Успенский мост [Алёна Моденская] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Алёна Моденская Успенский мост

– Что посеешь – то и пожрёшь.

– Может, пожнёшь?

– Может.

Пролог

Доктор Погорельский прибыл на новое место работы ровно в восемь утра. Издалека увидев больницу, устроенную в старом монастыре, профессор вспомнил, как в не таком уж и далёком империалистическом прошлом бабушка водила его к обедне по воскресеньям. Теперь, конечно, нет ни куполов, ни колоколов. Даже высокая колокольня исчезла, хотя раньше белым острым карандашом возвышалась над городом, так что была видна из всех окрестных деревень, а звон колоколов разносился на многие и многие километры.

Высокая белая монастырская стена, правда, сохранилась. Только теперь по верхнему краю вились кольца колючей проволоки. Успенская пустынь превратилась в психиатрическую больницу, так удачно размещённую подальше от жилых кварталов.

Коллеги профессора удивились, когда он выпросил себе назначение в это захолустье. Охали и ахали. Притворно, конечно. Кому не хочется избавиться от конкурента. Он наплёл им что-то про малую родину, близость к народу, опыт в полевых условиях. Чушь, разумеется.

Профессор предъявил пропуск и вошёл в высокое побеленное здание. Когда-то ввысь стремились пять куполов, теперь остались только плоские цилиндрические башенки. Погорельский уже знал, что находилось теперь в этих башенках. Не терпелось увидеть всё изнутри. Опробовать, так сказать.

Что удивило, так это аж три этажа, устроенные внутри большого церковного здания. Ступеньки винтовой лестницы со стоном прогибались под ногами. Интересно, насколько перекрытия прочные. Погорельский ступал аккуратно, прислушиваясь к скрипу досок. Он с детства помнил высоченное пространство собора и теперь, понятное дело, боялся рухнуть на грешную землю.

Главный врач больницы, грузный «тюфяк» с заплывшими красными глазками, притворно улыбнулся, потряс руку Погорельского и усадил его в приятно пахнущее новизной кожаное кресло.

– Рад, очень рад вашему приезду, – проговорил главврач. – Нам крайне необходимы такие… хм… кадры.

– Буду счастлив потрудиться на благо общества, – выдал Погорельский заученную формальную фразу, опасливо рассматривая огромное брюхо его нового начальника, обтянутое халатом явно не по размеру. Пуговицы грозили оторваться. Только бы в лицо не отскочили.

– Вас уже обеспечили жильём?

– Да, мне достался бывший дом моей бабушки.

– Да неужели? Занятно, занятно.

«Ещё как занятно, мерзкая твоя рожа», – подумал Погорельский, вспоминая, как дождливой осенней ночью бабушку выгоняли из дома в чём была. Даже необходимых вещей не разрешили забрать.

Натянув улыбку до ушей, Погорельский в красках описал главные тезисы своей научной деятельности. Заметив, что главврачу не терпелось зевнуть, злорадно пустился в подробности, расписывая все мельчайшие детали.

– Что ж, это полезно, весьма полезно, – сказал главврач, изо всех сил удерживая зевоту, хотя его челюсть предательски ползла в сторону. – Приступайте, приступайте.

Погорельский вежливо распрощался и отправился в свой кабинет. Это даже хорошо, что начальник попался такой тупорылый. Не будет лезть куда не надо. Ума не хватит.

Рабочее место (или лаборатория, что звучало гораздо приятней) Погорельскому досталось в одной из башенок бывшего собора. Так что по полу, настеленному на обструганные брёвна, закрепленные на стропилах, он ступал очень осторожно, боясь провалиться.

Палаты располагались в бывших кельях, столовая – в трапезной. В одном из корпусов – мастерские для тех пациентов, кто мог работать. Аптекарский огород не тронули, видимо, кто-то башковитый догадался, какую пользу можно из него извлечь. В бывшей маленькой церковке – одиночные палаты для буйных, которыми и предстояло заниматься Погорельскому.

Профессор ещё не успел разобрать карты больных, когда симпатичная медсестра Аллочка доложила о прибытии нового пациента.

– Чуть жену топором не зарубил, – тараторила Аллочка, пока они вместе шли через двор к бывшей маленькой церковке.

– Предтеченская, – вдруг сказал Погорельский.

– Что? – Аллочка глазела на него, хлопая длинными ресницами.

– Бывшая Предтеченская церковь. Еле вспомнил название.

– Да, вроде того. Так вот, – снова затараторила Аллочка, – он напился вчера, сегодня опохмелиться надо, а то как на работу-то идти? А жена бутылку спрятала, представляете? Вот он за ней и гонялся.

– Милицию-то не вызывали?

– Как же не вызывали. Они его к нам и доставили. Он в камере на стены кидаться начал.

В палате с зарешеченным окном стояла одинокая железная койка, привинченная к полу. На койке лежал человек, туго перевязанный ремнями.

– Добрый день… Савушкин. – Погорельский пробежал взглядом по медкарте.

– Здрасьте, – прохрипел Савушкин.

– Как вы себя чувствуете?

– Пить охота.

– Это хорошо. Аллочка, принесите воды.

Аллочка скрылась за дверью. Когда она вернулась со стаканом, Савушкин уже не был пристёгнут, он сидел на койке и смотрел в пол.

– Вот видите, и ничего страшного, – сказал Погорельский, передавая стакан пациенту. – Мы вас немножко подлечим и отпустим.

Погорельский назначил Савушкину лечение и отправился на обход. В конце дня он наконец-то поднялся на третий этаж бывшего собора. Оттуда через люк выбрался в маленькое помещение с низким потолком. Из этой комнатки можно было попасть в башенки на крыше когда-то собора, а ныне первого корпуса психиатрической больницы.

Две из пяти башенок использовались как кладовые, ещё в двух располагался маленький архив, но главный интерес представляла большая башня в центре. Вот здесь-то Погорельский и планировал разместить собственную научную лабораторию. Это право он вытребовал аж в министерстве. С его званиями и регалиями это оказалось не так уж и сложно. К тому же, именно ради этой башенки он оставил свою хорошо оборудованную лабораторию в институте.

Всего-то и нужно, что кушетка для пациента (это если нужно будет кого-то сюда притащить) да стол с аптечными весами. Смирительные рубашки и прочая терапия где-то там, внизу. Погорельский же рассчитывал на фармацевтику. Он выглянул в узенькое вертикальное оконце, но увидел только голубей на железной крыше да другую башню.

В одном Погорельский просчитался – начальство строго запретило приводить пациентов в башенку. Главный корпус, администрация. Другими словами, ленивый алкаш-главврач не желал терпеть психов у себя над головой. К счастью, этого и не требовалось. Лечение и так давало превосходные результаты. Пациенты Погорельского исцелялись и отправлялись домой один за другим.

По вечерам лучи солнца проникали сквозь узкие оконца и на короткое время расчерчивали лабораторию розовыми линиями. В один из таких солнечных осенних вечеров к Погорельскому постучалась Аллочка.

– Вы всё работаете? – спросила медсестра, плавно подходя к письменному столу.

– Всё работаю, – сказал Погорельский, не поднимая головы от своей писанины.

– Не устали? – Аллочка, опираясь рукой о столешницу, кокетливо изогнулась.

Банальность её заигрываний слегка раздражала.

– Немного, – сказал после паузы Погорельский.

– Может, чаю? – промурлыкала Аллочка.

Погорельский потёр виски. Как же достала его эта тупая курица. С другой стороны… А почему бы и нет?

– Не откажусь. – Погорельский поднял голову и одарил медсестру одной из своих обворожительных улыбок, перед которой не устояло с десяток лаборанток. И несколько дам рангом повыше, оказавшихся весьма полезными для продвижения по службе.

Утром Погорельский, оставив Аллочку посапывать на кровати (спасибо, хоть не храпела), вышел во двор. Хорошо быть профессором. Ему достался целый дом. Одному. Никаких соседей, как тогда, в детстве, когда их всей семьёй запихнули в вонючую…

Размышления прервал частый неровный стук.

– Чего надо? – Погорельский подошёл к деревянной калитке, которую кто-то отчаянно дёргал.

– Профессор Погорельский дома?

– А в чём дело? – Погорельский отворил калитку, за которой стоял раскрасневшийся взъерошенный милиционер.

– Доброе утро, товарищ Погорельский. – Милиционер вытянулся и взял под козырёк. – Мне поручено привести вас в отделение.

– Это ещё зачем?

– Иван Савич Савушкин был вашим пациентом? – спросил милиционер.

– Да, а что случилось?

– Зарубил всю семью топором, – понизив голос и оглянувшись, сказал милиционер. – Нужны ваши свидетельские показания.

– Вот оно что, – шёпотом проговорил Погорельский. – Я сейчас.

Растолкав Аллочку и объяснив ей, как уйти огородами, Погорельский наскоро оделся. Его посадили в машину, которая покатила по мощёным городским улочкам.

– Скажите, нельзя ли… словом… заехать туда, где…

– Не положено.

– Ну, пожалуйста.

– Никак нет, – отрезал милиционер.

Погорельский поник. Его привели в душный кабинет, одну из комнат бывшего купеческого особняка. Следователь не понимал и половины того, что говорил профессор, так что приходилось разжёвывать, приводя простейшие примеры. В конце концов, Погорельскому это надоело, и он стал отделываться односложными простыми фразами, что значительно ускорило и упростило дело.

Из отделения стоило бы сразу отправиться на работу, но Погорельский решил повременить. Он примерно помнил адрес Савушкина и без труда нашёл нужную улицу. А определить дом оказалось и того проще – у двора до сих пор толпились зеваки, пересказывающие друг другу изрядно приукрашенную историю семейной ссоры, закончившейся кровавой драмой.

Зайдя за угол, Погорельский достал из рабочего портфеля запасной белый халат, который нёс на работу.

– Я доктор, – уверенно сказал Погорельский милиционеру, стоявшему у ворот.

– Ну… проходите. – Милиционер посторонился.

В доме копошилось несколько сотрудников милиции, и никто не обратил внимания на вошедшего человека в белом халате. Осторожно ступая, профессор обошёл комнаты бревенчатого дома. Видимо, Савушкин напал на своих домочадцев ночью, потому что все лежали на кроватях. На белых простынях расползлись огромные багровые пятна, не вызвавшие у Погорельского ни малейших эмоций.

Трое детей, один в люльке. В большой комнате, видимо, жена. Кровать за шторкой. Никакого беспорядка. Значит, Савушкин знал, что делал.

– А где сам…? – спросил Погорельский у одного из людей в форме.

– В сарае, – кивнул через плечо милиционер.

Погорельский вышел из дома и направился в дощатый сарай за огородом. Низкая квадратная дверь отворена, так что ящики и сваленные кое-как инструменты оказались вполне прилично освещены.

Савушкин лежал лицом вниз, скорчившись в бурой липкой луже. Одежда висела клочьями, на спине алели глубокие шрамы.

– Видать, кнутом лупили, а потом ещё и закололи, – сказал милиционер, ходивший около сарая.

Погорельский быстро отыскал взглядом кнут, валявшийся в шаге от тела.

– А почему решили, что это он сделал?

– Так соседка вышла поутру козу доить и увидела, как он в сарай шёл с топором. А с топора, говорит, кровь текла. Она милицию и вызвала.

Топор валялся тут же. Действительно, на лезвии мутно отсвечивали тёмно-красные пятна. Присев на корточки, Погорельский увидел разбитое лицо его бывшего пациента, на костяшках пальцев которого темнели ссадины.

Тихо и незаметно удалившись через калитку, Погорельский предоставил следствию разбираться в этом деле, которое сам он расщёлкал в два счёта.

Значит, что-то пошло не так, совсем не так. Автобус еле тащился. Внутри, в спёртой духоте сильно пахло бензином, так что от подпрыгивания на ухабах начинало тошнить.

Вывалившись наконец из автобуса, Погорельский почти побежал к больнице. Он, конечно, старался держаться невозмутимо и шагать как можно непринуждённей, чтобы не привлекать лишнего внимания, но внутри всё клокотало, и сохранять хоть какое-то спокойствие становилось всё труднее.

Во время обхода Погорельский лишь рассеяно слушал пациентов, механически пролистывая карты, а сам блуждал взглядом по сторонам, торопясь побыстрее оказаться в своей башенке на крыше. Закончив обход, профессор практически ворвался в главный корпус и тут же чуть не налетел с разбега на леса, перекрывшие вход.

– Да тут штукатурка обвалилась, – пробурчал завхоз, увидев застывшего доктора. – Вона чего…

Погорельский осторожно вышел из-под лесов и обернулся. Над входом непостижимым образом обвалилась штукатурка, открыв порядочное «окно». Со стены бывшего храма на главное помещение лечебницы смотрел Спаситель, восседавший на троне. Вокруг собрались фигуры в цветных балахонах с круглыми жёлтыми нимбами, повсюду распростёрлись разноцветные крылья. С одной стороны молитвенно склоняли головы люди в белых одеяниях, с другой разверзлось огненное озеро, куда с искажёнными лицами падали исковерканные тёмные человечки. Почему-то именно этот фрагмент заинтересовал Погорельского. Он подошёл ближе и смог рассмотреть ещё и рогато-хвостатых существ, которые вилами и палками топили угодивших в огненное озеро.

Рабочие в заляпанных краской комбинезонах разводили в старых жестяных вёдрах какую-то едко пахнущую густую жижу.

– Страшный суд.

Погорельский обернулся. Одна из коллег-психиатров, имени которой профессор не потрудился запомнить, бледная и сутулая, неслышно оказалась рядом.

– Страшный суд, – повторила она бесцветным голосом. – День гнева, Dies Irae по латыни.

– Великолепно, – буркнул Погорельский и, резко развернувшись, припустил по шаткой лесенке наверх.

Прибежав в башенку, он трясущимися руками отпер замочек ящика, достал папку с расчётами, мельком просмотрел несколько страниц, вырвал их, скомкал и бросил в такое же жестяное ведро, что были у рабочих.

– День гнева, – яростно бубнил Погорельский, чиркая спичкой. Изо рта потекла жидкая слюна, портя белоснежный халат, пальцы не гнулись, так что лишь четвёртая спичка не сломалась и зажглась. Бумага зашлась пламенем. Почти как на фреске. Воспоминание об этой картине вызвало внутри вспышку, которая грозила вырваться наружу.

Погорельский плохо слушающимися руками насыпал дозу порошка в прямо рот и запил водой из хрустального графина. Постепенно снялось напряжение, пульс пришёл в норму, багровые пятна перед глазами исчезли.

Открыть окно не получалось, полукруглые витражи в бывшей монастырской церкви не предназначались для проветривания, так что лабораторию быстро заполнил густой удушливый дым от бумаги, тлевшей в ведре.

Делая медленные выдохи, Погорельский начал мерить шагами кабинетик. От дыма першило в горле, хотелось надрывно кашлять.

Значит, серия опытов насмарку. Придётся что-то менять, пересмотреть пропорции. Начать, пожалуй, стоит с…

– Профессор, профессор! – В дверь заколотил маленький кулачок Аллочки.

– Ну, что ещё?! – Погорельский рывком открыл дверь.

Увидев лицо профессора, Аллочка побледнела и даже чуть присела. Она, видимо, напрочь забыла, зачем пришла.

– Ну?! – ещё более грозно повторил Погорельский.

– Там… там… – Аллочка молча открывала рот, расширенными глазами глядя на доктора.

– Что?! – рявкнул Погорельский, чувствуя, как внутри разгорается пламя. А ведь своё лекарство он уже выпил.

– Там Козелькин…

– Где?!

– Внизу, – прохрипела Аллочка.

Отшвырнув медсестру, Погорельский закрыл дверь на замок (хоть этого не забыл сделать) и побежал по лестнице вниз. На первом этаже собрались люди. Пробравшись через толпу, Погорельский оказался посреди небольшого полукруглого пространства, образовавшегося у лесов. Все глазели вверх, туда, где на одном из мосточков пациент Козелькин, в пижаме, громко крича, скрёб ногтями фреску.

– Где санитары? – спросил Погорельский.

– Вона, – сказал кто-то стоявший рядом. – Он их скинул…

Слева от лесов сидел санитар и держался за голову, которую забинтовывала медсестра, опасливо поглядывающая наверх. Второй лежал на полу, свернувшись калачиком.

– День гнева, – процедил Погорельский и направился к лесам.

– Доктор, стойте! – донеслось из-за спины, потом были ещё какие-то голоса, но Погорельский их уже не слышал. Багровое марево заполнило всё вокруг, в ушах стучало, руки сами схватили и смяли что-то мягкое, под ногами шаталось, потом какие-то щипки со всех сторон, что-то мешало двигаться, укол… потихоньку всё погасло.

Постепенно темнота рассеялась и уступила место серому блёклому свету, пробивавшемуся сквозь зарешёченное окно. Погорельский попытался пошевелиться и не смог. Руки и ноги оказались привязаны к железной койке. Удалось только поднять голову. Ага, палата в одном из корпусов. Как раз его отделение. Для буйных.

Погорельский опустил затылок на жёсткую комковатую подушку. Он всю жизнь этого боялся. Оказаться вот так пристёгнутым к железной койке. Попробовать… Нет, ремни слишком крепкие. Придётся ждать.

Время текло удушливо медленно, как будто само пространство загустело, как сладкий сироп. Наконец дверь открылась, и вошёл профессор Иванов, маленький и согнутый. Именно на него и рассчитывал Погорельский.

Иванов сел на табурет у койки своего бывшего коллеги.

– Нда-а, – протянул Иванов. – Устроили вы, однако, переполох.

Погорельский молчал. Расходовать энергию на крик не имело смысла.

– А ваши записи… Нда-а.

Вызвать огонёк внутри намеренно оказалось куда сложнее, чем предполагал Погорельский. Ну не было у него никаких эмоций по отношению к этому старому грибу. А к чему были? Даже не слушая скрипучий голос Иванова, Погорельский отчаянно искал повод. Но почему-то не находил. Видимо, слишком большую дозу релаксанта ему ввели. Время дорого, Иванов сейчас ничего не добьётся, встанет да уйдёт. И ещё транквилизаторов назначит. А там – пиши пропало.

Ничего не шло на ум. Только эта фреска со Страшным судом. И почему-то только белые фигуры да разноцветные крылья.

– Не выжил Козелькин-то, – проскрипел Иванов.

Козелькин. Гад. Всё из-за него. Да ещё Савушкин. Алкаш проклятый. Сам себя забил, испортил весь опыт…

Все они… Только и знают, что за воротник закладывать, жён колотят, за детьми гоняются, а потом лечи их… Вот она, вспышка. А теперь Погорельский пристёгнут к кровати, как какой-то псих… Ага, раздувается пожар-то. А всё из-за них, алкашей да дураков… вот оно, марево, стук в ушах, кулаки сжаты, всё тело как стальное…

Рывок, путы… всё в мареве, ещё рывок, лязг, чьи-то крики. Дверь с грохотом сорвалась с петель. Почему-то Погорельский увидел это как будто со стороны. Взмах, ещё взмах, силуэты с криками отлетают с дороги… зачем они вообще нужны? Кто дал им право быть?

Хруст, звон, визг, лязг… открытое пространство. Кто-то вопит… небо… красное, как кровь… громкие хлопки…

Открытое поле, просторное. Хочется лечь в траву и смотреть в небо, где плывут облака с подсвеченными краями. Вот так лежать бы в траве, как в детстве, и угадывать, на что они похожи.

Погорельский и не заметил, как от монастыря добежал до старого каменного моста, дугой соединяющего два берега быстроводной речушки, в этом месте, правда, довольно широкой. Остановился и задрал голову. Прямо над ним плыло большое золотое облако и много маленьких, белоснежных и пушистых. Как трон и фигуры на фреске.

Голоса становились всё ближе. Два резких сухих щелчка, и выгнувшись от толчка в спину, Погорельский раскинул руки и покачнулся. Небо такое чистое, а внизу река… и нет там огненного озера, только облака отражаются в воде да каменный мост с идеально круглой аркой…

– Держи его!

Милиционеры не успели. Погорельский, взмахнув руками, как крыльями, беззвучно крича, повалился назад. Раздался всплеск, брызги долетели даже до низеньких перил.

– Что теперь-то? – Один из милиционеров, что стрелял, поправил фуражку, рассматривая тёмные журчащие потоки.

– Придётся искать, – вздохнул другой.

Но тело профессора Погорельского так и не нашли. К ночи поиски прекратили. Об этом Аллочке рассказала подружка Наденька, санитарка. Её бабушка разливала пиво в палатке на перекрёстке, и поэтому знала всё обо всём, что творилось в городке и окрестностях.

На следующий день продавщицу пива доставили в больницу. Троим клиентам показалось, что пиво разбавлено, и они разломали ларёк. Бабушку Наденьки спасли от добивания проходившие мимо спортсмены. Они же, в свою очередь, чуть не забили любителей пива до смерти.

Когда тех троих везли в больницу, дорогу перебежала кошка. Водитель остановил машину и с бранью кинулся за животным. Кошка взлетела на дерево, и водитель полез за ней, но ветки не выдержали, и он свалился на землю, где его кочергой долго лупила хозяйка кошки. Когда сосед попытался её урезонить, досталось и ему. А потом его жена с криками огрела хозяйку кошки метлой.

На другой стороне улицы две школьницы сцепились из-за спора о стихах. Они царапали друг другу лица, вырывали волосы, потом кубарем скатились на дорогу, где их стал яростно тыкать граблями дворник. На него сзади налетела мамаша одной из школьниц. Она запрыгнула на дворника сзади, обхватила руками и ногами, и зубами вцепилась в ухо. Через секунду её за волосы оттащила дочка дворника. Она накрутила волосы женщины на кулак и била её головой о мостовую, пока на неё не налетел с кулаками почтальон, с которым она в субботу не пошла танцевать.

К вечеру в городе не осталось ни одного целого окна, по улицам тут и там валялись обрывки одежды и темнели пятна крови. После того, как секретарь местного Горисполкома откусил нос своему областному коллеге, в город ввели роту внутренних войск и объявили комендантский час. По улицам строем вышагивали вооружённые люди в защитной форме, а фигуры в противогазах что-то соскребали и собирали пинцетами в стеклянные банки частички волос, оторванных ушей и носов.

– Вот это да, – пробубнил профессор Предтеченский, глядя в микроскоп.

– А что там? – спросил человек в гражданском, спокойно меривший кабинет профессора шагами.

– В воде есть присутствие неизвестного вещества. – Предтеченский выпрямился и часто заморгал, потому что от долгого и напряжённого разглядыванья в микроскоп перед глазами поплыли пятна. Спокойные манеры чекиста раздражали, но таким людям не перечат, поэтому профессор проглотил клёкот возмущения и продолжил: – Судя по всему, что-то попало в питьевую воду и вызвало такое неадекватное поведение населения.

– Вы знали Погорельского? – после небольшой паузы спросил чекист.

– Да, – нехотя отозвался Предтеченский. – Способный учёный. Был. Лекарь, исцели себя сам … Его тело так и не нашли?

Чекист медлил с ответом. Потом вынул из кармана маленький пузырёк и поставил перед Предтеченским.

– Ага, – с энтузиазмом кивнул профессор. Он достал пипетку, капнул немного жидкости из пузырька на линзу и наклонился к микроскопу. – Кажется, совпадает. Чья это кровь?

– Погорельского. – Чекист убрал пузырёк в карман.

1.

В этом доме постоянно что-то происходит. Поговаривают, он сам выбирает жильцов. Ерунда, конечно, но после некоторых событий поневоле задумаешься. Вот соседнюю квартиру, например, продают раз в полгода. И въезжают, как на подбор, самодовольные мажорки с женихами-пупсиками. Но почему-то подолгу там никто не задерживается.

Лика, стоя коленями на табуретке, упёрлась локтями в подоконник и высунулась из окна почти по пояс. Выдохнула в сырую весеннюю мглу струю дыма. Главное, чтобы тётя Маша не учуяла запаха, а то снова придётся выслушать лекцию о вреде курения. Тётка упрямо не желала уважать право внучатой племянницы на сигареты, только демонстративно открывала окна, размахивала мокрыми полотенцами, хмыкала, и ныла, что вся квартира пропахла дымом.

Хотя по сравнению с химической вонью, прочно пропитавшей воздух Добромыслова, сигаретный дым вообще не заметен. Собственно, именно едкий туман, пахнущий чем-то, напоминающим гуашь или чернила для принтера, и стал причиной еженедельных приездов Лики к тётке. Этим дрянным «амбре» окутало чуть ли не половину области, и имелись сведения, что источник отравы, от которой першило в горле и кружилась голова, прятался где-то в промзоне Добромыслова. А вот где именно, должно проясниться завтра.

Внизу мокро поблёскивала крыша иномарки. Её хозяин совсем обнаглел – сломал забор палисадника, выкорчевал кусты и стал загонять своё корыто прямо под окна. Ещё и цепь с замочком повесил на столбики выломанной секции забора. Хотя сам жил в соседнем доме. Так ему, видите ли, удобнее.

Тётя Маша, увидев сломанный забор, фыркая, что-то пробормотала о совести, которую не пришьёшь. Лика в ответ громогласно заявила, что подобным персонажам не совесть надо пришивать, я клеймо на лбу ставить. Чтобы сразу было понятно, что это подонок, и близко подходить к нему не стоит. А ещё можно не клеймо выжигать, а мишень рисовать.

Бледная девица, соседка по лестничной клетке, что-то лепетала о прощении врагов и… как же там… Лика выпустила ещё одно дымное облако, припоминая чепуху, которую несла эта, как её, Люба. Точно, благословение обижающих. На что Лика предложила сначала вломить топор этому кретину в капот, а потом уже освящать машину. Лучше бы промолчала, потому что Люба пустилась в занудную лекцию об освящении машин, благословении чего-то там и всепрощении. И продолжала свои монотонные поучения, пока они вместе поднимались по лестнице. Пришлось захлопнуть дверь перед её носом. Не особо вежливо, но Лика – не девочка-цветочек, которой можно запудрить мозги псевдоморальной нудятиной. Всё-таки взрослый состоявшийся человек с собственным мировоззрением.

Сквозь белёсые завитки табачного дыма что-то промелькнуло. В туманной влажной тени двора происходило едва уловимое движение. Тёмный вытянутый сгусток скользил между поставленными кое-как машинами с голубыми огоньками видеорегистраторов. Разогнав рукой сигаретный дым, Лика рассмотрела долговязого человека в шляпе. Засунув одну руку в карман, а другой сжимая длинную тонкую трость, он невесомо парил по двору, оставаясь всё время в тени. Всего на долю секунды оказавшись в резком свете прожектора, он плавно выгнулся, как на шарнирах, исчез во тьме и тут же вынырнул с другой стороны палисадника.

От неожиданности Лика выронила сигарету, которая, разбрасывая снопы рыжих искр, полетела вниз, отскакивая от карнизов нижних этажей. Как назло, она пролетела прямо за спиной долговязого и упала рядом с пяткой его лакированного ботинка. Он, впрочем, обронил лишь короткий взгляд через плечо. Потом сделал изящное танцевальное па, затушив носком окурок, наколол его на острие трости и отправил в урну.

Перепорхнув заборчик, он грациозно обогнул припаркованное авто хамоватого жителя соседнего дома, внимательно его осмотрел, будто примеряясь, и застыл у капота. Затем коротким сильным движением воткнул трость в землю, где уже сошёл снег, и, расстегнув короткое пальто, достал из внутреннего кармана…

Охнув, Лика дёрнулась и с грохотом свалилась с табуретки. Из соседней комнаты послышалось недовольное сонное бурчание тёти Маши. Отбросив опрокинутый стул, уже нисколько не заботясь о соблюдении тишины, Лика снова высунулась из окна.

В пустом дворе припаркованные машины, по-прежнему молча, подмигивали одноглазыми регистраторами. Деревья чуть покачивали оголёнными ветвями, отбрасывая тонкие переплетающиеся тени. Крышка капота красной иномарки, поставленной на газоне обнаглевшим автолюбителем, прогнулась и лопнула, открыв детали мотора. Над искорёженными краями виднелась оранжевая, плавно изогнутая, ручка топора.

Лика с интересом осматривала двор и тёмные окна соседних домов, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Но никто не выглянул, ни в одном окне не загорелся свет. Как будто никакого шума и не было вовсе. Да ведь и сама Лика ничего не слышала. Ну, допустим, во время удара она как раз громыхала табуретом, а там уж не до звуков с улицы. И куда делся долговязый? Испарился? Возможно, ведь как-то же он телепортировался с одной стороны палисадника на другую.

Телепортировался. Что за чушь! Может, ещё в магию поверить и в церковь сходить, как тётя Маша? Лика захлопнула окно и забралась в постель.

Утром она, к сожалению, проспала момент, когда наглый хозяин изуродованного авто обнаружил топор в капоте своей колымаги.

– Феодулия, завтракать, – донеслось с кухни.

Внутри жарко заклокотало. Сжав зубы, чтобы подавить раздражение произнесённым вслух именем, Лика встала, наспех застелила кровать и пошла на кухню.

– Тёть Маш, сколько раз просить, чтобы ты не называла меня так?

– Как? – спросила тётя Маша, не оборачиваясь. Она ловко перекладывала пухлые сырники из глубокой сковородки на большую тарелку.

– Зови меня Лика. – Полное имя давно, ещё с начальной школы, застревало комом в горле.

– Ладно, – в очередной раз пообещала тётя Маша, ставя блюдо на стол.

– Тёть Маш, ну опять этот холестерин. – Лика брезгливо поморщилась, встала из-за стола и достала из холодильника коробку овсяного молока. – От этого, – она кивнула на густые сливки в фарфоровом кувшинчике, – один вред. Это я тебе как врач говорю.

– Будущий, будущий санитарный врач.

– Ну, будущий врач. Какая разница. – Лика налила овсяной жидкости в кофе.

– Как будущий врач, ты бы лучше курить бросила.

– Ой, ну перестань.

Лика и сама хотела прекратить смолить, даже несколько раз давала себе твёрдое обещание, но тяга к сигаретам пока уверенно побеждала.

Наспех заглотив кофе с тостами из бездрожжевого хлеба, который тётя Маша не успела искрошить птицам, Лика оделась и выбежала на улицу. Испорченную иномарку с торчащим из капота топором как раз загружали на платформу эвакуатора.

– А почему увозят? – спросила Лика у соседки Веры, безразлично наблюдавшей за погрузкой и машинально качающей детскую коляску с малышом.

– Вроде сломалась, не заводится. – Мрачно хихикнув, Вера достала из кармана пуховика пачку тонких сигарет.

Лика на автомате стала хлопать себя по карманам, но заветная коробочка не нашлась.

– Вер, дай закурить, я свои опять где-то посеяла. – Прикуривая, Лика подумала, что без участия тёти Маши пропажа целого блока сигарет и пятой подряд зажигалки явно не обошлась. – А можно, пока эта колымага в ремонте, с газоном что-нибудь сделать? Чтобы этот придурок не смог опять там парковаться? Забор, например, поставить.

– Наверное, – пожала плечами Вера, наблюдая за манипуляциями эвакуатора. – Это тебе лучше у своих соседок спросить.

– У трёх сестёр?

– Угу, – кивнула Вера. – Они часто тут на газоне возятся. Летом цветник разбивают. Раньше там, – она указала сигаретой на место, укатанное для стоянки, – сирень была. Какой-то жутко редкий и красивый сорт. А потом въехала одна девка, в квартиру прямо над нами. Которая стена в стену с вашей. Так дедулька этой цацы прислал рабочих вырубить этот куст, чтобы любимая внученька там свою машину ставила.

Вера замолчала, пустыми глазами глядя на палисадник.

– И что дальше?

– Дальше оборвался кабель, эту девку зажарило прямо здесь. – Вера кивнула на импровизированное парковочное место. – Тебе сестра разве не рассказывала? Она в это время как раз здесь жила.

– Нет, не рассказывала. – С сестрой Кирой Лика не разговаривала уже несколько месяцев.

– А после того как ту девку спалило, кстати, вместе с тачкой, сёстры забор обратно вернули. Так теперь этот дебил его опять сломал. – Вера криво улыбнулась.

– А как это случилось с той…

– Да кабель оборвался, попал то ли прямо в неё, то ли в машину. – Вера выпустила струю дыма. – В общем, разорвало на части.

– Машину?

– И хозяйку тоже. А этот упырь, видно, намёков не понимает. Ладно, пока. – Вера бросила свой окурок в урну и покатила детскую коляску к подъезду.

Проследив за дугой полёта брошенной сигареты, Лика вспомнила ночные пируэты долговязого в шляпе. Подойдя поближе и делая вид, что просто выбрасывает окурок, она заглянула в мусорку, но разглядеть в куче разномастных обёрток, пачек и бутылок собственный ночной «бычок» не удалось.

Эвакуатор, наконец-то, скрылся за углом дома, наблюдавшие за действом соседи разошлись. Бегло осмотревшись, Лика перешагнула через заборчик. Мелкими шажками она перемещалась по палисаднику, внимательно изучая сырую весеннюю землю. Точно, вот здесь. Маленькая круглая ямка. Лика даже присела на корточки, чтобы получше рассмотреть место, куда долговязый воткнул трость. Хотя это отверстие могло остаться от чего угодно. Например… например…

– Привет. – За заборчиком материализовалась Люба в сером пальто и намотанном на голову шарфе. – Ты что-то ищешь? Помочь?

– Нет, спасибо, – бросила Лика, перелезая через забор и накидывая капюшон. Она повернулась и почти бегом двинулась к арке, но соседка увязалась следом.

– Как дела у Киры? – спросила Люба, ловко перепрыгивая весеннюю лужу.

– Понятия не имею. – Лика специально натянула капюшон поглубже, чтобы спрятать лицо и не встречаться взглядом с этой занудой.

– Вы разве не общаетесь?

– Нет.

– Ты только на выходные приезжаешь?

– Да.

– Помогать тёте? – Люба следовала за Ликой, как машинка на верёвочке, отвязаться от неё никак не получалось.

– По делам. Мне надо идти. Пока. – Лика прибавила шаг и перебежала проспект, пока мигал зелёный сигнал.

Перешагивая и перепрыгивая шумные весенние потоки, с которыми не справлялась ливнёвка, Лика прошла в холодный затенённый двор, где грязные сугробы таять, похоже, и не собирались. Кажется, в воздухе появился новый запах, ещё более мерзкий, чем тот, напоминающий химические красители. Поначалу казалось, что это преет мусор вместе с дохлыми крысами в переполненных контейнерах, но когда помойка осталась позади, запах никуда не пропал, даже стал резче. Теперь в воздухе промышленного Добромыслова смешались удушье бытового газа и отвратные «нотки» гнилой капусты и мертвечины. Хотя, возможно, где-то в подвалах обшарпанных пятиэтажек просто разлагались отравленные догхантерами животинки.

Впереди снова разлилась огромная мутная лужа, пути обхода отсутствовали. С одной стороны грязное озеро лизало рябью мелких волн фундамент шлакоблочного двухэтажного дома, с другой в него стекали потоки подтаявшего снега с газона. Шлёпать по такой луже в Добромыслове небезопасно – можно сразу попрощаться с обувью. Лика приезжала сюда по выходным уже в четвёртый раз, и две пары ботинок пришлось выбросить, потому что подошвы растрескались, а швы разошлись. Местные ребята из Организации объяснили это химическими испарениями, оседающими на земле во время дождей и снегопадов.

Лика перешагнула низенький штакетник и стала пробираться через палисадник, по щиколотку утопая в рыхлом апрельском снегу, перемешанном с глиной. Тухлая капустно-газовая вонь всё сильнее отдавала дохлятиной. Замотав лицо шарфом и оставив лишь небольшую щель для глаз, Лика осмотрелась. Ну конечно, это же послевоенные дома с погребами, где запасливые «домовитые» хозяева хранят гниющую картошку и капусту. Там, наверное, ещё и кучи разлагающихся крыс. Странные люди – вместо того, чтобы кошек прикормить, отраву по подполам раскладывают. А потом ещё и едят овощи, пропитанные крысиным ядом и трупными испарениями.

Наконец показалась вывеска «Перевал». С торца серой кирпичной пятиэтажки, украшенной надписью «Наши дети будут жить при коммунизме», торчал кривой пристрой, ведущий в подвальчик, оборудованный под бар. Хорошо, что кто-то догадался использовать цокольное помещение не для складирования скоропортящихся запасов, а по другому, более полезному назначению.

Лика спустилась по щербатой лестнице, размотала шарф и, скинув капюшон, вдохнула поглубже. К счастью, сюда отвратительная вонь не проникала, в баре пахло пивом, старым деревом, из которого были сколочены столы и лавки, и пряными травами.

Повесив куртку на вешалку у входа, Лика наскоро пригладила волосы, глядя в мутноватое зеркало. От ходьбы с препятствиями в виде луж, сугробов и заборов высветленные пряди над бритыми висками немного разлохматились. Сгребая их на одну сторону, Лика краем глаза заметила, как за её спиной что-то шевельнулось. Сфокусировав взгляд на отражении в мутном стекле, она рассмотрела человека, сидящего за барной стойкой. Он снял чёрную шляпу, напоминающую «цилиндр» из позапрошлого века, перчатками отряхнул поля и положил свой головной убор на соседний высокий стул. Бармэн поставил перед посетителем бокал красного вина.

Лика развернулась и направилась к столу в углу зала, где уже собралась её компания из четырёх человек. Проходя мимо бара, окинула взглядом человека у стойки. Он явно не тянул на ночного долговязого. Тот и ростом выше, и тоньше, да и шляпа была другая – обычная современная, а у этого любителя красного вина – какой-то антикварный раритет. Вряд ли этот пенсионер с поседевшими висками, сосредоточенно набивающий трубку, смог бы вогнать топор в капот машины. Сил бы не хватило.

Как только эта мысль промелькнула, пожилой гость бара усмехнулся и бросил через плечо косой взгляд. Лика быстро отвернулась и перешагнула скамью у стола в углу.

– Ну и вонища на улице, – выдохнула Лика, усаживаясь.

– Бывает. – Кэрри, грузная синеволосая глава ячейки, залпом опрокинула стакан пива и потянулась за следующим.

– Часто?

– Какая разница, – резко произнёс Топор. – Одного слива уже много.

– Слива? – переспросила Лика, которую товарищи по Организации знали как Ли.

– Отходы химического производства сливают в городскую канализацию, – как бы нехотя проговорила Крапива, самая юная и пронырливая из членов ячейки. Абсолютная самоуверенность при полной безотказности состоятельных родителей настолько усиливала сознание собственной исключительности, что обычным её тоном стал надменно-снисходительный, а на лице застыла брезгливая маска.

– И где работает эта фабрика ароматов? – спросила Лика, придвигая стакан светлого.

– Здесь, недалеко, – отозвался Ирокез, одобрительно рыгнув. – На Химической. Кстати, знаешь, что они там производят?

– Ну?

– Духи и всякие парфюмерные… эти… – Ирокез вопросительно глянул на Крапиву.

– Отдушки. – Крапива раздражённо вздохнула, будто её нагло отрывали от важных дел. – Для шампуней, мыла, ароматизаторов всяких. Поэтому по поводу «фабрики ароматов» ты прямо в десятку угодила.

Из-за высокомерного тона Крапивы её одобрительное высказывание прозвучало как оскорбление.

– Так значит, именно производимые ароматы и воняют?

– Воняют отходы производства, – встряла Кэрри. – Их против всяких правил по очистке сливают в канализацию. Из каждого люка прёт.

– А откуда сведения? – Лика осушила свой стакан и искала глазами официантку, чтобы заказать ещё.

– Инсайдерские, – после небольшой паузы приглушённо ответил Топор.

– Как они только там работают, – пробормотал Ирокез, перебирая орешки в блюдце.

– В противогазах, наверное, – пожала плечами Крапива.

– Ага, щас. В обычных спецовках, списанных из каких-то цехов в промзоне. И то – если повезёт.

– Ужас какой-то, – закатила глаза Крапива.

– Они там все давно уже никаких запахов не чувствуют, – махнул рукой Топор. – Вкусов, кстати, тоже.

– Наш план действий? – спросила Лика, поставив локти на стол.

Все повернулись к Кэрри. Та немного подалась вперёд и понизила голос.

– Через полчаса мэр встречается с людьми, которые живут в районе Химической. Надо просто смешаться с толпой.

– А дальше? – после паузы спросил Топор.

– Как пойдёт, – пожала плечами Кэрри. – Ладно, расплачиваемся.

Через полчаса Лика и Крапива выбрались из троллейбуса на остановке «Улица Химическая». Остальные сошли раньше, чтобы подобраться к группе жителей с разных сторон. Девчонкам пришлось спрыгнуть прямо в лужу, затопившую весь тротуар, газон и остановочный павильон.

– Я так вообще без обуви останусь, – возмутилась Лика, чувствуя, как холодная влага проникала в оба ботинка.

– Говорила же тебе, носи резиновые. – Крапива недовольно цыкнула, рассекая мутную жижу глянцевыми резиновыми сапожками цвета хаки, очень удачно подобранными для дамского приталенного камуфляжного костюма.

– Как же это они не подумали и такую вонищу устроили, – почти прошептала Лика. – Прямо к приезду мэра подгадали.

– Действительно, – задумчиво проговорила Крапива, тоже шёпотом. – Странно.

На островке асфальта уже собралась толпа местных, обутых в разноцветные резиновые сапоги. Некоторые лица прятались за яркими респираторами, один даже пришёл в химзащитном костюме и противогазе. Краем глаза Лика замечала то сине-зелёный ирокез, то Кэрри в вязаной шапочке, то бритый череп Топора. Только вот зачем они сюда пришли всей группой, всё ещё оставалось непонятным.

Минут через пять подкатил кортеж, из которого выбрались мэр в демисезонном пальто, накинутом поверх обычного офисного костюма, и несколько чиновников. Все они озадаченно озирались в поисках безопасного прохода к своим избирателям. Кое-как глава города и его замы, повыше поднимая ноги, перебрались через покосившийся забор и, утопая начищенными ботинками в весенней жиже, дошагали до одобрительно гудевшей толпы.

Жители заговорили разом, размахивая руками и папками бумаг, градоначальник безуспешно пытался их перекричать и призывал к порядку. Чиновники, переминаясь с ноги на ногу, морщились от вони и брезгливо осматривали свою обляпанную обувь и мокрые брюки.

– Я всё понимаю, – напрягал голосовые связки командир администрации. – Неприятный запах ощущается везде, это уже не в первый раз… Вы знаете, мы уже нашли виновного…

– И что? – крикнул кто-то из толпы. Кажется, это прозвучал голос Ирокеза. Он всё-таки натянул капюшон и замотал лицо шарфом.

– Он оштрафован…

– И что дальше?

– Исследования показали, что превышения ПДК нет…

– Да неужели! – Это Кэрри.

– Есть результаты экспертизы…

– Кем они оплачены? – Тоже Кэрри, но уже другим, более тонким голосом.

Чиновники вдруг завертелись, к группе людей приближался ещё один здоровенный детина, обутый в армейские ботинки.

– А это господин… – Мэр поскрёб пятернёй щетину. То ли не хотел называть фамилию господина, то ли попросту не мог её вспомнить. – В общем, это предприниматель, владелец компании…

– Который загадил наш воздух? – И это Кэрри, только теперь с другой стороны и с подражанием старушечьему голосу.

– Можно подумать, без нас воздух в Добромыслове чистый, – пробасил здоровяк. – Все гадят, идите, разбирайтесь…

– Вы бы за себя ответили! – прокричал кто-то из местных.

– Да нет в этом запахе ничего вредного! – гаркнул предприниматель.

– Ага, сплошная польза! – прорвалось сквозь общий гул. Кажется, это Топор.

– Да это даже не третий класс опасности!

– Потому что второй! – Довольно чётко произнёс Ирокез, дипломированный химик.

– У вас есть доказательства?! Ну?! – предприниматель, вращая налитыми кровью глазами, нависал над местными жителями, в основном, женщинами, едва достававшими ему до плеч. – Что вы всё ноете?! Когда выуже заткнётесь?!

– Когда увидим, как вы болтаетесь в петле! – Лика не сразу поняла, что эта фраза вылетела из её рта.

Чиновники с любопытством вытягивали шеи, чтобы получше её рассмотреть, местные начали испуганно озираться, мэр снова озадаченно поскрёб щетину.

– Что?! Ну-ка повтори! – Предприниматель сделал шаг по направлению к Лике, вокруг которой мигом образовалось пустое пространство. – Чё ты лицо-то скрываешь? Давай, шарф свой сними, побазарим, как мужик с мужиком!

– Послушайте, – примирительно произнёс мэр. – Это…

– Да это угроза! Он мне угрожает! Вы все слышали! – Бизнесмен обвёл присутствующих широким жестом.

– Боюсь ошибиться, но это вроде девушка, – пробормотал кто-то из чиновников.

– Да хоть Папа Римский! – прорычал хозяин вонючего производства. – Сюда иди!

Лика вытянула руку и продемонстрировала распалившемуся предпринимателю средний палец. Местные захихикали, мэровы замы метались взглядами от градоначальника к Лике и бизнесмену.

– Чего? Да я тебя… – Предприниматель сделал два огромных шага по направлению к Лике, удачно использовавшей пустое пространство для прыжка в сторону. Как производственник плюхнулся в огромную лужу, подняв фонтан грязных брызг, окативших мэра и всех его замов, она увидела боковым зрением, да и то мельком.

Уже не обращая внимания на хлюпающие ботинки, перепрыгивала через заборы, петляла по сумеречным дворам, перелезая через тающие сугробы. И сумела добраться до «Перевала», даже не уронив шарф, скрывающий лицо.

Когда она, взмыленная, ввалилась в бар, там уже ждал Ирокез. Сняв шарф, промокши от пота, прямо в куртке прошла в зал и плюхнулась на скамейку.

– Воды! – прохрипела Лика подошедшей официантке.

– Это было круто! – шёпотом произнёс Ирокез, подавшись вперёд.

– Это что у тебя за чипсы? С беконом? – Лика выдохлась, но даже в таком состоянии внутри клокотало возмущение от присутствия рядом продуктов с ароматом животного происхождения.

– Во-первых, я мясоед.

– Трупоед.

– Во-вторых, – Ирокез проигнорировал её замечание, набив рот красноватыми чипсами, – нет здесь никакого мяса.

Пока Лика больно глотала воду, рядом появилась Крапива, ни капельки не запыхавшаяся. Даже её аккуратно уложенные длинные французские косы ничуть не растрепались.

– На такси доехала? – спросил Ирокез, широко улыбаясь.

– Это что – чипсы с беконом? – брезгливо поморщилась Крапива.

– Да ну вас.

– Хорошо бегаешь. – Впервые в интонации Крапивы просквозило нечто, напоминающее уважение к другому человеческому существу.

– Лёгкой атлетикой занималась, – с трудом произнесла Лика и тут же шумно закашлялась. – Надо бросать курить.

– Давно пора. – Улыбчивая Кэрри сняла вязаную шапочку, выпустив синие волосы. Из-за её плеча выглянул Топор. – Это было красиво.

Лику опять забил кашель, во рту появился привкус пепельницы, и она только кивнула в ответ на похвалу.

– Вот только… – Кэрри перелезла лавку и села, расстегнув пуховик. – Надо бы тебе свалить пока. И не светиться. Лица твоего, конечно, никто не видел, но мало ли.

– Да ладно, – махнул рукой Ирокез. – Он даже не понял, что она девчонка.

– И что, что девчонка?! – взвилась Лика. – Что, девушки хуже парней?! Вы так думаете, потому что…

– Хватит! – Кэрри, осознав, что вышло чересчур громко, осмотрелась, но кроме них в баре сидел всего один посетитель. Мужчина у стойки, положивший шляпу-цилиндр на соседний стул, даже не обернулся. – Завтра уедешь.

– Ладно, – согласилась Лика.

Ночью она мерила шагами комнату. Свет не включала, чтобы не разбудить тётку. Собранный рюкзак, готовый к отбытию, лежал на стуле. С одной стороны, беспокоиться вроде бы не о чем. Ребята правы, её лица этот персонаж не видел и даже не понял, что перед ним была девушка. Из-за худобы и короткой стрижки Лику иногда принимали за парня. Плюс манера одеваться – узкие джинсы, кеды, куртки и худи. Ладно, неважно.

Вряд ли он сможет её вычислить. А что он, собственно, может предъявить? Ни оскорбления, ни прямой угрозы. Разве что падение в лужу, так к этому она точно не причастна. Возможно, не обошлось без помощника, но пусть сначала найдут виноватого, тогда с него и спрашивают.

И вроде бы всё нормально, но внутри что-то нервно дрожало. За стеной послышалось самодовольное девчачье хихиканье. Странно, все говорили, что квартира пустая. Последнюю хозяйку вроде как шибануло током. От этой мысли внутри всё сжалось.

Пытаясь побороть нервную тошноту, Лика села на стул и сцепила руки. Рядом мутно переливалось огромное зеркало на дверце старинного шкафа с гнутыми ножками и резными углами. Стекло на нём как будто оплавилось и застыло, из-за чего отражение получалось искажённым донельзя. Смотреться в это зеркало было неприятно.

На стене белели рисунки, оставленные средней сестрой Лики Кирой. Она прожила здесь полгода, когда бросила институт.

В то, что именно стряслось с сестрой, Лика толком не вникала, и никаких подробностей упрямо знать не желала. Вполне хватало той информации, что внешность Киры сильно изменилась. Приезжала в Добромыслов к тёте Маше рыжим увальнем, даже джинсы не сходились, а уехала полуседой, бледной и тощей. И лицо как будто в трещинах. Всего полгода здесь провела. Теперь живёт на ферме, где-то недалеко от Растяпинска. Пасти коз и убирать за свиньями – видимо, её уровень.

Хотя во всём есть свои плюсы, например, усиленная опека, которой окружали Киру мама и старшая сестра Аня, позволила Лике сформироваться самостоятельным волевым человеком. Пока они вытанцовывали вокруг средней сестры, у младшей сложилось собственное мнение и ни от кого не зависящая активная жизненная позиция. Полностью самодостаточный человек получился.

Ну вот и настроение улучшилось.

По потолку скользнул резкий холодный отсвет. Унимая дрожь в пальцах, Лика осторожно подошла к окну и, вытянув шею, выглянула во двор. У подъезда стояла чёрная машина. Рядом разговаривали двое. У одного голова как будто прямоугольная, второй – длинный и тощий. Шляпа-цилиндр и долговязый с тростью.

Раздался звонок – кто-то, не переставая, давил на кнопку. Тётя Маша поднялась и, недовольно ворча, пошаркала в прихожую. Чтобы руки не тряслись, Лика вцепилась в спинку стула.

Быстрые шаги пересекли квартиру, в глаза ударил яркий свет.

– Ну что, допрыгалась?! – Пульхерия Панкратовна, мама сестёр Кашиных, влетела в комнату, даже не потрудившись снять обувь. Из-за её спины выглядывала печально улыбающаяся Аня.

– В смысле?

– Кто тебя за язык тянул, а?

– Да о чём речь-то?

– О вашем митинге, – подала голос Аня. Судя по тому, как она тёрла глаза, выспаться ей не дали.

– Каком ещё…

– Хватит! – Возглас Пульхерии Панкратовны прозвучал чересчур резко. – Это же ты сказала этому индюку про петлю?

– С чего ты…

– Я сказала – хватит! – Начальственный тон матери всегда вызывал у Лики волну протеста, но теперь ей почему-то не хотелось дерзить.

– Как ты узнала?

Пульхерия Панкратовна закатила глаза и недовольно махнула рукой. Даже сейчас, посреди ночи выглядела она с иголочки – идеально сидящий офисный костюм, макияж, укладка, маникюр. Значит, прямо с работы. И Аня успела за полдня из Москвы аж до Добромыслова добраться. Неспроста. Ноги сами собой подогнулись, Лика села на стул, хлопая глазами и беззвучно открыв рот.

– Сегодня вечером этого… предпринимателя нашли болтающимся в петле, – уставшим тоном ответила Аня на незаданный вопрос сестры. – Записку оставил. «Простите». На компьютере напечатал.

– И причём здесь я? – Голос сорвался на сухой хрип.

– Своим-то умом не дойдёшь? Объяснять нужно? – Пульхерия Панкратовна упёрла руки в бока.

– Да он намного выше меня и раз в тридцать тяжелее…

– А твои дружки? Мы-то знаем, что они всего лишь юные балбесы, к тому же травоядные, но как это людям объяснить? И потом – ночью в его машину кто-то вогнал топор. И по странному совпадению ты оказалась рядом. Обязательно было в окно пялиться?

– Во-первых, мы не балбесы! – Взвившийся внутри протест вернул Лике самообладание.

– В общем, тебя никто ни в чём не обвиняет, – встряла Аня, – но надо бы тебе пока уехать. Просто на всякий случай.

Кажется, такое предложение сегодня уже звучало.

– Куда?

– Собирайся, – приказала Пульхерия Панкратовна.

Лика наскоро оделась, подхватила уже собранный рюкзак и вслед за мамой и сестрой поплелась вниз.

2.

Лика забралась на заднее сиденье чёрного старомодного автомобиля. Водитель, не сказав ни слова, завёл мотор и мягко выехал из двора.

Мимо проплывали тёмные дома, разноцветные вывески магазинов, тусклые фонари и редкие машины, но внимание ни на чём не задерживалось. Надо же, какие совпадения случаются. На встрече жителей с городской администрацией Лика попросту не признала в ушлом владельце парфюмерного производства хамоватого соседа, хозяина той самой иномарки, которую разбил топором долговязый в шляпе.

И вот теперь перед самым носом снова шляпа, то ли бордовая, то ли вишнёвая. Водитель не потрудился её снять, как и перчатки. Лицо его оставило лишь мимолётный отпечаток в памяти. Какое-то неживое, пластмассовое. Как у женихов кукол Барби. Или у манекенов в магазинах одежды. А шляпа вроде такая же, как у ночного долговязого… или нет? Или да? В сущности, не имеет значения.

Выглянув в окно, Лика не смогла рассмотреть вообще ничего. Из города, похоже, выехали. Высоко в тёмном пространстве висел неестественно-оранжевый серп месяца. Машина плыла в сплошной мгле, только впереди фары высвечивали небольшой участок асфальта.

Потом ощутился плавный подъём и затем мягкий спуск, из-за чего появилось чувство тошноты. Вероятно, они проехали дугообразный мост. Обернувшись, Лика успела рассмотреть через заднее окно кусочек каменной кладки, мелькнувший в свете задних фар.

– Куда мы едем? – наконец спросила Лика, безуспешно пытаясь разглядеть хоть что-то в густой мгле.

– В «Черноречье», – после паузы ответила зевающая рядом Аня. – Это старый санаторий за промзоной. Раньше там оздоравливались рабочие с заводов, теперь это просто пансионат.

Лика о таком санатории никогда не слышала.

– И что я там буду делать?

– Работать, – через плечо процедила Пульхерия Панкратовна с переднего сиденья.

– В смысле?

– В смысле – тебя туда устроят санитаркой. Временно.

– Какой ещё санитаркой? – запротестовала Лика. – Я вообще-то на врача учусь!

– Так у вас всё равно должна быть санитарская практика, разве нет? – Аня продолжала зевать.

– Ну и что! Это практика, а это…

– Не гунди! – Пульхерия Панкратовна развернулась. – Будешь делать то, что тебе скажут!

– Ещё чего! – Лика скрестила на груди руки и насупилась. – Кире рассказывайте, что делать, а мной командовать не надо.

– Слушай, – примирительно произнесла Аня, – твоё выступление… Это, знаешь ли, не плакаты по птицефабрикам расклеивать.

– Кстати, а как вы узнали, что это была я?

– Тоже мне, загадка века, – прошипела Пульхерия Панкратовна, отвернувшись.

Аня молчала. Ясно, и в этот раз никто вразумительного ответа не даст. Каким образом влиятельной маме Кашиных постоянно удавалось узнавать подробности о делах дочек (а иногда и о планах), в который раз останется тайной.

Среди друзей и знакомых Лика старалась не распространяться о том, какой пост занимала её мама. Чтобы не выглядеть мажоркой, как Крапива. Зануда Аня, служившая пиарщиком в крупной правозащитной организации, хоть всегда и приходила на помощь, но всё равно особого доверия не вызывала.

Лучше бы они вообще не лезли в дела Лики.

– Если бы мы не лезли в твои дела, – тихо сказала Аня, – ваши чересчур активные выходки так просто с рук не сошли бы.

Ответить Лика не успела, свет фар на секунду выхватил сплошную бетонную стену забора метра в четыре высотой, и сразу же впереди выросло светлое здание с тёмными окнами. «Черноречье» представляло собой один пятиэтажный корпус в форме буквы Г, окружённый дорожками, скамейками и вроде бы садом. Хотя в ночной тьме трудновато рассмотреть хоть что-нибудь.

Вслед за матерью сёстры выбрались из машины, водитель остался на месте. По пути к парадному входу с массивной деревянной дверью и витыми колоннами Лика обернулась, но увидеть лица водителя так и не смогла. На крыльце их встретила крупная женщина в идеально отглаженном белом медицинском костюме.

Она провела компанию на пятый этаж. По обеим сторонам длинного тёмного коридора тянулись двери, некоторые с тусклыми табличками, рассмотреть которые в полумраке не получалось. У стенда с какими-то фотографиями все остановились. Сразу за ним в замке заскрежетал ключ, и женщина в белом вместе с Пульхерией Панкратовной скрылись за дверью, из-под которой спустя секунду пробилась полоска яркого света.

– Отдел кадров, – прочитала Лика табличку, подсвечивая её смартфоном. – Почему я вообще должна здесь оставаться? Почему нельзя просто уехать домой?

– Потому что твоего приятеля-химика поручили дотошному следователю. – Аня села на скамейку и судя, по голосу, снова зевала. – Есть там такая – Батенко. Она ничего не упустит.

– Я же ни при чём.

– При твоей биографии лучше лишний раз внимания не привлекать. Поработаешь пока здесь, потом вернёшься.

– Что это за место? – Лика силилась рассмотреть хоть какие-нибудь таблички, но пустой коридор санатория полностью утонул во тьме. Противоположного конца совсем не было видно, так что казалось, узкий мягкий ковёр на полу уходил в никуда.

Смартфоном Лика подсветила фотографии на стенде. Белые стены, вроде монастыря. Внизу фото что-то написано по-старославянски. Потом групповая фотография с рядами людей в белых халатах. Палаты, лаборатории. Ещё фото измождённых людей анфас и в профиль. Внизу каждой фотографии – цифры и фамилии, которые трудно прочитать. Пейзаж с тёмной речкой и каменным арочным мостом.

– Это санаторий для рабочих с химпроизводств Добромыслова. А, ну да, я уже говорила. – Аня снова зевнула. – Что ещё? Чернореченский совхоз раньше был. Ну, элитный посёлок здесь недалеко. Говорят, ещё охотничьи угодья есть. Интересно, на кого они там охотятся. Я думала, вся живность здесь давно вымерла, как рыба в реке.

– А что за река?

– Речка Чёрная, от неё и название села. И всей местности… – Аня говорила всё тише, вероятно, засыпая на ходу.

– Какого села? – спросила Лика после небольшой паузы, чтобы заполнить тишину коридора, давящую на барабанные перепонки.

Действительно, на одном из фото – сельская улица с пряничными домиками.

– Что? – Аня вскинулась и причмокнула. – Села? Ну, было здесь село. Давно. На речке Чёрной. Черноречье. Рыба, судоверфь, всё такое. Сосны рядом. – Глухой зевок. – Корабельные. Ещё курорт был когда-то. Дачи сдавали, разные богатеи со всей страны сюда приезжали. Интеллигенция опять же. Потом… что потом? А, потом заводы стали строить, село поначалу разбогатело, но когда химию сюда стали свозить… В общем, со временем село вообще снесли, потому что оно оказалось в санитарной зоне заводов. Людей переселили в Добромыслов. Вот. Речку, разумеется, местные предприятия отравили сбросами отходов, рыба передохла. Но село было чуть подальше, а прямо здесь – Успенская пустынь, монастырь. Потом в нём психиатрическую лечебницу устроили, а ещё позже перестроили в санаторий.

– А элитный посёлок?

– Понимаешь, после Перестройки заводы начали разоряться, вроде как и химии стало поменьше. Вот какие-то ушлые застройщики и понаставили здесь коттеджей. Как раз на месте бывшего села. Ещё и впаривали всё это как жильё в экологически чистом месте. – Аня рассмеялась, эхо разнесло её голос обрывками, отскакивающими от стен. – В общем, здесь в нескольких километрах так называемое «Черноречье Люкс».

– А санаторий? – Лика топталась на пятачке света около двери отдела кадров. Хотелось пройтись по коридору, но чернота, где терялся противоположный его конец, вызывала мелкую дрожь внутри.

– Что – санаторий? Их раньше полно было. Потом вся эта профилактика стала нерентабельной. Странно, что «Черноречье» не закрыли. Да, хотела спросить, а что вы вообще там делали?

– Где? – не поняла Лика.

– На митинге. Чего вас туда понесло?

– Ну… – Ответа на этот вопрос Лика не смогла быстро придумать.

– Понятно, – кивнула Аня. – Ты просто пошла туда, куда тебе сказали.

– Знаешь, что…

– Да уж знаю, – довольно резко перебила старшая сестра. – Ты хоть уверена в этих твоих так называемых друзьях?

Ответить Лика не успела, потому что в этот момент свет в кабинете погас, дверь открылась, и пока строгая накрахмаленная дама запирала замок (и как ей это так ловко удавалось в сплошной тьме?), Пульхерия Панкратовна сжала Лике руку.

– В общем, слушай внимательно, – прошипела она прямо в ухо дочке. – Тебя оформили помощником сестры-хозяйки. Проще говоря, липовая должность с минимумом обязанностей. Так что сиди тихо и не высовывайся. Со своими чокнутыми дружками даже не думай связываться.

– Ясно. – Лика рывком вывернула руку из хватки.

– Выход найдёте? – прозвучало из темноты светлое пятно белого костюма.

– Да, найдём, – бодро, насколько могла, сказала Аня. Похлопав Лику по плечу, она, подсвечивая путь смартфоном, пошла к выходу, подхватив маму под руку. Их шаги затихли где-то внизу.

– Идём за мной, – позвала женщина и в полной тьме двинулась вниз по лестнице, Лика ковыляла следом, постоянно спотыкаясь и цепляясь за перила. – Я старшая сестра-хозяйка, меня зовут Раиса Агафоновна. Весь персонал, все мы, без исключения, живём здесь же, на четвёртом этаже. На пятом у нас административный блок, кабинет главврача, на третьем – процедурные кабинеты, тренажёрный зал, библиотека. На втором – палаты, то бишь комнаты гостей. Завтра посмотришь. Утром вставай пораньше, поможешь Илье на кухне.

Лика уже еле переставляла ноги, так что выяснять, кто такой Илья и чем ему надо помогать, сил не осталось.

Утром будильник затрещал ещё до рассвета. С трудом вспомнив, где находится, Лика, не снимая одеяла, кое-как приняла сидячее положение и тут же снова повалилась на бок. Почему, собственно, она должна подниматься и кому-то где-то помогать? В конце концов, её сюда устроили чисто формально, и исполнять обязанности младшего персонала она не обязана.

Мало того, что пришлось поселиться в клетушке, где умещались только кровать, шкаф и тумбочка с будильником, так ещё и пахать нужно? Ну уж нет.

– Подъём! – бодро скомандовал мужской голос и тут же зажёгся свет.

– Ещё чего, – промямлила Лика, засунув голову под подушку, чтобы закрыться от ослепляющей лампочки, болтающейся на проводе у потолка.

– Да, надо бы плафон сюда… ладно, посмотрим, – пробормотал голос. – Вставай уже!

– А можно повежливее? – Почувствовав грубоватый толчок в плечо, Лика выглянула из-под подушки. – Ты кто вообще? И какого… ты входишь в комнату без стука?!

– Илья. – Белобрысый парень в бирюзовой униформе сделал кривой реверанс. – Пошли в столовую, опаздываем.

– Иди ты… в столовую. Один. – Лика лениво отвернулась к стене.

– Барышня, вы всё-таки прибыли сюда, чтобы работать, – бесцветно произнёс уже другой мужской голос.

Да сколько же их здесь? Откинув одеяло, Лика увидела в центре своей комнаты-клетушки высокого мужчину в белом халате. В электрическом свете его невыразительное лицо, похожее на восковую маску, казалось молочно-бледным. Илья исчез.

– Из уважения к вашей матушке и сестре, – продолжал мужчина, – мы подобрали для вас место. Полагаю, мы вправе ожидать от вас ответственного выполнения обязанностей.

– Каких ещё обязанностей, – буркнула Лика, садясь на кровати и прикрываясь тонким одеялом (спать она легла в одной футболке). Весь облик, и особенно взгляд визитёра казался тяжёлым, хотя глаз было не рассмотреть. – Вы вообще кто?

– Доктор Погорельский, – ровно произнёс посетитель. – Главный врач. Вас ждут в столовой через пять минут. Прошу не опаздывать.

– Почему меня вообще взяли как санитарку? – Лика потянулась к стулу за одеждой. – Я учусь на врача, второй курс…

Обернувшись, она обнаружила свою комнатку пустой. Погорельский бесшумно исчез.

Поднявшись и наспех застелив кровать, Лика облачилась в униформу, такую же бирюзовую, как у Ильи, и, видимо, того же размера. Раиса Как-её-там, наверное, решила особенно не утруждаться подбором костюма и просто выдала новой сотруднице комплект, завалявшийся на складе. Резинка штанов сползала почти до бёдер, подвязать её было нечем, так что брюки обвисли мешком и волочились, залезая под пятки спортивных тапочек, захваченных из дома.

Лика вышла из комнаты и закрыла дверь на ключ. Она ведь точно помнила, что и вчера вечером тоже заперла замок, да ещё и задвижку защёлкнула. Тогда как этот Илья утром прошёл в комнату? Может, он профессиональный взломщик? Мало ли, кто ещё здесь прячется.

Из вчерашней болтовни сестры-хозяйки, выдавшей форму и постельное бельё с полотенцами, Лика запомнила, что столовая располагалась на первом этаже. С четвёртого, который занимали жилые комнаты персонала, пришлось спуститься по главной лестнице и внизу ещё несколько минут бродить по пустым тёмным коридорам в поисках столовой. Нужное помещение отыскалось только по запаху пищи, странно смешанному с едкими химическими нотками.

– Бери и разноси, – бросил Илья, кивая на тележку в несколько ярусов, уставленную тарелками и кастрюлями. – Фартук надень.

Недовольно и громко цыкнув, на что Илья не обратил ни малейшего внимания, Лика нацепила старый выцветший фартук, висевший на её тележке.

– Куда ставить? – голос эхом разносился по просторному помещению с высокими потолками.

– Делай, как я, – из другого угла гулко отозвался Илья. – На номерки смотри.

Действительно, на тарелках и столах болтались небольшие листочки с номерами. Выставляя тарелки по четыре на каждый стол, Лика то и дело оборачивалась, чтобы увидеть, как сервировал завтрак Илья, а заодно получше рассмотреть своего напарника. Ростом чуть повыше среднего, не так чтобы очень спортивный. Зато причёска почти такая же, как у Лики – бритые виски и светлые волосы, собранные на затылке в петлю. Хотя ему такая стрижка не идёт – лицо-то круглое, и щёки кажутся слишком пухлыми.

Штанина заползла под тапку, и Лика, споткнувшись, со звоном упала на тележку, едва её не опрокинув.

– Что ж ты такая неуклюжая, – произнёс глубокий женский голос. Сильные руки поставили Лику на ноги.

Раиса Агафоновна наскоро осмотрела тарелки, которые чудом не разлетелись по полу, и окинула взглядом мешковатую униформу.

– Тебе бы поменьше размер, да нет у нас. Ладно, принесёшь мне вечером, я подошью. Тощая-то! Надо же. – Шумно вздохнув, сестра-хозяйка скрылась за одной из дверок, ведущих не то в кухню, не то в кладовую.

В столовую потихоньку стали заходить постояльцы. Лика не успела спросить, когда завтракает персонал, так что теперь приходилось лавировать между столами и людьми, пытаясь заглушить громкое урчание в животе.

Серое апрельское утро тускло осветило огромные натюрморты на стенах, видимо, ещё советские, но ничуть не выцветшие от времени. Яркий и вкусный декор вовсе не разгонял общую давящую атмосферу. Разномастная публика молча, почти скорбно, рассаживалась за одинаковые столики, накрытые блёклыми скатёрками.

У окна сидел высокий красивый брюнет с тонкими чертами лица, чем-то знакомыми. Он вообще не обращал внимания на тарелку перед собой, неподвижно глядя в окно. За весь завтрак он не сделал ни одного движения, даже головы не повернул, так и ушёл, оставив нетронутой тарелку и целый стакан чая.

Рядом с ним разместилась девица неопределенного возраста с крашеными длинными волосами и косметическим татуажем. Она неуловимо напоминала Крапиву… Хотя почему неуловимо, всё ясно – точно такое же брезгливое выражение лица. Даже поморщилась, когда Лика поставила перед ней тарелку.

Ещё две девицы с перекроенными лицами. Перекаченные бугристые губы, перерезанные синюшные носы, скулы натянуты так, что глаза не закрываются. И вся кожа на лице пунцовая – как будто один сплошной химический ожог.

По огромному залу совсем не разносилось эхо голосов, оттого что люди практически не разговаривали друг с другом. По крайней мере, спасибо никто не сказал. Некоторые вообще буравили санитаров яростными взглядами, а одна мадам, увешанная сверкающими цацками, даже резко скинула свою тарелку на пол. На звон никто не обернулся, Илья, в это время ставивший на стол кастрюлю, молча вышел и принёс другую тарелку, а осколки смёл щёткой в совок. Дамочка, прерывисто дыша и сжимая кулаки, прожигала его взглядом, лицо её нервно дёргалось.

– Ничего себе у тебя выдержка, я бы ей эту тарелку на голову надела, – сказала Лика, когда Илья прошёл мимо с совком в руке. Он, оставаясь невозмутимым, никак не отреагировал, молча покатил тележку в зал для сбора грязной посуды.

Пациенты санатория не утруждали себя помощью санитарам, никто не снизошёл до того, чтобы подать стакан или тарелку, всё приходилось забирать со столов своими руками. Бледный брюнет встал и вышел, не удостоив Лику даже косым взглядом. Как мимо пустого места прошёл. Его соседка практически выбежала, расталкивая других. Остальные выходили медленно, без разговоров, как будто стараясь даже не касаться друг друга.

Лика, глядя вслед очередной группе, покидавшей столовую, вдруг покачнулась от неожиданно подкатившей тошноты. В нос ударил мерзкий тухлый запах. Нестерпимая вонь шла от прибора, стоящего совсем рядом. По фарфору растеклась бурого вида жижа, больше похожая не на что-то съедобное, а на содержимое унитаза. Повнимательнее присмотревшись, Лика обнаружила, что по некоторым тарелкам в качестве завтрака была порционно разложена какая-то мерзость, которую не то что пищей, отходами назвать нельзя. Грязь, слизь, гнилое мясо, зола, окурки… Странно, что она сразу не обратила на это внимания. Наверное, сказалась нервотрёпка с митингом и ночным путешествием.

Зацепив взглядом багровую жижу на одном из столов, Лика не успела сдавить подступивший к горлу рвотный позыв, и он вырвался прямо на скатерть.

– Ты чего это? – Илья наклонился к Лике, у которой спазмы в желудке выталкивали наружу желчь и сгустки слизи. Забрав на свою тележку тарелки с ошмётками сырого мяса, он понимающе кивнул. – А, это. Ты посиди пока, я тут закончу.

Ловко собрав все приборы, Илья двинулся дальше по столовой. Лика обмякла на стуле. На лбу влажным обручем выступил пот. Странное дело, она ведь считала себя вегетарианкой только по убеждениям, непереносимостью мяса никогда не страдала. Больше того, по ночам ей часто снились сочные стейки и толстые бургеры, а от запаха котлет или пельменей выделялись потоки слюны. А теперь её чуть наизнанку не вывернуло.

А кто вообще станет есть такое мясо? Совсем сырое? Хотя мало ли странностей у этих «гостей» пансионата. Явно люди не бедствуют, раз могут куковать здесь вместо работы. А почему тогда у других вонючая жижа в тарелках?

– Пойдём завтракать. – Илья махнул рукой, приглашая Лику за собой, не дав ей времени обдумать вопрос местной организации питания.

Персонал санатория завтракал в этой же столовой. Врачи в бело-голубых халатах, медсёстры в бело-розовых костюмах и санитары в бирюзовой форме заполнили ближайший к кухне угол зала. Соседом Лики по столику оказался Илья, с энтузиазмом наваливший себе полную глубокую тарелку овсянки из эмалированной кастрюльки.

– Она, что, на молоке? – брезгливо спросила Лика, набирая в черпак кашу и вываливая её обратно.

– Угу, – кивнул Илья, набивая рот кашей и белым хлебом.

– Фу. – Лика бросила крышку на кастрюльку, та с оглушительным звоном полетела на пол.

На миг все работники санатория обернулись, но разговоры не стихли. По одной причине – никаких разговоров не было, все ели в полной тишине. Илья стал жевать медленнее, потом громко сглотнул и произнёс почти шёпотом:

– Молоко не переносишь?

– И мясо, и яйца, и сыр, и глютен. – Лика кивнула на нарезной батон в плетёной корзинке.

– Веганка, что ли? – с усмешкой спросил Илья, по-прежнему шёпотом.

– Да, а что? – с вызовом переспросила Лика.

Илья только пожал плечами, откусывая огромный шмат от квадратного пирожка. Внутри оказалась курица с луковыми кольцами.

– Фу-у. – Лика, закатив глаза, откинулась на спинку стула и сложила руки, вцепившись в рукава формы. – Ты хоть знаешь, как вредно есть мясо?

Лика, в отличие от соседа по столу, говорила достаточно громко, чтобы остальные сотрудники могли её слышать. Некоторые оборачивались и рассматривали новую санитарку, но как только встречались с ней взглядами, тут же отводили глаза.

– Слушай, а мы с тобой раньше не встречались? – спросил Илья, внимательно осматривая Лику. – Вроде мне твоё лицо знакомо.

– Это вряд ли. – Лика тоже окинула взглядом соседа по столу. Но она его точно не узнавала, разве что пересекались где-нибудь мельком. Ещё он мог видеть её по телевизору или в Сети. Но об этом пока лучше не распространяться. Однокурсники и так дразнили телезвездой и спрашивали, сколько у неё недоброжелателей в соцсетях и когда она будет приходить на ток-шоу. Ещё не хватало, чтобы здесь началось то же самое.

– Ты хоть чаю попей, – после небольшой паузы сказал Илья, глядя, как Лика нервно барабанила пальцами по столу. – До обеда долго, а нам ещё работать. Может, всё-таки хлеба?

– В нём глютен.

– И что?

Лика набрала побольше воздуха и открыла было рот, чтобы прочитать неучу-санитару лекцию о здоровом питании, но Илья не дал ей такого шанса. Схватив её пирог с курицей, он вскочил и быстро направился к выходу. Миниатюрная санитарка собрала посуду на тележку и покатила к кухне.

После завтрака Раиса Агафоновна выдала Лике жидкость для мытья стёкол и отправила протирать зеркала в коридорах.

– Послушайте, – выходя из кладовки, обернулась Лика, – а можно как-нибудь организовать в столовой вегетарианское меню?

– Это зачем? – спросила сестра-хозяйка, копаясь в недрах высокого шкафа в кладовке.

– Я мясо и продукты животного происхождения не ем.

– Это зря, – донеслось из-за дверки. – Здесь питание одно для всех. Это же не пятизвёздочный отель.

– А у гостей разное меню.

– Так то гости, – вздохнула Раиса Агафоновна. – Иди, там Илья уже работает на пятом этаже.

Лика поплелась в административный блок. Кроме отдела кадров, судя по табличкам, здесь располагался кабинет главного врача и бухгалтерия. Остальные двери опознавательных знаков не имели.

Борясь с головокружением, Лика кое-как протёрла вертикальное зеркало на стене между двумя безымянными дверями. Стекло, забранное вверху и внизу в стилизованное под дерево подобие рамы, и так сверкало чистотой, так что особенных усилий прилагать не пришлось. Илья тем временем пылесосил и без того чистый махровый ковёр.

Закончив с зеркалом, Лика обмякла в кресле, установленном в одной из ниш.

– Пойдём дальше. – Хлопнув её по плечу, Илья понёс пылесос вниз по лестнице.

– А где люди? – спросила Лика, для которой спуск по лестнице стоил усилий – приходилось обеими руками держаться за перила. Хорошо, что напарник любезно подхватил её бутылку с жидкостью для чистки стёкол.

– Какие люди?

– Ну, пациенты там, врачи.

– На процедурах, – пожал плечами Илья.

Действительно, всё здание как будто замерло. Единственным звуком, разносившимся по санаторию, был гул пылесоса. Голодная и невыспавшаяся, Лика смутно вспомнила, как когда-то в детстве они с мамой и сёстрами ездили в какой-то санаторий, название которого начисто стёрлось из памяти. Но там коридоры постоянно кишели людьми, на улице тоже постоянно кто-то ходил, бегал, танцевал, занимался гимнастикой в группах. Здесь же – полная искусственная тишина.

А почему искусственная? Как и откуда это слово всплыло в тяжёлом сознании, размышлять не хотелось, да и сил не осталось.

Лика возила тряпкой по очередному зеркалу, когда в глазах потемнело. Лоб прилип к холодному тёмному стеклу. Кое-как подняв тяжеленную голову, Лика сквозь тёмные всполохи увидела, как в отражении проявилась полоса яркого света. В раскрывшемся белом прямоугольнике очертился силуэт человека, ногами не достающего до земли. И голова как-то странно свесилась на плечо, а от шеи вверх уходила тонкая полоска.

Рассмотрев висельника, Лика вскрикнула, оступилась и чуть не упала. Но обернувшись, увидела только, как захлопнулась одна из дверей, табличка на которой отсутствовала. Как и на всех остальных дверях.

– Ты чего? – Илья оставил пылесос у окна, наполовину скрытого за раскидистой пальмой, и подошёл к Лике.

– Там… – Лика дрожащей рукой указала на только что захлопнувшуюся дверь. – Там…

– Что?

– Кто-то повесился.

Илья недоверчиво глянул на дверь, потом перевёл взгляд на напарницу. Достал из кармана квадратный пирог, завёрнутый в салфетку, и протянул Лике.

– У тебя от голода галлюцинации.

– Я точно видела! – Лика подошла к двери и толкнула её. Ничего не произошло – комната оказалась заперта.

– Тебе просто надо поесть.

– Ага, мертвечинки из твоего кармана. – Всё вокруг закачалось, пол наклонился, и Лика, попятившись, плашмя ударилась спиной о стену.

Илья, недовольно кряхтя, подхватил напарницу и помог мягко сесть на пол.

– Тощая, а весишь, как слон. На, съешь и пойди полежи. Я сам всё доделаю. – Илья бросил пирог Лике на колени и, не слушая её возмущённо-брезгливых восклицаний, ушёл.

Перебирая руками по стене, Лика кое-как доковыляла до своей комнаты. Урны по дороге не встретилось, так что пирог пришлось взять с собой. От одной мысли о пирожке желудок сжимался в комок, но Лика не собиралась уступать голоду и есть мясо бедной убитой птицы. Хотя можно, наверное, съесть хотя бы тесто.

Тесто оказалось вполне съедобным, как и кольца репчатого лука. Умяв их за секунду, Лика завернула кусочки мяса в салфетку и выбросила в пластмассовую корзину у двери. Полностью силы перекус не восстановил, хотя стало чуть легче. Теперь висельник в отражении действительно казался голодной галлюцинацией.

Идти драить помещения санатория не хотелось, так что Лика легла на кровать и достала смартфон. Связи не было, в интернет выйти не получилось. Уже убрав телефон, Лика вдруг подумала, что нечто выбивалось из обычного хода вещей. Что-то на долю секунды привлекло внимание, но удержать это несовпадение в сознании не получилось.

Только снова достав телефон, Лика поняла, в чём дело. На экране высветилась дата – 56 июбря 1794 года. Перезагрузка смартфона не помогла, теперь он показывал 75 ноярта 3787 года.

– Отлично, – пробормотала Лика, засовывая сломанный телефон под подушку. Почти сразу она задремала, но спустя всего минуту резко проснулась от криков с улицы.

Окна комнатушки выходили во внутренний двор. Посреди асфальтового квадрата чернела круглая клумба, уложенная по окружности кирпичами. Мимо неё долговязый человек в шляпе тащил кого-то к чёрной машине, припаркованной возле серой будки. Человек (мужчина или женщина, не разобрать) извивался и визжал, но долговязый спокойно топал к автомобилю, перехватив свою жертву поперек туловища. Казалось, этому тощему такая «прогулка» вообще не стоила никаких усилий.

У странного авто как-то особенно выделялся багажник, и казалось, что брыкающегося человека туда и погрузят, но долговязый запихнул его на заднее сиденье, глухо хлопнув дверью. Сам совершенно невозмутимо сел за руль, и машина покатила по двору, скрывшись из вида.

3.

Стук в дверь заставил подпрыгнуть от неожиданности. Сбросив оцепенение, Лика на ватных ногах пошла открывать.

– Ну что, полегчало? – спросил Илья и, не дожидаясь ответа, сказал: – Пошли обедать.

Лика, двигаясь как будто на автомате, вышла в коридор и поплелась следом за Ильёй. Г-образная форма здания предполагала на каждом этаже поворот коридора в девяносто градусов и закрывающий обзор угол. Проходя мимо такого угла на четвёртом этаже, Лика сделала порядочный крюк, потому что неизвестность за ним вызывала нервную дрожь.

– Ты чего это? – обернулся Илья, когда Лика обходила угол по дуге.

– Да так. – Обсуждать увиденное не хотелось. В конце концов, у каждого постояльца санатория есть личная жизнь, и совать в неё нос как минимум невежливо. Хотя тот долговязый показался ну очень знакомым.

Пациенты санатория уже пообедали, и когда в столовую спустились Лика и Илья, там почти никого не осталось. В дверях что-то заставило Лику обернуться. В молчаливой группе людей, вяло плетущихся через широко раскрытые двойные двери в холл, маячил высокий силуэт мужчины со стрижкой «бобриком» и складкой под затылком. Где-то эта мощная шея и громоздкие плечи уже мелькали.

Сев за стол, Лика набросилась на овощной салат. Она закидывала крупно нарезанные куски в рот и глотала, почти не жуя.

– Можешь и мой взять. – Илья успел только указать на свою тарелку, и через секунду она тоже наполовину опустела. – Я хотел сказать, можешь его взять, если отдашь мне свой пирог. Обычно в обед дают пироги с рыбой или мясом.

Жуя вялые безвкусные овощи с громким хрустом, Лика только молча покивала. Потом вытерла пустую тарелку корочкой ржаного хлеба, и, даже не вспомнив о вреде глютена и дрожжей, мигом проглотила и этот кусочек.

Суп тоже исчез за полминуты, хотя частички курицы всё же остались на пустой тарелке. А котлета из второго без вопросов отправилась в тарелку Ильи, взамен на его картофельное пюре. И только после двух порций картошки тело и нервы немного расслабились. Мир снова обрёл краски и запахи (вполне приятные для совкового санатория), в голове появились мысли, не связанные с голодом.

– А что после обеда? – спросила Лика, откидываясь на стуле. В фильмах и мультиках в таких ситуациях обычно расстёгивали ремень, чтобы сытый животик шариком вывалился из тесных штанов, но для тощей Лики в её безразмерной униформе это не представлялось актуальным.

– У постояльцев тихий час, у дежурных дежурство, у остальных свободное время. – Илья завернул вторую котлету в салфетку.

Лика всё-таки решилась задать вопрос:

– А не знаешь, кто-нибудь выписался сегодня?

– Понятия не имею. – Илья завернул пирог в другую салфетку. – А тебе зачем?

– Да так.

– Если очень интересно, можешь на ресепшене узнать. Стойка на первом этаже.

– Понятно. – Лика выдержала паузу, пока её сосед сосредоточенно орудовал вилкой, вылавливая сухофрукты из компота. – А ты ничего не слышал перед обедом?

– Нет, – допив компот, сказал Илья. – А что?

– Ну, во дворе…

– Что во дворе?

– Вроде кого-то в машину заталкивали.

Илья смотрел на Лику исподлобья и не мигал.

– И что? – наконец спросил санитар.

– Да так.

– Тебе это точно не приснилось?

– Точно, – огрызнулась Лика.

– Мало ли, какие у людей дела. Тебе-то что?

– Да ничего.

– Вот и хорошо. – Илья встал и, прихватив завёрнутые в салфетки котлету и пирог, двинулся к выходу, но тут же вернулся. – Забыл сказать, ты убираешь со столов. Вместе с Эльвирой.

Кивнув на худощавую санитарку, уже собиравшую грязную посуду в громыхающую тележку, Илья ушёл. Посидев ещё с полминуты за столом, Лика поднялась и, пытаясь побороть усталость и отвращение к происходящему, подошла к Эльвире. Без всяких эмоций та коротко кивнула на свободную тележку и быстро отвернулась.

И снова чувство, что человек уже когда-то встречался. Лика несколько раз оборачивалась, пытаясь рассмотреть санитарку, но видела только её спину. Вроде бы лицо Эльвиры, такое уставшее, с кругами под глазами и тонкими сжатыми губами, когда-то часто было на виду. Только оно помнилось совсем другим. В коротких эпизодах, как в кадрах кино, это лицо появлялось ярко накрашенным и самодовольным. И одежда – дорогая, вычурная, немного безвкусная. Всё поведение как будто вызывающее. Но чётко вспомнить, где и при каких обстоятельствах состоялась встреча с Эльвирой, да и была ли она вообще, так и не получилось. Возможно, дело просто в схожести некоторых людей. Или у этой санитарки есть сестра или другая родственница, очень на неё похожая.

За большими дверями столовой послышалось движение. Крики, сдавленные хрипы, топот ног. Оставив тележку, Лика подошла к выходу из столовой и осторожно выглянула. На полу, выложенном мраморной мозаикой, выгибалась в дугу молодая девица с пирсингом по всему лицу. Цвет её кожи в этот момент стал похож на цвет волос – ядовито зелёный. Девица била руками и ногами по полу, пучила глаза, вывалив белёсый язык, и извергала фонтаны слюны.

Некоторые гости санатория, чуть задержавшиеся после обеда, оборачивались, но никто не побеспокоился позвать на помощь. Вообще не проявив ни малейшего интереса к происходящему, все просто потопали к лестницам.

Растолкав пару девиц-франкенштейнов с перекроенными лицами, вернулся из коридора Илья. Он спокойно подошёл к зеленоволосой, опустился на одно колено и, не обращая внимания на хрипы, лужу кровавой слюны и судороги, перетянул руку девицы жгутом и достал шприц. Сосредоточенно выпустил каплю прозрачной жидкости, потом глубоко вздохнул, будто собирался проделать рутинную бесполезную процедуру, и наконец ввёл иглу в выпуклую вену. Девица ещё немного подёргалась и успокоилась.

Илья убрал шприц в карман и встал на ноги. Смотрел, как девушка мотала головой и глубоко дышала.

– Я вас ненавижу, – наконец проговорила зеленоволосая. – Всех ненавижу, гореть вам всем…

– Угу, – спокойно произнёс Илья. Наверное, девушка-зелёнка ждала помощи, но он просто стоял рядом, безразлично её рассматривая. Только что носком своей кожаной тапки не пнул.

Девица ещё помотала головой, потом всё-таки перевернулась, кое-как подтянулась на локтях, села, покачнулась, обрела равновесие и потихоньку встала.

– А я ни о чём не жалею, – в лицо Илье прошипела Зелёнка и сплюнула кровавую слюну прямо на пол. – Этим блохастым тварям туда и дорога, понял?

Илья только кивнул и указал на двери, ведущие к лестницам. Зелёнка, покачиваясь, двинулась в указанном направлении, Илья ушёл в другую сторону. Наверное, за ведром и шваброй.

Эту Зелёнку и её подружку Малинку (с малиновыми волосами) Лика видела в столовой, для них приносили странные блюда – вроде съедобные, не помои и химию, как для других. Только вот каждой из подружек полагалось две одинаковые порции, и девицы каждый раз сосредоточенно выбирали, какую съесть. Почему-то это напоминало игру в русскую рулетку.

Пока Лика наблюдала за странным приступом Зелёнки, похожим на эпилептический припадок, Эльвира успела убрать всю оставшуюся посуду. Работы больше не было, так что Лика с чистой совестью отправилась искать курилку. На первом этаже полукруглая стойка администратора пустовала. Чуть дальше по коридору из-за приоткрытой двери доносились голоса – какая-то женщина надрывно возмущалась.

– … несмотря на то, что я сделала… – резко прокаркал негодующий голос, – это вас не касается! я требую к себе уважения! Я заслуживаю уважение! Вы хоть знаете, кто я?!

– Кем вы были, –мягко поправил бархатный мужской голос. Его Лика узнала моментально – главврач.

Дальнейшие препирательства пролетели мимо. Внимание привлёк включенный компьютер на пустующем респепшене. Ни персонала, ни гостей санатория поблизости видно не было, так что Лика, на всякий случай повнимательней осмотревшись, зашла за стойку и положила руку на мышку. Никаких таблиц, открытых файлов, программ – ничего, что обычно нужно для работы на стойках регистрации.

Не найдя ничего путного, Лика, ещё раз оглянувшись на приоткрытую дверь, где гостья отеля сыпала ругательствами, решила посмотреть «документы». Всё оказалось пусто, как и на жёстких дисках. Ничего, ни одной папки или файла – только бледный фон операционки. Ни баз, ни таблиц регистрации, ни списков постояльцев. Даже корзина пустая.

Закрыв все окна, Лика вышла из-за стойки. Дверь тут же отворилась, из комнаты администратора вышли двое. Главврач, длинная многобуквенная фамилия которого потерялась где-то в недрах памяти, вежливо кивнул и направился прочь от стойки, ведя под локоть раскрасневшуюся крашеную блондинку с короткой стрижкой. Она еле передвигала ноги, вращая осоловелыми глазами и заваливаясь на доктора.

– Вам помочь? – полноватая девушка-администратор с круглым неживым лицом подошла совершенно бесшумно и демонстративно села в своё кресло.

– Да, простите, не знаю, как вас зовут. – Лика изобразила вежливую улыбку.

– Кристина, – после небольшой паузы ответила администратор, не меняя каменного выражения землистого лица.

– Кристина, – улыбка ещё шире, тон напевнее, – скажите, где здесь можно покурить?

– Не знаю. Не курю. – Кристина сосредоточенно уставилась в монитор и деловито защёлкала мышкой.

Лика уже сделала шаг прочь от стойки, но остановилась.

– Кристина, скажите, а кто-нибудь из постояльцев уехал перед обедом?

Администратор перевела на Лику тяжёлый взгляд слегка выпученных водянистых глаз и почти яростно прошипела:

– Наблюдение за гостями в ваши обязанности не входит. Вас санитаркой сюда взяли? Вот и мойте полы.

– С чего ты взяла, что я за кем-то наблюдала? – Лика упёрлась локтями в поверхность стойки и уставилась на администраторшу.

Та беспокойно заёрзала, потом снова повернулась к своему компьютеру.

– Вы мешаете мне работать, – кашлянув, проговорила Кристина, деловито глядя в монитор.

– Пасьянс раскладывать. Да, это очень ответственное занятие.

– Не твоё дело, поломойка.

– Лучше быть поломойкой, чем жиробасиной. – Не дав Кристине ответить, Лика отвернулась и быстро пошла к выходу.

Влажный весенний ветер пронизывал до костей, и Лика пожалела, что не надела куртку. Зябко ёжась, она быстро осмотрела пустой квадратный внутренний двор со скамейками и круглой клумбой, чернеющей мокрой землёй, а потом направилась за угол санатория. Конечно, место далеко не райское, но мама приложила усилия, чтобы её сюда устроить, так что лишний раз мозолить начальству глаза курением не хотелось.

Пройдя по чистой мокрой дорожке, Лика оказалась на небольшой развилке. Чёрные тротуарчики петляли между газонами с талым снегом и огибали рогатые фонари, стилизованные под газовые. Поворачивая то в одну сторону, то в другую, Лика добралась до высокого бетонного забора. За высоченной сплошной стеной, сверху тёмно-серой от влажности, виднелось только серое небо и кружащие в нём чёрные точки-птицы. Лика брела вдоль непомерно высокой ограды, снова включая и выключая смартфон, который продолжал показывать несуразные даты и ни в какую не желал работать. Свою сигарету выкурила в самом дальнем углу санаторского сада и направилась назад.

Рабочий день завершился, когда за окнами уже разлилась апрельская чернильная ночь. Почему-то в сельской местности небо кажется темнее по ночам, да и воздух, бесспорно, чище. По крайней мере, с Добромысловым не сравнить. Хотя тот кретин уже атмосферу не загрязняет. Чтоб его, ведь это он виноват, что Лика застряла в этой дыре. Его самого бы куда-нибудь засунуть. С другой стороны, может он уже сидит где-то в каком-нибудь котле, наполненном ядовито воняющей химической жидкостью. От мысли о том, с каким удовольствием Лика подбросила бы дровишек под его котёл, даже настроение улучшилось.

Выключив свет и забравшись в постель, Лика снова достала смартфон, чтобы хоть как-то отвлечься. Но аппарат так и не заработал, за что полетел в дальний угол. Борясь с нестерпимым желанием закурить, от которого аж в животе дрожало, Лика встала и подошла к окну.

Стилизованные фонари не светили, только луна, так что ночное «Черноречье» представляло собой множество переплетающихся теней от мрачно-фиолетовых до сажево-чернильных. Спать почему-то не хотелось, хотя от дневной санитарской работы ныли руки и ноги. Сбежать нельзя, даже позвонить не получается. Люди кругом хмурые, неразговорчивые. Работа грязная и бестолковая. Пустая трата времени, сил и способностей, которым вполне можно было бы найти более достойное применение.

По двору скользнули острые белые лучи. Чёрная машина мягко подкатила к парадному входу. Фары выключились, с водительского места выбралась длинная тощая тень. Спустя секунду из дверей санатория вышли двое. Высокая фигура сестры-хозяйки узнавалась безошибочно даже в ночи, второго рассмотреть не получилось.

Долговязый открыл дверь машины и вытащил оттуда брыкающуюся визжащую девушку. Она вертелась, как кошка, царапалась и верещала матом на весь двор. Долговязый держал её за обе руки и волоком тащил к дверям. Девчонка вдруг обмякла и повисла тряпичной куклой. Сестра-хозяйка, кружившая у тощего, подхватила её сзади и вдвоём они уложили девицу прямо на землю. Третий подошёл и встал рядом. Видимо, он не рвался помогать коллегам с новой… постоялицей? Это так они сюда попадают?

Пока Раиса Как-её-там копошилась вокруг тела, распластавшегося рядом с дорожкой, второй стоял поодаль, засунув руки в карманы. Долговязый наблюдал за девчонкой, наклонившись к ней. Но стоило ему выпрямиться, как девица извернулась, по-кошачьи вскочила на четвереньки, потом на ноги и рванула прочь от них. Тощий попытался перехватить её руками-граблями, но ему неуклюже помешала Раиса. Третий ругнулся и побежал следом за новой гостьей санатория.

По голосу и тяжеловатой манере движения Лика узнала Илью. Раисе-то, конечно, не по статусу догонять молоденьких девиц, так что она осталась во дворе, скрестив руки на груди. Тощий же, будто вытянувшись и став ещё выше, легко перемахнул скамейку, газон с проталинами и скрылся из вида.

Он появился снова спустя всего полминуты. Шёл ровно, даже плавно, хотя на плече тащил вырывающуюся девицу. Илья плёлся следом.

В здание вошли втроём (плюс девчонка), вышел спустя минуты три один тощий. Он быстро сел в машину и укатил.

Утром за завтраком Лика всё пыталась высмотреть девчонку, которую привезли ночью, но гостей санатория было слишком много, и найти одного человека среди сотни малознакомых лиц оказалось непосильной задачей. Да и саму новую постоялицу ночью Лика толком не рассмотрела.

Зато решила получше присмотреться к гостям вообще. Высокий бледный брюнет по-прежнему ничего не ел, во время общих приёмов пищи отрешённо глазел в окно, обслуживающих совсем не замечал, воспринимал как пустое место. Хотя его меню практически не отличалось от того, что предназначалось персоналу.

А вот для его соседки, девицы с брезгливым выражением лица, готовили каши и продукты быстрого приготовления из серии «просто залей кипятком». Могло бы показаться, что она сама просила о таком рационе, если бы не явное отвращение, появлявшееся на её физиономии каждый раз, когда на стол ставили тарелку с кудряшками спагетти или жижей картофельного пюре. Хотя у этой пигалицы всегда такое выражение лица.

Малинка и Зелёнка снова сосредоточенно выбирали между совершенно одинаковыми порциями. Девицы-франкенштейны нарезали пищу малюсенькими кусочками, чтобы протолкнуть в перекошенные рты. Жевать им явно было трудно – челюсти двигались размашисто и криво, как допотопные механизмы.

Ещё несколько человек, с виду самых обычных, грызли нечто похожее на собачий и кошачий корм.

Дамочка, увешанная цацками, что кричала об уважении, пережёвывала помои. Ставя перед ней тарелку, Лика отчаянно боролась с желанием зажать нос, потому что от запаха гнили и вида разлагавшихся продуктов мутило до головокружения. Однако гостья отеля каждый раз чуть ли не с вызовом хватала столовые приборы и запихивала отбросы в ярко накрашенный рот.

Подавив очередной приступ тошноты, Лика отвернулась и постаралась поскорее откатить тележку с тарелками, когда в воздухе отчётливо пахнуло гуашью. В памяти тут же вспыли ядовитые запахи Добромыслова. Достав с нижней полки чайник, Лика поставила его на стол, крышка чуть сдвинулась, и ноздри продрало аж до горла. С хрипами проглотив спазм, Лика пошла по проходу дальше. Обернувшись, она увидела, как из носика чайника по стаканам разливали тошнотворно-розовую жидкость. Постоялец отеля, для которого приготовили это отвратительное пойло, сидел спиной, но его толстые складки кожи под затылком вызвали какое-то смутное…

Лика споткнулась и чуть не опрокинула громыхнувшую тележку. Тощему невысокому пациенту предназначалась обычная каша и чайник с водой, в которой плавали чёрные ошмётки. Наливая до краёв свой стакан, он так сильно сжал челюсти, что послышался хруст.

Молодому парню-качку выложили на тарелку кости небольшого животного с покрытым кровью сырым мясом, на котором местами чернели клочки шерсти. Для мужчины и женщины средних лет, кажется, супружеской пары, предназначались мерзко пахнущие молочные продукты, покрытые плесенью. Где администрация только умудряется доставать эти «деликатесы»? А главное – зачем? Откуда взялось такое меню?

Пройдя, наконец, весь ряд столов, Лика откатила пустую тележку к кухонной двери и присела на стул. Хотелось отдышаться, ведь от одного вида этих блюд где-то в горле сформировался ком, мешавший глотать, а при воспоминании о самых «изысканных» яствах, ком просился наружу.

За завтраком Лика постаралась побыстрее запихнуть в себя тарелку овсянки, и потом сразу же, почти бегом выскочила на улицу. Сестра-хозяйка ещё в столовой стала что-то говорить о глажке и стирке, но Лика обогнула её по дуге, отпихнула бледного брюнета, даму в цацках, кого-то ещё, визгливо вскрикнувшего, и вывалилась во двор. Секунду продышавшись, оглянулась на огромное г-образное серое здание и почувствовала волну дрожи, пробежавшую от макушки до пят.

Она снова брела вдоль высокого бетонного забора. Дорожки подползали ближе, потом уходили прочь, но Лика старалась не упускать из виду серую стену, окружавшую санаторий. Через некоторое время перед ней вновь и неотвратимо возник внутренний двор.

Вздохнув поглубже, Лика уже собралась идти работать, как вдруг поймала за хвост мелькнувшую мысль. Оглянулась, присмотрелась, пошла назад, уже внимательнее рассматривая забор. Потом вернулась во двор с другой стороны.

Действительно, ей не померещилось. По всему периметру не обнаружилось ни ворот, ни дверей, ни калиток, ни проделанных дыр. Один сплошной забор. Либо выходы великолепно замаскированы, так, что при всём желании не отыщешь.

– Эй!

Лика посмотрела вверх, откуда донёсся голос. На балконе четвёртого этажа, где проходила пожарная лестница, стоял Илья в куртке поверх формы (ага, именно в этом наряде он ночью принимал новую гостью санатория) и приглашающе махал рукой.

Идти в здание не хотелось, но хмурый апрельский воздух пробирал зимней промозглостью, так что пришлось вернуться в корпус. Лика поднялась на четвёртый этаж и вышла на балкон через пожарный выход.

Сквозь полупрозрачные кроны деревьев, заполнивших территорию «Черноречья», просвечивали окрестные равнины со старым тающим снегом и редкими голыми кустами. Белёсые поля пересекала извивающаяся чёрная лента оттаявшей речки.

– Ты работать вообще собираешься? – спросил Илья, закуривая. – Раиса, конечно, делает тебе пока поблажки как новенькой, но это не навсегда.

– Во-первых, я работаю. – Лика достала свои тонкие сигареты и прикурила от зажигалки Ильи. – Во-вторых… а что, собственно, вы можете мне сделать? Уволите? Так я не расстроюсь.

Илья только хмыкнул, слегка улыбнувшись.

– Или, может, в машину запихнёте и увезёте неизвестно куда? – Лика косо глянула на Илью. Но он молча пускал струи дыма, опираясь локтями на парапет. – Что это было ночью?

– Вы смысле? – Даже не обернулся.

– Вы с Раисой ночью за девчонкой гонялись.

– И что?

– Что это было?

– А что?

– А ты нормально можешь разговаривать? – Лика почти перешла на крик.

– Во-первых, не ори. Во-вторых, это не твоё дело.

– Почему это?

– Потому. – Илья так и стоял, почти перегнувшись через парапет и упрямо глядя вниз.

– Она же явно не хотела сюда приезжать.

– Тебе-то какая разница?

– Вы её заставили. Нельзя принуждать людей. Это нарушение прав и свобод личности.

Илья наконец повернулся, смерил Лику взглядом серо-зелёных круглых глаз, вздохнул, как будто вынужден был объяснять элементарные вещи.

– Может, она психически нездоровая. Здесь на реабилитации.

– Типа – это родственники её сюда отправили?

– Типа того. – Илья снова отвернулся.

– Всё равно так нельзя, – упрямо заявила Лика, пуская завитки дыма. – Каждый должен принимать собственные решения. Что делать, куда ходить, какую пищу есть. Кстати, а почему у некоторых такая странная еда? Гниль и сырое мясо?

– Кому что полагается. – Илья выпрямился, затушил сигарету в жестяной банке и направился ко входу в коридор здания, но Лика преградила ему путь.

– Кем полагается? Ведь не может людям нравиться гниль и химия. Это же явно не полезно.

– Ты откуда знаешь, кому что нужно? – спокойно спросил Илья. – Может, это тоже терапия.

– Это, что, сумасшедший дом? – озвучила Лика мелькнувшую догадку. – Они все психи?

– Вроде того.

Илья протиснулся мимо Лики, но в дверях обернулся.

– Я за тебя сегодня был в прачечной, ты вечером моешь полы на кухне и в столовой.

После ужина Лика осталась протирать новенький линолеум. С одной стороны, если все гости здесь психически нездоровые – это многое объясняет. И замаскированные выходы за территорию, и странную еду, и поведение. С другой, находиться в таком месте страшновато. Придя в свою комнатушку, Лика первым делом заперла дверь на замок, потом, поразмыслив пару секунд, поставила стул к двери, спинкой подперев ручку.

4.

После завтрака Раиса наконец выдала Лике зауженную сменную форму. Она, конечно, по-прежнему болталась мешком, но всё же стала немного удобнее – ощущение барахтанья в спутанном парашюте перестало мешать движению.

Получив рабочий костюм, Лика отправилась к себе в комнатушку, чтобы переодеться и сдать первый комплект в прачечную. На обратном пути из-за поворота посреди коридора резко выпрыгнула какая-то фигура, Лика кое-как успела отпрянуть и увернуться, но когда оглянулась, проход оказался совершенно пустым. Ни единого человека в поле зрения.

Отмахнувшись от очередной странности и перейдя на третий этаж, такой же безлюдный, Лика выкатила из кладовой пылесос и начала вяло возить щёткой по мягкому ворсу ковра. Красные дорожки тянулись с двух сторон и встречались как раз у «излома». Они выглядели как новые – свежие, пушистые и почти идеально чистые, как будто по ним каждый день не топтались десятки гостей и работников санатория. Собственно, особых усилий для чистки не требовалось, однако Лика проходила одно и то же место по нескольку раз. Просто чтобы подольше не получать нового задания.

Нумерация на дверях отсутствовала, как и опознавательные таблички. От сестры-хозяйки Лика знала, что помещения третьего этажа – это врачебные и процедурные кабинеты, но как гости и сами медики здесь ориентировались, оставалось загадкой.

Потихоньку пятясь, новоявленная санитарка елозила щёткой по краю напольного покрытия уже пятый или шестой раз. За спиной раздался тихий щелчок. Обернувшись, Лика увидела, как одна из комнат медленно и бесшумно начала открываться. Изнутри пробивался голубоватый свет. Чуть повыше ручки в край двери вцепились тонкие бледные пальцы. Выпирающие костяшки на них побелели, ногти почти впились в дерево. Как будто с той стороны кто-то прилагал неимоверные усилия, чтобы выбраться в коридор.

В долю секунды пальцы бесшумно соскользнули, и дверь резко захлопнулась. От громкого стука Лика подпрыгнула, прикусив язык, и, оцепенев, некоторое время простояла, зажав рот ладонью. Но потом выключила пылесос и, пристыдив себя за трусливость, подкралась на цыпочках к безликой манипуляционной комнате. Затаив дыхание прильнула ухом к гладкому деревянному косяку. Ни одного звука не доносилось из кабинета. Так ничего и не услышав, Лика отошла подальше и окинула взглядом безмолвный коридор третьего этажа.

Какого характера процедуры проходили загадочные пациенты санатория в отделении с абсолютной, пугающей и давящей тишиной, думать уже не хотелось.

Дойдя до небольшой ниши, отведённой под зону рекреации, Лика снова включила пылесос, поменяла щётку и стала чистить велюровую обивку мягкого серого дивана, расположенного под большим овальным зеркалом. Несколько раз пройдясь по спинке и подлокотникам, Лика присела на корточки и пропылесосила пол под днищем. Выпрямилась и чуть не вскрикнула – в сверкающей чистоте зеркального овала отражался тёмный силуэт висельника. Медленно переступая, обернулась, но за спиной оказался лишь выход на балкон.

Щеколда балконной двери отодвинулась на удивление легко. В этом санатории вообще все вещи – посуда, оборудование, мебель – содержались в образцовом состоянии. Как будто ими никто никогда не пользовался. Выйдя на балкон, Лика проследила взглядом за небольшим грузовичком, повернувшим в сторону столовой. Эта машина время от времени бесшумно появлялась и исчезала, но вот каким именно образом она проезжала на территорию «Черноречья», проследить не получилось.

Машина скрылась из вида, и Лика уже собралась было шагнуть обратно в коридор, когда заметила маленькую фигурку у стены здания. Девчонка в укороченных джинсах и розовом худи неуклюже кралась вдоль стены, сгибаясь, чтобы спрятаться за кустами. Бесполезное дело, учитывая, что кусты в апреле ещё не обзавелись листвой. Увязая по щиколотку в рыхлом апрельском снегу, девчонка кое-как пробралась под балконом, осторожно выглянула за поворот здания и быстро шмыгнула туда.

Лика вернулась к своему пылесосу и закрыла балконную дверь. Почему-то подумалось, что внизу впустую тратила время на прятки та самая девчонка, что ночью пыталась сбежать от Ильи, Раисы и долговязого. Конечно, ни тогда, ни сейчас лица разглядеть не вышло, но движения и одежда всё-таки были одни и те же. Не зная имени, про себя Лика назвала её Мажоркой из-за явно недешёвого прикида и кроссовок на толстой подошве.

Значит, не всем здесь нравится. Хотя, судя по угрюмым лицам и почти полному отсутствию общения гостей друг с другом, пребывание в этом санатории вообще мало кому доставляло радость. С другой стороны, Илья же проговорился о не совсем благополучном психическом состоянии постояльцев.

Перед обедом Лика специально пристроилась в хвост толпы гостей, чтобы оказаться поближе к той пациентке, что кралась по двору утром. Сейчас Мажорка легко узнавалась по узким укороченным джинсам с модными протёртостями, объёмному розовому худи и тёмным волосам, завязанным в высокий неаккуратный узел на макушке.

Именно на этот нелепый пук растрёпанных волос ориентировалась Лика, лавируя между плетущимися на обед гостями санатория. Однако постояльцы, похоже, отвыкли от резких движений, так что кто-то неловко качнулся и задел мужчину с костылями. Тот не удержался и завалился назад, взмахнув руками и чудом никого не задев. За его спиной оказался высокий бледный брюнет, который, как и ожидалось, не удостоил упавшего человека даже мимолётным взглядом. Равнодушно прошли мимо и девчонка с вечно кислой миной, и дамочка в побрякушках, и пожилая пара, и Малинка с Зелёнкой. Клиенты санатория в лучшем случае аккуратно перешагивали костыли, которыми размахивал мужчина, пытаясь встать. Некоторые вообще откровенно злорадно посмеивались.

Откуда-то вынырнула Эльвира, подхватила под мышки кое-как сумевшего сесть постояльца и попыталась помочь ему встать, но сил ей явно не хватало. Лика подошла с другой стороны, подхватила мужчину под руку, и вместе две санитарки поставили его на ноги.

Вместо благодарности он только вырвал у Эльвиры поднятые с пола костыли и быстро поскакал в столовую.

– Спасибо, – бесцветным голосом произнесла Эльвира, глядя в пол, и, не дожидаясь ответа, ушла.

– Да не за что, – бросила Лика ей вслед.

Девчонку в розовом худи удалось выследить после обеда в холле. Лика пристроилась рядом и уже почти заговорила с ней, когда увидела, как из-за стойки регистрации враждебно зыркнула Кристина. Рядом стояли две медсестры, тихо переговариваясь и покачивая головами, с неприязнью косились в сторону Лики.

Снова нагнать Мажорку получилось на подходе к лестнице. Та заметила интерес к себе и шарахнулась в сторону, чуть не сбив с ног молодую дамочку в обтягивающем спортивном костюме, которая тут же довольно грубо высказала своё недовольство. Девчонка в розовом, впрочем, в долгу не осталась и в такой же форме посоветовала дамочке направление для путешествия.

Почувствовав вдруг нарастающее раздражение, Лика рванула вперёд, как бы случайно прошла между орущими друг на друга девицами, отпихнув их в разные стороны и вызвав шквал ругани в свой адрес, и почти выбежала на балкон, где в дверях столкнулась с Ильёй. Молча протиснулась мимо и захлопнула за собой дверь. Илья даже не обернулся.

Выкурив сигарету, почувствовала, как напряжение немного спало. Потянулась за следующей, но оказалось, что пачка почти опустела. Может, оно и к лучшему – курить всё-таки надо бросать. Главное – не начать потом заедать стресс, чтобы не разжиреть, как Кристина и её подружки, на которых форма натягивалась, как оболочка на ветчине-вязанке, и грозила расползтись по швам.

Лика вернулась в помещение и уже закрывала гладкую щеколду балконной двери, как:

– Феодулия, вы разве курите?

Сжав кулаки, чтобы задавить поднявшуюся жгучую волну гнева от произнесённого вслух имени, да ещё такого наглого интереса к своим делам, Лика медленно обернулась.

– Да, а что? – выдавила сквозь зубы.

– Курить – здоровью вредить, – добродушно отозвалась Раиса Как-её-там. – Как вам у нас? Нравится?

Сестра-хозяйка дружелюбно и спокойно зашагала рядом с Ликой, лихорадочно соображавшей, где бы ото всех спрятаться. Желательно до завтрашнего дня, чтобы не получать больше дурацких поручений.

– Не особо, – почти выплюнула Лика.

– Понимаю, – вздохнула Раиса. – Новое место, да ещё такое… э… специфическое.

– Точно, специфическое. Почему люди так себя ведут? – Лика резко развернулась и посмотрела прямо в глаза сестры-хозяйки.

– Как себя ведут? – часто заморгала Раиса.

– Странно. Хотела спросить у одной девчонки где можно купить такой классный худи, так она от меня шарахается. Или здесь вообще запрещается разговаривать с постояльцами?

– Понимаете, – взгляд Раисы заскользил по стенам и потолку, – у нас довольно специфические постояльцы. Не стоит лишний раз их беспокоить.

– У меня от этой специфичности нервный срыв скоро будет, – пробормотала Лика.

– Тогда вам нужно расслабиться. Вот! – Раиса оживилась. – Сходите в сауну. На третьем этаже рядом с тренажёрным залом есть сауна и небольшой бассейн. После девяти вечера посещение для персонала. Обязательно сходите.

Поздним вечером спать не хотелось, а закрываться в комнате, чтобы снова и снова перебирать в памяти события последних дней – только нервы себе выматывать. Взяв большое полотенце из комплекта, предоставленного санаторием, Лика поплелась на третий этаж. В пустынных коридорах ожидаемо не было ни души. Вроде кто-то говорил, что по вечерам персонал собирается в одной из комнат отдыха, кажется, там даже телевизор есть. Но от мысли об ограниченном пространстве, набитом подружками Кристины, стало ещё тоскливее.

Сауна, разумеется, оказалась электрической, но довольно уютной. Кроме Лики посетителей не было, так что она даже рискнула развернуть полотенце. В небольшой парилке приятно пахло тёплой древесиной, горячий пар с ароматическими маслами (с полочки в предбаннике) проникал во все клеточки, мысли потихоньку замедлились и почти растворились. Главное – не впускать в сознание воспоминание о том, что находится за пределами сауны.

Хорошенько пропотев, Лика вышла, приняла душ и по голубоватому кафельному коридорчику прошла к двери с надписью «Бассейн». Если и там никого, можно, пожалуй, и голышом поплавать. Когда ещё представится такая возможность. К тому же комплект спортивного белья только на первый взгляд сошёл бы за купальник. Если бы заранее знать, что здесь есть где поплескаться, то можно было и настоящий купальник прихватить.

Но в бассейне, к сожалению, кто-то присутствовал. По крайней мере, один. Вернее, одна. Огромные окна небольшого зальчика смотрели в апрельскую мглу, где слабо посвёркивал кровавый месяц.

Резкое освещение бассейна бликами отражалось от стен, уложенных мозаикой морских цветов, в такой же мозаичной чаше мягко плескалась голубоватая вода. На волнах мерно покачивались пряди длинных тёмных волос, розовый худи распластался по поверхности воды и выглядел как упавший в бассейн парус. На ногах девчонки, плавающей в чаше лицом вниз, виднелись кроссовки. Раскинув руки, Мажорка без всякого движения покачивалась на поверхности воды.

Постояв несколько секунд у хромированной лесенки для спуска в воду, Лика, пятясь, стала отодвигаться к выходу. Стараясь дышать ровно и глядя прямо перед собой, вышла, прошагала душевую, раздевалку и в одном белье и сланцах оказалась в коридоре. Привалившись спиной к стене, выдохнула – холодная поверхность приятно остудила распаренную сауной и стрессом кожу.

– Ты всё? Там свободно? – спросил Илья, топтавшийся у входа в сауну с полотенцем на плече.

– Как тебе сказать… Там та девица, которую вы затащили в санаторий, плавает в бассейне лицом вниз.

– В смысле?

– В смысле – она, кажется, утонула.

– Да ладно.

Отодвинув Лику, Илья прошёл в раздевалку. Не в силах больше сдерживать комок, судорожно расширяющийся внутри, Лика сползла на пол. Внутренности скрутило спазмом, прерывистое дыхание не давало произнести ни звука, выходили лишь глухие всхлипы. Мимо прошли какие-то люди, никто и не подумал помочь ей подняться.

Снова появился Илья.

– Давай, вставай. – Он толкнул Лику в плечо.

– А что там? – выдавила Лика.

– Ничего, – равнодушно пожал плечами Илья. – Ты так и будешь здесь сидеть?

– Как – ничего?

– Так.

Прилив сил вздёрнул Лику на ноги.

– Что значит – ничего?! Там утопленник плавает!

– Никто там не плавает, – отмахнулся Илья. – У тебя нервы, надо отдохнуть.

– Как это – не плавает?! Я сама видела! – Лика рывком открыла дверь в раздевалку, но Илья так же резко её захлопнул и загородил проход. – Дай пройти!

Лика вцепилась в униформу Ильи, но сдвинуть его с места никак не получалось. Сзади Лику схватили сильные руки и поволокли прочь.

– Вам надо отдохнуть, – звучал над ухом спокойный мужской голос. Железная хватка, не давая пошевелиться, тащила её как куклу, не останавливаясь. Потеряв по дороге обе резиновые тапочки, Лика устала брыкаться и как-то незаметно для себя обмякла в руках того, кто её тащил. Кажется, хлопнула дверь её комнатушки, потом она всем телом упала на что-то мягкое.

А через секунду вынырнула из навалившейся глухой тьмы. Комнатка тускло освещалась пасмурным апрельским светом. Шторка с серо-коричневыми квадратами чуть колыхалась от проникавшего внутрь холодного ветерка.

С трудом сев, Лика тут же завалилась на бок, в глазах поплыли тёмные круги. Когда шум в ушах стал тише, а мрачные всполохи перед глазами рассеялись, Лика всё-таки потихоньку встала, отдёрнула занавеску и открыла окно настежь. Влажный воздух наполнил лёгкие, в голове прояснилось. В памяти всплыл розовый худи, плавающий в воде и распущенные тёмные волосы на волнах. Только вот момент возвращения в свою комнату начисто стёрся из памяти.

Спохватившись, Лика резко развернулась. На ней оказалась надета её собственная пижама. У стула стояли резиновые шлёпанцы, на сиденье белело аккуратно сложенное махровое полотенце. Форма висела на спинке, не было только спортивного белья.

Впрочем, оно отыскалось в душе. Кто-то повесил его на полотенцесушитель. Может, Лика сама разложила одежду? Только вот она никогда так аккуратно не складывала вещи, просто бросала их на стул, в шкаф или куда придётся.

Будильник на тумбочке показывал почти полдень, близилось время обеда. Как и куда пропала половина суток, гадать не хотелось. Лика переоделась и провалялась на кровати ещё час, чтобы никуда не выходить и не получать инструкций. Но урчащий желудок заставил подняться и двинуться в сторону столовой.

Первое, что она увидела в толпе собирающихся на обед постояльцев – розовый худи. Та же Мажорка с неизменным высоким пучком, глядя в пол, брела в общей толпе к входу в зал столовой. Чтобы полностью удостовериться в личности девчонки, что бегала ночью по двору, потом кралась под балконами и плавала вчера в бассейне, Лика осторожно протиснулась поближе. Сомнений не осталось, когда Мажорка глянула на Лику испуганными глазами и постаралась поскорее отодвинуться.

Дежурил по столовой Илья. Во время обеда он не задал ни одного вопроса, сидели и жевали молча. После еды сильно хотелось курить, но стрелять сигареты у сотрудников Лика не решилась и, накинув куртку, пошла бродить по чёрным асфальтовым дорожкам вокруг санатория. Она даже не подошла к Раисе, чтобы получить задание на вторую половину дня, просто вышла, не сказав никому ни слова.

Снова показался грузовичок, привозивший продукты на кухню. Лика вышла на середину дорожки и преградила машине путь. Водитель, мужичок среднего возраста, раз пять нервно просигналил.

– Послушайте! – прокричала Лика, подойдя к водителю поближе. Но дядька не открыл дверь, даже стекло не опустил. – Вы можете взять меня с собой? Я вам заплачу!

Водитель только рассмеялся, как будто услышал хороший анекдот. Он покатил дальше и завернул за угол здания. Когда Лика дошла до торца, машина уже исчезла, и как именно она скрылась, снова осталось непонятным.

– Хоть бы сигарет привёз, – пробормотала Лика, рассматривая бетонную стену забора. Взгляд натолкнулся на Кристину и двух её приятельниц-медсестёр, которые неподалёку тихо что-то обсуждали.

Пока Лика перетаптывалась возле круглой клумбы, соображая, где бы раздобыть сигарет, со стороны подружек донёсся наглый хохот. Взгляды Кристины и её коллег становились всё назойливее и пренебрежительнее, а реплики о «мужской причёске», «хамстве» и «костях да коже» – всё громче.

Завязав в памяти узелок поквитаться как-нибудь с этими курицами (благо, в этом дурдоме, кажется, полно возможностей), Лика потихоньку двинулась в сторону кухни. Светлая металлическая дверь оказалась приоткрыта, так что удалось прокрасться внутрь, не привлекая к себе лишнего внимания.

По сторонам узенького коридорчика в небольших нишах виднелись проходы в кладовые. В одной тёмной комнатушке, куда сунулась Лика, на полках стояли бутыли и канистры, в другой лежали мешки, третья оказалась холодильником. От вида развешанных там на крюках красных мясных туш захотелось влепить кому-нибудь звонкую затрещину. Желательно Кристине.

Ещё одна тёмная каморка с металлической оцинкованной дверью оказалась открытой. В тусклом свете из коридорчика Лика рассмотрела синие пластиковые бочки.

В общем, ничего занимательного, вроде бы обычные кладовые. Лика уже приготовилась развернуться и по-тихому уйти, но услышала голоса, доносившиеся оттуда, где в конце коридорчика зиял светлый проход в кухню.

– Мы не разламываем ко-ости, чтобы встряли в глотке го-остя…

Разобрав слова, которые напевал то ли женский, то ли мужской хриплый голос, Лика замерла.

– Чтоб никого он не трави-ил, мы ему положим гни-иль… – Дальше раздался чавкающий шмяк.

– А теперь, уважаемые дамы и господа, прошу внимания! Представляем вам коктейль «Ароматный»! Из сгнивших овощей выжимаем сок, вот так, добавляем белизны, подпорченной кровушки, слитой из мясных туш, марганцовочки, приправляем ароматизатором. Что лучше – «Жидкий дым» или «Клубника»? Пусть будет «Клубника». И заправляем всё это великолепие диоксидом серы. Смешать, но не взбалтывать.

Дальше раздался раскатистый хохот нескольких голосов.

– А как тебе вот это? – спросил женский голос, а потом мелодично, будто профессионально, запел: – Всё стало вокру-уг ядовито-зелёным, везде закипе-ела моя кислота…

– Почему твоя?

– Не знаю. Чтобы в рифму было.

– Она не твоя, а их, – уже серьёзно сказал первый хриплый голос, по-прежнему оставаясь неясным – мужской или женский. – Что заслужили, то и получают. Что посеешь, то и пожнёшь. Нет, не так – что посеешь, то и пожрёшь. Наш девиз. Да, кстати, что там с рыбой?

– С дохлой? Которую у химкомбината выловили?

– Угу, – сказал первый голос под глухой удар.

– Полная кладовая.

– Эт хорошо. Значит, ещё долго будет её есть на завтрак, обед и ужин. Пока всю не съест, отсюда не уедет. Умеешь рыбу отравить – умей её съесть.

– Бумеранг? – спросил певческий женский голос.

– Можно и так, – согласился другой. – О, можно новое блюдо придумать – «Бумеранг».

Что планировалось включить в состав нового блюда, Лика слушать не стала. Отлепилась от стены и на негнущихся ногах вышла на улицу. Услышанное никак не хотело складываться хоть в мало-мальски понятную схему. Какие кости? Что ещё за кислота? Причём здесь отравленная дохлая рыба? Даже если люди здесь с отклонениями, кислоту они пить явно не будут. Или будут? В памяти всплыла лиловая жидкость, которую из чайника разливали по стаканам.

Да не может быть. Никак не может. Человек же просто не выживет после кислоты. И тут в памяти всплыла Мажорка, лицом вниз покачивающаяся в бассейне. А потом пришедшая в столовую.

– Вот ты где. Пойдём-ка со мной. – Вездесущая и неотвратимая Раиса без разрешения подхватила Лику под локоть и повела к зданию. – Сегодня надо помыть полы в тренажёрном зале, душевых и раздевалках.

– Бассейн не надо почистить? – спросила Лика, вырывая руку. Хорошо, хоть оцепенение прошло.

– Нет, бассейн не нужно. – Раиса на тон замечания даже внимания не обратила.

– Да сколько можно! Что это за место вообще?! – Внутри разрастался клокочущий вихрь, не находивший выхода.

Дальше вылился поток ругани, бессвязных выкриков и мата, потом ноги сами собой подогнулись, и Лика упала на колени прямо посреди дорожки. Скуля и воя, она обхватила руками голову и начала раскачиваться из стороны в сторону. Но даже сквозь вырывающиеся изнутри потоки рыданий, смогла разглядеть неприятные силуэты подружек-медсестричек с их гаденькими улыбочками.

– Ничего, это бывает, – приговаривал спокойный голос над ухом. – Это пройдёт, у всех проходит.

Вокруг головы носился воющий смерч, застилавший глаза и уши. Но было в нём и нечто приятное – мглистая завеса полностью отгородила от сознания санаторий месте со всеми его обитателями.

– На, выпей, – произнёс голос, в нос ударил резкий аптечный запах.

Рука сама собой махнула перед лицом, отбросив что-то твёрдое. Вылезать из спасительного мрака не хотелось. Звуки утихли сами собой, забрав цвета, свет и боль в коленях.

И снова Лика проснулась в своей крохотной комнатушке на четвёртом этаже. Придя в себя, она пару минут лежала с закрытыми глазами, надеясь, что всё схлынуло, и вокруг окажутся не бежевые стены и сероватые занавески с бурыми квадратами, а что-нибудь другое. Неважно, что. Однако даже эта надежда отдавала обречённостью. По совести, Лика в первый же миг пробуждения отлично поняла, где находилась.

В дверь постучали. Размеренный ровный стук повторился три раза, пока Лика с трудом шевелясь, натягивала форму, оказавшуюся аккуратно сложенной на стуле.

– Доброе утро, – глухо произнёс главный врач, когда дверь отползла в сторону. – Можно войти?

Лика, не говоря ни слова, посторонилась, пропуская доктора. В этот раз он хотя бы потрудился постучать.

– Погорельский Игорь Петрович, – зачем-то представился врач, усаживаясь на стул. Лика, шатаясь, плюхнулась на кровать. Погорельский наблюдал за ней, сохраняя пустое выражение на лице. – Нервное перенапряжение. Это случается. Пройдёт. Я распорядился, по вечерам вам будут приносить препараты.

Лика только молча кивнула, глядя на сцепленные на коленях руки.

– Сегодня можете отдохнуть, а завтра снова приступайте к работе.

За весь день Лика ни разу даже не встала с кровати, лежала, накрывшись с головой тонким покрывалом. Оно на удивление хорошо согревало, хотя раньше Лика постоянно мёрзла по ночам, даже летом спала под двумя одеялами.

Когда вечером снова постучали, Лика не сразу среагировала, подошла открыть только после четвёртой попытки визитёра. В тёмную комнатку вошла Эльвира, она поставила на тумбочку пластмассовую баночку, по донышку которой перекатывалась белая горошина.

– Принять перед сном, минут за двадцать, – прошуршала Эльвира и сразу же тихо исчезла за дверью.

Несколько секунд Лика стояла, прижав ухо к двери. Вроде бы Эльвира ушла и не подслушивала. Горошина из баночки отправилась прямиком в унитаз.

5.

Горошина в маленькой пластмассовой баночке появлялась на тумбочке каждый вечер, и каждый вечер отправлялась в плавание по канализации. Правда, потом Лика пожалела, что смывала таблетки. Смартфон так и не заработал, а дни слились воедино, время узнавалось только по будильнику, установленному на тумбочке. Однообразие существования в «Черноречье» напрочь стёрло понятие о днях недели и числах, даже вспомнить название месяца никак не получалось. А если бы сохранились таблетки, то их количество помогло бы определить, сколько уже длилось «послушание» санитарки.

Лика немного научилась ориентироваться во времяисчислении по книгам, которые брала в библиотеке. Никаких формуляров здесь не велось, желающие могли просто прийти и выбрать интересующий экземпляр на полке, а потом вернуть. Иногда Лике давали задание разобрать литературу на столике возврата. Чтобы окончательно не потеряться в серой монотонной унылости, она стала набирать книги, даже записывала в блокноте название прочитанного и добавляла по паре предложений о впечатлениях. Так появилась возможность хоть какого-то счёта дней.

В очередной раз в библиотеку её отправили после ужина, Раиса сказала, что на столике скопилась большая стопа. Традиционно пустые коридоры привычно глушили звуки шагов.

Хотя откуда-то доносились приглушённые голоса. Лика остановилась и прислушалась. Понять, откуда именно шёл звук, не вышло, так что Лика просто решила постоять смирно и попробовать расслышать слова.

Женский голос чем-то возмущался.

– До пяти утра, – сумела разобрать Лика. – И шум, и музыка, и голоса… топот… на всю округу… спать совершенно невозможно…

Дальше что-то проговорил спокойный голос Раисы.

– И что?! – намного чётче прокричал первый. – Это ничего не значит!

Снова слова Раисы.

– Это когда было! – Дальше следовало нечленораздельное восклицание. – И что?! Мы имели на это право!

Раиса снова что-то ответила, но обладательница первого голоса, видимо, не хотела ничего слушать.

– Вы обязаны с этим разобраться! Пусть мы здесь… – Дальше снова неразборчиво. – Но они не имеют права…

Снова голос Раисы и резкий хлопок – Лика даже подпрыгнула. Голоса исчезли, снова стало тихо.

Кто-то жаловался на музыку и шум? Это здесь-то, где от постоянной тишины выть хотелось? Да тут муха пролетит – и будет слышно на все пять этажей. Если бы кто-то балагурил по ночам, об этом знали бы абсолютно все, а Лика ни разу ничего не слышала.

Мимо, виляя полными бёдрами, проплыла Кристина, бросив насмешливый взгляд на потрёпанный томик «Евгения Онегина» в руках Лики. Это заставило встряхнуться. Может, у кого-то просто галлюцинации. Зачем думать о чужих проблемах?

Даже хихиканье Кристины и её подружек перестало вызывать острую реакцию. Хотя поначалу стоило большого труда сдержаться и не вмазать по какой-нибудь самодовольной физиономии. Но поступить так означало выдать секрет о том, куда отправлялись таблетки.

Следом в коридоре появился Илья. Оглядываясь по сторонам, он одёргивал форму, нервно расправляя складки.

– А, ты здесь. – Натолкнувшись на Лику, Илья застыл посреди прохода и стал озадаченно метаться взглядом по сторонам. – В библиотеку?

– Ну да, – вяло пожала плечами Лика.

– А я… а мы… – Илья сухо сглотнул и шумно выдохнул.

– Да мне фиолетово. Я же не твоя мамочка.

Илья вдруг довольно громко хохотнул, потом осёкся и снова стал суетливо оглядываться, будто стыдясь, что нарушил тишину коридоров.

– Обычно здесь всем до всего есть дело, – едва слышно пробормотал санитар.

– Да ладно?! – Лика, пожалуй, тоже непозволительно превысила тон, только ей за это было не стыдно.

– Я не то хотел сказать…

Лике надоело нудное перетаптывание Ильи, и она, обогнув его, вошла в библиотеку. Включив свет, аккуратно разложила стопками беспорядочно сваленные в кучу книги, потом начала расставлять их по полкам в алфавитном порядке. Странно, но читатели, возвращающие прочитанное, не встречались ни разу. Однако движение литературы в библиотеке всё же явно происходило.

– Любишь читать? – Илья теперь топтался у порога. – Ты вроде часто здесь бываешь.

– Угу. Часто. Только тебя ни разу не видела.

– Да я по книгам не особо…

До Лики не сразу дошёл смысл бубнежа.

– Так вы здесь, что ли? Фу-у! Не могли другое место найти?! – В сознании сама собой возникла Кристина в нижнем белье, с вываливающимися складочками, бугристым целлюлитом и растяжками. – Фу-фу-фу.

– Да ладно, мы же…

– Хватит, а? Не хочу ничего про это знать. – Даже захотелось руки отряхнуть, а лучше помыть.

– Не говори никому, ладно? Хотя и так все в курсе. – Последнюю фразу Илья произнёс почти шёпотом.

– Какое мне вообще до вас дело?

– Не приветствуется, – вставил Илья.

– Ханжество, – заявила Лика, беря вторую стопку возвращённых книг. – Я вообще считаю, что каждый имеет право делать всё, что хочет. Но до тех пор, пока не мешает другим. Вы мне не мешаете. Я думаю, никто не может никому диктовать, когда и с кем спать. Вся эта средневековая чушь про однолюбов и воздержание до свадьбы – полный бред.

– Серьёзно? – Тон Ильи из плаксиво-виноватого превратился в оживлённый.

– А что такого? Все взрослые люди, все имеют право открыто выражать себя и свою… свои наклонности.

Нестоило, пожалуй, так откровенничать. Теперь, когда даже голову лишний раз поднимать не хотелось, чтобы не поймать на себе чей-нибудь взгляд, лучше бы помалкивать. Но вышло как-то само собой, по привычке, Лика ведь давно уже не признавала ограничений в этом вопросе. Почти всех подруг растеряла, убеждая в пользе «свободных» отношений. С их парнями.

Илья уже некоторое время молчал. И вообще затих. Поставив последнюю книгу на полку, Лика повернулась, чтобы увидеть хорошо знакомый «масляный» взгляд. Против воли почувствовала, как щёки раскраснелись и дыхание стало чаще.

На безрыбье, конечно… Да ещё сама разгласила свои принципы. Вообще-то эта идея свербела занозой уже который день, проникая всё глубже и разрастаясь в твёрдое намерение.

– После отбоя, – почти бесшумно произнесла Лика одними губами. Через плечо проследила, как Илья молча скрылся.

Ближе к полуночи Лика отправилась в душ, пока Илья курил в открытое окно. Предварительно выключил свет, чтобы никто ничего не заметил. Лике не было дела до того, кто и что может заметить, подумать и сказать, а вот её «кавалер» оказался на удивление мнительным.

Отражение в зеркале в который раз подтвердило неутешительную догадку. Лика провела ладонью по щетине на висках и за ушами. Волосы оставались ровно той же длины, как в день приезда. И корни не отрастали, хотя обычно покраску приходилось повторять чуть ли не раз в неделю, чтобы скрыть наследственную рыжину. Можно, конечно, потешить себя мыслью о том, что времени пока прошло недостаточно, в конце концов, телефон давно сломался, а календарей поблизости не было.

Ерунда всё это. Надо честно признать – волосы и ногти перестали расти.

– Кристина теперь будет меня люто ненавидеть. – Лика, накинув безразмерную футболку, которую использовала как ночнушку, вышла из душа.

– Она и так тебя терпеть не может. – Илья, сидевший на подоконнике, даже не повернулся.

Лика подошла ближе и выглянула в окно. Точно так – в небе болтался оранжевый полумесяц. Левый край луны. Ровно такой же, как в ту ночь, когда долговязый привёз её в «Черноречье». Фаза не изменилась. Или сделала полный круг? Или не обманывать себя?

Недавно зародившаяся мысль, крепнущая от наблюдения за деталями, свербела и крутилась на языке. Но спрашивать вот так, в лоб, не хотелось. Как бы Илья не подумал, что у неё крыша едет. Как у тех, кто в этой тишине слышит несуществующие шумы.

– Вы давно вместе? – Правильно, лучше сначала побеседовать на посторонние темы.

– С кем?

– С Кристиной.

– С чего ты взяла, что мы вместе? – с насмешкой спросил Илья.

– То есть… – Лика игриво-удивлённо подняла брови.

– Встречаемся иногда.

– Значит, не серьёзно.

– Ну да.

– А она тоже так думает?

– А тебе важно, что она думает?

– Ну, мне бы не хотелось вставать между вами.

– Ладно врать.

Лика улыбнулась. С одной стороны, ей не было никакого дела до Кристины, отчасти даже хотелось, чтобы эта жируха всё узнала. С другой – хорошо, когда парень официально занят, так и нервов меньше, не надо никому готовить-стирать, вникать в чужие проблемы. И всегда можно легко слиться. Обоюдное удовольствие и никакой ответственности. То, что нужно девушке в современном мире.

И, разумеется, лёгкое, но такое приятное чувство превосходства. Какая-нибудь курочка-дурочка Кристина, кудахчущая вокруг парня, тайком отправлявшего пикантные картинки Лике.

Илья, конечно, не так чтобы супергерой, но увы, больше никого поблизости нет. Плюс грела мысль о том, как позеленела бы его подружка, узнав о том, где и с кем он провёл ночь.

Сквозь приятные мысли о свободных отношениях вновь просочился не дававший покоя вопрос.

– А здесь всегда такая погода? – Лика попыталась окрасить голос в тон безразличия.

Илья только пожал плечами, сбрасывая пепел в окно.

Немного обидно получить тонну равнодушия в ответ на выплеск сверлящей проблемы. Да, погода, действительно, оставалась всё такой же пасмурной и мокрой, как в ночь приезда. Снег не таял. Даже солнце не выглянуло ни разу, редкость для апреля. И можно ли теперь утверждать, что продолжается именно апрель?

Лика опёрлась о подоконник. Мокрый ветер зябко холодил распаренную от горячего душа кожу под футболкой.

– У меня волосы не растут, – наконец произнесла Лика, слова выходили как через барьер.

– Где?

– Я тебя сейчас в окно выкину. – Лика смотрела в глаза Илье, наконец обратившего на неё внимание.

– Не понял.

– Чего ты не понял? Я говорю, не меняется ничего, волосы не растут, ногти тоже, погода всё такая же, даже луна! – Пока Лика отрывочно выплёвывала дребезжащие ноющие болячки, Илья снова отвернулся. – Мы, что, умерли?

Саднящая идея вывалилась и повисла в воздухе. Легче не стало. Гора с плеч, всё такое – увы, не тот случай.

Илья, неподвижно глядя в ночную мглу, слабо пожал плечами. Бесполезно, Лика не дождалась разубеждения. Лучше бы засмеялся, назвал её сумасшедшей истеричкой, но не сидел так спокойно, сцепив руки на колене.

– Ты меня слышишь вообще?

– Я-то здесь при чём? Это же ты сама сказала.

– Да ты можешь нормально сказать, что здесь творится? Что это за место?! – Лика сорвалась на крик.

– Понятия не имею, – всё так же спокойно ответил Илья.

Во дворе произошло движение. Хлопнула входная дверь, на улицу выскочила Мажорка. Развернувшись, она гортанно прокричала несколько ругательств, видимо, обращаясь ко всему санаторию разом. С полминуты металась по двору, потом скорчилась и упала на бок у скамейки.

– Может, выйти? – спросила Лика, переводя взгляд с воющей девчонки на Илью. Но он снова только пожал плечами.

Девица тем временем прокричалась, снова поднялась на ноги, тыльной стороной руки потёрла глаза и щёки и, подняв голову, вдруг заметила Илью и Лику в окне. Бросив на них короткий злобный взгляд, развернулась и, пошатываясь, побрела в темноту сада.

– За ней точно не надо пойти? – Лика вытягивала шею, но рассмотреть уже ничего не могла.

– Какая разница, – вздохнул Илья, запрокидывая голову и прижимаясь затылком к оконной раме. – Сама вернётся. Бежать-то некуда.

– Ты, что, пробовал?

– А ты нет? – Илья так и сидел, глядя в ночное пространство.

– Ты давно здесь? – спросила Лика, рассматривая красно-оранжевый лунный краешек.

– Не помню.

– А как ты вообще здесь оказался?

– Как-то оказался. – Илья выпустил струю дыма.

– Или мы все здесь психи? – Лика мгновенно озвучила неожиданно мелькнувшую мысль.

– Очень возможно.

– Ты можешь нормально разговаривать?

– Ты сама-то помнишь, как сюда попала? – Илья, не отлипая от рамы, перевёл взгляд на Лику.

– Конечно, я… мы… приехали сюда. Ночью.

– Кто – мы?

– Мы – это я и… – Лика запнулась. В памяти как будто белое пятно образовалось.

А кто, собственно, там был? Чёрная машина, тощий долговязый… А что было до этого? Какие-то люди, толпа, выкрики. Беготня по вонючему городу. Что-то, связанное с верёвкой. Причём здесь верёвка? Точно, тот, что слил ядовитую химию в городской коллектор. Висельник.

Воспоминания давались трудно, как многочасовой экзамен. Посреди тяжеленных, трудноразгребаемых завалов вдруг мелькнула мыслишка, которую Лика успела поймать за хвост.

– А откуда у тебя сигареты?

– Не знаю.

– Откуда они берутся, если нельзя выйти?

– Понятия не имею. Как-то появляются. – Илья выбросил сигарету и слез с подоконника, задев Лику плечом так, что она резко отшатнулась. – Я пойду. Спать пора.

Не оборачиваясь, он тихо вышел из комнатки Лики, бесшумно закрыв за собой дверь.

6.

На следующий день Лика выпросила у Раисы задание по мытью полов. Это занятие стало теперь фаворитом, к тому же, другие санитары не особенно охотно брались за швабру и ведро. И очень даже зря. Идеально – все смотрят снисходительно, поскорее проходя мимо, и никто не мешает наблюдать. А главное, можно кое-что выведать.

Например, что в дневное время все рекреации, фойе и холлы санатория пустовали. Постояльцы после завтрака расходились по процедурам и сидели там до обеда. В общем-то, и в остальное время желающих погулять по зданию не находилось.

И ещё одна занятная деталь. Мытьё полов в манипуляционных Лике ни разу не поручали. И подсмотреть, кто именно наводил там порядок, не было никакой возможности. Двери этих безымянных комнат вообще как будто не открывались.

Особых результатов и этот день, к сожалению, не принёс. Никакой картотеки в санатории так и не обнаружилось. Можно, конечно, предположить, что карточки пациентов прятались за какой-нибудь дверью без таблички, но все кабинеты оставались наглухо закрытыми.

Как-то после ужина Лика, вернув в библиотеку «Отель «У погибшего альпиниста», направилась к комнате отдыха персонала. Общаться, разумеется, ни с кем не хотелось, но, прикинувшись дурочкой, тоже можно кое-что разузнать. Как говорится, если заправлять штаны в носки, а футболку – в трусы, люди перестают ждать от тебя многого. А ты получаешь пространство для манёвра.

У самого входа Лика притормозила и оглянулась на пустой вечерний коридор, уходящий за выступающий угол. Нацепив глуповатую улыбку, открыла дверь. Комната отдыха оказалась пустой, даже свет не горел. Кресла, диван, телевизор с большим чёрным экраном, настольный хоккей – всё проступало в ночной мгле смутными очертаниями, лишь слегка подсвеченными лунным светом из окна.

Лика осмотрела телевизор и не нашла ни одного провода – он даже подключен не был. И зачем он тогда нужен? Хотя здесь вообще мало что объясняется логикой.

Стало быть, комнатой этим вечером никто не пользовался. И где они в таком случае? Ну, с Ильёй всё ясно. А остальные как развлекаются?

Топая вниз по лестнице, Лика краем глаза ухватила нечто, явно выбивавшееся из привычной обстановки. Одна из дверей жилого блока гостей санатория не сливалась со стеной, как остальные. Из-за приоткрытой створки высунулась голова с небрежно забранным пучком на макушке. Мажорка, снова она. Девчонка некоторое время смотрела в сторону, вытягивая шею, потом медленно повернула голову, увидела Лику и мгновенно скрылась в комнате.

Лика, тоже бегло оглянувшись, направилась к только что захлопнувшейся двери. Но кое-что заставило её замедлить шаг. Ещё одна комната оказалась не запертой. Ещё раз осмотревшись, Лика подошла и заглянула в тонкую щель между косяком и дверью. Из палаты доносился мерзкий запах гнили, общественного туалета и старой преющей мусорной кучи.

Не дыша, Лика осторожно, кончиками пальцев, попыталась приоткрыть дверь пошире. Та чуть отползла, но остановилась, будто столкнувшись с препятствием. На полу Лика увидела старый рваный полиэтиленовый пакет, из которого торчала пластиковая бутылка с полуотвалившейся этикеткой, мятая одноразовая посуда, пластмассовая расчёска со сломанными зубьями и ещё какие-то бесформенные предметы.

Присмотревшись, Лика увидела, что этот пакет с мусором был явно не единственным. Комната оказалась почти наполовину превращена в свалку – чуть ли не до середины стен всё пространство занимали мешки и просто одиночные предметы вроде сломанных игрушек и мебели, колотого камня, досок с торчащими гвоздями и гниющих пищевых отходов.

Когда куча вдруг начала сама собой шевелиться, шурша и переваливаясь, Лика выдохнула, как бы выплёвывая мерзкое амбре, но тут же, на автомате вдохнула. От вони горло сдавило, рвотный позыв скрутил тело в знак вопроса. Уже не заботясь о тишине, Лика захлопнула дверь в палату.

Некоторое время так и стояла, согнувшись. Но, к счастью, приступ миновал. И из комнаты никто не появился. Лика выпрямилась и уже собралась было вернуться к себе, но вспомнила, куда изначально направлялась.

В который раз осмотревшись, подошла к палате Мажорки и тихо постучала. Ответа не последовало. Повторный стук реакции тоже не вызвал.

Приникнув к двери, Лика аккуратно сомкнула пальцы на холодной ручке и, изо всех сил стараясь не производить лишнего шума, нажала. Тихий щелчок, и дверь легко отошла от косяка. Ещё раз убедившись, что никто за ней не следит, Лика поскорее юркнула внутрь.

Светленький уголок по размеру не превышал её собственную «конуру». Всё то же самое – небрежно застеленная узкая кровать, тумбочка с будильником и лампой, заваленный одеждой стул, небольшой шкаф, дверь в крошечную душевую.

Из шкафа донёсся шорох, дверца слегка качнулась. Подойдя к створкам, Лика приблизилась к щели и прошептала:

– Не надо меня бояться, мне здесь тоже не нравится.

Снова шорох внутри шкафа.

– Я хочу отсюда сбежать и, кажется, знаю, как это сделать.

Створка потихоньку открылась, и наружу выползла лохматая заплаканная девчонка. Выпрямившись, она окинула Лику оценивающим взглядом.

– С чего ты взяла, что я хочу отсюда сбежать? – с наигранным вызовом спросила Мажорка.

– Я видела, как ты пыталась.

Девчонка некоторое время неуверенно переминалась с ноги на ногу, потом, скрестив руки, обхватила себя за плечи.

– Тебя как зовут? – как можно дружелюбнее спросила Лика.

– Вика, – после паузы выдавила девчонка. – А тебя?

– А я – Лика.

– Ты давно здесь работаешь? – быстро спросила Вика.

– Нет… не помню, если честно. Здесь время как-то странно тянется. – По гримасе на лице девчонки Лика поняла, что сказанула лишнего. Но отступать было некуда. – Ты сама-то помнишь, когда сюда приехала?

Презрительная гримаса съехала, превратившись в растерянную.

– Какая разница! – Вика мигом спохватилась. – У тебя есть телефон?

– Есть, но он не работает.

– Пф-ф. – Видимо, такое презрительное фырканье для Мажорки норма. – Мой тоже не работает. И ни у кого телефона нет, а эта дура-администраторша позвонить не даёт.

Враждебное отношение к Кристине немного порадовало. Видимо, у них чуть больше общего, чем казалось.

– Когда мой отец узнает, что здесь творится, он их всех… – Дальше у Вики кончились слова, и ужасную реакцию своего папаши она изобразила жестами и гримасами. – Я ему всё расскажу!

– О процедурах? – осторожно спросила Лика, чтобы не сбить настрой девчонки на откровенность.

– Да! И ещё… – Вика вдруг замерла и обмякла, челюсть отвисла, глаза остекленели, бледное лицо приняло глуповатое выражение. Через секунду она встряхнулась.

– А что там?

– Где? – нетерпеливо переспросила Вика.

– На процедурах? Что там такого ужасного?

– Там… там… – Снова мелькнуло глупое лицо. – Не знаю, не помню.

– А что ты тогда расскажешь родителям?

– А… – Вика хватала ртом воздух. – А чего они меня не выпускают? Какое они имеют право удерживать человека?

– Твои родители точно не знают, что ты здесь? – медленно спросила Лика.

– Ну, наверное. В любом случае, если бы они узнали, что ко мне здесь так относятся, они бы всем бошки поотрывали.

Лика потихоньку стала двигаться к выходу. Кажется, не стоило сюда приходить.

– Эй, а что ты там придумала? Как отсюда свалить?

– Ну, это пока только так… – Лика неопределенно махнула рукой. – Только идея.

– Что за идея? – с энтузиазмом спросила Вика.

– Не знаю, может, ничего и не получится.

– Ты расскажешь или нет? – Вика, похоже, привыкла получать желаемое по первому требованию и легко теряла терпение при отказе.

– Надо ещё подумать. Я потом расскажу. – Лика рывком открыла дверь, выскочила в коридор и бегом спустилась по лестнице.

Пройдя через слабоосвещённый гулкий холл с пустой стойкой администратора, Лика поднялась по другой лестнице и вернулась к себе. Она, видимо, здорово дала маху, выбрав в союзники именно Мажорку. Что происходит на процедурах, не помнит. Зависает с глупым лицом. Это, пожалуй, ещё два аргумента в пользу того, что «Черноречье» – на самом деле психбольница. И Вику, вполне возможно, сюда пристроили родители.

Но в таком случае – что здесь делает сама Лика? И почему фазы Луны не меняются, а волосы и ногти не отрастают? Или это ей только кажется, а на самом деле…

Усилием воли Лика перестала думать о луне, волосах, процедурах и пациентах. Приняв контрастный душ, растёрла кожу полотенцем до жаркой красноты и легла спать.

Утром после завтрака Лика отправилась на кухню мыть посуду. Дни сливались в сплошной поток, но хлипенькая система исчисления всё же оформилась – кроме прочитанных книг можно было считать смены. Все мыли посуду по очереди, и в этот день отскребание тарелок от липкой жижи, грязи, помоев и какой-то ядовитой химии очень удачно совпало ещё с одним событием.

Лика специально не торопилась, отчищала все чашки и тарелки тщательно, до блеска. И время от времени выглядывала в окно. Наконец появился грузовой фургончик, привозящий продукты. Чистые тарелки выстроились в несколько стопок, чашки, приборы – всё отправилось на свои места. Остальные работники кухни занимались приготовлением обеда, заведующая производством вместе с Раисой о чём-то разговаривали с водителем, уже разгрузившим фургон.

Вытерев руки полотенцем и аккуратно вернув его на вешалку, Лика накинула куртку и вышла через служебный ход на улицу. Раиса и водитель сверяли какие-то бумаги у приотркытой двери. Бочком Лика дошла до кузова фургона, как бы с любопытством заглянула внутрь. Раиса и водитель остались за дверцей. Ещё раз оглянувшись, Лика запрыгнула в кузов и забилась в дальний угол, спрятавшись за большими коробками.

Пару минут всё было тихо, но потом послышался шорох, и по полу кузова пробежали тихие шаги.

– Что, думала без меня сбежать? – Вика юркнула в другой угол, перетащив одну коробку так, чтобы её тоже не было заметно.

Ответить Лика не успела – им обеим пришлось притихнуть, потому что набежала тень, и послышался стук и скрежет. Хлопок водительской двери, урчание мотора, и фургон, качнувшись, поплыл прочь от санатория.

В кромешной тьме слышался только рычащий гул мотора, коробки мягко шуршали по качающемуся полу. Внезапно кузов резко подбросил Лику вверх, а потом она бухнулась вниз, ударившись пятой точкой о жёсткую ровную поверхность. Сквозь шум кувыркающихся коробок проступил девчачий визг.

Вибрация мотора стихла, машина остановилась. Двери открылись, мужской хриплый голос просил:

– Эй, кто тут?

Лика вжалась в угол, слышалось только тихое хныканье Мажорки. Водитель забрался в кузов и, расшвыряв пустую тару, навис над непрошеными пассажирками.

– А ну пошли вон отсюда! Давайте-давайте.

По рычащему тону водителя Лика догадалась, что он оказался, мягко говоря, не в восторге от такой находки. Молча поднявшись, она, бочком обойдя мужика, выбралась из кузова, спрыгнув на мокрый асфальт дороги. Вика, морщась и держась за локоть, вылезла из машины следом.

– Вот ещё, – бурчал водитель, захлопывая створки кузова. – Пристроились, халявщики.

– Послушайте, мы не халявщики, нам надо в город, – примирительно сказала Лика.

– Ага, щас. Я, что, таксист?

– Мы заплатим, – встряла Вика.

– Говорю же, я не такси вожу.

Водитель забрался в кабину, завёл мотор, и грузовик покатил по дороге в туманную морось.

– Что теперь? – Вика перестала держаться за руку и хныкать.

– А что это за дома? – Лика прищурилась, пытаясь рассмотреть смутно видневшиеся блеклые крыши.

– Откуда я… – крикливо начала Вика, но резко остановилась. – Погоди-ка, я знаю. Знаю! – И она радостно заплясала прямо на дороге. – Это «Черноречье»!

– Что?!

– Ну, коттеджный посёлок, у нас там дача.

– Ах, это, – облегчённо вздохнула Лика. – Далеко туда идти?

– Не знаю, мы всегда на машине ездим.

– Вот и проверим, – пробормотала Лика, шагая по влажной дороге.

Однообразные крыши элитных коттеджей «Черноречья Люкс» мокро темнели на фоне белёсого апрельского неба. Сырой асфальт идеально ровной дороги чёрной границей рассекал всё ещё заснеженное поле, чуть дальше пересечённое неровной полоской реки. Ближе к посёлку дорога истончалась, из широкой ленты превращаясь в тоненькую ниточку.

– А я, кстати, вспомнила эту тётку. – Вике, видимо, хотелось скрасить поход к посёлку болтовнёй.

– Какую? – сухо спросила Лика, оглядываясь, чтобы удостовериться, что машин на дороге нет.

– Эту, санитарку.

– Эльвиру? – машинально спросила Лика, вытягивая шею и глядя вперёд. Ни одной машины ни впереди, ни позади.

– Вроде. У неё был бизнес в Добромыслове.

– Что? – автоматически переспросила Лика, снова оглядываясь, чтобы вновь увидеть лишь пустое тёмное дорожное полотно.

– Бизнес. Ну, косметологический центр. Или там эстетическая медицина. Что-то вроде того. – Вика покрутила рукой в воздухе. – Она попалась.

– Как это? – Пустота дороги и абсолютная тишина поля вокруг вызывали мелкую дрожь внутри.

– Ну, она как бы предлагала кредиты.

До Лики наконец дошёл смысл болтовни попутчицы.

– То есть, она навязывала людям кредиты?

– Ну, как бы да. А что такого? – Вика привычно пожала плечами и состроила наивную физиономию. – Не разведёшь – не проживёшь. Так мой папа говорит.

– Интересно, как она в «Черноречье» попала, – пробормотала Лика, ухмыляясь.

Теперь она тоже вспомнила громкую историю с центром не то косметологии, не то пластической хирургии. Когда Эльвиру припёрли к стенке разгневанные женщины, у половины которых лица после процедур перестали быть похожими на человеческие, она ударилась в бега. Суд, конечно, аннулировал все договоры и присудил пострадавшим компенсации, только бизнесменша, опустошив счета, как в воду канула. Теперь вот, видимо, всплыла.

– А потом моя мама там салон открыла, – продолжала щебетать Вика.

– Где?

– Там, где у этой… как её… клиника была, в общем.

– Твоя мама тоже кредиты навязывает?

– Они же сами подписывают. Сами виноваты. Не разведёшь – не проживёшь. – Вика произносила эти слова так легко и непринуждённо, как будто говорила о чём-то вполне естественном. Видимо, для неё обман в порядке вещей, «кинуть» другого – всё равно, что выпить чашку кофе. Хорошенькая компания.

Некоторое время Вика молчала, хотя выглядела весьма довольной. К Лике же вернулась мелкая дрожь.

– Здесь всегда так? – наконец спросила Лика, снова и снова оглядываясь и высматривая хоть какое-нибудь движение.

– Как? – со вздохом спросила Вика. Она, кажется, начала уставать.

– Пусто.

– Не знаю, – раздражённо отмахнулась Вика.

Сколько времени прошло с тех пор, как их высадили из фургона, определить было невозможно. Небо ничуть не изменилось, темнее или светлее не стало, лишь серые тучи, скрывающие солнце, слегка потяжелели. Ни одна машина не проехала мимо, нигде не прозвучало ничего, кроме шороха шагов.

– Я устала, – заявила Вика, закатывая глаза.

– Мне, что, взять тебя на ручки?

Вика только насупилась и недовольно причмокнула. Смартфон в красном чехле, на который она смотрела каждую минуту, показывал несуществующее время и дату.

Крыши домов потихоньку становились чётче, выступил поворот дороги, огибавшей посёлок. Хотелось идти быстрее, но ноги ослабели, спина затекала, озноб усиливался.

Наконец дома приблизились настолько, что стали просматриваться их блёклые стены. За решёткой автоматических ворот выстроились два ряда каменных коттеджей. Слева виднелся грязно-жёлтый дом за коричневым забором, справа – розовый с лысым палисадником.

С ноющими стопами и холодной болью в ослабевших коленях беглянки остановились у ворот.

– Может, не пойдём? – слабо произнесла Лика под громкое урчание в животе. От вида коттеджей дрожь внутри усилилась.

– Ещё чего, – буркнула Вика. – Да где охрана?!

Вика, держась за вертикальные прутья ворот, вытягивала шею, всматриваясь в территорию посёлка в поисках охранника, но в поле зрения никто не появлялся.

– Может, как-то позвонить? Или как вы обычно туда попадаете?

– Да мы обычно на машине. – Вика ещё пару минут помельтешила у ворот, потом остановилась и заявила: – Придётся перелезать.

– Это как, интересно?

Вместо ответа Вика ухватилась за поперечную перекладину ворот, подтянулась, взобралась ещё выше, перемахнула через верх и спрыгнула на другой стороне. Удивительная ловкость.

– А нас за это не…

Мажорка, не дослушав, развернулась и направилась по дороге между домами вглубь посёлка. Лика кое-как перелезла через ворота и поплелась следом. От голода и усталости идти становилось всё труднее. Колени подгибались, стопы при соприкосновении с землёй пронзала острая боль, так что, поневоле сгорбившись, приходилось ковылять по-старушечьи.

По обеим сторонам дороги тянулись ряды каменных коттеджей с тёмными стёклами и пустыми мокрыми палисадниками.

– Здесь всегда так тихо? – спросила Лика, заглядывая в один из запущенных дворов, где на качелях и скамейках кривыми бугорками растекался апрельский снег.

– Почти, – отмахнулась Вика, уверенно топая вперёд по расчищенной дорожке.

Ни одного оживлённого дворика так и не попалось, однако аккуратные сугробики по обочинам основной дороги свидетельствовали о том, что кто-то здесь всё же присутствует и следит за порядком. И, наверное, лучше бы с ним не встречаться.

Во дворе серого гладкостенного дома послышалось рычание. Лика отпрянула и попятилась. Но собака не показывалась. Немного помявшись на месте, Лика присмотрелась, но никакого движения ни в доме с окнами, прикрытыми светлыми шторками, ни в пустом дворе не происходило. Откуда-то из глубины посёлка донёсся собачий лай.

Лика прибавила шаг и догнала свою попутчицу.

– Далеко до вашего дома?

– Нет, вон он. – Вика указала на бордовую крышу двухэтажного кирпичного коттеджа.

– А ключ у тебя с собой? – Кажется, Лика выбрала наиболее подходящий момент, чтобы задать этот вопрос.

– Э… – Вика замерла, снова выпучив глаза и по-рыбьи приоткрыв рот. – Нет. Но, может, кто-то там есть. Может, домработница.

– А если нет?

– Ну… не знаю. – Вика, глядя остекленевшими глазами прямо перед собой, походкой робота направилась к семейному загородному дому.

Мажорка сказала, что коттедж принадлежит её семье. Но она, мягко говоря, немного не в себе. А что, если эта девица вообще не имеет к дому и его хозяевам ни малейшего отношения? Конечно, в случае чего можно сказать, что они просто ошиблись адресом. Но дальше-то что делать?

Вика уверенно свернула направо, прошагала по дорожке к крыльцу и поднялась по ступенькам. Лика затаила дыхание, наблюдая, как девчонка протянула руку к двери. Та просто открылась и пропустила Вику внутрь.

Спохватившись, Лика, прихрамывая, пересекла дворик и следом за спутницей вошла в тёмную просторную прихожую. Дверь за спиной мягко закрылась, оставив незваных гостей в полной темноте.

– Эй! Привет! – Вика в грязных кроссовках протопала в гостиную, оставляя на пыльном полу мокрые следы. Почему-то казалось, что звуки её шагов раздражали дом, разгоняя привычную ему тишину. Всё пространство как будто недовольно наблюдало за вторжением.

Вика пощёлкала выключателем на стене, но свет не зажёгся. Ругнувшись, она подошла к окнам и резко отдёрнула тяжёлую портьеру, из-за чего в комнате облаками заклубилась пыль.

Что-то недовольно бормоча по поводу отсутствия света, Вика потопала в коридор. Лика, стараясь двигаться помягче, подошла к комоду, уставленному какими-то безделушками. Цвет высокой вазы даже нельзя было определить – вся поверхность покрылась толстенным слоем пыли. От трапециевидного абажура стоявшего рядом торшера к поверхности комода тянулись косматые, чуть колыхавшиеся нити.

Изображения на развешанных повсюду фотографиях тоже скрылись под пылью. Замысловатая люстра с великим множеством висюлек казалась матовой, на нижних ярусах покачивались нитевидные ошмётки.

Лика осторожно подошла к окну, но даже не смогла рассмотреть двор – всё стекло покрылось белёсыми подтёками и засохшими каплями. Обои с узорными завитками отставали и скручивались, по углам стен и под потолком расползались пятна чёрной плесени.

– Телефон не работает.

От голоса Мажорки Лика чуть не подпрыгнула.

– А это точно ваш дом?

– Да, а что? – Недовольно спросила Вика.

– Такое ощущение, что здесь несколько лет никого не было.

– Значит, уборщицу уволили! – Но раздражение Вики мигом сменилось вполне дружелюбным тоном: – Пойдём, я тебе свою комнату покажу.

Лика последовала за Мажоркой вверх по чугунной лестнице с витыми дужками парапета. На каждый шаг кованые ступеньки реагировали гулом и дрожью. В тусклой сумеречной мгле сквозь клубящуюся пыль просматривались бурые засохшие разводы на поверхности перил, как будто кто-то размазал по ним тёмную жидкость. Спрятав руки в рукава, чтобы ни до чего не дотрагиваться, Лика даже старалась дышать как можно тише.

– А где… Что-то я не понимаю… – Впервые в голосе Вики проступили растерянные нотки. – А где моя комната? Так, вот спальня родителей, вот гостевая. А моя дверь была тут. А теперь здесь стена.

Вика, уперев руки в бока, недовольно осматривала пустую стену напротив двух приоткрытых дверей. Потоптавшись, она зашла в одну из комнат.

– Точно, это спальня родителей.

Заглянув внутрь, Лика увидела продавленную двуспальную кровать, накрытую измятым покрывалом, комод, тумбочку с большим овальным зеркалом. Подойдя ближе, рассмотрела трещину, пересекавшую поверхность зеркала снизу доверху. Все углы комнаты чернели плесенью, в воздухе стоял гнилой удушливый запах, от которого к горлу подступал ком и хотелось кашлять.

– Вот, наши фотки. – Вика сняла с прикроватной тумбочки рамку, протёрла запылённое стекло и продемонстрировала выцветшее фото улыбающейся семейной пары. – А вот я.

Вика взяла вторую рамку. За протёртым от пыли стеклом чернел пустой прямоугольник.

– Ничего себе! Я в шоке! Они мою фотку убрали!

– А она здесь точно была? – неосторожно спросила Лика, мгновенно осознав свой промах.

– Что? – прошипела Вика.

– Я имею в виду… может, это другой дом или вообще мы не в тот посёлок пришли. – Лика попятилась к двери.

– Но это мои родители! – Вика так резко тряхнула рамку с семейной парой, что стекло со звоном вывалилось на пол.

– Значит, твоя фотка… эм… потерялась. Или случайно… не знаю, испортилась. – Лика продолжала пятиться.

Взвизгнув, Вика запустила пустой рамкой в стену. Лика выскочила из спальни, скатилась с лестницы и рванула на себя ручку входной двери. Мига ей хватило, чтобы внутреннее приготовиться к тому, что дверь не поддастся, но проход легко открылся. Мокрый весенний воздух проник в лёгкие, и скрутившийся внутри узел на мгновение ослаб.

Но тут же над головой раздался дребезг и звон стекла, и несколько небольших осколков упали рядом в рыхлый апрельский снег. Лика побежала по палисаднику и тут же краем глаза заметила два громоздких тёмных силуэта. Кажется, они её тоже увидели, потому что один указал рукой в её направлении.

Резко развернувшись, Лика рванула назад, забежала за угол дома, пересекла задний двор, но поскользнулась и упала. Колени со звоном стукнулись о нечто твёрдое. Под круглым колодезным люком шумела вода, через небольшое отверстие в крышке поднимался лёгкий пар с едким химическим (очень знакомым) запахом. На ладонях, шлёпнувших по металлу, остались грязь и ссадины.

Страх полностью испарил боль и вернул силы. Не теряя времени, Лика подскочила и помчалась к розовому дому, во дворе которого темнела беседка. Стараясь ступать только по расчищенным дорожкам, чтобы не оставлять следов в рыхлом снегу, она, задыхаясь, добралась до беседки и залезла под лавку, чтобы скрыться за невысоким сплошным барьером.

Сквозь шумный стук в ушах прорвался девчачий визг и чьё-то рычание. Кажется, Вика что-то кричала, угрожала, ссылаясь на родителей. Потом её голос сорвался и стало тихо. Отчаянно борясь с желанием забиться ещё глубже под скамейку, пахнущую прелым деревом, Лика всё же выглянула из-за барьерчика.

Две огромные человекоподобные фигуры склонились над круглой дырой в асфальте. В люке исчезал край розового худи. Один из громил грубо сгибал торчащие из колодца ноги в кроссовках на толстой подошве и запихивал их в люк. Когда кроссовки тоже скрылись, второй легко поднял крышку люка, валявшуюся рядом в снегу, и бросил её на колодец.

В ушах стоял звон, громилы завернули за угол и скрылись. Ещё несколько минут пролежав под скамейкой, Лика выбралась, но снова увидела огромную фигуру, причём на этот раз с вилами в руках.

Бугай стоял посреди палисадника розового дома спиной к Лике. Она, стараясь ступать неслышно, прокралась к двери и даже не удивилась, когда та оказалась незапертой. Мягко и бесшумно Лика по тёмному коридору добралась до какой-то небольшой комнатки.

Внутри пахло ароматизированной химией вроде ядрёного освежителя для туалета. Достав смартфон, Лика включила подсветку. Она оказалась в ванной, и с каждой стены на неё смотрело её собственное искажённое лицо. Видимо, хозяева – любители чёрных зеркальных стен. Ванна, традиционно белая, вся покрыта тёмными разводами.

Прислушавшись и не уловив в доме ни звука, Лика потихоньку пробралась в гостиную. Где-то рядом под тяжёлыми шагами скрипнул пол, пришлось на носочках бежать по коридору в соседнюю комнату, кажется, библиотеку или кабинет. Оттуда – снова в прихожую через боковую дверь, пересечённую несколькими сквозными трещинами.

От зеркала на огромном шкафу остались лишь осколки по периметру рамы, но дверца при открывании не скрипнула. Притаившись внутри пустого шкафа, Лика не полностью закрыла дверцу, оставив щель. Мимо прошли тяжёлые шаги, но рассмотреть никого не удалось.

Под ногами что-то перекатывалось, Лика неосторожно задела небольшую вещичку, довольно громко стукнувшую по дну шкафа. Шаги замерли, но через секунду удалились. Полностью закрыв дверь, Лика смартфоном осветила своё убежище. С перекладины для плечиков свисали нити пыли, по дну разбросаны небольшие кривобокие белёсые предметы.

Из-за ботинка выглядывало что-то узнаваемое. Чуть подвинувшись, Лика рассмотрела нижнюю человеческую челюсть с несколькими зубами. Кажется, вокруг тоже лежали кости.

С трудом подавив в горле крик, Лика набрала воздуха, сжала кулаки и прислушалась. Тишина. Аккуратно выбравшись из шкафа, быстро добежала до выхода и вывалилась наружу.

Петляя дворами, уже приблизилась ко въезду в посёлок, когда слева буквально из ниоткуда возник огромный силуэт. Резко взмахнув дубиной, бугай рванул к Лике, стремительно улепётывающей к воротам.

Схватившись руками за скользкую мокрую решётку, она сумела подтянуться, но щиколотку сдавила жёсткая хватка. От резкого рывка всю ногу пронзила острая боль, Лика, из последних сил пыталась удержаться, вцепившись пальцами в холодную перекладину, но локти от натуги растянулись и чуть не разорвались.

В последний момент заметив металлический лом, нацеленный прямо в голову, Лика разжала руки и упала на землю. Сверху, задребезжав, оглушительно громыхнули ворота.

Видимо, бугай не ожидал падения, так что даже разжал хватку. Перекатившись, Лика поднялась с четверенек на ноги, снова чудом увернулась от железной дубины, и непостижимым рывком перепрыгнула через преграду.

Упав и ударившись копчиком, она отползла на пару шагов, но громила больше не пытался её преследовать. Огромная человекоподобная фигура с лицом, замотанным чёрными полосками ткани без прорезей для глаз и рта, спокойно развернулась и ровно пошагала вглубь посёлка.

Усилием всей своей воли поднявшись на ноги, Лика, держась за решётку ворот, некоторое время смотрела, как великан мерно маршировал по улице. Когда он свернул за угол, Лика тоже развернулась и побрела прочь от «Черноречья Люкс».

На ногу, за которую дёрнул громила, наступать совсем не получалось, любое движение теперь отдавалось болью, пронизывающей каждую клеточку от пальцев до таза. Копчик тоже как будто превратился в острый нож, при каждом шаге запускавший режущий столб боли вверх по позвоночнику.

Подтягивая больную ногу, Лика кое-как доковыляла до развилки. Всякая чувствительность, кроме жгучей боли исчезла, так что Лика, устав бороться, присела на здоровой ноге, вытянув больную, и легла на бок прямо в тающий апрельский снег.

Тонкие форменные брюки мигом пропитались мёрзлой жижей. Тающие льдинки забрались под куртку, обжигающий ледяной бисер скользил по пояснице, а по лицу катились горячие капельки слёз.

Темнеющее серое небо сливалось со снегом, покрывающим раскинувшиеся вокруг поля. Мгла сгущалась, граница неба и земли потихоньку тонула в наползающей тьме. Ни звука не доносилось с бескрайнего поля.

Пальцы покраснели и начинали неметь. Глядя на посиневшие ногти, которые так и не отросли, Лика чувствовала, как кожу лица стягивает льдом от замерзающих слёз. Ещё раз всхлипнув, она заставила себя сесть, подобралась и с трудом, стараясь не опираться на больную ногу, всё же встала.

Наверное, стоило вернуться в санаторий. То есть, не то чтобы стоило, просто больше пойти некуда – до дома далеко, связи нет. «Черноречье» теперь – самый ближний объект с крышей, теплом и едой. И там её хоть кто-то, может быть, немного ждёт. Наверное. Кому-то же нужно пылесосить ковры в коридорах.

Выпрямив затёкшую спину и снова ощутив боль в копчике, Лика, прихрамывая пошла прочь от элитного посёлка. Только не в сторону санатория, а дальше по дороге. Поначалу сама не понимала, почему свернула на развилке в другую сторону. Ведь она, пусть к утру, но доковыляла бы до своего места работы. Наверное. Но нет – насквозь промокшая, замёрзшая, так что зубы стучали, уходит прочь.

– Да потому что лучше замёрзнуть где-нибудь в чистом поле, чем возвращаться в это дурацкое место с психами-постояльцами и таким же персоналом, – пробормотала Лика себе под нос.

Размытое пятно солнца, что путешествовало по небу, совсем истончилось и пропало. Небо стало быстро темнеть, поле из белёсого стремительно превращалось в бурое. Где-то внутри тлела надежда, что всё-таки есть шанс, пусть и призрачный, встретить хоть кого-то адекватного в этом жутком месте. Кого-то на машине. Кто поможет добраться до Добромыслова. И денег не возьмёт. Хотя нет, это уж слишком.

Дорога сделала плавный изгиб, и Лика обнаружила, что добралась до речушки, о которой успела забыть, потому что та текла в низине и полностью скрывалась за ещё не растаявшими сугробами. Пройдя ещё несколько метров, Лика рассмотрела мост, дугой соединяющий два берега. Старый, наверное, совсем древний, мост состоял из мощной каменной кладки и образовывал полукруглую арку, так что вкупе с отражением в тёмной воде получался идеально ровный круг.

Некоторое время Лика заворожено смотрела, как густая вода, перекатываясь ленивыми волнами, утекает под мост, в этот круг. Почему-то казалось, что она в нём растворяется, исчезает, что на той стороне, за мостом, находится нечто совсем другое, чужое. Там другая вода, другой воздух, другое поле…

Лика встряхнулась. От голода и усталости её, кажется, стало заносить. Раздался всплеск. Быстро найдя взглядом место, где расходились тёмные частые круги, Лика на ослабших коленях присела, но больная нога подвела, и Лика, упав, покатилась кубарем по склону. Кое-как цепляясь окоченевшими руками за рыхлый снег и упираясь промокшими ногами, всё же сумела остановиться и не упасть в реку.

В полуметре внизу переливалась чёрная вода. Поверхность колыхнулась и стала расходиться в разные стороны. Из речки поднялось нечто серое и глянцевое и глянуло на Лику красными глазами. Но раздался звук мотора, и нечто мигом ушло в глубину, на мгновенье показав гладкие, будто металлические, бока с острыми плавниками-ножами и напоследок звонко шлёпнув по воде огромным хвостом.

Скинув оцепенение, Лика стала карабкаться по склону, хватаясь за снежную кашу. Слабость и усталость удавалась отгонять лишь мыслью о возможном спасении. Кто бы это ни был, хуже уже, наверное, не будет. Если её, конечно, вообще заметят в сгустившейся тьме.

Лика вывалилась на обочину и уже не в силах подниматься, поползла по дороге. Ночь разрезали лучи фар, высветив каменную кладку моста. Тихо прошуршали шины, машина остановилась, чуть проехав вперёд. По дороге прошли мягкие шаги. У лица Лики стояли ноги в матовых чёрных ботинках.

Сильные твёрдые руки лёгким движением подняли её, нижнюю часть тела пронзила боль, но даже вскрикнуть не получилось – силы кончились. Дальше она плюхнулась на заднее сиденье машины. Стараясь не шевелиться, Лика смотрела в совершенно чёрное окно.

Через некоторое время машина мягко подкатила к зданию «Черноречья».

7.

Кажется, рядом звучали знакомые голоса, ощутилась пальпация, от которой из горла вырывался то ли крик, то ли вой. Потом уколы, затихающая боль и очередной провал в темноту.

Сколько прошло времени, Лика не знала. И обнаружила, что перестала об этом беспокоиться. И когда привычно серым утром она выползла из своей комнатушки и, прихрамывая, спустилась к завтраку, никто не повернулся, не проводил её «странным внимательным» взглядом. Эльвира привычно развозила тарелки на тележке, гости санатория буднично жевали свои помои и химикаты.

Хотя кое-что выделялось из привычной картины. Одна из девиц-франкенштейнов отсутствовала. Появилась она чуть позже, и в бризовой униформе. Села за один из столиков для персонала. Но думать о том, как постоялица санатория превратилась в санитарку, не было сил.

Взгляд зацепился за движение розового худи и высокий пучок. Вика, ссутулившись, плелась к выходу из столовой. Лика уже приготовилась удивиться, но не смогла. Выкинув мысль о Мажорке, как фантик из кармана, она прошаркала к столику, где Илья уплетал овсянку, и плюхнулась на стул. Вот этого делать точно не стоило – чтобы не закричать от боли, прострелившей всю спину до шеи, пришлось сжать зубы. И всё равно вырвался сдавленный стон.

– Доброе утро, – проговорил Илья с набитым ртом.

– Доброе, – вяло отозвалась Лика. – А давно Вика вернулась?

– Кто?

– Вика. – Лика кивком указала на сообщницу по неудавшемуся побегу.

– Понятия не имею, – пожал плечами Илья. – А откуда вернулась?

На миг показалось, что в сухом тоне Ильи проскочила искорка оживления. Но огонёк тут же погас. Отвечать Лика не стала.

После завтрака Лику за локоть ухватила Раиса.

– Тебя доктор Погорельский просил зайти. Пойдём, я провожу.

– Я и сама могу дойти. – Лика попыталась высвободить руку, но пальцы сестры-хозяйки сжимались всё сильнее.

– Ты пока не совсем поправилась, я помогу.

Раиса так и держала Лику, как конвоир. Когда они добрались до третьего этажа, послышался нарастающий гулкий звук, превратившийся в оглушительный вой.

– Ох ты, надо же. – Раиса выпустила руку Лики и в один прыжок оказалась возле незакрытой комнаты. Лика успела заметить алые нити, пересекающие пространство в фиолетовой темноте манипуляционного кабинета, но Раиса ловко хлопнула дверью, и вой тут же оборвался.

Снова оказавшись в хватке командирши, Лика даже и не пыталась брыкаться. Ей почудилось, что за те секунды, пока проход был открыт, она успела заметить напряжённо вывернутую бледную руку со скрюченными пальцами. Одна из нитей вытягивалась прямо из сведённой судорогой ладони.

И внезапно в памяти всплыли паутины багровых шрамов, покрывающие кожунекоторых постояльцев санатория, но Лика даже и не попыталась вспомнить, у кого именно видела такие шрамы, хотя связь между отметинами и алыми нитями казалась очевидной. Багровая спираль витками закручивалась по чьей-то белой руке…

– Пришли. – Раиса открыла дверь с табличкой «Главный врач» и пропустила Лику вперёд.

Когда старшая сестра исчезла, Лика сделала пару шагов и остановилась посреди довольно большой квадратной светлой комнаты, по периметру заполненной белыми шкафами и полками с разноцветными папками. На подоконнике и там, где полки не доставали до потолка, в керамических горшках стояли разнообразные цветы, правда, ни одно растение не цвело.

Кое-где попадались чёрно-белые картины, рассмотреть которые практически невозможно. Разве что одна различалась более-менее чётко – за спиной доктора. Там изображалось что-то вроде монастыря или средневековой крепости – белая каменная стена, верхушки церквей. Надпись оказалась слишком мелкой, чтобы её прочитать.

За белым столом сидел доктор Погорельский, он сосредоточенно и невозмутимо писал. На секунду поднял взгляд, равнодушно осмотрел визитёршу, коротко кивнул на белый стул напротив и вернулся к своим записям.

Движения Погорельского, выводившего шариковой ручкой почти каллиграфические буквы в линованной тетради, завораживали. Некоторое время Лика не могла оторвать взгляда от кончика ручки, оставлявшего на мягкой пористой бумаге синие завитки.

– Личные записи, – произнёс голос Погорельского, и тетрадка захлопнулась, заставив Лику вздрогнуть и часто заморгать. Доктор поднялся и вышел в просторную боковую нишу, почти не заметную за углом высокого пенала. В проёме промелькнули ячейки стеллажей с разномастными корешками папок и край большого шкафа.

Погорельский вернулся в кабинет, сел в своё кресло и, вытянув руки, положил обе ладони на стол.

– Я хотел бы поговорить о вашем поведении.

– Мы, что, в детском саду? – выдав эту фразу, Лика смутилась. Под тяжёлым взглядом доктора хотелось уменьшиться. – Извините.

– Вы принимаете таблетки, которые я вам выписал? – Голос доктора звучал ровно, приятный бархатный тембр против воли заставлял мышцы расслабиться.

– Да. – Лика смогла соврать, только приложив огромные усилия.

– Хорошо, – всё тем же ровным тоном произнёс доктор. Странный человек – невозможно понять, уловил ли он ложь. – Почему вы отсутствовали?

«Потому что меня достало ваше заведение», – чуть было не выпалила Лика.

– Мало ли, кому что не нравится, – продолжал доктор. – Отгула или выходного вам никто не давал. Вы самовольно оставили рабочее место. За это полагается штраф.

– Может, я вообще хочу уволиться?

– За досрочное расторжение трудового договора полагается неустойка.

– Сколько? – Неужели замаячила возможность вырваться из этого мерзкого санатория?

– Сколько чего? – Погорельский смотрел на Лику через стол стальным немигающим взглядом.

– Какая неустойка? Сколько нужно выплатить?

– Вы думаете, за вас заплатят ваши родственники. – Врач как будто не спрашивал, а констатировал факт. В общем-то, он был прав, и Лика не видела в этом ничего предосудительного. – Видите ли, у нас здесь другие понятия о штрафах и санкциях. Не всё, знаете ли, меряется деньгами. И потом, ваша матушка очень не хотела бы, чтобы вы оставили эту работу досрочно.

– И какие у вас здесь санкции? Кожу с людей сдираете? – Пожалуй, вышло чересчур резко, однако перед глазами стояли алые нити и протяжный вой.

– Это всего лишь процедура, – Погорельский впервые изобразил нечто, отдалённо напоминающее улыбку. Как будто камень слегка треснул. – Со штрафами всё гораздо серьёзнее. Однако, на первый раз мы, пожалуй, ограничимся устным предупреждением. Впредь ведите себя прилично.

– Обязательно, – прошипела Лика, уже зная, что рекомендацию не выполнит. – Я могу идти?

– Да, пожалуйста.

Лика молча поднялась и вышла из кабинета. На прощание она попыталась громко хлопнуть дверью, но это не удалось – хоть она и приложила почти всю свою силу, раздался лишь мягкий шорох.

Когда стемнело, Лика, не раздеваясь, задёрнула шторы, выключила свет и легла в постель. Предварительно не забыла принять горсть обезболивающих таблеток, что ей выписали. Некоторое время прислушивалась, но редкие шаги, раздававшиеся в коридоре, не останавливались у её комнаты и быстро затихали. Минут десять не было слышно вообще ничего.

Выбравшись из-под одеяла, Лика навалила на кровать смятой одежды и аккуратно всё прикрыла. На цыпочках подошла к двери и ещё с полминуты прислушивалась, присев у замочной скважины. Удостоверившись в том, что поблизости никого нет, бесшумно выскользнула в коридор. Замок при повороте ключа предательски скрипнул, но этот звук ничьего внимания не привлёк.

Осторожно ступая по мягкому ковру, Лика добралась до выхода на внешнюю пожарную лестницу, площадку которой обычно использовали для полулегальных перекуров. И здесь пусто. Прекрасно – никаких препятствий.

Не задумываясь, она взобралась по мокрым железным ступенькам и оказалась у входа на пятый этаж. И вот неудача – заперто, видимо, руководство курило где-то в другом месте.

Осмотревшись, Лика увидела лестницу с тонкими прутьями-ступеньками, ведущую на крышу. Кто-то предусмотрительно прикрепил её прямо над пожарной площадкой. Встав на скользкие перила и держась за стену, Лика дотянулась до лесенки и начала взбираться наверх. Высоты она никогда не боялась, но пальцы мигом закоченели и грозили в любой момент соскользнуть с мокрых и холодных перекладин. Плюс повреждённая нога хоть и не болела, но отказывалась слушаться, увеличивая опасность падения.

Выбравшись на крышу, Лика глянула вниз, где фонарь слабо освещал круглое пространство у крыльца санатория. Ровная асфальтовая площадка, неизменные грязноватые апрельские сугробы, деревянные скамейки. И сомкнувшаяся вокруг ночная мгла.

Протопав по мягкой кровле, Лика подошла к краю, наклонилась и мысленно посчитала окна. Прямо под ней располагалось окно кабинета главного врача, где, как выяснилось, Погорельский и хранил свою картотеку. Странное дело – после его угроз лучше бы молчать в тряпочку и пришипиться, как мышка, но вместо этого она почему-то решила усугубить ситуацию.

Перекинув ноги через бортик, Лика повисла на руках прямо перед нужным окном. Разжав пальцы, с шумом приземлилась на балкон, идущий вдоль всей стены. Нога никак не ощутилась. Хоть за это спасибо. Куда проще было бы вылезти сюда через какой-нибудь кабинет пятого этажа, только где взять ключ. Сложив ладони у стекла, как будто смотрела в бинокль, Лика заглянула внутрь, но увидела лишь вертикальные полоски жалюзи.

И вдруг окно приоткрылось. Видимо, Погорельский забыл запереть его. Конечно, чего ему бояться. Надавив на створку, Лика пролезла внутрь, отодвинула жалюзи и слезла с подоконника на пол.

Свет включать, пожалуй, не стоило, пришлось воспользоваться смартфоном. Теперь он только на это и годился – служить фонариком. На полках стеллажа теснились медицинские карты. В комнатке-нише по периметру стояли шкафы с одинаковыми квадратными отделениями. Наугад Лика выкатила ящик, заполненный папками. На корешках значились незнакомые фамилии.

Продолжая подсвечивать путь смартфоном, Лика выдвигала один ящик за другим, пока на глаза не попалась знакомая фамилия. На одной из папок значилось имя того «предпринимателя», что загадил весь Добромыслов, а потом так неудачно решил удавиться.

Вытащив громоздкую папку, Лика разместила её на левой согнутой руке, а правой умудрялась одновременно листать файлы и удерживать смартфон. Высветилась простенькая анкета этого персонажа в духе «родился-школа-институт-работа-семья». Необычной была, пожалуй, лишь дата смерти – рядом с ней кто-то вывел знак вопроса.

Потом мелькали документы, похожие на деловые, договоры, платёжки, схемы-планы. А под ними – отчёт из какого-то ведомства с таблицами и формулами. Не особенно подкованная в химии, Лика всё же разобрала вывод – серьёзное превышение ПДК вредных веществ в воздухе Добромыслова. Ещё отчёты об анализах проб воды, что-то про городской коллектор. И везде одно и тоже – превышение ПДК в разы, а то и в десятки раз. Как будто кто-то собрал целую кипу доказательств того, что именно этот тип виноват в том, что в Добромыслове нечем дышать.

Ещё в папке нашлись документы с фотографиями висельника, какие-то протоколы, постановления, экспертизы. И копия свидетельства о смерти.

В отдельном файле – копия медицинской карты, видимо, хранившейся где-то на стеллаже. Пролистав до конца, Лика зацепилась взглядом за развёрнутые химические формулы. Совпадали ли они с теми, что указаны в документах о химическом загрязнении, Лика не поняла. Ясным было одно – пациенту «Черноречья» назначили ванны и диету, состоящие из сложных химических элементов.

– Что это за хрень? – пробормотала Лика, чувствуя, как к горлу подкатывал рвотный комок.

– Фенол. В том числе.

Включился свет, заставивший зажмуриться. Сквозь сетку ресниц Лика рассмотрела фигуру главврача в его неизменно отутюженном белом халате.

– Химическое вещество второго класса опасности. В твёрдой форме представляет собой кристаллы, в жидкой – имеет розовый цвет и характерный запах, похожий на запах гуаши, – буднично вещал Погорельский, расхаживая по кабинету со сложенными за спиной руками. – Разрушительно влияет на нервную систему человека. Особо опасен в концентрированном виде. Попросту говоря, прожигает до костей. В прямом смысле.

– И зачем вы мне всё это рассказываете? – спросила Лика, следя за главврачом.

– Информирую. Вам же интересно. – Погорельский закрыл окно и задёрнул жалюзи. – Знаете, во сколько раз превышена предельная концентрация фенола в воздухе Добромыслова?

– Нет, не знаю. – Лика изо всех сил старалась придать голосу равнодушную твёрдость.

– В пять. И всё стараниями нашего любезного друга. У вас в Добромыслове голова на улице не кружилась? – вкрадчиво спросил доктор.

Голова у Лики шла кругом даже теперь, руки отчаянно дрожали, так что вспоминать об «ароматах» в Добромыслове не было ни сил, ни желания.

– Если… – Лика вдохнула поглубже, но голос всё равно дрожал. – Если этот фенол такой опасный… как… какие ванны? Он же умрёт.

Погорельский остановился прямо перед Ликой и смотрел на неё, как на нашкодившего котёнка.

– Или он уже умер? – Мысли не успевали друг за другом. – Как такое вообще возможно?

– Много чего возможно, – ровно проговорил Погорельский. – Предельно допустимая концентрация – занятное понятие. Не только к химии применимо, заметьте. Помните историю Содома и Гоморры?

Лика в ответ на вопросительный взгляд только покачала головой.

– Назовём это предельной концентрацией грешников в одном отдельно взятом месте. Когда она оказалась превышена настолько, что дальше некуда, города погибли в огненном дожде. – Погорельский, глядя в одну точку, прищёлкнул языком. – Так и с людьми. Бывает, что они зарываются и переполняют чашу терпения.

– Чьего терпения? – прохрипела Лика.

Главврач как будто только что вспомнил о её существовании. Чуть встряхнувшись, он спокойно забрал папку у неё из рук и вернул в ящик.

– Вы же сами этого хотели. – Погорельский задвинул ящик в шкаф. – Чтобы он получил по заслугам. Сами ему этого пожелали. Что вам теперь не нравится?

– Фенол на завтрак, – выдавила Лика.

– Там не только фенол. Там такой букет, такие сочетания. – Погорельский повёл глазами. – Но не буду нагружать вас сложными химическими формулами.

– Но не так же…

– Что – не так же?

– Воздавать по заслугам. – Руки Лики вдруг расслабились и повисли верёвками.

– Это не нам решать, кому, чем и за что воздавать. – По лицу доктора пробежала судорога.

– Так он умер или нет? – вскинулась Лика.

– Забавно, что это единственное, что вас сейчас интересует, – улыбнулся доктор.

– А что ещё?

– Например, ваша собственная судьба. Вам полагается наказание. Теперь уже точно, я ведь вас предупреждал. Но об этом после. Доброй ночи.

Погорельский развернулся и двинулся к выходу из кабинета. Когда он уже переступил порог, Лика выкрикнула ему вслед:

– Что это за место?

– Клоака для человеческих душ.

Дверь за Погорельским закрылась, раздался щелчок замка. Понимая, что совершает очевидно бессмысленное действие, Лика подошла к двери и потянула, потом толкнула. Ожидаемо ничего не произошло. Вернулась к окну, через которое влезла, попыталась его открыть. Старая советская рама ни в какую не поддавалась. Когда после сотни попыток повернуть ручку пальцы начали ныть, а суставы перестали сгибаться, Лика бросила бесплодные попытки выбраться и села на холодный пол, прислонившись к шкафу. Вытянула ногу, начинавшую гудеть.

Наверное, завтра Погорельский вернётся. А что, если нет? Сколько здесь можно протянуть? Но он же обещал наказание. Забавно, ожидание взыскания вселяло надежду. Не заморит же он её здесь… и тут в памяти выплыли алые нити и спиралевидные шрамы. И феноловое меню.

Лика вытянула руку и наугад выдвинула ящик. Вытащила первую попавшуюся папку. Телефоном подсветила листы. Строки, таблица, расчёты. И вырезка из журнала, повествующая о бизнес-леди, втянувшей в долги сотни людей. Красочная фотография Эльвиры, ещё самодовольной, позирующей в шубе на фоне дорогущей машины. Теперь эта дамочка выглядела совсем по-другому – как будто выцвела. Вчитавшись в тексты документов, Лика поняла, что все кредитные договоры Эльвира переоформила на себя, и чтобы всё выплатить, ей пришлось бы работать в «Черноречье» четыреста семьдесят два года. Без выходных и отпусков.

Лика нашла нужную строку в трудовом договоре между Эльвирой и санаторием. Всё верно – четыреста семьдесят два года.

Захлопнув папку, Лика не глядя сунула её в ящик, с грохотом его задвинула и поднялась на ноги. Прихрамывая, ходила по кругу между шкафами. Четыреста семьдесят два года. В голове не укладывается.

Сжав виски руками, Лика наматывала круги всё быстрее. Мысли теснились, забираясь друг на друга. Телепортация долговязого, фенол на кухне, утонувшая Мажорка, посёлок с монстрами-сторожами, чудовище в речке, волосы не отрастают, четыреста семьдесят два года…

Хоровод мыслей кружился, Лика споткнулась и повалилась на пол. Перевернулась на спину. Бежать неуда. Никак не выбраться из этой круговерти. Хорошо бы сейчас проснуться и понять, что всё было только сном.

Пролежав так некоторое время (какое именно, узнать невозможно), Лика встала и выдвинула наугад ещё один ящик. В первой же папке оказалась газета с фотографией Погорельского, датированная тысяча девятьсот тридцать каким-то годом (последняя цифра от старости стёрлась). В статье расплывающимися буквами повествовалось о психиатре, пытавшемся излечить у людей приступы гнева. «Врач-вредитель», как его окрестили журналисты, проводил опыты над пациентами. Поначалу больным становилось лучше, их выписывали, но через пару дней они срывались. После очередного убийства, совершённого пациентом, за Погорельским пришли.

Статья повествовала о том, что задержать Погорельского не получилось, потому что он покончил с собой. Под старой газетой лежали пожелтевшие листы с донесениями в НКВД, помеченные красным грифом «Секретно». Оказалось, после погони доктор упал в реку, и его тело так и не нашли. Зато городок Добромыслов, куда набирали воду из этой реки, буквально сошёл с ума.

Один из учёных предположил, что доктор искал лекарство для себя самого, потому что не мог справиться с собственными приступами гнева. Когда врач упал в реку, «заражённые» частицы Погорельского смешались с водой и попали в водопровод. Люди, употреблявшие воду, полностью потеряли самоконтроль и несколько дней страдали беспричинными вспышками агрессии. И перечисление убийств, драк и членовредительства со смачными подробностями. Люди в гневе нападали друг на друга по любому поводу, вымещали злобу на животных и чужом имуществе. Из-за пустяковых ссор рвали на части друг друга, а иногда и самих себя. Сколько было получено увечий, даже подсчитать не могли.

И всё это случилось в тридцатые годы прошлого века. То есть, официально Погорельский скончался почти сто лет назад. Прекрасно. Чем дальше, тем интересней. Запихнув файлы главврача обратно в ящик, Лика сделала пару шагов и вытащила ещё одну папку.

Фото из соцсетей и рекламные вырезки с подружками-косметологами. И распечатка статьи, озаглавленной «Кабинет ужасной красоты доктора Франкенштейна». Буквы начали расплываться, читать сил не было. Лика отложила статью и вытащила из папки подшивку с рукописными текстами. Целый пухлый набор обращений в прокуратуру и другие надзорные ведомства – женщины жаловались на косметологов, которые пользовались запрещёнными препаратами, из-за чего лица женщин превращались в маски ужаса. Поначалу Лика подумала, что речь шла о клинике Эльвиры, но папка явно была другая, да и фамилии тоже. Две фамилии. Две девушки с губками-уточками на фото. И один трудовой договор. Бессрочный. Франкенштейны… Это, значит, та парочка с перекроенными лицами. И одна переквалифицировалась в санитарку. С чего бы? Ответа в паке не нашлось.

Ещё папка. Мусорные кучи, какие-то незаконные свалки. В другое время Лика вцепилась бы в эту информацию изо всех сил. Ясное дело, здесь все контакты и данные владельцев этих куч. Но силы уходили. В памяти только промелькнула комната, до середины заполненная отходами. Пожалев о том, что нельзя эту папку передать кому следует, Лика вернула её в ящик и достала следующую.

Рукописные документы. Печатные-то буквы давно начали расплываться, что уж говорить о рукописных, которые вообще сливались в одно сплошное полотно. Единственное, что удалось разобрать – это жалобы на шум и музыку. Что-то знакомое. Где-то эти жалобы уже мелькали. Точно, кто-то из постояльцев жаловался на шум, которого сама Лика никогда не слышала. Это, что, значит, можно угодить в «Черноречье» всего лишь за ночные вечеринки?

Но в папке нашлись и другие документы – какие-то договоры и квитанции. Не в силах больше разбираться в чужих мутных бухгалтериях, Лика просто засунула папку обратно в ящик.

Посидела в тишине, давая отдых глазам и разуму. Всё-таки достала ещё папку. Мажорка Вика. Сил на чтение не осталось, буквы сливались в кривые ленты разномастных клякс. Какие-то протоколы о правонарушениях, отказы в возбуждении дел… не достигла возраста… Фотографии. Пьяная Вика в машине ДПС, вечеринки с друзьями, бал. Лика пошире раскрыла слипающиеся веки. Действительно, несколько фото с бала, где Вика в платье Пушкинской эпохи чинно вытанцовывала менуэт с молодым человеком во фраке. А потом они же в компании всё той же «молодёжной элиты» с бала, сначала во фраках и кринолинах, потом совсем без одежды, распивают что-то прямо из бутылок, курят и жарят сосиски на Вечном огне.

Рассматривать бумаги надоело, веки слипались, перед глазами плыли разноцветные пятна. Убрав папку в ящик, Лика легла на пол и отключилась.

8.

– Давай-ка поднимайся, ну, – сверху, сквозь туманное облако едва различался светлый силуэт. Раиса подавала ей руку.

Проморгавшись, Лика ухватилась за протянутую ладонь и, кряхтя, поднялась, но тут же пошатнулась – ногу от ступни до бедра снова пронзила острая колющая боль.

– Вот и хорошо, пойдём, пойдём. – Раиса, не обращая внимания на стоны, толкала свою подопечную под лопатки.

Погорельский снова что-то писал и даже не поднял взгляда, когда Раиса протащила Лику мимо и вывела в коридор. Этажом ниже Лика ногой, которая из-за боли плохо слушалась, зацепилась за что-то тонкое и длинное, растянутое на уровне щиколотки. И, разумеется, неуклюже растянулась на полу.

– Эй, вы совсем?! – здоровенный парень в синем комбинезоне выступил из-за угла. Судя по злобному лицу, он готовился сказать ещё что-то, но Раиса, нахмурившись, повернулась и вдруг залепила ему звонкую пощёчину.

Лика, пытавшаяся самостоятельно подняться, от неожиданности плюхнулась обратно.

– Не сметь повышать голос, – прошипела Раиса, глядя на мужика в комбинезоне. У того лицо перекосило – он явно очень хотел наговорить чего-то старшей сестре, но почему-то не смог, только шевелил губами, потирая щёку.

– Извините, больше не повторится. – Выскочивший откуда-то парень в такой же форме, часто и низко кланяясь Раисе, оттеснил своего товарища за угол.

Сестра-хозяйка помогла Лике подняться и, как конвоир, сопроводила её до подсобки.

– А кто это? – Лика кивнула за плечо. Она не хотела спрашивать, но любопытство пересилило неприязнь.

Впрочем, сестра-хозяйка вопрос всё равно проигнорировала.

– Сегодня у тебя туалеты, девонька, хватит прохлаждаться, – приговаривала Раиса, вытаскивая из заполненной всякой всячиной кладовки зелёное пластмассовое ведро, швабру с мягким ворсом, и несколько разноцветных поролоновых губок.

– А другого задания нет? – спросила Лика, балансируя на одной ноге, второй даже пошевелить не получалось из-за пронизывающей боли. – У меня нога…

– А нечего скакать по фургонам, чужим домам да по крышам, – прошипела Раиса, сбросив остатки былого дружелюбия. – Бери и иди за мной.

Перехватив швабру и ведро с губками и перчатками, Лика поплелась за хозяйкой, перескакивая мелкими шажками одной ногой и подволакивая другую.

– Вымоешь все раздевалки, душевые и туалеты, – проговорила Раиса, включая свет в раздевалке бассейна.

– И мужские тоже?

– Я же сказала – все.

– А если кто-то войдёт?

– Ой, можно подумать, ты чего-то там ещё не видела, – отмахнулась Раиса и вышла из раздевалки.

Лика некоторое время просто стояла посреди раздевалки, подбирая ругательства для начальницы. Потом мелькнула идея. А что если достаточно только сделать вид активной деятельности? Чуть наклонив голову, Лика немного присела на здоровой ноге и окинула взглядом идеально чистый пол. Видимо, терзаемые прошлым санитары и санитарки работали на совесть, а запуганные гости санатория боялись оставить лишнее пятнышко.

Чтобы создать видимость уборки, Лика налила на пол немного воды из-под крана и, крутясь на одном месте посреди раздевалки, шваброй развезла влагу. То же самое проделала в другой раздевалке и обеих кристально чистых душевых. А вот с туалетами пришлось повозиться. Если полы достаточно просто протереть, то унитазы, раковины и писсуары пришлось отмывать. Хорошо, что Раиса не забыла выдать ещё средство для чистки санузлов, респиратор и прочные резиновые перчатки.

Закончив с мужским туалетом, Лика перебралась в женский. Приноровившись, она доставала урну и, перевернув её, садилась, как на табуретку, у каждого отмываемого «объекта».

Хотелось верить, что Мажорка, благодаря которой нога теперь не шевелилась, в этот момент где-нибудь разделялась на ремни. Очень правильно, что малолетка, гонявшая без прав и сбившая насмерть нескольких человек, оказалась в этой дыре. Да ради такого соседства не жалко и туалеты помыть, лишь бы как-нибудь лично поприсутствовать на её «процедурах». Ну, или хотя бы знать, что девчонка где-то выворачивается наизнанку. Всех бы мерзких тварей сюда запирать. А ведь не такое уж отвратительное место это «Черноречье».

Дверь в туалет открылась, кто-то вошёл. Откинувшись назад, Лика увидела, как край розового худи исчез за дверцей соседней кабинки.

Значит, эту маленькую дрянь не строгают в мелкую тёрку. Ну конечно, состоятельные родители наверняка позаботились о том, чтобы их дитятко просто для вида прошло лечение. Вот Лика, которая здесь только пережидает время, драит туалеты за такими, как Мажорка. А та наверняка просто-напросто отсиживается где-нибудь в своей комнатушке. Не зря же она якобы ничего не помнит о процедурах.

Лика резко нажала на слив, выплеснув на него всю ярость по отношению к Вике. Но вместо громкого урчания раздалось хлюпанье, и в унитазе образовалось мутное озерцо. Лика, громко ругнувшись, поднялась и поковыляла к выходу из туалетов, чтобы найти Раису и попросить вантуз. В этот же момент из своей кабинки вышла Вика. Надменно глянув на Лику, она усмехнулась и, задрав повыше нос, прошла вперёд.

Косой взгляд Мажорки, а особенно её высокомерная гримаска с надутыми губками полоснули сознание лезвием. Лика на короткий миг застыла на месте. Но в следующее мгновение она в один прыжок настигла Мажорку и, ухватив её одной рукой за отвратительный высокий пук, а другой за худи тошнотворно-розового цвета, дёрнула назад. Даже не чувствуя брыканий девчонки, Лика волокла её к забитому унитазу. Визг извивающейся малолетки доносился слабо, как будто издалека. Резко перехватив орущую тварь, Лика одним махом окунула её головой в наполненный мутной жидкостью унитаз. Вроде она держала девчонку почти без усилий, как бы только придерживала. Вика билась, дрыгала ногами, скользящими по мокрому полу и беспорядочно размахивала руками. Из унитаза во все стороны летели вонючие брызги, смесь нечистот и дезинфектора. Когда Вика обмякла и сползла на пол, прогнувшись в спине и с головой в унитазе, Лику кто-то сгрёб за шею и выволок из кабинки.

Отшвырнув Лику так, что она отлетела к окну и больно ударилась плечом о подоконник, Илья перехватил поперёк Вику и вытащил её из унитаза. Положив на спину, стал прощупывать пульс, перебирая пальцами по запястью.

– Ну? – тихо спросила появившаяся откуда-то Эльвира.

Илья покачал головой.

– Попробуем искусственное дыхание?

– Давай. – Илья кивнул Эльвире на мокрое лицо девчонки, а сам приготовился, сложив руки на её грудине.

Пока Илья на счёт давил на грудную клетку, Эльвира, зажав Вике нос, делала искусственное дыхание. Она убрала с грязно-белого лица Мажорки прилипшие мокрые пряди. По розовому худи расползлись мокрые пятна, сделав одежду лиловой, вокруг обмякшего тела разлилась лужа, глазируя светлый туалетный кафель.

– Ну и вонь, – пробормотал Илья, в очередной раз приложив ухо к груди Мажорки, чтобы услышать пульс.

Лика так и стояла, прислонившись к холодному кафелю стены и машинально пытаясь распрямить сведённые судорогой пальцы.

Нога Вики дёрнулась, она вся выгнулась и кашлянула, выплюнув несколько брызг. Илья с Эльвирой приподняли её, посадили и придерживали, пока не прекратились приступы натужного кашля. Лике казалось, что Вика вот-вот начнёт выплёвывать собственные внутренности.

Ладони, наконец-то, расслабились и согрелись, и Лика, прихрамывая, стараясь не опираться на больную ногу, кое-как, обогнув компанию на полу, вышла из туалета. Первый порыв вернуться к себе в комнату улетучился почти сразу, как только появился. Там же не спрятаться. Тогда Лика просто поковыляла вперёд по коридору. Ей больше не было интересно, что именно происходило за плотно закрытыми дверями без номеров и табличек.

Отчаянно пытаясь выдавить из памяти момент, когда держала Мажорку головой в унитазе, она на одной ноге допрыгала до первого этажа. Услышав громкие ругательства, остановилась у входа в холл.

У стойки администратора стоял подросток возраста Мажорки с искривлённым злобой лицом. Напрыгивая на стойку и тут же отскакивая, будто дразня собаку, он резким крикливым голосом произносил что-то вроде ругательств, перемежая их с нечленораздельными звуками, видимо, призванными устрашить Кристину.

– Ну, и чё ты мне сделаешь, а? Жиробасина! – мальчишка подпрыгивал у стойки, рваными движениями то опуская, то поднимая кулаки. Его белобрысая подружка с жирными чёрными бровями стояла чуть поодаль, оттопырив зад, обтянутый чёрными легинсами, и уперев руки в бока.

Кристина сохраняла удивительное спокойствие. Она смотрела на мальчишку равнодушно, даже отстранённо. Лишь когда в холле появилась одна из сотрудниц санатория, то ли медсестра, то ли нянечка, то ли ещё невесть кто, Кристина довольно громко произнесла:

– У нас новые постояльцы. Прими. – При этом Кристина указала глазами на подростков, а потом едва заметно кивнула, как бы что-то подтверждая.

Медсестра, белокурая худосочная женщина по имени Марта (кажется, так её назвал Илья как-то в столовой) подошла и стала внимательно всматриваться в лицо сначала девчонки, презрительно фыркнувшей, потом парнишки. Перевела вопросительный взгляд на Кристину. Та снова едва заметно кивнула.

– Чё? – набычился парень, вставая прямо перед Мартой и гримасничая. – Чё ты вылупилась, крыса?

Марта, у которой на мгновение дрогнула губа, вынула из кармана небольшой тёмный предмет и ткнула мальчишку в живот. Тот коротко вскрикнул, дёрнулся и упал навзничь. Его подружка взвизгнула, прикрыв руками рот, потом заголосила:

– Вы что делаете? Вы хоть знаете, кто мы? Да мы…

Марта ловко приложила шокер (это, видимо, был он) к шее девчонки, и та тоже повалилась на пол, разметав по плитам длинные осветлённые волосы. Потом Марта, присев, невозмутимо обвязала красной верёвкой стопы подростков. Поднялась, оправила розовую форму и потащила подростков за собой словно ребёнок игрушечную машинку.

Как только бледные вытянутые руки подростков, волочащиеся по полу, скрылись за стеклянными дверями, в холл через парадный вход влетела ярко накрашенная дамочка в короткой кожаной юбке и меховой жилетке. Цокая тонкими каблуками замшевых ботфорт, она подбежала к стойке и приказным тоном произнесла:

– Я хочу видеть своего сына.

Кристина, не обращая на неё ни малейшего внимания, сосредоточенно смотрела на монитор компьютера и щёлкала мышкой. Наверное, пасьянс раскладывала.

– Вы меня слышите вообще?! – сорвалась на крик дамочка, звякая длиннющими серьгами. – Мне сказали, мой сын здесь, и я хочу его забрать!

Но Кристина продолжала смотреть в монитор, будто ничего не происходило. Женщина в мехах, приплясывая, стала нервно огладываться, видимо в поисках предмета, которым было бы удобно запустить в Кристину, но, к её разочарованию, поверхность стойки пустовала.

– Вам кого? – Марта, убрав руки в карманы форменной розовой блузы, вновь появилась из-за стеклянных дверей.

– Мне сказали, что здесь находится мой сын, и я хочу его забрать! – Тётка даже гневно шлёпнула ладонью по стойке.

Марта, помычав, подошла ближе и посмотрела в надменное лицо.

– А зачем вы хотите его забрать?

– Какое ваше дело! Это мой сын!

– Ваш сын – преступник, – спокойно произнесла Марта.

– А вот это – не твоё дело! Ты здесь вообще никто, обслуживающий персонал, вот и… – От звонкой пощёчины, которую влепила ей Марта, тётка пошатнулась. Длинные серьги, звякая, раскачивались, почти задевая плечи. Прижав руку к покрасневшей щеке, расфуфыренная дамочка набычилась, точно как тот мальчишка (видимо, это и был её сын), и заверещала: – Я тебе этого не забуду, я тебя засужу, урою, на куски порву! Да ты в ногах у меня ползать будешь! Ты знаешь, кто я?!

– Знаю! – неожиданно выкрикнула Марта. – Ты – тварь, которая выплюнула на свет выродка!

– Что-о?! – малиновый рот тётки округлился, ярко накрашенные глаза выпучились.

– Твой выкидыш со своими дружками избил и утопил ребёнка! Инвалида!

– Это не твоё дело! – выкрикнула расфуфыренная, забыв о пощёчине, от которой у неё лицо стало наполовину пунцовым.

– Нет, моё, – прошипела Марта, глядя ей в глаза. – Это был мой ребёнок.

– Это был нежизнеспособный инвалид, – презрительно фыркнула тётка. – Туда ему и дорога, зачем ты его только родила. Он бы всё равно долго не протянул.

Марта с рёвом вцепилась в ярко накрашенное лицо, отчего её соперница взвыла, и попыталась защищаться своими накладными ногтями, но медсестра оказалась сильнее. Она заставила тётку в мехах осесть на пол, и только тогда отцепилась, ткнув на последок в разбитый нос сложенными пальцами, прямо как хищная птица.

– Что ты тут протявкала, а? Что?! – истерически вопила Марта, с окровавленными руками нависая над поверженной женщиной. – Что нельзя ломать твоему мальчику жизнь?! А то, что он отнял жизнь у моего сына! Это как?! – Марта кричала так, что слюна брызгала во все стороны. – Они его мучили и всё снимали! А потом сбросили в реку! И всё выложили!

Марта, размахнувшись, снова ударила пытавшуюся отползти по физиономиии. По плитам холла брызнул веер алых бусинок крови. Дамочка находилась к Лике спиной, но сгусток крови, когда её голова резко повернулась, пролетел совсем рядом и оставил след на косяке входной двери.

– Почему твой сын должен жить, когда мой убит?! – И Марта огрела женщину с другой стороны. От этого удара та неестественно извернулась и упала плашмя, повернув кровавое месиво, что осталось от лица, в сторону Лики.

– У нас новый постоялец, – спокойно проговорил материализовавшийся рядом Погорельский. Потом обратился к Кристине: – Оформите. – И к Лике: – А вы приберите здесь.

Главврач исчез также бесшумно, как и появился. Марта, всё ещё тяжело дыша, наклонилась, сцепила пятерню в волосах расфуфыренной тётки и поволокла её за стеклянные двери, туда, куда чуть раньше утащила её сынка.

Лика на одной ноге попрыгала к лестнице, чтобы наверху взять швабру, перчатки и налить воды.

– Эй, ты куда собралась?! – раздался за спиной голос Кристины. – А убирать кто будет?!

– Кто насвиничал! – через плечо огрызнулась Лика. Всякое желание убирать за Мартой испарилось, равно как и возникшая было симпатия к Кристине. Больше того, саму эту Кристину недурно бы оттаскать за патлы, хотя бы разок. Вредина какая. Наверное, ей тут очень нравится – можно хамить людям чуть ли не круглосуточно.

Пинком открыв дверцу, так что звякнуло стекло, Лика вышла на общий балкон, даже не заметила, какого этажа. В кои-то веки оказалось приятно вдохнуть влажный апрельский воздух.

Рядом кто-то приглушённо хныкал. Лика осмотрелась и слева от себя, метрах в десяти, увидела одну из женщин с перекроенными лицами. Ту самую, что когда-то уродовала людей, потом стала постоялицей, а после – санитаркой в «Черноречье». Теперь она, бледная и худая, а не холёная, как на старых фото, рыдала, размазывая слёзы по бугристому лицу. Заметив Лику, новенькая всхлипнула и мигом улизнула обратно в здание.

Поставив локти на перила, Лика посмотрела вниз, на бурый снег у кирпичной стены. Нет, эта расфуфыренная тётка, конечно, вела себя мерзко, как и её сынок. Но летящие во все стороны кровавые сгустки…

Перед лицом Лики появилась рука, держащая горизонтально смартфон. На экране несколько подростков, гогоча, скакали вокруг одного, скорчившегося в центре, нанося удары с разных сторон, чтобы он не мог подняться. Били по рукам, ногам, рёбрам, спине, а один, смутно знакомый, всё метил в голову.

– Проси прощенья! – орал чей-то голос, явно пьяный.

– Проси! – подхватил хор заплетающихся языков.

Вроде бы тот, что в центре, спросил за что, хотя разобрать что-то сквозь помехи и гогот было трудно.

– За своё существование! – И снова взрыв хохота. – Тебя никто не просил рождаться!

Избиваемый попытался приподняться, и в этот момент белобрысый пацан ударил его ногой по голове «с вертушки». Парень упал навзничь, сверху сразу наскочили двое, а третий, ещё раз пнув по голове, стал скакать на животе лежащего.

– Всё! Кердык! – захлёбываясь ржанием, произнёс женский голос за кадром.

После небольшой сумятицы лежавшего подхватили и поволокли. Прыгающее изображение следовало за толпой по ночной набережной, где под фальшивое пение похоронного марша, безжизненное тело перебросили через парапет. Бесформенный силуэт, удаляясь, уменьшился и исчез в кольце брызг, сверкающих в свете фонарей.

Видео закончилось, и Погорельский убрал смартфон.

Руки Лики сами собой сжались в кулаки от желания разорвать всех, кто был в кадре, на кусочки. В висках стучало, даже перед глазами поплыли тёмные круги.

– Вот и славно, – произнёс приятный голос Погорельского. – Прокатимся?

– Что? – повернулась к нему Лика. Восковое неподвижное лицо главврача расплывалось в волнах всё накатывающего гнева, а его вопрос вообще пролетел мимо.

– Пойдёмте. – Погорельский галантно открыл для Лики балконную дверь и пропустил её вперёд. Потом, поддерживая под локоть, чтобы ей не так больно было хромать, провёл на первый этаж.

Проходя мимо стойки Кристины, Лика дождалась, пока администраторша обратит на них внимание, и чуть сильнее опёрлась на руку Погорельского, состроив страдальческо-благодарную гримасу. И только увидев, как скривилось лицо Кристины, довольно улыбнулась.

Когда доктор оставил её на крыльце и, попросив подождать минутку, скрылся за углом здания, Лика покачнулась и опёрлась о холодную стену. Вдруг резко стало не хватать тёплой твёрдой руки врача, поддерживающей и не дающей упасть.

Послышалось дребезжащее громыхание, и из-за угла появилась пара. Тощий мужик в изношенном спортивном костюме и женщина в старых джинсах и грязно-розовом свитере волокли что-то следом за собой. Причём их грудь пересекали не то ремни, не то верёвки. Когда они приблизились, Лика поняла, что не ошиблась, приняв эту пару за людей в упряжке. Действительно, двое тащили за собой что-то вроде тележки – старое громыхающее корыто с облупившейся краской и следами росписи по бортикам.

Запряжённые остановились у парадного входа боком к Лике. Из расписной тележки, словно из сверкающего кабриолета, грациозно выпрыгнул Погорельский, снова подхватил Лику под локоть и повёл к возу.

– Это ещё что такое?! – Лика, выдёргивая локоть, упиралась и даже ухватилась за край рассохшейся доски, с которой ошмётками слезали облупившиеся псевдо-народные узоры. – Людей в упряжку?!

Это было слишком. Шокер для пацана-садиста, пощёчины для хамки, даже фенол для гада, загрязняющего воздух. Всё это ещё можно понять. Но запрячь людей в повозку значило уравнять их с животными.

– Это самое гнусное попрание прав человека, которое я видела! – выкрикнула Лика какую-то давно заученную фразу, сейчас так удачно всплывшую в памяти.

– Да неужели, – улыбнулся Погорельский. – А не вы ли, дорогая правозащитница, со своими друзьями не так давно устроили вот этот пикет?

На экране смартфона, снова оказавшегося в руке врача, Лика увидела саму себя. Действительно, с полгода назад вся пресса Добромыслова гудела о «концлагере для лошадей». Оказалось, что вся прибыль по контрактам на катание детей лошадками уходила ушлой парочке бизнесменов, которые, как выяснилось, кормили животных помоями, не лечили, били и вообще держали в кошмарных условиях. На территории обычного частного дома они превратили простой сарай в конюшню, где тощие животные с проплешинами и поломанными костями стояли почти по колено в собственном навозе, который никто не трудился убирать. Никаких документов и справок у предпринимателей не оказалось, ветслужба, к которой обратились активисты и журналисты, только разводила руками.

Лошади быстро дохли, и их тощие обезображенные тела сбрасывали в старый песчаный карьер. И никто не мог ничего с этим поделать – частная собственность и всё такое.

Когда бизнесменов-живодёров прижали друзья Лики, они демонстративно продали оставшихся истощённых лошадок своему знакомому, который и дальше позволял им использовать животных для катания детей в парке и по городу.

Никакие проверки ничего не дали, и тогда Лика и её товарищи сделали себе костюмы – купили по дешёвке несколько пижам из тонких светлых тканей, разорвали так, чтобы лоскуты свисали и измазали их красной краской. И в таком виде явились на один из городских праздников.

Собственно, главврач теперь показывал Лике видео, где она вместе с Крапивой, увешанная алыми лохмотьями, влезла на деревянную расписную тележку и в мегафон призывала «остановить лошадиный геноцид».

– Геноцид – это, конечно, не совсем точное понятие для данного случая, – спокойно произнёс Погорельский, убирая смартфон. – Но в целом, ситуация, я думаю, понятна.

Лика, кое-как подавив желание влепить пару пощёчин предпринимателям-живодёрам, так удачно угодившим в «Черноречье», даже без помощи врача забралась в тележку и устроилась на одной из низеньких лавок. На полу повозки, прямо под ногами лежал большой продолговатый свёрток, обмотанный чёрными мусорными пакетами и перетянутый скотчем.

Погорельский вскочил на место кучера, взмахнул невесть откуда взявшимся кнутом и с сухим треском огрел запряжённую парочку.

– К реке! – скомандовал врач. Двое, даже не вскрикнув, кое-как потянули тележку по асфальту двора. Повозка скрипела и двигалась очень медленно, треща, скрипя и шатаясь.

– А можно быстрее? – нарочито громко спросила Лика.

– Можно, – через плечо ответил Погорельский и громко скомандовал: – Быстрее!

Мужик в ответ обернулся и послал доктора на три известные буквы. Тогда Погорельский снова огрел его кнутом.

– Желаете вернуться на процедуры? – спокойно спросил доктор, когда удар не возымел никакого действия.

Женщина схватила своего товарища по упряжи за волосы и развернула лицом к дороге. Они пошли, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. Тележка стала катиться более гладко, и уже не так скрипела. Повозка проехала по санаторским дорожкам, потом через деревья у забора и вдруг оказалось, что огороженная зона «Черноречья» осталась позади. Как именно они выехали с территории санатория, миновав высокий забор без ворот и калиток? Непостижимо.

Теперь повозка, всё набирая скорость, почти летела по дороге, рассекающей знакомую открытую местность. Откуда у этой, на вид крайне измождённой, парочки, взялись такие силы, тоже было непонятно. Тележка, громыхая, быстро катила по совершенно ровной дороге, но от старости она давно разболталась, так что Лике пришлось крепко ухватиться за бортик, чтобы ненароком не вылететь. Под пятой точкой подскакивала жёсткая скамейка (так что оставалось лишь надеяться, что из неё не повыскакивают и не воткнутся в ягодицы щепки и гвозди), по полу, шурша, съезжал то в одну, то в другую сторону большой мягкий свёрток. Пришлось поставить на него ноги, чтобы не вывалился на асфальт и не потерялся (может, Погорельский хочет, чтобы Лика почистила на снегу его любимый ковёр, только зачем для этого ехать к реке?).

Вокруг простиралось снежное поле, подсвечиваемое блеклым солнцем, спрятанным за серыми тучами. От одного вида этого пейзажа хотелось выть.

Упряжь шумно пронеслась по гладкой асфальтовой дороге, и вот впереди показалась чёрная речка и дугообразный мост. Наконец Погорельский потянул за вожжи. Вслух он не сказал ничего, но Лика будто мысленно услышала что-то вроде «Тпру-у», отчего её покоробило. Конечно, те лошадки, у которых рёбра выпирали дугами, а шерсть слезала, обнажая пятна кожи, заслуживали нормального к себе отношения, как и любые другие живые существа. Но, в конце концов, эти двое тощих заморышей – тоже живые существа, пусть и мерзкие. Это же люди, в конце концов.

Сейчас бывшие бизнесмены казались такими вымотанными – тощими, лохматыми, грязными, с обозлёнными лицами, и если бы не видеозапись прошлогодней акции протеста, Лика бы их даже не узнала. Хотя некоторое время назад они активно переписывались в социальных сетях. Насвоих страницах эти двое, холёные, в дорогих «прикидах», широко улыбались с красивых фотографий. В окружении радостных детей и вполне здоровых лошадок рекламировали свои услуги по участию в мероприятиях.

Лика писала им с разных одноразовых аккаунтов, призывая отдать лошадей зоозащитникам, а они отвечали ей матом и угрозами. Но это, конечно, только в личной переписке. В открытом доступе их записи сочились сладким лицемерным сиропом.

Но видеть предпринимателей-садистов в упряжке всё равно оказалось неприятно. Мысленно призывать кару на их головы, представлять, как их самих запрягли в телегу или заставили ночевать в грязном хлеву в куче мусора и собственных отходов – это одно, в реальности же всё оказалось куда более жёстким и отталкивающим. Всё время хотелось отвернуться.

Погорельский помог Лике выбраться из повозки. Как только она оказалась на земле, сразу заметила, что угол чёрного полиэтилена сполз со свёртка, лежавшего на дне тележки. Проследив её взгляд, главврач рывком сдёрнул всю «обёртку» разом.

Оказалось, в пакеты был завёрнут тот самый парень, которого уволокла Марта, и чья мамаша потом пришла ругаться. И который «с вертушки» ударил инвалида по голове. Только вспомнив этот ролик, Лика тут же в ярости залезла обратно в повозку, запрыгнула на лежавшего на спине и стала наносить беспорядочные удары по твёрдому телу с холодной кожей, но её сгребли за плечи и оттащили.

Пацан так и остался лежать, склонив голову к плечу и пустыми стеклянными глазами глядя в никуда.

– Это уже лишнее, – сказал Погорельский, убирая руки. Потом он приподнял лежавшего за плечи и стал потихоньку вытаскивать из тележки. – Бери за ноги!

Лика подошла ближе и подхватила парня под негнущиеся коленки. Вместе с главврачом они аккуратно переместили тело вниз, на мятый чёрный полиэтилен, уже расстеленный парочкой из упряжки.

– Заворачиваем. – Погорельский, встав сбоку, накрыл тело краем полиэтилена. Лика, присев, помогла перевернуть парня, потом, придерживая, ещё раз и ещё. Дальше они с доктором перемотали свёрток скотчем.

– Что теперь? – спросила Лика, выпрямляясь и тяжело дыша. В крови бурлил адреналин, проблема с ногой растворилась, хотелось прыгать, бегать, вломить какому-нибудь упырю.

– Сейчас, сейчас, – бормотал Погорельский, всматриваясь вдаль. – Ага, вон он.

Лика, посмотрев туда, куда указал главврач, увидела что-то длинное, будто идущее прямо по воде. Но когда объект приблизился, оказалось, что это плот. Правил плавсредством некто долговязый в чёрной одежде. Его брючный костюм и шляпа как-то не сочетались с деревянным плотом и длинным веслом, которым он мастерски орудовал.

Когда плот подплыл ближе, Погорельский скомандовал:

– Поднимаем!

Врач, широко расставив ноги, присел и двумя руками поднял тело в полиэтилене с одной стороны, Лика сделала то же с другой. Свёрток вдруг оказался совсем не тяжёлым, так что вдвоём они его быстро раскачали и по команде доктора отпустили. Пролетев по дуге, тело с тихим шорохом шлёпнулось точно под ноги перевозчику, прямо на кучу…

– Там ещё кто-то есть. – Лика, вытягивая шею, пыталась рассмотреть гору из продолговатых свёртков на плоту. – А куда он их везёт?

– Дальше, – сказал Погорельский, следя за тем, как плот потихоньку проплывал мимо, рассекая густую чёрную воду.

– Они все умерли, да? – Лика так и смотрела на то, как долговязый плавно орудовал веслом, будто тёмное масло перемешивал.

– Ты, что, книжек не читаешь? – насмешливо спросил доктор. – Никто не умирает и ничего не исчезает. Просто этому пациенту мы уже ничем не поможем.

– А почему только этот? – спросила Лика, вспомнив, что на видео зверствовала целая компания. – Где остальные?

– Разных мест много. А может, их время ещё не пришло. Или их ПДК ещё не превышена.

– Как это – не превышена?

– Не все к нам попадают. – Погорельский засунул руки в карманы белого халата и буднично наблюдал, как по чёрной воде к арке моста, в отражении образующей идеальный круг, плавно двигался плот. – Кто-то раскаивается, кто-то осознаёт и пытается всё исправить. К нам поступают те, кому там, за оградой, уже делать нечего, от кого больше вреда, чем пользы, кто упивается безнаказанностью и вседозволенностью. Кто достиг предела и уже не поменяется. Да и мы этим пациентам не всегда можем помочь.

– А что значит – «не можем помочь»? – спохватилась Лика, повернувшись к доктору.

– А ты что думала? Что мы ради удовольствия всё это делаем? Мы помогаем нашим пациентам очиститься от скверны. А у этого чаша переполнена настолько, что годное от гадкого уже не отделяется, потому что всё его нутро прогнило насквозь. Зацепиться больше не за что.

Тем временем плот потихоньку уплывал всё дальше от того места, где стояли Лика и главврач. Долговязый аккуратно правил веслом, так что транспортируемый груз входил в отражение арки идеально ровно прямо по центру. Он медленно пересёк окружность и постепенно начал исчезать из виду. Чёрная густая рябь переливалась плавно, тускло отражая волнами блёклое небо, булыжную кладку и высокий силуэт с длинным веслом. Тень под мостом будто клубилась над водой мглистым туманом, поглощая и плот, и долговязого с веслом.

Наконец перевозчик полностью скрылся. Лика сделала пару шагов вперёд и, наклонившись, попыталась рассмотреть что там дальше, за этой каменной преградой. В темноте слабо проступала другая сторона, тускло светилась вода под сизым апрельским небом. Плот исчез.

– Да не может быть! – Лика побежала по рыхлому снегу вдоль реки, миновала мост. Действительно, плот будто растворился. Ни долговязого, ни его груза. Под мост заплыл – и пропал.

– Этот мост называется Успенским, – стоя на месте, неизменно спокойно, но чётко и ясно слышимо произнёс Погорельский. – Всё, что осталось от Успенской Пустыни.

– Какой ещё пустыни? – спросила Лика, возвращаясь к главврачу.

– Это был монастырь, построенный на месте разрушенного древнего языческого капища. После Революции в нём оборудовали лечебницу для душевнобольных. Потом крепость и церкви полностью снесли, и на их месте построили санаторий. Только этот мост и остался. Ни большевики его не смогли взорвать, хотя пытались, ни даже люфтваффе.

– Кто? – Слово, произнесённое Погорельским, вроде казалось знакомым, но точное его значение не вспоминалось.

– Н-да, – протянул главврач. – С образованием нынче худо. Люфтваффе – это фашистская авиация. Прилетали сюда во время войны, бомбы сбрасывали. Зачем-то в мост метили, только вот мост так и остался стоять, а пара самолётов рухнула прямо в речку. Ладно, поехали.

Лика вдруг вспомнила красные глаза, смотревшие на неё из воды, когда она приходила сюда в прошлый раз. Но сколько теперь она ни всматривалась в поверхность речки, чудовище больше не появилось.

Погорельский вернулся на место кучера. Лика ещё раз глянула под арку и отражение, где скрылся плот, и залезла обратно в тележку. Дорога к санаторию заняла даже меньше времени, чем поездка к речке. Как именно двум измождённым людям удавалось развивать такую большую скорость, когда они тянули тяжёлый груз, уже не интересовало.

Снова показалось здание санатория, снова повозка непостижимо сумела миновать забор. Будто он на время просто исчезал. Главврач натянул вожжи, и упряжка остановилась. Он ловко спрыгнул на землю, Лика тоже выбралась. Порадовалась, что не нахватала заноз.

– Чем быстрее они бегут, тем быстрее отсюда уедут, – ответил Погорельский на так и не заданный вопрос, наблюдая, как парочка потянула уже пустую тележку куда-то за угол санатория. – Это они так думают.

– А на самом деле? – спросила Лика, тоже глядя вслед громыхающей повозке.

– А на самом деле им всего-навсего надо вспомнить, что они люди, а не скоты. Но они так привыкли жить по-скотски, что человеческий облик не спешит возвращаться. Видимо, нужна другая терапия.

– Вроде процедур? – тихо спросила Лика.

– Пойдёмте. – Погорельский открыл перед Ликой дверь.

На третьем этаже главврач толкнул одну из вечно запертых безымянных дверей. Когда Лика переступала порог, у неё от неизвестности и смутного ожидания живот скрутило.

Внутри процедурной клубился молочный туман, но спустя несколько секунд взгляд Лики различил нечто вроде мутного стекла, сквозь которое она могла рассмотреть, как из человеческого тела под оглушительный ор вытягивались алые нити.

– Это и есть скверна, – произнёс где-то рядом голос Погорельского. – А выходит она так тяжело, потому что проникла глубоко, срослась с нутром.

Представив, как это – когда живую человеческую плоть разделяют на нити, Лика почувствовала, как по телу прошла крупная дрожь.

– Они этого не помнят, – сказал главврач. – Их души во время процедур находятся где-то, где очищается их совесть.

– А почему орут? – шёпотом просила Лика.

– Очищение – процесс болезненный. Если, конечно, человек не решается на это добровольно. Но мы не всем можем помочь.

Прямо перед лицом Лики захлопнулась дверь. Оказалось, что они с Погорельским всё ещё стояли в коридоре третьего этажа.

– Думаю, могу показать вам ещё одно помещение. Следуйте за мной.

Главврач двинулся к лестнице, Лика прихрамывая, шла за ним. Они спустились на первый этаж, обошли столовую, и тут оказалось, что там, за одним из поворотов пряталась небольшая ниша. Прямоугольная площадка открывала спуск вниз.

Спустившись по ступенькам, Лика почувствовала, как по щиколоткам проскользнул ледяной ветерок. Ноги тут же покрылись мурашками аж до поясницы. Пока Погорельский скрежетал ключом в навесном замке на низенькой жёлтой дверке, Лика отчаянно боролась с желанием сбежать.

Ей было жутко любопытно, что же скрывалось за этой спрятанной от посторонних дверкой, но с другой стороны, все внутренности будто гирей придавило от страха. Любопытство жгло так, что кожа покрылась потом. А смутный ужас сделал пот ледяным.

Низкая дверь бесшумно отплыла в сторону, и Погорельский первым вошёл в кромешную тьму. Лика, с трудом унимая крупную дрожь, заставила себя передвигать одеревеневшие ноги.

Мрак немного рассеялся, и перед взором открылись ряды продолговатых столов, на каждом из которых лежало что-то, накрытое простынёй. Погорельский двумя пальцами приподнял край ближней простыни. Под ней оказался скелет, будто вымазанный гнилью. Между жёлтыми костями роились извивающиеся жирные черви.

– Или вот ещё. – Доктор подошёл к столу напротив.

Под другой простынкой оказался человек с пепельно-бледной кожей, испещрённой паутиной трещин. Местами тело было выщерблено, будто раскрошенный камень.

– И эти тоже живы? – спросила Лика, осторожно рассматривая потрескавшегося истукана.

Главврач кивнул.

– А почему они здесь?

– Их скоро заберут. – Доктор взглядом указал вперёд. В глубине зала, за чередой столов плавно покачивались длинные полосы не то тонкого пластика, не то плотного полиэтилена. А за этим занавесом пульсировало чёрное мерцание, будто очень густая жидкость заполнила отделённое помещение от пола до потолка.

– А куда их заберут? – выдавила Лика, у которой от одного вида этой мглы снова скрутило внутренности, так что даже руки скрючились.

– В другое место. Для более глубокого воздействия. Впрочем, подробностей вам знать не нужно.

Погорельский мягко взял Лику за плечи и развернул к выходу. Оказавшись в коридоре, Лика вдруг шумно выдохнула и вдохнула, так что голова закружилась. Глубоко задышала, прислонившись к прохладной стене. Будто во время пребывания в том зале с вереницей столов кислород совсем перестал поступать. За спиной скрежетал ключ в замке.

9.

Лика обнаружила, что снова стоит на том самом балконе, куда к ней пришёл Погорельский. Только на сей раз вместо главного врача рядом топтался и недовольно сопел Илья. Лика повернулась, окинула его взглядом и тут же почувствовала рвотный позыв.

– Почему я всё время должен делать твою работу? – угрюмо спросил Илья, когда Лика отхаркнула горький комок, перегнувшись через перила.

– Потому что я сюда не нанималась. – Лика тыльной стороной кисти вытерла мокрое лицо. – А ты, видимо, здесь по собственному желанию, да?

Илья не отвечал, но Лика, основаниями ладоней протиравшая глаза, услышала, как щёлкнула зажигалка.

– Какая у тебя программа очищения?

– Прибираю за другими. За тобой, например.

– И где ты накосячил? – Лика так и не поднимала взгляда.

– Много где. Смотри, что покажу.

Убрав от лица руки, Лика вперилась взглядом в нечто, похожее на кровавое рагу. Когда второй приступ рвоты миновал, Лика, чувствуя, как на лице сам собой возник оскал, глянула на Илью.

– Ты когда-нибудь делала аборт? – спросил Илья, закрывая биксу, где и лежала кровавая масса.

– Это, что, это… – Лика кивнула на металлическую цилиндрическую коробку, которую Илья поставил на пол.

– Ага. – Санитар затянулся. – Приходится таскать с собой, чтобы не забываться.

– А зачем?

Илья фыркнул от смеха.

– Если посчитать всех моих детей, – он кивнул на биксу, – наберётся целый детский сад.

– Не вижу связи.

– Ну, я, скажем, несколько раз уговаривал своих… э… партнёрш не продолжать мой род. Несколько – это много.

– Подумаешь! Решение-то всё равно за женщиной. Я вот вообще считаю, что никто не вправе диктовать женщине, что, как и когда делать со своим телом. – Распалившись от чувства протеста, то есть от досады на ситуацию, когда что-то посмело не совпасть с её личными убеждениями, Лика почувствовала прилив сил и бодрости.

– Согласен, – кивнул Илья. – Но я, получается, диктовал. Даже шантажировал пару раз.

– Чем?

– Ну, фотки там, видео. Обещал разослать всем знакомым. И рассылал.

– Вот ты гад!

– Согласен, – снова кивнул Илья. – И поэтому я здесь. Хотя, если честно, не только поэтому.

– Слушай, а что там, дальше? – Лика чувствовала, что ноги всё ещё продолжали подрагивать. – Куда люди попадают после «Черноречья»?

– Понятия не имею. Но лучше прибирать помещение после процедур, чем через них проходить. Ладно, пора работать. – Илья затушил сигарету и убрал окурок в ту же самую биксу. – О, смотри-ка.

Илья положил локти на перила и с интересом уставился вниз. Лика встала рядом, но ничего особенного в пустом дворе не увидела.

– Сейчас они опять попытаются сбежать, – хихикнул Илья. – Глянем, что получится.

Из-за угла здания появились люди. Небольшая группка шла по двору, осматриваясь, будто опасаясь преследования. Несколько мужчин в синих комбинезонах и две девушки в офисных костюмах. Парни несли длинные тонкие палки, изогнувшиеся в дуги, а девицы прижимали к себе папки.

– Это ещё кто? – Лика этих людей припомнить не могла, хотя вроде бы как-то видела мелькавшие синие комбинезоны. И, кажется, даже споткнулась о гибкую серую трубу, похожую на те, что теперь несли люди в форме.

– Это слесаря. Трубы здесь меняют.

– Давно? – спросила Лика, вспомнив, что она сама провела в санатории уже много дней, но за всё время её волосы и ногти не отросли ни на миллиметр, а фаза луны и погода ничуть не изменились.

Илья не ответил. Он, хищно улыбаясь, следил за тем, как бригада, озираясь, шла по двору, а потом резко свернула и скрылась за ветвями кустов. Сунув пальцы в рот, Илья вдруг оглушительно засвистел.

Под заливистый смех напарника Лика наблюдала, как во двор с лаем вбежало несколько огромных собак. Их шерсть почему-то отдавала синевой.

Немного покружив по двору, обнюхивая землю, они рванули в кусты, туда, где скрылась бригада слесарей с их подругами. Раздались крики, визг, хруст веток. Две девицы, визжа, вылетели обратно на дорожку. Убегая от разъярённых псов, они теряли свои папки, белые листы разлетались по кустам и скамейкам. Синие комбинезоны парней мельтешили среди деревьев, где тоже слышались крики, ругань и хруст веток.

– Что это? – спросила Лика не в силах понять происходящее. Илья же покатывался со смеху, даже прослезился, согнувшись и рукой долбя по перилам балкона.

Синие псы скалились, наскакивали и рвали брючины синих комбинезонов в клочья. Отмахиваться от собак трубами оказалось бесполезно – животные ловко уворачивались и снова нападали. Наконец компания догадалась забежать в здание. Псы ещё немного побегали по двору, принюхиваясь к рассыпанным листам и обломкам труб, потом разбрелись и скрылись из вида.

– Здесь есть собаки? – спросила Лика, чувствуя дрожь от осознания того, что сама могла им попасться.

– Ага. – Илья вытирал слёзы, выступившие от хохота.

– Чего ты ржёшь?! Их же могли загрызть!

– Не, не загрызли бы, – помотал головой санитар. – Прикол не в этом.

– А в чём?

– Видишь, они опять документы растеряли? – Илья кивнул на белые листы, утопающие в бурой апрельской слякоти. – Теперь им снова надо всё переделать. Без бумаг их просто не выпустят. Понимаешь, их задача – сделать работу так, чтобы её приняли. А потом вынести акты приёмки с территории. Ну, это они так думают.

– А на самом деле? – спросила Лика, чувствуя, что похожий разговор уже недавно происходил.

– А на самом деле, – уже серьёзнее произнёс Илья, – эта компания обманывала стариков. Впаривали эти свои трубы, шланги, счётчики, что-то ещё по грабительским ценам. Сначала говорили, что будет тысяча, а потом выставляли счёт на двадцать или больше. И, главное, не отвертеться – работа-то уже сделана, квитанция выписана. Вот старики и отдавали последнее, в кредиты влезали. А старики есть старики – не все смогли это благополучно пережить.

– Вот гады. – Лика от души пожелала, чтобы в «Черноречье» оказалось ну очень много труб, требующих немедленной замены. И куча претензий к качеству работы. Впрочем, возможно, именно так оно и было. – А почему собаки синие?

– А почему в Чёрной речке вода то белая, то лиловая? И вся рыба передохла. – Илья отсмеялся, подхватил свою биксу и ушёл.

Ночью Лика долго не могла уснуть. Перед глазами возникали то обнаглевшие подростки, забивающие беззащитного инвалида, потом мамаша одного из них и Марта, мать убитого, брызгающая слюной. Интересно, как эта расфуфыренная тётка сюда добралась? И кто ей сказал, что её сыночек здесь? И почему она осталась, а его отправили «дальше»? Вниз по течению.

Значит, ей ещё можно помочь, как сказал Погорельский. А ему, видимо, уже нет. То есть, он не исправится. А как же второй шанс? Он же вроде как всем полагается. Наверное, второй шанс ему уже давали. Но как они так быстро это определили, и зачем тогда его вообще сюда привезли?

А затем, чтобы следом явилась мамаша. Это всё на неё рассчитано, ясно же. За то, что воспитала такого сынка. Который инвалида по голове ногой «с вертушки». И ведь ни капли не раскаялся. Перед глазами снова пролетел тот самый момент на видео. Руки снова сжались в кулаки, а в голове застучало.

Всё правильно они сделали, что замотали его в пакет и сбросили на плот. Куда бы его дальше ни отвезли, хочется верить, что ему там всё припомнят. Сполна.

Но другие-то, те, кто и проводит эти процедуры. Сами-то они, что ли, ангелы? Святые? Да ни разу. Как и сама Лика, наверное. Ведь и за ней грешки водятся. А что, если из неё будут вытаскивать…

Резким движением Лика сдёрнула одеяло и села на кровати, обхватив голову руками. Что это за клоака, откуда нет выхода? Почему она должна здесь находиться? За что, собственно? Ну что она такого ужасного натворила? Она инвалидов не избивала, у пенсионеров последнее не отнимала, детей-выродков у неё нет, даже абортов не делала. И что теперь?

Когда в дверь постучали, Лика вскочила с кровати и, не обращая внимания на боль, при каждом шаге пронзающую ногу, кинулась открывать.

– Что вам от меня надо?! – прокричала Лика, рывком отдёрнув дверь.

– Для тебя есть задание, одевайся. – Раиса, преспокойно засунув руки в карманы халата, стояла в коридоре.

– Да идите вы все! Знаете куда!

– Знаю, – отрезала Раиса. – В процедурную. И ты пойдёшь со мной. Одевайся. Живо.

– А вот фиг тебе! – Лика состроила гримасу. – Я так пойду!

– Прекрасно, – невозмутимо ответила Раиса и, схватив Лику за руку, выдернула её в коридор, а затем затворила дверь. – Вперёд.

Сцепив стальную хватку на предплечье Лики, сестра-хозяйка тащила её по пустынному коридору мимо наглухо закрытых дверей, каждую из которых хотелось пнуть со всей силы. С выходом на лестницу стало вдвойне неприятно – ковра на ступеньках не было, а тапочки остались в комнате, так что пришлось перебирать по ледяному полу голыми стопами. Да ещё боль в ноге. Да ещё руку того и гляди раздавит лапища Раисы. Но вывернуться так и не удалось, сколько Лика не пыталась.

Раиса отцепилась, только когда втолкнула её в одну из процедурных. Замерев от ослепляюще-яркого света, Лика прикрыла глаза рукой. Перестав жмуриться, увидела, что они находились в просторной длинной комнате, от пола до потолка выложенной голубым кафелем.

Кроме неё и Раисы, в процедурной был ещё Погорельский. В своём обычном белоснежном халате он расхаживал вдоль ряда белоснежных ванн, накрытых чем-то вроде брезента.

– Спасибо, – кивнул Раисе главврач. – Пациента сейчас приведут. Можете пока присесть.

Последняя фраза относилась к Лике. Оглянувшись, туда, куда указал Погорельский, она увидела кушетку, подошла и села посередине, поджав ноги. От холода, исходившего от плитки на полу, стопы начали неметь, так что кушетка пришлась кстати.

В кабинет вошёл Илья, таща за локоть мужчину, лицо которого показалось Лике знакомым.

– Итак, пациент прибыл, – объявил Погорельский. – Ну что ж, приступим. Идите сюда.

Лика слезла с кушетки и сделала пару шагов к доктору. Он тем временем снял брезент с ванн и поманил Илью с пациентом. Лика встала рядом с главврачом, а санитар и смутно знакомый мужик напротив.

– Итак, что тут у нас? – с энтузиазмом проговорил Погорельский. – Вот здесь – фенол в жидком состоянии. – Он указал на ванну, в которой плескалась лилово-розовая жидкость, испускающая резкий химический запах. – Вот аммиак, а здесь синильная кислота. – От третьей ванны несло жареным горьким миндалём так, что горло перехватывало. – Именно такой состав был некоторое время назад зафиксирован в воздухе города Добромыслова. И все значения намного превышали допустимую норму. А выпустил эти вещества в воздух наш добрый друг. – Врач кивнул на ссутулившегося пациента, безразлично смотревшего на ванны.

Смесь запахов почти не давала дышать, Лика пыталась прикрыть лицо рукой, но горло всё равно сдавливало, в носу саднило, даже глаза начали слезиться. Пациент тем временем продолжал смотреть на ванны спокойно, даже обречённо. Его спина ещё больше сгорбилась, щёки обвисли.

– С чего желаете начать? – Погорельский с улыбкой повернулся к Лике.

– В каком смысле? – Из горла вышел только хрип.

– Ну, как же. Ведь это вы говорили, что тех, кто сливает ядовитые жидкости в канализацию или делает выбросы в атмосферу, неплохо бы самих в этих жидкостях искупать. Ваши слова?

– Вы, что, хотите, чтобы я… – Лика даже попятилась. Точно, пациент ведь и есть тот самый хозяин «фабрики ароматов». Только при чём здесь эта химия?

– А у него в собственности ещё несколько химических производств. Здесь недалеко, в Чернореченской промзоне, – проинформировал присутствующих Илья. Погорельский кивнул санитару, и тот, заломив мужику руки, наклонил его так, что лицо почти коснулось ванны с фенолом. Только это, наверное, было излишним, потому что пациент и не думал сопротивляться.

– Вам нужно только закончить. – Главврач протянул руки, сложил ладони над затылком мужика и как будто собрался погрузить его голову в розовую жидкость.

– Нет… нет… нет… – Лика, мотая головой, попятилась и вжалась в холодную стену. – Я не буду!

– Видите ли, если вы этого сейчас не сделаете, будут последствия. – Погорельский, встав к Лике лицом, щёлкнул пальцами.

Голубой кафель процедурной растворился, оказалось, они стояли в поле, рядом с лесополосой. Утопая босыми стопами в снегу, Лика начала приплясывать, поджимая то одну ногу, то другую.

Впереди, за деревьями, в бледное небо тянулись тонкие чёрные трубы, испускающие клубы дыма. Кое-где в вышине клубились грязные угольные облака, а из других труб поднимался лишь полупрозрачный сиренево-фиолетовый дымок, который, впрочем, сразу же и оседал, цепляясь рваными клочьями за оголённые верхушки сосен.

– Там его завод. А это – его жена.

В воздухе возникло изображение. Ярко накрашенная женщина, тряся длинными серьгами, кричала, что её мужа нагло затравили, и он покончил с собой.

– А вот она же.

Поле пропало, появилась хорошо обставленная комната. Молодой парень, точная копия «химика», только постройнее и посмазливее, поддерживал безжизненное тело в спортивном костюме. А женщина тем временем привязала конец верёвки к ручке двери, потом, скинув красные туфли, влезла на придвинутый стол, перекинула другой конец на другую сторону и приказала:

– Надевай!

Парень кое-как, пыхтя и краснея, натянул большую петлю на шею «химика». Пока мамаша возилась с верёвкой и телом, парень подошёл к открытому ноутбуку на столе, достал бумажную салфетку, кое-как намотал её на палец и стал тыкать в кнопки на клавиатуре. Видимо, предсмертную записку набирал.

Снова появилось поле и чадящие трубы.

– Дело в наследстве, – сказал Погорельский. – Он всего лишь потерял сознание от несовместимости алкоголя с лекарствами.

– А обвинили меня! – выкрикнула Лика. – Да их самих надо…

– Верно, – кивнул доктор. – Но всему своё время. А теперь смотрите, что будет, когда его жена и сын вступят во владение заводом. Наш любезный друг хоть и плохой, но всё же химик, а они в производствах ровным счётом ничего не понимают.

От глухого хлопка Лика вздрогнула, и даже по земле будто прошла мелкая рябь. Снежная слякоть под стопами на мгновение будто забурлила. Тонкие трубы завода надломились и стали заваливаться, оставляя за собой сизый дымный след в сером небе. Потом раздался шуршащий треск, отдалённые крики, и сломанные трубы полностью исчезли в огромном огненном шаре, быстро разраставшемся над всей округой. Полыхающая сфера раздувалась, постепенно поглощая всё пространство от земли до неба.

По коже Лики пробежал лёгкая волна жара с примесями едких химических запахов. Пламенеющий шар наконец лопнул, почти беззвучно, освободив множество полупрозрачных стрел, фонтаном рванувших во все стороны. По пространству в долю секунды пронёсся молчаливый вопль ужаса, будто множество людей разом чего-то сильно испугались, но не успели даже вскрикнуть.

Лика тоже не могла издать ни звука, только приоткрыла рот, отступив на полшага и лишь успев приподнять руки, когда те самые стрелы, будто состоявшие из пара и миллиардов острых льдинок, долетели до её лица.

Но ожидаемой боли не последовало, импульс сам собой перешёл в протяжный суховатый вой сирены, разносившийся над крышами домов.

– Внимание, внимание, внимание! – прозвучал над Добромысловым металлический голос, чеканивший слова. Откуда-то взлетела стая чёрных птиц. – Сегодня в Чернореченской промзоне на одном из производств произошла авария. На место уже прибыли все службы экстренного реагирования. Ситуация находится под контролем. Населению ничего не угрожает. Просим сохранять спокойствие и не поддаваться панике.

– Под каким контролем?! Как – не угрожает?! – взвилась Лика. – У людей даже противогазов нет!

– А они и не понадобятся, – как ни в чём ни бывало, повёл плечами Погорельский. – Вредных веществ в воздухе всё равно не зафиксируют.

– Как это?!

– Ну, до поры, до времени. Пока городское кладбище не переполнится, а промзона не превратится в зону отчуждения. А всё из-за вас.

– Ну, окуну я его. Как это поможет?!

– Никто не умирает, помните? – Погорельский кивнул куда-то за спину Лики.

Оказалось, там на паркете лежал в расстёгнутой олимпийке тот самый химик. На его шее багровела тонкая линия, овивавшая горло под подбородком. Вокруг суетились люди в синей форме с белыми полосками и красными крестами. Они щупали пульс и оттягивали «химику» веки, заглядывая в закатившиеся глаза. Кто-то пытался стащить олимпийку, когда не получилось, стал заворачивать рукава. Другой медик с треском разорвал футболку на груди лежавшего.

– Ты чё творишь, а? – заверещала ярко накрашенная дамочка, что недавно скрутила петлю на верёвке. – Ты хоть знаешь, сколько эта вещь стоит? Да твоей зарплаты не хватит!

Медики стали что-то говорить о кислороде, массаже сердца и дефибрилляции, а жена висельника всё кричала о грязных следах в её доме и бестолковости окружающих. У стола, теперь стоявшего в центре огромной комнаты, нервно переминался сынок «химика», что помогал его подвешивать.

– От вас зависит, очнётся он, или нет, – прозвучал прямо над ухом голос главврача. – Если очнётся, то уже другим человеком. Конечно, при условии, что вы наглядно объясните ему, в чём он не прав.

– Разве для этого обязательно… – Лика только размахивала руками, изображая погружение в химическую ванну.

– Увы, да. Всё остальное испробовано, иначе он бы к нам не попал.

– А если нет? – Лика снова повернулась туда, где врачи под крики и угрозы жены начинали делать «химику» искусственное дыхание. Она снова глянула на наследника. Грызя ноготь, он с искривлённым яростью лицом наблюдал за реанимацией. Потом подошёл и оттеснил мамашу от медиков, которые всё же заставили пациента подёргивать ногами и руками.

– Может, дать им денег? – тихо проговорил парень.

– За что? – сквозь зубы спросила мамаша.

– Чтобы не сильно старались, – проскрежетал сынок.

Вокруг снова проступили голубые стены процедурной. Они тут же закружились, и Лика, пытаясь унять дрожь в ногах, присела на кушетку.

– Ну что? – Погорельский сделал приглашающий жест, указав на Илью, всё ещё державшего за локти «химика».

– Всё равно нет, – замотала головой Лика.

– И тебе не жалко людей в Добромыслове? – спросил Илья, которому, казалось, не стоило ни малейших усилий удерживание пациента.

– Жалко, но… – Лика не могла объяснить, почему отказывалась.

– Чистенькой хочешь остаться, да? – криво улыбнулась Раиса. Оказалось, она всё ещё находилась в процедурной. – Пусть другие грешники за тебя впрягаются, а ты со стороны понаблюдаешь. Так?

– Языком чесать легко, – сказал Погорельский. – А грязную работу пусть кто-нибудь посторонний делает. Это верно. Что ж, попробуем по-другому.

Он кивнул Илье, и тот позволил «химику» выпрямиться.

– А если поменять вас местами? – Погорельский резко схватил Лику за плечи и рывком уложил её на жёсткой поверхности кушетки. Подскочившая Раиса помогла вздёрнуть руки и заломить их за голову.

Как Лика ни брыкалась, что-то крепко стягивало запястья и не давало подняться.

– Итак, – громко произнёс Погорельский. – Вы активно интересовались процедурами, видимо, пришло время испробовать их на себе.

Погорельский раскрыл ладонь и провёл над бледной ногой Лики. У щиколотки он чуть шевельнул пальцами, и вдруг ногу пронзила резкая боль.

Процедурная снова пропала, но появился туманный школьный кабинет. Со стороны Лика наблюдала за тем, как она сама, только маленькая, лет семи, с другими одноклассниками дразнила заплаканную девочку с косичками. У той девочки было несколько братьев и сестёр, а денег явно не хватало, так что она приходила в школу в поношенных вещах. Её выцветший подлатанный рюкзачок летал от одного мальчишки к другому, теряя в воздухе учебники и тетрадки, а девочки, и Лика в том числе, во всю потешались над старым серым платьицем не по размеру.

Когда видение пропало, Лика обнаружила, что лежит на кушетке в процедурной, а над её ногой, по которой пролегла длинная тонкая алая рана, Погорельский двумя бледными пальцами держал нить. Такая же алая, как порез, нить мерно и воздушно раскачивалась, пока врач проворно не скрутил её в небольшую петельку.

– И это только начало. А что, если сейчас развязать нашего пациента и попросить его устроить вам продолжение процедуры? – Погорельский наклонился, и из-за яркого света его лицо полностью скрыла тень. – А может, ещё кого-нибудь пригласить? Скажем, ту пару из упряжки? А если мы им напомним, как и где вы с ними познакомились? А если их ещё для этого от процедур освободим, как думаете, они откажутся?

Лика попыталась пнуть Погорельского, но он ловко схватил её за колено. Через плечо кивнул Илье, и тот отпустил «химика». Мужик вдруг поднял голову и выпрямил спину, будто воспрял, его лицо стало потихоньку растягиваться в хищном оскале, а сверкающие глаза буравили Лику.

– Так что, будете участвовать в процедуре? – громко спросил главврач, до боли сжимая Лике ногу.

– Да пошёл ты! – Лика брыкалась, пытаясь высвободиться.

– Ну, на нет и суда нет. Прошу. – Погорельский указал «химику» на Лику. Тот мигом оказался у её кушетки. Вся его меланхоличность, обречённое выражение и покорность испарились. Над Ликой нависало плотное лицо, лишь отдалённо напоминающее человека – все черты искажала злоба и жажда чужих страданий. И, наверное, желание отыграться на ком-то за собственные мучения.

Осознание того, что через долю секунды это озверевшее существо посмеет прикоснуться к Лике, вызвало внутри вихрь отвращения, который придал сил. Когда мужик навис над ней, полностью закрыв обзор, она извернулась и боком скатилась с кушетки. «Химик» повалился туда, где только что лежала Лика, понял, что она ускользнула и, с яростным рыком оттолкнувшись, кинулся вниз. Сама Лика, сидя на полу, сумела-таки вытащить исхудавшие руки из красных петель, и стоило злобной роже оказаться наравне с ней лицом, тут же вцепилась ногтями в налитые кровью мутные глаза.

Мужик заревел и, отцепив тонкие пальцы от лица, швырнул Лику в сторону. Упав на холодный твёрдый кафель, она перекатилась под ногами главврача и его подчинённых и быстро сообразила, что «химик», сам того не желая, оказал ей услугу – зашвырнул тощую, как тростинка, Лику за спины сотрудников санатория.

Увидев рядом с собой готовые сомкнуться руки Раисы, Лика сжалась в комок, а потом резко выпрямилась. От неожиданного и резкого удара сестра-хозяйка попятилась и налетела на «химика». К ним тут же присоединился Илья, которого Лика толкнула в грудь. И вся эта компания, не удержавшись на ногах, повалилась прямо на ванну с химикалиями.

По голубому кафелю процедурной расплескались едко пахнущие яды. Глаза щипало так сильно, что по щекам текли слёзы, из-за сдавливания горла воздух почти не поступал в лёгкие. Процедурная виделась будто через мутное стекло, разобрать, где стены, где окна, а где дверь, стало невозможно – всё слилось в сплошной удушливый морок.

Лика рванула наугад. Шлёпая босыми стопами по разлитым химикалиям, кого-то отпихнула и налетела на гладкую стену. За спиной в общей возне выделялись голоса, но разобрать, что они говорили не получалось, да и не хотелось тратить на это силы. Спешно перебирая почти вслепую руками по стене, Лика вдруг нащупала выпирающий вертикальный брус, вроде бы гладкий. Кажется, это косяк. Действительно, при следующем движении рука будто немного провалилась вперёд. Значит, там дверь.

Отступив на шаг назад, Лика уже приготовилась обрушиться на дверь всем своим весом, пусть и не очень значительным. Но её кто-то обхватил сзади, прижав руки к бокам. Но теперь Лика была готова на что угодно, только бы не оказываться снова на кушетке, под хищным взглядом этого «химика», от которого и пошли все её проблемы. И чего ей стоило окунуть его разок в ванну?

Лика рывком развернулась, протащив за собой того, кто был сзади. Такого манёвра, видимо, не ожидалось, и даже хватка слегка ослабилась. И тут Лика всем телом повалилась назад. За спиной кто-то удивлённо вскрикнул (кажется, это Илья), раздался грохот, треск, падение замедлилось, потом ещё вскрик, и Лика свободно полетела спиной вниз. Когда она упала на Илью, тот снова сдавленно охнул.

Видимо, общим весом они всё же выбили дверь. По прежнему ничего не видя из-за химии в глазах, Лика оттолкнулась от Ильи, разумеется, попытавшись побольнее его пихнуть, перекатилась, встала на четвереньки и по-собачьи побежала по коридору. Ей уже не важно было направление побега, в конце концов, все коридоры оканчивались примерно одинаково.

Проскакав какое-то расстояние по мягкому ковру, Лика вдруг почувствовала сильный удар в лоб. Впервые в жизни она на себе испытала состояние, когда из глаз в буквальном смысле летят искры. Но очень сильно её всё же не оглушило. Она подобралась, перебирая руками по стене, обогнула угол и приготовилась бежать дальше по коридору, но передумала.

Быстро, пока шаги преследователей её не нагнали, переползла через рекреационную площадку, не забыв вытереть стопы и ладони и о ворсистый ковёр и диваны, отодвинула занавеску и вывалилась на балкон. Быстро закрыв за собой дверь, всё ещё на четвереньках, пригибаясь, чтобы её не было видно из окна, ползла вдоль стены. Нащупав горизонтальные железные ступени, всё ещё вслепую, кое-как обогнула перила и стала спускаться по пожарной лестнице.

Всё люки в балконах всегда держались открытыми, это Лика точно помнила. Потихоньку она нащупывала каждую ступеньку босой ногой, крепко вцепившись в перила, и так проползла до первого этажа.

Пожарная лесенка с балкона выходила прямо на землю. Разумеется, «Черноречье» – это ведь не то заведение, где нужно опасаться грабителей или хулиганов. Оказавшись на земле, Лика хотела сразу же припустить куда-нибудь подальше от главного здания, но резь в слезившихся глазах и жжение в стопах и на ладонях её остановили.

Выставив руки, Лика кое-как доковыляла до газона, на котором всё ещё лежал рыхлый апрельский снег. Первым делом растёрла пару снежных охапок в ладонях. Потом, сгребая мягкую ледяную жижу, остервенело втирала её в глаза, наплевав на песчинки, камешки и веточки. После третьего «промывания» стало чуть лучше – жжение ослабло, зрение вернулось, хотя и не полностью, и теперь Лика смотрела на мир не через толстое, а через тонкое мутное стекло. Этого, впрочем, хватило, чтобы рассмотреть покрасневшие ладони и стопы, с которых ошмётками слезала кожа.

Вдруг захотелось всё бросить и повалиться на землю прямо здесь, посреди санаторского двора, лежать и выть, пока не придут Погорельский с соратниками и не утащат её в какую-нибудь процедурную, откуда её потом в мусорном мешке увезут по реке под Успенский мост.

Но воспоминание о докторе с его приспешниками, которые добровольно (подумать только, добровольно!), проводили процедуры над людьми, пусть отвратительными, но людьми, вызвало прилив гнева и сил. Лика отряхнула руки и осмотрелась. Никого из сотрудников в поле зрения не оказалось, так что можно было, пожалуй, добежать до границы территории. Да, там нет ворот и калиток, но однажды ей ведь уже удалось сбежать. Может, получится снова.

Перебирая босыми ногами по стылой земле (хотя сейчас пронизывающий весенний холод оказался весьма кстати), Лика пересекла двор, стараясь держаться поближе к кустам, и оказалась у полосы деревьев. Сошла с тротуарчика и по щиколотку в снегу (ах, какое блаженство после шлёпанья по разлитой обжигающей химии), стала двигаться туда, где, по её соображениям, должен был оказаться забор. Направление она выбрала верно, высоченная бетонная стена выросла перед ней как раз там, где ожидалось. Только вот что делать дальше, неясно. Лика ведь уже обходила всю территорию как раз вдоль этой стены. И нет там выхода. Это известно.

Чувствуя, что все усилия разбились о бетонные плиты, Лика задрала голову и заскулила. У неё ведь почти получилось. И зачем этому проклятому санаторию её удерживать? Своё она явно отработала, а протаскивать других через «процедуры» всё равно не согласится даже под страхом путешествия на плоту по речке Чёрной. Почему ей просто нельзя уйти?!

За спиной послышались голоса. Кажется, на её поимку отрядили не только сотрудников, но ещё и пару-тройку пациентов, готовых выместить на ней всю злобу за свои страдания. Хотя недурно было бы им напомнить, что уж они-то всё это заслужили. Но, с другой стороны, ведь все люди иногда ошибаются. Жалко их, как ни крути.

Лика обернулась. Промеж частых стволов проступали светлые стены санатория.

– Ну, отпусти меня, а? – хныкала Лика, обращаясь к самому санаторию, будто это было живое существо, которое здесь всем заправляло. – Ну, пожалуйста! Я больше не буду пакостить! Обещаю!

Чувствуя себя нашкодившей первоклассницей, Лика заплакала, вытирая мокрые щёки ладонями. Видимо, давно нужно было проплакаться – со слезами спала пелена, вызванная химическим парами. И вдруг Лика, шмыгнув и ещё раз вытерев слёзы, ясно увидела наклонённое дерево в нескольких метрах от себя. Гладкая сосна, видимо поваленная каким-то ураганом, вывернутыми конями оставалась на земле, а верхушкой уходила ввысь и за забор, сломанными ветками опираясь о бетонную плиту.

Быстро осмотревшись и не увидев преследователей, Лика пошлёпала к дереву. Утеревшись, она примерилась и под голоса, что становились всё громче, залезла на ствол. Кое-как, цепляясь за шероховатую кору сосны пальцами рук и ног, подтягиваясь и прижимаясь к стволу животом, добралась до забора. Корявые ветви, с которых даже не облетели зелёные иглы, свисали почти до земли. Лика попыталась перелезть забор, хватаясь за хвою, но не удержалась. Судорожно схватив колючую крону сосны в охапку, съехала по ней и шлёпнулась в рыхлый снег.

Поднялась и зачем-то поклонилась сосне. Которой вообще-то раньше здесь не было. Потом ещё раз – санаторию за забором. За то, что отпустил.

Удивляясь проступившему языческому сознанию, развернулась и пошла прочь от забора, на ходу промывая исцарапанную кожу снегом. Впрочем, сосновые иглы много вреда не нанесли, особенно по сравнению с фенолово-аммиачной ванной. Вспомнив процедурную, Лика пошла быстрее.

Дальнейший план действий отсутствовал. Лика представления не имела, куда идёт. Хотя, с другой стороны, хорошо знала, откуда. Уже кое-что. А ещё знала, что не вернётся туда ни под какой угрозой.

И снова белое поле под серым небом, снова пустая идеально ровная асфальтовая дорога и чёрная река где-то впереди. Главное – перебраться через мост. Почему-то казалось, что стоит оказаться на противоположном берегу, и там будет безопасно, там можно оторваться от погони, там придёт помощь.

Лика обернулась. По дороге что-то быстро двигалось. Судя по голосам и сухому щёлканью, Погорельский претворил свою идею в жизнь – освободил от процедур парочку бизнесменов-живодёров, снова запряг их в повозку пустил по следу Лики. Судя по скорости, с которой двигалась упряжка, ещё и пообещал им что-то. Интересно, какие бонусы есть в «Черноречье»? Хотя, пожалуй, нет. Теперь уже не интересно.

Лика прибавила шаг. Сошла с дороги, чтобы пройти к мосту напрямик, но идти по асфальту было куда удобнее, чем пробираться через снежную кашу. Пришлось вернуться на дорогу. Но где ей убежать от этой упряжки предпринимателей? Лика же помнила, какую скорость они могли развивать.

С другой стороны, если они могли,может, и у неё получится? У неё, конечно, стопы содраны, но и та парочка тянет за собой тележку с… А кто там, собственно? Лика, ступая задом наперёд, попыталась высмотреть пассажиров тележки. Кроме Погорельского, там виднелась грузная фигура Раисы, бирюзовая форма Ильи, кажется, Кристина и… ну конечно, как без неё. Розовый худи Мажорки. Вот кто вцепится в Лику неистовее всех, вот кто её ненавидит так, что даже представить страшно. Но именно этой соплячке Лика ни за что не дастся.

Снова развернувшись, Лика прибавила шаг. Громыхание тележки становилось всё громче, а голоса – всё отчётливее. Лика, отчаянно пытаясь не обращать внимания на боль, ускорилась. У них же получалось. Ещё ускорилась. Побежала, что было духа. Вот он, мост, чёрненькая дуга на фоне блёклого неба и талого снега.

Тележка трещала, грохотала, тарахтела и бухала на все лады. Но, увы, никак не разваливалась. Лика прибавила шаг, хотя ног она уже давно не чувствовала, а дыхание после нахождения в тесном помещении, заполненном ядовитыми парами, грозило отказаться работать – из горла выходили хрипы, а кашель, грозивший свернуть тело в бараний рог, приходилось душить где-то в глотке. Времени отхаркать слизь химикалий не было.

Впрочем, мост становился всё ближе. Судя по тому, с какой скоростью летела «кибитка», преследователи поставили себе цель любыми средствами остановить Лику и не дать ей перейти мост.

Когда до спасительной каменной кладки оставалось несколько метров, тележка докатилась до берега. Яростный визг Мажорки, лай «химика» и ржание бизнесменов из упряжки нагоняли Лику в те последние шаги, что оставались ей до моста.

Лика уже поставила босую ногу на мокрый тёмный камень, когда её схватили сзади и по дуге отшвырнули от моста. Конечно, это мажорка Вика. С искажённым лицом, полностью утратившим человеческий облик, она сплюнула через плечо и рванула к Лике.

Перехватив тонкие Мажоркины запрясться и не давая острым длинным ногтям впиться в лицо, Лика попятилась на пару шагов, но потом сделала выпад вперёд и резко двинула кулаком Мажорке под подбородок, отчего та вскинулась и чуть не упала. Снова получилось оказаться ближе к мосту, хотя и спиной.

– Думаешь, тебе от этого легче станет? – проскрипела Лика, не давая девчонке высвободить руки.

– Не твоё дело! – И в лицо Лике полетел плевок. – Всё из-за тебя! – Дальше следовали отборные ругательства.

В этот момент подошёл химик и по-хозяйски попытался отодвинуть Вику, но та ни в какую не хотела отпускать Лику. Видимо, тому, кто приведёт добычу, обещали особые привилегии. Поняв, что девчонка не отступит, химик размахнулся и огромной лапищей ударил её по голове.

От неожиданности Лика отдёрнула руки, что оказалось весьма кстати, потому что Мажорка, сдавленно крикнув, повалилась на бок и покатилась вниз по берегу. Первым порывом Лики было остановить падение, но на неё уже двинулся амбал со зверской физиономией вместо лица.

– Все считают своё наказание незаслуженным, – прозвучал где-то рядом спокойный голос Погорельского. – «Все так делают». «Здесь всё равно грязно». «А что такого?». «Мне всё можно». «А почему я?». Сотни и тысячи оправданий. Что стоит попросить прощения?

– Я не хотела вас обидеть, – тихо проговорила Лика, вспомнив свой выпад во время встречи с жителями Добромыслова. Да, она тогда ненавидела этого пока ещё человека, но отвращение не оправдывало грубость.

Только химику извинения, очевидно, не были интересны, он продолжал двигаться на неё, сжимая огромные кулачищи и скалясь. Лика, осторожно перебирая босыми ногами, вдруг поняла, что идёт в верном направлении – точно, ещё пара шагов, и под стопами оказались гладкие холодные камни.

Мужик вдруг рванул к Лике, она отскочила, но покачнулась и, ухватившись за толстые каменные перила, еле устояла на ногах. Ручищи химика почему-то не достали до лица. Оказалось, сзади мужичину кто-то обхватил. Тот завертелся, и Лика рассмотрела Илью в бирюзовой форме, повисшего на химике, превосходящем его по габаритам раза в два.

Мысленно поблагодарив бывшего напарника, Лика уже повернулась, чтобы бежать, но тут же остановилась. Оказалось, что парочка живодёров обошла её сзади и перекрыла путь к отступлению.

– Вас я тоже не хотела обижать, – пробормотала Лика.

– Да неужели, – манерно ответила женщина. Она совсем перестала походить на себя прежнюю, однако способности говорить пока не утратила. – Кто тебя спрашивал? Кто просил вас лезть в наши дела и выскакивать с вашим никому не нужным мнением, а?!

Перед носом Лики просвистел коготь. Теперь перила моста давили в прогнутую поясницу. Аккуратно глянув через плечо, лика увидела собственное отражение в густой чёрной воде – тощая фигура, припёртая к краю.

– Вы сами были виноваты, – вырвалось у Лики, но она тут же спохватилась: – Хотя меня это не оправдывает.

Но ведь кто-то же должен был их остановить, как и этого химика, с прыжка грохнувшегося на спину и придавившего Илью к мосту всей тяжестью своей огромной туши. Все же терпели или равнодушно молчали, только Лика и её товарищи рискнули выступить против безобразий. За что в итоге она и поплатилась. Тонкая, оказывается, грань у справедливости.

– Ты поплатилась за гнев, жестокость и злобу, а не за отстаивание справедливости и своего мнения, – произнёс Погорельский. – Хотя грань действительно тонкая.

Отступать дальше было некуда. С одной стороны проход перекрыли бывшие бизнесмены, Раиса и Кристина, с другой – химик, утирающий хищную рожу. Где-то за его спиной лёжа на мосту, стонал Илья, пытаясь перевернуться на бок. Мысленно пожелав ему вылечиться, Лика развернулась, опёрлась руками о каменные перила моста, перебросила ноги и спрыгнула вниз, краем глаза успев заметить на берегу, покрытом снегом, распластанный розовый худи. Мажорка даже не стонала, просто лежала в неестественной перекрученной позе лицом вниз. Но ей не привыкать.

Лика тем временем летела вниз. Лёгкое тянущее чувство в желудке – и она под ор и ругань шлёпнулась на что-то мягкое и скользкое. Утопая руками в мякоти, попыталась сесть. За её спиной кто-то довольно зарычал. Химик, наверное. Подняв голову, Лика тут же попыталась отползти, отталкиваясь ногами от мешков.

Она угодила прямо на плот, которым правил долговязый, и теперь не могла отвести взгляда от его… А вот лица-то там и не было. Из-под полей тёмной модной шляпы на неё таращились чёрные круглые провалы, вместо щёк – глянцевая белизна, ровные зубы ничем не прикрыты. Скелет в костюме замедлил ход плота.

Заставив себя сглотнуть, Лика краем глаза ухватила ещё один силуэт. На краю плота сидел тот самый брюнет из столовой, что отказывался от еды. Он равнодушно наблюдал за тем, как Лика беспомощно барахталась в скрипящем полиэтилене мешков. Ещё живой, но постепенно истончающийся, он уже начал походить на того, что правил плотом – кожа стала почти прозрачной, так что просматривались кости черепа и зубы. Наверное, скоро он составит долговязому компанию и тоже превратится в перевозчика.

Скелет же, видимо, устав ждать, пока лишняя пассажирка сама покинет плавсредство, вынул весло из воды, легко его перехватил, будто это была всего лишь тонкая тростинка, и проворно толкнул Лику в грудь. От удара твёрдым веслом, Лика захрипела и повалилась на спину. Мельком увидела, как полотно белого неба скрывается за чёрной гранью арки моста, и зацепив взглядом открывающееся за круглым проёмом пространство, со всплеском угодила в воду.

Тело обожгло льдом, глаза и уши тут же заложило. Рядом будто что-то шлёпнуло по воде, по ноге скользнула металлическая чешуя.

Разлепив кое-как глаза, Лика сквозь толщу воды увидела на тёмном мосту расплывающийся белый халат Погорельского.

10.

Погорельский стал медленно растворяться, в коридоре послышался топот, будто стадо лошадей бежало. Видимо, это пациенты, которых освободили от процедур в обмен на линчевание Лики.

Ещё раз взбрыкнув, Лика сумела-таки сбросить хватку с ноги, подтянулась, извернулась и села на колени. Дёрнула руками и внезапно обнаружила, что её запястья больше ничего не удерживало. Но рывок оказался такой силы, что по инерции Лика завалилась назад и кубарем бухнулась на жёсткий пол.

Готовясь подороже продать своё здоровье, а может, и жизнь, заметалась, ища угол подальше. Отталкиваясь ногами, забралась подо что-то, сжалась в комок.

– Эй, ты чего это? – Перед глазами остановились ноги в зелёных резиновых шлёпанцах, надетых на плотные колготки. – Ты где? Бинты-то как развязала? Перегрызла, что ли?

Ноги потоптались на месте, потом сверху показалась женская голова в косынке.

– Ты чего там сидишь? Вылезай! – незнакомая женщина с красным лицом поманила Лику рукой. – Ну, иди сюда. Давай, не бойся.

– Ещё чего! – Лика попыталась пнуть по лицу ногой, но из-за резкой боли промахнулась.

Женщина, охнув, выпрямилась и заголосила:

– Ваня, Петя! Здесь буйная под кровать залезла! Брыкается!

Раздался тяжёлый топот, появились две пары ног в стоптанных кроссовках. На месте женской головы показалась мужская в тёмно-зелёной шапочке.

– Слышь, ты чего там? Вылезай! – И мужик тоже поманил Лику рукой. Она попыталась ударить и его, но он перехватил её ногу и потащил на себя.

Извивающуюся Лику выволокли из укрытия, появился второй мужик в зелёной форме, сгрёб её за плечи, и вдвоём они её подняли и прижали к кровати.

– Да что ж ты так брыкаешься! – подала голос женщина в косынке, набирающая в шприц что-то из ампулы. – Давай-ка!

Лику перевернули, вжав в твёрдую койку, и она почувствовала укол в ягодицу. Ещё раз попыталась сбросить хватку, но не смогла. Потом ноги и руки стали слабнуть, пальцы не слушались, уши будто ватой заложило, пред глазами всё расплылось.

– Вот и славно, – услышала Лика перед тем, как сознание полностью угасло.

Лика пришла в себя и обнаружила, что лежит на высокой жёсткой кровати. Голова казалась тяжёлой, как гиря, во рту противно пересохло. Руки ни в какую не хотели сгибаться в локтях, им явно что-то мешало, при каждом движении запястья прорезала острая боль. Точно – на обеих руках бинты, концами привязанные непонятно где.

Ясно. Погорельский решил немного выждать. Наверное, из-за химически паров ей стало плохо, и он чуть отложил экзекуцию. А чтобы не сбежала, велел привязать к кровати. Хотя палата была незнакомой – точно не её комнатушка в санатории. Просторная, светлая, с высоким потолком и абрикосовыми стенами.

Лика дёргала и выворачивала руки, пока у кистей не натёрлись красные «браслеты». Устав от бесполезных попыток вырваться и саднящей боли, откинулась на подушку. Выдохнула и выдохнула пару раз. Решила осмотреться.

Палата со стенами приятного цвета. В санатории Лика такой не припоминала. Ладно, она не все помещения видела. К счастью.

Дальше. Руки. Привязаны. А на самих кистях – белые повязки. Откуда они взялись? Точно, ванны с химикалиями. Она, наверное, случайно вляпалась. Или на сосне поцарапалась. Стоп. Какой ещё сосне? По которой перелезала забор.

Вихрь последних событий завертелся так, что голова сама собой плюхнулась на мягкую подушку, а перед глазами поплыли разноцветные круги. Кстати, глаза. Лика поморгала, посмотрела в разные стороны. Веки, конечно, пощипывало, но зрение вроде бы было в порядке.

В носу и горле тоже чувствовалось лёгкое жжение, но уже не такое саднящее, как раньше. Наверное, ожог начал проходить. Ноги? Приподняв голову Лика рассмотрела повязки, обхватывающие стопы и лодыжки. И тонкий красный шрам от вытянутой «нити» на месте. Да, прогулка по разлитым химикалиям, да ещё марш-бросок через поле, и всё это босиком. Это сколько она не сможет нормально ходить, пока всё полностью заживёт?

Вернула голову на подушку, снова подышала. Что-то всё это не похоже на «Черноречье». Приятная палата, повязки. Можно сказать, забота.

И только теперь Лика увидела рядом с собой капельницу. Проследила взглядом за тонкой прозрачной трубочкой. Катетер крепился пластырем к вене правой руки. Интересно, что ей ввели? Успокоительное? Снотворное? Похоже на то.

– Пока нельзя, – донёсся из-за белой двойной двери глухой голос.

– А когда будет можно? – спросил голос мамы.

– Мама! Мама! – заголосила Лика что было мочи.

Дверь тут же открылась, и в палату вошла Пульхерия Панкратовна. Как обычно, при полном параде – макияж, идеально сидящий костюм, укладка, высокие каблуки. Правда, на туфли оказались натянуты забавные неуместные бахилы, а на плечи накинут белый халат. За Пульхерией Панкратовной семенила невысокая пухленькая женщина в медицинской униформе.

– Мама, они хотят отправить меня на процедуры! – Даже если что-то вокруг поменялось, нельзя с уверенностью утверждать, что где-то рядом не прятался Погорельский со своей свитой.

– И что? – спокойно спросила Пульхерия Панкратовна.

– Ты не понимаешь! – Связно объяснить всю опасность ситуации оказалось трудно – мысли теснились в голове, выталкивая друг друга. – Я отказалась утопить его в ванне с аммиаком и фенолом, не стала во всём этом участвовать! И теперь они из меня нити вынут!

Пульхерия Панкратовна, прикрыв рукой лицо, качала головой.

– Нити? – переспросила медсестра, переводя опасливый взгляд с мамы на дочку.

– Ма, ты не понимаешь! Отсюда нет выхода! – И тут Лику осенило. – А ты как сюда попала? За мной приехала?! Это ловушка! Тебе нужно бежать! Мы как-то смогли вырваться… Только не беги в посёлок, там какие-то монстры, они нас чуть не убили!

– Да замолчишь ты или нет?!

От резкого окрика Пульхерии Панкратовны медсестра крупно вздрогнула и опасливо отступила на пару шагов. Мама потёрла пальцами виски, потом подняла голову и натянуто улыбнулась.

– Послушай, у тебя всего лишь приступ белой горячки. Это не страшно. Прокапаешься, и всё пройдёт.

– Что?! Какая ещё горячка! Это самое настоящее чистилище! Сюда ссылают грешные души, чтобы…

– Хватит! – ещё громче, чем в первый раз, выкрикнула мама. Но потом снова взяла себя в руки. – Что бы тебе ни примерещилось, это неправда. Скоро всё пройдёт.

– Ничего мне не померещилось!

У мамы сильно покраснело лицо. Пунцовый цвет проступил даже сквозь толстый слой тонального крема. Но она не стала кричать. Напротив, совершенно спокойно попросила медсестру:

– Будьте добры, выйдите на минутку.

Медсестра коротко кивнула и через полсекунды захлопнула за собой дверь.

– Рот закрой, – жёстко проговорила Пульхерия Панкратовна, когда Лика снова собралась рассказать о том, куда она попала. – Слушай внимательно. Сейчас тебя просто прокапают от белой горячки. Но если продолжишь нести чушь о монстрах и чистилище, тебя точно упекут в психиатрию.

– Да ничего это не чушь! – звонко прокричала Лика. – Я сама видела, как мать этого пацана утащили! Она тоже за ним приехала, а её утащили!

– Какого ещё пацана?

– Того, который инвалида избил! Но ему помогать поздно, мы его в реку скинули, и его на плоте за мост увезли. А мать осталась здесь!

Пульхерия Панкратовна двумя пальцами помассировала переносицу, потом снова изобразила улыбку.

– Где – здесь?

– В «Черноречье»! – Лику трясло оттого, что её мама, умная в общем-то женщина, никак не хотела прислушаться к элементарным вещам.

– Какое ещё «Черноречье»?

– Куда ты меня сослала отсиживаться!

– Может, тебе, и правда, обследоваться? – Мама сдвинула брови.

– Что, скажешь, не было такого?

– Чего не было?

Лика сделала титаническое усилие и выдохнула. И хотя внутри бурлило, заставила себя говорить более размеренно:

– После того, как этого химика подвесили, ты меня отправила работать санитаркой в санаторий «Черноречье», чтобы выждать время, пока всё утрясётся.

– И как, утряслось? – кротко спросила мама.

– Не знаю, – попыталась развести руками Лика, так что запястья снова резануло.

– Послушай. Санаторий «Черноречье» заброшен уже лет двадцать. Я тебя никак не могла туда отправить.

– А… – Лика, уже снова взявшая разгон, выдохнула, будто воздушный шарик спустился. В окно светило солнце, на абрикосовых стенах палаты золотились большие квадраты. – А мы где?

Пожалуй, давно стоило задать этот вопрос.

– Чернореченская районная больница, город Растяпинск, – вздохнула мама, будто в тысячный раз повторяла одно и то же кому-то из своих не сильно сообразительных подчинённых. – Тебя сюда доставили вчера с приступом белой горячки. Где вы так перепились и как сюда попали, не знаю. Но поймали вас у речки Чёрной, вы вроде собирались пробраться в загробный мир. Для этого вызвали такси, а когда водитель отказался вас везти, затолкали его в багажник, а машину сбросили в воду. Стоило труда и денег уговорить его не писать заявление. И да, ещё стоило большого труда уговорить врачей привезти тебя сюда, а не в местную психушку. В этом, кстати, очень помогли твои химические ожоги. Между прочим, откуда они взялись?

– Это от… – Лика вскинулась было, чтобы рассказать о процедурах по окунанию в ванны с химикалиями, но передумала. Пожалуй, такую историю тоже могли принять за горячечный бред. – Не помню.

Мама в ответ только хмыкнула. Лика молча откинулась на подушку. Может, это какое-то наваждение, навеянное препаратами Погорельского. От него всего можно ожидать. А как проверить?

– Но этот химик, он ведь существовал?

– Какой ещё химик? – снова вздохнула мама.

– Ну, который хозяин фабрики духов и ещё каких-то заводов. Он как бы повесился.

– Не как бы, а повесился. А ты откуда знаешь?

– Ты мне сама сказала.

– И вы решили съездить в загробный мир, чтобы его там найти?

– Ма, прекрати! – Лика снова дёрнулась, забыв о бинтах.

– Слушай, тебя эта история не касается, как и твоих друзей-полудурков. А по поводу работы санитаркой идея хорошая. Вот выпишешься, я тебе подыщу место. А пока постарайся успокоиться и перестать нести бред о чистилище и грешных душах. По крайней мере, вслух об этом не говори.

После ухода мамы вернулась медсестра и, косо поглядывая на Лику, сменила капельницу. Скоро палата снова растворилась в тумане.

11.

Проснувшись с мерзкой, но уже знакомой сухостью во рту, Лика в очередной раз попыталась пошевелиться. И снова безуспешно. Открывать глаза не хотелось. Хоть Лика и училась всего-то на втором курсе, но уже была наслышана о белой горячке, алкогольных комах и методах вывода пациентов из этих состояний. Так что ещё вопрос, что лучше – «Черноречье» или наркология. С другой стороны, вроде бы мама говорила о районной больнице.

Собравшись с духом, Лика всё-таки разлепила веки. Абрикосовые стены палаты оказались на месте. Пожалуй, дела стали налаживаться. Не «Черноречье» – уже хорошо. Из этой больницы, по крайней мере, есть выход. Ну, наверное, должен быть.

Мамин совет не говорить больше о заброшенном санатории принёс пользу. Уже к вечеру Лику перевели в обычную палату с бледно-розовыми стенами и низкими деревянными кроватями. Туалет, конечно, общий для двух палат, зато никаких больше связываний.

На запястьях краснели следы от бинтов (а может, и от привязи доктора Погорельского, хотя Лика упрямо запрещала себе об этом думать). Наверное, она всё-таки где-то перебрала с друзьями, и ей всё померещилось. Но как-то уж слишком реалистично выглядело пребывание в «Черноречье» для обычного алкогольного бреда. Хотя откуда ей знать, ей вообще горячительное пить запрещали. Ещё в средней школе Лика как-то глотнула лишнего и отключилась на полдня. Потом ещё полдня оттирала с лица усы и неприличные слова, которые друзья пририсовали маркерами ради хохмы.

Но такие реалистичные галлюцинации, да ещё и с ощущениями. Интересно, подобное вообще возможно?

Раздумывая о своей «практике» в санатории, Лика лежала на кровати и рассматривала трещины в потолке. Занятие, к которому она привыкла в «Че…». Лика резко села, чтобы оборвать поток мыслей. Голова закружилась, пришлось опереться на тумбочку. В руке появилась тупая боль, но о ней Лика тоже запретила себе думать.

В поисках занятия, чтобы отвлечься, похлопала себя рукой по острой коленке. И тут взгляд зацепил смартфон, который кто-то оставил на тумбочке. Нажала на кнопку сбоку. На экране появилась нормальная сегодняшняя дата и вполне человеческое время. И выходило, что их с товарищами пикет состоялся позавчера. А как же тогда…?

Лика вскочила с кровати и, не обращая внимания на боль в ногах, сделала пару кругов по палате, в которой, кроме неё не было больше никого. Подошла к окну, отдёрнула занавеску.

Внизу раскинулся весенний парк. Яркое апрельское солнце растапливало последние осевшие сугробы, всё ещё посвёркивающие льдинки таяли и ручейками стекались в рыхлые чёрные проталины, образуя глянцевые лужицы.

Где-то на ветвях с набухающими почками на все лады щебетали птички. По уже сухим асфальтовым дорожками прогуливались пациенты больницы в верхней одежде, накинутой прямо на халаты и пижамы.

Трое старушек, подстелив пакеты, устроились на скамейке. Что-то обсуждая, они крошили булку голубям и маленьким задиристым воробьям. Пока голуби гурьбой бросались к крошкам, воробьишки выжидали момент, пока поблизости окажется кусочек побольше, хватали его и отлетали подальше.

Мимо прошёл мужчина на костылях. Явно незнакомый силуэт. Совсем не похож на… Сжав зубы, лика переместили взгляд дальше, на семейство с тремя или четырьмя шумными детьми, окружившими бабулю, сидевшую в коляске.

– Кашина, у вас перевязка.

От неожиданности Лика чуть не подпрыгнула. Обернувшись, увидела уже знакомую медсестру, выжидающие упёршую руки в бока.

– Да, спасибо. Я сейчас.

Следом за медсестрой Лика вышла в коридор. Увидев обычный, местами протёртый до дыр, линолеум, ощутила прилив радости. Хотя бы не идеально чистые ковры. И вообще – кругом люди, разговоры, голоса, персонал снуёт туда-сюда. Красота. Поймав на себе мрачный взгляд медсестры, сидевшей на посту, Лика вдруг поняла, что топала по коридору, улыбаясь до ушей.

Заставив лицо принять обычное недовольное выражение, прошла в перевязочную.

Если её воспоминания ещё можно списать на алкогольный бред, то ожоги, с которых медсестра аккуратно сняла бинты, оказались вполне реальными. Пока сестра обрабатывала покрасневшую слезающую кожу фурациллином, Лика отвернулась. Не хотелось верить, что это были её собственные руки и ноги. Конечно, накосячил кто-то другой, а вляпалась в разлитую химию Лика.

От боли в стопе Лика даже вскрикнула.

– Не брыкайся, а? От твоих криков быстрее не будет, – проговорила медсестра, пытаясь накладывать мазь как можно аккуратнее.

Когда перевязка закончилась, Лика поблагодарила медсестру и вышла в коридор. Преспокойно ковыляя к своей палате, услышала знакомый голос. И сразу перед глазами встало «Черноречье» с его пустыми коридорами, замученными пациентами и помоями на кухне.

Лика присмотрелась. Точно, чуть подальше, у одной из скамеек с биксами в руках стоял Илья. Вальяжно размахивая хромированными банками, он с улыбкой что-то рассказывал кокетливо хихикавшей санитарке. Видимо, шутка кончилась, и санитарка, прижав руки к лицу, зашлась в мерзком заливистом смехе, который многие девушки почему-то считают привлекательным. Судя по «масляному» взгляду Ильи, не безосновательно.

Ага, сейчас она гогочет, привлекая его внимание, а потом он её откровенные фотографии всем друзьям разошлёт. В миг Лика оказалась рядом с Ильёй и отвесила ему звонкую оплеуху, отчего он отшатнулся, неуклюже взмахнув биксами.

Санитарка, на миг оторопев, взвизгнула.

Лика выкрикнула в лицо Илье, потрясённо потиравшему щёку, слово, эквивалентное слову «мерзавец».

– За что? – наконец сумел выдавить Илья.

– Сам знаешь, за что!

– Ты кто вообще?

– Да, ты кто такая? – Санитарка тоже взяла себя в руки и теперь явно готовилась встать на защиту своего приятеля.

– А, ты думаешь, романтика у вас будет, да? Любовь до гроба и куча внуков? Ага, щас! У него таких, как ты, вагон и маленькая тележка! – Лика вроде бы понимала, что не стоит вываливать всё негодование на поведение Ильи здесь и сейчас, но остановиться не могла.

К тому же, рядом кто-то сказал что-то о том, что Илье неплохо бы разобраться со своими женщинами и, действительно, оплеуху он получил поделом.

– Что у тебя там, а? – Лика кивнула на биксы. – Ну-ка, давай посмотрим!

– Там бинты, – хмуро проговорил Илья, испуганно глядя на Лику.

– А покажи! – Лика выхватила у него металлическую банку, но та неожиданно открылась, и по полу разлетелись белые катушки стерильных бинтов.

– В другой инструменты, если что. – Илья приподнял другую банку.

Глядя на бинты, никак не вязавшиеся с её воспоминаниями о кровавом месиве, что Илья таскал с собой по «Черноречью», Лика попятилась, потом развернулась и через несколько секунд повалилась на койку в своей палате.

Что бы это ни было – воспоминания реальные или навеянные ядовитыми парами, эти кошмарные видения никак не хотели отступать. Что, если они так и останутся с Ликой на всю жизнь? Будут приходить по ночам, заставляя просыпаться в поту и с колотящимся пульсом? Как жить-то дальше?

Эти вопросы утихли только поздним вечером, когда Лика приняла таблетки, что принесла медсестра.

– Он твой хахаль бывший, что ли? – криво улыбнулась женщина, ставя на тумбочку прозрачную баночку. – И поделом ему, бегает за каждой юбкой, говорят, уже троих обрюхатил. Да только ни одна так и не родила. Тоже мне, альтернативная служба. Вот в прошлый призыв парни были – те молодцы, грубого слова не скажут, всегда помогут. А этот – без слёз не взглянешь, а бабы толпами ходят. Других, что ли не было, что этого прислали?

Бормоча что-то ещё, медсестра вышла, а Лика, не глядя, закинула в рот горсть пилюль и залпом проглотила.

Утром позвонила мама. Оказалось, что хотя Лике никто ничего и не высказал за скандал с Ильёй, до родительницы слухи о её безобразном поведении всё же дошли. Лика попыталась было оправдаться, но всё опять сводилось к её мнимому (по мнению окружающих) пребыванию в санатории.

Мама пригрозила, что если ещё хоть раз Лика что-то скажет про «Черноречье», её отправят на обследование в психиатрию, поэтому приходилось молчать, иногда до боли прикусывая язык. Но это принесло неожиданные плоды – постепенно воспоминания о санатории стали истончаться, и Лика почти поверила, что и не было никакого Погорельского с его свитой.

Лике назначили успокоительные и антидепрессанты, которые приходилось глотать каждый день даже после выписки.

12.

Ожоги постепенно заживали, таблетки приглушали тревожность, но воспоминания всё равно никуда не делись. Они просто больше не мозолили глаза, выскакивая каждый раз, когда Лика что-то слышала о санаториях (любых, не только советских), химических производствах, красных коврах, или Чернореченском районе.

Но в глубине души Лика знала, что эти воспоминания просто аккуратно уложены в один из дальних ящиков, как старая одежда, вышедшая из моды, но ещё пригодная, и однажды она вполне может столкнуться с этими картинками снова. Это как примерить джинсы, в которых она впервые свалилась с велосипеда, угодив в грязную лужу. Как только эти штаны вываливались из угла, куда были спрятаны с надеждой, что никогда больше не найдутся, так сразу слышался насмешливый гогот так называемых друзей, что стали свидетелями позора.

Да, и о друзьях. Друзья Лики, по их словам, ровным счётом ничего не помнили о попойке и утопленной машине такси. Они, кстати, тоже оказались в больницах. Правда, почему-то в разных. Но теперь сообщения от них вообще перестали приходить, ведь Лике с работой и учёбой теперь некогда устраивать пикеты и флэшмобы.

Мама сдержала слово и, чтобы Лике было «не до занятий ерундой», устроила её волонтёром в дом престарелых. Никакие мольбы перенести общественно полезный труд на каникулы не подействовали. Как мама и хотела, у Лики теперь не оставалось ни одной свободной минуты. На учёбу её отвозила и забирала мама, так что приходилось прятаться от однокурсников. А по выходным Лика ездила в дом престарелых, где развозила еду на громыхающей тележке, протирала лежачих и кормила их с ложечки. Погрузившись в учёбу и работу, она даже не сразу заметила, как полностью сошёл снег, распустилась листва и в воздухе появились первые цветочные ароматы, а с ними – насекомые.

За чем Лика ревностно следила – так это за отрастанием ногтей и волос. Ожоги зажили, оставив после себя бугры и покраснение. Мама обещала, что, если Лика будет себя хорошо вести, она оплатит операцию по удалению шрамов.

После этого обещания Лика будто ходила по проволоке под куполом цирка – учила, зубрила, глотала прописанные препараты, сжав зубы, выполняла все поручения в доме престарелых, которых с каждой сменой прибавлялось. Ведь удаление шрамов, то есть ещё один шаг к вымарыванию воспоминаний о «Черноречье», того стило.

Но призрак санатория постоянно витал где-то рядом, сколько Лика не силилась его прогнать.

Однажды в дом престарелых приехала жуткая бабка в мохеровом малиновом берете. Ввалившись навестить приятельницу, эта старуха сначала громыхала в холле сумкой на колёсиках, в которой притащила гору солений и сладостей, потом громогласно гоняла нерасторопных санитаров. Досталось и Лике.

– Эй, пацан, ну-ка проводи-ка бабушку на второй этаж!

– Вообще-то, я девушка, – как можно спокойнее проговорила Лика, глядя в морщинистое лицо с грубыми чертами, крючковатым носом и волосками, торчащими из подбородка.

– Неужели? Ну, извини. – Потом бабка, видимо, глуховатая, стала причитать на весь этаж: – Ишь ты, тощая какая. Как селёдка. И острижена, как пацан.

Лика, сжав губы и стараясь не вдыхать старушечий запах, к которому так и не привыкла, тащила за бабкой по лестнице её сумку на колёсиках. Благо, без тонны гостинцев та стала лёгкой.

Проводив визитёршу к её такой же громогласной подружке, каждые выходные развлекавшей соседей советскими песнями и частушками, Лика стала разгребать мелкие поручения старшей медсестры. Которую пару раз чуть не назвала Раисой.

Зайдя в туалет помыть руки после выноса утки, Лика посмотрелась в зеркало. Она, действительно, пару дней назад постриглась (о да, волосы наконец-то выросли открыв рыжие корни, которым Лика никогда ещё так не радовалась). Раньше ей даже нравилось, когда её принимали за парня, теперь такие моменты стали раздражать. Может, стоит отрастить волосы и чуть набрать вес?

Бабки между тем развлекались беседой так, что слышал их весь этаж.

– Я тебе объясняю, – голосила визитёрша так, что стёкла едва не дрожали. Увы, её подруга оказалась ещё более глухой. – Эти девки на машине в озеро заехали.

– Пьяные, что ль? – спросила вторая бабуля так, что, вероятно, услышали обитатели все четырёх этажей.

– А то! Три промилле у каждой. Так вот, одна-то сразу утопла, а другую к нам доставили.

– А, чего?

Ещё пара таких шумовых атак, и Лика начнёт молиться.

– Так у неё на заднице следы. Говорит, её за задницу укусила огромная рыба.

– Да не может быть!

Лучше бы этой бабушке не восклицать. Стёкла заведению ещё понадобятся.

– Ну так. Сначала думали, пьяный бред, потом посмотрели – действительно, на ягодицах следы от большущих зубов. Две такие длинные дуги. Вроде как из узких проколов, да каких глубоких – сантиметров в семь! Зашивать пришлось каждый по отдельности.

– Ишь ты!

Лика прислонилась к стене и помассировала виски. Кажется, она становится похожей на свою маму. Не оглохнуть бы.

– Так это, говорят, из Чернореченской промзоны чудище. Они, вишь, яды-то в речку сливают, там всякие мутанты и появляются.

Лика выбежала из туалета и, отмахиваясь от встречных людей, быстро спустилась вниз. Во дворе упёрла руки в колени и попыталась спокойно отдышаться, хотя расслабиться и восстановить ровный ритм оказалось не так-то просто. В воспоминаниях снова возникли красные глаза, огромный хвост и словно металлическая чешуя здоровенной рыбины, что Лика видела у Успенского моста. И расплодил этих монстров явно тот самый химик. Ну, не он один. Но без него явно не обошлось.

– Ты чего, девушка?

Подняв голову, Лика увидела ту самую громогласную посетительницу в малиновом берете. Это в мае-то. Бабуля одевалась явно не по сезону.

– А ты об других меньше рассуждай, за собой следи, – поучительно прогромыхала бабка. – Про овечек слышала?

– Про каких ещё овечек? – процедила Лика, не в силах разогнуться.

– А которые каждая за свой хвостик подвешены будут. – Бабка отставила свою сумку на колёсиках, потёрла руки и положила ладонь Лике на спину.

По телу разлилась тёплая волна, мышцы расслабились, и Лика наконец распрямилась. В грудь сам собой большими глотками стал закачиваться воздух.

– Вот и полегчало, – довольно проговорила бабка. Только голос у неё теперь звучал не как у глухой старухи, а как-то мягко, спокойно. Уверенно. Как у одного знакомого, о котором Лика старалась не вспоминать. – Ты пока не надрывайся. Будет ещё время.

– Что за время? – спросила Лика, закрыв глаза, чтобы голова от глубокого дыхания сильно не кружилась.

Но бабка не ответила. Открыв глаза, Лика обнаружила, что стоит у дверей дома престарелых в полном одиночестве.

13.

После летних экзаменов за примерное поведение мама разрешила Лике поехать к тёте Маше в Добромыслов. Похолодало, и лето стало похоже на осень – постоянно лили дожди, а температура не дотягивала даже до плюс десяти.

Антидепрессанты врач отменил, ночные кошмары не появлялись, однако Лика всё равно знала, что коробка с воспоминаниями о «Черноречье» никуда не делась. И даже не потерялась в захламлённой кладовой памяти. Лежит себе спокойненько где-то поблизости, терпеливо ждёт, пока Лика случайно заденет её локтем, чтобы все запрятанные там кошмары вывалились разом. Хорошо, если Лика сможет потом выбраться из-под этой кучи, а не сгинет в жуткой пучине.

Однажды Лике попалась околонаучная статься какого-то новомодного психолога, который советовал не сажать внутренних монстров на цепь и не запирать их в подвале, чтобы в один далеко не прекрасный день они оттуда не вырвались и не сожрали всё, что встретят на пути. Вместо этого проводник по извилинам рекомендовал регулярно этих монстров подкармливать и заодно проверять надёжность замков, на которые они заперты, а также крепость решёток и цепей.

В словах мозгоправа определённо был смысл. Что толку делать вид, что воспоминаний нет, когда они есть? Если вовремя не открывать шлюзов, чаша переполнится, и вода хлынет через край.

Унылым пасмурным вечером Лика сидела на широком подоконнике и рассматривала на экране смартфона карту Черноречья. По оконному стеклу звонко стучали крупные дождевые капли, летний пейзаж казался серым и промозглым, палисадник затопило почти по щиколотку. Из заболоченных клумб выглядывали цветущие шапки пионов и яркие головки чудом выживших в этом потопе незабудок. Место, где ставил свою колымагу «химик», пустовало, там образовалась огромная лужа, по которой местные жизнерадостные дети время от времени пускали разноцветные бумажные кораблики.

От унылого дождливого пейзажа Лика вернулась к карте. На ней отсутствовал как старый санаторий, так и промзона с заводами. Изгибистая линия дороги доходила лишь до элитного посёлка, который на городских форумах числился заброшенным долгостроем, который уже начали разворовывать мародёры.

Запрос по фамилии Погорельского вообще не давал результатов. Но Лика почему-то продолжала время от времени вбивать одинаковые слова в поиск, из-за чего система иногда принимала её за робота.

Испробовав несколько десятков разных запросов, Лика нашла статью о девочке-мажорке, угнавшей машину. С прикреплённого фото на неё надменно смотрела та самая Вика, только ухоженная и красиво накрашенная. В розовом худи. Оказалось, во время угона она была сильно пьяна, и в этом состоянии слетела в реку. Чёрную. Машину со дна подняли, но тело так и не нашли.

То есть, получалось, что санаторий существовал, многие его помнили, но почти вся информация о нём куда-то делась. Единственным, что удалось-таки отыскать, стала статья об Успенской пустыни, на месте которой, по словам того же Погорельского, и был позже построен санаторий. Несколько фотографий, одна знакомая. Лика не сразу смогла припомнить, где именно её видела, но потом на память пришёл кабинет главврача, где на стене висела похожая не то гравюра, не то увеличенная фотография. Пустынь, правда, потом отдали под лечебницу для душевнобольных, но и та просуществовала недолго.

– Чего ты всё дома-то сидишь? – проворчала откуда-то тётя Маша. – Сходила бы погуляла.

– Погода так себе, – отозвалась Лика, вбивая в строку поиска очередной бесполезный запрос.

– Погода всегда хорошая.

– Знаю, погода всегда хорошая, это люди плохие.

– Вот ведь! Что ни скажи – всё вывернет! – Тётя Маша всё-таки вошла в комнату, вытирая руки полотенцем. – Плохие. Тебе-то почём знать, кто плохой, а кто хороший?

– А как определить? – Лика даже не поворачивалась, листая ленту выдачи поисковика.

– Определить, – снова передразнила тётя Маша. – Живи по совести, да и будет с тебя.

Лика в ответ на эту общую фразу только хмыкнула. Нравоучения всегда вызывали в лучшем случае тоску, в худшем – отторжение. Хорошо, если не доходило до агрессии и ответного хамства.

– А агрегат свой зачем тогда притащила? – Тётя Маша всё не уходила. Наверное, в её сериалах был перерыв. – Всю прихожую занял, каждый раз об него спотыкаюсь.

– Я думала, погода будет.

– Погода есть.

В ответ Лика только угукнула. Постояв в комнате ещё несколько секунд, тётя Маша махнула рукой и вышла. Почти сразу раздался грохот, ворчанье тёти Маши и дзыньканье. Видимо, тётка в очередной раз специально задела велосипед, который Лика привезла с собой, но из-за боязни кражи не оставляла в подъезде, каждый раз затаскивая в квартиру.

Тяжко вздохнув, Лика слезла с подоконника и пошаркала на кухню, где тётя Маша варила борщ с бараниной.

– Что, пришла прочитать лекцию о вреде мяса? – спросила тётка, невозмутимо помешивая борщ в эмалированной кастрюле с цветочным узорчиком.

В сотый раз повторять одно и то же было лень, поэтому Лика промолчала, сев за стол и положив рядом телефон.

– Ты с этой штукой хоть когда-нибудь расстаёшься? – спросила тётя Маша, не оборачиваясь.

– Тёть Маш, а ты помнишь такой санаторий – «Черноречье»? – Название вывалилось из горла трудно, как сгусток горькой слизи.

– А как же! – закивала тётка. – Ездила туда, когда молодая была. Нам путёвки бесплатно давали, не то, что сейчас. Хорошо там было – отменное питание, танцы, процедуры всякие, парк, речка рядом, мы туда купаться ходили, а парни – рыбу ловить.

При упоминании о процедурах у Лики появилось жжение в ладонях и стопах. Натянув рукава свитера, она спросила:

– Там ещё нормальная рыба водилась? Говорят, сейчас из-за химических отходов вся рыба или передохла, или мутировала.

– Ты слушай больше, что говорят. – Тётя Маша, только что улыбавшаяся своим воспоминаниям, снова нахмурилась.

Лика замолчала. Она не только слышала о чудовищах в речке, она сама видела. По крайней мере, одно. И это – если не считать персонал санатория.

– Интересно, что там сейчас, – протянула Лика.

– Как что? Заброшка, – пожала плечами тётя Маша.

Услышав знакомое слово, Лика, растёкшаяся было по столу, подобралась. Действительно, пару раз на одном из городских форумов фигурировала такая тема – «Заброшки Добромыслова». Странно, что Лика сразу не догадалась там пошерстить.

Открыв форум, она довольно быстро нашла нужную тему, но сколько ни прокручивала, знакомых названий не находила. И вот, ближе к началу, всё-таки кто-то написал о заброшенном санатории.

«Видел его издалека, когда на велике к речке ездил мост смотреть. Жууууть! Стёкол нет, всё заросло. Выглядывает из зарослей, как сломанный зуб».

Собственно, и всё. Дальше шло обсуждение Успенского моста, который, оказывается, входил в список объектов культурного наследия. Судя по датам, все сообщения были написаны ещё до того, как началось строительство коттеджного посёлка. Видимо, после этого люди совсем перестали там бывать. Плюс загрязнение.

«сходите вот сюда, кому интересно про черноечье», – писал ещё один пользователь, прикрепив ссылку, которую Лика тут же открыла.

– В телефон тыкать иди в комнату, а здесь кухня, – произнёс над ухом голос тёти Маши.

Глядя только на экран, Лика поднялась и пошла в спальню. Разумеется, сразу же больно ударилась о косяк. Потом споткнулась о стул. Под громкое бухтенье тётки всё-таки добралась до комнаты и снова залезла на подоконник.

Открытая ссылка вела на сталкерский портал, к сожалению, давно не обновлявшийся. Основную часть сайта составляла галерея из фотографий с изображениями заброшенных предприятий области. Несколько минут Лика просто рассматривала заваленные мусором комнаты, в которых кто-то намеренно или случайно оставил целые арсеналы мебели, инструментов, неведомых агрегатов и даже пробирок и колбочек. Этакий скелет разложившейся советской промышленности.

Снаружи эти здания стояли почти нетронутыми, только окна везде чернели пустыми прямоугольниками, дверей не было, а лестницы потихоньку разрушались.

Прошарив почти по всему сайту, Лика наконец нашла то, что искала. Единственная фотография брошенного санатория «Черноречье». Старых фотографий с задорными советскими гражданами в Сети было пруд пруди, а такая – из поздних времён, всего одна. Здание-книжка, поднимающееся над верхушками деревьев, которыми заросла территория, точно так же смотрело в пространство выбитыми окнами, как и старые заводы.

Вроде бы ничего примечательного. Но от этой фотографии, сделанной, судя по выкладке, лет семь назад, почему-то веяло холодом. Смотреть на картинку было неприятно, хотелось отвернуться. Поначалу Лика списала это впечатление на свои воспоминания, которые окружающие считали ложными. Но потом, отвернувшись, почувствала тягу к фото. Теперь хотелось его рассматривать, выискивать в чёрных окнах какие-нибудь признаки, свидетельствующие о том, что здание всё же обитаемо. Необъяснимо тянуло туда поехать, чтобы убедиться, что из этих провалов кто-то наблюдал за тем, что происходило снаружи.

Лика сохранила фото и закрыла сайт. Даже пульс участился. Слезла с подоконника, походила кругами, потом проделала несколько упражнений для нормализации пульса и восстановления дыхания.

Попыталась снова найти сайт, но адрес не срабатывал. И ссылка оказалась нерабочей. Хорошо, что фото сохранилось. Снова попробовав открыть страницу и так, и этак, Лика шумно выдохнула. И обнаружила, что сайт открылся, но другой.

Теперь это был форум о мистических местах Нижегородчины. Впечатлительные товарищи делились координатами озёр с русалками, заброшек с призраками и картами самых настоящих разбойничьих кладов.

Лика уже собралась убрать телефон и пойти обедать (от аромата тёткиного борща урчал желудок), как на глаза попалось сообщение: «Это место РЕАЛЬНО исполняетжелания!!!!!!!!!!!!!!!! В общем, если вас кто-то нагнул, кинул и вы хотите, чтобы ему прилетело, поезжайте в заброшеный санаторий Черноречье!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! ПРОВЕРЕНО!!!!!! Мне о нём сосед рассказал, когда его сына сбили на пешеходнике. Водила якобы пацана не увидел, хотя был день, а потом ещё как-то сумел отмазаться. И тогда сосед поехал в «Черноречье» и написал там на стене, что случилось, и у того мужика сначала тачка сгорела прямо у подъезда, а когда он ходил пешком, то сам попал под другую тачку. Кстати, сам перебегал дорогу без перехода. И тогда я тоже туда поехал, потому что сосед по даче захватил часть моей земли и поставил на ней свой нужник. Написал там на стене, что случилось и что мне нужно – и всё круто, сосед через неделю в этот самом нужнике провалился!!!!! АХААХАХАХАА!!! Как я ржал! В общем, если кого прижало, вот вам лайфхак: выезжаете из Добромыслова, едете к Успенскому мосту, потом проезжаете мимо недостроя Черноречье Люкс, дальше по дороге, а там – сами увидите. Делитесь, кому как помогут!!!!».

У Лики зарябило в глазах. Вообще, всё это походило на вброс о знакомом из администрации, который всё всегда знает и предсказывает. Только прогнозы никогда не сбываются. Лика ещё раз перечитала сообщение. И кому это может быть нужно? Это же не реклама, вряд ли этот персонаж, тыкающий в читателей восклицательными знаками (парень вроде, а пишет, как истеричная девчонка), имеет от этого хоть какую-то выгоду. И никто больше подобными историями не поделился.

Лика выключила телефон и запретила себе думать о «Черноречье», но это слово всё вертелось в голове, фотографии с заброшками, сумбурное сообщение на форуме, так напоминающее картинки пребывания в санатории, что всплывали в памяти, как быстрые снимки.

Не удержавшись, снова включила смартфон. Стараясь обходить само название, всё же стала вбивать в поиск связанные слова. Нашла зимнюю фотографию речки Чёрной. Во льду свекольного цвета брюшками вверх белели рыбьи тушки.

Сжав зубы от желания накормить виновника этой рыбкой, Лика выдохнула. Может, его уже накормили. И её это больше не касается. Лучше полистать ленты соцсетей с котиками.

Вместо холёных милых котиков попался репортаж с видео, где две девицы – одна с зелёными волосами, другая с малиновыми – взяли пакетик кошачьего корма и смешали кусочки с отравой. Потом отдали бродячему коту и снимали на видео, как животное билось в судорогах, закатывало глаза и пускало пену изо рта. Хихикая, девчонки даже не прятали лица, корча рожи на фоне издыхающего зверька. Когда кот дёрнулся в последний раз и затих, они пообещали разобраться так со всеми бродячими животными города. Но промахнулись – несколько раз отравили и замучили домашних животных. Но хозяева, написавшие заявления, ничего не смогли добиться. Когда к девицам пришли журналисты, те снова даже лиц не прятали, нагло обещая продолжить своё «хобби».

– Если бы ещё людские отбросы можно было так выпиливать, вообще было бы круто! – И Зелёнка, улыбаясь в камеру, надула шарик из жвачки.

Дальше шло видео с болтающейся в петле собакой. Лика нажала на «стоп». В висках стучало. И снова это желание подвесить их самих или накормить… Стоп. В памяти всплыли двойные порции в «Черноречье», когда этим девицам приходилось выбирать, какую взять. Ну, пару раз Лика их припадки застала. Но почему у них вообще есть выбор?! У животных его нет!

«Вы можете пожаловаться на героев этого видео», – гласило всплывшее на экране сообщение. Лика дрожащими пальцами набрала гневное сообщение и, даже не проверив орфографию, отправила.

«Благодарим Вас за бдительность. Ваша жалоба будет рассмотрена. Будут приняты адекватные меры». И тут же всплыло следующее сообщение: «Ваше сообщение получено. Меры приняты. С уважением, коллектив санатория «Черноречье».

Что?! Но всплывшее только что окно уже успело раствориться. Лика, в который раз попытавшись очистить мысли, снова выключила телефон. И не разрешала себе включать его до утра.

На следующий день дождь перестал. Холод никуда не делся, но стало посуше, поэтому, наскоро позавтракав, Лика оделась, сказала тётке, что едет кататься, и вывалилась с велосипедом из квартиры.

– О, привет! – Это соседка Люба, которой до всего есть дело. Явно сейчас спросит, куда это Лика собралась. – Куда ты поедешь?

– На реку, – соврала Лика, с трудом стаскивая по лестнице громоздкий велосипед.

– Там, наверное, мокро, – тараторила где-то рядом Люба. – Давай, помогу.

– Не надо, – огрызнулась Лика. Ещё не хватало, чтобы эта зануда увязалась за ней.

Прибавив шаг, Лика спустилась вниз и выбралась, наконец, на улицу. Села на велосипед и, не оглядываясь, чтобы не устыдиться собственной грубости, покатила прочь из двора.

Добромыслов снова накрыло вонючим дымом. Видимо, дело было не в одном химике. Не мог всего один человек, к тому же, повесившийся, так загадить воздух. Здесь много кто старался. Наверное, Погорельский уже готовит для них палаты и меню.

На выезде из города воздух стал чище, и Лика убрала с лица тонкий шарф, которым замоталась, чтобы не заперхать. Теперь кашель забивал её часто, от любого сильного запаха, особенно от табачного дыма.

По мокрой грунтовке Лика прокатила мимо пригородных посёлков и оказалась в полях. Пейзаж казался знакомым, где-то даже родным. Погода такая же пасмурная, хотя и время года другое. То же бледное небо, та же блёклая земля. Теперь, конечно, покрытая травой, только вот не изумрудной, как полагается летом, а тоже серой – влага на растениях отражала тяжёлое небо.

Кое-где на дороге попадались следы цивилизации – островки растрескавшегося асфальта глянцевыми чёрными пятнами выступали из глинистого месива. Колёса велосипеда рассекали глубокие лужи (по колено, не меньше), отчего мутная вода разлеталась в обе стороны ажурными веерами.

В воздухе витал нефтяной запах. Остановившись, Лика бегло осмотрелась – в паре десятков метров от дороги чернело небольшое озерцо, по берегам которого торчали высохшие травы и кусты. Таща велосипед рядом, Лика, повыше поднимая ноги, прошла по мокрой траве к водоёмчику. Но там поблёскивала явно не вода – густая маслянистая жидкость ровно лежала на поверхности, как чёрная глянцевая паста.

Не доходя нескольких метров до озерца, Лика машинально вдохнула поглубже и тут же сильно закашлялась. Кто-то устроил прямо посреди поля мазутное озеро. А из глубин памяти приветливо помахал рукой доктор Погорельский, уже отдавший распоряжение приготовить кому-то мазутные ванны.

Лика вернулась на дорогу и снова покатила вперёд.

Впереди показался мост. Подъехав к нему, Лика слезла с велосипеда и прошла метров пятьдесят пешком. Хорошо, что она догадалась надеть резиновые сапоги, иначе промокла бы насквозь.

Каменная кладка моста влажно темнела, бликами отражая холодные лучи солнца, прятавшегося за тяжёлыми тучами. Лика стянула перчатку (перчатки она теперь тоже носила почти постоянно) и дотронулась до камня. Обычный холодный гладкий булыжник. Мокрый и пахнет рекой.

Лика вдруг обнаружила, что пропавшие из-за ожога верхних дыхательных путей запахи вернулись, причём не только резкие и неприятные, а почти все. Несколько минут она просто стояла у моста и втягивала влажный воздух с ароматом реки, сырых луговых трав, камня и почему-то дерева. Этот запах пробудил ещё одно воспоминание.

Надев перчатки, Лика перешла мост и снова залезла на велосипед. Через пару минут впереди показались кривые крыши элитного посёлка. Лика доехала до места, где предполагался вход. К воротам вела размытая дорожка из светлого щебня, теперь почти полностью заросшего травой. Лика подкатила поближе.

Ворота отсутствовали. Два края высокого кирпичного забора ничем не соединялись, открывая вид на разваливающиеся недостроенные дома. Где-то в крышах зияли дыры, открывая торчащие балки, похожие на рыбные скелеты, где-то не было даже крыш – только стены с пустыми окнами и покосившимися дверными проходами.

А вдалеке чернели низкие обугленные бревенчатые стены. Странно, что Лика не вспомнила об этом доме раньше. Его владелец, он же собственник компании, которая и начала стройку посёлка. Незаконно вырубив кедры в Чернореченском заповеднике, он построил здесь себе дом с баней. Ещё и хвастливые ролики выкладывал о том, какой у него чудесный дом из брёвен диаметром в полметра. Приятели Лики пытались привлечь внимание – проводили пикеты, вывешивали плакаты. Только вот происхождение древесины раскрылось позже, когда домвладельца объявили в розыск за развращение малолетних. Уже после его задержания начались удивлённые вздохи по поводу вырубки кедра в заповеднике, будто бы раньше никто ничего не знал. Только вот спросить за деревья оказалось не с кого – фирма-застройщик обанкротилась. В день объявления приговора шикарный кедровый сруб сгорел.

Но находился этот сруб не в «Черноречье Люкс», а в Дедушкино. Как же он сюда попал?

«Сама-то как думаешь?» – снисходительно спросил Погорельский.

Лика встряхнулась, повела плечами. Может, это и не тот сруб. Она в той акции не участвовала, даже не была уверена, что её устроили ребята из Организации. Они и сами об этом прямо не говорили, только загадочно переглядывались. Может, просто приписали этот случай себе.

Интересно, как у них теперь дела? Хотя нет, уже не интересно.

Не заходя за линию забора, Лика постояла немного, рассматривая недостроенные дома, и снова села на велосипед.

Дорога к санаторию тоже оказалась отнюдь не такой, как запомнилось по весенним путешествиям. Тогда она была асфальтовой и гладкой, без единой трещинки или ухабинки. Теперь же асфальт здесь отсутствовал в принципе – от моста уходила самая обычная грунтовка, наполовину заросшая травой. Сейчас всю колею ещё и размыло дождём, так что колесо велосипеда периодически увязало в жидкой глине чуть ли не наполовину.

Боясь упасть и искупаться в грязи, Лика даже хотела слезть с велосипеда и топать дальше на своих двоих, но расстояние вполне соответствовало тому, что запечатлелось в памяти. Иными словами, ей пришлось бы тащиться через поле, да ещё и с велосипедом, полдня, не меньше. И столько же обратно. А гулять здесь ночью совсем не хотелось.

Накрепко вцепившись в руль и с огромным трудом сохраняя равновесие, Лика всё же на свой страх и риск продолжала пробираться дальше, туда, где по её воспоминаниям, должен был находиться санаторий.

Лика постоянно смотрела вниз, где переднее колесо рассекало жидкую глину. Но подняв взгляд на секунду, она остановилась и даже слезла с велосипеда. Впереди, в мокрой дымке показалось г-образное здание, смотревшее на окружающее его поле чёрными прямоугольниками выбитых окон.

Да, «Черноречье» оказалось на своём месте, как раз там, где и ожидала его увидеть Лика. Хотя не столько ожидала, сколько смутно надеялась, что его там не будет. Но оно было там – такое же удручающее и мрачное, как сохранилось в памяти. Пожалуй, нет. Даже хуже – весной оно казалось обитаемым и ухоженным, теперь же превратилось в монумент разрухи.

Лика решительно села на велосипед и стала активно крутить педали, боясь, что затормозит и развернётся. Слякоть чавкала и вылетала из-под колёс отвратительными комьями. Здание потихоньку приближалось, хотя не так быстро, как ожидалось. Будто «Черноречье» не хотело принимать визитёршу.

Но Лика упрямо катила вперёд, и через некоторое время подъехала к заросшему двору. Никаких следов высокого забора не встретилось. Кое-где даже сохранились скамейки, вернее, их остовы с торчащими ржавыми гвоздями – доски давно сгнили. Из густых зарослей торчали покосившиеся фонарные столбы, по центру дворика из разваленной клумбы в разные стороны росли высокие сорные травы.

А вот асфальт сохранился вполне прилично, так что крутить педали стало куда легче. Даже стало обидно, потому что поездка завершилась, и с велика пришлось слезть.

Сначала Лика хотела взять двухколёсник с собой, но потом осмотрелась и решила, что вряд ли его кто-то украдёт. Прислонив велосипед к колонне, поддерживающей крышу крыльца, вошла в здание, ногой осторожно отодвинув створку двери, болтающуюся на одной петле.

Санаторий встретил холодным мраком и совершенной пустотой. Засунув руки в карманы, чтобы не так тряслись от холода, Лика аккуратно ступала по пыльным плитам пола, покрытым какой-то крошкой, похожей на каменную. Мусор и камешки хрустели под подошвами, и как ни осторожно ступала Лика, её шаги всё равно отдавались от голых каменных стен.

Постояв у лестницы, Лика свернула в столовую. Больших дверей не было и в помине, тусклый свет проникал в просторный зал через большие окна без стёкол, делая заметными камни и другой мусор на полу.

Лика не стала даже проходить в столовую. По пыльной лестнице поднялась на второй этаж и заглянула в первую попавшуюся комнату без двери. Всё то же – пустое окно, пропускающее блёклый пасмурный свет, стены с ошмётками обоев и слезающей краской, потолок без люстры и даже без лампочки и провода.

Ничего интересного. Всего лишь пустое брошенное здание. К своему удивлению Лика почувствовала разочарование, она-то ожидала…. А чего, собственно, она ожидала? Увидеть всё, как запомнилось? Укомплектованный санаторий с персоналом и постояльцами, по какой-то нелепой причине считающийся заброшенным? Ерунда какая-то.

С другой стороны, не уезжать же вот так сразу. Лика прошла по пустым пыльным коридорам и выщербленным ступенькам. Двери процедурных, что раньше всегда были закрыты, теперь или болтались на одной петле, или вообще отсутствовали.

За покосившимися проходами – всего лишь пустые комнаты с грязным битым кафелем. Мусор, разруха, мох.

Ванны. Лика остановилась. Заглянула в просторную комнату, почти наполовину заросшую мхом. Переступать порог не решалась. Действительно, три ржавых ванны стоят рядком. Одна покосилась.

С досадой пнув оказавшийся под ногой камень и даже не дослушав грохот, с которым он врезался в ближайшую ванну, Лика побежала прочь по коридору.

Что это за дурацкое место? Ещё легенд каких-то про него напридумывали, и ведь не лень людям сюда таскаться.

Стоп. Уже на первом этаже, спрыгнув с лестницы, Лика замерла. А зачем люди сюда приезжают до сих пор? Что там было написано про исполнение заказов на справедливую кару?

Помявшись, Лика всё-таки заставила себя повернуться и пройти за столовую, туда, где лесенка из ниши спускалась к небольшой дверке. В прошлый раз здесь висел тяжёлый замок, а ключ хранился у главврача, теперь же всё разорено, так что…

Напряжённо ожидающий взгляд упёрся в наглухо закрытый проход. Без замка и без ручки. Собравшись с духом, Лика толкнула дверку, но ничего не произошло – та даже не скрипнула, чем несказанно оскорбила визитёршу. Разозлившись, и обидевшись на санаторий за негостеприимство, Лика с силой пнула дверь. Боль пронзила щиколотку, а прочная перегородка вовсе не шелохнулась. Может, заколочено?

Подойдя ближе, Лика сложила ладони на холодной обшарпанной поверхности и прижалась к ним ухом. Прислушалась. Запертое помещение ответило полной тишиной. Конечно, те, кто лежат там на столах, вряд ли ещё могут что-то сказать.

Чепуха какая-то. Лика одёрнула себя. Какие столы? Какое чистилище? Просто кладовка, дверь которой почему-то заклинило, только-то и всего.

Шумно выдохнув, Лика уже развернулась, чтобы уйти, но вдруг рассмотрела петли, штрихи и завитки на облупившейся штукатурке, которые поначалу из-за темноты приняла за простые царапины на стене. Достав смартфон и включив фонарик, подошла поближе. Точно, прямо на уровне глаз вились слова, написанные от руки.

«Пришли, сказали, водопроводчики, впарили бабушке какие-то трубы, она отдала все деньги, потом попала в больницу, хочу чтобы их посадили». Лика дважды перечитала надпись, в памяти промелькнули картинки, где бригада якобы водопроводчиков убегала от стаи собак.

Рядом была ещё одна надпись, уже другим почерком:

«эта тварь задавила мальчика прямо на переходе, сказала, что не видела, её отмазали, пусть горит…». Последние слова стёрлись.

Луч фонарика выхватывал фразы, слова и отрывки предложений, которыми, как оказалось, были исписаны все стены аж до потолка.

«с таких шкуру надо сдирать»

«как таких земля носит»

«пусть подавится»

От разнообразия пожеланий в глазах рябило. Тех, кто сюда приезжал, чтобы оставить эти надписи, воображением природа не обделила. Конечно, они же такой путь проделали. Интересно, их потом ставили в известность, когда «заказы» были выполнены?

Голова пошла кругом, лёгкие отказывались дышать, перед глазами поплыли чёрные волны. Перебирая руками по стене, стараясь не прикасаться к написанным словам, Лика выползла в холл. Сглотнула и поплелась к выходу. Ноги слабели и подгибались, белый прямоугольник двери раскачивался и то и дело заваливался в разные стороны, воздух куда-то пропал, но Лика упрямо двигалась вперёд.

«Ну и зачем ты вернулась?», – спросил голос прямо над ухом. – «Что тебе здесь нужно? Почему тебе спокойно не живётся?»

Лика отмахивалась от кружащих вопросов как от стаи мух. Наконец она выбралась из пыльной темноты наружу, тут же налетела на собственный велосипед и с грохотом упала на бетонные ступени порога. Лёгкие сразу заработали, от поступающего воздуха в голове загудело, так что Лика просто лежала на спине, глядя на потрескавшуюся крышу крыльца, и ни о чём не думала.

Правда, это как-то странно. Почему бы ей не сидеть дома, варить борщи, вышивать крестиком, лепить из глины или… чем там ещё занимаются нормальные девочки?

Лика заставила себя сесть. Мир качнулся, но Лика удержалась. Поднялась на ноги и снова удержалась. Длинный выдох – вдох. Немного постояла, глядя в серое пасмурное небо. Осмотрела велосипед. Он вроде не пострадал. Цепь на месте, колёса не погнулись.

Спустилась с крыльца и покатила прочь от санатория.

Вроде говорят, обратная дорога всегда короче. Положим, не всегда. В данном случае повторное замешивание жижи колёсами казалось даже более долгим и нудным, чем по направлению к санаторию.

Но, к счастью, летние дни – долгие, так что когда Лика добралась наконец до моста, ещё даже не смеркалось. Тяжело дыша, слезла с велика и прислонила его к старинным каменным перилам. Хорошо, что дальше дорога получше, ноги-то ноют уже сейчас. Завтра она, пожалуй, даже с кровати встать не сможет.

В кармане завибрировал смартфон, любезно сообщив, что старшая сестра желала поговорить с младшей.

– Да, – произнесла Лика, постаравшись не выдать себя частым тяжёлым дыханием. Незачем родственникам знать о её велосипедной прогулке.

– Ты где? – просто спросила Аня без предисловий.

– Так, катаюсь, – постаралась накрутить неопределённости Лика. – А что?

– Это кто-то из твоих ненормальных приятелей сделал? – Аня почему-то почти шипела в трубку, чего с ней обычно не случалось.

– Что сделал?

– Вывалил всё в сеть! – Можно было подумать, что Аня аж брызнула слюной на свой телефон.

– Да о чём речь?! – Лика в свою очередь ударила рукой по перилам. И чуть не выронила телефон – из чёрной реки, медленно несущей густую воду под мост, на неё смотрели два красных глаза. Но Анин резкий голос не дал полностью потерять нить разговора.

– На одном сайте выложена повесть о якобы вымышленном путешествии некой девушки на заброшенную турбазу. И знаешь, что самое интересное! Там и главврач, умерший полвека назад, и странный санитар, и побег в посёлок-призрак. А да, чуть не забыла – турбаза построена на месте бывшего языческого капища. Ничего не напоминает?

Лика с трудом проглотила ком.

– О, ещё одно – местечко называется «Беломорье». Каково?

– Кинь ссылку, – только и смогла выдавить Лика.

– А ты не в курсе? – голос Ани стал помягче.

– Нет, конечно! Что я, совсем отмороженная, чтобы такие вещи на всеобщее обозрение вываливать?!

После небольшой паузы Аня хмыкнула. Видимо, резкий окрик убедил её в том, что Лика не делилась с сетевой общественностью подробностями своей «работы» в санатории.

– Там вроде как конкурс какой-то, – пробормотала Аня. Судя по глухому голосу, она сейчас искала сайт, где материализовались Ликины кошмары. – Ну да. Точно. О, я тебе даже больше скажу – это «Беломорье» в лидерах. Столько хвалебных отзывов. Надо же.

– Ты ссылку пришлёшь или как? – Лика начинала терять терпение. А вот красноглазое существо в воде преспокойно таращилось на неё, не двигаясь ни на миллиметр. И даже не моргая.

– Всё, отправила, – наконец сказала Аня.

Лика угукнула и завершила разговор. Отыскала присланное сестрой сообщение и открыла ссылку. Действительно, литературный сайт с огромным баннером, призывающим всех посетителей принять участие в голосовании за лучшее произведение. Присев на перила и делая вид, что не обращает внимания на красные глаза, Лика нашла список выставленных работ. Сразу же вылезло «Беломорье». На первом месте с самым высоким рейтингом.

Текст оказался весьма объёмным, так что Лика читала через строчку, прокручивая страницу. Краем глаза наблюдала, как на неё из воды продолжало таращиться чудище. Но и беглого чтения вполне хватило, чтобы без труда узнать в главной героине себя, а в других персонажах – персонал и постояльцев санатория. Здесь и бледный начальник, и мажорка, и разного рода мошенники, за которыми охотятся призраки и монстры из густого леса, окружающего турбазу.

Капище, кровавые жертвоприношения, идолы, библиотека (а она откуда взялась, на турбазе-то?). Ага, это не турбаза, а невидимый древний город. Но дальше понеслось совсем невероятное – водяные, русалки, леший, оборотни, даже древние языческие боги в образах товарищей главной героини, которая, конечно же, избранная.

Устав от пёстрой разноголосицы, Лика прокрутила повесть до конца. Финальная битва, добро победило. И сотни восторженных отзывов, написанных почему-то похожими одно на другое предложениями.

Заподозрив накрутку, Лика просмотрела несколько профилей. Вроде бы настоящие пользователи. Допустим. А вот профиль автора показался знакомым. Вернее, не сам профиль, а фамилия. Такую же фамилию носил психолог, к которому мама заставила ходить Лику. И которому она имела неосторожность вывалить все подробности пребывания в «Черноречье». Хорошо хоть догадалась выдать всё это за сны. Хотя он, наверное, не поверил. И слил информацию своей то ли жене, то ли сестре.

В ярости Лика чуть не ударила смартфоном о перила моста. Кто-то посмел выставить на всеобщее обозрение и обсуждение то, о чём Лика даже сама себе думать запрещала. Будто её публично вывернули наизнанку. Или прилюдно раздели и рассказали о всех секретах.

Глаза защипало от слёз. И ведь ничего с этим не поделаешь – эта писательница просто назовёт свою повесть художественным вымыслом, где все совпадения случайны. Хотя можно, наверное, рассказать всё маме, чтобы хотя бы привлечь психолога за разглашение информации. Но и это, наверное, недоказуемо.

Лика подняла глаза к серому небу. Ну почему люди так гадко себя ведут? В воображении сразу замелькали картины расправы над психологом и его приятельницей. Вспомнив о санатории, Лика обернулась, но здание рассмотреть не смогла – слишком далеко. Вот где им самое место – в «Черноречье». Уж Погорельский и его компания объяснят этим гадам, что так поступать нельзя.

Может, вернуться? Написать своё пожелание на стенке? Но снова катить туда по вязкой глине… Лика задумчиво постучала уголком телефона о перила. Как бы передать туда сведения о психологе и его однофамилице?

«Вы можете отправить жалобу на это сообщение». Лика трясущимися пальцами стала набирать во всплывшем окне гневное обращение с призыванием различных кар на головы психолога и его подруги. Хотя, может, это он сам? Просто прикинулся женщиной… Да какая разница. Отправить.

В отражении на экране смартфона Лика вдруг увидела собственное лицо, искажённое гневной гримасой. Руки с телефоном ослабели и опустились.

Красные глаза поднялись к поверхности воды и стали ярче. Огромное существо щёлкнуло зубастой пастью. Как будто утвердительно. Как будто сказало «принято».

Лика попятилась. Ещё не хватало начать разговаривать с монстрами.

Где-то глухо бухнуло. Под ногами прокатился валик, мост дрогнул, так что пришлось снова ухватиться за перила. Красноглазое существо, похожее на щуку, изящно и гибко развернулось и, разрезав поверхность воды здоровенным острым плавником, исчезло в глубине реки.

Лика, у которой отчего-то задрожали руки, села на велосипед и покатила прочь от моста.

Ночью во сне она в точности повторила дневной маршрут. Только в этот раз не стала попусту тратить время, шатаясь по пустому заброшенному зданию, а поднялась на пятый этаж к отелу кадров.

Постучала в дверь и проснулась. Села и попыталась успокоить пульс. Не удалось. Внутри колотилась мысль о том, что произошло нечто непоправимое. И виновата в этом сама Лика. Это как шагнуть с высокого моста, а потом передумать.

Лика подтянула колени и упёрлась в них подбородком. Взяла со стола смартфон. Он показывал точное время и верную дату. На экране всплыло сообщение со скрытым номером.

«Готовы пожрать посеянное?»

Руки задрожали ещё сильнее, и Лика вцепилась в смартфон, как в выступ на опоре моста, с которого только что спрыгнула.

Под ногами плескалась чёрная густая вода. Давясь слезами, Лика прошептала, глядя на экран смартфона, будто в лицо Погорельского:

– Я поступила правильно!

Раздался глухой гулкий звук, и тут же звякнуло оконное стекло. Потом снова. И ещё раз. Где-то заверещала сигнализация. Внутри похолодело. Сообщение на экране растворилось, как сахар в воде.

На улице крякнуло эхо, потом металлический женский голос, отскакивая от городских стен, заговорил:

– Внимание! Внимание! Внимание!


Оглавление

  • Пролог
  • 1.
  • 2.
  • 3.
  • 4.
  • 5.
  • 6.
  • 7.
  • 8.
  • 9.
  • 10.
  • 11.
  • 12.
  • 13.