Индийская драгоценность (СИ) [D_n_P] (fb2) читать онлайн

========== Часть 1 ==========

Хотел ли Джин снова оказаться во дворце раджи? Боже, да ни за что, ни в этой, ни в следующей жизни. В такой душный день куда приятней спрятаться от жары в пышном тенистом саду губернаторского дома, пролистнуть сборник стихотворений сумасшедшего гения Уильяма Блейка, который втайне от родителей привёз его друг по индийской ссылке Итан Джей Хоуп. Поэт был почти запрещён в старой доброй Англии за свободные взгляды на институт брака, на адюльтер и даже на мужеложцев, о чем вообще говорили только шепотом. Его читали, ругали, обсуждали, тайком из рук в руки передавали рукописи. Снова ругали, тихонечко превозносили, чтобы опять уронить. Теперь его рифмы добрались до Индийской Британии, и Джину осталось совсем чуть-чуть, долистать до конца, чтобы сформировать свое непредвзятое (возмущённое) мнение. Но вместо этого он трясся в экипаже по забитым улицам Серингапатама.

Очередное приглашение на ужин во дворец раджи не заставило себя долго ждать, что чрезвычайно напрягло Джина. Он сопротивлялся до последнего, придумывал различные поводы пропустить неугодную ему и Господу Богу встречу, и так и не придумал ничего правдоподобного. Но это не мешало выдумывать их даже сейчас, по дороге.

— Отец, я точно должен присутствовать там? — сдавшись, так и не найдя ни одну причину, скучливо поинтересовался Джин, разглядывая в окно неторопливых коров, которые спокойно бродили рядом.

— Джон Генри Уэксли. Это не обсуждается. Мы в шаге от войны с майсурским раджой, и каждое неповиновение сейчас рассматривается, как провокация.

Ричард Уэксли, лорд Морнингтон, шестой генерал-губернатор Британской Ост-Индской компании обычно был скуп на слова и скуп на эмоции, но не в дни намечающегося хаоса. Сейчас он был напряжённым, ожидающим подвоха в любой момент, поэтому обрезал сына не глядя. Блестящий политик, потомственный аристократ, сторонник тори и правительственного курса королевской короны — годами выпестованная стылая кровь, и только на Джине…

— Джин… Я Джин… — буркнул юноша в окно.

Он ненавидел банальный английский вариант своего имени, мысленно и вслух называл себя на французский манер Gene, упрямо хватаясь за последнюю ниточку, связывавшую его с матерью-француженкой. Та до самой смерти называла Джона так, ласково растягивая певучие гласные, чтобы получилось Джи-и-ини-и-и. Жалко, называла недолго…

А потом, после её смерти, жизнь мальчика изменилась совершенно. Джин вдруг оказался сыном и наследником английского аристократа, который имел связь с французской актрисой, и который оказался настолько благороден, что принял того в семью, дал ему соответствующее воспитание и образование. А в дальнейшем, получив назначение в далекую Индию, увёз старшего сына с собой.

Так, голубую кровь белокожих узколицых англосаксов разбавил смуглый, бархатный и томный, как поля Бургундии, черноволосый и черноокий Джин, привет от пышной Франции скучной Англии. Мальчик вырос, ярко расцвел к своему восемнадцатилетию и принялся привлекать нежным румянцем и длинными ресницами внимание как юных девушек, так и солидных матрон.

И не только…

Экипаж мягко покачивался по колдобинам главной улицы Серингапатама, ведущей к дворцу раджи. Пахло специями, перезревшими фруктами и грязью. Лотки с разнообразными товарами были расставлены на всём протяжении проезжей части, и что только тут не продавалось, от душистого табака до неизвестных фруктов, один вид которых уже настораживал и отвращал попробовать. Голоса уличных торговцев сливались в визгливый гул, давили на уши, а вонь немытых тел доносилась до чувствительного носа, вышибая дух. Один такой — вонючий попрошайка, покрытый язвами, протянул руку к окну за подаянием, и Джин испуганно отшатнулся.

Ему не нравилась страна, грязная, шумная, громкая, не нравилось место, куда он держал путь. Но приглашение раджи, больше похожее на указ, было ясным и четким. Званый ужин предлагалось посетить уважаемому губернатору и его сыну.

***

Блюда на ужине служили одной цели — выбить Джина окончательно и бесповоротно из колеи его обычного спокойствия. Местные деликатесы, призванные удивить и впечатлить заморских гостей, однозначно, и удивили их, и впечатлили. Если прошлое пиршество было реверансом чужой культуре, с вполне узнаваемой, хотя и отличающейся на вкус английской кухней (мол, правитель Майсурского царства — цивилизованный и воспитанный человек, и не чурался приобщиться к культурному наследию страны, которая пытается их колонизировать), то этот ужин был целиком и полностью… экзотическим, призывающим отдать дань уважения хозяевам.

Джин поднял глаза от миски, в которой плавало нечто склизкое и бесцветное, в обрамлении какой-то травы. С испугом поглядел на отца, с чисто английской невозмутимостью сидящего на полу перед дастарханом и неторопливо поедающего угощение. Аристократичный сноб, веками культивируемые воспитанность и благородство, а ещё блестящий дипломат — он никогда бы не позволил себе скривиться над культурными обычаями другой страны и не дал бы посмеяться над собой, демонстрируя как ему непривычны чуждые традиции. Но Джин не такой. Горячая южная кровь взболтала в хладнокровном английском темпераменте чувства, неподвластные гнету поколений аристократов, и иногда они прорывались бурей эмоцией. Спокойный, в принципе, Джин иногда взрывался.

Вот и сейчас, он то ли расплачется, то ли швырнет эту миску подальше от себя. Это невозможно есть. Ни кусочка. Точнее, судя по жидкой консистенции, ни глоточка. Юноша сейчас опозорится перед представителями обеих стран и оскорбит хозяев. Ложка — единственный столовый прибор, которым тут пользуются — нервно дернулась в пальцах.

В огромной каменной зале было прохладно, пахло благовониями и цветами. Танцовщицы в ярких сари развлекали гостей. Но Джину всё не нравилось. Ему было жарко и неудобно сидеть по-турецки, в коротком по последней моде, тёмно-синем фраке и панталонах. Затейливо повязанный платок, на который он убил огромное количество времени, давил на горло, а жилет от неудобной позы скрутился под фраком и жал складками. Туфли с пряжками пришлось снять и оставить за пределами «стола». А еще Джин капнул каким-то ярким соусом на белоснежную ткань чулок, пока ел руками (!) и теперь это пятно раздражало его своим видом. Да и вообще! Возмутительно неприлично — иметь соседство со своими и с чужими ногами во время того, как принимаешь пищу.

Печальный вздох сорвался с его губ и облачком опустился в отвратительное месиво на тарелке.

— Рекомендую… Мозги мартышки. Редчайший деликатес. Говорят, съевший их, обретает мужскую силу… — раздался совсем рядом тихий голос с пряными, сочными нотками. Молодой — его ровесник — сын раджи Типу Султана, Типу Сахаб Чонгук-хан ещё в прошлый визит изумил британцев чистым и беглым произношением. Удивительно, индийский акцент говорящего был почти незаметен и только добавлял щепотку тех самых острых специй в приятный тенор.

Молодому лорду Уэксли остроты в ощущения он тоже добавлял. От двусмысленных слов и близкого соседства щеки плеснуло красным. Высокородный индус был… смущающим и настойчивым уже с первого ужина.

Он покосился на возмутителя его спокойствия, в надежде, что тот не ждёт ответа, но чёрные глаза-маслины, не отрываясь, буравили Джина в ухо, алевшее над жёстким воротником.

Типу Сахаб Чонгук-хан, наоборот, никакого дискомфорта не испытывал, развалился меж валиков близко к Джину и уписывал «деликатес» за обе смуглые щёки. Ничто ему не мешало наслаждаться едой: ни жёсткий шелковый ширвани*, ни украшенная жемчугом и дорогой брошью чалма. Босые ступни тот уложил на белую ткань своих шаровар, и Джин на секунду завис, разглядывая аккуратные пальцы и неожиданно нежные пяточки достопочтенного представителя царского семейства.

Как неприлично.

— Несомненно полезный продукт, — поняв, что долго молчал, чрезвычайно вежливо отозвался он и под насмешливым взглядом поболтал ложкой в миске. Аккуратно тронул пустую губами.

Ну и гадость, неаристократично крякнул про себя Джин.

— Сахиб* — воспитанный молодой человек, но не стесняйтесь, ешьте больше. Никогда не угадаешь, когда «мужская сила» вам понадобится, — совсем уже откровенно развеселился сын раджи, и Джин мысленно скривился, надеясь, что только мысленно.

— Ваша забота утешает, Ваше Величество, но жениться мне пока рано, — ещё раз попытался соскочить с дегустации молодой аристократ. Поймал суровый взгляд отца и теперь уже точно скривился.

Дрожащий комок на ложке вызывал отвращение. Джин гипнотизировал его глазами, медленно приближая ко рту. Когда до позора осталось не больше дюйма, кто-то сунул кулак ему под локоть и подбил руку с ложкой. Мерзкая жижа плюхнулась на многострадальный чулок рядом с прошлым пятном. Юноша замер, некультурно вытаращив глаза.

— Какой же я неуклюжий, сахиб, прошу принять извинения, — неискренне посетовал Чонгук-хан и сложил ладони домиком, пряча под ними усмешку. — Я распоряжусь, чтобы вас проводили в комнату, где можно привести себя в порядок.

Тут же за спиной, по мановению царской руки возник слуга, терпеливо подождал, пока юноша, краснея под внимательными взглядами сидящих, обул туфли. Джина с бесконечными поклонами отвели в комнату.

Помещение, где его оставили одного, поражало своей цветастостью. И вроде привык он за прошедшие месяцы к буйству красок, но комната дворца в разы превосходила всё виденное. Богатые ткани на стенах, позолота, искусно вырезанная деревянная мебель — поистине царский антураж.

Растерявшийся от столь вопиющей роскоши Джин огляделся и заметил на деревянном столике около кровати чашу с водой и белый отрез ткани. Пара нехитрых манипуляций, и жидкое пятно от обезьяньих мозгов стало еще жиже, а яркий след соуса окончательно размазался по чулку. Джин чертыхнулся и отложил скомканную тряпку. Мог и не пытаться, всё равно чулки не спасти, если только его камердинер не проявит чудеса ловкости и не ототрёт пятна каким-нибудь волшебным средством.

Каменные арки окон манили из них выглянуть. Любопытство — порок, но когда Джин ещё здесь окажется? Поэтому он решил ему поддаться, пока никто не наблюдает: не торопясь прошелся по комнате, полюбовался цветной мозаикой у себя под ногами и изысканным рисунком тканей на стенах, остановился около одного из окон. Оно было прикрыто стеклянными створками, юноша толкнул обе и уставился, задохнувшись от восторга, на пышный сад. Зелёные волны разбегались дорожками и небольшими лабиринтами от галерей внутреннего двора. Нежный оранжевый свет ласкал верхушки кустов и крыши ближайших зданий. Легкий бриз сопровождал последние лучи солнца, задувал свежестью в царские апартаменты. Казалось, спустись в сад, и спасешься от обычной местной жары и духоты, стряхнешь с себя вонь и пыль улиц города. Вот бы туда попасть, размечтался Джин.

— С той стороны сада вход в гарем… — опять донесся до него чужой пряный голос. Джин встрепенулся, ахнув. Его что, поймали за подглядыванием за обитателями гарема? Но он же не знал…

— Простите, я не… — смутился молодой лорд Уэксли и повернулся к Чонгук-хану.

Неслышный в своих бархатных джутти*, тот подобрался неприлично близко, практически заглядывал Джину через плечо, тоже рассматривая сад. Лицо его рядом — расслабленное, совсем мальчишеское под богатой чадрой. Тоже ни намёка на щетину: гладкие кошачьи скулы, широкий чистый подбородок. Крупный нос, любопытные глаза и шрам на щеке выдавали в высокородном юноше боевой характер. Джин смотрел и любовался, не замечая тяжёлого взгляда. Созерцал так же, как до этого мозаику или пышный сад — очередной шедевр противоречивой, яркой и ужасной страны. А потом заметил, обжегся об чёрные угольки глаз, обомлел. Вспомнил о крамольной книженции, запрятанной под матрас и скрипнул зубами. Не надо было читать подобное, иногда незнание — это благо. Теперь мужское внимание всегда будет оцениваться сквозь призму новой информации.

Тем более Чонгук-хан никак не помогал развеять сомнения.

— Вы не приняли мой подарок, лорд Уэксли, — дыхнул тот мягко в румяное лицо Джина. Близость его была какой-то масштабной, очевидной, смущала до слез.

— Я не совсем… понял. Брошь слишком дорогая… — Джин попытался выкрутиться из ловушки между окном и телом в цветастом ширвани. Сын раджи покладисто отступился, дав ему пространство для маневров.

— Это знак моего почтения к вам. Вы хотели оскорбить меня отказом?

Ан нет, прищурился молодой лорд, пространство для маневров ему тут только кажется.

— Ни в коем случае! Я безусловно ценю ваше внимание, но не стоило так… такое… дарить! — возмутился Джин от всей души. Он совсем не этим руководствовался, когда отклонял подарок. Просто… Прошлый званый ужин был каким-то странным. Молодой раджа всю дорогу не сводил с него горящих глаз, и если бы Джин был немного опытнее, он был подумал невероятное: Типу Сахаб Чонгук-хан… пытался с ним флиртовать. Настырно, развязно, как с девушкой! Причем, определённого пошиба. Юноша насилу уговорил себя, что ему привиделось, такого не бывает, чтобы двое мужчин… Неестественно, богопротивно… Но спустя пару дней, стоило ему успокоиться, друг снабдил гадкой книжонкой. Уснувшие подозрения вновь всколыхнулись в нём. А следом и подарок — усыпанная камнями брошь — прибыла к ним в дом с молчаливым слугой-индусом. Джин взвился, покраснел до груди под домашним шёлковым халатом и наказал вернуть со словами благодарности. Ещё через пару дней отец и сын Уэксли получили новое приглашение на ужин.

— Почему не стоило? Мне хотелось сделать приятное. Прошлый ужин, вас, кажется, расстроил…

Джин промолчал, не зная, как реагировать на подобные разговоры. Склонил голову, бросив взгляд из-под ресниц на настырного Чонгука.

Тот опять, пользуясь задумчивостью визави, притиснулся ближе, почти прижал к каменному проему окна, внимательно рассматривал подробности: глаза с томной поволокой, нежное лицо, ресницы и губы, сделавшие бы честь любой девушке. Лучше девушки, слаще девушки, слаще всего что было в мире. Невозможно ни спать, ни есть, ни существовать, с тех пор как увидел.

Рука сама потянулась провести по щеке, по алым пятнам румянца на шелковой коже, по мягкой челюсти. Взгляд британца заметался, забился в теснине их тел, а потом он словно смирился, потупился в пол, задохнувшись.

— Джини… — выдохнул Чонгук. — Я достаточно прожил в Европе, чтобы узнать, понять кое-что… Вы мне нравитесь… Нравитесь серьёзно. Поэтому я должен сказать что-то важное.

Джин вспыхнул как факел, получив признание, уставился на открытую смуглую шею. А тот продолжал:

— Скоро начнётся война… — сказал и огляделся, будто в поисках чутких ушей. — Она обязательно будет. Поэтому, Джин, уезжай. Сохрани себя. Себя и это…

Сын раджи отступил и под удивленным взглядом лорда достал из-под кафтана кинжал. В его рукоятку был вставлен огромный жёлтый алмаз, сверкавший в лучах закатного солнца, как глаз какого-то божества.

— Это наша реликвия, Лунный камень, дыхание Вишну-зиждителя заключено в нём. Возвращайся домой, надёжно спрячь его, с твоим отцом я объяснюсь, — Чонгук-хан аккуратно вложил ножны кинжала в руки юноше, подержал их в своих, нежно поглаживая кругляши костей на тонких запястьях. — Сохраните его, сахиб Джин, берегите себя, — взмолился Чонгук, в волнении мешая вежливые и близкие обращения. — Уезжай из страны, а я тебя потом найду. Обязательно найду, где бы ты ни был*…

И подтверждая обещание, тронул губами закушенный в расстройстве мягкий рот.

Комментарий к Часть 1

Костюм Джина (примерный. Ващ, не цепляйтесь, что в то время пряжки не носили и штаны были нанковые а не шерстяные, это все для пущего дрочева).

https://vk.com/wall-190948520_66

Костюм Чонгука, тоже примерный:

https://vk.com/wall-190948520_67

Комната в индийском стиле:

https://vk.com/wall-190948520_68

Майсурский дворец. Находится не в Серингапатаме, а в 13 км от него, в городе Майсур.

https://vk.com/wall-190948520_138

*Сахиб - уважительное обращение к европейцу в Индии.

*Джутти - та самая обувь с загнутыми носами.

*Серингапатам был захвачен англичанами, дворец был разграблен. Типу Султан был убит. Майсурское царство перешло во владения Ост-Индской компании и перестало существовать.

========== Часть 2 ==========

Очередная ночь, которую Джин проводил на адской сковородке. Сколько их было после второго гадкого ужина? Ровно пять. Столько же стояла невероятная для индийского юго-запада жара. Весенние дни были по-летнему удушливы, морили к низу пышную зелень в саду и лишали сна юного лорда.

Нечем было дышать. Джин крутнулся на влажных простынях, вгляделся в сторону окон через задернутый от насекомых тонкий полог. Все окна были бесстрашно распахнуты. Как и десять минут назад, и полчаса назад тоже. Запах распаренного сада, нагретой пышной земли, переспевших фруктов доносился сладкой тягучей волной, обилие ночных шорохов пугало своей инакостью, отличием от привычной Англии, но до кровати не долетало ни единого сквозняка.

Юноша вздохнул, приподнялся в постели. Широкая спальная рубашка завернулась на теле, сковала ему ноги липким кулем. Он выправил её полы, бесстыдно задрал выше талии, чтобы снять. И в итоге не стал. Безумно мечталось содрать тонкий пропотевший лён, лечь обнажённым телом на простыню. Томительно раскинуть конечности, потереться горячей кожей о ткань, отдав себя на растерзание хотя бы одной струйке свежего воздуха. Но… Желание в свете последних событий казалось неправильным, почти преступным. Никакого послабления предавшему его телу. Поэтому Джин только пошире растянул шнуровку на груди, отчего рубашка почти слезла с одного плеча, вытер испарину с шеи и опять лёг.

Недавний недопоцелуй снова разгорелся мрачным отпечатком. Джин всхлипнул, яростно ударил кулаком по подушке. Почему он тогда смолчал? Почему стерпел, не смея возмутиться и возразить? Тот поцелуй был не девичий — мягкий, дрожащий от смущения. Первый поцелуй у него украли мужские губы — твёрдые, горячие, пахнущие специями и солнцем. До пяток опалившие огнем. Джин рыкнул, снова вспомнив, взбил подушку, которую сам же кулаком превратил в лепёшку. В который раз разозлился на себя, на крамольную книжку, на юного Джей Хоупа, на Чонгук-хана. На того — особенно. Поцеловал и ушёл, не дождавшись хука справа — не зря же Джин в Лондоне ходил в боксёрский клуб. Звёзд, правда, не хватал, но отстоять свою честь смог бы. Но почему-то остался стоять — только трогал спёкшиеся от чужого дыхания губы и пытался совладать с предавшим телом. То посмело — негодное, слабое, скованное дурацкими воспоминаниями о книжонке.

Пока он растерянно моргал, забыв где находится, появился давешний слуга и вежливым жестом пригласил следовать за ним. Джин еле успел спрятать под полу фрака ножны с кинжалом. Повезло, что стоял вполоборота. Отдать реликвию почти незнакомому почти врагу — поступок необъяснимый, но юноша решил не показывать никому сокровище и разобраться с мыслями позже, когда в голове просветлеет. Поэтому он аккуратно локтём придержал ножны и отправился за слугой. Тот долго водил его по извилистым коридорам и тёмным лестницам, освещённым тусклыми свечами, и вывел его к закрытому, без украшений и опознавательных знаков экипажу. Джина без лишних слов усадили, и пара быстроходных лошадей отвезла его в резиденцию губернатора.

Неизвестно, что сказали отцу, но тот, явившись позже, не стал выяснять, почему Джин не вернулся к ужину. Следующие три дня лорд Морнингтон безвылазно сидел в кабинете, и только посетители, как англичане, так и индусы нескончаемым потоком шли к нёму на приём. А на четвёртый день стало известно, что генерал-губернатора выдворят из Серингапатама обратно в Калькутту, где располагалась Ост-Индская компания и его постоянная резиденция.

Все дни Джина страшила мысль о кинжале. Он спрятал его туда же, под матрас, к книжонке. И справедливо полагал, что это место было весьма ненадежным для такой ценной вещи. Может, от того и сон не шёл к нему, и вовсе не жара была причиной. Сегодня он решился и за завтраком спросил у отца дозволения вернуться в Англию. И к удивлению не встретил сопротивления.

Суровый лорд с невозмутимым видом дождался, когда слуги-индусы закончат сервировать стол, отпустил их взмахом руки. И вдруг сгорбился, потёр серое, уставшее лицо.

Сказал тихо:

— Я сам склоняюсь к этой мысли. Скоро будет война. Майсурцы бунтуют, переговоры зашли в тупик. Я вернусь в Калькутту и выступлю оттуда с армией, будем брать город штурмом. Тебе оставаться здесь опасно, и в Калькутте тоже. Оттуда ближайшим судном отправим тебя домой. Только боюсь, что поиски и ожидание затянутся надолго, и я успею уйти, прежде чем решится вопрос. Думаю, думаю как поступить…

Отец рассеянно уставился в тарелку, где остывал традиционный английский завтрак, а Джин задумался над тем, почему он так хочет помочь вывезти священную реликвию. Не из симпатии к одному высокородному индусу же, да?

За окном заохала незнакомая птица, и Джин повел глазами под закрытыми веками. Хватит думать об одном и том же, надо спать, сказал он себе. Утром найдётся решение.

Свечи в искусных светильниках почти догорели. Ночные тени укрыли обшитые яркой тканью стены, заметались между штор, затейливо перевязанных шнурами. Сад под окнами замер. Пальмы свесили листья-метёлки, сандаловые деревья и миробалан затихли, перестали шелестеть. На чернильно-чёрное небо выплыла огромная оранжевая луна. Дремота потихоньку сковала Джину члены, выставила из головы обрывки разрозненных мыслей. Он плавал в вязком жарком дурмане на границе сознания — почти заснул, но ещё ощущал окружающее.

Тени колыхнулись вслед быстрому движению. Чья-то рука зажала Джину рот, вторая придавила к постели. Сон вмиг пропал, безжалостно изгнанный чужим присутствием. Вскрик испуга застрял в горле. Джин забился в темноте, засучил ногами, путаясь в тонком хлопковом покрывале. Незнакомец зашипел, навалился сверху, обдал запахом специй и сандала.

— Тихо, тихо, сахиб. Это я. Не бойтесь. — Речь звучала французская, но чуткий слух Джина выхватил акцент. Он завращал глазами, пытаясь выбраться из-под тяжёлого тела. — Это Чонгук-хан, я уберу руку, не будете кричать? Мне надо с вами поговорить.

Сердце вспыхнуло огнём, забилось сильнее, сменив испуг на страх другого толка. Что угодно, только пусть слезет, иначе беды не миновать. Джин все дни был сам не свой и не ладил с собственным телом. Вдруг оно снова предаст, спутает, толкнёт на губительный путь.

Он замер. Перестал биться между постелью и мужским телом, закивал, соглашаясь. Руку с губ тут же убрали, перестали давить тяжестью на торс. Он сел в кровати, разгладил сбившуюся во время борьбы рубашку. Кровать скрипнула — Чонгук-хан в это время полностью закрыл просветы в пологе. Часть окон тоже оказалась закрытой, а Джин и не заметил в полусне.

— Спите с окнами нараспашку, сахиб. Как непредусмотрительно, — покачал раджа головой, вернувшись обратно на постель. Сел напротив, поджав босые ноги под себя. — Я проник, значит и другие смогут.

Джин отвёл взгляд, засовестившись. Просто очень жарко. А ещё невозможно было смотреть. В прозрачной темноте, разгоняемой бледным светом луны, Чонгук-хан, одетый в тёмную длинную рубашку до колен и такие же тёмные узкие чуридары* был близок и масштабно заметен. Полоска зубов, глаза, несколько колец на пальцах блестели в ночном сумраке.

— Ваше Величество. Что вы здесь делаете? — обратился юноша к очертаниям силуэта, вольготно раскинувшемуся на его кровати. — Вам нельзя тут находиться. Отец…

— Тс-с… — шикнула на него знатная особа и молча сложила ладони под подбородком, приветствуя. Джин с запозданием вспомнил, что он-то как раз не поздоровался. Ситуация не располагала к царским почестям, не до того было. Он склонился как можно ниже, в надежде, что поклон сойдёт за уважительное приветствие.

А когда выпрямился, заметил, что спальная рубашка, не сдерживаемая завязками, сползла и с груди, и с плеча. Чонгук-хан молчал, разглядывал открывшуюся картину. Джин вспыхнул, когда понял насколько непристойно он выглядел. В рубашке с распустившейся шнуровкой, чудом державшейся на одном плече, с обнаженной влажной кожей. Он быстро окинул себя взглядом и в свете луны увидел соски, вызывающе торчащие сквозь прорези ткани. Уважил раджу, ничего не скажешь. Сгорая от стыда, он оправил рубашку, но ситуацию это не исправило — в подобном наряде не пристало принимать знатных гостей.

Вопиющая ситуация.

Джин судорожно потянул на себя покрывало, но оно оказалось под телом напротив. Чонгук-хан сдвинуться не захотел, с усмешкой наблюдал за жалкими потугами молодого лорда прикрыться. В итоге Джин сдался.

— О чём вы хотели поговорить? — сцепив зубы, проговорил он.

— Кинжал в целости и сохранности? — тут же поинтересовался Чонгук-хан.

— Всё в порядке, — ответил Джин. Он, перед тем как заснуть, проверил его рукой, наткнулся на ножны и бедовую книжку, отдернул руку как обжёгся. С тех пор с кровати не вставал.

— Я принес для него ящик с надёжным замком, он стоит под окном. Спрячьте кинжал в багаж как можно глубже. Когда уплываете?

Джин сцепил пальцы в волнении. Щекотливая тема, касаться которой было неприятно, по понятной причине приближающегося столкновения. Всё один к одному — отбытие отсюда (спасибо, что в целости и сохранности, майсурские раджи — благородных кровей мужи, отпускают дипломатов восвояси), долгий путь обратно в Калькутту, ожидание судна. Последнее, тем более, не объяснить царской особе. Понятное дело, радже и его семье нет нужды подстраиваться под прихоти капитанов кораблей. Стоит захотеть, и любое судно отвезёт его куда надо. Сын генерал-губернатора, при всех заслугах титулованного отца, такой властью не обладал. А, следовательно, срок нахождения его в Индии растянется на неопределённое время. Типу Сахаб Чонгук-хан выбрал не того кандидата для вывоза реликвии за пределы страны.

— Не всё так просто… — буркнул Джин вполголоса.

Чонгук-хан нахмурился, обычная насмешливая улыбка слетела с его губ.

— И в чём проблема?

Юный лорд помолчал, мучительно долго подбирая слова. Не сказать бы ничего лишнего.

— Как вы знаете, нас в скором времени выдворят из города… Мы вернёмся в Калькутту. Там я буду ждать ближайшее судно, которое пойдёт в Англию.

— И?

Джину захотелось передразнить раджу невежливым «что и?», выкатив глаза на его нетерпеливый тон.

— До Калькутты тысяча двести миль*, и только на месте придётся искать отплывающие судна.

— То есть быстро вернуться в Англию не получится? — совсем посуровел молодой Чонгук-хан. Ещё бы. В его блестящем плане сквозила огромная прореха.

В конце концов, он тоже юноша, не старше Джина. Они — тот ещё тандем. Откуда у обоих взяться здравым идеям и великолепному их исполнению.

— Я могу вернуть кинжал обратно, — смутился Джин и опустил голову. Ему стало неудобно за собственную никчёмность.

— Что? Нет. Самый невероятный вариант всегда срабатывает. Никто не подумает на вас как на хранителя важнейшей реликвии.

Чонгук-хан глубоко задумался, а Джин исподтишка принялся его разглядывать, пока тот не смотрит. Несколько минут назад глаза слепило стыдом и страхом, а освоившись, почему-то хотелось поднести свечу поближе и разглядеть знатного молодого человека. Он был одет совсем просто — сегодняшний наряд был не чета прошлому, блестевшему золотым шитьём и камнями. На голове был повязан максимально скромный тюрбан. Вид Чонгук-хана снова намекнул Джину, что под вальяжностью и царскими повадками скрыта натура флибустьера. О чём говорить, его поступок — под покровом темноты залезть в чужой дом — выдавал рискового, авантюрного человека.

— Я подумаю, что можно сделать. Попробуем найти судно в ближайшем от нас порту, тогда не придётся возвращаться в Калькутту, — Чонгук-хан встряхнулся, скинул с себя задумчивость. — За вами будут присматривать несколько моих доверенных людей. Они последуют в Англию, поэтому не пугайтесь, увидев сопровождение. Это для вашей безопасности, сахиб.

Он похлопал себя по складкам длинной рубахи, что-то нащупал — сведенные в строгую линию брови наконец-то разошлись.

— Дайте руку, — сказал он на полтона ниже, и глаза его загадочно блеснули.

Непонятно, кто кого предавал, то ли тело Джина, то ли он — сам себя, но он, словно заколдованный, безропотно протянул ладонь. Её трепетно подхватили двумя руками сразу, вложили что-то тяжёлое, сжали в кулак. Острые грани предмета кольнули, но Джин не спешил руку отнимать, только склонил голову ниже, спрятал загоревшиеся алым щёки. Нежный обхват не пропадал.

— Я хочу, чтобы ты принял, Джи-ин, — протянул Чонгук-хан хрипло, снова сбился с уважительного тона. Имя, сказанное на французский манер, прошлось по телу горячей волной. Колдовство, точно колдовство, застонал Джин беззвучно, отказываясь признавать страшные для себя новости.

Пленившие кулак руки пропали. Джин разжал хватку и на ладони увидел давешнюю брошь, ярко сверкнувшую россыпью камней.

— Прими на память. Знак внимания. Ты ведь не забудешь меня? Мое обещание? Я тебя найду, где бы ты ни был. И Лунный камень ни при чём, — продолжил Чонгук-хан свои смущающие речи.

Сердце Джина забилось вразнобой, словно утлое суденышко, которое треплет шторм. Разум помутился. Ещё несколько дней назад ему хотелось швырнуть драгоценность, подаренную будто девушке, в невозмутимого слугу, а сегодня он вдруг осознал, что, возможно, сына раджи никогда не увидит. И обещание здесь не при чём. Война разведёт их по двум сторонам, по континентам и странам. Они станут врагами. Джин скривил губы в подобии улыбки, не подозревая, насколько она жалкая. Снова сжал драгоценность, чтобы кольнула сильнее, вернула его обратно в привычный мир без новых, ошеломительных знаний. Не помогло. Чонгук-хан всё ещё сидел напротив и прожигал пылким взглядом развалы пышной рубашки.

— К чему такая настойчивость? Я не барышня, чтобы оказывать мне знаки внимания… — пробормотал Джин и не стал возвращать брошь обратно, отложил в сторону.

— Нет, не барышня, — согласился Чонгук-хан. — Но это не мешает мне любоваться вами.

Щёки, шея, лоб вспыхнули красным, полыхнули в темноте сигнальными огнями. Руки взлетели к распущенной шнуровке. Откровенность молодого раджи вкупе с заметным интересом рушила Джина на дно приличий.

— Перестаньте… намекать на такое, — замычал он, заметался руками по рубашке, подтягивая то одну сторону на плечо, то другую. — Это неестественно, богопротивно, неприлично, в конце концов. Это… это карается!

Неуловимое движение, и руки Джина были перехвачены, прижаты к чужой груди, где под тканью гулко и быстро билось сердце. Он попытался вырваться, освободить предательски прилипшие к телу ладони, но его прижали крепче, перехватили по плечам, притиснули к горячей шее. Джин носом, губами почувствовал биение крови под тонкой душистой кожей. И тут же ослаб, стёк пустой тряпичной куклой. Сильные руки поймали — подтянули — не дали шанса избежать неправедных объятий.

— Пока сердце бьётся от одного твоего взгляда, разве можно приказать ему остановиться? Я не владелец ему, с тех пор как увидел тебя, — зашептали Джину на ухо горячие слова-угли. Они выжгли ему кости и расплавили внутренности. — Попробуй приказать, ведь ты, Джин — тот, кто держит моё сердце и душу. Сможешь? Будешь таким жестоким? Ведь я умру, если сердце перестанет биться. Возьмёшь грех на душу? Он солиднее, чем жалкий грешок любви к мужчине.

Коварные слова, разрушающие волю и желание сопротивляться. Возмутительные речи, и Джин их слушал, еле живой. Рассудок горел в огне, дыхание стало тяжёлым. Его бездействие сочли разрешением — чужие руки на спине сделали круг и спустились на талию, пальцы сжались на рубашке — жадно, заметно. Дамский обморок не помешал бы, — прервать нахальное наступление, но юноша никогда им не уподоблялся, поэтому только скрипнул зубами и промолчал, не проронил ни слова. Терпеть — невозможно. А отодвинуться — тем более.

— Молчишь? Значит можно? Разрешаешь? Или жалеешь? Скажи что-нибудь… — взмолился Чонгук-хан.

Его слова убивали. О чём они? Как понять, чтобы ответить?

— Пожалуйста… Не… — всхлипнул Джин, и его губы снова накрыли твёрдые — мужские.

Следующий жалкий всхлип пропал в них, разбился о напористость, в корне отличную от прошлого невесомого поцелуя. Остатки благоразумия гремели внутри криком баньши. Джин выгнулся, заизвивался, но его не пустили — прошёл момент, когда он мог освободиться. Попробовал выпростать зажатые крепкими бёдрами ноги — охнул, закатил глаза — паха коснулось налитая тяжесть под чуридарами. Юношу откинуло обратно, словно отшвырнуло буйным ураганом. В итоге они вдвоём упали на постель, — Чонгук-хан сверху, запеленав Джина в рубашку, как в смирительный кокон. Молчаливая, иступленная борьба — ни звука не раздавалось в экзотически пышной комнате.

— Не наврежу, я тебя боготворю, обожаю… Почему мне не веришь? Всего один поцелуй… Я так долго тебя не увижу… Ты ещё со мной, а я уже тоскую, — сипел молодой индус и трогал горячими губами нечаянно подставленные в пылу сопротивления обнажённые ключицы и ямку между ними. Джина подбрасывало от каждого касания. Грязно, неописуемо сладко, противно, и до боли приятно. Бесстыдно-отчаянные волны расходились от его бёдер, где тёрлось об задранную рубашку чужое мужское естество.

— Отпусти. Я не хочу. Это неправильно, — взмолился он в обратную, затих под телом, под острыми быстрыми поцелуями, под алчными руками.

— Тс-с, всё хорошо, я только целую. Просто не сопротивляйся, будем вместе грешить… Ты и я.

Предательское тело таяло от хриплых слов — стонов, от родного французского, с нотками специй в акценте. В паху незнакомо и странно тянуло. Джин вытянулся на постели, вперил мутный взгляд в полог над головой. Предоставленная беззащитная шея сманила тяжёлое внимание, её проводили губами, проследили до тонкой ключицы. Чонгук отодвинул ткань сорочки и запечатлел влажный след на стыке плеча.

— Так хорошо? Хочешь?.. — прошептал он, приподнявшись. Внимательно посмотрел на разметавшегося Джина и огладил его тело тяжелой рукой. От шеи и до бедра, сжимая в горсти пышные льняные складки. Его движения жгли на теле печати. Тюрбан давно потерялся, и чёрные пряди волос волнами спускались ниже ушей, обрамляли симпатичное, с большим носом лицо. Знатный раджа выглядел совсем молодым, и несообразно возрасту жадным, голодным. Нуждающимся. Пугал и привлекал. Джин зажмурился, промолчав.

Сад за окном зашелестел долгожданной прохладой, по мокрой коже щекоткой прошелся сквозняк. Но больше ветерка хотелось вновь почувствовать смущающе-обжигающие движения внизу живота. Чонгук-хан словно знал о кипящих под гнётом приличий желаниях Джина. Он перехватил рукой бедро, сжал и притиснул к своим — мощным, грозным. Медленно столкнулся, притёрся бугром о бугор. Искры сыпанули из глаз Джина.

— Понравилось? Ещё? — спросил Чонгук-хан. — Только ответь, не молчи. Мне надо знать.

Если Джин сейчас подаст голос, он будет жалко дрожать. Он отвёл глаза и кивнул. И несдержанно застонал, когда чресла столкнулись ещё раз. И новый стон, на новое движение, и ещё, и ещё. Высокородный индус пьянящим напором вбивался меж расставленных, слабых ног, тёрся по влажной ткани. Ускользал, только чтобы вернуться обратно, скользить обжигающим по горячему. Спальная рубашка от его действий задралась до грани пристойности.

— Вот так, сахиб. Не прячься. В любви нет ничего неправильного, — засипел Чонгук-хан и запустил руки под пышный подол.

Гордо стоящее естество тронули мягко, но явственно, прошлись от вершины до основания — никто Джина так не касался, и сам он тоже. Из тела словно вынули кости, размяли как тесто, раскатали в лепешку. Он выплеснулся — резко, неожиданно — остро до потери сознания и закушенных до ранок губ. А следом по животу растеклось пятно чужого удовольствия — с хриплым стоном, с напряженными плечами и откинутой тяжёлой головой. Чонгук-хан упал сверху, придавил скалой, зашептал горячечно-тихо на незнакомом языке.

Неужели это на самом деле случилось. Не может быть, это всё неправда, бред жаркой южной ночи, ахнул про себя Джин, когда буря чувств улеглась. Но тело, скатившееся с него и расположившееся рядом было ещё каким ощутимым. Сон и явь, видения и реальность закружились леденящей воронкой, втянули Джина в море позора и бессмысленных сожалений. Он отвернулся, но мужские руки его не выпустили, ласково прижали к себе. Невесомый поцелуй тронул пряди на затылке.

— Спи, сахиб. Утром меня не будет. Уезжай, Джини, как можно скорее, сохрани себя и реликвию. И однажды мы встретимся снова. Дождись меня, обязательно. Я тебя найду и больше никогда не отпущу.

Оберегаемого в тесных объятиях Джина в секунду сморил крепкий, глубокий сон.

Комментарий к Часть 2

Немножко визуализации:

https://vk.com/wall-190948520_136

*чуридары - нижняя часть одежды, штаны, широкие сверху и узкие внизу.

*1200 миль - 2000 км.

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

https://vk.com/rtk_dnp

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== Часть 3 ==========

Бал у Морнингтонов обещал стать самым значимым событием Лондонского сезона. К десяти часам особняк Гросновер-сквер был полностью освещён. Веранда превратилась в оранжерею — бальные распорядители украсили её огромным количеством живых цветов. Фойе и коридоры утопали в папоротниках, словно волшебные гроты. Слуги носили в бальный зал искусно окрашенные глыбы льда. Было суетно и душно.

Поводов для пышного празднества было много. В возраст замужества вошла леди Анна Уэксли, сестра Джина. И совершенно неожиданно для него.

Вот только она носилась по загородному поместью, от чего юбки совершенно некультурно взлетали выше щиколоток, рассекала на отцовских скакунах через ямки и пригорки. Сия непотребная картина заставляла леди Морнингтон хвататься за сердце и пенять той за не девичью прыть. А сейчас все помыслы девушки заняты подружками, письмами, приглашениями на вечера и балами. И Итаном Джей Хоупом, который вслед за Джином тоже покинул Индию три года назад. Сестра принялась томно вздыхать, стрелять взглядами поверх веера, стоило только его узреть, и выпытывать у Джина подробности о друге. А Итан Джей Хоуп, тоже совершенно неожиданно, проявил ответный интерес. И теперь они устраивали переглядки — каждую встречу, шушукались и кажется даже передавали друг другу записочки. Уэксли даже возмутился и пригрозил дуэлью, если тот испортит репутацию леди Анне. Друг другом, а семья — святое. К слову, Джей Хоуп поклялся честью, что порочить никого не собирается, и даже, даже — сказал по большому секрету — подумывает предложить руку и сердце. Джин несколько дней ходил сам не свой. А не рано ли? Ей всего семнадцать! Сестру он нежно любил. Они, несмотря на разных матерей, крепко дружили и расставались надолго только во время злополучной поездки младшего лорда Уэксли с отцом в Индию.

Тот кстати, наконец, вернулся из Калькутты, чтобы принять участие в парламентских заседаниях. Его чествовали как победителя восстания, Лондон рукоплескал его военным заслугам. За взятие Серингапатама ему было пожаловано пэрство Ирландии, титул первого маркиза Уэксли и право включить в свой герб знамя Типу Султана. Позабытая за три года победа снова обсуждалась на званых ужинах и приемах. От того особняк на Гросновер-сквер осаждали гости различного толка, от юных кавалеров сестры, кому была оказана честь быть представленными в течение этого сезона, до сослуживцев и старых лондонских друзей лорда Морнингтона. Визитные карточки с именами горой высились на подносе в холле особняка. И это была ещё одна причина организовать самый роскошный праздник в сезоне. В августе действующий генерал-губернатор Ост-Индской компании вновь возвращался на своё место службы.

Поэтому юный Уэксли, уже полностью одетый к балу, слонялся около отцовского кабинета. Он наконец решился, именно сейчас, на разговор. Неспокойное сердце толкало закрыть открытый гештальт. Ох уж это сердце. Не стучалось ему размеренно. Ведь иноземная реликвия до сих пор хранилась у него, но уже в Лондоне — надёжно скрытая в глубине одёжного шкафа.

На лестнице мелькнули, зашуршали пышные юбки, следом послышался негромкий разговор — леди Морнингтон раздавала последние указания. Джин торопливо постучал и тут же нырнул в кабинет. Если зазеваешься, грозная леди отловит пасынка и мигом раздаст поручений.

Лорд Морнингтон приглашающемахнул рукой, когда увидел сына. Тоже уже одетый для праздника, он решал с поверенным накопившиеся за несколько лет вопросы управления поместьем.

— Милорд, — вежливо поклонился юный лорд Уэксли. — Могу с вами поговорить?

— Подожди немного, сейчас освобожусь, — ответил ему отец. И снова углубился в гроссбухи. Кабинет был ярко освещён, но отец всё равно щурился. Годы в Индии оставили след на его узком, скуластом лице. Въевшийся загар смыл английскую бледность, яркое солнце выдубило кожу, углубило морщинки около глаз и на лбу. Только фигура — такая же сухопарая, стройная, осталась без изменений.

— А я не помешаю? — поинтересовался Джин. Обсуждение хоть и было тихим, выглядело бурным — поверенный настойчиво водил пальцем по листу и что-то вполголоса доказывал, а маркиз Уэксли вполголоса не соглашался. Негромкий вопрос был проигнорирован.

Джин помялся на пороге, но всё-таки прошёл в комнату. Тени от свечей колыхнулись ему вслед. Он подошёл к окну, выглянул. Дело привычки — обозреть видимую часть улицы. Она была пустынной, гости ещё не прибыли, кареты не толпились у входа. Только над живой изгородью палисадника мерно, в такт шагам, качался котелок полисмена.

На южной стороне Гросновер-сквера зажигали газовые фонари*. Зыбкая в сумерках фигура фонарщика с длинным шестом появлялась то у одного, то у другого столба. Улица потихоньку становилась светлее, деревья по краю парка медленно выплывали из темноты.

— Сын. О чём ты хотел поговорить? — в отражении окна рядом появился отец.

Джина в очередной раз поразило, насколько они непохожи. Оба в синих фраках, с замысловато завязанными шейными платками. Но сам он за эти годы вытянулся, раздался в плечах, ещё больше расцвёл томной, мягкой привлекательностью. От почившей матери-француженки, в нём проявлялось всё больше и больше — смуглой и без загара, нежной кожи, пышной шапки кудрей, полных чувственных губ и почти азиатского разреза глаз. Кто знал, чья кровь была намешана в бездомной девчонке, ставшей потом, благодаря своему недюжинному таланту, одной из самых популярных актрис Парижа? Теперь эта кровь бурлила в наследнике древней английской фамилии. Завидный жених, неважно что бастард, раз признан и принят, чью стать, красоту, будущие титулы и доходы обсуждали (по словам сестры) во всех девиче-дамских компаниях. Тот, чье сердце истошно трепетало при воспоминаниях о твёрдых, со вкусом специй губах.

— Сэр. Вы скоро уезжаете. Возьмите меня опять с собой! — Джин резко отвернулся от окна, сказал как рубанул, громко, наотмашь, волнуясь.

Но лорд Морнингтон если и был удивлён нервной просьбой, виду не показал. Но ответил непреклонно.

— Это исключено, в Индии опять неспокойно, — он опять вернулся к столу, принялся что-то искать в бумажных горах писем. — Грядёт новая война. С маратхскими князьями.

Джин последовал за ним.

— Мне очень надо… — он замолчал, не в силах подобрать доводы, когда заметил тень удивления в поднятых бровями отца. Они у него были, причины вернуться. И самая главная — отдать обратно то, что ему не принадлежало. Но рассказать о них он был не в праве. А кое о чём и не имел желания. — Отец… Пожалуйста. Мне тут скучно, — выдавил Джин наконец.

— Джон Генри Уэксли. Что за разговоры, неподобающие мужчине! У тебя разве нет обязанностей в моё отсутствие? — строго произнёс лорд Морнингтон. — Ты хочешь оставить сестру в её первый сезон? А если свадьба? Всё возложим на плечи леди Морнингтон?

Джина покоробило от сурового «Джон». Всё понятно. На что он надеялся? Это была заранее провальная попытка, стоило сразу осознать и не соваться на рожон с разговорами.

— Прошу прощения, милорд. Я всё понял. Мне надо идти, — ровно ответил он. Выпрямился, спрятал руки за спину. В противовес тону пальцы дрожали. И глупое сердце не желало успокаиваться — дробно и гулко долбилось о клетку ребёр, стук отдавался под горлом. Он отвернулся к двери, но был остановлен нетерпеливым окриком отца.

— Вот, смотри! — тот стоял над столом и протягивал Джину письмо. — Возможно, моё возвращение отложится. А всё из-за наследников Типу Султана! Будь он проклят, этот Чонгук-хан!

Джина словно оглушило. То ли тем фактом, что аристократ до мозга костей, невозмутимый дипломат — первый маркиз Уэксли — бранился как грузчик на верфи, то ли от упоминания имени. Ведь пока не произнесли, его владелец — абстрактная фигура. Всё просто: не называешь, не вспоминаешь, ничего не было. А теперь имя, а следом старательно заталкиваемое в глубины памяти событие хлестнули наотмашь, словно ладонью по щекам — так они загорелись.

Он неверной походкой подошёл к столу, взял бумагу. Но затуманенные шоком глаза не разобрали ни буквы витиеватого почерка. Благодарение Господу, лорд Морнингтон продолжил ругаться:

— Чёртовы французишки, эти лягушатники. Раздували пламя восстания, помогали им, ставили нам палки в колеса. Обучали солдат-индусов, поставляли оружие. А теперь дали укрытие детям Типу Султана и его наследнику. А тот не промах. Обратился к французскому монарху и в суд. В суд! Чтобы ему вернули административный контроль над Майсуром. А теперь грозится добраться до Лондонского суда. И французы его поддерживают! Грозятся разрывом дипломатических отношений! О-о-о, — схватился за лоб лорд Морнингтон. — Король будет недоволен…

— Так он не в Индии… — пробормотал юный лорд Уэксли. Из огненного спича отца он понял одно — тот, кто отнял первый поцелуй, не за тысячи миль по морю и негостеприимным землям. Он — рукой подать, через Ла-Манш переплыть. И возможно, скоро будет в Лондоне. Осознание случившегося снова отхлестало по щекам. Стало позорно, стыдно, а ещё очень горячо в животе. Чужие ласки в жаркой постели спустя время казались экзотическим сном, навеянным книжкой и южной ночью. А сейчас, вместе с произнесённым вслух именем — налились подробностями, ощущениями, всплыли тихим пряным шёпотом в шею, в губы, под челюсть. Джина зашатало от навалившихся чувств.

— Всё к лучшему. Значит отдам кинжал, и покончим с этим. И брошь верну… — забормотал он себе под нос, не слушая дальнейших возмущения отца. Мысли, раздрай эмоций заставили в задумчивости бродить по комнате. Джин снова вернулся к окну. Там зажглись фонари по периметру сквера, улица была по-праздничному ярко освещена. На той стороне, в тени дерева стоял мужчина. Его силуэт был знаком. Юный лорд Уэксли в задумчивости прикусил костяшку пальца.

— Сегодня Третий, — тихо сказал он.

Чонгук-хан не обманул, все три года Джина (а скорее реликвию), негласно опекали. Иногда, но только иногда, ему попадались на глаза одетые в европейское индусы. Часто их костюмы были сшиты по последней моде, а иногда те выглядели сущими оборванцами. На прогулке в Гайд-парке, когда Джин сопровождал сестру и её подружек к модистке или когда посещал боксёрский клуб — из-за ближайшего угла выворачивал смуглый человек, ловил взгляд молодого лорда, кивал и пропадал в толпе. Или вот так, как сейчас, их можно было увидеть из окна. Уэксли был уверен, что попадались они на глаза, только когда сами этого хотели. В такие моменты сердце пропускало удар. Если они рядом, значит кто-то им продолжает приказывать?

За годы «присмотра» он научился своих сопровождающих различать. Их было трое, все молодые, плечистые, явно из кшатриев*. Никакой системы в их появлении не было, никакого порядка кто кого сменял тоже. Единственно, он никогда не видел их вместе. А сейчас происходило что-то странное. Из темноты сквера показался ещё один силуэт и встал рядом. И ещё один. Когда появился четвёртый, Джин вцепился в штору. Последний, в отличие от остальных, был одет… как индус. На нём были шаровары, кафтан, подпоясанный шелковым шарфом, изысканно закрученный тюрбан.

На миг привиделось что-то знакомое — в наклоне гордой головы, в развороте плеч, в движении рук.

— Кто это? — прошептал он. — Как такое возможно? Их же обычно трое…

— Что ты сказал? — подал голос отец.

Но юный лорд Уэксли вдруг заторопился — суетливо задёрнул штору и рванул к двери. Почти не отдавал отчёта, куда бежал. Узнать? Убедиться? Выяснить? А может что-то решить?

— Мне пора идти! Увидимся на балу! — крикнул он уже от порога. Выскочил в коридор и в тот же миг оказался в руках леди Морнингтон.

— Джон Генри Уэксли! Хитрый мальчишка, нашёл где спрятаться! — строго сказала она. — Ты-то мне и нужен!

Вразрез с суровым тоном, она деликатно взяла его под руку.

— Матушка, я не могу! У нас целый штат бальных распорядителей! За что мы им платим? — отчаянно воспротивился Джин. — Пожалуйста, не сейчас!

Хватка на локте стала крепче.

— Хочешь, чтобы фамилия Уэксли была опозорена? Знаешь выражение: хочешь сделать хорошо, сделай сам? Так вот, раз твой отец занят, ты должен взять на себя ответственность!

Джин понял, что сопротивляться бесполезно. Его попросят помочь организаторам, и он снова поработает мальчиком на побегушках или посыльным. Он вздохнул и поддался давлению руки. Леди Морнингтон настойчиво повела его в сторону бального зала.

Комментарий к Часть 3

*Газовые фонари появились чуть позже.

*Кшатрии — военные.

Авторская группа:

https://vk.com/club190948520

Уютный домик, где я пишу. Фики, которых нет на Фикбуке, ранняя выкладка глав:

https://vk.com/rtk_dnp

Являюсь админом Творческого объединения @Fest_fanfic_BTS в Инстаграме. Командой авторов и дизайнеров проводим тематические фесты, игры, викторины - поднимаем настроение читателям и дарим вдохновение авторам! Присоединяйтесь и пишите, читайте вместе с нами!

https://www.instagram.com/fest_fanfic_bts/

Люблю не только писать, но и читать, поэтому в составе админов веду в VK сообщество рекомендаций фанфиков Quality➤Fanfiction➤BTS➤Фанфик. Ищете интересный фанфик? Перечитали популярное? Любите редкие пейринги? Тогда приглашаю Вас в наше сообщество: https://vk.com/qfbts_ff

========== Часть 4 ==========

Джина шатало как пьяного. Хотя, видит Бог, он не сделал ни глотка пунша, который журчал на столе в гигантском хрустальном фонтане. Он, тем более, не навещал кабинет отца в его отсутствие и не прикладывался к бренди, пузатую бутылочку которого тот прятал в ящике стола. Юный лорд Уэксли был пьян от собственных мыслей. Они терзали его — беспрестанно, без перерыва на гостей и семью. Приветствовал ли прибывших, танцевал кадриль с отчаянно краснеющими дебютантками, или вальс с замужними матронами, к слову сказать, краснеющими так же отчаянно, стоило Джину улыбнуться или сжать руку на талии — мысленно он находился вовсе не тут.

Думы о том, кто был четвёртым, лишили его покоя.

«Кто тот человек? Почему он к ним присоединился? Почему они собрались вместе? Дьявол, что происходит?» — вопрошал он про себя, провожая после танца очередную девушку к их пёстрой, сверкающей драгоценностями и жемчугом стайке. Юная леди Каверли была красива и мила, она улыбнулась и на прощание сделала лёгкий реверанс. Джин едва ли заметил. Матушка, если бы увидела столь явное пренебрежение, не одобрила бы.

Та вообще держалась с ним строго и особых материнских чувств не испытывала. Их отношения скорее были дружески-деловыми. Будучи выпестованной поколениями аристократкой, первая маркиза Уэксли ни словом, ни делом ни разу не дала понять, что существование Джина её задевает. Имея одну родную дочь, её вполне устраивало, что древний род Морнингтонов на ней не прервётся. А нежная дружба между братом и сестрой, тем паче, её устраивала.

Сестра, кстати, тоже была среди молодежи, царила там на правах почти хозяйки бала. Смущающихся девушек окружили джентльмены, они развлекали их легкими разговорами и шутками. Уэксли присоединился тоже, но общение не поддержал.

— Что заставило тебя нахмуриться? — игриво поинтересовалась сестра, взяв его за руку.

Джин промолчал. Леди Анна продолжила нежную атаку.

— Распрями свои брови, улыбнись — хочу, чтобы все подруги мне завидовали.

Юный лорд Уэксли пристально посмотрел на чертовку и всё-таки изобразил подобие улыбки.

— Так-то лучше, теперь совсем не бука, — рассмеялась в ответ сестра. — Чудесный вечер. Не хочешь прогуляться? — она стрельнула глазами в сторону Джей Хоупа, и тот словно прочитав её мысли, предложил ей локоть с другой стороны.

— Моя милая леди, уже поздняя ночь. И даже король давно отбыл, — сказал он с весёлым видом.

— Ах, я говорю вечер, значит вечер! Вы изволите спорить? — не согласилась с кавалером сестра и даже нарочито нахмурилась.

Итан Джей Хоуп тут же принялся уверять её в обратном и просить не злиться. А Джин вполголоса пробормотал:

— Хмуриться это у нас семейное…

Так, втроём они принялись прогуливаться по залу. Аристократическое общество и не думало расходиться, несмотря на поздний час. Лорд и леди Морнингтон перемещались от гостей к гостям, перекидывались парой слов и шли дальше. Оркестр наигрывал контрданс. Кто-то высокомерно морщился от незамысловатой деревенской музыки, большинство же с удовольствием выстроились в цепочку. Танцующие пары сходились в центре зала, обменивались шутками и расходились, меняя партнера. Через открытые двери балкона дул свежий ветер, но он не справлялся с духотой от дыхания пятисот человек. Глыбы окрашенного льда таяли в чашах, вышколенные лакеи незаметно их уносили и приносили новые. Экзотические цветы в огромных вазах, на которые были потрачены баснословные деньги, вяли, и их тоже аккуратно меняли.

Джин незаметно оттёр испарину со лба. Он в глубине души жаждал окончания праздника. Кокетки, смущённые девицы, опытные замужние дамы, поедающие его глазами, некоторые мужчины, занимающиеся тем же — сегодня всё это было чересчур. Хотелось исчезнуть с поля зрения, успокоиться, вспомнить ещё раз, как двигался тот индус. Убедиться, что показалось и выкинуть его из головы. В толпе, под пристальным вниманием — не получалось. От того и бал казался нескончаемым.

Они сделали ещё один круг, задержались около балкона, чтобы поймать сквозняк.

— О Боже! Я сейчас заметил! Под светом луны вы просто неотразимы! Как индийский Лунный камень! — восторженно провозгласил Джей Хоуп, с любовью глядя на леди Анну.

Джин возмущённо фыркнул и пригвоздил взглядом зарвавшегося друга. Но сестра тоже не оценила комплимент.

— Мне кажется, вы перегрелись, — хихикнула она и принялась обмахивать его веером.

Как вдруг над головами танцующих и прогуливающихся гостей взвились удивлённые вздохи. Громкий шёпот прошёлся волной. Сначала остановились танцующие. Потом затихла музыка, взвизгнув напоследок скрипкой.

Уэксли вдруг заметил бального распорядителя, торопливо пробирающегося к отцу. А тот поднял голову и… Джин, наверное, никогда не видел его настолько удивлённым и неприятно озадаченным. А это было странно, закалённый в словесных боях дипломат всегда держал лицо. Сегодня вообще был день странностей — вспомнил Джин его давешнюю брань. Он проследил за его взглядом. И завяз. Под увитой зеленью аркой входа стоял… индус. Он был как экзотическая птица, одетый ярче местных дам. Шитый золотом кафтан, схваченный на узкой талии синим шелковым шарфом, вышитая рубаха, шаровары. На голове был повязан тюрбан. Его середину украшал огромный драгоценный камень. Молодой мужчина привлекал внимание, тот самый удивленный шёпот, яростные обсуждения вполголоса и смешки. И всё отскакивало мячиками от его высокомерного аристократического вида.

Чонгук-хан.

Пол с потолком качнулись и поменялись местами. Стало трудно дышать, руки похолодели, а в груди наоборот запекло. Джин словно нервная барышня, почувствовал себя на пороге обморока. Голову как будто обмотали несколькими слоями ткани, и через неё он услышал, как бальный распорядитель зычным голосом представил индийского принца, озвучив звучный ряд титулов. Невероятно скандальное появление. Без приглашения. Почти под утро. В дом того, кто лишил княжества. Чонгук-хан всем своим видом требовал уважения и причитающихся почестей. И буравил взглядом Джина. Тому захотелось вмиг провалиться под землю.

Отец, тем временем, оправился от неприятного сюрприза, и они вместе с леди Морнингтон поспешили навстречу гостю. От балкона не было слышно, о чём они говорили, но поприветствовали того, как и следовало особ королевских кровей. А потом все повернулись к Джину. Он ощутил, как залился краской — лоб, щёки, шея горячо заалели. Что? Почему? Разговор разве о нём?

— Мне кажется или они смотрят сюда? — прошептала, спрятавшись за веером леди Анна, буквально повторила его мысли. — Какой конфуз… Его посещение завтра будут обсуждать во всех гостиных. Интересно, что заставило его прийти вот так? Может, заморский принц не знает этикета?

— О, нет, Типу Сахаб Чонгук-хан долго жил во Франции и там получил европейское образование. Он интересный человек и прекрасный собеседник. А ещё он… Как бы помягче сказать… С любопытной репутацией. Однажды мне довелось с ним пообщаться, — ответил ей Джей Хоуп. — Что-то случилось экстраординарное, раз он явился на пороге.

— Как это странно… и интересно… — протянула сестра.

Джин смолчал. Он вообще половину не слышал, а половину не воспринимал. Гипнотический взгляд глаз-маслин преследовал его, прожигал дыру меж бровей. А потом его словно сняли с мушки — отец сделал приглашающий жест рукой, и Чонгук-хан вышел из зала. Лорд Морнингтон последовал за ним.

— А где же музыка? Собирались танцевать до утра! — воскликнула как ни в чём ни бывало первая маркиза Уэксли. Оркестр снова заиграл контрданс. Гости задвигались, зашаркали ногами. Блеск украшений, волны белого муслина и пятна цветастых жилетов замелькали в круговороте. Гул голосов стал громче.

— Не желаете присоединиться к танцующим? — Итан Джей Хоуп со всей любезностью пригласил леди Анну. Та вложила в его руку свою, кивнула брату.

Джин остался один. Он отошёл за колонну — скрыться от любопытных глаз. Облокотился на стену и сипло выдохнул. Его лихорадило как после болезни. Перед глазами плавали пятна. Пунш бы сейчас не помешал, невесело подумал он. А может, и что покрепче. Мелькнула мысль, что Чонгук-хан пришёл за реликвией, и надо как-то встретиться, вернуть её и распрощаться на веки. Но как сдвинуться с места? Если ноги дрожат и не держат, стоит вспомнить душистую южную ночь и уверенные руки на теле. Жаркие, стыдные поцелуи и ласки, тяжелое твёрдое тело сверху. Он больше ни с кем не целовался. Так и не довелось, так и не случилось…

Шевелиться сил не было. И оставаться здесь тоже. Уэксли постоял ещё, дождался окончания танца, а потом оттолкнулся от стены и поспешил прочь из зала. Не глядя на матушку, чтобы совесть не съела, не глядя на сестру и гостей. Выскочил в холл. Навстречу дёрнулся лакей в парадной ливрее, но Джин махнул ему рукой и взбежал по лестнице. К спальне вёл коридор, окна которого утопали в альковах. Углубления были спрятаны в тяжёлые бархатные шторы.

Неожиданно, рука в шёлковом рукаве выпросталась из-за шторы и затянула его в бархатную темноту. Джин охнул, но та же рука зажала ему рот. Его прижали к твёрдой глыбе тела.

— Джини… Это я… — горячечный шёпот коснулся уха. — Чувствовал, что скоро появишься. Твоё существование заставляет совершать немыслимые поступки.

Джина повело. Шёпот осел запахом специй, горько-острым вкусом на языке, растёкся нежными раскатами французского по шее и плечам. Слабое, дурное тело вновь его предало. Он поддался давлению силы, растёкся, оперся спиной на широкую грудь. Так странно. После тонких девичьих станов ощущать её надежность и крепость.

— Скучал по мне?

Юный лорд Уэксли зажмурился и покачал головой.

— Лжец. Я тоже не скучал, — ласковая интонация в слове не дала обмануться. Как и руки, стиснувшиеся на талии. — И даже не ждал меня?

— Ждал, — отозвался хриплым голосом Уэксли. — Ты пришёл за драгоценностью?

— Да. Одна из них в моих объятьях.