Лишь бы не было войны [Юрий Павлович Васянин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Юрий Васянин Лишь бы не было войны

Юрий Васянин

Лишь бы не было войны

***

Начальник вызвал Алексея Казарина к себе и когда он сел в кресло, сказал:

– На Сухогорской шахте произошел взрыв, съезди и на месте разберись в причинах происшествия, только не копай глубоко – директор шахты мой друг.

– Хорошо, – ответил Алексей Казарин.

Остаток рабочего дня прошел в приготовлениях к командировке. Утром Казарин встал, приготовил кофе и включил телевизор. Первый канал транслировал последние новости. Россия проводила на Украине специальную военную операцию.

Дослушав новости, Казарин отправился в Сухогорск. Прибыв на место, он сразу же направился к главному инженеру шахты, где его ожидали несколько человек.

– Что случилось? – спросил Казарин и указав рукой на главного спасателя шахты предложил: – Давайте с вас начнем.

–Взрыв произошел в середине дня, – начал рассказывать спасатель. – Мы гуськом спустились в шахту и через триста метров наткнулись на первое тело. Рядом лежал зажженный фонарь и самоспасатель. Шахтер или не успел им воспользоваться, или истек срок его действия.

– Какой срок действия самоспасателя? – спросил Алексей. – Есть ли надежда, что кто-то еще остался жив?

– Прошло двенадцать часов. Срок действия спасательного аппарата четыре часа плюс один час самоспасатель. Вот и думайте есть надежда или нет.

Спасатель опустил глаза вниз и продолжил свой рассказ:

– Мы пошли дальше, второй резкий хлопок раскидал нас в разные стороны, а взрывной волной снесло бетонные перемычки и перебило электрический кабель. Появилась гарь, исчез воздух, пропала видимость. Мы упали, чтобы включить самоспасатели, но они не включились. Я даже не помню, как мы выбрались наверх.

Алексей перевел взгляд на пожилого мужчину:

– Вы кто? Родственник?

– Да.

– У вас есть что-то мне сказать. Представьтесь, пожалуйста.

– Конов Евгений, на этой шахте проработал двадцать восемь лет, – ответил мужчина и кивком головы поблагодарил Казарина.

– Хозяев шахты интересовал только уголь. Человеческая жизнь ими вообще не ценилась. Шахтеров заставляли нарушать технику безопасности! Им говорили, если не хотите работать на шахте – никто не держит, идите домой.

Пожилой человек взглянул на главного спасателя шахты:

– Сын неделю приходил домой и говорил, что количество метана в шахте зашкаливает. Он на этой шахте отработал пятнадцать лет и постоянно с начальством ругался по этому поводу. Так они его несколько раз пытались уволить.

Главный инженер недовольно поморщился.

– Директор спускался в шахту только один раз в месяц. Но его только беспорядок волновал, а не то что растет концентрация газа. Директора больше выполнение плана беспокоило. Говорил, что не будет угля – не будет зарплаты.

– Почему сын соглашался работать в этих условиях? – спросил Алексей.

– Каждый год сокращения! Где ему работать? Наверху зарплаты копеечные, на них не проживешь. Кто его семью кормить будет? Люди на это идут, потому что деваться некуда.

У мужчины проступили слезы.

– Месяц назад загазованность была выше трех процентов и продолжала расти каждый день. Датчики пищали, фонари моргали, но они заклеят датчики и дальше работать. У шахтеров было предчувствие, что произойдет беда. Почему директор не остановил работу шахты?

Пожилой человек ткнул пальцем в главного инженера.

– Начальники относились к шахтерам не по-человечески. Их жизнь ничего для них не стоила. Они были для них рабами. Начальники знали, что в шахте растет концентрация газа, но не остановили работу. Поэтому они должны ответить за смерть шахтеров. Возьмут сейчас стрелочников. А кто вернет мне сына?

Мужчина протер глаза носовым платком.

– Дегазации никогда не проводилось. Мой сын однажды отравился газом, так начальник по ТБ попросил его не уходить на больничный. Сказал, что проведут это время рабочими днями.

Казарин повернулся лицом к главному инженеру.

– Какая сейчас загазованность шахты?

– В шахте загазованность метаном более 7 процентов, окись углерода более 0,5 процентов и это является взрывоопасной концентрацией. Вероятность третьего взрыва очень высока. Поэтому мы взяли паузу и до утра приостановили спасательные работы.

– Николай, расскажи, как ты остался живым, – вдруг встрял в разговор Конов.

– Мне повезло, я не смог уехать в лаву из-за вышедшего из строя дизеля и остановился возле вентиляционной трубы. После взрыва по всей шахте прошла взрывная волна, а потом наступила такая гробовая тишина, что я услышал свист воздушной струи. Я открыл одну банку самоспасателя, другую, но они не работали. Я двинулся наверх, но идти было нелегко. Потому что два-три вздоха делаешь и теряешь сознание: – сказал Николай.

– Как начался рабочий день? – спросил Казарин.

– Как обычно. Мы шутили, смеялись, получали наряды и даже мысли не было, что произойдет беда. Многие строили планы на следующий день, но когда начали спускаться в шахту я почувствовал, что оттуда несет смертью.

– Какая концентрация газа была в шахте? – задал вопрос Казарин.

– Шесть процентов, а до этого дня грунт пучило и крепеж гнуло. Шахта предупреждала о надвигающейся беде. И кроме того она горела месяц назад. Шахтеры своими руками ее потушили. Тогда огнетушители срабатывали через один. У них истек срок действия.

– Почему вы не отказались работать?

– Да потому – что мне скажут пиши заявление на увольнение. И где мне потом работать? Наверху без разницы, что я буду кушать завтра.

– Как ваши фамилия, имя, отчество? – спросил Алексей.

– Матвеев Николай Иванович.

Вечером Казарин вернулся домой и, выйдя на балкон недолго раздумывал о том, как поступить ему в этой ситуации. Пойти на сделку с совестью? Нет.

Алексей набрал номер телефона начальника.

– Ну, что там.

– Нарушений более, чем достаточно. Нужно провести техническое расследование и передать материалы в следственный комитет.

– Директор мой друг, – напомнил начальник.

– Я не могу закрыть глаза на нарушения. Возвращусь – напишу заявление.

– Это твое право.

Теперь Алексей стал раздумывать уже о том, чем он займется, когда покинет любимую работу. И тут он вспомнил, что на Донбассе в Мариуполе живет его бывшая жена. До этого Алексей часто вспоминал как они расстались. Все произошло по глупой причине. Поэтому он твердо решил, что он должен разыскать бывшую жену.

– Поеду на Донбасс, мне нужно найти Ольгу, – сказал он сам себе.

***                                                                                                                                                                                                                                                                                                         Вернувшись домой Алексей обнаружил в почтовом ящике письмо из Центрального архива Минобороны России. Казарин распечатал дома конверт, достал из него казенную бумагу и стал читать ответ по своему деду Казарину Михаилу Дмитриевичу.

"В бою под Витебском 9.7.41 г. Казарин прикрывал отход своей воинской части и под сильным огнем танков противника обеспечил ее отход, при этом показал себя смелым и бесстрашным танкистом. Два раза лично ходил в атаку и уничтожил одно противотанковое орудие и отошел только тогда, когда немецкая пехота подошла вплотную.

На северной окраине города своим огнем сдерживал пехоту противника на переправе и уничтожил большую группу пехоты, затем дал своевременные и ценные сведения о противнике, на основании которых командование приняло правильное решение. В боях за Витебск Казарин проявлял мужество и стойкость, в разведку шел смело”

Алексей оторвал глаза от бумаги и, представив на один миг взметывающие столбы взрывов и отходящие под обстрелом советские части, возвратил взгляд на страницу.

“В дни самых напряженных боев за Москву товарищ Казарин неоднократно водил в бой танки своего подразделения и проявлял при этом храбрость и мужество. Он смело, решительно шел в атаку и личным примером воодушевлял бойцов своего подразделения в самые опасные моменты боя. Это имело огромное значение для разгрома врага.

7.12.41 г. товарищ Казарин получил задачу с группой танков атаковать станцию Крюково. Он повел танки в атаку вдоль железной дороги по изрытой ямами и канавами местности. Учитывая трудности передвижения танков, Казарин вышел из танка и под ураганным огнем противника лично провел каждый танк к месту боя.”

Алексей опять представил себе, как вокруг деда свистят пули, взрываются снаряды, свистят пули, а он, сжимая в руке наган ни на что не обращал внимание.

“В районе кирпичного завода, неожиданно столкнувшись лицом к лицу с немецкими автоматчиками, товарищ Казарин из нагана уложил на месте одного автоматчика, другого и в то же время сам был ранен в руку. Но не обращая внимание на ранение он продолжил бой до полного выполнения задачи и вместе с пехотой сбил оборону противника в деревне Крюково и Каменка, что положило начало наступлению наших частей на Волоколамском направлении.”

– Дед, да ты просто герой! – восхитился Алексей и ему стало жаль, что он раньше ничего не знал о своем деде. Так уж получилось – он родился, когда деда уже в живых уже не было, а отец о нем ничего ему не рассказывал. Поэтому ему вдвойне было радостно, что он прояснил для себя этот пробел.

Алексей продолжил чтение фронтовых документов.

“18.12.41 г. танковая группа товарища Казарина получила задачу уничтожить противника в деревне Покровское /по Волоколамскому шоссе/. Натолкнувшись на сильный огонь в районе шоссе, товарищ Казарин повел танки в обход и с боем занял деревню Гряды и станцию Чисмена. Видя, что пехотные подразделения отстали от танков и залегли под минометным огнем противника, товарищ Казарин вышел из танка, организовал пехоту и вместе с танками повел в наступление. В это время он вторично был ранен в руку, но продолжил выполнять боевую задачу и выполнил ее до конца, до полного уничтожения фашистов в деревне Гряды, на станции Чисмена, Покровском и только после этого ушел в госпиталь.”

Алексей читал документы из архива до полуночи.

***

После начала российской войсковой специальной операции на Украине, киевское командование большие надежды возлагало на укрепления на Донбассе. Они надеялись измотать, остановить российские и союзные войска, и сохранить линию фронта.

Вначале марта, когда отключили газ, воду и отопление, украинские боевики неожиданно обстреляли из установки РСЗО дом, где проживала Кравцова. Резкий грохот больно ударил в уши. Посыпалась штукатурка, квартиру затянуло пожаром. В черном дыму появились жадные языки пламени.

Обстрел прекратился так же неожиданно. После грохота наступила обманчивая тишина, но она продержалась недолго. Кравцова услышала стрельбу из автоматов. Пули влетели в комнату веером.

Вдруг на улице резко и зло заорал украинский боевик:

– Сепары, вставайте, на работу пора!

В сердце Кравцовой учащенно застучала кровь. Она перешагнула порог квартиры и почувствовала, как под ботинками скрипнули кусочки штукатурки. Возле лифта учительница вытащила из кармана иконку Донской Божией Матери и стала страстно молится тому, от кого зависела ее судьба и жизнь.

– О, Пресвятая Владычице Дево Богородице Заступнице наша благая и скорая!

Через пять минут автоматный обстрел прекратился и cтало тихо. В воздухе возник пепел, из квартиры потянуло жаром. Ольга Васильевна несколько минут посидела на ступеньке лестницы, но едкий дым мешал дыханию. Поэтому Кравцова встала на ноги и в слезах вышла во двор, который исковеркался до неузнаваемости. Знакомый до боли дом разнесло снарядами. Из разбитых окон валил густой черный дым. Его сильным ветром относило к Азовскому морю.

Кравцова насухо вытерев глаза, подошла к жильцам и поздоровалась как на школьном собрании.

– Здравствуйте, Ольга Васильевна! – ответил за всех Леонтий Савенко.

Люди обступили Кравцову, и она в силу своей профессии остро почувствовала свою ответственность перед подавленными людьми. Учительница без раздумий взвалила на свои плечи груз сбежавшей из города местной администрации. У неё возникло стойкое чувство, что так надо и что никто не справится с этим делом лучше, чем она.

– Погибшие есть? – тихо спросила Ольга Васильевна.

Пять человек подняли руки.

– Нужно похоронить погибших во дворе и за это дело возьмутся мужчины. В это время остальные приготовят продукты, медикаменты и то, что может пригодиться для жизни в подвале. Только прошу взять с собой только самое необходимое. – Учительница обвела потрясённым взглядом лицо Савенко. – Не копайте глубоко – все равно придется перезахоранивать. Только не забудьте установить таблички с именами погибших.

Ольга Васильевна глубоко вздохнула.

– Наш подвал не годится для убежища. Я договорюсь, чтобы нас приютили в соседнем доме.

После траурных мероприятий и недолгих сборов толпа двинулась к соседнему уцелевшему дому. Внезапно из центра города заработали украинские установки “Град”. Начался второй жестокий обстрел. Снаряды с завывающим воем проносились прямо над головой. Северную часть города залило недалекое зарево. Оно поднялось над городом высоко. Казалось, что загорелась вся окраина Мариуполя.

– Бегите! – закричала что есть силы Кравцова.

Старики, женщины, дети, стиснув зубы, чтобы не завопить от страха бросились бежать. За одну минуту они добежали до уцелевшего дома. Просторный и мрачный подвал плотно набился охваченными паникой людьми.

Ольга Васильевна огляделась. На столах тарелки, кружки, в середине чадил масляный светильник. По обеим сторонам матрацы на деревянных поддонах и отдельные части от диванов. На трубах грудилась одежда.

– Товарищи, мы не стесним вас? – спросила Кравцова.

– Что вы, Ольга Васильевна, не стоит об этом говорить, – ответила Галина Михайловская.

И здесь Кравцова взяла на себя роль главного, и снова все с этим согласились. Она сразу же попросила составить список людей и выявить общее количество продуктов и воды. Это нужно было для того, чтобы экономно распределить продукты на каждого человека.

Ольга Васильевна заметила, что жильцы охотно подчинились. Они доверяли ей как учительнице и это было важно. В ней было то, что притягивало людей. Ученики слушали ее внимательно, а родители любили и уважали. И это нарабатывалось годами.

– За что они обстреливают нас? – вдруг спросила Михайловская.

– Это не настоящие украинцы. Мой сосед выглянул в окно и получил пулю в глаз. Так могут поступать люди с нормальным человеческим рассудком? – отозвался Леонтий и тут же обратился к Кравцовой: – А вы как думаете, Ольга Васильевна? Это может быть случайностью?

– Нет, здесь нет случайности. Они хотят истребить русский дух. А как его истребишь? Если он в наших сердцах и умах. Они хотят нас уничтожить и духовно, и нравственно, и физически. Но это не удалось Наполеону, Гитлеру – не удастся и им. Донбасс никто не ставил на колени! Русские и украинцы сейчас сражаются за свое будущее.

Кравцова обвела людей горящими глазами, как уроке истории. Учительнице было отрадно, что люди сейчас все понимали. Они знали, что она никогда не подведет их. Отчасти это было заслугой самой Кравцовой.

– Они надеются жестокостью и обстрелами запугать нас. Чтобы мы драпали со своей земли и не оглядывались. Только зря они на это надеются. У нас в ответ на их жестокость злость и решимость разжигаются.

Ольга Васильевна остановила взгляд на Михайловской.

– Моя мама всю жизнь говорила: лишь бы не было войны, а я глупо улыбалась в ответ. И только сейчас я поняла, что это очень важно, когда над головой мирное небо.

– Но сколько мы сможем находиться в подвале? – неожиданно спросил Ивановский.

 Ольга Васильевна внимательно посмотрела на него и увидела на его лице панику.

“Что это с ним? – подумала она. – Вроде всегда спокойный был”.

– Здесь же невозможно жить! – не владея собой, закричал Николай. – Мы с семьей будем выбираться из города. И это благо, что наш автомобиль уцелел.

Леонтий попробовал его остановить, предупредив, что украинские военные никого не выпускают из города, но Ивановский нервно ответил, что пусть все катится к черту и вместе с семьей покинул сырой и темный подвал.

На следующий день в широкий двор въехал украинский танк. От его тяжёлого грохота подвал наполнился железным шумом. Через минуту танк, нетерпеливо задрожав, открыл стрельбу по дому. С глухим треском разлетелась кирпичная кладка. Из оконных рам с пронзительным звоном посыпались стекла.

Леонтий Савенко выскочил из подвала.

– Зачем вы стреляете? В подвале женщины и дети находятся! – гневно закричал он.

Украинский националист, для которого человеческая жизнь ничего не стоила передернул затвор автомата.

– Хочешь пулю словить? – испуганно взвизгнул он.

– Стреляй, на том свете разберёмся, – со злостью бросил Савенко.

Боевик кинулся к танку, окутанному выхлопными газами, вскочил на корму, и тяжелая машина, ломая детскую площадку, с гулом и грохотом вырвалась из двора.

Через три дня в подвал вернулся сильно подавленный Николай Ивановский.

– Николай, где жена с сыном? – спросила Ольга Васильевна, заподозрив самое страшное.

– Они погибли, – ответил Ивановский и, прикрыв лицо руками глухо зарыдал.

В подвале возникла давящая тишина.

– Как это случилось, Коля? – вмешался в безмолвие голос Кравцовой.

Ивановский отнял ладони от мокрого лица:

– Они разрешили нам проехать, а потом просто расстреляли всю колонну.

Михайловская с выражением сострадания покачала головой.

– Кто мог подумать, что в нас будут стрелять свои? – горестно воскликнул Ивановский. – Мы же в одном государстве жили. Нас одинаково воспитывали!

Голос Николая был сдавлен, неузнаваем и чужой.

– Да, какие свои, – ответил Леонтий.

Ивановский поглядел на Ольгу Васильевну, и она увидела в его глазах немой вопрос: почему?

– У них видимо не было хороших матерей, доброго сердца и широкой души, – ответила Кравцова и, отведя взгляд от широко распахнутых глаз Николая добавила: – Это нелюди, они проявляют к жителям города неоправданную жестокость и этому никогда не будет оправдания.

– Ольга Васильевна, споем? – вдруг предложил Савенко.

– Не могу Леонтий, тяжело в душе, – ответила Кравцова.

– Ты думаешь, нашим дедам и отцам легче было? Порой после боя половина бойцов на поле боя оставалась, – горько уронил Савенко. – А они пели! И только песня помогала им воевать и жить. Без этого никак нельзя, дорогая!

Кравцова растерялась от необычной просьбы – до песен ли сейчас?

– Надо, Оля! – приободрил Леонтий Савенко.

Учительница собралась с мыслями и затянула первую пришедшую на ум песню “Давно я не бывал на Донбассе” на слова Н. Доризо и на музыку Н. Богословского.

Давно я не бывал на Донбассе,

Тянуло в родные края,

Туда, где поныне осталась в запасе

Шахтерская юность моя.

Осталась она неизменно,

Хотя от меня вдалеке.

Тонкий женский и с легкой хрипотцой мужской голоса звучали великолепно. Их хоть сейчас на сцену.

Там девочка Галя живет непременно

В рабочем своем городке.

В далеком живет городке.

Отчаянно Галя красива,

Заметишь ее за версту.

Бывалые парни глядят боязливо

На гордую ту красоту.

Закончив песню Ольга Васильевна отпустила низкий поклон и заслужила легкую овацию.

***

В середине марта союзные войска сбивая заслоны противника пробили брешь в обороне украинских боевиков. Ночью окраины Мариуполя освещались как днем. Небо светилось то красным, то белым светом. Казалось, что на город катился огненный вал.

Однажды люди проснулись из-за проникшего в подвал дым и из-за надрывного женского крика с верхнего этажа. Кравцова хотела выйти из подвала, но на входе ее встретил украинский боевик. Националист находился во взвинченном состоянии.

– На верхнем этаже живьем горит женщина. Будьте добры оказать ей помощь, – вежливо попросила она и отвела глаза, чтобы не встретиться с его взглядом.

Но тот, оставив ее просьбу без ответа, заорал, чтобы они убирались в соседний дом, потому что этот будет полностью разрушен.

– Куда же нам идти? – растерялась Кравцова.

– Какое мне дело до вас? У меня тоже есть семья, а я должен заниматься вами. Валите куда хотите, – заверещал он.

Ольга Васильевна не сдержалась и поинтересовалась у боевика почему они находится в городе и зачем прикрываются мирными жителями. Спросить – спросила и страшно стало. Потому ошибаться было нельзя. Неизвестно, что творилось в голове националиста.

– А кем нам еще прикрываться? – завопил в ответ боевик. – Вы будете находиться с нами до конца.

– До какого конца? – удивилась Кравцова и услышала, как на крыше соседнего дома отчетливо простучала пулеметная очередь.

– Пока мы здесь – вы живете. Будем уходить – сравняем город с землей, – ответил боевик и вдруг еще больше вышел из себя: – Ты почему здесь осталась – Россию ждешь?

– Здесь мой дом и родина, – спокойно ответила учительница.

Боевик, свирепо повращав глазами, закинул автомат за спину и выскочил из подвала.

По просьбе Кравцовой люди собрали вещи и, огибая глубокие воронки и разбитую украинскую военную технику, пошли вдоль улицы. И чем дальше они шли, тем меньше попадалось уцелевших домов.

Потянулись тяжелые утомительные недели. Все эти дни люди находились в роли шахтеров, которые без достаточного света и свежего воздуха безвылазно добывали на лаве уголек. Но жители города свято верили, что однажды они выйдут на поверхность и сразу же наладится новая и спокойная жизнь.

Через несколько недель вода и продукты закончилась.

– Кто пойдет за водой и едой? – спросила Ольга Васильевна.

– Если никто не возражает, я схожу! – вызвался Полянский.

Кравцова, внимательно поглядев на тусклый дрожащий огонек фитиля, поблагодарила:

– Спасибо.

Его ждали пять, десять, пятнадцать минут, но он так и не вернулся. Прошло несколько часов и каждый час мог принести печальную весть. Люди измучились в ожидании непоправимой беды.

Кравцова вопросительно поглядела на Леонтия.

– Где он? Что с ним случилось?

– Он погиб, – уверенно ответил Савенко.

– А может все обошлось? – с надеждой спросила Кравцова, но Савенко разом ожесточившись, подтвердил, что он точно погиб.

Тонкий профиль лица учительницы приобрел трагическое выражение.

– Попробую что-нибудь выпросить у украинской армии. А пока дайте каждому ребенку по две столовой ложки зеленого горошка и полкружки воды.

Ольга Васильевна знала, что нужно было делать в данной ситуации. В магазин нечего было делать: все, что было в торговых точках давно забрали себе “азовцы”, а остатки подобрали мародеры.

Кравцова поднялась на верхний этаж, где украинские военные устроили огневые точки.

– Самим нечего есть, – ответил украинский офицер и отправил за гуманитарной помощью на проспект.

Кравцова, прихватив с собой Савенко отправилась по указанному адресу. Люди шли на проспект в одиночку и группами. Голод и жажда магнитом притягивали людей к грузовику с гуманитарной помощью. Вскоре около него стало шумно, а народ все прибывал и прибывал. Людей на проспекте собралось очень много.

– В укрытие! Мины! – вдруг вскричал Савенко и его голос покрыл страшной силы взрыв.

Из центра города полетели мины. Загрохотало по всему кварталу. Осколки с острым звоном полосовали воздух. С крыш посыпался старый шифер, из окон вылетели последние стекла. В небо взметнулись земля и серый дым. Вся земля покрылась неглубокими воронками.

Пронзительный визг заставил многих людей упасть на землю. Несколько человек оглушенные грохотом бросились врассыпную. Леонтий, отплевывая скрипевшую на зубах землю, схватил Ольгу за руку и потащил ее в безопасное место. Кравцова бежала за Савенко, каждую секунду ожидая удара в спину. Два раза она готова была закричать от страха. Но обстрел как начался, так и закончился внезапно.

Раздача гуманитарной помощи прекратилась.

***

Началась голодная жизнь, а через несколько недель раздался треск, грохот и громоздкая крыша дома обрушилась вовнутрь. Пугающей пустотой засияли разбитые окна и балконные двери. Второй и третий подъезд обвалились, погибли люди.

Ольге Кравцовой, Галине Михайловской и Леонтию Савенко повезло. Их подвал не завалило обломками дома. Выбравшись наверх, они короткими перебежками побежали от дома к дому. Над ними сжалились только в конце улицы. Трудности сроднили людей.

В эти же дни русские и донбасские войска завязали тяжелые уличные бои среди городских развалин. Сверкали взрывы, беспрерывно стреляли автоматы. Союзные войска выбивали националистов из каждого дома. Ожесточенные бои сдвинулись к “Азовстали”. Люди напряженно вслушивались в упорные бои.

Но однажды утром в тяжелую дверь постучали.

– Мы вам не откроем, –  с опаской ответила Михайловская.

– Открывайте, морская пехота России! – настойчиво потребовали за дверью.

– Наши пришли! – радостно вскричала пожилая женщина, когда обвешанный оружием русский офицер спустился в подвал.

Никто не смог лишить Мариуполь права любить Россию.

Старший лейтенант, поправив берет, строго спросил:

– Продукты, вода у вас имеются?

– Ничего нет, мы всего лишились, – ответила Кравцова. – Но мы ни о чем не жалеем. Пусть это будет нашим вкладом в общую победу.

– Потерпите немного, дальше все наладится – обнадеживающе пообещал он.

– Ничего, ваша победа затуманила нам боль! – произнесла Ольга Васильевна и, обведя людей чистым взглядом, добавила: – Люди восемь лет терпели и будут терпеть дальше, только уберите их с нашей земли.

Русский солдат отвернулся, чтобы скрыть выступившие слезы.

– Кто хочет эвакуироваться – собирайте вещи. Через час за вами заедет бронемашина – глухим голосом проговорил морской пехотинец и, проглотив тугой комок в горле предложил Кравцовой: – Идите со мной – получите продукты на украинском складе.

Кравцова с Савенко, взяв тележки, пошли за русским солдатом.

– Почему вы не эвакуировались? – спросил в дороге старший лейтенант.

– Мы любим свой Мариуполь! Как мы его оставим? – ответил Савенко.

Солдат хотел сказать, что лучше было бы им уехать пока идут боевые действия в городе, но не смог, потому что увидел в их глазах решимость разделить участь родного города.

Когда же они пришли на военный склад и увидели мешки с хлебом, упаковки с водой и большие коробки с продуктами, то Ольга Васильевна, раскрыв один из мешков и, обнаружив заплесневелый хлеб, возмутилась:

– Мы от голода мучились, а здесь хлеб гнил.

Увидев несметное количество продуктов, обитатели полуподвала приободрились. Ольга Васильевна приготовила чай, нарезала хлеб, очищенный от плесени и открыла банки с ветчиной.

– Боже мой! Какая вкусная еда! – воскликнула Михайловская, приступив к завтраку.

В середине следующего дня начался бой. Артиллерия стреляла так часто, что выстрелы сливались в один сплошной гул. То и дело вспыхивали отчаянные, боевые схватки. Российские и союзные войска выбивали остатки “азовцев” из города. Боевики, поняв, что Мариуполя им не отстоять, закрепились в “Азовстали”.

Через неделю Кравцова с Савенко решили проведать свой дом. Проходя мимо разбитого легкового автомобиля, Ольга Васильевна вгляделась в уцелевшее стекло и увидела, что ее лицо осунулось, стало худым, возле глаз возникли темные круги. Это привело Кравцову в замешательство. Она столько раз пыталась похудеть, а теперь одежа на ней болталась как на вешалке.

Но во дворе их ждала безрадостная картина. Война разрушила все, что было создано человеком. Уцелела лишь голубиная будка.

– Леонтий, твои голуби выжили! – обрадовалась Ольга Васильевна.

Заметив хозяина, несколько голубей вылетели из клетки и приземлились на плечи Леонтия. Савенко взял в руки одну птицу, подкинул вверх и пронзительно засвистел. Сизый голубь взмыл ввысь и поднимался вверх до тех пор, пока не превратился в точку.

– Твои голуби принесут нам весточку о мире, – мечтательно произнесла Кравцова.

Неожиданно Савенко попросил Кравцову спеть любимую песню его жены, она согласилась, и он шуточно объявил:

– Слова Е. Долматовского, музыка Т. Хренникова, исполняет Ольга Васильевна Кравцова!

Учительница легким голосом запела:

Степные дороги, полынный простор

И рядом с заводом вишневый садочек.

Однажды там девушку встретил шахтер,

Влюбился в веселые очи.

Прославился парень на весь наш Донбасс,

Цветы получал после смены рабочей.

Но видел на шахте средь тысячи глаз

Лишь эти веселые очи.

Кравцова пела эту песню уверенно, потому что всегда носила ее в своем сердце. Она с особой любовью ее исполнила. И эта песня вселила в людей уверенность в будущем.

– Всем мира и тишины! Я хочу, чтобы на этом кусочке земли никогда бы не было войны. – пожелала Кравцова и склонила голову.

В эту секунду мимо промчалась колонна русской бронетехники. Окружающее пространство утонуло в реве моторов и лязге гусениц. Кравцова подняла опущенную голову и, приветливо помахав русским солдатам рукой, двинулась по улице. Ольга Васильевна шла и не узнавала свой любимый город. Он стал совсем другим.  Многие здания сгорели или разрушились, дворы усеяло битым стеклом и кирпичом. Чернели обугленные деревья. Зияли пустотой окна разграбленных магазинов.

И вдруг над головой учительницы пропела пуля. Кравцова побежала вдоль улицы и как назло укрыться было некуда. Между домами стояли надежные заборы и калитки. Она лихорадочно набирала номера квартир, и никто не отвечал. Она рвала руками прочные ворота, но входа не было. И тогда она понеслась дальше.

– Господи, сделай так, чтобы это был не мой ученик! – умоляюще прошептала учительница и, оглянувшись назад, с немым укором посмотрела туда откуда выстрелил украинский снайпер.

Вторая пуля угодила Кравцовой в спину, но перед тем, как потерять сознание, она почувствовала, что кто – то подхватил ее под мышки и втащил в тесный двор. Сколько времени она пробыла в бессознательном состоянии, Кравцова не знала. Но, когда она раскрыла глаза, то увидела над собой Казарина и услышала, как в ее сознание проникли слабые звуки окружающего мира и одинокий крик чайки.

– Молодец! – воскликнул Алексей. – Будешь жить!

– Зачем ты приехал? Здесь война идет, – тихо и опасливо спросила Ольга.

В этот момент на “Азоастали” закипел сильный бой. Над металлургическим предприятии плотной стеной встали взрывы. Эхом отозвалась в Азовском море глухая канонада.

– Не смог больше ждать.

– Как ты нашел меня? – удивилась Ольга.

– Это было непросто, – ответил Алексей и осторожно приподняв ее, сказал: – Я за тобой приехал.

– Куда я поеду? Мне бы стекло на окна, – ответила Кравцова.

– Какое стекло, если дом сгорел? В Россию поедем.

– Ну как я могу тебе отказать? – произнесла Кравцова и прикрыла глаза.

Алексей обвел взглядом разрушенные дома, исковерканные деревья.

– Как вы смогли выжить?

– Мы могли замерзнуть от холода, умереть от голода или погибнуть от осколка. Временами казалось, что нам ни за что не дотянуть до весны. Люди днем и ночью молились, чтобы Россия пришла на помощь и освободила. Мы находились под оккупацией террористов. Как можно было прикрываться мирными жителями? – ответила Ольга.

Пронесшая мимо бронетехника подавила ее голос, но через минуту в городе возникла властная тишина.  Азовское море мерцало белыми и голубыми отблесками.

Она прикрыла глаза, чтобы выбросить все события из головы, но они как назло не исчезали. Ольге очень хотелось, чтобы этих месяцев никогда не было в ее жизни. Однако они произошли и уже никогда не сотрутся из памяти.