Французско-хорватская дипломатия (СИ) [Kyklenok] (fb2) читать онлайн

Погода — дама капризная, талант к истерикам был у неё в крови. А сегодня она разыгралась ни на шутку, показывая весь свой характер. И поддавшись на её провокации, небо тоже решило повредничать и, спрятав солнце, наслало на столицу Бельгии и близлежащие города настоящий снегопад. Поэтому в брюссельском аэропорту, располагавшемся в городе Завентеме, были отменены все внутренние и международные рейсы.

Сидевшая в VIP-зале Марин Ле Пен взглянула на информационное табло, на котором напротив рейса “Брюссель — Париж” продолжала красоваться надпись о том, что вылет задерживается на неопределённое время, и тяжело вздохнула. В Брюссель она прилетела несколько дней назад для закулисной встречи с несколькими лидерами других государств, а также, чтобы принять участие в саммите. Там её выступление произвело настоящий фурор. Она всегда использовала в речи короткие, ёмкие фразы, в которых смысла было гораздо больше, чем в длинных речах других политиков. Их выступления состояли из красивых слов, громоздких предложений и витиеватых оборотов, но были абсолютно лишены смысла. А главное — души. Словно они соревновались друг с другом в конкурсе красноречия, а не боролись за голоса избирателей. Марин же придерживалась мнения, что хороший политик должен отличаться делами, а не словами. Но и словесное отстаивание своей позиции являлось немаловажным аспектом политической деятельности, и Марин превратила это в искусство. Она самоуверенно говорила о будущем Франции и своей роли в нём, словно бросая вызов всему миру и судьбе — мол, попробуйте, остановите меня!

Сегодняшнее успешное выступление пьянило и кружило голову, но осознание, что это всего лишь небольшая победа в затяжной войне, отрезвляло. А в большей степени раззадоривало и подстёгивало двигаться вперёд. Вот только отмена рейса и невозможность вовремя улететь домой омрачили её приподнятое настроение. Опустив глаза, Марин увидела своё отражение в тёмном экране телефона: утомлённый взгляд, плотно сжатые губы. Она провела ладонью по лицу, словно пытаясь снять намертво въевшуюся в кожу грустную маску, и вместо неё надела медицинскую.

Она уже не знала, чем себя занять: и читала Бодлера{?}[Шарль Бодлер – известный французский поэт. Один из любимых поэтов Марин.], “Цветы зла” которого всегда носила с собой в сумке, и слушала Равеля{?}[Морис Равель – французский композитор и дирижёр. Один из любимых композиторов Марин.], чья музыка придавала ей бодрости, и просматривала свои социальные сети. Но время тянулось предательски медленно.

Достав из сумки пачку сигарет, Марин сняла с неё целлофановую плёнку. Женщина залюбовалась ровным рядом стройных сигарет и, поразмыслив, выбрала одну. Вдохнула манящий аромат табака, но заметив висевшую на стене табличку “Курение запрещено”, спрятала сигарету обратно.

Марин оглядела пустой зал, в котором помимо неё, сопровождающих её охранников и обслуживающего персонала аэропорта, не было ни одной живой души, и скучающе взглянула в панорамное окно. Облака самых причудливых форм лениво передвигались по бескрайним небесным просторам. И шёл снег… Его было так много, словно кто-то, не переставая, вытряхивал его из огромного мешка, и он превращался в пушистые белоснежные сугробы. Наверное, и Марин у многих ассоциировалась с подобной непогодой. Такая же холодная, опасная, неприступная. Все считали, что в её взгляде лишь колкость и лёд, от которых бежали мурашки, что в лица своим оппонентам она швыряет ледяное крошево в виде слов, и что метель бушует в её душе снежными вихрями. А Марин не собиралась никого переубеждать.

— Здравствуйте, мадам Ле Пен! — Мужской голос с безупречным французским{?}[Андрей в совершенстве говорит на нескольких языках, в том числе и на французском.] раздался совсем рядом, и Марин словно очнулась после зыбкого полусна, в который была ввергнута монотонной картиной за окном. — Могу ли я к вам присоединиться?

Марин бросила беглый взгляд на свободные столики и озадаченно посмотрела на источник столь нежелательного шума.

— Мой рейс тоже отменили. А в компании ждать посадки будет не так утомительно. — Мужчина пожал плечами, предугадав её вопрос. — Я…

— Я знаю, кто вы, месье премьер-министр. — Даже несмотря на то, что на нём была медицинская маска, Марин была уверена, что перед ней стоял премьер-министр Хорватии Андрей Пленкович. — Присаживайтесь.

Андрей сел в кресло напротив, а его охранники расположились на диване, неподалёку от охранников Марин. Сама Марин уткнулась в книгу, всем видом показывая, что на задушевную беседу она не настроена. Она всегда крайне неохотно шла на контакт с незнакомыми людьми. Ведь новое знакомство могло перерасти в более тесное общение, а Марин считала, что сближение с кем-то обязательно закончится для неё болезненным расставанием и очередным рубцом на сердце.

— Хотите печенье? — участливо поинтересовался Андрей, игнорируя её недоброжелательность и нежелание разговаривать.

— Пахнет цианидом. — Она покосилась на коробку с затаённым подозрением.

— Вообще-то миндалём, — усмехнулся он, уловив в её взгляде оттенок недоверия.

— Воздержусь, — скупо обронила она и вновь вернулась к своему занятию.

Андрей устремил всё своё внимание на телефон, но всё же периодически бросал в сторону Марин прицельные взгляды. А она старалась сосредоточиться на чтении, но к каждой строчке приходилось возвращаться по несколько раз.

— Я могу узнать причину столь пристального внимания к своей персоне? — Она говорила прямо, как и всегда, но подчёркнуто-вежливо.

— Хотел поздравить вас с успешной речью, которая очень отличалась от речей остальных политиков, — искренне ответил Андрей. — Возможно, потому что вы женщина.

— Я никогда не делала на этом акцент. Меня всегда называли дочерью дьявола, если не самим дьяволом. А дьявол не мужчина и не женщина. Никому не было дела до того, что я женщина, даже феминисткам{?}[Цитата Марин со слов “Меня всегда считали…”]. — Это должно было звучать, как претензия или обвинение. Но вышел лишь обречённый вздох. — Да и я сама считаю, что нужно судить о человеке по его способностям, а не по половому признаку. Роль мужчин в политике очень преувеличена. При том ими же самими. Для большинства мужчин политика — это просто возможность перестать играть солдатиками и начать играть людьми. — Неприкрытое раздражение сочилось из каждого её слова, уже готовое вылиться во что-то большее.

— А что значит политика для вас? — полюбопытствовал Андрей.

— Политика — это моя жизнь. Она течёт по моим венам{?}[Цитата Марин.]. — Её голос звенел сталью.

— Ваша речь была неординарной и фееричной… — Во время её выступления Андрей, затаив дыхание и внимая каждому слову, был не в силах отвести взгляд от лихорадочного блеска её глаз. — И я от личной встречи ожидал чего-то подобного. Но за непробиваемой бронёй жёсткости и сарказма опытного политика, способного довести своих соперников до дрожи и нервного тика, скрывается обычная женщина.

— Не верьте сплетням и навешанным ярлыкам. Принимайте людей такими, какие они есть, — сухо ответила Марин.

Тугая струна витавшего вокруг напряжения натянулась до абсолютного предела.

— Как говорит один наш общий знакомый{?}[Имеется в виду президент Франции Эммануэль Макрон.]… — Он сглотнул вертевшееся на языке имя. — Принимать вас такой, какая вы есть, можно только вместе с успокоительным. И что любой, общающийся с вами, обязательно обзаведётся благородной сединой и парой-тройкой микроинфарктов.

— Как говорится, скажи мне, кто твой друг… — Она поджала губы, проглотив окончание фразы. — Ведь Макрон — это не фамилия. Это диагноз.

— Да, вы тоже занимаете особое место в его сердце, — невозмутимо продолжил Андрей. — Вы словно вставшая поперёк его горла кость. Вы — его личный ад. Все девять его кругов.

— Как он ещё ведьмой меня не назвал… — без особого интереса ответила она.

— Я бы всё равно в это не поверил. — Андрей покачал головой. — Будь вы ведьмой, уже давно бы улетели во Францию на метле.

Он ожидал, что Марин выдаст в ответ что-нибудь едкое, но она лишь хрипло рассмеялась. Казалось, обстановка разрядилась, но на табло вновь появились сообщения об отмене рейсов. И тяжёлой удушливой волной накатило осознание того, что здесь им предстоит провести ещё немало времени. Все планы ломались с треском, с каким ломается карандаш в слишком сильно сжавшей его руке.

— Похоже, без помощи алкоголя здесь не обойтись… — Марин сняла маску и заглянула в меню, оценивая весьма скудный ассортимент алкогольных напитков. — Один бокал “Секс на пляже”{?}[Алкогольный коктейль, содержащий водку, персиковый шнапс, апельсиновый и клюквенный сок.], пожалуйста! — обратилась она к официанту, и вскоре заказ уже стоял перед ней.

— Как-то не по погоде. Я имею в виду пляж, а не секс, — попытался пошутить Андрей.

— Данный вид секса — единственный, на который я могу сегодня рассчитывать. — Марин отсалютовала ему бокалом. — Не хотите присоединиться?

— Я надеюсь, вы говорите сейчас о коктейле, — ухмыльнулся он, спуская маску на подбородок, и исподлобья посмотрел на Марин.

— Разумеется. Для обычного секса нам бы пришлось нарушить социальную дистанцию. — Она коснулась губами холодной кромки бокала и, задержав дыхание, опустошила его в несколько глотков.

Андрей только многозначительно хмыкнул. Он всегда считал, что понять французов можно, лишь выпив с ними вина. Ящик и залпом. И он впервые в жизни пожалел, что предпочитал ракию{?}[Балканский крепкий алкогольный напиток.] или виски. Его он заказал и сейчас.

— Мадам Ле Пен, я хотел спросить… — Он некоторое время перекатывал виски во рту, от щеки к щеке, а потом тяжело сглотнул. — Слышал, что ваша племянница, ранее состоявшая в вашей партии, решила вернуться в политику. Вот только поддержать на предстоящих выборах она предпочла не вас, а вашего соперника{?}[Племянница Марин Марион Марешаль действительно решила поддержать не свою тётю, а её ультраправого соперника.]. Как вы отреагировали на эту новость?

Марин напряглась. Этот болезненный для неё вопрос с силой ударился об её внутреннее спокойствие, желая подорвать заодно и внешнее.

— Месье премьер-министр… Не стоит лезть мне в душу. Вам там точно не понравится, — как можно небрежнее ответила она. И только закушенная губа выдавала, насколько тяжело ей давалось это показное спокойствие.

— Сожалею, если мой вопрос задел вас. Но это не праздное любопытство. Я ведь тоже давно в политике, и за свою карьеру много раз сталкивался с предательством. Да, не от членов семьи, конечно. Но это всё равно было для меня тяжело. Потому что предавали те, кто когда-то клялся в верности. И это невозможно забыть. — За свою профессиональную деятельность он много раз сталкивался с предательством, со временем начав принимать его как данность. Но это не значило, что он стал ко всему равнодушен. И если перед окружающими ему ещё удавалось выглядеть собранным и уверенным, то себе врать получалось из рук вон плохо. И волком выть хотелось отнюдь не от усталости, а от разочарования. — Есть раны, которые никогда не затягиваются и отдают ноющей болью.

Марин внимательно слушала Андрея и одновременно обдумывала его вопрос. Она уже сбилась со счёта, сколько раз за последнее время слышала его от журналистов. Каждый из них, капля за каплей, переполнял чашу её терпения, которая вот-вот грозила расплескаться во все стороны неконтролируемыми эмоциями. Но многолетняя выдержка всегда одерживала верх, не позволяя женщине поддаться на провокации. Она лишь награждала каждого из журналистов натренированной за долгие годы вежливой улыбкой — вершина мастерства — и просила сменить вопрос. Но, возможно, если она откроет душу, ей станет чуть легче…

— У нас с Марион долгая история. Я ведь воспитывала её в первые годы жизни вместе с сестрой{?}[Об этом рассказывала сама Марин.], многое дала ей. Мы через многое прошли вместе, а сейчас у нас с ней сложные отношения. Нет, я никогда не ждала от неё благодарности. Но и… — Её голос предательски надломился на середине фразы, и всё напускное равнодушие тут же испарилось, не возымев должного эффекта. — Но и такого предательства тоже не ожидала. Это было жестоко. Я никогда этого не забуду.

Марин подняла глаза на Андрея, и поймав на себе его понимающий и сочувствующий взгляд, вновь отвела их в сторону. А Андрей, подперев кулаком подбородок, внимательно — и беззастенчиво — изучал новую знакомую. Ему было интересно её слушать, но видя, насколько тяжела для неё затронутая им тема, предложил её сменить.

Разговор плавно балансировал между кино, спортом и музыкой. Их политические позиции были бесконечно далеки друг от друга, поэтому они очень осторожно огибали связанные с политикой темы. Как оказалось, у них было много общего. Оба в прошлом занимались юриспруденцией, а сейчас посвятили себя политике, оба когда-то были членами Европарламента, у обоих были сложные отношения с представителями СМИ. Но если Марин сдержанно вела себя с раздражающими до зубного скрежета журналистами, то Андрей даже не пытался скрывать тот факт, что на дух их не переносит, мысленно желая четвертовать каждого из них.

Позабыв об опустошающей усталости, они были увлечены беседой и друг другом. Настолько, что не заметили, как закончился снегопад, и с помощью специальной техники были расчищены взлётные полосы. Снежинки вальсировали в воздухе и, переливаясь в солнечных лучах, медленно оседали на землю. Только когда на табло появилась информация о возобновлении полётов, и среди вылетающих рейсов были рейсы Марин и Андрея, они осознали, что пора прощаться.

— В следующем месяце у меня запланирован визит во Францию, так что… — Андрей улыбнулся. — До свидания, мадам Ле Пен!

— Свидания? Вот уж нет! — возмутилась Марин, буравя его взглядом. — До следующей встречи. Это больше похоже на правду.

— Мадам Ле Пен… — тягуче, словно пробуя каждую букву на вкус, протянул он. — Вы невыносимы.

— Если только по выходным, — фыркнула она.

— Сегодня вторник, — напомнил он.

— Хорошо… По выходным и вторникам. — Она старалась дышать спокойно и ровно, но всё равно сбилась с ритма, не в силах сопротивляться улыбке Андрея. И улыбнулась в ответ.

— Постараюсь, чтобы мой визит во Францию выпал на другой день, — со всей серьёзностью произнёс он, чувствуя нарастающую внутри симпатию к этой женщине.

Обоюдное нежелание сейчас расставаться заскребло в горле острыми коготками, и они, снедаемые разочарованием, больше не произнесли ни слова. Лишь соприкоснулись сжатыми в кулак руками, как стало принято здороваться и прощаться в период пандемии.

Марин протянула Андрею визитку со святая святых — своим личным номером телефона — и направилась к стойке регистрации, изо всех сил одёргивая себя в желании обернуться. А Андрей закусил губу, уже предвкушая следующую встречу.

Комментарий к Снежный Брюссель

Если вы ставите работе лайк и уж тем более добавляете её в сборник, то и написать небольшой комментарий, думаю, для вас не составит особого труда.

========== Дождливый Париж ==========

Май выдался аномально дождливым для весны, и аномально тяжёлым для Марин. И очередной тошнотворно обыденный вечер в штаб-квартире партии встречал её списком дел, нуждающимся в проработке, и проливным дождём за окном. Она встречала вечер начатой пачкой сигарет и очередной чашкой кофе.

Её истерзанные долгим напряжением пальцы, сжимающие ручку, выплёскивали на чистый лист все имеющиеся идеи по улучшению деятельности её партии, чтобы спустя время скомкать бумагу и выбросить в урну. И так из раза в раз. Марин несколько раз глубоко вздохнула — напряжённые плечи тяжело приподнимались при каждом вдохе и также тяжело опускались при выдохе. Необходимость взять себя в руки и продолжить работу представлялась ей сейчас чем-то схожим с прохождением самого высокого уровня сложности в компьютерной игре.

Она всегда находила отдушину в политической деятельности, но не сегодня. Душа была в клочья, выпотрошенная поражением на недавно прошедших выборах. А без души работать у неё совершенно не получалось.

Внешне Марин была абсолютно спокойна, но внутри всё бушевало, напоминая погоду за окном. Тучи плотной завесой покрыли небо, которое изредка огрызалось на жителей Парижа раскатами грома, а дождь неустанно барабанил в окна. Чтобы хоть как-то разгрузить голову, Марин жадно затянулась сигаретой и сосредоточила всё своё внимание на разыгравшейся непогоде, но неожиданный стук в дверь нагло выдернул её из тщательно созданной иллюзии спокойствия и уединения. И если бы не выдержка, выработанная за долгие годы, она бы вздрогнула.

— В столь поздний час двери моего кабинета закрыты для всех страждущих душ. — Её голос звучал отчуждённо и устало.

— Вы — само радушие и гостеприимство, мадам Ле Пен. — Дверь открылась, и на пороге её кабинета возник премьер-министр Хорватии. Без предварительных договорённостей, без звонков и занесения встречи в список дел. — Но, быть может, вы сделаете исключение для того, кто прилетел издалека?

— Что вы здесь делаете? — вместо положенного приветствия спросила Марин, глядя на незваного гостя с искренним недоумением и настороженностью. — И как вам удалось пройти мимо охраны?

В мыслях она периодически возвращалась к этому мужчине, чья фамилия никак не ложилась на язык, но из памяти не уходила. А сейчас он стоял в нескольких метрах от неё, нахально вторгнувшись в её уединение и отравив своим хорватским парфюмом парижский воздух. Марин заострила внимание на зонте Андрея, с которого на пол непрерывно стекала дождевая вода, и скулы свело от желания всучить ему тряпку и швабру.

— Они ведь меня уже видели рядом с вами, вот и впустили. Если вы не доверяете своему персоналу, то можете тогда меня обыскать. — В бездонных омутах его карих глаз плясали самые настоящие черти, а в глазах Марин было слишком много враждебного недоверия. — А что касается первого вопроса, то задам вам встречный: неужели вы не следите за политическими событиями своей страны? Я прилетел в Париж с официальным визитом.

— Он назначен на пятницу. — Марин стряхнула пепел с кончика сигареты и вновь поднесла ту к губам.

— Да, но тогда наша с вами предполагаемая встреча приходилась бы на выходные, — пояснил Андрей. — А я бы хотел познакомиться с другой вашей стороной — более выносимой.

Не дождавшись приглашения, он оставил раскрытый зонт у двери и прошёл в кабинет, но сделал это медленно, словно прощупывая границы дозволенного. А Марин выглядела непрошибаемо-спокойной и сдержанной, и взгляд, которым она следила за Андреем, был ясным и внимательный для той, кто — об этом знала лишь сама Марин — не спала последние несколько суток.

— С чего вы взяли, что я стала бы с вами встречаться? — холодно уточнила Марин, умудрившись взглянуть на Андрея свысока, несмотря на то, что разница в росте была в его пользу.

— Мадам Ле Пен, усмирите свой пыл. Он пробудился не в тот день. — Он досадно скривил губы, а потом несколько раз кашлянул от попавшего в лёгкие дыма. — Сегодня ведь среда. Время показать свой ангельский характер.

— Всех ангелов разобрали до вашего приезда, — небрежно ответила Марин и, отправив остаток сигареты в пепельницу, скрестила руки на груди.

Она смотрела на Андрея так, что любой другой от такого взгляда уже наверняка бы стушевался и, не желая испытывать судьбу, поспешил уйти. Ведь все знакомые Марин знали, что когда она смотрела вот так, то ничего хорошего ждать не стоило. Но Андрей знал Марин не так хорошо и именно поэтому оставался невозмутимым.

— Вы бы всё равно затмили их всех, — совершенно серьёзно сказал он, а её щёки вспыхнули смущённо-возмущённым румянцем. — Всего лишь моё мнение. Без претензии на фундаментальность.

— Месье премьер-министр, вы выпили? — Марин выразительно приподняла бровь, а Андрей отрицательно мотнул головой. — А я бы сейчас не отказалась от вина… — удручённо вздохнула она.

— Чего хочет женщина, того хочет Бог{?}[Французская пословица, которая встречается в романе “Мопрa” французской писательницы Жорж Санд. ]. — Андрей достал из пакета, который всё это время держал в руках, бутылку красного вина Dingač {?}[Самое известное хорватское красное вино из сорта винограда Плавац мали.].

Марин с долей скептицизма взглянула на бутылку, этикетка которой была на совершенно незнакомом ей — хорватском — языке, но всё же одобрительно кивнула. А Андрей самодовольно усмехнулся, будто ничего, кроме согласия от неё и не ждал.

— Возьмите бокалы из серванта. — Он послушно открыл дверцы, но не обнаружив там желаемого, вопросительно взглянул на Марин. — Просмотрите в верхнем ящике комода. — И вновь ничего. — Тогда в нижнем. — Андрей краем глаза уловил лёгкую улыбку, что на миг изогнула тонкие губы Марин, когда и там не оказалось бокалов. Ему захотелось задержать эту улыбку на её лице, что было так же невозможно, как и поймать в ладони солнечного зайчика.

— Вы как юрист ведь должны знать, что это называется использованием рабского труда, и с юридической точки зрения является нарушением прав человека, — уточнил Андрей, чуть запыхавшись и привалившись бедром к столу.

— Зарядка полезна для здоровья, месье премьер-министр, — приторно-ласково произнесла Марин и достала бокалы из тумбочки в своём столе.

— Dobro vino i lijepa žena to su dva najljepša otrova…{?}[Хорошее вино и красивая женщина — два лучших яда (хорватская пословица).] — усмехнулся Андрей, едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза.

Марин подчёркнуто-официально улыбнулась, пряча за приветливым фасадом вскипающую волну раздражения от того, что ни слова не поняла из его последней фразы. Она жестом руки пригласила Андрея сесть напротив и протянула ему штопор. Хрустальные бокалы приятной тяжестью легли в ладони. Они сделали по глотку, чувствуя горько-терпкий, обволакивающий вкус вина, в букете которого чувствовались нотки ежевики, черешни, перца и специй. Андрей смотрел на Марин и ловил ответный взгляд, такой же прямой и открытый. Они словно перебрасывались саркастическими репликами, при этом не произнося ни слова, зарабатывали баллы в их негласной борьбе за первенство.

— Я переживал за вас на прошедших выборах, — нарушив тишину, произнёс Андрей, а Марин буквально передёрнуло. Словно он грязными пальцами полез в кровоточащую рану, расковыривая её ещё сильнее.

— Сочувствую, — каким-то совсем несочувствующим тоном ответила Марин — коротко и хлёстко, словно метнула в него острый нож.

— Мне искренне жаль, что вы проиграли. — Андрей смотрел на неё до краёв наполненным сожалением взглядом, сцепив пальцы в замок.

— Но это не помешало вам одним из первых поздравить вновь избранного президента. — Она произнесла это не как упрёк, лишь констатировала факт.

— Вы ведь сами всё понимаете… — Андрей развёл руками. — Для ЕС сотрудничество с ним наиболее выгодно. Из вас двоих он…

— Меньшее зло, — продолжила Марин, повторив фразу, которую за последнее время слышала сотни раз. — Но лично у меня не было возможности разглядеть в нём человека. Он явился на дебаты с чувством полного владения ситуацией и с хамоватой ухмылкой, какой обычно одаривают заведомо проигравших.

— Он так низко пал в ваших глазах? — полюбопытствовал Андрей.

— В моих глазах он даже не поднимался, — фыркнула она, не удержавшись от шпильки в адрес президента. — Он манипулятивный циник и позёр с пробелами в графах “честь” и “совесть”. Некачественная подделка, неудачный косплей на президента. И не только он, там в ЕС все такие. — Она обожгла Андрея взглядом, и если бы из него можно было сцедить яд, его бы хватило, чтобы отравить половину населения Хорватии.

Её слова задели Андрея, но огрызаться немедленным ответом он не спешил. Напротив, постарался выглядеть невозмутимым.

— По поводу вас наши с ним мнения кардинально расходятся. Просто для одних можно быть занозой в заднице, а для других — в сердце. А своими хлёсткими, как розги, словами можно оставить рубцы. У кого-то на самолюбии, а у кого-то — на душе. — Андрей говорил совершенно искренне. Эта женщина помимо воли въелась в его мысли как пятно от пролитого на белую рубашку красного вина. — Так что мы с ним не такие уж и одинаковые.

— Ещё несколько глотков, и в вас пробудится когда-то уснувший летаргическим сном Вольтер, — попыталась отшутиться Марин. Сейчас её разглядывали с интересом и — она прекрасно умела распознавать эмоции — даже с некоторой заинтересованностью. И пока она не поняла, что думает по этому поводу.

Андрей усмехнулся, относясь с некоторым сомнением в своей компетентности в качестве философа.

— У вас есть планы на вечер? С кем вы собираетесь его провести? — Взгляд Андрея, который периодически плавно блуждал по кабинету и тщательно изучал интерьер, сейчас был полностью сосредоточен на Марин.

— С ней. — Марин кивнула в сторону початой бутылки вина.

— Может, составите мне компанию в прогулке по городу? — предложил Андрей, осознавая, что ещё никогда не гулял по дождливому Парижу. — И я увижу этот город вашими глазами.

— Я — политик, месье премьер-министр, а не экскурсовод. — Она старалась не сдавать позиции из чистого упрямства, потому что слишком устала, чтобы язвить всерьёз.

Она посмотрела на Андрея таким взглядом, что он тут же понял: “Лимит гостеприимства исчерпан”. Осознав, что переступил грань дозволенного, он поспешил сообщить, что ему уже пора.

— И всё же я ставлю на повтор своё приглашение по поводу прогулки. Завтра с утра, к примеру. — Он сделал паузу, набрав в грудь побольше воздуха. — Обещайте, что подумаете.

Марин взглянула на промозглую сырость за окном, а потом вновь на Андрея. А почему бы и нет? Она прятала свои чувства и эмоции за десятком дверей и замков. Или же сама от них пряталась. Но Андрею уже удалось подобрать первый ключ. С ним она сможет расслабиться. Он точно не станет бросаться затёртыми до дыр клишированными фразами наподобие “Всё будет хорошо”, вызывающими рвотный рефлекс. С ним она сможет быть самой собой. И она уверенно кивнула. И её согласие после нескольких секунд томительного молчания показалось Андрею подарком судьбы.

— Hvala vam, draga Marinе!{?}[Спасибо вам, дорогая Марин!] — Он по-свойски положил ладонь поверх её руки. А Марин в этот раз не нужны были услуги Google Translate, чтобы понять значение его слов.

Андрей кивнул ей на прощание и покинул её кабинет. Марин вальяжно закинула ногу на ногу, плавно покачивая носком туфли. Прикосновение Андрея теплело на коже, вызывая желание вновь и вновь до него дотрагиваться, и Марин, чтобы как-то занять руки, взяла бокал. Сделала ещё один глоток, слизывая кроваво-красные капли с губ.

А Андрей, оказавшись на улице, достал из кармана монету в пять кун{?}[Куна — денежная единица Хорватии. ] и подбросил её в воздух: “Аверс — согласится, реверс — откажет”. Монета, словно колесо судьбы, совершила несколько оборотов в воздухе и приземлились на ладонь Андрея. Он многозначительно хмыкнул. Некоторые люди, что встречались в его жизни, были словно открытые книги: взглянешь на них — и всё становилось понятно. У этой же женщины даже иллюстрации были с каким-то потаённым смыслом. Андрей поднял повыше ворот куртки и зашагал по сверкающим в грязно-жёлтом свете фонарей лужам в сторону отеля.