Они освобождали Молдавию, они штурмовали Берлин [Автор неизвестен] (fb2) читать онлайн

Они освобождали Молдавию, они штурмовали Берлин (Воспоминания и очерки о 5-й ударной армии)

Составители:

Свиридов И. К., полковник в отставке,

Марчук Ю. А., заведующий отделом Государственного исторического музея МССР.

Рецензент А. Коренев

ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!

Вы открыли книгу воспоминаний и очерков о боевых подвигах воинов прославленной 5-й ударной армии, которой довелось освобождать от гитлеровских оккупантов Советскую Молдавию и штурмовать логово фашистского зверя — Берлин.

«Мы всегда обязаны думать о будущем. А будущее наше — молодежь. Передавать ей эстафету мужества, славные традиции старшего поколения — вот в чем видят ветераны свой долг». Эти слова, сказанные председателем совета ветеранов 5-й ударной армии генерал-лейтенантом в отставке Ф. Е. Боковым, как нельзя лучше отображают цели и задачи настоящего сборника.

5-я ударная армия была сформирована в грозном для Родины 1942 году. Боевое крещение ее соединения получили в сражении под Сталинградом. Затем бои на территории Ростовской, Донецкой, Запорожской, Николаевской и Одесской областей, участие в форсировании Дона, Днепра, Южного Буга.

В Ясско-Кишиневской операции на корпуса и дивизии армии была возложена задача: прочно удерживать занимаемую полосу обороны, быть в постоянной готовности к наступлению, чтобы сходящимися ударами с севера и востока освободить Кишинев. С целью отвлечения внимания вражеского командования от направления главных ударов основных сил 2-го и 3-го Украинских фронтов 5-я армия должна была имитировать сосредоточение на Кишиневском направлении крупных резервов. Проведение этих мероприятий сыграло свою роль, содействуя успешному наступлению ударных группировок фронтов и введению в заблуждение противника, который до 22 августа продолжал ожидать наступления на Кишиневском направлении, прикрывая его войсками 6-й немецкой армии. Только к исходу третьего дня советского наступления противник понял весь трагизм своего положения и попытался отвести свои войска за реку Прут, но было уже поздно: огромная группировка вражеских войск не смогла миновать готовящегося для нее советского «котла».

С 24 по 29 августа 1944 года дивизии 5-й ударной армии, тесно взаимодействуя с другими соединениями 3-го и 2-го Украинских фронтов, приняли участие в уничтожении окруженной вражеской группировки войск. За отличные боевые действия ее воинов при освобождении столицы Молдавии девяти частям и одному соединению были присвоены почетные наименования «Кишиневские».

По завершении Ясско-Кишиневской операции 5-я ударная армия перебрасывается на центральное направление советско-германского фронта. В январе 1945 года она участвует в Висло-Одерской операции, завершившейся выходом наших войск к реке Одер и захватом на его левом берегу ряда важных плацдармов. За мужество и отвагу, проявленные в боях с фашистами на польской земле, около ста ее воинов удостоились высокого звания Героя Советского Союза. В их числе командиры дивизий В. С. Антонов, Г. Н. Шостацкий, командиры полков Д. М. Берлинский, В. А. Дмитриев, А. А. Игнатьев, И. С. Козлов, начальник штаба полка А. И. Белодедов, командиры батальонов А. И. Бельский, А. П. Рыбкин, политработник Н. М. Марчуков и др.

Важная роль была отведена 5-й армии и в Берлинской операции, осуществленной силами трех фронтов. Корпуса и дивизии армии генерала Н. Э. Берзарина наступали в центре ударной группировки 1-го Белорусского фронта. По срокам подготовки, важности выполняемой задачи, средствам усиления, а также напряженности развернувшихся боев эта операция не имеет себе равных. В ее ходе с 16 по 21 апреля войска армии сокрушили три полосы обороны противника, первыми вырвались к внутреннему оборонительному обводу Берлина с востока и приступили к решительному штурму города.

В течение десятисуточных боев на улицах Берлина войска армии овладели такими крупными объектами города, как Силезский, Герлицкий и Ангальтский вокзалы, городская ратуша, государственная типография, рейхсбанк, главпочтамт, здание гестапо, дворец кайзера Вильгельма, Имперская канцелярия, министерства иностранных дел, юстиции, ВВС.

За успешные боевые действия при штурме Берлина многие соединения и части армии были награждены орденами, а некоторые из них удостоились почетного наименования «Берлинских».

В рядах 5-й ударной армии при освобождении братского польского народа, на огненном заодерском плацдарме и штурме столицы фашистского рейха бок о бок с русскими, украинцами, белорусами, казахами, азербайджанцами и другими представителями народов и народностей нашей необъятной Отчизны сражались и воины-молдаване. С именами некоторых из них вы познакомитесь на страницах настоящего сборника.

Ветераны 5-й ударной армии и сегодня поддерживают прочные связи с трудящимися Кишинева, многих населенных пунктов Новоаненского, Кутузовского, Котовского районов. Они частые гости трудовых коллективов, учебных заведений, воинских частей. А Герои Советского Союза Д. С. Жеребин, А. И. Бельский, В. К. Бойченко, а также полковник В. Н. Любко — почетные граждане столицы Молдавской ССР.

И. СВИРИДОВ, полковник в отставке, бывший начальник штаба 295-й стрелковой дивизии НАШ КОМАНДАРМ

Всем, кому довелось хотя бы один раз встретиться с Н. Э. Берзариным, а тем более пройти с ним долгий и трудный путь до самого сердца гитлеровского рейха, навсегда запомнился этот выдающийся советский полководец. Это о нем, командующем соединениями 5-й ударной армии, известный советский писатель Всеволод Вишневский сказал: «Это один из культурнейших генералов Красной Армии. У него есть масштаб».

Николай Эрастович Берзарин родился 1 апреля 1904 года в семье токаря Путиловского завода. Не раз мальчишкой он заглядывал в отцовский цех, наблюдая за каторжным трудом рабочих. Вскоре и на его плечи легла нелегкая доля рабочего-подростка. И как ни тяжел был для него труд, Николай радовался, что удалось устроиться на работу в одну из типографий, постичь переплетное дело и принести первые заработанные рубли домой.

В 1918 году четырнадцатилетним парнишкой Николай добровольно вступает в ряды только что создаваемой Красной Армии. Прошло более года в походах и боях, и Берзарина, как уже не раз отличавшегося в жестоких схватках с врагом, командируют на учебу на Смольненские курсы командиров.

Закончилась гражданская война, и Николай Эрастович, став красным командиром, продолжает военную службу. В возрасте тридцати четырех лет он получает назначение на высокий пост командира 32-й стрелковой дивизии, располагавшейся в то время на Дальнем Востоке. Это был тревожный 1938 год. 29 июля японские самураи решили испытать силу и мощь Красной Армии. В этот день они вторглись на советскую территорию в районе озера Хасан. Имея значительное превосходство в живой силе и боевой технике, они захватили ряд выгодных в тактическом отношении высот, среди них сопки Заозерную и Безымянную, за которые разгорелись ожесточенные бои. Умело используя особенности местности, искусно применяя маневр, советские войска в решительных атаках и контратаках обескровили наглого противника и 11 августа полностью очистили нашу землю от японских захватчиков.

В горячих схватках у озера Хасан советские воины проявили высокое мастерство и массовый героизм. Отмечая заслуги личного состава соединений, принимавших участие в борьбе с подлым врагом, Советское правительство наградило около двух тысяч красноармейцев, командиров и политработников орденами и медалями. А на боевом знамени 32-й стрелковой дивизии появилась первая высокая награда — орден Красного Знамени. Такой же награды был удостоен и ее командир полковник Николай Эрастович Берзарин.

Внезапное и вероломное нападение на нашу Родину вооруженных до зубов гитлеровских полчищ застало генерал-майора Н. Э. Берзарина в Советской Прибалтике. Возглавляя 27-ю полевую армию, входившую в состав Северо-Западного фронта, Николай Эрастович с первых же дней стал проявлять незаурядные способности организатора боевых действий против превосходящих сил врага. В трудных условиях вынужденного отхода советских войск к Холму и Валдаю, в ходе подвижной обороны и предпринимаемых контрударов его соединения наносили фашистам ощутимый урон в живой силе и технике, не позволяя врагу завершить окружение наших войск. Это позволило Берзарину без значительных потерь оторвать свои дивизии и корпуса от наседавшего противника, вывести их на рубеж, указанный командованием, и закрепить его за собой.

С января по март 1943 года Николай Эрастович командовал 20-й армией. Во время боев, развернувшихся по ликвидации Ржевского укрепленного плацдарма противника, командарм получил тяжелое ранение и долгое время лечился в военных госпиталях. Врачи извлекли из его тела тринадцать осколков. Упорный труд медиков увенчался полным успехом, и командарм вернулся на фронт, приняв командование 39-й армией.

…Шел 1944 год, когда войска 5-й ударной армии, в состав которой входила и наша 295-я стрелковая дивизия, после освобождения городов Николаева и Одессы вышли на левый берег Днестра. Всю вторую половину мая они вели тяжелые и затяжные бои, стремясь ликвидировать вражеский плацдарм в районе населенных пунктов Кошница, Перерыта, Дороцкое. В один из тех дней в командование нашей армией и вступил Николай Эрастович Берзарин.

Вспоминается середина лета 1944 года. Дни стояли знойные и безветренные. Солнце, поднимаясь над горизонтом, как бы плавилось, разливая свои лучи по желтеющим полям зрелого, но еще не убранного хлеба и сухой колючей травы. Воздух накалялся до предела. Соленый пот заливал глаза, дышать было трудно. Все были разморены, и каждого тянуло укрыться в тени. Особенно тяжело было бойцам, находившимся на переднем крае, дежурившим в глубоких траншеях, которые нескончаемой лентой тянулись вдоль левого берега реки, рядом с полуразрушенными и частично сожженными селами Ташлык, Бутор, Спея и на «малой земле» у Шерпен, превращенных гитлеровцами в сильный узел сопротивления.

В один из таких дней, когда части 295-й стрелковой дивизии на заднестровском плацдарме отражали последние попытки фашистов сбросить советские войска в воды Днестра, стало известно, что новый командарм, с которым мы еще не были знакомы, выехал в 3-е отделение совхоза имени М. Горького (ныне село Виноградное Грнгориопольского района). Там находился 1-й батальон 1038-го стрелкового полка Героя Советского Союза майора Михаила Золотухина, роты которого занимались боевыми стрельбами, совершенствованием тактической подготовки мелких подразделений и отработкой взаимодействия с артиллерией в наступательном бою. Направились туда и мы — командир дивизии Герой Советского Союза генерал-майор Александр Петрович Дорофеев, начальник политотдела подполковник Григорий Тимофеевич «Луконин, командующий артиллерией соединения подполковник Иосиф Ефимович Портнов и я, чтобы доложить командующему о состоянии подчиненных частей и данные о противостоящем противнике. Мы знали, что последним генерал Берзарин интересовался особенно.

Только мы подъехали к землянке, в которой разместился штаб 1038-го полка, и встретились с его командиром подполковником Василием Николаевичем Любко, на дороге, идущей со стороны села Шипка, появились клубы пыли, поднимаемые машинами. Когда первая из них остановилась рядом с нами, из нее выпрыгнул коренастый, широкий в груди, с обаятельной улыбкой на немного скуластом лице генерал-лейтенант. Стало ясно, что это наш новый командарм.

Внимательно выслушав доклад командира дивизии, Николай Эрастович пожал руку каждому. Затем, подойдя к майору Золотухину, сказал:

— Ну, что ж, посмотрим на действия вашего батальона.

Видимо, он решил лично проверить, каковы в боевом отношении подразделения батальона, познакомиться с командирами и их умением управлять своими ротами, взводами и приданными подразделениями в ходе наступательных действий и быстро меняющейся обстановки на поле боя.

Прошли буквально считанные минуты, и личный состав батальона уже был на исходном рубеже для тактического учения. Командарм объявил вводную обстановку, и началось интересное по замыслу учение, результаты которого были использованы несколько позже, в двадцатых числах августа, когда началось наступление на Кишинев, и батальон Золотухина, выделенный в передовой отряд, получил задачу расчистить путь главным силам дивизии.

В ходе начавшегося учения командарм все время находился в подразделениях батальона. Передвигаясь от взвода к взводу, он ложился за пулемет или становился на колено у орудия, проверяя точность определения расстояния до условной огневой точки противника и наводки оружия на цель, внимательно следил за действиями первых номеров, подносчиков боеприпасов, связных, работой санитарных инструкторов, прислушивался к командам, подаваемым офицерами. Наблюдая за действиями командиров рот, взводов и отделений, командующий не вмешивался в их распоряжения, не навязывал своей воли. И они, преодолев появившееся вначале смущение тем, что среди них находится командарм, стали действовать уверенно, как это могло быть в настоящем бою. Все это замечалось Берзариным, и он, широко улыбаясь, говорил нам:

— Смотрите, товарищи командиры, как слаженно действуют подразделения, сколько русской сметки проявляют бойцы и командиры! Вероятно, комбат много труда и энергии вложил в обучение своих подчиненных. С такими орлами можно хоть сейчас идти не только на Кишинев, но и на Берлин. И его вещие слова полностью сбылись: воинам армии вскоре довелось освобождать столицу Советской Молдавии, а 24 апреля 1945 года, спустя ровно восемь месяцев, первыми в составе войск 1-го Белорусского фронта ворваться и завязать уличные бои в логове фашизма — Берлине.

До поздней ночи оставался Николай Эрастович в батальоне Золотухина, по душам беседуя с воинами, расспрашивая их, что пишут родители из дома, нет ли претензий к командирам за несвоевременную доставку пищи, особенно горячей, табачного довольствия, ремонт и смену обмундирования, когда находятся на переднем крае, в непосредственном соприкосновении с врагом. Так проходило знакомство нового командующего с личным составом вверенных ему частей и соединений. За короткий промежуток времени он успел побывать во всех дивизиях и корпусах, ближе познакомиться с их руководящим составом, офицерами штабов. Нашел Николай Эрастович время и для того, чтобы посетить медико-санитарные части, поговорить с ранеными бойцами.

В те дни командующего можно было видеть выступающим перед личным составом армии. За короткий срок по его инициативе, поддержанной Военным советом, были проведены встречи с сержантами, учебные сборы командиров рот и батарей, слет женщин-фронтовичек.

Берзарин по-настоящему готовил воинов армии к разгрому гитлеровских полчищ, укрепившихся на господствующих высотах правого берега Днестра и в прибрежных населенных пунктах.

Вот он выступает перед рядовыми. И сразу же завязывается непринужденная беседа об основах успеха в бою, о смелости и отваге, которые должны проявляться со стороны каждого бойца. А вот командарм ведет беседу с сержантами о их роли и ответственности за воспитание преданных партии и Родине воинов.

— Наш солдат любит службу и уважает строгих, но и справедливых младших командиров, — поучает он.

Мы видели Николая Эрастовича, когда он горячо выступал перед офицерами.

— Командир батальона, дивизиона, роты и батареи, — говорил он, — должен не только подружиться, но и всем сердцем полюбить уставные положения. Приступаешь к созданию крепкой обороны или готовишь подразделение к атаке — обязательно посоветуйся с уставными требованиями, памятуя, что наши уставы помогут с минимумом потерь выиграть бой, сберечь жизни многих подчиненных, которых с понятным нетерпением ждут семьи с победой.

Командарм и сам в совершенстве знал строгие требования уставов и наставлений Красной Армии, являя собой пример дисциплинированности и исполнительности.

С момента прибытия в армию Николай Эрастович стал основное внимание уделять подготовке войск к наступлению. Он настойчиво учил личный состав побеждать хитрого и коварного врага малыми силами. В то же время учился сам, вбирая в себя опыт, накопленный армией в предшествующих боях на Волге и Дону, в Донбассе и на реке Молочной, при освобождении городов Николаева и Одессы.

Так проходили дни, а за ними недели. Приближалось начало Ясско-Кишиневской операции. Главная роль по дезинформации вражеских войск накануне наступления отводилась 5-й ударной армии. Перед ее соединениями и командованием была поставлена ответственная задача. Суть ее заключалась в том, чтобы приковать к своей полосе обороны максимум сил 6-й немецкой армии, оборонявшей Кишиневское направление, не позволить немцам снять отсюда хотя бы одно соединение и перебросить его к району образовавшегося прорыва, когда советские войска предпримут наступление в районе Кицкано-Копанского плацдарма.

«Все было сделано очень тонко, — рассказывает бывший начальник штаба 3-го Украинского фронта Маршал Советского Союза С. С. Бирюзов в своей книге «Советский солдат на Балканах». — Интенсивно функционировали железнодорожные станции, на которых якобы проводилась разгрузка войск. Из района реального сосредоточения наших войск по дорогам шли машины, танки, передвигалась пехота. Делалось это преимущественно перед наступлением вечерних сумерек, чтобы создать видимость сосредоточения войск в темное время. А фактически ночью войска возвращались обратно. На месте ложного сосредоточения по-прежнему оставались только один запасный полк, инженерная бригада и два инженерно-строительных батальона. Они усиленно имитировали расположение вновь прибывших соединений: дымили походными кухнями, на просматриваемых участках устанавливались макеты танков из дерна и хвороста. И оттуда же специально выделенные радиостанции будто бы невзначай, в нарушение правил посылали в эфир ничего не значащие сигналы.

В довершение всего ложный район сосредоточения войск был надежно прикрыт зенитной артиллерией и авиацией. При появлении вражеских воздушных разведчиков по ним открывался поистине бешеный огонь с земли, их атаковали наши истребители. Тем самым преследовалась двоякая цель: создать видимость усиленного прикрытия фактически несуществующей крупной группировки войск и не допустить, чтобы вражеская разведка раскрыла действительное положение в этом районе, а значит, и наш действительный замысел».

В 2 чаеа 30 минут 23 августа дивизии и корпуса 5-й ударной армии после короткого, но сильного огневого налета перешли в наступление против вражеских войск, пытавшихся под покровом темной ночи оторваться от наших частей, взломали их укрепления на западном берегу Днестра и Реуте и неудержимой лавиной двинулись в направлении столицы Молдавской ССР с востока и севера. Сбивая с ходу сильные заслоны противника, они освобождали один за другим населенные пункты, лежавшие на пути к Кишиневу.

Мы уже слышали, что Николай Эрастович не любил сидеть в штабе, что в прошлых боях он всегда появлялся там, где решалась судьба боя. На подступах к Кишиневу мы своими глазами видели, как, пренебрегая смертельной опасностью, командарм оказывался в самом пекле боя. Несколько позже мы к этому привыкли и уже не удивлялись его смелости и отваге.

К 4 часам 24 августа 1944 года соединения 5-й ударной армии при содействии войск 4-й гвардейской армии генерал-лейтенанта И. В. Галанина, обходивших город глубоко с запада, полностью очистили Кишинев от немецко-румынских фашистских захватчиков.

По этому поводу генерал Берзарин обратился к своим воинам с приказом, в котором говорилось:

«Командирам 32-го стрелкового и 26-го гвардейского стрелкового корпусов, 60-й, 89-й, 94-й гвардейских, 248-й, 266-й, 295-й и 416-й стрелковых дивизий.

24 августа войска нашей армии в результате решительного штурма овладели столицей Молдавской республики городом Кишиневом.

В боях за овладение городом Кишиневом бойцы, сержанты, офицеры и генералы показали возросшее воинское мастерство, боевую выучку и героизм, мужество и отвагу.

Верховный Главнокомандующий высоко оценил наши боевые действия и объявил всему личному составу благодарность. Столица нашей Родины Москва салютовала двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из 324 орудий.

Поздравляю генералов, офицеров, сержантов и рядовых с этой высокой честью и выражаю твердую уверенность, что личный состав армии на благодарность Верховного Главнокомандующего ответит новыми славными боевыми делами.

Враг под ударами наших войск поспешно отступает. Не давайте ему закрепляться на промежуточных рубежах, стремительно преследуйте и уничтожайте его.

Освободим Советскую Молдавию! Пронесем наши боевые знамена за Прут и Дунай. Добьем раненого фашистского зверя в его собственной берлоге!»

29 августа успешно завершилась Ясско-Кишиневская операция, а на следующий день на площади Победы в Кишиневе состоялся многолюдный митинг трудящихся и парад войск 5-й ударной армии. Перед собравшимися с взволнованной речью выступил Николай Эрастович.

…Было начало января 1945 года. В эти дни воины армии, оказавшись на польской земле, впервые увидели реку Вислу. Они спешили переправиться на западный берег, чтобы принять часть полосы обороны от 8-й гвардейской армии. Все понимали, что их ждут нелегкие наступательные бои, поэтому сюда, на зависленский плацдарм, и вводилась ударная армия — армия прорыва. И воины гордились этим, окрестив своего командарма Н. Э. Берзарина именем «Генерал-вперед».

14 января с Магнушевского плацдарма двинулись в наступление на врага войска 5-й ударной и 8-й гвардейской армий. В первый же день оборона противника была сокрушена, и войска нашей армии, продвинувшись вперед на 12 километров, подошли к реке Пилица и приступили к ее форсированию. Укрепляя слабый лед досками, бревнами и другими подручными средствами, бойцы и командиры переправлялись на левый берег. Не прекращая боевых действий и ночью, они к рассвету 15 января преодолели водную преграду и открыли шквальный артиллерийско-минометный огонь по фашистам, укрывшимся за отсечной позицией. Спустя сорок минут после того, как было сломлено ожесточенное сопротивление противника на реке Пилица, войска 5-й ударной армии начали стремительно продвигаться на запад, создавая условия для соединений 2-й гвардейской танковой армии, которые с утра следующего дня начали вводиться в образовавшийся разрыв во вражеской обороне.

Действуя на плечах отступающего врага, советские воины продолжали изгонять его с польской земли, освобождая один за другим населенные пункты соседнего нам государства.

29 января соединения 5-й ударной армии вступили на территорию Германии. Переход границы фашистского рейха явился долгожданным и незабываемым праздником для советских воинов. Во всех частях и соединениях армии царил небывало высокий боевой дух. Большую роль в этом играла и повседневная партийно-политическая работа, проводимая под руководством Военного совета и командования армии. Лозунги «К Берлину!», «Освободим наших братьев и сестер, угнанных фашистами в неволю!» звали к подвигам. Не задерживаясь в городах и селах и не ввязываясь в затяжные бои, обходя отступающие вражеские колонны с флангов, дивизии и корпуса под руководством генерала Берзарина быстро продвигались вперед, делая по 30–40, а иногда и по 50 километров в сутки, не давая гитлеровцам передышки.

С выходом на реку Одер и захватом плацдармов на его западном берегу наши воины успешно завершили Висло-Одерскую наступательную операцию. 12 марта был ликвидирован последний очаг сопротивления фашистов на правом берегу реки Одер, в районе города и крепости Кюстрин, который немцы окрестили «ключом к Берлину». Перед соединениями 5-й ударной и находившейся левее 8-й гвардейской армий встала задача — расширить заодерский плацдарм и в короткий срок подготовить свои войска к последнему штурму фашистского логова.

В течение двух недель на этом участке не умолкал бой, пока размеры заодерского плацдарма не достигли 45 километров по фронту и 10 километров в глубину. В конце марта наступило относительное затишье, а на рассвете 10 апреля, когда стрелки часов остановились на цифре «5», воздух и земля вздрогнули от залпов многих тысяч орудий, взрывов сотен бомб, которые советские авиаторы сбросили на головы фашистов. Так началась завершающая Берлинская операция.

В течение двух недель, с 16 апреля по 1 мая 1945 года, длилась кровопролитная битва за Берлин, потребовавшая от советских войск не только неимоверных усилий, но и огромных человеческих жертв. Среди павших смертью храбрых оказалось много и тех, кому выпало счастье отличиться при освобождении Советской Молдавии, а также молодых бойцов, которые были призваны в ряды Вооруженных Сил с недавно освобожденной территории этого солнечного края.

Сначала на дальних и ближних подступах, а затем и улицах этого огромного и сильно укрепленного гитлеровцами города ни на минуту не умолкала канонада невиданного еще в истории войн сражения. Фашисты сопротивлялись с отчаянием обреченных, стремясь, если не остановить, то хотя бы задержать победоносную поступь советских солдат и тем самым отсрочить момент своей гибели. Однако наши бойцы, ломая яростное упорство вражеских вояк, шаг за шагом продвигались вперед, выбивая гитлеровцев из укрепленных зданий и очищая от них улицу за улицей.

И во все эти дни, как и раньше, Николая Эрастовича можно было разыскать в тех местах, где создавалась наиболее тяжелая обстановка. На вездеходе, а чаще на мотоцикле, он появлялся там, где, казалось бы, и мышонку не проскользнуть. Генерал считал для себя главным быть там, где труднее всего, оказывая практическую помощь командирам в успешном решении задач, которые стояли перед их соединениями и частями, личным примером воодушевлять воинов на героические подвиги. Командарм меньше всего думал о своей безопасности, но всегда напоминал, что самое дорогое для нас — это люди, о которых следует проявлять неустанную заботу.

День 1 Мая воинам армии довелось отмечать в условиях продолжавшихся ожесточенных уличных боев. В этот день генерал Берзарин обратился со словами напутствия к своим подчиненным. Используя громкоговорящие армейские установки, он сказал:

«Дорогие боевые друзья! Большой наш праздник — Первое Мая — мы встречаем на улицах, площадях и в тоннелях берлинского метро. Пусть еще в городе гремят орудийные выстрелы, трещат пулеметные и автоматные очереди, пусть дым пожарищ стелется по Берлину, но все это не может омрачить торжества праздника международной пролетарской солидарности. Радостно сознавать, что наш почти четырехлетний тяжкий ратный труд венчается великой Победой. В Берлине ликвидируются последние очаги вражеского сопротивления, остаются, возможно, часы, когда столица Германии вынуждена будет капитулировать…»

И как бы в унисон его словам, на следующий день весь мир с затаенным дыханием слушал сообщение Советского Информбюро, в котором говорилось:

«Войска 1-го Белорусского фронта при содействии войск 1-го Украинского фронта после упорных уличных боев завершили разгром берлинской группы немецких войск и сегодня, 2 мая, полностью овладели столицей Германии городом Берлином — центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии.

Берлинский гарнизон, оборонявший город, 2 мая в 15 часов прекратил сопротивление, сложил оружие и сдался в плен».

Тяжелым грузом на плечи командарма 5-й ударной Берзарина легли новые обязанности военного коменданта Берлина. В своей книге «Воспоминания и размышления» Маршал Советского Союза Г. К. Жуков писал: «Учитывая наиболее успешное продвижение 5-й ударной армии, а также особо выдающиеся качества ее командарма Героя Советского Союза генерал-полковника Н. Э. Берзарина, 24 апреля командование назначило его первым советским комендантом и начальником советского гарнизона Берлина».

Нелегко было восстановить мирную жизнь в немецкой столице. Ощущался острый недостаток в снабжении населения продовольствием, бездействовал метрополитен, не ходили трамваи, большая часть жилых кварталов лежала в руинах. Из строя фашистами были выведены железнодорожные и автомобильные пути сообщения, большая часть линий электропередач, связи, водопровод, канализация, а находившиеся в черте города река Шпрее и многочисленные каналы дышали зловонием.

Никаких органов гражданского управления не существовало. Еще в период апрельских боев административная машина Берлина начала разваливаться, а к началу мая распалась окончательно. Большая часть чиновников магистратов города и двадцати его районов, тысячи служащих почты, полиции и других ведомств разбежались. Город, раскинувшийся с востока на запад на 40 километров и с юга на север на 60 километров, насчитывавший тогда 3,5 миллиона жителей, оставался без власти, продуктов питания, без воды, света и отопления.

2 мая на русском и немецком языках был издан первый приказ советского коменданта Берлина, в котором говорилось:

«Населению города соблюдать полный порядок и оставаться на своих местах. Национал-социалистскую партию и все подчиненные ей организации распустить и деятельность их запретить. В течение 72 часов со времени опубликования приказа должны явиться на регистрацию все военнослужащие немецкой армии, войск СС и СА, оставшиеся в городе Берлине. Руководящему составу всех учреждений партии, гестапо, жандармерии, охранных отрядов, тюрем и всех других государственных учреждений явиться в районные и участковые военные комендатуры для регистрации.

Все коммунальные предприятия, как-то: электростанции, водопровод, канализация, городской транспорт, все лечебные учреждения, все продовольственные магазины и хлебопекарни должны возобновить свою работу по обслуживанию населения. Рабочим и служащим перечисленных учреждений оставаться на своих местах. В дальнейшем до особых указаний выдачу продовольствия из продуктовых магазинов проводить по нормам и документам, существовавшим ранее.

Собственникам банков и управляющим временно всякие финансовые операции прекратить, сейфы немедленно опечатать и явиться в военные комендатуры с докладом о состоянии банковского хозяйства. Всем чиновникам банков категорически запрещается проводить какие бы то ни было изъятия ценностей…»

В приказе строго оговаривалось требование к населению о немедленной сдаче остававшегося на руках оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ, военного снаряжения и имущества.

С подписания этого приказа и началась бурная, многогранная и кропотливая деятельность Николая Эрастовича как коменданта, направленная на организацию на совершенно новых началах нормальной жизни в поверженном Берлине. Используя активную помощь демократических и антифашистских сил, в первую очередь тех коммунистов, которым удалось выжить в концлагерях и тюрьмах, а также вышедших из глубокого подполья или возвратившихся из эмиграции, комендатура приступила к созданию магистрата, его управлений и отделов, районных органов самоуправления, выдвижению квартальных и домовых старост, на которых были возложены обязанности по организации расчистки улиц и восстановительных работ в важнейших отраслях сложного и громоздкого хозяйства города.

И в наступившие мирные дни Берзарина можно было встретить в самых неожиданных местах. Вот он в одном из военных госпиталей, где на излечении находятся раненные в последних боях наши солдаты. Заходя в палату, минуту он стоит молча, как бы отдавая дань уважения забинтованным, лежащим на койках солдатам и офицерам. Берзарин невысокого роста, плотно сбитый и подтянутый. У него вдохновенное волевое лицо с глубокой ямочкой на подбородке, густые размашистые брови, сероватые глаза светятся лаской, вниманием и пытливостью. Волнистая шевелюра уже начала седеть, а ведь ему только что перевалило за сорок. Вот он подходит к постели раненого и тепло здоровается с ним. Подробно расспрашивает о состоянии здоровья и самочувствии, получает ли боец письма от родных. Интересуется жалобами, выслушивает просьбы. В конце беседы вручает правительственные награды, которых раненый удостоился за подвиги, совершенные при выполнении боевых заданий командования, а в заключение беседы желает быстрого выздоровления и возвращения в строй.

Часто жители Берлина видели военного коменданта с большими группами специалистов в подземках метрополитена, на железнодорожных путях, электростанциях, многих предприятиях, в учреждениях, магазинах и на продовольственных складах. Последние стали регулярно пополняться продуктами питания, которые выделялись командованием Красной Армии для берлинцев.

Уже в те дни, предвидя большой объем предстоящих работ на уборке урожая в приодерских имениях и хозяйствах, брошенных собственниками на произвол судьбы, генерал Берзарин распорядился заняться отбором в воинских частях гарнизона бывших специалистов сельского хозяйства, в первую очередь трактористов, механиков, комбайнеров и агрономов.

Резиденция военной комендатуры Берлина напоминала тогда растревоженный пчелиный улей. Сюда шли люди самых разных занятий и специальностей: деятели политических группировок, науки, культуры и искусства, ремесленники и издатели, простые труженики, бывшие заключенные концлагерей, высказывая бесконечной количество предложений, планов и просьб.

Кипучая энергия, незаурядный ум, талант организатора и богатейший жизненный опыт Николая Эрастовича были теперь переключены на созидательную деятельность в Берлине, чтобы жизнь здесь стала достойной человека. При участии своих помощников по 5-й ударной армии генерал-лейтенанта Ф. Е. Бокова, генерал-майоров А. М. Кущева, И. И. Варфоломеева, Н. В. Серденко, полковников И. В. Малышева, В. Я. Власова, Д. Т. Фурсы, Е. Е. Кощеева, В. В. Фалина и сотрудников по комендатуре, а также руководителей Коммунистической партии Германии, в частности Вильгельма Пика и Вальтера Ульбрихта, Николай Эрастович Берзарин смело и всесторонне решал сложнейшие проблемы, которые возникали тогда буквально на каждом шагу в подвергшейся огромным разрушениям и дезорганизованной столице Германии. Положительное решение встававших перед комендантом вопросов способствовало тому, что уже в середине мая в Берлине пошли поезда метрополитена и наземной железной дороги, население стало бесперебойно получать по установленным нормам хлеб, картофель, овощи, жиры, сахар, соль и другие продукты. В строй действующих вступало все больше заводов, фабрик и мастерских, больниц, магазинов, предприятий бытового обслуживания и зрелищных учреждений. Главное же заключалось в том, что на улицах города царил порядок и покой.

…К глубокому сожалению, в начале лета 1945 года первого советского военного коменданта Большого Берлина, Героя Советского Союза генерал-полковника Николая Эрастовича Берзарина не стало. Он трагически погиб в автомобильной катастрофе на одной из улиц города. Не только воины гарнизона, но и весь трудовой Берлин, все, кто знал этого замечательного человека и выдающегося советского полководца, с невыразимой скорбью и глубокой болью в сердце провожали гроб до самолета. Тело было доставлено в Москву и похоронено на Новодевичьем кладбище.

В памяти воинов армии навсегда сохранится обаятельный образ «нашего командарма», как часто называли его рядовые, сержанты и офицеры.

По просьбе демократических организаций и населения города магистрат Большого Берлина тогда же присвоил имя покойного одной из улиц столицы, назвав ее Берзаринштрассе. В 1975 году Николай Эрастович стал почетным гражданином Германской Демократической Республики. Его имя ныне носят одна из берлинских школ и воинская часть Национальной народной армии ГДР.

Глубоко чтят память выдающегося полководца Н. Э. Берзарина и жители Кишинева. На одном из зданий города, на бывшей улице Могилевской, переименованной в улицу Берзарина, установлена мемориальная доска. Она гласит: «Герой Советского Союза генерал-полковник Берзарин Николай Эрастович (1904–1945), командующий 5-й ударной армией, соединения которой освободили город Кишинев от немецко-фашистских захватчиков 24 августа 1944 года». Ныне имя командарма носит Кишиневская средняя школа № 15.

Недавно в свой первый рейс вышел латвийский супертраулер «Николай Берзарин», сооруженный по заказу Советского Союза на верфях Штральзунда в ГДР.

Ф. БОКОВ, генерал-лейтенант в отставке, бывший член Военного совета 5-й ударной армии ПЯТАЯ УДАРНАЯ В БОЯХ ЗА МОЛДАВИЮ

По указанию Военного совета фронта 5-я ударная армия в июне 1944 года начала усиленно готовиться к участию в предстоящей наступательной операции.

Для того, чтобы уяснить важность поставленной перед ее командованием и войсками задачи, напомним сложившуюся обстановку в отведенной ей полосе боевых действий. К тому времени 5-я ударная армия, еще в апреле захватившая с боями небольшой плацдарм, дислоцировалась по реке Днестр на широком фронте до 160 км. Ей противостояли семь гитлеровских и две румынских дивизии, засевшие в заранее созданных ими долговременных укреплениях.

Такая крупная группировка вражеских соединений была сосредоточена против нашей армии далеко не случайно. Фашистское командование предполагало, что свой главный удар советские войска нанесут в полосе действий 5-й ударной армии. Ведь именно отсюда было кратчайшее расстояние до столицы Молдавской ССР — Кишинева.

Но гитлеровские генералы так и не сумели разгадать действительные намерения нашего Верховного Главнокомандования. А к тому времени план проведения Ясско-Кишиневской наступательной операции советских войск был уже тщательно разработан и утвержден Ставкой. Общий ее замысел состоял в том, чтобы мощными, сходящимися ударами войск 2-го и 3-го Украинских фронтов — с севера и востока — прорвать оборону противника на всю ее тактическую глубину, затем, развернув преследование, отсечь и окружить его основные силы и в дальнейшем, одновременно с их ликвидацией, стремительно развить наступление советских войск в глубь Румынии, с тем чтобы вывести ее из войны. В этой важной операции помимо сухопутных войск и авиации принимали участие и моряки Черноморского флота и Дунайской военной флотилии.

Военный совет 3-го Украинского фронта поставил перед 5-й ударной армией весьма ответственную задачу — своими активными боевыми действиями возможно дольше сковывать силы и оперативные резервы врага перед своим передним краем и этим создавать у него впечатление, что главный удар фронта будет нанесен именно здесь. Затем, в установленное время, наши войска должны были перейти в решительное наступление, прорвать оборону противника и в ходе боев освободить столицу Молдавской ССР.

Под руководством командующего 5-й ударной армией генерала Н. Э. Берзарина был разработан оригинальный план боевых действий армии, в котором было предусмотрено: вначале провести дезинформирующие врага мероприятия, а затем — на первом этапе наступления — прорвать главную полосу обороны противника, с переходом к преследованию его разгромленных войск, в ходе которого должен быть освобожден Кишинев. В дальнейшем наши войска, во взаимодействии с другими армиями, должны были активно участвовать в окружении, уничтожении и пленении крупной вражеской группировки.

Смелость и своеобразие этого решения Военного совета и командарма заключались в том, что на 20-километровом фронте главного направления нашего предстоящего наступления была сосредоточена основная масса войск армии — шесть стрелковых дивизий из семи наличных с частями усиления. Остальная же, большая часть переднего края армии — протяженностью в 135 км — была прикрыта лишь одной стрелковой дивизией, заградительными отрядами, армейским запасным полком и отдельными стрелковыми ротами.

При разработке плана операции принималось во внимание, что местность, окружающая Кишинев, господствует над городом. Отсюда можно было не только хорошо просматривать все подходы к нему, но и держать их под огневым контролем не только нашей артиллерии, но и других боевых средств стрелковых частей. Учитывалось и то, что кишиневский опорный пункт обороны противника на правом берегу притока Днестра — реке Бык — представлял собой главный узел автогужевых дорог междуречья Днестр — Прут и его разгром лишал противника возможности какого-либо маневра.

Таков был, в общих чертах, план действий нашей армии в предстоящей наступательной операции. А предварительно, готовясь к ее проведению, нужно было «приковать» к себе войска противника, дезориентировать его командование, не дать ему возможности разгадать стратегический замысел Ставки Верховного Главнокомандования и направления главных ударов Советских Вооруженных Сил. И, как показали последующие боевые действия, это в полной мере удалось. Как же решалась поставленная задача?

В полосе армии проводилась тщательная маскировка действительного нахождения ее живой силы, штабов и боевой техники. По ночам наши войска скрытно передвигались в новые районы сосредоточения и тут же окапывались и маскировались. В некоторых же районах искусно имитировалось сосредоточение войск и боевой техники. Этим фашистские разведчики и слухачи вводились в заблуждение. В частности, в связи с установкой в ряде мест макетов танков и орудий, вражеская авиаразведка фиксировала «сосредоточение» наших танковых частей в районе села Реймаровка, пехоты — в районе Карманово и артиллерии — у Ташлыка, Бутора и др.

Чтобы окончательно убедить гитлеровское командование, что именно здесь готовится главный удар советских войск на Кишиневском направлении, за двое суток до начала наступления войск двух фронтов 5-я ударная армия в полосе своих действий нанесла по вражеским соединениям ряд сильных огневых ударов, которые сопровождались демонстративными атаками нашей пехоты и танков. Одновременно стали активно работать и наши радиопередатчики, через которые передавались сведения, вводившие в заблуждение вражескую разведку.

Все это противник расценил как подготовку к нанесению здесь советскими войсками главного удара по его обороне и тут же стал спешно подтягивать к переднему краю некоторые свои части с других участков фронта.

В том, как умело был разработан в штабе армии, а затем, под руководством генерала Н. Э. Берзарина, четко осуществлен план дезинформации фашистского командования, мы убедились уже в ходе наступления на Кишинев. Это, в частности,было подтверждено захваченными в бою документами и показаниями пленных офицеров штаба 52-го немецкого армейского корпуса, попавшего в селе Мерены под удар частей нашей 295-й стрелковой дивизии, возглавляемой генерал-майором А. П. Дорофеевым.

В результате противостоявший нам противник не отвел из полосы действий армии ни одной из своих дивизий для отражения наступления главной группировки войск двух наших фронтов. А затем он уже не был в состоянии их оттянуть, так как они оказались под мощными ударами соединений 5-й ударной армии.

Но все это выяснилось позже, в ходе Ясско-Кишиневской операции. А тогда, здесь, под руководством командарма и Военного совета армии, наряду с дезинформацией противника, шла деятельная подготовка к предстоящему наступлению: постепенно, с боями, были расширены плацдармы за Днестром, наши части укомплектованы до штатного состава, укреплены кадры командиров, политработников, и с ними была проведена соответствующая работа. В августе 1944 года Военный совет армии провел пятидневные сборы 435 командиров рот, батарей и батальонов. Им были прочитаны доклады: «Командир — единоначальник и политический воспитатель своих подчиненных», «Об использовании огневых средств роты в наступательном бою», «О материальном и техническом обеспечении наступательного боя», «Об офицерской чести», «О политической работе в подразделении», «О ротном хозяйстве» и др. На сборах выступили командующий армией генерал Н. Э. Берзарин, члены Военного совета, заместители командарма, начальник политического отдела армии и начальники служб полевого управления армии. Тут же Военный совет армии присвоил положительно проявившим себя в боях 62 командирам рот очередные воинские звания, а 35 из них, наиболее отличившимся, были вручены и правительственные награды.

Во всех штабах кипела напряженная работа. Уточнялся состав противника, его позиции, противотанковые районы, опорные пункты, узлы сопротивления и система огня, отрабатывались оперативные документы, проводилась рекогносцировка местности. Исключительно большую работу проводили в то время в войсках партийнополитические работники. Многие из них находились среди солдат на переднем крае.

Под руководством члена Военного совета полковника В. Я. Власова и начальника тыла армии генерала Н. В. Серденко важные задачи решали и тыловые органы: к переднему краю подвозились боеприпасы, горючее, накапливалось продовольствие. Выдвигались из тыла и развертывались в районах предстоящих боев полевые госпитали и медсанбаты.

…И вот получена директива фронта о начале операции.

В канун наступления Военный совет армии обратился к красноармейцам, сержантам, офицерам и генералам с таким обращением:

«Боевые товарищи!

Перед нами родная Советская Молдавия. Вперед — на Кишинев! Вырвем из фашистской неволи столицу Молдавии. Мы идем по пути наших великих предков. Не раз в прошлом видели эти места славных русских солдат и полководцев. Бывали здесь Петр Первый и Румянцев, Суворов и Кутузов. Теперь мощной поступью здесь идет Красная Армия по пути к полному разгрому ненавистного врага.

Доблестные бойцы, офицеры и генералы!

Беспощадно уничтожайте проклятых захватчиков. Не давайте врагу покоя ни днем, ни ночью. Смело и решительно взламывайте вражескую оборону. Прорывайтесь в тылы войск противника. Окружайте, дробите и истребляйте их. Бейте гитлеровцев, как прежде их били под Сталинградом, в Донбассе, Очакове, Николаеве и Одессе. Освободим нашу советскую землю от врага и добьем его в собственной берлоге».

Для наступления и освобождения Кишинева, последующего преследования, окружения и уничтожения противника командарм Н. Э. Берзарин, по предложению штаба армии и его начальника полковника А. М. Кущева, решил образовать две группировки войск. Первой из них, в составе трех дивизий 32-го стрелкового корпуса, была поставлена задача: с рубежа Пугачены, Шерпены нанести удар в западном направлении и выйти на южную и юго-восточную окраины Кишинева; второй группировке — соединениям 26-го стрелкового корпуса — было приказано: наступая с плацдарма на правом берегу реки Реут, южнее Оргеева, в южном направлении, во взаимодействии с 32-м стрелковым корпусом, преследовать, окружить части противника и захватить северную и северо-западную части столицы Молдавской ССР.

Нашим соединениям пришлось вести наступательные бои в весьма сложной обстановке. Дело в том, что гитлеровское командование длительное время укрепляло «Кишиневский выступ». Придавая обороне на этом выгодном для себя рубеже исключительно большое значение, гитлеровцы не жалели ни сил, ни средств, чтобы отстоять его. В результате им удалось построить здесь глубоко эшелонированную и прочную оборону. Вдоль занимаемого противником высокого берега Днестра протянулись сплошные оборонительные линии, связанные между собой разветвленными и глубокими ходами сообщения. Главная полоса обороны врага состояла из двух, а местами из трех линий, причем в каждой из них были 2–3 траншеи. Основой обороны противника являлась стройная система опорных пунктов, сочетавшаяся с артиллерийскими и минометными позициями. Как полагало гитлеровское командование, это давало им возможность создавать на угрожающих участках завесы сплошного огня и, таким образом, не допустить прорыв нашими частями его обороны. Помимо этого, фашисты приспособили населенные пункты в районе Днестра к круговой обороне. Они опоясали их несколькими рядами колючей проволоки и заминировали местность перед своим передним краем.

Но все это впоследствии не спасло их от поражения.

И вот настал момент «Ч»…Ясско-Кишиневская операция началась внезапным огневым ударом по противнику войск 2-го и 3-го Украинских фронтов, которые одновременно с двух направлений — южнее Бендер и северо-западнее Ясс — повели наступление. Мощная артиллерийская подготовка, как и бомбовые удары нашей авиации по районам сосредоточения вражеских войск и его огневым средствам и опорным пунктам, в первые же минуты спутали карты гитлеровцев, нанесли им большие потери. Затем, поднявшись в едином порыве, советские воины бросились в решительную атаку…

Уже в первый день операции была взломана главная полоса фашистской обороны и для углубления прорыва в образовавшиеся бреши были введены крупные подвижные соединения. К исходу третьего дня наступления они, круша живую силу и технику врага, с боями продвинулись на глубину 60–70 километров. В тот период перед командованием и воинами 5-й ударной армии стояла задача: не дать возможности противнику отвести свои войска из полосы наших действий для оказания сопротивления главной наступающей группировке двух советских фронтов.

Это потребовало от всех наших штабов и войск непрерывного наблюдения за противником. На его позиции были направлены перископы со всех наблюдательных пунктов. Одна за другой в ночной мгле переваливались через брустверы окопов и ползли в сторону вражеских позиций поисковые группы наших разведчиков. С рассвета и до глубокой ночи действовала фронтовая авиаразведка, которая держала под своим наблюдением шоссейные и железные дороги, всю прифронтовую местность. То и дело наши разведчики приволакивали «языков» — немцев и румын. Их показания также проясняли многое…

И вот, проанализировав разведдонесения и материалы опросов военнопленных, начальник разведотдела армии А. Д. Синяев доложил генералу Берзарину и мне, что гитлеровцы планируют начать в эту ночь на ряде участков скрытный отход своих частей, оставляя на передовых позициях для прикрытия лишь отдельные подразделения. Дольше нельзя было медлить… И командующий армией Н. Э. Берзарин по согласованию с руководством фронта отдает боевое распоряжение о начале наступательных действий.

…Ровно в 2 часа 30 минут ночи, по указанию командующего артиллерией армии генерала П. И. Косёнке, вдоль всего переднего края загрохотали наши орудия… Артиллерийский удар по заранее разведанным опорным пунктам и позициям противника был для него внезапен и, как показали потом пленные, весьма меток. Гитлеровцы понесли большие потери. А потом раздалось мощное красноармейское «ура»… Следуя за огневым валом и уничтожая в бою гитлеровцев, прикрывавших отход своих частей, наши войска стали прогрызать вражескую оборону. Уже к 5 часам утра над многими ее укреплениями взвились красные флаги. Это означало, что позиции гитлеровцев были повсеместно заняты нашими подразделениями, которые продолжали наращивать силу своих ударов по врагу.

На командном пункте непрерывно звонили полевые телефоны… Командир 26-го гвардейского корпуса генерал-майор П. А. Фирсов доложил Н. Э. Берзарину, что его соединения успешно, со стороны Оргеева, наступают на противника. Затем о значительном продвижении своих частей сообщил командир 32-го стрелкового корпуса генерал-майор Д. С. Жеребин. Его дивизии, действуя с Пугачено-Шерпенского плацдарма, находившегося на кратчайшем расстоянии от столицы Молдавии, стремительно развивали свое наступление.

Вскоре наши войска прорвали вражескую оборону на всю тактическую глубину. Затем, пользуясь образовавшимися брешами в его боевых порядках, командиры корпусов ввели в действие заранее сформированные в корпусах и дивизиях передовые отряды, состоявшие из пехоты на автомашинах, артиллерийских и других средств усиления. Такие отряды стали настигать части противника, пытавшиеся закрепиться на промежуточных рубежах, и завязали с ними бои, не давая им оторваться от продвигавшейся вперед нашей пехоты. Наступательный порыв воинов и боевая мощь этих передовых отрядов, каждый из которых представлял собой усиленный стрелковый полк или батальон, привели к тому, что они с честью выполняли свои задачи. Под руководством командиров и политработников, имея в авангарде коммунистов и комсомольцев, они с боями громили опорные пункты и заслоны врага, сеяли среди его солдат панику и этим создавали условия для дальнейшего продвижения главных сил своих соединений.

По мере успешного наступления войск 5-й ударной армии ее командующий Н. Э. Берзарин и штаб перемещали свои командные и наблюдательные пункты на наиболее важные с оперативной точки зрения участки сражения.

А передовые отряды, вырвавшись вперед, продолжали действовать… Так, проявив высокое воинское мастерство и подлинную отвагу, наступавший на Кишинев через Шерпены, Чимишены, Новые Чеканы передовой отряд 32-го корпуса, возглавлявшийся заместителем командира 1042-го стрелкового полка Я. К. Новаком, разгромил в скоротечном бою несколько сот гитлеровцев. При этом особо умело сражались стрелки батальона во главе с их командиром М. С. Савченко, артиллерийские расчеты полковых пушек, взводы разведчиков и саперов.

Пройдя за день 40 километров, подразделения 1374-го Краснознаменного полка 416-й стрелковой Таганрогской дивизии еще засветло завязали схватки с врагом на окраине Кишинева. Они действовали на правом фланге. А левее их напористо продвигался вперед передовой отряд 295-й стрелковой дивизии, который возглавлял Герой Советского Союза майор М. А. Золотухин, несколько поодаль и правее сокрушали врага воины передового отряда 60-й гвардейской дивизии.

А в то же время со стороны Оргеева, настигнув гитлеровцев на марше и открыв по ним сокрушающий огонь из всех видов оружия, громили противника передовые отряды 89-й и 94-й стрелковых дивизий. Внезапность их появления и стремительность атак настолько ошеломили врага, что, несмотря на численный перевес, он в беспорядке начал отступать, оставляя боевую технику и горящие машины и пытаясь скрыться в лесах…

В ходе боевой операции, на подступах к Кишиневу, части армии, сокрушив сильные арьергарды врага в Драсличенах и Будештах, настигли в Меренах и разгромили наголову подразделения прикрытия штаба 52-го немецкого армейского корпуса, захватив здесь немалые трофеи. Это дало возможность нашим главным силам выйти на подступы к Кишиневу.

Так, вслед за передовыми отрядами, рассредоточившись, в быстром темпе, полк за полком, наступали наши строевые части, приближаясь к столице Молдавской ССР. Вскоре частью своих сил войска 5-й ударной армии, истребляя противника на промежуточных рубежах, с севера, востока и юга охватили Кишинев и, создав в ходе боевых действий кольцо окружения, стали сжимать его вокруг вражеского гарнизона.

После артиллерийского обстрела узлов сопротивления противника поднялись и стремительно бросились в атаку наши стрелковые подразделения. Мы с Н. Э. Берзариным наблюдали с НП отважные действия наших воинов. Они, перебегая от рубежа к рубежу, ведя огонь по гитлеровцам, теснили их. В атаку поднималась очередная цепь и, продвинувшись вперед, в свою очередь, обеспечивала огнем перебежки остальных воинов своего и других подразделений. Слышались оглушительные разрывы снарядов, пулеметные очереди…

К 20 часам сопротивление врага ослабло, а еще час спустя оно было окончательно сломлено. Гвардейские части 94-й и 89-й дивизий 26-го стрелкового корпуса ворвались в город и завязали бои в районе Скулянской рогатки и северной части Старой Почты. В то же время корпусной передовой отряд, действовавший совместно с отрядами 60-й гвардейской, 416-й и 295-й стрелковых дивизий, захватил Рышкановку, Кожевенную слободу, Ботанику и железнодорожную станцию.

Успешный исход этого сражения решили наши советские солдаты, сержанты и офицеры, действовавшие отважно, не жалея для достижения победы ни сил своих, ни, если этого требовала обстановка, самой жизни… О них, наших армейских героях, прославившихся своими ратными подвигами в Ясско-Кишиневской операции и особенно в боях при освобождении столицы Молдавской ССР, хочется рассказать особо. Не случайно их патриотизм и доблесть в боях признавали даже враги. Так, гитлеровский генерал Фриснер признал, что «советский солдат сражался за свои политические идеи сознательно и, надо сказать, даже фантастично»^[1].

Первыми с востока в Кишинев ворвались воины 8-й роты 1374-го стрелкового полка во главе с парторгом роты лейтенантом Нурберды Бешимовым. В ожесточенной схватке они истребили до роты противника и захватили 3 миномета и 2 станковых пулемета.

Отважно и дерзко действовал рядовой 1-й стрелковой роты 1374-го полка А. И. Гагиев. В уличных схватках он значительно увеличил свой боевой счет, истребив 9 фашистов и захватив в плен двух.

При штурме Кишинева отважно и храбро дрались и воины 416-й стрелковой Таганрогской дивизии, возглавляемой командиром дивизии генералом Д. М. Сызрановым и начальником политотдела полковником Р. А. Меджидовым. Массовый героизм проявил личный состав 1373-го стрелкового полка (командир подполковник 3. М. Саидбаталов) и 1368-го полка (командир подполковник В. Е. Куркацишвили).

В боях за освобождение Молдавии блестяще проявил себя молодой командир батальона коммунист Салат Мовланов. Его батальон также одним из первых ворвался в столицу республики, в ожесточенной схватке истребил до сотни гитлеровцев и захватил много пленных.

Среди первых с севера на улицы Кишинева ворвались бойцы 1-го батальона под командованием коммуниста капитана А. И. Бельского из 273-го гвардейского стрелкового полка. Впоследствии полковнику запаса Герою Советского Союза А. И. Бельскому было присвоено звание почетного гражданина города Кишинева. Это он со своими храбрецами с боями пробился к центру города и водрузил на столбе Красное знамя…

Отважно действовали при штурме Кишинева, прославляя свои боевые знамена, и воины 177-го, 185-го и 180-го гвардейских стрелковых полков, которыми командовали подполковники В. Н. Косов, П. И. Мылов и Ф. В. Чайка.

В уличных схватках блестяще проявил себя и личный состав 1038-го стрелкового полка во главе с его командиром В. Н. Любко, впоследствии почетным гражданином Кишинева, полковником запаса.

В боях за освобождение Кишинева вновь продемонстрировали свое воинское мастерство и беспредельную преданность делу народа воины 295-й стрелковой дивизии, руководимые Героем Советского Союза генерал-майором А. П. Дорофеевым, начальником политического отдела полковником Г. Т. Лукониным, начальником штаба полковником И. К. Свиридовым. Все они действовали решительно и напористо и с честью выполнили поставленную перед ними боевую задачу.

В знаменательные дни нашего наступления на Днестре бок о бок с сынами других народов отважно сражались, освобождая свою родную республику от фашистских оккупантов, и многие славные сыны молдавского народа. Особенно отличились Танасов, Муштейн и Матыс; отважный пулеметчик, в прошлом учитель с. Дородное, Трофим Терентьевич Иванов; Иван Бельбес, уроженец Оланешт; житель Скулян Иван Попович; воины Харлампий Диордица и Кожухарь из Бушилы; уроженец Слободзеи Тираспольского района Кирилл Цуркан; Василий Мейко из Дольничен; житель села Волчинец Гавриил Дойна и Тихон Морару из Мерен. В историю части занесено и имя отважного воина-молдаванина Ивана Степановича Суркичана из Колоницы Криулянского района. Отражая контратаку противника, этот отважный пулеметчик своим огнем скосил несколько десятков гитлеровцев. От берегов Днестра до Берлина — таков его славный боевой путь.

Среди прославившихся в этих боях много и других отважных воинов — уроженцев Молдавии. Так, лишь в одном 1038-м кишиневском стрелковом полку 295-й стрелковой дивизии за образцовое выполнение своего воинского долга 107 сынов солнечной Молдавии были удостоены высоких правительственных наград.

…С боями, очищая от гитлеровцев улицу за улицей, квартал за кварталом, воины 5-й ударной армии к 4 часам 24 августа полностью выбили врага из столицы Молдавии— Кишинева, жители которого пережили 1134 дня фашистской неволи.

Велик был гнев советских воинов, когда они увидели, во что превратили фашистские злодеи столицу республики. Израненный городлежал в развалинах. Многие его здания были сожжены. Главная улица представляла собой два ряда развалин и пепелищ. К небу тянулись огненные языки и клубы черного дыма от подожженных фашистскими факельщиками жилых и административных зданий, взорванных предприятий, вокзала и пристанционных складов, пылали сотни вагонов с грузами.

Многие люди, вышедшие из своих убежищ, плача рассказывали, как палачи из гестапо и сигуранцы жестоко расправлялись с мирным населением. А теперь кишиневцы восторженно встречали своих освободителей.

Сколько счастья и теплоты было в этих мимолетных встречах! В бою воину дорога каждая минута. Он на мгновение задерживается, чтобы попить воды, которую женщины выставили на тротуарах, или закурить, а его уже обступают со всех сторон, угощают виноградом, яблоками.

— Гитлеровцы больше не придут? — такой вопрос задавал каждый житель. И когда гвардеец, приосанясь, отвечал им: «Фашистам не видать Кишинева как своих ушей!» — какая радость светилась в глазах этих исстрадавшихся людей.

…В первые дни после освобождения Кишинева, когда юго-западнее города еще шли напряженные бои с окруженной группировкой противника, к нам в армию прибыл Герой Советского Союза маршал С. К. Тимошенко. В тот период, будучи представителем Ставки Верховного Главнокомандования, он координировал действия 2-го и 3-го Украинских фронтов в Ясско-Кишиневской операции. Ознакомившись с обстановкой, маршал С. К. Тимошенко вместе с командармом Н. Э. Берзариным и мной посетил соединения 26-го и 32-го стрелковых корпусов 5-й ударной армии, которые вели напряженные бои с противником. Заслушав доклады командиров корпусов и дав командарму и комкорам конкретные указания о дальнейшем ведении боевых действий, маршал вместе с нами выехал на передний край. Здесь, следя с НП за ходом боя, он поставил перед командармом новые задачи.

Из книги «В боях за Молдавию» (кн. 4)

Д. ЖЕРЕБИН, Герой Советского Союза, Почетный гражданин Кишинева, генерал-полковник в отставке ПОЛКИ НАЗВАЛИ «КИШИНЕВСКИМИ»

Весной и летом 1944 года 32-й стрелковый корпус, которым мне довелось командовать, в составе 5-й ударной армии стоял на Днестре. «Наш опыт Буга и Днепра поможет сбить противника с Днестра», — под этим лозунгом мы готовились к штурму и освобождению нашей родной Молдавской Советской Социалистической Республики и ее столицы.

В соответствии с приказом 5-й ударной армии 32-й стрелковый корпус в составе 60-й гвардейской, 295-й и 416-й стрелковых дивизий, корпусных частей и частей усиления в период с 7 по 11 мая произвел перегруппировку в районе Григориополя, Бутора, Ташлыка, Шипки и приступил к боевой подготовке.

К 1 июня 1944 года по приказу командующего 5-й ударной армией наш корпус сменил на Шерпенском плацдарме соединения 29-го гвардейского стрелкового корпуса и вел активную оборону в районе Шипки, Пугачей, Войново, Шерпен, Бутора. Противник не прекращал атак, стремясь отбросить наши части на восточный берег Днестра. Боевые порядки соединений подвергались систематическому артиллерийскому и минометному обстрелу, однако жесткая и активная оборона нашего корпуса была обеспечена достаточным количеством артиллерии и инженерных сил. На прямую наводку было поставлено более 140 орудий всех калибров.

В течение июня противник неоднократно пытался контратаковать наши части, но, неся большие потери, успеха не имел. Положение на линии фронта оставалось неизменным. Части получили возможность заниматься боевой подготовкой: они выводились с плацдарма и отрабатывали схемы наступательного боя.

Со второй половины июля был проведен ряд перегруппировок, вызванных уходом соединений на юг.

18 августа 1944 года была проведена операция по овладению Шерпенами и соединению двух плацдармов — Шерпенского и в районе Спей. Принимали участие в этом бою 10-й и 13-й штурмовые батальоны и 213-я отдельная рота. В этот день шли особенно жаркие бои. Противник силою до батальона при поддержке 15–20 самоходных орудий и сильного артиллерийского огня пять раз контратаковал наступающие части. К исходу 18 августа части были отведены в исходное положение.

20 августа шел бой за высоту 79,4. И хотя Шерпены и высоту мы не взяли, основная задача была выполнена — резервы противника на участке корпуса оказались скованными.

32-й стрелковый корпус, выполняя приказ армии, заканчивал подготовку к боям. Произведя перегруппировку, наши части в ночь на 22 августа 1944 года заняли исходное положение для наступления: 60-я гвардейская Павлоградская Краснознаменная стрелковая дивизия — на Пугачены, Войново; 416-я Таганрогская орденов Красного Знамени и Суворова стрелковая дивизия — на Войново и северную часть Шерпен; 295-я Херсонская ордена Суворова стрелковая дивизия — на полтора километра юго-восточнее Шерпен и Спей. Подвижный отряд корпуса был сосредоточен восточнее Бутора.

22 августа 1944 года обстановка в полосе корпуса резко изменилась — разведкой было отмечено усиленное движение живой силы, техники и обозов противника в юго-западном направлении. Интенсивность артиллерийско-минометного огня, а к вечеру и ружейно-пулеметного резко возросла. Разведгруппы дивизий усилили свою деятельность, саперы начали делать проходы в минных полях.

Личный состав корпуса отлично понимал, что скоро придется наступать, и ждал этого часа с нетерпением. Бойцы, сержанты и офицеры с большим воодушевлением восприняли приказ фронта и обращение Военного совета армии о переходе в наступление войск фронта.

В 2 часа 30 минут 23 августа, обнаружив отход противника, соединения корпуса первоначально передовыми отрядами, затем главными силами перешли к преследованию, сбив отряды прикрытия, оставленные на переднем крае.

Первыми начали отход части 320-й немецкой пехотной дивизии, за ними следовали части 294-й пехотной дивизии, прикрывая отход группами автоматчиков, пулеметами, поставленными на автомашины, и отдельными орудиями.

На рубеже Чимишены — Кобуска-Веке противник пытался оказать сопротивление, но был сбит с помощью артиллерии, следовавшей в боевых порядках пехоты.

Во второй половине дня 23 августа в полосе корпуса появились части 161-й пехотной дивизии противника, отходящей из района западнее Григориополя. Ее арьергарды пытались задержать 177-й гвардейский стрелковый полк в районе Будешт, но, понеся большие потери и опасаясь окружения, быстро отошли в западном направлении.

Передовые части 60-й гвардейской стрелковой дивизии на дальних подступах к Кишиневу встретили огневое сопротивление до 10–15 артиллерийско-минометных батарей. Артиллерия корпуса немедленно вступила в борьбу, а наши стрелковые части на подступах к Кишиневу развернулись и повели наступление.

В боях за Рышкановку отличились 3-я рота 177-го гвардейского стрелкового полка, личный состав которой умелыми действиями быстро прорвал оборону и начал продвигаться по балке в район ипподрома. В то же время остальные две роты первого батальона полка, сломив сопротивление противника в районе отметки 3,0, устремились к переправе через Бык, которую после короткого, но жаркого боя захватили.

Обходным маневром 2-й батальон 180-го гвардейского стрелкового полка вышел южнее железнодорожной станции Кишинев, а 1-й батальон — через слободу Кожевенная на северную окраину станции. Эти два батальона овладели железнодорожной станцией и оттеснили противника на южную окраину города.

185-й гвардейский стрелковый полк, переправившись через Бык, повел наступление через центральную часть города, уничтожая отдельные очаги сопротивления. Войска корпуса ворвались в город и, ведя уличные бои во взаимодействии с другими частями, овладели им. 24 августа 1944 года столица Молдавской ССР была освобождена от гитлеровских захватчиков, красное знамя взвилось над ней.

Подвижные отряды корпуса и дивизий, последовательно сбив отряды прикрытия на водных препятствиях рек Ишновец и Ботна, устремились на Котовск, которым овладели в 11 часов 30 минут 25 августа.

К этому времени части 60-й гвардейской стрелковой дивизии, сломив огневое сопротивление противника в районе Логанешт, форсировали речку Когильник и, уничтожив мелкие группы врага в лесах, вышли в район Лапушны, где встретились с частями 2-го Украинского фронта. Окончательное окружение кишиневской группы войск противника было завершено.

К исходу 25 августа наш корпус вышел на рубеж речки Лапушна на участке сел Лапушна и Карпинены, и его соединения сосредоточились: 60-я гвардейская стрелковая дивизия в Лапушне и лесах восточнее; 416-я стрелковая дивизия — в Болчанах и Негре; 295-я стрелковая дивизия еще вела бои с противником в районе Мерешен и юго-западнее их, захватив много пленных и трофеев, а к исходу дня 26 августа сосредоточилась в районе Карпинен.

Частями корпуса с 23 по 28 августа было уничтожено до 2500 и взято в плен свыше 2400 солдат и офицеров. Противник потерял 68 орудий, 120 автомашин, 6 бронетранспортеров. Корпусом были захвачены трофеи: 33 орудия и миномета, 8 бронеединиц, 177 пулеметов, 1100 винтовок и автоматов, 120 автомашин, 690 лошадей, 5 железнодорожных эшелонов и 13 складов.

Приказом Верховного Главнокомандующего частям 32-го стрелкового корпуса, отличившимся в боях за Молдавию и овладевшим столицей Молдавской ССР городом Кишиневом, было присвоено наименование «Кишиневских».

Из книги «В боях за Молдавию» (кн. 3).

Ю. МАРЧУК, зав. отделом Государственного историко-краеведческого музея МССР КОМКОР ФИРСОВ

Павел Андреевич Фирсов возвращался из Серпухова, где находился штаб 49-й армии, в дивизию. «Эмка» сноровисто катила по наезженной дороге. От рано выпавшего снега все было белым-бело. Здесь и там немым укором торчали печные трубы — все, что осталось от прифронтовых деревенек после ожесточенных налетов фашистской авиации. С отдаленной передовой слышался неумолчный артиллерийский гул. Немцы, измотанные ожесточенным сопротивлением войск Западного фронта, безнадежно застряли в подмосковных полях и лесах и теперь, перейдя к позиционной войне, со злостью подолгу долбили артиллерией наши позиции.

Молчаливый шофер сосредоточенно вел машину. Молчали и начальник штаба с адъютантом, каждый думая о чем-то своем. Комдив, удобно устроившись на заднем сиденье, закрыл глаза. «Можно вздремнуть, — подумал он — Еще не известно, когда в следующий раз выйдет передышка».

Но стоило только закрыть глаза, и вспомнился разговор с командиром Иваном Григорьевичем Захаркиным.

…В кабинете кроме командующего находились член Военного совета бригадный комиссар А. И. Литвинов и командующий артиллерией генерал Н. А. Калиновский. Командарм, седой с волевым лицом генерал-лейтенант, посмотрел покрасневшими от бессонных ночей глазами на представившегося по всей форме Фирсова. Высокий, плотный, как говорится, косая сажень в плечах, полковник вызывал симпатию. Открытое строгое лицо. На гимнастерке орден Красной Звезды и медаль «XX лет РККА». Увидев медаль, генерал слегка улыбнулся:

— Что, полковник, и гражданскую войну прихватил?

— Так точно, товарищ генерал, прихватил. В 1918-м добровольно вступил в ряды РККА.

— И где же воевал?

— На Кавказском и Юго-Западном фронтах, товарищ генерал.

— А, значит, рядышком были. Я на Южном…

В разговор вступил Литвинов:

— Что-то запамятовал я, Павел Андреевич, с какого года вы в партии?

— С 1919-го, товарищ член Военного совета.

Литвинов, удовлетворенный ответом, кивнул головой.

— Тяжелое время испытывает сейчас страна. На нас, коммунистах, лежит особая ответственность за ее судьбу, за будущее народа. Помните, как сказал Сталин в своей речи: дело идет о жизни и смерти Советского государства, о жизни и смерти народов СССР. Сейчас, когда война пришла под стены Москвы, это должно быть нам особенно ясно. Ведь Москва — не только наша столица. В этой кровопролитной войне Москва — надежда всего человечества.

Казалось, бригадный комиссар разговаривал сам с собой. Но в том, как он произносил все это, слышалась глубокая боль за неуспехи нашей армии, за то, что враг оказался на пороге нашей святыни — Москвы.

Захаркин, заложив руки за спину, медленно ходил по кабинету. Подошел к карте и долго ее рассматривал. Затем подозвал Фирсова.

— Вот что, полковник. Фронт стабилизировался.

Дальше отступать некуда. Наша армия должна прочно прикрыть серпуховское направление и обеспечить безопасность железнодорожной и шоссейной коммуникаций из Тулы в Москву. Твоя 194-я стрелковая дивизия совместно с 6-й гвардейской, 60-й и 415-й дивизиями находятся в первом эшелоне обороны. У противника солидный перевес и в живой силе, и в технике: по людям — 1,8: 1, а по артиллерии и минометам—2,5:1. Если учесть, что армия обороняет полосу шириной в 85 километров и обескровлена непрерывными боями, то особой помощи ни от меня, ни от фронта не жди. Вройся в землю, особое внимание обрати на противотанковую оборону. Помни, твоя дивизия обороняется непосредственно на серпуховском направлении. Стой насмерть! За Окой нам места нет. Ясна задача?

Так в суровые октябрьские дни 1941 года Павел Андреевич Фирсов, командир 194-й стрелковой дивизии, начал свой путь в Великой Отечественной войне.

* * *

Выполняя приказ, воины соединения Фирсова, несмотря на превосходство в силе врага, успешно противостояли ему. Когда советские войска перешли в контрнаступление, развеявшее миф о «непобедимости» фашистской армии, 194-я стрелковая дивизия находилась в центре оперативного построения 49-й армии. В результате советского контрнаступления гитлеровцы понесли весьма ощутимые потери в живой силе, технике. Несмотря на это, Гитлер категорически требовал от своих войск упорного сопротивления. 3 января 1942 года в его приказе указывалось: «…Цепляться за каждый населенный пункт, не отступать ни на шаг, обороняться до последнего солдата, до последней гранаты — вот чего требует текущий момент».

Этот ли приказ сыграл свою роль, или какой иной, но гитлеровцы значительно усилили сопротивление войскам Западного фронта. В районе железной дороги южнее Малоярославца 8 января 1942 года разыгралось ожесточенное сражение. Пытаясь не допустить наши части к железной дороге, противник переходил в яростные контратаки. Однако войска 49-й армии не только отбили их, но и сумели продвинуться до 25 километров, выйдя на линию Сергиевка — Посодино — Березовка. В эти дни комдив Фирсов был тяжело ранен.

Но могла ли деятельная натура Павла Андреевича в такое время смириться с постельным режимом? Он настоятельно просит выписать его досрочно. И уже в конце апреля 1942 года получает назначение на должность командира 1-й противотанково-истребительной дивизии, с которой участвовал в боях на Юго-Западном и Воронежском фронтах. Затем, уже в звании генерал-майора, новые назначения и новые бои. Он — заместитель командующего 6-й армией, командир 30-го стрелкового корпуса, преобразованного в апреле 1943 года в 26-й гвардейский, соединения, с которым ему предстояло освобождать Донбасс, Днепропетровщину, Правобережную Украину. В составе 53-й армии генерала И. М. Манагарова гвардейцы фирсовского корпуса в марте 1944 года участвовали в Уманско-Ботошанской операции, наступая в общем направлении на Голованевск, Балту, Котовск, Дубоссары. В ходе боев части корпуса успешно форсировали Южный Буг и в начале апреля вышли к Днестру южнее Рыбницы.

* * *

Начальник штаба корпуса полковник Николай Кузьмич Антипов обратился к Фирсову:

— Что будем делать, Павел Андреевич? Переправочных средств нет, люди измотаны длительными маршами по грязи и бездорожью.

— Наступать, только наступать. Искать у крестьян переправочные средства, доски и бревна для плотов. Ждать подвоза понтонов не будем.

С помощью жителей приднестровских сел в районе Цыбулевки и Ягорлыка через Днестр были налажены переправы. И вот уже гвардейцы 89-й и 94-й дивизий освободили первые села Правобережной Молдавии — Голерканы, Устье, Ракулешты, Маркауцы. Наступали по бездорожью. Чернозем раскис от весеннего бурного таяния снегов. Тылы остались далеко позади. В этих условиях войска 2-го Украинского фронта получили приказ закрепиться на достигнутых рубежах. Гвардейцы Фирсова перешли к обороне на рубеже Оргеев и далее по реке Реут до Днестра.

Оборона противника, противостоящего частям корпуса, была построена по принципу создания опорных пунктов и узлов сопротивления вокруг сел и высот, которых, как известно, в центральной Молдавии очень много. Она состояла из развитой сети траншей с ходами сообщения, огневых позиций, противопехотных и противотанковых препятствий. Особенно она была сильна в районе сел Бранешты, Бутучены, Гыртоп-Маре, Стецканы и Селиште.

Корпус Фирсова находился на кишиневском направлении. И потому комкор готовил свои части к решительному наступлению. Он требовал от командиров дивизий постоянной боевой активности, поддержания в частях высокого наступательного духа. Подводя итоги одной из штабных игр, генерал подчеркнул:

— Товарищи командиры, придерживайтесь золотого суворовского правила: больше пота в учебе, меньше крови в бою. Особое внимание уделяйте подготовке воинов к действиям в ночном бою.

— Наша оборона должна быть активной, — дополнял его начштаба полковник Антипов. — Она для нас не передышка, а возможность интенсивной подготовки к решительному наступлению.

Наступления ждали. Но где и когда должно оно начаться — этого никто не знал…

В период начала подготовки к Ясско-Кишиневской операции между 2-м и 3-м Украинскими фронтами были изменены разграничительные линии. 26-й гвардейский корпус был передан в состав 5-й ударной армии, являвшейся в 3-м Украинском фронте правофланговой. Когда Берзарин, командующий армией, сказал Фирсову, что полоса обороны корпуса увеличивается до 75 километров, комкор удивился:

— Как же так, товарищ командующий, нам надо создать ударный кулак, а вместо этого мы растягиваем оборону?

— Ничего, Павел Андреевич, каждому овощу свое время, — посмеиваясь, ответил Берзарин. — А пока занимайтесь созданием инженерных сооружений по плану начальника инженерных войск Фурсы.

«Честно признаться, — вспоминал впоследствии начальник штаба корпуса Н. К. Антипов, — недоумевали мы тогда, зачем производили такие большие по объему и ненужные для корпуса земляные работы…

Недоумение наше еще больше возрастало, когда мы наблюдали передвижение войск, боевой техники и автомашин в сторону фронта, проводившееся с соблюдением правил маскировки, и ночью, когда все эти войска и техника возвращались на свое исходное положение. И то, что эти мероприятия проводятся с целью ввести противника в заблуждение (о чем мы только вначале смутно догадывались), подтвердилось уже в самой операции».

Как-то в корпус приехали командующий артиллерией армии генерал П. И. Косенко и начальник разведотдела полковник А. Д. Синяев.

— Ну, Павел Андреевич, где думаешь наносить удар? — спросил Косенко, пожимая руку комкору.

На стол легла видавшая Риды топографическая карта, и Фирсов, уверенно водя по ней карандашом, рассказал о своем замысле:

— Участком прорыва избрана равнинная местность — кратчайший путь к Кишиневу. Вот здесь, — комкор показал остро отточенным карандашом район юго-восточнее Оргеева, — мы создадим путем перегруппировки крепкий ударный кулак, сосредоточив артиллерию, минометы и основные силы пехоты. Думаю, противник нас здесь не ожидает.

— Почему? — спросил Синяев.

— Потому, что на этом направлении наша разведка ни разу не появлялась. Между тем на других участках мы, наоборот, проводим интенсивные разведпоиски.

— А как вы намереваетесь скрыть от противника концентрацию пехоты и огневых сил? — вновь задал вопрос Синяев.

— Мы приняли решение на прикрытие флангов путем непрерывной силовой разведки. Таким образом, гитлеровцы не только не почувствуют сокращения огня, а наоборот, испытают его возросшую интенсивность. Вот и получается, что самые открытые участки нашей обороны для них будут выглядеть наиболее активными.

— Что ж, дельно, Павел Андреевич, дельно, — довольно заметил Косенко. — Доложу о твоем плане Берзарину.

Вскоре командование корпуса бкло вызвано в штаб армии на совещание. Вместе с Фйрсовым выехали начальник политотдела Д. И. Андреев, начальник штаба Н. К. Антипов и командующий артиллерией корпуса М. П. Михайличенко. Решили выехать с последними лучами солнца. На восточном берегу Днестра оказались, когда густая темнота надежно укрыла Приднестровье от взора противника. Проселочными дорогами через Глиное, Карманово прибыли в Павловку, в штаб армии. За столом сидели комкор-32 генерал Жеребин, его начальники политотдела и штаба. Берзарина еще не было, но член Военного совета генерал Ф. Е. Боков и начальник политотдела армии Е. Е. Кощеев уже находились здесь. Боков, высокий и стройный, в безукоризненно подогнанной форме, радушно приветствовал Фирсова и его помощников. Завязалась оживленная беседа.

Позднее Федор Ефимович даст такую характеристику Фирсову: «У меня осталось очень хорошее впечатление от беседы с командиром 26-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майором Фирсовым. Высокий рост, богатырское телосложение, громкий и властный голос Павла Андреевича невольно вызывали к нему какое-то особое, почтительное отношение. В нем чувствовалась решительная и волевая натура… Генерал Варфоломеев^[2] характеризовал комкора как опытного командира, который умело руководит войсками и всегда выполняет поставленные задачи».

Прибыли генерал Косенко, полковники Синяев, Фурса, начальник оперативного отдела Петров. Наконец вошел Берзарин в сопровождении начальника штаба армии полковника А. М. Кущева.

Петров расстелил на столе оперативную карту, и Берзарин, убедившись в том, что прибыли все, кому положено быть, обратился к присутствующим:

— Товарищи, мы собрались для того, чтобы окончательна уточнить задачи армии в предстоящей операции по разгрому фашистов. Я не имею права называть вам срока начала операции, но могу сказать, что ждать осталось недолго. А потому давайте уточним все до мельчайших подробностей, давайте заслушаем решения командования корпусов на наступление.

И состоялось подробное обсуждение предстоящих на» ступательных действий каждой дивизии, каждого полка. Николай Эрастович одобрил план Фирсова, но добавил при этом, что для усиления наступательной мощи корпусу будет придана 266-я стрелковая дивизия полковника С. М. Фомиченко.

* * *

20 августа 1944 года войска 2-го и 3-го Украинских фронтов всей своей мощью обрушились йа врага. Началась Ясско-Кишиневская операция. Части 26-ю гвардейского корпуса, как, впрочем, и всей 5-й ударной армии, выполняя приказ не допустить незаметного отхода гитлеровцев с занимаемого рубежа, в первые дни в наступлении не участвовали.

Как ведет себя противник?

Этот вопрос не давал покоя Фирсову и его штабу ни днем, ни ночью. Разведчики вели постоянное наблюдение за врагом. Не начинает ли отход? «Действиями двух сильных отрядов, — вспоминал впоследствии П. А. Фирсов, — мы решили установить дальнейшее намерение немцев: продолжают ли они оборону перед фронтом нашего соединения по-прежнему или намерены начать отход? Разгадке замысла врага должен был помочь обязательный захват контрольных пленных. В случае начала отхода противника следовало не дать ему оторваться». Бой показал, что на позициях немцев начались скрытые передвижения.

Вечером 22 августа 1944 года Фирсов с группой штабных работников прибыл на наблюдательный пункт командира 89-й гвардейской стрелковой дивизии, находившийся на поросшей лесом высоте, в двух километрах от передовой.

3 часа ночи 23 августа. Фирсов смотрит на часы и дает команду: «Вперед!» В небо взлетают, ракеты условный сигнал. И тотчас на позиции 62-й пехотной, — дивизии немцев обрушился артиллерийский огневой шквал. Гвардейцы пошли в атаку.

Вскоре противник был выбит из первой и второй линий обороны. Преодолевая минные поля и проволочные заграждения, гвардейцы к семи часам утра вышли на рубеж Селиште — Браниште — Бутучены, после чего темп наступления резко возрос.

Штаб корпуса поддерживал постоянную связь с — наступающими частями. Запросив последнюю обстановку, Фирсов с Антиповым склонились над картой. Рука начальника штаба уверенно наносила поступившие данные. Фирсов внимательно следил за действиями Антипова, и карта оживала в его глазах. Вот Антипов нанес рубеж, достигнутый воинами полка Бунина из 89-й гвардейской дивизии. Гвардейцы продвигались успешно, и комкор, остро ощущая динамику боя, развернувшегося в полосе наступления корпуса, не смог скрыть своей радости.

В восемь часов утра Фирсов решил выехать в 89-ю гвардейскую дивизию.

— Ну, Кузьмич, — сказал он, обращаясь к Антипову, — я буду у Серюгина, а тытут оставайся на хозяйстве.

…Командир 89-й гвардейской стрелковой дивизии М. П. Серюгин перенес свой наблюдательный пункт на высоту близ шоссейной дороги на Кишинев. Грузный, почти не уступающий в росте комкору, Серюгин, прильнув к окулярам стереотрубы, внимательно просматривал освещенную утренними лучами солнца равнину.

— Как дела, комдив? — спросил Фирсов.

Серюгин, сняв фуражку, обтер платком бритую голову, что-то прикинул, разглядывая карту, и ответил:

— Дела идут нормально, Павел Андреевич. Если наступление и дальше будет развиваться таким темпом, то, думаю, где-нибудь часам к тринадцати выйдем на подступы к Кишиневу.

В боевых условиях не всегда получается так, чтобы замысел исполнялся в точности. Но в этот день, 23 августа, наступление соединений корпуса развивалось и во времени, и в пространстве так, как было разработано штабами. Наши части освободили Иванчу, Стецканы, Ишновец, Пересечино, Криково, Гратиешты — всего около пятидесяти населенных пунктов — и к 14 часам вышли передовыми батальонами к Кишиневу, завязав бой за его северную окраину. В это же время с юго-восточной стороны в предместьях города вели бой части 32-го стрелкового корпуса.

Гитлеровцы пытались задержать наступающих сильным артиллерийско-минометным огнем.

С вершины холма Фирсов рассматривал раскинувшийся в низине Кишинев. Город был затянут дымом. В разных его концах гремели сильные взрывы и взметались к небу огненные столбы. Центр города угадывался по разбитому куполу кафедрального собора и высокой колокольне. В нижней части города ютились многочисленные саманные строения. Сколько их, израненных, полусожженных городов, было освобождено его войсками! И каждый раз при вступлении в разрушенный и опустошенный фашистами город тяжелым гневом наливались сердца советских воинов.

Стрельба разрасталась. Враг упорно сопротивлялся, цепляясь арьергардами за опорные пункты. Комкор приказал ввести в бой подошедшие главные силы.

— Мы должны, — сказал он, — как можно быстрее освободить город и тем самым не дать гитлеровцам его полностью уничтожить. А для ускорения развязки дивизиям необходимо применить обходный маневр с северо-востока и северо-запада.

Уже было темно, когда полк Бунина вырвался к центру города и, очищая квартал за кварталом, стал продвигаться к его западной окраине. На КП корпуса позвонил начальник политотдела 89-й дивизии подполковник П. X. Гордиенко и доложил о том, что воины батальона капитана Бельского водрузили на центральной площади красный флаг. Кишинев вновь наш, советский!

Дивизии корпуса неотступно преследовали отступающего противника. Переданной корпусу 266-й стрелковой дивизии полковника С. М. Фомиченко была поставлена задача: неотрывно преследовать противника в направлении Поганешты — Чоара, передовым отрядом в районе села Чоара форсировать реку Прут, отрезав, таким образом, отход противнику, и совместно с 89-й гвардейской дивизией ликвидировать окруженную группировку фашистов.

К исходу 24 августа 89-я гвардейская стрелковая дивизия, освободив села Дурлешты, Суручены, Малкоч, Ульма, Васиены, вела бои на фронте по реке Ботна от Ульмы до Манойлешт. Гвардейцы 94-й дивизии, овладев Сочитенами, Данченами, Костештами, Милештами и Новыми Русештами, также вышли на рубеж по реке Ботна, имея на флангах восточную окраину Манойлешт и Пожаоены. Здесь части Фирсова соединились с воинами 32-го стрелкового корпуса генерала Жеребина. 27-го августа части корпуса вышли на рубеж вдоль реки Прут, где разгорелись ожесточенные бои с пытавшимся вырваться из окружения противником. 28 августа с наблюдательного пункта была обнаружена южнее Минжира большая колонна гитлеровцев, стремящаяся переправиться на западный берег Прута. Бой с неприятелем приняли гвардейцы 270-го полка. В результате его немцы отступили в припрутские плавни северо-западнее Сарата-Резешь.

Срочно был разработан план разгрома этой группировки. Фирсов принял решение: частью сил сковать действия фашистов по фронту, а основными силами совершить из района Карпинены стремительный фланговый маневр и разгромить противника в скоротечном бою.

Ранним утром 29 августа соединения корпуса приступили к ликвидации группировки. Уже к 9 часам утра сопротивление противника было сломлено, и он начал массовую сдачу в плен. Среди пленных оказались в полном составе штабы 62-й и 257-й немецких пехотных дивизий во главе с их командирами. Вся фашистская техника оказалась либо разбитой, либо попала в наши руки.

Так окончились бои за освобождение Молдавии для гвардейцев корпуса Фирсова.

Более 2 тысяч воинов корпуса награждены правительственными наградами за бои в Ясско-Кишиневской операции. Среди них: комкор П. А. Фирсов — орденом Суворова II степени, его комдивы М. П. Серюгин и Г. Н. Шостацкий — орденами Кутузова II степени.

* * *

В начале сентября Берзарин собрал командиров корпусов и дивизий на совещание в Кишинев, куда переместился после освобождения города штаб армии. Недавно был освобожден этот город, но его уже было не узнать. Радостные и приветливые лица, красные флаги и транспаранты на уцелевших от разрушения домах.

Вот и штаб. На улице скопились «виллисы», «татры», «опели» и наши «газики» — машины командования корпусов — и дивизий, вызванного на совещание.

…Рано поседевший, кряжистый, в гимнастерке, ладно облегавшей фигуру, Берзарин не спеша вышагивал по комнате. Потом, остановившись перед картой советско-германского фронта, стал сосредоточенно ее рассматривать. В кабинете было тихо, все ждали, что скажет командарм. А он, порывисто повернувшись к боевым соратникам, вдруг продекламировал:

Николай Эрастович пристально посмотрел на присутствующих и повторил задумчиво:

— И вечный бой! Покой нам только снится.

Тряхнув головой, как будто отбросив какие-то мысли, он продолжил:

— Наша армия успешно выполнила свою задачу в боях за освобождение Молдавии и теперь выводится из состава 3-го Украинского фронта в резерв Ставки Верховного Главнокомандования. Армии передан 9-й стрелковый корпус генерала Ивана Павловича Рослого. Быть нам на главном направлении!

Вскоре после этого войска армии спешно были направлены эшелонами на запад.

* * *

24 июня 1945 года. Над Москвой низко нависли тучи. Вот-вот хлынет дождь. Но улыбки, смех, цветы как бы освещали потемневшую от дождевого неба столицу.

В этот день на Красной площади состоялся парад войск Действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона — парад Победы. Лучшие из лучших сынов нашей Родины, олицетворяя Победу, явились его участниками. На груди многих из них горят «Золотые Звезды» Героев Советского Союза, ордена Славы— знаки высшей солдатской доблести, другие награды Страны Советов. В шеренгах парадного расчета воинов 1-го Белорусского фронта стоит и Герой Советского Союза гвардии генерал-лейтенант Павел Андреевич Фирсов. На его парадном мундире рядом со звездой Героя три ордена Ленина, четыре — Красного Знамени, ордена Суворова и Богдана Хмельницкого II степени и другие награды.

Начался дождь. Мундиры пропитываются влагой. Но ни Фирсов, ни его боевые соратники этого не замечают. Какое-то особое чувство гордости, неописуемой восторженности соединило души участников парада. «Люди самых различных возрастов, — вспоминает участник парада Герой Советского Союза генерал-полковник Г. В. Бакланов, — от двадцатилетних парней с румянцем во всю щеку до седоголовых зрелых воинов, самых разных национальностей, различных характеров, темпераментов, привычек, манер, люди, не похожие друг на друга решительно во всем, кроме одного: это были бойцы, не уступающие друг другу в мужестве, выдержке, смелости, в высоком воинском мастерстве… Это действительно была… наша гордость, наша слава — самые бесстрашные, самые преданные сыны своей Родины».

Думал ли он, Павел Фирсов, семнадцатилетний паренек из деревни Подозерки Нижнегородской губернии, уходя в 1918 году добровольцем в Красную Армию, что ему придется пройти через огненное горнило войны с фашистами, стать генералом, командиром стрелкового корпуса, участником многих боевых операций, штурма Берлина? В памяти возникли имена тех, кто не дожил до этого долгожданного дня — апофеоза Победы. Вспомнились тревожные дни октября 41-го и слова командарма Захаркина: «Стой насмерть! За Окой нам места нет». Вспомнились и хмельные от счастья дни победного мая, разрушенный, пропахший гарью и пылью поверженный Берлин, алое знамя Победы над фашистским рейхстагом. Нет, никогда и никакому врагу не победить нашу Советскую Родину!

И. АРТАМОНОВ, полковник в отставке, бывший начальник политотдела 60-й гвардейской стрелковой дивизии ПАВЛОГРАДЦЫ В БОЯХ ЗА КИШИНЕВ

На боевом пути нашей 60-й гвардейской Павлоградской стрелковой дивизии особенно памятным и довольно значительным событием явилось участие в боях за освобождение Молдавии и ее столицы Кишинева от немецко-румынских фашистских захватчиков.

Дивизия, которой в те далекие дни командовал гвардии генерал-майор Василий Павлович Соколов, после успешного наступления на Правобережной Украине, в десятых числах апреля 1944 года подошла к Днестру. Ее частям предстояло форсировать реку, овладеть плацдармом и, прочно удерживая этот участок местности, вести подготовку к наступлению на правом берегу. Обстановка в те дни оказалась чрезвычайно сложной — от весенних дождей широко разлились Днестр и Турунчук, плавни мешали продвижению войск. Все это намного осложняло выполнение поставленной перед нами боевой задачи.

И все же после усиленной разведки местности и обороны противника на противоположном берегу реки подразделения 180-го гвардейского стрелкового полка под командованием майора Ф. В. Чайки и 185-го полка во главе с подполковником П. В. Мыловым смогли под вражеским огнем преодолеть водную преграду в районе села Оланешты и захватить узкую полосу, за которую завязались ожесточенные схватки. Вскоре воинам 185-го полка удалось овладеть отдельными домами на восточной окраине Оланешт. Фашисты начали предпринимать одну контратаку за другой на открытом фланге полка, пытаясь окружить его стрелковые подразделения. Тогда майор Чайка, сформировав сильную группу из полковых разведчиков и роты автоматчиков, бросил ее в бой. Группа, совершив смелый маневр, пробралась незамеченной во вражеский тыл и открыла шквальный огонь из всех видов оружия, чем создала панику в рядах гитлеровцев. Фашисты вынуждены были отступить. Только в этом бою противник потерял не менее ста солдат и офицеров убитыми и ранеными. Много фашистов было захвачено в плен, а среди них и командир батальона 717-го пехотного немецкого полка.

Обстановка на плацдарме с каждым днем усложнялась. Это было связано с продолжавшимся подъемом воды в реке, что крайне затрудняло доставку на «малую землю» продуктов, боеприпасов и переправу раненых. Учитывая сложившееся положение, командование 32-го стрелкового корпуса приняло решение в ночь на 19 апреля вывести полки дивизии на левый берег. А в ночь на 27 апреля наши части снова форсировали реку, захватили плацдарм в районе села Пуркары, который и удерживали до 5 мая, когда нас сменили другие войска.

В связи с начавшейся перегруппировкой войск 5-й ударной армии дивизия в ночь на 6 мая была выведена с плацдарма. Сосредоточившись в районе населенного пункта Новоалександровка, мы приступили к созданию тылового оборонительного рубежа и подготовке личного состава, особенно только что прибывшего пополнения, к предстоящим наступательным действиям с прорывом сильно укрепленной обороны противника.

Ночью 1 июня, переправившись через Днестр, дивизия заняла небольшой по размерам, покрытый рощами и фруктовыми садами Пугачено-Шерпенский плацдарм. Она сменила части 29-го корпуса 8-й гвардейской армии, которые до этого дня вели здесь тяжелые оборонительные бои с противником, пытавшимся ликвидировать эту «малую землю».

Полки 320-й фашистской пехотной дивизии находились на выгодном рубеже обороны, проходившем по юго-восточной окраине Пугачев, восточной окраине Шерпен и северо-восточной окраине села Спея по небольшим возвышенностям, что давало возможность гитлеровцам не только просматривать, но и держать под огнем всех видов оружия участок местности, занимаемый нами и соседом слева — частями 295-й стрелковой дивизии генерал-майора А. П. Дорофеева.

Почти три месяца мы находились на этом небольшом плацдарме, удерживая его в своих руках. Какого огромного морального и физического напряжения это стоило бойцам и командирам! Трудно было на плацдарме: приходилось вести непрерывную разведку, б том числе и боем, чтобы иметь наиболее полные дайные о противнике. Не давали нам покоя и атаки и Контратаки гитлеровцев, пытавшихся ликвидировать заднестровский плацдарм. Однако они успешно отражались нашими частями и соседями.

Хорошо действовали на плацдарме наши снайперы. Внимательно следя за поведением вражеских солдат, они прицельным огнем уничтожали врагов. Гвардии старшина Еросов записал на свой счет тогда не один десяток уничтоженных фрицев. Замечательным снайпером оказался и сын молдавского народа гвардии сержант Цуркан, уничтоживший 27 вражеских солдат и офицеров… К сожалению, ему не довелось увидеть освобожденный Кишинев. В одном из боев он погиб смертью храбрых. Отличными снайперами показали себя комсомольцы гвардии рядовой Косенко, на его счету 16 фашистов, и гвардии старший сержант Чарский, застреливший 11 гитлеровцев. Всего снайперы дивизии уничтожили несколько сот вражеских солдат и офицеров.

Мы изучили поведение противника: днем он, как правило, вел себя более или менее спокойно, ночью же методически обстреливал артиллерийско-минометным огнем переправу через Днестр и пулеметно-автоматным огнем — наш передний край, освещая его ракетами.

Во время пребывания дивизии во втором эшелоне и в первые дни на плацдарме партийно-политический аппарат соединения многое делал для поднятия боевого духа личного состава. Нелегко проводить эту работу в боевых условиях, но в то же время были здесь и свои преимущества: все коммунисты, независимо от занимаемых должностей, постоянно находились среди личного состава подразделений. Планы партийно-политической работы составлялись с учетом обстановки. Большое значение приобрели индивидуальные беседы с бойцами. В это время многие бойцы и командиры решили связать свою судьбу с партией. Только за три летних месяца 1944 года 150 самых мужественных воинов стали коммунистами.

В те дни вступил в ряды Коммунистической партии и командир 180-го гвардейского стрелкового полка майор Федор Васильевич Чайка. Получая партийный билет, он взволнованно сказал: «Высокое звание коммуниста я оправдаю с честью». Он сдержал свое слово: за форсирование Одера и удержание заодерского плацдарма ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

18 августа мы приняли участие в операции с целью овладения высотой 79,4 и отвлечения внимания вражеского командования от направления готовящегося главного удара в полосе 3-го Украинского фронта.

В конце второй декады августа противник вдруг начал производить массированные артиллерийские налеты днем и особенно вечерами по всему плацдарму. Командованию дивизии пришлось усилить наблюдение. С этой целью на передний край была выведена разведывательная рота. Полкам было придано по одному саперному взводу на случай, если придется проделывать проходы в проволочных и минных заграждениях. В каждом полку было выделено по одной усиленной стрелковой роте, которая будет преследовать фашистов, если они начнут отход.

Был канун Ясско-Кишиневской операции, которая развернулась с утра 20 августа.

В ночь на 23-е наши разведчики обнаружили, что вражеские войска отступают в Кишиневском направлении, и дивизия перешла в наступление. Преодолевая упорное сопротивление сильных арьергардов противника, наши части к исходу этого же дня выходят на ближние подступы к столице Молдавии. 177-й гвардейский полк под командованием гвардии подполковника Василия Николаевича Косова, действуя мелкими подразделениями, достигает моста через реку Бык и врывается в город. Особо ожесточенные бои происходили на улицах Харлампиевской (ныне Ст. Великого) и Болгарской. К 24 часам ночи 24 августа полк, очищая улицу за улицей, достиг юго-западной окраины города.

180-й стрелковый полк, которым командовал майор Ф. В. Чайка, развернув боевые действия в районе высоты 119,0, получил задачу совместно с передовыми отрядами 32-го стрелкового корпуса и 295-й стрелковой дивизии овладеть железнодорожной станцией. Вскоре первый батальон во главе со старшим лейтенантом Пыльниковым прорвался к железнодорожным путям. В батальоне, воодушевляя горячим словом коммуниста бойцов и командиров, находился и заместитель командира полка майор Я. Г. Филановский. Во время боев за станцию Пыльников и Филановский получили ранения, но не оставили поле боя, а продолжали руководить подразделениями. Овладев железнодорожным вокзалом, полк продолжал продвигаться вперед и к 2 часам ночи завершил изгнание оккупантов из юго-восточной части Кишинева.

В тот вечер 185-й гвардейский полк под командованием подполковника П. И. Мылова, преодолев рубеж реки Бык, повел наступление на центральную часть города. Уничтожая отдельные очаги сопротивления противника на улицах Измайловской, Михайловской (ныне Комсомольская), Николаевской (ныне Фрунзе) и Александровской (ныне Ленина), подразделения полка к рассвету 24 августа достигли северо-западной окраины.

В боях на Пугачено-Шерпенском плацдарме, а затем и в развернувшемся стремительном наступлении на Кишинев смелость, отвагу и находчивость показал весь личный состав дивизии, от рядового солдата до генерала. Командир дивизии Василий Павлович Соколов свой наблюдательный пункт всегда располагал в непосредственной близости от боевых порядков, чтобы оперативно влиять на ход наступательных действий. То же можно сказать и о командирах полков.

Орудийные расчеты 132-го гвардейского артиллерийского полка, которым командовал майор В. А. Землянский, во время развернувшегося наступления всегда действовали в боевых порядках стрелковых полков, огнем поддерживая их подразделения. В те дни особенно отличился личный состав 1-й батареи под командованием старшего лейтенанта Горобия и 5-й батареи во главе со старшим лейтенантом Леликовым. В селе Будешты противник попытался задержать продвижение 177-го и 180-го полков. Тогда Горобий и Леликов приказали выкатить орудия на прямую наводку и уничтожить вражеские очаги сопротивления.

Отважно действовал в бою за освобождение села Будешты взвод автоматчиков 180-го полка под командованием лейтенанта Аржаных. В этом бою командир получил смертельное ранение. Тогда командование взводом принял старший сержант Арефьев. Действуя небольшими группами, бойцы просочились в расположение противника и с возгласом «Отомстим за нашего командира!» обратили гитлеровцев в бегство.

Коммунисты и комсомольцы, как и всегда, находились на самых ответственных участках. Член партии комсорг батальона 180-го стрелкового полка гвардии старшина Овсиенко, чтобы уничтожить огневую точку противника, мешавшую успешному продвижению подразделений, скрытно проник в тыл вражескому пулеметчику. Только хотел дать очередь, как осколком снаряда его автомат был разбит. Комсорг не растерялся. Увидев валявшуюся ракетницу, он схватил ее, наставил на фашиста, скомандовал: «Хенде хох!» Перепуганный ефрейтор поднял руки.

Комсомольцы разведывательной роты дивизии гвардии сержанты Васильченко и Макушкин, продвигаясь верхом на лошадях впереди наступающих, внезапно наскочили на семерых вражеских всадников. Двое против семерых завязали бой и заставили фашистов сложить оружие.

Утром 24 августа жители освобожденной столицы Молдавии тепло и радостно встречали наших воинов. Выбираясь из полуразрушенных зданий, люди выносили фрукты, виноград, ключевую воду, приглашали отдохнуть и перекусить.

— Мы жили в постоянном страхе, — говорил бойцам старик молдаванин Исай Дубчак, первым встретивший своих освободителей.

Рядом с мельницей на окраине города нас ждала изможденная и оборванная женщина. Она рассказала о зверствах, чинимых гитлеровцами в период оккупации:

— На этой мельнице гитлеровцы мололи для себя муку. Нам же запретили даже подходить к ней. Помню, как двое братишек просили пустить их смолоть немного зерна для тяжело больной матери, но фашист прогнал их со двора. Они сделали еще одну попытку. Тогда гитлеровец в упор застрелил обоих из автомата.

Дикая расправа с детьми, о которой рассказала женщина, вызвала большую ненависть к этим зверям в человеческом обличии, стремление безостановочно гнать фашистских бандитов из пределов нашей Отчизны и добить их в их собственном логове.

За отличные боевые действия в боях за освобождение Молдавии и ее столицы Кишинева Верховный Главнокомандующий 24 августа 1944 года объявил благодарность всему личному составу. Сотни рядовых, сержантов и офицеров были удостоены высоких правительственных наград, а 177-му стрелковому и 132-му артиллерийскому гвардейскому полкам были присвоены почетные наименования «Кишиневских».

60-я гвардейская Краснознаменная дивизия закончила свой долгий и тяжкий боевой путь в центре поверженного Берлина.

А. БЕЛЬСКИЙ, Герой Советского Союза, Почетный гражданин Кишинева, полковник в отставке, бывший командир батальона 273-го гвардейского стрелкового полка КРАСНЫЙ ФЛАГ НАД КИШИНЕВОМ

4 апреля 1944 г. полки нашей 89-й гвардейской стрелковой дивизии выходили на подступы к реке Днестр, в районе города Дубоссары. Перед нами лежала земля Молдавии — края яркого солнца, садов и виноградников, На этой земле еще томились в неволе советские люди. Воины-освободители рвались на помощь своим братьям.

8 апреля мы опрокинули врага в Днестр и форсировали эту водную преграду. На наш 273-й гвардейский полк, которым командовал подполковник Василий Васильевич Бунин, была возложена задача — выбить фашистов из сильно укрепленного опорного пункта Жеврены, угрожавшего одному из наших флангов. Пересеченная местность, разлившаяся к тому времени от весенних дождей река Реут осложняли выполнение этой боевой задачи. Двенадцать суток шли ожесточенные схватки, в которых гвардейцы изматывали противника, штурмуя его оборонительные укрепления.

Первыми форсировали Реут и ворвались в населенный пункт бойцы отделения гвардии сержанта комсомольца Василия Огородова. Вслед за ними ринулись воины всей роты. Гитлеровцы заметались, как крысы на тонущем корабле. В самом большом доме села размещался их штаб. Наступление гвардейцев было настолько внезапным, что фашисты не успели даже покинуть его. Когда сержант Огородов и рядовой Назаренко добрались до этого дома, то засевшие в нем гитлеровцы открыли беспорядочный огонь. Наши бойцы приняли решение — блокировать это здание. Назаренко подполз к черному ходу, а Огородов, укрывшись за каменной стеной колодца, открыл по дому огонь из автомата, сам оставаясь неуязвимым. Вражеские солдаты и офицеры предпринимали многократные попытки вырваться из «мышеловки»: вели беспорядочный огонь, бросали гранаты, выскакивали на улицу, но каждый раз меткий огонь автомата тут же скашивал их. Так продолжалось больше часа. Девятнадцать гитлеровцев полегли у самого порога осажденного дома. Среди них оказались полковник, майор и капитан. Гвардейцы забрали с собой штабные документы и карты.

На участке другой роты форсированию Реута сильно мешал огонь вражеской батареи. Гвардии рядовой комсомолец Иван Мусоров, командовавший стрелковым отделением, самостоятельно принял решение — захватить батарею противника. Гвардейцы ползком окружили батарею и, когда оказались в ее тылу, атаковали орудийные расчеты. Гитлеровцы бросили орудия и побежали. У Мусорова возник план поважнее преследования горстки перепуганных фашистов. Он приказал развернуть на 180 градусов орудия и открыть огонь.

Так дрались наши гвардейцы за освобождение Жеврен и захват плацдарма на правом берегу Реута. К 25 апреля здесь полностью был ликвидирован крупный вражеский пункт сопротивления, и село стало снова советским. Но упорные бои продолжались за другие населенные пункты.

В одном из сел ко мне вместе с группой молодых ребят подошел старик в рубахе и штанах из домотканой мешковины. На груди у него я заметил два Георгиевских креста. Старик охотно рассказал о своей жизни, о былых военных походах, во время которых и был удостоен за храбрость наград.

— Русские всегда были нашими братьями и заступ никами, — говорил он, — вместе с русскими я еще в молодости проливал кровь. Сил вот мало осталось у меня, а то и на этот раз пошел бы вместе с вами на боевые дела, как когда-то ходил.

Старик долго рассказывал нам о бесчинствах оккупантов, о том, как жестоко расправлялись они за малейшее неповиновение, призывал отомстить врагу за страдания народа.

— Сам теперь не могу воевать, а вот пятерых своих внуков привел вам на помощь. Хоть они и молодые, но фашистов будут бить хорошо.

Как раз в это время к нам в батальон приехали корреспонденты из фронтовой газеты. Я представил им нового знакомого. Они сфотографировали старика с внуками, записали в блокноты кое-какие сведения о старом воине и уехали.

— Ну вот, уехали, — недовольно заворчал старик. — А кто же мне скажет, в какую роту вести моих молодцов?

Чуть поодаль стояли и улыбались пятеро молодых парней. Старик подозвал их.

— Так примете к себе моих хлопцев?

Я объяснил старому человеку, как это сделать. Спустя несколько месяцев, уже в Польше, когда наш батальон занимал исходный рубеж для наступления с Магнушевского плацдарма, я повстречал двух молодых солдат, которых будто где-то видел, но никак не мог припомнить где. Солдаты смотрели на меня, пока я терялся в догадках, и смеялись. Наконец один из них сказал:

— А мы вас помним, товарищ комбат. Я Кирилл Чиглей, а это Василе Голбан. Помните, нас дедушка Петря к вам привел.

На подступах к Кишиневу наши гвардейцы освободили много населенных пунктов. В районе города Оргеева вражеская оборона была быстро смята. В этот день наш полк, находясь на острие наступления 26-го гвардейского стрелкового корпуса, вышел к селу Драсличены. Большим и упорным был бой под Петриканами. Здесь гитлеровцы заминировали поля и сконцентрировали большое количество огневых средств. Перед моим батальоном была поставлена задача — на одном из участком проложить дорогу через минное поле, уничтожить огневые точки врага.

Не успел я разъяснить командирам роты и взводов важность задания, как мне доложили, что группа бойцов добровольно вызвалась двигаться впереди наступающих, обезвредить вражеские мины и уничтожить мешающие успешному продвижению батальона два дзота. Я спросил, знают ли они, что операция связана^с риском для жизни?

— Знаем, — хором ответили бойцы.

— Даю вам еще тридцать минут на обдумывание. Операцию мы доверим только тем, кто уверен в себе, идет не умирать, а хочет и может помочь завоевать победу в предстоящем бою.

Рассказал им о боевых подвигах гвардейцев. Притихшие и настороженные, слушали они мой рассказ о воине нашей части Герое Советского Союза Чалпомбае Талубардыеве, который при форсировании Дона и захвате плацдарма на правом берегу показал пример храбрости и отваги, ценой своей жизни обеспечил выполнение боевого задания.

Когда я кончил рассказ, сидевшие передо мной на траве бойцы поднялись на ноги. В каждом лице светилась суровая трезвая решимость…

— Кто передумал? — спросил я.

Все молчали.

— Кто из вас нездоров или плохо себя чувствует? — несколько иначе сформулировал я свой вопрос.

Ответом тоже было молчание.

— Ну, что ж, товарищи, спасибо вам, — сказал я и почувствовал, как к горлу подполз давящий ком. Я был взволнован. Думаю, что взволнованы были и бойцы. Но никто из нас не подал вида.

С наступлением темноты двенадцать смельчаков во главе с сержантом Самойловым, вооруженные гранатами и автоматами, поползли навстречу вражеским укреплениям. Задание они выполнили. На рассвете после артиллерийского удара по разведанной дороге двинулась рота, а за ней весь батальон. Мы преодолели глубоко эшелонированную оборону противника и стали по пятам преследовать врага.

Уже к исходу дня наши гвардейцы первыми в дивизии вышли к Кишиневу. Город был от нас в семи километрах, и мы хорошо видели клубы огня и дыма, слышали взрывы. Утомленные несносной августовской жарой, пройдя с боями около пятидесяти километров по оврагам, косогорам, крутым спускам и подъемам с проволочными заграждениями и минными полями, мы выбились из сил.

Я стал подумывать о том, чтобы окопаться и дать бойцам возможность передохнуть. Размышляя над этим, всматривался в далекие очертания города и видел, как злобствующий враг уничтожал народное добро. Было очень заманчиво немедленно ворваться в город, не дать фашистам до конца разрушить столицу Советской Молдавии. Я знал, что стоит мне сказать одно слово «Вперед!», и люди устремятся туда, где полыхает пожар. Но знал и другое — на подступах к Кишиневу нас ждала трехлинейная траншейная полоса обороны гитлеровцев.

Отдав приказ прекратить продвижение вперед, я пошел к бойцам, чтобы узнать их настроения.

— Ну как, товарищи, отдохнем или будем продолжать наступление? — спрашивал я и слышал в ответ:

— Где тут раскуривать!

— В городе отдохнем!

Мне стало ясно, что как ни устали люди, настроение у них боевое и желание гнать врага без передышки жило, пожалуй, в каждом бойце. Я вызвал командиров рот, определил каждому задачу. Батальон быстро развернулся в цепь и начал наступление на город.

Враг бешено оборонялся шквальным артиллерийским и минометно-пулеметным огнем. Рота, которой командовал Киташин, действовала на левом фланге. Несколько правее наступала рота Сенаторова, в задачу которой входило очистить лесок от гитлеровцев и выйти к реке Бык. А на правом фланге шли гвардейцы Давыдовича, прикрывавшие наступление всего батальона. Поддержанная артиллеристами рота Киташина первой начала наступление вдоль оврага и, стремительным броском ворвавшись в город, завязала уличные бои. Судорожно цепляясь за каждый угол, дом, улицу, фашисты создавали узлы обороны. В одном из домов на Первомайской улице шестеро засевших гитлеровцев вели непрерывную автоматно-пулеметную стрельбу. Под шквальным огнем офицер Танасов, пробравшись незамеченным к окну, швырнул туда связку гранат. Улица была свободна.

На пути гвардейцев Давыдовича серьезной преградой встали два вражеских танка, открывших огонь из орудий и пулеметов. Навстречу фашистским машинам пополз гвардии лейтенант Мельников с тремя бойцами, и вскоре машины были захвачены, экипажи уничтожены.

К девяти часам вечера мой батальон достиг центра города. Нужно было водрузить на площади красный флаг. Я послал двух бойцов раздобыть у местных жителей лоскут кумача. Вскоре они вернулись с красным полотнищем в руках. Его быстро приделали к древку.

Было уже темно, когда мы вышли на перекресток улиц Гоголя и Ленина. Здесь, на площади, на высоком столбе по моему приказу рядовой Кушнир водрузил красный флаг. У всех нас было рзлестное настроение. В честь поднятия флага мы дали залп и стали пробираться в верхнюю часть города.

Кругом еще горели дома, то и дело слышались взрывы, трещали пулеметы. Враг заминировал мостовые, здания, перекрестки улиц. К 11 часам вечера мы вышли на Садовую улицу и здесь заняли оборону до утра.

Бои за полное освобождение Кишинева продолжались всю ночь с 23 на 24 августа. Кишинев стал снова советским. Приказом Верховного Главнокомандующего нашему гвардейскому стрелковому полку было присвоено почетное наименование «Кишиневский».

Утром 24 августа мы увидели страшную картину фашистского варварства. Отступая, оккупанты разрушили целые кварталы жилых домов, вывели из строя все промышленные предприятия. Всюду дымились остатки сожженных построек.

Кишиневцы с большой радостью встречали советских бойцов, угощали нас виноградом, яблоками. С жадностью слушали люди рассказы о жизни Советской страны, о борьбе нашего народа за победу над врагом. Как раз в это время сюда пришли первые советские газеты. Мы видели их в руках многих горожан. В парке рядом с аркой Победы фронтовой поэт читал свои только что написанные стихи:

В тот день мы проводили в последний путь павших за освобождение столицы Молдавии. Среди них был и заместитель командира нашего полка по политчасти майор Михаил Иосифович Кручек. Он был похоронен в парке имени А. С. Пушкина^[3]. Отдав последний долг павшим героям, мы продолжали преследование противника.

В боях за окончательное освобождение Молдавии покрыли себя неувядаемой славой наши бойцы, бесстрашные и мужественные сыны советской гвардии, воспитанные Коммунистической партией.

Был у нас доброволец — семнадцатилетний паренек Николай Ковалев, лихой и бесстрашный разведчик. Послали его однажды разведать и засечь огневую точку, чтобы потом накрыть ее артиллерийским огнем. Ушел Ковалев и долго не возвращался. Вернулся, когда уже мало кто его ждал. Впереди него шли четыре гитлеровца. Один волочил за собой тяжелый станковый пулемет.

— Как же ты умудрился их захватить, да еще и с пулеметом? — спрашиваем у него.

— Очень просто, — отвечает, — подполз это я, значит, сзади пулемета, подкрался поближе к фрицам, бросил одну противотанковую гранату, они и скисли, сразу все руки подняли. Это их счастье, что я промахнулся… — и вытаскивает из кармана два пистолета и кинжал. — Это я у фашистского лейтенанта снял. Сволочь-то какая! Руки поднял — «сдаюсь», а у самого в кобуре пистолет и на поясе нож…

Несколько позднее, когда фашисты были окружены, Ковалев, находясь в разведке с тремя бойцами и будучи старшим среди них, взял в плен и привел в штаб более двухсот гитлеровских вояк, за что был награжден орденом.

Солдатской смекалкой отличался в нашем полку гвардии младший сержант Порфирий Чеботарь. На одном участке пехота никак не могла продвинуться вперед. И вот тогда сюда пришел со своим противотанковым ружьем Чеботарь. Он огляделся, занял в воронке от разрыва авиабомбы огневую позицию. Перед ним лежала возвышенность, покрытая низкорослым кустарником. Кое-где среди кустарников виднелись копны сена. Где-то там, невидимые, были вражеские солдаты. «Копны сена среди кустарников? С чего бы это им здесь быть?» — подумал бронебойщик. Он выстрелил зажигательным патроном в один стог сена — копна мгновенно вспыхнула. Через минуту-две от нее побежали фашисты. Стрелки открыли по ним огонь.

Разгадав, где укрываются солдаты противника, бронебойщик теперь принялся выкуривать их огнем. По движущимся и теперь хорошо видимым целям начали стрелять пулеметчики. Автоматы в ход пошли. Больше 70 гитлеровцев в этом месте в плен взяли и 46 оказались убитыми. Осмотрели мы потом места, где стояли стога сена. Под каждой копной была настоящая огневая точка с амбразурными щелями, стальными щитками и даже бетонными колпаками.

Развернулись упорные бои за ликвидацию окруженной группировки врага. Крупная колонна фашистов в районе села Сарата-Резешь судорожно пыталась переправиться на правый берег Прута и уйти от преследования. Но дивизии 26-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора Павла Андреевича Фирсова стремительным ударом загнали всю гитлеровскую колонну в болото северо-западнее Сарата-Резешь.

К утру 29 августа сопротивление врага было окончательно сломлено, и началась массовая сдача в плен. В числе пленных оказалось более тысячи немецких офицеров, три командира дивизии и командир корпусной группы. Всего соединения 26-го гвардейского стрелкового корпуса в этой операции, захватили в плен более 22-х тысяч человек и огромные трофеи.

В этот же день закончились бои по уничтожению окруженной кишиневской группировки и на всех других участках. Немецко-фашистские захватчики были полностью изгнаны со всей территории Молдавской ССР. В ходе этих боев гвардейцами нашего полка было уничтожено значительное количество гитлеровцев, подбито 23 танка, уничтожено 973 пулемета, 28 орудий, 73 миномета, 180 автомашин, взято в плен 11 074 солдата и офицера, захвачено 8325 лошадей, около 10 000 винтовок и автоматов, 430 пулеметов, 185 минометов, 115 орудий разного калибра, 420 автомашин, 4871 повозка, 3 паровоза, ПО груженых железнодорожных вагонов и несколько интендантских складов.

После освобождения Молдавии мы были переброшены в Польшу. Вскоре переправились через реку Висла на плацдарм, с которого готовился скачок войск 1-го Белорусского фронта к самому логову фашистского зверя — Берлину.

В авангарде наступавших на Берлин войск шла также прославленная 5-я ударная армия генерал-лейтенанта Николая Эрастовича Берзарина, и снова самым первым, как всегда, мой штурмовой батальон. Он первым в полку должен был начать штурм долговременной вражеской обороны. Мы готовились к этому долго и тщательно. Каждый воин знал — отсюда начинался победоносный марш Советской Армии на Берлин. Оставался последний этап боевого пути.

Бой был смертным. Каждый метр брался кровью. И командовать боем батальона теперь было куда сложнее, чем обычно. Управлять следовало не только ротами своего батальона, но и приданными на этот раз значительными средствами усиления: противотанковой батареей полковой артиллерии, которая шла вместе с пехотой, батареей самоходных орудий и группой танков штурма.

Гвардейцы нашего батальона прорвали оборону противника. Части 5-й ударной устремились к Берлину. От участка прорыва наступление расширялось веером, отсюда уже каждый шел своим, заданным направлением.

Менее чем за десять суток наша дивизия прошла с боями 570 километров и закончила свой бросок на подступы к Берлину захватом плацдарма на левом берегу реки Одер, севернее города и крепости Кюстрин.

В боях на подступах к Берлину отважно и мастерски штурмовал вражескую оборону наш гвардейский Кишиневский, а теперь, за успехи по освобождению польской земли, награжденный орденом Красного Знамени стрелковый полк. А в дивизии за несколько дней наступательных боев с Магнушевского плацдарма прибавилось еще 14 Героев Советского Союза. Как раз в те памятные дни в нашу дивизию прибыла делегация с подарками от трудящихся Молдавии. Вместе с нами посланцы молдавской столицы вступили в Берлин и были свидетелями капитуляции гитлеровской армии.

Бои за Берлин были, пожалуй, самыми тяжелыми за всю войну. Тяжело раненный зверь огрызался до последнего. Пришлось применять новую, тут же родившуюся тактику. Гвардейцы забирались на крыши берлинских домов, с крыш высоких зданий бросали дымовые шашки, и тогда под прикрытием густого дыма продвигались вперед и люди, и техника. Бои были такими, что люди прокладывали дорогу танкам. По крышам берлинских домов, по земле и под землей (по тоннелям метро) батальон прошел 11 километров. В память о тех днях в Центральном музее Вооруженных Сил в Москве бережно хранится один из штурмовых флагов нашего батальона.

В боях за Берлин в батальоне сражался и 91 боец молдавской национальности. В День Победы они собрались вместе и написали на Родину, в свой цветущий край письмо. Называлось оно «Слово воинов-молдаван к землякам. Письмо гвардейского Краснознаменного Кишиневского полка трудящимся Молдавии». Его подписали младший сержант Николай Кекуч, гвардии сержант Григорий Сервачук, гвардии сержант Василий Фулга, гвардии сержант Марк Дургуз, гвардии рядовые Иван Чебанапа, Василий Гол бан, Кирилл Чиглей, Филипп Алканов, Павел Раку, Георгий Коваль и другие. Они писали в своем письме: «Нам выпала высокая честь и большое счастье служить в гвардейском Краснознаменном Кишиневском полку. Этот полк освобождал Молдавию и ее столицу Кишинев, бил немецких захватчиков на берегах Прута. Мы были свидетелями храбрости и мужества, отваги и геройства его гвардейцев, когда они в августе 1944 года изгоняли немецко-фашистских захватчиков с молдавской земли, а потом высокому воинскому мастерству мы и сами учились у них, вместе с ними ведя бои за освобождение Польши и при разгроме врага в самом Берлине. Нам бы хотелось скорее видеть нашу родную солнечную Молдавию залечившей раны войны, цветущей, богатой, как никогда! Поэтому и призываем мы вас, дорогие земляки, работать не покладая рук над решением величественных задач послевоенных пятилеток».

С тех пор прошло много лет. Волею судеб мне снова довелось ступить на молдавскую землю. Я вижу, что счастье и радость поселились теперь в каждом молдавском доме. И видя это, я часто вспоминаю тяжелые военные годы, своих боевых товарищей, павших в боях герот ев. И еще я вспоминаю письмо солдат из поверженного Берлина, мечтавших видеть родную Молдову цветущей и богатой. Что ж, мечта эта, рожденная в битвах с проклятым врагом, осуществилась!

Д. ЧИБИСОВ, член совета ветеранов 94-й гвардейской стрелковой дивизии БОЕВАЯ ХРОНИКА ОДНОЙ ДИВИЗИИ

12 апреля 1944 года полки 94-й гвардейской Краснознаменной Звенигородской стрелковой дивизии переправились через Днестр в районе Красного Кута. За образцовое выполнение заданий командования при форсировании этой реки Указом Президиума Верховного Совета СССР 94-я гвардейская дивизия была награждена орденом Суворова II степени.

Оказавшись на правом берегу, мы, при поддержке танков, перешли в наступление. «Тридцатьчетверки» подавили огневые точки противника на переднем крае и двинулись через траншеи на северо-западную окраину села Устье. В это время пехота ворвалась в первую линию траншей врага и завязала там рукопашный бой. К полудню один из батальонов 283-го полка вышел на северо-западную окраину села Устье, завязав с противником уличный бой.

Много дней и ночей это село было ареной жестоких и кровопролитных схваток с фашистами. Однажды противник в течение ночи трижды контратаковал, пытаясь окружить ударно-штурмовой батальон. Все контратаки врага были успешно отбиты. Наутро пьяные, с перекошенными лицами фашисты в четвертый раз бросились в контратаку. Артиллерия помочь нам не могла, ибо мы оченьблизко сошлись с врагом. Тогда артиллеристы открыли ураганный огонь по тылу врага, а мы вели ближний бой. И бой этот выиграли. Контратака захлебнулась. А вскоре под натиском наших войск враг был вынужден оставить село Устье…

После жарких боев на некоторое время наступило затишье. В полках нашей дивизии с мая 1944 года шла активная подготовка к наступлению. Гвардейцы совершенствовали свое мастерство и передавали боевой опыт новому пополнению. Начальник политотдела дивизии полковник С. В. Кузовков регулярно бывал в полках и батальонах. Бывало, утром вручал партбилеты принятым в ряды ВКП(б) бойцам роты старшего лейтенанта В. П. Овчинникова, в обед в роте гвардии капитана А. С. Околедова проводил открытое партийное собрание на тему «За Советскую Молдавию». А вечером его уже видели в батальонах гвардии капитанов А. П. Рыбкина и В. Д. Демченко…

С полной нагрузкой работала в эти дни и полевая почта. Бойцы каждую свободную минуту использовали для того, чтобы послать весточку родным, близким, знакомым. Корреспонденции порой было так много, что она едва вмещалась в объемистые сумки почтальонов.

Никто из нас тогда не знал, что в Ставке Верховного Главнокомандования уже утвержден план одной из крупнейших операций под наименованием «Ясско-Кишиневская».

На основании приказа штаба корпуса части нашей дивизии в ночь на 21 августа произвели перегруппировку и основными силами сосредоточились на рубеже сел Пятра (ныне Лазо) и Фурчены на берегу реки Реут, оставив на оборонительных рубежах по одному батальону пехоты и роту минометчиков. В ночь на 23 августа основные силы дивизии, преодолев заранее подготовленные проходы в минных полях противника, без предварительной артподготовки перешли в наступление. К семи часам утра они овладели селом Бранешты.

Стремительно продвигаясь вперед, вечером передовые подразделения подошли к окраинам Кишинева. А спустя час-полтора гвардейцы-пехотинцы завязали бой с фашистами на подступах к северной окраине столицы Молдавии.

Фашисты взрывали склады с боеприпасами и горючим, разрушали исторические памятники и административные здания. Над Кишиневом полыхали пожарища…

На фланге дивизии несколько залпов дали батареи «катюш». 283-й и 288-й гвардейские стрелковые полки развернулись в атаку на врага. Под сильным пулеметным и минометным огнем саперный взвод гвардии лейтенанта Залилова быстро разминировал дорогу к переправе через реку Бык. В течение двух часов гвардейцы-саперы из подручного материала соорудили мост.

В это время бойцы дивизии ждали сигнала к штурму. И вот он подан. Раскатилось многоголосое «Ура!». Гвардейцы лавиной бросились в атаку. Дом за домом, улицу за улицей освобождали они Кишинев от врага. В числе первых ворвались в город комсомольцы 288-го гвардейского стрелкового полка — младший сержант Кондерчук, рядовые Кравченко и Подорилов. На их пути стояло до взвода фашистов. В ход пошли гранаты и автоматы. Свыше десяти вражеских трупов осталось на месте боя. В этом же бою отличился и пулеметчик Афанасий Михайлов. Обойдя оборонявшихся фашистов, он фланговым огнем посеял в их рядах панику, а когда они дрогнули и начали отходить, расстреливал их в упор.

Метким огнем поддерживала пехотинцев батарея противотанковых пушек Героя Советского Союза гвардии лейтенанта В. А. Конева. Орудие гвардии старшины Цымбала вплотную подкатили к заминированной обороне врага. Застрочили немецкие пулеметы и автоматы. Тяжелораненый коммунист Григорий Цымбал принял бой. Прямой наводкой он расстреливал врага. И лишь когда умолкли вражеские огневые точки, истекающий кровью гвардеец оставил свое орудие.

Героический подвиг в боях за Кишинев совершил сын молдавского народа, командир пулеметного расчета гвардии младший сержант Мамей. Когда рота гвардейцев вклинилась в расположение вражеской обороны, командир поставил перед Мамеем задачу — обеспечить фланг наступающей роты. Короткими перебежками расчет Мамея стал обходить немцев с тыла. Вдруг с чердака дома застрочил пулемет. Отважный командир отделения быстро подбежал к зданию и метнул гранату на чердак. Вражеский пулемет умолк. Несколько минут спустя гвардии сержант Заболотный и рядовой Иван Гуменюк из отделения Мамея установили на чердаке свой «максим»….

Командир 288-го гвардейского полка гвардии полковник М. П. Аглицкий дал команду: «Вперед!» Немцы не выдержали новой атаки гвардейцев и начали отходить. И тогда по отходящему врагу застрочил «максим» Ивана Гуменюка. Он бил длинными очередями вдоль вражеских траншей. Меткий огонь пулеметчиков очень помог нашим наступающим войскам.

Умение и отвагу показали в этих боях снайперы. На подступах к городу немецкий пулемет, установленный на чердаке кирпичного дома, без устали бил во фланг наступающей роте офицера Кондратьева. Под градом пуль бойцы вынуждены были залечь. Командир роты приказал снайперу Федотову уничтожить вражеских пулеметчиков. Высокая кукуруза маскировала бойца, который пополз в сторону дома. Подобравшись поближе, снайпер увидел в оптический прицел двух гитлеровцев. Меткими выстрелами он заставил вражеский пулемет умолкнуть.

Хорошо «поработал» в момент наступления на Кишинев и снайпер Бойков. К 14 фашистам, уничтоженным в обороне, он прибавил еще пять в бою за освобождение столицы Советской Молдавии.

Находчивость и инициатива отдельных воинов-гвардейцев часто способствовали успешному решению боевых задач. На подступах к городу, на одном из стыков дорог, немцы, укрепившись в глубоких траншеях, огнем двух пулеметов и большого количества автоматов прикрывали отход основных сил. Сбить их лобовой атакой— означало понести большие потери. Лейтенант Ермаков незаметно отвел свой взвод в сторону и, сделав глубокий обход, зашел фашистам в тыл. Враги обнаружили взвод Ермакова на расстоянии 100 метров от своих траншей. Заняв круговую оборону и развернув один пулемет, враг заставил взвод залечь. Обстановка складывалась не в пользу нашего подразделения. Исход боя решил гвардии рядовой Федор Гончаренко. Улучив момент, он дерзким броском выдвинулся вперед с ручным пулеметом и меткими очередями стал поливать вражеские траншеи. Его огонь поддержали стрелки взвода. Гончаренко снова продвинулся вперед, прижимая немецких пулеметчиков к земле. Взвод перешел в атаку. Гвардейцы забросали гитлеровцев гранатами и в короткой рукопашной схватке истребили до 30 солдат и захватили в плен 27 фашистов.

Умело воевал под Кишиневом бронебойщик Калиберда. Это он метким огнем из противотанкового ружья уничтожил три пулеметные точки врага, задерживавшие продвижение нашей пехоты. Отлично сражались минометчики офицера Чижова. Их метко выпущенные мины подавили огонь вражеских пулеметчиков, расположившихся в здании мельницы.

Навсегда останется в памяти участников боев за освобождение столицы Молдавии образ бесстрашного командира дивизии гвардии полковника впоследствии Героя Советского Союза Г. Н. Шостацкого. На подступах к Кишиневу его машина подорвалась на противотанковой мине. Были ранены адъютант и разведчики. Гвардии полковник Шостацкий был контужен. Но, несмотря на это, он лично руководил боем.

24 августа Кишинев был полностью освобожден от немецко-фашистских захватчиков. Приказом Наркома обороны СССР от 7 сентября 1944 года 288-му гвардейскому полку нашей дивизии было присвоено наименование «Кишиневский». Указом Президиума Верховного Совета СССР 283-й гвардейский Краснознаменный полк за отличие в боях при освобождении столицы Советской Молдавии награжден орденом Богдана Хмельницкого II степени. 1620 воинов дивизии были удостоены правительственных наград.

Из книги «В боях за Молдавию» (кн. 4).

Г. ЛЕНЕВ, Герой Советского Союза, генерал-лейтенант, бывший командир 902-го стрелкового полка 248-й сд НАШ 902-Й В БОЯХ ЗА МОЛДАВИЮ И БЕРЛИН

Весной 1944 года Советская Армия освободила от фашистского ига многие районы Правобережной Украины и вступила в пределы Молдавии. Летом этого года мне было приказано принять командование 902-м стрелковым полком 248-й стрелковой дивизии. Начальник штаба капитан В. Н. Ладовщик доложил, что с 23 июня полк находился в боях. Потери сравнительно небольшие, но боеприпасы на исходе…

Наша оборона тянулась вдоль Днестра. Позиции располагались у самого уреза воды. На другом берегу — фашисты. Днем иногда вспыхивала перестрелка, а по ночам было совсем тихо. Казалось, что и противника нет за рекой. Лишь изредка взлетали там гроздья осветительных ракет.

Солдаты скучали в окопах. Чтобы занять людей, я приказал непрестанно вести земляные работы. Бойцы сооружали огневые точки, рыли ходы сообщений, укрепляли блиндажи…

На каждом участке обороны складывался постепенно свой «микроклимат», свой быт. Однажды я провел ночь на передовом НП. Перед рассветом, когда тишина казалась особенно глубокой, услышал вдруг позвякивание ведер, донесшееся с противоположного берега. Затем голос:

— Русс, вассер!

Неподалеку кто-то спросил:

— Витька, что там?

Послышался плеск, звяканье металла о металл. Вероятио, немцы котелками черпали воду и наполняли ведра.

Едва за рекой наступила тишина, появились солдаты с ведрами на нашем берегу. Раздался крик:

— Фриц, вассер!

Наши бойцы неторопливо набрали ведра и вернулись в траншею.

Спустя несколько минут протарахтела, как предупреждение, пулеметная очередь. Фашисты ответили. И началась перестрелка, начался обычный фронтовой день.

Я поговорил с сержантом, ходившим за водой.

— Жара, товарищ майор, — сказал он. — И умыться надо, и попить вволю. Тут вода рядом, а позади степь.

Может быть, мне следовало поругать сержанта. Но я представил себе людей, изнывающих от зноя и жажды, когда река совсем близко… Вернувшись в штаб, я организовал снабжение солдат водой.

Все длинней и темней становились ночи. В одну из них наш полк оставил спокойный участок, сдав его всего лишь одному батальону. А мы получили приказ незаметно для противника переправиться на правый берег Днестра и сменить обескровленный полк, оборонявшийся на Гура-Быкулуйском плацдарме.

Под покровом ночи мы перешли по мосту через реку и заняли отведенный нам участок, изготовившись к обороне и, если потребуется, к наступлению. Место было сырое, низкое. Через неделю солдаты начали болеть малярией. Лица людей желтели от акрихина. Я и сам чувствовал недомогание.

Мы готовились к прорыву. Противник, очевидно, понимал это и принимал свои меры. Ежедневно фашисты вели огонь из орудий разных калибров, выбрасывая большое количество снарядов. Все это время люди вынуждены были сидеть в укрытиях, прислушиваясь к разрывам. От напряжения, от непрерывного грохота болела голова, и все же солдаты шутили: немец освобождается от груза, чтобы легче было бежать.

По ночам гитлеровцы устанавливали мины. Наша артиллерия вела методический огонь, мешая вражеским саперам работать. Строчили пулеметы.

Меня вызвал командир дивизии полковник Н. 3. Галай. Переправившись на левый берег, я с трудом разыскал штаб дивизии. Он разместился в землянке, замаскированной в густом кустарнике. Вокруг — ни души. Возле штабного блиндажа одиноко стоял часовой.

— Назад. Ходить не велено! — крикнул он.

Я удивленно пожал плечами: что за ерунда? Почему нельзя ходить в штаб? А как же добраться до комдива?

Выручил начальник политотдела дивизии полковник Ф. И. Дюжилов. Он как раз поднялся из блиндажа и увидел меня.

— Ленев, ждем вас. Добрый день! Вчера нас немцы часа полтора бомбили. Методично. Как напоказ. Через десять минут групповой налет. Причем точно по штабу. Поэтому Галай распорядился перевести штаб в другое место и установил строгий маскировочный режим. Так что ты напрасно ворчишь.

— Ну, а если вызвали по делу? Ждать до темноты?

— Зачем? Просто выполняй требования маскировки.

«Комдив прав, — подумал я, остывая, — у нас тоже третьего дня немцы засекли командный пункт полка из-за неаккуратности писарей. От артналета мы потеряли трех человек. А могли бы не потерять…»

— Товарищ Ленев, указание отправить на учебу одного офицера вы получили?

— Да. Пошлем Владимира Мунтяна, командира пулеметной роты.

— Думаете, достоин?

— Вполне. На фронт пришел добровольно в шестнадцать лет. Воюет умело. Участвовал с полком в боях на Маныче, брал свой родной Ростов, форсировал Миус. Награжден орденом Отечественной войны и боевыми медалями.

— А что он за человек? Каковы его моральные качества?

— Смел, выдержан, инициативен. Любое дело можно доверить.

— Образцовая характеристика, — прищурился начальник политотдела.

— Не понимаю вашей иронии, товарищ полковник!

— Не обижайся, с Мунтяном я хорошо знаком. Речь не о нем. Бывает у нас иногда так: человек со своими обязанностями не справляется, а снять его, понизить в должности вроде бы неудобно. Начальство может сказать — воспитывайте. Куда проще отправить такого на учебу, выдвинуть на повышение. Отделался — и ладно..

А в конечном счете такая практика боком выходит. Бездарь лезет вверх. И уже не маленькие участки работы заваливает, а крупные. Ты это всегда помни. А Мунтяна отправляй учиться. Поддерживаю. Он вполне достоин.

— Ясно, товарищ полковник. Командир дивизии в блиндаже?

— Галая найдете вон там, на окраине деревни. Возле зенитчиков. Он никогда не сидит на месте. С солдатами по душам разговаривает. Будьте здоровы!

Командира дивизии я нашел за деревней у опушки леса. Он смотрел на проходивший мимо строй. Вернее, слушал песню, которую старательно выводили солдаты. Лицо у него было довольное. Разгладились морщины на лбу. Он протянул мне руку, спросил:

— Ну, как?

Я догадался, что он имеет в виду песню. Прислушался.

— Вот, и о вашем полку тоже есть! — толкнул меня в бок Галай.

— Песня нашей дивизии. Нравится?

Я не мог кривить душой.

— Мелодия хорошая, а вот слова, откровенно говоря, малость подгуляли.

Галай нахмурился.

— Сами вы подгуляли.

От его хорошего настроения не осталось и следа. Не надо было мне высказываться — о вкусах не спорят. Я приготовился выслушать замечания. Тем более, что и основания для этого имелись. Полк получил пополнение, но молодые бойцы еще как следует не обучены. Мы вышли из лимита боеприпасов. Словом, ругать было за что.

Однако гнев командира быстро прошел. Галай принялся подробно расспрашивать о положении на плацдарме, о наших трудностях. Я сказал, что местность у нас совершенно открытая, а немцы занимают господствующие высоты. Противник обстреливает весь плацдарм прицельным огнем.

— Закапывайтесь глубже! — распорядился Галай. — Все траншеи должны быть в полный профиль.

— Уже сделано.

— Смотри, Ленев, чтобы все было в полном порядке. Скоро начнутся важные события. Надеюсь на тебя, — сказал Галай.

Он впервые обратился ко мне на «ты». Это означало, что я теперь стал в дивизии своим человеком. Мне было известно, что таким обращением комдив подчеркивает обычно свое расположение и доверие.

— Наступать начнем, как понимаешь, с твоего плацдарма, — продолжал Галай. — А вообще армия будет форсировать Днестр на широком фронте. Поэтому нам нужно знать все о немцах.

— Против моего полка стоит 536-й пехотный полк, — доложил я. — Оборона его построена в два эшелона. Сильно развита система траншей, много дзотов.

— А резервы какие? Где находятся?

— Не успели установить, товарищ полковник.

Комдив посоветовал узнать все, что можно, у соседей. Этих данных, вполне понятно, будет недостаточно. Поэтому нужна разведка боем. Галай приказал провести ее восемнадцатого августа.

По этому поводу в первом батальоне состоялось делегатское партсобрание. Я выступил перед коммунистами, рассказал о намеченной разведке боем. Потом говорили солдаты и офицеры. Выступления были короткими, деловыми.

Поднялся пожилой сержант, сказал простуженным голосом:

— Я из первой роты. Коммунисты роты просили передать: задачу выполним.

Сержант сел. Я посмотрел на него и подумал: можно не сомневаться, на своем участке он сделает все, что сможет. А сколько у нас таких воинов, коммунистов и комсомольцев!

К завтрашнему бою все было спланировано штабом полка. Батальоны получили боевые распоряжения. Предполагаемые варианты действий были уточнены на местности. Если разведка боем сразу пройдет успешно, с этой задачей справится один батальон. В случае осложнений придется ввести второй батальон, перенацелить средства усиления. Кажется, было обдумано все, что можно предусмотреть заранее. Я успокоился и вскоре заснул. Но ненадолго. Меня подняла с топчана сильная канонада. В землянку вбежал адъютант Саша Красников:

— Что делается, товарищ майор! Фрицы совсем ошалели! Бьют беглым огнем!

Появился капитан Ладовщик. Обычно бесстрастный, он сейчас был возбужден. Подрагивали его тонкие ноздри:

— Не понимаю, товарищ майор, неужели немцы намерены начать наступление?

Торопливо одеваясь, я лихорадочно соображал, чем вызван ураганный огонь противника. По нашим данным, немцы не собирались атаковать плацдарм. Или наша пазведка прошляпила?

С потолка сыпалась земля. Тяжелые снаряды рвались поблизости.

— Разрешите, товарищ командир? — раздался звонкий девичий голос.

Вошла радистка. Бережно поставила на топчан рацию, тряхнула головой и вопросительно посмотрела на меня.

— Соедините с капитаном Андреевым!

В трубке послышался знакомый картавый голос. Командир батальона по кодированной карте доложил обстановку. Выяснилось, что фашисты бессистемно обстреливают позиции полка. Будто стремятся выпалить как можно больше боеприпасов.

— Они не зря это делают. Вероятно, к отходу готовятся, — высказал предположение начальник штаба.

— Очень похоже, — согласился я и велел соединить меня с Галаем.

Командир дивизии приказал отложить начало разведки боем.

Целый день гитлеровцы вели бешеный огонь. Однако потерь у нас почти не было. Не напрасно мы требовали от людей, чтобы они глубоко зарылись в землю, построили надежные укрытия.

К вечеру канонада стала стихать. Я вызвал по радио Андреева.

— Пора, капитан! Действуй!

Потянулись томительные минуты ожидания. Все, кто находился на командном пункте полка, заметно волновались. А замполит капитан Эрайзер несколько раз порывался отправиться в батальон. Но я не пустил его.

Эрайзер появился у нас во время формирования полка. К замполиту Шаренко явился боец и сказал:

— Я из Астрахани. Был комсоргом у нас в школе.

— Комсоргом? — переспросил находившийся в тот момент у Шаренко командир пулеметной роты, недоверчиво разглядывая худенького солдата. — Мне комсорг в роту нужен. Пойдете?

— Да, пожалуйста, — ответил Эрайзер, и все засмеялись, услышав такой штатский ответ.

Вскоре в бою под Элистой был убит командир минометного взвода. Эрайзер заменил его, получив звание младшего лейтенанта. Эрудированный, общительный и заботливый человек, Эрайзер пользовался уважением товарищей. Перед началом боев за Ростов из полка выбыл на повышение парторг. Коммунисты выдвинули на эту должность Геннадия Павловича Эрайзера. Он оправдал доверие и вот недавно стал замполитом полка.

Самой спокойной среди нас была, пожалуй, девушка-радистка. Она быстро и умело выполняла любое распоряжение. Глядя на нее, я вспомнил нашу первую встречу, когда радистка представилась: «Старший сержант Рамазанова!» И добавила, опережая мой вопрос: «Командир батальона капитан Рамазанов — это мой брат. А помощник начальника штаба капитан Рамазанов — мой отец. Мое имя — Марьян». — «Марьяна?» — переспросил я. — «Нет, Марьян, — улыбнулась девушка. — Ведь я лезгинка…»

— Товарищ майор! — позвала радистка.

Капитан Андреев докладывал, что он находится уже во второй траншее. Немцев нигде нет. Что делать дальше?

Я связался со штабом дивизии. Галая там не оказалось: уехал куда-то в полк. Начальник штаба дивизии полковник Г. Н. Коняшко, человек решительный и смелый, распорядился:

— Наступай! Как следует бей отходящего противника, не давай оглянуться…

Чтобы ускорить наше продвижение, я ввел в бой батальон капитана Зейнала Рамазанова. Через час Андреев доложил, что замечена крупная вражеская колонна. Она удалялась в юго-западном направлении. Значит, немцы начали отход от Днестра. Но, отступая, фашисты оставили сильное прикрытие. Чтобы сбить его и не дать противнику отойти беспрепятственно, нужно было ввести в бой все наличные силы полка.

Капитан Ладовщик заколебался.

— А если не собьем? У немцев, чувствуется, сила немалая. Они понимают, что нужно задержать нас любой ценой. Могут контратаковать, а у нас никаких резервов.

Я задумался. Риск, конечно, есть. Но нельзя же позволить противнику сохранить живую силу. Потом это обернется опять против нас. Я решился и ввел из-за правого фланга третий батальон для наращивания силы удара. Командный пункт полка был выдвинут к боевым порядкам рот. Мне самому нужно было видеть все происходящее, чтобы сразу реагировать на малейшее изменение в обстановке. Со мной выдвинулась вперед оперативная группа штаба полка во главе с Ладовщиком.

Немцы открыли по нашим наступающим цепям сильный огонь. Особенно досталось батальону капитана Андреева. Он вынужден был залечь.

— Несу потери. Прошу подкрепления, — сообщил он мне по радио. — Дайте огня!

Огнем я ему помог. В резерве был поддерживающий артиллерийский дивизион. А вот подкрепление… К этому времени батальон Рамазанова вырвался далеко вперед и во взаимодействии с батальоном 899-го стрелкового полка успешно продвигался на юг. Почему бы не перенацелить две роты от Рамазанова в помощь Андрееву? Конечно, если немцы почувствуют, насколько ослаблена атакующая группировка, они могут доставить нам неприятности. Но я был уверен в успехе, так как знал, что противник деморализован и отходит, совершенно не ведя разведки.

Замысел наш удался. Батальон Андреева, получив помощь, сломил сопротивление врага. Немцы начали откатываться. Только теперь я смог наконец поговорить с Галаем. Командир дивизии сам вызвал меня к рации:

— Ну, как разведка боем?

Доложил.

Ответ последовал не сразу. Вероятно, Галай с кем-то советовался. Потом сказал:

— Продолжай преследование.

И, помедлив, добавил:

— Берзарин доволен твоими действиями.

Позднее я был награжден за успешные действия полка при прорыве вражеской обороны на Гура-Быкулуйском плацдарме. Рядом с орденом Красного Знамени и орденом Отечественной войны I степени я прикрепил к гимнастерке орден Александра Невского.

Закончилась Ясско-Кишиневская операция. 2-й и 3-й Украинские фронты, окружив восемнадцать вражеских дивизий, добивали их на берегу Прута. Советские войска широким потоком хлынули на запад.

Пятые сутки наш полк почти без отдыха шел вперед по раскаленной августовским солнцем степи. Позади остался Минжир. Пытаясь затормозить наше наступление, фашисты минировали дороги и населенные пункты. Саперы обезвреживали вражеские ловушки. Но гитлеровцы столь искусно маскировали свои «сюрпризы», что даже опытный глаз не мог порой различить их в траве или в кустарнике. Мины выводили из строя людей и технику. Был приказ удвоить бдительность. Это помогло, но ненадолго. Подрывы не прекращались. Сказывалась усталость, притуплявшая чувство осторожности. Люди буквально засыпали на ходу. Я был свидетелем такой картины. По дороге устало шагала рота, взбивая сапогами пыль. Грязными струйками стекал по лицам пот. На повороте дороги один из бойцов — последний в колонне— не изменил направления вместе со всем строем, а продолжал двигаться вперед. Я остановил лошадь, чтобы не наехать на него. Солдат шагал по полю, слегка пошатываясь и опустив голову.

— Куда ты? — крикнул я громко.

Боец не слышал. Я соскочил с лошади и догнал его. Заглянул в лицо. Глаза его были закрыты. Я потряс бойца за плечи. Он вздрогнул. Посмотрел на меня удивленно, потом улыбнулся.

— Извините, товарищ майор, размечтался… Домашних своих видел…

В это время с пригорка брызнула автоматная очередь. Раздались резкие команды. Рота рассыпалась по степи.

— Цепью — вперед!

Командир роты побежал к пригорку, где строчили автоматы. За ним устремились бойцы. Куда только девалась их усталость. Цепь достигла пригорка и скрылась за гребнем. Через десять минут все было кончено. Стрельба утихла. Мимо меня провели пленных гитлеровцев. Потом пронесли раненых бойцов.

— Становись! — послышалась команда. И снова рота зашагала по дороге на запад.

…После успешного завершения Ясско-Кишиневской операции последовали передислокации по железной дороге в район Ковеля, пополнение личным составом и боевой техникой, походное движение в Польшу, переправа через реку Висла на Магнушевский плацдарм и участие в Висло-Одерской операции, выход к правому берегу Одера, форсирование реки, захват плацдарма на ее противоположном берегу. Почти два с половиной месяца удерживал наш 902-й стрелковый полк Гросс-Ноендорфский плацдарм. И вдруг — неожиданный приказ: сдать свой участок обороны и занять отведенный нам участок на Кюстринском плацдарме. Отсюда, вместе с другими частями 9-го стрелкового корпуса, 16 апреля полк двинулся на запад.

Прошло десять суток, в течение которых наши воины вели ожесточенные бои, ломая вражескую оборону на левом берегу Одера. Наступил день 25 апреля, и командир первого батальона капитан И. И. Ковалевский доложил по телефону:

— Преследуя отходящего противника, вышел на берег Шпрее. Переправ нет, мосты разрушены.

— Форсировать реку надо как можно скорее. Ищите переправы, используйте подручные средства…

Через час— снова звонок:

— Товарищ полковник, противник ведет сильный огонь. Разрешите дождаться темноты и ночью форсировать Шпрее?

— Вы продумали план?

— Да.

— Можете его доложить?

— Так точно. До темноты саперы будут готовить материал для ремонта взорванного моста. Рядом с моим НП обнаружены пиломатериалы: брусья, доски. Соберем полсотни железных бочек. Саперы считают, что на ремонт моста уйдет не более четырех часов. Дальше: артиллеристы, пока светло, будут засекать огневые точки противника. В ротах начали готовить плоты и лодки…

План я утвердил. Для оказания помощи командиру батальона выслал своего заместителя майора П. К. Шевченко…

Незадолго до наступления темноты Шевченко и Ковалевский доложили: все плавсредства готовы. Затем пришло сообщение о том, что переправочные средства уже на воде. Стрелковые роты начали форсирование под прикрытием артиллерийского огня. Саперы принялись восстанавливать мост.

Я пожелал Ковалевскому успеха и связался с комбатом Ф. П. Крыловым. Он еще не разведал место для переправы и, судя по всему, выжидал, пока прояснится обстановка у соседей.

— Действуйте энергичнее, — распорядился я.

Вновь позвонил Шевченко:

— Первый эшелон на том берегу ведет бой с противником. У нас все по плану.

Стрельба на Шпрее усилилась. Ожесточенно били орудия и минометы гитлеровцев. Но я был убежден, что Ковалевский достигнет успеха. И он не подвел. Что особенно важно — реку удалось преодолеть с малыми потерями. Пехоте хорошо помогла артиллерия. Она подавила огневые точки противника, уничтожила его орудия и минометы. А для укрытия от пуль наши бойцы искусно использовали так называемое «мертвое пространство» возле высокого берега и на изгибах реки.

Вспоминается, как до начала боев в Берлине, где-то под городом Буковом, мы освободили заключенных одного из гитлеровских концлагерей. В нем были люди разных национальностей: русские, чехи, поляки, бельгийцы, французы. Все одинаково изможденные, замученные. И все же сохранился в них неукротимый дух сопротивления и борьбы, жажда жизни.

Близился вечер. Со стороны концлагеря показалась группа — человек двадцать. Она приблизилась. Люди шли строем. Грустно было смотреть на них. Тощие, иссохшие, в арестантских робах, они высоко вскидывали ноги, старались держать равнение.

По команде высокого курчавого человека, густо заросшего черной щетиной, группа остановилась возле моего ординарца деда Лайко. Увидев командирский ремень и, наверное, приняв Лайко за офицера, курчавый подошел к нему. Раздался гортанный голос:

— Товарищ! Понимай, товарищ?

Непривычно было слышать гордое русское слово «товарищ» из уст иностранца в арестантской одежде. А курчавый вдруг поднял правую руку, сжатую в кулак, и торжественно произнес:

— Рот-фронт! Рот-фронт, товарищ!

Тут нашелся переводчик, и, прежде чем расстаться, мы обменялись с французами десятком фраз. Антифашисты говорили, что они хотели бы находиться в наших рядах и вместе с нами добивать проклятых гитлеровцев. А кудрявый француз, назвавшийся Жаном Форжем, пожелал нам скорее освободить немцев от фашизма и установить прочный длительный мир.

И вот теперь, на улицах Берлина, я несколько раз вспоминал встречу с освобожденными узниками и особенно слова француза о том, что мы освобождаем немцев от фашизма.

Все понимали, что конец войны близок. В эти весенние, наполненные предвкушением праздника дни людям особенно не хотелось умирать, но наши потери не уменьшались, нам приходилось штурмом брать каждый дом, завоевывать каждую улицу. Многое зависело от командования, штаба полка. И мы принимали меры к тому, чтобы подразделения действовали наиболее целесообразно в условиях складывавшейся тогда обстановки.

Бои велись не только за каждый дом, но отдельные этажи. Действовать в таких условиях целыми подразделениями было зачастую невозможно. Поэтому создавалось множество мелких штурмовых групп. Они просачивались в дома и вышибали оттуда гитлеровцев. Когда было особенно трудно, на помощь штурмующим группам поспевали саперы, подрывавшие отдельные здания, делавшие проходы в стенах. Артиллеристы били из пушек прямой наводкой по амбразурам, танкисты в упор расстреливали пулеметные точки, огнеметчики выкуривали фашистов из подвалов, гвардейские минометы обрушивали стальной шквал на особо важные объекты и резервы противника.

История отсчитывала последние часы фашистского рейха. Третья империя бесславно превращалась в руины. На войне, как и вообще в жизни, грустное часто соседствует со смешным, трагическое — с комическим. Русскому человеку, как говорится, юмора не занимать, и не просто юмора, а со смыслом. В имперской канцелярии, куда ворвались части дивизии, наши бойцы обнаружили целые ярусы ящиков с фашистскими орденами и медалями. Солдаты рассматривали их, шутили, привешивали на спину и чуть ниже. Особенно разошлись артиллеристы, которые стали «награждать» гитлеровскими орденами верблюдов Мишку и Машку, проделавших вместе с полком путь от Сталинграда до Берлина.

Над руинами Берлина клубился дым. Еще догорали пожарища, но стрельбы в городе уже не было. Вражеский гарнизон полностью капитулировал.

Прошло некоторое время, и нам сообщили радостную весть: 902-й стрелковый полк, отличившийся при штурме фашистского логова, награжден орденом Кутузова и стал именоваться Берлинским.

Из книги Г. Ленева «Конец фашистского логова».

В. ЕРМУРАТСКИЙ, майор в отставке, профессор, доктор философских наук И СЛОВОМ, И ЛИЧНЫМ ПРИМЕРОМ

В период боев за освобождение Молдавии я был агитатором политотдела 295-й стрелковой дивизии. Мы занимали оборону на Шерпенском плацдарме с мая по август 1944 года.

Задача политотдела состояла в том, чтобы обеспечить выполнение боевой задачи, готовность личного состава дивизии к решающим наступательным боям.

Характер оборонительных боев, которые вели части дивизии в этот период, позволял организовать широкую и всестороннюю массовую агитацию и пропаганду среди бойцов и командиров, охватить весь личный состав.

С бойцами проводились беседы «О международном положении», «О воинской дисциплине и бдительности», «Враг не дремлет», «О дружбе народов СССР», «О зверствах фашистских захватчиков на оккупированной ими территории» и другие. Особенно вселяли ненависть к врагу и имели огромное влияние на весь личный состав беседы на тему о войнах справедливых и несправедливых. Такие мероприятия воодушевляли каждого воина на подвиги за правое дело.

Нахождение в обороне, особенно если она длительная, неминуемо порождает известную степень самоуспокоения. Если не вести соответствующую политиковоспитательную работу с бойцами и офицерами, то притупляется бдительность. Противник всегда стремился засылать своих лазутчиков, шпионов и диверсантов в наши тылы, в период обороны это действие противника возрастает. Бойцами нашей дивизии были пойманы и разоблачены несколько засланных диверсантов. Но были и случаи, когда в результате беспечности некоторых бойцов они были схвачены немецкой разведкой. Поэтому принимались меры по усилению бдительности.

Политработники искали, находили и использовали новые формы и методы воспитания чувства патриотизма, героики и самопожертвования. Сочетались различные формы как рассудочного, так и эмоционального воздействия. Огромное влияние имело разучивание и исполнение песен русских и советских композиторов. С благоговением вспоминается приезд артистов Киевской филармонии весной 1944 года на фронт в село Глиное Дубоссарского района.

Довольно трудно было доставить на передний край кинопередвижку и показать в землянке ту или иную кинокартину, но наши воины посмотрели такие фильмы, как «Котовский», «Два бойца» и другие.

Политработники батальонов и рот освещали через дивизионную газету все наиболее важные события на переднем крае. Бывая в ротах, я очень часто видел там заместителя редактора дивизионной газеты капитана В. А. Вихренко. Это был неутомимый пропагандист, влюбленный в свое благородное дело. Его газета была насыщена конкретным, свежим, интересным материалом.

Надо сказать, что офицеры политотдела, партийнополитические работники полков, батальонов и рот были как на подбор. Имея высокий уровень политической подготовки и воинской дисциплины, они отличались храбростью и находчивостью в боевой обстановке. Инструктор политотдела, всеми любимый запевала майор П. Ф. Швагер, помощник начальника по комсомолу майор А. И. Зябкин, парторги полков И. Н. Коваль, А. Н. Леонтьев, В. Винцек, комсорги В. М. Парамоненко, М. М. Мануковский, В. А. Кузьменко, заместители командиров батальонов по политчасти Д. Ф. Старшинов, П. И. Барбасов, А. Н. Рожнин не раз личным примером воодушевляли бойцов, ведя их в атаки на врага. Замечательным агитатором в дивизии. был майор Д. 3. Дерюшев, который за боевое отличие первым среди политработников дивизии удостоился ордена Красного Знамени. Неутомимым и пламенным агитатором 1040-го полка был капитан Н. А. Ядреное.

Заслуживает доброй памяти майор X. Ш. Габдеев — замкомандира 1042-го стрелкового полка по политчасти, честнейший человек и храбрый политработник, погибший на подступах к Берлину.

И всех нас, партполитработников дивизии, сплачивал и наставлял добрым советом начальник политотдела дивизии подполковник Г. Т. Луконин.

У меня, к счастью, сохранились полевые заметки о политработе на левом берегу Днестра у села Бутор и на Шерпенском плацдарме. С бойцами первой линии обороны в траншеях ежедневно проводилась политинформация. Во втором эшелоне, кроме политинформаций, шли политические занятия по утвержденной программе. Офицеры участвовали в теоретических конференциях, тема выбиралась с учетом пожеланий занимающихся. Вот некоторые темы политзанятий с рядовым составом и теоретических семинаров с офицерами: «Роль морального фактора», «Политика и военная стратегия», «Значение живого слова офицера в воспитании бойца», «Великие русские полководцы Суворов и Кутузов», «Конец немецкому бахвальству».

В связи с прибытием нового пополнения из освобожденных районов Молдавии и Украины особое внимание обращалось на работу по интернациональному воспитанию. С этой целью проводились специальные семинары с командным и политическим составом на темы: «Об особенностях работы среди бойцов нерусской национальности», «Политика партии и Советского государства в национальном вопросе»; «СССР — многонациональная страна», «Дружба народов СССР — основа нашей силы и могущества», «Дружба славянских народов в их борьбе против немецких захватчиков» и т. д.

Помнится, именно в это время в один из наших полков пришел учитель села Дороцкое молдаванин Трофим Терентьевич Иванов. Он быстро овладел станковым пулеметом. Заметив, что товарищи подсмеиваются над тем, как усердно он изучает пулемет, однажды на занятиях Трофим Терентьевич сказал: «У меня к немецко-румынским захватчикам свой особый счет. Много лет оккупанты преследовали меня, избивали, а потом около двух лет продержали в тюрьме. И все это за то, что я говорил детям и односельчанам правду о Советской России. Еще им не нравилось, что у меня русская фамилия». Позднее Трофим Терентьевич Иванов отличился при форсировании реки Одер: он первым переправился на левый берег, своим «максимом» смело отбивал атаки противника и способствовал захвату плацдарма. Командование оценило подвиг Иванова, наградив его медалью «За отвагу».

Активная работа политотдельцев давала свои результаты: росли смелость и отвага наших бойцов. Так, в августе совершили подвиг разведчики-добровольцы из батальона М. Золотухина. Надо сказать, что «язык» нужен был позарез, а его не так просто достать. Этим занимались и дивизионная и полковые разведки, но всех постигала неудача. Разведчики Золотухина установили, что днем немцы уходили на отдых во 2-ю и 3-ю траншеи, оставляя наблюдателей и пулеметы. Комбат дерзнул совершить операцию днем. 7 человек во главе со старшим лейтенантом Рыжковым между 11 и 12 часами рывком бросились с «усика», который 50–60 метров не доходил до первой немецкой траншеи, и буквально через несколько секунд скрылись в траншее противника. Прикончив там ошеломленного наблюдателя, группа прихватила немецкого ефрейтора и быстро вернулась в свои окопы. Операция длилась 5–7 минут. Немцы спохватились, открыли сильный огонь, но «язык» уже был доставлен на командный пункт полка. Старший лейтенант В. А. Рыжков был удостоен ордена Красного Знамени, сержант Меделец и другие участники этой смелой вылазки — ордена Красной Звезды. Майора Золотухина поздравили с удачей…

Разные события происходили во время нашего пребывания на плацдарме. Бывали и смешные случаи. Служил у нас младший лейтенант Л. А. Голденко. Человек он был сугубо гражданский: неподогнанная шинель с повернутыми чуть назад погонами висела на нем, на носу очки, пилотка надета часто задом наперед или даже поперек. Вместо приветствия он, кланяясь, произносил: «Здрасте!» Никак не вязался его внешний облик с самозабвенной смелостью. Бывало, как только заговорит его радиоустановка, противник сразу открывает прицельный огонь. Но Голденко переходит в другое место и продолжает передачу.

Как-то, возвращаясь с переднего края со всей своей аппаратурой за плечами, он несколько отклонился от курса и попал в расположение другой дивизии. Увидев столь необычного человека, солдаты приняли его за немецкого лазутчика. Как на зло, при Голденко не оказалось удостоверения личности. Только вмешательство начальника политотдела дивизии полковника Луконина устранило недоразумение. После этого случая Голденко стал более внимателен к своей внешности.

* * *

Более четырех месяцев наша дивизия вела позиционные бои. Противник крепко удерживал оборону. Шла усиленная подготовка к решающей схватке.

23 августа в 2 часа 30 минут мы перешли в наступление. К исходу дня части дивизии вышли к реке Бык южнее Кишинева, а правый фланг, где находился 1038-й стрелковый полк, подошел к восточной окраине города. Уличные бои продолжались всю ночь с 23 на 24 августа. Боевые действия по освобождению Молдавии от фашистских захватчиков завершились окружением и уничтожением вражеской группировки.

В начале 1945 года наша, как и другие дивизии, входившие в 32-й стрелковый корпус, занимала плацдарм на левом берегу реки Одер в районе города Кюстрина.

В конце февраля в нашу 5-ю ударную армию прибыло пополнение из числа граждан молдавской национальности. Я отправился в подразделения, встретился со своими земляками, абсолютное большинство которых совершенно не знало русского языка. Когда я заговорил с ними по-молдавски, радости их не было предела. Я рассказал им о боевом пути нашей дивизии, о положении на фронтах, о близком победоносном конце войны, о задаче в обороне и ожидавшемся наступлении. Доложив начальнику политотдела Г. Т. Луконину о проведенной работе, я опять ушел в батальон, к бойцам.

Спустя несколько дней мне было приказано явиться к начальнику политотдела корпуса полковнику С. П. Дученко. Доложив о своем прибытии, я стал ожидать приказания. Начальник политотдела рассказал о ближайшей боевой задаче — удержать плацдарм, так как были данные, что фашисты собирают большие силы с целью сбросить нас с него. А в наших подразделениях много необстрелянных бойцов, часть из них не знают русского языка, не всегда понимают команды своего начальника. «Товарищ Ермуратский, — сказал мне Дученко, — наш корпус получил пополнение из граждан молдавской национальности, а вы в нашем корпусе из офицерского состава один владеете этим языком. Вот вам и придется проводить большую политико-воспитательную работу среди бойцов-молдаван не только в своей, но и в других дивизиях».

Разумеется, мне была оказана большая честь и доверие готовить своих земляков к решающему сражению за Берлин. Чтобы справиться с порученным, мне пришлось работать день и ночь. Был избран новый метод — групповой беседы с бойцами. Предшествующий опыт показал, что чем меньше группа, тем больше внимания к тому, кто ведет беседу. Беседы были предельно краткими. В нескольких словах объяснялась главная задача — взять Берлин и тем завершить войну, победа — это путь к мирному труду. Ближайшая задача — удержать плацдарм, с которого пойдем па Берлин. «Чем больше уничтожишь фашистов, тем больше шансов, что ты останешься жив, станешь победителем. А вот если, испугавшись танка, выскочишь из окопа, то считай, что ты уже погиб, поскольку показалсвою спину пулемету противника. Но кто захочет так бессмысленно погибнуть?!

Чем смелее действие, чем больше убито фашистов, тем ближе день победы», — говорил я новобранцам.

И вот наступил день и час испытания воли, разума и мужества бойцов нового пополнения. Противник попытался пробиться к осажденному гарнизону в крепости Кюстрин и одновременно ставил задачу опрокинуть нас с плацдарма. На участке фронта нашего корпуса противник нанес удар двумя танковыми дивизиями «Викинг» и «Мертвая голова», следом за танками шла немецкая пехота, вооруженная автоматами.

Советские воины, пропуская через окопы танки, вели губительный огонь по пехоте противника. Это была большая победа каждого нового бойца, в первую очередь, над собой, каждый чувствовал, что он победил свой страх, показав этим образцы стойкости и героизма.

Хочется рассказать еще об одном эпизоде, произошедшем на Одерском плацдарме. В начале марта командованием фронта перед нашей 5-й ударной армией была поставлена задача расширить и углубить занимаемый плацдарм на левом берегу Одера. Впоследствии, как известно, с этого плацдарма началось решающее наступление на Берлинском направлении.

За несколько дней до описываемого эпизода я был назначен лектором политотдела 32-го стрелкового корпуса. Получив задание полковника С. П. Дученко, я направился в подразделения, находившиеся на плацдарме. Находясь на левом берегу реки, я обратил внимание на усиленную переправу и разгрузку боеприпасов для соединений корпуса. Артснаряды, мины и патроны сгружали и складывали в штабеля на ровной площадке между берегом реки и дамбой. Надо сказать, в указанном месте берег реки был невысок, примерно около метра над водой. Я обратил внимание, что вода стала быстро прибывать, хотя погода стояла хорошая, не дождливая; ясно было, что это в верховьях прошли обильные дожди или идет бурное таяние снега. Буквально через полтора-два часа вода начала заливать площадку, на которой находились два боевых комплекта боеприпасов для всех соединений. Стали приниматься срочные меры по вывозке снарядов за дамбу, но часть ящиков уже была в воде. Автомашины не могли подойти туда: вода заливала моторы, и они глохли.

Я отложил свои лекторские обязанности и включился в работу по спасению боеприпасов. Больше того, я взял на себя смелость руководить этой работой, поскольку оказался старшим по званию. Вдруг мне в голову пришла счастливая мысль. Я приказал немедленно доставши сюда имевшиеся на переправе пять больших рыбацких лодок водоизмещением до двух тонн каждая. Стоя по колено, а иногда и по пояс в воде, бойцы грузили ящики в лодки. Теперь лошадь тащила не бричку, а лодку. Где более глубоко, там лошадь добиралась вплавь, но лодку было нетрудно тянуть. В течение пяти часов боеприпасы были спасены.

ДВА ДНЯ ВОЙНЫ В БЕРЛИНЕ

30 апреля 1945 года день был знойный, в воздухе носилась желтовато-бурая пыль руин и дым от горящих зданий, от разрывов снарядов и мин. Шли тяжелые уличные бои. Враг в предсмертных судорогах упорно сопротивлялся, цепляясь за каждый угол дома, за каждый остаток неразрушенного каменного забора, укрываясь за развалинами разрушенных домов. Войска генерала Жеребина медленно, но упорно и настойчиво, отбивая у противника дом за домом, квартал за кварталом, продвигались вперед.

Группа офицеров политотдела корпуса получила задачу от начальника политотдела полковника Глухова, который сменил Дученко, и командира корпуса генерала Жеребина посетить полки и батальоны, оказать помощь в использовании поддерживающей техники. Мне было приказано побывать в соединении генерала Дорофеева. От КП дивизии до полков было всего метров 250–300. Но чтобы добраться до боевых порядков пехоты, надо было идти исключительно дворами, укрываясь за развалинами домов, так как улицы простреливались. Трудно, очень трудно проходить, но зато это наикратчайший и наиболее безопасный путь. И в этих самых трудных условиях передвижения всюду переплетаются десятки телефонных проводов различной окраски, говорящие о наличии частей, подразделений и их насыщенности техникой на этом участке. Не было свободного места на улице, где бы, не выбрав удобной позиции, не стояла наша боевая техника — танки «ИС» или тяжелая самоходная артиллерия, стрелявшие, прямой наводкой.

Поглядывая по сторонам, спотыкаясь о кирпичи и обгорелые бревна, перескакивая через железные балки, мы быстро приближаемся к нашим боевым порядкам. Впереди связной Гребенюк, сзади меня, запыхавшись, еле успевает заместитель начальника политотдела 295-й дивизии майор Чернов. Связной предупреждает: «Здесь улицу надо быстро перебегать, вот справа угловой дом, оттуда «он» стреляет». Гребенюк быстро пересекает улицу, а за ним и я, мы юркнули в разрушенный дом и скрылись за грудой кирпича. За нами вскочил сюда и Чернов, и в этот же миг просвистели пули, ударяясь о стены.

Перед нами глухая стена дома, но у самой земли пробита дыра. Щуплый связной быстро, как кошка, проскочил в эту дыру и с противоположной стороны зовет нас: «Сюда, сюда, товарищ майор». Я по-пластунски пробрался к связному, а майор Чернов никак не решается протиснуть свое грузное тело в эту небольшую дыру.

— Ну, быстрее пролазь, — тороплю я Чернова.

— Разве не видишь, что не пролезу, еще застряну, — отвечает он, заглядывая в дыру.

Наконец Чернов пополз и, действительно, чуть было не застрял, я его вытащил за портупею.

— Ну вот, не я тебе говорил, что застряну, — все еще не веря, что уже пролез, недовольно ворчал Чернов, поглядывая на оторванный погон и желто-бурые от пыли брюки и гимнастерку.

Через несколько минут мы подошли к огромному зданию государственной типографии, на углу улиц Ораниен и Якоб. В подвале этого помещения находились КП 1038-го и 1042-го полков. Усталые от непрерывных боев и бессонных ночей за столом сидели над картой Берлина командир полка полковник Любко и командир подразделения огнеметчиков. Полковник Любко — один из наиболее опытных командиров полков. Впервые я его встретил еще в мае 1943 года, на Кубани, где шли невыносимо трудные бои в плавнях. Как и тогда, Любко был проникновенно ласков в обращении со своими соратниками и подчиненными, лишь когда нервы подкачают, он в разговоре заикался, в этом сказалась тяжелая контузия.

— Оттуда их только огнем выкурить можно, направив струю в окна подвала, — говорил Любко с заметным белорусским акцентом, — я уже все средства использовал, на прямую наводку не подпускают пушку. Дай, голубчик, туда своего огонька! А я твоих прикрою.

Под прикрытием интенсивного огня всех видов огнеметчики подползли на близкое расстояние и направили свои смертоносные струи в окна подвалов. Через несколько минут мы наблюдали, как из осажденного дома и подвала выскакивали гитлеровцы, выкрикивая: «Гитлер капут». Один наш боец возмущенно заметил: «Ишь, гады, когда самим капут, тогда и Гитлеру капут, а до сих пор сидели и отстреливались».

Враг еще упорно сопротивлялся. И победа над врагом ковалась сообща, начиная от генералов и кончая санитарами. Внесла свой вклад в победу и скромная неутомимая девушка-телефонистка Аня Комарова, обеспечивавшая четкую и бесперебойную связь командира полка с дивизией и батальонами. Аня была учительницей начальной школы. Война изменила ее профессию. Часто ей приходилось сутками дежурить у аппарата, не сомкнув глаз. В Донбассе, на реке Молочная, у Днепра, на Днестре сквозь непрерывный гул артиллерийской канонады и разрывы авиабомб был слышен в аппарате тонкий голос Ани, проверявшей устойчивость связи. Вот и теперь в самых трудных условиях боя Аня серьезно, насупив брови, передает боевое приказание командира линейного взвода о прокладке обводного провода.

А я направляюсь в батальон капитана А. В. Левицкого. Агроном по образованию, он до войны работал в одном из совхозов на Украине. Воюет с первых дней Отечественной войны. Увидев меня и поприветствовав, Левицкий радостно произнес: «Вот, товарищ майор, подхожу к немецкому Госбанку, предъявляю счет за Украину».

Капитан — болезненный человек, к тому же две недели почти не спал из-за непрерывных боев на участке его батальона. Я спрашиваю о его здоровье. «Ни о каких болезнях я не думал и не думаю, — отвечает он. — Много бойцов, будучи ранеными, не уходили с поля боя, вот и теперь таких у меня семь человек», — заметил Левицкий.

Проносят раненых. Боец Кожокарь тяжело ранен фаустпатроном в голову, ногу и бок. Я его знаю с боев при прорыве обороны немцев на Одерском плацдарме. Кожокарь слегка стонет, просит пить, санитары остановились, дали раненому глоток воды; вздохнув, он произнес: «Жить хочется». Он будет жить.

Идет эвакуация раненых. До санповозки около 150 метров, но их труднее пройти и пронести носилки, чем несколько километров в обычных полевых условиях. Надо проносить раненых через подвалы, по узким лестницам и карнизам, сквозь окна и дыры, пробитые в стенах домов. И так как это единственный безопасный ход сообщения, то подчас здесь создаются пробки. Приходится с помощью партполитаппарата полка организовать регулирование и пропуск раненых и связных в первую очередь.

По узкому проходу эвакуируют раненых из двух батальонов. Слева стена железобетонного строения. К ней примыкает каменная лестница со стертыми скользкими ступеньками, ведущая в подвал. По бокам лестницы железные перила, потому проходить тут с носилками особенно трудно. Чтобы пронести здесь раненого, необходимо 5–6 человек вместо двух. Санитарам оказывают помощь бойцы, осторожно передавая друг другу носилки с дорогой для Родины ношей. Маленькая неосторожность — и можно носилки уронить, но медлить нельзя, раненым нужна неотложная помощь. За этим узким проходом огромная глухая стена кирпичного здания, у основания которого пробита дыра, служащая «дверью» в ходе сообщения. Сквозь эту дыру санитары пробираются ползком, проносят раненого в подвал и, лишь пройдя темные коридоры этого подвального лабиринта, выходят наверх во двор, где ожидает санитарная повозка.

Батальоны несколько продвинулись вперед. На улице Циммер и Ерусаллее противник ведет сильный перекрестный огонь. Вторые сутки здесь идет ожесточенный бой. Вспомнив опыт боев за Кюстрин, я подсказал артиллеристам втащить полковую пушку в дом. Установили ее у окна и совершенно неожиданно для противника прямой наводкой послали фашистам в амбразуры несколько фугасных, после чего там все смолкло. Бойцы успешно, без потерь пошли вперед.

Вся ночь на 1 мая и весь следующий день шел упорный бой и выкуривание фашистов из последних убежищ.

Утром 2 мая капитулировал остаток Берлинского гарнизона. Исполнявший обязанности начальника гарнизона генерал-майор артиллерии Вейдлинг написал приказ остаткам войск гарнизона прекратить бессмысленное сопротивление, сложить оружие и сдаться командованию Красной Армии. Полковник Глухов поручил мне довести этот приказ через политотделы дивизии на участке действий корпуса до еще не сдавшихся немецких солдат и офицеров. Исполнив приказ, я наблюдал как через некоторое время потянулись целые вереницы военнопленных.

Недалеко от Бранденбургских ворот, на улице Унтер ден Линден небольшая группа гитлеровцев в одном из зданий упорно продолжала сопротивляться. Наши саперы под прикрытием огня подползли к дому, подложили взрывчатку, раздался взрыв, похоронивший фашистов.

Выполнив задание своего начальника, я возвращался по улице Унтер ден Линден от Бранденбургских ворот, на которых уже развевалось красное знамя, гордо полыхавшее на ветру, возвещая победу. Горели дома и, по-видимому, там были гитлеровские склады боеприпасов, так как все сильнее и сильнее раздавались трескотня патронов и разрывы горящих снарядов, головки которых иногда долетали до нас. Ко мне подбежал майор Рошаков, схватил за руку и потащил в укрытие.

— Ты понимаешь, Ермуратский, как никогда раньше, я сейчас боюсь смерти. Чертовски боюсь. Ведь уже конец войны и вдруг погибнуть.

По улицам движутся части нашей славной армии-победительницы. Движутся для сосредоточения и приведения себя в порядок после трудных, но славных боев.

Война окончена, мы победили, а дел впереди еще много у нас. Начальник политотдела корпуса созвал политсостав и сказал, что через несколько дней в Берлин войдут наши союзники. Надо подтянуться, привести свой внешний вид в соответствие с достоинством победителя. Полковник Луконин попросил собрать материал для написания боевого пути дивизии. Часть этой работы выпала и на мою долю.

По счастливой случайности у меня до сих пор сохранился список награжденных бойцов 1038-го Кишиневского стрелкового полка, где командиром был полковник В. Н. Любко. За отличные боевые действия только в этом полку награждено орденами и медалями 107 бойцов — граждан Молдавской ССР, из них орденом Отечественной войны награждено 5 человек, Красной Звезды — 6 человек, Славы — 9 человек, медалью «За отвагу» — 71 человек, «За боевые заслуги»—16 человек. С некоторыми воинами-однополчанами я и ныне поддерживаю связь, они, как и в дни войны, на фронте мирного труда в авангарде активных строителей коммунистического общества. Несколько раз уже приходилось встречаться с Иваном Степановичем Суркичаном из села Колоница Криулянского района. Приятно видеть этого храброго воина, который не раз отражал своим пулеметным огнем попытки противника контратаковать нас. В уличных боях в Берлине 1 мая при штурме городской ратуши Сур кичан первым пересек улицу, ворвался в укрепленное здание, увлекая за собой остальных бойцов подразделения. Здание было очищено. Предстояло овладеть кварталом. Но на пути был замаскированный немецкий танк. Суркичан подкрался к нему и из трофейного фаустпатрона поджег вражескую машину, обеспечив подразделению успешное продвижение вперед без потерь. За этот подвиг И. С. Суркичан был награжден орденом Отечественной войны I степени.

Ю. МАРЧУК, зав. отделом Государственного историко-краеведческого музея Молдавской ССР ИСТОРИЯ ОДНОГО ПОИСКА

История поиска, о котором я хочу рассказать, началась давно.

В июле 1964 года И. К. Свиридов, являющийся одним из составителей этого сборника, получил письмо от бывшего командира взвода разведки 295-й стрелковой дивизии Александра Петровича Рязанова. «Незадолго до начала Ясско-Кишиневской операции, — писал тот, — нами была проведена разведка боем с задачей захватить «языка» и выявить огневые средства противника. При выполнении этого задания смертью героя пал помощник командира взвода, друг, товарищ, Дмитрий Крижановский. Он повторил бессмертный подвиг Александра Матросова».

Некоторое время спустя мы получили письмо из Астрахани от майора в отставке Ф. М. Мишнаевского, в котором автор описывал вкратце подвиг Крижановского.

Занимаясь поиском кинофотодокументов об освобождении Молдавии от фашистских оккупантов, я задался целью найти фотоснимок бесстрашного разведчика. Но сделать это было совсем не просто. Никак не удавалось выйти на семью героя. У тех же, кто воевал вместе с Дмитрием, его снимка не оказалось. Однажды, — это было уже в 1972 году, — мне позвонил И. К. Свиридов:

— Приезжай ко мне. Только что получил из Армавира от разведчика Евгения Иванова снимок Крижановского.

…Я рассматривал маленькую выцветшую от времени фотографию и ловил себя на мысли, что вот держу в руке снимок, который мы так давно искали, а чувства радости не испытываю. Нет, не ожидал я, что долгожданная находка окажется такой, можно сказать, микроскопической. Да и изображение почти исчезло. Кишиневские криминалисты, к которым мы обратились за помощью, помогли восстановить и увеличить снимок. С него пристально смотрел человек с волевым лицом, в погонах старшего сержанта на гимнастерке. Так мы сумели познакомить читателей молдавских газет с образом Крижановского.

Кажется, поиск был завершен удачно и можно было заняться изучением других малоизвестных и интересных фактов. Но мы с И. К. Свиридовым, привлекши к поиску юных следопытов села Виноградное Григориопольского района, решили восстановить через фронтовых друзей разведчика картину подвига Крижановского, разыскать его семью. Дороги поиска привели меня в Пятигорск.

* * *

Они вновь встретились в Пятигорске на слете ветеранов 295-й Херсонской трижды орденоносной стрелковой дивизии: Бывшие разведчики 352-й отдельной разведывательной роты приехали из разных уголков страны — Астраханской области и Кабардино-Балкарии, Ставрополья и Армавира, Москвы и Ростова-на-Дону. Они ходили по гостинице и, встречаясь на день по нескольку раз, хлопали друг друга по плечам, обнимались и бесконечно повторяли: «Сколько же лет мы с тобой не виделись?!» В глазах друг друга они так и остались парнями из победного 45-го. На встречу приехали Виктор Бойченко, Анатолий Парамонов, Степан Самойленко, Иван Черногоров, Владимир Николаев, Ахмет Сулейманов, Иван Лучкин, Иван Манжулов, Евгений Иванов и другие. Виктор Кузьмич Бойченко удостоен высокого звания Героя Советского Союза. У Ахмета Нурмухамедовича Сулейманова на груди ордена Славы трех степеней. Орденами Красного Знамени и Славы двух степеней награжден Иван Захарович Лучкин. Владимир Григорьевич Николаев приехал на встречу без наград. Но если бы он их надел, то среди них мы бы увидели три ордена Отечественной войны, орден Красной Звезды, три медали «За отвагу» и две «За боевые заслуги». Среди разведчиков он был самым молодым. Пареньку шел шестнадцатый год, когда он пристал к бойцам одной из частей 295-й дивизии, ведшей в те дни жестокие оборонительные бои на Северном Кавказе. Его определили в химроту. Но подростка тянуло к разведчикам, и он в конце концов там и оказался.

Каждый день они собирались в номере у Ивана Константиновича Черногорова — бывшего парторга разведроты, и кто-то один — обычно это был Иван Лучкин — задумчиво начинал:

— А помнишь…

Им было о чем вспомнить. Они воевали на Северном Кавказе и на Украине, форсировали Днепр и Днестр, освобождали Молдавию и Польшу, сражались на Одерском плацдарме и штурмовали Берлин. Я слушал их, поражаясь яркости и полноте воспоминаний. Все было интересно, но меня, естественно, больше всего интересовала та часть рассказов, которая относилась к периоду боев за освобождение Молдавии.

В один из дней речь зашла о боях на Шерпенском плацдарме, и я спросил, знал ли кто из них Крпжановского.

— Кого? Дмитрия Крижановского? Да его все знали, — ответил Черногоров и, указав на Лучкина, добавил: — Вот он ходил с ним на задание.

Иван Манжулов, раскуривая папиросу, задумчиво спросил:

— Когда же Крижановский пришел к нам в роту?

— Наверное, это было где-то на Днепре, — ответил Иванов. — Да, да, точно. Он прибыл из запасного полка после ранения. Мы тогда еще обратили внимание на его молчаливость.

— Да, парень он был малоразговорчивый, — вспомнил Черногоров. — Ценил сказанное слово. Не любил разгильдяйства. А если кто в чем-либо провинится, Дмитрий давал тут же справедливую оценку. Он у нас был агитатором и весной 1944 года обратился ко мне за рекомендацией для вступления в партию.

— Мы всегда, когда возвращались с задания, любили пошуметь, — это говорит уже Алексей Таранов. — А Дмитрий уходил на задание молча и возвращался тоже молча. Но человек он был большой храбрости.

Так, слово за словом, дополняя друг друга, разведчики создали образ старшего сержанта Дмитрия Евдокимовича Крижановского, воссоздали картину его бессмертного подвига.

…Летом 1944 года части 32-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии прочно удерживали плацдарм на западном берегу Днестра между селами Пугачены и Шерпены, всего в трех десятках километров от Кишинева. В двадцатых числах июля противник стал проявлять активность: интенсивнее, чем ранее, обстреливал нашу оборону; в ночное время проводил в своем тылу какую-то перегруппировку — об этом свидетельствовал неумолчный гул моторов, доносившийся из-за гитлеровских траншей.

Каковы намерения противника? Штабу армии нужны были «языки», которые могли бы ответить на этот вопрос. Разведку решили провести утром, когда фашисты отдыхали после беспокойной ночи. Объектом поиска избрали юго-восточную окраину Шерпен. Здесь оборона противника была наиболее сильной, и поэтому враг, надеясь на ее устойчивость, не был так внимателен, тем более днем.

В состав поисковой группы под командованием Дмитрия Крижановского были включены двадцать добровольцев-разведчиков, наиболее смелых и опытных: Дмитриенко, Полухин, Лучкин, Таранов и другие. Подготовку группы вел командир разведроты старший лейтенант Я. Г. Эдельштейн.

Поиск готовился тщательно. За немецкими позициями было установлено непрерывное наблюдение. Сам Крижановский вместе с двумя разведчиками круглосуточно находился в окопе нашего боевого охранения. Разведчики скоординировали свои действия с дивизионной артиллерией и стрелковыми подразделениями 1042-го полка, на участке которого планировалась операция. Артиллеристы должны были обеспечить отсечный огонь на флангах и в ближайшей глубине обороны противника.

В ночь на 24 июля разведгруппа сосредоточилась в районе действий. Василий Дмитриенко и Николай Полухин с двумя саперами выбрались из окопа и бесшумно исчезли в темноте. Томительно тянулось время. Разведчики напряженно вслушивались в темноту. Казалось, вот-вот загремят выстрелы, ударят немецкие пулеметы, и весь передний край зальется мертвенным светом ракет. Но нет, все было тихо…

Часа через два вернулись Дмитриенко и Полухин с саперами и доложили о том, что проходы в проволочных заграждениях и минных полях проделаны. Группа выбралась из траншеи и ползкохм продвинулась на нейтральную землю, где затаилась в густой траве. Здесь разведчики должны были дождаться утра и, когда у гитлеровцев начнется завтрак, по сигналу Крижановского стремительным броском ворваться в их траншею, захватить «языка» и быстро отойти. На всю операцию по захвату планировалось времени не более 10 минут.

Сигналом к броску послужил разрыв противотанковой гранаты, брошенной Крижановским. Еще и еще разрывы гранат. Четкая скороговорка ППШ. С нашей стороны по немцам ударили длинными очередями пулеметы, захлопали минометы.

Налет на вражескую траншею был молниеносным. Разведчики, захватив «языка» — ефрейтора, начали отход. И вдруг с окраины Шерпен ударил гитлеровский пулемет. Разведчики залегли. А немцы уже пришли в себя: из окопов слышались отрывистые команды и крики. Это был момент, который решал судьбу не только операции, но и разведгруппы. И тогда Крижановский ринулся к гитлеровскому пулемету. Взмах руки. Граната летит в сторону врага и, ударившись о бруствер ячейки, взрывается. Еще мгновенье, и разгоряченный боем Дмитрий бросается на пулемет. Пули прошили его тело. Теряя сознание, отважный разведчик нажал на спусковой крючок автомата и последней короткой очередью уничтожил фашистского пулеметчика. Верные товарищескому долгу, друзья вынесли смертельно раненного Крижановского в расположение наших подразделений…

Враг пришел окончательно в себя и открыл бешеный огонь по переднему краю обороны 1042-го стрелкового полка. Но было поздно…

Вот спрыгнул в окоп Полухин. Еле переводя дух, он кричит: «Взяли!» Вслед за ним скатывается пленный ефрейтор. Он таращит ошалелые глаза на тех, кто его пленил. Бережно перетаскивают через бруствер Крижановского. Его живот похож на кровавое решето, но жизнь еще теплится… Над Дмитрием тревожно склонился Эдельштейн, командир стрелковой роты.

— Срочно отправить раненого в медсанбат, — отдает приказание Эдельштейн и, оглядев остальных разведчиков, замечает, что Иван Панченко ранен в руку.

— Ты тоже отправляйся на перевязку.

Панченко морщится от боли, но не выпускает из здоровой руки трофейный МГ^[4] с овальными отверстиями на кожухе и коробкой для пятидесятипатронной ленты. Просительно обращается к командиру:

— Товарищ старший лейтенант, разрешите остаться в роте. Рана-то пустяковая…

Разведгруппа быстро двинулась по ходу сообщения в тыл. Немцы густо сыпали снаряды и мины. Пленный, на которого разведчики нагрузили трофейный пулемет, то и дело приседал от близких разрывов. И тогда шедший вслед за ним разведчик яростно кричал:

— Давай, гад, шевелись быстрее! Шнель! Шнель! Какого человека из-за тебя потеряли!

Гитлеровский ефрейтор дал цепные показания. Немцы, считая, что именно на участке 5-й ударной армии начнется наступление советских войск на Кишинев, спешно подтягивали резервы, строили глубокую оборону, насыщенную минными полями, противотанковыми рвами, огневыми точками, траншеями и другими инженерными сооружениями. Это было как раз то, на что надеялось советское командование, искусно дезинформируя противника. План оперативной маскировки предстоящего наступления удался!

…Дмитрия Евдокимовича Крижановского похоронили в селе Виноградное Григориолольского района. За мужество и героизм отважный разведчик был посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. А через несколько дней дивизионная газета «Боевое знамя» в статье «За счастье Отчизны» рассказала о бессмертном подвиге Крижановского. Там же было опубликовано стихотворение Д. Сергеева:

* * *

Бывает же так, что после долгих неудачных поисков сведения вдруг начинают поступать из самых неожиданных источников. Сначала пришло долгожданное письмо из Горловки от сестры Крижановского — Галины Евдокимовны Будяк. Она писала: «Я была взволнована до предела, получив Ваше письмо. Сразу же вспомнился август 1944 года, когда мне вручили пакет из части, где служил Дмитрий. В пакете прислали одиннадцать благодарностей брату, дивизионную газету с описанием его подвига. Прислал все это его товарищ Черногоров». В конверт Галина Евдокимовна вложила и два довоенных фотоснимка брата.

Вскоре мы получили письмо из города Знаменка от ветерана войны А. А. Рябошапки, который интересовался подвигом Крижановского. Между прочим он писал: «В Знаменке живет жена Крижановского — Анна Ивановна Бурлака. А в Горловке, где до войны работал в милиции Дмитрий Евдокимович, его именем названа одна из улиц».

В канун 36-й годовщины освобождения Молдавии от фашистов в музей пришел подтянутый мужчина лет сорока и представился:

— Анатолий Крижановский. Сын Дмитрия Крижановского. Приехал поклониться могиле отца.

Вот так долготерпенье поисковика было вознаграждено. Теперь мы знаем биографию Крижановского.

Он родился в 1914 году в селе Рексино Александровского района Кировоградской области. В семнадцать лет уехал к старшему брату в Горловку и устроился работать на шахту № 5 имени В. И. Ленина. Затем служба в рядах Красной Армии. Вернувшись в Горловку, Крижановский по комсомольской путевке идет в органы милиции. Он работал участковым инспектором в зоне Горловского машиностроительного завода имени С. М. Кирова. «Дмитрий был у нас серьезный и справедливый, — вспоминает сестра, — и пользовался у товарищей по работе и на участке большим авторитетом».

Когда началась Великая Отечественная война и гитлеровцы ворвались в Донбасс, Крижановский вместе с сослуживцами ушел на фронт. К сожалению, о его боевой жизни до прихода в 295-ю дивизию мы пока еще знаем мало. Известно только, что он участвовал в боях за освобождение Крыма, Николаева и Херсона. Известны также и его боевые награды — орден Отечественной войны I степени и медаль «За отвагу».

«В письмах с фронта, — писал сын Крижановского Анатолий, — отец всегда интересовался нашей жизнью, просил маму крепиться и ждать его, расспрашивал обо мне. А когда освободили Горловку, его хотели демобилизовать как шахтера, но отец написал, что домой не возвратится, пока хоть один фашист будет топтать советскую землю».

* * *

Когда я уже заканчивал работу над этим очерком, дивизия, в которой воевал Дмитрий Евдокимович Крижановский, отмечала сорокалетие со дня формирования. Большой и славный путь прошли ее воины.

Боевое знамя дивизии украшают ордена Ленина, Красного Знамени и Суворова. За отличные боевые действия при освобождении Херсона ей присвоено почетное наименование «Херсонская». Я хорошо знаю многих ее ветеранов и часто с ними встречаюсь. Не могу не высказать своего восхищения их душевной чистотой, каким-то особенным зарядом энергии и оптимизма, крепостью дружеских уз. Вот и на юбилей соединения они съехались со всех уголков страны. И, конечно же, вновь встретились товарищи — разведчики Батманов, Парамонов, Черногоров, Николаев, Иванов, Самойленко, Попов, полные кавалеры орденов Славы Сулейманов и Токарев. Состоялась и у меня давно ожидаемая встреча с Александром Петровичем Рязановым — бывшим командиром взвода, в котором воевал Крижановский. Прошу его рассказать о бесстрашном разведчике.

— Для меня как для командира взвода Крижановский был не только хорошим, я бы сказал, безупречным помощником. У меня с ним как-то сразу установились доверительные отношения, доброе товарищество. Дисциплинированный, принципиальный, исполнительный сам, он и от других требовал того же. До сих пор горжусь, что был с ним рядом — делил и радости, и невзгоды.

Вместе с разведчиками мне довелось побывать в разведывательном батальоне, воины которого являются достойными преемниками боевых традиций 352-й отдельной разведроты. Были добрые встречи ветеранов с молодежью, рассказы и напутствия. С большим удовлетворением члены кишиневской делегации преподнесли молодым воинам портрет Дмитрия Крижановского, выполненный художником Д. Д. Негряну. И теперь в далеком гарнизоне, находящемся на передовых рубежах нашей Родины, старший сержант Дмитрий Евдокимович Крижановский вместе с внуками тех, кто разгромил фашистов, несет надежную боевую вахту, служит примером большой любви к социалистическому Отечеству!

В. ВИХРЕНКО, полковник запаса, бывший заместитель редактора дивизионной газеты «Боевое знамя» ВЫСОКИЕ ПОЛНОМОЧИЯ

Ни днем ни ночью не умолкал артиллерийский гул. С ним сливалась трескотня пулеметов и автоматов. Но враг не отступал. Его просто вышибали из домов и подвалов, блиндажей и дзотов. В руках наших воинов уже была железнодорожная станция. Оказался в изоляции весь фашистский гарнизон, засевший в постройках целлюлозного завода.

Оставалось нанести решающий удар по Кюстринскому гарнизону. И он готовился на 9 часов утра 12 марта 1945 года. Были уточнены задачи стрелковым частям, артиллерии и танкам, пополнен комплект боеприпасов, командные и наблюдательные пункты размещены непосредственно в боевых порядках пехоты.

Груз тяжелого боя лежал на плечах всех — от комдива до солдата. Офицеры штаба 295-й дивизии и политотдела в эти дни не уходили из полков и батальонов. Все делалось для скорейшей победы.

День 12 марта застал начальника оперативного отделения штаба дивизии подполковника Литвинова во втором батальоне 1040-го стрелкового полка. Его беспокоил стык с соседом слева, и он уточнял, как тут организовать взаимодействие. Накануне Василий Панкратьевич несколько часов работал с командиром полка подполковником Козловым и остался о нем наилучшего мнения.

— «Борода» все продумал, — коротко доложил он комдиву по телефону.

Прозвище «Борода» прочно укрепилось за Иваном Семеновичем Козловым, который прибыл в дивизию сравнительно недавно и сразу же обратил на себя внимание черной окладистой бородой. Василий Панкратьевич был очень юн по сравнению с Козловым. Хотя ему к тому времени исполнилось 28 лет, выглядел он значительно моложе. Нежную кожу на его лице не могли огрубить ни морозные ветры минувшей зимы, ни солнце. И вряд ли всерьез принимали бы его советы и замечания, если бы не знали о командирской хватке и рассудительности Литвинова, его самообладании и мужестве в бою. За плечами у Литвинова была вся война. Он видел и пережил самое тяжелое отступление наших войск, стал непосредственным участником изгнания врага с родной земли и территории Польши. Здесь же, при штурме Кюстрина, придя в полк, Василий Панкратьевич в первый же день побывал на огневой позиции минометной батареи. Тянула родная стихия. Как-никак с этим оружием начинал войну, командовал взводом, ротой, батальоиом. У правофлангового миномета залюбовался сноровкой узбека-заряжающего. Тот ловко подхватывал 16-килограммовую мину из рук товарища и легко опускал ее в ствол. После выстрела, радостно возбужденный, что-то говорил на родном языке, ни к кому не обращаясь, и рукавом вытирал вспотевший лоб.

Наблюдательный пункт командира второго батальона Михаила Насонова располагался в неприметном домике. До противника отсюда метров сто пятьдесят. Литвинов посмотрел на часы: 8.20. Через сорок минут начнется артиллерийская подготовка. И тогда вон те дома, откуда постреливают гитлеровцы, окутаются дымом. Некоторые из них рухнут.

— Товарищ подполковник! — нарушил размышления Литвинова телефонист. — Из шестой роты сообщают: «Идет фашист с белым флагом». Спрашивают, что делать.

— С белым флагом? Сдаваться, значит? — переспросил подполковник. — Пусть направляют его сюда.

Интересно, сам по себе идет гитлеровец или его уполномочили? Если уполномочили, то кто?

Через несколько минут два автоматчика ввели в домик немецкого капитана. Высокий длиннолицый офицер с совиными глазами бегло осмотрел комнату, проверяя, нет ли кого постарше подполковника, и, убедившись, что нет, произнес хриплым голосом:

— По поручению коменданта крепости… Прошу оказать содействие во встрече со старшим командиром.

Василий Панкратьевич понимал немецкую речь. Еще в школе и техникуме старательно изучал иностранный язык, да и на фронте всегда носил с собой русско-немецкий словарь, часто заглядывал в него.

Выходит, противник готов вести переговоры? Литвинов попытался связаться с комдивом Александром Петровичем Дорофеевым, но безрезультатно. А время идет. До начала артиллерийской подготовки осталось тридцать пять минут. После нее возобновится штурм. Если этого гауптмана отправить в штаб дивизии или к генерал-лейтенанту Жеребину, командиру корпуса, время будет упущено, может разгореться бой, неоправданно прольется кровь.

Да, это так. А имеет ли он, Литвинов, право самостоятельно вступать в контакт с противником? Кто его уполномочил? Никто. Старшие командиры ему этого не поручали. Но вместе с тем, если он, Литвинов, не использует представившейся возможности, — жизнь не одного из тех солдат и командиров, с которыми он ночью беседовал, обходя передний край, может оборваться. Вот только вчера похоронили политработника майора Николая Марчукова. А сколько таких похорон было!

На раздумье ушло не больше полминуты.

— Я представляю здесь командование, — стоя, спокойно произнес Литвинов. — Прошу ваши документы.

Парламентер достал из кармана листок бумаги с текстом, написанным от руки, и поспешно добавил:

— Герр подполковник, комендант крепости просит сообщить условия сдачи гарнизона.

— Какие еще условия? — удивился Василий Панкратьевич. Подбирая знакомые слова, он прежним тоном ответил:

— Ваши войска окружены. Участь их известно какая. Поэтому никаких условий вам сообщено не будет. Только капитуляция. — Выждав еще, добавил с расстановкой: — Разъясните, что Красная Армия пленных не расстреливает. Разъясните: личному составу будет сохранена жизнь.

Что еще добавить? В подобной ситуации подполковнику не приходилось быть. Да и времени нет на обдумывание. Ясно одно — безоговорочная капитуляция.

— Напишите, пожалуйста, это на бумаге, — попросил гауптман.

— Ничего писать не буду, — отрицательно покачал головой Литвинов. — И напоминаю: это не условия сдачи гарнизона, а общепринятая форма капитуляции. Если гарнизон согласен капитулировать, то не позже чем через двадцать минут надо вывесить белые флаги. Везде, где можно. Это будет сигнал прекращения сопротивления гарнизона.

В это время в помещение зашел Николай Фарбман — помощник начальника разведки дивизии. Он свободно владел немецким языком и в нужный момент заменял переводчика. Очень кстати оказался он и сейчас. Через него Литвинов уточнил:

— Под командой офицеров необходимо направить личный состав гарнизона повзводно на площадь. Она отсюда видна. Там сложить оружие. Потом — по дороге в тыл.

Теперь все. Парламентеру можно было идти. Но тот стоял в нерешительности.

— Я доложу коменданту крепости полковнику Крюгеру, — неуверенно произнес он. — Но у нас там есть личный представитель Геббельса. Он — фанатик. Он может помешать…

Подполковник улыбнулся.

— Если вы готовы капитулировать, то найдете, как поступить с представителем Геббельса.

Парламентер щелкнул каблуками и в сопровождении тех же автоматчиков направился в сторону крепости. Бросившись к телефону, Литвинов разыскал командира дивизии. Тот выслушал его, ничего не сказал и лишь велел немедленно сообщить Дмитрию Сергеевичу Жеребину.

— Спасибо, Литвинов! Молодец! — так реагировал на доклад подполковника Литвинова командир корпуса. — Наблюдайте за противником и о дальнейших событиях немедленно докладывайте. А пока я отдам команду артиллерийскую подготовку не начинать.

У Василия Панкратьевича — гора с плеч… Он тут же приказал комбату Михаилу Насонову выставить противотанковые орудия у дороги на прямую наводку и взять под прицел здание школы, где в подвале, как сказал парламентер, находится комендант крепости.

Потянулись томительные минуты. Но вот над высоким домом в расположении гитлеровцев появилось белое полотнище. Потом — еще и еще.

— А что им оставалось делать! — радостно воскликнул капитан Михаил Степанов, начальник штаба батальона. — Приперли их к стенке, вот и сдаются.

Литвинов доложил о наблюдениях генералу Жеребину. На запрос начальника штаба дивизии полковника Свиридова сообщил:

— Вижу, как первая группа солдат противника складывает на площади оружие.

—, Не притупляйте бдительности, — предупредил Иван Константинович. — И подберите людей для сопровождения пленных.

Василий Панкратьевич радовался. Как-никак окончательного штурма, а с ним и новых жертв удалось избежать. Ну что же, теперь можно идти и в расположение противника.

Перепрыгивая через воронки от снарядов, обходя развалины, подполковник удивлялся внезапно наступившей непривычной тишине. Ему показалось странным, что бойцы могут не прячась стоять там, где только полчаса назад были безраздельные владения смерти.

— Чудно! — будто угадывая настроение старшего товарища, произнес шедший с ним Николай Фарбман.

Они уже были у школы. На лицах застывших у кучи оружия немецких солдат видели растерянность и подавленность. Мордастый седой полковник высунулся из двери школы и сказал, что он — комендант крепости и что его войска сдают оружие.

— Продолжайте. Вы лично…

Фраза осталась оборванной. С чердака дома, что напротив школы, прозвучали три одиночных выстрела. Литвинов был впереди и успел заскочить в дверь. Фарбман упал на пороге.

— Помогите затащить раненого! — по-русски обратился Литвинов к молодому мужчине в белом халате. — Да скорее же. Скорее!

Тем временем на площади короткая перестрелка оборвалась. С теми, кто нс хотел капитулировать, расправился сам комендант крепости.

В тот же день многие офицеры, находясь в штабе дивизии, наблюдали заключительный эпизод героической борьбы за Кюстрин. Полковник Свиридов передал генералу Дорофееву ключи от главного северного форта: один ключ — большой, красноватый, с кольцом; другой — серый, поменьше.

12 марта в 23 часа героям штурма Кюстрина салютовала Москва. В боях за город и крепость было взято в плен более трех тысяч солдат и офицеров противника. Захвачены были большие трофеи, в том числе около 500 орудий.

Сотни отличившихся в боях советских воинов получили правительственные награды, а командирам полков подполковникам Козлову Ивану Семеновичу, Чайке Федору Васильевичу и заместителю командира батальона майору Марчукову Николаю Мироновичу присвоено звание Героя Советского Союза. Такого высокого звания был посмертно удостоен и начальник штаба 1042-го стрелкового полка майор Белодедов Александр Иванович, погибший в ночь на 12 марта.

Особое воодушевление у бойцов вызвало известие о награждении частей: 1038-й стрелковый Кишиневский полк удостоился ордена Красного Знамени, 1040-й стрелковый Померанский полк — ордена Кутузова III-й степени, 1042-й стрелковый полк — ордена Суворова III-й степени, 819-й артиллерийский полк — ордена Богдана Хмельницкого II-й степени. Орденом Красной Звезды были награждены 333-й отдельный самоходно-артиллерийский дивизион, 588-й отдельный саперный батальон и 753-й отдельный батальон связи.

Парторг батальона

Он был выше среднего роста, прямые широкие плечи, простодушное лицо — типичный сибиряк. Вот он в предвечерних февральских сумерках приотстал от строя, свернул с разбитого шоссе и гвоздем приколотил к дорожному столбу дощечку с надписью: «До Берлина осталось 70 километров».

— Дойдем? — кивнул он проходившим мимо бойцам.

— Дойдем, товарищ майор! — дружно ответили ему. Майор Николай Марчуков был молод. В 1940 году, в девятнадцать, он надел военную форму. На фронте стал членом партии, а в 295-ю стрелковую дивизию прибыл в начале 1943 года уже зрелым политработником.

На Кубани он шел в атаку на высоту 205 с автоматом в руках, не оглядываясь. Его поддержали все. Высота пала. Парторга наградили орденом Красной Звезды.

Вечером Николай Марчуков пришел в свою землянку вместе с молодым бойцом.

— Тут нам будет спокойно, — сказал он, устало опустившись на земляной топчан, и жестом пригласил сесть бойца. — Поговорим без свидетелей.

Боец сел и застыл в ожидании.

— Да, трусость на фронте, — начал Марчуков после паузы, — страшное дело. За это сурово карают.

— Я же говорил, — заерзал боец, — случайно получилось, с непривычки.

— Верю, что струсил с непривычки. И ваше счастье, что товарищи все же увлекли вас вперед. Умирать, конечно, никому не хочется. Но люди рискуют жизйью, идут на смерть, понимая, что должны защищать Родину, свой народ от фашистской нечисти.

Боец спросил:

— Ну, а какое чувство в бою у вас? Неужто не страшно?

— Я люблю жизнь, очень люблю детей. Хочу жениться… И чтобы у меня были дети. Но за победу пойду даже на смерть. Пусть мечты мои не сбудутся. У другихсбудутся. И они нам с вами спасибо скажут. Так?

— Так, товарищ старший лейтенант. Только так!

Из очередной атаки Николая Марчукова вынесли тяжелораненым. Возвратился он в родной батальон уже в Донбассе.

— Наконец-то нашел вас, — обнимал он заместителя командира батальона по политчасти капитана Дмитрия Старшинова. Они после первого же знакомства сдружились. И часто в боевой обстановке дополняли друг друга.

— Пошли в роты, — бывало предлагал Николай.

— Да мы же только оттуда, — добродушно улыбался Дмитрий.

— Ну и что же? Бойцы рады, если к ним приходят.

— И что-нибудь приносят, — уточнял Старшинов.

Это означало, что надо прочитать свежие газеты, позвонить агитатору или парторгу полка и узнать у них о последних новостях, полученных по радио, о новостях полка. Тогда уже — по ротам. Беседовали в окопах и блиндажах, на исходных рубежах для наступления. С одним бойцом, с двумя, с отделением.

Марчуков участвовал во всех боях. Однажды он шел из штаба полка вместе с комсоргом Кузьменко и командиром пулеметной роты Ткачуком. До батальона оставалось еще полкилометра, когда начался массированный налет самолетов противника. «Юнкерсы> и «хейнкели» шли волнами и сбрасывали бомбы. В таких условиях естественно желание человека спрятаться в щель, прижаться к земле. Марчуков тоже залег, но тут же вскочил и побежал на высоту.

— Куда ты, Коля? Ложись! — крикнул Кузьменко.

— Подожди! — отмахнулся Николай.

На высоте он увидел трофейное оружие — крупнокалиберный пулемет. Быстро вставив ленту, открыл огонь по самолетам. Один «юнкере» выходил из пике как раз над высоткой. Марчуков ударил по нему. Самолет задымил и со свистом пошел к земле.

— Вот так! Знай наших, — вытирая пилоткой вспотевший лоб, сказал Марчуков.

На подступах к Николаеву парторг вновь был тяжело ранен и попал в госпиталь.

Треугольники из госпиталя приходили часто. «Знали бы вы, — писал Николай боевым друзьям, — как мне здесь осточертело. Одно утешает: врачи обещают возвратить в строй».

В ночь на 10 апреля 1944 года разгорелись бои за Одессу. Полки дивизии пробивались к центру города по приморским улицам. Много укрепленных зданий и кварталов пришлось им брать. В одном месте из дома по батальону капитана Скакуна ударили автоматчики. Завязалась перестрелка. А в это время группа бойцов пошла в обход укрепленного дома. По условному сигналу она q тыла обрушилась на опорный пункт.

— Коммунисты, за мной! — прозвучал всем знакомый голос. Это во главе атакующих шел вернувшийся из госпиталя Николай Марчуков.

А когда достигли Днестра, батальон, вырвавшись вперед, оказался отрезанным от остальных подразделений полка. Старшинов и Марчуков сразу же направились в роты.

— Главное — стойкость и никакой паники, — внушал парторг бойцам, переползая от одного отделения к другому. — Нам помогут. Нас выручат. Обязательно помощь придет.

Сам он этому верил, и его вера, выдержка, спокойствие передавались бойцам.

За образцовое выполнение заданий командования при освобождении Молдавии Марчуков получил очередную награду — орден Красного Знамени. Тут же, в Молдавии, он заменил на посту Дмитрия Старшинова, назначенного агитатором полка.

А потом была Висла. За Вислой прорыв долговременной обороны противника прошел успешно. Началось преследование немецко-фашистских войск. Нашим пехотинцам, взаимодействующим с танкистами, порой в сутки приходилось совершать пятидесятикилометровые марши. Нагрузка в зимних условиях, да еще при полной боевой выкладке, очень большая.

После боя батальон расположился в брошенном немецким колонистом поместье — фольварке. Офицеры Скакун, Марчуков и другие заняли комнату на втором этаже.

— Да у вас, товарищ майор, портянка в крови! — воскликнул лейтенант Степан Сердюк, когда Марчуков разулся.

— Вот стер… — стушевался заместитель командира батальона по политчасти. — Надо сапог ремонтировать.

Наскоро поужинали. Все приготовились отдыхать, а Николай оделся и направился к выходу.

— Обойду подразделения, посмотрю, как люди… Поговорю. Да и боевое охранение надо проверить, — сказал он комбату.

— Боевым охранением мы с начальником штаба займемся через час-два, — ответил Скакун. — А ты, Николай Миронович, побеседуй с личным составом и — спать.

На рассвете лейтенант Сердюк зашел в комнату в радостном настроении:

— Тут есть лошади. Садитесь на одну из них, товарищ майор, — обратился он к Марчукову.

— Лошади? Это хорошо! Ищите повозку, и посадим на нее бойцов,’ которые будут отставать. А я чувствую себя превосходно.

Под Кюстрином на долю батальона, достались отвлекающие бон. Он атаковал и атаковал. Противник прижимал его огнем к земле, иногда отбрасывал, а командир полка требовал: «Снова вперед!» Надо было оттянуть на этот участок фронта как можно больше сил противника, чтобы ослабить его оборону на другой окраине города, где готовился решающий удар. Марчуков, естественно, все время был в цепи атакующих.

Теплым весенним вечером Вася Кузьменко, заместитель командира батальона по политчасти в соседнем полку, позвонил Николаю по телефону.

— Рад тебя слышать. И видеть хочу. Приходи завтра в полдень. Постараюсь быть на КП, — ответил Марчуков.

В полдень Кузьменко подошел к небольшой землянке, почти незаметной в густом сосняке.

— Почему не слышу оркестра? — пошутил он, откидывая плащ-палатку, служившую дверью. И осекся. Несколько человек стояли в землянке с поникшими головами.

Оказывается, утром батальон снова ходил в атаку. Продвинулся совсем незначительно и стал закрепляться. Марчуков возвратился на командный пункт почерневший, в грязном обмундировании и недовольный боем. Он наскоро поел и опять отправился по подразделениям. Когда перебегал из одной роты в другую, настигла пуля вражеского снайпера. Ему посмертно было присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

М. ЖУКОВ, подполковник запаса ОНИ ОСВОБОЖДАЛИ МОЛДАВИЮ, ОНИ ШТУРМОВАЛИ БЕРЛИН

После тяжелых наступательных боев 266-я стрелковая дивизия, входящая в состав 3-го Украинского фронта, в начале апреля 1944 года овладела селом Бецилово, северо-восточнее железнодорожной станции Раздельная, сходу форсировала Кучурганский лиман, 16 апреля освободила село Незавертайловка, а 17-го форсировала Днестр и захватила плацдарм на западном берегу реки у села Пуркары.

Бои на Днестре носили ожесточенный характер. Немцы любой ценой пытались сбросить наших воинов с захваченного плацдарма. С этой целью предпринимали частые контратаки, но все они разбивались о стойкость и мужество воинов дивизии. Воины взвода лейтенанта С. Медведева часто встречались лицом к лицу с гитлеровцами, смело вступали с ними в бой и побеждали. Однажды комсомольца рядового Назара Дмитрова атаковало больше десяти немцев. Замаскировавшись в окопе, Дмитров подпускал гитлеровцев на близкое расстояние и автоматными очередями расстреливал их, всего сразил 7 фашистов.

Когда враг перешел в очередную контратаку, комсорг роты сержант Василий Чепуренко с гранатами в руках бросился вперед. За ним последовали остальные. Ворвавшись во вражескую траншею, Чепуренко в рукопашной уничтожил пять захватчиков, комсомолец Шевцов убил трех, а четырех взял в плен.

— Для немцев рукопашная схватка страшна, — говорили в те дни наши воины.

На младшего сержанта Владимира Сюльдина напали шесть гитлеровцев, но он не уклонился от боя, двух фашистов заколол штыком, а остальных прикончил прикладом и выстрелами в упор.

Отличился в поединке с пятью гитлеровцами комсомолец рядовой Иван Нечепуренко. Ударом приклада двум фашистам разбил головы, а трех пристрелил из винтовки.

Мужественно сражались артиллеристы офицера И. Ярцева, все время находились в боевых порядках пехоты. Стреляя прямой наводкой, они отразили три контратаки гитлеровцев, уничтожив при этом до 30 захватчиков. А когда во время одной контратаки фашисты вплотную подошли к огневым позициям артиллеристов, их в упор стали расстреливать из автоматов.

На минометный расчет комсомольца Иосифа Максана фашисты предприняли 12 контратак. И каждый раз их встречали метким огнем. Немцев, подошедших к огневым позициям минометчиков, расстреливали из автоматов. В одном бою Максан застрелил пять фашистов. Подносчик мин рядовой Иван Пизмик под сильным огнем противника своевременно подносил мины на огневую позицию. Это дало возможность расчету вести беспрерывный огонь по противнику и успешно отражать все его контратаки. В одном из боев Пизмик убил четырех вражеских солдат.

В тяжелых условиях весенного разлива Днестра саперы А. Щербакова за несколько часов соорудили переправу через реку. Это обеспечило своевременную доставку на правый берег Днестра боеприпасов, питания, всего необходимого для ведения боя.

Особенно отличились саперы комсомольцы Е. Клембовский, Л. Головненко, Л. Шумилов, Д. Кириллов. Под вражеским огнем на лодках они перевезли через реку несколько сот солдат. Саперы И. Калач, И. Кобец, А. Федоров во главе со старшим сержантом Е. Есиповым четверо суток работали на переправе. Все это время они стояли по пояс в холодной воде и обеспечили своевременную перевозку войск и боеприпасов на правый берег Днестра.

Связисты хорошо понимали, что связь на плацдарме играла большую роль. Несмотря на сильный обстрел врага, в трудно проходимой местности они делали все необходимое. Вражескими снарядами телефонный провод часто обрывался, и каждый раз под огнем на линию выходил комсомолец Илья Харитонов. Только в одном бою он устранил 11 повреждений и обеспечил бесперебойную связь.

Проявляя отвагу и стойкость, воины дивизии переходили в атаки, отбрасывали немцев дальше на запад. В одной из таких атак комсомолец рядовой Николай Бортников первым поднялся из окопа и устремился на врага. Вдруг по нашим боевым порядкам застрочил немецкий пулемет, преградив путь пехоте. Бортников скрытно подполз к немецкому пулеметчику и метким выстрелом из автомата убил его. В ходе наступления он уничтожил еще пять гитлеровцев.

В ожесточенных боях воины дивизии удержали и расширили Пуркарский плацдарм. Отсюда в августе части, сменившие нас, начали наступательные бои по освобождению Советской Молдавии.

В мае 1944 года войска 3-го Украинского фронта перешли к обороне. 266-я стрелковая дивизия оборонялась в первом эшелоне в районе Дубоссары — Григориополь.

Около трех месяцев дивизия занимала оборону на реке Днестр. Все это время днем и ночью велись активные боевые действия. Артиллеристы, минометчики, пулеметчики постоянно обстреливали передний край противника. Ежедневно выходили на охоту снайперы. Разведчики приводили «языков», доставляли командованию ценные сведения.

Однажды командир роты капитан А. Панкин приказал разведчикам захватить «языка» и указал им объект предстоящих действий. В группу захвата вошли комсомольцы старшина С. Платонов, И. Остахов, рядовые О. Лопатко, А. Шолохов и другие. Группу возглавил комсомолец лейтенант В. Косаткин.

Вечером Н. Филиппов и Е. Грачев по траншее подтянули лодку к реке. Около полуночи разведчики бесшумно переплыли Днестр, достигли вражеского берега, заняли круговую оборону и начали наблюдение.

С. Платонов и О. Лопатко, установив, что ночью по передней траншее проходят немцы, на следующий вечер расположились у выхода из траншеи, тщательно замаскировались в бурьяне, старшина Остахов и рядовой Шолохов заняли места у входа в траншею.

Когда стало совсем темно, в траншею вошли два гитлеровца. Разведчики терпеливо ожидали. Вот гитлеровцы направились к Платонову. Он подал условный знак, и в один миг около него оказался Лопатко, который ударом приклада по голове оглушил одного фашиста, а Платонов прыгнул на другого. Через минуту руки гитлеровцев были крепко связаны, а рты заткнуты тряпками. Платонов и Лопатко по траншее стали отходить к берегу, неся на себе гитлеровцев. У реки их встретили Филиппов и Грачев. Вместе они погрузили в лодку «языков» и переправили их на наш берег. За этот поиск вся группа была награждена правительственными наградами.

В обороне наши воины проявили высокую бдительность. Однажды ночью рядовой Н. Новиков заметил на переднем крае врага оживление: с противоположного берега доносилась немецкая речь, слышался какой-то шорох и шум. Это же заметили и стрелки В. Торнаедов, К. Суниченко и пулеметчик Н. Рудник.

— Видишь, — сказал своему напарнику старший сержант Рудник, — им захотелось днестровской воды.

— Ну что ж, напоим, — ответил ему наводчик ефрейтор К. Михайлов и плотно прилег к пулемету.

Немцы подошли к воде, сняли с себя обмундирование, намереваясь искупаться в Днестре. В это время Михайлов и открыл огонь. Длинные пулеметные очереди сразу же скосили шесть гитлеровцев, а остальные, оставив обмундирование на берегу, бросились в траншею.

Сержант П. Ларин, наблюдая за противником, на одном из фруктовых деревьев заметил немца, который корректировал минометный огонь. Прозвучал выстрел, за ним второй, и корректировщик, ломая сучья дерева, рухнул на землю. Минометный огонь противника прекратился, но ему на смену пришел пулемет. Ларин вновь выстрелил, и пулемет умолк.

Отличились и снайперы — коммунисты Герой Советского Союза лейтенант Геннадий Величко и младший лейтенант Федот Истигичев, комсомольцы старший сержант Николай Матвеев, сержанты Шура Киселева и Маша Карпенко, рядовые Петр Ребойчук, Сергей Карташов и многие другие. У каждого из них на счету было по нескольку десятков уничтоженных фашистов.

* * *

Лето 1944 года в Молдавии было жарким. На склонах небольших холмов выгорела трава, потрескалась пересохшая земля. Только ночью, когда солнце пряталось за горизонт, дышалось легче, веяло легкой прохладой со стороны Днестра. В эти короткие часы передышки солдаты старались набраться сил для нового боевого дня.

Воины 266-й стрелковой дивизии готовились к наступлению. По ночам к переднему краю подвозились и тщательно маскировались в прибрежных днестровских садах и кустарниках переправочные средства, техника. В частях проводилась партийно-политическая работа. Офицеры, коммунисты и комсомольцы ежедневно зачитывали солдатам сводку Совинформбюро, рассказывали об успехах войск Белорусских фронтов, разгромивших крупную вражескую группировку и освободивших белорусскую землю от фашистских оккупантов, призывали воинов умножать боевую славу родной дивизии, на знамени которой — ордена Красного Знамени и Суворова. Многие беседы были посвящены Советской Молдавии.

И вот настало утро 20 августа — такое памятное утро. После мощной артиллерийской и авиационной подготовки войска 2-го и 3-го Украинских фронтов перешли в наступление. Началась Ясско-Кишиневская операция.

В наступление 266-я стрелковая дивизия полковника С. М. Фомиченко перешла с линии Дороцкое — Григориополь в ночь на 23 августа.

В первых рядах наступавших шли коммунисты и комсомольцы. Личным примером они воодушевляли всех воинов на отвагу и мужество. С возгласом «За Родину! Вперед!» повел в атаку свое отделение комсомолец старший сержант Георгий Каплин. За ним дружно поднялись и солдаты отделения Василия Белоусова, вся рота. Под прикрытием артиллерийского и минометного огня воины быстро продвигались вперед.

У первой траншеи немцы усилили сопротивление. Установленный в окопе пулемет поливал свинцом, прижимал воинов к земле. Уничтожить пулеметчика винтовочными залпами было трудно. Тогда старший сержант Г. Каплин с рядовым А. Турским решили применить гранаты. Маскируясь за бугорками и бурьяном, они приблизились к пулеметчику, бросили две гранаты. Гитлеровец не успел даже встать, так и остался сидеть убитым за пулеметом.

Рядом с отделением Г. Каплина успешно наступал взвод лейтенанта В. Левичева, который ворвался в траншеи противника. Завязалась рукопашная схватка. В ней отличились комсомольцы старший сержант К. Кузнецов, младший сержант В. Дуюн, рядовые А. Галин, В. Черкасов, В. Литвин и другие. Они расстреливали из автоматов, крушили гранатами, прикладами, кололи штыками, каждый в рукопашном бою убил по нескольку фашистов.

Под ударами наших воинов противник поспешно отступал. 24 августа войска 3-го Украинского фронта при решительном содействии войск 2-го Украинского фронта в результате умелого обходного маневра и атаки с фронта штурмом овладели столицей Молдавской ССР городом Кишиневом.

* * *

Вместе с пехотинцами 1010-го стрелкового полка 266-й стрелковой дивизии 24 августа мне довелось вступить в Кишинев. Над городом стоял густой дым и пахло гарью. По обе стороны центральной улицы стояли обгорелые здания, на тротуарах валялся кирпич, трупы людей и коней, порванные телеграфные провода. Город был неузнаваем.

Жители Кишинева с большой радостью встречали нас. Навстречу выходили женщины и старики, радушно угощали виноградом, сливами, яблоками, девушки бросали солдатам букеты цветов, приветливо махали платками.

К нам подошла Наталья Григорьевна Сивухина. Ей было 68 лет. Истощенная от голода, со слезами радости на глазах она обняла солдата, по-матерински поцеловала его:

— Дорогие сынки, мы ждали вас, знали, что вы придете. Какая большая радость, что вы здесь, с нами.

Наталья Григорьевна вытерла слезы, достала совет* ский паспорт:

— Больше трех лет я прятала его от немцев. Верила, что вы придете. И вот вы пришли. Большое спасибо, дорогие сынки, за освобождение. Мои два сына воюют вместе в Красной Армии. Возможно, они где-то здесь, среди вас.

И она стала пристально всматриваться в лица солдат.

Старики и женщины обнимали бойцов, крепко пожимали им руки, рассказывали о пережитом.

Фашисты уничтожили национальную культуру и литературу. В городе не издавалось ни одной газеты. Их привозили из Германии и Румынии. Жителям города запрещалось посещать театр — он работал только для оккупантов, которые считали себя хозяевами города, а жителей рабами.

Палачи из гестапо жестоко расправлялись с мирными людьми. Каждый день слышались душераздирающие крики из здания тайной полиции, которая находилась на бывшей Екатериновской улице. В подвале этого здания в день освобождения города я видел трупы пяти девушек и двух мужчин. Их расстреляли фашисты при отступлении.

Таким видели мы Кишинев, когда 24 августа шли по его улицам, шли на запад, где нас ждали новые бои за полное освобождение Советской Молдавии.

* * *

Остатки разбитых немецких дивизий поспешно отступали к Пруту. Фашисты пытались форсировать реку и закрепиться на ее западном берегу. Но сделать это не удалось. 23 и 24 августа к реке подошли советские танкисты, овладели переправами через Прут и 24 августа замкнули кольцо окружения вражеских войск.

В гигантском кольце оказалось пять немецких армейских корпусов. Без паузы наши войска приступили к ликвидации окруженной группировки.

266-я стрелковая дивизия, преследуя отступавшего противника, к 26 августа вышла в районы населенных пунктов Леушены — Чоара. Здесь гитлеровцы сопротивлялись отчаянно. Пытаясь вырваться из окружения, они неоднократно предпринимали контратаки.

Возбужденные от жары и водки, в черных мундирах, с засученными рукавами, беспорядочно стреляя на ходу, эсэсовцы шли психической атакой на роту лейтенанта 3. Артищенко. В это время открыли огонь наши артиллеристы и минометчики. Под прикрытием их огня воины роты сами поднялись и пошли навстречу врагу. Смелый и стремительный бросок наших воинов вперед ошеломил гитлеровцев. Они в замешательстве остановились, рассыпались. Воспользовавшись этим, взвод комсомольца старшего сержанта К. Афанасьева отрезал группу немцев и взял в плен 30 солдат и двух офицеров. Но с левого фланга, из балки, на выручку плененным устремилась крупная группа немцев. Огнем из пулеметов и автоматов ее встретили воины взвода лейтенанта Э. Фомина и отрезали ей путь вперед.

А взвод старшего сержанта Афанасьева вклинился в боевые порядки гитлеровцев и взял в плен еще 70 солдат и офицеров. Быстро разоружив их и под конвоем отправив в тыл, воины взвода продолжали вести бой.

Взвод лейтенанта В. Затонского этой же роты принял на себя огневой удар с таким расчетом, чтобы дать возможность другим взводам развить успех наступления. Одновременно в район переправы был послан взвод автоматчиков во главе с комсомольцем старшим сержантом А. Буровым. Ударом с тыла автоматчики дезорганизовали огневую систему немцев, посеяв панику, взвод же лейтенанта Затонского перешел в атаку, сломил сопротивление гитлеровцев и взял в плен около 100 солдат и офицеров.

В период ликвидации группировки противника на берегу реки Прут рота офицера Артищенко взяла в плен большое количество немецких солдат и офицеров. Комсомольцы этой роты рядовые К. Тихонько, А. Сафонов и П. Мищенко захватили три знамени фашистских частей.

Мне довелось видеть эти бои. Поле боя — яркое доказательство полного разгрома окруженной группировки войск врага у реки Прут. Дороги, ведущие к реке', были забиты сожженными танками, автомашинами, повозками, трупами солдат и офицеров. Здесь, на берегу реки, гитлеровцы еще раз испытали на себе силу и мощь советского оружия.

29 августа немецко-фашистские войска, действовавшие восточнее Прута, прекратили сопротивление. Территория Советской Молдавии была полностью освобождена от оккупантов.

* * *

Стоял морозный январь 1945 года. Словно стальным панцирем была скована река Висла, на западном берегу которой 266-я стрелковая дивизия готовилась к наступлению.

Командир стрелкового взвода младший лейтенант Владимир Леваков — среднего роста, в новой шинели, крепко затянутой ремнями, — подходил то к одной, то к другой группе солдат, следил, как они учатся метать гранаты, штурмовать доты и дзоты, сам показывал, как это нужно делать.

Владимир Леваков родился в селе Хленовое Воронежской области в семье рабочего. До войны он работал на заводе в родном городе. В 1943 году был призван в армию. Окончил школу сержантов, боевое крещение получил на Южном Буге. После окончания офицерских курсов при 5-й ударной армии прибыл командиром взвода в 266-ю стрелковую дивизию. Его взвод отличился в Ясско-Кишиневской операции, участвовал в уничтожении вражеской окруженной группировки войск на берегу реки Прут и вот сейчас готовился к новым наступательным боям.

…Короткий январский день угасал быстро. Когда на землю опускались вечерние сумерки, воины взвода собирались в землянке. Недавно вырытая, с перекрытием в несколько бревен, она была для солдат домом и надежным укрытием от артиллерийского огня и налетов авиации противника. Здесь они сушили обмундирование и обувь, отдыхали после напряженной учебы, вели задушевные беседы. Вот и сейчас младший лейтенант Леваков сидел на ящике из-под консервов. Окруженный солдатами, он старательно чистил свой автомат и сосредоточенно прислушивался к песне, которую в полголоса пел один боец. Когда она смолкла, обращаясь к подчиненным, офицер сказал;

— Скоро снова в бой. Нам выпала большая честь — оказать помощь братскому польскому народу сбросить фашистское рабство, уничтожить фашизм и водрузить знамя Победы над Берлином.

Его помощник старший сержант Петр Затычкин внимательно слушал своего командира. Когда офицер закончил говорить, он поднялся с пола и, как бы продолжая его мысль, сказал:

— С боями мы прошли тысячи километров. До Берлина осталось меньше. Еще нанесем удар по фашистам и победоносно закончим войну в Берлине.

— Верно говоришь, помкомвзвода. Нам от Вислы путь один — на Берлин! — раздалось несколько голосов солдат.

И это были не пустые слова. 14 января 1945 года началась Висло-Одерская операция. 266-я стрелковая дивизия наступала в первом эшелоне. Взвод младшего лейтенанта Левакова действовал в первых рядах наступающих.

С ожесточенными боями пройдены сотни километров. Освобождена Варшава, ряд других городов и населенных пунктов Польши. Заря победы разгоралась над Европой. Но обреченный на гибель фашизм оказывал упорное сопротивление. Особенно сильным оно было под городом Коло, который гитлеровцы превратили в опорный пункт, настроили в нем доты и дзоты, минные поля, проволочные заграждения.

После артиллерийской подготовки батальон майора Платонова стал наступать на восточную окраину города. Взвод офицера Левакова, входивший в этот батальон, первым ворвался в Коло.

Уже были очищены от фашистов несколько улиц. С каждым часом бой принимал все более ожесточенный характер. Путь к наступлению взводу Левакова преградил дот. Командир взвода приказал двум солдатам уничтожить пулемет, стрелявший из дота. Солдаты поползли вперед, но вскоре один из них был убит, второй — тяжело. ранен. Тогда офицер Леваков решил сам уничтожить дот. Прижимаясь к мостовой, он пополз вперед. Когда до дота оставалось метров двадцать, Леваков бросил гранату. Она разорвалась около амбразуры, пулемет замолчал, но через несколько минут застрочил снова. Леваков еще бросил гранату. Разорвавшись, она не причинила вреда пулемету, который продолжал стрелять.

Обстановка усложнилась. Едва Леваков успел бросить третью гранату, как вражеская пуля пробила его правую руку. Но это не остановило офицера, по-прежнему ползком продвигавшегося к пулемету, ствол которого виднелся из полуподвального окна. Еще несколько усилий — и фашистский дот совсем близко, но нет гранат.

Продвинувшись еще ближе к доту, офицер Леваков смело поднялся во весь рост, быстрым рывком бросился к доту и грудью закрыл амбразуру. Вражеский пулемет замолчал.

Весть о героической смерти командира взвода младшего лейтенанта Левакова быстро облетела цепи солдат.

— Товарищи! Наш командир погиб смертью героя, — громко крикнул Затычкин. — Слушай мою команду! За Родину, вперед!

Неудержимой лавиной поднялись солдаты в атаку. Перед гневом и силой воинов не устояли гитлеровцы. Их сопротивление было сломлено.

В тот памятный день 20 января 1945 года такой же подвиг совершил комсомолец сержант Николай Носуля.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 марта 1945 года младшему лейтенанту Левакову Владимиру Ивановичу и сержанту Носуле Николаю Васильевичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Приказом министра обороны СССР они навечно зачислены в списки 1106-го стрелкового полка 266-й Краснознаменной Артемовско-Берлинской ордена Суворова II степени стрелковой дивизии.

* * *

Над рекой Одер и плавнями стоял густой туман. Хлопьями валил мокрый снег. Со стен недавно отрытого окопа отваливались куски раскисшей глины. Здесь, на Одерском плацдарме, в районе Кюстрина воины батальона Героя Советского Союза майора Ивана Яковлевича Чередника весной 1945 года вели ожесточенные бои. Фашисты оборонялись из последних сил. Они создали специальные отряды «фольксштурма», бросили в бой курсантов берлинских военных училищ и слушателей академий.

Воины батальона офицера Чередника, зацепившись за клочок земли, изрытый бомбами и снарядами, готовились к отражению пятой контратаки за день.

В туманный воздух взвились ракеты. Наши воины уже знали, что по этому сигналу фашисты переходят в контратаку.

— Дозарядить оружие, приготовить гранаты к бою! — передали по цепи приказ командира роты старшего лейтенанта Янкевича.

— Не пройдут фашисты, — сказал сержант Козырь. — Будем стоять насмерть!

Не успел Козырь досказать последних слов, как грянули взрывы. Козырь опять занял свою ячейку, фашисты были уже в 150 метрах — ускоренным шагом они шли в атаку. Козырь прицелился и открыл из автомата огонь. Рядом застрочил пулеметчик Остапенко. Гитлеровцы падали, но первые шеренги заполнялись новыми солдатами.

Что-то теплое разлилось по руке Козыря. «Вероятно, ранило, — подумал сержант. — Но рука еще действует. Значит так, чепуха, царапина».

Кончились патроны в магазине. Козырь быстро вставил новый диск. Рука становилась тяжелее. Ею трудно было двигать. Боль все острее давала себя знать. Пальцы еле держали оружие. Прижав сильнее приклад подбородком, Козырь продолжал вести огонь. Фашисты залегли и снова поднялись.

— Кошкин! — крикнул сержант рядом стоявшему солдату. — Заряди диски.

Фашисты все ближе. Вот их группа уже в 30 метрах от окопа.

— Гады! — И Козырь метнул подряд четыре гранаты. Когда дым рассеялся, в окопе, казалось, стало совсем тихо. Товарищ перевязывал раны Козыря на руке и ноге.

— Кажется, всех прикончили? Пятая контратака фашистов тоже провалилась, — сказал Кошкин.

По ходу сообщения из окопа в окоп переходил парторг Чулков. Для каждого солдата у него находились теплые слова. Одних призовет к бдительности, других приободрит перед предстоящим боем. Солдаты любили его.

Шестая контратака фашистов началась перед вечером. Позиции батальона атаковали шесть танков и две самоходные пушки. За танками шла пехота.

— Приготовить противотанковые гранаты, — раздался властный голос.

Это был Чулков. Он находился рядом с солдатами, личным примером воодушевлял их на стойкость и смелость в бою.

Идя в атаку в шахматном порядке, вражеские танки вели интенсивный огонь по нашим позициям. Затем на расстоянии 400 метров они остановились, поддерживая огнем с места перешедшую в атаку пехоту.

Нашим пулеметчикам выпала ответственная задача — сдержать натиск гитлеровцев. Пулеметчик-узбек коммунист Бабаев находился на правом фланге своей роты. На его огневую позицию двигались около тридцати гитлеровцев. Вот они уже в 200, 150, 100 метрах от пулеметчика. Тогда Бабаев, прицелившись, нажал на спусковой крючок. Как подкошенные упали гитлеровские автоматчики.

Доблесть и отвагу проявил в этом бою коммунист Долгий. По своей инициативе он выдвинулся во фланг фашистам и уничтожил 17 гитлеровцев.

Отбита была и эта контратака.

Впереди был Берлин.

М. БАКАЛИНСКИЙ, капитан медицинской службы в отставке, бывший командир санвзвода 1373-го стрелкового Краснознаменного полка 416-й стрелковой дивизии О ДРУЗЬЯХ, ТОВАРИЩАХ…

В составе 51-й стрелковой Перекопской дивизии на рассвете 22 июня 1941 года на территории МССР я встретил начало Великой Отечественной войны. Шли жестокие кровопролитные бои. Наше соединение, действуя в составе 9-й армии, изматывая противника в боях, по приказу командования отходило за Днестр. Днем из-за частых налетов фашистской авиации переправа на Днестре не работала. Я сидел на берегу и думал о солдатской службе, которая вот уже третий раз сводит меня с этой рекой. И я почему-то надеялся и верил, что придет время, и мы снова с боевыми друзьями-товарищами вернемся сюда.

…И вот весной сорок четвертого года в должности командира санитарного взвода 2-го стрелкового батальона 1373-го стрелкового полка 416-й стрелковой Таганрогской Краснознаменной ордена Суворова дивизии вернулся я в Приднестровье.

Дивизию после освобождения Одессы, за активное участие в котором она была награждена орденом Суворова II степени, отвели на короткий отдых. Полк пополнился людьми, оружием, и в одну из майских ночей, поднятые по тревоге, мы двинулись ускоренным маршем вверх по течению Днестра. Через двое суток пришли в район новой дислокации. Подразделения замаскировались в прибрежных зарослях садов и рощ. С наступлением темноты два батальона полка переправились по наплавному мосту на правый берег, на знаменитый Шерпенский плацдарм, чтобы вместе с частями 60-й гвардейской и 295-й стрелковых дивизий 32-го стрелкового корпуса сменить оборонявшиеся там части 8-й гвардейской армии.

Батальоны приняли оборону и занялись привычным в таких случаях делом: углубляли траншеи и ходы сообщения, поправляли и маскировали стрелковые ячейки и пулеметные гнезда, вели усиленные наблюдения за противником. И все это на простреливаемом насквозь плацдарме, в трудных условиях, к которым нужно привыкнуть. Большую работу провели наши политработники: заместитель командира полка по политической части майор Исмаил Абишевич Асланов, парторг батальона С. Халилов, комсорг батальона Н. Христенко.

На всю жизнь запомнился высокий худощавый майор Гадимов Фада Ампргун-оглы — заместитель командира по политчасти нашего батальона, которого мы все называли нашйм комиссаром. Днем и ночью замполит Гадимов находился в первой траншее среди защитников плацдарма. Человек. большого мужества, коммунист ленинской закалки, участник гражданской войны, майор Гадимов словом и личным примером вдохновлял воинов на ратные подвиги. Он всегда находился в окружении воинов, вел с ними задушевные беседы, умел разговаривать со всеми на равных, поэтому и тянулись к нему.

…Спустя много лет после войны я послал запрос в Баку в совет ветеранов 416-й стрелковой дивизии. В своем ответе И. А. Асланов сообщил, что до призыва в армию майор Гадимов Фада Амиргун-оглы работал первым секретарем Исмаиллинского РК КП Азербайджана. В послевоенные годы он был первым секретарем Кировского райкома партии города Баку. Умер в 1956 году.

Рядовой Александр Еременко прибыл к нам в батальон с новым пополнением после освобождения Одессы и был назначен на должность писаря 6-й роты. Находясь на плацдарме, он добыл снайперскую винтовку, задолго до рассвета выползал из траншеи, забирался на нейтральной полосе в снарядную воронку, укрытую буйными виноградными лозами. Когда за Днестром загорался рассвет, фашисты покидали боевое охранение и уходили с пулеметами по ходу сообщения в основную траншею. В оптический прицел винтовки было хорошо видно, как они входили в блиндаж, и Еременко, прицелившись, стрелял. А когда командованию понадобился «язык», то Еременко доказал, что брать его следует только па участке шестой роты и по давно выношенному им плану.

Несколько дней велась подготовка к операции по захвату «языка». В одну из темных июльских ночей бойцы шестой роты вышли на исходный рубеж.

В условленное время командир роты лейтенант Бердышев подал команду, и Еременко первым перемахнул через бруствер. Прошло немного времени, и в немецких траншеях раздался сильный взрыв — это Еременко бросил в немецкий блиндаж противотанковую гранату. Грянуло солдатское «ура», затрещали автоматы и пулеметы, завязалась кровавая схватка. Через несколько минут солдаты приволокли и опустили в траншею завернутого в плащ-палатку раненого немецкого унтер-офицера, который после оказания медицинской помощи был направлен в штаб дивизии.

И тут поступил срочный приказ командира дивизии генерал-майора Д. М. Сызранова — занятую траншею не оставлять, удерживать любой ценой. Из-за Днестра заработала наша артиллерия, минометы и «катюши», в воздухе появилась авиация. Сделав несколько заходов, «ИЛы» обрушили на голову фашистов смертоносный груз. Те открыли ответный огонь из всех видов оружия и неоднократно бросались в атаки, но им так и не удалось потеснить наших воинов, которые, развивая первоначальный успех, закрепились в занятой траншее. Прибывшие полковые и дивизионные саперы под огнем противника отрыли 100-метровый ход сообщения.

За подвиги, совершенные в этой разведке боем, многие участники были награждены правительственными наградами. Александр Еременко получил свою первую правительственную награду — орден Славы III степени, а к концу войны старшина Александр Лукич Еременко стал полным кавалером орденов Славы.

И еще осталась в памяти одна из атак, которую предприняли фашисты в один из жарких июльских дней. Стояла невыносимая жара, было душно. Перед вечером небо заволокли надвинувшиеся с юга грозовые тучи, и над плацдармом внезапно разразилась сильная гроза. Хлынул проливной дождь. Трудно было дышать, слепило глаза. Траншеи, блиндажи, землянки мгновенно наполнились водой, и защитникам плацдарма пришлось сделать в брустверах сточные ровики, после чего вода из наших траншей устремилась по склону в немецкие окопы. Оборонительные сооружения противника также переполнились водой, и, спасаясь, солдаты противника вынуждены были вылезти из траншеи. Вражеская артиллерия открыла по нашей обороне огонь, офицеры погнали солдат в атаку. На участке нашего полка сложилась тяжелая обстановка.

Дело усугубилось еще и тем, что во время грозы были полностью выведены из строя радио и проводная связь с КП дивизии. Их заменили связные. Однако это не помешало вести бой. Стоя по горло в воде, солдаты дружно открыли по врагам ружейно-пулеметный огонь. Очень помогли в отражении вражеской атаки 76-миллиметровые полковые пушки, скрытые до этого в засаде.

Схватка продолжалась до вечера. Услышав канонаду на плацдарме, дивизионная артиллерия из-за Днестра тоже открыла огонь. На поле боя перед нашими траншеями осталось много убитых и раненых солдат противника. Мужественно и умело руководили боем командир полка 3. М. Саидбаталов, командир 2-го батальона Абдулаев и другие. На второй день после боя плацдарм посетил наш комдив генерал-майор Д. М. Сызранов. В сопровождении командира и замполита полка он прошел по траншеям, беседовал со многими воинами, интересуясь подробностями вчерашнего боя, вручал награды особо отличившимся в бою воинам.

…А через месяц началась Ясско-Кишиневская операция. День 23 августа 1944 года навсегда запомнился мне и моим фронтовым побратимам. Всю ночь бушевала грозовая буря, шел дождь, беспорядочно стреляла немецкая артиллерия. Но большинство фашистских снарядов, пролетая над нашими траншеями, взрывались в Днестре. Бывалые солдаты говорили, что фрицы начали облегчаться — значит, будут отступать. Противник, отступая, прикрывался арьергардными заслонами.

Как родных братьев, встречали жители освобожденных сел воинов-освободителей. К исходу дня полк освободил село Бубуечь. После непродолжительного отдыха и сосредоточения, уже в вечерних сумерках, полк продолжал продвигаться к столице Молдавии Кишиневу. Над городом клубился багровый дым пожаров. Перерезав железную дорогу, подразделения полка завязали бой за юго-восточную окраину Кишинева. К полуночи полк выбил с территории училища виноградарства и виноделия засевших в подвалах и на чердаках фашистов. К утру 24 августа части нашей армии освободили Кишинев.

Продвигаясь от Кишинева на запад, к Пруту, подразделения полка неоднократно вступали в схватки со скрывающимися в лесах разрозненными группами вражеских солдат. Жаркий бой завязался ранним утром 25 августа при подходе к северо-восточной окраине Ганчешт (нынег. Котовск). Фашистские пулеметчики открыли ураганный огонь по боевым порядкам подразделений полка, развернувшимся в долине русла реки Когильник. В этом бою мы потеряли многих боевых товарищей. Геройски погиб командир роты нашего 2-го батальона старший лейтенант Манн, родом из Киева. Ранены наш замполит майор Ф. Гадимов, замкомандира батальона капитан X. Гюльмамедов и другие. После освобождения Ганчешт в полдень на привале политработники сообщили нам радостную весть о том, что Верховный Главнокомандующий за участие в освобождении столицы Молдавии объявил всему составу дивизии благодарность, а в столице нашей Родины Москве был произведен артиллерийский салют. И еще нам сообщили приятную новость— заместитель командира нашей 416-й стрелковой дивизии генерал-майор В. П. Зюванов назначен первым советским военным комендантом освобожденной столицы Молдавии — Кишинева.

Имя В. П. Зюванова для нас, бывших воинов, а ныне ветеранов 1373-го стрелкового Краснознаменного полка дорого еще и тем, что на заключительном этапе, в дни штурма фашистского логова — Берлина, он командовал нашим полком, временно заменив геройски погибшего в бою командира полка подполковника 3. Саидбаталова. Полк за Берлинскую операцию был награжден орденом Красного Знамени. В этом немалая заслуга генерала В. П. Зюванова.

1945 год воины дивизии встречали на польской земле. На рассвете 14 января началось победоносное наступление советских войск, получившее в истории название Висло-Одерской операции. 17 января была освобождена Варшава. Советская Армия изгнала оккупантов с польской земли и с тяжелыми боями продвинулась на территорию гитлеровской Германий. К началу февраля войска 1-го Белорусского фронта вышли на реку Одер.

Город-крепость Кюстрин был окружен с трех сторон соединениями 32-го стрелкового корпуса. Наш полк занимал оборону на Одерском плацдарме правее города Кюстрина. С первых же дней бои на плацдарме приняли ожесточенный характер. Были дни, когда нашим славным стрелкам, пулеметчикам, полковым артиллеристам приходилось отражать по несколько атак с участием «тигров». Большую помощь пехотинцам оказывали бойцы из взвода противотанковых ружей лейтенанта Ф. В. Курносова и минометчики роты 3. Червякова. Все меньше оставалось в строю боевых друзей. Вражеская пуля сразила начальника штаба полка майора Б. Глазкова. Был убит фашистским снайпером старшина шестой роты Семен Гугля. Пуля гитлеровского снайпера оборвала жизнь командира первого батальона майора Николая Ревенко.

После взятия соединениями 32-го стрелкового корпуса города и крепости Кюстрин наш заодерский плацдарм был значительно расширен, на нем днем и ночью шла подготовка к последнему сокрушительному удару — Берлинской операции. На плацдарме сосредоточивалась военная техника, артиллерия. Наша дивизия находилась во втором эшелоне. Большую политическую работу вели в эти дни наши политработники.

Незадолго до начала выступления в один из апрельских дней на плацдарм прибыл командующий 1-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Во время посещения он беседовал со многими солдатами, офицерами. Об этом он пишет в своих мемуарах: «Мне довелось в середине апреля присутствовать на одном из партийных собраний в 416-й стрелковой дивизии 5-й ударной армии. Все выступавшие говорили о том, что каждый коммунист в предстоящей операции, особенно при штурме Берлина, должен личным примером увлекать за собой бойцов. С большим подъемом выступали не только коммунисты, но и беспартийные солдаты, заверившие партию в своей готовности быстрее покончить с фашизмом»^[5].

Никогда не забыть 21 апреля 1945 года. Начался штурм Берлина, день, о котором мечтали наши воины и все советские люди в течение четырех лет войны. На улицах фашистской столицы завязались жестокие бои. Гитлеровцы стреляли из подвалов домов, из окон, с чердаков. Но ничто уже не могло остановить боевого порыва наступающих войск. В уличных боях особо отличились: командир 1-го батальона капитан А. М. Решетнев, который за участие в штурме Берлина награжден орденом Ленина, комбат 2-го батальона X. Гюльмамедов, командир минометной роты капитан 3. Червяков, командир взвода связи батальона старший лейтенант А. Трайнин,ныне профессор кафедры истории КПСС Высшей комсомольской школы при ЦК ВЛКСМ.

Вспоминаются и политработники, которые находились в боевых порядках, часто возглавляли боевые группы: парторг 2-го батальона С. Халилов, комсорг Ахмед Меджидов, комсорг полка И. Вул и комсорг 1-го батальона Н. Песков.

Тяжелый бой разгорелся у Бранденбургских ворот. Гитлеровцы ожесточенно сопротивлялись. Но вот на Бранденбургских воротах взвились алые флаги, водруженные сержантами П. Воликом из 295-й дивизии, И. Андреевым и Н. Бережным из нашего батальона. Пришла долгожданная победа!

У Бранденбургских ворот стихийно возник митинг воинов-победителей. Его открыл комсорг полка ст. лейтенант И. И. Вул. Первое слово было предоставлено генерал-майору В. П. Зюванову. На митинге выступил поэт Евгений Долматовский, прочитал свои стихи, посвященные водружению победных знамен над Бранденбургскими воротами.

Хочется сказать добрые слова в адрес своих боевых коллег — военных медиков 1373-го стрелкового Краснознаменного полка. Добрые воспоминания остались у всех нас о старшем враче полка капитане медицинской службы Ахмедове, который всегда находился в расположении подразделений полка, а во время боя появлялся на переднем крае, помогал нам советами, лично оказывал медпомощь, обеспечивал и руководил своевременной эвакуацией раненых.

Военфельдшеры, лейтенанты медслужбы, уроженцы Азербайджана Г. Ильясов, Г. Бабаев награждены многими правительственными наградами, прошли в составе нашей дивизии от Кавказа до Берлина.

А как не вспомнить наших 16—18-лет. них девчонок — санинструкторов рот: Олю Абрикосову (Афенко), Дусю Решетневу, Нину Терехину и многих других, которые наравне со всеми находились на переднем крае, в окопах, траншеях, днем и ночью оказывали первую помощь раненым воинам, переносили вместе с солдатами все тяготы, невзгоды, бедствия фронтовой жизни. А многие из них, спасая в бою раненых, погибали сами.

Шестнадцатилетняя Оля Абрикосова, в прошлом воспитанница детского дома, вместе с другими девушками, студентками Карачаевского медучилища была направлена в военный госпиталь, где проходила практику по уходу за ранеными, а затем была зачислена на должность вольнонаемной. С этой должности Оля самовольно ушла и очутилась в одной из частей 416-й стрелковой дивизии. К нам в полк Оля Абрикосова прибыла после освобождения Одессы и была назначена на должность санинструктора роты 2-го батальона.

В первый день Висло-Одерской операции в бою за населенный пункт появилось много раненых, тяжело был ранен командир роты. Засевшие в костеле фашистские пулеметчики поливали ураганным огнем наши боевые порядки. Оказывавшая помощь раненому Оля пулеметной очередью была ранена в правое плечо и голень. С наступлением темноты ее доставили на батальонный медпункт раненые, которые могли передвигаться самостоятельно. А в это время на батальонном медпункте, развернутом в уцелевшем сарае, скопилось много раненых, помощников у меня не было, и Оля, несмотря ни на что, взялась помогать мне. Когда прибыл транспорт, мы с Олей распростились, и я эвакуировал ее в первую очередь. За проявленные мужество и отвагу старший сержант санинструктор роты Ольга Федоровна Абрикосова была награждена медалью «За отвагу». Эту медаль и другие награды Ольга Федоровна и ее дочь бережно хранят. Встретились мы с Олей, теперь уже с Ольгой Федоровной Афенко, впервые после этого боя в Москве, спустя 37 лет на традиционной встрече ветеранов 5-й ударной армии 9 мая 1982 года.

В. КУРКАЦИШВИЛИ, полковник в отставке, бывший командир 1368-го полка 416-й стрелковой дивизии БОРЬБА ЗА ПЛАЦДАРМ

Под грохот орудий, трескотню пулеметов, почерневшие от пороха и дыма пожарищ продвигались мы все ближе к самому центру фашистского логова. В дыму и огне блеснула лента воды. Это Шпрее. Два передовых батальона останавливаются в нерешительности. Мост, перекинутый через реку, в полной исправности. Что это— не ловушка ли? Но вот четверо выходят из рядов и быстро перебегают мост. Это были старший сержант Кудашев, сержант Калота, ефрейтор Белаковский и красноармеец Абрамян. За ними тотчас же двинулись оба батальона и вскоре закрепились на том берегу, заняли гараж и дом. Теперь надо поскорее переправить туда технику, а затем и весь полк. Приказываю саперам обследовать мост. Под ураганным огнем противника саперам не удается осмотреть его детально, внешние признаки минирования не были обнаружены. Сигнал — и к мосту подходят тяжелые танки. С волнением следим мы, как взбирается первый танк. Но только вступил танк на мост, раздался страшный грохот, и мост обрушился.

Положение критическое. Плацдарм под угрозой, под угрозой наши батальоны. Лишенные техники, отрезанные от нас, они могут быть раздавлены противником. Единственный выход — оградить плацдарм плотным огнем. Наши артиллеристы быстро подтягивают свои пушки к берегу, и сквозь бреши прибрежных домов высовываются стволы орудий. Свой командный пункт я перевел к самому берегу, в подвал разрушенного дома. Командный пункт от противника отделяет теперь лишь ширина реки. Явственно слышится частая автоматная стрельба. Это наши отбиваются от немцев, перешедших в контратаку… Огонь артиллерии преграждает противнику путь.

Враг атакует все ожесточеннее. По-видимому, немцы решили сделать все, чтобы сбросить наших людей в воду. Напряжение боя нарастает. Прерывается связь — провод порван в десяти местах. И, как всегда, находятся отважные люди. На утлой лодчонке, под непрерывным обстрелом, переплывают реку начальник связи капитан Дубовицкий с красноармейцем Давыдовым, чтобы натянуть новый провод. Замолчавший было телефон ожил.

— Товарищ полковник, — докладывает мне радостно дежурный, — на «малой земле» все в порядке. Контратаки отбиты. Даны целеуказания артиллерии.

Артиллеристы наши хорошо поработали. «Малая земля» попросила повторить: «уж больно хорош концерт».

В течение всего дня не прекращаются атаки врага. На «малой земле» приходится отбиваться от атак и одновременно тушить пожары в занятом доме. К вечеру я узнаю, чго кольцо врага вокруг плацдарма сомкнулось, немцами заняты все прибрежные пома. Единственный выход — перейти «малой земле» в наступление и прежде всего захватить дом, господствующий над полем боя. Отдаю приказ артиллерии перенести огонь на этот дом. Борьба не прекращается и после того, как наши заняли нижний этаж. Артиллеристы перенесли огонь на верхние этажи. Небывалый случай: по нижнему этажу бьют немцы, по верхним — мы. Вскоре узнали радостное известие— задача выполнена, весь дом перешел в наши руки. Но враг не унимается. На обоих берегах запылали дома, горит наш командный пункт. Под огнем противника мы переходим на новое место. Затем загорелись провода, и «малая земля» снова замолчала.

На душе становится все тревожнее. Я знаю, что у них мало боеприпасов. Удержатся ли? Послать связных невозможно, противник держит оба берега под непрерывным огнем. Скорей бы ночь.

И вот, наконец, ночь наступила. Под покровом темноты пробираются наши люди на тот берег — одни по уцелевшим балкам моста, другие на лодках, — туда везут боеприпасы, обратно — раненых. Оказалось, что «малая земля» держалась хорошо, ни одной пяди не уступила противнику.

Саперы тем временем приступили к восстановлению моста. На рассвете мост «заработал». При содействии соседа слева противник был обращен в бегство. Дорога к рейхстагу открыта. А на прибрежном доме, в котором почти сутки отбивались наши люди от превосходящих сил немцев, красуется надпись: «Здесь храбро дрались и мужественно умирали герои боев за Берлин».

И. РОСЛЫЙ, генерал-лейтенант в отставке; Герой Советского Союза, бывший командир 9-го стрелкового корпуса КРУШЕНИЕ ГИТЛЕРОВСКОЙ ЦИТАДЕЛИ

Последний оплот

После успешного форсирования Шпрее части 9-го стрелкового корпуса, сломив сопротивление противника в районе пригорода Трептов, 25 апреля вышли к каналу, соединяющему Шпрее с Ландверканалом. Теперь полоса наступления нашего корпуса определилась особенно четко. На правом фланге она была ограничена рекой Шпрее, за которой по-прежнему вел наступательные бои 32-й стрелковый корпус генерала Жеребина, на левом — Ландверканалом, отделявшим наши боевые порядки от частей 8-й гвардейской армии.

230-я дивизия, действовавшая на правом фланге, после упорных боев овладела заводом шарикоподшипников, питомником и заводом анилиновых красок. 301-я дивизия полностью заняла набережную Визен Уфер на всем протяжении от завода анилиновых красок до Ландвер-канала.

248-я Одесская дивизия по-прежнему составляла второй эшелон корпуса с задачей уничтожения оставшихся у нас в тылу отдельных очагов сопротивления.

Перед боевыми порядками корпуса, на другой стороне соединительного канала, находился Герлицкий вокзал, за которым проходила кольцевая железная дорога. Здесь начинался центр Берлина, превращенный в особый район обороны, названный гитлеровцами «Цитаделью». В этом районе находились все важнейшие государственные учреждения, обороне которых фашистская верхушка уделяла особое внимание.

Берлин был наречен «городом-крепостью». По личному распоряжению Геббельса на стенах большинства домов были тщательно выведены надписи: «Берлин останется немецким» и «Победа или Сибирь». Центр города, объявленный особым, девятым сектором, представлял собою как бы крепость в крепости.

Сердцевиной «Цитадели» была Вильгельмштрассе, где располагались учреждения, руководившие всей идеологической, административной, политической, военной и экономической жизнью третьего рейха. В самом центре этой улицы, при ее пересечении с Фоссштрассе, находилось здание, значившееся на наших картах как «объект 153» и носившее название имперской канцелярии. С юга к нему примыкали министерство авиации, гестапо, министерство финансов и почтамт; с севера — министерство иностранных дел, министерство юстиции, национальная галерея и другие учреждения.

К 25 апреля фашисты были зажаты в центре Берлина. Правда, этот последний островок фашистской империи был старательно укреплен. На перекрестках устроены баррикады, подходы к которым минировались. Все угловые окна приспособлены для ведения огня из пулеметов и автоматов, а окна верхних этажей предназначались для автоматчиков и гранатометчиков с фаустпатронами.

Тем не менее наши части находили способы овладевать укрепленными перекрестками и отдельными зданиями и продвигаться вперед. С помощью танков или выдвинутых вперед орудий разрушались углы домов, где засели вражеские пулеметчики. Огнем орудий более крупных калибров сметались баррикады и завалы. Стрелковые подразделения пробивались сквозь кварталы с помощью минеров, подрывавших стены зданий и делавших в них проломы.

Штурм Ангальтского вокзала

Одним из тяжелых боев в районе «Цитадели» был бой за Ангальтский вокзал. 301-я дивизия, овладев накануне громадным зданием патентного управления и площадью Белле Аллиансплац, развернула свой фронт на северо-запад. В этом направлении от площади потянулись четыре берлинские улицы. Вдоль них и повели свое дальнейшее наступление части дивизии полковника Антонова. Подразделения 1052-го полка основные удары наносили по Вильгельмштрассе, а вдоль Саарланденштрассе продвигался с боями 1050-й полк. 1054-й полк, составлявший второй эшелон дивизии, следовал по Фридрих- и Вильгельмштрассе, очищая полосу наступления от мелких групп гитлеровцев, оставшихся в тылу наших войск.

Первоначальное наступление развивалось успешно, но в районе Ангальтского вокзала 1050-й полк натолкнулся на упорное сопротивление. Здание вокзала представляло собой мощный опорный пункт вражеской обороны. С его фасадной стороны хорошо простреливались Саарланденштрассе и вся привокзальная площадь. Необходимо было ликвидировать этот очаг сопротивления как можно скорее, ибо он препятствовал дальнейшему продвижению полка.

В этот момент я находился на КП 301-й дивизии, только что переместившемся в здание патентного управления.

Командующий артиллерией корпуса генерал Игнатьев и командир 220-й танковой бригады полковник Наруцкий, наблюдавшие с дивизионного КП за действиями танков и артиллерии, обратили мое внимание на слаженное взаимодействие наших огневых средств и пехоты.

— Хоть научный труд пиши, — восхищался Игнатьев. — Корпусная артиллерия принимает непосредственное участие в уличных боях! Огнем прямой наводки сносятся баррикады противника…

— Когда будете писать, Петр Михайлович, не забудьте и танкистов упомянуть, — добавил Наруцкий.

— Обязательно, полковник!

То, что артиллерист и танкист хвалили друг друга, было верным признаком успешного развития боевых действий.

Рядом с нами хрипло кричал в телефонную трубку полковник Антонов:

— Почему остановился?! Откуда бьют?.. Из здания вокзала? Что думаешь делать? Думать? Ладно, думай!..

Положив трубку, он сердито сказал, обращаясь к нам:

— Черта с два он что-нибудь придумает…

— О ком речь, полковник? — поинтересовался я.

— Гумеров застрял на пути к зданию гестапо, товарищ комкор. Там такой плотности огонь из Ангальтского вокзала, что даже мышь не проскочит. Прошу поддержать, чем можете…

— Без поддержки не обойтись, — включился в разговор начальника штаба дивизии Михаил Иванович Сафонов. — Противник знает, что делает. Этот чертов вокзал наглухо заткнул Саарланденштрассе, а выбить фрипев оттуда можно только массированным огнем артиллерии по всем без исключения дверям, окнам и нишам. Словом, на каждое окно — орудие. А потом — штурм.

— Причем штурмовать с Халлешештрассе, — поддержал я Сафонова. — Юго-восточная часть вокзала укреплена слабее остальных.

— Товарищи! Да где же я вам столько стволов наберу? — взмолился командующий артиллерией дивизии полковник Казанцев. — Ведь там не меньше сотни окон.

— Тут кто-то просил танкистов упомянуть в книге, — намекнул Игнатьев.

— А что, полковник, — вмешался я, — докажите-ка генералу Игнатьеву, что не только артиллерия «бог» войны.

— Есть, доказать! — улыбнулся Наруцкий. — Половину окон беру на себя. Прошу два часа времени для того, чтобы подтянуть машины.

— Ну, в два часа вы, пожалуй, не уложитесь, да и полковнику Антонову понадобится больше времени на подготовку. А вот четырех часов, думаю, будет достаточно.

Подготовка к штурму Ангальтского вокзала проводилась с особой тщательностью. В боевые порядки полка Гумерова отправился начальник политотдела дивизии полковник Коломийцев. Но особенно тщательно должны были подготовиться к штурму артполк дивизии и танковая бригада. Им предстояло открыть такой точный и плотный огонь по окнам, нишам и входам вокзального здания, который бы обеспечил подавление огневых точек врага и успех штурма.

Артиллеристам предстояло обработать предназначенный для штурма юго-восточный участок здания. Командир артполка подполковник Похлебаев проверил готовность каждого расчета к выполнению задачи. В течение пятнадцати минут он инструктировал взвод лейтенанта Кирилюка, как добиться высокой точности попаданий по мелким целям, затем осмотрел, как оборудованы в развалинах дома позиции орудий лейтенанта Берестового. Пробираясь среди развалин от одного орудия к другому, подполковник давал советы командирам, интересовался, почему огневая позиция выбрана именно здесь.

— У вас обзор, прямо скажем, неважный, — заметил он старшине Чияневу. — Не лучше ли передвинуть орудие левее?

— Нель видна хорошо, товарищ подполковник, — возразил Чиянев. — Если я орудие влево передвину, то моя позиция с соседнего дома будет как на ладони. А ежели там гранатометчик с фаустпатроном?

— Разумно, старшина.

И Похлебаев двинулся дальше, туда, где притаилась 76-миллиметровка старшины Дробахи. Здесь он несколько минут «поколдовал» у прицельного приспособления, похвалил старшину за удачно выбранную позицию, посоветовал надежнее укрыть боезапас. Видели Похлебаева в этот день и на позициях орудий старшин Бочарникова, Румянцева, Ткаченко… Да вряд ли нашелся хоть один расчет, в гостях у которого не побывал бы командир полка.

Также заботливо готовили артиллеристов к штурму Ангальтского вокзала заместитель артполка по политчасти майор Куценко, начальник штаба майор Сотников, комсорг капитан Барский и другие. Позиции заняли н танкисты Наруцкого.

Вскоре орудия 823-го полка и танковые пушки 220-й бригады открыли яростный огонь по Ангальтскому вокзалу.

Противник стремился внезапным ударом с тыла деморализовать наших артиллеристов. Укрываясь за развалинами домов, к огневой позиции 76-миллиметрового орудия старшины Симоненко подошли две «пантеры». Но расчет отразил внезапный удар из-за угла. Развернув орудие на 180 градусов за несколько секунд, наводчик рядовой Казарин моментально поймал в перекрестье панорамы первый Т-V.

— Огонь! — и хваленая «пантера», ценившаяся за высокую маневренность порой выше, чем «тигр», потеряла управление, врезалась в полуразрушенную стену и заполыхала.

Второй T-V продолжал вести огонь. Одним из осколков наводчик Казарин был ранен. Оттащив его в укрытие, старшина Симоненко сам встал к панораме. Двумя выстрелами он вывел из строя и второй вражеский танк.

Сноровисто действовали и артиллеристы расчета старшины Страшко, уничтожившие вражеский крупнокалиберный пулемет, обосновавшийся в верхнем угловом окне юго-восточной части Ангальтского вокзала. Над головами артиллеристов прошла пулеметная трасса. Страшко приказал развернуть орудие и указал наводчику Димитрусенко цель. Меткими выстрелами вражеский пулемет был уничтожен. Затем расчет снова развернул орудие и продолжал вести огонь по Ангальтскому вокзалу.

29 апреля в середине дня полк Гумерова начал штурм юго-восточной части вокзала и после ожесточенного боя овладел ею. Далее бой продолжался уже внутри здания…

Вскоре 301-я дивизия продолжала свое движение вдоль Саарланденштрассе — к центру «Цитадели».

Взятие типографии

Жестокий двухдневный бой за здание государственной типографии пришлось выдержать 230-й стрелковой дивизии полковника Шишкова. Это громадное здание занимало целый квартал при пересечении Альт-Якобштрассе и Орланиенштрассе. За мощными стенами укрылись гитлеровцы, создав здесь прочный опорный пункт, прикрывавший подходы к имперской канцелярии с востока.

Попытки подавить огневые точки противника с помощью танков и артиллерии успеха не принесли. Враг то и дело менял позиции, перебираясь от одного окна к другому, переходя с этажа на этаж. Чтобы поразить одновременно все окна гигантского здания типографии, нужно было во много раз больше артиллерии и танков, чем имелось в распоряжении комдива.

Овладеть типографией могли только штурмовые группы. Такие группы скрытыми перебежками, по чердакам и крышам, делая проломы в стенах домов, доходили до намеченного объекта и, ворвавшись в него, завязывали бой внутри здания. Это давало возможность остальным успешно штурмовать здание снаружи. Но принесет ли успех посылка штурмовых групп в данном случае? Ведь здание типографии почти нигде не примыкает к другим домам. Над этим и размышлял Шишков, прибывший в сопровождении своего замполита полковника Веремеева на КП 990-го стрелкового полка.

— Ерунда получается, — ворчал комдив, поправляя на голове повязку. — Двое суток торчим у этой поганой типографии. Боезапаса извели больше, чем за весь апрель, а никакого результата. Срам!

— Был бы срам, Даниил Кузьмич, если бы типография и вправду была поганая. А то ведь отличная типография. Я книги видел, напечатанные здесь до войны. Не хуже лейпцигских, — возразил Веремеев.

— Меня сейчас не книги, Иван Федорович, а стены интересуют. Они полуметровой толщины. Черт бы их побрал совсем!

Командир 990-го полка подполковник Левин вроде бы и не в лад сказал:

— Есть у меня взвод хороший. Лейтенанта Шабурова взвод. И еще отделение есть, которым младший сержант Иван Шмыг командует. Гоже ничего ребятки — на ходу могут зайца подковать.

— Вот! Слыхал, Иван Федорович! — рассмеялся Шишков. — Это подполковник на свои штурмовые группы намекает и нас с тобой укоряет: «Бездельники, два дня типографию взять не можете». Так Александр Иванович?

— Не совсем, Даниил Кузьмич. Просто ни в книгах, ни в стенах я не разбираюсь, поскольку не полиграфист и не архитектор. Мое дело — война.

— Ясно! Давай сюда Шабурова и Шмыга. Ты их в штурмовые группы по алфавиту, что ли, подбираешь? На букву «Ш»?..

К вечеру 29 апреля лейтенант Шабуров и младший сержант Шмыг, получив задание, подготовили свои группы к проникновению в здание государственной типографии.

Шабуров еще засветло тщательно изучил всю ближайшую территорию. Однако ни осмотр местности в стереотрубу, ни знакомство с планом Берлина не давали полного представления о путях подхода к зданию. Тогда лейтенант решил сам произвести рекогносцировку. Результаты ее оказались удачными: Шабуров отыскал узкий, недоступный для вражеского огня проход к одному из цехов типографии. Это была узкая щель между двумя зданиями, где одновременно мог продвигаться только один человек. В конце — узкое окно…

С наступлением темноты Шабуров повел свой взвод этим опасным путем. Лейтенант понимал: если враг заметит штурмовую группу, то достаточно будет лишь одного автоматчика, чтобы перестрелять бойцов, пробирающихся гуськом по узкому пространству. И взводный первым, плотно прижимаясь к земле, пополз к цели. Подобравшись к окну, он одним броском перемахнул через подоконник и оказался в комнате, где находилось до полдюжины гитлеровцев. Длинной автоматной очередью лейтенант уничтожил их, затем вместе с подоспевшими бойцами взвода захватил еще несколько помещений. Но самому Шабурову не удалось остаться невредимым, получил два ранения. Лейтенант покачнулся… Пулеметчик стрелял из угловой комнаты, препятствуя выходу бойцов, готовившихся начать штурм типографии с внешней стороны. Собрав силы, взводный вступил в схватку с пулеметным расчетом. Удачным броском гранаты он покончил с ним. Теперь и эта часть здания находилась в наших руках.

Через несколько минут ко взводу Шабурова присоединилась рота капитана Темирбаева. За нею последовали остальные подразделения батальона капитана Чепурина.

Вскоре этот корпус типографии был полностью очищен от гитлеровцев. Но метрах в тридцати высился второй корпус. Йз его окон противник вел огонь. На помощь роте Темирбаева пришли артиллеристы батареи старшего лейтенанта Черникова. Через проделанные саперами проломы в стенах артиллеристы вкатили внутрь две семидесятимиллиметровки — все, что осталось от батареи, — и открыли огонь прямой наводкой по цеху, где засели враги.

Точность огня обеспечила успешную атаку роты, вскоре второй корпус типографии также оказался в наших руках.

А на противоположном углу квартала штурмовала типографию группа Ивана Шмыга. Младший сержант еще днем старательно изучил свой участок. Перед углом здания типографии, который должно было штурмовать его отделение, гитлеровцы построили дот. Все пространство перед догом метров на двадцать было совершенно гладким и простреливалось из верхних этажей. Но Шмыг нашел выход из положения. По его просьбе саперы подорвали одну уцелевшую стену находившегося напротив типографии разрушенного дома. Рухнувшая стена легла причудливой каменной россыпью поперек улицы почти до самого дота. С наступлением темноты младший сержант со своим отделением, старательно укрываясь за камнями, двинулся к углу типографского корпуса. Подобравшись почти вплотную к амбразуре дота, отделенный метнул туда одну за другой три гранаты. Следующие две полетели в угловое окно, из которого бил пулемет противника. Через несколько минут отделение Шмыга ворвалось в здание, добивая уцелевших врагов огнем из автоматов.

Вскоре части первого эшелона дивизии начали штурм этого опорного пункта обороны противника…

Подполковник Ожогин, Шишков и я наблюдали за ходом боя с полкового КП, находившегося в одном из зданий на Альт-Якобштрассе. Я обратил внимание на то, что после ранения у руммельсбургской электростанции Шишков все еще не оправился, хотя и старается не показывать этого. Пользуясь некоторым затишьем, я предложил Даниилу Кузьмичу уехать в госпиталь. Полковник взглянул на меня и отрицательно покачал головой:

— Не надо меня обижать, Иван Павлович. Четыре года мечтал я о том дне, когда наконец-то доберусь до самого логова Гитлера. И вот, когда до имперской канцелярии осталось рукой подать, вы хотите меня «упечь» в госпиталь. И потом, чем я хуже других? Вот у Ожогина девяносто три человека наотрез отказываются уходить в госпиталь. Ты им прикажи, что ли, Андрей Матвеевич…

— Да как тут прикажешь? — смущенно улыбнулся подполковник. — Такое дело один раз в жизни бывает. Четыре года ждали этих боев. В самом Берлине! Обидно.

— Не то слово «обидно», — печально сказал Шишков. — Страшно! Больно! Царева Сашу забыть не могу. Заменил раненого Гомонкова сегодня утром, а через час сам был тяжело ранен. Умер на поле боя… Нет, сейчас уйти в тыл, в госпиталь, для меня просто позор.

— Ну полно, Даниил Кузьмич, эго я так, к слову… Комдив облегченно вздохнул, но вдруг насторожился: со стороны типографии донеслись все усиливающиеся мощные разрывы, треск автоматных и пулеметных очередей. Полковник кинулся к телефону, и через несколько секунд, подтянувшись, словно рана его уже не тяготила, доложил:

— Товарищ генерал! Полк Смыкова ворвался в здание типографии!

Кровь на солдатском хлебе

Вечерело. Над корпусами государственной типографии, над перекрестком Альт-Якобштрассе и Орланиенштрассе еще висели густые клубы дыма и бурой кирпичной пыли, но бой уже затих. Оборудованный гитлеровцами в стенах типографии опорный пункт пал под ударами 990-го и 986-го полков 230-й дивизии.

Полк Алексея Ивановича Смыкова, вышедший после штурма на Командантенштрассе, воспользовавшись передышкой, расположился на обед. Майор Железный направился к кухням второго батальона и поинтересовался у поваров: много ли осталось супа, хлеба и каши.

— Как не остаться, — ответили ему, — если варишь на двести пятьдесят человек, а обедать приходят двести.

Железный нахмурился. Он-то хорошо знал, почему в котлах осталось пятьдесят порций — обед тех, кого отправили в госпиталь. И тех, кто никогда уже не будет обедать…

— А вы, товарищ майор, никак, немцам хотели остаток отдать?

— А что? Тут в подвале их человек восемьдесят. Женщины, старики, дети…

— Да я его лучше на землю выплесну, чем фашистов кормить! — со злостью выкрикнул повар.

Комбат понимал бойцов. QH сам пронес через Украину, Польшу и Германию священное чувство мести и ненависти. Но после боя за типографию майор заглянул в подвал соседнего дома и увидел картину, которая поколебала его ненависть. Изможденные дети, старики, женщины сбились в угол, глядя на советского офицера ввалившимися, полными страха глазами. Люди были истощены до предела. Многие не могли даже стоять.

— Как в концлагере, — тяжело вздохнул Железный. Обитатели подвала поняли только слово «концлагерь». Со стонами вся эта масса несчастных людей двинулась к выходу из подвала.

— Куда вы? — остановил их майор.

Старик-немец в измазанном мелом пиджаке, подбирая русские слова, ответил:

— Герр офицер сказаль нах концлагер…

Железный понял: люди решили, что их отправляют в концлагерь.

— Какой к черту концлагерь! Вас в больницу надо.

Немцы испуганно смотрели, не понимая, чего хочет от них этот громадный русский офицер. Было ясно, что он сердится. Майор выкрикнул одно из немногих известных ему немецких слов:

— Цурюк!

Те попятились, а Железный торопливо покинул подвал.

Тогда и возникла у него мысль накормить этих изголодавшихся людей из солдатского котла. Но как объяснить это повару?

— Пошли со мной, — сказал ему комбаг и добавил, обращаясь к своему ординарцу Прохорову: — А ты, Митя, сбегай за переводчиком.

В подвале, пристально всматриваясь в слабо освещенные худые лица, повар тихо спросил:

— Это что же, товарищ майор, заключенные ихние?

— Нет, просто жители. Изголодались… Поглядел? Теперь иди, вываливай на землю суп да кашу.

— Гак ведь детишки тут, товарищ майор.

— Ну и что? Это же немцы…

— А немцы — не люди?

— Го-то брат! Немцы, они тоже разные бывают, — и вдруг добавил совсем иным тоном: — Ох, и добренькие мы, черт бы нас побрал!

В сопровождении Прохорова появился переводчик. Уяснив суть дела, он бросил обитателям подвала несколько коротких фраз, суть которых сводилась к тому, что советское командование предлагает им солдатский обед.

— Да скажите им, капитан, — скрипнув зубами, добавил переводчику Железный. — Им дадут порции тех, кто погиб сегодня у этой вот стены…

Вскоре у полевых кухонь выстроилась длинная очередь. Долговязый пастор что-то торжественно сказал стоявшей впереди женщине.

— Что он говорит? — спросил у переводчика подошедший капитан Шевченко.

— Говорит, что этот обед надо принимать как святые дары, что…

Грохот разорвавшегося фаустпатрона заглушил последние слова переводчика.

Шевченко покачнулся и тяжело упал — ему оторвало правую руку. Рядом медленно оседала на землю женщина. Обезумевшим взглядом смотрел пастор на брызги крови, окропившие солдатский хлеб, который он держал в руках.

— Кто стрелял?! — не своим голосом крикнул Железный.

— Эсэсовпы с крыши, — доложил вынырнувший из темноты Прохоров.

Обида на комкора

Битва за Берлин близилась к концу.

После разговора с Шишковым я с особой остротой почувствовал великую душевную боль за тех, кому не выпал жребий дожить до последнего дня войны.

С глубоким сочувствием вспоминал старшего лейтенанта Ивана Сеничкина, мечтавшего о взятии Берлина, но раненного на Одерском плацдарме и уже не вернувшегося в корпус; капитанов Ивана Гомонкова, Григория Шевченко и прославленного пулеметчика Петра Шуневича: они не дошли до имперской канцелярии несколько сот метров; скорбел о лейтенанте Александре Цареве и рядовом Дмитрии Шконде, которым не довелось дожить до нашей победы. Но горюя о павших, сочувствуя раненым, я не забывал о том, что в моем подчинении находится дивизия генерала Николая Захаровича Галая, люди которой не дошли несколько кварталов до имперской канцелярии.

Начальник политотдела дивизии полковник Федор Иванович Дюжилов, явившийся в штаб корпуса по каким-то своим делам, неожиданно завел со мной разговор об удрученном моральном состоянии личного состава соединения.

— Люди, товарищ генерал, в глаза не смотрят, ходят мрачные. Спрашиваю: не обидел ли кто? Указывают на вас, Иван Павлович. И, откровенно говоря, я их понимаю. Ведь от самой Астрахани шли с надеждой добраться до берлоги Гитлера! А теперь?

И я решил ввести в бой 248-ю дивизию. Мною руководили не оперативные, а скорее политические соображения. Я понял, что допущу серьезную ошибку, если позволю себе, чтобы люди, прошедшие от Волги до центра Берлина, не приняли непосредственного участия в операциях по уничтожению последнего оплота фашизма. И я сообщил о своем решении Дюжилову. Полковник радостно засмеялся и тут же исчез, крикнув:

— Лечу в дивизию! На крыльях! Спасибо, товарищ комкор!

Вечером 29 апреля в центре боевых порядков корпуса 248-я дивизия вступила в бой. Ее 905-й полк, следуя по Орланиенштрассе, вышел к площади, образованной при слиянии Линден- и Елусамерштрассе, где высилось прочное кирпичное здание кирхи.

За толстыми стенами кирхи нашли надежное укрытие вооруженные до зубов эсэсовцы. Попытка выбить их со стороны Орланиенштрассе успехом не увенчалась. Скрытые за стенами пулеметы давали фашистам возможность отражать все атаки 905-го полка, нанося нам ощутимый урон. И командир полка подполковник Филатов сказал своему начальнику штаба подполковнику Коцарю:

— В лоб или с флангов мы их не возьмем, Кирилл Михайлович. Надо брать с тыла.

— Замысел хорош, Дмитрий Терентьевич, — согласился Коцарь. — Но как его осуществить?.. Пробиться по Юнкерштрассе на север, на Кохштрассе? Но там квартал…

— Вот сквозь квартал и надо пробиться! Через крыши, через подвалы. Наконец, делая проломы в стенах домов…

— А кому поручите это дело, товарищ подполковник? — поинтересовался командир первого батальона майор Педченко.

— Тебе и поручим, Анатолий Григорьевич.

— Спасибо за доверие, товарищ подполковник. Разрешите выполнять?

— Подожди, я с тобой пойду, — торопливо проговорил замполит полка подполковник Шлыков и обратился к Филатову: — Не возражаешь, комполка?

— На подвиги рвешься?

— Брось дразнить, Дмитрий. Дело батальону Педченко предстоит серьезное…

— Хорошо, будь по-твоему.

Через час, овладев Юнкерштрассе, батальон Педченко начал пробиваться к Кохштрассе. Прихватив с собою группу минеров-подрывников, командир первой роты капитан Бутырский повел своих людей сквозь квартал. До Кохштрассе было рукой подать — каких-нибудь двести метров. Но первой роте, пробивавшей себе путь буквально сквозь кирпич и бетон, понадобилось три часа, чтобы преодолеть это расстояние. Тем не менее операция была успешно завершена. По истечении трех часов рота вышла на Кохштрассе. Вскоре здесь сконцентрировался и весь батальон Педченко.

В это время третий батальон майора Андреева наносил отвлекающие удары по опорному пункту противника с фронта. Особенно активно действовала здесь батарея капитана Никитина. Его сорокапятки вели прицельный огонь. Командир орудия сержант Глазко несколькими выстрелами с хорошо выбранной позиции заставил замолчать три вражеских пулемета. На славу поработали расчеты и других пушек.

А первый батальон уже занял исходное положение для штурма кирхи. Отразить стремительный одновременный удар всех грех рот первого батальона противнику оказалось не под силу. Часть укрепившихся в кирхе была уничтожена, остальные сдались в плен.

Алые стяги

Бастион за бастионом сокрушал корпус в фашистской «Цитадели». 30 апреля части дивизии вышли на рубеж Шарлоттенштрассе — угол Кохштрассе и до Саарланденштрассе, вплотную подойдя к самому центру «Цитадели». Дивизия Антонова, преодолев отчаянное сопротивление отборных эсэсовских частей, овладела примыкавшим к зданию гестапо садом.

30 апреля, когда на крыше рейхстага реяло наше Знамя Победы, водруженное бесстрашными воинами 150-й Идрицкой стрелковой дивизии Егоровым и Кантария, а 301-я дивизия начала штурм гестапо, — Адольф Гитлер покончил с собой.

В 3 часа 50 минут 1 мая из подземелья имперской канцелярии вышел в сопровождении немногочисленной группы офицеров генерал Кребс — парламентер Геббельса к советскому командованию. Впереди группы шел солдат с белым флагом. Кребс был препровожден к генералу армии В. Д. Соколовскому и вручил ему пакет с письмом фашистского министра пропаганды Геббельса. Преемник Гитлера просил о перемирии.

Ответ маршала Жукова на просьбу Геббельса о перемирии, переданный Соколовским, был лаконичен и категоричен:

«…Если до 10 часов не будет дано согласие Геббельса и Бормана на безоговорочную капитуляцию, мы нанесем удар такой силы, который навсегда отобьет у них охоту сопротивляться».

В 10 часов 40 минут угра по приказу маршала Жукова тысячи орудий и минометов обрушили свой огонь на остаток «тысячелетнего рейха», умещавшийся на отрезке Вильгельмштрассе от здания гестапо до Бранденбургских ворот.

В этот день 230-я и 248-я дивизии, выйдя на Фридрихштрассе, штурмом овладели государственным почтамтом и завязали бой за министерство финансов.

Значительных успехов добилась и 301-я дивизия, овладевшая зданиями гестапо, министерства авиации и подошедшая вплотную к имперской канцелярии.

Подготовка к штурму зданий гестапо и министерства авиации велась еще 30 апреля. С вечера командир первого батальона 1050-го полка капитан Давыдов приказал саперам проделать в высоком каменном заборе, опоясывающем здание тайной государственной полиции, три прохода. У одного из этих проходов выбрал огневую позицию для своего самоходного орудия лейтенант Денисюк. Полускрытая каменным забором СУА была почти неуязвима для вражеских фаустпатронов, зато сама могла вести огонь по окнам и входам здания. Командир САУ, несмотря на то, что уже давно наступил вечер, старался как можно лучше уяснить обстановку. Он то и дело выходил из самоходки, взбирался на броню и засекал огневые точки противника, чтобы перед началом штурма бить по целям наверняка. До полного падения фашистской империи оставались считанные часы. Но тут осколок вражеского снаряда переломил Денисюку бедро…

1 мая в 11 часов после мощной двадцатиминутной артподготовки вторая стрелковая рота лейтенанта Сосновского ринулась через проделанные в заборе проходы во двор гестапо и, несмотря на бешеный огонь гитлеровцев, ворвалась в здание. Ко второй роте подошел первый батальон. За ним остальные подразделения 1050-го полка, в том числе третий батальон капитана Негодаева. В девятой роте геройски сражался сержант Шуневич. На углу Вильгельмштрассе и Альгантенштрассе его ранило в левую руку.

Почти одновременно с полком Радаева со стороны Вильгельмштрассе в здание тайной государственной полиции ворвались солдаты Пешкова. Яростные схватки вспыхивали на каждой лестничной площадке, в каждой комнате. Рукопашная завязалась даже на крыше, куда сержант Шумкин с бойцами-комсомольцами Ефимовым и Некрасовым поднялись, чтобы водрузить Красное знамя. Уничтожив несколько фашистов, храбрецы укрепили на крыше здания древко с алым полотнищем.

Очистив от эсэсовцев квартал, который занимала главная резиденция гестапо, 301-я дивизия вышла на Альбрехштрассе и завязала бой за овладение кварталом, Где размещались здания министерства авиации. И здесь гитлеровцы цеплялись за каждый флигель, за каждый этаж, за каждую комнату. Несколько часов длился ожесточенный бой. Противник, понесший значительные потери от нашего артогня, через несколько часов оставил все нижние помещения. Только на верхнем и на крыше здания еще отбивались группы вражеских солдат и офицеров.

Комсорг второго батальона Салиджан Алимов понимал, что засевшие на крыше гитлеровцы будут драться до последнего: им некуда податься. Но в руках у комсорга было знамя, которое командование и товарищи по оружию поручили ему водрузить на крыше. И молодой офицер, пренебрегая опасностью, стремился во что бы то ни стало выполнить поставленную задачу. Не отставали ни на шаг от своего вожака комсомольцы Бондаренко, Гаврилюк, Иванов, Островский, Хмельницкий и Щербина. Около взвода фашистов пытались преградить им путь. Произошла ожесточенная схватка, в которой семерка Алимова гранатами и огнем из автоматов смела врагов со своего пути.

…Красные знамена! Они реяли уже над Герлицким вокзалом и патентным управлением, над Ангальтским вокзалом и зданием государственной типографии. Отважные воины 301-й дивизии водрузили эти символы нашей славы над зданиями гестапо и министерства авиации. Водружение алого стяга над поверженным опорным пунктом врага стало славной традицией нашей армии.

1 мая 1945 года считается началом штурма имперской канцелярии. В тот день части корпуса вплотную подошли к этому оплоту фашизма: 230-я и 248-я дивизии с востока вышли на Мауэрштрассе, а 301-я стрелковая дивизия, наступая с юга, — на Фоссштрассе.

Последние приготовления к решительному удару. В частях и подразделениях уже были созданы штурмовые группы. Люди знали, что командование поручило водрузить Красное знамя над имперской канцелярией инструктору политотдела 9-го Краснознаменного Бранденбургского стрелкового корпуса Анне Владимировне Никулиной. Но в каждой роте, в каждом взводе готовили свои флаги. Символы нашей победы должны были взметнуться в небо над Берлином рядом с корпусным знаменем.

Было такое знамя и у воинов 337-го отдельного самоходного артиллерийского дивизиона — кумачевый треугольник пионерского галстука, пронесенный лейтенантом Шкоковым от Бахчисарая до пригородов Берлина. Этот пионерский галстук был подарен морякам-артиллеристам пионерами Бахчисарая.

Шкоков хранил на груди этот кусочек пылающего кумача в тяжелейших боях под Майрамадагом ина трудных дорогах Украины, Молдавии и Польши. 18 апреля в населенном пункте Прицхаген, что в трех километрах северо-восточнее Букова, осколком вражеского снаряда лейтенант был смертельно ранен.

Перед смертью он завещал боевым друзьям, бывшим курсантам Севастопольского училища имени ЛКСМУ, донести до Берлина хранимый им на груди пионерский галстук, обагренный его кровью.

И еще осталось письмо Ивана Федоровича Шкокова: «14 апреля 1945 года. Германия.

Здравствуй, мать!

Прими мой горячий сыновний привет. От вас сегодня писем не получил. Получил письмо от Вали и одновременно пишу вам. Пишу перед предстоящим боем за разгром фашизма и окончание войны. Если буду жив после этих боев, то напишу еще письмо из Берлина. А если погибну, то такая судьба, и больше писем не получите. Привет сестрам, брату и всем родным и знакомым. Сын Иван».

Это письмо начнет свой путь к адресату, когда вражеская столица капитулирует. Так пожелал Шкоков. А пока Максим Архипович Престинский читает его суровые строки своим самоходчикам, чтобы не утратили ярости к фашизму, чтобы помнили, что рядом с ними в последний бой с гитлеровской нечистью идет и лейтенант Шкоков.

Это есть наш последний…

Старательно готовились к штурму имперской канцелярии в батальоне Шаповалова. Сам Федор Кузьмич, его заместитель по политчасти лейтенант Осипов, парторг батальона лейтенант Егоренков тщательно проверяли боевую готовность рот. Бойцы готовы были сделать все для захвата последнего объекта. Кроме того, батальон вдохновляло на подвиг и то, что в его боевых порядках должна была идти на штурм имперской канцелярии с алым стягом Анна Владимировна Никулина^[6].

Сама Никулина, укрывшись от вражеских пуль за стеной разрушенного магазина «Вергейм», обсуждала с комсоргом батальона Салиджаном Алимовым, с группой которого ей предстояло идти на штурм имперской канцелярии, возможные варианты предстоящей схватки.

Время штурма приближалось, но это совершенно не означало, что в центре Берлина было тревожное затишье перед бурей. Вечернее небо прорезали огненные трассы пуль. Непрерывно взлетали осветительные ракеты. То и цело вспыхивали прожектора, освещая алые полотнища знамен,установленных на зданиях гестапо и министерства авиации.

— Прямо праздничная иллюминация, — заметил парторг 1050-го полка майор Телегин.

— Сегодня двойной праздник, — отозвался замполит полка майор Леонтьевский. — Фашизму крышка — раз! И Первомай — два!

— Иначе и быть не могло. Говорят, в 230-й дивизии один командир зенитно-пулеметной роты в бою «Интернационал» поет. Понимаешь? Так и поет: «Это есть наш последний и решительный бой…»

— Молодец мужик! Сейчас и мы «запоем». На моих 18.30…

Мощный артиллерийский залп потряс все вокруг.

Не на жизнь, а на смерть!

Штурм имперской канцелярии, в котором приняли участие все соединения 9-го корпуса, был одним из самых жестоких боев за годы войны.

Гитлеровцам терять было нечего. На последнем островке фашистского рейха собрались те, чьи преступления перед человечеством были настолько велики, что прощения им не могло быть. Эсэсовские головорезы дрались с отчаянием обреченных.

В течение первых трех с половиной часов бой за имперскую канцелярию длился без ощутимого успеха. Все попытки овладеть зданием со стороны Вильгельмштрассе не дали положительных результатов, а потери среди участников штурма оказались серьезными.

Иначе сложилась обстановка в батальоне Шаповалова. Это подразделение действовало со стороны сада, отделенного от двора канцелярии бетонным забором. Командир четвертой роты старший лейтенант Яковлев приказал пробить в этом заборе бреши, через которые бойцы его роты, а затем и весь батальон ворвались во двор. Заместитель комбата капитан Конарев, парторг батальона Егоренков, командиры рот старшие лейтенанты Яковлев, Храмов, Рабенко и командиры взводов офицеры Песков, Трубачев, Федоров, Косенко, Антонов лично возглавили штурмовые группы.

Впереди всех была горстка храбрецов роты Яковлева, в боевых порядках которой то и дело мелькала кожаная куртка — традиционная боевая форма инструктора политотдела корпуса Анны Владимировны Никулиной. Рядом, прикрывая ее огнем, бежал богатырского роста комсорг батальона Салиджан Алимов, возглавлявший штурмовую группу воинов-комсомольцев.

Бойцы шестой роты под командованием Егоренкова поддерживали своим огнем группу Никулиной и Алимова. Их в свою очередь прикрывали орудия сержанта Рыжкова. Группы Никулиной — Алимова и Егоренкова продвигались к «фюрербункеру».

Неподалеку от входа в здание находился большой бетонный бассейн с фонтаном. Здесь укрылись вражеские автоматчики и гранатометчики. Они забрасывали атакующих гранатами. В эту нелегкую минуту на помощь группе Никулиной — Алимова подоспели бойцы пятой роты во главе с лейтенантом Федоровым и старшиной минометной роты Коломийцевым.

Сержант Рыжков с помощью бойцов Островского, Серегина и старшины пулеметной роты Хисного развернул пушку в сторону входа в канцелярию. Прямой наводкой его орудие подавило огневые точки противника, расположенные в окнах по обеим сторонам входной двери. Гитлеровцы, укрывшиеся за бассейном, откатились. Воспользовавшись этим, бойцы Алимова, Федорова, Антонова, Коломийцева стали забрасывать гранатами апартаменты фюрера. Затем, подсаживая друг друга, проникли через окна в здание и завязали бой внутри имперской канцелярии. Схватки шли за каждую комнату, каждый коридор, каждую площадку лестницы.

Вместе с первой группой бойцов в здание ворвалась и Анна Владимировна Никулина.

Пока воины выбивали гитлеровцев из многочисленных кабинетов, приемных и банкетных залов, майор Никулина с помощью своих боевых товарищей поднялась по разбитым лестничным маршам на крышу и водрузила над рейхсканцелярией алый стяг.

Батальоны майора Перепелицына и капитана Айрапетяна, штурмовавшие здание со стороны Вильгельм-штрассе, тоже ворвались в резиденцию рейхсканцлера. Наземная часть здания была почти полностью в наших руках. Но предстояла задача более сложная: занять подземные помещения.

Бойцы старшего лейтенанта Рабенко, лейтенантов Егоренкова и Пескова попытались приблизиться к двери бетонированного логова Гитлера. Фашисты, укрывшиеся за подбитым броневиком, бетономешалками, транспортерами и грудами стройматериалов, открыли плотный огонь. Необходимо было немедленно подавить эти огневые точки.

Первым взялся за это капитан Карибский, который сам лег за пулемет. Его примеру последовали лейтенанты Еганов, Беляев, Гарагуля.

Командир взвода связи лейтенант Знаменский в паре с рядовым Гамразом открыли огонь из противотанкового ружья. Прицельный огонь сорокапятки Рыжкова в сочетании с автоматным огнем сломили сопротивление противника у входа в бункер. Вскоре огонь был перенесен на амбразуры и двери самого убежища. Несколько бойцов лейтенанта Пескова забросали гранатами бойницы и двери бункера. Наконец, отважные воины ворвались внутрь бункера и завязали бой в подземных лабиринтах… К утру 2 мая нашим частям удалось полностью овладеть имперской канцелярией и ее подземными сооружениями.

Давая высокую оценку подвигу наших воинов, маршал Жуков писал в своей книге воспоминаний: «Каждый шаг, каждый кусок земли, каждый камень здесь яснее всяких слов говорили, что на подступах к имперской канцелярии и рейхстагу, в самих этих зданиях борьба шла не на жизнь, а на смерть».

Через всю войну…

Ранним утром 2 мая в районе рейхсканцелярии бой затихал. Только со стороны Тиргартена и Бранденбургских ворот все еще доносились отдельные выстрелы и короткие автоматные очереди. Артиллерийского и минометного огня здесь уже не вели. На крыше гитлеровского логова в горячих лучах майского солнца реяло алое знамя.

Антонов коротко доложил обстановку и представил мне майора Никулину. От всей души я поблагодарил эту героическую женщину за славный ратный подвиг.

Вслед за тем комдив попросил решить вопрос о назначении коменданта имперской канцелярии и предложил кандидатуру своего заместителя полковника Василия Емельяновича Шевцова.

Через несколько часов мы приступили к осмотру имперской канцелярии с ее подземными убежищами и садом. В здание вошли через центральный вход. Над ним висел государственный герб фашистской Германии — орел со свастикой в лапах.

Гумеров туг же сказал комбату Шаповалову:

— Распорядитесь, чтобы немедленно убрали этого стервятника.

Через главный вход мы прошли в просторный вестибюль. Из него длинная анфилада мрачных комнат привела нас в круглый зал. Высокие украшенные бронзой двери вели из зала в кабинет Гитлера, представляющий собой огромное помещение. В конце кабинета стоял большой письменный стол, а в углу — на подставке из полированного дерева — громадный глобус.

Когда-то, чтобы подчеркнуть величие и незыблемость «тысячелетнего» рейха, все эти помещения были обставлены с истинно прусской помпезностью. Теперь от былого блеска не осталось и следа. Всюду царил хаос. Поломанная мебель, выбитые стекла, висящие клочьями некогда дорогие гобелены, осколки стекла и фарфора на полу, а между ними целая россыпь неиспользованных железных крестов…

Полуподвальное помещение встретило нас зловонием. Здесь находился госпиталь для раненых защитников «Цитадели». В нем собралось значительное количество офицеров и генералов, судя по всему, давно уже лишенных не только медицинского, но и вообще какого бы то ни было ухода. Полковник Антонов тут же распорядился оказать раненым необходимую медицинскую помощь и накормить их.

Во дворе имперской канцелярии толпилось множество бойцов из самых различных частей и соединений. Здесь были люди из 32-го корпуса и гости из 8-й гвардейской армии. Они приходили поодиночке и группами, чтобы посмотреть на развалины последнего бастиона фашизма. Комендант здания полковник Шевцов обратился ко мне с просьбой дать распоряжение оцепить имперскую канцелярию, чтобы не пускать туда многочисленные делегации различных частей и соединений. Он хотел сохранить все в «естественном виде» до прибытия высшего начальства. Но я возразил ему:

— Каждый солдат жил мечтою дойти до Берлина, покарать Гитлера и прикончить фашизм. Бойцы совершали подвиги и теперь стремятся побывать в этом месте. Как же мы с вами, Василий Емельянович, можем запретить им это?

Шевцов смутился и ответил:

— Слушаюсь, товарищ генерал!

Перед тем как сесть в «виллис», я еще раз взглянул на крышу рейхсканцелярии. Гам было установлено не менее полутора десятков красных полотнищ. Среди них я с большим волнением отметил маленький кумачевый треугольник пионерского галстука.

Из книги И. Рослого «Выстоять и победить*.

А. БАБЕНКО, майор запаса, быв. заместитель редактора газеты «Советский боец» 5-й ударной армии «ДОМОЙ ЧЕРЕЗ РЕЙХСТАГ…»

В результате летнего наступления 1944 года войска Красной Армии продвинулись на центральном участке от Западной Двины и верховьев Днепра более чем на 600 километров и заняли оборону от устья Немана, по восточной границе Пруссии, берегам Бобра, Нарева, Вислы и дальше на юг и юго-запад.

Отдельные наши соединения форсировали Вислу и захватили на ее левом берегу севернее и южнее Варшавы несколько плацдармов: Пултусский, Магнушевский, Радомский и самый крупный — Сандомирский.

Немецко-фашистское командование всеми силами и средствами пыталось восстановить положение, по нескольку раз в день бросало пехоту, танки, артиллерию и авиацию в ожесточенные контратаки. Но все безуспешно, и заречные плацдармы были не только сохранены советскими войсками, но и значительно улучшены. Один из них — Магнушевский — явился исходным пунктом для дальнейшего наступления 5-й ударной армии: командующим 1-м Белорусским фронтом Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым был разработан и утвержден план сосредоточения здесь частей армии.

В ночь на 28 декабря 1944 года начался переход всех войск с правого берега Вислы на левый. Переброска живой силы и техники происходила в условиях исключительно тщательной маскировки. Батальоны и полки из разных мест подходили к реке только по ночам, а в дневное время укрывались в густых прибрежных лесах. С началом темноты они выдвигались на переправу и в полной тишине выходили на левый берег, где каждое подразделение встречали офицеры, ранее побывавшие на рекогносцировке, и так же бесшумно занимали отведенные им позиции. Ни вспышки спички, ни огонька папиросы, никаких возгласов — все эти требования выполнялись безукоризненно.

Благодаря высокому воинскому мастерству и организаторским способностям наших командиров удалось скрытно от противника сосредоточить в полосе 16 километров по фронту и 10 километров в глубину крупные войсковые соединения на заранее намеченных рубежах. К тому времени во всех ротах, батареях и других подразделениях были созданы партийные и комсомольские организации. Широко развернутая партийно-политическая работа была направлена на воспитание у каждого бойца наступательного порыва, храбрости, отваги, умения метко бить немецко-фашистских захватчиков. Бывалые воины передавали свой богатый опыт новому пополнению, в числе которого было значительное количество недавно призванных из освобожденных районов Советской Молдавии.

Планом наступления для войск 5-й ударной армии, под командованием генерал-лейтенанта Н. Э. Берзарина, находившихся в центре боевого порядка фронта, определялась четкая задача: прорвать мощную оборону противника, с ходу овладеть отсечным рубежом по реке Пилица, создать все условия для ввода в прорыв больших масс танков.

К утру 14 января 1945 года каждая стрелковая часть, каждая артиллерийская и танковая группы заняли свои места. Следует заметить, что утро в тот день выдалось очень туманным и ненастным. Однако точно в 8 часов 30 минут, как и предусматривалось боевым приказом, началась ураганная артиллерийская подготовка. Полковые пушки и гаубицы, «катюши» и минометы обрушили на головы врага смертоносный шквал огня и металла, который бушевал в течение 25 минут.

Удар оказался всесокрушающим, хотя наша авиания я не смогла поддержать его с воздуха — густой туман не позволял вылететь советским самолетам. Впоследствии батареи перенесли огонь в глубь обороны противника, и в тот же момент в мглистой измороси бойцы поднялись из окопов в атаку. Только на этом участке и на подступах к стрелковым ячейкам и пулеметным площадкам, траншеям, блиндажам, дотам и дзотам противника надо было преодолеть 80 противотанковых и противопехотных минных полей с плотностью насыщения одна мина на каждый квадратный метр, многочисленные надолбы и рогатки, усиленные проволочные заграждения, спирали «Бруно» в три ряда и другие препятствия.

Но всеобщий порыв наших воинов, их умение и решительность не знали теперь никаких преград. Мужество, отвагу, воинскую сноровку, быстроту, беспредельную преданность Родине показали солдаты и офицеры армии Берзарина, они сражались не щадя ни сил, ни жизни. Вот что сообщала рукописная листовка-«молния», распространенная в одной из стрелковых рот 94-й гвардейской дивизии на исходе первого дня боев: «Передай по цепи! Под сильным артиллерийским обстрелом во весь рост встал комсомолец Попик Александр Семенович и с возгласом: «Перед нами дорога на Берлин, быстрее вперед!» первым устремился на врага, увлекая за собой всех бойцов. Отважный комсомолец погиб геройской смертью, повторив подвиг Матросова, — закрыл своим телом амбразуру вражеского дзота. На его комсомольском билете товарищи обнаружили надпись: «Все силы и жизнь — на полный разгром врага!».

Спустя некоторое время ко всем красноармейцам, сержантам, офицерам и генералам 1-го Белорусского фронта обратился Военный совет. «Сегодня, — говорилось в обращении, — наш четвертый боевой день увенчался новой славой — победоносные знамена Красной Армии и 1-й армии Войска Польского высоко взвились над Варшавой. Пал сильнейший бастион вражеской обороны на Висле, освобождена столица дружеского нам польского народа — ключ к воротам Берлина. Спасибо вам, дорогие товарищи, боевые друзья! Слава за мужество, за отвагу, за воинское мастерство, за ваше честное солдатское сердце, умеющее так бережно хранить боевые традиции народа, наших великих предков и свято выполнять свой долг перед Родиной. Еще выше боевые знамена, шире шаг, не дадим остановиться врагу! Еще быстрее вперед, в Германию, к полной победе!»

В бою за город Коло отличился уроженец Николаевщины сержант Н. В. Носуля. Он бросился на амбразуру, закрыв немецкий пулемет, неожиданно оживший на фланге поднявшихся в атаку наших стрелков, и ценой своей жизни спае от гибели целое подразделение.

Искусно воевали бойцы 1-го батальона 273-го гвардейского Кишиневского стрелкового полка во главе с капитаном Алексеем Ильичом Бельским. Разбившись на мелкие группы по 5–6 человек, солдаты дружно шли за огневым валом нашей артиллерии, обезвреживая уцелевшие отдельные скопления противника. Забрасывая траншеи гитлеровцев ручными гранатами и поливая автоматным огнем, Борылин, Горобец, Крикотун и другие бойцы и офицеры смело врывались на позиции противника и нередко вступали с ним в рукопашные схватки. Фашисты не выдерживали натиска и сдавались в плен или же пытались отойти к своим.

Храбро сражался в цепях наступающих пехотинцев Герой Советского Союза гвардии старший лейтенант Афанасий Шилин, командир разведки дивизиона 132-го гвардейского Кишиневского артиллерийского полка, на груди которого к концу войны появилась вторая «Золотая Звезда» героя. Молодой офицер первую свою боевую закалку получил в битве за Днепр, отличился он и в Ясско-Кишиневской операции. В нынешних условиях на участке наступления стрелкового подразделения он засекал все артиллерийские, минометные и пулеметные точки врага и полученные сведения вовремя передавал на позиции своих артиллеристов, а те точной и меткой стрельбой подавляли очаги сопротивления фашистов.

Уже в бою на реке Пилица Шилин обнаружил, что вражеский батальон устроил засаду. Вызванный им огонь разгромил скопление гитлеровцев. Однако путь стрелкам преградил немецкий дот. Тогда Шилин вместе со стрелками блокировал эту огневую точку. Бесстрашный офицер ворвался в гнездо врага и уничтожил находившихся там фашистов.

Позади остались освобожденные города Скерневице, Коло, Стшельно, Могильно, Гнезно, Черникау и еще три тысячи населенных пунктов, когда армия получила приказ Военного совета фронта:

«По всем признакам противник спешно подводит свои части для занятия обороны на подступах к реке Одер. В такой обстановке мы обязаны, не считаясь с усталостью, как можно быстрее сбить противника, пытающегося прикрыть рубежи к реке Одер, и как можно стремительнее захватить западный берег этой реки. Если мы захватим западный берег Одера, то операция по овладению Берлином будет вполне гарантирована».

Печать и радио ближайшего подручного фюрера, заядлого проповедника фашистской тирании Геббельса истошно вопили: «Одер — река немецкой судьбы!», «Остановим на Одере большевистские полчища!», «Одер — неприступный порог Берлина!». В то же время не дремало и немецкое военное командование — оно проводило тотальные мобилизации фольксштурмистов, снимало с англо-американского фронта крупные пехотные и танковые соединения и ставило их на позиции глубоко эшелонированной одерской обороны.

Начиная с 14 января 5-я ударная армия прошла за две недели 570 километров на запад, прорвала сильно укрепленную полосу обороны на подступах к Одеру, первой из объединений фронта перешагнула этот мощный водный барьер и 31 января 1945 года захватила на западном берегу реки, на территории немецкой провинции Бранденбург, плацдарм по линии населенных пунктов Кинитц — Ресфельд.

Первым форсировал Одер по ненадежному хрупкому льду передовой отряд преследования под командованием заместителя командира 89-й гвардейской стрелковой дивизии полковника X. Ф. Есипенко, затем ему на подмогу была переброшена полностью 94-я гвардейская стрелковая дивизия. Появление советских солдат и офицеров за Одером было совершенно неожиданным.

Оказавшись перед полным военным крахом, Гитлер рвал и метал, требуя стоять на Одере до последнего солдата. По его приказу были созданы чрезвычайные батальоны из отборных эсэсовпев, которым давалось право расстреливать всех отступающих. На ликвидацию нашего крохотного плацдарма в 5–6 квадратных километров немецкие генералы бросили огромные массы войск и боевой техники. С воздуха их атаки поддерживались сотнями самолетов. Нередко наши войска отбивали за сутки по 25 атак, выводя из строя десятки танков и самолетов противника.

На территории плацдарма не осталось ни одного строения, ни одного деревца. Все было сожжено, разрушено, выкорчевано, перепахано снарядами и бомбами. Как черные камни, торчали из земли тысячи осколков. Солдатский поэт гвардии старший сержант Николай Туманов написал:

В это напряженное время маршал Г. К. Жуков передал Военному совету 5-й ударной армии такое обращение:

«…На 5-ю ударную армию возложена особо ответственная задача — удержать занимаемый плацдарм на западном берегу реки Одер и расширить его хотя бы до 20 километров по фронту и до 10–12 километров в глубину. Я всех вас прошу понять историческую ответственность за выполнение порученной вам задачи и, рассказав своим людям об этом, потребовать от всех исключительной стойкости и доблести. Желаю вам и руководимым вами войскам исторически важного успеха.

Г. Жуков»

Военный совет армии обратился к войскам с призывом: «Основным законом каждого солдата, офицера и генерала, ведущего бой на плацдарме, должно быть — ни шагу назад!»

И наши воины самоотверженно отражали натиск врага. Только с 1 по 14 февраля в исключительно трудных условиях они отбили около 150 атак и контратак. Авиация противника беспрерывно бомбила плацдарм и переправы через Одер. Только в течение 2 и 3 февраля на этот клочок земли было произведено свыше пяти тысяч самолето-вылетов. Кроме того, на плацдарм и переправы периодически запускались снаряды «ФАУ-2». К счастью, ни один из них не попал в цель, хотя разрушения были очень большие.

Но это были еще не все трудности. Дело в том, что на правом берегу Одера в руках гитлеровцев долгое время находилась мощная крепость Кюстрин (Костшин). Этот город-крепость, лежавший на кратчайшем расстоянии к столице Германии от расположения наших войск, являлся узлом семи железнодорожных линий, шести автострад, здесь стояли пять капитальных мостов через Одер. Немецкое командование подготовило Кюстрин к обороне в условиях современной войны еще в 1941 году: сверхмощные доты, сооружения из бетона и стали могли выдержать огонь любой силы, надежно защищали неприступные убежища.

Начав бои 6 марта, 295-я и 416-я стрелковые дивизии решительными действиями штурмовых групп и отрядов во взаимодействии с танковыми и авиационными частями маневрами с земли и воздуха вынудили гарнизон крепости сложить оружие и 12 марта полностью капитулировать.

Тем временем во всех звеньях фронта шла деятельная подготовка к наступлению на Берлин. К решающему удару готовилась также и 5-я ударная армия, постепенно расширяя и углубляя плацдарм. 10 апреля 1945 года в четырех километрах восточнее города Нойдамм около кирпичного завода по указанию генерала Берзарина был сделан в уменьшенном масштабе точный макет местности от заодерского плацдарма через особо трудные Зееловские высоты до самого Берлина. Дороги, населенные пункты, каналы, леса и поля, холмы и низменности, сосредоточение войск противника и его укрепления — все эти данные, добытые многообразными видами разведки, были изображены на макете. Куда кому двигаться, с кем взаимодействовать, какими силами и средствами сокрушать вражеское сопротивление — Берзарин все подробно разъяснил, показал и уточнил на макете командирам полков, дивизий и корпусов.

Немного раньше в самом Нойдамме состоялись сборы боевого актива армии. Съехались лучшие красноармейцы, сержанты и офицеры всех родов войск: стрелки, артиллеристы, саперы, минометчики, связисты, танкисты и другие. В своем выступлении Николай Эрастович Берзарин говорил о Коммунистической партии — организаторе и вдохновителе всех наших побед, затем о необходимости строгой дисциплины и порядка в Вооруженных Силах, о смелости, храбрости, умении использовать момент внезапности, о продолжении лучших боевых традиций советского народа.

На рассвете 16 апреля 1945 года заодерский плацдарм вздрогнул, загудел, пошел ходуном. Ровно в пять часов того памятного утра по приказу командующего 1-м Белорусским фронтом Маршала Советского Союза Г. К. Жукова одновременно ударили тысячи разнокалиберных стволов артиллерийских и минометных батарей, танков и самоходных установок.

Сверхмощная огневая обработка вражеских позиций длилась тридцать минут, затем из тыла нашего переднего края вырвались лучи необыкновенно яркого света — были включены 140 прожекторов общей светосилой более 100 миллиардов свечей. Это был ошеломительно эффективный боевой прием, примененный по инициативе маршала Жукова.

В такой обстановке советские стрелки, саперы, связисты покинули исходные позиции и в сопровождении танков и артсамоходок двинулись за огневым валом своей артиллерии в решающее наступление. На помощь им пришла авиация. В воздух поднялись десятки эскадрилий бомбардировщиков, волна за волной они обрушивали свой многотонный смертоносный груз на голову дрогнувшего врага. Уже взошло солнце, но его весенние лучи не достигали земли — высоко над ней висели непроницаемые желто-черные тучи дыма и пыли; водителям автомашин, подвозившим на передовую боеприпасы и вывозившим оттуда раненых, среди дня приходилось включать фары, чтобы не сбиться с пути.

В эти часы наши радисты перехватили в эфире вопль отчаяния, переданный с командного пункта какого-то немецкого соединения: «По нам, — говорилось в радиограмме, — ведется адский огонь. Связи нет, посыльные не возвращаются. В штабе разбиты четыре блиндажа. Что делать? Можно ли надеяться на помощь?»

Но невозможно было уничтожить одним махом все узлы сопротивления, опорные пункты, огневые точки, минные поля и другие оборонительные сооружения, всю живую силу врага. Ведь нам противостояли многочисленные полноценные части и дивизии вымуштрованной, оснащенной до зубов всеми вицами современного оружия, самой сильной и совершенной тогда в капиталистическом мире гитлеровской армии. Враг сопротивлялся, напрягая все силы, огрызаясь с яростью затравленного волка.

От плацдарма за Одером до слияния рек Шпрее и Хафель, на берегах которых стоит Берлин, оставалось 65 километров. И уже ничего не могло остановить наступательного порыва советских воинов. На тех участках прорыва, где было особенно тяжело, всегда в первых рядах оказывались коммунисты и комсомольцы. У меня в походном блокноте сохранились беглые, сделанные на ходу заметки о событиях на полях боев того периода. Вот некоторые из них.

«…В одном доме засела большая группа гитлеровцев, которые вели сильный огонь из пулеметов и фаустпатронами. Беспрерывно вели скрытную стрельбу снайперы. Продвижение наших стрелков приостановилось. Видя такое положение, парторг роты гвардии рядовой Иван Сологуб по глубокой борозде отполз в сторону, и, зайдя с тыла дома, бросил в окно гранату. Затем вскочил в коридор и еще две гранаты швырнул в комнату, где засели фашисты. Одиннадцать из них были убиты, а двое раненых сдались в плен. Когда в критическую минуту боя выбыл из строя командир взвода, коммунист Сологуб не растерялся и немедленно принял командование подразделением на себя. Взвод отбил четыре яростные контратаки фашистов и начал продвигаться вперед».

«…В момент атаки вражеская пуля сразила любимца подразделения коммуниста Синицына. В его партийном билете оказалась записка: «Моя дорогая Родина, которой гитлеровцы причинили много горя и страданий, освещает мне путь на Берлин. Партия вырастила меня, бывшего пастуха, до заместителя командира батальона по политчасти. Если придется сложить голову в бою, то я умру по-гвардейски, так, как требует присяга. Гвардии лейтенант Синицын».

«…Только что закончился бой. Враг опрокинут, отходит на запад. Используя короткие передышки между схватками, собралось партийное бюро подразделения. На повестке дня один вопрос: прием в партию. Рассматривается заявление наводчика орудия гвардии сержанта Чернопятова. Члены бюро знают его по многим боям — крепко и умело бьег Чернопятов противника, отличился он и в этот день. Следуя в боевых порядках пехоты, его орудие уничтожило несколько огневых точек, разбило дом, превращенный фашистами в опорный пункт. Мужественный воин Чернопятов единодушно принимается кандидатом в члены партии.

Вместе с ним в ряды коммунистов были приняты красноармеец Мокрушин и ефрейтор Закиров, уничтожившие в утреннем бою до десятка гитлеровцев. Молодые коммунисты дали слово еще крепче громить врага, добить его в собственном логове — Берлине».

«…Перед началом очередной атаки комсорг роты Василий Шаповал собрал комсомольцев. Он развернул небольшой красный флажок и сказал:

— Этот вымпел — честь нашей комсомольской организации. При взятии новых вражеских позиций мы будем водружать его на самом высоком месте. Кто это сделает, тот будет считаться лучшим воином нашего подразделения.

Разгорелись новые бои. Гвардейцы неотступно пробивались к Берлину. От одного рубежа к другому нес Василий Шаповал почетный вымпел. В трудные минуты сражения с этим флажком комсомольцы вырывались вперед. Он реял над многими населенными пунктами, вдохновляя бойцов на новые подвиги».

«…Бешеное сопротивление оказали гитлеровцы на сильно укрепленных Зееловских высотах. Однажды ночью эсэсовский батальон пытался окружить стрелковую роту старшего лейтенанта Баженова. Ведя шквальный огонь, фашистам удалось подобраться почти вплотную к нашим окопам. Однако советские бойцы не спасовали и не отступили ни на шаг. Остановив немцев завесой гранатных осколков, стрелки Баженова выскочили из окопов и смело, без колебания бросились в рукопашную схватку. Столкнувшись с противником, наши храбрецы пустили в ход штыки и кинжалы, так как вести огонь даже из личного оружия здесь уже не было никакой возможности.

Храбро и умело сражался расчет пулемета системы Горюнова в составе комсомольцев Игната Колаверова и Константина Хворостины. Окопавшись за бугорком, они свинцовым градом успешно отражали неоднократные попытки гитлеровцев обойти роту с правого фланга, пробраться в ее тыл и замкнуть кольцо окружения. Чтобы обнаружить и подавить эту активно действующую огневую точку русских, немцы начали методически освещать местность ракетами.

Худо пришлось тут нашим пулеметчикам. Когда ракета, словно шипящая змея, взвивалась в поднебесье и освещала поле боя каким-то жутким, мертвящим светом, было еще терпимо — все вокруг видно почти хорошо и можно вести прицельную стрельбу. Но когда ракета гасла, глаза в кромешной тьме ничего не видели, и требовалось какое-то время, чтобы они пообвыкли и можно было хоть что-то различить. И это было плохо — в момент сплошной тьмы сюда могли внезапно нагрянуть фрицы и схватить бойцов. Оценив обстановку, Ко лаверо ГПРсложил Хворостине:

— Вот что, Костя, когда ракета светит, ты ложись за пулемет, а когда она сгорит, огонь вести буду я.

Так и решили. При вспышке ракеты стрельбу вел Костя, а Игнат в то время, крепко закрыв глаза, ничком припадал к земле и лежал до наступления темноты. Потом менялся местами с напарником, хорошо различая, что происходит вокруг. Бой выиграли наши воины, уничтожив больше сотни фашистов.

Лишь когда рота, сбив противника, меняла позиции, узнали, что Колаверова серьезно ранило в ногу, однако мужественный воин не покинул своего ответственного боевого поста. Распоров штанину и туго перевязав рану индивидуальным пакетом, он, превозмогая острую боль, вместе с Костей надежно прикрывал огнем пулемета правый фланг роты до полного разгрома вражеского батальона».

«…Автоматчики-десантники стрелкового батальона 286-го гвардейского полка на броне танков неукротимой бурей ворвались в большое село, превращенное в сильно укрепленный опорный пункт. Здесь противник скопил значительное количество живой силы и техники. Соскочив с машин, гвардейцы начали выбивать фашистов из траншей и зданий. Отступив на западную окраину и перегруппировав силы, противник оказал упорное огневое сопротивление. Десантники залегли.

Но медлить нельзя ни минуты, нельзя дать гитлеровцам закрепиться, надо атаковать и на их плечах продолжать наступление. И вот поднимается во весь рост член ВЛКСМ, командир отделения младший сержант Спицын и возгласом: «Комсомольцы, за Родину, вперед!» поднимает бойцов в атаку. Прыгнув в траншею, Спицын увидел трех фашистов. Один из них метнул в него гранату. Наш гвардеец мгновенно схватил ее и бросил обратно. Раздался взрыв. Два гитлеровца упали замертво, третий, отстреливаясь из пистолета, кинулся наутек. Меткая автоматная очередь сразила и его наповал. Десантники сбили, смяли вражескую оборону и снова двинулись на запад. Командование достойно оценило подвиг комсомольца Спицына, наградив его орденом Славы III степени.

Советские воины, днем и ночью ведя бои, неудержимой лавиной продвигались все вперед и вперед. И наконец в одно апрельское утро перед ними начали вырисовываться контуры огромного города. Это был Берлин».

Ведя наступление в авангарде 1-го Белорусского фронта, имея соседом справа 3-ю ударную армию В. И. Кузнецова и соседом слева 8-ю гвардейскую армию генерала В. И. Чуйкова, соединения Н. Э. Берзарина вечером 22 апреля первыми достигли восточных окраин фашистской цитадели в районах Бисдорфа и Карлсхорста.

С этого момента в Берлине беспрерывно, с нарастающей силой и яростью велись бои в воздухе, на чердаках и разных этажах зданий, в лабиринтах улиц, в подвалах, бункерах, тоннелях метро, в катакомбах, широко разветвленных подземных ходах сообщения и специальных коммуникациях. Многие окна домов, особенно угловые, фашисты закладывали кирпичом на бетонном растворе, образовывая в них бойницы, как в настоящих дотах. Везде, где только можно было, засели снайперы и фаустпатронщики, улицы преграждались баррикадами, надолбами, рогатками, проволочными заборами, минными полями, автобусами и другими препятствиями. В разных местах были установлены замаскированные танки и артиллерийские орудия.

Смело, слаженно и находчиво действовали наши солдаты и командиры как в штурмовых группах и отрядах, так и в одиночку. Вот еще записи из походной записной книжки.

«…Группе старшины Константина Назарова в составе 8 человек приказали овладеть домом, из подвала которого фашисты вели беспрерывный огонь, остановив продвижение целого нашего полка. Бойцы вооружились хорошо: взяли по автомату, по три ручных и две противотанковых гранаты, два противотанковых ружья и два фаустпатрона — этого трофейного добра валялось повсюду сколько угодно. Два бойца прицельно ударили из ПТР по амбразурам подвала, остальные шесть ворвались без потерь в дом. В подвал, однако, проникнуть не удалось — массивная железная дверь его была наглухо задраена. На предложение сдаться в плен гитлеровцы ответили шквалом огня. Попытка взорвать дверь оказалась неудачной.

На помощь пришла смекалка командира группы. Поднявшись для безопасности на второй этаж, бойцы пробили в полу дыру, ведущую в одно из помещений нижнего этажа, под которым был подвал. Назаров произвел в дыру два выстрела из фаустпатронов. После взрывов, потрясших дом до основания, мгновенно бросились вниз бойцы Ахмед Канцеров, Петр Некрасов, Константин Непомнящий, Григорий Фоменко и даже раненый Иван Романченко. В пролом перекрытия подвала полетели противотанковые гранаты. Исход четырехчасового поединка был решен: из двадцати двух немецких солдат н офицеров девятнадцать оказались убитыми и только трое случайно уцелевших сдались в плен».

«…Батальон гвардии капитана Александра Дудко пробивался в направлении к рейхстагу. Вдруг на его пути встало препятствие: четыре закамуфлированных танка под стенами большого четырехэтажного здания создали сплошную огневую завесу. Двигаться дальше нет никакой возможности. Что делать?

Не успел комбат наметить план дальнейших действий, как попросили разрешения обезвредить танки сержант Головко и красноармеец Мещеряков. Получив разрешение, смельчаки обошли дворами опасное здание, с тыльной стороны забрались на его крышу и оттуда, фактически с пятого этажа, закидали машины противника гранатами большого взрывного действия. Путь для продвижения полка был открыт.

В другой раз Головко и еще троих красноармейцев послали в разведку с задачей добыть во что бы то ни стало «языка». Как им удалось, не ясно, но факт тот, что вместо одного они привели в расположение своей части двенадцать немецких солдат и офицеров».

«…Стрелковой роте гвардии старшего лейтенанта Василия Паскоя почти всю кампанию по взятию Берлина довелось воевать в тоннелях метрополитена. Нырнув под землю в восточном конце Франкфуртераллеи еще 24 апреля, они не знали ни минуты покоя. В сплошной круглосуточной темноте, озаряемой лишь вспышками выстрелов или карманными электрофонариками, преодолевая огонь из автоматов, пулеметов и фаустпатронов, они метр за метром продвигались все дальше вперед и вышли из многокилометрового подземелья в центре города — на Александерплац — только в полдень 1 мая. Лица у всех были грязные, в пыли и копоти, будто у кочегаров, глаза воспаленные от бессонницы и усталости, но все чувствовали прилив бодрости и радости, подъем и возбуждение— ведь уже виден конец войны, близка победа.

Получив заслуженную передышку, гвардейцы рассказывали об одном незабываемом и трогательном событии, участниками и свидетелями которого они были сутки назад. Заняв станцию метро Петербургерсштрассе и сделав короткую остановку, бойцы увидели далеко в глубине прямого, как стрела, тоннеля мерцание множества тусклых, колеблющихся огоньков. Что бы могло это означать? Все притихли, настороженно всматриваясь и прислушиваясь. И вот оттуда послышались звуки знакомой волнующей мелодии. Командир роты приказал стрельбы не открывать и послал в разведку трех автоматчиков. Остальные, готовые ко всяким неожиданностям, напряженно ожидали, что произойдет дальше.

Звуки знакомой мелодии слышатся все ближе, все отчетливей. Спустя несколько минут все уже явственно различали: какой-то пока невидимый тысячеголосый хор пел… «Интернационал». Гвардейцы, находившиеся в вестибюле станции метро, без чьей-либо команды встали на вытяжку, сильнее сжали в руках оружие. Наконец, увидели: впереди шли трое своих ребят-автоматчиков, ранее посланных в разведку, неся над головой ярко пылающие факелы, за ними следовали люди в штатской одежде. Старший разведки доложил командиру роты, что и как произошло. Шагая по шпалам бетонной трубы подземной электрички, процессия с зажженными свечами бесконечным потоком плыла мимо советских воинов-освободителей и в благодарность за спасение восторженно и вдохновенно пела на разных языках пролетарский гимн «Интернационал». Почти шеститысячная людская масса тоже являлась интернациональной — в ней были югославы, поляки, французы, бельгийцы, голландцы, угнанные фашистами на рабские работы в Германию.

Со вчерашнего дня, с 14 часов 25 минут 30 апреля, над изрешеченным куполом рейхстага развевается Красное знамя нашей Советской Родины как живое и гордое олицетворение ее великой победы. Но бои еще продолжаются в районе парка Тиргарген и в правительственных кварталах. Части 248-й и 301-й стрелковых дивизий сломили сопротивление фашистов, засевших в зданиях имперской канцелярии, гестапо, министерства авиации и других».

В 15 часов 2 мая 1945 года все немецкие войска, оборонявшие Берлин, сложили оружие и сдались в плен. С этого часа в огромном неуклюжем здании рейхстага не протолкаться. Стены и колонны вестибюля главного входа испещрены автографами советских солдат и офицеров. Вот некоторые из них:

«Пройдет время, но слава о том, что я, Шевченко Савелий Мартынович, и тысячи таких, как я, пробились сюда штыками, будет помниться в веках», «Мы из Ленинграда. И наши снаряды попали в рейхстаг. Лейтенант Елютин, гвардии старший лейтенант Пилипенко», «Здесь были летчики-гвардейцы Волкова», «Донбасс — Берлин. Шура Рыбникова», «Сталинград — Берлин. Силаков Вас. Мих. Павловск, Воронеж, обл.», «От Моздока до Берлина», «От Ленинграда до Берлина. Кукушкин, гвардейцы лейтенант Берлинский, кр-цы Кутынин, Смирнов», «Мы пришли!», «Проездом в Ульяновск через рейхстаг. Смаков».

Отсюда, из Берлина, из рейхстага для многих наших воинов начиналась дорога домой, к родным и близким, к мирному созидательному труду.

* * *

Сравнительно небольшой зал столовой бывшего военно-инженерного училища в Карлсхорсте подготовлен к большому событию.

Ровно в полночь с 8 на 9 мая за столами занимают места уполномоченные правительств четырех стран-победительниц. Председательствующий Маршал Советского Союза Г. К. Жуков властным голосом произносит:

— Пусть войдет немецкая делегация.

Распахиваются двери, и на пороге появляются фельдмаршал гитлеровских вооруженных сил Кейтель, адмирал Фридебург и генерал-полковник авиации Штумпф. Пряча глаза, они опустились в кресла у отведенного им стола. Маршал Жуков объявляет: предстоит подписание акта о безоговорочной капитуляции немецких вооруженных сил. Имеет ли немецкая делегация документ, подтверждающий ее полномочия подписать акт о капитуляции от имени немецкого верховного командования?

Кейтель без единого слова передает через советского офицера письменные полномочия.

— Согласна ли немецкая делегация подписать акт? — спрашивает Жуков.

Кейтель кивает головой, что-то бормочет, жестом просит подать ему акт для подписания. Жуков встал и чеканя слова произнес:

— Представителям немецкого верховного командования предлагается подойти сюда и подписать акт здесь.

Председательствующий движением руки показал, куда подойти Кейтелю, Фридебургу и Штумпфу. Каждый из них идет к указанному месту и ставит свою подпись в акте о крахе фашистской Германии, о конпе гитлеровской тирании, о безоговорочной капитуляции немецких вооруженных сил.

На другой день, 9 мая, весь советский народ, мы, солдаты и офицеры победившей армии, слушали голос Москвы. По радио раздавались слова:

«…Фашистская Германия, поставленная на колени Красной Армией и войсками наших союзников, признала себя побежденной и объявила о безоговорочной капитуляции… Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил исторический день окончательного разгрома Германии, день великой победы нашего народа над германским империализмом».

Таков был финал второй мировой войны. Торжественно и радостно советский народ праздновал свою великую победу.

И. МАЛЫШЕВ, полковник, доктор философских наук, профессор ОСВОБОДИТЕЛИ

В период Ясско-Кишиневской операции мне довелось быть старшим инструктором 7-го отделения по работе среди войск и населения противника политотдела 5-й ударной армии. В районе окруженной юго-западнее Кишинева немецкой группировки мне было поручено Военным советом 5-й ударной возглавить специальную оперативную группу, в которую вошли 3 диктора и 22 рупориста. Через окопные звуковещательные станции й простые окопные рупоры, через нашу гордость МГУ (мощная громкоговорящая установка) — боевым начальником ее был техник-лейтенант Александр Чернышев — мы старались донести правду до солдат и офицеров фашистского вермахта о советской армии, которая вела справедливую войну против гитлеровских оккупантов. Мы призывали солдат и офицеров противника сложить оружие и прекратить с их стороны несправедливую захватническую войну.

Опергруппа работала 26 и 27 августа 1944 года. Ночью мы проводили передачи. Днем допрашивали пленных. На основании показаний пленных тут же на месте составлялись новые оперативные программы звукопередач.

Пропагандист, обращающийся к противнику с устным словом, должен обладать незаурядной выдержкой и убежденностью, слово его должно быть весомым и емким, речь краткой, четкой, доступной. По тебе стреляют, — а ты говори, по тебебьют, — а ты убеждай. Начинаем радиопередачи — противник слушает наши позывные («Катюшу», «Есть на Волге утес», музыку из произведений немецких классиков). Но стоит зазвучать слову— ТУГ же обрушивается шквал огня. Заканчиваются передачи — замолкает противник. Мы научились маневрировать: использовали в нашей пропагандистской работе среди войск противника в Ясско-Кишиневской операции кроме МГУ кочующие окопные говорящие установки.

Уже к полудню 27 августа из леса начали выходить и сдаваться в плен немецкие солдаты. Всего в течение двух суток работы опергруппы из прилегающих лесов Молдавии вышли и сдались в плен около 200 немецких солдат и офицеров. О влиянии звукопередач на солдат противника свидетельствует следующее заявление немецкого ефрейтора: «Около 2-х суток я и пять моих товарищей бродили по лесу. Голод давал себя знать. Мы бросили оружие, но не шли к русским, боясь немедленного расстрела. Утром 27 августа мы услышали передачу русских, в которой они призывали нас прекратить сопротивление и сдаться в плен. Всем сдавшимся гарантировались жизнь и возвращение на родину после войны. Сопротивляться мы не могли, так как едва стояли на ногах, а сдаться после этого решились».

Пленные окружили меня, они попросили рассказать о Национальном комитете «Свободная Германия». Выполнив их просьбу, я в конце беседы сказал:

— Человек не должен быть простым автоматом, человек должен мыслить.

Пленные виновато улыбнулись. Немец в фельдфебельском мундире показал мне листовку, которую писали мой друг, земляк-волжанин, инструктор 7-го отделения 5-й ударной армии капитан Николай Щербаков, москвич капитан Александр Александров и работник нашего отделения, дочь немецкого коммуниста, известного поэта, президента Национального комитета «Свободная Германия» Эриха Вайнерта Марианна Вайнерт.

Большую работу среди войск противника в Ясско-Кишиневской операции провели старшие инструкторы политотделов дивизий Юлдашев, Голденко и другие.

Помню, в эти опасные часы там, где было трудно ориентироваться, молдаване предлагали свои услуги проводников; порой рискуя жизнью, местные жители добывали разведывательные данные. Мы высоко ценили душу доброго, щедрого, мудрого, гостеприимного народа Советской Молдавии.

Не забыть солнечный августовский день 1944 года, когда на центральной площади Кишинева состоялся митинг трудящихся и парад войск 5-й ударной армии. С взволнованной речью выступил на митинге генерал Н. Э. Берзарин. Запомнилось его открытое волевое лицо, крепко и ладно сложенная коренастая фигура, четкая речь. Помнится, он говорил без бумажки. Его слова о великой силе дружбы народов СССР, об интернациональном долге Советской Армии, о Ясско-Кишиневской операции, одной из самых крупных и выдающихся по своему стратегическому и военно-политическому значению, о мужестве и отваге советских воинов дошли до каждого сердца.

После Ясско-Кишиневской операции нашу 5-ю ударную армию перебросили на другой участок фронта. Мы участвовали в Висло-Одерской операции, позже — в штурме Берлина.

Посреди дымящихся развалин Берлина, где еще гремели бои, советские солдаты раздавали жителям борщ и хлеб. В сердцах наших воинов еще не остыла ненависть к врагу, принесшему столько горя людям, но гуманность и разум брали верх. Интернационализм был источником наших сил. И как прав видный советский военачальник, дважды Герой Советского Союза генерал армии П. И. Батов, который, характеризуя советского солдата, отмечал, что он гуманист по натуре и воспитанию. Это, если хотите, одна из черт нашего советского национального характера, особенно четко проявившаяся в годы Великой Отечественной войны.

О великом благородстве говорит и подвиг русского солдата Николая Масалова, который под сильным огнем противника спас в горящем и клокочущем Берлине немецкую девочку, рыдавшую над трупом матери.

Бои в Берлине подходили к концу. Вот что пишет об этом Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.

«Несколько слов о последнем, завершающем бое в Берлине. 248-я (командир дивизии генерал Н. 3. Галай) и 230-я (командир дивизии полковник Д. К. Шишков) стрелковые дивизии 5-й ударной армии Н. Э. Берзарина 1 мая штурмом овладели государственным почтамтом и завязали бой за дом министерства финансов, расположенный напротив Имперской канцелярии. 1 мая 301-я дивизия армии Н. Э. Берзарина (командир дивизии полковник В. С. Антонов) во взаимодействии с 248-й стрелковой дивизией штурмом овладела зданиями гестапо и министерства авиации. Под прикрытием пехоты вперед рванулся артиллерийский самоходный дивизион. А. Л. Денисюк, командир установки, поставил свою самоходку в проем ограды и в туманной мгле примерно в ста метрах увидел серое здание Имперской канцелярии, на фасаде которого красовался громадный орел со свастикой. Денисюк подал команду: «По фашистскому хищнику— огонь!..» Фашистский герб был сбит…

Последний бой за Имперскую канцелярию, который вели 301-я и 248-я стрелковые дивизии, был очень труден…

…К 15 часам 2 мая с врагом было полностью покончено. Остатки берлинского гарнизона сдались в плен общим количеством более 70 тысяч человек, не считая раненых. Многие из тех, кто дрался с оружием в руках, видимо, в последние дни разбежались и попрятались.

Это был день великого торжества советского народа, его вооруженных сил, наших союзников в этой войне и народов всего мира^[7].

Шел мелкий холодный дождь. По Унтер ден Линден, Фридрихштрассе, по многим другим улицам плелись длинные колонны пленных гитлеровцев. Шли до самой ночи, грязные и худые, поросшие щетиной, стараясь не смотреть в глаза берлинцам. Это был 1411-й день войны.

2 мая 1945 г. по Берлину неслась русская песня. Пели советские солдаты у Бранденбургских ворот, у Имперской канцелярии.

9 мая в 0 часов 43 минуты в Берлине, в Карлсхорсте, в зале серого двухэтажного здания на окраине Берлина подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии. Гордость, счастье, тоска по Родин* охватили меня — так же, как и всех советских людей, бывших в тот незабываемый день в Берлине. И вспомнились недавние тревожные апрельские дни и ночи Берлина.

Еще шли ожесточенные бои с врагом, но советское командование уже думало о будущем города. 24 апреля командование назначило Н. Э. Берзарина первым комендантом города Берлина.

На другой день, 25 апреля, при Военном совете 5-й ударной армии была образована инспекторская группа по руководству работой военных, районных и участковых комендатур города Берлина. Возглавить ее поручили мне. До образования Центральной комендатуры Берлина ее функции по существу выполняла наша группа. В инспекторскую группу вошли боевые командиры и политработники, уже имевшие за плечами опыт комендантской работы среди населения освобожденных районов Польши, а также и в ряде городов Германии: А. Ишин, И. Давыдов, А. Разгуляев, А. Кириллов, А. Филатов, И. Володин и другие.

Вот что пишет генерал-лейтенант Ф. Е. Боков в своих мемуарах «Весна Победы> о работе инспекторской группы: «Члены группы прибывали в освобожденные районы сразу после завершения там боев, помогали на месте комендантам организовать работу, собирали первую информацию о состоянии коммунально-бытовых предприятий, магазинов, электрических и телефонных станций. Большую работу они проводили и по изучению политических настроений берлинцев. Почти ежедневно майор И. В. Малышев докладывал Военному совету о проделанной группой работе, о настроениях немецкого населения. И хотя в то горячее время все члены Военного совета армии были до предела заняты решением первостепенной задачи по завершению штурма Берлина, все же они находили время для рассмотрения неотложных дел, связанных с налаживанием мирной жизни населения города»^[8].

Инспекторская группа работала по полумесячным календарным планам, утверждаемым генералом Н. Э. Берзариным и членом Военного совета 5-й ударной армии Ф. Е. Боковым.

Генерал-лейтенант Ф. Е. Боков был опытным политработником Красной Армии. До войны он руководил Военно-политической академией имени В. И. Ленина. Во время Великой Отечественной войны он — военный комиссар Генштаба, член Военного совета ряда фронтов. Н. Э. Берзарин и Ф. Е. Боков удачно дополняли друг друга.

Да, еще шли ожесточенные бои в Берлине, но военные коменданты уже жили бесконечными заботами о завтрашнем дне немецких трудящихся. В Центральном архиве МО СССР сохранился список 20 районных военных комендантов. Назову их имена: полковники Гнедин, Гусейнов, Евдокимов, Зайцев, Кошелев, Марков, подполковники Топорков, Карачун, Тараканов, Вегера, Малов, Райцев, Титок, Москаленко, Яковлев, Петькун, Павленко, майоры Мищенко, Никитин, Мангюренко.

Мне посчастливилось знать и самоотверженно трудиться вместе с ними. Перед нами лежал парализованный город: городской транспорт не работал, вагонный парк и силовая сеть городского трамвая почти целиком были выведены из строя, более трети станций метро — затоплено. Электростанции, водокачки, газовые заводы, канализация, словом, вся система коммунального хозяйства города прекратила свою работу.

— Надо сделать все, чтобы спасти жителей немецкой столицы, иначе они обречены на гибель от эпидемий, голода и жажды, — давал нам указание комендант Берлина. Н. Э. Берзарин и Ф. Е. Боков изложили программу действий для установления порядка и нормализации жизни в городе. На органы тыла армии возлагалась задача обеспечить Берлин продовольствием.

От инспекторской группы Николай Эрастович категорически потребовал:

— Обяжите всех военных комендантов, чтобы они в первую очередь позаботились о больных детях, окружили вниманием, организовали медицинское обслуживание, привлекая для этой цели и наши санбаты. Детей надо регулярно снабжать молоком.

31 мая военный совет 1-го Белорусского фронта принял постановление № 080 «О снабжении молоком детей города Берлина».

Жизнь в немецкой столице постепенно входила в колею. Жители получили продовольственные карточки. В моем архиве сохранилось обращение на немецком и русском языках «К населению города Берлина», где были определены нормы выдачи продуктов. Рабочие получали в день по 600 г хлеба, 80 г крупы, 100 г мяса, 30 г жиров, 25 г сахара, картофель, овощи. Продовольствие поступало главным образом из фронтовых и армейских запасов. От Советского правительства в качестве яервой помощи в Берлин было направлено 96 тысяч тонн зерна, 60 тысяч тонн картофеля, до 50 тысяч голов скота, сахар, жиры и другие продукты. Все эти чрезвычайные и срочные меры предотвратили угрозу голода немецкого населения.

Политические настроения немцев в ту пору были сложные. А население еще не полностью освободилось от черного наследства гитлеризма. В квартирах, где мне и комендантским работникам доводилось бывать по делам службы, почти не встречались произведения Гете, Гейне, Канта, Гегеля, зато «Майн кампф» — очень часто… Однако нас радовал рост антифашистских сил.

В те майские дни вышли из концентрационных лагерей, вернулись из эмиграции немецкие антифашисты. Еще раньше, 30 апреля 1945 года в город прибыла группа уполномоченных Центрального Комитета КПГ во главе с Вальтером Ульбрихтом. Энергия и организаторские способности Ульбрихта восхищали работников инспекторской группы и активистов «Первого часа». В тесном сотрудничестве с демократами и коммунистами районные и участковые коменданты Берлина приступили к созданию временных местных административных органов. 28 апреля, когда в центре города еще бушевали бои, в районах Карлсхорст, Кёпеник, Целендорф, Мариендорф и Фридрихсхайн уже приступили к работе вновь созданные магистраты. К 29 апреля в районе Райникендорф было образовано в общей сложности десять местных администраций, деятельность которых объединял и направлял временный районный магистрат. Во всех районах города появились бургомистры. С каждым из них обстоятельно беседовали члены инспекторской группы.

17 мая был образован первый магистрат Большого Берлина во главе с беспартийным демократом Артуром Вернером. В него вошли коммунисты, социал-демократы, профсоюзные деятели. При его открытии Берзарин попросил слова. Его слушали внимательно. Он говорил о завтрашнем дне свободной демократической Германии.

В июне в Берлине уже действовали трамвайные и автобусные линии, водопровод и электростанции. Большую роль сыграла в первые дни и часы новой жизни Берлина электростанция Клингенберг, которую фашисты готовили к взрыву. Но ее спасли, рискуя жизнью, мужественные бойцы 230-й стрелковой дивизии во главе с командиром Героем Советского Союза полковником Д. К. Шишковым.

День за днем город возвращался к жизни.

Вскоре после создания инспекторской группы мы поставили охрану у знаменитой берлинской библиотеки, которую горожане в шутку называют «комод» за причудливо изогнутый фасад в стиле барокко.

Запомнилось совещание с работниками культуры 14 мая 1945 года, которое проводили генералы Н. Э. Берзарин, Ф. Е. Боков и члены инспекторской группы. На повестке дня стояли вопросы о создании при магистратах отделений культуры народных библиотек, о работе берлинского радио, деятельности театров и кино.

13 мая начало свои передачи берлинское радио. К середине июня в Берлине открылось 120 кинотеатров. По указанию коменданта Берлина и магистрата в середине мая возобновились школьные занятия в большинстве районов.

27 мая 1945 года, через двадцать пять дней после окончания боев, в театре «Ренессанс» был показан спектакль «Похищение сабинянок» Шентана. Чуть раньше с успехом прошли концерты оркестра городской оперы и Берлинской филармонии. 8 августа 1945 года был создан «Культурбунд» — культурный союз демократического объединения Германии.

В дни празднования 25-й годовщины образования Германской Демократической Республики в числе делегации ветеранов Великой Отечественной войны мне довелось побывать в ГДР. ГДР — современное социалистическое немецкое государство, которому принадлежит будущее. На торжественном заседании, посвященном 25-летию образования ГДР, товарищ Эрих Хонеккер отметил: «Лучше, чем когда-либо, теперь понимают, что образование Германской Демократической Республики означало поворотный пункт в истории немецкого народа и всей Европы».

Нас радовали успехи ГДР, нас трогало братское отношение к нам, ветеранам Великой Отечественной войны, со стороны немецких трудящихся. С удовлетворением мы узнали, что легендарную 5-ю ударную и сегодня чтут в ГДР как освободительницу.

М. ДЬЕУР, заведующий отделом ЦК КП Молдавии ОСВОБОДИТЕЛИ НАВСЕГДА ОСТАЮТСЯ В ПАМЯТИ НАРОДНОЙ

В истории человечества есть события и даты, значимость которых настолько велика, что народы всегда о них помнят и по достоинству отмечают их. Как Великая Октябрьская социалистическая революция и по своему характеру, и по своим историческим последствиям занимает среди всех знаменательных дат особое место, ее значение неподвластно времени, так и победа советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 года является непреходящим всемирно-историческим событием.

В годы Великой Отечественной войны, явившейся для нашей страны тягчайшим испытанием, советский народ под руководством Коммунистической партии, проявляя исключительное мужество и массовый героизм, совершил беспримерный подвиг во имя социализма, отстоял его завоевания и вышел победителем в жесточайшей борьбе с гитлеровским фашизмом.

Ушли в прошлое грозные военные годы, давно мирными нивами запаханы траншеи и окопы, зарубцевались раны и притупилась боль, принесенные войной миллионам людей, но с каждым годом все ярче и величественнее встает перед «нами бессмертная и героическая эпопея Великой Отечественной войны.

В благодарной памяти молдавского народа, жителей столицы республики навсегда сохранятся героические подвиги освободителей-красноармейцев и среди них бойцов и командиров 5-й ударной армии, которая в 1944 году участвовала в освобождении Молдавии, вела активные боевые действия по окружению и ликвидации ясско-кишиневской группировки войск противника.

Несмотря на сильное сопротивление врага, который цеплялся за каждый дом, доблестные воины этой армии квартал за кварталом, улицу за улицей освобождали Кишинев и к исходу дня 24 августа 1944 года столица Молдавии была полностью освобождена от фашистов.

Трудно словами передать, как тепло и хлебосольно грудящиеся столицы республики встречали своих освободителей. После ликвидации ясско-кишиневской группировки фашистских войск в Кишиневе состоялись торжества по случаю освобождения от оккупантов. На главной площади города (ныне площадь Победы) состоялись митинг и парад войск 5-й ударной армии. На этом митинге с пламенной речью выступил командующий армией, прославленный генерал Н. Э. Берзарин, который от имени воинов армии горячо поздравил жителей столипы с праздником освобождения. Участники митинга с большим восторгом восприняли сообщение о том, что в числе первых ворвался в город и водрузил знамя свободы батальон капитана Алексея Ильича Бельского.

Выступившие на митинге руководители республики и представители трудящихся горячо благодарили воинов за освобождение. В принятой резолюции участники митинга от имени всех трудящихся поклялись всю свою искреннюю и безграничную любовь к Советской Родине и ненависть к врагу воплотить в конкретные дела, развернуть борьбу за скорейшее восстановление народного хозяйства и оказать максимальную помощь Красной Армии в разгроме фашистов.

С особой радостью и гордостью восприняли трудящиеся столицы республики приказ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина о предстоящем салюте в честь освобождения Кишинева и о представлении наиболее отличившихся частей и соединений к присвоению почетного наименования «Кишиневские». Вместе с тем мы понимали, что такая честь ко многому обязывает, особенно руководящие органы и трудовые коллективы города Кишинева.

Дружба местного населения с воинами 5-й ударной армии завязалась еще на берегах Днестра, когда соединения армии стояли в обороне и готовились к штурму укреплений противника на подступах к Кишиневу, но более прочные связи сложились после освобождения республики и ее столицы.

Благодарные трудящиеся Молдавии не могли не интересоваться боевой жизнью воинов-освободителей, их нуждами и заботами, тем более, что в составе 5-й ударной армии, как и в других армиях, освобождавших территорию Молдавии, было много жителей нашей республики, которые прошли славный боевой путь от Днестра до Берлина, участвуя в освобождении стран Европы от фашизма. Только в 1944 году из Молдавии было призвано в Красную Армию более 240 тысяч человек.

Началась широкая и разносторонняя переписка жителей Молдавии со своими освободителями. Представители городов и районов, трудовых коллективов посещают части и соединения, направляют воинам в качестве подарков фрукты, бытовые вещи, табачные изделия. В ответ воины частей и соединений присылают трудящимся республики приветственные письма, благодарят за радушные встречи при освобождении, рассказывают о своих боевых делах, думах и чаяниях, призывают трудовые коллективы Молдавии быстрее восстанавливать разрушенное оккупантами народное хозяйство.

Вот что писали в письме с фронта воины-освободители 89-й гвардейской стрелковой дивизии: «Воины-гвардейцы — освободители Молдавской ССР и ее столицы Кишинева, — готовые к решительному удару по раненому фашистскому зверю непосредственно в самом его логове, шлют молдавскому народу свой горячий фронтовой привет. Мы никогда не забудем той ласки и заботы, с которыми встречали нас трудящиеся Молдавии… Поля Молдавии политы кровью лучших наших воинов. А дружба, скрепленная кровью, должна быть и будет вечной и нерушимой… Мы добьем гитлеровского зверя в его собственном логове. Вас же призываем быстрее восстанавливать разрушенное хозяйство, отдать все силы и средства делу скорейшего разгрома врага».

Письма с фронта приходили в руководящие органы республики, в печать, в трудовые коллективы, родными землякам. Поступали они от частей и соединений, политорганов, партийных и комсомольских организаций, от отдельных воинов.

Обращаясь через печать к своим землякам, воин Н. Туренко писал: «Накануне 27-й годовщины доблестной Красной Армии шлю труженикам Молдавии и своим землякам пламенный фронтовой привет и желаю скорее восстановить разрушенное немецко-румынскими оккупантами народное хозяйство. Фашистские захватчики разорили цветущий край. Много горя перенес наш советский народ. Пострадала и моя семья. Я с первых дней ушел на фронт, а жена — в партизанский отряд. В августе 1942 года мою Анну замучили фашистские палачи. Осталось трое маленьких детей. Нашлись добрые люди и сохранили моих ребят. Разве только моя семья пострадала от немецких бандитов? Таких семей тысячи. Мы отомстим за это разбойникам. Часто в перерывах между боями… мы вспоминаем цветущие сады, плодородные поля родной Молдавии. Мне с группой товарищей выпало большое счастье очищать от врага родные города и села… Дорогие земляки! Желаю вам быстрее залечить раны, нанесенные войной, и успешно выполнить первоочередную хозяйственную задачу — провезти в срок весенний сев.

С красноармейским приветом

Н. Туренко»

А вот еще одно письмо.

«Четвертый год я нахожусь на фронте Великой Отечественной войны. Раньше проживал в городе Кишиневе… Началась война, и я ушел на фронт. Очень хочется знать о восстановлении народного хозяйства любимой республики. Прошу писать обо всем интересном.

С фронтовым приветом

старшина В. Гойман».

Перед генеральным наступлением на логово фашизма— Берлин — бойцы-молдаване из соединений 5-й ударной армии обратились с письмом к своему народу, в котором писали: «Свободный молдавский народ, наши отцы и матери, сестры и братья, жены и дети! Примите от нас, бойцов великой победоносной Красной Армии, горячий боевой привет!

В эти дни, когда наша героическая Красная Армия ведет последнее решающее наступление на логово врага и война перенесена на территорию Германии, мы решили написать это письмо и рассказать вам о своих боевых делах. Плечом к плечу с сыновьями русских, украинских, белорусских, грузинских и других народов нашей великой Родины мы прошли сотни километров вперед от своих исходных позиций и уверенно, неустанно продолжаем этот славный путь.

Ничто нас не может остановить на полпути… Наступая на новые и новые рубежи, мы неуклонно идем к цели— на Берлин… Там мы раздавим людоедов и убийц.

Верные сыны великого русского народа и других народов Советского Союза не жалели своих сил и крови для освобождения нашей Советской Молдавии, и мы не будем жалеть ни сил, ни энергии, а если потребуется, и своей жизни для достижения окончательной победы над немецко-фашистскими захватчиками.

Много и много наших товарищей уже отличилось в боях с врагом. Мы, бойцы героической Красной Армии, даем клятву своему молдавскому народу, что и впредь с честью будем оправдывать ваше доверие. Будем храбрыми, отважными и бесстрашными в бою.

Отцы и матери, жены и дети, братья и сестры наши! В этих сражениях и вы принимаете горячее участие, хотя вы являетесь воинами трудового фронта. Вы своей созидательной работой помогаете нам скорее добить ненавистного врага…

…Поднимайте еще выше знамя социалистического соревнования, оказывайте еще большую помощь фронту, умножайте свой вклад в дело достижения полной победы над проклятым врагом…»

Письмо подписали: младший сержант В. Изюм, младший сержант Г. Хынку, рядовые: В. Морой, А. Опря, Т. Гавураш, В. Узун, В. Абдулей, С. Бестрейну, Я. Венчия, А. Бандалак, Г. Данич, И. Николенко, С. Роману, П. Архирий, Г. Мельник и другие.

Все эти письма и обращения воинов 5-й ударной армии публиковались в республиканской и местной печати, зачитывались на митингах и собраниях трудящихся, и это воодушевляло молдавский народ на борьбу за скорейщее восстановление народного хозяйства, вызывало новый прилив активности и стремления как можно больше сделать для оказания помощи Красной Армии в разгроме врага.

В то время мне довелось работать в аппарате ЦК Компартии Молдавии, потом секретарем ЦК комсомола республики, и я был свидетелем того огромного энтузиазма, с которым трудящиеся, молодежь воспринимали эти письма и обращения воинов-освободителей, составляли коллективные ответы, в которых рассказывали, как трудовые коллективы под руководством партийных организаций восстанавливают разрушенные оккупантами предприятия, хозяйства, сообщали о своем вкладе в дело обеспечения победы над врагом.

Большую работу проводил комсомол республики по мобилизации молодежи на восстановление разрушенных дорог и мостов, по которым непрерывным потоком двигался транспорт с грузами, необходимыми для фронта, по подготовке призывников к военной службе, оказанию помощи в жилищно-бытовом устройстве инвалидов войны, вернувшихся из госпиталей, а также семьям погибших воинов и фронтовиков. Молодежь взяла на себя заботу о раненых. Делегации комсомольцев посещали госпитали, собирали и отправляли раненым подарки. Многие райкомы комсомола за это получили благодарственные письма от начальников госпиталей.

Трудящиеся Молдавии правильно тогда поняли и восприняли призывы партии «Все для фронта!», «Все для победы!» и делали все возможное для усиления помощи фронту. На строительство танковой колонны «За Советскую Молдавию» трудящимися республики было внесено более 30 млн. рублей. В фонд Красной Армии было сдано много зерна, фруктов и другой продукции.

Готовясь к решающему штурму фашистского логова, Военный совет 5-й ударной армии обратился с письмом в Центральный Комитет Компартии Молдавии и правительство республики с просьбой прислать делегацию трудящихся Молдавии, которая перед генеральным наступлением на Берлин рассказала бы воинам армии, как восстанавливается жизнь в республике, как трудящиеся Молдавии помогают Красной Армии в быстрейшем разгроме фашистского зверя.

ЦК Компартии Молдавии и правительство утвердили состав делегации, в нее вошли: нарком Госконтроля МССР Полоз П. М., член Президиума Верховного Совета МССР, учительница Оника Р. Д. и автор этих строк. Нам было поручено выехать в 5-ю ударную армию для проведения работы по согласованной программе.

Делегация трудящихся Молдавии вылетела к своим освободителям 30 марта и возвратилась в Кишинев 18 мая 1945 года. Без преувеличения можно сказать, что за полтора месяца пребывания в частях и соединениях 5-й ударной молдавская делегация провела большую работу среди воинов. Мы побывали почти во всех частях и соединениях армии.

Особенно эффективными были встречи и беседы членов делегации с воинами перед генеральным наступлением на Берлин. В своих выступлениях на митингах и собраниях личного состава, на семинарах и слетах боевого актива, в беседах непосредственно в полках и батальонах мы рассказывали воинам о жизни трудящихся республики после освобождения, о той огромной помощи, которую оказывает Советской Молдавии партия и Советское правительство, братские союзные республики в восстановлении народного хозяйства, о вкладе, который вносит республика в достижение победы над врагом. Эти встречи с солдатами и офицерами непосредственно в прифронтовой полосе вызывали огромный подъем боевого духа воинов, они везде выливались в демонстрацию монолитного единства фронта и тыла.

Делегация трудящихся Молдавии находилась в частях и соединениях армии и в ходе наступления на Берлин. В передышках между боями мы беседовали с бойцами, что в известной степени воодушевляло воинов на ратные подвиги.

День Победы наша делегация праздновала вместе с воинами армии в Берлине. В оставшиеся дни до отъезда в Кишинев мы посетили ряд военных госпиталей, говорили с ранеными солдатами и командирами, рассказывали им о жизни и труде молдавского народа по восстановлению народного хозяйства, заботе трудящихся о семьях фронтовиков.

В Берлине командарм Н. Э. Берзарин представил нас Маршалу Советского Союза Г. К. Жукову и члену Государственного комитета обороны А. И. Микояну. Георгий Константинович и Анастас Иванович были приятно поражены и одобрительно отозвались о нашем пребывании у своих освободителей.

Преисполненные гордостью за успешное выполнение поручения ЦК Компартии Молдавии и правительства республики и радостью, вызванной окончательной победой над германским фашизмом, тепло провожаемые Военным советом армии, мы отправились домой. Командование 5-й ударной армии через нашу делегацию направило Центральному Комитету партии и правительству республики приветственное письмо, в котором от имени воинов поблагодарило за направление делегации, поздравило тружеников республики с победой советского народа и его вооруженных сил над врагом, пожелало трудящимся Молдавии больших успехов в восстановлении хозяйства и культуры республики.

Вернувшись домой, мы рассказали землякам о боевых делах наших освободителей, о том, как воины 5-й ударной армии, преодолев ожесточенное сопротивление отборных фашистских войск, оборонявших Берлин, с честью выполнили свой долг перед страной, перед партией и народом, перед историей. Нам приходилось выступать перед рабочими коллективами, колхозниками, молодежью, перед студентами и школьниками. И нам было легко рассказывать о подвигах воинов 5-й ударной при взятии Берлина потому, что мы были очевидцами уличных боев в самом логове фашизма.

Великая Отечественная война окончилась. Как трудно досталась нам победа, какое мужество и массовый героизм проявили наши воины, особенно хорошо знают ветераны войны. Мне также пришлось участвовать в Сталинградской битве, в сражениях на Курской дуге, в боях за освобождение Украины, Молдавии. Мужество советских воинов, их стремление все сделать для приближения победы никогда не изгладятся из нашей памяти.

В боях за нашу Родину, в операциях по освобождению народов стран Юго-Восточной Европы от фашизма, в разгроме гитлеровских полчищ на Висле, Одере и в самом Берлине в составе 5-й ударной армии отличились и сыны молдавского народа: пулеметчики Т. Иванов, И. Монжес, рядовые: В. Урсу, Т. Морару, Г. Дойна, С. Побережнюк, В. Диордипа, Ф. Мамей, командир отделения А. Цуркан, наводчик орудия Г. Сорокин и многие другие, которые были удостоены высоких государственных наград. От Кавказа через Донбасс, южную Украину, Молдавию, Польшу прошел славный боевой путь и закончил его в Берлине майор запаса В. Н. Ермуратский, личная отвага которого отмечена многими боевыми орденами и медалями.

Советский народ отпраздновал долгожданную победу. Но взаимные связи трудящихся республики со своими освободителями не ослабли.

В конце мая 1945 года заседает Верховный Совет Молдавской ССР. Группа депутатов вносит предложение послать приветственную телеграмму воинам 5-й ударной армии — освободителям г. Кишинева и республики. Это предложение единодушно принимается депутатами Верховного Совета МССР, и в Берлин на имя командующего 5-й ударной армии Героя Советского Союза генерал-полковника Н. Э. Берзарина, члена Военного совета армии генерал-лейтенанта Ф. Е. Бокова и начальника политотдела армии генерал-майора Е. Е. Кощеева полетела телеграмма следующего содержания:

«Дорогие товарищи бойцы, офицеры и генералы N-ской армии! В день работы четвертой сессии Верховного Совета Молдавской ССР посылаем вам горячий привет и поздравляем вас с Великой Победой! В обстановке великого народного торжества по случаю победного завершения Отечественной войны Советского Союза против гитлеровских захватчиков избранники народа освобожденной вами от немецко-румынских оккупантов Советской Молдавии собрались сегодня на четвертую сессию Верховного Совета Молдавской ССР для обсуждения ряда важных вопросов, связанных с быстрейшим залечиванием ран, нанесенных немецко-фашистскими захватчиками нашей республике.

Дорогие товарищи! Трудящиеся Советской Молдавии гордятся тем, что в ваших рядах сражалось немало сынов молдавского народа, что на вашу долю выпало выполнение почетного задания… добить врага в его собственной берлоге и водрузить знамя победы над Берлином.

Дорогие товарищи победители! Молдавской народ после изгнания вами немецко-румынских полчищ из столицы Молдавии — Кишинева с большим подъемом взялся за восстановление разоренного фашистскими захватчиками народного хозяйства республики. Восстановили и пустили в ход Кишиневскую железную дорогу, десятки предприятий, наладили нормальную жизнь в городах…

Трудящееся крестьянство Молдавии добилось довоенного уровня посевных площадей. План весеннего сева в республике перевыполнен… сейчас на полях, садах и виноградниках республики идет напряженная работа по обеспечению обильного урожая в нынешнем году.

Всех этих побед мы добились потому, что нам оказывают огромную помощь ЦК ВКП(б), союзное правительство и великий русский народ в деле восстановления хозяйства и культуры республики, разрушенных немецко-румынскими оккупантами.

Товарищи бойцы, офицеры, генералы! Трудящиеся Советской Молдавии заверяют вас, что они и впредь будут работать с таким же напряжением, как и в дни войны во имя укрепления экономического и военного могущества любимой Родины, приложат все силы, чтобы скорее ликвидировать последствия оккупации.

Вам же, оставшимся далеко за пределами нашей Родины, на немецкой земле, желаем больших успехов в выполнении почетной задачи — обеспечить спокойный, свободный, мирный труд советских людей…

Председатель Верховного Совета

Молдавской ССР

Н. Сологор»

Это приветствие было разослано и зачитано во всех частях и соединениях армии и воспринято воинами-освободителями с радостью и большим воодушевлением.

В ответной телеграмме командарма Берзарина, члена Военного совета армии Бакова и начальника политотдела армии Кощеева на имя руководителей республики и депутатов Верховного Совета МССР говорилось:

«…Товарищи! Вы собрались решать важные вопросы хозяйственной, политической и культурной жизни республики в дни величайшего торжества нашего великого советского народа, а вместе с ним и торжества всего прогрессивного человечества. Красная Армия победоносно завершила Великую Отечественную войну. Фашистская Германия полностью разгромлена и подписала акт о своей безоговорочной капитуляции.

В этой величайшей всемирно-исторической победе наша армия была активным участником разгрома немецко-фашистских полчищ… В героических боях за Берлин храбро сражались тысячи лучших сынов Советской Молдавии… Нашими победами мы обязаны… партии…, мобилизовавшей советский народ на героическую борьбу с фашистскими захватчиками. Теперь на нашу долю выпала почетная задача… наводить порядок и добивать оставшихся и притаившихся фашистских зверей… Заверяем вас, дорогие товарищи, что мы с честью выполним и эту почетную и ответственную задачу…»

Далее в ответном приветствии сообщалось: «…Бойцы, офицеры и генералы нашей армии повседневно следят и интересуются вопросами хозяйственной и культурной жизни Молдавии, разрушенной и истерзанной немецко-фашистскими грабителями… Велики ваши успехи в выполнении государственных заданий… Это нас радует, как и великие успехи всей нашей любимой Родины…»

Начался период мирного созидательного труда советского народа. К мирной жизни вернулись миллионы воинов, овеянных славой победоносных битв за свободу и независимость социалистической Родины. Возвратились в родные города и села, включились в созидательный труд и сотни тысяч сынов Молдавии. Народное хозяйство республики, как и всей страны, ощущало недостаток рабочих рук, специалистов различных профессий, и демобилизованные воины быстро находили применение своим мирным профессиям.

Примечательно, что многие бойцы и командиры частей и соединений 5-й ударной армии при демобилизации своим постоянным местом жительства и трудовой деятельности избрали Молдавию. Среди них начальник политотдела 32 стрелкового корпуса полковник запаса С П. Дученко, начальник штаба 295 дивизии полковник запаса И. К. Свиридов, Герой Советского Союза полковник запаса А. И. Бельский, командир санитарного взвода 1373 стрелкового полка М. Б. Бакалинский, пулеметчик 416-й стрелковой дивизии В. И. Кутасевич и многие другие. При этом следует отметить, что большинство из них принимали и принимают активное участие в решении задач хозяйственного и социально-культурного строительства республики, проводят большую работу по военно-патриотическому воспитанию молодежи.

Трудящиеся под руководством партийных организаций быстрыми темпами восстанавливали народное хозяйство республики, залечивали раны войны. Были успехи, были и трудности. Но дни освобождения республики, городов и районов, День Победы — 9 мая всегда отмечались и отмечаются как праздники всех праздников. И в будни, и в дни торжеств молдавский народ никогда не забывает своих освободителей. В послевоенные годы на территории республики воздвигнуто около 700 памятников и 165 мемориальных досок в честь воинов-освободителей, частей и соединений, воевавших в Молдавии. Одна из улиц в г. Кишиневе названа именем командарма Берзарина, другая — именем Бельского, а один из переулков носит имя Шорина — бывшего заместителя командира дивизии. Командиру 32-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии Герою Советского Союза генерал-полковнику запаса Д. С. Жеребину, командиру батальона 89-й гвардейской стрелковой дивизии полковнику запаса Герою Советского Союза А. И. Бельскому, командиру 1038-го стрелкового полка 295-й стрелковой дивизии полковнику запаса В. Н. Любко и бывшему командиру взвода дивизионной разведки Герою Советского Союза лейтенанту В. К. Бойченко присвоено звание почетного гражданина г. Кишинева.

Ежегодно 9 мая в Молдавию съезжаются участники освобождения республики, делегации частей, носящих почетное наименование «Кишиневские». Трудящиеся республики всегда, как родных братьев, встречают ветеранов 5-й ударной армии, делятся с ними своими успехами в мирном труде, с затаенным дыханием слушают их рассказы и воспоминания о подвигах военных лет. Ветераны войны в свою очередь выражают искреннюю благодарность за теплый прием, восторгаются достижениями республики.

Вот, например, что писал руководству республики председатель Совета ветеранов 5-й ударной армии, бывший член Военного совета этой армии генерал-лейтенант Федор Ефимович Боков:

«Дорогие товарищи! Мы, ветераны 5-й ударной армии, глубоко благодарны вам за приглашение на праздник по случаю освобождения от фашистских оккупантов Советской Молдавии и ее столицы — Кишинева. Мы благодарны за сердечный прием. Низкий поклон за это всему молдавскому народу. Мы рады, что Молдавия достигла такого бурного расцвета за четверть века, прошедшие после освобождения. Вместе с трудящимися республики мы с глубочайшей радостью приняли участие в праздновании 25-летия освобождения Молдавии и ее столицы — Кишинева.

Ветераны Великой Отечественной войны и впредь рука об руку будут идти вместе с трудящимися Молдавской ССР вперед к коммунизму! Сердечное спасибо вам, кишиневцам, и всему народу молдавскому!»

Большие группы ветеранов — участников освобождения республики — были приглашены и принимали участие в праздновании 500-летнего юбилея Кишинева, 50-летия Молдавской ССР и Компартии Молдавии, а также 30-летия освобождения Молдавии от немецко-фашистских захватчиков.

Все это — проявление сердечной благодарности молдавского народа воинам-освободителям, любви к нашей народной армии-победительнице, нерасторжимого единства братских народов нашей великой Родины!

Почти 40 лет наш народ живет в мире, занят созидательным трудом. Со временем следы войны затягиваются, как раны. Но подобно ранам, иногда они напоминают о себе болью. Это боль памяти. Наши сердца кровью обливаются, когда мы вспоминаем, сколько прекрасных людей отдали свои жизни ради мира на земле. Но отважные герои не умирают. Они продолжают жить в наших сердцах, в сердцах всех людей, которые знают, чем обязаны павшим и чтут их светлую память.

Примечания

1

Фриснер Г. Проигранные сражения. М., Воениздат, 1966, с. 223.

(обратно)

2

Заместитель командующего 5-й ударной армией.

(обратно)

3

Впоследствии останки из братской могилы в парке А. С. Пушкина были перезахоронены на Воинском мемориале.

(обратно)

4

Название немецкого пулемёта, устанавливающегося на треногу.

(обратно)

5

Г. К. Жуков. Воспоминания и размышления. Том. 2. М: АПН, 1975, с. 335.

(обратно)

6

А. В. Никулина — инструктор политотдела корпуса.

(обратно)

7

Жуков Г. К… Воспоминания и размышления. М. АПН, 1974, т. 2, с. 366–367.

(обратно)

8

Боков Ф. Е. Весна Победы. М., 1979, с. 297.

(обратно)

Оглавление

ДОРОГОЙ ЧИТАТЕЛЬ!

И. СВИРИДОВ, полковник в отставке, бывший начальник штаба 295-й стрелковой дивизии НАШ КОМАНДАРМ

Ф. БОКОВ, генерал-лейтенант в отставке, бывший член Военного совета 5-й ударной армии ПЯТАЯ УДАРНАЯ В БОЯХ ЗА МОЛДАВИЮ

Д. ЖЕРЕБИН, Герой Советского Союза, Почетный гражданин Кишинева, генерал-полковник в отставке ПОЛКИ НАЗВАЛИ «КИШИНЕВСКИМИ»

Ю. МАРЧУК, зав. отделом Государственного историко-краеведческого музея МССР КОМКОР ФИРСОВ

И. АРТАМОНОВ, полковник в отставке, бывший начальник политотдела 60-й гвардейской стрелковой дивизии ПАВЛОГРАДЦЫ В БОЯХ ЗА КИШИНЕВ

А. БЕЛЬСКИЙ, Герой Советского Союза, Почетный гражданин Кишинева, полковник в отставке, бывший командир батальона 273-го гвардейского стрелкового полка КРАСНЫЙ ФЛАГ НАД КИШИНЕВОМ

Д. ЧИБИСОВ, член совета ветеранов 94-й гвардейской стрелковой дивизии БОЕВАЯ ХРОНИКА ОДНОЙ ДИВИЗИИ

Г. ЛЕНЕВ, Герой Советского Союза, генерал-лейтенант, бывший командир 902-го стрелкового полка 248-й сд НАШ 902-Й В БОЯХ ЗА МОЛДАВИЮ И БЕРЛИН

В. ЕРМУРАТСКИЙ, майор в отставке, профессор, доктор философских наук И СЛОВОМ, И ЛИЧНЫМ ПРИМЕРОМ

ДВА ДНЯ ВОЙНЫ В БЕРЛИНЕ

Ю. МАРЧУК, зав. отделом Государственного историко-краеведческого музея Молдавской ССР ИСТОРИЯ ОДНОГО ПОИСКА

В. ВИХРЕНКО, полковник запаса, бывший заместитель редактора дивизионной газеты «Боевое знамя» ВЫСОКИЕ ПОЛНОМОЧИЯ

М. ЖУКОВ, подполковник запаса ОНИ ОСВОБОЖДАЛИ МОЛДАВИЮ, ОНИ ШТУРМОВАЛИ БЕРЛИН

М. БАКАЛИНСКИЙ, капитан медицинской службы в отставке, бывший командир санвзвода 1373-го стрелкового Краснознаменного полка 416-й стрелковой дивизии О ДРУЗЬЯХ, ТОВАРИЩАХ…

В. КУРКАЦИШВИЛИ, полковник в отставке, бывший командир 1368-го полка 416-й стрелковой дивизии БОРЬБА ЗА ПЛАЦДАРМ

И. РОСЛЫЙ, генерал-лейтенант в отставке; Герой Советского Союза, бывший командир 9-го стрелкового корпуса КРУШЕНИЕ ГИТЛЕРОВСКОЙ ЦИТАДЕЛИ

А. БАБЕНКО, майор запаса, быв. заместитель редактора газеты «Советский боец» 5-й ударной армии «ДОМОЙ ЧЕРЕЗ РЕЙХСТАГ…»

И. МАЛЫШЕВ, полковник, доктор философских наук, профессор ОСВОБОДИТЕЛИ

М. ДЬЕУР, заведующий отделом ЦК КП Молдавии ОСВОБОДИТЕЛИ НАВСЕГДА ОСТАЮТСЯ В ПАМЯТИ НАРОДНОЙ

*** Примечания ***