Нора [Ирина Николаевна Полянская] (rtf) читать онлайн

Книга в формате rtf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Ирина Николаевна Полянская
Нора

Полянская И.‭ ‬Нора‭ ‬//‭ ‬Вкус:‭ ‬повести и рассказы.‭ ‬М.:‭ ‬Правда,‭ ‬1991,‭ ‬с.‭ ‬418-420.

Зачем я пишу эти строки в чужой комнате своей уехавшей подруги,‭ ‬неужели только затем,‭ ‬что сейчас,‭ ‬ночью,‭ ‬в чужом доме особенно остро чувствуется‭ ‬плавное,‭ ‬неостановимое движение реки,‭ ‬которая унесет и меня,‭ ‬и‭ ‬потому‭ ‬я пытаюсь слабыми руками удержаться за слова,‭ ‬как за ивовый кустарник,‭ ‬зная,‭ ‬что течение все равно оторвет меня и от них,‭ ‬и от теплых рук жизни,‭ ‬унесет по стремительной своей накатанной дороге.‭ ‬Дом подруги стоит на берегу реки Яузы.‭ ‬Слово‭ «‬берег‭» ‬совсем‭ ‬не соответствует действительности,‭ ‬оно выжило по привычке,‭ ‬как и слово‭ «‬Яуза-река‭»‬ — эта издыхающая на глазах,‭ ‬продирающаяся сквозь заросли камыша,‭ ‬едва цедящая свои‭ ‬воды речонка течет в каменных берегах.‭ ‬Сегодня посредине ее я увидела мертвую дикую утку:‭ ‬отчего она погибла,‭ ‬не знаю,‭ ‬но умерла с достоинством,‭ ‬спрятав голову под крыло,‭ ‬чтобы не видеть собственной смерти,‭ ‬зарылась в свое последнее тепло‭ ‬— другое крыло распласталось‭ ‬по почти бездыханной воде,‭ ‬которая слабо и прощально перебирала‭ ‬перья...‭ ‬Вот эта умирающая река течет в нескольких шагах от моего временного жилища,‭ ‬и люди,‭ ‬прогуливаясь вдоль нее,‭ ‬стараются не замечать ее судорожного больного дыхания среди упругих,‭ ‬мощно встающих на ее пути камышей.
Подругины стенные часы стрекочут,‭ ‬секундная стрелка дергается,‭ ‬время идет нервическими рывками,‭ ‬точно и его течение переграждают какие-то разросшиеся на пути камыши,‭ ‬бытовой человеческий хлам.‭ ‬Неровное,‭ ‬прерывистое дыхание часов,‭ ‬цедящих секунды,‭ ‬скрежещущий звук нацеленной в пустоту стрелки.‭ ‬И это мое время,‭ ‬отпущенная мне единственная моя собственность в чужом доме,‭ ‬наполненном комариным писком воздухе.‭ ‬Жилище человека должно в какой-то степени отражать ход его мыслей.‭ ‬Здесь все нестройно,‭ ‬все вразнобой,‭ ‬предметы разноязыки.‭ ‬Портреты на стене от Спинозы до Пастернака должны свидетельствовать о диапазоне интересов подруги.‭ ‬На обоях акварельной краской намалевано желтое солнце,‭ ‬смотреть на которое мне особенно больно:‭ ‬лучи его освещают все уголки человеческой несбывшейся мечты о себе.‭ ‬Эти аляповатые лучи рассыпаны как копья,‭ ‬разящие покой и порядок,‭ ‬который должен быть во всяком жилище.‭ ‬На книжной полке царит сумбур,‭ ‬который царит в душе мечтательного человека,‭ ‬пытающегося своим мыслям придать подобие формы,‭ ‬а жизни‭ — ‬подобие смысла.‭ ‬Иннокентий Анненский находится в столь унизительном соседстве,‭ ‬что кажется существом,‭ ‬умершим во время чумы‭ ‬— ни родственников рядом,‭ ‬ни близкой души,‭ ‬кругом одни чужие,‭ ‬объединенные лишь общей смертью во времена чумы.‭ ‬Не корешки книг,‭ ‬а надписи на общей могиле.‭ ‬И взгляд мой дергается,‭ ‬как секундная стрелка:‭ ‬вот старушечье простое в черном платочке лицо,‭ ‬лицо бабушки моей подруги,‭ ‬и я смотрю на него,‭ ‬точно есть надежда,‭ ‬что старушка разожмет свои сомкнутые,‭ ‬проваленные губы и расскажет о том береге,‭ ‬где сейчас и она,‭ ‬и Иннокентий Анненский,‭ ‬и все те,‭ ‬чьи лица развешаны здесь безо всякого порядка и мысли.‭ ‬Как в облаке‭ (‬снимок затемнен‭) ‬лицо Марины‭; ‬и ты,‭ ‬страдалица,‭ ‬в этом пантеоне страдальцев,‭ ‬которые смотрят и смотрят в свое сбывшееся будущее и ничего не знают о нем,‭ ‬зато знаю я.‭ ‬Вот и моя фотография:‭ ‬подруга поместила ее между лучей разросшегося во всю комнату жутковатого солнца,‭ ‬и я так же,‭ ‬как они,‭ ‬смотрю в будущее,‭ ‬но не знаю его.
Она живет одиноко,‭ ‬но жизнью своей довольна.‭ ‬Днем она работает медсестрой в больнице,‭ ‬вечером,‭ ‬лежа на этом широком продавленном темно-зеленом ложе,‭ ‬читает,‭ ‬запустив пальцы в конфетницу,‭ ‬или смотрит телевизор,‭ ‬или размышляет о жизни.‭ ‬Когда я звоню ей,‭ ‬она разговаривает глухо и нетерпеливо,‭ ‬как человек,‭ ‬которого оторвали от важного занятия.‭ ‬Боже ты мой,‭ ‬наши занятия‭! ‬Наша невидимая,‭ ‬скрытая от глаз людских жизнь,‭ ‬полная самообмана,‭ ‬в котором невольно участвуют все эти лица‭ — ‬от Спинозы до бабушки в черном платке.‭ ‬И каждая вещь здесь,‭ ‬от статуэтки Будды до портрета сибирского кота,‭ ‬дышит незнанием человека самого себя,‭ ‬и каждая‭ ‬— отражает его как это мутное,‭ ‬бельмоватое зеркало в рамке,‭ ‬покрытой золоченой бумагой.‭ ‬Зеркала текут как реки,‭ ‬отражая то одного,‭ ‬то другого,‭ ‬то третьего человека на своей глади.‭ ‬Старушка перед ним поправляла платок,‭ ‬которым потом занавесили стекло,‭ ‬подруга видела себя девчонкой,‭ ‬юной девушкой,‭ ‬тридцатилетней женщиной,‭ ‬увидит себя и старушкой.‭ ‬Что ей Будда‭?‬.‭ ‬Поддерживает как кол переполненную плодами отчаяния ветвь‭?‬..‭ ‬По вечерам все они собираются в тесный кружок,‭ ‬ограждая подругу крепче,‭ ‬чем стены бастиона,‭ ‬от той жизни,‭ ‬о которой мы все мечтали.‭ ‬Они шепчутся с нею,‭ ‬здесь она чувствует себя значительной,‭ ‬не то что в родном коллективе,‭ ‬там-то ее называют чудачкой,‭ ‬странной девкой...‭ ‬Она смотрится в книги как в зеркало,‭ ‬видит отражение собственных мыслей и радуется этому.‭ ‬И я смотрюсь в ее стены как в зеркало,‭ ‬и вижу себя,‭ ‬дрожащую от дыхания чужой жизни,‭ ‬пораженную догадкой о нищете собственной.
Уезжая,‭ ‬подруга просила меня об одном:‭ ‬чтобы я не забывала‭ ‬кормить ее‭ ‬хомячка.‭ ‬Хомячок живет в клетке на кухне.‭ ‬Днем он мирно спит,‭ ‬но ночью встает и начинает бешено раскачивать стены своей темницы.‭ ‬Впервые услышав этот дергающийся,‭ ‬странный звук,‭ ‬я выскочила на кухню:‭ ‬он пытался просунуть голову между спицами клетки,‭ ‬он метался в поисках выхода,‭ ‬сотрясая ее.‭ ‬Глаза наши встретились,‭ ‬и я отвела взгляд.‭ ‬Я могла дать‭ ‬ему свободу,‭ ‬но мне жаль было подругу:‭ ‬это был единственный на свете близкий ей хомячок.‭ ‬Уже в которую ночь я вздрагиваю от звука трясущейся клетки как от крика отчаяния и мучаюсь стыдом,‭ ‬что не могу протянуть ему свою руку,‭ ‬в которой легко и естественно лежит свобода,‭ ‬и думаю о том существе,‭ ‬которое так же видит,‭ ‬как я трясу и раскачиваю в ярости свою клетку,‭ ‬но оно не хочет дать мне свободу,‭ ‬ибо‭ — ‬это понимаю даже я‭ ‬— чтобы получить свободу,‭ ‬не надо распиливать решетку,‭ ‬отворять засовы,‭ ‬сбрасывать оковы.‭ ‬И все же мне больно,‭ ‬что я не могу помочь хомячку,‭ ‬потому что боюсь обидеть подругу.‭ ‬Вот так мы все время живем на территории чужой свободы и чужого закона.‭ ‬От этих мыслей мне становится душно,‭ ‬страшно,‭ ‬хочется отпереть дверь и уйти от этих стен и этих глаз,‭ ‬от этой умирающей в ста метрах реки,‭ ‬и я снимаю с полки книгу,‭ ‬рывком открываю ее,‭ ‬чтобы уйти в другую,‭ ‬полную свободы и вольного ветра,‭ ‬как парус,‭ ‬комнату,‭ ‬где стены не кривляются,‭ ‬а часы перестают дергаться,‭ ‬и погружаю измученный взгляд в простую,‭ ‬любимую с детских лет картину:
‭«‬...Я любовался грозой,‭ ‬сидя в библиотеке...‭»