Жёсткая посадка [Дмитрий Спиридонов] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Дмитрий Спиридонов Жёсткая посадка

— Буэнос ночес, мои страстные подписчики! Хола, мои розовенькие, голубенькие, чёрненькие, любые! Возрадуйтесь, с вами снова Сесилия Свит, задница которой затмевает солнце, а в груди не затухает огонь сексуальных желаний! Сесилия — королева самонасилия. С вами мой канал «Жёсткая посадка»!

На экране — постель размером чуть меньше вертолётной площадки, окружённая видеокамерами и подсвеченная с четырёх сторон. Среди подушек развалилась полнотелая дева в красных чулках, латексных розовых шортиках и розовом топе в обтяжку. Поверх чулок по ногам текут тонкие колготки телесного цвета, нейлон нестерпимо сверкает под прожекторами, будто смазанный ореховым маслом.

Опершись на локоть, латексно-розовая дева чмокает в бок высокий запотевший стакан, на край которого нанизан ломтик апельсина. Подмигнув в объектив, высовывает язычок, медленно, со вкусом облизывает влагу со стекла. Капли стекают ей на подбородок. Яркие светлые волосы Сесилии распущены до плеч, в каскадную стрижку вплетены чёрные и красные алмазные нити. На шее звенит дизайнерское ожерелье с кулоном в форме дракона и стразами.

Шортики ведущей тоже не крупнее кулона, это скорее микро-трусики, чем шорты. Крохотная полоска латекса до отказа наполнена сливочной мякотью ягодиц и растянута как барабанная перепонка. Когда ведущая приподнимает ногу в красном чулке, ниже живота дерзко выделяется лобок, сквозь латекс проступают очертания главного источника женских удовольствий. Верхняя часть лица блондинки спрятана за полумаской, у неё нахальная голливудская улыбка в сорок четыре зуба, в прорезях для глаз заметны густые синие тени и накладные ресницы длиной с палец.

Не опуская стакана, девушка ложится, поворачивается на живот, кверху вздымается могучая задница, розовая полоска шорт напоминает экватор, опоясавший глобус. Сесилия поглаживает свои ягодицы, болтает в воздухе толстыми ножками в липком нейлоне. Когда женские икры соприкасаются, чулки и колготки издают интимный влажный шелест.

— Вы не поверите, вчера ночью я познакомилась с одним улётным мальчишкой из Гонконга… а Гонконг — это гораздо дальше Рязани, если кто не знает… Такой пафосный мальчик, ам-ням-ням! Ну как — мальчик? Ему пятьдесят один год, ха-ха-ха. Я сама большая и мальчиков люблю тоже больших, с большими причиндалами и толстыми банковскими книжками. Зовут этого гонконгского бубусика Маджан Шу, если я правильно разобрала, у него браконьерский бизнес в Южно-Китайском море. И этот Шу говорит мне: «Единственный анальный секс с русскими у меня был во время сделки по свежевыловленным крабам… и честно говоря, я так и не понял, кто кого отымел».

Расхохотавшись, красотка в розовом интимно берёт губами соломинку, с намёком всасывает её в себя, глубоко и жадно, со смаком отпивает напиток. Узенький топик, похожий на две человеческих ладони, с трудом сдерживает тяжёлую набухшую грудь размером с рюкзак, приподнятую невидимыми косточками.

Сквозь плёнку латекса тычками выделяются возбуждённые соски. На постели перед героиней разложены наручники, ремни, металлические зажимы, бухты верёвок, клёпаный садомазохистский ошейник. Не прерывая рассказа, ведущая с удовольствием перебирает в пальцах принадлежности для пыток, наслаждается звоном стали, посылает в камеру воздушные поцелуи.

— Ещё раз буэнос ночес, я обожаю вас, мои подписчики и зрители! Подписюнчики мои дорогие! Я обожаю всех, даже своих недоброжелателей, потому что такой шикарной киске как я, конечно, нельзя совсем без хейтеров. Знаю, сейчас они исходят желчью по ту сторону экрана и ненавидят меня всеми фибрами души, но оторваться не могут. Надо же посмотреть халявное порно, а потом влепить мне дизлайк и сказать своё «пф»? Им тоже интересно, чего сегодня вытворит над собой неотразимая Сесилия Свит на канале «Жёсткая посадка». Какого бреда наболтает на камеру, чтобы им было на ком сорвать зло, онанируя на мамочку через блютус?… Так вот, о чём это я говорила? Ой, я уже хочу ошейничек! Гав-гав! Я с детства пёрлась от намордников, цепей и других строгих предметов. Когда папа на Рублёвке держал двух скотч-терьеров, я постоянно норовила украсть у них ошейники и примерить на себя. Они очень точно отражают мою внутреннюю суть.

Блогерша в маске и блестящих розовых шортах грузно садится на постели, грациозно накидывает на себя ошейник, демонстрируя идеально выбритые подмышки, ловит застёжки на затылке, туго затягивает. Выбирает из-под кожаной сбруи попавшие в зазор золотые волосы, потом с громким щелчком спускает запорный механизм. Ремень плотно охватывает женскую шею, пышная блондинка делает волнообразное движение позвоночником, осторожно наклоняется, определяя, насколько ошейник ограничил её подвижность.

Рабский атрибут по периметру увешан никелированными кольцами и скобами, они лежат на груди и плечах Сесилии, словно бусы. Ведущая задумчиво дёргает за кольца, проверяя их на прочность. Ноготки с гламурным фиолетовым маникюром щекочут жирное бедро, ладонь игриво скользит между ног, латекс в промежности пенопластово скрипит, почти лопаясь на стиснутых гениталиях.

— М-м-м, ну и звук у этого костюмчика, мурашки по коже… Как вам новое ожерелье Сесилии, мои сладкие зрители? — блондинка намеренно грубо теребит себя за ошейник. — Сознайтесь, вам хоть раз в жизни хотелось придушить тупую спелую блондинку, правда? До хрипа, до пены, чтоб у неё глаза из орбит выпали? Вау, вижу, прямо сию секунду у меня добавилось ещё восемнадцать подписчиков! Ещё восемнадцать потенциальных душителей и потрошителей. Это заводит! Кстати, вам не приходилось летать на скорости под триста с обдолбавшимся отельеро из Казахстана? Я всегда думала, что казахи живут в каких-то жутких кибитках среди пустыни и передвигаются на двухдверных… то есть двугорбых верблюдах, а у них — опа! — даже отели есть. Чума, да? И в Лимасоле мы с этим богатеньким портье зажгли по-взрослому, нюхнули истинного драйва! Сейчас я всё расскажу, только покрепче свяжу себе ножки, чтоб не сбежать от смущения… По-вашему, мне лучше скрестить их? Тогда мои бёдра в чулках будут смотреться более выигрышно. Или сложить по-турецки? Или развести пошире и забросить на спинку кровати? Предлагайте, голосуйте, мои хорошие.

Сесилия секунду ждёт, затем расплывается в улыбке.

— Ого, мои верные поклонники снова просят сделать «лодочку»? Ну что ж, старая добрая «лодочка» — как раз то, что нужно для усмирения безбашенной стервы. Отлично! К чёрту этот коктейль, он уже слишком тёплый, пора браться за дело.

Подобрав с постели верёвки, дева в розовом делает скользящий узел, накидывает себе на лодыжки и ровно, виток к витку обвязывает нейлоновые ноги. Чувствуется, в этом деле Сесилия не новичок, узлы сами вырастают в её ловких пальчиках, верёвка ныряет между икр, проскальзывает слева и справа, вдоль и поперёк, надёжно соединяя нижние конечности. При этом ведущая канала ни на миг не забывает, что находится под прицелом видеокамер. Плавно колышет жаркими голыми плечами, часто поправляет лиф, и даже хаотично-небрежная причёска падает ей на лицо продуманно и мило, оттеняя округлости губ, щёк и подбородка.

— Так вот, этот казахский друг подцепил меня на вечеринке у сливок «Газпрома» в Лимасоле. Классная была вечерина, доложу я вам. Когда нас уже перестали вставлять спиды и бренди, мы полетели искать приключений на его «Бентли», знаете там магистраль между Декелией и Финикудесом? у этого казахского сорванца были до того стеклянные глаза, что подмывало кинуть в них дротиком: узнать, отскочит или нет? Никто не ездит по Кипру с такой скоростью, кроме русских шлюх и азиатских отельеро. «Бентли-купе» — довольно компактная тачка, наверное, дорожные камеры думали, что буря пронесла мимо них использованный чёрный презерватив. Едва я приготовилась отсосать командиру нашей торпеды, как он потерял управление и вынес отбойник, хорошо, что мы улетели не в Средиземное море, а напротив… Да, мы хряпнулись с дороги напротив Средиземного моря — можно так выразиться? Больше я ничего не помню, но подушки безопасности сработали вовремя. Кстати, они были похожи на мои сиськи. Великолепные, белые воздушные шары, но в отличие от них мои сиськи натуральные, а не силиконовые. Меня так сплющило и сжало на сиденье, что я испытала лучший оргазм за три дня пьянства! В общем, казах мне понравился и меч между ног у него был недурён, хотя не думаю, что его отели тянут хотя бы на четыре звезды.

Приподняв бюст, Сесилия сочно целует его, язык оставляет на белоснежной коже влажные следы и отпечатки кислотно-лиловой помады.

— Мои подушечки, буферушечки мои славные! Пока я болтаю и связываю себя, вам любопытно, чем пахнут мои мокрые розовые трусики? А? Вижу, что любопытно, вы жаждете от Сесилии самых грязных и откровенных подробностей! Я знаю, чем пахну, но пока не скажу. Пишите догадки в комментариях, только — чур! — поменьше мата, я же порядочная леди.

Управившись с лодыжками, Сесилия с той же тщательностью обвязывает себя под коленями. Её колени похожи на пушечные ядра, сквозь красный нейлон сверкает молодая нежная кожа. Верёвки туго впиваются в мышцы, ведущая с усилием проталкивает петли между колен, добиваясь, чтобы в вязке не оставалось ни слабинки. Заправляет концы верёвки внутрь кокона, водит связанными ногами туда-сюда, любуясь проделанной работой. Теперь ноги ведущей напоминают два упакованных свиных окорока. Путы глубоко врезаются в тело, не давая женщине раздвинуть колен.

— Мне часто задают вопрос: Сесилия — настоящее имя или нет? Разумеется, нет. На самом деле по британскому паспорту меня зовут Се-К-силия, только я ничего не говорила, иначе папа расстроится, что я спалила семейную тайну. Ещё подписчики, мои обожатели, очень волнуются, почему я связываю себя сама, неужели некому помочь?… Особо отмороженные даже предлагают свои услуги. Ха-ха-ха, милашки, вставайте в очередь, мои шёлковые! Сколько народу хочет помучить Сесилию Свит? Помученькать её, помучкать, помучучечкать… Ого, счётчик перевалил за два миллиона желающих, пора устраивать кастинг самцов. По правде сказать, открывая канал, я думала взять в ассистенты дежурного бойфренда, чтобы на радость вам он крутил меня, порол и дрючил как сидорову козу. Например, есть у меня один зажиточный немец Дитрих, фамилия которого абсолютно непроизносима — какой-то блымц-шванц-ддрцхель. По звуку это похоже на худший хит «Сепультуры» Он рулит фирмой, специализируется на супер-пупер-технологиях, любит заковывать меня в наручники и макать в бассейн, пока я не кончаю от страха и недостатка кислорода. Да, зайчик Дитрих с хэви-металлической фамилией всерьёз мечтает меня утопить и сэкономить уйму денег, поскольку боши патологически меркантильны, а я за каждую совместную ночь беру с него десять тысяч евро и ещё пять сверху — за купание в наручниках. В общем, этот немец знает своё дело и я хотела взять его в помощники, но потом подумала: зачем делиться славой с колбасником? канал мой, и вести его в ближайшее время я буду одна, вот такая я пошлая эгоистка. Неужели сама не справлюсь?

***

Рассуждая сама с собой, Сесилия сооружает третью вязку — обвивает свои упругие ляжки узлами выше колен, продевает, продёргивает, усердно помогает себе зубами, словно собака, грызущая хрящ. Иногда она подбодряет себя сочным шлепком по латексной ягодице, гладит прозрачные колготки, пробегается рукой по бюсту, обводит проступающие головки сосков. Её тело, покрытое потом, капроном и латексом, отсвечивает словно полированное.

— Это называется «вязка-троечка», вам нравится? По-моему, крепче не бывает. Признаться, меня уже чуть-чуть штормит от возбуждения и тесных скрипучих трусов. Вон как выперло мои соски — того и гляди, улетят из гнезда. На них, на эти торчащие гвоздики сейчас можно смело вешать шубу. Спасибочки, что смотрите мою «Жёсткую посадку», отдельный респект за донаты, хотя завтра кое-кому из вас наверняка рано вставать и пилить на работку. Бедные мои, бедные! Я вам реально сочувствую, сама-то я ни дня в жизни не работала. Мне нравится, что вы наблюдаете за мной, мои мальчишки и девчонки! Да, к девочкам я тоже отношусь положительно. Когда я училась в Швейцарии, со мной в пансионе жила француженка Этьена, худая как богомол, но страшно активная, просто ураган! Она называла меня русской плюшкой… Пожалуй, настало время связывать сиськи?

Улыбаясь, Сесилия распутывает очередной клубок верёвки, складывает вдвое, накидывает себе на плечи и туго обвязывает полуобнажённые груди в розовом латексе. Безжалостно стягивает верёвкой свои огромные полушария, заставляя их вздуваться и отвердевать, как переполненные резиновые грелки. Соски выпирают сигнальными кнопками, кожа в вырезе лифа начинает приобретать синюшный оттенок от прилива крови. Сесилия закручивает последний узел между вздутых грудей, с силой стягивает верёвочный корсет, петли закусывают ей подмышки, стискивают бюст будто кандалы. Конец верёвки девушка привязывает к ошейнику, полузадушенные груди вздёргиваются ей до ключиц и достигают каменной твёрдости.

— Ещё капельку туже… о-о, какие мурашки побежали! Мои сиськи сейчас зазвенят или лопнут, и из них польётся томатный сок!..

Встав на связанные колени, Сесилия застёгивает на крупной талии ремень с кольцами и заклёпками. Для этого ей приходится выдохнуть и втянуть живот. Пониже пупка щёлкают стальные пряжки. Опутанная верёвками грудь уже не колышется, она подвешена к ошейнику, зафиксирована и сдавлена обвязкой, налилась тяжестью, словно спайка из двух огромных свинцовых чушек. Латексный розовый бюстгальтер чуть сполз, оттуда выглядывают околососковые кружки, похожие на бледно-коричневые отпечатки чайных чашек.

Продев верёвку в кольцо на животе, ведущая вяжет на ней три узла подряд, пропускает между связанных ног и продёргивает в поясное кольцо сзади с тем расчётом, чтобы узлы впились точно в интимное место. Усиленное давление на половые органы заставляет мазохистку учащённо дышать и морщиться, белый шнур впивается в лобок, облитый крошечными шортиками, деформирует и сминает женские гениталии под розовым латексом.

— Впереди самое сладкое, мои виртуальные глазастики! Сесилия Свит запихала верёвку себе в попку. О-о-о, как там тесно и великолепно… Если бы вы только слышали! От меня несёт голодной волчицей, кедровым парфюмом, подпорченным сыром и отходящей после матча хоккеисткой, вот чем! Я сама почти задыхаюсь от этого букета!

Обвязав себе пах, Сесилия неловко отгибается назад и привязывает конец поясного шнура к верёвке на лодыжках. Справившись с этой нелёгкой задачей, она на пробу водит полным тазом, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Верёвка теперь не позволяет выпрямить связанные ноги — при любой попытке уздечка моментально причинит боль между ляжек. Петля, продетая в ремень на поясе и уходящая к ногам, развалила пополам обтянутый розовый зад толстой блогерши, пробороздила женское устье, глубоко вонзилась в жировой слой на животе. Удовлетворённая собой, со стянутой грудью, промежностью и ногами, Сесилия падает на постель лицом вниз и выбирает себе кляп.

— Какой сегодня взять? Жёлтенький, чёрный или белый, как вы думаете, мои милые почитатели и ненавистники?… Возьму, пожалуй, белый.

Лежащая Сесилия разбирает ремешки белого овального кляпа, убирает за уши платиновые волосы, поправляет чёрную маску и вытирает яркие губы кружевным платочком. Обмотанная верёвками от щиколоток по самые подмышки, она может владеть только руками. Кулон с драконом дрожит на напряжённой, туго связанной груди.

— Хочется о многом потрепаться, мои мальчики и девочки, но настала пора пожелать вам буэнос ночес, потому что сейчас я заткну себе рот и надену наручники за спину. С кляпом во рту я неважная собеседница, зато вы сколько угодно можете любоваться, как я мычу от боли и счастья. В следующем выпуске я подробно опишу свои ощущения. Я хочу страдать! Ближайшие пятнадцать минут мы будем просто молча смотреть друг на друга, дорогие мои подписюнчики. Разогревайте свои причиндалы, готовьтесь возбуждаться и кончать, если ещё не сделали этого! Людям иногда не нужны лишние слова. Надеюсь, посмотрев на связанную и гадкую Сесилию Свит, вы немножко отдохнули от своих фригидных законных и не очень законных подружек, которые вас отродясь ничем не баловали, кроме примитивного перепихона по-собачьи. Я знаю, что большинство посредственных баб ждут от мужиков романтических баллад, круизов, халявного бабла и миллиона алых роз, а сами не в состоянии хотя бы подмыться перед сношением или надеть чистые трусы. Мне жалко это второсортное отребье. Спокойной ночи, мои маленькие! Я вас всех люблю!

Смазав слюной белый кляп, ведущая вводит его себе в рот. Пластиковый овал туго раздувает ей щёки, растягивает уголки губ. Сесилия подмигивает из-под маски, урчит, показывает камере большой палец. Стягивает застёжки на подбородке, закладывает ремни на затылок, соединяет какие-то карабины. Намордник становится невозможно выплюнуть. С заткнутым ртом выражение лица у ведущей беззащитное и немного комичное.

Неразборчиво мыча, розово-латексная Сесилия привстаёт на локте, извернувшись в талии, набрасывает цепочку на связанные лодыжки в красных чулках и капроновых колготках. В руках у неё остаются два конца цепи. Выгнув спину назад, ведущая наощупь пристёгивает один конец к застёжкам кляпа на затылке. С помощью маленького замочка прикрепляет наручники к другому концу цепи. Оборачивает левое запястье стальным браслетом, заводит обе руки за спину и со второй или третьей попытки ухитряется застегнуть браслет на правой кисти.

Все запорные устройства сомкнуты. Пышная блогерша в маске и розовом латексе дёргает ногами, руками, шевелит задом, показывая зрителю, что поза «лодочка» удалась. Её кисти скованы сзади, ноги притянуты к рукам, голова с кляпом и ошейником запрокинута — цепочка между кляпом и лодыжками не позволяет опустить лицо. Промежность девушки тоже связана с лодыжками, груди стянуты верёвкой.

Оказавшись в капкане, Сесилия безрезультатно возится в смятой постели, гремя кандалами и издавая глухие звуки, в них смешались боль, отчаяние и сексуальное наслаждение. Верёвки трутся между блестящих розовых бёдер, латекс визжит от скольжения, вязка на груди безжалостно терзает побагровевший бюст с оттопыренными сосками. Изредка пленница неуклюже ловит цепь скованными руками, ощупывает замки на запястьях, пробует дотянуться до узлов на ногах, но неудобная поза и задранная назад голова не позволяют ей предпринять сколько-нибудь решительных действий, и ключа от наручников у неё тоже нет.

Загнавшая в ловушку сама себя, женщина в красных чулках и колготках обессиленно катается, изгибается среди подушек и раскиданных ремней, грызёт полиэтиленовый кляп, её сдобное тело соблазнительно вздрагивает, на шёлковое покрывало текут косметика, пот, слёзы. Из-под кляпа срываются клочья слюны. В течение пятнадцати минут камеры бесстрастно фиксируют её мучения, после чего экран затухает и возникает надпись:

«The end. До новых встреч на канале «Жёсткая посадка»!

***

Двое мужчин в спецовках идут от «Форда»-фургона к двухэтажному облупленному зданию, скрытому за неряшливой шеренгой тополей. Выбоины в дорожке неумело вымощены битым кирпичом, козырёк над крыльцом не мешало бы очистить от ржавчины. Табличка у дверей извещает, что здесь находится городская библиотека № 8 имени Н.В.Гоголя. Сбоку на стекло наклеено объявление, отпечатанное на ксероксе: «Извините, у нас ремонт».

— Мы на пороге храма знаний! — скуластый мужчина в джинсовой кепке задумчиво пинает одуванчик у ступеньки. — Русый, колись, когда в библиотеке в последний раз был?

— Ну ты спросил, Глюк… — напарник чуть рыхловатый, на шее порез от бритья. — А, вспомнил! В прошлый год на Адмиралке деловой центр шаманили! Ну, знаешь, где круговое движение возле зоопарка? Там тоже у них библиотечка в корпусе. Новые таблетки ставили, пакетники меняли.

— Так это по работе, — разочарованно говорит скуластый. — А по-настоящему, чтоб книжку почитать, прикоснуться к высшим материям?

— По-настоящему?… В школе, наверно, когда-то, сто лет назад. У меня Танька вроде записана, женские детективы домой таскает, а я-то чего там забыл? Пыль нюхать? Чо привязался, Глюк?

— Ликуй, неграмотный, — ухмыляется собеседник в кепке. — Мы вот-вот достигнем просветления.

— Ясен пень, как проводку им поменяем, так всё и просветлится.

Скуластый первым входит в мрачноватое помещение. За стойкой абонемента сидит полная женщина. Вошедшим видна её мальчишечья тёмная стрижка и очки с сильными линзами. Линзы дают искажение и кажется, что глаза библиотекаря смотрят в разные стороны.

— Здравствуйте. ООО «Спецэлектромонтаж» заказывали? У нас наряд на внутренние работы.

— Наконец-то свершилось! — приветливо отзывается женщина. — Здравствуйте, проходите! Нам надзорка третий год предписания строчит, а у города всё денег нет.

— Некоторые и дольше ждут, — рассудительно кивает Глюк в джинсовой кепке. — Как поликлиника, например.

Он тоже не бывал в библиотеке со школьных лет… хотя нет, во время учёбы в радиотехническом лицее захаживал — искал какой-то заковыристый справочник по мультимедийным системам. Наверное, все библиотеки одинаковы: пустота, гробовая тишь, беспомощно-оптимистичные стенды фотоконкурсов «Книга и я», «Самая читающая семья». Глухие ряды разноцветных корешков, растрёпанные обложки журналов и детских сказок, кирпичи-многотомники русских и западных классиков. И надо всем этим тускнеющим, никому не нужным обилием печатных слов и мыслей скромно властвуют дамы-библиотекари неопределённого возраста и затрапезной внешности.

— На библиотеки бабок нет, а на новую плитку перед мэрией почему-то каждый год хватает, — философски вставляет напарник Русый. Он оглядывает зал с эшелонами книжных стеллажей, автоматически отмечает розетки, выключатели, считает лампы на потолке. — Что у нас по смете?

— Электрика и пожарные извещатели, — женщина показывает какие-то бумаги. — Давайте знакомиться, меня зовут Екатерина.

— Руслан, — говорит Русый.

— Виктор, — представляется скуластый электрик. — Вы заведующая библиотекой?

— Нет, исполняю обязанности, — почему-то смущается полная библиотекарь. — Заведующая Нина Павловна в отпуске, а я — за всех. Раньше было целых четыре ставки, сейчас половину сократили.

— Оптимизация, — деловито сочувствует Русый. Обходит стойку, суёт нос во все углы. — Ну что ж, площадь у вас небольшая, к завтрему всё будет.

— Это не все помещения, — поправляет Екатерина. — Ещё есть книгохранилище и санузел.

— Я по схеме говорю, — отмахивается Русый. — Мы до этого торговый центр на Центральном электрифицировали — там точно убиться можно. Три этажа, лифты, эскалаторы, кинозал… Одних «клювов» — тыща с лишним. А тут восемьдесят погонных метров «лапши», десять извещателей и пятнадцать выходов.

— Кондиционер ещё есть.

— Я его посчитал. Розеткой больше, розеткой меньше. Делов на полтора дня. Вы нам акт выполненных работ подпишете?

— Конечно, я же врио! Специально вас жду, табличку повесила, компьютер вырубила и чайник вскипятила, пока вы свет не отключили. Чай будете? Есть конфеты, печенье.

— Не заработали ещё, — скуластый Виктор тоже профессионально созерцает набитый книгами зал, трогает ближайшую розетку.

— Ой, осторожно! — кричит Екатерина. — Она замыкает.

Розетка легко подаётся из стены вместе с шурупами, обнажаются пыльные почерневшие провода, из корпуса сыплются мусор и сухие насекомые — здесь всё болтается на соплях.

— У-у-у, бля! — Виктор сконфуженно прикрывает рот. — Тяжёлый случай. Извините, вырвалось.

— Для сведения — ваше восклицание в старославянском произошло от глагола «бл#дити», — смеётся Екатерина. — Это означало «ошибаться». На букву «б» священники величали тех, кто проповедовал ложные вероучения, отличные от канонической церкви. Слово было вполне легальным и к падшим женщинам не имело никакого отношения.

«Умная, сразу видно — при книжках живёт», — думает Виктор.

— Мало посетителей ходит, наверно? Интернет же у всех.

— Записано больше трёх тысяч, но «живых» всё меньше, — грустно сознаётся Катерина. — Грозят объединить нас с библиотекой на Крупской или вообще ликвидировать. Пока спасаемся тем, что интернетом охвачено не всё, плюс выезжаем на платных услугах — ксерокс, ламинирование.

— Не страшно вам в одиночестве сидеть? — Русый разрывает заводскую упаковку на коробке с дюбелями, пока Виктор примеривается с рулеткой к простенку — по схеме там предполагаются разъёмы для проектора и настенные светильники.

— Нет, грабители к нам не заходят. И живу я недалеко, через два дома.

— Компьютером и чайником пока пользуйтесь на здоровье, — Русый выкладывает на подоконник кусачки, изоленту, отвёртки. — Сегодня сеть пробросим, автоматик на вводе бахнем, а запитывать завтра будем. Нам сказали, материалы уже здесь?

— Вчера завезли по описи, — библиотекарь Екатерина простирает назад крупную нежную руку. — Провода, рубильники, пеналы всякие. Вам что-нибудь нужно?

— Вроде нет, — Виктор перебирает ворох кабелей, гофрированные рукава. — Инструментарий у нас при себе. Стремянка, дрели, плосканки, приборы. Екатерина… ой, как вас по отчеству?

— А оно обязательно нужно? — насмешливо спрашивают из-за стойки. — В миру я Денисовна, но лучше без церемоний.

Растерянный Виктор с мотком проводов на локте выпрямляется, внимательно смотрит на толстую библиотекаршу в сером свитере. Войдя с яркого света, он дал этой тётке лет сорок с хвостиком. Его ввели в заблуждение безразмерный свитерок, короткая стрижка и очки в уродливой оправе. Теперь он понимает, что полной Екатерине наверняка нет и двадцати пяти. Свежая кожа, доброжелательный взгляд, при улыбке во рту сверкают ровные белые зубы.

Присутствие молодой женщины, пусть это всего лишь пухлая и неяркая библиотекарша, заставляет Глюка машинально расправить плечи и немножко подосадовать на свою небритость и запущенную ротовую полость. У Русого вроде была мятная жвачка, надо стрельнуть пластиночку.

Библиотекарь Екатерина тоже досадует про себя, что оделась сегодня кое-как, даже не накрасилась, обалдуйка. Вообще-то в библиотеке номер восемь наряжаться не для кого, кто сюда ходит? Старушки-книголюбы, старички-пенсионеры старше шестидесяти, изредка забегают подростки — воспользоваться принтером или взять что-нибудь по школьной программе литературы. Знала же, что сегодня электрики придут, почему бы хоть глаза не подвести? Оба парня молоды и симпатичны, особенно высокий Витя в джинсовой кепке.

Потом высокий Виктор вдруг спохватывается, что слишком долго таращится на малознакомую Катерину Денисовну, снова нагибается к куче бухт и коробок.

— Мы вам тут намусорим немножко. Штукатурка у вас очень древняя… не сказать хуже.

— Чего вы хотите, здание хрущёвских времён. Не страшно, мы через неделю белить будем, а сегодня я подмету и вымою. Могу газеты постелить, если скажете где.

— Знаете, Катерина, как принимают экзамен у чукотских электриков?

— Не знаю, — удивляется женщина. — Как?

— Это шутка такая. Им задают задачу. Длина кабеля сорок пять метров, длина ящика — полтора метра. На сколько кусков надо нарезать кабель, чтобы он поместился в ящик?

Катерина сдвигает тёмные брови, думает.

— Ну, если делить математически, то на тридцать.

— Нет, — ухмыляется Виктор. — Его надо просто смотать в бухту. Кому на фиг нужен нарезанный кабель?

— Ага, подвох? Значит, я тоже чукотский электрик?

— Ерунда, профессиональный юмор. Русый, тащи стремянку!

***

— Полнота у женщин бывает разной, — философствует Русый, раскидывая проводку вдоль стены. — Ты «Жёсткую посадку» на Ю-тубе не видел?

— Нет, — Виктор зачищает изоляцию на концах. — Что за штука?

— Я тебе ссылку брошу. Короче, вроде бы ничего особенного. Канал ведёт какая-то богатенькая оторва, блондиночка. Зовёт себя Сесилией, но по ходу, такая же иностранка, как мы с тобой — смешарики. Вот это бабец, Глюк! Сиськи с мою жопу, а жопа с наш «Форд».

— И чего она делает? Поёт, танцует, раздевается?

— Нет. Она себя связывает.

— Связывает? Порнуха, что ли?

— Ну как сказать — порнуха? Не совсем. Скорее типа садо-мазо в одну харю, но до того завлекательно… сидит на кровати полуголая как Мадонна, кожа-латекс-чулочки, рассуждает о своей мажорской житухе и связывает себя перед камерой. Распятия себе делает, наручники-шмаручники, смачно так, а сама что-нибудь да чешет — бла-бла-бла.

Включив шуруповёрт, Виктор карабкается по стремянке.

— «Жёсткая посадка», говоришь? Ладно, как-нибудь гляну.

— Я по Винни-Пухам не очень, я поджарых люблю. Но сейчас все на бодипозитиве тронулись, и эта не комплексует. Кожаные трусики, нейлончик, маска, косметика. В целом тёлочка ништяк, я уже три выпуска себе скачал. Как покручу на сон грядущий эту сисястую — до того подопрёт, что свою Таньку бужу: дай да дай? А она ругается. Умеют себя подать эти шалавы с Рублёвки. Им что? Не работают, не пашут, только видики снимают…

— Тихо ты! — вдруг цыкает Виктор. — Распелся! Кинь отвёртку и клеммник-шестёрку.

Полная Катерина как раз плывёт мимо со стопкой газет и краем уха прислушивается к рассказу Русого, по губам бродит язвительная женская улыбка. Библиотекарша что-то забивает в компьютер, перекладывает прозрачные папки, даже подкрасила ресницы за искажающими очками. Когда Катерина идёт в дальний конец зала, Виктор обращает внимание на её ноги. Длинная хлопчатобумажная юбка свободно облегает широкие бёдра, из-под обреза подола выглядывают округлые икры в чёрных глянцевых колготках. Икры сверкают и перекатываются, словно женщину несут на себе две мощных цирковых афалины, вставших на хвосты.

«Интересно, как она весь день в колготках терпит? Ничего себе не спарила кое-где?… Ах да, у них же кондёр стоит!»

Неожиданно Виктор пытается представить, как пахнет под юбкой молодая полная женщина, весь день ходившая в капроновых колготках, но внизу его отвлекает Русый — работа не ждёт. Виктор сердито фыркает шуруповёртом и шьёт к стене очередной пенал.

Вечером все трое выходят на крыльцо. Вытирая руки, женатый Руслан спешит к «Форду», холостой Виктор медлит, закуривает, наблюдая, как Катерина запирает дверь. Сквозь серый свитер женщины на спине волнорезом выделяются тугие застёжки лифчика. Фигура у Катерины добротная и бюст тоже впечатляющий. На груди уютно лежит кулончик в виде золотого дракона. Скорее, это имитация позолоты, догадывается Виктор. В драгоценностях он разбирается плохо, но понимает, что у рядовых библиотекарей нет средств на подлинные ювелирные изыски.

— Значит, завтра к восьми? — Виктор мнёт сигарету, нарочито мешкает, хотя Русый уже отчаянно семафорит из машины — напарник Глюк выйдет у развилки, а ему ещё отгонять казённого «Форда» в гараж за тридевять земель.

— А как прикажете! — библиотекарша громыхает связкой, прилаживает ключ к скважине. — Живу рядом, могу и в пять утра прийти.

— Телефончиком поделитесь на всякий случай? — отваживается Виктор. — Для решения производственных вопросов, мало ли…

Катерина будто ждала этого, протягивает листочек с номером. Глюк крепко сжимает бумажку и убирает поглубже в карман.

— Сейчас уже немодно просить телефоны, — говорит он, будто извиняясь. — Сейчас принято спрашивать: «где ты есть в соцсетях?» Я вот Вконтакте пасусь, если что. Горюнов моя фамилия. В армии меня дразнили Горем, на гражданке прозвали Глюк.

Катерина улыбается, показывая белоснежные великолепные зубки, ключи летят в сумочку.

— Моя фамилия Лишницкая и в детстве меня дразнили Лишай.

От Виктора не ускользает, что Катерина назвалась девичьей фамилией. Похоже, библиотечная девушка не замужем, и эта мысль ему нравится. Как и Русый, Виктор Глюк не питает горячей любви к крупным женщинам, к этим жиронакопителям, но если отбросить уродские очки и монашеский наряд, Катерина вызывает неподдельную симпатию.

Серые глаза отличницы, мягкая линия шеи, доверчивые губы. Очень дружелюбная и застенчивая девушка. В обеденный перерыв она сбегала домой и накормила электриков домашними блинами. Пир удался на славу, а сладкоежка Русый — тот вообще растаял.

Несомненно, работа в тихой библиотеке благотворно влияет на женщин. Пару месяцев назад у Виктора была подружка Софья. Софья сидела оператором в телефонной компании и для клиентов у неё был отработан ласковый отрепетированный голос, зато вне офиса… Вне офиса она превращалась в комок обнажённых нервов. Только вопли, только мат. Иногда Виктор специально звонил Софье на работу, чтобы послушать её нормальный голос. В ответ подруга злилась пуще прежнего.

От одежды Софьи после смены — даже от трусиков — разило капсульным кофе, табаком, жидким мылом и дикой необъезженной лошадью. Сейчас перед Виктором стоит библиотекарша Катя, от которой пахнет румяными блинами, карамельной помадой и типографской краской миллиона книг. И кажется, её глаза под сильными очками смотрят в разные стороны — один на Виктора, другой на вечернюю улицу.

— Екатерина Денисовна Лишницкая, — повторяет девушка в очках. — А аккаунтов в соцсетях у меня нет.

— Не может быть! Ни в одной?

— Нет, я только на библиотечном сайте, — Катерина лукаво щурит серые глаза. — Так и быть, завтра обещаю одеться поприличнее. И на обед будут пирожки с мясом.

«А ведь ничего девчонка, пускай и пышечка», — думает Виктор, когда тучная фигурка с крутыми икрами-афалинами исчезает за углом здания — Катерина уходит домой «прямушками».

***

Тем же вечером электрик Виктор, лёжа на диване с мобильником, заводит в адресную книжку номер Кати с бумажки.

«Как мы обозначим Екатерину Денисовну? Катя-пончик? Катя-Лишай? Нет, она не лишай, реально классная девчонка».

В графе для имени абонента он пишет «Катерина-библиотека». Потом вспоминает рассказ Русого о каком-то клёвом порнографическом канале. Как Русый его назвал? «Мягкая посадка»? «Жирная насадка»? Обещал же ссылку Витьке кинуть, да так и забыл, голова дырявая. О, точно! «Жёсткая посадка», вот.

Вскоре поисковик выдаёт нужную страницу и в смартфоне Виктора появляется заставка с колючей проволокой, подвешенной в наручниках женской фигурой и цензом «Внимание! Контент предназначен для возрастной категории 18+». Вдобавок выясняется, что канал платный.

— Давай кажи кино, я большой мальчик! — ворчит Виктор.

— Буэнос ночес, мои волшебные и сладкие! — щебечет с экрана полуголая блондинка в пурпурной маске. — Надеюсь, вы уже съели вечернюю порцию пельменей из «Пятёрочки», взялись за свои краники и готовы внимать Сесилии — королеве самонасилия? Я вас обожаю! Кстати, каковы вообще на вкус пельмени из «Пятёрочки»? Когда я вернусь из дальних странствий, обязательно сгоняю человечка за кетчупом и пельменями — надо же испробовать национальное блюдо своей родины. Мне кажется, дешёвые пельмени по вкусу похожи на член немытого метиса, ха-ха-ха! Был тут у меня на Мальдивах один метис…

Пустую болтовню пошловатой блондинки Виктор пропускает мимо ушей, зато смотрит не отрываясь. Ведущая сидит в постели размером чуть поменьше вертолётной площадки, подобрав под себя крепкие толстые ножки. На ней иллюзорно-просвечивающее платьице, колготки в сеточку и миниатюрные виниловые трусики. Ляжки в сетчатом капроне будто заштрихованы косым дождём. Перед Сесилией разбросаны наручники и ремни, в руках она держит чёрную туфельку и медленно всасывает в рот острый каблук, словно это половой орган метиса с Мальдив.

— …и тогда этот Панчо поспорил с друзьями на ящик текилы, что я сама доплачу ему за ночь, представляете? Ха-ха-ха, чтоб Сесилия сама платила мальчику за ночь? очаровательная наглость. Вообще я нечасто беру с самцов деньги, деньги у меня есть, но тут дело принципа. Иногда я вижу, что партнёр хочет дать мне денег, понимаете? Ему жизненно важно всучить мне денег ради самоутверждения. Он хочет думать, будто Сесилия ничем не лучше последней шлюхи, и тогда уснёт спокойно. Он настаивает, чтобы я взяла, и суёт мне свои проклятые евро. А что я? Ха-ха-ха, мои милые подписюнчики! Да, я беру их, зачем огорчать хорошего человека? Пусть думает, что я путос. Но беру я только один раз и больше не встречаюсь с этим человеком ни-ког-да. Ни при каких условиях. Так было, например, когда ко мне подкатил какой-то чувак из южноафриканской металлургической компании… Не пора ли, кстати, сотворить над собой что-нибудь жестокое? Не пытайтесь повторить это дома, мои мальчики и девочки…

«Кулончик в форме дракона? — думает Виктор. — Прикольно, у неё на шее такой же кулончик, как у Катерины из библиотеки».

Нет, разумеется, это не Катя. Это какая-то жирная белобрысая проститутка с волосами до плеч и огромными сиськами. Глаза блогерши блестят в глубине пурпурной полумаски, их цвет неразличим, но губы гораздо крупнее и наглее, чем у скромной Кати, и форма лица совсем иная, и уж голос точно не Катин. Сесилия вещает визгливым сопрано, с протяжным московским выговором, а голос Лишницкой гораздо ниже, бархатней и богаче обертонами.

Раздвинув сеточные ноги, Сесилия просовывает между бёдер целый пучок ремней с заклёпками. Прилаживает их к ляжкам, застёгивает, разглаживает, похабно хихикает… Озадаченный Виктор вдруг идёт на дерзкую выходку. Он останавливает ролик и набирает «Катерина-библиотека». Время ещё не позднее, может, ответит? Номер Виктора ей неизвестен, пусть думает, что кто-то ошибся.

— Алло, я слушаю? — отзывается Катерина на том конце.

Повесив трубку, Виктор выразительно стучит себя по лбу. Взбредёт же в голову такая хрень! Естественно, Катя из восьмой библиотеки не может оказаться гламурной потаскухой с Ю-туба. Единственное внешнее сходство — полнота. Но между их голосами нет ничего общего, не говоря уж об остальном, а полных женщин в мире куда больше, чем стройных.

На экране Сесилия надевает ошейник, приковывает себя наручниками к постели, извивается, пускает томную слюну и говорит, говорит, говорит…

***

Где-то в другом доме Катерина Лишницкая рассеянно отбрасывает замолчавший телефон и продолжает своё занятие. Полностью обнажённая, в одних лишь чулках и очках, Катя монтирует в компьютере свежий ролик. Дел у неё по горло: нужно сделать двадцатиминутную нарезку с шести видеокамер, прогнать голос через звуковой редактор, всё свести, всё отшлифовать. Орудуя мышью и клавишами, Катерина отвлечённо поглаживает тяжёлое бедро в фирменном чёрном чулке — ей нравится, как вкусно и терпко похрипывает под ладошкой дорогой сверхпрочный нейлон. Звук трущейся синтетики всегда её возбуждал.

Рядом стоит стакан с недопитым «свежевыжатым манговым коктейлем» — обычная разбавленная газировка из «полторашки» с капелькой водки для сценического куража. На кухне остывает блюдо воздушных пирожков с мясной начинкой — завтрашний царский обед для Руслана и Вити. Давно уже Катя не готовила с такой заботой.

Соседняя с кухней комната превращена в студию-будуар. Это рабочая съёмочная площадка библиотекаря Лишницкой. Искусные драпировки, ширмы и безделушки превращают её в гнёздышко светской шлюхи. По углам спрятаны микрофоны, скрытые камеры и осветительные приборы, замаскированные под ночники. Наручники, верёвки, туфли. Кляпы, перчатки, кружевные трусики. На подушке валяется раскрытый ошейник, в изножье — натуральная японская плётка.

Наморщив лоб, Катерина кропотливо сгоняет воедино фрагменты, снятые с разных ракурсов. Две минуты — съёмка анфас, полторы минуты — слева и сзади, чуточку сверху, снова две минуты в анфас… Теперь надо показать в объектив задницу, стянутую верёвкой и трусиками. А вот тут она надевает себе наручники, этот эпизод надо бы покрупнее, во весь экран. Привычными операциями Лишницкая составляет мозаику из мучающей себя белокурой Сесилии, отсеивает неудачные кадры, увеличивает удачные. Белый парик с алмазными нитями лежит на кресле, словно дохлая медуза.

***

Ещё в подростковом возрасте Катя, раздеваясь, любила выдумывать, что за нею подглядывают. Она играла, будто на балконе напротив с биноклем прячется симпатичный влюблённый студент — Ромео, Орфей и Отелло в одном лице. Студент крутит окуляры, часами выслеживает, ждёт, когда Катя начнёт надевать колготки или порхать по комнате без трусиков.

Вечерами Катя нарочно оставляла для студента щёлку между штор, подолгу прохаживалась перед ней, принимала соблазнительные позы, подсмотренные в интимных журналах у одноклассницы Женьки. Потом вооружалась книжкой Булгакова или Дафны дю Морье и ложилась читать нагишом как раз напротив щёлки. Иногда так и засыпала — голозадая, носом между страниц.

Воображаемого наблюдателя звали Никколо — как скрипача Паганини. Конечно, Катя знала, что никакого Никколо за окном нет и не будет, там только старый тополь и угол молочной кухни. Кому нужна жирная, нелепая дочка крановщицы и алкаша по кличке Лишай? Но назло здравому смыслу Катя тщательно красилась перед приоткрытыми шторами, по полчаса тискала себя, упихивая в колготки и юбку, расчёсывала волосы, мечтая о косах, как у Белоснежки.

Увы, упрямые Катины волосы почему-то росли строго в форме шара — в высоту и ширину. Поневоле приходилось стричься коротко, иначе Катя походила на обожравшийся одуванчик.

В восьмом классе взрослеющая Катерина придумала изображать перед окном похищенную красотку. Когда дома никого не было, она ставила к окошку стул, влезала в самое короткое платье, совала в рот скомканные чулки и привязывала себя к спинке верёвками. Намотав на запястья шнур, Катя часами сопела и возилась, чувствуя, как сиденье под нею пропитывается липкой беспомощной сыростью. Заодно Катя выяснила, что сидеть связанной в тесных колготках и трусиках даже приятнее, чем голышом. Если тело надёжно сдавлено ремнями и капроном, если груди стиснуты бюстгальтером, а между ног впиваются плавки и верёвки, спектр ощущений становится гораздо шире, контрастнее, звонче.

Кате и вправду мечталось, чтобы её похитили. Где там этот Никколо с биноклем? Влез бы в окно, олух, да скрутил бы ей руки, а то всё сама да сама. Быть похищенной — это замечательно, никаких тебе забот и обязанностей, знай сиди связанной и страдай, лишь бы вовремя кормили и давали книжку почитать.

В интернете Катя раскопала специальную литературу о селфи-бондаже, научилась импровизировать с узлами и пробовать на себе разные вариации связывания. Она выяснила, что в развитом мире садомазохизм давно считается нормой, что для любителей жёсткого секса открыты целые клубы и сообщества, и ничего позорного тут нет.Часто Катя шёпотом напевала неизвестно где услышанную балладу женской панк-группы «Самосожжение»:

— За здравие нам не поют волхвы

И боги отводят взгляд.

Но руки твои — словно кандалы

И сердце в горле — как кляп.

Втопчи меня в грязь, разорви, сожги,

Отбей как парадный мундир,

И там, где кончаются позвонки,

Откроется новый мир.

***

Игры с колготками, студентом и стулом кончились, когда Катиной маме стукнуло сорок шесть лет. Сначала умер спившийся папа Денис, а потом почти сразу маму разбил инсульт. Разбил внезапно и страшно, будто выстрелил в упор из дробовика. У мамы отказали обе ноги, правая рука и половина мозга.

В последующие месяцы двадцатилетней Кате много раз хотелось свести счёты с жизнью. Матери были нужны лекарства — тонны лекарств, ампул, таблеток, мазей от пролежней, слабительного, укрепляющего, чёрт знает чего ещё. Матери были нужны капельницы, сиделка, салфетки, пелёнки, памперсы, километры полотенец и мыла. Беспамятной матери требовалось всё и сразу. Ей была нужна вся Катя, врачи, уход и много-много сил и денег. Грязных, паршивых, несносных денег, которых у начинающей библиотекарши Кати не было.

Катя Лишницкая нажимала на все кнопки, до которых дотянулась. Обращалась к волонтёрам, писала в благотворительные организации, в министерство здравоохранения, кланялась в ноги известным в городе спонсорам, разве что на вокзале с кружкой не стояла. Где-то ей отказывали, где-то что-то давали, но деньги опять кончались, а мама продолжала болтаться между жизнью и смертью, тихо лежала в маленькой комнате, изредка приходила в сознание, чаще буянила, бредила или пела похабные песни. Расшвыривала вещи здоровой рукой и орала, чтобы покойный муж Денис принёс ей водки.

От крика у матери опоражнивался кишечник. Раздавался мерзкий звук и хлюпанье, мама с любопытством лезла здоровой рукой в собственное дерьмо. Катя шла её мыть, вынимала из пачки последний памперс и думала, где взять денег на новую пачку, на хлеб и электричество. Ей давно было не до щёлок в шторках и не до фантазий с похищениями и пытками. Главной пыткой стал ежедневный уход за мычащей матерью и поиск денег.

А потом загнанной в тупик Кате пришла в голову гениальная и сумасшедшая идея. Обдумав и взвесив её, Катерина украдкой взяла небольшую ссуду, купила себе три видеокамеры, микрофон, косметику, эротичное бельё для полных дам и гигантскую кровать. Когда грузчики по частям втаскивали кровать к ней домой, из квартиры напротив примчалась соседка — решила, что мама отмучилась и к Лишницким заносят гроб. Катя соврала, что это специальная кровать для парализованных, и закрыла дверь у неё перед носом.

К рискованному замыслу Катя подошла серьёзно. Сделала педикюр и маникюр, сходила в солярий, купила хороший парик. Ладно хоть с зубами повезло — зубы у неё всегда были отличными. Труднее пришлось с брендовыми шмотками для будущей львицы Сесилии, но у Кати уже был пробивной опыт.

Сначала она нашла в городе бутик, торгующий уценёнными дизайнерскими вещами прошлых сезонов, потом разыскала одноклассницу Женьку, переехавшую с мужем в Италию. Оборотистая Женька присылала ей с распродаж тряпки малоизвестных модельеров, благо в Евросоюзе они стоили копейки, а Кате был нужен лишь определённый ассортимент: нательное бельё, купальники, откровенные платьица, перчатки, легкомысленные туфельки.

Достать в интернете садо-мазо атрибутику — девайсы, наручники, кляпы — и вовсе проблем не составило. Пока мать лежала в забытье или под дозой успокоительного, Катя в соседней комнате напяливала парик и ложилась в постель перед камерой. Она играла в ту же игру, что и в детстве, только вместо щели между штор на неё не моргая пялился электронный глазок.

Катя прослушала курс лекций о видеосъёмке, научилась синхронизировать записи и освоила другие хитрости. Но сколько дублей было запорото, сколько слёз пролито — об этом не знал никто. Люди видели на экране пухлую, довольную жизнью блондинку Сесилию и понятия не имели, что полчаса назад она опять выгребала дерьмо из-под растения, когда-то бывшего её матерью.

Нельзя сказать, что канал «Жёсткая посадка» мгновенно взорвал интернет. Нельзя сказать, что всё было гладко. После первого выпуска Катя получила в свой адрес много гнусных комментариев, ещё больше гнусных предложений и подверглась жуткой атаке со стороны троллей. Кое-кто из хейтеров уличил самозваную Сесилию в явном пролетарском происхождении, указал на недочёты в наряде, аксессуарах и на прочие мелкие промахи, несвойственные крутой стерве.

Катя гордо промолчала (она ни с кем не вступала в переписку), но некоторые моменты учла. Во всяком случае, её тело в кадре было подлинным, кляпы и наручники тоже, и пользователи мужского пола приняли Сесилию на ура, а в пустячные детали типа марки трусов вдавались только особо упёртые.

Из предосторожности Катя удалила все старые аккаунты в сетях — ей чудилось, что её непременно вычислят, опознают, найдут и поднимут на смех. Изнасилуют или убьют за особо хамские выпады. Но никто Катю не искал и не насиловал. Ненавистники побесились и перестали, нахальная толстуха Сесилия собирала толпы подписчиков, рейтинг «Жёсткой посадки» шёл в гору. Администратор сайта предложил Сесилии сделать синхронный перевод текстов на английский, чтобы расширить аудиторию — и она согласилась.

После пятого или шестого выпуска Катино детище внезапно принесло прибыль. У порноканалов оказались свои критерии монетизации, которые в корне отличались от оплаты мультиков и музыкальных клипов. Сняв с карточки первую выручку, Катя Лишницкая поняла, что теперь у неё есть деньги на еду, памперсы и курс уколов для матери. А также на обновление гардероба и пару новых наручников.

Начитанность Кате очень пригодилась — благодаря бурной фантазии и богатому лексикону она умела держать публику. Возможно, кое-кто из зрителей подозревал, что ведущая «Посадки» совсем не та, за кого себя выдаёт.

Но вряд ли хоть один человек в Ю-тубе догадывался, что крикливая и сексуальная стерва Сесилия работает в провинции убогим библиотекарем и до сих пор девственна.

***

Мама умерла полгода назад, когда Катя записала свой пятидесятый выпуск. Теперь она стала свободной и у неё другие планы. Пока Сесилия Свит приносит доход, надо успеть накопить денег на хорошую квартиру. Сделать лазерную коррекцию зрения, сдать на права, купить красивую машину и уехать в большой город. Тогда можно и личной жизнью заняться.

Укладываясь спать в знаменитую постель, известную половине Ю-туба, Катя вспоминает скуластого электрика Виктора. Забавный парень, видный, мужественный. Сначала принял её за старую жирную тётку, а потом ничего, разглядел. И даже с некоторым интересом смотрел на её грудь и ноги. Жаль, что завтра электрики доделают проводку и распрощаются. Может, взять и испортить им что-нибудь? Пусть задержатся подольше. Конечно, Виктор никогда ей не позвонит, дурачок он, что ли? А было бы чудесно, если бы прямо сейчас он влез к Кате в окно на второй этаж, придавил коленом, подмял, связал руки и вцепился губами в её крупное, живое, влекущее тело…

Сон не идёт. Катерина долго вертится в постели, встаёт, зажигает свет. После смерти матери она полновластная хозяйка двухкомнатной квартиры. Девушка идёт к холодильнику, доливает в выдохшийся коктейль немного водки и выпивает залпом. Облизывая губы, возвращается в спальню. Надевает шелковистые капроновые колготки с узором, сверху натягивает трусики в виде кожаного ремешка. Туго застёгивает клапана ремней между ног. Внизу живота моментально разливаются жгучие волны удовольствия. В тишине Катя потирает бёдрами, лихорадочно гладит себе коленки — капрон рассыпается тонкой хрусткой трелью, словно где-то мышонок грызёт хлебную крошку.

Девяностопятикилограммовая Катерина падает навзничь, вставляет в рот белый кляп. Упругая затычка во рту усиливает сексуальные ощущения, раздражает язык, щекочет дёсны. Ловко и привычно Катя надевает на себя наручники, застёгивает браслеты, неторопливо ведёт пальцами по раздвинутым бёдрам. Колготки и трусики сладко сдавливают женскую плоть, сплющивают мягкие участки тела, закупоривают кожные поры. Ноги блестят, как отлитые из углепластика, мышцы холодеют от недостатка воздуха и кровообращения.

Всё будет хорошо, сейчас к Кате придёт ночной насильник, а подкатывающий оргазм будет похож на облако горящего бензина.

***

В восемь часов утра «Форд» с надписью «Спецэлектромонтаж», рыкнув тормозами, паркуется возле библиотеки номер восемь. Руслан и Виктор входят в зал, с удивлением видят за стойкой незнакомую женщину.

— Здрассте! — Русый небрежно салютует. — Вы вместо Катерины Денисовны? Вот досада, она же нам пирожки пообещала.

Женщина за стойкой заразительно хохочет, и только по смеху и очкам электрики узнают Екатерину Лишницкую. Виктор-Глюк растерянно улыбается. За одну ночь замарашка-библиотекарша преобразилась. Из короткой причёски Катя соорудила нечто вроде дерзкого ирокеза, вертикальный начёс зрительно удлинил круглое лицо, оттенил лоб, разгрузил подбородок. Она благоухает летней темой клементина, айвы и пралине на всю библиотеку. Сверкающие люминесцентные губы тяжелы и напитаны соком, словно виноградная кисть — по каталогу эта люминесцентная помада называется «неоновая фуксия».

Вместо серого свитерка Катя сегодня надела силуэтное малиновое платье на два пальца выше колен — она знает, что колени у неё красивой формы, тугие и упругие как зефирные пирожные. Облегающее платье крепко подхватывает бюст и ягодицы, складки ткани сзади выпукло подчёркивают контур Катиных трусиков, это немного смело, но для мужских взглядов в самый раз. Икры, похожие на цирковых дельфинов-афалин, обтянуты кофейно-прозрачными колготками с фантазийным швом по всей длине.

— Катерина Денисовна, от вас глаз не отвести! — восхищённый Виктор неловко кладёт на стол коробку шоколадных конфет. — Угощайтесь, за наше с вами знакомство. Всё, Русый! Придётся тебе нынче самому панели сверлить, а то я засмотрюсь и напортачу.

— Да-а-а… — Русый почёсывает заживающий порез на шее. — Есть женщины в русских селеньях! Запишите меня в свою библиотеку, Катерина Денисовна? Я бы — эх! Прикоснулся, так сказать, к вашим материям…

— Да пожалуйста! — Катя притворяется, что достаёт чистый формуляр.

— Хрена с два тебе, чукотский электрик! — Виктор свирепо тузит приятеля кулаком в спину, оттирает от стойки. — Лимит подписчиков исчерпан. Халявщиков не берём, кыш за стремянкой.

Женатый Русый оставляет их одних — саркастично ворча, уходит крутить новые розетки. Катерина и Виктор молча смотрят друг на друга.

— Катерина, вы… вы сегодня жутко красивая, — наконец выдавливает Глюк. — Необычайная! Такое чувство, что я на высоковольтку залез и десять киловольт отхватил.

— Это не всё, — Катерина чуть заметно улыбается губами цвета неоновой фуксии. — У меня ещё и пирожки есть! Целое блюдо.

— Обалдеть! — соглашается Виктор. — Но вы сегодня и правда волшебная!

— Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза — никогда! Встревоженная вопросом истина со дна души на мгновение прыгает в глаза, и она замечена, а вы пойманы, — певучим голосом произносит Катерина и поясняет. — Булгаков, «Мастер и Маргарита».

— Это точно, глаза — они не обманывают! — Виктор смущённо топчется у стойки, вдыхает запах Катерины и понимает, что совсем не хочет браться за дрель. — Послушайте, Катя?… Когда мы всё закончим… сегодня. С Русым… Тут же немного осталось, мелочёвка… А можно я потом вас провожу?

— Через два дома? — лукаво уточняет Екатерина. — Прямушками?

— Через два дома! — с готовностью кивает Виктор. — Хоть через двести! И самыми прямыми прямушками!

Катерина снимает и протирает очки, которые отчего-то запотели. Дует на линзы, водит салфеткой по окружности, ресницы у неё густо накрашены, в уголках глаз таится волнение и светлая девичья радость. Откуда Виктору знать, что за толстой отшельницей Катей, занятой больной матерью, никто и никогда не ухаживал?

— Я согласна, — тихо говорит она. — Я очень согласна.

***

Сегодня Виктор действительно работает рывками, кое-как. Постоянно отвлекается, путает схемы и ищет взглядом Катерину, пока Русый не разражается цветастым забористым матом.

— Да в печень тебя тра-та-та, Глюк, ты задрал косяки пороть! Фазу от нуля не отличаешь, баран? Дай сюда жилу и иди в пень! Весь день заср**ки за тобой подтираю!

Стервозная Сесилия Свит хохотала бы над Виктором как полоумная, однако библиотекарь Лишницкая скромнее — она лишь польщённо прыскает в ладошку. Русый жалобно обращается к ней:

— Катерина Денисовна, богом молю, спрячьтесь пока под стол, что ли? Этот влюблённый тормоз вам тут всё спалит, нам только КЗ не хватало, блин!

Красавица Катя послушно уходит в хранилище, берёт с полки первую попавшуюся книгу и читает, абсолютно не вникая в содержание. Вроде бы ей попалась история античного мира. А может, биография Ломоносова или учебник по органической химии? Катя механически читает текст, но не видит в нём смысла.

Ущипните меня! Неужели прожжённая порноактриса Сесилия Свит, звезда Ю-туба двадцати двух лет от роду, влюбилась в простого электрика?

Хм, Сесилия вряд ли способна в кого-то влюбиться. А вот Екатерина Денисовна — почему бы и нет?

— Нашёл я вчера на Ю-тубе твою «Жёсткую посадку», Русый, — Виктор в зале развешивает световую фурнитуру. — Так себе канальчик, да ещё и бабки за просмотр стригут. И девка из себя не очень, борзая какая-то. Пять минут позырил и выключил.

Руслан понимающе хмыкает.

— Да уж, с Катериной Денисовной не сравнить! Я вчера сперва подумал: ну тётка и тётка. Кошёлка очкастая, лет под пятьдесят, наверное… А сегодня — вон чего оказалось!

С громким щелчком он закрепляет в стене колпак светильника.

— Радуйся, Глюк, что я женатый, понял? Я б такую библиотекаршу и сам сейчас заземлил.

Несмотря на помехи в лице Виктора, к обеду работа благополучно закончена. Русый делает контрольный прозвон сети, запитывает шину нового автомата на вводе и торжественно поворачивает рубильник. Чпок! Все лампы горят, ничего не искрит и не вышибает.

— Аля-улю! — довольно говорит Руслан. — Снимаем старые сопли — и наша миссия выполнена. Принимайте работу, Катерина Денисовна! Ставьте визу в акт приёмки.

— Но сегодня я больше не работаю! — радуется Катерина. — У нас по графику весь день ремонт, откроемся только завтра.

— Да и мы с Глюком как бы до вечера заняты! — подмигивает Русый. — Официально мы сдадим объект не раньше шести, верно, Вить? Только бригадиру нас не выдайте.

— Ни за что, мальчики! Вы молодцы, быстро и оперативно сработали.

Катерина втыкает чайник в новую розетку, и все трое пьют чай с домашними пирожками. Поглаживая живот, Русый откланивается и уезжает, а Катерина с Виктором запирают библиотеку и идут тенистой тропинкой через позабытые дворы старых двухэтажек.

В Катиной причёске играет солнце, лучи бегут по её округлым ногам, по полированным кофейно-прозрачным колготкам с фантазийным швом по всей длине. Высокий Виктор предупредительно отводит над нею ветки.

Некоторое время они болтают возле Катиного дома, неотличимого от других двухэтажек на этой улице — мутно-серые стены с разводами извести, палисадник с сохнущим половиком, к угрюмому подъезду ведут ступени из губчатого бетона.

— Вон мои окна, — Катя машет полной рукой, обдавая мужчину терпким ароматом клементина и айвы. — А здание напротив — раньше там была молочная кухня. Пейзаж моего детства.

«И связанных бдений на стуле с кляпом во рту! — издевается внутри стервозная Сесилия Свит. — Похоже, ты всё-таки дождалась своего студента, Катюша? Бинокля у него, правда, нет, но, будем надеяться, паяльник окажется что надо? Ха-ха-ха!»

— Значит, Катя, договорились? — опять спрашивает Виктор. — Переоденусь, возьму машину, к семи часам подскочу как штык. Знаю я в центре одну славную кафешечку с музыкой! Кормят тоже годно, морепродукты-салатики, всё такое. Хотя твоим пирожкам они точно не конкуренты.

— Спасибо, — кивает Катя. — Значит, до семи. Пока!

Она уходит в подъезд, Виктор провожает её глазами. Облегающее платье крепко подхватывает ягодицы Кати, складки ткани сзади выпукло подчёркивают контур трусиков, сдобные икры похожи на глянцевые спины афалин. Стук женских каблуков затихает в утробе подъезда.

***

— Буэнос ночес, мои виртуальные половые маньяки и маньячки! Как же я по вам соскучилась, целую неделю меня носило неизвестно где! С вами снова канал «Жёсткая посадка»! Поздравьте меня, я, кажется, влюбилась!

Катерина позирует камерам в своей суперпостели, на ней пурпурная маска и белый парик с алмазными нитями. Груди почти вываливаются из лайкрового боди, на ногах чулки, подтянутые поясом, между бёдер мелькает узкий лепесток трусиков. До семи часов вечера ещё уйма времени, и Катя по вдохновению решила записать внеочередной выпуск «Жёсткой посадки».

— Да, я влюбилась! И офигела не меньше вашего. Это такой мальчик, такой зюзик, что держите меня семеро! Хотите узнать, как я на него вышла? Чисто случайно, через подругу одной подруги, у которой есть другая подруга, ха-ха-ха! Вы не поверите, он … энергетик! Да-да, совсем как напиток для ночных клубов. По-моему, мексиканец или наподобие того. Я сразу начала дразнить его «электриком», потому что он держит контрольный пакет акций негосударственной энергетической компании в одной латиноамериканской стране. И думаю пригласить его к себе, проверить у меня одну розетку… вы поняли, о чём я? Ха-ха-ха! А то моя розеточка в последнее время слегка искрит!

Над постелью Сесилии Свит стоят куполообразные опоры, с них свисают две цепи. Сесилия в чёрных трусиках и чулках широко раздвигает ноги. Камера смотрит прямо в треугольник между ляжек. Ведущая плотно и любовно обёртывает щиколотки широкими ремнями, защёлкивает пряжки. Подтаскивает верёвки с разных углов постели, продёргивает петли через колечки на лодыжках, завязывает морскими узлами. Для наглядности бьёт в воздухе раскинутыми ногами, пытается свести их, сомкнуть бёдра, согнуть колени — всё напрасно, верёвки не пускают её на волю.

— Сегодня я на подъёме и на взлёте, и намерена совершить над собой нечто чрезвычайное и сложное. Я поставлю над собой жёсткий бондажный опыт и знаю, что сегодня у меня всё получится! Засекайте время, за сколько я справлюсь, делайте ставки!

Продев верёвку через спинку в изголовье позади, Сесилия пропускает её между ног и туго завязывает вокруг талии. Верёвка тут же впивается в ягодицы блогерши и тонет в гениталиях. Женщина охает от блаженства, но видно, что ей немного больно. Сбруя в промежности не позволит ей ездить по кровати взад и вперёд, удерживая добровольную пленницу посередине постели.

— Теперь берём мои титечки, титюшечки, — Сесилия опутывает себе верёвками бюст, подмышки и шею, сгибается в поясе и притягивает себя к коленям. Наложив узлы на груди, надевает на рот маску-кляп, напоминающую хоккейный щит. — Помолитесь за меня, мои подписюнчики! Я надолго умолкаю.

Самоистязательница в лайкровом боди и чёрном капроне туго соединяет ремни маски на затылке, подбородке и макушке. На темени у неё торчит стальной карабин. Сесилия просовывает в него свисающую сверху цепь, наощупь подбирает с кровати замок, пропихивает дужку в отверстие и резким щелчком приковывает голову к натянутой цепи. Теперь она не может крутить головой или опускать её вниз, цепь заставляет держать подбородок поднятым.

— Мм-мм! — говорит Сесилия из-под маски. Она секунду передыхает, разминая полные руки, затем подбирает возле ляжки заранее приготовленные наручники. Маска и цепь мешают ей смотреть прямо. Скосив глаза, блогерша заковывает в браслет левое запястье, перехватывает наручники и заводит руки за спину. Поймав болтающуюся вторую цепь, Сесилия пристёгивает её к среднему звену наручников. Тяжело дыша, с усилием ловит в раскрытый браслет своё правое запястье и схлопывает.

Некоторое время Сесилия-Екатерина сидит неподвижно, громко и одышливо сопит в кожаную маску. Подвешенная на двух цепях и с растопыренными ногами, она похожа на тяжёлый чугунный якорь, брошенный с фрегата на морское дно. Руки беспомощно скрючены за спиной, голова вздёрнута за темя, груди привязаны между колен, ноги распяты по постели, верёвка между ног не даёт Сесилии сдвинуться или приподняться, сминая и насилуя половые органы, обтянутые трусиками. Чуткие цифровые микрофоны ловят, как стучит сердце храброй виртуальной экспериментаторши, как гудят её чулки, как звенят от напряжения кожаная сбруя и тесное лайкровое бельё.

Переведя дух, Сесилия как всегда принимается играть на камеру. Зрителям нравится, когда полуобнажённая жертва сопротивляется и пытается высвободиться. Ведущая делает движения, будто вырывается из цепей и ремней, дёргает то локтем, то сливочным коленом, крутит вывихнутыми плечами, изредка по-совиному ухает в кляп. Постель скрипит под её мощным телом, висящие цепи раскачиваются, но ничего не происходит. Сесилия сидит крепко.

— Убубу! — игриво говорит блогерша, чувствуя, что задранная шея скоро затечёт, неудобно вздёрнутая кверху.

На большом электронном табло меняются цифры. Екатерина видит, что время начинает истекать. Наручники у неё с секретом: они отпираются без ключа, стоит повернуть незаметный крючок между браслетами. Катя взяла себе за правило во время съёмки выдерживать связанной по пятнадцать-двадцать минут, иногда по полчаса. Затем снимает путы, выключает камеры и принимается за монтаж.

Фокус с освобождением из наручников при монтаже, конечно, вырезается. В семь часов Екатерину будет ждать Виктор. Надо успеть одеться, помыться и накраситься, не бежать же на свидание в кожаных трусах и наморднике?

«Пора! — думает Екатерина. — Половина шестого. Сесилия вынесла положенные по сценарию муки».

Пальцами правой руки Катя трогает за спиной наружную часть левого браслета. Где там должен быть заветный крючок? Нету? Ага, значит, он на правом наручнике. Теперь в ход идёт левая рука. Верёвки, притягивающие груди к ногам, мешают шевелиться. Скованная Катерина скользит указательным пальцем по правой части кандального устройства. Крючок должен быть здесь, маленький такой…

Однако крючка нет и на правом браслете. Морщась от пота, Катерина часто моргает под маской. Поднимать панику ни к чему, нужно всё спокойно обдумать. Не могла же она сдуру взять не те наручники? У Лишницкой есть две пары настоящих кандалов — для щиколоток — и две пары фальшивых, с «крючком-открывашкой» — для рук.

На постель Катя выложила все четыре пары, для массовки, но наручники с секретом умышленно пристроила поближе к попе… и должна была взять именно их. Она, конечно, близорукая и в неудобном кляпе-наморднике, но не могла же так наивно ошибиться!

Снова и снова Екатерина-Сесилия проверяет браслеты на руках, теребит связующую цепочку, трогает за спиной колодки замков, сварные бесшовные петли. Крючков нигде нет. Как ни ужасно, но это действительно настоящие наручники. Как же их теперь расстёгивать?

В руководстве по селфи-бондажу золотыми буквами прописано: никогда не делайте бондаж в одиночку, если у вас нет достаточного опыта! Оставляйте запасной вариант для освобождения рук и ног! И желательно заранее предупредить доверенного человека, что вы намерены немножко пошалить. Спустя определённое время этот человек должен прийти и убедиться, что с вами всё в порядке.

У Кати нет ни доверенных людей, ни запасного варианта. Она дико облажалась — защёлкнула на себе не те наручники и очутилась в цейтноте.

Усилием воли Катерина заставляет себя успокоиться. Она до сих пор не верит, что могла столь глупо попасться — перепутать наручники на постели. В сотый раз подряд пленница ощупывает браслеты, словно надеется, что там вырос спасительный крючок. Крючок не появляется.

На ляжках и в промежности насмешливо вжикают фиксаторы ремней. Между Катиных ног, стиснутых верёвкой, трусиками и чулками, резко пахнет резиной, дубильными веществами, преющим телом и обильно мокнущими половыми органами. Запах просачивается Катерине под маску, возбуждённые соски трутся о колени сквозь лайкровый лиф. Лже-Сесилия сглатывает слюну, бессильно сосёт кляп, прикидывает, насколько прочно вбиты кольца под потолком. Оплошность с наручниками нравится ей всё меньше и меньше.

Катя записала больше полусотни выпусков «Жёсткой посадки», не считая забракованных номеров, и у неё уже были форс-мажоры. Однажды Катя неправильно подвесилась на этих же постельных опорах, слишком туго ввела ремень в промежность и сожгла себе кожу, пока барахталась на растяжке. В другой раз заел замок на застёжке кляпа — пришлось стричь ремешки ножницами. С кандалами у Кати тоже порой случались технические накладки, но сегодня…

«О нет! Господи, я сегодня явно перестаралась. Спокойствие, только спокойствие, Екатерина Денисовна. Всё образуется. Итак, наручников мне не снять. Мы пойдём другим путём. Шаг первый — освободить ножки».

Катерина дрыгает коленями, чулки скрипят и повизгивают на выпуклых ляжках. Ремни на щиколотках вонзаются в мякоть, верёвочные узлы не дают слабины, их надо расшатывать или рвать. Но Катю сильно ограничивают цепь на макушке, привязанные груди и перехлёстнутая верёвка между ног.

«Если бы я не прицепила голову к потолку… Если бы не просунула себе верёвку в промежность… Если бы, если бы… Ох, идиотка Лишницкая, что ты наделала?»

Катя чуть сильнее дёргает ногами — и тут же воет от боли в нос. Петля между ляжек до того глубоко врезается в вагину, что срабатывает инстинкт самосохранения — тело само отскакивает назад. В трусиках у Кати отчётливо хлюпает, в мозгах взрывается облако горящего бензина, подвешенная пленница издаёт протяжный стон — и сотрясается в грубом, скотском оргазме. По бёдрам стучит метеоритный дождь, с заткнутых губ течёт лава, барабанные перепонки на секунду глохнут от дикого напряжения.

После всплеска Катя на некоторое время выпадает из реальности, безвольно покачиваясь на вывернутых руках и окутанной ремнями шее.

«О-о-ох… А-а-ах! Что это было?… Вот это я кончила! Мамочки, нельзя так дёргаться, мне же задницу на ромашки порвёт!»

Передохнув, пленница пробует высвободить шею — и терпит фиаско. Ремни намордника слишком туго впиваются в виски и нижнюю челюсть, щиток упирается в носовую перегородку, кляп во рту мешает нормально дышать, пот застилает глаза. Белокурые пряди парика лезут в глаза, раздражают обнажённые влажные плечи.

«Обстановка явно накаляется, — Катя тупо шевелит пальчиками растянутых в стороны ног. Кисти рук за спиной распухли от настоящих, не бутафорских браслетов. — Кричать я не могу, отпереть наручники — тоже. Значит, мы возвращаемся к шагу первому: выручим хотя бы ноги».

Катерина знает, что к ней никто не придёт. Из-за матери и секретной съёмочной площадки она никогда не привечала гостей и все годы живёт отшельницей. После смерти мамы ей вполне хватало книг, видеокамеры и общества ехидной Сесилии Свит. Не пришло ли время пожалеть, что она не завела хотя бы собачку? Может, собачка догадалась бы, что хозяйка угодила в безвыходную ситуацию, подняла бы вой, привлекла внимание людей?…

«Что теперь жалеть попусту? Нету собачки. Зато в трусиках сейчас всё лопнет. Как ослабить ноги? Как отцепить хотя бы голову?»

В мазохизме, как и в спорте, есть свои экстремалы. Катя по себе знает, что самые сладкие ощущения субмиссив испытывает именно в безнадёжном положении. Наиболее отпетые мазохисты умышленно выбрасывают ключи от наручников, запираются в уединённых квартирах, не оставляют ни малейшей лазейки для спасения. Правда, иногда это кончается плохо. Где-то в американской Омахе лесбиянка-мазохистка умудрилась так закатать себя в скотч, что погибла от удушья. Другая ненормальная страдалица играла в электрический стул и скончалась от удара током. Ещё какой-то греческий бедолага-мазохист подвесил себя к отопительным трубам в подвале, упустил из рук ключ и просто-напросто умер то ли от голода, то ли от кровопотери, потому что пытался перегрызть себе скованные запястья.

Интересно, дождался ли несчастный грек предсмертного оргазма? Катя и сама уже получила массу боли и удовольствия на неделю вперёд, но навеки оставаться в оковах ей совсем не хочется. Перегрызть себе руки она тоже не может — рот наглухо застёгнут кляпом.

***

Виктор сидит в машине у подъезда Катиного дома. Рядом на сиденье лежит букет цветов. На втором этаже горит свет, но трубку библиотекарша почему-то не берёт. Виктор делает второй звонок, третий, четвёртый… Ответа нет.

***

Катя слышит, как вибрирует на полу мобильный телефон, стоящий на беззвучном режиме. Это звонит Виктор, больше некому. Надо взять трубку, сообщить, что всё в порядке, что свидание не отменяется и сейчас она выйдет! Надо снять наручники и ответить! Надо!..

Сидящая на постели женщина бьётся изо всех сил, скрутки ремней пронизывают её до костей, кисти рук стёрты браслетами. Нужно вырвать хотя бы ноги, тогда Катя сможет приподняться и вырвать цепи из кольца наверху, слава богу, весу у неё достаточно.

***

Электрик Горюнов хмурится, выходит из машины и прогуливается вокруг с сигаретой. Девушки любят опаздывать, даже если это толстые невзрачные библиотекарши. Впрочем, сегодня он убедился, что женская невзрачность — понятие относительное. В библиотеке Катерина выглядела истинной богиней, хоть под венец её тащи. Что ж, подождём пять минут, наберём снова.

Проходит пять минут, потом ещё пять. Во рту уже першит от сигарет. Виктор хлопает дверкой и начинает смотреть на букет с такой ненавистью, словно семь белых хризантем его предали. А вдруг с Катей что-нибудь случилось, приступ какой-нибудь или в ванной поскользнулась? С её избыточным весом что угодно может приключиться. Почему в доме горит свет, но Катя не отвечает? На динамщицу она не похожа. Что делать? Лезть на второй этаж? Вызывать спасателей? А если его на смех поднимут? Подумаешь, девушка на свидание не вышла, теперь все двери в городе из-за этого выносить, а, Виктор Горюнов?

Плюнуть на всё и уехать домой? Захочет Катька — сама позвонит и извинится. Не захочет — чёрт с ней. Виктор садится в свой битый «фольксваген» и поворачивает ключ зажигания. Мотор чихает, но не заводится.

***

«Миленький, я здесь! — безмолвно кричит Катя в щиток-кляп. — Витенька, не уходи! Витя, я дура, я перепутала наручники! Витя, у меня же никого больше нет! Сесилия — королева самонасилия… Меня никто не навестит, я одинока и могу умереть прямо здесь!»

Виктор неохотно выбирается из машины, смотрит на часы, смотрит в окно. Катя задерживается уже на полчаса. Правда, что ли, пойти и постучаться в дверь? Убедиться, что всё нормально, просто Катя нечаянно уснула. Или забила на него. Или привела себе в гости другого приятеля… Или?

«Господи, сделай так, чтобы Витька догадался! Боженька, я ему ноги целовать буду! Я всё ему отдам! Я буду самой верной! Никаких Сесилий, никаких посадок! Мы будем жить с ним долго и счастливо, и обвенчаемся в церкви, только бы он… Господи, я же ещё девочка, господи!..»

Вздёрнутая Катя скачет на постели в наручниках и мокром белье. Виктор стоит на улице в пяти метрах внизу. Он не знает, на что решиться.