Колыбель для ласточки [Анастасия Дока] (fb2) читать онлайн

Дока Анастасия. Колыбель для ласточки

Часть первая. "Соседи"

Глава 1

Два года назад.

За столом сидело трое. Четвёртый — мужчина — стоял у окна. Его мощную фигуру освещал уличный фонарь. Свет обволакивал ровной яркой массой, тем самым будто прибавляя силы, величества.

Власти.

И немного падал на стол, где сидели остальные.

Четвёртый широко скалил зубы в хищной улыбке, не сомневаясь: победит он. И это осознание пьянило, дурманило, будоражило, щекотало нервишки, живительной влагой разливалось по сердцу.

Оно сводило с ума.

Пятый вышел из тени. И сразу «ожили» телефоны присутствующих. Синхронно пришли сообщения.

Каждый участник закрыл свой экран от сидящего рядом. Четвёртому этого делать не пришлось. Он тихо убрал мобильник в карман, а затем, отвесив шутливый поклон присутствующим, с издёвкой пожелал:

— Удачи всем вам, что ли? Пусть победит сильнейший.

Четвёртый вышел из комнаты.

Участники не отреагировали ни на его слова, ни на его уход. Они всецело погрузились в телефоны. Погрузились в раздумья.

У Первого на экране было написано

«Боязнь собак. Длинные волосы. Способ прибытия — машина. На двери есть знак бесконечности. Цвет: чёрный».

Первый мельком бросил взгляд на Третьего участника, — тот, а точнее Та ему не нравилась — и сразу подумал:

«А ведь это может быть даже она, новенькая. Длинные волосы, боязнь собак. Приехала на своей «Ауди». Комната 10, ноль вполне может быть бесконечностью. Обожает чёрный».

Спрятал телефон, встал. Вышел.

Третий участник читал следующее:

«Любит цитрусовые. Носит пиджак. Часто сидит в беседке. Завтракает в номере. Воспитывала бабушка».

Страх. Неуверенность. Паника. А ведь это может быть она сама! Она любит природу, жила с бабушкой, приехала в дурацком пиджаке, любит цитрусовые и сегодня завтракала в номере!

Третий участник убрал телефон и быстро покинул комнату.

У Второго в сообщении значилось:

«Любимое время — сейчас. Обожает чёрный. Институт с красным дипломом. Носит кольцо. В 16 лет сбила машина».

Второй подумал:

«Интересно выходит. Весну любят многие. Особенно женщины. Некоторые из них открыто восхищаются видом из окна. Как, например та, с кем я вчера переспал. Она вполне может любить чёрный. Но институт с красным дипломом с её-то грамотностью… Значит, кто-то другой. И кольцо она не носит. Про машину я не знаю. А вот наша новенькая носит колечко. Хотя… я женат, и тоже ношу, и диплом у меня есть. Только меня не сбивала машина, и я не люблю чёрный. А мужика из девятого номера сбила, и он всегда в чёрных футболках, и носит кольцо. Да, интересно…»

Второй поднялся и задумчиво побрёл на выход.

Пятый подошёл к окну. Теперь фонарь освещал его фигуру. Худую, даже тонкую. С орлиным профилем.

Именно он этой весной обладал могуществом.

Пятый сгорал от нетерпения, но внешне оставался невозмутим.

Четвёртый лежал на кровати и поздравлял себя с победой пивом. Бутылкой пока не открытой. Ждущей. Он любовно погладил этикетку. Сообщение знал наизусть:

«Не любит чтение. Знает два иностранных языка. Прибыл сюда три дня назад. Любимое время — сейчас. Размер ноги 43».

Четвёртый подумал:

«Просто в этом году, однако. Аж скучно. Ещё понимаю с чтением, его многие не любят, с размером ноги распространённым тоже понимаю. Но два языка у парня из пятого номера, он сам по пьяни проболтался, весну любит, потому что романтик хренов и приехал три дня назад. Мы на парковке столкнулись. Точно он. С книгой я его ни разу не видел. Да и сам он из себя такой, неприметный, в общем: ходит всё время в чём-то блеклом, из номера выходит лишь за пивом. Верняк! Победа за мной! Он идеальный случай».

Четвёртый любовно погладил этикетку на пиве. Снова. Не выдержал. Пригубил. Спешно убрал бутылку в холодильник, подальше от соблазна, и мечтательно закрыл глаза.

* * *

На следующий день все четверо подтверждали собственные догадки, основываясь на вчерашних размышлениях, припоминали общение с отдыхающими, узнавали новые факты — искали того самого.

Первый начал сомневаться насчёт Третьей. Во-первых, она, как назло, сменила чёрный пиджак на синий свитер. Но знать о его подсказке никак не могла. Во-вторых, он узнал про отдыхающую здесь женщину до жути боящуюся собак. А раз «боится собак» на первом месте, должно быть, это главный признак. Новенькая тоже боялась их, но только больших, а эта — всех. В-третьих, у новенькой были волосы до плеч, а у трусихи — до лопаток, и приехала та на самой заметной машине: чёрной «БМВ» с белым тигром. В итоге оставался только знак бесконечности, но… Ещё был мужчина из номера «8». «Восьмёрка» тоже могла быть бесконечностью. И об этом мужчине было мало что известно. Пока.

А время уходило. Первый мог не успеть.

* * *

Второй убедился в своей правоте.

Почти.

Человек из девятого номера имел красный диплом, его сбила машина, но он не помнил во сколько лет — и это смущало. Может в 15, может в 16. Он не любил весну, носил чёрные футболки и кольцо. Всё совпадало! Но он приехал на автобусе.

Второй находился в раздумьях.

* * *

Третья всё больше боялась за собственную жизнь. На нервах даже пролила сок на пиджак: пришлось надеть свитер, синий, мешковатый, хотя чёрный пиджак больше соответствовал общей атмосфере. Да и был сексуальнее. Подчёркивал грудь. Но о какой, к чёрту, сексуальности можно думать, когда всё указывает на тебя?

Возникла мысль: сбежать. Уехать. И делать это надо было срочно, но… за пять часов до СОБЫТИЯ, ради которого они здесь собрались, произошло знакомство с отдыхающей. Та любила пиджаки, всегда завтракала в номере: в своём или чужом. И постоянно ела мармелад. Цитрусовый. Она была жутко неграмотной, и, наверно, не окончила институт, общаться с ней не доставляло никакого удовольствия. Зато она стала отличным вариантом. Вариантом, требующим детального изучения.

Только время поджимало.

* * *

Четвёртый участвовал не первый год и не мог понять: как он так просчитался?! Тот парень не любил чтение, знал два иностранных языка, прибыл сюда на авто три дня назад, тащился от весны, но… Но носил обувь 42 размера!

Четвёртый понимал: возможность выиграть утекает. Нужно срочно действовать. Пусть даже не так осторожно.

Ему нужен был этот приз.

* * *

Глубокой ночью раздался настойчивый звон: колокольчик на стойке администратора. Любой мог подойти и ради забавы позвонить. Колокольчиком часто баловались дети.

Но не этой весной.

Звон означал сигнал завершения. А затем…

Душераздирающий женский крик разбудил всех, кто ещё спал. Он выдернул отдыхающих из кроватей и потащил к бару. Над человеком склонилась помощница администратора. Маска страха изуродовала её лицо.

По данным экспертизы смерть наступила в результате асфиксии, причина — аллергия на кунжут. Аллергия, о которой никто не знал.

Случайность.

Несчастная случайность.

Умерший носил смешной хвостик длиной до плеч, до семи лет боялся собак и любил верхнюю одежду чёрного цвета. Прибыл сюда на машине — его подвёз Третий участник, на внутренней стороне двери номера была каракуля, сделанная красным фломастером, похожая на знак бесконечности. Нарисовал какой-то ребёнок, а уборщица не заметила. В 16 лет его сбила машина, он отделался сильным испугом. Любил весну, как и многие люди, закончил институт с красным дипломом и носил кольцо. Не на пальце. В кармане. Так было проще заводить интрижки. Мужчина любил цитрусовые, носил пиджаки, но не в этом месте; часто сидел в беседке, завтракал в номере; какое-то время его воспитывала бабушка. Он не любил чтение, знал два языка, прибыл сюда три дня назад, и у него был 43 размер ноги.

Это был Четвёртый.

Глава 2

Ника любила весну и любила цветы. Все, без исключения. Она приходила в дикий восторг от пахучих лилий, роскошных роз и скромных ромашек; улыбкой встречала шапочки цветов астры, стройные гладиолусы и пышные пионы. Максим знал, она обрадуется и быстро вянущей сирени, и полевым лютикам, и обыкновенному клеверу — букетик последнего он дарил, когда им обоим было всего по восемь лет. С радостью она принимала и мимолётную красу одуванчиков и даже веточки с нераспустившейся сиренью.

Его Ника была удивительной.

Сегодня они отмечали особую дату: год с рождения семьи. Никакой толпы родственников, дорогих ресторанов, фейерверков, как требовала тёща на свадьбу. Ничего громкого и раздражающего. Ничего такого, что могло бы вызвать усталость и подавить радостное ощущение, эйфорию от того, что они всё-таки вместе, всё-таки рядом.

Их отношения не походили на американские горки или русские, но по событиям история их пары вполне заслуживала Оскар в номинации: «Мелодрама». Мнение той же тёщи — шумной и эмоциональной и при этом невероятно доброй и внимательной. Она не приезжала, когда вздумается в их квартиру, не отчитывала за найденные носки, не требовала сменить цвет рубашки и не доставала телефонными звонками по сотне в день. Ей хватало такта промолчать в нужный момент и не давить, когда давили остальные. В Раисе Павловне поразительным образом уживались крик и спокойствие, огонь и земля. Максим любил свою тёщу, хотя в подобное мало, кто верил.

Самый лучший день нуждался в самом лучшем букете. Максим зашёл в цветочный магазин с яркой вывеской розового: «Мечта в бутоне». Магазин он знал по интернету. Цены кусались, и он лишь посматривал на ассортимент, выжидая скидки, но в этом месяце удача улыбнулась: всю неделю на 30 % ниже — магазин праздновал открытие двухгодичной давности, а потому радовал более тёплыми ценами.

Максим прошёл мимо красных георгинов, жёлтых тюльпанов и белых фрезий — названия он знал не хуже, чем фамилии игроков сборной по футболу. Не заинтересовали его ни композиции из полевых цветов, ни сердца из роз оттенков радуги, ни огромные подсолнухи. Скучными показались разноцветные герберы и скромные гвоздики, яркий дельфиниум и нежная альстромерия. Все эти цветы уже были, а Максиму хотелось не только порадовать Нику, но и удивить. Ради её счастливой улыбки он готов был свернуть горы. Позади остались кактусы, фигурки из искусственных цветов и горшки с домашними растениями. И тут внимательный взгляд зацепился за верхнюю полку. Цветы, любимый напиток и любимый Никин цвет: Максим знал — он нашёл идеальный подарок.

* * *

Запахи. Нике нравились запахи: цветов, парфюма, новой мебели. Зелени в салате. Она с удовольствием крошила укроп и петрушку, мыла айсберг и кинзу.

Зелёный. Много зелёного. И чем больше, тем лучше. Этот цвет дарил бодрость, поднимал настроение и скрашивал самые грустные воспоминания. Стоило подумать об отце, как сердце накрывалось тоской непроглядной и тяжёлой, но такой она была бы, не будь рядом зелёного. В минуты грусти Ника брала зелёную тетрадь, в которую по привычке записывала свои ощущения, и ей становилось легче. Когда рядом не было тетради, Ника смотрела на листву деревьев, или ловила нужный цвет в одежде собеседника, или смотрела на себя в зеркало. Работа подразумевала строгий стиль, но какой-нибудь зелёный элемент вроде того же браслета или шарфика из шифона не воспрещался.

Но лучше всего ощущалось в выходные, во время летнего отпуска, когда зелёным можно было обсыпать себя с ног до головы: зелёный сад на даче, зелёные занавески в комнате, зелёные простыни и зелёная посуда. Нет, её мир не закрашивался исключительно зелёным, но цвет обязательно присутствовал. Другие скорее разбавляли его, дополняли. Не наоборот.

Также Нике нравилось окружать себя цветами, засыпать под пение птиц на мобильном, обязательно завершать главу во время чтения, вкладывать самодельные закладки между страницами и выписывать интересные фразы. И Максим принимал все её странности.

Максим её ПОНИМАЛ.

Салат был нарезан, овощи с мясом шипели в кастрюльке, духовка наполнялась ароматом набухающей шарлотки. Особой. Потому что в этот раз Ника изменила рецептуру, решив добавить немного мёда с корицей. А так, в общем-то, праздник намечался обычный.

Нет. Ложь. После пережитого за эти годы каждый день, проведённый с Максимом, казался особенным.

Был.

Особенным.

Ника убавила огонь и направилась в комнату. Ей хотелось надеть что-то яркое, подходящее к атмосфере. Молодость позволяла носить короткие вещи, а фигура — удачные гены — приталенные. У Ники был широкий выбор платьев, со студенчества она почти не изменилась, и скидочные карты во многие магазины торгового комплекса «Жемчужная Плаза». За это спасибо подруге. Единственной, школьной. Ларка получала в разы больше, чем Максим и Ника вместе. Она была хорошей, но ставила карьеру на первое место. Правда, так было не всегда. Раз или два в месяц Ника с Ларой встречались и гуляли по магазинам. С подругой было веселее, чем с мужем: Максим категорически не выдерживал примерок. Ника не обижалась.

Пальцы прошлись по вешалкам, погладили ткани. Весна радовала теплом, а в квартире всегда держалась температура минимум +16. Ситец или хлопок самое то. Белое летящее платье в синий цветок открыло колени, подчеркнуло талию. За счёт покроя слегка увеличило грудь. Визуально.

Ника слегка сбрызнула корни волос спреем для объёма, помассировала, чтобы придать пышности каре, надела на голову салатовый ободок. Полученным результатом осталась довольна.

— Ну что, Куся, ждём нашего любимого мужчину? С работы он уже, наверно, вышел, всё купил и вот-вот будет. — Ника подошла к террариуму, постучала по стеклу. — И у нас с тобой вроде всё готово.

Змея переползла с ветки поближе.

— Как думаешь, Куся, что Макс купил?

Змея не прошипела ни слова.

— Не знаешь, и я не знаю. Надеюсь, мой подарок его не разочарует. Сделанное руками, конечно, ценно, но… а вдруг ему не понравится?

— Никуся!

— Он уже дома, — чмокнула змею через стенку, вскочила. — Максик, ну я же уже заждалась!

Глава 3

Камера ноутбука показывала полное лицо без тени улыбки, мнущие бумажный платок пальцы, стакан с зелёным напитком и улитку из теста, лежавшую прямо на столе без какой- либо подложенной салфетки. Александра передёрнулась. Порядок в её квартире был далёк от идеала, а разложенные повсюду листы с цветными записями и лежащие где попало ручки, маркеры и карандаши точно не помогли бы выиграть приз, как лучшей хозяйке, но свои перекусы она держала в коробочках, упаковках, пакетиках. В руках, на крайний случай! А тут прямо на столе и вряд ли чистом, если судить по одежде клиентки. Мерзость.

Александра не скрывала своего отвращения, глядя на собеседницу, а ту похоже не волновало ничего, кроме полученного ответа. Она жевала.

— У вас есть время передумать.

— Оно мне не требуется, — голос Александры был сухим, как асфальт в жару.

— Вы же детектив! И отказываетесь от своей работы? Я думала, вы живёте расследованиями!

— Именно потому, что я живу расследованиями, я и отказываюсь браться за ваше дело.

— Но я заплачу! Хорошо заплачу! Мы обдерём моего мужа, и вы озолотитесь!

— Разговор закончен.

— Но как так? Я ведь жена самого Агнецкого! Вы понимаете, кому отказываете?

— Да, бывшей танцовщице Гоу-гоу, солгавшей бизнесмену Агнецкому о своей беременности и решившей уличить его в измене после того, как дела конкурента Агнецкого пошли в гору. Он и помоложе, и посимпатичнее. Не так ли?

— Вы… Вы… — собеседница задыхалась возмущением, — вы говорите полную чушь! Это вздор! Я бы никогда не легла с другим мужчиной! Тем более с…

— Агнецким? — подсказала Александра.

— Да! То есть нет! Нет!

— Ирма для того, чтобы узнать правду о вашей личной жизни, не нужно быть детективом. Достаточно читать статьи в интернете и просматривать журналы. В Сети их полно.

— Но…

— И в следующий раз, когда захотите уличить мужа в якобы измене, выходите на скайп хотя бы из собственной спальни, а не из комнаты любовника.

— Да как вы… да я вас уничтожу за клевету! — дрожали её пухлые губы.

— За вашей спиной висит портрет его любимой собаки Элли — звезды инстаграма. Или хотите сказать, что повесили снимок собаки врага своего мужа в его же доме?

Ирма молчала. Её глаза гневно сверлили Александру.

— Видимо, наш разговор исчерпан, — детектив отключила связь.

Ирма Агнецкая какое-то время сидела в полной тишине и пялилась в пустой экран. С одной стороны, её разрывала злость: мало того, что план провалился, так ещё какая-то выскочка поставила на место! С другой, теперь она знала, кого выбрать после победы. Ирма не умела признавать собственные ошибки. Ирма унижений не прощала.

* * *

— Агнецкая не терпит провалов, — в комнату вошёл Иван Резников. — Жди проблем.

— Кто мне их только не обещал… — со скучной миной произнесла Александра. — Все грозятся, а на деле ничего.

— Агнецкая не такая, как все.

— Бриз, не начинай. Все шишки и притворяющиеся таковыми строят из себя мстителей. Она не первая и не последняя. Лучше неси листы. Что у тебя получилось?

Иван не сумел избежать улыбки. Вроде бы должен рассердиться на неё, подруга вела себя с ним, как учитель с учеником, но он не мог. Слишком тепло относился к Пуле. Слишком хорошо знал, какой она была на самом деле. Присел на диван. Александра отошла от ноутбука и присоединилась.

— Перед тобой стояла задача описать характер человека по фото, основываясь на информации, полученной из книги Джонатана Ди «Физиогномика». Я дала тебе всего три снимка, для начала количество достаточное, и бумагу для записей: рассуждения удобнее всего держать не в мыслях, а сразу упаковывать в слова. Теперь посмотрим. — Александра взяла его наработки, оценила метким взглядом. — Неплохо. Для сотого раза никуда не годится, есть ошибки в характеристиках. Но для первого сойдёт.

Он смотрел на неё, не понимая.

Она спокойно пояснила:

— Ты неоднократно видел, как работаю я, но сам, используя новую методику, приступил к такому заданию впервые, поэтому можно сказать одновременно, что это твой и первый, и не первый опыт. Возьми на столе нижнюю фотографию. Опиши её. Она посложнее.

Иван снова улыбнулся. Многие считали Александру занудной, дотошной. Что ж… Она не уставала это доказывать. Но Резников подумал о недостатках своей подруги без злости, с привычной нежностью. Именно эти качества Саши нередко выручали полицию, когда те попадали впросак. В конце концов, если бы Саша не относилась столь скрупулёзно к своей работе, неизвестно каким бы уровнем раскрытия преступности мог похвастаться отдел. Да и Бризу не так уж сложно было выполнить её поручение. И вообще изучать людей — это крайне интересно. К тому же когда-то он обещал быть её учеником, а Иван привык сдерживать обещания, даже данные на эмоциях. Даже такие, на первый взгляд, нелепые.

Пока он мучался со снимком, Александра выбирала, кого ей проконсультировать по скайпу следующим. Не так давно они с Бризом вернулись из отпуска, и теперь, отдохнувшая, со свежими идеями, Александра радостно навёрстывала упущенное. Мозг кипел, руки чесались, сердце заходилось возбуждением, предвкушая криминальную головоломку. Идея со скайпом возникла, когда Александра вернулась с отдыха. Задумка изменить, обновить свою жизнь начала воплощение с ремонта в детективном агентстве.

— А почему ты ответила Агнецкой? Дело же явно липовое!

— Она добавилась в контакты, как А16. Не отвлекайся.

— Хитрая. Знала, чем тебя зацепить. Как думаешь, Агнецкий в курсе, что жена подкладывает ему любовниц?

— Мне безразлично. Работай. Время идёт.

Послышался вздох. Бризу явно приходилось нелегко. Александра просмотрела очередь из контактов, и возникла нелепая идея — устроить конференцию, а из общего шума выявить самый интересный случай. Но она передумала, понимая, как нетактично было бы с её стороны устроить такое, если предположить, что среди клиентов может действительно оказаться кто-то с настоящей трагедией, а не желанием прижучить любовника, любовницу, просьбой найти прогульщицу дочь-студентку или «пропавшую» с обиды жену. К сожалению, добавляясь в контакты, они писали неправду, часто интригующую, поэтому приходилось каждый раз разочаровываться и снова надеяться на «правильного» клиента. Агнецкая тоже не только представилась А16, но и написала: «Меня пытаются убить и уже не первый день. Прошу. Помогите!» Оказалось, это муж её убивает ежедневно своей ложью о любви, о чём Ирма и втолковывала первые три минуты сеанса перед тем, как заявить: «У Агнецкого есть любовница! Помогите обанкротить мерзавца!»

Александра тяжело выдохнула и вернулась к списку.

— Готово, — Бриз тронул за плечо.

— Быстро.

— Так три фотографии — это уже какая практика!

Во взгляде Александры читалось сомнение. Бриз был таким наивным. И по-детски трогательным.

— Ну?

— Поспешил. Китайцы делят лицо на три основные зоны. Первая — это «Небеса», вторая — «Человек», третья — «Земля». Что за что отвечает, помнишь?

— «Человек» — верхняя часть, «Небеса» — средняя, «Земля» — нижняя.

— Я и говорю. Поторопился. С «Землёй» всё верно, а с остальным… «Небеса» — верхняя, «Человек» — средняя. Поэтому и с характеристиками ты ошибся. Волевые качества, иными словами качества «Человека» располагаются в средней части, а не в верхней, так что широкий лоб свидетельствует не об уравновешенности и силе воли, а скорее об отменном воображении и хорошей памяти. Кстати, с предыдущими фотографиями ты допустил точно такие же ошибки.

— Пуля, но ведь это всё ерунда! Физиогномика — лженаука!

— Неприятно осознавать ошибки, понимаю. Но ты не слишком-то внимателен.

— Я и в правильность китайских теорий не слишком-то верю, — пробурчал Резников.

— Верь-не верь, но человека можно прочесть. И уж точно понять: лжёт он или говорит правду. Нужно развивать наблюдательность и расширять кругозор.

— Ты точно училка.

Она улыбнулась:

— Передохнём. Торт будешь?

— Не хочу.

— Читаю ложь, — погрозила ему пальцем. — Тебе просто лень идти в магазин.

Иван вздохнул:

— Кондитерская закроется через десять минут. Ты хочешь, чтобы я гнал на машине?

— Нет. Поэтому и предлагаю магазин. Там тоже бывают хорошие торты.

— А, может, вместе сходим? — надежда озарила лицо.

— Зачем? Я пока заварю чай.

Иван скис. Они ни разу с Пулей не ходили вместе в магазин.

— Ладно. Скоро буду. Но тогда я захвачу и человеческий обед. И ты его съешь. Хватит травиться одними бутербродами и сладким. Я видел, что творится в холодильнике.

— Уговорил.

Глава 4

Ника с трепетом рассматривала подарок. Он был великолепен: цветы, чай и, конечно, зелёный цвет. Ника долго «пытала» мужа, стараясь выведать, где тот нашёл такое чудо, но Максим не сдавался. Наконец ваза-чайник из сплетений сочно-зелёных палочек, напоминающих бамбук, заняла центральное место на праздничном столе.

— Я думала поставить сюда мясо с овощами, но похоже здесь более достойный кандидат. — Она вдохнула аромат розово-жёлтых карликовых роз, наклоняясь к «чайнику», и чмокнула мужа в щёку. Затем выдвинула крохотный ящичек — подставку «чайника» и достала пакетик с заваркой.

— Там на одну кружку, — виновато заметил Максим, — но…

— Но мы разделим его на двоих. Я не пью крепкий, ты же знаешь. А потом я промою пакетик и насыплю туда другой заварки. Спасибо, Максик. Всё прекрасно. Но перед тем, как сесть за стол, я вручу свой подарок.

— Заинтриговала. Носки? Набор для бритья? Шарф?

— Я тебе никогда такой ерунды не дарила! — дала шутливый подзатыльник. Пришлось встать на цыпочки: Макс был на полторы головы выше.

Муж рассмеялся. Ника скрылась в комнате. Её подарок был скромнее и точно дешевле. Это был фотоальбом всего на тридцать страниц. Каждая страничка отображала отношения, начавшиеся со вражды в первом классе. Фотографии были украшены самодельными узорами в технике квиллинг.

— Не нравится, да? — Ника поникла.

— Ты что, Никуся! Это такая память! Ларке уже хвасталась? Она вроде тоже квиллингом занималась. Наверняка, оценит.

— Ларка забросила его ещё на первом курсе, так что вряд ли.

— Пусть так. Зато её точно порадует твоя внимательность. Этот неудачный снимок в бассейне делала ведь она? — указал на море брызг и кричащую в воде Нику.

Кивнула.

— Это единственное фото хоть как-то получившееся на том отдыхе.

— И сделано после Ларкиных уговоров, — напомнил Макс.

— Верно. У меня не было настроения, и фотографироваться я не хотела. А теперь жалею. Точно! Позвоню Ларке. Поблагодарю.

— А она ещё не звонила?

— Нет. Наверняка, вся в делах, как обычно. Или… Подожди! Она собиралась в какой-то дом отдыха! Сейчас узнаем, как она там, — улыбнулась.

Ника набрала телефон, долго слушала гудки, оставила просьбу перезвонить на автоответчик.

* * *

Лара нежилась в ванной. В ушах очередной курс успешной женщины, хотя вроде её таковой уже считали, а вокруг пена с ароматом дыни. Она не являлась фанаткой запахов в отличии от подруги Ники, но после трудового дня с радостью купалась в душистой пене. День выдался сложным, богатым на склоки и споры. В частной компании, где она была совладельцем, дела шли не в гору, а под неё. Конкуренты, словно, вышли из зимней спячки и начали атаку. У скандалистов, похоже, началось весеннее обострение: все были чем-то недовольны, хотели большего, а она улыбалась и молчала. Нике правду не говорила — стыдилась собственных неудач. Знала, что подруга поймёт её, пожалеет. Но как раз жалости Лара и боялась больше всего.

Женщина с высоким голосом закончила убеждать свою аудиторию, а Лара закончила принимать ванну. Она бы лежала и дольше, но жизнь была расписана по часам: подходило как раз время йоги. Заворачиваясь в полотенце, Лара вспомнила о Нике, об особенной дате и схватилась за телефон.

— Ларка! — с чувством выдохнула Ника. — Я уже себе всю голову сломала! Ты где была? Почему не отвечала? Я на автоответчик целую речь накатала, а ответа не получила!

— Ник, не драматизируй. Я лежала в ванне. Но если бы знала, что мир без меня сходит с ума, то, безусловно, сократила бы процедуру.

— Не знаю, что с миром, а я сходила… — уже спокойнее произнесла Ника.

— Прости. С праздником! Желаю вашей маленькой, но дружной семье несметных богатств! Что тебе Макс подарил, колись?

И подруги начали привычную болтовню: Ника делилась искренней радостью, Лара искренне радовалась за подругу, понемногу забывая о своих рабочих неурядицах.

— Ладно, Ник, меня йога ждёт, увидимся, — после десятиминутного разговора напомнила Лара. — Мне правда пора. Все ваши подарки оценю, когда вернусь.

— Так ты всё-таки уезжаешь?

— Да, я же тебе говорила. В дом отдыха, вернусь через два дня.

— Что это за отдых такой на два дня? — к трубке прильнул Максим. — Когда ты брала полноценный отпуск, Лар?

— Так, ребята, только этого не надо. Мне нужен успех, а без постоянного труда его не добиться.

— Лучше бы парня нашла, — осторожно заметила Ника.

Лара замолчала.

— Лар?

— Ну-у-у…

Максим отошёл, и трубкой вновь завладела Ника.

— У тебя, что, кто-то появился? И ты молчала?! Подруга называется! Кто он?

Лара ответила с непривычной для неё робостью:

— Мы познакомились пару месяцев назад, и я пока не знаю, насколько всё серьёзно, но он… Ник, он мне действительно нравится. И на этом хватит. Сопли разводим. Уезжаю завтра утром, а сейчас у меня йога.

— Ларка, мы за тебя очень рады.

— Всё-всё-всё, вешаю трубку. Я и так выбилась из графика, — телефон замолк.

Ника широко улыбнулась, обняла мужа:

— Хорошо, если она, наконец, будет счастлива, правда?

— Хорошо, если этот парень не окажется кантоном, — Максим едва не обронил грубое слово, но вовремя вспомнил о семейном уговоре: никаких матов. Хочешь выражаться, заменяй буквы.

— Да… — вздохнула Ника. — Надеюсь, он нормальный. Второго предательства сердце Лары не выдержит.

— Никусь, не драматизируй.

— Слушай, а, может… мы тоже где-нибудь отдохнём?

— У меня отпуск летом.

— А раньше никак?

— Это Ларка сама себе босс, — вздохнул Максим, — а я у своего лишь подчинённый.

— Ларка заместитель.

— Числится. Но мы-то знаем, что все дела сброшены на неё, а Фурская лишь иногда появляется, чтобы вильнуть хвостом и напомнить о богатом папаше.

— Ты несправедлив.

— У меня сняты очки, Никусь, а у тебя нет.

— Я вижу мир не в радужных тонах, но в разных.

— Девочка, моя, — Максим обнял жену, — ты ещё такая маленькая.

Глава 5

Трое — среди них был ведущий или Пятый — прибыли на место. Двое, в том числе новый участник, обещали быть на следующий день. Первый успел познакомиться с шестью отдыхающими из десяти, Второй узнал лишь троих, зато поработал как в хорошей разведке. Пятый подготавливал подсказки: самые интересные. Самые общие. И думал о любимой женщине. В следующем году он вновь станет игроком и снова будет гнаться за призом. Для него это была радость, эйфория. Жизнь.

Любимая не знала о его страстном увлечении, Пятый боялся признаться. Прошлые отношения закончились разводом именно по этой причине, и потому он поклялся рассматривать женщин исключительно как лоты в игре, но… встретил её. Это случилось пару месяцев назад, а он уже сошёл с ума. Впервые в жизни он не ждал весну. Впервые подумывал всё бросить. И наверно бы бросил, наверно… Но она была такая независимая, гордая. Финансово обеспеченная. Он не мог отставать. Пятый понимал: королеве нужен лишь король, а королём его делала Игра.

Да, пожалуй, он был зависим. И да, его это ничуть не огорчало.

* * *

Новенький или Третий немного волновался. Его нельзя было назвать отшельником, но всё же общества он сторонился. Пытался сторониться. Однако, общество обществу рознь. Обычные примитивные люди его раздражали, а здесь явно собирались особые. Чудовища, он так их называл — также, как себя. Чудовища, чья власть заключалась в умении владеть страхом, направлять его, жить с ним.

Как настоящий монстр он с детства жалел Чудовище и желал смерти Красавице. Он считал неправильным тот факт, что любят привычных обществу. А как же другие? С иными взглядами, установками? Что делать тем, кто не желает быть серой массой? Над этим вопросом Третий задумывался постоянно и однажды решил: он не будет червяком господним. Ни за что. Он будет тем, кем хочет быть.

Недавно Третий узнал о Них, и в нём разгорелся азарт, костёр мощный всепоглощающий. Вечно голодный. Третий задумался: а почему бы не поиграть, тем более что весна — это его время, и записался на Игру. В городе задержался, собирая информацию. Много информации о тех, кто вот-вот пойдёт с ним по одному пути, а также тех, кто по другую сторону чудовищ.

Третий взглянул на экран телефона: 16:00 — время обеда и вытащил из холодильника щи. Жена отлично готовила. Ася. Она тоже была для прикрытия его исключительности. Она, банальная работа, должность среднего звена. Всё служило чудовищу внутри простого человека. Но это пока. И примитивная Ася, и все остальные неважные аспекты он собирался уничтожить, когда настанет время. Сейчас же его вполне всё устраивало.

— Вечером испеку яблочный пирог, — на кухню заглянула Ася.

— Я уйду по делам и пока не знаю, когда вернусь, — улыбнулся Третий, возвращаясь из сладких размышлений.

— Ладно. Буду ждать. А пирог всё равно испеку.

— Да-да-да. Мне нравится, когда ты печёшь. Я люблю тебя.

Ася подошла, улыбнулась, поцеловала его и вернулась в комнату, к просмотру индийского кино. Фильм скачал ей он — самый лучший муж, хотя сам подобную чушь, как называл эти фильмы, не терпел.

* * *

Ирма или Четвёртая ненавидела мужа Агнецкого, собаку своего любовника, весну, как явление безобразное и грязное. Выскочек, вроде детектива. Для ненависти у неё находилось полно причин: она видела чёрное даже там, где его не было. Например, в отношениях с тем же мужем. Агнецкий был старше её на десять лет, но искренне любил Ирму и никогда ничего не запрещал. Он позволял ей быть такой, какой она привыкла, хотя многое в ней не соответствовало его статусу и, в целом, имиджу рода Агнецких.

Ирма же на всё это плевала с высокой колокольни, поскольку целью её жизни всегда было стремление к богатству. И чем большие деньги лежали в перспективе, тем нежнее, заботливее и милее становилась Ирма: дьявол в душе на время засыпал, а пародия ангела распускала свои крылья. К сожалению, пародию видели не все, часто принимая фальшь за чистую монету.

Единственное, в чём она всегда была честна — это в Игре: строго следовала правилам, не обманывала участников и не пыталась ввести в заблуждение, хотя не раз была на волосок от смерти. Ирме Агнецкой нравилось чувство головокружения от одного лишь ощущения опасности. В тайне от всех она даже мечтала стать жертвой и обломать охотников. Ей казалось, что все их фишки она давно изучила. Но… в такие мечты всегда прорывался здравый смысл, и Агнецкая задавалась вопросом: оправдан ли риск? Так что пока Ирма просто играла и когда-то даже выигрывала. Этот год она вновь собиралась сделать своим. Триумфальным. И всё бы ничего, но настораживало одно обстоятельство: новенький или Третий. О нём она ничего толкового не знала. Пока.

Ирма задержалась в городе, желая выяснить о нём информацию и поэтому сильно злилась, глядя на портрет Элли. Она не могла покинуть квартиру любовника до тех пор, пока тот не вернётся с любимой дурой собакой. А время уходило.

Ирма Агнецкая ненавидела пса и жалела, что по правилам нельзя сделать жертвой его.

Очень жалела.

Глава 6

Ивана разбудил крик. Отец во сне придавил любимую кошку Герцогиню, и кошке это совсем не понравилось. Итог: поцарапанная рука, крик не от боли — неожиданности и смех. Отец Вани смеялся над нелепой ситуацией, над самим собой, испугавшимся спросонья пушистого питомца. Смеялся, потому что снова мог смеяться, хотя на подобное и не рассчитывал.

Герцогиня появилась у них недавно, но сразу стала членом семьи. Она дарила радость, поднимала настроение. Добавляла необходимых хлопот. После смерти жены Ваниному отцу это было необходимо. Кошка стала не просто членом семьи — она понемногу зализывала раны сердца, что едва билось.

Иван Герцогиню любил: он вообще любил животных, а в этой кошке сочетался характер и ум — несомненно ценные качества не только для питомца, но и для человека. Герцогиня отличалась сообразительностью: не шкодила, не подлизывалась, когда мужчины были не в настроении.

Кошка была находкой.

Когда все втроём принялись завтракать, душа Вани испытала чувство близкое к счастью.

* * *

Александра проснулась рано, проверила скайп, надеясь на весеннее обострение всяких психов, умом понимая: мыслит неверно, страшно. Опасно. Но ничего не могла с собой поделать: она жила работой, обожала копаться в мозгах преступников и наносить сокрушительный удар по их зверским планам.

Скука доволокла разочарованного детектива до кухни, где чай с печеньем чуть-чуть, но всё же поднял настроение. Александра выглянула в окно, любуясь цветущей весной и радуясь тому, что погода в Питере — городе непредсказуемых природных явлений — наконец, была такой, какой и должна быть. После скромного завтрака приступила к чтению. Не помогло. Во-первых, все детективы и триллеры, имевшиеся в шкафу, были давно прочитаны, а последняя покупка жутко разочаровала, убив интригу уже в середине книги. Во-вторых, желание расследовать оказалось почти таким же сильным, как жажда в знойный день. На выручку пришёл проверенный способ: Саша знала, если попадётся достойный сериал, его просмотр будет близок к нужному ей чувству расследования. Скачав один из британских детективов, не читая описание и ориентируясь только лишь на название «Пять», (слово автора: отменный короткий сериал. Рекомендую), Александра взялась за то, что у неё неплохо получалось — она стала угадывать злодеев и их мотивы. И… неоднократно ошиблась.

Всё-таки Александра Селивёрстова была обычным детективом, а не гением, каковым её многие считали.

* * *

Первый почти не спал. Ему не удалось собрать нужные сведения перед поездкой, и поэтому он навёрстывал упущенное, активно знакомясь с отдыхающими. К счастью, природная харизма служила этой цели, ничуть не стесняя совесть. Потому что совести-то и не было.

Задача Первого состояла в том, чтобы оставаться первым в этом году и стать Пятым в следующем, о чём он и написал самому себе в заметках. Но тут же удалил. Правила Игры запрещали какие-либо сохранённые данные о предстоящем СОБЫТИИ, даже если слова были туманными, даже, если это были просто слова. Первый не расстроился, стирая написанное. Правила есть правила. Вместо этого он испытывал эйфорию от предстоящей погони и радовался удачному стечению обстоятельств. То ли по иронии судьбы, то ли благодаря невероятному везению, в доме собрались почти одни женщины. Его идеальные лоты.

Первый наслаждался властью над ними и ранним утром обрабатывал девятую из отдыхающих. Немного напрягала пустая забронированная комната второго номера, но Первый разумно предположил, что до СОБЫТИЯ человек, ещё одна женщина, появится, а там уж он что-нибудь придумает. Не зря же его называли Мистер Обаяние?

Первого распирали эмоции.

* * *

Второй не успевал. Его дотошность сыграла с ним же плохую шутку. Не считая игроков, отдыхающих было десять, и одна до сих пор не приехала. Второй пока был знаком лишь с четырьмя. Почему? Не только из-за своей любви играть серьёзно, но и по вине Первого, вечно забирающего лоты. Второй злился, нервничал.

Сидя в беседке, он ожидал одну из отдыхающих: знал, что той нравится сидеть здесь с книжкой. Подготовился. Спрятал в портфеле — вечном спутнике — такой же экземпляр. Сам читал иную литературу и больше по работе, но Игра требовала быть гибким. Быть другим.

В назначенное время женщина не появилась, спустя полчаса тоже. Второй поднялся со скамьи и вошёл в дом. Он увидел их за пианино. Первый делал вид, будто любит классику.

Второй был очень зол.

* * *

Пятый отдыхал. В своих мечтах он уже встречался с ней, любимой, но не здесь, не в этом грешном городе, а где-то на берегу тёплого моря. К примеру, в Сочи. Подсказки были готовы: по пять на каждого участника. Одна проще другой и в тоже время каждая сложнее предыдущей. По сути, Игра была фортуной. Ты мог изучить все биографии, залезть чуть ли не в душу каждого, и в итоге не угадать. Или… пасть жертвой. Ведь выбранный лот знал только лишь ведущий.

Пятый хорошо знал, что значили в Игре самоуверенность, задиристость, самомнение. Два года назад Четвёртый считал себя самым умным, думал, вокруг сплошные идиоты. И теперь он был мёртв. Его убила Третья, новенькая. Истеричка, в которой никто не признал соперника. Пятый понимал: нельзя недооценивать других участников. И только поэтому он до сих пор был жив, он, два года назад получивший неприятный номер Второго. Конечно, ему хотелось быть Первым уже тогда, но… Ещё одно непреложное правило: не перечить Пятому. Он ждал, надеялся. Верил. В прошлом году победил. Теперь власть была у него, и можно было расслабиться на целый год, подумать о любви. О той женщине, что завладела его сердцем. Пятый хотел узнать, где она, как у неё дела, но решил не рисковать. Пребывать во взаимном неведении безопаснее. К тому же осталось немного: скоро всё закончится, и они будут вместе. Хотя бы до новой Игры.

Утро пятницы он провёл, мечтая и совершенно не волнуясь о СОБЫТИИ, а ближе к полудню вышел на прогулку. Неподалёку находился чудесный парк — историческая достопримечательность.

Пятый любил достопримечательности.

* * *

Третий солгал жене о поездке. По его словам, коллега с работы отмечал день рождения и приглашал весь отдел. Ася поверила, даже подробностей узнавать не стала. Мужа она любила. Доверяла.

— Через сколько вернёшься? — спросила, поправляя ему серый шарф перед выходом.

— После выходных. Может, утром в понедельник. Не волнуйся. Вернусь живой и невредимый.

— Хорошо, — Ася улыбнулась.

Они обнялись, она открыла дверь, пожелала весёлых выходных и пошла заниматься домашними делами. Третий сел в такси. Он чувствовал себя отменно.

Третий был готов.

* * *

Ирма выехала, когда мужа не было дома. Расположившись в уютном минивэне Агнецкого, он разрешал брать любую из трёх машин, она думала о Третьем. Из полученной информации следовало, что новый участник среднестатистический женатый петербуржец. Другими словами, участник непредсказуемый. Для Игры опасный. За долгие годы Ирма научилась определять степень угрозы и давно поняла: чем не примечательнее с виду человек, тем опаснее внутри этой личности мысли и желания. Но Ирма не привыкла бояться. Ирма привыкла бороться.

Встретившись у дома отдыха с Третьим, она позволила ему посчитать себя слабым игроком.

Встретившись с Ирмой Агнецкой, Третий притворился, будто он её не раскусил.

* * *

Празднование годовщины со дня свадьбы прошло замечательно: именно так, как Ника и Макс хотели. Они наслаждались едой и общением, и, конечно же, они наслаждались друг другом. Нежность в каждом касании, взгляде. Притяжение, что ни с чем несравнимо. И свежесть. Свежесть любви, когда ваш путь только-только начинается. Они не были подростками, но любили впервые. Среди друзей никто не верил в подобное, называя полной чушью, вымыслом, но Нике и Максу это было и неважно. Они знали правду. Правду знала общая подруга Лара. Та, благодаря кому их пара, собственно, и сложилась.

Вспоминая историю отношений, оба не могли сдержать смеха и удивления. Кто бы мог подумать, что из него, дворового задиры, и неё, любительницы змей и прочих не «девчачьих» тварей когда-нибудь получится семья.

Засыпая на подушке, что в прошлом году подарила Ника, Максим поражался своей удаче. Он был так счастлив, как наверно нельзя. Ника погружалась в сон с теми же чувствами.

Утром в пятницу, как всегда перед работой, они попрощались долгим поцелуем и расстались, нехотя, с трудом. День супругов прошёл привычно, без каких — либо важных событий.

* * *

Лара завтракала второпях: выбилась из графика. Распланированный день шёл наперекосяк. Началось всё с пробуждения. Лара открыла глаза не потому, что зазвучала арфа на мобильном. Лара вскочила от барабанов. Музыкальнымшумом она наградила Фурскую: человека надоедливого, вредного, но для Лары необходимого. Фурская снова была чем-то недовольна, жаловалась на сотрудников, плакалась из-за неудачного шеллака. В общем, вела себя до жути предсказуемо и от того невероятно противно. Лара едва сдерживалась, чтобы не бросить трубку. Держалась.

Фурская поиграла в маленькую девочку, улучшила своё утро, подпортив его Ларе, и, наконец, отчалила по каким-то очень важным делам. Лара убрала телефон и спряталась под подушку, успокаивая нервы. Фурскую терпеть было сложно, а Ларе приходилось. Она давно уяснила: без труда ничего не добьёшься. А с такой вот, как Фурская, не только добьёшься, но добьёшься куда быстрее. И, делая выбор между успехом и удобством, Лара выбрала первое.

Отключив будильник, она поднялась с кровати, занялась фитнесом — без формы тоже не добьёшься успеха. Фитнес прошёл по укороченной программе: Лара собиралась выехать до десяти, чтобы больше успеть на месте. Быстро позавтракав овсянкой с фруктами, Лара начала спешно собираться. Потихоньку, не сразу, в сердце просыпалась радость. Отдых всего на два дня сомнительное удовольствие, но для того, кто буквально живёт на работе — весьма неплохая передышка. Лара понимала, ей необходима разгрузка, смена локации, и поездка за город — способ как раз подходящий.

Она собрала немного вещей — самое необходимое — и вызвала такси. Сначала подумала написать Ему, рассказать о доме отдыха, но передумала, решив, что это будет выглядеть как-то по-детски. Лара испугалась, что он примет её сообщение за навязывание и убрала телефон в сумочку. Всю дорогу думала о Нём, о Фурской. О работе.

За окном менялся пейзаж, высотки превратились в здания совсем иного типа. Вдали показался парк. Исторический. Лара увидела крышу дома отдыха и только тогда отпустила город с его суматохой и вечной занятостью.

Глава 7

Третий удивился, узнав, что Пятого нет на месте. Да, он отлично знал правила Игры, и в них не говорилось, что ведущий обязан сидеть в доме, но! А, вдруг, загаданный лот уедет, пока Пятый отсутствует? Что будет тогда с Игрой? Что тогда будет с его планами? Третий нервно коснулся шарфа, почувствовал взгляд, начал злиться. Агнецкая. Она шла к бару и явно высматривала Пятого. Не злилась. В ней не чувствовалось нервозности, малейшего беспокойства. Зато угадывалось любопытство. Острое и опасное. Оно целилось прямо в Третьего. Взяв себя в руки, Третий направился к Ирме.

— Я составлю вам компанию?

— Пожалуйста. Я не против, — дождалась, когда рядом никого не останется, тихо добавила, хихикнув:

— Только лучше приглядывать не за мной, а за лотами.

— Я новенький и хотел попросить консультацию. Можно? — включился в её игру, напяливая подобающий образ.

Ирма сделала вид, будто поверила в «простачка» и кивнула в знак согласия.

— Если я не успел всё узнать, то могу продолжить исследование здесь даже, если ведущий отсутствует?

— Конечно. Ой, а вы тоже не успели? — лицо Ирмы изменилось, но Третий на «несчастную» Агнецкую не клюнул. Про себя сделал выводы.

К бару приблизился один из лотов, и пришлось замолчать. Стоявший у окна Первый сразу догадался, что идёт женщина из второй комнаты: опоздавшая, его главная цель на оставшееся время. Улыбнулся.

Агнецкая прошлась взглядом по точёной фигуре, испытала раздражение. Она бы радовалась, стань шатенка жертвой. Ирма ненавидела красавиц. Ирма им завидовала.

Третий тоже не обошёл вниманием женщину — Лару. Ему нравилась её стрижка. Третий любил, когда волосы были короткими. По его мнению, такая стрижка говорила об уверенности. Исключительности.

Лара совсем разучилась отдыхать, поэтому разложив вещи в номере, пошла к бару и вместо того, чтобы сесть на диван и мирно попивать чай с лимоном, сразу принялась оценивать возможности отдыха со стороны выгоды. Обнаружив у окна привлекательного улыбчивого мужчину средних лет, Лара улыбнулась. Мужчина поймал её улыбку, и вскоре завязался разговор.

* * *

Пятый знал, что чаще всего участники собираются у бара. Туда он и пошёл, как только вернулся. Ему было интересно взглянуть на Третьего. На новенького. На того, кто спросил его в сообщении, почему Пятый отсутствует. Это было прямо и нагло. Это было правильно. Одним вопросом Третий доказал свою серьёзность. Свою храбрость. Пятый уже испытывал к нему симпатию. На его памяти, а играл он больше четырёх лет, участники ни разу не писали ведущему сами до СОБЫТИЯ. Может, боялись, может, стеснялись. Может, не знали, как поступить, поскольку в правилах подобное не обговаривалось.

Пятый купил минералку, осмотрелся: среди участников встретил лишь Первого. Тот сидел на диване с Ларой. Его Ларой!

Он узнал любимую по профилю, по осанке, по красным туфлям. Лара надевала их каждый раз, когда они встречались после работы. Он их запомнил. Носы туфель были украшены серебряным узором. Пятый мог бы взволноваться: он не знал, что Лара будет среди отдыхающих, она зарегистрировалась под другим именем. Но заставил себя успокоиться. Подсказки ни коим образом не говорили о Ларе. Любимая находилась в безопасности.

* * *

День плавно перетёк в вечер. Первый был полностью готов к началу и не сомневался в победе.

Второй всё больше злился на Первого, поскольку из-за него опаздывал. Нервозность мешала сосредоточиться. Второй надеялся на последний день.

Третий всё больше симпатизировал Ларе. Он очень не хотел, чтобы она оказалась выбранным лотом. В мечтах они уже познакомились, и Лара заменила его Асю. В действительности рядом с Ларой всё время кто-то крутился и не только из игроков, не давая Третьему возможности приблизиться. Но он был терпелив. И к тому же оставался ещё один день.

Четвёртая убедилась в своей ненависти к Ларе. Она не могла дождаться, когда ей пришлют подсказки и почти не сомневалась: лотом будет женщина с каре. Ирма этого очень хотела, а всё, что она хотела, она получала. На остальных отдыхающих внимание обращала в гораздо меньшей степени, но присматривалась к новенькому игроку. Третий ей не нравился.

Пятый хотел поговорить с Ларой, обнять, вдохнуть запах волос. В мыслях он снова бросил Игру, от всего отказался и зажил счастливо со своей избранницей.

В мыслях…

Реальность останавливала суровым напоминанием: чем меньше людей знает об их знакомстве, тем безопаснее и для неё, и для него. Пятый проходил мимо номера под цифрой «2» с тоской.

Лара нашла людей, заинтересовавшихся в услугах компании: одна из них, женщина обещала дать ответ уже завтра, а, значит, можно было подумать и о настоящем отдыхе. Лара собиралась покончить с делами и воскресенье посвятить прогулке, возможно, конной. Слышала, неподалёку находился клуб. Рассказала об этом Нике, позвонив перед сном.

* * *

Вечером, в номере Пятого собрались игроки. За столом сидели все, кроме Пятого и Агнецкой. Ирма с трудом сдерживалась: ожидание убивало. Она ходила вдоль комнаты, раздражая остальных и демонстрируя Третьему себя настоящую: пугливую, неуверенную. Слабую.

Пятый стоял, подпирая стену. Выжидал. Ровно за час до полуночи разослал игрокам подсказки.

Первому:

«Ходит с мобильным. Живёт с кошкой. Русые волосы. Французский маникюр. Чуть-чуть картавит».

Второму:

«Работает с туристами. Здесь по рекомендации подруги. В имени есть буква «О». Высокая. Ничего не покупает в баре».

Третьему:

«Русые волосы. Номер не из первых. На лице нет родинок. Ходит с мобильным. Юбка».

Четвёртому:

«Ничего не покупает в баре. Длинные светлые волосы. Дом под Питером. Часто в номере. На завтрак омлет».

Пятый с чистой совестью глотнул минералки. Участники по очереди стали покидать номер. Каждый судорожно размышлял о загаданном лоте, точно зная лишь одно. Это женщина.

Первый знал всех, помогло обаяние, но одна из подсказок его смущала: он ничего не знал о кошке — о животных попросту не расспрашивал.

Первый ненавидел кошек.

Второй так мало успел, что мог сейчас основываться лишь на двух факторах: имени и росте. Женщина из девятого номера была выше среднестатистических параметров. Буква «О» присутствовала в её имени: Ольга и в имени соседки из восьмого — Оксаны, тоже достаточно высокой. Но этого было мало. Информации категорически не хватало.

Третий размышлял с азартом. Подсказки оказались славными. Родинок не было ни у одной из женщин, с мобильными ходили все, русые волосы были у трёх. Среди них Ольга из девятого номера. Но он не помнил, что она носила: юбку или платье?

Третий собирался выяснить это завтра. И, если Ольга явится в юбке, значит, это она. Если нет, стоит обратить внимание на Ирину из седьмого. Третий знал, Ирина не терпит брюки, считая их мужской одеждой. Вот только у неё были рыжие волосы. Крашеные?

Он сидел в баре и много думал. Но всё больше не о тайном лоте — о Ларе. О той, кем хотел заменить свою Асю.

Ирма ненавидела свой четвёртый номер: тот, что дал ей Пятый, и ту комнату, в которую её поселили. Здесь было слышно болтливую соседку из третьего, здесь рядом была Лара. Противная красавица, оказавшаяся простой отдыхающей. Ирма злилась. Мечта рухнула. Подсказки явно указывали на кого-то другого: шатенка и чай в баре покупала, и волосы у неё были короткие. Что за невезение!

Ненавидя весь белый свет, Ирма легла спать. У неё оставался последний день, чтобы наконец перестать быть позорной Четвёртой.

* * *

С раннего утра все, кроме Пятого искали правильный лот. Пятый гулял по парку: там легче было не думать о притягательной близости к Ларе. Проще мечтать.

Снова и снова обходя одну и ту же статую, богиню любви Афродиту, Пятый задавался вопросом: что для него Игра, и кем может стать Лара. Он серьёзно размышлял на эту тему и всё больше склонялся к тому, чтобы участвовать в Игре последний год. В конце концов, деньги были. Возможно, для королевы их окажется достаточно. Возможно, пора выгрызть из души любовь к Игре.

* * *

Завтрак, йога — всё по расписанию. Лара обещала Нике отдыхать, а сама, едва закончив занятия, направилась в беседку: она ждала отдыхающую из девятого номера, Ольгу, не исключено, что одну из своих будущих клиенток. Беседа прошла хорошо, даже очень, перешла в приятельские отношения. Женщины с удовольствием и обоюдной выгодой прогулялись по парку, не подозревая о слежке, что велась сразу двумя игроками: Третьим и Четвёртым.

Ирма не сомневалась, в том, что Ольга нужный лот. С утра она проверила информацию и нашла все подтверждения. Смущал лишь вопрос о волосах. Длинные — это какие? У Четвёртого, убитого два года назад, волосы были до плеч. По мнению Ирмы, короткие. Но Пятый того года так не считал. А в этот раз? У Ольги волосы доходили до лопаток, у Ирины были ниже поясницы, но! Похоже, что пряди Ирины крепились к голове неестественным образом. И почему Пятый не обмолвился о натуральности волос?

Ирма закипала. Шагая на приличном расстоянии от Ольги и Лары, она всё пыталась понять, что имел в виду Пятый. И она бы поняла, всегда понимала! Однако, эмоции мешали рассуждениям и вместо того, чтобы изучать лоты и стремиться к победе, Агнецкая продолжала слежку и после ухода Ольги. Вниманием всецело завладела Лара, ни коим образом не связанная с Игрой этого года.

Третий видел Агнецкую, она его тоже. Впрочем, его это ничуть не волновало. Он до сих пор не включился в Игру, потому что потерял в ней смысл. Более того, азарт и приз разом потеряли привлекательность. Он, приехавший сюда за острыми ощущениями, за утолением жажды, за последним вздохом жертвы, вдруг, осознал, что всё это пустое. Его цель вовсе не жизни других людей. Его цель — она, шатенка с каре. Его будущая жена Лара.

Всю ночь он провёл с ней: стоял возле номера, сидел на диване, где сидела она. Купил тот же чай. И пил. Долго, с наслаждением, представляя, как тоже делает Лара. Третий был очарован.

Он был влюблён.

Шагая за Ларой, он вслушивался в её голос, впитывал движения, жесты. Вбирал в себя каждую её частичку.

По правилам, участник не мог покинуть Игру, не завершив сезон. И поэтому Третий с нетерпением ждал ночи. Ждал, когда Агнецкая, почему бы не она, умертвит выбранный лот, Пятый поздравит всех с окончанием, и они расстанутся. Кто-то обязательно вернётся следующей весной, кто-то, но не он. Третий планировал всего себя посвятить Ларе. И чудовище внутри не было против. Чудовище внутри всё прекрасно понимало.

Парк остался позади. Лара приблизилась к дому. Обернулась.

Третий мог поклясться: они не только встретились взглядом — они стали единым целым. Он улыбнулся ей и остался на месте, на парковке. Лара зябко повела плечами, испугавшись незнакомца, и скрылась за дверью.

Глава 8

Уснуть не удавалось. Лара послушала музыку, поболтала с Никой, но всё равно не смогла успокоиться. Образ мужчины в сером шарфе являлся за каждым углом, прятался под кроватью, следил в окно, выныривал из темноты, жутко улыбаясь.

Лара вышла из номера и спустилась в бар. Ольга стояла у окна. Её высокая напряжённая фигура, освещаемая лишь фонарём на улице, напомнила Ларе саму себя, много лет назад.

— Не спится? — спросила, зная ответ.

Ольга обернулась сразу, как только Лара приблизилась. Будто ждала. Будто боялась. Её мокрое лицо мигом ответило на все возникшие у Лары вопросы.

— Что за ирония судьбы… — тихо произнесла Ольга, — уехала от воспоминаний, а оказалась в капкане. Здесь всё напоминает о нём.

Лара не стала уточнять о ком речь. За время утренней беседы они успели рассказать друг другу достаточно.

— Мы никогда здесь не отдыхали. Он предпочитал юга. И тем не менее в каждом, в каждом метре этого здания я чувствую его. Почему, Лара?

Лара обняла Ольгу: проявление участия необходимое двум таким похожим сильным женщинам, каждая из которых знает, пути разойдутся, как только обе вернутся в город. Никто не нуждался в новой подруге, но нуждался в душевном разговоре, в том, чтобы сбросить оковы прошлого, избавиться от терзающих воспоминаний, сделать то, что ранит близкого и не тронет чужого — собеседника, которому на вас абсолютно наплевать.

Лара и Ольга стояли у окна и по очереди изливали душу, бросаясь в тёмные пучины боли, в непрошенные слёзы. Они, словно, попутчицы в поезде, говорили и говорили, точно зная: разговор — ничто. Но от него становилось легче. Это главное.

Перебрались в номер Ольги и там продолжили делиться сокровенным. Когда Ольга вытащила бутылку вина из холодильника, личное перестало быть личным, а женская сила подвинулась, уступая место слабости.

Любуясь переливами красного в бокале, Лара поведала о собственных страхах. Рассказала о мужчине с серым шарфом. Посмеялись. Обе сознавали надуманность этого страха. Они в людном месте, в доме отдыха, где нет опасности. Её попросту не может быть там, где столько камер. Правда, как Лара с Ольгой не старались, не смогли припомнить ни одной. Но ведь они и не искали. А камеры есть в каждом приличном здании. О чём речь?

Ночь успокаивала. Вино тому тоже способствовало. К часу ночи Лару стал одолевать сон. Она легла на кровать, прикрыла глаза, слушая рассказ Ольги об умершем муже, вспоминая собственные мечты о свадьбе. Засыпая.

Ольга давно успокоилась, но сон к ней ни шёл. Оставив Лару в номере, она вышла в коридор и направилась в беседку. От вина немного тошнило.

* * *

Пятый не спал. Он бродил по парку и мечтал о Ларе. До СОБЫТИЯ оставалась пара часов. Пятому было совершенно неважно, кто победит. Сама Игра перестала быть для него важной. Он ходил кругами у Афродиты и улыбался, представляя скорую встречу с любимой.

* * *

Ненависть к кошачьим не позволила Первому собрать полную информацию о лотах, но его это не сильно огорчало. Первому безумно нравилось быть первым, но ещё больше ему нравилось играть. Он ходил по номеру и думал: стоило ли ему убивать? Действительно ли ему хотелось быть Пятым? Ему нравилось быть охотником — не наблюдателем. Он обожал чужой и собственный страх. К тому же, Первый знал, как жаждет победы Четвёртая. Он был не против. Но догадалась ли она, кто жертва?

* * *

Второй по-прежнему сомневался. Действовать наугад он не мог: за годы Игры его признали одним из лучших. Подвести он не имел права. Он взял телефон, записал рассуждения и тут же удалил.

* * *

Третий немного поспал: во снах он был с Ларой. Она, а не Ася варила ему щи. Открыл глаза, вскочил, с грустью сознавая, Лары рядом нет. Он один. Повернул ручку, огляделся, спустился вниз. Застыл у двери номера «2» и стал прислушиваться. Тишина. Видимо, любимая спала. Третий не сомневался, Ларе снится он.

* * *

Ирма всегда была рисковой. Взять хотя бы то, что в возрасте шестнадцати лет она ушла из дома и стала жить с сыном бизнесмена, хотя на тот момент знала о нём лишь одно: он классно целуется. Но Ирма не упускала возможностей — Ирма за них цеплялась. Она ногтями впивалась в кошельки, зубами вгрызалась в сердца, слезами проникала в души. Играла на угодных себе струнах до тех пор, пока не подворачивался лучший вариант. Да, Ирма играла уже давно, ещё до своей подписи на экземпляре правил, которые ни разу не нарушала. В этом вопросе она была щепетильна.

Как ни была сильна ненависть к Ларе, но желание выиграть пересилило эмоции. Приз стоил того, чтобы год подождать. Ирма решила следующей весной убить не детектива, а Лару, и вышла из номера. Вышла за своей победой.

* * *

Ника нервничала. Она не могла уснуть, и, пожелав мужу хороших снов, села у телевизора. Как назло, попадались ужастики, а на душе и без того было тревожно. «Убрав» с экрана очередной труп, Ника полезла в телефон. Отчаянное желание написать Ларе, услышать голос непреодолимо тянуло в быстрый набор. Там было всего трое: Макс, мама и Лара. С трудом пересилив себя, Ника убрала палец с мобильного и схватилась за зелёную тетрадь. Написала:

«Я волнуюсь. Не знаю почему, но мне очень неспокойно. Тоже самое я испытывала, когда уехал папа. Он отправился по рабочим делам за город, так случалось каждый год, но… меня терзала тревога. Я не спала, не ела. Порывалась позвонить папе, но знала, что он не любит, когда его отрывают. Лара тоже не любит. И пускай она поехала отдыхать, её вряд ли обрадует звонок посреди ночи. Нет. Конечно, не обрадует. Я же сама и потревожу её отдых. И почему я такая нервная? Чего волнуюсь? Лара поехала за город, в дом отдыха».

Нику пробрал озноб.

«И папа ездил в дом отдыха, а потом его не стало. Лара… Ларочка… О чём я думаю? Это же совершеннейшая нелепость! Я просто трусиха!»

Но тетрадь уже была отброшена в сторону, а пальцы рыскали в тумбочке. Ника помнила, в разговоре, между делом, подруга дала и адрес, и название дома. Почему-то казалось очень важным найти записи. Ника перерыла все бумаги, сетуя на свою несобранность. Зачем было записывать где попало? Дурацкая привычка…

Не нашла. Так и уснула на диване перед телевизором. Экран по-прежнему пугал мертвецами.

* * *

Пятый, испытывая тревогу, вошёл в дом отдыха. Сообщение от Агнецкой прилетело почти сразу: она, как и положено по правилам, написала способ, место и имя жертвы. Пятый, сам не понимая почему, выдохнул с облегчением. Колокольчик оповестил игроков о завершении Игры. Ничто больше не нарушало тишину: труп пока не обнаружили. Пятый услышал шаги, обернулся, и его прошиб пот. Перед ним стояла Ольга. Живая и невредимая, если не считать припухшего лица.

— Не спится? — спросила Ольга.

Он не смог ничего ответить.

Женщина вздохнула и по-прежнему погружённая в свои мысли, прошла мимо.

Пятый медленно двинулся следом. Вместе завернули за угол, вместе поднялись по лестнице. Ольга легко преодолела три ступени. Пятому они показались подъёмом из тысячи острых лезвий. Каждое впивалось в ступни, каждое ранило.

Коридор, встреча с Третьим. Увидев живой лот и обескураженного Пятого, Третий отошёл от двери номера «2». Теперь они приближались к номеру Ольги втроём. Комнату укрывала темнота. Свет фонаря падал на тумбочку и немного на кровать, высвечивая силуэт. Игроки замерли в коридоре. Ольга смущённо смотрела на спящую женщину. Свежий воздух прогнал алкогольный флёр, пробудил разум. Понимание, что Лара чужой человек, а она столько всего наговорила, кололо совесть. Тихо позвала. Лара не откликалась.

Пятый осторожно выглянул из-за двери. Его знобило.

— Лара!

Третий перестал дышать.

— Лара! — голос с каждым разом звучал всё громче. Беспокойство и тревога делали его писклявым. Ольга бросилась к рубильнику, включила свет и замерла.

Третий съехал по стенке, закрыл лицо руками, заплакал. Пятый медленно попятился. Ольга взяла телефон и начала бестолково объяснять диспетчеру, что произошло.

Помощь приехала спустя пару минут. Мигалки взбудоражили отдыхающих. Люди посыпались в коридор, как горошины из банок. Всем было интересно, любопытно. Страшно.

Ирма вышла из номера последней. Она одержала победу и теперь никуда не спешила. Чувство удовлетворения наполняло сердце, на губах блуждала улыбка. Впрочем, маску тревоги всё же пришлось натянуть, чтобы не вызвать никаких подозрений. Ирма встретилась взглядом с Пятым, увидела заплаканного Третьего и похолодела. Когда медики вывели дрожащую Ольгу, ей стало совсем плохо. Только теперь при включённом свете, бьющим, словно, сотни прожекторов, она разглядела жертву на кровати.

Глава 9

Ника спала на диване, свернувшись клубочком. Милая, будто котёнок. Максим поднял её на руки, понёс в спальню. Зазвонил телефон, и Ника сразу открыла глаза.

— Я боюсь… — произнесли её перепуганные не губы — глаза.

Максим отпустил жену, протянул её же мобильный. Улыбнулся:

— Никусь, это твоя мама. А чудовищ не существует, — кивнул на экран. — Ты бы поменьше страшилок смотрела.

— Я… я не смотрела.

— Я вижу.

Ника взяла телефон, на что-то согласилась и стала набирать номер Лары.

— Хочет приехать? — уточнил Максим.

Кивнула и сразу захныкала, словно, ребёнок:

— Лара не отвечает.

— Может, она и вправду решила отдохнуть?

— Макс, я боюсь.

— Как долго ты смотрела ужасы, Ник? Мы ведь договаривались: поменьше стресса. Ты и так слишком впечатлительная.

— Да при чём здесь впечатлительность? — закричала Ника. — Лара не отвечает!

— Алло.

— Лара? Вы не Лара! Кто это? Где Лара?

Максим обнял супругу, ещё не подозревая о трагедии.

— Дайте Лару! Позовите Лару! Я не верю! Вы обманываете!

Трубку перехватил Максим. Он слушал незнакомца, с опаской поглядывая на Нику: жена забилась в угол комнаты. Затем сказал: «Конечно» и положил телефон.

— Никусь… — осторожно приблизился, протянул руку. — Солнышко моё, я рядом, слышишь?

Ника придвинулась и буквально рухнула в его объятья.

— Это же неправда, да? Макс, но так ведь не бывает! Она же не… не… — её душили слёзы. — Не какая-нибудь старуха, доживающая век. Она… Она Лара! Наша Лара!

— Наша, Никусь, наша. Тише-тише.

Нике всё никак не удавалось успокоиться, а Максим потерял нужные слова. Сидел рядом, обнимал жену, гладил по волосам снова и снова, пока она плакала и плакала до икоты, до хрипоты.

— Па… па тоже… уехал отдых-хать и… и… умер… — с трудом произнесла после того, как Максим уговорил её попить воды.

— Это совпадение, солнышко, я люблю тебя.

Какое-то время сидели в полном молчании. Слёзы начали высыхать. Горе лишило всех сил, и Ника опустилась на подушку. Взгляд бесцельно уставился на экран. Трупы уже не пугали. Трупы были бутафорией, и мозг это понимал.

Максим, не зная, как ещё помочь, начал собирать разбросанные бумаги. Наткнулся на какой-то рецепт, отложил на диван, зная, как любимой нравится готовить.

Ника потянулась за пультом, не глядя, и нащупала бумагу. Поднесла к глазам и вскрикнула.

— Никусь?

— Д-дом, — прошептала, хватаясь за горло. — Д-дом, Макс. Тот же адрес.

Максим нахмурился, взял злополучную бумагу.

Два года назад Давид Альбертович поехал отдыхать в посёлок Барышево Выборгского района, на берег реки Вуоксы, в дом отдыха под названием «Жар-птица» на улице Ямное озеро.

Внизу рецепта значился именно этот адрес.

Максим не знал, как поступить с новой информацией. Решил сообщить следователю на месте, в участке. Только как оказаться у следователя без Ники, он не знал. Подъехавшая тёща оказалась, кстати. Максим попросил её побыть с Никой, к счастью, жена рядом с мамой заснула, и, ничего не объясняя, покинул квартиру, прихватив рецепт.

Только оказавшись на улице он дал себе слабину. Лара была для Максима не чужим человеком. Они были знакомы со школьных лет. И кто знает, возможно, не будь Лары, он бы никогда и не обратил внимание на девчонку, которая мечтала завести не котёнка, как её ровесницы, а «милую змеючку».

Всё это он собирался поведать следователю. Раз Лару убили, а её сто процентов убили, значит, полиции необходимы даже самые мелкие детали. Так он думал.

Ошибся. Его и слушать не стали. Оказывается, смерть произошла по естественным причинам. Дело закрыли.

После опознания, хотя Максиму казалось, что происходящее неправильно, и полиция работает на «отвали», прийти в себя удалось лишь после пива. Он долго пил первое попавшееся, не чувствуя запаха, вкуса. Долго бродил по району. Лишь понимание, что Ника волнуется, привело к подъезду. Максим должен был оставаться сильным ради любимой, и он поплёлся в квартиру, игнорируя лифт. Ожидал увидеть Нику, лежащей на диване и обнимавшей зелёную тетрадь; представлял, как тёща утешает её, сочиняя про Рай, где Ларе лучше, чем здесь, но они обе его удивили. Ника, пускай, и сидела вся в зелёном, разговаривала с кем-то по скайпу, а Раиса Павловна активно поддакивала. Максим прошёл в комнату, на ходу снимая куртку, и остановился у ноутбука.

— У вас имеются хоть какие-то доказательства? — прозвучало с экрана.

— Нет, — тихо ответила Ника.

— Доказательств нет, но это странное совпадение, — добавила Раиса Павловна.

— Что здесь вообще происходит? — спросил Максим.

— Это мой муж. Он…

— Он ничего не сказал, но мы с дочкой и так догадались, что он ходил в полицию.

— Это ещё не подтверждает убийство, — устало заметили с экрана.

И Ника, и Раиса Павловна уставились на Максима.

— Что?

— Макс, Лару… Лару… — Ника сглотнула. Глаза вновь увлажнились.

— Дочка, мы должны быть сильными для Ларочки. Детектив нам поможет.

С экрана послышался вздох, а затем:

— Так что там? Вы тратите моё время.

— Про-простите, Александра. Макс?

Максим положил руку на плечо супруги и произнёс:

— Это правда.

— Сволочи… — прошипела тёща. — Добрались…

— М-мам, ты о чём?

— О соседях, дочка. Это их рук дело, наверняка.

— Каких соседей?

— Каких-то!

— Если бы я ещё хоть что-то понимала, — пробурчали с экрана.

— Александра, простите… пожалуйста, я… мне вас… посоветовала знакомая. Вы ей помогали с венками и… и посланиями из книг, помните? (читайте «Эхо над бездной»)

— Дальше.

— Вы ещё были у неё на свадьбе.

— Ближе к делу.

— Она сказала, вы не такая, как другие полицейские, вы честная и…

— Хватит лести. Почему я должна браться за ваше дело?

— Потому что… потому что… я вас прошу. Потому что Лара… Лара была моей лучшей подругой. Единственной. Потому что больше некому… — Ника расплакалась. Раиса Павловна принялась её утешать.

Максим не выдержал:

— Да потому что, мля, Ларка умерла от инфаркта в двадцать семь лет! И дело уже закрыли!

Ника перестала плакать. Шмыгнула носом. Слезами разразилась тёща:

— Паскуды! И Давидушку нашего они же убили. Не мог он перепутать подсолнечное масло с кунжутным. Чушь всё это! Найдите их, Александра, пожалуйста!

— Да кого?

— Соседей! Давидушка называл их соседями!

Глава 10

5.3. Ошибка с лотом (жертвой) — это прямое нарушение правил. В связи с данным пунктом рассматриваются следующие варианты исправления.

Договор между участником, совершившим ошибку, и Нулевым расторгается без каких-либо претензий со стороны игрока. За участником остаются лишь накопленные ранее финансы.

Договор между участником, совершившим ошибку, и Нулевым сохраняется, и игрок обязуется выполнить СОБЫТИЕ в указанный срок, претендуя лишь на часть приза.

Договор с участником, совершившим ошибку, и Нулевым не расторгается, но участник обязуется восполнить все финансовые пробелы.

Ирма помнила эту часть договора наизусть, впрочем, как и все остальные пункты, а их было немало: в общей сложности 35, и у многих подпункты. Она стояла у окна, под светом фонаря и держалась из последних сил. Пыталась быть такой, какой её привыкли видеть другие. Храбрилась. А сердце между тем билось едва, с трудом перегоняя кровь, словно, страшась совершить ещё одну ошибку. Словно, сомневаясь в собственной способности биться. В необходимости. Ирму ждало наказание, она это отчётливо осознавала. Но какое? Ни один из вариантов исправлений её не устраивал. Расторгать договор, покидать любимую Игру из-за поганой Лары, чтоб она в аду горела, не хотелось. Игра предоставляла не только необходимый, как воздух, азарт, чувство напряжения и пленяющий страх, что помогал жить, что составлял главную часть жизни, но и давал столь нужную финансовую опору. Ирма солгала бы, сказав, будто ей нравится зависеть от богатого мужа или любовника. Нет и ещё раз нет. Ей нравилось входить в богатый пласт общества, быть частью совсем иного более успешного мира, но при этом ей важно было знать, что она свободна. Без этой финансовой свободы как иначе бросать один денежный мешок ради другого, потолще?

Ирма обвела присутствующих взглядом. Никто не смотрел в её сторону. Её избегали. Её презирали. Её ненавидели.

Часть приза Агнецкую тоже не устраивала. Часть — это не половина. Тоже немало, но и недостаточно: накопленные финансы подходили к концу. Да что там накопленные? Ирма никогда не копила. Тратила, шикуя, довольствуясь лишь лучшим, точно зная: деньги придут. Пункт 29. Нулевой обязуется по завершении сезона распределить между участниками Игры остаток от общей суммы банка, внесённой в начале сезона. Остаток был всегда, и это было приятным бонусом для новых участников. Именно поэтому два года назад Ирма подписала договор с Нулевым. Деньги, полученные за одно лишь участие, что может быть приятнее? Но… Пункт 29.1. В случае нарушения одного из правил Нулевой принимает решение о необходимости включения данного игрока в распределении остаточных финансов. Если Нулевой захочет, она не получит ничего.

Ирма снова взглянула на участников. Каждый был занят одним и тем же: смотрел куда угодно, но только не на неё. Каждый терзался ожиданием.

Вариант о восполнении финансовых пробелов Агнецкая даже не рассматривала. Конечно, она могла бы попросить помощи у мужа, ведь он сдувал с неё пылинки и явно не был бы в восторге, узнай, в какой ситуации она оказалась. Но… Пункт 33. Участники не имеют права сообщать какую-либо информацию об Игре семьям, друзьям, близким. Нарушение пункта влечёт к расторжению договора. Ирма не могла нарушить сразу два пункта. Последствия могли быть непредсказуемыми. И смерть в этом случае, пожалуй, была бы, самым предпочтительным исходом. Только Агнецкая почти не рассчитывала на смерть. Слишком счастливый финал для Игры. В эту минуту она почти завидовала Ларе и ненавидела её за свою собственную ошибку. Мечта убить красавицу принесла одни проблемы, и виновата в этом была шатенка с каре.

Ирма ненавидела шатенок.

* * *

Первый особо не печалился. Свои деньги он всё равно получит, а что там будет с Ирмой его мало волновало. Но это лишь с одной стороны. С другой, он отлично знал правила и помнил: Пункт 6. Решение об условиях, повлиявших на ошибку, в случае доноса одного из участников о намеренной ошибке, принимает Нулевой. И в случае подтверждения намеренной ошибки выплачивает доносчику сумму в двойном размере от изначальной части финансов по системе распределения. Первый серьёзно задумался на этот счёт. Ему, как Мистеру Обаяние без денег было никак нельзя. Женщины привыкли к его дорогим подаркам. А он привык к женщинам. Разве он мог лишать себя и их такого наслаждения? Первый погрузился в глобальные размышления. Могла ли Агнецкая специально убрать Лару вместо Ольги? И если нет, можно ли доказать обратное?

* * *

Второй сжимал портфель. Он всегда был с портфелем. Злился. Он мог бы сам убить Ольгу и тогда не пришлось бы сидеть здесь, в ожидании. Но он испугался ошибки. Он был не уверен. А почему? Скосил глаза на Первого. Мистер Обаяние забирал лоты, уводил из-под носа, лишая его, Второго, возможности узнать информацию. Топтал его уверенность.

Второй возненавидел Первого с первой совместной игры и сейчас ненавидел лишь сильнее. Из-за него он упустил приз. Из-за него он до сих пор не мог позвонить матери и сказать через сколько вернётся. А мама любила точность. Мама за него боялась. Второй не хотел расстраивать маму: когда она расстраивалась, то становилась невыносимой. Сделал глубокий вдох и открыл портфель. Последующие десять минут застёжка то и дело щёлкала.

* * *

Третий и Пятый периодически встречались взглядами. Со стороны могло бы показаться, что они поддерживают друг друга, сочувствуют. Что они едины в своём горе. Но на самом деле это было не так. В головах участников звучали разные голоса и рождались совсем непохожие мелодии. У Третьего — боль, скорбь и отчаяние исполняли что-то из Моцарта. У Пятого — ненависть, страх и боль стучали барабанами.

Когда раздался долгожданный звонок, дрожь прошлась по телу каждого. Одинаковый для всех сигнал взорвал мысли, чувства.

Заставил потерять ощущение безопасности не только Ирму.

Первый боялся сделать неправильный выбор. Всё-таки донос — это не шутка. Возможны последствия.

Второй боялся убить Первого, потому что из-за него лишился приза и до сих пор не позвонил матери. Он с ужасом представлял, что его ждёт дома, не зная, чего же страшится сильнее: её или того, как чешутся руки раз и навсегда стереть с лица проклятого Мистера Обаяние.

Ирма потела. То ли из-за лишнего веса, то ли из-за страха. Её сердце совершало немыслимые кульбиты, пока мозг судорожно искал ответ на вопрос: как поступить.

Пятый смотрел на шарф Третьего и боялся. До жути, до дрожи. Боялся не сдержаться и набить морду Третьему, ведь Ольга в показаниях рассказала, что Лара была напугана мужчиной с серым шарфом. Видимо, поэтому она и легла в номере Ольги. Лара, его Лара боялась новенького. Из-за новенького она умерла. Пятый сжал кулаки и с трудом отвёл взгляд. Он знал правила. Пункт какой-то там запрещал драки между участниками на месте действия. Нарушение пункта влекло за собой не только расторжение договора. Пятый ненавидел Третьего и дуру Ирму.

Третий закрыл глаза, и перед ним сразу появилась Лара. Невысокая и стройная. В красных туфлях. Она подняла свою тонкую руку, провела по волосам, изумительному каре, а затем помахала ему, мужчине с серым шарфом.

Третий хотел плакать.

Мобильный продолжал кричать, а игроки не решались ответить. Не выдержала Ирма.

— Да ответьте уже ему! Кому он звонит? Возьмите трубку! — отошла от окна и бессильно прижалась к стенке.

Участники уставились на Ирму.

Сигнал раздавался из её сумки.

Глава 11

Больше, чем стоять у плиты, больше перепалок с родителями, Александра Селивёрстова ненавидела лишь бездействие. Сидеть, ожидая интересного дела ей было невмоготу. Получив сотню разочарований от сеансов по скайпу, теперь, услышав про необычное преступление, она гепардом рвалась в бой и уже спустя час — проклятые пробки — взбегала по ступеням к нужной квартире.

В истории заказчиков было полно любопытных моментов. Во-первых, возраст умершей. Во-вторых, причина этой самой смерти. В-третьих, совпадение адреса с тем, где неожиданно умер отец клиентки, Нильской Вероники Давидовны. В-четвёртых, упоминание неких соседей, по словам матери Нильской, именно этих неизвестных личностей боялся её покойный муж. Как-то по-пьяни он предупреждал о них жену.

Александра подошла к двери, расположенной в левом углу этажа, полная уверенности: дело будет увлекательным. Интуиция, для кого-то несерьёзная причина, а для неё живая верная подруга улыбалась широко и открыто, подгоняя в направлении загадок.

Селивёрстова подняла руку, чтобы дать звонок, но дверь уже распахнулась. Встречало всё семейство. Троица смотрела, не отрывая глаз. Нильская сжимала в руках зелёную тетрадь. Александра обратила внимание на одежду — летнее зелёное платье, зелёный ободок на волосах. Милые тапки с влюблёнными крокодильчиками. Тоже зелёные. Крокодильчики были на тон темнее фона. Нильская своим зелёным напоминала лягушку. Заблудившуюся. Вся её поза говорила о неуверенности. На лице отражались страх и робость.

— Спасибо, что приехали, — попыталась улыбнуться Манина Раиса Павловна, мать Вероники. — Мы… вы… очень нас выручили, — произнесла зажато и тоже сцепила руки. Детектив обратила внимание на её маникюр ровный идеальный. Непритязательного цвета сгущёнки.

— Вам дать тапки? — слово взял единственный мужчина. Потянулся к тумбочке, вытянул из череды одинаково белых одну пару. Поставил у ног Александры.

— Не люблю тапки, — честно призналась детектив. — Куда пройдём?

— Белые, как у покойника, — тихо произнесла Вероника. — Я бы тоже от таких отказалась, — опустила взгляд на своих крокодильчиков.

Александра невольно испытала симпатию к собравшимся. Особенно к Веронике. Было что-то в ней близкое сердцу. Что-то странное.

— Где будем говорить? — повторила свой вопрос, взяла сумочку, сделала шаг по коридору, намекая на необходимое перемещение.

— Простите, — всполошилась Раиса Павловна, — мы… мы слегка не в себе. Случившееся…

Вероника шмыгнула носом и в ту же секунду очутилась в объятьях заботливого мужа. Нильский Максим Викторович напомнил Александре Бриза.

Раиса Павловна указала в сторону гостиной, но Вероника заартачилась:

— Нет! Лучше в кухне. — Умоляющим голосом добавила: — Пожалуйста.

Манина вздохнула, муж Нильской отреагировал спокойно. Вероника, по-прежнему сжимая тетрадь, вошла на кухню и сразу начала копошиться. Работала одной рукой. Александре показалось это крайне интересным. Женщина не выпускала тетрадь, хотя накрывать стол двумя руками было бы гораздо легче. В считанные мгновения на прозрачной скатерти, украшенной крупными сиреневыми цветами, появились чашки, блюдца, салфетки, ягодный пирог, порезанный на ровные треугольники, и удивительный чайник-ваза.

— Максик подарил, — улыбнулась Нильская, заметив интерес детектива. — У нас была годовщина свадьбы.

— Поздравляю, — Александра принялась осматриваться по сторонам. Уютная кухня в зелёных тонах напоминала лучшую версию собственной. Переведя взгляд с обоев на тетрадь, Селивёрстова начала догадываться, почему Нильскую тянуло поговорить именно здесь.

— Спасибо. Пробуйте пирог. Мама привезла.

— Я сама пеку, — пояснила Раиса Павловна. — Дома стало скучно после того, как Давидушки не стало, не знаю, чем себя занять. А так хоть какая-то забава.

— Раиса Павловна отлично готовит. Ника пошла в неё.

— Максик, у мамы всё равно лучше, а ты меня просто хвалишь.

— Говорю правду. Твои пироги обожают на моей работе.

— Ты угощал коллег всего лишь раз.

— И они просят ещё.

— Мой Давидушка тоже любил пироги. Он всё любил. Вы пробуйте, Александра. И ты, Максим, я на этот раз добавила к смородине вишню.

– Прошу прощения, а вы помните, для чего меня пригласили? — Александра поочерёдно встретилась взглядом с членами семьи. Каждый в миг растерялся, затих. Потух, словно, огонёк при сильном ветре. Возникшая и совсем неуютная атмосфера не намекала — кричала о страхе и неуверенности. Нильские и Манина дружно отвели глаза. Детектив поняла: ей совсем не рады. Принятое на эмоциях решение затерялось в сомнениях. Александра взяла предложенный пирог, надкусила:

— Очень вкусно, — и это была правда. — Я готовлю плохо. Честно говоря, я вообще не готовлю.

Молчание.

— Зато неплохо разгадываю загадки. А кто-нибудь из вас любит загадки?

И снова тишина.

Детектив ощущала себя на утреннике, где надо во что бы то ни стало развеселить детей. Только перед ней сидели не дети, а взрослые и страшно запуганные люди. Задачка усложнялась.

— Я с детства люблю загадки. И разные истории. Росла фантазёркой, наверно, поэтому и ушла работать частным детективом. Дела порой попадаются невероятные, а я люблю поломать мозг. Но не буду грузить вас подробностями своей работы. Разрешите я расскажу вам одну историю, сказку. Выдумку. Называйте, как хотите. Её бабушка придумала.

Клиенты переглянулись. Уже что-то. На лице Максима проскочило даже подобие ухмылки.

— Некогда Смерть, женщина без лица и возраста, чьё существование началось задолго до появления самых древних представителей, драконов, изнемогая в одиночестве, построила огромный дом. Холод, мрак и безысходность царили в нём. Но однажды, заплутавший во вселенной человек, постучался в дверь её дома. Смерть впустила человека, но привыкшая к одиночеству, она не знала, что сказать и лишь молчала. Прошёл день, второй, месяц, год. Человек жил в доме и так же молчал. На исходе последнего дня в году он ушёл, но перед этим оставил Смерти два подарка. Первым был камень, вторым крест. Лишь спустя много лет Смерть узнала, кем был тот человек. Это был больной, что по ошибке принял свою судьбу за кару, болезнь за приближающийся конец. Крест он подарил в знак веры. Но во что верить каждый должен был выбрать сам. Человек верил в Смерть — в ту, кто всегда рядом. В ту, что помогла ему понять, как он ценит жизнь. Камень же означал твёрдость духа, убеждений. Силу. Воплощал всё то, что находилось в любом мире, и, как оказалось, было не чуждо самой Смерти. Нужно иметь храбрость, чтобы впустить кого-то в свой дом. Требуется сила духа на постоянное молчание, на осознание своего предназначения. В конце концов, необходимы крепкие убеждения, чтобы забирать другие жизни, зная, как тебя люто ненавидят.

Клиенты продолжали молчать. Но они слушали. Думали.

— Я не верю в Рай и Ад, и тем более в драконов, живших когда-то или живущих где-то до сих пор. Но я верю в Смерть и Жизнь. Знаю, что одно без другого невозможно, как бы нам ни было больно это осознавать. Ни одна из этих сторон нашего существования не является плохой. Смерть сама по себе безобидна. Вбольшинстве случаев она забирает людей, облегчая тем самым их страдания. Конечно, я слукавлю, сказав будто Смерть не забирает молодых, и даже детей. Но я не стану убеждать вас в правильности её поступков. Хочу акцентировать ваше внимание на том, что сам процесс смерти естественен. Он также необходим, как и жизнь. Смерть, если хотите, та цель, ради которой мы стараемся жить как можно лучше. Мы хотим уйти из мира спокойными. Хотим оставить своё счастье родным и близким. Не стоит бояться смерти, злиться на неё. Она не виновата. Хотя, конечно, эмоции никуда не денешь. Боль, сожаление останутся рядом. Но хоронить себя в негативе, думая об умершей Ларе — это не выход. Это плохо. Гораздо лучше найти способ жить дальше. Вспоминать хорошее и плохое. Неважно. Главное помнить. Тогда Лара всегда будет жива в ваших сердцах. А один из способов продолжить жизнь — это найти преступника. Как я сказала, страшна не смерть. Страшен тот, кто позвал Смерть. Я считаю, все наши силы и эмоции стоит направить на него.

Александра сама удивилась проповеди. Не так давно она посещала психолога: решала личные проблемы, училась проявлять эмоции. Меняла себя и своё отношение. (читайте «Кружева лжи») И сейчас за неё говорил явно кто-то другой. Это была не она, закрытая от мира и утопающая в собственных страхах. Это была Александра, которая, пусть, никогда и не верила в бабушкину сказку, чётко осознавала: иногда людям нужны такие вот сказки. Им нужна хотя бы призрачная вера.

Атеистка Селивёрстова снова взялась за пирог. Тишина давила. Вызывала сомнения. Психолог, Милана Георгиевна, рекомендовала ей выходить на одну волну с собеседником. Напоминала о важности эмоционального отклика и участия. Селивёрстова сделала всё от неё зависящее. Ей так казалось. Неужели ошиблась?

— Сказка забавная, — грустно улыбнулась Раиса Павловна. — Но зачем вы нам всё это рассказываете?

Александра вздохнула.

— Честно говоря, я совершенно не умею поддерживать людей и произносить слова сочувствия.

Губ Вероники коснулась улыбка. Манина тоже едва заметно улыбнулась.

Детектив продолжила:

— Вы напуганы и не доверяете полиции. Не доверяете мне и жалеете о своём приглашении. А я знаю то, что на любого мерзавца найдётся управа. Звучит банально, но я верю в справедливость, хотя та порой и пугает своими оттенками.

— Она не всегда изумрудная, правда? — тонким голосом произнесла Вероника.

— У справедливости множество оттенков.

Вероника кивнула и разжала пальцы, Раиса Павловна поднялась и подошла к окну, Максим налил Александре чай, о котором все успешно забыли. И тогда Селивёрстова наконец почувствовала: всё удалось. Они на одной волне. Однако полное доверие она ещё не заслужила.

* * *

Вероника легко и быстро влюблялась не в людей — в поступки. И то, что детектив была настоящей, её зацепило. История про драконов и одинокую Смерть позабавила, признание в неспособности поддерживать других порадовало и удивило. Сама она от подобного не страдала, а вот Ларка, любимая Лара совершенно не умела говорить ободряющих слов. Зато она поражала прямолинейностью, и нередко именно это помогало гораздо больше пустых «сочувствую» и всего в том же роде. Подруга поддерживала по-своему. Вероника подумала, что детективу понравилась бы Лара. Уже не цепляясь за тетрадь, она сидела за столом и смотрела на то, как бывший следователь проворно заполняет лист разноцветными чернилами.

— То есть вы не знаете, почему Зотова выбрала именно этот дом отдыха? — уточнила Александра, делая очередную пометку.

Вероника отрицательно помотала головой.

— Но дом упоминался Фурской.

— Да. Там работает сестра Фурской. Пожалуйста, называйте Лару по имени, а то мне…

— Сестра Фурской работает администратором?

— Кажется. Я помню, Лара… — Никин голос вновь задрожал, — Ларка ценила деньги, а в том доме отдыха обещали скидку.

— Лара мало зарабатывала?

Вероника была благодарна за понимание.

— Она зарабатывала больше, чем мы с Максом, но Ларе всегда было мало. Она…

— Моя жена хочет сказать, что Лара стремилась к бесконечному богатству. Но жадной никогда не была.

Александра сменила кровавый цвет на салатовый — им она записывала факты, требующие дополнительной проверки. Выделила:

СКИДКА. ЖАДНОСТЬ.

Селивёрстова знала: одна из распространённых причин, приводящих к убийству — деньги. Жадность вполне могла стать отправной или конечной точкой. Об этом стоило подумать.

— Отдых был запланированным?

— Лара вскользь упомянула о нём. Я… — Ника потянулась к тетради, — я даже не сразу вспомнила название дома. Ларка говорила название, когда мы, кажется, обсуждали Фурскую. Слушать о ней не слишком интересно и, наверно, поэтому я записала название на автомате на каком-то старом рецепте, а потом забросила лист. Но если бы я знала, что так выйдет! Что Лара… Лара… Я бы слушала внимательнее! Я бы уделила больше внимания её словам!

— Никуся, тише, ты не виновата, — Максим взял её руку в свои.

Александра обратила внимание на то, что женщина сразу выпустила вновь схваченную тетрадь.

— Может, она говорила что-то ещё, — продолжала Ника. Слёзы текли и текли, вызывая гримасу боли на лице Максима. — Может, это было что-то важное, а я упустила!

— Дочка, ты не виновата.

Ника замолчала. Раиса Павловна всё время, стоявшая у окна, наконец развернулась.

— Я не думаю, что Ларочкину смерть можно было как-то предупредить.

Её слова громом поразили Веронику.

— Мама, что ты такое говоришь?! Лара не должна была ехать в тот поганый дом отдыха! А если бы я сразу обратила внимание на название, то, возможно, она бы вообще была до сих пор жива!

Раисе Павловне нечего было возразить.

— Слишком много эмоций, — заметила Александра. — Прошу прощения, но ни они, ни ваши предположения помочь в расследовании не смогут.

— Мою подругу убили! — вырвала руку, вскочила. Максим тоже поднялся. Веронике уже не нравилась детектив. Как эта женщина могла смотреть своими красивыми голубыми глазами и при этом обвинять её в эмоциях? В положенных, естественных! В самых что ни на есть правильных эмоциях?! Ника готова была высказать всё, что она думает о детективе, но заговорил Максим.

— Ларка не любила эмоции. Точнее, она их всячески скрывала. И была упёртой, как ослица. Если моей жене что-то не нравилось, и она отговаривала от затеи Лару, та не слушала. Никогда. Она всегда делала так, как считала нужным. — Повернул жену к себе, взяв за обе ладони. — Солнышко, если она захотела туда поехать, то всё равно бы поехала. Ты бы её не переубедила.

Ника встала на цыпочки, обняла его за шею, а затем они оба смущённо — Вероника в большей степени — сели обратно и посмотрели на детектива.

— Извините, — тихо произнесла Ника, Максим добавил: — Эмоции — это всё, что осталось у моей жены.

Александра не стала ни принимать извинение, ни объяснять свою грубость:

— Максим, вы сказали, Лара скрывала эмоции. Для этого имелись причины, или она всегда себя так вела, не объясняясь?

— У неё была душевная травма.

— Какая?

— Это её личное, — тонкий голос Вероники завибрировал страхом, неловкостью, опасением.

— Какая? — с нажимом повторила детектив.

Ника опустила глаза, начала покусывать губы.

— Сначала трудная юношеская любовь, потом… — Максим замолчал, будто передумал, но всё же продолжил. Слова набирали темп. — С матерью она особо не ладила, была дружна с отцом, но, когда он сбил её парня, у них разладилось. Отношения так и не восстановились. Я думаю, от случившегося Ларка так и не оправилась. Её грызла неуверенность, глупое обещание и чувство вины.

— Вы думаете?

— Я уверен.

— Тот парень выжил? — на листе появлялось всё больше салатового.

— Да. Он на тот момент уже бросил Ларку. Они были в ссоре, когда это случилось. Ларка во всём винила себя. Она из-за того девила совсем крышу потеряла.

— Из-за кого?

— Мои дети стараются не использовать в речи дурные слова, заменяют их. — Раиса Павловна так и стояла у окна.

— Сколько было Ларе на момент влюблённости? — спросила Александра, глядя на Манину и испытывая всё большую симпатию к этой странной семье.

— Шестнадцать, — ответил Максим.

— Пятнадцать, — поправила Ника. — Они познакомились в пятнадцать. Встречаться начали в шестнадцать. А любила она его и по сей день.

«Несчастная любовь, больная, — подумала Александра, — нередко становится мотивом для преступления».

Но гораздо больше любовной истории её волновал вопрос о Фурской и соседях.

— Раиса Павловна, вы сказали, у окна вам лучше думается. Вам удалось вспомнить, где лежит телефон покойного мужа?

— Нет, не удалось. Но я вспомню. Вы нам поможете с Ларочкой?

Ответ показался детективу поспешным и пугливым. Словно Манина что-то скрывала.

— Сделаю всё возможное. Но наша беседа не закончилась.

— Хотите ещё чая?

— Спасибо, Раиса Павловна. Достаточно. Вы вспоминайте. Связаны смерти или нет, но такое совпадение стоит проверить.

— Да-да, вспоминаю.

Александра перевела взгляд на Веронику:

— Что ещё вы можете рассказать о взаимоотношениях Лары и Фурской? Кстати, как её имя?

— Карина.

— С её сестрой вы знакомы?

— Её зовут Наташа. Это всё, что я знаю.

— Хорошо. Карина. Кто она?

— Выскочка и нахалка. Я её ненавижу.

— Почему?

Ответил Максим:

— Потому что Фурская пользовалась Ларкой.

* * *

У вражды не было спускового механизма. Она просто зародилась в давние, ещё школьные времена и продолжилась, обрастая всё новыми слоями. Ника, знавшая обеих, считала, что проблема была очень глубокой. Настолько, что ни Лара, ни Карина никогда о ней не заикались. Но какими бы причинами не владели поднимавшие оружие, битва продолжалась. Со стороны Лары тихой злостью и жалобами Нике. Со стороны Карины рабочей трёпкой и ядовитыми улыбками. Казалось бы, что могло объединить врагов настолько, чтобы работать в одной компании? Супруги Нильские дали однозначный ответ: выгода.

Лара нуждалась в деньгах. Она возвела их в кумиры. Карина этими деньгами обладала. А ещё ленью и отличным умением скидывать заботы на других. Так и получилось, что Зотова стала замом Фурской, но это по бумагам. На деле Зотова выполняла работу Фурской, пока та страдала от лени. Довольны были обе. Карина делала то, к чему привыкла, то есть не делала ничего. Лара работала как проклятая и отлично зарабатывала. Отказ от выходных Фурская оплачивала отдельно. Раиса Павловна такими подробностями не обладала, но легко согласилась с тем, что для Ларочки деньги были важнее всего прочего.

— Но не важнее дружбы! — мигом встала на защиту покойной подруги Нильская. — Лара никогда для меня ничего не жалела. Она с радостью помогала мне деньгами и вообще всем, чем могла.

— Лара даже оплатила наш прошлый отпуск, — добавил Максим.

— Сама доброта.

— Она действительно была доброй. Не надо так, — попросила Ника.

— Простите, Вероника. Образ складывается неоднозначный. Лара любила деньги, но при этом безропотно с ними расставалась. Ненавидела Фурскую, но с удовольствием на неё работала. Поклонялась богатству, но оставалась доброй и пушистой.

— У вас сложилось неверное впечатление о Ларочке, — заметила Манина.

— Раиса Павловна, вы наконец вспомнили, где телефон мужа? Там информация о соседях и мне очень бы хотелось на неё взглянуть.

— Я вспомню.

Детектива грызли сомнения: Манина что-то скрывала.

— Мама права. Вы думаете о Ларе совсем не то. Она хорошая, добрая и честная. Её все любили.

— Кроме Фурской.

Вероника кивнула.

— И Фурская так не любила Лару, что разрешила не один, а несколько выходных. И сама посоветовала дом отдыха. И не какой-нибудь, а где работает сестра.

Ника съёжилась.

— Странное решение, если о вражде вы не солгали.

— Моя жена не врёт. Карина пусть и полная зараза, но даже она может позволить немного отдыха своему работнику. Или вам кажется три дня — это много? Вы понимаете, что Ларка лет пять никуда не ездила, кроме как по работе?

— Почему решила отдохнуть сейчас?

Слово вновь взяла Ника:

— Карина сказала, что Лара не справляется на фирме.

— Название фирмы?

— «Уютный мир».

— Мы, архитекторы и дизайнеры, те, кто делает ваш мир уютным, — процитировала Александра.

— Да. Этот заголовок придумала Карина, а оформлением сайта занималась Лара.

— Она графический дизайнер?

Ника улыбнулась:

— Она талант на все руки.

— Они вместе открывали фирму?

— Её создал отец Карины, а затем передал в руки дочери. Карина пригласила Лару почти сразу.

— Скажите, а у Лары не было других возможностей заработать?

Ответил Максим:

— Были. Но Карина соблазнила её большими деньгами. Согласитесь, не каждый готов выплачивать шестьдесят тысяч человеку без опыта работы и уж точно не каждый пообещает увеличивать зарплату и при этом выполнит своё обещание.

— Лара была доверчивой?

— Ларка обожала деньги.

— Макс!

— Что?

— Это звучит нехорошо! Будто Лара, будто она была…

— Беспринципной, — подсказала детектив.

— Вы не правы. Лара была самой лучшей!

— Но кто-то посчитал иначе, — тихо произнесла Александра.

— Вы думаете, это Фурская? — удивлённо спросила Раиса Павловна.

— Я рассматриваю все возможности.

— Нет. Это соседи. Я уверена.

— Соседи, о существовании которых нет никаких доказательств?

— Мама, отдай телефон детективу!

Раиса Павловна отвернулась к окну и едва слышно произнесла:

— Да, конечно.

Александра почти не сомневалась: телефона она не увидит. Но почему? Что прячет Манина? Кого? И так ли искренны супруги в рассказах о Зотовой?

— Скажите, Вероника, Лара вам случайно не говорила, откуда такое стремление к богатству? У неё было бедное детство? Она хотела помогать приютам?

— Это неважно. Лара просто хотела быть независимой.

— Просто. Что ж, вполне обычное желание. — Детектив улыбнулась. Ника ответила тем же. Обе чувствовали, искренность ушла. Максим вздохнул. Александра видела его желание что-то добавить. Видела и то, как Вероника сжала пальцами предплечье мужа.

Максим промолчал.

* * *

Вопросы, вопросы. Ника устала. Чем больше они говорили о Ларе, тем сильнее ей казалось, что она предаёт подругу. Рассказывает личное, интимное. Даже о новом мужчине поведала детективу. А зачем? Вряд ли он был причастен. И вряд ли он и вправду мог рассчитывать на что-то серьёзное. Ника знала Лару. Она её чувствовала. И чувствовала, как билось сердце подруги при одном лишь упоминании девила.

Когда Александра, получив телефон следователя, покинула квартиру, Вероника вздохнула с облегчением. Но довольно быстро оно сменилось отчаянием. Вера в то, что голубоглазая женщина поможет найти убийцу таяла. Детектив не верила в сказанное Никой. Сомневалась в Ларе. А если бы она узнала правду? Ника убрала со стола, взяла тетрадь и молча села на диван. Её рука летала над листами и записывала ощущения, опасения. Эмоции. Их было много. Они разрывали. Правильно ли она поступила, утаив о прошлом? Бросила взгляд на мужа. Максим стоял в проходе. Он только что помыл посуду и теперь с беспокойством смотрел на жену.

— Ты в порядке, Никусь?

Она вздохнула:

— Не знаю. Возможно, и стоило позволить тебе всё ей рассказать. Я… я не знаю, как лучше.

Он подошёл, обнял:

— Если она сама не узнает, мы расскажем, когда будем чувствовать уверенность. Ты веришь этой Александре?

— Она мне понравилась. Сначала. Как мама?

— Я только что к ней заходил. Попросила немного полежать. Устала. Возраст, нервы.

— Конечно. — Ника вновь наклонилась над тетрадью.

— Можно?

— От тебя у меня нет секретов.

Он заглянул и прочёл:

МНЕ СТРАШНО ЗА МАМУ. Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО ДОЛЖНА ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ. НО Я НЕ ЗНАЮ ЧТО. ВОКРУГ ВСЁ ФИОЛЕТОВОЕ.

Максим поцеловал супругу и на ушко прошептал:

— Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо.

* * *

Раиса Павловна лежала на кровати в комнате, предназначенной для детской. Она давно просила дочь и зятя о внуках. Ещё до их свадьбы. Но они пока не были готовы. После всего пережитого хотели пожить вдвоём, друг для друга. Но детей хотели, она знала.

Раиса Павловна не солгала, сказав, будто измотана и хочет полежать. Это была правда. Эмоции изнашивали её сердце. Она старалась поменьше переживать, держать себя в руках. Думать о Давидушке лишь хорошее. Молчать о правде.

Но сама упомянула о соседях, забыв о том, что ещё хранится в телефоне. И теперь, загнав саму себя в ловушку, Манина боялась. Она не хотела, чтобы дочка всё узнала. Её желанием было сберечь ложное, но приятное прошлое. Оставить лишь хорошие воспоминания для Ники об отце.

Раиса Павловна поднялась с кровати и подошла к окну. Она вновь размышляла.

Давидушке нравилось через стекло следить за всем миром из-за собственной ширмы — занавесок, сшитых Раей. Он называл любое окно своим любимым местом. Все прожитые вместе годы Рая видела мужа у окна. Спиной. Таким он ей и запомнился: самоуверенным и напыщенным с бутылкой пива, властным и надменным с мечтами не о ней.

— Ты был лживым, Давидушка, — прошептала, сдерживая слёзы, обращаясь к мысленному образу мужа, — но я сберегу о тебе светлую память. Я знаю, ты не любил меня. Но ты любил нашу дочь.

Манина убедила себя в том, что поступает правильно. В том, что смерть Лары никак не связана с соседями. Но она должна была спрятать свою семью. На всякий случай.

Раиса Павловна снова боялась.

* * *

Александра не подозревала никого. Но и никому не доверяла. Каждый что-то умалчивал, и пока она не знала, в чём причина. По дороге домой позвонила на фирму Фурских, но там её вежливо отшили без каких-либо объяснений. Очередная странность. Или зацепка? По номеру, что дал Максим Нильский, удача улыбнулась. Следователь ответил. Его голос звучал устало.

* * *

Ника думала о подруге, вспоминала счастливые мгновения. Улыбалась пустячным ссорам.

Плакала.

Зелёная тетрадь вместе с влагой впитывала слова сожаления. Ника считала себя виноватой.

* * *

Максим ушёл на кухню. Жена захотела побыть в одиночестве. Он знал, она снова плачет, и Максим ничего не мог поделать. Иногда Ника упрямилась. Сейчас был как раз тот случай. Она велела оставить её один на один с совестью. Как будто в трагедии была её вина.

Бестолково пялясь на подаренный чайник-вазу, Нильский поймал себя на жуткой мысли: никто до сих пор не сообщил родителям Лары о случившемся. По крайней мере, следователь точно не сообщал. Возможно, это сделала тёща, пока он отсутствовал. Возможно, для Зотовых дочь по-прежнему жива.

Мобильный едва не выпал из рук: они дрожали. Редко, но такое случалось. Нервы Максима были не железными. Он сделал несколько глубоких вдохов и нажал вызов. Когда знакомый голос ответил, Максим с трудом нашёл слова.

А после были рыдания. Совсем не мужские, но такие человечные. Отец Лары ругал себя за то, что так и не обуздал характер дочери. За то, что оставил одну.

Максим приложил немалые усилия, чтобы его успокоить. Но ничего не смог поделать, когда печаль и осознание трагедии обрушились на мать Лары.

Она не плакала — кричала. Бесконечно долго и отчаянно. До тех пор, пока не охрипла.

Максим не выдержал. Быстро попрощался и повесил трубку. Он должен был оставаться сильным. Он нужен был Нике.

Глава 12

Громкая связь затихла. Разговор давно закончился, а собравшиеся до сих пор не отводили взглядов. Это длилось бесконечность и это было ужасно, хотя совсем недавно Ирма того желала. Но теперь взгляды подкашивали ноги и заставляли бледнеть.

Агнецкая отдала бы всё на свете, лишь бы мужчины отвернулись. Но они смотрели. Все, кроме новенького. Тому похоже было всё равно.

Нулевой задал вопрос, и она ответила. Она всё-таки сделала выбор. Ирме предстояло завершить СОБЫТИЕ в ночь среды не позже 03:45. Если сообщение запоздает, она всё потеряет. А пока был шанс на то, чтобы остаться в Игре и получить часть приза. Но как ей улизнуть от мужа? Агнецкая поймала взгляд новенького. Взгляд, который ей совершенно не понравился. Ирма почувствовала, как страх взбирается по телу, как он неспешно прогуливается по венам, подбирается к сердцу.

Отвернулась. Резко, эмоционально. Попыталась спрятать боязнь за внезапным кашлем.

— Прошу прощения, слюна не в то горло попала. Я совершу СОБЫТИЕ. Игра продолжается. — Всё это она произносила, отвернувшись к стене, каждой клеточкой ощущая ледяной взгляд Третьего.

Участники встретили её решение молчанием. Ирма не стала ждать упрёков в своей ошибке, жалоб на задержку выплат из-за её оплошности. Опустив голову, прошла мимо игроков, открыла дверь.

— До среды, Пятый. Остальные, до следующего сезона, — она всё же обернулась, улыбаясь, возвращая себя прежнюю. Но вновь столкнулась с эмоциями Третьего. Ему было не всё равно. Совсем не всё равно.

Агнецкая спешно покинула комнату.

* * *

Следуя какому-то там подпункту, Пятому следовало проследить за чистотой исправления ошибки. В среду он должен был встретиться с Четвёртой. Встретиться…

В мечтах Пятый свернул шею и ей, и Третьему.

В мечтах…

Пятый сидел на диване, на том же самом месте, где сидела Лара. Вспоминал. Злился.

На телефон пришло сообщение от администратора:

«Я всё уладила. Беспокоиться не о чем. Ты выглядишь подавленным».

«Всё хорошо, Наташ, спасибо. Ты нас всех сильно выручила. Ошибку исправят, и нам заплатят. Не волнуйся».

«Уверен? Мне не нравится Третий. Он меня пугает».

«А он здесь при чём?»

«Я видела по камерам, как он следил за этой Ларой».

Пятый с трудом сдержался, чтобы не поправить Наташу: не «этой», а «ЕГО Ларой».

«И что? Как это может повлиять на наши выплаты?»

«А вдруг он убьёт Четвёртую?»

«Скорее её убью я», — подумал Пятый и написал:

«Значит, надо за ним проследить. Ведь, если он её убьёт, выплаты опять задержатся. Я этим займусь. Главное, чтобы Четвёртая выполнила СОБЫТИЕ, а дальше будь что будет».

Представил, как вкалывает в её жирное тупое тело свою порцию Караэса. Он был бы не прочь сделать это в четверг.

«Поскорее бы закончился сезон», — написала Наташа.

«Осталось подождать совсем немного. С полицией точно проблем не будет?»

«Я дала ему достаточно. Ему на фиг не сдалось расследование. Он мечтает о сытой старости. Всё хорошо».

«Мне показалось, или это был тот же следак, что и два года назад?»

«Не показалось. Не волнуйся».

«Уверена?»

«Он закрыл дело».

«Отлично. Не забудь стереть записи с камер».

«Они никому не нужны».

Пятый удалил переписку, положил телефон на диван, рядом. И ещё долго сидел один в тишине, окутанный надвигающейся темнотой.

* * *

Второй наконец позвонил матери и услышал ожидаемое: «Я уже вся извелась. Что ты делаешь со мной? Обещал ведь позвонить! Я же волнуюсь! Вспомни о моём сердце! О чём ты вообще думаешь? Ты хоть о чём-то думаешь?»

Он выслушал её недовольство, привычно извинился и начал собирать вещи. Второй ненавидел Первого. Всё случилось из-за него. Он даже решил, что Четвёртая ошиблась из-за Первого. Не факт, но возможно. Его бесила сложившаяся ситуация. Он ненавидел и Первого, и Четвёртую. Застёжка на портфеле щёлкала и щёлкала. Снова и снова.

* * *

Первый то и дело думал о Четвёртой. О столь необходимом предательстве. Но можно ли считать предательством желание стать богаче? Потребность в деньгах? Важность? А ему деньги были важны. Женщины ждали от него уже привычной роскоши, а он ждал женщин. Ему нравилось быть Мистером Обаяние и видеть алчно-влюблённые глаза.

Опустился на кровать и стал размышлять, как подставить Четвёртую. Первый хотел получить много денег, и Агнецкая предоставила ему такой шанс. Она согласилась на повторное СОБЫТИЕ. Отлично. Но что будет, если она облажается и там, и там? Сколько тогда он получит денег? В правилах об этом не сказано, а, значит, возможен любой расклад.

Идея представлялась весьма заманчивой.

Первый откинулся на подушку.

С улыбкой.

* * *

Третий никуда не выходил из номера. После так называемого собрания в комнате Пятого он вернулся к себе и лёг на кровать. Заснул почти сразу. Там, где-то на берегу моря он увидел её, Лару. Она бежала к нему, улыбаясь.

Третий заплакал во сне. А потом в реальности.

Глава 13

Колосов Вениамин Игоревич сидел на скамье в парке. Его испещрённое морщинами лицо не выражало никаких эмоций, кроме усталости. Он выглядел бесконечно измотанным и вызывал сочувствие. Словно, на него разом свалились заботы всего мира. Александра пристроилась рядом, и они оба, не глядя друг на друга, начали следить за резвящейся малышнёй: близнецами лет пяти.

— Дети заслуживают самого лучшего, — сказал Колосов. — И мы готовы пойти на что угодно лишь бы сделать их счастливыми. У вас есть дети, Саша? Можно к вам так по-простому?

— У меня нет детей.

— Не спешите. А зря. Вы упускаете счастливейшие мгновения.

— Вениамин Игоревич, я не против светской беседы, но хотелось бы узнать о случившемся в доме отдыха «Жар-птица».

— О чём говорить? — вздохнул. — Смерть там случилась.

Ребятишки закончили беготню по кругу и занялись поисками лишь им понятных сокровищ. Они шлёпали по мелким лужицам, хотя могли их обойти, а Колосов не делал им никаких замечаний. Только улыбался.

— Вы не хотите говорить об убийстве. Зачем тогда согласились на встречу?

— Чтобы предупредить. Не лезьте в это дело.

— Вы что-то знаете.

— Два года назад я уже приезжал в «Жар-птицу». Одним из отдыхающих был мой старый знакомый. Он позвонил, сказал, что мужчина умер от аллергии. Но ему смерть показалась странной.

— От аллергии иногда умирают. Что в этом странного?

— Поведение некоторых людей накануне. Я был свободен. Я поехал. Произошедшее показалось странным и мне. Во-первых, отсутствие записей на камерах: они вдруг разом сломались. Во-вторых, реакция второго администратора. Первая была напугана. А вторая улыбалась. Сначала я решил, что это совпадение. Да и на мёртвых реагируют по-разному. Но когда увозили тело, та женщина подошла ко мне, прижала палец к губам, а затем… — Колосов замолчал. Надолго. Александра ждала. Словами он так и не решился продолжить. Вместо этого взял палку и нарисовал на земле круг, а в нём букву «В» с выходящими из неё вверх и вниз прямыми. И только теперь взглянул на собеседницу.

Детектив смотрела на землю, не мигая. Она ожидала многого. Но такого предположить никак не могла.

— Вы хотите сказать, вам предложили биткоины?! Виртуальную валюту?

— У меня тогда было такое же выражение лица, как сейчас у вас. Девушка смекнула, что обратилась не по адресу. Быстро исправилась.

— Значит, вас подкупили, — в голосе Александры звучало презрение. — А теперь всё повторилось, и вы счастливы.

Колосов помотал головой.

— Я был напуган тогда и напуган теперь. Но у меня нет выбора.

— Вы сами так решили. Спасибо за разговор.

— Я не прав, — смиренно произнёс Колосов. — Я это знаю. Но у меня действительно нет выбора, и единственное, что я могу сделать хорошего в связи со сложившимися обстоятельствами — это уберечь других. Вас, Саша. Не лезьте в это дело. Они психи.

— Они? Так значит вы всё-таки расследовали, а не только в деньгах купались.

— Вы не понимаете, — он испытывал явную досаду, обиду. Он боялся.

— Кто они? — строго спросила детектив.

Колосов перевёл взгляд на детей. Ребята играли, смеялись. Выглядели счастливыми. Вениамин Игоревич был несчастен.

— Отец Стёпочки и Лёшеньки погиб, когда им едва исполнилось полгода. Разбился на мотоцикле. Любил гонять по ночному Питеру. Дочь… тоже любила. Она выжила, но осталась инвалидом. Моя девочка прикована к креслу. Иногда я думаю, что это даже хорошо: жена не видит, как дочь каждый день плачет. Она бы не выдержала. Валентина скончалась после инсульта пять лет назад. Ушла раньше, хотя мы договаривались, что первым умру я. — Колосов закрыл глаза. Вздохнул. — За тридцать семь лет службы я не накопил особых богатств. А помощи нам с мальчишками ждать не от кого. Признаться, я ненавижу деньги. Они — это худшее, что изобрело человечество, но чёрт возьми! — Вениамин Игоревич впервые дал волю эмоциям. Стукнул кулаком по скамье. Закрылся.

Александра когда-то работала в полиции и понимала, о чём он говорит. Богачом, ловя преступников не станешь. Не всегда станешь и просто обеспеченным. Уход в частные детективы тоже не путь к богатству, но здесь везло больше и с закрученными делами, а без них она не жила, и с понимающими клиентами, способными оплачивать все твои усилия. И это, конечно, было в разы больше, чем зарплата.

Колосов сидел, закрыв глаза, прислушиваясь к весенним звукам. Александра не умела подбадривать, да и говорить на личные темы у неё не особо получалось. Но она обладала тем редким качеством, о котором сама не подозревала: Александра Селивёрстова умела слушать и чувствовать собеседника. Она умела верить.

Вениамин Игоревич был честен в эмоциях, его печаль, его злость шли не разумом — сердцем. Детектив молча положила ладонь поверх его руки, минуту назад сжатой в кулак. Колосов открыл глаза, посмотрел с благодарностью и тоже промолчал.

Какое-то время они сидели в тишине. Тёплый весенний ветерок ласково касался кожи. Близнецы подбежали, начали просить мороженое. Колосов мягко улыбнулся, поправил съехавшие набекрень шапочки, поднялся.

— Дети зовут. Нам нужно идти.

— Да, конечно. Только ещё один вопрос.

— Ребятки, я вас догоню.

— Дедушка догонит?

Он кивнул, легонько подталкивая детей. Близнецы побежали. Колосов повернулся к детективу.

— Вы что-нибудь знаете о них?

— Человек, умерший от аллергии, был одним из этих психов. Я читал записи в его телефоне.

— И что там было?

— Переписка соседей.

— Снова соседи.

— Вы уже слышали о них?

— Да. О чём была переписка?

— Умерший писал, что Третья — лот. Благодарил за ночь.

— Это может означать, что угодно.

— Может. Только Третья прислала что лот он, Четвёртый. И это было за полчаса до того, как нашли тело. Совпадение? Не знаю. Я уверен лишь в одном: дело мутное скверное. Лезть туда, значит, играть со смертью.

— Это могла быть шутка.

— Могла, — не стал спорить Колосов. — Но в телефоне были правила некой Игры. Лучше бы я их не видел.

— Дедушка! — донеслось издалека.

Вениамин Игоревич помахал близнецам, повернулся к Александре.

— Мы с вами не говорили, Саша. И я очень надеюсь, вы забудете про всю эту историю.

— Мне нужны эти правила. Я уверена, они у вас сохранились.

Перед встречей детектив пробила по старым каналам информацию о следователе. Он оказался занятным специалистом, раскрывшим немало громких дел. Сложных. Головоломных. Таких, за какие бралась сама Александра.

Вениамин Игоревич вздохнул. Кивнул:

— Хорошо. Я пришлю их вечером. Дайте ваш номер.

Она продиктовала, и Колосов поспешил за внуками. А детектив осталась. Она смотрела вслед исчезающим силуэтам и думала о соседях.

По дороге домой Александра несколько раз звонила на фирму Фурских, но ей снова и снова отвечали, что ничем помочь не могут, а затем и вовсе перестали брать трубку. Выглядело всё это очень и очень подозрительно. Оказавшись в квартире, Селивёрстова первым делом сменила бежевые носки на более вдохновляющие. Сегодня этим цветом стал зелёный и его оттенок — спелое яблоко. Мысли невольно вернулись к семье Нильских, покружили вокруг Ники. Она тоже любила зелёный. Она им болела.

И что-то скрывала.

Селивёрстова вспомнила попытку Максима заговорить, руку его жены в останавливающем жесте. Эмоции, рвущиеся наружу, перемежающиеся с тишиной и раздумьями. Ясно увидела спину Раисы Павловны.

Они все что-то скрывали.

Александра прошла на кухню и стала рыться в многочисленных пакетиках с чаем, выбирая тот единственный, подходящий аромат.

Были ли подруги действительно так близки? И не был ли больше, чем другом, Нильский для убитой? Александра не верила в чистую дружбу между мужчиной и женщиной. Подумала о Бризе. Они были друзьями. Давними верными. Но их дружба называлась таковой, а на деле являла собой нечто гораздо более личное. Почти интимное. Они были одним целым. После отпуска, проведённого в тиши, в дали от склок, проблем и смертей, они стали ещё ближе. Александра всё чаще замечала в себе импульсы позвонить, увидеться, поговорить. Просто оказаться рядом.

С Ваней было легко, приятно и надёжно. С Бризом она почти не боялась быть собой. Какие-то моменты оставались, за пару месяцев и даже лет невозможно полностью переделать себя, избавиться от страхов, комплексов и чувств к другому, но Саша точно знала: Бриз, тот, кто сможет ей помочь. В его глазах она видела себя. Исцелённую.

Грусть не вовремя коснулась сердца и сразу залегла где-то на дне. Думать о Диме не хотелось. Боль всё ещё была с Сашей. И желание исцелиться его любовью тоже (читайте «Полярные чувства»).

Александра задумалась. Мог ли Максим быть для Лары тем самым светлым и надёжным мужчиной? Не любовником, не мужем, но, возможно, больше, чем другом. Могла ли Лара быть частью треугольника? Или треугольника не было? Почему такая странная дружба выдержала испытание временем? Что их держало сплочёнными? Какие тайны берегли Нильские о Ларе? Или они прятали собственные секреты?

Взгляд остановился на пакетике с чёрным индийским и кусочками вишни.

Сколько тайн ей придётся открыть прежде, чем покажется правда?

Александра поставила воду, насыпала заварку и в ожидании чая, схватила листы. Они всегда лежали под рукой. Как и её тайная страсть, носки, о которой, наверное, догадывался Бриз, кипа бумаги поджидала в разных уголках квартиры. Листы были на кухонном подоконнике, прятались в шкафчике с крупами, стояли между классикой детектива и современными яркими сюжетами звучных авторов. Они поджидали в спальне на тумбочке, у зеркала в коридоре. Мысль могла прийти внезапно, стукнув во время снятия пальто, перед сном или в нём; шандарахнув, когда сонные руки намазывали батон маслом. И Александре обязательно нужно было записать свои впечатления, эмоции, чувства, догадки. Ни с чем не связанные образы. Так работал её мозг. Так она раскрывала преступления. А помогал ей цвет и тысячи оттенков, углубляющие характер подозреваемых и свидетелей. Добавляющие событиям резкости и подчёркивающие детали, невидимые обычным глазом.

На первом листке появилась запись:

С чего началась дружба? Кто кого познакомил?

Чайник закипел: порция на одну кружку всегда готовилась быстро. В следующий приём чая Александра собиралась заварить уже что-то иное.

«Похоже у меня зависимость», — подумала с ухмылкой, отложила листы, взяла любимую кружку с космосом, наполнила ароматным напитком. Иногда запахи рождали в воображении цвета и образы. Перед глазами возник вишнёвый сад и море зелёной травы. А затем она увидела много пряного жёлтого.

Александра потянулась к шкафчику, в рай любого сладкоежки. Чего тут только не было. Молочной шоколад, горький, с начинками, добавками; печенья разных видов: с кремами, орехами, изюмом, вареньем. Разные вкусы, формы. Выбор пал на овсяное. Александра достала пачку масла, покрыла верхушку печенья. Замерла. Масло называлось «Добрые соседи». Схватила лист.

Соседи. Кто они? Почему их так боится Манина? Что ещё было в переписке покойного? Могла ли Манина прочесть переписку и поэтому скрывать мобильный? Могла ли она делать это из-за обиды? Что, если она узнала об измене мужа и… и… И разве это важнее поисков убийцы? Важнее безопасности собственной семьи?

Мотивы Раисы Павловны оставались непонятными. Александра надкусила печенье и сделала новую запись:

Пока вопросов больше, чем хотелось бы. Совершенно никакой ясности. Лара случайно оказалась именно в «Жар-птице»? Или Фурская заманила её туда? Какие проблемы на фирме? Почему Фурские не выходят на связь? Знала ли администратор Наташа о взаимоотношениях Лары с сестрой? Не замешана ли во внезапной смерти Зотовой? А что за странная история любви? Почему отец сбил парня Лары? Почему Лара так любила деньги? По какой причине им поклонялась? И стоит ли верить словам Нильских? Так ли они искренны в своём рассказе? И что не дала Вероника сказать мужу? И действительно ли Ника забыла название коттеджа? Что Манина знает о соседях? Почему винит их в смерти мужа и Зотовой?

О ЧЁМ ВСЕ ОНИ МОЛЧАТ?

Александра не заметила, как проглотила печенье, взялась за следующее, но уже без масла. С этой минуты слово «соседи» приобрело насыщенный фиолетовый цвет. Тревожный.

В итоге мне известно: Манин Давид Альбертович два года назад поехал отдыхать в посёлок Барышево Выборгского района, на берег реки Вуоксы, в дом отдыха под названием «Жар-птица» на улице Ямное озеро. И умер от аллергии, вызванной кунжутным маслом. Следователь нашёл в телефоне покойного упоминание о соседях, нелепую — или опасную? — переписку. Правила, которые я прочту вечером. В тот же дом отдыха направилась Зотова Лара Андреевна и умерла от сердечного приступа.

Следователь, оказавшийся два года назад в «Жар-птице» по просьбе знакомого, усомнился в естественных причинах смерти. В истории с Зотовой его опасения повторились. Кроме того, в обоих случаях следователю заплатили за то, чтобы дело закрыли.

Ещё одно печенье растаяло во рту.

Поговорить со знакомым Колосова. Что ещё он знает о случившемся? В чём заключалась странность поведения отдыхающих?

Александра понимала, номер достать будет сложно. Колосов ясно дал понять: он боится влезать в историю. И она его не винила. Вениамин Игоревич боялся не из-за себя — из-за семьи. Она вспомнила близнецов, и тепло разлилось по сердцу. Ради счастья детей мы готовы на всё. Кажется, он сказал что-то вроде того.

Детектив была согласна.

Нильский сказал, что у Лары снесло крышу от любви. Какая на самом деле история произошла у неё с тем… девилом?

Александре понравился вариант Максима. Вообще идея заменять бранные слова казалась отличной. Сама она старалась обходиться без речевой грязи, по крайней мере теперь, в послешкольные годы. Но раньше нередко давала волю чувствам и выражалась грубым негативом. После собственной переоценки выражения мыслей, не свойственным будущему гениальному детективу, каким она всегда себя представляла, Саша стала заменять ругань на одно простое слово и забавное выражение: «чёрт» и «дьявольская муть».

Долгие годы эти слова бесили родителей — хотя что их устраивало? — и заполняли пространство Сашиной комнаты. Сашиных мыслей. Они почти стали частью Селивёрстовой. Почти.

Прошло немало времени, прежде чем Александра научилась справляться с собой. И за последние годы выражение забылось. В последний раз она его употребляла после разрыва с Димой. Но чувства к нему прошли. Почти.

На листе само собой появилось:

Дьявольская муть…

И детектив запихнула в рот сразу пару печений.

Возвращаюсь к делу. Итак… Что же могло произойти в отношениях Лары с девилом, чтобы её отец сбил парня? И был ли это наезд или случайность?

Вспомнила лица Нильских в момент разговора.

Нет. Отец сбил его нарочно. Но почему? Что привело его к столь опасному шагу? Ведь он мог убить человека! Причина должна быть очень и очень серьёзной.

Подчеркнула последнюю фразу несколько раз, глотнула позабытого чая.

Далее, отходя от личных отношений в прошлом, перехожу к нынешним. Лара и Карина не были подругами, но вместе работали. И держало их рядом явно что-то ещё. Не могла любовь Зотовой к деньгам перечеркнуть самоуважение. Или могла? Если так, то это не простое желание быть независимой. А что? Абсолютная беспринципность? Или тут есть нечто иное?

Как объяснить внезапный отдых, когда на фирме проблемы? Как объяснить скидку? И была ли она?

Александра позвонила в «Жар-птицу».

Информация подтвердилась. Скидка действительно была. Каждый год, каждую весну и сохранялась от трёх до пяти дней.

— Но вы уже не попадаете на скидку. К сожалению, — сообщила администратор Наталья.

— Ничего, — детектив не огорчилась. — Вы мне очень помогли.

Лист пополнился словами:

Скидка есть. Но что насчёт Натальи? Какую роль она играет? Причастна к убийствам? Знает убийцу? Или убийц? Одни вопросы. И в итоге полный кавардак. Ясности никакой.

Александра написала:

1. Узнать о девиле и его отношениях с Ларой.

2. Поговорить с отцом о наезде.

3. Добраться до Фурской.

4. Ещё раз встретиться с Нильскими и выяснить их секреты. Кстати, что за тетрадь всё время сжимает Ника?

5. Вывести Манину на честный разговор.

6. Побеседовать со знакомым Колосова.

7. Порыться в прошлом Давида Альбертовича.

8. Узнать, где тело Зотовой и было ли вскрытие. Не так. Узнать, заплатили ли за НЕ проведение вскрытия.

9. Выяснить всё возможное о соседях и лотах.

Вытащила из сумки записи, сделанные дома у Нильских, дохрустела печеньем, не заметив, как опустошила пачку. Допила остывший чай. Став едва тёплым, он хуже не стал. Когда азартом горели сердце, душа и каждый миллиметр тела, вкусы и запахи едва воспринимались: Саша угощалась скорее по привычке, нежели с желанием получить удовольствие.

Ярко-оранжевый, словно сочный марокканский апельсин, маркер крупно вывел:

НЕ ПРИЯТНО СОЗНАВАТЬ, НО ОДНА Я НЕ СПРАВЛЮСЬ.

Бриз будто ждал звонка. Сразу ответил, и вскоре часть груза вопросов легла на его плечи.

— Нет проблем, — сказал друг. — Психи, конечно, активизировались, весна всё-таки, но время у меня есть.

— Простые дела? — уточнила Селивёрстова.

— Глупые убийства.

Они ещё немного поговорили о том, о сём, и попрощались. Бриз взялся выполнять поручение, а детектив попыталась снова выйти на Фурских. Безрезультатно. И это было странно. Судя по информации из ВКонтакте, Карина выкладывала снимки своего обеда ежедневно в специальном альбоме: «Кухня». «Кухонь» было семь. Один альбом — одна неделя. Значит, она увлекалась этим не дольше двух месяцев. Но именно сегодня Карина изменила традиции, а ведь было воскресенье. Но почему? Излюбленная на этой неделе рыба оказалась несвежей? Наскучила?

Если судить по названиям, какие Фурская давала обедам, рыба ей до сих пор не надоела.

Александра изучала снимки с начала недели. Сверкая фантазией и не без юмора, Каринаподписывала фото следующим образом: «Понедельник. Лосось. Не лесной, хотя куча фасоли очень напоминает лесную поляну». «Вторник. Красавокунь. Угадали что это? Да, окунь. Идеального размера, цвета. Готовности. В общем, красавокунь! Овощи гарниром его лишь украшают. Согласитесь, морковь и кукуруза выглядят так, будто они — хвост моей рыбки. Красота». «Среда. Форелевый веер. По-моему, весьма оригинальная подача. Рыбные пласты, выложенные особым образом и горошек тут и там сверху». «Четверг. Влюблённый палтус. Конечно, влюблённый! Э, как его скрючило, свернуло, связало. Я даже не думала, что рыбу можно ТАК подать. Выглядит резиново. Надеюсь, на вкус лучше». «Пятница. Сёмга. Просто сёмга. Хотя нет, не просто. С грецкими орехами и картофельным пюре». «Суббота. Снова палтус. На этот раз в шубке из овощей плюс обалденный соус. Что сказать. Вкусно!»

Александра нахмурилась. Фотографии закончились. На прошлой неделе, «куричной», воскресенье присутствовало на снимке. Сейчас — нет. Детектив просмотрела предыдущие фото, ожидая найти ответ, объясняющий нестыковку, но за все шесть недель пустых фотографий так и не обнаружилось. Воскресный обед отсутствовал только на седьмой.

Новая запись:

Совпадение или я чересчур всё усложняю? Выглядит всё это очень непонятно. У меня много вопросов. С Фурской что-то нечисто. И что это за дикая любовь к выкладыванию еды?

Александра видела, как подобным страдали в Инстаграме: одни от скуки, вторые ради странного пиара, третьи от неспособности блеснуть чем-то другим или иными словами, от скупости ума, но ВКонтакте она такого ещё не встречала. А, может, это новая фишка?

Селивёрстова была поклонницей реализма и противницей интернета. Для неё Сеть выступала исключительно как инструмент в работе. Не более. Однако, других Сеть нередко ловила в свои сети. Не зря же интернет так назвали?

Александра открыла вчерашнее фото, пробежалась по комментариям. Их было немного, но один человек со своей реакцией зачастил. Человек, казавшийся здесь мало уместным.

Заинтригованная детектив зашла на его страницу и, к своему удивлению, обнаружила семь «Кухонь» с теми же блюдами, но простыми названиями. Мужскими названиями. Неуместным комментатором был никто иной, как отец Карины — Фурский Олег Станиславович. Комментатор, занимавшийся не только бизнесом, но и выкладыванием на странице тарелок с едой.

Детектив не верила глазам. Странности продолжались. Она почитала переписку, где отец и дочь вели бурное обсуждение обеда. И так под каждым фото. В диалоге неоднократно упоминалось таинственное число «20». Что имелось в виду, например, под выражением: «Ел с наслаждением. Посмотрим, кто дотянет до двадцати», знали только эти двое. Александра лишь догадывалась. Правда, предположение даже ей самой казалось нелепым и детским.

У Олега Станиславовича в отличии от дочери присутствовало фото сегодняшнего обеда. Снова рыба: окунь на подложке из брокколи. А под снимком пустота.

Александра большими буквами того самого оттенка брокколи вывела:

МОЖЕТ, КАРИНЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ОСТОЧЕРТЕЛА РЫБА? ПРОСТО ОСТОЧЕРТЕЛА? А Я НАГНЕТАЮ? НО ТОГДА ПОЧЕМУ СЕГОДНЯ ОНА НЕ ОСТАВИЛА КОММЕНТАРИЙ, КАК ЭТО ДЕЛАЛОСЬ РАНЬШЕ?

ЧТО ИЗМЕНИЛОСЬ?

Александра вернулась на страницу Карины. Внезапно Фурская вышла в Сеть. Детектив собралась. Азарт стучал пальцами по столу, ноги выбивали лишь им известный ритм. Предчувствие, ни разу не подводившее за время расследований, подбиралось быстро и верно. Оно уже поджидало на пороге, готовилось закричать. Но первой закричала не интуиция, а сама Карина — в комментарии под сегодняшним фото. Совершенно пустая тарелка пугала чистотой, а слова под ней пугали количеством восклицательных знаков:

«Всё-ё-ё-ё! Ты победил! Твоя взяла! Поздравляю! Я! Выхожу! Из игры!»

К ещё большему удивлению Александры, ответ появился почти сразу:

«Каришка, Каришка, давай пообедаем вместе».

«Ты знаешь, где меня искать».

Олег Станиславович, вероятно, знал, а детектив — нет. Но оставлять очередную любопытную переписку Александра не собиралась. Ей необходимо было переговорить с Фурскими, и она тоже оставила свой комментарий. Для верности на обеих страницах. Реакция не заставила себя долго ждать, ответ пришёл мгновенно. Спохватился отец. Дочь просто удалила комментарий.

Глава 14

Они ждали её за видным столиком прямо в центре, как будто ничего не боялись и ничего не скрывали. Но на лице Карины отчётливо читался страх. На лице её отца — полная уверенность в ситуации.

— Я заказал вам тоже, что себе. Не сочтите за наглость, — улыбнулся Олег Станиславович, любезно отодвигая стул.

— Не имеет значения, — также широко улыбнулась Александра. Её терзал голод, ведь она так нормально и не поела, а здесь, на соседних столиках стояли невероятно аппетитные блюда. Но Александра не желала «дружить» с Фурским, а его заказ предполагал как раз это.

— Жаль. Но, возможно, ваше мнение изменится, когда вы попробуете мясо, — подмигнул, — повар готовит наипрекраснейшие стейки.

— Я не голодна, но за заботу спасибо, — обманула детектив. На самом деле она жутко хотела есть и совершенно не чувствовала заботы Фурского. Его прилизанный внешний вид, сладкая улыбочка и чарующий взгляд её не подкупали. Олег Станиславович хотел добиться её расположения. Вопрос: зачем.

В ожидании заказа никто не поднял тему, из-за которой состоялась встреча. Карина сидела, уткнувшись в телефоне — прятала свою нервозность. Фурский изучал Александру. Она — его.

Детектив первой отвела взгляд. Не выдержала.

Человек, сидевший напротив, привык подавлять, главенствовать и править. И он был намного сильнее Саши. Она принялась осматриваться — вокруг было красиво, — формируя в памяти образ Фурского и чувствуя интерес бизнесмена к её персоне.

Чертами лица, одеждой, манерами Олег Станиславович походил на мужчину, привыкшего получать своё. Но Александра не собиралась становиться его. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.

А он хотел. Это читалось в скользком взгляде и облизывании губ.

— Ты издеваешься?! — Карина отложила телефон и гневно уставилась на отца. — Она тоже? Да когда же это закончится?

— Я мужчина, Кариша, — Фурский был спокоен, — а детектив очень красивая женщина. Что плохого в любовании? Разве это кому-то вредит?

Карина сердито замолчала. Она смирилась с позицией отца. Смирение проникло в её позу, взгляд. Карина вздохнула.

— Александра, извините нас за эту сцену. Кариша тяжело переносит расставание с матерью и бывает дерзка. Думаю, мне стоит объяснить, что сейчас произошло. Не подумайте, я не пытаюсь вас очаровать — улыбка говорила обратное — всего лишь хочу начать разговор с приятельской ноты. Не возражаете?

— А как вы относитесь к возражениям в свой адрес?

— Я их не люблю, — поморщился Фурский.

— Честный ответ.

— А я и не собираюсь вам лгать. Нам с Каришей нечего скрывать из отношений с Ларой. В комментарии вы спросили, почему Лара поехала отдыхать к Наталье, если на работе проблемы, и я отвечу. У Зотовой… — продолжил, смакуя каждое слово, будто они были теми самыми кусочками расхваленных стейков, — имелись некие проблемы. Психологического плана. И в последнее время Зотова стала хуже работать. Возможно, её недуг вернулся. Кариш, ты что-то такое замечала?

— Я видела в её сумочке успокоительные капли. Валемидин.

— Поэтому Кариша решила, что Ларе нужен небольшой отдых, — развёл руками Фурский.

— А Наталья оказалась администратором коттеджа случайно.

— Александра, вы хотите нас в чём-то уличить? Я же сказал, секретов тут никаких нет. «Жар-птица» отличное место отдыха. Вы там бывали? Если нет, рекомендую. Речка в шаговой доступности, море зелени, много удобств. Если вы пожелаете, вас могут доставить в коттедж специальным трансфером. За отдельную плату, разумеется. Но зарабатывать ведь нужно всем, а если нет автомобиля — это выход. У вас есть автомобиль?

— Предпочитаю общественный транспорт.

— Добираться путь неблизкий. Думаю, вы бы устали, и выпади вам такая возможность, предпочли поездку с комфортом.

Принесли обед.

— Я готов ответить на все ваши вопросы, если они ещё остались, — заметил Фурский, — но предлагаю сделать это за приятным занятием. Попробуйте мясо. — Он наколол крохотный кусочек и с блаженством произнёс. — Мне кажется, если бы я умер, то больше всего переживал бы по поводу того, что не могу есть в этом ресторане. Повар — бог. Без приукраски.

Желудок предательски заурчал. Александра отрезала кусочек чуть большего размера.

Фурский не лгал. По крайней мере в этом. Стейк был невероятным.

Глава 15

Третий покинул «Жар-птицу». Не мог больше находиться там, где умерла его любовь. Проснулся, быстро собрался и сел в машину — ему повезло, такси уже вызвал Пятый. Согласился взять попутчика. Ехали молча. Но Третьего это не волновало. Ему нравилось смотреть в окно, любоваться пейзажем. Ловить черты Лары в ветвях деревьев, слышать голос в пении птиц. Он специально открыл окно, чтобы лучше слышать.

Лара говорила о любви. О любви, только-только зародившейся к нему — мужчине с серым шарфом.

Она плакала, сожалея о том, что не успела ему признаться. Плакала от невозможности его обнять.

Он тоже плакал. Не только потому, что их счастье оборвала трагедия. Потому, что он чувствовал прикосновения Лары в дуновении ветра, в солнечных лучах, скользящих по коже. В сердце и в душе. И от этого становилось нестерпимо больно и… хорошо. Она была рядом. Не так, как он бы хотел. Но она всё ещё была здесь.

Пятый, посматривая на Третьего решил, что рядом сидит полный псих. И даже, если предположить, что тот мог знать Лару, плакал тот как-то ненормально. Впрочем, он об этом не особо задумывался. У Пятого были дела поважнее. Например, решить, что делать с Ирмой. Она создала столько проблем. А обвинить могли его. Ведь он был ведущим: его обязанность следить за чистотой Игры. Где он прокололся? И как убитой оказалась его Лара. Какая нелепая и жуткая случайность.

Пятый винил себя. Если бы он чуть больше открылся. Если бы оказался решительнее…

Если бы…

А теперь его Лары не было. Зато жила Агнецкая: жирная неповоротливая и воняющая состоянием своего богатого муженька, и это бесило. Он ведь действительно мог покончить с Игрой.

Наверное.

И они с Ларой были бы счастливы.

Возможно.

Представил следующую весну без привычного мандража и любимого волнения. Выругался. Посмотрел на Третьего. Тот даже не заметил. Он что-то шептал прямо в открытое окно.

«Точно псих. Либо нервишки сдали. Новичок…» — с отвращением подумал Пятый. Сам-то он психом не был и с волнением справлялся.

«Настоящая любовь не умирает, — шептал тем временем Третий, — я верну тебя, обещаю».

* * *

Второй подъезжал к дому и уже слышал недовольный голос матери. Конечно, она винила его в своём давлении, нервах. В разбитой кружке. Она била кружки, если он задерживался или что-то делал не так, как ей нравится.

Второй всегда держал новую кружку в своей комнате в коробке под кроватью. Много новых кружек.

Поднимаясь на лифте, Второй нервничал. Подходя к квартире, задрожали ноги. Он представил лицо матери: одутловатое в морщинах. Полное злобы и медленно достал ключ из портфеля. В скважину вставлял ещё медленнее, нехотя. Замок повернулся, Второй опустил вниз ручку, вошёл в квартиру. Набрался смелости, воздуха, открыл рот, чтобы крикнуть: «Мама, ты смотришь кино? Я дома!» И не успел. Мама возникла прямо перед ним, схватилась за портфель, потянула.

— Ты что, свою маму вообще не любишь? А ну иди сюда!

Второй отпустил портфель и поплёлся за мамой. Его ждал очередной невыносимый разговор.

Пока она плевалась слюной и грязными словечками — по-другому злиться мама не умела — он смотрел в пол и делал вид, будто раскаивается. Будто внимательно слушает. А сам воображал, как берёт топор и наносит удар. Снова и снова. Обрушивает свой гнев и неудачи на Первого, ведь это он был во всём виноват.

А затем пробивает голову Четвёртой. И маме. И мама замолкает. Наконец-то.

— Ты слушаешь?

Он поднял глаза, кивнул, испытывая отвращение от того, что и как она говорила, от того, что винила только его. Но виноват-то был Первый! И Четвёртая! Ему было очень обидно.

Когда выволочка закончилась, мать пошла греть ему обед, и они ели, будто ничего не случилось. Но только она ела наваристый суп с овощами и хлебом. А он хлебал воду из супной тарелки. Ни моркови, ни картошки, ни лука. Ничего. Только вода, даже не бульон.

И лица Первого с Четвёртой, расплывающиеся в гримасах боли.

* * *

Первый всё ещё был в «Жар-птице». Размышлял. Идея подставить Агнецкую звучала всё привлекательнее. Она мёдом тянулась по извилинам, вселяя веру в хорошее.

Первый любил мёд.

Он попросил у Наташи ключи и направился к номеру Ирмы, зашёл, осмотрелся. Он пытался понять, как осуществить план и как не попасться самому на обмане. Понимал, затеял опасную игру. Но разве его игра была так уж опаснее их Игры?

Первый облазил всю комнату. Искал, словно, ищейка, даже нюхал, сам не понимая, что именно ищет. Но кроме запаха её потного тела, прикрытого пеленой духов, ничего не учуял. Проведя довольно много времени в размышлениях, он вышел из номера. Нет. Здесь искать подсказки не имело смысла. Он пошёл к Наташе, надеясь, что она что-нибудь видела. Надеясь, что нужное найдётся на камере.

Но ему не повезло. Вне номера Агнецкая вела себя примерно. Играть дура умела и правила знала хорошо. Даже слишком хорошо.

Раздосадованный Первый покинул «Жар-птицу» последним.

* * *

Агнецкая уехала первой. Она злилась, нервничала. Ей было некомфортно при мысли о Третьем. Мужа дома не застала, любовника тоже. Разозлилась ещё больше. Не сомневалась: любовник шляется со своей собакой, своей страстью. Как всегда.

Что касается мужа, то Ирма почти не сомневалась, не желая есть в одиночестве, вернее сказать, без компании жены, тот все выходные провёл в любимом ресторане. Туда-то и отправилась Ирма, сама не зная, зачем.

Она вошла внутрь, и не осматриваясь, прошла к личному столику Агнецкого. Конечно, он был там. Конечно, она не обрадовалась. Он соскучился. Она — нет. Он ел стейк, а ей кусок не лез в горло. За время дороги от коттеджа она устала, вымоталась, ведь всё время должна была думать, анализировать. А он пребывал в привычном расположении духа — в хорошем, довольном. И прямо-таки пыхтел от любви к ней. Агнецкая, напялив привычную маску, начала врать о том, как соскучилась. А потом пожаловалась на несварение.

Проходя мимо столика в середине зала, она заметила человека, который заставил свернуться внутренности в тугой узел.

Агнецкая заметила детектившу. Та сидела с каким-то представительным мужчиной и женщиной, мнущей в руках салфетку.

Быстро пронеслась мимо них и скрылась в уборной.

Её разбирали ненависть к Селивёрстовой и непонимание: что эта выскочка здесь делала?!

Александра Агнецкую не увидела. Она внимательно смотрела на Карину, вернее на её пальцы. Нервные и тревожные. Пока Фурский наслаждался мясом, попивая вино, принесённое позднее, его дочка сходила с ума от нервов. Детектив это отчётливо понимала, но причины пока не знала.

— Неужели вам совсем не нравится? — без особого удивления поинтересовался Олег Станиславович.

Александра перевела взгляд в свою тарелку: мясо, как лишилось единого кусочка для пробы, так и всё.

— Возможно, вам больше по душе рыба?

Она молчала.

— Десерты. Угадал?

— Твоё общество ей портит аппетит! — внезапно рыкнула Карина.

К удивлению детектива, бизнесмен отреагировал на выходку спокойно:

— Кариша права? Но что я сделал?

— Вы ничего не говорите.

— Так спрашивайте, — Фурский отпил вина. — Что именно вы хотите узнать? Помогу, чем смогу.

— Вы были знакомы с Зотовой? Лично?

— Он её хотел!

— Кариша, это не имеет значения.

— Ваша дочь говорит правду?

— Я ухаживал за Ларой, но она меня отвергла.

Карина сверлила отца взглядом, полным недоверия.

— Обсудим дома.

— Обсудим? — закричала Карина. — Что? То, что ты забыл маму? То, что спишь со всеми подряд?

Посетители смотрели на них. Карине удалось привлечь внимание. Александра следила за реакцией Фурского, ожидая вспышки или хоть какой-то перемены. Публичные склоки — совсем не то, что любят бизнесмены. Однако, в его взгляде была лишь грусть. Он допил вино, сам налил из бутылки ещё и произнёс:

— Я не могу вечно оплакивать маму. Прости, Кариша. Жизнь должна продолжаться.

— Я не понимаю! Не понимаю! Почему нельзя просто жить? Жить со мной? Зачем тебе все они? — Карина начала тыкать пальцем в женские лица, смотрящие с любопытством на разгорающийся костёр.

— Потому что я мужчина! — наконец нервы сдали и у Фурского. Он вскочил, опрокинув бокал. Вино красным растеклось по скатерти. Закапало на пол.

— Кобель! — не удержалась Карина.

— Я твой отец, между прочим! Подумай о выражениях!

— А ты подумай обо мне! Хоть раз! Ты же знал, мне не нравится Лара! И всё равно продолжал о ней говорить. Постоянно!

— Забудь о ней. Её больше нет, тема закрыта!

— И я очень рада! — слезами зазвенел голос Карины. Она упала на стул и закусила губу. Старалась не расплакаться.

Олег Станиславович тоже опустился на место, взглянул на детектива:

— Как видите, Александра, мы на виду и нам нечего скрывать, кроме собственных проблем. Но они ведь есть у каждого, правда?

Александра взяла вилку, нож, отрезала кусочек и принялась задумчиво жевать, резко подхватив тарелку. Стоя.

Сотрудники спешно убирали со стола, стелили новую скатерть, ставили чистую посуду. Мыли пол. Извинялись за неудобства. Как будто это они разлили вино.

— И всё-таки мясо отменное, согласитесь.

— Вы издеваетесь? — Александра не могла понять этого мужчину, и это выводило из себя. — Вы хотите говорить о вкусе мяса?

— А вы хотите о том, что сейчас произошло?

— А вы разговора боитесь?

— Как я уже сказал, мне нечего бояться. Я хотел бы оставить личное в стороне и ответить на все ваши вопросы, но вы так завелись, обнаружив раскол в моей семье, что, видимо, обойтись без подробностей не удастся. — Фурский взглянул на дочь. Карина шмыгала носом. Держалась. На него не смотрела. — Хорошо, — он положил обе руки на стол, рядом с тарелкой, ему принесли ещё половину стейка. Придвинулся к детективу.

На несколько секунд стол между ними как будто исчез. Александре показалось, будто теперь они одни. Странное ощущение, учитывая заполненный зал и людей — единицы, что продолжали пялиться. Фурский завораживал одним лишь взглядом — змеиным. Александра подумала: «Удобное качество для бизнесмена».

— Страх — это то, что делает нас уязвимыми, — издалека начал Фурский. — И я стараюсь приручать свой собственный страх. Это к вопросу боюсь ли я разговора о личном, — пояснил Олег Станиславович. — Я бы солгал, сказав, будто меня совершенно не волнуют чужие взгляды и мнения. Конечно, я был бы рад обойтись без произошедшего… — он поискал слово где-то на потолке, — конфуза. Но он уже случился. Неловко ли мне? Да. Страшно? Нет. У каждого присутствующего сложилось своё впечатление обо мне и Карише. Это их право. Но они вряд ли будут копаться в нашем белье и выяснять причины столь бурных реакций. Люди эгоцентричны. Такое качество считаю плюсом. Они послушали, поохали, пофыркали и забыли. А вы… Вы собираетесь копать. Но что именно хотите обнаружить? Узнать, почему не храню верность давно умершей жене? Как я посмел захотеть ровесницу дочери? Быть может, вам интересно, по какой причине я не рыдаю, как девчонка из-за смерти женщины, что мне нравилась? Что вы хотите узнать, Александра? КАКОЙ ВОПРОС ВАС ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВОЛНУЕТ?

Последние слова он произнёс так, будто они говорили совсем не о его семье. И даже не о Зотовой. О чём-то, о чём догадывались оба. Александра подумала о соседях, о том, рассказывала ли Наталья отцу о своих делах, но спросила совсем другое:

— Что заставило вас думать о том, что у Зотовой проблемы психологического плана?

— Факты.

— Подробнее.

Отец с дочерью поменялись местами. Теперь рассказывала она, постоянно спотыкаясь о собственные слова и эмоции. Фурский то и дело поправлял.

— В детстве, — осторожно начала Карина, — я была… я была…

— Толстой, — подсказал отец. — Это из-за болезни матери. Кариша очень переживала и в итоге заболела сама. К счастью, не раком, а всего лишь обменом веществ. На нервной почве она толстела и толстела. Но мы справились.

— Да. Справились… Там мы и встретились. Снова.

— Это Кариша про Лару. Она тоже лечилась.

— Мы лежали на одном этаже и иногда общались. Я всегда терпеть не могла Лару, потому что… потому что…

— Ларе больше везло с мальчиками. Она была красавицей.

— Да. Я ей завидовала. И теперь могу в этом признаться, ведь Лары больше нет. Я рада этому, — сказала едва слышно. — Я рада! — внезапно взорвалась. — Простите. Так плохо говорить.

— Мы — люди, Кариша. Эмоции — это нормально. Лучше так, чем держать всё в себе. Сама знаешь.

— Да. Лара держала всё в себе и так и не справилась. Она снова стала пить валемидин. Я видела. Я иногда… иногда…

— Иногда Кариша проверяла вещи Лары.

— Она не была воровкой, но в последнее время стала рассеянной, едва справлялась с делами, и я испугалась за бизнес. У нас и без того проблемы.

— Кариша имеет в виду то, что у нас кто-то сливает заказчиков. Но к смерти Лары это не имеет отношения. Я уже знаю, кто этот человек. Я его уволил.

— Хорошо, — выдохнула Карина. — А то я начала думать на…

— Лару?

— Да. Я даже хотела этого, папа! Хотела, чтобы ты перестал смотреть на неё влюблёнными глазами! Почему она всем так нравилась?

— Симпатию трудно объяснить, Кариш. И Александре это вряд ли интересно. Просто есть люди… — вернулся взглядом к потолку, — как бабочки. Ими любуешься.

— И Лара была для вас именно такой? — спросила детектив.

— Да. Но разве в этом есть что-то плохое? Вы сами, Александра, любуетесь музыкантами, актёрами? Наверняка. Это тоже самое.

— Знаменитости и ваши соседи — не одно и тоже.

— Мы не были соседями, но да, я вас понял. А вы меня — нет. Лара была для меня музой, очарованием. Мне хотелось её общества, но наши желания не совпадали.

— Муза умерла. Что вы будете делать? — спросила детектив, задумавшись над странным признанием Фурского. О музе она никак не ожидала услышать.

— Музы сменяют друг друга. Они, как и вдохновение, непостоянны. Печальная история, но будет другая муза. Так заведено.

— Только у тебя, — угрюмо заметила Карина. — Кто-то живёт с одной женщиной всю жизнь.

— А я бы и жил, но мою любовь забрал рак. К тому же я не думаю, что, отказавшись от счастья, я кому-то сделаю лучше.

— Так вы всё-таки имели на Лару конкретные виды?

— Нет, Александра, вы меня снова не поняли. Я говорил о счастье.

— Но не о любви?

— Не о любви. А вы хотите поговорить об этом?

Александра поняла, перед ней мастер запудривания мозгов. Сейчас они поговорят о чувствах, о вечном и забредут от дела так далеко, что путь обратно уже будет не найти.

— Вы задумались. Боитесь, что я уведу вас от тех вопросов, какие вертятся на языке?

— А вы знаете, о чём я хочу спросить?

— Вероятно о том, для чего мне муза. Я ведь не творческий человек.

— Не угадали. Я хочу задать вопрос вашей дочери, — детектив перевела взгляд на Карину. — Если вы не любили Зотову, почему взяли заместителем?

— Не знаю. Наверно это ненормально.

— Так в чём причина?

— Меня тянет на… тянет на…

— Проблемы, — подсказал Фурский.

— И ещё мне нравилось быть выше, указывать, что делать. Я сваливала на неё все дела и видела, как она зашивается.

— И вам это нравилось?

— Нравилось. А вам бы не понравилось?

— Кариша задаёт резонный вопрос.

— Вопросы здесь задаю я.

— Уходите от ответа? — Фурский снова пил вино.

— Перехожу к главному. Итак, у Зотовой были проблемы и, боясь за бизнес, вы решили отправить её на отдых. Ничего не путаю?

Фурские кивнули. Не одновременно.

— Из лучших побуждений рекомендовали «Жар-птицу», место, где работает Наталья. Именно она и сообщила вам о случившемся. Верно?

— Я сама узнала. Позвонила ночью Ларе, и мне сказали.

— Кто сказал?

— Не знаю. Мужчина.

— Наверное полицейский. Кариша была очень расстроена и даже не сразу поняла, что он сказал.

— А вы были рядом с дочерью?

— Да, эту ночь я провёл на её квартире. Карише было плохо.

— Причина?

Впервые за время разговора Александра увидела на лице Фурского эмоцию, в подлинности которой не сомневалась.

Олег Станиславович вздохнул. По-настоящему. И пояснил:

— Карише приснилась мама. Если у вас полная семья, вы вряд ли поймёте, Александра, но для Кариши встреча с мамой во сне — это великая награда.

— Спасибо, — прошептала Карина.

И вновь детектив увидела в этой семье что-то до странного настоящее и прекрасное. На короткое мгновение, на долю секунды и отец, и дочь погрузились в тёплую грусть.

* * *

Разговор постоянно менял направление, рассказчики дополняли друг друга, перескакивая с эмоции на эмоцию, с мысли на мысль, и Александра в сидевшей за столиком паре видела людей странных, одиноких, по-своему несчастных, хотя Фурский, в отличии от дочери, это и скрывал. Обиды внутренние старые выплывали наружу, грозя перерасти в нескончаемый поток. Под конец семейной драмы Александра не выдержала и покинула Фурских. Но главное, она получила ответы на все вопросы. Даже по поводу странных «Кухонь». Оказалось, это игра на упрямство. Карина всегда пыталась переиграть отца. Только не получалось: ни раньше, ни сейчас. Она сдалась, узнав о смерти той, кому желала самого тёмного зла.

Теперь детективу нужно было обдумать море полученной информации. Фурские выпадали из поля подозрений. Пока.

И всё же, оказавшись дома, она изучила биографию Фурского. Его гипнотизирующий взгляд не давал ей покоя. Доверие к Олегу Станиславовичу было шатким. Не верила детектив, что в семье, где королём выступает отец, могут иметься серьёзные тайны. Карину он явно подавлял. А что с Натальей? Неужели вторая дочь каким-то образом могла хранить секреты о биткоинах и причастности к убийству, произошедшему два года назад? Или у Натальи были проблемы, и ей пришлось прикрывать настоящего преступника? Но мог ли об этом не знать такой человек, как Фурский?

Александра снова взялась за маркеры. Цвет, много цвета заполнило бумагу: рассуждения, перенесённые на лист, помогали расставить всё по мысленным полочкам.

Ничего подозрительного не обнаружилось: семья казалась чистой. Селивёрстова перешла к более узкому кругу, связанному с жертвой — к Нильским. Записала:

Знала ли Вероника о проблемах подруги? Если они были так близки, несомненно. Почему тогда не сообщила? Зачем скрывала? Что ещё она не рассказала? Не эти ли тайны Нильская держит в тетради? Не там ли ответы на мои вопросы? Или крепкая дружба лишь ширма? Но тогда врёт и Максим. Фурские не самые адекватные люди, но зато они кажутся честными, чего не скажешь о Нильских и Маниной. Нужно встретиться с ними ещё раз и вывести на чистую воду. Завтра.

Какое-то время детектив ждала новостей от Бриза и сообщения от Колосова, но заботы дня свалили с ног. Устроившись на кровати в уютно-жёлтых носках, Александра закрыла глаза. Передохнуть, набраться сил, побыть в тишине собственных мыслей и чувств. Взгляд Фурского до сих пор был в памяти. Он скользил по лицу, шее и снова по лицу. Особенно по губам, когда те открывались.

Неприятный взгляд.

Уже засыпая, она вспомнила и другое своё ощущение: такое, словно кто-то за ней наблюдает. Показалось?

Наконец, все тревоги отпустили, и Саша погрузилась в сон. Она хотела бы увидеть в нём успокаивающее голубое небо, ободряющий цвет зелени, но увидела совсем иное: свою встречу с Фурскими в ресторане. И обволакивающий взгляд бизнесмена. Зовущий.

Телефон ожил резко, ближе к утру, хотя уснувшей Александре казалось, что она только закрыла глаза. Прогоняя сонливость, как назойливую муху, детектив приняла звонок.

— Доброе утро, Пуля! — голос друга излучал радость, и она невольно улыбнулась. — Прости, если разбудил, но я узнал кое-что важное.

— Слушаю.

— Ты зеваешь?

— Тебе показалось.

— Ты вообще ложилась?

— Ложилась, Бриз. Другой вопрос: спала ли. Говори.

— Я могу скинуть инфу на почту. Проснёшься и прочтёшь.

— Проснулась. Что у тебя?

— Тело Зотовой в морге, и Паша обнаружил странность.

— Какой Паша?

— Наш! — голос снова бурлил радостью.

— Так тело здесь?

— Да, Пуля. Я добился того, чтобы Зотову отдали нам.

Александра не верила своим ушам. Друг действительно удивил.

— Как? Как тебе это удалось? Убийство же произошло за пределами Питера!

— Повезло, — ответил Ваня.

— Ладно. Продолжай скромничать. Главное, тело у Паши. И что он обнаружил?

— А вот это уже интересно.

— Не томи.

— По всем симптомам Зотова умерла от инфаркта.

— И?

— Ты послушай. Повторяю ещё раз. По всем признакам смерть от инфаркта. По всем. И на месте преступления обнаружили Зотову, державшейся за сердце, поэтому-то сразу и решили, что это инфаркт. Банально. Хотя по мёртвому телу не обнаружить инфаркт: внешние признаки не примечательны. Их попросту нет. Но медик, приехавший в коттедж, был убеждён в своей правоте. Кстати, его вызвала администратор Фурская Наталья Олеговна. Но вернёмся к инфаркту, вернее к тому, что приняли за инфаркт.

— Бриз, не нервируй!

— Дай мне хоть минутку побыть осведомлённее, чем ты! В общем несмотря на то, что, всё подтверждает инфаркт…

— Бриз…

— Повторяю, несмотря на то что всё подтверждает инфаркт: и поражение коронарных артерий атеросклеротическими бляшками, и сужение просвета сосуда, и отёчность ног, и даже раннее посинение губ. Саш, губы я сам видел. И они странные.

— Ты ездил в «Жар-птицу»? — удивилась Александра.

— В морг. Я только оттуда. Паша работал всю ночь. Губы-то его и смутили прежде всего.

— Продолжай. Только попробуй ближе к делу.

— Ладно. Если в двух словах, то у Зотовой обнаружены все симптомы инфаркта, какие только описывают в медицинской литературе. Все. Понимаешь?

— Начинаю… — медленно ответила детектив.

— Обычно, поражается лишь один отдел сердца, а в нашем случае поражено всё. И губы. Они не однородно синие. Сеточкой.

— Странно.

— Да. И Паше это показалось необычным, поэтому он стал искать, и нашёл в крови Зотовой яд.

— Её отравили?

— Он предполагает, что яд ввели через вену, есть характерный след от укола, пропущенный осматривавшим Зотову на месте преступления медиком, но не уверен. Подал материалы на экспертизу. Ждём результатов.

— Стопроцентное убийство, — произнесла детектив.

— Да. Выданное за инфаркт.

— А медик ничего не заметил. Поговорить бы с ним.

— Сейчас пришлю номер.

— Ты и это узнал? — её удивлению не было предела.

— Давно не работали вместе. Я соскучился.

— Надо бы нам почаще расставаться. Ты сразу становишься отменным помощником.

Он услышал улыбку в её голосе и тоже улыбнулся.

— Пока всё. Просыпайся.

— Ты шутишь? Уже!

— И не забудь позавтракать. Салаты свежие.

— Какие салаты?

И тут позвонили в домофон. Бриз отключился. Заинтригованная детектив пошла открывать.

Глава 16

В ресторане было зеркало. Оно тянулось почти на всю стену и охватывало больше середины зала. На удачу Агнецкой нужный стол попадал в его поле. После уборной Ирма наблюдала за детектившей. Чем дольше она смотрела на выскочку, тем больше ей хотелось сделать ту лотом следующей весной. Но для этого надо было сначала завершить нынешнюю Игру и покончить с правильной жертвой. Проклятая шатенка! Время до среды. Немного. И Ольгу ещё надо найти, но это полбеды. Надо как-то пробраться к ней в квартиру. Ночью. Это уже сложнее. Это надо обдумать.

Ирма решила браться за проблемы по очерёдности: среда её сейчас не волновала, время-то всё-таки было, хотя и довольно мало. Сейчас настала очередь неожиданной цели — привлекательного мужчины, глазеющего на детектившу.

«И что все находят в худышках?!» — сокрушалась Ирма, вновь переводя взгляд на субъект.

Мужчина был явно богатый и уж точно привлекательнее и мужа, и любовника.

Ирма рассматривала новую цель.

Недолго.

Без завершения Игры не имело смысла начинать какие-то отношения. К тому же она ещё не обанкротила Агнецкого. А как же без денег?

Ирма знала, как обольщать и очаровывать, но этого знания мало. Ещё ей нужны были деньги для похода к лучшему визажисту, возможно, стилисту. Она подумала: ради нового мужчины можно и слегка измениться. Стать другой Ирмой, но без Агнецких деталей: другая причёска, цвет и далее по списку.

Отошла от зеркала, напоследок пронзив взглядом детектившу, надеясь, что та почувствует всю исходящую из души Ирмы ненависть. Обернётся, столкнётся взглядом и… пусть ей станет плохо. Ирма бы порадовалась, сумей она смести с этой выскочки спокойное выражение, гордость, зазнайство. Красоту.

Но Селивёрстова не ощутила уничтожающих вибраций, чем вызвала ещё большую неприязнь. Бесконечно злясь и проклиная всех, кого только можно, Ирма, теряя краску на лице, пошла обратно, к мужу.

— Ты в порядке? Побледнела.

— Всё хорошо, Гриш.

— Может, домой?

— Нет, давай ещё посидим.

— Заказать десерт? — Агнецкий улыбнулся, — ты любишь профитроли, я знаю. Они всегда поднимают настроение.

Улыбнулась в ответ и едва не согласилась. Повернула голову к столику в середине зала. Агнецкий не отводил глаз от худой детективши.

— Нет. Я, пожалуй, воздержусь. Лучше зелёный салат, Гриш. И побольше листьев. Побольше.

Муж удивился, но сделал заказ. Коснулся руки Ирмы. Агнецкая перевела взгляд на мужа, ничего не сказала, руки не отдёрнула. Но мыслями была уже не здесь. Ирма прикидывала в уме, где может работать тот мужчина, кто та женщина, похожая на дочь, возможно дочь и есть, богаче ли он её нынешних вариантов. Много ли у него связей. Ирма очень надеялась, что у него нет любимой собаки.

Когда принесли салат, она лениво принялась тыкать в него вилкой, заставляя себя есть противную пищу. Но поменять рацион надо было не только ради возможной «любви». Ради себя. Ирма располнела за последний год, и ей это не нравилось.

Не нравилось ей и то, что вокруг были одни скелеты. Скелеты, которых желали мужчины.

* * *

Агнецкий смотрел на жену и не понимал, куда делась его милая добрая женщина. Где её заботливость, угодливость? Куда пропала та, кого он полюбил? Его огорчало её невнимание, холодность. Её тяга к другому мужчине. Он знал, что она лежит в чужой постели, когда его нет дома. Григорий надеялся, это пройдёт и окружал жену любовью. Но Ирма оставалась холодна.

Он положил руку поверх её. Жена позволила. Но облегчения Агнецкому это не принесло.

Из ресторана уходили молча. Ехали в тишине. Он не влезал в её мысли, не тревожил. Легли спать. Григорий потянулся за поцелуем и получил его. Поцелуй вышел безразличным. Никаким.

Вскоре Ирма заснула. Он тоже. А утром, едва рассвело, он покинул дом. Агнецкий сел в машину и поехал в офис. Старался не думать об Ирме, но не вышло. Переговоры сорвал сам же, а потом сам же себя ругал. Тысячи раз клялся не смешивать личное с работой. Как такое допустил? Весь день грыз себя сомнениями. Жалел. А потом решил утешиться так, как умел.

Агнецкий пил весь вечер и крутил в руке недавно купленный браслет с жемчугом. Григорий постоянно думал о жене, её любовнике. О том, куда все они катятся.

* * *

Ирма проснулась поздно. Зато в прекрасном настроении. Во сне она размозжила голову детективши молотком. Ирма ненавидела, когда ей отказывали. Ирма обид не прощала. А Селивёрстова её обидела. Унизила! Обвинила в том, что Ирма хочет обокрасть мужа! Да, она хотела. Но детектившу это не касалось. Её дело — выполнять свою работу. Мотивы и цели клиентов — вопрос десятый. Но во сне было хорошо. Селивёрстова своё получила. Жаль, по правилам Игры, убийство должно было быть максимально приближено к естественному.

8. СОБЫТИЕ (убийство) не должно быть принято за убийство, поэтому исключается использование любого орудия (оружия) из ниже приведённого списка…

А дальше список ещё на страницу, и среди множества наименований встречались молоток, бита и даже доска с гвоздём. Видимо, находились и такие недотёпы. Так что кровавая месть Селивёрстовой могла осуществиться лишь во сне Ирмы. Но сейчас ей и того было достаточно.

Ирма ничуть не огорчилась отсутствию мужа, не захотела ему даже СМС-кой пожелать хорошего дня и сразу, не успев позавтракать, взялась звонить по своим каналам. На сегодня у неё планировались два знакомства: более тесное с Ольгой и поверхностное, но отнюдь не пустое с мужчиной из ресторана.

* * *

Неспокойной выдалась ночь и для других участников. Первый почти не спал, думая о возможном богатстве. Пока очередная красотка ласкала его тело, он мысленно ласкал пачки с деньгами.

Первый сделал свой выбор: он не собирался довольствоваться малым. К утру он уже знал, как подставить Ирму.

* * *

Второй видел во сне кровь. Много крови. А когда открыл глаза, ничего не изменилось. Мама сидела на кровати, протягивая кувшин с кровью. Второй вздрогнул.

— Будешь компот? Он полезный. Но ещё полезнее был бы со свежими ягодами. Если бы ты принёс обещанные деньги, я сварила бы хороший компот. Но ты не принёс, и зарплата задерживается, так что приходиться пить… Помои!

Компот оказался на лице, волосах. Он стекал по шее и пачкал одеяло.

— Вставай и иди стирать! А затем на работу! — гаркнула мама. Хлопнула дверь.

Несколько минут Второй сидел, не двигаясь, позволяя холодной жидкости растекаться всё большим пятном. Затем медленно встал, вытерся вчерашней рубашкой и подошёл к тумбочке. На ней стоял портфель. Второй открыл его, закрыл. Повторил манипуляции. И продолжал по нарастающей, всё с большим остервенением. Он представлял, что застёжка — это голова Первого и одновременно Четвёртой. А он берёт и отрывает эту голову, отрывает.

Звук успокаивал, образы грели. Второй отпустил крышку портфеля, подхватил одеяло и спокойно вышел из комнаты.

* * *

Третий не спал. Он и рад был бы заснуть, но не мог. Ася давно сопела. Мило, как ему казалось раньше. Но не теперь. Ася казалась скучной и пустой. Некрасивой.

Стоило ему убедиться, что жена в мире грёз, начались действия. Третий взял ножницы и начал аккуратно, осторожно подрезать волосы Аси. После каждой прядки он останавливался. Выжидал. Когда жена начинала ворочаться, он молился. Она успокаивалась, и он возвращался к работе.

Трудиться пришлось всю ночь. К утру его новая жена была готова. И лишь тогда Третий закрыл глаза. Но счастлив он не был. Асе каре шло, но она всё равно не была похожа на Лару.

Третий был расстроен.

* * *

Пятый постоянно просыпался: его тревожили сны. То он видел Лару, и она его бросала, потому что Пятого изгоняли из Игры. То перед ним возникала Агнецкая. Четвёртая смеялась. Её жир перекатывался вместе со смехом. Она говорила, что специально подставила Пятого.

Проснувшись в очередной раз, он не выдержал, встал и пошёл на балкон. Пятый стоял в трусах и смотрел на занимающийся рассвет. Прозвеневший будильник ударил, словно, обухом, по голове, и не пряча злость, — прятать было не от кого — Пятый стал собираться на работу. Игра игрой, а лекции никто не отменял. К тому же в институте он мог хотя бы на какое-то время забыться.

Глава 17

Неожиданными были три салата и записка: «Не знал, что именно ты захочешь, и поэтому взял сытный с мясом, экзотический с ананасом и неплохую вариацию «Цезаря» — Герцогиня его, кстати, оценила. Ну как оценила… Не отвернулась, хотя она та ещё привереда. Даже любимый корм не всегда для неё любимый. В общем, пробуй. На случай, если захочется сладкого, в пакете должен быть кусок пирога с вишней. Отец посоветовал. Они такой в «Карусели» часто с мамой брали. Кстати, он передаёт тебе привет и приглашает в гости. Знаю, тебе некогда. Поешь, пожалуйста. Сухомяткой убьёшь желудок, а убийств нам и так хватает».

Но куда больше Александру удивил второй курьер. С цветами.

То, что букет не от Бриза понятно стало сразу — на такой роскошный у него не хватило бы зарплаты. Александра поблагодарила курьеров и закрыла дверь. Долго смотрела на букет.

Сотней роз обычно отмечали важную дату, мужья извинялись за серьёзные проступки перед жёнами, оправдывали себя за присутствие в жизни любовницы. Признавались в любви и пытались очаровать избранницу.

Подкупали.

Иногда в её частной практике встречались такие люди. Нечасто, но она с ними сталкивалась. Дорогие подарки, красивые цветы, украшения. Реже конверты с наличкой. И всё для того, чтобы скрыть свой неблаговидный поступок. Чтобы Саша прекратила расследование.

Она привыкла к тому, что люди боятся узнать правду: не только о близких, но и о себе. За подарками и деньгами они пытались спрятать собственную неуверенность. Страх. И пресловутую ложь. Маскировались.

Но что означала сотня персиковых роз, доставленная ей?

Александра осматривала их со всех сторон, будто, цветы могли подсказать ответ. Обнаружила записку. Та крепилась к одной из внутренних стенок упаковки: золотое на золотом. Не сразу и заметишь. Почему-то детектив почти не сомневалась: цветы от Фурского. Открепила записку, сложенную вдвое, словно открытку. Развернула.

Уважаемая Александра, утро вечера мудренее, и теперь я понял, что должен извиниться за себя и за дочь. Вчера мы оба были на взводе. Она в большей степени, поскольку чувствует свою вину за смерть Лары. Кариша ей желала смерти, понимаете? Но она не причастна. К счастью, мысли не убивают. Я тоже пребывал в некотором расстройстве. Вы, возможно, не заметили. В бизнесе есть одно важное качество — скрывать лишние эмоции. И похоже я овладел им в совершенстве. Всё, что я говорил — правда. За исключением одного: я ещё не нашёл того, кто сливал клиентов. Не хотел расстраивать Каришу. В дальнейшем обещаю сотрудничать и отвечать на любые вопросы. Вы всегда можете звонить по этому телефону.

P.S. Надеюсь, вы любите розы.

Александре не нравился Фурский. Он производилвпечатление червя: скользкого и извивающегося. В бизнесе, наверное, им и был. Взгляды, манеры, ужимки, жесты — всё выдавало в нём человека опасного, скрывающего за ширмой обаяния совсем неприглядные качества и, возможно, поступки. Но кроме личной неприязни детективу было нечего ему предъявить.

Она сложила записку, положила на стол, поставила букет в вазу с водой и принялась распаковывать салаты. За вкусным завтраком — каждого салата по чуть-чуть и сладкий пирог на десерт с ароматным чаем — пришло долгожданное сообщение на Вотсап. Колосов извинялся за то, что не написал в обещанное время, объяснил, у близнецов поднялась температура, пришлось вызывать врача, но сейчас всё в порядке. Напомнил Александре, чтобы она одевалась потеплее — весна обманчива. Саше была приятна забота постороннего человека. Колосов спросил, не отвлекает ли он её. Она ответила: нет. И тогда он выслал снимки переписки и правил, подписав последний: Не лезьте в это дело. Посмотрите и удалите.

Но Селивёрстова уже перенесла снимки на ноутбук. Ответила: Я признательна за помощь. Не беспокойтесь. Я во всём разберусь. Но мне нужна последняя услуга.

Я в этом не участвую, Саша. У меня дети.

Вас нет в этой истории и не будет, обещаю. Дайте мне контакты вашего знакомого.

Я вас понял. Хорошо. Но мы с вами не знакомы. Вы нашли его сами. Саша, внуки с дочкой для меня действительно важнее справедливости. Поймите.

Его слова прозвучали трусливо. В другой ситуации в её душе поднялась бы буря негодования, но Александра представила невозможное: себя — мамой, детишек рядом и поняла, она бы поступила точно так же.

Я удалю ваш номер, а вы удалите мой. Берегите себя, Вениамин Игоревич.

И вы себя, Саша. Будьте осторожны.

Он прислал номер. Она быстро переписала его на бумагу, а затем стёрла из телефона всё, что могло нанести вред. Испытывая лёгкую дрожь, придвинулась к ноутбуку. Она просматривала, фиксировала.

Боялась.

Фотографии морозили кожу, пульсировали нервными окончаниями и будто тоже смотрели. Казалось, они запугивали читателя, предупреждали. А, может, лишь играли с чужим страхом.

Александра обнимала себя за плечи, не понимая, как могли найтись на свете люди, способные получать удовольствие от такого.

Экран погас. Но как ни пыталась детектив сосредоточиться, ей плохо удавалось. Перед внутренним взором маячили сканы с телефона жертвы.

2. Способ СОБЫТИЯ (убийства) выбирают участники. Разрешено использовать способ Нулевого, препарат Караэс.

8. Колокольчик должен прозвучать ровно в 03:45. Опережение или отставание — это прямое нарушение правил.

9. Сообщение победителя с указанием жертвы, места и способа должно прийти до того, как зазвенит колокольчик. Отставание или опережение — это прямое нарушение правил.

10. Победителем может быть только один. Совершение СОБЫТИЯ (убийства) с использованием другого или других участников — это прямое нарушение правил.

Помните, Игра «Соседи» носит исключительно развлекательный характер, но не запрещает использовать в качестве лотов (жертв) людей, которые по каким-то причинам стали не угодны одному или нескольким игрокам.

Александра испытывала ужасный дискомфорт. Её, словно, погрузили в ледяную воду с чёрной краской. В глазах игроков не было сострадания, в их душах не находилось места чувствам. Они тонули и тянули за собой других. Саша тоже тонула. Боясь наглотаться ядовитой воды и потерять чувство реальности, она схватила телефон и стала названивать Бризу. Ей необходимо было услышать его голос.

— Бриз! Как же я рада тебя слышать.

— Ты в порядке? Что с твоим голосом? Мне приехать?

— Да! То есть нет! Кажется, я знаю, чем могли отравить Зотову. Нет. Давай всё же встретимся.

— Хорошо. Подъезжай в участок. Я что-нибудь придумаю. Ты точно в порядке?

— До встречи.

Саша не сразу попала пуговицей пальто в петельку — страх руководил её движениями. Она сотни раз встречалась с психами и маньяками, оставалась наедине с настоящими монстрами. Но с группой ненормальных, одержимых убийствами — людьми, играющими в смерть, встречалась впервые. И ей было страшно.

Справившись наконец с верхней одеждой и повозившись с ключом, она бросилась по лестнице.

Бриз встречал прямо у входа. Выглядел обеспокоенным.

— Всё хорошо? Ты взвинчена, — заметил, касаясь её руки.

Она улыбнулась. Не потому, что тревоги и страх отступили — друг внушал ей спокойствие, уверенность. В его глазах Саша видела защиту, и хоть она в ней не нуждалась, ей было очень приятно.

Обнялись по-дружески, не заботясь о косых взглядах и крадущихся сплетнях, вошли внутрь.

— Ты не ответила. Всё нормально? — спросил, пропуская её в столовую.

— Да. Тебе не влетит за отсутствие?

— У меня есть полчаса.

— Мне хватит.

Они сели за самый дальний столик, у стены. Иван взял по кружке чая. Оба были сытыми, приступили к беседе. Александра рассказала о встрече с Колосовым, о звонке в «Жар-птицу», о полученной информации от Фурского и сведениях, предоставленных следователем. Резников слушал, не перебивая. Всё больше хмурясь и становясь задумчивым. Когда она дошла до Нильских и Маниной, он не выдержал.

— И на этом всё. Они не хотят говорить правду, а ты не хочешь расследовать. Займись чем-нибудь другим.

— Но я хочу! — она громко опустила кружку на стол.

— Саша, это опасно. Я прошу тебя отказаться от дела.

— Бриз, я не откажусь. Это невероятно запутанное и сложное преступление. С подобными психами работать ещё не приходилось. Это… — в глазах Селивёрстовой появился хорошо знакомый ему азартный огонь, — это почти что гениальный злодей! Как ты не понимаешь?

— Это ты не понимаешь. Они безумцы, для них человек — это даже не человек, а просто лот какой-то. Они бездушны, но притворяются обычными. Они опасны. Не лезь туда, пожалуйста.

— Бриз, я от тебя такого не ожидала. Ты ведь как никто знаешь, как для меня важны расследования. Я ждала от тебя поддержки, участия. Не разочаровывай меня!

— Я всегда тебя поддержу, Саша, но я слишком хорошо тебя знаю. Ты не только полезешь в самую глубь, ты зароешься в игре. Увязнешь. Да чёрт возьми, ты полезешь на рожон!

— Бриз!

— Пуля!

— Ваня, хватит! Ты мне друг или кто?

— Я… — и замолчал. Слова признания едва не сорвались с губ. Но если бы он их произнёс, они бы расстались. Он потерял бы её навсегда. Наверное.

Он не простил бы себе такую глупость. Точно.

Первая ссора, первый крик. Оба расстроились. Эмоции неожиданные и гадкие взяли верх. Она не хотела его слушать, он не хотел больше ничего говорить. Она боялась анализировать возникшее внутри чувство, он боялся то самое чувство показать. Пытаясь выкрутиться из незнакомой для них ситуации, Резников всё же первым сделал шаг. Он взял салфетку, макнул чайный пакетик в кружку, вынул и стал отжимать над салфеткой, рисуя улыбку. Получилось коряво и не с первой попытки. Но Александра терпеливо ждала и против воли улыбалась. Глядя на такое ребячество, невозможно было не улыбаться. Ответила тем же. Только её рожица была создана помадой со дна сумки.

— Мир? — спросил Ваня.

— Война не про нас, — сказала Саша и смутилась от собственных слов, уже вылетевших, уже произнесённых. Чуть более личных, чем ей бы хотелось и от того волнующих. Пугающих. Уткнулась в кружку, борясь с внезапным смущением.

«Война не для нас, — ругала себя Саша, — я должна была сказать эту фразу. Почему же прозвучало «не про нас»? Говорят, история не про нас, но у нас нет истории. Мы просто друзья. Не более».

И всё же несмотря на собственные уговоры, на сделку с совестью, сердце билось по-другому. Сердце вдруг стало врагом.

— Я рад, что мы поняли друг друга, — Иван протянул руку, но тут же сам убрал. Стал делать вид, будто таким образом потянулся, приплёл вторую руку. Отчаянно покраснел и в итоге тоже уткнулся в кружку.

Обычный разговор, типичная встреча внезапно переросли в нечто совсем другое и более интимное. Ваня поймал себя на мысли о том, что после отпуска в их дружбе что-то сместилось в желаемую для него сторону, но радоваться было преждевременно. Он слишком хорошо знал закрытость Саши, её эмоции. Поставил кружку и увидел: подруга закрылась. Её взгляд, в котором, он мог поклясться, проскользнула близость, вновь стал прежним. Немного отстранённым, немного чужим.

Бриз понял, ему показалось. Он так долго этого желал, так тщательно оберегал свою любовь от откровенных вспышек, так старался быть другом и мечтать по-тихому, что принял желаемое за действительное.

Дурак.

Он едва не поверил счастливому призраку.

— Я благодарна за заботу, и ты прав, — начала Саша, отгоняя от себя ненужные эмоции, рождённые новым для неё желанием. Родным и в тоже время непонятным. Желанием неправильным. — Ты прав во всём. Я не могу бросить дело, я хочу докопаться до истины и если понадобится, то даже…

— Сыграешь в «Соседей», — вздохнул Иван.

— Всё верно. Я не могу иначе, Вань. Пойми, расследования — это моя жизнь.

Его губ коснулась ухмылка. Грустная безнадёжная.

— Я буду рада, если ты будешь помогать. Если нет — пойму. В конце концов ты не обязан быть вечно на подхвате. У тебя есть работа, семья, свои интересы. Так что… — и вернулась к чаю, не в силах произнести ни окончания фразы «это твой выбор», ни следующих слов: «но я хотела бы, чтобы мы были вместе». Александра боялась не только ввести его в заблуждение обычным, казалось бы, набором букв. Она опасалась произнести слова и прочувствовать их.

— Саша…. Пуля… Я буду рад тебе помогать. И ты ведь знаешь, я всегда, всегда буду рядом.

Она благодарно кивнула. Но следом, немного помолчав, он произнёс те слова, которых она сама так сильно испугалась.

— Я хочу, чтобы мы были вместе. Я давно сделал свой выбор.

Она не знала, что ответить и как реагировать. Ваня давно сделал свой выбор. А она?

— Тебе взять ещё чая? — спросил Иван, будто сейчас и не было неловкости.

— Нет, спасибо.

Неловкость была.

А потом они говорили о Караэсе, о вскрытии Зотовой. О необходимости встречи с Натальей. И вроде бы всё вернулось на свои места. Снова друзья, коллеги. Те же лица, голоса, интонации и шутки. Её обещание не ездить в «Жар-птицу» одной и его в это вера.

Но попрощавшись, он не мог отделаться от Сашиного образа и от чего-то радовался больше обычного, а её сопровождал Ванин запах: смесь мяты и кедра. Он окутывал, согревал. Будоражил и одновременно успокаивал. Так же было и раньше — ничего нового — и всё же что-то после разговора в столовой изменилось.

Запах помог ей добраться до «Жар-птицы» и не испытывать страх, озираясь по сторонам.

Бриз был рядом, она это чувствовала.

Ваня был с ней.

Ваню радость отпустила. Подруга уехала, и он услышал отчётливый звук тревоги.

Саша не послушалась.

Как всегда.

* * *

Место приятное. Это то, что сразу бросалось в глаза. Много зелени: и природной, и заботливо выращенной, и декоративной — ненастоящей. Ухоженные дорожки, уютная беседка, нежно-сливочная покраска дома и вьющиеся розы над дверью и окнами. Розы багряного цвета — искусственные, как и сама атмосфера комфорта.

Александра не обманулась красотой «Жар-птицы», отмечая многочисленные уголки, где можно спрятать преступление, улавливая игру обманчивого света и тени холодной опасной. Заметила она и спрятанные камеры: одна находилась в сердцевине крупной розы на видном месте, над самым входом. Другая блестела «глазком» из-под кашпо с ярко-красной петунией, висящей на левой стене дома. Весеннее солнце то и дело попадало на камеру, «разрушая» её прикрытие, но неопытный взгляд с лёгкостью бы пропустил «наблюдающий глазок» из-за яркости растения, наполовину закрывающего «точку слежки».

Детектив обратила внимание на отсутствие звонка у двери или какого-либо другого сигнала. Получалось, войти мог кто угодно. Без предварительной договорённости. И всё это должно зафиксироваться камерой.

Испытывая ничем не подкреплённую тревогу, Александра взялась за ручку и вошла внутрь.

Приятно. Снова тоже слово. Приятные глазу цвета, формы. Мягкий рассеянный свет. Ощущение уюта.

Не находи Александра в притягательных, даже милых вещах и образах тех самых улик, что вели к кровавым драмам; не обнаружь она доказательств того, что в белом может спрятаться по-настоящему чёрное, и могла бы повестись на здешний запах свежести, на ощущение комфорта. Лёгкости.

Могла бы.

Стойка администратора пустовала, но дымящаяся чашка с кофе говорила о том, что совсем недавно здесь кто-то был. Не дождавшись администратора, но зацепившись взглядом за старый колокольчик в облупившейся краске под золото, Селивёрстова пошла дальше, заглянула в помещение, где располагался бар и мягкие диванчики.

— Вам помочь?

Александра обернулась. Перед ней стояла женщина примерно того же возраста. Её чёрные волосы были убраны в высокий хвост. На бейдже рубашки цвета персика значилось имя «Алина».

— Добрый день. Вы администратор?

— Да. А вы хотите заселиться? Я не вижу ваших вещей. Они в машине?

— Вы наблюдательны, — улыбнулась детектив.

— Ничего особенного. Вы к нам надолго?

— По правде говоря, ещё не решила. Хотела осмотреться. Я накануне разговаривала с другой женщиной, с…

— Натальей, — подхватила Алина. Она поехала домой. Сегодня я её заменяю. Вы, наверное, договорились об экскурсии.

— Верно, — снова улыбнулась детектив, радуясь болтливости Алины. Ей и врать ничего не надо было — Алина оказалась удобным собеседником.

— Отлично. Подождите минутку, я обещала отнести свежие полотенца в третий номер. Подождите на диванчике. Я туда и обратно.

Александра не увидела полотенец, но кивнула. Администратор завернула за угол, скрипнула дверью, вернулась с полотенцами, улыбаясь проплыла мимо, и скрылась из виду. С лестницы спустился мужчина. Направился к бару. Детектив не хотела терять лишние минуты и подошла к нему.

— Вам здесь нравится?

— Хотите здесь остановиться?

Она кивнула.

— Нравится. Здесь каждый год скидки, но вы уже не попадаете. А так обслуживание достойное. Только медленное. Администраторы сами всё делают. Я ни разу не видел уборщиц и вообще других работников. Но, возможно, они появляются ночью, а затем уезжают. — Мужчина подмигнул. Затем добавил: — А если без шуток, то за такую плату здесь всё отлично. Я здесь не первый год отдыхаю.

— Да вы что? И в прошлом были?

— И в позапрошлом. Мне нравится постоянство.

— А я всё ищу идеальное место. Отдохнуть хочется.

— Уже не ищете, — улыбнулся мужчина. — Вы его нашли. Кстати, я Дмитрий.

— Александра, — она пожала протянутую руку, чувствуя, как внутри всё переворачивается от воспоминаний. От боли, рождённой таким простым именем.

Глава 18

Иван порывался позвонить, но сдерживался. В конце концов, Пуля не маленькая. Хотя кого он обманывал? Его Пуля самая любопытная, несносная и упёртая девчонка, каких он только знал. Она не упрямая, а именно, что упёртая. И да, маленькая, потому что жила одним днём, не думала о последствиях и вела себя, как ребёнок.

Ваня в отличие от многих знал, что за стеной крутости, за фасадом зрелости и образованности прячется девочка с кучей комплексов и страхов. Девочка, которая всю жизнь пытается доказать не только окружающим, но и родителям, какая она умная, самостоятельная. Какая правильная и независимая.

Гордая.

Саша, его Саша хочет быть идеальной по вылепленным, выдуманным меркам своей же собственной семьи, но в итоге лишь страдает. Не показывает обиду, боль, разочарование, но ему этого и не надо. За долгую дружбу, за сотни разговоров и тысячи, проведённых рядом минут, он научился понимать её в малейших жестах. Научился читать настроение души по взмаху ресниц и опущенным уголках губ.

Иван убрал телефон в карман, пытаясь успокоить молот сердца.

«Пусть она не влипнет в неприятности, — просил он сам, не зная кого, — пусть окажется хоть раз благоразумнее», — повторял, поднимаясь в лабораторию, где его у двери уже ждал судмедэксперт Павел.

— Где ты был? — спросил тот, явно нервничая. — Я заждался. Впрочем, не отвечай. Наверняка был с Селивёрстовой. Угадал? Да ладно, не прячь глаза. Вас уже давно раскусили.

— Что?

— Да все всё знают про вас с Селивёрстовой!

— Что знают?

— Ладно. Не хочешь признаваться, не надо. Желаю вам ещё не один совместный отпуск. Открывай дверь и давай к делу.

Резников был растерян. Сказать, что слова Павла его повергли в шок — это значит не сказать ничего. Он хотел расспросить подробнее о том, ЧТО все знают, потому что сам не знал ничего, и ему казалось странным, как другие могут что-то понимать, если он сам пребывал в недоумении. Но благоразумно промолчал. Ни к чему множить сплетни.

— Я выяснил про яд, введённый Зотовой, — начал медик. — Он экспериментальный. Пару лет назад, кажется, шесть, было громкое дело с его использованием. Дело быстро замяли, поскольку лица там участвовали непростые, но какая-то информация всё равно проочилась в прессу. Этим делом занималась Сафьялова.

— Алиса? — изумился Резников.

— Она самая. Алиса вместе с мужем бралась только за самые резонансные дела. Постой! Это не она помогала в той истории с «блокиратором М»? (подробнее читайте в «Блуждая в тумане»)

Кивнул.

— Тогда я о ней не буду говорить — сам всё знаешь. В общем, она была той самой выскочкой, кому удалось взять интервью у профессора, стоявшего во главе эксперимента. Имя его не озвучивалось. Но, если порыться в материалах, найти наводку можно. Он тогда прогремел с этим своим ядом. Подожди. Сейчас найду название.

— Караэс?

Теперь изумился Павел.

— Селивёрстова уже общалась с Сафьяловой? Что ж ты не сказал!

— Она ни с кем не общалась.

— Но как тогда?..

— Неважно. Что с этим Караэсом?

— Его запретили, но, судя по всему, выработку продолжили где-то в подполье. Намечается громкое дело, Вань. Будьте с Сашей осторожны. Тот, кто убил Зотову, точно знал, что делает. И раз у него был яд, значит, он знаком с профессором. Хотя мне казалось, тот умер год назад. Пусть Саша проверит. Всё это попахивает опасностью. Профессор был психом, и я очень не позавидую тому, кто перейдёт ему дорогу.

— Большая птица?

— Я бы сказал влиятельная, и это куда как страшнее.

— Ты сказал, в истории мелькали непростые люди, кого имел ввиду?

— Богатых убийц. Ты же знаешь, им деньги и власть отшибают мозг, а мы потом получаем свежий труп.

Иван снова подумал о Саше, и его сердце зашлось тревогой.

«Будь осторожна, Саша, прошу.

Умоляю».

* * *

Александра чувствовала тревогу друга. Или это была совесть? Она обещала не ехать одна и поехала. Обманула доверие Бриза. Как обычно.

«Он волнуется за меня, — думала Саша, выходя из коттеджа. — Я не подруга, а сплошное недоразумение». — Посмотрела на мужчину, идущего впереди. Вернулась мыслями к Бризу:

«Нет у меня сердца».

— Вы чем-то обеспокоены?

— Нет, — Александра следом за Дмитрием обогнула беседку. Администратор Алина не сообщила ничего мало-мальски интересного, кроме номера Фурской, и теперь детектив надеялась на рассказ постояльца.

— Вы уверены? Кажетесь грустной.

— Всё в порядке.

— Красивая женщина не должна грустить.

— Женатый мужчина не должен проявлять симпатию к посторонней женщине.

— О, — взглянул на свою руку. — Вы заметили?

— Вы непроизвольно прикасаетесь к кольцу. Я не могла этого не заметить.

— Подловили. Значит, приятного общения не будет?

— Грубить я вам не намерена. Но наша беседа закончится здесь.

Мужчина спрятал руку с кольцом за спину, как будто это могло что-то изменить и спросил:

— А если я скажу, что знаю отличное кафе, мы со Светочкой там часто бываем, и в нём подают отменный «Тирамису»?

— Отвечу, что плотно позавтракала. Предлагаю нам всё-таки поговорить о «Жар-птице».

— Саша, вы меня лишаете возможности флирта?

— Я даю вам шанс не пачкать совесть. И я Александра.

— Не поверю, что вы не любите «Тирамису», — он снова коснулся кольца.

— Почему я должна его любить?

— Моя Светочка его обожает, поэтому…

— Поэтому, — перебила его детектив, — его должна обожать и я?

Он пожал плечами.

— Вы…

— Меня зовут Дмитрий.

— Да знаю я ваше имя! — в ней просыпалось раздражение. Взяла себя в руки, — вы скучаете по супруге, но, вероятно, в вашей паре сейчас есть некие проблемы, однако они ни коим образом не влияют на ваши чувства. Вы пытаетесь флиртовать с незнакомкой, и при этом постоянно думаете о жене. Упоминаете, где она любит бывать, что ей нравится есть, касаетесь кольца и улыбаетесь, называя имя «Светочка». Да вы влюблены! Но убеждаете себя, что вам хорошо и без неё. Зачем?

Мужчина выглядел ошеломлённым и не скрывал этого.

— Я улыбаюсь? — казалось этот факт его искренне удивил. — Вы… я… меня что, так легко прочитать?

— Да. Вы с самого начала решили за мной приударить. Ещё до того, как представились.

— Откуда вы?..

— Мимика. Вы можете не замечать, но ваше лицо живо реагирует на внешние раздражители. Это происходит чаще всего непроизвольно. Но вернёмся к «Жар-птице». Почему вы отдыхаете именно здесь?

Он молчал — отходил от шока. Александра ждала, ходила по периметру, рассматривала участок. Больше никаких камер. Вернулась туда, где, как вкопанный стоял Дмитрий. Тот поднял на неё глаза — до этого пялился в землю — дотронулся до кольца и неожиданно улыбнулся:

— Вы сказали о чувствах к Светочке, и я понял, что был не прав. Не только пытаясь флиртовать с вами, но и дома, с ней. Мы поссорились, — вздохнул.

— Меня это не касается.

— Да, но… благодаря вам я осознал свою неправоту.

Детектив тоже вздохнула. Раздражённо. Заметила:

— Меня интересует «Жар-птица». Я задала вам вопрос и по-прежнему жду ответа.

— Конечно. Простите. Вот так и не знаешь, когда поймёшь, что наделал. Я ведь сюда и поехал, потому что злился. Мне надо было всё обдумать. Я и не понимал, как её обидел, пока вы не сказали. Я люблю мою Светочку. Мы поссорились-то из-за ерунды: она хочет ребёнка, а я хочу заработать больше. Хочу, чтобы они с ребёнком ни в чём не нуждались. У вас есть дети?

— Нет. И кучи времени на чужие истории тоже. Повторяю вопрос. Почему… Вы… Отдыхаете… В «Жар-птице»?

Он выглядел смущённым:

— Простите ещё раз. Что-то я заболтался. — Наконец в мужском взгляде появилась не только задумчивость, но и готовность к настоящей беседе. Дмитрий предложил сесть в беседке, и они вновь прошли по уже изученному Сашей маршруту. — Во-первых, меня привлекает скидка, — перешёл к делу постоялец. — Во-вторых, наличие трансфера. У меня есть машина, но иногда хочется побыть пассажиром. Наверное, вы понимаете. У вас ведь есть авто?

— Не отвлекайтесь. Продолжайте.

— В-третьих, мне нравится отдыхать у воды, а здесь неподалёку река Вуокса. Мы впервые поехали сюда вместе со Светочкой и сразу влюбились. Скажите, — он вновь стал задумчивым, — это предательство, раз я приехал сюда без неё?

— В следующем году поедете вместе, — поспешно ответила детектив. — Я знаю достаточно мест отдыха рядом с водой и на мой взгляд в «Жар-птице» нет ничего особенного.

— Возможно. Мы со Светочкой особенно не выбирали. Узнали про этот коттедж и поехали.

— Узнали откуда?

— Откуда. Из интернета, конечно! Искали дом отдыха и нашли «Жар-птицу». Светочке сразу приглянулось название, мы посмотрели фотографии, почитали отзывы, нам всё понравилось. Место приятное, обслуживание хорошее, завтраки опять же вкусные, в баре неплохой выбор. Мы со Светочкой любим иногда выпить мартини, а здесь сразу несколько видов. Так что пожаловаться не на что. Хотя нет, я вас обманул. В этот раз очень назойливые соседи попались. Можно сказать сегодня первый день, когда никто не предлагает вместе выпить и поболтать. Но это неудивительно, часть отдыхавших съехала сразу после несчастья.

Александра навострила уши.

— Какого несчастья?

— У молодой женщины случился инфаркт.

— К ней вы тоже клеились?

— Нет. Такая бы на меня не посмотрела. Да и ухажёров ей хватало. Хвостом за ней плелись сразу несколько.

— Тоже постояльцы?

— Я их не запоминаю. На женские лица память нормальная, а на мужские… — пожал плечами, потёр кольцо. — Это моя Светочка отлично всех помнит, а у меня, — хмыкнул, — память, скажем так, работает выборочно. Вот вас я запомню.

— Вас ждёт Света.

— Да, и вы мне помогли понять, как я по ней соскучился. — Вздохнул. — Зря я без неё поехал. Лучше бы поговорили. Мы же поругались из-за салата, представляете, Саша? Я купил не то, что она просила. Как обычно. Потом заговорили о детях, о моей невнимательности. Ну и началось.

— Я Александра. Вернётесь домой, купите то, что она хотела. Дмитрий… — произнесла имя постояльца и, словно, оглохла. Так сильно забилось сердце. Нет. Не готова она была ещё думать о Диме. Не готова. — Как ваша фамилия?

— Викторов.

— Викторов, разрешите к вам так обращаться?

— Пожалуйста. Я как в школе перед учительницей. Или на допросе.

— Скажите, ваши соседи проявляли излишнюю настойчивость к умершей? Может, доставляли ей неудобство?

— Чёрт его знает. Подождите. Точно! Когда всё случилось, приезжал следователь, задавал вопросы, и я слышал, что Ольга… Да, Ольга говорила, будто умершая боялась мужчину с серым шарфом.

— Вы знакомы с Ольгой?

— Вроде того. Ей было не до флирта.

— Ясно. О каком мужчине она говорила, вы знаете?

— Да вы что! Я же их не рассматривал.

— Хорошо. Викторов, вы упомянули назойливость соседей. Я… — Замолчала, вовремя вспомнив, что сейчас не детектив, а просто искательница хорошего места отдыха и продолжила: — Я бы хотела отдохнуть в тишине. По возможности. Те люди вас сильно доставали?

— Честно говоря, я не прочь выпить хороший напиток в интеллигентной компании, так что, нет, их общество было неплохим. Если бы не вопросы.

Александра поморщилась:

— Вопросы? Я очень не люблю, когда меня расспрашивают о личном.

— Вы скрытны?

Она не стала отвечать.

— Не беспокойтесь. Они уже съехали, так что, если решите заселяться без скидки, те парни вас не потревожат.

— Но вас потревожили. Интересовались зарплатой?

— Нет. — Улыбнулся. — На самом деле вопросы были глупые.

— Интересно. — Она тоже улыбнулась — Неужели, спрашивали, что вам больше нравится: лето или весна?

— Почти. — Его пальцы крутили кольцо. — Светочка любит каждое время года. Она умеет находить прелесть даже в осенней слякоти. Мы недавно женаты. Поздно встретились. — Пояснил Дмитрий, хотя Александра не проявила и капли любопытства. Сама заметила:

— У счастья нет понятия поздно.

— Вы так считаете?

Она подумала о Диме, о разговоре на мосту, о его молчании длиною в год. Нет. Уже больше. Сердце кольнуло обидой. И решила не отвечать.

— Неужели можно придумать более глупый вопрос, чем про время года? — вспомнила, как о таких же пустяках говорила с Димой. Мысленно выругалась:

«Чёрт! Дьявольская муть!»

Постоялец тем временем продолжил:

— Да, Саша, — тут же поправился, — Александра. Представьте, можно. Один спрашивал чего боюсь, а другой вообще вёл себя, как разведчик, — ухмыльнулся Дмитрий, — интересовался моим детским прозвищем, есть ли у меня животные, какое блюдо я любил в детстве, какое ненавидел. Ну не глупость?

— Не знаю…

— Потом они, правда, переключились на женщин и обо мне забыли. Так что мой отдых, в основном, прошёл в одиночестве.

— Викторов, вы отвечали на их вопросы?

— Да. Что в этом такого? Собеседники любопытные. Бывает. Главное, о нас со Светочкой не расспрашивали. — Выставил руку вперёд, будто обороняясь. Добавил. — Это уже сугубо личное.

— Вы невероятно доверчивы! — не удержалась детектив. — Неужели ничего не заподозрили?

— Вы о чём?

— О странном поведении ваших соседей!

— Каждый коротает время, как может. Они так же, как и я приехали по одиночке и явно скучали. Я тоже скучал. Почему бы не поболтать? Разве общительность представляет опасность? — улыбнулся. — Я вот с вами общаюсь. И что? Я и со Светочкой познакомился в разговоре. Звонил бывшему одногруппнику, а трубку взяла его двоюродная сестра. Так и началось.

— А женщин они тоже расспрашивали? — не желала уходить от темы Александра.

— Не знаю. Я за ними не следил. Слушайте, а что вы так волнуетесь? Я же говорю, они уже съехали.

— Когда именно?

— Ну… не знаю. Как я проснулся, так больше никого и не видел.

— А проснулись вы?..

— Первый раз, когда мёртвую обнаружили. Потом лёг, принял на душу, смерть — это всегда страшно — и открыл глаза уже после десяти. Точно не скажу.

— Кто тогда был администратором, Алина?

— Нет. Алина позже приехала. Была Наталья. Она примерно час назад как сменилась.

— Вы и с ней флиртовали?

— Нет. Я прямо здесь, в беседке был, когда подъехало такси. Алина вышла, а Наталья села в машину. Я как раз посмотрел на часы. В это время мне Светочка обычно звонит, если я не дома. А сегодня… — тяжело выдохнул, — не позвонила.

— Вы и раньше видели, как Наталья покидает работу?

— Да я же за ней не слежу. Случайно увидел. Мне нравится сидеть в беседке. Светочке тоже нравится. Это её любимое место. А когда гложет грусть, хочется грустить в той обстановке, что напоминает о любимых. — Внимательно посмотрел на детектива. — Разве у вас не так?

— Мне безразлично, где грустить. Эмоции никак не связаны с местом. — И тут же задумалась. Честна ли она перед собой? Ведь, когда Саша вспоминала о Диме, когда вновь переживала эмоции радостные и те, что травили душу, оказывалась именно там, где они с Соколовым любили бывать и там, где всё ещё хранился его запах. Например, в ванной, где он прыскался туалетной водой. Тот аромат присутствовал в воздухе до сих пор: уже не такой яркий зовущий, но по-прежнему ощущаемый. Или ей того лишь хотелось?

Зато она почти не вспоминала о Диме в агентстве, потому что туда он ни разу не заходил, не переживала связанные с ним чувства в автобусе или метро — они ездили на его машине. Но стоило оказаться в том самом кафе, где они сидели с Димой, да даже пройти мимо, оказаться в сотне метров, или заметить в витрине магазина серый «Мерседес» или мужчину с галстуком цвета индиго, как сердце привычно замирало, а потом пускалось вскачь. И чувства, так тщательно упакованные в «я его отпустила» и «мне всё равно» оживали и становились ещё сильнее прежнего.

«Возможно, он и прав…» — грустно согласилась Александра и принялась отгонять навязчивое чувство одиночества, сопровождаемое верными слугами по имени «Страх», «Обида», «Боль».

— Вы, случайно не запомнили название такси? «Яндекс», Везёт», на чём она уезжала?

— Это была просто машина без шашек, рекламы. «Жук».

— Но вы решили, это такси.

— Так Наталья при мне платила за проезд. Наверное, трансфер только для отдыхающих. А, может, он приезжает лишь в определённые дни.

— Трансфер тоже обычный?

— Нет. На нём огромная надпись «Барышево — Жар-птица». На сайте есть фото. Вы не смотрели?

— Нет.

«Уточню про такси у Алины, — решила детектив, — и почему я сразу её не спросила? Акцентировала внимание на Наталье и коттедже. Но ведь администраторы могли быть заодно. Мне нужно поговорить с таксистом».

— Вы уже не хотите здесь отдыхать? — неожиданно спросил постоялец.

— Я этого не говорила.

— Вы хмуритесь. Вам что-то не нравится?

— Думаю о своём, — ответила Александра. — Викторов, мы можем вернуться к неприятной теме?

— Спрашивайте.

— Когда вы увидели мёртвую женщину, все постояльцы были уже там?

— Нет. — Он задумался. — Подождите. Там было четверо. Да. Четверо мужчин. Один плакал.

— Плакал? — переспросила детектив.

— Да. У меня сложилось впечатление, будто он знал умершую. Но я ошибся. Его расспрашивали, когда я был там, и он сказал, что её не знает.

— Но плачет?

— Знаете, Александра, на смерть реагируют по-разному. Когда у меня умер дед, я смеялся. Жутко, правда?

— Горе и шок иногда дают неоднозначную реакцию, — произнесла детектив, хорошо знакомая с диким воплощением страданий. Когда её мама была ранена, когда могла умереть, Саша ни обронила ни слезинки. Зато, позже, когда мама звонила по телефону и расспрашивала, как дела, каждый раз потом плакала. То ли от того, что отношения стали лучше, то ли потому, что слышала голос человека, которого едва навсегда не потеряла.

Да. Александра понимала неоднозначность реакций.

Когда она грустила по Соколову, часто смеялась.

— Тот человек объяснил свои слёзы страхом, — продолжил постоялец. — Сказал, что напуган тем, как наша жизнь непредсказуема. Я запомнил его фразу.

— Какую?

— Он сказал, смерть не всегда облегчение.

Она задумалась:

— Любопытные слова.

— Не знаю. По-моему, он был шокирован не меньше остальных. Вот и всё.

— А что говорили другие?

— Да одно и тоже. Что скажешь в такой ситуации? Умерла молодая женщина. Ужас.

— Да. Вы правы. А женщина, которая говорила про серый шарф…

— Ольга?

— Да. Она больше ничего не говорила о покойной?

Постоялец взглянул на Александру по-другому. С подозрением.

— А вы не слишком интересуетесь этой темой? — спросил он, отодвигаясь. — Что-то ваши вопросы не очень связаны с отдыхом.

— Я дотошна во многих вопросах и мне нравится изучать людей.

— Вы и правда дотошны. Даже не знаю, что ещё сказать. У меня чувство, будто я на допросе.

— Это лишь чувство.

— Конечно. Но оно не слишком приятное.

Александра поняла, что собеседник близок к тому, чтобы закрыться и доверительно сообщила, перейдя на громкий шёпот:

— Теперь вы понимаете, почему мне нелегко выбрать место отдыха? Представьте реакцию отдыхающих, когда к ним с вопросами пристаёт такая, как я? — вздохнула. Она надеялась на правдивость игры, в которую сейчас играла. Не перегнула ли палку с подробностями? Не вернулась ли в привычный образ детектива?

— Вы… странная, — заметил Викторов.

— Странная. — Она вновь заговорила в полный голос. — Иногда обо мне так говорят, иногда даже устраивают скандал из-за расспросов. Поэтому не в каждом доме отдыха мне комфортно. Я ведь еду не за руганью, а получается, как получается. — Детектив заметила изменение в его позе, ту самую закрытость. Пока он скрестил лишь руки, но это могло быть только началом. Саша поняла, действовать нужно мягче. Она всё ещё не была уверена в том, что Викторов сумеет держать язык за зубами, услышь он правду. А Бриз просил её быть осторожной.

Саша старалась.

— Простите, Викторов, за все эти вопросы. Вы, наверняка, уже устали. Я не должна была наседать на вас, но мне так интересно, что здесь произошло. Вы сообщили о смерти несчастной, и меня словно накрыло. Я понимаю, что излишне интересуюсь произошедшим. Какое мне дело до того, кто и что сказал? Но я ещё в институте любила наблюдать за людьми, оценивать их поведение и эмоциональные реакции. Глупость, конечно, но мне нравится это делать.

Его поза не изменилась. Лицо выражало смятение.

— Это моё хобби, — улыбнулась, пытаясь выглядеть смущённой. Опустила глаза, поводила носком туфли по земле. Подняла глаза. — Хобби одинокой женщины. Вот так. — Стала ждать.

Постоялец «открылся». Его пальцы снова вернулись к кольцу.

— Знаете… не мне судить о других людях. Я в принципе не против вопросов, и вы мне симпатичны. Нет, не подумайте неправильно, приставать я не намерен, у меня есть Светочка. Но дело в том, что я не помню, что именно говорила Ольга помимо того, что я вам уже рассказал. Помню, она была очень напугана, мы все были очень напуганы. Но это и не удивительно, всё-таки умерла молодая женщина. От инфаркта. Кошмар. А Ольге было страшнее вдвойне.

— Почему?

— А я вам ещё не сказал? Несчастная умерла в номере Ольги.

* * *

Алина смотрела из окна. Происходящее в беседке выглядело обычной беседой двух заинтересованных людей, не более. Но женщина, Александра обманула, сказав о договорённости с Натальей. Зачем? И почему так подробно расспрашивала о коттедже? Алину немного смутили вопросы и, боясь возможных проблем, вернее опасаясь каких-то неудобств, она решила сообщить о визите Наталье. Так-то и выяснилось, что ни о какой экскурсии речи не было, никакой встречи на территории коттеджа не намечалось. Наталья попросила Алину проследить за Александрой, чем та сейчас и занималась. Но недолго. Отдыхающих было мало, и они сильно не беспокоили, Александра Алине понравилась — вызывала доверие, — и поэтому, не обнаружив ничего подозрительного, Алина решила вернуться к своим делам. Ей ещё надо было подогреть остывший чай, пить холодный было невыносимо, и проверить номер, где нашли тело, Наталья попросила ещё раз провести уборку. Алина постояла ещё минуту, и, чувствуя себя выполнившей долг перед старшим администратором, отошла от окна.

Если Алина не волновалась при встрече с Александрой, то Наталья не находила себе места. Ей совершенно не нравилось то, что кто-то расспрашивает о ней, о коттедже. Ей казалось это неслучайным. Помогая игрокам не первый год, она привыкла к подозрению, к недоверию, к тому, что нужно быть осторожной ежедневно, ежеминутно. Постоянно. Вопросы Александры звучали настораживающе. Зачем ей информация о камерах? Какое ей дело, когда уехала Наталья? И почему она соврала об экскурсии?

Тревога жгла изнутри. Поговорить бы с кем-нибудь, уменьшить тревогу. Но с кем? В правилах ясно значилось: не говорить об Игре с близкими. А так хотелось. Наталье тяжело было жить с не прекращаемым чувством опасности.

Она в нетерпении ждала подробностей от Алины, ходила из угла в угол, нервно тёрла подбородок. Отец ненавидел эту привычку. Наталья прятала руки, кусала губы и снова возвращалась к тому, что так не любил отец.

Когда Алина вновь позвонила, страшные опасения подтвердились. Наталья ещё не знала, чем именно опасна Александра, но понимала, эта женщина приезжала отнюдь не за отдыхом. Оставалось надеяться на Алину, на то, что та не взболтнёт чего лишнего. И хотя Алина ничего не знала, опасность всё равно оставалась.

Опасность существовала всегда.

Поэтому в «Жар-птице» не было других работников, только второй администратор.

Наталья взяла себя в руки, она должна была узнать, кто такая Александра, и отправила Алине СМС:

«Проверь её сумочку. Мне кажется, это журналистка. Хочет нарыть грязи про коттедж по просьбе конкурентов».

Сообщение улетело, и Наталья позволила себе выдохнуть.

* * *

– В номере Ольги? — переспросила детектив.

— Именно. Ольга говорила, что вышла подышать воздухом, а когда вернулась, её знакомая уже не дышала.

— Умерла от инфаркта.

— Да.

— Была ночь?

— Простите?

— Вы проснулись, когда всё произошло, — напомнила Александра.

— Да, верно.

— И ночью Ольга куда-то выходила.

— Она выпила и хотела подышать воздухом. А вам это кажется странным?

— Не знаю.

— Александра, эти ваши вопросы… Я уже начинаю думать, что смерть была не из-за сердца. — Натужно улыбнулся. — Убивают обычно где угодно, но только не там, где мы сами.

— Почему вы сказали про убийство? — зацепилась за его слова детектив. — Никто не говорил, что смерть была насильственной.

— Всё из-за ваших вопросов, — ответил постоялец. — Если бы вы не вели себя так дотошно, я бы и не раздумывал о случившемся. Но вы всё спрашиваете и спрашиваете, и я начинаю припоминать. Не знаю. — Он вновь стал вертеть кольцо, будто его это успокаивало. Продолжил: — Те люди, что уже были у номера, когда я прибежал… Я не слышал криков. Никто не слышал криков. Но как тогда они там очутились? Что их привело? Ночью?

«Хороший вопрос», — подумала детектив, а вслух спросила: — Вы точно больше ничего не помните о тех мужчинах?

— Александра, а вы точно не из полиции?

Взгляды встретились. Застыли. Принялись изучать собеседника. Первой нашлась детектив.

— Я похожа на полицейского, да? — улыбнулась. — Люди часто настораживаются в разговоре со мной. Дурацкое у меня всё-таки хобби.

— Дурацкое, — согласился постоялец.

Она посмотрела на коттедж, на окно. Ей показалось, Алина стояла там. Наблюдала? Александра поправила сумочку, намекая на готовность уйти, и произнесла:

— Я, вероятно, уже надоела вам со своим чрезмерным интересом, но мне правда крайне любопытно, что заставило вас думать, будто те люди странные? Расскажите, пожалуйста, и я отстану. — Состроила жалобную мину. — Ну, пожа-а-алуйста.

Он вздохнул, но ответил:

— Сам не знаю. Среди них были те, что задавали мне вопросы и… — замолчал.

— И что? Продолжайте.

— И как я уже сказал, вот вам сейчас всё это рассказываю и теперь мне кажется, что всё это странно: и смерть, и те люди, и следователь. Скажите, разве не должна была приехать скорая? При чём здесь следователь? Я чего-то не понимаю?

— Я сама в этом не очень хорошо разбираюсь, но ваш вопрос кажется мне интересным. Действительно, зачем? Может, на всякий случай? Ладно. Что-то мы увлеклись. Что ж… Спасибо. Ваш рассказ действительно очень любопытный. Я, пожалуй, пойду, не буду больше отнимать ваше время. — Она искренне улыбнулась. Он улыбнулся в ответ и заметил:

— Вы поосторожнее со своим хобби. Оно не каждому понравится.

— Это точно. Ещё раз спасибо.

Они расстались. Викторов остался в беседке, Александра направилась в «Жар-птицу». Уже у входа она обернулась и увидела нечто такое, что заставило её почувствовать радость. Детектив готова была поспорить: то тепло, что читалось на мужском лице, принадлежало Свете. Викторов говорил с женой по телефону. Его пальцы нежно поглаживали кольцо.

Алина была на месте. Две полные кружки чая должны были продемонстрировать расположение и дружественность. Но детектива и улыбка, и напиток смутили. И тому было несколько причин. Александре хватало наблюдательности, чтобы заметить, какой напряжённой стала улыбка администратора, как подрагивала её рука, поправляя и без того идеальную причёску, как неаккуратно был налит новый чай. Крохотное пятно осьминогом выплывало из-под кружки.

* * *

Наталья не могла отделаться от дискомфорта. Постоянно потирая подбородок, она вспоминала работу Алины, её расторопность и трудолюбие, покладистый характер. Нервозность.

Сможет ли Алина сыграть свою роль?

Наталья имела на этот счёт оправданные сомнения.

* * *

— Может, вы хотитечая? — поинтересовалась Алина, протягивая детективу напиток. — Составьте компанию, и я расскажу вам всё, что ещё не рассказала.

И это тоже выглядело странно.

— А вы хотели рассказать что-то ещё? — кружку Александра проигнорировала.

— Я заметила… Я видела… Вы долго общались с Дмитрием. Расспрашивали о плюсах и минусах или это ваш знакомый?

— Что вы хотите мне рассказать?

— Не знаю. Может, у вас остались какие-то вопросы? Возьмите чая, если, конечно, не торопитесь. Он свежий. Я его только заварила.

— Вы со всеми пьёте чай?

Алина не скрывала своей растерянности, и если она играла какую-то роль, то явно справлялась неважно. Её неуверенность можно было не только увидеть — пощупать. При желании.

— Я всего лишь пытаюсь быть внимательной к будущему постояльцу. Разве это плохо? — зачастила она, делая большой глоток. Поперхнулась, спрятала глаза. — Мы стараемся со всеми быть вежливыми и доброжелательными. Иначе как у нас появятся отдыхающие?

Детектив молчала.

Алина спросила:

— Ой, а где вы покупали сумочку?

— Что?

— Мне нравится ваша сумочка, — и снова улыбка. Нервная. И, как и вопрос несвоевременная.

Александра решила принять игру, чувствуя, Алине что-то надо. А где-то в городе Наталья уже жалела о своей просьбе.

— Так что… с вашей сумочкой? — старалась быть милой администратор.

Детектив выдержала паузу, затем взяла кружку:

— Сумочки — это моя страсть. Присядем на диванчик?

* * *

Беседа протекала неуютно, хотя говорили, в общем-то о приятном. Александра взаправду любила сумки, хотя и не до такой степени, как те же носки, но всё же достаточно для того, чтобы иметь парочку экземпляров, а именно четыре — на каждый сезон. Сегодня в её руках красовалась кожаная сумка цвета фисташек с окантовкой из белых ромашек. Недавнее приобретение. Первое, но только после носков, естественно, по возвращении из отпуска.

Алина проявляла заинтересованность в покупке, наслаждалась цветовым сочетанием и даже говорила о собственной сумке. Единственной. Кофейной. От темы сумок плавно перешли к моде и одежде в целом. В общем, вели женский разговор. И всё бы вроде ничего. Алина пояснила, что на работе бывает скучно, и сегодня как раз тот случай, когда отдыхающих мало, а те, что есть, или гуляют по парку — погода благоприятствовала — или отдыхают в номерах. Но всё-таки чрезмерная словоохотливость администратора выглядела подозрительно. Алина уже не настаивала на забытой Александрой чашке, опустошённой лишь на четверть, ведь разговор и без того клеился, но тянулась к собеседнице, словно к подруге. Несомненно, это могло быть от поглощающей скуки или природной болтливости или… Причина всё же заключалась в другом. Когда Алина снова вспомнила о сумке и потянулась к ней, чтобы пощупать, детектив потеряла остатки сомнений. Администратору что-то было очень нужно, но и детектив сидела здесь не просто так.

— Предлагаю обмен, — сказала Александра, отодвигая сумку.

— Что?

— Обмен, — повторила детектив и как бы между делом заметила, — я дам вам сумку, там, кстати, внутри, есть тайный кармашек. А вы мне покажете записи с камер.

— За-зачем?

— А вам моя сумка зачем?

— Просто посмотреть. Я люблю сумки.

— И я тоже хочу просто посмотреть. Если вам, конечно, нечего скрывать.

Алина понятия не имела о том, что творится в «Жар-птице», но помнила опасения Натальи: старший администратор подозревала Александру в журналистском расследовании. Неопытная Алина пребывала в замешательстве. С одной стороны, у неё появился шанс выполнить просьбу Натальи, а камеры всё равно вычищались, потому как объясняла сама старший администратор, такая мера была необходима для лучшей работы устройства. С другой стороны, разве предложение Александры само по себе не отвечало на вопрос Натальи? Зачем ещё этой женщине в ярком пальто записи с камер, если не для СМИ?

— Я беспокоюсь о личной жизни и хочу сама видеть, ЧТО именно попадает в объектив, — Александра пододвинула сумку обратно. — Так что скажете? Или вам есть что скрывать?

«Жар-птица» не мелькала в скандалах, отзывы получала почти что всегда положительные. Попадались, конечно, и неприятные жильцы, по жизни недовольные всем и всеми, но это были единичные случаи, тонувшие в море хороших рецензий.

Алине нечего было скрывать.

— Пожалуйста. — Улыбнулась, подошла к стойке, подключила к сети нетбук, поставила пустую запись, взяла протянутую сумку. И вдруг замерла.

На камере возникло изображение.

Глава 19

«Поедем сразу, вещи я соберу, — слова мамы, перепуганные и взволнованные, стучали в висках, дробились на сотни вопросов и мешали сосредоточиться на работе. Ника уже третьего клиента слушала вполуха, но ничего не могла с этим поделать. Воспоминания об утреннем разговоре полностью перекрывали тему недвижимости Петра Ивановича. Клиента постоянного. Клиента, в эту минуту, недовольного. — И не смотри на меня так, ни о чём не расспрашивай. Просто поверь, что сейчас так будет лучше. Ну подумай сама, доченька, Ларочка была для тебя близким человеком, ты переживаешь. Ты… я слышала, как ночью ты звала её. Тебе необходим отдых, доченька».

— … продать в этом месяце. Вы слышите?

Ника потрясла головой и рассеянно взглянула на клиента.

— Да где вы сейчас витаете?

— Да… конечно. Продать…

— Вы меня вообще слушали? — сердитые ноты не давали и шанса усомниться в том, что Петра Ивановича можно одурачить.

Ника потянулась за бутылкой. Она нуждалась в глотке воды. Во рту вдруг пересохло. Она во сне звала Лару? Лару, которую считала едва ли не сестрой. Лару, которую убили.

Бутылка опрокинулась, вода побежала в сторону ошеломлённого клиента. Ника была уверена, что сейчас начнутся крики, скандал. Ей сделают выговор. Но Пётр Иванович отодвинул стул, а затем подскочил к Веронике, разом теряя сердитость и участливо интересуясь:

— Вы в порядке? Вы сегодня сама не своя.

— Всё в порядке, — соврала и тоже поднялась. Пошатнулась.

Пётр Иванович подхватил её под локоть:

— Вероника, вы, наверно, заболели. Я знаю, какой вы внимательный человек и замечательный сотрудник и поэтому забуду сегодняшний день, но и вы меня должны понять. Время не терпит. Я вынужден поменять агента. Простите ещё раз.

Ника не обижалась на него. Она смотрела ему вслед, ловила довольную улыбку Людмилы, к которой он направлялся, и обижалась на себя. На работе нельзя давать волю чувствам, эмоциям. На работе нужно оставлять всё, что не касается дела.

Она не смогла.

Пётр Иванович был приятным стариком, нескандальным, но уж очень себялюбивым. Он не терпел, когда что-то шло не так. И уж тем более он не мог вынести, когда его агент проявляла неуважение. А Ника проявляла. Непроизвольно. Но так уж получилось.

Промокнула воду бумажным полотенцем, взяла следующее, убрала всю влагу, ловя дрожь в собственных пальцах, выбросила полотенца в урну и опустилась на стул. Теперь дрожали и колени.

Лара… Лара была мертва. Если вчера случившееся вызывало панику, истерию и норовило задушить слезами горя, то сегодня, начиная с утра, оно давило, ухудшая самочувствие, заставляя погружаться в лабиринт с неясными силуэтами и неяркими смазанными воспоминаниями. И всё, что возникало в мыслях и кружило перед глазами было серым. Светлым почти прозрачным, но всё же серым. Блеклым. Таким, что вызывало тревогу из-за невозможности понять, что он обозначает, этот светло-серый?

Вспомнила утро.

Максим, как всегда, был нежен. Осторожен. Своими прикосновениями, касаниями хотел помочь. Хотел показать, что он рядом и готов оградить от любой беды. Но он не мог оградить её от осознания смерти. От понимания того, что близкой подруги больше нет. Что Ника теперь одна.

В ту минуту любовь супруга дарила не покой — страх. Её ведь тоже легко могла забрать чужая воля. Нет. Ника не верила в способность Макса её разлюбить, это было невозможно, они слишком многое пережили, чтобы бросаться чувствами. Но после смерти Лары Ника поняла, как недолговечна любовь и как сурова реальность. Лара тоже обещала всегда быть рядом, любить и поддерживать, но не смогла сдержать обещания. Её жизнь вместе с чувствами забрал какой-то безумец. Не человек — монстр. Настоящее чудовище. Могло ли подобное произойти с Максом? С её любимым мужчиной? С тем, в ком заключалась её собственная жизнь? Отца же смерть забрала? Забрала. Ни о чём не спросила. А Ника его так любила.

Напуганная мыслями, переживаниями; полная страхов и опасений, Вероника отказалась от ласк мужа и попросила оставить её одну.

Он не стал выяснять причин, мучить и её, и себя разговорами. Понял жену и молча ушёл готовить ей завтрак.

Иногда Максим не ленился вставать к плите и жарить гренки с корицей и сахаром.

Иногда Ника именно об этом и мечтала.

Но сегодня был не тот день. Она без единого слова приняла из его рук чашку с кофе, отодвинула поставленную на стол тарелку с гренками и начала делать глоток за глотком, глядя куда-то в пустоту.

Так утро стало окрашиваться серым.

А потом проснулась мама. Она вымоталась и осталась у них ночевать. И её слова лишь ускорили окраску. Блеклым серым, навязчивым своей неопределённостью стало всё.

И продолжало окрашиваться до сих пор.

Вероника не помнила, как дошла до кабинета начальства, как села в маршрутку — автобус только что уехал. Она теребила ярко-зелёный шарф из шифона и думала лишь об одном: о словах мамы. О том, что та произнесла в момент, когда Ника уже закрывала дверь. В момент, когда взорвался Максим.

* * *

Тёща всегда была тактична.

Но не сегодня.

Максим не мог понять, что произошло.

Утро не встретило яркими красками, какие неизменно дарили Никина улыбка, смех, голос.

Глаза. Необыкновенно тёплые лучистые. В них тонули все его тревоги, страхи. В них рассеивалась его неуверенность в том, что им действительно стоит быть вместе.

Максим не отличался храбростью. Он и в армии то выжил с трудом. Его ранение и всё, что последовало позже навсегда впечаталось в память. Для Ники те воспоминания иногда ложились на строки зелёной тетради, а иногда слезами являлись во сне.

Максим видел ужас тех дней каждый день в зеркале.

Был ли он трусом, не мог ответить даже он сам. Если бы на любимую кто-то напал, он, не сомневаясь, полез бы в драку, защитил жену от любого зла. Отдал бы всё, лишь бы она оказалась в безопасности. Даже собственную жизнь.

Даже собственную любовь.

Когда Ника, романтичная и по-детски трогательная, насмотревшись жутко слезливых фильмов, спрашивала его, а что бы он выбрал: остаться с ней, несмотря на опасность для неё же или расстаться, подарив ей чувство безопасности, он всегда отвечал одинаково. Потому что он так чувствовал. Потому что Ника была для него воздухом. Ника была для него всем.

Но когда Раиса Павловна в тот единственный раз попросила его оставить дочь и не причинять ей боли, он не смог этого сделать. Не смог уйти. Максим помнил, как бил дождь по крыше загородного дома, как бешено колотилось его собственное сердце, и как билась раненной птичкой его Ника. Как она вырывалась из объятий мамы.

Он остался. Чем причинил Нике новую боль.

Иногда ему казалось, расставание было бы лучшим решением.

Максим не признавался любимой в своих терзаниях. В конце концов, у них получилась настоящая семья. Они были счастливы. Но страх, тот жуткий страх, преследовавший их пару, начиная со школы, никуда не делся. Когда всё было хорошо, этот дикий зверь закрывал глаза, растворялся, исчезал, но стоило малейшему пятну проявиться на холсте семейной жизни, как тот просыпался, становясь сильнее и злее.

Он омрачал всё светлое.

Сейчас зверь был внутри. Он скалил пасть в ожидании.

Максим стоял у окна. Он сделал себе перекур, решив, что недвижимость клиентов никуда не сбежит. Весна тянулась тонкими ветвями зелёных деревьев. Весна звала с собой: прокатиться по речке на лодке, покормить лебедей в озере, пройтись между вечнозелёных елей, посидеть на веранде дома, с которым связано так много воспоминаний.

«Возможно, идея Раисы Павловны не так уж плоха, и нам действительно стоит уехать из города. Хотя бы на пару дней».

Но едва он приблизился к мысленному согласию с тёщей, как вспомнил её слова, сказанные громко и властно у самой двери. Она обращалась к дочери.

«Нашу семью просто преследуют несчастья. А что, если Лара была ошибкой? Вдруг убить хотели тебя, а не её? Вы ведь так похожи. Доченька, нам надо уехать, пока всё не образумится. Слышишь? Подумай об этом».

Конечно, он не сдержался, закричал. Ника плохо спала, всё звала Лару. Проснулась грустная, с поникшим взглядом. Говорила о подруге, отказалась от ласк. Не захотела есть гренки. Закрылась. А Раиса Павловна такое сказала.

Максим принял слова на свой счёт, поэтому супруги расстались без привычного поцелуя. Он вновь сомневался. Тёща, сама того не зная, разбудила зверя, и тот принялся грызть Макса.

«В своих несчастьях она винит тебя, и ты знаешь почему», — доносились слова из жуткой пасти. Они звучали снова и снова.

* * *

Раиса Павловна чувствовала себя ужасно. Физически она оставалась бодра и весело месила тесто на пирог — дорога-то неблизкая, а в пути на её детей всегда нападал жор. А внутренне дрожала, тряслась. Боялась. Чувство вины и неправильности хватало за горло, лишало воздуха. Трепало нервы.

Зачем она это сказала Нике? Почему не сдержалась? Кто за язык тянул? Город действительно покинуть надо. На время. Сменить обстановку, подышать свежим воздухом. Только кому это больше нужно: ей или Нике с Максимом?

Ей.

Раиса Павловна мучалась снами: её одолевали кошмары, один другого хуже. То к ней приходил покойный муж и пьяный болтал о каких-то соседях и о том, что те убьют всех, если понадобится, рассказывал о лотах, о договоре на игру. То она видела, как муж стоит у окна, спиной к ней и скалится. Отражение в стекле показывает не Давида — какого-то монстра. А потом супруг оборачивается, но на месте его лица не родные глаза и губы, а расплывающиеся черты. Будто перед ней не человек вовсе и не монстр — пятно, клякса.

Проснувшись посреди ночи, Раиса долго не могла прийти в себя. Она лежала, глядя в потолок, но всё ещё видела остатки от того, что когда-то было её мужем. И это было страшно. Бережно хранимый в сердце образ любимого мужчины, всегда заботливого с дочерью и некогда внимательного к ней самой рассеивался быстро и неизбежно. Портрет обретал всё более шокирующие черты, какие изо всех сил Раиса старалась не замечать все эти годы. Черты, которые тщательно прятал сам муж. Но стоило ему окунуться в привычное пиво и немного расслабиться, как маска слетала, и тогда обнажались клыки кровожадности, увеличивалась опухоль эгоцентризма. Жадность и похоть, похоть и жадность овладевали рассудком, и Давид становился другим.

Обнаруженная переписка живо предстала перед глазами, доказывая то, как много секретов было у мужа. Молчаливый вопрос, застывший на губах, улетел в приоткрытое окно, когда, борясь со страхом и бессонницей, Раиса поднялась с кровати.

«Кем ты был Давидушка? Кем?»

Теперь на этот вопрос некому было ответить.

Раиса не сдержала слёз. Она тихо оплакивала молодость, своё влюблённое сердце и светлые дни, проведённые с тем, кто никогда собой, наверное, и не был.

Утром Раиса Павловна начала обдумывать план побега. Она должна была покинуть город вместе с семьёй. Всё просто. Максим с Никой поедут на работу, а она в это время соберёт их вещи, приготовит еду в дорогу, съездит домой за ключами.

Всё просто.

Она предложила поездку дочери, но та неожиданно воспротивилась. Сказала, что не хочет покидать город, в котором жила подруга. Ника вела себя неразумно, вела себя, как глупый ребёнок, и Раиса рассердилась. Напуганная собственными фантазиями — сны не прошли бесследно — наговорила ей лишнего. Напугала.

Максим взбесился, начал кричать.

В итоге все разошлись в дурном настроении, так ничего и не решив.

Пирог с картошкой и грибами уже давно румянился в духовке, а Раиса Павловна всё продолжала вспоминать обрывки снов, ту переписку и лицо дочери у двери.

Во всех бедах она винила только себя.

Раиса была несчастна.

* * *

У Ники не выходили из головы мамины слова. Что она имела ввиду, говоря о несчастьях? Неужели винила Макса? Продолжая теребить шарф, Ника едва не проехала остановку. Она крикнула водителю, вышла из автобуса и начала рассеянно озираться по сторонам. Медленно пошла вперёд. У витрины кофейни остановилась, замерла. Здесь были бешенные цены, а кофе на любой вкус. И Лара не жалела денег водить её сюда, угощать. Баловать.

«Ты не пробовала?! Ника, это надо срочно исправить. Вкуснейшего десерта ты точно не ела».

«Я обойдусь кофе. Тут и так дорого».

«Дорого, дорого. Подруга, жить надо в удовольствие. Всё, я беру. Кофе выбрала?»

В тот раз Ника доверилась вкусу Лары. Не ошиблась. Они отлично посидели, поболтали, а потом отправились по магазинам. Лара подобрала себе юбку. Ника захотела такую же, но не кремовую, а цвета персика.

— Это неправильно… — произнесла еле слышно, отходя от витрины. — Так не должно было случиться. — Слёзы встали комом. Ника едва сдержалась. Начала махать руками перед лицом. Опустила голову, поспешила прочь и от этого места, и от тяжёлых воспоминаний.

Ника так спешила, что врезалась в мужчину.

— Извините… — залепетала, поднимая глаза.

— Ты вернулась… — произнёс незнакомец. Его серый шарф развевался на ветру.

— Простите, вы ошиблись, — Ника сделала шаг в сторону.

— Это действительно ты, — повторил незнакомец. В его глазах плескалось что-то такое… пугающее до чёртиков.

Ника ещё раз извинилась и почти побежала.

Третий стоял, как вкопанный и счастливо улыбался, глядя ей вслед. Он маниакально повторял:

— Ты вернулась. Ты вернулась.

Третий пошёл следом.

Ника добежала до квартиры и тщательно закрыла дверь. Обычно два замка означали, что супруги уехали на дачу и вернутся не скоро, но сегодня, несмотря на полный дом, такой шаг казался жизненно необходимым. Она не могла объяснить причину своего страха, но всё внутри кричало. Хотя вроде бы… Обычный мужчина: глаза, нос, рот. И вроде ничего такого не сделал. Подумаешь, обознался! Чего дрожать?! Но доводы рассудка всё равно чахли перед иррациональным. Вероника испуганно тёрла пальцы.

Матери не оказалось, однако аромат из кухни подтверждал серьёзность намерений: планы уехать никуда не делись. Более того шла тщательная подготовка. Ника заметила остывающий пирог и два термоса на полотенце для сушки: Максим пил только из бутылки и в основном минералку.

Взгляд в поисках успокоения прошёлся по зелёным обоям, дошёл до белой воздушной тюли, выхватил приоткрытое окно. Нике хотелось всего лишь удостовериться, что мужчины внизу нет. А богатое трусливое воображение уже вовсю рисовало незнакомца: тот стоял у подъезда, высоко задрав голову. Его глаза искали Нику.

Сердце ускорило ритм, нервы натянулись струнами. Ругая себя за нелепый страх, Вероника задержала дыхание и посмотрела вниз.

Мужчины не было: ни его, ни серого шарфа. Почему-то казалось, если и не он, странный человек, чья непримечательная, слишком обычная внешность тут же стёрлась из памяти, то его серый шарф точно окажется в поле зрения. Он останется на ветке дерева, указывая хозяину, где искать Нику или будет ждать на скамейке у подъезда.

Пусто. Ника выдохнула с облегчением.

Рассеивая неясную тревогу, взяла в руки любимую тетрадь и какое-то время описывала в ней чувства.

* * *

Третий не мог поверить глазам и в тоже время верил в случившееся больше, чем во что бы то ни было на этом свете. Лара. Его Лара была жива. Она была невредимая и всё такая же красивая. Ей так шло каре. Он не мог налюбоваться и поэтому при встрече, долгожданной и желанной вёл себя столь глупо.

«Это действительно ты», — всё, на что хватило фантазии.

Запомнив, в каком подъезде живёт любовь всей жизни, Третий какое-то время ходил вокруг дома. Он как раз встал под окном, когда Ника отвернулась. Он не видел её, но чувствовал. И нисколько не сомневался: поведению Лары есть объяснение. И даже больше Третий ЗНАЛ, в чём причина.

Асины жалоба и непонимание уже не волновали. Подумаешь, поменял жене причёску? Ну и что, что не спросил? Ей ведь подошёл новый образ, так к чему возмущение?

Третий терпеть не мог бабских эмоций, тем более эмоций не оправданных, поэтому хлопнул дверью и покинул квартиру, оставив Асю оплакивать отрезанные волосы. Он не сомневался, когда вернётся домой, жена встретит его как всегда и даже сама извинится. Конечно извинится. Он же тщательно подбирал женщину для своей вымышленной семьи. Только сейчас это не имело никакого смысла. Перед глазами стояла Лара. Его вернувшаяся любовь.

Он об Асе почти не думал, а она думала только о нём. Вспоминала его взгляд утром. И терялась. Он смотрел на неё так, как никогда прежде. Мечтательно, с любовью, восхищением.

Он смотрел на неё так, будто видел совсем не её.

Их история не походила на лавстори из романтичной мелодрамы. Не было любви со случайного столкновения, обжигающего страстью взгляда, мурашек при прикосновениях. Ничего такого. Они и встретились-то довольно странно. Она стояла в отделе с порошками и просматривала товары по акции, он подошёл к ней и спросил, чем лучше выводить пятна от крови. Она молчала, и он рассказал о попавшей под машину собаке. Животное осталось жить, но пострадало. Он отвёз пса к ветеринару и теперь хотел отстирать рубашку. Кровь на рубашке действительно была. Засохшая.

Ася помнила, как моментально прониклась симпатией. Нет. Не симпатией, уважением. Человек, спасший животное, априори не мог быть плохим человеком. Посоветовала средство от пятен и больше мужчину не видела. До своего дня рождения.

Она встречала гостей у подъезда и вдруг увидела его. Задумчивый, какой-то не от мира сего, он шёл, глядя в телефон. Ася поздоровалась, не собираясь приглашать на праздник, не имея даже мысли о возможных отношениях. Она это сделала лишь потому, что была в прекрасном настроении и любила весь мир, но к её удивлению, он шагнул навстречу. Ответил. Сначала словами, затем улыбкой. А через мгновенье одна из подруг прокричала «С днём рождения, Аська!», и он, немного растерявшись, тоже её поздравил. Подруга приняла незнакомца за Асиного мужчину, отпустила свойственную для неё неприятную шутку в его адрес. Ася смутилась, а тот перестал улыбаться и посерьёзнел. В тот день они расстались у подъезда. Она с гостями пошла отмечать день-рождения, а он пожелал ей хорошего дня и отправился по своим делам. Ася думала на этом всё, но однажды они встретились вновь. Это случилось на похоронах той самой подруги. Они стояли возле могилы, и Ася плакала. Он взял горсть земли и бросил на гроб.

Кого он навещал, она не спрашивала. Да и какая разница? Важно то, что он оказался рядом, когда она так нуждалась в мужском плече. Ася помнила, как он утешал её, поглаживая по голове, щупая волосы. Помнила, как была благодарна внимательному незнакомцу.

Отражение пугало. Стрижка не уродовала, но и не красила. Она просто меняла. И даже не столько внешность, сколько привычный Асе образ. Длинные волосы со школы, множество средств по уходу, разные причёски. Ей не нравилось ходить всё время с распущенными. К тому же иногда это было совершенно неудобно. Поэтому на работу она плела косу «рыбью», «французскую» или забирала волосы в хвост, а во время уборки собирала их в кичку.

Мужу нравились её волосы. Иногда он задумчиво перебирал пряди, а когда случайно тянул за них, делая ей больно, извинялся и целовал их.

Припоминая такие мгновенья, Ася отчётливо осознала: целовал он не её, и даже не её макушку, именно волосы, собирая их на ладони. Так почему же он вдруг их обрезал? И зачем сделал это ночью? Разве скажи он о желании перемен, они бы не смогли договориться? Тогда что заставило его так поступить? И почему он разозлился, когда она его об этом спросила?

Тяжело вздохнув и чувствуя себя без вины виноватой, Ася принялась готовить обед. Но она то и дело отвлекалась на часы, ожидая мужа, и в итоге морковь с луком подгорели. Расстроенная женщина утешала себя лишь тем, что суп получился таким, как он любил — наваристым.

Глава 20

Алина краснела, бледнела и снова краснела, испытывая стыд, смущение и жуткое предчувствие. Наталья орала в трубку. Алина вжимала голову в плечи и мечтала лишь об одном — раствориться в воздухе. Всё. Абсолютно всё пошло не так.

На камерах оказались записи, хотя их никак не должно было там оказаться, потому что старший администратор всегда их чистила. Алина работала с Натальей уже два года и ни разу не помнила подобного инцидента. А это был именно инцидент, судя по тому, с какой силой кричала Наталья и какими злыми словами сыпала в её адрес. Алина искренне не понимала причины — камеры не показывали на её взгляд ничего такого, о чём она и порывалась сказать — но всё же благоразумно молчала, подчиняясь внутреннему голосу, намекающему на большие проблемы. Но и это ещё не всё. Удивлённая наличием записей, она совершенно забыла про свою задачу, про сумку в собственных руках. Алина стояла и смотрела на входящих людей, на пьющих постояльцев, на то, как они заходят и выходят из своих номеров и боролась с противоречивыми мыслями. Впервые ей в голову закралось сомнение: имел ли администратор право на то, чтобы снимать отдыхающих? Было ли это оговорено с ними при въезде? Ей о камерах рассказала сама Наталья. Объяснила их наличие мерой безопасности. Рассказала, что в других коттеджах случались разные неприятности, и она хотела бы в своей «Жар-птице» подобного избежать. Правильное решение. Но… Алина вспомнила, как в прошлом году стала свидетелем личной сцены. Пьяная пара начала раздеваться прямо в коридоре, не дойдя до номера. Они попали на камеру. Запись утром была стёрта, но… Снова «но». Честно ли это было по отношению к тем людям? Если они знали о слежке, хорошо. Если нет…

Алина вспомнила и другое: иногда отдыхающие просили зарегистрировать их не по паспорту. Наталья объясняла Алине, что так можно. Но раз люди подписывались чужими именами, значит, не хотели, чтобы о них знали? А почему не хотели?

В итоге она так глубоко задумалась над вопросами морали, что напрочь забыла о просьбе старшего администратора. Она вернулась на землю, когда одна из камер уже демонстрировала собравшихся возле номера Ольги. Алина не захотела видеть мертвую — толпа уже расступалась — и выключила запись.

Женщина в ярком пальто отпустила мышку, поблагодарила, забрала сумку, спросила, на чём сюда добирается Алина, попросила быть осторожной и ушла. Почти сразу позвонила Наталья. А дальше были сплошные извинения Алины и крики Натальи.

В конце концов старший администратор отключила связь. Алина долго смотрела в погасший экран. Предчувствие не обмануло. Всё было плохо.

* * *

Александра увидела достаточно, хотя и смотрела в перемотке. Алина этого даже не заметила, погружённая в какие-то свои мысли. Вопросов у детектива было много, и один из них адресовался Викторову. На удачу, он всё ещё находился на улице, но уже не в беседке, а на парковке.

— Собираетесь уезжать?

Постоялец обернулся:

— Да. Мы со Светочкой решили поговорить. Думаю, выехать сегодня. Помыл стёкла, сейчас пойду выписываться.

Александра посмотрела на тряпку в одной его руке и средство чистки — в другой.

— А вы как? Надумали здесь отдыхать?

— Не знаю. Викторов, вы сказали, что проснулись, когда возле мёртвой было четверо мужчин.

— Вы снова об этом… — он вздохнул. — Найдите себе другое хобби. Ну правда. Это слишком странное.

— Пожалуй, вы правы. Сейчас поговорю с вами и займусь, например… — она сделала вид, будто серьёзно задумалась, — вышиванием.

— Попробуйте.

— Договорились. Викторов, и всё-таки вспомните, почему именно вы проснулись? Кто-то кричал?

— Нет. Я же говорил. Никто не кричал.

— Тогда ЧТО вас разбудило?

— Я не слишком крепко сплю. Не знаю. Проснулся и всё. Хотя… Подождите. Да! Точно! Колокольчик! На стойке стоит колокольчик. Ночью он зазвенел.

* * *

Вина целиком и полностью лежала на Наталье. Она понимала и осознавала последствия. Возможные. Но ещё не вероятные. Теперь главным было правильно сыграть. Наталья тёрла подбородок всё время, пока шли приготовления: звонок таксисту, эпопея СМС-кой с извинениями к Алине, расчёсывание парика, макияж, поиск солнцезащитных очков и шприц, наполненный Караэсом. Он лёг на дно сумочки.

Да. Самое важное — сыграть, как следует. В этой игре Наталья обязана была выиграть. Она не могла допустить того, чтобы Алина осталась жива. Слишком опасно. К тому же она хотела доказать, что способна быть настоящим Игроком. Ей надоело быть связным и ждать, когда Нулевой в неё поверит. Наталья собиралась уладить возможные проблемы и порадовать Нулевого. Оценила себя в зеркало и вышла из квартиры.

В такси она немного поругала себя сразу за две ошибки. Первое: она ведь знала, что Алина глуповата, но всё же взяла её, купившись на нескандальный характер, покладистость и то, что Алина не совала нос во все щели, чем выгодно отличалась от предыдущего администратора, оказавшейся слишком трусливой и слишком подозрительной. Второе: она должна была стереть записи. Почему не послушалась Пятого? Думала, подмазала следователя, и всё в порядке. Сглупила. Как же она сглупила! Но не всё потеряно. Она ещё может исправить свою оплошность. Только медлить нельзя.

Наталья с лёгкостью представила смерть Алины, а затем и Александры в ярком пальто. Кем бы ни была эта женщина, полезла та в петлю. Наталья быстро расслабилась. И пока за окном мелькали дома, волновало старшего администратора, и то чуть-чуть, лишь одно, как правильно сделать укол. Раньше она этого не делала. Но разве могло быть что-то сложное в том, чтобы ввести иглу?

«Все уколы одинаковы, — убеждала она себя, когда машина ненадолго застряла в пробке. — Мне не о чем беспокоиться». — И в конце концов Наталья себя убедила.

Остаток дороги прошёл в сладких иллюзиях, где её не только принимали в Игру, но и встречали громко. С фейерверком и шампанским. Почему бы и нет? Она всё-таки не просто какая-то там женщина, она особенная. По генам. А гены — это всё. Хотя… И тут приходилось немного взгрустнуть, гены тоже давали сбой. Это печалило. Она хотела бы по-другому, но ничего не поделаешь. Кто-то, как она, а кто-то… Размышления прервала СМС-ка, писала Алина.

Наталья нехотя открыла сообщение, практически уверенная в его содержании. Но она ошиблась. Прочитанные слова внесли сумятицу в мысли и заставили всполошиться. Алина не извинялась. Снова. Не благодарила за предоставленный шанс, а Наталья ждала. Она сообщала о разговоре постояльца Викторова с Александрой и его последующем внезапном отъезде.

Проблемы набирали оборот, нервы натягивались всё туже. Наталья представила себя гитарой с тонкими струнами. Не лопнувшими.

Пока.

А Алина-то была молодцом, сообщив столь важную информацию, и мысленно Наталья добавила в копилку без пяти минут трупу два плюса: за верность и за умение прощать. Если бы её уволили, в сердце вряд ли нашлось место для чего-то, кроме злости и обиды. Но что делать с возникшей проблемой? Убирать и её? Наталья сомневалась в том, что Нулевому понравится столько непредвиденных трупов. Но раз Викторов долго разговаривал с Александрой, значит, мог что-то рассказать. Мог ли? Или она зря беспокоится?

Наталья не могла позволить никаким преградам встать на пути Игры. Но сначала Алина.

План был прост. Наталья всё предусмотрела. Она заранее отправила Алине сообщение, где извинялась за крики и грубость — это на тот случай, если кто-то слышал их разговор по телефону. Или, если будут проверять звонки. Там же высказывала сожаления по поводу увольнения, объясняя, что не может спустить ей ТАКОЕ. Большими буквами, без объяснений — пускай, все думают, будто Алина совершила что-то ужасное. Далее, за хорошую работу — Наталья должна предстать в выгодном свете — она обещала помочь с устройством на работу. Затем говорила, что приедет в «Жар-птицу», чтобы сменить Алину. Это первая часть плана. Во второй за Алиной действительно приезжает такси, но не то, что всегда. Водитель сообщает: «Наталья Олеговна прислала за вами человека. Вы едете на новое место. Только не задавайте вопросов. Я помогу с вещами», а из окна машины высовывается женщина. Улыбается, машет рукой. Если кто-то её и увидит, Наталью не признают. Парик, макияж и очки сделают своё дело. Так что это скорее мера предосторожности.

Алина садится в машину, потому что водитель знает Наталью Олеговну и покидает территорию «Жар-птицы». Едут молча, потому что так просила Наталья Олеговна, да и Алина хочет произвести хорошее впечатление на незнакомку.

По предварительной договорённости таксист высаживает их у дома отдыха «Ласточка». Оно — первое после «Жар-птицы». Вид здания сразу прибавит Алине уверенности в происходящем. Алина возьмёт свои вещи из багажника, а в этот момент Наталья сделает ей укол в шею. Объяснит, что это, наверно, была пчела.

Пойдут вперёд. Наталья велит подождать у входа, а сама вернётся в такси.

Алина умрёт.

Может на пороге, может, внутри здания. Это уже неважно. Случится сердечный приступ, остановить который невозможно — Караэс убивает без промедления.

В третьей части Наталья поблагодарит таксиста за поездку, уже дома вернёт свой образ, позвонит человеку, что всегда отвозит её на работу и отправится в «Жар-птицу». А потом будет долго негодовать по поводу ненадёжности Алины, ведь той не окажется на рабочем месте, хотя они договаривались о смене.

Если станут выяснять, что да как — ничего не найдут. Таксист опишет Алину и внешность несуществующей женщины, отдыхающие подтвердят, что приезжала незнакомка, а хозяйка явилась намного позднее. В телефоне обнаружат сообщение, расспросят и узнают, что Алина была уволена за неподобающее поведение, и Наталья никого за ней не присылала.

Хэппи-энд.

Наталья не сомневалась в собственном плане и чувствовала: Нулевой будет ею гордиться. А когда она решит все проблемы, её примут в Игру именно так, как она представляет. Громко. Грандиозно.

На всякий случай написала Алине: «Выезжать из дома буду через час-полтора, не раньше», попросила водителя включить музыку и с удовлетворением откинулась на спинку.

Глава 21

Александра попрощалась и с Викторовым, и с «Жар-птицей», едва узнав всё необходимое. Ноги несли домой — в мир уюта и спокойствия, руки тянулись к любимым цветным ручкам и маркерам, сердце летело к загадкам и головоломкам. Сколько вопросов! Сколько предположений! И всё необходимо расписать, выделить по оттенкам. Работы непочатый край, а на телефоне пять не принятых вызовов от Бриза, столько же не отвеченных сообщений — она на автомате отключила звук, подъехав к посёлку — и долгожданный номер, обещанный Колосовым. За что хвататься, с кем связаться? Азарт бурлил, кипел, мысли вертелись волчками, сбивая друг друга. В голове творился настоящий бардак. Но главное, глаза горели счастьем, предвкушением ответов. Главное, детектив узнала, кто такие «Соседи».

Удача неожиданной прелестной дамой пришла во время разговора. Нить от колокольчика потянулась к событиям прошлого года, где звона не было, а затем и к двухгодичной давности, когда сначала колокольчик — его резкий звон врезался в память, — а затем и крик оповестил отдыхающих о чём-то страшном и уже свершившемся. Александра копнула глубже в память Викторова, пытаясь нацепить на нить бусины воспоминаний и, наконец, ей удалось узнать следующее.

Два года назад, когда Викторов впервые приехал с женой в «Жар-птицу», с ним познакомился Давид. Подсел за столик, когда Светочки не оказалось рядом — она захотела покататься на лошади, а Викторов их боялся, в итоге жена ушла одна.

Давид заговорил первым, предложил выпить. Викторов утром не пил, но отказать не смог. Новый знакомый уже поставил две бутылки пива. Пришлось пригубить. Слово за слово, о коттедже, о времени года — в основном говорил Давид, перешли к анкете. Так Викторов назвал дальнейшую беседу. Один спрашивал про размер ноги, иностранные языки, другой отвечал. Вопросы шли в шутливой форме. Вроде как по приколу. Давид объяснял, что скучает без дочери, оставшейся в городе — её зовут Ника, и она, к сожалению, на него не похожа, но они любят поболтать. Просил не лишать его тёплой компании.

Пили медленно, Давид смеялся, представляя себя детективом. Этакой мощной фигурой с рокерским хвостом волос. Почему рокерским не объяснил, а Викторов не интересовался. Разговор с Давидом его в принципе развлекал, остальное было неважно. Без Светочки он бы просто умер от скуки, а так, хоть с кем-то пообщался.

Договорились встретиться вечером. Давид попросил оставить жену где-нибудь развлекаться, пояснил, что хочет чисто мужской компании. Светочка вымоталась за день — обычно отдыхала она с книжкой на кровати, а Викторов снимал напряжение по привычке за пивом на кухне. Так поступили и в тот раз. Никто не обижался.

Разговор шёл веселее, бутылки пустели стремительно. И, если Викторов, ограничился одной, то Давид, не пьянея, но болтая всё больше, взял вторую и намекнул, что в номере есть ещё, но это на победу. Викторов поинтересовался о чём речь, и собеседник посерьёзнел. Буркнул что-то про игру «Соседей» и сразу перевёл тему.

После той беседы больше не разговаривали. Давид общался с другими отдыхающими, но в сторону вчерашнего «товарища» даже не смотрел.

О смерти Давида Викторов узнал, как и все, бросившись на крик администратора.

«Имя администратора помните?»

«Нет. Я и Давида запомнил только потому, что лучшего друга так зовут. Хорошее имя. Мусульманское вроде».

«Древнееврейское. Давид точно называл дочь Никой?»

«Мы со Светочкой так хотим назвать собственную малышку. Так что с этим именем я не мог ошибиться».

Больше Викторов ничего не вспомнил, и они с детективом попрощались.

Теперь Александра не догадывалась — была уверена: «Соседи» — это игра. Ключ к разгадке. Лоты, странные вопросы как в какой-нибудь «Да-нет» и правила. Всё совпадало. Здесь люди играли в людей.

Свои мысли детектив набросала прямо на телефоне, во время дороги, специально скачав для этого приложение с широкой палитрой цветов — ждать не было сил, а затем, промчавшись мимо соседки, пускающей всех в подъезд, влетела на этаж, хлопнула дверью и схватилась за «помощников», не снимая ни обувь, ни яркое пальто. Мысли, уже окрашиваясь разными оттенками, готовы были выплеснуться на бумагу, но их резко прервали внезапным звонком.

В дверь забарабанили.

— Саша! Пуля! Саша, блин! — в квартиру влетел Иван, обеспокоенно оглядел подругу и только после этого крепко обнял. — Ты с ума сошла? — закричал на ухо. — Как так можно?

— Бриз, да что случилось-то?

— Что случилось? Ты ещё спрашиваешь?! Сколько раз я звонил, сколько писал! Почему не отвечала! Я уже не знал, что подумать! Ты же поехала к убийцам! Одна! Ты снова нарушила обещание!

Александра отстранилась и поставила руку, ограждая личное пространство:

— Стоп. Я не маленький ребёнок и в защите не нуждаюсь, — произнесла, поймав себя на желании произнести совсем иное: «Да, я маленькая, беззащитная, и хочу, чтобы рядом был человек, способный оградить от любых напастей. Хочу, чтобы именно ты был рядом». Прогнала писклявый внутренний голос, пропустила мимо ушей набат сердца при мысли о том, как сильно и искренне волнуется Бриз, и как ей самой это приятно, как важно. И продолжила привычным тоном независимости: — Можно подумать я детектив любитель и не понимаю, как действовать. Ты так обо мне думаешь?

— А ты понимаешь? — продолжал злиться Иван. — Договаривались же, ты туда без меня не поедешь. Это опасно! Но ты поехала и даже не отрицаешь!

— Да, поехала, — скрестила руки на груди, занимая оборонительную позицию. — А надо было срывать тебя с места? Или ждать, когда закончится рабочий день? Или притворяться, будто у нас есть время на выбор подходящего момента? Бриз! Ты не мог поехать, а я могла! Хватит!

Вздохнул, понимая, Сашу не переспорить. Да и не хотелось ему. Без толку. Он не хотел с ней ругаться — лишь сказать, что беспокоился. Но эмоции вышли из-под контроля.

— Не надо относиться ко мне, будто я несмышлёная школьница, — произнесла она, сбавляя обороты и уничтожая крикливое восклицание в голосе. — Не теряй доверие ко мне, Ваня. Я знаю, что делаю.

— Хорошо, — безнадёжный вздох и новые объятья. — Я волновался, Пуля. Просто пойми, я волновался.

Замолчали, борясь с собственными чувствами. Они и раньше замечали притяжение друг к другу, но продолжали произносить слова, испытывая противоположное сказанному. Но после совместного отпуска что-то кардинально изменилось. Это что-то билось в сердцах.

Александра первой отошла от друга и, скрывая смущённое волнение, словно была маленькой влюблённой девчонкой, заметила:

— Между прочим, пока мы тут эмоционируем, кто-то может снова играть в «Соседей».

— Ты всё-таки разузнала информацию.

— А ты сомневался?

Обменялись сведениями. Поделиться было чем. Иван сообщил о профессоре и его эксперименте с Караэсом. Рассказал о том, что хорошо знакомая ей журналистка Алиса Сафьялова может помочь. Александра поведала о разговоре с Викторовым и о ниточках, ведущих к Нильским, Маниной и Фурским. Не забыла упомянуть и того, кто позвонил в колокольчик. Это была Агнецкая.

Затем, расписав факты и догадки цветом на бумаге, Саша набрала номер Сафьяловой, чтобы узнать побольше об эксперименте, а Ваня позвонил знакомому следователя Колосова. Тому самому, что присутствовал в «Жар-птице» во время смерти Манина Давида Альбертовича.

А в это самое время Третий шёл мимо дома Вероники. Снова. Его туда будто магнитом тянуло, сам он предпочитал называть это зовом сердца. Сердца, горящего любовью.

Третий стоял под окном, не догадываясь о том, что та, кого он принял за Лару, вот-вот выйдет из подъезда. Он бы увидел её. Возможно, даже рискнул подойти. Но позвонила Ася, и Третий, привыкший к жене-прикрытию, отвлёкся, отвернулся от своей вожделенной цели. Ответил на вызов.

— Что случилось?

— Ничего. Ты давно ушёл, а я суп сварила. Наваристый. Ароматный. Приходи. Я не хочу есть в одиночестве.

— Не хочешь, не ешь. Я занят.

— Давай не будем ругаться. Поговорим за обедом. Хорошо?

— Вернусь, когда смогу, — бросилТретий и убрал телефон. Он вернулся к смотровой точке ровно за секунду до того, как Ника свернула за угол.

Сердце бухало, било, грохотало, отдаваясь в уши, в голову. Ника не понимала причины, однако, волнение зашкаливало до тех пор, пока родной дом не остался позади. Ранее такого не случалось. Даже после смерти отца. Хотя в те дни, недели и долгие месяцы её преследовал необоснованный страх. Рождённый мимолётными фразами памяти, всплывающий из пучины сознания, он вновь и вновь наливал сердце тяжестью, ощущением надвигающейся беды.

Но ничего так и не произошло. Жизнь, нарушенная трагедией, постепенно возвращалась на своё место. Возвращалось и сердце.

Тревоги, страхи и мысли, будто Ника могла бы положить конец чёрному — она сама не знала, что это, но иногда видела чёрную тень во сне — покидали разум. Уходили, растворялись. Становились всё менее призрачными.

В итоге остатки, ошмётки чего-то кошмарного нашли своё отражение в дневнике и там и остались, непонятые, но волнующие. Как нечто такое, что просто есть. Без всякой причины.

Но сегодня вновь что-то творилось. Душа кричала. И после столкновения с незнакомцем, дневник стал спасением.

Ника исписала уже несколько страниц, когда позвонила мама. Извинилась за утренний разговор, сказала, что не настаивает на поездке и просит о ней из лучших побуждений. Ника, ещё минуту назад, уверенная в том, что не поедет, стала думать о даче. Там было хорошо. Спокойно. Там было много зелёного.

Ника вспомнила, сколько хорошего связано с папой, и как часто они сидели в беседке, играя в карты. Грусть и нежность сплелись неразрывным узлом, набежали слёзы. Папа всегда обыгрывал Нику во чтобы они не играли. Мама всегда наблюдала с улыбкой.

Ника согласилась. Она решила купить минералку для Макса, чтобы тот никуда не бежал после работы, и вышла в магазин. Странное чувство поселилось в сердце, пока ноги считали ступеньки, и усилилось, стоило оказаться на улице. Не понимая причины, Ника ускорила шаг и буквально нырнула за угол дома.

Минералку покупала, уже успокоившись, удивляясь собственным ощущениям, и вспоминая частые диалоги с Ларой.

— Ты что, людей насквозь видишь? — нередко шутила подруга.

— Нет, — улыбалась Ника.

— Значит ты обалденный интуит.

Вероника не знала, права ли была подруга, но одно было бесспорно. Каждый раз, когда внезапный страх начинал атаку, происходило что-то очень плохое.

Глава 22

— И вы до сих пор живы? — удивлённо воскликнула журналистка, выслушав просьбу детектива.

— Я тоже рада вас слышать, Алиса. Вы всё также бестактны.

— А вы всё также беспечны. Я, конечно, признательна вам за прошлое: вы помогли наказать мерзавцев, убивших мужа и сестру, но лезть в эту историю… Нет. Я не хочу оставлять сыновей без матери. Достаточно и того, что у них нет отца. Нет. Простите. (Читайте «Блуждая в тумане»)

— Не вешайте трубку! Я не прошу, чтобы вы принимали участие.

— Вам нужна информация. Это уже участие.

— Но вы можете передать её шифром. Такой вариант вы не рассматривали?

— Нет. Я давно отошла от интриг и чужих игр. У меня есть дети, Александра. И я хочу быть для них просто мамой. Живой… мамой.

— Алиса, послушайте, я вас поним…

— Разве? — в трубке послышалась горькая усмешка. — Если бы вы понимали, не лезли в это дело. Или вам надоело жить? Если так, зайдите в даркнет, наберите… Что я говорю. Оставьте всё, как есть. Забудьте.

— Я-то забуду, но сейчас вы отказываетесь от помощи следствию.

— Что? Какая наглость. Убили кого-то, сочувствую, но что мне до несчастной женщины, когда в опасности могут оказаться мои мальчики? Вы правда не понимаете?

Александра вздохнула:

— Я понимаю то, что вы боретесь с собой, иначе давно бы повесили трубку.

— Разговор закончен.

— Но вы всё ещё на связи.

Сафьялова молчала, и детектив продолжила:

— У моего друга есть вторая почта. Он редко ею пользуется. Вы можете с левого адреса переслать информацию ему. Если знаете людей, способных рассказать о профессоре, дайте их координаты. Если нет, то, отказывая мне в помощи, вы предоставляете шанс преступникам совершить ещё больше зла.

— Вы серьёзно?! Да я свою жизнь, своё счастье положила на борьбу с убийцами! Я столько дел раскрыла! Стольких вывела на чистую воду! А вы говорите, я…я… — наступила пауза. Журналистка тяжело выдохнула и тихим голосом закончила: — Чтоб вас, Александра… Вы поступаете также, как поступала с информаторами я сама.

— Так вы согласны?

— А знаете, что вас убьёт?

— Ну и что же? — детектив ненавидела подобные вопросы.

– Бесстрашие. Я это точно знаю, потому что как я и говорила раньше, вы слишком похожи на меня. Пришлите адрес почты друга, и я вышлю информацию. Но не сейчас. Мне нужно время. Немного. Часа хватит. Сначала я должна покормить детей. Они любят драники. Знаете, сколько их готовить на два мужских взрослеющих рта? Да откуда вам знать. Всего хорошего.

— Пуля! У нас есть имя! — в комнату влетел Иван. Он не хотел мешать подруге и вёл разговор со знакомым Колосова на кухне. — Взгляни!

Александра отложила замолчавший телефон, взяла лист и вслух зачитала:

— Давид и Елена.

— Читай-читай, — улыбнулся Иван. — Дальше интереснее.

А журналистка Сафьялова с нежностью смотрела на то, как сыновья стучат вилками в ожидании еды и испытывала счастье. Полное и бескомпромиссное. Но, к сожалению, после разговора с детективом, оно безвозвратно омрачилось осознанием того, что нужно делать. И как бы Алисе не было страшно, как бы она не хотела растворить всё рассказанное Селивёрстовой в стоящей рядом чашке с кофе, сделать этого не могла.

Алиса Сафьялова была не только прекрасным журналистом и хорошей матерью. Она была человеком, который слушал голос совести. Когда-то Алиса не помогла тому, кого можно было спасти от укола Караэса — побоялась. И теперь не собиралась совершать ту же ошибку.

Глава 23

Темой лекции была эпоха Просвещения, а Пятый всем сердцем горел за рационализм и свободомыслие. Именно они сыграли не последнюю роль в том, что Пятый вступил в Игру, о чём не жалел ни разу за прошедшие годы. Игра отвечала и свободе мышления, и рациональному подходу к жизни. Она давала всё необходимое. И только играя, Пятый чувствовал себя по-настоящему живым. Но его тревожила ошибка Агнецкой. Ошибка, стоившая жизни Ларе.

Пятый как во сне закончил лекцию по своему любимому материалу, без какой-либо внимательности выслушал заинтересованного студента и покинул аудиторию раньше, чем это сделал последний из будущих историков, хотя раньше уходил лишь после того, как аудитория наливалась тишиной.

Он шёл в тумане, не здороваясь с коллегами, и думал лишь об одном: что делать дальше? Он любил Игру, пожалуй, больше, чем женщин. Лара — исключение. Но Лары больше нет. Сердце разбито, мечты растоптаны, а ипотека и кредит висят на том же месте, на доске будущих приобретений. Пятый не сомневался в том, что и квартира, и машина однажды станут его. Он выплатит положенную сумму. Только из-за Ирмы с её проколом «однажды» отодвигалось на неопределённый срок, ведь исход этой весны предугадать не мог никто. Убрать лот на чужой территории. Задачка не из простых. Агнецкая уже совершила ошибку. Не совершит ли её вновь? И как ошибка повлияет на его деньги? Будет ли смысл в том, чтобы убить её потом или лучше сделать это сразу? Но как же правила? А месть за Лару? И что он будет делать, если его уберут из Игры?

Волнение, тревога и сомнения пеплом оседали в душу, словно позабытые десять лет назад сигареты.

Возвращаясь с короткого перерыва в аудиторию, Пятый чётко для себя решил одно: он уничтожит Ирму, но только тогда, когда она уберёт лот. Правила есть правила, а рисковать он не хотел. Это она была виновата в его неудачно закончившемся романе, в странных мыслях, блуждающих в голове, в финансовой неопределённости и неспособности отвлечься лекционным материалом.

Во всём была виновата только Ирма.

* * *

Мама доставала Второго с самого утра, даже, когда стирка закончилась: пришлось постирать не только облитое компотом, но и всё, что велела мама. Но она всё равно нашла сотню причин недовольства: ей не понравился новый ведущий новостей, и сорвалась она, конечно, на сыне, обозвав того остолопом. Затем у неё заболела спина, голова. Затряслись руки. Дело, естественно, было в неправильном уходе родного чада, о чём она и сообщила, не щадя того в чувствах. Затем, пока Второй завязывал шнурки — неспешно, успокаиваясь, — мама вновь укорила в отсутствии обещанных денег.

Когда Второй уже выходил за дверь, мама обнаружила дырку в мусорном пакете. Ему пришлось пересыпать мусор в другой, и виноват снова был он, потому что мешки купил дешёвые и непрочные. Застёжка на портфеле щёлкала снова и снова.

Наконец, Второй покинул дом, но и тут неприятности не закончились. По дороге отвалилась пуговица, а ведь он привык выглядеть правильно. Щёлк-щёлк.

Затем родительница продолжила доставать в автобусе, который приехал с опозданием. Сначала бесила звонками — у неё было скверное настроение, а потом и сообщениями, где снова и снова напоминала о том, что хочет есть нормально и жить нормально, а он для неё мало старается. У школы обрызгал джип. О таком же чёрном и блестящем Второй мечтал ещё в детстве. Щёлк-щёлк.

Второй вошёл в здание, поднялся по ступеням и направился к двери класса. Застёжка на портфеле автоматом продолжала щёлкать всё стремительнее, пока он, любимый учитель всех старшеклассников, приветствовал учеников, пока рассказывал о поступке Раскольникова. В портрете главного героя он с самого начала видел человека сильного. Особенного. Правильного. Концовка с раскаянием его огорчала. К чему? Зачем? Но неокрепшим умам, в большинстве своём, прожжённым глупостью, сочащейся из смартфонов, Второй преподносил Раскольникова так, как требовала программа, общество. Установленные неизвестно кем рамки. О своей позиции учитель помалкивал, в душе лелея надежду, что кто-то из его подопечных сумеет прочесть истину не по губам — глазам. Но пока все двадцать пять человек вкушали его речи, ловя именно слова. Это огорчало. Щёлк-щёлк.

Но несмотря на предубеждения взрослых и самого Второго, ученики пытались размышлять. И поэтому, внезапно прозвучавший вопрос от парня за первой партой, удивил Второго, и без того витающего в пасмурных облаках. Среда приближалась. Получит ли он свои деньги? А если нет, что сделает мама? Запас кружек был большим, но спасут ли они в этой ситуации? И сколько ещё он сможет терпеть издевательства? Не лопнет ли терпение? В последнее время мама была просто невыносима, а вчера и сегодня желание убить её красочно рисовалось воображением едва ли не каждую минуту.

Но нельзя.

Второй подумал о Первом. Это из-за него возникло столько проблем. Победить должен был он, но Первый только и делал, что мешал. Наверняка, и в случившемся с Четвёртой виноват был он.

Второй ненавидел Первого.

— Михаил Евгеньевич, вот вы говорите, Раскольников осознал свою вину, ужас поступка и принял достойное наказание, а мне так не кажется.

Второй размозжил голову Первого. Как Раскольников. Топором.

— И ещё: вам не кажется, что люди в наше время, совершающие самосуд над преступниками, поступают правильно?

— Что? — перед глазами Второго Первый лежал в луже крови. Облака окрасились нежно-голубым. И это было правильно.

— Михаил Евгеньевич, я имею ввиду, что мы же не знаем, какие там черти у кого в голове? Может, эта старушка прожила вовсе не святую жизнь, может преступники нашего времени совсем и не рады тому, как поступили, но им не хватает смелости. А общество, готовое растерзать любого из-за несогласия с системой, оно поступает как раз хорошо, и зря мы все так против самосуда. Может, окажись Раскольников в нашем веке, и его наказание стало бы не совестью, а чем-то пожёстче?

— Пожёстче?

— Вы меня слушаете? — парень повторил свой монолог.

Учитель опомнился:

— Тебе, Гриша, не нравится произведение?

— Я пытаюсь посмотреть на произведение другим взглядом. А то все восхищаются книгой, восхищаются, а по мне так это мутотень. Так что да, мне оно не нравится.

Второй поднялся и машинально схватил портфель. Первый в мыслях издал свой последний хрип. Застёжка щёлкнула с такой силой, что сильно ударила по пальцу. Глаза учителя наполнились влагой. Перед внутренним взором пролетел ремень в материнских руках. Она не любила «Преступление и наказание». Она не разрешала его читать, потому что считала пустым произведением, не способным научить борьбе, необходимой в жизни. Раскольников сдался. И мама всегда боялась, что её сын тоже сдастся под напором жизненных обстоятельств. Или совести. Она не любила совесть. Поэтому совести у неё не было. И признаваться в этом она не стеснялась. Второй читал книгу украдкой, пряча её за порошками в ванной комнате, потому что все прочие места мама проверяла. Так что говорить о Раскольникове с классом было настоящим счастьем.

— Я не знаю, каким скудным умом надо обладать, — медленно и тихо начал Второй, отгоняя назойливую грусть прошлого и щёлкая застёжкой, — раз ты говоришь такие вещи про великое произведение. Раскольников — ярчайший персонаж всех времён. Он не просто персонаж, он герой любого времени, потому что сумел возвыситься над серостью и обыденностью, над стадом овец, называемых людьми. Он сумел сделать то, на что требуется сила, а она, увы, имеется далеко не у каждого. Ты очень и очень глупый, Гриша, если не способен понять написанного сквозь строки. «Преступление и наказание» — это история не об убийстве и его последствиях. Это история о том, как одиноко быть настоящим, а не притворщиком, как все.

Класс поразила тишина. Она была настолько плотной, что, казалось, позаимствуй у Раскольникова топор, и тот разрубит тишину, как дрова на щепки. Второй почувствовал себя Богом. Ему нравилось видеть восхищение, смешанное с испугом на юных лицах. Он хотел бы, чтобы сейчас здесь была мама. Произведённым эффектом она была бы довольна.

Прозвенел звонок, но никто не сдвинулся с места. Второй сообщил о завершении урока. Неуверенно школьники начали собираться. Тот самый парень, поднявший такую смуту в душе учителя, вышел из кабинета, даже не обернувшись. Никто не произнёс ни слова, не попрощался с любимым учителем. Это задело Второго. А в конце дня для беседы позвал директор.

Второй ненавидел, когда его учили как преподавать собственный предмет. Виноватый во всех бедах Первый мысленно умер ещё раз.

Застёжка на портфеле щёлкала и щёлкала.

Дома встретила мама. Она снова играла недовольством, используя обидные слова. В общем, была не в духе. Поэтому Второй, тоже не в настроении, не стал рассказывать о донесении учеников. Сел обедать, громко щёлкнув застёжкой. Пальцу вновь стало больно.

Суп был невкусным, болтовня мамы однообразной и грубой, её желание получить деньги выбешивало до зубовного скрежета.

А потом она спросила про тему урока, и пришлось сообщить о книге. Мама брызгала слюной, злилась. Он попытался объяснить свою точку зрения. Мама ударила его портфелем, взяв тот в комнате. Сказала, что жалеет о том, что родила такого глупого сына. Заговорила об отце.

Он ненавидел отца и сказал об этом. Ему показалось, что мама смеётся.

Удар в живот, ногами по рёбрам.

Душа в миг наполнилась тьмой. Из неё показались лица людей, что когда-то смеялись над Вторым. Мальчишки из детства, не признававшие его слабости, одноклассники, забиравшие очки, девчонки, не воспринимавшие всерьёз неумелые ухаживания. Первая любовь, что сравнила его с верблюдом после поцелуя. Все они давились хохотом, наблюдая за тем, как очередной человек унижает Мишу.

Пальцы потянулись к шее и начали давить. Мама закатила глаза, хватая ртом воздух. Мама умерла.

— Не огорчай меня, сын. Закрыли тему. И ешь давай. Я зря что ли, суп грела? — Мать отхлебнула из ложки.

Второй очнулся. Опустил взгляд на пол. Там лежал призрак матери, а сама она, живая, невредимая и очень недовольная сидела за столом.

Второй быстро покончил с едой и ушёл в свою комнату. Какое-то время готовился к уроку, но потом литература, облепленная, словно ядовитыми пауками, мыслями об Игре и проклятом Первом, потонула в раздражении и злости. Они вытеснили все сюжеты и всех героев. Недовольный бубнёж мамы под телевизор лишь ускорил процесс.

Раскольников — не злодей, осознавший свою вину. Раскольников — герой среди злодеев. И Второй собирался стать таким же, убив никому не нужного бабника Первого, с которого и начались все проблемы. Если бы не он, то сейчас они с мамой пересчитывали бы деньги — ещё одно её любимое занятие. И она бы пребывала в хорошем настроении, а не доставала его. Если бы не он, Второй сейчас не думал бы об убийстве вне Игры. Если бы не он, не было бы срыва на уроке. Если бы не Первый, всё было бы хорошо. Да и к тому же он, Михаил Евгеньевич, светоч школы, дарящий просвещение юным умам, был нужен миру. А Первый? Что давал Кирилл Анатольевич? Только форму. Идеальную форму женских тел. Но разве это было так уж необходимо?

Нет.

Ближе к вечеру, едва мама села за просмотр любимого жанра — очередного фильма ужасов, в котором опять находила одни недостатки, Второй под предлогом обычной прогулки, отправился к Первому, выслушав при этом уйму злых слов. Мама не могла избавиться от своего негодования по поводу отсутствия ожидаемых денег и пилила сына в то время, как застёжка щёлкала и щёлкала.

В конце концов, второй взял портфель, положил в него всё необходимое, вышел из квартиры и остановил машину возле дома Первого. Щёлк-щёлк.

Оскалился улыбкой в предвкушении, расплатился, вышел на свежий воздух.

Первого он увидел сразу. Тот стоял на балконе с обнажённой красоткой. Женщина ласкала его тело, зазывно поблёскивая золотом на руке. Её рука спускалась к набухшей плоти.

У Второго никогда не было такого разврата. Он пригляделся к балкону второго этажа и узнал женщину.

Терпение лопнуло. Застёжка, застигнутая врасплох усердием владельца, отвалилась, испугавшись внутренней злости.

Дальнейшее происходило, как в тумане, и за всё это время Второй подумал о правилах лишь один раз — когда женщина закричала, и её крик слился со звуком, навсегда запечатавшим в сознании сирену, как отражение уже пустого страха.

8. СОБЫТИЕ (убийство) не должно быть принято за убийство, поэтому исключается использование любого орудия (оружия) из ниже приведённого списка…

В этом списке была и бутылка. Второй, плохо видя и ещё хуже соображая, перевёл взгляд с умирающей парочки на осколки, окроплённые кровью.

«Словно куски батона, измазанные кетчупом», — пролетела мысль. Затем взгляд уткнулся в открытый балкон и замер на мирно плывущих облаках. А сирена тем временем удалялась. Полиция проехала мимо.

Второй улыбнулся.

Если бы в тот миг кто-нибудь спросил, чем вызвана улыбка, то услышал бы рассказ о том, как в детстве Миша тайком от мамы брал кетчуп для бутербродов. По чуть-чуть.

Приятное воспоминание. Мама не замечала происходящего. Кетчуп исчезал, но очень медленно — так, как это и должно было быть. Второй снова посмотрел на облака. Увидел жирафа, он любил наблюдать за ними по телевизору, и разглядел лицо матери: сердитое, недовольное. Привычное. Лицо расплылось, превращаясь в два тела: мужское и женское. Они были точно такими же, как мертвецы на полу в квартире Первого.

Первого…

Что он натворил?!

Реальность застучала в мозг гулом машин снаружи и гавканьем собак на прогулке. Ворвалась паника. Она бесцеремонно принялась бить в виски, бить под дых, сжимать сердце, заставила вращаться квартиру. Второго стошнило. А потом, когда в желудке ничего не осталось, к Михаилу Евгеньевичу пришло осознание, что это конец. Дрожь захватила пальцы рук, затрясла всё тело. Что он наделал? Как всё исправить? Только что он нарушил не только одно из правил — он нарушил сам принцип Игры: не убивать участников, если они не лоты.

А на полу лежало двое: Первый, он же Карпов Кирилл Андреевич, фитнес-инструктор, известный как любитель женщин и красивой жизни, и Камила, настоящего имени он не знал. Когда неделю назад они встретились возле пивнушки, она представилась так. Устав от одиночества, и вышедший из себя из-за мамы, — причина всегда находилась — Михаил тогда предложил ей пойти в мотель, но она, пьяная, развратная и восхитительная, словно, богиня, отказала. Теперь Камила была мертва. Только радости Михаил не испытывал. Сердце, будто поражённое какой-то заразой, молчало.

Не зная, как поступить с трупами и понимая, что выдать случившееся за несчастный случай, он не сможет, Михаил не нашёл ничего лучше, чем умыться, снять испачканную одежду и переодеться в чистую. Рубашка подошла, а брюки оказались чуть великоваты, но это не имело значения. Он сгрёб своё в кучу, сбросил в мусорный мешок, завязал и вышел из квартиры, плотно прикрыв за собой дверь.

Как добрался до дома не помнил — машину вёл на пилоте, а оказавшись перед мамой, молча прошёл мимо неё в комнату и не выходил до тех пор, пока та не позвала к ужину. Не позвала к разговору.

В детстве Миша пугался такого маминого спокойствия. Если она садилась за стол, отодвигала тарелку и складывала ладони перед собой в замок, обычно это не означало ничего хорошего. Когда она в тишине протягивала ему хлеб и не напоминала о мытье рук — стоило ждать урагана. С годами традиция не поменялась. Мама всё так же пугала молчаливостью, а Михаил по-прежнему вжимал голову в плечи, глядя в её маленькие близко посаженные глаза.

— Ты что-то сделал, — не спросила, утвердила она. — Что-то действительно дерзкое. Настоящее. Мужской поступок. Ешь-ешь.

Аппетита не было. В сознании всё ещё ворочались мысли о кровавых осколках. Почему он не воспользовался подготовленным Караэсом? Почему не сдержался?

— Причина в обиде? — спросила мама. — Или тебя кто-то настолько разозлил?

— Я думаю… — медленно начал он, — что всё дело в женщине.

— В женщине? — улыбнулась мама. — Мой сынок нашёл себе любимую, и та ему изменила?

— Нет. Я никого не нашёл.

— А я думала, ты как отец.

— Не говори о нём.

— Вы похожи, — заметила она, не прикасаясь к еде. — На внешность одно лицо, на поступки… скажи мне сам.

Михаил скрипнул зубами и отодвинул тарелку, выражая свою позицию. Подтвердил её, скрестив руки на груди.

— Отрицаешь родство, — хмыкнула мама. — Ведёшь себя подобно ребёнку. Но от правды не уйдёшь. Ты его семя. Он, конечно, был ничтожеством, но страшным ничтожеством. Его боялись. А тебя не боятся. Но ведь это можно изменить. — Сделала паузу и продолжила: — О чём ты сейчас думаешь, сынок? Только отвечай честно. Я твоя мама и всегда пойму. Я приму тебя любым, моя радость. — Она протянула к нему руку, и он, немного подумав, сжал её в ответ. — Так о чём ты думаешь? Расскажи.

— Об осколках.

— Ты разбил что-то?

— Да.

— Ты подрался?

— Нет.

— Ты кого-то убил? — в глазах загорелся огонь. Губы растянулись безумием. — Неужели, мой сынок действительно стал другим?

Он не знал, как реагировать. В глазах напротив читался неподдельный восторг.

— Знаешь, за что я полюбила твоего отца? — поднялась из-за стола и подошла к сыну. — За то, что он всегда отвечал своим обидчикам. Он не был ни рохлей, ни тряпкой. Он был собой. И за это я его уважала. А другие боялись. Теперь боятся будут и тебя. Боже мой… Я столько лет ждала, когда проснутся гены, и наконец это случилось. Я не верю своему счастью. Сынок, ты меня так порадовал. — Мама поцеловала его прямо в губы, чего не делала с самого детства. Затем взяла лицо в свои ладони и прошептала:

— Убийство — это избавление от лжи. Не бойся.

Он несмело улыбнулся и тоже тихо произнёс:

— Спасибо, мама.

— А теперь мы поужинаем, и ты мне всё подробно расскажешь. Кстати, ты избавился от трупа?

— Нет. Оставил их на месте.

— Их?! Ты не перестаёшь меня удивлять. Моя ты радость! Значит, стёр все отпечатки?

— Просто ушёл.

Любовь в прикосновениях сменилась гневом. Пальцы только что нежно ласкавшие щёки, вжались в кожу, оставляя следы.

— Ты что?! — прогремел голос мамы. — Ничего не сделал? Тебя же найдут! Ты бестолочь! Недоросль! Бестолковщина! Ты… ты… ничтожество! — вернулась прежняя мама, а добрая копия бесследно растворилась в ругательствах и унижениях.

Спустя час после убийства, мимо квартиры Первого проходила любопытная соседка, знавшая, как много женщин бывает у фитнес-инструктора. Она-то и вызвала полицию.

Глава 24

А в «Жар-птице», пряча слёзы от чужих глаз, собирала вещи Алина. Их было немного: запасной тональник, пудра, тушь, помада, лак для ногтей — администратор по уверениям Натальи всегда должна была выглядеть идеально, Алина не спорила — комплект чистой формы на всякий случай, туфли и лодочки. Любимые, удобные. Их она надевала, когда заканчивала работу, чувствуя, как вместе со шпильками исчезает и необъяснимое волнение, неприятные эмоции. Раньше Алина объясняла всё это личными переживаниями: с родителями были тяжёлые отношения — они ей не доверяли и не понимали её стремлений, желаний, её интереса к работе администратора. Парень выносил мозг: то люблю, то наскучила, то ты самая лучшая, то никудышная. В общем, сплошные эмоциональные горки. А Алина, привыкшая к давним отношениям — встречались два года — для неё это был значительный срок, терпела, прощала. Любила.

Но сегодня, после разговора с Александрой, в сознание то и дело прокрадывалась одна и та же мысль: не происходило ли в доме отдыха чего-то странного? Чего-то страшного? И зачем некоторые из отдыхающих регистрировались под чужими именами? И с чего вдруг один из постояльцев, Викторов, тот самый, что разговаривал с Александрой, съехал? У него в запасе оставалось три дня. А тут вдруг, раз, и решил уехать. И совпало его желание с приездом женщины в ярком пальто, любительницы сумочек и приватной жизни.

Зачем Александра так интересовалась камерами?

Верить в то, что Наталья вела какие-то противозаконные игры не хотелось, а сомнения между тем острыми углами царапали сердце. Успокаивало одно: дела «Жар-птицы» Алину больше не касались. Но поскольку ещё утром Наталья была её работодателем, Алина посчитала нужным сообщить о разговоре Викторова с Александрой. Придумывала она проблемы или те действительно были, а такой поступок ей казался честным.

Она с грустью прошлась по дому, заглянула и мысленно попрощалась с каждым уголком коттеджа, где ей так нравилось работать, сделала пару селфи внутри здания и снаружи, посидела в беседке и вернулась к стойке. Там она должна была ждать Наталью. Старший администратор давно сообщила, что в пути и по расчётам Алины должна была вот-вот появиться.

Машина въехала во двор как раз в ту минуту, когда Алина отправила сообщение парню, сообщив плохую новость и не забыв приправить её сладким «Теперь мы можем поехать на аттракционы хоть ночью». Она знала, Андрюша обрадуется. Ему нравилось всё неправильное, запрещённое и опасное. Алина понятия не имела, можно ли пробраться в парк развлечений после закрытия, но даже сама попытка, неважно удачная или нет, привела бы Андрюшу в дикий восторг. Её парень был адреналинщиком. Немного подумав, Алина отправила влюблённый смайл, а после — фото, запечатлев на нём лишь декольте. Для этого пришлось расстегнуть пуговицы и неловко осмотреться по сторонам — воспитание и врождённая скромность не позволяли опозориться перед отдыхающими. Затем, получив ожидаемый «палец вверх», Алина спрятала телефон, схватила сумочку и поспешила к машине.

Водитель сообщил:

— Наталья Олеговна прислала за вами человека. Вы едете на новое место. Только не задавайте вопросов. Я помогу с вещами.

Из окна машины высунулась какая-то женщина. Алина не всматривалась в лицо незнакомки, зная, как это нетактично. Ей хотелось произвести хорошее впечатление. Она была благодарна Наталье и не могла подвести перед этой женщиной. Наталья ведь за неё поручилась. Улыбнувшись по привычке водителю, Алина расположилась на заднем сиденье рядом с незнакомкой.

«Жар-птица» скрылась из вида, и сердце Алины кольнуло сожалением. Вздохнув, она уставилась в окно. Мимо пролетали хорошо знакомые места. Места, которые она успела полюбить. Алина быстро прикипела душой и сердцем и к дому отдыха, и к людям, да хоть к той же Наталье — работали бок о бок, пускай и условно, но всё же целых два года. Это вам не шутки. Память грели воспоминания о том, как она пришла на собеседование, как отвечала на вопросы, робея перед представительным мужчиной. Тогда был один из счастливейших дней: работа несложная, местность красивая, воздух чистый, улыбчивая напарница. Сплошные плюсы. Алина, наконец, могла почувствовать независимость и доказать её своим вечно недовольным родителям. Благодаря хорошей зарплате у них с Андрюшей появилось больше разнообразия в прогулках. Теперь они могли рассчитывать не только на его финансы, но и на её, поэтому почти ни в чём себе не отказывали, используя молодость и свободу от бремени денег на полную катушку.

Алине так казалось.

Выросшая в довольно скромных условиях, она считала роскошью возможность каждый вечер сидеть то в одном в кафе, то в другом. А ещё её мучала совесть из-за причины, по которой «Жар-птица» осталась в прошлом. Она подвела Наталью. Она всегда подводила родителей.

Дорога петляла, настроение продолжало падать, пейзаж за окнами ничуть не улучшал ситуацию. Алина, хотя и любила смотреть как верхушки деревьев касаются облаков, в эту минуту ничуть не радовалась.

С левой стороны заблестел вывеской дом отдыха «Ласточка». Машина остановилась. Алина за всё время пути, не проронившая ни слова, осмелилась задать вопрос незнакомке:

— Собеседование будет прямо сейчас?

Женщина не ответила. Молча вышла из машины, поманив за собой пальцем.

— Приехали, — сообщил водитель, — можете выходить.

Алину настораживала молчаливость женщины, но всё же она подошла к багажнику за вещами. Конечно, можно было взять пакет с собой — он не был тяжёлым — но водитель любезно предложил помощь, а незнакомка махала рукой, улыбаясь. Алина не хотела показаться невежливой.

Теперь, стоя у багажника, душу терзали неясные сомнения. Глаза открывала подозрительность. Вроде бы поводов не было, но почему Наталья не сменила её на посту? Почему оставила коттедж? Надеялась на камеры? Но раньше такого не случалось. Что изменилось на этот раз?

— Простите, не знаю вашего имени, а Наталья когда приедет в «Жар-птицу»? Она вам сообщала? Просто… — Алина смущённо потёрла ладони, — стойка администратора пустует, и, хотя я уже там не работаю, как-то это всё нехорошо. Я имею ввиду оставлять дом без присмотра.

Молчание.

— Она уже там, да? Я задала глупый вопрос, извините. — Алина наклонилась за пакетом, чувствуя себя крайне неловко. И какое она произвела впечатление на незнакомку? Наверняка, ужасное. Пытаясь загладить вину — чувство, воспитанное родителями, — обернулась в тот момент, когда шприц направил иглу ей в шею. — Простите, я волнуюсь. Ой, а это…

— Чёрт… — прошипела Наталья.

Алина сделала шаг назад. Растерявшаяся Наталья криво улыбнулась, а затем ринулась на Алину. Водитель, краем глаза заметивший странные движения у багажника, вышел из машины. Зажатый в руке шприц, вошёл в воздух.

— У вас всё в порядке? — поинтересовался он, приближаясь.

Женщины молчали. Первая совершенно не знала, как действовать, когда всё идёт не по плану, а вторая, испытывая шок от происходящего и запутавшаяся в эмоциях удивления и страха, переводила взгляд с незнакомки на таксиста, продолжая пятиться прочь от автомобиля.

— Я вас спрашиваю, — повторил реплику водитель. — И что у вас в руке?

Наталья, понимая, что оказалась в ловушке, не смогла придумать ничего лучше, чем направиться ему навстречу, стараясь сделать улыбку смущённой.

— Вышла неувязочка, — начала она, потной ладонью сжимая шприц, — вы мне не дадите мой мобильник? Он остался на сидении. Пожалуйста.

— На… талья? — тихо прозвучало узнавание со стороны Алины.

— Это воровка, — пояснила старший администратор, не обращая на неё внимание, — дайте, пожалуйста, мой телефон. Он лежит с вашей стороны.

Водитель, оказавшийся у пассажирской дверцы, на секунду замешкался, но затем взялся за ручку, наклонился. Мысль о странности происходящего уже проскочила в сознание, но движение Натальи оказалось молниеносным. Игла вонзилась в шею. Смертельный раствор помчался к сердцу.

Алина вскрикнула.

Водитель повернулся и схватил руку Натальи. Пошатнулся, вдруг почувствовав себя неважно. Наталья ударила мужчину в пах. Алина обрушила убийце на голову пакет с вещами. На дорогу посыпались запасные тональник, пудра, тушь, лак. Налетевший ветер растрепал волосы Натальи, и водитель, чьё самочувствие внезапно пришло в норму — Караэс действовал быстро, но всё же не настолько — мощной пощёчиной уронил ту на асфальт. Алина бросилась звонить в полицию. Наталья, не замечая боли в щеке, подобрала тональник и швырнула в Алину. Промахнулась.

Алина, так и не закончив вызов, бросилась бежать.

Таксист тоже схватился за телефон. Наталья нашла у дерева булыжник и ударила водителя по голове. Тот повалился на машину и замер. Теперь нужно было остановить Алину. Наталья бросилась следом с такой скоростью, как будто от этого зависела её собственная жизнь.

«Ласточка» была совсем рядом. Казалось ещё пара десятков метров и безопасность. Алина не понимала, что происходит. Ей было очень страшно. Земля полетела в глаза внезапно. Затем кто-то потащил за ногу, вонзаясь в икру ногтями. Пальцы схватились за шею и стали душить. Алина отчаянно замолотила ногами по земле, начала царапать чужие руки.

В глазах темнело, воздух исчезал, боль пронзала горло, расползаясь всё дальше и дальше. Секунды неумолимо ускользали. Алина мысленно позвала Андрюшу, а затем отпустила убийцу и закрыла глаза. Слеза горечи и боли, последняя слеза показалась на ресницах и покатилась по щеке. Брошенный у дороги телефон высветил именем любимого парня, а затем погас также быстро, как и жизнь Алины, оставляя после себя лишь недоумение и множество вопросов.

На другом конце города Андрей Кравцов набрал номер повторно, но ответом ему была лишь пугающая тишина.

— Моя малышка, — произнёс он на автоответчик, — как закончишь, позвони, я встречу.

Наталья слезла с неподвижного тела и схватилась за голову. Всё. Абсолютно всё вышло из-под контроля. Она не знала, что делать. Не сумев справиться с нахлынувшей паникой и то и дело потирая подбородок, Наталья вытащила мобильник из кармана и позвонила Нулевому.

— Ты понимаешь, какие последствия? — гнев скользил в голосе.

— Да. Но… что мне делать?

— Коттедж далеко? Камеры есть? Тебя кто-то видел?

— Да. Нет. Наверно. Не знаю! Что делать?

— Подними Алину и закинь на заднее сиденье, убери улики.

— Как?

— По возможности! — он всё-таки закричал. — Ты это дерьмо сотворила, ты и… Короче! Подметаешь за собой и рвёшь с места. Дома не появляйся.

— А куда?

— Тебе ехать?

— Туда, где не станут искать.

— Так меня, что, теперь?.. — она сглотнула.

— Если правильно разыграем — нет, а пока прячься.

— Хорошо. Но таксист! Что делать с ним? Его я не подниму!

— Об этом надо было думать раньше.

— Папа!

— Придётся поднапрячься, Наташ, — связь отрубилась.

Наталья медленно поднялась, осмотрелась. Нулевой ей велел действовать. А папа, по сути, оставил.

«Выбираться, — билась истошная мысль, — выбираться».

Немного приободрить могло сейчас только одно: выбранная дорога, не центральная, пустовала. Она была идеальным местом для осуществления плана. Только план рухнул, как и мечты Натальи стать игроком. Теперь отец никогда не доверит ей Игру. Никогда.

Плотно стиснув зубы, Наталья наклонилась к Алине и начала поднимать.

Прошла целая вечность. Время растянулось жвачкой. Оно тянулось и тянулось, пока старший администратор, прикладывая немалые усилия, тащила к машине Алину, обхватив за талию. Голова женщины безвольно лежала на правом плече, рука тонкой плетью свисала с левого. Со стороны Алину можно было принять за пьяницу, а Наталью за верную подругу, помогающую той забраться в салон.

Наконец, тело легло на сидения. Наталья прислонилась к машине, едва не споткнувшись о распластавшегося на асфальте таксиста. Ей нужно было передохнуть. Взгляд скользнул по мертвецу, по луже крови на крыше автомобиля, спину заломило в предчувствии тяжести. К счастью, мужчина был не тучным. К несчастью, Наталья всё равно была по сравнению с ним хрупкой.

Когда он тоже оказался внутри, она осознала ужасную вещь: окровавленного таксиста нельзя сажать на переднее сидение, а значит, тела нужно поменять местами. И снова, будто в страшном кошмаре, нелепом сне, жуткой иллюзии Наталья касалась мёртвых людей.

Напряжение в мышцах тормозило движения, но старший администратор не позволяла слабости взять над собой верх. Она продолжала работать, не замечая рвущей боли в спине и усталости в руках и ногах. Пересадила тела, распустила волосы Алины, и те, упали вниз, пряча опущенное лицо и след на шее. Наталья подняла все разбросанные предметы, зашвырнула их в багажник и рванула с места.

Подъехав к нужному дому, остановилась, тяжело выдохнула. Набирая телефон, помедлила, но всё же не передумала.

— Ты с ума…

— Ничего не говори. Спускайся вниз для общего блага.

— Что за?..

— У меня здесь трупы.

Больших объяснений не потребовалось. Вскоре из подъезда показался Пятый. Он нёс лопату.

— Сделаешь сама. Потом приходи.

— Ты даже не поможешь?

— Наташ, мы спали всего раз. О чём ты? — и ушёл, оставив Наталью одну, с громко стучащим разочарованием в сердце.

* * *

Агнецкая не унывала, хотя ни поверхностное, ни какое-либо ещё знакомство с представительным мужчиной так и не состоялось. Бизнесмен по фамилии Фурский покинул свой офис, сославшись на непредвиденные обстоятельства. Ирма к перехвату не успела. Но оставлять попытки Агнецкая не собиралась.

Пока же принялась за Ольгу.

Они столкнулись на выходе из торгового центра. Лот всегда там покупала косметику. За внешностью, как и Ирма, Ольга следила с особым усердием. Там и разговорились на почве акций и рекламы, где мелькала красивая зарубежная актриса.

— Живём здесь, а любуемся заграничными лицами, — фыркнула она, останавливаясь рядом с жертвой. — О чём думают рекламщики? Это же глупо! Вы как считаете?

Ирма узнала, что Ольга одинокая женщина и после смерти мужа совсем потерялась в этом мире. Она искала любую возможность хоть с кем-то пообщаться, потому что муж был для неё целой жизнью.

— Поддерживаю. Но косметика хорошая. Я давно пользуюсь.

— Я тоже! Мне особенно нравится линия для смешанной кожи. А у вас какая? Ой, простите, я наверно выгляжу навязчивой. Дело в том, что я недавно осталась одна. — Ирма всхлипнула, надеясь на актёрское мастерство. Училась всяким трюкам с первого дня, как оставила родной городок и решила покорять мегаполис. Мечты о богатой и сытной жизни ей не давали покоя ровно с того момента, как мать сама назвала дочь проклятой нищенкой.

— Одна? — прониклась симпатией к собеседнице Ольга. — Сочувствую. И понимаю. У меня тоже никого нет.

— Я собралась поесть мороженого. Хотите присоединиться?

— Как-то… неудобно.

— Да что вы! Разве две взрослые женщины не могут насладиться вкусным мороженым просто так?

Ольга на мгновение задумалась, вспомнила пустую квартиру, фотографию мужа, стоявшую на прикроватном столике, и кивнула.

— Я сейчас завершу покупку и присоединюсь.

— Тогда буду вас ждать вот там, — указала Ирма рукой на ближайшее кафе.

Сначала беседа протекала вяло, неохотно. Говорила в основном Агнецкая. Но она не зря целых два года играла в «Соседей» и всё-таки сумела разговорить жертву. Прощаясь, у Ольги появилась приятельница со схожими интересами, а у Ирмы заветное приглашение в гости.

* * *

Какого хрена вообще происходит? — бесился Пятый. — Ты с ума сошла, Наташ? И почему ты явилась ко мне? Сама уладить не могла?

Наталья, уставшая, измотанная, сидела с закрытыми глазами на диване, облокотившись о спинку, и молчала.

— Кого ты убила? Зачем? — продолжал наседать Пятый. — Надеюсь, они хоть не связаны с Игрой? Что молчишь? Связаны? — он схватился за волосы, жалея об их скромной длине. Будь те на пару сантиметров больше, выдрал бы клок. А может выдрать у Наташи? — Зачем ты сюда приехала? Отвечай, давай, а то! — замахнулся.

Наталья открыла глаза, увидела мужскую ладонь возле своего лица и вздохнула. Ни сил объяснять, ни желания не было. На неё напала апатия.

— Наташа, чёрт бы тебя побрал! Да что творится? — Пятый опустился рядом и уже спокойнее произнёс. — Не буду я тебя бить. Но ты ответь, какого хрена всё это значит, а? И почему по телефону ты сказала для общего блага?

Собрав все свои силы, старший администратор подтянула колени к подбородку, и после череды вздохов-всхлипов, рассказала о случившемся.

— Ну ты и дура… — только и сумел вымолвить Пятый, выслушав историю. — О чём ты думала? Да не пофиг ли кто такая эта Александра? Ты же заплатила следаку, а другие пусть нюхают. Что у них есть? Камеры чистые, свидетелей нет, всё нормально. Подожди, ты чего трёшь свой сраный подбородок? Ты, что, не стёрла записи?!

Наталья виновато молчала.

Комната заполнилась матами. Вдоволь наругавшись и отбив костяшки пальцев о стену, Пятый тихо заметил:

— Главное, чтобы Нулевой ничего не узнал. Придётся что-то придумать.

— Он… уже знает, — шёпотом призналась Наталья.

И снова брань.

Рука вновь зависла в опасной близости, а затем потянулась к женской шее.

— И ты решила приплести меня, дрянь? И всё потому, что я однажды с тобой переспал?

— Не смей меня трогать. Ты знаешь, кто я? — Наталья вовремя замолчала. У них с отцом был договор: о родстве никто не знает. Так Фурскому было спокойнее. Таково было условие её участия в весенних забавах.

— Чё замолчала? Продолжай! — кипел Пятый. — Кто ты такая, а? Подстилка?

— Да пошёл ты!

Он не ударил, она отвернулась.

— Тебя хоть не видели?

— Не знаю.

— Твою ж…

Какое-то время посидели в тишине. Потом заговорил Пятый. Но говорил не об Алине с таксистом и даже не о Нулевом — он тревожился лишь из-за уплывающих от него денег.

— Человеческая жизнь для тебя вообще ничего незначит? — закричала Наталья.

— Можно подумать, она что-то значит для тебя, Наташа! Не ты ли мечтаешь стать игроком? Думаешь, я не знаю? Да я вижу тебя насквозь, дура!

Его слова посыпались солью на давнюю не заживающую рану. Рану от того, что за столько лет родной отец так и не принял Наташу.

— Что теперь прикажешь делать? — не успокаивался Пятый. — Ты хоть тела нормально закопала? Чё молчишь, паскуда? Или решила меня подставить, раз я тебя отказался вновь тра…

— Заткнись! — Наталья впервые за долгое время почувствовала всепоглощающую боль и настоящее одиночество. Такие, от которых хотелось выть и не хотелось жить. Её и держала-то на плаву одна-единственная мысль, что настанет тот день, когда отец признает её, доверится, примет в Игру. Полюбит. Ведь для него это было не просто развлечение, не занятие скуки ради. Это была его жизнь. Игра была для него всем.

Слёзы брызнули из глаз, потекли ручьями. Ненавидя свою слабость, отца и мужчину рядом, старший администратор вскочила с дивана и бросилась на кухню. Вернулась с ножом.

— Я сама убью эту Александру, — шипела она, брызгая слюной и дрожа всем телом, — из-за неё всё пошло кувырком. Не припёрлась бы дрянь в «Жар-птицу», не пришлось бы убивать Алину. Она виновата в происходящем. Из-за неё мы в жопе.

— Нож положи, — велел Пятый. — И подумай над тем, что говоришь.

— Я её убью, и всё станет хорошо.

— Ты правда такая дура? — недовольство разливалось в голосе Пятого. — И как я мог с тобой переспать? Ты же как пробка.

— У меня нож, — напомнила Наталья, сверля его взглядом.

— Мой нож. Думаешь, уйдёшь чистой с таким орудием убийства?

— Ненавижу тебя…

— Это взаимно. Уверен, другие игроки тоже не испытывают симпатии друг к другу. Но разве в этом есть какая-то важность? Нет, Наташа. А важно то, что каждый здесь сам за себя. Одно из правил: не… общаться… вне… Игры. Мы с тобой нарушили пункт не единожды. Если Нулевой узнает, денег не видать, да и договоры он скорее всего расторгнет. Но… — поднял указательный палец вверх, — если сыграть достойно, мы не только останемся, мы окажемся в плюсе.

— О чём ты?

— Положи нож.

Она послушно уронила предмет на пол.

Пятый улыбнулся.

— А теперь давай вместе подумаем, почему всё вышло из-под контроля? Какой момент стал поворотным, и чья в том вина? Какой-то там Александры, явившейся с неясной целью в коттедж? Или началось всё намного раньше? С чьей-то нелепой ошибки?

— А… гнецкая…

— Именно.

Наталья подошла к дивану, села.

— А ты прав… Она виновата в том, почему мы сейчас здесь сидим. Да! Ты прав! Если бы она была внимательнее и убила бы лот, ничего бы не случилось! Я убью её!

Пятый покачал головой. Импульсивность администратора его нервировала. Он не хотел, чтобы Наталья принимала участие в его планах, но, с другой стороны, он мог бы её подставить и тем самым убрать сразу две проблемы: жирдяйку Ирму и тупицу Фурскую. Главное рассчитать каждый шаг, всё предусмотреть и не попасться Нулевому. Пятый не мог остаться без денег и любимой Игры.

— Тогда, Наташ, действуем следующим образом, — сказал он, рисуя в уме расправу над женщинами. — Я слежу за Ирмой, а ты сидишь здесь и не высовываешься. В среду Агнецкая покончит с лотом, а мы с ней.

— У тебя есть план?

Он кивнул.

— Используем слабость Ирмы. Её алчность. Но действовать следует осторожно. Нулевой не должен ничего узнать, иначе…

— Я понимаю. Об этом можешь не беспокоиться.

Его смутила её уверенность. Будто Наташа знала больше, чем он. Пятый никогда не узнавал биографии Фурской, потому как та не была игроком, но теперь он собирался покопаться в её жизни. В этот миг, как и Агнецкая, администратор стала его личным лотом.

— Всё будет хорошо, Наташа. Верь мне.

Она не поверила. Но кивнула.

Глава 25

Пока игроки расправлялись с жертвами в реальности и фантазиях, детектив Александра Селивёрстова вместе с верным другом Иваном Резниковым мчалась к дому Нильских.

Без звонка. Без предупреждения.

Знакомый Колосова оказался полезным свидетелем. Он не только дал имена участников: Давида и Елены, но и пересказал часть подслушанного разговора. Феноменальной памятью Семёнов не отличался, но диктофон всегда держал под рукой. Так как в своё время ему не удалось получить форму, как у друга Колосова, он боролся с несправедливостью и подлостью своими методами. В «Жар-птицу» два года назад прибыл с целью не только отдохнуть, но и проверить качество обслуживания и даже не подозревал, свидетелем какого диалога окажется.

В ту ночь Давид первым вышел из номера, следом свою комнату покинула Елена. Они направились в бар. К тому моменту Семёнов наблюдал за парой уже второй день — те казались ему странными: они активно знакомились со всеми отдыхающими, задавая нелепые вопросы. Выглядело происходящее подозрительно, а Семёнов выискивал именно такое. Мучимый бессонницей, вызванной любопытством, он пошёл следом за ними и спрятался за пустующей стойкой администратора. Так Семёнов узнал о лотах, правилах, которые пара бесстрашно нарушала, и о договоре между Давидом и Еленой — разделить деньги после победы. Давид обещал прислать подсказки Елене по вотсапу. Напомнил, что все сообщения ей нужно будет удалить. Женщина спросила, что он будет делать с женой, если та узнает об их связи, и Давид задумался. Он сказал, что, вероятно, жену придётся в случае чего убрать, ведь их связь сразу выведет Раю на Игру. Говорил о её смерти совершенно спокойно. Жалел Давид лишь об одном — о дочери Нике, не разделявшей ни его азарт, ни жажду к деньгам. А затем сказал, что прямо сейчас напишет дочери, как ему жаль, что они такие разные, напишет, что несмотря ни на что её всё равно очень-очень любит и никогда не бросит. Поскольку набирать сообщение, молча, Давид не мог, Семёнов услышал предостаточно об Игре на выживание.

Давид был чертовски пьян.

Они покинули бар по отдельности, Семёнов чудом остался не замечен. Он выскочил из укрытия как раз в тот момент, когда оставившая пост администратор Ирина, вернулась на место.

Диктофон Семёнов давно поменял, но информацию оставил на бумаге. С Колосовым не поделился сразу по одной причине — потерял доверие. Он знал, что администратор предлагала тому деньги и знал, что расследование быстро прекратили. Обращаться ещё куда-то побоялся. У Колосова были связи, а у Семёнова только диктофонные записи, сделанные незаконным путём. К тому же прошло два года. Срок небольшой, но всё же.

Страхи Семёнова детектив понимала, но у неё по-прежнему оставалась уйма вопросов. Откуда Давид с Еленой узнали, что администратора не будет на месте? А если они не знали, то почему нарушили очередное правило, зачем так рисковали? Не понимала детектив и другого: почему в Игру взяли такого ненадёжного участника, как Давид? И если его дочь Ника что-то знала, по какой причине утаила информацию? Зачем они с матерью вообще вызвали Сашу для расследования, когда сами только и делали, что лгали?

Теперь Александра собиралась вывести заказчиков на чистую воду, используя их же слабость: секреты. Подъезжая к дому Нильских, она почти не удивилась, увидев, как супруги складывают вещи в багажник. Они бежали, словно крысы с тонущего корабля, и самая старшая из них, стояла у открытой дверцы и о чём-то разговаривала с водителем.

— Куда-то собираетесь? — поинтересовалась детектив, приближаясь к семье.

Три пары глаз вперились в Александру с заметным удивлением. Но страха, как она не пыталась разглядеть, не обнаружила.

— Я тут привела следователя по делу вашей подруги, а вы уезжаете, — произнесла она с преувеличенным сожалением. — Может, повремените с поездкой?

— Вы что-то… нашли? — дрожащим голосом уточнила Ника, хватаясь за руку мужа. Со стороны казалось, будто она цепляется за него, как за соломинку, и это действительно было так, но причина спасения детективом была понята неверно.

— Сдавайтесь, Нильская. Мы всё знаем, — велела она, глядя на бледнеющую Нику.

«Сейчас… я узнаю правду о смерти моей… Ларочки…» — на самом деле подумала та, прижимаясь к супругу всем телом.

— Забирайте вещи и пройдёмте в квартиру. Нам есть о чём поговорить, — Александра повернулась к Ивану. — А вы были правы насчёт них, уважаемый следователь. Правы во всём.

* * *

Что это «всё» оставалось для подозреваемых тайной, но опасения у них возникли разные. Раиса Павловна боялась, что узнали про измену мужа и почти не сомневалась: его похождения открыли дорогу к соседям, а раз детектив привела следователя, нашлось что-то страшное. Манина не могла разобраться с обуревающими её чувствами и понять, чего же она больше страшится: того, что нашли или того, как именно это произошло? Не обвинят ли и её в чём-то? Она ведь знала о связях мужа на стороне и молчала.

А как на правду отреагирует её Ника? Закроется, отвернётся? Поймёт ли причину, по которой мама молчала? Не возненавидит ли горячо любимого отца? И что, если возненавидит родную мать?

Раиса Павловна виновато, украдкой взглянула на дочь.

Вероника боялась услышать правду. Боялась узнать о последних мгновениях лучшей подруги, о связи её смерти с папиной, о том, что именно произошло два года назад. Ника боялась, что в случившемся обвинят её, Нику. Она знала секрет Ларки и догадывалась о том, что скрывает папа. Знала, но боялась рассказать маме, признаться детективу. Она всё испортила. И не остановила подругу. Отпустила её, хотя сердцем чуяла беду.

Ника опустила глаза вниз — она не могла ни на кого смотреть. Ей было стыдно. Тяжело. Больно и очень страшно.

Максим понятия не имел, о чём узнала детектив и при чём здесь следователь, но ему было страшно. Если о его семье узнали, то какие ждут последствия? Не начнётся ли повторное расследование, не придётся ли окунуться в позабытый кошмар? Он не хотел, чтобы его снова связывали с братом или дедом. Не хотел, но понимал, что родство никуда не спрятать. Нельзя вычеркнуть гены и сделать вид, будто всё хорошо. По крайней мере, не для его сердца.

Александра тянула время, взращивая цветы сомнений и неуверенности на благодатной почве. Их с Ваней молчаливые укоры действовали на нервы всем троим, и детективу было интересно, кто первым сломается. Представление было рассчитано на впечатлительных, слабых и эмоциональных. По окончании спектакля семья Маниных-Нильских должна была сама рассказать всё, что хотели услышать Саша и Ваня.

Напряжение росло, и детектив не собиралась сбавлять обороты. Нервы у присутствующих плавились, растекаясь по заряженному страхом воздуху. Казалось ещё немного, и помещение взорвётся, не выдержав витающих по нему зарядов.

Александра достала из сумки расчёску, неспешно привела в порядок шоколадные пряди, поймала в зеркальце взгляд Ивана и кивнула отражению. Селивёрстова всячески демонстрировала свою уверенность, спокойствие и наличие огромного количества свободного времени, тогда как Резников строил из себя нетерпеливого следователя, поглядывавшего на мобильные часы с явным недовольством. Он даже брови сдвинул и затряс ногой — ботинок дёргался туда-обратно. Пара «добрый-злой полицейский» одновременно вздохнула с соответствующим роли выражением лица.

— Вы ничуть не помогаете следствию, — заявил Ваня, следуя их с Пулей плану, — вы только тратите моё время. Я понимаю, что убийство Зотовой вас нисколько не волнует, ведь гораздо важнее сберечь собственную репутацию.

— Да что… что вы такое говорите? — не выдержала Ника и сорвалась на крик. — Да, я не сплю, не ем, думая о Ларе, я… я бы всё на свете отдала, чтобы она сейчас была жива! А вы говорите о какой-то репутации?! Что вы вообще знаете о нашем молчании? Мы с Максом просто защищаем Ларины интересы! Мы ничего плохого не делаем! Лишь бережём её память!

— Ника, тише.

— Макс, они!..

— Успокойся.

— Да, успокойтесь, Нильская и ответьте всего на один вопрос. Вы настолько сильно любите подругу, что умалчиваете важную для следствия информацию? И что же это за преданность такая, если она тормозит расследование? Мне кажется, вы только и делаете, что строите из себя жертву вместо того, чтобы пролить свет на случившееся.

— Я…

— И хватит дрожать!

— Довольно так разговаривать с моей дочерью! — сдалась эмоциям Раиса Павловна.

Иван с Александрой переглянулись. Они ещё не начали особо давить, а дело уже сдвинулось с мёртвой точки.

— Раиса Павловна, не вмешивайтесь.

— Максим, молчи.

— Замолчите все! — вскочила Ника. — Хватит! Как с убийством связано то, что Лара лежала в больнице? Она здорова, понимаете! Это были всего лишь нервы! Мы были настоящими подругами, самыми верными, самыми лучшими! Я действительно боялась, что с ней может произойти несчастье, но в случившемся я не виновата!

— Милая…

— Макс! Скажи им! Ну скажи! Мы с тобой всего лишь хранили Ларины секреты, потому что она того хотела! Я знаю, она бы не желала раскрывать свои тайны! Она давно перевернула страницы и всё забыла!

— Ты сама говорила: она по-прежнему любит девила.

— Да при чём здесь это?!

— Возможно, и ни при чём… — подала голос Раиса Павловна.

Супруги уставились на мать.

— Это я должна была сказать правду, — продолжил тихий голос.

— Мама? Я ничего не понимаю.

— Дочка, я не всё тебе рассказывала. Прости.

— О чём ты?

Раиса Павловна замолчала: в сердце вновь поселились неуверенность и страх. Сомнение прокралось в душу.

— Ваша дочь ждёт, и мы тоже, — напомнил Иван. Даже его терпение уже трещало по швам. — Или может лучше мне самому всё рассказать? Тогда с чьих секретов начнём?

Молчание.

— Не хотите выбирать? Тогда выберу я. Ну что ж… — Резников надел максимально суровую маску. — Во-первых…

— Нет, не нужно! — всполошилась Раиса Павловна. — Лучше… я сама всё расскажу.

— Начинайте, — велел Иван.

Александра нажала кнопку записи.

— Дело в том, что… что… — она заломила руки, — боже мой, как же сложно…

— Признаться в причастности к преступлению нелегко, но вы всё же постарайтесь.

— Что вы такое говорите?! Я никого не убивала!

— Не возмущайтесь, рассказывайте.

— Для вашего же блага скажите всё как есть, — подключилась «добрый полицейский».

— Детектив, я… Я же сама вас позвала, неужели вы думаете, я или мои дети…

— Факты, — перебила её Александра. — Вы должны или подтвердить их или опровергнуть.

— Мы всё знаем, — напомнил «злой полицейский», — но признание улучшит ваше положение. Я не нянька, чтобы просить о чём-то, поэтому думайте сами: справляться с эмоциями или молчать, ожидая ареста. И больше не пытайтесь сбежать.

— Возможно они не пытались, а лишь хотели отдохнуть где-то за городом, погода отличная.

— Александра, вы их выгораживаете? Вы ведь всё знаете! — Иван закатил глаза. — С кем я работаю!

— Но мы и правда хотели отдохнуть! Мама! Макс скажи им!

— Мы хотели сменить обстановку, — пояснил Максим.

— Какое совпадение, — ехидно заметил Резников. — Вам это понадобилось именно в тот момент, когда приехали мы.

— Но мы не знали, что вы приедете!

— Ника, тише.

— Но они нас обвиняют!

— Успокойся, милая. — Максим обратился к следователю. — Со стороны происходящее выглядит подозрительно, я знаю, сталкивался с подобным, но поверьте, мы хотели всего лишь немного забыться и побыть вдали от города.

Молчание.

— Поверьте!

— То есть с водителем Раиса Павловна разговаривала от скуки, а не с какой-то определённой целью?

— Я просила его не гнать, даже там, где можно. Меня укачивает.

— Это правда?

— Правда! — вскрикнула Вероника и умоляюще взглянула на детектива. — Александра, скажите следователю, что мы говорим правду, вы ведь знаете, как я люблю Лару!

— Но ваша мама что-то умалчивает, Нильская.

— Не трогайте мою маму!

Раиса Павловна поднялась, прошла к окну. Никто её не остановил. Комната погрузилась в тишину. Снова.

Саша боялась перегнуть палку, но игра в «давилки» уже порядком надоела, и Селивёрстова едва заметно кивнула напарнику. Иван поднялся и решительно произнёс:

— Манина Раиса Павловна, вы обвиняетесь… — договорить не успел, хотя варианты были: Саша с Ваней обсудили эти возможности, потому что выжать правду из странной семейки им нужно было любым способом.

— Да знаю я в чём виновата.

— Мама!

— Доченька, я пыталась уберечь нашу семью. Я покрывала ложь твоего отца и делала вид, будто всё хорошо, хотя знала, что это не так. Но ты так его любила, — Раиса Павловна, уже не сдерживая слёз, перешла на шёпот, — даже не любила, ты его обожала…

— Мама…

— Доченька… я… я… не хотела, чтобы ты узнала о его отношении ко мне, не хотела, чтобы ты узнала об изменах.

— Мама! — Ника подошла, обняла мать. — Но я знала! Я скрывала это от тебя, боясь ранить. Думала, тебя это убьёт! Ты же так верила папе!

— Знала? — Манина выглядела растерянной. — Ника, что ты такое говоришь?

— Прости, мамочка.

— Максим? — повернулась к зятю.

— Да, Раиса Павловна, его измены не секрет. Когда ваш муж выпивал, то много чего рассказывал.

— Мно… много?.. Но это значит… Только не это… — Раиса Павловна схватилась за подоконник, сжала побелевшими пальцами.

— Мама?

— Нет, не может быть. Он… не мог рассказать вам о ней. Нет. Он бы так не поступил!

— Ты о любовнице?

— О любовнице? — в глазах, смотревших на Нику, стоял ужас. — Он и о любовницах рассказывал?

— Он. Рассказывал. И о любовницах, — тут же схватилась за слово Александра.

— Что? — Манина перевела взгляд на детектива.

— Формулировка вашего вопроса: он рассказывал и о любовницах. Что значит это «и»? О чём ещё, кроме измен мог сообщить Давид Альбертович?

Манина отвернулась к окну.

— Говорите уже! Чего вы боитесь? Ну же!

Женские плечи задрожали.

— Сколько можно устраивать спектакль, Раиса? Пора всё рассказать!

Манина ещё крепче вцепилась в подоконник — теперь обеими руками.

Молчите? — продолжала нагнетать Александра. — Вы так напуганы, что готовы и дальше обманывать себя и близких? Станет ли от этого лучше? Станет ли безопаснее, Манина?

— Ма… мама, о чём она?

Селивёрстова забыла о выбранной роли и уже не сдерживалась:

— Я знаю в чём дело! Вы знаете об игре, но страшно вам даже не от этого, а от того, что о ней знает ваша дочь!

Раиса Павловна резко обернулась и стёрла злые слёзы:

— Да, детектив, вы правы! Я боялась того, что он вовлечёт нашу Нику, нашу дочь во всю эту мерзость. Я до последнего надеялась, что этого не произойдёт. А когда в «Жар-птице» умерла Лара, вспомнились все его пьяные рассказы. Мне стало страшно. Поэтому я хотела увезти дочь с Максом из города. Я боялась. Я боюсь! Но Ника ничего не знает! Не трогайте её!

— Вероника, ваша мать права?

— Детектив, я…

— Конечно, она ничего не знает. Телефон у меня. По правилам нельзя сохранять никакой информации, но Давидушка страдал забывчивостью. Он, да что я вам объясняю! Он записывал некоторые вещи, потому что по-другому не мог! Не мог!

— И вы прочли его записи.

— Прочла! Моего мужа убили, я пыталась выяснить правду! Я чувствовала, что однажды соседи до него доберутся, и они добрались. Это они убили Давидушку! Не было никакого несчастного случая, я знаю!

— Мама… мамочка… — Ника плакала, обнимая мать.

— Он стал новым лотом? — спросила детектив.

— Не понимаю, что это значит, но в переписке с любовницей упоминалось это слово. Но я не верю, будто мой муж, мой Давидушка мог кого-то… а потом и сам… нет, я не хочу верить. Не хочу, но… — она усиленно затрясла головой, отгоняя плохие мысли.

— Не хотите, но?

— Александра, он ведь был моим мужем, — голос Маниной дрожал.

— Муж — это слово, и оно никак не исключает…

— Того, что он мог быть плохим человеком? — с болью перебила Раиса Павловна. — Вы это хотели сказать?

Подключился измотанный неразберихой Иван. Роль была отыграна, и теперь он мог вернуться к привычному себе. Подошёл к женщинам, заглянул в глаза несчастной Маниной и произнёс:

— О мёртвых принято говорить либо хорошее, либо ничего. Мы не просим вас осквернять вашу собственную память или память дочери. Пусть хорошее и светлое сохранится в сердцах, вы имеете на это право. Нам нужно только одно — услышать правду. А если вы не готовы произносить столь болезненных для себя слов, тогда покажите. Дайте нам самим взглянуть на записи.

Александра улыбнулась. Она гордилась другом.

Манина понимала справедливость сказанного следователем, слышала его просьбу. Она даже видела искреннее переживание и сочувствие в глазах. Но чувствовала она и дрожь в теле дочери, знала о хрупкости Никиного сердца, и помнила, как тяжело та переживала малейшие неурядицы. А здесь… здесь была совсем не мелочь.

— Я расскажу, — неуверенно произнесла она, выпуская дочь из объятий. — Но только наедине.

Вероника долго смотрела на маму, молчала, а затем сказала то, чего никто не ожидал услышать:

— Не бойся, мама. Я буду любить папу таким, каким знала, и что бы ты сейчас не рассказала, моих чувств это не изменит. Но его образ навсегда останется хотя и любимым, а размытым. Серым. Поэтому мне нужно знать правду. Я хочу её знать, мама. Слышишь? — Ника взяла материнские руки и крепко сжала. — Я выдержу.

И спустя какое-то время Манина кивнула, поверив дочери. Её мокрые глаза встретились с глазами Макса, зять ободряюще улыбнулся. Он тоже знал, что Ника сильная. Его жена могла быть настоящим бойцом, и ему она это уже однажды доказала. Настало время доказать и матери.

— Мой муж, — сглотнула Раиса Павловна, — больше всего на свете любил игры. Он от них зависел, понимаете? Мы и познакомились-то благодаря этой его привычке — играть везде и во что угодно. Он был… — она замялась, — неразборчив.

Все слушали Манину. Никто не решался потревожить ход её мыслей вопросом и даже уточнением. Все ждали.

— Он легко соглашался на любую игру и не задумывался о последствиях. Наша встреча состоялась во время одной из них. Я… я была студенткой и перед экзаменом вместо того, чтобы усиленно готовиться, пришла с подругами на тематическую вечеринку, посвящённую Агате Кристи. Её проводили на другом факультете, но мы с подругами… прости меня, доченька… знали, что там разыгрывают не только книги — фанаты скупали их пачками, но и деньги. «Выживший» получал приличную по тем временам сумму, а нам первокурсницам что ещё надо? Веселье и вкусная еда — о большем тогда и не мечтали. — Манина посмотрела на дочь. — Знаю, что заставляла тебя учиться, не покладая рук, и порой была слишком требовательна, но мне не хотелось, чтобы ты прожигала годы учёбы, как я впустую. По окончании первого курса нас распределяли по узким специальностям, и я из-за своего лёгкого отношения к студенческим обязанностям, не сумела попасть туда, куда хотела. Только поэтому я так наседала на тебя с учёбой, доченька. Только поэтому.

Александра с Иваном переглянулись: им казалось, что Манина уходит от нужной темы, но оба держались от комментариев и старались не делать преждевременных выводов. В конце концов, то, что она не сразу подходила к сути не означало попытку бегства.

А Раиса Павловна тем временем продолжала рассказывать о мероприятии, посвящённом Кристи, вдаваясь всё в большие подробности. Вскоре Александра поняла: долгое повествование — не побег и не привычка — это долгий и болезненный путь женщины, отпускавшей многолетнюю ложь и наконец, принимавшей правду.

Рая уже давно забыла о цели рассказа, и трепетно касалась губами воспоминаний о первом свидании вне стен института, поцелуе в парке и романтичных прогулках в ночи по Невскому, случившихся гораздо позднее того дня, когда они впервые столкнулись с Давидом у импровизированного стенда с портретом Агаты Кристи.

Каждое слово, каждая описанная чёрточка мужа дышали нежностью и теплившимся в глубине сердца теплом. Маленький костерок не хотел оставлять после себя лишь угли, и поэтому сознание продолжало выискивать в прошлом самое лучшее, самое дорогое и вытаскивать эти драгоценные крохи из недр памяти.

Чем дольше Александра слушала Манину, тем больше сочувствия испытывала. Раиса Павловна продолжала лелеять образ своего Давидушки, понимая, каким чудовищем муж был с самого начала. Его настоящее «я», мрачное и жестокое, было известно с первых недель знакомства, но Манина прикрывалась от страшной правды своей безграничной и наивной любовью.

«Глубоко несчастная женщина, — подумала про себя Александра, когда витиеватыми путями всё-таки дошли до сути. — Она настолько ослепла от чувств, что обманывала не только себя, но и собственную дочь».

В такие моменты детективу становилось по-настоящему страшно. Любовь, как бы её не воспевали деятели искусств, сколько бы прекрасного о ней не говорили пары, прожившие в счастливом браке десятилетия, по сути являлась ядом для каждого. Одних он лечил, других калечил, а третьих убивал. Яд действовал на всех, но не все это осознавали, мало кто задумывался о собственных чувствах. О том, на что готов пойти ради этой самой любви и какие границы готов размыть.

Александра поймала взгляд Бриза и неожиданно для себя внутренне сжалась: недоступность, непоколебимость, собственная вера её предавали именно в эту минуту, заставляя признаться себе в том, что собственные размышления — пустое, а все муки ада не страшны, любые последствия ничтожны, если сердце горит любовью, если двое нашли друг друга. Неважно, какие проблемы будут потом, и сколько слёз прольётся позже. Главное — побыть счастливой, хотя бы недолго, хотя бы миг.

Саша опустила глаза, борясь с эмоциями. Она вспомнила Диму. Его тёплые прикосновения и настойчивые губы, насмешливые глаза и широкую улыбку.

Запах потного тела в моменты ласк и аромат парфюма проникли в воздух и окружили Сашу. Горячие споры до бешенства и холодные ссоры возникли перед глазами. Сменялись кадры недолгих отношений, внося сумятицу в мысли, внося сумятицу в сердце. Моменты нежности ранили душу, пугая яркими ощущениями, словно только вчера Саша воском плавилась в объятьях Димы, через минуту ненавидя себя за эту слабость.

Дима оставался её страстью, болью и страхом — надеждой и врагом пугливого сердца.

— Нельзя взять и вычеркнуть из жизни любимого человека, — донеслись слова Маниной, и детектив вернулась в настоящее, мысленно соглашаясь с Раей. — Каким бы нечестным и паршивым Давидушка не был, невозможно так просто избавиться от чувств. Я подозревала опасность в его переписках, я понимала: хорошим это не кончится, но… но я сроднилась с ним душой и телом, я сделала его своей частичкой. Я… я проклинаю день нашей встречи, проклинаю себя за доверие, ненавижу свою любовь к нему, ненавижу собственное сердце, ненавижу себя! — Манина уже кричала, и в этом крике душа рвалась нескончаемой болью. — Я знала об изменах и молчала! Я рисовала его идеальным семьянином, оправдывая грубости и нахальство, находя сотни причин, для чего остаюсь с ним рядом! Он ведь так любил нашу дочь! По-настоящему любил! Я не знаю человека, способного так заботиться о ребёнке, как это делал Давидушка. Я… ненавижу его…

Последняя фраза и Раиса Павловна сползла по стене. Ника, сидевшая рядом с мужем, вскрикнула и вскочила. Иван бросился к Раисе Павловне. Он отвёл еле держащуюся на ногах женщину к дивану, уложил и долго держал слабую руку в своих, не в силах понять масштаб её горя.

Максим обнимал Нику. Александра молчала. Никто из них не знал, какой удар Манина наносила себе произнесёнными словами, а она избивала себя в кровь, в мясо, признавая очевидное для каждого, но не для собственного сердца. То, что было с Давидом было не только оголтелой любовью, безумной и странной, но и тем, в чём так не хотелось признаваться — любовь была бесконтрольным эгоизмом, прикрываемым Раей нуждами Ники.

Жмурясь от душевной боли, глотая слёзы горькие, как можжевельник, Раиса Павловна просила прощения у дочери.

А где-то совсем с иными чувствами и другими мыслями Третий безумным взглядом обжигал тело Ники-Лары на фото в Сети и мечтал о новой встрече с любимой, пока его жена Ася, прощённая за резкие эмоции по пустяку со стрижкой, месила тесто для пирога.

* * *

С трудом успокоившись, Раиса Павловна сообщила, где спрятан телефон мужа, и пока детектив вместе со следователем изучали записи, она представляла Давидушку. Он, как всегда, стоял спиной у облюбованного окна и думал о своём, держа в одной руке бутылочку с пивом, а в другой — её сердце. Она хотела бы спросить, почему он оказался так жесток к ней и к Нике, почему изменял и играл с её чувствами. Хотела бы… Но зачем? Он забрал свою тайну. Возможно, это и к лучшему. Манина не желала выяснять причины его каждодневной лжи и неискренности. Боялась почувствовать себя ещё глупее, чем сейчас.

— У него есть документ. Зашифрованный, — заметила она, когда секреты мужа перешли к посторонним. — Я знаю код. — Поднялась с дивана.

Александра протянула телефон.

Рая улыбнулась с нежной грустью:

— Ласточка. Он называл нашу девочку ласточкой.

Ворд открылся, и перед Александрой возник уже знакомый договор, записанный по памяти. Да, жестокая Игра зияла ранами — многих пунктов не хватало, но они и не требовались. Дрожь и без того пробирала тело, а фанатичная страсть к убийствам чувствовалась в каждой строчке. Нулевой, кем бы он ни был, обладал поистине пугающим хобби.

Детектив перешла на другую страницу и обнаружила список из английских букв, идущих не по алфавиту, цифр, запятых, многоточий, скобок и других символов.

— Вы знаете, что это? — спросила Саша у Маниной.

Та помотала головой.

Увиденное напомнило Александре дело Шифровальщика (подробнее читайте в «Полярных чувствах»).

— Я кажется… знаю, — прозвучал тихий голос Ники. — Папа мне вроде бы рассказывал.

— Доченька…

— Всё хорошо, мама. Он был пьян и много говорил. Обычно я не воспринимала его всерьёз, но, когда он начал повторяться… — Ника достала из вещей, так и не уехавших на дачу, зелёную тетрадь и прижала к груди. Повторила. — Когда папа начал повторяться, я решила записать его слова. Вот. — Раскрыла на нужных страницах.

Александра ещё раз взглянула на записи:

Е А» 1000900803, ^ Db 23,4. 12. (st. adm. «F^»), ~ $, mnit, af * № 3

Вслух зачитала получившуюся расшифровку:

— Елена Аистова 1983, проживает на улице Дыбенко 23,4.12 работает старшим администратором Фитнесс Хауса, страсть к деньгам, мнительная, боится пауков номер 3.

Александра победно взглянула на Ваню и вернулась к записям.

Ниже в зелёной тетради раскрывались ещё четверо, среди них Агнецкая и долгожданная личность Нулевого.

Александра вспомнила слова бизнесмена:

«Страх — это то, что делает нас уязвимыми. И я стараюсь приручать свой собственный страх».

«И поэтому создал Игру, — догадалась Александра. Сравнение Фурского с противным червём теперь казалось идеальным.

— Из-за этого Давидушку и убили? — Глаза Маниной полнились ужасом. — Из-за этих записей?

— Думаю да, — ответила Александра. — Ваш муж нарушал правила, за что и поплатился.

— Но, если так, почему Фурский взял его в Игру? — задал резонный вопрос Иван.

— Возможно их что-то связывало помимо Игры. — Александра задумалась. Вспомнила про Караэс. Обратилась сразу ко всем членам семьи. — Давид интересовался ядами?

Женщины подобного не вспомнили.

Максим кивнул.

Глава 26

— Макс… ты о чём?

— Никусь, это было давно.

— Было что?

Он вздохнул.

— Помнишь, твой отец позвал меня на серьёзный разговор?

— Да. Он просил тебя бросить курить, потому что для меня это вредно.

— Верно. У тебя тогда случилась задержка, и мы решили…

— Но это оказался обычный сбой, помню.

— Ты волновалась.

— Я всегда из-за всего волнуюсь. О чём вы говорили с отцом?

— Мы говорили о сигаретах, о будущем, о моих генах, — замолчал.

Саша видела, какая борьба идёт внутри Максима. Что-то терзало его, не давая продолжить. Максим чего-то боялся. Но у неё не было никакого желания ждать, пока ещё один созреет к признанию, и поэтому без всякого такта она напомнила:

— Терпение не безгранично. Не усугубляйте. Говорите, Максим, пока у вас есть шанс оправдаться.

— Оправдаться?

— Рассказывайте. Мы все ждём.

Максим взял жену за руку, поднёс её ладонь к своим губам и нежно поцеловал.

— Тогда я вновь засомневался. Прости, Никусь.

— Хватит. Не надо, — захныкала Ника.

Прошлое возвращается… — произнёс бессмысленную, но любопытную для детектива фразу. Не менее любопытную, чем гены.

— Он посмел заговорить о них… — протянула Раиса Павловна. — Неужели… мы ведь договаривались. Он дал обещание.

— А часто ли он их выполнял? — грустно усмехнулся Максим.

Рая опустила глаза.

— Очередной секрет? — недовольство сочилось из голоса Александры. — Может, довольно? Как вы не поймёте, чем дольше бережёте свои тайны, тем меньше шансов на нормальную жизнь! Вам не надоело жить в страхе, Манина? А вам, Нильские? Получаете удовольствие?

— Не говорите глупости, — попросила Раиса Павловна. — Вы понятия не имеете, какого это жить в постоянной тревоге.

— Я могу развеять тревогу! Только начните уже сотрудничать!

— Сложно сотрудничать с теми, кому не веришь.

От нахальства Максима зазвенело в ушах. Нервы собрались в волны и готовы были нахлынуть на Нильского возмущением и грубостью. Удержаться от промыва мозгов помог Иван.

— Это обоюдно, — заметил он. — Но сейчас дело не в доверии, а в человеческих жизнях. Сначала Давид, затем Лара. Кто следующий? Или вы думаете, скрывая истину, всё закончится? Да. Наверняка. Соседи сделают всех вас лотами и уберут по очереди, это и будет конец. Вы этого желаете?

Угроза уверенного голоса, будто Резников знал больше, чем кто-либо из присутствующих, ввела семью в ступор. Александра, воспользовавшись моментом, продолжила давить на ослабшие позиции.

— Они играют не первый год, имеют опыт и неслабый арсенал причин, по которым убивают. Не знаю их конкретных мотивов, но предполагаю, они не столь важны. Игра идёт на деньги. Огромные деньги. Перед хрустящими купюрами, способными обеспечить чем угодно, меркнут любые обстоятельства. Алчность, азарт, жажда крови — это основной набор Соседей. Остановятся ли они перед чем-либо на пути к богатству? Нет. Пожалеют ли кого-то, достигая цели? Нет. Соседи видят лишь одно — человеческую жизнь, как преграду, и сейчас преграда для них — вы.

Нику ощутимо пробрал озноб. Манина обняла себя за плечи. Максим не отводил глаз от пола.

— Хотите закончить, как Давид или Лара? Пожалуйста. — Александра развернулась в сторону выхода. Ей надоел этот спектакль. Иван сделал тоже.

— Стойте! — окрикнул Максим, когда напарники подошли к двери. — Вы правы. В покое они нас не оставят, пока мы хоть что-то знаем. Но скажите, вы можете гарантировать нам безопасность?

Александра задумалась. Однозначного ответа у неё не было.

— Есть не только Соседи, — продолжил Максим, — но и журналисты. Они уничтожат нашу семью, если всё начнётся.

— Начнётся что?

— Повторное расследование.

Детектив нахмурилась, припоминая фразу Нильского:

«Со стороны происходящее выглядит подозрительно, я знаю, сталкивался с подобным, но поверьте, мы хотели всего лишь немного забыться и побыть вдали от города».

— В вашей семье были преступники?

Вопрос прозвучал раскатом грома. Семья, оглушённая цепочкой из пяти слов, застыла.

Александра попала в цель.

Максим первый собрался с силами и решительными шагами приблизился к детективу. Игнорируя вопрос, он ответил совсем о другом:

— Давид Альбертович расспрашивал о яде, пытаясь выведать, кому мой дел продал рецепт.

— Что?! Почему ты не рассказывал?

— Ника, я не хотел. Твой отец выпил. Я не думал, что это серьёзно.

— Мерзавец, — прошипела Манина, — какой же ты, Давид, мерзавец.

Максим перевёл взгляд с жены на Александру:

— Мой дед не был убийцей, не подумайте. Он бы и крысу не убил. Он их боялся. Его вынудили, понимаете? Он потом всю жизнь жалел о случившемся.

— О чём жалел? — сухо поинтересовалась детектив, уставшая от выпадающих скелетов.

— О чёртовой сделке.

* * *

Ночь подкралась незаметно, только Алисе Сафьяловой не было до этого никакого дела. Сыновья давно спали, убаюканные сладким какао и материнским чтением, а ей было не до сна. Документы, сложенные стопкой, пугали однозначностью последствий: опасность, вот чем грозила помощь Селивёрстовой. Но иначе Алиса поступить не могла.

Свет ночника ленивой змейкой тянулся из-под приоткрытой двери. Мальчишки всё ещё боялись темноты, и Алиса их понимала. Она бы никому и никогда не призналась, но пугающие образы, тени мрачных дней, идущих после убийства мужа, тревожили и её. Дети знали из правды лишь малость: папа погиб в автомобильной аварии, но даже этого хватило для череды кошмаров, продолжавшихся до сих пор. Алиса же знала всё: аварию подстроили. Не случай и не коварство судьбы лишили её дорогого человека — руки, жестокие, кровожадные. Руки бизнесмена, плюющего на жизни простых людей.

Алиса заглянула в комнату, и от сердца отлегло. Мысли, что однажды она точно так же зайдёт проверить мальчиков и обнаружит пустые кровати, кусались образами один другого страшнее. Как журналистка не пыталась, но даже со смертью убийцы мужа и сестры, спокойствие не пришло. Оно являлось призраком, маячило перед глазами, но оставалось ненадолго.

Мальчишек обнимал Морфей. Он дарил хорошие сны, и дети, совершенно умиротворённые, с радостью принимали его дары.

Алиса улыбнулась сове-ночнику, любимому светилу ребят, и вышла из комнаты. Какие существа только не поселялись в детской: мишки, собачки, черепахи и даже слоны. Но прижилась только сова. В детстве Алиса тоже любила сов. Потом охладела.

Хотела бы она вновь стать маленькой девчонкой и не знать потерь, разочарований. Не обладать той информацией, которая сейчас была на руках. Все мрачные секреты, жестокие тайны хранились здесь, на обычной бумаге. Принтер продолжал ронять на пол новые листы, а Сафьялова — мечтать о душевном спокойствии. Быть может, когда история с Караэсом останется позади, и жертвы от смертельного укола прекратятся, она тоже прекратит страдать виной за слишком громкие дела и необдуманные поступки, за чересчур громкие заявления и поспешные разоблачения? Она остановила предостаточно уродов, но сколькими судьбами пожертвовала? И на чьей стороне перевес: добра или зла? Журналистка рада была бы ответить однозначно, но увы, совесть не позволяла.

Распечатанные копии были страховкой на тот случай, если… Дальше рассуждения стопорились только силой воли. Профессор с громким именем и звучной фамилией Светилов ходил в друзьях у самых коррумпированных чиновников и настоящих светских лицедеев. Обнажая правду о нём Александре, Сафьялова подносила острый нож не только к своей, но и к шеям своих мальчишек. Поэтому страховка была необходима: ценные материалы — стопроцентные сенсации обо всех, кто мог бы отомстить за Светилова, оставались на жёстком диске, флеш-накопителе и в распечатках. Диск был запоролен — в надёжности Сафьялова не сомневалась. Пароль придумала не она, а дети. Два сына, два слова. Что касается флешки, то та всегда лежала в сумке — запасной, используемой крайне редко. Распечатки со всеми важными данными Алиса планировала закопать в саду.

Вроде бы все меры предприняты, всё учтено. Если ей будут угрожать, если попытаются убрать с дороги, она воспользуется спрятанными сокровищами. И даже после обнаружения флешки или распечаток, у неё останется жёсткий диск и облачное хранилище. О последнем едва не забыла. Журналистка отлично знала методы Светилова и ему подобных, так что страховка могла спасти жизнь.

Когда принтер выплюнул последнюю запись, Алиса упаковала каждое из доказательств в чистый файл и только потом со всеми потрохами сдала Александре профессора.

* * *

Раиса Павловна слушала с понятными эмоциями — переживала. Историю семьи Максима и его трагедию она знала с самого начала. И узнала гораздо раньше дочери, потому что в отличие от хрупкой Ники, была сильной. Так она себя убеждала. Но тем не менее рассказ тогда ещё не зятя поверг её в шок и заставил задуматься о пресловутых, о проклятых генах.

Первое время: недели, месяцы страхи роились, множились, не давая покоя ни днём, ни ночью, но постепенно, с каждым приходом Максима, они всё мельчали и мельчали, пока парень, высокий и складный, любимый парень единственной дочери, не заставил их полностью исчезнуть.

Ни слова и обещания, ни объяснения и оправдания помогли Маниной избавиться от прилипчивого страха и такого же сомнения. Взгляды, касания, поступки растворили всё то, чего она боялась, чего опасалась.

Максиму было тринадцать, когда он впервые осознал, что его брат не такой, как все. Жестокая правда обрушилась ливнем. Брата лечили, родные пытались помочь кто чем мог, но больше всех старался Максим. Он не отвернулся от Жени, не стал избегать общения, ни разу не назвал его чудовищем или каким другим обидным словом. Он вёл себя так, будто Женина агрессия к противоположному полу была нормальна. Он был рядом, когда родители сдавались.

Жене стало легче. Так казалось. Годы лечения не прошли даром. Он научился справляться со своей неадекватностью и перестал пугать девушек своими жуткими песенками. Всё шло хорошо до шестнадцатилетия, а потом случилось то, что случилось.

Раиса Павловна знала обо всём не по рассказам дочери или Нильского — подробности сообщал муж. Давид любил узнавать абсолютно всё о людях, с которыми сталкивался. А здесь было не столкновение: его школьница Ника поговаривала о свадьбе.

Всерьёз её намерений никто не воспринимал, но всё же и Раю, и Давида волновало то, какие слухи ходят о парне дочери. Оба приняли решение узнать побольше о Максиме. Давид называл это препарированием личной жизни. Он доставал информацию — умел это делать, а как Рая не выясняла, — она слушала и делала выводы.

А потом Максим в тайне от Ники, она была у подружки, пришёл к ним домой.

В его словах не было жестокости, грубости, ненависти. Максим не строил из себя ни героя, ни жертву. Он говорил о брате с любовью и нежностью, не обвиняя того в злых сплетнях, касающихся и самого Максима.

Женя был болен. У него выявили психическое нарушение. И конечно, многие этого не понимали: его обзывали, ему грубили, непринимали в компанию и избегали. Максим же защищал брата.

Но уважение Раисы Павловны он заслужил не этим, а тем, с какой самоотверженностью и искренностью заботился о младшем брате вместо родителей. Бывают люди слабые, бывают сильные. Встречаются бесхребетные. Родители Нильского были как раз такими.

Максим с Никой уже заканчивали школу и встречались несколько лет, когда Нильские решили сплавить старшего сына в лечебницу. С деньгами помог дед Арсений. Он заключил сделку с бизнесменом Светиловым. Сделал это ради спокойствия своих детей, Манина не сомневалась. Договор заключили без юриста, об этом уже позднее плакался сам Арсений после того, как нашли первое тело. К сожалению, оно было не последним.

Долгие разбирательства, суд и следствие. Светилов провернул всё так, будто бы деда об убийстве некой Светы попросил сам внук Женя. Стали копать и под Женю. А там выяснилось, что парень нездоров и лежит в больнице. Прогремели случаи с агрессией, сыграли злую роль соседские сплетни. Добавили дёгтя родители, не доверявшие сыну и плевавшие на его проблемы.

Единственными людьми, не оставившими Женю, оказались дед — но он мало что мог, и Максим. Это он встал против системы и в итоге стал подозреваемым. Считалось, что он помогал брату.

Справедливости так и не добились. Но Нильским повезло: убийства спихнули на другого человека, неугодного Светилову.

Казалось бы, вот оно облегчение, хотя и не полное, но вскоре после поимки «преступника» умер дед, а Женя сбежал из больницы.

И снова волнения, переживания. Манина помнила, как нервничал Максим, а вместе с ним и Ника, как они начали ссориться перед самой его армией, и как он ушёл, не попрощавшись. То было тяжёлое время, непростое. Тогда Ника, обидевшись не на шутку, решила забыть Максима, а Раиса Павловна впервые узнала об измене мужа.

Теперь, когда прошлое вновь ложилось бременем на плечи, Манина смотрела на зятя едва ли не с восхищением. Несмотря на тяжесть воспоминаний, на боль утраты и несправедливость пройденных испытаний, он оставался всё тем же — человеком, которому она доверила счастье своей единственной дочки без каких-либо сожалений.

Ника сжимала руку мужа. Она давно перестала обижаться из-за его недоверия и страха. Первой о своём брате он рассказал не ей, а её маме. Было ли ей тогда неприятно? Да. А сейчас то чувство казалось глупостью.

Она верила ему и не верила в гены. И как в них можно верить, когда они с братом были похоже лишь цветом волос и глаз? Да и его поступки совсем не выдавали психа. Максим, как и все мальчишки в школе был задиристым, мог побить за дело, мог вызвать на стрелку. Но ничто, абсолютно ничто не выдавало в нём ненормальность. Скорее ненормальной была она со своей любовью к змеям и зелёному цвету. Но Максим считал иначе. И спустя годы подарил ту самую Кусю.

Уверенный и храбрый на публике, он становился совсем другим с Никой: растерянным, пугливым, считавшим себя во всём виноватым — родители так воспитали. Но именно за это она его и любила, за это на него сердилась. Этим он был для неё самым лучшим, самый невероятным.

Она уверяла его в том, что нечего опасаться, убеждала в адекватности, но он, подверженный чужому мнению, всё же сомневался. По этой причине они часто ссорились: она видела его одним, а он себя другим, и жить так было тяжело.

Ссоры, обиды разделяли их на долгие часы, дни, но долго сердиться ни ему, ни ей не удавалось. Трудности их лишь сближали. Вместе они преодолевали шёпот одноклассников и ропот их родителей, склоки соседей и грубости родных Макса. Мать с отцом, уставшие от проблем и так и не сумевшие принять болезнь Жени, срывались на старшем сыне и вместо радости за его удачные отношения, испытывали раздражение.

Позднее, после жуткого обвинения братьев и незадолго до ухода Макса в армию, Ника узнала жестокую правду: родители Максима винили в происходящем с Женей именно его.

В тот день он был на занятиях по борьбе — какое-то время увлекался — и Вероника пришла к нему домой. Она хотела всего лишь попросить отца с матерью быть помягче к своим детям, добрее, что ли, хотела показать: она их семью не бросит. Ника считала себя взрослой и собиралась выйти замуж за любимого, его семью считала уже своей, но, упомянув об этом в разговоре, услышала только неискренний смех и почувствовала жалость.

Разговор был тяжёлым. Мать винила во всех своих бедах старшего сына: июньскому первенцу досталось всё, а на младшего, родившегося в холодный зимний период, не попало и трети нужной любви. С Женей даже молока не хватало. Ирина Алексеевна нервничала. Ещё и Максим вредничал, ревновал и до года относился к брату, как к ненужному. В итоге молоко и вовсе пропало. Спустя год, чуть больше всё наладилось. Ирина Алексеевна не знала, в чём причина: то ли в разнице возраста и пришедшем осознании, всё-таки Макс был старше на три года, или в Божьей милости, но дела наконец пошли лучше.

Мальчики взрослели, менялись, начинали отстаивать свои позиции, а вместе с тем и место рядом с мамой. Снова ревность, обиды. Позднее драки и ругань. Мать не справлялась, а отец бесконечно пропадал на работе.

Они жили на волнах: их качало то в одну сторону, то в другую. Было нелегко. В то время, как у старшего в третьем классе всё получалось, у младшего в первом не ладилось всё: он не успевал, не понимал. Дома не желал заниматься. Трудности из первого класса перешли во второй.

Уже тогда, слушая маму любимого парня и глядя на его безмолвного папу, Ника понимала несправедливость отношений. Она слушала, как выплёскивается злость, раздражение и ужасалась.

Долгий и тяжёлый монолог Ирины Алексеевны закончился чередой вопросов: а готова ли Ника тратить свою юность на такого эгоиста, как их сын? Не боится ли она генов? И зачем вообще девушке, у которой вся жизнь впереди, встречаться с парнем, у которого такой проблемный брат?

Ирина Алексеевна всё время говорила о возрасте, о глупости первой любви, пытаясь вселить сомнение в Никино сердце, и ей это удалось. Ника засомневалась, ушла в себя.

Какое-то время они с Максимом не встречались: с ним мать тоже провела беседу. Ей удалось поработать над его мозгами и убедить в правильности расставания. Она укоряла его в эгоизме, объясняя, что сейчас не время для каких-то там девушек, и ему нужно думать об учёбе, потому что тянуть стареющих родителей придётся скорее всего без глупого Жени. А потом была армия, возвращение Макса, сотни сомнений и тысячи сожалений. Но в итоге путь к счастью они всё же нашли.

Ника прижалась к мужу, и он почувствовал её поддержку. Макс был ей благодарен.

Услышанная Александрой история была не нова. Детектив множество раз слышала о трагических судьбах, и многие из них были гораздо страшнее.

Сочувствовала ли она Максиму? Нет. Злилась ли? Да. Из-за его молчания, страхов, неуверенности она лишь сейчас узнала о Караэсе, о том, кто создал яд и, главное, о том, кто его купил.

Светилов. Фамилия, принадлежащая целой семье мерзавцев. Свои недостатки и пороки они будто бы переносили из одного поколения в другое. Александра не могла припомнить ни одного светлого пятна на коре могучего дерева Светиловых. Все от мала до велика прославились тем, за что нормальным людям было бы стыдно. Не нужно было следить за светской жизнью или дружить с журналистами, хотя у Саши имелись в сфере СМИ небольшие связи, чтобы знать, каких достижений достигли Светиловы. Куда ни плюнь, у всех нарушения закона. И все всегда выходили чистенькими. Саша ненавидела подобных людей. Да и можно ли в полной мере назвать человеком того, кто без зазрения совести отправляет невиновных за решётку? Лживые, беспринципные и мёртвые душой, вот кем были Светиловы. Но ведь на каждого хищника найдётся зверь покрупнее, а у Саши теперь было достаточно информации, чтобы прижучить того же профессора, правда пока доказательства были лишь на словах, но отступать детектив не собиралась.

Письмо от Сафьяловой пришло своевременно, мигом доказав победу справедливости. В документах, присланных журналисткой, содержались разгромные статьи, способные бомбануть, как следует, ссылки на фотоотчёты сомнительных сделок и множество доказательств, тянущих на судебный срок. Детектив не скрывала радостных эмоций:

— Он у нас в кармане, — сообщила она Ване и семье Маниных-Нильских. — Теперь вы в безопасности.

Преждевременно празднуя победу, мысленно она уже сама, как действующий следователь предъявляла профессору список обвинений, Александра совершенно не думала об опасности, исходящей от Светиловых. За его семьёй, некогда известных бизнесменов, горой стояли самые отъявленные мерзавцы. Забыла она и о связи с Фурским, тоже имевшим кое-какие связи. Мысли и фантазии о поимке столь мрачного типа задурманили Саше голову. Пока она наслаждалась призрачным вкусом триумфа, журналистка Сафьялова торопилась со сбором вещей своих мальчиков. Алиса в отличие от детектива понимала надвигающуюся угрозу. Понимала: без битвы никто не сдастся.

— Так вы нас защитите? — уточнил Максим, не слишком веря в столь быстрое решение проблемы.

— Или нам всё же лучше уехать? — спросила Раиса Павловна.

— Мне страшно… — едва слышно произнесла Ника.

— Я думаю… — начал Иван, но Селивёрстова его перебила. — Прятаться нет смысла. Вы можете это сделать ради собственного спокойствия, но я в этом не вижу необходимости. Уже утром Светилов будет арестован, из него выбьют признание о связи с Фурским, а там недалеко до ареста и этой семейки. Соседи под колпаком. Всё получилось.

Её ослепительная улыбка и полная уверенность в собственных словах не прибавили оптимизма Раисе Павловне. Та по-прежнему считала, что её семья под ударом, того же мнения придерживались и остальные. Иван позволил себе заметить:

— Саш, извини, но тебе не кажется, что, если бы всё было так просто, Светилова давно повязали? Не сбрасывай со счетов его связи, возможности, не забывай, с каким количеством убийц мы имеем дело.

— У нас есть доказательства, — стала тыкать в экран своего телефона. — Здесь столько всего, что Светилову не отмыться.

Иван покачал головой и обратился к напуганной семье:

— На мой взгляд, вам следует уехать. Вернётесь к началу суда.

— Тогда мы на дачу, — спохватилась Манина, подскочила с места и тут же упала обратно. Признание её утомило и выбило из сил.

— Дождёмся утра, мама, — голос Ники звенел решимостью. — Торопиться нам некуда, а сейчас уже ночь и надо отдохнуть.

Муж поддержал её решение. Раиса Павловна согласилась. Александра, пугая друга высотой самомнения, попрощалась с семьёй и вышла из квартиры. Иван задержался, чтобы взять адрес посёлка, где собирались затаиться Манины-Нильские и поспешил следом.

Глава 27

Ночь бликовала фонарями в отражении Невы, город, поглощённый темнотой, понемногу засыпал, а в квартире одного из игроков вовсю горел свет. Третий шагал из стороны в сторону, ходил по кругу и возвращался на изначальную позицию — к окну. В то время, как его жена спала, убаюканная сладким враньём о любви, он раздумывал над её избавлением. Фантазии о Ларе маячили неописуемым счастьем, обещая экстаз, а потому Третий думал об убийстве и улыбался. Широко, по-настоящему. Безумно.

Он знал, однажды судьба окажется благосклонна и подарит ему долгожданную встречу, подарит ту единственную женщину, о которой он, как настоящий мужчина, всегда мечтал. И в том, что Лара — та самая, сомнений не возникало. Любовь не только пронзила сердце в первый миг встречи, но и вернулась с другого света. Требовались ли другие доказательства? Конечно, нет. Это была она. Но сначала ему следовало разобраться с женой.

Третий собирался избавиться от Аси, используя любимый метод, удушье, но потом подумал, сколько с этим возни, сколько надо потратить сил и терпения и бросил затею. Способ чудовища оставил на будущее, на те нелёгкие дни, когда убийство представлялось необходимым как воздух. Сейчас жажды смерти Третий не испытывал, так зачем устраивать мороку? И в итоге он решил отправить Асю в мир иной с помощью Караэса. Не зря же он играл в «Соседей»? Нет, не зря. Выход казался удачным, ведь жена страдала сердцем, и такая смерть не должна была вызвать подозрений. А затем, освободившись от супруги, Третий намеревался во что бы то ни стало встретиться с Ларой.

Луна вышла из укрытия и засияла ярче прежнего, а может, Третьему лишь показалось. Всегда перед тем, как выпустить ту свою часть, что называлась чудовищем, он будто начинал видеть лучше, слышать чётче и чувствовать полнее. Одно только это ощущение доставляло ему небывалое удовольствие. Третий задрожал в предвкушении.

В душе сгущалась тьма. Сожаление секундой куснуло сердце, ознобом пробежало по телу, но быстро исчезло. Ему не следовало жалеть Асю. Она была удачным прикрытием, тихой и кроткой, но её время вышло. Он взял шприц с подоконника и шагнул в сторону спальни.

Жена лежала, отвернувшись к стене. Третий сделал глубокий вдох и нагнулся к тонкой нежной шее. От кожи пахло сладостью. Это был тот самый пирог, что сегодня для него испекла Ася. На щеке, когда он провёл по ней пальцем, оказалась липкая полоса. Третий слизнул клубничное варенье, почти ласково, почти нежно, мысленно пожелал жене спокойной вечной ночи и вдруг услышал:

— Лёня, мне страшно.

Растерялся. Такого поворота он не ожидал. Убить. Казалось бы что может быть проще? Он был так близок к цели. Мгновение, не дольше, и Ася в лучшем мире, где нет проблем, слёз, обмана. Ничего, чем грешат люди. Так зачем же она помешала? По сути, он оказывал огромную услугу, лишая жизни. Не нужно суетиться, ломать голову над завтрашним днём, нужно просто переродиться в ином. Да он дарил другую жизнь! Отправлял всех их в лучшее время! Где каждая могла остаться в выбранном для неё образе и возрасте. Это же счастье! Настоящее облегчение! Это чудо знать, что тебе не нужно отныне притворяться. Ни в чём. Нигде. Никогда.

Третий не испытывал и доли сомнения в лживости и надуманности каждой выбранной им женщины. Все они играли роли, установленные обществом. Он и сам родился в таких рамках, но сумел выбраться. Задушил мать, отпраздновав двадцатилетие, покончил с отцом. Он освободил себя и свою суть и ничуть не жалел. Так почему же жалеть должны были другие? Но разве он был виноват в их неспособности быть собой? Ни коим образом! Третий негодовал.

Небо закрыли тучи.

— Лёня, можно тебя обнять? — жена развернулась.

Он окончательно растерялся. Поблизости раздался гром.

— Мне приснился кошмар, — произнесла Ася, выбивая почву из-под ног. — Это было так жутко.

Лёня категорически ничего не понимал, а женские руки между тем искали успокоения, шаря по его телу и забираясь под рубашку.

— Обними меня, пожалуйста, — умоляли губы. Лицо оказалось в опасной близости. Он не заметил, как Ася обвила его шею. Выпустил шприц, и тот мягко приземлился на кровать. Обнял в ответ, вдохнул запах волос, чувствуя, что когда-то этот запах ему нравился. Вспомнил знакомство в магазине и первое убийство.

Тогда он был собой, был чудовищем и убил рыжую девушку. Она играла в неприступность, хотя до этого многозначительно улыбалась и даже флиртовала. Не с ним. Ему нравились лишь темноволосые. С другим. Лёня наблюдал из-за дерева. Он видел, чувствовал, как нелегко ей даётся роль и жалел. Красивая, но насквозь фальшивая. Как не помочь? Он ощущал себя нужным этой девушке и вышел из-за дерева. Тот, с кем она заигрывала, ушёл, и это давало свободу действиям.

В памяти сохранились глаза, полные пугливой настороженности и рот с приоткрытыми пухлыми губами. Рыжая хотела что-то сказать, но не успела. Он резко развернул её спиной к себе и начал душить. Ему всегда было легче убивать, не глядя в глаза. Только так удавалось полностью сосредоточиться. Её руки царапали его, её тело извивалось змеёй, но чем больше она старалась спастись, тем сильнее он становился. Рыжая была глупой в своих попытках помешать Лёне, ведь убивал он из лучших побуждений. Он знал, что открывает для неё новый мир, совсем иную реальность, освобождает от оков, облегчает участь. Дарит успокоение. И вместе с тем Лёня понимал: он — чудовище.

Осознание не ранило, не пугало и никак не тревожило. Оно просто осело в душе и навсегда там осталось. Тёплое, живое, реальное и абсолютно для Лёни правильное.

Рыжая упала на асфальт.

Кровь на рубашке появилась позднее. В тот же день, через каких-то пару часов возвращаясь домой, он встретил наркомана. Ошалело вращая безумным взглядом, парень наткнулся на Лёню. А дальше совпало. У одного искусственная эйфория, у другого настоящая, совместный танец в одной из вонючих подворотен и нож под рёбра. Лёня носил с собой карманный на всякий случай. Привычка, выработанная с юных лет. А наркоман об этом не знал, и Лёня убил его. Не потому, что желал лучшей жизни, а потому что слабых людей презирал.

То был волшебный день, полный разных ощущений. Красные брызги стали удачным завершением. Так Лёня думал. Но когда, пообедав в грязной рубашке, пошёл в магазин за пятновыводителем, он встретил Асю. Разговорились. Он тут же придумал историю про собаку и притворился человеком — уже тогда знал, она ему поможет. Нельзя просто так быть чудовищем и убивать девушек. Опасно. Поэтому Лёня придумал план. Он будет обычным, типичным, ничем не выделяющимся из толпы. Он не вызовет опасений. А такая, как Ася поможет ему получить нужную позицию в обществе. Лёня начал следить за Асей и убедился в правильном выборе. Милая и неуверенная в себе девушка вполне могла стать тем самым прикрытием.

— Мне приснился паук. Огромный. — Сказала Ася.

Лёня крепче прижал её к себе. Он не мог допустить, чтобы пауки и дальше пугали его пока ещё жену. Он ведь был ей действительно благодарен: за вкусную и своевременную еду, за выглаженные рубашки, за тёплые объятья и отсутствие укоров, за податливость тела и желание в глазах. В конце концов Лёня хотел сделать для неё хотя бы что-то за самое важное — за его возможность быть чудовищем с репутацией хорошего мужа. Выпустил из объятий, ловко нащупал шприц.

Раскаты грома умножились, стали громче, сильнее.

— Лёня, почему мне снятся пауки?

— Возможно потому, что ты их боишься, — его голос приглушил хлынувший ливень. Небо разразилось молниями.

Освещённая небесными вспышками, Ася была красивая. Не такая, как Лара, но явно достойная лучшей жизни.

Лёня поднял шприц, улыбнулся. В его улыбке она заметила что-то чужое, отрицаемое всё это время. Вскочила.

— Лёнь, ты чего? — спросила она, продвигаясь вдоль стенки, прижимаясь к обоям. Пальцы коснулись слегка выпуклой поверхности, там были ромбы. Они с Лёней их вместе выбирали. — Лёнь, тебе тоже что-то приснилось? — спасительная мысль не принесла должного успокоения. Нервы, натянутые как струны, пели не своим голосом о скорби, о боли. Они предупреждали.

Ася ещё ничего толком не поняла, не смогла разобраться ни в эмоциях, ни в поведении мужа, а тело, не слушаясь хозяйку, будто живущее собственной жизнью, уже перебралось на тумбочку. Ноги приземлились на пол, когда шприц, высвеченный молнией, едва не вонзился в шею. Кошмар из сновидения перешёл в реальность. Только сейчас за ней гнался не гигантский паук, те часто снились, когда Ася чувствовала свою вину, а любимый муж.

— Лёня! — вскрикнула Ася, бросаясь прочь от родных объятий. — Ты что? Не надо!

Шприц в руке пугал до дрожи, до икоты. Ася заплакала.

— Не делай хуже, Асенька. Я ради тебя стараюсь, — голос звучал утешающе и вполне по-доброму, только лицо в мелькающих вспышках добрым не казалось. Лёня хотел схватить жену за волосы, протянул руку по привычке, но ухватил лишь пустоту. Коса жены оказалась иллюзией. — Чёртова женщина! Иди ко мне!

Ася чудом увернулась от мужа, выскочила из комнаты, бросилась в тёмный коридор.

— Мы должны закончить, — шипел Лёня от злости, теряя ощущение экстаза. — Должны закончить, Ася. Твоё время пришло. Не порти последнюю встречу.

Разбушевавшаяся стихия идеальным фоном ложилась на происходящее и вместе с тем зигзагами в небе освещала дорогу к спасению. В тёмном коридоре Ася увидела щарф, который вязала Лёне. Она сорвала его с крючка и бросила мужу в лицо. Секундной задержки родного человека, вдруг ставшего монстром, хватило, чтобы схватиться за верхний замок.

Лёня заревел.

— Не смей! Ты не можешь уйти!

Она обернулась и ударила его ногой в пах, как видела в фильмах. На экране смотрелось зрелищно, в жизни оказалось не так. Либо удар оказался слабым, либо она промахнулась. Муж бросил шприц, схватил за шею и начал душить.

Обезумевшая от страха, Ася начала царапать сжимавшие пальцы. Лёня ударил её лицом о дверь. В глазах потемнело. Очередная вспышка осветила место борьбы. Ася понимала, выхода нет, но умирать слабая женщина не собиралась. Она потянулась руками назад, нашарила лицо мужа, впилась в щёки. Отпора он не ожидал, отпустил, чтобы убрать её руки. Ася воспользовалась мгновением и упала на колени.

— Куда!

Она нащупала туфли. Лёня наклонился за женой, рывком поднял.

— Всё не так! — прорычал ей в лицо, занёс руку для удара.

Ася вскрикнула, замахнулась. Каблук поцарапал лицо. Муж заорал, исходясь гневом и обидой, Ася снова дала ему в пах и дёрнула замок. Матерясь и едва ли не плача, Лёня потянул жену обратно, Ася начала кусаться, бить ногами. Но муж был всё равно сильнее. Дверь захлопнулась, едва не лишив Асю пальцев, а сверху уже сыпались удары. Ася упала.

— Я не хотел этого, — с сожалением произнёс Лёня. — Так не должно было быть. — Провёл пальцем по её разбитым губам.

Ася пыталась найти хоть что-то на полу, пока муж, родной и любимый, сжимал шею. Теперь он это делал с трудом, отводя глаза, будто смотреть на жену не мог. Ася задыхалась, но продолжала водить по полу руками. Она больше не сопротивлялась, но ещё надеялась.

— Тяжело… — признался муж и вдруг разжал пальцы. — Я так не хочу. — Он вспомнил о Караэсе.

Она первая увидела какой-то предмет на полу, схватила и крепко зажала в руке. Молния высветила шприц. Ася дёрнулась в сторону мужа, скользнула иглой по его щеке и прошептала:

— Отпусти меня, Лёнечка, прошу, отпусти…

Он замер.

Её сердце с каждой секундой всё сильнее билось в рёбра страхом.

— Лёнечка…

Он всё-таки потянулся к ней.

— Что случилось… Почему… Что с тобой стало?

Он улыбнулся. Виновато, неуверенно.

— Я не хочу, Лёня, не хочу.

Рука Аси задрожала. Она не хотела убивать мужа, но и умирать не хотела.

— Прошу тебя, Лёнечка, не надо…

Глава 28

Не в силах ждать, когда её с детьми найдут и, ничего не объясняя мальчикам, Алиса приняла решение спрятать их прямо ночью. Разбудила, сунула каждому в руку по яблоку, ведь это был их любимый фрукт, затолкала в машину. Вещи лежали в багажнике: всё самое необходимое.

Ливень застал их уже в пути. Машина тряслась на выбоинах, руки дрожали, едва справляясь с управлением, небо грохотало всё чаще и сильнее. Молнии взрезали воздух, пугая сыновей на задних сидениях.

— Мам, а дождь не перевернёт машину? — спросил Миша.

— А молнии не разобьют окно? — добавил Митя.

— Мама, помедленнее, ты слишком быстро едешь, — просил первый, сдерживая страх прорывающийся наружу, и прижимался к брату.

— Мама, мы так умрём! — крикнул второй. Он куда хуже справлялся с эмоциями.

— Не говори такого! — Алиса резко обернулась, увидела застывшие фигурки, тяжело вздохнула, осторожно притормозила, съехав на обочину. Спасая жизнь детей, она совершенно перестала мыслить. Гнала, как угорелая по мокрой дороге. К счастью, на трассе редко встречались другие автомобили, но разве от этого Алиса меньше рисковала?

Сильный удар грома, внезапная вспышка слишком близко, и пугливая внутри неё девочка, которая пряталась в родительской комнате, когда шёл дождь, могла совершить непоправимое — не справиться с вождением, свернуть на встречную, не заметить соседней машины, от страха резко дать по газам или затормозить без предупреждения. Сейчас машин было мало, но она только что проехала поворот, а оттуда вполне могла выскочить фура. Хотя нет, не выскочить — выползти. Но какая разница? Неужели спасая детей, нужно так рисковать?

— Мама?

Это был Миша. Она посмотрела на сына, перевела взгляд на сжимавшего ремень Митю и вдруг заплакала. Она рыдала горько и отчаянно, переживая за них, за себя. Ненавидя Светилова, презирая детектива и когда-то любимое дело. Не выбери она стать журналистом, не рвись с таким бешенством к успеху, им сейчас не пришлось бы бежать, скрываться, бояться.

Какой же она была глупой и самонадеянной! Какой была дурой!

— Мама, — повторил Миша. — На улице и так потоп, не плачь.

И Алиса резко перестала. Она попросту не могла лить слёзы, не могла быть слабой, когда её дети ждали иного.

Очередная молния расчертила местность пугающим знаком, Сафьялова взяла себя в руки и вернулась на дорогу.

— Мама? — испуганно произнёс Митя, глядя, как сильно она пальцами сжимает руль.

— Я буду ехать осторожно, — пообещала Алиса, одаривая сыновей улыбкой в зеркало. И ребята успокоились. — Яблоко будете?

— Мы ведь уже по два съели, — напомнил Миша.

— Можно съесть ещё.

— Я не хочу.

— Я тоже.

— Тогда может музыку? Ехать в тишине скучновато, вам не кажется?

— Да! — прозвучало в один голос. — Музыку!

Ехать стало веселее, да и страхи измельчали. Казалось глупостью бояться того, что ещё не случилось под песню из «Щенячьего патруля», и совершенно невозможным было опускать руки, падать духом и думать о худшем, когда двое сыновей гавкают на задних сидениях, изображая любимых мультяшных персонажей. Алиса тоже начала подпевать и наконец расслабилась. Не полностью. Но достаточно для того, чтобы поверить в лучший исход своей затеи.

Она спрячет детей там, где их не подумают искать. Их безопасность важнее всего. А ведь как только Александра пойдёт брать Светилова, и в том, что Селивёрстова станет действовать рискованно и необдуманно под влиянием столь крупной удачи, сомнений не возникало, их мирная жизнь закончится. Профессорские псы пустятся по следам и скоро, слишком скоро найдут убежище Алисы. Дальняя родственница, у которой она прятала свою семью, осталась единственной, кто мог бы помочь им тогда, вечность назад. Виновных в смерти мужа и сестры поймали, но Сафьяловой не оставалось иного выбора, как взять детей и выбраться из города. Куда? К вдове троюродного брата, дальней родственнице, но близкому человеку — одиночке, что мечтала о детях, но не случилось.

Люди профессора умели искать, знали с кем и как говорить, на что нажать, поэтому оставлять детей у Лили было рискованно. Алиса подстраховалась копиями и не задумываясь, использовала бы их при неудачном раскладе, но… Ставить под угрозу мальчишек не могла. Если всё пойдёт совсем плохо для Светиловых и прочих шишек, запариваться с её сыновьями не станут. Такие мрази, как профессор, не жалели никого и действовали наверняка без разных бартеров. О последствиях задумывались потом, когда для несчастных, перешедших им дорогу, становилось уже неважно. Так поступили с её мужем, а ведь, сохрани ему жизнь, и она бы забила на то расследование (подробнее в книге «Блуждая в тумане»). Так случилось с улыбчивым парнем, которого Алиса не спасла от укола Караэсом.

— Мама? — журналистка взглянула в зеркало. — Переключить музыку?

— Нет. Всё-ё-ё, — зевнул Миша.

Митя уже спал.

Алиса улыбнулась, нажала кнопку, и салон автомобиля заполнился совсем другой мелодией — мелодией дождя. Небо перестало грохотать, лишь вспышками сияло то тут и там, но вдали, и музыка природы постепенно становилась мягче, спокойнее, умиротворённее.

— Пусть вам снятся только хорошие сны, — прошептала Алиса и включила обогреватель. По рассеянности тёплые вещи она забыла, а вместе с ними одеяла и хоть какие-то накидки, но тепло из печки должно было хотя бы немного согреть детей, когда во сне те как обычно начнут замерзать.

Миша справлялся с холодом неплохо, но в дождливую погоду просил второе одеяло. Она надеялась, у девушки, что волей случая предстояло оберегать мальчишек, не окажется нехватки в подобных вещах.

Оставив сыновей в безопасном месте, Сафьялова намеревалась вернуться в коттедж родственницы, ставший за прошедшие годы ей настоящим домом. Она радовалась удачному стечению обстоятельств: Лиля проходила обследование в больнице — она очень следила за своим здоровьем — и Алисе не пришлось объяснять ей, куда она срывается прямо ночью вместе с детьми. Как бы объяснила, почему сама подставила всех их под угрозу? Чувством вины? Долгом перед детективом? Поймёт ли Лиля, если сама Алиса не испытывала полной уверенности в оправданности риска? Вдруг, Александра, напортачит также, как портачила она сотни раз? А всё из-за чего? Из-за короны, из-за чувства, будто ты самая умная.

Алиса сама была такой. Когда-то.

Впереди показался поворот. Тот самый.

Сафьялова крутанула руль и глубоко вздохнула. Нет. Всё будет хорошо, по крайнее мере для её мальчишек. Всё непременно должно закончиться хорошо.

* * *

Ливень застал врасплох и Фурского. Из-за ошибки старшей дочери он не беспокоился. В конце концов Игра давно помогла обзавестись хорошими и прочными связями, как среди элиты, так и в рядах органов, и поэтому случившееся не вызывало особого волнения. Причина была в другом. И у этой причины были его глаза и нервы матери — такие же непрочные.

Кариша пропадала в телефоне. Весь вечер. И это раздражало. Он хотел поговорить с дочерью, всё-таки приехал в гости, а она кивала болванчиком на все его вопросы и не проявляла интереса к беседе, что тоже порядком бесило. Но Фурский терпел. Сердиться на младшую до зубовного скрежета не мог. Кариша была его ангелом: слишком похожим на маму и слишком непохожим на него, но ангелом, любимым и прекрасным. Холодные эмоции, а также упреждающе спокойный голос, предшествовавший взрыву, доставались Наташе. Олег понимал, что любить дочек следует одинаково, но ничего не мог с собой поделать. Из-за этого нередко ссорился с женой — она всё чувствовала. А он и хотел бы испытывать правильные чувства к Наташе, но ему не удавалось. Она слишком походила на его мать. И с годами схожесть только возрастала.

Вечер прошёл никак. Дочь делала вид, будто очень занята, но Фурский, заглянувший в телефон, знал, это не так. Его Кариша просматривала сначала фотографии интерьеров, затем платьев, в конце, когда Олег сломал всю голову над её поведением, настала очередь котиков. С любым другим человеком он бы взорвался, но с Каришей терпел, находя две сотни оправданий её молчаливости и дурному поведению.

На разговор дочь вышла сама, задав вопрос, серьёзно всколыхнувший невозмутимость Фурского.

«Детектив не зря тебя подозревает, да?» — спросила она, отложив мобильник, и посмотрела так, как часто смотрела жена. С сожалением.

Он отмазывался, умел это делать. Уверял, будто всё в порядке, и ей не о чем беспокоиться, но Кариша вдруг отстала, погасив своё любопытство, и сделала это столь резко, что он задумался. Что известно его любимице? Где он был неосторожен? Начал винить Наташу, уверенный в том, что если кто и опростоволосился, то это она. Но младшей дочери своей тревоги не выдал, решил действовать мягко: предложил Карише пирожные. Она улыбнулась, совсем как в детстве и попросила заказать её любимые. Олег от этой улыбки растаял и сразу прогнал все подозрения.

Как оказалось зря.

Когда он позволил себе думать, что всё хорошо, дочь начала расспрашивать о работе сестры. Вроде бы и вопросы обычные, и интересовалась она между делом, но маленький червяк сомнения всё же заполз в душу.

Они с Наташей предпринимали всё возможное — секретничали профессионально и не сомневались, младшая ничего не знает. Но чем больше он в это верил раньше, тем сильнее сомневался теперь. Каришу явно что-то тревожило. Тревожило настолько, что она вела себя непривычно тихо, без всяких истерик. Вспомнил её реакцию в ресторане на встрече с детективом и нехотя признал: в его ангеле живут два разных человека. Нет, расстройством личности дочка не страдала, но с её эмоциональным фоном было явно что-то не то. Слишком бурно выплёскивались радость, недовольство и обида. Слишком тихо и спокойно проходила грусть. Или ему так лишь казалось?

Привыкший управлять эмоциями, Олег давно разучился верить в человеческие проявления. Всё казалось ему на грани: или недостаток, или чересчур. И только сейчас, глядя в глаза любимой дочери, Фурский неожиданно для себя осознал: изучая эмоции игроков и нужных ему людей, Каришины он из виду упустил.

Словно в укор перед взором замаячила клиника. Частная. Лучшая. И человек, умело играющий со страхами других, вдруг почувствовал собственный.

Путаясь в ощущениях, Олег стал собираться. Поцеловал дочь, пообещал, что всё будет хорошо, и покинул её квартиру. Небольшую, по меркам Фурских даже маленькую, но достаточно уютную для той, кто стремился жить по-своему.

Он не стал сразу садиться в машину, попросил водителя ехать следом, но держаться на расстоянии. Олегу важно было чувствовать, будто он один, будто есть лишь он и его мысли.

Прогулка вышла длинной. На город опустилась ночь, а Фурский, погружённый в себя, продолжал идти. В кои-то веки, случалось такое почти никогда, он отпустил водителя, и буквально через час попал под дождь.

Ливень мощными струями стекал по лицу, уродовал асфальт, утопающий в бликующем свете фонаря, но не смывал опасения Фурского. Кариша что-то знала.

Карина не желала признавать правду, не хотела копаться в своих ощущениях, но анонимное письмо подтвердил сам папа. Он не стал избегать обсуждения Наташиной работы, играл в хорошего и честного отца, но при этом умело уходил от неудобных вопросов, переводя тему или шутливо отмахиваясь.

Она бы солгала, сказав, будто они с сестрой ей не казались странными — не всегда, но это остро ощущалось весной. Однако крохотная, мизерная надежда на собственную мнительность ещё оставалась. Сейчас не было и её.

Аноним сумел ковырнуть её любопытство до такой степени, что Карина, пользуясь случаем отдельного жилья, залезла в даркнет. Папа выступал против таких сайтов и против её интереса к этой части Сети, но рассказывать об «экскурсии» она ему не собиралась.

На форуме, посвящённом некой игре «Соседи», бурно обсуждали следующий сезон. Участников волновал вопрос: состоится ли он? Имелись сомнения. Некто под ником «Znatok» сообщил: Нулевой ведёт игру нечестно.

Подобное заявление вызвало бунт, и мнения разделились. А сердце Карины раскололось пополам.

Нулевой. Она знала это прозвище. Сама его дала папе. А потом как-то раз услышала его разговор с Наташей, они думали, она спит под действием успокоительного, но она не спала. Сестра говорила о желании быть наследницей Второго, а папа лишь смеялся. Когда Наташа упомянула лоты, послышалась пощёчина.

Карина помнила, как папа зашёл в комнату, позвал, пощекотал. Но за долгие годы, за бесконечные попытки смириться со смертью мамы и своей завистью к Ларе, она научилась притворяться, будто она не здесь. Может, во сне, может, в трансе.

Но даже, если упоминание Нулевого в переписке на форуме это жуткое совпадение, что очень даже возможно, ведь доказательств нет, ей всё равно было страшно. И вместе с тем Карина понимала: жуткая правда объяснила бы недомолвки Наташи, их странные диалоги с отцом и море тайн, от которых Карина закрывалась с помощью успокоительных и лживых эмоций. Так что да, узнай она правду, и ей бы стало намного легче.

А потом приехал папа. Она думала поговорить открыто, но ничего не вышло. Ей мешал страх, а ему, видимо, страшная правда.

Разговор не развеял сомнений и совершенно ничем не помог. Нагрянувший ливень растревожил и без того тревожную душу. Карина, не в силах заснуть и не желая что-либо принимать, решилась на переписку с анонимом и вскоре узнала правду, в которой столь отчаянно нуждалась.

Наталья спала, как младенец. Вечер, начавшийся бурным скандалом с Пятым, закончился не менее бурным примирением. Хотя примирением случившееся было сложно назвать. Скорее всплеском похоти и необходимости замены страха чем-то другим. Бешенный разврат подошёл как раз кстати. Вымотанная до предела Наталья вырубилась прямо на полу. Пятый не стал беспокоиться и перекладывать её на кровать или хотя бы диван, удовлетворив свою потребность, он сел за нетбук и стал заниматься тем, что действительно занимало его мысли — биографией Наташи.

Решил сразу играть по-крупному, связался с человеком, что помогал выяснять сведения об игроках, полез в даркнет. Именно там был форум «Соседей». Там же, при должном умении, могла найтись куча полезной информации.

Он угробил полвечера, но оно того стоило. Больше Фурская не была для него тайной. И то, что открылось, выводило из себя, вызывало уйму вопросов и острое раздражение. Желание убить Наташу прямо сейчас, на собственном полу, было не менее острым. Эта… он даже матных слов не находил для мирно лежащего существа, оказалась дочерью не последнего бизнесмена, а тот — человеком, чьё недовольство до колик пугало всех участников Игры без исключения. Пряча свою личность во время подготовки к Игре, Нулевой, он же Фурский Олег Станиславович, особо не запаривался здесь, в тёмном пространстве, пребывая в непоколебимой уверенности, что держит всё под контролем.

Осёл!

Как же он ошибался, но его ошибка могла сыграть на руку Пятому. Зачем убивать Фурскую, когда её отец так дорожит доченькой? Скрывает её, покрывает делишки. Любит. Пятый подумал о том, какие деньги готов отдать Нулевой за сохранение тайны о дочери, размышления ему понравились, и взялся писать анонимное письмо. Но не Фурскому, а младшей из дочерей, Карине. Он хотел с ней поиграть.

Глава 29

Алиса приехала. Руки, сжимавшие руль, расслабились. Сафьялова осторожно, не создавая лишнего шума, покинула машину и подошла к двери. Как и всё в этом доме, старинном коттедже, она дышала роскошью и небывалым величием.

«Словно в фильм попала», — мелькнула забавная мысль, пока глаза рассматривали уже знакомый звонок в виде крохотного ангела. Он не вязался с общим фоном и лепниной вдоль стен и казался чужеродным, взятым из совсем другого фильма, где было больше о религии, чем о физическом богатстве, но именно он много лет назад спас Алису от крупной ошибки. Позвонив в него тогда, она, окрылённая сенсационным материалом, едва не разрушила жизнь действительно хорошего человека. И лишь доказательства его внучки, на тот момент подростка, удержали от коварной лжи, притворившейся добродетелью.

Та девочка теперь выросла.

И её большие голубые глаза прямо сейчас смотрели в окно на журналистку.

— Вы всё-таки здесь? — удивилась хозяйка дома, открыв дверь. Она стояла на пороге в коротком и откровенном лиловом пеньюаре, который ни за что не должны были увидеть мальчишки. Но учить, как правильно одеваться Сафьялова её не собиралась. Не прямо сейчас. Позже.

— Узнала. Привет, Маша. Я нуждаюсь в твоей помощи. — Когда-то произнесённые слова были для Алисы табу. Всегда и во всём справляться самой — это был её девиз. Но времена бурной журналистской деятельности и необузданного самомнения прошли. Теперь просить помощи было не стыдно, а важно. Жизненно важно.

Девушка выглянула за спину Алисы:

— Вы не одна? Значит всё плохо?

— Подержи дверь, я внесу детей. Поговорим внутри, хорошо?

— Я помню обещание, — вздохнула Маша.

— И не могла бы ты одеться… поскромнее?

— Нет.

По правде говоря, другого ответа Алиса не ожидала. Оставалось надеяться, что Маша передумает, услышав первый неудобный вопрос от Мити или Миши.

Её приезд явно не разбудил танцовщицу гоу-гоу. В большой комнате горел откровенной сценой экран домашнего кинотеатра. Маша поймала взгляд журналистки и недовольно произнесла:

— Ну что? Это обычный триллер, а это просто сцена такая.

— Я не осуждаю.

— Ладно. Выключу. Но пеньюар не сниму.

Экран погас. Митя среагировал на голоса и пошевелился.

— Где их положить? — перешла на шёпот Сафьялова.

— Наверху. Там чище, — ответила Маша.

Алиса осмотрелась вокруг. Чистоплотности девушке не хватало.

Когда дверь за комнатой с двумя кроватями закрылась, Маша налетела с вопросами:

— Так что случилось? Чего ожидать? Почему вы не предупредили?

— Тише. Давай поговорим внизу. Угостишь кофе?

— А вы надолго?

— Они не знаю, а я сейчас уеду.

— Что?! Я останусь с вашими детьми?

— Да. Поэтому смени одежду, пока не застыдили.

— Ещё чего! Это они приехали ко мне в гости.

— Так угостишь?

Хозяйка кивнула.

Алиса не собиралась засиживаться у Маши, но кофе был необходим. Второпях она не захватила термос, а в дороге без него приходилось тяжело. Смотреть на дорогу столько часов было непросто. Кофе помогал разлепить глаза. Маша тоже не стремилась к долгим посиделкам: кружка с ароматным капучино. Всё.

— Ну?

Стройные ноги нетерпеливо стучали голыми пятками по полу.

— У меня неприятности. Нужно спрятать детей. Здесь их искать не станут. Это всё, что тебе нужно знать, — отхлебнула напиток. Кофе был так себе. Но лучше так, чем ничего.

— То есть совсем попа, — констатировала Маша.

— Я оптимистка, — хмыкнула Алиса.

— Ты приехала к той, кто выдрал тебе клок волос, — заметила Маша.

— Я приехала к той, кто обещал помощь. А тот случай… ты была подростком. Я не держу обиды.

— Я не изменилась, и, если надо порву любого.

— Рвать не надо. Играй с детьми, развлекай. Старайся не светиться в городе с ними или без. В общем, живи, как прежде. Только не танцуй при них.

— Вы знаете? — удивилась девушка.

— Маша, моя жизнь не сахар. Конечно, я проверяю людей, с которыми когда-то сталкивалась, особенно если они мне приглянулись и могут понадобиться.

— Я думала, вы скажете особенно, если чувствую вину.

— Не я убила твоего дедушку, — отодвинула кружку.

— Не вы. Но место его расположения раскрыли вы.

— Я не знала, что за мной следят.

— И дедушку убили.

— Да. Но если бы я не приехала, его бы всё равно убили. Это случилось бы позднее и не исключено, что при тебе. Или даже вместе с тобой.

Маша замолчала.

— Прости. Мне жаль, что так вышло. Но ты жива, и это уже хорошо.

— Если бы я переехала к нему чуть раньше, то смогла бы спасти… — тихо произнесла Маша. — Я бы глотку всем перегрызла, но дедушку в обиду не дала.

— Ты бы стала трупом, — безжалостно заявила Алиса.

— Той ночью я шлялась с подружками, как всегда, адедушку…

— Перестань. Спаси моих детей.

— Вы ставите меня под угрозу, — всхлипнула Маша.

— Нет. Нас ничто не связывает, кроме ненависти. Мы никогда не созванивались, не пересекались, кроме того дня. На похороны я приезжала в гриме и на электричке, так что волноваться не стоит. А что касается твоего обещания мне помочь, то о нём никому не известно.

— Но вы же рассказывали мужу, а он…

— Не рассказывала. Я дала тебе обещание и выполнила. И он бы всё равно не сдал. Даже случайно не проговорился. Он умел хранить секреты.

Маша округлила глаза.

— Почему вы говорите о нём в прошедшем времени?

— Догадайся, — печально улыбнулась журналистка. — Людям, что меня любят, не везёт.

— Тогда я рада, что мы друг друга ненавидим, — вздохнула девушка.

— Верно. Для всех мы враги. Поможешь?

— Ладно. — Маша вышла из кухни и вернулась с телефоном. — Скажите, чем их кормить, во что играть. Что они любят.

Внушительный список был составлен, туда вошло и второе одеяло для Миши, и любимые сыновьями яблоки, и морской бой, как самая увлекательная игра, и много чего ещё. Алиса достала из кармана куртки две маленькие гоночные машинки — прихватила с собой — и протянула Маше. Раньше было целых два набора, покупала для каждого, теперь остались лишь жёлто-чёрная, Миша называл её Пчелой и белая с наклеенным пауком. Митя сам приклеил. Маша взглянула на машинки и кивнула Алисе. Сафьялова обняла девушку и направилась к выходу. Но, взявшись за ручку, бросилась наверх, вбежала в комнату и поочерёдно принялась целовать мальчишек.

— Разбудите! — сердито прошептала Маша. — Как я их потом успокою?

Алиса погладила каждого по голове, прикусила губу и вышла, тихо затворив дверь. Оказавшись внизу, попросила ручку, бумагу — такое нашлось с трудом, Маша пользовалась в основном гаджетами — и стала писать письмо своим любимым человечкам, зная, они проснутся, и любитель записок, Митя прочтёт её слова, а потом они улыбнутся. Мама предлагала им поиграть в «Сокровища», конечно, они согласятся и будут с нетерпением ждать, когда она найдёт эти сокровища и вернётся уже с ними.

— В списке указаны носки с динозаврами, — отвлекла от грустных мыслей Маша. — Они в пакете?

Журналистка кивнула.

— Тогда уходите.

Алиса медлила.

— Мы справимся, — Маша крепко обняла журналистку. — Честно. Справимся.

Сафьялова вышла за дверь, обернулась:

— Надень что-нибудь поприличнее.

— Нет. Не дождётесь.

Машина ехала медленно, слёзы текли быстро, она их вытирала, но те всё равно бежали. В колонках звучал «Щенячий патруль», Алиса думала о Маше, о том, что у девушки тот ещё характер, и вряд ли она будет вести себя скромно даже при детях. Но несмотря на многие из её недостатков, в том числе клубные танцы гоу-гоу — Сафьяловой они совершенно не нравились — знала она и другое, самое важное: Маша была хорошей девушкой. Действительно хорошей.

Приехав домой под вновь начавшийся ливень, Алиса начала спешно уничтожать следы пребывания здесь сыновей. Она понимала: если её найдут, начнутся поиски. Обнаружив детские вещи, посыпятся вопросы. Ей не поверят, что ночник-сова или мягкий Райдер здесь просто так. Раз они лежат дома, пусть и спрятанные, значит дети вернутся. Поэтому Алиса безжалостно избавлялась от дорогих сердцу предметов и любых напоминаний о мальчишках. Возможно, она перебарщивала со страховкой, даже, наверное, но Алиса слишком боялась лишиться детей.

Только когда багажник выплюнул последний мешок в мусорный контейнер, Сафьялова дала волю слезам. Она плакала, сидя у двери, вонзая ногти в мокрые плечи, а дождь ей вторил снова и снова, омывая дом, в миг ставший одиноким.

Глава 30

Дождь лупил, бил, гнал капли по окну, и у любого другого человека вызывал бы апатию, но Александра, глядя на природное безобразие, напротив чувствовала себя комфортно. Бит ливня, мелодией этот звук у Ивана язык не поворачивался назвать, помогал ей сосредоточиться и словно внушал спокойствие, хотя самого Ваню погода нервировала. Он остался у Пули, подруга не возражала. Честно призналась, с ним работать легче. Только работать ему не давала. Сама сидела, обложившись листами и поминутно меняла цвета, а его попросила сначала сбегать в магазин, тогда дождь лишь накрапывал, затем накрыть стол. Без пирожных ей думалось сложнее, и пускай Ваня понимал, что это уловка, уж слишком Саша любила сладкое, всё равно сделал так, как она просила. Ему несложно, а ей хорошо. К тому же видеть подругу довольной было гораздо приятнее.

Тому, как споро шла работа детектива, свидетелем был не только Бриз, но и ночь. Она уже давно обнимала город, а Саша всё также сидела над листами.

— Тебе что-то неясно? — рискнул спросить Иван, когда посуда заблестела чистотой. Вся, а не только тарелки, в которых они ужинали.

— Мне непонятна роль младшей дочери Фурских, Ольги, в чьём номере убили Зотову и есть вопрос к самому Нулевому. — Оторвала взгляд от бумаг, и он увидел, как сильно её измотали азарт и бессонная ночь. Присел рядом. — Пуль?

Она зевнула и вернулась к записям.

— Саш? Может, тебе отдохнуть? Нет смысла гробить себя. Ты ничего путного не сделаешь, если будешь клевать носом при поимке Фурского.

— Не буду. Завтра их всех поймаю, а потом уже высплюсь.

— Завтра?! Я думал, ты просто раскладываешь всё по полочкам и делаешь какие-то личные заметки.

— Одна из заметок касается парня Зотовой и инцидента с её отцом.

— Вряд ли это важно.

— Другая о больнице, в которой лежала Зотова. Я до сих пор не знаю, почему женщина там лежала.

— Нильские в курсе, но это не так важно. Убили её не из-за личных мотивов, а потому, что та стала лотом.

Александра вновь обратила внимание на друга:

— Ты уверен, что она стала лотом?

— Что ты имеешь ввиду?

Саша отложила бумаги, поднялась, прошла к окну. Дождь перестал, но его следы отчётливо виднелись на стекле.

— Зотова жила в другом номере, у Ольги оказалась случайно. Или не случайно, этого мы не знаем. Но в любом случае, мне неясно, как об этом нюансе узнала Агнецкая? Есть предположения?

— Думаешь, Зотову убили по ошибке? Целью была Ольга?

— Не исключено. И если так, то Игра ещё не закончена. Как я поняла из правил: Агнецкой необходимо убрать правильный лот, иначе она здорово теряет, а Ирма не из тех, кто станет бросаться деньгами.

— Ты права. Значит, быть ещё одной жертве? Или мы уже опоздали?

— Надеюсь, что нет. Для убийства вне «Жар-птицы» нужна подготовка. Сомневаюсь в том, что Агнецкая решится на риск. Сама по себе она человек весьма продуманный и будет действовать наверняка. Возможно, убийство произошло вчера, и я попросту трачу время, но интуитивно чувствую, Ирма в игре.

— Я верю твоей интуиции, — честно сказал Иван.

— Ещё бы, — ухмыльнулась она, в секунду став той самой Пулей, какой уезжала в отпуск. Какой была всегда. Бриз улыбнулся.

— Что смешного?

— Ничего. Мне нравится наша пара, — и сразу поправился. — Я имею ввиду то, что мы напарники!

— Тогда тебе наверно скучно ничего не делать, пробей информацию.

Он не стал напоминать, из-за кого ничего не делал, спросил:

— О ком конкретно?

— Об Агнецкой и о Пятом. Подожди, — обратилась к записям, — о Кузнецове Ярославе Димидовиче. Если игра продолжается, эти двое должны пересечься. Мы можем схватить их на месте.

— Зачем им встречаться?

— Вспомни правила. Вернее, обязанности игроков и ведущего, то есть Пятого.

— А я не запоминал их.

— Сейчас зачитаю, — Александра вытащила из листопада на полу нужный и зачитала. — Пункт 27. Пятый обязуется следить за чистотой повторной Игры и удалением всей информации. — Подняла руку в останавливающем жесте. — Среди многочисленных нарушений Игры здесь указывается не только сохранение какого-либо материала об участниках или ходе Игры, но также обсуждение с членами семьи и передача сведений в естественном или зашифрованном виде.

— Получается…

— Попытки шифровки были, Бриз, это первое. Давид Альбертович Манин нарушил всё, что только можно было, вспомним хоть о той же интрижке с участницей, и был убит. Но! Люди не меняются, он всегда был таким. Почему же Нулевой, крутой бизнесмен Фурский, мнящий себя богом, изначально взял такого игрока? Задумайся.

Иван сцепил пальцы в замок, нахмурился и выдал догадку:

— Их связывала не только Игра, но и что-то личное.

— Верно! И я уверена, если мы разгадаем эту связь, тогда сможем манипулировать Фурским.

— Так ты не побежишь прямо с утра, сломя голову, доказывать справедливость? — с надеждой уточнил Иван.

— Побегу. Но хочу подстраховаться.

Ваня скис.

— Завтра, Бриз, мы возьмём и его, и Светилова.

— Сомневаюсь.

— А ты не сомневайся. Компромат на профессора у нас есть, а его связь с Фурским доказуема без особого труда: Олег Станиславович числится одним из постоянных партнёров Светилова. А что у них может быть общего, если один занимается строительством и дизайном, а другой фармацевтикой и биржей? И ладно это, есть и другие доказательства, а именно фотографии со встреч, так что оба у нас в кармане. Дальше. Мы имеем рассказ Нильского, записи бывшего игрока Манина, съёмку в «Жар-птице», где отчётливо видно, кто за стойкой в момент завершения игры, я сейчас говорю о проклятом колокольчике в 03:45. Когда Ирма позвонила, Наталья Фурская была на месте.

— Саш, — перебил Иван, — камера не доказательство. Её у нас нет.

— Верно. Но есть свидетель Алина, второй администратор. Есть Викторов, постоялец «Жар-птицы», он тоже многое видел и может подтвердить.

— На свидетелей я бы не стал надеяться, — вздохнул Иван. — Я не хочу сбавлять твой оптимизм, но лучше качественных улик сложно что-то придумать, и, если Светилов действительно так страшен, как думают Нильские, что будет, узнай он первым о наших планах?

— Как он узнает? Ты испугался очередного властелина зла, что ли? Скольких я уже поймала, Бриз?

— И всё-таки не стоит бежать за Светиловым и Фурским. Нужно подготовиться и предусмотреть все варианты того, что может пойти не так. Чёрт! Да не так пойти может всё! Участников слишком много!

— Не паникуй.

— Я мыслю, Саша.

— Нет. Мыслю я, а ты ведёшь себя, как настоящий трус.

— Пусть так, — произнёс он, пряча обиду, — но и ты не слишком уверенна в собственных словах.

— Ты о чём?

— О твоей страховке. Зачем что-то ещё придумывать, если они под колпаком?

— Ты прав, Бриз. Не за чем. Не знаю, зачем ты остался, но, если что, я тебя не держу. — Александра быстро собрала листы в стопку, не уронив больше ни единого, и вышла из комнаты. На кухне ещё оставалась половинка пирожного и недопитый чай. Ни Ваня, ни Саша не знали, что через каких-то пару часов, ближе к утру, Фурский свяжется со Светиловым с той же целью — подстраховаться.

Глава 31

Ася смотрела на мужа, цепенея от страха, а он улыбался, и эта улыбка фальшивила спокойствием. Женщина чувствовала напряжение в словах мужа, видела неадекватность в блеске глаз. Человек, которого она так любила, которому отдала столько нежности и тепла, сейчас совершенно искренне говорил о лучшем для неё выборе. О смерти.

Шприц в руке дрожал. Ася и сама дрожала. Она не думала, что содержится в шприце, но это вряд ли было что-то хорошее. Вероятно, яд. Иногда она смотрела Лёнин телефон, в надежде найти объяснение холодности. Если бы у него была любовница, она бы всё поняла, но телефон был пуст. Только ссылки из браузера вызывали вопросы. Её Лёня почему-то интересовался серийными убийцами. Вроде бы и ничего такого: мало ли какие у людей интересы. Но теперь она задумалась о находке.

— Не отпустишь? — спросила и сама не узнала собственный голос. Она ещё была жива, а звучал он уже как загробный.

— Асенька, я и хочу тебя отпустить, как же ты не понимаешь? Ты слишком хорошая для этого мира, я освобожу тебя. Ты будешь там счастлива.

Одно движение, и его рука перехватила её руку с Караэсом. Второе движение, и Ася плачет в его объятьях.

— Асенька, жена моя, всё к лучшему, поверь. Я родился, чтобы помогать людям, и сейчас настала твоя очередь. Прости за удары и за причинённую боль. Обычно я это делаю мягче и быстрее.

— Лёня, ты не монстр. Не монстр, Лёня…

— Тише-тише. Ты права, я не монстр. Их выдумывают люди с богатым воображением. Я — чудовище. Но не то, что любило красавицу в сказке. Я — настоящее, несущее свет всем ждущим.

Его речи походили на бред, муж, которого Ася знала, исчез. Его место занял совсем другой человек. И человек ли?

— Лёня, прошу, я никому не скажу. Честно. — Она принялась целовать его руки, потому что мама с ранних лет приучала слушать мужчин, уважать, ценить. Она говорила, доброта и ласка способны даже самого грубого сделать податливым и мягким. Она обещала, что, познав эту тайну, Ася станет счастливой. — Я ведь твоя жена. Я могу простить. Я… я готова. — Дальше она врала. Рассказывать о муже не собиралась, но простить подобное вряд ли бы сумела. Целью Аси было выжить. Любым враньём. — Предлагаю всё забыть. Сейчас мы ляжем спать, а на утро я сделаю вид, будто всё хорошо.

Лёня положил руки на её горло.

— Не убивай меня! — отчаянно заверещала Ася. — Я испеку тебе пирог, я стану варить супы, какие пожелаешь каждый день. Только перестань!

Пальцы надавили на сонную артерию. Слегка. Он умел это делать.

— Что у вас происходит? — послышался голос за дверью. — Полицию вызвать?

И Ася поняла, это её шанс остаться в живых, она резко подняла руки и вцепилась ногтями в щёки мужа. Лёня рыкнул. Кровь струйками потекла по коже.

— Ах ты, с…ка!

— Эй, потише там! Я полицию вызову! — В дверь забарабанили. — Уже вызвала! Алё? В квартире номер…

Лёня оторвал взгляд от жертвы. Хватка ослабла. Ася воспользовалась мгновением и, собрав все свои силы, ударила мужа в грудь кулаком. Рука отнялась от боли. Лёня только злобно зыркнул.

— Уже выехали! — предупредила соседка. — Слышите? Прекращайте там! Я уже мужа разбудила! Он военный!

Лёня вспомнил о Ларе, о любимой женщине, вернувшейся ради него — для него с того света, и поднялся. Нельзя ему было попадать в полицию. Открыл дверь, спрятался за углом и бросил жене:

— Успокой бабку.

Ася не стала ждать повторного приглашения и на карачках, быстро, словно не ходила, а всю жизнь только ползала, выбралась из квартиры. Дверь захлопнулась, за ней послышалась нецензурная брань. Много брани.

Ася подняла глаза на соседку. Та стояла у своей квартиры, ждала, но встретившись взглядом с Асей, тут же спряталась в своей крепости.

— Спасибо… — прошептала Ася, проглотила слёзы и, не раздумывая, бросилась вниз по лестнице.

Дождь хлестал по обнажённым плечам, озноб пробирался под прилипшую к телу ночнушку. Насквозь промокшая, Ася брела по спящим улицам, хлюпала голыми ногами по лужам и благодарила судьбу за любопытную соседку, наверняка совравшую о звонке в полицию, но всё равно спасшую ей жизнь.

Мысли путались, а сердце болело. Несмотря на случившееся, оно, глупое и неугомонное до сих пор не понимало, что случилось с любимым мужем. Сердце не хотело признавать очевидное, тогда как разум бросался обрывками воспоминаний, смутно тревожащих прежнюю Асю и пугающих нынешнюю.

К утру, когда город только-только начал просыпаться, а небо — проясняться после бурного ливня, она заснула прямо на одной из скамеек, в парке, неподалёку от дома. Сон был тревожным, изматывающим, но она всё равно не желала просыпаться. Поднимавшаяся температура звала обратно, в царство Морфея.

Её нашла та самая старушка, спугнувшая убийцу. Она же вызвала участкового, увидев при свете дня Асины побои.

Когда тот прибыл на место, Лёня как раз садился в такси. Он ехал к своей любимой и мечтательно улыбался.

* * *

Они проспали. Ни один не услышал будильника и вместо того, чтобы выехать в шесть, пока нет пробок, сели в такси где-то в восемь. Машина, поехавшая следом, осталась без внимания. Раиса Павловна неважно себя чувствовала, но пребывала в непоколебимой уверенности, что дача состояние изменит, а супруги слушали музыку. Ника всегда её слушала в пути, а Макс брал второй наушник за компанию.

Лёня, солгавший водителю, будто в машине едет его жена с матерью и братом, испытывал сладостную истому. Не зря он прибыл к дому Лары так рано. Не зря. Он увидел, как любимая, сжимая некий зелёный предмет, села на заднее сиденье, как, с другой стороны, опустился неизвестный мужчина, а спереди заняла место миловидная женщина лет сорока. Она выглядела измученной, словно ночь выдалась непростой, но при этом подошла к автомобилю при макияже и с аккуратной причёской. Глядя на незнакомку, Лёня подумал о странности её внешности, она была похожа на Лару. Быть может, он в своём вранье не так уж и ошибся, и с любимой была мама?

Нильские тоже смотрели на Манину, с лёгким раздражением. Могли бы выйти из дома пораньше, но Раиса Павловна не желала ехать на дачу в потрёпанном виде. По мнению дочери, она всегда выглядела хорошо. Макс считал глупостью прихорашиваться перед грядками. Но оба о недовольстве смолчали. Посчитали, ни к чему добавлять напряжения в и без того сложный момент: вчерашняя беседа с представителями закона ещё была свежа в памяти.

Испытывая неясную тревогу, Вероника по привычке записала ощущения в тетрадь, села в машину и, сжимая подружку, включила музыку.

В ушах звучала Селин Дион, не самая любимая певица Максима, а сердце понемногу успокаивалось. Ника заставляла его успокаиваться, потому что действительных причин для волнения не было.

Лёня ехал следом, но держался на расстоянии. Он не знал, как отреагирует мать Лары на их встречу. Это Лара его судьба, а о её родственниках он даже не задумывался. Не входили в планы его счастливой жизни с возлюбленной всякие мамы, папы, братья или дяди. Поэтому он не светился.

Когда обе машины выехали за пределы города, Ника успокоилась. Максим старался её развлечь, рассмешить, хотя самому на душе было паршиво. Он до сих пор не знал, что стало с братом после их расставания, и вчерашний рассказ лишь усилил тревогу о Жене.

Лёня радовался. Он любил природу. За время долгой поездки успокоился насчёт людей рядом с Ларой. Кем бы они не были, они никак не помешают. Лара суждена ему свыше. Дарована небом.

— Придётся вам доплатить, — бросил хмурый водитель, кинув взгляд на своего пассажира. — Вы сказали ехать за женой куда угодно, но пилить за город мы не договаривались.

— Заплачу. Не упускай их из виду.

Водитель ухмыльнулся.

Вскоре они подъехали к коттеджному посёлку «Приют мечтателей». Ника вдохнула чистый воздух, отпуская напряжение, Лёня оскалился улыбкой, а где-то в городе Второй вошёл в квартиру бывшей участницы, Лены. Мама посоветовала сматывать удочки, рас сын такой недотёпа. Велела вернуться, когда решат вопрос с двойным убийством. С одной стороны, она получала удовольствие, осознавая, кем наконец-то стал сын. С другой, продолжала ненавидеть за тупость и неосмотрительность. Ну как можно было оставить улики и просто уйти? Её муж так никогда бы не поступил. Поэтому он и не прятался — жил, как человек, а её сын вынужден был бежать, словно крыса.

Участница удивилась, но сразу узнала «соседа», открыла. Он порадовался удаче, думая, что Лена его прикроет. Лена обрадовалась тому, что он, как и она, решил пойти против Игры.

* * *

Агнецкая нервничала и не скрывала этого. На потребности мужа плевала, его просьбы игнорировала, вопросы пропускала мимо ушей. Её мозг занимала лишь одна задача — прийти к Ольге, остаться ночевать. Убить.

Способом был выбран Караэс, но подумав, Ирма изменила решение. У Ольги была аллергия на миндаль. Банально, но факт. Этим как раз и можно было воспользоваться. И уж это-то вряд ли вызовет подозрения, в отличие от сердечного приступа. Ирма несильно копалась в биографии Ольги, но здоровьем поинтересовалась. Сердце у лота такое, что позавидуешь. Сама Агнецкая подобным похвастать не могла. Винила во всём нелюбимых родителей и лёгкую степень ожирения. Ещё нервы. Шутка ли всё время искать мужчину получше, побогаче? А сколько нужно играть? То в милую овечку, то в настоящую овцу. Богатенькие любили разных женщин. Ирма справлялась с любой ролью, но нервов тратила немало. Тут и сердце заболит, и трясучка начнётся. Но ей пока везло.

Кое-как позавтракав, вышла погулять. Свежий воздух, особенно такой, после жуткого ливня, невероятно бодрил. Нарядилась, как всегда, подобающе случаю, то есть в данный момент, и хлопнула дверью. Выходя из подъезда, неспешно прошла под окнами собственной квартиры, поправила как бы невзначай ремень на стильных брюках песочного цвета, слишком плотно сидящих на располневшей фигуре, и ни разу не подняла глаза наверх. А муж ждал. Надеялся. Но Ирме было глубоко наплевать на Агнецкого. В своих мечтах она расправилась с Ольгой, получила заслуженные деньги и всё-таки встретилась с бизнесменом Фурским. В мужчине из ресторана что-то было. Что-то дурманящее также сильно, как азарт и чужие страхи. Да и мысль заменить им нынешнего супруга никуда не делась.

Отпуская нервозность и успокаивая себя, но не из-за совести, а из-за того, что убийство может сорваться, Ирма пересекла двор и направилась в сторону магазинов. Девочкой ей нравилось мечтать о прогулке вдоль какого-нибудь крутого бульвара, как в фильме «Красотка». Повзрослевшей Ирме доставляло несказанное удовольствие осознание способности зайти в любой бутик и купить что угодно. И это был не фильм, это была её жизнь. Не могла она потерять столько всего из-за какой-то ошибки.

Настроилась на победу и не заметила следящей за ней мужской фигуры, а Пятый, умело прячась за прохожими, шёл по пятам своей жертвы. Он собирался сделать то, на что подписывался в правилах — проследить за чистотой Игры. Убрать жирдяйку Ирму следовало после.

Что касается встречи с младшей дочкой Нулевого, то это событие он оставил на сладкое. Их знакомство должно было поставить точку в триумфальной игре, ведь теперь главным стал Пятый.

Глава 32

Ночью Иван всё же уехал. Александру кололо чувство вины, но приносить другу извинений она не стала. Измотанная сложным расследованием, Селивёрстова закрыла глаза, едва на лестнице затихли его шаги.

Утро, посвежевшее от непогоды, лишь ещё больше вселило уверенности в наступившем дне. Телефон пиликнул новым сообщением. Писал Бриз. Несмотря на их прохладное прощание, он выполнил просьбу и разузнал информацию о Пятом и об Агнецкой. В ещё одном СМС просил не действовать опрометчиво.

Саша ухмыльнулась. Грустно. Похоже, Ваня в неё не так уж сильно верил, как об этом говорил. Она вышла из дома и чёткими шагами направилась к остановке. Дом Кузнецова Ярослава Димидовича, несомненно, знавшего о судьбе Ольги и планах Агнецкой — до последней добраться было сложнее, жила она не в простом доме, — располагался в знакомом районе. Некогда там жила её злейшая подруга Ангелина Васильева (подробнее читайте «Кружева лжи»). В начальной школе у Саши были попытки подружиться с ярчайшей девочкой класса, но Ангелина по прозвищу Ангел уже тогда была стервозной. Дружбы не вышло. Зато однобокая вражда была сильнее урагана. Ангелина ненавидела Сашу, всё время пакостничала и даже этого не скрывала. Несколько месяцев назад Ангелину убили. Расследуя смерть одноклассницы, Селивёрстова узнала совсем иную правду. Оказалось, что за маской циничности и злобы прятался пугливый и несчастный человек.

Автобус шёл почти до самого дома Ангелины, а Кузнецов жил в соседнем дворе. «Элитном». Такое название держал на каменных плечах атлант из белоснежных шестнадцатиэтажных зданий.

Александра нырнула в подъезд, когда оттуда вышел парень лет шестнадцати. В его руке были флаеры с рекламой очередного магазина, где предлагалось всё и по самым низким ценам.

Чистый лифт с большим зеркалом поднял детектива на девятый этаж. Щёлкнул замок двери Кузнецова. Александра едва успела нырнуть в закуток и спрятаться за колясками. На лестничную клетку вышла женщина с записи видеокамеры, Наталья Олеговна Фурская. Она явно куда-то торопилась и не желала быть узнанной. Повернув ключ, натянула на голову капюшон большой и явно мужской куртки, переминаясь с ноги на ногу, вызвала лифт, и исчезла за раздвижными дверями. Детектив поспешила следом, перепрыгивая через одну ступень. Бросилась на улицу. Фурскую она заметила в конце двора. Та почти бежала. Пришлось поторопиться.

* * *

Карина едва ли спала. Если сон и был, то она его не помнила. Тревоги, страхи не отпускали. Утро облегчения не принесло. Не зная, как поступить дальше и стоит ли до конца верить анониму, решила поговорить с сестрой. Они с Наташей не были так уж близки, но всё-таки они были сёстрами, а в детстве защищали друг друга. Нет. Защищала она. Папа часто бывал груб со старшей. Наташа должна это помнить и в память о доброте Карины рассказать правду.

Сестра ответила. Не сразу. Разговор вышел коротким и по делу. Карина хотела обсудить нечто важное, Наталья предложила встретиться, потому что ей не хватало денег. Карина совершено ничего не понимала, но согласилась.

Наташу увидела издалека. Улыбнулась. Они не часто виделись, и в этом нелегко было сознаваться, но она скучала по сестре. Карина хотела бы вернуть прежнюю лёгкость в отношения, но после смерти мамы что-то безвозвратно исчезло. Это что-то было не только доверием.

Наташа замерла. Карина первой сделала шаг на встречу. Остановилась.

* * *

Скрываться, не показываться — таковы были инструкции отца. Но волновала ли его судьба дочери на самом деле? Или опасения шли от Нулевого, человека, ставящего собственное благополучие превыше всего? Его азарт и алчность всегда стояли на первом месте, семья ютилась где-то там, на отшибе. Единственным человеком, которого он действительно любил, была жена. Что осталось в сердце после её смерти и осталось ли там хоть что-то, оставалось тайной. В одном она не сомневалась, если всё станет плохо, отец про неё и не вспомнит, но до последнего будет оберегать младшенькую.

Надо нанять себе адвоката. На всякий случай. Таким пришло решение ранним утром. Однако, обдумав неблагоприятный исход, Наталья осознала нехватку средств. Практически всё хранилось на карте. Запасной. А та лежала дома, где ей нельзя было появляться.

Звонок сестры стал удачей, хотя сначала вызвал только раздражение. Если маму отец боготворил, то Карину обожал. Он всегда называл её Каришей и даже сравнивал с ангелом. Сердце кольнуло болью.

Нет. Если в сердце отца и были чувства, то точно не к ней.

Спрятавшись в широкой куртке Пятого, Наталья, затолкнув эмоции поглубже, поспешила к сестре.

* * *

Александра шла, уставившись в поднятый телефон, но её цепкий взгляд не выпускал из поля зрения ни одну из сестёр. Обе держались на расстоянии вытянутой руки до тех пор, пока оживлённая улица не осталась позади. Фурские свернули за угол, в одну из подворотен. Детектив сделала тоже, но погодя. Женские фигуры остановились возле детской площадки, обнялись и начали оживлённо общаться, чувствуя свою полную безопасность. Александре не нужно было прятаться за мамочками, чтобы подслушать разговор: сёстры не таились. Саша остановилась, закрывая лицо телефоном, и начала съёмку.

* * *

Наталья не стала озираться по сторонам, она не страдала паранойей. А если бы их кто и услышал, то это не имело значения. Она этих мамаш видела в первый и последний раз, так зачем волноваться? Заглянула в глаза Карине и не увидела никакого негатива. Только жалость. Или ей так показалось?

* * *

Сестра выглядела неважно. Карина это сразу отметила. Будто изнутри её что-то пожирало. Не болезнь. А гораздо хуже. Возможно, чувство вины.

Карина поймала себя на фрагменте воспоминаний, где отец выглядел так же. Это случилось после смерти мамы. После того, как он её нашёл.

Странные мысли. Пугающие. Карине стало холодно. Она зябко повела плечами, а затем обняла сестру. Ей захотелось поддержать Наташу точно так же, как тогда папу.

* * *

«Сама доброта…» — внутренне передёрнулась Наталья. Отстранилась, произнесла:

— Не надо делать вид, будто всё хорошо.

— Я всего лишь рада тебя видеть.

— Серьёзно?

— Наташ, не начинай.

— А что… Кариша… тебе не нравится мой тон?

— Вообще-то ты сама попросила встретиться, а теперь грубишь.

— Это правда. Я предложила встречу. Мне нужны деньги. Поможешь?

Карина растерялась, но быстро взяла себя в руки.

— Ты издеваешься? Сначала так со мной разговариваешь, а потом просишь помощи?

— Я ничего такого не сказала. Ты слишком нежная. А деньги мне и правда нужны. Неужели откажешь сестре?

Карина скрестила руки на груди.

— Расскажешь, какой у вас с папой секрет, тогда выручу.

Настала очередь растеряться Наталье.

Карина продолжила уже в более мягком тоне.

— Мы одна семья, а вы с папой… В общем, мне надоело. Я тут кое-что узнала и хотела бы получить разъяснения… чтобы всем нам было… лучше.

— Узнала что? — насторожилась Наталья, а перед глазами сразу возникло убийство Алины и водителя неподалёку от дома отдыха.

«Наверняка, кто-то видел. Наверняка, уже сообщили».

И не успела Фурская в полной мере испугаться этой мысли, как пришла другая, куда более пугающая. Отец сам всё рассказал любимице, и та теперь лишь строила из себя овечку. — Узнала что? — повысила голос Наташа. — О чём ты говоришь?

Детектив отодвинула экран от лица.

— Не кричи. Я… я… это ты должна мне объясниться, а не я тебе, — пошла в атаку младшая.

— Я тебе ничего не должна. Но лучше признайся по-хорошему. — Наталья принялась тереть подбородок.

— Наташ, ты… угрожаешь мне? — обида звучала в голосе. — Мы же сёстры!

— Какая разница! — не на шутку распалилась старшая. — Просто скажи, что именно ты знаешь!

— Подожди, Наташ… я только хочу…

— Это он меня выдал? Дорогой папа?

Карина отодвинулась. Опасения подтверждались.

— Так у вас действительно есть тайна… — прозвучало на выдохе. — Он сказал правду.

— Он? Всё-таки он? Кто?

— Аноним.

— Аноним? — Наталья натёрла кожу до красноты. — Папа представился анонимом?!

— Папа?

— И рассказал об Алине?

— О ком?

— О втором администраторе, дура! И не делай вид, будто ты не знаешь!

— Но я…

— Хватит строить невинность! Осточертело! Дай денег и вали!

— О чём ты гово…

— Заткнись! Я не хочу сесть за убийство!

Мамочки, до этого поглядывавшие косо, воззрились с явным недоумением. Всерьёз признание никто не воспринял, слишком нежизненно это прозвучало. Не подходил выкрик для прогулки с детишками. Но Александра, ставшая свидетельницей всего вышесказанного, всё-таки поспешила замять ситуацию.

— Разыграно отлично! — улыбнулась детектив. — Даже я поверила. А теперь, девушки, повторим пятнадцатую сцену. За мной. — И, шепнув Наталье, «Я всё знаю о «Соседях», давай без выкидонов», подхватив сестёр за талии, повела прочь с площадки.

Наталью от слов незнакомки пробрал озноб. Карина узнала детектива. Сёстры пошли, не сопротивляясь, испытывая ясную тревогу. Старшая боялась за себя, а младшая за неё и за папу.

* * *

Александра шла на риск и понимала это. Разговор в людном месте, в одном из кафе не сулил защиты от ненормальной, какой была старшая дочь Фурского. Против безумцев вообще не существовало защиты. Но о собственной безопасности Селивёрстова думала в последнюю очередь. Первостепенной задачей стояло спасение очередной жертвы. Она не могла допустить смерти Ольги.

— Вы знаете, где ваш друг? — спросила она, присаживаясь за столик в середине зала — он как раз соседствовал с тем, где отдыхало двое мужчин с нетбуками. Невесть какая подмога, но лучше, чем ничего. А глядя на то, как старшая из сестёр в кровь стирает кожу подбородка, Александра вспомнила предостережение Бриза. Но было уже поздно. Повторила вопрос. — Вы знаете, где ваш друг, Наташа?

— Не понимаю, о ком вы, — зло бросила Фурская. Мысли путались, плана никакого не было. В такой переплёт она ещё не попадала. Все эти годы работала в «Жар-птице» и в родственных домах, не связанных по бумагам с Фурскими, но всегда выходила чистой, не запятнанной. Её роль оставалась теневой, отголоском чужих кошмаров. А теперь она влипла, причём по-крупному. Однако игру всегда можно обернуть в свою пользу. Присмотрелась к незнакомке, оценила одежду и словно у самого уха услышала слова Алины:

«Любопытную женщину в ярком пальто зовут Александра».

— Фурская, молчание здесь не кстати.

— Кто именно вас интересует, Александра? — Наталья пыталась успокоиться и взять ситуацию под контроль. Шансы были.

— Вы знаете моё имя? — детектив стрельнула взглядом в Карину.

— Я ничего не говорила.

— Вы наведывались в «Жар-птицу» и говорили с моей помощницей. Пытались выведать какую-то информацию. Кто вы, Александра? Журналистка? Хотя для журналистки вы действовали необдуманно. Слишком палились. Тогда для чего вы смотрели записи с камер, если не для громкого материала? Кстати, громким он вряд ли бы вышел. «Жар-птице» скрывать нечего. Но попытка засчитана. Вы хотели нас извалять в грязи, что ж, не вы первая, не вы последняя. Конкуренты любят подсылать шпионов. — Наталья убрала руку от подбородка. Начала успокаиваться. До невозмутимости и чувства комфорта предстоял длинный путь, но Фурская уже сделала первый шаг.

— Я увидела всё, что хотела, — ответила Александра. — И нашла даже больше, чем искала. А зачем мне это надо? Ответ прост. И ваша сестра его знает.

— Карина? Ты… сдала папу?

— Я никого не сдавала! — вскочила с места Карина. — Я ничего не делала!

Присутствующие обратили на неё внимание, но тут же вернулись к своим делам.

— Присядьте, пожалуйста, — попросила детектив, но в её просьбе все ясно услышали приказ. Карина сделала как ей сказали, с силой сжала пальцы. Нервы читались на лице, в движениях, во взгляде. Из-под опущенных ресниц младшая сестра посмотрела на старшую и напугано прошептала: — Я правда ничего не понимаю.

Наталья понемногу возвращала хладнокровие. Когда Карина сдавалась эмоциям, сама Наталья превращалась в камень. Именно тогда она больше всего походила на отца. Тогда могла быть опасной.

— Вы пытаетесь нас сцепить? — спросила она. — Зря. Мы с сестрой всегда будем вместе, — солгала, не моргнув, — и да, у нас есть секреты, но они касаются нашей семьи. Так что вы зря тратите время, кем бы вы там ни были. Семейное — это семейное.

— Семья — это прекрасно, но разве Давид был вашей семьёй? Или быть может, Алина?

— Алина работала вместе со мной, а Давид… не припомню. Через наш коттедж проходит достаточно гостей, многие имена уходят из памяти.

— Несомненно. Он приезжал целых два года назад. Но тех, кто отдыхал на днях, вы не можете не знать. Вы их регистрируете.

— Регистрирую, но не приятельствую.

— И тем не менее напрягите память. Вам о чём-то говорит словосочетание Зотова Лара Андреевна?

— Нет. — Наталья победно улыбнулась. Многие регистрировались под другими именами. Убитая брала девичью фамилию матери. Похоже, Александра только запугивала, а сама, как и любопытные до неё, обладала лишь толикой информации, крупицами, не представляющими реальной угрозы. — А насчёт «Соседей», — решила Фурская добить собеседницу, — я могу рассказать прямо сейчас. Это игра такая, сезонная. Вы выбираете лот, остальные должны убрать его в указанный срок.

— Вы хотели сказать убить, — поправила детектив.

— Это игра, — ядовито улыбнулась Наталья. — Убивают здесь понарошку.

— Пару минут назад вы признавались сестре совсем в ином.

— Признавалась? Да я хотела её напугать. Вы же не думаете, будто я могу признаться в убийстве прилюдно, на площадке, где играют дети?

— А вас волнуют дети?

— Дети в наших играх не участвуют.

— Хорошо. Но вернёмся к вашей безобидной игре. Я видела записи.

— И что? Мы пишем отличные сценарии и разыгрываем великолепные сцены. Приезжайте поиграть! — последнюю фразу прокричала, оглядев присутствующих. — Коттедж «Жар-птица» обещает нескучный отдых!

Карина молчала. Наталья долго смотрела на Александру, а затем поднялась и уточнила. — Вы хотите сказать что-то ещё, или я могу идти?

— К другу?

— Семейное — это семейное, помните?

— Помню. Ольга тоже ваша семья?

— Я уже сказала, что не запоминаю имён.

— Тогда запомните другое: напротив её дома дежурит человек. А теперь можете уходить. Вы же спешите?

— Блефуете.

— А вы рискните. Вы же любите рисковать?

Наталья резко развернулась.

— Ах да, чуть не забыла. Кузнецов готов сотрудничать. Он согласился сдать вас после встречи с Агнецкой. Он ведь сейчас следит за ней, не так ли? — Это было всего лишь предположение. Но кто не рискует?

— Не верю.

— Ваше право. Но должно быть жутко обидно не принимать… — поискала слово, — настоящего участия в сезоне. Быть администратором незавидная роль. Скажите, как вы с этим справляетесь?

Задела за живое. Всё-таки она была слабее отца. Наташина рука предательски потянулась к своему любимому месту, мазнула по засохшей капле крови.

Александра продолжила давить:

— На вашем месте я бы предпочла переиграть Пятого. Но решаю, конечно, не я.

— Не вы, — прошипела Наталья и пошла прочь.

* * *

Светилов был вне себя от ярости. Не потому, что его хоть сколько-то напугал рассказ Фурского: отмазаться от компаньона и его Игры он мог в любой момент. Происки бабы детектива вообще не трогали. Его лихорадило от одной лишь мысли, что Фурский посмел побеспокоить из-за такой ерунды. Он знал, что ему ничего не угрожает, ведь компромата нет, а каждый журналист, занимавшийся его делами, давно либо ушёл в другой мир, либо живёт припеваючи — плата за молчание. Но Светилов был человеком предусмотрительным и не терпел проволочек. Пусть страхи Фурского и надуманные, стоило перестраховаться и предотвратить даже минимальные риски. И эта необходимость страховаться больше остального вызывала ярость.

Рано утром он вызвал команду людей, занимающихся улаживанием проблем и велел им выяснить фамилии всех бывших заноз — их было не так много — проверить, представляют ли те угрозы и в случае утвердительного ответа, убрать. Затем налил виски — утро должно было начинаться с приятного — и уставился в окно. Оттуда открывался прекрасный вид.

Фурский тоже любовался, но не пейзажем, а фотографией жены. Он часто обращался к ней, когда тревожился или сомневался. А сейчас он тревожился из-за Кариши. Олег не знал, о чём известно дочери, но он должен был это выяснить и защитить её. Она не участвовала в Играх, даже близко не стояла с игроками, не бывала в «Жар-птице» и тем более не знала о лотах. Кариша была ни при чём.

* * *

— Поговорим? — вздохнула Александра, когда старшая скрылась за дверью. — Я не сестра и вас не оставлю. Моя задача состоит в том, чтобы найти виновных в смерти Зотовой. Если вы поможете мне, то я помогу вам. Решайте. И ещё вы должны знать, тот, кто представился анонимом, способен убрать вас как ненужного свидетеля.

* * *

Наталья не верила Александре, но отец научил её главному: никогда и ни в чём нельзя быть уверенным до конца. Лучше подстраховаться. Денег от сестры она не получила и, хотя разыграла удачный спектакль, опасность быть пойманной по-прежнему оставалась. Так стоило ли отметать угрозу Александры или лучше прислушаться к её словам? Что, если кто-то действительно следит за Ольгой, тогда в опасности Агнецкая, а она за собой потянет Пятого, а тот и всех остальных.

Поезд сомнений набирал вагоны, собирая в себя все ошибки Натальи, в том числе убийство водителя и хранение записей. Если бы она удалила всё, как говорил Пятый, тогда ничего бы не произошло. А сам Пятый? Доверять ему значило окончательно потерять рассудок. Он был игроком, циничным и безжалостным, азартным и алчным. Для него, как и для отца существовала лишь одна любовь — на неё всё покупалось и всё продавалось. Значит, Александра могла сказать правду. Он готов её сдать. Отцу тоже не следовало доверять. Он уже предал её, рассказав что-то Карине. И что оставалось? А ничего. Беречь собственную шкуру. Не попадаться. Переиграть всех. И возможно, возможно, когда всё закончится, получить не от отца — Нулевого долгожданное признание.

Наталья повернула обратно.

Глава 33

Растерянность. Грусть. Непонимание. Они правили балом Карины. Ситуация вызывала сплошные вопросы, и реакция сестры этого никак не меняла. Родные скрывали правду, таили секреты, держали в неведении долгое время, и Карине уже начинало казаться, так было всегда, детство не в счёт. Хотя даже тогда, поганой весной, с отцом что-то случалось. Она помнила, как он закрывался в комнате и никого не пускал, проводил там уйму времени, а, выходя, сиял бриллиантом. Придумывал способ, как совместить приятное с полезным. Папа всегда любил деньги, и их ему всегда не хватало. Мама, например, обходилась парочкой платьев в год, а он щеголял в новом костюме каждые выходные. Игрушки покупал дочерям самые разные и в огромном количестве, но большая их часть предназначалась ей, а не Наташе. Папа объяснял это тем, что она учится лучше, ведёт себя лучше. А Карина жалела сестру и делилась игрушками. Она плакала, если Наташа ломала любимую куклу, но всё равно разрешала брать самое ценное снова и снова. Карина понимала сестру и всегда старалась быть рядом несмотря ни на что.

Жаль, что так поступала только она.

— Вам лучше сотрудничать. Если вы знаете что-то об игре, скажите.

— Но я… я действительно ничего не знаю. Вернее…

— Договаривайте.

— Мне сообщили про игру, только это была не сестра.

— Аноним?

— Да.

— Что именно он сказал?

Карина вздохнула:

— Игра называется «Соседи», мои сестра с отцом в ней участвуют. Больше ничего.

Детектив не поверила.

— Карина, вы не осознаёте всей серьёзности происходящего. Это не игра.

— Это вы ничего не понимаете. Они моя семья.

— Им плевать на вас. Вы ещё не заметили?

Карина плотно сжала губы.

* * *

Поначалу слежка за Агнецкой навевала скуку, позднее раздражение. Обычно подобным занимался кто-то другой, за деньги: бомж, приходилось искать трезвого, или подросток, ищущий лёгких денег. Но сейчас Пятый не хотел идти на риск, ему нужно было самому ходить за жирдяйкой, а та будто специально шастала по магазинам и самое противное, онаничего там не делала. Заходила, выходила, заходила, выходила. Как же это бесило!

У витрины пекарни раздражение окончательно захватило Пятого, он в тысячный раз проклял Ирму, и тут наконец хоть что-то начало происходить. Агнецкая долго смотрела через стекло на треугольник торта, а затем попросила показать его поближе.

«Странно», — подумал Пятый.

Ирма сделала покупку. Ей протянули коробку с большим тортом. Улыбка широко растянула лицо.

Пятого передёрнуло. Так улыбались маньяки, безумцы, но никак не нормальные люди.

Тем временем Агнецкая, вытащив телефон, покинула пекарню. Слежку не заметила, поглощённая мыслями. Пятый услышал, как она поприветствовала Олечку, сообщила про торт, особенный и очень вкусный, и уточнила время встречи, намеченной у Ольги.

Теперь и Пятый улыбнулся. Он знал, где закончится Игра. Проводил Агнецкую до дома и направился к себе. Чем дольше он ходил за Агнецкой, тем больше склонялся к мысли убить Ирму этой ночью, не дожидаясь следующего дня. Бесила она его. Очень бесила. Из-за неё он до сих пор не видел своих честно заработанных денег. Так что надо было тщательно подготовиться к ночному событию: предстояло убрать сразу два лота, ещё и Наташу. Набрал номер Фурской по памяти, приходилось держать такие сведения в голове, и долго слушал гудки.

* * *

Наталья медлила. Она видела, как щебечет Карина с Александрой. Сомнение предательски застучало в рёбра, зашумело отцовским криком:

«Ты — игрок? Не смеши, Наташа. У тебя нет ни нервов, ни выдержки. Ты не способна держать эмоции под контролем, а если и пытаешься, то выходит слабо. Запомни: нельзя рисковать, если нет чёткого плана. Удача в Игре лишь иллюзия».

— Иллюзия… может ты и прав… — тихо повторила Наталья. Взглянула на засветившийся экран мобильного и приняла вызов.

— Слышу гул улицы. Где ты?

— Вышла.

— Тебе нельзя светиться, забыла?

— Зачем звонишь?

— Я знаю, где Четвёртая закончит Игру. У лота. Хочу, чтобы ночью ты пошла со мной.

— Зачем?

— Подстрахуешь.

— Ты же сам сказал, чтобы я не выходила.

— До финала, Наташа. Встретимся дома.

Дома. Это прозвучало так тепло, можно было даже пофантазировать, будто он произнёс это слово нежно, вкладывая особый смысл. Только знала Наталья: никакого смысла нет. Холодный расчёт и страх лишиться денег, всё. Но зато его просьба разом убедила во лжи Александры. Если бы он хотел её сдать, то оставил в квартире, а не звал с собой. Но что насчёт слежки за домом Ольги? Если так, идти туда нельзя ни ей, ни им. Надо что-то придумать.

— Нам нельзя там появляться. Предупреди Четвёртую.

— Если ты затеяла какую-то игру, лучше прекрати её немедленно.

— А ты ничего не затеял?

Наталья решила придерживаться изначального плана: всё-таки слова отца занозой сидели в сердце — не чувствовала она уверенности в собственной игре. Боялась.

— Не обманывай меня, Пятый.

— Ты о чём?

— Ни о чём. Позвони ей. Никому из наших нельзя попадаться. — Она убрала телефон и снова развернулась, уходя прочь от кафе.

Пятому не понравилось окончание разговора. Неужели Наташа догадалась о его планах и теперь играет по собственным правилам?

Пятый не стал звонить Агнецкой.

* * *

Григорий был расстроен, а Ирма ничего не замечала. Тихо ушла, тихо вернулась, правда с пакетом. Появилась надежда и тут же поблекла. Жена, не прячась, убрала коробку в холодильник, бросила: «Это не тебе». Агнецкий не обиделся — удивился. Ирма вела себя как в обычный день. Взяла приборы принялась за гаспачо, ему не предложила. Агнецкий взял тарелку, сел напротив, заглянул в глаза, спросил с намёком:

— У кого-то сегодня праздник?

Ирма задумалась, проглотила суп, снова зачерпнула и ответила:

— Можно сказать и так. Раз ты спросил, Гриш, то сегодня вечером я пойду по делам. Вернусь глубокой ночью. Ложись без меня.

Она макала хлеб в гаспачо, а Григорий терял остатки аппетита.

— Чего не ешь?

— Уже поел, — не стал расспрашивать. Поставил тарелку на место и вышел из кухни. Обида превращалась в злость, а злость в обиду, туда-обратно. Григорий больше не ждал поздравлений, он мысленно мирился с тем, что в день рождения будет следить за женой и застукает у любовника. Закрыл общую спальню на ключ, подошёл к сейфу, достал так и не подаренное украшение. Пока Агнецкая упивалась предстоящим триумфом, доедая гаспачо, Григорий выбрасывал в окно жемчужину за жемчужиной, а вместе с ними и свои чувства. Когда жена наливала вторую порцию супа, он вновь открыл сейф и стал заряжать пистолет.

* * *

Второй рассказал Лене, в чём дело, не сомневаясь в её реакции. Она же открыла, нарушая пункт — не иметь контактов с игроками после выхода из «Соседей», значит, была с ним на одной стороне. Но к его удивлению, Лена слушала, плохо скрывая ужас. Растерянный Второй позвонил маме. Лена зашла в ванную комнату, включила воду и набрала 112.

* * *

А в это время шестеро стучали клавиатурой, пальцы со скоростью звука носились по буквам. По требованию Светилова шли поиски журналистов. Таблица имён, расположенных по алфавиту, быстро заполнялась прочерками. Дошли до последней буквы — «С».

Глава 34

Фурский искал информацию о происшествии у коттеджа «Ласточка», пробивал сведения по своим каналам. Узнал, что следствие идёт, и уже установили, что вместе с жертвами была женщина, скрывшаяся с места преступления. На этом всё. Но полиция работала и в другом направлении — по ещё одному двойному убийству.

Фурского пробрал озноб. Он отлично знал и имя жертвы, и имя убийцы.

— Идиот Второй… — исходил он гневом, вычищая компьютер, — наследил, так что теперь никакие связи не помогут. Кретин, с…ка, как можно было так необдуманно убить, да ещё и так грязно?! Какая дрянь снесла ему крышу? Неужели дело в ошибке Агнецкой? Надо успокоиться. Я всё улажу. Сейчас позвоню в «Жар-птицу», узнаю новости от Кирилла.

С этой стороны всё шло неплохо. Отдыхающие удивились, увидев нового человека на месте администратора, но поверили в байку о болезни Наташи и увольнении Алины, задавать лишних вопросов не стали. Фурский немного успокоился. Но ненадолго. Пока не позвонили со скрытого номера.

Олег сглотнул и принял вызов, догадываясь о том, кто именно звонит.

— У вас хотят узнать, почему игрок убил человека, оставив отпечатки?

Фурского окатило ледяным душем. Холодно стало и сердцу.

— Следующий вопрос заключается в том, почему этим человеком оказался ещё один игрок?

Олег подумал о Карише. О том, что необходимо её спрятать.

— И последний вопрос, — продолжал безжалостный голос, принадлежавший одному из орлов профессора, — почему водитель умер от сердечного приступа, а на его шее отчётливый след от укола?

Фурский не знал, что ответить. Это был тот редкий случай, когда красноречие напрочь пропало. Светилов единственный умел нагнать страха. Страха, с которым Нулевой так и не научился справляться.

— Двое игроков уже раскрыты, — прошипела трубка, — так что… вы знаете, что делать.

Связь оборвалась.

Дрожь пальцев передалась и остальному телу. Прежде стальные нервы растекались бесформенной массой. Олег отлично знал, какие действия должны последовать дальше — убрать свидетелей, порвать с игроками. Заставить замолчать тех, кому нет доверия. Но проблема заключалась в том, что он не доверял никому.

Набрал Каришу, выдохнул с заметным облегчением, когда она ответила, и произнёс всего два слова:

— Родительский дом.

Он знал, она поймёт посыл и надеялся, послушает. Сейчас его главной задачей было спрятать, уберечь, защитить любимого ангела. Больше всего на свете Фурский боялся, что пострадает она, ни в чём не повинная и ничего не знающая.

* * *

Александра пыталась остановить Карину, но ей не удалось. Младшая сестра взвилась с места, как только приняла вызов. Никакие доводы рассудка не слушала. В её глазах читалась абсолютная преданность.

— Они моя семья, — тихо произнесла она, выдергивая руку из хватки Александры, и бросилась к выходу.

Детектив провожала её взглядом и жалела. Эта история не могла закончиться хэппи-эндом.

* * *

Фурский удалил всё с компьютера, мобильника, из облачного хранилища, достал из сейфа запасной телефон. В простенькой модели, не чете айфонам, хранились контакты всех отдыхавших в этом сезоне. Всех потенциально опасных.

* * *

Лена не могла сказать полиции об убийце в её квартире. Да и как она бы им объяснила происходящее? Тогда пришлось бы сообщить и о собственной связи со Вторым. Прошло два года с момента, как она впервые переступила черту человечности. Влекомая азартом, подписала договор на «Соседей» и шутки ради приняла участие. У неё был нелёгкий жизненный период: все тогда казались монстрами и тварями. Жизни в понимании Лены удостаивались лишь единицы. Но глядя на то, как дыхание покидает Четвёртого, как глаза его наполняются настоящим ужасом, ей тоже стало страшно. Тогда Лена поняла, она не убийца. Она… не хочет быть… убийцей.

Приближаясь к номеру Давида в тот злополучный день, успокаивала себя мыслью о справедливости, защите, ведь он думал, что лот она, обещал убрать. Лена испугалась. Убрать. Разве она хотела умирать? Разве хотел умирать хоть кто-то? Поэтому, когда ей стало ясно, кто лот, она испытала облегчение, несравнимое ни с чем на свете. Конечно, Давид тоже не хотел умирать, и у неё не было никакого желания лишать его жизни, но если выбирать, кто достоин жизни он или она, тогда выбор очевиден.

Она медленно шла к заветной двери, успокаивая собственную совесть, правда та не замолкала, сотрясая сердце и пульсом отдаваясь в руку. Ладони вспотели, к мокрому телу прилипала одежда. Лене казалось, слипались и пальцы, что тянулись к ручке. А дальше… дальше она помнила только ужас Давида и собственные слёзы. Жгучие.

Безмолвные.

Это был первый и последний раз, когда Лена играла.

Проходили дни. Исчерпала себя неделя. Виртуальная валюта по-прежнему лежала где-то в Сети. Лену убивали ночные кошмары. Во сне она снова и снова заходила в номер Давида и угощала того смертью. Запах плоти и разложения, хотя до смрадного процесса и было далеко, кусал ноздри во сне и в реальности, стоило открыть глаза и услышать собственный крик.

Жизнь превратилась в кошмар. Совесть — в удушье. За два сложных года, полных мучений, Лена чётко осознала одно: не все игроки прирождённые психи, некоторые, как она, всего лишь искатели острых ощущений, попавшие в ловушку. И она хотела помочь и им, и себе, хотела уничтожить «Соседей».

Лена приготовилась признаться в совершённом ей зле.

Приготовилась…

Появление Второго стало полной неожиданностью, а рассказ того об истинной причине — крахом надежд. Лене было необходимо чьё-то плечо, ей нужен был тот, кто желал бы того же, что и она. Но единомышленника не случилось. И Лена разделилась на две части. Одна из них желала признаться и положить конец всему. Другая не хотела за решётку.

Вывернув кран на максимальную мощность, опустив под бьющую струю горячей воды свободную руку и не заметив этого, Лена позвонила в 112, а когда ей ответили, сбросила.

* * *

Мама орала, нервировала. Бесила до рези в глазах. Второму казалось ещё мгновение, и хрусталики выскочат на пол. Он так живо представлял, как мама сейчас выглядит в своём бешенстве, что не сомневался: глаза не выдержат. Не выдержат и перепонки, и мозг. Внутри что-то щёлкало. Опять и опять. Извилины, подобно червям, копошились в черепной коробке, от чего жутко хотелось их оттуда убрать.

Второй остервенело чесал голову и не сразу заметил, как потекла кровь. Только это его и остановило. Опустил руки, послал маму. Впервые. Уже пожалел. Но поздно. Слова произнесены, мама его достала. Его все достали. Он всю жизнь стремился быть хорошим, пытался угодить, и всё без толку. Он устал. Второй пошёл на кухню и взял нож.

* * *

Лена не понимала, как быть, как реагировать и стоит ли помогать Второму. Открыла дверь в прострации. Нож взметнулся, алые всполохи брызнули на стену. Они всё множились и множились.

Второй торжествовал.

В это самое время, где-то под Питером, в старинном коттедже Маша играла с близнецами в прятки, а неприметная машина с номерами, заляпанными грязью, покидала город, мчась к дому, где жила дальняя родственница журналистки Сафьяловой.

Глава 35

Разговор вышел не таким, как детектив ожидала — в своих фантазиях она схватила сестёр за горло. На деле не удалось выяснить ничего конкретного, очередные догадки и недомолвки. Чистосердечного признания не произошло, а что касается беседы между сёстрами, то насчёт неё Александра не чувствовала уверенности. Записанный диалог был достаточно эмоциональным, но в том-то и дело, что он шёл на эмоциях. А на них как известно сказать можно что угодно. Так можно ли считать признание Натальи признанием? В суде Фурская может оправдаться. Если подключится её отец, тогда улику и вовсе не сочтут таковой. Ещё и свидетель Алина мертва. Недавние события можно было бы счесть полным провалом, можно было бы. Но детективу удалось зародить сомнения в Наталье относительно Кузнецова. Это уже победа. Маленькая, но заметная. Ольга останется жива. По крайней мере этой ночью.

Александре очень хотелось в это верить.

Но вера верой, а подстраховка необходима. По этой причине, расставшись с Кариной, детектив позвонила Бризу. Друг не ответил. Александра не стала перезванивать. Она решила действовать и предоставить полиции все улики для поимки Фурского и Светилова — остатки разума убедили не действовать одной.

* * *

Иван работал в лаборатории, когда дверь открыл судмедэксперт.

— У нас счастливый труп, — улыбнулся он, входя в помещение.

— Шутишь, да? И честно говоря, я занят.

— Поссорился с Селивёрстовой?

Промолчал.

— Ладно. Это ваше личное. А про труп я не шучу. Тут слух один ходит. Кстати, достоверный. Я проверял. Угадаешь какой?

— Нет настроения играть в угадайки. Давай или к делу или уходи.

— Похоже у вас там буря, — цокнул языком.

— У нас ничего! — гаркнул Иван, и Павел, крайне редко замечавший криминалиста в плохом настроении, немного растерялся. Но не ушёл. — Так и будешь стоять столбом? Паш, я работаю!

— Я тоже. В городе ещё один труп. Смерть наступила от сердечного приступа.

— И что?

— Признаки такие же, как у Зотовой.

— Хочешь сказать…

— Именно это и хочу сказать. Тридцатисемилетнему таксисту вкололи Караэс. Даже след от укола остался. Так что на этот раз сомнений в убийстве никаких. Уже подняли шумиху.

Зазвонил мобильник. Иван увидел родное имя. Проигнорировал.

— Селивёрстова?

— Не твоё дело. Труп один?

— Два. Личности уже установили. Я и пришёл к тебе не столько, чтобы сообщить о Караэсе, сколько рассказать о связи с нашей Зотовой. Одна из жертв работала администратором в «Жар-птице».

— Быстро сработали.

— Так там наследили, Вань! И волосы на заднем сиденье, и отпечатки повсюду. Она действовала без перчаток и, судя по всему, второпях.

— Она?

— В машине было трое. Скрывшуюся с места преступления пока и считают главной подозреваемой.

— А ты-то откуда столько всего знаешь? Разве убийства по нашему району? Я ничего не слышал.

— Я стучал трижды, прежде чем войти, — пожал плечами Павел. — Так что я не удивлён. Весь отдел на ушах, а ты мимо. Это же второе убийство запрещённым препаратом! Считай сенсация! Лаборатории закрыты, Светилов типа ни при делах, а смерти продолжаются. Сейчас такое начнётся! Уже началось! Года три назад из-за этого Светилова серьёзный человек умер! Забыл?

— Помню. Настоящую гонку устраивали между отделами. Победили не мы.

— Зато теперь у нас есть шанс поймать Светилова. Селивёрстова же ладит с Управлением по особо важным? Пусть попросит о помощи.

Иван вспомнил о Соколове, и внутри вскипела ревность.

— Нет.

— Ну да. Селивёрстова и помощь понятия несовместимые. В любое пекло сама, — Павел ухмыльнулся. — А Светилов наверняка уже подсуетился. — Махнул рукой. — Такого гада хрен прижучишь.

Резников был согласен.

— Ладно. Пойду. Трупы, конечно, могут и подождать, но вот я хочу уйти пораньше.

— Что-то дома стряслось?

— Я в отличие от тебя, Вань, пытаюсь заводить личную жизнь.

— А у меня пока только машина заводится.

— Вот-вот.

* * *

Наталья смотрела на Пятого в упор. Не мигая. Словно пыталась прочесть как раскрытую книгу. Её взгляд Кузнецову не понравился. Он не мог понять, что за игру затеяла Наташа, и это выводило из себя.

— Агнецкую предупредил?

— Что произошло?

— Я задала вопрос.

— Не зли меня, Наташа.

— Не пытаюсь.

— Тогда почему не отвечаешь?

Она молчала, нагнетая атмосферу, пытаясь припугнуть. Он перебирал в уме варианты того, как и что из его планов Наташа могла узнать. Звонок застал врасплох обоих. Абонента на экране прочли оба.

— У тебя есть сестра? — включил дурачка Пятый.

— Мы не в ладах.

— Но она тебе звонит.

Фурская взяла трубку. Её лицо переменилось.

— Никаких встреч! — отрезала Наталья. — Нет! Отстань от меня! Что? Нет! Да, встретимся. Буду там через два часа. — Ничего не объясняя, она повернулась к Пятому. — Мне нужно уйти. Поговорим позже.

— Что-то случилось?

— Это семейное.

По тому, как Наташа принялась тереть подбородок, он понял, семейное заставляло её очень сильно нервничать.

«Вдруг Карина решила рассказать об анониме? — встревожился Кузнецов. — Если Наташа догадается, кто прячется за незнакомцем? А если Фурский уже в курсе, и у них есть план? Я должен всё выяснить».

Наталья двинулась к двери. Кузнецов остался на месте. Но как только стук её каблуков стал затихать, выбежал следом.

* * *

Кариша. Ангел мой. Моя жизнь.

Такие приятные слова. И дальше.

Она дрянь. Ни о ком не думает. Она опасна.

Такие злые слова.

Карина не понимала, как в её отце может сочетаться столько разномастных чувств по отношению к собственным дочерям? Они обе были ему родными, но почему-то Наташу он всегда обижал. Будто вымещал злость. Но за что? За низкую неуспеваемость, дурной характер? Или за схожий азарт, так раздражавший маму? Но Карина тоже была далеко не лапочкой и любила азарт. В меньшей степени, чем папа с сестрой, но сделать что-то на спор или поиграть, например, в игровые автоматы была не прочь. Запрещённые в России однорукие бандиты никуда не делись. Они были, только их местоположение знали единицы.

Почему же тогда папа так ненавидел Наташу? Ведь он её именно ненавидел! Откуда столько злости, агрессии? Почему он отзывался о ней так грубо?

Эти мысли не оставляли Карину в покое всё то время, пока он сыпал убеждениями, мягко переходящими в угрозы, говорил, что подумает о том, чтобы лишить её доли в фирме, если она не согласится уехать.

Карина не соглашалась. Снова попыталась поговорить откровенно, намекнула на угрожающую ему опасность, сообщила о встрече с детективом. Воспринял спокойно, будто ему нечего было скрывать. Но ему было что! Иначе к чему такая спешка?

Когда она приехала в отчий дом, квартиру, где они жили все вместе, пока не умерла мама, он сразу протянул ей скан электронного билета в Новгород. На вокзале тебя встретит человек, говорил он, выдаст следующие инструкции.

Всё так таинственно и так страшно. Карина терялась в эмоциях. С одной стороны, ей передавалось его нешуточное беспокойство. С другой, раздражало, бесило, унижало такое отношение. Она давно выросла, а он вёл себя с ней, как с ребёнком. И папа оскорблял Наташу!

Не думай о ней, я сам разберусь с её проблемами, бросал он словами, но при этом совершенно ничего не объяснял! Как же Карина устала от тайн! Как же ей всё осточертело!

Они разругались вдрызг, когда она сорвалась, прямо спросив про игру «Соседи» и участие Наташи. Он рыкнул ей, что, не зная об игре, она останется целее.

Карина стала набирать сестру и пообещала папе сегодня же встретиться с ней в их тайном месте. Затем, громко хлопнув дверью, вылетела из квартиры.

Теперь она брела по Банковскому мосту. Это было их любимое с Наташей место. В детстве они с мамой, папа практически всегда был занят, приезжали сюда и гуляли по каналу Грибоедова, любовались храмом Спаса на Крови, Казанским собором и домом Зингера. В последнем мама часто покупала им сказки — большие книги с иллюстрациями. Многие сохранились до сих пор. Лежали на антресоли.

Прогулка по мосту превращалась в настоящее временное путешествие. Мама рассказывала легенды о крылатых львах и богах древней античности. И так живо рисовала образы, что дочери верили. Карина в меньшей степени, а Наташа заслушивалась. Когда-то она была такой наивной и романтичной. Даже мечтала о прекрасном воине в повозке, запряжённой этими самыми львами. Куда исчезла та девочка?..

Карина надеялась, здесь, в этом сказочном месте, наполненном большим количеством добрых воспоминаний, ей всё же удастся воскресить ту маленькую фантазёрку и поговорить с ней по душам.

* * *

Фурский был зол и винил во всём старшую. Его сжигал страх за Каришу. Честный разговор с сестрой не мог закончиться хорошо. Только не для неё. Обе чересчур влекомые эмоциями, но Наташа ещё и агрессивна. Поэтому она так хотела быть в числе игроков. По этой же причине Олег выступал категорически против. В Игре нельзя поддаваться панике, опасениям, сомнениям. Чувствам. Трезвый взгляд, холодный расчёт, адекватный азарт — они ключ к успеху.

Он попытался дозвониться старшей, но дочь сбрасывала, вселяя в него всё большую тревогу. Карина тоже не брала. Олег не мог сидеть на месте, достал пистолет, на всякий случай, и вызвал водителя, попутно перебирая в памяти все места, какие дочери могли считать своей тайной. Для него подобных не существовало, он знал всё о своей семье, но от этого легче не становилось. Мест было слишком много, а времени слишком мало. Что, если он не успеет?

Водитель объехал пробку — гнал прямо по тротуарам, отшвыривая клаксоном прохожих в стороны. Фурский включил внутри себя Нулевого — знатока людей и их поступков. В памяти завертелись шестерёнки, задрожали обрывки прошлых лет: картины радостных событий и печальных моментов.

Перед глазами возникла жена. Не безмолвная на холодном полу, а живая, искрящаяся счастьем. Она улыбалась, помогая девочкам надеть куртки. Они собирались погулять по городу. Это был выходной, но Олег предпочёл остаться дома. Игра только-только начинала давать свой богатый урожай.

— Конечно! И как я мог сразу не понять?!

Резкий поворот руля, машину чуть занесло, беременная женщина едва успела отскочить в сторону, но Фурскому было всё равно. Он велел надавить на газ и ехать на канал Грибоедова.

* * *

Наталья не желала встречаться с Кариной. Она считала сестру предателем. Но когда та обронила, что отец хочет отослать её подальше и винит в этом Наташины проблемы, захлестнула обида. Отец хотел её выбросить, а своего ангелочка спрятать?! Нет. Не выйдет!

Глава 36

Ей снились дети. Алиса закрыла глаза всего на десять минут, а уже погрузилась в другой мир. Там не было опасности в лице Светилова и его прихвостней, не звонила Селивёрстова, давя на совесть, не грохотало сердце, громче раскатов грома, а милые сердцу игрушки не опускались на груду промокшего мусора. В той реальности мальчишки носились по двору, а она любовалась ими в окно на кухне. Ветерок шевелил тюлевые занавески и дышалось легко и бесстрашно.

Вдох. Выдох.

Сон покинул. Но открывать глаза Алиса не хотела.

Вдох. Выдох.

Пустая комната, пустой дом.

Она заснула на Мишиной кровати — она так с ней прощалась, впитывая память простыни, на которой он вертелся ужом, подушки в наволочке с машинками — он сам её выбрал. Вдыхая аромат детского шампуня.

Открыла глаза. Ни машинок, ни постельного белья. На стене часы с замершими стрелками. Не спала она никакие десять минут. Она вообще не спала.

«Я схожу с ума», — кольнула мысль. Алиса услышала детские крики. Узнала мальчишеские голоса, выбежала за дверь и застыла. Это действительно были дети. Но не её. Соседские.

Она бы так и стояла, глотая слёзы страха и одиночества. Всем сердцем, душой и каждой клеточкой ощущая материнскую боль. Но вдали показалась машина. Слишком пафосная для этих мест. Слишком громко рычащая для уютной и тихой местности.

Бандиты не скрывались. Не таились. Да и зачем? За ними стояла семья Светилова, угроза любому журналисту. Алиса вбежала обратно, закрыла дверь, подперла её стулом. Знала, что это не поможет, но руки не слушали мозг. Создав никчёмное препятствие, они начали искать оружие. Маленький кухонный нож спрятался в правой руке за спиной. Беглый взгляд по комнате, следующей, снова в кухню. Вроде всё хорошо. Следов детей нет.

Алиса медленно отдёрнула штору, оценила ситуацию. Автомобиль приближался неотвратимой чернотой. Из салона показались трое, ещё один сидел за рулём. Четверо. Разбираться с ней, хрупкой женщиной прислали четверых здоровяков. Каждый выглядел более, чем импозантно, при глаженных костюмах и галстуках. С виду и не скажешь, что за вполне доброжелательными лицами скрываются головорезы. Но Алиса отлично знала тех, кто стоял на пороге. Эта троица появлялась там, где текла кровь.

Она их видела.

Не стала ждать, пока рука одного из них коснётся звонка. Приоткрыла дверь.

— Добрый день. Вы ко мне?

Дверь пихнули. Стул отлетел в сторону, шмякнулся о стену. Алиса сделала шаг назад. Люди Светилова отличались лишь цветом галстука, а так даже выглядели, будто братья, хотя, конечно, это было не так. Тот, что надел зелёный, крокодиловый, протянул руку и оскалился улыбкой.

— Вы легендарная журналистка Сафьялова? Тогда мы к вам. Хотим… кое-что забрать, — руку сразу же убрал, не дождавшись пожатия. Его жест ничего не значил.

Алиса, держа правую руку за спиной, а левую, сжимая в кулак, ответила:

— Я давно не работаю в журналистике. Не знаю, чем могу помочь.

— В первую очередь бросьте нож, — произнёс «Крокодиловый». — Не стоит начинать беседу враждебно. Мы вам не угрожаем, так зачем вы так нас встречаете? Некрасиво.

Алиса хотела отшутиться, спешно принимая решение, как поступить с ножом. Бросить, воткнуть в говорящего или…

Человек с розовым галстуком закрыл дверь, облокотился на неё, достал из кармана кастет. Улыбнулся. Его улыбка не предвещала ничего хорошего. Желваки заходили ходуном на лице. Улыбка погасла и снова появилась. «Розовый» выглядел безумным.

Алиса резко поднесла нож к собственному горлу:

— Я могу прямо сейчас убить себя, и тогда вы уйдёте ни с чем. Я не боюсь.

— Серьёзно? — «Крокодиловый» сделал шаг вперёд и надавил на нож. Алиса испуганно вскрикнула. Кровь потекла по шее. — Если ты думаешь, мелкая дрянь, что мы уйдём ни с чем, ты глубоко ошибаешься. Прямо сейчас ты отдашь нам оригинал и все копии документов. И только попробуй сказать, будто не понимаешь, о чём речь.

— Не понимаю, — она дерзко улыбнулась.

«Крокодиловый» отпустил руку, наклонил голову.

— Не хочешь по-хорошему. Твоё право.

Третий ослабил морковный галстук, выскочил из-за спины «Крокодилового», как чёрт из табакерки, схватил Алису за волосы. Нож выпал. Алиса потянулась к пальцам «Морковного», пытаясь ослабить хватку.

— Я сниму с тебя скальп, — пообещал он, — живьём… если ты не отдашь документы. Но сначала поиграю с твоими сыновьями. Люблю мальчишек, знаешь ли. — Потащил её в сторону комнаты, выкрикивая имена мальчишек. — Не отзываются. Спрятала? — Намотал её волосы на кулак, обратился к «Розовому». — Зови. Скажи, у нас тут ретивая лошадка.

Ретивая лошадка, ретивый жеребец. Такими словами вызывали водителя. Именно он убил парня, которого Алиса не смогла спасти от Караэса.

Хватка усилилась. От боли у Алисы брызнули слёзы. Она стиснула зубы и попыталась выровнять дыхание. Не сдаваться. Ради детей.

В дом вошёл мужчина. Самый худой. Его галстук был чёрным. Насвистывая лишь ему известную мелодию и поигрывая поднятым с пола ножом, он приблизился к Алисе вплотную и зашептал:

— Разве парни были с тобой грубы? Не думаю. Но раз позвали меня, значит, ты слишком несговорчива. А жаль. Нам ведь всего-то нужны бумажки.

Последовал удар в живот. Дыхание спёрло. Внутри разгорелся пожар. Алису отпустили. Она согнулась пополам и тут же получила кулаком по спине. «Морковный» с силой её толкнул. Алиса упала. С трудом перевернулась с живота на спину и увидела нависающий над грудью ботинок «Чёрного».

— У меня короткие разговоры, — сказал он, расставив руки, словно крылья. Мазнул подошвой по её щеке. — У нас есть два варианта. Либо ты сама отдашь бумажки, либо их найдём мы. Для тебя станет лучшим выходом первый вариант. Ну так что? А, может, всё же поискать детишек?

— Их здесь нет.

«Чёрный» махнул рукой остальным, велел начать поиски. Затем опустил ногу на грудь Алисы, слегка надавил.

— Пока ты чувствуешь лишь дискомфорт, но, если я захочу, ты ощутишь адскую боль.

— Мне всё равно.

— Всё равно? А если я буду избивать твоих мальчишек?

— Их здесь нет.

— Я умею искать.

Пощёчина, вторая, третья. Лицо воспламенилось болью. Наконец, Алису оставили в покое. «Розовый» загораживал выход, всё также держа наготове кастет, но её больше никто не бил. Алиса медленно стёрла кровь, отползла к стене.

— Не шевелись, — велел «Розовый».

Она и не собиралась.

Перерыли всё. Грохотали мебелью, звенели посудой. Один искал детей, двое других — документы.

— Похоже, дети гуляют, — сказал «Чёрный». — Значит, подождём. Что у вас? Нашли все копии?

Ответил «Морковный»:

— Пока только флешку. Хорошо спрятала, с…ка.

— Должно быть ещё. Она перестраховалась, — харкнул на детский стол.

— А ты не думаешь, что детей она к кому-то отправила? — спросил «Крокодиловый». Может, и документы с ними?

— К кому? У неё никого не осталось, — фыркнул «Чёрный». Это место последний приют. Она одиночка. Нет. Дети здесь. Она их защищает. Могут быть у соседей, но рано или поздно они вернутся. А пока ищите. Не могла она спрятать одну флешку. Должно быть что-то ещё. Но вот дети… — «Чёрный» задумался. — Может ты и прав. Никаких следов нет. Может, их сбила машина или ещё где подохли? Неважно. Подождём, на всякий случай.

Изрезали обои, искромсали все найденные книги, откололи кафель на кухне. «Чёрный» вернулся к Алисе. Она сжалась. Непроизвольно. «Чёрный» довольно улыбнулся.

— Всё-таки боишься. Хорошо. Где документы?

— Разве вы их ещё не нашли?

— Смелая? Мы не идиоты! — гаркнул «Чёрный». — Где остальные копии? Где спрятала ноут? И не говори, что у тебя его нет. А может… ты отдала его детям, с…ка?

И снова удар в лицо. Алисе показалось, её лишили носа. Но нет. Он был на месте. Только кровил.

— Мы дождёмся твоих сосунков, и тогда ты поплачешь… — Обернулся и крикнул. — Продолжайте поиски!

— Я тут подумал…

«Чёрный» взглянул на «Розового». Тот продолжил:

— Она не обязательно всё спрятала в доме. У неё ещё есть дивный сад. Поискать?

— Нет. Я сам. А ты следи за ней. И кастет держи поближе.

— Он всегда со мной.

«Чёрный» вышел за дверь и столкнулся с соседкой.

— У вас… всё хорошо? — спросила та, улыбаясь.

— Жить хочешь?

— Ч-ч-что?

— Твои там? — указал кивком на мальчишек, выглядывавших из-за угла дома.

— Ч-ч-что?

— Ты тупая?

— Я… я вызову…

— Полицию? Тогда твоим детям хана. Хочешь рискнуть? — схватил за горло. — Или тебе нет дела до жильцов этого дома? — надавил. Женщина захрипела. — Ну так, что? — Отпустил.

— Я… я просто проходила мимо. Я… я ничего не видела.

— Правильно. Кстати, не подскажешь, где сыновья Сафьяловой?

— Не знаю. Мы… мы только утром приехали.

— Точно утром?

Она прокашлялась и кивнула.

— Иди.

Соседка бросилась к своему дому и спешно увела мальчишек внутрь.

«Чёрный» снова улыбнулся. Людская трусость его забавляла.

Он перерыл весь сад, уничтожил цветы и разбил клумбы, но нашёл то, что искал. Стряхивая землю с файлов прямо на Алису, засмеялся, а затем сказал:

— Спасибо. Спрятала хорошо. Теперь ты свободна. Хотя нет. — Позвал «Розового», попросил кастет и ударил под рёбра.

А где-то совсем в другом мире Маша «летала» по комнате, изображая Супермена. Братья смеялись.

Чёрный ударил Алису снова. А потом ещё раз. Журналистка почувствовала, как её внутренности разрываются.

Глава 37

Ступив на мост, Наталья погрузилась в детство, в дни беззаботности, уюта и надёжности. Когда мама была жива, всё было по-другому. Нелюбовь отца воспринималась легче и спокойнее, потому что её с лихвой перекрывали мамина забота, ласка, доброта.

Мама.

Рядом с ней Наташе хотелось быть лучше. Она действительно чувствовала вину, когда подставляла Карину, искренне извинялась за проступки и плакала по-честному, а не напоказ.

Мама.

Была она, и был мир, принимавший Наташу. Её не стало, и весь мир полетел к чертям.

Самым любимым местом всегда оставался этот мост: что в детстве, что сейчас. Об этом никто не знал, но именно сюда Наташа приходила после каждого сезона. Жалости к умершим не испытывала, сострадания к их семьям тоже, но здесь становилось совсем хорошо. Наташа приезжала сюда глубоким вечером и разговаривала с призраком мамы. Саму себя убеждала в её поддержке. А ещё она просила помощи у призрака — молила изменить отношение отца.

Наталья могла долго стоять у одного из львов и не только представлять, но и видеть живую маму, рассказывающую удивительные сказки об античности. Она смотрела в мамины глаза, живые настоящие, глаза, обещавшие не только свою любовь несмотря ни на что, но и любовь отца. И верила любимому взгляду.

Из года в год вера слабела. Мамины глаза, застывшие в памяти, по-прежнему сияли эмоциями, теми, которых Наташе так не хватало в реальности. Но отец оставался холоден. Он не понимал её, не пытался понять и не давал и малейшего шанса в Игре. Ей надоела роль администратора, до жути, до крика. До убийства. И, держа Алину за горло, выдавливая из неё последние хрипы, Наталья радовалась. И снова верила. Верила в то, что теперь отец посмотрит на неё по-другому. Тогда она ещё думала, что он может встать на её защиту, как это делал с младшей дочерью. Наталье казалось, что они должны, обязаны стать ближе, ведь, наконец, оба замарались кровью. Разве не этого он ждал от любимицы Карины? Она оказалась на это не способна. Но Наталья убила. Взаправду. Собственными руками. Она это смогла. Однако долгожданной поддержки не произошло. В глазах отца она, как всегда, всё сделала неправильно.

— Спасибо, что пришла.

Наталья отпустила воспоминания и нехотя взглянула на сестру.

— Иногда я прихожу сюда, — тихо произнесла Карина. — Чтобы поговорить с мамой. Глупо, да? В клинике это считали проявлением моей нестабильности. Даже лечить пытались.

— Знаю.

— Только я не болела, Наташ, понимаешь? Я никогда не болела.

— Ты не справлялась с эмоциями и угрожала отцу, — безжалостно напомнила Наталья. — Рассказывала, будто об этом тебя просила мама. Разве это нормально?

— Но она действительно просила, Наташ. Она… приходила во сне.

— Ты сумасшедшая. Мама не могла просить о подобном бреде. Убить отца? За что? — Наталья фыркнула, начала тереть подбородок, выдавая свои эмоции.

— Почему ты нервничаешь? Ты тоже сомневаешься в его рассказе?

— Что? — Наталью словно ударили по голове. Она пошатнулась. Но взяла себя в руки. Затараторила. — Ты была безумной и такой же осталась, напридумывала непонятно чего и пытаешься мной манипулировать, хочешь вывести из себя? Надеешься, я отправлюсь вместо тебя в клинику, а ты будешь радоваться жизни где-то за границей?

— Что ты такое говоришь? Я не хочу уезжать, я считаю папу неправым, поэтому и решила с тобой встретиться. Хочу всё выяснить. Если вы с папой в чём-то замешаны, разве я вас оставлю? Вы же моя семья, я всегда помогу!

— Строишь из себя ангела? — злость отразилась на лице старшей. — Не надо. Отец и так тебя считает безгрешной. Но мне плевать. Честно плевать. Я хочу получить деньги и уехать отсюда. Раз ты меня так любишь, то может поможешь?

— Не три подбородок, ты его так в кровь сотрёшь.

— С моим подбородком всё нормально. Ты мне поможешь?

— Помогу. Александра говорит о какой-то игре, и похоже считает вас виноватыми в смерти Лары. Но… это ведь не вы её убили, правда? Скажи. Я просто хочу, чтобы мы были друг перед другом честны.

— Честны? И это говорит мне та, что ведёт свою игру с отцом?

— Опять игра. Надоело… Да о чём ты говоришь? — Карина обняла себя за плечи. Ей стало холодно. Сестра смотрела как всегда — с неприязнью, будто Карина была в чём-то виновата.

— О чём я говорю? Если хочешь честности, начни с себя! Что ты рассказала этой Александре, и кто она вообще такая?

— Детектив. Папа тебе не говорил? Он наверно не хотел тревожить, но ничего страш…

— Он с ней знаком?!

Карина непроизвольно отодвинулась.

— Мы встречались с детективом, но в этом нет ничего такого! Мы защищали нашу семью, проблем не возникло!

— Не возникло?! Если бы ты мне рассказала с самого начала о вашей встрече, возможно, эта гнида не направилась бы в «Жар-птицу», я бы этому помешала! Из-за неё пришлось убить Алину! Нет! Из-за тебя!

Карину пробрал озноб.

— Наташ, я ничего не сделала…

— Вот именно! Ты ни хрена не сделала! Ты тихорилась! А я расхлёбывала проблемы, возникшие из-за тебя!

Карина видела ярость. Всепоглощающую, неудержимую. Кулаки сестры сжались, лицо исказилось гримасой ненависти. В этот миг Наташа была не той Наташей, какую знала Карина. Это была её злая гневная копия. Это был монстр.

— Даже теперь отец меня не поддерживает! Вместо того, чтобы защитить, он думает только о тебе! Кого увезти подальше? Тебя! Кого спасать? Тебя! Тытыты! Вечно ТЫ! Ненавижу! Всю жизнь он вьётся вокруг тебя, а я из кожи вон лезу, чтобы заслужить его признание! Я хочу, чтобы ты умерла! Слышишь? Я этого хочу!

— На… наташ… — Карина плакала. — Мы же сёстры, мы семья. Я… я всегда тебя защищала. Ты помнишь, я делилась с тобой игрушками, давала играть любимую куклу. Я всегда вставала на твою сторону. Наташ… Наташенька… Прекрати…

— Заткнись! Просто заткнись! — Наталья резко дёрнулась вперёд, прижала сестру к мосту, схватила за ворот куртки.

Голова Карины свесилась вниз.

— Остановись, дура! Ты же всех подставляешь! Убьёшь её и не отмажешься! Ещё есть шанс! Вспомни о Четвёртой!

Наталья обернулась.

— Ты?

— Не дури! Тебе чё, крышу снесло? Подумай, чего ты сейчас можешь лишиться! Сколько вокруг людей!

— Какого… ты тут делаешь?

— Спасаю тебя! Бросай сестру и уходим!

Наталья огляделась. Люди смотрели. Кто-то издалека, кто-то приближался.

Она влипла.

— Уходим, — уже спокойнее попросил Кузнецов. — Думай о Четвёртой.

Наталья медлила. А он понимал, что, если она сейчас убьёт сестру, порушит все его планы. Он потеряет свою власть над Фурским. Это ведь он должен держать Карину, любимую дочь Нулевого, она его страховка, она умрёт только, если ему понадобится.

— Давай. Медленно отпусти сестру. Я жду. Ты просто на взводе.

По его плану Наталья должна была умереть сегодня, убив Агнецкую на квартире Ольги, тогда он избавится от трёх проблем, а сам останется чистым. Он всё предусмотрел. Никаких следов, никаких отпечатков. Никто не подумает, что этих психопаток кто-то подставил. Он останется в выигрыше!

«С…ка, не порти мои планы!»

— На… наташ, это кто?

— Молчи! Не твоё дело!

— Оставь её. Она ничего не знает. Идём. Ну же! — Кузнецов даже протянул руку и улыбнулся. Он должен был это прекратить. Если Фурская убьёт сестру, ей не отмазаться. Вместе с ней ко дну пойдёт и он. Без Карины его никто спасать не станет. Ему нужна Карина! — Расходитесь! Всё хорошо! — обратился к собравшимся. — Сейчас спектакль закончится. Девушки повздорили. Ничего интересного.

— Кариша!

Голос поразил громом. Застыли все трое. Карина почувствовала необъяснимый страх. Ещё больший, чем от того, как на неё смотрела сестра и как вцепилась в куртку. Начала вспоминать.

Кузнецов буквально потерялся. Голова вмиг опустела. Все планы рухнули в одну секунду, надежды стали пылью. Кузнецов попытался спрятаться за спину крупного зеваки, но не успел.

— Какого? — пробасил голос. — Как ты узнал про это место? Выходит, тогда мою жену напугал ты, а не Давид?.. С…ка!

— Папа… — заплакала Карина. — Папа! Это был он… — посмотрела в глаза сестре. — Наташа, тот день… Наташа…

Наталья её отпустила:

— Что ты несёшь?

Карина плакала, опускаясь на колени, не в силах произнести ни слова.

Фурский потянулся за пистолетом.

— Стой, Кузнецов, это же был ты! Стой, а то буду стрелять!

Умереть здесь, при таком количестве свидетелей, от руки Нулевого он не рассчитывал. Посмотрел на Фурского, и его обуял страх. Жизнь висела на волоске. Он действительно мог сейчас умереть. Глаза напротив горели огнём. Они прожигали до самых костей. Кузнецов перестал пятиться. Замер.

Прохожих как смыло с моста. Крики, страх. Но кто-то всё же стал набирать полицию.

— Отец, нельзя! — закричала Наталья. — Нельзя!

— Папа… — плакала Карина, — мама…

Фурский наставил пистолет на Кузнецова.

— Нельзя! — Наталья бросилась к отцу.

— Наташа, стой! — Карина поднялась с колен и загородила сестру.

— Убью!

Прозвучал выстрел.

— Кариша? Ангел мой?

Наталья попятилась, глотая слёзы обиды и ненависти. На сестру ей было плевать. Она ринулась прочь, не волнуясь, не оборачиваясь. Она должна была себя спасти.

— Кариша? — Фурский не мог поверить своим глазам. Это было хуже кошмара. Это было как в тот самый день. — Кариша! Кариша-а-а! — заорал Олег. Карина упала. Он не мог признать случившегося. Это было так глупо. Так… неправдоподобно. Он готов был убить Наташу, лишь бы она ушла с дороги. Но любимую дочь… Нет. Нет. НЕТ!!!

Он кричал.

Совсем близко завизжали мигалки. Фурский в ужасе смотрел на Каришу. Она судорожно глотала воздух. Кровь вытекала из раны в груди.

— Ты выживешь, слышишь? — пообещал он, пытаясь поймать её расфокусированный взгляд. — Выживешь. Тебе вовремя окажут помощь и спасут. Но я… я не могу сесть в тюрьму. Я ещё не закончил. Прости…

Он бежал. Он никогда в жизни так быстро не бегал. Оказавшись в машине, едваперевёл дух. Болело горло, лёгкие. Болело сердце. Тряслись руки, ноги. Дрожали губы.

— Что-то случилось? — поинтересовался водитель.

— Сматываемся. Живо! — велел Фурский.

Автомобиль рванул с места.

Чем дальше они отъезжали от моста, тем хладнокровнее становился Олег. Он должен был взять себя в руки, чтобы спастись, чтобы позднее навестить своего ангела в больнице.

Чтобы вытрясти правду из Кузнецова.

Ему нужна была помощь.

— К Светилову.

Водитель кивнул.

Глава 38

Профессор был вне себя. Прежний скандал замять удалось довольно скоро. Но в этот раз дело обстояло куда серьёзнее. Мало того, что журналистка успела слить информацию о его делах в Сеть, так ещё его источники сообщили об этом слишком поздно. Что за кретины с ним работают?! Почему всё пошло наперекосяк?

Он злился, исходил гневом, бил главного помощника. Это он не сумел вовремя остановить наплыв СМИ. Ну и что, что у полиции были свои связи с журналистами? У него они тоже были!

Светилов не мог поверить в такую подлянку. Сафьялова, а это она песочила его деятельность во время своей карьеры, умудрилась нарыть то, что он считал давно захороненным. И как после этого доверять кому-либо из своего окружения?! Он ещё после истории с владельцем старинного дома и его внучки ясно дал понять своим: делишки прикрыть, работать тихо, не вызывать подозрений. Всё, что может впоследствии стать угрозой для него, надёжно спрятать. Так надёжно, чтобы это никогда не всплыло! И что? Оно всплыло!

А помощник молил о пощаде, ныл от боли. Светилов от этого бесился лишь сильнее. Из-за придурка вся карьера теперь была под угрозой. Всё нажитое непосильным трудом могло исчезнуть. Он мог лишиться богатства, а значит власти. А если власти, то остаться никем! Нет. Он не мог этого позволить. Последний раз ударил помощника. Тот, всё ещё укрываясь от сильных кулаков, заплакал. Светилов поморщился. На лице отражалось отвращение.

— Ты что, девчонка? Перестал ныть и взял себя в руки!

Помощник с трудом поднялся с пола.

— Так-то лучше. Принеси мне бутылку. Мне нужно успокоиться.

Через минуту откупоренная бутылка стояла перед Светиловым. Профессор налил бокал, опустошил. Помощник вжал голову в плечи. Ничего хорошего такая быстрая расправа со спиртным не предвещала.

— Где ребята? Уже выехали?

— Нет.

— Что значит нет?!

— Так они…

— Пусть бросают журналистку. Нельзя её убивать.

— Почему? Ты кретин?

— Да. Я кретин… — покорно произнёс помощник.

— Ещё бы ты стал спорить. Мне с…ть на неё и на её детей! Но лучше сейчас не светиться. Её смерть вызовет подозрения и может привлечь ко мне дополнительное внимание. Оно мне надо?

– Н-нет.

— Не мямли!

— Нет.

— Звони. Пусть возвращаются. Подчистят в лаборатории.

— Вы боитесь, что начнут повторно копаться в деле с Караэсом?

— Я ничего не боюсь!

Взгляд профессора пригвоздил к полу. Помощник поспешно начал извиняться. Разбитое лицо наливалось болью.

— Перестраховка — это то, что делает меня неуязвимым. Или ты, дебил, думаешь, у меня нет ничего на случай ареста? — самодовольно улыбнулся. — У меня всегда есть страховка. А теперь выйди.

Светилов налил ещё порцию виски, закрыл глаза. Расслабился. Если в этот раз полиция окажется умнее, и его всё-таки возьмут, он обратится к влиятельным друзьям. Они повязаны с ним и не смогут отказать. Так что, если что-то вдруг пойдёт не так, и он сядет, то точно не один.

Рассмеялся. Поставил удобное кресло напротив большого окна. Виски и прекрасный вид всегда поднимали настроение. Он даже не мог себе представить, как покинет родной кабинет с дорогой мебелью, идеальной подсветкой — не любил типичные лампы, с портретами собственной семьи, написанными под картины времён царя Ивана Грозного — любимого им царя. Здесь всё дышало богатством, роскошью. Его именем. Светиловы были не просто известной семьёй, они представляли династию успешных людей, чьи имена красовались в списках лучших печатных изданий. Нет. Не мог он представить себя в каком-либо другом месте. Тем более на нарах. Да и зачем представлять? Ему помогут в случае чего. Конечно, помогут. И чего он волнуется? СМИ и раньше очерняло его фамилию, но он выходил сухим из воды. Выйдет и теперь.

Только расслабился, как в дверь постучал помощник.

— Что надо?

— Вы… вы ещё не знаете?

— Что мелешь?

— Вы… вы должны это увидеть.

Светилов нехотя взял в руки планшет. Любительское видео, кто-то снял на телефон, демонстрировало хорошо известное профессору лицо. Качество съёмки оставляло желать лучшего, но всё же Фурский угадывался. Можно было узнать и его дочерей. Обеих.

— Ерунда. Это всё? — пробасил Светилов.

— Н-нет, — помощник нажал следующую ссылку. Профессор заметил, что этих ссылок ещё пять и выругался.

Следующее видео, гораздо более хорошего качества показывало Фурского во всей красе, а именно в момент, когда тот стрелял в дочь. Светилов присвистнул. Ему даже немного жаль стало Фурского. Тот явно не собирался убивать любимицу Каришу.

— И такого много? — спросил, зная ответ.

Помощник кивнул.

— Очевидцы засняли всё, что произошло. Съёмка не качественная, но…

— Что, но?

— Вашего партнёра по бизнесу уже узнали… Простите.

Занёс руку для удара. Помощник съёжился.

— Чёрт… — опустил руку. — Его возьмут, и он меня сдаст. И надо же грохнуть дочь рядом с моим офисом! Скотина! О чём он думал?

— Что мне делать?

— Никого не впускать. Я никого не принимаю. Мне нужно подумать.

Помощнику кто-то сообщил информацию в наушник, и тот побелел.

Светилов ударил по столу.

— Журналистку убили? Я же велел оставить её!

— Я передал. Они едут. Ваш партнёр…

— Не говори, что…

— Фурский. Он требует встречи.

— Откажи.

— Откажи ему, — повторил помощник охраннику. — Что? Что они повязаны? — поднял глаза на Светилова. — Он говорит, вы повязаны, и вам лучше его выслушать.

Профессор задумался, но ненадолго:

— Прямо сейчас выясни, в какую больницу повезли его дочь и поезжай туда.

— А что делать с вашим…

— Скажи, я приму.

* * *

Фурский держал самообладание в узде, подъезжая к зданию профессора, поднимаясь на лифте, подходя к двери. Но стоило переступить порог офиса, как нервы сдали.

— Ты должен помочь! — не сдержался Фурский. — Я в полной жопе!

— Рад, что ты это осознаёшь, а не строишь из себя властелина всех и вся, — заметил с улыбкой Светилов.

— Что ты лыбишься? Тебе весело? Только знай, помирать, так вместе. Я один на дно не пойду!

— Держи себя в руках, Олег.

— Не затыкай меня!

— Где твоё спокойствие? Я тебя не узнаю.

— Сотри эту дурацкую улыбку!

— Всё-всё-всё. Не стой, присаживайся, виски будешь? Мне сказали, ты хотел поговорить.

— Какое виски?! Ты не понимаешь, в какой мы ж…

— Ты, — отрезал профессор. — Ты, мой дорогой партнёр. Я не убивал свою дочь.

Фурский подскочил к Светилову и схватил за ворот рубашки:

— Осторожнее со мной, я много чего знаю о твоих делах. И дочь я не убивал. Она выживет.

— Конечно-конечно. Если она умрёт, ты не переживёшь, я понимаю. А теперь отпусти меня и поговорим, как хорошие… — поцокал языком, — товарищи. Друзьями мы не были, согласись. Отпусти-отпусти. Иначе разговора не выйдет.

— Я тебя отпущу, но ты видимо плохо понимаешь, что происходит.

Светилов отряхнул ворот рубашки, будто руки Фурского его запачкали, опустился в кресло, указал на соседнее:

— Ты присаживайся, присаживайся, а то ещё удар хватит.

— Ты издеваешься?!

— А я смотрю, ты так и не научился держать себя в руках. С другими ты скала, сама хладнокровность. А со мной? Почему ты так меня боишься?

Олег не стал отвечать.

— Нулевой оказывается трус?

— Закрой свою пасть! Скоро за мной придёт полиция, и я им всё про тебя расскажу.

— Как страшно. Пугаешь, как ребёнок. Это так мы с тобой связаны? Сказками? — рассмеялся.

— У меня сохранились все документы по Караэсу, есть видео нашей встречи, и я знаю журналистку, у которой есть компромат на всех твоих возможных спасателей.

Профессор взял пустой стакан, покрутил в пальцах, поставил. Вытащил телефон из кармана брюк, сдвинул экран, повернул к собеседнику.

— Не на неё ли ты рассчитываешь? — оскалился улыбкой, протягивая мобильник.

Фурский взглянул на изображение и невольно ослабил галстук. Зверски избитая журналистка Сафьялова смотрела с экрана заплывшим глазом, полыхающим ненавистью.

— Так ты о ней? — хохотнул профессор. — Видишь ли… пока ты разбирался со своей семейкой и любимой игрой, мои ребята трудились. А ты выходит бездарно тратил время: одну дочь застрелил, другая сбежала. Всё пошло прахом, Олежек.

Фурский исходил гневом. Как же ему хотелось уничтожить Светилова. Убить собственными руками. Он сжал кулаки, подходя ближе к своему врагу.

— Мало крови? — поинтересовался профессор. — Хочешь ещё и моей замараться? Что ж, давай. Только и ты живым отсюда не выйдешь. Тронешь меня, и сразу откроется дверь. Здесь же камеры, Олежек. И прослушка. Неужели, ты от горя совсем ополоумел?

Фурский сдержался. Удар пришёлся по столу. Стакан Светилова полетел прямиком в стену.

— Какой я тебе Олежек?! Ты…

— Я кто? Я твой друг по двору, я тот, кто помог обставить убийство Кати, как самоубийство. Разве нет? Я тот, благодаря кому ты стал Нулевым. Не я ли придумал игру? Не я ли помогал составлять правила? Придумал название? Не я ли находил игроков, когда ты только начинал? А? Олежек? Я. Всё это делал я! А почему ты не задумывался? Друзьями мы ведь не были, так почему же я тебе помогал?

— Ты больной психопат, помешанный на деньгах, вот почему! Тебе от игры приходило семьдесят процентов, — прошипел Фурский. — Плюс ты получал проценты с игроков!

— Верно. «Соседи» оказались удачным вложением. А особенно удачным стало знакомство с Давидом. Он работал на меня. Собирал компромат на игроков и пытался вычислить твою личность. Я ему тебя не выдавал, мне было интересно взглянуть, как он будет нарушать правила, чтобы потом ты же сам от него и избавился. Он слишком много пил и слишком много болтал. Хотя вначале был очень полезным. Он помог сохранить мне лабораторию по Караэсу. Крохотную. Но зато о ней так никто ничего и не узнал. Даже Сафьяловой невдомёк, где ещё хранится яд. Удивлён?

— Мне плевать. Если меня посадят, сядешь и ты!

— Угрозы-угрозы. У меня есть друзья, они помогут. А у тебя кто? Никого. Да и подумай сам, если от игры ты как-то и отмажешься, подставив тех же участников, то что делать с происшествием на мосту?

— Кариша выживет. Я отец, я всё улажу!

— Допустим. А как насчёт убийства Кати?

— Та история в прошлом! Все знают, что это самоубийство!

— Все, кроме тебя, меня и твоих дочерей. Ты же помнишь тот день?

Он помнил. За Катей кто-то следил. Её это жутко нервировало, и она начала винить в слежке участников игры. Она знала об игре, не одобряла и просила его поскорее со всем покончить. Он лгал, будто они лишь играют в смерть, а на деле все остаются живы. Лгал, что, когда разбогатеет, оставит «Соседей».

В тот день они жутко поругались, он напился. Катя просила развод, грозилась забрать детей. Он явился домой, едва волоча ноги, накатил ещё, достал манекен. По нему иногда стрелял, если не справлялся со злостью, правда делал это незаряженным пистолетом. Играя.

Поставил манекен, пошёл за пистолетом. А дальше… дальше он стал убийцей.

— Помнишь… — Светилов выглядел довольным. — Только у тебя наверняка есть вопрос. Например, почему в пистолете оказалась пуля?

— Это был Давид. По описанию Кати, он подходил под того, кто за ней следил и однажды напал. Она ему отказала, и он обещал отомстить. У него потом нашли ключи от моей квартиры.

— И ты до сих пор в это веришь? Давид, конечно, был бабником, но…

Олег почувствовал себя полным лохом.

— На самом деле я хотел лишь немного поиграть. Не думал, что ты надерёшься до такой степени, что не сможешь различить пистолеты и начнёшь палить прямо в квартире, при детях. Но Катя хотела развод, ты не хотел бросать игру… В общем, вышло как вышло. Здорово же ты нахрюкался, если не смог понять, что перед тобой живой человек, а не кукла. Ну а кто виноват? Ты. Ты сам. Каждый день наверно себя ненавидишь. Но зато пить бросил. Хорошо вышло. Правда? Полезный урок.

— И Кузнецов, и Давид были ни при чём…

— Какой Кузнецов? — усмехнулся профессор. — Это всё я. Одеться, как Давид, нацепить парик, да проще простого! А дубликат ключей вообще не проблема. Разве твоя Наташа на детской площадке ключики не теряла?

Он молчал.

— Теряла, а вечером одна тётя эти ключики вернула, помнишь? Ты не в курсе? Жена не рассказывала? Ах да! Она же так защищала нелюбимую тобой дочь. Наверное, боялась очередной вашей ссоры с Наташей.

— Ты гнида! — Фурский бросился на профессора.

— Тише-тише! Это ты убийца, а я всего лишь создатель яда. И вспомни, сколько я заплатил, чтобы убийство сделали самоубийством? А кто давал деньги на раскрутку игры?

— Да пошёл ты! На тебе смертей больше, чем на всех моих игроках вместе взятых! — потряс за грудки. — А кто хранил тайну об убийстве того старика, владельца старинного дома? Или ты думал, козыри только у тебя? Я тоже кое-что знаю!

– Да что ты знаешь?

– А как насчёт «Колыбели для ласточки»?

Светилов растерял наглость и стал похож на смерть. Такого он не ожидал.

— Не понимаю, о чём ты, — попытался взять себя в руки. Но цвет лица и бегающие глаза сказали о многом. Фурский попал в точку.

— Ты убил мою Катю, — продолжил Олег, возвращая хвалёное хладнокровие, — за это я заберу все твои деньги. Они же в «Колыбели»? Всё, что прячешь от семьи, от меня. Да-да, я в курсе твоих махинаций с игроками. Пьяный Давид бывал ох как болтлив. Он знал всех, с кого ты брал процент без моего ведома. Кстати, спасибо, за отменную идею — оставлять Нулевого в тени. О том, кто я такой знают единицы, да и те уже мертвы.

Теперь молча, слушал профессор.

— Ты долгие годы воровал у собственных родителей, сестёр, их мужей, и все эти денежки прятал где? В «Колыбели». Твоей ошибкой было использовать дачу Давида. Думал, он никому не расскажет, вы типа повязаны? А оно видишь, как вышло? Его болтливость — находка для шпиона. Он как-то проговорился дочери, любимой Нике, а она сболтнула название подружке. Ларе. Так уж получилось, что Лара мне нравилась, и я немного покопался в её жизни. — Он сделал многозначительную паузу, выводя Светилова из равновесия.

— Какая Лара? Какое мне дело до твоей симпатии? Даже, если ты знаешь про «Колыбель», код известен только двоим! Обломись!

— Двое — это уже не секрет, — расплылся в улыбке Фурский.

— Ты о чём? — вскочил с места профессор. — Пытаешься меня запугать какими-то сказками? У тебя ничего нет! Код известен только мне и моему работнику!

— Верно. А твой работник бывший парень Лары.

— Да что за фигня? Не может этого быть! Он одиночка!

— Одиночка и жадная тварь. Отец Лары когда-то сбил его на машине, и парень, увидев, как хорошо живёт Лара, решил отомстить. Он готов был всему миру поведать правду, но я его остановил.

— Бред какой-то… — побледнел профессор.

Фурский продолжил:

— Я заплатил за молчание и пообещал и дальше платить, если он не будет трогать Лару. Мы подружились. Слегка. Деньги сближают. Сам знаешь. Он хотел бабки, я хотел спокойствия Ларе. Все в выигрыше.

Светилов крепко сцепил зубы.

— Ты не встречался с ним, но связь держал. Как-то назначил встречу в ресторане. Помнишь?

— В Питере полно ресторанов. К чему ты клонишь?

— Это был мой любимый ресторан, там подают самое лучшее мясо. Я там завсегдатай. А ты не знал? Получается, ты не так осведомлён, как прикидываешься.

— К чему эта болтовня? — злился профессор.

— Да ни к чему, но я тоже был там в тот вечер, — достал из кармана телефон, показал, что вёл запись.

— И что? Пускай ты знаешь о «Колыбели», пускай знаешь код, деньги не тронешь! Если я заговорю, ты сядешь!

— И ты, — совершенно спокойно произнёс Фурский.

— За мной стоят люди!

— В очереди на расправу? — хмыкнул Олег. — Эти твои люди в курсе, что ты и у них воровал? — Взял бутылку с виски и сделал глоток прямо из горла, поставил обратно. — Мы в одной связке, профессор. Потону я, захлебнёшься и ты. Ах да. Забыл сказать. Болтун Давид рассказывал о своём зяте. Представляешь, там такая интересная история. С убийством девушек и Караэсом.

Светилов ударил Фурского.

— Не угрожай мне. Иначе твоя дочь умрёт! Мой человек уже в больнице!

— Заткнись! — ответный удар.

Дверь распахнулась. Вошёл побитый помощник.

— Выйди! — гаркнул профессор.

— Но…

— Выйди!

— Т-та… там полиция. К Олегу Станиславовичу.

Враги переглянулись. Руки опустились. Желание драться бесследно испарилось.

— Как они тебя вычислили? Что это значит? Ты кому-то говорил, куда отправляешься?

— Ты дебил? — зашептал Фурский — Я убийца. Кому я мог сказать, что направляюсь к тебе?

— Тогда как они узна…

— Извините. Они уже в лифте, — передал помощник.

— Значит так, — прошипел Фурский, — если мы вместе, тогда я молчу, — сделал огромный глоток виски.

— Нет, Олежек, — проскрипел Светилов, отбирая бутылку. — Если мы вместе, твоя дочь будет жить. Слушай! А не ты ли привёл их ко мне? Решил сыграть по-своему? Не вздумай! — вытащил телефон. — Один звонок…

— Это не я!

Профессор не поверил:

— И что, даже не знаешь кто?

Фурский тяжело выдохнул.

— К сожалению, я догадываюсь.

Глава 39

Наталья бежала, не разбирая дороги, сбивая прохожих, глазевших через свои смартфоны на происходящее. Наташа бежала от собственных чувств.

Не удержалась на ногах, обо что-то споткнулась, упала.

Небо взирало своими темнеющими глазами, полными презрения и мрачной торжественности. Отец выстрелил в Наташу. Действительно выстрелил! В случившееся верилось с трудом. Как он мог?! Она же его дочь!

Сердце разрывалось от праведного гнева, глаза жгли слёзы ненависти к отцу.

Он выстрелил, а сестра встала на защиту. Карина загородила Наташу собой. Карина, противная, идеальная. Карина, которую Наташа проклинала!

Поступок младшей казался ещё более сумасшедшим, чем выстрел отца, до сих пор звучавший в ушах и разрывавший перепонки.

Отец выстрелил, сестра защитила.

Мир снова перевернулся.

Наталья поднялась на колени, затем оперлась на ладони и поднялась. Огляделась. Мигалки приближались. Ей казалось, она бежала вечность, а на деле едва отбежала на десяток метров от моста.

Время замедлилось. Прохожие всё так же шли мимо, проезжали машины, светофоры меняли цвета, облака заполняли небо, а Наташа уже не бежала — шла вперёд, не ощущая ног и собственных слёз. Она не хотела плакать, но слёзы не спрашивали. Они текли, несмотря на злость к отцу и благодарность сестре.

Наташа брела по городу и всюду видела сестру. Карина улыбалась. Она всегда была добра к Наташе, а сейчас протягивала руку, обещая защитить от любой беды, и Наталья ей верила. Пошла следом за призраком, подняла руку, пытаясь ухватить прозрачную ладонь. Но не успела коснуться, как её оглушил звук автомобиля, рвущего шины об асфальт.

— Совсем сдурела?! — тряс водитель за плечи. — Жить надоело? Так с моста спрыгни, чё под колёса бросаешься, кретинка? О других подумай!

Невидящим взором посмотрела на мужчину.

— Ты под наркотой, что ли? Совсем чумная… Вали с дороги!

Он сел в машину, объехал Наташу, показав из открытого окна средний палец, и скрылся из виду. Просигналила новая машина. Наташа сделала шаг назад, два. Осмотрелась по сторонам, возвращаясь в реальность. Сестры нигде не было.

— Я схожу с ума… — залепетала Фурская и снова огляделась. Мир был прежним: шумным живым, но не для неё. — Я должна взять себя в руки. Я ничего плохого не сделала. — А сердце твердило обратное. Чувство вины заглянуло в душу и там и осталось.

Наталья разозлилась. Закричала. В её крике смешались боль и разочарование, страх и неуверенность, раскаяние и желание мести.

В этот миг она поняла, как ошибалась, ненавидя сестру. Другого человека она должна была ненавидеть, другого.

В памяти воскресли позабытые воспоминания: две сестры, две подружки прятались от кричащего отца, когда ели чужие конфеты или брали вещи без спроса, а потом закрывались в ванной, боясь взбучки и смеясь от своих же проказ. Почему она всё это выбросила? Вычеркнула, словно ненужное? Когда-то они с Кариной были обычными сёстрами. Были! И это дарило радость, делало её счастливой. Делало, чёрт возьми!

Наталья со злостью смахнула слёзы и принялась тереть подбородок. То, что казалось оправданной ненавистью к сестре начинало таять, а на этом месте уже произрастало желание наказать отца.

Она попыталась вспомнить хоть что-то хорошее из их отношений, но столкнулась со стеной непризнания, грубости. Неоправданной жестокости. Он никогда её не любил, будто и дочерью не считал. И сегодня доказал это.

— Как ты мог в меня выстрелить? — спрашивала она снова и снова, обращаясь к воображаемому отцу. — Я не та дочь, какую ты хотел, я тебя не устраивала, но разве я заслужила подобное? Почему ты так поступил?

Со стороны Фурская выглядела ненормальной. Она размахивала руками, громко разговаривала с пустотой и то и дело тёрла подбородок, с которого вновь капала кровь. Только её это совсем не волновало. Она послала старушку, перекрестившуюся рядом с ней и нагрубила проходящему мужчине за один только взгляд в её сторону, а затем продолжила монолог, не приносящий утешения.

— Это ты внушил мне ненависть к Карине. Если бы ты не сравнивал нас в детстве, если бы относился к нам одинаково, я не стала бы думать о ней плохо! — сорвалась на крик, даже не заметив. — Ты сделал всё, чтобы разрушить наши отношения, из кожи вон лез, пытаясь нас рассорить! Сколько раз покупал ей платья, о которых я мечтала? И как потом объяснял? Она их больше заслужила! — Наталья плакала. — А Карина… Каринка извинялась передо мной за тебя и всегда… всегда отдавала вещи. Да она меня любила по-настоящему, хотя я была худшей сестрой на свете! А ты! Ты был сволочью! — Последнее слово сплюнула под ноги, размазала носком сапога. — Ненавижу тебя! Ненавижу! — Она стояла, глядя на плевок, а губы растягивались в улыбку. — Я уничтожу тебя за то, как ты поступал со мной. — Руки сжались в кулаки, — я размажу тебя, как эти слюни за то, что ты сделал с моей сестрой.

Когда после её звонка полиция выехала к Светилову, ближайшему другу отца, сама она направилась в ближайший отдел и там рассказала всё, что знала.

Признание на бумаге, подпись и пустота в душе. Никакого сожаления, радости.

Ничего.

* * *

Кузнецов позвонил, потом ещё раз, но Фурская игнорировала. Он сидел в кафе, расположенном по другую сторону от канала Грибоедова, и пил совершенно холодный кофе.

Думал.

Всё пошло к чертям, полетело под откос, рассыпалось вдребезги. И из-за кого! Из-за Фурской! Как он теперь без страховки-Карины?

Ему необходимо всё переиграть.

Кузнецов не сомневался, даже это непредвиденное событие можно повернуть в свою сторону — свалить «Соседей» на Фурского и выставить того полным психопатом. После шоу на мосту вряд ли кто-то усомнится в нормальности бизнесмена.

Снова набрал Наталью. Он планировал воспользоваться её ненавистью к отцу, выяснить все секреты Нулевого и шантажировать последнего. В своей удаче не сомневался.

Вышел из кафе, так и не допив кофе, вызвал такси, поехал домой. Об Агнецкой и лоте Ольге уже и не думал. Впереди маячили гораздо большие перспективы. Он так замечтался, рисуя счастливое и богатое будущее, что не заметил полицейской машины на углу собственного дома.

* * *

Агнецкая подбирала наряд. Выглядеть во время убийства нужно хорошо. Она вертелась перед зеркалом, не обращая внимание на мужа, а тот едва держался, чтобы не спустить курок прямо сейчас. Вспомнил их знакомство, её слова любви и произнёс:

— Ирма, я хочу поговорить.

— Говори. Мне идёт это платье? Или лучше предыдущее?

Скользкая улыбка в его сторону вызвала прилив ревности и отвращения.

— Ты так стараешься для подруги? — не удержался Григорий. — Или для кого-то другого?

— Гриш, ты что, ревнуешь?

— А есть повод?

Она перестала рассматривать своё отражение и повернулась к мужу:

— У меня сегодня прекрасное настроение. Не порти.

— Я порчу? — подошёл вплотную. — А не ты ли это начала?

— Начала что? Я не понимаю!

— Строишь из себя невинность?

Ирма испугалась. Агнецкий был взбешён, а она совершенно не понимала причины.

— Какие-то проблемы на работе? Почему ты на взводе, любимый?

— Вспомнила о любви?! — его глаза сверкали яростью. — А больше ни о чём вспомнить не хочешь?

— Да что такое? Не кричи на меня!

— Какой сегодня день, Ирма?

— Хороший, — неуверенно улыбнулась. — Рядом с тобой все дни хорошие.

— Прекрати! — поднял руку.

— Ты меня ударишь? — Ирма удивилась. Муж никогда на неё не замахивался. Ещё и по этой причине из всех завидных женихов она остановила своё внимание именно на нём. Таким мягкотелым мужчиной было легко манипулировать. В их союзе вела она, хотя он думал иначе.

Григорий опустил руку, тяжело выдохнул. Лоб собрался в морщины.

— Я даю тебе шанс, — сказал сухо, скрывая боль. — Сейчас ты бросишь его и вернёшься ко мне. Если откажешься… я тебя убью.

Ирма попятилась, натолкнулась на тумбочку. В голове не укладывалось откуда муж мог узнать о любовнике? Она же была осторожна! Где прокололась?

— Ирма… Больше шансов не будет.

— Гриш, давай спокойно поговорим. Это какая-то ошибка.

— Сегодня мой день рождения! — гаркнул Агнецкий. — Сделай подарок, не лги!

Ирма растерялась. Таким её муж ещё не был.

— У тебя есть пять минут, — Григорий пошёл в другую комнату, взял пистолет.

— Что ты собираешься делать, Гриш?

— Убить тебя, — прозвучало из комнаты. Слова прилетели с лёгкостью, от которой Агнецкой стало плохо.

— Подожди! Давай поговорим! Ты что-то напутал! Да и как ты можешь меня убить, я же твоя жена!

— Я убью тебя, а потом найду любовника и пристрелю его! Думала сделать из меня дурака? Не выйдет! Я не стану ждать вашего свидания! Убью тебя прямо сейчас! — налетел на неё ураганом, бросил на пол. Сам получил удар, но не обратил внимание на боль. — Назови его имя! Живо! — приставил дуло к её виску, свободной рукой схватил за горло. — И не смей ломать комедию! Мне надоело твоё враньё!

— Гриша! Гришенька! Не надо! Я люблю тебя!

Он готов был выстрелить. Он даже хотел этого. И непременно нажал бы курок. Он ничего не соображал. Но прозвучал звонок в домофон, и сознание вернулось. Понимание происходящего прошлось волной по нервам, затрясло руки, разжало пальцы, сжимавшие пистолет.

— Гриша… Гришенька… — продолжала мямлить Ирма.

Агнецкий поднялся и пошёл к домофону.

— Полиция? — переспросила удивлённо. Неужели соседи услышали их ссору и так быстро отреагировали? Сердце тревожно сжалось. Нельзя было Агнецкому попадать в отделение. Это могло привлечь интерес и к ней.

— Не открывай. Мы всё уладим, это семейное, — начала Ирма. Но Григорий с грустью взглянул на пистолет и открыл.

Глава 40

Игра для «Соседей» окончилась неожиданно: попались там, где никто не ожидал. Работы по поимке игроков ещё предстояла уйма, хотя почти всех, кто выжил и принимал участие в сезоне этого года, всё же схватили.

Огромную помощь следствию оказала Фурская Наталья Олеговна.

Игрока под номером 2, любимого учителя всех старшеклассников, Рыбина Михаила Евгеньевича приняли на квартире, когда тот, опьянённый кровью, пытался прикончить собственную мать осколком от разбитой кружки.

Полицию вызвали соседи, напуганные криком женщины. Когда представители закона прибыли на место, Рыбин уже успел нанести маме несколько серьёзных ран, из-за чего потребовалась срочная госпитализация.

Игроку под номером 2 предъявили покушение на убийство и обвинили в смерти фитнес-инструктора Карпова Кирилла Андреевича, известного в «Соседях», как игрок номер 1, его любовницы Камелиной Ирины Семёновны, Аистовой Елены Владимировны, бывшего игрока «Соседей» и отдыхающего 2019 года, Лакадзе Григория Константиновича.

Когда Рыбину задавали вопросы в участке, тот отвечал легко и без совести. Собственное признание подписал: самый правильный герой. Раскольников.

Игрока под номером 3, Вешина Леонида Андреевича объявили в розыск. После попытки убийства жены, Вешиной Аси Евгеньевны, он пропал. Его местонахождение оставалось загадкой, поскольку Ася не знала о каких-либо живых родственниках своего супруга и не имела ни малейшего понятия о том, где Лёня может скрываться. Полицию заинтересовал рассказ Вешиной о шприце, возникли подозрения насчёт яда Караэса, однако сам шприц так и не нашли.

Игрока под номером 4, Агнецкую Ирму Вениаминовну взяли дома у мужа Агнецкого Григория Григорьевича. Ей предъявили обвинение в убийстве Зотовой Лары Андреевны. Ирма сопротивлялась, отнекивалась от преступления, но в участке, при встрече с детективом Селивёрстовой сама себя выдала, путалась в показаниях, неумело врала. В конце концов, была поймана на грубой лжи относительно своего пребывания в «Жар-птице».

Записи с камер были стёрты, но нашлось немало очевидцев, утверждавших, что видели Агнецкую в день преступления. Кто-то даже сфотографировал особо рвущихся к общению отдыхающих на телефон. В кадр попали Первый, Второй и Агнецкая. Снимок стал неожиданностью. Приятной и шокирующей.

Попытка обвинить во всём покойного Манина Давида Альбертовича ни к чему не привела.

Ирма растеряла пыл, когда её вину подтвердил игрок номер 5, а при обыске в доме обнаружили сумочку с ядом. Но даже тогда она не призналась ни в убийстве, ни в игре, утверждая, будто дело сфабриковано, а улики липовые.

Осознав, что дело плохо, пригрозила самоубийством. Её слова так и остались угрозой.

Кузнецов Ярослав Димидович, известный, как Пятый игрок, был пойман при выходе из такси. Он направлялся в свою квартиру, когда полицейские взяли его как участника «Соседей». Его сдала Фурская Наталья Олеговна, дочь владельца фирмы по дизайну интерьеров «Уютный мир». Она сообщила о его роли в сезоне прошлого года — так стало известно, что Кузнецов убил Фаева Кирилла Юрьевича, постояльца коттеджа «Жар-птица».

Также ему предъявили обвинение в укрывательстве преступницы, Фурской Натальи Олеговны, помощи в сокрытии улик и избавлении трупов: водителя такси Перова Антона Вячеславовича и бывшего администратора «Жар-птицы» Южиной Алины Дмитриевны.

Нулевого, больше известного под именем Фурского Олега Станиславовича, вдохновителя игр на убийство и распространителя запрещённого яда между участниками взяли по обвинению в убийстве собственной дочери Фурской Карины Олеговны.

Узнав, что его ангел не доехал до больницы, Фурский отказался от попыток оправдаться и полностью признал вину. Но создание игры «Соседи» и всё с ней связанное свалил на известного профессора, заявив, что предоставленные на него самого улики подставные. В доказательство причастности профессора отдал диктофонную запись последнего разговора. Светилов Павел Львович в долгу не остался. Благодаря его стараниям подняли дело о самоубийстве Фурской Екатерины Ивановны. Своё участие в этом деле профессор объяснил давлением безумца Фурского, начавшего убийством жены, а закончившим убийством дочери.

«Соседями» занимались вторые сутки.

Александре, как бывшему сотруднику органов, а теперь известному в определённых кругах детективу позволили присутствовать на допросах. Позднее её поздравляли, благодарили за оказанную помощь. Без её документов на Светилова, без дневниковых записей Нильской Вероники и личного расследования Селивёрстовой дело «Соседей» могло затянуться.

Она молча, улыбалась в ответ, не чувствуя и толики счастья. Возможно, её интерес к игре и помог чем-то полиции, но гораздо больше помогли материалы журналистки Сафьяловой, смелой женщины, что лежала в больнице и боролась за каждый свой вдох. Что произошло в загородном доме Александра увидела собственными глазами, когда поехала сообщить об аресте Светилова.

Так могла ли Селивёрстова радоваться, когда из-за её просьбы, из-за её желания достать мерзавцев любой ценой пострадала мать близнецов? Нет. Её сердце разрывалось от боли, от осознания собственной глупости. Разве не могла она обойтись без Сафьяловой? Зачем обратилась к журналистке? Алиса была права: она самонадеянна, эгоистична. Ради победы в гонке, пускай и за справедливостью, готова на всё.

Собственные мысли не утешали, но, признав в себе это пагубное свойство — бороться, когда можно наблюдать со стороны, когда не так уж важно идти на риск — немного облегчили душу.

По крайней мере Александра знала, с чем внутри себя придётся работать.

Время близилось к ночи, но детектив не смотрела на часы — она ехала в больницу и собиралась молить о прощении. Ей удалось договориться с охранником, а затем с дежурной, и посещение на десять минут, не дольше, разрешили.

Алиса спала. Её грудь тяжело вздымалась под одеялом. Глаза, два отёка тревожно бегали, прячась за ресницами. Александра медленно и тихо вошла в палату, но всё же разбудила одну из соседок.

— По чьей же вине такое сотворили с несчастной? — спросила она, и в её взгляде детектив углядела осуждение. Как будто пожилая женщина знала.

Совесть всколыхнулась, заговорила нервным ходом крови по венам. Александра ощутила холод.

— Вы ей фрукты принесли? А ей нельзя. Я доктора слышала. Только кашки и пюре.

— Да? — растерялась. — Хорошо. Я завтра принесу то, что нужно.

— А сейчас вы куда это денете? Если некуда, мне оставьте.

Александра вытащила из пакета сок, йогурт, остальное поставила на столик незнакомки.

— Спасибо. А то меня навестят только в конце недели. Работают все, — вздохнула женщина. — Ничего не поделаешь. А йогурт вы уберите в холодильник, а то испортится.

Александра кивнула:

— Обязательно. Только сначала чуть-чуть посижу.

— Она вряд ли проснётся, — произнесла со знанием дела, но встретила лишь грустную улыбку.

Быстро заснула.

Александра взяла Алису за руку и начала говорить: ласково, тепло, непривычно даже для себя.

Со стороны в детективе Селивёрстовой с трудом угадывалась прежняя Александра, для кого-то холодная, для многих противная, для единиц добрая, для всех безбашенная и всего для одного человека действительно понятная, неидеальная, но настоящая.

Именно этот человек и стоял на выходе из больницы. Иван знал, что Сашу будет мучить вина из-за случившегося с Алисой. Он и сам себя чувствовал не в своей тарелке. Поэтому решил не заходить. Останавливало его и другое: то, как они с Пулей расстались. Захочет ли она его видеть? Не сердится ли за его недоверие?

Присел на скамейку и стал ждать.

Александра пробыла в палате положенное время. Алиса не проснулась, её состояние не изменилось. Но Селивёрстова всё равно продолжала держать журналистку за руку и просить прощение.

Увидев Ваню, удивилась, застыла. Он думал, она пройдёт мимо, но Саша неожиданно его обняла.

— Ты не виновата, — прошептал он, поглаживая её волосы. Они развевались на весеннем ветру и совсем чуть-чуть пахли шампунем.

— Виновата, Вань, я знаю. Не нужно говорить, будто это не так. Мне не стоило обращаться к Алисе. В отличие от меня, ей есть ради кого жить.

— Чтобы я от тебя никогда подобного не слышал! — рассердился Иван. — Что за пессимистичный настрой? Ты слишком устала, поэтому говоришь глупости. Я отвезу тебя домой.

— Ты вечно меня идеализируешь. Не надо.

— Хорошо. Не буду. Скажу лишь одно: если бы ты не позвонила Алисе, за ней бы всё равно пришли, но тогда пострадали бы дети.

Александра отреагировала на его слова вздохом.

Молча дошли до машины, поехали в тишине. Он предложил включить музыку, но она отказалась. Ваня думал, её всё ещё тревожит чувство вины и, подъезжая к дому, прямо спросил:

— От твоего бичевания ей станет лучше?

— Нет.

— Тогда перестань, Саш.

— Я думаю не об Алисе.

— Тогда о ком?

— О Третьем.

Иван поставил автомобиль на сигнализацию, повернулся к подруге:

— Его возьмут. Если Фурский попался, то что говорить о каком-то игроке? Не волнуйся.

— А я волнуюсь, — ответила в задумчивости. — Во-первых, он новичок в игре и для остальных остался загадкой. Во-вторых, из квартиры пропал Караэс.

— Никто точно не знает, что было в шприце.

— Верно. Но разве у тебя есть сомнения? У меня никаких. Фурский всех снабжал ядом, и Третий не стал исключением. Медиком он не работал, так какие ещё варианты?

— Саш, по-моему, ты снова ищешь сложности там, где их нет. Кузнецов пытался убить жену и теперь прячется. Его найдут.

— Найдут, — не стала спорить. — Но не поздно ли?

— Что ты имеешь ввиду?

— Я боюсь за Нику.

— А она тут при чём?

— Все игроки сошлись во мнении: Третий влюбился в Лару.

— И что? Она мертва.

— Она да. А слишком похожая на неё Ника — нет. Смотри. Я скачала фото из Сети. Посмотри внимательно. Тот же овал лица, цвет волос, стрижка, фигура.

Иван нахмурился.

— Похожи, но не спутать.

— Если смотреть в лицо. А если со спины?

— Ты преувеличиваешь. Я уверен, они вообще никак не связаны.

— Возможно. Только как ты объяснишь рассказ его жены? Он подстриг её прямо ночью, пока она спала.

— Ненормально. Согласен. Но к чему ты клонишь?

— Ни к чему. Я хочу лишь убедиться, что с Никой всё в порядке.

— Ты ей звонила?

Кивнула.

— И она не ответила?

— Автоответчик.

— Это может быть что угодно. Не накручивай.

— Вань, — повела плечами от совсем неласкового ветра. — Мне необходимо проверить. Ты наверняка брал их адрес тогда, в день нашего спектакля.

— Да.

— Тогда дай адрес.

— Хорошо, но я думаю, ты зря волнуешься.

Часть вторая. Чудовище

Глава 41

Среди деревьев, подальше от глаз — привычно. Лёня прятался вторые сутки. Выбирался из укрытия — глубокой ямы, застеленной листьями, на заре или ближе к ночи, подкрадывался к одному из коттеджей и воровал то, что плохо лежало. На его удачу погода портилась лишь ближе к вечеру, а потому все завтраки и обеды семьи проводили в летних беседках, рядом с новомодными барбекюшницами и привычными мангалами. Тоже делала и его Лара. У неё-то то он и брал в основном продукты. Ему многого и не требовалось: немного жидкости, кусок хлеба. Основным питанием стали мечты о скором воссоединении с любимой женщиной. Планы были грандиозными, но в них не было места ни Раисе Павловне, ни Максиму. Последнего он ненавидел с такой силой за одни только взгляды в сторону любимой, что едва не убил в первую же ночь.

Сигнализации в доме не было, сторожевых собак тоже ни у них, ни у ближайших домов. Проблем с проникновением за забор не возникло. В юности Лёня отлично лазал по деревьям, перепрыгивал через препятствия, что впоследствии не раз помогло в погоне от полиции. Не все его убийства оставались тайной. В паре случаев он с таким вожделением душил жертву, что едва не попался. С тех пор действовал осмотрительнее.

Дверной замок у Лары оказался простым, но вскрыть его было нечем, выбор пал на огромное окно, с занавесками цвета свежей зелени, — они сменили собой ярко-жёлтые сразу, по приезду. Окно вело в кухню и оставалось приоткрытым. Щёлки не хватало на то, чтобы просунуть руку, но её было достаточно для тонкой палки. Пришлось потратить около получаса на поиски, но всё-таки лес предоставил подходящий вариант: нашлась палка, похожая на рогатку.

«Усики» удобно захватили защёлку, окно открылось почти бесшумно. Лёня вывалился на пол, создав немало шума. Первой вскочила Лара. Когда она спускалась с лестницы, дрожащим голосом спрашивая, кто здесь, он спешно поднимался с пола, закрывал окно и прятался в углу, за плитой.

Вслед за Ларой спустился Максим. Оба зашли на кухню. С громко бьющимся сердцем Лёня зажмурил глаза. Вспыхнул свет и сразу погас.

Максим успокоил жену, расспросил о ночном кошмаре, предложил вернуться в спальню и успокоиться в его объятиях. Лёня с трудом сдержался, чтобы не вытащить шприц с Караэсом и не всадить в извращенца. Он готов был убить Максима прямо сейчас и забрать любимую Лару. Непременно бы так и поступил, но проснулась Раиса Павловна — закричала. Максим и Лара бросились в её спальню, Лёня решил не рисковать и поскорее покинул дом.

Всю ночь думал о Ларе, улыбался, а когда удалось уснуть, увидел её во сне. Она шла к нему, прекрасная и счастливая, протягивая руки, ждущие объятий. Он обнял её так крепко, как только смог, и она рассмеялась. Они гуляли по этому самому лесу, слушали пение птиц, вдыхали запах хвои. А потом она сама начала раздеваться, медленно, соблазнительно. Он не сдержался и бросился на любимую.

Проснувшись, больше не мог ждать. Обезумевший от желания Лёня, начал действовать.

* * *

Спокойствие Ники длилось недолго — оно закончилось во время завтрака. Мама и Максим ели на свежем воздухе блины и бутерброды, а ей кусок не лез в горло. Причин для беспокойства не было, но тревога не отпускала. Противное чувство, будто кто-то наблюдает, кусало нервной дрожью. Ника вертела головой, выискивая причину своего беспокойства до тех пор, пока не заметила промелькнувшую тень. Кто-то прошёл со стороны задней калитки. Она вскочила из-за стола, и сама не зная, зачем, бросилась туда. Человек действительно был, им оказалась соседка Эльвира Иосифовна. По привычке старушка встречала банкой домашнего варенья. Только Ника не смогла успокоиться. Дискомфорт прочно засел внутри.

День прошёл в приятных хлопотах. Ника развесила одежду, поменяла занавески на кухне, полила цветы в вазонах, прогулялась с мужем до реки. Они болтали, слушали музыку, наслаждались весенней свежестью и чувствовали себя счастливыми. Если бы не странное чувство, засевшее в груди, улыбка стала постоянной, но Нику что-то тревожило. Она поделилась с мужем, но он сразу нашёл объяснение, и его доводы показались ей убедительными. Убийство Лары, всплывшая история со Светиловым, как тут не взволноваться? Макс предложил посмотреть комедию, и она согласилась. Во время кино пропустила звонок детектива.Отвлечься удалось, отпустить необъяснимый страх тоже, но сон всё равно приснился жуткий.

Дом звенел тишиной: все исчезли. Мама, Макс, Лара, никто не отзывался. Ника бродила из комнаты в комнату, снова и снова поднимаясь на второй этаж, звала, кричала, но из горла вырывался лишь хрип.

Проснулась от громкого звука. Открыла глаза, не совсем осознавая, где сон, где реальность, направилась вниз, обращаясь к темноте. Ей нужно было понять, что там за звук. Нике, той, что была во сне, казалось это жизненно важным.

Максим тоже проснулся, пошёл за ней, успокоил. Его тёплые руки вернули ей чувство безопасности. А затем проснулась мама, и страхи, рождённые сном, наконец испарились.

Следующее утро Ника надеялась встретить с другими эмоциями, но как ни пыталась, а думала только о мрачном. Страшные образы, будто нарочно лезли в голову: смерть папы, Лары, исчезновение Жени, смерть деда, лаборатория с ядами и почему-то мужчина, признавший в Нике Лару. Особенно ей запомнился его безумный взгляд.

Так и не сумев справиться с мучительными мыслями, Ника села в беседке с любимой тетрадью и начала записывать. Она делилась переживаниями с «подругой», пока мама с мужем чинили велосипеды в подвале.

Незваный гость вошёл в калитку, сгорбившись и низко опустив голову. Словно, некая тяжесть тащила его к земле. Ника приняла его за попрошайку. Были здесь такие. Бродили безобидные и вечно голодные. Обычно подходили к калитке и просили еды. Самые наглые пробирались на личную территорию и стучали в окна. Ника не раз их кормила. Происшествий не было. Воровать не воровали, никому не угрожали, не пугали, поэтому хозяева посёлка разрешали им бродяжничать.

— Я сейчас вынесу вам блины, у нас остались, — улыбнулась, положила тетрадь, развернулась к двери.

Внезапно чужие руки обхватили плотным кольцом за шею и стали душить. Ника начала царапаться, толкаться, стучать ногами по земле, но вскоре силы её оставили, и сознание поглотила пустота.

Глава 42

Ночь выдалась тревожной: собственные ошибки не давали покоя. Волнение вызывало и случившееся с Алисой и то, что могло произойти с Никой. Жуткие картины наполняли мозг, кровавой краской проявляясь во сне, и Саша постоянно вздрагивала, моля кошмары уйти.

Верный друг был рядом. Он расположился в гостиной, но спал чутко. Отец сам предложил Ване остаться у Саши. Время было позднее, и он уверял, что в компании с любимой кошкой Герцогиней скучать не станет. Ваня сдался. Александра устала — спорить не стала. Уснула раньше, зарывшись в бумагах, по привычке. Листы, как всегда, отражали весь ход расследования. Он укрыл её одеялом и лёг в гостиной прямо так, без удобств.

Когда Саша ворочалась во сне, Иван шёл в её комнату, гладил по волосам, убирал упавшие на лицо пряди. Какое-то время смотрел, как к ней возвращается спокойствие, разглаживаются морщинки на лбу, выравнивается дыхание. Затем возвращался к себе, ложился на диван и долго смотрел в потолок на тени проезжающих машин, думая совсем не о транспорте. Уснул к утру.

Когда он встал, Александра уже была на ногах. Она убирала в сумку пистолет. Когда-то у неё был травмат, но после дела о «Кружевах лжи» Иван настоял на приобретении проверенного десятилетиями ПМ — пистолета Макарова.

— Доброе. Ты хоть завтракала?

— Доброе.

— О чём я спрашиваю… — прошёл на кухню, открыл холодильник, шкафчики. — Саш, ну так ведь нельзя!

— Я выхожу через десять минут.

Вздохнул.

— Я с тобой. С начальством разберусь, — опередил её вопрос. — Нильской звонила?

— Не отвечает. Мобильник выключен.

— А что насчёт матери и мужа?

— Глухо. Оставила сообщение всем троим, но на ответ особо не рассчитываю. Уверена, что-то случилось.

* * *

Пришлось искать насос, подкачивать оба колеса, поправлять цепь, но дело было сделано. Можно отправляться в путь. Максим знал, как жена любит подобные развлечения. В годы института они частенько катались по даче: вдоль участков, до леса, мимо магазинов. Могли наматывать круги часами под любимую музыку или разговоры ни о чём. Он часто вспоминал те времена и сейчас надеялся, велосипедная прогулка поможет избавиться Нике от всех дурацких мыслей. Раиса Павловна с радостью вызвалась помочь: вдвоём управились быстрее. Сама Ника не любила заниматься ремонтом, даже мелким или совсем незначительным.

Максим выкатил старый велосипед, дал гудок.

— Никусь!

Жена не среагировала.

Оставил велосипед, пошёл к беседке.

— Предлагаю покататься. Как ты на это смотришь? Никусь!

Тетрадь лежала на столе. Жены рядом не было.

— Ты где?

Появилась Раиса Павловна:

— А в доме смотрел? Может, прилегла отдохнуть?

Когда оказалось, что Ники нет и там, пошли к соседке, заодно поблагодарили за вкусное варенье. Старушка как всегда проводила утро за просмотром телевизора и ничем помочь не смогла.

— И мобильника нет, — заметил Максим, возвращаясь, — значит, взяла с собой. Я ей позвоню.

— Не берёт? — волнение матери нарастало.

— Нет. Не понимаю. Сейчас попробую ещё раз. Чёрт. Теперь выключен.

— Что же это происходит?

— Не паникуйте. Я поищу её в магазине. Оставались блины, а она хотела сметану, помните?

— Думаешь, пошла, не предупредив?

— Это же близко. Я сбегаю. А вы оставайтесь здесь.

Раиса Павловна опустилась на стул летней беседки и закрыла лицо руками. Сердце колотилось с непривычной скоростью, Манина почувствовала, как поднимается давление.

— Привет, Рай! С приездом! — на территорию вошла полная женщина. — Слушай, тут какая-то глупость произошла. У нас похоже украли постельный мешок. А ваши дома с Эльвирой как бы… ближайшие. У неё я уже спрашивала.

— Юлька, не до тебя сейчас.

— Да обидно, Рай. Зять вытащил мешок для сына. Митька собирался играть в путешественника. Уже подготовил термос с водой, палок набрал для костра. Он пошёл за этими… зефирками, крошечными такими. Знаешь, их в Америке на огне жарят. Возвращается, а мешка нет. Понимаю, глупо. Но Митька расстроен, зять негодует. Мешок-то хороший.

Раиса Павловна медленно поднялась, опираясь на край стола.

— Рай, на тебе лица нет. Ты зятя испугалась? Так не бойся. Я с ним поговорю, если что, он не придёт скандалить. Но ты скажи, может видела воришку?

— Юль… — осторожно шагнула к соседке, — а ты мою Нику не видела?

— Сегодня ещё нет. А что, пропала?

— Не смешно, Юль. Она на мобильник не отвечает.

— Так может пошла к бомжам? Она ведь их подкармливала в прошлом году.

Манина молчала.

— Я про попрошаек этих наглых. — Хлопнула себя по лбу. — Слушай, наверняка один из них и украл! А я говорила, надо их гнать из посёлка. Сначала еду клянчат, а потом… Точно они украли.

— Нику?

— Да какую Нику? Мешок наш!

Едва соседка ушла, Раиса Павловна заковыляла по дороге мимо безразличных окон домов к заброшенному зданию. Иногда там оседали попрошайки. Добросердечные дачники снабжали их старым постельным бельём и той же едой.

— Вы мешок тёмно-зелёный не видели? — донёсся до неё голос Юли. Манина ускорила шаг в силу своих возможностей, судорожно набирая Максима. — Скажи, что она в очереди и просто не слышала звонка. Скажи!

— Я уверен, всё в порядке. Ждите дома. Я проверю заброшенный дом. Может она решила помочь попрошайкам?

— Я тоже спешу туда. А если её там нет, тогда что? Максим, где моя Ника?

— Только не нервничайте. Мы её найдём.

Глава 43

Игры с асфиксией. Так назывались Лёнины забавы.

В первый год после того, как он принял в себе чудовища, практика с удушьем стала необходимостью. Надавить чуть больше, чуть меньше. Левее, правее.

Он стал экспертом, благодаря медицинской литературе и большому количеству практики.

Лара ещё была без сознания. Она лежала в яме, что стала его кроватью на эти два дня и своей беззащитностью, хрупкостью притягивала с каждой секундой всё сильнее и сильнее. Лёня едва держался, чтобы не овладеть ею прямо сейчас. Но понимал, это будет не то. Да и Лара сама хотела его, он в этом не сомневался, и поэтому выжидал, любуясь и мечтая.

Любимая была прекрасна. Она не шла ни в какое сравнение с Ларой из снов. Лёг рядом, провёл рукой по гладкой коже щеки, шеи. Дотронулся до ложбинки на её груди. Приспустил верх платья. Отвернулся. Не хотел быть назойливым со своей женщиной. Не так. Резко сел.

Забрать Лару от Максима и Раисы Павловны оказалось несложно. Ему будто улыбалась судьба. Сначала увидел подходящий мешок — лучшего варианта спрятать любимую не придумать, с лёгкостью забрал у ребёнка, пока во дворе не было взрослых. Затем заглянул в окно и удостоверился в том, что старая соседка смотрит телевизор, постучал, она не услышала. Положил мешок у калитки Лары и вошёл на территорию дома. Дальше… дальше стоило лишь притвориться одним из попрошаек, одного он видел ранним утром, и дело сделано. Его Лара такая добрая, заботливая. Разве она могла ему отказать? И теперь Лёню волновало только одно: вспомнит ли она его? И что, если не вспомнит?

* * *

Ника видела Лару. Подруга уходила вглубь леса. Леса?! Ника широко распахнула глаза и вскрикнула. Она лежала в яме! В лесу!

Кто-то зажал рот.

— Не кричи, любимая, не нужно. Всё хорошо. Я рядом. Больше тебя никто не обманет. Я за этим прослежу.

Она тряслась, в её глазах плескался ужас. Лёня почувствовал её страх и сказал:

— Я уберу руку. Тебе наверно неприятно. Но и ты должна кое-что сделать. Сделаешь?

Она быстро кивнула.

— Не кричи и внимательно вглядись в моё лицо. Ты должна вспомнить.

Почувствовав свободу, она открыла рот, собралась закричать, но резко передумала, когда её горло сдавили.

— Я не уверен, что наши игры помогут с памятью. Как бы не сделать хуже. Кислородное голодание, даже кратковременное способно вызвать необратимые процессы в мозгу. А я не хочу, чтобы ты ещё больше пострадала. Ты и так вернулась с того света. Поэтому прошу, не кричи. Ты в безопасности.

Ника кивнула. Одинокая слеза застыла на щеке. Лёня убрал руку. Улыбнулся. Сделал это искренне, радостно, от чего её страх только усилился.

— Спасибо за понимание, любимая. А теперь постарайся вспомнить. Я помогу. Мы встретились в «Жар-птице», помнишь?

Она молчала, боясь вызвать его недовольство.

Лёня мечтательно продолжил:

— Мы встретились взглядами и поняли, что должны быть вместе, — приблизился и доверительно зашептал на ухо. — Но на самом деле мы встретились гораздо раньше. Мы родились друг для друга. Лара. Ларочка… Ты вернулась ко мне. Я благодарен за второй шанс. Теперь я буду оберегать тебя, ни на секунду не оставлю одну. Не позволю кому-либо повторить то, что произошло. Прости. Ты… — отшатнулся. — Ты уже забыла, а я причиняю боль, заставляя вновь пережить тот день. Но, Лар, если ты вспомнишь, как умерла, тогда, возможно, вспомнишь и меня. Почему ты смотришь на меня, как на незнакомца? Я же тебя люблю! Скажи что-нибудь, Ларочка! — начал трясти за плечи. — Скажи! Я схожу с ума от того, что ты так близко и в тоже время далеко. Вспомни меня! Любовь моя, вспомни!

Ника опустила глаза. Побежали слёзы. Она прикусила губу, собираясь с мыслями, пытаясь взять себя в руки и не бояться. Нельзя бояться, если хочешь выжить.

— Я понял! — осторожно взялся пальцами за её подбородок. — Ты боишься этого Максима. Не бойся! Скажи правду! Всё из-за него? Ты напугана? Не молчи, Лара! Скажи хоть что-нибудь! Если дело в нём, я разберусь, только ты не бойся. Мы здесь одни. Ты можешь сказать правду. Он тебя не обидит! Я обещаю. Ты веришь?

— Ве-верю…

— Хорошо. А может… Максим заставил тебя забыть?

— Н-нет.

— Тогда что? Я же здесь! Я твой любимый! Почему ты не целуешь меня? Почему боишься? — он не скрывал своего недоумения. Начинал злиться. — Лара! Что, чёрт возьми, произошло?!

Ника всхлипнула.

— Я… не Лара.

— Не вспомнила? Но почему? Любимая, жизнь моя! Почему ты не можешь меня вспомнить? Ты ради меня вернулась после смерти. Ты же помнишь тот день? Нет? Больно, страшно, но ты должна вспомнить. Это наш шанс снова быть счастливыми. Пожалуйста, Ларочка, сделай это ради меня. Вспомни. — Лёня начал плакать.

Ника растерялась. Она совершенно не знала, как себя вести, как отвечать. Но понимала, лучше быть покладистой. Заметила торчащий корень. Если за него ухватиться, можно выбраться. Только он за спиной похитителя.

— Лара, Ларочка, — мужчина, в котором она узнала обознавшегося на улице прохожего, не плакал, ныл. — Ты за что-то меня наказываешь? Ты же вспомнила! Ла-а-ара, прекрати притворяться!

Ника заставила себя не дрожать, подумала о Максиме, о маме. О том, как поступила бы всегда спокойная и уверенная в себе покойная подруга.

— Любовь моя, за что ты так со мной? За что? — страдал Лёня.

Ника сделала глубокий вдох и прошептала:

— Ты? Это правда ты? — потянулась ладонью к его щеке и вложила всю свою нежность в прикосновение. — Это ты. Конечно же это ты.

— Вспомнила? — улыбнулся. — Вспомнила!

— Но почему мы в яме?

— В яме? Я тебе расскажу. Но сначала, — задрал платье наверх, — сначала я буду тебя любить.

— Нет! — закричала Ника в ужасе.

Он отстранился, посмотрел с подозрением.

— Нет, — повторила спокойнее. — Это какое-то извращение. Я будто в гробу.

— Да, — задумался. — Верно. Ты уже умирала. Неприятное ощущение. Конечно… Ты права. — Он ловко вылез наверх, будто проделывал это не впервые. Помог выбраться ей.

Оказавшись на поверхности, Ника сразу дёрнулась в сторону, но безумец крепко обнял её и начал целовать.

— Не хочу никуда идти. Хочу прямо здесь, — его губы коснулись мочки уха.

Ника запаниковала.

— Здесь? Не-не романтично. А как же цветы, шампанское?

— Что? О чём ты? Мы же любим друг друга!

— А то, что я грязная? — схватилась за соломинку Ника. — А ещё я пропахла чем-то. Дымом?

— Прости, — потупил взгляд, словно нашкодивший школьник. — Это всё из-за спального мешка.

— Мешка? — она и не заметила на чём лежала. Взглянула вниз. — А забрать его не надо?

— Он чужой.

— Нам с тобой пригодится.

Его пальцы полезли под платье, обшарили грудь.

Ника стояла, не шевелясь. Лара бы давно ударила, искусала, исцарапала, сделала калекой, но сбежала от извращенца.

Но Ника не Лара.

— Почему ты ко мне не тянешься, любимая? Ты меня не хочешь? — Лицо выражало обиду, а глаза… Глаза пугали.

— Конечно хочу, — натянула улыбку Ника. — Очень хочу. Но сначала забери мешок, постели. Здесь всё-таки жестковато. Лес.

— Это последняя просьба?

Кивнула, всё так же щедро одаривая улыбкой.

Ради неё он готов был сделать что угодно. Полез обратно. Ника не стала терять времени и бросилась бежать.

Глава 44

Иван очередной раз крутанул руль, меняя полосу. Они встали в пробку. К счастью, затор был небольшим, но даже он нервировал, поэтому Ваня лавировал в потоке, выбирая ближайший путь к въезду на КАД.

Саша была сама не своя: нервы достигли предела. Она ненавидела свою интуицию. В памяти вспыхнула история со Снежаной. Тогда она едва успела. Успеет ли теперь? (читайте «Кружева лжи»)

Раскалённое сердце, горящее тревогой и страхом, собственными ошибками и сомнениями едва не остановилось, когда на экране высветилось имя руководителя следственного отдела Владимира Андреевича Рукавицы.

«Что ещё могло случиться?!» — забились дрожью пальцы. Звонок не предвещал ничего хорошего. Не звонил Рукавица узнать, как дела или пожелать хорошего дня.

— Саша, ты где? В безопасности?

— Я с Резниковым, а что…

— Где вы?

— На КАДе.

— Вы радио слушали? Чёрт, вы не в курсе?

— Говорите уже!

— У Светилова такие связи, что он нам не по зубам. Сбежал он, Саша! Грохнул охранника, не разрешившего позвонить, и пообещал убить тебя! Ты разворошила охренеть какое гнездо! Эта гнида прислала видео с угрозой! Куда вы едете? Надеюсь, не в «Приют»? Фурский сдал местонахождение тайника с Караэсом и огромными деньгами! Светилов сделает всё, чтобы забрать своё.

— Мы едем как раз туда. Я волнуюсь за Нильскую Веронику. Пропажа Третьего игрока совпала с её отъездом из города. Она очень похожа на Лару, а Третий на ней помешался.

— Саша! — тяжёлое дыхание, выдох сигаретного дыма. Она почти наяву видела сцену, как Рукавица стоит у открытого окна и курит. Снова и снова. Он был крайне взволнован. — Чёрт, чёрт, чёрт! Будь осторожна. Пистолет с собой?

Она удивилась, думала, он не знает.

— Ваня у меня консультировался. Мы вместе выбирали модели, — огорошил Рукавица. — Сделаю всё возможное, чтобы помочь. Но и ты не действуй опрометчиво. Саша… хоть раз думай не только о других, но и о себе.

— Всё будет хорошо. Не волнуйтесь. Лучше защитите журналистку Сафьялову. Только благодаря ей мы накрыли Светилова. Он может ей отомстить.

— Сделаю, — Рукавица дал отбой.

Иван почти не смотрел на дорогу.

— Никакой самодеятельности, Саша. Только рядом со мной.

— Смотри не убей нас раньше времени, — она хмуро кивнула на поток машин.

* * *

Рукавица знал, какие тяжёлые воспоминания связывают Селивёрстову с Управлением по особо важным делам, но без помощи с таким зверем, как Светилов, им не справиться. Он позвонил им, как только получил видео. Объяснять ничего не пришлось: там уже знали. Семью Светилова пасли давно. Услышав имя детектива, принимавшего участие, сделали вид, будто с ней не знакомы. Они по-прежнему винили Сашу в исчезновении Соколова (читайте «Полярные чувства»). Но сейчас дело касалось не только противной детективши, но и других людей, на кого Светилов таил обиду, например, верхушки самих управленцев, поэтому они были заинтересованы в его поимке и сразу выехали в «Приют».

* * *

Профессор, довольный тем, что у Сафьяловой забрали весь компромат — надо же зарыть бумаги в саду! — подходил к вертолёту. Влиятельные друзья помогли с побегом, транспортом и обещали разобраться с журналисткой и детектившей. Крохотное сомнение — у Сафьяловой изъяли флешку, но не нашли компьютер — всё ещё кусало сердце, но Светилов сам себя успокаивал тем, что, если не нашли его ребята, не найдёт и полиция. И вообще он в любом случае собирался забрать всё из «Колыбели» и сегодня же свалить из страны. Профессор собирался в Америку. Там было убежище его деда, отца и всех Светиловых, каких закон заставил убраться прочь с любимой родины.

Вертолёт зашумел над площадкой и взмыл в воздух. Лопасти взрезали воздух по направлению к «Приюту мечтателей».

На дорогах объявили перехват, сообщили приметы всех членов семьи, назвали номера автомобилей, но никто не подумал о другом пути перемещения.

* * *

Как же Ника сейчас злилась. Как же себя ругала! Макс тысячу раз предлагал научиться ориентированию, а она всё махала рукой, находила отговорки. Могла ли предположить, в какой западне окажется?

Деревья вокруг были одинаковыми. Они давили, кружили, шумели листвой. Держали в плену. И Ника, отчаянно пытаясь не сойти с ума, в мыслях начала молиться. Она просила помощи не у бога, к нему было мало доверия, она обращалась к подруге, что всегда выручала.

«Лара, прошу скажи, куда идти, как спастись? Если бы ты была здесь, то что сказала? Прислушиваться к звукам, искать следы, смотреть на солнце — спряталась за массивный ствол, — что мне делать? Я ведь даже не знаю, где восток, где запад!»

Началась паника. А потом тишину леса нарушил крик:

— Лара! Любовь моя, не поступай со мной так!

Ника вжалась в дерево.

«Лара, спаси!»

Судорожно принялась рыться в памяти: «Что говорила подруга? Как не заблудиться в лесу? Лара знала. Лара знала всё!»

— Люби-и-имая! — голос приближался. — Зачем ты прячешься? Это всё из-за Максима? Я его убью!

Ника дёрнулась влево, вправо, попыталась выровнять дыхание. Странный звук, напоминающий шум вертолёта, показался спасением. Подняла голову, увидела мелькнувшую железную птицу. Не разбирая дороги и еле сдерживая крик, бросилась вслед за вертолётом. Он летел довольно низко и вскоре вновь показался между верхушек деревьев. Ника споткнулась, упала, повредила ногу, но жалеть себя не было времени. Собрала все силы, продираясь сквозь ветви к спасению, и наконец почувствовала: лес отпускает.

* * *

Приземляться вертолёту было негде, но Светилова такая мелочь не волновала. Он просил об одном: спуститься пониже, дальше спрыгнет. Его предупредили, что это травмоопасно, но профессор думал лишь о деньгах, о том, что он может остаться при богатстве или стать вовсе никем.

Прыжок вышел болезненным. Боль понеслась от локтя и выше. Но Светилов был сыном своего отца: для него не существовало преград, тем более, когда до желаемой цели дотянуться рукой, пускай, и нездоровой. Сдуваемый ветром, профессор пригнулся и зашагал к тропинке, по которой часто катались велосипедисты.

* * *

Автомобиль проехал мимо Юли — она по-прежнему искала свой мешок — вызвал любопытство у вышедшей из дома Эльвиры и затормозил у дома Нильских-Маниных, едва не въехав в калитку.

Соседи высыпали из домов, стали ругаться, а у Селивёрстовой не было желания слушать глупости. Сверкнула молнией на сумке, достала удостоверение, ткнула в нос той самой Юле. Вчитываться никто не стал, хватило самого наличия корочки, чтобы создать тишину. Но молчали соседи недолго. Неудержимым потоком лились вопросы: а где Ника, не похитил ли её Женя, не приехали ли они по душу того самого Жени или может явились к брату Максиму. Юля требовала найти постельный мешок зятя и выгнать попрошаек из посёлка, Эльвира Иосифовна активно поддакивала, заманивая рукой других соседей.

— Молчать! — гаркнул Иван, и все притихли.

Александра взглянула на него с любопытством.

Он продолжил:

— В данное время проводится следственное мероприятие по поимке опасного преступника, поэтому крайне важны ваша помощь и участие. Попрошу сохранять споко…

— Значит Женька всё-таки вернулся! — охнула какая-то женщина в полупрозрачном платье, больше подходящим для какого-нибудь стрип-клуба. Вышла вперёд, двинув Юлю локтем. — Брату мстит, наверное. Кто сегодня видел Веронику?

Таких не нашлось.

— Так и есть! — она снова всплеснула руками. — Или мстит, или за своё взялся. Он же как пропал, так и неизвестно, где шатался. А если он под боком был?

— Успокойтесь пожа… — начал Иван, но фантазию соседки уже было не остановить.

— Жил с попрошайками, замаскировался, мы его и не признали. А помните, в прошлом году девчонка пропала?

— Не бреши. Она загуляла с парнем, через день вернулась.

— Ты, Эльвира, сама не ври. Что ты можешь знать, сидя вечно у своего телевизора?

— Помолчала бы, — недовольно произнесла Юля. — Сказки рассказываешь, а тут Ника пропала и мой мешок.

— Мешок? Это пропажа? — возмутился до этого молчавший сосед.

— Знаешь, какой он крепкий? Мой зять… — соседи скучковались, забыв о Веронике, и продолжили трещать.

Александра вбежала во двор, начала звать, стучать в дверь. Ваня заглядывал в окна, проверял подвал. Там задержался. Машинально прикрыл дверь.

Шум вертолёта услышали соседи. Александра с Иваном бросились к машине.

* * *

Незнакомка выскочила из леса неожиданно. Прихрамывая, побежала навстречу. Светилов растерялся. Она буквально повисла на нём, прося о помощи. Руку сжало тисками боли. Женщина что-то говорила-говорила, и его это раздражало. Оттолкнул её, она упала. Светилов развернулся и почувствовал, как её пальцы вцепились в ногу.

— Умоляю, не уходите! Мне так страшно! Он идёт за мной, — плакала незнакомка.

Грубо отцепил её пальцы. Она вскочила, стиснув зубы от боли, сжала ногтями его больную руку. Он скривился, взглянул повнимательнее в её лицо и узнал.

— Вероника?

— Д-да. Вы меня знаете? Пожалуйста, помогите. Он забрал мой телефон, я не могу позвонить мужу, а моя нога… я подвернула, когда бежала к вам.

Профессор быстро оценил ситуацию, рассчитал возможности. Ему нужно попасть в дом этой самой Ники. Его деньги в её подвале. А если что-то пойдёт не так, кто ему поможет? Правильно. Живая страховка.

— Помогите, — молила дочь Давида. — Вызовите полицию, в лесу маньяк!

— Всё будет хорошо, — пообещал Светилов. Улыбнулся столь внезапной удаче.

Ника уткнулась ему в плечо, бросила тревожный взгляд назад.

Лёня появился, держа в руке шприц. Его глаза горели бешенством, а губы кривились оскалом.

Ника сильнее вцепилась в профессора и закричала.

* * *

Лара. Его Лара сбежала.

Его.

Лара.

Выбрала.

Другого.

Он не хотел в это верить, но её побег ничем другим не объяснялся. Лёня вспомнил прочих женщин, тех, с кем просыпалось чудовище. Они пленили красотой и своими страданиями. Все они жили по глупым правилам общества. Он знал, какого это ощущать рамки, играть чужие роли, притворяться счастливым и не хотел той же участи прекрасным созданиям. Он мечтал их спасти.

Лара.

Она стала глотком свежего воздуха, крылом для птицы, не умеющей летать. Её лицо, фигура, образ дышали тем, что Лёня так отчаянно пытался найти в своей жизни. Лара дышала свободой и постоянством.

Искренностью.

Ни минуты в нём не было сомнений в их судьбоносной встрече. Они созданы друг для друга. Как иначе? Всё за них. Даже смерть. Костлявая отдала любимую женщину, вернула в его объятия. Так могли ли они расстаться теперь, когда счастье так близко?

Лёня позвал её, она не ответила. Увидел, как она рванула в сторону. Решил, боится Максима, он что-то с ней сделал, поэтому так холодна со своим дорогим мужчиной. А потом Лёня услышал звук вертолёта и разозлился. Максим решил забрать его любимую? Ни за что! Бросился из леса на звук вращающихся лопастей. И как же он удивился, увидев, как его любовь обнимается с другим и угрожает полицией! Выходит, всё было игрой?

Лара продолжала кричать и цепляться за мужчину. В её глазах не было ни любви, ни ласки, лишь страх и холод.

Лёне не хотелось этого признавать, сердце рассыпалось от боли, но он отчётливо понял: его Лара стала другой после смерти.

Его Лара больше не его Лара.

Обида, разочарование, ненависть, боль — всё смешалось в душе. Лёня вытащил шприц, а потом заплакал.

* * *

Время шло. В любой момент могла нагрянуть полиция. Фурский, скотина, рассказал, где хранятся деньги. Нужно было срочно действовать. Профессора не парила странная сцена, разворачивающаяся прямо перед глазами. Дочь Давида боялась какого-то урода, урод вёл себя, как полный безумец. Нет. Так дело не пойдёт. Они оба его тормозят!

Светилов отодвинул свою страховку, полез за пистолетом — как знал, что пригодится. Безумец, держа в руке шприц, двинулся на Веронику, схватил за плечо. Она закричала. Профессор с раздражением слушал новый крик. Сколько можно орать? Представил свою «Колыбель», моментально успокоился, поднял пистолет и выстрелил. Безумец успел лишь удивлённо открыть рот и тут же повалился на землю. Дочь Давида снова кричала. Нервы профессора начали сдавать. Он дал ей пощёчину, женщина упала. В тот же миг чужая пуля воткнулась в руку Светилова — всё ту же больную. Вероника поднялась на четвереньки, сложила руки замком и со всей силы ударила под колено. Нога Светилова подкосилась. Краем глаза он увидел, как, взметая пыль, на него несётся машина. Схватил Веронику и толкнул под колёса.

* * *

Александра была готова убить мерзавца на месте, но промахнулась. Попала всего лишь в руку. Мельком посмотрела на друга, ожидая осуждения, но прочла в его глазах такие же чувства. Он вдавил педаль газа, готовый размазать профессора по земле. Увидел Нику. Резко вывернул руль.

* * *

Ника не успела понять, что произошло. Ударилась о бампер, скатилась вниз, почувствовала кровь, головокружение, попыталась отползти, но не успела. Её резко дёрнули вверх, словно куклу, подняли на ноги, приставили к виску пистолет.

— Я хочу лишь забрать свои деньги! — орал незнакомец прямо над ухом. — Отдайте мне мои сраные деньги, и тогда она будет жить!

Затуманенным взором Ника видела, как из машины выходят Александра и следователь, как вдали толпятся люди, слышала крик мамы. Или ей казалось? Она уже ни в чём не была уверена. Ноги не держали, мир уплывал.

— Всё кончено! Сейчас прибудет подкрепление. Вокруг люди. Тебе не уйти.

Ника разлепила ресницы. Ей хотелось верить детективу.

— Отдайте мои деньги! — в бешенстве закричал мужчина, и Ника почувствовала, как его рука сильнее сжала шею.

* * *

— Отпусти её, и ты получишь свои деньги!

Саша повернулась к Ивану. Он прочёл сомнение в её глазах. Она в его глазах прочла просьбу о доверии.

— Врёшь! Я её убью, если вы не отвалите!

— Убей, но тогда у тебя не будет страховки. Ты же для этого схватил Нильскую?

Александра не верила своим ушам. Куда подевался друг, которого она знала? Откуда в нём эта уверенность?

— Дайте мне забрать мои деньги! Неужели я о многом прошу?

— Сначала отпусти её.

Светилов медлил. Он не мог лишиться денег и не мог лишиться страховки.

Саша заметила его волнение и решила довериться Ване.

— Отпустишь Нильскую, и можешь забирать деньги.

Профессор перевёл взгляд на женщину, усмехнулся.

— Где гарантии?

— Гарантией стану я, — отдала пистолет Ивану. — Возьмёшь меня вместо неё.

Иван подобного не ожидал. Надеялся. Хотел остановить Сашу, вернуть ей голову, выбить дурь, но она уже шагнула к Светилову, протянула руку.

— Хватаешь меня, отпускаешь её. Лучше прославленный детектив, чем дочь мертвеца, правда? Соглашайся. Или ты трус?

«В своём репертуаре… — с досадой подумал Ваня. — Лезет на рожон, дура!» — Не выдержал, схватил её за плечо, но Светилов оттолкнул Нику. Та рухнула на землю. Саша обернулась к Ване и улыбнулась. Она доверилась ему. Он тоже должен был довериться. Медленно разжал пальцы.

— Если ты её тронешь, я вышибу тебе мозги.

Светилов прижал пистолет к Сашиной голове и произнёс:

— Мне на хрен сдалась вся эта мокруха. Я хочу лишь забрать свои деньги и свалить из страны, понял? А теперь отойди. Нам пора ехать.

Иван наблюдал, как Саша сама садится в машину, а место водителя, его место, занимает профессор. Внутри клокотал гнев, но Ваню сдерживал пистолет у виска любимой. Как только машина отъехала, он набрал Рукавицу.

Глава 45

Риск, азарт, безумство. Всё чаще Александре казалось, что это они её семья. Или её наркотик. Постоянная доза.

Не было никакой уверенности в том, что Светилов оставит её в-живых. Так зачем она в это ввязалась? О чём думала? Неважно. Главное, Ника в безопасности. И Ваня готов был отпустить профессора… Но не просто же так? У него есть план? Она чего-то не знает?

— Похоже ты никому не нужна, — вторглась в мысли усмешка Светилова. — Если я убью тебя прямо сейчас, что будет?

Она невольно вздрогнула.

— Боишься? Хорошо. Только мне нет резона тебя убивать. Раз твой друг меня отпустил к денежкам, значит ваши поняли, что со мной им не тягаться. Я сваливаю из страны. Не хочу убивать.

Она не верила.

— Не хочешь знать почему?

Александра молчала. Она видела, держать пистолет и вести подстреленной рукой ему неудобно. Может, пора спасаться?

— Не интересно? Впервые встречаю не любопытную женщину, — перехватил взгляд. — Да, вести хреново и чувствую я себя так же. Но деньги заберу, поняла? Сейчас я уберу пистолет, а ты не дёргайся. Убивать, чтобы тебя потом, женщину, наградили посмертно за всякие заслуги, я не стану. Но покалечить могу.

— У меня нет заслуг.

— Разве? А я в курсе про Шифровальщика (читайте «Эхо над бездной») и прочих отморозков, каких поймали с твоей помощью. Я же сказал, я всё о тебе знаю. И о твоих родителях. Ты же не хочешь достаться им, предположим, без руки или ноги? Как думаешь, примут?

Кольнул в самое сердце.

— При жизни тебя может и не сильно любят, а после смерти зауважают. Не хочу. Ты к Фурскому полезла, а он ко мне. Короче. Давай без фокусов. Чем быстрее приедем, тем быстрее получишь свободу. Причём отпущу целой. Только дай мне забрать мои деньги.

— Хорошо.

— А ты мне начинаешь нравится. Но я тебе не доверяю, поэтому доедем так.

Александра совершенно не понимала Светилова, не понимала Ваню, а потом увидела телефон. Он лежал на полу, у её левой ноги. Главное, чтобы его не заметил профессор.

— А скольких ты убил Караэсом?

— Достаточно. Но вообще это тебя не касается.

— Заберёшь деньги и куда поедешь?

— В Америку. Запомни. Иметь хорошие связи жизненно необходимо. А у меня этих связей… Сейчас заберу своё и прощай родина, — мечтательно улыбнулся. Представил большой дом с бассейном, любимый виски, поднесённый какой-нибудь красоткой прямо в его постель, и едва не врезался в забор. Зажмурил глаза.

Саша вовремя перехватила руль.

— Глупая была бы авария, — с трудом ухмыльнулся.

— Ты ранен.

— Охрененная наблюдательность. Выходим.

Ранение было сильным, кровь залила уже треть рукава. Силы убавлялись, сообразительность падала: профессора не смутили вопросы. Он едва волочил ноги. С правой было что-то не то.

— Хорошо ударила, — будто прочёл её мысли. — Вперёд. Не робей.

Прибавила шаг, обратив внимание на чрезмерно затихшую улицу. Где соседи, где хоть кто живой? Вспыхнула вновь надежда.

— В подвал, — велел Светилов и подтолкнул её к летней беседке. Обогнули, прошли мимо кустов с розами, подошли к двери. — Смотри-ка, и ломать не придётся. Открыто. Как удачно.

Действительно удачно. Только Саша помнила, как Ваня прикрывал дверь.

— Темновато. Видишь рубильник?

Пошарила рукой, нашла. Вспыхнул свет. Недостаточно яркий, но рабочий.

— «Колыбелька» моя… — довольно произнёс профессор, зашёл за шкаф, положил пистолет на пол, наклонился.

Александра осматривалась по сторонам, пытаясь понять затею Вани.

— Сюда, — приказал Светилов. — Мои деньги — твоя свобода.

Послушно прошла следом, но не перестала шарить взглядом по подвалу. Заметила Nikon со снятым объективом. Значит, была права.

Профессор пошатнулся, выругался, упал на колени. Она думала, он ляжет на пол и сдастся боли, но Светилов продолжал упорно стремиться к деньгам. На полу было что-то прямоугольное. Оно пряталось под грязной тряпкой.

— Это «Колыбель для ласточки», — стянул тряпку, вытер пот со лба.

Саша увидела сейф небольшой, сантиметров 14 на 19, удивилась: в такой крохе особо много не спрячешь.

Светилов набрал 0345, и Александра вспомнила время, когда звенел колокольчик на стойке администратора. Профессор повернул ручку. Сейф тихо открылся.

— Это называется нереальное богатство, — произнёс, всё больше бледнея. Вытащил первую стопку кредиток на разные имена, покрутил возле Сашиного лица биткоином. — Ты представляешь, сколько здесь? Я и сам не представляю. Всё это время мои денежки спали, — медленно растянул улыбку, — лежали словно в колыбели. Но пришло время проснутьсяь и обогатить меня.

— Почему в колыбели?

— Потому что раньше здесь стояла кроватка Вероники, — распихал кредитки, биткоины по карманам. — Давид как свою ненаглядную дочь называл? Ласточкой. Отсюда и пошло. Но что-то ты много знаешь, — внезапно потянулся к её шее. — Видимо, придётся получить заслуги посмертно.

Она даже не поняла, как он, ослабевший и потерявший столько крови, повалил её на пол и стал душить? Чем сейчас ей могла помочь камера? Попыталась спихнуть его. Но куда там. Вцепилась ногтями в лицо.

Светилов зарычал, отпустил больную руку и ею же ударил.

Из губы пошла кровь.

— Что не убивает, делает сильнее, — прошептал профессор и поднял здоровую руку для нового удара.

— Не трогай её!

Профессор замер. В него целились из пистолета.

— Медленно встань и повернись лицом к стене.

— Хорошо-хорошо, — легко согласился Светилов, поднялся и ногой ударил Сашу в лицо. Почти. Промахнулся на пару миллиметров. Выпущенная управленцем пуля оказалась быстрее.

— Твою ж… — едва слышно произнёс профессор. — Моя нога…

Саша ещё пыталась понять, почему Светилова не убили, а её уже поднимали и выводили из подвала. У летней беседки стоял Ваня и пара управленцев.

— Что это было?

— Позже объясню, — пообещал друг и бросился обнимать Сашу. — Чёрт, Сашка, ты такая дурёха.

Она вырвалась из его объятий и повернулась к подвалу: выводили профессора.

— И вы это так оставите? Он же… — обратилась к управленцам. — У него же связи. Для него в тюрьме нет дверей! Что же вы делаете?

Никто ничего не ответил, а Ваня вновь обнял её и прошептал:

— Так надо, поверь. Только так и надо.

Глава 46

Иван и Александра вошли в кабинет Рукавицы.

— Я рад, что всё обошлось.

— Правда? — последовал удар.

Саша остолбенела, глядя на то, как Ваня трясёт рукой, а Владимир Андреевич вытирает кровь из разбитой губы.

— Что происходит? Ваня, ты с ума сошёл?

Он не обратил внимание на её вопрос, обратился к Рукавице:

— А если бы они не успели? Если бы она…

— Если ты обо мне, то я здесь!

— Ты сам согласился на риск. В тебе проснулся мужчина?

— Что вы сказали?

— Резников, все знают, какой ты мягкотелый. Чего обижаться?

— Какое вы право…

— Вы два дятла!

Посмотрели на Александру.

— Услышали? Вспомнили обо мне? Отлично. Объясните, что здесь происходит? — подошла к столу, вытащила сигарету из пачки, поднесла к губам.

— С каких пор…

— Я не курю, — ответила она Рукавице, радуясь, что всё же перевела мужское внимание на себя. — Чья идея была затеять весь этот спектакль? И в чём, собственно, он состоял?

Владимир Андреевич забрал свои сигареты, подошёл к окну, открыл его и закурил.

— Не один ты, Ваня, нервничал, — признался, выдыхая дым. — Мы с Селивёрстовой, пускай, и не друзья, но… чёртовы управленцы…

— Так это был их план? Зачем их вообще позвали? Сами бы не управились?

— Светилов не рядовой подонок, если ты ещё не поняла. И ты должна быть благодарна. Один из них спас тебе жизнь.

— Я бы и без него справилась. Вы хоть знаете, какие в Управлении обо мне распространяют слухи?

Кивнул.

— Болезненная правда — самый неприятный слух. Но когда это тебя волновало?

— Вы правы. Меня не волнуют сплетни. Но всё-таки в чём был план? Помимо того, чтобы записать наш разговор на диктофон брошенного Ваней телефона. — Обняла себя за плечи, не сумев сдержать эмоции. — А если бы он зазвонил, если бы Светилов заметил, если бы…

— Тише-тише… — Иван прижал подругу к себе. — Всё позади.

— Так в чём гениальность управленцев? Я не понимаю! — она продолжала возмущаться, но из объятий не убегала. — И ты был с ними заодно?

Кивнул. Думал, оттолкнёт, но она лишь впилась ногтями ему в поясницу.

— Не мучай парня. Сегодня он стал мужиком.

— Да что вы такое…

— Резников, я снижаю градус серьёзности. Успокойся. В общем, Саша, так. Когда Светилов прислал видео с угрозой, я связался с управленцами. Оказывается, они давно пасли профессора. В помощи не отказали, свои тёрки, выехали в посёлок. Но перед этим сказали, что нашли компромат у Сафьяловой. Кстати, она очнулась, когда явился человек Светилова.

— Она в порядке?

— Мои люди успели. Всё хорошо. Представляешь, — хмыкнул, — псы Светиловские всё перерыли, даже кафель сняли, а в духовку не заглянули. Свой нетбук Сафьялова завернула в полиэтилен и положила на противень, а сверху набросала разломанной выпечки и заложила края компа хлебом. Ты знала, что она печёт? — докурил сигарету.

Александра помотала головой.

— Она ещё слишком слаба. Но завтра-послезавтра скажет код. Так что Светилов у нас в кармане.

— Об этом мне и сообщил Владимир Андреевич, — продолжил Иван.

— Когда? А я где была?

— В подвале. Ты была снаружи.

— Поэтому ты задержался, — догадалась Саша.

— Владимир Андреевич предусмотрел все варианты и даже то, что ты заменишь собой Нильскую.

— Об этом я и сама не знала. Вы-то как могли знать, Владимир Андреевич? И начала я игру из-за тебя, Ваня. Кто вдруг стал добрым и разрешил профессору забрать деньги?

— Я разрешил. У нас с управленцами был договор: выяснить, где деньги и доставить Светилова в тюрьму живым. Но вы, ребята, — взялся за вторую сигарету, передумал, отложил пачку, — едва всё не испортили. По рассказам очевидцев и того же Светилова, машина Резникова его хотела расплющить в лепёшку.

— Не знаю, как машина, — улыбнулся Ваня, — но я очень хотел. Такие люди не должны жить. Для них нет правосудия, закона. Власть, деньги и никакой морали.

— Тогда почему управленец не убил профессора? — возмутилась Саша. — Ещё бы чуть-чуть, и я осталась без носа, а, может, и хуже!

— А кто тебя заставлял идти вместо Нильской? — резонно заметил Рукавица. — Я же говорю, у нас с управленцами договор. Посадить Светилова в тюрьму живым. Покалеченным, ладно, но главное не трупом.

— Да какая разница?

— Большая, Саша… — Всё-таки закурил новую, — бюрократия, бумажки, волокита, они никому не нужны. Убиваешь на месте задержания — объясняешься, доказываешь.

— Ничего подобного! Он не был безоружным!

— Не был. Только он Светилов. За ним такие люди стоят. Тебе и не снилось.

Александра недовольно скрестила руки на груди.

Рукавица продолжил:

— Поэтому было решено: тихо берём профессора.

На слове «тихо» она фыркнула.

— Не тихо, неважно! — нахмурился Владимир Андреевич. — Берём живым и отправляем в камеру. Там он попадает к своему заклятому врагу.

— Фурскому?

— Нет. Тот после смерти дочери никакой. Тряпка, а не крутой Нулевой. К другому. Доровскому. Слышала о таком?

— Ещё один мерзкий тип. Специализируется на ядах.

— У них соперничество. А ещё они когда-то что-то не поделили. И если вдруг со Светиловым что-то случится… — пожал плечами. — Закон ни при чём, полиция тоже. Судьба.

— Убийство в камере поднимет шумиху.

— Да, Саш. Но на зоне свои законы, верно? К тому же кто сказал, что профессора прикончат?

— Но, если не прикончат, его вытащат. Или опять сбежит.

— Поэтому на этот раз мы подстраховались со всех сторон. Разрешили ему забрать деньги, чтобы потом их же изъять. Нет денег, нет власти. Нет власти и друзей не стало. Профессор как держал своих людей?

— Шантажом.

Возьми мы его там, у леса, и вряд ли узнали код от сейфа. Да даже скорее всего Светилов бы как-нибудь сообщил своему подельнику, и тот его сменил или перепрятал богатства. За плату, естественно.Предупреждая твой вопрос, парня того ищем. И найдём. Ответственности не избежит. А так деньги у нас, профессор у нас. Красота. Но ты заставила понервничать. Зараза… — последнее слово произнёс одними губами, но Саша прочитала и стала защищаться.

— Вернёмся к тому, что я изменила позицию, когда Ваня попросил меня ему довериться! Сообщи он раньше о вашем замечательном плане, и я бы не стала лезть, как вы говорите, на рожон.

Мужчины посмотрели на неё скептически.

— Стала бы, — вздохнула, чувствуя раздражение. — Но там стоял вопрос жизни и смерти Вероники!

— Я бы его уговорил, — уверенно заявил Иван, — и он поехал один за своими проклятыми деньгами. Но тебе же захотелось побыть героиней!

— Ты злишься?! Ты держал меня в неведении!

— Я надеялся, Рукавица ошибся, и ты не станешь так рисковать! А когда ты пошла на риск, сделал всё, чтобы тебе было не так страшно! Оставил подсказки, чтобы ты знала! Отпустил вас с подонком, имея причины!

— Так это… ты оставил дверь в подвал?

— Нет. Я попросил управленцев, — объяснил уже спокойнее. — Знал, ты не упускаешь деталей, а значит про дверь запомнишь. Управленцы нашли сейф, поставили камеру и стали ждать.

Напряжение растаяло, и его место заняло что-то другое.

Владимир Андреевич от неловкости готов был покинуть собственный кабинет.

— Саш… — Иван взял её за руку. Подруга давно выскочила из его объятий. — Я едва не умер, пока ждал развязки. Я… так боялся тебя потерять.

— Так боялся, что позволил приставить дуло к виску?

— Ты же сама настояла! На твоём месте должна была остаться Вероника!

— Я другого выхода не видела! И почему Вероника? Как бы она сопротивлялась, если что? Ты мог пожертвовать Нильской?

– Я не мог пожертвовать тобой!

— Если бы ты подмигнул, дал какой-то знак, я бы помогла!

— Хорошо, — вздохнул, попытался перевести в шутку. — Со следующим психопатом я буду подмигивать так, что все решат, у меня нервный тик. Договорились? Или лучше придумаем особые жесты? Вроде… почесал ухо — верь мне, есть план. Что скажешь?

— Издеваешься?

Хохотнул.

– Нисколько. Давай без всяких в следующий раз, ладно. Хватит собой рисковать. Если бы Владимир Андреевич заранее не предусмотрел твою выходку, не знаю, что было бы. Саш… ещё раз я подобного не перенесу.

Вырвала руку, смутилась, опустила взгляд, но быстро взяла себя в руки:

— А если бы он убил меня прямо в машине? На этот случай у вас тоже был план?

Владимир Андреевич закрыл окно. Громко.

— Саш, ты думаешь, я бы стал тобой рисковать без страховки? В ближайшем доме сидел снайпер. Пока вы ехали, Светилов был на мушке. Это уже МОЁ условие управленцам.

Она поражалась продуманности Рукавицы. Восхищалась.

— Теперь что? Раз он настолько влиятельный, ждём проблем?

— Мы подстраховались со всех сторон. Твоя выходка, в общем-то, сыграла нам на руку. У нас есть и ваш разговор в машине, и запись с подвала, и компромат от Сафьяловой. Журналистка молодец: спрятала не только компромат на профессора, но и на всех, к кому он может обратиться за помощью. Ах да, чуть не забыл. Кто-то из управленцев имеет связи с Америкой, так что убежище Светиловых найдут и наверняка там откопают ещё какую-нибудь полезную информацию. — Рукавица избавился от потушенной сигареты и довольно потёр ладони. — Обложили мы профессора по полной. Теперь не выкрутится. По крайней мере сразу. А потом уже может стать поздно. Саш…

— Не лезть на рожон?

— Да всё равно полезешь, — махнул рукой. — Я зачем позвал-то? Давай ко мне на работу. Возвращайся в отдел. Ребята тебя помнят. Вань, уговори.

— Хотите, чтобы я была под присмотром?

Не ответил.

— Спасибо за предложение. Подумаю.

— Резников, береги её.

— Обязательно.

Они вышли из кабинета и только тут Александра вспомнила о Третьем:

— Что с Вешиным?

— Умер на месте. С Нильскими и Маниной всё в порядке. Отвезти тебя домой?

— Я поеду к Сафьяловой.

— Будешь каяться?

Промолчала.

Вздохнул:

— Я тебя отвезу.

— А тебе никуда не надо?

— Надо, — улыбнулся. — Мне надо быть с тобой.

Александра вновь почувствовала что-то незнакомое: оно клубочком свернулось на груди, и от него стало так хорошо, как никогда ещё не было.

Глава 47

Алиса сорвала крышку с йогурта под пристальным взглядом соседки.

— Хорошая у тебя подруга. По глазам видно. Она пришла уже после отбоя. Наверно, договорилась с охраной. Вот как переживала.

Алиса улыбнулась распухшими губами, догадываясь, кем могла быть хорошая подруга. Медленно положила на язык ложку, почувствовала вкус, вдохнула аромат вишни. Йогурт был именно тем, чего она сейчас хотела.

— И добрая, — продолжала сыпать подробностями пожилая женщина. — Что тебе врачи запретили, мне отдала. Не поскупилась. Другая бы забрала, а ей не жалко. Меня же редко навещают, — вздохнула. — Работают. — Повернула голову на звук. — Подруга твоя! Моя спасительница!

Сафьялова смотрела на Александру, рядом с ней кто-то мялся на пороге. Не нужно было быть слишком умной, чтобы понять, кто этот мужчина. Куртка цвета ночного неба, доброе лицо. Вечный спутник. Иван Резников. Друг.

Селивёрстова сама о нём рассказывала в один из их разговоров. Давно это было. Больше года назад. Нет. В прошлой жизни. Алиса приглашала детектива на день рождения близнецов. Та отказалась.

— Алиса… — Селивёрстова нерешительно подошла, поставила пакет с продуктами. — Тут… так… по мелочи. Разные фрукты, не крепкие, не волнуйся, бананы, киви, мягкий творог, йогурты, каши, извини, покупные, шокола…

— Присядь.

Послушно опустилась на стул.

— И Ваню позови.

Резников перестал топтаться:

— Рад встрече. То есть, выздоравливайте.

— Всё хорошо.

— Здесь сок, — продолжила Александра, — морс, не знаю, что ты предпочитаешь, разные пакетики с чаем, вдруг любишь. Кофе тебе нельзя, но я принесу какао, если на…

— Саша… — коснулась руки, затем крепко сжала. Снова улыбнулась. Сквозь боль.

— Алиса. Я не знаю, что сказать, — опустила глаза.

— Ничего и не надо.

— Ты спасла моих детей.

Саша подняла голову, но сразу отвела взгляд.

— Это правда. Я понимала, рано или поздно Светилов меня достанет. Я единственная, кто накопал под него столько добра и выжил. Он ведь меня подкупал, но я отказалась. Обещала просто молчать. — Теперь неловко стало ей. — Это был вопрос времени, когда он поймёт, что я, как спрятанная бомба. Могу рвануть, если понадобится. Дура бесстрашная.

— Нет, — всё же посмотрела. — Дура я. Мне следовало как-то позаботиться о тебе после звонка, а я…

— А ты, как я, — подняла руку с йогуртом, потрясла. — У нас даже вкусы похожи. Я тоже люблю вишнёвый.

— Его все любят.

— Не вини себя, Саша. Я знала, на что иду. Но мои дети не пострадали. Вот что важно.

— Если нужно им что-то отвезти, как-то помочь…

— Я поправлюсь, и, если захочешь, мы вместе поедем к мальчишкам. Вань?

— Я вас слушаю.

— Во-первых, давай на ты, во-вторых, открой пакет.

— Что вам достать?

— Мне ничего. Вытащи соки и отдай Галине Юрьевне. Она очень хотела.

— Алисонька, не стоит, вы меня и без того подкармливаете.

Сафьялова была непреклонна.

Они поговорили ещё совсем немного: Алиса устала. Попрощались. Александра напомнила про какао. Журналистка слабо махнула рукой и закрыла глаза.

Иван сел за руль, открыл бардачок, кивнул на пирожки:

— Теперь перестала волноваться? Она тебя не ненавидит. Ешь.

Александра взяла упаковку с вишнёвым, откусила сразу половину, а потом сказала:

— Без Алисы бы в жизнь не догадалась о пароле к нетбуку.

— Ты? И не догадалась бы? — подмигнул.

— Пчела и Паук. Что это значит?

Глава 48

От Светилова все отказались. Его, как и остальных ждал суд. Перед слушанием Наталья увидела отца и попыталась обратить на себя его внимание. Он взглянул на неё, как на плесень, с отвращением, и отвернулся. Она поймала детектива Селивёрстову и вымолила телефон.

— Мне необходимо кое-что сказать отцу. Пожалуйста.

— Я прочитаю. Ты же понимаешь, — произнесла Александра без эмоций.

— Да. Понимаю. Но я должна ему сказать. Хотя бы сейчас. Я всю жизнь молчала.

Саша уладила вопрос, отошла в сторонку с Фурской. Повсюду была полиция.

Дрожащим пальцем Наталья потёрла подбородок и начала писать:

«Мне больше не нужны твоя любовь и одобрение. Я лишь хочу, чтобы ты знал: смерть Карины на твоей совести. Я тебя не прощу. И ещё. Ты положил сестру в клинику, заставил меня молчать, но она помнила. Карина помнила, что произошло с нашей мамой. Тогда на мосту я в этом убедилась. Она готова была защищать тебя до конца. Она простила. А ты себя простишь?»

Александра вздохнула.

Наталья вернула телефон.

— После слушания. Нам пора, Фурская.

— Спасибо.

* * *

Из игроков только Агнецкая ещё на что-то надеялась. Но когда заговорил первый свидетель, бороться перестала.

О «Жар-птице» и происходящем в его стенах рассказала Ольга — она даже не подозревала о том, как ей повезло не встретиться с новой подругой Ирмой. Свои показания дал Викторов, он сидел, обнимая супругу Светочку, чему не могла не улыбнуться Селивёрстова. Его слова подтвердили ещё несколько отдыхающих. Кирилл, недолго простоявший за стойкой администратора, как только понял, что хозяину не выкрутиться и по сути, тот смирился, сразу сдал Фурского и всех его людей, в том числе таксиста, что привозил Наталью и Карину.

На слушание пришёл и следователь Колосов. За что Александра была ему искренне благодарна.

Нашли семей жертв, не только Зотовой Лары, но и убитых прошлых сезонов. Не всех — игра продолжалась слишком долго. Но и этих показаний хватило с лихвой.

Свои истории рассказала Манина Раиса Павловна и Вероника.

С делом «Соседей» всё было ясно.

Фурскому предъявили ещё и махинации в фирме, с тем же связали Светилова. Профессор пытался отмазаться, но его шансы стремились к нулю. Без денег и шантажа друзья позабыли о Светилове. «Галстукам» профессора предъявили обвинение в покушении на убийство — соседка Алисы явилась на суд.

Собранные доказательства во время «игры» управленцев, с «Колыбелью», тоже не стали лишними. Светилов пошёл по стопке статей.

Бывшего парня Лары также нашли.

Никто не избежал правосудия. Наконец всё закончилось.

После суда Александра встретилась с Вероникой. Максим поблагодарил за помощь и начал хвалиться женой. Ника смущённо улыбалась: это муж научил её приёму с коленом. Она не знала, как вдруг вспомнила о нём. Очень хотела жить.

Супруги вместе с Маниной пригласили Сашу с Ваней на дачу. После того, как Ника расписала все прелести отдыха в «Приюте», друзья не смогли отказаться. Александра вспомнила сплетни у дома Ники, затронула тему Жени. Она узнала, что его схватили месяц назад: попался на очередном убийстве.

— Значит… попался, — вздохнул Максим.

Ника прижалась к любимому.

Манина ещё раз поблагодарила за то, что детектив откликнулась на её просьбу в тот злополучный день, когда они узнали о смерти Лары, и крепко обняла.

Семья направилась к машине.

— Сдержите своё слово! — обернулась Ника. — Иначе моё настроение будет серого цвета.

— Не люблю серый, — улыбнулась Александра. А затем грустным взглядом проводила жену Третьего. Она прошла мимо. Асе предстояло научиться жить одной и полюбить себя.

В это самое время Фурский читал сообщение Наташи и плакал.

* * *

Обещание сдержали где-то через неделю. Ваня купил торт с ожидаемым названием. Ника взгрустнула, вспомнив о папе, начала строчить в зелёной тетради. Теперь Александра знала, что это за зелёное чудо.

Нильская ей всё больше нравилась.

После торта прогулялись. Супруги показали самые очаровательные места посёлка, и любуясь красотами, Саша поймала себя на мысли, что хотела бы здесь жить.

— Действительно «Приют мечтателей», — тихо произнёс Ваня и поймал самую нежную улыбку на свете.

* * *

Алиса, совершив немыслимые манипуляции с лицом, — прикрывала последствия встречи с монстрами Светилова — стояла у Машиного дома, не решаясь нажать звонок. Сердце колотилось так, что становилось страшно.

— А сейчас я раздам вам задания, — услышала Машин голос и решилась.

— Мама! — набросились дети, начали целовать и трещать без умолку. Алиса с трудом сдержала слёзы.

— Пропустите маму. Она стоит на пороге.

Алиса заметила, что Маша выглядит очень даже прилично.

Девушка перехватила взгляд:

— Я не сдалась. Мы просто играем в школу. Я учитель.

Алиса улыбнулась.

Мать провела весь день со своими дорогими детьми, а перед сном долго сидела у кроватей мальчишек, гладила по волосам, любовалась и тихонько плакала.

Неожиданно что-то стукнулось об пол. Журналистка наклонилась, вернула игрушку на место — вложила в ладонь Миши. И наверно слишком устала, но ей показалось, что Пчела подмигнула фарами, а потом тоже самое сделал Паук. Алиса поцеловала мальчишек, они улыбнулись во сне, и тихонько прикрыла дверь.

Сердце наконец-то было на месте — в нём наступил долгожданный покой.

Конец

Оглавление

Дока Анастасия. Колыбель для ласточки

  Часть первая. "Соседи"

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    Глава 31

    Глава 32

    Глава 33

    Глава 34

    Глава 35

    Глава 36

    Глава 37

    Глава 38

    Глава 39

    Глава 40

  Часть вторая. Чудовище

    Глава 41

    Глава 42

    Глава 43

    Глава 44

    Глава 45

    Глава 46

    Глава 47

    Глава 48