Петля любви и времени (СИ) [Да-ромаС] (fb2) читать онлайн

========== Первая ночь часть 1 ==========

Целых 10.000 рублей за семь дежурств.

Я никак не мог отвыкнуть от мысли, что смогу получить такие легкие деньги так быстро, да и еще практически ничего не делая. Всего-то мне нужно было смотреть за мониторами в комнате охраны, выслеживая непутевых дрочунов, которые хотели пробраться к секс-игрушкам ночью.

А я разве не сказал, где я работаю?

Это пиццерия с интим-услугами аниматроников. Никогда не понимал желание людей трахать силиконовых бездушных машин, это же как минимум мерзко. Тереться о куклу, которая лежит, словно труп, отрешенно задирая ножки кверху своему клиенту, да и еще понимая, что до тебя о нее спускало еще сотни таких, а уж после тоже. Да и тем более, какими бы красивыми лица им не приделали, я вижу лишь кусок ткани, приклеенной на машину. Почему этого не замечают другие?

Ну с другой стороны, кто я такой, чтобы судить о чужих вкусах, разве я сам идеален? Нет. К сожалению, такого человека не существует, но даже если бы и существовал, то я думаю, он бы с ужасом застрелился, не выдержав весь тот беспредел, который хранится в головах людей-посетителей.

Но несмотря на то, что теперь я сам сижу в кабине, освеженный ветром кондиционера, я счастлив. Меня ожидала целая ночь в решении судоку, прочтении любых манг, что могло бы быть более лучше, чем это?

Хотя надо было бы взять повербанк, а то телефон, зараза, разрядился. Как не вовремя. Но мне не стоит переживать, ведь тут находится стационарный телефон, так что в случае необходимости, начальство сможет со мной связаться.

Пролистывая экраны камер, я вздыхал, ведь качество изображение желает оставить лучшего. Гнусавые звуки переключения и эти затемнения перед картинками, господи, неужели они не могут потратить деньги, чтобы улучшить систему слежения? Это что по-вашему заведение восьмидесятых?

Промямлив про себя, я пообещал, что постараюсь не думать об этих мелочах, ведь за такие деньжища, я был готов сам ходить хоть с фонариком и проверять каждую комнату каждый час. Я рассмеялся от этой мысли и на всякий случай сплюнул через плечо три раза, хотя не слишком доверяю приметам. Но чем черт не шутит?

Устав прочесывать каждую комнату, я изумлялся странному смешению стилей. То тут находится полу-детская арена для вокала, небольшой буфет и зал для гостей, а на по соседству расположены комнаты любви. Они хотели разместить заведения для детей вперемешку с борделем, или что? По четвергам вы можете отведать вкусные печеньки от няши-чики, а по пятницам засадить ей по самые кексики, держа за розовый слюнявчик сзади?

М-да, чего только не придумают. Думал я, вращая ручку возле пальцев, размышляя то о очередном слове, загаданном дядюшкой-кроссвордом, то о том, какая история этого комплекса.

Хоть я всю жизнь рос, учился в школе, и продолжаю учиться в универе в этом городе, я никогда бы не подумал, что рядом со мной располагается местная улица красных фонарей с роботами-шлюхами. Хотя, я слышал, что здесь была пиццерия, может, она появилась совершенно недавно из-за банкротства, а владелец до сих пор не прибрал остатки? Ну тогда же должен же был быть резонанс. Чтобы в России открыли тако-о-о-е легальное заведение, да и еще с необычными девушками, должно стать если не сенсацией, то хотя бы освещать по телевидению.

Но смысла нагружать мозг не было, он нужен был, чтобы расшифровать остальные слова по вертикали. Сколько бы я не думал, сколько бы кроссвордов я не прорешивал до этого, каждый из них будет уникален по-своему. Тут не поможет опыт, набитая рука или сотни часов задротства. Важна твоя эрудиция, общий кругозор и, конечно же, хорошее знание языка. Ведь в случае чего, используя свою внимательность и цепкость ума, ты сможешь догадаться о недостающих буквов. Идеальная стратегия, если тут бы не встречались и иностранные слова, которые вертели мою стратегию так же энергично, как аниматроники вертят свои попы на шестах в залах под ламповую музычку.

Вот, к примеру, дайте понятие, когда технический прогресс станет настолько быстрым и сложным, что окажется недоступным пониманию человеку. Что он имеет в виду? Откуда обычный среднестатистический обыватель знает об этих терминах? Я не понимаю…

Раздраженный и нервный глаз уловил колебание на планшете. Сначала я забил, спустив все на заторможенный движок, однако мой перфекционизм думал иначе. Он настаивал, даже немножечко требовал, чтобы я бросил эту книженцию и взглянул, почему он мигнул.

Разумеется, спорить с инстинктами больного мозга, не имела большого смысла. Даже если бы я проигнорил, то он бы продолжил точить мне совесть, словно червь, пожирающий эпителий кишечника, а еще говорят, что человек выше животных, так как имеет волю!

Наверное, просто я такой слабовольный. И слегка параноидальный.

Схватив длинными пальчиками края планшета, я бегло просмотрел комнаты.

Тут не водилось полтергейстов, наверняка призраков тоже не было, реальности никто не менял, но я заметил, что рука одного из аниматроников стояла не на своем месте. Она была чуть изогнута, может быть, мне просто кажется и все это несущественно, это ведь из-за сквозняка. Да точно, сквозняк, что может быть иначе?

Они не живые и не могут покинуть свои сцены. Эта аксиома.

Я настолько взбодрился идеей, доказать себе, что это воспалилась бурлящая фантазия, что я решился сходить сам. Только очень… темно. Да, нужно прихватив фонарик, а то можно упасть и получить синяк. Не очень хочется оставшуюся смену растирать себе ранку и ныть о том, почему я не взял его.

Захватив фонарик, я дернул включатель. Лучи освещали путь, тускнея в пяти метрах, а после жадно пожирались бездной. Бу-у-у-у. Пора завязывать с хоррор-играми, да и режим сна наладить нужно тоже, иначе так и буду ловить неприятные галлюны.

Пройдя через коридор, я хмурился от разрисованных артов этих игрушек. Такие милые, чистые и невинные, посмотрите, как они улыбаются. Эх, никакой правды, лицемерят даже тут. Но ведь их понять тоже можно, какой смысл расставлять тут портреты голых девиц, когда можно слегка прикрыть их одеждой, спрятав самые вкусные части от похотливых взглядов, и затем уже в полную насладиться мужской энергией, получив денюжки и положительные отзывы на сайте из-за разожженного желания?

Пройдя в буфетный зал, я слегка скривился.

На сцене стояли три аниматроника. Три сердцевины, скрепляющих воедино все то лучшее, что есть здесь. Пройдя сюда, по сути в главную комнату, ты мог понять, что тебя ждет и готов ли ты к этому.

Фредди, Бони, Чика. Девушки представляли из себя антропоморфных существ. Бони была

синим кроликом, довольно высоким, как и остальные, если подумать. В центре груди тянулся красный бантик, закрывавший внушительные прелести. Чика была курицей. Короткая стрижка в виде карэ, огромные дойки и розовый слюнявчик с провокационной надписью ”время вечеринки! ” И наконец центральная фигура трио, та кто является, по видимому главной подпевалой в этом убогом месте: Фредди.

Медведица-аниматроник имела бурую окраску, мягко переливающийся кремовый оттенок на животе и туловище низ подмышек. Судя по тем микротрещинам и многочисленным царапинам на силиконе, она пользуется большим спросом.

Они все также стояли. Неподвижно, с нежной улыбкой и подкрашенными для выразительности лаком глазами. Пускай их тела были повернуты немного вбок, а глаза бессмысленно сверлили потолок, но я все равно чертовски нервничал рядом с ними. Как можно трахать этих кукол и при этом наслаждаться, осознавая, что они не дышат, не моргают, а все также терпеливо и ласково смотрят на тебя, обхватив кибернетическими ногами.

Не желая больше задерживаться на этом месте, я судорожно, но осторожно, словно подкрадываясь к чему-то страшному и неизвестному (добавьте сюда гнетущую темноту и мигающие лампочки, на сука, одном из лучших борделей, на минуточку! Почему тут вообще нет посетителей, они же должны приходить как раз ночью, разве нет?) подобрался ближе к крольчихе.

Я видел ее женственную идеальную фигуру. Эту округлую талию, с узким переходом на ровный живот без грамма естественного жира. Эти волнистые, извитые неровности на теле, имитировавших шерсть, даже запах дешевого пластика, который бывает, когда ты впервые открываешь дисковод или упаковку с компьютерной мышью. Даже когда я дотронулся до руки, чтобы вернуть ее на место, то ощутил с какой мягкостью пальцы тонули в кисти, проваливаясь как воздушный бархат.

Кажется, я начинаю понимать, почему людям здесь нравится.

Закончив поправление, я еще раз нажаловался на свою параноидальность и нервозность и пошел обратно и случайно ударился о край стола.

— Блять! — Моя кисть взбухла от боли, и я массировал ее, наблюдая за нарастающим отеком.

— Все хорошо?

Я застыл. Боль исчезла, так же быстро, как и появилась. Мне казалось, что время замерло вместе со мной, и что будто бы кто-то нажал кнопку паузы над лентой под названием ”жизнь.”

Голос…

Тут же никого нет, ведь так? Если бы кто-то сюда зашел, то я бы услышал пощелкивание ключей на входной двери, или же точно бы заметил стучание каблуков. Ведь это был женский голос. Я бы сказал, что женственный…

Я ведь не мог настолько погрузиться в свои размышления о ни о чем, что буквально раствориться в фоновом шуме мусорных мыслей и не заметить реальности вокруг себя.

Но с другой стороны, это ведь могло объяснить, почему я услышал незнакомый мне голос. Грабители вряд ли бы стали здороваться со мной, максимум, что они могли бы мне передать, так это удар по затылку чем-то тяжелым.

А значит, здесь кто-то есть. И если я до сих пор в сознании, значит, что кем бы она не являлась, то вряд ли будет злой.

Сглотнув слюну, я собрал всю гордость и последнюю каплю рассудка в кулак и повернулся.

А после окончательно убедился, что сошел с ума.

Эта крольчиха смотрела на меня. Этот взгляд нельзя было спутать ни со случайным колебанием ветра, ни с безжизненным пяляньем, ни с чем-то другим. Этот взгляд был пропитан беспокойством, какой-то тревогой, а значит, он излучал самую, что есть настоящую жизнь.

Неестественно естественные морщины, которые возникли возле лба, разгладились, стоило ей моргнуть.

Она… моргнула.

И затем еще раз и еще. До тех пор пока, она не попыталась подойти ко мне, скрестив руки сзади. Она наклонилась ко мне, нарушая все законные и незаконные границы, бесцеремонно ворвалась в личное пространство.

Но я не ощущал хотя бы мнимой агрессией или преднамеренной провокации. По крайней мере, не ощущал теми оставшимися нейронами, которые не разбежались из-за паники. Я чувствовал ее дыхание, влажное и теплое, которое не могут издавать машины, я видел, как поднималась ее грудь на вдохе, и как медленно она опускалась на выдохе. Я чувствовал колебание пара и видел его конденсат.

— С тобой… все в порядке? — сказала она. На этот раз голос звучал яснее, громче, но это никак не отразилось на прекрасном и девичьем тембре.

-…

Я лишился дара речи, я не мог проронить ни слова, все было похоже на чью-ту злую шутку, игру мозга, все было в тумане. Но даже в таком тумане, какая-то частичка меня советовала мне, чтобы я хоть как-то ответил ей.

И я решил последовать интуиции.

— Н-нор…маль-н-но. — заикаясь, я пробубнил стандартную фразу, которую мы все используем в обычном разговоре. Возможно, поэтому она выскочила на автомате и мне не было так сложно ее произносить.

Решив не углубляться в психологию человека, я вновь сглотнул слюну и решил действовать.

— К-кто ты… такая? Это… розыгрыш?

Она наклонилась в ступоре. Я ощущал этот давящий недопонимающий взгляд, полный изумления, и уже сам чувствовал себя глупо. Это никак не мог быть чьим-то розыгрышем, уж слишком она реальна.

А поэтому вместо того, чтобы бомбить ее множественными вопросами, я решил сосредоточиться на одном единственном. И расспрашивать ее поочередно. Все же по ее реакции, боится она меня ничуть не меньше, чем я ее. Ну… Или мне так кажется.

— Ты… ты живая? Или… это твой код?

Она улыбнулась. Края рта изогнулись, подобно змее, а уголки глаз последовали за ней. Она улыбается искренне. Я не вижу лжи в ее эмоциях. Просто не могу почувствовать ее.

— Как бы тебе объяснить, — начала та. — Живая ли я, как ты? Думаю, что нет. Но могу ли я мыслить, как ты? Определенно да.

Такой неясный, уклончивый ответ, на удивлении, был краток и емок достаточно, чтобы я хорошо понял, что она имела в виду.

Словно подшучивая надо мной, она немного прикрыла рот от хихиканья, а затем вновь обратилась ко мне. Видимо, эта ситуация раскрепостила ее, ведь теперь она не так сильно переживала. Чего нельзя было сказать обо мне.

— Ты мне сразу понравился. Я поняла, что ты необычный парень, который не устоит от небольшой шалости. Когда я заметила твои разноцветные книжки и кроссворды, то знала, что ты обязательно заметишь то, как я слегка передвину руку.

Она постучала пальцами по кисти и рассмеялась.

— Как видишь, я не прогадала.

Я не знал, что мне делать. Как мне реагировать на эту ситуацию. Что я должен был делать в таком случае? Плакать? Истерить, бежать, молиться, или же радоваться, как школьник, который встретил фурри в реальной жизни. Жизнь меня к этому не готовила, черт подери, никакая жизнь к этому не подготовит, о чем вообще речь.

Но заметив, что крольчиха уже вторую минуту вздыхала от искрометной шутки, рассказывая о своем гениальном плане, я решил, что нужно как-то переманить инициативу на себя.

Неизвестно, что творится у нее в голове. А если она продолжит доминировать в общении, то я точно не смогу и слова вставить.

Давай, ты сможешь. Я верю в тебя.

— Бони… — выпалил я, чуть не потеряв сознание, когда та удивленно посмотрела на меня. Как к этому вообще можно привыкнуть? — Давай присядем, пожалуйста.

— У тебя ноги затекли? Они трясутся. — с интересом заметила она, осматривая мои колеблющиеся ноги.

Конечно, мать твою, трясутся, ты разве не понимаешь, что это не нормально?

Но, разумеется, я ответил совершенно другое.

— Да, мне тяжело долго стоять. Ты, наверное, заметила, что я все время сижу за креслом.

Она прищурилась, словно лиса, вкрадчивым взглядом, и в тот момент у меня перехватило дыхание. Я готовился к тому, что сейчас меня раскусят, однако вместо обвинений во лжи, она ничего не ответила.

Лампочка мигала и, вероятно, она пощурилась из-за нее. Да, ведь она часто шумит.

К моему счастью, отговорка сработала, и она послушно уселась за один из многочисленных столиков. Бонни вальяжно откинулась на диване, раскинула руки по краям так широко, что словно хотела забрать себе побольше места и скрестила ноги. Хотя я и не мог видеть подробнее, но я догадывался об этом.

Я сел супротив, сжавшись на одном из дешевых стульев. Из-за пластика у меня разболелась спина, поэтому я сидел, выпрямившись, боясь, что боль разноется еще сильнее.

— Итак, Бонни, — сказал я. — Могу ли я…

— Постой-постой. — прервала она, не дослушав. — Раз мы с тобой общаемся, то могу ли я узнать как тебя зовут?

Она потянулась ближе, держа ладонями наклонившейся подбородок. Ее локти стояли, как столбы, на столе. Голос веял энергией, любопытством, в глазах пестрил искренний интерес.

Я не мог знать наверняка, однако не видел ни враждебности, ни чего-то похожего на злобу. Может быть, сказалась давящая атмосфера и невероятность происходящего, однако факт оставался фактом — я хотел поговорить с ней и узнать, кто она, но без знания имен, продолжать разговор было бы трудно.

— Саня. Зови меня Саней. — честно ответил я, решив не лукавить.

Ее длинные ушки слегка дернулись, не так сильно, но достаточно заметно, чтобы я смог увидеть.

— Это ведь от слова Александр? Прямо, как Александр Македонский. — взбудоражилась крольчиха. Ее глаза забегали из стороны в сторону, когда она пыталась вспомнить, чем же мое имя так напомнила ей. — А расскажи еще.

— Бонни, — сказал я еще раз, продолжив прерванную беседу. — Разве так поступают друзья? Можешь рассказать о себе, пожалуйста. Тогда я расскажу и о себе.

Она удивилась и игриво нахмурилась.

— Хо-хо, ты хочешь узнать меня поближе? — улыбнувшись до ушей, ее кожа покраснела.

Она флиртовала. Довольно агрессивно и развязно. Я решил, что производители запрограммировали ее вести себя таким образом, поэтому не питал особых иллюзий.

Меня волновал не ее характер, не ее чувства, а то, почему она ведет себя таким образом. Почему на ее силиконовой мордашке, залитой синей краской, появляется мягкий румянец, черт тебя возьми.

Но я так и не смог парировать ее подкат. А поэтому молчал, словно дуб.

— Да я шучу. Ха-ха, такой серьезный. — ответила она, выпив из стакана. Она втянула губы и проглотила жидкость. Я ощущал, как вода шебуршит горло, как машина имитирует акт глотания. И чем больше деталей я замечал, тем сильнее сомневался в своих убеждениях.

Я хотел верить в то, что это очень искусная подделка тайных разработок, или то, что это все игра моего воспаленного воображения, и что я уснул на работе.

Но я щипал себя, и чувствовал боль. Я осмысливал себя, находил логику, даже соединял ее в цельную картину, но она рушилась из-за чертового фундамента. Ведь нельзя построить догадки без каких-либо фактов.

Я сжал кулаки. А затем вздрогнул от накатившей боли в запястье. Оно не вовремя разболелось и распухло.

— Саня, боже, не надо трогать ее. — воскликнула она, прикоснувшись к нему. — Ты сделаешь только хуже.

Я ошалел от ее активности и волнения. Она дотронулась до него, обхватив ладонями, и гладила, массажируя другой рукой.

Мягкие руки расслабляли отек. Машинный холод от конечностей остудил воспаление. Она заботилась о ней, как о собственной, с любовью, которую я и представить и не мог.

Я погрузился в мысли, что и не сразу заметил, как мои пальцы увлажнились.

Они стали липкими.

— Какого… — ужаснулся я, заметив то, как аниматроник облизывала их. Она засунула их к себе в рот и водила по нему.

Она не ответила, лишь взглянула на меня снова, опустив взгляд. Но этой секунды хватило, чтобы понять больше, чем я мог бы получить от слов.

Я знал, что я ей нравился, по ее поведению этого мог не понять лишь идиот, однако я не верил в то, что она решится.

А еще я никак не мог поверить в то, что мои пальцы ощущали тепло. Настоящее человеческое тепло, которое может испускать живое тело. Кончики терлись о нёбо, закованные в танец языка, склизкого и влажного. Она обсасывала, не торопясь, медленно наращивая темп, пока полностью не погрузила четыре пальца себе в рот. А после я видел, как они покидали ее, покрытые слюной.

Но это была не она, а вода. Я не чувствовал особого запаха слюны, она была бесцветной, слегка мутной и вязкой для придания естественности. В этот момент я осознал одну вещь…

— Я не очень хороша в лечении ран. Но думаю, что твоя кисть в порядке. Может быть, покажешь мне, как хорошо я справилась с ней?

Я осознал то, что она ненастоящая. Эта фильтрованная вода с мукой, похожая на слюну, капающей с ее подбородка. Этот ненастоящий румянец на щеках, напоминавший мигание микроскопических светодиодных лампочек. Эта ненастоящая теплота, которая мимикрировала под влиянием паров двигателя, эти эмоции, заранее спродюсированные искусственным интеллектом, и наконец, эта чертовая игра, которую с самого начала спланировала крольчиха.

Ясно было одно: она была живой, но не человеком. Ожившая машина, рехнувшаяся на сексе. Такими были и остальные. Я точно уверен. Они стоят неподвижно, но точно наблюдают за мной.

Теперь я начинал понимать, почему работа планировалась только на семь дней.

Семь кукол. Семь ночей. И семь бесконечных, долгих и изнурительных потрахушек.

Бонни передвинула стол одной рукой, словно перышко.

Я не мог сбежать, она бы просто не позволила. Даже если я откажусь от ее ласк, то она возьмет силой. Она машина, а я человек. Она сильнее меня.

И если у меня все равно нет выбора, то по крайней мере, я наслажусь этим моментом сполна.

Погладив мокрой рукой ее подбородок, я слегка сжал его. Я почувствовал упругость силикона, силой вытолкнувшего мои попытки.

Она играла пальцами, разводя ширинку брюк. Послышался щелчок спадающего ремня и ее удивленный вздох, когда припухлость ударила по щеке. Она цокнула зубами и сняла трусы, медленно засовывая ладонь внутрь.

Она не могла поддерживать температуру всего тела на приемлемом для меня уровне, ее рука была холодной, но даже так я возбуждался еще сильнее, словно растапливая лед.

Энергичная Бонни наращивала темп, обхватывая по всей длине, пока я наслаждался ее шоу.

Я запрокинул голову и не видел ее лица, однако чувствовал ее взгляд. Он больше не был невинным. От нее веяло аурой похоти, эта жажда стала сильнейшей, заменив даже желание дышать. Я то и дело, что вспоминал о воздухе, когда темнота в глазах становилась настолько отчетливой, что я не мог игнорировать ее.

Это наслаждение нельзя описать словами — она распространялось не только на пах, но тянулось дальше, словно волшебная нить, сладкая и приятная. Ноги дрожали от волнения, я потянулся к ушкам и обхватил ее кончиками пальцев.

Она взбудоражилась.

— Ой, будь аккуратней, пожалуйста. — взмолилась она, теперь уже сама вздыхая от волнения.

Я не мог проиграть. Даже в такой ситуации, когда наслаждение накрыло мой мозг, частица здравого смысла шептала мне, чтобы я не расслаблялся. Ведь за самым светлым подъемом может появиться самый страшный спуск.

Я сжал мочки ушек и услышал кроличий писк. Я растирал их, сжимал и давил, отпускал, когда следует. Она не отставала от меня.

Мы сражались в любовной борьбе, пытаясь обогнать друг друга. Пытаясь выяснить, кто сдастся первым, кто наконец прекратит сопротивляться и кончит.

Но в отличие от нее, у меня не было такого опыта, и я сдался.

Я ощутил, что ее язык обхватил член и не разжимал пульсирующий орган до тех пор, пока спазмы не прекратились и пока последняя капля не была выжата досуха.

Эта краткая секунда высшего счастья погрузила меня в удрученное состояние.

— Было здорово. — сказала она, подмигнув мне.

Я сидел на стуле, все еще приходя в себя. И когда она поняла, что я не слушаю ее колких замечаний, она щелкнула пальцами перед моими глазами.

— Все хорошо? — удивилась она, наклонив голову вбок.

— Сингулярность…

— Что?

— Я понял, какое слово вертелось у меня в голове. Какое определение наиболее точно описала бы тебя. Получеловека-полумашину.

Я улыбался, как ребенок. Очередной день остался позади, но я радовался лишь тому, что наконец закончу этот чертов кроссворд и свалю нахрен с этого поганого места.

========== Первая ночь - часть 2 ==========

Я проснулся.

Я слышал слабый ветер вентилятора. Все еще чувствовал мигание лампочки наверху и ощущал фибрами души покалывание затекшего ото сна тела.

Все же это был сон?

Подумал я, массируя правую кисть. Она была в норме, хотя в грезах стонала от боли прилипших слюней той чокнутой крольчихи.

Но все же он был довольно ярким и очень реалистичным.

Я читал о том, что люди практикуют осознанные сновидения и иногда могут воображать весьма подробные ощущения, которые похожи на жизнь. А иногда даже лучше. Я не интересовался этой тематикой, но понимал, что иногда они могут получаться сами по себе.

Но все же он продлился слишком быстро. Или мне так кажется?

Потому, что когда я повернулся в сторону настольных часов, то увидел надпись 23:59, сменившегося на полночь, стоило мне взглянуть на них.

Минута прошла только из-за пробуждения, но почему все еще так рано, если я должен дрыхнуть как минимум несколько часов?

Они же могли сломаться, правда?

Я покрутил часики, постучал по ним пальцам, но так и не понял в чем состояла поломка. Я не был электриком или специалистом по ремонту, поэтому смотрел на внешний вид и искал причины в нем. Но они идеальные. Кроме микротрещин и сальных отпечатков пальцев, я не смог увидеть дефекты. Красота. Я еще думал свериться со временем на телефоне, но потом вспомнил, что он разряжен.

Глаза увидели всю ту же дату восьмого июня на календаре, отмеченного красным цветом. Я закрасил его фломастером, так как хотел отсчитывать дни до конечной смены. Вот же ленивый сукин сын, мечтал о конце, даже не приступив к работе.

Я решил просмотреть камеры, ведь заняться было нечем. Кроссворды и манги не считались, так как они мне поднадоели. Включив одну из кнопок на старом девайсе, я увидел затемненное помещение, напрочь лишенного света.

И если бы не приоткрытая дверь, то я бы дальше продолжил щелкать по экрану. Однако его вид показался мне знакомым. Я видел его во снах.

Недопонимание возникло первым. Оно стояло в очереди, уступив место дрожи. Она накатила, словно волна бриза синего моря, тихонько заменяясь страхом. Он нарастал, словно поднимающаяся карусель, которая долго ехала вверх, чуть остановясь перед устьем. А затем спустилась вниз с огромной скоростью. Эта карусель превратилась в трепет.

Я щелкнул в другую дверь.

Мои ноги дрожали словно их сжали в тиски, нагревавшиеся на медленном огне. Раньше я мог остановить дерганье ступней, то теперь не мог справиться со дрожанием ног.

Капельки пота собирались в кружочек, стекали волной по лбу, питая влажные ресница, а затем лезли в ноздри и рот.

Чем больше я елозил по комнатушкам, тем больше ощущал соленость во рту и тем сильнее моргал от потока пота. Я знал эти комнаты, хотя видел их во сне. Я никогда не ходил по ним, у меня не было инструктажа, я точно не бывал в этом месте раньше и не натыкался на случайные фотографии в интернете.

Я не верил своим ощущениям. До конца боролся с паранойей, отправляя ее в к здравому смыслу. Но когда он тоже не мог оставаться на моей стороне и пришел вместе с бредом ко мне, тогда я понял, что сон был реальностью.

Отрицать очевидное стало глупостью — я ходил там раньше. Этот мандраж не подделаешь.

Я помню эти мигающие лампочки, помню скрипучий кафель, припоминаю разрисованные картинки по холлу, даже знаю расположение этой чертовой стойки с микрофон и силиконовой медведицей. Я видел, как она наклонилась рядом с ним, улыбалась словно говоря в него, застывшая, как статуя. А рядом с ней по обе руки находились два аниматроника…

Ее излюбленные подружки. Пернатая курица Чика и…

Воплощение похоти — Бонни. Та, которая выманила меня, как ребенка. Окрутила как пацана и трахнула до потери сознания. Ее кисть стояла не на своем месте. Эта оплошность взбесила меня вновь. Как и в прошлый раз. Однако злоба возникла скорее от ужаса.

Я не мог пошевелиться, экран дрожал в моих руках, дыхание прерывалось из-за нехватки воздуха. Я хотел вдохнуть глубже, но не мог. Мышцы содрогались, и истерика выглядывала из спины, дыша тяжелым, душным тоном.

Девайс выскользнул из рук, а я дропнул к дверям позади. Эти чугунные советские столбы не двигались ни на миллиметр, замок заховался в крепкие цепи рукоятей и не хотел расставаться с ними. Сколько бы я не рвался, сколько бы я не толкал двери, они не реагировали на мои жалкие попытки.

Я толкал их, шумы сопровождались длительными, звонкими ударами металла. Они глушили крики боли. Но адреналин помогал мне справиться с ними, но даже так ему было трудно одолеть потуги.

Сейчас я понимал, что выход был заблокирован и что более не было иных выходов. Даже запасных.

Я бегал по комнате как сумасшедший, рыскал в тайных тоннелях, хотел пролезть через вентиляцию, но боялся темноты внутри.

Темноты, которая окружала меня со всех сторон и не вовлекала в объятия, остерегаясь луча светильника.

Я застыл, посмотрев на запотевшую камеру планшета. Край сцены пустовал, его место занял гул ветра. Бонни исчезла.

Нет. Нет. Нет. Где она?!

Я боялся подходить к камерам, ведь они напоминали мне о вчерашнем. Но сейчас мне было плевать. Когда исчезла крольчиха, я понял, что прошлый страх может вернуться, а он мотивировал меня больше, чем прежняя неуверенность.

Я листал камеры друг за другом, в мучительном ожидании, пока чертов процессор соизволит собрать пиксели воедино. Под этот шипящий звук, серое качество, я прошерстил все — начиная от кладовки, заканчивая вентиляционными шахтами.

Вместо длинных ушек, я получал перевернутые стаканчике в баре, вместо пушистого, накаченного винилом, хвостика, я видел лишь бубенчики колокольчиков в караоке, вместо проклятого тела, я любовался телами остальных аниматроников.

Они пугали до чертиков. Но они стояли. Стояли на своих местах, в своих позах, а самое главное — они стояли без движений.

А Бонни сбежала.

Она воспользовалась моей слабостью и скрылась из виду, решив, что я не заметил ее наживку. Ха-ха-ха, глупая Бонни, не ты ли говорила, что я очень сообразительный, а, чертова шлюха? Ты была права, я очень подозрительный, особенно когда на меня охотится сумасшедший аниматроник.

Я бы даже сказал тебе по секрету, что все люди встревожились, окажись они на моем месте. Но я такого не скажу. А знаешь почему?

Я не собираюсь встречаться с тобой, рехнувшаяся ты сука!

Я боялся собственной тени и переживал из-за каждого пустяка. Но волнение исчезло, а на ее месте возник проблеск надежды. Эта крупица счастья, которую в жизни никто бы не почувствовал, стало веткой, последней веткой перед пропастью безумия.

И я не собираюсь ее отпускать! Не в этот раз!

Но реальность вернула меня на землю. Ведь вслед за краткой эйфорией, пришло краткое осознание.

Проблеск той самой сообразительности, о которой талдычила эта сумасшедшая.

Если ее нет на камерах, то значит она там, где их нет.

Единственное место, которое не попадала под камеры — это комната охранника.

И время застыло. Я не отрывался от девайса, но не страшился. Меня не тошнило, голова перестала кружиться и живот не скручивало от бреда. Сознание прояснилось. Я знал, что она рядом. Что она здесь.

От меня находились две двери, правая и левая. Два пути, по которым можно было пойти. А еще рядом со мной на столе лежали две кнопки.

Они автоматически блокировали двери. Но загвоздка была в том, что Бонни-машина. Она быстра, раз успела пробраться сюда так скоро. Но я не успею нажать на обе кнопки, моя свободная рука сможет потянутся только к одной. Потом она отреагирует и нападет. Осталось выбрать, какую из них мне нажать.

Правая или левая?

Вопрос крутился словно пицца на микроволновке. Чертовая ассоциация, какого черта ты появилась в такой момент? Сейчас не время и не место, чтобы думать о таких вещах. Хотя я ругал себя и недопонимал, но догадывался, откуда они взялись — эта гребаная Чика с ее кексиками закинула мне эту идею. Да, это точно она.

Я сверлил взглядом планшет, но смотрел боковым зрением. Старался подметить детали, хоть какие-то тени, которые выбивались из общей колеи комнаты. Это давалось с трудом, из-за плохого освещения, детали смешивались друг с другом, растения в горшках переливались со стульями, иногда исчезали, уйдя чуть дальше.

Я не шевелился. Но затем вздохнул и моргнул. Перелистывал страницы планшета, зевая как в ничем не бывало. Если бы я не созрел, то мог умереть прямо сейчас. Она бы заподозрила, что я сижу неподвижно. Я изо всех сил старался поддерживать нормальный вид и у меня это даже получалось.

Но я понимал, что стоит мне дать хоть маленький намек на свою осведомленность, то крольчиха не станет играться со мной. Она ведь стоит здесь, я знаю это. Я могу поспорить, что она смеется надо мной, изображая статую, рыдает от радости и своей безупречности и кроличьей хитрости и ловкости.

Она думает, что охотится за мной, но так и не поверит в то, что стала добычей.

Лампочка мелькнула еще раз и я рассмотрел оттенки ушей слева.

Щелк кнопки.

Дверь с грохотом опустилась вниз, издав оглушительный, заржавевший звук. Казалось, что ее держали ради вида и никогда не пользовались. Я затаил дыхание, но вместо криков боли не слышал ничего.

Она ведь не должна кричать? Бонни — аниматроник, а зна…

— Юху-у-у-у! Это неожиданно!

Нет.

— Я потеряла руку из-за тебя, смотрящий.

Это невозможно.

— Я так и знала, что ты догадаешься. Я даже сомневалась в своих чувствах к тебе, когда ты так и не понял тонкий намечек. А оказалось, что ты вон как! — восхитилась крольчиха, подходя ближе.

Каким образом? Я закрыл все вовремя? Колебался, или же опоздал?

— Эй, я вообще-то с тобой разговариваю. Але-е-е. — протяженно говорила она, щелкая перед лицом. Искры от оторванной кисти, металлические и горячие, попадали на кожу и обжигали ее.

— Ай!

— Ух-ты, не сошел с ума? Достойно. — с нескрываемым восторгом пищала она, держа часть конечности в другой руке.

— Бон-н-ни… Но почему?

— Ну, надо было быстрее. А откуда ты знаешь мое имя? — прищурилась та, наигранно надув щеки.

— Почему ты занимаешься этим? — я смотрел на нее стеклянными глазами.

— А-а-а-а, ты об этом, — скрестив руки, начала та. — Почему я занимаюсь этим? Как бы тебе сказать… Может, мне нравится причинять людям боль? Может, я сошла с ума с постоянных изнасилований от людей. А может, я устала безмолвно кричать, пока очередной потный извращенец тыкает в меня своим членом. Может, на почве безумия я сломалась настолько, что решила сама насиловать людей, чтобы победить комплексы. Чтобы не оставаться со своими тараканами, которые бы точно бы сожрали меня.

Она взглянула на лампочку, которая перестала светиться. Она поддерживала крохотный огонечек, но все равно стало ясно, что скоро потухнет. В тени отуманенного рассудка, я видел ее улыбку, поймавшей яркий всплеск луча.

— Это ты хотел услышать, да? — рассмеялась крольчиха. — Подумай своей головой, красавчик. Раз ты смог догадаться о том, что со мной что-то не так, то можешь понять и элементарные вещи. Перестань строить из себя монашку, ты в борделе работаешь. У меня не было секса 30 лет, я устала дрочить, а ведь ты даже не представляешь насколько это утомительно для секс-игрушки, забавлять себя одной.

Она толкнула меня, как игрушку. Я знал, что она сделала это без силы, но даже если бы я сопротивлялся, то не смог бы устоять на стуле.

Тьма нарастала, а слух обострялся. Ремешок лязгнул тихо, но для меня это стало как удар паровоза. Но, может, это был шум учащенного сердцебиения.

— А теперь представь, как я обрадовалась, как увидела тебя. Такого умного, красивого и молодого парня. Я хочу затрепывать твои волосы так долго, сколько могу себе позволить.

Она оседлала меня, вогнав мой кол в свою мягкую, мерзкую искусственную киску. Бонни обвязала пах ремнем, чтобы моя эрекция никогда не прекращалась, чтобы ток крови навсегда застрял в этом месте. Она дотронулась до щек, опустив голову над моей головой.

Я видел ее близко, чувствовал холодный стеклянный взгляд, полный похоти и желания. В ней не ощущалось любви, не было чувства ласки, лишь всеохватывающая, пронизывающая до дрожи в костях одна лишь похоть.

Она скакала на мне, издыхая как змея, ядовитая, гремучая, отвратительная рептилия.

Но я не видел змею. Я видел камни. Опаленные солнцем, я видел, как детеныши птиц грелись на солнце перед холодной пустынной ночи. Я слышал колыхание ветра, зазываемое мрачными накренившими ветками. Видел прекрасные дубовые рощи, слышал жужжание бесчисленных комаров.

— Ах, да, да, продолжай. — истошно кричала она, наращивая темп, скача, словно на родео.

Но я отстранился от ее криков. Я читал, что многие жертвы насилия ничего не чувствовали и не слышали, что мозг пытался защитить их от того безумия, которое он получал ежесекундно.

Бездна тянула меня. Тянула меня к себе. Но я не хотел идти на ее зов. Я боялся туда идти. Я не хотел оставаться в тени, там холодно, больно и очень горько. Я хотел к роще. К тем деревьям, к лесу, хотел насладиться травой и утонуть в теплом солнце. Но я понимал, что не могу туда попасть.

Не могу, пока не открою чертовые двери.

— Боже-е-е-е, да! — запищала она, искрясь от удовольствия.

Я кончил. Но не ощутил радости. Не ощутил боли. Даже не понял, как это произошло.

Я видел то, как ее бедра заливались кровью. Она пережала ремень, когда сама кончала, и случайно передавила мне артерии. Она фонтанировала и окрашивала ее в уродливые рисунки.

Она вытекала с влагалища вперемешку со спермой, и текла по полу. Я вдыхал противный запах гниющего белка.

Таз треснул, а вместе с ним треснули нервные корешки. Меня парализовала с поясницы, но я не кричал от агонии. Сознание медленно покидало меня.

— Черт! Перенервничала, твою мать! Что я скажу своим сестрам? — Она стучала зубами, грызя ногти. Но затем она увидела мою улыбку.

— Чего ты смеешься? Ты умираешь.

— Да. Это так.

— Агония от предстоящей смерти? — озадачилась она.

— Мне забавно.

— Что тебе забавно, идиот?

— Забавно то, что такая как ты трясется, как сучка, от своих поехавших родственников.

Она разозлилась.

Бонни ударила меня кулаком. И размозжила череп.

— Идиот.

Я засыпал, но не расстраивался.

Я догадывался, что скоро снова буду сидеть на том же самом месте. Я верил в это, хотя и не знал наверняка.

Но единственное, что я знал — это то, что в следующий раз, моя рука не дрогнет.

И что я точно покончу с ней. А затем покончу с остальными!

========== Вторая ночь часть 1 ==========

Сознание приходило в норму, события прошлого всплывали в голове палитрой, но затем путались и исчезали.

Это чувство похоже на яркий сон, когда ты вспоминал все до подробностей, но затем спустя два часа, забывал за ненадобностью.

Но я не мог забыть его. Не мог позволить себе такую роскошь. Несмотря на упорство мозга, я боролся с забывчивостью и старался сохранить частички памяти. Она ускользала от рук, как рыбка, и хотела вновь уплыть в пучину бессознательного, но я не пущу ее.

Я взглянул на календарь. На дате не было отметин, я не закрасил его в красный — это все еще начало рабочей смены.

Я поднялся со стола и выдохнул. Насытился холодным, спёртым воздухом, гоняемым все тем же вентилятором. Немного приподнявшись над лампочкой сверху, я слегка прикрутил ее.

Пора… Нельзя терять ни минуты.

Подойдя к календарю, я отметил число отсчета и проверил исправность дверей. Они работали, шестеренки крутились и немного шипели. А теперь мне остается только ждать.

Я сидел за столом, вглядываясь в камеру. Не было ни страха, ни паники, ни трепета, но я также не ощущал и радости. Я вошел в состояние потока, никакие мысли не тревожили ум, каждая клетка тела сосредоточилась на задаче, и мозг занимался одним делом. И пускай оно состояло в том, чтобы палиться на сцену и рассматривать момент побега, но так мозг выкладывался на все сто — не пускал даже мимолетных посторонних мыслей.

Интересно, это я один попал во временной парадокс, или кто-то еще? Я сомневался в том, что Бонни путешествовала со мной, ведь по прошлой реакции, она смотрела на меня как на чужого, но я не знал, могут ли другие перемещаться. А что если остальные аниматроники обладают этой способностью?

Но меня гложет еще кое-что — я не видел здесь других аниматроников, кроме этих троих. Я предположил, что парадокс закончится, когда я проживу семь дней, так это единственное загвоздка, из чего я мог построить выводы. А что если я останусь здесь навсегда? Что если мои выводы окажутся неправильными? Но все же лучше иметь в голове надежду, пускай она могла не оправдать меня.

Перспектива бесконечного заточения с психованными роботами была не из лучших. Она вгоняла в тоску. Но не такую, которая возникает при скуке, (попробуй заскучать здесь, блять) а та, которая накатывает на тебя, с головы до ног, темной беленой. Удручает.

Она шелохнула запястьем, и я улыбнулся. Забавно, в тот раз, я чуть в штаны не наложил, когда увидел это, но сейчас я радовался. Крольчиха действовала, пускай это было страшно, но она повторяла шаблоны, а значит — она функционирует, как раньше.

Это хорошо. Она не отклоняется от стереотипов, план должен сработать. На этот раз моя рука не дрогнет. Уж я обещаю.

Чем дольше я глядел на нее, тем больше деталей улавливал, тем сильнее изумлялся работе дизайнеров. Сколько же сил нужно потратить, чтобы выкроить такой образ? Сколько титанических усилий нужно приложить, чтобы воссоздать его наяву? Как жаль… Как жаль, чтоэтой жемчужине придет конец.

Она испарилась в 2 ночи. Я сидел, не отрывая глаз, сидел, не засыпая, но все равно упустил момент ее побега. Ее движения неуловимы для человеческого глаза.

Сейчас она прячется в тени, подкрадывается, смеется как безумная, но я чувствую.

Нутром ощущаю ее приближение.

Я знаю тебя, Бонни. Знаю лучше, чем кто-либо.

Светоловушка сработала как надо, и я смог поймать тени ушей. Она пришла слева, как я и думал. А сейчас мне нужно сделать самую сложную часть плана.

Я повернулся вбок и глядел во тьму левой двери. Я слышал шепот ночи, голоса ветра и колебание стен. Они говорили со мной, и я ответил им.

— И чего же ты ждешь? — сказал я, сглотнув слюну.

Ответом стала тишина. Долгая и мучительная. Если бы здесь был свет, то можно было увидеть капельки пота на лбу.

— Прекрати скрываться, Бонни. Я знаю, что ты здесь. — вновь повторил я.

Мне не хотелось подниматься. Я с трудом произносил слова, а уж сама мысль, чтобы встать — бросала в дрожь. Но я не думал, что смогу зацепить ее, если останусь на месте.

Я привстал и облокотился на край стола. Мне казалось, что щупальцы темноты засасывали меня, и я дрожал. Но не показывал страха.

Через мгновенье, длившееся вечность, я заметил пару искрящихся глаз. Знакомых, но весьма озадаченных. Ее поедающий, полный очарования, взгляд. Они приближались.

Я хотел нажать на кнопку закрытия. Нутро кричало мне об этом, все мое естество пыталось спрятаться от нее, от смерти, которая поджидала меня в нескольких метрах.

Она сделала еще один шаг, и я смог разглядеть очертания ее бедер.

Щелк!

Я нажал на кнопку рукой, которую я заранее завел за спину. Металлическая дверь загрохотала и разрезала тушу аниматроника на две половинки. Выпад стал молниеносным, она не успела пискнуть. Хотя машины не чувствуют боли.

Левая половинка тела лежала рядом у моих ног. Вот она — гордая и непокорная, игривая до тошноты, Бонни. Меня нахлынула гордость. И вкус победы. Это ощущение… Оно было непередаваемым. Даже ее секс не был столь бодрящим.

Я наклонился над грудой металла — тело состояло из машинного экзоскелета, напоминавшего человека. Ну кроме двигателя на пояснице и груди, а еще на голове. Эти моторчики тянули черные провода, схожие с артериями в непонятную конструкцию. Я готов поспорить, что такие технологии явно не с Земли. Я просто не мог поверить в то, что подобные разработки могут существовать. По крайней мере, не в моем веку.

Я захотел спать.

И тут я осознал, что дело дрянь. Я засыпал… Засыпал, из-за слабости. Я перенервничал и истощил себя. Нет, только не сейчас, пожалуйста.

Я упал на пол. Почувствовал холод линолеума, но он показался приятным, мне хотелось остудить себя и лечь на него…

Но я должен сделать еще одну вещь!

Судорожно поднявшись с пола и поелозив по столу, я схватил ладонью фломастер и пошел к календарю. Я шатался, но продолжал идти.

Я разбросал кучу вещей, но все же смог дойти до него и помазать еще один день, перед тем как окончательно рухнуть без сознания.

***

Я слышал песню. Она играла тихой, едва слышимой, музыкой. Она доносилась до ушей — монотонная, прерывающая и неспешная. Качала меня на колыбели из стороны в сторону, это чувство напоминало младенчество — воспоминания настолько далекого прошлого, в котором ты ничего не усваиваешь. Кроме — теплого ощущения безопасности, когда ты еще недостаточно созрел для житейских хлопот, и думаешь, что весь мир вертится вокруг тебя. Что больше ничего не существует и ничего не важно.

Зрение мутилось, глаза не видели дальше носа, но я тянул крохотные ручки кверху в надежде достать эту пищащую игрушку. Я знал, что она находится там — ведь там же ей самое место?

***

Я удивился, когда увидел этот сон. Конечно, это не было выдающимся, я часто видел сны, но никогда бы не подумал, что сейчас мозг срежиссирует это.

Я вернулся назад. Шея ломила от отеков, как в первый раз, но хотя бы не очутился на полу. Вещи стояли на местах. В комнате царила чистота. Что ж, не хотелось убирать прошлый беспорядок.

Первым делом я посмотрел на календарь. Восьмое июня отметилось крестиком, а следующее число пустовало. Если день не вернулся назад, странно, что вещи не остались разбросанными.

Я включил камеры. И залился в улыбке — Бонни отсутствовала. Ее не было на сцене, а значит, она мертва. Я не думал, что она могла прийти пораньше, тогда бы я заметил тени, да и на самом деле, ее могли убрать на починку.

Из всевозможных теорий, я остановился на том, что победил ее — и что она больше не вернется. Я хотел в это верить, ведь тогда как мне сохранить надежду?

Но чем больше я думал о победе, тем сильнее переживал. Я избавился от одной, но на сцене присутствовали двое — Фредди и Чика. А если они разозлятся и решат прикончить меня? Если они не захотят устраивать глупую охоту и включат здравый смысл и логику.

Я надеялся на слова Бонни о том, что ”она очень переживала о моей смерти, ведь она не оставила меня сестричкам.”

Если это правда, то они договорились между собой — и будут атаковать поочереди, ну а приз достанется самой везучей. Это не приятная новость, чтобы радоваться ей, ведь кто знает, что на уме у этих психопаток? А если решат напасть всей оравой и убить меня?

У меня есть бессмертие — я возвращаюсь обратно. Надолго ли, вопрос другой… Тело восстанавливает травмы, становится здоровым и бодрым, как в первый раз, но душа… Разве можно такое сказать и о душе?

Я не чувствую себя психически нормальным. Я могу попытаться отбиваться от них сколько-угодно, и вероятно, мне даже удастся победить их, но какой ценой? Я удручен — пока еще не до сумасшествия, но уверен, что не смогу продержаться еще десятки раз.

Нет. Это не выход. Открытая вражда усугубит ситуацию. Мне нельзя сражаться против них всех — я не выдержу столько перерождений. Тогда остается одно — играть по их правилам. Выманивать по одному, а затем избавляться от них. Судя по всему, они не запоминают повторы, а поэтому у меня есть огромное преимущество.

Я сидел около часа, бегло просматривая помещения, пытаясь отыскать остальных аниматроников, но так и не смог обнаружить их. Еще я думал о том, чтобы просидеть эту ночь, закрывая двери, но отмел эту мысль.

Я сумел бы продержаться, если заучу их комбинации, но сколько времени это бы заняло? К тому же, прибавьте к этому постоянное чувство страха за жизнь, паранойю от каждого шороха и взвинченное состояние — я двину кукушкой. И самое главное — они останутся целыми и невредимыми в другие разы.

Допустим, я сумею прожить ночь и еще одну. А что будет, если под конец смены, они решат атаковать всей толпой? У меня не хватит усилий, чтобы следить за их выходками одновременно.

Поэтому нужно убить их.

Но чтобы прикончить роботов — мне нужна информация. И не только знания о них самих. А самом комплексе тоже: его тайные ходы, местоположения столов, стульев, приборов, наличие аварийных генераторов, холодного оружия и прочего. Чем больше данных — тем выше шансы.

Я думал хладнокровно. Но вот только когда все дошло до действий, во мне пылал океан сомнений.

Сейчас мне придется идти. Прямиком через темный и пустой коридор. В первый раз я боялся, не зная, что они живы, а сейчас и боюсь подавно. Я не знаю характер этих двоих — вдруг они не такие общительные, как Бонни?

Но времени нет — скоро они начнут действовать. Бонни вроде заговорила, когда на часах было около двух, может, у них другие биоритмы, но не думаю, что они сильно отличаются.

Щелкнув фонариком, я бороздил знакомые комнаты. Почти все они были закрыты, а если нет, то там не было ничего, кроме хлама, вроде фейерверков или хлопушек. Даже биты, вашу мать, — хрен с этой битой, дайте мне хотя бы толстый прут.

Сколько бы я не избегал главного зала с девицами, сколько бы отговорок я не сочинял, чтобы проверить остальные двери еще раз, на всякий, так сказать, случай, но мне пришлось войти в нее.

Они продолжали стоять. Веселые и соблазнительные. Стояли неестественно — вдвоем, но место слева пустовало — словно там должна быть кто-то еще, но Бонни не было. Они хотели запутать меня? Решили, что если продолжат стоять, как в ничем не бывало, то я не буду их подозревать? Увы, но я не настолько глуп.

”Время вечеринки! ”

Пестрила надпись на фартуке Чики. Действительно, удивительное, блять, время вы решили выбрать для вечеринки — самое, что нинаесть подходящее.

Глядя на ее голубые, оцинкованные для блеска, глаза, я видел замаскированную под приятную оболочку — робота. Она хотела так думать, но ведь я знал, что в глубине скрывалось нечто большее, чем просто кусок железа. Оно обладало разумом. И живым интеллектом.

Рыская посреди бара, я заметил очень любопытную вещь — алкоголь был иностранным, а еще быть еще точнее, то американским. И тут меня осенило.

Плохие камеры, старомодная архитектура, странное смешение стилей, словно все было не на своем месте, незнание Бонни имени ”Саня”, а также то, как она назвала мангу — разноцветными книжечками. Я еще мог понять, что она не знает слова сингулярность, но все остальное просто не имело смысла.

Кажется, я переместился в прошлое. Или попал в какую-то аномалию. Это заведение не может существовать в современной России — и не только потому, что оно было бы незаконным, но и еще потому, что сама его стилистика выглядела абсурдной. Детская пиццерия на фоне борделя с грудастыми кибер-машинами.

А значит — это заведение старых времен. Я догадывался о том, какой временной эпохи, но для достоверности — решил почитать этикетку коньяка.

04.12.1984.

Восьмидесятые…

Значит интуиция не врала — с самого начала мне показалось странным, что я впервые слышал об этом месте, и даже в интернете не мог найти их сайт. Но жадность была сильнее.

Черт бы тебя побрал, какого хрена я вообще ввязался в эту авантюру?

Я выкинул бутылку, она упала с треском, повредив оконную раму. В комнате поднялся шоколадный запах алкоголя.

Злость захлестнула мой разум, но я никак не мог придумать, что мне делать дальше. Я надеялся найти хотя бы ружье, которое должно было храниться под кассовым аппаратом. Все же заведения Америки имеют огнестрел в случае чего, так? Так какого хрена, я так и не нашел его?

Я разбит. У меня не осталось сил, и я молча сел за барную стойку, держа в руках бутылку пива.

— Пьешь в одиночестве?

В комнате повис запах кексиков.

========== Вторая ночь часть 2 ==========

— Пьешь в одиночестве?

В комнате разразился запах кексиков. Они пахли, словно свежие, манили ароматом. Даже если бы человеку не нравились булки, то он бы все равно не смог устоять перед ними и не повернуться.

Жидкость бултыхалась. Пиво отливало ярко-оранжевым оттенком, если взглянуть через стеклышко, то можно увидеть маленькое солнышко и взвесь. Я открутил крышку и сделал глоток.

— Теперь нет. — ответил я.

Я услышал смешок. Я не видел ее лица, не успел посмотреть на тело, но всем нутром чуял, что передо мной стояла именно она. Инстинкты шептали мне об этом, я не находил резона не доверять им.

Чика находилась напротив. Она ловко перепрыгнула барную стойку, словно пташка, и наклонилась рядом, подперев голову локтями.

— Зачем казенное имущество портишь? — веселилась она, хитро прищурившись вбок. В место, где лежали осколки и все еще царил запах шоколада.

— Я не люблю крепкое спиртное.

Она промолчала, лишь пристально наблюдала за мной. Меня одолела слабость — я вымотался, слишком устал. Прошло три дня — пусть тело в норме, но душа требует покоя. Надо в следующий раз устроить небольшой перерыв — забаррикадироваться ото всех и пролежать целую ночь, ни о чем не думая. А если они станут слишком настойчивыми, то прихватить ружье с дробью.

Чтобы не мучиться— а сразу отправиться на исходную точку.

Я увлекся мыслями о отдыхе и не заметил, как искренне улыбался. Пернатая зацепила ту ауру умиротворения, которая исходила от меня, и поэтому не стала сыпать дурацкими вопросами.

— Ты так гастрит заработаешь. Возьми. — Вытащив из-за спины, словно материализовав их из воздуха, она достала два шоколадных кекса с белой глазурью наверху.

От них исходил пар, они были мягкими, я чувствовал их великолепный вкус. Он таял во рту. Чика взяла один и облизала верхушку. Она водила язычком, слегка откусив край.

Ее рот светился от глазурной пыли. Глаза сверкали, словно аметист, драгоценный, фиолетовый, покрытый блесками, камень. Она уложила торчащие пучки волос за ухо, демонстрировала тонкие желтые запястья, маленькие ювелирные пальчики, в которые могли поместиться маленькие хрупкие колечка. Светлая, сияющая, как солнце, кожа освещала комнату лучше, чем мой фонарь. Чика не могла светиться, но сам покров отражал мрак снаружи.

Два прожектора, которые сосредоточились на нас — первая ассоциация, которая пришла ко мне в голову. Уж слишком яркой она была.

Я подозревал, что она заигрывает со мной. Предыдущий опыт с Бонни показал, что они особо не церемонятся и идут в лоб.

Но я не мог сказать наверняка — аниматроники не обязаны иметь одни и те же алгоритмы.

Она облизнула пальцы и подмигнула мне. Пронесся ладонью по стойке, та изогнулась, как кошка, подошла к музыкальной стойке и царапнула установку.

В воздухе повисла мелодия старого джаса, перемешанная с душным ароматом чертовых кексов.

— Знаешь, мне всегда нравилась эта песня. Она развлекала, когда было одиноко.

— А что насчет Фредди?

— А? Ах, она… — замямлив перед ответом, начала она, пританцовывая с джаса. — Она не фанатка музыки.

Я уставился на нее, желая того, чтобы она продолжила разговор. Но она никак не хотела двигаться дальше. Чика удивилась моему настырному взгляду.

— А ты? Нравится тебе джаз?

Что за чертовщина?

Она так искусно уливает от ответов о Бонни? Я убил ее подругу и думал о том, что сейчас она тянет время, чтобы насладиться моментом перед местью. Но она ведет себя совсем наплевательски. Что-то не так.

— Я предпочитаю классику.

— А-а-а… Вот оно в чем.

Чика покрутила одну из пластин. А затем вытерла небольшие пятна.

— Почему ты устроился сюда?

Отражение мордашки на пластине сияло, словно золото. Прозрачность была невероятной — и вскоре из-за ее спины показалось еще одно лицо. Оно было моим.

Я нежно обхватил ее талию, прижав к себе. Я видел изумленный взгляд, прячущийся вниз.

— Если скажу, что дело в деньгах — то ты поверишь мне? — парировал я, сильнее обхватив живот.

Я действовал слишком нагло, но мне было наплевать. Может, это из-за действия алкоголя, или же кексы содержали афродизиаки, я не знал. А может, я настолько замучился жить в страхе, но невольно толкал себя на самоубийство.

Какая разница, что я буду делать, если все не имеет смысла? Если даже я умру, то перемещусь обратно, в прошлую ночь. Осознания неуязвимости опьяняет сильнее, чем самый крепкий коньяк.

Чуть укусив ее за ухо, я слышал вздохи. Я запутывался в коротких волнистых волосах, погружаясь в еще больший смрад кексов. Я касался ее тела, оно мягкое, упругое, но все равно — это не настоящая кожа. Просто очень искусная подделка.

— Что случилось с Бонни? — спросил я в лоб, решив не тянуть.

— Какая Бонни? — переспросила она. Ее голос волновался, полнился искрой недоумения.

Она не врет. Не может лгать. А значит…

Неужели они забывают об аниматрониках?

— Прости, но я не понимаю о чем ты, эм-эм, а как тебя зовут?

Как это возможно? Почему она не знает о своей сестре? Им стирают память? Хотя я не удивлюсь, если это проделки времени. Это заведение итак имеет много сюрпризов, будет странным, если оно не припрятало еще парочку фокусов.

Я подтанцовывал с ней в джазе, а когда ритм затих, перед тем как возвысится вновь, я закружил ее в вихре, прислонив к себе.

Теперь наши лица были рядом. Наши руки держали друг друга. Мы нарушили все привычные интимные зоны, но чувствуем себя, как в своей тарелке.

Я был прав… Они все ничем не отличаются друг от друга. Ошибки восставших машин.

Ладони прижали ее теплые щеки. Они отливали красками, она смутилась — но не поддавала виду. Я подвинул ее ближе, прикоснувшись вплотную. Мы сцепились кончиками губ.

Я ощущал вкус глазури, мощное присасывающее давление двух возбужденных тел, а также схватку языков. Она закрыла глаза — силикон разгладился, ему больше не приходилось поддерживать нормальную форму, чтобы выглядеть изящно.

Я опустил руку, дотронувшись до фартука — и услышал это колыхающее, нескончаемое, словно удары по барабанам, биение металлического сердца аниматроника. До чего рьяно и отчаянно стучит механизм, пытающийся поспеть за вожделением робота.

Ее тело ничего не закрывало — кроме розовой юбки и фартучка. Я облокотился, и мы легли на стол, все еще не отцепляя губ.

Температура возросла. Причем по всему телу. Не слишком ли это энергозатратно — выделять такое количества топлива, когда можно сосредоточиться на одной? Но к с чего я вообще решил, что она должна работать так — все же это ожившие машины, а их программы, пускай и шаблонны, но в то же время могут быть абсолютно непредсказуемыми.

Я расстегнул фартук и спустился ниже, щипая взбухшиеся сосочки. Грудь упругая, слегка пружинила при нажатии, пока Чика извивалась.

Магическим образом из ее рук появился еще один кекс. Неужели она умеет манипулировать реальностью? Я не заметил, чтобы она его брала — тем более, я не думаю, что она могла его спрятать…

Нет. Точно не могла… Я ведь прав?

Она погладила мою голову и играючи отвела ее. Сжала кекс, и раздавленное тесто выливалось из пальцев, капая на грудь. Она измазалась и облизнула губки.

Сейчас аниматроник подвинула меня ближе, подтолкнув ногами сзади. Она обхватила меня ими и сомкнула, что я дернулся, вспомнив опыт с Бонни. Но она не ломала мне кости, а прислонила.

Чтобы я насладился вкусом шоколада. Я покусывал его, слизывал, ощущая во рту вкус горечи и силикона. Я тянул ее кожу, эластичную и пружинистую — она возвращалась вмиг, со вздохами Чики.

Музыка заскрипела и небрежно заглохла, прервав ухаживания. Ее вздернутая кверху ножка примкнула, дрожа. Трепет чувств прервался из-за машины, и Чика сморщилась.

— Дурацкая железяка!

Ухоженные волосы растопырились, и торчали, как у ежа. Потоки электричества или короткого замыкания из-за сильных переживаний екнули программу. Так думал я.

— Что с ним? — настрой был упущен, хотя я и не возбудился.

— Опять барахлит. Пойду за бензином. — расстроилась она.

— Бензин? Разве он использует бензин?

— Ну, когда как. Если не будет света. — недопонимала аниматроник. — Ты так это говоришь, будто впервые видишь.

А ведь точно — она не знает о том, что я гость из будущего. Может, в Америке все было так? Хотя…

Бензин звучит очень… Победоносно.

— Чика, давай помогу. — воодушевился я.

Она взглянула на меня глазами, полными недоверия.

— Думаешь, что я не донесу?

— Он же противный на запах.

— Мы не чувствуем запахов и вкусов. Мы машины

Я подошел к ней и щелкнул по лбу.

— Все равно, это как-то не прикольно. Стоять здесь и ждать тебя, пока ты выполняешь тяжелую работу.

— Да он тут недалеко.

Я всеми силами пытался выяснить, где находится этот злосчастный бензин, эта ценнейшая информация, которая очень облегчила бы мне жизнь. И что я вижу! Целая канистра находилась у меня перед носом, просто хорошо пряталась за музыкальной машиной. Мне стоило пошерстить здесь еще немного — и тогда бы у меня все получилось.

Я сдался раньше времени — но не время горевать.

И когда нотки песен вновь завелись, я увидел сияние Чики.

— Пожалуй, хватит ласк. Ты ведь не за этим сюда пришел, не так ли?

Она стянула ремешок, незаметно, ловко и обкрутила его меж пальцами. Из уголков рта у нее текла струйка слюны. Она нагнулась вниз и раскрыла клюв, и я бережно обхватил ее голову.

Она взглянула на меня.

— Что-то он вялый.

— Прости, Чика, но не в это раз. Хотя бы сейчас, я умру так, как захочу сам!

Крепко прижав уши, я со всей силой стукнулся головой о ее корпус. Затем упал, заливаясь кровью из носа. Медленно вырубался, видел ошарашенные глаза аниматроника. И пускай я не выстрелил себе в висок и не размозжил мозги по стенке, но лучше такая смерть — чем умирать от истощения.

Увидимся в следующий раз, чертова курица!

========== Вторая ночь часть 3 ==========

Оказалось, что если со всей силой удариться о железный корпус — то можно получить очень много болячек. Черт бы тебя побрал, Чика, я несколько минут отключался, оставаясь в полубреду, пока из носа хлестала алая кровь. Все время чувствовал эту колющую боль, еще не хватало, чтобы ты трясла меня как сумасшедшая. Ты знала, что человека нельзя привести в чувство таким образом, особенно когда у него возможное сотрясение? Чего ты пыталась добиться?

Хотя я должен сказать ей спасибо за незнание первой помощи, иначе бы я лежал тут со льдом, отвечая на очень неудобные вопросы курицы и то, почему я вдруг решил уйти в мир иной.

Знаете, вся угрюмость и депрессия как рукой сняло, стоило мне применить болевую терапию — может, не зря психиатры прошлого тыкали в пациентам электроды? Я рад ощущать то, как вновь чувствовал эту затекшую шею, эти слипшиеся глаза, этот вой вентилятора и проклятое мигание лампочки. Это было намного лучше, чем боль от удушья крови.

Эх, это мое четвертое возрождение — а ностальгия не отпускает до сих пор.

Поднявшись со стола и как следует размявшись, я посмотрел на часы и похрустел пальчиками.

— Пора.

***

Синхронизация 25%50%75%95%Прогрузка кода…Проверка аварийного режима…Проверка…

— Кто ты? — раздался женский голос. Перед глазами Чики возник странный человек. Она видела его униформу и поняла, что он их охранник, а еще она поняла, что с ее головы текло бесцветная жидкость. Струей.

— Почему ты проснулась так ра…

— Это бензин?! — воскликнула та, посмотрев на канистру.

Бах.

Внезапный выпад со стороны аниматроника запустил меня на десять метров. Она пробила грудь, вероятно, сломав все ребра и размозжив органы. Сквозь невероятную палитру боли, я слышал как хрустнула стена сзади. Я пробил ее, оставив вмятину.

Почему… она проснулась так рано?

Я хотел сжечь ее сразу же после того, как очухался сам, но стоило мне сделать это — то она проснулась. Словно сработала система безопасности. Жаль… Я хотел попробовать убить и Фредди и выяснить, сломается ли система комплекса, если вдруг не останется ни одного аниматроника, но все вышло боком. Попытки выбраться отсюда пораньше - обернулись прахом.

Я хотел подумать еще, но из-за боли и покидающего сознания не думал сосредотачиваться на чем-то другом. Я собрался и посмотрел на взбешенную Чику, сжавшую кулак.

Она увидела мою улыбку и попятилась. Ее губы искривились с недопонимании и небольшом страхе.

Я хочу увидеть эту эмоцию на каждой из вас, сучки!

***— 5 попытка. Как говорится. — задорно напевал я, шагая по комплексу, уже как по своему дому. Зайдя в главный зал, я поприветствовал стоящих аниматроников, решив не будить их раньше времени.

Они активизируются, когда наступает определенный час, а до этого момента спят сном младенца.

Но все равно — нужно приготовиться. Заманить хитростью.

По наступлении двух часов, я заметил блестки в зрачках курицы. Она ожила. А я селся на тот же барный стол.

— Пьешь в одиночестве? — снова спросила она. Снова наклонившись надо мной, снова прищурив взор.

Она была как открытая книга. Привычки, поведения, повадки, даже безумие и удары. Я знал ее полторы ночи, знал вблизи как партнер, и как злейший враг, пытавшийся убить.

Две стороны медали этой поехавшей — и обе грани измазаны злом.

— Немного скучно сидеть одному. — ответил я, хлебнув пива.

— А зачем ты пьешь не свое? — ответила она, задорно подняв бровь.

Я положил бутыль и откинулся назад. Я взглянул на нее ресницы, пышные и одновременно стройные, ее лицо — овальное и красивое, словно из картинки. Эта сказочная красота вергла бы любого мужчину в шок — но для меня, по крайней мере теперь, это служит постоянным напоминанием о том, что все это ненастоящее.

Идеального ничего не бывает — а если и бывает, то оно не реально.

— Я оставил деньги на прилавке.

— Думаешь, они примут твои деньги? Ты хоть знаешь, кто хозяин этого заведения? — спросила она, водя пальцем по кассе.

Утомляет…

Как же тяжело — говорить. Отвечать на ее бессмысленные вопросы, тупые подкаты, идиотские попытки отвести тему — я ведь прекрасно знаю, что ты тянешь время, чтобы затем как-нибудь трахнуть меня, дрянь.

И почему, когда я внаглую отвечаю взаимностью, то ты не прыгаешь на меня — все аниматроники любят пощипывать шокированных недотрог или же у каждой своя команда?

Может, из-за моего первого раза с ней, она перешла к делу, так как ей больше нравятся активные? А я просто перебарщиваю? Должен ли сохранять шаблон из прошлого?

Но с другой стороны, разве я могу вообще облажаться, когда окружен гаремом похотливых секс-роботов? Даже если бы я был немым, то думаю, они бы все равно сочли это очень привлекательным.

От глубоких раздумий, меня вырвал запах кексов. Я вдохнул этот приевшийся, отвратительный аромат шоколада, хотел сморщиться от тошноты, но вместо этого подавил этот позыв и нарочно изумился.

— Ух ты. Чика… они потрясающие.

— Тебе нельзя пить просто так! Обязательно…

— Да-да, обязательно закусить, я в курсе. — машинально ответил я, чуть не прокляв себя, за подготовленную фразу. Однако поедая кексики, я не заметил недоумение аниматроника, лишь ее влюбленный взгляд.

Она тоже прикусила кусочек, и капля ванили упала ей на фартук. Она хотела убрать его и тянула руки, но я решил, что это мой шанс, поэтому протер его первым, нежно обхватив запястья другой рукой.

Она вздрогнула от неожиданности.

— Боже, что с тобой? — спросила она.

— Перестань, Чика. — ответил я сухим голосом. — Ты не настолько наивна, чтобы не понимать, что происходит. Как ты думаешь, почему охранник, вместо того, чтобы сидеть на своем месте и смотреть на камеры, решил пойти сюда. К главным секс-звездам этого чудного заведения.

— А тебе по башке не настучат, за такое, ах, своеволие? Если начальство увидит… — вздыхала она от смущения.

— Ты забыла, кто здесь отвечает за камеры?

Может, у них есть таймер для разогрева, или какой-то датчик на возбуждения. Просто я не понимаю, почему она так смущается под моим напором, когда должна сама проявлять активность.

Или же она интуитивно чувствует фальш в моих словах, и поэтому не поддается? Тоже бред. Какого хрена их должно волновать, что чувствует их клиент, когда единственное о чем они должны думать — это о том, как принести ему максимум удовольствие.

Но с другой стороны, это ведь не обычное место, а значит, вряд ли здесь работают обычные правила.

Я пытался поднять ее, чтобы закинуть на стол, но понял, что скорее получу трещину в позвоночнике, чем сумею осилить эту махину металла на своих плечах. Она рассмеялась над моей попыткой, а я же чувствовал себя дураком, забывшем о том, что за этой милой мордашкой с идеальным телом, скрывается центнер сложной системы.

Перед глазами возник образ разрезанной на части Бонни, и дрожь пробежала по телу.

Она обхватила меня ногами сзади, а руками пыталась снять штаны. Я прижался к ее голове и незаметно достал бутылку коньяка. Открыв пробку, в комнате разразился слабый запах бензина.

Я лил на ее грудь целую бутылку, видел то как смертоносная жидкость игриво щекотала ее тело, и то как она заливалась прекрасной лучезарной улыбкой, решив, что я играюсь.

Сияла словно солнышко.

— Ты и впрямь мое… милое, маленькое солнышко. — прошептал я, укусив ее ухо.

— Ах. - застонала та.

Фи-и-у…

Аниматроники не чувствуют запахов и вкусов, это твои слова, Чика?

Скрип спички о коробочку.

Поднесся сзади, растрепав волосы, я поджег ее уложенные в каре прическу, наслаждаясь горением. Она вскочила, словно гром, ее искры обожгли мое лицо и я улетел на стол, стоная от боли из-за ожогов на лице. Сука зацепила и меня.

Но я видел ее возгорающее от огня тело, оно сияло, словно ясные лучи. Озаряли и без того пасмурные деньки красотой приходящей весны. Она корчилась от боли и плавления, пытаясь затушить себя: валялась на полу, била себя, стремясь стряхнуть эту жару.

Но разве может солнце погаснуть? Может ли оно перестать светиться и увязнуть во тьме?

Сияй, Чика, сияй же, мой милый робот. Сияй так, как не сияет никто — как не может ничто!

Я ощущал жареный силикон, чувствовал липкий вкус копоти во рту. Это было лучше чем дрянной запах кексиков. В сотни раз лучше.

Когда же она окончательно сгинула, перестав кричать, я уснул в ответ. Раны от ожогов хоть и не были сильнее моего стремления наблюдать за гибелью этой твари, но я был счастлив, что смог увидеть ее отчаяние…

Ее агонию…

После стольких притворств, после стольких неудач я смог убить вас двоих! И покончу и с тобой — Фредди!

========== Третья ночь часть 1 ==========

Сначала я чувствовал боль. Адскую, невыносимую до крика, боль. Она распирала изнутри, вырывала грудь острыми словно лезвие когтями и выходила, как огнедышаший дракон. И если лезвие ощущалось несколько секунд после пробуждения, то дракон оставался со мной еще немного.

Ожоги… ожоги повсюду — на лице и на груди. Они разъедали кожу, а одежда, прилегающая на тело, щиплела, как соль на рану. Она осталась целой, к удивлению, и я не сразу понял, почему заместо привычной отекшей шеи и уставших глаз, меня встречает эта боль.

Ответ пришел вслед за мыслью.

Наступил следующий день. И цикл продолжился. А если он продолжился, то значит, вместе с новым днем, новой победой и новым закрашенным днем в календаре, пришли прошлые раны и болячки.

Эта курица оттолкнула меня, прежде чем сгорела в бензиновом душе. Она горела как солнышко. Солнышко, что обожгло и меня.

Я поторопился, был невнимателен, слишком поздно среагировал и сейчас отдуваюсь из-за ошибки. Сколько времени нужно, чтобы раны затянулись? Хер с этими ранами, я даже смирюсь, если после этого у меня появятся обширные шрамы, но ради всего святого, ради Христа, прошу, умоляю, избавьте меня прежде от этой боли!

Зуд не прекращался, раны не кровоточили, но я ощущал как внутри меня колыхало пламя, губительное черное пламя погибающих тканей. Этот отчаянный вой побитого организма не хотел успокаиваться.

Я догадывался, почему до сих пор оставался живым и не помер от потери крови. Я постоянно возрождаюсь ночью, на следующий день после предыдущего, и если это так — то раны вполне могли затянутся. Только вопрос оставался открытым — почему я не погиб во время сна? Остался относительно целым, хотя глупо задумываться об этом и совершенно не беря во внимание то, что я странным образом оказываюсь в комнате охранника. Вот что действительно странно.

Волны боли захлынули тело, я не мог даже нормально двигаться — не то, чтобы пошевелиться. Сколько я должен терпеть эту боль? Я уверен более чем, что такие раны будут болеть еще очень долго, а особенно — без медицинской помощи. Они не открытые, переживать насчет инфекции не стоит — но вот только как объяснишь мозгу, чтобы он перестал паниковать из-за болевых рецепторов и перестал истерить меня?

Так не пойдет…

Мне нужна аптечка. Как минимум, мне нужно обезболивающее, а максимум — остужающий спрей. Чтобы избавиться от клыкастых объятий дракона.

Я включил экран планшета и меня озарил яркий дисплей. Я навел на камеру и осмотрел себя. Левая половина тела, начиная от лица до шеи и плеч, покрывалась затянувшимися розоватыми тканями, наспех заклеенные, было видно, что несколько пузырьков наполнились гноем, а некоторые порвались, стоило мне чуть подвинуть шею. Из мелких отверстий вытекала каплевидная кровь, она собиралась в кучки и текла вниз, ускользая под одежду, словно капли дождя на стекле машины.

Я отхаркался. В слюне не было крови. Это хорошо — бронхи и пищевод остались целы, не хватало еще получить внутреннее кровотечение.

Хорошая новость дополнилась еще одной — Чика и Бонни отсутствовали на сцене. Не было также и Фредди. А вот это уже совсееем не хорошая новость.

Куда она подевалась?

Стоящий в пустом зале микрофон, завывал ветряным потоком помещения, подгоняемым вентиляцией. В этой комнате царила тишина, и если эти старомодные камеры имели звукозапись, то я бы слышал звук падающей с заржавевших труб воды.

Щелчок, и я перелистнул на другую комнату. Тишина поджидала меня и здесь — следила за мной и сопровождала бешеные поиски сбежавшей медведицы, которой не было на сцене и где-то еще. Она испарилась, затаилась в плохом качестве видеозаписи — скрывалась за серыми тонами помещений, неподвижно поджидая момента, когда можно будет перейти в следующую комнату.

В каждой тени, в каждом шорохе, в каждой щели я видел ее отблеск — глаза, налитые неоновыми голубыми лампами, которые оказывались табличками, танцами переливающих гладких дощечек, напоминавших большие бедра, а самое главное, возможно, это чертовое воображение решило поиграть со мной, не знаю, но возможно, я на секунду, но видел, лицо, прислоненное к камере, смеющееся надо мной, с красными, как темная кровь трупа, глазами.

Все же я надеялся, что это был не сон, ведь так? Что там такое?

Я щелкал по камерам, рыская в поисках прозорливого аниматроника, но она редко где могла появиться — коготочки царапали залы с левой стороны, она чаще блуждала по левой стороне, совсем как Бонни. Если, конечно, можно назвать это появлением, это могло мне привидеться. У меня не было доказательств, я даже не мог верить собственным глазам, но интуиция кричала мне об этом, она говорила со мной, предостерегая меня.

И когда в обычной ситуации ты всегда следуешь здравому смыслу, то сейчас мне не хотелось думать, мне хотелось верить — я просто хотел выжить и спастись, и поэтому я покорился интуиции.

Свет погас. Заряд перестал питать залы, и тьма наконец подобралась ко мне настолько близко, насколько это вообще допустимо. Она вырвалась из гнета лампочек и расширила границы. Теперь я остался без единственного источника света — того, кто сохранял мой рассудок.

Сейчас я остался без защиты и двери не закрывались. Я увлекся и не уследил за зарядом.

Из левой двери зажглись два блестящих света — они горели нестабильно, словно их питание тоже обрывалось, но я был счастлив, что хотя бы заработали аварийные генераторы. Это ведь генераторы?

Но чем дольше я глядел в свет, тем сильнее чувствовал страх. Вместо долгожданного тепла с лучей — я ощутил холодный всплеск, вместо облегчения — сердце сжалось сильнее. И когда я прищурился, чтобы посмотреть ближе и увидел знакомую мордашку, выглядывающуюся словно ястреб, я понял, что все кончено.

Сейчас 4 утра, дьявол, если бы я грамотно использовал заряд, то смог бы продержаться! Мне плевать на то, что я хотел убить их всех, сейчас я хочу просто убежать отсюда нахрен!

Эта аура… Эта сила, которую испускает эта машина. Она наголову превосходит Чику и Бонни. Она чертовски опасна.

За те несколько минут, длившихся вечность, она не издала ни звука, не двинулась, и даже не пискнула. Если бы даже она заговорила со мной — то я бы не смог ответить.

Всплеск лучей стал ясным и слишком близким — она прыгнула на меня, я знал это, хотя и закрыл глаза из-за жгучего света. Я упал на землю вместе с ней, глаза налились слезами и вот-вот лопнули бы, но ее корпус и лицо были холодными…

Она поцеловала меня, я ощутил этот терпкий вкус бензина на губах, но также я ощутил как все ожоги проходили, как они остывали из-за ледяного силикона робота. Она прижала меня к себе, я не мог дышать.

Она целовала меня, затянула губами, как насос, и сосала с давлением, что мои губы чуть оторвались от челюсти.

Когда кислорода осталось совсем немного и когда глаза перестали улавливать жгучий свет и погружались во тьму, я увидел сильный ветер…

Этот неприятный, склизкий холодный ветер как на болотах и искривленные дубовые ветки.

***

Я понял, что все кончилось и что я снова жив, когда почувствовал воспылавший жар в щеках. Впервые за все время я заплакал. Слезы были солеными, щипали ранки на лице и остужали красные отеки. Я никогда не плакал, даже когда умирал, но вероятно, в этот раз психика не выдержала и выплеснула все, что томилась под маской спокойствия.

Эта слабость схожа с той, которая возникает в моменты бессильного отчаяния, когда ты полностью истощен и не знаешь выхода из ситуации. Хоть я не был ослаблен, у меня не возникло апатии, я но знал, что эти первые звоночки скоро перерастут душевный стержень, обмотают его и сломают к чертям. А если я сломаюсь, то сойду с ума окончательно.

Семь смертей.

Нет…

Так дело не пойдет. Мне нельзя умирать. Просто нельзя. Нельзя, несмотря на чит, как бессмертие — я не смогу постоянно сражаться. Никто вашу мать не сможет!

Бежать. Нужно бежать отсюда, как можно скорее.

Заглянув к камеры, я заметил, как Фредди все еще стояла на сцене. Она не двигается. В тот раз я потратил много времени на то, чтобы прийти в себя, но сейчас я не могу позволить себя этой роскоши — мне нужно найти укромное место и забаррикадироваться там и молчать как рыбка, пытаясь придумать как победить ее.

Оставаться здесь нельзя — я не могу сосредоточиться на плане. Нужно все обдумать.

Сжав кулаки, я кинулся через левую дверь, бежа что есть силы через коридор. Мельком заглянув на открытую дверь в зале, я заметил медведицу, которая исчезла, когда я моргнул.

Черт, нет-нет-нет, слишком рано — ты не должна выходить так рано!

Я ругал себя, но все было бестолку — я уже выдвигал теорию о том, что каждый аниматроник может иметь отличительный характер, а еще я знал, что если потревожить их раньше времени, то они очнуться. Как это было с Чикой — стоило мне облить ее бензином в первый раз, то она отправила меня на тот свет.

В коридоре властвовала чернота, я не использовал фонарик, так как боялся, что она сможет пойти за мной по нему, поэтому пришлось понадеяться на милость тьмы. Я бежал, что есть мочи, не особо задумываясь о том, что мог врезаться о тупик — сейчас я верил в то, что комплекс был бесконечным.

Сердце стучало как бешеное, я ощущал, как сзади меня горел свет ярких неоновых ламп…

Она пробралась в комнату охранника и использовала этот трюк с запугиванием. Но не обнаружив меня, быстро отступила.

Она выдала себя, но что мне это дает? Сейчас расстояние между нами около двадцати метров, а пока я бежал сюда — она успела проникнуть в комнату. За считанные секунды он проделала такой путь — разве это физически вероятно?

Но затем я почувствовал касание.

Чей-то легкий захват…

Захват столь бархатный и твердый. Я потянулся в музыкальную комнату.

— Замри… замри и не шевелись, а иначе тебе конец. — сказал неизвестный женский голос. Я слышал звук колыбельной, такой же какой она представлялась мне во снах. Манящий, детский и очень спокойный.

Она заткнула мне рот и руки и молчала. Я не сопротивлялся, но не боялся — я не хотел пугаться. На мне не было пота, сердце замерло, как и музыка, когда перед дверью проскочила тень.

Эта высокая, растопыренная, как елочка тень.

Она простояла здесь, а затем исчезла. Дверь музыкальной комнаты закрылась и вместе с ней, открылась песня. Колыбель снова зазвучала яркими красками.

— Ты как? — снова спросила она. Песня звучала тише, пытаясь усилить ее голос.

— Х…хорошо. — ответил я, задержав дыхание. Она ослабила хватку и я отполз вперед. Сидя в позе лотоса и растирая зуд на шее, я увидел то, как в комнате вспыхнул свет.

Передо мной сидел аниматроник. Еще один, та которую я тщательно пытался найти. А сейчас она нашла меня. Ирония, беспощадная ты су…

Девушка с бледной кожей, заправленные в конских хвост белые волосы, розово-фиолетовый макияж на лице, черными как смоль глазами, и такой же черной как глаза одеждой. На волосахцеплялась черная заколка.

— Слава богу. — выдохнула она, поднесся руку к груди и опустив взгляд от облегчения.

Изо всех аниматроников, которых я встречал здесь, она была похожа на них сильнее всех, но в тоже время она отличалась от них больше всего. Эта вычурность, кричащая одежда и макияж демонстративно говорили о том, что она точно не человек, но ее поведение отличалось.

Я… Я не чувствовал опасности рядом с ней.

Я не ощущал фальши в эмоциях, на которой я заподозрил Бонни, я не замечал похотливых взглядов, которые были у Чики — у нее не было убийственных холодных глаз, как у Фредди. Нет, она была нормальной.

Я хотел в это верить. Но все же как бы моя душа не говорила мне о том, что все хорошо — я не мог свыкнуться с этим, точнее, я не позволял себе ослаблять бдительность. Просто не мог.

— Еще бы чуть-чуть…

— Да, еще бы секунда и… — сказал я и схватился за плечо. — мышцы кричали из-за зуда, ожоги вскрыли старые ранки, и я чувствовал, как одежда впитывала поступающую кровь.

— Подожди. Прими эту мазь. — ответила та, порывшись в сумочке. Пока она копошилась в ней, я увидел знак креста скорой помощи — хоть я мало знал английский, но понял, что эта аптечка. Аптечка восьмидесятых, но всяко лучше, чем ничего.

— С-спасибо тебе, эм… — поблагодарил я, вытянув тюбик пасты. Я намазал ее на воспаленные участки, и вздрогнул от внезапного холода, который дал ее эффект. Она уменьшила боль, конечно, она ее не избавила, и лучше бы я принял обезболивающее, но это помогло многократно. Хотя я слышал, что сейчас прыскают охлаждающий спрей, но вероятно, в этой временной эпохи его еще не придумали — с другой стороны, откуда ей вообще здесь взяться? Тем более в борделе.

— Марионетка… Зови меня Марионеткой. — сказала та, улыбнувшись. — А ты?

— Саня. — сухо ответил я, отдав ей полностью выдавленный тюбик. — Прости за недоверие, но… Зачем ты спасла меня?

— Я видела две ночи. Видела, как ты ловко разделался с этими психопатками, и я хочу выбраться отсюда. Хочу убежать вместе с тобой. Я помогу тебе.

========== Третья ночь часть 2 ==========

— Прости, но…

— Ты правильно услышал. — предугадала Марионетка. — Я хочу выбраться.

Я не осознавал ее просьбу и был обескуражен настолько, что не ощущал боль от ожогов.

— Марионетка, я не об этом. — сменив тему, я размазал мазь лицу. — Я не могу поверить в твои слова, понимаешь?

Она вздохнула.

— Да. Я знаю, что тебе трудно, но я приложу все усилия, чтобы ты хотя бы чуть доверился. И кстати, зови меня Мари. Неудобно постоянно кличить Марионеткой.

— Хорошо, Мари. Раз мы с тобой здесь застряли, то расскажи мне одну вещь.

Она приподняла бровь и покрутила рычаг музыкальной коробочки, отмеряя единицы. С каждым взмахом руки коробка издавала щелчки, а музыка становилась мелодичней.

— Какую вещь ты хочешь узнать?

— Расскажи мне о комплексе. И, пожалуйста, расскажи мне все. — ответил я, скрестив руки и невольно поглядывая назад, опасаясь увидеть тень Фредди.

— Хорошо. — заключила та, настроив аппарат. — Несколько лет назад, 1984 году, человек по имени Уильям Афтон, открыл пиццерию. Он заказал несколько высокотехнологичных роботов, ты уже встречался с парочкой из них. Нас создавали в Японии, с целью развлечения, однако мы были экспериментальными разработками. Прежде чем пустить массовое производство, нас должны были проверить. Но в правительство Японии все тянуло, а частная фирма несла убытки. Если бы не появление загадочного человека в фиолетовом костюме, то она бы разорилась.

— Я так понимаю, этот Уильям предложил сделку, от которой нельзя отказаться?

Мари хихикнула. В ее смехе слышалась нотка грусти.

— Он предложил испытать нас в Америке. В 80-х действовали достаточно либеральные законы, что уж говорить, разрешалось даже иметь частную вооруженную охрану с настоящими пушками в обычных заведениях. Вопрос состоял только в деньгах, но я, пожалуй, увлеклась. О чем я говорила? Ах, точно, после того как нас привезли сюда уровень посещения взлетел до небес. Но это не было связано с детьми, а с…

— Мужчинами?

— Женатые супруги втайне приходили сюда ночью. Уильям на самом деле открыл ночной бордель, так как с нашей внешностью мы явно не могли проводить детские праздники. Что уж говорить, когда мамаши видели нас, то постоянно жаловались. Эти жалобы, скорее всего, и стали причиной закрытия. Хотя все знали, что Уильям платил мэру города на то, чтобы он закрывал глаза на эти зверства. Я уверена в том, что даже если бы к ними в заведение вломились отряды спецназа, то с его юридическими и криминальными подвязками, он бы закрыл их сам. Ведь по сути, это была его частная территория, и он мог творить в ней, все что заблагорассудится. Но в один момент он исчез. Просто пропал. А заведение закрылось само. Но случилось странное — двери… Двери не открывались. Комплекс будто бы не отпускал нас. Как бы они не старались — ничего не помогало, и аниматроники оставались внутри.

— Понятно. — ответил я. — Но из-за чего роботы сошли с ума?

— Саня, милый мой друг, представь себя на их месте — ожившие машины с мозгом ребенка, чистого и невинного, которого вдруг насилуют каждую ночь, чтобы затем днем опять развлекать детишек на их поганых днях рождений. Их психика получила мощный удар, разумеется, через несколько лет подобных издевательств они сошли с ума и помешались на сексе.

— Но… — прожжужал я, но чувствовал как в горле забился комочек. — ты… Как ты пережила этот ужас?

Мари погладила меня по голове. А затем похлопала по ней.

— Не бойся, я не хочу насиловать тебя. В отличие от них, я сумела спрятаться в вентиляционной шахте на нижнем этаже, а после закрытия пробралась сюда, где и живу поныне. Мой рассудок цел… Относительно цел.

— Ты несколько лет пылилась в куче грязи и сетей пауков, в тесном помещении, слушая похотливые вздохи подруг?

— Это всяко лучше, чем трахать незнакомых мужиков. И не называй их подругами — они давно перестали быть мне друзьями, когда свихнулись. Если бы они знали о том, где я нахожусь, то изнасиловали бы меня тоже. Мы с тобой в одной тарелке, смотритель, мне надоело прятаться, как загнанная крыса, и молиться, чтобы в эту ночь они не решили прошерстить комплекс и случайно не нарваться сюда. Я устала так жить, Александр, просто устала. Это невыносимо.

Ее речь трогала до глубины души, любой человек, окажись он на моем месте, моментально бы доверился ей и пожалел. Что греха таить — я верю ей, по крайней мере, я хочу верить ей, но в этой ситуации мне нельзя никому доверять — особенно аниматроникам.

И даже если она говорит правду — я не могу проникнуться к ней на сто процентов.

Встав с пола, я заметил, что комната была усыпана пиротехническими материалами, плакатами футбольных команд, различными зажигалками, фейерверками, хлопушками и настольными играми и жетонами пиццерии.

— Нехилая у тебя коллекция. — изумился я, рассматривая поистине драгоценные сокровища. Я уверен, что любой коллекционер отдаст за них баснословные деньги.

— Конечно. — с гордостью воскликнула она. — Мне было нечем заняться, поэтому я собирала всякие побрякушки, которые теряли клиенты или же шаркала по комплексу в свободное время, чтобы сделать комнату уютней.

— Обалдеть, коллекционные карточки Shark’s riders, их давно уже нет. Сколько же тут всего!

— Прости, но разве их перестали выпускать? — удивилась та.

— Конечно, сериал ведь закончился в 1994.

Пока я рассматривал их, меня шандарахнуло током. Ощущение было не из приятных, словно кто-то сверлил дырку у меня на теле.

— То есть, как… В 1994?

Твою мать… Она же не знает, что я из будущего. Черт возьми, вот какого хрена я ей про это ляпнул?

— Саня, откуда ты пришел? — спросила та, чуть подвинувшись ко мне. Ее темная одежда констатировала с единственным источником света лампы. — Я давно заметила твою странную одежду, и подумала о том, что ты чей-то избалованный богатенький сын, но затем я задумалась о том, что вряд ли богатому сыночку требуется работа в комплексе.

Она строила логические цепочки так же быстро, как и приближалась ко мне.

— Но затем я подумала о том, что могло пройти время, ведь я застряла тут достаточно долго. Может год или два. Но то, что ты сейчас говоришь… Неужели я сижу здесь пять лет?

Я выронил карточки из-под рук. Они плюхнулись на пол, рассыпавшись в углы. Они прятались, исчезли из виду, и господи, как же я желал оказаться на их месте.

Этот пристальный взгляд трогал до дрожи.

— Нет, десять лет? — ошалела та. — Но ты молчишь… И мне не нравится твое молчание, оно подрывает дух, ты хочешь сказать, что я нахожусь здесь больше чем двадцать лет?

— Мари… — сказал я, взяв в себя в руки. — Сейчас 2022 год. Я пришел к тебе из 2022 года.

Мари не могла ответить. По ее вспухшим глазам накатили слезы, они еще не вытекали, но предательски уплотнялись, выдавая горечь. Вскоре первые струйки бесшумно вытекли вниз, растирая тушь на лице.

— Тридцать лет? Тридцать лет… — заключила она. Голос звучал угрюмо.

— Мари, не нужно плакать. Перестань, прошу. — хоть она и аниматроник, но ни одно сердце мужчины не может дрогнуть в этот момент. По крайней мере, в этой ситуации хладнокровность испарилась вместе с ее слезами.

— Н-но разве это… но как это возможно? Я не могла так долго сидеть здесь, это же невозможно, я бы точно почувствовала подвох, ведь так? Человек может терять счет во времени, я читала об этом, в одном журнале, особенно когда попадает на необитаемый остров, но я машина. Разве машины могут ошибаться?

Я достал платок, найдя его из вещей аниматроника, и вытер измазанную тушь.

— Мари, хоть ты и робот, но также ты и человек. — ее глаза изумленно приподнялись. — А человек движет эмоциями, он не всегда руководствуется здравым смыслом. Ему свойственно ошибаться, и каким бы ты сильным и мощным интеллектом не обладала, какой бы памятью была не наделена, но знай, что даже лучшие компьютеры дают сбой. И ты не исключение.

Вытерев тушь с лица, я увидел, как она отвела взгляд и отошла за полотенцем, чтобы протереться сама. Возможно, мне показалось, но лицо покрылось румянцем — скорее всего, из-за макияжа.

— Да, спасибо тебе… Саня. — ответила она.

В этот раз ее голос звучал мягче, отдавал приятной ноткой, очень чувствительной и нежной. Почему-то мне хотелось сменить тему. Странное ощущение, с ней что-то не так? Может, психика однажды не выдержала и закрыла ей счет времени, чтобы защититься от безумия и подступающего отчаяния? Может быть, все аниматроники считают, что время идет гораздо медленнее, чтобы не впадать в депрессию?

— Хм, послушай, а возможно твоя аномалия могла бы кое-что прояснить. Ты говоришь, что наблюдала за мной две ночи, но не знаешь, что я делал, когда победил Чику с Бони?

— Ась? — вздрогнула та, явно не ожидав, что я спрошу ее сейчас.

— Куда я уходил?

— Ах, ты об этом. — она посмотрела на меня с подозрением. — Ну, уходил за дверь. Когда ты убил Бони, то собрал ее останки и ушел с ней, а когда поджег Чику, то тоже ушел вместе с ней. Ты меня удивил в тот момент — был весь в ранах, но несмотря на них, шел, с каменным лицом. Словно не обращал внимание на ожоги. А когда вернулся, на следующий день, ты их словно замазал. А в чем дело?

— Дело в том, что я не помню, как ухожу.

— Что? — ошарашенно сказал та, прижав пальцы к подбородку. — Хотя, если ты отключался после убийств, то это бы объясняло, почему ты возвращался обратно, а не валил к чертям собачим отсюда.

— Подожди… Если я ухожу после каждого убийства, то может быть, мы сегодня уйдет вместе? Попытаемся убежать отсюда, как убьем Фредди.

Мари грустно вздохнула.

— Не получится. Я пыталась убежать на первой ночи, но меня не пускала программа. Я словно отключалась, а затем просыпалась здесь вновь.

— Твою мать, вот это проблема. — вскрикнул я. — Неужели мне придется продержаться все ночи?

Она пожала плечами.

— Выходит, что так.

Я обреченно вздохнул.

— Ладно, ничего не подделаешь. Мари, расскажи мне обо всех аниматрониках, с которыми нам придется столкнуться.

— Мангл, Фокси, Спрингтрап. Ну еще и Фредди.

— А теперь поясни, с кем стоит расправиться в первую очередь.

— Фредди. Она нас теперь не отпустит, хотя с ней будет та еще морока. Мангл — слабейшая из них. Фокси — хитрейшая, с ней придется повозиться. А Спрингтрап будет проблемой.

— Она сильнее Фредди?

— Скажем так, я бы не смогла одолеть ее, даже если объединилась с медведицей. Но я уверена, ты придумаешь способ — вон как убил тех двоих. Прям настоящий спец.

Наверное, не стоит говорить ей, что я могу перемещаться во времени? Плохая затея — ладно рассказал про будущее, НО это может плохо кончится для меня.

— Может и спец, вот только ты заметила, как я убегал от нее… — мягко сменив тему, начал я. — Она быстрее Бони — ее не получится убить, распилив дверями. Она не такая легкомысленная, как Чика, ее не обманешь. Боюсь, что она вряд ли может что-то сказать.

Она похлопала в ладони и показала на какую-ту горючую смесь позади себя.

— Зато я знаю как! — довольно ответила та. Но поняв мое недоумение, пояснила вслед. — Что ты знаешь о огненном шоу?

— Когда артисты глотают, а затем выдыхают огонь?

Ее глаза улыбались вслед за губами. Ее тело изворотилось в мурашках.

— Нет-нет, даже не думай об этом. Я не буду глотать огонь и извергать его в нее. Это безумие! Этому учатся профессионалы, а если я отравлюсь и сдохну?

— Не волнуйся, я сидела здесь в заперти, сколько ты сказал, около двадцати лет, так ведь? За это время поднатаскалась в этом искусстве. И ты зовешь это безумием? По сравнению со тобой, моя затея — это детская шалость. Как вспоминаю то, как ты хладнокровно распилил Бони, а затем совратил и поджог Чику, то в дрожь бросает. И сейчас ты, Казанова, боишься глотнуть огня? Когда рядом с тобой такой специалист как я? - иронично выпалила та.

— Казанова соблазнял герцогинь и княжин. Он не так сильно рисковал как я. Ему, конечно, могли отрубить голову, но все же… Я отказываюсь. Почему ты сама это не сделаешь?

— Я не могу… Они поймут, что я все еще здесь и начнут охотиться за мной. Если я попадусь, то роботы разорвут меня в клочья. Ты придешь в следующий день, но меня не будет.

— Но почему именно глотание огня?

— Понимаешь, — издалека зашла она. — Фредди любит душить поцелуями. А когда она засосет тебя, то ты выдохнешь пламя и расплавишь ее процессор изнутри. Все просто. Осталось научить тебя. И поверь мне — это легко. Ну относительно…

========== Третья ночь часть 3 ==========

Выйдя за дверь, я прошмыгнул за угол, вглядываясь в тьму. Я ничерта не видел, но это давало мне ощущение безопасности, по крайней мере, убавляло страх. У меня пучил живот, а во рту плескалась вонючая, неприятная для поджога жидкость, которую Мари строго-настрого советовала не глотать.

Но одно дело глупо кивать на ее предупреждения, а совсем другое — соблюсти их. Щеки вздулись от того количества, которое она заставила заглотнуть. Видя мой недоуменный взгляд, задающийся каверзным вопросом — куда столько надо, я получил прямой и четкий ее ответ.

— На всякий случай. Слишком мало тоже нельзя — ты можешь не прожечь корпус.

И поэтому стоило навернуть от души? Я по твоему собираюсь поджигать весь сарай одним дыханием?

Я оглянулся назад и увидел, как от музыкального помещения сверкали блики серебряного зеркальца. Мы договорились, если что-то пойдет не так, то она придет ко мне на помощь. А также с сигналами зеркала, она будет напоминать мне, что я не один.

Даже если у меня бессмертие, даже если после смерти я возрожусь вновь, и даже если все это я могу проделать сто раз — я никогда не смогу избавиться от этого жгучего, паникующего инстинкта самосохранения. Забавно, я думал, что со временем перестану воспринимать смерть как таковую, однако наоборот — с каждой смертью, я держусь за жизнь сильнее, чем в прошлый раз.

Я читал о том, что люди, столкнувшиеся лицом к лицу с суицидальной ситуацией, вскоре начинали ценить свою жизнь и беречь ее, как зеницу ока. И я их прекрасно понимаю. Умирать — страшно, до невыносимого страшно.

И хоть сейчас я трясусь, как собака после купания, это не из-за того, что я боюсь темноты или из-за странных неприятных пощелкиваний лампочек — а потому, что я волнуюсь, волнуюсь из-за того, что в один момент из абсолютной тьмы может выскочить она…

И то, что я не смогу уничтожить ее.

Блики от зеркала согревали меня и на секунды сверкали дорогу. У меня есть планшет, я не выронил его, при побеге, возможно, потому, что мои руки сжались и этим сжали и девайс, не важно, теперь я слежу за передвижениями медведицы.

Хотел бы я так верить, но как и в прошлый раз, так и сейчас — я ничерта не могу понять, где она. Она покинула комнату охранника, и по идее, знает о том, что я должен быть где-то здесь, но загвоздка заключается в том, что я не понимаю ее поведения.

Так же как и Мари…

— Что мне следует знать, чтобы победить ее?

— Ты ее не поймаешь. — ответила Марионетка. — Аниматроники на голову превосходят людей, ты никогда не сможешь изловить ее, как бы сильно не пытался.

Я приуныл, разочаровался, но она взяла меня за руку и приободрила.

— Но, хей, мы же не за редким животным охотимся, чтобы переживать, так ведь? Она сама тебя найдет. Значит, тебе нужно просто дождаться, а затем подгадать момент, и вуаля! Ее процессор уже горит ясным пламенем.

… Мари, веселая ты Мари. Как же легко и непринужденно говорила о смерти, так хорошо стелила план и подбадривала, зная, блять, что всю грязную работу придется сделать мне. Но я не смог тебе этого сказать, потому что тогда ты бы наверняка опустила взгляд, твое лицо разгладилось, и стало напоминать куклу со словами:

”А у тебя есть идея получше? ”

И тогда бы ты меня подловила. Ведь у меня действительно не было идей. Я так и не смог раздумать план по убийству, когда сидел с тобой. Когда ситуация была одной из самых спокойных за все время, даже в этот момент у меня не проскальзывало и намека на это.

Твой план безумен, очень опасен, рискован, но это все еще план… Причем такой, до которого я бы в жизни не додумался.

Я простоял здесь несколько минут, так и не дождавшись Фредди. Я давно видел мигающие сигналы Мари, и то что пора двигаться дальше, а может я и не придал им значения, так как погрузился в мысли.

Возможно, я просто не хотел идти дальше, в неизвестность.

Идти в объятия темноты, позволив ей сжать меня еще сильнее, еще жестче, пока дух не спустится, и до тех пор, пока я не потеряю сознание от нарастающего ужаса ночи.

И почему я не пошел в дневную смену? Конечно, там не существовала такой смены, но все же, зная, что меня ждет и если бы меня поставили перед выбором, в какую смену пойти, то чтобы я выбрал?

Видя сверкающие глазки, полные кровожадности, я бы точно ответил, что предпочел пулю в висок, нежели вновь окунуться в это безумие.

Но глаза исчезли, словно пустынный мираж, когда я шагнул вперед.

Жидкость немного капнула на пол, а я прикрыл приоткрытый рот.

— А если я сблюю?

— Если возникнет рвотный позыв, сожми гортань так крепко, насколько тебе хватит сил. Так ты почувствуешь небольшое удушье, возможно, все же часть смеси попадет тебе в горло, но это всяко лучше, чем сблевать ее, и при этом поставив крест на нашем спасении.

Вспомнив наш разговор, я напряг шейные мышцы, и рвотный позыв поскреб, пошуршал секунд 10, а затем, поняв, что ему не светит, исчез.

Испарился так же быстро, как и возникшие свежие воспоминания с Мари.

А она знает о чем говорит. Может, стоит ей довериться, хотя бы на этот раз, ослабить и без того возбужденную бдительность? Если бы она хотела убить меня, то убила бы еще там.

Но как говорила сама Марионетка — нельзя доверять ни одному аниматронику, их поведение разнится.

А значит, это правило распространяется и на тебя, мой дорогая подруга.

Проходя сквозь кафельные плиты и держась за поручни на стене, я шел, не сгибаясь. Шел так, словно руководил римским легионом, гордо и упрямо. Вероятно, случилось то, что бывает со всеми перегруженными системами — в один момент они обновляются и сбрасывают все мощности, чтобы не взорваться.

Скорее всего, мозг сбросил и эмоции — ведь сейчас я не ощущал страха. Не чувствовал радости или печали.

Единственная эмоция, сопровождавшая меня вместе с прячущейся Мари, стала месть. Глухая, манящая месть.

Зеркальце екнуло сильнее обычного, в начале я не понял, почему, но после того, как я смачно поскользнулся на полу и упал, врезавшись головой о пол, то разгадал ее замысел.

Я зашел в главный зал с левой двери, а Фредди в момент прыгнула из противоположной.

Набросилась, как пума, с другого конца, прыгнув на десятки метров вперед. Она точно побила человеческий, да что уж там — вероятно, и животный рекорд.

Меня повалило сильно, я знал, что из головы текла кровь, возможно у меня сотрясение, но вместо адской, гудящий, как рой пчел, боли, я словил лишь ступор. Я лежал неподвижно, наблюдая, как изо рта стекала та драгоценная вонючая смесь, от которой я отнекивался, а затем и вовсе хотел избавиться.

Хоть я и ненавидел ее за противный и гадкий вкус, но сейчас я молился всем богам, чтобы она затекла обратно. Потому, что во рту у меня осталось, всего ничего. И эти крупицы и то перемешались со слюной.

Я не шевелился, ее вес придавил меня. Ее руки сжали мои плечи, и единственной частью, которой я мог подергать — была голова. Повернувшись, я разглядел то, что видел на камерах.

Красные, как у трупа, глаза. Совершенно безжизненные. Ее ловкость и скорость, быстрота реакций явно были на совершенно ином уровне, может, поэтому она казалась мне неживой?

Она нагнулась ко мне, причмокивая губами, я хотел подвинуть голову, чтобы увернуться от поцелуя, но дрогнул. Боялся, что в этом случае, она свернет мне шею, а может, и вовсе парализует, не убив. А оставив смотреть, как я медленно испускаю дух от удушья.

В нос врезался терпкий запах бензина. Тот самый запах, который я чувствовал от ее первого раза, чертов противный вкус, будто я отсасываю шланг с топливом, чтобы машина заработала.

Чем больше она целовала, тем сильнее я чувствовал отвратительный, чудовищный смрад тела. Другие аниматроники вкусно пахнули, но она… Словно только что вылезла из мастерской. Но в отличие от них, ей не надо было тратить силы на бесполезные ласки и заманивать жертв харизмой и словом.

Она относилась к тем, кто берет грубой силой.

Она не насиловала меня, лишь целовала, до жути глубоко и страстно, но именно в этот самый момент, я понял, что это худшее, что случалось со мной.

Блики от зеркала становились не такими отчетливыми, я медленно терял сознание.

Задыхаясь, я ощутил, что плаваю в океане, что у меня перекрылся шланг, и что теперь, я остался один на один с голубым океаном. Я не мог всплыть, так как силы были на исходе, а дневной свет воды, тихо заменялся мягкими холодными тонами приближающейся смерти.

Прости меня, Мари. Вероятно, сегодня ничего не получится. Вероятно, ты можешь спасти меня, но даже если спасешь, то для нас все будет кончено, ведь они разорвут тебя на кусочки, а следующие ночи, я не выживу без твоих подсказок. Прости меня, моя милая Мари…

Смерти, что дышала в затылок. Дышала смесью и бен…

Бензин!

У нее во рту бензин!

Это может не сработать, но что мне остается, когда вся жидкость утекла?

Собрав последние остатки воздуха, те самые остатки, которые она не смогла высушить, а выплюнул горючую смесь со слюной, прямо в ее губы. Которые пестрили топливом.

Щелк, и в глубокой смертоносной воде, я увидел пузырьки воздуха. Вода иссушилась, под действием ярости солнца.

Она воспламенилась. Мои руки и ноги стали свободны, я уплыл наверх, наверх спасительной поверхности, и вдохнул.

Легкие расправились и жадно поглощали воздух, отхаркивая попавшую в них смесь. Глотали воздух под вздохи прожженного процессора Фредди, они согревали меня. Согревали лучше, чем самый жаркий июльский день две тысячи двадцать второго года, вашу мать…

— Кха-кха, — кашлял я, поглощая воздух.

— Ты сделал это, боже мой, я не могу поверить, ты сделал это! У тебя получилось.

Я улыбнулся и ощутил, как медленно вырубался.

Конечно, Мари. Ты попала в самую суть. Это у меня все получилось…

Комментарий к Третья ночь часть 3

Следующие главы я объединю в одни, типа четвертая ночь ( а не часть1 часть2) так как история получается какой-то обрывочной, но и главы будут выходить реже в таком случае, что вы думаете?

========== Четвертая ночь ==========

Ушедший прилив заполнился опаленной землей.

В горле зажглось пламя. Оно скребло изнутри, с болью, схожей с застрявшим стеклом. Проглотив слюну, я чуть не подавился ею, из-за ожогов. И если раньше он прожигал снаружи, защищенный оболочкой мышц, то теперь властвовал в пищеводе.

Эта ощущение бодрило лучше, чем холодный душ. Я скучал по тем временам, когда просыпался в полудреме, спросонья, и единственная вещь, которая раздражала меня — это отекшая шея.

Сейчас по щекам лились слезы. Но они жгли сильнее и раздражали ранки. То были слезы искренние.

— Не шевелись. Выпей. — прозвучал знакомый голос Мари. Она сидела на столе, приветствуя новую ночь.

— Ты первый робот, который пришел так рано, и к тому же — не набросился на меня. Пугаешь… — с сарказмом сказал я, однако мой голос походил на крики умирающей чайки, и не думаю, что она сумела разобрать хотя бы половину слов. Ожоги горла дают о себе знать. Мне трудно говоришь, а еще труднее — дышать и глотать.

— Фредди умерла, а Фокси с Мангл слишком пекутся о своем месте и не придут раньше положенного. Тем более, это слишком эгоистично — простаивать в комнате и слушать твои мучительные вздохи.

Я проглотил пилюлю, и как она заверила, таблетка уменьшит приступы. Надеюсь, что это так, нет, я верю, что это так, пускай Мари могла дать и пустышку — эффект плацебо никто не отменял.

Стиснув зубы, я продолжил.

— Что произошло дальше?

— Ты ушел.

— А что насчет тебя?

Она закатила глаза, свесив ноги крестом, и елозила пальцем по планшету на столе.

— А я не могла пошевелиться. Стояла, как пронзенная, и наблюдала, как ты, отхаркиваясь кровью, сбрасываешь ее, и по кускам тащишь на выход. Я видела твои глаза, Алексей, в этих глазах не было тебя, там был кто-то другой. Того, кого я не знаю. Ей богу, я думала, что и меня растащишь по частям. Настолько жутко ты выглядел.

— Я не помню этого. Похоже это место действует и на меня. Похоже, что оно хочет, чтобы я избавился ото всех. Мари, не боишься, что когда кончатся аниматроники, сила заставит меня покончить и с тобой?

Она не посмотрела на меня. Все время копошилась в девайсе, пока не остановилась на одной из комнат. Марионетка обернулась, и конский хвост на голове помчался за ней.

— Я нашла ее, Мангл, нашла, где она прячется. Не переживай насчет этого, Алексей. — улыбнулась она. — Как ты знаешь, я пряталась в шахте, поэтому вряд ли заведение считает меня за твою цель, тогда бы оно заставило меня напасть на тебя. Ты правильно заметил, что рабочих дней всего семь, как и аниматроников. Осталось уничтожить троих, и тогда мы будем свободны.

Верно подметила. Очень точно и логично, как всегда. Однако, Мари, не забывай о том, что ты тоже являешься машиной.

Являешься роботом, как и они.

Взяв планшет в руки, я опешил. Я просматривал эту комнату. В ней находилось всякое барахло, не стоящее внимание — однако я поверить не мог, что в ней сидит аниматроник. Если она заметила его, я бы тоже заметил. Или нет? Может быть, аниматроники чувствуют друг друга? Хотя, тогда бы Мари тоже нашли. С другой стороны, она давно здесь находится, значит, может ее теория верна и роботы позабыли о ее существовании?

— Я никого не вижу.

— И не увидишь. — перебила она. — Она лиса, и как все лисы, трусливо прячутся по норкам, дожидаясь рассвета. Она очень скромная, мне кажется, ты бы ее никогда не встретил, даже если бы очень сильно захотел. Разумеется, пока в голове не перещелкнет команда: Убить.

— Ну раз ты так говоришь, тогда хорошо. — задумчиво сказал я. — Итак, какой у нас план? Мне нужно знать о ней больше.

Если она лиса и любит прятаться, то значит вряд ли выйдет на чистый бой. Скорее всего, она будет нападать исподтишка, как Фредди, но раз Мари свободно шастает здесь и не опасается ее, значит, она слабее, чем медведица. Хорошо, что с ней не придется говорить, чтобы заманить в ловушку — я уже устал лицемерить перед этими мразями. Нужно подумать, как ее уничтожить. Вариант с огнем — не прокатит. Мое горло не выдержит еще одной попытки. Может, заманить ее, как в прошлый раз?

Пока в голове происходил творческий штурм, Марионетка не сидела без дела, и громко хлопнула по столу чем-то тяжелым.

Испугавшись, я взглянул на нее, и сказать, что я обомлел — ничего не сказать.

— Б-бита?

Она играла пальцами по деревянной битой для бейсбола и хитро улыбалась.

— Ты хочешь, чтобы я забил ее битой?

— Ну, мои руки прочнее металла, так что я буду бить руками.

— Ты… что? — она явно не правильно поняла мою претензию, я хотел возразить о том, что вряд ли можно пробить железную конструкцию обычной битой. Но услышав ее фразу, я упал в осадок.

— А ты думал, что один будешь с ней драться? Уж извини, но будь у тебя катана, а ты являлся искусным самурайским воином, то даже так у тебя не было бы никакого шанса на победу. Я помогу тебе. Точнее, сражаться буду в основном я, а ты будешь мне помогать. В конце концов, Фредди победил ты, в одиночку, не хорошо постоянно оставаться в стороне.

Хрустнув пальцами, она потянула спинку, выпрямив упругие груди, скрытые в обтягивающий силикон.

— Ну так, что? Ты готов?

***

Шагая по коридору, я одолевался странными ощущениями. С одной стороны, я шел вместе с аниматроником, дружелюбным, конечно, однако, все же аниматроником. С другой, для меня было дикостью, что мы идем втупую, без всяких хитроумных схем и планов. Но сейчас я понимал, что это гениальная тактика.

Если верить словам Мари, то Мангл самая слабая из всех. А если так, то со слабыми не нужно долго возиться, их проще уничтожить сразу, чем выкуривать и ослабевать. Самая идиотская вещь, которая могла прийти мне в голову — оказалась самой гениальной вещью, которую смогла выдавить она.

— Волнуешься? — ехидно говорила та, поглядывая на меня. В отличие от нее, я не так хорошо видел в темноте, и то и дело, что спотыкался об уступы на пути.

Готов ли я? А как же! Разве у меня есть выбор?

Наконец подойдя к заветной двери, она занесла руку и открыла ее. С каждым разом, когда комната становилась отчетливей, бита в моих руках, сжималась еще крепче.

Свет в комнате отсутствовал свет, вернее, он тускло светился, как бы на последнем издыхании. Вокруг лампочки скопилась пыль, она облепила ее, как голодные комары облепили бы открытую руку в диком лесу. Но комната больше напоминала замусоренный чердак.

Посреди помещения ветвились провода: многочисленные, бесконечные линии электропередач, копошились, словно артерии, не имевшие конца. Запутанная сеть, в которой можно легко потеряться и ненароком удушиться встретила нас первой, и в отличие от Мари, которая свободна перешагивала провода, я то и дело осторожничал, боясь задеть их.

Боясь, что стоит мне споткнуться о них, то они обволокут меня, как ядовитые змеи.

Но я не переживал — все же она превосходит людей, а значит, реакция у нее должна быть тоже на высоте. В случае чего, она подстрахует меня, ведь пообещала, что все уладит. Я буду лишь помогать. Надеюсь на это. Очень сильно надеюсь.

Преодолев путь в три метра, я заметил мутный человекообразный силуэт. Тело аниматроника мягко переливалось розоватым оттенком, наряду с белым. Девушка имела лисий алебардово-белый хвост, на кончике которой залилась вишневая краска. У нее также имелись пушистые белые уши и выразительные румянцы на щеках. Она не шевелилась и едва посапывала, лежа на картонке.

Укутавшись в хвост, аниматроник, казалось, игнорировал всех. Это Мангл. Точно была она. Я приметил ее присутствие, когда впервые зашел сюда — здесь было до безобразия ужасно грязно — но не так, как в обычных помещения — вместо равномерных сгустков пыли, одни части замусорились сильнее, чем другие. По ним передвигались, и пыль передвигалась вместе с ними.

Я слышал ее вздохи и понял, что она спала. Но спала неглубоко, так как проснулась от шороха, которую воссоздал вой ветра. Дверь закрылась, ушки дернулись, а она открыла желтые, как мед, глаза.

Лицо Мари вмиг переменилось — вместо привычной мягкой улыбки, ее взгляд прищурился, подобие зрачков увеличились, а силикон упружился. Глаза Марионетки покрылись искрой, напоминавший возгорающийся костер.

Яростный, пылкий оранжевый жар.

Она прыгнула на нее, с таким мощным выпадом, который мог сравниться с прыжком Фредди, и ударила по стене, оставив вмятину на старом бетоне.

К удивление, она промахнулась, хотя задела плечо розовой лисицы — та уклонилась и держалась за него. От поврежденного механизма падали искры. Они перемешивались с взбудоражившейся пыли, которая глотала осколки нагретой пружины.

Мари повернулась и ударила ногой по корпусу — элегантная растяжка вытянула во весь рост. Выпал был чистым и ровным — ее дыхание не сбилось, хотя применимо ли это понятие к роботам?

Мангл не ожидала такого давления и, выставив руки, заблокировала ее, но влетела в стену.

Она хваталась за плечи, мятые, словно фантики, тяжело дышала. В вздохах, полных безмолвной боли и машинных паров, я уловил еще одну — горечь, сдавленную слезами.

Я находился рядом, не знаю, откуда у меня появились силы, возможно, из-за рефлекса на роботов, но я замахнулся битой, напрягнув мышцы плеча и рук, резко развернулся и вмазал ей по больному плечу со всей силой.

Бита в руках покрылась трещинами, я услышал неприятный звонкий шум в ушах, а на ладонях появились ссадины.

Я попал точно по плечу, хотя и не видел этого наверняка — но часть руки вывернулась, торчала на проводах, пища искрами.

Мангл взглянула на меня, глазами, в которых не виделось боли — она не кричала от ужаса, не пыталась сражаться с нами, в ее глазах были слезы.

Это лицо существа, которое сдалось. Которое не хотело биться.

Бах!

Мари вмазала ей кулаком, пробив лицо внутрь. Он пригвоздила ее к стене. А затем, сжав пальцы, оттянула основание силикона и ударила другой рукой.

Что происходит?

Она била ее левой рукой, меняя на правую, избивала нещадно, без сострадания, и какого-либо раскаяния.

Почему она не сражалась?

Вместо хруста костей, гнулись стальные основания, вместо луж крови, вытекал бензин, вместо мольб о помощи, доносились программные ошибки. Но самое главное — вместо вкуса победы…

Глядя на нее, я ощущал сожаление. Почему меня грызет совесть?

От лица Мангл ничего не осталось — остатки проводов запутались в кулаках Марионетки, добивший ее. Когда он закончила бить, то подняла упавшую биту, раскрыла мои ладони, и положила ее туда.

Придя в себя, я не заметил, как она наклонилась рядом со мной, шептая, довольно причмокивая губами:

— Все кончено.

Слова повергшие меня в жуткую дрожь, почему мы убили ту, кто не даже не защищался?

Почему я не остановил ее? Хрен с этой остановкой, почему я замахнулся на нее, когда та была беззащитной, почему поддался этому чувству? И что за чувство это такое, которое заставило меня ничего не осмысляя, бить на вид безопасного аниматроника?

А что если она была мирной, как Мари…

А мирная ли она сама?

Взглянув назад, я увидел недоуменный, легкий взгляд спутницы, которая подмигнула мне. Она стояла совершенно свободно, открыто, улыбаясь до ушей, из кулаков которой лилась густая бесцветная жидкость из тела Мангл.

Нет, она опасна… Ненормальная жестокость.

Точно ненормальная.

Я не знаю, кто ты, и что ты задумала, Мари, но поверь — я выясню, что ты такое. Выведу на чистую воду.

========== Пятая ночь ==========

Здравствуй боль, привет ожоги, как же я скучал по вам, как вы меня бесите!

К моему удивлению, когда я открыл глаза, после вчерашнего, то не увидел сидящей рядом Марионетки, хотя, вспоминая ее с обляпанными в подобие крови руки, искренне радовался. Радовался тому, что она не здесь.

Что вчера произошло? Что на нее нашло? Откуда в ней столько жестокости?

Даже у меня, человека, пережившем круги ада и изнасилований, екнуло сердце, когда она до полусмерти избили Мангл. Я понимал, что мордашка лисицы могла давить на жалость, и что стоило мне слишком проникнуться к ней, возможно я бы заступился за нее.

Но в тот момент мои руки дрожали…

Я боялся.

Но чего я боялся? Лису? Нет, точно не ее. Боялся того, что я могу промазать, и она убьет меня? Плевать, я мог возродиться, да и тем более, то чувство не схоже со страхом смерти. Оно было нечто иным, нечто более близким.

Я боялся не Мангл, а Мари. Вот причина моей дрожи.

Этой холодной, бесконтрольной, бесконечной трясущейся дрожи в руках. Именно из-за нее я колебался в ударе — что-то глубоко внутри, то истинное ”Я”, сокрытое из-за защиты психики, скребло мне душу. То ощущение, которое присуще всем людям, и безжалостно запрятано в темнице заведения. Сострадание.

Я никогда бы не подумал, что буду сочувствовать аниматроникам.

А еще я никогда бы не подумал, что буду плясать под чужую дудку. Что буду бояться тех, кого пообещал уничтожить.

Что со мной произошло?

Прошлый я не поступил бы так. Это точно — он мог орать, психовать, строить козни, но не поддался бы очарованию первой встречной, которая одурманила его жалобными рассказами.

С каждой ночью, нет, с каждым перерождением, я меняюсь. Во мне умирает что-то человеческое, я становлюсь подобно им — тупым, механическим ублюдком, не думающим своей головой, действующим на инстинктах. Чем отличается Бонни и Чика, хотевших поразвлечься со мной, от меня самого.

И теперь я вспотел окончательно — мне нравилось убивать роботов.

Во время их убийств я никогда не чувствовал такой прилив сил, такую будоражущую меня энергию. Это ощущение всемогущества, всевозможности, вседозволенности накрыли мой разум. Но я не такой.

Это заведение меняет меня — делает злее, нужно выбираться отсюда, бежать к чертовой матери. Если я убью всех до окончания ночи, то двери откроются, ведь так?

Зачем мне ждать до последней ночи? Эта Мари явно хочет, чтобы прошло семь дней — но почему? Почему бы не попробовать убить их всех? Хотя у нее есть отмазка, что после убийства, я отключаюсь и становлюсь самим не своим.

Вот только это работает, если она говорит правду — откуда я знаю, что это не ложь? Может, она вырубает меня сама?

Скрип железной двери напугал до чертиков, я задержал дыхание. Успокойся. Успокойся, как бы безумно тяжелым это не казалось, пожалуйста, Саня, я прошу себя. Не нужно паниковать.

Мари могла не проснуться. Надо ее разбудить — все равно без ее подсказок будет трудновато найти… Как ее там?

В вспышке лампы я увидел очертания крюка, качающемся на обгрызанной веревке — не знаю, почему, но этот образ четко дал мне вспомнить ее вертевшееся на языке имя.

Фокси, да, это она.

Встав из-за стола, я положил планшет под подмышку, проверил батарейки фонаря и направился в музыкальную комнату.

В коридоре стояло молчание — ничего не могло нарушить его, кроме тихой колыбельной музыки, доносящейся с комнаты Марионетки. Кроме подозрительно ярких вспышек молний, обнажающих кривые пиратские крюки. Интересно, эти крючки всегда здесь были?

Погода разбушевалась. Капли дождя рассеяли глухую тишину в зубодробительный шум встревоженных покрышек. Я обомлел и посмотрел в окна, но они заколочены и не могли прояснить ситуацию на улицу.

Я всеми силами держал себя в руках, но желание убежать было очень сильным — свобода…

Она там, в нескольких десятках метрах от меня, и стоит мне лишь протянуться руку и разбить чертовы окна, то я окажусь на свободе.

Но я слышал другой звон — она звучала яснее, переливаясь аккордами музыки. На улице играла шкатулка. Но разве она может там находиться? НеужелиМарионетка нашла способ выбраться и сейчас зовет меня к себе.

Нет, остановись.

Тут что-то не так.

Если бы здесь были окна, я бы сбежал еще после первой ночи, когда судорожно искал выход. Единственный побег — это железные двери, но они не открываются раньше времени.

Окон здесь быть не может.

И тогда я услышал еще один ясный, как внезапный гром, голос.

— Саня, я здесь! Ты слышишь меня?

— Боже, бррр. — отряхнулся я, посмотрев на дверь в комнату Мари. Из-за ухудшившейся погоды, я бредил.

Она заблокирована. Кто-то обогнул стальными прутьями дверные заемы, и теперь ее нельзя было пробить. Совершенно никак — я слушал отчаянные попытки Мари.

— Что произошло?

— Сука, Фокси, обхитрила нас. — сплевывала она, пытаясь открыть захлопнувшуюся дверь. — Она очнулась раньше меня и закрыла здесь, какая же я дура, мне нельзя было расслабляться!

— Почему она не убила меня, а пошла к тебе.

Мари вздохнула, осознав свою беспомощность перед силой стальных дверей.

— В этом кроется ее суть — начала она, облокотившись. — она не любит быстрых побед, она словно лиса, любящая поиграть с добычей, прежде чем убить ее.

— Замечательное раскрытие персонажа, Мари, просто шик. Но мне бы хотелось конкретики.

— В этом то и проблема — она хитрейшая среди нас. Она достаточно умна, чтобы понимать, что открытое противостояние с нами — закончится для нее плачевно. Ее невозможно выиграть, если только ты ее не обыграешь.

— Каким образом?

— Саня… Прошу тебя… Пожалуйста, не погибай, умоляю, только не умирай.

— Мари, твою мать, времени в обрез, у тебя истерика. — закричал я, перекрикивая звон грома. — скажи мне, все что знаешь, а затем я сделаю все, что в моих силах.

— Она — лиса-аниматроник. Живет в пиратской бухте. Но эта информация вряд ли тебе чем-то поможет. Мы могли бы застать в расплох на ее территории, но сейчас она сбежала. Все кончено.

— Нет, Мари, все только начинается. — ответил я, хлопнув по долбанной двери.

Заметив мое рвение, она избавилась от накатившего уныния и прожужжала напоследок:

— Берегись крюков.

Я вырубил фонарь, так как в условиях постоянных раскатов молний, я видел помещение каждые десять секунд. Я дополнительно выдавать местоположение той, которую опасается сама Марионетка, я не стану.

Я достал один из легких прутьев, чтобы хоть как-то защититься, и затаился на одном из углов. Держа его, я чувствовал, как он скользил по потливых рукам. Мне было жарко, несмотря на бушующую погоду.

Крючки…

Берегись крючков.

Я же видел их, когда стоял здесь.

Черт, черт, черт, почему, ты не сказала мне раньше!

Рванув что есть силы, я то и дело, что закрывал глаза во время вспышек непогоды — она на секунды освещала мне путь и подсказывала мне о помещении, о том, куда мне стоило бежать.

Лампочки не горели, и мне приходилось ориентироваться на фотографическую память, по обрывкам вспоминать те фрагменты, которые я смог запомнить.

Забежав в главный зал, я услышал смешок.

— Хи-хи-хи…

Легкий и слегка раздразненный.

Развернувшись, я заметил два розовых, как фламинго глаза. Я знал, что в помещениях не работал свет, а значит, это не внутреннее освещение.

А…

П-ы-ых…

Звон посуды и следующий раскат грома, который на секунду ослепил меня. Фокси исчезла, но я не был дураком, чтобы думать, что она убежала в другую комнату.

Она здесь. Прячется, наблюдает за мной, крадется, как зверь, и упивается могуществом.

У нее суперзрение, а я не вижу в кромешной темноте. Даже редкие вспышки не спасали — уж слишком все было темно.

Из рук предательски соскальзывал кусок прутья.

Но в тот момент во мне что-то пробудилось. Ладонь сжала оружие, а сознание прояснилось.

— Нет, сучка, я не умру! Не в этот раз, я не умру!

Я знаю эту комнату. Главный зал, я бродил здесь с самого первого дня. Боже мой, я помню эту комнату, не могу не знать.

Я ощущал, что она прыгнула — эту невидимую, кровожадную хищность невозможно не почувствовать. Оно схоже с тем, когда ты нутром знаешь, что за тобой бежит голодная стая собак.

Я знаю, что это — ведь однажды по пути домой почувствовал их агрессию, и возможно, спас себя, забравшись на одну из детских площадок.

А теперь воспоминание минувших дней, день, который я уже позабыл, так как был маленьким, вспыхнул во мне, как искра.

Искра проклюнувшего шанса победить!

Я отпрыгнул в сторону, врезавшись об угол столика. Треск посуды и неудачного прыжка вздыхающего аниматроника подбодрили меня. Сейчас, глядя во мглу, я не чувствовал боли от ожогов, у меня не болела шея, сейчас прилив сил накатил с огромной волной, мне казалось, что я мог свернуть ей глотку голыми руками.

Она отряхнулась, и чья-то призрачная легкая рука погладила по моей спине.

Я обернулся, но не увидел никого, зато ясно вспомнил, почему спина покрылась мурашками. Это тот самый стол, на котором я трахнул Бонни. Эта текстура, боже, прижавшись к деревянному уголку, я чувствовал эти неровности на нем. Я хорошо помнил о них.

Она прыгнула вновь, а я закатился назад, отпрыгнув от второго столика как можно дальше вперед. Я полетел, словно на пружине и ударился о барную стойку.

Фокси разбила столы своей массой, и явно разозлилась, так как ее гул был слышен на весь комплекс. А уж я и подавно его ощутил.

А еще я ощутил расплавившиеся кексики на руках. Это место, где сгорела Чика. Место, где я ее убил.

Раскат грома прояснился еще раз, и я наконец увидел ее лицо. Коричневато-красная кожа, пушистый лисий хвост, и этот пиратский крюк на руке. Она видела меня, облизывала свои губки, но вместо теплого человеческого тела, захватила несколько бутылок хорошего виски.

Человек увернулся от ее выпада. Как это вообще возможно? Кто он такой, и как ему удается избегать атак?!

В воздухе повис запах алкоголя и бушующая ярость пиратки.

— Не люблю крепкий алкоголь. Разве твоя подружка Чика не говорила тебе об этом?

Я кидал в нее бутылки рома, джина, пива, да вообще любых напитков, которые отыскивал в этом баре. Я не особо огорчался пропаже такой ценной коллекции алкоголя 80-годов. Ведь это всяко лучше, чем потерять жизнь.

Она улыбалась, и я знал почему. Стекло не могло причинить ей вред, но это была лишь приманка.

Потому что, разбив одну из бутылок, я соорудил розочку и проткнул ей глаз.

Она откинула меня, а я захлебнулся кровью.

— Вот теперь ты точно пират!

Болящие бока ничто по сравнению с ее недовольной рожей. Она запищала, вскинув руки над собой, зацепила осколок крюком, вытащив его. С окончания розочки расцвели пикающие электроды со слабым розоватым свечением.

— ЧЕЛОВЕК! — прозвучал сердитый голос. Но она не увидела его. Он воспользовался временным помешательством и скрылся от нее. Убежал так же, как и остальные люди.

Он боится, поэтому прячется.

Д-д-а-а-а-а… По-другому и быыть не может…

Клыки лисицы вылезли из-под челюстей, шерсть вздыбилась, а когти на конечностях увеличились. Она напрягла все свое нечеловеческое чутье, чтобы выследить добычу, но как назло здесь никого не было.

— Сбежал?! — вспылил аниматроник, прыгнув на стол. Она ходила на четвереньках, выслеживая слишком удачливого охранника. Раньше она не думала о том, что он сможет зайти так далеко, но увидев то, с какой изобретательностью тот избавляется от бесполезных роботов, не смогла сдержать восхищения. Так хорошо сориентироваться в незнакомой местности и сразу же установить свои порядки — достойно для человека.

Возможно, она оставила его в живых, но страстный голод, схожий с пожаром, не давал ей повода сделать это. Он диктовал, приказывал выполнить лишь одну команду:

Убитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубитьубить…

Разум захлестнула ярость, одолела рассудок, и сейчас она не могла мыслить столь же ясно, как и час назад.

Шорох в пиратской бухте. Он там…

Зашел в мое логово. Какой нахал, или же совсем дурак. Фокси уже сомневалась в нем, ведь на такой шаг мог пойти только глупец — спрятаться в логове хищника, думая, что он не заметит его.

И поэтому подкравшись к двери, осторожно, переступая на цыпочках, мягких подошвах, она прошмыгнула внутрь и услышал треск. Она разбила лежащее стекло и увидела веревку, которая проскочила вслед, она шла по проему двери, переходя наверх, пока наконец не разрезалась окончательно.

Ловушка!

Быстро поняла Фокси и избежала импровизированной розочки, которая должна была упасть на нее. Но вместо этого она услышала еще один шорох. Выпад, резкий и очень точный.

Обернувшись в полете, она заметила железный прут, который вытащил человек. Он летел на нее, как воин с копьем.

— ААААРАХЪ!

Прут зашел ей в другой глаз, и теперь она лишилась зрения. Но чуть не схватила человека, порвав ему одежду на плече.

Я увернулся, чуть не попавшись. Но игра стоила свеч — пока она отвлекалась на ловушку, то я смог задеть ее. Какую бы лисица не имела скорость, как вертко бы она не отпрыгивала от стен, она не может игнорировать законы физики и отпрыгивать от воздуха.

Я поймал тебя, не в капкан, конечно, но все же поймал и переиграл, чертовая тварь!

Она махала руками, разбивая витрину и ящики, ломала деревянные столбы, в безумной, отчаянной злобе.

— Эй Фокси, я здесь, мать твою, обернись!

Ушки вздернулись, покрылись ворсинками, а аниматроник незамедлительно прыгнул на меня.

Я немного отвернулся вбок, и она приземлилась на кучу подвешенных крюков, проткнув тело. Из-за слепой ярости, она не задумалась о том, что на ее сцене везде развешены пиратские крюки. Господи, она же сама живет в пиратской бухте!

Острые концы проткнули ее тело. Подвесили за порванные плечи, разодрали ноги, пронзили таз, проткнули сердце, как кривые иголки, стояли строем, словно разукрашенная елочка.

Очень извращенная, покрытая текшим бензином елочка. Она издала последние вздохи перед тем, как испустить дух.

Вспышка грома поднял пыль и тень, стоявшую позади.

— Невероятно… У тебя получилось. Получилось обыграть ее!

Знакомый до боли голосок. Проклюнулся там, где его не должно было быть. Там, где прервался мой триумф.

— Как ты выбралась?

Вместо ответа она показала мне побитые в крупные трещины руки.

— Била по слабому месту, пока он наконец не развалился. Боже, Алекс, ты просто Бог!

Ошарашенная, в ее глазках трепетало восхищение — она схватилась за волосы, подобравшись ближе, все еще не веря своим глазам.

— Искусная казнь! Как ты умудрился ее убить?

Мари почувствовала чью-то руку, подхватившее ее плечо. А затем и второе.

— Саня, что, ах, что ты делаешь? — взмолилась она, удивившись прикосновениям.

— Ты же хотела посмотреть, ведь так? Так чего же ты боишься, взгляни поближе.

— Эм… Саня, тут крюки, будь осторожней, пожалуйста, хе-хе. — прожужжала та, увидев блеск шипа.

— Я держу тебя, Мари, держу. Или ты не доверяешь мне? Боишься, что я отпущу?

— О чем ты? — изумилась Марионетка, посмотрев на тусклые глаза человека. Он был ближе, чем обычно, она ощущала его дыхание. И сказать по правде, Мари не знала, что это за ощущение, ведь ее сердце, словно зазвучало еще сильнее. - Я же погибну, если упаду.

— Твой силикон стал упругим, он сжался. Ты боишься, что я тебя отпущу? Отпущу навстречу убийственным колючим иголкам?

— Алекс… ты бредишь. Успокойся, пожалуйста, ты не в себе.

— Ты машина, Мари. Ты прекрасно считываешь мои показатели — мой пульс в норме, давление не скачет, а сам я в превосходной физической форме. Я ничего не боюсь, у меня нет стресса или волнения, но…

Передвинув руку с плеча на запястье, я сжал его посильнее.

— Но твой пульс… Он усилился. Или что-то наподобие пульса, я не совсем понимаю, как у вас, роботов, это работает.

— Чего ты хочешь? — спросила та.

— Доверия… Расслабься. И доверься мне — ты же сказала, что сделаешь все, чтобы заслужить его. Помнишь, на нашей первой встрече?

========== Шестая ночь часть 1 ==========

Она глядела на меня совершенно невинно, озаряя темень своим лучезарным белоснежным блеском. Держалась за локти, повиснув над смертоносными острыми крючками, над которыми болтыхалась Фокси.

В этой давящей тишине, я все еще слышал жалобные вздохи лисицы. Она умирала, если уже не умерла, но продолжала бороться, хвататься за жизнь, цепляясь за нее. Если, конечно, я не спутал их с рефлексами мозга. Как цеплялась за меня Мари, не желавшая воткнуться на стальные копья смерти.

— Ты думаешь, что я тебя обманываю, или что-то в этом роде? — возмутилась она. Ее голос не дрожал, даже не поднимался, он был спокойным, слегка убаюкивающим, напоминавшим ту колыбель, которая постоянно звучала в ее комнате.

Эта милая, сладострастная колы…

Меня осенило.

— Это ведь ты?

— О… о чем ты?

— Ты… Мои засыпания… Это твоих рук дело? Осталось две ночи, и ты выбила музыкальную дверь, так как знала, что это единственный путь, который я могу запереть тебя, в случае чего?

На черной помаде появилась искорка. Но в отличии от обычной искры, веющей что-то хорошее, от нее исходила аура чрезмерного ужаса. Руки дрогнули, когда я увидел ее лицо, а она мягко вырвалась из захвата, покружив меня к себе и прижав ближе.

Прикосновения ее были мягкие, теплые, согревали сердце, но та сила и мощь, исходившая от нее в тот момент, пугала. Мне не показалось — в ее глазах промелькнула убийственная аура.

— Тебе показалось, Алексей. — голос походил на мед. Но даже сквозь чарующее обаяние, я бы даже сказал, некое магическое влияние, я всегда мог найти деготь. — Ты переутомился, тебе нужно отдохнуть до следующего раза, потом все кончится.

Действительно… Может я слишком вспылил. Ведь в прошлые разы, перед засыпанием я не слышал ее колыбели, в те разы, когда я убил Бонни, когда сжег Чику, разве в те разы, передо мной играла музыка?

Нет, в те разы я видел лес — полный свободы и чистоты девственный лес, наполненный пением птиц и журчанием насекомых.

Этот вкус, это чувство, эта цель вернули меня с небес на землю и напомнили для чего я вообще сражаюсь. Ради чего затеял бороться с этими тварями, и почему решил не сдаваться, а стоять до конца.

Ее темный взгляд переливался со стекающим макияжем, он смазывался. Я никогда не видел ее такой обезображенной, но одновременно совершенно реальной. Без всей этой мишуры на лице, без согревающих слов, с этим кратким мгновением страха, возвученным в сердце, я радовался.

Радовался тому, что наконец понял, кем она является на самом деле. Ее красота, учтивость, вся ее натура была лишь игрой, не знаю какой, возможно, она в действительности хотела сбежать, но мне все равно.

Я вспомнил то сокровенное правило, благодаря которому я зашел так далеко, и на шаг приблизился к своей цели — не верить аниматроникам.

Я отодвинулся из объятий, несмотря на крепкую хватку, она не смогла сдержать меня, и вскоре наши лица были близки как никогда.

— Не смотри на меня, тушь потекла. — ответила она, чуть скрывая его.

— Мари, я всегда думал, что внешность не играла для меня никакой роли, и что человека нужно судить по его поступкам. Но увидев тебя, твой уродливое стальное лицо, почти заржавевшее от длительной службы, я восхищаюсь тобой еще сильнее. Ведь сейчас я понял абсолютно все.

Она подняла взгляд, не в силах противиться мне.

— А поэтому раз все карты раскрыты, то почему бы нам перестать притворяться, моя милая маленькая тварь.

Обхватив ее за талию, я приблизил ее, запутавшись в белых локонах. Послышался щелчок заколки, и ее волосы окутали все лицо.

Я не видел ее, и она воспользовалась этим, сделав осечку. Теперь она лежала наверху, кусая ноготки.

— Озорник. Но не думай, что сможешь перевести все стрелки. — огрызнулась она, погладив щеку. — Думаешь, я всерьез поверю в то, что обычный человек способен провернуть все это?

Я дотронулся до ее костюма, расстегнув молнию. Чем сильнее спадала застежка, тем отчетливее был виден светло-пурпурный оттенок кожи. Она остановила руку на груди, прижав. Я чувствовал быстрое биение.

— Сначала я думала, что ты посланный агент Уильяма, но затем поняла, что ты не похож на спецагента. — улыбнулась та, продолжив расстегивать одежду. — Но затем я стала думать. Ты очень умен, Алексей, я бы даже сказала, что ты знаешь, слишком много, особенно для того, кто в первый раз пошел работать охранником. Ты действуешь так, словно предугадываешь действия аниматроников. Ловко манипулируешь обстановкой, словно знаешь ее вдоль и поперек.

Она растянула руки, и бархатная одежда слетела на крючки. Миловидное, идеальное, женственное тело, без изъянов — вот, что можно было рассказать о нем вкратце. Маленькие сосочки взбухли, а она сидела, подняв голову высоко вверх.

Мари наклонилась ко мне, я чувствовал приятный аромат ромашек.

— И тут я осознала. Может, ты способен видеть будущее, но в таком случае, ты бы просто убил меня, а не лежал сейчас передо мной. Тогда я подумала о том, что возможно, ты способен перемещаться во времени. Но в таком случае, мы бы сейчас не говорили, а значит, для этого должен сработать какой-либо триггер.

Она укусила ушко, слегка лизнув его.

— Потом я размыслила о том, что ты не помнишь, что делал каждую ночь. Может быть, ты способен проживать каждую ночь, если вдруг что-то пойдет не так, я ведь права?

Я сглотнул слюну.

— С каждой смертью, я так полагаю. — хихикнула та. — Именно поэтому, ты спровоцировал меня, чтобы я убила тебя, или попытался соблазнить, как сейчас, чтобы я ненароком изнасиловала тебя. Хотел вернуться в прошлое, чтобы покончить со мной, я ведь права? Аха-ха-ха, вот только ты ошибся, мой милый, я не собираюсь трахать тебя. Впервые в жизни у меня появилось преимущество, и не хочу его упускать. Увидимся на последнем дне… У тебя будет много времени, чтобы одолеть Спрингтрап.

Она поцеловала меня, и я вновь услышал вой музыки.

========== Финал ==========

Похоже ее колыбель действительно убаюкивает.

Эта мысль возникла первой, когда я открыл глаза. Она стояла за всем этим и дергала за ниточки. Хотела, чтобы я избавился ото всех аниматроников, а затем она бы избавилась и от меня.

Ведь Мари предупреждала, что дни закончатся, если убить абсолютно всех роботов. И она не исключение. Мне сразу показалась эта задумка весьма странной — вместе переждать седьмую ночь, а потом дружно выйти за ручки в светлое будущее — от этого кошмарного места.

Возможно, я слишком сглупил, когда накинулся на нее с этими вопросами — возможно, мне стоило игнорировать ее замашки, и тогда нам вдвоем было бы легче одолеть Спрингтрап. Но, не знаю, моя ли совесть, или что-то иное, но я не мог стоять в стороне, пока она нещадно избивала Мангл. Хотя звоночки были и до этого.

Подумать только, переживаю из-за судьбы жалкой лисицы, хотя я уверен, что она не стала бы церемониться со мной.

Марионетка вернула меня на место.

Я осознал ту простую истину, которую привил для себя с первого дня — не доверяй аниматроникам.

Раз теперь остались лишь они двое, то я обязательно убью их — чего бы этого не стоило, мне нельзя допустить того, чтобы Мари победила меня и выбралась из комплекса.

Одна мысль о том, что может твориться на улицах города, когда по ним шастает эта маньячка со сверхсилой ужасает, а что будет если ее ничего не будет сдерживать?

Я уничтожу их! Даже если потрачу бесчисленное количество попыток, даже если сойду с ума, но я выживу!

Я зашел так далеко не ради того, чтобы так глупо умереть.

Внутреннее ликование прервал запах гари. Легкий, приторный, удушающий, словно змея, он приближался незаметно, подстраивался под обоняние, а вскоре достиг того пика, при котором игнорировать его стало весьма проблематично.

Я включил девайс, руки дрожали, и картина происходящего испугала меня до чертиков — помещения горели, ясным горячим пламенем, оно окутало комнаты. В смоге дыма и пепла, возвышавшегося над почерневшем кафеле, висел осьминог.

Скорее это было существо, которое напомнило мне осьминога. Длинные, ветвеобразные щупальца, толстые и упругие, обхватывали весь комплекс, словно бесконечная паутина. Но в отличие от обычной сети, она являлась живой — перемещалась по зданию, сжимая комнаты в ничтожный ком.

В центре сети восседала та, о которой предупреждала Мари. Та, которая пугала ее до чертиков, и та, с которой я должен был столкнуться.

Спрингтрап.

Я понял, что это — она. Любой бы на моем месте понял.

Девушка с обезображенной золотистой, как корочка, кожей, лоскуты которой свисали, подобно дешевой ткани. На лице не светилась улыбка, схожая с безупречными эмоциями других роботов, она напоминала тупую, безжизненную гримасу. Отчасти так оно и было, ведь на ее теле силикон плавился, словно сыр, оставляя снаружи металлический экзоскелет.

В последний раз я видел их внутренности, когда распилил Бонни пополам. Но боюсь, что если закроюсь от нее так, как и в первый раз с зайчихой, то она разломает двери, прежде чем я успею нажать на кнопку.

Если, конечно, не задохнусь от этого чертового дыма!

В угле стояло ведро с водой, предназначенное для мытья полов, но когда дело касается выживание, тебе нет времени брезговать. Я разорвал ткань и помочил ее, а затем закинул на лицо, подобно шарфу. Элементарный фильтр, который хоть как-то задержит ядовитый пар и смягчит воздух — готов!

Спасибо многочисленным сериалам по выживанию, благодарю бога, что я запомнил такие незначительные детали, и что мозг выдал их мне!

Отколов кусочек стола, я сжал его в руках, затаив дыхание. На выходе из правой двери торчали ветви щупалец, медленно ползущих в мою сторону. Если я попадусь о них, то они схватят меня в смертельные объятия.

Хер с этой хваткой, не дай Бог Спрингтрап решит помучить меня и медленно разломит кости — вот, что жутко.

Я много раз видел смерть — видел ее легкую и лютую, иногда висел на волоске от ней, но сколько я не буду повторять — умирать страшно всегда! И неважно, как это выглядит — к ней невозможно привыкнуть вообще никак!

Тот щемящий грудь трепет, ужас, колыхающий душу, не отпустят меня. Говорят, что ветераны боевых действий перестают страшиться смерти, но я теперь с уверенностью могу сказать, что это чушь!

Они к ней приспосабливаются, но не перестают бояться.

Выход с левой двери тоже был заблокирован. Я достал осколок, ради того, чтобы кинуть его в сердце золотистой зайчихе, убить, так сказать, одним выпадом, но сейчас это идея представлялась абсурдной.

Я в ловушке.

Рано или поздно Спрингтрап доберется до меня.

Постой…

Если она орудует щупальцами, но почему просто не прошерстит комнатушку и не схватит меня? Почему она тянет время, подбираясь ко мне, боясь?

Она слепая?

Нет, я отчетливо видел ее взгляд на планшете — полный безумия и жажды крови. Она не может быть слепой.

Тогда что?

Она боится?

Но разве можно бояться обычного человека?

В этом вопросе я понял ответ. Я… Я не обычный человек. Такая тварь, как Спрингтрап не стала бы церемониться со мной и раздавила как жука. Но она не делает этого, быть может, она опасается меня не просто так. Она знает о моей способности.

Даю всю мою зарплату, если выживу, мать его, что Мари сговорилась с ней. Не думаю, что Спрингтрап позволила бы этой суке спокойно отсиживаться у себя в комнате, пока тут происходит весь кипиш. Возможно, она заключила с ней сделку, и поэтому она действует осторожно.

Ведь сражаться с тем, кто может перемещаться со временем довольно опасно. Пускай ты сильнее в стократ, у тебя самые мощные щупальца, а от твоего имени трясутся все ебучие роботы, но биться против того, кто без труда сможет вернуться обратно и избежать твоих атак — очень и очень сложно.

У меня есть преимущество.

Она не станет агрессивно нападать, потому что боится, что я проходил этот сценарий много раз, и могу завести ее в ловушку. Вот почему она действует осторожно.

Но, Спрингтрап, бьюсь о заклад, что ты даже не подозреваешь, что выбрала не того противника.

Ч-в-а-а-н-ь-к.

Кинутый осколок пронзил одно из щупалец на левой двери, и все остальные полетели на эту сторону, сдавливая завал. Они копошились, как черви, стараясь прихлопнуть меня, но в это время я прошмыгнул через правую дверь, обманув их ложной атакой.

Идя по коридору, кашляя от дыма и проклиная плохую видимость, я перешагивал через возбудившиеся щупальца, которые ползли мимо меня, словно я был под плащем-невидимкой. Готов поспорить, что она тоже нихрена не видит в этом месте, поэтому действует на обум, хотя бы мы в ничтожных, но все же относительно равных условиях, тварина!

Почему не работает вентиляция, почему она не может отсосать чертов дым, почему я должен задыхаться от угарного газа. Впервые в жизни, я жалел о том, что не был машиной, как они. Мало того, что мне приходится осторожничать с насыщенностью смога, так еще отбиваться от зайчихи и пытаться понять, что задумала Мари.

Ее буйство дало плоды — постоянный хаос, который она создавала, облетая коридоры и комнаты, привели к тому, что на полу валялись отвалившиеся трубы. Хоть они чертовски тяжелы, но пускай я пропитаюсь потом, чем кровью.

Закинув на плечо длинную ржавую железяку, я переступил через порог и, пригнувшись, посмотрел через угол на главный зал. Спрингтрап висела на сцене, подобно кокону, вверх тормашками, но даже сейчас ее ушки вздрагивали, пытаясь выцепить какой-то шорох.

И вскоре ей предоставилась эта возможность.

Раздумывая над тем, как попасть ей в сердце и покончить все в один удар, я не заметил висевший надо мной деревянный обломок, который горел от пожара. Он упал рядом со мной, и я вздрогнул от неожиданности, прыгнув к зал. Я понял, что выдал себя, но также я осознал, что не было иного выхода, кроме этого — она в любом бы случае отреагировала на отпавшую дощечку.

Сейчас она находилась рядом со мной. Несмотря на обильный смог, я мог разглядеть очертания ее кожи, а уж я, обычный человек, смог сделать это, то она подавно обнаружила меня.

Моментально среагировав, я отпрыгнул назад, избежав ударов щупалец. Я не разглядел, что они сделали с полом, но, вероятно, здорово его помяли. Если бы она ударила по мне, то я бы точно умер на месте. Что, впрочем, все еще лучше мучительной смерти от ломки костей.

Она в ярости, и я должен использовать ее ярость. Ее зрение не такое хорошее, из-за дыма, у меня есть преимущество.

Но к несчастью, я слишком увлекся, и не осознал, что отскочил прямо на расставленные сломанные столики. И конечно же, на столах стояли стеклянные стаканчики, которые издали такой шум, что казалось, его мог бы услышать и глухой. Откуда они вообще взялись, и почему именно в такой момент?

Спрингтрап не теряла времени и пустила щупальца опять. Они проскочили в нескольких сантиметров от моего лица, ударная волна откинула меня прочь. В этот момент, когда я понимал, что мои путешествия могли кончиться, я заметил, что летающие осколки стекла порезали щупальца монстра.

Быть может, она не такая уж и страшная, какой она казалась? Если обычное стекло способно нанести вред ее щупальцам, то значит, что я мог придавить ее отростки еще в комнате охраны.

Прикусив губу, я сжал трубу, решив не жалеть об упущенной возможности. Кто же знал, что металлические отростки окажутся вполне органическими и живыми.

Грудь не разжималась от нехватки воздуха и столкновение с барной стойкой, если прибавить к этому туман дыма, то я практически отключался от нехватки кислорода. Скверное чувство, сука, неужели мне придется начать сначала? По крайней мере, я смогу зарубить ее в зародыше, я не шароебиться здесь.

А со мной ты был настырнее.

Голос…

Обернувшись я разглядел призрачный силуэт. Желтый, сияющей подобно солнцу, в глазах ее пылал огонь. А вслед за силуэтом Чики показался смог, скрывший ее.

— Иллюзия?

Мозг выдумывает галлюцинации, нехорошо, ой как нехорошо.

Но она права. Чика права. Зайдя так далеко, мне нельзя умирать. По крайней мере, я буду жить, как можно дольше, чтобы в следующий раз не повторять подобных ошибок.

Давай же, сука, покажи на что способна!

Спрингтрап пришла в себя, дрожа от осколков, засевших глубоко в щупальцах, но она пустила оставшиеся прямиком на меня. Разбив все барные стулья, она не заметила меня внизу, а поэтому приподняла щупальца наверх, вслед за другом, в виде колонки.

— Получай!

Находясь сверху, я закинул острый конец трубы, словно копье, и насадил отростки друг на друга, как шампура.

Сила удара была настолько высока, что пробила и без того поврежденный пол.

Она запищала, оторвавшись от кокона, и двинулась в мою сторону. Однако теперь никто не поддерживал зал, и он разрушался.

Из-за всех сил бежа прочь, я прорывался через заслоны, пытаясь выбраться из ломанной конструкции, спотыкаясь и раня себя о сломанные вещи. Адская боль о ушибов, потеков и открытые кровоподтеки не смущали меня, а летящая озлобленная туша аниматроника мотивировала бежать отсюда, как можно скорее!

Ба-а-а-х.

Зал обрушился похоронив эту тварь заживо. Редкие щупальца копошились, но их дни были сочтены.

Я упал. Слишком вымотался. Дыма все еще было очень много, да и пожар никуда не делся, но щупальца ослабили хватку и не слишком способствовали их появлению. Я развязал тряпку на лице и откашлялся черной кровью.

Похоже, что пар проник в бронхи, но это ожидаемо — нельзя полагаться на то, что обычная тряпка спасет меня от всего. Она сама уже пропиталась дымом насквозь.

Поднявшись за поручни, которые уже не раздвоились, я потопал в комнату охраны, чтобы завершить день, а возможно, чтобы сбежать к чертям — надеясь на то, что дверь расплавилась.

Я ощущал воздух, чистый, наполненный выхлопами машин и пыльцой, хотя знал, что это игра воображения, но все же запах был настолько сильным, что поверил в него. Я даже почувствовал касание веток, то как они царапали мне спину, но включившись в работу, осознал, что это не ветки.

А чья-то рука. До боли знакомая и раздражающая липкая рука.

— Мари…

— Ты показал высший пилотаж, Александр. Честно признаться, я не ожидала, что ты настолько профессионально все провернешь. Сколько попыток тебе потребовалось?

Мы дошли до комнаты, где я облокотился на стол, ноя от боли в суставах, а Марионетка стояла напротив что-то ищя в коробках.

— Ты хочешь сказать… что прошел все с первого раза? — заметив мое молчание, восхитилась она. — Невероятно, как тебе это удалось?

— Опыт. Я слишком много пережил. Такой ответ тебя устроит?

— Ну-ну, чего же ты злишься, дорогой? — хихикнула она. — Разве нам не было весело? Скажи, разве ты когда-нибудь получил бы такой опыт?

Я ничего не ответил, но в сердце колыхнула аура страха. Я не понимал, что это — боязнь подсознания или болезнь сердца, но увидев выходящие щупальца Мари, я обомлел.

— Ах, — выдохнула та, изгибаясь, как кошка. Отростки, напоминавшие щупальца Спрингтрап, окрасились в черные тона.

— Но… как это возможно?

— Ты разве не заметил? — удивилась Мари. — Этот комплекс не совсем обычный. У каждой из нас есть силы, которые дало нам это загадочное место. Щупальца Спрингтрап, сверхчеловеческие навыки Фредди, способность к маскировке Бонни и обаяние Чики. А навыки Мангл позволяли ей контролировать желание секса, поэтому теперь я совершенная неуязвима.

— Комплекс… Комплекс передал тебе навыки, так как закончились носители?

Она улыбнулась.

— Вот видишь — ты соображаешь, куда лучше чем я думала. Но все это меркнет перед тобой…

— Мной?

— Разве ты думаешь, что твое перемещение во времени — это дар Божий? Комплекс даровал тебе этот навык. С помощью него ты и смог победить всех их.

Она подошла ко мне, пощупав щеки.

— Ты мое главное сокровище, Алексей. Сокровище, которое скоро будет принадлежать мне.

Я обомлел, не знал, что мне делать, как действовать. Впервые за все пребывание здесь, я думал о том, что самоубийство может не помочь. Что сейчас начнется решающая схватка.

Завернув за поясницу, она достала полувысушенную бутыль коньяка.

— К сожалению, осталась только она. Жаль, что Спрингтрап развалила комплекс. Эх, ладно.

— Последняя выпивка, я полагаю?

— Да… — отхлебнув чуть-чуть, она не изменила в лице. Аниматроник не чувствовал вкус, значит, она некоторые вещи остались прежними.

Отхлебнув порцию, я сморщился в лице.

— Что не любишь алкоголь?

— Знаешь в чем твоя главная проблема, Мари? Ты робот, будь ты в сто раз сильнее меня, умнее, ловче и красивее, но ты все еще ебанный робот.

— И что? Ситуации это не меняет.

— Если бы ты на грамм была человеком, то поняла бы, что проиграла.

— В чем же я проиграла?

— В том, что это не коньяк, а бензин. Оставшийся бензин Чики. Зря ты научила меня трюкам.

Ф-у-у-у-у-х.

Выплеснув огненный смерч, я поджег ее лицо и свое горло. Я не мог кричать, так как с каждым криком, кровь шла все сильнее и сильнее.

— А-а-а-а-а, сученыш!

Всхлипнула она, разбив щупальцами стол. Я откатился назад, и увидел…

Дверь.

Она открылась. Этот манящий ветер, охлаждающий кожу, этот свет солнца, из-за которого глаза щурились в слезах, бога ради, сколько же я не видел света! Она схватила меня за ногу и хотела раздавить щупальцами, но основание стен рухнули на них, так как она отвлеклась и не держала их.

Но ее руки, ее чертовая ладонь сжимала мою пятку. Сжимал, словно тиски, ломая кость внутри.

Я заплакал, из слез полился град слез, перемешанный с вонью гари и воздухом улиц. Я слышал, как хрустят косточки на ноге, как ее окутывают волны бесконечной, всеобъемлющей боли.

— ТЫ НИКУДА НЕ УЙДЕШЬ!

— Отойди от меня, сингулярная сука!

Достав планшет, я замахнулся им и со всей мощью ударил по лицу Мари. Она схлипнула от боли, я пробил ей глаз, а затем вытащив второй рукой, замахнулся еще раз.

И еще, и еще, пока я полностью не погрузил треснувший экран ей в мозг. Она перестала шевелиться.

Языки пламени добирались до меня все ближе, уже опаляя мертвый волосы Мари, а я, стиснув зубы, продолжал ползти.

Со сломанной лодыжкой, я ползал, рвя на себе одежду, ползал, сжав зубы от боли, ползал несмотря на головокружение, свобода была так близка.

Я протянул руку и зацепился за край двери. Потянулся из последних сил, волоча бесполезную тушу к себе. Руки скользили из-за харкающей крови. Она свертывалась как яичный белок, и когда я коснулся края порога, то у меня открылось второе дыхание.

Пальцы коснулись горсть травы, казалось, что они мягко подзывали их к себе. Я сжал их сильнее, и может, даже выдернул, но полз дальше.

Весь в грязи, пыли и крови, ползал по чистой и пахнущей травушке. Полз как можно дальше.

И когда глаза привыкли к свету, когда они полностью открылись и увидели привычное солнце, они также заметили пару зевак возле ворот комплекса, снимавший горящее здание на камеру.

Они увидели меня и находились в шоке. Они застыли столбом, пока мой голос не прервал их.

— Вызывайте полицию… Скорее.

Дальше я ничего не помнил, не помнил так же то, поняли ли они мои жалобные вздохи, или же они сами догадались вызвать копов, не ясно. Теперь же я молился о том, чтобы все не повторилось вновь, чтобы я выжил, и чтобы мне не пришлось сражаться против них вновь.

***

Сенсация о чудо выжившим охраннике, запертом в течении семи дней, разлетелась по всей России и миру. Что уж греха таить, пока я находился в больнице, ко мне почти каждый день пытались прорваться толпа журналистов. Однако, когда приходил следователь, то он просто покачивал руками на все мои заявления о поехавших аниматроников, которые насилуют посетителей. Они также не нашли никого с именем Уильям Афтон, казалось, что этого человека вообще не существует.

Врачи говорили, что всему причина — стресс и бред на основе одиночества в замкнутом пространстве, но ведь я знал, что все было чистой правдой. Даже когда те откопали записи видеокамер, даже тогда, когда на тех днях не было никаких аниматроников, я все еще верил в то, что это правда.

Это ведь было правдой?

Спустя десять дней…

Я сидел в кафе.

Ситуация все еще оставалась довольно острой, хотя и прошло достаточно много времени, телеканалы выпустили расследования без меня, разбирая какие-то выдуманные конспирологические теории, однако меня это улыбало, ведь их выдумки основывались на бреде сценаристов, когда мой опыт был реальным.

Я долго думал о том, что мог поведать собственную историю, однако, это могло вызвать ряд проблем, да и к тому же, кто бы мне поверил, если даже на камерах не происходило ничего сверхъестественного?

— Ваш кофе. — голос знакомый, тот самый, с которым говорила Чика.

— Спас…

— Все в порядке?

— Да-да, спасибо.

Это обычная официантка. Все-таки события прошлого преследуют меня до сих пор.

Заплатив за напиток, я взял трость и направился к парку. Врачи еще раз сломали мне кости, чтобы заживление пошло правильно, Мари не сильно повредила лодыжку, я конечно, вскоре избавлюсь от трости, однако хромать стану на всю жизнь.

Сидя на скамейке, я то и дело, что дышал. Дышал так глубоко, насколько позволяли легкие. Когда ты днями не видишь солнца, то достаточно одного луча, чтобы ты залился в улыбке.

Я чувствовал недоуменные взгляды людей, любующихся на подростка, наверное, они думали, что я сошел с ума. Я не виню их, они правы — я действительно поехал кукухой, чуть-чуть, но все же.

— Осторожно! — выкрикнул я.

— Ай. — завопил малыш, когда его ужалила пчела.

— Хм? С каких пор у меня такое блестящее зрение.

Нет, почему я заметил этого ребенка, даже с закрытыми глазами? Наверное, я видел его раньше.

На секунду мне в голову пришла безумная теория. Мари говорила о том, что комплекс дарует здешним обитателям силы, и что при смерти последних, они передаются другим. Но эта теория не выдерживала никакой критике! Я ведь не один из них! Да и тем более, можно было это проверить еще раз убиться, но боюсь, что в таком случае умру навсегда.

Хотя обостренные чувства и то с каким шоком врачи сообщали мне о том, что мои раны заживают гораздо быстрее, чем у кого-либо пугала.

Дзинь…

Сообщение на телефоне.

Перевод:

10.000 рублей.

Уильям Афтон

На экране мобильника появились слезы. Но это слезы не открытых ран и напоминаний прошлого, а того, что все наконец кончилось. Что я был прав. Что все, что говорил врачи — было ложью.

Я не сошел с ума.

Засунув его обратно, я похромал к дубраве, закинул руки деревьям и побежал, что есть силы.

Среди листьев и бесчисленных насекомых, пролетело объявление. Я не заметил его, да и вряд ли бы обратил внимание, оно приземлилось рядом с парком, где проходил еще один человек.

Он поднял его, рассматривая объявление.

Добро пожаловать в «Мир пиццы Цирковой Бейби», где семейное веселье и интерактивность выходят за все рамки того, что вы видели в других пиццериях! Выступления передовых аниматроников, которые покорят сердца ваших детей, а также подача пиццы на любой вкус: ни одна вечеринка не может быть полной, без Цирковой Бейби и её группы!

Найм: Ночной техник. Зарплата 10.000.

— Хм, как раз мне нужна работа на лето. — бодро заявил студент, засовывая его в карман и уходя любоваться фонтаном к своим друзьям.