Коктейль "ёрш" от фантастики. Первые две трети - космофантастика о девственнике 34-х лет отроду, что нашёл артефакт Древних и звездолёт, на котором и отправился в одиночное путешествие по галактикам. Последняя треть - фэнтези/литРПГ, где главный герой на магической планете вместе с кошкодевочкой снимает уровни защиты у драконов. Получается неудобоваримое блюдо: те, кому надо фэнтези, не проберутся через первые две трети, те же, кому надо
подробнее ...
космофантастику, останутся в недоумении от последней.
Выше оценки неплохо 3 том не тянет. Читать далее эту книгу стало скучно. Автор ударился в псевдо экономику и т.д. И выглядит она наивно. Бумага на основе магической костной муки? Где взять такое количество и кто позволит? Эта бумага от магии меняет цвет. То есть кто нибудь стал магичеть около такой ксерокопии и весь документ стал черным. Вспомните чеки кассовых аппаратов на термобумаге. Раз есть враги подобного бизнеса, то они довольно
подробнее ...
быстро найдут уязвимую точку этой бумаге. Игра на бирже - это вообще рассказ для лохов. Маклеры играют, что бы грабить своих клиентов, а не зарабатывать им деньги. Свободный рынок был, когда деньгами считалось золото или серебро. После второй мировой войны для спекуляций за фантики создали МВФ. Экономические законы свободного рынка больше не работают. Удачно на таком рынке могут работать только те, кто работает на хозяев МВФ и может сам создавать "инсайдерскую информацию". Фантики МВФ для них вообще не имеют никакого значения. Могут создать любую цифровую сумму, могут стереть. Для них товар - это ресурсы и производства, а не фантики. Ну вод сами подумайте для чего классному специалисту биржи нужны клиенты? Получить от них самые доходные спекуляции, а все менее удачное и особенно провальное оставить им. Основной массе клиентов дают чуть заработать на средних ставках, а несколько в минус. Все риски клиентам, себе только сливки. Вот и весь секрет их успеха. Ну и разумеется данный специалист - лох и основная добыча маклеров хозяев МВФ. Им тоже не дают особо жиреть. Поднакопил жира и вот против вас играет вся система биржи. Вроде всегда "Надежные" инсайдеры сливаю замануху и пипец жирному брокеру. Не надо путать свободный рынок со спекулятивным. И этому сейчас вас нигде не научат, особенно в нашей стране. А у писателя биржа вообще выдаёт кредиты для начала спекуляции на бирже. Смешно. Ну да ведь такому гениальному писателю надо придумать миллионы из нуля. Вот спрашивается зачем ГГ играть на бирже, если ему нужны деньги для расширения производства и он сам должен выкинуть на рынок свои акции для привлечения капитала.
Шелковый шарф лежал поперек дороги и его нужно было обязательно переступить. Балва почесал ухо и смущенно откашлялся. Его вера запрещала ему переступать через шелковые шарфы и запрещала также сходить с дороги. «Идешь — иди, не смей свернуть с пути», — утверждала Единая Книга. Балва вынул из рюкзака салфетку, постелил ее на дорогу и сел подумать.
Вскоре это занятие ему надоело и он встал.
«Ничего нет глупее, чем думать о том, чего сделать нельзя», — вспомнилось оттуда же. Балва вздохнул, спрятал салфетку в рюкзак и ногой отшвырнул шарф с дороги. «Самое простое — самое верное».
Балва еще вчера жил как все, но с утра его словно подменили, и от одного его утреннего взгляда скончался престарелый петух. Балва воспользовался случаем, поел, а дальше совсем разошелся: сломал и выкинул часы, замуровал мышиный ход, надел сапоги и ушел из дома, как он решил, навсегда.
Шелковый шарф оказался не самым большим препятствием. Пройдя еще немного, Балва вышел к реке. Тут он понял, что перед ним самая сложная задача жизни, по крайней мере той, которая была. Балва не умел плавать и он не видел никого, у кого мог бы спросить совета.
Он читал в Единой Книге о мостах, одолевающих реки, но не представлял себе, что это такое.
Он снова сел на салфетку, на сей раз не подумать, а потому что ноги подкосились. Не те у него были ноги, чтобы на них много ходить. Мало он знал, меньше видел, а о выносливости и понятия не имел.
Хорошо, что из кустов вышла женщина и заметила Балву.
— Мужчина? — удивилась она. — Да что же он здесь делает?
— Ушел, — сказал Балва. — Навсегда ушел. Так не могу больше жить.
Женщина не рассмеялась. Балва думал, что она рассмеется, а она не рассмеялась. Она только с сомнением покачала головой.
— А жить ты как будешь? Где ты еду брать будешь? Где спать?
Балва пожал плечами.
— Не знаю. — Он показал на рюкзак. — Пока есть, что есть, а там видно будет.
Женщина взяла рюкзак и покачала его на вытянутой руке.
— Легковат… Ну ладно. А пойдешь-то ты куда?
— Куда пойдется.
— А сейчас чего сидишь?
Балва опять смутился. Он вспомнил шарф и как грубо с ним обошелся. Может, это ее шарф. Очень неудобно.
Женщина догадалась, не дожидаясь ответа.
— Река?
Балва кивнул.
— Вот ты такого простого препятствия одолеть не можешь, даже, наверное, не знаешь как, а все туда же — пойду, пойду, и ведь, скорее всего, думаю, навсегда уйти решил. Ну скажи: правда это?
Балва снова кивнул. Он почувствовал, что у него загорелись уши, и спрятал нос между колен.
— Много вас таких, смелых… Елисея помнишь? Да помнишь, конечно… Утонул он в реке. Вот вы, наверное, думаете, что он дома сидит, не вылезает, ест да пьет, а он утонул. Дня три тому выловили.
— Елисея… — произнес Балва и почувствовал, что сейчас заплачет.
У него задрожали губы, он тихонечко завыл, ему невыносимо стало жалко себя, слишком близко он знал Елисея, слишком мало еще было с ним выпито.
Женщина присела на корточки рядом с Балвой и ласково погладила его по голове.
— Поплачь, поплачь, милок, может легче станет.
— Он был… — выдавил Балва. — Он таким… У него… Вот так вот. Вот как, значит…
— Да… Ветка у него в руках была. Так и сожгли. Нельзя было отодрать. Видать, он на дерево полез. Над водой посидеть. Да не усидел, видишь…
Балва уткнулся в теплую грудь женщины и заплакал. Плакал он долго, а она только гладила его по голове и приговаривала:
— Ну… Ну…
Наконец он выплакался и отодвинулся. Ему было очень стыдно. Пойти навсегда, неожиданно столкнуться с голой правдой жизни, с жестокой правдой, не знающей пощады, и сразу понять, что он до безобразия слаб.
— И чего вам не живется, — сказала женщина. — Ешь, пей, спи. Никаких забот. Ну разве что иногда… Да вот за это-то мы ведь как о вас беспокоимся! Кто у вас хозяйка, Маруся, да? Золотое у нее сердце!
— Доброе, да, — отозвался Балва.
— Вот и хорошо, — обрадовалась женщина. — Возвращайся.
— Да, да… Только посижу еще немного…
— Ну ладно. — Женщина встала с чувством исполненного долга. — А то я тут болтаю с тобой, а у меня ведь дел невпроворот… — Она прошла несколько шагов, потом обернулась. — Да, передавай привет Марусе. Скажи, что Клава ей привет шлет. В гости зовет. Чай с грибами пить… И не сиди долго.
Женщина ушла.
Балва сидел и смотрел на реку. Не такая уж она и большая. А Елисей, наверное, пьяный был, вот потому и свалился.
Балва решительно поднялся и пошел вверх по течению. Идти было нелегко, потому что берега у реки были хотя и невысокие, зато крутые, и кусты росли прямо на самом берегу, а тропинка хотя и была, но очень узкая и в таких зарослях, что приходилось постоянно сгибаться.
У Балвы заболела шея, потом поясница. И он еще все время высматривал подходящее дерево. Совсем усталый, он выбрал более-менее удобное место, чтобы отдохнуть, и сел, даже не подстелив салфетку. Когда он это понял, то сильно огорчился. Он привстал и попытался отряхнуть штаны, но куда там — бесполезно: штаны теперь нужно отдавать в стирку. Правда какая сейчас стирка? Он один в лесу. И помощи ждать глупо.
Балва махнул рукой и сказал:
— Да ладно…
И огляделся. А потом улыбнулся. Вот ведь сила привычки: жить с оглядкой. Надо отучиваться.
Он потянулся, чуть отклонившись назад, и тут его взгляд уперся в большую ветвь, которая простиралась в сторону другого берега. Он встал и проследил взглядом до конца ветви. Это, пожалуй, то, что нужно.
Еще он подумал, что зря все затеял, и чтобы не дать себе себя отговорить, сразу полез на дерево.
Он чувствовал себя героем, когда добрался до ветви и сел на нее верхом. Но он помнил, что пока дело не сделано, нельзя его оканчивать даже в мыслях, иначе от успеха закружится голова, а это совсем ни к чему.
Он протянул руки, обхватил ветвь и протащил себя вперед. Потом еще немного. Теперь под ним была вода. Балва был над пропастью, таящей гибель. Он, такой жалкий и слабый, отважился бросить вызов границе бытия!
Лоб Балвы похолодел, а под мышками, наоборот, стало жарко, и потек пот. Балва двинулся дальше. Он старался не думать о том, что внизу, тем более не смотреть туда. Все же иногда смотрел.
Сердце стало тонким как паучья нить, готово было разорваться. Время тянулось медленно — смола быстрее затягивает древесные раны.
Но мало-помалу Балва одолевал себя и переправу. Когда ветвь стала ненадежной — прогнулась под тяжестью Балвы, он остановился. Под ним был скат другого берега. Если прыгнуть прямо вниз, то, вероятнее всего, он соскользнет в воду. Не за что было там зацепиться. Назад тоже пути не было.
Балва снова захотел заплакать, но не позволил себе.
Он распрямился и огляделся.
Чуть выше его головы была тоненькая ветка дерева, росшего с той стороны.
Балва с трудом оторвал руки от своей ветви, крепко ухватился за другую, и сразу полетел вниз. Ветка выдержала. Балва сильно ударился, но рук не разжал. Он полз вверх, скользя коленками по траве и перебирая по ветке руками. Слезы лились неудержимо, но Балва не замечал этого. Он был на другом берегу, а остальное не имело значения.
Он дополз до безопасного, пологого места и перевернулся на спину. По небу плыли равнодушные к нему облака, но они были так изощренно подвижны, что Балва готов был все им простить.
Он лежал долго, очень долго, прислушиваясь к шуму реки и шуму листьев. Он не знал, что будет делать дальше, зато впервые был вполне доволен собой.
День склонился к вечеру. Стало прохладнее. Балва поднялся и пошел по тропинке. Вскоре он вышел к дороге, встал на ней и не знал в какую сторону направиться.
Так он стоял, пока не увидел идущую по дороге женщину. Она тоже его увидела.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она. — И чего это ты такой грязный? Ну и ну… — Она покачала головой. — Вот ведь неряха! А ну пойдем домой, я тебя отведу.
Женщина крепко взяла Балву за руку и повела за собой. По узкой дороге, сквозь лиственный лес, через желтоцветную поляну — и в деревню.
На крыльце дома Балвы сидел незнакомец с наполовину опорожненной бутылью.
— Передаю его тебе, Лексик, гуляку этакого, — сказала женщина. — И смотрите чтоб у меня! Не особенно!
— Всё путем, Клава, — отозвался мужчина, вовсе не Лексик, на сомневающийся взгляд Балвы.
— А я тебя давно жду, Спиридон.
Балва оглянулся: никого.
— Ты чего это, не рад друзьям, что ли? — удивился самозванец.
Из-за угла Балвиного дома вышел петух, из открытой форточки донесся тихий перезвон часов.
Балва покачал головой, молча взял бутыль и сделал глоток.
— А все-таки я на том берегу был, — сказал Балва и быстро допил остаток.
Последние комментарии
14 часов 17 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 15 часов назад
1 день 15 часов назад
3 дней 21 часов назад
4 дней 1 час назад