Мальчик из Уржума. Клаша Сапожкова [Антонина Георгиевна Голубева] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


А. ГОЛУБЕВА
МАЛЬЧИК ИЗ УРЖУМА КЛАША САПОЖКОВА
Повести

*
Оформление Г. Ордынского


© Состав

ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА» 1974 г.


МАЛЬЧИК ИЗ УРЖУМА
Повесть о детстве и юности С. М. КИРОВА
Рисунки В. Петровой

Глава I ДОМИК НА ПОЛСТОВАЛОВСКОЙ И ЕГО ОБИТАТЕЛИ

В 1886 году — почти девяносто лет тому назад — электрического света и в больших городах почти еще не было, а уж в Уржуме и подавно. Улицы еле-еле освещались керосиновыми фонарями. Зимой, бывало, наметет на фонари снегу, чуть огонек мерцает. От ветра и дождя фонари частенько и вовсе гасли. И в домах тоже керосин жгли. У богатых были бронзовые и фарфоровые лампы с цветными стеклянными абажурами, а у тех, кто попроще, — жестяные коптилки.

На улицах, особенно осенью, такая темнота и грязища была, что пи проехать, ни пройти. Грязь до самого лета не просыхала и потом превращалась в сухую, едкую пыль. Ну и пылища стояла в городе! Трава у дороги и листья на деревьях в середине лета покрывались серым густым налетом.

Только и было хорошего в городе, что быстрая речка Уржумка да еще старые тополя на главной улице.

На плане, который висел в городской управе, улица эта называлась Воскресенской, но сами уржумцы прозвали ее «Большая улица» и никакого другого названия знать не хотели.

С первыми теплыми днями здесь, на Большой появлялся известный всему городу старый цыган-шарманщик с облезлым зеленым попугаем, который сидел у него на голове, вцепившись когтями в грязные курчавые волосы своего хозяина. Старик шарманщик останавливался под окнами купеческих домов. Во дворы заходить ему было страшно, так как почти в каждом дворе гремел цепью огромный злой пес. За шарманщиком по пятам бегала толпа уржумских мальчишек с тех улиц, куда шарманщик заглядывал редко. На боковых улочках жили люди бедные: сапожники, печники, и здесь, уж конечно, старику шарманщику рассчитывать было не на что. Самим еле-еле на житье хватало.

И домишки на этих улочках были плохонькие, деревянные, не то что на Большой, где дома сплошь были каменные, с высокими тесовыми воротами. В каменных домах жило уржумское купечество и начальство. Самым важным домом считался на Воскресенской дом полицейского управления. Здесь, у ворот, возле полосатой будки, всегда стоял часовой, усатый солдат с ружьем. Стоял он навытяжку, грудь колесом и, не мигая, смотрел в одну точку. Уржумские мальчишки как-то раз поспорили между собой на две копейки: оловянные глаза у часового или настоящие. А через два квартала от полицейского управления тянулся длинный белый дом с решетчатыми окнами — острог. Уржумские ребята потихоньку от взрослых часто бегали глядеть, как к острогу пригоняли партию арестантов, оборванных, растрепанных, с распухшими лицами. Иной раз среди арестантов были люди в студенческих тужурках, в пиджаках, в черных косоворотках. Этих людей уржумцы звали «политиками» или «крамольниками».



Арестанты шли по самой середине улицы, а по краям ее стали верхом, с шашками наголо, конвоиры.


Арестанты шли по самой середине улицы, а по краям ее ехали верхом, с шашками наголо, конвоиры. Они привставали на стременах и сердито кричали на мальчишек:

— Осади назад!

Лошади косили глазами и похрапывали.

«Политики», которых пригоняли в Уржум, оставались здесь не меньше чем три года, а иные и пять лет. Жили они как будто на воле, а на самом деле им и шагу ступить не давали без ведома полиции. Они были ссыльные.

На Полстоваловской улице, где родился и провел детство Сережа Костриков, жила целая колония ссыльных. Одни из них отбывали свой срок и уезжали, а на их место пригоняли других. Ссыльные занимали дом в конце Полстоваловской, под горой, а Сережина семья жила в начале той же улицы, в третьем доме с края.

Семья Костриковых была не слишком велика: отец, мать да трое ребят — старшая Анюта, средний Сережа и младшая Лиза. Еще была у Сережи старая бабушка, Маланья Авдеевна, или, как ее все запросто звали, Маланья. Только жила она отдельно. Служила в няньках у чиновника Перевозчикова.

Костриковы занимали меньшую половину дома, а большую половину сдавали внаем Самарцевым. Окон в доме было пять, и все они выходили на улицу: три окошка самарцевских, два — костриковских.

Отец Сережи перебивался случайными грошовыми заработками. Пробовал он одно время и служить —