Положительные симптомы [Лорен ЛеФранк] (fb2) читать онлайн

Лорен ЛеФранк Положительные симптомы

Lauren LeFrank — Positive Symptoms

© 2014 by Lauren LeFrank — Positive Symptoms

© Константин Хотимченко, перевод с англ., 2023

 https://vk.com/litskit

Перевод выполнен исключительно в ознакомительных целях и без извлечения экономической выгоды. Все права на произведение принадлежат владельцам авторских прав и их представителям. 

* * *

На улице минус пятнадцать градусов, ветер усиливается. Я зову Ричарда, но ответа нет. Он ушел собирать образцы возле кратера сорок минут назад. Я пытаюсь связаться с ним по рации, но она мертва. Электроника всегда отключается первой, когда надвигается сильный шторм. Я знаю, что должна двигаться, найти Ричарда и рассказать ему о женщине.

Я смотрю вниз на нее. Ее тело покрыто по меньшей мере футовым слоем льда. Должно быть, она замерзла здесь уже давно. Ее глаза закрыты, а кожа почти прозрачная. У нее необычное выражение лица. Почти как ухмылка. Что смешного, — удивляюсь я.

Мужской голос прорывается в моей рации. Я вздрагиваю от неожиданности и тянусь к ней:

— Ричард, ты меня слышишь? Ричард?!

Статика. Только еле слышное потрескивание помех.

Я пытаюсь снова:

— Ричард!

Ничего. Пытался ли он сказать мне, чтобы я подождала его? Или найти дорогу обратно в исследовательскую хижину? Мое тело напряглось. Этот шторм будет плохим. Гора Эребус красива, но жестока. Она уже забрала жизнь этой женщины. Я не могу допустить, чтобы она забрала и мою.

Интересно, была ли она в покое, когда ее тело замерзло? Независимо от этого, она была одна. Я подхожу ближе ко льду и даю ей обещание:

— Я вернусь. Я найду тебя снова.

А потом, на короткую секунду, ее веки дрогнули. Я пошатываюсь назад. Нет. Это невозможно. Вдалеке стонет земля, затем раздается резкий скрип. Лед под моими ногами дрожит и покрывается паутиной расколов. Я пытаюсь бежать, но теряю опору и падаю. Это последнее, что я помню.

Я прихожу в себя, не зная, сколько времени прошло. Острая боль гудит в затылке. Я нащупываю его и обнаруживаю кровь на кончиках пальцев. Я хватаюсь за рюкзак, но его нет. Я начинаю паниковать. Я осматриваю ландшафт в поисках каких-либо опознавательных знаков, но мир кажется невидимым. Я не могу отличить горизонт от земли. Я кружусь вокруг в поисках собственной тени. Но ничего нет. Я нахожусь посреди белой мглы, и если я скоро не вернусь в хижину, то замерзну до смерти.

Слабое свечение вдали движется ко мне. Его сияние бьет мне в глаза, заставляя зажмуриться. Я вздрагиваю, но из него появляется силуэт фигуры. Он движется быстрее, чем я ожидала, как будто дрейфует над снегом.

— Ричард. Слава богу.

Но когда он подходит ближе, я вижу очертания тела, которое не похоже на тело Ричарда. Оно более стройное, более женственное. И из белой мглы выходит женщина, та самая, которая была заперта во льду, теперь свободная, с той же странной ухмылкой на лице.

Неведанная ранее боль пронзает мои руки. Сердце громко стучит в груди. Что, блядь, происходит? Эта женщина мертва. Несколько мгновений назад она была закована в лед, а теперь... теперь я не могу пошевелиться. Я не могу дышать. Я могу только смотреть.

Ее рост не превышает пяти футов, а вес — не более ста килограммов. Ее глаза такие же темные, как ее длинные, матовые волосы. На шее у нее шрамы. Или, возможно, это татуировки. Что бы это ни было, она хорошо их носит. Шкуры животных едва прикрывают ее нагое тело. Руки у нее сильные, живот подтянут, руки и ноги размером с детские. Но она не ребенок; она очень похожа на женщину. Хрупкую, но все же женщину. Кажется, что она из другого времени.

Я должна бежать. Но куда мне бежать? Я не могу отличить верх от низа. Я на мгновение теряю все ощущения в теле. Сейчас по меньшей мере тридцать градусов ниже нуля. Проснись, говорю я себе. Ветер соглашается и набрасывается на меня. Проснись, кричит он. Двигайся, мать твою. Не подпускай эту женщину к себе. Но холод проникает в мои внутренности и сковывает тело.

Женщина приподнимается и молча хватает меня за руку.

— Нет, — бормочу я. — Остановись. Не трогай меня!

Она повинуется.

Я приехала на Эребус, чтобы побыть в изоляции. Теперь все, чего я хочу, — это вернуться в хижину вместе с одиннадцатью другими исследователями. Я думаю о Ричарде и надеюсь, что он благополучно вернулся. Я представляю, как он и остальные сидят у печки, играют в "Монополию" или читают. Или, возможно, Мэри Энн печет для группы один из своих странных но чертовски вкусных тортов. Она любит печь торты.

Вот она я, посреди белой мглы, совершенно потерянная и одинокая, с женщиной, которая, возможно, мертва, и единственное о чем я думаю, это о торте.

Она снова протягивает руку, и на этот раз я беру ее. Я не уверена, почему. Ее тело теплое, чего я не замечала раньше, когда она прикоснулась ко мне в первый раз. Я осматриваю ее руки — мозоли вдоль ладоней, грязь под ногтями. Проходит мгновение, и она заглядывает мне прямо в глаза. Меня охватывает спокойствие. А потом, очень неожиданно, она протягивает руки и касается моего лица. Я в ужасе, не в силах пошевелиться.

Она указывает на то, что я считаю небом, и тянет меня за руку. Она хочет, чтобы я последовала за ней. Если бы я верила в Бога, я бы могла подумать, что она ангел, посланный с небес. Но я давно перестала верить в Бога.

* * *

Я крепко сжимала в руке бумажный буклет, который бабушка и дедушка сделали в Kinko's, и провела большим пальцем по ксерокопированной фотографии моей матери. Она была моложе, и у нее были другие волосы. Было по крайней мере четыре другие фотографии, которые, как я знала, она бы предпочла, но у меня не было права голоса. Мои бабушка и дедушка сами все устроили. Мне было всего двенадцать лет. Под улыбающимся лицом моей матери была написана пошловатая в своей баналности цитата о птицах, душах и освобождении.

Мама никогда не водила меня в церковь и не говорила о религии, поэтому я знала, что это одна из многих вещей, в которые она не верила. Я понимала почему. Все в церкви пахло старьем и казалось нарочито мрачным. Даже их самый оптимистичный гимн "Христос воскрес" о человеке, воскресшем из мертвых, звучал ужасно печально. Я чувствовала себя виноватой за то, что не верила ни во что из этого, но я также знала, что если бы моя мама была со мной, она бы согласилась. В этой службе не было ничего, что олицетворяло бы ее.

Мои бабушка и дедушка не знали, что ее любимыми песнями, которые она пела в машине, были The Bangles "Manic Monday" и Peter Gabriel "In Your Eyes". Они не знали, что она не возражала против крошек в постели, если только они были от печенья. Они не знали, что она улыбалась еще шире, когда кто-то говорил что-то обидное. Они не знали, что она делала все, что могла чтобы жизнь казалось чуточку лучше.

Буклет с фотографией моей матери был сделан из дешевой тонкой бумаги. Она заслуживала картона. Края бумаги даже не были выровнены. Это была поспешная работа. Я развернула его, положила на колени, распрямила углы, чтобы они совпадали, а затем сложил снова. Вот так. Я чувствовала на себе взгляды людей. Я посмотрела направо и привлекла внимание группы женщин. Они склонили головы набок, как бы вздыхая в унисон: "О, милая". Я мало что знала о жалости, но в тот момент я решила, что ненавижу их всех. Как только я переключила свое внимание на что-то другое, они начали перешептываться.

Ее бедный ребенок. Выглядит так же, как она. Я всегда знала, что здесь что-то есть, а ты?

Ну, она, конечно, скрывает это все меньше и меньше.

Она была красива, надо отдать ей должное. Но такая беспорядочная.

Я заметила, что от края скамьи отходит маленький кусочек потрескавшегося дерева. Я потерла его пальцем, надеясь, что получу занозу. Но он не ранил меня. Я задумалась, почему эти друзья моей матери решили поделиться своим мнением в день, предназначенный для празднования ее жизни. Если все, чего они хотели, это быть услышанными, тогда зачем вообще шептаться?

Мне нужно было выйти. Я наклонился к бабушке:

— Я иду в туалет.

Она кивнула:

— Ты знаешь, где это?

Спотыкаясь об все колени на скамье, я добралась до прохода. Несколько человек стояли сзади, загораживая мне выход. Они сжимали мое плечо на выходе, что, как я полагала, было самым большим, что мог предложить незнакомец в такой момент. Если бы они знали меня лучше, то, возможно, обняли бы меня. Я бы предпочла, чтобы ко мне вообще никто не прикасался. Но, это в идеале.

Добравшись до лужайки, я присела и глубоко вздохнула. Свобода, подумала я. Свобода от пыльных скамей, скрипучих полов, шепота; свобода от мертвого тела моей матери, заключенного в какой-то дурацкий ящик.

Я легла в траву и смотрела на солнце, пока не заслезились глаза. Мне было хорошо. Потом я заметила что-то на своей руке — божью коровку. Я подумала, что это странно — получить удачу в тот же день, что и похороны моей матери.

— Мерил. Ты знаешь, что это значит?

Это была бабушка. Я даже не заметила как она подошла.

Я покачала головой:

— Нет.

Она улыбнулась:

— Это знак. Знак того, что твоя мама все еще с тобой.

И даже не задумываясь, я стряхнул насекомое со своей руки.

* * *

Я теряю время. Я чувствую это с каждым шагом. Я вижу, как дыхание вырывается изо рта, а холодный воздух пожирает его. Я иду за этой чудо-женщиной уже много миль, но все еще ничего нет.

Я спотыкаюсь на своих словах.

— Куда... куда вы меня ведете?

Не отвечая, она продолжает идти.

Каждая деталь на ее теле выглядит человеческой: фолликулы на ногтях, маленькие волоски, торчащие на коже. Интересно, краснеет ли она?

Возможно, если я разрежу ее, то узнаю, настоящая она или нет. По крайней мере, тогда я смогу изучить ее. У меня будут доказательства, подтверждающие мой страх. Ричард бы понял. Это было для исследования, я бы сказала так. Это было только для исследования. Женщина на мгновение оглядывается на меня, как будто знает, о чем я думаю. Затем она продолжает идти по снегу, не чувствуя ни холода, ни усталости.

Мое тело болит. Болят три разных места в каждом колене. По крайней мере, я все еще чувствую свои колени, потому что я потеряла ощущения в пальцах рук и ног. Я пытаюсь вдохнуть жизнь в свои руки, но мои легкие слишком холодны, чтобы предложить хоть что-то.

Я скоро умру. И тогда я стану женщиной, которую кто-то другой найдет во льдах. Может быть, я уже мертва. Не так ли? Должно быть. Это все объясняет. Какой ужасный рай я создала для себя.

Но я знаю, что смерть — не единственное объяснение. Не для меня. Это даже не самое вероятное развитие событий. Я знаю, что представляет собой эта женщина. Я знала это все время. Зачем пытаться вернуться, если правда будет преследовать меня?

С этой единственной мыслью я позволяю своему телу рухнуть на землю. Снег обнимает меня, и я чувствую тепло. Вот оно.

* * *

Была теплая ночь, когда я улыбнулась ей, и она посмотрела в ответ с блеском в глазах, который кричал о приключении. Она откинула голову назад и засмеялась. Моя мама часто так делала. Это всегда был самый громкий, самый заразительный смех — от которого кружится голова, как в кинотеатре. Когда я смеялась, это всегда казалось маленьким, сдержанным смешком. Как будто я сдерживалась.

Она пригласила меня на ужин в наше любимое место, потому что это был вторник, и она сказала, что вторники становятся веселее, когда мы не относимся к ним так. Я спросила ее, могу ли я заказать жареную куриную грудку. Она была в самом низу нашего пластикового меню, что означало, что это одно из самых дорогих блюд.

— Конечно, — сказала она. — Но есть одно условие. Надо только сказать официанту, что хочешь жареную куриную грудку.

Она снова засмеялась.

— Мама, — простонала я с улыбкой.

Она наклонилась, как будто мы заключили особый договор.

— Мы договорились или как?

Я закатив глаза кивнула. Она сделала все захватывающим.

После ужина она держала меня за руку, пока мы шли домой. Она воспроизвела реакцию официанта на слово "сиськи" с бесстрастным преувеличением. Сиськи, сказал он. Сиськи. Она растопырила руки в стороны изображая зомби. Ее версия истории всегда была лучше. Но когда мы продолжали идти по полупустым улицам, ее хватка сжалась вокруг моей руки. Паническое сжатие в предчувствии опасности.

— Мама?

Ее голова бешено дернулась.

— Мама? Что такое? Что случилось?

— Все в порядке — пробормотала она про себя. — Он ушел.

Я оглянулась, но там никого не было. Это случилось снова. Приступ.

* * *

Она потянула за мой рюкзак и сняла его с плеч. Она расстегнула центральный карман, заглянула внутрь и нашла мои фиолетовые ножницы. Те самые, которые я использовала для изготовления снежинок из строительной бумаги тем утром.

Это был не первый раз, когда моя мама видела то, чего не было. Она была больна, и ей становилось все хуже. Я знала это. Но мы были одной командой, и я дала ей обещание. Если бабушка и дедушка спросят, я скажу им, что все в порядке, что все не так уж плохо. Я решила, что это не ложь, если я тоже в это верю.

Она забилась в угол и защищалась ножницами.

Я потянулась к ней:

— Мама?

Она замахнулась на меня ножницами:

— Нет. Нет. Нет.

Я отступила. Озорство в ее глазах, ее большой, звонкий смех — все это исчезло. Она была маленькой, хрупкой и злой. Я хотела ее вылечить. Я хотела понять. Я решила, что если моя мама боится, то и я должна бояться.

Я закрыла глаза. Ничто из того, что я видела в этом мире, не растревожило ее, поэтому то, что мучило ее, должно было прийти из мира за пределами нашего. Я представила себе гигантское, неправильной формы существо. У него были черные глаза и длинные острые пальцы, как в том фильме, который я смотрела, когда не ложилась спать. Существо нависло над ее маленьким телом со злобным намерением. Нет. Остановитесь. Пожалуйста! Но это были лишь мысли в моей голове, а не слова, которые я могла бы выразить. Ей нужна была моя помощь, но я не могла пошевелиться. В горле стоял вкус рвоты. Срыгивание ужаса. Я кричала, но ничего не выходило.

Существо было в нескольких дюймах от лица моей матери, дразня ее. Она взяла ножницы, сделала вдох и проткнула дыру в его груди. Сердце существа оказалось больше, чем она ожидала, но она не отступала, вырывая его, пока оно не было полностью разорвано на куски. Я улыбнулась. Она сделала это. Она была героем.

Но когда я открыла глаза, я увидела тело моей матери на земле, ножницы все еще были в ее руке.

Существо забрало ее во вторник. Это был лишь вопрос времени, когда оно придет за мной.

* * *

Я лежу на снегу, довольная своим решением умереть. Но маленькая женщина, стоящая надо мной, не одобряет этого.

— Оставьте меня в покое, — бормочу я.

Она берет меня за руку.

— Нет! — кричу я. — Я не хочу. Оставь меня, блядь, в покое!

Она начинает тащить меня по снегу. Я пытаюсь оторвать свою руку от ее руки. Я пытаюсь упереться пятками в землю. Я хочу быть якорем, но она намного сильнее меня. Моя рука может вывихнуться в любую секунду.

Я умоляю ее:

— Отпусти меня. Пожалуйста.

Но она не хочет. Я чувствую, как мокрый снег скользит по моей спине. Позади меня мое тело прокладывает путь, как плуг. Женщина тянет сильнее, теперь она тащит меня еще быстрее.

Я создаю в голове картинки:солнце, бьющее мне в лицо, танцы под одну из моих любимых песен, бросок надувного круга в бассейн, пирог с марионберри, хороший поцелуй, вкус чего-то нового. Я умру. И это нормально.

Затем женщина отпускает меня. Мне кажется, что я падаю, но когда я открываю глаза, я все еще лежу на снегу. Женщина исчезла. У меня возникает странное желание позвать ее. Но прежде чем я успеваю это сделать, кто-то произносит мое имя.

— Мерил.

Рука тянется вниз и касается моего лба. Я поднимаю глаза и вижу Ричарда, стоящего надо мной. Я изо всех сил стараюсь говорить, но все, что я могу пробормотать, это.

— Г-г-где...?

— Ты жива. Боже, я так испугался! Мне нужно завести тебя в хижину. Пойдем. — Он накидывает на меня одеяло и пытается помочь мне подняться.

— Где она? — мягко спрашиваю я.

— Кто? — Ричард оглядывается вокруг, в замешательстве. — С тобой есть кто-то еще?

Я отворачиваюсь от него, смущаясь, и смотрю вдаль. Я напрягаю глаза, чтобы найти разницу между горизонтом и землей, но все выглядит одинаково.

И тут я вижу ее, смотрящую на меня издалека — женщину, которая притащила меня в безопасное место, а не разорвала на части. Я — все, что у нее есть. Я единственная, кто видит ее, и единственная, кто когда-либо увидит.

Оглавление

Лорен ЛеФранк Положительные симптомы