Лимон победы - Блаженство вкуса [Торейя Дайер] (fb2) читать онлайн
Книга 610989 удалена из библиотеки.
- Лимон победы - Блаженство вкуса (пер. Genady Kurtovz) 331 Кб, 33с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Торейя Дайер
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Лимон победы — Блаженство вкуса
От переводчика:
Рассказ представлен в свободно-ознакомительном любительском переводе, в качестве практики словесности, без какой-либо на то, коммерческой цели, мат отсутствует. Надеюсь, что читабельно. Приятного чтения! Любительские переводы считаются "общественным достоянием" и не являются ничьей собственностью, любой, кто захочет, может свободно распространять их и размещать на своем сайте. Просьба, сохраняйте имя переводчика ─ уважайте чужой труд... Genady Kurtovz
© Victory Citrus Is Sweet by Thoraiya Dyer, 2022 © Переведено с английского by Genady Kurtovz, декабрь 2022 год.
от переводчика: Автор, настоятельно рекомендует прочитать эту историю до декабря 2025 года. Так как к этой дате планируется прибытие на Меркурий — миссии БепиКоломбо,[1] которая развенчает (а может подтвердит?..) правдивость этого рассказа.
* * *
Гравитационный манёвр # 01: Луна
В голове крутится песня: «У меня есть N₂(азот), и все мои мысли о нем» (на мотив песенки «Все мои мысли, о пятнице»)[2]
Как только мы отправились на задание, я сразу получила от космического излучения, повреждение правой руки. То есть какой-то дурацкий высокоэнергетический протон, запустил остеогенную саркому[3] в локтевой кости, что было для меня довольно ново. Ведь последним раком, которым я болела, была лимфома[4] в моем легком. Этот факт был досадным и неприятным, потому что нереально изолировать и заморозить легкое, и при этом оставаться работоспособным.
Изоляция легких, означает глупую индуцированную кому, в то время как новые клетки растут, а Принтер Два – создает чистый каркас из соединительной ткани. Это значит, что надо сидеть неподвижно в течение шести недель после трансплантации, где-то с одной третью грамма или более, ожидая, пока она приживется. А в это время, кто-то другой получает хорошую работу и крадет ваш карьерный рост.
Нет, нет, я совсем не злюсь. Ну кто может обвинить в чем-то, радиоактивные частицы? Они делают то, что делают. Планетожители называют нас болванчиками[5], из-за толстой защиты на наших шлемах. Единственное, что мы не можем заменить – это наши мозги. Однако шлемы с большой массой и высокой плотностью, здесь ничего не весят. Мы снимаем их, когда приземляемся, а умные скафандры удерживают наши губчатые скелеты в вертикальном положении, пока не будет выполнена санобработка.
По-любому, трудиться с саркомой руки – это значит, что могут возникнуть проблемы с подачей азота. Так что пришлось солгать администратору ЭлеАллок об этом. Ибо вы не сможете выполнить посадочный манёвр на Серные Равнины Меркурия, если у вас будет недостаточно азота, для двигателей вашей посудины.
А это имело огромное значение.
Планета Меркурий – это шустрый, маленький ублюдок.
Я-то быстро доберусь туда, за счет солнца, которое засасывает мою Китовую Акулу[6] вместе с моими гравитационными манёврами – быстрее, чем те, кто крадет мой карьерный рост. И что потом делать, как потом выбираться? Против неимоверного притяжения планеты?..
А еще существует время, которое так же имеет немалую ценность, ибо чтобы остановить метастазирование саркомы, я вынуждена была дать команду своему умному скафандру – заморозить всю правую руку. А для этого надо будет использовать жидкий азот и продолжать им пользоваться как минимум полгода, пока растет новая рука. А Китовой Акуле, понадобится четыре месяца, чтобы только добраться до ущелья Гога.
Если я дам руке оттаять до момента, когда я еще не доберусь до места с гравитацией, где мне сделают трансплантацию, вся мертвая конечность убьет меня гангреной даже быстрее, чем сам рак. Так что… не думаю, что у меня сможет закончиться азот. Тем более, у меня совсем нет возможности, терять драгоценное время на пополнение запасов, в противном случае Джихад Диб снимет меня с учета, за невыполнение моей части миссии.
Его-то работа полегче, не так ли? Марс-то там, напоминающий большое старое яблоко. Кроме того, если я задержусь… они сразу узнают, что я исправила спецификации Китовой Акулы, чтобы первой получить заказ на миссию. В конечном итоге, рука – это не моё легкое. По крайней мере, есть возможность продолжать работу.
Так что надо бы разобраться с таким вот крошечным вопросом, который связан с тем, что Северный Марс вдруг получил полмиллиона урана, хотя он должен был отправиться на Южный Марс.
Несомненно, это не займет много времени.
Гравитационный манёвр # 02: Венера
Песенка в голове: «Жаркое веселье в летнее время».[7]
Температура поверхности Меркурия колеблется в пределах диапазона от 100 К до 700 К.[8]
Итак, несмотря на то, что место посадки Китовой Акулы в ущелье Гога, которое находится в вечно темном кратере на Северном полюсе, я все еще проверяю и перепроверяю скафандры, как та земляная белка, которая проверяет свои запасы грецких орехов. Как будто солнечный ветер, обрушивающийся на голую планету, был недостаточно ужасающим. У нас же присутствует естественная радиоактивность поверхности планеты, и случайные и необъяснимые электронные всплески, о которых также стоит побеспокоиться.
Если бы люди могли просто ладить, делиться ресурсами и не вводить санкции друг против друга, добыча полезных ископаемых на Меркурии, не была бы даже отдаленно, прибыльной.[9]
Но мы не могли… так что к нам переехала компания «Солнечный Меркурий». Близость этой маленькой планетки к солнечному теплу, представляет из себя – вечную и безвозмездную плавку. А странные концентрации полезного материала в коре Меркурия, дают возможность относительно недорогим автоматизированным ускорителям масс[10] в ущелье Гога, доставлять уран с Серных Равнин, вырытых многокилометровой системой добычи и транспортировки, именуемой – «MINE-Z», обратно владельцам шахт на юге Марса. Окна запуска транспорта довольно узкие, и им приходится включать корректирующие двигатели, чтобы противостоять солнечным вспышкам, но как-то до сих пор это работало.
Тот факт, что в течение последнего квартала, полезные грузы постоянно приземлялись на севере Марса с опозданием на долю оборота, может означать, что программное обеспечение накопило ошибку, или вышло из строя, или было саботировано в конце процесса добычи на Меркурии.
К примеру, это может представлять из себя, механический износ привода или отказ в техническом обслуживании. На Серных Равнинах, могут находиться люди или роботы, которых там совсем не должно быть. Или же возможно какое-то неизвестное планетарное объяснение, поскольку мы пока толком не понимаем структуру ядра Меркурия, его тектонику или магнитное поле – только то, что нам необходимо знать для извлечения из этой маленькой планетки, урана.
Так что, касательно подпитки двигателей, подключенной солнечной энергии достаточно, и это надежно, но довольно медлительно. И водорода при этом хватает. Но в случае чрезвычайной ситуации, спасет только ядерная энергия для двигателя, который начинает работать в разы быстрее. Особенно, когда такая вот ситуация с мертвой рукой, которая из-за нехватки азота, начнёт оттаивать.
Вот такая вот чрезвычайная ситуация.
Так что по-любому, исходя из возникшей ситуации, капитан Пенетратора – Джихад, отправляется на Марс, чтобы выяснить, есть ли проблема там. А моя Китовая Акула летит на Меркурий, для понимания того, есть ли проблема в тех местах, и мне необходимо попытаться найти или исключить ошибку в общем программном управлении или в финальном процессе, системы добычи – «MINE-Z».
Но думаю, что проблема с азотом на самом деле не является чрезвычайной ситуацией. Я уверена, что буду дома как раз вовремя, чтобы трансплантировать руку. Просто у меня есть репутация, которую нужно поддерживать и не ронять, понимаете? Не многим северным марсианам удается побывать в космосе. Я выиграла в лотерею, свое обучение на астронавта. Мои родители, еще до моего рождения включили меня в этот процесс… на удачу.
Хотя, если честно сказать я не помню своих родителей. Меня растили Роботы. Бывшие в употреблении, потому и недорогие, они были доставлены из пансионата престарелых на Земле. Их программный интеллект состоял из следующих вопросов: «Ваша дефекация в пределах нормы? Вызывает ли у вас боль, от горько-сладких воспоминаний, мимолетная красота цветов?Ваш уровень кортизола[11] повысился, усилилось ли ощущение вины перед вашей семьей?»
Сдается мне, что только один из них был подходящим для воспитания малышей, и то, только наполовину.
Похоже мой личный робот, ранее заботился о ком-то, с очень специфическими музыкальными вкусами, именно так я и познакомилась с земной музыкой 1960-х годов.
Согласно моему послужному списку компании ЭлеАллок, у меня развился психологический комплекс, потому что будучи воспитанная роботами, меня начинает трясти при виде человеческих глазных яблок, которые вращаются в контактных гнездах видеокамер, этих механических созданий.
Хотя… мне кажется, этот факт выведет любого из нормального состояния, не так ли?
К примеру, когда мне приходится проверять свое самочувствие и видеть в отражении, как двигаются мои собственные зрачки, сей факт заставляет меня кричать: «НЕТ!»
И так каждый раз без исключения. Мне уже двадцать три года, и я совсем не должна кричать на себя в зеркало. Но я ничего не могу с этим поделать. Глазные яблоки – такие отвратительные.
С другой стороны, всякий раз, когда я заканчиваю миссию, я позволяю себе съесть один из лимонов Северного Марса. Они всегда припрятаны в водозащитном чехле моей Китовой Акулы. Нет ничего лучше, чем лимон без косточек, такой сладкий и сочный, что его можно есть, как апельсин. Ничто не сравнится с тем, чтобы очистить его от кожуры и отправить под забрало своего огромного шлема, а затем пронзить зубами дольки, ощутив вкус белой мякоти. После такой процедуры, эфирные масла, в течение пяти минут или около того, обжигают ваши губы в местах соприкосновения слизистой и кожи. Этот освежающий аромат покалывающего цитрусового жара, заставляет меня кричать: «ДА!» Вот почему, когда я закончила свое обучение, я присвоила себе имя – Виктория Цитрус.
Виктория. Вика. Капитан Цитрус.
Я приобрела Китовую Акулу на средства, вырученные от миссии, по захвату частиц в радиационном поясе. Как результат причинения вреда своему здоровью – пара приступов лейкемии.
Джихад Диб, выдающийся послужной список которого составляет длину в два столетия, может съесть весь мой азотный выхлоп. Но никакая вонючая остеогенная саркома локтевого сустава, не помешает мне приземлиться в ущелье Гога.
Меркурий, проход первый. Застрявшая песня в голове: «Хожу вокруг да около».[12]
– Я проверила баллоны с азотом, – доложила Наамла, – показания, полученные вручную, не соответствуют показаниям, полученными автоматически. Вы что-то нахимичили, капитан?
Наамла – мой стажер, она воспитана волками.
– Не так уж это и смешно, как вам кажется, – сообщает она, постукивая по экрану, где строчки моего мысленного журнала, прокручиваются в реальном времени, на самом маленьком мониторе Китовой Акулы.
Когда новые люди нанимаются в ЭлеАллок, они сохраняют свои фамилии. Наамла – в значении Волка. Капитаны кораблей, по сути являющиеся их руководителями, дают им имя, на время их стажировки. После чего, стажеры так и продолжают именовать себя, в последующих миссиях.
Например, как я, называющей себя Викторией, в значении – Победа. Я выбрала имя Наамлы после того, как она предложила мне прекратить все время кричать: «ДА!» и «НЕТ!»
Происхождение её имени – арабское. «ДА» и «НЕТ» по-арабски – это «НААМ» и «ЛА».
Вечно забываю, что у меня есть стажер. Прошло немало времени с тех пор, как я устанавливала что-либо в режиме приватности и похоже я совсем забыла, как это делается. Очень важные моменты, я конечно никогда не забываю, но, если я планирую прожить несколько столетий, у меня нет никакого желания засорять центры памяти программными командами, которые в конечном итоге, устаревают.
Так что я просто беру рулон клейкой черной ленты из ПВХ, и накладываю несколько слоев на самый маленький экран моей посудины. Не собираюсь гадать, что при этом действии думает Наамла, потому что она вежливо опускает темное забрало шлема, пряча глаза в моем присутствии и пытаясь свести к минимуму мои крики.
– Ничего я не химичила, – невозмутимо ответила я, после того как я надежно спрятала экран, под слоями ленты, – давно уже собиралась заменить этот неисправный датчик. Половина топливного бака, спрятана под Вторым Принтером, то есть объем бака, фактически вдвое больше, чем показывает датчик. Давление правильное, но масса показывается неправильно. У нас пятьсот тысяч литров, а не двести пятьдесят.
Вес жидкого азота – 1782 грамма на литр на Земле, 677 граммов на литр на Меркурии, и он почти невесом в пути следования.[13] Необходимость в таком количестве возникает из-за того, что механическое охлаждение слишком медленное, чтобы работать в дневное время, да и в любом случае, такой способ охлаждения не способен снизить температуру на несколько сотен градусов. Для поддержания комфортной температуры в наших умных костюмах – на уровне + 20 °С в день, при соответствующей температуре Меркурия +200 °С требуется: 100 граммов азота, на человека в минуту – это лишь малая часть из 6000 л/мин., которая потребуются Китовой Акуле не только для охлаждения реактора – мощностью 12 МВт, но и для поддержания пригодности нашего жилого пространства и жизнеспособности моей новой руки, которая выросла уже на две трети. Во время нахождения на планете, необходимо производить захват азота и повторно его замораживать, но для этого требуется специальный модуль, который я продала еще на Луне, чтобы купить на вырученные деньги новый Принтер Два.
Если бы я не врала касательно датчика топливного бака… пятьсот тысяч литров хватило бы для присутствия на поверхности Меркурия целый час и даже того больше. Ну конечно при условии присутствия в относительной безопасности, от ускорителя масс в ущелье Гога, при проверки открытой поверхности шахтной установки.
Пока я даю неверную информацию, мы можем позволить себе потратить только тридцать минут или того меньше, на изучение системы добычи – длиной в двенадцать километров.
Итак, все просто прекрасно. Все даже очень замечательно. Проблема будет только с ускорителем масс.
– Ну если это так, как вы утверждаете, – с сомнением в голосе произнесла Наамла, – в таком случае да, это пятьсот тысяч. Не очень-то она похожа на волчицу, и она ненамного моложе меня. Всего-то девятнадцать земных лет, а терпения у нее, как у того марсианского кактуса, ожидающего дождя. Но к счастью, я нетерпелива, иначе не стала бы так быстро составлять уравнения в уме. Или спешить, испытывая нехватку ресурсов, выполняя опасные задания с очень-очень приятными днями зарплаты.
Внутри своего умного скафандра, я игнорирую странное ощущение от жидкого азота, кипящего на стыке моей онемевшей конечности и чувствительного плеча, где нагревательный элемент, поддерживает границу температуры тела. Газообразный азот, в шесть раз превышающий объем жидкого азота, выпускается через шланг. Пока мы находимся в ледяном вакууме, газ может быть легко повторно конденсирован кораблем.
Просто, всего лишь необходимо не снимать скафандр с подсоединенным шлангом, чтобы избежать удушья или избыточного давления в кабине корабля. И то, и другое, было бы плохим концом.
– Как продвигается их миссия на Марс? – поинтересовалась я. Потому что Волк по-арабски – значит Диб. Ах, да! Наамла воспитана моим худшим врагом. Её отцом.
Я ненавижу отца Наамлы, потому что его девиз гласит: «Молодой мозг – это тупой мозг». Ему двести лет и его части тела, заменялись чаще, чем алмазы на сверле системы добычи – «MINE-Z». И похоже это имеет какое-то отношение к тому, почему Наамла со мной. А еще тот факт, что я с Северного Марса. На всякий случай, вдруг я участвую в каком-то заговоре и у меня должен быть шпион с Южного Марса… ну или наоборот. Не уверена, кем является стажер от Джихад Диба, но им бы лучше подвязаться к такому скучному занятию, как просматривать видеозаписи и опрашивать поисковые экипажи.
– Они пока еще ничего не нашли, – ответила Наамла. Поток её мыслей, направляются прямо к Джихад Дибу, а его – к ней. Так что здесь практически невозможно уединиться, хоть с лентой ПВХ или без неё. – Чертовски верно, – говорю я, ухмыляясь. – Да, как и мы, с тем же пока результатом, – подмечает Наамла, её козырек повернут в сторону Меркурия, яркой и далекой точки за окном. – Бьюсь об заклад, это один из датчиков давления электромагнитной катапульты, – предполагаю я. А я эксперт по их починке.
Меркурий, проход второй Навеянная песня в голове: «Локомотивное движение».[14]
Время пролетает незаметно, особенно когда ты на шаг впереди конкурентов. В конце концов мы добираемся.
Ну здравствуй, Меркурий!
Корабль фиксирует несколько электронных всплесков. На сей факт, я почти не обращаю внимания. Отсутствие атмосферы, вынуждает мою посудину механически менять угол наклона панелей управления и тягу, согласовывая давление солнечной радиации, с вызывающей тревогой потери азота. Я внимательно слежу за нашим выходом на стабильную орбиту, когда меня прерывает стажер.
– Какая-то аномалия, – сообщает она, – наблюдаю газовый шлейф на Серными Равнинами. Довольно крупный, и больше напоминают тот, какой можно было бы увидеть на Энцеладе.[15] Это явление соответствует активному участку «MINE-Z» и находится недалеко от перерабатывающего предприятия.
Я отвожу взгляд от экранов и смотрю на её темное забрало.
– В таком случае, это кажется маловероятным, что проблема в ущелье Гога, – предполагаю я, – мое сердце не сможет утонуть в низкой гравитации, но оно так этого хочет. – Согласна, шанс мал, что проблема там, – отвечает Наамла. – Кто это увидел первым? – приходится задавать этот вопрос, – на орбите мы, или Джихад Диб, аж с Марса? – Наше прибытие состоялось на ночной стороне, – сообщает Наамла, – указывая на очевидное. Другими словами, грязный и гнилой враг – заметил это первым. Я стискиваю зубы. Уже без разницы, если этот динозавр увидел первым. Я-то здесь, а его здесь нет.
Итак, оставляя Китовую Акулу самой управлять вводом данных в своем алгоритмическом одиночестве, я переключаюсь на визуальное отображение, и вот она в своей красе. Какая-то испаряющаяся жидкость, выходящая через плотную вулканическую кору, которая, как предполагается имеет толщину около двадцати пяти километров, однако системный комплекс добычи «MINE-Z» копает не более, чем на глубину в десять километров.
– Меркурий дал течь, – резюмирую я, – едва ли смею надеяться, что в этом действе, что-то полезное. С прошлой миссии у меня еще оставалось оборудование для захвата. Хоть и видавшее лучшие времена, но вполне работоспособное. Я переключаюсь на показания нашего спектрометра, и мои ноздри непроизвольно раздуваются.
Брр…
– Сероводород, – бормочет Наамла, – если бы на Меркурии была кислородная атмосфера, этот шлейф пылал бы сейчас в огне.
«Ага, и тогда бы это превратилось в серную кислоту. Вид у шлейфа, совсем как в мультиках. Самый большой пердун, Солнечной системы».
Отчасти я желала бы, чтобы мой мысленный дневник был раскрыт, и Наамла смогла бы понять шутку, касательно пускания газов. Думаю, что она ей бы понравилась. Моя посудина, опять пытается сообщить мне про электронные вспышки, но я оставляю эту информацию без внимания. Визуальная камера отслеживает желтую скалу Равнины и зубчатый пояс активной поверхности буровой установки по мере того, как наша орбита приближает нас к шлейфу. Система добычи «MINE-Z», по-видимому не пострадала от потока сероводорода. Наамла начинает возиться с программным обеспечением ускорителя масс, чтобы получить разрешение.
Улыбка исчезает под моим шлемом. Я должна отменить подлет к ущелью Гога левой рукой, в то время как мой, надежно защищенный мозг решает, а должны ли мы отступать, пока еще есть такая возможность. В конце концов, проблема в самой буровой установке. На убийственной поверхности Меркурия.
Допустим, мы спустились к активному забою «MINE-Z». Ползущий терминатор не пересечет Серные Равнины, еще как минимум месяц. Плохая видимость может привести к аварии. Если бы этого не произошло, мы израсходовали бы столько топлива, что нам пришлось бы совершать обратное путешествие на Марс, на чистой солнечной энергии. Я могла бы запустить аварийные паруса. Меркурий получает солнечного потока в шесть раз больше Земли. Но транзитное время составило бы годы, а не месяцы. Мне пришлось бы ампутировать руку без трансплантата, что сильно повредило бы нервные окончания, и на том шанс вернуть себе руку, сравнялся бы с нолем.
И ко всему этому, плюсом добавляется шанс заболеть еще одним раком, как мне, так и моему стажёру, пока будем двигаться обратно. Десять тысяч рад[16] в земной год – это довольно много. И это в дополнение ко всему, чем нас кормят на планете. Что также немало добавляло это гадости вне независимости от того, умный скафандр или нет. Не хотелось бы подвергать этому микрочип, не говоря уже о человеческом теле, и, хотя у нас будет в наличии охлаждающая жидкость для борьбы с несколькими видами рака, а моя посудина сможет перемещаться и без нашего участия, но боюсь, что у нас не хватит запасного топлива, чтобы запустить Принтер Два.
Итак.
Заход с ночной стороны, исключен.
– Команда Марса сообщает, чтобы мы оставались на орбите и ждали подкрепления, – докладывает Наамла, – ЭлеАллок дал добро, Пенетратор заправляется топливом и летит к нам.
Я едва слышу её.
Предположим мы садимся с дневной стороны. Есть возможность вернуть часть азота, но никак не большую его часть. Хотя объем азота был бы слишком достаточным. Мы израсходовали бы почти всю нашу охлаждающую жидкость, спускаясь на Серные Равнины и возвратившись обратно на траекторию Марса. Зато это действие было бы быстрым. Осталось бы топливо и возможно не пришлось бы жертвовать рукой.
Однако права на ошибку нет, и у нас в наличии было бы всего тридцать минут для выяснения того, что пошло не так и потенциально исправить это «не так».
«Как заделать дыру, глубиной в десять километров?»
– Что-то еще происходит, – сообщаю я, – к югу от источника шлейфа в коре Меркурия расширяются трещины. Это катастрофа. Вот-вот прорвется второй газовый шлейф и мне придется потратить все топливо впустую, просто избегая обломков. Нажав на экран, чтобы произвести измерения, место неминуемого взрыва оказывается в семидесяти километрах от «MINE-Z», и несмотря на то, что обзорная карта дает предварительную информацию о том, что глубина коры Меркурия составляет двадцать восемь километров, новые данные показывают, что на самом деле – всего десять.
Почему же кора настолько тоньше и плотнее, чем мы думали? Как будто в этом конкретном месте происходит какой-то преднамеренный процесс. Несчастным случаем, пожалуй это не назовешь. Разве кто-то не должен был исследовать невероятное богатство руды на этом участке?
Кроме того, под корой находится слой жидкости, температура которой составляет ровно 200 К,[17] при чем повсюду, от центра области трещин, до краев. Корабль достаточно быстр, чтобы провести сканирование за миллисекунду до того, как солнце начнет превращать этот слой во второй, меньший шлейф.
– Так вот откуда это берется, – подмечает Наамла, – под Серными Равнинами располагается океан жидкого сероводорода. Скорее всего, в твердом состоянии под более высоким давлением, внизу, на морском дне.
Жидкий сероводород. Бурлящий и пердящий океан.
Протянув руку, я отклеиваю ленту ПВХ, но только нижнюю часть экрана, чтобы Наамла смогла увидеть это определение: «ПЕРДЯЩИЙ ОКЕАН».
– Закатываю глаза, – произносит Наамла, – это отвратительно.
«ОМЕРЗИТЕЛЬНО».
Китовая Акула уже настаивает на том, чтобы я прямо сейчас обратила внимание на всплески, и я обращаю. Потому что эти всплески, не несут характер случайности. Моя милая посудинка, довольно точно определила их происхождение. Они находятся под поверхностью, на глубине ста километров до первого, самого большого и опасного шлейфа Серных Равнин.
Да… их расположение не случайно.
Одна секунда… всплеск, три секунды… нет ничего, затем снова всплеск на одну секунду. Целенаправленная пульсация между паузами молчания. Два из них. Затем три. Пять, восемь, тринадцать, двадцать один. Потом пауза. Затем начинается все снова.
«ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТЬ ФИБОНАЧЧИ».
– Это Фи… – начала я говорить. – Знаю… – прервала меня Наамла.
«РАЗУМНАЯ ЖИЗНЬ».
– Должно быть это разумная жи… – Того же мнения… – поспешно соглашается стажёр.
Пытаюсь снова прикрыть экран, но я испортила ленту и нет времени на то, чтобы достать ПВХ.
– Наамла! Смотри на меня, а не на экран. Что-то пытается связаться с нами из-под бурлящего всплесками океана. Если мы ответим, наши сигналы должны будут проникать до смешного глубоко, и это непохоже на то, что я ношу с собой ускоритель частиц. Принтер Один слишком мал, чтобы скомпоновать кильватерный лазерный ускоритель, а Принтер Два…
«Кровавый суп из зрачков».
– А Принтер Два сейчас печатает вашу руку, – невозмутимо заканчивает мою мысль Наамла, – капитан, наши инструкции таковы: оставаться на орбите и ждать. Пенетратор оснащен шестью принтерами. Это может начаться на ускорителе частиц прямо сейчас.
«И позволить твоему грязному и гнилому папаше стать тем, кто войдет в историю, первым поговорив с инопланетянами?» – пронеслось в моей голове.
Представить такое, это хуже, чем нарисовать себе картинку, как я на всю оставшуюся жизнь, больше не смогу оторвать кусок ПВХ от экрана.
– Вы же все еще будете здесь, – приводит свои аргументы стажёр, – корабль Джихад Диба всего в четырех месяцах пути.
«Да это же целая жизнь!»
«Он рассказывал мне, что однажды вы сожгли свои вкусовые рецепторы, потому вам было невтерпеж дождаться, пока остынет еда, а потом вы пыталась притвориться, что это опухоль, которая заставила вас заново отрастить язык».
«А он назвал тебя не вылупившимся яйцом, с манией компетентности!»
«Мне не понятно, зачем ему дети, если он собирался постоянно их унижать?» – эта мысль отображается в нижней части свободного от ПВХ экрана.
– Это вы меня все время унижаете, – подмечает Наамла. – Мне жаль. Лады? Ты можешь помешать своему журналу мысленных сообщений, попадать на его корабль? – Это спровоцирует начало войны на Марсе, – отвечает Наамла.
Я снимаю свой огромный шлем, чтобы она смогла видеть мои глаза. Это действие делают люди… воспитанные людьми. Она должна понимать, это чертовски серьезно. Мне необходимо войти в контакт с инопланетянами.
ПОЖАЛУЙСТА. Я ДОЛЖНА ВОЙТИ С НИМИ В КОНТАКТ.
Наамла вздыхает. Её гигантский шлем кивает. Она поворачивается ко мне спиной, нажимая на какие-то экраны, предположительно выключая реле.
– Капитан, я прошу вас водрузить шлем обратно, пока у вас действительно не появилась опухоль на языке, – молвит мой стажёр.
Восторг бурлит у меня в животе, как бурлящий океан пердежа.
«Ваша дефекация в пределах нормы?»
Сила моего возбуждения такова, что я смогла бы ей отразить космическое излучение. Возвращаю шлем на место и начинаю набирать команду левой рукой, давая понять Принтеру Два, что нужно утилизировать мою правую руку и приступить к работе с плазменной машиной кильватерного поля – длиной 4,5 метра. Такой вот будет – лазерный ускоритель частиц.
Тяжкий вздох Наамлы, возвращает меня к экранам: – Ну что там еще? Она молча указывает на трещины в земле второго участка, который располагался в семидесяти километрах к югу, от первого шлейфа, где что-то непонятное (и это явно не булькающий и не замерзающий сероводород), свободно парило над поверхностью планеты.
На вид, это напоминало десятиметровую торпедообразную форму, бледно-желтого цвета. Головную часть торпеды, обрамляла пара многогранных, похожих на глаза сфер. Ходовую часть, украшали две сотни белых и изогнутых, похожих на ножки, зубцов. Около так называемых глаз, располагались остроконечные выпуклости, явно похожие на ротовые хоботки. Пара когтей, метровой ширины, один крошечный и один огромный. Ребристый экзоскелет, покрывающий корпус торпеды. Это животное? Рыба? Омар? Или это китовая акула, скрещенная с гигантским пердящим трилобитом.
– Господь всемогущ, – шепчет Наамла. – ЗРАЧКИ! – выкрикиваю я худшее ругательство, которое я знаю. От перевозбуждения, меня всю трясло. Мы зрим инопланетное существо! Либо оно разумный вид, либо это сбежавший домашний скот.
По мере того, как движущая сила сверкающей торпеды, уносит её все дальше и дальше от булькающего жерла подземного океана, вид существа становится коричневым. Затем черным. Ребристая оболочка начинает сублимироваться, затем замораживаться до состояния, когда части субстанции инопланетного животного, становятся неотличимы от частей второго, меньшего шлейфа.
– Оно само выбросилось на берег, – резюмирует Наамла, – или шлейф сероводорода смыл существо напрочь. Разница давлений слишком велика, чтобы части этого создания, сохранялись единым целым. Оно тает, как глубоководный земной кальмар. О боже! Еще один появляется! Капитан, да там целое стадо! – Нам необходимо пролететь сквозь этот шлейф, – я опять кричу, тыкая кнопки, чтобы повторно активировать оборудование для захвата, которое использовалось в предыдущей миссии. – Мы просто обязаны собрать воедино все части, выяснить их состав. Узнать, как такая органика может взаимодействовать с электронными всплесками? У них там что, есть внизу орудия производства? Большой город? Это как? Получается, что уран, который мы добывали и отправляли на Марс, был их защитной стеной?
Однако пути назад нет.
Мы кружим над горизонтом, по нашей беспомощно резвой орбите, постепенно перемещаясь на ночную сторону Меркурия, в то время как вся планета, несется со скоростью – сорок семь километров в секунду.[18]
Меркурий – это проворный и маленький ублюдок. Но и моя милая посудинка, не лыком шита. Так что.., так что скоро мы вернемся на дневную сторону.
Орбита Меркурия. Очередная песенка в голове: «Я не могу сдержаться».[19]
– Сработало, – сообщает стажёр из лабораторного модуля, – мы получили образцы меркурианской биологии, капитан. Я использую наименее поврежденный фрагмент инопланетного экзоскелета, который я могу изолировать, но пока мы общаемся, он распадается. – Конечно сработало, – отвечаю я с облегчением.
ДЕРЖУ СВОЕ ОБЛЕГЧЕНИЕ ПРИ СЕБЕ.
Хорошо, что мой стажер не для того здесь находится, чтобы читать мой мысленный предательский дневник. Лабораторный модуль находится прямо в противоположном конце корабля, от модуля командного. Левой рукой, нажимаю на ближайший экран и просматриваю результаты исследования, в режиме реального времени.
Кусаю губы. Жду с нетерпением результатов. Предвкушаю. На экране мелькают буквенные сокращения, поясняющие ход процесса энерго-дисперсионной рентгеновской спектроскопии. Затем появляется слово – «Реометрия».[20]
«Хм… почему у «Реометрии» нет аббревиатуры? Как-то несправедливо». Придумываю ей, подходящее моменту название – «Томительное ожидание». Наконец высвечиваются результаты. В основном ошибки. Никаких совпадений с известным химическим составом.
– Преимущественно сера, – докладывает Наамла, через систему внутренней связи. – Ну наше обоняние, нам бы рассказало об этом, – ворчу я, – ну не могут же гигантские пукающие трилобиты, состоять только из серы. – Капитан, думаю, что они не гигантские трилобиты. Отдадим им должное. Ведь они используют последовательность чисел Фибоначчи, полученную в сотне километров под корой планеты. Они разумные меркурианцы. Следует ли мне запустить второй образец? – Да, конечно запускай, – разрешаю я. С недовольным видом, просматриваю атомарные пропорции. Занятие бесполезное. Оно вызывает раздражение. – Как ты думаешь, может проблема в программном обеспечении?
Наши анализаторы, способны идентифицировать полимеры с высоким содержанием серы. Экологически чистые полимеры – возобновляемые источники энергии с отработанной серой, втиснуты они между мономерами,[21] которые порождаются водорослями.
Так… это не то.
«Это что, настоящая жизнь на основе серы?»
Как правило, наши формы жизни не производят длинноцепочечные полимеры с серой вместо кислорода, потому что они нерастворимы в воде. Как живое существо может производить нерастворимый материал для использования в качестве цемента оболочки, клеточных стенок, да чего угодно, и при этом иметь возможность снова разрушать его, когда приходит время заменять или обновлять эти клетки?
– Второй образец кажется более однородным, – докладывает стажёр, – атомное соотношение составляет восемь атомов углерода к тринадцати атомам водорода, пять атомов серы к одному атому азота. Капитан, вам это ничего не напоминает?
«Это не напоминает. Зато на этот раз напоминает программное обеспечение всем об этом, и конечно от моего имени. Как я уже говорила, если мне суждено прожить несколько столетий, необходимо сохранить большую часть своих напоминаний на потом. Однако этот результат представляет интерес».
– Это хитин? – предполагаю я, – хитин, который образует экзоскелеты земных насекомых? Но в этом случае, состав из серы, вместо кислорода, не так ли? – Я бы так не сказала, – отвечает Наамла. – А как бы ты это объяснила? – Ну… у нас нет возможности в точности узнать, как устроены молекулы, из-за того, что они слишком быстро разрушаются при таком давлении, вы же согласны с этим, капитан? Так что мое объяснение сводится к тому, что все три вытяжных шкафа переполнены и я вынуждена немедленно изолировать лабораторию.
«Вот что значит, воспитана волками. Неужели она никогда не впадает в панику?»
За пределами лаборатории находится аварийный душ и тренажерный зал.
– Направляюсь к тебе, – я плыву горизонтально, прокладывая себе путь из модуля управления в соединяющий туннель, – скоро буду. – У меня щипят глаза, прям горят огнем, – сообщает Наамла, – похоже слезы, только усугубляют ситуацию, влага окисляет…
Я влетаю в тренажерный зал. Мы сталкиваемся. Фиксирую её лодыжками. Левой рукой, щелкнув замок, снимаю её шлем. Не пойму, как ядовитые газы проникли внутрь. Я проверила все скафандры, кроме того, в который была облачена Наамла. Сдается мне, что ощущаю запах тухлых яиц. – Не двигайся, успокойся и замри, – приказываю я. Её влажные темные ресницы, лежат на смуглых щеках, словно водоросли, выброшенные на берег. – Приоткрой глаза. – Пожалуйста, никакой воды, – умоляет Наамла, – кислород отсутствует, мне нужно… – Тебе необходим азот, – сообщаю я, – задержи дыхание. Она не дышит и открывает глаза. Я наблюдаю округлые и мягкие зрачки. Они покрыты капиллярами, их влажность ужасает. Но почему-то я не кричу. СОВСЕМ НЕ КРИЧУ. Вместо этого, я спокойно открываю клапан в своем умном скафандре, где уровень азота чуточку ниже температуры тела. Направляю свою замороженную правую руку, левой, как пожарный шланг. Газообразный азот, заставляет её жгучие слезы, испариться.
Орбита Меркурия. Песенка в голове: «Это моя вечеринка (И я заплачу, если захочу)».[22]
Зрачки! Придется нам совершить посадку, на поверхность этого шустрого и маленького ублюдка.
– Печать ускорителя частиц, закончена, – информирую я, – но выстрелить отсюда, не повредив Китовую Акулу, будет сложно. Придется прижать сопло прямо к поверхности. – Это будет нелегко, – отвечает Наамла, – даже здесь, на Меркурии.
Итак, нам потребуется помощь.
Я проверяю список обслуживающих роботов общего доступа, все они бродят по всей длине комплекса «MINE-Z».
«Ага, вот. Робот-копатель марки — Lay-BoR, он сможет транспортировать ускоритель частиц, и лучше бы закопать его на глубину не более 0,7 метра, чтобы он не расплавился и не превратился в шлак. Придется осуществить посадку, как можно ближе к шлейфу».
Кинула взгляд на экраны Наамлы. Так, она уже занимается этим. Определенно более квалифицированней, чем не вылупившееся яйцо. Потеря Джихада Диба – это моя выгода.
Чувствую себя самодовольной до момента, пока мой стажёр не молвит с довольно сильной иронией в голосе: «Капитан, полмиллиона литров азота, готовы к охлаждению. Историческая встреча цивилизаций, неизбежна. Остается только решить капитан, какую речь вы собираетесь произнести».
Орбита Меркурия. Застрявшая песня в голове: «Восход плохой Луны».[23]
– Еще больше меркурианцев, покончили с собой, – докладывает Наамла, – пока нас носило на темной стороне. Как ваша речь, капитан, готова?
Сообщение, речь. Да мне сейчас надо запрограммировать ускоритель частиц, до момента посадки, до момента, когда робот закопает сопло и мы его запустим.
«Вот что я собираюсь произнести? Моё сообщение, должно учитывать их послание, и как это будет выглядеть? Немного математики, немного смерти, так что-ли? Хм… математика и смерть. Вот из чего состоит вселенная».
Поэтому и возникает вопрос, да за все время нашего существования на Земле, мы когда-нибудь овладели реальным межвидовым общением? Мы не смогли даже управиться с обезьянами, что уж там говорить о радикально иной жизни.
– Еще не готова, – отвечаю я.
«Например, вот как скажем человек общается с деревом? Вы выясняете, чего оно хочет — света, воды, чего-то еще, и обеспечиваете этим дерево. И оно растет и тянется навстречу им. Все, сообщение получено».
– У моего отца, есть некоторые соображения, по этому поводу, – информирует Наамла.
«Итак, как дерево общается с обезьяной? Оно говорит: «Обезьяна, мне нужно, что бы ты посеяла мои семена, пожалуйста, съешь их и покакай ими потом?» Нет конечно. Надо просто завернуть семена в то, что желает обезьяна. И что она желает? Правильно, фрукты».
– Держу пари, что так и есть, – рассеянно ответила я.
Эти большие старые омары с тухлыми яйцами, думают, что мы хотим их съесть. Вот почему они сами выбрасываются на берег на подходящем расстоянии от того места, откуда поступают их сигналы.
«Они уводят нас из своего поселения на дне океана. Подальше от своего дома».
Возможно, сигналы Фибоначчи совсем не для нас предназначены. А может быть эти электронные всплески – это их сигнальная система? Как вариант – сигнал об эвакуации. Добывающему комплексу «MINE-Z», потребовались десятилетия, чтобы копнуть так глубоко, и это стало угрожать им. Похоже было вскрыто достаточное количество пластов коры Меркурия, что она перестала выдерживать давление. Мда... давление.., которое им просто необходимо, для сохранения своего океана в жидком состоянии. И соответственно их тела не разваливались бы на части.
«Получается, что таким образом они откупаются от нас? Но они же сильно ошибаются касательно того, чего мы хотим».
Мы не способны ими питаться, это ж несомненный факт.
«Тогда возникает следующий вопрос — а что хотят в таком случае они? Чтобы их оставили в покое?»
Так, уже теплее. Значит они хотят, чтобы им снова вернули прежний слой коры. А толщина пласта поверхности, прямо пропорциональна плотности коры. Уран слишком ценный продукт, чтобы засыпать его обратно. А как насчет висмута? На Марсе висмута – как дерьма за.., и отправить его к Солнцу, будет совсем недорогим занятием.
«И что мне потребуется? Правильно, время. И мне нужно это сделать еще вчера».
Вчера, потому что я солгала касательно охлаждающей жидкости, а мой стажёр, совсем не заслуживает смерти.
– Капитан, давайте я помогу вам с программированием, – предлагает Наамла. – Да, я только за, – соглашаюсь я.
Точно, я пока еще не определилась, с сообщением для меркурианцев. Не думаю, что это будет впечатляюще для учебников истории. Обыкновенная куча цифр. Но это единственный вариант, в котором я могу быть уверена, что они его поймут.
«Числа и смерть».
Может быть, Наамла пообещает сохранить это первое историческое послание при себе?
– Слишком поздно, – сообщает она, – послание уже прошло через ретранслятор, на корабль моего отца.
Скорость света: значение. Скорость мысли: быстрее этого значения.
«На пути возникает беспокойство».
Поверхность Меркурия, Серные равнины. Песня в голове: «Помогите!»[24]
Отправляю сообщение, под звуки шипения азота.
Умный скафандр, вытянутый по стойке смирно,удерживает меня в ужасных, болезненных тисках гравитации. Такие ощущения, как будто крюки, вцепившись в мои лодыжки, растягивают берцовые кости. Ужасно болит голова из-за перепадов артериального давления.
Моя мертвая рука волочится, как урановый стержень. Прошло семь минут с тех пор, как я совершила посадку. Под кору поверхности, недавно напечатанный ускоритель частиц, который загнал туда неуклюжий робот-копатель, отправляет мое послание меркурианцам. В послании, вся необходимая информация.
«Семь, семь».
Мне нужен азот, больше ничего. Семь протонов, семь нейронов. Шанс найти что-нибудь здесь, очень велик.
«Девяносто два, двести тридцать восемь».
Марс нуждается в уране. С этого все началось. Я использую последовательность Фибоначчи между каждым запросом. Им надо знать — мне нужен нитрид урана.
Им надо знать – это чрезвычайная ситуация. Так… в чем еще я нуждаюсь?
«Ага, ну разумеется. Нужно время».
Оно мне нужно еще вчера.
Заключительная часть моего послания представляет собой распад урана, но только в обратном порядке. Я умоляю их распознать и принять мою информацию — мне нужно убраться с этой планеты. Да-да, еще вчера убраться. Настойчиво прошу прекратить их свои действия. А именно — убивать себя. Ну да… как будто я могу повернуть время вспять.
Со времени посадки, прошло четырнадцать минут.
Сообщение закончено. Наамла настаивает: «Возвращайтесь на корабль, капитан».
Завороженно, смотрю на устрашающе мощное, основание жерла газового шлейфа. Смотрю на эту кошмарную дыру, которой суждено быть вечной или, по крайней мере источать газ, до полной гибели меркурианцев, если нам не удастся заткнуть эту пробоину. Сбоку от дыры, находится отвисший рот «MINE-Z», некогда впечатляющие ремни и ковши: а теперь скукоженные, из-за масштаба выброса газового шлейфа. Они расширяются и сжимаются, под встречным воздействием солнца и компенсационной механической равновесной системы добывающего комплекса.
Мимо меня катится трехногий четырехколесный робот-добытчик, с буровым наконечником, марки — Lay-BoR. Робот направляется прямо к кораблю, двигается он без приказа, размахивая при этом, своими тупыми гидравлическими клешнями. Да, однозначно в его программу заложено чувство самосохранения. Чего по словам Джихад Диба, не скажешь обо мне. Он клянется, что я родилась, напрочь лишенная этого чувства.
– Я возвращаюсь, – сообщаю я стажеру и разворачиваюсь.
Мой величественный корабль, длиной – двести метров, покоится в восьмистах метрах от меня. Я дала ему имя – Китовая Акула, из-за передней выступающей лопатки, по виду она ребристая и похожа на пасть акулы. Но форма лопатки больше похожа на вделанную в мрамор, отбеленную и сломанную ногу человеческого скелета. В общем ничего близкого, с обтекаемой формой. Но кого это волнует здесь, на Меркурии, где нет атмосферы, как и на Луне, где и был построен этот корабль. Повсюду вокруг Акулы, азотные кратеры.
– Бегите, – советует Наамла.
Бегу. Робот-добытчик впереди меня и достаточно далеко. Я вижу, как кора поверхности Меркурия вокруг добытчика сморщивается. Пронеслась мысль: «Все, слишком поздно, я убила стажёра и себя. Сейчас газовый шлейф выбросит наши фрагменты на орбиту. А Джихад Диб потом их соберет и проверит на наличие ДНК».
Но дело совсем не в активности шлейфа. А все дело в серебристой сфере, диаметром семьдесят метров, она была настолько осторожно извлечена из недр маленькой планеты, как если бы Меркурий был земным страусом, откладывающим яйцо.
– Что это такое? – вскричала в изумлении Наамла. – Капитан, корабль сообщает, что поверхность сферы состоит из чистого алюминия.
Робот-добытчик марки — Lay-BoR, останавливается у сферы и фиксирует на ней свои клешни. Да, видок как в старом фильме о супергероях. Однако робот осторожно очищает загадочную сферу от потрескавшейся коры, залипшей на ней, ничуть не повреждая её.
Со времени посадки, прошло восемнадцать минут.
Половина экрана моего умного скафандра сообщает, чтобы я убиралась к черту с поверхности планеты и пошустрее, если я не желаю конечно героически погибнуть в расплавленных остатках моего корабля. А вторая половина экрана, сообщает информацию от робота-добытчика, а именно, что если он вычтет массу алюминиевой оболочки, которую он определил с помощью своих рентгеновских клешней-когтей и ультразвукового бурового наконечника, то содержимое сферы будет весить – 677 граммов на литр.
– Прикрепи эту штуковину к кораблю, – приказываю я стажеру, – с помощью сетей для захвата. А я приварю этого треклятого робота к корпусу, если понадобится. Дай команду Принтеру Два, срочно напечатать что-нибудь острое, чтобы проколоть эту сферу и подсоединить её к основному шлангу подачи азота. Только быстро, у тебя в запасе двенадцать минут!
Суп из кровавых зрачков!
По спине бегут толпой мурашки: «Меркурианцы получили мое сообщение. Они снабдили нас азотом, под давлением. Его (азота) — двести пятьдесят тысяч литров».
Орбита Меркурия. Спуск в ущелье Гога. В голове моей, играет песня: «Я читаю короткую молитву».[25]
Итак, Меркурианцы больше не выбрасываются из второго жерла. Скорее всего, они каким-то образом эту брешь все-таки закрыли.
Повсюду срабатывает так много сигналов тревоги, что трудно отфильтровать, какие из них наиболее важны. Угрозы кораблю. Угрозы мне. Или угрозы инфраструктуре ущелья Гога, где располагается посадочная площадка, удобная для Китовой Акулы, но не обязательно удобная для алюминиевой сферы, любезно предоставленной мне обитателями Меркурия, чтобы спасти мою жизнь.
Самое важное – это остановить выхлоп первичного жерла. Утечку океана Меркурия. Их города. Их дома.
Наамла яростно стучит по экранам, её HUD[26] сейчас такой же глупый, как и мой, поэтому мне приходится схватить её за плечи и развернуть к себе, чтобы привлечь внимание. Положить левую руку на её плечо, проблем не составило, а вот замороженную правую, отправил на её другое плечо, мой умный скафандр.
– Взгляни пожалуйста. Ведь все что накопал комплекс «MINE-Z» на Серных Равнинах за последние трое суток, все еще находится на поясе, не так ли? А урановые стержни сейчас в ущелье Гога? Они уже подготовлены для транспортировки на Марс? Ибо пока мы не разберемся с проблемой, компания «Шахты Меркурия» их не отправит, верно? – Их там нет, – сообщает Наамла, руки её застыли на полпути между несколькими нажатиями на экран. Картина её застывших рук, напоминала хищные когтистые лапы. – Все это время, стержни направлялись к ускорителям масс, для дальнейшей отправки. – Нам необходимо вернуть их обратно. Мы должны запустить добывающий комплекс в обратный процесс, чтобы сбросить весь самый плотный материал, который у нас есть, в активный забой первичного жерла. Думаю, что это действо, заткнет кошмарную дыру до момента, пока мы не сможем организовать доставку висмута с Марса.
– У нас нет на это полномочий, – подмечает Наамла.
Разумеется, у нас нет. В ту секунду, когда я проигнорировала команду ЭлеАллок, дождаться Пенетратора, меня скорее всего сняли с регистрации. Если отмена регистрации и вызвала у них тревогу, то это далеко, далеко… совсем не списке их приоритетных тревог. Однако Наамла — воспитана волками. Так что пришло время моему злейшему врагу, в кои-то веки пригодиться.
– Твой отец может получить такие полномочия. Ну не мог он прожить двести лет и не обзавестись полезными связями и послаблениями в своей работе. А иначе какой смысл в нем и его высокомерной двухсотлетней голове? – Хорошо, тогда я должна снова включить ретранслятор мысленного журнала. – Включай, – соглашаюсь я. Наамла заколебалась: – Он будет в ярости. – Да, он будет взбешен. Но пойми, у гигантских пукающих трилобитах, через четыре месяца не останется океана, не останется их дома, пока он физически доберется сюда, чтобы на месте оценить ситуацию. Они банально вымрут. Единственная инопланетная жизнь, отличная от нас, в нашей Солнечной системе просто исчезнет. Увы, но ему придется поверить тебе, что это срочная необходимость. – То есть меркурианцы вымрут? – спрашивает она. – Еще как вымрут.
Наамла стряхивает с плеч мои руки, живую и замороженную. Снова поворачивается к экранам. Включает реле. Не понимаю, что именно она говорит, поскольку ей не обязательно говорить. Надо всего лишь подумать. Слышен тяжкий вздох. Вероятно, ожидает реакции отца, которая уж точно не будет любезной.
Тик-ток. Тик. Ток. Тик – один, один, два, три, пять, восемь…
– Он сделает это, – сообщает Наамла, – он заставит запустить комплекс «MINE-Z», в обратный процесс добычи. Мне надо отправить им еще несколько пакетов данных. Но после этого, капитан, к сожалению, мне придется заморозить оба глаза.
Я не могла воочию видеть её поврежденные глаза. Она опустила забрало шлема для удобства общения. Мне было стыдно, стыдно до глубины души.
– Хорошо. Да, мне жаль, спасибо тебе. Скоро мы приземлимся на дно кратера и будем там в безопасности от солнца, у нас будет гравитация. Спасибо Меркурианцам, теперь у нас будет достаточно азота, как для маневра посадки, так и для старта взлета. Не следовало бы мне конечно лгать, прости. Я никуда не годный капитан. Когда вернемся, я позабочусь о том, чтобы тебя перевели на корабль получше. Поскольку вся ответственность за содеянное, целиком висит на мне. – Нет-нет, спасибо капитан. Мне еще потребуется заморозить сердце.
«Вызывает ли у вас боль от горько-сладких воспоминаний, мимолетная красота цветов?»
«О Боже! Что ж теперь не так?»
– Твоё сердце? – в изумлении переспросила я.
«ТВОЕ СЕРДЦЕ? Оно читает нижнюю строку моего мысленного журнала?»
– Увы, капитан. Мой умный скафандр регистрирует развитие свободных радикалов, скорее всего это выльется в опухоль сердца. Если вы сосредоточитесь на показаниях вашего скафандра, то обнаружите в вашей пояснице такое же развитие.
«Кто может обвинить в чем-то радиоактивные частицы? Они делают то, что они делают. Было бы наивным полагать, что покалывание в моем позвоночнике, вызвано не только треволнением от того, что я стала первым человеком, который пообщался с разумными инопланетянами».
– М… да… – как-то нескладно протянула я. Азот пузырится вокруг моего плеча, отражая бурление снаружи, когда Китовая Акула совершает посадку на самом безопасном участке Меркурия, во всяком случае, конечно для людей. Обитателям этой маленькой планетки, это не очень понравилось бы. – Отправляюсь в искусственную кому. Сладких снов, Наамла! – И я за вами. Сладких, капитан!
Ущелье Гога. Песенка на уме: «Спасите меня».[27]
Медленно выхожу из комы, мечтаю, чтобы мои грёзы состояли из разгадывания смыслов жизни с глубокомысленными философами-пердунами-трилобитами. Совсем не хочется грезить о том, как Джихад Диб отберет у меня фруктовые привилегии за то, что я покусилась на запасы Пенетратора. Затем я осознаю, что Джихаб физически здесь, и он помогает Наамле выбраться из капсулы анабиоза, обращается к ней по имени, данное ей при рождении, как будто она все еще принадлежит ему.
– Пожалуйста, – пытаюсь говорить «резиновыми» губами, – поднимайтесь на борт моего корабля, без запроса на разрешение. Добро пожаловать, капитан Джихад Диб! Но похоже компания ЭлеАллок, уже снабдила его всеми необходимыми правами доступа. Разве не в этом был весь этот смысл? Разве не для этого он был нам нужен, все его столетия болтовни? Он не утруждает себя разговорами со мной. Он просто открывает доступ к своему мысленному журналу.
«Как я посмотрю, твой дорогой новый язычок, продолжает полноценно трудиться», – мысленно говорит он мне.
– Старый был в метастазах рака! – кричу я.
«Да, язычок работает отлично и должно быть жестче обычного. Впечатление, как будто я спала дольше, чем намеревалась».
«Это не так», – отвечает мысленно Джихад. «Он все еще у меня, и ты можешь на него взглянуть поближе».
– Что??? У вас еще хранится мой старый язык?
«Естественно. А как бы я смог напечатать тебе новую руку, пока мы добиралась до Меркурия? Мне было известно о твоем вранье касательно азота, но… это же чушь собачья. Если ты взглянешь вниз, то увидишь, что я даже взял на себя смелость трансплантировать твою новую часть тела, пока ты спала. Дабы избавить тебя от цикла ожидания».
«Собачья чушь! Ох! Никто и никогда не называл меня наглой лгуньей с тех пор, как я была ученицей Джихад Диба. Именно у него было право выбирать мне имя для обихода, пока я не получу квалификацию».
Моя ненависть к нему, была сильнее ненависти к зрачкам.
Так, стоп. Он что? Действительно напечатал мне новую руку? Медленно поднимаю правую руку, открываю забрало огромного шлема. Да-да, мы должны быть облачены в шлем даже в анабиозе. Расстегиваю молнию на скафандре, снимаю перчатку и закатываю рукав, подношу руку к лицу. Ага… наблюдаю новые ногти, новую кожу и новые слегка выступающие кости запястья, осветляющие смуглую кожу. Сгибаю пальцы, прекрасная гибкость.
– Отныне меня зовут Виктория, в значении – Победа! А для вас, капитан – Цитрус! Старый волк кивнул. «Капитан!»
Я требую отчета от корабля: «Ты спас меркурианцев?» Принимаю информацию: «На борт подымается Джихад Диб с моей новой напечатанной рукой и новым сердцем Наамлы. Он отдает команду Китовой Акуле ожидать в ущелье Гога, пока наши новые части тела не будут трансплантированы. Поставки висмута начались сразу, как только Южный Марс смог собрать достаточное количество».
Был напечатан улучшенный ускоритель частиц для разговора с меркурианцами. У пукающих трилобитах уже накопился достаточно активный словарный запас. Они отдают компании ЭлеАллок, очищенный уран. Количеством поменьше, но достаточно, чтобы урегулировать политические разногласия, между Северным и Южным Марсом.
Теперь хватает информации, чтобы понять, почему океан Серных равнин находится в жидком состоянии там, где температура запредельно высокая. Обитатели Меркурия эволюционировали под полюсом, где давление и температура были идеальными, и прежде чем раскопать подземную сеть по всей планете им, а они прекрасно её могли поддерживать — раскопали эту сеть мы.
«Ты спасла их», – отправил мысленный посыл капитан Джихад Диб. Кажется, я ощутила теплоту? Он и вправду улыбается? Нет возможности увидеть его лицо, потому что он опускает забрало шлема в знак уважения.
Раньше, он так не делал никогда.
– Значит ли это, что сглупить иногда лучше? – спрашиваю я. На этот вопрос он ничего не отвечает.
«Ты неправа была только в одном», – думает старый Волк, – и протягивает мне лимон Северного Марса, из моих запасов, что располагались в водозащитном чехле. «Вселенная не состоит из математики и смерти. Напротив, она состоит из математики и жизни».
Спокойно беру лимон новой рукой. Затем так же спокойно отправляю его в под забрало шлема и вонзаю в него зубы.
Последние комментарии
1 час 7 минут назад
8 часов 30 минут назад
14 часов 14 минут назад
15 часов 21 минут назад
16 часов 19 минут назад
16 часов 33 минут назад