Долли и Эдуард [Грей] (fb2) читать онлайн

Грей Долли и Эдуард

1. Пролог

Когда Эдуард вошел в комнату Тома, Долли спала. Ну а что еще прикажете ей делать? Долли порой во сне встречала восход (не будем говорить, что наглым образом просыпала, покуда иные вовсю трудились), вставала лишь ближе к обеду, пропустив завтрак, плотно трапезничала, приводила себя в порядок: долго умывалась, прихорашивалась перед зеркалом. И зачем? Для кого?

— Для себя самой! Тебе бы тоже не помешало иногда! — так отвечала Долли, когда Эдуард ее об этом однажды спросил. А после снова дрыхла, даже никому не показавшись на глаза. — Иди отсюда, перепачкаешь ковер! Помойся! Эдуард, ты что, в грязи валялся?

— И зачем? — невольно спрашивал он снова, не обращая внимания на ее замечания, потом уходил. Долли засыпала в кресле подле раскрытой книги, которую мучил Том где-то после обеда, до того, как вместе со всеми приступить к дневным хлопотам по хозяйству вплоть до позднего вечера. Эдуард ему помогал, выбрасывая ненадолго лентяйку из головы. Ненадолго. Потому что, будто бы нарочно, Долли снова попадалась ему в самых неожиданных местах, где она просто брала… и засыпала!

Она могла уснуть за обеденным столом на кухне, на кресле-качалке в объятиях клетчатого пледа, в кровати, на пуфике, порой она просто валялась на ковре в самых абсурдных позах.

К ночному сну она тоже отходила рано, чаще всего в ту пору, когда солнце еще не превращалось в огромный розово-красный шар где-то среди плакучих ив близ реки, ветви которых походили на нити, отделяющие кухню от коридора. Эдуарду иногда чудилось, что ветви деревьев так же позвякивают, когда ветер играет с ними, хотя ничего общего у пластмассовых штучек на синтетической нитке и у тонкой плоти деревьев с зелеными листьями нет. Или это сверчки, которых он ни разу не видал, но вечно слышал тут и там? Или еще некто?

— Что делала? — интересовался Эдуард, когда в очередной раз обнаруживал свою соседку на том же самом месте (места менялись, это вы уже поняли), где заставал ее после позднего завтрака. Но вот привычки Долли — оставались постоянными, как то, что утром прокричат петухи, сосед Тома поедет на дребезжащей тарантайке в город, а мальчишка семейства Шепард погонит овец на пастбище — Эдуард наблюдал все это каждый-прекаждый день.

— Читала, — отвечала она, потягиваясь и улыбаясь. Долли никогда не спрашивала, что же сегодня делал Эдуард.

Он как-то и не обращал на это внимание, но на сей раз внутренне вознегодовал. Как так? И почему же она — такая? Как бы выразиться поприличней? Такая вредина!

— И как? О чем там говорится? — снова вопрошал Эдуард, хотя на деле его это ничуть не интересовало (или он старался себя в этом убедить). Но уж таков он — учтивый, вежливый, заботливый. Он — друг. Да, и для Долли тоже, хоть его таковым, скорее всего, не считали.

— Как тебе сказать… — Под этим она подразумевала: “Ах, Эдуард, какой же ты дурашка! Ничегошеньки же ты не поймешь, даже если я тебе растолкую, разжую и в рот положу, все, абсолютно все из этой книжицы — от корки до корки, от первой строчки — до самой-самой последней!”

Так и вращалась круговерть дней. Но он с упорством осла спрашивал, а она… Она с упорством коровы ему отвечала. На том и спасибо!

“И почему я все время к ней лезу? И почему она мне все-таки отвечает? А если я перестану с ней разговаривать? Она этого и не заметит…”

Но он ничего не менял. Долли — тоже. Эдуард спрашивал. Она — отвечала. Тогда он еще не понимал, суть — не в их обоюдном упорстве и упрямстве.

И разве, если тебя спросят — ты не ответишь? Хоть как: язвительно, с пренебрежением, с целью поставить на место или даже унизить, высмеять. Ответишь. Потому что такова наша природа — всем нам надо общаться. Даже Долли. Даже Эдуарду. Двум противоположностям из двух разных миров. Ибо одиночество — самое страшное, что только есть на земле.

К тому же, он прекрасно знал распорядок дня Долли (не считайте, что специально выучил — тут уж не прогадаешь), как и то, что ему ответят (а вот тут — точно выучил). А Долли, хоть и никогда ничего не делала и никак не участвовала в их жизни, знала про его забитый делами с утра до вечера день. Она иногда, покуда Эд не видел, наблюдала, устроившись на подоконнике, за тем, как Том с ним уходят по делам. Иногда даже следила за ними, поэтому и не спрашивала — знала ведь. Знала!

— Что думаешь, то и скажи!

— Вот как?! — Глаза ее округлились, она стряхнула с себя сон будто первый снег — эти рыхлые и холодные хлопья (зиму Долли не любила). Цокнула, надулась, Эду показалось, что она — такая миниатюрная — даже увеличилась в размерах. — Об одном глупом и напыщенном болване, который сует свой нос в чужие дела! Вот о чем! — Она захлопнула книгу.

Эдуард от неожиданности вздрогнул и попятился.

Изобретательной во лжи Долли тоже никак не назвать, ведь читать она не умела. Впрочем, как и Эдуард. Иногда ему казалось — Том тоже не умеет читать — просто с книгой так хорошо сидеть. Эти вещицы — книги — для того и сделаны, чтобы посидеть. А еще лучше — полежать. Уж в этом Долли знала толк! Ну как бы вы читали книгу, крутя руль трактора? Или во время прополки сорняков, ловли рыбы, покупок в магазинчике в городе? Во время шага и бега? Во время купания — в пруду или в ванной? Вот-вот.

Эдуарду думалось, что Долли так обожала чтение (точнее, делала вид, будто читает), оттого, что само это занятие предполагало лодырничество — саму суть ее природы, а еще желание выделиться — вторая ипостась.

— Потому что ты не умеешь, — сказал Эдуард.

— Каков наглец! Думаешь, все такие же глупые, как ты, Эд?

— Тогда скажи, — Он кивнул в сторону книги, — что там?

— Будто ты поймешь такие сложные вещи, бестолочь! — гнула она свое.

— А ты попробуй, вдруг и пойму! — не унимался Эд. Долли его сегодня особенно разозлила своим поведением — она снова дрыхла весь день, бездельничала, к тому же, еще и огрызаться вздумала! А он… он так устал! Столько всего делал, во стольких местах побывал! И где запропастился Том? Он уж их рассудит! Конечно, не скажет чего лихого Долли, но эта смутьянка точно язык проглотит, при старших спорить и обзываться не станет. Но Том все не шел. Да и что ему делать в спальне на втором этаже посреди бела дня? В то самое время, когда Долли безраздельно овладевала всем домом, превращая все кругом в сплошное царствие лености!

Том на выручку не придет.

— Больно надо. Я проголодалась. Пойду попрошу Тома, чтобы приготовил мне что-нибудь вкусненькое. — Долли смерила его презрительным взором и вышла из комнаты.

Эдуард открыл ее (нагло присвоенную у Тома) книгу. Ничего не разобрать — сотни маленьких, будто гнус в жаркий день, закорючек. Он старался переворачивать листы осторожно (так, как это всегда делала Долли — с изяществом), чтобы ничего не повредить (А то жди беды и новую порцию брани — совсем не от Тома!), ведь именно эта книжица — такая ветхая, пыльная, в тканевом переплете с цветочными узорами — и никаких картинок внутри! Уж картинки бы он понял! Цветы же узнал на обложке? Узнал.

Он вздохнул, думая о том, что и ему не помешало бы научиться читать. Или делать вид. Он устроился на полу, смотря в раскрытую перед ним бездну неизвестности. Жаркий день его разморил.

Есть в этом что-то прекрасное все-таки. Хоть чтение — занятие бесполезное. Эдуард закрыл глаза.

Ему снился сон, будто бы он научился читать. И всех теперь обучал грамоте. Даже Долли стала его уважать. Задавала вопросы. Спрашивала о делах, о том, что написано тут и тут, там и вон там, просила рассказать во всех подробностях, сознавшись, что не умеет читать и всю дорогу притворялась. А он рассказывал — все от первой строчки — до последней, без утайки и с удовольствием. Даже Том поразился его умениям!

— Эдуард, — воскликнул старик, — кажется, пора отправлять тебя в школу! Вместе с мальчишкой Шепардов, младшенький который, станете ходить в город! А потом, как выучишься всей-всей грамоте, возьмешься мне помогать с бумагами. Вот дела у нас на ферме пойдут в гору!

От грез его оторвал крик Долли. Вовсе не гневный, она иногда так покрикивала во время скандалов, когда что-то делалось не по ее указке.

— Том! Том! Том! — орала она — истошно, надрывно. Долли плакала, вроде бы. Плакала, кричала, звала Тома.

Эдуард бросил все — свои мечтания и открытую книгу, — помчался вниз, на кухню.

Долли услыхала его шаги. Занавесь зашуршала.

— Долли, что стряслось?!

— Том…

Глаза Эдуарда округлились, сердце бешено билось о ребра, пока он несся вниз, а теперь и вовсе готовилось выпорхнуть наружу.

Том лежал на кухонном полу. Эдуард ощутил запах лекарств и болезни — сладковато-приторный, травянистый, удушливый, смешивающийся с душком экскрементов, сальной кожи и пота — после их сегодняшних трудов. Он знал этот неприятный аромат. Как и то, что он сулил. Так разило от выпивох в городе — хворых, сварливых, медленно угасающих, купающихся в невыносимой вони пива и дыма… Но от Тома… От Тома никогда так не пахло.

— Он решил прилечь! Ну не на кухонном же полу! И совсем не реагирует на мои просьбы. — Долли поморщилась. Только что она в ужасе вопила, но при Эдуарде собралась. — Том, я голодна! Том! Вставай.

— Долли… — Эдуард так и стоял на месте, не в силах сдвинуться, подойти ближе. Старик лежал лицом вниз. На полу. Лежал и не шевелился. Рядом валялся стеклянный пузырек и россыпь какого-то порошка… Лекарство, которое тот так и не успел принять… Или принял… Вот откуда этот странный запах.

— Сделай же что-нибудь! Ты же его любимчик! Эдуард! Чего ты встал? — Она принялась трогать Тома, но куда такой малышке перевернуть тело взрослого мужчины? — Помоги!

— Долли… — снова повторил Эдуард.

— Ну помоги же, дуралей! Том холодный! — Долли расплакалась. Он еще никогда не видал, чтоб та плакала.

— Ты помнишь, что случилось у Шепардов, когда снег сошел?

— С чего я должна помнить, что там случилось у Шепардов?

— Тогда умерла Надин.

— Их там так много! Кто их разберет? — Долли трогала Тома и рыдала… Рыдала и рыдала в тщетной попытке привести старика в чувство. — Не говори так! Не смей! Подсоби лучше!

— Тогда они вызывали доктора, — продолжал Эдуард, он все же справился со страхом, кинулся помогать Долли. Куда уж ей? Куда уж ей — такой маленькой, такой жалкой перевернуть такого огромного Тома? Такого громадного, отяжелевшего, такого твердого и холодного. Такого бледного и беспомощного. Такого…

Вместе им это удалось. Том не дышал, глаза его вперились в потолок — пустые и неподвижные, на губах пузырилась кровавая пена. Надин выглядела точно так же. Откуда бы Долли это знать? Она не видела. Она не спрашивала о том, как Надин ушла из мира живых. Но Том находился тогда с Шепардами… вместе с Эдуардом. Об этом судачили, но какое дело Долли до слушков и сплетен? Никакого. Она все проспала. А Эдуард ей ничего не рассказывал. Долли не спрашивала, даже если и слышала болтушек. Слышала — как же иначе? Но не спрашивала — Эдуард не отвечал.

Теперь на их зов не реагировал Том.

— Так давай и мы вызовем доктора! — Долли не могла успокоиться. Возможно, ей потребуется корень валерианы, чтобы прийти в себя. Чтобы забыться, точнее.

— А ты умеешь им пользоваться?

— Конечно! Я же не какая-нибудь дуреха! И это называется — телефон. — Долли всегда оставалась Долли. Эдуард — Эдуардом. — Снял слушалку, крутанул ручку! Услышал в слушалке девушку, говоришь ей в говорилку — девушка, соедините с доктором! Срочно!

— Ладно. Давай так. — Эдуард вздохнул, заглянул в глаза Долли, на Тома он боялся смотреть. На Тома и его пустые глаза. На глаза Надин. Пустые — аки пузырек на полу. Стеклянный пузырек от пахучего лекарства. А если она права? А если доктор сумеет его спасти. Чего же мы медлим?

— Чего же ты тянешь? — Долли побежала в прихожую, там располагался аппарат.

Эдуард снял трубку. Долли покрутила рычажок.

— Алло. Добрый день, с кем вас соединить? — отозвалась девушка. Долли и Эдуард даже подпрыгнули от неожиданности — у них получилось!

— Алло! Нам нужен доктор! На ферму! Нашему Тому стало плохо! Он лежит и не шевелится! — закричал Эдуард.

— Алло? — Девушка будто совсем ничего не поняла. Но он же четко проговорил каждое слово — так же и Том разговаривал по телефону — от-чет-ли-во.

— Нам нужен доктор! Это срочно! — разозлился Эдуард.

— Сэр? Сэр?

— Дай я! — Долли вывести из себя можно еще быстрее. — Девушка! Человек умирает! Доктор! Доктор, тупица ты непроходимая! На ферму Брэдфорд. — А вот про то, что это ферма Брэдфорд, Эдуард совсем забыл упомянуть. Бестолочь… Эх, Долли порой во всем права!

Он не выдержал и тоже закричал девушке. Они оба кричали: “Доктор на ферму Брэдфорд. Срочно!”

— Сэр? — Девушка оказалась полной дурой. — Сэр, уберите собаку! Сэр, это что, кошка?! Сэр, что с вами случилось?

— Дура! — Долли побежала поглядеть — не пришел ли Том в себя. — И чего заладила “Сэр” и “сэр”? Фи! Будто бы леди не способна позвонить по телефону!

Девушка оказалась совершенно необразованной. И как таких принимают на работу? Эдуард повесил трубку, и, поджав хвост, направился вслед за Долли.

Том находился в том же положении, в каком они его оставили, зря пытаясь вызвать доктора.

— Нужно бежать к Шепардам, — решил Эдуард. — Жди тут! — велел он Долли. В первый раз в жизни он командовал, а та слушалась.

— Не оставляй меня одну! — испугано прошептала Долли. — Я пойду с тобой. Ты, к тому же, совершенно не умеешь разговаривать с людьми, Эд.

“Кто бы говорил”.

Но время шагало. Эд не понимал цифры. Он считал максимум до трех, дальше шло — много, но заметил, что длинная палочка на мериле дня и ночи переместилась почти на две отметки вперед — вот сколько времени они потеряли. Много это? Или мало? Как понять то, чего нельзя потрогать, лизнуть, попробовать? Время. Оно для всех бежало по-разному: Эдуард много всего успевал за день, а Долли — только спала и “читала”, если только не считать, что она успевала много поспать. Время — для каждого свое: большое и маленькое, долгое или короткое. Но оно у всех и для всех ускользало. Сейчас и подавно… И это не шло на пользу никому. Особенно бедному Тому, который вечно твердил — времени так мало, как бы все успеть!

Эдуард и Долли, оставив препирательства, понеслись наружу. Эд толкнул дверь, оба устремились к Шепардам, не обращая внимание на кудахтанье Галины и ворчание Дэнни, который обрадовался их появлению, собираясь потравить свои гусиные шутки про драки с другими задаваками, живущими дальше. Они еще ничего не знали. Они ничего не спрашивали — Эдуард и Долли им не отвечали.

Миссис Шепард оказалась такой же тупой, как и ее овцы. Она никак не могла понять, что от нее хотят соседские палевый лабрадор и бархатная черная кошка.

Но стараниями Долли и Эдуарда эта глупая женщина, что наша наседка Галина, наконец что-то сообразила, когда ее почти волокли к дому напротив.

— Ох! Господи Иисусе! — воскликнула миссис Шепард, когда увидала бедолагу Тома.

Она пощупала его лоб, проверила рукой дыхание изо рта, приложила ухо к его груди, похлестала по щекам, потом все снова повторила. Ничего не произошло. Ничего не изменилось. Надин не спас ни доктор, ни мистер Шепард, ни его жена, ни Том, ни тем более бездарный Эдуард. А тут… А тут — уже поздно. Слишком поздно. Длинная палочка на белом кругу в деревянном вытянутом ящике переместилась еще дальше — до стольки Эд считать не умел, а спросить у Долли — побоялся. Много это или мало? Времени никогда не бывает много — вспомнились слова Тома. Да, кажется, Эд понял назначение этого предмета — он показывает, как мало времени осталось. Как его мало у каждого из них! И теперь, после Тома, времени станет меньше еще у кого-то: у Долли, у Галины, у Дэнни, у Шепардов, у него?

Женщина покачала головой, глянув на обеспокоенную Долли и испуганного Эдуарда, и закрыла мужчине глаза — сухие веки сомкнулись, будто Том просто уснул. На ее же ресницах дрожали капли. Засохшую слюну на губах миссис Шепард попыталась оттереть кружевной тряпицей, которую достала откуда-то из одежды, оттуда люди достают сахар, железные круглые пластинки — монеты, сухую траву, завернутую в бумагу — они так любят ее поджигать и кушать, но сахар ведь куда лучше, а еще конфеты и печенье! Ах, глупые люди! Долли права. Права во всем. Том тоже доставал всякое из одежды. Эдуард забыл, как называется специальное место в одежде, где все это барахлишко хранится. Момент для подобных вопросов — не подходящий. Отнюдь.

— Ох, милые мои! Погодите, я скоро вернусь! И какие вы умные-разумные! Ах! Ох! Бедный наш Том!

Долли и Эдуард в молчании проводили ее до двери, вышли и сели на крыльце. Они ничего не спрашивали у женщины. Она не отвечала. Ведь сочла, хоть и непроходима глупа, что они всё и без нее поняли. Так оно и есть. Вот Долли. Вот Эдуард. Вот дуреха Галина и ее товарки. Вот хорохорится перед ними драчун Дэнни.

Эдуард вспомнил, как называются прорехи в одежде — карманы. Из которых Том больше никогда не сможет достать угощение, монеты, пузырек с лекарством и пахучие сухие травы, завернутые в бумагу…

Они смотрели, как миссис Шепард сверкает пятками, крича:

— Беда! Беда! Господи Иисусе, помоги! Молю! Бернард! Бернард Шепард! Беда с Томом!

Бернардом — звали мистера Шепарда, мужа миссис Шепард — как не трудно догадаться даже их овцам. Его женщина не молила, просто звала, чтобы и ее муж посмотрел на Тома. Что бы тот мог сделать? Только посмотреть, покачать головой, наполнить глаза влагой и уйти.

Том же никогда не взывал к Господу, не призывал никакого Иисуса, не просил ни того, ни другого о помощи. Эдуарда просил помочь. Бернарда Шепарда — просил. А тех двоих (если их двое) — нет.

Надин вот никто не спас. Она умерла.

Стоило ли Эдуарду и Долли просить Иисуса помочь? Кричать его имя в трубку девушке?

Но Эдуард, подражая Тому, никогда этого не делал. Долли — тем паче не стала бы таким заниматься. Это же Долли!

Может, поэтому их Тома больше нет?

Он не спрашивал этого вслух.

Он не спрашивал — поэтому Долли не могла ему ответить, даже если бы один единственный раз в своей жизни захотела так поступить.

Возможно, продолжение следует. Увидимся!

Дизайн обложки и иллюстрации — С. Грей — 2022.

Оглавление

1. Пролог