Князь Мышкин, каким я его увидел [Владимир Викторович Николенко] (fb2) читать онлайн

Владимир Николенко Князь Мышкин, каким я его увидел

Предисловие.

Логлайн.

Князь Мышкин – молодой человек возвращается на родину из-за рубежа после продолжительного лечения. Он влюбляется в Настасью Филипповну, он понимает, что ему нужно женщина страдавшая, по причине невинности князя, которая сохранилась у него в следствие его болезни. Он соглашается на отношения с Аглаей, которую сватает ему все общество, в которое он попадает. Но и Аглая неподходящая для него кандидатура, князь понимает это, хотя и откровенно влюбляется в неё. А она полна жизни и амбиций, что приводит к скандалу с Настасьей Филипповной и бегством от князя. В итоге Аглая выходит замуж за другого, Настасья Филипповна убита ревнивым мужем купцом Рогожиным, которого предпочла князю Мышкину, а князь весь разбитый вновь отправляется лечиться заграницу.

Такова вкратце трагифарсовая история князя Мышкина.

Тип арки князя Мышкина.

В положительной и отрицательной арках герой находится в плену лжи, в плоской он понимает, где истина, а где ложь. В положительной арке герой осознает, что находится в ее плену и борется с ней, как борется с ложью и герой в плоской арке. Но кто сказал, что все арки должны завершаться хэппи-эндом? В том ли смысл литературного произведения, чтобы, потрепав читателю нервы на всем его протяжении, в конце сказать: да не волнуйтесь так, все же закончилось хорошо.

Находится ли князь Мышкин во лжи или вступает с ней в борьбу?

Очевидно, ложного убеждения относительно себя он не имеет.

Парфену Рогожину на его вопрос еще в поезде он признался в следующем.

– А до женского пола вы, князь, охотник большой? Сказывайте раньше!

– Я, н-н-нет! Я ведь… вы, может быть, не знаете, я ведь по прирожденной болезни моей даже совсем женщин не знаю.

– Ну, коли так, – воскликнул Рогожин, – совсем ты, князь, выходишь юродивый, и таких, как ты, Бог любит!

Князь в разговоре с генералом Епанчиным сетует ему, что остался после родителей еще ребенком, всю жизнь проживал и рос по деревням, и еще частые припадки его болезни сделали из него совсем почти идиота (князь так и сказал: идиота).

Мы привыкли воспринимать мир внутри литературного произведения идеальным, где нет внутренних факторов, таких как темперамент, особенности восприятия, врожденные способности людей. Там все люди одинаковы в этом смысле, но одни условно добрые, а другие условно злые. Почему? Так решил автор. Федор Михайлович не зря так подробно описывает каждого своего героя, чтобы воспринимать их не с помощью простого воображения, а с помощью размышления над их образами, сформированным в их прошлом. Достоевский показывает нам, что это очень важно, потому что представляет собой некую объективную точка отсчета героя в истории, причем с одной стороны находящуюся в структуре личности человека, с другой – находящуюся вне его сознания, а потому сам герой мало что может с этим сделать. Таким образом, важно понимать, каково ожидание самого героя, а не наше.

Жизнь князя Мышкина разнообразна и не подчинена достижению какой-то определенной цели. По крайней мере, сам князь прекрасно понимает свое положение и свои возможности, и всего лишь находится в поисках этой цели.

Итак, арка князя Мышкина трансформируется из плоской в отрицательную, хотя он не живет с ложью изначально, а борется с ней, при том что она и не намеренно его атакует, а произрастает из стереотипов, которые сложились в обществе, и окутывает князя в виде ложного ожидания от него со стороны общества. Но в какой-то момент он, желая смягчить негативные последствия, как бы подыгрывает этим ожиданиям, и оказывается в ее лапах.

Первый акт.

Первый акт – это то место, где определяются второстепенные герои и их взаимоотношения, отношения и намерения к главному герою. Второстепенные герои – Парфен Рогожин, Настасья Филипповна, Аглая, Гаврила Ардалеонович (Ганя), генерал и генеральша Епанчины,

Каким мы обнаруживаем князя Мышкина в начале романа?

В одном из вагонов третьего класса, с рассвета, очутились друг против друга, у самого окна, два пассажира, – оба люди молодые, оба почти налегке, оба нещегольски одеты, оба с довольно замечательными физиономиями, и оба пожелавшие, наконец, войти друг с другом в разговор.

Наше воображение рисует молодых людей, которые по нашему мнению едут свою новую взрослую жизнь, где будут любить красивых женщин, активно участвовать в деловых отношениях и их прошлый опыт никак не будет на них сказываться.

Он знакомится с Рогожиным, который рассказывает ему о своей страсти к некой Настасье Филипповне.

– … Пять недель назад я, вот как и вы, – обратился он к князю, – с одним узелком от родителя в Псков убег к тетке; да в горячке там и слег, а он без меня и помре. Кондрашка пришиб. Вечная память покойнику, а чуть меня тогда до смерти не убил! Верите ли, князь, вот ей-богу! Не убеги я тогда, как раз бы убил.

– Вы его чем-нибудь рассердили? – отовался князь, с некоторым особенным любопытством рассматривая миллионера в тулупе.

– … Он (брат Рогожина) родителю покойному на меня наговаривал, я знаю. А что я действительно чрез Настасью Филипповну тогда родителя раздражил, так это правда. Тут уж я один. Попутал грех.

И чуть позже продолжает.

– … Я тогда, князь, в третьего дняшней отцовской бекеше через Невский перебегал, а она из магазина выходит, в карету садится. Так меня тут и прожгло. Встречаю Залежнева … это, говорит, не тебе чета, это, говорит, княгиня, а зовут ее Настасьей Филипповной, фамилией Барашкова, и живет с Тоцким, Тоцкий от нее как отвязаться не знает, … и жениться на первейшей раскрасавице во всем Петербурге хочет. Тут он мне и внушил, что сегодня же можешь Настасью Филипповну в Большом театре видеть, в балете, в ложе своей, в бенуаре, будет сидеть. … Я, однако же, на час втихомолку сбегал и Настасью Филипповну опять видел; всю ту ночь не спал. Наутро покойник дает мне два пятипроцентных билета, по пяти тысяч каждый, сходи, дескать, да продай, да семь тысяч пятьсот к Андеевым на контору снеси, уплати, а остальную сдачу с десяти тысяч, не заходя никуда, мне представь; буду тебя дожидаться. Билеты-то я продал, деньги взял, а к Андреевым в контору не заходил, а пошел, никуда не глядя, в английский магазин, да на все пару подвесок и выбрал, по одному бриллиантику в каждой, эдак почти как по ореху будут, четыреста рублей должен остался, имя сказал, поверили. … Раскрыла, взглянула, усмехнулась: «Благодарите, говорит, вашего друга господина Рогожина за его любезное внимание», откланялась и ушла. Ну, вот зачем я тут не помер тогда же! … Я, правда, хотел был тогда же в воду, домой не заходя, да думаю: «Ведь уж все равно», и как окаянный воротился домой.

И еще.

– … Поехал седой к Настасье Филипповне, земно ей кланялся, умолял и плакал; вынесла она ему, наконец, коробку, шваркнула: «Вот, говорит, тебе, старая борода, твои серьги, а они мне теперь в десять раз дороже ценой, коли из-под такой угрозы их Парфен добывал. Кланяйся, говорит, и благодари Парфена Семеновича». Ну, а я этой порой, по матушкину благословению, у Сережки Протушина двадцать рублей достал, да во Псков по машине и отправился, да приехал-то в лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян сижу, да пошел потом по кабакам на последние, да в бесчувственном состоянии всю ночь на улице провалялся, ан к утру горячка, а тем временем за ночь еще собаки обгрызли. Насилу очнулся.

Князь, услышав такую историю, безусловно, восхитился Настасьей Филипповной. И действительно, если Парфен Рогожин, не задумываясь, решился на такой отчаянный поступок ради женщины, значит, он имеет самые серьезные чувства к ней и она достойна этого.

Внутренний конфликт князя Мышкина.

Одним словом, князю Настасья Филипповна показалась беззащитной, ранимой, страдающей, которую нужно оберегать от самой себя и от таких же вспыльчивых людей, как она сама. Он убедился в этом при их личной встрече с Настасьей Филипповной и знакомстве в доме Иволгиных.

Когда Ганя спросил князя:

– А Рогожин женился бы?

Князь ответил:

– Да что же, я думаю, и завтра же можно; женился бы, а чрез неделю, пожалуй, и зарезал бы ее.

Эта мысль буквально застряла в его голове и попыталась увести его по ложному пути. Но по счастью князь лично познакомился Настасьей Филипповной.

Настасья Филипповна в недоумении смотрела на князя.

– Князь? Он князь? Вообразите, а я давеча, в прихожей, приняла его за лакея и сюда докладывать послала! Ха, ха, ха!

Немного погодя, добавила.

– Да чуть еще не бранила вас, князь. Простите, пожалуйста. … кто? Какой князь? Мышкин? – переспросила она Ганю, который между тем, все еще держа князя за руку, успел отрекомендовать его.

Потом еще добавила.

– Скажите, почему же вы не разуверили меня давеча, когда я так ужасно.. в вас ошиблась? – продолжала Настасья Филипповна, рассматривая князя с ног до головы самым бесцеремонным образом; она в нетерпении ждала ответа, как бы вполне убежденная, что ответ будет непременно так глуп, что нельзя будет не засмеяться.

Впрочем князь не дал ей повода над ним смеяться. В итоге князь, при всей своей скромности, не смог стерпеть скандала, который разразился сначала от вспыльчивости Настасьи Филипповны, а затем и Парфена Рогожина, и высказал скандалистке.

– А вам и не стыдно! Разве вы такая, какою теперь представились. Да может ли это быть! – вскрикнул князь с глубоким сердечным укором.

Хочется отметить, что князь не с вопросительной интонацией это произнес, а с укоризненной, как бы констатируя свое разочарование, которое убивает недавнее чувство восхищения. И Настасья Филипповна это улавливает.

Настасья Филипповна удивилась, усмехнулась, но как будто что-то пряча под улыбку, несколько смешавшись, взглянула на Ганю и пошла из гостиной. Но, не дойдя еще до прихожей, вдруг воротилась, быстро подошла к Нине Александровне, взяла ее руку и поднесла ее к губам своим.

– Я ведь и в самом деле не такая, он угадал, – прошептала она быстро, горячо, вся вдруг вспыхнув и закрасневшись, и, повернувшись, вышла на этот раз так быстро, что никто и сообразить не успел, зачем она возвращалась.

Знакомство с Аглаей произошло раньше, чем князь познакомился с Настасьей Филипповной, личное знакомство, но не заочное. Еще при встрече с Епанчиными в их доме князь заметил.

– О да, заметна; вы чрезвычайная красавица, Аглая Ивановна. Вы так хороши, что на вас боишься смотреть.

На вопрос Аделаиды:

– А хороша она, князь, хороша?

– Чрезвычайно! – с жаром ответил князь, с увлечением взглянув на Аглаю, – почти как Настасья Филипповна, хотя лицо совсем другое!…

Далее был небольшой скандал с участием Лизаветы Прокофьевны и Гаврилы Ардалионовича.

Лизавета Прокофьевна, рассмотрев портрет Настасьи Филипповны, уточнили у князя Мышкина:

– Так вы такую-то красоту цените? – обратилась она вдруг к князю.

– Да… такую… – отвечал князь с некоторым усилием.

– То есть именно такую?

– Именно такую.

– За что?

– В этом лице… страдания много… – проговорил князь, как бы невольно, как бы сам с собой говоря, а не на вопрос отвечая.

Аглая тоже оказалась в скверной ситуации, когда дала повод Гавриле Ардалионовичу надеяться на отношения с ней. Многое становиться понятно из его записки к Аглае, которую он передал через князя. И князь решил поучаствовать и в ее судьбе.

«Сегодня решится моя судьба, вы знаете каким образом. Сегодня я должен буду дать свое слово безвозвратно. Я не имею никаких прав на ваше участие, не смею иметь никаких надежд; но когда-то вы выговорили одно слово, одно только слово, и это слово озарило всю черную ночь моей жизни и стало для меня маяком. Скажите еще одно такое же слово – и спасете меня от погибели! Скажите мне только: разорви все, и я все порву сегодня же. О, что вам стоит сказать это! В этом слове я испрашиваю только признак вашего участия и сожаления ко мне, – и только, только! И ничего больше, ничего! Я не смею задумать какую-нибудь надежду, потому что я приму вновь свою бедность, я с радостью стану переносить отчаянное положение мое. Я встречу борьбу, я рад буду ей, я воскресну в ней с новыми силами!

Пришлите же мне это слово сострадания (только одного сострадания, клянусь вам)! Не рассердитесь на дерзость отчаянного, на утопающего, за то, что он осмелился сделать последнее усилие, чтобы спасти себя от гибели.

Г.И.»

Стало ясно, что брак с Настасьей Филипповной нужен Гане из-за денег, а нежные чувства у него к Аглае. Она призналась об этом в разговоре с князем после прочтения этой записки.

– … Он, впрочем, знает, что если б он разорвал все, но сам, один, не ожидая моего слова и даже не говоря мне об этом, без всякой надежды на меня, то я бы тогда переменила мои чувства к нему и, может быть, стала бы его другом. Он это знает наверно! … Я просто пожалела его. Но он дерзок и бесстыден… С тех пор он стал меня улавливать; ловит и теперь.

Рассказывая Гане о разговоре князь заметил:

– Да, еще: когда я спросил, уже взяв записку, какой же ответ? Тогда она сказала, что без ответа будет самый лучший ответ…

Гаврила Ардалионович сильно горячился во время разговора об Аглае и его записке к ней, он даже назвал князя идиотом, вначале в мыслях, а затем и вслух. Влюбленность Гани в Аглаю была очевидной, но алчные мыслишки разъедали и отравляли это светлое чувство, которое, не имея душевной подпитки, в итоге засохло и умерло.

Предыстория князя.

Князь, как я указывал с самого начала, был человеком не опытным в общении с женщинами. В то время, пока его сверстники методом проб и ошибок познавали тонкости общения с противоположным полом, он был лишен этой возможности и искал женщину, которая поможет ему и примет его исходно таким. Каким является главный герой исходно, показывает нам его обычный мир.

В плоской арке – это мир истины, за который герою необходимо бороться с обволакивающим его ложным ожиданием второстепенных героев. В романе обычный мир князя представлен в форме его рассказов о жизни и лечении в Швейцарии, и о повествовании автора о самом герое. Таким образом, чтобы представить этот мир, нужно проанализировать соответствующие части романа. Они представляют довольно обширную долю текст, поэтому целесообразнее процитировать небольшие их выдержки, которые, на мой взгляд, тезисно отражают суть, заложенную в этих частях.

Рождение и возрастание.

Князь Мышкин признался в разговоре с Рогожиным в поезде, что его содержал господин Павлищев, который два года назад умер, его звали Николай Андреевич Павлищев. В разговоре с генералом Епанчиным в его доме стало известно, что Павлищев интересовался его (князя) воспитанием, … может быть, по старой дружбе с покойным отцом его. Остался князь после родителей ребенком, всю жизнь проживал и рос по деревням, так как и здоровье его требовало сельского воздуха. Павлищев доверил его каким-то старым помещицам, своим родственницам; для него нанималась сначала гувернантка, потом гувернер; он объявил, впрочем, что хотя и все помнит, но мало может удовлетворительно объяснить, потому что во многом не давал себе отсчета. Частые припадки его болезни сделали из него совсем почти идиота (князь так и сказал: идиота). Павлищев встретился однажды в Берлине с профессором Шнейдером, швейцарцем, который занимался именно этими болезнями, имеет заведение в Швейцарии, в кантоне Валлийском, лечит по своей методе холодной водой, гимнастикой, лечит и от идиотизма, и от сумасшествия, при этом обучает и берется вообще за духовное развитие; … Павлищев отправил его к нему в Швейцарию, лет назад около пяти, а сам два года тому назад умер, внезапно, не сделав распоряжений…

Жизнь в Швейцарии.

Генералу Епанчину о своей заграничной жизни князь рассказывал, что учился все четыре года постоянно, хотя и не совсем правильно, а так, по особой его системе, и при этом очень много русских книг удалось прочесть.

В разговоре с генеральшей и тремя их дочерьми князь рассказал, что первое впечатление (от Швейцарии) было очень сильное. Когда его везли из России, чрез разные немецкие города, он молча сидел и, помню, даже не о чем не расспрашивал. …

– Помню: грусть во мне была нестерпимая; мне даже хотелось плакать; я все удивлялся и беспокоился: ужасно на меня подействовало, что все это чужое; это я понял. Чужое меня убивало. Совершенно пробудился я от этого мрака, помню я, вечером, в Базеле, при въезде в Швейцарию, и меня разбудил крик осла на городском рынке. С тех пор я ужасно люблю ослов. … и чрез этого осла мне вдруг вся Швейцария стала нравиться, так что совершенно прошла прежняя грусть.

Осел – элемент пейзажа, который переносил его в его деревни, в которых он жил и где также жили и использовались в хозяйстве ослы. Князь продолжал.

– Мы приехали в Люцерн, и меня повезли по озеру. Я чувствовал, как оно хорошо, но мне ужасно было тяжело при этом.

Князь не мог объяснить: почему. Он предположил, что это противоречивое чувство от болезни. Он все почти время за границей пробыл в деревне и был счастлив. Его успокаивал шум водопада, который хоть и был далеко, но казался ему совсем рядом.

– Тоже иногда в полдень, когда зайдешь куда-нибудь в горы, станешь один посредине горы, кругом сосны, старые, большие, смолистые; вверху на скале старый замок средневековый, развалины; … если пойти все прямо, идти долго, долго и зайти вот за эту линию, за ту самую, где небо с землей встречается, то там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь увидишь, в тысячу раз сильнее и шумнее, чем у нас; такой большой город мне все мечтался, как Неаполь… А потом мне показалось, что и в тюрьме можно огромную жизнь найти.

Его естество, душа, стремилась к шумной, активной жизни, но само движение к ней вызывало необъяснимую тревогу, его болезнь делала его беспомощным, а беспомощность пугала его смертью. С другой стороны, эта беспомощность злила его тем, что она сковывала устремление его души к новой жизни. Он увидел эту борьбу внутри себя, когда слышал рассказ человека, который был осужден и обречен на казнь, которую в последний момент заменили другим наказанием.

Аглая попыталась оспорить его обычный мир.

– То есть вы думаете, что умнее всех проживете? – сказала Аглая.

– Да, мне и это иногда думалось.

– И думается?

– И думается, – отвечал князь, по-прежнему с тихою и даже робкою улыбкой смотря на Аглаю; но тотчас же рассмеялся опять и весело посмотрел на нее.

– Скромно! – сказал Аглая, почти раздражаясь.

Отдельно стоит остановиться на двух образах, которые использует Достоевский, чтобы описать обычный миро князя Мышкина: это дети деревни, в которой он жил и Мари.

Дети.

Вот что среди прочего рассказал князь дочерям Епанчиным о детях, с которыми общался в швейцарской деревушке:

– Там были дети, и я все время был там с детьми. … мне ничего другого не надобно было. Я им все говорил, ничего не утаивал. Их отцы и родственники на меня рассердились все, потому что дети наконец без меня обойтись не могли и все вокруг меня толпились, а школьный учитель даже стал мне наконец первым врагом. О Боже! Когда на вас смотрит эта хорошенькая птичка, доверчиво и счастливо, вам ведь стыдно ее обмануть! Дети сначала меня не полюбили. … Дети надо мной сначала смеялись, а потом даже камнями в меня стали кидать…

Образ детей приведен для того, чтобы показать какого рода отношения князь ждал от людей. Он не имел каких-то скверных намерений по отношению к детям и людям вообще, дети для него – это такие же люди, но маленькие. Он искренне не понимал опасений родителей связанных с тем, что он общается с их детьми, которые знали и других людей, которые отнюдь не все испытывали к детям столь трепетные чувства и мысли.

Мари.

Вот что рассказал князь о Мари:

– Если бы вы знали, какое это было несчастное создание, то вам бы самим стало ее очень жаль, как и мне. … Мать ее была старуха, и у ней, в их маленьком, совсем ветхом домишке, в два окна, было отгорожено одно окно, по дозволению деревенского начальства; из этого окна ей позволяли торговать… Мари была ее дочь, лет двадцати, слабая и худенькая; у ней давно началась чахотка, но она все ходила по домам в тяжелую работу нанималась поденно… Один проезжий коми соблазнил ее и увез, а через неделю на дороге бросил одну и тихонько уехал. Она пришла домой, побираясь, вся испачканная, вся в лохмотьях, с оборванными башмаками; шла она пешком всю неделю, ночевала в поле и очень простудилась; ноги были в ранах, руки опухли и растрескались. … Тогда еще ее ласкали, но когда она воротилась больная и растерзанная, никакого-то к ней сострадания не было ни в ком!

Зачем Достоевский привел такой образ женщины в качестве объекта общения князя с противоположным полом? Автор именно в общении с дочерьми и генеральшей Епанчтиной доверил князю рассказать эту историю. Дочери имели совершенно противоположное положение по отношению к Мари. Они были из благородной семьи, с излучающими здоровье телами, высокомерно-рассудительные. Автор показывал, что князь мог на равных общаться, и с несчастной бедной девушкой, и с благородными дочерями благородных родителей, внешность для него была не важна, для него было важно адекватное к нему отношение. Здесь нужно отметить, что Настасья Филипповна – это такой образ, который в глазах князя трансформировался из бедной Мари в благородную Аглаю и, судя по тому, как борются за ее сердце мужчины, не потеряла своего достоинства.

Второй акт.

Во втором акте внутренний конфликт перерастает во внешний.

Первый переломный пункт – отказ Настасьи Филипповны.

Ищи невесту не по моде, а по заботе – звучит народная мудрость. Князь решил через свою заботу заявить Настасье Филипповне о своих чувствах.

«Не выходите за этого человека и не губите себя, он вас не любит, а любит ваши деньги, он мне сам это говорил, и мне говорила Аглая Епанчина, а я пришел вам пересказать», – с этими мыслями князь Мышкин шел на встречу с Настасьей Филипповной в ее дом. Он был уверен, что она его послушает.

Один из гостей по фамилии Фердыщенко предложил игру, в ходе которой нужно было рассказать о своем скверном поступке. До шла очередь и до Настасьи Филипповны.

– Князь, – резко и неподвижно обратилась к нему вдруг Настасья Филипповна, – вот здесь старые мои друзья, генерал да Афанасий Иванович, меня все замуж выдать хотят. Скажите мне, как вы думаете: выходить мне замуж иль нет? Как скажете, так и сделаю.

Афанасий Иванович побледнел, генерал остолбенел; все уставили глаза и протянули головы. Ганя застыл на месте.

– За… за кого? – спросил князь замирающим голосом.

– За Гаврилу Ардалионовича Иволгина, – продолжила Настасья Филипповна, по-прежнему резко, твердо и четко.

Прошло несколько минут молчания; князь как будто силился и не мог выговорить, точно ужасная тяжесть давила ему грудь.

– Н-нет… не выходите! – прошептал он наконец и с усилием перевел дух.

– Так тому и быть! Гаврила Ардалионович! – властно и как бы торжественно обратилась она к нему, – вы слышали, как решил князь? Ну, так в том и мой ответ; и пусть это дело кончено раз навсегда!

Настасья Филипповна бесспорно чувствовала эту заботу. Но она не воспринимала заботу как проявление любви, а напротив как желание опекать, управлять ею. Кто-то утверждает, что причиной такого извращенного восприятия заботы является то, что ее отчим Тоцкий, который воспитывал ее, якобы совратил ее в детстве. Косвенно это подтверждается ее упреком: что ему нравятся младенцы. Мне, мужчине, сложно представить, что человек, взявший к себе воспитывать двух сирот, двух дочерей друга, одна из которых умерла в детстве от болезни, мог оставшуюся из них совратить. Я придерживаюсь того, что в ней в подростковом возрасте взыграла ревность пусть к приемному, но отцу, когда он объявил, что женится на какой-то чужой для нее женщине. Это оценивалось ею как предательство. Она опасалась, что та будет ею управлять, опекать, учить жизни. В этом, на мой взгляд, причина тревожного отношения к любой заботе исходящей от любого человека.

Казалось бы князь, хоть и нехотя добился цели своего визита – спас Настасью Филипповну от афериста. Но радость его продолжалась не долго.

– А! а-а! Вот и развязка! Наконец-то! Половина двенадцатого! – вскричала Настасья Филипповна, – прошу вас садиться, господа, это развязка!

Сказав это, она села сама . странный смех трепетал на губах ее. Она сидела молча, в лихорадочном ожидании, и смотрела на дверь.

– Рогожин и сто тысяч, сомнений нет, – пробормотал про себя Птицын.

Заботе она предпочла другую форму выражения любви к ней, ей нужно было что-то противоположное, связанное с опасностью, адреналином. Но князь, в силу своей неопытности, не видел этого, зато в порывах бушующих страстей в нем все более загорелась иллюзия, что он может спасти Настасью Филипповну и от этих опасных отношений.

– Фердыщенко, может быть, не возьмет, Настасья Филипповна, я человек откровенный, – перебил Фердыщенко, – зато князь возьмет! Вы вот сидите да плачетесь, а вы взгляните-ка на князя! Я уж давно наблюдаю…

…

– Правда? – спросила она.

– Правда, – прошептал князь.

– Возьмете как есть, без ничего!

…

– Я вас честную беру, Настасья Филипповна, а не рогожинскую, – сказал князь.

– Это я-то честная?

– Вы.

– Ну, это там… из романов! Это, князь голубчик, старые бредни, а нынче свет поумнел, и все это вздор! Да и куда тебе жениться, за тобой за самим еще няньку нужно!

– Я ничего не знаю, Настасья Филипповна, я ничего не видел, вы правы, но я… я сочту, что вы мне, а не я сделаю честь. Я ничто, а вы страдали и из такого ада чистая вышли, а это много. К чему же вы стыдитесь да с Рогожиным ехать хотите? Это лихорадка… Я вас… Настасья Филипповна… люблю. Я умру за вас, Настасья Филипповна. Я никому не позволю про вас слова сказать, Настасья Филипповна… если мы будем бедны, я работать буду, Настасья Филипповна…

Далее князь продолжил.

–… Но мы, может быть, будем не бедны, а очень богаты, Настасья Филипповна, – продолжил князь тем же робким голосом. – Я, впрочем, не знаю наверно, и жаль, что до сих пор еще узнать ничего не мог в целый день, но я получил в Швейцарии письмо из Москвы, от одного господина Салазкина, и он меня уведомляет, что я будто бы могу получить очень большое наследство. Вот это письмо…

И опять казалось князю, что он совершает благородный поступок, спасая и Рогожина, и Настасью Филипповну друг от друга, но увы. Настасья Филипповна засыпала его упреками:

– А не стыдно тебе потом будет, что твоя невеста чуть с Рогожиным не уехала?

…

– И не постыдишься, когда потом тебе скажут, что твоя жена у Тоцкого в содержанках жила?

…

– И никогда не попрекнешь?

На что, среди прочего, заметил князь:

– Быть не может, чтобы ваша жизнь совсем уже погибла. Что ж такое, что к вам Рогожин пришел, а Гаврила Ардалионвич вас обмануть хотел? … Вы горды, Настасья Филипповна, но может быть, вы уже до того несчастны, что и действительно виновной себя считаете.

– Спасибо, князь, со мной так никто не говорил до сих пор, – проговорила Настасья Филипповна, – меня все торговали, а замуж никто еще не сватал из порядочных людей.

Позже она добавила:

– А ты (Дарья Алексеевна) и впрямь думала? – хохоча, вскочила с дивана Настасья Филипповна. – Этакого-то младенца сгубить? Да это Афанасию Ивановичу в ту ж пору: это он младенцев любит! … Я сама бесстыдница! Я Тоцкого наложницей была… Князь! Тебе теперь надо Аглаю Епанчину, а не Настасью Филипповну, а то что – Фердыщенко пальцами будет указывать!

Князь уже отверг любые опасения и упреки Настасьи Филипповны, заверил, что «почтет за честь» согласие выйти за него замуж, но общественное мнение, если можно его так назвать, чрезвычайно важно для Настасьи Филипповны, она изо всех сил старалась соответствовать своему образу: раз уж считают ее «бесстыдницей» – значит такой она и будет. Она уже вжилась в эту роль и не хотела что-то менять.

Центральный переломный пункт – взаимоотношения с Аглаей.

Далее Настасья Филипповна вступила в переписку с Аглаей, чтобы сосватать ее князю Мышкину. Лизавете Павловне случайно попало одно из писем об этом, и она загорелась желанием убедить дочь в том, что князь подходящая для нее партия.

– Он на смертном одре, – говорила, суетясь, Лизавета Прокофьевна, – а мы тут будем еще церемонии наблюдать? Друг он нашего дома иль нет?

– Да и соваться, не спросясь броду, не следует, – заметила было Аглая.

– Ну, так и не ходи, и хорошо даже сделаешь: Евгений Павлович приедет, некому будет принять.

После этих слов Аглая, разумеется, тот час же отправилась вслед за всеми, что, впрочем, намерена была и без этого сделать.

При встрече князя Лизавета Прокофьевна уточнила:

– Ты ведь один? Не женат?

– Нет, не женат, – улыбнулся князь наивности пущенной шпильки.

…

– Лучше «рыцаря бедного» ничего нет лучшего! – провозгласил вдруг Коля, стоявший все время у стула Лизаветы Прокофьевны.

– Какого «рыцаря бедного»? – спрашивала генеральша, с недоумением и досадой оглядывая всех говоривших, но увидев, что Аглая вспыхнула, с сердцем прибавила: – Вздор какой-то! Какой такой «рыцарь бедный»?

– Разве в первый раз мальчишке этому, фавориту вашему, чужие слова коверкать! – с надменным негодованием ответила Аглая.

… Коля хохотал и торжествовал. Аглая рассердилась не на шутку и вдвое похорошела. …

– Мало он ваших-то слов перековеркал, – прибавила она.

– Я на собственном вашем восклицании основываюсь! – прокричал Коля. – Месяц назад вы Дон-Кихота перебирали и воскликнули эти слова, что нет лучше «рыцаря бедного». Не знаю, про кого вы тогда говорили: … про одно лицо, но только про кого-то говорили, и разговор шел длинный… Вон сейчас князь Щ. и Аделаида Ивановна и все объявили, что стоят за «рыцаря бедного», стало быть, «рыцарь-то бедный» существует и непременно есть…

– Ничего не понимаю, какая там решетка! – раздражалась генеральша, начинавшая очень хорошо понимать про себя, кто такой подразумевался под названием (и, вероянто, давно уже условным) «рыцаря бедного». Но особенно взорвало ее, что князь Лев Николаевич тоже смутился и наконец совсем сконфузился, как десятилетний мальчик. – Да что, кончится или нет эта глупость? …

…

– Никакой нет глупости, кроме глубочайшего уважения, – совершенно неожиданно важным и серьезным голосом вдруг произнесла Аглая, успевшая совершенно поправиться и подавить свое прежнее смущение. Мало того, по некоторым признакам можно было подумать, глядя на нее, что она сама теперь радуется, что шутка заходит все дальше и дальше, и весь этот переворот произошел в ней именно в то мгновение, когда слишком явно заметно стало возрастающее все более и более и достигшее чрезвычайной степени смущения князя.

Генеральша среди прочего сказала:

– … Почему уважение? Говори сейчас, почему у тебя, ни с того ни с сего, так вдруг глубочайшее уважение явилось?

– Потому глубочайшее уважение, – продолжала также серьезно и важно Аглая в ответ на почти злобный вопрос матери, – потому что в стихах этих прямо изображен человек, способный иметь идеал, во-вторых, раз поставив себе идеал, поверить ему, а поверив, слепо отдать ему всю свою жизнь. Это не всегда в нашем веке случается. …

– Ну, дурак какой-нибудь и он, и его подвиги! – решила генеральша. – Да и ты, матушка, завралась, целая лекция; даже не годится, по-моему, с твоей стороны. Во всяком случае непозволительно. Какие стихи? Прочти, верно, знаешь!

… Аглая, так много позволившая себе в своей «лекции», … вышла на середину террасы и стала напротив князя, продолжавшего сидеть в своих креслах. … Но в ту самую минуту, как только было Аглая начала декламировать известную балладу, два новых гостя, громко говоря, вступили на террасу. Это были генерал Иван Федорович Епанчин и вслед за ним один молодой человек.

…

Аглая даже и не оглянулась на него и продолжала чтение стихов, с аффектацией продолжая смотреть на одного только князя и обращаясь только к нему одному. … Она прочла:

Жил на свете рыцарь бедный,

Молчаливый и простой,

С виду сумрачный и бледный,

Духом смелый и прямой.

…

… во время чтения Аглая позволила себе переменить буквы A.M.D. в буквы Н.Ф.Б. что тут была не ошибка и не ослышка с его стороны – в том он сомневаться не мог (в последствии это было доказано).

Полон чистою любовью,

Верен сладостной мечте,

Н.Ф.Б. своею кровью

Начертал он на щите.

…

Возвратясь в свой замок дальний,

Жил он, строго заключен,

Все безмолвный, все печальный,

Как безумец умер он.

О «рыцаре бедном» все говорили (и смеялись) еще месяц назад. А между тем, как ни припоминал потом князь, выходило, что Аглая произнесла эти буквы не только без всякого вида шутки … , но, напротив, с такой неизменной серьезностью, с такой невинною и ниавною простотой, что можно было подумать, что эти буквы и были в балладе, и что так было в книге напечатано. Что-то тяжелое и неприятное как бы уязвило князя.

…

– Значит, «бедный рыцарь» опять на сцене? – спросил было Евгений Павлович, подходя к Аглае.

Таково было отношение Аглаи ко князю Мышкину. Она знала, что тот был влюблен в Настасью Филипповну, и именно это отталкивало ее от него. Она видела в этой истории – историю безответной любви к идеалу, которого на самом деле не было.

Второй переломный пункт – взросление чувств Аглаи.

Князь заявил Евгению Павловичу, что считает его порядочным человеком и попросил его не напоминать о его поступке, который имел место три дня назад, когда Аглая читала ему о «бедном рыцаре». Он говорил, что его болезнь оставила след на его поведении, поэтому он просит не смеяться над ним, когда он будет делать что-то не ловко.

Аглая не поняла причины и смысла такого объяснения. Возможно, она поняла их так, что князь хочет жениться на ней, но опасается, что его сочтут не достойным из-за его недостатков по причине болезни. Она высказала свое восхищение князем. Она потребовала уважать ее слова. Аглая заявляет, что, тем не менее, не хочет замуж за князя Мышкина. Она осуждает его теперешнее объяснение, считает его поступок унижением. Она высказывает претензии своей семье, что ее дразнят за ее нежелание выйти замуж за князя.

Лизавета Прокофьевна, вначале, в досаде возразила, что «он еще об этом тебя и не просил».

Князь более спокойно и взвешенно подтвердил, что действительно не просил об этом.

Лизавета Прокофьевна, услышав это от князя, возмутилась его заверению, ожидая этого предложения в ближайшем будущем.

Князь Мышкин успокаивал Аглаю, что не хотел ее просить выйти за него замуж. Он не хочет давить на нее намеками. Он понял, что она хочет быть хозяйкой своей судьбы, и всего лишь вырваться из-под опеки своей матери.

Она обрадовалась его словам, что он понял ее это желание.

Аделаида, сестра ее, знала, что Аглая испытывает нежные чувства к князю и намекнула об этом князю, спросив у Аглаи: «Можно я поцелую твоего князя?»

Аглая: «Идемте! Князь! Вы меня поведите!»

Сестры, бывшие, впрочем, в самом праздничном настроении, беспрерывно поглядывали на Аглаю и князя, шедших впереди; видно было, что младшая сестрица задала им большую загадку. … Но загадки Аглаи Ивановны еще не кончились в этот вечер. Последняя пришлась на долю уже одного князя. Когда отошли шагов сто от дачи, Аглая быстрым полушепотом сказала своему упорно молчаливому кавалеру:

– Поглядите направо.

Князь взглянул.

– Глядите внимательнее. Видите вы ту скамейку, в парке, вон где эти три больших дерева… зеленая скамейка?

Князь ответил, что видит.

– Нравится вам местоположение? Я иногда рано, часов в семь утра, когда все еще спят, сюда одна прихожу сидеть.

Князь пробормотал, что местоположение прекрасное.

– А теперь идите от меня, я не хочу с вами больше идти под руку. Или лучше идите под руку, но не говорите со мной ни слова. Я хочу одна думать про себя…

Предупреждение во всяком случае напрасное: князь наверно не выговорил бы ни одного слова во всю дорогу и без приказания. Сердце его застучало ужасно, когда он выслушал о скамейке. Чрез минуту он одумался и со стыдом прогнал свою нелепую мысль.

…

Князь был в пространном состоянии. Аглая повелевала князем, ей нравилось, что он был ей послушен. Она пригласила его на тайный разговор с собой, предложила место и время встречи. Князь согласился.

На Аглаю и князя, которые все еще были вместе, кое-кто уже обратили внимание. … Евгений Павлович попросил у князя позволения познакомить его с этим приятелем; князь едва понял, что с ним хотят делать, но знакомство состоялось, оба раскланялись и протянули друг другу руки. Приятель Евгения Павловича сделал один вопрос, но князь, кажется, на него не ответил или до того странно промямлил что-то про себя, что офицер посмотрел на него очень пристально, взглянул потом на Евгения Павловича, тотчас понял, для чего тот выдумал это знакомство, чуть-чуть усмехнулся и обратился опять к Аглае. Один Евгений Павлович заметил, что Аглая внезапно при этом покраснела.

Князь даже и не замечал того, что другие разговаривают и любезничают с Аглаей, даже чуть не забывал минутами, что и сам сидит подле нее. Иногда ему хотелось уйти куда-нибудь, совсем исчезнуть отсюда, и даже ему бы нравилось мрачное, пустынное место, только чтобы быть одному с своими мыслями и чтобы никто не знал, где он находится. … Мгновениями ему мечтались и горы, и именно одна знакомая точка в горах, которую он всегда любил припоминать и куда он любил ходить, когда еще жил там, и смотреть оттуда вниз на деревню, на чуть мелькавшую внизу белую нитку водопада, на белые облака, на заброшенный старый замок.

…

– Что с вами?

Кем чувствовал он себя в этом положении в этой компании? Ему хотелось исчезнуть отсюда. Он чувствовал, что им манипулируют, что его используют в каких-то не ведомых для него целях.

Он размышлял об Аглае. Князь не понимал, для чего он ей нужен. Он также не понимал своих чувств к ней и что с ними делать.

Князь, как я уже указывал, был человеком не опытным в общении с женщинами. В то время, пока его сверстники познавали тонкости общения с противоположным полом, он был лишен этой возможности и искал женщину, которая поможет ему и примет его исходно таким. Он увидел в портрете Настасьи Филипповны, страдающее лицо и ему казалось, что она поймет и его. Но ей не хотелось иметь дело с «младенцем», ей нужна была страсть, которая ее саму, как ей казалось, отгородит от ее былых страданий. Аглая, по его мнению, не могла ему дать необходимую ему уверенность в себе, она сама была «младенцем», который любым подвернувшимся способом пытался вырваться из родительского гнезда. Она хотела показать себя уже взрослой, и это притягивало ее к князю.

Третий акт.

В третьем акте демонстрируются последствия заигрывания с ложью.

Кульминация состоит из двух сцен: встреча Аглаи и Настасьи Филипповны и откровенный разговор между князем Мышкиным и Евгением Павловичем.

– В этом положении виноваты вы, а не я! – вспыхнула вдруг Настасья Филипповна (по отношению к Аглае). – Не вы мною приглашены, а я вами, и до сих пор не знаю зачем?

…

Обе смотрели одна на другую, уже не скрывая злобы.

…

Гнев загорелся в лице Аглаи.

– Я хотела от вас узнать, – твердо и раздельно произнесла она, – по какому праву вы вмешиваетесь в его чувства ко мне? По какому праву вы осмелились ко мне писать письма? По какому праву вы заявляете поминутно ему и мне, что вы его любите, после того, как сами же его кинули и от него с такой обидой и… позором убежали?

– Я не заявляла ни ему, ни вам…

– Как не заявляли «ни ему, ни мне»? – вскричала Аглая. – А письма-то ваши? Кто вас просил нас сватать и меня уговаривать идти за него? Разве это не заявление? Зачем вы к нам напрашиваетесь? … Ну, могли ли вы его любить, если любите свое тщеславие? … Зачем вы не выходите теперь за благородного человека, который вас так любит и сделал вам честь, предложив руку?

…

Настасье Филипповне даже странно было так увидеть Аглаю; она смотрела на нее, и точно себе не верила, и решительно не нашлась в первое мгновение. … эта женщина … – на самом деле была гораздо стыдливее, нежнее и доверчивее, чем бы можно было о ней заключить. … Князь понимал это; страдание выразилось в лице его. Аглая это заметила и задрожала от ненависти.

…

– Вот, посмотрите на нее, – говорила Настасья Филипповна, дрожа от озлобления, – на эту барышню! И я ее за ангела почитала! … А хотите… хотите, я вам скажу сейчас прямо, без прикрас, зачем вы ко мне пожаловали? Струсили, оттого и пожаловали. … А знаете, почему вы боитесь меня и в чем теперь ваша главная цель? Вы хотели сами лично удостовериться: больше ли он меня, чем вас, любит, или нет, потому что вы ужасно ревнуете…

…

Она упала в кресла и залилась слезами. Но вдруг что-то новое заблистало в глазах ее; она пристально и упорно посмотрела на Аглаю и встала с места:

– А хочешь, я сейчас… при-ка-жу, слышишь ли? Только ему при-ка-жу, и он тотчас же бросит тебя и останется при мне навсегда и женится на мне, а ты побежишь домой одна? Хочешь, хочешь? – крикнула она как безумная, может быть, почти сама не веря, что могла выговорить такие слова.

Аглая в испуге бросилась было к дверям, но остановилась в дверях, как бы прикованная, и слушала.

– Хочешь, я прогоню Рогожина? … Вот сейчас при тебе крикну: «Уйди, Рогожин!», а князю скажу: «Помнишь, что ты обещал?»

И она, и Аглая остановились как бы в ожидании, и обе, как помешанные, смотрели на князя.

…

Он не мог более вынести и с мольбой и упреком обратился к Аглае, указывая на Настасью Филипповну:

– Разве это возможно! Ведь она… такая несчастная!

Но только это и успел выговорить, онемев под ужасным взглядом Аглаи.

…

Она не перенесла даже и мгновения его колебания, закрыла глаза руками, вскрикнула: «Ах, Боже мой!» – и бросилась вон из комнаты, за ней Рогожин, чтоб отомкнуть ей задвижку у дверей на улицу.

Побежал и князь, но на пороге обхватили его руками.

…

– За ней? За ней?…

Она упала без чувств ему на руки.

…

– Мой! Мой! – вскричала она. – Ушла гордая барышня? Я его этой барышне отдавала! … Поди прочь, Рогожин, ха-ха-ха!

Рогожин пристально посмотрел на них, не сказал ни слова, взял свою шляпу и вышел. … Он (князь) хохотал на ее хохот и готов был плакать на ее слезы.

Далее пошли слухи и пересуды.

Что не так в этой сцене с участием Аглаи, Настасьи Филипповны и князя?

Можно сказать, что князь проявил малодушие, мягкотелость. Он уже сделал предложение Аглае, но в этом скандале не поддержал ее. Но если князь выбрал Аглаю и сделал ей предложение, зачем ей нужно было выяснять отношения с Настасьей Филипповной? Зачем она князя привлекла свидетелем к этому скандалу, который не был спонтанным, но был ей спланирован? Здесь можно искать и найти правду каждой стороны этого скандала, в том числе можно найти слова оправдания для Аглаи и даже осуждения князя Мышкина, но задача этого анализапонять объективные причины того, почему так произошло и могло ли произойти по-другому. Очевидно – нет. Хотя бы потому что, как отмечалось в начале этого анализа, мы привыкли к неким идеализированным образам, которые руководствуются разумом и благими чувствами, но особенности человеческой природы, как правило, не учитывается. Достоевский же предлагает читателю максимально реалистичного героя, которого нельзя просто взять и примерить на свой счет, хотя бы в виду разницы темпераментов. Князь Мышкин – меланхолик и для меланхолика его жизнь и поведение вполне логичны и оправданы, а для холерика, флегматика, сангвиника – не понятны, но для каждого темперамента эта непонятность своя. Вспомните знаменитый тест со шляпой, аналогичная реакция описана и в поведении князя, особенно ярко она проявляется и потому, что он не опытен. В последующих попытках устроить свою жизнь, он будет умнее, тоньше, тактичнее и так далее.

Но с другой стороны, мы понимаем, что князь Мышкин ошибся и не стоит умалять его ошибку. С одной стороны, князь увидел будущий образ жизни Аглаи, который был не по душе ему самому, с другой – ошибка усилилась провакацией Настасьи Филипповны, которой поддался сам князь, что было не по душе Аглае.

С точки зрения логики, здравого смысла, роман Идиот похож на притчу, которая показывает, что бывает, когда человек избыточно идеализирует окружающий его мир, любого человека представляет неким праведником, не способным грешить, и беспричинно любящим самого человека. Эта беспечность делает нас беззащитными перед несовершенством мира.

При этом будем ли мы честными по отношению к герою, который на своем примере припадал нам урок, если станем укорять его, манипулировать его чувством вины.

Об этой ошибке князя ему разъяснил Евгений Павлович в откровенном их разговоре.

И далее ошибку двух молодых людей усилили еще и зрелые люди, которые вместо того, чтобы разъяснить эту ошибку Аглае, стали искать свои уязвленные самолюбие и самомнение. На это сетовал князь, когда недоумевал, что его не пускают к Аглае, чтобы он мог объясниться. Но у общества, которое до этого усиленно сватало их друг другу, внезапно поменялись планы.

Развязка.

Развязкой этой истории стало убийство Настасьи Филипповны Парфеном Рогожиным.

У Аглаи судьба показана другой, более обнадеживающей, она вышла замуж за другого человека.

Почему Настасье Филипповне автором был уготовлен такой печальный финал?

Ответ стоит искать в том, какое отношение к смерти как таковой высказывал автор на протяжении всего романа. Кому, по мнению автора, предрекают смерть? Тому, кто умер в глазах людей как человек. Почему человеческое умирает в глазах людей в конкретном человеке? Потому что любое преступление для нас иррационально, и единственное объяснение для преступления – определенному человеку-преступнику в других людях видится единый сплоченный враг, и этот человек не видит свое спасение в других людях. Человек обнаруживает себя в эпицентре зла, исходящего от людей. Причем нельзя сказать, что каждый причиняет ему какое-то нестерпимое зло, каждый излучает вольно или невольно мизерную порцию зла, но совокупность всего этого зла становится нестерпимым. Это не оправдывает преступления, которое совершает человек, но предостерегает каждого из нас от того, чтобы оказаться в подобном эпицентре, вследствие того, что кто-то из нас обманулся в своем идеализированном представлении об окружающем мире.

Настасья Филипповна оказалась в таком эпицентре. Даже князь, которого она называла «младенцем», был для нее врагом, как и Рогожин, который в итоге убил ее в порыве ревности.