Звезды над тундрой. Тишина Святого озера [Юрий Павлович Васянин] (fb2) читать онлайн

Юрий Васянин Звезды над тундрой. Тишина Святого озера

Звезды над тундрой Рассказ

Раннее утро охватил бледный свет. За зеленым лесом виднелись пробудившиеся и разрушенные веками уральские горы. Они нависли огромным фантастическим зверем над лесом. Рядом раскинулось древнее село.

В тот день Митьку Ковина опьянило великолепное зрелище. Он стоял во дворе и не в силах был сдвинуться с места. Окружающий мир казался ему заново рожденным. Дождавшись первых лучей солнца Ковин вошел в конюшню, но не успел он войти, как радостный конь кинулся ему навстречу.

– Погоди, черт, затопчешь! – вскричал Митька и под напором коня отступил назад.

И вдруг его левая нога куда-то провалилась. Почувствовав, что под сапогом что-то есть, Ковин опустился на одно колено и начал выгребать из ямы землю и истлевшие доски. Любопытный конь мягко схватил его зубами за плечо.

– Отстань! – раздраженно отмахнулся Митька и вытащил из ямы пухлый пакет в промасленной материи.

Он размотал пакет и его глазам предстал отливающий черной сталью револьвер. Оружие было без единой ржавчины и полностью заряженным.

– Откуда ты взялся? – пробормотал Митька, восторженно разглядывая револьвер

Ковин засунул оружие за пазуху, вывел из конюшни заседланного коня и, молодецки вскочив в седло, направил его в сосновый лес за Денежку.

– Ты, куда? – выскочила из избы Татьяна Николаевна.

– За хворостом!

– Когда вернешься? – крикнула вслед мать.

– Скоро, – ответил Митька.

Ковин подстегнул коня плеткой и Рыжий, красиво перебирая ногами, выскочил за село. Рысак пролетел через сосновый лес и по узкой лесной дороге пересек небольшой ручей под названием Денежка, который был настолько узким, что если хорошо разбежаться, то можно было без труда его перепрыгнуть.

Своим именем ручей был обязан охотнику Петру Падукову. И дело было так: на охоте он подстрелил на высокой ели крупного глухаря – тот слетел с дерева и, пролетая над ручьем, выронил из клюва какой-то желтый камешек. Петр стал искать оброненный ею предмет, но сколько бы он не искал, так и не нашел его. Однако с той поры небольшой ручей, не отмеченный ни на одной карте мира, с легкой руки охотника получил свое имя.

Единственным препятствием, чтобы преодолеть ручей были густые заросли черемухи и ивы. Они клонились над ручьем настолько низко, что касались друг друга, да так что невозможно было разглядеть, что творилось за следующим поворотом.

Скоро Митька добрался до обширного болота. Чахлые деревья на этой местности представляли собой жалкое зрелище. Они вызывали чувство сожаления. На болоте росли сучковатые, низкорослые и едва живые сосны и ели. И некоторые лишь каким-то чудом держались на болотистой почве. Деревья росли так тесно, что, погибая падали на соседние. Да, лес выглядел бедным, но зато был богатым на хворост.

Ковин соскочил с коня, подошел к старой сосне без верхушки и, отсчитав пятнадцать шагов от дерева, вынул из-за пазухи револьвер. Прищурив правый глаз, Митька нажал на курок. После громкого выстрела от сосны отлетела тонкая щепка, с соседней ели сорвалась вспугнутая стайка птиц.

Ковин огляделся вокруг, поднял револьвер и опустошил всю обойму. Когда патроны закончились, Митька вдруг заметил, что на самом краю болота среди густого ельника что-то мелькнуло.

Ковин насторожился – кто это был: человек или зверь? Если человек, то почему он не подошел к нему. Ведь в Назаровке все друг друга знали. В тот момент внутреннее чутье подсказало Митьке, что из-за этого у него могут возникнуть неприятности.

Засунув револьвер за пазуху, Ковин вскочил на коня и направил его туда, где только что исчез таинственный силуэт. Рыжий оставляя на моховой подстилке глубокие следы дошел до ельника, но там уже никого не было.

Митька оглядел глазами по влажный, мягкий мох и заметил отчетливые следы человека. После этого у него не осталось никаких сомнений в том, что здесь кто-то внимательно наблюдал за ним.

– Ничего Рыжий, если бог не выдаст, то свинья не съест, – проговорил Митька и, потрепав коня по длинной шее, забросил револьвер в темный ручей. Избавившись от оружия, Митька наломал большую кучу сухого хвороста, загрузил на коня и отправился в село. Он проскакал мимо скученных домов, красивых садов и косых огородов.

Весь день Митька занимался разными хозяйственными делами, чтобы избавиться от назойливых мыслей, но они упрямо лезли в голову. Мать никак понять не могла, что сделалось с ее сыном и в тоже время это радовало Татьяну Николаевну.

К вечеру село окуталось прозрачной дымкой, день угас и в красном закате утонуло солнце. В теплом дыхании ветра чувствовался конец весны. Это было уже почти лето.

В поздний час Ковин явился на окраину Назаровки, где Коля Давлетов, широко растягивая гармонь и приятным басом без перерыва горланил песню:

За дальнею околицей, за молодыми вязами

Мы, с милым расставаясь, клялись в любви своей

И было три свидетеля: река голубоглазая,

Березонька пушистая да звонкий соловей.

Когда Давлетов заканчивал песню, девушки снова просили его спеть популярную в то время песню и он, не смея им отказать, в который уже раз пел красивым голосом:

Промчатся вьюги зимние, минуют дни суровые,

И все вокруг наполнится веселою весной.

И стройная березонька листву оденет новую,

И запоет соловушка над синею рекой.

Хорошо пел Коля Давлетов, девушки к нему прямо липли.

– Ты, что так долго не приходил? – подскочил к Митьке Ванька Бабыкин.

– Занят был, работы много накопилось, – устало ответил Ковин.

– Работа дураков любит, – сочувственно произнес Ванька.

– А ты чем занимался, – поинтересовался Митька.

– Ничем, – развел руки в стороны Бабыкин.

Вдруг к ним подошла Валька Насонова.

– Потанцуем? – пригласила она, но Ковин, сославшись на усталость отказал ей.

Валька, недоуменно хмыкнув, отошла к девчонкам. Но что было непонятно Насоновой, хорошо было ясно Ковину. Его сердце до сих занимала Настя Чернобровина. К этой девушке Митька до войны ходил на танцы в соседнее село Троицкое. И хотя они не виделись уже давненько, Ковин все еще надеялся, что когда-нибудь они еще встретятся.

Незадолго до ночи Митька направился домой, но возле дома его неожиданно окликнул Николай Валов.

– Митька, погодь немного, – сказал старик.

– Что тебе нужно, дядь Коль?

– Ты зря водишься с Ванькой.

– Почему же?

– Нехороший он парень, Митька.

– Вы мне уже говорили это, – отмахнулся Ковин и раскрыл калитку.

– Митька, – снова остановил Валов, – ты отдохни этой ночью.

– Зачем, дядь Коль? – удивился Митька.

– У тебя завтра будет тяжелый день.

– Дядь Коль, ты мне зла желаешь?

– Иди Митя, иди. Я тебе больше ни слова не скажу.

У Ковина душа в пятки ушла. И его тревога не была напрасной. Валова в Назаровке давным-давно считали колдуном. Что бы он не сказал, все сбывалось. Скажет соседу, что у него завтра корова помрет, и она непременно сдохнет. Скажет кому-нибудь, что он заболеет и это непременно сбудется. Многие боялись даже случайно встретиться с ним на улице. Завидев, его они переходили на другую сторону дороги.

После встречи со стариком Митька долго не мог заснуть. Он раздумывал над тем, как револьвер оказался в их сарае. Но сколько бы он не думал, ответ был ясен как божий день. Это оружие осталось от отца, которого он не помнил. Отец бесследно пропал, когда ему было всего два года. Он и мать до сих пор не знают где их отец и муж. И что с ним случилось, и жив ли он вообще?

А еще всю ночь его донимала мысль о том, что принесет ему завтрашний день. Он сожалел, что случайно нашел револьвер. В том, что следующий день начнется не с радостных минут он уже ничуть не сомневался. Потому что старик Валов никогда не ошибался.

* * *

Утром Митька проснулся от громкого стука в дверь. Кто-то настойчиво ломился в их дом. Он поднял с подушки сонную голову.

– Лежи, я сама открою, – сказала мать.

Она встала с деревянной кровати и, приоткрыв дверь в сени, сонно спросила:

– Кто?

– Сын дома? – не отвечая на ее вопрос, крикнули за дверью.

– Дома, где ж ему еще быть, – ответила Татьяна Николаевна.

– Поднимай! – потребовал тот же голос.

– Кто вы? Зачем он вам нужен?

– Не твоего ума дело! Открывай! Милиция!

Услышав, что его спрашивает милиция, Митька вскочил, надел штаны-галифе и накинул на плечи клетчатую рубаху. Ковин с первых секунд сообразил, что кто-то доложил милиционерам о том, что он стрелял из револьвера. И им был тот, кто вчера таинственно исчез в ельнике. Но кто это мог быть?

Не успел он одеться, как в комнату вломились два милиционера.

– Где оружие? – сходу спросил лейтенант.

У Митьки в груди сильно забилось сердце.

– Какое оружие? – удивленно переспросил Ковин и, отведя взгляд в окно, увидел, как с ветвистой черемухи тревожно вспорхнули пестрые воробьи.

– Не прикидывайся, – встрял в разговор сержант, – нам уже все известно.

– Я выбросил его в ручей, – сознался Митька, поняв, что запираться было бесполезно.

– Собирайся, покажешь где выкинул, – приказным тоном сказал лейтенант.

Услышав про оружие, Татьяна Николаевна испуганно всплеснула руками.

– Митя, что ты натворил?

– Ничего, мама, – коротко ответил Ковин, не желая прежде времени расстраивать мать.

Митька обернул ноги серыми портянками, натянул яловые, фронтовые сапоги и повел милиционеров к Денежке через задний двор. Ковин не хотел, чтобы кто-нибудь увидел эту картину.

Сосны печально шептались между собой не умолкая. Вслед долго и надрывно лаяла собака.

По дороге к ручью он не обронил ни слова, потому что его весь путь мучил жгучий вопрос: кто донес на него?

В тот час на востоке уже догорал мутный отблеск утреннего заката и робкий свет солнечных лучей осветил весь лес. Над верхушками кудрявых деревьев беспрерывно метался прохладный ветерок и ласково касался их куполов.

Добравшись до ручья, Ковин разделся и долго нырял то в одном, то в другом месте. Но так ничего и не нашел. Вода надежно спрятала оружие.

– Решил нас за нос поводить? – взъярился сержант.

– Я здесь револьвер кинул, – твердо ответил Митька. – Я просто не могу найти.

Солнце еще не согрело воду. Она по-прежнему была прохладной. Милиционеры со злостью обнажились и подключились к поискам револьвера. Но совместные, долгие поиски ничего не принесли.

Через три часа лейтенант устало приказал:

– Это тебе дорого обойдется. Пошли в село, тебя следователь ждет.

В это время солнце поднялось уже высоко. Наступил теплый солнечный день. Огромное белое облако отбросило черную тень на густой ельник. То тут, то там лежали на земле погибшие деревья, подняв широкие пласты земли. Они угрожали в любую секунду рухнуть вниз.

Митька оглянулся на злосчастный ельник, где вчера мелькнула чья-то тень и пристально вгляделся. Ковин как будто ждал от него ответа, но вместо этого увидел зайца, пустившегося наутек. От треснувшей под ногами ветки в разные стороны разлетелись пестрые куропатки. Митька горько усмехнулся и неторопливо зашагал в село.

По травянистой дороге шагалось легко, но у парня на душе было тяжело. В его голове возникало множество вопросов. И среди них были два главных: как мать переживет его арест и как он людям в глаза будет глядеть?

– Эх, и заварил же ты кашу! – как будто угадав его мысли, глухо сказал лейтенант.

Вскоре троица шагала через село. Встречные люди недоуменно глядели на Митьку. Он же, не отвечая на их молчаливые взгляды, краснел и отворачивался.

В сельском совете следователь учинил допрос.

– Ну, рассказывай откуда у тебя револьвер?

Митька хотел сказать, что нашел оружие в конюшне, но вдруг передумал, посчитав, что этим ответом подведет под монастырь своего отца. Сейчас его нет, но когда-то он может вернуться домой. И тогда получится, что они оба пострадают? Нет уж сам попался – сам и отвечай.

– Под навозной кучей нашел, – ответил Ковин, прервав недолгую паузу.

– Как он там оказался?

Было понятно, что следователь основательно подготовился к допросу. Он, не задумываясь, задавал ему вопросы.

– Не знаю.

– Почему не сдал оружие в милицию?

– Я хотел его сдать, но потом решил избавиться от него.

– А может ты его где-нибудь спрятал?

– Нет, я выбросил револьвер в ручей.

– Патроны остались?

Митька отрицательно помотал тяжелой головой.

Следователь бросил на Ковина строгий взгляд:

– Что-нибудь еще хочешь сказать.

– Мне нечего добавить.

– Для тебя будет лучше, если ты расскажешь все как есть, – разозлился следователь.

– Я уже все сказал, – тихо ответил Митька.

Следователь протянул Ковину исписанный мелким почерком протокол.

– Прочитай и поставь свою подпись.

Получив подписанный протокол, следователь удовлетворенно проговорил:

– Мне жаль тебя, но ты своими руками сотворил это дело.

Ковин опустил глаза вниз: что значат его слова, почему он так говорит? Хотя он был полностью согласен со словами следователя. Но что теперь изменишь?

Митька обратил свой взгляд на следователя.

– Что теперь со мной будет?

– Суд решит, но сегодня ты поедешь в район, – равнодушно ответил тот и в подтверждение его слов с улицы донеслось злое рычание автомобиля.

Ковин вышел во двор, без лишних слов забрался в кузов автомобиля и опустился на деревянную скамью. С обеих сторон присели лейтенант с сержантом. Грузовик, подняв густое облако пыли, вылетел из села. В последнем дворе захлебнулся лаем злой пес.

Сквозь дымку открылась широкая панорама уральских гор, расположенных в двух километрах от села. Во нескольких местах просматривались черные тени и ложбины, но многие детали не просматривались.

Все вокруг было безмолвно и пустынно.

Всю дорогу Митьку раздумывал о том, как мать будет жить, если его посадят? В том, что его посадят, Ковин уже нисколько не сомневался.

– Я Данила Суднев, а тебя как звать? – представился молодой заключенный, когда за Митькой захлопнулась тюремная дверь.

– Митька, – представился Ковин.

– Ты за что сюда пожаловал?

– Оружие нашел и не сдал в милицию.

– Теперь схлопочешь на всю катушку.

– Сам понимаю, – жалким голосом ответил Митька.

Суднев приподнял брови вверх.

– Воевал?

– Да, с японцами в сорок пятом году сражался.

– Легко было на фронте?

– Ну, ты скажешь!

– Значит и это переживешь, – легко успокоил Данила.

Ковин, бросив вещмешок на кровать, спросил нового знакомого:

– А тебя по какой статье осудили?

– По пятьдесят восьмой. Два года в немецком плену сидел, – пояснил Данила.

– Не повезло: из воды да в пламень.

Данила широко развел руки в стороны:

– Что поделаешь?

Через две недели в Назаровке состоялся суд. В небольшой сельский клуб собралось все село. От стыда Митька не знал, куда глаза девать. Мать сидела в первом ряду и, глядя на него, беспрерывно качала головой.

Судья вытащил из портфеля заранее заготовленные листки и монотонным голосом зачитал их. От него Ковин услышал, что он вместе с неизвестными ему людьми входил в организованную банду, которая ставила перед собой цель убить первых лиц БАССР.

– Вот гад! Советская власть его кормила, поила, а он ей вон, чем отплатил.

– Дать ему самое суровое наказание, чтобы другим неповадно было!

– А еще фронтовик!

– Тихо! – крикнул судья и когда односельчане умолкли, пригласил в зал Ваньку Бабыкина. И тот дал показания, что он видел, как Ковин стрелял из оружия. И что в разговорах между ними он не один раз говорил о покушении на руководство республики.

После его слов Митька онемел. Как он мог донести на него? Да и какие слова он говорит? Они же дружили с ним с малых лет. Митька не верил своим ушам. Прав, ох как прав был старик Валов. Столько лет прожить и не научиться разбираться в людях.

Ковин взглянул на мать и немо попросил ее, чтобы она не верила тому, что слышала.

– Митенька не верю, – едва слышно прошептала Татьяна Николаевна, но Митька ее слова хорошо расслышал.

Вердикт судьи: десять лет лагерей.

После суда Митьку посадили в автомобиль и повезли в район.

Мать долго бежала следом и слезно просила его, чтобы он во всем слушал тюремное начальство, и чтобы вернулся домой с чистой душой и совестью. А потом, обхватив телеграфный столб руками, Татьяна Николаевна опустилась на колени и горько заплакала.

Но вдруг на дороге появился рыжий конь.

– Рыжий, – обрадовался коню Митька и тут же рассердился на него. – Все из-за тебя подлый конь. Если б ты не кинулся ко мне я бы не провалился в яму и не нашел бы револьвер.

Рыжий возмущенно заржал.

– Как он понял, что меня увозят? – удивился про себя Ковин.

Конь долго скакал следом, а потом отстал.

Уже давно пролетели замшелые, прогнившие крыши построек.

– Сколько дали? – спросил Данила, когда Митьку доставили в камеру.

– Десять лет.

– Легко отделался – могли больше дать.

– У меня в мыслях не было того, что мне предъявили.

– Это-ты так думаешь. А они по-другому думают. В следующий раз умнее будешь.

Через несколько дней Митьку вызвал начальник тюрьмы.

– Поедешь на стройку? – угрюмо спросил майор.

– Куда?

– В Сибирь.

– Что строить?

– Железную дорогу. Если будешь ударно трудиться, освободишься раньше срока.

– Мне надо подумать.

– Даю одну минуту на размышление.

– Поеду, – решился Ковин.

Майор протянул чистую бумагу.

– Пиши заявление, что желаешь добровольно поехать на стройку. Если медицинская комиссия признает тебя годным по состоянию здоровья для работы на севере, то уже через неделю отправишься на стройку.

Под диктовку начальника тюрьмы Митька написал заявление, собственноручно подписал и еще не понимая до конца, правильно ли он поступает, вернулся в камеру.

– Зачем тебя вызывали? – поинтересовался Данила.

– Предложили поехать на стройку.

– Тебе повезло. Я тоже туда еду.

– Почему повезло?

– Там хорошо одевают и кормят.

– Откуда ты это знаешь?

– Майор сказал.

Спустя неделю Митьку Ковина и Данилу Суднева привезли на станцию, втолкнули в красный вагон и паровоз надсадно трубя побежал по блестящим рельсам на восток.

Митька обвел глазами теплушку: в таком он в 1944 году добирался до Забайкалья.

– Где можно устроиться?

– Иди влево, там свободно, – подсказал Суднев.

На крупных станциях поезд ненадолго останавливался и торопливо двигался дальше. Через четыре дня боковая дверь в вагоне отлетела в сторону и хриплый голос приказал:

– Выходи! Строиться в три шеренги!

Заключенные, толкаясь и ругаясь высыпали из вагонов и выстроились вдоль эшелона. Напротив, с примкнутыми штыками встали солдаты. У речного пирса выпустив из трубы пар, пришвартовался старый пароход.

– Направо, вперед шагом марш! – крикнул старший лейтенант и заключенные, шурша мелким гравием, направились к реке.

На берегу Енисея никого не осталось, погрузка в пароход закончилась. Людей набилось в трюм, как сельди в бочке. Пароход, подав длинный, хриплый гудок, отвалил от пристани и тихо двинулся на север. Под шум воды за бортом Митька свыкся с мыслью, что ему долго не увидеть свободы. Великая русская река подействовала успокаивающе.

– Куда мы едем? – вдруг тревожно спросил кто-то.

– Туда где двенадцать месяцев зима и остальное лето, – невесело ответили ему.

Данила заметил, что Митька расстроился.

– Ты чем расстроен?

– За мать переживаю.

– Зачем за нее переживать? Люди у нас хорошие, если нужно будет помогут, – строго проговорил Данила.

* * *

Через три дня старый пароход пристал к берегу. По правой и левой стороне тянулись высокие каменные горы и хребты в зеленой одежде. Кое-где виднелись разрушенные скалы, прикрытые зелеными и ржавыми лишайниками. Среди гранитных камней высились деревья. Горизонт закутался в легкую дымку – впереди дымилась тайга.

– Выходи строиться! – распорядился старший лейтенант Иванцов.

Митька с чувством неясной тревоги сошел по дощатому трапу на деревянную пристань из толстых плах.

Что его ждет в этом забытом богом краю? Какой сюрприз уготовила ему жизнь?

Заключенные неровным строем сгрудились на старой пристани. Старший лейтенант, выкрикивая фамилии сделал пометки в тяжелой тетради. Удостоверившись, что в его списке все сошлось, старший лейтенант суровым голосом скомандовал:

– В лагерь шагом марш!

Заключенные вошли в широкое ущелье, исписанное природой словно древним манускриптом. За долгие века они обросли зеленым мхом. Деревья и кустарники перешептывались между собой. Что они рассказывали друг другу? О том, что они повидали на своем веку? Или были удивлены увиденной картиной?

Последняя мысль была для Митьки более правдоподобной. Вряд ли они когда-нибудь видели подобное.

Многочисленный топот ног отражался от ворчливых гор. С каждым часом все сильнее пригревало солнце. Заключенным шагалось легко, но вскоре их шаги стали короче. Лямки от мешков с едой и личными вещами врезались в плечи.

В ущелье широко раскинув крылья закружил огромный, темный ястреб, высматривающий себе легкую добычу. Вдруг из-под ног Данилы метнулся перепуганный насмерть серый заяц. От неожиданности Суднев едва не сбил с ног двух заключенных.

– Аккуратнее! – грозно прикрикнул старший лейтенант.

Митька, не отрывая глаз от незнакомых гор, все еще искал ответы на свои вопросы и не находил их. И в этом не было ничего странного. Кто знает наперед, что готовит ему судьба?

Скоро заключенные прошли сквозь сосновый бор и, вспугнув на деревьях двух белок, вошли в лагерь. Старший лейтенант, перебивая стук дятла, начал перекличку. Когда он закончил поверку, явились майор с девушкой.

Офицер, угрюмо взглянув на заключенных, представился:

– Я начальник лагеря, Разгонов Сергей Александрович.

Он объяснил заключенным, что они прибыли в лагерь “Олений”, чтобы участвовать в строительстве северной железной дороги. И что сегодня заключенные отдохнут, а завтра приступят к работе.

Затем Разгонов под цокот глухаря потеплевшим голосом объявил заключенным, что кто будет перевыполнять норму выработки, будет получать усиленную пайку, а на ужин горячую, белую булочку. Ну а те, кто будет постоянно перевыполнять дневные нормы, досрочно освободится из лагеря.

Разгонов представил стоящую рядом девушку:

– Лагерный врач Анастасия Викторовна Чернобровина.

Услышав знакомые имя и фамилию Ковин встрепенулся, взглянул на девушку и сразу же узнал Настю из села Троицкого, расположенного в пяти километрах от Назаровки. Митька познакомился с Чернобровиной на танцах в 1944 году. В тот вечер у Насти было хорошее настроение: она что-то весело рассказывала своим подругам и звонко смеялась. Митька обратил внимание на веселую девушку, пригласил на танец, а потом проводил до дома и долго не хотел отпускать домой. Но после того как она предупредила его, что больше не будет с ним гулять, если не вернется домой вовремя.

И правда они не встретились больше, потому что на следующий день Митьке пришла повестка в армию. Он прибежал в Троицкое, чтобы попрощаться с Настей, но ее родители сказали ему, что она накануне уехала в райцентр.

Воспоминания Митьки прервала Настя, которая поинтересовалась у заключенных есть ли у них жалобы на здоровье. Удостоверившись, что больных в строю нет, майор предупредил, что выходить за территорию лагеря запрещено и что охрана будет стрелять без предупреждения.

Ковин громко кашлянул, чтобы обратить на себя внимание девушки. Настя бросила на него мимолетный взгляд и не подала вида, что узнала его.

Вечером заключенных познакомили с территорией лагеря и направили в столовую. В это время она наполнилась прибывшими с работ другими заключенными.

После ужина между Митькой и Данилой возник серьезный разговор.

– Я предлагаю работать ударными темпами.

– Зачем? – спросил Данила.

– Чтобы выйти раньше срока.

– Ты веришь словам Разгонова?

– Да, верю.

– Ну что ж давай попробуем, – согласился Суднев.

Утром заключенные прошли сквозь широкое ущелье, пологие горы и их глазам предстала солнечная долина, густо заросшая смешанным лесом. По бездонному небу плыли взбудораженные ветром тучи. Наплывая друг на друга они быстро заняли все небо.

Иванцов распределил между заключенными работу. Ковину с Судневым досталась работа, которая заключалась в том, чтобы бесперебойно накатывать бревна на пилораму. Скоро они чертовски устали.

– Даешь план? – спросил ехидно Данила.

– Да, – твердо ответил Митька.

В середине дня на лесопилку прибыла Настя. Раздав пищу, она подошла к Ковину.

– Здравствуй. Ты как здесь оказался? – нахмурив брови, строго спросила Чернобровина.

– Здравствуй, Настя. – Митька обрадовался, что девушка все же заметила его и посмотрев ей в глаза ответил, что он враг народа,

– Враг? – удивилась Настя. – Что ты натворил?

– Нашел револьвер и не сдал в милицию.

– А почему ты его не сдал. Разве ты не знал, что оружие нужно было сдать в милицию? Ты же взрослый человек. Как узнала об этом милиция?

– От Ваньки Бабыкина.

– Этого не может быть! Вы же дружили с ним с детства!

– Это горькая правда.

В эту минуту толстый заключенный, показав пальцем на Настю, что-то тихо сказал и громко рассмеялся.

– Кто это? – спросил Ковин, проводив взглядом, стаю вспугнутых птиц.

– Лазаренко, бандеровец, – ответила девушка и, подойдя к заключенному, влепила звонкую пощечину.

Тот, схватившись за щеку, ошалело спросил:

– За что?

– За что надо!

Заключенный, злобно сжав кулаки, надвинулся на девушку, но, увидев охранника с карабином, опустил руки вниз.

– Что я сделал?

– Если б ты что-то сделал, то я бы с тобой по-другому разговаривала.

Настя вернулась к ребятам.

– Хочу вас обрадовать.

– Чем?

– Вечером вас ждет сюрприз.

– Какой?

– Не могу сказать, потерпите до вечера, – ответила Настя и отправилась в лагерь.

Вечером негреющее солнце опустилось за крутым отлогом и на горы легли прохладные сумерки. Сквозь них прорисовались волнистые, однообразные горы. Вдали высились серые скалы, заметно отличающиеся от других. У них вершины были, как у древней крепости.

Когда на западе вспыхнул красный закат, заключенные зашагали в лагерь. В тот день Митька с Данилой отведали по мягкой, белой булочке. Они отламывали по маленькому кусочку и медленно разжевывали, чтобы ощутить вкус свежей, горячей булочки.

Под лучами заходящего солнца заключенные вынесли столы на улицу, расставили в столовой широкие скамейки и занавесили часть помещения. В опустевшей столовой стало просторно и глухо.

Затем занавес отдернулся и конферансье торжественно объявил:

– Антон Павлович Чехов – Свадьба!

После этого заключенные поняли, что в лагерь наведались артисты северного лагерного театра. В этот вечер они сыграли великолепный спектакль о мещанах Жигаловых, которые непременно желали выдать свою дочь Дашеньку за чиновника Апломбова, но тот не собирался на ней жениться.

Однако Жигалов так настойчиво добивался, чтобы Апломбов сделал предложение их дочери, что чиновник вначале начал выставлять себя в неприглядном свете, но потом в конце концов согласился жениться на Дашеньке. Правда при одном условии: на свадьбе должен присутствовать свадебный генерал.

Когда артисты закончили выступление, зал взорвался от радостного восторга.

На выходе Настя, поджидавшая Митьку, поинтересовалась:

– Ну, как?

– Нет слов, чтобы передать свои ощущения.

– Вам повезло – это было их первое представление здесь, – сказала Настя и на прощанье предупредила, – Завтра вас отправят на песчаный карьер.

После спектакля похолодевший барак накрыла темная молчаливая ночь. Перед тем как уснуть Митька услышал, как со стороны гор долго и тягуче выл волк. Через несколько минут к нему присоединились многочисленные голоса.

* * *

В тот день в сибирской природе царили покой и блаженство. Стоял теплый, летний день. Старушка тайга и старые, древние горы безмятежно отдыхали. В воздухе чувствовался пряный запах хвои и мха. По небу двигалась единственная белая туча.

Перед обедом, на песчаный карьер прибыл Иванцов, чтобы проверить, как идет погрузка песка на грузовые автомобили. То тут, то там звучал его резкий голос – и вдруг прозвучал оглушительный, сухой выстрел. Митька резко выпрямился и сразу же увидел Лазаренко с дымящимся пистолетом в руках. Рядом лежал Иванцов. В этот же миг бандеровцы бросились на конвоиров, и те не смогли оказать им должного сопротивления.

– Прекратить работу! – заорал Лазаренко и выстрелил вверх.

Заключенные, побросав лопаты, скучились на площадке для грузовых автомобилей. Воспользовавшись суматохой, Митька схватил топор и с Данилой забежал за песчаный отвал, чтобы понаблюдать за дальнейшими событиями.

Лазаренко, размахивая пистолетом, крикнул в толпу:

– Кто желает пойти с нами нам, прошу перейти налево, а те, кто не хочет идти с нами оставайтесь на месте.

Девять человек примкнули к Лазаренко.

– До вечера оставайтесь на месте, а потом можете валить на все четыре стороны. Если кто-то раньше времени покинет карьер, лишится жизни, – предупредил Лазаренко и повел бандитов в сторону лагеря.

В эти минуты в карьер влетел ветер. Он гудел, стонал, и трепетал красный флаг на древке.

– Нужно что-то решить, – прижавшись спиной к песчаной стене отвала, сказал Митька. – До лагеря семь километров. Добраться до него им ничего не стоит. Там Настя.

– Не будем терять времени. Идем!

– Вдвоем?

– Да! Чем меньше – тем лучше. Вдвоем мы будем менее заметными.

Молодые люди бросились через болото. Под ногами то топь, то вода, то кочки. Они бежали, расплескивая болотную воду и много раз останавливались, чтобы вылить холодную воду из кирзовых сапог.

Скоро болото закончилось и началась твердая земля.

Вдруг Митька увидел, что между деревьями мелькают фигуры людей.

– Бандеровцы! – опасливо прошептал он.

Ковин с Судневым побежали обратно, но вовремя сообразили, что им на уставших ногах, потерявших упругость далеко не убежать по болоту. Поэтому они рванули к реке и горам. Позади грохнули выстрелы. Одна пуля, пролетев мимо Митькиного уха, угодила в Данилу, и он коротко вскрикнул.

– Куда попали? – тревожно спросил Ковин.

– В плечо.

– Терпи!

Они скатились по скалистому берегу к реке, несколько раз падали, но тут же поднимались и снова бежали. Укрывшись под высоким берегом, Митька с Данилой прислушались к тяжелому топоту кирзовых сапог. С кручи донеслись хриплые голоса.

– Ты видишь их? – спросил один бандит.

– Нет, черт побери! – ответил другой.

– Никуда не денутся: на ловца и зверь бежит, – проговорил первый бандит и через минуту удаляющиеся шаги стихли.

Митька с Данилой, прикрываясь берегом, двинулись вдоль берега, залитому прозрачной водой и неожиданно лицом к лицу столкнулись с Настей.

– Куда вас несет? – спросила Чернобровина. – Что случилось у вас?

– Иванцов и охранники, убиты, – ответил Митька. – Бандеровцы завладели их оружием, они направились к лагерю.

Настя заметила у Данилы на плече кровь:

– Ты ранен?

– Ерунда, – отмахнулся здоровой рукой Суднев.

– Снимай одежду, – потребовала девушка и, расстегнув сумку с красным крестом, достала бинт и склянку с какой-то жидкостью.

Она осмотрела рану и убедилась, что пуля прошла навылет.

– Ничего страшного, – успокоила Настя и умело перевязала рану.

Когда Чернобровина закончила перевязку, Митька потребовал, чтобы Настя отдала ему наган.

– Ты с ума сошел? Как я могу доверить тебе личное оружие? Об этом не может быть и речи!

– Ты не доверяешь мне?

– Не положено. В случае чего я сама справлюсь.

– Но ты же женщина.

– Я не хуже тебя владею оружием.

Митька состроил недовольное лицо.

– Не обижайся – так нужно, – извиняющимся тоном проговорила Настя.

Они прислушались к окружающим звукам и услышали, как слева донеслась сдержанная песня глухаря, а справа ему ответила боевым призывом копалуха.

– Идемте! – приказала Настя, но не успели они пройти несколько метров, как заметили одинокого заключенного, сидящего на заросшем зеленым мхом камне.

– Ты, что здесь делаешь? – спросила Чернобровина.

– Я отстал от них, – ответил седой заключенный.

– Почему?

– Не хочу иметь с ними дел.

– Сколько их, куда они направились?

– Девять, – ответил заключенный и равнодушно махнул рукой в сторону севера.

– Возвращайтесь в лагерь, иначе вам добавят срок или подстрелят.

– Подышу вольным воздухом и вернусь.

Настя отвернулась от заключенного.

– Что делать ребята? Вместо лагеря они направились на север.

– Стоит ли доверять словам заключенного? Может он нас дурит?

В эту минуту Данила обнаружил набитую заключенными тропу.

– Он говорит правду. Идите сюда! – крикнул Суднев.

Настя сделала несколько шагов и, обернувшись, еще раз предупредила старика:

– Не вздумайте бежать.

– Куда тут побежишь, если вокруг нет ни одного населенного пункта?

Митька без слов снял с Настиного плеча санитарную сумку, повесил на свое плечо и она благодарно ему улыбнулась.

Впереди высились горы, густо покрытые кудрявыми соснами.

* * *

Через три часа они пересекли сгоревший много лет назад лес. В мертвом лесу стояла тишина, отсутствовали птицы и животные.

Идти через заваленный буреломом лес было трудно, на каждом шагу подстерегали разные опасности. Можно было легко лишиться глаз или переломать себе ноги.

Не щадя себя Митька, Данила и Настя двигались на север. В мягком мху и лишайнике шаги глохли. Среди человеческих следов попадались медвежьи и лосинные следы. Молодые люди в поисках лучшего пути обходили упавшие деревья, валуны и часто делали длинные и замысловатые петли.

Ближе к вечеру они наткнулись на кабана, который своим пятаком разворотил всю землю вокруг себя. Он не заметил людей, поэтому Настя тщательно прицелившись произвела меткий выстрел. Удивившись ее меткости, Данила взял у Чернобровиной прицепленный к поясу штык-нож и разделал тушу лесной свиньи.

В это время Настя развела большой костер. Благо что недостатка в дровах не было. Когда костер разгорелся Данила развесил над ним небольшие кусочки мяса. Митька же набрал воды в котелок под вывороченным с корнем дерева, насобирал в него пахучей травы, и поставил на горячий огонь. Через двадцать минут душистый чай был готов,

Поужинав, они набили мясом санитарную сумку, потеснив лекарства и бинты и заснули как убитые, даже не позаботившись о своей безопасности.

Утром троица снова побрела по чужой и дикой тайге. С каждой они верстой приближались к грандиозным горам, которые простиралась до самого горизонта. Тайга с ее спокойной жизнью и задумчивой тишиной осталась позади. Им было жаль расставаться с ней, потому что она действовала на них успокаивающе.

Между тем горы разворачивались все шире и шире. Теперь то там, то здесь поднимались островерхие вершины над глубокими ущельями. Холодное каменное безмолвие гор захватывало дух и воображение.

В середине дня они вошли в узкое ущелье.

– Какое красивое место, – произнесла вдруг Настя.

– Что тут хорошего? – спросил Данила.

– Мне нравится, – пожала плечами Настя.

Неожиданно путь преградил глубокий ручей. Его словно чья-то сильная рука сбросила с горы. Разъяренная вода выглядела прозрачной, как слеза. Бурный ручей веками точил скалы, чтобы пробить себе путь. За тысячелетия образовались каменные берега.

Митька срубил штык-ножом мелкое деревце и начал прощупывать дно. Они уже почти перешли через ручей, как Настя сделала один неосторожный шаг и с головой ушла под воду. Но в последний момент Митька схватил ее за шиворот и возвратил на безопасное место.

Перейдя на противоположный берег, они снова разожгли костер, чтобы обсушиться у огня. К этому времени тихий июньский день погас и в заросшем лесом ущелье наступил сумрак, а между вершинами шумел шумный ветер и где-то неутомимо долбил сухое дерево дятел.

Ночью тучи закрыли почти все небо. Лишь в редких прорехах горели печальные звезды. Между камнями гремел все тот же ручей.

В темноте Настю охватила тревога. Она начала сомневаться в том, что опыт и мужество принесут им победу. И в то же время Настя считала, что, если сохранить в себе уверенность и спокойствие, то шансов на победу у них будет больше.

Утром троица проснулась оттого, что замерзла до мозга костей. Митька поднялся и подбросил дров в костер. Настя втянула голову в воротник, чтобы хоть чуточку согреться. Потом она подняла вверх глаза и увидела, что тучи ушли за скалы.

– Мы не отстанем от бандеровцев? – спросила Настя и зябко повела обоими плечами.

– Нет! – твердо ответил Митька, потому что для него это было также ясно, что за ночью обязательно последует день.

Подкрепившись вчерашним мясом, они двинулись в путь. Шли молча, прислушиваясь к окружающей обстановке. В полдень Митька снял с плеча санитарную сумку, и присев на сухое дерево сказал, что пора остановиться на отдых. Молодые люди присели на поваленное грозой дерево. За полдня они намаялись так, что даже есть не хотелось.

После небольшого отдыха троица покинула место стоянки. Несколько минут они шли в полном забытьи. Ничто не нарушало гнетущей тишины. Они до самых сумерек не встретили ни птицы, ни зверя.

– Заночуем здесь – сказал Митька и, взяв в руки топор, начал рубить со старого деревца сухой хворост.

Костер загорелся жарким пламенем, взметывая снопы искр. Настя мягко улыбнулась Митьке.

– Прогуляемся за водой?

– Идем! – сразу же согласился он.

– Не потеряйтесь, – заботливо предупредил Суднев.

– Мы скоро вернемся, – ответила Настя и направилась в лес по каменной россыпи

– Ломайте ветки, чтобы не сбиться с пути, – крикнул вслед Данила и подсел к яркому огню, сложив под себя ноги.

У бурного ручья Митька с Настей наткнулись на огромный валун, который был похож на огромное, каменное кресло. Оглядевшись вокруг, они заметили на краю небольшой поляны болтливых куропаток и одинокую кедровку на мохнатом сибирском кедре.

– Давай заберемся в кресло? – предложила Настя.

Ковин заскочил на камень и помог забраться наверх девушке.

– На этом кресле, наверное, великан сидел.

– Или какой-нибудь древний северный царь, – сказал Митька и вдруг спросил, – Настя, ты была замужем?

– Да.

Митька удивленно поглядел на Настю:

– Когда ты успела замуж выйти?

– На фронте.

– Он жив?

– Нет его убили бандеровцы.

– Ты любила его? Как звали его?

Настя отвела глаза в сторону и ответила только на второй вопрос:

– Андреем звали.

– Как ты оказалась там.

– В 1944 я поступила на курсы медсестер, а через полгода меня направили на Украину, – ответила девушка. – И после войны меня отправили на север.

Митька раздумчиво покивал головой, а Настя печально улыбнувшись продолжила:

– Однажды в пригороде Львова ночью ко мне в окно постучались двое мужчин. Один из них посветил мне через стекло фонарем в лицо и сказал, что это не она. Видимо они искали какую-то женщину. От страха я даже забыла про оружие. И только когда они скрылись, я выстрелила в воздух. Поднятые по тревоге солдаты прочесали всю местность, но никого не обнаружили. Кто это были я до сих пор не знаю. Но скорее всего это были бандеровцы. Это единственный раз, когда я по-настоящему испугалась.

Настя внимательно посмотрела Митьке в глаза.

– Как ты прожил это время? Расскажи мне о себе.

– В 1944 году, получив известие, что мой брат Михаил погиб, я поехал в военкомат и написал заявление, чтобы меня отправили на фронт.

Ковин взял в свою руку ладонь девушки.

– Меня отправили служить в Забайкалье, а потом началась война с Японией. Я дошел до корейского порта Пусан, там получил контузию, ранение и оказался во Владивостоке в госпитале.

Настя прильнула к Митьке, и он крепко прижал ее к себе.

– Если честно ты мне тогда понравился.

– Ты мне тоже.

– Я прибегал к тебе перед отъездом в Забайкалье.

– Я знаю, мне мать написала.

Утром Данила разбудил Митьку с Настей:

– Садитесь пить чай.

Настя подсела к костру и стала наблюдать, как злой ветер играл пламенем. Запах жаренного мяса и душистый травяной чай унесли вчерашние воспоминания. Жизнь, которая еще вчера казалась непонятной, сегодня стала опять понятной.

Когда костер последний раз вспыхнул, погас и остались лишь расплавленные угли, Митька поднялся и сказал, что пора в дорогу.

По горному ущелью троица шагала легко и спокойно, как будто по хорошо знакомой дороге, хотя тропа петляла как змея. Но Митька легко предугадывал, где можно было легко пройти. Он как будто окончил горный и лесной университеты. Чувствовалось, что прежняя жизнь в Назаровке не прошла ему даром.

– Митька, с тобой спокойно на природе.

– Ты сильно преувеличиваешь мои возможности.

– Ничуть, ты читаешь ее как книгу, – убежденно произнесла Настя.

И вдруг Митька остановился, увидев впереди себя крупного волка. Зверь, подняв острый нос к небу, тоскливо завыл. Затем пригнул голову к земле и уперся на них злобным взглядом. Настя с Митькой замерли, заметив, что из-за деревьев выступила большая стая. Волки, поворачивая морду, то в одну, то в другую сторону, принюхались. Противоборство между волками и людьми продолжалось недолго. Настя выхватила револьвер, выстрелила и голодные волки исчезли за ближайшей скалой.

– Если бы у нас не было оружия, они разорвали бы нас в клочья, – проговорила Настя.

Ковин пожал плечи и неутомимо зашагал впереди.

Сосны и ели с каждым шагом становились реже. Сквозь них виднелись скалы. Вокруг царило безмолвие и неизвестность. Казалось, что лес и горы никогда не закончится. В полдень они приблизились к подножию высокой горы, подступы к которой были усыпаны крупными, каменными россыпями. Они перегородили им путь.

Неожиданно послышался далекий гул самолета, который с каждой секундой становился все сильнее и сильнее. Вот тень самолета скользнула по скале и через мгновение мелькнула прямо над ними. Настя, подняв руки вверх, замахала ими над головой.

– Мы здесь! Мы здесь!

Однако их не заметили. Покружившись над горами самолет улетел в сторону тайги. И это вызвало у них чувство сожаления, но они ничуть не поддались унынию. Впереди стоящие вершины манили. Мысль, что скоро они поднимутся в горы, придала им особое настроение.

С каждым часом скалы вырастали. Они становились более грозными и таинственными. Скоро горные вершины заслонили весь горизонт.

* * *

После полудня солнце так разогрелось, что Митька, Данила и Настя повеселели. Их радовала бездонная синева неба. Приятными казались запахи горных цветов и трав. Редкие птицы пели звонкие песни и резво суетились.

Они уже вошли в извилистое ущелье. Справа и с слева высились серые стены из мрамора и гранита. Троица двигалась по мрачному и пустынному лабиринту. Все время им приходилось огибать неприступные, дикие скалы. И с каждой верстой дорога становилась тяжелее, но они с честью преодолевали все препятствия, нисколько не сомневаясь в том, что любойценой дойдут до цели.

Задолго до вечера начался крутой подъем, на горы лег сумрак. Звери и птицы спрятались в укромные места. Замерли все звуки живой природы. Скалы сильно потускнели, пошел редкий дождь. В ущелье заметался ветер. То тут, то там сверху валились камни. Они представляли опасность.

Вдруг Настя, шагая за Митькой, поскользнулась на влажном, скользком камне и ойкнула.

Митька подскочил к Насте.

– Что с тобой?

– Ногу подвернула.

Ковин скинул с плеча санитарную сумку и опустился на одно колено.

– Здесь больно?

– Да. – Настино лицо перекосилось от боли.

– А здесь?

Настя снова кивнула головой и растерянно спросила:

– Как же я теперь пойду с вами?

– Пойдешь, как и раньше, – ответил Митька и резко дернул ногу.

И хотя Настя зажала рукой рот, но из ее уст все равно вырвался крик.

– К утру пройдет, – В голосе Ковина прозвучала твердая, неукротимая воля.

– Ты где этому научился?

– Валов научил, – ответил Митька и предложил девушке пройти несколько шагов.

Она сделала один шаг, другой и, прихрамывая, продолжила свой путь.

Вечером узкое ущелье распалось на несколько ущелий – они оказались в лабиринте. Ковин озадаченно почесал затылок. Даже опытному человеку сложно разобраться в горном рельефе. Но Митька каким-то внутренним чутьем угадал проход между скалами, свернул вправо, хотя влево дорога была намного лучше и уверенно зашагал по ней.

Перед закатом солнца Ковин вдруг оборвал путь и сказал, что им нужно остановиться, чтобы передохнуть. Опустившись на камень, он огляделся вокруг и мысленно порадовался тому, что здесь имелось все для того, чтобы отдохнуть: и дрова, и вода, и надежная защита от ветра.

Но как только они остановились, послышался шум. С каждой секундой он становился все яснее и ближе и вскоре слышался уже совсем четко. Настя, выхватив револьвер, изготовилась к выстрелу, но шум удалился и смолк. После этого наступила неподвижная тишина. В безмолвной природе прекратился крик зверя и птиц.

За несколько минут Настя с Митькой собрали большую кучу сухого валежника. Данила поднес к ней огонь, и она мгновенно вспыхнула, дружно объяв ярким пламенем хворост. Под действием ветра огонь заметался из стороны в сторону. От костра на отвесной скале, укрывавшей людей от холодного ветра заплясали таинственные тени деревьев.

И вдруг в безмятежной тишине снова возникли глухие шаги. Ковин всмотрелся в темноту и увидел, как среди камней мелькнул смутный силуэт бурого медведя с тремя медвежатами. Если прикрыть глаза, то можно было легко представить реалистичную картину художника Ивана Шишкина “Утро в сосновом бору”. Пробивающиеся сквозь деревья лучи, легкий туман, утренняя прохлада и три медвежата, резвящиеся на вывернутом с корнем и сломанном дереве помогали воскресить знаменитую картину.

– Это-медведь шумит, – сказал Митька, громко отхлебнув горячий чай из кружки.

– Он нападет на нас? – испуганно спросила Настя.

Ковин шумно пошевелился, чтобы отодвинуться от костра.

– Нет.

– Почему?

– Не осмелится, – равнодушно ответил Митька и тут же спросил: – Ты, боишься?

Настя отрицательно покачала головой.

– Я уже давно ничего не боюсь. Меня жизнь закалила.

– И это правильно. Ночью даже звери не охотятся друг на друга.

После скудного ужина на черном небе зажглись яркие звезды. Млечный путь облил горы бледным светом. В ущелье повеяло горным, прохладным воздухом.

Они уснули очень быстро и не заметили, как наступило утро. Оно вползло в ущелье мутным рассветом. В утренний час ветер в горах ослабел, со скал перестали валиться камни. Совсем рядом кукушка беспечно отбила первые часы дня. Тяжелые капли росы упали на спящих людей.

Раньше всех, как всегда проснулся Данила. Он расшевелил погасшие угли, подбросил сушняка и от костра повеяло дымом и поджаренным мясом. Суднев поставил на огонь котелок с водой, бросил в него горной травы и разбудил Настю с Митькой. Они поднялись и опустившись на колени, подсели к костру. Данила сидел на ровном камне. Он выглядел слишком усталым. Настя заподозрила, что он не спал и всю ночь охранял их.

– Данила, ты спал? – спросила она.

– Да, – ответил Суднев, но Настя не поверила ему.

– Надо установить дежурство. В следующую ночь дежурить буду я.

На рассвете невесть откуда появились комары. Они наполнили воздух отвратительным гудением. Комары садились на открытые участки тела и тут же сосали кровь. Ковин подбросил в костер сырых веток. От густого дыма комары остервенели, потеряв жертвы.

Наскоро собрав вещи, троица покинула лагерь. Вскоре горная тропа привела их к краю пропасти. С обоих сторон высились высокие и узкие горы. Они угрожающе нависли над ними. Дотронься до них – и они обрушаться вниз всей тяжестью. И тогда Ковин выбрал другой путь, на котором все время шли подъемы и спуски. Это вымотало последние силы. Идти стало намного тяжелее.

В полдень они поднялись на перевал. То тут, то там высились горы. Весь горизонт был заставлен ими. Хорошо виднелись опасные склоны и глубокие ущелья. В небольших долинах темнел зеленый лес. Горы поразили величием и красотой. Они невольно вызывали симпатию. До этого все было как-то не так.

– Митя, здесь горы грандиозные, а ущелья бездонные.

– Да, у нас на Урале они невысокие и старые.

– Мне здесь нравится. Я люблю дикую природу.

– Нашли, чем любоваться, – недовольно пробурчал Данила. – Скоро вам будет не до этого.

День заканчивался, природа приготовилась ко сну. Наступил глухой вечер без звуков и шорохов. Горы осветились последними лучами заходящего солнца. На небе – ни одного облачка. Закат был чистым и красным. Следующий день обещался быть хорошим. Молодые люди полюбовавшись закатом и гордым ястребом на вершине бурой скалы, который что-то бормотал себе под клюв, легли спать, а утром продолжили путь по каменной россыпи.

Забравшись на высокую гору они огляделись вокруг. И куда не взгляни – везде виднелись горы, ущелья, мелкие озера и горные речки. Но неожиданно на видимом пространстве задымился костер. Дым, поднимаясь высоко в небо, выдавал присутствие людей.

– Это они: больше здесь некому быть! – сказал Митька и морщины возле его глаз ожили. – Нам надо спешить. Иначе они уйдут от нас.

– А вот этого мы не позволим им сделать, – уверенно заявил Данила.

В полдень путь преградила горная река. За миллионы лет вода проточила гранит и глубоко вгрызлась в скалы. Она дико ревела и захлебывалась в собственной пене. Река набрасывалась на крутые берега и в бешеной злобе пыталась раздвинуть их. В ней было много силы. Она могла легко смести любые препятствия.

– Какая мощь! Какой гул! – удивилась Настя.

– Видимо здесь никогда не бывает тишины, – отозвался Данила.

С помощью топора Ковин свалил несколько сухостойных деревьев. И хотя он работал с воодушевлением, но сухостой с трудом поддавался топору. Много времени ушло на то, чтобы срубить отживший свой век лес, собрать плот и спустить в реку. Из мелких деревцев Ковин изготовил два длинных шеста.

Через три часа началась переправа. По быстроходной реке плот продвигался к противоположному берегу слишком медленно. Волны заливали плот. Упругий ветер бросал холодные брызги. От усталости руки у Ковина и Суднева одеревенели. Надо бы остановиться, чтобы отдохнуть, но Митька был неумолим.

Настю испугал злой нрав реки. Ее лицо стало каменным.

– Может передохнем? – предложила Настя.

– Нет! – отрезал Ковин и, не обращая внимания на умоляющий взгляд Насти.

Митька выбрал возле берега тихую заводь, где река теряла свою силу. И, хотя в руках уже не было силы, Ковин еще раз навалился на шест и плот легко вошел в природную бухту между скалами. Но здесь их поджидала небольшая неприятность. Плот около берега сел на мель.

Митька с Данилой не сговариваясь, спрыгнули в холодную воду и потянули плот к берегу. Допотопное плавучее средство задевая о камни, затряслось как в лихорадке. Но под властью молодых людей оно смело залезло на берег. Настя спрыгнула на берег не замочив ног.

– Спасибо, – поблагодарила она.

– Не за что, – ответил Митька.

Среди прибрежных камней угрюмо чернела вода. В бухте ни единой морщинки, все волны куда-то пропали. В тихой воде отражались серые скалы и белые облака на небе. Их тень надежно прятала на глубине отшлифованную водой гальку.

– Всем спать, – приказал Митька, и Настя с Данилой беспрекословно улеглись на берегу.

Ночью над ними раскинулся просторный купол чистого неба. Тускло горели редкие звезды и с каждым часом их появлялось все больше. Они словно торопились занять все небо. В этом было что-то фантастическое.

Троица долго не могла заснуть, слушая, как выл ветер по узким ущельям, как бесился водопад и как кто-то, прорычав, бесшумно от них удалился. Засыпая, они легко представили всю мощь природы.

Утром на востоке встало солнце и над горами разлился солнечный свет. Но природа, пребывая во сне, еще долго не пробуждалась. На рассвете они услышали, как в прибрежном заливе хлестнула хвостом крупная рыба. Ковин мгновенно бросился в мелкую заводь и стал гонятся за рыбой, которая металась в тихой заводи, как волк в западне. Рыба, почувствовав смертельную опасность, тщетно искала пути спасения. Она появлялась на поверхности то серым боком, то белым брюхом. Но вот Митька сделал сильный бросок, поймал рыбу за жабры и вытащил на берег.

– Что это за рыба? – спросила Чернобровина.

– Щука, – ответил Ковин и начал собирать хворост.

Во время завтрака до лагеря донесся шум водопада. Его две широкие струи падали с высоты и разбивались о гранитные камни. За многие века водопад отполировал их до блеска. В месте падения воды образовалась большая каменная чаша.

– Это-жених и невеста, – вдруг сказал Митька. – В древности им запретили женится, и они пришли сюда, чтобы сброситься со скалы, и чтобы уже никогда не разлучиться. С тех пор с этой горы падают две косички воды – жениха и невесты.

– Откуда ты это знаешь?

– Я где-то такое слышал. Правда это было сказано о другом водопаде.

– О каком же?

– Мне ни за что не вспомнить.

Громкий шум воды звучал нескончаемо. Мелодия воды и падение камней завораживали слух. Под этим впечатлением Митька наломал сухостоя и бросил его в огонь, чтобы поддержать рубиновые угли. Пламя в костре от сухого валежника мгновенно вспыхнуло. Пронесшийся по ущелью ветер разбросал дым.

Настя налила в кружки чаю и глядя в костер, думала о завтрашнем дне. Она полностью погрузилась в свои мысли. Чернобровина думала о том, что возможно в этом месте никогда не ступала нога человека и что возможно они стали первыми кто побывал на этих скалах и на этом берегу.

В Настиных глазах возникла мучительная боль. Дикая природа посеяла сомнения в успехе предпринятого ими дела. Чернобровину охватило чувство тревожного ожидания.

* * *

День наступил хмурый и неприветливый. Небо затянули грозовые тучи. Между скалами беспрерывно гудел ветер. Горы таились и молчали, как древние исполины.

– Здесь легко и привольно дышится, – тихо промолвила Настя.

– Да, – согласился Митька.

И вдруг его лицо вздрогнуло.

– Что? – спросила Настя, заметив перемену в лице Ковина.

Не отвечая, Митька молниеносно выхватил револьвер и резко развернувшись произвел несколько выстрелов.

Его пули достигли цели. Два бандита свалились на острые камни. Для Митьки война с японцами не прошла даром.

– А если бы они выстрелили первыми? Что с нами бы было? – спросила Настя.

– Легко представить – ответил Митька, подобрав бандитские карабины.

В эту минуту начался мелкий, мерзкий дождь. Он доставил неприятные ощущения. А тут еще ущелье неожиданно раздвоилось. Куда теперь идти: вправо или влево? Троица остановилась, чтобы определиться, куда им двигаться дальше. Наконец они сдвинулись с места и начали преодолевать крутизну, проделывая петли среди горных нагромождений. Каменная дорога набирала высоту.

В полдень затянутое тучами небо пронзила яркая молния и сразу же полил очень сильный дождь. Он загнал троицу под раскидистую крону дерева. Они время от времени глядели из-под сосны на невидимое небо, но оно было неумолимым. В ожиданиях, что погода улучшится преследователи, оказались прикованными к маленькому клочку суши. Но неожиданно дождь перестал, и вся местность сразу же утонула в неприглядном тумане. В горах исчезли ориентиры, обстановка усложнилась, можно было уйти черт знает куда.

– Я устала. Давайте передохнем? – пожаловалась Настя.

– Хорошо, остановимся ненадолго, – согласился Митька.

Но уже через полчаса Митька сказал, что нужно до темноты оказаться на вершине горы. Он поднялся и зашагал в неведомую пустоту. Настя и Данила двинулись за ним. Преодолевая крутизну и будоража тишину, они двигались медленно и тяжело. Настя останавливалась через каждые сто метров.

– Подождите меня. – просила она.

Вскоре туман распался и солнце осушило скалы. Вечером они шли по приодетому чащей склону. Троица с чувством уверенности поднималась в горы, которые были способны измотать силы любого человека.

Их ноги ступали по скользким камням. Они с легко угадываемыми признаками усталости поднималась все выше и выше. Теперь их не могли остановить никакие препятствия. Троица уже хорошо поняла, что представляли из себя древние горы и что их ждало впереди. И с каждой минутой все глубже и глубже погружались в дикую природу. У них в голове застряла только одна мысль: как можно быстрее настичь бандитов.

Насте тяжело было идти наравне с мужчинами. Она часто и тяжело дышала. Однако желание поквитаться с бандитами увлекало ее вперед. Ветки деревьев хлестали по лицу, цеплялись за одежду, мешали идти, но девушка, отводя ветви руками, старалась не отстать от мужчин.

И вдруг в небе снова сверкнула яркая молния, хотя ничего не предвещало. Скалы и деревья замигали в темноте. Под ее светом суровый мир гор стал уютным. Деревья радостно зашумели, между тучами засверкала счастливая звезда.

Троица подумала, что за молнией последует дождь, но его не последовало. В дыхании природы лишь явственно слышалось, как бурная река грызла гранитные берега и ворочала огромные камни.

– Что будем делать? – спросила тревожно Настя.

– Ночь на носу – надо остановиться, – ответил Митька.

На загорелый лоб Ковина набежали морщины. От далеких мыслей они зашевелились. Ковин тяжело дыша послал патрон в ствол винтовки. Настя взглянула на Митьку, чтобы прочитать что-нибудь на его лице. И ничего не обнаружила. Оно не выражало ни спокойствия, ни досады.

Они залегли в расщелине между четырьмя большими валунами. Со всех сторон их окружали густые сосны. Захочешь – никого не обнаружишь. Неожиданно рядом качнулась ветка и упал камешек. Они вздрогнули и тревожно огляделись вокруг. Напряжение нарастало с каждой секундой. Но через несколько секунд шорохи и звуки затихли, и они успокоилась.

Утром Настя с Митькой, схватив котелок спустились к реке. Добравшись сквозь непролазные кусты до воды Митька нагнулся, чтобы зачерпнуть котелком воду, как прозвучал голос:

– Брось котелок! Я думаю, вода вам ни к чему.

Митька резко распрямился и увидел трех бандитов. Ковин поглядел на них тревожным взглядом, Настя потянула руку к револьверу.

– Не балуй, а то застрелю, – пригрозил долговязый бандит, и выдернул из кобуры девушки револьвер.

Митька стал лихорадочно думать, как изменить создавшееся положение. Но он так и не смог ни до чего додуматься. Любое действие могло привести их к гибели. Что же теперь делать?

Ковин решил, что нужно потянуть время.

– Мне надо портянки перемотать.

– Зачем тебе целые ноги на том свете?

– Пускай перемотает, – разрешил толстый бандит.

Митька присел на поваленное грозой дерево и стал неспешно перематывать портянки. Настя молча наблюдала за его действиями. Она уже поняла, что Ковин тянет время, чтобы что-нибудь придумать.

– Поторапливайся, – заорал долговязый бандит и поддел ногой котелок с водой.

В лагере их встретил Лазаренко.

– Что скажете?

Пленники ответили молчанием.

– Ты жила подо Львовом? – зло спросил Лазаренко Чернобровину.

Настя отрицательно покачала головой:

– Нет.

– Врешь! Я хорошо запомнил тебя, – заорал Лазаренко. – Это я убил твоего мужа подо Львовом.

– Я никогда не была во Львове, – упрямо ответила Чернобровина.

– Я бы и тебя убил, но ты тогда смылась, – сказал Лазаренко и приказал долговязому бандиту:

– Расстреляете их на утесе и догоните нас за рекой.

В это время солнце разбудило серые горы. Из-за гор лились робкие потоки яркого света. Дрожащие лучи озарили восток и хребты. Они растворили бледный рассвет, осветили мир. Успокоенная ночной прохладой проснулась природа. Неласковый ветер бросал со скалы камни, рвал с листвы тяжелые капли росы.

Настя почувствовала на своем лице теплое дыхание солнца. Она пробежала по небу глазами и увидела стремительно летящую птицу. Девушке не верилось, что через мгновение ее не станет.

– Это кто? – спросила Настя, вдохнув в себя душистый аромат горных трав.

Митька задрал голову и прикрыл глаза от солнечного света.

– Кажется, коршун.

– Что он нашел среди мрачных скал?

– Не знаю, но кажется он чувствует себя здесь уверенно.

Митька, Данила и Настя двигались по землисто-каменистой тропе. И чем дальше они шли, тем чаще останавливались. Бандиты все время подталкивали их винтовками. Они ни на шаг не отставали от них.

Солнце согрело скалы и разогнало прохладу. В ущелье скопился прозрачный туман. В тишину ворвался громкий шум водопада. Ветер притащил его влажную пыль. С серого утеса с грохотом падала вода. Вода падала сверху широкой струей и, разбиваясь о камни, превращалась в радужную пыль. И извиваясь между огромных камней, вода бежала по мелкой щебенке.

Они дошли до места своего расстрела. В синем небе тревожно кричал коршун.

– Какое чудесное зрелище, – вдруг восторженно прошептала Настя.

Она будто все еще не верила, что скоро их жизнь закончится.

Вдруг Ковин, почувствовал чей-то взгляд. Он прощупал глазами деревья, валуны. Ковин пристально присмотрелся к пестрым камням и не увидел ничего подозрительного, хотя не оставил без внимания ни одного клочка местности. Митька взглянул на Настю: может она что-то заметила. Но девушка спокойно смотрела на седовласые горные макушки.

– Ложись! – вдруг оглушительно крикнул кто-то.

Ковин уронил Настю и закрыл ее своим телом, чтобы защитить от пуль. И в эту же секунду началась стрельба. Митька приподнял голову и увидел, что один бандит лежит на камнях, а два других отстреливаясь побежали к реке. И одному из них не удалось скрыться.

Ковин вскочил, схватил Чернобровину за руку и увлек ее за огромный валун. Справа зашуршал мелкий камень. Кто-то к ним подбирался.

– Ты кто? – крикнул Митька.

– Это я, Данила, – ответил Суднев.

Данила вышел на открытое место. Митька забрал у бандитов боеприпасы, передал Насте револьвер, и они продолжили преследовать бандитов по крупной каменной россыпи. Они с трудом продирались сквозь густой сосняк, разводя цепкие ветви руками и часто натыкаясь на сучья.

Неожиданно ущелье закончилось, но гора, которая казалась одним целым оказалась разделенной на две части. Они вошли в проход между скалами и оказались на самом краю пропасти. К несчастью из-под ноги Ковина сорвался крупный камень и утянул за собой в пропасть все что попалось на его пути. Разбуженные скалы недовольно заворчали. Далеким эхом отозвался бегущий по дну ущелья бурный ручей.

Митьке повезло: на самом краю карниза росла низкорослая сосна. Согнувшись в три погибели, она словно застыла от страха. Дерево едва держалось своими цепкими корнями за острые камни. Тем не менее оно спасло ему жизнь. Падая, Ковин успел ухватиться за кривой ствол.

К обрыву подскочили взволнованные Данила с Настей. Вместе они смогли поднять Ковина наверх.

– “Если б не сосна, мне не жить.” – мелькнула мысль у Митьки.

День был в самом разгаре. Солнце, позолотив край туч на горизонте, поднялось над горным хребтом. Солнечным светом залило все пространство. Небо стало удивительно прозрачным. На фоне синего неба громоздились серые горы.

Ковин на одну минутку присел на плоский камень. Его глаза скользнули по голым горным вершинам, поблуждали по глубоким ущельям и на секунду задержались на чистом небе. И куда бы он не кидал свой взгляд – всюду был серо-зеленый фон. На пестрых камнях отсутствовала зелень. На вершины не залетали даже птицы – только ветер выл. Но так виделось только на первый взгляд. На самом деле то тут, то там росли трава и редкие горные цветы.

Настя, увидев среди скупой природы горный цветок, протянула к нему руку, хотела его сорвать, но в последний момент передумала и с трудно скрываемым восхищением стала его разглядывать. И хотя это был самый обычный цветок, но он великолепно выглядел в горах.

Незадолго до ночи Ковин начал спуск с северной стороны. Митька твердо был уверен, что бандиты спустились именно с этой стороны. Он решил настигнуть бандеровцев с удобной позиции. Вместе с ними спускались с горы низкие, острые ели и пышные сосны.

Неожиданно внизу в сумраке как будто на другом краю света одиноко засветился огонек. В воздухе едко запахло дымом.

– Это они, – тихо прошептал Митька и пристально вгляделся в темноту.

В лагере было спокойно: ни суеты, ни людского говора. Кто-то из бандитов поднялся, чтобы подкинуть в костер дров и вспыхнувшее пламя осветило всю округу.

Настя, не выдержав усталости, безвольно опустилась на землю.

– У меня не осталось никаких сил, – пожаловалась Чернобровина.

Ковину стало ее жаль.

– Отдохни, теперь они никуда не денутся.

Немного передохнув, они, осторожно ступая между камнями, стали подкрадываться к бандитскому лагерю. Но идти сквозь густые заросли было невозможно. Ветви все время цеплялись за одежду. В такой ситуации можно легко лишиться зрения. Настя прикрыла руками глаза, чтобы не ослепнуть.

Неожиданно дорогу пересекла медвежья тропа.

– “Что он здесь делает?” – удивился Ковин.

В обход огромных валунов они незаметно подобрались к бандитскому лагерю.

– Что будем делать? – спросила Настя.

– Нападем на них, – ответил Митька.

– Но их больше, чем нас.

– На нашей стороне внезапность. Это даст нам преимущество.

Преодолев крутой склон, они подобрались ближе и внезапно открыли огонь. Бандеровец у костра взмахнув руками, упал лицом в костер. Следующие пули ударили по шалашу, сооруженному из мелких стволов и веток. Один бандит выскочил наружу и, издав вопль, упал у входа в шалаш. Другие разворотив ветви, выскочили с обратной стороны и отстреливаясь, кинулись в темноту.

Одна из пуль угодила в Данилу. Он вскрикнул и опустился на колени. Настя бросилась к нему, осмотрела его и обнаружила, что он ранен в живот.

– Я буду жить? – спросил Суднев.

Чернобровина оставила его вопрос без ответа.

– Не разговаривай, береги свои силы.

– Я хочу сказать вам, что я ни в чем не виновен перед советским народом. Меня взяли в плен в бессознательном состоянии. Я много раз пытался бежать, чтобы продолжить борьбу против Гитлера, но меня ловили с собаками, били и опять заключали в лагерь. В последний раз я сбежал из лагеря по руслу мелкой реки. На следующий день я зашел в польское село, и кто-то из местных жителей сдал меня гитлеровцам.

– Тебе не нужно разговаривать.

– В чем моя вина? Я не хотел попасть в плен, и я не хочу сидеть в лагере. Я этого не заслужил, – с этими словами Далила залез за пазуху, оторвал матерчатый пакет и вытащил из него два ордена Красной звезды. – Я ни в чем не виноват. Если выживите – передайте моей матери, что я ни в чем не виноват. И пусть она расскажет это всем.

Договорив последнее слово, Данила потерял сознание. Чернобровина вытащила пулю и забинтовала рану.

– Данила будет жить? – озабоченно спросил Митька.

Лицо Насти стало строгим.

– Все очень серьезно. Утром будет ясно.

На рассвете Даниле умер. Митька с Настей плотно обложили его тело камнями. Они долго простояли с поникшими головами.

Закончив с траурными мероприятиями Митька суровыми глазами оглядел скалы, ущелья и сказал, что пора преследовать бандитов. Они спустились в ущелье и сразу же заметили бандитов. Их было трое и один из них был Лазаренко. Его можно было легко опознать по тучной фигуре.

– Теперь наши шансы почти уравнялись, – зло усмехнулся Ковин, устраиваясь между камнями.

Через три минуты бандеровцы показались на виду и они открыли стрельбу из оружия. Впереди идущий бандит, издав вопль полный ужаса свалился на камни. Лазаренко схватившись правой рукой за предплечье, заскочил за скалу.

Ковин крепко сжав руками карабин двинулся к нему. И когда из-за скалы показалась голова Лазаренко, Митька нажал на курок, но выстрела не последовало.

– “Патроны кончились или осечка?” – изумился Ковин.

Лазаренко без опаски вышел из-за скалы и истерично взвизгнул:

– Что догнал меня, догнал?

И только он собрался нажать на курок, как друг за другом раздались три негромких выстрела. Лазаренко, ухватился обеими руками за грудь и, сделав несколько шагов, завалился на спину.

Ковин обвел глазами обозримое пространство и заметил в синем небе гордого коршуна, а потом Чернобровину с дымящимся револьвером в руке.

Митька невольно залюбовался Настей и коршуном и заметил, что в этой девушке и в этой птице было очень много величия.

* * *

Когда Митька с Настей, расправились с бандитами, их охватило чувство торжества. Это было не передаваемое ощущение. Они одержали победу и над врагом, и над дикой природой. Они радовались, что главные опасности исчезли, и что надежда на спасение стала реальной. Ради таких минут стоило жить.

– Пойдем по медвежьей тропе она выведет нас на равнину, – сказал Митька.

– А мы не заблудимся? – с сомнением спросила Настя.

– Зверь лучше человека знает, где безопасно пройти, – уверенно ответил Ковин.

Митька посмотрел на Чернобровину задумчивыми глазами и вдруг сказал:

– Настя выходи за меня замуж.

– Я не знаю, что тебе ответить, – тут же ответила она.

– Почему?

– Потому что, мне уже сделал предложение Разгонов.

– И ты согласилась выйти за него замуж?

– Нет, я пообещала ему подумать.

– А мне, что ты скажешь?

– Будем живы – скажу, – ответила Настя и Митька крепко прижал ее к своей груди.

В середине дня Настя с Митькой подошли к перевалу, густо заросшему лесом. Деревья крепко держались корнями за камни. Под действием губительного ветра их стволы чудовищно изогнулись. Как им удавалось расти в таких условиях? Это было невероятно.

Ковин и Чернобровина всеми силами стремились вырваться из плена высоких гор и глубоких ущелий. Но, чтобы добраться до зеленой долины им предстояло преодолеть почти километр каменных курумов. И им казалось, что сделай один неосторожный шаг – и вместе с камнями покатишься вниз. Но так думалось только на первый взгляд. На самом же деле по ним спускаться было не опаснее, чем в другом месте.

Неприступные горы пали задолго до вечера. Оказавшись на равнине Настя с Митькой, втянули в себя чистый предгорный воздух и удивленно переглянулись:

– Какой чистый воздух.

– Как будто ключевую воду пьешь.

– Я даже ощутила, как по всему телу разлилась бодрость.

Настя бросила завороженный взгляд на горы.

– Прощайте горы, прощайте ущелья! Вы забрали у нас Данилу, принесли много неприятностей и в тоже время  стали нам родными. Вернемся ли мы еще когда-нибудь к вам? И сможем ли вдохнуть еще когда-нибудь ваш холодный воздух?

– Вернемся! – уверенно ответил Митька. – И обязательно поставим памятник Даниле.

В это время из-за гор как из берлоги вылезли черные тучи, а за хребтом засверкали яркие молнии и послышались громовые раскаты. Дикая сила природы снова взбунтовалась. В воздухе возник непрекращающийся гул. А потом разразилась гроза и с горных вершин побежали ручейки. Вскоре они превратились в ущельях в мощные потоки.

Митька с Настей укрылись под густой сосной. Равнина опьянила их, она стала их союзником. У них возникло ощущение, что они спустились на благодатную землю. Но вот над ними посветлело, и они двинулись дальше.

Непредвиденный отдых пошел на пользу. По захламленному сосновому лесу им теперь шагалось легче, чем по горам. Но они все равно шли черепашьим шагом, продвигаясь по зеленой равнине рывками. Им все время хотелось прилечь у разлапистого дерева, на зеленую траву и больше не вставать.

Вечером, теряя последние силы, они вошли в хвойный лес. Настя подняла глаза на одну из сосен и увидела, белку, крутившую в своих лапках сосновую шишку. Заметив людей, она испугалась, выронила шишку из лапок и поскакала с ветки на ветку. Спустя мгновения она исчезла из виду.

Снова начался дождь, но Митька с Настей даже и не подумали спрятаться от него. Одежда на них промокла, прилипла к телу. Дождь хлестал как из ведра, а они, оставив позади коварные горы, шли ничего не замечая вокруг. Мысль, что они смогли спуститься с гор, смогли победить бандитов, влекла их вперед.

Митька с Настей миновали ручей, озеро и углубились в тайгу. Теперь перед ними открылась необъятная глушь, и полный неизвестности конец. Но, когда главные опасности остались позади они продолжали верить в благополучный исход своего дела. Однако молодые люди понимали, что добраться своими силами до лагеря они не смогут. Вся надежда была на то, что их будут искать.

Неожиданно вдалеке зашумел самолет. И вот он уже на низкой высоте показался прямо над ними.

– Мы здесь! Мы здесь! – закричала Настя.

Самолет покачал крыльями, поднялся над долиной, над горами и, сделав один круг, улетел на восток.

– Они нас заметили, – обрадовалась Чернобровина.

Незадолго до ночи Митька с Настей пошли по бескрайнему болоту. Теперь для них особую опасность представляли глубокие ямы с водой, прикрытые разноцветным мхом. Ступил на такую поверхность – и утонул. Казалась, что природа снова восстала против них. Но это их уже не волновало. В эти минуты они жили надеждой на спасение.

Неожиданно болото накрыла огромная черная туча. Загрохотал гром и засверкали молнии. Они яростно рвали темные тучи, из которой как из ведра опять хлынула вода. Но не успела туча скинуть свой груз, как выглянуло теплое и приветливое солнышко.

В конце дня Митька с Настей зашагали по равнине. Перед ними открылась просторная даль. Они шли звериными тропами, останавливались у бурных ручейков и с удовольствием подставляли солнцу свои молодые лица. Добравшись до разлапистой ели, Митька с Настей в полном изнеможении свалились на мягкий мох.

Хвойное дерево было настолько густым, что под ним было сухо и тепло. Они целый час лежали в полном оцепенении, наблюдая как высоко в небе парил коршун. Вот он стремительно бросился вниз и что-то схватил на земле. И почти сразу же донесся тревожный крик.

Настя прижалась к Митькиной груди и услышала, как сильно громко стучит его сердце. Насте нужно было отдышаться и привести себя в порядок. Усталое тело требовало отдыха, не хотелось шевелить ни рукой, ни ногой.

– Не беспокойся ни о чем. – В чуть прищуренных глазах Насти, было ожидание спасения. – Меня все равно будут искать.

В этот час горизонт охватила чистая, багряная заря. Сумрак, раскинув широкие, темные полы накрыл землю. Возникла чуткая и выжидающая тишина. Природа отдыхала в безмятежном покое.

Преодолев усталость, они наломали сухих смолистых ветвей на соседних елях и соорудили из них себе логово. Свисающие до самой земли ветки подошли для этого, как нельзя лучше.

Настя, растянувшись на мягком ложе, мысленно благодарила прошедший день. Он сложился для них более чем удачно. Самолет подал надежду, что они смогут спастись. Это снова воскресило ее силы. Она с нетерпением ждала наступления утра.

– Это мы с тобой, – вдруг сказала Настя и показала рукой на расположенные рядом две яркие звезды.

– Да, – хрипло ответил Митька.

Утром, когда под одной из елей прокукарекала куропатка они проснулись и им стало легко и просто. Яркие лучи солнца разбудили их окончательно. Они еще никогда не испытывали такой радости. Молодые люди раскрепостились и пережитое ушло в прошлое. У них это был первый день свободный от мрачных мыслей и отчаяния. Им было ясно, что они обязательно должны жить ради любви и будущей семьи. Иначе и быть не могло.

С рассветом жизнь в лесу проснулась от спячки, и зеленая долина наполнилась обычной суетой. На соседней ели с ветки на ветку до самой вершины проскакала вчерашняя белка. Она остановилась на вершине, затем перебралась на соседнее дерево, потом на другое и больше они ее не увидели.

Настя разожгла костер, поставила котелок, бросила в него разнотравье и через полчаса они с наслаждением пили пустой чай. Но это не спасло их от голода, он каждую секунду напоминал о себе. И только огонь грел и дарил им благо.

Уютную обстановку прервал выстрел. Эхо разнесло его по всей долине.

– Это Разгонов, – уверенно сказала Чернобровина и, подняв вверх револьвер, выпустила в небо последний патрон.

Им ответили несколькими выстрелами. Через вечность Настя различила на краю леса солдат во главе с Разгоновым. Расстояние между ними стремительно сокращалось.

– Митька, мы спасены!

Настя оглянулась на восток, где вставало яркое солнце и с ее хрупких плеч свалилась обреченность.

– Жива! Жива! – Разгонов схватил Чернобровину за плечи.

– Жива, – спокойно ответила Настя.

– А что с заключенными? Вы их видели?

– Их всех перебил, Ковин, – соврала Чернобровина.

Разгонов перевел взгляд на Митьку, тот хотел что-то сказать, но Настя так взглянула на него, что он ничего не сказал.

– Сергей Александрович, пообещайте мне, что вы дадите свободу Ковину. Если бы не Дмитрий, бандиты могли бы исчезнуть на просторах Сибири.

Ковин благодарным взглядом посмотрел на Настю.

– Но…, – начал было Разгонов и тут же умолк, потому что он все понял.

– Это в вашей власти.

И Митьке тоже все стало ясно. Настя согласилась стать его женой. И еще он понял, что Разгонов по просьбе Чернобровиной непременно освободит его. И в этом он нисколько не сомневался. Он не посмеет отказать Насте. И еще Ковин твердо знал, что он никогда не вернется в село без Насти.

“Мама жди меня. Я скоро вернусь. И не один” – мысленно сказал он матери.

Тишина Святого озера Рассказ

Утром за окном шумел лес, выл ветер и пели певчие птички. Они как будто ждали наступления утра. От пробудившейся жизни Никитка проснулся и, бросив взгляд на окно, увидел, что оно затянуто плотной пеленой.

– Тять, на улице сильный туман, – с беспокойством сказал сын.

– Справимся, – коротко ответил отец.

Анисимовы скудно позавтракали и, прихватив с собой рыбацкие снасти, отправились на берег моря. Уходя, отец подпер двери в лачугу колом, чтобы те, кто наведается в их отсутствие видели, что в доме никого нет. Они добрались в густом тумане до карбаса. Вокруг ничего не разглядишь кроме собственного носа.

Рыбак сложил на корме рыбацкие снасти. Разыгравшиеся волны одна за другой ударялись о берег. Волны лизали камни, отступали и с новой яростью бросались на них. Чайки молчали и не плескалась рыба.

– Не видно не зги, – снова озаботился Никитка, но отец, не обращая внимания на его обеспокоенность, отвязал парус, закрепил его и, легко управляя судном, направился в море.

Попутный ветер наполнил парус тугим воздухом. Туман не отступал, он цеплялся за поверхность моря. Отец не ошибся ни на йоту. Примерно через час они прибыли на свое излюбленное место.

– Садись за весла, – сказал отец сыну и, прикрепив парус к мачте, начал ставить сеть. Никитка сел на банку, сделал несколько движений, но вдруг перестал грести веслами.

Анисимов взглянул на сына и, не разглядев тревогу на его лице, спросил:

– Что случилось?

– Я слышу неясный шум, – ответил Никитка, но не успел он проговорить эти слова, как в рыбацкую ладью врезалось огромное судно.

Карбас вместе с отцом пошел ко дну, а Никитка, оказавшись на поверхности воды, увидел, как неизвестное судно скрылось в тумане.

– Отец! – ухватившись рукой за обломок от лодки, закричал сын.

Никитка порыскал глазами вокруг, но отца нигде не было видно. Густой туман мешал поиску. Никитка бросался то в одну сторону, то в другую, но отца он так и не обнаружил. У юноши от боли чуть не остановилось сердце. Он вдруг остро почувствовал, что остался один. Мать-то, совсем недавно умерла. Как он теперь будет жить без отца и матери?

– Отец, – еще раз крикнул Никитка, но вокруг только шумел ветер и плескалось море.

Неожиданно туман истаял, небо заголубело и море залило солнечными лучами. Никитка определил по солнцу, где мог находиться соловецкий остров и поплыл в его сторону.

Вода в Белом море, не смотря на лето, была прохладной. Она прогрелась буквально на аршин, поэтому Никитка старался не опускать ноги ниже туловища, но это стоило ему больших усилий. Через несколько минут у него уже не осталось никаких сил. Никитка перевернулся на спину, немного отдохнул и поплыл дальше. Через час юный рыбак увидел вдали Большой Соловецкий остров. Это придало ему сил. Но вскоре у него появилась другая опасность. От холода в глазах юноши замелькали черные мурашки. Никитка испугался, что он может потерять сознание.

– Только бы не сейчас, – лихорадочно пробормотал он и вдруг увидел, что справа следует торговая шхуна.

Никитка из последних сил стянул с себя рубаху и, размахивая мокрой тряпкой над собой, из последних сил закричал, чтобы его спасли. Его должно быть заметили, потому что шхуна, изменив курс, стала приближаться к нему. У юноши больше не осталось сил. Никитка перевернулся на спину и потерял сознание.

Он пришел в себя уже на палубе. Кто-то накрыл его теплым одеялом. Никитка открыл глаза и увидел, что вокруг столпились матросы в белой от соли одежде.

– Что с вами случилось, Никитка? – спросил капитан Ивашкин.

– В нас врезалось большое судно, – едва шевеля губами ответил он.

– Ты один в море вышел?

– Нет, я был с батькой.

– Где он?

– Утонул.

– Ты видел это своими глазами?

– Нет, но я искал его и не нашел.

Моряки оживленно заговорили между собой.

– Видимо это английский фрегат, который мы видели накануне.

– Верно, потому что другие здесь не ходят.

– Они ведут себя как разбойники.

– Догнать бы их и всыпать как следует.

– Ничего отольются им наши слезы.

Капитан Ивашкин прервал гневные речи.

– Поднять паруса!

– Есть поднять паруса, капитан! – подхватил команду боцман и обратился к Ивашкину

– Капитан, рыбака будем искать?

– Прошло слишком много времени. Не вижу в этом никакого смысла, – ответил капитан.

Через полчаса шхуна вошла в гавань Благополучия.

На берегу старое торговое судно встретили архимандрит Александр и иеромонах Матфей. Александр встретил капитана холодно. Он выглядел озабоченным.

– Соль доставили в Копенгаген?

– Да, ваше высокопреподобие!

– Что купили на вырученные деньги?

– Зерно, парчу и много хозяйственной утвари, – ответил капитан и подал бумаги на товар.

Александр, бегло просмотрев накладные, передал их иеромонаху Матфею и приказал разгрузить судно. Иеромонах отправился исполнять указание архимандрита.

Капитан вопросительно взглянул на архимандрита.

– Что-то еще хотите сказать? – спросил Александр.

– Ваше высокопреподобие, считаю своим долгом доложить вам, что несколько часов назад английское судно потопило в море наш рыбацкий карбас. Мы подобрали мальчишку на месте катастрофы. Как мне поступить с ним? Его отец утонул.

– Как фамилия?

– Анисимов.

– Жаль, хороший был рыбак. Как себя чувствует мальчишка?

– С ним все хорошо.

– Давайте его сюда.

– Боцман! – крикнул капитан.

С борта шхуны свесился Свешников.

– Да, капитан!

– Пусть мальчишка сойдет на берег.

Когда Никитка подошел к Александру, он спросил его:

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – невнятно ответил юноша.

Архимандрит удовлетворенно кивнул головой и, обернувшись к капитану, спросил:

– Вы трапезничали?

– Нет, отец Александр, – ответил он.

– Тогда идите со мной.

В трапезной архимандрит рассказал капитану и юноше, что вот уже несколько недель в Белом море английская эскадра под командованием капитана Омманея безнаказанно останавливает все русские торговые и рыбацкие судна, грабит их, потом сажает в них свой экипаж и направляет в Англию.

– Прямо пиратство какое-то! – искренно возмутился капитан.

– Они пользуются тем, что мы не имеем на севере мощного военного флота, – согласился Александр и немного помолчав, продолжил:

– В середине июня английские паровые и парусные фрегаты пытались бросить якоря около Березового Бара, что в пятидесяти верстах от Архангельска и высадить десант на остров Мудьюг, но наши ратники ружейным и пушечным огнем прогнали их.

– Наши тоже не лыком шиты, – с восторгом сказал Ивашкин.

– Через неделю англичане снова ринулись на остров Мудьюг, но девяносто вооруженных матросов под командованием лейтенанта Тверитинова храбро отбили их нападение. После этого вражеская эскадра стала рыскать вдоль российского берега и расстреливать из пушек наши приморские городки, высаживаться в русских селениях, и без зазрения совести грабить поморцев. Они отбирали у них рыбацкие лодки, сети и скарб.

– И как после этого они могут называть себя высокоразвитой нацией? – гневно воскликнул капитан.

Архимандрит раздумчиво поглядел на капитана.

– Дело не только в этом. Британия, Франция издавна борются за право владения святыми местами в Палестине. Западные державы хотят вытеснить Россию из святых мест. Сейчас война ведется за интересы католической и православной церкви на Востоке.

Александр перевел взгляд с капитана на мальчишку.

– По имеющимся у меня данным вражеская эскадра то ли пятого, то ли шестого июля планирует напасть на Соловецкий монастырь, поэтому вечером я отправлюсь на остров Сосновая топа.

– Можно я поеду с вами? – неожиданно спросил Никитка.

Архимандрит согласился и после трапезы предложил спутникам пройти в Собор Савватия и Зосимы.

– Мы с радостью сопроводим вас, – согласился капитан.

В соборе отец Александр прикоснулся к мощам Савватия, Зосимы и с дрожью в голосе произнес:

– Святые угодники я пришел доложить вам, что исполнил указ священного синода об отправке всех имеющихся в монастыре ценностей в Архангельск. По моему поручению иеромонахи отобрали и упаковали в сорок два ящика и четыре бочки драгоценности, церковные книги и разную утварь. Мы опечатали весь груз печатью, подписали его и погрузили на гребное судно “Александр Невский”. И наказал иеромонаху Макарию взять с собой пять монахов, опытного кормчего, и неусыпно следить за ценным грузом.

Архимандрит склонил голову в глубоком поклоне.

– Савватий и Зосима, после убытия иеромонаха Макария на остров прибыли военные специалисты Бугаевский и Друшевский, чтобыпомочь нам в обороне. Они доставили в монастырь восемь пушек и боевые припасы к ним. По рекомендации Бугаевского мы установили пушки в Стратилатовской башне, в Корожной башне, и в западной части крепостной стены. С первого же дня военные чины начали обучать охотников стрельбе из пушек и военному делу.

Никитка и Ивашкин затаив дыхание слушали доклад Александра.

– Чтобы хоть чем-то вооружить защитников монастыря мы наведались в старый ружейный склад, – архимандрит, но обнаружили на складе оружие, которое больше годится для музеев, нежели для защиты крепости.

Архимандрит, тяжело вздохнув, выпрямился, вытащил из кармана бумагу и развернул ее.

– Мы обнаружили двадцать старых пушек, две мортиры, двадцать самострелов, шестьсот сорок пять старинных ружей, двенадцать пистолетов, четыре пищали, сорок шпаг, один карабин, триста восемьдесят одну пику, шестьсот сорок восемь бердышей.

Я попросил, чтобы монастырский кузнец поколдовал с древним оружием, но он смог восстановить лишь небольшую его часть.

По моей просьбе иеромонахи очистили от вековой ржи одну, вторую, третью пушки, но они на наших глазах превращались в прах или при первом же выстреле разваливались на части.

В итоге из двадцати древних пушек, произведенных еще при покорении Казани и Северной войны со шведами, мы смогли отобрать лишь два трехфунтовых чугунных орудия, двадцать пудов пороху и пятьсот ядер.

Из годных к стрельбе пушек мы решили создать передвижную, конную артиллерию, чтобы не позволить вражеской эскадре спокойно подойти к берегу и высадить десант. Мы постановили установить ее на берегу Белого моря.

Из пятидесяти трех членов инвалидной команды и двадцати добровольцев из числа узников и богомольцев нам удалось сколотить небольшое войско, которое по всеобщему согласию возглавил молодой прапорщик Николай Никонович.

Молодой рыбак и капитан не отрывали горящих глаз от архимандрита.

– Святые угодники мы предприняли все усилия, чтобы монастырь остался непокоренным, – твердо пообещал в конце своей речи архимандрит и жестом руки пригласил Ивашкина и Анисимова на выход.

Когда они вышли из собора, иеромонахи с горестными лицами кинулись к ним.

Заметив их удрученное состояние, архимандрит бодро приободрил их:

– Чего скорбите? Или мы забыты, или нет у нас войска? А где наша вера, где упование на бога? Разобьем врага войском, и будет нам слава! А если отразим неприятеля верою и молитвой, то будет хвала богу и обители за то, что без войска отразили неприятеля.

– Мы верим богу и тебе архимандрит!

– Отец Александр, не сомневайся в нас, мы готовы отдать жизнь за святую обитель!

– Другого нам не дано: мы не можем отдать монастырь на поругание врагам, – пламенно сказал архимандрит и, заметив среди священников Петра Соколова, поинтересовался:

– Как идут ваши дела?

– Ваше преподобие, я привел крепостную стену в полный порядок.

– Спасибо вам! Вы сделали большое и доброе дело, – похвалил его Александр и пригласил всех выйти к Святым воротам, чтобы понаблюдать как Друшевский проводит военные учения.

Выйдя за ворота, они увидели, что войско, возглавляемое фейерверкером, на пустынном береге дружно бросилось на воображаемого врага. В теплом воздухе мелькали пики, шпаги и секиры. Поддавшись азарту, несколько охотников кинулось в море. Было ясно, что войску удалось отбить высадку вражеского десанта. После этого Друшевский, что-то скомандовал и войско построившись в колонну направилось к воротам монастыря.

– Какие успехи в военном деле? – спросил фейерверкера Александр.

Войско по приказу Друшевского остановилось.

– Архимандрит, тяжело обучить за столь короткий срок вверенных мне людей, но если богу будет угодно, то они все как один готовы положить свою жизнь за святую обитель, – ответил фейерверкер и сверкнув глазами, добавил:

– Победа будет за нами.

Когда охотники вошли в ворота, Александр взял Никитку за локоть.

– Хочешь стать офицером?

– Хочу, – тихо промолвил юноша.

– Когда все закончится, отправлю тебя учиться.

– Я буду рад, ваше высокопреподобие, – отозвался юноша.

День был на исходе. Архимандрит улыбнулся, он был рад. Военные чины, монахи, иноки, послушники и трудники выполняли все его указания и приказы, как никогда. В ответ настоятель монастыря старался ободрить каждого словом и делом и вселить уверенность в победе над врагом. И всеми силами пытался внедрить в сознание каждого жителя обители, что бог обязательно проявит к ним свою божью милость.

* * *

День уже заканчивался. Солнце погасло, небо окрасилось сумраком. Тучи, проводив солнце, сгустились. На горизонте родилось огромное черное облако. Оно заполнило все пространство над морем и закрыло последние остатки света.

Александр с Никиткой вскочили на коня и отправились на остров Сосновая топа. Они скакали по лесу, прошитому жилами каналов и ручейков. Ветер то затихая, то возникая колыхал и качал деревья. Он как будто рассказывал о своей трудной доле.

– Бурю бы сейчас хорошую, – сказал вполголоса Александр, прислушиваясь к тому, как шумел лес.

– Да, он бы задал англичанам хорошую трепку, – согласился Никитка.

Топот конских копыт разносился по лесу. Мимо пронеслись старые затесы на потемневших деревьях. В глубине первобытной природы, где редко ступала нога человека ожили не пуганные звери. Справа лесную дорогу пересекли зайцы, слева по поваленному грозой дереву пробежала рыжая лиса. На зеленой лужайке мирно паслись лапландские олени. На сухом суку, безмолвно сидела огромная серая сова.

Внезапно ветер стих и в сосновом бору стало тихо. Чуть слышно шелестели зеленые листья. Сквозь густые кроны с трудом прорывались солнечные лучи. В воздухе распространился летний, смолистый аромат.

Через двадцать верст древний лес поредел и показалось Белое море. Всадники подъехали к берегу, сошли с коней и на карбасе переправились на остров Сосновая топа. Когда они подошли к рыбацкой избушке, старый рыбак чистил рыбу.

– У тебя здесь все спокойно? – тревожно спросил его Александр.

– Да, святой отец, – спокойно ответил рыбак.

– Кесарь, ты корабли иноземные видел?

– Нет, ваше преосвященство.

Архимандрит, как будто желая удостовериться в этом, посмотрел в открытое море, но оно было пустым до самого горизонта.

– Святой отец, мы сумеем одолеть врага?

– Да, все ратники необычайно воодушевлены и наполнены боевой бодростью. Даже старики влились в ряды охотников, – ответил Александр и уронив голову добавил:

– Ты их знаешь, Кесарь: отставной коллежский асессор Петр Соколов, отставной унтер-офицер Николай Крылов и отставной гренадер Петр Сергеев.

– Как же, как же я их хорошо знаю, – ответил рыбак и предложил гостям подождать ужин.

– А, что ты готовишь? – спросил архимандрит.

– Треску, ваше высокопреподобие.

Рыбак зажег огонь, поднес к сложенным горкой дровам. Длинный язык пламени разом охватил сушняк. Налетевший ветер в один миг разметал пламя. Из костра взметнулись яркие искры. Дым толстой косой взметнулся в небо. Убежав в море, ветер поднял волны. Они громко плескались о берег.

Настроив костер, Кесарь кинул в котел порезанную рыбу, кусок тюленьего жира и поставил на огонь. Затем рыбак нарезал целую тарелку пшеничного хлеба. Через двадцать минут Кесарь слил кипящую воду и разложил рыбу по тарелкам.

– Хорошо у тебя здесь: тихо, – мечтательно произнес Александр и отогнал рукой комара, который сделав незамысловатую петлю угодил прямо в тарелку.

– Это так, архимандрит, – ответил рыбак и убрал из тарелки архимандрита комара.

Стемнело, ветер усилился. Невидимое море зашумело во тьме. Тяжелые волны дружно накинулись на скалистый берег. Сквозь грохот морских волн прорывался громкий крик птиц. Настало время бури и чаек.

Через несколько минут небо совсем затянуло черным пологом. Остров до самых краев накрылся синей тьмой. Холмы исчезли, они утонули во мраке. Даже луна не смогла их осветить.

Костер затух, музыка природы смолкла. Наступила тихая и мягкая ночь. Она пролетела вспугнутой птицей. На рассвете смолк прибой и закричали чайки. Сквозь утреннюю синь прорезалось Белое море.

Александр проснулся от крика Кесаря.

– Что случилось?

– На море появились большие судна.

Архимандрит резко вскочил и поднес к глазам подзорную трубу и вдруг вскричал:

– Английские пароходы! “Миранда” и “Бриск”!

Рыбак, вглядываясь сквозь реющих чаек на море, изумился:

– Неужели, ваше высокопреподобие.

На лицо Александра легла тяжелая печаль:

– Здесь нет русских пароходов!

– Завтракать будете? – нелепо спросил Кесарь.

– Не время! – отрезал архимандрит и приказал разбудить Никитку.

Александр с Никиткой вскочили на коней и поскакали навстречу поднимающемуся солнцу. Воздух насытил стойкий запах хвойных деревьев. Увлажненную росой почву усыпали булыжники. Внимание скакунов привлекла шустрая белка и взлетевший из-под копыт рябчик. На середине пути неожиданно поднялась стая северных куропаток и унеслась в сторону Белого моря. Но птицы не торопились петь свои веселые песни.

Через несколько десятков минут всадники галопом влетели на соловецкое побережье и, глянув на море, увидели вдалеке трехмачтовые фрегаты. В монастыре на разные голоса звонили колокола.

Возле ворот монастыря взволнованных всадников встретил иеромонах Матфей.

– Когда они явились? – спросил Александр.

– Ваше высокопреподобие, мы заметили, когда фрегаты появились на горизонте. Они появились из-за Белушьего мыса и в восемь утра остановились в десяти верстах от берега.

– Служба идет во всех храмах?

– Да, отец Александр, – ответил иеромонах.

– Какие распоряжения отдали в мое отсутствие?

– Никонович приказал ратникам занять стены монастыря, берег моря и окраину леса.

Архимандрит удовлетворенно кивнул головой.

– Закройте все ворота! Матфей, распорядись, чтобы не занятые делом старики угнали скот в глубь острова. Накажи сторожам, чтобы в случае опасности они уничтожили все стадо. Мы лучше перебьем его, чем он достанется врагу.

Иеромонахи, заперев все дубовые ворота, кроме главных, отдали ключи Александру. Архимандрит в окружении старцев вошел в собор и, положив ключи от ворот на гроб с останками Зосимы и Савватия, взволнованно обратился к образу божией матери:

– Царица небесная! Защити и спаси нас! Мы грехами своими навлекли на себя лютое испытание. Но ты царица милосердная отведи его от нас и умоли сына своего Иисуса Христа, чтобы он избавил нас от беды!

Александр поочередно приложил уста к раке с преподобными, опустился на колени и хриплым голосом проговорил:

– Святые угодники, не допустите, чтобы враги разорили ваше достояние, спасите ваших чад. Со своей стороны, мы приложим все силы и не пощадим живота своего, чтобы отстоять русскую святыню!

Наместник оглядел присутствующих и найдя глазами отца Варнаву сказал:

– Организуйте крестный ход! Мы должны своими молитвами укрепить силу нашего оружия и оградить от грозных опасностей монастырь! Только сила божья и ангелы господние защитят наших ратников и нас самих.

Монахи схватили в руки крестный крест, чудотворные иконы, церковные хоругви, кадила и поднялись на крепостную стену, растянувшуюся почти на одну версту.

– Никитка, держись рядом! – сказал юноше архимандрит.

Обитатели монастыря с песнопениями прошлись по стене и возвратились в храм преподобных Зосимы и Савватия. Здесь архимандрит взошел на алтарь и сказал иеромонахам, мирянам, чтобы они все время уповали на милость бога и, не щадя своего живота защищали святую обитель. В конце обращения Александр объявил трехдневный пост.

Погода в то утро стояла великолепная. Солнце уже поднялось и мягко грело воздух, а небо было совершенно чистым. И оно голубело с каждой минутой. Над островом все еще висел редкий туман, вдали синели холмы. В воздухе чувствовалась необыкновенная свежесть, чудесной казалась и музыка прибоя. Не было никаких сомнений в том, что скоро остров расцветет всеми красками. И тогда природа на Соловках станет необыкновенной. Казалось, что что могло омрачить сегодняшний день?

После крестного хода Александр и Никанович отправились на берег моря, чтобы проследить за вражескими фрегатами. На скалистом береге с ружьями в руках затаились охотники. Стояли замаскированные пушки. Охотники готовились погибнуть в бою, но не пропустить врага в монастырь.

Вскоре синее небо стало совсем прозрачным. В воздухе гулял шальной ветер. На поверхности моря плескалась рыба. Пели птицы, кричали чайки, с высоты спланировал ястреб. В это время в этом уголке мира царил удивительной мир.

После полудня фрегаты сдвинулись с места и бросили якоря не далеко от берега. Спустя короткое время они подняли якоря и оставляя за кормой белые буруны, скрылись за Кемским берегом.

– Не верьте им, они отвлекают наше внимание, чтобы застать нас врасплох, – вскинув вверх руки, вскричал архимандрит. – Они еще вернутся, не проспите их появление.

Предупредив защитников, Александр с Никановичем отправились в монастырь, который охватила неизмеримая печаль. Но в то же время крепость стала выглядеть суровей.

Архимандрит оказался прав. Через час фрегаты возвратились и встали на старое место. И вдруг, стоявший у главных ворот Александр, увидел, что на одном пароходе взметнулись переговорные флажки.

– Вы что-нибудь понимаете в морском языке? – спросил архимандрит прапорщика.

– Я не смыслю в морской азбуке, – отозвался Никанович.

Через незначительное время, стоявшая впереди “Миранда”, произвела три выстрела. Грозный грохот разнесся по морю и оборвался у стен монастыря. Береговые пушки обстреляли фрегаты. В ответ английское судно поворачиваясь то одним, то другим бортом открыло пальбу. В сторону соловецкого монастыря полетели ядра, гранаты и бомбы. Они врезались в стену, падали на берег, залетали в соловецкий монастырь и угождали в Святое озеро. Несколько ядер прошили гостиницу для паломников. Одна угодила в святые ворота, едва не попав в столпившихся монахов.

– Идемте в монастырь! Здесь находиться опасно! – приказал архимандрит.

Крепостные и береговые пушки открыли ответный огонь. И если ядра крепостных пушек осыпали лишь берег и море, не долетая до фрегатов, то одно из ядер береговых пушек величиной с яблоко пробило борт “Миранды”. Отстрелявшись, английский фрегат, зашел за Кладбищенский мыс, чтобы устранить повреждения. Все стихло, наступило затишье – не шелохнется даже воздух.

Александр поспешил к Друшевскому, чтобы выразить благодарность артиллеристам:

– Братия, поздравляю вас с удачным боем! Я буду просить государя и военного министра, чтобы вас наградили заслуженной наградой. Сегодня я увидел храбрых ратников готовых отдать свои жизни за православную веру, за царя и отечество!

– Служим вере, царю и отечеству! – гаркнули защитники обители в ответ.

Вернувшись в монастырь, архимандрит с монахами прошелся по территории монастыря, чтобы выяснить урон, нанесенный ядрами и гранатами. Но пройдя по обители, он заметил, что ядра оставили лишь небольшие отметины в стенах, да кое-где проломили крыши. Не избежали повреждений Преображенский собор и больничный корпус

– Отец Николай, у нас имеются пострадавшие? – озаботился Александр.

Иеромонах браво отрапортовал:

– Ваше преосвященство, никто не пострадал, даже раненых нет.

На лице архимандрита задержалась озабоченность.

– Готовьтесь к утру, завтра они снова попытаются напасть на нас.

Бугаевский внес предложение:

– Отец Александр, я считаю, что батарею нужно передвинуть на самый конец мыса. И ночью соорудить там для пушек новые укрепления.

– Полностью согласен с вами. Матфей выделите людей, которые знакомы с этим делом, – распорядился архимандрит. – Кроме этого, немедленно усильте посты и потребуйте от наблюдателей, чтобы они постоянно докладывали обо всех изменениях.

– Я сделаю так, как вы мне велите, ваше высокопреподобие.

– Матфей накажите иеромонаху Маркиану сколотить отряд из монахов. И попросите Николая Крылова взять под свою команду десять добровольцев. А также выдайте всем, кто желает бердыши, пики и топоры. Я думаю, что мы и этим оружием отобьем у англичан желание воевать с нами.

В этот час монастырь обступили бесшумные тени и древние купола задремали. С моря вползла ночь и какой-то таинственный художник, умело подобрав гамму цветов, искусно раскрасил кистью ночную картину. После его работы в ночном пейзаже ожило много красок.

Соловецкий остров затих в тревожном ожидании. До самого утра на острове готовились к предстоящим боям. Потянулись напряженные часы ожидания. Море устало играло бликами яркой луны.

Всю ночь во всех храмах иеромонахи читали молитвы. На душе Александра стало легко, даже враг потерял суровый облик. Но около трех часов ночи английские матросы спустили с борта “Бриска” шлюпку и под белым флагом приблизились к берегу.

К архимандриту явился Друшевский.

– Отец Александр, от фрегата отошла английская шлюпка.

– Узнайте, что им нужно и доложите мне.

– В сей час, отец Александр.

Друшевский отплыл на лодке от берега.

– Что вы хотели? – спросил он английского офицера.

– Я хотел передать ультиматум капитана Эрасмуса Омманея – ответил тот.

Фейерверкер протянул вперед правую руку:

– Давайте!

Англичанин воспротивился:

– Мне велено отдать коменданту крепости.

– Можете передать мне.

Друшевский в тот же час вернулся к Александру и доложил, что английский капитан Эрасмус Омманей направил защитникам острова на русском и английском языках ультиматум. Архимандрит потребовал от отца Матфея собрать всех соборных старцев и военных чинов.

Когда приглашенные для военного совета явились к отцу Александру, он сообщил им, что в ультиматуме главнокомандующего англо-французской эскадрой в Белом море капитана Эрасмуса Омманея адресованному главному офицеру Соловецкого монастыря, пишется, что раз монастырь приняла на себя характер военной крепости, то он требует, чтобы его защитники сдались со всеми пушками, оружием, припасами и флагами.

В случае если защитники крепости нападут на парламентеров или в течение трех часов откажутся сдаться в плен, то он прикажет открыть огонь по монастырю. И что через шесть часов весь гарнизон Соловецкого острова должен проследовать на остров Песий.

Закончив, Александр обнажил шпагу.

– Братия и военные чины желаете ли вы, чтобы я сдал оружие капитану Омманею?

– Нет, обитель будет стоять насмерть!

– Мы верим в божий промысел, поэтому монастырь отвергает предложение английского капитана!

Все желали отстаивать честь монастыря. Архимандрит обвел собравшихся пламенным взглядом.

– С вашего позволения я дам ответ наглому англичанину.

Александр, не задумываясь, застрочил пером. Через несколько минут ответ был готов.

– Я написал, что начальство Соловецкого монастыря отвергает необоснованные и насквозь клеветнические обвинения в том, что русские без всякой причины открыли стрельбу по английским кораблям. Русские пушки стреляли лишь после того, как английские пароходы обстреляли монастырь.

Архимандрит сделал небольшую паузу.

– Далее я пояснил Эрасмусу Омманею, что в монастыре нет гарнизона, и что в обители находятся лишь солдаты для охраны монахов, жителей монастыря и находящихся здесь узников.

Отец Александр провел рукой по окладистой бороде.

– Далее я написал о том, что оружия, и военных припасов в монастыре не имеется, а потому и сдавать нечего. И что никаких намерений, чтобы напасть на парламентский флаг монастырь не имел и не имеет, и что английская депеша была принята в полной тишине. Я ответил, что коменданта в монастыре нет, и никогда не было, а так как в монастыре нет военного гарнизона, то и сдаваться некому.

Александр горящими глазами обвел собравшихся:

– Я подписал наш ответ от имени Соловецкого монастыря. Кто передаст его англичанам?

– Коллежский асессор Петр Соколов, – предложил прапорщик Никанович.

– Лучшей кандидатуры не найти. Отправьте его прямо сейчас, – согласился архимандрит и добавил, – Ну, а мы в это время проведем утреннюю службу.

Заметив, что от берега отошел карбас, от английского парохода отчалила шлюпка. Соколов время от времени сдерживал гребцов, чтобы встреча совершилась на середине пути. Когда судна встретились, Соколов протянул английскому офицеру бумагу с ответом.

– Каков ваш будет ответ?

– Вы прочитаете его в нашем послании, – холодно проговорил Соколов.

– И все же.

– Это-православный монастырь. У нас некому сдаваться.

– Вы понимаете, что наши пушки сравняют монастырь с землей? Вы желаете, чтобы ваша обитель была разбита и разорена?

– Мы будем защищаться, – решительно ответил Соколов.

Английский офицер сунул письмо за пазуху и уперся взглядом в коллежского асессора.

– Мы хотим оставить на острове русских пленных.

– Я думаю, что архимандрит не позволит вам это осуществить.

– Тогда мы оставим их на острове против вашей воли.

– Я не советую вам этого делать, – ответил Соколов и приказал гребцам возвращаться к острову.

Без четверти восемь едва коллежский асессор вошел в ворота, английские пароходы открыли по обители яростную пальбу из пушек. По Белому морю разнеслась громкая канонада. Английские фрегаты окутались белым дымом. Каленые ядра ударялись о крепостную стену, отскакивали и падали рядом. Они прошивали стены зданий, перелетали через монастырские храмы и угождали в Святое озеро.

Многие церковные здания получили повреждения, деревянный постоялый двор превратился в решето. Одна из бомб врезалась в стену Преображения Господня. В храме распахнулись дубовые двери, окна, из деревянных рам посыпались стекла. Собор наполнился вековой пылью. Среди иеромонахов поднялся переполох, некоторые бросились наземь, запричитали.

У Александра выросла тревога за монастырь.

– Стойте братия, не бойтесь! На все есть святая воля всевышнего! – воскликнул архимандрит и поднял рухнувшего наземь иеромонаха.

– Монахи беспрерывно читайте молитвы. Этим вы поможете тем, кто в сей час с оружием в руках бьется с англичанами. И те, кто молится, и те, кто стреляет во врага одинаково способствуют победе над врагом. Просите бога, божию матерь и святых преподобных, чтобы они защитили нашу обитель и не отдали нас в руки супостата! Братия, если вы не имеете страха идите за мной на крепостную стену. Мы непременно должны совершить крестный ход. От нас этого ждут защитники монастыря!

Никитка бросился к Александру.

– Отец Александр, можно мне пойти с вами!

– Будь рядом. Не отходи от меня ни на шаг, – потребовал архимандрит.

Александр в сопровождении братии взошел на стену и певучим голосом затянул молитву преображению господню:

“Господи Иисусе Христе, боже наш во свете живый неприступнем, сияние сый славия отчия и образ ипостаси его. Егда прииде исполнение времен, ты за милосердие неизреченное к падшему роду человеческому себе умолил еси…”

Воздух наполнился дымом. Над стеной беспрерывно летели ядра и гранаты. Пережидая обстрел, крестный ход остановился на юго-западной стороне крепостной стены. Одна граната разорвалась на крыше крепостной стены, другая взорвалась совсем рядом с иеромонахами. Толпа богомольцев в тревоге остановилась. Никитка в испуге прижался к Александру.

– Не стойте на месте! Идите! – вскричал архимандрит и затянул молитву Божией матери:

– О, пресвятая и преблагословенная мати сладчайшего господа нашего Иисуса Христа! Припадаем и покланяемся тебе пред святою чудотворною иконою твоею, …яко необоримую стену и источник чудес стяжавши тя, раби твои, богородица пречистая, сопротивных ополчения низлагаем. Тем же молим тя, мир граду твоему даруй и душам нашим велию милость.

Ежеминутно подвергаясь опасности, крестный ход с молитвой Николаю Чудотворцу прошел по крепостной стене и спустился к Благовещенским воротам. Иеромонахи, прижимаясь к стенам, пересекли площадь и укрылись в Благовещенском храме.

Никитка оглядел монастырский двор и увидел, что он весь засыпан ядрами, а трудники из малых брандспойтов и смоченными в воде войлоками тушили пожары, которые возникали то в одном, то в другом месте.

Внезапно перед архимандритом появился фейерверкер Друшевский.

– Ваше высокопреподобие, прошу выделить мне людей, чтобы вытащить снаряды из подвала Преображенского собора и доставить их к пушкам.

– Отец Матфей, выделите фейерверкеру двенадцать трудников! – в одну минуту распорядился Александр и тут же подозвал к себе иеромонаха Геннадия.

– Пройдите еще раз по крепостной стене с иконой Божией Матери. Дойдите до каждого защитника обители. Не оставьте без внимания ни одного ратника. Пусть каждый приложится губами к образу Божией матери.

– Можно мне с ним пойти? – спросил Никитка.

– Будь осторожен, – разрешил архимандрит, наблюдая за тем, как трудники, прикрываясь южной стороной собора понесли снаряды к крепостным орудиям.

Иеромонах с юношей, не обращая внимания на обстрел, побежали вдоль крепостной стены временами останавливаясь, чтобы ратники приложились губами к образу Божией матери. Добравшись до прядильной башни, они невольно остановились у амбразуры, чтобы посмотреть, что творилось на берегу моря. И сразу же увидели унтер-офицеров Николаева, Пономарева, рядовых Тимофея Антонова, Терентия Рогожина которые, поднявшись во весь рост, палили из ружей

Геннадий, прижимая к груди икону и прикрывая собой Никитку ринулся к Успенской башне. Ратники, осенив себя крестами, по одному приложились к иконе Божией матери, и посланники архимандрита согнувшись в поясе добежали до Корожной башни, где их тоже встретили с восторгом. Дожидаясь, пока каждый ратник приложится к иконе Никитка снова выглянул в амбразуру и увидел, что укрывшиеся в лесу охотники беспощадно палили из ружей по фрегатам, а Гардер, что-то кричал в сторону англичан. Они старались, чтобы бомбы достались им, а не монастырю. Англичане, заметив на краю леса вооруженных охотников, перенесли огонь из пушек на них. Бесстрашные ратники укрылись за толстыми соснами, огромными валунами и попадали в ямы.

Геннадий с Никиткой добрались до конца крепостной стены и, крестный ход под молитву преподобным Зисиме и Савватию двинулся через двор к собору святых угодников, чтобы там продолжить свои молитвы. Но как только они вошли в собор ядра сотрясали его стены. Монахи упали лицом вниз и прикрыли руками головы. Варнава под слова молитвы святителю Филиппу начал готовить иноков к смерти. В те минуты казалось, что ее было не избежать.

Неожиданно перед архимандритом появился рядовой Николай Яшников, чтобы выпросить у него икону и крест.

– Как, ты сумел пробраться ко мне? – удивился Александр. – Ты же мог погибнуть.

– Я штрафованный, желаю умереть за веру и святую обитель, – гордо ответил охотник.

– С такими ратниками нам никакой враг не страшен! – восхитился архимандрит.

* * *

В двенадцать часов “Бриск” зашел за остров Песий и береговая артиллерия оказалась как на ладони. Охотники укрылись в построенных ночью эскарпах и открыли стрельбу из оружий по английским суднам. В ответ англичане усилили огонь по русским укреплениям.

– Что делать? – спросил архимандрит.

– Нужно переместить береговые орудия под стены монастыря, – предложил Никанович.

– С богом! – согласился Александр и приказал под мощнейшим огнем английских фрегатов грузить трехфунтовые пушки и ядра на лошадей.

– Но как нам эвакуировать охотников? – озаботился Александр.

– Можно эвакуироваться в монастырь по воде. Правда преодолеть водную преграду шириной 100 саженей без плавучего средства будет невозможно, – ответил Никанович.

– Неужели там нет ни одной лодки?

– Есть большой карбас на другой стороне берега, – доложил прапорщик. – Я кого-нибудь направлю на берег.

– Действуй! На тебя вся надежда!

По приказу Никановича Трофимов вплавь добрался до карбаса. На его счастье в плавучем средстве оказались весла. Он опустил весла в воду и судно повинуясь гребцу заскользило по водной глади к другому берегу. Назад поползли галечное дно и каменистый берег. Карбас бежал, как застоявшаяся лошадь по чистому полю.

Трофимов невероятными усилиями приблизил карбас к спасительной цели. Еще несколько ударов веслами, и он, спрыгнув в воду, пробрался между отполированными валунами до ратников.

– Какой молодец! – восхитился Архимандрит.

Артиллеристы благополучно доплыли до Святоозерских ворот и через них вошли в монастырь и оттуда продолжили дуэль с англичанами. Английские пароходы, чтобы не получить повреждения отошли от берега и продолжили обстрел монастыря, стараясь попасть в амбразуры башен. Но это оказалось для них трудной задачей. Снаряды угождали в стены, падали на землю или в воду.

В семнадцать часов после девятичасовой стрельбы, английские пароходы встали на якорь, и артиллерийский огонь прекратился. Последнее выпушенное с английского судна ядро пробило стену Преображенского собора и повредило верхнюю часть образа Знамения пресвятой богородицы.

В этот день английские пароходы выпустили по монастырю великое множество ядер и бомб, но Соловецкая обитель не понесла серьезного ущерба. От английских снарядов пострадали стены кладбищенской церкви, Преображенский собор, купол храма во имя Святого Николы Угодника и крепостные стены. Но они были столь незначительными, что их можно было устранить в течение нескольких часов. К всеобщей радости не нашлось ни одного убитого или раненого. На территории обители обнаружили лишь несколько убитых чаек.

На некоторое время установилась тишина. Ратники и охотники не покидали своих позиций. Защитники ждали продолжения обстрела монастыря. Наблюдение за противником усилилось.

Вечером над Соловецким островом затеснились облака. Перед тем, как исчезнуть солнце кинуло на умиротворенные колокола прощальные лучи. Закат потух и на пылающем западе все замерцало. В сосновый лес залетел ветерок. Он принес в обитель незабываемый запах. В монастыре стало намного легче.

Архимандрит, пользуясь затишьем написал письмо губернатору Архангельска. Перед всенощным бдением он распорядился на противоположной стороне острова незаметно спустить баркас и поручил монаху Николаю доставить свои донесения Архангельскому губернатору и в Священный синод.

– Передай, что нам без помощи долго не продержаться, – попросил архимандрит.

– Хорошо, отец Александр, – отозвался Николай.

Тем временем между востоком и западом наступила летняя ночь. Лунный свет укутал легкой дымкой старинный монастырь. Белые чайки бесшумно сидели на куполах. В далеком, светлом небе застенчиво и тускло светились звезды. За крепостными стенами беспокойно плескалось море. Над непоколебимой обителью не торопясь зажглись бледные звезды.

После всенощного бдения никто не спал, все переживали за судьбу Соловецкого острова. Во всех церквях читали литургию. Иноки, собравшись посреди монастырского двора перед образом Знамения Божьей матери совершили молебен. Они считали чудом то, что произошло с ними и с монастырем. И они нисколько не сомневались в том, что это было даровано богом. Поэтому они молились с особым чувством благодарности.

Во второй половине июня ночи на севере стали короткие и светлые. Не успели уснуть, как тревожная ночь удрала на запад. Утром ветер притащил с материка теплый воздух и лес зашумел глухо и угрюмо. Над Святым озером скопился туман, а море отдаленным шумом напомнило о своем буйном нраве.

На рассвете в восемь утра, когда начался очередной крестный ход, английские пароходы снялись с якоря и стали медленно удаляться от стен обители.

– Они поняли, что им никогда не покорить монастырь, – с жаром воскликнул архимандрит и попросил Матфея собрать обителей монастыря в соборе святых угодников и оставить на крепостных стенах только наблюдателей.

Когда летнее солнце раскалилось, архимандрит обратился к собравшимся:

– Братия! Всемогущий бог проявил к нам свою милость и сохранил наш монастырь. Сегодня мы воздадим славу богу, даровавшему нам спасение. Посудите сами там, где казалось не было никакого спасения, не произошло ни одной смерти. Англичане ошиблись в своих расчетах. Они грозились за три часа сравнять монастырь с землей, но не смогли этого сделать и за девять часов.

Неприятель забыл, что в мире ничего не делается без воли всемогущего бога. Я благодарю бога, божию матерь и святых преподобных за то, что они защитили нас и нашу святую обитель. Но в спасении монастыря сыграли свою роль простые инвалиды и охотники. Вы опозорили врага на весь мир. Ваши имена всегда будут передаваться из поколения в поколение.

Александр простер руки к защитникам крепости:

– Братия, предлагаю увековечить память об этом событии. В память об осаде монастыря мы сложим пирамиды из ядер, бомб, которые были выпущены по обители, а рядом с ними установим две прославленные трехфунтовые пушки. Также нужно на зданиях и крепостных стенах черными кругами обвести вмятины от английских ядер. Пусть память об этом сражении навсегда останется в сердце русского народа.

Александр пламенными глазами заскользил от лица к лицу:

– Братия, я обращусь к императору всероссийскому и попрошу, чтобы его величество удостоил наградами иеромонаха Матфея, иеромонаха Варнаву, иеромонаха Николая, унтер-офицера Николая Крылова, рядовых Тимофея Антонова, Михаила Фомина, Терентия Рогожина, Павла Савельева, Николая Сухова, Александра Леонова, Андрея Шишкина, Павла Репина, Андрея Садянина, Гаврилу Стрелкова, Якова Иванова, Алексея Индрикова, Василия Алисова, Романа Малышева, Терентия Майцена, Якова Петрова, Матвея Тимофеева.

Без внимания государя не останутся: Филимон Петров, Илья Павлов, Иван Инкоа, норвежец и мещанин города Тромсен Андрей Гардер, бывший студент Егор Андрузский, титулярный советник Иван Якубовский, фельдфебель Яков Пыжьянов, отставной рядовой Николай Веселый и дворянин Андрей Мандрыка.

Александр остановился, чтобы передохнуть.

– Отца Александра тоже представить к награде! – вдруг выкрикнул Варнава.

– Достоин! Без него не было бы победы! – поддержали предложение защитники монастыря.

Неожиданно к архимандриту придвинулся Гардер.

– Архимандрит, я желаю принять православие! – заявил он.

Вдруг рядом с Гардером встал раскольник Шурупов и обвел обитателей монастыря горящими глазами:

– И я тоже желаю. Разрешите мне принять присягу и поступить в инвалидную команду?

– Разрешаем, рабы божьи! – благословил Александр.

В этот торжественный час над Преображенским собором забил колокол.

– Братия с давних времен известно, что всеобщая молитва имеет чудодейственную силу, так идемте же на молитву в честь заступницы нашего отечества Казанской Божией Матери – воскликнул Александр.

Архимандрит измотался настолько, что едва стоял на ногах.

– Сегодня вся Россия празднует ее явление. Давайте дружно попросим Божию Матерь, чтобы она продлила к нам свою милость.

* * *

В полдень на остров ворвался ласковый и шальной ветер. Под благодатным, жарким солнцем сомкнув густые кроны, тревожно шумел лес. По голубому небу как галеры поплыли редкие облака. В эту секунду в соловецкой природе царил безмятежный покой.

После трапезы Гардер явился к архимандриту.

– Святой отец, расскажите мне об истории Соловецкого монастыря, – попросил он.

Александр указал гостю на широкую лавку.

– Присаживайся рядом с Никиткой, сейчас я поведаю вам значимые события. Славная история православной обители началась с XV века. В этом столетии произошло первое значимое событие. В те далекие годы православный инок Савватий служил у преподобного Кирилла Белозерского, и вдруг до него дошел слух, что на севере есть остров Валаам и монастырь Преображения Господня. Прознав об этом острове, Савватий всеми силами стал стремиться попасть в этот монастырь. С благословения преподобного Кирилла инок отправился на остров Валаам, обосновался в монастыре Преображения господня и своими подвигами превзошел валаамских иноков.

Но однажды преподобный услышал от рыбаков и коренных жителей, что в 165 верстах от северного полярного круга есть пустынный Соловецкий остров. После их рассказов Савватий начал высказывать свое желание отправиться на этот остров. Валаамские отцы уговаривали его остаться с ними, но инок, не поддавшись на их уговоры, отправился в опасный путь. Он добрался до Белого моря, расспросил местных жителей про Соловецкий остров и узнал, что на этой земле не раз бывал инок Герман. Он встретился с ним и уговорил его в 1429 году отправиться вместе с ним в опасный путь. После трехдневного путешествия на рыбацкой ладье они добрались до Сосновой губы.

Рядом с морем и с Секирной горой отважные иноки построили келью и воздвигли православный крест. Радуясь и прославляя всевышнего, они обустроили на острове первое монашеское жилье и начали обрабатывать скудную землю. Но вскоре возле них поселились рыбаки с тем, чтобы выжить их. И только благодаря всевышнему этого не случилось. Разумев божью волю, рыбаки покинули Соловецкий остров.

– Нужно иметь большое мужество, чтобы вдвоем жить на острове. На такое способен только глубоко верующий человек, – воскликнул Гардер.

– Иноки прожили в суровой природе на острове шесть лет. – спокойно продолжил рассказ архимандрит. – Но северная земля не могла обеспечить их всем необходимым, поэтому Герман отправился на материк, а Савватий остался на острове один.

Предчувствуя свою близкую кончину инок Савватий в одиночку отправился по морю к устью реки Выг в селение Сорока. В этом местечке преподобный Савватий причастился у игумена Нафанаила к христовым тайнам и 27 сентября с молитвой на устах отошел в иной мир.

В то же время Герман поведал о монашеской жизни на Соловецких островах преподобному Зосиме и того настолько увлекли его рассказы, что он вместе с ним отправился на безмолвную северную землю.

– Мне тоже понравился этот уголок Земли, – признался Гардер.

Архимандрит одобрительно покивал головой.

– В 1436 году они добрались до Большого Соловецкого острова и с божьего благословения, поселились вблизи моря и озера с пресной водой. Однажды Зосима вышел из кущи и увидел в синем небе прекрасную церковь. Преподобный тут же поведал об этом удивительном видении Герману. И они решили, что этой церкви страстно желает всевышний. Отложив все дела, иноки сотворили молитву и немедленно приступили к строительству. Вначале появилась келья, потом деревянная церковь Преображения Господня и придел во имя Святителя Николая. Затем и трапезная, и церковь в честь Успения Пресвятой Богородицы.

Оборвав рассказ Александр погладил Никитку по голове. Тот слушал его внимательно.

– Когда слухи об иноческой жизни на Соловецких островах достигли материка, на суровую землю стали стекаться богомольцы. Через некоторое время Соловецкий остров стал многолюдным. В эти же годы новгородский правитель выдал инокам грамоту на вечное правление соловецкими островами, а архиепископ направил в обитель своих игуменов, но те, не выдержав тягот северной жизни, сбежали, поэтому обитель скоро возглавил преподобный Зосима.

В 1465 году Зосима с Германом перевезли прах Савватия из селения Сорока на Большой Соловецкий остров и поместили в церкви Успения Пресвятой Богородицы. Вскоре преподобный Зосима тоже представился и Герман с иноками упокоили его в Спасо-Преображенской церкви.

На следующий год Герман направился в Новгород по церковным делам и, закончив, все дела, отправился в обратный путь. Почувствовав свой близкий конец, Герман причастился и испустил дух. Его ученики хотели доставить тело Германа на Соловецкий остров, но из-за распутицы не смогли это осуществить. Поэтому тело преподобного предали берегу реки Свири. И только спустя пять лет игумен Исайя доставил мощи преподобного Германа в соловецкую обитель.

– Они много сделали. Без них – не было бы обители, – вставил свое слово Гардер.

Архимандрит троекратно перекрестился.

– Следующая важная история началась в XVI веке. К этому времени Новгородские земли уже подчинились Московскому престолу. И в эти же годы обитель возглавил игумен Филипп. С его благословения на Соловецком острове началось каменное строительство. Во время правления игумена обитель сильно благоустроилась и развилась.

Стараниями монастырской братией и новгородскими зодчими появились храм в честь Успения Божией матери, Спасо-Преображенский собор, придел преподобных Зосимы и Савватия и трапезная. По всему острову протянулись дороги, пятьдесят два озера связались каналами и протоками. Монастырская братия построила на Заяцком острове каменную пристань и мельницу на Святом озере. Они осушили болота, воздвигли солеварни и кирпичный завод. В десяти верстах от монастыря монахи построили скотный двор, разработали пастбища, огороды, в лесу развели лапландских оленей.

После этого жизнь братии на острове значительно облегчилась. По построенным каналам со всего острова в монастырь доставлялись дрова, сено и рыба из сооруженных садков. Вместе с этим преображая северную природу, монахи старались не навредить Большому Соловецкому острову.

За короткое время монастырь превратился в надежный форпост российского государства и надежную царскую темницу. В шестнадцатом веке в обитель начали ссылать людей, которые навлекли на себя царский гнев.

В 1566 году игумен Филипп по воле Иоанна Васильевича взвалил на свои плечи сан митрополита московского и всея Руси. Однако его правление продолжалось недолго. Через три года Иоанн Васильевич заточил митрополита Филиппа в Тверской монастырь и там он принял мученическую смерть от царского опричника Малюты Скуратова.

– Такого митрополита убили! Сколько б он еще сумел сделать, – снова воскликнул Гардер.

Александр воздвиг обе руки к куполу и тут опустил их вниз.

– После смерти Иоанна Васильевича московское государство возглавил Федор Иоаннович. По царскому указу в Соловецком монастыре начали строить мощные каменные стены и башни, а также церковь Благовещения Пресвятой Богородицы и другие церковные строения, а также прибыли ратники. В те времена монастырь стал великой и главной государевой крепостью на севере. В случае войны в нем могло укрыться окрестное население.

Следующий важный этап в истории монастыря наступил в семнадцатом веке. Тогда во главе русской православной церкви встал патриарх Никон. Начались церковные реформы, касавшиеся совершения крестного знамения, формы креста, хождения по солнцу на крещении, венчании, крестных ходов, а также текстов церковных книг. Это не понравилось братии, которая строго блюла старые обряды. К тому же они не забыли, что именно Никон увез в Москву мощи святителя Филиппа.

В 1657 году вмонастырь доставили новые церковные книги, но их тут же спрятали, чтобы не смущать иноков и монастырь продолжил жить по старым обрядам. Однако через десять лет об этом стало известно на московском церковном соборе, когда была прочитана челобитная соловецкого монастыря с просьбой оставить старые обряды, что вызвало резкое неприятие патриарха Никона.

Летом 1668 Алексей Михайлович отправил в Сумский острог отряд стрельцов, но к этому времени монастырь уже запасся хлебом, оружием и приготовится к обороне. В 1669 году царские войска взяли мятежный монастырь в осаду, но архимандрит Никанор не сдался.

Александр на секунду остановился, пояснил что в те годы главой соловецкого монастыря являлся архимандрит и продолжил свое повествование:

– Летом 1672 года царское войско разорило поселения за пределами монастыря церкви и ужесточило блокаду острова, но это не сломило братию, пришедших на помощь сторонников Стеньки Разина и окрестное население, которое поддерживало монастырь продуктами питания и припасами.

Братия обрушило все мосты, надежд на переговоры не осталось. Осенью 1673 года царь потерял терпение и приказал, чтобы войско силой подавило мятеж. В результате вооруженного столкновения погибло много церковных иноков и царских ратников, но Соловецкая обитель смогла устоять.

Январской ночью 1676 года монах Феоктист открыл ворота стрельцам и это привело к поражению монастырской братии. Царская расправа была жестокой – из пятисот иноков уцелеть удалось немногим. Их вешали, жгли, морозили и топили в проруби.

С того дня монастырское хозяйство пришло в упадок.

Былое величие Соловецкой обители восстановилось во время царствования Федора Алексеевича. Тогда Соловецкий монастырь возглавлял Фирс. Царь милостиво простил нанесенную монахами обиду его отцу. С его же благословения святая обитель получила значительную помощь и в течении нескольких лет сумела восстановиться.

Последний этап в славной истории монастыря наступил во время правления Екатерины II. Тогда монастырские земли отошли государству, как и обязанность защищать русские границы на севере. В этот век монастырь из епархиального подчинения перешел в ведение Святейшего Синода, а число монахов в обители стало строго регламентироваться.

В XVIII веке каменное строительство было продолжено. В эти годы братия построила каменную колокольню, больничную церковь во имя святителя Филиппа и завершила строительство церкви святителя Николая.

Александр на секунду остановился и в конце своего рассказа проговорил:

– Вот такая история. Вам понравилось?

– Да, отец Александр, – ответил Никитка.

– Спасибо, святой отец, – в свою очередь поблагодарил Гардер. – Для меня это важно. Я люблю Русь.

– Русь – это славное имя, – мечтательно проговорил наместник.

Воспоминания унесли мысли Александра в навеки ушедшее время. И этому древний храм как никогда способствовал. Он создавал реальную обстановку тех далеких времен.

* * *

Шестнадцатого июля отец Николай доставил в монастырь военные припасы и сразу же направился к отцу Александру.

– Садись, рассказывай, как съездил.

Николай начал рассказывать, как он выполнил наказ архимандрита. Никитка, подперев голову рукой, с интересом слушал его.

В тот день гребцы, подняв паруса, налегли на весла, чтобы отчалить от берега. Непрерывные волны хлестали по судну, дул низовой ветер. На холмах копились тени, высоко в небе парила птица, убегало назад засохшее дерево. В одном месте на каменистый берег выскочили дикие олени. Они стояли неподвижно и зорко проследили за ладьей, а потом вдруг разом исчезли из вида.

Через три часа поднялся сильный ветер и нахмурились тяжелые тучи, что не предвещало ничего хорошего. Судно подхваченное попутным ветром двигалось к цели. Отец Николай все время поглядывал по сторонам.

Путь до Архангельска оказался очень тяжелым. Два раза в пути настигал большой дождь и ужасный для легкого суденышка шторм. Через неделю карбас вошел в устье Двины. Их судно несколько раз останавливали защитники Архангельска, чтобы убедиться, что перед ними действительно посланники архимандрита Александра и пропускали дальше.

На пристани отец Николай нанял пролетку и сразу же направился к губернатору. Бойль не заставил его долго ждать. Иеромонах представился, поприветствовал губернатора и подал ему грамоту архимандрита.

Бойль, прочитав послание Александра, тяжело вздохнул.

– Я не могу оказать вам должной помощи.

– Как же так? – удивился отец Николай. – Нам будет трудно удержать монастырь, если англичане снова попытаются напасть на монастырь.

– А кому сейчас легко? У нас не имеется лишнего оружия и припасов.

– Ну хоть чем-то помогите, ваша светлость!

– Два пуда пороха и двадцать ядер. Это все, что я смогу вам выделить.

– Ваша светлость, этого будет недостаточно. Это же сущие крохи!

– Его величество приказал мне всеми силами удержать Архангельск. Когда враг уберется от Архангельска, я смогу оказать вам более существенную помощь, а пока передайте архимандриту, что во второй декаде июля я направлю на остров 20 солдат, двух унтер-офицеров и одного обер-офицера, – ответил военный губернатор и с сожалением в голосе попросил, – Потерпите до осени.

– Ваша светлость, мы не доживем до осени!

– Вместе с выделяемым мною отрядом к вам выедет с военной инспекцией мой адъютант лейтенант Бруннер. Он поможет вам наладить оборону острова.

Не добившись от губернатора существенной помощи, иеромонах с Никиткой отправился к епископу Архангельскому и Холмогорскому. Отец Николай знал, что епископ Варлаам прослыл упрямым и вспыльчивым человеком. Будучи викарием киевской епархии, он неоднократно вступал в противоречия с генерал-губернатором Д.Г. Бибиковым и с митрополитом Филаретом. После назначения в Архангельск он получил от Священного Синода выговор за поднятие церковных вопросов и предписание поступать впредь рассудительно и благоразумно.

Иеромонах Николай поведал Варлааму о разговоре с губернатором Бойлем.

– Он что с ума сошел? – возмутился епископ. – Впрочем он и мне не выделил ни одной пушки и ни одного ружья, и заявил, что бесполезно защищать монастырь, где служит несколько монахов. И что мой Николаевский монастырь защищен самою природой и своей бедностью. По его вине Николаевский монастырь, находящийся в устье Двины, остался беззащитным перед англичанами. Ну погоди, Бойль! Священный Синод потребует от тебя обеспечить Соловецкий монастырь всем необходимым!

Епископ воздел руки вверх:

– Как вы этими крохами будете отбиваться от англичан с французами? Я подозреваю, что Бойль в силу своей национальности способствует их победе над русскими, поэтому я незамедлительно обращусь в Священный Синод и потребую, чтобы они, не откладывая времени в долгий ящик вошли в сношение с военным министром князем Долгоруковым!

Епископ зашагал взад-вперед.

– Я просил его сообщать о всех передвижениях английских судов, но военный губернатор, усыпляя мою бдительность, каждый раз меня успокаивал, что в море ничего не происходит. Он не понимает, что, если англичане займут остров, они уже никогда не покинут его! Они найдут в Соловецкой обители все, что им нужно. Там все есть: продуктовые припасы, животные и хороший каменный док. Они без труда всю зиму простоят в бухте благополучия.

– Да, да, – поддержал епископа иеромонах. – Этого нельзя исключать. До осени все что угодно может случиться!

– А на что будут жить бедные поморы? – возмутился эпископ. – Ведь они не смогут добывать в Белом море рыбу, ламинарию, да и соль в конце концов! Все придет в упадок! Люди помрут голодной смертью!

– Епископ Варлаам, а что англичане у вас успели натворить? – спросил отец Николай.

– Потерпев неудачу в устье Двины, английские пароходы стали грабить в тех местах, где нет должной защиты. В Онежском Крестном монастыре они взяли в качестве презента колокол весом шесть пудов, объяснив свое действие тем, что они якобы будут предупреждать колокольным звоном в тумане. Из семи имеющихся в монастыре пушек две они увезли с собой, три сбросили в колодец, а еще две с которыми они не смогли управиться, оставили на месте, – епископ тяжело вздохнул. – Уходя, они забрали несколько мушкетонов, десять золотых империалов, посуду и личные вещи монахов Крестного монастыря.

– Воры, разбойники с большой дороги! – вскричал монах Николай.

– Они еще получат свое, – пригрозил епископ.

Иеромонах, покивав головой в знак согласия, озабоченно спросил:

– Отец Варлаам, где мне купить несколько пудов пороху?

– Не переживай братец, достанем столько сколько тебе потребно.

– Тогда приступим к делу?

– Нет, сначала идете трапезничать, потом отдыхать…

– Да ты, что отец Варлаам! – перебил епископа Николай. – Нас ждут в монастыре.

– Пока ты будешь отдыхать я решу этот вопрос, – договорил отец Варлаам.

Эпископ отвел монаха Николая в трапезную и, наказав, чтобы его после принятия пищи положили отдыхать в его келье, убыл за порохом.

Епископ возвратился к вечеру. Вместе с ним пришли два бородатых монаха из Николаевского монастыря. Он отдал им два письма, и они ушли.

– Ну, что с порохом? – спросил отец Николай.

– Мне удалось достать восемь пудов пороху, – ответил епископ.

– На первое время хватит, а там может и от губернатора помощь подоспеет.

Заручившись поддержкой эпископа, Николай загрузил на телегу 20 ядер, десять пудов пороха и отправился на пристань. На пристани заждавшиеся гребцы перегрузили весь груз на карбас.

Отец Николай потер руки и махнул рукой:

– Отчаливайте.

Солнце ушло далеко за полдень. В тумане спряталось море. Шлюпка медленно отошла от высокого берега. Вода, взбитая тяжелыми веслами, смешиваясь за кормой, серебрилась. Волны, ударяясь в правый борт, залетали в ладью. Ворчливый ветер тащил маленькое суденышко в сторону Соловецких островов. И хотя путь был открыт, но он таил много неприятностей. На угрюмые лица гребцов легла легкая печаль. Никому не хотелось встретиться с англичанами. В случае опасности решили, что все покинут ладью. А тот, кто останется в судне взорвет весь запас пороха. Но с Божьей помощью гребцы благополучно добрались до Соловецкого монастыря.

* * *

В середине июня в монастырь прибыл с инспекцией лейтенант Бруннер. Следом на остров прибыли 20 солдат, два унтер-офицера и один офицер. У каждого солдата висело на плече по два ружья. Архимандрит встретил инспектора и военного офицера с радостью. Какая-никакая, а все же помощь.

– Мы привезли вам двадцать новеньких ружей, – доложил молодой офицер.

– Благодарю, а то наши ружья никуда не годятся, – поблагодарил Александр, зная, что лейтенант Бруннер облазил весь монастырь, понаблюдал за обучением соловецкого войска и остался доволен боевой подготовкой ратников, правда он отметил недостаток вооружения и боевых припасов.

В эти минуты на востоке зародился многообещающий закат. Легкие как дым седые пряди тумана протянулись над монастырем. За ними не просматривалась даль. Туман не исчезал всю ночь, но, когда утром над секирной горой поднялось солнце, он мгновенно сгинул.

Солнце радовало монастырь своим теплом. С каждой минутой оно поднималось все выше и выше. Уже через час проснулась земля и природа утонула в утренней синеве. Звери прислушались к звукам природы и без опаски вышли на лесные поляны. Они стали поедать пахучие листочки и зеленую травку. Все проснулось, чтобы начать жить. С первыми лучами солнца поднялись и наши герои.

– Никитка поезжай на коне к Заяцкому острову, – сказал архимандрит.

– Повинуюсь, отец Александр, – ответил Анисимов и кинулся к выходу.

– Стой! Возьми у Матфея ружье. Умеешь им пользоваться?

– Умею, батька научил.

– Потом иеромонаху вернешь.

– Хорошо.

Никитка отправился навстречу утренней заре. В это время с озера потянуло прохладой. Над морем установился предрассветный покой. В лесу стало светлее и таинственней. Ветер расшалился так, что лес закачался, как перед грозой. Никитку настораживал каждый подозрительным звук. Малейший шорох сотрясал его, как набатный колокол. Он остерегался англичан.

Но ветер нарушив тишину вскоре улегся отдыхать. Пугливая белка обрадованно засновала по веткам. Она словно стремилась сорваться вниз. Послышался шум и треск и из лесу тут же выскочил дерзкий олень. Здешние звери не знали опасности. Они были на виду, и охота на них была под запретом.

Но вот белая туча накрыла солнце и длинные солнечные лучи пронзили ее. Несмотря на облако солнце дышало сухим зноем. А море в этот момент было величаво и спокойно. Оно тяжко вздыхало и что-то сонно бормотало себе под нос. Его волны одна за одной беспрерывно ударялись о берег.

Оказавшись на краю острова, Никитка зажег костер и когда он вовсю разгорелся бросил в него зеленой травы. В воздух взметнулся густой дым и на Заяцком острове сразу же заметили его. От берега отвалил небольшой карбас.

– Зачем ты прибыл? – спросил старик, пристав к острову.

– Архимандрит послал вас проведать и новости узнать.

– Садись, а конь пусть здесь остается.

Старик налег на весла и через короткое время карбас причалил к Заяцкому острову.

– Сходи по дрова, а мы козочку забьем. Пожуешь молодое мясо и обратно поедешь.

Никитка взял топор и бесшумно ушел за дровами. Старики проводили его молчаливыми взглядами. Через десять минут юноша принес дрова, и иеромонахи развели на высоком берегу костер, украсив им берег моря. Костер трещал как-то по-праздничному. Почувствовав, что огонь уже дотянулся до его тела, Никитка отодвинулся подальше.

Над подернутыми синевой углями иеромонах время от времени поворачивал красное мясо. Стояла тишина и только над морем кричали чайки.

– Передай архимандриту, что у нас все тихо, – сказал иеромонах и шумно отхлебнул чай.

– Хорошо.

– Но недавно у нас было горячо.

– На вас тоже напали англичане?

– Да. Они подошли к Большому Заяцкому острову, произвели выстрел из пушки и не получив ответа, пристали к берегу. Англичане разрубили топором двери Андреевской церкви, построенной самим Петром I, рассыпали по полу из кружки медные деньги и украли три колокольчика весом по 14 фунтов каждая. Они даже не побрезговали мелкими серебряными предметами.

Юноша повернул голову и увидел, что на западе скопились тучи.

– А вас они не тронули?

– Мы скрылись в расселине скалы и стали наблюдать за происходящим. Но ты не тревожь напрасно архимандрита. У него и без нас забот хватает. Передай, что у нас все спокойно.

– Хорошо я передам как вы мне велите, – ответил Анисимов поправив огонь в костре.

– А как у вас дела? Все в порядке? – на обветренном лице старика застыла тревога.

– Да, – ответил Никитка, окинув взглядом уже пустой горизонт. – Мы смогли защитить свой монастырь.

Никитка прижался спиной к дереву. Пережитые бессонные ночи и тревоги потеряли остроту. Анисимов долго сидел у костра и не мог насладиться тишиной. Струйка дыма навевала грустное раздумье. Он вспоминал события последних дней. Его мысли летели вперед. Глазам Никитки предстал полный простор: синее море, пышные сосны и зеленая долина. На лице юноши блуждала легкая улыбка.

Яркое солнце быстро спустилось к морю. Потянуло свежестью, в воздухе исчезла прозрачность. Камни на берегу не просыхали от сырости. На западе упал последний солнечный луч. Крики чаек стали звонкими.

Незадолго до вечера Никитка покинул Заяцкий остров и отправился в обратный путь. Его путь пролегал через лес, где молодые деревья не могли дотянуться до света. До самого заката черный ельник стоял не шелохнувшись. На дороге попадались свежие следы оленей.

В этот час Соловецкий остров проникся таинственной грустью: ни молитв, ни песен. Но тишина не вызывала никаких опасений. Напротив – это говорило о том, что на Соловецком острове все сложилось хорошо. Синее небо, яркий закат и чарующие песни птиц сулили покой.

Вечер настиг Никитку около монастыря. Когда он вошел в монастырские ворота, то над Святым озером перекинулась яркая радуга. Алый закат безуспешно пытался зацепиться за край неба.

Давно смеркалось. Ночь укутала летними сумерками древний монастырь. С Соловецкого острова ветер уносил остатки теплого воздуха. На пустынном небе зажглась яркая звезда. Она тускло осветила старую крепость. В белом море носились и не умолкали чайки.

Для оформление книги автор использовал Canva.com.

Оглавление

Звезды над тундрой Рассказ

Тишина Святого озера Рассказ