Ангелы постапокалипсиса: Голод [Олег Мушинский] (fb2) читать онлайн

Ангелы постапокалипсиса: Голод

Пролог

Теперь я инквизитор. Точнее говоря, прикомандирован к инквизиции, но со всеми полномочиями "боевого брата". Мне даже выдали их форменный плащ из красной кожи. Надо заметить, он оказался удобнее солдатской шинели. И, пожалуй, теплее. Если доживу до зимы — будет шанс проверить на практике. Срок командировки в приказе проставлен как "неопределенный", а это обычно значит, что надолго. Ну, разумеется, если быстро не убьют.

Убить, как оказалось, могли запросто.

Стояло самое начало лета, дождливое и промозглое. Если бы не зеленая листва на деревьях, можно было бы подумать, что уже наступил октябрь. Демоны в такую погоду воевать не любят. Люди — тоже, но нас никто не спрашивает.

Под Нарвой установилось относительное затишье. Город мы отстояли. Правда, теперь от него едва ли половина осталась. Вторая половина лежала в руинах. Когда я покидал Нарву, они еще дымились. В Петрозаводске инквизиция разгромила подпольную ячейку культа. Судя по тому, что писали газеты, довольно-таки крупную. Формально я в этом тоже поучаствовал — будет запись в личном деле — но, по правде говоря, мы с Факелом поспели уже к шапочному разбору.

Факел — это мой товарищ и напарник. Вот он, кстати, настоящий инквизитор. Как по статусу, так и по содержанию. Всегда готов искоренять ересь! Всяким вольнодумцам лучше было не попадаться ему под горячую руку, и это, между прочим, не метафора. Как и большинство "боевых братьев", Факел не расставался с огнеметом.

Я, надо сказать, из-за него тоже малость понервничал. До Петрозаводска мы ехали в одном купе, и у меня в изголовье висела незаряженная винтовка, а у него под сиденьем лежали два баллона с горючкой! Факел меня, конечно, сразу заверил, что, мол, не волнуйся, она освященная, и вот всякий раз, когда вагон вздрагивал на стыках, я напоминал себе, что горючка — освященная.

Справедливости ради, баллоны, в отличие от моих нервов, доехали благополучно. В Петрозаводске мы с Факелом поучаствовали в облаве и даже кого-то поймали. Надеюсь, эти бедолаги действительно были в чем-нибудь виновны. Инквизиторы вообще люди суровые, а уж тогда они пребывали в особо скверном расположении духа. Шутка ли, культисты едва собор не взорвали! Уже успели взрывчатку заложить.

Говорят, из подозреваемых на допросах всю душу вытрясли, но это было уже без нас. Нам с Факелом поручили отдельное задание.

— Отправляйтесь-ка в Дубровник, — сказал старший инквизитор. — Городской глава телеграфировал, что там у них вроде как каннибал объявился. А может, просто псих. Сами на месте разберетесь.

Вот так у них в инквизиции ставилась боевая задача. Тем не менее, приказ есть приказ, и часом позже мы уже сошли с поезда на станции Дубровник. Точнее говоря, спрыгнули. Перрон тут был на уровне земли. Чахлый кустарник отделял его от приземистого кирпичного здания с телеграфной вышкой. Здание украшали три надписи: "вокзал", "телеграф" и "закрыто". На дверях висел амбарный замок. Дальше стеной вставал лес.

Я оглянулся. По ту сторону железнодорожного полотна тянулся забор, за которым опять же виднелся лес.

— Ну и куда нам? — спросил я.

Факел пожал плечами и рывком закинул за спину "упряжь" с баллонами. Моя помощь ему не требовалась. Тот еще здоровяк. Он мог целый день протопать с этими баллонами, и хоть бы хны! Мой груз был куда легче: вещмешок с нашими скудными припасами да снайперская винтовка в кожаном чехле. Чехол я пошил за свой счет, но винтовка того стоила.

В российской армии оружием снайпера, как правило, служила наша обычная трехлинейка. На стрельбище опытным путем отбирали из всей партии самую лучшую винтовку, аккуратно прикручивали к ней оптический прицел Герца с трехкратным увеличением и вот вам, пожалуйте, снайперская.

Немцы же наладили отдельное производство, и лучшими были винтовки фирмы "Маузер" с оптическим прицелом Цейса, дававшим пятикратное увеличение. Именно такая прелесть попала мне в руки во время битвы за Нарву. Чего мне стоило не сдать ее в арсенал после битвы, даже рассказывать не буду. Скажу только, что завалить демона оказалось на порядок проще.

Факел пристроил раструб огнемета на специальную перевязь и встряхнулся, проверяя, не болтается ли где амуниция.

— А нас не должны были встретить? — спросил я, разглядывая пустой перрон.

— Нет, — ответил мне Факел. — Мы, Глаз, работаем сами по себе. У нас есть задание, его надо выполнить. Идем.

Мы прошли мимо вокзала и не увидели в окнах ни единой живой души. Между вокзалом и лесом кое-как втиснулась проселочная дорога, раскисшая после недавних дождей. Я уже сочинил шутку про то, как здешний каннибал всех сожрал, но озвучить ее не успел.

Из-за угла показалась пара сереньких неказистых лошадок. Они тянули за собой телегу. На телеге сидел бородатый мужичок в темно-сером плаще. Такими в детских книжках изображали сказочных гномиков: маленький, крепенький и седая борода до пояса. То есть, изображали до так и не состоявшегося Армагеддона. Теперь-то все эти безобидные картинки попали под борьбу с бесовщиной и книжки с ними пожгли инквизиторы. Зря, на мой взгляд.

Когда телега поравнялась с нами, Факел жестом остановил ее. Даже стоя на дороге, инквизитор сурово нависал над возницей. Кустистые брови и нос крючком придавали Факелу сходство с филином, который внезапно застиг еретическую мышь. Возница испуганно сжался. Факел смерил этого гнома суровым оком: мол, больно подозрителен ты мне, мил человек, после чего очень вежливо попросил подвезти нас до города.

Возница на радостях домчал с ветерком. С легким ветерком, что-то вроде ночного бриза, но тем не менее добрались быстро.

Сам-то город, как оказалось, располагался верстах в пяти от станции. Это если по дороге. Если напрямки, как выразился возница, тут и трех верст не будет, но напрямки — болото.

Выглядел Дубровник как маленький провинциальный городишко, каковым он, в сущности, и был. Единственной данью современности, если можно так выразиться, оказался высокий частокол с деревянными башнями по углам. На башнях никого не наблюдалось, как не было никого и в гостеприимно распахнутых воротах.

— А что, охраны совсем нет? — поинтересовался я у возницы.

— Ну как же нет, господин хороший?! — тотчас откликнулся тот. — Всю ночь сторож караулит. С ружьем.

— Ну, если с ружьем, тогда да, — согласился я.

Факел молча покачал головой. А, с другой стороны, на что он рассчитывал в этой пока еще не нюхавшей пороха провинции? Догадались сторожа нанять — уже хорошо. Если к ружью еще и патроны полагались, так и вообще всё замечательно.

Вдоль главной улицы выстроились каменные домики в два этажа. Практически все они были выкрашены в разный оттенок зеленого. Краски для маскировки не дешевле прочих, но заметно доступнее. В конце возвышалась церковь. Ее стены были белые. Прямо перед церковью улица становилась вдвое шире. Наверное, это должно было символизировать городскую площадь.

По правую руку на площадь выходило самое солидное из здешних зданий, с узкими высокими окнами, широким крыльцом и балконом над ним. Крыльцо, балкон и колонны, которые его поддерживали, были сложены из белого камня. Точно не из мрамора, но видно, что очень старались, чтобы было хотя бы похоже. Блекло-зеленоватые стены ненавязчиво подчеркивали их белизну.

— Приехали, господа хорошие, — объявил возница, остановив телегу перед крыльцом. — Тут у нас городская управа. И глава городской тоже тут живет.

Я сунул вознице монетку. Факел-то считал, что для граждан — честь помочь родной Инквизиции. Возница благодарно кивнул мне и тронул вожжи. Копыта негромко застучали по мостовой. Я только сейчас обратил внимание, что мостовая тут — деревянная, хотя и покрашена под булыжник.

Мы с Факелом поднялись на крыльцо. Дверь оказалась не заперта. За дверью располагался просторный, но темноватый холл. На его стенах висели картины в массивных рамах. Что там было нарисовано, я толком не разглядел. Когда мы заходили, над дверью звякнул колокольчик, и на этот зов поспешно выбежал тощий господинчик в черном костюме.

— Что угодно господам? — осведомился он.

Его взгляд скользнул по нашим плащам, задержавшись на миг на огнемете Факела, и фраза, начатая скучающе-барственным тоном, к слову "господам" уже обрела заискивающие нотки.

— Господам угодно видеть городского главу, — сказал Факел.

— А, это пожалуйста! — радостно откликнулся господинчик. — Прошу за мной, господа инквизиторы, прошу за мной.

Из холла на второй этаж вела лестница. Перила были каменными, а вот ступеньки оказались деревянные. Они тихо поскрипывали под тяжелыми сапогами Факела. Вдоль всего второго этажа проходил коридор. Наш провожатый сразу свернул по нему налево. Оттуда доносился бодрый стрекот печатной машинки.

Стрекотала очень миловидная барышня в черном платье. Она сидела за круглым столиком, на котором едва умещалась печатная машинка, и со скоростью пулемета молотила по клавишам. Помещение, где она обосновалась, я бы назвал приемной. По сути, это был просто карман в коридоре, где едва умещалось рабочее место барышни и широкое кресло для приличных посетителей. Посетителей попроще ждала деревянная скамья у открытого окна.

Мы прошествовали мимо. Чуть замедлив скорость печати, барышня вскинула голову. Ее быстрый взгляд проигнорировал нашего провожатого, стремительно скользнул по рослой фигуре Факела и ненадолго задержался на мне. Увы, действительно ненадолго.

— Здравствуйте, барышня, — сказал я, подарив ей свою лучшую улыбку.

Специально перед зеркалом тренировался. Барышня ответила на приветствие с той же пулеметной скоростью без малейшего намека на ответную улыбку и, склонившись обратно к машинке, вновь вдарила по ушам трескучей очередью. Похоже, тренировался я напрасно.

Хотя, возможно, улыбку мне смазала повязка на глазу. Глаз-то у меня теперь всего один — правый. Левый мне вырвал демон, и теперь я носил черную повязку, как какой-нибудь пират, а приличные барышни не знакомились с заезжими пиратами. Неприличные же предпочитали держаться подальше от парней в красных плащах. В общем, куда ни кинь, а всюду черт бы побрал этого демона!

Тем временем наш провожатый распахнул двери в конце коридора и прямо с порога радостно объявил:

— Василь Никанорыч, а за вами пришла инквизиция!

— Не за вами, а к вам, — громко поправил его я.

Еще не хватало, чтобы этого Никанорыча от такого известия Кондратий на месте хватил! Факел первым шагнул через порог и на пару секунд остановился, обозревая помещение, так что мне ту же пару секунд пришлось обозревать его широкую спину с навьюченными на нее баллонами. Затем он прошел вперед и я тоже смог зайти.

Наш провожатый прикрыл за нами дверь. Стрекот печатной машинки сразу стал заметно тише.

Перед нами за письменным столом сидел сухощавый мужчина в черном сюртуке, с профессорской бородкой и позолоченным пенсне на носу. Стол был раз в пять пошире того, что у машинистки, и лакированный. Удивленно взглянув на нас, мужчина неуверенно поднялся на ноги.

— Здравствуй, Василий Никанорыч! — спокойно сказал ему Факел. — Меня зовут Факел, а это, — он указал на меня. — Мой напарник Глаз. Мы смиренные братья инквизиции.

Произнося последнюю фразу, он смиренно возвел очи к потолку, словно бы прося Господа подтвердить наши полномочия. Потолок был белый и, судя по яркости, белили его совсем недавно. В воздухе витал легкий запах краски. Никаких знаков свыше на потолке не отразилось.

Впрочем, тут нам поверили на слово.

— Лещинский Василий Никанорыч, — отрекомендовался мужчина. — Коллежский секретарь. Здесь, стало быть, староста городской.

Про секретаря у него прозвучало заметно солиднее, чем про старосту, хотя, казалось бы, чем там гордиться-то? Чиновник 10 ранга — это на наши армейские деньги простой поручик. Впрочем, если подумать, и городской староста тоже не бог весть какая птица. На одну ступеньку повыше деревенского.

— Я к вашим услугам, господа инквизиторы, — сказал староста и вопросительно посмотрел на нас.

Выглядело это так, будто он собирался, но никак не решался спросить прямо: вы зачем пожаловали-то, голуби сизокрылые?

— Нам поручено отловить каннибала, — сказал Факел.

— Ах, да-да, каннибала, — сразу согласился староста, заглядывая в бумаги на столе, словно бы искомый людоед мог прятаться среди них.

Его там не оказалось.

— Ну да, проблема существует, — нехотя признал староста. — Куда деваться-то? Мы, конечно, и сами ищем, но ваша помощь будет очень кстати. Да-да, очень кстати.

Факел с интересом смотрел на него. Староста под его взглядом замялся. На его лице отчетливо читалась спешная инвентаризация своих грехов, достойных внимания инквизиции. Судя по откровенному недоумению, с этой стороны Василий Никанорыч был чист. Однако инквизиции праздное любопытство обычно не свойственно, и староста усердно продолжал копать вглубь. Пока он не погрузился слишком глубоко, Факел подсказал:

— Ты же нас сам вызвал, Василий Никанорыч. Сегодня утром. Телеграммой.

— Вызвал? — удивленно переспросил староста. — Я?

Вместо ответа Факел вынул из кармана бланк телеграммы и вручил его старосте. Тот осторожно взял в руки бумагу, поправил пенсне и внимательно изучил текст. Глаза за стеклами пенсне постепенно округлились в полном изумлении.

— Это ведь твоя телеграмма? — строгим тоном спросил Факел.

— Что? — староста вскинул голову, и тотчас исправно ею закивал. — Ах, да-да. То есть, я хотел сказать, что я не то чтобы вызывал… Нет-нет, что вы, — тут он замотал головой. — Я попросил о помощи. Вот, тут сказано, — староста потыкал пальцем в телеграмму. — Что мы нуждаемся в помощи и это действительно так, но если эта просьба отрывает инквизицию от важных дел…

— Не отрывает, — спокойно сказал Факел. — Что тебе известно об этом каннибале?

Староста вздохнул, как перед прыжком с крыши, и честно признал, что рассказывать, по правде говоря, нечего. Вообще. Никто в городе ни разу каннибала не видел. Разве что те, кто пропал, но они, понятное дело, никаких показаний дать не могли. За них это сделали распространители слухов, а пара досужих старушек на завалинке запросто могла дать фору дюжине газетных писак.

— У меня хозяйство по всей округе расползлось, а люди боятся лишний раз за ограду выйти, — жаловался староста. — А у нас план поставок на год вперед расписан!

— Погодите-ка, — сказал я. — Если его никто не видел, с чего вы вообще взяли, что у вас тут орудует каннибал?

— Так… — староста развел руками. — Иначе мы бы хотя бы трупы нашли. А так, стало быть, он всех съел.

Факел тихо хмыкнул и покачал головой.

— А может, они все просто сбежали, — сказал я. — Например, на фронт.

По правде говоря, на шестой год войны такое случалось редко. Поначалу-то, как ветераны рассказывали, бывало, заявлялась толпа с дрекольем да иконами прямо на позиции, и спрашивала, где им встать, чтобы биться за землю русскую. Сейчас куда чаще бежали в обратную сторону.

Тем не менее добровольцы еще встречались. В моей старой роте был один. У него всю семью убили бесы, вот он и пошел мстить. Хороший стрелок оказался. Погиб, когда мы всей ротой валили демона в Гатчине. Завалили, кстати. Надеюсь, на том свете это послужило ему утешением.

— Простите, господин Глаз, — произнес староста и покачал головой. — Тут не тот контингент, так сказать. У нас не только рабочие пропадали, а старики, женщины… У одной здесь двое детей осталось. Пришлось их в сиротский приют определить. До возвращения, так сказать.

Он махнул рукой в сторону окна. Я выглянул. За окном вольготно раскинулся яблоневый сад. Высокие деревья закрывали вид даже со второго этажа. В узкий просвет между зеленью я едва разглядел серую каменную колокольню.

— Да и беженцев уже с десяток куда-то сгинуло, — добавил староста. — Им-то, простите, куда на фронт? Можно сказать, только что оттуда.

— Здесь есть беженцы? — спросил Факел.

А где их нет? Другое дело, что беженцы обычно стремились к городам покрупнее, но тут уж кто докуда добежал. Я их лагеря, бывало, встречал прямо в чистом поле.

— Целый табор, — пожаловался староста, после чего, спохватившись, добавил: — Но мы к ним, конечно, относимся по-христиански, как полагается. Работу даем, если есть. Да вот хоть взять машинистку мою, — староста указал на дверь. — Из них как раз будет. Ну а что на всех работы не хватает, так, простите, где я ее им возьму? Они идут и идут, а у меня бюджет, знаете ли.

Он широко развел руками, всем своим видом показывая, что да, дескать, виноват, но что он может сделать с таким бюджетом?

— Что ж, понятно, — сказал Факел. — Есть список пропавших?

— Есть, господин Факел, — с готовностью откликнулся староста.

После чего замялся и признал, что список, конечно, был, но был он у местного полицейского, который, как оказалось, пару дней назад тоже пропал. Вместе со списком.

— Стало быть, нашел, — спокойно констатировал Факел. — И где именно он пропал?

— Вроде бы он собирался на лесопилку, — не вполне уверенно ответил староста.

— Значит, оттуда и начнем, — сказал Факел. — Идем, Глаз. Разберемся, что за бесовщина у них тут творится.

Глава 1

Каннибалами, к сожалению, сейчас никого не удивить. Особенно если рассказывать про их в прифронтовой полосе.

На саму линию фронта непрерывным — ну, относительно непрерывным — потоком шло снабжение. Голодный солдат умирал слишком быстро, а новые рекруты подрастали слишком медленно. В тылу опять же надо было худо-бедно кормить рабочих, чтобы они не бунтовали, а исправно ковали оружие победы в промышленных масштабах. Они все равно время от времени бунтовали. В газетах об этом, понятное дело, не было ни строчки, но армейские части регулярно привлекались для подавления восстаний, а солдатский телеграф разносит молву быстрее беспроводного.

Что же касается широкой полосы между фронтом и тылом, то на ней царило какое-то вечное межвременье, когда всё, что было, уже реквизировали на фронт, чтобы заткнуть очередную дыру в снабжении, а то, что должно было прийти из тыла в компенсацию реквизиций, пока еще пребывало где-то в пути. А кушать-то хотелось уже сейчас.

Дубровник оказался в прифронтовой полосе с пару месяцев назад, когда нечисть вышла на берега Свири. Точнее, вышла она на южный берег реки, но потом, понятное дело, полезла и на северный.

Позиции там держала 4-я армия. Держала стойко, хотя нечисть лезла на наш берег, будто им медом намазано! Демоны, по счастью, только лишь издали командовали, а вот всяких бесов да мутантов наши наколотили столько, что ниже по течению из трупов целые запруды возникали. Приходилось взрывать. У меня там на днях знакомый сапер погиб. Недобитый бес пальнул во взрывчатку. В общем, жизнь кипела.

От линии фронта до Дубровника, если строго по прямой, было немногим больше полусотни верст. Это уже не совсем прифронтовая полоса, зато городок оказался аккурат на линии снабжения. На мой взгляд, так даже хуже. Сидеть на голодном пайке и день за днем лицезреть, как еда целыми составами пролетала мимо — то еще удовольствие. А если и пайка нет, как у беженцев… Короче говоря, то, что один из них рехнулся с голодухи и начал чудить, мне сразу представилось очевидным, и единственное, что меня всерьез беспокоило в этой истории — это пропавший полицейский.

Еще когда мы выходили из особняка старосты, я успел перекинуться парой слов с тощим господинчиком и тот поведал, что полицию в Дубровнике представлял отставной артиллерист. Он успел и с японцами повоевать, и с австрияками, и с нечистью. Стрелянный воробей. Такого на мякине не проведешь.

— Возможно, каннибалом оказался близкий ему человек, — сказал по этому поводу Факел. — Или женщина.

Мы к тому времени уже катили на бричке, временно реквизированной инквизитором у старосты. Временно — это значит, что мы пообещали ее вернуть. По возможности в целости и сохранности. Бричка была совсем новенькая, с мягкими рессорами и откидным кожаным верхом. Ее резво тянула пегая лошадка.

Факел хотел к ней еще и господинчика реквизировать в качестве кучера, но тот сумел отговориться. Мол, бричка — двухместная, и тут он нужнее будет, да и закат скоро. По части последнего Факел попытался объяснить ему, что каннибал — это не какой-нибудь там сказочный упырь и может спокойно сожрать его в любое время суток, но господинчик от таких речей желанием помочь нам всё равно не преисполнился. Поехали без него.

Факел правил бричкой — правил, надо заметить, весьма уверенно, чувствовался опыт — и хмурился. Я сидел рядом с винтовкой на коленях. По обеим сторонам дороги тянулся лес. Не такой густой, как у станции, но для засады тут любой участок подходил без особых нареканий. В кронах деревьев перекрикивались птицы. Где-то вдали с остервенением долбил дятел.

— Не очень-то похоже на голодный край, — сказал я.

В разоренных городах, где одни только камни да пепелища, гражданские подчас вообще питались одним святым духом. То есть, какое-то снабжение всё-таки было, спасибо войне, успели перевести хозяйство на военные рельсы, но обычно того снабжения было с гулькин нос! Причем зимой, как оказалось, еще "жить можно", если снег растопить и сварить в нем чего Бог через наших интендантов послал, а вот как снег сошел — тут я впервые про каннибалов и услышал.

— Не похоже, — согласился со мной Факел, но тотчас и возразил. — Вот только одними листьями да травой сыт не будешь, а охота требует времени. Да и навыки для нее какие-никакие нужны. Я помнится, как-то раз вон такую пичугу полдня ловил, — он указал на галку, которая сидела прямо на обочине. — Поймал, а там и есть толком нечего.

Галка торопливо взмахнула крыльями и умчалась прочь.

— Надо же, — произнес я. — А я думал, инквизиторов всегда снабжают по первому разряду.

— Не всегда, — ответил Факел. — Да и я тогда еще не вступил в братство. Это еще в Бресте было.

— В Бресте? — переспросил я. — Ты никогда про это не рассказывал.

О своей доинквизиторской жизни Факел вообще рассказывал мало. Я, впрочем, особо и не выспрашивал. Если только к слову пришлось. Всё-таки любопытно было, где таких непреклонных бойцов выращивали. Иногда мне вообще казалось, будто бы их в секретных мартеновских печах отливали сразу готовыми.

— Да особо и рассказывать нечего, — ответил Факел. — Я там жил, пока демоны не сожгли город. Там же увидел первый знак от Господа. А может и не первый.

Инквизитор тихо вздохнул, представляя, сколько посланий свыше он мог пропустить. Знаки — причем от Господа лично, минуя небесную канцелярию — мой друг видел регулярно. Обычно эти знаки сулили новые неприятности, которые Факел именовал испытаниями.

— Ну вот, — сказал я. — А говоришь, нечего рассказывать.

— Ты же не особо веришь в знаки, — припомнил Факел.

На самом деле, не верю вовсе. Наверное, именно поэтому Господь выходил на связь исключительно с Факелом.

— Скажем так, — дипломатично заявил я. — Я сомневаюсь в своей способности правильно их трактовать.

— Думаю, когда Господь захочет сообщить что-то тебе лично, Он сформулирует это так, чтобы ты понял, — сказал Факел.

Тут я был с ним полностью согласен. Сомневался я исключительно в том, что Он того захочет. Не до меня ему, когда на земле такие дела творятся.

— И как же ты понял, что это знак? — спросил я.

Впереди промелькнула галка. Может, та же самая, может — другая. Я их на лицо не различаю. Да и времени толком разглядеть птицу у меня не было. Она вынырнула откуда-то слева, словно бы собираясь перемахнуть в заросли справа, но на полпути развернулась и шустро умчалась обратно. Был ли это знак, или пичуга попросту решила не мельтешить перед носом у человека с винтовкой в руках?

— Ну-у, это было слишком очевидно, — сказал Факел, и в его голосе отчетливо прозвучала нотка разочарования самим собой, не способным понять более витиеватые послания свыше. — Я тогда в самообороне служил. При храме.

Я кивнул в знак того, что понимаю, о чем речь. Инквизиция с этих самооборонцев как раз и началась. Факел, получается, был в первых рядах. Ну да ничего другого я от него и не ожидал.

— Нечисть тогда на Брест крепко навалилась, — продолжал рассказывать Факел. — Мы за день атак двадцать отбили, наверное. Вначале на окраине, потом на улицах. Теснили нас потихоньку, но ни одного дома мы им не отдали без боя. А потом появился демон…

Факел помолчал. Воспоминания определенно были не из приятных. Хотя с нечистью они другими и не бывают. Байки про соблазнительных дьяволиц — байки и есть. Раньше про русалок сочиняли, теперь вот, так сказать, новые веяния. Да и существуй на самом деле эти дьяволицы, встреча с ними закончилась бы так же, как с русалкой — заманила бы куда-нибудь, да и приговорила без лишних слов.

— В общем, дрогнули наши, — продолжал тем временем рассказывать Факел. — Побежали. Я бы, наверное, тоже побежал, но меня в доме огнем отрезало. И представь себе, демон ко мне не сунулся.

Обычный огонь не остановил бы демона. Тут нужна освященная горючка или же действительно вмешательство свыше. Ну, или было объяснение попрозаичнее.

— Небось погнался за остальными, — предположил я.

— Именно так, — признал Факел, и вздохнул. — Именно так. Он прижал их к реке и всех перебил. Всех до единого. Вот тогда-то я и понял, что это был знак.

— Какой знак?

— Огонь, — ответил Факел. — Он показал мне, что не надо бежать перед демоном. Огонь оградит меня от нечистого. Вот так я стал огнеметчиком.

Инквизитор снова замолчал. Я какое-то время ждал продолжения истории. Потом понял, что его не будет.

— И это всё? — спросил я.

У меня это тоже прозвучало с ноткой разочарования. Я, честно говоря, ожидал чего-то более волшебного или хотя бы таинственного.

— А ты чего хотел? — спросил Факел. — Личную подпись Господа на каждом язычке пламени?

Ну, по крайней мере, меня бы это точно убедило. Факелу я этого говорить не стал. Вместо этого я сказал:

— Кажется, мы приехали.

Лес справа заметно поредел. В проемах между деревьями виднелась река. Она несла свои воды совершенно бесшумно. Ни шелеста, ни плеска. Словно бы затаилась в зарослях. Впереди на берегу возвышался здоровенный сарай, огороженный частоколом. Колья были заточены очень остро. Не иначе, тут и впрямь ожидали вампиров.

Дорога вела прямиком к воротам. Толстые створки были широко распахнуты.

— Гостеприимство у местных жителей в крови, — с улыбкой заметил я.

— Тогда мы идем в гости, — сказал Факел, и тронул вожжи.

Лошадка прибавила шаг. Когда мы подъехали ближе, я заметил, что створки были еще и подперты толстыми колышками, чтобы даже случайно не закрылись. Факел нахмурился. Широкий двор сразу за воротами весь порос травой. Лошадка уверенно проследовала в самый его центр и там остановилась.

Двери сарая тоже были открыты.

— Э-эй! — зычно окликнул Факел. — Есть кто живой?

Никто не ответил. Только за сараем негромко шлепало по воде водяное колесо. Помню я этот звук по Гатчине. Наша часть там аккурат напротив водяной мельницы стояла, так наслушался. Кажется, ночью разбуди, спроси, что за звук и я сходу отвечу: водяное колесо по воде шлепает.

Спрыгнув на землю, я быстро осмотрелся. Под ногами к воротам тянулась широкая колея. Чуть дальше виднелась вторая такая же. Я не следопыт, но тут даже мне было очевидно, что отсюда недавно вывозили что-то тяжелое.

— Похоже, местные уже снялись с якоря, — сказал я.

Словно бы возражая мне, из сарая донесся тот визжаще-шуршащий звук, с которым пила вгрызалась в дерево.

— Кто-то еще остался, — сказал Факел, и сошел на землю.

Бричка покачнулась. Лошадка оглянулась на моего тяжеловесного товарища и, видно, сочтя свою часть миссии исполненной, потянулась за высокой травинкой. Коновязи здесь не было.

— Не сбежит она у нас? — спросил я.

Факел повернулся к лошадке. Шея у него плохо крутилась и ему проще было разворачиваться всем корпусом. Смерив лошадку строгим взором — та даже перестала жевать травинку — Факел сказал:

— Вряд ли. Здесь такая же трава, как и за забором. Идем.

Мы направились к сараю. Я привычно держался так, чтобы не оказаться на линии огня из дверей. Факел топал напрямик. Я негромко напомнил ему об осторожности. Вряд ли, конечно, каннибал сидел за дверью в засаде, но привычка не зевать нарабатывалась только постоянной практикой.

— Мы с тобой инквизиция, Глаз, — отозвался Факел. — Это не мы должны бояться, а нас.

— Вот с перепугу и пальнут, — сказал я.

— С перепугу, даст Бог, промахнутся, — ответил Факел.

А если Он лично не проконтролирует, могут ведь и попасть. Причем огнеметчик не просто так всегда шел в бой наособицу. Если пуля прилетит в заправленный баллон, никому рядом мало не покажется.

В сарае царил полумрак. Вдоль одной стены лежали штабеля досок и брусьев, кое-где прикрытых старой рогожкой. Свет падал на них ровными полосами из окон под самой крышей. Дальше виднелся какой-то агрегат. Подойдя ближе, я признал в нем пилораму. Из всех, виденных мною, эта была самой здоровой, сразу с несколькими пилами.

У пилорамы крутились трое мужиков. Все они были в светлых одеждах. Наверное, чтобы лучше различать друг дружку в этом полумраке. Один из них — заметно постарше, с бородкой — намечал что-то карандашом, и двое других ловко крутили бревно, пока пилы прогрызали дерево. За то время, что мы с Факелом шли через сарай, они успели превратить здоровенное бревно в дюжину досок. Судя по здоровенной куче опилок под пилорамой, бревно было далеко не первое.

— Бог в помощь! — громко сказал Факел.

Мужики дружно оглянулись. Бородатый повернул рычаг. Пилы стали двигаться заметно медленнее.

— И вам доброго дня, — ответил бородатый. — С чем пожаловали, господа хорошие?

Два его помощника отирали руки о штаны. На их рубахах проступали темные пятна пота.

— Мы ищем здешнего полицейского, — сказал Факел. — Он был здесь пару дней назад.

— Если и был, то я его не видел, — ответил бородатый, и оглянулся на остальных.

Те двое старательно замотали головами и замычали что-то невнятное. Мол, никого не видели. На этом, наверное, можно было бы идти дальше, но Факел стоял на месте, разглядывая троицу.

— Стра-анно-о, — протянул он.

Когда Факел вот так растягивал слова, это означало, что он одновременно думал. Растягивал слова он не часто. Обычно Факел принимал решение сразу, выбирая из всех возможных вариантов наихудший. Я привалился плечом к штабелю с досками и мысленно прикинул, как бы понезаметнее намекнуть инквизитору, что не стоит здесь размахивать огнеметом. Дерево же кругом!

— А чего странного-то? — спокойно переспросил бородатый. — Может, он мимо проехал. Или заглянул на минутку, а мы и не заметили.

Два его подручных дружно закивали, словно китайские болванчики. У одной моей знакомой на комоде стоял целый полувзвод таких из фарфора. Она их лично раскрашивала в разных персонажей: крестьяне, чиновники, пара военных была в желтых мундирах и вот если грохнуть по крышке кулаком, вся компания точно так же начинала кивать. Хватало их минут на десять. Подручные выдохлись секунд за двадцать.

— У нас план, знаете ли, — тем временем говорил бородатый, руками показывая, что по плану им нужно как минимум половину Карелии на доски пустить. — Нам смотреть по сторонам некогда.

— Вот именно, — сказал Факел своим обычным уверенным тоном. — Вы все трое совсем не смотрите по сторонам.

— Ну да, — не вполне уверенно согласился бородатый, пытаясь понять, куда клонит инквизитор. — Это я и сказал.

Факел, как всегда, клонил к худшему из вариантов.

— А в округе каннибал орудует, — продолжал он. — Все от него прячутся, а у вас все двери нараспашку. Не боитесь?

Мужики озадаченно переглянулись. Я бы, пожалуй, не удивился, скажи они, что про каннибала от нас впервые слышат.

— Да вроде нет, — за всех ответил бородатый. — Авось отобьемся, ежели чего.

— Или вы и есть каннибалы, — сказал Факел, окинув всех троих строгим взором.

Мужики выглядели скорее озадаченными, чем испуганными, но как-то они дружно подобрались. Нет, я понимаю, когда пришел непойми кто с улицы и сходу назначил тебя людоедом, это любого бы заставило напрячься, однако как-то уж очень дружно у них получилось. Как у солдат с хорошей выучкой в слаженном подразделении. Не ожидал я такого от простых деревенских плотников.

Может, конечно, эти трое — просто дезертиры, да вот только дезертиры вполне могли предпочесть убить пару инквизиторов, чем оказаться в арестантских ротах. Хорошие плотники там всегда в цене и приговор трибунала можно было предсказать заранее. Арестантские роты — это фактически те же саперы, только швыряют их в самое пекло как штурмовиков, а кормят — как последних бродяг. Долго там не живут.

Улучив момент, пока никто не смотрел в мою сторону, я снял винтовку с предохранителя. На всякий случай.

— Мы можем предъявить обед к осмотру, — сказал бородатый Факелу. — Убедитесь лично, что никакой человечины там нет.

— Да, так и поступим, — согласился Факел. — Только осматривать я буду всё.

Инквизитор всем корпусом развернулся в одну сторону, затем в другую, окидывая помещение цепким взглядом. На мой взгляд, ничего подозрительного тут не было. А вот на взгляд плотников, похоже, было.

Бородатый резко дернул головой и два его молодца мгновенно выхватили из рукавов ножи. Один с места прыгнул на Факела. Инквизитор как раз повернулся к нему боком. Второй метнулся ко мне, да так шустро, что не сними я оружие с предохранителя, мог бы и не успеть выстрелить. И так пальнул практически в упор.

Пуля отбросила нападавшего назад. Он всплеснул руками и грохнулся на спину. Нож зарылся в опилки.

— Берегись! — запоздало крикнул я.

К счастью, Факел и сам среагировал. Он встретил прыгуна плечом. Нож полоснул по инквизиторскому плащу, а затем Факел обрушил на голову противника свой кулак. Голова оказалась крепкой. Обычно Факел таким ударом мог отправить человека отдыхать. Бородатый тем временем вытащил откуда-то топор и метнул его в меня. Я пригнулся. Топор вонзился в доски там, где недавно была моя голова.

Следом полетела еще какая-то железяка. От нее я тоже увернулся. Факел обезоружил своего противника и схватил его за горло. Тот извивался, будто уж. Бородатый швырнул в меня молоток и железные щипцы. Щипцами попал. Я в этот момент вскинул винтовку — в нее и прилетело. На цевье осталась длинная царапина.

Бородатый, видать, по выражению моего лица понял, что убью заразу, и дал деру.

— За ним! — крикнул Факел.

Его противник висел на нем, одной рукой пытаясь разжать хватку инквизитора, а второй — добраться до его лица. По обоим пунктам — без шансов.

Я и сам уже рванул за бородатым. Задней стены у сарая не было. По ту сторону располагался неширокий дворик буквально в три шага шириной, и частокол. Бородатый с разбегу заскочил на него, и ловко перемахнул на ту сторону. У меня такой фокус не получился бы. Высоковато всё-таки.

Слева у частокола были сложены бревна. Закинув винтовку за спину, я взбежал по ним. Бревна поехали под ногами, но я уже успел ухватиться обеими руками за колья. По ту сторону рос бурьян. В него я и спрыгнул. Передо мной вставал лес.

— Глаз, я в обход! — прокричал из-за частокола Факел.

— Понял! — крикнул в ответ я.

Своего противника инквизитор, стало быть, уже одолел. Не то чтобы я в нем сомневался, но учитывая, как быстро он управился, Факел, скорее всего, предпочел не вязать противника, а хорошенько ему врезать, чтобы тот часок-другой провалялся без чувств.

Мой противник тем временем успел затеряться в лесу. Я зашагал вперед, внимательно поглядывая по сторонам и прислушиваясь. Лес жил своей жизнью. Перекрикивались птицы, в кронах деревьев шебаршились белки — одну я точно видел — под ногами проскользнул ужик. Совсем не смотрит, куда прёт, а я ведь мог и наступить. Не гадюка, чай.

На самом деле, меня их спокойствие не радовало. Вся эта лесная мелюзга быстро привыкала к человеку. Ну идет себе мимо и идет, на нас не покушается — и ладно. А вот если человек пробегал в панике, тут они все враз затихали. Раз уж такой здоровяк деру дал, не иначе что-то страшное надвигается.

Бородатый, стало быть, скакового слоника из себя не строил. Ну что ж, будем искать. Вон, кстати, и ветка недавно сломанная. Выглядело так, будто бородатый оступился на краю овражика и, падая, за нее ухватился. Хотя каких-то заметных следов под веткой я не приметил, но, как я уже говорил, я — не следопыт. Нахватался кое-чего по верхам за время службы. Армейский снайпер, особенно в статусе "ну ты же снайпер" — это в какой-то мере еще и охотник. Только на людей. Впрочем, в нынешние времена — больше на нелюдей.

Мысленно нарисовав прямую линию между лесопилкой и сломанной веткой, я принял ее за ориентир и двинулся дальше.

На березе задорно стрекотала сорока. Небось рассказывала всему лесу о последних событиях. Трава под березой была заметно примята. Бородатый, что ли, на дерево хотел влезть? Я глянул вверх. Да нет, в такой кроне не спрячешься. На всякий случай я всё же обошел дерево по кругу, и окончательно уверился, что никого, кроме одинокой сороки, на этом дереве нет. Букашки не в счет.

От намеченной мною линии смятая трава уходила немного вправо, к реке. Логично. Я бы и сам на месте бородатого в камыши подался. И есть где спрятаться, и ветер, шурша камышами, скроет осторожное движение. Однако, шагая дальше, я положил себе за правило поглядывать не только по сторонам, но и вверх. Это меня немного замедлило, хотя я и тратил время только на те деревья по пути, на которые и сам бы влез без посторонней помощи. Таковых тут хватало.

На берег я вышел вроде бы там, где надо. Заросли тут были богатые. Вначале ряд ивняка вдоль по берегу, а за ним — стеной камыши. Чуть было не подумал: сплошной стеной, ан нет — виднелся там узенький проход.

Я подошел ближе и разглядел столь же узенький, в одну досточку, мостик, уходящий сквозь камыши. Ветка ивы на входе была сломана и завернута внутрь. Слом был совсем свежий. Я задумался. Если у бородатого в камышах была спрятана лодка, надо поспешить, пока он не отчалил. А если он поджидал меня в зарослях с ножом — спешить как раз было бы нежелательно. И как угадать?

— Кар! — раздалось сверху.

Я вздрогнул и рефлекторно вскинул винтовку на звук. Напротив прохода рос ясень. На его нижней ветке сидела ворона. Больше никого не наблюдалось.

— Раскаркалась, — проворчал я, опуская винтовку.

Ворона снова крикнула во все горло. Мол, да, взяла и раскаркалась. У нас в лесу свобода слова и нечего тут из себя городского жандарма строить!

Я сплюнул и снова обернулся к проходу. Эта сломанная веточка мне категорически не нравилась. Было в ней что-то нарочитое. Она словно бы зазывала меня, да только не говорила — куда.

— Ну уж нет, — прошептал я.

Держа оружие наготове, я медленно двинулся вдоль зарослей по течению реки. Всё-таки удирать на лодке много легче вниз по течению, чем вверх. Один раз мне даже показалось, будто бы я услышал плеск, но это с равным успехом могла быть и рыба. Через заросли ничего толком не видать, и я стал забираться повыше. Успел сделать буквально пару шагов, и увидел бородатого.

Он, хитрец такой, вообще в заросли не полез, а пробежал мимо и затаился. Пока я бы его в камышах искал, бородатый тихонечко отошел бы подальше, и только его и видели. А тут я сам на него вышел. То есть, не совсем вышел, но вышел бы, если бы он оставался на месте. Бородатый, небось, вообразил, что я его просчитал, и рванул прочь, а на лесном фоне его светлая одежка — словно большое белое пятно. Глаз в него вцепился сразу.

Я выстрелил. Подстрелил березку. Бородатый успел нырнуть за нее. Я рванул за ним. Бородатый скакал по здешним буеракам как сайгак. Я быстро начал отставать. Остановившись, я снова выстрелил, но он как почуял и в самый момент выстрела метнулся вправо. Там росло раскидистое дерево. Бородатый скрылся за ним и пропал из виду. Когда я добежал до дерева, его уже нигде не было видно. На дереве — тоже, да и не влез бы он туда незаметно.

Метнувшись туда-сюда, я вынужден был признать — ушел, зараза. И следов на этот раз никаких не оставил.

— Да чтоб тебя, — проворчал я, и побрел обратно.

Для очистки совести проверил-таки мосточек. Тот вел через камыши к чистой воде и там заканчивался. Ни лодки, ни хотя бы столбика, к которому ее привязать можно, здесь не наблюдалось. А течение тут было сильное.

Опустившись на колено, я зачерпнул воды и умыл лицо. Водичка была прохладная. Самое то что надо. Я смыл пот и зашагал к берегу. На берегу стоял Факел.

— Я слышал выстрелы, — сказал он, едва я вышел из ивняка.

Я помотал головой.

— Промазал.

— Бывает, — без всякого осуждения в голосе произнес Факел. — Он уплыл?

— Нет, куда-то туда убёг, — я махнул рукой в ту сторону, где последний раз видел бородатого. — Тут просто мосток к воде. Проверил на всякий случай.

— Это ты правильно поступил, — сказал Факел. — Странное место для мостка. Далековато от жилища.

— Да, может, просто какой-нибудь рыбак оборудовал себе местечко подальше от людей. Тут тихо и спокойно.

И наверняка неподотчетно, что в наше время строго учета провизии тоже немаловажно. Фактически, это то же браконьерство, но на рыбалку власти обычно смотрели сквозь пальцы, если рыбаки не наглели с сетями.

— Может и так, — согласился Факел.

Однако инквизитор не поленился лично пройтись по мостику и всё осмотреть. Ничего подозрительного он не нашел, по поводу чего тяжко вздохнул.

— Идем обратно, — предложил я.

Факел еще раз посмотрел по сторонам, и нехотя признал, что ничего другого нам не остается.

— Может, из тех двоих что-нибудь вытрясем, — предположил я.

Факел опять вздохнул и ответил, что на это шансов нет. Он своему противнику шею свернул. И подстреленному мной — тоже. Для уверенности.

— Я ж на этого рассчитывал, — говорил он. — Ну и принял меры, чтобы те двое от нас уж точно не ушли.

Я тихо хмыкнул. Всё-таки мой товарищ был подчас излишне радикален.

— Надеюсь, хоть лесопилку не спалил? — спросил я с легкой улыбкой.

Факел усмехнулся и сказал, что нет. Нам там еще доказательства преступной деятельности искать. Не зря же плотники так всполошились, едва инквизитор упомянул про обыск. Стало быть, что-то у них было припрятано на лесопилке.

По дороге обратно я поделился с Факелом своими мыслями насчет дезертиров. Инквизитор слаженности их действий не заметил, но согласился, что мне виднее.

— Одна команда — это уж точно, — сказал он.

А вот по поводу возможного дезертирства Факел, подумав, покачал головой.

— Нет, Глаз, тут, я думаю, всё намного хуже.

Он всегда так думал. Как в его голове уживались совершенно искренняя вера в божий промысел и постоянное ожидание худшего, я до сих пор не понимаю. Но как-то уживались! Что конкретно он там себе придумал, я спрашивать не стал, и мы побрели дальше.

Факел морщил лоб и хмурился. Я привычно поглядывал по сторонам и прислушивался к лесным звукам. Лес был спокоен. Мы прошли уже примерно половину пути, когда впереди промелькнул силуэт в светлой одежде. Бородатый тоже возвращался на лесопилку. Он нас обогнал и, похоже, еще не заметил.

— Тихо, — прошептал я.

Факел вскинул голову, заметил бородатого и кивнул. Я прибавил шагу. Ходить быстро и без лишнего шума я умел. А вот Факел, к сожалению, нет. Как он нашел сухую ветку в этом лишенном всякого сухостоя лесу — для меня загадка. Наверное, это была единственная сухая ветка во всей округе, и Факел на нее наступил. Ветка громко треснула. Бородатый мгновенно оглянулся и, понятное дело, увидел нас.

— Стой! Стрелять буду! — громко скомандовал я, вскидывая винтовку.

Бородатый сорвался с места еще на слове "стой". Я рванул следом. Позади тяжело топал Факел. Бородатый петлял, словно заяц, но я и не думал тратить время на выстрел. Вместо этого, поднажав, я начал нагонять беглеца. Тот свернул к реке.

На какую-то секунду он скрылся за деревьями, а затем я услышал плеск. Еще поднажав, я выскочил на крохотный пляжик с просветом в камышах. Бородатый как был в одежде, так и нырнул. Я вскинул винтовку к плечу. Бородатый вынырнул за камышами, и, отфыркиваясь, поплыл дальше.

Я взял прицел чуть повыше и выстрелил. Пуля выбила фонтанчик воды перед самым носом бородатого. Тот обернулся. Я махнул ему рукой, чтобы возвращался обратно. Он в ответ показал мне шиш.

— Следующая пуля будет в голову! — прокричал я, стараясь, чтобы это прозвучало достаточно угрожающе.

Бородатый поплыл прочь.

— Убей его! — хрипло крикнул Факел.

Как говорится, если враг не сдается — он сам себе враг. В этот раз я не промахнулся. Бородатый клюнул носом в волну, и течение понесло его прочь.

— Будем вылавливать? — спросил я.

— Надо бы, — с легким вздохом отозвался Факел, и выразительно посмотрел на меня.

Из него самого пловец никудышный. Плавали мы с ним, знаю. Чудом вытащил его тогда из реки на берег. Чуть сам не утоп.

— Тогда держи, — сказал я, отдавая ему винтовку.

Пока я торопливо сбрасывал одежду, Факел говорил:

— При нем тоже могут быть доказательства. Не просто же так он от нас бегал. Ты там по возможности постарайся ничего не упустить.

Я сказал, что постараюсь, и вошел в воду. Дно было ровно и песчаное. Ребятишкам тут плескаться самое раздолье. Но, разумеется, когда вода прогреется. По состоянию на сегодня открывать купальный сезон было, прямо скажем, еще рановато. Я нырнул и поплыл саженками. Ими быстро устаешь, но и плывешь тоже быстро, а главное — хоть немного согреваешься. Факел с берега показывал, где там наше тело. Затем инквизитора скрыли камыши. Я, выныривая повыше, старался оглядеться, и греб дальше.

Бородатый был так любезен, что не утонул. Мертвый человек ведет себя в воде совершенно непредсказуемо. Один камнем на дно уходит, а другой скачет по волнам будто мячик. Бородатый выбрал нечто среднее. Тело почти скрылось под водой, и неспешно дрейфовало по течению. И на том спасибо. Нырять за ним в мутной холодной воде было бы сомнительным удовольствием.

Догнав бородатого, я ухватил его за одежду и потянул к берегу. Тот мосток, который мы с Факелом обследовали совсем недавно, остался позади. Других просветов в камышах не наблюдалось, но здесь, слава Богу, хотя бы ивняк закончился. Через камыши я попросту продрался, помянув их неоднократным недобрым словом. Идти было страшно неудобно, да и бородач оказался хоть и плавучий, но тяжелый. Хорошо хоть, Факел услышал, где я ломился, и пришел мне на помощь.

Инквизитор ухватил бородатого за шкирку, точно нашкодившего котенка, и вынес его на берег. Я вышел сам.

— Ничего не потерял? — спросил Факел.

Я оглянулся на проломленную нами просеку, и сказал:

— Да вроде нет.

Факел кивнул и начал обшаривать карманы покойника. Я сел на землю. Надо было бы подвигаться, чтобы быстрее согреться, но сил уже не осталось. Факел подал мне плащ. Инквизитор, оказывается, прибежал со всеми моими вещами. Я закутался в плащ и сразу стало теплее. Теперь понятно, почему инквизиция носила теплые плащи даже летом.

— Глаз, — позвал Факел. — Глянь-ка на это.

Я оглянулся. Факел успел не только обыскать бородатого, но и частично раздеть. Я лениво поднялся на ноги и подошел ближе.

На груди бородатого была вытатуирована перевернутая пентаграмма темно-красного цвета. Я вначале даже подумал, будто бы это запекшаяся кровь. Татуировки, которые попадались мне на глаза раньше, обычно были черные или синие. В армии они строго запрещены, а вот флотские их любили — от якорей до морских девок, с обязательными лентами и непременно с названием на них своего корабля. Последнее имело смысл на случай, если выловят мертвое тело в море — можно будет хотя бы понять, откуда этот морячок взялся. Ну а всё остальное считалось украшательством в дополнение к названию.

У бородатого украшательством служили бесы. Крохотные, но легко узнаваемые фигурки расселись на линиях пентаграммы. Многие держали в руках вилы и факелы.

— Опять культисты, — проворчал я. — Почему все неприятности начинаются с культистов?

— Ад всегда начинается с предательства, — ответил Факел.

И самое обидное, все эти предатели — идейные. Проще говоря, голодранцы. Вот и у этого в карманах один карандаш нашелся, да и тот обгрызанный донельзя. Впрочем, Факел всё равно не взял бы их "сребреники". Мой товарищ тоже идейный. А у нас на двоих полтора рубля мелочью и день клонился к вечеру.

— Ну что? — спросил я, когда обыск закончился. — Умоешься, и пойдем?

Факел помотал головой.

— Вначале с лесопилкой разберемся, — сказал он. — И с теми двумя, что там остались.

— Да мертвые-то не сбегут.

Нынче времена такие, что вообще-то могут, но это не наш случай. Для живых мертвяков культистский шаман нужен, причем живой. Сталкивался я с ними в Нарве, знаю. Факел посмотрел на реку, поборол соблазн и сказал, что вначале дело.

— Как знаешь, — ответил я, и кивком указал на бородатого. — Я за ним плавал, так что тащить его тебе.

Факел махнул рукой. Мол, да не вопрос. Ему человека унести, что мне — винтовку. Пока я одевался, Факел всё-таки умыл лицо в реке и взвалил бородатого на плечо. Я окинул взглядом берег, не забыли ли чего, и мы вновь двинулись в сторону лесопилки.

На этот раз добрели без приключений. Наша лошадка спокойно объедала двор. Два мертвеца лежали рядком у лесопилки. Уронив рядом бородатого, Факел тщательно обыскал тех двоих. Ничего интересного он не нашел.

Разве что татуировки у обоих, да и те — мелкие и даже не бесовские. Так, орнамент какой-то. У одного на плече, а у другого, пардон, на заднице. Ножи, которыми они пытались нас порезать, были самыми обычными и весьма паршивого качества. Я прибрал их в сумку как вещественное доказательство.

— Итак, — сказал Факел, обводя сарай широким жестом: — Где-то здесь у них что-то спрятано.

Мы всё перерыли. Буквально. Даже дерн на заднем дворике сняли. Последний раз я так упахивался, когда мы всем полком в срочном порядке три линии окопов в чистом поле рыли.

Единственное, про привлекло наше внимание — пара толстых брусьев в траве за сараем. Они были напилены в профиль не квадратом, как обычно, а пятиугольником, однако за каким лешим культистам понадобилась эта художественная резьба по дереву, мы так и не поняли. Факел сказал, что никогда такого раньше не видел. Брусья мы тщательно измерили, зарисовали и сожгли.

Глава 2

С татуировками картина вырисовывалась сложная. По словам Факела, считалось, будто бы в обязательном порядке их наносили себе только одержимые. Мол, это как печать на договоре с нечистью.

— Когда он так лихо сиганул через забор, я сразу про одержимого подумал, — сказал мне Факел.

Я с сомнением посмотрел на бородатого. Если не считать татуировки на груди, он ничем не отличался от нормального человека. Мне доводилось встречать одержимых. Они, действительно, шустрики еще те, но обычно все какие-то изломанные, словно бы это и не человек вовсе, а какая-то пародия на него.

— Не похож он на одержимого, — ответил я.

Однако инквизитор заверил меня, что мы попросту застали бородатого, так сказать, в самом начале пути. А вот если бы я его не застрелил, он бы потом о-го-го как развернулся. Ну, может и так.

А быть может, бородатый был просто очень шустрым культистом. Они тоже часто носили татуировки, причем нередко такие же, как и у одержимых. Видать, мечтали ими стать. Инквизиция, разумеется, об этом знала, и высматривала всех с такой отметиной. Поэтому те культисты, которые шпионили по нашим тылам, татуировок не носили, а те, у которых они уже были, могли и избавиться от них. Иногда вместе с конечностью, на которой эта татуировка была. Так им, кстати, проще было сойти за беженца.

Кроме того, татуировки были еще и у простых людей — от наших бравых морячков до тех же беженцев, которые верили в них как в обереги, и потому сам по себе рисунок на теле, если только он не был откровенно бесовский, всё равно ничего толком не доказывал.

— И тем не менее, на заметку мы таких людей должны брать, — сказал Факел.

Инквизитор тщательно зарисовал карандашом в свой блокнотик татуировки двух подельников бородатого и добавил, что людей с таким орнаментом можно брать сразу. В смысле, уже не на заметку, а сразу арестовывать. У него, кстати, подборка орнаментов в блокнотике была богатая, и рядом с каждым подписано, где и с кого срисовано. Там был практически весь северо-запад России, включая и Финляндское княжество.

Когда Факел закончил, мы погрузили тела на бричку и двинулись в обратный путь. Я подстелил под трупы рогожку, которую нашел тут же, на лесопилке, но в одном месте мы обивку всё же кровью уляпали. Потом тощий господинчик нам за это со всей вежливостью предъявил.

Однако первым делом мы навестили беженцев. Как сказал Факел:

— Бедновато наши покойнички выглядят. Могли и с ними прийти.

Здешние беженцы встали лагерем в поле за городской стеной. В город их, как водится, не пустили, но хоть не прогнали прочь — и то ладно. При нападении у них оставался шанс убежать за стены. Своей-то ограды вокруг лагеря они не построили.

Сам лагерь состоял из повозок с тентами, просто тентов, палаток и соломенных навесов. В самом центре возвышалась деревянная церквушка. На первый взгляд, уж прости, Господи, сарай-сараем, с крошечными квадратными окошечками и прохудившейся крышей. Из нее вверх торчала серая каменная башня, увенчанная колокольней с православным крестом наверху.

Населяли лагерь худые люди в потертой, а кое у кого и в откровенно драной одежонке. Многие были босиком. Долгая дорога вообще сурово обходилась с одеждой и обувью, особенно если те не были приспособлены к путешествиям. На одном старичке я едва признал бывший смокинг. Сейчас так назвать эти обноски даже язык не повернулся бы.

Татуировок я ни на ком не приметил, но, понятное дело, если у кого они и были, так те не лезли нам на глаза. Татуированных бродяг инквизиция хватала сразу и отправляла на дознание. Разумеется, там умели отделять зерна от плевел и невиновных отпускали, но, как по случаю неохотно признал Факел, при избытке рвения у них и ворона признается, что она перекрашенный крокодил.

Вечерело. На широких площадках между палатками горели костры. Над каждым огнем громоздился целый ворох разнокалиберных кастрюлек, чайничков и тому подобной утвари.

— Не дружно живут, — тихо заметил Факел, пока мы шли меж палаток. — Не с одного котла питаются.

Лошадку он вел под уздцы, а та по-прежнему тянула за собой бричку. Земля под ногами, несмотря на недавние дожди, была твердой. Утоптали.

— Похоже на то, — отозвался я.

Нам бы с ним, кстати, тоже не помешало пристроиться к какому-нибудь котлу. Мы, всё-таки, провели весь день на ногах. В вещмешке у меня валялась жестянка с тушенкой и пачка сухарей, но на двоих там только облизнуться, да и вообще это был наш неприкосновенный запас на самый черный день.

Увы, гостеприимством тут не пахло. Пахло страхом. При нашем приближении люди отводили глаза и торопливо убирались с дороги. Я, в общем-то, никакой другой реакции на двух инквизиторов с грузом покойников и не ожидал, а вот Факел заметно хмурился. Опять, стало быть, чего-то усматривал. И чем мрачнее он выглядел, тем испуганнее выглядели люди вокруг. Что, опять же, не удивительно, но если он своей хмурой физиономией всех распугает, кто нам покойничков опознает?

Я чуть прибавил шагу, выходя вперед, к костру. Беженцы поспешно расступились, не сводя одного глаза со своей посуды. Я вскинул руку и громко произнес:

— Граждане, попрошу вашего внимания!

Внимание нам с Факелом и так было обеспечено, но надо же с чего-то начинать.

— Вначале хорошие новости! — продолжал я. — Вам больше не нужно бояться каннибала. Во-первых, не каннибал и был, а во-вторых…

Я картинно указал на бричку с трупами. Факел подвел лошадку к костру и остановился. Лошадка тихо фыркнула. Беженцы осторожно поглядывали на бричку и негромко переговаривались. Сзади подходили еще любопытствующие. Они не рисковали лезть на глаза инквизиции и те, кто оказался в задних рядах, быстро пересказывали им суть дела. Я расслышал слова: "да вроде похож", произнесенные женским голосом, и навострил уши, но тут старичок в заношенном смокинге прошамкал:

— Осмелюсь спросить, господа, а где остальные люди?

Беженцы тотчас притихли в ожидании ответа.

— Какие — остальные? — строго спросил Факел.

Под его взором старичок малость пожух, но не отступил и несколько витиевато напомнил, что пропало куда больше народу, чем мы сегодня настреляли.

— Не всё сразу, старина, — сказал я. — Не всё сразу. Давайте вначале с этими злодеями разберемся.

— Так вы же с ними это… разобрались уже, — произнес какой-то крестьянин.

По крайней мере, одет он был по-деревенски, и в лаптях.

— Не до конца, — ответил я. — Нам нужно знать, как их звали, где они жили и всё прочее.

Что именно "прочее", я и сам толком не знал, потому оглянулся на Факела.

— Эти люди наверняка бывали среди вас, — неожиданно мягко заговорил инквизитор. — Жили среди вас, пользовались вашим гостеприимством и высматривали, как бы напасть на вас. Посмотрите на них. Кто-нибудь уже видел их раньше?

Насчет гостеприимства он определенно маху дал, но в целом сработало. Когда Факел указал пальцем на трупы, взгляды последовали за ним. Люди забормотали, негромко переговариваясь. Бородатого признали сразу.

— Из городских он, — уверенно заявил босоногий парень призывного возраста с фингалом под левым глазом. — Из Дубровника.

Добрая дюжина голосов это тотчас подтвердила, но как его звали — никто сказать не мог. До личного знакомства он ни с кем ни снизошел. Всё, что знал парень:

— Плотник он здешний.

Как оказалось, бородатый регулярно набирал себе подручных: погрузить что-нибудь, например, или еще какую работу в том же духе исполнить. Работа обычно была тяжелой, но плотник считался государственным служащим и расплачивался полноценными пайками, причем, в отличие от других городских, ничего из них себе не забирал. За право первым полебезить перед ним, выпрашивая работу, мужики, бывало, даже дрались.

Затем женщина в синем платье заявила, что одного из подельников бородатого она точно встречала. Он, шельмец, у нее пятак занял, и не отдал. Женщину звали Вера Ивановна и она пришла с последней волной беженцев. Шли они на Петрозаводск, но прошел слух, будто бы в город беженцев не пускали, и они свернули на Дубровник. Здесь уже был лагерь таких же неудачников. Вот при повороте на Дубровник этот тип к ним и прибился.

Был ли с первым подельником — второй, этого Вера Ивановна не запомнила, но еще один босяк уверенно заявил, что в лагере они уже были вдвоем. Более того, эти двое еще и к плотнику подлизаться успели. Новоприбывшим приличная работа якобы не полагалась, ее и пришедшим раньше не всем хватало, но плотник в такие тонкости не вникал и брал тех, кто ему глянется.

— И, прямо сказать, — добавил парень с подбитым глазом. — Хоть и людоед, а справедливый человек был. А то эти, — он неопределенно мотнул головой. — Захапали всю работу себе, а жить всем надо.

Кто-то резко ответил, что его сюда никто не звал, и свидетельские показания потекли потоком. Если бы я вникал в перебранку, мог бы узнать, кто тут вор, кто — подлец, а по кому и вовсе виселица плачет.

— Ты был прав, — сказал я Факелу. — Коллектив не дружный.

Инквизитор со мной согласился, и добавил, что здесь мы уже узнали всё, что могли. Лошадка согласно фыркнула. Мол, пойдем отсюда. Когда мы уходили, парню подбили второй глаз.

— Давай-ка еще церковь проведаем, — сказал Факел. — Священники обычно многое о своих прихожанах знают.

— Вряд ли культисты ходили сюда на исповедь, — ответил я.

Судя по внешнему виду, ее и простые прихожане-то не жаловали.

— Внешность бывает обманчива, — сказал мне Факел.

Крыльцом церквушке служила полугнилая доска, брошенная перед входом прямо на землю. Входная дверь оказалась не заперта. Она громко скрипнула, когда я потянул ее на себя. За дверью была темнота. Из нее тоненький, похожий на детский, голосок спросил:

— Кто там?

Только теперь я вспомнил, что староста говорил что-то про приют.

— Свои, — сказал я.

— Смиренные братья инквизиции, — добавил Факел, постаравшись, чтобы это прозвучало действительно смиренно.

Когда он действительно хочет, у него это получается.

— Смирные — это хорошо, — раздался другой голос, постарше и определенно женский.

Затем в темноте появился свет. Он озарил темные сени и фигуру в монашеской рясе со свечой в руках. Свечу держала девица лет шестнадцати, вряд ли больше. На лицо — симпатичная, но взгляд — настороженный и строгий одновременно. Он сразу давал понять, что незваным гостям здесь не рады, а мы, как ни крути, они самые и есть.

Тем не менее, монахиня сказала:

— Добро пожаловать.

Факел привязал лошадку у входа и мы вошли. Сени были просторные, а захламлять их, по всей видимости, было нечем. Монахиня представилась как сестра Анна, глава здешнего приюта. Я в ответ представил нас обоих. На прозвище Глаз она среагировала, внимательно глянув на меня, но ничего не сказала. Когда я рассказал о цели нашего визита, она, секунду подумав, твердо заявила, что трупы останутся снаружи, а ее подопечные — внутри. А вот вопросы позадавать — отчего бы и нет?

— Только, пожалуйста, оружие оставьте здесь, — сказала сестра Анна.

Факел без слов сбросил сбрую с огнеметом на пол. Я посомневался, стоит ли оставлять без присмотра мою прелесть. Факел предложил повесить винтовку на стену. Там были рядком вбиты гвозди вместо вешалок. На некоторых висели какие-то тряпки. Свет с улицы туда не попадал, и за тряпками кожаный чехол был неприметен, а скрип входной двери возвестил бы о новых гостях.

Из сеней в главное помещение вела толстая дверь. За ней на табуретке сидел страж: мальчишка лет двенадцати с колом в руках. Не удивлюсь, если кол был осиновый. В центре комнаты стоял длинный стол, по обе стороны которого расположились дети. Их было дюжины две, от совсем малышни до подростков. Перед каждым стояла деревянная миска. Когда мы с Факелом вошли, все дружно повернулись к нам.

— Привет честной компании, — с улыбкой сказал я.

Дети вначале глянули на сестру Анну, затем по рядам за столом прокатилось приглушенное "здрасте".

— Здравствуйте, дети, — сказал Факел, разглядывая помещение.

Сестра Анна задула свечу, но дырявая крыша пропускала достаточно света. В углу был сложен камин. Над огнем висел закопченный котелок — всего один. Рядом на кирпиче стоял чайник. За ними приглядывала девчушка с длинной деревянной ложкой в руках.

— Скажите мне, — попросил Факел, проходя по помещению. — Кто-нибудь из вас знает здешнего плотника?

Дети дружно уткнулись взглядами в пустые миски. Кто-то едва заметно помотал головой.

— Он чаще на лесопилке бывал, чем у нас в лагере, — сказала сестра Анна. — Наверное, вам лучше там поспрашивать.

— Наверное, — согласился Факел. — Но, быть может, и здесь кто-то что-то слышал.

Если и слышал, то с нами поделиться не спешил. Факел задал им два десятка вопросов, как прямых, так и наводящих, но ответ был тем же самым — робкие пожимания плечами, мотания головой и опущенный взгляд. На двадцатом вопросе терпение инквизитора начало иссякать. Учитывая, что оно обычно иссякало на первом, это он еще неплохо держался.

— Странно это, — все еще спокойным тоном, словно бы размышляя вслух, произнес Факел. — Вы живете посреди лагеря, и ничего вокруг себя не видите.

— У нас и в приюте забот хватает, — пояснила сестра Анна. — Здание старое, внимания требует. Да и вообще мы стараемся не привлекать к себе излишнего внимания.

— Нелады с соседями? — спросил я.

— Я бы так не сказала, господин Глаз, — ответила сестра Анна. — Бывает по-разному. Иногда люди жертвуют приюту, иногда обворовывают. На круг примерно то на то и выходит, но пожертвования вызывают нарекания у других беженцев. Особенно у тех, кто в поте лица зарабатывает хлеб насущный. Мы стараемся помогать лагерю, чем можем, но можем мы немногое, и когда староста выделяет нам какие-то припасы, эти люди полагают, что мы получаем их незаслуженно.

Она развела руками. Мол, такая тут жизнь. Девчушка у очага робко вклинилась в разговор и доложила, что каша готова.

— Прошу к столу, гости дорогие, — сказала нам сестра Анна. — Откушаете, чем бог послал.

По знаку монахини двое мальчишек вскочили и перенесли котелок на стол. Все внимание детей тотчас переключилось на него. Этим вечером Бог послал им немного пшенки. Я один мог бы прикончить весь котелок за один присест. Похоже, у Всевышнего тоже был ограниченный бюджет.

— Спасибо, мы только по делу, — ответил я.

— Нас ждет расследование, — добавил Факел.

Не похоже, чтобы мы своим отказом сильно опечалили приютских.

— На сытый желудок дело расследуется легче, — с легкой улыбкой заявила сестра Анна, давая нам шанс передумать.

Я не стал уточнять, что с пары ложек пустой каши лично я сытее не стану. А Факел — тем более. Им тут и самим-то есть толком нечего, а глаза такие голодные, что если бы мы всё еще верили в каннибала, его поиски можно было начинать прямо здесь. Мысленно вздохнув, я оглянулся на Факела. Он, видать, подумал о том же самом и уверенно кивнул.

Мы пожертвовали в пользу приюта нашу тушенку. У них даже ножа не нашлось, чтобы ее открыть. Я подарил им свой. Был у меня маленький перочинный. Один малец лет десяти ловко вскрыл ножом жестянку и всё ее содержимое тотчас отправилось в котелок. Теперь у каши был хотя бы запах еды.

— А нам, пожалуй, пора, — сказал Факел.

Мы бы на этом и откланялись, но тут малец, отложив нож, неуверенно напомнил:

— Вы тут про плотника всякое спрашивали.

— Ну да, — сказал я.

Малец под пристальным взглядом Факела совсем замялся.

— Говори, не бойся, — подбодрила его сестра Анна.

— Только он хороший, — сказал нам малец.

Мы с Факелом переглянулись и мой напарник поинтересовался, с чего тот это взял. Как быстро выяснилось, кое-что дети всё-таки видели. Подгоняемый суровыми взглядами остальных и запахами каши с мясом, малец торопливо поведал, что с неделю назад один из беженцев с описанием "здоровый дядька" сильно возмущался, что приют кормят "за просто так" и даже предлагал сжечь его. Плотник страшно избил этого дядьку и сказал остальным, чтобы даже не смели злоумышлять против приюта.

— Да, это очень интересно, — сказал Факел.

В тот же момент я краем глаза уловил за окном движение. Резко повернув голову, я успел заметить за окном чье-то лицо. Затем оно пропало. К сожалению, я не успел разглядеть его черты. Это тоже было интересно.

Со словами: "как бы у нас там лошадку не увели", я быстро вышел из приюта, прихватив по дороге винтовку. Лошадка была на месте. Бричка и трупы — тоже. Я быстро добежал до угла. У той стены никого не было.

Лагерь жил своей жизнью. Люди проходили мимо. Кое-кто поглядывал на бричку, но без особого любопытства. До войны, наверное, целая толпа собралась бы поглазеть на жмуриков, а сейчас… Как говорится: "да кто их не видел?" Толпа, скорее, собралась бы поглазеть на того, кто их действительно не видел.

Из приюта вышел Факел, застегивая на ходу ремни амуниции.

— Заметил что-нибудь? — спросил он.

— Кто-то наблюдал за нами, — ответил я. — Но он успел уйти. Может, конечно, просто какой-нибудь воришка к приюту присматривался.

Факел подумал и сказал, что он так не думает. Я тоже так не думал.

Мы направились в город. Ощущение, что за нами наблюдают, составило нам компанию. Бывало такое на фронте, когда буквально чувствуешь, что бес тебя уже выцеливает, а ты его не видишь и только ба-бах — выстрел! К счастью, бесы — стрелки паршивые. Хотя откуда здесь взяться бесу?

До ворот мы добрались без приключений. Те всё еще были открыты, но в них уже дежурил бодрый старикан. На плече у него висела винтовка "Веттерли-Витали". Та еще бабахалка! Итальянцы ее потом под манлихеровский патрон переделали, но у сторожа была еще старая, под десятимиллиметровый.

Старикан оказался первым человеком в Дубровнике, который догадался спросить у нас документы. Документы у нас были в полном порядке. Старикан взял под козырек и пропустил нас в город.

— Куда теперь? — спросил я, и добавил: — Вообще неплохо бы уже на постой определяться.

— Да, пора, — согласился Факел. — Только давай-ка вначале наших подопечных определим.

Он махнул рукой в сторону брички. Лошадка вскинула голову, но, сообразив, что это не ей сигнал, снова повесила морду. Покойничков мы определили в мертвецкую при городской церкви, изрядно взволновав здешнего попа. Ну еще бы, привезли на ночь глядя трех дохлых культистов, которых и с приличными христианами рядом не положить, и девать больше некуда. Идею попросту прикопать мерзавцев в лесочке Факел отмел наотрез. Не положено!

Здешняя мертвецкая занимала одну комнату в подвале церкви. В ней уже лежала какая-то старушка, чинно преставившаяся на девяносто втором году жизни. После получаса споров, уговоров и даже угроз именем инквизиции подселили к ней наших троих, отгородив их деревянной ширмой. За эти полчаса прибыл местный доктор с помощником, и мы с ним приволокли эту ширму со второго этажа. Тяжелая оказалась зараза.

Факел тщательно проинструктировал доктора, что нам интересно по части вскрытия. В смысле, ему интересно. Мне на них было наплевать, а после того, как я чуть не навернулся с этой ширмой на лестнице, вообще хотелось пристрелить всех троих по второму разу.

— Идем, Глаз, — сказал Факел, когда всё, наконец, устроилось. — Я узнал адрес этого плотника. Тут недалеко.

— Заглянем в гости? — без особого энтузиазма спросил я.

— Да. Нагрянем, пока новости еще не разлетелись.

В последнем я сильно сомневался, но чем нечистый не шутит. Благо и впрямь оказалось недалеко. У плотника был дом в конце боковой улочки, у самой стены. По размерам, скорее, избушка, но так добротно сделанная, что ее иначе чем домом и не назовешь. Крохотный дворик перед входом был засыпан песком, через который пробивалась трава. Никакой жизни с улицы не наблюдалось.

Входная дверь выглядела не слишком прочной. Факел примерился и с одного удара выбил ее ногой. Я первым ворвался внутрь с оружием наизготовку. В сенях никого не оказалось. Дверь в комнату была приоткрыта. Я рывком распахнул ее и нырнул внутрь, падая на пол. Пол был дощатый и немного пыльный.

Черная тень молнией метнулась в окно. Только занавеска взметнулась. А, быть может, она одна и взметнулась от ветра, человеческого силуэта я не разглядел. Секундой спустя Факел появился в дверях, полностью заполонив собой дверной проем. Если бы сейчас началась стрельба, он собрал бы весь урожай свинца. На его счастье, обошлось без пальбы.

Не увидев никого в комнате, я метнулся к приоткрытому окну. За окном был всё тот же песчаный дворик. Пустой. Улица тоже была пустынной. Где-то за домами лениво тявкнула собака. Выбравшись наружу, я не нашел на песке никаких следов. Впрочем, песок давно слежался, я и сам-то там не особо наследил.

— Наверное, показалось, — сказал я в окно.

Дома стояли вплотную, а добежать до конца улицы человек бы точно не успел.

— Не показалось, — отозвался изнутри Факел. — Тут кто-то пошарил до нас.

— Вот зараза, — беззлобно ругнулся я.

Вернувшись в дом, я присел на подоконнике, глядя, как Факел методично обшаривает жилище. Он подходил к очередному шкафу или рундуку, вначале осматривал его снаружи, затем открывал дверцу или крышку — смотря что там было — снова осматривал и уже потом начинал рыться в содержимом. Закончив осмотр, инквизитор аккуратно складывал вещи как было, закрывал, что открыл, и только потом переходил к следующему предмету.

Тот, кто покопался тут перед нами, был не столь аккуратен. Факел по ходу обыска указывал мне на детали, которые выдавали предыдущий обыск, но я просто верил ему на слово. Покончив с комнатой, Факел прошелся по сеням. На чердак пришлось слазать мне. Там все заросло паутиной. В подполе не нашлось даже паутины.

— Не жил он здесь, — констатировал Факел итоги наших бесплодных изысканий. — Разве что ночевать приходил. А вещи — для маскировки.

— Он бы лучше для маскировки чугунок картошки заготовил, — проворчал я.

Факел усмехнулся.

— Даст Бог, у старосты покормят, — сказал он. — Пойдем, проведаем этого Василия Никаноровича. Думаю, уже пора.

— Давно пора, — ответил я, и глянул на часы. — Если повезет, аккурат к ужину поспеем.

Факел усмехнулся, и согласился, что вообще было бы неплохо. Однако он имел в виду, что пора бы уже позадавать старосте кое-какие вопросы. Дело у Факела всегда на первом месте.

Приехав в управу, мы сдали лошадку с бричкой на попечение тощего господинчика, а сами поднялись на второй этаж. Симпатичная машинистка, наморщив лоб, перекладывала бумаги. Это выражение сосредоточенной задумчивости ей очень шло. Печатная машинка была накрыта тряпичным чехлом.

Дверь в кабинет отворилась и оттуда вышел городской староста.

— Ох, Ольга Львовна, я думал, вы уже ушли, — произнес он, глядя на машинистку.

Барышня тотчас отложила бумаги и с готовностью вскочила на ноги.

— Уже ухожу, Василий Никанорович, — сказала она.

Голос у нее был приятный. Староста неуверенно кивнул, затем заметил нас и куда увереннее вздохнул. Барышня оглянулась, и добавила:

— Если, конечно, господам не потребуется стенографировать.

Едва я собрался сказать, что всё может быть, как Факел вперед меня уверенно заявил:

— Не потребуется. Нам просто надо поговорить. Обойдемся пока без протокола.

Староста облегченно выдохнул.

— Тогда я пошла, — сказала машинистка, и тотчас упорхнула со словами: — Доброго вечера, господа.

Я проводил ее взглядом. В нём было много восхищения ее грациозностью и самая малая толика подозрительности. Барышня проскользнула мимо нас так легко, словно тень. Тень в черном платье. Кажется, я подцепил у Факела дурную привычку подозревать всё и вся. Ну какой из нее культист, а тем более одержимый? Последние — сплошь уроды, а она — настоящая красотка.

Нет, скорее, это просто раздражительность от голода. Лучше бы нам было поговорить за ужином. Застольная беседа да без протокола — что может быть доверительнее? Увы, староста пригласил нас не в столовую, а в свой кабинет. С предыдущего визита в нем ничего не изменилось, разве что бумаг на столе стало чуть побольше. Староста привычно было направился к столу, но остановился на полдороге, не решаясь сидеть, пока мы стоим. Стульев для посетителей в кабинете не было.

— Ты присаживайся, Василий Никанорыч, — сказал ему Факел. — У нас беседа пока не официальная, а в ногах правды нет.

Староста благодарно кивнул, стрельнув в нашу сторону встревоженным взглядом на слове "пока", и осторожно опустился на краешек кресла. Я, раз уж у нас пока не официальная часть, присел на подоконник. Там стоял горшок с чахлой геранью. Я немного подвинул его, чтобы ненароком не смахнуть за борт, хотя, сдается мне, в садике за окном ей было бы куда комфортнее. Факел прошелся по кабинету.

— Что ж, Василий Никанорыч, — сказал Факел. — Первую часть загадки мы решили.

— Да-да, — староста исправно закивал. — Мне уже, к-хм… так сказать, сигнализировали. Никак поверить не могу, что наш плотник оказался людоедом.

Он помотал головой, словно бы утрясая там неприятную мысль.

— Не людоедом, Василий Никанорыч, а культистом, — поправил его Факел.

— Час от часу не легче.

Через сад пробежала Ольга Львовна. Оглянувшись на здание, она увидела меня в окне, и тотчас скрылась за деревьями. Что ж, под дверями машинистка не подслушивала. Это говорило в ее пользу. На месте культистов я бы непременно попытался выяснить, что нам известно.

Хотя, по правде говоря, известно-то нам немногое.

— Да, это хуже, — сказал старосте Факел. — Как же ты, Василий Никанорыч, проглядел его?

Староста развел руками и вздохнул.

— Виноват. Ведь на хорошем же счету был шельмец! План всегда в срок выполнял. Коли надо, день и ночь работал. Никогда не жаловался и, главное ведь, на него никто не жаловался.

— Да, о своей репутации он позаботился, — согласился Факел. — Но вот что странно. У него на груди здоровенная бесовская татуировка. Такую так просто не сведешь и не спрячешь. Стало быть, он был убежденным адептом культа, а не просто заблудшей овцой. И неужели никто ничего не заметил?

Староста в очередной раз вздохнул. Очевидно, в данном случае это означало утвердительный ответ.

— Как давно он в Дубровнике? — спросил Факел.

— Так местный он, — сразу ответил староста; даже как-то духом воспрял от того, что хоть на какой-то вопрос у него есть точный ответ. — Из Чекушек, — и добавил в ответ на вопросительный взгляд инквизитора. — Деревенька такая была за рекой, тут версты три, не более.

Он махнул рукой на окно. Деревенька была примерно в направлении лесопилки.

— Была? — переспросил я.

— Всё так, — подтвердил староста. — Пару лет назад там все перемерли от чумы. Один только плотник и остался. Инквизиторы его, кстати, тогда проверяли. Сказали — чист. А я что же? Мне сказали, я и поверил. У меня полномочий перепроверять за вами нет.

Факел недовольно махнул рукой. Мол, здесь понятно, дальше давай. А дальше ничего примечательного и вовсе не было. Деревушку спалили от греха подальше, а плотник перебрался в Дубровник. Он и раньше нелюдимым слыл, а тут и вовсе в себе замкнулся. Никого это не удивило.

— Вот, стало быть, и всё, господа инквизиторы, — так закончил староста свой рассказ.

— Да нет, Василий Никанорыч, не всё, — ответил Факел. — Получается, к культу он уже здесь примкнул. Такое случается, что человек в годину бедствий утрачивает веру. Случается… Но если он тут примкнул, то, получается, было к кому примыкать.

Староста, старательно кивавший в такт его словам, машинально кивнул и на последней фразе, после чего вздрогнул и испуганно вскинул голову, одновременно втягивая ее в плечи. Выглядело забавно, словно бы черепашка из панциря выглянула. Видел я их в Петроградском зоопарке, когда захаживал туда с одной своей знакомой. Точь-в-точь нынешний Василий Никанорыч.

— Так это что же у нас получается? — встревоженно произнес староста, не решаясь озвучить очевидное.

За него это сделал Факел.

— А получается, Василий Никанорыч, что не единственный он тут культист был.

— Так вы ж еще двоих подстрелили, — тотчас напомнил староста.

— Эти уже после пришли, — ответил Факел. — Думаю, сбежали от нас в Петрозаводске.

— Так, может, и он с петрозаводскими где-то пересекся? — предположил староста.

Факел согласился, что может быть и так, и поинтересовался, кто из горожан живет в Дубровнике со времен чумы в Чекушках. Как оказалось, "почитай все", включая, кстати, и самого старосту, который клятвенно нас заверил, что он, конечно, ни в коем разе и ни сном, ни духом.

— А, может, это кто-то из беженцев? — предположил староста. — Они аккурат с того времени пошли.

Он достал из ящика стола папку с бумагами, сверился с ними и заявил, что да, буквально на днях два года будет, как первые беженцы у него зарегистрированы.

— Это, значит, с начала осады Новгорода, — прикинул Факел, задумчиво оглаживая подбородок.

Староста немедля поддакнул, что так оно и есть. Новгородские пришли первыми, да и сейчас многие ими записываются. Фронт-то там то туда, то сюда ходит. Сам город исправно держится, но бесы по всей округе шастают. Вот люди и бегут.

— Проверим, — сказал Факел, но прежде чем староста успел вновь поддакнуть, он уже и рот раскрыл, инквизитор с другой стороны зашел: — Только ты мне вот что скажи, Василий Никанорыч. Это что же, два года у тебя люди пропадают, а ты, как сам говоришь, ни сном, ни духом?

Староста побледнел.

— Позвольте! — негромко произнес он. — Какие два года? Люди начали пропадать всего лишь недели три назад.

Он сверился с бумагами и добавил, что первый городской житель исчез и вовсе десять дней назад, а три недели — это потом полицейский среди беженцев накопал.

— Угу, — сказал Факел. — Это похоже на правду. Значит, десять дней вы искали своими силами, а потом ты, Василий Никанорыч, обратился за помощью?

Староста заверил нас, что так оно и было. Люди уж очень из-за слухов о людоеде взволновались. Пришлось, так сказать.

— Пришлось, — повторил за ним Факел. — Вопрос только: кому? Ведь ты, Василий Никанорыч, той телеграммы не отправлял.

Инквизитор остановился у стола старосты и строго уставился на того. Тот весь сжался. Его взгляд буравил бумаги перед ним, словно надеясь отыскать там правильный ответ, но никак не находил.

— Брось темнить, Василий Никанорыч, — сказал Факел. — Мы всё равно раскопаем, кто ее отправил. Телеграмма — это документ, а документ подразумевает учет. Время только жалко тратить.

— И просьба о помощи — это не преступление, — добавил я. — За нее точно не накажут.

— Да как сказать, — едва слышно прошептал староста.

Мы с Факелом переглянулись, и мой товарищ, не теряя времени, насел на него всерьез. Кто может наказать за обращение в инквизицию, окромя культистов?! В общем, до обвинения в ереси тут оставалось буквально пол шажочка. Бедного старосту уже трясло. Ну еще бы! Ересь по нынешним временам — измена, только вместо петли изменника ждал костер. Незавидная перспектива.

— Если не так, самое время рассказать нам всё, — сказал я.

Староста тотчас поклялся Христом богом, что всё не так и до сего дня ни о каких культистах он и слыхом не слыхивал.

— Это всё военные наши! — жаловался он, прижимая руки к груди. — Секретность у них. А молчать велено мне. И куда прикажете деваться? Мы ж от них полностью зависим, господа! Не подпишут приемку грузов — и никаких пайков нам. Лебеду жрать будем, а у меня — полтыщи человек только по учету проходит. Да еще бродяги эти, будь они неладны! И хоть разорвись между вами всеми.

Он руками показал, что уже разрывается на части. Факел его еле успокоил. А вот нечего было так запугивать человека!

Малость успокоившись, староста вздохнул и поднялся на ноги. Позади него стоял массивный шкаф. Дверцы были заперты на замок. Ключ от него висел у старосты на шее. Отперев шкаф, староста достал лист бумаги.

— Вот, господа, читайте сами, — убитым голосом произнес он.

Факел взял бумагу и подошел к окну. Тут было светлее. Бумага оказалась телеграммой, датированной двумя месяцами ранее. Отправителем значился штаб фронта за подписью лично генерала Алексеева. Это наш командующий.

Далее шел гриф "совершенно секретно", прочие атрибуты и, наконец, текст, извещавший руководство города Дубровник о проведении профессором Леданковым важного военного эксперимента в их районе. Телеграмма требовала не только оказывать профессору всяческое содействие, но и сохранять в строжайшей тайне всё, что касается эксперимента и самого профессора. Излишнюю болтливость обещали карать по законам военного времени. Это расстрел. Тоже не сахар, хотя и лучше костра.

— И кто этот профессор? — спросил Факел.

Староста пожал плечами.

— Я и видел-то его всего пару раз, — признал он. — Сидит у себя, как медведь в берлоге, а чем занимается — не знаю, и уж простите, и знать не хочу.

— Что ж, по крайней мере, теперь ясно, что тут понадобилось культистам, — сказал я.

Глава 3

Наука у нас была в привилегированном положении. Не всегда, понятное дело, а после того, как жаренный петух клюнул.

Рассказывают, будто бы до Апокалипсиса к ученым чаще как к чудакам относились. Мол, сидит себе, придумывает чего-то да сложившийся порядок нарушает. Хотя если чего полезного надумал — можно и к делу пристроить, но это ж прежде всего хлопоты, а уже потом обещанная польза. Лучше уж теоретики всякие. Вот придумал Менделеев периодическую систему элементов — и российской науке честь и хвала, и процессы никакие перестраивать не надо. Кто как пахал, тот и дальше так пашет, а какие элементы при том меж собой взаимодействуют, про то пусть у кого положено голова болит.

Когда пришла Великая война с Апокалипсисом, стали, наоборот, больше привечать практиков. Танки, подводные лодки, боевые дирижабли — это, понятное дело, в первую голову, но и остальное тоже не во вторую очередь.

Тут вся штука в том, что с этими изобретениями наперед не всегда угадаешь, где оно лучше сработает. Вот взять, к примеру, велосипеды, на которых шустро гоняют наши самокатчики — их ведь вовсе не для войны изначально придумали, а какое средство для быстрого маневра получилось! Да и вообще, фронт, как ни крути, на тыл опирается, и без одного быстро не станет и другого.

Поэтому в верхах взялись, наконец, за ум, да не за свой, и стали науки поддерживать всеми силами. Мичуринские сады по всему северу протянулись, а раньше, как говорят, у него один-единственный питомник был с сарайчиком. Когда в Канаде по зиме все плодовые померзли, окромя мичуринских сортов, благодарные американцы поднесли Мичурину орден с бриллиантами и к себе вовсю сманивали, но нам такой специалист и самим нужен. А до войны, небось, махнули бы рукой: да пускай едет, у нас этих нарушителей спокойствия просто завались.

В общем, теперь, если ученый над чем-нибудь полезным работал, ему все условия обеспечивали и поддержка действительно была насамом высоком уровне. И, кстати, командующий фронтом — это не самый высокий уровень. Это вообще середнячок. Серьезные проекты у нас курировал лично Его Величество.

Вместо ужина мы отправились с визитом к профессору Леданкову. Идея, разумеется, принадлежала Факелу. Впрочем, после того, как он так надавил на старосту, на ужин бы нас всё равно не пригласили.

Причем надавил, как оказалось, зря. Староста не имел ни малейшего понятия, кто отправил за него эту телеграмму. Подозревал, конечно, что это кто-то из здешних отличился, но кто конкретно — даже предположить не брался. То есть, наверное, взялся бы, если бы не боялся подставить невиновного человека под разговор с Факелом. Ну а так он кряхтел, мялся и разводил руками, пока мы от него не отстали.

— Ты хоть на профессора не дави, — попросил я Факела, пока мы шагали по улице.

До уличных фонарей Дубровник еще не развился, и вокруг быстро сгущались сумерки. Перед фасадами домов их разгонял свет из окон, а по углам лежали тени.

— Мы только предупредим его о возможной опасности, — заверил меня Факел.

Мне почему-то сразу подумалось, что так легко мы не отделаемся.

Профессор обосновался в одном из каменных домов по главной улице недалеко от главных ворот. Раньше особняк принадлежал некоему купцу Разумову, но затем тому несказанно повезло. Он нашел на здешних болотах розу-ангела.

Это огромная редкость и огромная ценность. Божественный аромат этой розы валил с ног любую нечисть, и чем она здоровее, тем хуже ей приходилось. Демоны так вообще не могли даже приблизиться к ангелу. Будь у нас достаточно ангелов, мы могли бы отгородиться ими от нечисти, а то и вытеснить их обратно в преисподнюю, но, увы, роза-ангел — редчайший цветок на земле и произрастает он исключительно в полном одиночестве. Никто и никогда не находил больше одной розы за раз.

Немедля сдав ангела куда положено, купец получил разрешение переехать в полярные города и, как поведал староста, рванул туда пулей, даже не потрудившись распродать имущество. Василий Никанорович сказал это с заметной долей осуждения. Он, полагал, что купцу следовало бы вместо этого употребить благорасположение начальства на нужды родного города.

Вся штука в том, что у того, кто нашел ангела, было право обменять свой билет в безопасные края на нечто равноценное — а цена такому билету была очень велика! — и в Дубровнике хватало тех, кому действительно был нужна помощь такого калибра. Сдается мне, именно поэтому купец и рванул так шустро прочь.

Как бы то ни было, после него остался особняк с обстановкой. Дом перешел в собственность города. Староста подумывал устроить там гостиницу, да только приличных постояльцев на горизонте практически не наблюдалось. Одни беженцы. Профессор Леданков оказался единственным исключением, ему весь дом в аренду и сдали.

На стук в дверь вышел плечистый мужчина, который больше походил на вышибалу, чем на профессора. Первое впечатление оказалось верным. Мужчина отрекомендовался Павлом Воробьевым, бывшим полицейским, а ныне — телохранителем профессора. Он определенно был настроен отшить нас прямо с порога, но с инквизицией при исполнении не больно-то поспоришь, а у нас в документах значилось, что мы при исполнении.

— Телохранитель — это очень хорошо, — сказал Факел. — Мы, Павел, как раз по твоей части пришли.

— Так, может, и не будем беспокоить профессора? — сразу предложил Павел. — Пройдемте ко мне. Побеседуем, так сказать, с глазу на глаз.

— Да нет, профессора придется побеспокоить, — возразил Факел, но прозвучало это у него скорее с легким сожалением, чем с обычным его напором; мол, не обессудь, служба такая. — Но ты прав, побеседовать нам найдется о чем. И лучше не откладывать это в долгий ящик.

Павел нехотя пригласил нас войти. Я ненадолго задержался на крыльце. Ощущение, будто кто-то буравил меня взглядом, отдалось неприятным холодком по спине. Я бросил взгляд по улице.

Дома стояли плотно, но кое-где меж ними протискивались вглубь боковые улочки. Там в тенях можно было укрыть дюжину соглядатаев. Окна в ближайших домах были по большей части зашторены. Покатые крыши, на мой взгляд, были не слишком удобны для наблюдателя, но широкие трубы из кирпича могли послужить хорошим укрытием.

Павел глянул на меня, потом — по сторонам.

— Что-то не так? — спросил он.

Я пожал плечами, и вошел внутрь. Прежде, чем закрыть дверь, Павел еще раз окинул улицу внимательным взглядом.

— Вам не показалось, что за домом следят? — спросил я, пока мы шли по коридору.

Павел тотчас бросил на меня внимательный взгляд. Небось, среагировал на обращение от инквизитора на "вы", но потом вспомнил, что у меня в документах значилось "прикомандированный" и слегка расслабился. На мой вопрос он уверенно ответил, что нет. Отслужив лет десять в полиции и частном сыске, он знал все приемы соглядатаев, как он сам выразился, назубок.

— Соседи любопытствовали, — говорил Павел. — Особенно поначалу. Беженцы несколько раз залезть пытались. Но эти не к профессору, они нас обокрасть пытались. Был бы прежний владелец, к нему бы точно так же влезли. А так, чтобы наблюдение за домом установить — такого точно не было. За это ручаюсь.

Проходя мимо окна, он машинально выглянул на улицу, и потопал дальше.

— А если профессор куда выходил? — спросил я.

— Да он не выходит никуда, — ответил Павел, и махнул рукой. — Самое дальнее путешествие — на балкон чаю попить. А так, сидит себе в кабинете с утра до ночи, а моя задача — чтоб его никто там не беспокоил. Ему на работе сосредоточиться надо. Понимаете?

— Понимаем, — ответил я. — Но и мы ведь не на чай заглянули.

Хотя от чаю бы тоже не отказались. Факел изобразил подтверждающий мои слова кивок, солидный и уверенный.

— Да уж надо думать, — отозвался Павел. — Сюда, господа.

Мы вышли в просторный холл. Тот был залит ярким светом. По углам горели газовые фонари. В Петрозаводске все приличные дома уже освещались электричеством, но мне, по правде говоря, газовые лампы нравились больше. Их свет был ближе к солнечному.

Из холла на второй этаж вели две изогнутые лестницы. Меж ними над холлом нависал балкон. Справа от него над холлом был перекинут широкий переход с резными перилами, который вел на точно такой же балкон, но уже снаружи. Под тем балконом раскинулся сад. Под этим стоял широкий стол с овальной столешницей, накрытый белоснежной скатертью. За таким столом могла бы отужинать добрая дюжина человек.

— Из сыщиков — в телохранители, — неспешно произнес Факел. — Мне представлялось, Павел, что это, в определенной степени, понижение.

Наш провожатый развел руками.

— Это точно понижение, господин инквизитор, — спокойно произнес он. — Не угодил начальству, вот меня и задвинули. Но зато тут я сам себе начальство. Покажу себя, так, может, еще и в начальники охраны выбьюсь, — последняя фраза прозвучала как: я им всем покажу! Павел тотчас смутился и указал на ближайшую лестницу, уже спокойно добавив: — Кабинет профессора наверху.

На внутренний балкон выходила массивная двустворчатая дверь из лакированного дерева. Из холла была отлично видна и она сама, и все подходы к ней.

— Что ж, шанс показать себя у тебя точно будет, — сказал Факел.

— Бесы? — спросил Павел.

— Пока культисты, — ответил Факел. — Но с ними будут одержимые.

— Могут быть, — уточнил я.

Не хотел раньше времени пугать человека, однако в глазах Павла я прочел не тревогу, а предвкушение. Этим мне он сразу напомнил давешних штурмовиков в Нарве. Хотя вроде не мальчик уже. Те штурмовики, кстати, все погибли. За одним исключением, где вовремя включился инстинкт самосохранения. То есть, ему, конечно, не помешало бы включиться немного раньше, но это же штурмовики. У них оный инстинкт вообще по уставу не положен. А этот-то — пусть и бывший, но всё же сыщик. Голова должна работать.

— И сколько их будет? — спокойно уточнил Павел.

Факел пожал плечами. Баллоны за его спиной чуть приподнялись и опустились в такт этому движению.

— Что ж, посчитаем по факту, — сказал Павел. — А почему они на профессора ополчились, если не секрет?

— Не секрет, — ответил Факел. — Но мы сами пока не знаем. За тем и пришли.

Павел нахмурился и покачал головой.

— Увы, тут я знаю не больше вашего, — он хмуро посмотрел наверх и добавил: — Только вы извините, я вначале о вас доложу.

— Да, конечно, — сказал Факел.

Павел быстро взбежал по ступенькам. Не ожидал я от него такой бодрости. Наверху Павел тотчас скрылся за двустворчатой дверью.

— Как думаешь, — негромко спросил я у Факела. — Он сильно расстроится, если окажется, что культистам тут нужен не профессор, а кто-то еще?

— Кто именно? — спросил Факел.

Я немного подумал и пожал плечами.

— Вот и я так думаю, — сказал Факел. — Нет в этой дыре больше ничего интересного для культа.

— Разве что они просто решили опробовать здешнюю лесопилку, — с улыбкой заметил я.

— Да, — без всякого намека на ответную улыбку произнес Факел. — Лесопилка определенно как-то связана с их целями. А как конкретно, мы, надеюсь, сейчас узнаем у профессора.

Дверь наверху открылась. Павел вышел на балкон и помахал нам рукой. Мол, поднимайтесь.

Профессор ждал нас в своем кабинете и, должен заметить, это был самый большой кабинет из всех, в каких мне доводилось бывать. Он занимал весь второй этаж, за исключением той его части, которая отсутствовала над холлом. И почти всё это пространство заполняли книги.

Нет, это не было библиотекой. Книги не стояли чинно на полках, выстроенные по каталогу. Многие были открыты, другие топорщились рядами цветных закладок. Огромный письменный стол был просто завален раскрытыми книгами. Над столом висела какая-то сложная схема. Под схемой стоял сам профессор Леданков.

Высокий, бледный и худой, с впалыми щеками и в черном халате, таком длинном, что его полы лежали на полу, он больше походил на Кощея, чем на профессора. Хотя, первое впечатление бывало и ошибочным. Когда профессор заговорил, я сразу отметил его четкую дикцию:

— Здравствуйте, господа. Я очень занят, поэтому попрошу вас максимально кратко изложить цель вашего визита.

— Культисты, — сказал Факел, и задумчиво уставился на профессора.

Повисла пауза.

— И что культисты? — спросил профессор.

— На этот вопрос кратко ответить не получится, — ответил Факел.

Профессор криво усмехнулся и попросил его быть настолько кратким, насколько это возможно. Даже сесть не предложил, хотя кресла тут были. Впрочем, на них тоже лежали книги. Из того, что я успел рассмотреть, все они были о ботанике. На полях виднелись карандашные пометки. Буковки были мелкие, но очень четкие, хотя я все равно ничего не понял. Это больше походило на формулы.

История с культистами, которую Факел поведал действительно кратко, не произвела на профессора никакого впечатления. Он только спросил, не подозревают ли господа инквизиторы его самого в принадлежности к культу. Когда выяснилось, что нет, профессор утратил к нам всякий интерес. Факел еще говорил, а он уже взял со стола книгу и, заглянув в нее, что-то пометил себе в бумагах на столе.

— Но мы подозреваем, что культ проявляет интерес к тебе, профессор, — закончил инквизитор.

— Исключено, — сразу заявил профессор, не отрывая взгляда от книги. — Мои исследования не представляют для наших врагов никакой выгоды.

— Вот как? — произнес Факел. — И что же это за исследования?

Профессор-таки оторвал взгляд от книги и вперил его в моего товарища.

— Прошу прощения, господин инквизитор, но это строго конфиденциальная информация и раскрывать ее прежде времени я не имею права. Должен также указать вам, что само мое присутствие здесь является государственной тайной.

— Уже не является, — сказал я.

Профессор бросил на меня хмурый взгляд, как на таракана, который внезапно выполз посреди экзамена и, прежде чем его успели пришибить тапком, дал абсолютно верный ответ.

— Да, я вижу, — произнес профессор.

— Культисты проникли в наши структуры в Петрозаводске, — добавил Факел. — Очевидно, что там они пронюхали про тебя и твою работу. Больше им тут в Дубровнике ловить нечего.

Профессор посмотрел на него как на нерадивого таракана. Хорошо хоть тапком по лбу не шлепнул.

— В таком случае, они попросту теряют время, — заявил профессор.

— Да как сказать, — отозвался я. — Всё, что нам на пользу, им — во вред.

Некоторое время профессор изучающе смотрел на меня, словно бы решая, доверить ли мне такое знание или нет. Должно быть, мой недавний верный ответ убедил его, что студент не безнадежен.

— Да, это может пойти им во вред, — произнес профессор. — Большего я вам сказать не могу.

— Этого достаточно, — сказал Факел. — Культ здесь и у них достаточно оснований помешать твоей работе.

— На такой случай у меня есть телохранитель.

Профессор взглядом указал в сторону дверей. Там стоял Павел. Когда мы с Факелом оглянулись, он немедля подтянулся. Мол, готов исполнить свой долг.

— А сейчас, если позволите, я бы хотел вернуться к работе, — добавил профессор. — Эксперимент вступает в решающую фазу. Время дорого.

— Последний вопрос, — сказал Факел. — К этому эксперименту имеют отношение деревянные брусья в профиль пятиугольником?

— Нет. Не знаю, о чем вы говорите.

Мне показалось, что тут он врет. Очень уж быстро стрельнул взглядом в моего товарища. Думаю, Факел это тоже заметил, но вслух он сказал, что мы не смеем больше отвлекать профессора от работы. Тот облегченно вздохнул — причем на мой взгляд сделал это несколько демонстративно — и, пожелав нам всего хорошего, немедля зарылся в свои бумаги. Мы покинули кабинет. Павел вышел последним, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Как я и говорил, беспокоить его… — он кивком указал на закрытую дверь. — Это попусту тратить и свое, и его время.

— Вовсе нет, — ответил Факел, в такт словам ступая вниз по ступенькам. — Мы услышали достаточно, чтобы считать наши предположения верными. Культисты нацелены на эксперимент профессора. Скажи, Павел, когда должны были привезти брусья?

— Брусья?

Мне удивление Павла показалось искренним.

— Деревянные части для эксперимента профессора, — спокойно уточнил Факел.

Он уже спустился в холл и глядел через окно в сад. Тот густо зарос и какого-то строительства, да хотя бы и просто расчищенной площадки, там не наблюдалось.

— Мне он ничего про это не говорил, — сказал Павел. — А если он кого-то ждет, то предупреждает за день. Сегодня мы никого не ждали.

— Странно, — медленно протянул Факел. — А как же решающая фаза?

— Об этом он тоже не предупреждал, — спокойно ответил Павел. — Но если меня это не касается, то он и не говорит ничего. Моя задача — его безопасность, а он сидит здесь.

— А его эксперимент? — спросил Факел.

Над ответом Павел размышлял аж с полминуты. Факел его не торопил. Понятное дело, у нас свой устав, а у него свой. Я прошелся по холлу, разглядывая обстановку. Лучше бы этого не делал, право слово. Расписные тарелочки в серванте тотчас напомнили о тех блюдах, которыми меня потчевали в недолгую мою бытность раненым героем в Петрограде. Самым заслуженным пациентам в госпитале сервировали стол в отдельной столовой и там были такие же расписные тарелочки. Рисунок я в точности не запомнил, но кормили нас отменно.

— Если где-то что-то и есть, то не здесь, — наконец вполголоса произнес Павел. — Отчеты ему курьер привозит почти каждый день, — говоря "ему", телохранитель мотнул головой вверх, в сторону дверей кабинета. — Иногда он пишет ответ, но если всё по плану — то нет. Всё-таки почта денег стоит.

Вообще, да, хотя и дорогим удовольствием я бы ее не назвал. Впрочем, если каждый день пользоваться, копеечка к копеечке и набежит.

— Так вы не на бюджете? — спросил я.

Павел вздохнул и махнул рукой.

— Да куда там, — сказал он. — На академическом довольствии, и на том спасибо. Зарплату профессор мне вообще из своих платит.

И наверняка не такую, какая по тарифу положена. Ну да это заботы Павла. Я мысленно прикинул, как бы поненавязчивее перевести разговор поближе к ужину, раз уж мы так удачно про довольствие заговорили, но судьбе сегодня было угодно еще подразнить меня.

— Господа, — позвал Павел.

Тон его голоса изменился, и мне он сразу не понравился. Мы с Факелом дружно обернулись к нему. Павел указал за окно. Там по-прежнему был сад. Павел указал, куда смотреть. Это было пространство между двумя яблоньками, заросшее, как и все остальное в саду, по самые кроны.

— Оттуда удобно наблюдать за домом, — негромко, словно бы из сада могли нас подслушать, произнес Павел. — И окна видно, и улицу немного, и черный ход. Только ветка мешает. Сейчас она отодвинута.

Похоже, свое дело он действительно знал. Хотя никого меж яблонями я не разглядел, но в таких зарослях да в сумерках это и не мудрено.

— Мы сможем пройти туда незаметно? — спросил я.

— Нет, — ответил Павел. — Калитка в сад заперта и тоже на виду. Если наблюдатель клювом не щелкает, то должен нас заметить еще на подходе.

— Это нам знак, — сказал Факел, поправляя раструб огнемета. — Что служителям Господа таиться не пристало. Павел, где ближайший выход в сад?

— Прямо перед вами, — ответил Павел, указав на окно. — Но лучше выйти через черный ход.

Я его поддержал. Знаки знаками, но в этих окнах мы будем, скорее, мишенями. Факел посмотрел на окно, наверное, представил, как он будет перелезать через высокий подоконник, и неохотно согласился на черный ход.

Мы протопали узким коридором мимо кухни. Коридор освещала газовая лампа, висевшая над входом в нее. Павел на ходу вынул из кармана ключи и негромко обратился ко мне:

— Вы, пожалуйста, погасите ее по моему сигналу. Вначале я дверь отопру.

Я кивнул и встал под лампой. Из кухни вкусно пахло копченостями. Павел сделал еще шаг к двери и резко вскинул руку, призывая к осторожности. Факел остановился на месте. Я положил руку на чехол с винтовкой. В наступившей тишине стало слышно, как тихонько побрякивает металл о металл. Кто-то копался в замке.

Павел беззвучно шагнул в сторону, прижимаясь спиной к стене. Убрав ключи, он вынул из-под пиджака "Бульдог". Эти короткоствольные револьверы были популярны у наших полицейских. Я аккуратно вытащил из чехла свою прелесть. Факел потянулся было за раструбом огнемета, но я жестом остановил его. Дом, конечно, каменный, но стены обшиты деревом. Факел едва заметно кивнул и остался стоять, расправив плечи и перекрывая собой весь проход. Я снял винтовку с предохранителя и нацелил ее на дверь.

Кто-то по ту сторону продолжал копаться в замке. Факел жестом указал на лампу, предлагая ее погасить. Я в ответ помотал головой. Яркий свет ударит в глаза входящему и одновременно осветит его для нас. Если он, конечно, справится с замком. Что-то для взломщика он слишком долго копался. Павел криво усмехнулся, но револьвер держал наготове.

Наконец, замок громко щелкнул. Наступила полная тишина. Тот, за дверью, вслушивался в звуки из дома. Мы — наоборот. Никто ничего не услышал.

Дверь открылась. На пороге стоял мужчина в черном. Его лицо было скрыто маской, а сверху его прикрывала кепка с широким козырьком. В правой руке взломщик держал револьвер. Модель я не разглядел, но ствол у нее был длинный.

— Брось оружие! — рявкнул Павел.

Прозвучало страшно. Взломщик вскинул револьвер. Мы с Павлом выстрелили одновременно. Взломщик рухнул на спину. На улице кто-то крикнул:

— В атаку!

Тут уж Факел решительно шагнул вперед, поднимая раструб огнемета. В дверях появился коренастый бородач с обрезом в руках. Струя пламени вынесла его прочь. Факел специально подкрутил помощнее струю, чтобы на пол горючка не попала. На улице бабахнул выстрел. Не знаю уж, кто куда стрелял, но в открытую дверь он точно не попал. Павел торопливо захлопнул ее и задвинул засов.

Из холла донесся звон разбитого стекла. Мы поспешили туда. Пробежали едва ли полпути, когда из кухни раздался треск дерева. Не иначе, там кто-то высаживал раму. Я оглянулся. Павел револьвером махнул вперед, а сам нырнул на кухню. Мы с Факелом выбежали в холл.

Крайнее слева окно вместе с рамой валялось на полу. Осколки стекла разлетелись по всему холлу, и тускло отсвечивали на зеленом ковре, словно бриллианты в траве. Через подоконник внутрь лез какой-то совсем уж заросший мужик. Борода, усища, густая копна на голове — за волосами одни глаза да кончик носа видны были. Глаза сверкали бешенством.

Факел походя свернул ему шею и пошел дальше. С улицы прилетела пуля. Она угодила в угол шкафа, отколов длинную щепку. Я быстро выглянул, но не заметив стрелка, наугад палить не стал. Вокруг город, как никак. А вот тот, с улицы, пальнул по мне. Я, прячась за стену, машинально отметил вспышку выстрела. Потом снова высунулся и отправил туда пулю, мысленно вознеся молитву, чтобы она не пролетела мимо и не досталась какому-нибудь случайному горожанину.

Ответного выстрела не последовало. Как потом выяснилось, моя пуля влетела тому стрелку аккурат промеж глаз и вышла через затылок, срезав крепление маски, после чего увязла в дереве. Но это, понятное дело, мне просто повезло.

А в тот момент вместо ответного выстрела я услышал сразу два из кухни. По звуку — револьверных. Затем наступила тишина. К нам в холл больше не лезли. Сверху тоже не доносилось ни звука. Похоже, такие мелочи, как стрельба в доме, не могли отвлечь профессора от важной работы. Если, конечно, он был еще жив.

Из кухни выскочил Павел с револьвером в руках и метнулся вверх по лестнице. Заглянув в кабинет, он крикнул сверху, что тут всё в порядке.

— Мы к главному входу, — сказал я.

— Действуйте, — отозвался Павел. — Я тут прикрою.

Входная дверь была заперта изнутри. Факел отодвинул засов и оглянулся на меня. Я, подняв винтовку, коротко кивнул. Факел распахнул передо мной дверь. На крыльце никого не оказалось.

С обеих сторон улицы мелькали фонари и факелы, и слышались крики, призывавшие горожан на помощь. Самым разумным делом было бы дождаться подхода подкреплений, но тут я заметил тень, метнувшуюся от угла прочь. У беглеца был неплохой шанс добежать до боковой улочки раньше горожан.

— Факел, прикрой! — произнес я, бросаясь следом.

Тот без слов вышел на крыльцо и встал с огнеметом наготове. Из дома напротив выглянул мужчина с двустволкой в руке. Факел строго глянул на него, и мужчина убрался обратно.

Беглец тем временем достиг боковой улочки. Горожане с лампами приближались слишком медленно, хотя толпа собралась приличная. Они громкими возгласами подбадривали себя и других, но вперед никто не рвался. Хорошо хоть улицу перегородили. Беглец метнулся вправо. Я — за ним.

Впереди в желтоватых отсветах под окном появился еще один человек. Он бежал, вцепившись обеими руками в винтовку, и словно бы отталкивался ею от воздуха. Я уже было взял его на прицел, когда признал местного сторожа. Беглец, похоже, тоже его признал, и метнулся к ограде. Та была высокой, из металлических прутьев, цепляясь за которые, беглец с разбегу долез почти до самого верха.

— А ну, слазь! — зычно крикнул сторож.

Секундой спустя бабахнул выстрел. Сторожа окутало облачко сероватого дыма. Да у него патроны с черным порохом, оказывается! Где он только добыл этот антиквариат?! Беглец вскрикнул и резко прогнулся назад, ухватившись за поясницу. Сторож громко охнул. Он-то привык, небось, ворью по тыловой части солью палить, а тут сгоряча влепил боевым. Двадцать восемь граммов свинца под поясницу — это вам не сольцой угоститься!

Беглец рухнул на улицу. Я подскочил ближе и наставил на него винтовку.

— Сдавайся!

Сзади были слышны крики горожан, призывавших друг дружку прийти нам на помощь. Беглец лежал, изогнувшись назад дугой. Сунув левую руку за пазуху, он вытащил "велодог".

— Брось пистолет! — скомандовал я. — Или стрелять буду!

И я был готов застрелить его, если бы он направил оружие на меня или сторожа. Вместо этого беглец приставил пистолет к своей голове и вышиб себе мозги. Я, по правде говоря, малость растерялся и не сообразил, что делать. Не убивать же человека за то, что он стреляет сам себя.

— Убился, — проворчал сторож, подходя ближе. — Что ж он так-то?

Я пожал плечами.

— Я предлагал ему сдаться.

— Ага, я слышал, — отозвался сторож. — Чего теперь-то будет?

— Следствие покажет. Вы, пожалуйста, присмотрите за телом.

— Да жмурик-то, небось, не сбежит.

— Если только его дружки не сопрут у нас труп, — ответил я.

— А, ну тогда завсегда пожалуйста.

Сторож закинул винтовку на плечо и встал рядом с трупом. Прибежали горожане. Сторож строго прикрикнул на них, чтоб не толпились рядом с местом преступления. Люди всё равно толпились, но не рядом. Почти у половины в руках были охотничьи ружья или револьверы. У двоих я приметил винтовки "Манлихер". Кстати, вполне приличное оружие. Не такое, конечно, как моя прелесть, но так просто гражданскому лицу "Манлихер" не заполучить. Остальные вооружились чем попало, были даже двое с саблями, но, главное, все они захватили с собой хоть какой-то источник света.

Я призвал их осветить весь район. Поскольку больше не стреляли, они охотно согласились. С помощью горожан мы обшарили все окрестности дома, но лишь собрали трупы. Помимо самоубившегося беглеца, у нас был бородатый труп со свернутой шеей, мертвый стрелок, какой-то хмырь с фомкой, которому Павел прострелил башку, тело взломщика и обугленные останки бородача с обрезом.

Огонь с последнего перекинулся на ближайшее дерево. Пожара не случилось, но только потому, что вовремя приковылял какой-то дед с ведром воды, и залил пламя. Потом долго ворчал, что он уже не так молод, как бывало, чтобы то и дело бегать к колодцу. Когда всё закончилось, я зачерпнул ему ведро воды из колодца и донес до дома, узнав в конце пути, что я такой же славный малый, каким он был в молодости. Надеюсь, я не буду таким же ворчуном в его года.

И уж точно не буду таким букой, как профессор Леданков. Он даже выйти к тем, кто сбежался его спасать, не потрудился. Только прислал Павла передать, что поднятый всеми нами шум мешает ему сосредоточиться.

Надо сказать, шума после этого стало еще больше.

— Вот такие они, столичные! — резюмировал кто-то общие настроения. — От простого люда нос воротят.

На простой люд он, по правде говоря, походил мало. Скорее, на провинциального дворянина. Впрочем, тут многие могли похвастаться приличными костюмами, пусть и накинутыми в спешке. И, как я быстро понял, причиной этого было вовсе не повальное увлечение современной модой.

В тот момент меня беспокоило, как бы они сгоряча ни спалили домик вместе с невоспитанным профессором, и я поспешил переключить их внимание на трупы нападавших. Спросил, не встречал ли кто-нибудь этих людей раньше. Встречать не встречали, и сторож к этому уверенно добавил:

— Мимо меня они точно не проходили.

Однако собравшиеся тут сразу же зачислили покойных в число беженцев.

— У нас так не одеваются, — сообщил мне высокий мужчина в сером костюме.

Ну да, когда он указал на это, различие прямо-таки бросилось в глаза. Наши покойнички были одеты более простецки, да и пообносились малость. В пути как ни береги одежду, а дорога свой отпечаток наложит. Горожане же, даже те, кто не могли позволить себе дорогой повседневный костюм, старались хотя бы, чтобы он выглядел прилично.

— А эти — сплошь голодранцы! — раздавалось в толпе. — Ни одного приличного человека. По столицам их гоняют, так они к нам прутся. Мы их по-христиански приняли, а они — разбойничают! Бандиты! Ворье сплошное!

Ну и всё в таком духе. Пока мы нашли телегу с возницей и погрузили тела, они уже договорились до того, чтобы "сжечь весь табор к чертям собачьим". Мы с Факелом едва отговорили их от этого. По крайней мере, на тот период, пока мы свое расследование не закончили.

— Дело государственной важности! — для пущей серьезности заявил я.

Люди неохотно согласились повременить, раз уж всё так серьезно, и разошлись. Я, пожалуй, даже сказал бы: очень неохотно. Как бы беженцам за этих культистов не досталось на орехи. Народ у нас если разойдется, мало никому не покажется.

— Думаю, нам надо поспешить с расследованием, — негромко сказал я Факелу.

Он осматривал оружие убитых, разряжал его и укладывал в принесенный Павлом ящик.

— Ты прав, Глаз, — ответил Факел. — Это нападение показывает, что культисты торопятся, а, значит, то, зачем они здесь, должно случиться уже скоро. Мы должны их опередить. Павел, прими, пожалуйста, это оружие на хранение. Потом мы его заберем.

— Не вопрос, господин инквизитор, — отозвался тот.

— И приглядывай, пожалуйста, за профессором, — тише добавил Факел. — Эта его увлеченность ботаникой становится похожа на одержимость.

Павел вначале с тревогой оглянулся на дом, после чего выдохнул и ответил:

— Да нет, господин инквизитор, у него если и есть, чем одержимость, то только знаниями.

— Дай-то Бог, — так же тихо сказал Факел.

Тела убитых мы отвезли в ту же мертвецкую. Еще успели застать доктора. Он сказал, что у тех троих культистов не обнаружено никаких признаков одержимости, а поп в сердцах пообещал предать нас с Факелом анафеме, если мы притащим еще дохлых культистов.

— А, может, батюшка, это просто бандиты, — сказал я.

— Всё одно — поганцы, — строго ответил поп.

Факел с доктором навскидку осмотрели трупы. Признаков одержимости не нашли, зато у каждого была татуировка. У заросшего мужика — бесовская, у остальных — какой-то орнамент. На шее у взломщика был нарисован целый ошейник из витых восточных узоров. Факел покопался в своей тетрадке и нашел похожий. Громко ворча, поп оприходовал всех покойничков как адептов культа. Доктор сказал, что он разберется с ними завтра.

Мы условились заглянуть к нему в полдень, отпустили возницу с телегой и ушли сами. Факел надумал сообщить своим, что мы тут с культом столкнулись — и нам, возможно, потребуется помощь, так пусть будут наготове — да, увы, не тут-то было. Из связи в Дубровнике была только старая добрая почта, с письмами и ямщиком.

Ямщиком тут служил тот самый гном, который подвез нас от станции. К его чести, он без лишних уговоров согласился доставить срочную депешу.

— Раз надо, значит, надо, — спокойно сказал гном.

Однако честно предупредил, что за срочной доставкой мы обратились не по адресу. С его лошадками он мог обещать только неспешную. Факел малость поворчал и от "неспешной доставки" отказался. Гном не настаивал. Только предупредил, что в Дубровнике он — самая спешная из всех, что есть.

Глава 4

Самая быстрая связь на сегодняшний день — это беспроводной телеграф или, как его еще называют на современный манер, радиотелеграф. Быстрее только по телефону доложить, но это там, где протянута телефонная сеть, а это максимум в пределах города. Или даже чего-нибудь поменьше — в крепости, например, или на борту линкора. А дальняя связь — исключительно по радио. На наши просторы никаких проводов не напасешься.

Придумали радиотелеграф еще до войны. Придумали, кстати, в моем родном Кронштадте, но пока раскачались, пока по всем инстанциям утвердили, нетерпеливые итальянцы успели его по второму кругу изобрести. Потом долго спорили за первенство. В итоге сошлись на том, что наш Попов изобрел, а ихний Маркони — усовершенствовал и внедрил. Затем оказалось, что самый удачный код для радиотелеграфа придумал француз Бодо, пришлось еще и с ним славой делиться.

Зато потом, когда петух жаренный клюнул, радиотелеграф шустро внедрили практически повсеместно и сейчас его башни можно встретить практически повсюду. Даже в далеких южных анклавах, со всех сторон окруженных демонами, они есть. И только в этом Дубровнике — бородатый гном с парой ветхих лошадок довоенных лет!

Какое-то время мы топали молча. Факела занимала проблема связи, меня — ночлег и ужин. Ничего путного у нас обоих не придумывалось.

Машинально оглянувшись на углу, я успел заметить, как черная тень метнулась вдоль церковной ограды во мрак. Поначалу я подумал: померещилось. Бывает такое с устатку и на нервах, когда кажется, будто бы под каждым кустом прячется враг. Лучшее средство от этого — отдохнуть и, конечно, чего-нибудь перекусить. На сытый желудок мозг начинает лениться и перестает фантазировать всякую ерунду.

Однако затем тень мелькнула снова. Она зацепилась за дерево и не успела быстро скрыться за ним. Не такая уж эта тень и ловкая оказалась.

— Как думаешь, — негромко сказал я. — Поп всерьез говорил про анафему?

Факел тихо хмыкнул и ответил:

— Сомневаюсь. Просто сгоряча сказанул. А что?

— За нами следят. Не оборачивайся.

— Кто? — спросил Факел.

— Думаю, тот же, кто был в доме плотника. Давай попробуем взять его живым.

— Давай попробуем, — как-то очень легко согласился Факел. — Но я всё же думаю, что анафема нам не грозит.

— И всё-таки.

— Будем брать живьем, — сказал Факел. — Какой у тебя план?

Плана, по правде говоря, не было никакого, поэтому пришлось его составлять прямо на ходу.

— Сад у дома профессора разросся за ограду, — неспешно произнес я, припоминая, что успел заметить при сборе трупов. — Можно завести соглядатая туда и подловить. Есть там подходящее местечко на углу дома.

Факел глянул вперед. До дома профессора было еще не близко.

— А не отстанет он по дороге?

Факел едва заметно дернул головой назад. Ему, скорее, следовало спросить: не пальнет ли он по нам? Сзади да по заправленным баллонам — мало не покажется! Я всерьез обдумал эту возможность, и решил, что можно рискнуть. Если бы за нами крался убийца, возможностей пальнуть у него уже было более чем предостаточно.

— Думаю, не отстанет, — сказал я. — Но давай попробуем его еще заинтересовать.

Мы ускорили шаг, делая вид, будто торопимся по делу. Я, как обычно, поглядывал по сторонам, стараясь при этом не возбудить подозрений у нашего преследователя. Черная тень следовала за нами. Несколько раз я успел заметить движение. Улучив, как ему, должно быть, казалось, подходящий момент, наш преследователь перебегал из тени в тень. Эта его манера оказалась нам на руку, поскольку перед яркими окнами профессорского дома ему всё же пришлось малость подотстать, ненадолго упустив нас из виду.

Подходящее место располагалось на боковой улочке, там, где заканчивалась стена профессорского дома и начиналась садовая ограда. У нее было высокое основание из красного кирпича, из которого вверх торчали металлические прутья. Меж ними на улицу протискивались ветки. В подходящем месте их было особенно много.

— Иди дальше, а я тут подкараулю, — шепнул я Факелу.

Он без слов затопал дальше по улице. Я вскочил на основание и постарался слиться с ветками. Они оказались колючие. Ешкин кот, шиповник у него тут рос, что ли? Так стемнело, что уже толком и не разобрать. Однако переигрывать было уже поздно. Через полосу света торопливо метнулась черная тень. Я замер. Тень скользнула вдоль стены, постепенно принимая черты машинистки городского старосты. В своем черном платье до пят она действительно походила на тень даже вблизи.

Позволив барышне пройти мимо, я спрыгнул на мостовую. Каблуки тихо стукнули. Барышня вздрогнула.

— Ой! — произнесла она.

— Это больше чем "ой", Ольга Львовна, — строгим тоном сказал я. — Это — что ж вы за инквизицией-то шпионите?

Она обернулась. Я держал винтовку наготове. Барышня барышней, а пистолет быстро уровнял бы наши силы. Никакого оружия я у нее в руках не заметил.

Факел уже топал обратно.

— Ой, нет, что вы?! — воскликнула барышня.

Сделав шаг назад, она наткнулась на широкую ладонь Факела и снова сказала:

— Ой!

— Это вы уже говорили, — напомнил я. — Время позднее, давайте-ка ближе к делу. Так кто вас прислал?

— Никто, — тотчас ответила барышня.

— Ну, как хотите, — сказал я, мысленно прикидывая, куда нам девать задержанную.

Походной тюрьмы у нас не было. Я начал понимать Факела, который по возможности не брал пленных. Вот только и хладнокровно прикончить барышню было несколько, как бы это сказать… Слишком жестоко, наверное.

— Ох, господин Глаз, только, пожалуйста, не заарестовывайте меня, — взмолилась барышня. — Староста меня уволит!

По-моему, ей сейчас не о работе беспокоиться надо было. Впрочем, как потом Факел объяснил мне, в таких ситуациях люди часто думают о какой-то сиюминутной ерунде, попросту не понимая, какая серьезная над ними нависла опасность.

— Тогда выкладывайте всё здесь и сейчас, — сказал я.

— И не надо лгать, — тихо, но очень твердо добавил Факел.

— Я не лгу! — тотчас отозвалась барышня. — Поверьте мне.

— Поверим, — пообещал я. — Когда услышим, чему именно мы должны поверить.

— Ой, да я просто хотела узнать, что вы здесь делаете, — сказала барышня.

По правде говоря, я тоже хотел бы это знать. Барышне я этого, разумеется, не сказал.

— Ну и что узнали? — спросил я.

— Ну-у… Думаю, культисты готовят грандиозный удар в тыл нашему фронту, и вас прислали сорвать их заговор. Верно?

Последний вопрос она выстрелила как из пистолета и тотчас быстро глянула на меня, мол, угадала или нет. Я хмыкнул. Факел спросил, с чего она взяла, что заговор нацелен против фронта. В ответ барышня уверенно заявила, что такого прославленного героя как Глаз не послали бы заниматься пустяками вроде деревенского каннибала. Тут уже хмыкнул Факел.

— Может, и так, — сказал я. — А может, и нет. Но знаете, Ольга Львовна, любопытство, как говорят, кошку сгубило.

— Я же не кошка, — барышня рискнула осторожно улыбнуться.

— Тем больше оснований тебя поберечь, — сказал Факел. — Ступай себе с Богом, Ольга Львовна, и не следи больше за нами.

Он окинул взглядом темную улицу, явно утратив к барышне всякий интерес.

— Но…

Что именно "но", барышня сходу не придумала, но и отступаться от задуманного явно не собиралась. Я, в принципе, был бы не против ее общества, если, конечно, она не культистка — одержимой такая красотка никак быть не могла — но у меня тоже никакого "но" сходу не вырисовывалось. Всё-таки мы тут не в бирюльки играли и присматривать еще и за барышней могло оказаться попросту некогда.

Пришлось ей самой придумывать.

— А я могу вам пригодиться, — сказала барышня. — Я тут всё про всех знаю.

— И кто тут служит культу — тоже? — тотчас уточнил Факел.

Барышня вздохнула, и признала, что на самом деле ее познания всё-таки ограничены.

— Ну нет так нет, — спокойно произнес Факел.

Прозвучало это как "тогда до свидания".

— Но к плотнику вы раньше нас поспели, — напомнил я.

— Так и слухи раньше вас поспели, — тотчас отозвалась барышня, после чего ойкнула и всплеснула руками в запоздалой попытке закрыть ими рот.

Поздно. Уже себя выдала. Впрочем, на тот момент каких-то серьезных сомнений в этом вопросе уже не было. Разве что:

— И вы тотчас помчались в логово людоеда? — спросил я. — Не побоялись, что там его сообщники прячутся? Или культисты?

— Ой, да он всегда одиночкой был, — барышня небрежно отмахнулась. — Зато если бы я нашла их планы, представляете, какой был бы материал?!

— Материал? — Факел вцепился в последнее слово, будто клещ. — Так ты — газетчик?

— Ой, нет, что вы?! — поспешно, я бы даже сказал: слишком поспешно, ответила барышня, и даже замахала руками, открещиваясь от такого предположения. — Это не я. Это мой брат.

— Где он? — тотчас спросил Факел, поглядывая по сторонам.

Я тоже оглянулся. Барышня тотчас заверила нас, что ее брата тут нет. Факел уже более строгим тоном повторил свой вопрос. Тогда барышня, немного смущаясь, поведала, что и сама толком этого не знает. Он где-то собирал материал для очередной статьи.

— А вы, стало быть, собираете здесь, — сказал я.

— Ага! — барышня старательно кивнула. — Но мы не собираемся публиковать ничего секретного. Что ж мы, совсем ничего не понимаем?

Уже легче. Хотя откуда ей знать, что тут секретно, а что — нет. Тем более что у инквизиции секретно практически всё. Специфика службы такая. Если инквизиция куда-то нагрянула, значит, кто-то с нашей стороны здорово обмишурился, а это не самые духоподъемные новости. Поэтому про инквизицию обычно пишут, когда молчать уже нельзя или же это такая сенсация, что молчать уже нет сил.

Пока что у них в Дубровнике не было ни того, ни другого. Культисты на шестой год войны котировались где-то на уровне тараканов. Ну завелись и завелись. Выведите поганцев и не морочьте людям голову.

— А как зовут брата? — уточнил Факел.

— Соловей Мартин Львович, — с готовностью ответила барышня. — В "Петербургском вестнике" печатается. Читали, может быть?

Я — точно нет. Хотя я газеты читал редко, чаще просто проглядывал. А вот для Факела утренняя газета так же обязательна, как и утренняя чашка чаю. Он еще когда фамилию газетчика услышал, сразу нахмурился. Стало быть, читал.

— Знаю такого, — сказал Факел. — Зубастый малый, даже высокое начальство покусывает. Но в меру. Читателям такое нравится. Мне представлялось, что такой газетчик должен неплохо зарабатывать.

В этом его "представлялось" отчетливо читалось: что ж ты до сих пор в машинистках в каком-то заштатном городишке?

— Так мы и зарабатывали, покуда всё прахом не пошло, — со вздохом отозвалась барышня. — Мы ведь из Нарвы. Слышали, как нас демоны потрепали? — она еще раз вздохнула и добавила: — Едва убежали в чем были.

Мы с Факелом тоже там были, и могу сказать, что им еще повезло, что вообще убежали. Многие не могли похвастаться и такой удачей. Там нечисть половину города разнесла в хлам.

Я посочувствовал барышне. Она меня поблагодарила и заверила, что всё наладится. А если прославленный герой еще и даст ей эксклюзивное интервью… Герой сразу сказал, что не даст.

— И, пожалуйста, не надо ничего писать про меня, — добавил я. — В нашей армии хватает других героев.

— В армии, может, и хватает, — несколько ворчливо отозвалась барышня. — А у нас в Дубровнике вы единственный.

— Уверен, что это не так, — возразил я.

— Скромничаете, господин Глаз, — отозвалась барышня. — А я с вашей скромности могу без гонорара остаться. То есть, без своей доли. А, между прочим, это с моей подачи вы здесь оказались и культ раскрыли!

Факел тотчас изобразил лицом сурового филина.

— Так это вы отправили телеграмму в инквизицию? — спросил я.

Ответ был очевиден, но барышня на секунду замялась, после чего попросила не выдавать ее старосте. Похоже, Василий Никанорович пугал ее почище культа. Хотя, по правде говоря, у меня с моим армейским начальством тоже отношения не сложились. Тут мы с Ольгой Львовной оказались родственнымидушами.

— Мы ничего старосте не расскажем, Ольга Львовна, — пообещал Факел. — Но вот какой вопрос у меня к тебе возник. Как же ты отправила эту телеграмму, если у вас тут телеграфа нет?

— Так на станции же есть, — тотчас ответила барышня.

— Когда мы там были, всё было закрыто, — напомнил я.

И выглядело так, будто закрыто далеко не вчера.

— Да там просто теперь вход с другой стороны, — отозвалась барышня, небрежно махнув рукой. — И телеграфист там же живет. Хотите покажу?

Последнее прозвучало откровенно просительным тоном. Мол, ну, пожалуйста, возьмите меня с собой.

— Я не против, — сказал Факел, но тут же добавил: — Но тут как мой товарищ скажет, — он взглядом указал на меня. — Ты же на него материал собирать будешь, ему и решать.

Я мысленно хмыкнул. Да тут как ни кинь, всюду клин. Барышня от своего не отступится, это я сразу по ее глазам понял. Прогоним, так опять хвостом увяжется. Придется дать ей какой-нибудь материал, иначе барышня придумает его сама, и что она там напридумывает и каким боком это потом выйдет — одному Богу известно!

— Я не против, — сказал я. — Но давайте сразу условимся, Ольга Львовна, добытый материал — ваш, но без нашего с Факелом одобрения он в дело не пойдет.

— Согласна, — без раздумий ответила барышня. — Цензура всё равно ничего секретного не пропустит, так я и пробовать не буду.

На первый взгляд, выглядело приемлемо. Мы ударили по рукам — рука у барышни оказалась крепкая — и Ольга Львовна, призвав нас следовать за ней, решительно направилась не в ту сторону.

— Ворота там, — сказал я, указав правильное направление.

— А так короче, — отозвалась барышня.

Мы с Факелом переглянулась.

— Через забор мы прыгать, пожалуй, не станем, — сказал инквизитор. — Высоковато, а у меня в ранце полно горючки. Мало ли.

— Не волнуйтесь, господин Факел, прыгать не придется, — заверила нас барышня.

И действительно ведь не пришлось. В заборе была приличных размеров дыра. С той стороны ее прикрывала пара досок. Барышня легко сдвинула их в сторону и сходу нырнула в образовавшийся проем. Я вначале выглянул.

На небо уже взошла полная луна. Не фонарь, конечно, но летние ночи у нас светлые. Не такая чернота, как на югах. Да и в лагере беженцев горели огни. Дыра выходила как раз на него, хотя всё же на некотором отдалении, чтобы случайный взгляд из лагеря не зацепил тех, кто ею воспользуется. Не удивительно, что культисты разминулись со сторожем.

Когда я перебрался на другую сторону — не так ловко как Ольга Львовна, но тоже достаточно шустро — я заметил еще и проселочную дорогу вдоль забора. Она здорово заросла, ее и днем-то не сразу разглядишь, но две колеи ни с чем не перепутаешь.

— Глаз, прими, — негромко позвал из-за забора Факел.

Я оглянулся. Он передал мне сбрую с огнеметом. Затем пролез сам. Ему уже пришлось протискиваться, но в целом даже человек его габаритов не застрял. Пока Факел снова прилаживал огнемет на спину, я поинтересовался, сообщила ли барышня про этот лаз старосте и не особо удивился, услышав, что нет.

— Заколотят еще, — пояснила барышня. — А мне потом каждый день вкругаля бегать.

— Это да, — согласился я. — Но как же безопасность?

— Так а мы всё равно снаружи, — отозвалась барышня, махнув рукой в сторону лагеря. — Вон наша палатка.

Которая конкретно, я не разглядел. Их в указанном направлении было не меньше дюжины, и десяток из них точно мог подойти под определение "наша". Еще парочка выглядели такими маленькими, что про них можно было сказать только "моя".

— Нам сюда, господа, — сказала барышня, указав рукой вдоль дороги.

Насколько я мог видеть, дорога вела в лес. Надеюсь, Ольга Львовна не собиралась завести нас в засаду. Хотя мы за сегодня уже под десяток культистов завалили. Сколько их тут еще по округе могло ошиваться? Да и Факел легко принял помощь барышни, а уж если он ничего не заподозрил, то там обычно и подозревать нечего.

— Ведите нас, Ольга Львовна, — сказал я. — Надеюсь, вы хорошо дорогу знаете?

— Как свои пять пальцев, господин Глаз, — беспечно отозвалась барышня. — У нас, бывает, по несколько телеграмм на дню, так тут в обход не набегаешься.

— А почему бы не перенести телеграф в город?

Барышня уже на ходу пожала плечами и развела руками. Как она рассказала уже по дороге, телеграф вначале был проводной. Тут, понятное дело, докуда провода дотянули, там его и поставили. Опять же, между городом и станцией — болото. Столбы там не поставить, а в обход — накладно вышло бы. Ну а когда появился беспроводной телеграф, люди уже привыкли бегать на станцию. Тем более что бегали, понятное дело, отнюдь не начальственные чины.

Те, которые бегали, успели не только протоптать широкую тропинку через подсохшее болото, но и проложить самые топкие места ветками и досочками. Барышня почти бежала по ним, практически не глядя по сторонам. За нее, да и за всех нас, это делал я. Факел топал последним и больше старался просто от нас не отстать.

Не удивительно, что я опять заметил первым, что у нас появилась компания.

— Скажите, Ольга Львовна, а здесь водятся волки? — спросил я.

Барышня замедлила шаг, чтобы обернуться через плечо и не споткнуться обо что-нибудь впереди, и уверенно отозвалась:

— Нет, нету. Местные говорят, что давно уже нету, так что идите смело.

Я указал стволом винтовки вправо. Там между деревьев промелькнула тень. Она была слишком крупной для кошки и слишком шустрой для медведя. Барышня тотчас встала, как вкопанная, вглядываясь в темноту. Позади меня раздался тихий щелчок, за которым последовало едва уловимое шипение. Факел запалил горелку на огнемете.

— Может, собака? — не вполне уверенно произнесла барышня.

— Может быть, — негромко произнес Факел.

Судя по тону, сам он был абсолютно уверен, что это не так. Впрочем, он всегда был уверен, что всё хуже, чем кажется. И тем не менее дальше мы двинулись с куда большей осторожностью, а Факел так и не погасил горелку.

Новая тень была посветлее барышни и более ловкой. Я даже начал подумывать: а может, и впрямь собака? Есть у некоторых деревенских барбосов такая странная привычка: не облаивать незнакомцев, а, напротив, проводить до места. Как они угадывали, куда мне надо — это их собачий секрет. Может быть, у них все незнакомцы туда же шли, и пойди я не туда, облаяли бы как обычно, но лично меня так не единожды провожали.

Вот только проводники обычно вперед забегали, а этот слева держался.

— Факел, подсвети, когда скажу, — тихонько попросил я.

На самом деле, я и на звук неплохо стрелял, но не хотелось бы ошибиться и подстрелить невинную животинку.

— Готов, — шепотом отозвался Факел.

Барышня оглянулась. Я махнул ей рукой вперед, предлагая идти дальше. Наш провожатый вынырнул из зарослей, словно бы пытаясь рассмотреть, на что я там указываю. Смотреть-то на самом деле было не на что. Чахлые деревца даже в лунном свете выглядели попросту убого.

— Свет! — скомандовал я.

Факел выпустил в воздух струю пламени. Она осветила деревца — те действительно оказались такие чахлые, какими казались — и одинокого сгорбленного мутанта. Я успел заметить седые космы, свисавшие с головы, и тощие узловатые лапы с когтями. Мутант рефлекторно вскинул их, закрывая глаза от света, и тотчас метнулся прочь. Я выстрелил. Мутант громко взвизгнул. Пылающая горючка упала на мох и раздраженно зашипела. Я передернул затвор. Мутант скрылся за деревьями. Прищурившись, я высматривал, когда он снова появился. Факел сошел с тропинки.

— Осторожно, господин Факел! — негромко окликнула барышня. — Там болото!

— Он-то как-то бегает, — недовольным тоном отозвался Факел, явно имея в виду мутанта.

— Ты всё равно его не догонишь, — сказал я, опуская винтовку.

Мутант, подвывая, скрылся в темноте. Когда надо, эти твари бегали очень быстро. Лошадей догоняли, а уж у нас и вовсе не было ни единого шанса. Только заплутаем на болоте. Факел тоже это понимал. Насупившись, он опустил огнемет, и шагнул обратно на тропу.

— Как думаешь, он вернется? — спросил инквизитор у меня.

— Надеюсь, что нет, — отозвалась барышня.

— Один — точно нет, — сказал я, успокоив ее и огорчив его. — А будь там стая, они были бы уже здесь.

Барышня быстро огляделась по сторонам. Я — тоже, но я больше вслушивался. В темноте от глаз проку немного. Впереди и правее я заметил отблеск фонаря, но он тотчас пропал.

— Интересно, что он здесь делал один? — произнес Факел, уже ни к кому конкретно не обращаясь.

Я равнодушно пожал плечами. Небось, попросту отбился от стаи. Фронт-то в полусотне верст. Для бешеной собаки не крюк.

— Скажите, Ольга Львовна, — позвал я и, когда она обернулась, указал рукой в сторону недавнего фонаря. — А там что?

Барышня какое-то время таращилась в темноту. Факел тоже с интересом уставился в ту сторону. Фонарь больше не мелькал.

— Да вроде ничего, — сказала, наконец, барышня. — По крайней мере, из нашего хозяйства. Может, просто поезд прошел. Мы уже почти пришли.

— Поезд бы мы услышали, — возразил Факел.

— Или обходчик, — сразу выдвинула новую версию барышня.

На мой взгляд, высоковато для человека, но ведь я видел свет всего лишь мельком.

— Надо бы его предупредить, что тут мутант бегает, — сказал я. — Идемте.

Факел проворчал, что лучше бы отловить этого мутанта и сжечь к чертям собачьим, но с этим в любом случае придется подождать до утра. Пока же мы направились на станцию. Какое-то время под досточками хлюпала вода, затем стало сухо, а потом и болото кончилось. Из зарослей мы вышли прямиком на железнодорожное полотно. Станция была от нас по правую руку. На столбе висел тусклый фонарь, а в здании вокзала горел свет.

Барышня чуть ли не бегом направилась туда. Подскочив к одному из окон, она уверенно забарабанила по стеклу. Я даже испугался, как бы барышня его не высадила. За окном словно бы привидение промелькнуло. Судя по тому, как подобрался Факел, не мне одному это показалось. Затем окно открылось и наружу высунулся дед — "сто лет в обед". Подслеповато щурясь, он хрипло вопросил, кого еще принесло на ночь глядя.

— Это я, Артем Филиппыч, — тотчас откликнулась барышня. — То есть, мы.

— А, это ты, егоза, — проворчал дед, поименованный Артемом Филиппычем, и вгляделся в нас с Факелом. — А кто там с тобой?

— Смиренные братья инквизиции, — ответил Факел. — Надо бы срочную телеграмму отправить.

— Всегда на посту? — отозвался дед. — Что ж, погодите чуток. Сейчас открою.

Чуток растянулось на пару минут. Глядя потом, как дед ковылял по коридорам станции, я бы сказал, что это еще быстро.

— Вы тут один? — спросил я.

Тишина в здании намекала на утвердительный ответ.

— Если не считать здешних кошек, тады да, — отозвался дед. — Но вы не сумлевайтесь, отправлю вашу телеграмму в лучшем виде. Я на радио с самого, почитай, основания, да и старый телеграф застал. Меня ночью разбуди, я вам и отправлю, и приму без единой помарки.

— Не сомневаюсь, — сказал я. — Я к тому, что тут в округе мутант бегает. У вас есть оружие?

Как оказалось, у деда была кочерга. Такая же ветхая, как он сам. Еще была икона, освященная в Петрозаводском соборе где-то вскоре после Армагеддона, но иконы почему-то нечисть не пугали. Это примерно в те же времена выяснили.

А уходить в город каждую ночь старику не с руки, он, по его словам, пол дня в одну сторону ковылять будет, да и пост не бросишь. Мало ли кому срочно связь потребуется. Вот, например, нам. Еще хорошо, что дверь в комнату с аппаратурой у старого телеграфиста была, как и положено, железной, с прочным замком и засовом. Здесь и осаду бесов можно было пересидеть, если, конечно, дед успеет до нее доковылять.

Прием телеграмм осуществлялся в отдельном зале. Дед выдал нам чистый бланк и острозаточенный карандаш. Пока Факел бился над слогом, составляя наикратчайший доклад о культе в Дубровнике, а барышня крутилась рядом, едва сдерживаясь, чтобы не заглянуть ему через плечо, я прошелся по залу. Окна тут были широкие, с трехстворчатыми рамами, но забранные решетками. Входная дверь заперта на ключ и засов. Засовом тут служил металлический прут в палец толщиной.

Факел время от времени окликал меня, спрашивая, как лучше сформулировать ту или иную фразу. Не успевал я подумать, как барышня уже находила подходящее решение.

— А кто, по-вашему, редактировал все наши статьи? — с легким вызовом спросила она.

Я, по правде говоря, над этим даже не задумывался, но из вежливости переспросил:

— Неужели вы?

Получил в ответ улыбку и утвердительный ответ. Улыбка ей очень шла, пусть даже и придавала ей несколько хищное выражение. Ничего не имею против хищников. Особенно одомашненных.

Закончив, Факел зачитал вслух окончательную версию. С его слов выходило, что мы тут разгромили целую ячейку культа во главе с одержимым, которая подбиралась к проекту профессора Леданкова. На словах про одержимого барышня удивленно вскинула бровь. Старый телеграфист откровенно усмехнулся на "целой ячейке". Кроме того, в окрестностях поселка нами был замечен одинокий мутант. Возможно, он и выступал в роли людоеда, но это еще предстояло проверить.

Сия победная реляция обошлась нам в двадцать копеек. Пятнадцать стоил сам текст по специальному тарифу и пятак я накинул деду за поздний визит. Он не возражал. Выписав нам квитанцию, дед удалился в свою комнату и запер за собой дверь.

— Так, говорите, одержимый? — произнесла барышня.

В ее руках словно из ниоткуда появился крохотный — с ладошку — блокнотик и карандаш. Да уж, она не из тех, кто тратит время попусту.

— И кем, скажите, он был одержим?

Барышня посмотрела на меня, но я кивком указал ей на Факела. Мол, вот у нас специалист.

— Этого мы уже никогда не узнаем, Ольга Львовна, — сказал Факел. — И слава Богу!

— То есть, это могло быть нечто серьезное? — с надеждой в голосе уточнила барышня, делая пометку в блокнотике.

— Да бес какой-нибудь, — сказал я, и махнул рукой.

— Деревенский плотник одержим бесом, — барышня произнесла это, словно бы пробуя будущий заголовок на вкус, и едва сдержалась, чтобы не сплюнуть на чистый пол. — Нет, с таким к редактору даже подходить бесполезно. Скажите, а не мог он быть одержим кем-то посерьезнее? Например… — она сделала крохотную паузу, явно подбирая, кто из нечисти хуже всех, хотя на эту роль конкуренция небольшая, и спросила: — Демоном?

— Лично я про таких никогда не слышал, — сказал я, выглядывая за окно.

Мне почудилось там какое-то движение. С той стороны по подоконнику прошествовала полосатая кошка. С подозрением глянув на меня, она спрыгнула в траву и тотчас пропала из виду.

— Теоретически, возможно, — неспешно произнес Факел. — Но на практике подтвержденных случаев еще не было.

— Получается, если бы наш плотник был именно таким, это была бы сенсация? — немедля уточнила барышня.

— Получается, — согласился Факел. — Но он таким точно не был.

Барышня вздохнула. Щелкнул замок. Мы обернулись на звук. Дед вышел к нам и поведал, что телеграмма отправлена и получена, а будет ли на нее вскорости ответ — о том ему не сообщили.

— Мы подождем, — сказал Факел.

— Тады располагайтесь, господа, — сказал дед. — Места тут на всех хватит. Ежели чего придет, аппарат сразу брякнет и тады я вас позову.

Мы обосновались в зале ожидания. По размерам это была, скорее, комната. Там была печка, закопченный чайничек и даже какое-то сено в качестве чая. Хороший чай последние пару лет вообще большая редкость, но из Сибири привозили неплохую замену из тамошних трав, да и местные умельцы навострились подбирать достойный гербарий. Этот, увы, был не из их числа.

После чаепития стало окончательно ясно, что мы остаемся здесь на ночь. По словам Факела, если в полчаса не ответили, значит, или будут сильно думать, или никого нет на месте. Да и снова плестись через болото не было абсолютно никакого желания. Барышня устроилась в кухонном закутке, а мы с Факелом остались в зале.

— Что думаешь о ней? — негромко спросил я у Факела, кивнув в сторону закутка, где тихонько шуршала барышня.

Ну точь-в-точь словно бы мышь завелась. Факел равнодушно пожал плечами, прилаживая в углу свой огнемет, потом сказал:

— Нам был нужен проводник до телеграфа, Господь послал нам ее. Утром, надеюсь, он пошлет ее куда-нибудь еще. У меня такое предчувствие, что нам с тобой будет не до Ольги Львовны.

— Вряд ли Он послал бы нам культистку, — заметил я.

— Вряд ли, — сказал Факел. — Но пути господни неисповедимы. Для уверенности надо бы проверить, есть ли у нее на теле татуировки.

— Да вроде не видел.

— Так она в платье была.

Я хмыкнул и оглянулся в сторону закутка. Барышня всё еще шуршала.

— Предлагаешь изучить ее без платья? — негромко уточнил я.

— Татуировки могут быть в любом месте, — спокойно ответил Факел.

— И как именно?

— Ну, это уж ты сам придумай.

— Я?!

— Это же твой летописец, — сказал Факел.

Я фыркнул.

— Скажешь тоже. Я просто предпочел бы приглядывать за ней. Мало ли, что она понапишет.

— Конечно, я всё понимаю, — заявил Факел и с пафосом добавил: — Репутация героя не должна пострадать!

Однако в конце фразы он не удержался и улыбнулся.

— Смейся, смейся, — отозвался я. — Ты же знаешь, что дело не в этом.

— Знаю, — сказал Факел, снова становясь серьезным. — Но, сдается мне, Глаз, ты слишком много беспокоишься о том, что всего лишь может быть. А оно ведь может и не случиться. Господь не без милости. Авось и отведет беду, а ты уже потратил душевные силы на беспокойство. Получается — попусту потратил.

Странно было слышать такое от законченного пессимиста, однако в логике Факелу не откажешь. Да, историю с нарвским ангелом, как я и ожидал, газетчики изложили, скажем так, в той редакции, которая была бы более духоподъемной для читателей. То есть, весьма далекую от правды. Кроме того, договариваться с простым унтер-офицером генерал Алексеев счел ниже своего достоинства.

Тем не менее, мою "командировку" к инквизиторам, как говорят, он подписал лично и без каких-либо условий. Хотя, понятное дело, главным условием было мое молчание о том, как здорово обмишурилась в Нарве его дочь. Мертвых всё равно не воротишь, а фронт будет прочнее, пока бойцы верят в своих командиров.

Впрочем, лейтенанта Алексееву убрали с фронта в тот же день. Теперь она муштровала кадетов штурмового корпуса где-то за полярным кругом и, надеюсь, вкладывала в их головы хоть по крупице того здравого смысла, который сама обрела после встречи с демоном. Что касается меня, то вряд ли генерал отдал бы меня под трибунал по ложному обвинению, всё-таки офицер старой школы, но он вполне мог направить меня в самое пекло, и забыть там.

С подачи Факела я вместо пекла был прикомандирован к самой "неболтливой" структуре наших сил и даже отдельным приказом по фронту повышен в звании до унтер-офицера "за проявленный героизм и спасение жизней гражданских лиц". Думаю, генерал Алексеев прекрасно понимал, что я сменил шило на мыло, и подсластил мне будущую пилюлю, но на тот момент я всё еще пребывал в счастливом неведении и не собирался дразнить высокое начальство газетными заголовками со своим именем. Береженного, знаете ли, и Бог бережет.

— Быть может, ты и прав, — сказал я. — Просто так мне будет спокойнее.

— Понимаю, — ответил Факел; он был одним из немногих выживших, кто знал не всю, но большую часть той истории. — И я бы не нагружал этим тебя, но этот одинокий мутант не идет у меня из головы. Понимаешь, Глаз, для них это очень нехарактерно. Да и морда у него была какая-то подозрительно умная.

— Думаешь, одержимый?

— Все они одержимые, — отозвался Факел. — Тут главный вопрос — кем? И у меня на этот счет очень дурные предчувствия.

Впрочем, как всегда.

— Ты заодно спроси у Ольги Львовны, нет ли в Дубровнике хороших охотников с собаками, — добавил Факел.

Я кивнул и отправился проводить исследование. На пороге я обернулся. Факел развернул иконку, вшитую в левую лямку огнемета, и беззвучно молился над ней. Левой рукой он держал крохотный блокнотик в черном кожаном переплете. В него Факел записывал имена тех, за кого надо помолиться. Из тех, кого я знал, там были две пулеметчицы из штурмовиков и убитый бесами дезертир из Нарвы. Факел-таки написал на него рапорт, но, как я и предсказывал, разводить бюрократию никто не стал и дезертира оформили как павшего в бою. А еще Факел выяснил, как его звали, и включил в свой поминальный список. Иногда я его совсем не понимаю.

Барышня еще не спала. Когда я негромко постучал в дверь, за ней тотчас раздался ее голос:

— Войдите.

Я вошел. Барышня устроилась на лавке, накрывшись стеганным одеялом. Под лавкой стояли сапожки. Еще весьма приличные на вид, хотя дорога уже наложила на них свой отпечаток. Черное платье было аккуратно разложено на соседней лавке.

— Видите ли, какое дело, Ольга Львовна, — начал я, одновременно прикидывая, как бы подвести разговор к деликатной теме. — Мы с Факелом очень благодарны вам за помощь, но ситуация осложнилась.

Пока я говорил, барышня подобралась. Ее взгляд стрельнул в сторону платья. Там на краешке лавки лежал ее блокнотик и карандаш, но, чтобы добраться до них, ей бы пришлось вылезти из-под одеяла.

— Намечается интересный материал? — деловито осведомилась барышня.

— Возможно, — сказал я.

Ее глаза заблестели.

— Но только для тех, кто выживет, — строгим тоном добавил я.

Блеск в ее глазах не померк ни на йоту.

— Я выживу, — заявила барышня. — И что это будет?

— Будем ловить странного одержимого, — сказал я. — По крайней мере, мой товарищ считает его странным, а он на них собаку съел.

— Я в деле!

Нисколько в этом не сомневался. Интересно, мне когда-нибудь доведется встретить благоразумную красотку?

— Есть одно условие, — сказал я.

Барышня кивнула, внимательно глядя на меня. Подозреваю, что в общем виде она уловила суть дела еще до того, как я продолжил. Было что-то такое в ее взгляде. Однако она терпеливо слушала, пока я минут пять рассказывал ей, как мы вычисляем одержимых по татуировкам и как нам важно знать, что в наши ряды не затесалась очаровательная культистка. Затем она вновь кивнула.

— Договорились, — произнесла барышня, медленно стягивая с себя одеяло. — Но имейте в виду, я рассчитываю минимум на сенсацию.

Татуировок на ее теле не было.

Глава 5

Одержимые бывали разные. Прежде всего, конечно, это были бесы. Вроде даже те самые рыжие поганцы, с которыми мы регулярно имели дело на поле боя. Просто некоторые прибывали к нам, так сказать, в теле, а некоторые обзаводились им уже по прибытии.

Точнее говоря, вначале бес заключал с человеком договор, и вот эти самые культистские татуировки служили печатями на нем. Мол, человек сам, по свободной воле своей, отказывался от облика, данного Господом, и первым вносил в него искажение. Затем уже в дело вступал бес и начинал перестраивать тело. С каждым изменением росла сила одержимого, но росла и власть нечисти над ним.

— Симбиоз? — щегольнул я ученым словечком.

От профессора в госпитале слышал. Факел тоже знал ученые слова.

— Только на первый взгляд, Глаз, — сказал он. — Со временем власть беса над телом становится абсолютной, и тогда он вышвыривает ненужного больше человека прочь.

— Куда вышвыривает? — уточнила барышня.

Мы беседовали за утренним чаем, и она едва успевала записывать. К своей кружке так и не притронулась.

— В ад, — спокойно ответил Факел. — Куда еще душу такого грешника девать?

Барышня поежилась. Да уж, перспектива не из приятных. Вот только некоторым не доставалось даже этого. Так уж устроен Ад, что у него всегда найдется в запасе кое-что похуже.

Другим видом одержимых были мутанты, хотя были они таковыми очень недолго. Как правило, мутантами становились малодушные люди. Бесы на таких слабаков не зарились, и они становились жертвами более мелкой нечисти, которую инквизиторы называли страстями. Название, понятное дело, условное, зато верное. Страсти без лишних разговоров попросту раздирали и пожирали душу жертвы, а потом уже перестраивали тело без всяких договоров.

Умишком они были не богаты, и работали по одному шаблону, отчего и мутанты получались примерно одинаковые, даже если, так сказать, исходный материал сильно различался. Будучи примитивными существами, страсти могли вселяться не только в людей, но и в животных. Предпочитали собак, но Факелу еще до нашей встречи доводилось сталкиваться с мутантами, созданными из стаи лосей. Всё равно получились полулюди-полусобаки, только с рогами.

В теории из всего этого следовало, что если есть одержимые более мелкой нечистью, то вполне могли быть и одержимые кем-то покрупнее беса. Однако по той же теории им и жертва требовалась соответствующая, а людей, души которых по духовной мощи соответствовали бы демонам, у нас, прямо скажем, было не так чтобы много.

Оно и к лучшему.

Дед разбудил нас с первыми лучами солнца, когда пришла телеграмма от инквизиторов. На помощь рассчитывать не приходилось. Культ внезапно активизировался по всей области, и все бойцы были буквально нарасхват. В Петрозаводске на крайний случай даже объявили сбор ополчения. О профессоре Леданкове инквизиторы ничего не слышали, но на всякий случай попросили за ним приглядывать.

— Странно, — задумчиво протянул Факел. — Если эксперимент так важен, почему военные наших не известили?

Я пожал плечами. Причин могло быть множество, от банального "забыли" до каких-то личных мотивов. Армия инквизицию не жаловала. Основной задачей инквизиторов был поиск внутренних врагов, и они постоянно норовили поискать их в наших рядах. Кому же такое понравится?

Но могла быть и еще одна причина.

— Знаешь, что мне сейчас пришло в голову? — сказал я. — А, по-моему, странно не то, что инквизицию не известили, а то, что известили старосту.

В глазах Факела удивление тотчас сменилось на подозрение в ереси.

— И что именно странно? — спросил он. — Разве он не должен содействовать профессору?

— Нет, — сказал я. — Насколько я помню, он должен только не мешать и не болтать. И лучший способ ничего не разболтать — это не знать вовсе. Да и не в привычках нашего начальства разъяснять детали. Приказали, и будь любезен выполнять.

— Хм-м… И почему, по-твоему, его всё-таки известили?

— Не знаю. Единственное, что приходит в голову, что телеграмму составлял сам профессор. Наука у нас экономить не привыкла.

— Точно так, — подтвердил дед. — От него иногда человек приходит, так приносит целые письма. Я по четверти часа передаю.

— Ясно, — сказал Факел, и в его глазах начало разгораться суровое понимание. — Телеграмму составил он сам. Командующий ее только утвердил. Или нет. Артем Филиппыч, — он обернулся к деду. — Запроси штаб северо-западного фронта, пусть подтвердят телеграмму.

Он по памяти задиктовал номер и дату. Дед аккуратно записал карандашом на краю газетки недельной давности и показал Факелу. Тот кивнул. Дед бессовестно слупил с меня еще гривенник и пообещал отправить молнией. Как он ковылял в свою каморку, я бы скорее сказал: заморенной клячей. Однако в этот раз не прошло и пяти минут, как он приковылял обратно.

В штабе фронта не знали ни о каком Леданкове, а указанный Факелом номер телеграммы относился к прошлогоднему запросу о поставках фуража из Финляндского княжества. Еще в штабе фронта очень хотели знать, какого лешего у нас тут происходит. Мы бы тоже хотели это знать.

— Сдается мне, Ольга Львовна получит-таки свою сенсацию, — проворчал я.

— Уже иду! — донеслось из коридора.

Мы с Факелом быстро собрались, и все втроем отправились обратно в Дубровник, строго наказав деду носа за дверь не казать. Он обещал без крайней необходимости этого не делать.

Днем болото выглядело еще неприветливее, чем ночью. Чахлые деревца с желтоватыми листьями пополам с сухостоем, пожухлая трава и тишина. Обычно-то болота — настоящее царство жизни, а жизнь — штука шумная. Мошкара гудит, лягушки квакают, птицы перекрикиваются. А уж если болото еще и проходимое, вроде этого, так и зверь, бывает, голос подаст или треском кустарника себя выдаст. А здесь словно бы вымерло всё.

— Ольга Львовна! — окликнул я нашу провожатую, непроизвольно понижая голос. — Здесь всегда так тихо?

Она бросила взгляд по сторонам и неуверенно ответила, что да.

— А что? — спросила она.

— Да странно это, — сказал я, поглядывая по сторонам. — Где хотя бы комары?

— В городе все, — недовольным тоном отозвалась барышня. — Никакого житья от них нет. Прямо нашествие какое-то.

Факел нахмурился, и сказал, что это похоже на одну из казней египетских, только там по сценарию была саранча. Барышня со вздохом ответила, что лучше бы саранча.

За разговором мы подошли к месту, где я ночью подстрелил мутанта. Трупа не нашли, лишь сломанные ветки да кое-где на листьях виднелась засохшая кровь. В той стороне, куда мутант удрал, начиналась топь. По кочкам, наверное, можно было пропрыгать, но на мой взгляд это было слишком рискованно. Факел бы всё равно рискнул, если бы нам не надо было поспешать к профессору. Теперь он был у нас приоритетной целью.

В город мы вошли через ворота. Через дыру в заборе было бы ближе, но Факел надеялся прихватить по дороге местного сторожа. Ему не помешало бы знать, что творилось на вверенной его заботам территории, а нам пригодился бы еще один свидетель из местных. На случай, если ненароком дом спалим и придется по этому поводу объясняться со старостой. Инквизиция, конечно, организация независимая и местным властям неподотчетная, однако она позиционировала себя как защитницу честных верующих и положение, что называется, обязывало.

Однако сторожа в воротах уже не оказалось. Створки были гостеприимно распахнуты. Перед ними, с внешней стороны, на обочинах расположилась дюжина беженок. Одни продавали всякую мелочь, то ли спасенную при бегстве, то ли прихваченную по дороге, другие без затей попрошайничали. Выходившие из ворот горожане одаривали их хмурыми взглядами.

Окликнув их, я узнал, что после ночного переполоха других происшествий не было, и даже беженцы заметно присмирели. Последнее горожан особенно радовало. У меня сложилось впечатление, что и встречные вопросы о том, как продвигается расследование, подразумевали прежде всего: когда уже можно будет разогнать лагерь. Беженки тоже навострили уши. Я заверил всех, что инквизиция напала на след. Горожане приободрились. Беженки приуныли. Факел покачал головой, и мы пошли дальше.

— Ольга Львовна, — негромко сказал я, когда впереди показался дом профессора. — Вы, пожалуйста, держитесь в тылу, пока мы охранника брать будем. Мало ли что.

Барышня послушно кивнула.

— Я думаю уничтожить его, — сказал Факел.

Сказал хмуро и буднично, но прозвучало, как приговор.

— А если он знает что-то важное? — спросил я.

— Вряд ли он знает что-то, чего не знает профессор, — отозвался Факел.

— Это если мы возьмем профессора живьем, — сказал я. — А охранника мы в дверях повяжем точно. Вдруг они всего лишь пара мошенников, которые устроили себе безбедную жизнь за счет казны, а ты ему сходу аутодафе устроишь.

— Казнокрадство в военное время — тоже серьезный проступок, — ответил Факел. — Но давай сделаем по-твоему. Не будет рыпаться, авось, и доживет до трибунала.

Я кивнул и вынул винтовку их чехла. Факел первым поднялся на крыльцо. Я стоял чуть сбоку, держа винтовку наготове. Если делаем по-моему, то и за результат мне отвечать, а Павел, кем бы он ни был, воробей стреляный. Нельзя было давать ему ни единого шанса. Барышня спряталась у меня за спиной. Факел постучал кулаком в дверь.

Нам ответила тишина. Выждав минуту, Факел постучал снова. Результат был тот же самый, то есть — никакого.

— Не нравится мне это, — прошептала барышня у меня за спиной.

Факел взялся за ручку. Дверь оказалась не заперта. В полутемном коридоре за дверью никого не наблюдалось.

— Или они сбежали, или всё плохо, — констатировал я.

— Насколько плохо? — шепотом спросила барышня.

— Сейчас узнаем, — ответил Факел.

Он первым делом запалил горелку, и уже потом шагнул через порог. Выглядело так, будто всё плохо. На вешалке висели два черных плаща. Каждый был с капюшоном и теплой подкладкой. Самое то по нынешней промозглой погоде. Если бы профессор с Павлом сбежали, они бы точно захватили с собой плащи.

— Оставайтесь здесь, — велел я барышне.

— А…

— И если кого-нибудь увидите — кричите, — добавил я.

Она кивнула. В ее взгляде благоразумие боролось с жаждой нарваться на сенсацию. Благоразумие побеждало, но без заметного отрыва.

— Только если найдете что-то интересное, позовите меня, — шепотом попросила она.

— Обещаю, — так же тихо отозвался я, сильно сомневаясь, что мне придется выполнять данное обещание.

Мой опыт подсказывал, что всё интересное здесь уже случилось.

Павла мы нашли в гостиной. Он сидел в кресле с револьвером в руке и не подавал признаков жизни. Лужа крови под креслом утверждала, что и не подаст.

— Его убили где-то с полчаса назад, — тихо заметил я.

На мертвецов я на всяких насмотрелся и мог сказать, кого и как грохнули не хуже доктора. Павла зарезали. Причем убийца не ограничился одним ударом, а буквально истыкал беднягу. Доктор потом насчитал семнадцать ран, каждая из которых вполне могла и в одиночку отправить Павла на тот свет.

Факел недовольно проворчал что-то себе под нос. Небось, корил себя, что мы не примчались сюда полчаса назад. Теоретически мы действительно могли успеть, если бы шагали пошибче да не задержались на болоте, но кто же знал?!

Затем моих ушей коснулся едва слышный звук. Я даже не берусь утверждать, что именно я слышал — то ли скрип, то ли стон — но донесся он сверху. Наверху был кабинет профессора. Факел его тоже услышал и замер, прислушиваясь. Я стволом винтовки указал на двери кабинета. Факел кивнул. Я тихонько поднялся по ступенькам. Факел ждал внизу, хмуро поглядывая по сторонам.

У дверей я прислушался. На этот раз мне показалось, будто бы изнутри раздается царапанье когтей по дереву. Не самый обнадеживающий звук в нынешние времена. Я очень осторожно приоткрыл дверь и заглянул в щель. Никого не было видно. Перед дверью валялись какие-то бумаги и разорванная пополам книга.

— Что там? — донесся снизу громкий шепот барышни.

Вот за это я и не люблю гражданских на поле боя. Факел тихо шикнул на нее. Я толкнул стволом винтовки правую створку. Она беззвучно открылась, открывая мне половину кабинета. Никого. Я заглянул за вторую створку. Тоже никого. Сделав знак Факелу подниматься ко мне, я нырнул внутрь.

Внутри царил полный разгром. Вся мебель была переломана и расшвыряна по всему кабинету. Обломки, словно снег, покрывал слой разорванных бумаг. Слева из-под "сугроба" наполовину торчал профессор. Он лежал лицом вниз. Вытянутые вперед руки царапали ногтями паркет — этот звук я и слышал — но сил выползти, по всей видимости, не хватало.

Я поспешил к профессору, внимательно поглядывая по сторонам. Бесы любили устраивать засады с приманкой. В дверях появился Факел. Ему тоже доводилось иметь дело с бесами, и он держал огнемет наготове.

— Профессор! — шепотом окликнул я, опускаясь рядом на колено. — Как вы?

По тому, что я видел, честный ответ колебался где-то в районе от "паршиво" до "помираю".

— Проект, — едва слышно прохрипел профессор.

— Что за проект? — спросил я.

Винтовку я положил рядом на пол, так, чтобы не запачкать кровью, но и чтоб она была под рукой.

— Мой проект, — прохрипел профессор.

Я спихнул с него обломки стола и бумаги. И то, и другое было в крови.

— Он забрал его… — продолжал профессор.

— Кто он и что за проект? — строгим тоном вопросил Факел.

Он возвышался над нами, точно скала. Или, скорее, вулкан. Не знаю, услышал ли его профессор, но он продолжал хрипеть:

— Проект… Привлечь ангелов… Условия… Создать…

— Вы придумали, как привлекать ангелов? — спросил я, одновременно стягивая с него халат.

Ночная рубашка профессора пропиталась кровью. Я вытащил из кармана бинт. Его было не так много, но при крайней необходимости и бумага сойдет за перевязочный материал. Было бы чем зафиксировать.

— Да, — едва слышно отозвался профессор.

Ценность его жизни тотчас несоизмеримо возросла. Даже Факел подключился к спасению, хотя и поглядывал на профессора крайне неодобрительно.

— Он забрал… — прохрипел профессор. — Бумаги… И гнездо…

— Какое гнездо? — спросил Факел.

— Демонов… Было необходимо… Построить…

— Только не говорите мне, что вы построили гнездо демонов, — тихо проворчал я, прилаживая ему повязку на груди.

— Макет, — прошептал профессор, и закрыл глаза. — Привлечь ангела…

— Отставить умирать! — прикрикнул на него я.

Профессор меня уже не услышал. Он умер.

— Ты слышал, что он сказал? — спросил Факел.

— Так точно. Он построил макет гнезда демонов, чтобы привлечь ангела, — я подобрал с пола винтовку и поднялся на ноги. — Дурацкая затея. Потом кто-то грохнул их с Павлом и забрал себе бумаги. Наверное, тоже думал, что может, чего и выгорит.

— Макет не привлечет ангела, — уверенно сказал Факел.

— Главное, что он не привлечет демона, — ответил я.

Факел несколько секунд думал, потом сказал:

— Да. Это главное. Если только он, — инквизитор раструбом огнемета указал на тело профессора. — Не построил настоящее.

Вот любит он придумать, чтобы пострашнее было.

— А я слышал от штурмовиков, что для гнезда обязательно нужен демон.

— Чтобы оно работало — да, обязательно, — подтвердил Факел.

— А демонов у нас тут нет, — закончил я.

— Молю Господа, чтобы ты был прав.

По мне так можно было и не беспокоить Господа по пустякам. Достаточно было взглянуть на убитых. С ними расправился человек или одержимый. Последнее даже скорее всего. Они те еще шустрики и много ран — это их почерк, причем они за раз могут в бешенном темпе нанести их до десятка, поэтому первое правило: близко их к себе не подпускать. Оно, в принципе, ко всей нечисти относится, но тут оно просто наиглавнейшее.

— Ладно, — негромко сказал я. — Кто бы он ни был, мы опоздали. Мы знаем, что убийца — мужчина, и что он охотится за ангелом. Было бы неплохо его опередить.

Если убийца действительно сумеет найти ангела и сдать его, ему все преступления спишутся.

— Надо найти гнездо, — произнес Факел.

Внизу негромко вскрикнула барышня. Я метнулся к дверям. Барышня стояла у выхода в коридор, закрыв рот руками. Над ней возвышалось уродливое существо.

Когда-то оно, вне всякого сомнения, было человеком. Высокое и тощее, с длинными руками и торчащими из локтей шипами, теперь оно больше походило на дерево, на которое кто-то смеха ради напялил безрукавку и потертые, оборванные снизу штаны. Редкие седые волосы обрамляли сероватую лысину. Правой рукой существо держало красную папку. Пальцы у существа были длинные и тонкие, а когти на них походили на кинжалы даже по цвету.

На первый взгляд — типичный одержимый. Причем не начинающий, а самый что ни на есть матерый. Я вскинул винтовку. Одержимый мгновенно развернулся ко мне.

Глаза у него были черные, без зрачков, а взгляд цепкий. Я как в эти глаза взглянул, так раза в два замедлил движения. Будь на моем месте новобранец, тот бы и вовсе застыл, но нас в полку муштровали до уровня рефлексов. Руки сами помнили, что делать, и мозг им в этом деле вовсе без надобности.

Пока винтовка поднималась в положение для стрельбы стоя, на морде одержимого проступило узнавание. Нет, я точно уверен, что раньше мы с ним не встречались, даже когда он был в человеческом облике, но он меня узнал точно. И столь же точно он не был рад меня видеть. Тут, по крайней мере, взаимно.

— Разнюхал, — прошипел одержимый. — Но поздно, человечек. Поздно.

— Да нет, — с силой выдохнул я. — В самый раз.

Я поймал его морду в прицел. Морда тотчас исчезла. Ощущение скованности — тоже. Одержимый отскочил прочь. Окно в сад было открыто. Одержимый серой молнией перемахнул через подоконник и пропал из виду. Я выстрелил, пытаясь поспеть за ним, но только зря германский патрон израсходовал. Когда я сбежал вниз, в саду уже никого не было.

— За ним, Глаз! — крикнул сверху Факел.

Я выскочил в сад. От одержимого не осталось и следа. Тоже обычное дело, кстати. Умеют они быть аккуратными, когда не психуют. С оружием наготове я направился в сторону калитки. Она оказалась открыта. Раньше тут, помнится, навесной замок висел. Я бросил быстрый взгляд по сторонам. Замок валялся в траве. Толстая металлическая дужка была вывернута и вырвана.

На улице стоял какой-то горожанин, бледный, как привидение. Еще и, как специально, в белом костюме.

— Где он? — шепотом спросил я.

Уточнять, кто "он" — не потребовалось. Горожанин очень осторожно приподнял левую руку и указал дальше по улице. Улица была пуста. Я зашагал по ней в сторону городской ограды. Чем дальше от центральной улицы, тем более простецким выглядело жилье. Если какой-нибудь горожанин внезапно богател или продвигался по служебной лестнице, он, наверное, просто переезжал ближе к центру.

В доме справа открылась дверь и на крыльцо вышел высокий мужчина в темно-зеленом сюртуке и таких же брюках. На ногах у него были армейские сапоги.

— Эй! — негромко окликнул его я. — Видели его?

— Кого? — отозвался мужчина, с интересом оглядываясь по сторонам.

Стало быть, не видел.

— Здесь бегает одержимый, — сообщил я ему, одновременно окидывая его дом внимательным взглядом; окна были закрыты и ни одного разбитого. — Вам лучше вернуться в дом.

Мужчина, мгновенно став серьезным, коротко кивнул и скрылся за дверью. Я зашагал дальше. В дома не заглядывал. Если бы одержимый хотел драться, он бы напал сразу. Страх им, в отличие от простых бесов, не ведом. Чужое тело не жалко, а до души, или что там у нечисти вместо нее, мне всё равно не добраться. Без тела она, конечно, отправится в ад, но так для нечисти это дом родной. Нет, если одержимый сбежал, значит, у него есть дела поважнее.

Впереди над забором взвилась и тотчас пропала из виду изломанная фигура.

— Ушел, гад, — негромко констатировал я.

Мне через такой забор даже с разбегу не перемахнуть. Два деревянных дома по обеим сторонам улицы образовывали тупик. Можно было бы, наверное, попробовать забраться на крышу любого из них и пострелять оттуда в одержимого, если он будет так любезен постоять на месте, но в любезность одержимого не верилось вовсе. Сигать с крыши через забор мне и вовсе представлялось дурацкой идеей. Еще не хватало переломать себе ноги!

Я повернулназад. На изгибе улицы мне навстречу выскочили Факел и мужчина в темно-зеленом сюртуке. Мужчина держал в руках охотничье ружье. Дорогое, кстати, с золоченным узором по всему цевью.

— Удрал через забор, — сказал я им.

Факел удрученно вздохнул. Мужчина облегченно выдохнул. Факел тотчас услал его с докладом к старосте. Заодно сообщил и про дыру в заборе. Придется Ольге Львовне в обход бегать. Та легка на помине! Уже бежала к нам, на ходу что-то записывая в блокнотик.

— Теперь точно надо найти гнездо, — сказал Факел.

Тут я был с ним полностью согласен. Как правильно заметила подбежавшая барышня:

— Это ведь был не бес! Бесов я видела.

Да, это был кто-то посерьезнее. Бесов я тоже видел.

— Кто бы это ни был, его надо уничтожить, — сказал Факел.

Голос у него был серьезнее обычного. Тоже, стало быть, понимал, что не с простым бесом мы тут столкнулись. Ну, профессор, удружил, ничего не скажешь. Приманил. Только уж точно не ангела.

— Мы немедленно отправляемся в погоню, — начал Факел. — Вы, Ольга Львовна…

— Извини, Факел, но мы его не догоним, — возразил я.

— Это наш долг, Глаз!

— Наш долг — грохнуть мерзавца, — поправил его я. — А не бегать за ним по здешним буеракам.

— И что ты предлагаешь? — спросил Факел.

Барышня приготовилась записывать.

— Одержимый тут ради гнезда, — сказал я. — Не берусь утверждать, верит он в появление ангела или нет, но профессора с Павлом он убил, чтобы те никому про гнездо не проболтались. Найдем гнездо — и одержимый сам придет к нам.

А бить его из засады куда сподручнее, чем гоняться за ним с языком на плече.

— Значит, идем искать гнездо, — заявил Факел.

Знать бы еще где его искать. Мы с Факелом вернулись в дом и обыскали весь кабинет профессора, но не нашли ни единой зацепки.

Барышня тем временем метнулась за доктором. Впрочем, его мы вызвали исключительно для порядка. Он официально констатировал смерть обоих, и даже вызвался сопроводить тела в мертвецкую. Поскольку профессор с Павлом оказались не культистами, а их жертвами, гнева духовенства можно было не опасаться. Поп всё равно гневался — по его словам, с нашей подачи ему уже и приличных мертвецов складировать некуда, но коварный доктор свалил всё на нас и ушел безнаказанным.

Убедившись, что дело затягивается, я совершил налет на кухню профессора. Здесь мне, наконец, сопутствовала удача. В самоваре был чай — самый настоящий, не травяной сбор! — а в подполе я нашел половину копченого лосося и закопченный чугунок печеной картошки. Вместе с краюхой черного хлеба это стало нашими трофеями. Я сказал Факелу, что вижу в этом добрый знак, но он, присмотревшись, заявил, что нам, скорее, просто повезло. От чаю, впрочем, не отказался.

— Поставь себя на место профессора, — говорил он, устроившись в кресле. — Где бы ты устроил гнездо?

Я пожал плечами, не отвлекаясь от нарезания лосося тонкими ломтиками. Барышню призвал к себе староста — ему надо было отчитаться по своей линии — и мы были вдвоем.

— Гнездо — штука немаленькая, — сказал я. — В кармане не спрячешь.

Масла у профессора не нашлось. Вместо него я тоненько настругал на хлеб картофелину и сверху положил лососинки. Поистине царский бутерброд получился. Я его проглотил в один присест, и только потом запил чаем. Чай был восхитителен.

— Про размеры — это ты верно заметил, — отозвался Факел. — Оно должно быть не меньше полусотни метров в диаметре, и высотой в два этажа.

— Ты его раньше видел? — спросил я.

— Только сожженное, — с сожалением в голосе признал Факел. — Но как его жечь, я знаю. Я не знаю, как его найти!

Он раздраженно отставил кружку на столик и уставился перед собой. Перед ним стояла тарелка с бутербродом, который я сделал для него.

— Подкрепись, — сказал я. — Как говорит сестра Анна, на сытый желудок думается легче.

Факел машинально откусил кусок и стал механически двигать челюстью. Как можно такую вкуснятину так равнодушно трескать, я не представляю, но у него получилось. Могу поспорить, он даже вкуса не чувствовал! Я покачал головой, и начал делать себе второй бутерброд. На рукоятке ножа красовался серебряный вензель с буквой Р.

— Эр, — задумчиво произнес я.

— Что за эр? — равнодушно спросил Факел.

Судя по глазам, его мысли были где-то далеко, а тут он всего лишь механически разговор поддерживал.

— Не помнишь, как звали того купца, которому дом принадлежал? — спросил я.

— Разумов, — ответил Факел. — А он тут при чем?

— Он нашел ангела. Я бы начал поиски оттуда.

Факел мгновенно перенесся из своих мысленных странствий обратно в гостиную.

— Он нашел его на болоте и мы встретили мутанта на болоте, — громко сказал инквизитор. — Круг поисков сжимается!

— Надо запросить телеграммой этого Разумова, где именно он нашел ангела, — предложил я.

А мы пока спокойно отобедаем.

— Долго! — тотчас отозвался Факел. — Но ты прав. Если больше ничего не остается, придется. Но они же пока его найдут, а я нутром чувствую — время дорого.

— Можно пока проверить тот фонарь, который мы видели ночью, — не подумав, сказал я. — По дороге на станцию. Барышня говорила, что это не из их хозяйства, а других тут и нет.

— Точно! — Факел вскочил на ноги. — Идем, Глаз. Оно наверняка там.

Я отхлебнул чаю и вздохнул. И почему я не стал ученым? Мозги-то вроде есть. И где они только были, когда я определялся кем быть?! Сам-то я выходец из семьи потомственных военных, мои предки еще на Бородинском поле с французами бились, и армейская стезя была мне предопределена с рождения, но ведь был же шанс поступить в академию и выучиться на военного инженера. А там, глядишь изобрел бы чего-нибудь, и жил бы себе припеваючи. Поленился.

А с моим напарником не разленишься. Вначале мы метнулись к старосте, выяснить: что он знает об этом Разумове? Как оказалось, интересного — ничего. О том, где именно он нашел ангела, Разумов не распространялся, а староста и не выспрашивал. Наслышан уже, что ангел всегда в одиночку появляется. Зато мы выяснили, что в тех краях, где я фонарь видел, точно ничего не должно быть. На карте там было одно сплошное болото с редкими вкраплениями бывших рудников.

В первый год после несостоявшегося Армагеддона фронт катился назад со скоростью бегущих солдат и в верхах всерьез подумывали о полной эвакуации промышленности на север, а какой с нее прок без сырья? Стали на всякий случай все северные источники восстанавливать, а в здешних краях болотную руду еще при Петре Первом добывали. Вот и обязали Дубровник восстановить рудники и к будущей добыче приготовить. Демоны-то к Уралу целенаправленно шли, могли и без железа нас оставить.

Однако дошло ихнее воинство только до Оренбурга, где и стало намертво. Собственно, они до сих пор там стоят. Наши превратили город в настоящую крепость. Демоны ее, конечно, пообгрызли за эти годы, но и сами зубы основательно пообломали. В тамошнем соборе одно время стоял целый шпиль с нанизанными на него демоническими черепами, но потом в нем усмотрели что-то крамольное и снесли.

С Дубровника задачу восстановить рудники сняли, чему, по словам старосты, они были несказанно рады. С петровских времен все шахты давно затопило, да и болото, как старики сказывали, раньше было посуше. За каким лешим туда понесло купца Разумова, если тот действительно нашел ангела на одном из рудников, староста не представлял себе даже приблизительно. Разве что пьяный с пути сбился.

— Там есть дорога? — спросил Факел.

Староста сразу и уверенно ответил, что нет. Не успели проложить. Максимум, успели тропочки протоптать, да и те не стоили нанесения на карту. Факел всё равно внимательно изучил карту, и пообещал, что мы разберемся на месте. Я тоже на нее глянул. На всякий случай.

Ольга Львовна вызвалась быть нашим проводником, но староста строгим тоном напомнил ей, что у барышни есть служебные обязанности, которые требуют ее присутствия здесь и на телеграфе, куда незамедлительно надо отнести новый отчет, который, кстати, еще надо отпечатать в двух экземплярах.

— Не переживайте, Ольга Львовна, — сказал ей я. — Если там будет что-то интересное, я вам потом обязательно расскажу.

— Это если вас там не убьют и не обратят в нечисть, — ворчливо отозвалась она.

— Добрая вы душа, — проворчал я.

Барышня в ответ развела руками. Мол, уж извините, какая есть.

На болота мы отправились без нее. Хотели вновь реквизировать тощего господинчика с бричкой — мне пришло в голову, что если с лесопилки для гнезда действительно поставляли какие-то материалы, то какая-никакая дорога там должна быть — но тот вновь сумел отговориться. Эх, мне б такой талант! В итоге и бричку брать не стали. Ее наверняка пришлось бы где-то оставить, а мне не хотелось бросать транспорт без присмотра.

Покинув город, мы обогнули лагерь беженцев и двинулись вдоль опушки. Моя теория подтвердилась достаточно быстро. Мы отмахали порядка двух верст, я только-только начал думать, что с дорогой я всё-таки маху дал, как мы на нее и вышли. Причем это действительно была дорога.

Она начиналась от проселочной дороги, что тянулась вдоль опушки на некотором от нее отдалении, и, на мой взгляд, особенно не пряталась. Издалека в глаза, конечно, тоже не бросалась, но не более того. Через канаву был переброшен бревенчатый мосток, который выдержал бы груженную телегу. С двух сторон его прикрывали заросли шиповника. Бело-розовые цветки уныло поникли. Видать, постоянные дожди их тоже не радовали. Я взглянул на небо. По нему нестройными рядами ползли тучки.

— Похоже на то, что мы ищем, — сказал я, оглядываясь по сторонам.

— Очень похоже, — тотчас откликнулся Факел.

Он потоптался по мостику и уверенно заявил, что нам точно сюда. Дорога уходила в лес, где для нее была прорублена просека.

— Теперь уж точно никаких сомнений, — сказал Факел. — Этот путь проложили культисты, чтобы подвозить материалы к самому гнезду. Идем!

— Погоди. Если это так, то на дороге наверняка выставлено охранение.

Факел огляделся по сторонам и заявил, что никого не видит, а если кто и покажется — ему же хуже.

— Но он перед этим успеет поднять тревогу, — сказал я.

— И что ты предлагаешь?

— Пойдем в обход.

Факел малость поворчал, что нормальные инквизиторы всегда идут прямо к цели, но всё же согласился довериться моему, как он его называл, "тактическому чутью". Мол, у настоящего героя и охотника на демонов должна быть чуйка на затаившуюся нечисть. Когда вернемся в Петрозаводск, надо будет спросить у старшего: инквизиторы вообще в уставы не заглядывают даже из любопытства, или это только мне так с напарником повезло?

Мы взяли от просеки левее и пошли лесом, держа ее в поле зрения. Точнее, большей частью наблюдал за ней я, а Факел просто шел рядом и тихонько ворчал себе под нос. Особенно когда болото началось, хотя мы и старались держаться повыше.

Моя "чуйка", более известная в армии как Полевой устав для унтер-офицеров, часть вторая "о разведывании", сработала примерно через полторы версты. У дороги под деревом сидели двое. На вид — простые крестьяне, но с ружьями в руках. Скорее всего, культисты. Присмотревшись к ним, мы с Факелом решили, что на одержимых они не похожи. Разве что на самых начинающих.

Я прикидывал, как бы половчее к ним подобраться, когда Факел едва слышно прошептал:

— Глаз.

Тон его мне сразу не понравился. Я быстро обернулся. Он указал рукой влево. В просвете между деревцами виднелся купол. Он был абсолютно черный, будто залитый смолой. Из него выступали розоватые прожилки, которые постепенно утолщались к самой верхушке и обвивали торчащий из нее шпиль, будто щупальца. Некоторые едва заметно шевелились.

— Гнездо? — прошептал я.

Факел кивнул.

Глава 6

Название "гнездо" осталось от старых времен, когда люди думали, будто бы демонов в этих гнездах высиживали, словно курей. Своя логика в этом была. Если туда заходит ровно один демон, а потом эти твари ползут оттуда как из рога изобилия, то, наверное, там у них гнездо.

Сами-то гнезда наши разведали быстро, а вот громить их начали лишь пару лет назад. Обычно демоны возводили их на уже отвоеванных у нас землях, а с возвратом территорий у нас до сих пор серьезные проблемы. Нам бы что осталось удержать. Тем не менее, и лихие прорывы случались, и победы одерживались там, где не только нам, но и нечисти уже казалось, что наше дело — труба, и штурмовики устраивали рейды, если разведка находила гнездо в пределах досягаемости.

Чаще всего, конечно, жгли недостроенные гнезда, но случалось разорять и полностью готовые. Вот тогда мы и узнали, что никаких яиц там нет, а есть одни-единственные врата и ведут они предположительно прямиком в ад. Факел как-то слышал от своих, будто бы несколько отчаянных добровольцев в них вошли, но назад, увы, никто так и не вернулся. Но раз из этих врат лезут адские твари, то, наверное, как-то они с адом всё-таки сообщаются.

А вот снаружи действительно было похоже на гнездо. На болоте стоял сарай высотой в два этажа и без единого угла. Выглядело так, будто бы строители пытались сделать его круглым, но в силу запредельной криворукости у них получилось нечто овалообразное. Впечатление "тяп-ляп" усиливали торчащие во все стороны ветки и бревна. Впрочем, может демонам именно так и нравилось. Всё-таки объект первостепенной важности, вряд ли его возведение доверили кому попало.

Венчали гнездо восемь куполов, столь же внешне небрежных, как и вся постройка, и казалось, только розовые прожилки, обвивавшие гнездо, не давали ему развалиться. Кроме того, вся постройка от куполов до самой земли была щедро промазана смолой. Только спичку поднеси, и заполыхает она как миленькая.

К сожалению, врата извне так просто не уничтожить. Надо лезть в гнездо, а это та еще задачка даже для роты штурмовиков.

К самому гнезду мне удалось подобраться довольно близко. Культисты выбрали для строительства местечко посуше, и тут всё вокруг заросло малиной. Им, небось, казалось, что так они укрылись от чужих глаз, да только и сами ни черта вокруг не видели. В инквизиторском красном плаще я бы вряд ли сошел за малинку даже в самый сезон, однако в своей армейской форме отлично сливался с зарослями.

Разумеется, требовалось еще и умение незаметно в этих зарослях перемещаться, поэтому Факелу пришлось остаться наблюдать за дорогой. Он воспринял это стоически. Понятное дело, с куда большим удовольствием он бы атаковал врага в своем излюбленном стиле несокрушимого носорога и пожег бы тут всё и всех, но даже от дороги было видно, что на несокрушимость уж точно рассчитывать не приходится.

На крыше гнезда меж куполами я насчитал шестерых стрелков. В окнах только с нашей стороны — еще столько же. Подобравшись ближе, я заметил еще два десятка, стоявших у главного входа или слоняющихся туда-сюда. Многовато, прямо скажем.

У главного входа несколько оборванцев разгружали телегу. За ними присматривали трое культистов с винтовками в руках. Оборванцы снимали с телеги ящики, скамьи и брусья, и вносили их в распахнутые ворота. Ящики были тяжелые. За один из них взялись сразу четверо оборванцев, и то чуть не уронили.

— Держите крепче, черти косорукие! — рявкнул на них охранник. — Разобьете, хозяин с вас шкуру спустит!

Сдается мне, он мог бы исполнить этот трюк и самостоятельно. Здоровенный, в коричневой меховой безрукавке поверх рубахи, в полумраке этот тип сошел бы за медведя даже без грима. Трехлинейку он держал одной рукой, будто тросточку. Два других охранника на его фоне выглядели как новобранцы из голодного края, а уж оборванцы и вовсе казались задохликами. Они немедля подтянулись. К тем четверым подскочили еще двое, и вшестером они понесли ящик внутрь.

— Хозяин со всех шкуру спустит, человечек, — донеслось из ворот.

Голос был негромкий, но звучал отчетливо. Я слышал его так, будто говоривший стоял прямо рядом со мной, и непроизвольно огляделся. Рядом никого не было. Из ворот вышел одержимый. Тот самый, которого я видел в доме профессора. Оборванцы замерли.

— Заносите, — сказал им одержимый.

В его голосе не было ни гнева, ни раздражения. Человек таким тоном говорил бы о совершеннейшем пустяке, однако он подхлестнул оборванцев куда сильнее, чем окрик звероподобного охранника. Они шустро занесли ящик внутрь. Одержимый обвел внимательным взглядом заросли. Я замер, а когда он посмотрел в мою сторону, еще и уткнулся носом в землю. Мне уже доводилось встречаться взглядом с одержимым и внутренний голос мне очень настойчиво напомнил, что повторять этот опыт не стоит. Особенно здесь и сейчас.

— Всё доставлено в срок, хозяин, — услышал я голос охранника. — Это последняя телега.

Я рискнул приподнять голову. Одержимый стоял у телеги. Охранник застыл рядом, изобразив угодливый поклон. Чтобы так изогнуться, ему пришлось постараться.

— Где дети? — спросил одержимый.

— Приютские? — переспросил охранник, и тотчас ответил. — Их должен был привести плотник.

— Плотник мертв, — сказал одержимый.

Его голос по-прежнему звучал тихо и безмятежно.

— А-а… — озадаченно протянул охранник.

Выглядело так, словно он собирался спросить: "а я тут при чём?", но не осмелился.

— Человечек, — произнес одержимый, и мне впервые почудились в его голосе нотки раздражения. — Мои братья по ту сторону голодны. Очень голодны. В твоем языке нет слова, чтобы выразить насколько они голодны. Им нужны души. Лучше — души невинных, но сойдет и твоя.

Охранник мелко вздрогнул, но тотчас взял себя в руки.

— Я готов послужить вам в любом качестве, хозяин, — сказал он, однако сразу же добавил: — Но если вам нужны эти малявки, я немедленно доставлю их сюда.

Одержимый посмотрел на небо и спокойно напомнил, что у того на доставку жертв осталось всего шесть часов. Охранник заверил его, что успеет.

— Не мудри, — сказал одержимый, снова окидывая заросли цепким взглядом. — Возьми сто человечков и сожги поселок. Детей привези. Остальных убей.

— Инквизиторов тоже? — спросил охранник.

— Если бы я думал, что ты сможешь, человечек, я бы так и приказал, — ответил одержимый. — Привези детей. Инквизиторы придут сами.

Охранник низко поклонился и тотчас развил бурную деятельность. Тон его голоса без перехода сменился с раболепного на командный. Культисты забегали туда-сюда. Двое распахнули боковые ворота в гнезде. Внутри громко фыркнула лошадь, и кто-то осипшим голосом велел запрягать. Я начал отползать назад.

Из главных ворот вышел седой мутант. Он заметно прихрамывал. Не обращая внимания на царящую вокруг суету, мутант приковылял к одержимому и остановился рядом. Тот машинально погладил его, как хозяин погладил бы любимого пса, и сказал:

— Скоро, малыш. Уже скоро.

Мутант тихонько зарычал в ответ. Я отполз назад и быстро вернулся к Факелу.

— Что там за шум? — спросил он.

— Культисты планируют налет на Дубровник, — отозвался я и, присев рядом, кратко доложил ему результаты разведки.

— Что ж, не всё так плохо, как я ожидал, — сказал Факел.

— Не так плохо? — удивленно переспросил я. — Да у них там настоящее гнездо, а никакой не макет. Уже мебель заносят. Через шесть часов запуск.

— Большая часть охраны сейчас отправится в Дубровник, — напомнил Факел. — Это наш шанс уничтожить гнездо!

— Это если сто человек — большая часть, — парировал я.

— Культ сейчас по всей округе действует, — сказал Факел. — Вряд ли у них тут еще пара сотен бойцов найдется.

— У них тут странный одержимый и мутант, а ты сам готовил, что мутанты водятся стаями.

Факел тихо вздохнул.

— Глаз, — произнес он. — Я понимаю, что ты хочешь спасти людей в Дубровнике. Я сам этого хочу. Но если мы позволим им запустить гнездо, здесь шагу нельзя будет ступить, чтобы не наткнуться на нечисть, и люди всё равно погибнут. Вспомни, как всё обернулось в Нарве.

Честно говоря, я предпочел бы забыть это раз и навсегда. Однако Факел прав. Тогда лейтенант Алексеева — та самая дочка нашего командующего — загорелась спасти беженцев и заставила охрану открыть городские ворота. На плечах беглецов в Нарву ворвалась нечисть. Город мы потом отбили — точнее, отбили то, что от него осталось, а осталось там едва ли половина — но сколько при этом народу полегло — вспомнить страшно. Беженцев, кстати, перебили всех.

— Помню, — отозвался я. — И бездумно метаться не собираюсь. Но по уставу, обнаружив столь важный объект противника, мы прежде всего должны доложить о нем командованию. На случай, если наша атака окажется неуспешной. Заодно и людей спасем. Есть у меня план, как нам с тобой и на елку влезть, и зад не ободрать.

— Слушаю.

Факел изобразил на лице серьезную заинтересованность, но одновременно прислушивался к звукам, доносившимся от гнезда. Голос звероподобного охранника распределял, кто будет участвовать в налете, а кто — нет. Как я и опасался, участвовать должны были не все.

— У нас есть еще шесть часов, — сказал я. — Мы сейчас бегом выдвигаемся в Дубровник и поднимаем на уши местных. Берем тех, кто умеет держать в руках оружие, и устраиваем засаду.

— Перебьем всех культистов, а потом вместе с местным ополчением сожжем гнездо, — уже с энтузиазмом подхватил Факел мою мысль.

— Вроде того, — я кивнул. — И еще вызовем штурмовиков. Чтоб уж наверняка.

На самом деле я бы с этого и начал, но тут уж как карта ляжет. Всё-таки шесть часов — это не так уж много. Штурмовики могли и не успеть. В теории при штабе всегда должен стоять под парами дежурный дирижабль с готовой к вылету командой. На практике случалось всякое, и чаще всего в нужный момент дирижабль оказывался где-то на задании у черта на куличиках.

— Отличный план, — сказал Факел. — Я поддерживаю, — и проникновенно добавил: — Если что-то пойдет не так, я буду с тобой рядом до конца.

Они что, сговорились с Ольгой Львовной?!

— Мы сделаем всё так, как положено, и у нас всё получится, — твердо произнес я.

Сам я не был в этом уверен. Конечно, уставы для того и пишутся, чтобы у тех, кто дочитал до конца, всё получалось, но это опять же — в теории. Просто на практике шанс успеха обычно выше. Если, конечно, как и сказал Факел, что-то не пойдет не так. У нас оно обычно шло.

Впрочем, в Дубровник мы вернулись без приключений и заметно опередив культистов. Едва оставив за спиной болото, мы свернули с дороги в лес и здорово срезали путь. Факел, правда, на бездорожье основательно запыхался и малость подотстал. Так-то он здоровяк еще тот, но бег на длинные дистанции — не его конек.

Пока Факел топал по дороге, я заскочил в приют. Сестра Анна очень удачно попалась мне навстречу. Монахиня вышла из приюта с пустыми ведрами в руках.

— Доброе утро, господин инквизитор, — окликнула она меня. — Не поможете мне с этими ведрами? Надо бы водички набрать.

— Некогда, — выдохнул я.

Забег дался мне легче, чем Факелу, сказывалось недавнее армейское прошлое, но дышал я тоже тяжеловато.

— Понимаю, — без малейшего намека на осуждение отозвалась сестра Анна. — Вам всегда некогда. Служба такая.

Я помотал головой.

— Вам некогда, — сказал я. — Собирайтесь. Через пятнадцать минут построение перед домом старосты.

В глазах монахини отразилось вначале изумление, потом суровое осуждение.

— Могу я спросить, на каком основании нас выселяют?

Лишних ушей рядом не было, и я ответил честно:

— Всех приютских собираются убить. Только без паники. Официально вы переезжаете в новое помещение на время ремонта.

— За четверть часа мы никак не уложимся, господин инквизитор, — без паники в голосе сказала сестра Анна. — У меня приют, а не казарма.

— Поэтому и даю вам пятнадцать минут, — сказал я. — Но лучше уложиться в пять.

Сестра Анна тихо вздохнула.

— Мы постараемся, — пообещала она. — Но, надеюсь, рыцарь на белом коне будет поблизости.

— У рыцаря конь огненный, — ответил я, кивком указав на Факела. — И лучше бы вам не быть поблизости, когда я поскачу на нем в атаку.

Сестра Анна улыбнулась, потом снова вздохнула и пообещала сделать всё возможное. Я вернулся на дорогу. На ней никого, кроме Факела, не было видно. Но это пока.

— Ну как там? — спросил Факел, подходя ближе.

— Уже собираются, — ответил я.

— Слава Богу. Мне тут подумалось, что если культ нацелен на приют, в нём мы засаду и устроим.

Я оглянулся на здание, задержав взгляд на колокольне, и согласился, что идея стоящая. Если, конечно, к тому времени приютские успеют оттуда убраться. Огнемет — оружие не настолько точное, чтобы размахивать им в присутствии гражданских.

— Я их потороплю, — сказал Факел. — А ты беги к старосте.

Он-то уже набегался. То и дело лоб платком утирал, а толку ноль. Платок уже можно было отжимать.

— Только ты тут поделикатнее, — попросил я. — Это же дети.

— Не беспокойся, я умею обращаться с детьми.

Выразив надежду, что этот его опыт не сводился исключительно к укрощению малолетних преступников — на что Факел только устало улыбнулся — я отправился переговорить со старостой. Пролез через дыру — так короче — и не удивился, что ее до сих пор не заделали.

Староста, вновь увидев меня на пороге, тяжко вздохнул. Когда я растолковал ему, что к чему, он и вовсе вселенскую скорбь лицом изобразил. Однако действовать принялся без промедлений.

Дубровник мог выставить отряд самообороны в шестьдесят штыков. Я, по правде говоря, рассчитывал на сотню, но староста тотчас заверил меня, что всё согласно плану, утвержденному во всех надлежащих инстанциях. Опять же, отряд у него не с дубьем, как у некоторых, а с огнестрельным оружием и запасом патронов. Командовал им местный сторож. Точнее, официально командиром числился староста, однако сам он "не обладал должным опытом". Как будто в его воинстве хоть кто-то им обладал.

Пока ополченцы собирались, я торопливо набросал рапорт о том, что мы тут нашли и чем всё может кончиться, если штурмовики не уложатся в шесть часов. Ольга Львовна еще не вернулась, хотя, по словам старосты, уже должна была бы, и доставить рапорт вызвался тощий господинчик.

— Не извольте беспокоиться, — заявил он, складывая мой рапорт вчетверо и пряча его во внутренний карман пиджака. — Метнусь вихрем туда и обратно!

Я всерьез подозревал, что господинчик метнется только туда, но доставит рапорт по назначению, и на том спасибо. Толку от него в предстоящем сражении я всё равно не видел. Бричка, наверное, могла бы пригодиться, как средство маневра, ну да против культистов и простая засада сойдет. Они ведь, по сути, те же ополченцы, только с другой стороны.

Наши ополченцы прибыли минут через десять практически одновременно с приютом, из-за чего возникла небольшая сумятица. Хорошо хоть, с приютом прибыл Факел. Он всех быстро построил в два ряда. Староста личным распоряжением временно определил приютских на постой в городскую церковь.

— Эх, проклянет нас поп, — тихо заметил я.

— Не волнуйтесь, я отмолю, — отозвалась сестра Анна. — Только вы уж, пожалуйста, присмотрите за нашим домиком. Нам там еще жить и жить.

— Если что, найдем вам по инквизиторской линии домик получше, — пообещал я.

— Тогда громите этот нещадно, — с легкой улыбкой разрешила сестра Анна.

Я улыбнулся в ответ. Ее подопечные тоже взбодрились. Ну да, можно и громить. Всё, что там было ценного, они уже вынесли. Даже одну скамейку прихватили. На ней сейчас отдыхали самые младшие.

Факел тем временем отобрал десяток охотников для засады. Тут, кстати, любителей пострелять уток оказалось больше, чем обычно выделялось разрешений на поселение вроде Дубровника; у нас в Кронштадте каждый год за них спор и вечная борьба с теми, кто норовит получить вне очереди, так что про квоты я хорошо знаю. К сожалению, всем охотникам в здании приюта было бы попросту не развернуться, поэтому остальные ополченцы получили приказ развернуться поблизости и без команды носа не высовывать.

Сторож сказал, что в таком случае они укроются за городской оградой. Частокол был высотой метра два, но, как оказалось, у каждого бойца имелась в запасе приставная лесенка. Она была короткая, едва-едва хватило бы выглянуть из-за ограды, зато и не тяжелая. Право слово, не ожидал я такой предусмотрительности от простых ополченцев. Глядишь, и справимся.

— Ну, с Богом! — сказал Факел.

Староста порывался еще напутственную речь произнести с балкона, но Факел строго на него глянул, и тот увял. Мы выступили в полной тишине. Встречным говорили, что идет охота на людоеда, и им лучше укрыться дома, чтоб не попасть под шальную пулю. Несколько ополченцев разбежались по городу, чтобы без лишнего шума предупредить жителей об опасности. Да что толку? Нет, кое-кто действительно спешил спрятаться, но многие попросту желали нам удачи и продолжали заниматься своими делами, а некоторые так и вовсе увязались следом. Общую мысль выразила беженка Вера Ивановна:

— Как стрелять начнете, так и попрячемся.

В лагере беженцев народец вообще сбежался словно бы цирк приехал. Тут уж Факел на них рявкнул. Мол, прячьтесь, бестолочи, сейчас стрелять будем. Люди неохотно разошлись, но ушли недалеко, а когда наш отряд скрылся в здании приюта, так и вовсе начали обратно подтягиваться.

Я оставил Факела с остальными внизу и взобрался на бывшую колокольню. Колокольня, кстати, оказалась настолько бывшая, что я еле добрался до верхней площадки. На полпути чуть не навернулся вниз. От лестницы уцелели лишь отдельные участки. Когда я неудачно наступил, их стало на один меньше. Верхняя площадка так и вовсе отсутствовала. Лишь пара ржавых штырей, торчавших из стен, указывали, где раньше находился пол. Потыкав в них каблуком, я нашел, что они еще неплохо держатся, и рискнул встать на них.

Зато обзор отсюда был великолепный. Я видел и опушку леса с проходящей вдоль него дорогой, и лагерь беженцев, и наше бравое ополчение на лесенках. Головы, как и следовало ожидать, торчали над частоколом, но не более того. Уже хорошо. Некоторые даже выглядывали не поверх кольев, а в промежуток между острыми верхушками. Этих я бы вообще представил к награде.

Небо затянула плотная пелена сероватых облачков. Дождь то ли будет, то ли нет, а вот солнце точно в оптическом прицеле не отразится. Это мне на руку. Вынув винтовку из чехла, я еще раз окинул взглядом наши позиции.

Сторож со своей бабахалкой устроился на крыше ближайшего дома. Я осторожно помахал ему рукой. Он заметил, и махнул в ответ. Я указал ему на высунувшихся бойцов. Сторож глянул, но не понял, и пожал плечами, потом указал винтовкой на ближайшую вышку. Оттуда тоже высовывался стрелок. Должно быть, сторож имел в виду, что его люди сидят повсюду. На соседней вышке я тоже приметил стрелка, но этот хотя бы не высовывался. Я смог разглядеть его лишь через оптический прицел.

Между палатками туда-сюда бродили беженцы, ненавязчиво смещаясь поближе к приюту. Самые нахальные уже чуть ли в окна не заглядывали. У меня к ним был только один вопрос: зачем с таким отношением к собственной безопасности они куда-то бежали? Жаль, задать его им я так и не успел. Действительно было любопытно.

Из лесу начали выезжать телеги. На них сидели люди с оружием в руках. Большей частью с винтовками или охотничьими ружьями. У некоторых были пистолеты, заткнутые прямо за пояс.

— Факел! — крикнул я вниз. — Едут!

— Слышу! — донеслось снизу. — Все по местам!

Силы культистов уместились на восьми телегах. Первую тянула пара вороных лошадей. Впрочем, на ней и культистов было заметно больше. Будь у нас хоть один пулемет, сейчас бы вся эта компания была бы уже на полпути в ад. Остальные семь телег были запряжены каждая одной лошадью, но бежали они не менее резво, чем первая пара. Промчись такая кавалькада по булыжной мостовой, только бы искры из-под копыт летели.

Звероподобный охранник сидел на второй телеге, рядом с возницей. Последний на его фоне выглядел коротышкой, а в своей серой куртке с меховым воротником и вовсе походил на крысу. Я медленно поднял винтовку к плечу. По нашему плану стрельба должна была начаться лишь когда культисты подъедут к приюту, но всё пошло не так с самого начала.

Первая телега достигла поворота к Дубровнику. Возница залихватски свистнул и взмахнул вожжами. Вороные лошадки рванули вперед. Со стороны Дубровника бабахнул выстрел. Я уже говорил, что не люблю гражданских на поле боя? Нет, пальнул-то он хорошо. Не иначе — охотник. У возницы все мозги вылетели, забрызгав всех культистов на телеге, а картуз на макушке даже не шелохнулся.

Но ведь остальные-то культисты вовсе не собирались сидеть и ждать, пока охотник и на них свое мастерство продемонстрирует.

— Засада! — заорал звероподобный, и первым сиганул с телеги в канаву.

Я пытался быстро поймать его в прицел, но обзор загородил худой тип в полосатом пиджаке и с соломинкой в зубах. Пришлось удовольствоваться такой целью. Соломинку он, кстати, потерял. В этом неизвестный охотник меня перещеголял. Моих симпатий ему это не прибавило, и я по-прежнему был твердо настроен надрать ему уши сразу после боя. Сейчас, увы, было не до того.

Культисты прямо на ходу соскакивали с телег на землю.

— Пали! — заорал сторож с крыши, и выстрелил первым.

Наши ополченцы из-за частокола открыли огонь. Те культисты, которые с телег не спрыгнули — с них попадали. Думаю, человек десять они на этом потеряли. Однако культисты не потеряли присутствия духа, и вскоре зазвучали ответные выстрелы.

Палили по частоколу. Среди культистов нашелся свой охотник. Мы потеряли одного стрелка, а затем и второго. Если первого еще можно было списать на случайную удачу — когда без малого сотня человек палит по одной цели, кому-то и повезет — то второе попадание было уж слишком похоже на первое. Наш ополченец выстрелил, убрался за частокол перезарядить ружье, высунулся для нового выстрела — и тотчас получил пулю в голову.

Мысленно помянув нечистого — вслух нельзя, можно и накликать! — я начал высматривать этого охотника.

— Держите лошадей! — донесся до меня крик звероподобного.

Оставшись без возниц, лошади заметались. Первая телега умчалась вперед. Ее потом за Дубровником поймали беженцы. Они разбежались при первых выстрелах, но попрятались поблизости и в сборе трофеев приняли самое активное участие.

Вторая телега перевернулась. Лошадь протащила ее еще метров десять, пока телега не зацепилась колесом за корягу. Коряга сидела в земле как влитая. Лошадь громко ржала и отчаянно рвались вперед, но не могла сдвинуть ее ни на шаг. Жаль животное, но объективно нам это обернулось на пользу. Те культисты, что бросились высвобождать застывшее неподвижно колесо, были куда более легкой мишенью, чем те, что бегали по полю за остальными телегами. Скоро у колеса лежало два мертвых культиста.

А я тем временем вычислил охотника. Он действительно выглядел как охотник: кожаная куртка с бахромой, плотные штаны, сапоги с загнутым голенищем — сейчас это модно. Встреть я его в лесу, сразу бы сказал, что охотник, и ничего другого бы и не подумал. Он лежал под кустом, положив ружье на труп павшего товарища, и выцеливал очередную жертву. Я его застрелил.

— Стрелок на колокольне! — завопил кто-то.

— Ёрш же твою меть, — проворчал я.

Заметили. Теперь спокойной жизни не будет. Я торопливо пригнулся. По каменным стенам защелкали пули. Я слышал, как одна пробила деревянную крышу. Вниз посыпалась труха. Мелкая и гнилая. Я привычно закрыл нос рукой, чтобы не расчихаться.

— Глаз! — крикнул снизу Факел. — Держись там! Сейчас мы тебя прикроем!

— Не высовывайтесь! — отозвался я.

— Понял! Ждём!

Ждать пришлось недолго. Едва пальба по мне малость утихла, я рискнул выглянуть. Наши продолжали перестреливаться с культом, хотя уже и не так интенсивно. Обе стороны начали экономить патроны. Культистам под это дело удалось вернуть пару телег с лошадьми. Та, что зацепилась за корягу, так и стояла поперек дороги. Лошадь погибла и теперь служила укрытием для стрелков. От меня на колокольне она оказалась укрытием так себе. Я успел выбить двоих, прежде чем двое других это поняли и шустро юркнули в канаву.

— Вперед! — раздался внизу знакомый голос звероподобного. — Заберите детей и убираемся отсюда!

Самого его я так и не заметил. Дюжина культистов, пригибаясь, устремилась к дверям приюта. Возницы потянули туда же лошадей. Животные упирались, словно бы чувствуя, что ничего хорошего их там не ждет. В общем-то, я бы на их месте тоже подумал, что мы, устроив засаду, вряд ли бы оставили детей на поле боя.

Остальные культисты продолжали перестреливаться с нашими за частоколом. Кое-кто и по мне постреливал, но как-то вяло, без энтузиазма. Меня, конечно, не так-то просто достать снизу, но на фронте бесы уж если засекали снайпера, то норовили выбить в первую очередь. А у этих поштучная оплата, что ли?

Внизу Факел скомандовал своим бойцам быть наготове. Те нестройным хором рявкнули, что готовы. Как бы их на улице не услышали! Я глянул. Вроде не услышали. Дюжина культистов подобралась к дверям. Один, самый сообразительный, глянул вверх и, заметив меня, навскидку пальнул из пистолета. Я убрался назад. Пуля пробила крышу, с оттуда снова неспешно посыпалась труха. Коричневая взвесь окутала меня, будто облако, и норовила забиться в нос.

— Каждый хватает по ребенку и бегом назад! — командовал внизу чей-то голос.

Это уже был не звероподобный. Тихо скрипнула дверь. Кто-то ахнул. Должно быть, узрел в последний момент своего земного бытия великовозрастного дитятю в алом плаще и с огнеметом в руках. Эдакая живая иллюстрация на тему: спички детям не игрушка! Затем послышалось шипение, которое тотчас потонуло в отчаянных воплях. Выглядывать я не стал. Факел свое дело знал, а попросту наблюдать работу огнемета я не люблю. Изобретение полезное, спору нет, но тот, кто его создавал, похоже, вообще не задумывался об эстетической стороне вопроса.

Культисты, едва увидев это коллективное аутодафе, дали деру. Возницы, вскочив на телеги, мчались первыми, нахлестывая лошадей. Вслед им летели пули и проклятия культистов. Громче всех вопил звероподобный, призывая мерзавцев немедля вернуться. Те даже не оглянулись. Я сориентировался по звуку. Звероподобный прятался в канаве по ту сторону дороги, но не высовывался. Канава, как я помнил, была достаточно глубокой, и там вполне себе можно было передвигаться даже на четвереньках.

Наши кричали: "ура!" и палили по бегущим. Иногда попадали. Я подстрелил троих. Жаль было переводить германские патроны на это отребье, но нам потом еще гнездо штурмовать, а беглецы к тому времени пополнят его гарнизон. Как я подозревал, и без того немаленький.

Отряд Факела высыпал на улицу и погнался за культистами, стреляя на ходу. Инквизитор крикнул, чтобы они остановились. Они остановились, но стрелять не перестали. Когда последний культист скрылся за деревьями, а звероподобный так и не попал в поле моего зрения, я прибрал винтовку в чехол и спустился вниз.

Стрельба смолкла. В приюте никого не было. Дверь стояла нараспашку. За ней стоял препротивнейший запах горелой плоти. Я поспешил закрыть нос рукавом и проскользнуть мимо дымящихся тел. Освященная горючка выгорала особенно жарко и быстро, но, если после нее что-то оставалось, оно могло тлеть еще долго. Здесь кое-что осталось. Прежде чем вернуть сюда приют, придется тут хорошенько прибраться.

Взрослых-то беженцев мертвецы нисколько не беспокоили. Не гоняются за живыми — и ладно! Значит, живые могут пройтись по мертвым. Сторож громко объявил, чтоб всё оружие сдавали ему, а иначе — по законам военного времени. Вон, мол, уже и инквизитор наготове.

Инквизитор в лице Факела стоял на углу приюта и хмуро разглядывал поле боя. Я подошел к нему. Его отряд решительно топал в сторону леса, тогда как остальные ополченцы собирали оружие и проверяли лежащих на земле культистов. Время от времени раздавался одинокий выстрел. Тоже суровые законы военного времени. Хорошо хоть, эти трупы уже не нам с Факелом везти в мертвецкую. Поп бы наверняка проклял.

— Куда ты их услал? — спросил я у Факела, кивком указав на удаляющийся отряд.

Выглядели они вполне уверенно. Один — невысокий мужчина в щегольском охотничьем костюме и шляпе с петушиным пером — шел впереди, выполняя роль разведчика, остальные в рассыпном строю следовали за ним. Все держали оружие наготове.

— Пусть проверят, не спрятался ли кто-то на опушке, — ответил мне инквизитор. — Тревожно мне что-то.

Маловероятно после такого разгрома, но в целом решение разумное. На месте звероподобного я хотя бы разведку выслал.

К нам подошел сторож. Этот, напротив, небрежно нес свою "Веттерли" на плече, и вообще выглядел как Наполеон после Аустерлица. Ему только треуголки не хватало.

— Всыпали мы им знатно, господа! — заявил сторож. — Век помнить будут. Кто убёг, хе-хе!

— А сколько, кстати, убегло? — спокойным тоном осведомился Факел.

— Мы завалили пятьдесят шесть бандитов, — ответил сторож.

В поле бабахнул очередной выстрел.

— Ну, так или иначе, — продолжил сторож. — Тех, которых вы пожгли, я тоже посчитал. Ежели их была сотня, как вы говорили, стало быть, где-то половина разбежалась.

Я надеялся на большее.

— Неплохо, — сказал Факел. — Совсем неплохо.

— И было бы еще лучше, если бы кое-кто не пальнул раньше времени, — проворчал я. — Кстати, не знаете кто бы это мог быть?

— Виноват, — тотчас ответил сторож. — Не приметил.

Не приметил он. Как же! Своих не сдаем и всё такое прочее, а как мы будем штурмовать гнездо с минимумом полусотней стрелков в гарнизоне — об этом пусть у меня с Факелом голова болит. Просто слов нет. Точнее, есть, но все как на подбор из числа неодобряемых цензурой.

— Ладно, — проворчал я. — Вы там потом сами промеж собой разберитесь. Наших-то много полегло?

Сторож меня тотчас заверил, что разберутся непременно, и виновного накажут, но право слово, отбились мы удачно, так чего понапрасну гневаться? С нашей-то стороны всего пятерых убили, да один раненый в голову. Его уже домой отнесли и доктора к нему вызвали. Я только головой покачал.

— Эй! — вдруг рявкнул сторож. — А ну положь ружье!

Босоногий парень, нисколько не похожий на одного из наших ополченцев, возник неподалеку словно бы из-под земли и с той же земли поднял винтовку. Насколько я успел рассмотреть, это была французская "Гра-Кропачек". Старая модель, еще восемьдесят пятого года того века, если не путаю, а всё еще в строю. Ну да простая и надежная, что еще солдату надо? Разве что предохранитель там — полное дерьмо. Зато дешевый. Возможно, потерявший ее культист был из дезертиров.

— Да я только чтобы сдать, — жалобно протянул парень.

Когда он повернул к нам свою разбитую физиономию с фингалом под каждымглазом, я признал в нем того беженца, что рассказывал нам про плотника.

— Вот и сдавай сюда прямо сейчас, — заявил сторож, направляясь к нему.

— А вознаграждение будет? — спросил парень.

Факел демонстративно поправил огнемет. Парень вздохнул и сдал винтовку бесплатно. Еще и подзатыльник впредь на будущее от сторожа огрёб.

— Сейчас соберем оружие и надо немедля атаковать гнездо, — сказал Факел. — Пока культисты не очухались.

— Лучше бы нам дождаться штурмовиков, — ответил я. — Эти орлы нам навоюют, а время еще терпит.

Да и вообще лезть в гнездо без подготовки — форменное самоубийство. У меня такой подготовки не было совсем. Факел, по его словам, тоже имел только теоретические познания. Лучше чем ничего, конечно, но рота обученных штурмовиков была бы сейчас очень кстати.

— Брось, — Факел махнул рукой. — Ну, погорячился кто-то. С кем не бывает? Теперь только яростнее сражаться будет, чтобы промах загладить.

— Со мной — не бывает, — проворчал я; не нравился мне его энтузиазм, в таком состоянии его остановить практически невозможно. — Да и с тобой, насколько я знаю, тоже. А это, — я кивнул в сторону Дубровника. — Ополченцы. У них бывает всё, что угодно.

— Бывает, — подозрительно легко согласился Факел. — Мы в самообороне еще и не такие глупости совершали.

Я хмыкнул. Нет, что самооборонцы могли чудить — нисколько в этом не сомневаюсь. Это ведь были те же ополченцы, только идейные. Но чтобы Факел…

— Я ведь, знаешь ли, тоже не родился инквизитором, — неспешно продолжал он. — До войны я был пекарем.

— Да ладно!

Он умеет удивить, но сейчас просто поразил с разбегу.

— Точно тебе говорю, — сказал Факел, и на его лице появилась мечтательная улыбка; раньше я у него такой ни разу не видел. — Меня в Бресте так и звали: пан Пекарь. Мои булочки весь город покупал. Веришь ли, каждое утро у моей пекарни очередь во всю улицу стояла.

Пожалуй, в это мне было поверить сложнее всего.

— А, кстати, вот сейчас и про штурмовиков узнаем, — уже своим обычным тоном добавил Факел.

Сидевший на вышке стрелок размахивал руками и указывал на дорогу. Из-за поворота вынырнула бричка старосты. Если бы у меня еще оставались запасы удивления, я бы непременно ими воспользовался. Бричкой правил тощий господинчик. И он не просто вернулся. Он гнал так, словно бы врата в ад уже открылись и все тамошние обитатели теперь гнались за ним.

— Спасайтесь! — еще издали закричал господинчик. — Спасайтесь!

Он размахивал какой-то бумагой. Издалека я принял ее за белый флаг. Ополченцы и беженцы оглядывались на него. Факел нахмурился и решительно направился к дороге. Я последовал за ним. Факел поднял руку, приказывая господинчику остановиться. Тот натянул поводья. Лошадка протестующе заржала, но замедлила бег. Факел вышел ей навстречу. Лошадка остановилась, не добежав до инквизитора всего несколько шагов. Господинчик соскочил с брички, и подбежал к нам.

— Демоны! — выкрикнул господинчик еще на бегу. — Идут сюда!

Никаких демонов пока что не было видно, но если он хотел посеять панику, у него получилось. Люди, прекратив сбор трофеев, сбегались со всех сторон.

— Где демоны? — строго спросил Факел.

Вместо ответа господинчик сунул ему в руки бумагу. Факел развернул ее и повернул к свету.

— Что там? — спросил я, подходя ближе.

Тот же вопрос был нарисован на лицах всех без исключения присутствующих.

— Демоны прорвали фронт на Свири, — сказал Факел. — И движутся на Дубровник.

Глава 7

Обычно нечисть наступает медленно. Так-то их основные ударные силы — а это бесы и одержимые, которые по большому счету те же бесы — вполне себе шустрые ребята, но их страсть к мародерству поистине безгранична. Говорят, даже когда демоны лично гонят их вперед, бесы успевают что-нибудь ухватить на бегу. Если же демон не стоит над душой, или что там у них вместо нее, то любое наступление заканчивается там, где есть где развернуться настоящему мародеру.

Грабить они могут что угодно и где угодно, с одинаковой жадностью хватая изысканные драгоценности в графской усадьбе и самодельную игрушку в самой бедной крестьянской избе. Сдается мне, для бесов важен сам процесс, а трофей — это не более чем памятный приз об удачном грабеже.

И всё же их самый любимый трофей — это еда.

До жрачки бесы сами не свои. Если эти поганцы доберутся до припасов, считайте — всё потеряно. Что не сожрут, то перепортят. Что не перепортят, упрут с собой. Костьми лягут, а всё равно потащат. Мы, помнится, как-то раз всей ротой преследовали бесов, которые склад разорили, так каждый из них пёр на себе огромный мешок, за которым самого беса и не было видно. Чтобы пристрелить мерзавца, его надо было вначале догнать, а бегают они быстро даже с грузом за плечами. Я бы даже сказал: особенно с грузом за плечами.

Так что, когда надо, нечисть может быть очень прыткой, а гнездо наверняка относилось к категории "когда очень надо".

В том, что адское воинство поторопится к открытию гнезда, я не сомневался ни мгновения. К сожалению, ополченцы всецело разделяли мою точку зрения и, понятное дело, не желали оказаться на пути у целой армии нечисти. Я, кстати, тоже не хотел. Просто я смотрел вперед дальше, чем на один шаг, а они никак не желали взглянуть даже на один.

— Вы поймите, — втолковывал я нашим ополченцам, пока мы все дружно и очень быстро шагали к городским воротам. — Если мы спалим их логово, у них уже не будет стимула спешить сюда.

— А ежели они захотят поквитаться за логово? — тотчас парировал сторож.

Ополченцы вокруг согласно кивали. Я пытался им объяснить, что месть демонов — всего лишь вероятность. Говоря по-простому, может будет, а может и нет. А вот если не спалить логово, они заявятся сюда однозначно. Стало быть, наши шансы не встретиться с демонами при уничтожении логова заметно возрастают. Сторож на это разумно заметил, что если мы немедля сбежим, то наши шансы будут еще выше. Ополченцы опять же с ним согласились.

Факел молча слушал и сурово хмурился. Я уже начал опасаться, как бы он попросту не реквизировал отряд ополченцев. Закон позволял инквизиции привлекать местные силы, когда своих не хватало. Другое дело, что проку от таких реквизированных обычно было как с козла молока.

Максимум на что они годились — постоять в оцеплении, чтобы никакая мелкая сошка не ускользнула, пока мы ловим крупную дичь. Если же дичь вырывалась на оперативный простор, то оцепление нередко ускользало в первых рядах и это даже хуже, чем если бы их просто не было. Когда ты один, то и полагаешься только на себя, а когда есть прикрытие, то даже если знаешь, что вся эта бравая шушера разбежится при первой же опасности, всё равно где-то глубоко в душе рассчитываешь на них.

— Давайте так, господа инквизиторы, — сказал в итоге сторож. — У нас заглавный — Василь Никанорыч. Скажет выделить вам отряд — будем выкликать охотников. Тут уж сколько соберете. Скажет нет — уж не взыщите.

— Договорились, — тотчас ответил я.

Факел покачал головой, но слово — не воробей, поэтому он только хмурился всю дорогу. Хотя ему и без меня было отчего хмуриться. Тощий господинчик умчался на бричке впереди всех, якобы для доклада старосте, а сам, зараза такая, поднял тревогу по всему городу. Тревога быстро переросла в панику.

Когда наш отряд прошел в ворота, к нам то и дело подбегали местные жители с вопросом: куда им бежать и где прятаться? Я им советовал не паниковать и спокойно подготовиться к эвакуации. С таким же успехом мог просто проорать: спасайся кто может! Люди разбегались с криками, что инквизитор велел собирать вещи! Отряд ополченцев тоже редел прямо на глазах.

К дому старосты мы и вовсе подошли втроем со сторожем. Поднимаясь по лестнице, Факел улучил момент и тихо спросил у меня:

— Думаешь, староста не посмеет отказать инквизиции?

— Думаю, посмеет, — негромко отозвался я. — И уверен, что так будет лучше для всех. Сам же слышал, какие настроения в народе. С таким настроем от них уж точно проку не будет.

Факел ненадолго задумался, затем остановился посреди лестницы.

— Если ты думаешь, что такие бойцы бесполезны для нашей миссии, зачем мы вообще идем к старосте? — спросил он.

На этот вопрос у меня был ответ.

— Затем, что господинчик слишком быстро удрал, и мы не успели спросить, что там с нашими штурмовиками.

— Ах, эти, — отозвался Факел. — Даст Бог, поспеют вовремя.

Могу поспорить, он уже забыл про них.

— Вовремя — это когда? — спросил я. — В той телеграмме вроде ничего про штурмовиков не было…

— Не видел, — уверенно сказал Факел.

Значит, точно не было.

— Ну и как, по-твоему, мы сможем согласовать с ними нашу атаку на гнездо, если даже не знаем, когда они прибывают?

Ну и, разумеется, мы не полезем туда, пока не прибудут штурмовики, но этот аргумент озвучивать моему товарищу бесполезно. Он и на озвученный-то вопрос изобразил недоуменную физиономию, мол, да я и не собирался ничего с ними согласовывать. Как он до сих пор без меня не умер — ума не приложу!

— Так вы идете, господа? — окликнул нас сверху сторож.

Наверняка он был бы рад услышать, что мы передумали. Я сказал, что идем. Сторож вздохнул и затопал по коридору.

В этот раз нас встречала тишина. Печатная машинка, как и раньше, стояла на столике, накрытая чехлом, а вот ее очаровательной хозяйки нигде не было видно. Я начал за нее беспокоиться. Ольга Львовна, конечно, отправилась пешком, но куда раньше господинчика и по короткому маршруту.

Дверь в кабинет старосты была распахнута настежь, и мы зашли. Василий Никанорович сидел за своим столом. Рядом стоял тощий господинчик, всем своим видом изображая: меня тут нет. Он мне даже показался тощее чем обычно. На лице старосты было написано, что доклад о том, что всё пропало, уже состоялся.

— Господи, неужели это правда?! — воскликнул староста, обращаясь почему-то ко мне.

— Если вы про прорыв фронта, то, боюсь, это так, — сказал я. — Профессор Леданков построил у вас на болотах гнездо демонов и они идут на новоселье.

Староста всплеснул руками и воскликнул:

— Ох, да чтоб его черти взяли!

— Уже взяли, — ответил я. — Но проблемы это не решило.

— И что же нам делать? — староста обхватил голову руками, и тотчас вскочил с кресла со словами: — Где-то у меня должен был быть план эвакуации.

Он метнулся к шкафу, на ходу вынимая из-за пазухи ключ.

— А плана обороны города у вас нет? — хмуро спросил Факел.

— От демонов? — переспросил староста, отпирая дверцу, и тотчас ответил: — Такого точно нет. Для этого у нас есть вы, господа.

Судя по тому, с какой лихорадочной поспешностью он перелистывал листы в коричневой папке, которую выдернул из шкафа, в нас староста не слишком-то верил. Факел покачал головой и молча направился к выходу. Тощий господинчик стрельнул взглядом ему вслед и снова уподобился полному отсутствию самого себя.

— Скажите-ка, — быстро обратился я к нему. — Что ответили на мой рапорт?

Господинчик первым делом стрельнул взглядом в сторону старосты. Тому было не до нас.

— Телеграмку вашу я отправил, — шепотом сообщил он. — Получение нам подтвердили, а ответа, извините, не было. Я хотел подождать, но тут пришла эта телеграмка, — он едва заметно кивнул в сторону рабочего стола. — Я должен был немедля сигнализировать.

— Ясно, — отозвался я, тоже непроизвольно понизив голос. — А Ольгу Львовну вы там, часом, не встречали?

Господинчик мотнул головой. Я кивнул и вышел вслед за Факелом. Староста вслух зачитывал пункты плана эвакуации, и с каждым последующим пунктом его голос звучал всё более и более озадаченно. План был написан самым суровым казенным канцеляритом. В нем и профессионалы, бывает, плавают, а уж шансы сбежать у этого Василия Никанорыча и вовсе стремились к абсолютному нулю. По крайней мере, если он собирался следовать плану.

Едва я вышел в коридор, как за окном грохнул выстрел. Сразу за ним — второй. Я одним прыжком оказался у окна. Стреляли где-то в городе, но за домами. Мне отсюда было не видно. Затем с того же направления донеслась забористая брань.

— Ну что там еще? — без всякого интереса в голосе осведомился Факел.

— Стреляли, — ответил я. — На культистов не похоже, но глянем по пути. Про штурмовиков, кстати, пока нет информации.

— Только время попусту потеряли, — тихо проворчал Факел. — Идем, Глаз, у нас есть работа.

Он направился к лестнице. Я еще раз выглянул за окно. По улице туда-сюда сновали люди. Из-за угла дома появилась нагруженная домашним скарбом подвода. Ее тянули две крепких на вид лошади, но даже им было тяжело. Рядом с подводой спокойно шагал один из наших недавних ополченцев с "Манлихером" в руках.

Факела я нагнал уже на крыльце.

— Я надеялся, что они понимают всю важность нашей миссии, — тихо проворчал он.

Инквизитор выглядел откровенно расстроенным.

— Они понимают, что это наша миссия, — ответил я, выделив голосом слово "наша". — Но не бери близко к сердцу. Сообщение ушло в штаб, и штурмовики уже на подходе.

По крайней мере, я очень хотел в это верить. Уж ради гнезда-то в штабе могли бы изыскать резервы, что, в свою очередь, означало, что гнездом займутся специально обученные люди, а нам с Факелом достанется моя любимая роль зрителей. С ней мы и без ополченцев справимся.

Вслух я озвучил только финальную часть плана: "мы справимся". Факел воспрял духом и уверенно согласился, что мы-то наверняка справимся. А вот местное ополчение упустило свой шанс продемонстрировать, каким отличным пополнением для инквизиции они могли бы стать. Сомневаюсь, что кто-то из местных горел желанием стать инквизитором, поэтому тут никто ничего не потерял.

— Эй! — окликнул я ополченца с "Манлихером". — Что за стрельба только что была?!

— Да, так… — он махнул свободной рукой. — Ворон отпугивали. Вон этих.

Из-за угла выглядывали двое беженцев. Один постарше, другой — совсем еще подросток. Возможно, отец с сыном. Хотя как парень зарос, он мог бы сойти и за дочь. Волосы уже по плечи висели. Скоро косички можно будет заплетать. Заметив наше внимание к ним, отец ладонью убрал голову сына за угол. Ополченец погрозил ему кулаком.

— Прямо под дверью караулят, сволочи, — ворчливо пояснил он нам. — Только выйдешь за порог, а они уже готовы дом разграбить.

— Так, может, не оставлять свой дом на разграбление? — спросил Факел.

— А с демонами как быть прикажете? — отозвался ополченец.

— Дать им отпор!

Ополченец покачал головой, потом сказал:

— Вам легко говорить, господин инквизитор, а у меня — семья.

Он мотнул головой назад. За подводой шагала дородная женщина в цветастом платье. Была она раза в два покрупнее нашего ополченца, и выглядела такой могучей, что если бы кого и вербовать в наш отряд, то лучше ее. Но она бы точно не согласилась. Женщина вела за руки двоих детей, а с ними, понятное дело, какая уж тут война. Женщина хмуро глянула на нас, и они побрели дальше. Мы — тоже.

Беженцы за углом начали медленно отступать по улице.

— Сунетесь в дом — убью! — крикнул им вслед ополченец.

Беженцы дружно замотали головами. Мол, даже и не думали. Хотя какое там не думали. У обоих на лице было буквально написано, что уже нацелились с визитом в освободившееся жилье.

— Да ладно вам, — сказал я ополченцу. — Всё равно потом бесы разграбят.

— А если вы всё-таки отобьетесь? — отозвался тот.

Ну да, своя логика в его словах была. Не скажу, что она мне нравилась, но я их понимал и даже не переживал, что потенциальное подкрепление разбегалось на глазах. А оно действительно разбегалось.

Аналогичную картину мы наблюдали по всему городу. Горожане спешно грузились у кого на что было, а вокруг сновали беженцы, предлагая небескорыстную помощь и присматриваясь к тому, что оставалось. Горожанам это не нравилось. Кое-где постреливали. По счастью, палили только в воздух, для острастки, сопровождая выстрелы бранью и угрозами, но, сдается мне, стоило какому-нибудь олуху позволить себе лишнее, и пошла бы потеха.

— Надеюсь, приютские в этот бардак не полезут, — тихо заметил я.

— Вряд ли, — отозвался Факел. — Сестра Анна — девица разумная, она не позволит своим подопечным влезть между двух огней.

Слово "девица" он произносил на старомодный манер, с ударением на "е". Я несколько шагов размышлял над тем, кто тут второй огонь, потом вспомнил, что беженцы и между собой не слишком ладили. Мимо, слегка пошатываясь, прошел босоногий парень. Выглядел он так, словно бы его недавно опять хорошо побили, что, впрочем, не мешало ему алчно заглядывать в окна домов. Горожане зло поглядывали в его сторону.

— Ну и куда они торопятся? — тихо спросил я сам себя. — Подождали бы, пока все разъедутся, и грабили бы. Эй, приятель!

Я махнул рукой босоногому. Тот испуганно оглянулся на меня, одновременно втягивая голову в плечи, и со всех ног рванул прочь. Только пятки сверкали.

— Думаешь, культист? — спросил Факел, пристально глядя вслед парню.

Он с разбегу сбил с ног какого-то мужчину, и тот разразился длиннющей бранной тирадой в адрес беглеца. Парень даже не оглянулся.

— Да нет, — ответил я. — Просто хотел спросить, куда все так торопятся. До фронта полсотни километров. Вряд ли нечисть быстро пробежит их по бездорожью.

— А это смотря какая, — невозмутимо ответил Факел, указывая рукой вперед и вверх.

Под облаками стремительно и беззвучно скользил косяк крылатых существ, и это точно были не птицы.

— Да чтоб мне лопнуть! — воскликнул я. — Горгульи!

Как же я мог про них забыть?! А ведь они единственные, кто точно успевал прибыть к запуску гнезда.

Позади нас тревожно зазвонил колокол. В небесах горгульи одна за другой ложились на крыло и устремлялись вниз. Люди заметались. Я вынул винтовку из чехла. Факел проворчал, что опять на ерунду время тратим, и запалил горелку на огнемете.

Навскидку я насчитал двадцать пять горгулий. Это были твари, так сказать, старого образца — с когтистыми задними лапами и широкими крыльями. Не такие маневренные, как новые "змеи". Это хорошо. Я быстро поймал в прицел одну из тварей и открыл счет.

Горгулья грохнулась на крышу дома и скатилась с нее на улицу. В длину, если не считать хвоста, она была всего метра полтора. Темно-серая шкура со множеством шрамов издалека казалась каменной. Собственно, она и по прочности не сильно уступала камню. Горгулью надо бить или в голову, или по крыльям. Пуля в крыло ее, конечно, не убьет, но на земле горгулья — боец посредственный. Немногим лучше живого мертвеца.

Как и следовало ожидать, первый успех воодушевил горожан. Началась пальба. Клин горгулий распался. Твари заметались в воздухе. Одна удачно словила пулю и с разгону влетела в крышу. Пропахав остроклювой мордой борозду в черепице, она доехала до самого края и там остановилась. Еще одной прострелили крылья. Она неуклюже спланировала на главную улицу, где сразу оказалась в кольце вооруженных горожан.

— В голову бейте! — крикнул я.

Голова у этой горгульи была баранья, с витыми рогами, но совершенно лысая. На нее обрушился град булыжников. Где нашли-то? У них же мостовые деревянные. Затем в ход пошли палки и приклады. Стрелять горожане опасались, чтобы не попасть по своим. В такой толчее было бы и не мудрено. Горгулья шипела по-змеиному, только гораздо громче, и отбивалась лапами. По лапам ей тоже попадало.

Сверху спикировала еще одна тварь. Эта, судя по формам, была женского пола и с головой, похожей на лисью. Башка у нее была тоже, разумеется, серая и лысая, словно бы вырезанная из камня, хотя и с таким тщанием, что каждая прядка "волос" была видна. Я прицелился в лисоголовую, однако она вовремя заметила опасность и метнулась в сторону. Получилось у нее не так грациозно, как это исполняли змеи, но ей помогла крыша. Горгулья скрылась за печной трубой.

— Чтоб тебя… — тихо прошипел я, отступая к стене.

Горгулья с бараньей головой продолжала шипеть, призывая на помощь. Лисоголовая высунулась, тотчас нашла меня взглядом и убралась обратно. Я двинулся вперед. Факел уже влез в драку. Растолкав горожан, он жахнул по бараньеголовой из огнемета. Горгулья забилась, оглашая воздух жалобным шипением.

— Гори, тварь! — радостно закричали горожане.

Я следил за крышей. Рассчитывал, что лисоголовая высунется, но она лишь злобно шипела из-за трубы. Затем я заметил, как ее силуэт метнулся прочь. Я перебежал на угол. Горгулья оторвалась от стены. Вниз осыпалась штукатурка. Лисоголовая нырнула следом, перепугав женщину с узелком в руках, и, взмыв над самой землей, помчалась прочь над улицей. Я вскинул винтовку к плечу. Лисоголовая нырнула за угол.

— Глаз, подожди! — раздался за спиной крик Факела.

Инквизитор топал ко мне. На мостовой за его спиной догорала горгулья. Ополченцы палили по ее собратьям — или сосестрам? — которые носились в воздухе. Горожане под их прикрытием тащили свои пожитки. Беженцы ловко подхватывали то, что они потеряли, и уносились прочь со скоростью, которая составила бы честь даже "змеям".

— Здесь и без нас справятся, — сказал Факел, подходя ближе.

Выглядело так, что да. Над проулком подстрелили еще одну горгулью. Та съехала вниз по стене. У этой стены ее и расстреляли. Я даже не успел разглядеть, какая там голова. Сторож из своей бабахалки выстрелил в нее практически в упор. Кровавые ошметки забрызгали всю стену и самого сторожа. Бранясь на чем свет стоит, он теперь стряхивал их с себя.

— Похоже на то, — согласился я с Факелом. — Но тогда какого лешего горгульи не улетают? Они же не тупые. Должны видеть, что здесь им ничего не светит.

— Должны, — сказал Факел, оглядываясь по сторонам.

Горгулья спикировала на семью горожан, груженую пожитками. Ополченцы открыли огонь. Тварь торопливо взмыла под облака. Левое крыло у нее плохо двигалось, и пристрелить ее не составило никакого труда. Горгулья рухнул на главную улицу, чуть не накрыв собой Василия Никаноровича. Староста как раз проезжал на своей бричке по главной улице, размахивая красной папкой и призывая горожан организованно и без паники уносить ноги.

— Тогда здесь что-то не так, — сказал я.

Факел пожал плечами. По большому счету, налет адских тварей на город — уже основание утверждать, будто здесь что-то не так. Но было и что-то еще. Горгульи определенно что-то высматривали. Будь их целью жители Дубровника — здесь было бы куда больше трупов. Два десятка этих тварей вполне способны задать жару даже военным.

По улице в нашу сторону бежала семья горожан. Женщина толкала перед собой груженую доверху тачку и тянула за собой мальчонку лет десяти. От них на несколько шагов отставал мужчина. Он сгибался под тяжестью огромного мешка — его и самого туда без особого труда можно было упаковать — и то и дело покрикивал:

— Шевелись! Шевелись!

Хотя шевелиться следовало бы, скорее, ему. Впрочем, возможно, он сам себя и подбадривал. Сверху упала темно-серая горгулья с вороньим клювом. Она сшибла с ног женщину и схватила мальчишку. Взмахнув крыльями, горгулья рванула вверх. Я вскинул винтовку.

— Не стреляйте! — закричал мужчина. — Там мой сын!

— Вижу, — отозвался я, пытаясь поймать голову горгульи в прицел.

Тварь прижимала мальчишку к груди. Тот вырывался и отчаянно размахивал руками. Мужчина бросил мешок и помчался ко мне, размахивая руками. Факел глянул на меня, и решительно шагнул ему навстречу. Как потом выяснилось, инквизитор перехватил мужчину на полпути, и без лишних сантиментов дал ему по голове. Не вырубил, но потом мужчина уходил, сильно пошатываясь.

Тогда мне было не до него. Горгулья дергалась туда-сюда. Я сделал поправку на ветер, расстояние и всё, что только вспомнил за одну секунду, потом взял прицел чуть выше. Горгулья на миг застыла в воздухе между двух крыш. Наверное, решала куда лучше метнуться. Я задержал дыхание и плавно спустил курок.

Пуля прилетела горгулье в лоб. Череп выдержал. Тварь громко зашипела, и выпустила мальчишку. Тот с воплем полетел вниз. Горгулья, не дожидаясь второй пули, метнулась прочь. Факел успел поймать мальчишку у самой земли. Затем вернул его матери и заодно узнал, что она думает о горе-спасателях вроде нас. Мнение было не лестным. Конечно, если бы горгулья унесла парнишку в гнездо, падение с высоты второго этажа показалось бы сущим пустяком, но объяснять всё это разгневанной матери времени не было.

— Факел, я знаю зачем они здесь! — крикнул я. — Им нужны дети. Для гнезда.

— Все приютские в церкви, — отозвался Факел.

Я рванул туда. За моей спиной Факел громко откомандовал:

— Уберите всех детей с улиц!

— Куда?! — крикнул кто-то.

Факел ответил резковато, но доходчиво. Приказ мигом разлетелся по городу, перемежаемый звуками выстрелов и всё тем же вопросом: а куда бежать-то? Я на ходу посоветовал одной семье с двумя детьми вернуться домой. Глава семьи озадаченно посмотрел на меня, на летающих тварей, в проулок — где, видимо, остался дом — и, почесав в затылке, повел семью дальше.

Из того, что я успел заметить, в домах пытались укрыться разве что беженцы, да и тех тотчас вышвыривали обратно. Впрочем, горгульи, похоже, искали конкретных детей. И было еще более похоже, что они их нашли. Штук пять уже кружили над новой церковью. Остальные подтягивались к ней. Те ополченцы, что еще не разбежались, палили по ним. Горгульи с привычной ловкостью уворачивались.

Затем огонь заметно усилился. Я даже на какое-то время подумал, что горожане передумали разбегаться и решились-таки дать бой. Потом оказалось, что это вернулись те охотники, которых Факел услал в лес на разведку.

— В лесу никого, — сообщил один из них на бегу. — Все разбежались. Телеги на опушке бросили.

У него на шляпе красовалось яркое перо. Развернувшись, он скомандовал своим товарищам:

— Стреляй!

Охотники дружно вскинули ружья. Грянул залп. Светло-серая горгулья с угловатыми контурами крыльев резко дернулась, и влетела мордой в окно на колокольне. Гулко звякнул колокол. Затем горгулья задом выдвинулась обратно, и рухнула вниз. Из окна высунулся поп и погрозил ей вслед крестом. Горгулья шмякнулась во двор. Остальные твари злобно зашипели. Охотники побежали дальше.

— Прикройте нас здесь! — попросил я, махнув рукой в сторону главного входа.

— Только вы быстро, нам еще семьи собирать, — отозвался охотник с пером.

Стало быть, тоже нацелились сбежать. Но сейчас, по крайней мере, дружно изготовились к стрельбе, заставив горгулий убраться повыше. Поп с колокольни погрозил им кулаком.

Я взбежал на крыльцо. Дверь оказалась заперта, но тотчас по ту сторону лязгнул засов, и она приоткрылась.

— Заходите скорее, господа, — раздался голос.

Дверь открыл тощий господинчик. В правой руке он держал наган. С его тощей комплекцией пистолет казался просто здоровенным.

— А вы что здесь делаете? — удивленно спросил я.

По моим представлениям господинчик должен был быть уже на полпути к станции.

— На улице сейчас небезопасно, — отозвался тот.

С этим сложно было не согласиться.

— Приютские где? — спросил я, окидывая взглядом помещение.

Вход в мертвецкую располагался с другой стороны здания, и тут я раньше не бывал. Комната была небольшая и пустая. Пара высоких узких окон превращали ее в отличную позицию для обороны.

— В главном зале, — ответил господинчик.

Я кивнул и выглянул в левое окно. Из него было видно крыльцо, площадь перед входом и главную улицу. На улице наши охотники убивали очередную горгулью. Она скакала прочь, волоча за собой пробитое крыло. Другие твари стремительно проносились над головами охотников, но особо не рисковали. Только когда один слишком отстал от других, две горгульи подхватили его и вознесли вверх, где и разорвали.

Факел зашел в дверь, и господинчик тотчас запер ее за нами на засов. Засов выглядел прочным, да и дверь не подкачала. От одних горгулий тут, пожалуй, можно было бы и отбиться, даже если к ним прибудет подкрепление, а в том, что оно уже в пути — я нисколько не сомневался. Однако за горгульями последуют твари и пострашнее.

— Надо увести отсюда приютских, — сказал я. — Но так, чтобы горгульи не заметили.

— Это будет непросто, господа инквизиторы, — заметил господинчик. — Эти леталки так и шныряют туда-сюда.

— Здесь дети будут в безопасности, — сказал Факел, окидывая наметанным глазом каменные стены.

— Пока не придут демоны, — ответил я.

Господинчик поежился.

— Спалим гнездо, не придут, — уверенно заявил Факел.

— Если спалим, — уточнил я.

— Мы справимся, Глаз.

В голосе моего товарища сквозила непоколебимая уверенность, которую я вовсе не разделял. Да и вообще не чувствовал в себе должной свирепости, чтобы спалить ко всем чертям гнездо, в которое горгульи натащат детей.

— И всё-таки лучше бы убрать их отсюда, — сказал я.

— Кого и куда вы собираетесь убирать? — раздался голос сестры Анны.

Она вышла из дверей, и прикрыла их за собой. Я только успел приметить по ту сторону пару любопытствующих мордашек.

— Глаз предлагает убрать приют из опасной зоны, сестра, — проинформировал ее Факел.

— Дельное предложение, — отозвалась сестра Анна.

— Ох, а я уж надеялся, что вы пришли забрать своих культистов, — громко проворчал поп, появляясь из бокового прохода. — Мне в мертвецкой для приличных людей надо как-то место освободить.

— Вначале позаботимся о живых, — отозвался я.

— А что с живыми? — поп оглянулся на сестру Анну. — Пригреты, накормлены, крыша какая-никакая над головой.

Монахиня торопливо забормотала слова благодарности. Я кратко обрисовал свои опасения по поводу горгулий. Факел добавил, что пока что опасения только теоретические. Местные ополченцы на площади весьма эффективно отбивали нападение летающих тварей.

— Это пока они не разбежались, — сказал я. — И пока к горгульям не подоспело подкрепление.

Все, кроме Факела, непроизвольно оглянулись на окна. На улице по-прежнему гремели выстрелы, кричали люди и шипели горгульи. Последние крутились совсем рядом. Одна даже промелькнула за окном, заглянув внутрь, и умчалась прочь еще до того, как я успел вскинуть винтовку. Хотя она, скорее, испугалась Факела. Инквизитор шагнул к окну, поднимая раструб огнемета.

— Давайте не будем дожидаться, пока они заявятся сюда, — поспешно предложила сестра Анна.

— Но вы же не предлагаете выйти к ним туда? — с такой же поспешностью вопросил господинчик.

Тревоги в его голосе было еще побольше, чем у сестры Анны.

— Нет, — сказал я. — Помнится, в первый год войны все церкви были объявлены убежищами, а из убежища должен быть запасной выход.

Я оглянулся на попа. Тот неуверенно кивнул.

— Было дело, — произнес он, задумчиво поглаживая бородку. — Ход подземный наши солдатики прорыли. Вот только было это пять лет назад, и с тех пор никто за тем ходом не следил. При входе у меня соленья стоят, а что там дальше — один Господь ведает.

— Ему можно довериться, — сказал Факел.

— А куда ведет ход? — спросил я.

— В лес, — уверенно ответил поп, и уже менее уверенно добавил: — Но куда именно, я не знаю. Карта где-то была, но не уверен, что сыщу.

— Сориентируемся на месте, — сказал я.

— Так я пошла собирать своих? — спросила сестра Анна.

Я выглянул за окно и сказал, что давно пора. Горгульи оттесняли наших охотников от церкви. Франт в шляпе с пером с нетерпением поглядывал в нашу сторону. Я высунул руку в окно и махнул ему: мол, уходите отсюда. Он не заставил себя уговаривать.

Короткая команда, и охотники шустро попятились, стреляя на ходу. Горгульи налетали на них. Одна словила выстрел в упор и украсила своим трупом узенький газончик. Сочного василькового цвета, она отлично смотрелась на зеленом. Особенно дохлая. Другие твари усвоили урок и больше обозначали атаку, чем на самом деле пытались кого-то достать, но обозначали достаточно убедительно. Охотники чуть ли не бежали.

А в небе из-под облаков появился второй клин горгулий. Этих было порядка полусотни и они сходу нацелились на церковь.

— Уходим, — сказал я. — Немедленно.

Сестра Анна молнией метнулась за главную дверь. Я услышал хлопок в ладоши, и ее звонкий голос приказал собираться. Факел глянул за окно, нахмурился и кивнул. С огнеметом на этой позиции он был задал тварям жару, но в конце концов его бы банально задавили числом, и он это понимал.

— Проход там, — поп указал рукой направление.

Как оказалось, вход в подземелье был замаскирован под настоящий полуподвал с ларем для картошки, полками для солений и свисающими с потолка гирляндами лука. Поп ухватился за полку у дальней стены и дернул на себя. Вся стена едва заметно вздрогнула. Факел взялся рядом и дело пошло веселее. Стена отъехала в сторону, открывая темный проход.

— В общем, вот он, — сказал поп, махнув рукой в темноту.

— Мы готовы, — объявила сестра Анна.

Поп пошарил на полках и нашел фонарь. В воздухе запахло керосином. Буквально. Чиркнув спичкой, поп запалил фонарь и протянул мне со словами:

— Возьмите. Пригодится. В комплекте, так сказать, шел.

— А вы что же? — спросил я.

— Да мне храм не на кого оставить, — ворчливо отозвался поп. — Буду отсюда за вас молиться. Авось, поможет.

— Не самое разумное решение, — честно сказал я.

Поп развел руками и изобразил лицом: уж какое есть.

— Пока церковь не пустует, это отвлечет на нее горгулий, — прагматично заметил Факел.

— Вот! — заявил поп тоном "а я что говорю!"

Спорить я не стал. Это действительно могло нам помочь. Ему — вряд ли, но это был его выбор.

— Мы готовы, — донесся сверху голос сестры Анны. — Где вы?

— Здесь! — отозвался я. — Поспешите.

— Ты иди первым, — сказал мне Факел. — А я сзади прикрою, если понадобится.

— Надеюсь, не понадобится.

Я заглянул в ход. Это был узкий тоннель, обшитый досками. Бревна подпирали низкий потолок. Чтобы пройти, мне пришлось наклонить голову. За вторым бревном меня нагнала сестра Анна.

— Господин Глаз, — тихо окликнула она, поравнявшись со мной. — Надеюсь, вы знаете, куда мы идем.

— Конечно, знаю, — с легким сердцем соврал я, быстро шагая вперед. — У меня всё распланировано. Не беспокойтесь.

— Я стараюсь, — отозвалась сестра Анна. — Но у меня же… Ой!

— Где?!

Я остановился, вскинув винтовку. Держать ее вместе с фонарем оказалось неудобно. Сестра Анна дрожащим пальцем указала вперед. Поперек прохода сидела крыса. Она была серая, толстая и совершенно непохожая на порождение ада. Я выдохнул.

— Брысь!

На мордочке крысы отчетливо читалось: приятель, вообще-то это я тут дома, а ты — в гостях, но, когда у гостя в руках оружие, с ним не больно-то поспоришь. Встав на четыре лапы, крыса с достоинством удалилась в дыру в стене. Я отдал фонарь монахине и мы двинулись дальше.

Крысы нам попадались еще несколько раз, но все они благоразумно убирались с нашего пути. Дети, кстати, их совсем не боялись, в отличие от их предводительницы. Кто-то из мальчишек даже предлагал поймать пару штучек — всё ж таки мясо, но нам было не до того. Земля содрогнулась, и с потолка осыпалась пыль.

Не знаю, что там рвануло, но задерживаться тут явно не стоило. "Тут" по моим прикидкам было — под дорогой. Дальше ход начал подниматься. Очень кстати! Под ногами захлюпала вода. Я прибавил шагу, и вскоре уперся в толстенную деревянную дверь.

Снаружи на нее для маскировки подложили слой дерна. Я его едва с места сдвинул, да и то лишь когда уперся в дверь плечом и навалился со всей силы. Когда обозначилась щель и в нее хлынул солнечный свет, я замер, прислушиваясь.

Над головой встревоженно перекрикивались птицы. Вдали гремели выстрелы. На секунду их перекрыл грохот разрыва, затем снова началась стрельба. Я понадеялся, что это подоспели штурмовики, но потом выяснилось, что в Дубровнике был запас динамита и кто-то придумал задействовать его против горгулий. Кстати, успешно. Горгульи решили не связываться с сумасшедшими, и караван беглецов из Дубровника благополучно добрался до станции.

Оттолкнув дверь, я выбрался наружу и первым делом глубоко вдохнул, только сейчас осознав, какой же затхлый воздух был в подземелье. Вокруг стоял лес. Кроны деревьев закрывали небо и, соответственно, нас от взглядов сверху.

— Вылезайте, — скомандовал я.

— Дети! За мной! — продублировала команду сестра Анна.

Я подал ей руку. Она не отказалась от помощи, но, едва выбравшись, поспешно отняла ладонь. За ней начали вылезать дети. Сестра Анна пересчитывала их, но не в числах, а называя каждого по имени. Я не запоминал. Затем выполз тощий господинчик. Теперь у него в руках был саквояж. Последним буквально продрался Факел.

Пока он, громко ворча, отряхивался и приводил в порядок амуницию, дети сориентировались раньше меня.

— Вон там наш приют, — говорил один, указывая в одну сторону.

— А станция там, — отвечал другой, показывая направление.

Я спросил, где тропинка до станции, и сразу дюжина рук указала мне направление. Туда мы и двинулись. Я то и дело поглядывал вверх. Пару раз в просветах мелькали горгульи, но они пролетали так быстро, что вряд ли успевали что-либо разглядеть в море зелени под ними. Тем не менее мы с сестрой Анной следили, чтобы дети всё время оставались под прикрытием листвы. Когда началось болото, пришлось рассредоточиться и перебегать от дерева к дереву.

— Дальше вы дойдете сами, — сказал Факел монахине. — У нас с Глазом срочное дело.

На самом деле, не такое уж и срочное. Порядка четырех часов в запасе.

— Я присмотрю за ними, — пообещал тощий господинчик.

— Вы? — удивленно спросил я.

Вместо ответа господинчик открыл саквояж и продемонстрировал мне лежащий там наган. В саквояже револьвер уже не казался таким здоровенным. Я оглянулся на Факела. Инквизитор смерил господинчика внимательным взглядом — тот даже поежился — и строго спросил, умеет ли тот пользоваться оружием. Господинчик заверил нас, что упражнялся на стрельбище в полном соответствии с законом об обязательной военной подготовке государственных служащих. Его результаты были признаны удовлетворительными. Для такой оценки было достаточно никого ненароком не застрелить.

— Хорошо, я полагаюсь на тебя, — сказал Факел господинчику, сопроводив свои слова особенно строгим взглядом.

Мол, только попробуй не оправдать оказанное тебе доверие. В моем взгляде было одно сомнение. Нет, в людях Факел разбирался, но еще он в них верил. Во взгляде сестры Анны я заметил аналогичное сомнение, однако вслух она лишь сказала:

— Берегите себя, господа инквизиторы.

— Вы тоже, — ответил я. — Держитесь тропинки, но на нее не выходите. Идите справа от нее. Там посуше. И смотрите за небом в оба! Дойдете до станции, укройтесь на телеграфе.

— Вы не волнуйтесь за нас, господин Глаз, — ответила сестра Анна. — Нам не впервой удирать.

Да, это немного успокаивало. Под облаками промелькнула пара горгулий. Насколько я успел разглядеть, это уже были новые змеи. Они умчались в ту сторону, где стояло гнездо.

Глава 8

Горгульи — самые, пожалуй, мерзкие существа из всех адских тварей. Их даже остальная нечисть ненавидит.

Сам видел на фронте, как их бесы гоняли. Хотя, по большому счету, тех можно понять. Бесы всё-таки сражались, пробивались к цели, а в самый последний момент с неба падали горгульи, хватали всё самое вкусное и уносились в небеса. Бесы по ним даже стреляли иногда. Конечно, глупо было бы ожидать от адских тварей рыцарского поведения, но тут, видимо, был совсем уж перебор даже по их адским законам.

Кое-кто у нас поговаривал на этой почве, что, мол, неплохо было бы договориться с горгульями и переманить их на нашу сторону. Враг моего врага и всё такое. Только, как говаривал по похожему случаю ныне покойный отец Кондрат:

— Упаси нас, Боже, от таких друзей, а с врагами мы и сами управимся.

Спору нет, разведчики из горгулий отменные. Они быстрые, зоркие и способны задать врагам взбучку, если до боя дойдет. Стало быть, могут и диверсии устраивать. Да они и устраивали их с завидной регулярностью. А вот соседей таких врагу не пожелаешь. Есть, увы, такой опыт в южных анклавах. Эвакуироваться оттуда через полконтинента нет никакой возможности, вот и приходится людям выживать по соседству с нечистью.

Так вот, соседи из горгулий тоже самые худшие. То, что они тырят всё, что не приколочено — это полбеды. Этим вся нечисть грешит. Однако горгульи вынуждены уносить трофеи по воздуху и, возможно, именно поэтому всегда нацеливаются на то, что поценнее и что легче унести. Например, детей.

На самом деле, у горгулий всего одна цель — набить свое брюхо. Чем, или кем, для них не так и важно. Лишь бы побольше да повкуснее. На их демонический вкус, конечно. Могут за ночь целый сад обожрать, переломав все ветки и загадив всё вокруг, а могут украсть пару детей из деревни и поужинать ими прямо в воздухе над деревней.

Ну и за каким бесом нужны такие союзнички?

Мы с Факелом быстро шли по кромке болота. Я поглядывал вверх и по сторонам. Он целеустремленно смотрел только вперед. Впереди не было ничего интересного, тогда как в небесах кое-что происходило.

По левую руку от нас из-за деревьев взмыли в небо две горгульи. Это были твари старого образца, да и вообще выглядели основательно потертыми. У одной на голове была копна седых волос. Свои волосы у горгулий вроде бы не росли, но иногда они украшали себя, так сказать, трофейными. Затем туда же нырнул ярко-розовый змей. Я успел приметить у него красный гребень вдоль спины. Спустя минуту он вынырнул обратно и умчался в направлении гнезда.

— Факел, — негромко сказал я. — Там что-то интересное.

Инквизитор посмотрел, куда я показывал, и ответил:

— Гнездо правее.

— Знаю. Но горгульи носятся оттуда в гнездо. Не просто же так.

— Потом проверим, что там, — равнодушно бросил Факел.

— Вообще-то, нам и сейчас по дороге, — сказал я. — Много времени не займет, а глянуть — стоит. Вдруг у них там филиал гнезда. Или там, наконец-то, высадились штурмовики и горгульи это проведали. Тогда нашим не помешает знать, что их могут обойти с тыла.

Будь там армейцы, они бы непременно оставили часового в месте высадки, но штурмовики, как и мой напарник, смотрят только вперед. Факел остановился и уставился на меня. Его кустистые брови сошлись домиком, уподобляя инквизитора насупленному филину.

— Знаешь, Глаз, — сказал он, слегка растягивая слова. — Если бы я не знал, что ты настоящий герой, я бы подумал, что ты просто хочешь сбежать.

Как я уже говорил, в проницательности ему не откажешь.

— Вообще-то хочу, — честно сказал я. — Но людей же не бросишь.

— Слова настоящего героя, — ответил Факел. — А не того, кто ищет личной славы.

Опять он засвое!

— Факел, — сказал я. — Посмотри правде в глаза. Нас двоих слишком мало для штурма гнезда. Для успеха нам позарез нужны штурмовики.

— Мы же их вызвали! — перебил меня Факел.

— И теперь нам надо их прикрыть, чтобы вместе ударить по гнезду. Потому что вместе у нас будет больше шансов на успех.

Взгляд Факела просветлел.

— Я знал, что ты болеешь за дело, — заявил он; хотя по глазам его было видно, что червячок сомнений всё еще гложет изнутри. — Но ты зря сомневаешься в наших силах. Господь пошлет нам всё, что необходимо для успеха.

— Хм… А ты можешь допустить мысль, что Он уже послал тебе благоразумного напарника?

Факел громко хмыкнул и широко улыбнулся. Похоже, в таком ракурсе он наше сотрудничество не рассматривал. Но рассмотрел.

— Хорошо, — сказал Факел. — Давай, как ты говоришь, проверим, что там. В твое чутье я верю, но, если ты ошибаешься, доверимся моему. А оно говорит, что надо поспешить к гнезду. Мы и так уже много времени потеряли.

— Договорились, — ответил я.

Какое-то сомнение в его взгляде так и осталось, но если он принял решение, то уже следовал ему без колебаний. Хотя по дороге всё же как-то странно поглядывал в мою сторону. Не разочарованно, а скорее, внимательно. Мол, что ты, Глаз, еще затеял? А я всего лишь затеял остаться в живых.

Впрочем, на тот момент всё выглядело достаточно безмятежно. Пролетавшие мимо горгульи еще пару раз ныряли вниз в том же месте, прежде чем мчаться дальше, но в небе над ним не патрулировали, а без серьезной охраны и объект должен был быть так себе. Я уже всерьез высматривал дирижабль штурмовиков, однако безрезультатно. Зато на сей раз повезло Факелу.

— Вот-те раз! — негромко воскликнул он.

На земле стояли женские сапожки. Стояли аккуратно, словно бы хозяйка сняла их и аккуратно поставила перед кустиком черники. Самой хозяйки нигде не наблюдалось. А увидеть бы хотелось. Это были сапожки Ольги Львовны.

— Думаешь, горгульи женщину похитили? — спросил Факел, окидывая взглядом лес вокруг нас.

— Сомневаюсь, — отозвался я, делая то же самое. — Слишком аккуратно они стоят. Если бы их сбросили… А погляди-ка туда!

Шагах в пятидесяти от нас на кустах висело черное платье. Держа оружие наготове, мы с Факелом приблизились. Платье было аккуратно расправлено и развешено на нескольких ветках. Я провел по нему рукой. Следов крови не было. Дыр или порезов — тоже.

— Это ведь платье Ольги Львовны, — тихо сказал Факел. — Не нравится мне это.

А уж мне как не нравилось. Если мысленно провести линию от сапожек к платью, то она указывала аккурат туда, куда ныряли горгульи.

Разглядеть что-либо в том направлении мешал кустарник.

— Я пройду прямо, — тихо сказал я. — А ты обходи по краю, вон там, — я указал рукой, где кусты росли заметно реже. — И Бога ради, постарайся не шуметь. Здесь что-то нечисто.

Последнего я мог бы и не говорить. Это было слишком очевидно. Факел заверил меня, что он будет тих как мышь. Мышка из инквизитора получилась, прямо скажем, так себе, но, если повезет, сойдет за мишку. А если не повезет, то с его огнеметом еще неизвестно, кому не повезет больше. Главное, успеть до этого момента вытащить Ольгу Львовну.

С этой мыслью я быстро зашагал вперед. Отдельные элементы наряда Ольги Львовны, аккуратно развешанные на нижних ветках, подсказывали, что я на верном пути. В какой-то момент я испугался, что иду прямиком в засаду, однако в таком случае тот, кто ее расставил, должен был бы быть настоящим провидцем. Мы ведь и сами не знали, что свернем сюда, и даже заметив горгулий, могли свернуть раньше или позже, и прошли бы мимо этой выставки женской одежды.

Впереди обозначился просвет. Я поднырнул под развесистой веткой, и моему взору предстала небольшая полянка. В солнечный день она была бы залита светом, а сейчас лишь им озарена. Посреди полянки торчал из земли огромный пень. Ровный срез и торчащий вверх кусок коры делали его похожим на эдакий лесной трон.

На троне восседала Ольга Львовна. Абсолютно без одежды и без волос. Зато теперь у нее были крылья. Увы, крылья были не ангельские. Пепельного цвета, кожистые, с тонкими перепонками — они отлично подошли бы гигантской летучей мыши. Или горгулье.

Глаза барышни были закрыты. В небесах ни единой горгульи не наблюдалось. Насколько, конечно, можно было пронаблюдать. Тучи плыли так низко, что едва за макушки деревьев не цеплялись. Я рискнул прокрасться вперед.

Кожа барышни буквально на глазах наливалась тьмой. Она уже обрела тот же пепельный цвет, что и крылья, но не остановилась на достигнутом и темнела дальше. Плечи барышни стали цвета эбенового дерева, и тускло поблескивали, хотя сегодня вроде и солнца толком не было. Поверх кожи проступали тонкие шрамы, делая ее еще больше похожей на камень. Я слышал от Факела и других инквизиторов, что иногда одержимые обращались очень быстро — особенно когда страсти захватывали какого-нибудь особенно безвольного бедолагу — но чтобы вот так, прямо на глазах…

Справа в кустах хрустнула ветка. Барышня распахнула глаза. Глаза у нее по-прежнему были голубые. Как небеса, от которых она отвернулась.

— Здравствуйте, господин Глаз, — произнесла барышня с улыбкой.

— Или мне следует называть вас господин Марков? — уточнила она чуть более шипящим голосом.

— Лучше Глаз, — сказал я, выходя на полянку. — Я успел привыкнуть к этому прозвищу.

— Привычки делают вас уязвимым, — сообщила барышня шипящим голосом. — Особенно когда о них знает враг.

— Разве мы уже враги? — спросил я, делая еще шаг вперед.

Ольга Львовна помотала головой. На ее свежей лысине я заметил татуировку. Она была белого цвета и теперь отчетливо проступала на новой коже барышни. Татуировка изображала женщину, запутавшуюся в паутине. Что ж, к нынешнему состоянию Ольги Львовны она подходила в самый раз.

— Вовсе нет, — ответила барышня с улыбкой.

— Вы ведь не собираетесь меня схватить? — добавила она шипящим тоном.

Собственно, именно это я и планировал.

— А у меня получится? — спросил я, делая еще шаг.

Барышня снова помотала головой, после чего на два голоса заверила меня, что не стоит даже пытаться. В обоих голосах звучала полная уверенность. Ну что ж, нет так нет. Был у меня еще один козырь в рукаве. Точнее, в кармане. Делая следующий шаг, я прикинул, как бы половчее разыграть его. Так ли, эдак, а мне всё равно надо было подобраться поближе.

— Что ж вы, Ольга Львовна, — сказал я, переступая через корягу. — Связались с такой плохой компанией.

— Плохие девочки при ближайшем рассмотрении бывают не так уж плохи, — прошипела барышня, соблазнительно изгибаясь на своем троне. — Не так ли, господин Марков?

— Бывает и так, — пока я говорил, я осмотрелся, словно бы выбирая место посуше, и приблизился к барышне еще на один шаг. — Но что скажет ваш брат?

— А вам не наплевать? — лениво-шипящим тоном осведомилась барышня.

— Ох, если бы вы знали, господин Глаз, как он меня утомил, — добавила она, грациозно потягиваясь и расправляя крылья. — Только и делал, что говорил. Сделай то, сбегай туда, раздобудь это. А сам он, видите ли, слишком великий газетчик для рутины. Но знаете, господин Глаз, все его великие статьи на самом деле написаны мной, так что человечество ничего не потеряло от того, что он, наконец, заткнулся.

Последнюю фразу она произнесла с чарующей улыбкой, но в ее голосе сквозила даже не злоба, а настоящая ненависть. У меня аж мурашки по спине пробежали.

— Он мертв? — спросил я, не сомневаясь в утвердительном ответе.

— Мертв, — прошипела барышня.

— Но, если вашему доброму сердцу будет от этого легче, он умер легко и быстро, — добавила она, и вновь улыбнулась, явно смакуя приятные воспоминания.

Даже если газетчик умер быстро, вряд ли его последние мгновения были приятными для него.

— Он просто не стоил того, чтобы придумать для него интересную смерть, — прошипела барышня. — В отличие от вас, господин Марков.

Справа в зарослях промелькнул красный плащ.

— Вот как? — произнес я, как бы между прочим придвигаясь еще чуть ближе. — И что же вы придумали для меня?

Барышня с интересом наблюдала за моими маневрами.

— Это сюрприз, — сказала она с улыбкой.

— Что ж, пусть будет сюрприз, — отозвался я, выходя на позицию для рывка вперед.

Между мной и барышней оставалось метра три ровной земли. Я глянул, нет ли там чего в высокой траве. Если и было, я этого не заметил. Однако Ольга Львовна оставалась подозрительно спокойной, и это не могло не настораживать.

Делая вид, что окидываю взглядом окрестности, я как бы ненароком повернулся к ней правым боком, а левую столь же невзначай опустил в карман. Там у меня лежала ладанка. Она, если можно так выразиться, досталась мне в наследство от одного дезертира-самокатчика. Тот хранил в ней ладан из самого Иерусалима. По крайней мере, самокатчик утверждал именно так. Может, и приврал, но это вряд ли. Демон, помнится, с того ладана знатно прочихался. Чуть мозги не вычихал наружу.

У меня в ней был ладан из Александро-Невской лавры, что в Петрограде. Может, и пониже классом, чем Иерусалим, так и противостоял мне сейчас не демон в полной силе, а всего лишь одержимая, да и та не закончила своего обращения. Хотя, подойдя ближе, я заметил, что барышня успела отрастить не только крылья, но и хвост.

Хвост был тонкий, длинный и раздвоенный на конце. Каждый кончик заканчивался острым шипом ядовито-зеленого цвета. Сомневаюсь, что он действительно был ядовит, скорее, шип казался выточенным из темного изумруда с черно-зелеными прожилками, но ткнет таким — всё равно мало не покажется! Надо быть с ней поаккуратнее.

— Знаете, а у меня тоже есть для вас сюрприз, — сказал я.

На лице барышни отразился живейший интерес. По краю полянки у нее за спиной неуклюже крался Факел с огнеметом наготове. Барышня навострила туда ушки, но взгляд ее не отрывался от меня. Я потянул ладанку из кармана, одновременно нашаривая пальцами защелку. Она — тугая, поэтому лучше было бы ее отщелкнуть заранее.

— Люблю сюрпризы, — прошипела барышня, и тут же уточнила человеческим голосом: — Приятный?

— А вот сейчас и узнаем, — ответил я, одновременно большим пальцем подцепив защелку.

Сегодня она поддалась на удивление легко. Я шагнул к барышне, протягивая ей ладанку. Ольга Львовна наклонилась вперед. В ее глазах промелькнуло удивление. Я одним движением пальца откинул крышку. На ней красовался Георгий Победоносец, но изображение уже настолько стерлось, что его было сложно опознать. В воздухе поплыл аромат ладана. Барышня резко отпрянула и взмахнула крыльями. Я рванулся к ней. Она хлестнула меня хвостом. Каким-то чудом я увернулся от шипов, а то бы прямо по лицу заехало, но не удержал равновесие и завалился на спину.

— Глаз, стреляй! — раздался крик Факела.

Барышня стремительно умчалась вверх. Не вставая с земли, я поднял винтовку, одновременно скосив глаз на предмет: где там Факел? Не накроет ли меня заодно с горгульей из огнемета? Факел топал ко мне. Горгулья метнулась в сторону. Я попытался взять ее на прицел. Горгулья заплясала в воздухе.

— Да чтоб тебя, — прошептал я.

— Эта вещь принадлежала моему отцу! — крикнула сверху барышня своим человеческим голосом. — Откуда она у вас?!

— Ваш отец погиб в бою! — крикнул в ответ я; и, если отбросить детали, это было чистой правдой. — Его убили бесы!

— Как глупо с его стороны, — громко прошипела барышня.

— Он защищал вас от нечисти! — снова крикнул я. — А вы присоединились к ним!

— Мы сами по себе! — донесся с неба объединенный голос. — Мы свободны!

Я торопливо поймал левое крыло в прицел, и выстрелил. Горгулья, словно предчувствуя опасность, в последний миг метнулась вправо. Я передернул затвор. Горгулья взмыла ввысь, и скрылась за тучами. Остался лишь ее смех, по-человечески звонкий. Затем пропал и он.

Факел подошел ко мне и протянул руку. Я поднялся на ноги. В облаках промелькнул силуэт горгульи, но так быстро, что я не успел разобрать — была ли это Ольга Львовна или какая-то другая тварь.

— Я хотел спасти ее, — сказал я.

— Да, я так и понял, — отозвался Факел. — Ладан, да?

Запах еще висел в воздухе.

— Так точно, — сказал я, заглядывая в ладанку.

Мне удалось не растерять ее содержимое. Я закрыл крышку и защелкнул застежку. Защелкивалась она тяжело.

— Интересное решение, — сказал Факел. — Но не сработало бы.

— Почему? Бесов от ладана еще как корежит.

Одно время его даже хотели использовать для защиты наших позиций. Однако бесы лишь отпугивались, а когда ладан заканчивался — а заканчивался он слишком быстро — они всегда возвращались.

— Ольга Львовна была одержима не бесом, — напомнил Факел. — Но ты не переживай. С бесом бы тоже не сработало.

Умеет он утешить.

— Нет, — продолжал Факел. — У нас, к сожалению, есть только одна возможность спасти одержимого.

Так всё-таки есть!

— И какая же? — спросил я.

— Убить его, — ответил Факел. — Или ее. До того, как она полностью обратится. Нечисть отправит ее душу прямиком в ад, а вот если мы успеем ее убить, то ее душа попадет на суд к Господу. Он милостив. Авось и простит.

Я только хмыкнул. Тихо и печально.

— Буду молиться, чтобы Господь послал нам шанс спасти ее, — добавил Факел. — А здесь нам больше делать нечего.

Выглядело так, будто он прав. Горгульи проносились в небесах, даже не снижая скорости. Должно быть, сюда они наведывались только проверить, как дела у нового члена стаи. Мы с Факелом интереса у них не вызвали. Впрочем, это вовсе не означало, что нам имело смысл торчать здесь на виду у всех пролетающих мимо тварей. В конце концов, наш налет на гнездо тоже планировался как сюрприз.

— Как думаешь, — спросил я, когда мы вновь зашагали под сенью деревьев. — Зачем она вызвала инквизицию, если уже была одержимой?

Факел пожал плечами.

— Причин может быть много, — неспешно произнес он. — Возможно, она хотела насолить здешней нечисти. Или рассчитывала отвести от себя подозрения. Я ведь чувствовал, что с ней что-то не так, но тоже подумал: раз она сама нас вызвала, значит, ошибся. А ведь должен был сообразить, что полицейский чин — не какой-то там беженец. Его пропажа непременно привела бы к расследованию.

— Еще пара дней, и всем было бы не до него, — возразил я.

— Ольгу Львовну могли не посвящать в сроки операции, — ответил на это Факел. — Горгульи ведь сами по себе. Свободны. Пока не придет демон и не прикажет, что им делать, — последнюю фразу он проворчал, а затем покачал головой, поражаясь легковерию барышни. — Ох, Ольга Львовна, Ольга Львовна. Свободная и никому не нужная — это всё-таки разные вещи. Понимать надо! Вот выбросит ее эта горгулья в ад, будет ей свобода, — он снова покачал головой, и хмуро добавил: — Да и мы тоже хороши! Упустили.

— Упустил ее я, — поправил я его, отодвигая ветку с пути.

А ведь я обещал тому дезертиру присмотреть за его родными, если встречу их. За веткой мне открылся просвет. Когда-то, должно быть, тут была просека, но она успела зарасти. Пришлось взять правее.

— Нет, Глаз, — сказал Факел, топая за мной. — Я тоже виноват. Не предупредил. Я ведь видел, что ты пытаешься ее живой взять. Подумалось, а вдруг! А это, как ты говоришь, не по уставу. Вот и получилось то, что получилось.

Он снова вздохнул. Какое-то время мы шли молча. Слева от нас тянулся высохший малинник, и в просвет над ним я наблюдал за небом. Там сплошным потоком шли на запад дождевые тучи, меж которых время от времени мелькали горгульи. В основном это были твари старого образца, но несколько новых змеев тоже попались на глаза, а вот военного дирижабля я так и не приметил. Это уже начинало беспокоить.

Где-то на полпути начал накрапывать дождик. Чтобы малость разрядить обстановку, я в шутку предложил Факелу помолиться о его усилении. Мол, его в небесной канцелярии точно послушают.

— А какой нам прок с дождя? — спросил Факел. — Всё ж промокнет. Гореть хуже будет.

— Зато и поджигатели вроде нас будут меньше заметны, — ответил я. — И горгульи в дождь не летают.

Точнее, летают, но редко и неохотно. Если только демон вдохновляющего пинка даст. Демоны у нас, кстати, ожидались.

— Угу, — задумчиво произнес Факел. — Проще будет подобраться к гнезду. Попробую.

И он действительно забормотал слова молитвы. Уж не знаю, как у него это получается, но дождь заметно усилился. Я поднял воротник, и спрятал винтовку в чехол. Тот был пошит на совесть, чтобы даже в сильнейший ливень ни единой капли на мою прелесть не попало, и при этом я мог достаточно быстро ее достать.

— Как видишь, Господь с нами, — повеселевшим тоном обратился ко мне Факел.

— Так, может, он и гнездо сам спалит? — отозвался я.

— Для этого у него есть мы!

Увы, да. Хотя жахнуть с неба молнией было бы проще. Но и за маскировку спасибо. Хороший дождь — первый враг часового. Видимость ухудшается, слышимость — если не шлепать по лужам как Факел — тоже, а унылая окружающая местность уже примелькалась и воспринимается как нечто постоянное, тогда как оно на самом деле заметно изменилось. У нас в полку во время ненастья посты обходили в два раза чаще. Особенно после того, как один балбес умудрился задремать под мерный шелест дождя. Балбеса, кстати, расстреляли. Можно было бы просто морду набить для первого раза, но закон на этот счет очень суров и к тому есть все основания.

Когда мы вышли к гнезду, дождь уже свою задачу выполнил. Вся охрана попряталась. Мы с Факелом остановились в отдалении, разглядывая гнездо через просвет между деревьями. Точнее, разглядывал в основном я, а он проверял огнемет и, небось, гадал, как долго я еще буду попусту тратить время.

С нашего предыдущего визита тут мало что изменилось. Разве что горгульи добавились, да и те попряталась под широкими козырьками под куполами. Ольги Львовны среди них я не приметил. Еще пара горгулий устроилась на верхушках деревьев. Одну сходу выдала яркая расцветка, другая слишком громко шипела, пытаясь перекричать дождь. О чем она, я так и не понял. Возможно, просто о жизни. Никто ей не ответил.

А еще те розовые прожилки, что обвивали всё гнездо, пульсировали заметно сильнее, чем в прошлый раз.

— Факел, — шепотом позвал я, и, когда он обернулся, спросил: — А вон те розовые штуки нас не смогут заметить?

Инквизитор посмотрел, задумчиво нахмурил лоб и сказал, что вряд ли.

— Наши их вроде изучали и решили, что это просто растения, — негромко сказал он. — Глаз у них точно нет.

— А носов или чего-то в этом роде?

Факел пожал плечами.

— Старший как-то рассказывал, что они когда горят, то издают тонкий писк, — добавил инквизитор. — Вроде комариного.

— Стало быть, тревогу поднять смогут, — сказал я. — Будем держаться от них подальше… Прячься!

Из ворот конюшни, опасливо озираясь по сторонам, вышел культист. Это был невысокий вихрастый парень лет двадцати, не больше. По одежде — типичный студент, только на голове у него красовался картуз с высоким околышем и красным цветком над правым ухом. В театре такой головной убор выдавали актеру с амплуа первого парня на деревне, а в реальной жизни первый раз вижу, чтобы кто-то нацепил на себя нечто подобное.

Когда мы только подошли, я приметил студента первым. Тогда он стоял в распахнутых воротах с трехлинейкой на плече, и хмуро смотрел в дождь. Теперь оружия у него в руках не было. Присмотревшись, я заметил трехлинейку сразу за воротами, прислоненную стволом к стене.

— Ага, — прошептал я, сидя под кустом. — На конюшне у них всего один охранник. И он куда-то уходит.

— Больше похоже, что сбегает, — громко прошептал из-за дерева Факел.

Выглядело так, будто бы он был прав. Низко пригибаясь и поминутно оглядываясь через плечо, студент засеменил прочь. Если бы просто отошел в кусты по нужде, то были ближе. Кстати, и удирать там было бы сподручнее. Тут он на открытом пространстве был, и далеко по нему он не ушел.

Под куполами гнезда прокатился протяжный свист. Студент втянул голову в плечи. Из-под куполов вынырнули две темно-серых горгульи. Они были даже не старого образца, а какого-то очень старого, с длинными птичьими ногами. Сверху ноги покрывал серый мех, который издалека походил на короткие штанишки, из которых торчали когтистые лапы как у ястреба. Я раньше про таких тварей только от наших ветеранов слышал. Они, кстати, очень советовали под эти ноги-лапы не попадаться. Мол, сильные и когтистые. Если вцепятся, мало не покажется.

Студенту точно не показалось. Одна из горгулий спикировала прямо на него. Студент заметил ее, когда уже было поздно. Он метнулся было в сторону, но горгулья тотчас сбила его с ног. Я услышал короткий вскрик, и подумал, что студент сходу свои ноги протянул, ан нет. Когда горгулья взмахнула крылами, отрывая его от земли, студент снова закричал.

Горгулья вцепилась когтями в его плечо. Из-под когтей брызнула кровь. Дождь торопливо размазывал ее по зеленоватому пиджаку студента.

— Пусти меня! — кричал студент, и размахивал свободной рукой, пытаясь кулаком попасть по лапе горгульи.

Вроде даже попал пару раз, но без какого-то видимого эффекта. Горгулья продолжала медленно подниматься.

Сбоку к ним ловко поднырнула вторая. Она сходу поймала двумя лапами студента за руку. Тот засучил ногами, будто заяц. Бывает, поднимешь его за уши, вот точно так же сучит. Только зайца поднимать надо очень осторожно, когти у него на задних лапах не хуже чем у горгулий, может и брюхо ими вспороть, а студент выглядел безобидным, как ягненок. И за каким бесом его такого в культ занесло?

Вдвоем у горгулий дело пошло веселее. Они быстро вознесли бедолагу выше деревьев и потащили к гнезду. Как им удавалось не цепляться крыльями — это выше моего понимания, но горгульи ни разу не задели друг за дружку даже самыми кончиками. Студент продолжал кричать, но ветер и дождь топили его вопли в бесконечном шелесте. Обе горгульи громко шипели в ответ, и в их шипении мне отчетливо слышалось слово "смерть".

Твари под куполами радостно подхватили. Отчетливее не стало, но стало заметно громче. Студент, вырываясь, чуть не заехал правой горгулье ногой по морде. Жаль, чуть-чуть не достал. В шипении тварей зазвучала насмешка и какая-то злая радость. Те горгульи, что сидели на деревьях, перелетели под купола. Их, кстати, оказалось не две, а три. Третья, темно-зеленая, сидела прямо напротив нас, идеально сливаясь с листвой.

Горгульи пронесли студента над куполами, и все твари устремились следом. Многие вытягивали шеи и нетерпеливо хлопали крыльями. Студента внесли в проем между куполами, и те скрыли от нас дальнейшие события. Наверное, и слава богу. Сквозь дождь прорвался отчаянный вопль.

— Одним охранником меньше, — тихо отметил я.

— Так чего же мы ждем?! — слава Богу, столь же тихо воскликнул Факел.

Ждем пока моему напарнику мозги подвезут! Он выскочил из-за дерева и со всех ног рванул ко входу в конюшню. Чертыхнувшись, я поспешил за ним. На наше счастье, часовые спрятались внутри гнезда. И от дождя, и от горгулий, и еще вопрос — от чего больше. Возможно, кто-то и услышал всплеск, когда Факел наступил в лужу, но если кто-то и собрался с духом высунуть нос наружу, то нас он уже не застал.

Я нагнал инквизитора у входа в конюшню. Мог бы и раньше, да что толку? Отступить обратно в лес мы уже не успевали. Вопли студента смолкли, и каждую секунду горгульи могли вернуться на свои посты. Факел с разбега нырнул внутрь. Не услышав шипения пламени и воплей горящих, я счел, что там все чисто. Замедлив бег, я развернулся у входа и огляделся. Никого!

За спиной громко фыркнула лошадь. Я чуть на месте не подскочил. Вот уж точно, если я с моим напарником не погибну, то наверняка поседею.

В самой конюшне царили полумрак и бардак. Бардака было больше. По правую руку выстроились стойла. В них стояли с дюжину лошадей и три телеги. На телегах грудой валялась упряжь. Слева был оставлен проход, основательно захламленный метлами, ведрами и прочим инструментом. Как они тут лошадей-то проводили? Про телеги я уж не говорю. Факел, пробираясь вперед, то и дело что-то задевал и громко ворчал. Лошадки, глядя на его страдания, сочувственно фыркали. Факел погладил одну, и оглянулся на меня.

— Куда теперь? — спросил он.

— Я думал, это ты у нас специалист по гнездам, — проворчал я.

— Но ты наш специалист по тактике боя.

Вывернулся. Я оглянулся на ворота. Дождь, кажется, начал стихать.

— Надо убраться с прохода, — сказал я. — Пока сюда нового часового не выставили.

— Тогда нам сюда, — тотчас отозвался Факел.

Он указал раструбом на дверь в стене. Я быстро перебрался к ней через завал. Дверь была деревянная. Я прислушался. С той стороны не доносилось ни звука. Я осторожно приоткрыл ее. По ту сторону тянулся длинный и темный коридор.

— Будем надеяться, что нас тут не ждут, — прошептал я.

— Вообще-то ждут, — тихо возразил Факел.

Я оглянулся на него с немым вопросом в глазах.

— Ты же сам говорил, что одержимый сказал, будто мы придем сами, — напомнил Факел.

— А, ну да, — я выдохнул. — Ну это, я думаю, он просто предположил.

— Может и так, — согласился Факел. — Хотя после засады в Дубровнике нетрудно догадаться, что мы в курсе их планов, а, значит, и про гнездо знаем. И если Ольга Львовна предупредила их, где видела нас, то нетрудно догадаться, что мы идем сюда.

И он сказал это только теперь!

— Ладно, — проворчал я. — По крайней мере, они не знают, что мы уже здесь. Пусть пока остаются в неведении, а мы произведем разведку.

— Да, надо найти, где у них установлены врата в ад, — тотчас отозвался Факел. — Обычно это в центре гнезда. Думаю, в той стороне.

Он указал рукой вдоль по коридору. Оттуда доносились приглушенные голоса. Я сделал Факелу знак укрыться. Он отступил за дверь и размял пальцы. Я отступил в стойло с телегой и присел за ней. Серая лошадка в соседнем стойле с интересом посмотрела на меня.

— Да я сам видел! — говорил кто-то в коридоре. — Схарчили Павлушу и не подавились.

Голос у него был хрипловатый, как у завзятого курильщика.

— Голодные, — равнодушно ответил другой голос. — Прямиком с фронта прилетели.

Второй голос, как и его тон, был совершенно бесцветный. Последовала пауза.

— И это всё, что ты можешь сказать? — спросил хрипловатый. — Он, между прочим, был с нами с самого начала!

— А теперь выбыл. Жрать двойной паек все горазды, а как до дела дошло, так забегали?

— До какого дела? Ты посмотри, что вокруг творится! Нас хозяин скоро всех скормит не тем, так этим.

— Этим, — прошипел новый голос, и сквозь шипение уверенно проглядывала насмешка. — Только этим.

Хрипловатый громко икнул, затем выматерился.

— Пошла прочь, проклятущая! — рявкнул он.

Ответом ему был затухающий шипящий смех.

Глава 9

По словам Факела, тот факт, что нечисть пожаловала к нам попросту пожрать, давно не был особой тайной ни для инквизиции, ни для правительства. Эта информация даже не считалась секретной, хотя, с другой стороны, и не афишировалась. То есть, цензуру бы тоже не прошла. О причинах такой полусекретности можно было только догадываться.

Сам Факел полагал, что это знание понизило бы в глазах народа значимость нашего противостояния с нечистью. Одно дело — Апокалипсис, конец света и финальная битва добра со злом, и совсем другое — вышвырнуть вон обнаглевших гостей, которые перепутали Землю с трактиром. На круг всё равно один хрен — так и так их бить надо, но вообще Факел прав. Воитель конца света звучит куда солиднее, чем вышибала.

Мне, помнится, еще тогда пришло в голову: а вдруг это вовсе и не конец света? Потому и Господь на финальную битву не явился, что вовсе даже не финальная она. Однако тут меня Факел разочаровал. Не я один такой догадливый оказался! Отцы церкви этим вопросом озадачились в первую очередь, и по всем приметам свету действительно конец. А Господь, увы, просто очень занят. Он нам ангелов в помощь послал, и, как говорится, выкручивайтесь как хотите.

Ангел бы нам с Факелом пригодился бы.

С парой культистов мы, впрочем, справились самостоятельно. Даже огнемет не понадобился. Одному Факел свернул шею. Второго я планировал взять живым и, наставив на него винтовку, шепотом приказал сдаться. Однако культист, едва завидев красный плащ, вихрем рванул обратно к двери и со всей дури влетел в нее лбом. Дверь скрипнула. Культист хрипло "кхекнул" и опрокинулся на спину. Когда я склонился над ним, он был уже мертв. Серая лошадка, глядя на нас, опасливо фыркнула, и отступила подальше в стойло.

— Да и бес с ним! — Факел махнул рукой. — Сами всё, что надо, разведаем.

Ничего другого нам и не оставалось. Спрятав трупы в углу конюшни, и прикрыв их лошадиными попонами, мы отправились разведывать. Я шел первым. Факел отставал на пару шагов, чтобы у меня, если что, была свобода маневра.

Передо мной лежал темный коридор со сводчатым потолком. В нем пахло смолой и сыростью. Сквозь крохотные окошки в потолке внутрь проникал свет и дождь. По стенам вились розовые прожилки. Здесь они были потоньше, чем снаружи, и не пульсировали, но я всё равно старался держаться от них подальше. То есть, поближе к центру коридора, а там на меня капало из окошек. Местами стекали струйки. По полу так и вовсе уже ручейки бежали. Причем бежали они исключительно к левой стене, и дальше вдоль нее.

— Как они хоть выглядят, эти врата? — шепотом спросил я, остановившись на развилке.

Хоть влево, хоть вправо уходил такой же темный пустой коридор. Тот, что влево, уходил еще и вниз. Ручеек, огибая угол, бежал туда. Правый коридор заканчивался деревянной лестницей. Она вела вверх. Розовые прожилки обвивали перила и едва заметно шевелили отростками. Оттуда, сверху, доносилось едва слышное шипение.

— Как колодец, — отозвался Факел. — Каменный круг на земле, только пошире, чтобы демон пролез. Ну и в самом колодце, понятно, не вода. Я, правда, его в работе еще не видел, но в разломанном круге земля черная, как будто выжженная.

— Земля, — повторил я. — Значит нам надо идти вниз.

Туда, куда бежал ручеек. Надо заметить, перспектива сражаться по колено в воде выглядела малопривлекательной, однако эти прожилки выглядели еще сомнительнее.

— Ага, — произнес Факел. — Обычно врата находили на самом нижнем этаже. Иногда даже под землей.

— Надеюсь, нам не придется их откапывать, — тихо проворчал я.

— Нет, — уверенно ответил Факел. — Нечисть сама иногда прокапывает подземные ходы. Вот их нам и надо высматривать. Врата будут в самом низу.

— Староста вроде упоминал какие-то старые шахты.

— Подойдет.

— Кому как, — проворчал я.

Хотя при атаке штурмовиков, может, подземелье будет как раз кстати. Здешние стены остановят разве что пулю, а если дойдет до бомб и снарядов — нам с Факелом не помешало бы укрытие. Еще лучше, конечно, было бы дождаться прибытия штурмовиков снаружи, но это не с моим напарником.

Кроме того, когда поднимется тревога, в узких коридорах горгульям будет не развернуться. По крайней мере, на тот момент я ожидал, что коридоры будут узкими.

Именно такими мне представлялись переходы в старых шахтах, а вход в шахту был уже прямо перед нами. Выглядел он в точности так, как я много раз видел на картинках. Угловатую арку обрамляли толстые деревянные балки. Только здесь они были не квадратные в сечении, а пятиугольные. Как те, что мы с Факелом сожгли вчера на лесопилке. Такие же балки подпирали низкий потолок.

Перед входом располагалась широкая круглая площадка. Вначале я подумал, что потолок там, в противовес шахтному, высокий, но взглянув вверх, увидел, что его просто нет. Стены уходили вверх на два этажа, и заканчивались круглой дырой, над которой нависал купол. Купол поддерживала сеть из пятиугольных балок, достаточно прочная, чтобы выдержать его вес, и достаточно широкая, чтобы внутрь могли беспрепятственно проникать горгульи.

Пока, впрочем, проникал только дождь. Капли падали на пол, сливаясь с ручейком, и вливались в дыру посреди площадки. Горгулий я хоть и не видел, но слышал, как они ползали по крыше, ворчливо шипя и хлопая крыльями.

— Глаз! — тихо позвал Факел.

Я оглянулся через плечо. Инквизитор раструбом огнемета указал вперед. Вначале я подумал, что он указывал на пол площадки. Там валялись черепа и кости. Человеческие. За время боев я на них насмотрелся, поэтому узнавал мгновенно и не задерживал на них взгляд. Мертвецы и мертвецы. Не живые и даже не пригодные для того, чтобы ими стать, они обычно не могли похвастаться вниманием к себе — как правило, было банально не до них.

Однако мой глазастый напарник углядел и кое-кого еще. В левой стене была сделана ниша, перекрытая толстой решеткой. За решеткой сидел босой человек в старом солдатском мундире с новенькими полицейскими погонами. Погоны у полиции были как наши, армейские, только армейские на четверть шире. Он не шевелился, да и вообще больше походил на мертвеца, чем на живого человека.

— Прикрой меня, — шепнул я Факелу, и осторожно перешел через площадку к решетке.

Человек за ней сидел, повесив нос. Его некогда несомненно пышные усы уныло обвисли. Ну да как ему физиономию разукрасили, не мудрено и загрустить. Небось не всякой боксерской груше так доставалось. Глаза человека были закрыты, но, когда я приблизился, он резко вскинул голову. Аж затылком о стену приложился, но даже не поморщился.

— Инквизиторы! — воскликнул он. — Наконец-то!

— Тихо ты! — шепнул я. — Кто таков?

— Рядовой Егор Парамонов, — быстрым шепотом представился тот. — Полицейский здешний… То есть, не тутошний, — он быстро обвел площадку взглядом, но явно подразумевая всё гнездо. — Из Дубровника я.

Ну хотя бы этого нашли.

— Имею доложить, — громким шепотом продолжал полицейский. — Нечисть основала в этом логове переход с того света для вызова подкреплений и намеревается его сегодня открыть.

— Да, мы уже знаем, — отозвался я, окидывая взглядом решетку.

Прутья были металлические и в два пальца толщиной. Даже если бы у нас было чем их перепилить, возиться пришлось бы долго. Снизу решетку удерживал амбарный замок.

— А где этот переход? — спросил Факел, подходя к нам.

— Думаю, там, — полицейский, с трудом приподняв правую руку, указал на вход в подземелье. — Сам я его не видел, но слышал, как они о нем говорили. И это единственное место, куда нас не допускали.

— Нас? — переспросил Факел.

— Они использовали пленных для работ по зданию, — сообщил полицейский. — Я составил план здания, но только в голове. Там нигде нет прохода, по которому мог бы пройти демон, а из подземелья к главному входу ведет широкий проход. Вот там прошел бы.

— И где другие пленные? — спросил я.

В нише за решеткой без труда разместилось бы человек десять. Полицейский печально вздохнул, и сообщил, что кости вокруг — это всё, что осталось.

— Мутант пожрал, — прошептал он. — Прямо тут при нас и обедал. И кое-кто из пленных беженцев со страху на сторону врага перебежал. Не знаю, что с ними сделали, но они какие-то странные стали, словно бы и не люди вовсе.

— Одержимые, — подсказал Факел. — Много их тут?

— Таких странных… — полицейский на секунду задумался, потом уверенно начал перечислять. — Главный их, с дюжину попроще, пятеро из наших и… еще машинистка старосты нашего. Ольга Львовна. Она меня сюда и заманила, шельма.

Мне вдруг подумалось, что и нас тоже. Всё-таки очень уж удачно она попалась нам на пути. Хотя, конечно, хотелось верить, что наша встреча на болоте вышла всё-таки случайной.

— Ладно, давай-ка вытащим тебя отсюда, — сказал я. — Где ключ — знаешь?

— Так точно, — он снова указал на вход в подземелье. — Где-то там, но недалеко. Кто ходил, мигом оборачивался. Только вы там поосторожнее. Там логово у мутанта. Сам он сегодня не приходил, но мало ли что.

— Да мы вообще сама осторожность, — немного ворчливо ответил я.

Факел усмехнулся. Наверно, подумал, что я пошутил. Нет, пошутил я, когда сказал полицейскому:

— Жди здесь.

— А что мне еще остается? — ответил он.

Разве что переползти в угол, откуда хорошо просматривался вход в подземелье, что полицейский и сделал. Полз он медленно. Мы с Факелом, впрочем, тоже не спешили.

Коридоры в подземелье не могли похвастаться даже окошками. На стенах горели факелы, но света от них было заметно меньше. Я хотел было прихватить один с собой, да у него вся рукоятка оказалась обвита розовыми прожилками. Беловатые жгутики с прожилок тянулись к свету и дрожали в такт пламени.

— Можно их аккуратно выжечь, — предложил Факел, поднимая раструб огнемета. — Рукоятка металлическая, на самом малом, даст Бог, не расплавится… Только держать будет неудобно.

Это еще мягко сказано! Я помотал головой, и направился дальше. Логово мутанта можно было отыскать и по одному только запаху.

Из первого же отнорка в нос шибануло так, что я прикрыл лицо рукавом. На стене горел факел. В его свете я разглядел крохотную пещерку с каменными стенами. Из дальней стены торчал крюк, на котором висел один-единственный ключ. Всё это весьма походило на ловушку.

На полу пещерки, кстати, валялись чьи-то останки. Я оглянулся на Факела. Инквизитор был слишком крупным, чтобы пролезть в узкий проход. Стало быть, добывать ключ придется мне. На секунду я пожалел, что я не лихой ковбой из североамериканских романов, который с легкостью снял бы этот ключ одним ударом кнута. Впрочем, кнута у меня с собой всё равно не было.

— Жахни разок, — попросил я.

Жахнуть у инквизитора два раза просить не приходилось. В пещерку ударила струя ослепительного пламени. Останки вспыхнули и уехали в угол. Пламя облизало каменные стены и, не найдя за что тут еще зацепиться, быстро угасло.

— Вроде никого, — констатировал Факел.

Я согласился, что похоже на то, и влез в отнорок. Передвигаться тут можно было разве что на четвереньках, а сподручнее всего и вовсе ползком. Пол был еще теплый на ощупь. В пещерке сверху капала вода. В потолке была труба, выходившая наружу. Скорее всего, для вентиляции. Без нее в пещерке даже нечисть задохнулась бы один момент. Это ж даже не вонища, это, как говорил профессор в госпитале, уже миазмы. Я тогда не понимал разницы, просто запомнил красивое словечко, чтобы щегольнуть при случае, а теперь прочувствовал. Тут самые настоящие миазмы и были.

Причем большей частью тянуло откуда-то снизу. Пятую часть пола закрывала металлическая решетка. В городах похожей решеткой обычно закрывали дождевые стоки, но под такой размерчик здесь должны были бы реки крови протекать. Хотя, возможно, они тут и протекали. Миазмы поднимались из-под решетки.

Я подполз к ней и заглянул вниз. За решеткой стояла беспросветная тьма. Из нее на меня с любопытством уставился красный глаз. Он был размером с мой кулак. Может, чуть больше. В этой тьме не за что было зацепиться, чтобы прикинуть размер в сравнении. Да и некогда было прикидывать.

— Факел! — крикнул я. — Заметили!

Сорвав с крюка ключ, я швырнул его назад. Ключ звякнул о камень. Красный глаз дернулся. Ключ проехал по полу и выехал в коридор. Факел наступил на него ногой.

— Поймал, — объявил он, наклоняясь за ключом.

Я быстро пополз обратно. Красный глаз проводил меня взглядом, воспарив к самой решетке. Пожалуй, он был всё-таки крупнее кулака. А еще где-то там должен был быть рот, поскольку из-за решетки раздался протяжный вой.

Факел затопал обратно по коридору. Когда я выполз из отнорка, он уже был у клетки с полицейским. Клацнул замок. Затем он же звякнул, небрежно откинутый в сторону. Громко и противно лязгнула решетка, но ее лязг тотчас утонул в злобном шипении горгулий. Вскочив на ноги, я рванул ко входу в подземелье. В сеть под куполом лезли горгульи. Ярко-розовый змей с красным гребнем вдоль спины уже пролез внутрь и шустро спускался по стене. С него мы и начали.

Едва я поймал змея в прицел, как он тотчас сорвался со стены. Однако на то, чтобы оттолкнуться от нее, он потратил пару мгновений, а мне больше и не надо. Пуля, правда, прилетела ему не между глаз, как я наметил, но всё же голову зацепила. Коротко вякнув, змей кувырнулся через голову, и рухнул вниз, а тут его уже поджидал Факел с огнеметом. Змей шипел громче, чем пожиравшее его пламя, и яростно хлестал вокруг себя шипастым хвостом, но последнее шипение осталось за огненной стихией.

Тем временем я наметил следующую жертву. Это была старая на вид горгулья в парике из седых волос. В башке под париком оказались мозги. Они фонтаном брызнули вверх, когда горгулья с яростным шипением ринулась вниз и встретилась с германской пулей. Этой даже добавка из огнемета не потребовалась. Хотя, надо признать, тут она сама удачно подставилась.

Зеленая горгулья с изумрудным узором на груди продемонстрировала наличие мозгов, шустро убравшись прочь. Думаю, я бы успел ее подстрелить, но именно в тот момент я краем глаза заметил Ольгу Львовну. Она еще больше потемнела с нашей последней встречи, но еще была вполне узнаваема. Ольга Львовна сунулась было между двумя балками, но едва я повернулся к ней, отдернулась обратно. Я всё же выстрелил, но пуля ушла в небо. Надеюсь, в небесной канцелярии не восприняли это на свой счет.

— Что же вы, Ольга Львовна?! — громко спросил я. — Говорили про свободу, а как хозяин окликнул, так сразу готовы голову за него сложить!

— Не за него! — прилетел шипящий ответ.

Не уверен, что это прошипела именно Ольга Львовна. Внутрь между балками проскользнул змей. По внешнему виду — женского пола, и с настолько темной синей кожей, что она поначалу показалась мне черной. Тварь заплясала в воздухе, не давая в нее прицелиться. Ее хвост извивался, словно уж на сковородке. На конце его дрожал костяной шип с зазубринами. Такой запросто мог прошить человека насквозь. Возможно, мне ответила эта тварь.

А, впрочем, ситуация к дискуссии всё равно не располагала. Пока я ловил синюю горгулью в прицел, еще парочка пролезла между брусьями. Синяя ведь и сама ускользала, и их крыльями прикрывала. Я выстрелил. Подстрелил купол. В нем что-то громко звякнуло.

— Промахнулся! — насмешливо зашипела синяя.

— Вот змея подколодная, — прошипел в ответ я.

У меня, кстати, получилось не хуже, чем у синей. Факел даже оглянулся на меня. Небось испугался, не обращаюсь ли? Нет, не обращаюсь. Только начинаю сердиться.

— Господа! — сипло воскликнул полицейский. — Если вы дадите мне оружие…

Он стоял рядом с инквизитором, опираясь на его плечо.

— Запасного нет, — коротко ответил Факел.

— Да ёшкин кот, — проворчал я, старательно выцеливая синюю. — Осталось ведь на конюшне.

Там и винтовка "студента", и пистолеты тех двоих, что притопали на смену. Не захотелось таскаться с лишним грузом, а сейчас оно бы пригодилось.

— Язнаю, где это! — тотчас откликнулся полицейский.

Я не ответил. Не до него было. В винтовке оставался последний патрон, потом надо перезаряжать, а как тут перезаряжать, когда над головой толпа адских тварей только и ждет паузы, чтобы броситься в атаку?!

Уши рефлекторно отметили удаляющиеся шаги. Это был такой шлепающе-шаркающий звук, по которому сразу было ясно, что шагатель еле переставлял ноги. Затем я услышал шаги приближающиеся. Это был бодрый топот множества бегущих ног. Если только наш спасенный не воспрял духом и не стал многоножкой… Я скосил глаза на звук.

На площадку выходило несколько коридоров. Из одного из них — соседнего с тем, что вел к конюшне — вывалилась толпа уродцев. Все как на подбор — жуткая пародия на человека. Двое уродцев впереди должны были, по всей видимости, обратиться в мутантов. Остальные были одержимыми рангом повыше. Причем махровыми такими одержимыми, никаких новобранцев. Всех изломало так, что мама не горюй! Я, не целясь, выстрелили в толпу. Тут промахнуться было просто невозможно. Один кандидат в мутанты рухнул под ноги товарищам. Те совсем не по-товарищески его затоптали.

— Пяш-шь! — радостно провозгласила синяя горгулья.

Я не сразу, но понял, что она имела в виду число "пять". Небось, считала мои выстрелы. Синяя с товарками устремилась вниз, а сквозь блоки, шипя и толкаясь, лезли остальные. Мне показалось, что среди них была и Ольга Львовна.

Факел поднял раструб огнемета, выкручивая рукоятку на максимум. Струя пламени взвилась над нами, образовав пылающую дугу. Горгульи метнулись к стенам. Пламя рухнуло вниз, накрыв одержимых. Уродцы заверещали. Те, кому меньше досталось, прыгали через пламя.

— Факел, отходим! — крикнул я, отступая ко входу в подземелье.

Руки привычно перезаряжали винтовку. Хвала создателям, патроны в ее магазин можно было засовывать сразу обоймой, а не только поштучно, как на некоторых старых винтовках. Второй кандидат в мутанты почти добрался до инквизитора. Он ловко ускользнул от новой струи пламени, которая окатила более медлительных одержимых, и прыгнул. Будь на месте Факела кто-то потщедушнее, мог бы и с ног сбить. Уродец врезался инквизитору в плечо и повис на нем.

— Пошел прочь! — взревел Факел.

Он сгреб уродца за загривок и швырнул верещащую нечисть в огонь. Сверху на Факела ринулась синяя горгулья. Я передернул затвор и вскинул винтовку. Горгулья резко отдернулась влево за мгновение до выстрела. Пуля шваркнула об стену. Уродец, завывая, выкатился из пламени, пытаясь сбить с себя пламя. Из коридоров выливалась новая волна атакующих. Я быстро оглянулся через плечо. В подземелье было темно и тихо.

— Факел! — снова позвал я.

— Иду! — недовольно отозвался он.

Держа огнемет наготове, Факел отступал ко мне. Над ним вилась синяя горгулья, прикидывая, как бы и его тяпнуть, и самой под мою пулю не угодить. А у меня и у самого над головой крылья хлопали. Еще шаг назад, и сверху меня прикрыли балки, нависавшие над входом в подземелье. Из-за них стремительно вынырнул хвост с зеленым жалом на конце. Жало ткнуло меня в бок, но удар пришелся на излете и плащ выдержал.

Факел жахнул из огнемета. Горгулья со злобным шипением взмыла вверх, унося свой хвост. Пламя окатило верхнюю балку, откуда стекло вниз. Чуть нас с Факелом не накрыло.

— Парамонов! — во все горло закричал я. — Не возвращайся!

Ответа от полицейского я не услышал. Если он и был, он полностью утонул в вое одержимых и криках их пока еще человекообразных союзников.

— Вон они! — закричал женский голос.

Тотчас бабахнул выстрел. Пуля щелкнула по стене слева, и рикошетом улетела в пещерку мутанта. Рефлекторно прикинув в уме местонахождение стрелка, я сразу заметил его. Высокий молодой человек в черном костюме стоял на ступеньках на выходе из коридора и целился в нас из трехлинейки. Я его застрелил. Факел залил пламенем вход в подземелье. Это должно было на какое-то время задержать нечисть. Ну, или нас, если бы мы надумали прорываться к выходу.

— Врата, как я понимаю, где-то на нашей стороне, — произнес я, оглядываясь по сторонам.

Это объясняло, почему нас еще не атаковали с тыла. До заявленного открытия оставалось еще часа три-четыре.

— Спасибо, чуть не забыл про них, — отозвался Факел. — Идем, уничтожим их, пока эти твари здесь не прорвались.

И пока те твари, что за вратами, к нам не выбрались. Едва мы сделали пару шагов, как из отнорка с логовом мутанта раздался низкий угрожающий рев. Факел тотчас наставил на отнорок раструб огнемета.

— Не трать горючку, — посоветовал я. — Он за решеткой.

— А кто там? — спросил Факел.

Я пожал плечами.

— Я только глаз видел. Но целиком он здесь не пролезет.

По крайней мере, если его пропорции хоть как-то сопоставимы с человеческими.

— Ладно, — Факел махнул рукой. — Тогда разберемся с ним после.

Вот что мне нравилось в его плане, он предусматривал для нас хоть какое-то "после". Это сразу настраивало на оптимистичный лад. И это было очень кстати, потому что всё остальное оптимизма не внушало.

Мы быстро шагали по темному коридору. Кое-где мрак разгоняли редкие факелы, а местами стояла такая тьма, что Факел подсвечивал нам путь огнеметом. Пламя выхватывало из темноты темные стены, по которым вились розовые прожилки. Они пульсировали и шевелили жгутиками. От их непрестанного движения мне начало казаться, будто бы мы оказались внутри какого-то гигантского существа. И оно, похоже, догадывалось, что мы собираемся устроить ему несварение желудка.

Из глубин существа поднимался тревожный рев. Он скорее ощущался, чем был слышен, но ощущался вполне отчетливо. Гнездо призывало на помощь.

Позади рычали и шипели твари. Время от времени самый отчаянный одержимый вырывался вперед. Он получал пулю и порцию освященной горючки, и оставался тлеть поперек коридора как неживое предупреждение следующему герою. Коридор постоянно забирал влево и вниз, и мы, наверное, сделали полный круг под гнездом, прежде чем добрались до широкого прохода.

Там культисты устроили нам засаду. Сама по себе идея здравая, но эти болваны сложили баррикаду из мебели поперек прохода, причем так, что ее было видно из коридора. В результате вместо сюрприза нам получился сюрприз им. Когда баррикада прогорела, мы перебрались через нее и поспешили дальше.

— Похоже, оторвались, — заметил я.

По крайней мере, нечисть больше не висела у нас на хвосте, а ведь в этом проходе даже горгульям было где развернуться.

— Не расслабляйся, Глаз, — тотчас ответил Факел. — Я чувствую, что здесь что-то не так.

— Мы в самом сердце логова адских тварей, — проворчал в ответ я. — Что тут может быть не так?

Факел усмехнулся. Проход постепенно становился светлее. Это действительно было странно, поскольку мы по-прежнему спускались вниз, и нигде не было видно ни окон, ни каких-либо источников света. Казалось, свет здесь просто был. Розовые прожилки обвивали стены, потолок и развешанные тут и там скелеты. Скелеты были не только человеческие. Мне попались на глаза две лошади, корова и с дюжину крыс. Рева я больше не слышал, зато уши уловили тихий писк, словно бы вокруг нас вились невидимые комары.

— Это они пищат? — тихо спросил я, указав стволом на прожилки.

— Наверное, — отозвался Факел. — Я ведь только по описанию знаю, что тут должно быть.

— И что там дальше по описанию?

— Мы должны найти большую круглую комнату, — сказал Факел. — В ней будут врата.

Под потолком прозвучало:

— Они перед тобой, человечек.

Это был голос того странного одержимого, который расправился с профессором Леданковым. Он, как оказалось, тоже был где-то перед нами.

Непосредственно перед нами располагалась угловатая арка. Ее обрамляли балки, облитые свежей смолой. В воздухе висел ее густой аромат. Балки, да и сама арка, были гораздо крупнее, чем вход в подземелье, но по форме — точно такие же. Здешний архитектор изысками не баловал. Сразу за аркой начиналась круглая комната с каменными стенами. На стенах висели люди и факелы, хотя последние, наверное, служили просто декорацией. Свет в комнате был такой же ровный и неяркий, как и в проходе. Таиться смысла не было, и мы с Факелом вошли.

Одержимый стоял по правую руку от входа на пятиугольном гранитном постаменте. Да, это был тот самый уродец — похожий на дерево с когтистыми лапами. Безрукавку он снял, демонстрируя мускулистый торс. Под серой кожей бугрились мускулы, резко контрастируя с тощими, похожими на плети, руками. На серой коже чернела татуировка — звезда с шестью лучами. Лучи были тонкие и извивались, словно щупальца.

У ног одержимого лежал седой мутант. При виде нас он поднял голову и злобно зарычал. На стене над одержимым был распят звероподобный охранник. Два факела поджаривали ему бока. Охранник извивался, как червяк на крючке, и едва слышно мычал через кляп.

— Хотите войти туда, человечки? — спросил одержимый.

Пол комнаты постепенно понижался к центру, где лежало здоровенное каменное кольцо. На камне были начертаны красные символы. То ли заклинание, то ли расписание. Бес их разберёт. Внутри кольца клубился розоватый туман.

— Нет, — сказал я. — Хотим тебя вернуть в ад.

— Наши планы сходятся, человечек, — ответил одержимый. — Но вначале мы закончим дело здесь.

— А вот тут наши планы расходятся, — сказал я.

Кем бы ни были одержимы одержимые, в своей, так сказать, основе они оставались людьми. Это прежде всего означало, что они исправно дохли от пуль.

— Тут есть только мой план, человечек, — возразил мне одержимый. — Вы здесь по моей воле.

— Что ж, — сказал я. — Это была твоя самая большая ошибка.

Пока мы столь мило беседовали, приглядываясь друг к другу, Факел подобрался к врагу поближе и без лишних слов жахнул из огнемета. Одержимый среагировал мгновенно. Он мощным пинком отправил мутанта в полет, а сам сиганул с постамента влево. Пламя окатило постамент и стену за ним, но лишь пятки звероподобному охраннику поджарило.

Мутант летел прямо на меня. Я успел всадить в него пулю. Он успел взвизгнуть. Затем он врезался в меня, и мы покатились по полу.

— Это была моя самая большая удача, человечек Марков, — провозгласил одержимый. — Кое-кто из моих братьев будет особенно рад такой жертве. Он будет мне благодарен.

Затем раздался треск рвущейся ткани. Я, помнится, даже успел на миг удивиться: он что, штаны на себе от гнева порвал?! Больше-то на нем ничего не было. Как потом выяснилось, одержимый в своем прыжке долетел до стены напротив, где и повис, вцепившись в висевшего там человека. Вот его он и разорвал, забрызгав кровью все вокруг.

В тот момент мы с мутантом были слишком заняты друг другом, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг. Мутант очень старался поцарапать меня когтями. Они у него были не такие длинные, как у его хозяина, но крепкие и очень грязные. Неровен час, еще и заразу бы какую-нибудь занес.

Винтовку я от его когтей каким-то чудом уберег, а вот плащ он мне разодрал знатно. Потом его даже в починку не взяли, просто выдали мне новый. За старый, кстати, из жалования ничего не вычли. Списали плащик как утраченное в бою имущество, и закрыли вопрос. Сам же я изловчился сломать мутанту правую лапу. Ту, которая раньше рукой была. Ну и по морде пару раз съездил. Только потом вспомнил про ножи, которые я на лесопилке конфисковал, но мутанту и этого хватило.

Он дал деру. Я подхватил винтовку с пола, и влепил ему еще одну пулю. На этот раз — наповал.

Одержимый тем временем скакал по стенам, перепрыгивая с одного неудачника на другого, и мгновенно раздирал их в клочья. Факел гонялся за ним, поливая стены из огнемета и сжигая то, что еще оставалось от неудачников. Температура в комнате заметно подскочила. Когда мутант сдох, одержимый злобно зарычал.

Ну тут уж сам виноват. Надо было присматривать за питомцем, а не с Факелом развлекаться.

— Тебя ждет боль, человечек Марков! — крикнул одержимый, но прыгнул почему-то на инквизитора.

Факел встретил его выстрелом из огнемета. Волна пламени получилась довольно жиденькой. Должно быть, горючка уже была на исходе. Впрочем, одержимый всё равно извернулся в воздухе и освященное пламя его не коснулось. А вот его лапа со всей дури прилетела Факелу по голове. Инквизитор грохнулся на пол. Одержимый приземлился на ноги, и резко обернулся ко мне.

Наши взгляды встретились. Я почувствовал, что цепенею. Передернуть затвор еще сил хватило, а вот спустить курок — уже нет. Я изо всех сил давил на спусковой крючок, даже испарина на лбу выступила, но палец словно окаменел.

По морде одержимого скользнула кривая усмешка. Не отпуская меня взглядом, он спустился к каменному кольцу. Мой взгляд последовал за ним. Похоже, это было единственное, что у меня еще могло пошевелиться. Я почувствовал, что начинаю задыхаться. Впрочем, на тот момент это был бы не самый худший вариант.

Красные символы на каменном кольце сияли кровавым заревом точь-в-точь того оттенка, как и потеки крови на полу. Туман почти рассеялся. За ним виднелась огромная серая равнина без единого клочка зелени. По равнине брели три мерзкие на вид твари. Возможно, сказались недавние слова одержимого, но мне сразу показалось, что они усталые, голодные и еле переставляли ноги. Не знаю, у которой из них были ко мне счеты, но я бы не хотел встретиться нос к носу ни с одной из них.

А твари направлялись прямиком к кольцу.

— Они идут за тобой, человечек, — тихо произнес одержимый.

Я услышал. Да в общем-то, и без него догадался. Факел едва слышно застонал.

А затем грянул гром. Гнездо содрогнулось. С потолка осыпалась земля. Одержимый покачнулся, и взмахнул руками, ловя равновесие. Наши взгляды расцепились. Палец тотчас додавил спусковой крючок. Раздался выстрел. За миг до того, как пуля разнесла одержимому башку, он вновь усмехнулся. Затем его кровь и мозги забрызгали каменное кольцо. Символы засияли ярче. Туман исчез.

— Твою ж… — прошептал я. — Факел, они на крови работают!

— Что? — отозвался инквизитор.

Я уже съезжал по полу к каменному кольцу. Тело одержимого упало рядом с ним. Кровь хлестала на пол, сбегала ручейком по нему к кольцу и вливалась в ближайший символ. Это был крест с крышей на фоне опрокинутой восьмерки. Я схватил труп и поволок прочь, пытаясь зажать рану ладонью.

Факел сел, недоуменно глядя на меня.

— Вытираем кровь! — крикнул я ему. — Ворота на ней работают.

— Ах, ну да, — отозвался Факел. — За тем и нужны жертвы.

— Так не сиди ты! — рявкнул я.

Он поднялся на ноги и покачнулся. Я дотащил труп до выхода и забросил его в коридор. В коридоре было темно. Оттуда тьма наступала на меня, и в ней сиял красным огромный глаз. Рефлекторно отшатнувшись, я оступился и грохнулся на пол, съехав обратно к кольцу. Из коридора на меня надвигалось странное существо.

Я успел разглядеть, что походило оно на пенек с глазами на стебельках, но, по правде говоря, видал я одержимых и постраннее. Корежит их знатно. А вот чтобы тьма окутывала одержимого, словно облако, такого я еще не видел. Факел медленно поднял раструб огнемета. Глаза существа тотчас повернулись к инквизитору и расширились. В них отразилось освещенное пламя. Кем бы ни была эта тварь, горела она хорошо.

— Факел, стираем кровь! — воззвал я.

— Отойди-ка, — отозвался он.

Я отпрянул от кольца. Он повернул мощность на максимум и окатил ее из огнемета. Меня обдало жаром. Половина символов померкла. Вид на равнину начал затягивать туман.

— Работает! — крикнул я. — Давай еще.

— Я пуст, — отозвался Факел, скидывая со спины огнемет.

Чуть было не помянув нечистого — вот уж точно не ко времени было бы! — я метнулся обратно к кольцу. Факел съехал по скользкому от крови полу и рухнул рядом на колени. Три твари заметили, что тут дело неладно, и прибавили шаг. Мы принялись лихорадочно стирать кровь с камня. Факел — носовым платком, я попросту рукавом. Затем он сообразил стереть на платок пот со лба. Вроде пошло веселее.

— А если помочиться на него? — спросил я, кивком указав на крест с крышей.

Факел подумал, наморщив лоб и не переставая тереть соседний символ, потом сказал:

— Выглядит как осквернение.

— А скверна — их стихия, — проворчал я. — Тогда не будем рисковать.

— Не будем, — отозвался Факел, переползая к кресту с крышей, и снова смачивая платок своим потом. — Но так мы не успеваем.

Твари уже почти бежали.

— Сможешь повторить чудо с дождем? — спросил я.

Не то чтобы я вообще верил в чудеса, но в такие мгновения хватаешься за любую соломинку.

— Дождь на улице, — отозвался Факел.

И горгульи там же.

— Я мигом, — сказал я и, подхватив винтовку, рванул по проходу.

По прямой оказалось заметно короче, чем в обход. Никого не встретив, я добежал до выхода из подземелья. Деревянные стены над ним весело полыхали. Главные ворота отсутствовали. Выглядело так, будто тут что-то взорвалось. Дождь все еще шел и воронку перед входом заполнила вода. Я нашел какую-то мятую жестянку, зачерпнул из воронки и помчался обратно, стараясь не расплескать хотя бы всю. Расплескал примерно треть.

Факел за это время успел затереть символ с крестом. Туман стал немного гуще, а твари — заметно ближе. Мы с удвоенным рвением принялись за дело. Вода из плошки закончилась быстро. Сбегать за второй я уже не успевал.

— Господа, — раздался вдруг голос. — Я тут еще воды принес, если надо.

Мы с Факелом дружно вскинули голову. В проходе стоял ямщик с почты Дубровника. В руках он держал ведро с водой.

— Слава Богу! — дружно выдохнули мы.

Я выхватил у него ведро, и полил на кольцо. Факел, проползая за струей, тер платком и ладонями все символы на пути, и они гасли один за другим. Проход в кольце затягивался туманом. Я еще успел заметить, как близ кольца по ту сторону появилось еще одно существо. Внешне оно походило на недавнего одержимого, но оказалось не таким шустрым. Три твари легко поймали его и разорвали в клочья, с жадностью пожирая куски плоти. Вот тебе и вся благодарность!

Затем их скрыл туман. Мы дотерли символы, и он вновь исчез, но теперь за ним была не серая равнина, а просто выжженная земля.

Эпилог

— Ты откуда тут взялся-то, мил человек? — спросил Факел у ямщика, пока мы, грязные и усталые, сидели рядком на краю кольца и переводили дух. — Тебя нам не иначе Господь послал.

— Да не, господин хороший, — спокойно ответствовал ямщик. — Староста наш.

Когда колонна беженцев оторвалась от горгулий, староста приказал ямщику доставить нам остатки динамита. Мол, инквизиторам нужнее. А может, просто страшно стало находиться рядом с таким грузом. Там этих остатков целая телега была. Потом староста с этим приказом пытался примазаться к уничтожению гнезда, мол, способствовал, но инквизиторы его строго завернули. Гнездо записали на нас троих.

— А я что? — рассказывал ямщик. — Мне сказано, я и повез.

— А нас как нашел?

— Так дым увидел, — сказал ямщик. — Ну, думаю, где дым, там чего-то жгут, а стало быть, инквизиторы где-то рядом.

Я усмехнулся. Факел нахмурился. А ямщик спокойно поведал, как он приехал, а тут пожар. И горгульи вокруг вьются. Уже и на ямщика с его грузом нацелились.

— Думаю, чего мне зазря пропадать? — сказал он. — Запалил шнуры на динамите, а птички эти раз, и врассыпную.

Осознав, что ему выпал шанс на спасение, ямщик быстренько выпряг своих лошадок и увел их в лес. Динамит взорвался. Телегу разнесло в пыль, как и ворота, перед которыми она была брошена. Какое-то время ямщик прятался в зарослях, не зная, что ему дальше делать, а потом приметил, как я выскочил за водой. Ну и решил помочь.

— За это вам огромное человеческое спасибо, — сказал я.

— Ну так пожалуйста, — отозвался ямщик. — Только господа хорошие, мне тут рассиживаться некогда, у меня там лошадки…

И мы пошли спасать лошадок. Ничего с ними, кстати, не случилось. Когда мы выбрались на поверхность, гнездо уже прогорело и рухнуло. Горгульи двумя широкими клиньями улетали на восток. С запада, шурша винтами, приближался против ветра военный дирижабль. Это, наконец-то, прибыли штурмовики.

Их лейтенант еще и наворчал на нас, что зря только время потратили. Гнездо мы и без них спалили. Причем, по мнению лейтенанта, сделали всё правильно. Штурмовики только расколотили освященными молотами каменное кольцо, но и с этим, опять же, мы могли и сами управиться.

Единственная от них польза вышла: быстро разгребли завалы и нашли под ними полицейского и пару недобитых культистов. Культистов тут же и расстреляли, а Парамонова подкинули на дирижабле до ближайшего госпиталя. Тот потом жаловался, что штурмовики его чуть ли не на парашюте скинули, а сами умчались гонять демонов.

Всё равно, кстати, опоздали. Демоны, едва почуяв, что дело с гнездом не выгорело, а само оно, наоборот, выгорело дотла, развернулись и ушли. К сожалению, собранное ими воинство никуда от этого не делось, но это уже была мелкая шушера — бесы да мутанты, так что прославиться штурмовикам не удалось. В отличие от нас с Факелом. Точнее, большей частью прославился я, а Факел попал на страницы газет просто за компанию.

И дело было, увы, вовсе не в гнезде демонов. Пепелище сразу оцепили силы инквизиции и всё, что можно, засекретили. Только сейчас и могу рассказать, как дело было. А тогда штамп "Секретно" шлепнули на наш с Факелом отчет еще до того, как мы его написали. Вот прямо выдали уже проштампованные чистые листы. Потом при нас подшили их в папочку, мы расписались на ней, и сверху архивариус опять же шлепнул штамп: "Совершенно секретно".

— Надо еще добавить: перед прочтением сжечь, — пошутил я.

— Ты так не шути, Глаз, — ответил мне архивариус, прибирая папочку в сейф. — У нас всё строго. Написано: "сжечь", сожгут и глазом не моргнут. А кто за документ отвечать будет?

В общем, пожелал я ему посетителей с мозгами, услышал в ответ, что такие сюда не заглядывают — надеюсь, это он встречно пошутил — и мы отправились навстречу новым неприятностям.

Жители Дубровника дали подписку о неразглашении, после чего им позволили вернуться к своим домам. Многие вернулись, хотя фронт теперь проходил буквально под окнами. Демоны там целую армию собрали, так что выбивали ее еще долго. Линию фронта по Свири восстановили только к июлю, а про полный разгром врага под Дубровником газеты бодро рапортовали уже в первых числах августа. Причем как я слышал от армейских знакомых, они и тогда малость опережали события. Ну да человек ко всему привыкает, особенно если дать ему время пообвыкнуться.

А вот беженцев всех оттуда депортировали и даже лагерь с землей сровняли. Беженцы всё равно шли — тропы-то, как говорится, проторены — но полицейский Парамонов, едва оправившись от ран, установил настолько суровый контроль, что всем, у кого не чиста биография, лучше было сразу проходить мимо Дубровника. На всю округу прославился. В Петрозаводске какие-то ушлые деятели даже продавали беженцам справки "от Парамонова" о том, что они им проверены и, соответственно, абсолютно чисты. Эффект, впрочем, получался обратный. Никаких справок Парамонов, естественно, никому не давал, а кто их покупал, те, стало быть, чувствовали за собой какие-то грешки и их приглашали покаяться в инквизицию.

Приютские, слава Богу, тоже уцелели. И мало сказать: уцелели. Строго следуя моей инструкции держаться справа от тропинки, они набрели на ангела!

По их словам, прямо на него и вышли. Повезло им, ничего не скажешь. Однако приютские, ошалев от такого счастья, решили, будто бы я специально их к ангелу наладил. Так потом всем и говорили. Ангела у них, понятное дело, сразу изъяли, но заместо него передали приюту подходящий дом в Архангельске. Отремонтировали его за казенный счет и даже поставили на довольствие, благо тощий господинчик, которого, как оказалось, звали Андрей Александрович, от своей доли в пользу приюта отказался.

И нет бы им тихо сидеть и радоваться! Нет, приютские написали мне большущее благодарственное письмо, да еще, чтоб оно уж точно не прошло мимо глаз начальства, опубликовали его в "Архангельском вестнике". Ох, и влетело же мне за то, что ангела сразу не забрал!

— Благородство — это хорошо, — разорялся старший инквизитор. — Хотя и не практично по нынешним временам, но ты же военный, Глаз! Должен же понимать, что такие приказы не от хорошей жизни пишутся. У нас каждый ангел на счету, а ты нашел кому его доверить! А если бы они его потеряли или, не дай Бог, повредили?! Это ж дети! Хорошо хоть один взрослый нашелся, да и того, как я понимаю, в твоем плане не было. Так?

Я честно ответил, что всё не так. И про ангела я ничего не знал, и сестра Анна вела себя вполне по-взрослому.

— Да какая она взрослая! — проворчал в ответ старший. — Девчонка совсем.

А в остальное он и вовсе не поверил. Да и никто не поверил. Факел, зараза, два дня дулся. Мол, уж ему-то можно было рассказать про ангела. Потом оттаял. Оценив нашу готовность бесстрашно лезть к черту на рога, начальство подобрало нам соответствующее задание, а он такое любит.

Отбыли мы в тот же день. Дело, как сказал старший, было очень спешное и очень скверное.

— Знаешь, Глаз, — сказал Факел. — Когда ты в следующий раз найдешь ангела, ты мне всё-таки скажи. Я претендовать не буду, просто хочу его увидеть.

— Когда? — переспросил я, и тихо хмыкнул. — Ты хотел сказать: если?

— Когда, — уверенно повторил Факел. — Многие могут за всю жизнь ни разу не увидеть ангела, а мы с тобой знакомы от силы месяц, и уже дважды Господь посылал нам его. У Него определенно есть на нас свои планы. На тебя-то уж точно!

— Надеюсь, эти планы не включают скорую личную встречу, — негромко проворчал я.

— Пути Господни неисповедимы, — дипломатично ответил Факел. — Но, думаю, постоять в охране райского сада мы сможем и на пенсии, а сейчас, поверь, у Него наверняка есть для нас кое-что поинтереснее.

В это я, пожалуй, мог поверить. Хотя знай я тогда, насколько именно вскоре станет "интересно", я бы пересмотрел свои надежды в пользу сторожа райского сада.

За окном проплывали крыши домов. Затем их сменили волны Онежского озера. Курьерский дирижабль, зафрахтованный специально для нас, на всех парах мчался на восток.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Эпилог