Инкогнито (ЛП) [In_Dreams] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== .: О д и н :. ==========

Плотный почерк на пергаменте перед ней расплывается в дымке собственных слез.

Тем не менее, Гермиона крепче сжимает бумагу, пальцами сминая края. Сморщившись, она смахнула слезы и вновь перечитала верхнюю строку.

Клиент пятьдесят четыре: Двадцать шесть лет. Мужчина. Лондон, Англия.

Оценка совместимости: Девяносто шесть процентов.

Когда сразу после разрыва с Оливером она по собственной глупости прошла тест на совместимость, в ее голове было пусто. Глупое, импульсивное решение, которое в конечном итоге никак не повлияет на ее жизнь.

Если быть честной, она думала, что магия, стоящая за этим, была фальшивкой. Даже сейчас она не знает, во что верить. Число кажется абсурдно высоким, но даже если бы это было правдой, ей все равно.

Утренний выпуск «Ежедневного пророка» лежит на столе, насмехаясь над ней, на обложке которого движется фотография Оливера Вуда и его новой девушки. Еще одна одинокая слеза вырывается на свободу, скользит с ее щеки и падает на чистый пергамент.

Она не может больше думать об этом. Не может позволить себе зацикливаться.

Потянувшись за пером, она макает его в чернильницу и, не обращая внимания на дрожь в руке, пишет.

Пятьдесят четвертый,

Сегодня вечером мне нужно забыть свое имя. Инкогнито. Ты можешь мне помочь?

Семьдесят третья

Она смотрит вслед улетающей сове, каждая частичка ее тела сжалась, истощилась, глаза и душа наполнились отчаянием.

Это не то, для чего предназначены тесты на совместимость. Конечно, совпадение на девяносто шесть процентов маловероятно, и если бы оно было реально, то она бы хотела узнать этого человека.

Но сегодня Гермиона обнаружила, что ей все равно. Сегодня она не хочет рассыпаться в прах от собственного отчаяния — она хочет разбиться на части от рук другого.

И ей все равно, увидит ли она его когда-нибудь снова.

Ответ приходит только через двадцать минут, и ее сердце колотится в нетерпеливом ритме, когда она возится со свертком пергамента. Письмо такое же короткое, как и ее собственное, написанное изящным почерком.

Семьдесят третья,

Без проблем. Где и когда?

Пятьдесят четвертый

В ее жилах бурлит энергия, но она не позволяет себе сейчас слишком много думать. Гермиона никогда не делала ничего подобного — ей никогда не хотелось предаваться подобным утехам. Но после четырех лет совместной жизни ее бывший парень съехал почти неделю назад, и она постепенно сходит с ума.

Поэтому она переворачивает пергамент, записывает свой адрес и время и отправляет сову, пока у нее не сдали нервы.

Затем она переодевается в то, что купила для Оливера — черное, кружевное, атласное нижнее белье — то, что он никогда не увидит. Натянув в дополнение пару чулок, она накладывает чары на лицо и голос, изменяя их.

Кем бы ни был Пятьдесят четвертый, вряд ли она встретится с ним после этого. Гермиона не хочет, чтобы он знал, кто она такая.

Ее сердце замирает от предвкушения, когда в дверь тихонько стучат. Она отодвигает засов, распахивает дверь и отступает назад, чтобы впустить гостя. Сердце колотится в горле, кожу покалывает, когда она пропускает его.

Пятьдесят четвертый высокий и жилистый, не изобилует мускулами, но и не совсем тощий. Его лицо, как и ее, размыто и неоднозначно, и она не может определить точный оттенок его волос. Как будто каждый раз, когда она долго смотрит на него, мысли отвлекаются на что-то другое. Это же, должно быть, происходит и с ним.

— Привет, — мягко говорит она, — проходи.

— Спасибо, — отвечает он.

Даже если она знает его, волшебный Лондон — достаточно большое сообщество. В конце концов, она может никогда не встретиться с ним на улице. Даже услышав где-то его голос, в дальнейшем она никогда его не узнает.

— Спасибо, что пришел, — доброжелательно говорит она.

— Всегда пожалуйста, — он входит в дом, отряхивает дорогое пальто и оглядывается по сторонам. Он поворачивается к ней лицом, оглядывая ее тело с головы до ног. Под покровом кожи тут же разжигается тепло, а на лице появляется предательский румянец из-за столь пристального внимания. — Значит, ты — мои девяносто шесть процентов.

В заявлении слышна насмешка, он относится так же скептически по отношению к результатам, как и она. Эта мысль успокаивает нервы. Часть ее беспокоилась, что он захочет узнать, кто она такая. Что он может хотеть от нее большего, чем просто ночную интрижку.

— Видимо, да, — с тихим смешком говорит она. — Хотя я не уверена, что до конца верю во все это.

Он мгновение молча оценивает ее.

— Для ясности, значит, ты не хочешь знать, кто я.

— Нет, — она покачала головой, желая не делать ситуацию более двусмысленной. — Только один вечер. Ты тоже не хочешь знать?

— Нет, если ты не хочешь.

— Хорошо, — она с облегчением вздохнула. — Я… никогда этого не делала.

Пятьдесят четвертый издает низкий смешок, который проникает прямо в ее сердце. Она обнаружила, что, несмотря на нервозность, не может дождаться, когда приступит к делу.

— Это прекрасно, — говорит он. — Заверяю тебя, я тоже никогда таким не занимался.

Гермиона испускает тихий вздох, делая шаг ближе.

— Могу я предложить тебе что-нибудь поесть или выпить?

Она видит намек на теплоту в отдельных вспышках его личины, не в состоянии сосредоточиться более чем на одной черте одновременно. В сознании не получается собрать его образ воедино.

— Все в порядке, — мурлычет он, одной рукой нащупывая узел галстука, а другой обхватывая ее бедро. Его ладонь большая, а хватка напористая. — Ты выглядишь достаточно отлично, чтобы полакомиться тобой.

Желание беспрепятственно проникает в нее, и Гермиона обхватывает рукой его шею и притягивает к себе. Вдох срывается из ее рта, легким ветерком касаясь его губ:

— Угощайся, — а затем увлекает его губы в поцелуй.

Когда она решила анонимно заняться сексом с незнакомцем, совершенно не ожидала такого накала. Когда он целует ее в ответ, проникая языком между губ, она жаждет забраться на него, почувствовать его внутри себя.

Чувствовать все.

И не чувствовать ничего.

— И, — пробормотал он между поцелуями, проводя ртом по ее скуле, а ладонью скользя к ягодицам, — это только на эту ночь.

Гермиона замирает, напрягается, гадая, не собирается ли он уйти.

— Да, — шепчет она. — Только на эту ночь.

Если бы ее это действительно волновало, то она могла бы искренне заинтересоваться его личностью, узнать поближе, понять, есть ли у них что-то общее. Из-за чего-то ведь этот пресловутый тест связал же их. Ей стало интересно, задумается ли она об этом позже. Подумает ли он.

Но в свете ситуации с Оливером она не особенно благосклонна к мыслям о романтике, отношениях или обязательствах. Она хочет только этого, нуждается в огне, бурлящем в ее венах, в возбуждении, скопившемся между ног.

И конечно, если один человек на свете способен заставить ее чувствовать себя потрясающе сексуально, то это должен быть человек, с которым она почти полностью совместима.

Человек, который, будь она менее измученной и более идеалистичной, мог бы стать чем-то сродни родственной душе.

Его губы встречаются с ее шеей, когда Гермиона снимает с него рубашку, обнажая гладкую кожу его груди и живота. Она опускает руки вниз, чтобы ослабить пряжку его ремня, ободренная обстоятельствами. Даже если завтра они пройдут мимо друг друга на улице, он не узнает, кто она.

Не будет знать ни ее репутации, ни того, что она делала в прошлом, ни того, кто ее друзья, ни других вещей, которые люди используют для того, чтобы сделать вид, что они ее знают.

— Тогда нам придется извлечь из этого максимальную пользу, — он снова дышит ей в кожу. Дрожь пробегает по ее позвоночнику, когда он ведет ее на кухню, опуская на край стола.

Дыхание застревает в горле, сердце бешено колотится в груди, и она поднимает взгляд на него. В его глазах сверкает что-то сродни жару, но цвет переливается разными оттенками, не задерживаясь надолго, чтобы она не могла определить его настоящий оттенок глаз.

Возможно, ей хотелось бы узнать, кто он, но она не хочет все испортить.

И если он тот, кого она знает — тот, кого она не хочет знать — она не хочет прервать их времяпрепровождение.

Он раздвигает ее ноги, размещаясь между ними, и Гермиона втягивает его в еще один глубокий поцелуй. Его руки обхватывают ее, притягивая к твердым линиям его тела, и она чувствует, как он прижимается к ее животу, твердый и настойчивый.

Когда он отодвигается назад, осыпая поцелуями ее шею и ключицы, открытую линию декольте над нижним бельем, из ее горла вырывается тихое хныканье. Кем бы он ни был, он знает, что делает.

И Гермиона благодарна ему за это.

Его рот касается изгиба ее груди, руки дразнят соски сквозь тонкое кружево, а язык проводит влажную линию между грудей.

— У тебя потрясающее тело, — бормочет он в ее тело, обводя языком один сосок, затем оттягивает ткань в сторону и снова возвращается к чувствительному узелку.

Гермиона стонет, зарываясь пальцами в его густые волосы, а другой рукой упирается в стол.

— Спасибо, — задыхается она на резком вдохе, когда он нежно покусывает ее грудь. — Как и твое.

В словах снова проскальзывает веселье.

— Я рад, что ты так считаешь.

Он обращается с ней осторожно, с благоговением, расстегивая застежки ее бюстгальтера и снимая черные кружева с тела, оставляя в одних трусиках и чулках.

Низкий, гортанный стон срывается с его губ, когда он берет ее в руки.

— Прекрасно, — бормочет он, целуя один сосок, затем другой. — Великолепно.

Наслаждаясь его комплиментами, она откидывает голову назад, растворяясь в нежных прикосновениях. Это именно то, что ей было нужно. Он и есть то, что ей нужно.

Потянувшись к нему, Гермиона нащупывает затвердевший член в брюках, прежде чем расстегнуть пуговицу. С тяжелым выдохом он кладет одну руку на стол рядом с ней и упирается лбом в ее плечо, когда она полностью охватывает его и скользит плавными, томными движениями.

— Это так приятно, — говорит он, касаясь пальцами ее кожи, задевая ластовицу трусиков. Он целует ее плечо, отодвигает кружево и вводит внутрь лишь один палец. — Я бы хотел попробовать тебя на вкус, если ты не против, — она уловила вспышку ухмылки. — Если у нас девяносто шесть процентов, то ты, несомненно, на вкус как амброзия.

Яркий смех вырывается из нее, уничтожая любую толику напряжения, все еще остававшуюся между ними.

— Все в порядке, — справляется она, выгибая бедра навстречу ему, когда он вводит второй палец. Его большой палец водит по клитору медленными, дразнящими кругами, которых достаточно, чтобы заставить ее тело напрячься, а пальцы на ногах подогнуться. — Хотя я не уверена в амброзии…

Он целует ее снова, сильнее, прикусывая нижнюю губу, когда она крепче прижимается к нему. Он вводит свои пальцы чуть глубже, изгибая их внутри, и Гермиона чувствует его улыбку на своем рту, когда стон срывается с ее губ.

Другой рукой он нащупывает ее трусики и с некоторым усилием одной рукой стаскивает их вниз по ее ногам.

Затем он на мгновение встречается с ней взглядом — достаточно надолго, чтобы она могла отступить, если бы захотела, — прежде чем раздвинуть ее ноги и опуститься на колени. Еще одно долгое мгновение он просто смотрит, расположившись всего в дюйме от ее лона.

И, Мерлин, она знает, что должна чувствовать что-то еще, кроме сильного возбуждения. Она даже не знает имени этого мужчины и стоит перед ним голая, находясь в одних чулках.

Но между ног у нее разливается жар, и она жаждет разрядки с непомерным отчаянием.

Он поглаживает ее клитор кончиком пальца, проводит ниже, собирая смазку, а затем пробует на вкус языком. Она жалеет, что не может увидеть его лицо за трепещущими веками и раскрытым изгибом рта.

— Амброзия, — мурлычет он, и смешок вырывается наружу, когда он говорит: — Я уже говорил, что рад, что ты прислала мне сову сегодня?..

Затем он ныряет вниз, языком проводя линию по половым губам, погружается во влагалище, а затем смыкает губы на бутоне клитора.

Низкий стон вырывается из ее горла, голова откидывается назад, и она выгибает бедра навстречу ему. Пальцы Гермионы вцепились в его волосы, сжавшись и притягивая голову к себе.

— Я тоже рада, — вздохнула она, и ее слова прервались хныканьем, когда его язык снова нашел ее клитор.

И если он не лучший в этом деле из всех мужчин, что у нее когда-либо были, она не знает ничего другого. Наслаждение закручивается в ней с каждым движением его языка, с каждым движением пальцев в глубине ее тела. Он сосет ее, как изголодавшийся мужчина, как будто она — все, что ему нужно, и она не находит ничего постыдного в придыхательных криках, которые срываются с ее губ каждый раз, когда он прикасается к ней.

— Черт, — задыхается она, сжимая ноги вокруг него, когда его губы снова смыкаются вокруг ее клитора, а пальцы снова и снова касаются запретной точки внутри. — Я сейчас…

Пятьдесят четвертый хмыкает, проводит языком по входу во влагалище, погружая его внутрь, и когда он снова достигает клитора, ее настигает оргазм.

Волна за волной наслаждение прорывается через нее, а низкий стон застревает в ее горле. Зрение туманится, каждая часть тела напрягается и разжимается одновременно. Тяжелый вздох срывается с ее губ, грудь тяжело вздымается, когда он нежными ласками доводит ее до оргазма.

И может быть, она сошла с ума, но, возможно, дополнительное удовольствие приносит то, что она даже не знает, кто он такой. У нее нет причин сдерживать себя, заботиться о приличиях.

Взяв незнакомца за шею, она притягивает его к себе, и их губы встречаются в обжигающем, жаждущем поцелуе. Она чувствует вкус себя на его языке, на его губах, и только притягивает его еще ближе.

Она одним движением спускает брюки с его бедер и тянется к его члену, отчаянно желая почувствовать его толстую длину внутри себя.

— Спальня, — дышит он ей в губы, руки тянутся к спине Гермионы, когда он обхватывает ее ноги вокруг своей талии и оттаскивает от стола. — Если только ты не хочешь здесь…

— Прихожая, — задыхается она, присасываясь к его шее. — За тобой.

Он поворачивается, слегка спотыкаясь, и идет в нужном направлении, в то время как она надрачивает его член, чувствуя, как он толкается чуть ниже ее входа.

— Черт, — простонал он, прижимая ее к стене и глубоко целуя. Наконец им удается добраться до спальни, и он бросает ее на кровать, мгновенно накрывая ее тело своим.

— Как ты любишь? — спрашивает он между поцелуями, руками блуждая по ее обнаженной коже, лаская ягодицы, изредка касаясь кружевных краев чулок. — Как ты хочешь меня?

Есть что-то в том, как он говорит с ней, как он предлагает ей власть над собой, как будто он знает, что ей нужно. Как будто он точно понимает, почему она пригласила его сюда сегодня вечером.

— Мне все равно, — задыхается Гермиона, выравнивая его член и направляя в нужную сторону. — Мне просто нужно, чтобы ты жестко трахнул меня.

Широкая, дразнящая ухмылка, которую она мельком заметила, на мгновение пересекает его лицо, прежде чем она снова теряет ее из виду.

Может быть, он захочет остаться еще на один или два раунда. Может быть, они все-таки сделают эту ночь лучше. Но сейчас Гермиона хочет чувствовать жар его тела, давление, силу и эту сладкую смесь удовольствия и боли.

— Принято, — говорит он, входя в нее одним плавным движением.

Они стонут в унисон, его член заполняет ее так восхитительно, что если бы она была более склонна доверять результатам теста, то могла бы подумать, что он был создан для того, чтобы постоянно трахать ее. Спина Гермионы выгибается дугой от ощущения его тела на своей кровати.

— Сильнее, — тяжело дышит она, целуя его. — Быстрее. Дай мне все, что у тебя есть для меня.

Он отстраняется, упираясь руками по обе стороны от ее тела, и снова входит в нее, погружаясь до упора. Движение срывает резкий крик с ее губ.

— Я дам все, что есть у меня, — пробормотал он, снова целуя ее, — для тебя.

И он трахает ее всерьез, жестко и грубо вбивая в матрас, с каждым толчком извлекая из ее рта крики наслаждения. Она обхватывает его ногами за талию, призывая проникнуть еще глубже, проводя ногтями по его лопаткам.

Он целует ее, их языки почти лениво извиваются навстречу, губы соприкасаются, а дыхание смешивается. И все же он входит в нее, заполняя, а когда она заставляет его лечь на спину, полностью усаживаясь на него, то видит, как его глаза тоже блестят от удовольствия.

Она не забудет эту встречу — эту ночь.

Вбирая его в себя снова и снова, она чувствует, как напрягается ее тело, как витки возбуждения закручиваются в ее влагалище, угрожая разорваться.

Пятьдесят четвертый снова целует ее, они оба очень близки к завершению. Руки Гермионы дрожат, когда она сжимает его лицо в своих ладонях. Наслаждение расползается по всему телу, вновь затуманивая зрение, когда его руки вбирают в себя каждый дюйм ее тела, когда его ладонь сжимается на ее ягодицах, когда его большой палец касается клитора.

С криком она снова достигает кульминации, внутри все сжимается, словно пружина, вскоре даря долгожданное освобождение. Еще один толчок, и он стонет, притягивая ее тело к своему, изливаясь внутрь.

И на долгие, тяжелые мгновения они делают паузу. Она чувствует, как колотится его сердце напротив ее, как их влажная кожа липнет друг другу, и наконец Гермиона отстраняется от него.

Она нащупывает свою палочку, накладывает противозачаточные чары и падает рядом с ним.

В холодном лунном свете, проникающем через окно, она видит плавные линии его тела и проводит кончиками пальцев по его коже.

— Это было здорово, — вздыхает она, глядя в потолок, когда ее разум и тело опускаются вниз. Внезапно накатывает чувство стыда, но она отгоняет его. Она пригласила его для секса — и в этом не было никакого притворства. Они оба заключили сделку, и ей не нужно стыдиться этого. — Спасибо, что пришел.

— Спасибо, что пригласила меня, — тянет он. — И ты была великолепна.

На мгновение она почти сожалеет о том, что решила никогда больше с ним не встречаться. Он не делает ни малейшего движения, чтобы встать, и она ненадолго задумывается о том, что делают в таких случаях. Проведет ли он ночь и уйдет ли утром? Захочет ли он остаться на несколько секунд?

Но он поворачивается к ней лицом, приникает очередным долгим поцелуем к ее рту, а затем поднимается с кровати.

— Если хочешь, — вздыхает она, — мы можем повторить еще раз, пока ты не ушел.

Он хмыкает.

— Мне нужно десять минут.

Гермиона усмехается.

— Договорились.

***

К тому времени, когда они опускаются на кровать, испытав еще три оргазма, она полностью измотана, тело и разум истощены. Пятьдесят четвертый в тишине поднимается, откидывая волосы с глаз. Он смотрит на нее таким взглядом, который она не смогла бы прочитать, даже если бы попыталась — хотя она лишь на мгновение пожалела, что на нем чары.

Он коротко сжимает ее плечо в жесте поддержки, заверения или, может быть, просто прощания.

Она идет за ним в гостиную, завернувшись в простыню, смотрит, как он по пути собирает свою одежду, и долго смотрит в пустоту, где он стоял, исчезнув в вихре аппарации.

После того как Пятьдесят четвертый уходит, она восстанавливает защиту и возвращается в постель. И задается вопросом, пожалеет ли о содеянном завтра.

Комментарий к .: О д и н :.

Интересно, кто же этот незнакомец?))

Приятных сновидений, дамы ;Р

========== .: Д в а :. ==========

Дни пролетают мимо и перетекают в недели, и проходит месяц, прежде чем Гермиона понимает, что не вздрагивает, когда однажды днем Гарри упоминает о квиддиче. Несмотря на менее чем торжественное исчезновение Оливера из ее жизни, она больше не оплакивает ту жизнь, которая была у них когда-то. Жизнь, которую, как она думала, они построят вместе.

Время от времени она вспоминает ночь, проведенную с Пятьдесят четвертым. Ее девяностошестипроцентное совпадение. Но она не зацикливается на нем.

Приглашение его к себе не было ошибкой — в тот момент это было то, что ей было нужно, и она не жалеет об этом. Но она знает, что не готова и не хочет вступать в отношения с кем-то еще. И, возможно, она хочет, чтобы эта ночь осталась такой, какой она была.

Спонтанной, чудесной и самой эротичной ночью в ее жизни.

Хорошее воспоминание, но единоразовое.

Они договорились, что встреча будет только на одну ночь, и она подозревает, что если бы Пятьдесят четвертый чувствовал себя иначе — если бы он решил, что хочет узнать, кто она такая, — она бы уже давно о нем что-нибудь услышала.

Поэтому она задвинула его на задворки сознания. Ее работа приносит удовлетворение, друзья присутствуют в ее жизни достаточно, чтобы она не чувствовала себя одинокой, и пока она считает, что это все, что ей нужно.

— Ты не услышала ни слова из того, что я только что сказал, — говорит Гарри, отрывая ее от размышлений. — Ты все еще думаешь о новой витрине в «Флориш и Блоттс», без сомнения.

Ткнув его локтем в ребра, Гермиона хмурится.

— Неправда, — Гарри ухмыляется, и она поспешно добавляет: — Я думала о работе. О чем ты говорил?

— Только о том, что Невилл и Тео передумали идти на игру в эти выходные, и у меня теперь есть лишние билеты, — он смотрит на нее с надеждой. — Я знаю, что они тебе не нужны, но если ты с кем-то встречаешься…

— Нет, — возражает она. — И для протокола, я читаю тебя как книгу. Ты знаешь, что я бы сказала тебе, если бы появился кто-то, достойный упоминания.

Всего на секунду она подумала о Пятьдесят четвертом. О том, как он вел себя рядом с ней, на ней, о его руках, блуждающих по ее плоти… о тихом смехе у нее над ухом.

— Кроме того, — говорит она, ее щеки пылают от воспоминаний, — я не хочу смотреть квиддич.

Она достаточно долго терпела этот вид спорта, когда росла вместе с Гарри и Роном, а также последние несколько лет с Оливером. Она не ненавидит квиддич, но в последнее время она относится к нему достаточно недоброжелательно, чтобы не иметь никакого желания смотреть матч. Особенно если играет Оливер.

Выражение лица Гарри проясняется, и он кривит рот.

— Прости, я не должен был поднимать эту тему. Я просто подумал… ну, было бы неплохо сходить куда-нибудь вместе.

— Разве ты не пойдешь с Дафной?

— Да, — отвечает он, — конечно. Но ей тоже нравится проводить время с тобой, — он смотрит на нее слишком долго, выражение его лица слишком невинное, и она готовится к следующему вероятному вторжению в ее личную жизнь. — А тест на совместимость, который Джордж заставил тебя пройти, не дал положительных результатов?

— Нет, — говорит Гермиона, и это слово инстинктивно срывается с ее губ. — Ничего.

Его скептицизм очевиден.

— Совсем ничего?

— Никого, с кем стоило бы встретиться, — поправляет она.

Когда она произносит эти слова, они переступают порог «Волшебных вредилок Уизли» — место, в которое они всегда заходят, появляясь на Косой аллее.

— Это странно, — говорит Гарри, оглядывая вездесущую толпу завсегдатаев. — Я думал, Джордж говорил, что у большинства людей есть хотя бы несколько приличных совпадений. На основе… какой бы то ни было магии, которая все это измеряет.

— Алгоритм, — поправляет она, а потом вздыхает. — Я не знаю, Гарри. Было несколько совпадений, но я все так же не хочу ввязываться во что-то новое. После Оливера нет желания вступать в новые отношения.

Его взгляд смягчается, наполняясь раскаянием, и он кивает.

— Конечно, Гермиона. Я не хочу давить.

— Я это знаю.

А если говорить реально, она знает, что он не давит. Они достаточно долго были друзьями, чтобы она ожидала от него подобных подколов — и часто подтрунивала над ним в ответ. Но эта тема настолько напряженная, что она не может сдержать улыбку.

— Ты! — восклицает Джордж, лавируя через толпу. Он берет Гермиону за руки и пристально смотрит на нее. — Простите, мисс Гермиона Грейнджер, обладательница девяносто шестипроцентного совпадения!

Ее щеки пылают жаром, и хотя она чувствует на себе пристальный взгляд Гарри, она не может заставить себя встретить его взгляд.

— Привет, Джордж, — слабо произносит она. — Я не совсем думаю…

— Скажи мне, что ты его встретила! — говорит он, отпуская ее и размахивая руками в воздухе. — Ты хоть понимаешь, насколько это невероятно, да еще здесь, в Лондоне…

— Это не так уж и важно, — бормочет она, оглядываясь по сторонам. Люди начинают пялиться на Джорджа, и она тут же жалеет, что они сделали эту остановку на своем обычном маршруте.

В этот момент ей приходит в голову нечто другое — нечто, что грозит подорвать ее самообладание и превратить кровь в лед в ее жилах. Джордж знает, кто такой Пятьдесят четвертый. А если и не знает, то имеет возможность узнать.

Поэтому, прежде чем он успевает сказать что-то еще, она говорит:

— Пожалуйста, не называй мне его имени.

Брови Джорджа высоко взлетают на лоб.

— Ты даже не познакомилась с этим парнем?

— У тебя с кем-то девяносто шесть процентов совпадения? — спрашивает Гарри, в его голосе звучит осуждающая смесь неверия и подозрительности. — Гермиона, почему ты мне не сказала?

— Потому что это не имеет значения, — шипит она, понижая голос в надежде, что они последуют ее примеру. — Потому что сейчас я не хочу ни с кем знакомиться.

Сложив руки на груди, Джордж оценивает ее с насмешливой серьезностью.

— Ты понимаешь, что это самое высокое совпадение, которое мы регистрировали, причем со значительным отрывом. Учитывая все параметры, которые измеряет тест, просто удивительно, что…

— И, возможно, в конце концов, я захочу с ним встретиться, — прерывает его речь она. Гермиона слышит нотку законченности в собственном голосе, и, очевидно, Джордж тоже, потому что он издал вздох.

— Хорошо, — говорит он, его рот искривляется в добродушной улыбке. — Если ты это сделаешь, дай мне знать, как все пройдет. Мне пришлось сдержать себя от того, чтобы посмотреть, кто получил с тобой такой высокий процент, потому что я не всегда умею хранить себя далеко от секретов.

— Верно, — улыбается она.

Неожиданно в глубине ее сознания промелькнули воспоминания о Пятьдесят четвертом. То, как она растворилась под его прикосновениями. Краткий намек на ухмылку и проблеск белых зубов; густые волосы между ее пальцами. Тихий стон возле ее уха, когда он кончил.

В комнате вдруг стало намного теплее.

— Он не связывался с тобой? — спрашивает она, жалея в тот же миг, что задает вопрос. — О точности тестирования или о чем-нибудь еще?

— Я не могу выдать такую информацию, — говорит Джордж, глядя на нее. — Конфиденциальность клиента — ты подписала форму, — затем он понижает голос, быстро оглядываясь по сторонам. — Нет, я ничего не слышал о нем с тех пор, как он завершил тестирование.

Она не может побороть трепет разочарования.

Даже если она подумала о Пятьдесят четвертом мимоходом, вскользь, всего раз или два — очевидно, что ситуация никак на него не повлияла. И что ночь секса была для него такой же хорошей, как и для нее. Она вытеснила эту мысль из головы. Если она захочет снова увидеть Пятьдесят четвертого — или даже спросить, хочет ли он ее видеть, — у нее есть сова.

Ее не должно удивлять, что он не придал этому значения, как и она, учитывая их общий скептицизм в отношении результатов.

— Все в порядке, — говорит она, вытесняя эти мысли из головы. — Насколько тест действительно может рассказать нам о нашей совместимости с другими людьми?

— Довольно много, на самом деле, — бодро отвечает Джордж. — У нас есть измерения магических, интеллектуальных, эмоциональных…

— Вообще-то я только что вспомнила, — промурлыкала она, ощутив подкатившую тошноту, — что нам нужно успеть еще на одну встречу. Правда, Гарри?

— Да, — спокойно отвечает Гарри, и именно за это она любит его. — Я тоже забыл. Прости, Джордж, я скоро наверстаю упущенное, ладно?

Джордж хлопает его по плечу, а затем одаривает Гермиону наглой ухмылкой.

— Конечно. Заходи как-нибудь выпить.

— Обязательно, — отвечает она, и как только Джордж уходит, часть напряжения спадает с ее плеч. Возможно, предоставление ее информации в его последний проект «Магическая совместимость» было ошибкой. Как бы она ни любила Джорджа и ни уважала его магические способности, она просто не может поверить в то, что ее магическое ядро должно определять, с каким человеком она должна в конечном итоге встречаться.

Такие вещи человек узнает только через познание самого себя и через время, проведенное в знакомстве с другим человеком.

Это главная причина, по которой она до сих пор не связалась с Пятьдесят четвертым.

И какая-то ее часть, несмотря на потрясающую ночь, которую они провели вместе, и на то, что их минимальное общение было легким и приятным, не хочет заглянуть за занавес.

Если человек, который предназначен для нее, ужасен — что это говорит о ней самой?

К ее облегчению, Гарри молчит, пока они заканчивают просмотр нового товара и возвращаются на центральную улицу. Вдали от толпы Гермиона тяжело вздохнула, готовясь к тому, что Гарри вернется к этой теме.

— У тебя девяносто шесть процентов совпадений, — говорит Гарри полутихим голосос. — А ты сказала мне, что у тебя нет ни одного подходящего кандидата. Разве это не похоже, не знаю, на безумие?

— Это безумие, только если ты в него веришь, — напоминает она ему.

— А ты не веришь, — торопит он, — я знаю. Но неужели тебе ни капельки не любопытно?

Это обычный вопрос. Если бы она не была ослеплена сердечной болью в тот вечер, когда отправила Пятьдесят четвертому письмо, разве утром она смотрела бы на ситуацию по-другому? Или сейчас, месяц спустя, если бы она не поступила опрометчиво?

Может быть, как бы ей ни понравилась ночь с Пятьдесят четвертым, его незаинтересованность после произошедшего лопнула, как пузырь ее оптимизма.

— Нет, — говорит она наконец, испуская вздох. — Я уверена, что если бы он был чем-то заинтересован, я бы уже давно о нем узнала.

Гарри вскидывает бровь, поворачиваясь к ней лицом.

— Не похоже на тебя — сидеть и ждать, пока мужчина сделает первый шаг.

В этих словах звучит больше правды, чем она хочет слышать, поэтому она только пожимает плечами.

— Может быть, если бы обстоятельства были другими.

Внутренне она желает, чтобы Гарри оставил этот вопрос в покое. Она не хочет говорить об этом — или говорить о том, что она действительно связалась со своим предполагаемым суженым и что с тех пор от него ничего не слышно. Что она разрывается на части, не раз подумывая послать ему еще одну сову — может быть, для чего-то более эмоционально значимого, чем несколько раундов секса, но каждый раз, когда она берется за перо, ее что-то останавливает.

— Хорошо, — говорит Гарри, кажется, понимая, что ей нужно забыть об этом. — Но ты дашь мне знать, если встретишь кого-то, верно?

— Да, Гарри, — мягко говорит она, обвивая его руку своей. — Конечно, скажу.

Оглядываясь назад, можно сказать, что несколько коктейлей, которые она выпила за ужином, вероятно, не способствовали ее силе воли.

Теперь, час спустя, оставшись одна дома, Гермиона размышляет, не стоило ли ей строить планы получше. В последние несколько лет у нее по умолчанию имелся компаньон для тихих вечеров, а теперь тишина ее квартиры кажется одновременно удушающей и мерцающей надеждой.

Ночь только началась, а она ничуть не устала.

Она не может не думать о Пятьдесят четвертом. Ей интересно, что тот делает. Сидит ли он дома в субботу вечером или гуляет, назначено ли ему свидание с другим человеком из этого гребаного теста на совместимость.

Это не должно ее беспокоить, если это так. И не беспокоит… или не беспокоило бы, если бы не тот факт, что он все чаще и чаще посещает ее мысли.

Когда они встретились, она не оставила сомнений в характере договоренности. Одна ночь, без обязательств.

Пустая квартира насмехается над ней, и Гермиона опускается на диван. Она ужинала с Гарри, Дафной и еще несколькими людьми — и теперь ей жаль тратить время, которое она потратила на то, чтобы немного приодеться.

Если бы Пятьдесят четвертый хотел иметь с ней дело, он бы прислал ей сову.

Если только он не хотел, потому что она ясно дала понять, что они не будут видеться.

Ее сова, Аквила, подмигивает ей со своего места у окна.

Опираясь ногами на край кофейного столика, она поправляет выбившийся из прически локон и размышляет, что бы ей вообще написать этому человеку. Что она все-таки хочет узнать, кто он такой? Или что она хочет увидеть его снова, но не хочет знать?

Что анонимность их последней встречи понравилась ей больше, чем она ожидала? Что мысль о том, чтобы увидеть его снова, позволить ему прикоснуться к ней, не зная, кто он такой, вызывает в ней жар?

Она не знает, как сказать Пятьдесят четвертому все это, не обидев его.

Тем не менее, прошло уже достаточно времени, чтобы она поняла, что не сможет так просто забыть ту ночь. Теперь он посещает ее мысли все чаще и чаще.

Теперь, когда ее мысли шли в другом направлении от Оливера и того, как разрушились их отношения, она обнаружила, что у нее появилось больше времени для кого-то другого. Не то чтобы Пятьдесят четвертый был тем, кто ей нужен…

Но она не знает, является ли он тем самым.

Еще раз взглянув на Аквилу, она достает лист пергамента и перо и долго колеблется, прежде чем набросать короткое послание. Последнее, что ей нужно — это изливать в нем сентиментальность, особенно учитывая то, как они расстались в последний раз, когда она его видела.

Покопавшись в себе в поисках капли мужества, она пишет.

Что ты делаешь сегодня вечером?

Семьдесят третья

Это настолько просто, насколько она может, настолько же лишено нюансов — потому что ей нужно знать, ответит ли он вообще, прежде чем она скажет что-нибудь слишком откровенное.

Магия теста на совместимость гарантирует, что ее сова долетит до него без указания адреса, чтобы узнать, где он живет, поэтому Гермиона испускает долгий вздох и передает письмо Аквиле. Она смотрит, как та улетает, чувствуя покалывание на кончиках пальцев, когда птица исчезает в темном ночном небе.

Прохладный ветерок проникает в окно, выдувая остатки веселья, и Гермиона усилием воли заставляет себя не жалеть о том, что послала ему сову. Если ночь закончится, а она не получит ответа или если он не ответит на ее письмо в ближайшие дни, то, по крайней мере, она будет знать, что его ничего не интересует.

Несмотря на проценты совместимости и на то, что она дала понять, что сомневается в магическом алгоритме, если им суждено увидеться снова, то это именно та возможность.

С наступлением утра она двинется дальше.

Приняв решение, Гермиона снова усаживается на диван. Она тянется за книгой, надеясь отвлечься, но понимает, что ее глаза скользят по одной и той же строчке. Отправившись на кухню, она наливает себе стакан воды.

Холодок пробегает по позвоночнику, минуты тянутся, а от Пятьдесят четвертого нет ответа. Наверняка он уже получил ее письмо, если живет в Лондоне, и она пытается подсчитать, сколько времени потребуется для ответа.

Она смотрит на себя в зеркало дольше, чем нужно. Ей не нужен мужчина — не тот, кто собирается уйти от нее, найдя замену, и уж тем более не тот, чье имя она даже не знает.

Но она не может побороть любопытство, зародившееся в груди.

Когда она чувствует, как ее охватывает чувство покорности, она слышит шорох перьев. Сердце подпрыгивает в горле, когда она видит аккуратно перевязанный свиток в когтях Аквилы и пытается прогнать дрожь в пальцах, когда разворачивает его.

Дыхание перехватывает в горле.

Думаю о тебе.

Несколько долгих мгновений она смотрит на короткую записку, щеки пылают румянцем, пульс стучит в ушах. Три слова — четкие и чистые, длинные элегантные буквы.

Конечно, это он. Она не видела его больше месяца, и даже считала, что он уже ушел к другой.

Перевернув пергамент в поисках чего-нибудь еще, что он мог написать, она обнаруживает магический отблеск на обратной стороне записки. Мерцание заклинания, вложенного в страницу, и ей требуется несколько секунд, чтобы распознать его. Чтобы понять, что это за магия.

Заклинание двустороннего разговора.

Принято на случай, если она захочет послать ему еще одну записку — ответ на его почти раздражающе краткий ответ — не дожидаясь, пока Аквила слетает туда и обратно.

Во рту у нее пересыхает, и она высовывает язык, чтобы увлажнить губы, когда усаживается за стол и поднимает перо. Не только Пятьдесят четвертый ответил, но и записки достаточно, чтобы подтолкнуть ее предыдущую мысль.

Не позволяя себе долго размышлять над этим вопросом, она пишет.

Тебе придется рассказать подробнее.

Гермиона затаила дыхание, наблюдая, как ее запись исчезает в пустой поверхности пергамента.

Ей приходится ждать всего минуту, прежде чем появляется ответ, который стелется по бумаге, превращаясь в темно-синие чернила.

Иногда я думаю, услышу ли я тебя снова. А иногда я думаю о нашей ночи.

Она осознает только учащенный пульс своего сердца и жар, заливающий ее щеки. Как ее мысли мгновенно перескакивают на ощущения того, как он зарылся между ее ног.

И что же было сегодня ночью?

Ответ занимает всего несколько мгновений.

Ее тело трепещет от предвкушения, хотя она не может определить причину. Прежде чем она успевает поднять перо, чтобы ответить, появляется еще одно сообщение, и первое медленно исчезает с листа.

Что ты делала сегодня вечером?

Она грызет конец пера, сдерживая улыбку.

Ходила на ужин с друзьями.

Гермиона считает вдохи, ожидая следующего сообщения, и, как ни странно, получает удовольствие от процесса. Мысль о том, что Пятьдесят четвертый находится на другом конце, читает ее ответы по мере их поступления… Она пытается представить его. Гадает, не потягивает ли он коктейль. Может быть, он сидит за столом, как она, а может быть, направляет свою палочку, чтобы управлять пером.

Звучит интересно. Что на тебе надето?

Маленький, задыхающийся смешок сам собой срывается с ее губ, и она достаточно раскрепощена после вечернего выхода, чтобы захотеть поиграть.

Платье. Высокие каблуки.

Его следующий ответ занимает немного больше времени, и она кладет перо на стол, пытаясь удержать себя от отправки еще одного.

Представлю, что оно короткое.

Сердцебиение Гермионы учащается.

Так и есть.

Сделав глубокий вдох, она набирает стакан воды, ее кожа становится все более раскрасневшейся и теплой, несмотря на то, что она одна. Он не сказал ничего такого, от чего у нее должен был бы участиться пульс.

Но что-то в этом разговоре задело ее. Тот факт, что она не знает, кто он, что он может быть ее знакомым… И Гермиона никогда не узнает правду, если не попросит его открыться.

Какая-то ее часть хочет пригласить его к себе, чтобы провести очередную одну ночь с мужчиной, с которым она наиболее совместима — предположительно.

Тишина затягивается, и она берется за перо, пальцы немного дрожат, когда она пишет очередную заметку.

Ты так и не вышел на связь после той ночи.

И хотя она боится, что он может не ответить, что он пошел спать, что занят чем-то еще или с кем-то еще, его следующий ответ оказался быстрым.

А стоило ли? Ты ясно дала понять, что хочешь повеселиться только одну ночь.

Она не может винить его за это, и если что, тот факт, что он пошел навстречу ее желаниям, что-то делает с ее внутренностями.

Что изменилось теперь?

Это уже другая ночь.

Она пытается представить себе его, ту вспышку дразнящей ухмылки, которую она уловила сквозь его чары. Интересно, забавляется ли он так же сейчас? Она снова прикусывает конец пера, изображая подобие ухмылки.

Я рада, что ты умеешь считать.

На мгновение, когда сообщение исчезает на клочке пергамента, оназадумывается, не достаточно ли они знакомы, несмотря на ночь, проведенную месяц назад.

Красивая и смешная. Хорошее сочетание.

Она с удовольствием смотрит на пергамент, ее щеки пылают от комплимента.

Ты не знаешь, что я красивая.

Мне не нужно было видеть твое лицо, чтобы понять это.

Гермиона выдохнула, и та ее часть, которая слишком сильно наслаждается этим, вступает в борьбу с той, которая считает, что лучше было оставить все как есть. Что, возможно, ей следовало оставить все как есть и позволить магии навсегда запечатлеть этот опыт в ее воспоминаниях о нем.

Она пишет строчку, теряя нервы на полпути, но строка текста мгновением позже переходит от ее записи к его. Выпустив ругательство под нос, она размышляет, что сказать. Она остановилась на чем-то простом, но честном.

Мне было очень весело той ночью.

И снова ей хочется представить его. Представить выражение его лица. Будет ли он весел или польщен, а может быть, ни то, ни другое, и он просто переписывается с ней от скуки.

Мне тоже. Будет странно сказать, что я часто думаю об этом? О тебе.

Ее щеки пылают, и она тянется к стакану с водой, делая глубокий глоток. Внезапная вспышка воспоминаний нежданно-негаданно овладевает ею. Его руки на ней, его рот, снова и снова извлекающий из нее наслаждение. Она хватается за перо.

Нет. Я тоже об этом думаю.

Она не хочет встречаться с Пятьдесят четвертым — не хочет встречаться ни с кем… но чувствует, что приближается к чему-то опасному. К чему-то опасному, похожему на признание. Она задается вопросом, может ли она пригласить его к себе — захочет ли он продолжать этот фарс.

Он, конечно, не затронул эту тему. Может быть, он тоже получает удовольствие от этой тайны?

Его следующее сообщение заставило ее затаить дыхание, а сердце заколотиться.

Интересно, смогу ли я сделать тебя мокрой из-за переписки?

На мгновение она просто смотрит на страницу, учащенное дыхание срывается с ее губ, пока она смотрит, как сообщение исчезает. Она читает его снова и снова, пока оно не исчезает в его наклонном, элегантном шрифте.

Если честно, она уже прошла половину пути. Ее рука немного слабеет, когда она макает перо в чернила и отвечает.

Верю, что можешь.

Заставляя себя сглотнуть, Гермиона грызет нижнюю губу в ожидании его следующего сообщения. Забава играет на краях ее сознания, но ее полностью перекрывает внезапная волна вожделения. Мерлин, этого человека даже нет здесь, но одно воспоминание о нем заставляет ее сердце биться. Ее сердце сжалось.

Расскажи мне об этом.

Гермиона улыбается странице, крепко сжимая ноги. Но прежде чем она успевает ответить, появляется продолжение.

Я прошу прощения, если это слишком откровенно. Ты можешь сказать мне, чтобы я отвалил.

Из ее горла вырывается смех, разрушая внезапно возникшее напряжение.

Все в порядке. Что ты хочешь знать?

Расскажи мне о своих трусиках.

Почти непроизвольно ее пальцы скользят к подолу платья, немного приподнимая его и задевая тесьму трусиков. Она откладывает перо, чтобы писать по мановению мысли, и расслабляется, прикусив нижнюю губу, когда задевает влажное кружево.

Красное кружево. Стринги.

Блядь.

Она смотрит на пергамент, прикусывая нижнюю губу и проводя пальцами по своим половым губам через ткань. Она не знает, как далеко он готов зайти, но ей отчаянно хочется это узнать. Вместе с ее мыслями перо само собой движется по странице.

Тебе тяжело?

Да. Скажи мне, что ты чувствуешь.

Стон вырывается на свободу, когда она ласкает свой клитор, а кружево задевает чувствительные нервные окончания. Отодвинув ткань, она просунула один палец между складок. Она пытается представить, что это он, его большие пальцы, его уверенное прикосновение.

Туго. Влажно. Она колеблется, неторопливо вводит и выводит палец, затем добавляет еще один. Что бы ты сделал, если бы был здесь?

Это абсурдно, что именно в это превратилась ее ночь, а может, просто неизбежно. Возможно, ей не суждено было ограничиться одной-единственной ночью. Она хочет пригласить его к себе, продолжить все лично, но мысль о том, что он представляет ее себе, почти так же пьянит, как и отрезвляет. Она представляет его в своем воображении, перед глазами мелькают картины тела, которое она хорошо помнит. Его большая рука, обхватившая член, надрачивающая его, пока он думает о ее трусиках.

Она вводит пальцы в себя чуть быстрее, рисуя большим пальцем круги на своем клиторе.

Его ответы приходят быстро, вызывая хныканье на ее губах.

Раздвинь ноги пошире и попробуй себя на вкус.

Хочу трахать тебя руками и языком, пока ты не развалишься на куски.

Зарываться в эту великолепную киску снова и снова, пока ты с криком не кончишь.

Послания отпечатываются у нее перед глазами, пока не исчезают. Она бьется бедрами о собственную руку, веки прикрываются, сердце стучит в бешеном ритме, когда она оказывается близка к оргазму.

Она представляет себе его, воображает его слова, жаждет почувствовать его под собой, на себе, внутри себя.

С мыслью о нем, как он силой врезается в нее, тяжелое дыхание обдает ее кожу, когда он кончает, освобождение обрушивается на нее. Напряжение спадает и разрывается, волны удовольствия проносятся через нее, и крик срывается с губ.

Хриплое дыхание вырывается наружу, ее грудь вздымается от напряжения, и она смотрит на чистый пергамент. На мгновение она только переводит дыхание, пальцы бездействуют, пытаясь провести себя через оргазм, прежде чем медленная, ленивая улыбка расплывается по ее лицу.

Она извлекает пальцы из трусиков, накладывает на себя очищающие чары и приводит платье в порядок. Взяв перо, она дрожащими пальцами делает заметку.

Ты в порядке?

Проходит еще несколько мгновений, прежде чем он отвечает.

Очень хорошо. А ты?

Абсолютно. Как это было?

Невероятно.

Она покраснела при этом слове, и, несмотря на то, что они никогда не прикасались друг к другу, она чувствует себя более удовлетворенной, чем ожидала. Усталость наваливается на нее, и она обнаруживает, что улыбается пергаменту, даже когда веки тяжелеют.

Хорошо.

Я собираюсь немного отдохнуть. Если хочешь, я пришлю тебе сову на этой неделе.

Гермиона прикусывает нижнюю губу, подавляя улыбку, когда сообщение исчезает.

С удовольствием. Спокойной ночи.

Спокойной ночи, Семьдесят третья.

Она усмехается про себя, укладываясь в постель и представляя себе слишком много всего.

========== .: Т р и :. ==========

— Ты будешь рада узнать, — говорит Дафна, забрасывая в рот виноградину, — Паддлмир вчера проиграл. Оливер действительно плохо играл.

Эта мысль не делает ее несчастной, но Гермиона все равно хмурится.

— Я не хотела, чтобы он проиграл, просто у меня нет времени думать о нем.

— Справедливо, — Дафна бросает быстрый взгляд через комнату туда, где Гарри, Невилл и Тео на кухне заняты какой-то карточной игрой. — Кстати говоря, Гарри сказал мне, что у тебя какое-то безумно высокое совпадение в тесте Джорджа. Выкладывай!

Внутренне сокрушаясь по поводу склонности своего ближайшего друга делиться тем, что его не касается, Гермиона отвечает:

— Ничего особенного, правда. Я сейчас ни с кем не хочу встречаться, и, если честно, не уверена, что доверяю цифрам. Как можно знать, что ты совместим с кем-то, если не узнаешь его поближе?

— Ты права, — говорит Дафна, хмыкнув, — но я все же думаю, что в этом есть смысл. Очень многое в том, насколько мы совместимы с кем-то, зависит от наших интересов, ценностей, убеждений. Возможно, у тебя больше общего с этим загадочным парнем, чем ты думаешь. Вы с ним вообще не знакомы?

Она понимает, что колебалась слишком долго, по тому, как ярко загораются глаза Дафны.

— Встречались! — восклицает она, прежде чем Гермиона успевает придумать оправдание. — Расскажи мне о нем все.

— На самом деле нет, — говорит Гермиона, инстинктивно понижая голос, хотя остальные члены их сборища не обращают на нее внимания. — Мы вроде как… встретились чуть больше месяца назад. Но я не знаю, кто он.

— Это даже не имеет смысла.

— Я знаю, что не имеет, — Гермиона вздыхает и делает глубокий глоток вина. — У меня была тяжелая ночь после расставания с Оливером, я написала ему, и он пришел, но мы оба не снимали чары и…

— Мерлин, — шипит Дафна, придвигаясь ближе на диване. — У тебя ведь не было анонимного секса с этим мужчиной.

Она тревожно улыбается, наблюдая, как недоумение Дафны превращается в ухмылку.

— Если честно, мы вполне совместимы в этом аспекте.

— Но ты даже не знаешь, кто он?

Гермиона качает головой.

— Это должно было стать свиданием только на одну ночь. Последнее, что мне нужно, — столкнуться с ним где-нибудь на улице.

Дафна фальшиво улыбается, сияя.

— Я не могу в это поверить. Я обскакала тебя, ведь знала о Гарри все, когда мы начали встречаться. Значит, это была только одна ночь?

— Технически, только одна ночь, — говорит Гермиона, — хотя мы немного переписывались в прошлые выходные.

Она даже не знает, как выразить словами, что это было, а Дафне не нужны все эти гнусные подробности.

С легким визгом Дафна допивает остатки вина и заново наполняет их бокалы.

— И ты собираешься встретиться с ним снова? Выяснить, кто он такой?

— Я не знаю, — со вздохом отвечает Гермиона. — Он не был особенно откровенен в своих намерениях, а мы с Оливером только что расстались…

— Два месяца назад, — возразила Дафна.

— Семь недель назад, — поправляет ее Гермиона, — но дело в том, что я не думаю, что кто-то из нас жаждет чего-то серьезного.

Сузив глаза, Дафна отпила глоток вина.

— Тогда зачем он записался на тест на совместимость, если он не заинтересован в том, чтобы с кем-то встретиться? Особенно с кем-то, с кем у него такая совместимость.

Эта мысль будоражит что-то в глубине ее сознания, и Гермиона ерзает на своем месте.

— Я не знаю. Мы об этом не говорили.

— На твоем месте я бы хотела это выяснить, — с очередным тоскливым вздохом говорит Дафна, опускаясь обратно на диван. — Полагаю, с ним не стоит знакомиться, если он не хочет ни с кем встречаться. У тебя были другие совпадения?

— Не такие, как это, — признает Гермиона. — Следующий самый высокий процент находился в районе сорока. И несколько ближе к двадцати.

Когда она думает об этом, Пятьдесят четвертый кажется еще большей аномалией. Она не может не задаться вопросом, были ли у него еще какие-нибудь совпадения на таком высоком уровне? Если он уже отмахнулся от нее, учитывая ее нерешительность.

— Вау, — говорит Дафна. — Не могу поверить, что вы двое — девяносто шесть процентов, а он не попытался как следует познакомиться с тобой. Он многое теряет.

Гермионе удается улыбнуться, даже когда эта мысль с беспокойством оседает в глубине ее сознания.

— Спасибо, Даф. Я ценю это.

Они на мгновение замолкли, но, несмотря на то, что ей удалось выговориться кому-то, кому она доверяет, она не может избавиться от еще большего количества вопросов, кружащихся в голове. В последний раз она слышала о Пятьдесят четвертом почти неделю назад и уже смирилась с мыслью, что, возможно, ей все-таки будет интересно увидеться с ним снова. Но теперь, столкнувшись с реальностью ситуации, она в этом не уверена.

— Гермиона! — кричит Невилл из кухни, его волосы растрепались, когда он появился в гостиной, — к тебе сова.

Гермиона в замешательстве нахмуривает брови. Большинство знакомых ей людей, которые могли бы послать ей сову, уже в доме Гарри, и…

Маленький свиток пролетает через всю комнату и ложится ей на ладонь, она смотрит на тугой сверток, а сердце подпрыгивает в горле. Она с грохотом ставит бокал вина на стол.

Дафна похлопывает ее по рукаву.

— Открывай!

Пятьдесят четвертый, как наиболее совместимый с ней человек, имеет возможность связаться с ней с помощью совы, ведь она не использовала заклинание отмены. Пульс гулко отдается в ушах, когда она разворачивает письмо. Пергамент покалывает кончики пальцев — заклинание двусторонней связи, как и в прошлый раз.

Мерлин, она даже не может отложить письмо в сторону и открыть его позже, когда здесь Дафна. К счастью, Невилл вернулся к игре.

Чувствуя странную дрожь под ребрами, Гермиона заглядывает в свиток.

Привет, Семьдесят третья,

Как проходит твоя ночь?

Пятьдесят четвертый

Какая-то часть ее бесконечно благодарна за безобидное сообщение, когда Дафна всматривается в послание через плечо Гермионы и насмешливо произносит.

— Как скучно.

— Очень скучно, — размышляет Гермиона, сдерживая улыбку, когда вспоминает, как именно проходили их последние переписки. Перевернув пергамент, она обнаруживает на обороте чистую поверхность, уже пропитанную заклинанием. — У тебя есть перо?

Дафна быстро встает со своего места и через несколько мгновений возвращается с пером и чернильницей.

— Ты не это будешь читать, — говорит Гермиона, обмакивая перо в чернила и записывая ответ.

Выпиваю с друзьями. Что ты делаешь?

Мгновением позже он отвечает.

Извини, что прервал. Затем, прежде чем сообщение успевает исчезнуть, он пишет снова. Гуляю с другом. Деловая встреча затянулась и перетекла в пьянку.

Она не обращает внимания на волнение в животе, представляя, что у него за друг. Но он не стал бы писать ей, находясь с кем-то другим, кто ему интересен… она надеется. Вместо этого она пытается представить его в одном из тускло освещенных клубов Лондона, с распущенным галстуком и взъерошенными волосами, потягивающим выдержанный огневиски.

Почему-то мысль о том, что он отправил ей сообщение, находясь с кем-то другим, вызывает у нее чувство тревоги, которое она не может унять. Возможно, это из-за мысли о том, что кто-то посторонний знает об их разговоре.

Она бросает взгляд на Дафну, понимая, что с ее стороны происходит то же самое.

Ты не мешаешь. Мы просто в гостях, пока парни напиваются. Надеюсь, твоя встреча прошла хорошо.

Достаточно хорошо. Парни, да? Похоже, вечеринка удалась.

Гермиона хмыкнула, не обращая внимания на пристальное внимание Дафны, снова макая перо в чернила. Вряд ли это вечеринка.

Она хочет знать, почему он прислал ей сову, в то время как последнюю неделю молчал.

Ты снова в моей голове.

Послание достаточно прямое, чтобы удивить ее, и она гримасничает, поворачивая пергамент к Дафне. Ее подруга издает тихий визг.

— Пригласи его! — восклицает она. — Ты же знаешь, эти трое будут играть еще долго.

Прикусив нижнюю губу, Гермиона обдумывает эту мысль. Если честно, она хотела увидеть его снова с тех самых выходных. И даже больше.

Но она не знает, как быть с тем, что они до сих пор не знают, кто на самом деле на той стороне пергамента. Ей интересно, хочет ли он это узнать.

Послание давно исчезло с пергамента, и она выдохнула.

— Я даже не знаю, кто он, Дафна, — вздыхает она, — и теперь мне кажется странным узнать это. Что, если он тот, кого я знала и ненавидела в Хогвартсе?

Голос Дафны удивительно мягок.

— Тогда не лучше ли тебе узнать это сейчас, пока ты к нему не привязалась? Даже если это так, мы все выросли, не так ли?

Конечно, в ее словах есть смысл. И Гарри, и Невилл встречаются с бывшими слизеринцами, людьми, с которыми они никогда не ладили в школе, и это дает ей хоть какую-то надежду. Но все же она не может избавиться от меланхолии.

— Хорошо, — говорит Гермиона, опускаясь на диван. — Я выясню, кто он. И мы продолжим.

Если бы она была заинтересована в том, чтобы действительно встречаться с этим человеком, ситуация могла бы стать иной. Но сейчас ей это не нужно, и, возможно, пока что для нее это лишь небольшое развлечение.

Поднеся пергамент ближе, она глубоко вздохнула, храбрясь. На этот раз она не обращает внимания на Дафну, с затаенным дыханием наблюдающую за перепиской.

Я скоро пойду домой. Если хочешь, приходи, когда закончишь.

Какая-то ее часть задается вопросом, что за бизнес он ведет. Наверное, из тех, что проводят деловые встречи поздно в пятницу в баре.

Я закончил.

Смех срывается с ее губ, и Дафна сильно толкает ее в плечо.

Не оставляй своего друга из-за меня.

С ним все будет в порядке, поверь мне.

Нервы у нее сдают, и она делает глоток вина. Одно дело — пригласить его один раз, но второй раз — это как переступить черту, от которой нет возврата.

— Хорошо, — говорит Гермиона, выпуская долгий выдох. Зеленые глаза Дафны останавливаются на ней, брови выжидающе приподнимаются. — Хорошо.

Я допью и отправлюсь домой. Через полчаса?

Отлично.

— Пей, — говорит Дафна после того, как последнее сообщение исчезает. Затем она громко вздыхает. — И ради всего святого, насладись этим вечером.

— Обязательно, — говорит Гермиона, глотая последний глоток вина. — Обещаю.

Затем она проскальзывает на кухню, чтобы попрощаться с остальными, стараясь выглядеть как можно более непринужденной.

***

Ровно через полчаса после их последнего разговора приходит Пятьдесят четвертый, опираясь на дверную раму и заглядывая в ее квартиру. Он так же зачарован, как и в прошлый раз, как и она, и на мгновение Гермиона не может понять, испытывает ли она облегчение или разочарование от этого постоянства.

— Привет, — говорит она, отходя от двери, — заходи.

— Привет и тебе, — говорит он в ответ, обхватывая ее рукой и притягивая к себе, чтобы коснуться губами ее виска. — Я не был уверен, что мы продолжим наше общение.

Под этим, как она предполагает, он подразумевает тот факт, что они спят вместе, не зная, кто из них кто.

— Я тоже не думала, — признается она, отстраняясь от него. В этой ситуации есть что-то почти сюрреалистическое, и на мгновение она пытается уловить трещину в его чарах, прежде чем ее мысли уносятся прочь. — Теперь кажется странным узнать, кто ты.

Она уловила вспышку веселья, прежде чем ее мысли переключились на другое.

— Потому что ты боишься, что я тебе не понравлюсь, если ты узнаешь правду.

— Это говорит о том, что мы действительно знаем друг друга?

Он пожимает плечами, складывая руки, прислонившись к стене.

— Мы примерно одного возраста, так что, возможно, мы вместе учились в школе.

Она замечает, что он не говорит о Хогвартсе или другой школе. Не исключено, что он мог учиться в Дурмстранге, но, судя по тому, как он сформулировал эту мысль речь идет именно о Хогвартсе.

— Хорошо, — вздохнула она, — допустим, мы действительно знали друг друга в школе. Что из этого следует?

Он понижает голос.

— Не знаю, Семьдесят третья. Наверное, это зависит от тебя.

Она не знает, что на это ответить, в голове не осталось ничего, кроме одной настойчивой мысли. Конечно, есть вероятность, что они не ладили в Хогвартсе. Что они могли учиться в конкурирующих факультетах или сражаться по разные стороны войны.

Последняя мысль вызывает у нее комок в горле, который не может сглотнуть. Возможно, именно поэтому она так не решалась узнать, кто он такой.

Вспоминая слова Дафны о том, что лучше узнать сейчас, чем потом, она только холодеет.

— А если мне это понравится? — спрашивает она, делая шаг ближе. Она скользит пальцами по гладкой ткани его рубашки, несколько верхних пуговиц которой уже расстегнуты. — Пока еще не знаю.

Он тихонько смеется.

— Если это тебе поможет, я не стану возражать.

Может быть, на нее повлияло вино, а может быть, что-то другое — пьянящее, теплое и ободряющее — потому что она поднимается на носочки и целует его в подбородок.

— Хорошо.

Из его рта вылетает низкий стон, и она чувствует его вибрацию на своей коже.

— Я должен предположить, — говорит он, — учитывая характер наших встреч, что ты не заинтересована в чем-то серьезном.

Это еще один аспект ситуации, который она не знала, как затронуть. Да и стоит ли затрагивать?

— Я недавно вышла из длительных отношений, — признается она. — И сейчас я не знаю точно, чего хочу.

Он прижимается губами к ее щеке, подбородку, рту, и его небольшая щетина легко царапает ее кожу.

— Если ты хочешь непринужденности, мы можем сделать это непринужденно.

— Ты очень легко к этому относишься, не так ли? — спрашивает она, веки трепещут от его осторожных ласк. Она придвигается к нему, ощущая манящую твердость его тела.

Проводя зубами по ее ключице, он отвечает:

— Я давно научился не воспринимать некоторые вещи слишком серьезно. Если это то, чего ты хочешь, если это подходит нам обоим, то я не против.

Поразительно, насколько более комфортно она чувствует себя с ним по сравнению с прошлым разом. Как будто она знает его лучше, чем он есть на самом деле. Мерлин, она ведь даже не знает его имени.

— Как прошла твоя деловая встреча? — говорит она, слова вырываются изо рта сами собой. — Продуктивно?

Он колеблется, отступая назад, чтобы встретиться с ней взглядом. На мгновение она погружается в их постоянно меняющийся цвет, прежде чем потерять сосредоточенность.

— Было достаточно продуктивно, да. Мой деловой партнер — старый друг.

Она хочет спросить больше, узнать, каким бизнесом он занимается.

Его рука снова скользит к ее волосам, а подушечка большого пальца касается ее скулы. Ей интересно, что он чувствует, что видит. Интересуется ли он тем, кто она такая так же, как и она им.

Или он просто готов согласиться на очередной секс.

— Ты хорошо провела вечер с друзьями? — спрашивает он, и в его словах достаточно искренности, чтобы она почувствовала мелькнувшее сомнение.

— Да, — признается она. — Иногда трудно собрать всех нас вместе.

— Я знаю, как это бывает, — пробормотал он, накручивая прядь ее волос на палец. — Большинство моих близких друзей сейчас состоят в отношениях.

— То же самое, — шепчет она, склоняя щеку к его мимолетному прикосновению. — Хочешь выпить?

— Конечно.

Проходя вглубь кухни, она наблюдает за его действиями, за тем, как он движется за ней, разглядывая фотографии на полке. Чары гарантируют, что он не увидит ничего приметного, но все же ей интересно, что он ищет.

— У меня есть виски, — говорит она, протягивая руку к шкафу, и у нее перехватывает дыхание, когда он обхватывает ее сзади. Его ладонь скользит по ее животу, а его грудь встречается с ее спиной.

— Виски — это хорошо, — говорит он, зацепив зубами мочку ее уха. — Если хочешь.

Низкий стон срывается с ее губ, когда она снова прижимается к нему, чувствуя его возбуждение своей задницей. Дыхание заметно учащается.

— Я не против.

Пятьдесят четвертый обходит ее и берет два стакана из буфета, когда его другая рука тянется к застежке ее джинсов.

— Я думал о тебе с прошлых выходных, — говорит он тихо, и это звучит как крышесносящее признание. Он ловко расстегивает пуговицу и тянет молнию на ее джинсах вниз. — Думал о том, как ты трогаешь себя.

— То же самое, — шепчет она, двигая бедрами навстречу его руке. — Я тоже.

— Я собирался написать тебе на неделе, но у меня были дела, — его язык проникает в ее ухо, вызывая желание. Его пальцы касаются ткани ее трусиков, поглаживая пояс.

— Все в порядке, — вздохнула она, опустив глаза. — Я тоже погрузилась в работу.

Ее руки дрожат, когда она пытается налить виски, и он забирает у нее бутылку, наливая две одинаковые порции. Другая его рука нацеливается на ее клитор, поглаживая чувствительное место через ткань трусиков.

— Спасибо, — шепчет Гермиона, задыхаясь от потребности почувствовать его полностью. Она поворачивается к нему лицом, держа в одной руке стакан, а другой обхватывает его шею, чтобы поцеловать.

Через мгновение он углубляет поцелуй, скользит рукой по изгибу ее ягодиц, а другой зарывается в ее волосы. На вкус он как виски, сладкий, горячий и обжигающий, пронизывающий ее насквозь.

Она стонет, прижимаясь к нему, и тянется к его ремню.

Она не может отрицать, что хотела увидеть его снова, хотя бы только ради этого. Ради жара, который охватил ее в прошлый раз, ради необъяснимого желания.

Отстранившись, Пятьдесят четвертый долго смотрит на нее, потягивая виски. Как будто он видит ее насквозь.

— Я собираюсь развернуть тебя, — говорит он, сдвигая бретельку ее топа с плеча. Его пальцы легко касаются кожи на ее руке. Он прижимается поцелуем к ее груди и сжимает одну рукой. — Как будто ты подарок.

Дразнящая улыбка появляется на ее губах, когда она выгибается ему навстречу.

— А после этого?

— После этого, — пробормотал он, оттягивая чашечку ее лифчика в сторону и обводя языком сосок, — я буду трахать тебя, пока не взойдет солнце.

Слова пронзают ее насквозь, а между ног становится влажно.

Гермиона делает глоток виски, чувствуя жжение на языке и в горле. Она дает второй стакан в его руку и переплетает свои пальцы с пальцами его другой руки, увлекая его в спальню.

Толкнув ее на кровать, Пятьдесят четвертый ставит оба стакана на прикроватную тумбочку, а затем быстро расстегивает ряд пуговиц на своей рубашке. Она тянется к нему, притягивая к себе, прижимая его рот к своему, и целует его со всем отчаянием, пульсирующим в ней. Он прижимается к ней, их бедра встречаются, и даже через слои ткани она стонет от восхитительного трения.

Его член невероятно твердый сквозь джинсы, и Пятьдесят четвертый прижимается им к ней. Гермиона обхватывает его ногами за талию, тем самым притягивая к себе еще сильнее.

— Черт, — задыхается она, переполненная желанием обладать им, ощущением его прикосновения к ней, его дразнящего желания. Как будто они подростки, как будто они еще не имели друг друга во всех отношениях.

Он снова двигает бедрами навстречу ей, стонет ей в рот.

Что-то в нем есть, в его осторожных прикосновениях, что заставляет ее хотеть помучить его. Увидеть, как он теряет контроль, как рассыпается под ее руками. Увидеть, как он становится грязным.

— Ты заставишь меня кончить в штаны, — тянет он, прижимаясь к ней, его рот искривляется от юмора.

Взрыв смеха вырывается наружу.

— Это вряд ли.

— Точно, — рычит он. Он стягивает ее блузку через голову, сразу после этого расстегивает застежку лифчика и затем стягивает ее джинсы, словно не в силах вынести еще одно мгновение, не видя ее тела.

Медленная улыбка растягивается по ее губам.

Она тянется к его джинсам, нащупывая твердый член через ткань, и стягивает их с его бедер. Потянувшись в трусы, она крепко обхватывает рукой член, глотая его стон очередным поцелуем, когда он сбрасывает остатки одежды на пол.

Гермиона укладывает его на спину и тянется за виски, поглаживая член Пятьдесят четвертого плавными, легкими движениями.

Он смотрит на нее, губы приоткрыты, глаза сверкают, и ей хочется увидеть его таким, какой он есть. Вожделение в его глазах, взъерошенные волосы. Она хочет увидеть, как он рассыпается под ее руками.

Проводя большим пальцем по его головке, она собирает капельки влаги и размазывает их по его длине. Она прижимается к нему, целуя основание его члена, а затем проводит языком по всей длине. Проводит языком по головке. Полностью берет его в рот.

— Черт, — задыхается он, вцепившись пальцами в ее волосы, когда она отстраняется, втягивает щеки и снова берет его глубоко в рот.

Она двигается в легком ритме, гладя рукой по длине его члена, снова и снова погружая его глубоко в рот.

Бессвязные проклятия слетают с его губ, его пальцы цепляются в ее волосы, а тело напрягается под ее прикосновениями. Она испытывает необъяснимое чувство власти, наблюдая, как этот мужчина, которого она привыкла считать аккуратным и дотошным, приходит в замешательство.

— Я кончу тебе в рот, — задыхается он, — если ты не остановишься.

Она поднимает глаза, встречаясь с его глазами, хотя не знает их истинного оттенка. Она снова заглатывает, обхватывая его языком и сильно посасывая. С очередным мощным толчком он кончает, семя выстреливает в ее горло, и она не отстраняется, сглатывая его жидкость.

После этого он долго смотрит на нее, его грудь то вздымается, то опадает от учащенного дыхания. Гермиона отрывает губы от его члена, прижимаясь к нему еще одним поцелуем, прежде чем улыбнуться.

— Ты невероятная, — говорит Пятьдесят четвертый, притягивая ее к себе и укладывая рядом с собой. Он целует ее крепко, проникая между губ языком, и она стонет от того, как он не стесняясь пробует себя на вкус.

Ее сердце колотится в груди от того, как он смотрит на нее, хотя она не может видеть его всего сразу. Он заправляет локон за ухо и целует ее в лоб. Ее грудь напрягается, но лишь на мгновение, прежде чем она снова притягивает его в глубокий поцелуй.

Он опускается между ее ног, как можно теснее прижимаясь к ее телу, скользит пальцами по ее животу к влагалищу.

— Мне нужно несколько минут, — говорит он с оттенком смеха, — потому что этого я не ожидал, — его пальцы касаются ее клитора, скользят между половых губ, и она стонет под его напором. Он целует один сосок, поглаживая его вершину, а затем переходит к другому. — Скажи, если тебе понравится

— Мне это нравится, — признается она, выгибаясь дугой из-за его руки и рта.

Он посасывает ее сосок, дразня чувствительную плоть, пощипывая пальцами второй. С ее губ срывается крик, и она чувствует его ухмылку на своей коже. По ней пробегает жар, его движения одновременно нежные и возбуждающие.

— Это? — дышит он на ее грудь, прикусывая плоть.

— Да, — задыхается она. — Мерлин, да.

Его пальцы проникают в нее чуть сильнее, изгибаясь внутри нее и попадая в то место, от которого зрение затуманивается.

Он сильнее сжимает ее сосок, достаточно, чтобы почувствовать небольшой укол боли.

— Да, — кричит она, выгибаясь на кровати.

— Ты такая отзывчивая, — мурлычет он, посасывая сильнее. — Это так возбуждает.

Все в нем возбуждает ее, если честно. То, как он прикасается к ней, то, как он с ней разговаривает. Она задается вопросом, хватило бы у нее уверенности показать то, что ей нравится больше всего, если бы он мог ее видеть. Если бы он знал, кто она.

Он вводит свои пальцы в нее, быстрее, глубже, его язык и зубы продолжают дразнить ее грудь.

Гермиона чувствует, как внутри нарастает напряжение, скручиваясь в спираль, пока она не срывается с вершины, и оргазм не обрушивается на нее. С ее губ срывается хныканье, и он проглатывает его поцелуем.

Несколько минут она прижимает его к себе, их языки лениво переплетаются, пока ее тело снова не пробуждается. Пока она не почувствовала, как он снова упирается в ее бедро, твердый и упругий.

Пятьдесят четвертый переворачивает ее на живот, зарывается рукой в ее волосы и придвигает ее ягодицы к себе. Она немного раздвигает ноги, выгибаясь дугой, когда он умещается у ее входа. Стон вырывается из губ Гермионы, она прижимается лицом к простыням, когда он берет ее, заполняет, принося восхитительное наслаждение.

— Черт, — задыхается она от восхитительного растяжения, подаваясь бедрами назад. Он склоняется над ней, прижимается поцелуем к ее шее и начинает двигаться.

Когда наслаждение нарастает, сердце бешено колотится, а каждая частичка ее тела растворяется в желании и похоти, в голове витает только одна мысль.

Она может привыкнуть к этому.

И, возможно, это не так уж плохо.

========== .: Ч е т ы р е :. ==========

— Я не могу удержаться от любопытства.

Глаза Пятьдесят четвертого скользнули вверх по ее груди, где он ранее оставил ряд поцелуев, переходя, как это обычно бывает, через мириады оттенков.

— Ты производишь впечатление вечно любопытного человека.

Гермиона позволяет себе снисходительную улыбку.

— Ты можешь не отвечать, если не хочешь, конечно…

— Вопрос, Семьдесят третья, — он прижимается поцелуем к ее груди, большими пальцами проводит по бедрам, и она снова опускает голову в подушку, чувствуя, как тепло внутри превращается в нестерпимый жар. Они завершили уже два раунда, но ее желание к нему редко ослабевает. Наоборот, оно становится сильнее с каждой их встречей.

— Почему ты записался на тестирование на совместимость?

Руки замирают, он отстраняется и ложится рядом с ней, натягивая простыни на них обоих.

— Что ты имеешь в виду? Почему я этого захотел?

— Да, — она переворачивается на бок, подперев лицо ладонью. — Я не верю, что ты жаждал от своей потенциальной пары этого.

Анонимного секса, когда они оба свободны.

— Проиграл пари, — язвит он, его рот искривляется от юмора. — А друг, которому я проиграл, подумал, что это будет смешно.

— Правда?

В такие моменты она жалеет, что не видит его выражения лица, потому что молчание иногда так трудно прочесть. А это молчание длится слишком долго.

— Да, — говорит он наконец. — Если честно, меня это вообще не интересовало. Я не знал, верю ли я в магию, стоящую за этим. Я не часто хожу на свидания и никогда не был в том положении, чтобы остепениться.

Гермиона не уверена, чего она ожидала, но точно не этого. Возможно, она должна была заподозрить что-то подобное, когда он согласился на несерьезные отношения.

— Значит, ты никогда не искал знакомства, — заключает она, пытаясь не обращать внимания на волнение в животе.

Пятьдесят четвертый вздыхает, перебирая прядь ее волос между пальцами.

— Это сложно, Семьдесят третья. Есть причины, по которым моя жизнь сложилась именно так… и я не могу подробно рассказать о большинстве моментов, если ты хочешь, чтобы между нами все было просто.

— Ох, — вздохнула она, чувствуя внезапный холод, несмотря на его близость. — Верно. Хорошо.

Если это должно было унять ее любопытство, то он совсем ее не понимает. Что абсолютно логично, учитывая, что она отказалась дать ему понять, кто она такая.

— Так зачем ты это сделала? — мягко спросил он. — Если ты не хочешь с кем-то познакомиться.

С ее губ срывается неловкий смешок.

— В основном, по глупости. После того, как мой бывший ушел… ну, и я знаю человека, который создал магический алгоритм.

— Джордж Уизли.

— Да, — она отводит взгляд, чувствуя, что ситуация слишком накалилась. Конечно, они оба в какой-то степени знают одних и тех же людей — особенно если они ходили в одну школу. Они должны знать друзей друг друга. — Наверное, я просто согласилась, ничего не ожидая. Не знаю, насколько я действительно верю в совместимость, особенно когда это так рекламируют.

Пятьдесят четвертый пожимает плечами, откидывается назад и смотрит в потолок.

— Я думаю, что в мире волшебников есть много вещей, в которые трудно поверить, потому что большинство из них мы не можем увидеть. Но это не значит, что они не имеют веса.

Это заставляет ее подумать о гаданиях. Но в это она тоже никогда не верила.

— Возможно, ты прав, — размышляет она, давая волю мыслям. — Хотя, полагаю, у нас это не имеет особого значения.

Она не хочет озвучивать другую мысль, которая затаилась в глубине ее сознания. Что они связаны друг с другом только до тех пор, пока один из них не найдет что-то или кого-то еще. Эта недосказанность осталась между ними с тех пор, как она связалась с ним во второй раз. С тех пор, как они уточнили, что это случайность и ничего более.

Долгое мгновение он не отвечает. Достаточно долго, чтобы воздух стал напряженным, и она стала искать в своем мозгу что-нибудь, что могло бы заполнить растущую пустоту между ними.

Наконец он наклоняется и прижимается поцелуем к ее рту.

— Определенно не имеет особого значения, — тянет он. — Я лучше пойду. Завтра у меня несколько встреч, к которым нужно подготовиться.

Гермиона сглатывает, чувствуя странное ощущение, что она сказала или сделала что-то не так.

— Хорошо, — бормочет она, наблюдая, как он поднимается с кровати, чтобы одеться. — Надеюсь, встречи пройдут хорошо.

— Я тоже на это надеюсь, — говорит он, бросив на нее бодрый взгляд. — Я пришлю тебе сову в конце этой недели?

— Конечно, — говорит она, берет его за руку и притягивает к себе для очередного поцелуя. — Скоро увидимся.

Пятьдесят четвертый углубляет поцелуй, задерживаясь на мгновение, прежде чем отстраниться. Он оставляет еще один поцелуй, но теперь в область лба, и с треском аппарации исчезает.

Его слова крутятся у нее в голове, пока она не погружается в тяжелый сон.

***

Солнце уже высоко в небе, когда Гермиона во время обеда встречается с Невиллом и Тео на Косой аллее, заключая каждого из них в короткие объятия.

— Гермиона, — говорит Невилл с широкой ухмылкой, обхватывая ее за плечи, — как работа?

— Работа в порядке, — справляется она. — Занята.

— Как всегда занята, — укоряет он.

Гермиона насмехается, бросая на него насмешливый взгляд.

— Это говоришь ты, который почти не покидает территорию Хогвартса.

— В последнее время он уезжает чаще, — вмешивается Тео, — потому что он не может допустить, чтобы неделя прошла без встречи со мной.

Она улыбается им, наслаждаясь непринужденной атмосферой, даже когда Невилл хмурится.

— Я серьезно, — тихо говорит он, когда они втроем пробираются к ресторану. — Я знаю, что вы с Оливером расстались не так давно, и ты склонна зарываться в работу, но я надеюсь, что ты находишь время, чтобы позаботиться о себе.

Если бы он знал, чем она занималась, он бы не беспокоился о чем-то подобном, но она никому, кроме Дафны, не говорила о том, что в каком-то роде встречается с Пятьдесят четвертым.

— Да, — говорит она, коротко сжав его руку. — Я обещаю.

Они заходят в ресторан, тусклое освещение заставляет ее глаза долгое время адаптироваться после яркого солнца снаружи. Очередь людей ожидает столика, и Гермиона гримасничает, взглянув на часы.

— Эй! — восклицает Тео, по его лицу расползается улыбка, и Гермиона прослеживает его взгляд туда, где Драко Малфой и Блейз Забини сидят за столиком вдоль одной стены. Не дожидаясь ни ее, ни Невилла, он подходит к ним, хлопает Малфоя по спине и сам садится за их стол.

Гермиона вздрагивает, обмениваясь взглядом с Невиллом.

— Возможно, нам стоит пойти в другое место…

— Все будет хорошо, — заверяет ее Невилл. — Сейчас они не так уж плохи.

Ему легко говорить, когда он встречается с Тео и у него нет выбора, кроме как составить компанию бывшим школьным товарищам Тео. Она из кожи вон лезет, чтобы избежать людей, которые сделали ее юность неприятной — и которые стремились принизить ее на каждом шагу за то, что от нее не зависело.

Тем не менее, она поборола свое нежелание и последовала за ним, заняв место в конце стола рядом с Малфоем.

Он напрягается, бросает на нее взгляд и кивает, челюсти сжаты, а на лице напряженное выражение.

— Какое совпадение, — восклицает Тео, размахивая руками по столу. — Что мы все обедаем в одном и том же ресторане.

Забини фыркает, складывая пергаменты в стопку, прежде чем убрать их в свою сумку. — Мы как раз собирались сделать заказ.

— Точно, — отрезает Малфой. Его поза напряжена, и когда его глаза скользят по ней, он тут же быстро отводит взгляд.

Гермиона сразу же жалеет, что не осталась на обед в офисе, а вместо этого занялась своими рабочими документами. Последние, с кем ей хотелось бы разделить обед, это Малфой и Забини — первый из них один из тех, кого она старается избегать больше всего. Даже спустя годы после войны они так и не смирились с существованием друг друга так же, как она с Тео и Дафной.

Она оказывается на дальнем конце стола от Невилла и Тео и, несмотря на напряжение, наблюдает за парочкой. Малфой с напряженной тщательностью расставляет столовое серебро, как будто желая избежать любого способа взаимодействия с ней. Его лицо холодное, лишенное эмоций, создающее впечатление, что он высечен из мрамора.

Прекрасно. Она не собирается прилагать усилия, если он не собирается, ирасслабляется в кресле, потягивая воду.

Забини, по крайней мере, кажется немного более дружелюбным, но она никогда не испытывала к нему неприязни в такой степени, как к Малфою.

— Итак, Грейнджер, — говорит Забини, поворачиваясь к ней лицом после того, как они сделали свои заказы, — чем ты сейчас занимаешься?

Хрупко улыбнувшись, она ставит свой бокал на столешницу.

— В основном, работой. Я специалист по артефактам в Гринготтсе.

Темные брови Забини поднимаются на лоб.

— По снятию проклятий?

— Не совсем, — допускает она, — но близко к этому. Скорее, в приобретении.

— Звучит интересно, — говорит он, его тон достаточно искренен, чтобы поверить в его слова. — Драко и я вместе работаем в области восстановления темных артефактов.

Малфой делает самую тонкую попытку молчаливого согласия, которую она когда-либо видела.

Поэтому она снова обращается к Забини.

— Очаровательно. Мне было бы интересно узнать об этом побольше. Интересно, пересекается ли это с как-то с моей работой?

Легкая ухмылка Забини скручивает ее желудок в узел.

— Конечно. Мы могли бы как-нибудь встретиться, чтобы обсудить это.

Гермиона заметила, что Тео смотрит на нее, и переместилась на свое место, внезапно почувствовав беспокойство. Мысль о том, чтобы провести время с кем-то, поселяется в ней, несмотря на то, что она знает, что она и Пятьдесят четвертый ни в коем случае не являются официальной парой.

— Гермиона недавно стала свободной, — без всякого повода говорит Тео, и она бросает на него предупреждающий взгляд через стол.

— Не то чтобы это имело какое-то отношение к разговору, — ворчит она.

Внимание Малфоя, мгновение назад сосредоточенное на его стакане с водой, переключается на нее. Его серые глаза напрягаются, оценивая, и она фиксирует его холодный взгляд. Однако он не отводит глаза еще долгое время, его губы поджались, когда он окидывает взглядом ее лицо.

— О, — говорит Забини, хлопнув ладонью по столу. — Я читал это в Пророке. Оливер Вуд, не так ли? Переехал через неделю. Ну и придурок.

Гермиона не может подобрать наиболее легкомысленный ответ, поэтому она думает: «Увы, это обратная сторона свиданий с кем-то известным в волшебном сообществе. Все видят твое грязное белье, даже если ты этого не хочешь».

Забини поморщился и потянулся за водой.

— Извини за это. Я уверен, что тебе уже лучше.

Она думает о Пятьдесят четвертом. О том, как непросто они расстались накануне вечером. Несмотря на его заверения, что он пришлет ей сову, она не совсем уверена, не сделала ли она что-то не так.

— Да, — говорит она наконец, крутя в пальцах вилку. — Во всяком случае, я продолжаю заниматься своей работой. И мне точно не нужно, чтобы кто-то, — она бросает взгляд на Тео —распространял информацию о моих отношениях.

К ее удивлению, Малфой подколол Тео.

— Неуместно, Нотт. Дела Грейнджер нас не касаются.

Ее щеки вспыхивают жаром от неожиданного замечания, а глаза Малфоя на мгновение задерживаются на ее глазах, прежде чем он отводит взгляд. К ее бесконечному облегчению, с их блюдами к столику подходит официант.

— Извини, Гермиона, — говорит Тео, в его словах чувствуется почти комическое раскаяние. — Определенно, так будет лучше. И ты встретишь кого-то, кто тебе больше подходит.

— Есть такая штука в магазине Уизли, — обращается Забини к столу в целом, бросая Малфою ухмылку, — где ты можешь пройти магическое тестирование, и они подберут тебе кого-то подходящего.

Гермиона делает глубокий глоток воды.

— Я знаю об этом.

— Гермиона не верит в такие вещи, — с добродушной улыбкой говорит Невилл. — Вы бы видели, как она выбежала из кабинета Прорицаний на третьем курсе.

Малфой снова застывает рядом с ней, осторожно отправляя в рот немного пасты. Он излучает незаинтересованность в происходящем, и часть ее души жалеет, что не было другого свободного места. Что они решили не дожидаться столика, а присоединиться к Малфою и Забини.

— Ну, — после продолжительного молчания говорит она, — я не обязана верить во все только потому, что кто-то говорит, что это так.

Вилка Малфоя с грохотом падает на его тарелку.

Он резко выдыхает и поднимает ее, его пальцы крепко сжимают ручку.

Гермиона никогда не проводила много времени рядом с этим человеком — конечно, не с тех пор, как они вместе учились в Хогвартсе, — но его манеры вызывают у нее явный дискомфорт.

Когда Забини вступает в разговор с Невиллом и Тео, взгляд Малфоя снова останавливается на ней. В его взгляде есть что-то ищущее, чего она не может понять, но чувствует, как ее щеки пылают под его пристальным взглядом. Он сглатывает. Между его бровями появляется морщинка, но лишь на мгновение, прежде чем он снова сглаживает выражение лица и становится непоколебимым.

Это самое странное взаимодействие с ним за всю ее жизнь, и это уже говорит о многом.

Остаток времени она ест в тишине, прилагая все усилия, чтобы не замечать мужчину рядом с собой.

***

Проходит несколько дней, и от Пятьдесят четвертого нет никаких вестей. Гермиона знает, что его работа отнимает у него много времени, как и у нее, но с удивлением обнаруживает, что скучает по нему. По его поддразнивающим замечаниям, по легкому теплу от его присутствия.

Все чаще она задумывается о том, не заинтересована ли она в чем-то большем с ним. Не хочет ли она попробовать, чтобы понять, правдив ли их процент совместимости.

Нет ничего необычного в том, что они проводят дни без какого-либо общения, но, учитывая то, как резко он ушел, когда был здесь в последний раз, эта мысль не дает ей покоя.

Она достает кусок пергамента, долго колеблется, прежде чем написать короткое послание.

Как прошла твоя неделя?

Семьдесят третья

Она накладывает на письмо заклинание двусторонней связи, а также дубликат листа на случай, если он захочет навестить ее. Проследив за улетающей совой, она вскакивает на ноги, не в силах усидеть на месте в ожидании ответа.

Гермиона занимается повседневными делами, каждые несколько минут бросая взгляд на чистый лист, чтобы убедиться, что он еще не ответил. Проходит почти полчаса — намного больше того времени, когда он должен был получить ее письмо, — прежде чем появляется ответ.

Изнурительно. У тебя?

Она хмурится, глядя на записку, желая лучше понять ситуацию между ними — и в то же время зная, что эта двусмысленность — полностью ее рук дело.

Мне жаль это слышать. У меня тоже.

Нервы дрожат по всей поверхности кожи. Может быть, он потерял интерес — может быть, он перешел к другой паре. К кому-то, кто может предложить ему больше, чем она.

Проходят минуты, переваливая за десять и уже приближаясь к пятнадцати. Наконец, на пергаменте появляется сообщение.

Не хочешь зайти ко мне?

Она не была у него дома — даже ничего не знает о том, где он живет, — но в данный момент она испытывает большее облегчение от того, что он хочет ее видеть, несмотря на ее мысли.

Да. Когда?

Сейчас.

Гермиона подавляет удивление. Пусть это и пустяк, но это кажется ей шагом, о котором она не задумывалась. Но он же не просит ее познакомиться с его семьей…

Прежде чем она успевает ответить, на бумаге появляется адрес, и она запечатлевает его в памяти, прежде чем он успевает исчезнуть.

Я еще не ела. Я скоро зайду.

Она еще мгновение смотрит на пергамент, немного задыхаясь.

Я почти закончил готовить. Поужинаешь, когда придешь.

Уже поднимаясь на ноги, она снова взялась за перо.

Скоро буду.

***

Это не квартира высшего класса в самом сердце лондонского волшебного района. Ее собственный дом неплох, но его дом ставит ее в неловкое положение.

Когда Гермиона стучит во входную дверь, по ее позвоночнику пробегает нервная дрожь, она дважды проверяет наличие своих чар. Как бы ей не хотелось узнать, кто он такой, ей кажется, что она невольно переступит черту, если примет решение за них обоих.

Пятьдесят четвертый, должно быть, думает так же, потому что чары меняются и танцуют на его коже, когда он открывает дверь. Она входит, захлопывая за собой дверь, и бегло с порога оглядывает квартиру. Квартира выдержана в одних цветах, чиста и обставлена современной мебелью. Во многих отношениях она производит впечатление квартиры, в которой должен жить Пятьдесят четвертый, но, конечно, у него больше денег, чем она считала.

— Привет, — бормочет он, прижимаясь поцелуем к ее губам, а одной рукой приобнимая ее за спину. Он отстраняется и смотрит на нее, несмотря на то, что не видит ее настоящего лица. — День прошел хорошо?

— Неплохо, — ее голос звучит тихо, и, возможно, это потому, что она все еще чувствует напряжение, которое возникло между ними в последний раз, когда он был у нее дома. Когда она сказала ему, что между ними ничего нет.

Но Пятьдесят четвертый обхватывает ее руками, притягивая к своей груди, и испускает долгий вздох.

— Мой не очень. Сделка, над которой мы работали, провалилась.

— Мне жаль, — говорит Гермиона, приглушенно прижимаясь к его груди, но она обхватывает его руками. Она находит утешение в его объятиях, ее сердце учащенно бьется, а глаза закрываются лишь на мгновение, когда его рука ведет успокаивающие круги по ее спине. — Надеюсь, ты сможешь придумать что-нибудь еще.

— Я уверен, что мы придумаем, — говорит он, наконец отпуская ее, и она улавливает намек на обескураживающую гримасу. — Это просто неудача.

Какая-то часть ее души жаждет узнать больше, спросить подробности, но она знает, что он скажет ей.

И она не знает, хочет ли она, чтобы он рассказал ей. Хотят ли они пересечь все эти границы.

Проводя рукой по его руке, она приподнимается на носочки и целует его в губы.

— Тогда я уверена, что все получится, — бормочет она ему в губы.

— Да, — говорит Пятьдесят четвертый, — я ценю это. Пойдем, поедим. Хочешь вина?

В квартире вкусно пахнет, как будто он приготовил что-то изысканное, и она могла бы подумать, что он это специально спланировал, если бы не тот факт, что она только недавно ему написала.

— Конечно, — говорит она и идет за ним на кухню. Там все обставлено сверкающими серебряными приборами и стильным декором. — Очень красивая квартира.

— Она слишком велика для одного человека, но мне нравится.

Потянувшись к холодильнику, он выбирает бутылку, откупоривает ее и наливает два бокала с легкостью, которая в какой-то мере наводит на мысль — так же, как она поняла по многим его манерам и движениям, — что он родился в обеспеченной семье.

Передав ей один бокал, Пятьдесят четвертый притягивает ее к себе, поднимая второй.

— Спасибо, что пришла, — тихо говорит он, салютуя своим бокалом. Другая его рука опускается к ее ягодицам и сжимает ее. — В противном случае я бы, наверное, провел всю ночь, дуясь в одиночестве.

— Выпьем за это, — вздохнула она, коснувшись его бокала своим с тихим звоном.

Он делает глоток, его глаза встречаются с ее глазами, и он смотрит на нее так, как будто может проникнуть сквозь ее чары, если очень постарается. Как будто он может узнать, кто она на самом деле. Она переминается с ноги на ногу, ее бросает в холод от этой мысли, хотя ей так хочется остаться в его объятиях.

— Скажи мне кое-что, — тихо произносит Пятьдесят четвертый. — Если я не тот человек, о котором ты мечтаешь, на которого ты надеешься… что-нибудь изменится между нами?

Гермиона опускает плечи.

— Я не знаю, — выдавливает она. — Но разве между нами может что-то измениться?

— Не обязательно.

Их договоренность — это случайный секс, и даже если они стали проводить больше времени вне этих договоренностей, даже если она не может заставить себя выйти из его объятий — это не значит, что что-то изменилось. Что кто-то из них хочет чего-то большего.

Время от времени — и все чаще, если честно, — ее мысли возвращаются к этому надоедливому тесту. Он подходит ей больше, чем кто-либо другой, кого она, скорее всего, встретит за всю свою жизнь.

Гермиона не хочет, чтобы какой-то магический тест говорил ей, с кем ей суждено быть, а с кем нет.

— Ты чувствуешь давление? — спрашивает она, и слова слетают с губ без ее разрешения. — Из-за того теста? Насколько высок был наш результат на бумаге. Давление, что мы должны попробовать, даже если это не имеет смысла в реальном мире?

Его большой палец касается ее бедра.

— Ты не думаешь, что это имеет смысл в реальном мире?

— Я не знаю, честно, — вздыхает она. — Я даже не знаю, кто ты. Что, если мы не подходим друг другу?

— Ладно, есть одна мысль, — говорит он. — Может ли знание того, кто мы есть, повлиять на то, что это такое?

Да. Эта мысль проносится в ее голове, ничем не обремененная. Это абсолютно точно изменит ситуацию, хотя она и не знает, почему. Пятьдесят четвертый не раз намекал на то, что ей может не понравиться, кто он такой. Эта мысль заставляет ее все больше нервничать.

— Я не знаю, — в конце концов говорит она. — А разве нет? Мы пережили войну, основанную на фундаментальных убеждениях. Это не то, что можно просто проигнорировать.

Какой-то голос в глубине ее сознания хочет крикнуть, что это не имеет значения, потому что речь идет лишь о сексе, что на самом деле они не вместе ни в каком смысле и что ей не будет больно, если она не впустит его в свою жизнь.

— Ты права, — говорит он, вздыхая. — И, возможно, это повлияет на ситуацию, — он молчит долгое время, а затем без лишних слов высвобождается из ее объятий. Он сервирует стол на двоих, а затем отодвигает один стул для нее. — Ничего причудливого, но, надеюсь, это съедобно.

— Выглядит потрясающе, — заверяет она его, чувствуя, как напряжение возвращается в полную силу. Ей хочется спросить его об этом, выяснить, почему он так колеблется, но часть ее боится услышать ответ.

С течением времени она начинает все больше это подозревать. По мере того, как она узнает мелочи из его жизни, складывается полная картина.

Он боится, что ей не понравится то, какой он есть. Что она уйдет, если узнает правду.

— Для протокола, — говорит она, колеблясь, выбирая вилку для салата из целого набора. — Я не знаю, является ли это просто сексом. Теперь.

Произнесение этих слов вслух пронзает ее дротиком страха. Но она не глупа и не собирается отрицать очевидное. Какая-то ее часть хочет убежать, сделать все возможное, чтобы выбросить все это из головы. Совсем недавно другой мужчина причинил ей сильную боль, и она не готова снова открыть эту часть себя, чтобы получить очередную порцию боли с кем-то другим.

Это никогда не должно было стать чем-то большим.

Но она все время думает о нем, хочет рассказать ему что-то, посылать ему сов, когда его нет рядом. И, несмотря на все ее усилия сохранить непринужденность своих намерений, сомнения закрадываются с каждым днем.

— Разве ты не думаешь? — спрашивает он. — Это ведь все, что должно было быть между нами.

Он режет курицу на кусочки, полностью сосредоточившись на своей тарелке, и ей удается сделать глоток.

— Я знаю, — говорит она. — Но не уверена, готова ли я пока к чему-то большему.

Долгое время Пятьдесят четвертый не отвечает, и болезненная энергия проходит через нее, пока они едят его вкусную еду.

— Я знаю, что это не так, Семьдесят третья, — говорит он наконец, откладывая вилку и делая последний глоток вина. — И если ты хочешь, чтобы я облегчил тебе задачу, я это сделаю.

Ее желудок скручивается, несмотря на прекрасную еду, и она почти боится спросить.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что у меня есть подозрение насчет того, кто ты. Я не совсем уверен, но если ты та, за кого я тебя принимаю, обещаю, что ты больше не захочешь этого. К черту числа.

Слова звучат в глубине ее сознания, и долгие мгновения она не может говорить. Он наливает себе еще один бокал вина.

Гермиона старается не думать о том, кто он такой. Чтобы все было просто и легко, обыденно, по плану. В соответствии с тем, что будет лучше всего, если между ними ничего не получится.

Если все закончится и ей придется уйти от человека, который мог бы стать ее второй половинкой, если бы их мир был другим…

— Откуда ты знаешь? — спрашивает она, и слова эхом отдаются в пустоте разума.

— Я наблюдателен, Семьдесят третья, — мягко отвечает он. — У меня не было другого выбора, кроме как стать таким. Я могу ошибаться, но это маловероятно. А если это так, то я не чувствую себя вправе продолжать то, что мы делали.

— Значит, дело в том, кто я, — говорит она, глаза щиплет от горячих слез. — Не в том, кто ты. Если ты думаешь, что знаешь, кто я, но внезапно ты больше не хочешь этого…

— Я говорю это только потому, — вклинивается он, — что ты ужаснешься, узнав, с кем ты спала.

Слова падают между ними, как камни, подтверждая все ее сомнения и подозрения. Нерешительность поселяется в ней из-за одного тяжелого заявления.

— И, — говорит он, когда ее молчание затягивается, — Даже если мои фундаментальные убеждения изменились, это не то, что можно просто проигнорировать.

Это похоже на пощечину, когда ее собственные слова бросают ей в лицо. Холод ползет по ее позвоночнику, заменяя все тепло, которое она всегда чувствовала с ним. Превращая все ее страхи в реальность.

На глаза наворачиваются слезы, и Пятьдесят четвертый испускает вздох.

Она не может в это поверить. Мысль о том, что человек, с которым она наиболее совместима, совсем не тот, с кем она совместима. Что он думает, что она не захочет его с такой серьезностью, что готов отказаться от того, что у них могло бы быть.

— Ты была той, кто не хотел отношений, — напоминает он ей, и хотя слова прозвучали мягко, это похоже на физический удар.

— Ты согласился, — вздыхает она, и слеза скатывается по ее щеке.

— Я привык к тому, что люди меня ненавидят.

Слова складываются в некое подобие порядка, все выстраивается так, как она боялась.

— Кто же я тогда? Если ты думаешь, что знаешь. Если ты готов уйти из-за каких-то поверхностных чувств, или из-за того, что подумает общество, или…

— Мне плевать на общество. Или на какие-то нелепые, устаревшие убеждения, — выдыхает он, и в его словах слышится резкость. Затем его голос смягчается. — Я забочусь о тебе. И я не могу больше заставлять тебя страдать, не зная правды.

— Хорошо, — прерывисто вздыхает она. — Тогда кто я?

Откинувшись на спинку кресла, Пятьдесят четвертый поднимает свой бокал с вином, делает долгий глоток и ставит его на место. Она пытается определить, узнает ли она его действия, но не может. Она вспоминает непринужденность Забини за обедом, неловкую скованность Малфоя. Но Пятьдесят четвертый рядом с ней всегда был спокоен и уверен в себе.

Он смотрит на нее с другого конца стола, его глаза встречают ее, он смиряется, когда ее внимание переключается на него.

— Я думаю, — тихо говорит он, — ты Гермиона Грейнджер.

Она испуганно вдыхает.

Он может скорчить гримасу. Его выражение лица может напрячься. Отчаяние может заплясать по его лицу.

Но она не может этого заметить, потому что в один момент ее внимание рассеивается, и мириады эмоций, которые она не может осознать, током бьют по всему телу.

— Как ты узнал?

— Я же говорил тебе, — говорит он, делая последний глоток вина. — Я наблюдательный, — он крепко сжимает челюсти. — Я обещаю тебе, Грейнджер, ты можешь найти кого-то, кто гораздо лучше, чем я.

Она хочет спросить, кто он такой, как он узнал, почему время от времени ей кажется, что он ей знаком. Но даже сейчас его чары лишь усиливаются, скрывая от нее все узнаваемое. Слезы текут по ее щекам, а сердце отбивает пустой, глухой ритм за ушами.

— Мне жаль, — говорит Пятьдесят четвертый, — но я не могу так поступить с тобой.

Какая-то ее часть хочет бороться, кричать, умолять…

Но вместо этого она кивает, поднимаясь со своего места.

— Спасибо за ужин, — тихо говорит она. — И за все.

Это все, что она может сделать, чтобы сохранить остатки своего достоинства, пока она идет к двери. Чтобы не броситься ему на шею и не сказать, что это не имеет значения, что ей все равно, кто он такой.

Но ему не все равно. Похоже, он думает, что ей не все равно — как будто он вообще ее знает.

Самонадеянность в его словах закаляет осколки ее сердца, которые рассыпаются в разные стороны по ковру его квартиры.

Пятьдесят четвертый следует за ней до двери, и его пальцы лишь на мгновение обвиваются вокруг ее локтя, прежде чем опуститься на талию.

— Мне жаль, — тихо говорит он. — Пожалуйста, позаботься о себе, Грейнджер.

Все слова, которые она могла бы сказать, повисают на ее языке, и она выскальзывает из его квартиры, не сказав больше ни слова.

========== .: П я т ь :. ==========

Ей все равно.

Для нее не имеет значения, кто он. Она никогда его больше не увидит. Неважно, что он думает о ней, что она думает о нем, и как бы они поладили, если бы ситуация была другой, если бы мир был другим…

Если бы ей дали шанс.

Поэтому ей все равно, кто такой Пятьдесят четвертый, что у них могло бы быть.

Ее не волнуют эти чертовы девяносто шесть процентов на тесте, который теперь словно издевается над ней больше, чем что-либо еще. Она никак не может быть совместима с мужчиной, который говорит, что она ему небезразлична, а потом отталкивает, как будто это не так.

Даже спустя несколько дней, почти неделю с тех пор, как она видела его в последний раз — с тех пор, как он приготовил ей ужин, а затем ушел из ее жизни — Гермиона не может перестать размышлять о сложившейся ситуации.

Она знает, что должна была действовать по-другому, но в первую ночь, когда она написала ему, секс был действительно всем, чего она хотела. Может быть, им не стоило с этим затягивать. Может быть, им следовало раскрыть свои личности раньше.

Каждый раз, когда она размышляет об этом, она думает о том, что могла бы сделать по-другому. Но ведь они оба были согласны во всем.

Если Пятьдесят четвертый не хотел сохранять анонимность, он должен был сказать об этом раньше. И если он хотел чего-то большего, чем секс, он мог бы сказать и об этом.

Теперь Гермиона не может не думать о том, что, возможно, в конце концов, она тоже захотела большего. Может быть, она привыкла к его ненавязчивому присутствию рядом с ней. К тому, как он мог заставить ее улыбнуться даже в конце тяжелого дня. К тому, что они подходят друг другу во многих отношениях, о чем она тогда даже не задумывалась.

Сейчас все это не имеет значения.

Через два дня после последней встречи она отправила ему сову с коротким посланием: Ты мог бы хотя бы сказать мне, кто ты, — но записка вернулась нераспечатанной.

И именно в этот момент она, наконец, поддалась слезам, которые не прекращались с тех пор, как он ушел из ее жизни. Когда она наконец признала, что быстро пришла к тому, что он стал чем-то большим в ее жизни. Как твердая, утешительная стена.

Теперь она осталась одна, потерянная в море собственных эмоций.

***

— Ты хандришь, — говорит Дафна, усаживаясь в кресло Гермионы. — Давай сходим куда-нибудь. Тебе нужно отвлечься, иначе ты никогда не сможешь забыть его. В конце концов, он все равно оказался настоящим придурком.

— Он не придурок, — говорит она, слова звучат сдуто, пораженно. — Во всяком случае, я так не думаю.

— Я не могу поверить, что после всех этих недель, когда вы спали вместе, ты даже не узнала, кто он, — Дафна покачала головой. — Поможет ли тебе это узнать? Может, ты ненавидела этого парня, и все это к лучшему.

Гермиона пыталась убедить себя в этом столько раз, что сбилась со счета. Возможно, Пятьдесят четвертый был прав, и они не были подходящей парой. Может быть, он спас ее от еще большей боли в будущем.

Теперь она не может смотреть на это так. Не теперь, когда она смирилась с тем, что он стал ей в какой-то степени небезразличен.

Она не была влюблена в него, уж точно нет, но она обманывала себя, думая, что это был просто секс. С первой ночи дело было не только в сексе.

— Может быть, — говорит она, вздохнув. — Но он не счел нужным сказать мне об этом и проигнорировал мою последнюю сову.

— Тогда просто спроси Джорджа Уизли, — говорит Дафна, вскидывая руки вверх. — Он ведь скажет тебе, не так ли? Если ты действительно хочешь знать.

— Я не знаю, — говорит Гермиона, закрывая лицо подушкой. — Это вопрос конфиденциальности.

— Тогда напиши сову одному из других своих парней. Он не единственный мужчина, который тебя интересует, — Дафна пристально смотрит на нее, ее лицо смягчается. — Мне просто не нравится видеть тебя такой… и так скоро после Оливера.

— С меня хватит, — простонала Гермиона, бросая подушку на пол и вытирая пересохшие глаза, покрасневшие от обилия слез. — Больше никаких мужчин. Больше никаких свиданий.

Дафна издала наигранный вздох.

— Теперь ты просто драматизируешь. Пойдем, мы поговорим с Джорджем.

Дафна права, несмотря на желание Гермионы продолжать хандрить в одиночестве, и она позволяет вытащить себя на солнечный свет. Ее волосы в беспорядке, и она щурится от яркого света, когда Дафна тащит ее в лавку Уизли.

Гермиона чувствует себя по-особому жалкой, когда прохожие недоуменно смотрят на нее, и понимает, что она все еще в своей домашней одежде.

— Мы ищем Джорджа Уизли, — говорит Дафна служащей в пурпурной мантии, затем обхватывает Гермиону за локоть и тащит ее в указанном девушкой направлении.

Рыжая шевелюра Уизли бросается ей в глаза, когда они приближаются, и Гермиона морщится, когда Джордж поворачивается, чтобы увидеть их, широкая ухмылка расплывается по его лицу.

— Гермиона! — восклицает он. — И Дафна. Что привело вас сегодня?

На укоризненный взгляд Дафны, Гермиона вздыхает.

— Мы хотели спросить — вернее, я хотела спросить, — можешь ли ты сказать мне, кто был тем совпадением. Девяносто шесть процентов. Клиент Пятьдесят четыре.

При одном только произнесении этих слов у нее поднимается тошнота, а горло обжигает желчь. Она ненавидит то, что не может отпустить его. Ненавидит, что после всего этого она все еще думает о нем в хорошем свете.

Улыбка сползает с лица Джорджа.

— Ты так и не встретила его?

— Да, — говорит Гермиона, отводя взгляд. — Это немного длинная история, но мы встретились, и я так и не узнала, кто он на самом деле, — на недоумение Джорджа, она продолжила: — Ты можешь сказать мне его настоящее имя?

— Боюсь, что не могу, — говорит Джордж, и эти слова окрашены искренним раскаянием. — Это пункт о конфиденциальности из контракта. Его тестирование было завершено с сохранением оговорки о конфиденциальности, и этот конкретный клиент никогда не пытался отменить этот пункт. Если бы он сделал это, то я мог бы тебе сказать, так как ты его совпадение. Но поскольку он этого не сделал…

— Верно, — говорит Гермиона, слово горечью отдалось у нее на языке. — Конечно. Все равно спасибо, Джордж.

Он корчит гримасу.

— Мне жаль, что у нас ничего не вышло. Только потому, что два человека могут быть совместимы почти на всех уровнях, это не значит, что на пути между ними не встанут другие преграды.

От этих слов ей стало только хуже. Учитывая, как легко они влились друг в друга, она не может не задаваться вопросом, было ли что-то в этом алгоритме. Может быть, она слишком легко отпустила его?

И теперь у нее нет возможности разыскать его, чтобы попытаться снова. Нет, если он этого не хочет.

Как бы ей ни хотелось узнать, кто он на самом деле, — и Гермиона подозревает, что если она действительно постарается, то сможет узнать правду, — если он больше не хочет ее, есть ли в этом смысл? Или от этого будет только больнее?

— Да, — говорит она наконец, натягивая на лицо улыбку. — Все равно спасибо, Джордж.

— Конечно, — он обхватывает рукой ее плечо и крепко сжимает. — Береги себя, Гермиона.

Вернувшись на улицу, Гермиона погружается в себя. Она не хочет думать о нем или о ком-то еще, не хочет находиться на улице, не хочет иметь дело с людьми.

— Думаю, я пойду домой, — тихо говорит она, засунув руки в карманы. — Мне скоро на работу и…

— Хочешь, я поспрашиваю? — говорит Дафна с большими, полными надежды глазами. — Я имею в виду, наверняка кто-то знает, кто он такой. Община волшебников не такая уж большая, и если он намекнул, что ходил с нами в школу, я уверена, что это всего лишь вопрос…

— Я не хочу знать, — говорит Гермиона с кивком, который кажется более уверенным, чем есть на самом деле. — Это ничего не даст, а он ясно выразил свое мнение по этому вопросу.

Она может выйти из равновесия из-за этой ситуации и в итоге почувствовать себя еще хуже.

— Хорошо, — Дафна смотрит на нее еще мгновение. — Я загляну к тебе завтра, если ты не против?

— Все в порядке, — Гермиона быстро обнимает подругу. — Спасибо за помощь. Но, может быть, так и должно быть. Может быть, я бы ужаснулась, узнав, кем он был на самом деле.

Узнав, что она без разбора спала с человеком, которого когда-то ненавидела.

И все же, возможно, потребуется некоторое время, чтобы вытеснить из ее сознания эти девяносто шесть процентов.

***

Первые дни тянутся, мучительные, полные внезапных и частых приступов сожаления.

Не одну ночь Гермиона провела без сна, размышляя о том, что она могла бы поступить по-другому. Что могла убедить его в обратном. Но, не зная, кто он на самом деле, она не может сказать, как бы отреагировала, узнав правду.

Злость закрадывается в душу. Он мог хотя бы сказать ей, и теперь ей кажется трусостью то, что он не потрудился объясниться. Что он принял решение за них обоих.

А потом отчаяние.

В то время она была так настойчива в том, что ее не интересует ничего настоящего, что не заметила, как скатилась к чему-то, что к концу стало казаться истинным. Может быть, это не должно иметь значения.

Это не должно иметь значения — теперь нет.

Но она не может позволить себе успокоиться. Она чувствует связь с Пятьдесят четвертым, и ей хочется верить, что он тоже. Что какая-то его часть хотела, чтобы у них все получилось, пока он не узнал, кто она… а может, он хотел, чтобы все получилось и после.

Она знает, что сможет разобраться в этом, если постарается, и, возможно, это будет не так уж сложно. Часть ее сопротивлялась самой идее, пытаясь позволить дать ему время и пространство, на которые он насильно претендовал, позволить себе определенную дистанцию, чтобы двигаться дальше.

Этот проклятый процент сейчас насмехается над ней.

Трепет поселяется в ней, но она уже знает, что не может успокоиться, пока не узнает правду. Тогда она должна решить, что с ней делать.

Мысленно сканируя свою память, она подносит к себе пергамент и перо.

Пятьдесят четвертый — двадцать шесть лет, на год младше, чем она, что означает, что он должен был учиться на год младше ее или, возможно, вместе с ней. Судя по его реакции на ее личность, интуиция подсказывает, что он учился в Слизерине.

Возможно, он сражался на другой стороне войны.

Логика подсказывает ей отбросить эту мысль, оставить ситуацию в покое. Но она уже знает, что не может этого сделать, и, по крайней мере, ей нужно знать. Проверив свою память на предмет слизеринцев, которых она знала на год младше себя, она обнаружила, что знает не так уж много.

Список тех, кого она знала на своем курсе, становится более обширным, хотя и не более приятным.

Очевидно, что это не Тео — он и гей, и состоит в отношениях с Невиллом. Крэбб не пережил битву за Хогвартс, а Гойл, насколько ей известно, больше не живет в Англии. Ни одна часть ее общения с Блейзом Забини, когда они столкнулись за обедом, не показалась ей похожей на общение с Пятьдесят четвертым.

А Драко Малфой все это время был напряжен и молчалив. Ее мозг зацепился за него — лишь на мгновение, хотя мысль о том, что она может быть совместима с кем-то вроде него, вызывает лишь смех.

Она не может даже подумать о том, что это был он, особенно если учесть, что он почти все это время не обращал на нее внимания. Более того, он один из самых известных членов «Священных Двадцати восьми». Нет ни малейшего шанса, что он станет рассматривать кого-то из менее известной семьи, не говоря уже о магглорожденных.

Вот только Пятьдесят четвертый не знал ее происхождения, пока не узнал, кто она такая.

Она резко вдохнула, и внезапное чувство паники скрутило ее внутренности.

Не может быть, чтобы Пятьдесят четвертый был Малфоем.

Пятьдесят четвертый был теплым и умным, с чувством юмора, которое всегда заставляло ее смеяться. Она не видела никакой физической идентификации через его чары, но, конечно, он не был…

Гермиона с трудом сглотнула.

Она перебирает в уме все, что может вспомнить о том обеде, когда ее запихнули в конец стола вместе с Малфоем и Забини.

Голос Забини проносится в ее голове. Драко и я работаем вместе в области реабилитации темных артефактов.

И Пятьдесят четвертого. Мой деловой партнер — старый друг.

Гермиона крепко сжимает перо, дыхание резко перехватывает в легких. Сердце начинает отбивать бешеный ритм за ушами.

Она не может представить себе, почему кто-то вроде Драко Малфоя добровольно согласился бы пройти тест на магическую совместимость, разве что…

Он сказал ей, что проиграл пари. Тогда она подумала, что это шутка, но когда Забини заговорил о проверке совместимости, Малфой улыбнулся.

То, как Малфой наконец-то обратил на нее внимание, когда она вслух, при нем, сказала, что не верит в магический алгоритм тестирования. Как он уставился на нее, и напряжение, характерное для него все остальное время, наконец, уступило место чему-то другому.

Чему-то похожему на любопытство. Удивлению.

Отчаянию.

Драко Малфою исполнилось двадцать семь лет в июне, всего за несколько недель до и после подачи анкеты.

Его слова бесконечной чередой крутятся в ее сознании, легко вставая на место, несмотря на панику, охватившую сердце.

Ты ужаснешься, когда узнаешь, с кем спала.

Я привык к тому, что люди ненавидят меня.

Даже если мои убеждения изменились, это не то, что можно просто игнорировать.

Гермиона прижимает руку к груди, погружаясь в себя, когда все это приобретает неожиданный, ослепительный смысл. Хотя все это не имеет никакого смысла. Он чувствовал себя так неловко, когда они были вместе на людях, что она никогда бы не соотнесла его с непринужденной уверенностью Пятьдесят четвертого.

Должно быть, в тот день он понял, кто она.

Драко Малфой — это ее девяносто шесть процентов. Ее Пятьдесят четвертый.

И он не хочет иметь с ней ничего общего.

Гермиона выпускает длинный, дрожащий вздох.

— Черт.

***

Стараясь утихомирить нервозность, Гермиона резко стучит по деревянной двери перед собой. Она делает несколько глубоких вдохов, считая в уме, прежде чем дверь распахивается и перед ней появляется недоуменное лицо Теодора Нотта.

— Гермиона, — говорит он, удивленно поднимая бровь, — я не ожидал тебя увидеть.

— Прости, что без предупреждения, — с нервным смешком отвечает она. — Я не вовремя?

— Вовсе нет, — он отступает от двери и закрывает ее за ней, когда она проскальзывает в коттедж. — Ты всегда желанный гость в нашем доме, ты же знаешь.

— Невилл все еще на работе?

Тео кивает, ведя ее из прихожей в небольшой дом. Год назад, после того как Тео наконец-то разобрался с остатками поместья Ноттов и продал имущество отца, он купил этот коттедж за окраиной Хогсмида с огромным садом и оранжереей, чтобы Невилл мог ухаживать за своими растениями. Это означает, что они могут видеться гораздо чаще, поскольку Невилл преподает в Хогвартсе.

— Он вернется сегодня поздно вечером, — говорит Тео. — Ты его искала?

— Вообще-то, тебя.

— Отлично, — Тео улыбается. — Мне поставить чай?

— Пожалуйста.

Следуя за ним на кухню, Гермиона задерживается у стены, рассматривая несколько фотографий в рамке. Одна из них с группой, другая — с Тео и Невиллом.

Третья — с Тео, Забини и Малфоем.

Дыхание резко перехватывает в горле, и на мгновение ее взгляд задерживается на Малфое. Должно быть, фото сделано совсем недавно или, по крайней мере, в последние пару лет. Он обхватил Тео за плечи, взъерошив сзади его волосы, и пока она смотрит, по его лицу расползается медленная, скрытная улыбка.

Тео подходит к ней, протягивает ей чашку чая и молча смотрит на фотографию.

— Эти двое долгое время были моими друзьями, — тихо говорит он, в его тоне звучит защитная нотка, затем он вздыхает. — Мне повезло, что Невилл никогда не осуждал меня. Даже когда мы узнали друг друга после войны.

Гермиона не знает, что на это ответить. Она делает глоток чая, теплая успокаивающая жидкость течет по ее горлу и вселяет в нее каплю мужества.

— Что привело тебя сюда, Гермиона? — спрашивает Тео, проводя рукой вдоль ее позвоночника. — Я с легкостью узнаю беспокойного гриффиндорца, когда вижу его.

В глубине ее глаз вспыхивает тепло. Но даже сейчас она не может оторвать взгляд от фотографии. От того, как забавно блестят глаза Малфоя каждый раз, когда они встречаются с ее глазами в рамке.

— Я думаю, я совершила ошибку, Тео, — шепчет она, сжимая губы, чтобы не расплакаться. — Мне нужно, чтобы ты рассказал мне о Драко Малфое.

Тео удивленно смеется, и по его лицу расползается улыбка.

— Только не говори мне, что ты — его таинственная пара.

Гермиона резко вдыхает.

— Он упомянул меня?

— Скорее Блейз вытащил это из него.

Она не знает, что на это сказать. Это не совпадает ни с чем, что она знает о Драко Малфое сейчас. О том, как он вел себя, когда они обедали вместе. О том, как он отреагировал, когда узнал ее личность.

— Что он сказал?

— Почти ничего, — отвечает Тео, пожимая плечами. — Драко не любит говорить о своих чувствах, но было очевидно, что что-то случилось, когда он на некоторое время перестал хандрить.

Эти слова камнем падают в ее душу.

— Я знаю, что это звучит бессмысленно, но когда мы не знали, кто мы… было так легко.

Тео поворачивается и смотрит на нее, искривив губы в полуулыбке.

— Драко не такой, каким ты его помнишь по школе. Просто чтобы ты знала. Он многое носит в себе — стыд, сожаление, печаль. Он винит себя во многом и считает, что не заслуживает того, что имеет. Я не удивлен, что ему было трудно узнать правду.

— Я все время задаюсь вопросом, что я могла бы поступить по-другому, — говорит она, тяжело вздыхая. — Если бы мы знали с самого начала, все пошло бы по-другому.

— Если бы Драко с самого начала знал, кто ты, — говорит Тео, — он бы никогда не стал с тобой разговаривать. Он сказал Блейзу, что у него девяносто шесть процентов совпадения, но он отказался первым выходить на связь, потому что, кто бы это ни был, он окажется разочарован.

Она обдумывает эти слова, перебирая их в уме. Результаты находились у нее на руках уже неделю, прежде чем она написала ему первое письмо. Почему-то это никак не помогает ей успокоиться.

— Потом он ушел, — вздыхает она, — не обращая внимания на то, как у нас все складывалось. Как легко мы узнали друг друга.

— Это похоже на Драко.

Теперь она понимает, что не знает его по-настоящему. Даже если бы она думала, что знает Пятьдесят четвертого, ограничения, связанные с тем, что он Драко Малфой, все меняют.

А может быть, она знает его лучше, чем кто-либо другой.

Того человека, которым он может быть, когда ему не нужно бояться того, кто он такой на самом деле.

— Я скучаю по нему, — говорит она, озвучивая чувство, которое поселилось в глубине ее души уже несколько недель назад. — Я скучаю по тому, что у нас было, даже если это было необычно.

Тео одаривает ее тонкой, бодрой улыбкой, хотя она больше похожа на гримасу.

— Я не знаю, что он думает об этом, Гермиона. В последнее время он ничего не говорил. Хотел бы он попробовать или нет.

Она делает дрожащий глоток чая, пытаясь чем-то занять руки. Ее глаза щиплет от слез, но она отказывается плакать из-за него.

— Тогда,я думаю, это не имеет значения, — тихо говорит она. — Когда я поняла это, то не могла поверить, что он тот, с кем у меня было такое высокое совпадение. Но, наверное, чем больше я об этом думаю, тем больше понимаю…

— Если уж на то пошло, — говорит Тео, потягивая свой чай, — зная вас обоих, я могу это понять. Драко часто теряется в собственных мыслях, но он великолепен и более предан, чем ты можешь подумать. Война подкосила всех нас, и он не исключение.

На мгновение она пытается вспомнить его, когда они после окончания войны вернулись на восьмой курс. Весь год был немного затуманен в ее воспоминаниях, но она почти не имела ничего общего с вернувшимися слизеринцами. Меньше всего — с Малфоем.

— Что мне делать, Тео? — спрашивает она, снова возвращаясь взглядом к фотографии. — Я не знаю, есть ли возможность… хочет ли он вообще попытаться.

Он обхватывает ее за спину, притягивая к себе в утешительные объятия.

— Хотелось бы мне знать… Я хочу видеть его счастливым так же, как хочу видеть счастливой тебя. Но он будет бежать от тебя так долго и далеко, как только сможет, если решит, что так будет лучше.

Она делает долгий глоток воздуха, пытаясь успокоить разум.

— Я сказала ему, что не хочу отношений, потому что в то время я их действительно не хотела, — она смотрит в сторону, встречаясь с ореховыми глазами Тео. — Но последние недели прояснили все то, чего я боялась. Может быть… если он не хочет продолжать бежать, ему и не придется.

Тео прижался легким поцелуем к ее лбу.

— Это только между вами двумя, но у меня есть идея.

Впервые за несколько недель Гермиона чувствует, как на ее губах появляется улыбка.

========== .: Ш е с т ь :. ==========

Каждый год после окончания войны, в конце июля, они устраивают вечеринку. Это праздник, посвященный дням рождения Гарри и Невилла, лету, дружбе.

Каждый год Гермиона с нетерпением ждет этого праздника.

Это вечер, когда можно повеселиться, сбросить напряжение и стресс повседневной жизни и провести время с людьми, которые значат для нее больше всего.

В этом году Дафна и Тео взяли на себя организацию мероприятия, к невольному облегчению Гермионы, и вот она уже стоит в арендованном зале, чувствуя каждой клеточкой тела невероятное напряжение.

Тео подходит к ней сбоку и крепко обнимает.

— Выглядишь потрясающе, — говорит он ей на ухо и с улыбкой отстраняется.

— Спасибо, — отвечает она слабым голосом. — Ты тоже, но ведь ты всегда выглядишь великолепно.

Он подмигивает ей.

— Я знаю. Но все равно приятно это слышать.

Люди уже снуют туда-сюда с напитками в руках, а в дальнем конце зала играет оркестр.

— Вечеринка выглядит великолепно, — справляется она, разминая руки. — Думаю, мне нужно выпить.

— Кстати, он придет, — говорит Тео, останавливая жужжание в ее голове. — Пришлось его уговаривать, но он сказал, что заедет.

Гермиона заставляет себя сделать глубокий вдох. Выдох. Посмотреть Тео в глаза.

— И он знает?..

— Что ты будешь здесь? Я уверен, что он предполагал это. Но он не знает, что ты догадалась, — он пригнул подбородок, взяв ее за плечи. — Не удивляйся, если он попытается тебя избегать.

— Обещаю, — пробормотала она, но все равно улыбнулась Тео. — Спасибо, Тео. Я у тебя в долгу.

— Нет, ты мне ничего не должна.

Прежде чем она успевает сказать что-то еще, он снова скрывается в толпе и исчезает, оставляя Гермиону наедине со своими нервными мыслями. Когда Тео сказал, что уговорит Малфоя прийти на вечеринку, она ему не поверила. Теперь она не может не сканировать комнату в поисках платиновой шевелюры.

Наконец, она замечает его.

Ее ладони становятся влажными, когда она наблюдает за ним из другого конца комнаты, разговаривающим с Забини. Он одет в черные брюки и черную рубашку, несколько верхних пуговиц которой расстегнуты. Его светлые волосы аккуратно уложены, ни одного выбившегося волоска, и она наблюдает, как он потягивает из стакана янтарную жидкость.

Прижав ладони к юбке платья, она заставляет себя сделать один глубокий вдох, затем другой. Она подходит к бару, покупает два напитка и крепко сжимает их в руках в ожидании.

Наблюдая за парой издалека, она замечает приближение Тео, и мгновение спустя они с Забини уходят, оставляя Малфоя одного.

Сердце Гермионы бешено стучит в груди, когда он обводит взглядом комнату, делает последний глоток и ставит пустой бокал на столик.

Собрав всю свою храбрость, которая, как она знает, живет где-то глубоко внутри нее, она пересекает комнату, подходит к Малфою сбоку и вкладывает один стакан в его руку.

Он смотрит в ее сторону, и она впервые встречает его бледно-серый взгляд.

В его взгляде мелькает столько всего… Удивление, сомнение и что-то, что она не может определить. Между его бровями пролегает морщинка, и он опускает взгляд на напиток в своей руке.

— Грейнджер, — произносит он, поджав губы и окидывая ее взглядом. — Что это…

— Нам с тобой нужно поговорить, — вздыхает она. — Пожалуйста.

Часть напряжения спадает с его плеч, губы раздвигаются, но он не отвечает. Она наблюдает за тем, как на его лице появляется что-то похожее на принятие, на покорность. В тот момент, когда он осознает правду. И печаль, которая следует за этим, угрожает уничтожить ее.

— Мне нечего тебе сказать, — тихо говорит он. Он тянется к ее руке, вдавливая в ее ладонь свой нетронутый напиток. — Мне жаль, Грейнджер. За то, что все так вышло.

Она отказывается взять стакан, заставляя его отстраниться, все еще держа его в руке, и пристально смотрит на него.

— Этого недостаточно, — говорит она, потягивая свой напиток. Ее пальцы дрожат так сильно, что она боится уронить хрусталь. — Я знаю, что ты Пятьдесят четвертый. Выслушай меня — и если ты все же захочешь уйти, я тебя больше никогда не побеспокою. Я обещаю.

Долгое мгновение он оценивает ее, крепко сжимая пальцами стакан. Наконец, он делает глоток, и она не может не заметить каплю веселья в выражении его лица.

— Отлично, Грейнджер, — говорит он, проводя рукой по светлым волосам, — о чем, по-твоему, нам нужно поговорить?

Без чар, скрывающих его голос, жеманство высшего класса общества звучит более отчетливо. Но все равно она удивлена, что не заметила этого раньше.

Она много чего упустила из-за нежелания смотреть.

В его словах чувствуется легкомыслие, некая холодная непочтительность, которую она помнит с тех пор, когда знала его как Пятьдесят четвертого. И она не может отрицать, узнав его на более глубоком уровне, что это немного задевает.

— О чем нам нужно поговорить? — даже она слышит в своем голосе нотку боли и видит, как напрягается его челюсть. Она смягчает голос, не желая начинать ссору. — А как насчет того, что ты даже не сказал мне, кто ты?

— Это не имеет значения, — сказал он, делая еще один глоток виски. — Потому что это сложилось именно так, как я ожидал.

— Прости меня, — прохрипела она, — но что это?

Малфой смеряет ее пристальным взглядом, и она чувствует, что внезапно раскрылась перед ним так, как никогда не чувствовала, когда была обнажена под его прикосновениями. По ней пробегает холодок, и на мгновение ей хочется просто уйти. Прекратить борьбу, позволить ему победить — потому что внезапно стало очевидно, что он не хочет, чтобы у них все получилось.

Не так, как она.

Может быть, он никогда и не хотел, а она переделала это в нечто другое в своем воображении.

— Ты, — выдыхает он, — загоняешь меня в угол.

— Это не… — она качает головой, и боль, должно быть, отражается в ее глазах, потому что выражение его лица слегка расслабляется. — Я не поэтому хотела поговорить с тобой.

— Тогда зачем, Грейнджер? — тянет он. — Чтобы рассказать мне, как я обманул тебя и позволил поверить, что я больше, чем я есть? Потому что, напоминаю тебе, никто из нас не хотел знать личности друг друга. Мы оба согласились на анонимность.

Его слова, и она не может не поморщиться.

— Я обратилась к тебе не за этим, — она вздыхает, — но очевидно, что я ошибалась, думая, что между нами вообще что-то есть, — она делает глоток виски, который горечью оседает у нее на языке. — Наслаждайся вечеринкой, Малфой.

И больнее всего то, что когда она поворачивается, чтобы уйти, он не пытается ее остановить.

***

Проходят часы, вечер, которого она так ждала, превращается в то, что она не может дождаться момента, чтобы уйти. Она проводит время с Гарри и Невиллом, играя в веселье, которого не чувствует, и теперь, когда ночь близится к рассвету, она выскальзывает из зала на свежий воздух.

Ночь еще темная, но уже достаточно поздно, и наступление утра — лишь вопрос времени.

Она перестала пить несколько часов назад, и предвкушение, которое она копила неделями, улетучилось, оставив ее без сил.

Теперь ей хочется пойти домой и поспать, но она еще не готова встретить тишину своей квартиры в одиночестве. Холодные воспоминания, которые больше никогда не согреют ее.

Кто-то усаживается на свободное место на ступеньке рядом с ней, плечо задевает ее плечо, и она поворачивается, чтобы увидеть Гарри, Невилла или Тео… и замирает.

Рядом с ней оказывается Малфой, с уже растрепанными светлыми волосами, и, не говоря ни слова, протягивает ей огромную керамическую кружку с чаем. Он отпивает из своей кружки, и в течение долгого мгновения никто из них ничего не говорит.

Гермиона делает глоток, тепло чая прокладывает себе путь сквозь нее и борется с прохладой ночного воздуха. Она чувствует только пульс, бьющийся за ушами.

— Тео только что наорал на меня, — наконец говорит Малфой, опираясь одной рукой на высокую ступеньку, чтобы посмотреть на небо. — Что-то о том, что тебе не терпится увидеть меня сегодня вечером. Не могу представить, с чего бы это.

— Нет, — размышляет она, — я тоже не знаю, почему.

Он вздыхает.

— Послушай, Грейнджер…

— Не надо, — вздыхает и она, прерывая его. — Я действительно не хочу больше с тобой разговаривать.

— Хорошо, — говорит он, и они снова погружаются в напряженное, удушливое молчание. Она наполовину ожидает, что он уйдет, когда он сдвигается, его плечо касается ее плеча, но он лишь делает еще один глоток чая.

— Я буду говорить, а ты слушай.

Ее глаза мечутся в его сторону, но лишь на мгновение. Но она так устала, и последнее, что ей нужно, это выслушать еще одну причину, почему она ему не нужна.

— Когда ты мне написала, — тихо говорит он, — я подумал, что это ерунда. Черт, когда я получил результаты теста, я не думал, что это возможно. Блейз заставил меня пройти этот гребаный тест, и я не думал, что из этого что-то выйдет. А потом, когда ты захотела сохранить все в непринужденной и анонимной обстановке…

Он морщится, делая большой глоток чая, словно это ликер. Как будто ему хочется, чтобы вместо горячего напитка оказался алкоголь.

— Ты пошел на это, — отвечает она, словно бросая вызов ему в лицо, — потому что тебе не нужно было разбираться с последствиями.

— Да.

Между ними повисает тишина, и Гермиона выдыхает, чувствуя глубокую усталость внутри. — Тебе не нужно ничего объяснять. Ты сказал все, что нужно, раньше, — она опускается на ступеньку, наклоняясь вперед. — Я все равно собираюсь уходить.

Его рука обвивается вокруг ее запястья, нежно, но уверенно. Он мгновенно убирает руку, но этого достаточно, чтобы остановить ее отступление.

— Пожалуйста, — мягко говорит он, — не уходи пока.

Гермиона молча потягивает чай, ожидая, что он скажет еще что-нибудь. Она уже достаточно оголила себя, пытаясь поговорить с ним, и если он здесь только для того, чтобы в очередной раз подвести ее — она не хочет этого слышать. Не уверена, что сможет выдержать его отказ в третий раз.

— Чего я не ожидал, — говорит он, — так это того, что рядом с тобой я почувствовал, что могу быть самим собой. Впервые за много лет мне было не важно, кто я. Ты не осуждала меня за мое прошлое, мою фамилию, мои хранилища, — он снова замолкает, его рука прижимается к ее руке, но он не смотрит на нее. — Когда я узнал, кто ты, я понял, что все, на что я начал надеяться, недостижимо.

— Потому что ты думал, что я не способна измениться? — сухо спрашивает она. — Или принять то, что другие тоже могут измениться?

— Потому что я знал, что ты заслуживаешь гораздо большего.

Гермиона не отвечает, пристально глядя на ночное небо.

— Ты считал, что это нормально — принимать решения за нас обоих.

Он пожимает плечами.

— Может быть. Но это тоже не имело значения, потому что ты открыто говорила, что не ищешь отношений. Так что неважно, что я думал или чего мог желать, когда узнал тебя получше, я с самого начала знал, что этого никогда не произойдет.

— Может быть, я поняла, что это не так, — тихо говорит она. — Не после того, как я узнала тебя и поняла, что с кем-то другим рядом все не так уж и сложно.

Малфой вздыхает, допивая остатки чая.

— Я ничего от этого не жду. И я знаю, что упустил все шансы, которые у меня могли быть, уже много раз. Я просто подумал, что ты должна знать правду, — он поднимается со своего места рядом с ней, и потеря его тепла — это больше, чем она может вынести. — Мне было очень весело с тобой, Грейнджер.

— Мне тоже, — вздохнула она, крепко сжимая в обеих руках свой чай. — Малфой?

Он останавливается, поворачиваясь к ней лицом.

— Что?

— Значит, это действительно так? — спрашивает она, слова мягко и отрывисто слетают с ее губ. — Вся эта совместимость — пустой звук.

Его лицо пересекает кривая, беззлобная улыбка.

— Я тебе не нужен, Грейнджер. Совсем. От меня больше проблем, чем пользы.

И она не знает, стоило ли все это того, ведь сейчас она чувствует себя разбитой вдребезги. Как будто ее пронесло слишком сильным порывом ветром, и обрывки ее самой разлетелись во все стороны.

— Может быть, — говорит Гермиона. — Но, возможно, я подумала, что ты стоишь этих проблем.

Поднявшись со ступеньки вслед за ним, она ждет, пока он еще мгновение он смотрит на нее, каждая частичка ее тела напрягается от его взгляда. Но потом он моргает, отводит взгляд, и на его лице появляется что-то похожее на настоящее тепло.

— Кстати, ты прекрасно выглядишь сегодня, — говорит он. — Я должен был начать с этого.

— Спасибо, — шепчет она, сохраняя безопасную дистанцию между ними, чтобы не сделать что-нибудь постыдное, например, не броситься в его объятия. — Ты и сам прекрасно выглядишь. Ты хорошо выглядишь каждый раз, когда я тебя вижу.

Малфой смягчается, его плечи опускаются, и он слегка качает головой, будто в недоверии. Только тогда, глядя на него так же пристально, Гермиона понимает, что он выглядит таким же усталым, как и она. Она видит, как тяжелеют его веки. Как его горло сжимается при глотании. Как меняется его лицо, когда он сжимает челюсти.

— Я понимаю, — вздыхает она, — почему ты считаешь, что тебя недостаточно. И я думаю, что это то, чему ты научился за многие годы — как и все мы. Но я увидела ту твою сторону, которая не чувствовала этого давления — которая была достаточно уверена в себе, чтобы быть собой с незнакомым человеком — и пусть я сойду с ума, но он мне действительно понравился.

Глаза его сверкают, между бровями пролегает морщинка, а рот хмурится.

— Грейнджер, я…

— Ты не обязан ничего говорить. Но если мы делимся истинами, то вот тебе моя.

Челюсти Малфоя снова сжимается, но он так же подавлен, как и она.

— Я скучал по тебе, — говорит он, так непринужденно, так небрежно, что это может оказаться пустяком. — Действительно скучал.

— Я тоже по тебе скучала, — говорит она на выдохе. — Мне понадобилось слишком много времени, чтобы понять, что между нами могло быть гораздо больше.

Он выдыхает, задерживая взгляд на ней, и это звучит громко во внезапной и всеобъемлющей тишине. Он подходит к ней, берет из ее рук пустую чашку и ставит ее на ближайший каменный выступ.

Затем он протягивает ей руку. На мгновение он оставляет ее в воздухе, пока она смотрит на него.

— Меня зовут Драко Малфой, — тихо говорит он. — Я совершаю много ошибок, и не всегда знаю, как их исправить. Я работаю во многих областях — в последнее время в определении и восстановлении проклятых артефактов — и время от времени мне приходится напоминать себе, что работа — это еще не вся жизнь, — у нее перехватывает дыхание, когда она вкладывает свою руку в его руку, чувствуя, как его пальцы сжимаются вокруг ее собственных. Он сглатывает, глаза стекленеют. — Мне чертовски одиноко, и я часто отталкиваю людей, когда должен впустить их. Многие люди не доверяют мне из-за ошибок, которые я совершил в молодости — ошибок, на исправление которых я потрачу всю оставшуюся жизнь. Недавно я встретил человека, который имеет для меня значение, и я все испортил.

Слезы беспрепятственно текут по ее щекам, и она смотрит на него, теряясь в словах.

Он понижает голос, притягивая ее ближе за соединенные руки.

— Я не знаю, стою ли я таких усилий, — тихо продолжает он, — но если она готова дать мне еще один шанс, то некоторые стороны себя мне понравятся. И, возможно, когда она узнает, кто я на самом деле, они тоже могут ей понравиться.

Тихий смешок срывается с ее губ, и Гермиона переплетает их пальцы, крепче сжимая его руку.

Он протягивает руку, смахивая слезу с ее щеки.

— Может быть, ей уже нравится, — говорит Гермиона, встретив его взгляд. На ее губах появляется улыбка, а по его лицу в свою очередь расползается медленная, дразнящая ухмылка. Это почти та полуулыбка с фотографии, которую она видела у Тео, — та же причуда, та же искорка веселья в его глазах, виднеющаяся даже при тусклом освещении.

Она протягивает ему руку и крепко, беззаботно пожимает ее.

— Я рада познакомиться с тобой, Драко. Меня зовут Гермиона Грейнджер, и у большинства людей есть предвзятые представления о том, кто я такая, большинство из которых ошибочны. Я работаю в Гринготтсе в отделе приобретения артефактов, хотя однажды я хотела бы написать книгу. Мои друзья для меня весь мир, и иногда у меня есть склонность заботиться обо всех, кроме себя, — она делает паузу, на мгновение задерживает взгляд на нем. — Я не всегда знаю, чего хочу, или как выразить это словами, и хотя я по натуре перфекционистка, иногда я ошибаюсь и делаю все неправильно. Что приводит меня в бешенство.

Он издает тихий смешок.

— Я не хочу быть одна, — продолжает она, — но во время войны я удалила себя из памяти своих родителей, и теперь мне трудно впускать людей, потому что я боюсь, что мне будет больно. И иногда мне нужен кто-то, кто скажет мне, что я могу расслабиться и немного повеселиться.

Теплота испаряется с его лица по мере того, как она говорит, смущение морщит его брови.

— Я этого не знал.

— Теперь знаешь, — шепчет она. — Все в порядке — они все еще живы. Но это было трудно принять.

— И ничего нельзя сделать?

Она пожимает плечами, легкомысленный жест, который скрывает сдавливание в ее груди, которое всегда возникает, когда она раскрывает кому-либо эту правду.

— Над их делом работают целители, и технологии лечения постоянно совершенствуются. Возможно, когда-нибудь мы все же найдем ответ.

— Мне жаль, — бормочет он, отпуская ее руку и полностью прижимая ее к своей груди. Ощущение его прикосновения к ней — твердое и успокаивающее, и такое чувство облегчения проникает в нее, что тихий всхлип вырывается наружу. — Некоторые из наших инвестиций вложены в магические технологии. Если я могу чем-то помочь в их восстановлении, я сделаю это.

Это не то, что она ожидала, и Гермиона уже чувствует вихрь стыда за то, что раскрыла глубокую правду о себе. Когда она отстраняется, выражение его лица мягкое, но серьезное.

Он проводит ладонями по ее рукам, и только тогда она понимает, что воздух стал холодным.

— Мне жаль, — снова говорит он. — За все. И если уж на то пошло — настоящая ты похожа на человека, которого я хотел бы узнать.

Ей удается неуверенно улыбнуться, слезы все еще висят в уголках ее глаз, и она подносит его ладонь к своим губам.

— Я чувствую то же самое. Может быть… мы могли бы попробовать начать все сначала?

Малфой поворачивает свою руку в ее, снова переплетая их пальцы.

— За мной нелегко ухаживать. Я сделаю все возможное, но иногда тебе понадобится терпение.

— Я могу проявить терпение, — размышляет она, — и я могу оказать поддержку. Вероятно, мне понадобится много и того, и другого.

— Я тоже могу, — он еще мгновение смотрит на нее в ночном воздухе, измеряя, дразня, маня. Его переносица сморщивается. — Я не могу в это поверить.

— Сначала я не поверила, что это ты, — признается она, — даже когда все встало на свои места. И я поняла, что сидела рядом с тобой, говорила об этом и…

— Тогда-то я и догадался, — говорит он с улыбкой. — И, как истинный имбецил, запаниковал.

Покачав головой, Гермиона придвигается на шаг ближе.

— Я тоже запаниковала — особенно учитывая то, как ты вел себя в тот день за обедом. И я аппарировала к Тео и заставила его рассказать мне о тебе.

Он прижимает ее руку к своей груди.

— Это все отталкивание людей.

— Я понимаю, — шепчет она, приподнимаясь на носочки, — но тебе это не нужно.

Ее губы касаются его губ, один раз, мягко. И это похоже возвращение чего-то легкого и комфортного, чего-то манящего и электризующего.

Когда она отстраняется, обнаружив, что его серые глаза смотрят на нее, она улыбается. Проводит пальцами по его светлым волосам. Проводит кончиками пальцев по острой линии его скулы.

— Ты действительно думаешь, что мы совместимы на девяносто шесть процентов? — спрашивает она, прикусив нижнюю губу.

Она уже знает, даже не будучи знакома с ним, что они сексуально совместимы. Какая-то ее часть с нетерпением ждет, когда она узнает остальное.

— Да, — говорит он, опустив подбородок, — и, возможно, после нашей первой встречи я разделил магию, лежащую в основе алгоритма Джорджа, чтобы определить его достоверность.

— Это звучит как то, о чем я должна была подумать в самом начале.

Они обмениваются улыбками, и он запускает руку в ее волосы, накручивая локон на пальцы.

— Мерлин, ты еще прекраснее, чем я думал о тебе все те времена, когда я мог только воображать.

Ее щеки пылают теплом, несмотря на прохладный воздух. Он снова притягивает ее к себе, его губы встречаются с ее губами в неуверенном прикосновении, язык касается ее языка, прежде чем он с тяжелым выдохом отстраняется.

— Что мы будем делать дальше? — спрашивает он, на его лице мелькает неуверенность.

Гермиона обхватывает его за шею, притягивая его высокое тело к себе.

— Думаю, на этот раз мы узнаем друг друга по-настоящему. По одному шагу за раз.

— Для ясности, — говорит он, целуя ее в челюсть, — мы говорим не только о сексе.

— Больше, чем секс, — подтверждает она, наклоняя голову, чтобы он мог провести рукой по ее шее. — Я думаю, мы говорим о девяноста шести процентах.

Она чувствует ухмылку на своей коже.

— Хорошо, — говорит он, скользнув ладонью по ее спине, и отстраняется настолько, чтобы встретиться с ней взглядом. — Позволь мне на этой неделе пригласить тебя на свидание.

Хотя это было сформулировано как предложение, она слышит вопрос в его словах. Вопрос о том, хочет ли она видеть его таким — хочет ли она появиться с ним на людях.

Сияя, она наклоняется к нему, чтобы поймать еще один поцелуй.

— Я бы с удовольствием.

Все так изменилось с начала вечера, с того момента, когда они разговаривали в зале… Он не тот, кого она ожидала, но она ничего не может поделать с тем, что с нетерпением ждет всего, что случится дальше.

Гермиона уже с нетерпением ждет их свидания, чтобы увидеть, как Пятьдесят четвертый и Драко станут одним целым.

Потянув ее за руку, он увлекает ее за собой по дорожке, ведущей прочь от клуба, как раз в тот момент, когда дверь распахивается. Свет изнутри на мгновение ослепляет ее, и она видит Тео, который наблюдает за ними обоими, сложив руки на груди.

Его взгляд опускается на их сцепленные руки, и он испускает преувеличенный вздох.

— Хвала Мерлину. Я волновался, что один из вас убил другого.

Гермиона моргает, глядя на него, затем переводит взгляд на Драко.

— Это не было настоящим беспокойством.

— Нет, — быстро добавляет он. — Не с моей стороны.

Тео хлопает каждого из них по плечу, по его лицу расползается широкая улыбка. Он кивает один раз.

— Все хорошо. Разве это не хорошо?

— Я думаю, все хорошо, — вздохнула она.

Драко кивает, улыбаясь той улыбкой, которую она уже успела полюбить.

— Все хорошо.

========== .: С е м ь :. ==========

Несмотря на все ее старания, их свидание идет не совсем по плану.

В среду вечером сразу после работы в ее квартиру заявляется Драко, одетый в выглаженную рубашку и гладкий шелковый галстук. Дразнящая улыбка рисуется на его губах, когда он окидывает ее с ног до головы своим пылающим взглядом.

Мгновенно ее тело охватывает жар.

Они не спали вместе с тех пор, как он был Пятьдесят четвертым, а она Семьдесят третьей, но, впервые за несколько недель увидев его сейчас в ее квартире, внутри все чувства вспыхнули. Она притягивает его к себе для глубокого поцелуя, ее губы раскрываются в ответ на его прикосновения.

С низким урчанием он прижимает ее спиной к стене.

— Ты выглядишь невероятно, — говорит он, проводя дорожку поцелуев по ее челюсти, горлу, ключицам.

На свободу вырывается стон, когда она притягивает его к себе, обхватывая одной ногой за талию. Он ласкает ее ягодицы, сильно сжимая их.

— У нас заказан столик? — задыхается она, прижимаясь к нему бедрами.

— Нет, — отвечает он, одной рукой уже пробираясь под подол ее платья. — Ты голодна?..

— Еще нет…

Он снова целует ее, настойчиво, отчаянно.

— Я знаю, мы уже говорили, что речь больше не идет только о сексе, поэтому я не хочу, чтобы ты подумала…

— Пожалуйста, — шепчет она, чувствуя пульсацию желания каждой клеточкой тела. — Прежде чем мы уйдем…

Его глаза вспыхивают.

— Мне нужно оказаться внутри тебя.

Это негромкое заявление еще сильнее разжигает желания, и она дергает его за галстук дрожащими пальцами, одновременно растягивая ряд пуговиц на его рубашке. Драко крепко хватает ее за ягодицы, задирая платье и стягивая трусики, а затем скользит ртом по изгибу ее груди.

Низкий стон срывается с ее губ, когда его пальцы находят ее половые губы, осторожно проникая между ними, и она удивляется тому, насколько она уже мокрая.

— Черт, — хрипит он, прижимаясь к ее коже, уже упираясь членом ей в бедро. Он оттягивает ее платье в сторону, засасывая сосок между зубами.

— Драко, — задыхается она, его имя одновременно чужое и такое знакомое на ее языке. Она возится с его ремнем, наконец, освобождая застежку брюк, и берет его член в руку. Гермиона сильно надрочивает его, проводя большим пальцем по головке, и сглатывает его стон, когда он снова утягивает ее в поцелуй.

Она подозревала, что сегодня у них будет секс, но он пробыл в ее квартире всего несколько минут! Тем не менее, она не может жаловаться — не сейчас, когда ее вожделение к нему так глубоко, так сильно, что она едва может терпеть. Если уж на то пошло, сейчас Гермиона жаждет его сильнее, чем когда когда она не знала, кто он такой.

Эта мысль успокаивает.

— Трахни меня, — дышит она ему в рот, двигая бедрами, пока он располагает член между ее ног.

Ухмылка появляется на его губах, когда он убирает пальцы.

— Как пожелаешь.

И когда он входит в нее, вдавливая спиной в стену, у них вырывается коллективный стон. Голова Гермионы кружится, кожа разгорячилась от желания, и она проводит пальцами по его волосам, когда они начинают двигаться в легком ритме. Как биение сердца, объединяющее их.

Она выкрикивает его имя, прижимаясь головой к стене, чувствуя, как он затрагивает ту самую точку внутри нее.

Так все было и раньше, но сейчас все стало лучше. Чары и стены между ними рухнули, и теперь у нее есть шанс увидеть, какой он на самом деле — во многих смыслах.

И когда она кончает, он следует за ней, а его прикосновения даруют и утешение, и возбуждение.

К тому времени, когда они уходят на ужин, они оба немного растрепаны, а их глаза горят жаром и удовлетворением. Все это так свежо и ново, и она не может припомнить, чтобы ей было так весело с кем-то еще.

Голова идет кругом от предвкушения, от планов, рождающихся в глубине ее сознания, от буйной, глубоко запрятанной надежды.

Ужин — это одновременно и больше, чем она ожидала, и все, о чем она мечтала. Гермиона с облегчением узнает, что теперь, когда между ними все прояснилось, Драко легче переходит на ту сторону себя, которую она узнала в Пятьдесят четвертом.

С небольшими отличиями.

Они посещают модное место на Косой аллее, куда уже выстроилась длинная очередь. И несмотря на то, что он сказал, что у них не заказан столик, ему удается сразу же найти местечко.

Тем не менее, она видит напряжение в его плечах, в его поджатых губах. Взгляды, которые преследуют его, преследуют их, и удивление в глазах, когда рука Драко оказывается на ее спине. Она не может отрицать, что этот интерес вполне заслужен, и пытается представить себе, как они вместе выглядят со стороны.

Она знает о том, что люди думают о ней, даже спустя годы после войны, и знает, как некоторые из них относятся к нему. Ее забавляют сплетни, которые могут последовать за этим.

Гермиона лишь прижимается ближе к нему и проводит рукой по его животу, наклоняясь, чтобы прошептать ему на ухо, перекрывая окружающий шум. В ответ она получает очередную порцию дразнящих улыбок.

Забавно думать, что в детстве она всегда находила это выражение лица раздражающим. А сейчас оно ее распаляет.

Она снова вспоминает их интермедию перед ужином. О том, как они не смогли удержать свои руки при себе до самого вечера. Даже теперь, когда они могут видеть друг друга, когда они знают друг друга — со всеми их недостатками и шероховатостями — она не может дождаться, чтобы увидеть, к чему это приведет.

Облегчение. Каждая часть их общения — облегчение.

И, возможно, она всегда думала о том, что знание их совместимости — это дополнительный уровень давления: если она не сможет наладить отношения с ним, ей придется признать, что с ней что-то не так, и она должна оставаться одна. Но все кажется таким легким и непринужденным…

Она уже учится читать его настроение и определять, что ему нужно. Они оба карьеристы, но в конечном итоге заинтересованы в том, чтобы остепениться, как только свежесть их отношений перейдет в долговечность. Она понимает, что с нетерпением ждет этой эволюции.

Теперь, когда карты раскрыты, возможности кажутся бесконечными. Это кажется неизбежным.

И давление, которое она чувствовала, теперь лишь подтверждает, что они созданы друг для друга, если только они смогут пройти через остальные тяготы. Учиться друг у друга, расти друг с другом, защищать друг друга от собственных демонов.

Гермиона начинает понимать некоторые из его демонов, и знает, что у нее есть много своих.

Волосы Драко взъерошены, галстук слегка перекошен, а губы подергиваются от удовольствия, когда она тянется поправить шелк. Она встречает его взгляд, прикусив нижнюю губу, и его глаза следят за этим движением. Внутри нее снова закипает тепло.

Мерлин, они еще даже не сделали заказ, а она уже горит по нему. По прикосновению его кожи к своей, по эмоциям, которые проникают в нее, когда она чувствует его глубоко внутри себя…

И по тому, что после этого он оказался более нежным, чем она могла ожидать.

Сделав заказ, она тянется за своим бокалом вина.

— За совместимость, — вздыхает она, — и за игнорирование всего остального.

Драко усмехается, берет свой бокал и тихо стучит о ее.

— За новое и захватывающее будущее, — говорит он, встречая ее взгляд, — и все еще захватывающее, даже когда это уже не ново.

Мягкая улыбка непроизвольно расползается по ее губам. Потому что даже если она не сразу поняла, что хочет именно этого, теперь она думает иначе. Будущее с ним, в котором мы будем исследовать друг друга, исследовать жизнь вместе.

— Выпьем, — прежде чем выпить вино, она целует его в губы.

К черту сплетни.

У нее не было такого прошлого, как у него, чтобы насмешливые взгляды незнакомцев имели значение. Его серые глаза смотрят на нее, в тусклом освещении ресторана ярко сверкает серебро, пока он отпивает вино.

После того, как они отставили бокалы, на его лице еще долго сохраняется тепло, и то, как он наблюдает за ней, настолько завораживает, что она не может побороть свое любопытство.

— О чем ты думаешь? — спрашивает она, протягивая ему руку через стол.

Он переплетает их пальцы, легко, инстинктивно.

— Я думаю о том, что это приятно. Проводить время с тобой, зная, что ты знаешь, кто я… и что ты не возражаешь. И я думаю, что… даже если это было необычно с самого начала, я рад, что все случилось так, как случилось. Потому что если бы мы все это время знали друг о друге, не думаю, что мы дали бы этому шанс.

— Наверное, ты прав, — при этой мысли ее губы расползаются в грустной улыбке. — Иногда жизнь — это клубок тонких нитей и узких тропинок, по которым нам надо следовать.

Он немного посмеивается.

— Например, послать письмо случайному мужчине, которого ты никогда не встречала, с просьбой о сексе.

— Не совсем здравый выбор, — признается она, — но я не жалею об этом.

— А я, в свою очередь, — с дразнящей ноткой говорит он, — рад, что ты это сделала, — он с минуту смотрит на нее, его взгляд напряжен от раздумий. — Возможно, во время той первой ночи ты удивила меня. И мне становилось все интереснее и интереснее узнать все, что случится дальше.

В груди екнуло от искренности его слов, и она сжала его руку.

— Я поняла, что мне тоже интересно узнать все о тебе.

— Отлично, — Драко опускает подбородок, удерживая ее взгляд еще одно долгое мгновение. Гермиона вряд ли бы смогла отвести взгляд, даже если бы попыталась. — Почему бы тебе не рассказать мне о своей работе?

***

К тому времени, как после ужина они возвращаются в ее квартиру, Гермиона уверена, что уже влюбилась в этого мужчину. Учитывая, что она никогда бы не подумала о том, что они подходят друг другу, если бы не видела перед собой прямых доказательств — если бы не наблюдала воочию, как между ними зарождается связь, — это снова и снова застает ее врасплох.

Она наливает ему напиток, ее пальцы слегка дрожат от нервного напряжения, несмотря на то, что они уже были здесь раньше. Только теперь ей кажется, что ставки поднялись.

Теперь, когда они выразили свой интерес и намерения друг к другу, она не может не нервничать, что все может пойти не так. Она никогда не была хороша в отношениях, не умела выражать себя так, как хотела.

Но все же. Она хочет этого — она хочет его. И они могут справиться со всем остальным, если оба готовы приложить усилия.

Драко целует ее, забирая напиток из ее руки, и она углубляет контакт.

— Спасибо за сегодняшний вечер, — бормочет он, проводя пальцами по ее обнаженной руке. — Мне было очень приятно.

Она не пытается сдержать улыбку.

— Мне тоже.

— Это хорошо, — тянет он, и улыбка расползается по его лицу. — Потому что мне бы не хотелось, чтобы все это было напрасно.

— Далеко не напрасно, — шепчет она, обвивая пальцами гладкую ткань его галстука. Она тянет его в спальню, прижимая к себе, и теряется в его прикосновениях, пока они раздевают друг друга догола.

И это ощущение… как будто все в первый раз.

Она не знала его таким — на таком уровне — за пределами той маскировки, которую они носили, когда она еще не понимала, что у нее появилось. До того, как она позволила себе заглянуть глубже в то, что волновало ее сердце. Она уже чувствует, как ослабляет защиту и погружается в вихрь неизведанного.

Без чар она видит каждый его дюйм, каждый шрам, испещряющий его алебастровую кожу, и дыхание замирает в ее горле, когда она приникает к нему.

Шрамы на его предплечье — остатки юношеского клейма правителя-садиста.

Глубокие следы от порезов на его торсе.

Гермиона проводит пальцами по шрамам на коже, выдерживая его напряженный взгляд.

Она лишь снова целует его, благодарная за реальность его существования. Все детали, которые делают его таким, какой он есть — таким, каким она его узнала, и таким, каким она хочет узнать его еще глубже.

Его руки нежны, несмотря на жар, пылающий между ними, и она жаждет потерять себя в каждом несовершенном дюйме его тела. Ее глаза закрываются, когда он входит в нее. В какой-то момент она научилась доверять ему, и теперь она теряет себя в сырых эмоциях, которые она наконец выпускает на свободу.

— Ты веришь в родственные души? — спрашивает Гермиона, обнимая его, пока они медленно погружаются в сон. Она прослеживает пальцами серебристый шрам, пересекающий его торс, и прижимается поцелуем к плоти.

Драко хмыкает, прижавшись к ней.

— Ты имеешь в виду, например, высокую совместимость с другим человеком?

— Нет, — она прерывается, улыбаясь ему. — Полагаю, я имею в виду скорее то, что есть один человек, предназначенный для другого. Как две половинки одного целого.

Он на мгновение хмыкает, в его груди, где она прижалась щекой, раздается гул.

— Нет. Я не знаю, может быть. Но не в таком конкретном смысле, наверное, — поколебавшись, он накручивает свободный локон на палец и целует ее в висок. — Я думаю, есть люди, которых нам суждено встретить, и люди, которые нам подходят — люди, существование которых рядом с нами инстинктивно легче, и наша жизнь становится лучше от того, что мы их знаем.

— Да, — шепчет Гермиона, зарываясь глубже в его объятия. — Я тоже так думаю.

— И я думаю, что это позор, — добавляет он мягко, — что большую часть времени мы, вероятно, никогда не встретим этих людей. А если и встретим, то время и обстоятельства нам помешают.

Эти слова находят отклик в каком-то глубоком, тихом уголке ее души. Если бы они с Драко не встретились так, как встретились, она бы упустила возможность найти одного из таких людей в своей жизни. Возможно, самого важного.

Потому что, хотя она не может выразить это словами, она чувствует эту связь до самых костей.

Как то, как она чувствует себя. Чувствует свою магию.

У него есть место в ее жизни, и как бы она ни сопротивлялась поначалу, он так легко встал на свое место, что она не может поверить, что не заметила этого раньше. И даже когда она узнала правду о том, кто он такой, она не смогла отрицать притяжение и магнетизм между ними.

— Думаю, ты прав, — бормочет она, прижимаясь поцелуем к его губам.

И когда она отдается сну, согретая его объятиями, она мечтает обо всем, что должно произойти.

***

Шесть месяцев спустя

— Драко, — Гермиона резко стучит в дверь и чувствует облегчение, когда та распахивается. Волосы Драко все еще растрепаны, рубашка расстегнута, а галстук болтается не завязанным у основания шеи. — Слава Мерлину. Невилл в панике, потому что Тео в панике, и бабушка Нева Августа суетится из-за рассадки гостей, и…

Он морщится, беря ее за руки.

— Почему Тео паникует? Я видел его всего десять минут назад.

— Он настаивает, что будет весело, если он и Невилл бросят по половине букета, а теперь он потерял его…

— Он в его комнате, — ворчит Драко, качая головой. — Я поговорю с Тео, и если ты столкнешься с ним, скажи, чтобы он зашел ко мне, а ты разберешься с бабушкой Невилла.

Гермиона выдавливает тонкую, сардоническую улыбку, но все равно кивает.

— Хорошо, спасибо. Последний раз, когда я видела Невилла, он был белым, как полотно, и выглядел готовым к побегу.

— Никаких сбежавших женихов сегодня, ради Мерлина, — хмыкает он, проводя рукой по волосам. — Ладно, давай погасим эти пожары и скоро встретимся.

— Договорились.

Она тянется к двери, в голове уже крутятся последние приготовления к свадьбе.

— Гермиона?

class="book">Она оборачивается, чтобы увидеть его, стоящего совсем близко, с мягкой улыбкой на губах. Прерывистый вздох срывается с ее губ.

— Да?

— Я люблю тебя.

Все напряжение разом уходит из ее души, превращаясь в нечто теплое, нежное.

— Я тоже тебя люблю.

— Ты прекрасно выглядишь.

Гермиона прижимается к нему и целует его в губы, теряя себя на драгоценные секунды в его прикосновениях.

— Спасибо, — шепчет она. — И как мне удалось привести на свадьбу самого красивого мужчину?

Он одаривает ее ухмылкой.

— Ты обидишь женихов, если скажешь это громче.

Блеск в его глазах преследует ее, когда она высвобождается из его объятий и выскальзывает из комнаты.

Свадьба прекрасна, несмотря на весь хаос, царивший в последние минуты.

И Невилл, и Тео на высоте, они лучатся счастьем так, что по щекам Гермионы на протяжении всей церемонии текут беззвучные слезы. Драко сжимает ее руку, их пальцы переплетаются, и он подносит ее руку ко рту, целуя костяшки.

Иногда она не может поверить, как быстро все изменилось.

Как только она позволила себе заботиться о мужчине, который стоит рядом с ней, она так быстро и легко влюбилась, что теперь не может вспомнить время, когда чувствовала что-то другое. Даже узнавая о нем что-то новое, она любит его все сильнее.

Она обязана Тео, ведь он помог им преодолеть их первоначальные проблемы, и глядя на то, как их с Невиллом связывают узы брака, сердце наполняется радостью.

Несмотря на все тщательно продуманные планы Тео, свадьба проходит как нельзя лучше.

***

Поздно вечером, когда все гости разошлись, а небо почернело, они с Драко уходят. Он тащит ее по тропинке, в прохладном ночном воздухе прижимая к своей груди, и с ухмылкой поворачивает ее к себе лицом.

— Каковы шансы, что мы случайно поймали обе половинки букета? — спрашивает она, когда он протягивает ей цветочную композицию.

Глаза Драко сверкают в прохладном лунном свете, освещая четкие линии его лица. Она могла бы потеряться в его глазах навсегда.

— Не уверен, — отвечает он, пожимая плечами. — Не так высоки, я думаю. Может быть, они целились в нас — ты же знаешь, какие они.

— Определенно знаю, — Гермиона любуется цветами, вдыхая их аромат. — А вероятность того, что мы будем следующими в очереди на свадьбу? — она немного нервно смеется, щеки пылают, даже когда она произносит эти слова.

— Я не знаю, — когда она снова поворачивается к нему лицом, ее взгляд скользит к его рукам, в которых он держит маленькую коробочку. Он сглатывает. — Я надеялся на девяносто шесть процентов.

Дыхание перехватывает в горле Гермионы, когда она смотрит на него, крепко сжимая цветы в своих руках.

— Драко, что ты…

Слова сами собой исчезают при виде выражения его лица. Открытое и уязвимое, с морщинкой неуверенности между бровей.

— Моя жизнь стала намного лучше с тех пор, как в ней появилась ты, — тихо говорит он, теребя бархатную коробочку. — И я знаю, чего хочу. И это ты — наша совместная жизнь, все годы впереди, — он тяжело вздыхает и тянется к ее пустой руке. — Я люблю тебя, Гермиона. И это не изменится.

Его глаза остаются честными и влажными, и сердце Гермионы бешено стучит в груди, когда он опускается перед ней на одно колено. Он открывает коробку, и лунный свет сверкает на поверхности бриллиантового кольца.

— Драко, — задыхается она, ее грудь сдавливает рыдание, грозящее вырваться наружу.

Голос Драко звучит чуть громче, чем шепот.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Да, — слово вырывается прежде, чем она успевает подумать об этом, прежде, чем она успевает подумать о чем-либо еще. Она не спешит, это решение не импульсивное, но у нее нет ни малейшего сомнения в том, что перед ней тот самый мужчина. — Да, — говорит она снова, сильнее. — Конечно.

Когда медленная улыбка расползается по ее губам, зажигая душу, она поднимает его на ноги и заключает в объятия. Гермиона закидывает руки ему на шею и крепко целует его.

Когда она отстраняется, ее щеки мокрые, и Драко смахивает слезу подушечкой большого пальца.

— Хорошо, — говорит он, опуская подбородок. — Потому что я уже давно думал об этом, но Тео попросил меня подождать до свадьбы.

Гермиона подозрительно смотрит на него.

— Свадьба только что закончилась.

Его рот подергивается от намека на улыбку.

— Он не сказал, через сколько.

Но какая-то часть ее души радуется его уверенности. Хотя они были вместе всего шесть месяцев, он уже знает, что хочет жениться на ней. И она тоже знает. Когда она ищет в себе хоть крупицу сомнения, ее не получается найти.

Ее зрение затуманивается от слез, но она продолжает смотреть на него.

— Вероятность девяносто шесть процентов?

— Может быть, — тайная улыбка искривляет его губы. — В зависимости от того, насколько долгой будет твоя помолвка.

— Четыре процента или меньше, — вздыхает она, притягивая его в глубокий, обжигающий поцелуй. Когда они разъединяются, Гермиона не может осознать глубину своей радости. — Я буду счастлива выйти за тебя замуж уже завтра.

Драко усмехается, осторожно вынимает кольцо из подушечки и надевает его на ее безымянный палец. Оно сидит идеально, сложное сочетание хрупкого металла и красивых камней, и Гермиона на мгновение любуется им в лунном свете.

— Я думаю, Тео убьет меня, если мы завтра поженимся, — говорит он, беря ее руку в свою. Он целует костяшки ее пальцев и долго смотрит на обручальное кольцо на ее пальце. — И если мы собираемся это сделать, я хочу, чтобы там было все, что ты пожелаешь.

— Мне не нужно ничего причудливого, — вздыхает она, переплетая их пальцы. — Лишь бы я вышла за тебя замуж. Я люблю тебя, Драко. Я хочу провести остаток нашей жизни вместе, и это все, что мне нужно.

Его брови подрагивают с какой-то обнадеживающей грустью, когда она говорит, и его рука крепко сжимает ее.

— Я знаю, что наш результат был девяносто шесть процентов, — тихо говорит он, — но ты для меня все сто.

Возможно, она никогда не узнает, как нашла того, кто ей так подходил, и в некоторые дни Гермиона боится это узнать. Узнать, как они смогли найти друг друга, несмотря на прошлое и трудности. Но когда она смотрит на него, все, что она чувствует, — это глубокое удовлетворение. Исполнение всего, что она могла бы пожелать от своего партнера.

Тот, кто уважает ее такой, какая она есть, дает ей возможность расти и раскрываться. Тот, кого все последующие годы она хочет видеть рядом с собой.

— Значит, на следующей неделе, — вздохнула она. При этой мысли сердце замирает в груди.

И когда они улыбаются друг другу, ее душа взлетает вверх, радуясь всему, что ждет впереди.