Дневники дьявола [Марина Евгеньевна Новикова] (fb2) читать онлайн

Марина Новикова Дневники дьявола

Все события и персонажи романа

вымышлены, любое сходство с реальными

людьми, событиями и ситуациями

абсолютно случайно…

Глава первая.

Телефонный звонок безжалостно разорвал в клочья уютные объятия сна. Я, недовольно буркнув проклятие себе под нос, поднесла трубку телефона к уху. Ну, конечно, кто бы сомневался… звонил наш неугомонный главный редактор Спирин. Только он, не мало не считаясь с личной жизнью, здоровьем, нервами и прочей, с его точки зрения, ерундой, мог выдернуть сотрудников редакции из-за праздничного стола, с пляжа у мирно плещущего моря в те счастливые, тяжким трудом добытые нескольких дней отдыха и, наконец, из теплой постели и направить, в нетерпящем отлагательства ни на секунду порядке, добывать любезную его сердцу информацию для нашей газеты.

Три года назад, когда мне, руководителю одного из сибирских филиалов столичного издания, предложили место начальника московского отдела криминальной хроники, я уже более двадцати лет проработала журналистом и догадывалась, что размереннее моя жизнь не станет. Спирин, уже при первой встрече, не обещал мне сладкой и ,тем более, спокойной жизни, но его манеры подвергали мою любовь к работе журналиста и преданность нашей газете слишком частым и безжалостным испытаниям. Именно за эти несносные манеры, заполнять собою и своим восприятием жизни не только все пространство редакции, но и личную жизнь ее сотрудников, главного редактора кто-то метко прозвал «ГлавВредом». Я сегодня пребывала в очередном, вполне законном отпуске. Мы с Данькой всю ночь летели чартером из Китая и только два часа назад как добрались до дома. Я ещё не перестроилась к часовому поясу и, едва успев принять душ, рухнула в постель и мгновенно заснула. И вот тебе, пожалуйста! Я посмотрела на часы и досадливо скривилась. Я поспала всего минут сорок, не больше. Чтоб тебе, Михалыч!

– Слушаю, – ещё сонно прохрипела я в ответ на неразборчивое бурчание.

– Дрыхнешь, Смирнова, а у тебя там черт знает, что твориться! – уже отчетливо рыкнула телефонная трубка донельзя раздраженным голосом Спирина.

На меня словно ушат ледяной крещенской воды вылили. Уже обычным звонким голосом я прервала поток обрывистых восклицаний начальника:

– Михалыч, притормози! Я в отпуске, ты не забыл? Где у меня, что у меня и почему именно у меня?

Главный редактор, знакомый со мной не первый день, но до настоящего времени не привыкший к моей, с его точки зрения, крайне непочтительной манере разговора с начальством, как всегда слегка опешил и примолк, что дало мне возможность уже спокойно задать четко сформулированные вопросы:

– Что такого и где именно случилось, Валентин Михайлович, что требует моего незамедлительного участия или вмешательства? Редакция горит? Так это к пожарным. Налоговики обложили? Так это к бухгалтерии и юристам. Я-то при чём? Я в отпуске. Я десять часов летела, три часа добиралась до дома и только уснула! У меня, в конце концов, ещё две недели законного отдыха!

Спирин устало отмахнулся:

– Не умрёшь и не развалишься, поди не мои года. Выспишься в другом самолёте. И типун тебе на язык, Маня, такие страсти с утра пораньше ляпать. С налоговой все нормально, а вот насчет пожара, это ты прямо в точку. Сгорела информация синим пламенем! Не подсуетился твой филиальчик, дрыхнут, как и ты, мать их киску, птичку, рыбку! Мы чуть ли не последними в столице узнаем, что у тебя в городе прямо в подъезде, на лестничной площадке уже десять часов назад убили Генерального директора стройки! Десять часов, Маня, десять, етиш вашу мать, а я только пять минут назад узнаю об этом! Скоро по телику новость пройдёт, а мы не в курсях ! Ну и на хрена мы там филиал содержим?

Я оторопело уставилась на телефонную трубку , пытаясь осознать сказанное, и только через несколько секунд выдавила из себя:

– Генерального директора стройки? Антона Максюту?!!

Времени на приведение в порядок мыслей и чувств Спирин мне не дал ни секунды. Уже очухавшийся от моего нахальства «Главвред» перешел на обычный приказной тон, а это означило, что сразу после того, как прозвучит последнее сказанное им слово, мне нужно приступать к исполнению редакционного задания, спорить и протестовать было просто бессмысленно.

Мне предстояло в течении двух часов не только собрать вещи, но и прибыть в аэропорт «Домодедово» к рейсу в Холмск, где меня будет ждать с билетом и командировочным удостоверением, а может даже и с какими-то деньгами наш администратор Люся.

Я положила трубку на аппарат и решительно растолкала мирно спавшего, несмотря на телефонную трель и мои возгласы, мужа. Всегда удивляюсь его способности спать в любых условиях. Иногда мне кажется, если взрывом снесет все стены дома, но кровать останется на месте, то Даниил и в этом случае не проснется, пока его не растолкают спасатели или еще кто-нибудь. Однажды мы опаздывали на поезд, и я просто извелась, пока неторопливый троллейбус дополз до вокзала. Мы вскочили на подножку нашего вагона, когда из репродукторов на перроне уже звучал прощальный марш и проводник готовился закрыть дверь. Но пока двери троллейбуса не распахнулись на вокзальной остановке, муж безмятежно спал, несмотря на толчею, перебранку пассажиров и мою панику.

Устав от суетливых сборов, законного возмущения и очередного требования супруга послать Михалыча и «эту бешенную, копеечную и никому не нужную работу» к черту, уволиться и хоть на четвертом десятке перейти к размеренной жизни нормальной женщины, жены и матери, а скоро уже и бабушки, от гонок на байке между рядами машин, забивших столичные улицы и трассы, трескотни Люси и толчеи аэропорта, суетливых прощальных поцелуев и наказов Даниила, я, наконец, попала в самолет и откинулась на спинку кресла.

Наконец-то есть возможность поспать. Но не тут-то было. Последние три часа так встряхнули меня, что сна не было ни в одном глазу. Я решила использовать время полёта и осмыслить оглушившее меня известие. Ни Спирин, ни я и не догадывались, что для меня Антон Максюта окажется не просто персонажем криминального очерка. Кто-то свыше уже всё решил, и моя судьба уже лихо вынесла меня на перевал с которого есть только одна дорога вперед и вниз по крутым виражам узкого и смертельно опасного «серпантина». Мне тогда и в голову не могло прийти, что меня уже поджидают столкновения с людскими трагедиями и человеческими жертвами, да и я сама только чудом останусь жива. Ничего из этого я не предчувствовала и сидя уютном кресле самолёта, под мерный гул двигателей, закрыв глаза, просто стала накидывать материал для публикации, вспоминать все, что знала об Антоне, наши встречи, беседы, газетные статьи, заглазные характеристики, откровенные сплетни о нем и его окружении, выстраивая план встреч для набора информации. Привычная работа, сочетание полезного с приятными встречами в родном городке с родными, друзьями и знакомыми, так я думала тогда, даже не догадываясь, чем закончится для меня это редакционное задание.

Подытожив свои воспоминания о погибшем, я должна была признать, что Антон Максюта наверное жил бурной и наполненной событиями жизнью, впрочем ничем особо не выдающейся ,и она трагично оборвалась несколько часов назад…

Глава вторая

Антон Васильевич Максюта был личностью в городе и области известной. О нем говорили много и разного, но, в основном, в двух аспектах.

По одной версии он слыл просто мульти миллионером, с деловой хваткой и без всяких сантиментов державшим в кулаке не только коллектив предприятия, партнеров, поставщиков, но и властные структуры города и области. По другой же, весьма подкрепленной ахами дам и цифровыми показателями, он был просто местным Казановой, перед обаянием которого не могла устоять ни одна особь женского пола, на которую упал его благосклонный взгляд. Так, по крайней мере, говорили о нем.

Я не входила в круг его партнеров, и достоверность первой версии мне предстояло проверить. А вот попытки Антона пополнить моей «особью» свой «гусарский» счет испытать на себе мне пришлось. Устоять мне удалось без всякого напряга. Мое сердце Максюте не удалось заставить колотиться ритмичнее обычного ни в первую встречу, ни в последующие, хотя он употребил практически все средства из «полного джентльменского набора», пытаясь вывести наши отношения за рамки простого делового общения.

Одна из моих знакомых, весьма импозантная и востребованная мужской половиной общества , в масштабах нашей области, дама, однажды, на светской тусовке в областной администрации, понаблюдав за нашим общением с Антоном, полушутя попыталась объяснить мне мою фатальную ошибку:

– Машка, ты просто идиотки кусок! Такому мужику надо отдаваться сразу и молча, чтобы не спугнуть его своим восторженным визгом!

За этот пламенный призыв бывалой сердцеедки я, ухмыльнувшись, подвела ее к Антону, познакомила их и, отходя в сторону, шепнула Стелке на ушко: «Дерзай, дарю мой шанс!» и она тут же взяла Максюту в оборот, но, судя по ее кислой физиономии через полчаса, до ее восторженного визга дело явно не продвинулось.

Любопытно, но моя дамская оценка мужских качеств Антона заинтересовала меня только сейчас, и я поймала себя на этой мысли сидя в кресле самолета, несущего меня на его похороны… Что-то, практически с первой минуты, определило наши отношения, даже не как хороших знакомых, как считали многие, или деловых партнёров, как считали некоторые. О том, что мы с Антоном любовники не думал никто, несмотря на его нарочитое внимание ко мне, постоянно подкреплявшееся навязчивыми и весьма демонстративными попытками ухаживать. По крайней мере, такое предположение даже в виде шутки или сплетни не просочилось ко мне. Нас все воспринимали, скорее, как игроков, при чем всегда из соперничающих команд.

Пожалуй, это умозаключение следовало проанализировать. Мне предстояло понять взаимоотношения Антона с теми, кто его знал. Но для этого надо было сначала расставить все акценты в моем восприятии этого человека, что бы я могла оценить информацию о нем, за которой я и ехала по заданию редакции, с максимально объективной стороны.

И так, мне многое не нравилось в его стиле руководства, но приходилось признать, что, несмотря ни на что, огромное и сложное предприятие выстояло в пору экономического краха многих таких гигантов и было востребовано.

Властность и вездесущность Максюты раздражали многих, но меня это не коснулось никоим образом, поэтому я не смогла бы объективно оценить свою реакцию на эти его качества.

Я не знала Антона ни как отца семейства, ни как друга. Все эти области мне предстояло исследовать постфактум.

Ладно, оставим в стороне наши деловые контакты с Максютой. Как заказчик он был пунктуален в расчетах и, после первого и одновременно последнего конфликта в моём кабинете, всегда оставлял за мной право решать какой материал о его предприятии и как будет подан в газете, где я была главным редактором.

Что же еще я знаю о Максюте? Как и многие, я была в курсе, что для Антона, кроме его предприятия, истинной страстью были охота и рыбалка. Коллекция дорогого оружия не пылилась в специально для этого оборудованной комнате, а всегда была наготове, и гендиректор стройки мог в любой момент послать все к черту и сорваться в тайгу на неделю, а то и на две. Максюта был страстным охотником в прямом и переносном смысле.

Смешно, но получается, что единственным аспектом наших отношений с Антоном, хоть как-то окрашенным моими и его эмоциями, как раз и были его попытки навязать мне роль «охотничьего трофея».

Остается разобраться, почему этот мужчина, не так уж и старше меня, что бы из-за этого лишиться привлекательности, как сексуальный объект, ни на миг не затронул ни одну струнку моей бабьей непредсказуемой натуры ?

Интересненько и в этом стоит покопаться. И так,разберемся. Себя в этом плане «хоронить» мне было явно рано, даже сейчас, а уж тогда… Я обожаю своего мужа, но врать не буду, несмотря на полную гармонию в отношениях с Данькой, судьба- затейница, нет-нет, да подкинет мне встречу неслучайную… И тогда мое сердчишко вспоминает забытые мелодии страсти, тело начинает сладко ныть, а в глазах появляются чертенята, отплясывающие гопак, как однажды заметил мне муж,хитренько подмигнув и кивнул в сторону такого экземплярчика. Встречались и встречаются на моем пути мужчины, способные на несколько мгновений разбудить во мне свободную в своих желаниях женщину, и только разум урезонивал и охлаждал моё намерение покуролесить. При чём мужичок мог и не особо активничать для вызова моих чертенят, а вот Антон, как ни старался, явно не имел ни единого шанса. И вроде у него было все при нём, но явно чего-то главного не хватало даже для того, чтобы стать мне хотя бы другом…

Я задумалась всерьёз. Что для меня главное в личных отношениях? Сначала до-ве-ри-е, потом… Да вот же оно ! У Антона было все, кроме моего доверия. Я не доверяла ни единому его слову или жесту. Я постоянно была настороже, читая его мысли, искусно прикрытые шелухой правильно построенных фраз.

Было нечто насторожившее меня в этом человеке практически с первых секунд визуального знакомства и заставшее играть с ним, а не дружить и держать на почтительном расстоянии. Почему же в моем отношении к нему сквозил просто арктический холод, несмотря на его постоянные потуги растопить эти льды?

Мысль, видимо в подсознании давно ждавшая своего триумфального выхода, озарила мои рассуждения удивительно простой догадкой. Причина оказалась столь очевидной, что доказательств даже не потребовалось.

Меня в людях всегда привлекает искренность. Ложь я слышу всегда. Я могла глубоко и страстно увлечься сильным мужчиной, доверяя ему себя безоглядно и, так же искренне и так же самозабвенно, могла любить слабого, нуждающегося в моей помощи мужичка. Все это было неоднократно в моей жизни до встречи с Даниилом. Между моими двумя браками было четырнадцать лет вольной жизни и не один мужчина в ней. Вот только мужчины, которых я пускала в свою жизнь, должны были быть по-настоящему сильными или по-настоящему слабыми. Напускать на себя крутизну, будучи неуверенным в себе, чтобы привлечь мое внимание, или, наоборот, притворяться слабым, чтобы выпросить сочувствие и тем самым так же заполучить меня, для мужчины, добивающегося моего расположения, было изначально делом безнадежным. Я всегда чувствовала фальшь, как любит говорить мой муж, «попой», т.е. когда мозг еще не выдал аргумент, а интуиция уже зажгла желтый сигнал опасности.

Антон не прикидывался слабым, его практически все считали «крутым» мужиком, по крайней мере я никогда и ни от кого не слышала о нем другого мнения, но через эту «крутость» я ясно видела обиженного, растерянного и даже испуганного мальчишку.

Дай, Бог, памяти, после чего же Антон вдруг так раскрылся? Он смутился и пусть на короткий миг, но утратил свою обычную уверенность… Я, как в виртуальной реальности, ясно увидела снова его мгновенный, горящий ненавистью, испепеляющий меня взгляд.

Вот оно! Ощутив, вполне реально холодок внутри, я поняла, что это и есть момент истины. Именно тогда родилось мое недоверие к Антону, раз и навсегда исключившее возможность развития с моей стороны даже дружеской симпатии к нему. Странно, человека уже нет, а моя память до сих пор так живо хранит этот его жуткий взгляд и услужливо вытащила не только его, но и все мои эмоции в тот момент, откопав всё это в закромах. . Холодок, пахнувший от этого воспоминания, требовал дальнейшего анализа, на который вдруг сразу не осталось ни сил, ни желания. Это теперь я понимаю, что мой внутренний голос в этот момент просто вопил, пытаясь меня предостеречь и остановить. Но я оказалась крепка тем же самым умом, что и остальные 99% человечества, и, стряхнув с себя апатию и навалившуюся вдруг усталость, самозабвенно начала ковыряться в этих своих воспоминаниях!

****

Да, этот мужчина готов был в ту минуту реально физически уничтожить меня. Господи, да что же я такого сделала ? Вроде ничего.

Это было в день нашей первой и абсолютно деловой встречи. В редакцию позвонила секретарь стройки и передала просьбу Генерального директора, что бы именно я, как главный редактор газеты, которой был заказан материал о юбилее предприятия, нашла время встретиться с ним по этому вопросу. Предоплата, уже поступившая на наш счет, говорила об очень серьезных намерениях заказчика и у меня не было оснований отказать руководителю в личной встрече, тем более, что целесообразность проведения ее на предприятии, не вызывала у меня сомнений.

– Проходите, Мария Станиславовна, располагайтесь. – навстречу мне из-за красивого и дорогого офисного стола шагнул невысокий и немолодой, но еще очень способный зажечь дамское сердце, поджарый мужчина. Холеный, в дорогом костюме он умело играл искрами прищуренных темных глаз за стеклами очков в новомодной щегольской оправе. Улыбка выдавала в нем человека, уверенного в своем умении преподнести себя с выгодной стороны.

Побаловав меня прекрасным кофе с диковинными конфетами, приятной беседой о моих литературных талантах и неотразимом женском обаянии, в которых я , исключительно из соображений экономии времени, не стала его разубеждать, Антон Максюта вдруг взял «с места в карьер». Он, видимо, решил, что раз я приняла его комплементы благосклонно, уже пора перевести наши отношения в более интимные, чего-время-то-терять. Сославшись на предстоящее нам длительное и утомительное, с его слов , путешествие по предприятию, он предложил мне пройти в смежную с его кабинетом комнату отдыха.

Я быстро просекла «фишку» и , усмехнувшись, пожала плечами и осталась в кресле:

– Напрасные хлопоты, Антон Васильевич. Я абсолютно не устала, да и пока наслаждалась вашим угощением и беседой, отдохнула впрок. Давайте обсудим формат заказа и пройдёмся по участкам.

Антон молча подхватился из глубокого кресла, походкой мартовского кота проскользил по дорогому половому покрытию вокруг столика, стоящего между нашими креслами, и, взяв меня под руку, легко потянул верх, другой рукой махнув в сторону приоткрытой двери за его рабочим креслом, откуда с самого моего прихода негромко звучали приятные слуху джазовые композиции. В голосе Максюты так же послышались нотки кошачьего урчания:

– Не отказывайтесь, Мария Станиславовна! Мы часто даже не догадываемся, какие приятные вещи пропускаем впопыхах. Поверьте, на слово, я умею доставить женщине наслаждение!

– Антон Васильевич, я уже большая девочка и вряд ли Вы сможете мне показать что-то интересное, незнакомое и полезное для меня, чтобы тратить на это ваше и ,тем более, моё время.

Я решительно высвободила свою руку из внезапно больно сжавших мое предплечье пальцев мужчины и, все еще улыбаясь, но уже с нескрываемой неприязнью взглянула ему в лицо. Реакция Антона на мой презрительный и колючий взгляд оказалась для меня весьма неожиданной, как будто я ударила мужчину, так резко откинул он голову назад. В его глазах смешались обида и недоумение. На мгновение только что уверенный в своей неотразимости и силе мужчина стал похож на растерянного подростка. Он отвернулся от меня и стремительно вернулся в свое рабочее кресло, плюхнувшись в него так резко и грузно, что оно неприятно скрипнуло. Закрыв глаза, Максюта тяжело задышал, будто ему не хватало воздуха и его лицо побагровело. Решив, что человеку плохо, я вскочила с кресла и уже почти добежала до входной двери, чтобы позвать секретаря, как спокойный и абсолютно ровный голос Антона догнал меня на пороге его кабинета.

– Куда же Вы, Мария Станиславовна? Я Вас напугал? Простите великодушно, Вы верно не так всё поняли.

Обернувшись на голос, я наткнулась на его полный ненависти, испепеляющий взгляд. Некоторое время мы смотрели в глаза друг другу, и с каждой секундой холод все сильнее пронизывал мое тело. Но, как и всегда в минуту опасности или злости, мой взгляд так же стал волчьим. В десятом классе директриса, походя обидевшая во время урока мою подругу, а потом и меня, когда я поднялась за партой и потребовала от неё извиниться перед Надюшкой, взглянув на меня, резко отшатнулась и пробормотала:

– Смирнова, убери свой волчий взгляд немедленно. Если бы можно было убить взглядом, меня по твоей милости уже везли бы в морг. Выйди вон из класса! Тот инцидент, произошедший за месяц до окончания школы, стоил мне золотой медали, но только закалил мою тягу к справедливости и умение постоять за себя и тех, кто нуждается в моей защите.

Мои сжатые в полоску губы и блеск прищуренных глаз всегда весьма красноречиво выражали мое презрение и отчаянную решимость стоять насмерть в любом смысле. Противник обычно быстро отводил взгляд, но на этот раз пауза явно затянулась. Своеобразная дуэль с Максютой стала мне надоедать. Я, не отводя глаз, соображала, как выйти из этой дурацкой ситуации и ретироваться, не доводя дело до унизительного скандала.

Словно угадав мои мысли, Антон первым опустил глаза и, когда через долю секунды он взглянул на меня, из-за стекол супермодной оправы на меня снова смотрели два бархатных омута с игривыми и зовущими золотистыми искорками. Я вскинула брови в немом вопросе. Антон же, широко улыбаясь мне, быстро подошел к двери кабинета, распахнул ее, бросил приказ секретарше: «Еще два кофе, пожалуйста, машину к входу через десять минут!» и, бережно усадив меня на стул у длинного конференц-стола, аккуратно присел на соседний.

Мои колючки продолжали торчать во все стороны, но Антон и не подумал приглаживать их извинениями. В его глазах, наполненных прежней уверенностью, не осталось и тени промелькнувших страстей, они смотрели с благосклонностью и предупредительным вниманием и только. Недавний взрыв чувств выдавали лишь еще державшийся на его лице румянец, да набухшая на виске венка с капелькой пота.

Да, Максюта умел маскировать свои чувства и, наверное, поэтому, я только сейчас поняла, что именно насторожило меня в нем. Больше никогда между нами не возникло неловкости или недосказанности, Антон всегда держал почтительную дистанцию, хотя попыток подольститься ко мне не оставлял, но делал это нарочито корректно и знал меру.

Секретарша принесла снова тот же изумительный кофе, и мы продолжили деловую беседу в рамках проблемы, которую мне предстояло решить. Генеральный директор стройки лаконично объяснил мне, что ему хотелось бы увидеть отраженным в нашей газете за его деньги, кто и когда передаст мне необходимые данные.

Потом Антон долго водил меня по зданию Управления, откровенно хвастаясь евроремонтом и дорогим оборудованием кабинетов. Мы посетили на его директорской «Волге» ряд монтируемых объектов, потом он на базу отдыха предприятия пригласил меня отдохнуть вместе с мужем в любое удобное для нас время, но почему-то без энтузиазма встретил мое желание пройтись по цехам предприятия. Я настоятельно повторила просьбу и Антон, сославшись на занятость, явно только для видимости, попытался найти мне сопровождающего, но все оказались где-то вне кабинетов, и моя экскурсия из «блеска в нищету» строительно-монтажного гиганта тогда так и не состоялась.

В следующие дни у меня были другие заботы, и я смогла попасть на «запретную» территорию предприятия Максюты только после юбилейных торжеств, но до публикации заказанной статьи в газете.

****

Торжественное собрание было пышным и по представительству «отцов» и «элиты» города, и по изобилию живых цветов, несмотря на зимнее время, и по хвалебным речам, и по дорогостоящим подаркам. Банкет был просто «пиром Иоанна Грозного».

Столы сверкали хрустальной посудой, дорогими подарочными коньяками и не менее дорогой водкой, поражали обилием и изысками закусок. Действо снималось, естественно до определенного этапа застолья, на профессиональную видеокамеру. Избранное Антоном общество много говорило, хваля его, себя и друг друга, пило, ело, потом лихо отплясывало и с середины вечера начало расползаться по многочисленным укромным закуткам особняка сталинской постройки.

На меня, наконец-то, перестали обращать внимание, и я поспешила на выход, где перед зданием на стоянке в машине меня уже час ждал муж. Мы сразу договорились с утра съездить на предприятие Антона, которое я вознамерилась посетить уже без провожатых.

Утром, мы с Даниилом, как лазутчики, проникли на территорию через «народную проходную» – весьма комфортную дыру в ограждении предприятия. Пока начальству доложили, и оно, в лице заместителя Максюты, перехватило меня, я уже поговорила с рабочими и посетила два основных цеха, а еще в двух успел побывать мой «внештатник». У Канурина, лысенького и полненького старичка, руки просто ходуном ходили, когда он подкатился ко мне на своих коротеньких ножках, во время нашей беседы со сварщиками. Срывающимся от страха голосом он слезно стал просить меня удалиться с территории, повторяя, как заезженная пластинка, что «сам» его уволит из-за меня, и что я должна его пожалеть, потому что ему осталось всего два года доработать до пенсии.

Я, собственно, к этому времени уже собрала необходимый материал, сделала несколько фотографий и прояснила для себя все вопросы. В других цехах, по словам рабочих, положение было не лучше, проблемы повторялись, поэтому я пожалела перепуганного заместителя директора и под его «конвоем» прошла через официальную проходную предприятия, где в машине меня уже ждал Даниил, успевший удрать с территории незамеченным через «народную проходную».

Едва я успела доехать до редакции и разместиться на рабочем месте, как Антон, узнавший о моем своеволии, собственной персоной пожаловал в мой кабинет.

Генеральный директор старался скрыть раздражение, но уже с порога стал диктовать свои условия:

– Мария Станиславовна, если я плачу за материал, я хочу видеть в нем только то, за что я плачу…Это ясно?

Я, тихим голосом, но чеканя каждое слово, оборвала его гневную тираду:

– И Вам доброго дня, Антон Васильевич! Присядьте, пожалуйста. Чаю, кофе? Придите в себя и в спокойной форме изложите мне ваши претензии!

Антон с грохотом отодвинул стул для посетителей, тяжело сел и бросил сцепленные руки на стол. Он, лишь слегка повернув ко мне голову и не поднимая глаз, раздраженно продолжил:

– Мария Станиславовна, я заказал Вашей газете статью о юбилее предприятия, а не о его проблемах и хочу быть уверен в том, что, развернув в четверг Вашу газету, я прочту о наших достижениях и победах, ну, может, о проблемах неплатежей заказчиков, но не более. Я могу на это рассчитывать?

– Думаю вряд ли, Антон Васильевич, тем более после того, что я сегодня увидела на вашем предприятии и услышала от ваших рабочих! – спокойно ответила я.

Антон удивленно взглянул на меня и поднял сначала брови, а потом повернулся ко мне всем корпусом и вонзил в меня уже знакомый испепеляющий взгляд:

– Да что ты себе позволяешь, бабенка? Думаешь, я не смогу заставить? Да мне одного звонка хватит, что бы завтра тебя не было не только в этом кресле, но и в этом городе!

Я себя в этот момент не видела, но догадывалась, что моё лицо явно не светилось доброжелательностью и радушием. Прищурив глаза, я с кривенькой такой ухмылкой ответила на угрозы:

– Ми з Вами, пановэ, свинэй нэ пасли! Як кажуть на ридной мове мойого чоловика, не кажи гоп…! Я прибегла к откровенной иронии, как делала всегда, когда хотела вынудить зарвавшегося оппонента «сбавить обороты» или «покинуть поле боя».

Но на этот раз мои слова возымели неожиданный эффект. Антон вдруг вмиг успокоился, откинулся на спинку стула и озорно подмигнул мне:

– Яка гарна жинка, от це ж казачка, от цеж так! – и заливисто захохотал.

Я с удивлением смотрела на хохочущего мужчину, который только минуту назад готов был своими связями вычеркнуть меня не только из списков редакции, но и жителей города.

Смахнув выступившие слезы, Антон миролюбиво склонил голову и дурашливо произнёс:

– Ой, не губи барыня, холопа своего, помилосердствуй, ну хоть не очень ругай за мои деньги-то, а? Юбилей все же, а я обещаю, что займусь и техникой безопасности, и радиацию заасфальтирую и подсобки в приличный вид приведу и зарплату работягам повышу. Вот видите, Мария Станиславовна, я прекрасно знаю наши «узкие места» и готов решать проблемы!

–Вот то-то и оно, что лучше бы деньги, которые в водке и коньяке растворились, да в туалет слились на пользу предприятию и работягам истратили, а то ведь блеск и нищета в одном флаконе! – ещё не остыв от перепалки, с укоризной произнесла я и твёрдо добавила:

– Писать буду как считаю нужным, по закону и моей совести. Хотите забрать деньги, пишите письмо и присылайте с доверенностью работника, выдам немедленно в кассе наличными. Статья выйдет за счет газеты …

Я протянула Антону чистый лист бумаги, но он только устало махнул рукой и, тяжело встав со стула, сухо произнес:

– Ладно, давайте по совести, получу что заслужил, ничего не поделаешь. Вот только простите меня великодушно за срыв и угрозы. Накрутили меня крикуны все хором, не сдержался. Ну, мир, Мария Станиславовна? – и он протянул мне руку.

Я тоже встала и шагнула ему на встречу, но руки не подала:

– Руку первой подает женщина, если сочтет нужным.

В глазах Антона снова показался смущенный подросток, но лишь на секунду и он, проигнорировав нравоучение, взял мою руку и прильнул к ней чувственным поцелуем. Взглянув на меня с полупоклона Антон Максюта откланялся и аккуратно прикрыл за собой дверь моего кабинета, а я посмотрела на то место, где отметились его губы, и пошла мыть руку. Почему я так сделала тогда? Этот вопрос повис, потому что, устав копаться в собственных эмоциях, умозаключениях, воспоминаниях, я наконец задремала под мерный шум двигателей и проснулась только от голоса стюардессы, просившей пассажиров приготовиться к посадке. Ну вот и Сибирские Афины, земля моя обетованная.

Глава третья.

«Заказное убийство!!!». Провинциальный городок это известие облетело мгновенно. Здесь такое было впервые, хотя в девяностные, как и по всей стране, постреливали, пристреливали, выкидывали из окон, даже пару раз взрывали в машинах и просто машины, но это резвились братки и гибли они же. На городском кладбище, прямо напротив центрального входа, выстроились помпезные мемориалы с годами жизни усопшего под фотографиями, редко перебирающимися через третий десяток. Но что бы погибла фигура такого масштаба и значимости Холмск-5 не припоминал. Такие фигуры выносили вперёд ногами только из их начальственных кресел, которые они занимали десятилетиями. А тут, в подъезде собственного дома, выстрелом из пистолета, был убит Генеральный директор крупного предприятия всего Зауралья.

Несмотря на предстоящую работу, на поле аэродрома я ступила в предвкушении встречи с родными, друзьями и милым моему сердцу городом. Если честно, в этот момент меня мало заботил сбор информации для статьи или криминального очерка. Мы не были с Антоном близкими людьми, нас вообще ничего не связывало. Первый шок от убийства знакомого мне человека уже прошел и предстояла обычная журналистская работа.

Мои недавние подчиненные из нашего сибирского филиала, реабилитируясь после нагоняя Михалыча, прямо в дороге от аэропорта до города вывалили столько информации, слухов, домыслов и версий, которые я записала на диктофон, что можно было расслабиться и, разве что для «галочки», посетить милицию, прокуратуру и сами похороны, что бы оперативно отправить материал в газету.

С первой страницы местной «сплетницы», которую сразу передали мне бывшие подчиненные, смотрели насмешливые и кажущиеся такими добродушными глаза Антона. Под его фотографией некролог крупным шрифтом заканчивала стандартная фраза: «Вечная ему память!». Я, пробежав глазами эти слова тогда и предположить не могла, сколько раз станет мне неуютно и даже больно от памяти людей, встретившихся на пути Антона, которых я уже знала и с кем мне еще предстояло познакомиться. Я уже в самолёте набросала мотивы убийства и собиралась выяснить , что же именно: месть, корысть или нечто иное руководило убийцей. Если не удастся назвать его имя , то о всех официальных и неофициальных версиях мне, столичной журналистке и знакомой Антона, предстояло написать статью или криминальный очерк, это как повезёт. Ни на что большее тогда я не только не настраивалась, но даже и не задумалась. В этот день я и предположить не могла сколь долгим, травмирующим психику и опасным окажется моё «частное расследование», в которое , вместо формального отчёта по первому в моём тихом провинциальном городишке убийстве местного «царька», я «ухнусь по самые уши» уже через несколько дней.

А тогда, сидя в кресле теплого микроавтобуса, я довольно вяло поддерживала разговор и с большим удовольствием простилась с коллегами у подъезда дома, где жили мои родители.

Меня, конечно, ждали, спасибо добросовестной администраторше Люсе – «Люсинде», которая поставила в известность всех, кого надо и не надо и о моем визите, и о его цели, и Бог весть, о чем еще.

Мама, едва успев меня поцеловать, начала «отчитываться» о «зверском убийстве», и мне стоило больших усилий остановить ее, попытавшись не обидеть при этом.

Следом за мной примчался брат, потом из магазина вернулся отец и завершили семейный сбор дочь с зятем. Всем было что мне рассказать и весь обед, несмотря на мои протесты, прошел в освещении главного события взбудоражившего тихий омут нашего городка. Я поняла,что затмить это событие мой приезд не смог, позвонила Даниилу и смиренно влилась в обсуждение новости. Если подытожить, то версий убийства было три, и во всех Антон мало походил на невинную жертву, вызывающую сочувствие.

Народ, первыми глашатаями которого выступили сейчас мои родственники, почему-то считал убийство закономерным итогом деятельности и стиля жизни этого пятидесятилетнего мужчины, вложив пистолет в руку или оскорбленного чьего-то мужа, или обиженного работника или заказного убийцы, которого наняли «кинутые» партнеры или местные паханы.

Ну, о похождениях Антона по семейным дамам я слышала давно, с работягами, делавшими для предприятия большие деньги, а получавшими крохи, беседовала самолично, поэтому эти версии вопросов у меня не вызвали.

Заинтересовали меня только соображения о заказном убийстве и родственники наперебой сообщили мне, что по информации, просочившейся из милиции, только в карманах куртки Антона оперативники нашли 3 000 долларов и 450 тысяч рублей. Потом в сейфе в квартире было обнаружено более 10 миллионов рублей и 700 тысяч долларов, а на работе в кабинете обнаружились совсем невообразимые суммы наличных. Для начала 2002 года это были «сумасшедшие» деньги даже по столичным меркам, а уж для провинции тем более.

Такой размах народной фантазии вызвал у меня некоторое сомнение. Уж больно простоват был в своих запросах убиенный, родившийся в сибирской деревушке и каждую осень сдававший в столовую предприятия, самолично выращенные картофель и овощи.

Страсть Антона к пополнению своего парка очередным автомобилем ограничивалась отечественными марками, дача была проста и непритязательна. Отдыхать Максюта предпочитал в одном и том же пансионате в Сочи, а шикарные банкеты, поездки на охоту и рыбалку, прочие «барские замашки» не требовали столь умопомрачительных сумм, поэтому я мысленно усмехнулась версии заказного убийства, решив, что провинциальный городок просто решил приписать себе для важности столичные цифири. Надо попробовать подкрепить или опровергнуть эту информацию, а для этого придется нанести визит во властные структуры города и попытаться разговорить кого-нибудь из сотрудников правоохранительных органов. Деньжат мне Михалыч на «задушевные» разговоры подкинул, осталось только найти кому их с пользой предложить. Но к кому подступиться с моими вопросами я пока даже не представляла. Родные и близкие мне помочь в этом никак не могли. Стоило серьезно подумать, чтобы не вляпаться в неприятности, добывая информацию, которая уже наверняка помечена грифом «СС», т.е. совершенно секретно или, в лучшем случае, «СП» – для служебного пользования.

«Да ладно, не первый раз сую нос туда, куда не просят» – весело сказала я сама себе. Мой мудрый внутренний голос удрученно покачал головой и, устало сгорбившись, поплелся в свою норку.

Глава четвертая.

Визиты в милицию и прокуратуру практически ничего нового, к рассказанному коллегами и родственниками, не добавили. Мне сухо сообщили, что ведется следствие и весьма прозрачно намекнули, что мое присутствие не желательно, хотя «нам звонили, и мы, конечно, сразу поделимся информацией, как только что-нибудь будет ясно». Дежурный набор фраз, означавший одно: «шла бы ты отсюда, а ?». Впрочем, то что правоохранительные органы города сидят дружно «в луже» было понятно и без слов. Отметившись в кабинетах этих самых органов для проформы, я поехала на предприятие, которым еще вчера руководил Антон.

В коридорах стояла гнетущая тишина, кабинет Генерального директора был опечатан, секретарша глотала валидол и, хлюпая носом и сморкаясь в измятый платок, отвечала на звонки. Все руководство угрюмо сидело в кабинете заместителя генерального директора по общим вопросам, дымило нещадно и потягивало кофе, запивая им, судя по запаху в кабинете, более крепкий тонизирующий напиток.

Встретили меня сдержанно, скупо поделились своим сожалением об безвременной утрате, более охотно и многословно переживаниями и тревогами, как теперь будут жить без «самого» и что будет с предприятием. Растерянность и страх потери своего тёпленького местечка сквозили и в глазах присутствовавших и во всех фразах, а вот боли от потери человека я не ощутила ни в одном из беседовавших со мной. Это показалось мне странно созвучным с моими еще не осознанными ощущениями пустого, если не холодного следа, оставленного Антоном похоже не только в моей душе.

Пойду ли я в рабочую зону на сей раз дела не было никому, и я беспрепятственно прошлась по уже знакомой мне территории. Рабочие сидели в курилках, подсобках, никто не работал. Во втором цехе нашлись мои прежние собеседники, которые растопили холод приема, поведав коллегам, что это та самая журналистка, которая правду про нищету их написала, хотя ей платили только за блеск. Вспомнили-таки название моей статьи «Блеск и нищета империи Максюты».

После такой рекомендации коллег, рабочие все-таки разговорились и через несколько минут я узнала, что толи после моей статьи, толи еще почему, но с осени того года заработки резко повысились, а некоторые рабочие и по десятку тысяч в месяц «заколачивали». Я поинтересовалась где такие счастливцы работали и мне ответили, что были заказы нефтяной компании, вот на них такие «крутые бабки» бригады и поимели.

Я знала о привычке Антона «кидать» своих работников даже на мизерных суммах и в голове одновременно промелькнуло две мысли. А может кого-то он «круто кинул» и за это расплатился жизнью? Возможно, слухи о найденных денежных суммах не так уж и преувеличены. После разговора с рабочими, третья «народная» версия тоже получила право на существование. Проверку версии с заказом от местных паханов я благоразумно оставила милиции, решив поработать по первым трём.

Глава пятая.

Похороны были организованы по высшему разряду. Такое великолепие и в столице не часто увидишь. Зал для прощания был просто цветущей оранжереей и это в разгар сибирской зимы!

«Вряд ли дружбаны скинулись. Явно, не последние деньги предприятия изъяли оперативники», – с невольным сарказмом подумала я.

Великолепный дубовый гроб утопал в белых лилиях и строгих калах. У него сидели угрюмые близкие покойного и стояли руководители предприятия и «отцы» города. Прозвучало несколько высокопарных речей, прочитанных в микрофон по отпечатанным листам уполномоченными лицами. Из хорошо отлаженных звукооператором колонок лилась печальная музыка, до боли знакомая всей стране с череды похорон вождей. В общем все было пристойно и торжественно в зале, но мне стало душно и муторно. Я тихонечко выскользнула из зала, сбежала по лестнице вниз, оделась в гардеробе и вышла на улицу. Морозец прогнал дурноту и я не к месту улыбнулась, но поймав удивлённый взгляд стоящей неподалёку тётки в оренбургском платке, отвернулась от неё и шмыгнула в толпу.

Настроение людей, стоявших на улице разительно отличалось от царящего в зале прощания. Когда я вышла, опережая вынос тела, замерзшие в ожидании этого самого момента рабочие, доставленные для обязательного мероприятия с работы, раздраженно гудели, притопывая ногами и греясь привычным способом. После похорон они, не приглашенные, конечно, на официальный поминальный обед, смогут в привычных компаниях за свой счет и директора помянуть и поговорить на все темы, не заботясь о лишних ушах и не сдерживая эмоций. Некоторые уже настолько были возбуждены принятым горячительным и предстоящим продолжением, что мне удалось услышать несколько весьма любопытных и откровенных фраз. Я, по профессиональной привычке, превратилась в одно большое ухо и стала пеленговать все интересное.

Через несколько метров от входа в Дом Культуры стоял высокий с седоватой бородкой мужчина в богатой лисьей шапке . Его годами обветренное огрубевшее лицо выдавало в нём деревенского или даже таежного жителя. На плечах, опиравшейся на его руку миловидной пухленькой дамочки, красовался великолепный лисий же воротник из двух огненных шкурок, заканчивавшихся двумя чёрными мордашками с бусинками вместо глаз. Дополнявшая воротник шапка была так же великолепна. Эти два ярко рыжих пятна на серо-черном фоне толпы невольно привлекли мое внимание. Пара была одета в цивильное, но на случайных зевак не походила, слишком напряжено было лицо мужчины, и слишком беспокойно заглядывала ему в глаза женщина. Я протиснулась поближе к ним и услышала, как дамочка сказала:

– Я тебе, Ваня, всегда говорила, сколь веревочке не виться – кончику быть! Наказал его Бог и за тебя ,и за Надюшку, недолго побарствовал.

Мужчина засопел сердито и ответил с усмешкой :

–Не так уж недолго землю топтал и смерть легкая досталась!

Женщина жарко зашептала :

– Нашел чему завидовать! Да и нельзя, Ванечка, плохо о нем теперь, Бог накажет, пусть покоится с миром, прости ты его, окаянного!

– Вот в гроб плюну и прощу! – громко рыкнул мужчина, и женщина испуганно повисла на нем, оттесняя от прохода в толпу, так как в это время в дверях показалась процессия с венками.

Откидная крышка гроба была закрыта, и у меня невольно вырвался вздох облегчения, ведь даже представить себе было страшно, что бы сделали с мужчиной, исполни он свое намерение, милиционеры, стоявшие в оцеплении перед нами. Гроб с телом благополучно пронесли до машины под мерный гул толпы. Я вглядывалась в лица людей, но не заметала ни слез ни боли утраты. В основном люди смотрели угрюмо.

Тяжелыми и осуждающими взглядами провожали работяги роскошнуюатрибутику похоронной процессии.

Официальные распорядители суетливо построили колонну, заиграл оркестр, и нестройными рядами люди двинулись за машиной с гробом по бульвару до Набережной. Потом процессия быстро разделились на тех, кто пересел в автобусы, что бы ехать на кладбище, коих было не так много, и основное количество, быстро растворившееся через ближние дворы.

Мое журналистское нутро сладко заныло в предчувствии сенсационного расследования. Командировка начала наполняться смыслом, и я решила проследить за заинтересовавшей меня парой. Похоронный кортеж уже скрылся за поворотом, а они всё стояли на опустевшей дороге и смотрели ему вслед. Я, что бы не привлечь к себе внимание, уже стала оглядываться в поисках укромного места, когда мужчина смачно плюнул себе под ноги, витиевато выругался, пожелав Антону жариться в аду не один век , и женщина настойчиво потащила его в сторону автобусной остановки.

Через полчаса я уже знала дом и квартиру, в которую они вошли. Надо будет как-то придумать и познакомиться с ними, похоже, за словами мужчины кроется мотив…

Глава шестая.

Фальшь прощания в зале меня доконала окончательно и захотелось настоящего дружеского участия и тепла. Я позвонила подруге и через четверть часа мы, развалившись в креслах, делились новостями. Ксюха, моя одногодка, единственная подружка со школьных лет, да и вообще, если честно, единственная моя подруга. Остальных, конечно кроме Даньки, можно смело поделить на родных, знакомых, приятелей или коллег. Но даже родные не знали обо мне всего. А вот Ксюха была десятилетиями проверенной «жилеткой», как, впрочем, и я для нее. С ней без опаски я могла поделиться не только душевным «раскардашем» , разочарованиями, неудачами, но и совершенными мною глупостями. Об этой оборотной стороне моего «неизменного жизненного успеха» знают всего два человека: Даниил и Ксения.

Мужики высокомерно утверждают, что женской дружбы не бывает, но это все от их извечного нежелания видеть в женщине равного им человека, личность и ум.

Среди множества моих знакомых мужского рода я знаю несколько пар закадычных друзей, сдававших друг друга «по-черному», «серому» и «в полосочку» в зависимости от обстоятельств и цели. Так что, как говорят «В чужом глазу…»

С Ксюхой же мы пережили все! Сначала активное сопротивление наших родителей. Мама Ксении считала, что я плохо влияю на ее смирную и послушную девочку, так как воспитана «своевольницей». А моя мама была уверена, что ее дочь, умница и отличница, ничему хорошему не может научиться у этой нескладной тихони,перебивающейся с тройки на четвёрку.

Несмотря на козни и запреты родителей, мы с Ксенией отвоевали наше право на дружбу, вопреки их ожиданиям, обогатив друг друга. Она научилась у меня отстаивать свое мнение перед взрослыми, а я, глядя на ее спокойствие и невозмутимость, научилась сдерживать свои эмоции и перестала « лезть в бутылку» по любому поводу.

Мы вместе пережили первую любовь и утирали друг другу слезы первых разочарований. Были и более серьезные испытания для нашей дружбы.

На заре нашей юности я в прямом смысле увела у нее парня, через три года после этого не надолго ставшего моим первым мужем и отцом моей единственной дочери. Увела, не потому что влюбилась, не из подлости, а просто так получилось. Я ошиблась, приняв мою симпатию и удовлетворение от зависти однокурсниц за настоящую любовь. Ксюха, поплакав, простила на с Андреем и мы стали дружить втроем. Правда вскоре она, с горяча, выскочила замуж.

Через год поженились и мы с Андреем, но по прошествии двух лет наш более чем благополучный внешне брак распался. Когда пелена увлечения растворилась в быту и заботах о ребенке, мы не смогли решать проблемы спокойно и вместе.

Ксюха к тому времени тоже родила, но с каждым днем становилась все мрачнее и раздражительнее. Когда ее супруг, открыто не жаловавший меня, уехал со своей мамашей к родственникам на несколько дней, я привела Ксюху к себе домой и вытащила из нее страшные признания. Муж шлялся по бабам, пропивал почти все деньги, бил ее смертным боем и насиловал до кровавых лохмотьев, как только ему приспичит. Разрыдавшись она задрала рукав кофты и показала свежий глубокий порез на руке от локтя до запястья. Я испуганно охнула и спросила почему такая рваная рана. Подруга хрипло выдавила: «портновскими ножницами располосовал, хотел ударить в шею, а я рукой оттолкнула и выскочила из квартиры. Кровь соседка уняла, думала уже конец. Убьёт он меня,Машка. Что я ему сделала ?» Сын был у матери Ксюхи и мы с подругой сбегали к ней за паспортом,свидетельством о браке и о рождении сына,взяли немного денег и я увела Ксюху ночевать к себе. На следующий день я за руку притащила подругу в суд, объяснила все дежурному судье, который, хоть и был мужчиной, но сразу принял сторону подруги. Он созвонился со следователем, который принял от Ксении заявление и выдал направление на судебную экспертизу, на которую я так же сопроводила подругу, что бы и не подумала сбежать. По возвращении муженька – садиста и насильника ждал неприятный разговор в органах, после которого он сразу перебрался жить к своей мамаше и как будто забыл и о жене и о сыне.

А вот мать Ксении неожиданно приняла сторону зятя и заставила дочь забрать заявление из прокуратуры, но против развода не стала ее отговаривать, прочитав заключение эксперта и увидев шрам на руке дочери. Через месяц Ксения официально развелась с садистом и директор предприятия, не без моего давления , оставил комнату за ней и сыном, выделив бывшему супругу место в общежитии. Но брошенный муж, успокоившийся после закрытия уголовного дела, бесился еще долго. Он и его мамаша щедро поливали Ксюху и меня грязью, обвиняя в распутной жизни. Очередной раз мы столкнулись с эти уродом у здания ЗАГСа, где получали свидетельство о разводе. Услышав в наш адрес нецензурную брань и оскорбления, один из прохожих, раз и навсегда отбил желание у бывшего родственничка моей подружки даже коситься в нашу сторону. Ни мало не заботясь о свидетелях и уголовной ответственности , высокий и стройный паренек сгреб за рубаху толстомордого верзилу и одним ударом выбил ему все передние зубы, пообещав вырвать и язык, если он скажет еще хоть одно кривое слово в наш адрес. Услышав только одобрение от свидетелей, уже бывший ксюхин муж выплюнул выбитые зубы из окровавленного рта, вскочил с газона,куда приземлился от удара, и рванул от нас молча и не оглядываясь. Парень поинтересовался, чем он ещё может быть полезен таким очаровашкам, и мы чуть ли не хором попросили его составить нам компанию в праздновании ксюхиной свободы. Это был мой муж Даниил.

На этот раз мы сыграли две свадьбы в один день, так как Ксения ровно через месяц после развода встретила Валерку, с которым прожила десять полных любви и взаимопонимания лет, но ей опять не повезло.

Я не раз просила ее не отпускать молодого мужа на курорт одного, но Ксения, ослепленная не проходящей страстью, слепо верила, что и Валерка никого не замечает вокруг, кроме нее. Он, может быть, и не замечал, а вот его заметили. С одной из курортных знакомых роман не закончился с окончанием путевки, и они стали встречаться ежегодно. Ксения родила Валерке сына, но и трехгодовалый малыш, маленькая копия отца, не смог удержать его. Моя подруга снова осталась одна. Потом были еще мужья, но ни один из них не мог заменить любимого, и Ксения перестала портить паспорт штампами. Только по этой причине по уши влюбленный в нее Степка Мальгин, высоченный красавец с арийской внешностью, больше двух лет обхаживавший ее, так и не добился ее руки и сердца. Они долго встречались, по словам Ксюхи у них был просто «звездный» секс, но в ЗАГС с ним Ксения не пошла, и он тихо растворился в толпе.

Потом был Геша, совсем уж зеленый ухажер, солидный и облаченный властью вдовец Михаил с самыми серьезными намерениями, но новый союз у нее так и не сложился. Ксения сама растила двух сыновей, а участие их отцов ограничивалось весьма скромными суммами алиментов. Мальчишки росли воспитанными и, без особых «закидонов», благосклонно принимали всех ухажеров матери, словно впитав с материнским молоком ее спокойствие и рассудительность.

Короче, Ксюха и ее дом были моим самым уютным прибежищем, поэтому от промозглости погоды, похоронной церемонии и людского отчуждения я сбежала именно к ней.

****

С порога угадав мое настроение и нехитрые желания, Ксюха через десять минут поставила на журнальный столик изящные чашечки с великолепно сваренным кофе , и мы погрузились в увлекательный треп ни о чем. Но тема просто висела в воздухе и, перебрав, как водится, косточки всех наших знакомых, в том числе и мужчин, мы неизбежно споткнулись об Антона, хотя я сразу по приходу попросила Ксению не зависать на последнем событии.

Ксюха работала до недавнего времени заместителем заведующей в магазине, который принадлежал предприятию Антона. Полгода назад по его распоряжению их коллектив в три дня выбросили на улицу, магазин сдали в аренду, а против заведующей и подруги Ксении Ирины, возбудили не только гражданский иск на бешенную сумму долга, но и уголовное дело. Ксюху просто трясло от возмущения, когда она пересказывала мне события, предшествовавшие ее безработице.

–Да, Антоша, мог ты пройтись по головам и судьбам людей без стеснения и зазрения совести. А я, оказывается, тебя совсем не знала… – подумала я.

Рассказ Ксении, дамы рассудительной и спокойной, на сей раз изобиловал эмоциями, хотя и факты нем имели место. Если отбросить словесный мусор, омерзительная картина вырисовывалась вполне отчетливо.

Ксения и Ирина работали более двадцати лет в этом небольшом магазинчике в старом районе города. Последние пять лет Ирина заведовала магазином, и он неизменно был лучшим в городе. Покупатели просто души не чаяли в дружном и предупредительном коллективе продавцов. В магазин приходили не только за покупками, но и как к добрым знакомым даже те, кто переехал в другой район городка. Ирина и ее заместитель Ксения строго следили за качеством товара, его ассортиментом и за обслуживанием, поэтому у магазина никогда не было проблем с выручкой.

Я сама, нимало не ревнуя Ксюху к их отношениям с Ириной, с неизменным удовольствием забегала к подругам в кабинет, если бывала где-то поблизости, не раз отоваривалась, при чем, как правило, не из под прилавка, хотя бывало ,конечно, и такое. Я всегда уходила из магазина с прекрасным настроением. Доброта женского коллектива, живущего без серьезных ссор, интриг и зависти, теплой аурой окутывала магазин и это поддерживало его популярность и делало неизменно конкурентоспособным.

В одночасье все рухнуло. Журналистским нутром, буквально с первых минут рассказа, я почувствовала, что Ирину грубо «подставили», при чем намеренно.

Эта яркая и очень привлекательная, рыжеволосая, зеленоглазая, просто источающая солнце стройная женщина, с прекрасными манерами, знающая себе цену , давно интересовала Антона, это знали многие, знала и я. Но она была замужем за одним из самых «крутых» оперов отдела по борьбе с экономическими преступлениями и Антоше с этим приходилось считаться. У Ирины был счастливый брак. Они с мужем были всегда очень гармоничной и по юношески влюбленной друг в друга уже пятнадцать лет парой. Сын был копией матери, а две дочки-близняшки не только лицом, но и всеми повадками пошли в отца. Дружное семейство по причине сиротства родителей обходилось без помощи бабушек и дедушек, поэтому полагались только на себя. Это сделало их единым целым. Пытаться втиснуться между ними, было занятием не просто безнадежным, но откровенно смешным. Антон даже не пытался ухаживать за Ириной, хотя трудно было не заметить его жадный мужской интерес.

Ксения и раньше не раз рассказывала мне, что ни один мало мальский повод не обходился без премирования головным предприятием замечательной заведующей и, естественно, ее заместителя. Ирина решала все вопросы по магазину с Генеральным стройки легко и быстро даже в тяжелые годы тотального безденежья. Для нее он всегда находил время и средства.

Я недоуменно взглянула на Ксению :

– Так что произошло ? Какая кошка между ними пробежала?

– Никаких кошек. Кот дождался, когда кошка превратилась ,по его мнению, в мышку.

И Ксюха поведала мне эту печальную и гадкую историю.

Три года назад в семье Ирины случилась беда. Муж был направлен с отрядом в чеченскую командировку и там он получил тяжелое ранение. После выписки из госпиталя, его с почетом уволили из органов.

– И что?

– Антон Васильевич сначала принял горячее участие в судьбе Игоря, даже взял на работу охранником в Управление. Потом перевел начальником караула в дочернее предприятие в областном центре. Оклад и должность на зависть многим, вот только расчет за это потребовал с Ирки.

– Прямо так и потребовал?

– Ну что ты, конечно не сразу и не прямо, но ,как говорят, «дыхалку» перекрыл. Год назад в «Вечернем» праздновали юбилей Генерального , вот на нем Антон и шепнул Ирине во время танца, что он готов и дальше решать все ее проблемы, но очень хочет быть полезным не только, как начальник, но и как мужчина.

– Этот сморчок против Игоря? Он что, молодильных яблок обожрался? Чего народ-то смешить?

– Не скажи. Игорь после ранения силу утратил не только в руках и ногах. Ирка большую ссуду на предприятии брала на его лечение, видимо фискалы Антона пронюхали какие именно проблемы она пыталась решать за эти огромные деньги. Вот Антоша и подсуетился предложить свои услуги. Ты же знаешь, как щедро он сеял свой «королевский овес», а на Ирку он давно облизывался, как кот на сметану.

– Ничего себе поворотец! Бедная женщина…

– Ирка после возвращения Игоря просто монашкой стала. Отшила она Антона, сначала любезно, а когда рукам волю дал, при всех пощечину влепила и ушла с вечера.

– А Игорь?

– Не было его на юбилее, в клинике лечился. Ирка и пришла-то на пару часов для соблюдения протокола. Она ему ничего не рассказывала, но и без нее донесли, сволочи, прямо в клинику. Жутко поссорились они прямо в палате. Игорь выгнал Ирку, накричал на нее. Я ездила к нему, пыталась убедить, что Ирка не виновата была, что повода к приставаниям никогда и никому не давала, но Игорь и мне не поверил. Просветление в его ревнивом мозгу произошло и они с Ириной помирились только после того, как Антон нас из магазина вышиб, а Ирку подставил под уголовное дело и пожизненный долг.

Ксения горестно вздохнула и пошла на кухню варить кофе. Я ясно представила взгляд Антона, который он метнул в след Ирке, когда она пощечиной ответила на его приставания. Значит он всегда так реагировал на отказ женщины ? Мгновенное бешенство и рассчитанная холодная месть? Как же я то тогда так легко отделалась? Может потому, что мой отказ прозвучал в тишине его кабинета, без лишних глаз и ушей? А может потому, что мой муж был тогда на короткой ноге с одним из дорогих и перспективных заказчиков предприятия Антона? Мои размышления прервала Ксюха.

– Кофе еще будешь или чай?

– Давай чай, лучше каркадэ и не тяни ты кота за хвост, рассказывай дальше.

Ксения принесла мне чашку, чайник и пакеты с чаем. Перед собой же снова поставила чашечку ароматного кофе.

– А что рассказывать, с этого дня жизнь не только Ирки превратилась в кошмар. Лихорадило всех. Денег для расчета с поставщиками вовремя не оказывалось в кассе. Главбух старалась изъять все с утра. Ты эту фифу должна помнить. Вечно нос кверху. Откровенные дорогущие наряды на тщедушном престарелом тельце. Бриллианты по количеству бородавок и папиллом разве что не в носу.

– как же,помню, жутко неприятная особа.

– Так вот ее шестерки по приказу Генерального снимали выручку магазина каждое утро и зачем-то отвозили в кассу предприятия. Поставщики тоже приезжали с утра, а у нас денег не было для расчета. На хороших отношениях продержались недели три, а потом один за другим они перестали нам возить товар. Ассортимента не стало. Выручки нет. А тут еще и претензии по оплате аренды.

– Какой еще аренды? Вы же магазином предприятия были.

– Были. За месяц до юбилея Антон предложил Ирине оформить частное предпринимательство и взять магазин в аренду, с последующим выкупом. Предложенная плата за аренду нам не в тягость была при наших оборотах. Документы юристы предприятия оформили в три дня …

– Понятно. Схема не новая. После юбилея аренду непомерно подняли.

– Вот именно, в два раза. Антон издал приказ о ежедневном погашении аренды , за которой четко приезжала кассир предприятия, выгребая из кассы все деньги. Когда сумма месячной аренды была выплачена, Ирина поехала разбираться, почему касса магазина продолжает опустошаться и ей секретарь под роспись вручила требование об уплате долга почти в полмиллиона рублей.

–Это то как могло получиться?

– Может врали, а может и правда, но оказалось, что управляющий сетью магазинов, который забирал нашу выручку, до оформления Ириной частного предпринимательства, в погашение платежей предприятию деньги не сдавал,как и наши отчеты более года. По крайней мере так получалось по документам бухгалтерии, а нам он никаких расписок не оставлял. По договору аренды Ирина приняла магазин в текущем состоянии и никаких претензий не имела, т.е. с долговыми обязательствами, о которых не догадывалась. Сразу после юбилея управляющий как то резко уволился с предприятия, прихватив в собственность один из магазинов, и нам стало абсолютно ясно, что с ним рассчитались за совершенную подлость.

– Но ведь это можно доказать. Игорь и сам специалист и связи у него наверняка остались.

– Какие связи у инвалида? Ты, подруга, абсолютно оторвалась от родного города. Забыла местные нравы и «позвоночное» право? Прав только тот, у кого больше прав. Антон наверняка запасся документами и свидетелями, если сам подал в суд. Да еще и уголовное дело по мошенничеству, присвоению средств и злоупотреблению возбудили. Ирку просто затаскали в прокуратуру и милицию.

– Нет, но нельзя же было сдаваться.

– Никто и не сдавался. Мы всем коллективам ходили по инстанциям, а в прокуратуре и милиции можно было нам раскладушки ставить. Сбросились и наняли ей Соломона в помощь.

– Вы что, с ума сошли, это же одна видимость адвоката!

– Ты ,наверное забыла, что он заведующий юридической консультацией и считается лучшим адвокатом в городе.

– Я в свое время для заметки в нашей газете не раз беседовала с многими горожанами, которые отдали ему сумасшедшие деньги и проиграли процессы. А с него все как с гуся вода, сидит в суде, в носу ковыряет. Только навороченные иномарки менял на «народные пожертвования». Вы что,эту заметку не помните,город гудел,как потревоженный улий. Я правда через месяц перевелась в столицу, поэтому не до Соломона было,но думала, что его снимут с заведующих и народ его десятой дорогой будет обходить.

– Ну не знаю, нам его порекомендовали и мы его наняли.

– А что в результате?

– Пока ничего, тянутся разбирательства. Ирка заболела, уже второй месяц в НИИ психического здоровья лечится. Игорь начал пить без меры. Просто беда.

– Да, хорошие дела. Слушай, а Игорь не мог Антона?

– Не знаю, я бы сама убила этого гада, а уж у него повод точно был. В конце декабря Антон вдруг снизил без всяких объяснений цену иска в два раза, а перед этим Ирка с Соломоном ездили к нему на предприятие по его приглашению, типа мировое заключить. Ирка вернулась домой поздно ночью. Я ей весь телефон оборвала. Ближе к утру ее по скорой в областную клиническую увезли, а через неделю в Центр психического здоровья.

– Да что случилось? Ты с ней разговаривала?

– Куда там! Недели две к ней вообще никого не пускали, а в прошлое воскресенье я просочилась в отделение через знакомую. Ирка, как только меня увидела заревела в голос, меня тут же из палаты и выперли. Врач сказал, что психоз у нее какой-то, ситуационно спровацированный. Подурнела, высохла вся, ты ее не узнала бы. Вот и думай кто что хочет. Хотя я не верю, что она сдалась Антону. Что то опять подставой воняет. Но Игорь с катушек слетел, это точно.

– Да, мотив налицо.

– Так же и менты подумали с чьей то «доброжелательной» подсказки. Убили Антона около восьми утра, а в девять Игоря уже задержали у собственного подъезда. Да только зря надеялись, у него алиби ,как говорят, железное. Он у знакомого мужика в гараже с компанией «квасил» всю ночь и утром был в такой «кондиции», что из бутылки в стакан не попал бы. Но до вечера все равно продержали.

– Это откуда такие подробности и так оперативно?

– А ты Степку Мальгина не помнишь? Он теперь опер в уголовке и снова мой любимый мужчина.

– Степка? Рыжий? Это который у Вас в магазине с братом винный отдел пополнял и за тобой, как телок бродил?

– Ну да, твое любимое, масандровское вино привозил и меня все замуж звал.

– Ишь ты какой карьерный рост! С чего вдруг сменил вид деятельности?

– Тут набор был в ментуру и квартиры давали, а он только женился. Бизнес брату передал и прямиком на государеву службу.

– Понятно. А от молодой жены тут же рванул по старым симпатиям?

– Ну не по таким уж старым и не по симпатиям, а к любимой женщине.

– Да, старая любовь не ржавеет. Слушай, Ксюха, а он когда к тебе обещался? Может они мне что свеженькое сообщит по старой памяти, а то мне и полслова в его конторе не сказали.

– А прямо сейчас и узнаем.

Ксюха взяла трубку и быстро натыкала номер.

– Мальгин, Вас начальство вызывает на ковер.

В трубке раздался строгий голос, но слов я не расслышала.

– Понятно, конспиратор, жду! – удовлетворенно муркнула Ксюха и озорно подмигнула мне.

– Через пару часов прикатит на «щи с косточкой». Пошли обед варганить.

****

Степка выглядел великолепно. Видимо форма была не обязательной по специфике его работы, так как явился он в распахнутом элегантном кожаном плаще с натуральным мехом на подстежке и в прекрасном костюме-тройке под ним. Банковский служащий, но никак не мент. Парфюм тоже был не из дешевых, и я не удержалась от ехидства:

– Прямо стилисты нынче в милиции, а не снабженцы, коль такой прикид и запах нашим защитникам обеспечивают. Теперь люди к вам точно потянутся.

– Мария Станиславовна, язвить не надо и нечего насмехаться над бедным ментом. Все блага от прежней вольной жизни. Ну что, подружки, заманили в силки? Я правильно понял, что «щи с косточкой» плавно заменяются допросом с пристрастием ? Управление и так на ушах стоит из-за вашего приезда, столичная штучка, а теперь Вы из меня информатора хотите сделать?

Ксения игриво потрепала его огненную шевелюру:

– Не суетись под клиентом, котик! Щи и косточка от тебя никуда не уйдут. Присаживайтесь, гражданин начальник, в лучшем виде обслужим, не сомневайтесь.

Степка влажно ухмыльнулся:

– Прямо обе и сразу?

Ксюха вытянула к его лицу свои длиннющие ногти и прошипела:

– Помечтай, котяра! Кормить и допрашивать будем вместе, это ты угадал, а во всем остальном с такими запросами будешь довольствоваться собственной женой.

Молодое и гладко выбритое лицо Степки исказила столь откровенное страдание, что мы с Ксюхой расхохотались от души. Просмеявшись, любимая женщина опера Мальгина сменила гнев на милость:

– Ладно, не печалься, добрый молодец, не лишу пока тебя сладенького. Но это позже, а сейчас ешь и излагай по теме.

– А что по теме. Кипиж и суета. Все на ушах. Даже бригаду с Петровки пригнали. Майор возглавляет. Серьезный мужик. Сидит второй день, пытает всех подряд, чего-то пишет. Когда спит не знаю. Кофе хлещет ведрами. Его компания на десятый раз обнюхала весь подъезд, передопросила всех соседей и жителей домов на километр в округе, сняли отпечатки по всему дому, притащили на экспертизу окурки со всех помоек, но ничего не нашли. – В голосе Степки отчетливо звучала издевка и удовлетворение своей работой. Ведь именно его группа выезжала по сигналу и первая осматривала труп, подъезд, отрабатывала соседей.

– Степ, ты мне расскажи, что увидел, что рассказали, кто… Ну, сам понимаешь, объективку.

– Выстрел был один. Пуля вошла не просто в ухо, а прямо в слуховой проход и ,застряв в черепе, перекрыла отток крови наружу. Мы до вскрытия сомневались, не от сердечного ли приступа умер. Судмедэксперта забодались искать. Он где-то в областном центре в кабаке завис до утра. Мы в квартиру долбились, а он только к десяти прямо в морг бухой подрулил, из машины вывалился кулём, отходил полдня, так что только к вечеру распотрошил терпилу и заключение выдал. Пуля стандартная, оружие не зарегистрировано и не обнаружено. Толи дилетант, толи рисковый, но ствол унес с собой. Мы все обнюхали во всех помойках, мусоропроводах и чердаках с подвалами.

– То есть выстрел профессиональный?

– Шут его знает, может профессионал, а может случайно в ухо угодил. И то, как человек ушел, говорит или о спецподготовке или о фантастическом везении, ведь начало рабочего дня. Хотя на работу почти все соседи к этому времени уже утопали. Толи спокойно из подъезда вышел, толи поднялся на лифте и ушел по крыше не торопясь. Следов море. Собака повертелась на лестнице, у лифта, у квартиры и все. Дом то длиннющий, поди угадай из какого подъезда вынырнул. Люки на крышу почти все открытыми оказались, а жэковские божатся, что у них они строго закрываются и чуть не каждый день проверяются. Врут конечно, но человек готовился, это точно.

– А что жена, соседи сообщили?

– Да ничего. Его водила нашел. Максюта ведь как часы, ровно в семь сорок пять выходил из подъезда, а тут нет и нет. Водила и пошел спросить, не стряслось ли чего, ну и наткнулся на шефа. Подумал, что сердце прихватило, Антон ведь за три месяца до смерти сердчишком застрадал, правда не очень серьезно. Жена дома была, когда водитель стал в дверь ломится. Вызвали скорую, ну а врач сразу нас. Натоптать успели, конечно. Соседи на работу стадом прошли до убийства, медики и любопытные после, так что шансов найти следы убийцы не было никаких.

– Погоди, жена же в Управлении стройки работала, по-моему? Или уже уволилась?

–Нет, но они никогда вместе не ездили, если ты это имеешь ввиду.

–Чего так?

Ксюха влетела в разговор на всех порах:

– Да ты что, он никогда ее не подвозил, всегда на автобусе ездила на работу и с работы. А он на работу с водителем, а обратно от площади пешком любил выгуливаться, здоровье берег и кобеляж осуществлял. Таисия у него в прислугах скорее была. Они ведь так и не зарегистрировались. Десять лет на него отбатрачила, терпела все его выкрутасы. Даже поколачивал ее ,говорят, а теперь осталась при своих интересах. Хоть бы, дура, деньги из сейфа достала до милиции. Теперь доченька Антона ее из квартирки турнет и остальным вряд ли поделится. Светки жалко дома не было, она бы не упустила шанс поживиться, кармашки усопшего опустошить и сейф бы искали с собаками.

– Светка это кто?

– Таськина дочка. Антон Таську с семилетней дочкой взял, так она с ними, а может и с ним жила до недавнего времени. Толи год назад, толи меньше Антоша расщедрился и прикупил квартирку, которую вроде как Светке отписал по дарственной. Она в ней теперь и живет.

– Да, интересно. А ведь Тася точно могла, если у Антона что с дочкой было.– задумчиво протянула я.

Ксения хохотнула :

– С тебя, Мальгин, причитается ! Еще полчаса и мы на кухне разберемся кто и за что грохнул Антошу, пока все ваше УВД с московскими операми бурную деятельность изображают и кофе вёдрами хлещут.

– Да провентилировали мы жену. Она водителю дверь с трубкой в руках открыла, а до этого больше двадцати минут с подругой по телефону болтала, та подтвердила, так что у нее тоже алиби. Ну, давайте следующую версию, расшибу! – слегка ощетинился опер.

Но мне было пока не до версий от объема информации. Да и у Ксюхи на уме были уже явно не детективные страсти.

–Ладно, голубята, разрешите удалиться, дела-с – поднялась я из кресла, но Степан хитренько так взглянул на меня и спросил:

–А, хочешь, я тебе адресок «Киллера № 1» по блату шепну?

–Так ты ж говоришь, что нет подозреваемых?

– Это я так думаю, а майор с Петровки парня уже два дня мурыжит, хоть у того не просто железное, а железобетонное алиби.

–Так его задержали?

–Да, нет, не получилось, хоть очень хочется. Многим он поперек горла на стройке из начальства и его с удовольствием упекли бы. Да вот незадача: у него жена – самый зубастый адвокат по всей области, а не то что в нашей деревне Гадюкино. Таскают через будьте любезны на задушевные беседы , да отпечатки, которые по хитрому сняли, сличают.

–И что, их нашли на месте преступления?

–На месте нет, а в квартире Максюты их более чем достаточно.

–Это как? Они что, дружили?

–Нет, просто паренек отличный спец и свой бизнес столярный имеет. Он года два назад квартирку Максюты почти всю оборудовал. Так отпечатки и остались и в кабинете, и в оружейной, и на балконах. А в подъезде нет, там год назад стены перекрашивали, Максюте цвет не глянулся.

– А что за алиби железобетонное?

– Ну, это просто классика. У него на время убийства куча свидетелей и чек с автозаправки, так что, как не хотелось, а пока притянуть его никак не удалось.

–Тогда почему он – «Киллер № 1»?

–Это мужики на стройке так его прозвали, как только узнали, что менты на него по доносу начальства наехали.

–Еще и донос был?

–Да еще какой. Коллективный. Сразу пять начальничков стройки написали заявления о том, что паренек им всем публично угрожал расправой. Мол, так и сказал : один докорячился, теперь и ваше время пришло!

–И что, в самом деле так сказал?

–Нет, парень вполне вменяемый. Да ты сама с ним поговори, он очень коммуникабельный и сам тебе причину этого наезда лучше меня объяснит.

Я поняла, что вот теперь меня аккуратно торопят на выход и, взяв координаты «Киллера № 1» ,оставила любовников заканчивать обед «с косточкой».

Глава седьмая.

«Киллер № 1» оказался очень обаятельным, разговорчивым и веселым молодым мужчиной. Он, лихо развернув свою шестерку «полицейским разворотом», притормозил четко у моих ног и галантно распахнул дверку.

– Присаживайтесь, Мария Станиславовна! Добрый день, кстати! Я вовремя?

– Я не успела соскучиться! Кстати, день добрый, Алексей Николаевич! – ответила я в его стиле и без всяких церемоний плюхнулась на переднее пассажирское сидение.

–Кстати, Алексей, а почему Вы предложили мне именно это место. А вдруг я боюсь ездить рядом с водителем?

–Ну, Вы недооцениваете информаторов нашего села Кукушкино. Весь бомонд в курсе не только вашего визита, но и ваших привычек и уж, тем более,того, что Вы никого и ничего не боитесь, а такие женщины предпочитают в машине именно это место. Вы любите риск. Неужели я не прав?

– Правы на все сто. Вы просто психолог!

–Нет, просто у меня жена очень на Вас похожа. Если ей приходится ехать на втором сидении, то это для нее просто пытка. После этого лучше час ее не беспокоить, пока не отойдет. Она иногда специально садится за мной перед выступлением в судебных прениях, если ей надо быть злой и резкой по сценарию речи. Но, как я понимаю, у нас сегодня должна быть другая атмосфера?

–Вы снова правы. А куда мы едем?

–Против уютной и тихой кафушки возражения есть?

–В принципе нет, но не будет ли там лишних ушей?

–А нам есть что скрывать?

–Не знаю, вполне может оказаться.

–Значит правы те, кто говорит, что Вы не просто по случаю из столицы навестить родню прикатили. Ведете –таки своё расследование? Не волнуйтесь, там , куда я вас везу, никому ни до кого нет дела.

Через полчаса мы с моим новым знакомцем сидели в уютном зале для некурящих превосходно обставленного и очень вместительного кафе в новом микрорайоне областного центра. Алексей выбрал двухместный столик в самом конце практически пустого зала, далеко от окон и от стойки. Заказ принесла миленькая девчушка и, пожелав нам приятного аппетита, удалилась. Она подошла еще только раз, когда принесла превосходный кофе по-восточному с восхитительным десертом и убрала освободившуюся посуду. Посетителей за все время тоже не добавилось,и мы спокойно проговорили с Алексеем более двух часов. Его история чем-то напоминала мне наезд на Ирину. По цинизму и технике подлости что ли.

****

Алексей вместе с женой приехал в город с Украины восемь лет назад. Там началась компания по «украинизации» и очевидный идиотизм государственной затеи, исполняемой с большевистским энтузиазмом и национальной упертостью, сподвиг многих специалистов разных национальностей оставить хохлам развивать их «самостийность» без их участия.

После рьяных попыток чиновников перевести весь учебный процесс на украинский язык, пришлось отправить десятилетнюю дочь к родителям жены в Россию, а после внедрения идеи еще и в судебное и промышленное производство, сразу лишившей Настю перспективы адвокатской деятельности, а предприятие Алексея его российских заказов, пришлось бросать насиженное место, закрыть квартиру и уехать вслед за дочкой в «примаки» к родителям жены. Так Алексей оказался в Сибири.

–Знаете , Мария, чем отличается украинец от хохла?

–Нет.

–Украинец живет на Украине, а хохол- где лучше!– улыбнулся Алексей, но как мне показалось ,грустной была эта улыбка.

Сначала было трудно. Настю, как блестящего и опытного юриста, в городе не знали. Идти под чье-либо руководство после трех лет самостоятельности, она категорически не хотела, а авторитет и клиентов надо было нарабатывать. Алексей, прекрасный специалист – металлобработчик, уехавший в Россию с поста начальника цеха, исполнявшего до распада Союза первый госзаказ, т.е. комплектующие для ракетных носителей, на новом месте тоже оказался не у дел. В городе до сих пор принимали на работу по блату, а не по уму и мастерству, так что первое время «оборонщик» трудился на разгрузке вагонов.

Через месяц предприимчивая супруга предложила взять в аренду пришедшее в упадок столярное производство в одном городском предприятии, пообещав всю бухгалтерию, отчетность взять на себя и Алексей рискнул переквалифицироваться. Они вложили в аренду и закупку материалов все свои деньги. Настя так же взяла на себя поиск и работу с заказчиками и цех ожил.

Работники столярки сначала с насторожкой отнеслись к новому руководству, но получив первую зарплату оттаяли. Алексей внимательно присматривался к мастерам, не стеснялся просить о помощи и через три месяца не только освоил все простейшие операции до автоматизма, но и сам стал от начала до конца изготавливать столярные изделия безупречного качества. На прежнем месте работы он часто заменял на станках заболевших работников, был отменным токарем и ,восстановив разобранный токарный станок, стал вытачивать из дерева такие поделки, что ахнули даже старые мастера.

Алексея уважали, но характер у него был мягкий для руководителя, и некоторые работники позволяли себе его обманывать и халтурить. Настю же откровенно побаивались и скоро всю организацию производства и контроль Алексей передал ей, полностью посвятив себя разработке технологии и производству все более интересных изделий из дерева. Заказов было так много, что пришлось наладить работу сначала в две ,а потом и в три смены. Все станки Алексей перебрал своими руками, выточив пришедшие в негодность детали в соседнем слесарно-токарном цехе предприятия. На цехе заменили крышу, отремонтировали раздевалку, оборудовали комнату отдыха, организовали доставку горячих обедов. Все шло просто замечательно.

Настя постепенно обрастала клиентами по специальности, утвердилась в городском и областном судах. Они работали практически без выходных, пока процесс вошел в твердую колею.

Только через полтора года Алексей с супругой позволили себе отдых и поехали на Украину решать вопрос продажи квартиры в Днепропетровске. Бизнес приносил стабильный доход, дочь заканчивала лицей и надо было покупать свое жилье. Но когда они через месяц вернулись из отпуска их ждал более чем неприятный сюрприз.

Один из новых работников решил занять место хозяев и ,в сговоре с руководством предприятия , затеял против Алексея и его супруги уголовное дело, обвинив в сокрытии доходов путем оформления фиктивных отчетных документов. Рынок был еще не просто диким, но и очень мутным. Фирмы и фирмочки, торговавшие на нем, имели, как правило, недолгий век и ликвидировались в конце отчетного периода, то есть каждый год. Иногда они торговали не тем товаром, что был заявлен в налоговой. Строительные материалы можно было купить у кондитеров и «тряпичников», это знали все, но не будешь же в налоговой проверять каждого поставщика. Этим и воспользовались заговорщики, найдя в бухгалтерских отчетах ребят одну такую лопнувшую фирму, где они в самом начале работы купили большую партию гвоздей и шурупов. Эта фирма с громким названием «Супер», яко бы имела право продавать только продукты. Ребят обвинили в сокрытии доходов путём увеличения расходов на материалы с оформлением фиктивных товарных чеков и накладных. На этом основании руководство предприятия в одностороннем порядке расторгло договор аренды, опечатало склад с материалами и готовыми изделиями, вернуло цех, как подразделение , в состав предприятия и назначило новоиспеченного «Иуду» его начальником.

Однако руководство явно недооценило супругу Антона, так как еще не знало ее в качестве противника. Мало того, что на такой «туфтовой доказухе» ее, как опытного юриста, поймать было просто невозможно, но Анастасия с двух лет росла в этом городе, до отъезда на Украину работала несколько лет в Горкоме комсомола и прекрасно знала кухню таких «переворотов». Она быстро выяснила откуда «выросли ноги».

Оказалось, что в их отсутствие руководство намеревалось «прихватизировать» предприятие , но на собрании, где коллектив должен был одобрить это решение, практически половина присутствующих поддержала предложение старого и уважаемого столяра Григорьевича, сначала заменить директора на Анастасию, а потом уж решать вопрос о приватизации и организации товарищества с ограниченной ответственностью. Защищаясь, директор и его приближенные применили старый и проверенный столетиями способ устранения противника.

С работниками столярного цеха были проведены беседы и таким образом были найдены три человечка, готовых обвинить Анастасию и Алексея в нарушении закона. Они подписали приготовленный текст и было начато «заказное» следствие, а к возвращению ребят из отпуска было возбуждено и уголовное дело, а бизнеса уже не стало. Но несмотря на то, что Настю и Лёшу усердно облили грязью, народ занял выжидательную позицию. Повторное собрание с клеймением «проворовавшихся » прошло в угрюмом молчании коллектива и начальству нужное решение о приватизации предприятия снова получить не удалось.

Предприятие всё ещё было государственным унитарным,т.е. подконтрольным местной власти. Настя быстро нашла единомышленников и за подписью сорока шести работников в Администрацию города и к депутатам ушло письмо с просьбой проверить обвинение против предпринимателей без предвзятости и сообщался ряд фактов деятельности руководства, действительно присвоившего большие бюджетные суммы путём оформления фиктивных документов. Настюха , занимаясь столяркой, оставалась глазастым и запасливым юристом и за год накопила внушительную папочку компромата на директора и его прихлебаев, включая главного бухгалтера, потому что по возвращению из отпуска намеревалась призвать воров к ответу и организовать закрытое акционерное общество с работниками предприятия. Не успела, но папочка очень пригодилась. Потом она записала на диктофон вымогательство крупной суммы за закрытие их с мужем уголовного дела в исполнении «заказного» следователя ОБЭП Соженко и дала прослушать копию записи его начальнику, чью фамилию, как организатора травли по инициативе руководства предприятия назвал мент,не подозревавший о фиксации разговора.

Встреча в с начальником криминальной милиции состоялась накануне приезда московской комиссии, намеревавшейся проверить работу милиции, и Настя пообещала передать копию записи проверяющим. После этого интересного разговора Насти с Саакяном уголовное дело против нее и мужа закрыли за отсутствием состава преступления, но открыли новое, по итогам расследования фактов злоупотреблений руководства, коих обнаружено было значительно больше указанного в письме, направленном Настей. Следователя ОБЭП Соженко перевели в дежурную часть, а через год отправили на пенсию.

Но скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Пока восторжествовали правда и справедливость прошел почти год, за который от цеха , заказчиков и арестованных материалов остались «рожки да ножки». Директора сменили быстро, но новый не стал возобновлять договор, оставив этот вопрос на решение суда, тянувшегося почти полтора года.

А пока суть да дело старое предприятие было быстренько ликвидировано и на его активах образовалось новое юридическое лицо, не отвечавшее по долгам прежнего. Им вернули только уцелевшую часть материалов и не компенсировали ни копейки убытков.

Алексей и Настя были вынуждены снова ставить на ноги бизнес мужа практически с нуля. Леша арендовал малюсенькую столярную мастерскую в здании бывшей станции юных техников, где мог работать только вдвоем с Григорьевичем. Именно там его и нашел Максюта.

****

Антон приехал вместе со своим заместителем Кануриным и с порога предложил Алексею более чем выгодные условия работы на его предприятии. Ему предложили стать прорабом ремонтно-строительного участка стройки с солидным окладом и, кроме того, в простаивающем столярном цехе организовать временный трудовой коллектив и работать с предприятием по договору, отдавая пятьдесят процентов дохода.

Настя с юристами стройки составили договор, и Алексей снова начал работать в свое удовольствие. Жизнь налаживалась, заказчики потихоньку стали возвращаться и через полгода Алексей смог пригласить на работу почти всех работников прежнего цеха. Настя, наконец, перевела дух и вплотную занялась любимым делом, между судами привычно ведя отчетность и бухгалтерию временного трудового коллектива, встречаясь с заказчиками. В январе они справили новоселье и теперь могли позволить себе подумать о походе за пополнением. В конце марта Настя пришла с обследования растерянная и светящаяся одновременно. УЗИ показало, что у них родятся сразу два пацана. Алексей от такого известия просто ошалел и, схватив супругу на руки, закружил по комнате. Он был так счастлив, что скоро эта новость перестала быть секретом.

Хотя Алексей не разделял увлечений Антона охотой, рыбалкой и шумными застольями, отношения их были почти приятельскими. Условия договора стороны соблюдали, ремонтно-строительный участок работал стабильно хорошо, а доходы столярки росли из месяца в месяц. Но когда суммы доходов временного трудового коллектива перекрыли показатели многих основных цехов предприятия, а заработки в столярке перевалили зачетыре нуля, по сравнению с тремя у управленцев стройки, мир закончился.

В начале лета позапрошлого года Алексей заключил договор на исполнение большого заказа мебели и игровых изделий для одиннадцати детских садов. Настя перерыла кучу журналов, нарисовала прекрасные эскизы , которые заказчик принял просто на ура.

Предоплата на материалы, зарплату работников и прочие расходы цеха, которую перечислили, как всегда, на счет предприятия , составила весьма солидную сумму и эти деньги Максюта выпустить из рук не захотел. До этого заказа, ровно через день после перечисления предоплаты Алексей получал деньги через кассу предприятия и исполнял заказ. Перед отгрузкой готовых изделий заказчик перечислял оставшиеся пятьдесят процентов, которые получало уже предприятие в своё полное распоряжение. Но на этот раз перечисленных предоплатой денег не отдали.

Генеральный был в отпуске, а главбушиха лепетала что-то про временные трудности. Сроки шли, весь материал, который был у Алексея он пустил на исполнение заказа, отказав многим клиентам, но его было не достаточно. Он созвонился с Антоном и тот обещал решить вопрос с деньгами по приезду, а пока попросил выйти из положения собственными силами.

Взяв, с согласия супруги, деньги со счета в банке, Алексей выполнил заказ в срок. Заказчик был в восторге и тут же перечислил расчет. Но и с этих денег Антон не вернул ни рубля. Он поставил перед Алексеем условие, что начиная с этого заказа предприятие будет забирать семьдесят процентов от суммы заказов. Никакие расчеты, документация и аргументы на Антона не подействовали, и Настя настояла на обращении в суд. Алексей был против ее участия в процессе, ведь до родов оставалось чуть больше двух месяцев, а мальчишки росли не по дням, а по часам. Но супруга смеялась, что такой процесс для нее, просто развлечение, продлится он не больше пары часов и Алексею пришлось согласиться. Но ровно за день до судебного заседания Алексея снова, как и два года назад, грубо «подставили» под уголовную статью.

****

В то утро Алексей , как всегда, провел оперативку и сидел в своем кабинете, заполняя отчет. Из соседней комнаты к нему зашла кладовщица тетя Вера и спросила, не хочет ли он выпить кофейку с плюшками. Все на стройке знали о пристрастии прораба ремонтно-строительного участка к печеностям и сладостям, дамы всех возрастов и должностей норовили побаловать ими веселого и безотказного мастера, который и черенок лопаты или метлы заменит и сложную технику починит. Алексей пообещал зайти минут через десять и снова погрузился в нудное занятие.

Когда тетя Вера вышла за водой в соседний цех, в кабинет влетела мастерица с монтажного участка. Светкино лицо было привычно искажено рыданиями. Алексей обреченно вздохнул и поднялся из-за стола. Видно снова муж дома прибил и Светка не менее часа будет реветь, жаловаться и просить приструнить благоверного. Теперь придется пожертвовать не только плюшками с кофе, но и обедом, так как надо и успокоить женщину , потом дописать и сдать документы, а вечером придется опять тащиться со Светкиным начальником к ней домой и воспитывать мужа. Алексей потянулся к стоящей на окне бутылке минералки, повернувшись к Светке спиной и не сразу понял, что ударило его по голове. На пол упала большая папка с калькуляциями. Он растеряно повернулся и получил удар в лоб. Светка, вытаращив безумные глаза и подвывая, лупила его со всей силы «гроссбухом» по учету материалов. От неожиданности Алексей потерял равновесие и упал между стулом и письменным столом. Светка продолжала орать и молотить его толстенным журналом в жестком переплете, а он только и мог, что прикрыть голову руками.

–Светка, ты что, сдурела! Ты что творишь? – услышал Алексей крик тети Веры.

Светка на минуту оставила его в покое, и он смог подняться на ноги. Тетя Вера стояла в дверях с чайником в руках и с удивлением смотрела на разгром в кабинете. Светка, швырнув в Алексея журнал, задрала рукава кофты и заорала: – Смотри, что он со мной сделал!

–Опять муж? Ох и изверг он у тебя, Светка. Только чего ж ты Алешку то мутузишь?

–Какой муж. – завизжала Светка- Хохол ваш долбанный. Порядочным прикидывается, жена на сносях, не дает видно, так он меня домогается, козел! Вон какие синяки наставил, что я вчера к нему вечером не пришла.

У Алексея и тети Веры пропал дар речи. Они недоуменно смотрели друг на друга, а Светка, довольная произведенным эффектом и , видимо, решив развить успех, сняла кофту целиком и продемонстрировала кровоподтеки на плечах и спине.

Тетя Вера недоверчиво спросила:

–Так когда ж он успел?

Светка, никогда не блиставшая ни умом,ни сообразительностью, ляпнула первое, что пришло в голову:

–Так только что. Я за пакетиком чая зашла, а он меня с порога на пол швырнул и давай лупить, я только лицо закрыть успела.

–Что то ты врешь, девонька, я ведь и трех минут не ходила, а синячки то у тебя уж потемнеть успели. Я хоть и деревенская, но не дурная, знаю что не минуту синячок-то зреет. Да и не он тебя, а ты его лупила, своим-то глазам я верю.

–Заткнись, старая дура, если с работы не хочешь вылететь !– прошипела зло Светка и ,натянув кофту, спокойно пошла к выходу. Но перед дверью она снова гортанно взвыла и с воплями выскочила на улицу.

Алексей и тетя Вера снова посмотрели друг на друга и принялись наводить порядок в разгромленном кабинете. Но минут через десять раздался телефонный звонок и секретарь передала Алексею распоряжение срочно прибыть к заместителю генерального Канурину.

Дальнейшее Алексею вспоминать и вовсе не хотелось. В кабинете зама его ждали два милиционера, которые без единого вопроса заломили ему руки за спину и надели наручники. Потом, на глазах у работников в полусогнутом состоянии протащили по лестницам и коридорам Управления, запихнули в «козла», стоящего у запасного выхода здания, и отвезли в милицию. Там его сразу отвели на третий этаж к следователю. Кисти у Алексея затекли, но наручники с него и в кабинете не сняли. Молодой пацан ничего не спрашивал, а только сосредоточенно писал что-то на бланках. Через полчаса пришел еще один мальчик, сел за соседний стол и поинтересовался:

–Чего мужика в наручниках держишь? Особо опасен, что ли? Что-то я его физиономии в розыске не помню, свежий?

–Ага, утренний! Бабу свою до тяжких телесных из ревности отметелил на глазах половины стройки. Обкурился, похоже, ничего не соображает! Сейчас допишу сопроводиловку и отправлю в СИЗО, там ребята все сделают, как надо.

–Это Вы обо мне, уважаемый? – ошалев от услышанного, спросил Алексей, но следователь проигнорировал его вопрос. Он писал еще минут пять, потом встал и направился к выходу из кабинета, видимо пригласить конвой.

У Алексея все похолодело внутри: «Сейчас меня отправят в изолятор и никто не сообщит Насте куда я пропал! Она же кинется меня искать на работу, начнет звонить рабочим, а они ничего не знают! Господи, ей же нельзя волноваться! …»

Но тут дверь кабинета резко распахнулась, чудом не задев следака, который от такого удара скорее всего впал бы в кому, и в дверном проеме возникла невысокая фигура с огромным выпирающим животом. Внешне Настя была само спокойствие, но Алексей хорошо знал свою супругу и по ниточке сжатых губ и прищуренным глазам безошибочно угадал последнее мгновение затишья перед разгулом торнадо.

Все управление внутренних дел от начальника до дежурных милиционеров знали Анастасию Евгеньевну Старкову, как грамотного и абсолютно несговорчивого правозащитника. Как метко сказал однажды мэр города Казаков : «Сделайте лучше сразу то, что хочет Старкова. Все равно придётся, только неприятностей не оберетесь!»

Насте ,после восьмилетнего отсутствия в городе, хватило двух лет, что бы не только напомнить о себе, но и заработать своей грамотностью и принципиальностью такой отзыв власть имущих о своих способностях. Теперь она пожинала плоды своей скандальной славы городской «бабы-яги». С ней уже даже и не пытались спорить, зная, что она не просто знает, что должно быть, но и как добиться исполнения, при чем на любом уровне. О ней говорили, кто с восторгом, кто с откровенной ненавистью, что для нее нет авторитетов, и она пинком открывает дверь любого кабинета.

За последний год при активнейшем участии Анастасии отправились в отставку два маститых судьи, сменились, уйдя в никуда вместо повышения, начальник милиции и прокурор города. Старкова создала несколько судебных прецедентов и два из них, вместе с разработанными ею расчетами сумм компенсаций, нашли законодательное утверждение в постановлениях Пленума Верховного суда. Она была умницей, но отличалась крутым нравом и всегда держала слово. И ещё она очень обижалась за своих близких и их обидчиков не прощала никогда, хотя к обидевшим лично её относилась с усмешкой и, чаще всего, отвечала обидным прозвищем, брошеным как бы невзначай, но оно приклеивалось намертво.

Это знали очень многие в городе и поэтому, когда она, медленно, как каравелла, вплыла в тесный кабинет и тихим голосом спросила, на каком основании задержан ее подзащитный, ни одному из мальчиков не достало мужества даже спросить документы, подтверждавшую ее полномочия. И уж конечно, им и в голову не пришло, что арестованный ими по беспределу прораб стройки, не кто иной, как муж этойочень грозной и очень беременной дамы.

Оба сотрудника ошалело вытянулись по стойке смирно и тот, кто секунду назад достряпал фиктивные бумажки, заикаясь стал что-то путано объяснять. Настя медленно взяла листки из его рук и подошла к столу, грузно умастилась на стул и быстро пробежала текст глазами.

–Даже так? Уже протокол допроса? Отказался от подписи? Ай, я, яй, какой не хороший мальчик! Уже и сопроводиловка готова! А где постановление о возбуждении уголовного дела, где свидетельские показания, экспертиза, наконец где заявление потерпевшей?

Молодой следачок побледнел так, что Алексей подумал, что тот сейчас рухнет без чувств, но это ни мало не смутило Настю. Она так же тихо скомандовала второму милиционеру:

– Снимите наручники с гражданина и пригласите сюда вашего начальника. Время пошло.

Через мгновение Алексей уже растирал посиневшие кисти рук. Один следак, дрожащими руками пытался запихнуть мимо кармана форменных брюк снятые наручники, а второй уже исчез за дверью.

Не прошло и двух минут, как в кабинет вкатился пузатый и лысый заместитель начальника уголовного розыска Скряков. Он, так же заикаясь, стал извиняться и объяснять Насте, что видимо произошла ошибка и этого гражданина задержали случайно.

– Этот случайно задержанный гражданин не просто мой подзащитный, но по случайности и мой муж, отец моих детей, Сидор Ерофеевич. А теперь прикиньте, чего будет стоить вашим сотрудникам и руководству этот беспредел, если за любого из своих клиентов я порчу вам не только показатели, нервы, но и карьеры?

Алексей удивился изысканным выражениям супруги, но и они произвели на начальника эффект разорвавшейся гранаты. Вполне бравый и еще молодой Сидор Ерофеевич, в недавнем прошлом более двадцати лет руководивший одним из отделов горкома партии и потому имевший отработанный командный голос, перешел на фальцет, накинувшись на подчиненных и изъяснялся он далеко не столь дипломатично, объясняя им кем они являются.

Настя все еще прищуренными глазами скользила по лицам служителей порядка и молчала. Алексей понял, что она пишет все сказанное на диктофон и, несмотря на пережитое, не смог сдержать улыбки. Ох и дорого вам, ребятки, обойдется эта е.ля…!

Когда они вышли из здания управления и сели в машину Фоки, Настя деловито достала спрятанный в «венецианской» складочке своей пышной груди миниатюрный диктофон и вытянув кассету, положила ее в пластмассовую коробочку, предварительно пометив на ее ярлычке дату и суть информации. Потом она достала из правого кармана легкого пиджачка новую кассету, вставила её в диктофончик и убрала его обратно в правый карман, а из левого вынула сложенные вдвое листки, и Алексей расхохотался во все горло. Это были исписанные следаком бланки. Настя была в своем репертуаре, воспользовалась кипижем в кабинете и стянула компромат.

Алеша рискнул тихонько обнять жену за плечи:

– Как ты себя чувствуешь, родная?

–Думаю, много лучше , чем Сидор и его подчиненные, хотя это еще цветочки! – усмехнулась жена: – Поехали домой, Фока, надо Григорьевичу позвонить, мужики в цехе с тётей Верой уже час митингуют, как бы Светке башку не снесли ненароком.

Она слегка потрепала редеющую шевелюру водителя и добавила:

– Фока- молодец, как чувствовал. Он за тобой поехал на своей машине, проводил до кабинета Канурина, всё видел и до отдела проследил, а уж потом меня из дома забрал и сюда доставил. В дежурке с перепугу соврать не сообразили, вот так я тебя быстро и нашла.

– Спасибо, родная, еще пять минут и меня запихнули бы в СИЗО.

– Ну не запихнули же? Мать вашу, козлы! Ну ладно, долг платежом красен! Они у меня огребутся по-полной!

****

Настя ничего и никому не простила и, несмотря на то, что волнения не прошли бесследно, и ей пришлось лечь на сохранение в клинику мединститута, она оперативно и так красиво рассчиталась со всеми исполнителями, что раз и навсегда отбила желание у всех сотрудников всех подразделений милиции цеплять Алексея даже по линии ГИБДД. Очередь была за заказчиком, но рождение сыновей несколько отвлекло Настю. Уже через месяц после родов она стала подбираться к Максюте. Сначала досталось Светке, которой пришлось отвечать только за распространение порочащих честь и достоинство Алексея сведений, так как заявление в отдел по «избиению» она так и не написала, что бы её можно было привлечь за заведомо ложный донос. На суде эта дурында, рыдая, кричала судье, что это Канурин приказал ей оговорить Алексея под угрозой увольнения. Настя проследила, что бы эти показания дословно были внесены в протокол судебного заседания, и затем были процитированы в решении суда, как мотив совершения правонарушения и первый документ лёг в папочку. Алексей знал свою супругу и не сомневался, что она занялась Максютой всерьёз, ведь все в городе знали, что Канурин сам никогда ничего не решал, а только выполнял распоряжения Максюты. Настю её коллеги и на Украине и теперь в Холмске не зря звали юридическим киллером и можно было не сомневаться, что в недалёком будущем жизнь Максюты весьма осложнится. Настя могла легко простить любые нападки на неё лично. Она всегда смеялась, отвечая на очередное хамство или даже оскорбление: – Я давно живу по принципу-всё, кроме некролога, мне в пользу, так что не напрягайтесь! Но даже за любое кривое слово в адрес её близких обидчик расплачивался весьма болезненно и это хорошо знали в городе, поэтому когда Фока доложил ей о происшедшем с Алексеем, она удивлённо произнесла: – Они что, идиоты или бессмертные?

Алексею и Насте нужно было только это светкино признание и они уменьшили исковые требования, по которым она только принесла публичные извинения Алексею на ежегодном отчетном собрании акционеров предприятия и выплатила из семейного бюджета символическую сумму морального вреда, за что её супруг спросил с неё в привычной манере.

Алексей смог присутствовать на ежегодном собрании акционеров, где Светка принесла ему извинения, только в сопровождении судебного пристава-исполнителя. Максюта уволил его сразу в день инсценировки, уверенный в его осуждении. Несмотря на решение суда, восстановившего Алексея в должности прораба, Антон, раздосадованный провалом провокации, не пускал его на территорию стройки ни на минуту. Он демонстративно на следующий день, после окончания суда, ликвидировал ремонтно-строительный участок и ознакомил Алексея с приказом о его очередном увольнении.

Все материалы на складе, инструмент и готовые изделия, находившиеся в столярке были опечатаны, но еще до окончания судебных процессов, удовлетворивших все требования Алексея, все ценное имущество чудесным образом растворилось из закрытого и опечатанного цеха с охраняемой территории стройки. Работники временного трудового коллектива рассосались по другим конторам, и Алексей снова оказался «у разбитого корыта». Деньги на счете остались небольшие, Настя пока не работала, занимаясь сыновьями, а до решения судов, вернувших деньги и взыскавших ущерб, надо было еще дожить. И вот теперь, всего через год с небольшим после всех описанных событий, был убит генеральный директор Максюта, по приказу которого Светка устроила для Алексея этот спектакль с последствиями.

Я смотрела на молодого мужчину и все два часа мысленно крутила один вопрос, который решилась задать только при прощании, специально задержав его руку.

– Скажите, Алексей, неужели Вам не хотелось отомстить ему?

– Нет, как ни странно. Да, он помотал нервы мне, заставил волноваться мою жену, накануне родов, очередной раз выкинул меня из бизнеса, обобрал и лишил моим трудом созданного благополучия мою семью, облил грязью мое имя. Но я сразу простил его, а вот Настя основательно попортила бы ему кровь, если бы его не грохнули. Она у меня прощать обиды, причинённые её близким не умеет. А я ему даже благодарен, ведь именно Максюта истребил во мне остатки инфантильности, которые мешали мне жить, сделал меня жестче, заставил биться за свое. Настя, конечно, помогала мне, но на этот раз мне пришлось больше взять на себя и научиться самому побеждать. Я стал сильнее и увереннее в себе за два года, через суд не только вернул все отнятые деньги, но и взыскал с предприятия очень крупные суммы компенсации за украденное у меня имущество, за упущенную выгоду и моральный вред. Ни в одном банке я не обернул бы с такой выгодой свои деньги. Кроме того, я не сидел без дела и снова наладил производство, вернул себе имя мастера и теперь намереваюсь взять в аренду с последующим выкупом цех, откуда меня так лихо выкинули. Насте эта идея не нравится, но я на этот раз не уступлю даже ей. И руководство стройки мне цех отдаст, так как вернуть мне сумму, полагающуюся по решению последнего суда они сразу не могут, а я уже предупредил, что готовлю иск на проценты за просрочку. Так что мне Максюту благодарить надо за науку, тренинг, да за весьма щедро оплаченную его жадность. Курицу, несущую золотые яйца, берегут, а не режут.

Алексей улыбнулся широко и открыто. Мы попрощались и его машина, так же лихо стартанув с места, через несколько секунд пропала из поля зрения, а я еще с час прогуливалась по набережной, обдумывая все, что сообщил мне новый знакомец.

Ирка, Игорь, Алексей, Настя, мужчина с похорон…

– Да, Машка, ты, как всегда, вступишь не в г…,так в партию и непременно по самые уши – констатировал внутренний голос и на сей раз я с ним не спорила, но даже он тогда и не догадывался, куда заведёт меня любопытство и уже очень скоро.

****

Следующие три дня прошли практически в праздном безделии, так как в милиции и прокуратуре не оказалось никаких новых сведений, что подтвердил и Степка. Как подобраться к паре с похорон Антона я пока не сообразила. Решив отложить расследование до следующего приезда я, созвонившись с Михалычем, вернулась домой, сдала скупой на факты и богатый на домыслы и версии репортаж, так как ни статьи ни очерка не получилось. Я почти отвлеклась от темы убийства Максюты в круговерти дел и событий, но Антон похоже не хотел меня отпускать и неожиданно напомнил о себе.

Глава восьмая.

В эту компанию мы попали с Данилой почти случайно, хотя теперь я думаю, что это было не только закономерно, но и неотвратимо.

Что может быть лучше весеннего пикничка на Воронцовских прудах в приятной компании с шашлычками , минимумом возлияний, обилием остроумных анекдотов и тостов?

Этого мужчину трудно было не заметить. Грузный, с окладистой бородой и бархатным голосом, который был усладой для дамских ушек. Анекдоты просто лились из него нескончаемым потоком, да такие, что мы , сложившись пополам, уже не могли разогнуться. Хохотали до слез. В конце концов мы просто взмолились, и Серж смилостивился. Он отошел в сторону, уселся в плетеное кресло и уставился куда-то вдаль задумчивым и каким-то потусторонним взглядом.

Я нашла вездесущую Люсинду и она мне поведала, что Серж – наш коллега и не откуда- то, а из моего города. Почуяв удачу я взяла еще одно кресло и, спросив разрешения, подсела рядом.

– Серж, меня зовут Мария , я…

– Не трудитесь, я знаю о вас все или почти все.

– Откуда? Мы когда- то пересекались?

– Никогда, не морочьте себе голову. Я очень любопытен, умею слушать и слышать, а о Вас много говорили и раньше и сейчас интерес к вашей персоне не утрачен. Коллеги поговаривают, что более чем скромным репортажем о кончине одного известного нам персонажа Вы прикрыли сенсационное расследование, которое втихущку ведёте.

– С чего бы такие выводы?

– Говорят вы очень интересовали покойного, да и многие люди, по которым он прошелся катком своей так сказать яркой индивидуальности, ваши друзья.

– И что?

– Будет, Маша. Я могу Вас так называть или Вам неприятно?

– Это мне приятно, а вот домыслы нет. Помогите разобраться, откуда ноги растут?

– Хорошо, Мария. За что купил, за то и продам. Вас видели рядом с Иваном на похоронах. Вы внимательно слушали то, что он говорил, а что именно он говорил донесли в органы сразу, оттуда и протекло,в том числе и в мои уши через информатора. Я и многие знают Вас как блестящего и настырного журналюгу, вряд ли Вы пропустили эти слова мимо ушей. Вам же жутко интересно, почему Иван хотел плюнуть в гроб друга юности? А я ещё добавлю,что Максюта именно Ивана как огня боялся с того дня, как увидел его через много лет в городе. У них похоже какие-то давние счеты, еще со студенческой скамьи, но в чем там суть никто не знает. Ивана завезла в город его жена за год до убийства Антона, но увидел его Максюта за три месяца до гибели. После этого, как говорит Таисья, он даже пистолет, полагающийся ему для самообороны, стал с собой носить.

– Ивана арестовали?

– Нет , его алиби было бесспорно. Он в это время чистил мусоропровод в соседнем доме. Жильцы подтвердили.

– Понятно.

– Потом Ирина Волкова, знакомая вашей закадычной подружки Ксении.

– Она поправилась?

– Не знаю, но уже вышла из больницы. Кстати, предприятие в лице нового Генерального директора Лугина отказалось от всех претензий к ней. Яко бы нашлись документы. На работу не вернули, но хоть от долгов и уголовщины освободили. Игорь пить перестал, вернулся начальником охраны на стройку. Новое руководство официально пригласило его и принесло извинения его супруге публично в местной прессе. Даже выплатили приличную сумму морального вреда без всякого суда, хотя Ирина и не собиралась ее требовать, до того измотали ее суды и следствие.

– А как разошлись бывшая жена и дочка Максюты?

– Полюбовно. Таисия оказалась не так проста, как думали. Похоже не все в сейфе милиции оставила. Пока живет у дочери, но строит себе квартиру в элитном доме. А Максютина квартира досталась его дочке, но она ее сдает, живет в своей.

– Ну хоть Таськиной Светке доброе дело Антон сделал. Квартиру, я слышала, он ей по дарственной подарил?

– Ну не совсем безвозмездно, как говорят. Но это уже не мое амплуа сплетни собирать, хотя у Таисии похоже был мотив и не один…

– Интересно.

– Больше ничего не знаю, а врать не буду. Если интересно, сама докопаешься. Тем более что, похоже, всех устроила смерть Антона Максюты, как-то легче дышать в городе стало, да и предприятие без хозяев не осталось.

После разговора с Сержем мой журналистский нюх почуял запах не просто скандала, а скандалища. Господи, ну куда меня опять понесло! Впереди был законный отпуск и можно было расслабиться где-нибудь в комфортной дреме или набегаться по красотам и диковинам незнакомой страны. Нет же, вопреки здравому смыслу я решительно заявила мужу, что этот летний отпуск намерена провести у родителей. Данька, без особого труда прочитав на моем лице все недосказанное, спорить не стал и, только так же непреклонно, сообщил, что поедет со мной. И как же хорошо, что я не стала возражать!

****

Июльская жара накрыла и Сибирь. Каблуки впивались в расплавившийся асфальт и, колонна идущих друг за другом поливальных машин мало спасала положение. Серж любезно помог нам с мужем вписаться в компанию, где часто тусовалась Светка со своим женихом из нашей журналистской братии и сегодня у меня появлялся шанс прояснить хотя бы одну из сторон жизни Антона.

Светлана была яркой брюнеткой, миловидной и стройной, с чувственными пухлыми губками, словно застывшими в привычной капризной гримаске. Я ни за что не дала бы ей ее семнадцать лет, до того зрелой обольстительницей была эта нимфетка. Мне подкатывать к ней с вопросами было абсолютно бесполезно, и я перепоручила это Даньке, доверившись его таланту располагать дам всех возрастов к откровениям. Серж и я в это время занялись ее женихом и через пару часов мы втроем уже сидели в небольшой комнате. Я пила терпкое грузинское вино, а Серж и Валерик заканчивали бутылку водки и намеревались открыть вторую из четырех припасенных. Мирно гудел кондиционер. В кабинете было прохладно и уютно. Я превратилась в одно большое ухо, а Серж, как опытный интервьюер раскручивал «клиента». Из Валерки лилась информация как из рога изобилия:

– Нет ты понимаешь, Серж, я просто надрался от счастья, когда этого козла грохнули. Ведь он Светке с пятнадцати лет проходу не давал. Как нажрется, так Таську за дверь из квартиры, а к Светке с подарками лезет. Та плачет от страха, а он лезет, скотина похотливая.

– Насиловал?

– Нет, Таська весь дом на уши поднимала, так в дверь колотила. В таком грохоте вряд ли что получится. Но ведь не раз домогался. Баб ему мало было. Таську за домработницу держал. Светка говорит, что не помнит, когда он с ее матерью вместе спал. Таисия сначала плакала, а потом смирилась со своей ролью ради дочери. И все ей твердила, что они хоть обеспечены с таким хозяином всем на зависть. Но за дочь даже с кулаками на него набрасывалась, зарезать ночью грозилась, если Светку тронет. Может поэтому Максюта и купил Светке квартиру, что б Таську не доводить и со своих глаз Светку убрать.

– А он в гости не приходил?

– Нет вроде, Светка бы мне сказала.

– А про Ивана ничего Светка не рассказывала?

– Ну это тема особая была для Максюты. Как то раз он Светку в город подвозил у моста увидел Ивана, так по тормозам так влупил, что Светка чуть лобовое стекло башкой не высадила. Говорила, что минут пять его мелкой дрожью трясло потом, пока тронуться с места смог. А Иван посмотрел на машину, улыбнулся и прошел спокойно прямо перед капотом. Потом Светка с матерью Ивана с женой во дворе встретили, когда из магазина возвращались. Таисия когда – то с ней работала, вот и разболтались. Иван Светке очень понравился, я даже ревнул каплю, так она о нем рассказывала. А тут Максюта во двор зашел и увидел, что они разговаривают. Окриком позвал Таисию со Светкой и дома такой скандал закатил, мебель поломал, посуды побил тьму. Орал и матерился, грозился выгнать обеих , если они с этими «уродами» еще раз заговорят. Потом нажрался до зеленых соплей и на следующий день укатил на охоту с дружками . Две недели по тайге шарахался.

– Да, интересно. Что же там такое случилось, если закадычные друзья стали врагами.– изрек задумчиво Серж.– А с чего ты взял что Максюта и Лавров были друзьями?

– Ну это я точно знаю, у меня мать из одной деревни с ними, так она мне рассказывала, что Антон и Иван с малых лет не разлей вода были. Вместе и охотились и девок щупали. После школы в город вместе поехали поступать в институт . Вот только Иван почти сразу в тюрьму надолго попал, говорили за убийство, а Антон доучился и на Север укатил на заработки, оттуда вернулся главным инженером, а потом уже стал генеральным на стройке.

– Что ж Максюта так на друга из- за его зэковского прошлого реагировал? Что то тут не так и к бабке не ходи ,– Серж быстро взглянул на меня, как бы поручив раскрутку этой темы мне.

Глава девятая

То, что рассказал вечером мне Даниил, проводив Светку до дома, пока ее жених и Серж наливались водкой, а я слушала откровения Валерика во все уши, добавило красок в портрет убиенного. Вернувшись за мной, муж избавил меня наконец от созерцания двух набравшихся мужиков, уже пол часа выяснявших, есть ли демократия в России.

«Внештатник» добавил к рассказу Валерки детали, о которых тот и не подозревал. О, мужская наивность! За пухлыми капризно сжатыми губками и ангельским личиком скрывалась опытная львица, если не начинающая роковая женщина! Светка крутила сразу с тремя любовниками. Причем Валерка, считающий себя единственным, довольствовался крохами с «барского стола».

Уже почти три года Светочка была любовницей Максюты, при чем вертела им, по ее словам, особенно в последнее время, как хотела. Квартирка и крупный счет в банке на ее имя были прямым тому доказательством. Света демонстративно, снимая деньги в банкомате, показала Даниилу сумму на карточке, которая не оставила сомнений в правдивости ее откровений. Мой муж явно подходил ,по Светочкиным соображениям, на то, что бы занять освободившееся место «папика» и за его счет, не тратя своих , тяжким трудом заработанных кровных, перебраться в столицу.

Хорошо, что и Даньку на мякине не проведешь – хохол- то чистокровный и не сибирский, а самый что ни на есть хохлядский. Даниил, прихватив в магазине пару бутылок «Мартини», вкусности по выбору Светки, отвел её на берег реки и со знанием дела выслушал ее исповедь, направляя сбивающийся с темы рассказ в нужное русло.

– Ты знаешь, Данила, я уже в двенадцать умной была. Чего думаю я от подарков отказываться буду, но что бы мать не видела, я Тошу просила мне не тряпки, а золото дарить. Я его в зайца зашивала, который все время у меня на полке сидел. В четырнадцать лет Тоша мне первое кольцо с брюлликом подарил, а в шестнадцать счет открыл и перечислял круглую сумму каждый раз перед тем, как ко мне придти. Я не дура, в «потом и завтра » не верю. Сначала денежки на мое имя, а потом пожалуйста, развлекайся, старый козел.

– И часто переводил?

– А, когда приспичит. За месяц до смерти как озверел, по три раза на неделю звонил и сообщал, что деньги поступили. Вот только получаться у него через раз стало. Дерганый стал , да и квасил без меры, а это сам понимаешь, потенцию не стимулирует. Намучилась я с его «жеванным».

– На работе проблемы были или еще что?

– Похоже и на работе, с кем-то из партнеров, при чем по- крупному, да и от Ивана его плющило и колбасило конкретно.

–А с чего ты взяла, что с кем-то из партнеров проблемы были?

– Да он при мне по мобильнику сначала кого-то уговаривал, а потом взбеленился и матом послал с его угрозами. Так и сказал: «Пошел ты на … , угрожает он мне хуес…! Сопли утри, щенок нах…!»

– Давно это было?

– Прямо перед Новым годом, он тогда даже не прикоснулся ко мне, минут пять после разговора посидел и свалил, наверное, водку жрать в гараж.

– Так холодно ж в гараже зимой-то.

– Ты чего, у него там почти квартира. Там холодильник, вся обстановка. А какой там кожаный диванище! – Светлана ухмыльнулась своим воспоминаниям и сладко потянулась.– Гараж аж трехэтажный, огромный, теплый и прямо за постом гаишников, охрана типа до кучи. Он его как раз к моему четырнадцатилетию построил. Через неделю после моего дня рождения мы в нем новоселье вдвоем справляли. Там он меня и женщиной сделал. Надо сказать, весьма бережно обошелся и вообще года два таким лапочкой был.

– А что потом, хуже стало?

– Да нет, просто я сначала с Валеркой познакомилась, а потом с Димкой, а они лет на тридцать его моложе и в сексе секут, сам понимаешь, появилось с кем сравнить – хохотнула Светка.

– Димка это кто?

– Ну, это «крутой перец». У него сеть супермаркетов по городу, умненький мальчик. В мэры собирается через пару лет. Стану первой леди нашего Мухосранска, если конечно какой-нибудь принц на белом «Мерсе» не умчит меня в тридевятое царство – государство.

Светка игриво прижалась к Даниилу и заглянула ему в глаза. Намек был толстым и недвусмысленным, как и призывный томный взгляд. Выдержав паузу, Данила серьезно поинтересовался:

– А Дима-то отпустит, если он крутой?

– Да куда он денется, у него жена, дети, разводиться не думает и не надумает, знаю я таких. И потом он в политику собрался, ему лишние скандалы ни к чему. Тем более он теперь все магазины в городе прибрал, которые Тоша ему уступать никак не хотел. Так и сказал – через мой труп. Вот и получил. А с новым руководством Димка быстро нашел общий язык, он мне с пьяну всё рассказал, кому и сколько забашлял на стройке, как нахапанное Антошей попилили.

– А как ты с тремя мужиками-то справлялась?

– Это не сложно, тем более ни один о других и не догадывался.

– Это в вашей-то деревне?

– С умом надо все делать и расписание соблюдать. С Валеркой и Тошей вообще проблем не было, они без звонка по понятным причинам не появлялись.

– Валерка тоже деньги сначала на счет клал и допускался только после проверки счета?

– Какие у него деньги, не смеши меня. Валерочка для души, интеллигент и поэт, он мне такие стихи посвящает, закачаешься. Он себе позволить не может придти без приглашения, не так воспитан. Не то, что Димка. Хозяин жизни. Все к его ногам и когда пожелает должно быть. Так я его на слабости поймала. Любит мой Димочка, что бы женщина была причесана, одета с иголочки к его приходу и вкусненькое что-нибудь приготовила. Так что тоже предупреждал часа за два о визите, что бы я могла все это изобразить в лучшем виде. А за два часа не одного мужика умеючи можно обслужить и выпроводить …

Да «внешкорр» принес бесценный материал к размышлению. Круг подозреваемых множился в геометрической прогрессии. Бог весь кто еще мог свести счеты с Антоном. Надо поговорить с Ириной и попробовать подобраться к Ивану или его жене. Да и об этом «крутом» Диме, надо навести справки.

Глава десятая.

Втроём с Ксюхой и Ириной мы выпили много хорошего грузинского вина. Ирка рыдала, курила, пила и снова рыдала. Она вспоминала тот декабрьский день и вечер, когда на долгие мучительные часы она оказалась пленницей кабинета Генерального директора стройки в опустевшем Управлении, кричи не кричи, никто не поможет. Эта скотина Соломон, едва переступив порог кабинета, извинился, вышел «на минуточку» в приёмную и пропал. Через полчаса Ирина поняла, что он не вернется и ее последняя надежда на спасение растаяла, уступив место отчаянию и страху.

Она понимала, что будет дальше, как понимала и безысходность своего положения. Этот обезумевший от своей безнаказанности мужлан жаждал реванша и ее унижения. Все это она читала в его неотрывном взгляде и угадывала в тягостном молчании. Тишина в кабинете и за его пределами была такой тяжелой, что физически пригибала к земле.

– Ну так что?,– после получасового молчания в закрытом на ключ кабинете, хрипло выдохнул Антон.

Ирина медленно подняла на него глаза, полные слез и ничего не ответила.

Антон впился ей в лицо тяжелым взглядом:

– Время идет. Муж и дети дома с ума сходить скоро начнут. Соломон , коли спросят, скажет, что высадил тебя у дома. Здесь искать будут в последнюю очередь, если будут. Я ведь на дачу уехал с компанией.

Слезы лились из глаз и с каждой их каплей Ирину покидали последние силы.

Глухой голос Антона словно свинцом наполнял весь кабинет:

– Ты же понимаешь, что я могу тебя убить и никто и никогда меня в этом не заподозрит. Скинем с Сариком твой трупик в канализационный люк в области, месяца через три, не раньше , обнаружат, спишут на очередного маньяка и все дела. Короче, Иришка, королевой ты быть не захотела, горда очень и мужа до самозабвения любишь. Понимаю и одобряю, но не принимаю и простить оскорбление не могу, уж извини. Публичности тебе последнее время хватает, так что требовать твоих извинений на площади города или в печати я не буду. У меня для тебя подарок. В комнате отдыха коробочки стоят, в них экипировочка для тебя. Прими душ, переоденься в униформу и выходи ко мне, сюда.

Максюта подошел к женщине, грубо взял рукой за подбородок и, вскинув ее голову, посмотрел в глаза. Потом ухмыльнулся и шипящим голосом продолжил: – Я буду е… тебя во все дырки так как захочу на всем, что стоит в этом кабинете, во всех углах и на всем полу, пока мне не надоест. Хочу, чтоб эти светлые воспоминания будоражили меня во время скучного рабочего дня и в твоём дружном семейном кругу. Ты, конечно, можешь покончить с собой, это твое право, но тогда твой инвалид не переживет вашу разлуку и через месяц отправится вслед за тобой, уж ты мне поверь. Родственников у Вас нет, вы оба сиротки, и ваши детки попадут в приют.

Он вернулся в свое кресло и, закинув ногу на подлокотник, стал медленно расстегивать ремень, не отрывая взгляда он лица своей жертвы. Вдруг Антон широко улыбнулся и неожиданно потеплевшим голосом ласково произнес: – А если будешь умницей, долг прощу, все заявления и иск отзову . Игорька на работе большим начальником сделаю и о тебе подумаю. У меня ведь еще не один магазинчик остался. Хочешь «Южный берег» подарю? На красной линии и здание новехонькое. Или бар «Лагуна», хочешь? Можем обсудить условия.

Ирина посмотрела на него через пелену слез и отрицательно покачала головой. Слезы медленно покатились по щекам. Голос мучителя снова стал колючим.

– У тебя десять минут. Время пошло. И прекрати реветь, тебе понадобится

чистый нос , что бы не задохнуться, когда моего пацанчика ласкать во рту будешь.

Антон встал, подошел к двери комнаты отдыха и резко распахнул ее. Ирина на ватных ногах прошла мимо него в довольно просторное помещение и, сквозь застилающий глаза туман, огляделась. Роскошная белая мебель с золотой инкрустацией эффектно выделялась на бордовом фоне стен.

Изящный столик с гнутыми ножками был завален красивыми коробками и коробочками. Ледяными от стресса пальцами Ирина потянула за одну из блестящих ленточек и открыла коробку. Там лежал дорогой наряд из секс-шопа красного цвета. Ирина плохо соображая, сняла дубленку, сапожки, одежду, белье и зашла в душ.

На полочке перед душем стояли красивые бутылочки и на самом видном месте лежала опасная бритва. Сознание прояснилось в доли секунды. Ирина машинально облила душем тело, тщательно обтерлась огромным лохматым полотенцем и аккуратно надела кружевной наряд с коротким пеньюаром украшенным перьями, красные же сабо на тонком высоком каблучке, усыпанные стразами, которые она нашла в другой коробке. . Она убрала сзади за резинку трусиков бритву и, попытавшись растянуть на заставшем лице дежурную улыбку, открыла дверь в кабинет.

Первое, что она увидела, было дуло пистолета, направленного ей прямо в переносицу. Антон абсолютно голый, широко раздвинув волосатые ляжки, сидел в своем кожаном кресле, развернувшись к двери комнаты отдыха и, опираясь локтем на столешницу, целился в нее. Он причмокнул губами и усмехнулся:

– Хороша, чертовка и блеск в глазах прежний. Бритвочку углядела, умница? Раз себя не порезала, значит для меня принесла. Ну-ка, избушка, повернись к лесу передом, а ко мне задом!

Сердце ухнулось в никуда и Ирина медленно повернулась. Она почувствовала, как Антон выхватил из-под резинки сложенное лезвие. Когда Ирина по его команде повернулась, то сразу заметила перемены в кабинете. На столе и на окнах не осталось ни одного тяжелого или острого предмета. Все было готово к экзекуции.

Антон встал, медленно подошел к сейфу, не сводя глаз с Ирины, убрал в него бритву, положил пистолет, мягко щелкнул замком и широким жестом сопроводил приглашение:

– Выбирайте место, сударыня, откуда начнем наше долгое и упоительное путешествие…

Насиловал Антон Ирину жестко, тяжело и долго. В перерывах запивал какие-то горошины минеральной водой из пластиковых бутылочек, лишив Ирину последней надежды на его отключку. Он ни разу не сходил в душ и едучий запах его пота давно забил изысканный аромат дорогого парфюма. Ирина никак не могла избавиться от этой вони под душем, куда Антон отправлял ее каждый раз после завершения акта. Сам же он ждал ее развалившись в кресле и свесив измазанный ее кровью член между дряблеющих ляжек.

Он заставлял ее переодеваться, танцевать на столе стриптиз, играть с огромным имитатором толи человеческого, толи конского полового члена. Ирину тошнило до рвотных позывов, когда насильник совал ей в рот свою обмягшую от усталости плоть и заставлял долго ее реанимировать, но не допускал завершения, а снова и снова тяжело насиловал ее, раздирая все внутри в кровавые лохмотья.

Несчастной женщине казалось, что этот кошмар длился вечность и когда Антон отпустил ее одеваться она вообще уже ничего не чувствовала кроме пронизывающей все тело боли.

Открыв ей дверь кабинета Антон сообщил, что на нее налагается штраф за непослушание в половину от договорной суммы и что, если она захочет отработать оставшуюся часть долга, то он ждет ее предложений, но это снова будет только этот кабинет и полная программа, теперь хорошо знакомая ей.

Ирину отвез с предприятия угрюмый водитель Антона Сарик на старом грузовике. Каждая колдобина на дороге через жесткое сидение пронизывала острой болью изодранное тело.

Она оступилась на скользкой заледеневшей подножке, когда Сарик остановил грузовик в леске, отделявшем промышленную трассу от жилой зоны города примерно в километре от ее дома. Больно ударившись спиной и затылком о железо Ирина рухнула почти под машину, но Сарик не вышел из кабины, что бы ей помочь. Он подождал, пока она выползет из-под грузовика, потом медленно сдал назад, объехав лежащую на дороге женщину, и автомобиль быстро исчез в морозном тумане.

Была глубокая ночь и ждать помощи было просто бессмысленно. Почти теряя сознание, Ирина медленно побрела по тропинке через лес, к ярким огням города. Когда она пришла домой, Игорь понял все едва взглянув на нее. Она сползла по стене прихожей и потеряла сознание. Ирина пришла в себя только через неделю в больнице. Конечно, к ней сразу пришел следователь прокуратуры, но она ему так ничего и не сказала, зная, что Максюта выкрутится, а потом приведёт свои угрозы в исполнение. Когда же узнала о его смерти, она жутко испугалась, боясь, что это сделал Игорь.

Я верила и не верила Ирине, до того страшной оказалась ее правда об Антоне. Я вдруг вспомнила, как сразу пошла смывать его поцелуи с моих рук и теперь поняла почему мне захотелось это сделать. Они были липкими и похотливыми, а не вежливыми и уважительными.

Да, Игорь мог убить и имел на это право, что бы не думали об этом Бог и Закон. Но это был не он, если верить Степке. Тогда кто ненавидел Антона больше чем Игорь и Ирка, да и за что можно возненавидеть больше?

Глава одиннадцатая.

Вездесущий Серж позвонил с утра и предупредил, что у него для меня есть сюрприз. Он пригласил нас с мужем к себе в гости после шести вечера. Когда мы пришли, у Сержа в гостях был молодой, но какой то помятыйпаренек. Они так увлеченно обсуждали последний фильм «Матрицы», что, казалось, совершенно не обратили внимание на нас, но через минуту все изменилось. Серж что-то шепнул пареньку на ухо и тот с любопытством взглянул мне в лицо:

– Так вы и есть та самая столичная журналистка, ведущая независимое расследование гибели моего незабвенного папеньки?

Я одновременно возмущенно и недоуменно уставилась на Сержа, застыв вопросительным знаком перед креслом, в которое намеревалась сесть. Серж усмехнулся и ответил сразу на все мои не озвученные вопросы:

– Во – первых, информация о твоем расследовании дальше этих стен не выйдет, во-вторых ,у Антона был внебрачный сын, который старше его дочери на пять лет и он перед тобой, зовут его Кирилл и ,в-третьих, он готов ответить откровенно на все твои вопросы за весьма умеренную плату. Ты можешь ему верить, я знаю его, он мужик серьезный, хоть и сбившийся с истинного пути. Не робей, спрашивай.

Сержу не доверять у меня оснований не было, тем более, что он экономил мое время, поставляя персонажей моего расследования раньше, чем я вообще узнавала о их существовании. Видимо то, что мой частный интерес давно принял форму расследования, стало очевидно не только мне. Я внимательно посмотрела на Кирилла и спросила:

–Что ты мне можешь рассказать и сколько это будет стоить?

Кирилл сморщил нос, закатил глаза, видимо подсчитывая свой гонорар в уме и быстро протараторил:

– За косую баксов я расскажу и покажу тебе все, что собирал на моего папашу долгие пять лет, собираясь доить бабки. Теперь с него поиметь ничего не получится, с прочих смерти подобно, а тебе многое будет интересно. По рукам?

Я быстро хлопнула по его потной ладошке, едва удержавшись, что бы не вытереть свою о покрывало на кресле:

– Давай, если информация стоящая, получишь, не отходя от кассы. Если туфта,не обесудь.

Серж встал и кивком пригласил нас следовать за ним. Я и Кирилл пошли в дальнюю комнату и Серж, достав с полки папку и ,передав ее Кириллу, притворил дверь со словами:

– Общайтесь, остальным знать это ни к чему, крепче спать будем.

Кирилл удовлетворенно потер потные ручки и открыл папку. В ней аккуратно подшито было более пятидесяти документов , если судить по толщине пачки.

– Вот, все документы о подпольной деятельности общества «Рога и копыта» под управлением Антона Максюты. Кратко пересказать суть или сама разберешься?

–Дай гляну, если не жалко. Что непойму,пояснишь.

Кирилл протянул мне папку и , просмотрев только десяток листов, которых оказалось значительно больше пятидесяти, я поняла, что в руках я держу бомбу, заложенную под господ из администрации города и области, Управления внутренних дел, прокуратуры, суда и Бог весть кого еще. Некоторые листки были написаны вручную. Руку Максюты я знала неплохо. Ровным мелким подчерком скрупулезно были записаны номера счетов, договоров, даты, суть сделок и суммы напротив фамилий лиц, которым они, видимо, предназначались. Были здесь и копии платёжек, договоров, кассовых чеков и квитанций. Вся схема противозаконной деятельности империи Максюты стала мне понятна. Она не отличалась изысками. Я подняла глаза на Кирилла:

–Кто еще знает о документах из этой папки?

– По распечаткам никто, я сам хакнул. По остальному только Таисия, которая делала для меня копии.

– Таисия,это которая жена?

– Совершенно в дырочку! Предвижу ваш следующий вопрос и поясняю. Она хотела обеспечить себе и Светке будущее, если Максюта захочет их бросить.

– Но почему ты?

– Больше никому она довериться не могла, она из нашей деревни , дружила с моей матерью и знала как я ненавидел папашу. Вот и передала мне на хранение документы. А когда его застрелили как собаку ,она пришла ко мне и просила сжечь папку. Сам не знаю зачем, но я незаметно выложил документы ,набил папку газетами и сжег на ее глазах в ванной. Так что теперь о них не знает никто, кроме нас. Платите косую и забирайте. Владейте на здоровье, если сумеете его сохранить с такой компрой – хохотнул Кирилл.

–Договорились, но отрабатывай баксы, рассказывай обо всем, чего я не найду в этой папке. Я запишу и это станет моей гарантией,что ты своим молчанием позаботишься о сохранении моего здоровья.

Я включила диктофон и Кирилл неспешно и обстоятельно поведал мне все, что еще знал об Антоне. Но как выяснилось потом,он ещё многого не знал о своём отце.Только сам Максюта в своих дневниках,попавших ко мне много позже, в своих циничных откровениях рассказал все о начале и страшном конце его романа с матерью Кирилла и о том, как и зачем по его приказу сына подсадили на иглу.

****

Этой ночью мне не спалось и, едва дождавшись когда домашние угомонятся, я заперлась в ванной и открыла папку. Мое журналистское нутро ныло в нетерпении и я перелистывала страницы в лихорадочном азарте. Я понимала, что практически ничего из этого не смогу обнародовать, да и не имело это уже никакого смысла, но читала, читала, читала. На последних двух страницах, датированных началом января, Антон скрупулезно подсчитал барыши от черного оборота с нефтяным концерном и я обратила внимание на распределение средств, уж слишком много первоначальных сумм было перечеркнуто.

Сверху многочисленных помарок были записаны суммы порой значительно меньше первоначальных, да еще и с едкими комментариями, что могло означать только элементарное «кидалово», чем, как мне было уже доподлинно известно, Антон увлекался от мелочей до крупного. Особенно часто исправлялись в меньшую сторону суммы у фамилий Лугина, сразу после его гибели ставшего исполняющим обязанности Гендиректора, а теперь уже избранного на собрании акционеров, Саакяна, начальника криминальной милиции. А вот напротив фамилии некого Сурмина суммы стабильно увеличивались.

Вполне вероятно, что убийство Антона было «заказным» и связанным с этими перечеркнутыми не один раз цифрами. Удовлетворив свое любопытство я тихонько выбралась из ванной и, аккуратно упаковав в чемодан папку, свернулась замерзшим калачиком под жарким боком разомлевшего от сна мужа. Засыпая я подумала, что пусть эта папочка пока полежит, авось пригодится. Уж очень не люблю выбрасывать бумажки с инфой, а об исходившей от них смертельной опасности я тогда даже и не подумала.

Глава двенадцатая.

Я очень хотела познакомиться с женой Ивана и, наконец ,такая возможность мне представилась. Мы разговорились в магазине, где Люба подбирала себе кофточку, а я, заметив ее, специально остановилась рядом и помогла ей выбрать подходящую модель. Люба, как, похоже, и половина населения нашего небольшого городка, знала кто я такая. Добродушная, уютная толстушка с веселыми ямочками на розовых, пышущих здоровьем щечках, она с удовольствием приняла мое участие и поддержала беседу.

– А я ведь с Вами, Мария Станиславовна, давно поговорить хотела, но Вы сразу после похорон Максюты уехали.

– И о чем же?

– Только не здесь и не на улице. Давайте к нам домой пойдем, я Вас чаем с вареньем вкусным напою.

– А семья против не будет?

– У меня семья –муж, да кошка Дуська. Вани нет, на рыбалке он своей любимой. Приедет завтра к вечеру, а Дуська гостей любит.

Мы быстро дошли до уже знакомого мне дома и через пару минут я сидела на жестковатом кухонном диванчике, а Люба суетилась, накрывая стол и щебетала без умолку. Мне почти не удавалось вставить и слово, впрочем этого и не требовалось.

Похоже у этой милой и доброй женщины наболело и она выплескивала на меня все, что узнала от мужа, подруг, соседей и из прочих источников типа ОБС (одна баба сказала). Многое я уже знала, что то дополняло уже известное, но практически все ,что касалось отношений Ивана и Антона я узнала тогда впервые.

Они родились в один и тот же апрельский день в год смерти Сталина в сибирской деревушке на берегу большой и своенравной реки. Родители их были не просто соседями, а давними друзьями, все и всегда делавшими вместе. Вот и первенцев родили в один день, над чем в деревне не переминули беззлобно похохотать.

Иван и Антон тоже были друзьями ,как говорят «не разлей вода». Вместе рыбачили, едва научившись ходить, а как подросли, так же вместе сначала с отцами, а потом и вдвоем охотились, удивляя односельчан трофеями. Все лето друзья спали вместе на сеновале, то в одном, то в другом дворе и по долгу, глядя в звездное небо, мечтали, как будут вместе строить красивые дома в молодом белокаменном городе , мимо которого проплывали на катере, когда ездили с матерями на базар в областной центр.

–Антон, я решил, буду монтажником, как Рыбников в «Высоте». Представляешь, стою я рядом с солнцем, а внизу видно весь город, как на ладони. И все в нем красивое и необычное построили мы с тобой! А здесь, в деревне, мы тоже построим дома белые и голубые, – Иван мечтательно вздохнул, как будто уже стоял на этой высоте и смотрел вниз на творение своих рук.

Когда друзья закончили школу они решили вместе поступать в строительный институт. Впереди была взрослая и такая замечательная жизнь.

Первый экзамен Иван сдал на «отлично»,а Антон на «троечку» и теперь стоял у листка с результатами злой и взъерошенный.

– Брось, Антошка, это же только один экзамен, нагонишь, да и проходной балл не особо высокий, проскочим! – как мог утешал его Иван, видя тщетность своих усилий. Антон мрачнел на глазах, но Иван решил во что бы то ни стало встряхнуть друга.

– Слушай, давай сегодня погуляем, сходим на танцы, а завтра сядем готовиться к сочинению, – предложил он, понимая, что никакие занятия сейчас Антону впрок не пойдут.

Антон вздохнул и наконец оторвал взгляд от проклятой отметки. Они вышли из института и сели на троллейбус, идущий к городскому саду. Побродив по аллеям и не найдя в это дневное время никаких развлечений друзья решили перекусить и зашли в пивной бар. Сначала заказали только пельмени, но к ним подсели двое парней с литровыми кружками пива и целым пакетом вяленой рыбы. Они стали наперебой угощать Ивана и Антона и первым сдался мрачный Антон, а потом и Иван заказал себе «маленькую» кружку.

Михаил и Валера, их соседи и собеседники быстро сбегали еще за «сменой» пива, принесли бутылку водки и разговор стал оживленнее. Рыба была вывялена отменно и сами заядлые рыболовы, Иван и Антон стали рассказывать о своих уловах, все шире и шире разводя руки.

Из пивной компания вышла уже по вечер и изрядно «навеселе». Валера сказал, что живет в доме прямо на берегу реки и предложил переночевать у него ,а на утренней зорьке «проверить треп» и порыбачить. Иван уже засыпал на ходу, мысли путались и ему было уже все равно куда идти, лишь бы скорее уснуть. Антона же наоборот, как прорвало.

Он взахлеб расписывал свои трофеи на охоте, рыбалке, потом перешел к победам над девчонками, которые по его словам просто жить без него не могли после первой же ночи и сдавались практически без боя. Иван сквозь пьяную дымку беззлобно ухмылялся, но оспаривать друга не стал, пусть хоть так отойдет от грустных мыслей о несчастной «тройке».

Иван не помнил сколько они шли, как выглядел дом, далеко ли была река. Он «на автомате» разделся и, уткнувшись в подушку, тут же заснул . А когда его грубыми тычками в плечо разбудили, жизнь превратилась в многолетний непрерывный кошмар. Ничего не понимающему Ивану надели на руки наручники и запихнули в милицейский уазик. Его обвинили в убийстве какой то Надежды Сорокиной, как потом оказалось, сестры Валеры, пригласившего их в гости. Потом были допросы, избиения, суд и вместо института приговор на пятнадцать лет …

В зоне Ивана пытались «опустить», но он надел обидчика на заточку, ранил еще трех, за что получил, «в довесок», еще 12 лет «строгача». После освобождения Иван ушел в тайгу еще на долгие одинокие годы, пока Любаша не нашла его, не отогрела, не отмыла и не притащила за собой в белокаменный город-мечту его юности.

Любаша тяжело вздохнула:

–Знаете, Маша, а ведь это Антон подставил Ивана.

– Почему Вы так думаете?

– А кто еще. Иван был пьян и сразу уснул ,это Валера и Михаил на следствии и в суде говорили. Да и чего бы Антон просто обмирал всякий раз, как Ивана видел? Я это сама видела и другие говорили не раз. Чего ж лучшего друга тогда не защитил и при встречи не приветил? Боялся Антон Ивана до смерти, а значит, совесть его не чиста была.

Я не стала спорить, но очень захотелось поговорить с Иваном, услышать от него подробности того давнего дела и отношений их с Антоном до суда и после него.

Любаша обещала поговорить с мужем и через пару дней снова позвала меня в гости.

За столом на знакомой уже мне кухне сидел крупный мужчина в возрасте, грубые обветренные руки и лицо были очень красивы. Я невольно залюбовалась им. Иван был настоящим мужиком и это было абсолютной истиной. Рядом с ним сразу стало спокойно и легко, хотя он и смотрел на меня настороженно. Я улыбнулась и протянула ему руку:

–Мария.

– А по батюшке?

–Для Вас просто Мария!

– Ой, ну прямо как в сериале! – хихикнула Любаша, гремя чашками в мойке.

– Ну просто, так просто! А я просто Иван. – улыбнулся мне хозяин и крепко пожал протянутую руку.

Моя ладонь утонула в его огромной ,сухой и жаркой пятерне.

– Присаживайтесь ,просто Мария, и спрашивайте, я попробую удовлетворить Ваше любопытство.

Я решила не церемотиться и спросила сразу:

– Иван, а почему Вы хотели плюнуть в гроб Максюты?

– Ух, без реверансов, сразу быка за рога и в стойло!– одобрительно хохотнул раскатистым басом мой собеседник.

– Нет, ну если не хотите, не говорите.– ретировалась было я.

– Отчего ж, назвался груздем… Но сразу предупреждаю, доказать ничего не могу. Это все плод моих долгих раздумий на нарах, да сопоставления деталей и фактов.

Я слушала долгий и тяжелый рассказ Ивана, но и предположить тогда не смогла, что его рассказ дополнит чистосердечным признанием сам Антон в годовщину своей гибели.

Глава тринадцатая.

Еще три дня назад Даниил принес с почты небольшой посылочный ящик, адресованный на мое имя. Он поставил его в коридоре и, только после отъезда мужа, я решила поинтересоваться содержимым.

В посылке оказалась стопка тетрадей. Я достала одну из них в потрепанной клеенчатой обложке черного цвета с оттиском ромбиками. Бумага в ней была шершавая и пожелтевшая, но выведенные чернилами ровные строчки прекрасно читались и я ,не вникая особо в смысл написанного, пробежала глазами по случайно открытой странице.

Автор скрупулезно описывал детали, свои ощущения и эмоции, но как то отстраненно что ли, будто писал очерк… Почему очерк ? Действительно, почему?

Я внимательно перечитала страницу и вдруг отчетливо увидела маленький садик, лежащую на земле девушку и измазанную кровью ладонь…

Странно, но внутри у меня похолодело. Зябко передернув плечами, я закашлялась, до того реальной показалась мне эта картинка, услужливо воспроизведенная в деталях моим воображением по рукописи неизвестного автора.

Я быстро захлопнула тетрадь и кинула ее в ящик. Тупо уставившись на посылку я никак не могла найти хоть сколько-нибудь удобоваримое объяснение моим ощущениям. Буквально через несколько секунд отсутствие объективной причины, вызвавшей тревогу, породило необъяснимый страх. А бояться я очень не люблю.

Надо было действовать и, поскольку меня все еще морозило, я решила сочетать приятное с полезным. Как в основном принято расслабляться у нас, в России? В чем мы по обыкновению топим или, по крайней мере, пытаемся утопить, наши неприятности, боль и страхи? Ну так и я не исключение, особенно если умные мысли разбежались в неизвестном направлении на весьма неопределенное время.

Проигнорировав предписания врачей, я без промедления достала начатую бутылку чешской «Бехеровки», налила в аккуратную стопочку содержимое и плюхнулась в уютное плетеное кресло. Ликер на травах источал привычно успокаивающий аромат. Я бездумно полюбовалась искорками света лампы ,отраженного хрустальными гранями стопочки, быстро выпила божественный напиток и привычно сопроводила улыбкой согревающее тепло.

Душа, окунувшись в ароматный поток знаменитого аперитива, блаженно потянулась и внутренним голосом спокойно поинтересовалась, что же меня так напугало. Странно, но ответ на этот вопрос мое сознание так и не сформулировало.

Какое-то необъяснимое чувство тревоги перекрывало все доводы разума. Мне, начальнику отдела криминальной хроники популярной и солидной газеты, довольно часто присылают свои опусы начинающие журналисты, надеясь на сотрудничество с нашим изданием и эта очередная посылка, скорее всего, из этого же ряда почтовых отправлений. Но, откуда тогда этот внезапно возникший внутренний мандраж?

Умные мысли явно не спешили себя обнаруживать. Ладно, поведем разбор ситуации от простого. Почему так много тетрадей? Что это – труды всей жизни тайного таланта, на старости лет решившего выйти из тени? Но тогда почему он прислал их мне, я ведь не работаю в издательстве и не являюсь литературным агентом, критиком или спонсором начинающих дарований?

И, самое главное, почему меня обуял просто ужас, будем называть вещи своими именами, после прочтения всего лишь одной страницы? Не потому ли, что садик и все что я увидела за короткий миг, показалось мне знакомым? Мистика какая-то…

Так, хватит гадать, зло сказала я себе и решительно достала тетрадь из посылки. На первой странице стояла цифра 1 и дата 29 сентября 1972 года, все страницы далее были пронумерованы. Я достала еще одну тетрадь и снова открыла первый лист. На нем была снова цифра 1 и дата 31 мая 1975 года. Аналогичные пометки были и в остальных тетрадях, менялись только даты, при чем в каждой следующей тетрадке они относились к более позднему времени.

Запись на первой странице последней тетради была датирована 12 апреля двухтысячного года. Эта тетрадь была исписана только до половины и последняя запись была сделана в начале января две тысячи первого. Дальше было пусто. Что-то опять екнуло внутри. Смутная догадка мелькнула в глубинах сознания, но тут же скрылась в темноте. У меня что-то связано с этими цифрами? Я лихорадочно перебрала в памяти все знаменательные даты, события, связанные со мной или близкими. Ни-че-го!

Чувство тревоги стало оттесняться нарастающим раздражением на себя. Мне что, делать больше нечего в выходные дни, как читать чьи-то дневники и копаться в собственных ощущениях на чужие откровения?! Так,спокойно, отнесу-ка я посылку в понедельник в редакцию, пусть секретариат переправит ее с оказией ребятам из издательства, они в рабочее время почитают и определят на что это годно.

Внутренне поблагодарив себя за разумный выход, я кинула тетрадь на низ ящика и уже хотела сложить туда всю стопку, как вдруг взгляд зацепился за уголок листка, высунувшегося между страницами.

Я машинально потянула за край и достала сложенный вдвое лист хорошей офисной бумаги с напечатанным на нем текстом. Несколько сухих строчек мгновенно объяснили мне причину тревоги. Да, это были дневники и … я не просто знала их автора.

– Боже мой, ну почему опять мне? Неужели я еще не заплатила сполна за мое неуемное любопытство и настырность? Единственное понятное мне оправдание уже потраченного здоровья, времени и душевных сил , в искреннем сопереживании жертвам этого морального урода. Чем я еще могу им помочь? Ну ничем же! Тогда для чего его дневники мне, ведь и без своих излияний он мне противен больше некуда! Господи, милосердный, ну чего ты от меня еще хочешь? – чувства смешались в странный коктейль, но в конце концов любопытство победило и я взяла из стопки последнюю недописанную тетрадь.

В сопроводительной записке содержалась ссылка на страницу в ней, которую, по словам писавшего, мне следовало прочитать, прежде чем ознакомиться с остальными записями. Пролистав ее, похолодевшими от дурного предчувствия пальцами, я нашла указанный текст.

Но когда я начала читать, строчки странным образом растворились. В этот миг я увидела лицо Антона, даже не его лицо, а его шевелящиеся губы и услышала отчетливо голос. Как меня в тот момент «не хватил Кондрат» я не понимаю до сих пор. Со мною говорил покойник и этот «глюк» был так реален, что я отчетливо различала даже весьма экзотический и редкий запах его парфюма.

Как вообще такое возможно я объяснить себе не смогла, да и не особо пыталась, но с того дня еще долго в моих кошмарных снах из небытия возникало это видение, пока я ,видимо, не выполнила до конца возложенную кем-то на меня миссию. Я сделала то, что сделала и не мне судить, правильно ли я поступила. Исполняла ли я волю высших сил или нахально выдавала за возложенную на меня миссию собственные умозаключения и привычный стиль поведения, но исправить ничего уже нельзя и мне отвечать за свой выбор. В тот же миг, я ,как завороженная, смотрела на шевелящиеся губы призрака и впитывала каждое его слово:

– «Мария Станиславовна, нет, Маша, Машенька, девочка моя! Ты единственная, кто смог бы понять меня. Мы с тобой одной крови, а все остальные- жалкие плебеи, быдло и смрадные черви. Ты – моя королева Марго, но я не хлюпик Мастер, я – твой Воланд. Как же ты до сих пор не поняла этого? Ты – исключительная! Ты – Богиня! Ты –равная мне, но я готов служить тебе, как ничтожный раб, угадывая и исполняя каждое твое желание только за радость видеть тебя, слышать тебя, удостоиться ,хоть изредка, твоей снисходительной улыбки! Я надеялся, что ты прозреешь наконец и поймешь кто на самом деле может сделать тебя счастливой! Я мог бы ждать вечность, но у нас ее нет! И я буду действовать! Третье тысячелетие будет нашим!»

Губы исчезли. Зрение приобрело утраченную четкость и я взглянула на дату. Запись была датирована 31 декабря 2000 года. Следующая, от 7 января две тысячи первого была последней, ведь восьмого его убили…

Медленно положив тетрадь на стол я опустилась в кресло. В висках стучало. Мне было жутко. Лоб и все тело покрылись липкой испариной .

«Вот прижал, так прижал, подумала лягушка, когда по ней проехал автобус…» – некстати решил пошутить внутренний голос, но улыбка у меня не получилась.

Н-да, привет с того света, да еще и объяснение в любви! Как оказалось не все нежные признания вызывают чувство эйфории, теперь я это прочувствовала буквально собственной шкурой.

«А мы не ждали вас, а вы приперлися!»– чудило подсознание , видимо, пытаясь вывести меня из оцепенения.

–Отвяжись, худая жизнь!– вслух ответила я сама себе и на ватных ногах поплелась под душ.

Колючие, упругие и просто ледяные струи воды хоть и не сразу, но сделали свое дело. Минут через десять, продрогшая до костей, но явно пришедшая в себя, я, завернувшись в толстенный и огромный банный халат мужа, бодро пошагала в гостиную.

Достав из бара полную бутылку оригинального «Арарата», бокал на толстой кургузой ножке и плитку горького шоколада я устроилась в любимом Данькином кресле, в котором ,при желании, можно было разместить маленького слона. Муж изготовил его по собственному эскизу, называл троном, но практически все время им пользовалась я.

Обитое длинным и удивительно мягким искусственным мехом, кресло было таким уютным, что я, забравшись в него с ногами, чувствовала себя как на необитаемом острове, недосягаемой и защищенной. Вот и сейчас кресло-остров, коньяк с шоколадом и весело пищащий голосом очередной «звездюльки» телевизор прекрасно справились со своей задачей.

Дрожь в теле постепенно унялась и я, утопая в мохнатых подушках, начала планировать наступающий вечер. Примерив любимые фильмы к своему настроению я выбрала «Скарлет» и, поставив диск, критически оглядела натюрморт на столе. Явно недоставало лимона и мороженного, гулять так гулять!

Спрыгнув со своего острова в пришвартованную к удобному камешку «шлюпку» в виде «кошкомордых» пушистых тапочек, я резво погребла к холодильнику, достала мороженое, лимон и через минуту тонкие золотистые ломтики красиво улеглись на тарелочке в привычном рисунке.

Я уже собиралась, взяв тарелку с лимонами и лоток с мороженым, вернуться на свой остров, как глаз помимо моей воли зацепился за ящик на кухонном столе. Чувство покоя мгновенно исчезло, но его место на сей раз заняла не тревога, а злость. Я разозлилась на себя и очень сильно.

–Тоже мне, королева Марго! Ошибаешься, Антоша, до Воланда тебе как до Луны пешком… Но вечер ты мне,гад, уже испортил. Ладно, посмотрим, что ты там излил! Провались ты пропадом, но я прочту твои чертовы дневники.– громко сказала я в пустоту.

«Неприлично читать чужую исповедь? Возможно, но в последние пять лет своей жизни я уже так много времени посвятила неофициальному расследованию убийства Антона Максюты, что пора бы поставить точку. Сначала я хотела понять кто и за что его убил, но скоро поняла, что было так много желающих и так много было за что и первый вопрос стал последним… Я встретилась не с одним десятком людей, знавших Антона и они были очень разными. Мне это расследование чуть не стоило жизни. И в конце концов, мне просто любопытно, чего я еще не знаю?» – оправдалась я перед собой и, сложив все тетради в стопку, переместила их на журнальный столик , так и оставив на кухне тарелочку с тонкими золотистыми ломтиками и тающее мороженое.

Закончив чтение и закрыв последнюю тетрадь через несколько часов я в изнеможении откинулась на спинку кресла и потянулась к бокалу, стоявшему на столике под светильником. Он, как,впрочем, и бутылка коньяка, оказался пустым и это удивило меня несказанно, так как голова была свежа как никогда.

Вся информация, полученная из первоисточника, органично вписалась в образ, уже составленный по рассказам многих людей и документам из папки Кирилла. Душевные испражнения только заполнили редкие пробелы и пазл сложился в абсолютно завершенном виде.

В тот момент я не испытала страха и до меня ещё не дошел истинный смысл слов Антона, которые он адресовал мне в канун «нашего тысячелетия». Все-таки польщенная его признанием, я тогда еще не понимала, что выстрел после рождества спас и мою семью от трагедии, ведь помехами на пути исполнения очередной прихоти Антон считал Даньку и мое равнодушие. И то и другое, он собирался устранить. Зная мужа и себя, а теперь и все о Максюте не сложно было просчитать методы, которыми Антон решил бы проблемы, но у меня, противоестественным образом, и мысли не мелькнуло на эти темы.

Как завороженная я снова открыла первую тетрадь. Боже, как же любил себя Антоша, как тяготился тем, что о его «подвигах» и истинном отношении к окружавшим его людям он не может поведать миру, как гордился своей хитростью , умением ломать людей, их судьбы, плести интриги, вести «подковерные игры» и …

Жестокий, корыстный, расчетливый, властный самодур и хладнокровный убийца весьма умело маскировал свои истинные чувства, доверяя их только этим пожелтевшим от времени и потрепанным страницам. Засаленные уголки тетрадей красноречиво указывали на то, что автор неоднократно перечитывал написанное. Монстр любовался собой!

– Стоп! – сказала я сама себе, сложила тетрадки аккуратной стопкой и , положив их в пакет, засунула его за упаковочные коробки, стоящие в углу балкона, не захотев оставлять эти, фонившие злобой и мерзостью бумажки в квартире.

Мне ужасно захотелось вымыть руки, да и вообще смыть с себя пыль прочитанных страниц и опять, совсем некстати, вспомнился анекдот про чукчу женившегося на француженке. Когда молодожена спросили, доволен ли он женой, тот ответил, что вполне, вот только очень грязная попалась ,однако. На вопрос любопытного почему грязная, чукча ответил, что жена по три раза на день моется. Вот так и я второй раз за вечер лезу под душ.

Постояв попеременно под холодными и теплыми струями, я почувствовала, наконец, усталость. Видимо презрение и брезгливость давлели до этого момента не только над страхом, но и над всеми чувствами и ощущениями. Было уже позднее воскресное утро и надо было хоть пару часов вздремнуть. Я юркнула под одеяло и мгновенно уснула.

****

Разбудила меня веселая мелодия сотового телефона. Не открывая глаз я прижала трубку к уху и бодрый голос мужа известил меня о том, что он застрял на стройке еще на неделю, как минимум, по причине весенней распутицы.

– Котик, ты не скучай! Я, как только подсохнет хоть немного, вылечу к тебе! – заливался в трубке непонятно от какого восторга Данька, окончательно выведя меня из транса.

– Лететь не надо, лучше прокрадись, меньше шансов нарваться на ментов. Ладно, не парься, у меня есть чем заняться .

– Это чем или кем? – полюбопытствовал муж.

– Меньше знаешь – крепче спишь! – ухмыльнулась я на игривый намек.

– Ладно. Я не ревную, но хату спалю! – решительно предупредил Даниил.

– Договорились. Целую! – и, получив ответный чмок в ухе, я положила телефон на кровать.

Необходимость заниматься хозяйством отпала и я быстро нашла применение освободившемуся времени, тупо последовав уже принятому где-то вне моего сознания окончательному и бесповоротному решению.

Достав с балкона тетрадки с собственноручным жизнеописанием Антона я принялась сканировать их в компьютер, что заняло довольно много времени. Закончив эту монотонную процедуру, я сделала упакованные копии на флэшку и мне сразу захотелось избавится от этих тетрадок, которые хранили не только мысли, но физические следы автора. Не задумываясь, я, как биоробот, программа которого не включала в себя никаких эмоциональных глупостей, принесла из кладовки оцинкованное ведро, оделась потеплее, прихватила пакет с тетрадками , красную пасхальную свечу, жестяную банку из-под кофе и вышла из квартиры.

Прямо в ста метрах за нашим домом начинался хоть и изрядно пощипанный цивилизацией, но вполне настоящий лес, который мы с Данькой исходили уже вдоль и поперек. Я быстро нашла укромный уголок с кострищем, присела на бревно, служившее скамьей, и приступила к придуманному мной ритуалу.

На дно ведра я поставила жестяную банку из-под кофе, зажгла свечу и аккуратно сожгла сначала листок с сопроводительным текстом ,а затем страницу за страницей и все тетради, исписанные аккуратным мелким подчерком.

Мне казалось, что я вижу, как огонь, очистив от шелухи мерзкой бравады и самооправдания, оголил и уничтожил откровенную подлость, похоть, непомерные жадность и властолюбие, двигавшую всеми поступками того, кто неоправданно считал себя человеком. На самом деле он был всего лишь человекоподобным выродком с извращенным представлением о морали, искренне гордившимся в своем исполнении тем, что считается смертными грехами.

Я не мигая смотрела на огонь и видела всех, о ком упомянул в своих дневниках дьявол, имевший вполне земное воплощение. Многих людей, о которых писал Максюта, я теперь знала, они стали мне близкими друзьями, но видимо, устав от вечерних и ночных переживаний их бед и трагедий, подсознание выставило мощную психологическую защиту, что бы не случился «перегруз» и я ничего уже не чувствовала.

Когда последняя страница превратилась в невесомый лоскут пепла и рассыпалась, я прикрыла банку крышкой и, оставив ее в ведре, вернулась домой. Почему я не развеяла пепел там же в лесу и для чего принесла его с собой, я тоже поняла много позже. Просто тогда я окуда-то знала,что надо было сделать именно так.

Решение написать эту книгу так же пришло не сразу и с подсказки кого-то менее отягощенного земными условностями и общепринятым постулатом не поминать плохим словом усопшего. Нет, я не оправдываю себя. Мотив у меня был, нет смысла его скрывать. Мое журналистское расследование завершилось, несмотря на его информативность и полноту, безрезультатно, ведь я ничего не могла опубликовать в официальном формате и уже смирилась с этим. Но в одно утро я проснулась с уже вызревшей идеей. Ведь никто не может мне запретить написать о жизни Максюты и о людях, в том числе и обо мне, волею судьбы столкнувшихся с этим дьяволом в человеческом облике. Многих он сломал или просто воспользовался их гнилым нутром. Но кое-кто устоял и оказался ему не по зубам, не сломался, не озлобился и смог не просто остаться человеком, но умудрился сохранить в своём сердце такой запас любви и тепла, что его хватило на то, что бы сделать счастливой еще не одну жизнь. Я искренне восхищаюсь этими людьми и об этом мне так захотелось рассказать, что я немедленно приступила к задуманному.

Из аккуратных записей первой тетрадки я узнала все о той роковой для Ивана ночи. Впрочем, мне кажется, не только для Ивана, но и для самого Антона. По моему, именно в эту ночь мечтательного деревенского паренька заменил в его обличии жестокий монстр, превративший его жизнь в то, что только внешне напоминало человеческую.

Глава четырнадцатая.

Валера, Антон и Михаил, посмеявшись над «спекшимся» Иваном, оставили его спать на террасе, а сами пошли в дом. В комнате смотрела телевизор миловидная девчушка лет пятнадцати. Антон словно о стеклянную стенку с размаху ударился, когда ухнулся в омут ее зеленых, зовущих глаз. Да, на Антона смотрели Дуськины глаза, играя золотыми бликами адского костра.

Девушка быстро соскочила с дивана и шагнула навстречу компании :

–Валера, ты опять на ночь глядя чужих в дом тащишь. Отец же тебе не велел – возмущенно обратилась она к брату.

–Да ладно, Надюха, не шуми! Мы немного посидим, телевизор посмотрим и спать. Утром рано на рыбалку идем, чего же людям зря ноги топтать. Батя ж в восемь со смены придет ? Ну, а мы в четыре уйдем, так что если ты ему не скажешь , он и не узнает ничего. – ответил Валера и протянул девушке шоколадку. Та покачала укоризненно головой, но шоколад взяла и пошла на кухню.

У Антона даже дыхание сбилось, когда в распахнувшихся на миг полах халатика мелькнула стройная девичья ножка. У них в деревне девчонки себе такой вольности не позволяли, их наряды всегда целомудренно прикрывали даже коленки, а уж грудь, можно было угадать с большой долей фантазии под плоскими формами простых лифчиков. Даже в строгих темных купальниках, если подсматривать за купанием сверстниц, ничего разжигающего воображение и чувства увидеть не удавалось.

На Наденьке же был коротюсенький и полупрозрачный халатик из легкого ситца, под которым без труда угадывались свободные от тисков лифчика вполне оформившиеся грудки и ладные, в меру полные бедра, а уж округлые и аппетитные ножки были открыты почти по всей длине.

Девушка заметила восхищенный и горящий взгляд незнакомого, но весьма симпатичного паренька и кокетливо опустила ресницы.

Михаил и Валера разместились на диване, а Антон присел на стоящий у входа в «зал» стул, с которого ему хорошо была видна кухня и плавно скользившая по ней Надежда. Она явно играла с ним. Девушка то пыталась что-то достать с полки, тянулась за этим, еще больше открывая верхнюю часть ног, то наоборот нагибалась, что-то доставая из холодильника или кухонной тумбочки, заставляя сердце Антона просто выскакивать из груди. В горле резко пересохло, толи от выпитого спиртного, толи от волнующего зрелища. Антон решительно поднялся со стула и шагнул в кухню. Надежда, заметив его, замерла у мойки.

–Можно мне стакан воды налить, пить очень хочется, – срывающимся от волнения голосом прохрипел Антон и закашлялся. Надежда медленно повернулась к нему и глаза Антона просто уткнулись в вырез ее халатика. Ложбинка между полными грудками манила с непреодолимой силой. Хотелось впиться в нее губами, стиснуть девушку за плечи, смять ее прямо здесь на кухне и сорвать с неё эти ненужные полоски ткани, что бы губами откровенно и напористо ласкать такое манящее девичье тело.

Антон еле оторвал помутневший взгляд, недоуменно уставившись на протянутую ему кружку и руку Надежды с капельками воды на пухленьких розовых пальчиках.

Трясущимися от возбуждения руками он обхватил руку Надежды, держащую кружку, и начал жадно пить. Выпив последнюю каплю, Антон резко поцеловал руку девушки где-то у запястья и стал горячечными губами подниматься к локоточку.

Надежда резко оттолкнула его, легко шлепнула по щеке и показала глазами на дверь комнаты, где сидели брат и Михаил. Потом она подтолкнула его к выходу из кухни и Антон, пошатываясь, пошел к выходной двери.

–Ты куда? – окликнул его Валера.

– Сейчас приду! – буркнул Антон и, уже выходя за дверь, услышал голос Валеры :

–Туалет прямо по дорожке, слева от сараюшки.

Антон вышел на улицу и полной грудью втянул свежий вечерний воздух. Небо хмурилось и звезд не было видно, начинал накрапывать дождь.

–Самая подходящая погода для рыбалки! – привычно оценил Антон и, не зацепившись за эту мысль, не спеша направился в конец двора по бетонной дорожке. Выйдя из туалета он оглядел двор. Рядом с сараем начинался небольшой садик, пахло смородиной и душицей, эти запахи дурманили и поддерживали томление в душе и паху.

Антон вспомнил теплые руки Наденьки, ложбинку между грудками и манящие бедра под тонкой тканью. Мгновенно отвердевшая от этих воспоминаний плоть до зубовного скрежета потребовала удовлетворения вспыхнувшего желания. От хмеля не осталось и следа. Пульс снизу переместился в виски, и Антон решил, что сегодня точно станет мужчиной.

Когда он рассказывал случайным знакомым о своих «подвигах на любовном фронте», он , конечно, безбожно врал. На самом деле мужчиной в физиологическом смысле он пока успел только «слегка» побывать, да и то «оскандалился».

Это было два месяца назад. Антон возвращался с охоты, обвешанный трофеями по поясу в два ряда. Довольный и гордый собой он привычно перемахнул через изгородь и по краю картофельного поля , огородами пошел от леса к своему дому. Парень уже миновал баньку продавщицы сельмага Дуськи, когда сзади раздался её насмешливый голосок :

–Эй, охотник, не угостишь добычей, страсть как свежатинки хочется!

Антон не торопясь повернулся и ошалело уставился на Дуську. На молодой женщине была только легкая простынка, запахнутая на уровне груди. Розовое от пара тело и откровенно зовущий взгляд ошарашили парня , и он ответил ей осипшим вдруг голосом:

– А чем платить будешь, Евдокия Петровна?

Дуська стояла перед ним разомлевшая, с капельками пота на высоком лбу и смотрела на него смеющимися зелеными глазами. В сельмаге она обычно была злая и нервная, кидала на прилавок товар и раздраженно подгоняла галдящую очередь далеко не безобидными словами, а односельчан хлесткими эпитетами. Ее острого языка боялись даже мужики, в одиночку ходившие на медведя и без боязни бившиеся с молодости на кулачных боях «стенка на стенку» с мужиками соседней деревни. А уж Антон и другие подростки старались вовсе не попадаться ей на язык и вели себя вежливо и скромно, не то нарвешься на «комплимент» или, что еще хуже, на едкое прозвище , вся деревня потом засмеет.

Но сейчас перед Антоном стояла совершенно другая женщина, молодая, красивая, зовущая и медленно водила языком по сочным и влажным губам. Антон, как завороженный, уставился на эти приоткрытые губы, гулко сглотнул и будто издалека до него донеслись журчащие слова :

– Заходи, Антоша. Устал небось. Я и в баньке попарю и кваском угощу. Сговоримся , поди, охотничек… Не обижу в цене.

Евдокия взяла его за руку и Антон на непослушных ногах будто ввалился в предбанник.

Молодуха сама раздевала его, медленно стаскивая с оцепеневшего парня волглую куртку , кирзовые сапоги, штаны и нижнее белье. Антон ошалело следил за ее руками, которые умудрялись еще и гладить, лаская его потные плечи, грудь, ноги и медленно подбирались к мужскому достоинству, которое, почему-то, висело съежившись между сморщенными же продолговатыми мешочками.

Вдруг Дуська резко наклонилась, и Антон почувствовал в паху нечто невообразимое. Он почти потерял сознание от просто шквала ощущений, острых до боли и неимоверно приятных одновременно. Бесформенная секунду назад плоть резко взметнулась вверх, в паху забил пульс, дыхание сбилось и по телу разлился нестерпимый жар.

Ошалевший паренек с звериным рыком рванул с Дуськи простыню и , свалив женщину на пол, подмял ее под себя. Дуська протяжно застонала, толи от желания, толи притворно, но он понял это как знак ободрения и стал энергично раздвигать своими коленками ее молочные ляжки.

Уже не один раз Антон подглядывал с сеновала, как подвыпивший после бани отец в сараюшке заваливал на топчанчик мать. Не мигая и не отводя взгляда, он досматривал все до конца, а потом несколько дней прятал от обоих родителей глаза. Мать так же стонала, подаваясь тазом навстречу толчкам, а отец рычал и тискал ее своими ручищами, работая тазом, как её швейная машинка «Зингер», пока из отцовской глотки не вырывался просто звериный рёв, и он не ввалился ничком между матерью и стенкой, часто и со свистом дыша. Топчан под родителями всегда натужно скрипел, и Антон решил таким же мощным напором заставить скрипеть половицы дуськиного предбанника, а Дуську стонать непрерывно, а лучше заорать в голос, как однажды орала в кустах за клубом подпившая на своей свадьбе городская молодка. Нет,никто её не насильничал, завалил девку прямо в свадебном белом платье на траву так же хорошо подпивший жених, вернее уже муж. Ну не дошли молодожёны до опочевальни, которую им на первую брачную ночь определили родители мужа, а может не хотели себя сдерживать, помня о прислушивающихся за стенкой свекре и свекрови. Антон и Ванька проходили мимо и сначала испугались этого крика,а когда ,подкравшись, раздвинули ветки кустов,увидели сверкающий в темноте зад между полами чёрного пиджака и спущенными до колен черными же брюками и закинутые на плечи молодого ноги в белых чултуфлях и всё поняли. Зажав рты руками, что бы не захохотать,пацаны рванули от кустов что ессть мочи и только завернув за угол клуба смогли расхохотаться. Потом они полночи на сеновале вспоминали увиденное и обсуждали которая у молодых уже первая брачная ночь по счёту. Антон решил,что непременно закинет Дуськины ноги себе на плечи, пусть орёт хоть на всю деревню. Всё это пронеслось в голове в одно мгновение и Антон впился неумело,но жестко губами в пухлые губки молодой женщины.

Разомлевшая бабенка сама подставляла свое жаждущее его молодой и неопытной плоти жаркое лоно, подаваясь навстречу и раздвигая своими руками края половых губ, как бы обнимая ими его естество. Антон подался бедрами вперед и почувствовал, как сначала головка члена, а потом и весь ствол с хлюпом проскользнул в жаркую норку, стенки которой сжали член мягко,но чувствительно,от чего аж в глазах потемнело. Антон вспомнил движения отца и жениха под кустами и решил выдернуть член до головки,что бы с мощным толчком загнать его снова до упора и услышать таки крик страсти от Дуськи. Он будет её гонять до её изнеможения, как долбил мать отец на топчане в сараюшке,а потом и сам с рыком рухнет рядом. Антон резко дернул бедрами и член выскочил из дуськиного лона полностью. Молодуха дернулась было следом, но Антон в ответ ничего не успел сделать, потому, что всё его тело сладко заныло, он пару раз дёрнулся и, зарычав надрывно, разрядился прямо на пол между ног Дуськи, испачкав ейвнутреннюю часть бёдер. Он словил мощный блаженный откат, но на этом всё приятное и закончилось, осталась только усталость. Антон посмотрел на мутную лужицу его спермы и перевёл взгляд на Дуську, как бы спрашивая, а теперь что мне сделать, подскажи. Дуська согнула ноги, отодвинулась от лужи и, оперевшись рукой о лавку, легко вскочила на ноги. Затем она схватила с крючка полотенце и намочив его быстро стёрла сперму со своих бёдер и ,презрительно сжав губы , с прищуром взглянула на Антона. Его как плетью по лицу ударили или оплеуху влепили, он аж дёрнулся назад. Вдруг резко вернулось обоняние, и Антон почувствовал, как к терпкому запаху его немытого мужского тела, пропитанной потом одежды, разбросанной тут же на полу, примешался резкий запах его семени и это всё жутко воняет даже для него. Как бы подтверждая его мысли Дуська брезгливо повела носом, выдохнула с нескрываемой неприязнью: «Какая вонь!» и с усмешкой посмотрела на Антона. Он готов был провалиться сквозь этот давно не крашенный пол тесного предбанника. Тупо глядя на лужицу с мутной белесой жидкостью и, не в силах оторвать от нее такой же помутневший взгляд, Антон застыл в ожидании приговора. Видимо его растерянный и дурацкий вид вызвали у разочарованной в своих ожиданиях женщины только приступ желчного злого смеха. А он сидел голый на голом полу не в силах даже пошевелиться, не то что подняться. Стоящая над ним молодая женщина с великолепным телом жрицы любви, продолжала заливисто хохотать. Неудовлетворённое и практически неронутое им лоно, покрытое золотистыми мягкими волосками, колыхалось недалеко от его лица, но он, ноздрями чувствуя сладкий запах чистого тела, усиленный ароматом сока желания ,которое он не смог утолить ни в какой мере, не смел даже поднять глаза. Такого унижения Антон не испытывал никогда в жизни.

Насмеявшись вволю, Дуська нагнулась, повернувшись к Антону задом, еще раз продемонстрировав незадачливому любовнику, недоступные уже для него прелести и ушла в баню, бросив ему напоследок :

–Надеюсь сам оденешься. Я и так замаралась, пойду снова мыться, а то ты мне все ноги своими соплями обляпал, пачкун!

Последнее слово хлестнуло парня по щеке обидным прозвищем, и он понял, что только милосердие Дуськи может его спасти от злых деревенских насмешек.

Антон торопливо оделся, взял для родителей двух уток, а все остальные трофеи аккуратно сложил на полу у топчана, надеясь умилостивить Дуську, и тихо прошмыгнул за дверь. Он затравленно оглянулся по сторонам, не видел ли его кто, и опрометью понесся, прячась за смородиновыми кустами, в соседний огород. Конечно, об этой неудачной попытке стать мужчиной он никому не рассказал, даже Ваньке.

Больше месяца Антон под разными предлогами перепоручал походы в сельмаг Ивану, отказывался от фильмов и танцев в клубе, боясь встречи с Дуськой. А потом они с Иваном уехали поступать в институт. Их поселили в общежитии, и Антон твердо решил ездить домой как можно реже всю свою студенческую жизнь, тем самым до минимума сведя возможность встречи с Дуськой. И вот этот план из-за тройки на экзамене мог рухнуть, разве что идти рабочим на один из заводов города, готовиться и поступить на следующий год. Ванька, гад, на отлично сдал, он в этом поступит, мысленно вызверился на друга Антон и снова застонал, вспомнив список с результатами экзамена на институтской доске. Злость на весь мир,такой несправедливый к нему и жестокий, закипела в нем, как масло в адовом котле на картине, которую он видел в их деревенской церквушке.

Антон вдруг подумал, что раз всё случилось из-за Дуськи, то ему просто надо срочно овладеть женщиной и всё сразу встанет на свои места и удача к нему вернётся. Только надо, что бы победа была настоящей, с блаженными стонами с бабьей стороны, бурным и длительным половым актом в его исполнении, и тогда он сам с торжеством и усмешкой бросит в лицо Дуське, если она хоть пикнет, что это не он оплошал, а она в ее-то возрасте и при ее-то богатом опыте кувырканий с мужиками, да с голодухи, не смогла соблазнить его, пацана нетронутого ещё тогда, и получить от него желаемое. Он вспомнит ей ее вздохи, ее влажные горячие губы и жадный язык, орудовавшие с причмокиванием в его паху и со смаком будет рассказывать в компании, а может и прямо в клубе или в очереди перед дуськиным прилавком в магазине, все подробности того, как она его, немытого и вонючего, после многокилометрового похода, добивалась в своей бане и хохотать с дружбанами над пошлыми и хлесткими характеристиками в ее адрес и полным разбором её голого тела.

Сегодня он выдавит из себя с толчком семени ,поселившийся в нём с того проклятого дня животный страх перед этой шлюхой, и будет свободно смотреть на девчат глазами бывалого любовника, а они от восторга будут ложиться под него сами и штабелями, готовые к услугам в любой момент, за возможность еще раз отведать его ласки. Антона даже начало распирать от гордости за самого себя. Настроение улучшилось. Он еще раз глубоко вдохнул ночной воздух и, наметив цель, вернулся в дом.

Михаил и Валера уже дремали на диване, но Надежда, по хозяйски растормошив их, велела Валере разложить диван-кровать и постелила им вместе. Антону Надежда определила место на полу в террасе, где на кровати уже спал Иван. Антон снял брюки и рубашку, аккуратно сложил их на стул и юркнул на матрасик под одеяло.

Сон никак не шел. Антон вспоминал лихорадочно отцовский «Зингер», все виденные им подходящие сцены в целомудренных, урезанных цензурой, импортных кинофильмах, жаркие слова героев-любовников, описание этих самых сцен в перепечатанных «самиздатах».

Из всего этого сумбура он пытался составить план покорения Надежды. Прозаичные позывы грубо оборвали сладкие грезы. Выскочив с террасы в одних трусах, он забежал за дерево. Освобожденный мочевой пузырь перестал отвлекать его внимание от приятных мыслей. Антон приготовился ждать. Но тут дунул ветерок и стоять босиком стало прохладно.

–Ну что она, в ведро что ли писает ночью ?– зло подумал он о Надежде, которая с их прихода не выходила из дома. Ночь входила в самую короткую, но и самую непроглядную, при затянутом тучами небе, предрассветную стадию. Окончательно замерзнув, Антон решил вернуться за одеждой.

У дома он столкнулся с Михаилом, которого так же выпитое пиво выгнало из теплой постели.

– Что, тоже пивко слить бегал? – хохотнул Михаил и трусцой побежал к туалету. Через минуту он вернулся в дом, а Антон быстро натянул в темноте брюки и рубашку, отметив, что это одежда Ивана, но переодеваться не стал, быстро обулся в Ивановы же ботинки, большие – не маленькие, и быстро вернулся на свой пост.

На этот раз ждать пришлось не очень долго. Скрипнула дверь дома и по дорожке торопливо пробежала Надежда. Стоявший в шаге от туалета Антон услышал журчание и задохнулся от вдруг ярко вспыхнувшей в памяти картинки, открывшихся при наклоне влажной норки Дуськи. Он представил себе, как будет жарко и сладко его плоти в упругих тисках аппетитного девичьего тела и решительно шагнул к туалету, как раз в тот момент, как Надежда открыла дверь. Правой рукой зажав ей рот, он левой крепко подхватил девушку за талию и потащил ее в глубь сада.

Сначала, оторопевшая от неожиданности, Надежда не сопротивлялась, но когда он опустил ее на траву и навалился всем телом, она стала извиваться под ним и попыталась укусить его за руку.

Антон страстно зашептал ласковые слова, начал свободной рукой неумело гладить руки девушки, грудь и бедра через ткань ночной рубашки, коленками освобождая себе путь к желаемому. Надежда продолжала извиваться под ним и, когда он стал расстегивать брюки, умудрилась таки укусить его за средний палец. Антон разозлился.

–Чего кусаешься теперь? Сама задом весь вечер крутила, а теперь целку-недотрогу из себя корчишь? – зло прошипел он, дыша пивным и водочным перегаром в лицо девушке.

Надежда протестующее замотала головой и прямо взглянула на него. Ее глаза больше не смотрели на него кокетливо и похотливо, они пронзали знакомым злым взглядом Дуськи. От этого взгляда закипела ярость.

Проклятая Дуська, опять хочешь всё испортить, снова унизить ! Ну уж нет, на сей раз не выйдет! – пронеслось в голове Антона. Он резким движением высвободил из брюк и трусов набухшую плоть и, разорвав на девушке тонкую ткань ночной рубашки, стал рвать и ее трусики.

Надежда из последних сил пыталась вырваться, она обеими руками уперлась в грудь Антона. Еще миг и правая ладонь могла разжаться, освободив ее крик. Свободной рукой Антон нащупал у бедра камень и, схватив его, ударил по голове девушку. Она, приглушенно и коротко вскрикнув, обмякла и затихла.

Антон опустил камень и тупо уставился на свою жертву. Надежда лежала под ним с широко открытыми глазами и не дышала. Он успокоил свое дыхание и наклонился к ее груди. Биения сердца не было слышно. Антон стал медленно отползать от девушки. До него начал доходить смысл произошедшего. Он убил Надежду. Теперь для него все кончилось. Ничего не будет, ни института, ни карьеры, ни денег, ни своего города.

Ни – че – го и ни –ког -да !.

Он поднялся и заметил на рукаве рубашки темное пятно. Кровь была не его. Он снова наклонился к девушке и увидел, как из правого виска, по которому он видимо попал камнем, стекает тоненькая струйка темной крови. На его ладони тоже была кровь. Рубашка, брюки, ботинки были заляпаны грязью. Антон машинально вытер липкую от крови ладонь о рубашку и огляделся по сторонам. Сердце было готово вырваться из груди. Он лихорадочно пытался сосредоточиться.

« Так, спокойно! Надо убрать улики!» – билось в воспаленном мозгу.

Антон нагнулся, поднял камень и стал пятиться от трупа. Зайдя в туалет, он бережно опустил камень в вырез пола и услышал тихий всплеск где-то внизу. Антон прислушался. Все было тихо. Ночь была на излете и скоро забрезжит рассвет. «Надо торопиться! Только бы никто не вышел из дома! » – словно кто-то изнутри подсказывал ему, рисуя четкий план.

«Главное не суетиться и ничего не забыть. Следы…» – Антон опустил взгляд на ботинки. «Стоп, это же не мои. Это же все Ванькино…»

Антон быстро прошмыгнул на террасу и убедился, что его одежда и обувь не на нем. Усмехнувшись, Антон подумал: «Надо же, как складно получилось. Как знал…»

Он быстро и тихо снял ботики, рубашку и брюки и стал их осторожно надевать на спящего Ивана. Иван пьяно замычал и загнусил :

–Ну не надо, дай поспать !

– Я тебя только раздену! – прошептал ему Антон, натягивая на Ивана рубашку и брюки. Ширинку и пояс брюк он застегивать не стал. Натянул на ноги Ивана носки и надел один ботинок, другой оставил лежать у кровати. Потом он отлепил от ботинка Ивана кусочек грязи и намазал другу ладони и пальцы рук.

Стало уже светать. Антон проверил все ли сделано так, что бы любой мог подумать, что его пьяный друг пришел с улицы и, даже не разувшись до конца, рухнул на постель. Потом он внимательно осмотрел себя, нет ли на теле грязи, ссадин или синяков. Вполне удовлетворенный результатом осмотра Антон вытер тщательно руки о рубашку друга, улегся в постель и затаился под одеялом. И вдруг его решимость и расчетливость начали улетучиваться, уступая место животному страху. Зубы начали бить чечётку. Надо было взять себя в руки, постараться заснуть или, хотя бы, притвориться спящим, когда встанут Валерка с Михаилом. Иван мерно похрапывал, а Антон цепенел от ужаса.

Минуты растянулись в вечность. Антон уже решил сам пойти разбудить Валерку, яко бы идти на рыбалку, но остановил себя и вскоре услышал приглушенный стеной звон будильника. Это, видимо, Надежда позаботилась о том, что бы компания, как и намечалось, с утречка собралась на рыбалку, и она успела до прихода отца навести порядок, что бы брату опять не попало за ночных гостей. Антон сквозь прикрытые глаза напряженно уставился на входную дверь дома.

Первым выскочил из двери с всклокоченной шевелюрой Валерка и галопом понесся к туалету. Следом снова хлопнула дверь и Михаил потрусил туда же. Антон услышал голоса в конце двора, но слов не разобрал. По-видимому, Михаил торопил Валерку освободить помещение. Еще несколько минут было тихо, потом послышался крик : «Валера!» Через минуту утреннюю тишину разрезал утробный вой: «На-дю-ха-а-а-а!»

Антон сорвался с пола и босой, в одних трусах кинулся в сад, где перед убитой им девушкой стоял на коленях Валерка, и соляным столбом застыл Михаил. Антон, делая вид, что продирает глаза, стал тереть лицо ладонями и хриплым от волнения голосом спросил :

–Чо орете?

Валера, стоя на коленях перед телом сестры, выл покачиваясь из стороны в сторону непрерывно:

–Надюха-а-а, Надюха-а-а, Надюха-а-а!

Антон сделал вид, что он не понимает, что случилось, опустился на колени рядом с Валеркой и, осипшим от нахлынувшего очередной волной страха голосом, спросил у него :

–Чо с ней?

Валерка перевел на него красные воспаленные с похмелья глаза и, явно не понимая вопроса, уставился на Антона немигающим взглядом и он забыл как дышать, потому что вдруг подумал, что Валера догадался кто убил его сестру и сейчас вцепится ему в горло. Антон не мог отвести взгляда от Валеркиных безумных глаз и невольно вздрогнул от голоса Михаила :

– Надо милицию вызывать. Телефон-то где?

Валерка не сразу смог услышать и понять вопрос , но осознав, еле ворочающимся языком ответил, что автомат на улице на углу, и Антон, как был босиком и в трусах, рванулся с колен и побежал к автомату, спасаясь от валеркиных глаз. Его трясло, как в лихорадке, и Антон не сразу смог попасть пальцем в кружки телефонного диска, что бы набрать 02. Срывающимся голосом он сообщил дежурному, что они с друзьями нашли девушку, лежащую на земле, что она не подает признаков жизни и, посмотрев на угол соседнего дома, где висела табличка с адресом, сообщил куда надо ехать милиционерам.

Когда Антон вернулся в дом, Валерка и Михаил курили у входа в садик, и он сообщил им, что милиция сейчас будет. Дрожь не унималась и Михаил, решив, видимо, что парень просто замерз, отправил его одеваться. Антон прошел в террасу, взял свои вещи и вышел на крыльцо, что бы одеться на глазах Валеры и Михаила. Он присел на порог, чтобы надеть носки с ботинками, но руки ещё не слушались и пришлось засунуть кисти рук себе в подмышки, как бы согреваясь. В это время подъехал милицейский УАЗик и Антон, демонстративно поставив на крыльцо свои чистые ботики, остался в одних носках.

Два лейтенанта быстро осмотрели место, где лежала девушка, убедившись, что она мертва, по рации вызвали службы, и один из них подошел к крыльцу, где стояли Антон, Валера и Михаил.

Заметив, что руки у него перестали трястись и, удивляясь своему вдруг наступившему спокойствию, на виду у всех присутствующих Антон неторопливо обулся, аккуратно оправил чистые рубашку и брюки. Началось выяснение обстоятельств. Через минуту, узнав, что они вечером пришли вчетвером, и Иван всё ещё спит на террасе, один из милиционеров прошел внутрь. Через минуту, он появился на пороге и позвал товарища, а еще через несколько минут на крыльцо, в сопровождении двух милиционеров, покачиваясь, вышел Иван в грязных и мятых расстегнутых брюках, расстёгнутой рубашке и в одном ботинке. Второй ботинок, аккуратно держа за шнурки нес один из милиционеров, рассматривая налипшие на нем грязь и траву.

Иван недоуменно посмотрел всё ещё слипшимися глазами вокруг и, тупо уставившись на скованные наручниками руки, скорее рухнул, чем сел на крыльцо. Валерка и Михаил непонимающе посмотрели на милиционеров. Изобразил на своем лице недоумение и Антон. И тут Валера , видимо ,заметил кровь на рубашке Ивана и расстегнутые брюки. Зарычав и замотав головой он рванулся к нему, вытянув вперед руки с явным намерением задушить убийцу сестры, но один из милиционеров перехватил его.

Антон и Михаил помогли оттащить хрипящего и рвущегося к Ивану Валеру, увели его в дом, а подъехавшая следственная группа начала свою работу. Опрашивали их долго, рассадив по разным комнатам. Потом Надежду увезла спецмашина и почти сразу после этого к крыльцу, где стояли уже опрошенные Валера, Антон и Михаил подошел отец Валеры и Надежды, которого с работы привез милицейский УАЗ. Судя по выражению его лица он уже знал о случившемся.

Это был мужик истинно сибирской породы, высокий и мощный. Его большие серо-зеленые глаза, которыми в последний миг своей жизни на Антона смотрела Надежда, стали ощупывать каждую клеточку на его лице. И Антон чуть не сдался под этим взглядом. Душа его задрожала, и он готов уже был, разразившись рыданиями, сознаться в содеянном, но в это время этот здоровенный мужик покачнулся и, хрипя и схватившись за грудь, повалился навзничь. Пока ехала скорая милиционеры неумело пытались оказать мужику первую помощь, но их усилия были тщетны. Валерка в одно утро лишился сестры и отца, но Антону было на это наплевать. Он успокоился совершенно и радовался, что не успел раскваситься и признаться в убийстве.

Глава пятнадцатая.

Когда мы пили чай на уютной кухонке, и Иван неспешно рассказывал мне о том, что случилось с ним много лет назад, о своих предположениях, я еще не знала, на сколько он был прав. Мне все еще не хотелось верить в очевидное. Я, как завороженная, молча слушала его глубокий голос.

Ивана осудили на 15 лет лишения свободы. На суде Антон выступал как свидетель, почти ничего не добавив к тому, что установило следствие. Он старался не смотреть ни в сторону скамьи за решеткой, где сидел Иван, ни в зал, где сидели его родители и сразу после допроса вышел из зала суда,сославшись на занятия в институте. Его приняли в строительный институт без экзаменов, учтя перенесенный стресс.

Антон не написал другу ни одного письма ,вычеркнув Ивана из своей жизни. Потом от родителей он узнал, что Ивану в зоне добавили еще срок и очень обрадовался этому. За год до окончания института на охоте отца Антона задрал медведь, через пару месяцев следом за мужем ушла из жизни и мать. Похоронив родителей, Антон подал дом и перестал приезжать в родную деревню. Не хотелось ему случайно встретиться с Иваном, совсем не хотелось.

Иван вышел на свободу через долгие 27 лет. Ему, как и Антону, было 44 года. В деревню он возвращаться не захотел. Мать умерла за три года до его освобождения, отец беспробудно пил, когда выходил из тайги, в которой со смерти жены жил почти весь год. Для деревенских Иван был и навсегда останется убийцей, а с такой славой в родной деревне делать было нечего. Он подался в тайгу о Каргасок, устроился в лесничество, срубил себе дом и стал жить на заимке.

Все годы в колонии, где его окружало мало людей, отвечающих этому званию, Иван много думал, вспоминал секунда за секундой вечер и ту страшную ночь в доме Валерки. В один из январских дней в его сознание вдруг пробилась яркая картинка, как Антон натягивает, не снимает, а именно натягивает на него одежду. И еще он вспомнил, как он сам, прежде чем лечь в постель, по привычке, выработанной с детства ,снял рубашку, брюки, носки и аккуратно сложил их на стул рядом с кроватью .

Мысль, которая пронизала его всего насквозь, колючей проволокой впилась в мозг: «Это же Антон убил. Вот почему он прятал от меня глаза на суде, не написал даже письма в зону.» До свободы с этого дня оставалось тогда еще долгие двадцать лет. Сначала мысли о мести его душили, но постепенно он стал привыкать к участи мученика за чужие грехи. Потом сблизился с батюшкой в православном приходе колонии и тот в долгих беседах приучил его к мысли о прощении. Что бы не искушать себя, подальше от возможной встречи с Антоном Иван после освобождения удалился в тайгу. Но от судьбы не уйдешь.

****

Как разухабистый барин, в своей пьяной щедрости, Антон наливал всем желающим и на охотничий костерок на краю таежной деревеньки к полуночи собралось почти все мужское население. К утру на полянке угомонились, свернувшись калачиком кто где.

Иван с утра решил зайти в сельмаг, пополнить запасы на заимке и проходил мимо компании на берегу по пути в деревеньку, а когда возвращался обратно, то столкнулся с Антоном на одной тропинке, когда тот вылез из уазика по нужде. Иван узнал его сразу. Не очень тяжелыми были прошедшие 29 лет для Антона, он лишь заматерел и залоснился от важности и самодовольства. Дорогая куртка и толстая золотая цепь на распахнутой груди демонстрировали достаток. Где уж было ему узнать в заросшем по самые глаза таежнике своего друга, которого много лет назад он без колебаний подставил под карающий меч правосудия вместо себя.

–О, к нам гости! Заходи, мужик, сейчас опохмелимся, перекусим и на охоту отправимся. Давай с нами ! – дыхнул Ивану в лицо перегаром Антон и, растянув рот в улыбке, загородил тропинку.

Иван застыл, стиснув не только руки, но и всего себя в кулак.

Антон тем временем, не мало не стесняясь, повернувшись к нему боком, рядом с тропинкой справил малую нужду и , явно забыв об Иване, направился снова на поляну и залез в «буханку», громко хлопнув за собой дверкой.

Иван бегом вернулся в заимку. Он упал на колени перед иконой Николая-чудотворца и начал истово шептать молитвы, заученные в колонии. Успокоение не приходило и тогда, прихватив немного еды и ружье, он ушел в тайгу подальше от того места, где встретился с Антоном. Когда почти через месяц он вернулся на заимку, компании Антона уже не было.

Судьба же продолжила испытывать Ивана на прочность и через год Антон явился прямо к нему на заимку. Это было зимой. Компания из шести горе-рыбаков где-то провалилась в воду, вымокла и забрела к нему в дом просушиться и согреться. Через час подкатил знакомый уазик и закопченный стол завалили всякой снедью и заставили мудреными бутылками. Они много пили, закусывая деликатесами и Антон все пытался заставить выпить Ивана. Иван отказался и не сводил глаз с иконы,прося силы и терпения. Он провозился с пьяной компанией до утра, а когда она наконец угомонилась, ушел в тайгу на несколько дней. Когда он вернулся, гостей не было. Они оставили в его доме гору пустых бутылок, объедки на засаленном столе и заплеванный окурками пол.

– Что ж, хозяева жизни, баре, мать вашу! – устало подумал Иван, облегченно вздохнув, что нашел дом пустым и пошел на речку к проруби за студеной водой, что бы вымыть дом, как за покойником.

С Антоном они снова встретились через три года. Почти в пятьдесят лет Иван встретил у колодца в таежной деревеньке, гостившую у родственников Любушку. Эта сорокалетняя миловидная и уютная женщина закрутила Ивана в безумном водовороте впервые изведанной им жаркой женской любви, разбудила все дремавшие ранее чувства и увезла его, оглушенного и не способного к сопротивлению, с собой в тот самый заветный белокаменный город – мечту его детства и юности.

Отмыла, отогрела Любушка – голубушка заскорузлого таежника. Она сама сбрила с его лица всю лишнюю по ее мнению поросль и подвела его к зеркалу, загадочно и удовлетворенно улыбаясь. Иван даже охнул от неожиданности. Из глубины зеркального полотна на него удивленно смотрел хоть и возмужавший, но мало изменившийся лицом за эти лихие годы Ванька Лавров.

Иван устроился дворником и ему выделили служебную квартиру на первом этаже пятиэтажки, стоящей во дворе элитного дома – «китайской стены»,как называли ее жители города. Дом еще достраивался, но несколько первых подъездов уже начали заселяться. Иван не ропща убирал за «новорусами» постоянно выбрасываемые ими прямо с балконов коробки, строительный и прочий мусор. В один из дней, когда он готовил к отправке в мусоровоз партию из третьего подъезда, в нескольких шагах от него остановилась отливающая серебром «Волга-люкс», из нее не торопясь вышел Антон и вальяжной походкой направился в подъезд.

Иван узнал его сразу, а вот Антон и не посмотрел в сторону мужика в робе. Через неделю, по разговорам соседей, Иван знал, что Антон купил себе в подъезде большую квартиру и теперь отделывает ее по евростандарту. Иван не знал, что это такое, но Люба объяснила ему, что в такой квартире все, как в импортных сериалах, которые она так любила смотреть вечерами по телевизору. Она же рассказала ему слухи, которые об Антоне ходили по городу и, судя по ним, Антон свою привычку подставлять людей сделал своим жизненным правилом.

Жил Антон очень хорошо, но жил за счет других, обманывая всех и вся, и даже не думая скрывать обман. Об этой его привычке знали, но работяги от невозможности найти работу в другом месте, соглашались таскать ему за счет своего здоровья, а то и жизни, очередные миллионы, а заказчики и партнеры , вынуждены были иметь с ним дело из-за уникальности предприятия, хозяином которого он был, а может и еще из-за чего. Власть в городе и области его любила и ни в чем ему не отказывала.

Каждое утро почти в одно и то же время за Антоном приходила его директорская «Волга» и он всегда выходил из подъезда один. Через полчаса следом за ним из подъезда выходила миловидная женщина и направлялась к автобусной остановке. Иван как-то видел их вместе с Антоном и знал от тех же вездесущих соседей, что это гражданская жена Антона, с которой он живет уже давно, что она работает у него же на предприятии, но он никогда не возит ее на работу на служебной машине. Ивану казалось это странным и он поделился этим как-то с женой.

Любаша, как оказалось знала Таисию по прежней работе и через пару недель поведала Ивану, что Антон вообще безобразно обращается с ней, без малейшего стеснения практически на ее глазах принуждая к сексуальным отношениям подчиненных ему женщин. Люба сказала, что Антон вообще привык тыкать пальцем в понравившуюся ему даму, которую тут же берет в оборот его «команда», организуя шефу ее согласие на интимные услуги и место для очередной оргии. Жена так же рассказала Ивану, что поговаривают, будто Антон сожительствует одновременно с Таисией и с ее пятнадцатилетней дочерью от первого брака, но этот рассказ он резко оборвал, брезгливо поморщившись и отмахнулся : «Ну уж это слишком. Что ему баб мало?» Видимо, несмотря ни на что, Иван не хотел соглашаться с тем, что его бывший друг впитал в себя все пороки до самого их дна. Но не прошло и полугода, как Иван убедился, что Антон действительно жил по беспределу.

****

Иван увидел Антона с падчерицей случайно, когда, отводя таежную душу, рыбачил летним утром на берегу речушки, бегущей далеко от города. Иван давно приметил местечко, куда не добрались горожане, приезжавшие на шашлыки и купание и потому идеальное для рыбалки. Было воскресенье и Иван, что бы не разбудить утром жену своими сборами, прихватив куртёшку для ночевки, с позднего вечера расположился на берегу речушки. Рыбу здесь можно было поймать, разве что на завтрак соседскому коту Серафиму, который не хуже собаки по пятам ходил за Иваном, составляя ему компанию в часы утренней уборки территории.

Рыбалка умиротворяла Ивана на время, но тайга звала и они уже с Любушкой договорились пожить вместе на его заимке , когда он получит свой первый отпуск. Теперь он считал дни, оставшиеся до этого счастливого времени, когда ему не нужно будет каждый день читать про себя десятки заученных молитв, смиряя мятущуюся душу, когда он видел человека, искалечившего ему жизнь , а значит почти почти каждый день.

Иван закинул удочки и сидел, глядя на воду, бродя в мыслях по знакомым до боли таежным тропкам, вдыхал запах леса, травы и реки. Солнце ласково гладило его плечи, голову ,слепило водяными бликами глаза и Иван, воткнув удочку в берег, довольно потянулся и лег на спину. Луг звенел, ветерок озорно трепал густую шевелюру и бороду, запахи щекотали нос , земля была уже теплой и Иван словно провалился в окружавшую его благодать.

Когда он вынырнул из дрёмы, солнце уже начало припекать. На всех трех удочках болтались утомившиеся пескарики и Иван, отцепив их от крючков, опустил в ведро и решил забросить удочки еще раз. Пескари, видимо, давно уже сидели в засаде, до того быстро они нанизались на крючки, и Иван не справился с азартом. Он продолжал увлеченно таскать рыбешку, когда услышал шум подъехавшей к другому берегу машины.

Иван вытянул голову из-за прибрежного куста и увидел новенькую «Ниву». С водительского места вышел Антон и галантно распахнул дверцу с другой стороны. Из машины выпорхнула девчушка в легком сарафанчике и Ивана словно током прошило. Это была падчерица Антона Светлана. Девушка сладко потянулась, игриво посмотрела на Антона и быстрым движением развязала шнурочек, собравший легкую ткань вокруг длинной шеи. Ткань струящимся потоком упала к ее ногам и она, скинув мгновенно ниточку трусиков, совершенно голая , с призывным смехом, побежала вниз с берега и нырнула в воду.

Антон крикнул ей : « Я сейчас!» и стал торопливо раздеваться. В голом виде он был гораздо менее импозантным, нежели в дорогих костюмах. С ожиревшими боками и начавшим свисать брюшком на отливающем синевой дряблеющем молочном теле, покрытом поседевшими волосками, Антон напоминал не до конца осмоленного хряка. Иван усмехнулся и покачал головой.

Стареющий кобель вынул из багажника машины две сумки, достал бутылку шампанского и неуклюже открыл ее, вылив почти все содержимое на траву. Плеснув остатки в два бокала, Антон потрусил по тропинке к воде, плюхая на бегу складками жира и беспомощно мотающимся между ног из стороны в сторону вялым естеством.

Иван смотрел из кустов на противоположный берег, как завороженный, не в силах пошевелиться.

«Неси сюда, Тоша! »– позвала Светлана, приподнявшись над водой и выставив на обозрение торчащие соски на вполне сформировавшейся девичьей груди. Антон с рыком ринулся в воду и с разбегу воткнулся головой где-то ниже груди девушки, вылив остатки шампанского ей на грудь. Он вышвырнул в воду бокалы и с урчанием ,подражая толи мартовскому коту, толи дворняге во время собачьей свадьбы, начал прихватывать жадным ртом грудки Светланы. Девушка серебристо смеялась, откидывая голову назад. Антон схватил девушку на руки, но, сделав всего два шага, рухнул вместе с ней у берега. Девчушка ойкнула видимо от боли и бросила на Антона, уткнувшегося ей в живот весьма красноречивый брезгливо-возмущенный взгляд.

«Нет, так от любви не смотрят !» – мелькнуло в голове у Ивана. И в самом деле взгляд девушки казалось должен был прожечь Антона насквозь. В нем было все: и отвращение, и ненависть, и раздражение, и даже откровенная злость. Иван подумал, что она сейчас накинется на Антона с проклятиями, но в это время Антон поднял голову и жалобно мяукнул, как нашкодивший котенок. Лицо и взгляд девушки мгновенно преобразились. Она весело потрепала Антона за редеющую шевелюру и приказав ему смыть грязь, окунувшись сама с головой в воду, вышла на берег и поднялась к машине.

Светлана быстро достала из багажника машины красивый плед и , постелив на траву, растянулась на нем в призывной позе. Иван смотрел во все глаза, затаившись за кустом, но не чувствовал ничего, кроме любопытства после пойманного им откровенного и непритворного взгляда девушки.

Антон, пыхтя, доплелся до пледа, рухнул на него и закрыл глаза. Нимфетка поднялась на локотке и с усмешкой оглядела лежащую перед ней расплывшуюся тушу.

«Да, уж любви и обожания, эта кобылка к своему «жеребчику» явно не испытывает» – отметил Иван и с сожалением посмотрел на видимо давно прыгающие поплавки на обеих удочках. Достать добычу было нельзя, неизвестно как поступит теперь с ним Антон, если увидит непрошенного свидетеля его преступной связи, и Иван продолжил вынужденное наблюдение.

Толи почувствовав его взгляд, толи от неудачи на берегу, настроение у Антона почему-то резко изменилось. Он раздраженно отмахнулся от шаловливо забегавшей по его телу ручки девушки и через несколько минут пара оделась, села в машину и укатила, как понял Иван из доносившихся до него реплик, обедать в какой-то новый ресторан за областным центром.

Иван свернул удочки и отцепив от крючков уже сдохших пескарей, направился к автобусной остановке.

****

Мы тепло простились с Иваном и его уютной Любушкой-голубушкой. Господи, как же повезло этим двум прекрасным людям, что они встретились. Настрадавшийся Иван, словно в награду за свои мучения и чудо прощения, получил настоящую любовь, счастье и покой до конца его дней. Любаша, тоже хлебнувшая лиха с первым мужем- алкоголиком, бившем её смертным боем и убившем их так и нерождённого первенца,после чего ей уже не родить никогда, нашла мужчину, о котором мечтает любая женщина: надежного, ласкового, работящего и очень красивого. Они намеревались взять из городского детского дома мальчонку и ему тоже несказанно повезет без всякого сомнения, потому что нерастраченной любви хватит на их семью с лихвой.

***

Еще одной кандидатурой в убийцы моем списке стало меньше, и я была очень рада. Хоть Иван мог, но не он убил Антона и меня очень грела эта мысль. Этот светлый человек и настоящий мужик оказался выше возмездия за свою искалеченную жизнь, не озлобился, не очерствел душой за 27 лет в тюрьме, а сберёг себя для любви и теперь рядом с ним было тепло, уютно и надёжно.

Глава шестнадцатая.

Судя по дневникам Антона следующей его жертвой стала мать Кирилла Анна. Еще раз прослушав запись рассказа сына Максюты на диктофоне, я многое смогла добавить. Рассказ его папаши о себе любимом, скрупулезно зафиксировавший все, касавшееся отношений с его матерью, продолжал поражать своим цинизмом.

Аннушка работала крановщицей на одном из участков огромной стройки. Бойкая, остроносая блондинка с яркими голубыми глазками – брызгами просто приковывала к себе внимание мужчин. Монтажники шутили, если бы Аверьянову не посадили так высоко от земли, стройка бы замерла, а мужики погибли бы все до одного в рукопашных боях. Она пришла на стройку прямо из училища и ей только что исполнилось восемнадцать. Антон заприметил девчушку сразу, но делал вид, что не обращает внимания. Он работал мастером на одном из монтажных участков стройки и скоро должен был стать заместителем начальника, поэтому вел себя солидно, соответственно положению и вольностей ни себе, ни при себе не позволял.

Они встретились не случайно на этой лесной тропинке. Антон уже несколько раз рано утром приходил сюда и ждал, спрятавшись за огромным комлем упавшего дерева.

Анютка любила купаться по утрам в таежной речушке, но не на облюбованном строителями песчаном плесе под обрывам, а за поворотом реки.

Антон случайно подслушал, как она приглашала повариху Надежду купаться с ней по утрам и три дня назад проследил, во время своей утренней пробежки, где Анютка забегает в лес. Уже третье утро он, страдая от назойливых комаров и мошки , прятался за комлем, но Анютка почему-то изменяла своей привычке. Покусанный лесной нечистью, как будто принуждавшей его отказаться от своих намерений, жутко раздосадованный Антон третий день не мог сосредоточиться на работе. Ему стоило больших усилий не срывать свое раздражение на рабочих и своевременно исполнять указания начальства. Мысли уводили в сторону от должностных обязанностей и с этим надо было срочно что-то делать.

Антон пытался убедить себя, что Анютка не стоит его внимания, что она вертихвостка, деревенщина, смазливая кукла и просто дурочка. Ничего не помогало. Ноги сами несли его туда, где была она или могла быть. Он усилием воли отводил взгляд от ее до дрожи во всем теле соблазнительных форм, которые бесполезно было прятать даже под грубым комбинезоном и курткой. Антон видел Анютку везде, в ушах постоянно звенел ее смех, голову кружил ее запах, он просто пропитался ею и понимал бесполезность сопротивления. Он заболел ею, и поэтому он третий день кормил собой таёжных кровососов и терпеливо ждал.

Анютка застыла на тропке и лучики утреннего солнца, причудливо переплетясь в ее белокурых волосах, тоже застыли вокруг её головки золотым ореолом. Антон не мог даже пошевелиться, до того сказочно красивой была она в этот момент, но через несколько секунд желание сломало красоту, и он просто набросился на девушку. Он теребил, мял, целовал и кусал ее застывшее тело, о котором он думал постоянно уже несколько дней, укравшее его покой, уверенность и свободу. Он покорял это тело, мстил ему за утраченный сон, пропавший аппетит, ошибки в документах и раздражение начальства, укусы лесных кровососов, верно охранявших это желанное до боли тело и упорно выгонявших его из засады.

Анюта даже не пыталась сопротивляться, она совсем не шевелилась и молчала. Это немного отрезвило Антона. Все еще дрожа всем телом, он с усилием оторвался от ее живота и поднялся с колен. Снизу на него смотрели широко распахнутые голубые глаза, в которых он не увидел ни страха, ни боли, в них отразились удивление и любопытство. А еще анюткины глазки светились счастьем и это подтверждала легкая улыбка чуть приоткрытых губ.

Антон не мог говорить, его затрясло еще сильнее, и он испугался. «Опять, опять, как тогда..»,– закрутилось в мозгу и к желанию примешалась ярость. Дальше был провал…

Похоже комар нашел самое болезненное место в его теле, потому что этот укус привел его в чувство мгновенно. Антон хлопнул себя по заду с такой силой, что чуть не вывихнул кисть. Он поднялся на локте и огляделся. Анютки рядом не было, но смятая и местами вырванная трава подтверждала, что ему ничего не приснилось. Он почти ничего не помнил, кроме дурманящего запаха ее волос и нежной кожи. Он почувствовал укус кровососа в причинное место и опустил глаза. Брюки были спущены, а на его ляжках изнутри и члене была кровь…Не его кровь…

Анютка так и не издала ни звука, по крайней мере он не помнил ее крика, как впрочем не помнил и стонов. Не было и ласкового лепета, который обычно он слышал от жены начальника стройки Татьяны и других баб. Жуткая мысль прожгла его насквозь.

Антон вскочил, быстро натянул трусы и, застегнув брюки, огляделся. Анютки нигде не было видно. Он взглянул на часы. Прошло минут пятнадцать с того времени, как он смотрел на них последний раз, сидя за комлем. Она не могла убежать далеко. Антон опрометью кинулся по тропке и, добежав до поляны, посмотрел в сторону вагончиков. Девушки не было видно, а до вагончиков от опушки леса по перевороченному колесами полю было не меньше километра.

Антон развернулся и стремительно побежал в обратном направлении. Примерно через пару километров, за поворотом реки, он увидел абсолютно нагую Анюту, заходящую в воду и снова застыл, но уже не от страсти и восторга, а от ужаса. Все ее нежное тело как будто ошпарили кипятком. Между ног была размазана кровь, на бедрах, животе и маленьких круглых грудках краснели жуткие пятна. Антон отчетливо увидел отпечатки своих зубов. Вся тонкая и нежная шейка была в тёмных засосах, тело истерзано. Зрелище было жуткое, и Антон испугался всерьез. Он, окаменев, смотрел на Анюту и ждал, сам не зная чего. Она зашла в воду по пояс ,присела и попыталась умыться, как бы пытаясь смыть эти страшные пятна. Он медленно пошел к ней, но она, услышав его шаги, обернулась и, увидев его, вжала голову в плечи и съёжилась, обхватив себя руками, как бы защищаясь. Антон опустился на песок и обхватил голову руками. Он слышал, как Анюта вышла из воды и подошла к нему. Он несмело поднял на неё глаза. Девушка стояла, прикрывая свою наготу полотенцем и тем, что осталось от её халатика, смотрела себе под ноги и молчала. Антон уже немного пришел в себя и лихорадочно соображал, как исправить эту безнадежную ситуацию. Тюрьма в его планы не входила, как, впрочем, и свадьба. И то и другое испортило бы его карьеру и будущее.

Антон встал, снял куртку, осторожно накинул её на плечи девушки, потом присел на корягу, лежащую рядом на берегу, усадив Анюту на колени и уткнулся в ее холодное плечико, обвив её тело руками.

– Милая, прости меня, я сволочь, но я так тебя люблю. Я уже месяц ни спать, ни есть, не работать не могу. Я думать, я дышать, я жить без тебя не могу,– жарко шептал он где- то услышанные или вычитанные фразы, которые заучил еще в институте и так верно служившие ему уже несколько лет, покоряя женские и девичьи сердца. – У нас все будет хорошо, я больше никогда тебя не обижу. Я не знаю, что на меня нашло. Я так боялся, что ты оттолкнешь меня. Я трус, я подонок, но я тебя люблю и всегда любить буду.

Анюта судорожно всхлипнула и тихо заплакала. Антон гладил ее по истерзанным им плечам, спутавшимся волосам и шептал, шептал и шептал всякую сладкую чушь. Наконец девушка успокоилась и,отведя в сторону глаза,смущаясь и краснея, задала наиглупейший женский вопрос, от которого лицо Антона скривила весьма красноречивая гримаса.

– Антоша, ты на мне теперь женишься?

– Конечно, а как же иначе, я же тебя люблю.

– А когда свадьба? Мне же надо маме и дяде Боре сообщить.

– Вот только меня начальником участка утвердят и сразу поженимся.

– А когда тебя утвердят?

– Обещали скоро, но не я же приказы подписываю. Мне же тогда полвагончика дадут, а то где мы с тобой жить-то будем? А пока мы с тобой будем встречаться здесь каждое утро, и ты первая узнаешь о моем назначении, я тебе обещаю. Здесь и день свадьбы назначим. Договорились?

Личико Анютки осветилось счастливой улыбкой.

«Как мало этим бабам надо для счастья. Глупышка конечно, но такая сладенькая»,– Антон почувствовал, как наполняется кровью и начинает выпирать из штанов его плоть и тихонько заурчал. Он посмотрел Анюте в глаза, мурлыкнул и по-кошачьи потерся о ее плечо. Девушка тихонько засмеялась.

Антон решительно встал и, откровенно бахвалясь своим молодым и спортивным телом, налитой кровью восставшей плотью, быстро скинул на траву всю одежду. Девушка толи смущенно, толи испуганно ойкнула, но он схватил ее на руки и понес в воду. Теперь Антон ласкал ее бережно, приручая и приучая к себе. Он играл с ней, как с любимой игрушкой. Не торопясь и не стесняясь, он гладил и целовал уже известные ему тайные женские места, вызывая у Анюты то сладкий стон, то блаженную дрожь, то мурашки на коже.

Анюта сначала будто сомлела и распласталась на мелководье под его руками и губами, потом охнула и испуганно схватила его за волосы, когда он начал целовать ее грудь и спускаться губами вниз живота. Антон рывком согнул ее ноги в коленях и запустил язык в самое сокровенное место. Анюта так сладко застонала и начала извиваться под ним, уже не вырываясь и не отталкивая его, а наоборот, всем телом подаваясь ему навстречу. Помятуя об уже причиненной им девушке боли, возможно причиненных травмах, Антон нежно ласкал языком восхитительно пахнущий треугольник меж её ног, бережно вводил в лоно пальцы, чем довёл Анюту до нескольких оргазмов подряд и только после этого осторожно и медленно вошел в неё, бережно заканчивая игру и придерживая свой оргазм. Аннушка сначала вскрикнула от боли, но уже скоро стала отвечать его движениям, чем довела его взрыв до небывалого до сих пор пика наслаждения, сладко и утробно простонав практически с ним в унисон. Ни одна женщина за всю жизнь Максюты не подарила ему и половины испытанных им при соитии с Аннушкой наслаждений. Антон снова подхватил девушку на руки и вынес на разогретый солнцем песок,положивеё на свою куртку, а сам прилёг рядом на бок,что бы свободной рукой гладить аннушкино тело,снова и снова касаясь сладких местечек. Девушка,закрыв глаза,уже не сдерживаясь стонала так томно и волнующе,что в паху заныло и член снова стал набухать. Антон взял руку девушки и положил ладошкой на ствол. Она сначала напряглась,но через секунду удивительно гладкими подушечками пальчиков забегала по члену, как боянист по кнопкам и Антон взвыл от пронзившего всё его тело оглушительной разрядки. Когда вернулось зрение он посмотрел на Аню и увидел удивительную картину. Девушка, собрав в ладошку со своего живота его сперму, с любопытством рассматривала её и Антон поймал себя на мысли,что воот сейчас ему не только не стыдно,что он так разрядился, испачкав женское тело, а даже приятно смотреть,как Аннушка рассматривает его семя, потому что на лице девушки не было и тени брезгливости. Заметив, что он смотрит на неё,девушка свела бровки и спросила : здесь мог быть наш с тобой сын или дочка ?

Антон расхохотался от души и ,просмеявшись, ответил : – У меня ещё много есть и для сыночков и для дочек,не расстраивайся !

Он подхватил девчушку на руки и снова потащил её на прогретое солнышком мелководье. Кровь снова прихлынула к голове, но Антон уже контролировал себя, и он снова начал нежно целовал лицо и шею Аннушки, дышал за ушки и в шейку, вызывая дрожь и мурашки на её коже, гладил и ласкал тело руками, потом губами, медленно спускаясь языком к пахнущему страстью и речной водой треугольничку между стройных ножек. В этот раз он добился от Аннушки страстных стонов и призывного лепета, но всё так же бережно и неторопливо вошел в нее. Больше она уже не вскрикивала, а только томно стонала под ним, и он точно знал, что в этих стонах нет ни ноты фальши. Она всецело принадлежала теперь ему, была с этого дня в полной его власти.

Они провели на речке несколько часов, прежде чем оба окончательно утомились и насытились друг другом. Потом они долго еще лежали в теплой воде под тёплым сибирским солнышком и Антон мысленно благодарил Аннушку за то, что она пришла именно сегодня, рано утром, в выходной на стройке день ,и что она любит купаться подальше от всех…

****

Они сидели на своем обычном месте. Был поздний сентябрь, Аннушка ежилась под свитерком и все крепче прижималась к Антону. Ее по-собачьи преданные глаза искали что-то на его застывшем лице:

– Антошенька, ты что не рад?

– Почему, рад, но не знаю, как нам теперь быть. Как с ребенком в зиму и в таких условиях? И потом, как ты здесь рожать собралась?

– Я в район поеду.

– А потом?

– Не знаю.

– А я знаю. Здесь ни рожать, ни с ребенком жить тебе нельзя.

– А как же теперь?

– Поедешь к маме, родишь, а там видно будет. Может я к тому времени смогу перевестись в район или еще куда, где цивилизация есть и заберу тебя с ребенком.

– А поженимся здесь?

– Анюта, не говори глупостей. Ну кто мне повышение даст, если узнают, что я тебя обрюхатил до свадьбы ? Ты же знаешь, комсомол осудит, партия накажет и прощай карьера. Никто же до сих пор не знает, что мы с тобой встречаемся.

– Ты же сам просил не говорить.

– А как можно было сказать, когда твоя соседка ор на всю стройку подняла, когда ты тогда с речки вернулась? Помнишь как тебя всем профкомом пытали, что бы узнать имя насильника. Как я после такого мог объявиться? Антон подчеркнул слова нарочитой печалью в голосе и выдержал паузу, что бы Аня прочувствовала и осознала всю безвыходность ситуации.

Увидев, что девушка согласно закивала головой, он продиктовал принятое решение голосом, не терпящим возражений:

– Выхода другого нет, уедем отсюда и поженимся. Кто знает, может я тебя с чужим ребенком взял. Это благородно, так карьера вверх полетит, а не пойдет прахом,– и Антон быстро и так сильно стиснул Анюту, что она охнула, но тут же жарко начала его целовать и через несколько минут они скрепили договор бурными ласками.

Аня оказалась послушной, толковой и благодарной ученицей, с готовностью и уже вполне профессионально занималась любовью, меняя позы с азартом и готовностью, для неё не было ничего запретного.

– И надо же ей было залететь, теперь или снова дрессировать кого-то надо, а это не безопасно или Танюшей довольствоваться – раздраженно подумал Антон и недовольно оттолкнул Анюту, откровенно требующую продолжения.

– Устал, Анька, да и тебе студиться нельзя. Давай, дуй вперед и завтра же оформляй очередной отпуск перед декретом, а то пропадет . Поезжай к матери, там и больничный предродовый оформишь и пришлешь сюда вместе с заявлением на декретный отпуск. Надо хорошо подготовиться к родам, мне наследник здоровый нужен! – выдал Антон безотказные аргументы и теперь не сомневался, что влюбленная дурочка исполнит все в точности и незамедлительно. Он проводил Анюту взглядом, сладко потянулся и стал бросать в осеннюю воду камешки.

Письма Анютки он получал в районе до востребования, как договорились. Сам же не написал ни одного, отделываясь открытками к праздникам с дежурными пожеланиями, да вызвал ее на переговоры пару раз, когда она сообщала, что хочет приехать к нему, чтобы показать сына. А потом он перевелся со стройки на Север и почти на два года Анюта потеряла его.

Их последняя встреча в областном центре, куда Анютка приехала, прочитав о молодом перспективном директоре стройки в газете, закончилась ее гибелью.

****

– Антоша!

Максюта вздрогнул и резко обернулся. У порога здания областной администрации стояла белокурая красавица и тянулась к нему всем телом. Он узнал в красавице его Аннушку. Чувства смешались в один скрежещущий и пылающий нарастающей страстью ком. На миг Антона охватило прежнее, умопомрачительное желание и он чуть не схватил Анютку на руки и не потащил к машине, до того ему захотелось ее отдрессированных им ласк. Но другой Антон так же мгновенно просчитал ситуацию и его душа наполнилась лютой ненавистью к этой идиотке, караулившей его в центре города у здания, где его знала каждая собака.

Он быстро спустился со ступенек и, взяв Анюту за руку, торопливо зашептал ей :

–Анечка, какое счастье! Я думал, что не найду тебя! Адрес потерялся вместе с вещами при переезде, а выяснять в кадрах было опасно.

–Антошенька, я так и подумала, что что-то случилось. Два года ни словечка, а тут в газете тебя пропечатали. Я Кирюшку с мамой оставила и сегодня утром приехала. Вот стою, думаю, узнаю поди здесь, как тебя найти, а тут ты сам из машины и выскочил. Торопишься куда?

–На совещание опаздываю, любимая. Ты меня подожди на набережной, там речпорт есть, найдешь легко, подожди на скамеечке у входа. Я как освобожусь, сразу к тебе прибегу. Все мне расскажешь, а потом отвезу тебя в гостиницу и решим как тебя в мой город завести, ко мне ведь так просто не попадешь – режим.

–Да я все знаю! Беги, конечно, я найду этот речпорт и буду тебя ждать сколько надо.

Они разошлись по сторонам, и Антон пулей влетел в вестибюль административного здания. К его счастью, кроме скучающего охранника там никого не было, значит из здания их видеть никто не мог. Антон постоял еще минут пять, дожидаясь кто войдет в здание, но все уже явно были в нужных кабинетах, значит и на улице на них , скорее всего, никто не обратил внимания. Антон перевел дух и быстро пошагал к лифту.

Решив только неотложные проблемы и корректно отказавшись от обычных дружеских ста граммов конъячка, Антон торопливо покинул здание, метнулся на стройку, что бы дать указания заму, заскочил домой, что бы переодеться и взять ключи от катера. По дороге к лодочной станции он забежал в спецмагазин и набрал полную сумку продуктов и вина «из под прилавка». Счастливая и дрожащая от восторга и возбуждения Анютка вспорхнула с лавочки ему навстречу, но он холодным тоном остудил ее желание повиснуть на его шее и деловито проводил до катера.

Отдыхающих в этот еще прохладный июньский вечер на реке было мало и Антон, окинув набережную и причал внимательным взглядом, к своему полному удовлетворению, не заметил никого из знакомых. Когда город скрылся за крутым поворотом берега, Антон уткнул катер в берег и заглушил мотор. Не раздеваясь, он с звериным рыком, грубо овладел Анютой прямо на скамейке катера. Она только счастливо смеялась и жарко отвечала ему на жесткие ласки. Затуманившая мозг страсть на время сгладила неудобства, но ребра деревянной решетки, покрывающей днище катера и сидушек быстро дали о себе знать, как только они отдышались. Он оттолкнул катер от берега багром и направил его к острову на середине реки, разбил палатку и стал разводить костер.

Аня с блаженной улыбкой на светящемся от счастья и умиротворения лице, тихо сидела на бревнышке и ласкала его тело откровенным взглядом. Она любовалась им. Антон же, оставив на себе только дорогущие джинсы, бывшие вожделенной мечтой практически всех мужчин Союза и атрибутом исключительности, с удовольствием впитывал ее восхищение, все больше возбуждаясь от скользившего по его телу ее жаркого взгляда оголодавшей по своему самцу течной самки.

Он умело играл мускулами, принимал выгодные позы и только изредка встречался с ней озорным взглядом. Блаженное выражение лица женщины сменилась сначала настороженным ожиданием, но когда он очередной раз бросил на нее горящий и откровенный взгляд, она стремительно поднялась. Незаметным движением спустив бретельки сарафана с плеч, через секунду Аннушка переступила через соскользнувшую ткань и протянула к Антону руки. От нереальной красоты ее налившегося женской статью и непреодолимой притягательностью тела у Антона перехватило горло. Аня была хороша неимоверно. Она неторопливо сняла через голову кружевную сорочку, расстегнула лифчик тоже кружевной и явно купленый у спекулянтов и со смехом кинула в него. Он поймал это явно за бешенные деньги купленное Аннушкой бельё, надетое только для него и уткнулся в ворох шелка и кружев, вдыхая всей грудью её запах. По его телу прошла жаркая волна страсти. Анна дождалась, когда он снова посмотрит на неё и, повернувшись к нему спиной, неторопливо покачивая бёдрами и мягко переступая с ноги на ногу, спустила кружевные шелковые трусики, переступила их и вдруг как бы споткнулась, резко наклонившись вперед, и уперлась руками в корягу, на которой недавно сидела таким образом, что между её слегка расставленными ногами в окружении золотистых волос влажно блеснуло самое сладкое место … Антон едва успел расстегнуть тесные джинсы и почти с разбегу вонзился в призывно блестящий глазок, удерживая Анюту за бедра. Он громко заревел от наслаждения, но сумел сдержать извержение семени, застыв и заскрипев зубами от напряжения. Ему хотелось продлить это давно забытое острое ощущение, которое могла подарить ему только эта женщина. В Москве, в Питере и даже в квартале красных фонарей Амстердама, где он побывал в этом мае, устав от фальшивых стонов Татьяны и прочих многочисленных его баб, похотливых неумех, он снимал за бешенные бабки жриц любви, но и дорогие шлюхи, профессионалки, несмотря на все их старания, не могли довести его наслаждение и до половины того неземного восторга, который он уже который раз получал от этой деревенской дурочки. Анютка знала только его и ни черта не смыслила в любовных забавах до той школы, в которой он обучал её на песчаном берегу таёжной речки. Он прервал движения, вышел из женщины, поднял Аннушку на руки и аккуратно понёс и положил её на плед, развернув ее к себе лицом. Она послушно закинула свои красивые полные ножки ему на плечи и выгнулась всем телом, подаваясь навстречу его отвердевшему до сладкой боли члену . Он прикусил один сосок и смял пятернёй другую грудь и Аннушка так застонала, что он не выдержал и позволил себе разрядиться, но удержался на вытянутых руках и, едва помутнение отхлынуло от головы, продолжил медленно и плавно двигаться в жарком лоне. Снова случилось давно уже забытое чудо и через несколько минут они снова, как тогда, на берегу таёжной речки, дошли до пика одновременно и рухнули на плед уже без сил, но в сладкой истоме, которая волнами прокатывалась в теле, затухая мучительно сладко и умопомрачительно медленно. Но на этот раз им не мешала даже мошкара, её сдувал ветерок с реки, и они ненадолго задремали. Антон очнулся от поглаживания его груди мягкими пальчиками Аннушки. Она потянулась было к нему, но он с рыком снова навис над Анюткой и залюбовался великолепием лежащей под ним женщиной. В ней не было ничего лишнего и недостающего, она была идеальна. Отвердевшие соски на красивой и упругой груди, длинная гладкая шея, чуть прикрытые голубые глаза, подернутые поволокой истомы, едва приоткрытые пухлые губки, белые гладкие ручки и шаловливые пальчики, теребящие его волосы на затылке и одновременно скользящие с тёщиной дорожки в пах мгновенно помутили его сознание, и он снова издав рык оленя в гоне, вошёл в женщину жестко и требовательно, а она счастливо и громко вскрикнула и перешла на протяжный сладкий стон.

Когда Антон пришел в себя, солнце уже цеплялось за макушки елей. Он взглянул на часы и присвистнул от изумления.

– Антошенька, нам что уже пора? – встревожено поднялась на локте Анюта.

– А, гори оно все огнем!,– Антон картинно махнул рукой и игриво укусил женщину за большой палец на ноге. Она засмеялась и попыталась отдернуть ногу.

– С ума сошел, грязные ноги в рот тащить!

– Я хочу тебя съесть! Ты понятия не имеешь, какая ты вкусняшка!– прорычал Антон и стал аккуратно прихватывая зубами ножку женщины медленно подниматься вверх. Но тут Аня тихонько, но твердо придержала его голову:

– Стоп, стоп, стоп! Мне надо искупаться и вообще ты столько всякой всячины кому привез?

Антон вдруг и сам почувствовал жуткий голод, поэтому легко согласился на перекур. Он быстро развел костер и накрыл импровизированный стол. Аня недолго поплескалась в еще прохладной воде, но вышла на берег снова такой соблазнительной, что Антону стоило немалых усилий оторвать от нее взгляд и ,завернув ее в теплый плед, выпустить из своих объятий.

Подогретое на костре вино с гвоздикой и корицей Ане очень понравилось. Она быстро согрелась и попыталась скинуть плед, но Антон, организм которого требовал отдыха, решительно воспротивился:

–В воде холодной наплавалась, да и ветерок с реки дует, еще простудишься, а мне жена и мать моих детей здоровая нужна!

Он всегда умел найти нужные слова и от сказанного Аня зарделась как девчонка. Она покорно закуталась в плед и подоткнула его полы под ноги. Антона позабавило ее простодушие и доверчивость, но решение было принято и изменению уже не подлежало. Он только отложил его исполнение на время, уж больно хорошо ему было с Анюткой. Такого каскада ярких разрядок у него не было уже несколько лет, с того дня, как Анечка уехала рожать их сына. Ни с кем из его женщин, кроме Анютки, он не чувствовал себя таким великолепным и неутомимым самцом, единение с этой женщиной было просто невероятным. Это не только льстило его самолюбию, но и требовало повторения.

Истома в теле прошла, а изысканная закуска и некрепкое вино укрепили силы.

Антон подошел к Анюте, скинул с нее плед, медленно вылил ей на грудь бокал теплого вина и, подняв сомлевшую под его взглядом женщину на руки, понес ее в палатку, покрывая на ходу ее нежными поцелуями и слизывая с её тела разлитое вино.

Антон терял голову от возбуждения. Анюта, толи от выпитого вина, толи от магии наступившей ночи с каждой минутой становилась все искуснее , требовательнее и слаще, а подаренное ею наслаждение всё ярче и насыщеннее. Он снова открывал ее, хотя она ничего не забыла из того, чему он ее учил когда-то. Но тогда он и сам еще мало что понимал в изысках любви. Теперь же все его тайные и до сих пор нереализованные фантазии он смело осуществлял, и Анюта мгновенно подстраивалась, точно угадывала, что он и как хочет, чтобы она сделала, удивляя его безмерно.

Некогда отвергнутая и уже забытая им женщина ласкала его так, как ни одна из многочисленных его любовниц. Послушная и внимательная, она не торопила его и не торопилась сама, поэтому сладкая и болезненная одновременно истома разливалась по телу медленно и доводила его до полного и какого-то неземного восторга.

Антон уже почти искренне клялся ей в любви и верности, а она, задыхаясь от нахлынувших чувств, то таяла в его руках, то набрасывалась на него с обжигающей страстью. И все в ней было так вовремя и так в меру, что Антон уже не понимал, что доставляет ему большее удовольствие, его или ее ощущения и чувства.

Когда он проснулся, был уже полдень. Аннушка сладко спала, свернувшись калачиком под легкой простынкой. Он силой заставил себя отвести взгляд от ее волнующих форм и вылез из палатки. Еще очень холодная вода сибирской реки быстро остудила тело и голову.

Нет, он не будет менять решения. Она хороша, чертовски хороша, но оставлять ее нельзя. Их связь, при ее наивности и слепой вере в их совместное семейное будущее, тут же станет известна, а это просто похоронит все его надежды и карьеру. Выпроводить теперь ее обратно к матери тоже вряд ли удастся.

Антон тихо вернулся в палатку и нежными поцелуями стал будить Аннушку. Разомлевшая ото сна, теплая и пахнущая луговыми травами женщина, томно потянулась к нему всем телом, и голову Антона снова окутал жаркий туман.

«Ладно, пусть напоследок, порадуется»– почти теряя сознание от страсти и желания сказал себе он и, не в силах справиться с собой, снова утонул в ее ласках.

****

Уже разложившееся тело Аннушки нашел в конце лета грибник недалеко от северной трассы. Рядом валялась разорванная сумочка с ее паспортом. Деньги, колечко и золотую цепочку Антон захватил с собой, имитируя разбойное нападение.

Кирилл мать помнил только по фотографиям, слишком мал был, когда она погибла, да и хоронили ее по понятной причине в заколоченном гробу. Немного правды о своем отце он узнал только накануне выпускного вечера, когда наткнулся на маленькую коробку с пожелтевшей газетной вырезкой, несколькими поздравительными открытками и материными письмами к Антону, вернувшимися, как невостребованные.

Отца Кирилл ненавидел за то, что он их бросил, что мать погибла, когда поехала к нему, но готов был его простить, однако Антон так и не признал в нем сына. Если бы Кирилл знал то, что знаю теперь я, он вполне мог бы убить отца. Бог уберег его хотя бы от этого.

Глава семнадцатая.

Удивительно, но, видимо, это июльская жара, накрывшая не только Сибирь, но и всю европейскую часть континента и переместившая население к любым резервуарам с водой, выгнала- таки и неугомонного Михалыча из его прокуренного кабинета. «ГлавВред» окопался на своей даче и наконец-то посвятил себя рыбалке, о которой самозабвенно мечтал все годы нашего с ним знакомства, сбросив все дела на заместителя. Матвей же скорее войдет без оружия в клетку с тигром, нежели рискнет побеспокоить меня в отпуске. Я впервые могла распоряжаться своим временем без боязни быть отозванной в редакцию и решила перед отъездом на дачу для празднования дня рождения дочери, напроситься на встречу с Лугиным, что бы дополнить моё расследование смерти Максюты.

****

Весьма импозантный и стильно одетый молодой мужчина вышел мне навстречу, едва секретарь доложила ему о моем визите. Бережное рукопожатие мягкой ладони выдавало человека, привыкшего решать проблемы без конфликтов, а дальнейшее наше знакомство только подтвердило мое первое впечатление. Дмитрий Сергеевич Лугин предпочитал тянуть время, отодвигая решение любой проблемы, пока «оно само не рассосется».

Я направилась на встречу с зятем Максюты и новым Генеральным директором стройки с определенной целью, но он опередил меня и с легкой доброжелательной улыбкой начал отвечать на еще незаданные мною вопросы.

– Мария Станиславовна, я примерно догадываюсь, зачем Вы пожаловали, но скажу Вам сразу, что в убийстве тестя я менее других был заинтересован. Мне совсем не нужен был этот головной геморрой. Я предпочитаю быть «серым кардиналом». Все официальные финансовые потоки последние три года были в моем ведении, а о других делах я предпочитал не знать. Кроме того, я уже реализовал свои амбиции Гендиректора в дочернем предприятии стройки, Вы думаю об этом тоже знаете. Моя фирма работает на активах предприятия и приносит неплохие денежки под защитой стройки. Мне их вполне хватает, а ответственности почти ноль, не то что теперь. Голова кругом и ни минуты покоя. Думал отказаться, да некому больше стройку возглавить, вот и мучаюсь в память о тестюшке.

Мне надоела эта патока и я ляпнула то, о что вовсе не собиралась обнародовать и о чем через секунду очень пожалела:

– Прошу прощения, Дмитрий Сергеевич, но давайте поговорим о «черном нале» стройки. Не так уж он Вас и не интересовал, если принять во внимание суммы, которые причитались Вам лично из этого неофициального финансового потока.

Лицо Лугина резко утратило карамельную сладость, он оттолкнулся от спинки кресла и, навалившись на стол, уставился на меня в ожидании продолжения. Но я сама застыла от осознания допущенного ляпа и теперь держала паузу. В моем любимом фильме «Театр» Вия Артмане, игравшая великую английскую актрису, сказала : «Чем больше актер, тем больше пауза» , и я запомнила это выражение. Но сейчас я не играла, мне действительно было жутко от сказанного и я кляла себя за несдержанность на грани глупости. Но надо было держать лицо и я, как могла спокойно, держала взгляд и паузу.

Лугин, не дождавшись от меня продолжения, шумно выдохнул, как-бы недоуменно сморщил лоб и, поднявшись из огромного черного кресла, неторопливо подошел к холодильнику, стоявшему в углу у двери в кабинет. Он явно тянул время, обдумывая ситуацию и просчитывая варианты выхода из неё. Плеснув себе в стакан минералки, Лугин для проформы предложил стакан воды и мне, но я, уже придя в себя и набравшись привычного нахальства, ответила, что привыкла в этом кабинете пить кофе. Дмитрий пожал плечами и, выйдя в приемную, попросил секретаря принести для гостьи кофе.

Лугин присел на стул рядом со мной и, положив голову на согнутую руку, устало спросил: – Мария Станиславовна, я достаточно хорошо знаю вас, что бы подумать, что Вы пытаетесь взять меня «на понт». Вы явно располагаете не просто информацией, а фактами и, возможно, документами. Ну и как Вы представляете себе нашу дальнейшую беседу? Вы предъявите мне выписки из моих заграничных счетов или копии видео, аудио записей? Будете пытать меня с пристрастием или пригрозите передать имеющийся у вас компромат в органы?

– Если Вы действительно интересовались моей персоной, то знаете, что я давно не верю в справедливость и закон местного разлива. Я просто очень не люблю, когда меня пытаются держать за глупую бабу.

Лугин протестующее всплеснул пухлыми ладошками: – Упаси Бог, и в мыслях не было! Но теперь обязан упредить. С интересующих Вас потоков перепадало не только мне, так что Вы теперь являете из себя угрозу очень, ну очень многим действующим и весьма влиятельным персонам.

Вот уж чего я особенно не люблю, так это когда мне пытаются угрожать, поэтому, привычно сощурив глаза и надменно поджав губы, я колко взглянула в самодовольное лицо противника. Выждав так же запланированную паузу, ровным и тихим голосом я добавила:

– Как Вы все банальны, господа! Ну хоть кто-нибудь разнообразие внес. Угрозы, подкуп, шантаж и расправа – вот и весь репертуар. А иначе свою шкурку защитить не пробовали?

Лугин, как я уже определила по рукопожатию, избегающий открытого конфликта, почувствовал спасательный круг и мгновенно ухватился за него:

– А есть другие варианты?

Я не успела ответить, потому в это время секретарь вкатила тележку с изумительным кружевным кофейником из тонкого фарфора, двумя малюсенькими чашечками, горкой шоколадных конфет в такой же кружевной фарфоровой вазочке. На тарелочках из этого же сервиза лежали светящиеся дольки лимона, малюсенькие тостики с красной и черной икрой, сырокопчеными изысками и оливками на шпажках. Подкатив тележку к журнальному столику, стоящему между двумя кожаными черными креслами в углу кабинета, она перенесла на него угощение и, пожелав нам приятного аппетита, удалилась, плотно прикрыв за собой обе массивные двери.

Мне страшно захотелось кофе и, прикинув, что на момент заказа травить меня команды отдано ещё не было, я смело налила себе напиток и вытащила из предложенного разнообразия любимую с детства конфету «Мишка косолапый». С этими конфетами у меня связаны очень яркие и приятные воспоминания детства, поэтому я, несмотря на остроту момента, широко и открыто улыбнулась.

Мой собеседник, по-своему истолковав мою улыбку, облегченно вздохнул и плюхнулся во второе кресло рядом со мной. Он привычно открыл дверцу стоящего рядом шкафчика и извлек из него бутылку «Хенеси» и два пузатых бокала. Лугин предложил мне глоток коньяка и, получив отказ, налил себе не меньше половины емкости бокала и медленно, с явным удовольствием, влил в себя благородный напиток. Я плеснула себе еще чашечку неизменно изумительного кофе, который готовила секретарь Инна Ивановна, работавшая в приемной стройки уже более 30 лет, но теперь, сбив охотку, смаковала его вкус.

Лугин, расслабляющее действие коньяка на которого наблюдалось мною воотчую, игриво подмигнул мне: – Ну, так, какие у нас, грешных, еще варианты есть, просветите нас, провинциалов дремучих.

– Для Вас лично вариант есть только один. Вы без малейшей попытки слукавить отвечаете на все мои вопросы, после этого сразу забываете прочно все, о чем мы говорили сегодня, а я гарантирую Вам, что как все сказанное, так и все мне известное о Вас лично никогда не будет использовано органами.

– Заманчиво, но что Вы мне можете гарантировать, если потянут других действующих лиц и исполнителей? Они все по вашей команде тоже напрочь забудут обо мне?

– Вспомнить о Вас они, конечно, могут, но вот доказать что-либо вряд ли.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно.

– Понятно. Значит мемуарчики тестюшка, подлец, накрапал-таки, и они точно у Вас.

Я не стала ни подтверждать, ни опровергать это предположение Лугина и, подумав минут пять, он, приняв еще полбокала коньяка, согласился на мои условия. Незаметно включив миниатюрный диктофончик, мне удалось зафиксировать столько новой информации, что я, поглупевшая от самодовольства и самоуверенности, абсолютно напрасно забыла об опасности.

Несколько дней я в азарте искала подходы к новым персонажам, пренебрегая элементарной осторожностью. Вечерами я раз за разом прослушивала запись, потом копалась в папке Кирилла, сверяя факты и цифры, удивлялась размаху деятельности Максюты. Ох, как не прост был этот внешне непритязательный в своих привычках и потребностях человек. Его интересы распространились не только на всю область, но и далеко за её пределами. Деньги из неофициальных источников крутились по всей Сибири и Дальнему Востоку и стабильными процентами отправлялись на счета, которые до сих пор никому не удалось обнаружить. Ещё годик и Максюта без особого труда уселся бы в министерское кресло, умастив дорожку к нему долларами.

Лугин, женившийся на дочери Максюты, получил за это фирмочку, половиной доходов которой аккуратно делился с Антоном, да весьма скромные суммы от него «на карманные расходы» за посреднические услуги. Ни по характеру, ни по амбициям Дмитрий Сергеевич не годился на роль заказчика убийства. Единственным новшеством, которое он привнес, как Генеральный директор стройки, была сервировка и дополнение ассортимента угощения к кофе, который предлагался гостю. Роль председателя в «Рогах и копытах» его вполне устраивала.

Глава восемнадцатая.

День рождения дочери мы решили отметить на родительской даче. Настоящая сибирская изба из почерневшей от времени лиственницы, стояла метрах в тридцати от обрывистого берега норовистой и полноводной сибирской реки. Несколько лет подряд весенний поток сносил берег метр за метром, и мы все не на шутку были встревожены такими темпами. Но вдруг река изменила свои намерения и даже отступила, направив свои стремительные воды подальше от нашего берега. Переждав пару весен и убедившись, что река действительно слегка изменила русло, родители с мыслей о переносе дома переключились на его ремонт.

Еще до нашего переезда в столицу брат и Данила не только облицевали старые стены снаружи и закрыли их красивыми кедровыми панелями изнутри, но и построили двухэтажный летний дом с «банкетным залом» на первом этаже. В нем мы праздновали знаменательные даты, приходившиеся на летнее время, если предполагался наплыв гостей.

Украсив зал полевыми и садовыми цветами, приколов на балку цветные буквы поздравления и проконтролировав работы на кухне, я решила искупаться и , взяв полотенце, направилась к лесенке, что бы спуститься к воде. Я уже взялась за поручень и поставила ногу на первую ступеньку, когда мужской голос окликнул меня:

–Маша, погоди минуточку!

Я оглянулась на знакомый голос и, прикрыв глаза от яркого солнечного света рукой, посмотрела на дорогу. По ней быстрым шагом шел голый по пояс высокий молодой мужчина в красивой белой шляпе и белых же джинсах. Недалеко стоял припаркованный к соседскому штакетнику серебристый джип огромных размеров и я удивилась, что совсем не слышала, как он подъехал. Ко мне спешил мой первый муж и отец моей дочери. Он подошел, поздоровался, по-дружески чмокнул меня в щеку и поинтересовался: -Ты с мужем или одна?

– С мужем, а что?– полюбопытствовала я.

–Это хорошо, нам нужно серьезно поговорить – странным голосом произнес Андрей и мое игривое от мелькнувшего предположения настроение сменилось тревожным ожиданием. Я участливо спросила: – У тебя что-то случилось?

–Да не у меня, а у тебя, неугомонная твоя душа! Ну куда ты опять вляпалась, скажи на милость? Чего тебе в столице не сидится, на курортах не отдыхается? Сто лет пора остепениться и о ком-то кроме себя подумать. Нет, тебе на семью и близких наплевать, лишь бы собственное самолюбие потешить, да в сыщики поиграть. Мисс Марпл с Агатой Кристи в одном флаконе ! -сердито закончил свою ошарашившую меня речь Андрей.

– Что за шум, а драки нету? – вклинился в сердитый монолог бывшего мужа муж мой настоящий, незаметно подкравшийся к нам с огорода. Через секунду он , лихо перемахнув через забор, приобнял меня, стоящую соляным столбом, за плечи.

Мужья обменялись молча рукопожатием и Даниил, бросив взгляд на моё растерянное и серьезное лицо Андрея, спросил : – Ну, кто мне объяснит, что произошло?

– Ничего нового, твоя жена снова по уши влезла туда, куда ей не надо было и соваться. Теперь надо думать всем вместе, как из этого дерьма вылезти с наименьшими потерями, пока все живы и здоровы – раздраженно выпалил Андрей.

–Так, примерно догадываюсь, о чем речь, но пока не понимаю, ты то тут с какой стороны встрял? – отмерла я.

– Как оказалось, очень даже встрял по твоей милости. Я ведь не на Луне бизнесом занимаюсь. Мне весьма прозрачно намекнули, что если ты не прекратишь совать свой нос куда не просят и не отдашь какие-то бумажки, то не только у тебя и у твоей семьи будут проблемы, но и мне перепадет. Машка, не дури, они готовы купить у тебя эти бумажки за очень, слышишь, ну очень крутые бабки!– перешел на свистящий шёпот Андрей.

– Ах вот где собака порылась ! Ну, вот теперь мне всё понятно! Вот с этого и надо было начинать! Знаю я тебя, драгоценный, как облупленного! Какой процент от этих очень, ну очень крутых бабок тебе посулили, а? То-то я думаю, с чего ты вдруг припылил. Ты ведь неделю назад отказался приехать на день рождение Дашки, вроде как с четверга в столице должен был с кем-то переговоры вести? А тут нарисовался, не сотрешь!– руки мои сами собой по базарному уперлись в бока, но Даниил предотвратил ссору:

–Брэк, брэк, брэк! Разошлись по углам. Родители, мать вашу! У ребенка юбилей, а они сцепились! Сейчас дружно идем охладиться, потом вместе принимаем гостей и весело празднуем, а завтра свалим аккуратно куда-нибудь подальше от лишних ушей и обсудим все спокойно. Возражать не сметь! Шагом марш !– и Даниил подтолкнул к лесенке сначала Андрея, а потом, спустившись впереди, снял с последней ступеньки лестницы и меня.

Купание в прохладной воде освежило, но успокоило только слегка. Все еще раздраженно косясь с Андреем друг на друга, мы поднялись наверх, где уже ждала у лестницы счастливая Дашка, обнаружившая на улице машину отца. Я изобразила на лице дежурную «улыбку № 6» и вернулась к праздничным хлопотам.

День рождения удался. Дашка с мужем, их друзья и подруги охотно участвовали во всех придуманных мною забавах, дурачились и гарланили песни под караоке до самого утра. Даниил взял на себя заботу об Андрее. Для начала они быстро сгоняли на джипе в ближайший городок за подарком и шикарным букетом роз от забывчивого папаши , а потом Данька весь вечер опекал бывшего супруга, не давая ему выяснить со мной отношения. Стараниями Даньки и нашего зятя , аккуратно наполнявших рюмку Андрея, еще до шашлыков он уже спал в доме, мирно посапывая в подушку и продрых почти до обеда следующего дня.

Пообедав с гостями и проводив их отдыхать на берег, мы втроем сели в джип и выехали к реке с другой стороны поселка. Здесь был очень неудобный спуск и по этой причине отдыхающие здесь не появлялись, а местные валяться в безделии у реки не привыкли.

Я задала Андрею несколько вопросов и, услышав знакомую фамилию из заветной папочки, только уточнила несколько деталей. Пообещав бывшему супругу подумать над переданным мне предложением и, заверив его ,что в любом случае их сиятельство больше не побеспокоят, я попрощалась с ним и, скатившись по песчаному склону крутого берега до воды, нырнула прямо в сарафане в обжигающую прохладу стремнины и быстро поплыла к нашей даче. Данька догнал меня через несколько минут и сообщил, что Андрей отбыл, сказав на прощание, что муж и жена одна сатана. Мы дружно засмеялись и легли на воду, предоставив реке донести нас до пляжа, где резвились дочка с зятем и их гости.

Глава девятнадцатая.

По персонажу, всплывшему в разговоре с Андреем мне надо было еще поработать, ведь кроме фамилии и нескольких объективных данных, я ничего о нем не знала. Пока же я решила подобраться к бывшему начальнику криминальной милиции, а в настоящем заместителю Гендиректора стройки по безопасности Саакяну. Я и раньше знала о его загребущих без зазрения совести ручонках, но думала, что все мыслимые блага он уже получил исключительно на профессиональной ниве. Записи же Антона внесли весьма неожиданные коррективы в привычный для меня образ «оборотня в погонах». Саакян был с Максютой в деле. За какие такие заслуги Антоша пустил его в ближний круг? Меня просто распирало от любопытства, и я позвонила всезнающему Сержу.

Мы договорились с журналистом встретиться в прибрежном парке областного центра, где ,осторожный со времен тюремной отсидки бывший политзаключенный, назначил мне свидание. Я ожидала его у монумента погибшим воинам и заворожено глядела на пламя вечного огня, когда своим неповторимым бархатным голосом Серж осведомился: – Чем могу быть полезен столичной прессе?

–Добрый день, Серж, я очень рада тебя видеть и еще больше слышать!

–День добрый, сударыня! Но мне что-то мало верится, что я мог заинтересовать Вас как мужчина. Мария, давай сразу к делу, положение у тебя более чем серьезное. Как ты додумалась обнародовать документы из папки?

– Ничего подобного, я же не самоубийца. Но я, Серж, ляпнула сгоряча Лугину, что знаю о «черной кассе», вот он, наверное, и распускает слухи, хотя обещал молчать о нашем разговоре.

–Мария, о «черной кассе» стройки не знает только ленивый, поэтому если бы ты ляпнула только это, осиное гнездо так не растревожилось бы.

–А может Кирилл кому-то рассказал?

–Ничего он не мог рассказать.

–Ты в нем так уверен?

– Нет, но он просто уже никому и ничего не расскажет никогда. Нашли его в субботу в люке в Черемушках. Недели три как умер от передоза. Цыгане, поди, обнаружили под забором, да и спихнули в люк, чтоб милиции ничего не объяснять. Вот и получается, что он или в тот же день, как отдал тебе папку умер, или на следующий!

Новость пригвоздила меня к скамье и мгновенно смыла загар с лица до такой степени, что Серж аккуратно встряхнул меня за плечи: – Эй, ты никак в обморок собралась брыкнуться? Не вздумай, у меня нашатыря с собой нет манерных дамочек в чувство приводить! Тут никакого криминала. Это рано или поздно должно было произойти. Кирилл ведь сразу на «герыч» подсел, а с этим долго не живут. Ты на других не зависай, тебе о себе и твоей семье подумать надо.

– Серж, пойдем выпьем.– выдавила я из себя, не узнав свой осипший вдруг голос.

–Не лучшее занятие в такой духоте, но дело к вечеру, а по радио обещали дождь, да и тебе явно не помешает, ты права – согласился он и через четверть часа разукрашенное рекламой такси домчало нас до загородного трактира.

Заказав в баре бутылку бренди и нехитрый ужин , мы заняли столик в дальнем углу на открытой веранде. Дневное марево сменилось душным вечером, но замеревшая без малейших дуновений ветерка листва окружавших трактир вековых берез явно предвещала смену погоды. Официант накрыл столик бумажной скатеркой, положил приборы и торжественно поместил в центр открытую бутылку и два бокала. Видимо, разлив напитка в бокалы не входил в его обязанности, и он гордо удалился. Серж налил мой бокал до половины и тоном, не терпящим возражений, приказал:

–Ну-ка, Мария, хлопни без раздумий все сразу, а то у меня складывается впечатление, что ты все еще в анабиозе, а тебе теперь тормозить никак нельзя. Швыдче шевелить мозгами трэба, дивчина, швыдче!

Я послушно взяла бокал и опрокинула содержимое внутрь. Серж заботливо поднес мне к носу где-то сорванную ромашку, и я судорожно втянула ее терпкий запах.

–Ну, очухалась или повторить?

–Не надо, ты же поговорить со мной хотел. А если я ещё на голодный желудок тяпну столько же, то тебе останется меня только погрузить в тачку и сдать на руки мужу. Давай, воспитывай, я готова внимать.

–Вспомнила зачем я тебе потребовался? Уже хорошо, значит начинаешь соображать. Так кому ты показывала папку? Может кто из домашних полюбопытствовал?

– Исключено. Я ее сразу в чемодан убрала, а он запирается на кодовый замок. Данька не полезет, а остальные кода не знают.

–А может все таки Даниил посмотрел?

– Муж у меня мужик умный и рассудительный, ляпать языком не привык. Кроме того, если бы он только увидел, что и о ком в этой папке нарисовано, сжег бы ее моментально, а меня сгреб бы в охапку и в монастыре на самом дальнем острове в океане или в староверческом скиту в тайге в келье замуровал.

–Ладно, тебе виднее. Тогда напрягись и вспомни, что конкретно ты сказала Лугину.

–Я сказала, что знаю, какие суммы он получал из неофициальных финансовых потоков.

–Что еще?

–И что, если он ответит на все мои вопросы без вранья, я гарантирую, что моя информация о нем не попадет в органы. И что остальные фигуранты не располагают доказательствами, что бы его прижать.

–Мария Станиславовна Старкова, примите мои искренние поздравления. Вам не надо искать врагов. С вашим языком они просто не нужны. Поздравляю, ты сама дали господам полный расклад и тем подписала себе приговор!

–Я же ни одной цифры или фамилии не назвала, Лугин сам почти всех перечислил.

–Девочка моя, ты потеряла нюх! О максютиных «мемуарах» не только Лугин давно догадывался. О твоем визите к нему стало известно даже мне. А как только ты по перечисленным персонажам стала информацию собирать, они его за жабры тут же и взяли. Не сомневайся, он сразу раскололся от затылка до ж…,короче Вам по пояс будет. Понимаешь теперь свое положение?

– Напугал ежа задницей!– ощетинилась я и плеснула в свой бокал бренди.-Они уже покупать меня задумали. Сурмин подослал ко мне бывшего мужа с предложением и угрозами. Впрочем угрозы Андрюша мог и от себя добавить. Я, собственно, с тобой о Сурмине и хотела поговорить. Я ведь кроме того, что он держит банк «Фортуна» ничего о нём не знаю. И еще меня интересует, что ты знаешь о Саакяне помимо его профессиональной деятельности?

Теперь пришла очередь Сержа замереть соляным столбом. Он так усиленно гонял по извилинам все сказанное мною, что его зачесанные назад волосы на высоколобом крупном черепе шевелились вполне реально. Официант наконец принес салаты, нарезку и пообещал вскоре принести горячие блюда. Я с удовольствием приступила к ужину. Серж же задумчиво поковырял вилкой в салате, как бы изучая его содержимое, а потом спросил меня: – Мария, я что переоценил твои мозги или ты как заяц во хмелю морду львам бить собралась?

–Серж, я не понимаю твоего сарказма и тем более твоей тревоги. Мне предлагают очень большие деньги, меня собираются купить, а не убить, если ты это имел ввиду.

–Ты хочешь сказать, что готова продаться?

–Ну, смотря сколько предложат.

–Маня, не мудри. Мы не первый день знакомы и в твоем возрасте люди только глупеют.

–Переведи!– дурачась, скопировала я персонажа известного фильма.

–Мария, ты не поумнеешь настолько, что бы продать им эту чертову папку, а значит они применят обычный для них способ решения проблемы.

–Ты имеешь в виду сталинский?

–Да, нет человека, нет проблемы.

–А я не боюсь.

–А почему ты уверена, что это сразу будешь ты?

–А кто еще? Ведь только я для них опасна.

–Машка, я не думаю, что они намерены выкупить у тебя информацию и оставить тебя в покое. Это не в их стиле. Тебя сначала будут заставлять отдать им документы.

–Чоли трахать будут все по очереди? Так хоть бы, хоть бы, как говорит моя подруга!

Серж укоризненно покачал головой: -Не исключено и это. Но я на твоем месте не стал бы веселиться. Ты хотела знать о Саакяне? Что именно? Может о том, знаю ли я наверняка с чьей помощью в нашем городишке исчезают люди? Не знаю, но одну закономерность проследил. За последние десять лет исчезают не просто люди, а члены семьи неудобной фигуры, скажем так. Иногда кого-то из исчезнувших находят, не в лучшем виде, но живого и перед этим кое-кто из его близких исчезает из политики, из бизнеса, попадает в психушку на долгие годы или выходит из нее через некоторое время с весьма измененным сознанием. И за всеми этими случаями, как тень отца Гамлета маячит Эдик Саакян. Ты это хотела знать или что другое, а Маша?

Серж был серьезным мужиком и слова в простоте не ронял. Я вдруг вспомнила рассказ Ирины и подумала, что Макс убит, а Сарик-то жив. А фамилия Сарика ведь тоже Саакян. По-моему, он один из многочисленной родни, которую перетащил в город Эдуард, за годы работы в органах. Сколько их в городе, готовых угодить благодетелю? До меня начал доходить весь ужас сложившейся ситуации и, как будто подтверждая сказанные слова, прямо над моей головой артиллерийским залпом грянул гром.

Дождь стеной воды полился с крыши веранды и его крупные капли, отскакивая от перил ограждения, вмиг намочили свисавший край бумажнойскатерти. Серж подхватил легкий пластмассовый столик и перенес его к стене трактира, потом вытряхнул из стула меня и за руку потащил туда же. Он вылил остатки бренди в бокал и вложил его в мою руку. Я, проводив Сержа, скрывшегося за дверью бара, бессмысленным взглядом, тупо уставилась в бокал с коричневой жидкостью и медленно опустилась на мокрый стул.

Мне вдруг стало так страшно, что я непроизвольно втянула голову в плечи и затравленно огляделась по сторонам. В темных кустах облетевшей сирени хозяйничали ветер и дождь, склоняя их почти до земли. И было в этих поникших ветках столько покорной безысходности, что мне захотелось зареветь в голос. Но, как бы услышав моё намерение, порыв ветра ослабел и гибкие ветки вновь гордо выпрямлялись. Моя спина тоже выпрямилась и я , вскинув голову, тряхнула разметавшимися по плечам мокрыми прядями. Я, словно со стороны взглянув на себя, увидела сверкающие через прищур свои, ставшие серыми, волчьи глаза и упрямо сжатые в полоску побелевшие от напряжения губы:

– Может я и дура, но как говорит отец: дурак-это инакомыслящий! Мыслящий, слышите, уроды! Я придумаю, как уберечь родных. Ничего, господа, мы еще посмотрим кто кого!– подумала я и решительно опрокинула в рот содержимое бокала.

Серж вернулся с еще одной бутылкой бренди и с полным разносом еды, включая пирожные. Он неторопливо выставил тарелки на стол, разнос убрал на свободный столик, аккуратно умастился на своём кресле и только после этого вопросительно заглянул мне в глаза. Я весело ему подмигнула и отказалась от сладостей. Дожевав остывший шашлык и пропихнув его внутрь глотком бренди, я откинулась на спинку хлипкого стула и спокойно спросила:

– Про Саакяна мне всё ясно. А что ты знаешь о Сурмине? Он тоже традиционно проблемы решает?

–Не знаю, зачем тебе все это, Маня, но спорить я с тобой устал. В конце концов ты взрослая девочка и, надеюсь, понимаешь, что творишь. Что я знаю о Паше Сурмине?

И Серж рассказал мне подробно и неспешно все, что знал об этом человеке.

Павла привезла в Холмск старшая сестра, официальная любовница Первого секретаря Холмского обкома партии Каткова. Сестра однажды ушла из квартиры, которую ей устроил влиятельный любовник и исчезла. Её долго и безуспешно искали, но ничего обнаружить не удалось. После ее исчезновения, Катков свалился с инфарктом, потом долго болел и Паша был постоянно при нем, как сиделка и как секретарь.

Катков распорядился все сбережения и много еще чего переписать только на Пашу, несмотря на то, что своих детей было трое, да и с женой так развод и не оформил. Семье оставил только квартиру, а на Пашу переоформил квартиру сестры Татьяны. Он ведь до последнего дня с поста не ушел, а нравом был крут, так что все исполнили в точности и моментально. Катков так и умер прямо в рабочем кресле посреди совещания с подчиненными.

До Холмска Павел закончил суворовское училище, а уже здесь экономический факультет университета. Катков еще на последнем курсе пристроил его в филиал Сбербанка заместителем управляющего. После окончания университета и аспирантуры уже без помощи умершего Каткова Сурмин сам стал управляющим банка. На этом посту он встретил и перестройку и демократию, но никакие перемены его не коснулись, а вот капитал, оставленный ему названным отцом, в это смутное время он преумножил во много раз и смог создать свой банк.

Еще оставаясь управляющим государственного банка он, через доверенное лицо, учредил банк «Фортуна». Затем Сурмин выкупил у города здание бывшего губернского собрания, отреставрировал фасад и мраморный зал внутри, начинив всеми благами прогресса и возглавил движение за восстановление исторической части города.

Павла Арсеньевича Сурмина уважали, к его мнению прислушивались, его совета спрашивали все влиятельные люди города и области. Филиалы банка открылись практически от Урала до Приморья и безупречная репутация его владельца сделала банк весьма конкурентоспособным. Сурмин не занимался прожектами и аферами, не отмывал грязных денег криминальных структур, но его банк был стабилен и прогрессивен. Примерный семьянин и заботливый отец двух дочерей-близняшек, вот пожалуй и все, что сообщил мне о Сурмине Серж.

Если Саакян, Лугин и все остальные персонажи вполне вписывались в ближний круг Максюты, то фамилия Сурмина в его записях с приписанными ей суммами меня теперь откровенно озадачила. Да еще и Андрей мне назвал его, как инициатора сделки со мной. Что-то тут не связывалось,и я решила идти ва-банк ,вернее пойти прямо в банк.

Глава двадцатая.

Изысканное убранство отдельного кабинета в ресторане загородного пансионата «Татьяна» приятно удивило. Такой интерьер и качество отделки встречалось не часто и в столице, а в сибирской глубинке это порадовало вдвойне. Импозантный молодой человек, мало похожий на телохранителя, встретивший меня у проходной, проводил к своему хозяину и незаметно удалился. Мы остались с Сурминым один на один, если не считать застывшего у входа в кабинет официанта.

Павел Арсеньевич оказался в реальности куда более интересным мужчиной, чем на многочисленных фотографиях, которые мне удалось найти в прессе. Высокий, стройный, с короткой стрижкой прореженных начинающейся сединой черных волос и в прекрасно сидящем на нем стильном костюме-тройке цвета «кофе с молоком» он был ослепительно хорош. Мне стало несколько неловко за свое скромное летнее платьице и раскиданную по плечам гриву неукротимых волос рядом с этим изысканным господином. Но я вспомнила о цели своего визита и решительно протянула руку:

– Добрый вечер, Павел Арсеньевич. Я -Старкова Мария Станиславовна и вся во внимании.

Сурмин слегка встряхнул мою руку и галантно склонился, поднеся ее к своим губам:

–Очень приятно! Вы намного интереснее в жизни, чем на многочисленных фотографиях, которые я просмотрел.

–Смешно, но секунду назад я подумала тоже самое о Вас!

–Ну вот и обменялись комплементами, а теперь прошу Вас к столу и продолжим наше знакомство, совмещая приятное с полезным.

Павел жестом радушного хозяина указал в сторону изящного столика и галантно усадил меня, подвинув кресло с одной стороны, а сам присел напротив. Официант мгновенно подскочил к столику и протянул мне меню. Мельком взглянув на названия я протянула его Сурмину:

–Абсолютно не ориентируюсь в том ,что здесь из чего, поэтому прошу Вашей помощи. Я бы предпочла нечто очень легкое и немного. Люблю чешскую кухню, к морепродуктам отношусь сдержано.

–Все предельно ясно, благодарю за доверие,– улыбнулся Павел и протянул меню официанту,– мне как всегда, кроме вина, а даме, в дополнение к сказанному, мороженное с фруктами и кофе по-турецки.

Я кивнула головой в знак согласия и выжидательно посмотрела на Сурмина, приглашая к разговору. Он внимательно посмотрел мне в глаза и, выждав паузу, предложил:

– Если позволите, Мария Станиславовна, я изложу Вам мое видение проблемы, честно обозначу предмет моего интереса, а Вы или примете мое предложение или откажитесь от него

Я снова кивнула головой и сконцентрировав свой взгляд между красивыми бровями Сурмина, тем самым приготовившись улавливать малейшие оттенки его мимики, что бы понять несказанное.

– Мне не интересно каким образом к Вам попали некоторые, интересующие не только меня, документы, но они очень опасны и ,в первую очередь, для Вас и вашей семьи. Я абсолютно далек от мысли брать Вас на испуг или покупать. Я вообще не пользуюсь в жизни подобными методами, уж поверьте. Но даже если бы допускал подобное, то что бы понять бесперспективность подобного поведения с Вами , мне было достаточно ознакомится с материалами, собранными о Вас моей службой безопасности. Сразу предупрежу вопрос, обозначившийся весьма явно в ваших удивительно красивых глазах. Мне конкретно эти документы не могут навредить никоим образом, так как суммы, которые в них могут фигурировать – это суммы вкладов на счет известного вам «писателя» в мой банк, только и всего. Если изъявите желание, то я могу предоставить Вам возможность проверить мои слова, предоставив оригинальные банковские документы. Но для остальных фигурантов эти бумаги несут угрозу их благополучию, и они не успокоятся, пока их не получат. Я намерен убрать известных вам лиц из активной жизни и лишить влияния, не более того. Если удастся убедить их вернуть наворованное городу в виде подарков или пожертвований, буду безмерно счастлив. Хочу расчистить место для молодых, перспективных кадров и вернуть Холмску былую славу интеллектуальной столицы Сибири. Есть у меня и личный мотив. Возможно, прижав к стенке этих персонажей, я смогу узнать правду об исчезновении моей сестры. Я предлагаю Вам передать мне документы на ваших условиях, в свою очередь я гарантирую Вам и вашим близким полную безопасность.

Официант как будто ждал за дверью окончание монолога, так стремительно он проскользил по ковру и умастил на столике множество закусок в миниатюрных салатницах из тончайшего китайского фарфора. У моей мамы в серванте стоят четыре чайных чашечки, такие же белоснежные с тончайшими золотыми ободками, абсолютно невесомые и просвечивающие на свету. Когда-то это был сервиз, подаренный друзьями родителей на пятилетие их свадьбы. Я всегда мечтала от такой красоте, но даже теперь, в изобилии товаров, хлынувших на российский рынок, мне пока не удалось найти хоть что-нибудь похожее. Я на несколько мгновений отвлеклась от темы разговора и блаженное выражение моего лица несказанно удивило Сурмина:

–Мария Станиславовна, что означает ваша удивительно умиротворенная улыбка? Я даже и не тщу себя надеждой, что это реакция на моё предложение. Что же тогда привело Вас в такое благорасположение?

–Ничего особенного, Павел Арсеньевич, просто моим родителям много лет назад подарили чайный сервиз, который мне всегда нравился, и я приятно удивлена появлением его столового двойника. Но мы отвлеклись и, прежде чем я приму решение, мне хотелось бы получить ответы на интересующие меня вопросы.

–Если это не касается коммерческой тайны банка, отвечу без утайки и раздумий.

–Откуда информация о документах?

–Я давно и очень внимательно наблюдаю за некоторыми известными Вам персонажами. Последние пару недель они активно кучкуются и оживленно беседуют, а мои люди их слушают. Из этих бесед я и подчерпнул информацию.

–С чьих слов Андрей передал мне угрозы?

–Ну не с моих, это точно. Я лишь просил передать Вам мой телефон , сделать это незаметно и лучше подальше от чужих глаз.

–А сумма сделки, тоже его инициатива?

– Абсолютно. Ваш бывший муж Вас очень плохо знает, гораздо хуже чем даже я.

– А если я все-таки назначу цену?

– Если это будет сумма менее половины активов банка, то я заплачу.

– Есть нечто более ценное для меня, чем ваши активы. Вы готовы выступить в роли графа Монте-Кристо?

– Вы хотите кому-то отомстить?

–Я не расширю ваш список, только хочу оговорить вид и меру наказания нескольким фигурантам и это мое первое условие. Закон они обходили и обойдут, а я хочу, чтобы они получили именно то, на что обрекли ни в чем не повинных людей и чего боятся больше всего на свете. Мне не нужна их смерть, пусть они живут как можно дольше, что бы было время испытать животный страх, ибо в их раскаяние я не верю.

–Принято.

– Вы радеете за Холмск, а я за свой городок, поэтому хочу возрождения стройки. Это градообразующее предприятие и половина населения работала на нем, там сложились трудовые династии. Сейчас его хотят банкротить и растащить по карманам, выкинув тысячи людей на жалкие пособия, в нищету. Вы почистите управление и подберете грамотных руководителей. Вам специалистов искать не надо, многие и с пенсии прибегут, только дайте работу. В поможете финансами и проконтролируете куда и как вкладываются ваши деньги. Вам будет интересно вернуть кредит, поэтому Вы поставимте предприятие на ноги. Через год на нем должна быть восстановлена численность производительных рабочих, отвечающая мощностям предприятия. Это второе условие.

–Принято и что бы не быть голословным, завтра Вам передадут материалы по мониторингу стройки. Я сам не хотел превращать ваш город в спальный район Холмска и в этом наши интересы тоже совпали.

–Я передам вам список людей, пострадавших так или иначе от «империи Максюты». Вы сами решите, как можно компенсировать им причиненные страдания. Это моё третье условие.

–Хорошо, но смогу я согласовать мои соображения по третьему условию с Вами?

–Буду рада помочь. Тем более, что знакомство с некоторыми из них, Вас весьма заинтересует. Возможно Вы приобретете помощников или даже друзей, это замечательные люди, поверьте мне, Павел Арсеньевич.

–Не сомневаюсь. Кстати, Вы до сих пор не притронулись ни к одному из блюд. Похоже, основные условия Вы мне уже назвали, и они приняты. Давайте насладимся трапезой и за кофе продолжим разговор.

Я согласилась взять тайм-аут и увлеклась угадыванием ингредиентов блюд. Ужасно люблю удивлять мужа и гостей понравившимися мне новыми яствами, бессовестно заимствуя их рецепты в ресторанах. Мороженое было удивительно похожим на то, которое мы нашли в одном из многочисленных кафе в старом Кракове. Я словно перенеслась на уютный диванчик, обитый красным бархатом и услышала бой часов на пожарной башне с неизменным звуком горна на все четыре стороны света. Когда я вернулась из своего путешествия, то меня встретила улыбка Сурмина:

–Как жаль, что там не было меня. Судя по тому, что уже минут пять Вы отсутствуете, там было просто удивительно.

–Вы правы. Впрочем, я уже обозначила все мои условия и осталось только два вопроса.

–Какие?

–Как Вы отобьете желание у фигурантов свести со мной счеты за передачу Вам документов?

–Не более, чем через час после того, как мы с Вами сегодня простимся, все, как Вы сказали, фигуранты, будут уведомлены, что документы у меня, и я лично являюсь гарантом неприкосновенности вашей и вашей семьи.

–Но ведь и Вы, не Кащей-Бессмертный?

Сурмин расхохотался звонко и заразительно. Я невольно тоже засмеялась. Прохохотавшись и смахнув скупую слезу с длинных ресниц, Павел покачал красивой головой и с улыбкой успокоил меня:

–Мария Станиславовна, я ведь не сам по себе, за мной московские бонзы и ваши недруги прекрасно знают это. Убрав меня, они накличут на себя куда более страшные беды, ибо мои друзья не отличаются моей лояльностью и отвращением к кровавым разборкам. А за Кащея-Бессмертного спасибо. Ни на одну даму в своей уже достаточно долгой жизни я не производил подобного впечатления!

–Да будет Вам напрашиваться на комплименты, Вы в них и так купаетесь. Тем более Вы верно поняли, почему всплыл этот герой. Ладно, Вы меня убедили, что за Вами я как за каменной стеной. Но остался еще один вопрос, и я все равно не успокоюсь, пока не получу на него ответ. Поэтому спрошу прямо, хотя могу причинить Вам боль. Поверьте, это не праздное любопытство и не для публикации. Возможно, я тоже смогу помочь Вам.

–Вы меня достаточно подготовили. Спрашивайте.

–Вы сказали, что фигуранты могут знать об исчезновении вашей сестры. Я знаю, что она была дружна с бывшим секретарем горкома Катковым, который помог Вам состояться в жизни. В документах Антона его фамилии нет. Почему Вы надеетесь, что люди из ближнего круга Максюты могут что-то знать о вашей сестре?

Сурмин нахмурил лоб и стал медленно вертеть в руках за тонкую ножку бокал с минеральной водой. Я терпеливо ждала, стараясь не мешать его раздумьям. Наконец он отставил бокал и посмотрел мне прямо в глаза:

–Хорошо, лучше я расскажу, чем другие. Они и приврут и грязью обольют, не постесняются. А мне память о сестре очень дорога. Мы ведь с ней детдомовские. Она только ради меня замуж вышла за нелюбимого мужчину и на Север подалась, что бы муж мог денег заработать на квартиру, и она могла меня из детского дома забрать. Но муж оказался полным неудачником, размазней и она сама его двигала по службе. Для этого и под Каткова легла. По её просьбе он меня из детского дома в суворовское училище пристроил, а как его в Холмск перевели, то он сразу Таньку квартирой обеспечил и помог меня в ней прописать. Я сразу после выпуска к сестре и перебрался. Катков мне как отец был и сестру любил до беспамятства, я это чувствовал и жалел его. Танька ведь от него погуливала, хоть меру и знала. До сих пор я только догадываюсь, что их что-то с Максютой связывало, но наверняка ничего выяснить не удалось даже Каткову и направленным им на её поиски сыщикам. Катков по просьбе Татьяны этого хлыща в Холмск перетянул с Севера ,должность и квартирку ему помог получить. Я ещё два года после приезда Каткова и сестры в Холмск в училище был, поэтому за этот период ничего о жизни сестры не знаю, а через полгода после моего приезда Татьяна пропала. Пока мы жили вместе, я только пару раз заподозрил, что у неё кто-то кроме Каткова есть, но она мне ничего не рассказывала. Но её очень будоражили эти выстречи, она всегда возвращалась уставшая, но очень довольная и просто светящаяся какая-то. А в третий раз она так же навела красоту, приоделась не так, как к Каткову и уехала навсегда. Я уверен, что к тому же мужику и подозреваю, что это был Антон Максюта.– Павел замолчал, уставясь немигающим взглядом перед собой.

–Но ведь ее наверняка искали с особым рвением?-, подождав пару минут ,спросила я.

–Конечно, Катков всех и всё на уши поставил, когда я позвонил ему утром, что она домой не возвращалась. На работу она тоже не пришла, а это на нее было совсем не похоже. Она очень обязательным человеком была и, всегда меня предупреждала, если укатывала куда-то с ночёвкой с компанией или с Катковым. Машину ее нашли сразу, но довольно далеко от города и на лесной дороге. Она была заперта и кроме нее в ней никто не был, если верить криминалистам. Солдаты прочесали каждый сантиметр тайги на пятьдесят километров во все стороны. Там с одной стороны река и всего два села на расстоянии шестьдесят километров друг от друга. В селах ее не видели. Осень уже была, купаться вряд ли бы полезла, да и машина от реки километров в пятнадцати была найдена, так что утонуть не должна была. Таню искали несколько месяцев. Все приемники, больницы, морги, участки и управления милиции рапортовали каждый день о всех принятых, найденных, доставленных женщинах, трупах, останках. Катков после больницы из семьи ушел и жил со мной в нашей с Таней квартире , мы вместе ждали и верили. Потом он опять слег, почти не выходил из кардиоцентра, но протянул еще несколько лет, все еще надеясь, что ее найдут. Но среди живых ее нет, это я ещё той ночью, когда сестра не вернулась со свидания, почувствовал, хотя долго не хотел в это поверить.

–Ну а кроме предчувствия почему Вы уверены, что она погибла?

–Я ищу ее все эти годы, не прекращал ни на день. У меня друзья в органах и комитете, они помогают. В любом состоянии ее бы нашли, а раз нет, то значит ее уже нет на свете.

– Этот пансионат назван ее именем?

–Да. А его кардиологическое направление в память о Каткове.

– У меня, как и у многих вызывали удивление ваши благотворительные акции по бесплатному обследованию и лечению пенсионеров. Теперь мне понятно, что это идет от вашей души. Но если в исчезновении Татьяны замешан Максюта, то его все равно уже нет. Не будете же Вы мстить его родным? Тем более, что они и так от него нахлебались больше некуда.

–Ни в коем случае, я же сказал, что не сторонник кровной мести. Но может быть жив тот, кто так же причастен.

–А его что ожидает?

–Он тоже исчезнет, но останется жив, не сомневайтесь, я не изменю себе. Но он вряд ли будет рад оставленной ему жизни.

Я допила кофе и решительно поднялась из-за стола. Сурмин тоже поднялся. Выдержав его отяжелевший от неприятных воспоминаний и мыслей взгляд, я протянула ему руку для прощания:

–Давайте встретимся завтра в вашем банке, и я передам Вам документы.

–Мои ребята отвезут Вас домой и доставят завтра в банк, там свою машину и заберете.

–Это еще зачем? Боитесь, что сбегу с драгоценными бумажками? Плохо копала ваша служба, коли так. Если я слово даю, то никогда его не беру обратно!

–Напрасно обиделись. Я хочу быть уверенным, что с Вами ничего не случится, пока заинтересованные лица не будут извещены надлежащим образом.

– Спасибо за чудесный ужин и заботу, но все таки я поеду сама и на своей машине. Так же попрошу не следовать за мной для осуществления контроля. Я жила до сих пор без охраны, обойдусь и сейчас, что бы не привыкать. Тем более, что в пяти минутах езды от пансионата в кафе меня уже полчаса ждет муж и я не хочу подарить ему комплекс неполноценности, если заеду за ним с эскортом красивых охранников на крутых тачках,-соврала я и маскируя ложь строго спросила,– Договорились?

–Ну, это меняет дело, если муж! Так во сколько Вас ждать завтра?– устало согласился Сурмин.

–Часов в одиннадцать устроит?

–Буду ждать с нетерпением. Счастливого пути и спокойной ночи, Мария Станиславовна!

Павел снова слегка приложил мою руку к свои губам и проводил до дверей кабинета, передав меня уже знакомому мне охраннику. Мы не спеша дошли до стоянки и я, как только захлопнула дверку машины, тут же придавила газ. Через минуту я дозвонилась Даньке, который ждал меня дома у родителей, и полетела по трассе вокруг ночного Холмска.

Глава двадцать первая.

–Мария Станиславовна, Вы меня слышите? – незнакомый голос был глух и доносился словно из глубин моего подсознания. Горло драло так, что глотать было просто не возможно. Грудная клетка была словно вдавлена до позвоночника. Болело все и с наружи и изнутри. Ничего не понимая я хотела открыть глаза, но их жгуче защипало. Я попробовала пошевелить пальцами рук и, похоже, мне это удалось, потому что потусторонний голос тут же отреагировал.

– Так, так, умница! Значит Вы меня слышите? Попробуйте сказать что-нибудь.

Я послушно попыталась разлепить губы, но слова застряли где-то в разодранном чем-то горле и наружу просочилось только нечленораздельное сипение. Тем не менее голос удовлетворился моей попыткой и констатировал:

– Сознание ясное, а это главное. С возвращением, Мария Станиславовна, Вы просто молодец! – это было последнее, что я услышала, прежде чем снова провалившись в никуда.

Когда я опять вынырнула из небытия, звуки стали отчетливее. Я начала ориентироваться в почему-то темном пространстве. Затекшая спина и онемевшие конечности были распластаны на ровной и довольно жесткой поверхности. В локтевых сгибах болело и пощипывало. Чувствовался отчетливый запах лекарств к которому примешался очень приятный запах. Я ощутила, что кто-то сжимает горячими ладонями мои пальцы и услышала знакомый голос : – Феномен ты мой сибирский, как же ты нас напугала!

«Миргородский? Господи, а он то откуда взялся?» – мгновенно узнала я приятный баритон и попробовала озвучит вопрос, но только глухо и тяжело закашлялась.

– Мария, не хулигань, не рвись, как всегда, вперед за орденами! Тебе сейчас надо набраться терпения и не торопить события. Теперь уже все будет хорошо. Я не улечу, пока не посмотрю в твои прекрасные глазищи! – мне показалось, что голос Алексея прозвучал как-то неестественно весело.

– Значит договорились? Ты лежишь спокойно и ждешь, пока я не позову тебя. Если договорились, сожми мою руку – попросил Алексей.

В знак согласия пошевелив пальцами, которые он все еще держал в своих горячих ладонях, я почувствовала, как слегка качнулся край того, на чем я лежала и мягкие шаги стали удаляться. Когда слегка стукнула дверь, женский голос справа от меня со страстным придыханием произнес: – Боже, какой мужчина! На такого один раз посмотреть и можно ослепнуть на всю жизнь без всякого сожаления. Больше смотреть ни на кого и так не захочется!

Мне стало смешно, но я тут же вспомнила попытку заговорить, слова Алексея и передумала смеяться. Но женский голос никак не хотел угомониться.

– Ну, ты, матушка, устроила переполох! Вся клиника на ушах стояла. Мы думали, Пугачеву или родственницу президента везут, не иначе! Самого Миргородского из Индии вызвали! Если бы не ты, так и не сподобилась бы я увидеть такого красавца! Жалко тебе говорить нельзя, я ж от любопытства просто тресну, пока ты общаться сможешь! Ты уж оклемайся поскорее, пожалуйста! Расскажешь, что у вас с ним было? И не вздумай меня за нос водить, я же видела, как он в палату влетел с перекошенным лицом и как три часа не дыша сидел на краешке твоей койки, ждал пока ты проснёшься и какими глазами на твои бинты смотрел, как руку твою гладил. Ты не просто его пациентка, это и к бабке не ходи!

Женщина продолжала ещё что-то говорить, но я была уже далеко.

****

Ошалевшая от скопления народа и растерянная, я стояла в переполненном фойе поликлиники и соображала, что мне дальше делать. Нахально решив, что газетная статья известного офтальмолога «Человек не должен носить очки» откроет мне все двери и решит все мои проблемы, я ,после зимней сессии, прилетела в Москву. Эйфория прошла мгновенно, как только я увидела количество страждущих излечения в узком и длинном коридоре у кабинета,где вели прием иногородних,т.е. не москвичей, специалисты МНТК «Микрохирургии глаза». Широко открытыми , но практически слепыми глазами, я смотрела то на написанный крупным шрифтом указатель «Прием иногородних», то на плотную массу людей, забивших длинный коридор в указанном направлении.

– Какие глазищи! – раздалось над моей головой и высокая фигура в белом халате заслонила коридор и указатель.

Я непроизвольно проследовала глазами вверх и увидела улыбающееся смуглое лицо. Детали я видела смутновато, но веселые карие глаза и щеточку черных усов разглядела.

Незнакомец, улыбаясь, легко взял меня за локоть и подтолкнул в сторону плотно забитого коридора: – Проблемы? Сейчас решим, сударыня!

Я решительно освободила руку и, надменно поджав губы, резко ответила:

– Спасибо за заботу, но я как-нибудь сама!

«Знаем мы ваши столичные штучки. Дурочку нашел провинциальную. Лапши на уши побольше и бери меня тепленькую. Как же, не на ту напал!» – эти мысли промаршировали в моей голове стройными рядами и я демонстративно повернулась к столичному хлыщу спиной.

–Леш, ну мы идем или стоим? – донеслось слева от меня и уже знакомый мне голос нахала ответил ему:

– Степ, ты покури без меня, видишь, тут дельце образовалось неотложное. А то пока мы курим, может моё счастье сбежит от меня , и я останусь до последних дней влачить жалкое тоскливое существование. Иди, Степ, иди, брат. – сказал кареглазый и снова наклонился ко мне так близко, что на меня пахнуло весьма приятным смешанным запахом хорошей туалетной воды, явно импортной, тонкого аромата табака и не менее отличного кофе. Запах был весьма волнующим, даже несмотря на нотки табака, но я не настроена была на флирт, ведь рушились мои надежды и вставшая передо мной проблема повергла меня практически в отчаяние. Какая уж тут романтика ?

– Как Вас зовут, красавица? Я действительно могу Вам помочь! Неужели у Вас проблемы с такими чудесными глазками или кому-то из родственников нужна помощь?

«Все, ты меня достал!» – подумала я и, резко развернувшись, с такой ненавистью посмотрела на приставалу, что парень отшатнулся:

– Ого, вот это взгляд! Я Вас чем-то обидел, милая девушка? Простите, великодушно, я ничего дурного не имел ввиду!

– Мне все равно, что Вы имели или не имели ввиду! Я просила оставить меня в покое. Вас ждет ваш друг, а меня мои проблемы и решать их я буду без вашего участия, уж извините, сударь! – отчеканила я каждое слово и направилась к окошку регистратуры.

Через пять минут мои последние надежды хотя бы на постановку в эту бесконечную коридорную очередь окончательно рухнули, так как уже злая с утра дама в окошке с явным злорадством сообщила мне, что без направления Минздрава они иногородних не принимают. Теперь надо было искать этот Минздрав и как-то добывать нужную бумагу. Я недовольно вздохнула и направилась было в гардероб, как вдруг кто-то слегка тронул мое плечо и нежным девичьим голосом произнес: – Пойдемте со мной, девушка.

Я удивленно обернулась и стоящая передо мной миловидная молодая женщина в белом халате и накрахмаленной шапочке повторила приглашение. Переспрашивать было уже глупо, и я покорно последовала за ней через разгоряченные толчеей и спорами тела. У двери кабинета, куда привела меня медсестра, потная дородная дама, пытаясь не пустить меня внутрь, затеяла скандал. Она не прекратила орать даже после того, как медсестра сообщила, что девушку вызвал врач и не даме решать кто сейчас войдет на приём. Мне удалось всё же попасть внутрь кабинета, благодаря самоотверженности медсестры, решительно оттеснившую от двери орущую тётку, но в полной темноте с единственным ярким пятном от лампы, находившимся в нескольких метрах от меня, я растерялась, так как больше ничего не видела. Когда глаза хоть как-то приспособились, я разгядела впереди силуэт в белом халате и шагнула вперёд. Склонившийся над карточкой врач быстро дописал в нее пару строк и поднял голову.

Если бы в это время меня поразила молния, последствия, наверное, были бы менее разрушительными. Потерявшая разом способность не только соображать, но и слышать и видеть, я медленно опустилась на своевременно пододвинутый мне врачом стул. Просочившееся через ступор и «вату» в ушах зрение показало мне весело хохотавшего приставалу из фойе. Потом в мое сознание протиснулся его довольный произведенным эффектом насмешливый голос:

– Ну, так чьи проблемы привели Вас, сударыня, в нашу лекарню?

–М-мои.– еле выдавила из себя я и протянула врачу вырезанную из газеты заметку, на которую Алексей едва взглянул и уже серьёзно посмотрел мне в лицо:

– Абсолютно согласен с мэтром, такие глазки прятать под очками – это преступление и я сниму с Вас очки, мадемуазель!

Я терпеть не могу хвастунов, но на сей раз удержалась от едкой реплики и, заметив, что молодой доктор взял знакомую мне линейку с набором стекл для определения остатков зрения, только посоветовала ему:

–Начинайте с нижнего стекла, доктор, так быстрее доберётесь до нужного.

Доктор удивленно посмотрел на меня, но поднес к моему правому глазу последнее толстое стекло и присвистнул.

– Что, так все плохо и обещанное чудо отменяется?

– Ни в коем случае! У нас все получится, но в несколько этапов – ответил доктор и поинтересовался: – Где ваша карточка, мадемуазель?

– Мне ее не выписали в регистратуре, требуют направление Минздрава, а у меня его нет.

Наши врачи отказали мне выдать даже мою амбулаторную карту и направление в клинку, так что я сама направилась, против их воли. У меня только это,– и я показала на лежащую на столе вырезку со статьей академика Святослава Федорова.

Парень задумчиво потер подбородок и, попросив меня подождать, вышел из кабинета. Ждать пришлось довольно долго, но, когда он вернулся, его лицо улыбалось уже знакомой мне широкой улыбкой:

– Значит так, сударыня. Подайте мне свой паспорт. Сейчас я выдам Вам на руки выписку, Вы с ней доберетесь до приемной Минздрава и в кабинете № 6 выпишите направление, я договорился. Вот адрес. А завтра ровно в 10 утра вы позвоните мне по указанному на этой же бумажке телефону из фойе приемного покоя клиники и прихватите с собой сменную обувь, халатик и гигиенический набор на случай, если придется задержаться в стационаре. Возможно завтра я сделаю Вам первую операцию. Все понятно?

– Как завтра? Так сразу?

– А чего тянуть-то? Или боитесь?

– Нет, не боюсь, просто я не рассчитывала надолго задерживаться в Москве, у меня скоро занятия начнутся в универе.

– Задержу для начала на неделю, не больше. Устраивает?

– Вполне. Спасибо. До завтра. – я встала и направилась к двери, но доктор окликнул меня:

– Мария Станиславовна, а на улице Вы тоже без очков ходите?

– Да, а что?

– С таким зрением невероятно, вот что! Будьте осторожны и жду Вас завтра целой и невредимой.

После этой встречи долгие восемь лет мы с Алексеем Миргородским, любимым и очень талантливым учеником самого Федорова, штопали, паяли лазером, укрепляли склерой и избавляли от лишних запчастей мои, усердно залеченные врачами в моём провинциальном городке, глаза.

Никогда в жизни не забуду тот весенний день, когда Алексей в темной комнате снял с моих глаз повязку, и я вдруг четко увидела буковки самого последнего ряда таблицы для проверки зрения. В изумлении я перевела взгляд на сияющее от счастья лицо Алексея и разревелась глупо и навзрыд, а он нежно гладил меня по плечу и растроганно повторял: – А ведь ты мне не верила до последнего! Ты мне не верила…

И вот теперь он снова рядом, а это значит, что все будет очень хорошо. Вот только почему я снова в этой клинике и почему снова темно?

****

Подняться с кровати я смогла уже через пару дней, и Алексей сразу забрал меня в темную комнату. Там он аккуратно снял повязку и тампоны с глаз, бережно смыл запекшийся гной и попросил меня открыть глаза. Изображение сначала было мутным, но Алексей закапал мне что-то в глаза и, поморгав, я отчетливо увидела его лицо.

Он был по-прежнему красив, хотя с нашей последней встречи прошло почти пятнадцать лет и легкая седина уже тронула его густые черные волосы.

–Ну, как же ты так неосторожно, Машуня! Столько лет потратить на ясный взгляд и так беспечно обойтись с выстраданным результатом. Кто обещал мне выполнять мои рекомендации неукоснительно и беречь глазки? Я не помню, что бы разрешал тебе пытаться лбом свалить дерево! – насмешливый голос доктора вернул меня к действительности.

– Какое еще дерево?

– Судя по результату большое и толстое. Ты его пыталась отодвинуть со своей дороги. Чем же оно тебе так помешало, а, Машуня?

– Шутить изволите, доктор?

– Да уж какие тут шутки, если ты месяц в полной отключке в «Склифе» гостила, да и потом, вроде очухалась, а только тебе на операционном столе анестезиолог твоего любимого армянского коньячка плеснул в капельницу, как ты вдруг решила уйти от нас совсем и по-английски, не прощаясь.

– Куда уйти и при чем тут операционный стол? Другого места что ли для вечеринки не нашлось?

– Машуня, тебе, как только после аварии головушку собрали и красоту в «Склифе» навели, сразу к нам отправили по моему требованию. Левый глаз пострадал серьёзно и я его подремонтировал как смог. Но у тебя в самом начале операции, сразу после того, как наркоз дали, сердце остановилось. Еле завели. Вот такие дела, сударыня.

– Я что, чуть ласты не склеила?

– Фу, что за жаргон, Мария? Попыталась, но от меня так просто не сбежишь, а то не болтали бы мы с тобой сейчас, феномен ты мой сибирский.

– Ну теперь понятно, почему у меня третий день впечатление, будто меня кто-то пожевал и выплюнул и что у меня на груди слон чечётку бил. А как я в «Склиф» красоту наводить пристроилась, вроде это место не пластической хирургией занимается?

– Ладно, шутница, потом узнаешь и не от меня, а сейчас давай смотреть что у нас с глазами. – не захотел ничего объяснять мне Алексей и повел меня к аппарату.

****

Через неделю мне разрешили выходить в гостевое фойе и я смогла позвонить домой. Данька схватил трубку сразу и начал с возмущенного выговора:

– Машка, у тебя совесть есть, я уже неделю от аппарата не отхожу. Твой цербер даже сотовый тебе отказался передать, он что, ревнует? Так ведь ты моя жена, а не его или уже что-то поменялось?

– Дань, не кипятись, отделение хирургическое, поэтому ничего лишнего проносить нельзя. А в остальном все на своих местах, успокойся.

– Машуня, как я рад наконец тебя слышать. Котик, как ты себя чувствуешь? – сменил наигранный гнев на ласковое журчание муж.

– Нормально, раз выпустили позвонить.

– А когда выпишут?

– Пока не знаю, Алексей хочет понаблюдать за моими глазами. Судя по всему, мне крепко досталось. Может ты мне расскажешь, что стряслось?

– Подкрасться он хочет, к моей девочке, котяра импортный!– снова деланно осерчал Даниил, сделав вид, что не услышал моего вопроса.

– Да нет, Даня, ему давно надо возвращаться в индийский филиал, но он хочет перестраховаться. Я серьезно куда-то влетела? Ни черта не помню! Ты мне можешь рассказать, что случилось, а то мне до сих пор физиономию в бинтах держат.

На том конце провода повисла напряженная тишина. Я тоже напряглась, почувствовав неладное. Муж протяжно вздохнул и осторожно поинтересовался:

– А откуда ты ничего не помнишь?

– Я помню, как мы встретились с Сурминым в загородном пансионате. Помню, о чем мы договорились. Он мне очень понравился, чувствую правильный мужик и настоящий. Помню, как позвонила тебе когда выехала из пансионата, переехала новый мост. Дальше ничего почти, какие-то куски, толи сон, толи не сон, ничего не понимаю. Какое дерево мне и на какой дороге помешало?

– Большое и толстое. Ты чуть-чуть не вырулила и задела сосну передней стойкой. Машина слева всмятку, а ты головой врезалась со всего маха в стойку, лобовое вдребезги, твоя голова слева почти всмятку, уж прости за реализм…

– Сосну эту когда посередине трассы вкопали? Я вечером, когда к Сурмину по этой же трассе рулила, никаких деревьев не наблюдала.

– Все хохмишь, а ведь тебя убить хотели, Маня!

– Это ты, Даниил Сергеевич шутишь. А теперь, все по порядку, кратко и без эмоций, а то меня минут через пять от аппарата погонят.

То, что рассказал муж было очень похоже на импортный триллер в провинциальном исполнении. Примерно через пол часа после моего обещания вскоре прибыть домой, Даниил, вдруг начал беспокоиться. Мой телефон был вне зоны. Он позвонил Ксюшке и Сержу, спросил куда я поехала. Ведь я, зараза эдакая, сказала мужу только, что нахожусь в получасе езды от дома, скоро буду и всё расскажу, после чего отключилась, оборвав его на полуслове. Ксюха понятия не имела куда меня понесло, а Серж сообщил, что я собиралась встречаться с Сурминым и Саакяном. Данька забеспокоился всерьёз и вспомнил, что телефон Сурмина, преданный Андреем, он запомнил в своем сотовом и не стер, после того, как я перенесла его к себе в контакты. Он тут же набрал его номер и Сурмин, выслушав его, сказал, что выяснит все возможное и перезвонит. Буквально через полчаса с Данькой связались, передали распоряжения банкира и в три часа ночи бригада врачей областной клиники, я без сознания, подключенная к куче аппаратуры и Данька вылетели на самолете предприятия «Химнефть» в Москву.

Мне повезло трижды. Во-первых, что у меня такой беспокойный муж. Во-вторых, что на момент аварии я уже договорилась с Сурминым, и он во мне живой был очень даже заинтересован. В-третьих, а может быть и во-первых, что молодой мужчина- водитель «Камаза» перегородил дорогу подрезавшей меня «Волге» и, вытряхнув за грудки из нее водителя, заставил его помочь вытащить меня из искореженной машины и погрузить на заднее сидение «Волги». Мой сотовый разбился при аварии, свой он где-то выронил, когда тащил меня из машины, у водителя «Волги» сотового, как он сказал, не было и парень, сигналя всю дорогу, подлетел к посту ДПС у старого моста через Хомь, заставил наряд гаишников сопроводить нас до третьей горбольницы, где уже ждали предупрежденные гайцами по рации хирурги, оказавшие мне первую помощь и подготовившие к транспортировке в областную клиническую больницу. Он фактически спас мне жизнь. В ОКБ нашел меня Сурмин, поставивший на уши все службы Холмска.

– Ну и с чего ты взял, что этот несчастный мужик на «Волжанке» был заказным убийцей? – внимательно выслушав краткой пересказ фактов, спросила я у мужа.

–Это не я решил, а Сурмин выяснил. Мужику чуть-чуть за пятьдесят, он никто иной, как бывший опер из отдела Саакяна и работает охранником на стройке. Мало? Тогда еще фактик. В салоне под водительским креслом сотик обнаружили ребятки Сурмина, а этот урод божился, что у него телефона нет. Мало? Сотовый куплен накануне и на нем всего один телефончик засветился, вахты стройки! С него звонили минут за пять до аварии. Так что караулил тебя этот урод и не только он.

–И что этот водила говорит, чем я ему не угодила?

– А ничего он не говорит. С места аварии он слился, дома и на работе не появился, а через неделю его на городской свалке под мусором нашли с проломленным черепом.

– Оперативно!

– Да, матушка, пасли тебя, это факт. «Жучка» в твоей машине сурминские ребятишки откопали, поэтому не только знали где ты, но и много чего могли вороги услышать. Ты гадам сама сообщила, когда и какой дорогой из Холмска домой в тот вечер вернешься.

– Серж прав, с моим поганым языком мне и врагов не надо. Но чего они так испугались?

– Сурмин просил у тебя спросить, не пересмотрела ли ты условия договора. О чем речь, родная?

– Перезвони ему и скажи, что бы он нашел возможность ко мне приехать. – проигнорировала я последний вопрос мужа и он, поняв все без слов, нежно промурлыкал пожелания скорейшего выздоровления и первым нажал отбой.

****

Я стояла у зеркала в процедурном кабинете и не могла поверить собственным глазам. Мне только что сняли бинты, обработали лицо и медсестра предложила посмотреться в зеркало. Судя по запаху, она только что раздавила ампулу с нашатырём, видимо готовясь привести меня в чувство. В зеркале отражалась жуткая маска из фильма ужасов. Отекшая правая половина моего лица со щелкой вместо глаза, выглядела так, будто я попыталась снять крышку с улия и рассерженные моей наглостью пчёлы всем роем выразили мне своё неудовольствие, а левая заплыла настолько, что напоминала морду резко похудевшего шарпея. Левого глаза в складках из которых состояла вся левая часть моего лица не было видно вовсе. Кроме того волосы слева были недавно сбриты и отрасли еще совсем немного. Под ними ясно различались несколько весьма заметных швов. Зрелище было просто ужасным и мне вдруг захотелось попросить вернуть на место бинты. Красный от воспаления единственно действующий глаз медленно изучал отражавшуюся в зеркале страшную маску. Кожа на лице была отвратительно жирная, прыщавая и землистого цвета. До меня медленно начало доходить, что это не кошмарный сон. Я отвела руку сестрички, которая поднесла к моему носу ватку, пропитанную нашатырём, и тяжело сглотнув комок, застрявший в горле, подняла к потолку чужое лицо, потому что горячие и соленые слезы приготовились на выход. Реветь прилюдно я не люблю еще больше, чем бояться. Постояв с задранной физиономией довольно долго и полностью справившись с эмоциями, я решительно повернулась, посмотрела прямо в глаза медсестре и увидела с ней рядом Алексея. Я не слышала, когда он вошел, но его бархатные глаза и узкие губы под щеточкой щегольских усов улыбались.

– Молодец, в истерике не забилась, узнаю стойкого оловянного солдатика! Ничто нас в жизни не может вышибить из седла? Уж прости, но готовить я тебя специально не стал. Сердце у тебя здоровое, психика почти в норме, но надо было чуть страха добавить, а то ты его почти весь растеряла.

– Не учите меня жить, мужчина, лучше помогите материально! Ты по дороге в Индию не завернешь на паручасов в Иран или Ирак?

– Это еще зачем?

– Паранжу посимпатичнее мне подберешь, по старой дружбе.

– Ни к чему она тебе будет через пару-тройку недель, а пока и этого хватит,– протянул мне огромные солнечные очки Алексей.

Я надела очки и посмотрела снова в зеркало. Картина внешне мало изменилась, но внутренние ощущения стали комфортнее. Алексей жестом фокусника достал из-за спины красивый пакет и протянул его мне:

– Ну, а здесь всякая всячина для приведения твоей мордашки в нормальное состояние. Там инструкции, так что разберешься, если английский не забыла. Если забыла, то скажи, и я переведу. Можешь спокойно пользоваться.

Я заглянула в пакет и обнаружила множество разнообразных коробочек, тюбиков, незнакомых мне упаковок , а так же продукцию знаменитой косметической фирмы.

– Ну с переводом сама справлюсь, судя по всему память мне дерево не отшило. Ты думаешь это мне теперь пригодится?

– Уверен и прекрати комплексовать. Отечность сойдет, а шовчики все закроются твоей пышной шевелюрой, потом и они рассосутся не сомневайся, специалисты поработали на совесть.

– А что с левым глазом?

– Зрение, увы, пострадало. Рабочий глаз у тебя теперь только один. И еще, к сожалению, косметический дефект останется. Левое глазное яблоко слегка уменьшилось в объеме. Но могло быть намного хуже. А так, немного изменишь прическу и все дела.

– Это все сюрпризы? Пока я без сознания была затейники-хирурги ничего мне еще не отрезали что-нибудь по их мнению лишнее?

– Не научились мы пока мозг править на предмет корректировки, что бы очистить его от глупого риска и завышенной самоуверенности, так что всё твоё при тебе осталось. В целом и товарный вид сохранить удалось! Надеюсь, я шоковой терапией сегодня мозг тебе встряхнул? Может хоть теперь будешь подстраховываться, когда в гадюшник снова голыми руками полезешь. В следующий раз так может не повезти, Машуня.

****

Меня выписали из клиники только в канун ноябрьских. Сурмин деликатно дал мне пообщаться с родными, прикатившей в столицу по этому поводу Ксенией и проявился только на третий день. Мы сели к нему в машину и я передала ему свои записи по персоналиям «империи», данные пострадавших и написала ему номер ячейки в его же банке, где уже почти пять месяцев спокойно лежала папка, переданная мне Кириллом. Сурмин гарантировал мне и моей семье полную защиту и то, что исполнение им всех договоренностей я смогу проконтролировать. Дома меня ждал подарок Сурмина. В огромной коробке уместились столовый и чайный сервизы из тонкого белого фарфора с золотыми ободками. Мне было чертовски приятно!

Довольно скоро в Холмске и моем родном городе во властных структурах началась просто эпидемия. Неожиданные банкротства, громкие и не очень «добровольные» отставки по «состоянию здоровья», инсульты и инфаркты, удивительно оперативные по времени от момента возбуждения до судебного приговора уголовные дела своевременно освещались нашей газетой. Эксклюзивные интервью, снимки, информация из первых рук так вздыбили наш рейтинг и увеличили тиражи, что «Главвред» Михалыч превратился в абсолютно счастливого и удовлетворенного жизнью добродушного босса, щедро раздающего отпуска, премии и поощрявшего, ранее люто ненавидимые им, вечеринки в офисе. Теперь у нас почти каждую неделю было что отметить.

Сурмин четко держал слово и даже об аресте мэра Телятина мы узнали ровно через полчаса после того, как в его кабинет вошли сотрудники органов. В конце рабочего дня охране внизу был передан конверт с флешкой, на которой был полный видео репортаж из кабинета мэра. Телятин был жалок, от обычного высокомерия и прущей во все стороны самоуверенности не осталось и следа. Он картинно закатывал глаза и хватался за сердце. В вечерних новостях по центральным каналам прошло краткое сообщение об аресте Холмского мера, на фоне его официальной фотографии, а мы уже в середине следующего дня опубликовали на первой полосе все эксклюзивные снимки, интервью с сотрудником прокуратуры, с врачами кардиоцентра, куда доставили арестованного градоначальника.

Папка сработала на все сто. Пока перемены не коснулись только двоих их нее. Лугин и Саакян сидели на своих местах и наивно полагали, что разразившаяся буря обошла их стороной. Но я уже не сомневалась, что Сурмин найдет и к ним свой особый подход. Каждый из папки получал именно то, чего больше всего боялся всю жизнь.

Сначала гроза разразилась над Генеральным директором стройки. По требованию доверенного лица крупного акционера стройки, предъявившего 52% акций предприятия, было собрано общее собрание и в несколько секунд Генеральным стал предприниматель из Холмска. Лугин снова стал заместителем, но это была уже должность не с мешком денег под задницей, а скорее свадебного генерала. Фирмешка лопнула, как только новый директор отказался предоставлять цеха предприятия для производства полученных ею заказов. Активы стройки перестали работать на карман Лугина и в нем образовалась не просто дыра, а зияющая пропасть. Кредиты, нахапанные в нескольких банках отдавать стало нечем и судебные приставы наложили арест на все имущество по его личным договорам поручительства. Кроме этого сразу пять уголовных дел о мошенничестве по инициативе банков и по злоупотреблению полномочиями по заявлению предприятия было возбуждено в отношении господина Лугина.

А после новогодних каникул Сурмин передал мне несколько дисков и копии документов из подготовленных к направлению в суд уголовных дел. На дисках были записи допросов самого Саакяна, его сына, родственников, а так же записи с камер слежения в больничных палатах. Сынок был плаксив и общителен, но мало что знал о делах отца. Сурен, Рафаэль и Марат честно рассказали о нескольких эпизодах похищения людей, но дружно отреклись от участия в ликвидации заложников. Мрачный Сарик молчал, как немой. Эдик Саакян скупо ответил на несколько вопросов и тоже замкнулся. Более красноречивым было его поведение и выражение лица, когда он оставался один. Многое из биографии Эдуарда Еркеновича я узнала позже из дневников Максюты. О Саакяне Антон знал практически все. Похоже Антона очень интересовали люди, как и он однажды переступившие черту и поэтому возомнившие себя сверхчеловеками. Тем более увлекательным казалось ему подчинить себе таких «хозяев жизни» и он с удовольствием это делал, пока в их глазах не появлялся страх. Такие Максюте были уже не интересны и тут же выпадали из ближнего круга.

После инсульта, приковавшего его к постели до конца дней, Саакян вдруг решил заговорить и Сурмин передал мне дубликаты записей его бесед со следователем. Чего он искал, сострадания или оправдания, мне так и не удалось понять, но его исповедь меня почти не удивила и ни мало не растрогала.

Глава двадцать вторая.

Он ошалело озирался по сторонам, не понимая, куда попал. Зарешеченное окно с мутным, заляпанным краской стеклом, заледенело и плохо пропускало свет. Кровать, маленький столик и табурет, покрашенные белой, облупившейся во многих местах краской, были привинчены к полу. Дверь и стены были покрашены бледно-зеленым колером. На столе стояла пластмассовый стакан с какой-то мутной бурдой.

Во рту было страшно сухо и Эдуард, преодолевая рвотные позывы, выпил вонючую жидкость. Легче не стало. Он решительно поднялся с кровати и поковылял к двери. Ноги слушались плохо и во всем теле ощущалась слабость. Эдуард Еркенович стукнул кулаком по двери, но звук был глухим и слабым. Он отступил от двери и упал на нее плечом. На это раз стук был более явственным и через пару минут снаружи опустилось окошко и молодая физиономия в белом колпаке поинтересовалась осипшим голосом:

– Чо шумишь? Туалет в углу, там же две пипочки. На одну нажмешь, смоешь за собой. На другую надавишь, водичка руки помыть побежит. Обед принесу часа через два, так что отдыхай, болезный! Окошко захлопнулись.

Саакян нашел угол со старым проржавевшим туалетом, на подобии тех, которые еще встречались в бесплатных нужниках на вокзальных перонах и, выбрав наугад железную кнопку, нажал на нее. Из рядом расположенного небольшого крана полилась тоненькой струйкой вода и он наполнил ею пластмассовый стаканчик. Теплая и не менее вонючая, чем уже выпитая им жидкость, вода из крана никак не утолила жажды, но пить он все равно больше не стал и вернулся на кровать.

Разглядывая давно не беленый потолок Эдуард пытался понять, как он попал сюда. Последнее время творилось что-то кошмарное и необъяснимое. Все рушилось и менялось к худшему каждый день. В одночасье обанкротились несколько фирм, которые он «крышевал» еще будучи начальником криминальной милиции и исправно плативших ему дань много лет. Потом зашатались кресла под городскими и областными чиновниками, которые «крышевали» уже его бизнесы и фирму сына. Они резво расползлись кто на пенсию, кто в отставку, не отработав последние заказы.

Вожделенные документы по банкротству стройки, которое они с Лугиным готовили последний год, так и не были подписаны. А потом явилась московская команда молодых и наглючих деляг. Лугин только из-за пакета акций, которые давали ему право на голос в совете директоров, переместился пока с кресла Генерального в кресло заместителя, а Саакян, не успевший нагрести необходимое количество, вообще вылетел с предприятия «по собственному желанию». Ему до тошноты противно было вспоминать, как в кабинете нового Генерального он, еще вчера великий и ужасный заместитель по безопасности, писал это «желание», трясущейся от волнения и бешенства , потной рукой.

Расчетную ведомость и личную карточку Саакян подписал прямо на проходной, после чего кассир выдала ему вполне приличную сумму, а кадровичка нагло швырнула на бордюр его трудовую книжку. Годами эта дрянь заискивающе заглядвала ему в глаза, как, впрочем, и почти все управленцы.

«А теперь почувствовала свободу, проститутка драная!» – вяло разозлился Саакян и попытался выйти из управления бодрым шагом. Его хватило только на то, чтобы отъехать от управления несколько сотен метров до леса и свернуть с трассы. Заглушив мотор он уронил голову на руль и завыл от бессильной ярости. Идти было не к кому. Все подельники были не у дел и окопались у себя в квартирах, не отвечая на звонки или свалили из города в неизвестном направлении.

Саакян физически ощущал, как уплотняется пространство вокруг, но что надо делать, чтобы вздохнуть полной грудью, никак не мог придумать. В машине стало холодно, и он решил поехать домой. У подъезда , подняв глаза к своим окнам, Эдуард заметил свет на кухне.

– Вот черт, склеротик, забыл с утра выключить,– ругнул он себя и поднялся в квартиру.

На кухне, размазывая пьяные сопли по бледному лицу, сидел сын, доканчивая бутылку дорогущего коньяка, подаренного Саакяну Максютой на юбилей, который он хранил уже три года для особого случая. От возмущения у Эда перехватило горло.

– Ты, что ох…! Ты зачем взял коньяк, мудила? – взъярился Эдуард Еркенович на сына.

– Бать, не ори, нам пи…ц! Кранты, батя! – загнусавил Рудик и потянул измазанную соплями пятерню к бутылке.

Саакян схватил коньяк и, не долго думая, опрокинул остатки в себя. Не почувствовав ни вкуса, ни крепости, он швырнул пустую бутылку в ведро по мойкой, грузно опустился с другой стороны стола и обреченно поинтересовался у сына:

– В чем дело?

– Я подарил все наши такси родной милиции. Так сказать добровольное пожертвование.

– Чего? Ты в своем уме? Как это так подарил?

– Без-маз-мезд-на, батя, значит даром!

– Ты спятил или так шутишь?

– Какие шутки, батя, какие теперь шутки. Откупился, так сказать. Эти суки где-то отрыли то дело, когда мы с Дрюном девку затрахали и в колодец скинули. Нет, ты же говорил, что все документы в сечку отдал, а батя? Как же все целым оказалось, а? – стукнул кулаком по столу Рудик.

Саакян вспомнил, что после этих слов у него в голове глухо застучало и резко потемнело в глазах ,и после этого он уже ничего не помнил.

– Значит я в больнице? Но почему так убого, дверь заперта и где врачи?– удивился он и снова побрел к двери. Но на этот раз она сама открылась и в сопровождении двух мордоворотов в комнату вошел молодой хлыщ в отглаженном костюмчике и присел на единственный табурет, оставив Саакяна стоять. Эдуард был вынужден присесть на кровать.

– Пришли в себя, Эдуард Еркенович? Очень хорошо. Вы нам здоровенький нужны, уж очень много вопросов к Вам накопилось. По делу вашего сына нам все ясно и Рудольфу Эдуардовичу Саакяну уже предъявлено обвинение, что будет дальше с ним, включая зону, Вы лучше меня знаете. Вот только его подельника Андрея Скачкова нам никак найти не удается. Как после армии в столицу подался, так ни привета от него, ни весточки. А Вы, случаем, не знаете ничего о нем?

В ушах зазвенело, в висках застучало. Саакян натужно закашлялся и сквозь кашель хрипло переспросил:

– Рудик арестован? Где он?

– Там, где положено, в СИЗО, Вам ли не знать.

– В одиночной?

– Зачем же? Он не лишен возможности общения с согражданами.

– Какого общения, Вы что, не понимаете, что ему нельзя в общую камеру!

– Ну от чего же? Парнишку приняли как положено и он, как мне известно, уже занял подобающее ему место.

Саакян слишком хорошо знал, что означают эти слова. Голова стала наполняться криками и стонами, которые теснили друг друга и втискивались в нее, грозя взорвать череп изнутри. Потом была яркая вспышка и снова все померкло.

На этот раз он проснулся в реанимации. Допотопный кардиограф, аппарат искусственного дыхания и штатив с капельницей четко обозначили место его положения. Эдуард оглядел помещение и снова заметил решетки на окне. Вошел немолодой врач в застиранном сероватом халате и посчитал ему пульс.

– Где я, доктор? – просипел Саакян.

– В медчасти СИЗО.

Эдуард Еркенович наконец понял все. Беспредел, так знакомый ему за много лет работы в органах, теперь ему придется прочувствовать на себе в полной мере. Сына опустили и теперь жизнь мальчика будет сплошным кошмаром, а он ничем не сможет ему помочь. Его самого, больного, без сознания, вместо нормальной больницы, привезли сразу в СИЗО. Без суда, без следствия!

– Менты, падлы, волки позорные!– от бешенства перехватило дыхание и он закашлялся, но никто даже не заглянул к нему.

– Суки, подохну здесь с таким приглядом, а им и дела нет! Х.. вам по самое не хочу, Саакяна голыми руками не возьмешь! Я вам, б…,устрою еще- грозился он неизвестно кому, но горячие слезы безысходности заливали лицо и забивали нос.

Стало трудно дышать и Эдуард стал хрипло звать на помощь. Через минуту вошел тот же врач или санитар, но проверив снова пульс и поправив флакон на капельнице тут же удалился. Саакян обреченно вздохнул и уставился немигающим взглядом на зарешеченное окно.

****

Память услужливо стала прокручивать его жизнь кадр за кадром. Вот он молодой и статный красавец, любимец начальства и женщин, женится на дочке замполита. Настенька вся светится от счастья, а грозный папаша, один растивший дочь после смерти жены, смахивает скупые слезы умиления. На свадьбу приглашены все значимые фигуры города, есть гости и из областного центра. Эдуард уже вхожий во многие кабинеты, как жених, теперь готовится у головокружительному взлету карьеры. Лейтенантские погоны тесть справил ему еще до окончания вуза, а «старлеем» он стал и вовсе поперек всех правил, к рождению дочери. Рождение сына в семье любимой дочки дед отметил капитанским званием зятя и должностью замполита управления внутренних дел, где собственным служебным рвением и налаженными связями тестя, Саакян быстро поменял погоны на майорские, потом на подполковничьи и стал начальником ОБЭП почтового ящика, города – спутника Холмска.

Служебное рвение Эдуарда никакого отношения к профессиональным обязанностям не имело, отделом в этой части занимался его заместитель, а его обязанностью были исключительно приемы и ублажение гостей города и области. Лучше Саакяна никто не мог организовать приватный отдых проверяющих любого уровня. Гостей принимали в зависимости от ранга и цели визита. Тех, кто попроще, парили в прекрасном банном комплексе на загородной территории в воинской части, при чем в роли банщиц выступали комсомолочки-активистки, отобранные горкомом ВЛКСМ Холмска-5. После банных утех визитеров поили вволю, на следующий день приводили в чувство умелыми руками массажисточек из медсанчасти города и уже умеренным застольем.

Более важных персон так же парили, массажировали, поили и кормили, но уже, в охотничьем угодье, на базе отдыха или на даче секретаря обкома партии.

Разомлевшие от удовольствий и радушного приемы члены комиссий подписывали нужные документы и удалялись, стараясь снова влезть в проверяющие, инспектирующие, расследующие чего угодно в этой гостеприимной глубинке. И всем этим заведовал Эдуард Саакян. Для него не было неразрешимых проблем. Но однажды случилось непредвиденное.

Председатель очередной комиссии проверяющих вдруг резко отказался от услуг пышнотелой комсомолочки и в пьяном угаре стал приставать к миловидному официанту, обслуживающему банкет. Он подкараулил парня в подсобке, где он нервно курил после неожиданного натиска важной персоны. Все произошло в считанные минуты. Генерал решил заставить парня удовлетворить его желание под дулом пистолета, но тот ответил решительным отказом и попытался выйти из подсобки. Саакян следил за гостем с момента инцидента и теперь стоял под дверью подсобки. Выстрел услышал только он, так как в зале гремела музыка, а кухня была на приличном расстоянии. Эдуард осторожно приоткрыл дверь и заглянул в небольшое помещение. То, что он увидел, поразило его как удар молнии. Генерал пыхтя стаскивал брюки с неподвижного официанта, который ничком лежал на столе и по белой столешнице расползалось тёмное пятно.

Саакян осторожно закрыл дверь и прислонился затылком к косяку. Лихорадочно перебирая варианты, он весь взмок от напряжения. Официант не подавал признаков жизни, а гость громко пыхтел, рычал, удовлетворенно стонал и охал. Казалось, это никогда не кончится! Наконец за дверью раздался утробный рык и на несколько мгновений все стихло.

Саакян замер. Он вовремя отступил в сторону, потому что дверь резко отскочила, видимо от пинка, и в дверной проем вывалился, неторопливо застегивая ширинку, потный и взлохмаченный генерал. Они встретились глазами и гость, поводив пистолетом перед носом Эдика, усмехнулся и убрал оружие в кобуру. Потом он поправил галстук, пригладил волосы и, насвистывая «Чижик-пыжик» спокойно направился в сторону зала, через плечо бросив остолбеневшему подполковнику:

– Убери там и ты в шоколаде, пикнешь – зарою!

Эдик дрожащими руками запер дверь подсобки, отдышался и направился к администратору решать вопрос с заменой официанта. Затем он вызвал Сарика и тот, поняв все с полуслова, решил проблему аккуратно, чисто и быстро.

Эдуарду Еркеновичу только сейчас пришло в голову, что он даже и не подумал тогда выяснить, жив был парень или генерал его все – таки убил. «Какая разница, в конце концов теперь? – отмахнулся он от ненужной мысли и вернулся к воспоминаниям.

Генерал оказался не только гомиком, но и козлом. Никакого «шоколада» Эдик не получил, но напоминать о себе он не стал, слишком хорошо запомнились последние слова генерала и его олимпийское спокойствие после содеянного. Он сам стал другим и с этого дня для него самого не стало ни границ, ни запретов. Нет, он конечно, знал как, с кем и что можно, а что нет, но ему хватало и «дойных коров» и безотказных «телок» и сговорчивых чиновников, что бы в полной мере удовлетворять свои желания.

Эдуард умел вовремя предложить свои услуги по решению любой проблемы и поэтому был востребован. Помогали ему исключительно родственники, семьи которых он планомерно ввозил в закрытый город и обеспечивал сказочным, по их меркам, богатством. После глиняных халуп благоустроенные квартиры казались его родне дворцами. Жены, очумевшие от счастья, как и положено, сидели дома, рожали и воспитывали детей, а их молодые и сильные мужья работали на разных местах, но верой и правдой служили только своему благодетелю.

Однажды ему передали приглашение от Генерального директора стройки, организовать, радушный прием столичных инспекторов, проверявших законность приватизации предприятия и городской недвижимости,которой Максюта нахапал без меры, вызвав недовольство у многих.

Приемом комиссия осталась очень довольна, инспекция завершилась благополучно для Максюты, и Саакян был допущен в круг доверенных лиц. Антон, проводив гостей до трапа самолета, пригласил Эдуарда пройтись с ружьями по лесу и тот понял, что предстоит приватный разговор. Они оставили свиту курить около машин и направились на берег реки, где Максюта изложил свое деликатное поручение, оценив услугу весьма щедрой суммой.

Сарик исполнил задание как всегда аккуратно и опер-герой вернулся из командировки в Чечню не просто с ранением. Точный выстрел Сарика лишил его не только любимой работы, здоровья, но и мужской силы.

Максюта, как и генерал-гомик, оказался хоть и традиционной ориентации, но таким же козлом. От обещанной суммы Саакян получил только третью часть, и когда он вопросительно взглянул на Антона, тот только усмехнулся:

–Не жадничай, Эдик, количеством наберешь. Теперь ты вместе с родственничками работаешь на меня. «Крышевать» будешь все, что на сегодня нагреб, на это я не претендую, но больше ни-ни. В городе хозяин я, запомни и своим передай. Иначе история с девочкой в колодце нечаянно всплывет и Рудик сам станет женщинкой. Понял ли?

Саакян остолбенел от неожиданности. Он лично отнес то уголовное дело в сечку и сам лист за листом запихал ваппарат. Потом съездил в часть к Андрею и они договорились. Парень после дембиля на денек заскочил домой и утренним поездом поехал в столицу, на готовое место в Университете. Соседом по СВ оказался Сарик и до учебы дружок сына и подельник не доехал. Откуда Максюта мог узнать об этом деле? Следователь, который вел дело, сразу после допроса Скачкова, примчался к нему в кабинет и они полюбовно договорились. Он уже восьмой год руководит районным отделом и весьма доволен жизнью, что бы жертвовать ею.

Словно отвечая на его вопросы Антон медленно достал из папки несколько листов и Эдуард Еркенович с ужасом узнал на ксерокопиях фототаблицы из дела и протокол допроса Андрея, который подробно рассказал все и во всех подробностях. Сомнений не осталось, Максюта владел его самой страшной тайной, и теперь он станет его рабом пожизненно.

Антон опять словно услышал его мысли и, усмехнувшись, произнес:

– Сарик, конечно, может и меня грохнуть, но тебе это не поможет. Материал на следующий день будет в конторе. Так что не напрягайся и пришли ко мне племянника, я его к себе на работу водителем возьму и объясни ему, что теперь он служит верой и правдой только мне.

С этого дня жизнь Саакяна опять сделала оборот по спирали и из хозяина, он снова стал слугой. Эдуард ненавидел Максюту до зубовного скрежета, но, растянув на лице дежурную улыбку, всегда встречал своего повелителя в позе «Чего изволите-с?».

Привычная и рутинная работа по «наведению порядка» в городе только один раз вывела Саакяна из душевного равновесия, когда Макс велел посадить на иглу своего собственного сына. Для уроженца Кавказа семья всегда была святым понятием, а первенец мужского пола неизменной гордостью и продолжением рода. Поэтому Эдуард Еркенович вздрогнул душой и поручил исполнение приказа хозяина не своей родне, а одному из бригадиров «братков», которого «крышевал» с незапамятных времен. Когда парнишка прочно подсел на героин, Саакяну передали видеокассету, которую он даже не стал смотреть, а сразу отдал папаше. Тот кивком головы выразил удовлетворение и положил кассету в сейф, видимо решив насладиться содеянным с родным дитятей в одиночестве, а может еще для чего. Этот заказ никак не шел из головы и в душе Эдуарда вместо ненависти прочно поселился животный страх перед Максютой. Антон мгновенно прочувствовал этот страх, потому что резко отстранил от себя Саакяна. Эдуард перестал получать задания и уже привычные суммы вознаграждений, но был только рад этому.

****

Рудика зарезали в пьяной драке такие же как он «опущенные» через год, после перевода его в зону. Сурен, Рафаэль и Марат получили по 20 лет лишения свободы, и прилежно работают на заводе электродов. Сарик осужден на пожизненный срок. У Саакяна после того, как он получил письмо от жены, похоронившей их единственного сына, случился инсульт, и он прикован к постели пожизненно. Всё это мне сообщил при встрече Павел Сурмин, наведавшийся в белокаменную по своим делам.

Не могу сказать, чтобы я ощутила чувство удовлетворения от свершившегося возмездия. Все, что так или иначе было связано с Максютой было окрашено только отрицательными эмоциями. Да и более остро передо мной теперь стоял другой вопрос. Из дневников я узнала правду о смерти сестры Сурмина Татьяны. По хронологии событий она была третьей или, если считать Ивана, то четвёртой жертвой Антона Максюты. Но надо ли знать об этом Павлу ? Я еще раз перечитала в компьютере отсканированные страницы дневников.

Глава двадцать третья.

Антон скрупулезно фиксировал события своей жизни и детально описывал своих женщин и отношения с ними. Следующая звалась Татьяной. Сорокапятилетняя толстушка была из разряда скучающих начальственных жен по факту и по призванию. С замашками императрицы она требовала от молодого любовника ласки жадно и настойчиво. Неделю назад ее мужа назначили главным инженером, и Антон стал его заместителем. За три года карьерный рост выпускника сибирского вуза был просто невероятным. Конечно кое-кто догадывался, чем, кроме достаточно скромных профессиональных навыков, но удивительно отшлифованного умения угодать и угодить, приглянулся начальству стройки этот паренек, но предпочитали об этом не распространяться, Татьяна была слишком опасным врагом. Она пользовалась благосклонностью секретаря обкома Каткова и частенько улетала на присланном за ней персональном вертолете в областной центр, где исчезала на несколько дней. Ее возвращение оттуда каждый раз заканчивалось для Антона сексуальной пыткой. Татьяна просто «заедала» его молодым телом оскомину от дряблой плоти стареющего партийного благодетеля. Она много пила и хотела секса практически беспрерывно. Ее муж, так же как и Антон, за счет жены делавший карьеру, не только знал и поощрял ее увлечение мальчишкой, но и отпускал его с работы на эти «отходные», как он любил выражаться. Это был очередной «отходной», когда Татьяна вдруг спросила его:

– Тошик, мальчик мой, а ты хотел бы перебраться в губернию из этой тьму-таракани?

– Куда, солнышко?

– В Холмск, например.

– Солнышко, не дразни, ну кто меня там ждет?

– Пока никто, но скоро буду ждать я .

– Не понял.

– Что тут непонятного. Моего партийного хрыча переводят в Холмск заместителем тамошнего пердуна-градоначальника с целью скорой замены. Он, как только устроится, меня за собой потянет, а я тебя, если хорошо себя вести будешь.

– Опять в замы к твоему? Надоел он мне, сам дурак и из меня дурака делает. А я хочу сам стройкой руководить.

– Не рано ли, малыш?

– Нет не рано. Я хочу, что бы ты была моей женой, а твой муж не может занимать говенный пост. Ты женщина дорогая, надо соответствовать.

Антон знал заветную мечту своей перезрелой любовницы и давно готовил этот разговор, так как уже знал по сплетням о скором переводе секретаря обкома Каткова в Холмск и понимал, что это для него единственный шанс быстро и без особого труда получить все и сразу. Он налил в два бокала тягучее красное вино и, скинув на пол махровый халат, один бокал медленно вылил на себя, а другой так же медленно на жирные складки тела задрожавшей в предвкушении его ласк «императрицы».

****

Все на самом деле оказалось много лучше того, что мог себе представить в своих самых смелых мечтах Антон. Его перевели сразу с повышением,и он вернулся в Холмск, где учился, на должность главного инженера крупного строительно-монтажного предприятия. Ему тут же, конечно с подачи Татьяны и по распоряжению её благодетеля, ставшего областным градоначальником, дали собственную двухкомнатную квартиру в новом микрорайоне.

Татьяна оставила мужа на Севере достраивать комбинат, и теперь они в встречались в квартире Антона два раза в неделю. Разводиться с мужем и оформлять официально брак Татьяна из стратегических соображений пока не собиралась, так как вознамерилась сначала сделать своего будущего супруга директором предприятия областного масштаба или крупной партийной шишкой, что бы Катков ему был уже не опасен. Мешал осуществлению ее планов только его молодой возраст, но это она исправить никак не могла. Так что лет на пять Антон был явно свободен от ее притязаний на обещанное им замужество и его это очень радовало.

На работе он особо не напрягался. Главной его задачей было делать видимость вездесущести, а для этого у него на каждом рабочем месте были свои уши и глаза, которые за своевременное сообщение информации поощрялись и поэтому служили рьяно. Через два года об Антоне все чаще стали упоминать на высоких собраниях, как о грамотном и заинтересованном в производстве руководителе. Он оперативно вмешивался везде, контролировал все и всегда, по крайней мере такое впечатление о нем было у подчиненных и у начальства. Его правильные и пламенные выступления в поддержку политики партии и правительства благостью отзывались в сердцах партийной элиты области и его стали прочить в обком партии на должность одного из замов. Антон уже мечтал, как обставит свой кабинет в Белом доме, как называли обком партии жители Холмска, какую секретаршу себе заведёт, как будет летать в Москву и Питер, а потом и за границу.

Гром грянул среди ясного неба. Татьяна заявилась к нему в квартиру вне расписания, в выходной день, который она обычно проводила на даче градоначальника, и, открыв дверь своим ключом, застала его в весьма недвусмысленном положении с сидевшей на нем верхом молоденькой девчушкой. Эту дурынду- первокурсницу, приехавшую из соседней области и учившуюся на историческом факультете Холмского университета, он накануне вечером нашёл у научной библиотеки – места, которое он посчитал перспективным с точки зрения охоты на девственницу, которую ему захотелось аж до зубовного скрежета после двух дней с опостылевшей уже до отвращения развратной Татьяной. Антон по внешнему виду и испуганному взгляду вычислил нетронутую ещё студенческой свободой деревенскую девчонку, заученно наплёл ей про любовь с первого взгляда и, после долгих уговоров, привёл в кафе. Здесь его никто из знакомых не мог встретить, т.к. оно было расположено в Академгородке, т.е. на окраине Холмска, да ещё и при местном самодеятельном театре и сюда их общие с Татьяной знакомые забрести никак не могли. Зато глупышка была в восторге от самодеятельного спектакля и от актерского кафе. Антон едва не уснул на представлении, а глаза девахи сияли как бенгальские огни. Он еле проглотил сосиски с синеватым картофельным пюре и выпил стакан какао, а она с аппетитом съела котлету с вермишелью, булочку с маком и два пирожных, т.к. он своё уже съесть был не в силах. Потом Антон катал девчонку на своей машине по окрестностям Холмска и они пили шампанское из заранее приготовленного им «кобелячего» набора, ели шоколад и фрукты. Когда сомлевшую от моря комплиментов, впечатлений и выпитого вина девушку он картинно внес на руках через порог своей шикарной квартиры и предложил ей стать в его доме хозяйкой, глупышка растаяла окончательно и отдалась будущему «мужу» со всей страстью прямо под душем, где он предусмотрительно решил проверить её на девственность. Антон оказался у девушки первым, но удовольствие от этого получил весьма скромное. Помня о том, что он сделал в их первый раз с Анной, на сей раз Антон контролировал себя и был терпелив и не спешил. Он тщательно подготовил партнершу, превратив процесс её отмывания от запахов общаги и естественных запахов её тела в эротический массаж с душистым молочком для тела, которым пользовалась Татьяна. Девчонка сначала вздрагивала, закрывалась руками, а потом расслабилась и даже заскулила, как маленький щенок, выражая удовольствие и восторг. Он вошел в неё бережно и она ойкнула, потом по её личику пробежала гримаска легкой боли, которая вскоре сменилась робкой улыбкой. Антон страстно поцеловал девушку и она обмякла в его руках. Тогда он легко поднял её за бёдра, закинул её ноги себе за спину, ритмично, мягко и неглубоко продолжая движения. Антону не стоило никаких усилий держать эту стройную девчонку на весу , прислонив её спиной к стене кабины, отделанной мягкими квадратами из закрытой кожей пористой резины. Татьяна делала душевую кабинку, как и всё в его квартире, под себя, для их совместных сексуальных утех и поэтому с этой миниатюрной куколкой Антон мог позволить себе любую позу, чем он и воспользовался, но оргазм в результате получился каким-то вымученным и смазанным. Она даже отдалённо не напомнила по ощущениям Аннушку. Антон решил, что просто устал, да и девка пока неумелая и после «перекура» с винцом, он повторит попытку, которая непременно увенчается успехом. Он тщательно подмыл партнёршу, убирая с её ножек небольшие потеки спермы и крови, вызвав у неё сначала вялый протест, потом стыдливое ойканье, а потом, когда он опустился перед ней на колени, аккуратно большими пальцами раздвинул покрытые нежными волосиками половые губки и кончиком языка стал ласкать заветный холмик, она вся напряглась и замерла, жарко и надрывно дыша. Её первый в жизни оргазм огласился протяжным стоном, который взбодрил Антона и вселил в него надежду на воспитание новой умелой партнёрши. Удовлетворённый своим положением гуру в искусстве любви, купаясь в обожании, с которым на него смотрела девушка, Антон предложил ей расслабиться, пустил воду и взбил ароматную пену. Затем он подхватил сомлевшую от его ласк дурочку на руки и аккуратно положил в ванну, подложив ей под голову свёрнутое в несколько слоёв пушистое полотенце.

– Отдохни, зайка, а я пока нам вкусненькое приготовлю. – промурлыкал Антон и потрусил на кухню, где соорудил нехитрый перекус. Выставив блюдца с сыром, мясными деликатесами, бутербродами с черной и красной икрой на сервировочный столик, он туда же поставил в серебренное ведёрко со льдом и запотевшей бутылкой охлажденного шампанского, положил рядом плитку дорогого шоколада, поставил вазу с фруктами и покатил столик в ванную комнату. Деваха, уже придремавшая в тёплой воде, открыла глаза и ахнула. Антон был доволен произведённым на неё эффектом. Она только со слов и знала о существовании этих продуктов, а теперь ешь-не хочу и так теперь будет всегда, читалось на её бесхитростном личике.

– Андрюшенька, я тебя люблю, пролепетала девушка и Антон, млея от собственного превосходства, стал кормить её вкусностями, подливая в бокал шампанское.

На следующий день они уже вдвоём плескались в ванной и снова Антон познакомил деваху с новой позой. Но хотя она уже с охотой откликнулась на его предложение, но была ещё так неопытна и неуклюжа, что напоминала ему резиновую надувную куклу, которую из заграничной командировки в команде Каткова притащила Татьяна и заставляла его изображать секс втроём. Однако Антон не терял надежды создать для себя замену Аннушки, по которой жутко тосковало его тело, и он решил перенести обучение в кровать. Там, утомившись от упражнений в ванной, любовники после первого же соития в традиционной позе, заснули. Проснулся Антон от еле слышной песенки и легкого звона посуды. Когда он, накинув халат и зевая во весь рот, приплёлся на кухню, то обнаружил, что одев на голое тело его вчерашнюю рубашку, новая знакомая готовит завтрак, бодро напевая под нос «Эх, Андрюша, нам ли до печали…» Мысленно он поставил себе пять за то, что сообразил представиться Андреем, ведь он пока не решил, будут ли они ещё встречаться и намеревался обезопасить себя от ненужных визитов. Он абсолютно не помнил, как зовут новую знакомую, и решил звать её «зайкой», так точно прокатит. Член, как всегда утром, стоял колом и не долго думая, Антон подхватил деваху за талию, посадил на столешницу кухонного гарнитура, отодвинув рукой лишнее требовательно раздвинул ноги партнёрши и притянув её за бёдра, уже более решительно и почти на всю длину вонзил плоть в жаркое и узенькое лоно. В распахнутых глазах девушки плеснулись одновременно испуг и удивление, но он смял её губы страстным поцелуем и медленно двигаясь внизу, языком стал атаковать агрессивно и настойчиво, потом резко оторвался от её губ и стал щекотать языком за ушком, жарко дыша в шею девчонки. Нехитрая ласка как всегда сработала, под руками Антон почувствовал крупные мурашки на коже «зайки». И вдруг он услышал такой сладкий стон, что вынув член, подхватил партнёршу снова на руки, повернул к себе спиной, положил её животом на кухонный стол и стал целовать круглую миниатюрную попку, одновременно пальцем лаская между складочек влагалища и подбираясь к бугорку сладострастия. «Зайка» уже стонала без перерыва и скребла ноготками по столешнице и тогда он вонзился в неё со всей дури и заработал, как швейная машинка «Зингер» или как его отец на матери после бани и ста банных граммов первача. «Зайка» уже кричала в голос, била кулачками по столу, пыталась вывернуться из-под него,но он уже не мог остановиться и догнал себя до пика уже не заботясь о партнёрше.

Когда он рухнул на девчонку, она продолжила подрагивать под ним и всхлипывать, но он словил такой неслабый откат, которого давно уже не было. Это было слабее, значительно слабее того блаженства, которое дарила ему Анютка, но похоже, очень похоже и вселяло надежду на успех. Антон похвалил себя за чуйку, сработавшую правильно и плоть, вставшую на нужную самку. Он готов был зацеловать «зайку» за подаренную надежду вернуть утраченное с уходом Аннушки. Аккуратно отвалившись в сторону от девчонки, он медленно встал, бережно подхватил судорожно всхлипывающую девушку на руки и присел на кухонный диванчик, посадив её на колени. В расстёгнутой почти до пояса рубашке виднелась упругая грудка с тёмным набрякшим соском и он, наклонившись, стал щекотать его языком, потом посасывать и легонько прикусил. Девчушка застыла, но перестала всхлипывать. Он добавил ласку рукой другой грудки, продолжая ласкать языком и губами первый сосок и почувствовал,что тело «зайки» слегка выгнулось,как будто она просила поласкать губами и второй сосок. Антон перехватил первый сосок пальцами и стал его слегка массировать, одновременно страстным поцелуем впился во второй сосок и услышал прерывистый шёпот: «Ещё, Андрюшенька, ещё ! Делай со мной что хочешь, сладкий мой, я всё стерплю, я всему научусь, любимый!»

Антон чувствовал себя половым гигантом. Они перемещались из кухни в ванную, потом в постель и в коридор, кувыркались на мягком ковре и на шкуре у камина. Если бы Антон сам не распечатал девчонку, он ни за что бы не поверил, что ещё вчера она была девственницей. Он видел, что временами ей было больно и, наверное, неприятно,но она мужественно терпела, выполняя обещание, только как-то застывала в этот миг и он стал улавливать такие моменты и корректировать движения или напор и тогда она снова оживала и тянулась к нему или подставлялась, жарким шёпотом бесстыдно подсказывая, чего она хочет сейчас.

Они ели и пили в недолгих перерывах, на столе снова появились деликатесы, которые деваха не осмелилась достать из холодильника. Весело чирикая они перекусывали и девуля умело и быстро наводила порядок на кухне, краснея под одобрительным взглядом хозяина.

Они вместе смотрели откровенную порнушку на видеопроигрывателе, но немного, судя по всему, для приличия, поахав , «зайка», прилежно просмотрела видеоурок до конца и, мило краснея, предложила закрепить теорию и они тут же пошли отрабатывать увиденное и ещё неопробованное. «Зайка» весьма резво скакала на нём сверху, послушно подчиняясь задаваемому им темпу, и они уже оба, судя по дрожи и выступившим на теле мурашкам, слаженно двигались к одновременному завершению акта, когда на пороге спальни появилась Татьяна.

Скандал был страшный. Любовница крушила мебель, швыряла в них вещи, гоняя их по квартире, потом выволокла девчонку за волосы на лестничную площадку прямо голышом и захлопнула дверь. Антон умолял ее успокоиться, пытался оправдаться и покаяться, хватал ее за руки и бедра, целовал ей руки и ноги, ползал перед ней на коленях, но татьяниной ярости не было предела. Она разбила всю посуду до последней тарелки, порвала шторы и постельное белье, шикарный английский костюм и почти все рубашки Антона. Напоследок уставшая фурия картинно исхлестала Антона по щекам и величаво удалилась, хлопнув дверью так, что осыпалась штукатурка вокруг дверной коробки.

Антон сидел на полу, среди разбитого стекла, поломанной мебели и разорванной ткани и тупо смотрел в стену. В дверь несмело постучали и писклявый голосок жалобно протянул:

– Андрюша, открой, пожалуйста. Я замерзла.

Антон машинально поднялся, открыл дверь, и впустил в разгромленную квартиру посиневшую от холода и все еще трясущуюся от страха девчушку. Он не видел как она оделась, не слышал, как ушла, ему просто не хотелось жить.

Следующие несколько недель для Антона были просто кошмаром. Он ждал всех бед и сразу. Он не мог заснуть ночью, а днем засыпал в рабочем кабинете. Информаторы и прочие посетители толпились в приемной, но он никого не принимал. Антон ждал последствий.

Татьяна бросала трубку, едва он издавал первый звук, высокомерно задрав все три подбородка проходила мимо его, если они где-либо пересекались.

Антон спал с лица. Он абсолютно забросил работу и уже предчувствовал как крах своей карьеры, так и более ужасные последствия своего разрыва с Татьяной. Она, при её характере и связях, могла его и в тюрьму закатать из мести и в асфальт.

Они помирились так же внезапно, как и поссорились. В середине августа Антона направили на семинар в Сибирск, где он проболтался на скучных занятиях три дня. Потом он почти пять часов тащился на служебной «Волге» по трассе до дома и когда он , уставший, вставил ключ в замок входной двери своей квартиры, она резко распахнулась и стоящая в дверях Татьяна просто взяла его за лацканы пиджака и втащила в коридор. Потом она сама раздела его, находящегося в оцепенении от неожиданности, и впихнула в ванную комнату со словами : «Иди, отмойся от помоечных шлюх, котяра!» Когда он несмело открыл дверь ванной комнаты, то наконец разглядел, что его квартира чудесным образом преобразилась. В большой комнате в простенке между балконом и окном веселыми всполохами искусственного огня горел электрический камин, стилизованный подмрамор молочного цвета. Стены комнаты украшали изысканные новые обои цвета темного шоколада с красивым золотым теснением, окна и балкон были задрапированы очень красивыми шторами, которые были задвинуты, в алькове разместился огромный диван, обтянутый кожей, цвет которой сочетался с цветом камина. На диване были небрежно набросаны с десяток небольших подушек в чём-то мохнатом, цветом от молочного до шоколадного, в тон стенам и камину. На одном из двух кресел, стоящих рядом с диваном лежал плед из такого же мохнатого материала, которым были покрыты подушки на диване. Какого цвета был плед понять сложно, но его расцветка сочетала все цвета подушек. Между креслами стоял столик на резных кривых ножках, блестевший эмалью молочного же цвета и со стеклянной столешницей на которой был сервирован ужин и стояла бутылка вина. Антон стоял оцепенев от неожиданного преображения его комнаты и растерянно переводил взгляд с предмета на предмет. Откуда-то еле слышно полилась нежная мелодия и до него донесся насмешливый голос Татьяны:

– Ну и чего застыл, как просватанный. Долго я тут мерзнуть буду? Может угостите даму вином?

Антон перевёл глаза в направлении голоса и увидел, что на пол гостиной снова устилает огромный пушистый ковёр, на котором возлежит в позе вакханки абсолютно голая Татьяна, чуть прикрывая свою оплывшую жиром тушу пледом, брат- близнец которого лежал на кресле. Теперь Антон разглядел, что плед был окрашен красивыми переходами цвета от молочного до шоколадного. Он опустился на ковер, протянул руку к этому пледу и ощутил в руке ласкающее тепло меха тонкой выделки. Антон закрыл глаза и стал усилено представлять себе сибирскую речку, слегка плескавшуюся между их с Аннушкой телами, не жгучее утреннее солнце, окутавшее их теплом, упругое девичье тело, жаркие губы, мягкие ладошки, гладящие его плечи и спину, земляникой пахнущие волосы, в которые он зарылся… За много лет сексуального рабства он только так мог удовлетворять запросы Татьяны…Видение привычно вытеснило реальность и Антон далее действовал автоматически, пока его, как впрочем и всегда, из его грёз не вырвал утробный крик Татьяны, наконец-то разрядившейся и они, потные и раскрасневшиеся, как из бани, отвалились друг от друга, натужно дыша. После того, как Татьяна выровняла дыхание и жестом приказала Антону подать ей бокал вина, она спокойным голосом предупредила, что пока наступила амнистия, но если он позволит себе подобное ещё хоть раз, его карьере и благополучной жизни придет конец раз и навсегда. Антон клятвенно заверил ее, что он будет верен ей до самой смерти и на сей раз выполнил своё обещание.

****

Был прекрасный, почти летний вечер. Сибирское бабье лето в середине сентября, а то и в октябре часто балует такими вечерами. Уха получилась на славу. Тройная, с кусками стерлядки и обязательными ста граммами. Татьяна резвилась как дитя, бегая по ещё зеленой траве с яркими пятнами желтых листьев так, что все многочисленные складки ее оплывшего тела трепыхались под легким шифоном. Антон с умильным выражением лица, загоняя отвращение глубоко в себя, следил за ее прыжками и все чаще, поднимая бокал, приглашал ее к столу. Она выпила уже две бутылки своего любимого вина, а Антон незаметно выплёскивал вино из своего бокала в рядом растущие кусты. Он внимательно следил за состоянием женщины.

Месяц, прошедший с их примирения,у них с Татьяной, как она считала, была просто идиллия. Они ворковали как голубки по телефону, обменивались миленькими открыточками и неожиданными подарками – пустячками, ездили порознь за город и гуляли по лесу за руку и конечно занимались в его, любовно восстановленной Татьяной квартире, сексом до умопомрачения. Этот месяц Антону уже не помогала ни медитация, ни его живое воображение, и что бы ублажить мегеру, он вынужден был прибегнуть к таблеткам, что ему, внимательно следящему за своим здоровьем, было вредно, и он решил действовать немедленно. Он всё продумал и тщательно подготовился. Сегодня они, каждый на своей машине, доехали до условленного места далеко за Холмском и вместе нашли этот закуток у реки, скрывший их от случайных глаз. То, что Антон здесь уже был, выбирая место для осуществления задуманного, женщина не подозревала, и он умело привёл её в западню.

Татьяна наконец набегалась и рухнула рядом с ним всеми своими многочисленными килограммами.

– Тошенька, ты меня любишь?

– Конечно, солнышко, зачем спрашиваешь?

– И мы поженимся?

– Когда скажешь, солнышко.

– Скажу. Теперь скажу. Завтра тебя пригласят в обком и назначат директором стройки в Холмске-5.

Антон уже из своих источников еще неделю назад знал о принятом решении и именно поэтому подготовил этот пикничок в безлюдном месте на берегу реки, которое искал целых два дня. Но он умел играть, поэтому посмотрел на Татьяну с искренним восторгом и недоверием:

– Солнышко, ты шутишь?

– Ну, когда я шутила такими вещами, Тошенька? Так что твоя женушка обещание сдержала, и мой Тошенька теперь очень-очень большим начальником станет, а потом глядишь и вместо моего старпера в обком тебя протащу, но это со временем, он ещё лет пять проскрипит поди, не сковырнуть. Ну целуй, безобразник, свою благодетельницу!

Антон приподнялся на локте и заглянул в горящие похотью глаза:

– Это надо отметить особым сексом. Как ты на это смотришь?

– Это как еще?

– Мы с тобой так еще не пробовали, силенок у меня маловато твое роскошное тело поднять, а так хочется. И я читал, что в прохладной воде оргазм ярче, чем в теплой, острее. Представляешь, я войду в тебя и покачивая на волнах, буду язычком все твои точечки ласкать, согревать тебя, а потом разверну, в воде-то легко и мягко получится, и спинку твою мраморную и почешу, как ты любишь, и покусаю слегка…Мы же каскадом кончать будем и так пока не устанем, крошка! М-м-м, как вкусно будет! – Антон мечтательно закрыл глаза и изобразил на лице блаженство, причмокнув губами.

Он немного помолчал, не открывая глаз и сохраняя маску эйфории, чтобы усилить впечатление, а потом, как будто очнувшись, встряхнул головой и произнёс с озабоченным видом:

– Только одна проблема, прохладновата водичка уже наверное.

– Ерунда. Что у нас вина мало?

– Вином вряд ли быстро прогреемся, что бы час в воде плюхаться. Я тебя и себя знаю, мы пока сто раз подряд не кончим, не остановимся!

– Ах ты, проказник! Старую женщину час в воде студить задумал?

– Это кто здесь старая женщина? И не студить, а жарко любить, солнышко, а от этого не мерзнут! Как говорят чукча с женой и в снежной тундре не замёрзнут, а мы с тобой что ли хуже чукчей? Ты уже с кем-то замерзала? Так он – урод бессильный, а мы с тобой реку гейзером вскипятим! Не веришь? А ну иди ко мне! Или может до лета отставим, годик подождём, старушка моя?

– Ну уж нет. Предложил – делай, нечего увиливать!

Антон принес из машины две бутылки водки и разлил по стаканам с верхом. Протянув Татьяне стакан, он подал ей в другую руку кусочек красной рыбки с лимоном.

– Боже, как изысканно! – Татьяна махом выпила водку, занюхала лимоном и залихватски вернула рыбу:

– После первой не закусываю!

Антон свой стакан так же выплеснул под куст и налил следующие…

****

Антон аккуратно сжег всю одежду и туфли Татьяны, погасил костер и приложил дерном, аккуратно припрятанным в кусах, кострище. Он собрал снедь и бутылки, положил сумки в свою машину. Затем отогнал машину Татьяны километра за три вниз по течению реки, спрятал ее на лесной дороге, а сам пешком вернулся к своей машине и уехал, когда уже начало темнеть.

Теперь торопиться было некуда, и Антон доехал до набережной Холмска. У реки гуляли парочки, звенел смех, у музыкального фонтана играла приятная музыка. Ему было спокойно и даже весело. Он присел на скамью у фонтана и, глядя на подсвеченные цветными огнями струи, еще раз посмаковал в памяти подробности…

****

Татьяна набралась быстро и только с его помощью смогла снять платье. Белье с нее он снял аккуратно сам, она лишь похихикивала, пытаясь подставить под его поцелуи то одно, то другое бедро, да закидывала ему на плечи толстые икры. Антон мягко отстранялся от ее попыток заняться сексом на покрывале и, с трудом подняв ее, завел в воду. Покрывая ее лицо страстными поцелуями и кружа потерявшую ориентацию пьяную бабу, он развернул ее к себе спиной, пристроился к ней сзади, имитируя намерение ввести член и с силой толкнул от себя. Татьяна плашмя плюхнулась в глубину. Она попыталась встать, но Антон тут же оседлал её, стоящую на четвереньках, с опущенной под воду головой, и, схватив её за предплечья, не дал женщине ни встать, ни освободить руки, ни поднять из воды голову. Татьяна была слишком пьяна, что бы сориентироваться в мутной воде и понять, что происходит и ему не составило большого труда удержать ее в таком положении несколько минут. Она вяло возилась, пытаясь схватить его за руки, но только глубже увязала всем телом в иле и скоро утихла. Антон ещё пару минут посидел в воде, потом слез с тела Татьяны и подтянул за волосы ее голову к поверхности воды, не вытаскивая лицо, и еще минуты три наблюдал, не пойдут ли от носы или рта пузыри воздуха.

Убедившись, что Татьяна мертва он повернул ее лицо к себе, смачно плюнул в него и снова опустил под воду. Антон резво сбегал к своей машине и принёс на спине тяжёлый мешок. Волоком тащить мешок было нельзя, чтобы не оставить следов, поэтому пришлось попыхтеть. Вывалив в реку в трёх метрах от берега кусок сваи с проушиной, к которой карабином был пристёгнут тросс с закрепленной на его конце надёжной сваркой цепью, он подтащил тело любовницы и обмотал на два витка цепь вокруг жирного живота трупа и застегнул стыковочные звенья висячим старым замком. Он закрыл замок на ключ и выкинул его подальше от берега и потащил сваю и тело к середине реки, удерживаясь на плаву. Примерно в шести метрах от берега Антон отпустил сваю вниз. Он с удовольствием посмотрел через толщу мутноватой воды, как медлено, но верно груз утянул на глубину труп Татьяны. Река в этом месте была глубокой, метров пять, не меньше, он и как рыбак знал и, на всякий случай, специально лоции посмотрел у знакомого в речпорту, неожиданно нагрянув прямо к нему в кабинет и упоив армянским коньячком до отключки. Да и искать труп здесь не начнут, он об этом позаботился. В ещё достаточно теплой воде Танюху раздует и цепь только сильнее вопьётся в её телеса, так что не вынырнет никак. А через месяц река встанет и поиски в воде прекратят. Ну а потом от Татьяны вовсе ничего не останется.

****

Я дочитала последние строки о Татьяне. Нет, читать это я Сурмину, конечно, не дам. Но и лишать брата возможности приходить хотя бы на место гибели сестры я тоже не могу. Решив , что и как можно рассказать Павлу, я набрала номер Сурмина.

Глава двадцать четвёртая.

Мы брели по аллее прекрасного парка. Охрана могла расслабиться, так как территория охранялась разве что не серьезнее, чем апартаменты президента России.

Я сразу сообщила Павлу, что не смогу дать ему прочитать дневники Максюты, т.к. я их сожгла, но ручаюсь за абсолютную достоверность информации, которую сообщу по памяти и, скорее всего, при его возможностях, он сможет получить этому доказательство. Сурмин молча кивнул в знак согласия, и я подробно пересказала все, что узнала о связи его сестры с Максютой и последнем дне ее жизни, опустив циничные высказывания Антона в адрес Татьяны. Я подробно описала место пикника и предположила, что возможно удастся его вычислить по расположению найденной машины, по описанию поля и заиленного берега, а если обследовать русло, то, возможно, найдется и кусок сваи и цепь. Может где-то в записях сотрудников милиции, которые вели поиски, найдутся отметки о найденных следах автомобилей, ведущих от трассы к берегу. Павел напряженно выслушал меня, не проронив не слова. Потом он извинился, что вынужден откланяться, и мы вернулись на стоянку, откуда разъехались каждый по своим делам.

С этой встречи прошло почти полтора года, и в начале июля я получила приглашение губернатора Холмска принять участие в открытии нового детского санатория. Я очень удивилась персональному приглашению, но командировка моя была уже подписана и Михалыч, вручая мне документы, как-то хитренько блеснул глазками из-под старомодной роговой оправы.

Едва я спустилась с трапа самолета, как знакомый голос окликнул меня из стоящей рядом огромной серебристой машины:

– Мария Станиславовна, лошадь подана!

Я оглянулась на голос и тут же утонула в охапке ромашек, которые я обожаю больше всех цветов мира. Ксюха звонко хохотала где-то рядом, а я никак не могла выбраться из душистого бело-желтого облака. Оказывается Степка Мальгин, спрятавшись за трапом, незаметно подкрался сзади и, резко выскочив передо мной, притиснул мною огромный букет полевых цветов к себе, цепко обнимая меня своими длинными ручищами. Весь гениальный план церемонии моей встречи разработала Ксения и потом с удовольствием рассказывала всем желающим и не очень, как я беспомощно барахталась в цветах.

Мы ехали довольно долго в сторону от города, но и Степка и Ксюха говорили о чем угодно, кроме предстоящего торжества. Не ответили мне они и на вопрос, с каких доходов Мальгин приобрел такую крутую тачку. Почувствовав подвох в трескотне Ксении и хитром молчании Степана, я поняла, что эти партизаны будут молчать и решила дождаться естественного развития событий.

Машина свернула с трассы в лес и через сотню метров въехала в изумительной красоты кованные ворота. Я точно такие видела, вот только не помню, толи в каком-то замке в одном из наших с Данькой путешествий по Европе, толи в Петергофе, который, по нашему общему мнению, был много прекраснее любого европейского дворцового комплекса, включая Версаль.

По широкой аллее машина довезла нас до входа в изумительное по красоте и просто сказочное здание, очень похожее высокими кружевными башенками на дворцы южного берега Крыма. Ксения выпорхнула из машины сама, пока Степан, как образцовый водитель, открыл дверку и галантно подал мне руку. Весьма занятая соображениями своего соответствия столь изящному выходу из машины, я на несколько секунд отвлеклась от входных дверей. Когда же я подняла глаза, передо мною, радостно улыбаясь, стояли сразу четыре персоны из моего второго списка, переданного Павлу Сурмину. Удивлению моему просто не было предела и я, даже забыв поздороваться, выпалила:

– Батюшки, почему вы все здесь?

– Живем мы тут, потому что !– хохотнул Иван, а из-за его широкой спины вынырнула Любушка-голубушка и протянула мне на расшитом полотенце плетеный каравай с солонкой:

– Добро пожаловать, Машенька, мы очень рады тебя видеть в добром здравии!

– Спасибо, родные! Но чего мне-то каравай, а как же торжественное открытие?

– Сегодня мы гуляем, так сказать, в узком кругу, а официальное открытие завтра в семнадцать ноль-ноль. Там свой каравай будет Милости просим, Манюня, располагайся в своём номере и айда в сауну, поболтаем всласть, пока мужики уху и шашлычки варганят,– пропела Ксения и Ирина повела меня через вестибюль с фонтаном в центре к одному из двух лифтов.

Номер был просто великолепен, и я поинтересовалась у Ирины, чьим он будет после открытия.

– Это номер обслуживающего персонала, но они здесь все такие.

–Ничего себе размах, откуль в казне холмской такие деньжищи на детский санаторий завелись?

–Ну, это не к нам вопрос, мы всего лишь наемные служащие. – Ирина вела себя весьма сдержанно, если не сказать чопорно.

– Ир, ты теперь всегда такая важная или я тебя чем-то обидела? – с недоумением отреагировала я на более чем прохладный тон ответа.

– Мань, не парься, это она так понимает свою новую должность. Она со всеми губки в полоску поджимает. Ей только пенсне на носу или лорнета в руке , да кукиша на макушке для полноты образа не хватает! – залилась опять смехом стремительно возникшая из коридора Ксения. Она подлетела к вытянутой в струнку Ирине и, неожиданно и весьма ощутимо хлопнув ее ниже спины, приказала:

– Давай оттаивай, экономка, чай здесь все свои. Завтра напыжишься и наважничаешься до одурения!

Приданное ускорение чуть не сбило Ирину с ее высоченных каблуков и она, неуклюже споткнувшись, рухнула на меня, и мы уже вместе плюхнулись на диван, у которого я стояла.

– Куча мала! – заорала Ксюха и с визгом сиганула к нам. Ирина несколько секунд пыталась вырваться из ее объятий и придать своему лицу нарочитую строгость, но через полминуты не выдержала и расхохоталась вместе с нами.

Я быстро сменила дорожный костюм на летний сарафанчик, и мы направились в сауну. Ирина решила по дороге провести небольшую экскурсию. Меня прежде всего поразила продуманность в малейших деталях архитектуры и внутренней отделки под цели комплекса.

Во-первых я не нашла ни одной ступеньки, что меня просто обрадовало. Одним из пожизненных последствий аварии оказалось снижение моего зрения при неярком освещении и в сумерках. По этой причине я очень неуютно себя чувствовала, спускаясь по ступенькам. Но в этом здании думали не обо мне, а о детях, которые могли без опаски сбегать вниз по устланным ковровыми покрытиями пологим спиралеобразным переходам с этажа на этаж. По стенам спусков невысоко были укреплены отделанные чем-то мягким поручни, что было удобно для колясочников и ребят с ослабленным зрением. Из центра здания, куда сходились все галереи, два спуска вели в фойе у входа.

– А если вдруг пожар? – вдруг вырвалась наружу внезапно возникшая мысль и мгновенно отравила благостное настроение.

– А за это можете не волноваться, Мария Станиславовна, все продумано и в этом случае, – узнала я мягкий говорок «Киллера № 1». Судя по всему, он некоторое время уже сопровождал нас и теперь настало время его выхода, потому что он продолжил:

– Помимо суперэффективной системы пожаротушения, установленной по всему зданию, негорючих и не тлеющих материалов конструкций и отделки, через каждые пять комнат имеются выходы на нетрадиционные пожарные лестницы с желобами вместо ступенек и мягкими приемниками на каждом этаже. Кроме того, в санатории есть свои специалисты. Они же охранники и спасатели, великолепно обученные и натренированные. Впрочем, завтра Вы все увидите на показательных выступлениях во время церемонии.

Ребята, я не понимаю пока только одного, откуда у области столько денег на эту роскошь? Мы что, отпрысков арабских шейхов и миллиардеров со всего мира принимать готовимся?

Алексей с загадочной улыбкой посмотрел на меня и попросил:

– Потерпите, Мария Станиславовна и получите ответы на все ваши вопросы, а мы не уполномочены, так что не пытайте. Идите как лучше в баню, дамочки, а то мужчины уже приступили к готовке, уха остынет и водка нагреется!

Из уютной и довольно вместительной комнаты отдыха можно было попасть по выбору в сауну или парилку, а оттуда сигануть в бассейн с практически ключевой водой, душевую, массажный кабинет или поваляться в джакузи. Из душевой можно было выйти в один из трех бассейнов: для детей, для взрослых или с минеральной водой и множеством гидромассажных примочек. Мне пообещали с утра показать отделение грязе-водолечения, спортивный и тренажерный залы, соляную комнату и комнату аромотерапии, кабинеты психологической разгрузки и танцевальный зал. В соседней деревне, буквально в двух километрах по трассе, была расположена конюшня санатория для лечения ребятишек с различными патологиями иппотерапией.

Мне показали один из детских блоков. В нем были смежные игровая комната, спальня и довольно просторная комната с умывальником, душевой кабинкой и унитазом, что бы ее мог без посторонней помощи посетить ребенок в инвалидном кресле. Окна в комнатах были большие, от самого пола и только при нештатной ситуации открывались на балкон, а так все комнаты были оборудованы кондиционерами.

Я уже набралась терпения и просто восхищенно ахала, слушая рассказ оттаявшей от официоза Ирины, которая заведовала всеми этими чудесами. Зимний сад комплекса благоухал тропическими запахами, но это меня как раз и не удивило. Оранжерея Холмского университете уже второе столетие не только удивляет своими редкостями и великолепием, которое я сама видела в годы учебы, но в ней можно купить все что душе угодно. Так что укомплектовать этот зимний сад можно было, не тратя средства на доставку экзотов из зарубежья.

Из зимнего сада мы незаметно вышли на почти первозданный луг, за которым начинался берег реки. У компактного причала был пришвартован средних размеров катер. Когда мы подошли ближе, размеры катера значительно увеличились. Новехонький речной трамвайчик мог разместить на своих двух палубах не менее сотни пассажиров. Недалеко от берега стояла открытая беседка, с стационарной печкой и большим столом, у которого суетились несколько мужчин. Двое из них, возившихся у печи, с засученными рукавами белоснежных рубашек, в цветастых передниках и высоких поварских колпаках, практически одновременно обернулись и, приложив ладони козырьком, посмотрели в нашу сторону. Я от неожиданности просто охнула. На меня, улыбаясь, как двое из ларца в известном мультике, смотрели мой Даниил и Павел Сурмин.

– Чудеса в решете,– растерянно произнесла я и громкий хохот всех присутствующих был мне ответом.

Павел и Данька уже шли к нам встречу и уже через минуту муж кружил меня в объятиях. Дело в том, что мы не виделись с ним с начала марта, когда Даниил с его ребятами уехал на юг Франции отделывать особняк моей давней подруги, вышедшей замуж пять лет назад, после долгих мытарств по неудачным бракам, за французского графа-потомка старинного рода. Сама Зульфия была очень состоятельной дамой. Она давно профессионально занималась драгоценными камнями, за что чуть не попала в союзе за решетку и вынуждена была сбежать через фиктивное замужество за границу. Уехав из страны более пятнадцати лет назад, она сменила четырех мужей, получила необходимый диплом геммолога в европейском университете и раскрутила уже законно свой бизнес. Теперь Зуля не только сама делала эксклюзивные ювелирные украшения, но имела в Лондоне, где работал муж, свою фирму. Она нашла меня семь лет назад, и мы по два часа болтали с ней по телефону каждый месяц все эти годы. Встретиться же все никак не получалось. Зульфия никак не могла принять новое гражданство, не поменяв не действительный уже советский паспорт. Уголовное дело, все еще висевшее на ней, не давало возможности легально решить вопрос с заменой документа. Можно было обойти закон, но их семья жила постоянно в Англии, а там такое мягко сказать не приветствуется, да и реакцию мужа трудно было предсказать. Зулька, не долго думая, решила перетащить нас с Данькой в Европу. Мы только смеялись над ее фикс-идеей, но надо было знать эту даму. Она предложила фирме мужа такие условия годичного контракта, что сопротивляться было неразумно. Но я же, святая простота, не учла ее коварства. Уже четыре месяца она не отпускала Даньку, выманивая меня к себе. Теперь вы понимаете, что меня так поразило?

– Неужто Зуля отпустила? Ты надолго? Как там дела? Когда заканчиваете?– засыпала я вопросами мужа, забыв обо всем на свете.

– Верну обратно так же, как и выкрал! – решил обратить на себя внимание Сурмин. Я посмотрела на него, и он продолжил: – «Графзуля» укатила по делам на десять дней, ну я и подсуетился. Через три дня доставлю Даниила на место, а пока ребята прикроют шефа. Так что успеете наговориться, а сейчас пошли к столу, а то уха стынет.

****

Солнце медленно спускалось за частокол стройных елей на противоположном берегу реки и его прощальные блики искрились на стремнине. Народ суетился на катере, готовясь к продолжению праздника и речной прогулке. Было слышно как спорят, перебивая друг друга, Ксения, Алексей и Данька. Про нас с Сурминым деликатно забыли на время, и мы сидели в опустевшей беседке. Павел тихо говорил, а я молча слушала его бесстрастный рассказ, больше напоминавший отчет о проделанном. Было ясно, что за нарочитой сухостью фраз скрывается боль пережитых разочарований и несбывшейся надежды найти хотя бы останки сестры.

После моей информации Павел и его ребята подняли все сохранившиеся в архивах милиции, комитета и прокуратуры всей области материалы, встретились с многими участниками поисковых групп, жителями деревень, бывшими участковыми, инспекторами рыбнадзора, эксгумировали и провели экспертизу ДНК двадцати семи утопленниц, похороненных в течении двух лет после исчезновения Татьяны, как неизвестные. Единственное, что удалось ему установить с большой долей вероятности, это место ее гибели. Четверо из участвовавших в поисках людей, указали на этот луг на берегу реки, где много лет назад были найдены следы протекторов машины Татьяны. Кострище найти не удалось, слишком много времени прошло, но больше такого луга у берега реки, который я описала Павлу по записям Максюты, на протяжении обследованных ста километров не было. Водолазы обследовали дно рядом с лугом и нашли осколок бетонной сваи, цепь и замок, но даже скелет не сохранился. Видимо, когда мышцы отошли от костей, а может и раньше, когда объем уменьшился, останки освободились о цепи и их унесло по стремнине, потому что поиски по течению в ближайшем километре ничего не дали, а искать на протяжении пятидесяти километров, до ближайшего изгиба реки, было уже бессмысленно.

– Я сразу решил, что не буду ставить никаких традиционных памятников на месте гибели сестры. У нее так и не было детей, а она очень хотела родить двух мальчиков и дочку. Сначала Таня тянула меня, а потом Каткова жалела. Ей ведь всего тридцать восемь было, когда она пропала, могла бы еще родить. Вот я и решил, пусть в память о ней будет построен санаторий для детишек. – вздохнул Павел и на несколько минут тяжело задумался.

Я поняла, что надо вывести его из этого состояния и задала не дававший мне покоя вопрос:

– Павел Арсеньевич, приглашение мне пришло от губернатора. Область-то внесла свои две копейки в проект или Вы так свое участие маскировали, чтобы сюрприз мне сделать?

–Маша, Вы плохо обо мне думаете. Я, прежде всего, банкир и люблю наращивать капитал, а не разбазаривать деньги направо и налево. После смены власти в Холмске и вашем родном городе, как ни странно, но у меня нашлось много единомышленников и этот комплекс строили, так сказать, всем миром. Губернатор растряс немного казну, подкрался к президенту и через него надавил на правительство, которому тоже пришлось раскошелиться. С нашим многолетним профицитом бюджета сумма вклада в строительство к краху российской экономики никак не приведет, не беспокойтесь. А уж после такого известия из правительства и братцы-бизнесмены по всей области посильную лепту поспешили внести, что бы ненароком недовольство власти на себя не накликать.

– Ну теперь ясно, откуда такие чудеса. А кто архитектор и какая фирма строила?

– Конкурс проектов выиграл студент пятого курса Холмской строительной академии, а строила ваше любимое предприятие. Вы не забыли, что поручили мне его не просто вывести на прибыль, но и освоить все прежние мощности? Строим объекты от Урала до самого Приморья, как Вам?

– Лихо, хотя я уже кое-что об этом знаю. Например, что больше половины работоспособного населения города опять трудится на стройке. Спасибо Вам, Павел, за город! Но Вы сказали «мы строим», неужто смежную профессию освоили?

– Дальше закладки первого камня мои познания в строительстве не продвинулись, но не только мой банк входит в совет директоров, но и мои друзья, в том числе и профессиональные строители, поэтому каждый новый сданный объект – это и мой праздник! Кстати, если мы хотим принять участие в ночной прогулке по реке, то нам лучше поспешить, а то наши друзья особым чинопочитанием не отличаются и могут уплыть без нас.

– Только один вопрос еще. То, что Вы решили проблему с моим вторым списком просто чудесным образом, сколотив из него дружную и профессиональную команду санатория, я уже поняла. Но не хватает еще одного человека.

– Вы говорите о брате первой жертвы Максюты?

Я снова застыла соляным столбом. Откуда Сурмин узнал о Надежде?

– Все очень просто. Когда я знакомился с будущими сотрудниками, то не мог не узнать о судимости Ивана. Я прямо спросил его об этом, и он прямо ответил мне на вопрос. Фамилия девушки, за убийство которой осудили Ивана, совпала с указанной вами фамилией, вот и весь секрет. А потом я нашел друга Валеры Михаила, прямого свидетеля событий. Они сами не верили, что убил Иван. Задачка для первого класса. Вот только Валерий давно уже ни в чем не нуждается. После суда он сразу ушел в армию, потом остался на сверхсрочную, а потом афганская эпопея. Он был не только хорошим человеком, но и хорошим профессиональным военным, «батяней», ваш протеже. Погиб на перевале, в одиночку прикрывая вертолет, вывозивший его раненых ребят. О нем не надо тужить, Маша, человек прожил хоть и короткую, но настоящую жизнь и ушел героем. А теперь пойдемте, не будем задерживать общее веселье. Будем жить дальше, мадам Смирнова, у нас с вами еще много славных дел впереди, не так ли? Вы- крестная мама идеи этого комплекса может еще на что надоумите.

– А я то каким боком, Павел Арсеньевич?

– Если бы Вы не сообщили мне информацию о гибели сестры, я хранил память о ней только в своей душе, а не пришел бы сюда и не понял, каким он должен быть, памятник моей любимой Танечке. Так что не скромничайте. В начале всегда было слово!

Павел встал и потянул меня за руку к пристани. Тут же грянула торжественная музыка и под сорванной белой материей в ослепительных огнях заиграли золотые буквы названия судна «Татьяна». Мы поднялись на борт и катер, отчалив от берега, резво побежал по широкой сибирской реке. Гремела музыка, звенели бокалы, звучали здравицы и тосты. Когда внимание за столом ослабло, я незаметно переместилась к борту и стала глядеть на воду. Мне все равно было немного грустно, а не посвященный в наши с Павлом тайны народ веселился от души. Сурмин, заметив мой маневр, подошел и сказал тихо, но отчетливо выговаривая каждое слово:

– Моя сестра была очень веселым и шебутным человеком. Она больше всего любила веселые компании, танцы и хорошее вино. Я знаю, что она нас сейчас видит и ей очень не нравится ваши грустные глаза. Поэтому выпейте этого чудесного французского вина, которое выбрал ваш муж, и пойдемте к ребятам, они заслужили праздник. Завтра уже не будет такого бесшабашного и дружеского веселья. – и Павел протянул мне бокал.

****

Данька с Павлом подкинули меня на самолете Сурмина до Москвы и улетели в Ниццу. Я снова оказалась наедине со своими мыслями. Забравшись на свой мохнатый остров, я поставила диск с приключениями Анжелики, но скоро полностью отключилась от сюжета любимого с юности фильма. Настроения не было следить за любовными страстями и дворцовыми интригами. Тупо глядя на экран я перебирала в памяти события последних лет моей жизни и пыталась понять, почему у меня не проходило чувство незавершенности какого-то дела…

Казалось бы, период моей жизни, начавшийся со звонка Михалыча, пославшего меня растормошить проспавший сенсационное убийство филиал нашей газеты и написать репортаж с места событий, завершился вполне благополучно, несмотря на некоторые издержки. Функционеры из папочки Максюты получили так сказать «всем сестрам по серьгам». Замечательные люди, по жизни которых душерубкой прошелся Антон, обрели наконец заслуженное признание, достойную жизнь и уверенность в будущем. Родной город живет полной жизнью и вполне самодостаточен. Наша газета вне конкуренции по полноте и оперативности информации, ведь при содействии сибирского магната, филиалы банка которого разместились уже от западных до восточных границ России, мы раньше всех получаем все самые свежие и достоверные новости из регионов.

Дела фирмы Даниила идут отлично. Дочь занимает такой пост в ее двадцать семь лет, о котором многие и мечтать не могут, при чем я к этому не имею никакого отношения, что самое приятное. Ребенок воспитывался всегда в приоритете самостоятельности и теперь спокойно преодолевает любые проблемы, не допуская никого к их решению. Проблем особых с моим здоровьем после аварии, вроде тоже нет, с имеющимися справляюсь вполне терпимо. Ну чего мне еще надо? Почему сердце не спокойно, а душа ноет и мысли неизменно возвращаются к персоне Максюты?

В нахлынувшем раздражении я мысленно уставилась во вдруг снова проявившиеся глаза дьявола и с вызовом спросила :

–Неужели меня так задело твоё нелепое признание, мерзавец? Или мне все-таки надо знать кто же тебя убил и за что ? Или я все еще ищу тебе оправдания тяжелым стечением твоих жизненных обстоятельств и юношеской фобией ? Фу, какая нелепость! Это явно не о тебе! Нет, ты сам выбрал свою жизнь и прожил её так, как хотел! И ты сам выбрал, какую память оставить о себе.

Так и не поняв еще, зачем, я нашла в компьютере окончание записей о гибели сестры Павла и снова перечитала жизнеописание Антона до последнего листа, в том числе и слова, адресованные мне. Разгадка была рядом, но я никак не могла её нащупать. Я снова шла рядом с монстром по его жизни.

Глава двадцать пять.

Утром следующего дня, как и говорила Татьяна, его действительно вызвали к секретарю обкома и вручили приказ о назначении директором стройки в Холмске-5. Потом был переезд, банкет, новоселье в трехкомнатной «сталинке» с лепниной на потолке в огромных комнатах и пышная свадьба. Антон скоропостижно женился на дочке секретаря горкома партии Холмска-5. Верные информаторы ему доложили, что Иванова прочат на место Каткова, здоровье которого резко пошатнулось после исчезновения любовницы и Антон подсуетился. Обхаживал он страшненькую и пугливую Леночку не долго. Буквально через два дня после знакомства он спел ей заученную песню о любви с первого взгляда, преподнёс ей колечко с бриллиантом в бархатной коробочке и, встав на колено, надел его сомлевшей от чувств девушке, на тонкий пальчик. Потом он повёз её, так и не пришедшую в себя от удивления, в загородный ресторан, где им подали деликатесы из лося и медвежатины, рябчика в ананасе и салат с белыми грибами и кедровыми орешками. Девушка, которую родители стеснялись показывать на люди, никогда не бывала в ресторанах и очумела от восторга настолько, что споить её не составило уже никакого труда. Антон привел уснувшую девушку к себе в квартиру и, уложил в своей спальне, а сам целомудренно улегся на диване в другой комнате. Утром в постель обалдевшей от счастья невесте Антон подал кофе с коньяком и два бутерброда с икрой, а также подкатил на сервировочном столике фрукты. Он кормил девушку виноградом и мандаринками, отщипывая дольки и ягоды, и мурлыкал о любви без остановки. К обеду Леночка уже не отводила от него влюблённых глаз, и он аккуратно взял её без всякого сопротивления прямо на диванчике в гостинной. А когда он отнёс её рыдающую, но прижавшуюся к нем всем тщедушным тельцем, в ванную и отмыл от девичьей крови, спермы, соплей и слёз , а потом отработанно довёл её до первого в её жизни оргазма, ловко работая языком в потаённом месте, дочка «первого», всхлипывая, поклялась ему, что если папа не отдаст её за Антошу, то она покончит с собой. Он приласкал дурнушку, потом дежурно прошелся по её соскам, животу и шейке жаркими губами, приведя её в полный восторг. Не прекращая шалить языком по телу уже не девушки, а невесты, как он теперь её называл, от чего дурнушка обмирала от восторга и смущения, Антон сам одел её, целуя то плечико, то ручку, то ножку и, взяв за руку, привел к родителям.

Бурный натиск демонстративных чувств перспективного жениха к ее драгоценной доченьке, явно засидевшейся в девках, рафинированная мамаша слепо приняла на веру, с умилением и восторгом благословила их любовь. Однако высокопоставленный папаша отнесся к Антону с явным подозрением, почему-то не одобрил выбора дочери и, несмотря на ее рыдания и истерику, отправил их вместе с матушкой на длительный отдых в Карловы Вары. Антон понял, что это означало крах всех его надежд. Другой подходящей невесты поблизости не наблюдалось, и он мог пожизненно застрять в этом городе его мечты, оказавшимся при более детальном рассмотрении такой же деревней, только чуть больше, чем его «село Кукушкино».

Но случай снова был на стороне Максюты и будущему тестю пришлось не только согласиться на их брак, но и подсуетиться с регистрацией без проволочек. Его драгоценная дочечка, до двадцати шести лет хранившая невинность,, забеременела с первого раза на его диванчике и ,когда они с маман вернулись с отдыха, надо было срочно принимать меры для соблюдения приличий. Тесть полютовал для вида, потопал ногами, исхлестал физиономию Антона до кровавой юшки, но свадьбу назначил. А после медового месяца, Антон организовал для дорогого родственничка такой отдых с девочками на берегу лесного озерца, в баньке и после нее, что тесть забыл о нанесенной ему обиде и полюбил зятя со страшной силой.

Когда родилась дочь, Антон с тестем были на охоте. За ними прислали вертолет, но публичный поход в роддом пришлось отложить до приведения счастливых отца и деда в презентабельный вид.

Леночка лежала, как и положено, в отдельной палате на первом этаже роддома. Плачущим от умиления дедам и остекленевшему в попытках изобразить улыбку отцу показали через стекло страшненькое и почему-то бордово-синюшное сморщенное личико размером с кулак. «Боже, кого еще кроме такого убожества могла родить эта страшилка»,– подумал Антон и, когда при выписке девочку подали ему на руки, он постарался просто не смотреть на нее, изображая радость.

Дочь он так и не смог полюбить, но искусно прикрывал неприязнь к домочадцам, скрываясь от них в бесконечных делах. Когда натерпевшаяся от его постоянных отлучек и откровенного игнорирования жена начинала скандалить, теща, любившая его больше дочери и внучки, тоже мягко журила его за постоянные отлучки. Это была игра и как только он начинал нежно целовать в ответ ее сморщенные пальчики, унизанные перстнями с огромными драгоценными каменьями, мать и бабушка тут же вставала на сторону зятя и винила во всём дочь. После этого спектакля, максимум через неделю, все три дамы отправлялись на очередной курорт или в туристическую поездку за границу. Тесть радовался их отъезду даже больше Антона и они закатывались на неделю, а то и больше в тайгу.

Время шло, а Катков все еще тлел на своем посту, не желая уступать его никому и первый секретарь Холмского-5 горкома партии решил перебраться в столицу, минуя областной центр. Он зачастил в Москву и через год его старания увенчались долгожданным переводом в министерство. Теперь и у Антона появилась вполне реальная перспектива так же перебраться в белокаменную.

****

Надежды Антона на переезд в столицу рухнули вместе с Союзом. Тесть в последний свой приезд по эфемерной служебной надобности, а по факту навестить дочку и внучку за казенный счет, шепнул Антону, что уже поговорил с нужными людьми, и они подыскивают зятю тепленькое местечко с персональными пожизненными благами.

Антон подобострастно заверил тестя в своем нижайшем почтении, но торопить события не стал, как чувствовал, что рано переписывать и распродавать нажитое имущество и вводить в курс дела приемника, тем более он такового пока не нашёл. Договор, подписанный в бане Беловежской пущи старым пьяницей и двумя хитрованами поставил жирную точку в планах Максюты на гарантированно обеспеченную жизнь.

– Меченый мудак и три урода профукали такую державу! – Кузьмич удрученно глядел в граненый стакан и каждое его слово физической болью от несбывшихся надежд, от бессмысленно потраченных в лизоблюдстве и угодничестве годы, отзывалось в Антоне.

Старый егерь был абсолютно прав, но его потерянная держава была понятием виртуальным, а то, что потерял Антон, было ощутимо, исчислимо, имело конкретные формы и содержание. Тесть и теща теперь были, хоть и не последними, но все же только пенсионерами. Папуле назначили полагающуюся пенсию, позволяющую жить привычными запросами, оставили квартиру в центре столицы и заменили государственную дачу на вполне приличную дачку в Валентиновке, но это было все. Не успел тестюшка прилепиться к новой власти, не приняли столичные нувориши в свой круг старого сибирского делована, не пришёлся он к их двору.

Ленка с годами стала еще страшнее и дочь воспитала себе под стать – неумеху, бестолочь и истеричку. В общем, пора рвать с этой семейкой, нечего их тащить на собственном горбу. Предприятие, в следствии всех потрясений и реформ, работало так себе на государство, но вполне прилично на него. Антон платил людям мало, но регулярно и, на фоне повсеместных невыплат зарплат, недостатка в рабочей силе, даже при этих мизерных заработках ,у него не было. Он по-прежнему был в курсе всего и всегда, информаторы работали слаженно, поэтому никаких подковерных игр он не боялся. На все его личные нужды денег было более чем достаточно, а в черной кассе всегда были необходимые суммы на любую блажь.

Антон не долго горевал по поводу несостоявшегося переезда в столицу. Смутное время предоставило куда большие возможности, чем пыльный московский кабинет на одном из многочисленных этажей мрачного министерского здания. Максюта правильно «перестраивался» и сразу «ускорился», когда это потребовалось. В течении пары месяцев он за сущие копейки в казну и гораздо большие, но просто смешные по теперешним временам суммы по карманам нужных персон, быстро прибрал к рукам, как основной акционер, не только своё предприятие, но и половину складов с подъездными железнодорожными путями, большую часть магазинов и кафе города, расположенных на «красной линии» или пользующихся популярностью у горожан. Через подставных лиц, вхожих в круг областных воротил, прикупил Максюта ряд объектов и в Холмске, где своих желающих хапнуть за копейки государственное имущество было предостаточно.

Антон быстро освоился в новой реальности и ничего не упускал из того, что попадалось на глаза: покупал, отбирал, вырывал зубами. Рядом с ним были только, связанные круговой порукой и потому верные, люди. Он вел четкую бухгалтерию, досье на каждого и по-прежнему знал все, обо всех и своевременно.

Конечно, из мгновенно проросших перестроечных молодых сорняков бандитского толка, многие откровенно облизывались на приобретенную Максютой недвижимость и разными путями обнаруживали свой интерес. Особенно доставал один, нахальный и недавно «окультуренный» браток. Через заместителя Антона Дмитрий Борков не раз предлагал обсудить условия продажи двух магазинов, но Антон отказывался даже встречаться по этому поводу. Откуда-то взялся так называемый Свободный профсоюз с его лидером – прорабом ремонтно-строительного участка, приглашённого им на работу, уникального мастера, но, с некоторого времени, спорившего с ним на равных, которыйдоставлял немалое беспокойство и подрывал миф о его, Антона, могуществе и непоколебимости. Обиделся, видишь ли, что Антон забрал его деньги. Не по рылу каравай, такие деньжищи иметь, мало ли, что заработал. Ну, этим непокорным прорабом уже занялись, вылетит он с его предприятия и через месяц о нём уже никто и не вспомнит. Но все же какая-то тревога поселилась в нем полгода назад и жила с ним уже постоянно, отравляя все и каждый день. У него не проходило ощущение, что за ним постоянно, неотрывно следят очень внимательные и очень недобрые глаза. Только здесь, в избушке Кузьмича, куда он приезжал неизменно один, он чувствовал себя в безопасности, но нельзя же жить здесь до конца дней.

****

Пока папка Кирилла еще была у меня, я долго, с карандашом в руках, изучала бумаги из нее. То, что в моем родном городке давно все продавалось и покупалось для меня новостью не было, но то, что многие власть предержащие стоили так дешево было открытием. Антоша явно не привык разбрасываться деньгами и экономил даже на взятках, но чиновники все равно продавались, и он действительно скупил практически треть недвижимости города за копейки. Я видела документальное тому подтверждение. Смысла опубликовывать эти записи не было никакого, но Сурмин умело воспользовался мемуарами Максюты, вычистив от взяточников, которые уцелели при всех сменах власти в стране, не только мой родной город, но и областной центр. Я понимала, что свято место пусто не бывает и на освободившиеся места усядутся так же далеко не кристально честные и душой болеющие за горожан люди, но Павел уверил меня, что будет держать их под неусыпым контролем и возрождение поломанной нами сети круговой поруки возродиться не даст.

Зная теперь о Максюте практически всё, благодаря его мемуарам, дневникам и изученным мною документам, изучив с помощью информации Сурмина окружение Антона и его недоброжелателей, я, тем не менее ни на шаг не приблизилась к разгадке, кто и за что именно исполнил вынесенный ему приговор. Я никак не могла понять, кому больше других надоел Максюта. Ненавидели и боялись его многие, но у имевших «железный» мотив было алиби на момент его гибели, а другим его убийство было или не выгодно или даже опасно. Чувство незавершённости моего расследования не давало мне покоя. Я не могла поставить точку и освободиться от навязчивого желания узнать кто же убил этого нелюдя. И я вдруг отчётливо поняла, почему мне не всё равно кто убил Антона Максюту. Мне очень не хотелось, чтобы его пристрелил наёмный убийца, решая для заказчика банальный вопрос с переделом собственности по принципу нет человека-нет проблемы. Это должна была быть казнь за содеянное зло. Я никогда не была сторонницей моратория на смертную казнь, который ввели по западным лекалам и мне жалко, в том числе, и моих налогов на содержание ублюдков до конца их бесполезной жизни. Я тоже, как и многие граждане, не верю в нашу судебную систему, порочную и предвзятую, выше закона ставящую «позвоночное право» и боюсь судебных ошибок, но это уже вопросы к организации правосудия. Даже при нынешнем состоянии права в моей стране я уверена, что нелюдь, на счету которого есть хоть одна загубленная им сознательно и намеренно невинная жизнь, не имеет право дышать и радоваться наступающему дню, если вина его установлена без всяких сомнений. На счету Максюты таких жизней не одна и мне хотелось, чтобы он был казнён за содеянное, а не убран по заказу с пути такого-же урода.

Я не заметила, что за этими размышлениями провела на своём мохнатом острове всю ночь и вдруг отчётливо поняла, что мне необходимо найти разгадку убийства Максюты и поставить на нём жирную точку, иначе я не смогу избавиться от черноты, которая забилась из его дневников в мой мозг, проникла в душу и просто не даёт мне спокойно жить и радоваться. Ну вот такая я дура!

За окном уже посерело небо. Я, разминая затекшие ноги, неторопливо слезла с кресла и вышла на балкон, подставив лицо утреннему ветерку. Я блаженно потянулась и именно в этот момент из полной пустоты в голове, притаившаяся где-то мысль выскочила из укрытия, и я вдруг отчётливо услышала фразу Степки Мальгина, на которую тогда просто не обратила внимания. Я тут же набрала номер Ксении, которая сначала сонным голосом поинтересовалась, знаю ли я который сейчас час в моём родном городе, но потом, поняв, что мне приспичило, и я не отвяжусь, подтвердила мое предположение. Я положила сотовый и посмотрела на часы. Пожалуй перед звонком «ГлавВреду» стоит принять душ, сварить кофейку и перебрать дорожную сумку.

Примерно через час, уже сидя в такси, я созвонилась с Михалычем и он, отпустив меня за мой счет на неделю, прислал к утреннему рейсу в Холмск Люсинду, которой я передала флешку с фотографиями и материалом статьи об открытии холмского детского санатория. Вот уж точно, дурная голова ногам покоя не дает!

Глава двадцать шесть.

В аэропорту, как я и просила Ксению, меня встретил Алексей на красивом белом джипе. Я ехидно поинтересовалась, куда делась любимая «шестерка» и хохол неподдельно взгрустнул:

– В гараже голубка скучает. Мне теперь по статусу этот агрегат полагается. С Сурминым спорить так же бесполезно, как и с моей женой. Никакого интереса теперь в моей жизни не стало. На моей «Манечке» я в городе всю крутизну на их «Ландроверах» и «Мерсах» делал, а теперь плетусь в общем строю и статусу соответствую. Тошнит, а что делать?

– Верю, но помочь ничем не могу. А вот Вы, Алексей даже очень можете меня выручить. Мне нужно поговорить с вашей женой, желательно в течении трех дней.

– А сегодня Вы заняты?

– Нет.

– Так чего тогда тянуть, у Вас похоже срочное дело, коль Вы из Москвы через день вернулись. Настя отдыхает с детьми на даче, сейчас созвонюсь и поедем. Я в вашем полном распоряжении, меня шеф к Вам прикомандировал, велел сопровождать и решать все вопросы оперативно, так что всё вписывается в указивку, заодно и с семьей повидаюсь.

Алексей недолго поговорил по телефону, но, окончив разговор, объявил мне, что нам придется сначала заехать за продуктами.

Как всегда лихо мы припарковались у бокового входа на губернаторский рынок и Алексей, достав из багажника добротный рюкзачок на мягких колесиках, попросил меня не скучать и скрылся в толпе. Я включила радио, поймала волну любимого радиоканала и с удовольствием прослушала подборку ретро мелодий. Примерно через полчаса из толпы вынырнул Алексей, волоча за собой набитую до отказа огромную сумищу, в которую превратился скромный рюкзачок, с которым он уходил. Перехватив мой изумленный взгляд, он усмехнулся:

– Будем принимать Вас по высшему разряду. С моей супругой лучше не спорить, я давно не пытаюсь и Вам не советую, Мария Станиславовна. Стеснение и отказы оставляем прямо здесь и худеть будете завтра.

Через час вальяжный джип, мягко переваливаясь на разбитой колесами тракторов деревенской дороге, подкатил к красивому резному забору, небесно голубого цвета и просигналил приятной мелодией. Ворота почти мгновенно распахнулись и из них одновременно выскочили огромная лохматая собака , пушистая кошка или кот и двое мальчишек младшего школьного возраста. Кот грузно рлюхнулся на капот прямо перед стеклом и стал грациозно прохаживаться по нему, как бы демонстрируя свое превосходство перед остальными встречающими. Алексей распахнул дверцу и грозно скомандовал:

–Василий, геть, это тебе не «Манюня», поцарапаешь ненароком своими когтищами!

Кот в знак протеста на окрик хозяина так же громко мякнул, но с машины спрыгнул и демонстративно пошел через дорогу, задрав свой огненно-рыжий пушистый хвост. Огромный и такой же как кот рыжий пес, еле сдерживая себя и взметая хвостом дорожную пыль, все-таки сидел на месте и не мигая смотрел на Алексея, ожидая разрешения подойти к хозяину. Зато братья ждать не собирались ни секунды и, как только отец вышел из машины, повисли на нем с радостными криками. Пес начал поскуливать и нетерпеливо перебирать передними лапами. Алексей опустил сыновей на землю и кивнул собаке:

–Джери, хороший мой, иди сюда, умный пес!

Умный пес, тут же , позабыв о солидности и манерах, в мгновение ока оказался рядом с хозяином, вскинул передние лапы ему на плечи, по щенячьи повизгивая от восторга, попытался лизнуть хозяина в нос.

–Джери, марш на место! – раздался строгий женский голос.

Пес послушно отскочил от Алексея и, оглядываясь, засеменил во двор. Я посмотрела ему вслед и увидела стоящих рядом стройную девушку с перекинутой через плечо роскошной косой и статную молодую даму с короткой стрижкой. Они так же, как и остальная веселая компания, были рыжеволосыми. Похоже солнышко очень любило это семейство, одарив его щедро своим золотом и перебив, тем самым, даже хохлятскую кровь черноволосого отца.

– Здравствуйте, Мария Станиславовна, – поприветствовала меня хозяйка дома и неторопливо подошла к машине, пока я спрыгивала с высокой подножки. Представившись только по имени она протянула мне руку и крепкое рукопожатие сразу напомнило мне характеристику Степки о самом крутом адвокате холмской области.

«Да, Настя, как же мне завоевать Ваше доверие?» – стала соображать я, но в это время к нам подошла девушка и, представившись мне, не переминула подкусить отца:

– Батяня у нас этикеты соблюдать не желает, представлять нас и не думает, посему мы по-простому, уж не обессудьте. Я – Злата, старшая сестра этих нахалят, которые до сих пор висят на отце. Мария Станиславовна, давайте я Вас в вашу комнату провожу, расквартируетесь и отдохните перед застольем. А может сразу на речку сходим? Я в такую жару просто весь день бы в воде сидела под шляпой!

Эта мысль мне показалась очень кстати, она давала время на обдумывание деликатного разговора и возможность познакомиться с Настей через ее дочь поближе.

– Прекрасно, Злата, я с удовольствием принимаю ваше приглашение. Может к нам и остальные присоединятся?

Мальчишки дружно заверещали, приветствуя возможность еще раз поплескаться в реке, поддержал нас и Алексей. Настя было воспротивилась, но все остальные домочадцы стали слаженно скандировать хором «Идем, идем, идем!», и она сдалась, велев только сначала разместить меня и разобрать сумку с продуктами.

Алексей достал из джипа мои вещи и свой огромный мешок на колесиках. Злата, не обращая внимания на мои протесты, легко перехватила мой баульчик у отца и маминым командным голосом пригласила меня следовать за ней.

Дом в глубине не очень большого участка, был похож на сказочный теремок. Деревянные кружева украшали весь его фасад, а на коньке лениво ворочался флюгер в виде фигурки Карлсона, с пропеллером в положенном месте. В окна мансарды была вставлена мозаика с цветочным орнаментом, ставни были разрисованы диковинным цветочным узором. Я до того залюбовалась сказочной красотой дома, что Злата меня потеряла и, выглянув с крыльца, нетерпеливо окликнула:

–Мария Станиславовна, ну где же Вы?

Я поспешила в дом и по красивой лесенке с точёными балясинами поднялась в след за девушкой на второй этаж. Злата распахнула сразу две двери и предложила:

–Выбирайте любую комнату, какая больше понравится.

В первой по ходу комнате тон задавали двустворчатый шифоньер, старинный комод и невысокая книжная этажерка на точеных стойках. В углу стоял большой сундук, а у окна, на накрытом кружевной скатертью круглом столике, стояла полупрозрачная голубая ваза с букетом полевых цветов. Занавески на французском окне от пола до самого потолка были из прозрачного тюля, а на шторах цвели огромные красные маки.

Я словно очутилась в своем детстве. Каждое лето родители отвозили меня к бабуле в небольшую деревеньку под Владимиром, и я оставалась там до самого сентября, ни разу не поменяв ее на берег моря. Братца моего, перенесшего в раннем детстве пневмонию, каждое лето родители по очереди возили в Ялту или Евпаторию, но я неизменно спрыгивала с поезда на станции в трех километрах от бабушкиной деревни. Она или муж ее тетки Ольги, дядя Петя, встречали меня на станции, и мы шли по лесной песчаной дороге до ее дома. Я издалека видела высокую раскидистую березу, под которой уже с середины июля всегда росли крепкие подберезовики на жареху и стройную ель, хранившую прохладу в горнице и на моей терраске.

Я подошла к окну и к своему изумлению, увидела за ним балкон, на перилах которого лежала еловая лапа. Распахнув створки толи окна, толи балконной двери, я, забыв обо всем на свете, шагнула на балкон и с надеждой взглянула вправо. Еще молодая, но уже раскидистая береза стояла там, где мне так хотелось её увидеть. На глаза невольно навернулись слезы и я, подняв мягкую пихтовую лапу, вдохнула ее изумительный новогодний запах. Елка оказалась пихтой, березка была еще молодой, но ощущение беззаботного детства и умиротворения из-за этих мелких неточностей никуда не ушло. Я вернулась в комнату и плюхнулась на широкую кровать со сдвинутым к стене марлевым пологом:

– Злата, я остаюсь здесь!

– А может все-таки взгляните на другую комнату? Там великолепный вид на реку. – настаивала девушка и, что бы ее не обидеть, я оторвалась от блаженных воспоминаний, и мы прошли чуть дальше по коридору.

Вторая комната восхищала своим царственным великолепием. Огромное зеркало в удивительно красивой резной раме задавало дворцовый альковный стиль. Кровать была сделана опять же на французский манер с точеными толстыми стойками. К потолку по периметру крепился балдахин, но на этом сходство со спальнями французских королей заканчивалось. Комната и весь текстиль в ней были нежных тонов. Легкая органза заменяла на балдахине тяжелый пыльный бархат, который мы с Данькой видели во всех спальнях французских королей и их любовниц, в подаренных последним замках.. Многослойную прозрачную ткань на окнах дополняли римские шторы белого цвета. Против кровати располагался небольшой, словно игрушечный, каминчик. Его слегка подкопченный верх, приборы в железной стойке, несколько поленьев в нише и кресло- качалка с пледом говорили, что это не бутафория, а работающая часть интерьера.

– Злата, это просто чудесная комната, но можно мне обосноваться в первой? Она мне детство напоминает, в бабушкином доме все было очень похоже. Ты не обидишься?

– Что Вы, это ведь это я ее обставляла. Находила во дворах старую мебель, звонила папе, он забирал,отвозил в цех и реставрировал. Это моя комната, но я пока поживу в «королевских покоях». Маман после поездки по замкам Луары, с бати не слезала, пока он по ее эскизам все это великолепие не сотворил. А Вы вспоминайте детство, на здоровье!

Через несколько минут мы со Златой спустились вниз, где уже изнемогали в ожидании мальчишки. Джерри, положив огромную лохматую голову на лапы, тосковал у будки под кустом сирени, а рядом в песке возился Василий, набивая огненную пушистую шерсть пылью. Он периодически подскакивал, встряхивался, окатывая пса песком. Джерри смачно чихал, прятал нос в лапы, а кот снова плюхался на спину и все повторялось.

Злата вскинула на плечо мохнатое полотенце и скомандовала братьям:

– Матрасы взяли и на берег шагом марш!

Братьев через секунду и след простыл, а девушка звонким голосом предупредила о нашем уходе родителей ,и мы вышли за калитку. Пес,провожая нас печальныи взглядом, остался лежать на месте, а Василий засеменил с нами рядом, взяв на себя функции охранника.

Река встретила меня долгожданной прохладой и выходить из воды действительно не хотелось. Мальчишки наперегонки карабкались на плечи отца, и он подбрасывал их вверх. Брызги и восторженный визг летели во все стороны, забава повторялась вновь и вновь, пока Настя не выгнала всех троих погреться на песок. Ее авторитет был непререкаем и было заметно, что даже в присутствии гостьи малышами не допускаются никакие возражения или проволочки. Я никак не могла сообразить, как мне задать тот вопрос, ради которого предприняла этот неожиданный для всех вояж, когда у меня появится такая возможность. С Златой мне поболтать так же пока не удалось, потому что через некоторое время, нас всех дружно Настя вернула на дачу и отправила приводить себя в порядок к обеду.

Я зря себя напрягала, так как Настя сама вызвала меня на разговор, когда домочадцы дружно, включая кота Василия, уткнулись в телевизор. Она тихонько шепнула мне, что хочет поговорить со мной и повела меня по песчаной дорожке, обсаженной с двух сторон высоченными цветами, к небольшой избушке в конце участка. Избушка оказалось баней, но в просторном предбаннике стоял мягкий угловой диван и большое кресло. Хозяйка предложила мне присесть к небольшому столику и быстро достала из небольшого холодильничка бутылку рома, вазочку с шоколадными конфетами, тонко нарезанные кусочки разных фруктов на красивом блюде и тарелочку с миниатюрными пирожными. Было очевидно, что Настя готовилась к нашей уединенной беседе. Она хитро улыбнулась и подмигнула мне:

– Побалуем себя немножко, а Маша, заодно и беседу подсластим. Повод-то у нее не слишком приятный, как я догадываюсь? Вы весь день усиленно соображаете, на какой бы кривой козе ко мне подъехать, или я ошибаюсь, и Вы неожиданно прикатили обратно исключительно для того, что бы со мной и моим семейством познакомиться?

– Познакомиться с Вами, Анастасия, я давно хотела, но Вы абсолютно правы, цель моего внезапного возвращения несколько в другом. – я снова растеряла все слова, но Настя не стала держать неловкую паузу. Она, не спрашивая меня, плеснула ром в бокалы и предложила запить переход на «ты».

Мы выпили с переплетенными руками и чмокнули друг друга в щеку. После этого Настя налила нам еще рома, взяла из вазочки с конфетами трюфель и кусочек мандарина на шпажке, откинулась на подушки дивана и царственно разрешила:

–Маш, не меньжуйся, спрашивай! Врать не буду, честно расскажу все, что знаю. Ты-баба правильная, за дешевой славой никогда не гналась и хороших людей не подставляла. Ну? Прими еще для храбрости и прекрати подбирать слова. Как получится, так и говори, здесь нас никто не услышит.

Я засунула в рот первую попавшуюся мне в вазе конфету, тоже откинулась на спинку кресла и решительно спросила :

– Настя, это ты прислала мне дневники Максюты?

– Да, это я.

– Тебе их отдала Таисия?

– Да.

– Но зачем и почему именно мне?

– Маша, я ждала этого вопроса все время с того дня, как отправила тебе посылку с липовым адресом и вымышленными инициалами отправителя из деревенского почтового отделения. У меня тогда на руках были два малыша, и я впервые в жизни испугалась. Дневники словно жгли мне душу, я не могла их больше держать у себя. Я и так рискнула очень многим, спасая подругу. Я расскажу тебе всё и, надеюсь, ты поймёшь меня и простишь, что я втравила тебя в этот кошмар, который тебе пришлось пережить. Я сама собиралась прилететь к тебе в сентябре, когда мальчишки пойдут в школу, и я смогу уехать на пару дней. Я должна была попросить у тебя прощения, хотя, конечно, не могла и предположить к каким последствиям для тебя приведёт исповедь этого дьявола. Я могла их сжечь и о них никто бы не узнал, но не смогла это сделать. Я понимала, что написанное в них касается судеб многих людей, как уродов, так и хороших, пострадавших так или иначе от прихоти Максюты. Я знала, что ты со многими из них на тот момент уже встречалась и подумала, что только ты найдёшь в этих чёртовых дневниках не только материал для себя, но найдёшь как восстановить справедливость. Я, прости, не нашла в себе сил и подставила тебя под удар. Но не только это. Я обеспечила Тасе алиби, когда уже все случилось. За неделю до этого, когда Антон был на рыбалке, мы проговорили с Тасей всю ночь, она рассказала мне про дневники Максюты и про то, что вычитала в последнем из них. Она решила уйти от Антона, но спокойно расстаться он с ней не согласился и угрожал убить дочь. Тася защитила своего ребенка как смогла, но я понимала, что рассчитывать на правосудие мы не можем, поэтому сделала всё, что бы вывести подругу из-под удара. Я нарушила закон и могла не только лишиться статуса, но и свободы. При таком положении дел, я не имела возможности безопасно для себя и Таисии обнародовать дневники, ты же теперь понимаешь не только взрывоопасность информации, изложенной в них, которая касалась очень многих властьпредержащих, но и первый закономерный вопрос, который мне бы задали: откуда они у меня. – Настя налила себе ещё бокал и медленно поднесла его к губам, но пить не стала. Мы обе молчали. Я уже согласилась с каждым её словом и догадывалась, почему она выбрала именно меня. Я ведь уже вела своё расследование, и она об этом знала, как и все городские сплетни о наших взаимоотношениях с Антоном Максютой. Настя громко выдохнула, как бы собираясь с силами и продолжила исповедь:

– В тот день, рано утром, ещё восьми не было, Тася вдруг позвонила мне по абсолютно дурацкому поводу. Сначала я подумала, что она бредит или прилично набралась прямо с утра, но потом уловила нервозность в её голосе и попыталась выяснить, что стряслось. Таисия странно хихикнула и попросила подождать минутку. Я, как дура сидела минут десять с трубкой у уха. Не знаю, что помешало мне её бросить, но я как чувствовала, что не надо этого делать. Сначала я слышала, как что-то сказал Антон и хлопнула дверь, потом снова щелкнул замок двери и через несколько секунд послышался еле слышный хлопок, снова тихий щелчок замка, стук чего-то тяжелого о пол и толи стон, толи всхлип и тишина. Я вся превратилась в слух и ловила каждый шорох. Мне стало страшно и когда рядом с трубкой кто-то пробежал и послышалось шуршание толи целлофанового пакета, толи кальки, я заорала во весь голос в трубку. Таська, видимо услышав меня, а может увидев свою трубку и вспомнив, что разговаривала со мной, взяла телефон, но была какая-то заторможенная. Голос у нее был странным и она опять понесла какую-то чушь. Потом я услышала просто бешенный стук в дверь, и Тася снова бросила трубку. Я услышала мужской ор, потом шаги и Таисия бесцветным голосом сказала мне:

– Мне надо вызвать скорую, Антону плохо, он лежит в подъезде. Настя, приезжай скорее, мне страшно! – и она отключилась.

Я схватила рабочий портфель и побежала к машине. Через десять минут я зашла в подъезд и между первым и вторым этажом увидела Антона Максюту, лежащего на площадке перед почтовыми ящиками. Почти следом за мной в подъезд буквально влетели медики и врач через минуту констатировал смерть. Я вынула из кармана платок, легонько нажала им на край кнопки лифта и поднялась на второй этаж, чтобы не добавлять следов. Входная дверь в квартиру Максюты была распахнута, и я нашла Таисию в спальне. Она сидела на кровати, закрыв лицо руками. Я отняла её руки от лица и спросила:

– Как ты?

– Не знаю,-ответила Тася, – Он жив?

Я отрицательно покачала головой:

– Наверное сердце. Он же вроде бы жаловался последнее время на боли, ты говорила.

– Когда перепьёт и обожрётся, да в бане с шлюхами перепарится, а так здоров был, как бык. – тихо сказала Тася : – Настя, это я его застрелила, я. – и её лицо исказилось усмешкой: – Я успела раньше, Настя. Он убил бы нас со Светкой сегодня вечером.

Меня словно ушатом холодной воды окатили. Мозг заработал в усиленном режиме. Времени было в обрез, милиция уже в пути. Я встряхнула подругу за плечи и посмотрела ей в глаза:

– Слушай меня и запоминай, девочка. Я тебе помогу. Отвечай быстро и тихо. Держала пистолет голой рукой? Где он?

– Детективы не зря читаю. Я взяла на кухне полотенце и замотала руку, на платье накинула халат. Всё в белье. – ответила Тася и показала на комод у стены. Я быстро достала из него халат, кухонное полотенчико и завёрнутый в них пистолет с глушителем, сложила всё полиэтиленовый пакет, которые у меня всегда были с собой для упаковки судебных докуменов и запихнула всё себе в портфель, достав из него бутылочку валерьянки и сбегала на кухню за стаканом воды. Напоив Тасю лекарством и намеренно наплескав пахучий раствор вокруг, я, встряхнув Таисию за плечи, заставила её посмотреть мне в глаза:

– Ты ничего не видела. Ты позвонила мне, когда Антон ещё был в коридоре. Мы с тобой болтали по телефону, когда в дверь забарабанил водитель Антона, ты прервала разговор и пошла открывать дверь, я ждала, поэтому всё слышала. Я подтвержу. Всё, Тася, больше ничего и никому не говоришь! Ты поняла меня? А теперь тебе плохо, поняла? Я пошла за медиками.

Я подхватила портфель и поставила его на подоконник за штору. На негнущихся ногах я дошла до входной двери и крикнула в подъезд с истеричными нотками в голосе:

– Жене умершего плохо, кто-нибудь, помогите, у меня только валерьянка, а нужно успокоительное! Врача!

Буквально через минуту в квартиру поднялась женщина в белом халате с чемоданчиком, и я провела её в спальню, где, раскачиваясь из стороны в сторону , истерила Таисия.

Я стояла в коридоре, ожидая распоряжений врача, пытавшейся уложить в кровать Тасю, похоже впавшую в настоящую истерику. Мне пришлось помочь доктору , и она в сделала подруге укол. В это время послышался топот ног и через пару минут в квартиру влетел Степан и какой-то молоденький милиционер.

Я как квочка, защищающая цыпленка, расставила руки и остановила пришедших сотрудников милиции в коридоре у спальни.

– Стёпа, Тасе плохо, у неё врач. Ей не до допроса. Да и ничего она не знает, мы начали с ней разговор по телефону до ухода Антона, и когда в дверь забарабанил водитель, мы ещё разговаривали. Это легко проверить и по моему и по её сотовому, мы минут двадцать поди трещали о своём о бабском. Я всё слышала и расскажу тебе не хуже Тасюльки. Так что потом допросите вдову и запишете, а сейчас, будьте людьми, займитесь делом, если криминал подозреваете. Хотя инфаркт, наверное, или инсульт, а может тромб какой-нибудь оторвался.

– Да шут его знает, крови нет. Вскрытие покажет! Водила позвонил в дежурку, убили орёт, ну нас и погнали, генеральный директор, не дворник же, все шашки наголо! Ладно, пойдём, посмотрим что там и как, хотя натоптали, если чё, до охренения!

– Я как увидела Максюту на полу на всякий случай на лифте поднялась и платочком на край кнопочек жала, так что моих свежих следов точно не найдёте в подъезде.– сообщила я.

– Ну так, ты, Анастасия, баба умная и юрист тёртый, а эти бараны, сколько не дрюч, прутся всем стадом прямо к трупу. – с досадой ответил мне Степан и вместе с напарником вышел из квартиры.

Милиция возилась в подъезде. Таисия лежала на кровати, врач сидела рядом и сообщила мне, что сделала укол лёгкого успокоительного, так как другого нет. Тася лежала уже спокойно и только судорожно всхлипывала, и врач попросила меня проводить её и побыть с Тасей рядом. Если станет хуже, то немедленно вызывать скорую помощь и обязательно сообщить о случившемся, что бы прихватили серьёзный препарат.

Пока мы шли до входной двери, я полюбопытствовала, и доктор охотно ответила, что Максюта, скорее всего, не умер, а убит, так как в правом ухе, прямо в слуховом проходе легкое покраснение, толи от ожога, толи от чего другого. Если от ожога, то возможно от пули, попавшей ровнёхонько в слуховой проход. Это фельдшер бригады предположил, он в Чечне видел такое, когда убит и крови нет.

Когда врач удалились из квартиры, я закрыла за ней дверь и начала приводить Таисию в адекватное состояние, влив в неё стакан минеральной воды из холодильника. К счастью лекарство мягко подействовало, Таисия успокоилась и довольно быстро соображала. Мы вместе нашли дневники, о которых она рассказала мне и ключи от домашнего сейфа. Да, это я переполовинила валюту. А как иначе, ведь по закону Таська не жена и ей не досталось бы ничего, кроме её одёжек. Я еще мало взяла. Надо было оставить ментам только пару пачек деревянных и то бы нашли, что по карманам рассовать.

Настя сердито закусила неприятные воспоминания сразу тремя конфетами, потом плеснула ром в бокал и, бравируя, продолжила признание:

– Да, это я вынесла из квартиры Максюты в своем портфеле деньги, пистолет и халат с полотенцем. Дневники в портфель уже не поместились, и мы засунули их в наматрасник на кровати. Тася, постелив сверху ещё и пуховое одеяло, улеглась на дневники и прилежно изображала весь день и вечер, пока шёл обыск, полуживую. Рьяный сотрудник милиции перевернул все ящики комода, полки шкафа за зеркальными дверками, пошарил руками под матрасом с обеих сторон от Таисии, лежащей на кровати и удовлетворился. Заметил он и мой портфель на подоконнике, но когда я пояснила, что собиралась в офис и этот портфель отношения к Максюте не имеет, махнул рукой и вышел из спальни, а мы тихонько выдохнули. Я в тот день ушла от неё только поздно вечером, так как мы с утра, когда милиция забрала труп, каждую минуту ждали милицию с обыском, как только будет установлена причина смерти. Боялась ли я ? Да я полуживая была, пока не плюхнулась вместе с портфелем на сидение своего авто. А рано утром следующего дня из камеры мусоропровода Иван достал пакет, в котором были дневники Максюты и , переложив их в чистый пакет, через Любушку передал мне.

– Они тоже в курсе? – удивилась я.

– Нет, Тася упаковала дневники в темный хозяйственный мешок и перемотала скотчем, а уж потом сунула в пакет, в котором спустила утром в мусоропровод, когда Иван пришёл чистить камеру. Я вечером заехала к Ивану и сказала, что обнаружила до обыска очень важные бухгалтерские документы, которые Максюта зачем-то хранил дома, и которые, по моему мнению, не стоило отдавать милиции, где они нечаянно исчезнут. Иван понимающе кивнул и сделал всё без лишних вопросов и, главное, без подозрений случайных или неслучайных глаз. Ведь это его участок и его работа чистить камеры мусоропровода. А Любушка отвезла пакет в автоматическую камеру хранения на вокзале Холмска, набрав условленный код, где Алексей, возвращаясь с работы через два дня, его и забрал. Он, кстати, тоже считает, что там документы, которые я передала Сурнину по твоей рекомендации. Больше ни о чём он не знает. Ты меня поняла, Маша?

– Понятно, – ответила я, – наших мужичков надо беречь.

– Мы с милицией прихватили каждый свой трофей. Найдя в сейфе и изъяв приличную сумму в баксах и рублях, прихватив арсенал оружия Максюты, сотрудники милиции, производившие обыск, по моему мнению , утратили всякий интерес к дальнейшим поискам и, торопясь поделить найденное, удалились вполне удовлетворённые результатами. Тасю в день убийства почти не допрашивали. Я втолковала подруге, что говорить и была все время рядом, как ее адвокат. Она всё сказала правильно, и я с готовностью показала следователю на своём телефоне время и продолжительность разговора с Тасей и пообещала, что она возьмёт у сотового оператора распечатку, чтобы приобщить её к материалам дела. Время и длительность нашего разговора подтвердил оператор, смывы с её рук ничего не дали и мою подругу оставили в покое, переведя в ранг свидетеля. После обыска, сдав Таисию на попечение Златы, я поехала домой и улики гостили у меня в квартире до конца недели, пока мы в выходные не поехали на дачу, куда ездим каждую неделю и, если бы за мной и следили, то ничего необычного бы не обнаружили. Эти несколько дней были самым ужасными в моей жизни. Слишком многие не только в нашем городе, но и в области, с удовольствием свели бы со мной и моим мужем счёты, если бы Тася сорвалась, и в моей квартире нашли бы трофеи из квартиры Максюты. Дневники я оставила в городе в гараже и забрала только тогда, когда решила отправить их тебе. Пакет с халатом и полотенцем спалила здесь, в печке. Пистолет в разборе и глушитель я утопила, где-то по пути на «Комете» от Хомска до Обласка, где вела дело, так что его при всём желании не найти. Через несколько месяцев часть долларов из сейфа, будучи в отпуске на Украине, я обменяла на рубли и по возвращении вложила в строительство квартиры, где живёт теперь Таисия. Ну, вот вроде и всё. На дневники у меня сил уже не хватило, прости. Прости, что подставила тебя!

Голос Насти начал набирать высоту, и я потянулась к ней бокалом, желая сбросить нарастающее напряжение. Мы выпили и несколько минут молчали. Потом я собралась с духом и спросила:

– Настя, а Степан знает, что стреляла Таисия?

– Думаю, что да. Взгляд у него был весьма красноречивый. Он дал нам с Таисией достаточно времени на подготовку к допросу и обыску, заняв подчиненных поиском оружия, следов и свидетелей вне квартиры. Но мы никогда с ним об этом не говорили и тебе он ничего не скажет, сама понимаешь.

–Ты читала дневники?

–Нет, ничего кроме записи, адресованной тебе. Записи в дневниках частично мне пересказала Таисия , она успела их местами пролистать, и я поняла, что Максюта, любуясь собой, скрупулёзно фиксировал события всей своей жизни и в дневниках содержатся ответы на многие вопросы. Пока я искала повод для знакомства, ты умудрилась кому-то круто наступить на горло и тебя чуть не убили. Пришлось дождаться, пока тебя заштопают и приведут в норму, прости за цинизм, это я от неловкости.

–Значит ты отправила посылочку, что бы мне жизнь медом не казалась? Я тогда только месяц как выбралась с того света. Объясни особо одаренным, зачем , Настя?

– Прости, Маша, но и сейчас я еще не знаю, зачем. Похоже, не во мне дело. Тебя уже выбрал, кто-то много умнее меня. Сама посуди. Все сошлось на тебе. Чудесным образом восстали из пепла сожженные Таисией документы и попали именно к тебе. Только ты смогла так использовать эти бумажки, что не только наш город ожил, но и в нем, и в области стало легче дышать. Только ты так рассказала Сурмину правду о гибели его сестры, что он не бросился вырывать из могилы труп убийцы и ровнять с землей его шикарное надгробье, а создал столько хорошего в память о ней.

– Настя, то, что ты меня на божницу взгромоздила, я уже поняла, тормози. Кончай размазывать патоку. Ты мне еще не все сказала.

– Конечно не все! А с божницы сейчас слетишь мигом, так что и не примащивайся! Ты думаешь, я не знаю, с чьей легкой руки я теперь неделями не вижу мужа, а дети отца?

– Не принимается! Ведь теперь он просто неприкасаем, работает на своем месте и труд его оплачивается весьма достойно!

– Да я смеюсь, конечно все просто замечательно. Но больше ты меня не пытай, я тебе ничем помочь не могу, кроме одного. Завтра переговорю с Таисией и, если она согласится, ты все узнаешь из первоисточника. Ведь ты и за этим прилетела, а, Мань?

– Да.

– Так может ты у себя должна спросить, зачем тебе всё это, или меня пытать проще?

– Понимаешь, Настя, вертится у меня в голове какая-то незавершенка, покоя не дает. Вот только что это, понять не могу никак.

– Не суетись, Маша, всему свое время. Ты обязательно поймешь, не сомневайся и не беги впереди паровоза. Давай лучше сейчас включим музычку, допьем бутылёк, доедим шоколад и пирожные. Устроим так сказать праздник тела и пойдем баиньки. Утро вечера мудренее.

Глава двадцать седьмая.

Мы сидели в небольшой, но стильной и отлично обставленной уютной гостиной двухкомнатной квартиры. Все еще очень привлекательная , хоть и немолодая женщина, добрыми, но очень усталыми глазами спокойно смотрела на меня и ровным голосом, словно читая книгу, рассказывала о ее жизни с Антоном Максютой. Меня же по ходу ее неторопливого повествования, то начинало морозить, то бросало в жар, но я сидела неподвижно, как завороженная.

Я уже многое знала о нелегкой жизни Таисии, больше десяти лет терпевшей все отвратительные выходки сожителя, не утруждавшего себя соблюдением приличий даже на людях. Но она все эти годы просто самозабвенно любила Антона и прощала ему все.

Давно перестав осуждать то, чего не в состоянии понять, я научилась принимать с уважением выбор людей и их слабости, поэтому сразу и бесспорно признала право Таисии на такую растрату лучших бабьих лет. Эта женщина не жалела себя, значит и я на это право не имела. Она не нуждалась ни в чьем сочувствии, и я не встревала с выражением его в её монолог.

Я понимала, что этот человек выбрал меня, как слушателя, вполне осознанно. Пока я, по ее мнению, поступила правильно, уничтожив дневники Антона. Но как она воспримет мое утреннее озарение, воплотившееся в намерение написать повесть или роман обо всем, что я узнала из дневников Максюты, о людях, с которыми по его милости пересеклась моя жизнь, а значит и о ее жизни тоже?

Решение это. как-то само собой пришло после бессонной ночи на даче Насти и Алексея, после наших посиделок в баньке. Я так и не смогла уснуть, после разговора с Настей и до утра просидела за столом у открытого балкона. Когда солнце показалось над лесом и стало быстро взбираться по верхушкам деревьев, я поняла, что именно хочу сделать. Все сразу встало на свои места, события нанизались одно за другим, образовав стройную композицию, появилось чувство завершенности и осмысленности всего уже происшедшего и происходящего теперь.

Я внимательно слушала Таисию и, почему-то была абсолютно уверена, что она поймет и признает за мной право на такой итог моего частного расследования. Пока же я, как автор, скрупулезно вносила в портрет «героя» последние штрихи.

****

Последние пару месяцев жизни Антон стал просто невыносим. Он был зол и не воздержан не только на словах, ежедневно грозил вышвырнуть ее на улицу и уволить с работы. Последние надежды на оформление отношений рухнули и Таисия, никогда не интересовавшаяся делами мужа, стала очень осторожно собирать документы, которыми, по ее разумению, могла защитить интересы свои и дочери.

Так она нашла и скопировала все документы из папки, которую Антон хранил в оружейной кладовке. Таисия отдала копии Кириллу, ведь отчаянная и горячая Настя, тут же кинулась бы ее спасать, несмотря на свою беременность и смертельную опасность. Но когда она наткнулась на дневники Максюты, прочитала записи в последнем из них и частично в остальных, сопоставила с известными ей фактами, датами и слухами, последние иллюзии разбились в дребезги. Никакие документы ее не спасут. Антон избавится от нее так же спокойно и расчетливо, как от всех, кто хоть чем-то посмел досадить или помешать ему когда-либо. Никто не сможет ей помочь. Сбежать было некуда, да и не возможно. Всю жизнь только сам бросавший или убивавший его женщин Антон никогда не позволит ей уйти от него. Отчаяние захлестнуло, но проревевшись Таисия решила все-таки защищаться.

Женщина стала внимательно слушать все разговоры в управлении, а в обеденный перерыв, когда остальные сотрудницы бухгалтерии удалялись в столовую, просматривала всю информацию о сделках и движении денег предприятия и копировала теневые проводки. Дома она прислушивалась к разговорам Антона по телефону и скоро узнала, что у него большие неприятности не только с партнерами из нефтяной компании, чиновниками администрации, но и с криминалитетом города. А потом Таисия подслушала его разговор с самим собой, когда всегда осторожный Антон «слетел с катушек».

Это было 2 января 2002 года. Антон с утра отправился на зимнюю рыбалку со своей привычной компанией и до рождества Таисия его не ждала. Она сидела в домашнем кабинете и просматривала документы из стола, когда вдруг услышала пьяный крик:

– Тасюлька, бегом сюды, барин разуться желают !

Не поверив своим ушам она осторожно посмотрела в щелку двери и обомлела. Антон, привалившись к входной двери и натужно матерясь, пытался стащить с ног унты.

Выйти на его глазах из кабинета, было равнозначно подписи на собственном смертном приговоре. Антон еще на старой квартире запретил ей и дочери без него входить «в его берлогу». Уборку и то всегда делали только в его присутствии.

– Таська, проститутка облезлая, уперлась куда-то! Никто не ждет хозяина! Ладно, нарисуешься, паскуда, огребёшься, падла !– зло пообещал Максюта и прямо в унтах забухал по коридору.

Таисия надеялась, что Антон пойдет в кухню или гостиную и тогда она сможет тихонько шмыгнуть в ванную, но он, пьяно шатаясь, зашёл именно в кабинет. Она едва успела юркнуть в оружейную кладовку и, опустившись в безнадежности на пол, прикрыла голову руками. Если он сейчас заглянет сюда, то просто убьет ее на месте, а потом Сарик запихнет ее в мешок и утопит в первой попавшейся проруби.

Замерев от ужаса и почти перестав дышать, Таисия ловила каждый шорох в кабинете. Вот он тяжело плюхнулся в кресло, вот достал из стола стакан и бутылку самогонки Кузьмича, которую предпочитал всем остальным напиткам, когда бухал один и не надо было выпендриваться перед дружками или прихлебаями. Горючее пойло на кедровых орехах забулькало в стакан. Антон, грохнув бутылкой о стол, вдруг затих и у Таисии почти остановилось сердце. Сейчас он найдет ее!

– Чёрт, и выпить не с кем! Одни скоты и быдло! Светка-шлюха малолетняя, у-у-убью!!!

Антон так саданул кулаком по столешнице, что Таисия чуть не вскрикнула. Громко сопя и матерясь он вылез из –за стола и вышел за дверь.

«Вот он что-то уронил в ванной… а теперь возвращается…» – Женщина, замерев, ловила каждый шорох.

Антон снова тяжело рухнул в кресло и, чем-то стукнув по столу, неожиданно умиротворенным голосом произнес:

– Ну вот, теперь можно и поговорить. А чо не поговорить с умным человеком!

Звякнув стаканом о какое-то стекло, Антон с хрюканьем влил в себя самогон и тут же снова наполнил стакан. Потом встал и дернул балконную дверь. Вернувшись через пару минут, он зашуршал бумагой и предложил непонятно кому:

–Угощайся, Антон Васильевич! Это строганинка и сальцо, а не магазинная колбаса из кошки с добавлением крысятнины! – и, довольный своей шуткой, раскатисто загоготал.

«Батюшки, с ума, что ли спятил, с собой разговаривает, не иначе!» – пронеслось в голове женщины и давящий со всех сторон ужас заполнил собой уже всю кладовку.

– А и правда, какие деликатесы , Антон, ты всегда понимал толк в еде, выпивке, охоте, бабах и делах! В бабах ты просто гений! За что и уважаю! Давай выпьем, дружище!

Снова раздался звук удара стекла о стекло, хрюканье и бульканье следующей опрокинутой внутрь порции. Антон продолжал говорить сам с собою, наливаясь самогоном. То, что узнала Таисия из этой «беседы с умным человеком» пробилось через сковавший её страх и повергло в шок.

****

Антон передумал с самого утра ехать на рыбалку и, дав команду Канурину организовать выезд после обеда, направился к Светке. Не застав ее дома, он поинтересовался у соседки и получил такой исчерпывающий отчет о том, когда и с кем она изволила уехать еще вчера, что у него не осталось и тени сомнения, что эта малолетняя шалава ему изменяет с каким-то сосунком.

– Мне? Ах, мать твою, б…ща сопливая! И с кем? Ну, погоди, вернешься! – словно кувалдой шарахнуло по голове и Таисия , одуревшая от боли в висках, страха и собственной слепоты и глупости, руками зажала себе рот, что бы не взвыть во весь голос. Этот старый козел спал с ее дочерью и, похоже, уже давно, а она, дура влюбленная, ничего не видела и не понимала. Намекали же на работе, что шмотки у дочки не по доходам и неспроста Антон Светке квартиру подарил, а она ему верила, что отселил, что бы самостоятельно житьприучалась.

Теперь клокочущий от злобы рогатый любовник решил наказать Светку. Таисия не сомневалась, что ждет ее дочь. Светка до десятого января будет в Тайланде со своим другом, но потом она вернется. Мысли лихорадочно скакали в голове, но страх за ребенка пересилил и подсказал единственный выход.

Женщина осторожно поднялась и стала неторопливо ощупывать стены. В оружейной кладовке Антон хранил все свои охотничьи ружья, но все пять стволов оказались в запертых шкафчиках.

«Надо будет поискать ключи», – наметила задачу Таисия. Как ни странно, поиск оружия успокоил ее и дрожь в теле постепенно унялась. Она прижалась к двери кладовки и заглянула в щелку. На столе перед Антоном стояло ее настольное косметическое зеркало с увеличивающим стеклом. Он ласково смотрел на свое отражение и продолжал «разговор». Таисия, затаив дыхание, слушала.

Антон собирался в бега, при чем он, оказывается, давно готовил себе место под солнцем в городе, название которого Таисии мало что говорило. Там уже год назад была через подставных лиц куплена недвижимость и в нескольких банках открыты солидные счета на новый паспорт гражданина Украины Максима Антонюка и оставалось уладить всего пару дел, до того, как Антон Максюта «утонет на рыбалке». Он продумал все.

Все магазины, кафе и бары после новогодних каникул забирает сынок Холмского мэра за весьма символическую в рублях для предприятия и более чем приличную в наличных баксах для Максюты сумму. Почти все акции предприятия забирает зятек, давно в мечтах мостивший задницу на его место. У него тоже в далеком банке счетец есть на предъявителя, и он готов передать его тестю. Остальное наследство придется оставить, чтобы не вызвать подозрений, но ничего не поделаешь, пусть дочурка некудышная владеет и с зятьком на его фиктивную могилку потратятся! Хотя, это вряд ли, все за счет предприятия справят, а и хрен с ними!

Таисия только горько усмехнулась, что о ней он и не вспомнил. Не было даже обиды, все заслонила тревога за жизнь дочери. Но тут она услышала нечто непонятное. Антон вдруг потеплевшим от нежности голосом стал объясняться в любви какой-то женщине, да так, что у Таисии захватило дух.

Антон собирался взять ее с собой, но мешал муж дамы сердца. Споря с самим собой о ее чувствах к некому Даниилу и равнодушии к Антону, Максюта доверил отражению свой чудовищный план. Он припас «железный аргумент» для Данилы-мастера, как он назвал его. Таисия увидела, как с этими словами муж из ящика стола извлек пистолет и толстую трубку, которую Антон быстро накрутил на ствол. «Глушитель» – догадалась женщина.

Неизвестная возлюбленная по имени Мария похоже его чувств не разделяла. Максюта собирался вывезти ее за рубеж по медицинским документам, как тяжело больную, наколов наркотиками до бесчувствия. Антон, печально констатировал самому себе, что иначе она с ним не поедет, так как не понимает собственного счастья. Он признался, что ее придется все время держать на наркотиках, иначе не сломать. То, что эта Мария долго не проживет Максюту вовсе не волновало. Он давно хотел эту женщину, а она его просто игнорировала и теперь настал ее черед платить по выставленным ей его счетам.

****

У меня перехватило горло и пришлось задержать дыхание, чтобы не закашляться. Вспомнилась запись в дневнике , и я поняла, что, если бы не смерть Антона, неизвестно где бы ты сейчас находилась, Мария Смирнова, да и находилась бы вообще…

Таисия замолчала и опустила взгляд с потолка на мое лицо. Мы несколько секунд смотрели в глаза друг другу. Потом хозяйка предложила мне выпить кофе с коньяком или коньяк с кофе на выбор. Я предпочла последнее.

Примерно через пол часа, Таисия завершила свой рассказ. Тогда, несколько лет назад, на ксюхиной кухне, я была в шаге от истины. Теперь я знала все, вот только слишком страшной и не нужной оказалась она никому, эта истина.

****

Докончив литровую бутылку самогона Антон еле добрел до спальни и, судя по всему, прямо в одежде и унтах рухнул на кровать. Таисия, дождавшись ровного храпа, выбралась из кабинета и, наскоро собравшись, уехала с ночевкой к подруге, где ее утром и нашел Антон. Домой Таисия вернулась на удивление спокойной, да и муж был настроен миролюбиво по причине жуткой головной боли. Следующие три дня до рождества были рабочими, и они виделись только утром да вечером.

В рождество Максюта тоже остался дома и предложил съездить в ресторан.

– Давай и Светку позовем, мать, когда она себе ресторан позволить сможет.

«Прощупывает, когда дочка вернется с поездки, не передумал, гад!»– ёкнуло сердце у Таисии, но внешне она ничем не выдала волнения и спокойным голосом сообщила, что Светочка с мальчиком уехала в Тайланд.

– Да ты что! А я и не знал, что Светка олигарха подцепила, все тайны у вас, девочки, папочка всегда последним узнает! – тоже хорошо сыграл веселое удивление Антон и, как бы между прочим, поинтересовался: – Хоть к Старому Новому году вернутся?

– Должна. Так мы идем в ресторан или передумал без Светки?

– Что ты, мать, непременно, и в самый лучший.

Антон вызвал такси и через час они уже были в загородном элитном клубе, о котором Таисия и не слышала раньше. Антон был щедр и предупредителен, но женщину это уже не могло обмануть. По возвращении у них был страстный и удивительно продолжительный секс.

– Как в последний раз! – грустно улыбнулась Таисия и завершила рассказ.

Утром, пока Антон плескался и брился в ванной, Таисия взяла кухонное полотенце, достала, замотав им руку, из стола в кабинете пистолет, накрутила снятый глушитель и положила оружие в сумку, висевшую на вешалке. За минуту до выхода Антона она в спальне накинула на рабочее платье домашний халат и набрала номер подруги. Она несколько фраз кинула в трубку и попросила Настю подождать у телефона, пока она найдет рецепт, что бы уточнить записи. Настя недоуменно спросила, какой еще рецепт, но обещала подождать. Положив трубку у аппарата и оставив открытой дверь спальни, когда Антон крикнул, что ушёл , она кинулась следом, достала пистолет в полотенце, поправила ткань на руке, что бы полностью закрыть кисть и тихонько открыла входную дверь. Тася окликнула Антона и он, успевший уже спуститься на пролет, недовольно остановился на площадке и, не поднимая головы, грубо спросил, что стряслось.

Выйдя из двери, Таисия подняла руки с пистолетом на уровень головы Антона в меховой пилотке, прицелилась в висок и плавно нажала на курок. В период их знакомства и первые годы совместной жизни, он сам учил её стрелять, и Таисия его не разочаровала, оказавшись хорошей ученицей, а уж с трёх шагов она бы никогда не промахнулась. Антон резко отшатнулся, ударился боком о стенку и стал медленно сползать на пол. Не увидев крови, в мягких домашних тапочках Таисия быстро и неслышно сбежала по лестнице и приложила руку к сонной артерии на шее мужа. Пульса не было. Больше стрелять не пришлось.

Сразу, с осознанием смерти рядом, навалилась неимоверная тяжесть, сердце бешено застучало в висках, и Таисия не помнила, как вернулась в квартиру и закрыла дверь. Она задела обувную полку и с неё упал железный ящичек со щеками и кремом для обуви. Резкий звук немного привёл Таисию в чувство и она, замотав пистолет в полотенце, сняла халат, запихнула всё в целлофановый пакет, валявшийся на комоде в спальне и скинула его в верхний ящик комода. Потом что-то промямлила в кричавшую настиным голосом трубку сотового телефона и в этот момент в дверь квартиры страшно заколотили. Тася снова положила сотовый на комод и пошла открывать дверь. На пороге стоял водитель Антона и кричал ей в лицо:

– Скорую вызывай, милицию, Антона Васильевича убили!

– Как убили? – спросила она одними губами, потом что голос вдруг куда-то пропал.

– Не знаю! – орал мужик, иди, вызывай, чего стоишь столбом!

Таисия вернулась в спальню, взяла сотовый и сообщила Насте, что Антону плохо и ей надо вызвать скорую помощь. А ещё она попросила подругу срочно приехать, потому что почувствовала, что её начинает накрывать паника.

Через какое-то время приехала Настя, и Таисия дальнейшее помнит, как в тумане. Она слышала, что говорила ей подруга и старалась следовать её советам неукоснительно, понимая, что не имеет права даже на неточность, ведь тогда пострадает и Настя. Подруга донашивала последние месяцы близнецов и ей явно лишними были волнения, связанные с поступком Таисии. Но, ведь и она защищала своего ребенка, и так случилось, что именно сейчас у неё не было другого выхода. Главное, что Светлане теперь уже ничего не грозило.

Потом приехали медики, вслед за ними милиция, потом они с Настей ждали обыск и прятали в наматрасник дневники Антона, не рискуя что-либо сейчас выносить из квартиры. Таисия до сих пор не понимает, как Настя выдержала все волнения этого дня, пряча улики и пачки долларов в своём портфеле. Потом, почти через полгода, на всякий случай, они оформили расписку о том, что Таисия яко бы заняла у Насти деньги, и она купила себе эту двушку. В городе, конечно, ходили сплетни и догадки о деньгах, но все они были с явным одобрением в ее адрес и вскоре совсем утихли.

Таисия закончила свой нелегкий монолог и устало посмотрела на меня, как бы спрашивая, ну и что теперь? Я улыбнулась и ответила на ее немой вопрос искренней благодарностью:

– Спасибо, Таисия, Вы спасли не только вашу дочь, меня и моего мужа, но, наверное, еще многих.

Женщина только прикрыла глаза и все так же спокойно поинтересовалась, есть ли у меня еще к ней вопросы.

Я рассказала о своем намерении написать роман обо всем, что узнала со дня смерти Антона и объяснила, почему решила это сделать.

Таисия недолго подумала и сказала, что посоветуется с подругой и ответит мне, смогу ли я использовать ее рассказ. Через несколько дней, уже дома я получила ее согласие и села за компьютер.

Эпилог.

Я вытряхнула из банки пепел от сожжённых мною дневников дьявола прямо на его могилу у памятника, на землю, на которой росли редкие кустики сорной травы и чахлые цветочки, и взглянула на портрет. Мертвый взгляд из глубины гранита не ожил, и я облегченно вздохнула. Бросив банку в стоящую неподалеку урну, я вернулась в поджидавшее меня такси и через два часа уже летела домой, придаваясь размышлениям о душе и смысле ее земного воплощения.

Если перефразировать слова известных стихов, никто по Земле не проходит бесследно, а дальше о памяти строго по тексту. Но и память бывает разная и каждый оставляет после себя весьма специфичный след в делах, поступках, а главное в душах людей, с которыми сводит его судьба.

Одному хватает тепла только на себя любимого. Рядом с таким очень неуютно и холодно. Его забывают, едва предав бренные останки земле или огню.

Другие способны обогреть только самых близких и дай им Бог, до последних своих дней, не выпасть из этого узкого круга, потому что на второй близкий круг их тепла уже не хватит. Таких помнят недолго их немногочисленные обогретые и их могилы зарастают травой и заносятся опавшими листьями довольно скоро.

Третьи, подобно Прометею или Данко, щедро раздают дарованный им при зачатье Божественный огонь. Они гораздо болезненнее переживают беду ближнего, чем свою собственную, потому что для них нет чужой беды, их убивает равнодушие и жестокость. Многие считают их ненормальными, юродивыми, выразительно крутят у виска, глядя им вслед. А они снова и снова бросаются на помощь, не щадя себя. Часто такие люди погибают от людского цинизма и несправедливости. И вот когда это происходит мы вдруг ощущаем пустоту и холод там, где было их тепло, согревавшее нас. Мы каждый раз дружно спохватываемся. Нет, в нас редко просыпается совесть, ведь мы не считаем себя виноватыми в их гибели, но мы искренне сожалеем, запоздало признавая их исключительность и талант делать нашу жизнь лучше , помогая нам и согревая нас своим теплом, ничего не прося взамен. Просто нам становится неуютно без их привычного тепла и поддержки в жестоком и холодном мире, таких же как мы, нормальных людей. В надежде заполнить пустоту и достать их энергетику с того света, обращаемся мы к памяти, ставим свечи в Божьем храме, а то и несем цветы на их могилу. А ведь они уже где-то рядом, в новом воплощении и все так же щедры и самоотверженны, но мы их опять не замечаем или крутим пальцем у виска ,глядя им вслед, вместо того, что бы научиться у них дарить себя людям. Только из-за них, таких наивных и бесконечно добрых, кто-то там наверху, все еще терпеливо ждет и надеется на наше прозрение, не прекращая пока эксперимент на Земле.

А есть и четвертые. Они тоже щедро наделены энергией и талантом влиять на судьбы людей, но оставляют за собой только искореженные, обугленные души. Чаще всего они живут в свое удовольствие и имеют все, что считается атрибутами социального успеха и состоявшейся жизни. Но даже в элитной упаковке по индивидуальному заказу, следы их смердят. По моему мнению души таких людей, как и их тела тоже превращаются в тлен, ведь она так и не научилась созиданию. Вот только помнят их, пожалуй, дольше остальных. Может в назидание?

******

Теплым осенним вечером, слушая забавный рассказ пражского гида пани Дианы об удивительных часах на Староместской площади, наша туристическая группа заворожено следила за движениями фигурок. Скелет перевернул песочные часы и прозвонил в колокольчик, напоминая о бренности мира и неизбежной смерти, турок вертел перекошенной физиономией, символизируя неистребимое зло, высохший скряга тряс мошной, призывая следовать его примеру, а расфуфыренный эгоист любовался собой в зеркале, забыв в праздности обо всем на свете. Но начинался бой часов и вся эта суета прекращалась. В двух верхних оконцах, напоминая о Божьем суде, величаво проплывали двенадцать апостолов и все представление завершалось звонким пением золотого петушка, извещавшего о начале нового часа. Жизнь всегда берет верх над смертью, злом, жадностью и бессердечием, горланила птица и заполненная народом площадь озарилась тысячами улыбок. А может мне это и показалось, но то что все вокруг меня облегченно вздохнули и улыбнулись, это было трудно не услышать и не заметить.

******* Решение написать эту книгу так же пришло не сразу и от кого-то менее отягощенного земными условностями и общепринятым постулатом не поминать плохим словом усопшего. Нет, я не оправдываю себя. Мотив у меня был, нет смысла его скрывать. Мое журналистское расследование завершилось, несмотря на его информативность и полноту, безрезультатно, ведь я ничего не могла опубликовать в официальном формате и уже смирилась с этим. Но одно утро я встретила с уже вызревшей идеей как рассказать о том, что уже не помещалось внутри меня. Ведь никто не может мне запретить написать о людях, в том числе и обо мне, волею судьбы столкнувшихся с этим дьяволом в человеческом облике. Многих он сломал или просто воспользовался их гнилым нутром. Но кое-кто устоял и оказался ему не по зубам. Многие, несмотря на пережитые ужасы и лишения, смогли не просто остаться людьми, но умудрились сохранить в своих сердцах такой запас любви и тепла, что их хватило на то, чтобы сделать счастливой еще не одну жизнь. Я ими искренне восхищаюсь и об этом мне так захотелось рассказать, что я немедленно приступила к задуманному.

Конечно, в моем повествовании были не только доброта и красота, но и мрак, смерть, мерзость, подлость, грязь и похоть. Я не стала ничего приукрашивать или прикрывать намеками. То, что я узнала из дневников дьявола и пережила за эти три года сняло для меня все запреты.

Совесть, достоинство, честь, умение любить и ненавидеть, не передаются по наследству, это выбор каждого из нас. Что бы не утверждали в своих диссертациях соискатели степеней, я никогда не поверю, что преступниками рождаются. Человека делают не гены и качества, заложенные в нем, а обстоятельства и его личный осознанный выбор. Антон Максюта и его ближний круг сделали свой выбор и жили, гордясь тем, что человеческое общество разумных и морально чистых людей отвергает. Или принимает? Пусть теперь не безликий электорат, среднестатистическая единица, а люди, конкретные, живые, составляющие наше общество, прочитав историю нескольких жизней, вынесут свое суждение.

Даже сквозь пепел выжженной земли рано или поздно проклевываются ростки новой жизни и тянутся к солнцу. Так и душа, где живет любовь, в состоянии возродиться и вернуться, что бы снова согревать своим теплом, раздув из дарованной Богом искры яркий костер. Мне очень нравится эта теория, а что думаешь ты, дорогой мой человек, терпеливо прошедший со мной по дороге моей памяти?