Неспящий В Ночи [Эри-Джет] (fb2) читать онлайн

Эри-Джет Неспящий В Ночи

Утро, зябкое, осеннее, разбудило меня выпавшей росой — я выпростал руку из-под одеяла и словно в холодный ручей угодил. Открыл глаза — небо просветлело, поляну затянуло туманом, а трава казалась белесой от влаги. Я двинул плечом, и с травинок сорвались выстуженные осенью капли, упали, впитались в одеяло, покрытое мельчайшей россыпью, словно под моросящим дождем. Под рукой шевельнулась Кувшинка В Дальнем Озере и прижалась крепче, вздохнула, шепнула едва слышно:

— С тобой тепло, — и спряталась в одеяло, только рыжие прядки видны остались. Я взял одну, покрутил в пальцах, улыбнулся — прядка была схвачена ниткой и украшена белым перышком. Кувшинка как-то жаловалась, что не знает, отчего ее, рыжеволосую, так назвали. Вот и вяжет к кудрям то цветы, то еще что.

Я шепнул, едва не касаясь губами ее волос:

— Это обо мне?

Услышала-таки.

— Конечно, нет, — ответил я, — у меня под боком спит не одна-единственная любимая Кувшинка, вовсе нет. У меня привычка такая — спать в цветах и читать им стихи.

Она приподнялась, потянулась и снова устроилась у меня на плече.

Еще немного, и придется прощаться, уходить каждому в свое племя, а мне хотелось задержать ее. Я сказал:

— Идем со мной! Я покажу тебе Мо Руфа, Неспящего В Ночи.

Кувшинка В Дальнем Озере едва поспевала за мной, еще и за руку схватила, потянула назад:

— Подожди. А… он не страшный?

— Очень страшный. Иногда как нахмурится гневно, так и пожалеешь сразу, что пришел. Но ты не бойся! Сейчас-то у меня подарок для него припасен.

— Какой же? — она остановилась, сощурилась не то обиженно, не то подозрительно.

— Да строчки эти, — улыбнулся я. — Тебе же понравились? Значит, и ему понравятся! То есть… я так надеюсь.

— А у меня нету строчек. В нашем племени на алтарь другие дары кладут — птицу битую или соленый камень. И не каждому разрешат, только жрец знает, как поднести, чтобы боги приняли.

— Нет, — покачал я головой, — Неспящий Мо — не алтарь. Он — живой. Идем, увидишь!

Пока мы поднимались на пригорок, я представлял, как приложу ладонь к гладкой глыбе Мо Руфа, нашепчу свои строчки и, если одобрит, дождусь в ответ радостного, живого тепла. И, может, коснусь памятных щербинок — они маленькие, не разглядеть, только пальцами ощутить, но я-то помню… если Мо Руф недоволен — такое не забудешь. Да что я? Вон, в прошлый раз Могучий Зубр вырезал из коряги лебедя, на заветную поляну понес, а потом вернулся и весь день у ручья просидел — не принял, верно, Мо Руф его дар, некрасив показался…

Я не сразу понял, что мы пришли: камень поблек — словно цветущее дерево за ночь погибло. Хладно-серый, и весь — весь! — будто выщербленный. Я обернулся — Кувшинка смотрела равнодушно, просто смотрела, как на обычный валун.

— Что-то случилось, — я отступил назад, — с ним что-то случилось.

— Камень как камень, — пожала она плечами, — большой.

— Он живой был!

— У тебя все живое, даже звезды и омуты.

— Он был, как… вон, посмотри на восход! Такого цвета! А сейчас серый.

— Сейчас все серое, рано еще.

— Как бы поздно не было. Надо жреца звать, вождя, старейшин, может, они знают, что делать…

— Ну и зови, раз так, — она передернула плечами, плотнее запахнула одеяло, — а мне домой надо. Отец хватится — вот беда-то будет.

В низине сгустился туман, становище только просыпалось.

— …А чего делать, Шаг По Траве? Ничего не надо делать, — пожав плечами, сказал Высокий Клен, один из старейшин, которого, видно, выгнал из шатра плач новорожденного сына. — Уснул Неспящий В Ночи — значит, высшие боги так судили. Долго мы вместе были: он нас огнем грел, мы ему дары носили, но все проходит. Мы стали сильнее: бизонов бьем, шкуры мнем, животы, слава богам, набиты, в домах тепло, одежды, вон, теплые да мягкие шить научились. Мо Руф нам больше не нужен.

У Высокого Клена не только сыновья — ученики уже есть. Он и меня двумя годами раньше в ученики звал, говорил, я дерево чую, самую сильную ветку всегда найду, и луки мои оттого тугими будут. И к Неспящему он давно не ходил — незачем. Без того охотники из соседних племен его луки выше других ценят, хоть что за них дадут. Да только у соседей никогда не было такого, что Мо Руфу Неспящему нравится.

— Не нужен? — сказал я. — Пусть тогда общий совет решит.

Как вождь объявил совет — зашумело племя, словно дождь по листве и, когда первые солнечные лучи на землю легли, собралось у Неспящего.

Снова поднялся Высокий Клен:

— Река от века одна, да вода в ней каждый день разная. Лес за рекой издавна стоит, да меняется трижды в год. Зверь лесной — и тот дважды в год оборачивается, а большая змея по весне сбрасывает кожу. Нет ничего постоянного, и во всем — воля высших богов. Пришло время Неспящему Мо покориться высшим.

Вождь выслушал его и ничего не сказал — прислушиваться начал. Волосы за спину откинул, чтоб не мешали, приподнялся, головой повел в одну сторону, в другую:

— Тишина какая, — сказал негромко, — верно, в шатре Высокого Клена сын уснул, вот и торопится он обратно, в тепло да к жене под бок. Так и шел бы, а мы уж сами решим, без торопыг.

Даже смех послышался, негромкий и скоро утихший.

Вспылил Высокий Клен, громче прежнего заговорил:

— Да что решать? Угас Неспящий! Да и зачем он нам? Разве его похвалой убьешь косулю? Его огнем — мясо зажаришь? Или в зиму обогреешься?

— Косулю убить и волк может, — заговорила колдунья Лапа С Когтями. — А человек — не волк. Иной раз увидит охотник косулю и не спешит лук натянуть — любуется. Конечно, мясо вкусное, только красоты в нем нет.

Тут из-за спин поднялся Росток Под Снегом, мальчонка-сирота.

— Когда отец из лесу не вернулся, мама сильно плакала… а я красной глиной на камне нарисовал, как тигр напал на охотника, схватил, хочет съесть. Но охотник сильный и все равно победит! Мо Руф увидел и все понял! И стало мне тепло и спокойно, как будто отец тут, рядом, и мама снова улыбается.

Как замолчал Росток Под Снегом, гордый своим первым в жизни словом на совете племени, все загалдели, руками замахали. Кто кричит, что Высокий Клен прав, и Мо Руф племени не нужен: нет, мол, толку зря время терять на поделки эти никчемные да глупые песни. А кто, напротив, кричит, что без красоты и жить-то незачем. А третьи ворчат, что племя стало шумным, непочтительным, что в их годы молодежь на совете сидела тихо, против старейшин слова не молвила, а теперь — вон что. Оттого боги и уходят, на людей смотреть не хотят…

Только один Взгляд В Глубину ничего не говорил и никого не слушал. Темной тенью шагнул к потрескавшейся глыбе. Я обрадовался — и что шагнул, и что к земле возле Мо припал, и что трещины его пальцем следить начал. Взгляд В Глубину, он со всеми богами в ладу жил и племя учил.

Неловкий в длинной меховой дохе, из широких рукавов которой торчали худые руки, он упал на землю так, что мне показалось — споткнулся или в полах запутался. Но нет, он стал траву гладить, и я понял — разговаривает с ней, выспрашивает. Или глядит вглубь каждой травинки. По мне — так пусть даже нагишом на землю ляжет и на вкус пробует, лишь бы помогло!

Но вот приподнялся Взгляд В Глубину, от самой земли на меня глянул и сказал:

— Шаг По Траве ходит мягко, как кошка, а на подошвах его сапог — двойной шов, да с узором приметным. Но я вижу — был он не один возле Неспящего.

Сразу вдруг тихо стало, все взгляды на мне остановились: и суровый — вождя, и насмешливый — Высокого Клена, и удивленный — Лапы С Когтями, и много, много других, раздосадованных и злых.

Оправдываться? Рассказать про Кувшинку? Чтобы уже завтра ее отец узнал и разгневался? Нет!

Поднялся шаман с земли и напротив меня встал, в глаза мне глянул — холодный у него взгляд, как осеннее небо, и такой же пустой мне показался. Или бездонный. И серая мгла в нем клубится. Никогда раньше шаман на меня так пристально не глядел.

И вдруг улыбнулся — тонко, едва заметно:

— Вижу, это мужчина был, молодой совсем. Встретил ты кого ранним утром, Шаг По Траве?

Я не успел решить, что ответить, как вновь выступил вперед Высокий Клен, к самому Мо Руфу подошел, к племени повернулся:

— Не могу я смолчать, как хотите, зовите! Кто бы ни был тот человек — нет его вины! Когда охотники бизона добудут, никто не ищет, чья стрела удачливей: добыча общая, для всего племени. Так и тут — многие к Неспящему ходили, да не все дары ему нравились. Всякое бывало: день и ночь трудишься, уже и орнамент по всему луку пустишь, и тетиву подберешь, чтоб не скрипела — а недоволен Мо. А потом только спохватишься, что, рисунком увлекшись, и кибить забыл в смоле выдержать, и роговые накладки разные вышли. Вернешься, доделаешь, но уже показывать не станешь, побоишься. И тот, кто к Неспящему утром ходил, пусть не сознается в этом! Ни к чему ему нелюбовь людская.

Верные слова Высокий Клен сказал, многим они по сердцу пришлись.

Вождь кивнул:

— Так всегда было, Неспящий Мо всякую жертву не примет, ему надо, чтобы была в подношении красота необыкновенная или глубокая, невыразимая тайна. Трудное это дело — красоту и тайну сыскать.

— А не сам ли то Высокий Клен был? — подскочил на месте Быстрый Удар, известный своей горячностью, — Что-то спорить он сегодня горазд!

Спокойно посмотрел на него Высокий Клен, с достоинством. Развернулся к шаману:

— Пусть Взгляд В Глубину посмотрит…

И тут на поляну ужом скользнул Прямой Путь, младший братишка Высокого Клена:

— Я! Это был я!

— Вот! — обрадовался Быстрый Удар. — Не сам — так брат такой же! Небось, дружки его, подлизы, дар похвалили, чтобы битыми не быть, он и рад Мо Руфу показать. А Мо Руф от красы такой враз огонь утратил.

Тут уж все племя зашикало: молчи, мол, Быстрый Удар! Сам-то когда о красоте своих острог пекся? Вечно от тебя и слышно: «Колют — и ладно, а как будут все племена от реки и до самых дальних озер теми острогами рыбу бить, так и о красоте подумать можно». А к Неспящему частенько хаживал — похвалы ждал. Так уж молчи теперь, пусть парнишка за себя сам скажет.

— Я песню пел, — всхлипнул Прямой Путь, — я пел, а он… потух. Видно, нельзя было, не выйдет из меня певец…

И тут над поляной звонко так взлетело:

— Глупость ты сказал, Прямой Путь — не выйдет! — Это Жаворонок На Заре, она у нас первая певунья. — Выйдет, ты только не бросай, да слушай, как учить буду, Неспящему понравится, обязательно! Ты его еще своим голосом разбудишь. А пока мы все тебе поможем. Шаг По Траве, нет ли у тебя новых строчек, Мо Руфа порадовать?

Я смутился, но сказал все же:

— Однажды звезды заглянули в омут…

— Однажды звезды… — запела Жаворонок На Заре.

— …заглянули в омут, — подтянул Прямой Путь.

— Играли в прятки, путали следы, — пело уже все племя, и так красиво выходило, радостно, что, кажется, даже трава осенняя позеленела, солнце как весной заиграло. Я все ждал, что вот сейчас Неспящий лучи примет, вберет в себя — и пробудится. Долго мы пели, долго…

И отступил серый свет, ожила душа Мо Руфа, загорелась, заалела в глубине камня.

А потом слышу, голосов вроде больше стало… и еще больше, и еще — и на поляну вышли люди из других племен: из того что у скал и из того, что за еловой падью, и даже те, что за озером. И Кувшинка моя, вместе с отцом и матерью.

— Цветут кувшинки — души звездных далей на темной глади колдовских озер, — прошептала она, и руку мне в ладонь вложила.

И отец ее ничего, улыбнулся.