Бал цветов [Елена Владимировна Крыжановская] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ПРЕДИСЛОВИЕ

Читатель, которого, может, никогда и не будет, я хочу сказать тебе: не стоит относиться слишком серьёзно к этой книге, ведь это всего лишь полупародия, полуфантазия на тему балов, романов и Великой Франции. Пусть так, но не спеши смеяться над её героями. Подожди, может, представится случай посмеяться вместе с ними.

Почему герои — Цветы? Я и сама не знаю, так получилось. Потому, что названия очень многих цветов совпадают с именами людей. Во все времена Люди и Цветы шли рядом. Гордились родовыми гербами, выдумывали гороскопы растений, по которым можно узнать, какое ты дерево или цветок. Люди всегда описывали характер растений как свой собственный: вспомните капризную Розу из «Маленького Принца»…

А, может, это лишь маскарад, и Цветы только играют в людей, как делают сами люди на карнавалах?

Нет, у всех есть своя история, своя жизнь, вот и всё. Может, этот, первый роман слегка похож на сценарий пёстрого диснеевского мультфильма, пусть так, в этом нет ничего плохого.

Посмотрим, что получится из этой затеи.

Итак, был тёплый майский день…

Глава 1 Дорога во дворец

— Мой генерал, мы уже почти приехали! — крикнул молодой кучер, обернувшись к пассажирам коляски: толстому пожилому месье в военной форме, который храпел, шевеля роскошными усами в такт стуку колёс, и юной взволнованной мадемуазель.

Нежный голос мадемуазель немедленно присоединился к щебетанию птиц, скрипу экипажа и свисту кнута кучера. Она настойчиво дёргала своего спутника за рукав мундира и, слегка подпрыгивая от волнения, беспрерывно повторяла:

— Дядюшка, вставайте! Мы почти приехали! Мы уже подъезжаем! Дядюшка, я вижу впереди башни дворца! Ну, проснитесь же наконец, мы приехали!

Старания мадемуазель были тщетны. Генерал давно проснулся, но ни на грамм не разделял бурного восторга своей племянницы по поводу приезда. Ему нравилось дремать под стук колёс; видеть, открывая то один, то другой глаз, дорожку, которая, извиваясь, бежала между низкими кустами вереска и цветущего шиповника; слушать пение птиц этим тёплым майским утром, ещё довольно ранним. Да, он видит впереди белые башенки с ярко-оранжевой черепичной крышей. Две башенки очень мило утопают в зелени деревьев, но это совсем не повод кричать ему на ухо: «Скорей, дядюшка, проснитесь, дворец уже близко!» Он и сам это прекрасно знает. А вот выехали они сегодня до рассвета, в три часа утра, и он имеет достаточно веские основания отдохнуть, ведь ехать ещё добрых полчаса!

Так рассуждал генерал Троян[1], стараясь отвлечься от настойчивых воплей племянницы. Но это было не так-то просто.

— Дядюшка, проснитесь же!

— О, Боже! Шиповничек, успокойтесь, дитя моё. Я прекрасно слышу тебя, и, хотя до дворца ещё довольно далеко, тебя могут услышать и там, что тогда о нас подумают? — слегка раздражённым басом прогудел генерал, вздохнул и открыл глаза.

«Она всё-таки окончательно разбудила меня, — подумал он. — Конечно, для Шиповничек сегодня первый бал, она, естественно, волнуется, но это ещё не повод мешать сну ближнего своего. Теперь я понимаю, почему моя бедная сестра столь поспешно оставила нас и отошла в лучший мир вскоре после рождения этой малютки: когда дети не дают вам спать — это тяжкое испытание!»

Вздохнув ещё раз, подтверждая тем самым философское содержание своей мысли, достойный генерал обратил свой взор за окно экипажа.

Юнная Шиповничек тем временем нервно поправляла свои светлые завитые локоны, глядя в небольшое круглое зеркальце в серебряной оправе. Покончив с причёской и спрятав зеркальце в карман, она, подпрыгивая на сидении, старалась рассмотреть дорогу, которую спина кучера закрывала от её широко раскрытых восторженных глаз.

Она ждала чудес. Шутка ли, бал по случаю Дня Рождения принцесс. Такое не каждый день бывает! К тому же, бал устроен в честь юбилея, ведь принцессам сегодня исполняется по двадцать лет.

«Да, это должен быть необычный бал, с фейерверком, с танцами. Будет море знатных особ, я обязательно кому-нибудь понравлюсь, меня представят принцессам, и я стану фрейлиной одной из них и…»

Воображение Шиповничек зашло в тупик, ибо ничего более великолепного она уже не в состоянии была себе представить. А ведь бал должен быть не обычным, а сверхвеликолепным. Но малышка не была ещё ни на одном балу при дворе, только на приёмах в соседних поместьях у знакомых генерала, где всё, конечно, проходило гораздо скромнее, чем при дворе.

Королевский двор! Это предел желаний каждой провинциалки — лотерея, где можно выиграть свою судьбу.

Вдруг Шиповничек почувствовала, что боится (ведь это так ответственно) — предстать перед взорами знатных дам и кавалеров. Как её примут там, никому не известную провинциалку? Она совсем не знает их мира. Двор казался ей чужой страной, в которой свои законы, свои правила игры, и, кто знает, не таится ли в этой игре опасность для маленькой наивной мадемуазель?

Но голос честолюбия быстро нашёл, чем успокоить будущую светскую даму. Он шепнул её кружащимся в вихре смятения мыслям: «Чепуха! Не стоит бояться, ведь там будет Розанчик…»

Глава 2 Род Алой и Белой Розы

В этот ранний утренний час во дворцовых покоях на половине принцесс царило непривычное оживление. Придворные, любившие поспать до десяти‑одиннадцати, продолжали нежиться в постелях, а принцессы, их слуги и служанки были на ногах с первыми проблесками рассвета.

Принцесса Скарлет шла по коридору. Навстречу ей постоянно попадались лакеи с посудой на серебряных подносах, служанки, поварята дворцовой кухни, горничные, спешащие приготовить комнаты для знатных гостей. Пажам и юным фрейлинам, явно, тоже не спалось. Они бегали с какими‑то поручениями; сообщали проснувшимся вельможам, кто из гостей уже приехал; примеряли наряды для бала. Все были заняты. Завидев принцессу Скарлет, они поспешно кланялись и исчезали как по волшебству, скрывшись в одну из боковых комнат, а через мгновение снова появлялись, продолжая предпраздничную беготню.

Скарлет остановилась перед дверью в покои принцессы Бьянки. За дверью смутно слышались женские голоса. Принцесса постучала и, не дожидаясь ответа, вошла в комнату сестры.

Бьянка также не спала. Окружённая портнихами и фрейлинами, она примеряла перед зеркалом наряд для сегодняшнего торжества. Увидев сестру, Бьянка кивнула ей и отпустила помощниц: «Благодарю вас, вы свободны».

Фрейлины присели в реверансе и исчезли. Портнихи, заколов последнюю булавку, тоже удалились. Когда наконец закрылась дверь, сёстры обнялись.

— Доброе утро, именинница. Поздравляю тебя с праздником! — улыбнувшись, сказала Скарлет.

— Поздравляю и тебя, сестричка! — засмеялась Бьянка. — Как тебе нравится мой наряд? Папа и тебе подарил такое же платье, правда, чудесное?!

— Оно прелестно, дорогая. Да, у меня такого же фасона, посылку передали вчера вечером. Я, правда, еще не успела примерить. Тебе, Бьянка, очень идёт эта модель. — Скарлет, склонив голову набок, рассматривала наряд сестры.

— Мне идёт, да? Значит, и тебе будет прекрасно. Папа всегда знает, что нам дарить.

И Бьянка, счастливая, закружилась по комнате. Потом сёстры взялись за руки и вместе подошли к огромному резному трюмо. Навстречу им шагнули шесть принцесс, отражённых зеркальными створками.

Да, война Алой и Белой Розы отшумела пять веков назад. Уже в конце XV века, в 1485 году, после разгрома династий Ланкастеров и Йорков, последние из родов Алой и Белой Роз решили объединиться. Алый принц женился на Белой принцессе и, оставив Англию и английский престол Генриху VI, Тюдору, молодая семья переселилась жить во Францию, близ Парижа.

Иль‑де‑Франс радушно встретил эмигрантов. Столетняя война с Англией была окончена, и к просившим убежища англичанам не питали зла. Через сто лет, вместе с другим Генрихом, на престол Франции взошли Три Лилии[2], и семья Алой и Белой Розы заняла подобающее ей место при дворе.

Золотой век Лилий закончился в 1793 году, когда Луи XVI потерял голову на эшафоте. Потом были попытки реставрации в 1814 году, но они не были отмечены длительным успехом. Устав от Людей и войн, Цветочный мир просил род Алой и Белой Розы как ближайших друзей павшей династии взять корону Франции в свои руки.

С тех пор, вот уже полтора века, Сады Парижа не нарушают присяги. Давно подписаны дружественные договоры с Англией и Голландией. Даже Испания согласилась забыть былые войны и вложила шпагу в ножны. Лишь по традиции, когда в семье рождаются близнецы, им при крещении с именем дарят и наследные графские титулы, и старые замки в графствах Ланкастер и Йорк обретают новых хозяев. Согласно той же традиции, если в семье единственный сын — наследник престола, то он должен жениться на принцессе другого цвета, но из рода Роза, дабы способствовать продолжению неувядаемой династии, а дочери — вольны в выборе пары. Вот и всё, что осталось в память о древней вражде.

Сейчас Скарлет Ланкастер и Бьянка, графиня Йоркская,[3]стоя вдвоём перед зеркалом, с нежной улыбкой смотрят друг на друга. Скарлет согласно кивнула:

— Да, папа всегда знает, что нам понравится…

Глава 3 Розанчик встречает гостей

Праздничные приготовления наполнили шумом, суетой и нижние залы дворца.

Развешивали гирлянды из маленьких фонариков для вечерней иллюминации; музыканты настраивали инструменты и размещались в ложах для оркестра. Горничные порхали, смахивая пыль с мраморных столиков на высоких ножках, напоминающих колонны в миниатюре. Лакеи расставляли там подносы с бокалами шампанского, коктейлями, вазы с фруктами и тарелки с пирожными. Другие слуги передвигали к стенам скамейки, обитые бархатом и тонкой замшей, поправляли кисти и витые шнуры на портьерах и шторах.

Большая хрустальная люстра была приспущена на массивных золотых цепях, вся в стиле рококо, под старину. В неё вставляли новые свечи растительного воска. Один лакей в атласной красно-белой ливрее засмотрелся на люстру, видимо, намереваясь подсчитать, сколько в ней свечей. От этих похвальных, но неуместных математических упражнений его отвлёк спешащий на встречном курсе юный паж.

Произошло столкновение, и лакей, бедняга, чуть не выронил из рук серебряное блюдо с пирожными в шоколаде. Ругнувшись (не очень зло), паж в отместку забрал с блюда одно пирожное и, сгрызая шоколад, поскакал дальше, а незадачливый «Пифагор» понёс блюдо к ближайшему пустому столику.

Жуя похищенное пирожное, паж остановился под лестницей, ведущей на второй этаж в покои придворных дам и кавалеров. По-видимому, не опасаясь разбудить кого-либо из знатных особ, юный вельможа крикнул в лестничную пустоту:

— Мама! Мамочка, они приехали!

Призыв пришлось повторить, и паж, стоя запрокинув голову, уже проглотил последние крошки пирожного, когда сверху послышалось шуршание юбок, и вслед за розовыми оборками платья появилась сама мадам Розали, первая фрейлина принцесс. А первая — значит, главная. Эта симпатичная полная дама средних лет неторопливо спустилась по лестнице, придерживая пышную юбку и шурша оборками по мраморным ступеням.

— Розанчик, сынок, ты уже встретил их? — спросила она пажа, ожидающего внизу.

— Нет, мам. Я видел карету и поспешил предупредить вас. Где отец?

— Он сейчас придёт. Пойдём же, мальчик мой, встретим гостей.

С этими словами мадам Розали неспешно поплыла к парадной двери, а сын вприпрыжку поскакал следом, обогнал её и, перейдя на церемонный придворный шаг, первым подошёл к открытой двери.

На садовой дорожке стояла коляска; небольшой лакированный экипаж вишнёвого цвета с гербом в виде красной орденской ленты и золочёной ветки розы с тремя геральдически отточенными шипами на дверце.

Слышно было, как похрустывал гравий под копытами лошадей. Из экипажа неторопливо спустился высокого роста военный в мундире сочно‑бордового цвета, с золотыми эполетами. Он протянул руку и помог выйти из коляски своей спутнице. Она выпорхнула, едва коснувшись своими пальчиками ладони галантного генерала. Мадемуазель Шиповничек (ведь это была она) дошла до такой степени нетерпения, что готова была выпрыгнуть через окно.

Розанчик, наблюдавший из засады всю сцену приезда родственников, тоже не выдержал. Он сбежал по парадной лестнице вниз на дорожку и направился к вновь прибывшим.

— С добрым утром, ваше превосходительство! Счастлив выразить свою искреннюю радость по поводу вашего приезда. Я и мои родители с нетерпением ждали вас. Надеюсь, вы не очень устали с дороги? Проходите, добро пожаловать во дворец.

Так, весело болтая, Розанчик поднимался по лестнице сбоку от гостей, не требуя от генерала поддерживать беседу. Троян отдал распоряжения кучеру по поводу коляски и лошадей, буркнул «Добрый день» и потом отвечал оратору лишь бряцаньем своих шпор, звеневших при каждом шаге генерала.

Шиповничек шла молча, с замиранием сердца ступая по ковровой дорожке, устилавшей мраморные ступени парадной лестницы дворца.

В зале гостей ждала не только мадам Розали. Там же стоял, подкручивая слегка обвисшие со сна усы, Кавалер Роз. Вся семья была в сборе.

— А, мой дорогой братец, наконец-то, вы приехали! — воскликнул Кавалер и шагнул навстречу гостям. — Ужасно рад вас видеть в добром здравии.

— Взаимно, — ответил генерал Троян, обнимая брата. — Я счастлив засвидетельствовать своё почтение также мадам Розали, — добавил он, поклонившись в сторону первой фрейлины.

Она любезно улыбнулась Трояну.

— Рада вас видеть, генерал.

— А что молчит моя дорогая племянница? Ты так выросла, так похорошела, может, уже и не позволишь мне поцеловать тебя? — Кавалер Роз, смеясь, обнимал смущённую Шиповничек. — Розали, правда она выросла?

— О, да, мадемуазель стала настоящей красавицей, ей давно пора быть представленной ко двору.

Мадам Розали нежно поцеловала Шиповничек в обе щёчки и обернулась к сыну:

— Розанчик, что ты стоишь как истукан, обними поскорей свою дорогую кузину!

Паж, с таким нетерпением ждавший приезда родственников, теперь стоял в стороне, не решаясь заговорить с сестрой. Они виделись последний раз почти полгода назад на дне рождения Шиповничек, когда ей исполнилось шестнадцать лет. По этому случаю в поместье генерала близ Шартра устраивался приём для близких друзей. За эти полгода Шиповничек действительно выросла и в новом платье выглядела чудесно: настоящей Розой. Розанчик вдруг некстати вспомнил, что он своё шестнадцатилетие отметил всего три недели назад, и кузина старше его. Он растерялся и не знал, как вернуть их былую дружескую непосредственность.

Но сомнения разрешились через минуту, когда с официального разрешения первой фрейлины двора, Шиповничек повисла у брата на шее.

«Слава Богу, девчонка не зазналась, сестра всё-таки. Будет кому мне всё показать во дворце…»

Шиповничек, глядя на брата, думала о том же и теми же точно словами.

— Ну что ж, — предложил Кавалер Роз, — я полагаю, вы всё же изрядно устали с дороги. Выехали из Розоцвета около четырёх утра?

— В три.

— Тем более! Детей оставим внизу — молодые усталости не чувствуют, а сами поднимемся в наши апартаменты. Выпьем по рюмочке чего-либо живительного, какого-нибудь нектара, а? Троян, как предложение?

— Не откажусь.

— Вот и отлично!

И оба достойнейших кавалера в сопровождении мадам Розали удалились отмечать приятную для всех встречу.

Глава 4 Экскурсия в Тронный зал

Розанчик и Шиповничек остались в зале.

«Ну как с ней заговорить? Может, сама что-то скажет первая?» — размышлял доблестный паж, краем глаза поглядывая на кузину.

Шиповничек с интересом разглядывала украшенные гирляндами и цветочными подвесками стены зала, огромные резные колонны, наблюдала, как юркие служанки и лакеи доводят внутреннее убранство зала до совершенства. У неё почти кружилась голова, когда она смотрела на расписанный венками роз высокий потолок.

В зале было достаточно света, но как-то сумеречно, как в театре днём, когда декорации уже на местах, готовы для вечернего представления, но ещё не оживлены лучами праздничных огней.

Утренний свет проникал в большие окна, их верхняя половина рассеивала свет цветными стёклами витражей, нижняя была прозрачна. Тяжёлые бархатные шторы не закрывали света. Кто-то из слуг укреплял их толстыми витыми шнурами с длинными кистями. Золотой шёлк кистей переливался и искрился на солнце.

— Ой, как тут всё здорово… — мечтательно сказала Шиповничек, нарушив наконец молчание.

— Это ещё не здорово, вот потом, при свете, когда начнётся бал и будет музыка, вот потом ты увидишь, как будет красиво, — вмешался Розанчик. — Ты знаешь, вечером эти все маленькие фонарики будут светиться, а потом в саду, возможно, будет фейерверк! Может, ты хочешь посмотреть сад?

— Ещё бы! Розанчик, ты не представляешь, как я хочу увидеть всё: и сад, и дворец, и всё-всё! — воскликнула обрадованная Шиповничек и тихо добавила с явным почтением: — Ты ведь, наверное, здесь всё знаешь.

— Естественно, — отозвался польщённый Розанчик. У него даже уши покраснели от удовольствия. — Я здесь всё знаю, ведь я — паж при этом дворе с шести лет. Спроси любого, вряд ли найдётся кто-нибудь, кто лучше меня знает этот дворец и этот двор тоже.

— Неужели ты знаком со всеми знатными вельможами, которые приехали на бал? — с завистью спросила Шиповничек.

— Не со всеми, конечно. На балу обязательно будут гости, приехавшие впервые.

«Я, например», — подумала Шиповничек.

— Но с постоянными посетителями и с придворными я, конечно, знаком и со многими дружу.

— Здорово. А можно мне будет тоже с кем-нибудь познакомиться? Из твоих хороших друзей, — робко попросила Шиповничек.

— Обязательно! Пусть они все только проснутся и спустятся в зал на утренний приём. Уж я тебя со всеми познакомлю.

Розанчик засмеялся от собственных радужных мыслей:

— Моя кузина — настоящая красавица, ты затмишь всех придворных дам!

— Ты правда так думаешь? — Шиповничек покраснела.

— Ну, ясно, правда! Пошли, погуляем по дворцу и по саду.

Розанчик взял сестру за руку и, увлекая её за собой, подошёл к огромной двери. Она была неплотно закрыта.

— А что там?

— Сейчас увидишь, — таинственно сообщил Розанчик и потянул закрученную в виде лепестка «рококо» позолоченную ручку. Дверь бесшумно открылась.

— Прошу вас, мадемуазель!

Переступив порог, Шиповничек увидела длинный зал, не такой большой, как первый, в котором их встречала семья Роз, но тоже внушительный. Он был залит светом — огромные, почти от пола, стрельчатые окна были совсем без штор, тонкие резные планки многоэтажного переплёта придавали окнам благородно-старинный вид. Светлый узорный паркет цвета солнечных зайчиков; стены, обитые кремовым лионским шёлком со светло-коричневыми розочками и нежного фисташкового цвета веточками. Ни столиков, ни скамеек в боковых проёмах между колоннами по сторонам зала не было.

Шиповничек рассудила, что здесь полагается находиться стоя, и вообще, вся обстановка выглядела торжественно. Она перевела взгляд на дальний конец зала и увидела…

— Боже мой, это настоящий трон! — воскликнула она.

— Естественно, раз это Тронный зал, — невозмутимо ответил Розанчик. — Там даже не один трон, пошли, посмотрим.

Проходя мимо окон и колонн, Шиповничек слегка склоняла голову то в одну, то в другую сторону и мысленно милостиво улыбалась, отвечая на низкие поклоны воображаемых дам и кавалеров, собравшихся, чтобы приветствовать её.

Они с Розанчиком подошли к возвышению в конце зала. Туда вели три ступеньки, покрытые ковровой дорожкой, и весь пол был скрыт под тёмно‑зелёным, с разводами разных оттенков, ковром. По центру, вплотную к стене, стоял огромный старинного вида трон. Вырезанный из очень тёмного дерева, с высокой спинкой, украшенной острыми, готическими зубцами с резьбой. Массивные подлокотники — также резные; все завитки покрыты потемневшей от времени позолотой. Вместо ножек у трона были толстые резные стенки с трёх сторон, только лицевая — открыта. Казалось, будто трон вырезан из цельного куска дерева.

На полированной спинке сидения, по центру, великолепной инкрустацией из более светлых оттенков дерева и перламутра был выполнен герб рода Алой и Белой Розы: длинный меч остриём вниз, с роскошной рукоятью, оплетённый стеблями двух роз. Их цветки симметрично смотрели в разные стороны под перекладиной рукоятки меча. Слева — Алая Роза, светившаяся всеми оттенками, вызывавшими в памяти цвет утренней зари — инкрустация красного дерева (ещё обработанного, наверное, специальным раствором, для большей яркости окраски); справа — Белая Роза, сверкавшая перламутром. Две половинки венка из листьев и бутонов огибали всю картину, не смыкаясь над мечом. Сверху, над эфесом, сияла дугой золотая корона.

Инкрустация была выполнена столь искусно, что спинка оставалась совершенно гладкой, а картина как бы вросла в неё. По обе стороны от большого стояли два трона поменьше, тоже с высокими спинками и по форме похожие на него, но их сидениями служили подушки, обитые бархатом, коричневым, как дерево. Эти два трона были выдвинуты ближе к краю возвышения, их отделка блестела новой позолотой, и крупный жемчуг мягко сиял в завитках верхней резьбы. В верхней части спинки, по центру, инкрустирована лишь одна большая цветущая роза и над ней тонкий золотой серп короны. На троне слева от большого — алая роза, на правом — белая.

Шиповничек с изумлением разглядывала этих трёх гигантов. Она не решалась подняться на возвышение и дотронуться хотя бы до самого крайнего завитка резьбы на ручке царственного предмета. Она думала о том, сколько поколений королей сидело на этих тронах, ей казалось, она слышит шелест их пурпурных мантий. Из глубины веков её возвратил голос Розанчика:

— Правда, внушительная картина? Мы сейчас с тобой в Тронном зале дворца. Здесь придворные собирались, чтоб лицезреть короля, здесь принцессы приветствуют своих дам и кавалеров каждое утро. Тут проходят официальные приёмы послов из других государств. Вон там, — он показал рукой на пустой зал, — выстраиваются все придворные и гости. С одной стороны дамы, с другой кавалеры. И ждут, пока появятся принцессы. Они выходят из этой боковой двери, видишь? Она ведёт прямо в их покои.

Шиповничек только сейчас заметила небольшую дверцу слева от возвышения и боковую лесенку, тоже в три ступеньки.

— А вторая зачем?

— Понимаешь, когда выходят принцессы, они поднимаются там, сбоку. А если какой-нибудь посол хочет поприветствовать их или преподнести подарок, он становится на колени на этой широкой лестнице, где я сейчас. Или когда кого-нибудь представляют ко двору, он тоже подходит сюда и, встав на одно колено, склоняется перед принцессами.

— Интересно…

— Да, а ещё, когда принцессы были младше, ну ещё несовершеннолетними, лет пять назад, они появлялись через ту дверь, где заходили мы, следовали через весь зал, и все им кланялись. А их отец‑король Тонкошип VII Багряный, видишь, это его трон, — (Розанчик подошёл к трону и положил руку на подлокотник) — так вот, король сидел здесь, а принцессы подходили, делали реверанс и занимали вон те два трона поменьше. Мадемуазель Скарлет — слева, а мадемуазель Бьянка — справа. Эти два трона сделаны на заказ после рождения принцесс‑близнецов, а трон короля очень старинный… Он привезён из луврского дворца сюда, в Тюильри. Ещё короли династии Лилий сидели на нём во время дворцовых церемоний, а полтораста лет назад на нём сделана инкрустация — герб Алой и Белой Розы, это перед восхождением на престол Тонкошипа I, в 1848 году. Ты подойди, посмотри поближе, это же произведение искусства. Чтобы исполнить заказ короля, был приглашён из Флоренции сам Физалис Франшетти — знаменитый итальянский декоратор, большой мастер.

Шиповничек наконец осторожно поднялась и, с опаской поглядывая на боковую дверцу, встала рядом с братом.

— Розанчик, а мы сегодня увидим короля?

— Нет, сестричка. Он сейчас с официальным визитом за границей и, к сожалению, не приедет на День Рождения своих дочерей. Но мы увидим принцесс и ещё многих знатных особ. О, я совсем забыл, идём, я покажу тебе одну вещь.

Он подал руку кузине и помог ей спуститься. До этого Шиповничек не обращала внимания на стоящее прямо перед возвышением кресло с гнутыми ножками и шёлковым с розочками сидением, с тем же узором, что и на стенной обивке. Конечно, оно не могло поспорить изяществом с троном, но тоже было роскошным.

Кресло стояло справа от тронов принцесс, стену за ним скрывала тёмно-красная бархатная портьера. Такая же портьера висела со стороны боковой двери.

— Зачем эти шторы, за ними же ничего нет? — поинтересовалась Шиповничек.

— Ошибаешься, за ними стоят кресла для особо почётных гостей, тех, кому жалуется право сидеть в присутствии принцесс и даже самого короля. А вот это кресло знаешь зачем? Это для Королевы Бала, её будут выбирать сегодня на празднике.

— И кто ею будет? — глаза юной мадемуазель загорелись.

— Не знаю. Королевой может стать любая из приглашённых на бал дам. Я бы выбрал тебя! Кстати, можешь посидеть немножко.

— Нет, правда?! — Шиповничек сияла, и лепестки на её щеках алели от счастья.

— Прошу вас, моя королева.

Бал ещё и не начинался, а Шиповничек уже была на вершине блаженства. Да, этот день обещал многое.

— Конечно, сестричка, ты достойна стать Королевой Бала, но если приедет мадемуазель Пассифлора, то шансы всех остальных будут равны нулю, — размышлял вслух Розанчик.

— Сама Великая Мадемуазель?

— Да. Есть надежда, что она приедет.

— О, это было бы… — Шиповничек не могла найти слов, чтобы выразить свои чувства. Помолчав, она сказала: — Знаешь, я никогда раньше не видела её. Только в газетах. А ты?

— Я — видел.

— Расскажи…

— Как-нибудь потом. Сейчас пойдём лучше, спустимся в сад.

Розанчик отодвинул портьеру в углу. Оказалось, там пряталась ещё одна маленькая дверца. Он повернул ручку.

— Эта дверь ведёт в галерею, мы пройдём по ней и посмотрим на всё сначала сверху, а потом спустимся возле часовни в саду.

— Хорошо, месье гид, — улыбнулась Шиповничек и проскользнула в любезно открытую перед ней дверцу.

С лёгким щелчком дверь Тронного зала закрылась за ними.

Глава 5 Ранняя прогулка принца

«Утренние часы помогают принять верное решение»…

Видимо, этим мудрым принципом руководствовался красивый молодой человек в чёрном бархатном костюме со вставками из тёмно-лилового атласа на рукавах; и в чёрных же, высоких сапогах из мягкой кожи с серебряными пряжками. Он в задумчивости бродил по садовой дорожке (пустынной в этот ранний час) взад и вперёд.

Высокий испанский воротник камзола обрамлял его бледное лицо, на котором резкой линией выделялись тонкие нахмуренные брови и узкие плотно сжатые губы. Вероятно, он надеялся, что ранняя прогулка принесёт ответ на какие‑то важные вопросы, занимавшие его мысли. Если добавить, что молодой человек был принцем, то легко поверить, что забот у него было предостаточно.

Вдруг, черты лица его высочества разгладились, и он, устремив пристальный взгляд в дальний конец аллеи, перестал наконец нервно теребить широкую серебряную цепь из плоских ажурных звеньев, украшавшую его грудь. Эту цепь он ни на минуту не оставлял в покое во время своих размышлений.

Солнечным лучом, разогнавшем тучи сомнений с его чела, оказалась розовая женская фигурка, возникшая на другом конце садовой дорожки.

— Что-то не припомню, чтобы я видел эту крошку раньше, — пробормотал принц, разглядывая издали незнакомку.

Не удивительно! Ведь навстречу ему шла юная мадемуазель Шиповничек, никто другой!

Только что из окна второго этажа Розанчика окликнула мадам Розали, и паж исчез, пообещав, что вернётся через минуту. Шиповничек сказала, что подождёт его, и продолжала одна идти по аллее апельсиновых деревьев, усыпанных ароматными белыми цветами.

Минуту назад они с Розанчиком побывали в Садовой часовне. Оказывается, в этой симпатичной маленькой церквушке венчались король и королева — отец и мать нынешних принцесс. Она думала, что принцесс и крестили здесь, но Розанчик возразил:

— Нет, их крестили в Нотр‑Дам, но венчаться они обещали здесь, во дворце.

— А у какой‑то из принцесс уже есть жених? И когда свадьба?

— Ну, об этом рано ещё говорить, — таинственно улыбнулся Розанчик.

Ясно, он что‑то знал. Ещё не успев приехать, Шиповничек с головой окунулась в придворную жизнь. Жаль, что брата позвали в самый неподходящий момент, можно было узнать ещё что-нибудь.

Апельсиновая аллея кончилась, и Шиповничек свернула на дорожку, с обеих сторон которой росли подстриженные кусты самшита. Она ещё не заметила кавалера в чёрном, который с удивлением наблюдал за ней.

Наконец она подняла глаза. Буквально в десяти шагах от неё стоял молодой мужчина лет тридцати-двадцати восьми. Высокий, стройный, с орлиным носом, с короткой причёской из прямых чёрных волос. Внимательный взгляд устремлён на неё. Шиповничек слегка смутилась, но продолжала идти ему навстречу.

Когда она подошла поближе, незнакомец галантно поклонился ей:

— Доброе утро, мадемуазель.

Шёлковые волосы цвета воронова крыла взметнулись совсем близко от Шиповничек. Она ответила:

— Доброе утро, монсеньор.

— В столь ранний час лишь очень немногие из гостей уже встали. Вам не скучно гулять одной?

— О нет, монсеньор. Я любовалась дворцом.

— И как он вам нравится? — в тоне принца мелькнула ирония.

— Он великолепен!

— Простите, разрешите представиться. Меня зовут… Чёрный Тюльпан. А вас? Мадемуазель…

— Шиповничек дю Рози, — она присела в реверансе. — Счастлива познакомиться.

«Забавная малышка», — подумал принц. — «Провинциалка, но миленькая. Интересно, откуда она взялась?»

— Вы, вероятно, новая фрейлина принцессы Бьянки? — закинул он пробную удочку.

Шиповничек скромно ответила:

— Я была бы чрезвычайно рада стать ею, но пока я даже не представлена принцессам.

— Вы здесь впервые?

— Да, я приехала во дворец в первый раз, на праздник по случаю Дня Рождения принцесс. А вы, монсеньор, часто бывали здесь?

— Неоднократно. Я уверен, вам понравится на этом балу. Скажите, когда и где мы снова увидимся? Я желал бы продолжить наше знакомство.

— Право, не знаю, — щёчки Шиповничек покрылись румянцем. Этот взгляд тёмных глаз, временами вспыхивающих огнём, льстил ей.

— Но вы будете на утреннем приёме? Я найду вас, мадемуазель. Думаю, ваше желание стать фрейлиной исполнится очень скоро. До встречи во дворце.

С этими словами Чёрный Тюльпан отвесил ещё один поклон юной даме и удалился.

— Как он мил, — вздохнула Шиповничек.

— Кто «он», разрешите узнать? — раздался вдруг чей‑то голос у неё за спиной.

От неожиданности Шиповничек вздрогнула и резко обернулась. Розанчик, запыхавшийся от быстрого бега, стоял рядом.

— Я же говорил, что не задержусь. Ты не скучала, тебя никто не обидел?

— Ну что ты, я познакомилась с молодым кавалером, он обещал, что мы ещё встретимся. Он говорил, что не первый раз во дворце, может, ты его знаешь? Он такой высокий, жгучий брюнет. Красивый. Сказал, что его зовут… А! Вспомнила: Чёрный Тюльпан! — взахлёб рассказывала новости юная очаровательница.

Розанчик нахмурился.

— Ты хочешь сказать принц Чёрный Тюльпан?

«Принц!» — Кровь прилила к щекам Шиповничек и прибоем застучала в висках.

— Как принц? Ты шутишь, конечно?

— Нет, не шучу, — довольно холодно ответил Розанчик.

Его голубые глаза сузились, и он пристально смотрел на сестру.

— Чёрный Тюльпан — это не тот, с кем безопасно разговаривать. Я бы не советовал тебе, сестричка…

— Что ты понимаешь! — перебила Шиповничек.

— Больше, чем ты думаешь! Я хорошо знаю этого господина. И знаком с ним не первый год. Когда он появляется во дворце — обязательно возникают проблемы. Никто не командует тобой, я только хочу дать тебе совет…

— Не обижайся, Розанчик, — потупилась сестра.

— Да брось, я и не думал. Кстати, сейчас — четверть девятого. В девять — утренний приём у принцесс. Пора собираться.

«Он будет там», — подумала Шиповничек, а вслух ответила:

— Конечно, пойдём скорей…

Глава 6 Утренний приём

Тронный зал наполнился шорохом оборок, шелестом плащей, смехом и перешёптыванием придворных, ожидающих выхода принцесс. Дамы, одетые в роскошные платья; нарядные кавалеры, которые для утреннего выхода нацепили шпаги, надели шляпы, и теперь мелодичное звяканье клинков и мелькание шикарных радужных перьев дополняло общую картину. Всё это весьма напоминало пёстрый цветник.

В левой стене над головами придворных размещался небольшой балкончик для музыкантов, и голоса настраиваемых инструментов вливались в общий хор.

Возможно, что в толпе вельмож, ожидающих появления своих обожаемых принцесс, Шиповничек волновалась больше всех. Семья Роз и генерал Троян с племянницей стояли почти по центру, ближе к стене. Шиповничек нашла приют возле колонны жёлтого полупрозрачного мрамора (всё в зале было выдержано в золотисто-коричневых неброских тёплых тонах). С замиранием сердца созерцала маленькая провинциалка это сборище блистательной знати. Все они казались ей небожителями, ну уж, в крайнем случае, это были полубоги или герои. Хотя вели они себя, в общем-то, вполне обыкновенно: все ходили, приветствовали друг друга, знакомые болтали и обменивались новостями. Представляли друг другу гостей, знакомились, раскланивались, смеялись, но при этом повсюду царила атмосфера ожидания.

Наконец появился церемониймейстер и, стукнув трижды концом длинной трости об паркет, чтобы привлечь внимание, попросил всех придворных и высоких гостей занять свои места.

Все засуетились.

— Розанчик, это кто? — дёрнула брата за рукав Шиповничек.

— Где — кто? — паж обернулся.

— Ну, этот, важный господин в сером бархатном камзоле с белыми бантами, который с жезлом, — она указала подбородком, не решаясь указывать пальцем в столь изысканном обществе.

— Ах, этот! Это господин Майоран — наш церемониймейстер. Кстати, давай станем поближе, не возражаешь?

Шиповничек тряхнула локонами: «Не возражаю», и они стали пробираться сквозь толпу придворных.

Придворные дамы и кавалеры выстроились в два ряда, образовав широкий проход по центру зала, ведущий к трону. Позади них стояли остальные приглашённые. Розанчик и Шиповничек стали во втором ряду, за спинами придворных кавалеров и пажей. Они увидели мадам Розали — она была крайней в ряду напротив. Первая фрейлина выстраивала своих подопечных и энергично махала руками, указывая, куда становиться.

Наконец все были на местах. Снова появился господин Майоран. Он вышел на середину зала и, ударив жезлом об пол, торжественно провозгласил:

— Их высочества принцессы Алой и Белой Розы: мадемуазель Скарлет Ланкастер и мадемуазель Бьянка Йоркская!

Тут же заиграла музыка. Церемониймейстер удалился в конец зала, взоры всех устремились к боковой дверце слева от трона. Шиповничек во все глаза смотрела, стараясь ничего не пропустить.

Дверь тихо приоткрылась. Из неё вышли два пажа в красно-белых костюмах и встали по обе стороны от открытой двери. В ту же секунду взметнулась волна перьев над головами придворных, будто кто‑то закрыл большой радужный веер — все мужчины, находящиеся в зале сняли шляпы и склонили головы, приветствуя появление принцесс. Две шеренги кавалеров и дам застыли в церемонном поклоне.

Две молодые красивые женщины поднялись на возвышение. Музыка смолкла.

— Мы приветствуем вас, дорогие гости, собравшиеся здесь в столь знаменательный для нас день, — обратилась к залу принцесса Скарлет.

— И очень надеемся, что для всех присутствующих сегодняшний день также станет праздником, — подхватила её сестра, с улыбкой обводя взглядом стоящих в зале. Голос Бьянки был более нежным и мягким.

Произнеся эту речь, означавшую на придворном языке «доброе утро», принцессы сели, каждая на свой трон. По этому знаку обе шеренги придворных выпрямились, и те, кто имел такую привилегию, надели шляпы. Шиповничек насчитала их меньше десяти человек во всём зале.

Сделав знак рукой, принцесса Скарлет произнесла:

— Мы начинаем наш утренний приём! Господин Майоран, прошу вас.

Оркестр грянул приветственный марш. Сделав два шага вперёд, церемониймейстер поднял жезл. Стало тихо.

— Посол Великобритании, статс‑секретарь её величества королевы Англии лорд Гладиолус!

Из толпы придворных вышел высокий худой мужчина с орлиным носом и седыми бакенбардами. Его белый парадный мундир украшали помимо золотых аксельбантов две орденские ленты красного и лилового цветов. Лорд, приблизившись к трону, поклонился принцессам.

— Мы счастливы видеть вас, милорд.

— Мне была оказана высокая честь поздравить ваши высочества со светлым днём вашего юбилея и передать для вас собственноручное послание её величества королевы Елизаветы II Английской. В нём её величество сообщает об устроенных в вашу честь празднествах в графствах Ланкастер и Йорк.

Вы знаете, несомненно, о тех дружеских чувствах и нежной симпатии, которую питает к вашему роду и вам персонально её величество королева. Верное союзничество Англии доказывает это; мирный договор, подписанный вашим прадедом королём Тонкошипом V Справедливым на заре века, весной 1904 года, ни разу не был нарушен ни одной из сторон, что говорит о прочных добрососедских отношениях Англии и Франции. И, памятуя об исторических корнях, связывающих вас и упомянутые графства, моя королева приглашает ваши высочества прибыть через месяц в Англию с дружественным визитом. Вы побываете на родине предков и в родовых поместьях. Празднование вашего юбилея нашло горячий отклик в сердцах английских подданных, и этот визит был бы прекрасным случаем засвидетельствовать вам нашу любовь и преданность.

После произнесённой речи английский посол, встав на одно колено, протянул принцессе Скарлет собственноручное письмо королевы: свиток, перевязанный золотой ленточкой с болтающейся на ней красной печатью. Обе принцессы кивнули в ответ на поклон лорда и переглянулись. Бьянка утвердительно улыбнулась сестре. Заговорила Скарлет:

— Пригласив нас, её величество Елизавета оказала нам и Франции большую честь, и я, а также её высочество принцесса Белая Роза почитаем за счастье принять приглашение её величества. И мы очень рады гонцу, — добавила она несколько тише, слегка наклонившись к коленопреклоненному лорду.

— Я всегда счастлив служить вам, ваше высочество, — так же тихо ответил лорд Гладиолус. После этого он встал и с поклоном удалился.

Майоран объявил следующего гостя.

Вереница вельмож проходила по Тронному залу. Все склонялись перед принцессами, приветствовали их, исчезали, приходили другие.

Наблюдая за происходящим во все глаза, Шиповничек не переставала изумляться: герцоги, графы, маркизы проходили перед ней. Министры, послы иностранных держав. После английского посла — иранский дипломат, после французского маркиза — немецкий барон, от всего этого голова шла кругом.

А принцессы! Такие красивые, такие близкие, так мило всем улыбаются… А трон их отца на заднем плане отбрасывает на всё тень королевской власти — очень торжественную и величественную тень.

Да, такие красивые и такие… разные.

«Они, конечно, близнецы, — думала Шиповничек. — Но уж никак не двойняшки».

Хотя обе сестры были одного роста, но Скарлет с её гордой истинно царственной осанкой казалась выше. Жгучая брюнетка, в платье с тёмно‑красным атласным лифом и рукавами из ярко‑алого шифона. Верхняя фигурная юбка платья была из светло‑красного узорчатого атласа, летящие пышные волны шифона такого же как и на рукавах цвета, ниспадали до пола.

Скарлет была ярче сестры не только по цвету герба. В рисунке красных полных губ, в решительных линиях тёмных бровей, во взгляде абсолютно одинаковых с Бьянкой светлых глаз цвета морской волны, сквозил ум и яркая, может быть, слишком яркая для принцессы индивидуальность. Но в ней не было надменности, она смотрела на собеседников открытым смелым взором и слушала говоривших с постоянным вниманием. Любимая дочка короля Тонкошипа VII Багряного, она была похожа на него и унаследовала его характер, сильный и даже упрямый; его взгляд, пронзающий собеседника насквозь.

Бьянка всего на несколько часов была младше сестры, но казалась моложе на несколько лет. В своём платье бледно‑розовых, лимонных и перламутровых тонов, утопая в волнах белого шифона, она казалась хрупкой статуэткой, а ведь платья, подаренные отцом как именинный подарок и сшитые по последней парижской моде, были одного фасона и размера, учитывая сходные фигуры сестёр.

На бледном лице с тонкими фамильными чертами глаза Бьянки казались огромными и совсем прозрачными. Отец, горячо любивший обеих дочерей, находил, что Бьянка, при сходных со Скарлет чертах лица, унаследовала образ матери: рано умершей королевы Фоэтины с её воздушной лёгкостью, светлыми волосами, нежным и светло‑грустным взглядом из‑под длинных загнутых кверху есниц. Даже кокетливо‑лукавая улыбка Бьянки и её озорной носик не могли развеять печати мечтательности с её чела.

Но, и увенчанную алой шёлковой розой смоляно‑чёрную гриву Скарлет, и белокурые, искрящиеся золотом локоны Бьянки с белой розой в причёске, украшали абсолютно одинаковые венчики корон из двадцати трёх жемчужин каждая, в усыпанной мелкими бриллиантами платиновой оправе. Взгляды придворных были одинаково почтительны, а поклоны равно низкими для обеих принцесс, и, получив приветствие из уст Скарлет и нежную улыбку Бьянки, никто не был разочарован.

Однако, Шиповничек, изучавшая тонкости приёма и напряжённо следящая за нескончаемым караваном гостей, заметила, что, всё чаще переводя взгляд с лиц придворных нациферблат больших круглых часов над дверью, Бьянка ищет кого‑то в толпе.

Шиповничек всё время казалось, что принцесса смотрит прямо на неё, пока, повернув голову, она не поняла причины. Розанчик, стоящий рядом, вёл со своей госпожой немую беседу, отвечая на её взгляды непонятными знаками. Он кивал головой, умоляюще смотрел на принцессу, как бы прося её не беспокоиться, и с пониманием поглядывал на часы. В другое время поведение брата показалось бы ей странным и требующим объяснений, но в этот момент любопытную мадемуазель отвлекло одно обстоятельство.

Приём длился уже более часа, ряды придворных потеряли былую стройность: все свободно переходили с места на место и вполголоса беседовали. Семья Роз опять была в сборе: мадам Розали оставила своих юных фрейлин и беседовала с генералом. Вдруг к этой мирной группе направился молодой кавалер в чёрной шляпе с роскошными лиловыми перьями. Шиповничек вначале обратила внимание на привилегию не снимать шляпу в присутствии принцесс, а миг спустя, переведя взгляд на лицо кавалера, узнала Чёрного Тюльпана. Он увидел её и шёл сюда.

Непринуждёно поклонившись мадам Розали и Трояну, принц спросил у первой фрейлины, не знакома ли она с прелестной юной дамой, стоящей рядом? Он желает быть представленным ей.

— Это моя родственница, ваше высочество, племянница генерала Трояна, брата моего мужа. Шиповничек, подойди к нам, дитя моё, — без особого восторга в голосе позвала мадам. Та подошла.

— Мадемуазель Шиповничек дю Рози. Его высочество принц Чёрный Тюльпан, — официальным придворным тоном произнесла мадам Розали.

Галантный поклон с улыбкой и смущённый реверанс знакомящихся сторон прокомментировали её слова. Принц обернулся к Трояну:

— Генерал, я имел счастье познакомиться с мадемуазель Шиповничек сегодня утром и, должен вам сказать, я в восторге от вашей племянницы.

— Весьма польщён вниманием вашего высочества, — ответствовал Троян, предвидя грядущие осложнения от неожиданной чести.

— Полагаю, мадемуазель уже представлена принцессам?

— Ещё нет.

— Что я слышу? Разрешите, я возьму на себя эту приятную миссию.

Голос принца переливался нектарно‑медовыми интонациями. Мадам Розали не выдержала и вмешалась.

— Я как первая фрейлина их высочеств немедленно воспользуюсь вашим советом, принц, и представлю свою племянницу принцессам.

— Не сомневаюсь, что она немедленно получит место в свите одной из принцесс, — елейным тоном произнёс Чёрный Тюльпан.

— Всё зависит от милости их высочеств, — с достоинством ответила мадам.

Розанчик наконец заинтересовался происходящим и подошёл поближе.

— А, Розанчик, рад видеть тебя, мой юный паж. — Принц был сама учтивость.

— Прошу прощения, ваше высочество, но я состою в пажеском корпусе её высочества принцессы Бьянки и не имею чести служить у вас!

Это означало: «Я вовсе не „твой юный паж“, отвяжись!»

— Прелестная мадемуазель Шиповничек — твоя сестра?

— Да. И я обязан защищать её от всех, кто может причинить ей хоть малейший вред!

Розанчик выразительно посмотрел на собеседника.

Улыбка принца не обещала «защитнику» ничего хорошего.

Шиповничек стояла рядом и не слышала ни слова. Она думала лишь о том, что этот вельможа пришёл сюда из‑за неё.

Взяв племянницу за руку, мадам Розали сказала, обращаясь к Розанчику:

— Сынок, пойдём с нами поприветствовать принцесс. Позвольте оставить вас, ваше высочество.

Поклонившись принцу, они отошли. Мадам Розали шепнула что‑то церемониймейстеру и исчезла в толпе. Майоран, выйдя вперёд, громко провозгласил имя следующего гостя:

— Мадемуазель Шиповничек дю Рози!

С грохотом, подобным голосу набата, жезл опустился на пол.

«О, Господи!» — думала Шиповничек, не смея поднять глаза на присутствующих и медленно идя к трону. Сердце готово было выпрыгнуть из её цветочной груди и убежать прочь.

«Смотреть спектакль — это одно, а вот быть его участником — совсем-совсем другое. Это, знаете ли, не так-то просто!» — рассуждала она.

Дойдя до тронного возвышения, она поставила ногу на ступеньку и низко поклонилась, по-прежнему не осмеливаясь взглянуть на принцесс. Голос мадам Розалии, появившейся неизвестно откуда, заставил её поднять голову.

— Вот та молодая особа, о которой я говорила. Она впервые в нашем дворце и счастлива засвидетельствовать вам своё почтение и поздравить ваши высочества со светлым Днём вашего Рождения.

— Мы рады видеть вас, мадемуазель, — ласково сказала Скарлет.

— И надеемся, что это не последний ваш визит во дворец, — улыбаясь, добавила Бьянка. — Есть ли у вас какое‑либо желание, исполнить которое в наших силах?

От приветливого тона юная карьеристка осмелела:

— Для меня огромная честь видеть вас, ваши высочества, и я не смею просить о большем, но… — она собралась с духом и выпалила: — Моё заветное желание стать фрейлиной в вашей свите!

Сёстры развеселились.

— Но у кого же из нас двоих вы хотите служить? — спросила Бьянка. — У меня, вместе со своим братом?

— Нет, сударыня, — возразила, смеясь, Скарлет. — Хватит и того, что вы, ваше высочество, забрали себе лучшего пажа в королевстве, будьте же милосердны!

— Но позвольте, ваше высочество! — сдерживая смех, возмутилась Бьянка. — В вашей свите находятся «Ромео и Джульетта» всего двора: Виола и Гиацинт, а ведь граф — известный шутник и всеобщий любимец. Ваша свита и так веселее моей, будьте же справедливы!

— Ну… — Скарлет приняла задумчивый вид. — Благодаря самой надёжной рекомендации — слову мадам Розали, эта милая дама, несомненно, будет нашей фрейлиной, — (при этих словах Шиповничек, стоящая в неустойчивой позе, чуть не упала от счастья). — А у кого она желает служить, пусть сама решит до вечера и тогда сообщит нам своё решение. Встань, милое дитя, — закончила свою мысль Скарлет.

Шиповничек поднялась.

— Каким бы ни было решение моей племянницы, оно послужит на благо Франции, — улыбнулась мадам Розали.

«Лучший паж королевства» в этот момент шепнул что-то принцессе Бьянке, что, видимо, успокоило её — она кивнула, а потом вся «тройка в розовом», низко поклонившись, почтительно удалилась. Шиповничек не помнила себя от восторга.

Принцессы встали.

— Утренний приём окончен!

— Сейчас приглашаем всех гостей пройти в салон.

И обе принцессы удалились, провожаемые церемонным поклоном и взглядами придворных. Господин Майоран трижды ударил тростью об пол.

Заиграла музыка, и два стражника, стоявшие по обе стороны от двери зала, распахнули её.

Под звуки старинной музыки Тронный зал опустел.

Глава 7 Граф Гиацинт Ориенталь

В «салоне», как назывался большой зал, играла музыка, и кружились пары. Придворные, собравшись группами, обсуждали утренний прием и составляли планы на весь день.

Возле всех дверей (а вело их в парадный зал немало), стояли стражники в до блеска отполированных кирасах в стиле XVI века. Конечно, то были не боевые доспехи, а «придворные» — легкие и тонкие, как маскарадный костюм. И грозные алебарды были призваны не устрашать, а «поддержать стиль».

В другой, дальней половине зала расставили круглые карточные столы для гостей, не желающих предаваться танцам. К тому же, по старому придворному правилу, играющие в карты могли сидеть и в присутствии принцесс и даже королей.

Шиповничек вместе с семьей Роз выходила из зала почти последней: они ведь стояли далеко от дверей, у трона. Переступив порог, она была ослеплена блеском кружащихся пар, оглушена веселой музыкой придворного оркестра. С опаской поглядывала Шиповничек на придворных, но в голове у неё постоянно крутилась мысль: «А всё-таки я тоже принадлежу к ним!»

После представления ко двору на утреннем приеме девице казалось, что все взгляды устремлены только на неё одну. Она робко жалась поближе к стене и в то же время изнывала от желания самой кружиться в этом вихре праздничного веселья.

Она собиралась попросить Розанчика хоть раз потанцевать с ней. Так хотелось пройти хоть один тур вальса среди этих блистательных кавалеров и дам! Но в момент, когда она хотела сказать это брату, Розанчик окликнул кого‑то из проходящих мимо дворян.

— Эй, привет! Я тебя ищу целое утро, иди сюда!

На его приветствие откликнулся молодой белокурый красавец с веселым и беспечным лицом и удивительно синими глазами. Его светлый с серебряным шитьем костюм был усыпан вьющимися лепестками белых, синих, розовых и даже лиловых бантов. Завитушки пышных светлых волос дерзко спадали на лоб и на одну бровь.

Он живо обернулся на призыв Розанчика и подошел поближе.

— А, привет, мон ами. Ну, как прошел прием?

Розанчик пожал ему руку.

— Торжественно, как и положено в праздник. А я видел, что тебя не было.

— Искал? — Он улыбнулся.

— Искал, представь себе. Ох, любишь ты поспать!

Незнакомец рассмеялся:

— Ты ещё больший соня, чем я, но у тебя-то есть должность при дворе, которая обязывает вставать ой как рано… А я — вольная птица! И могу посвящать свое время чему хочу. Будь то утро или вечер…

— Или ночь, — продолжил Розанчик.

— Или день, бестактное чудовище! — шутя, возмутился его друг.

— Ну, и чему же ты посвятил это утро? Или кому? — прищурился Розанчик.

— Конечно, «кому». И не себе, как ты думаешь, а — Ей. Сочинял стихи, посвященные Виоле.

— Сочинил?

— Ага, — вздохнул белокурый юноша.

— Да‑а, — понимающе протянул Розанчик, — это поважнее приема у принцесс.

— Кстати, — оживился его друг. — Говорят, появилась новая кандидатка на роль фрейлины принцесс. Вроде бы из провинции, но ужасно мила. Ты в курсе?

— Более чем. Я же для этого и искал тебя, чтоб познакомить! — вспомнил Розанчик. Он обернулся. — Ах, ты здесь, — увидел он стоящую рядом сестру, сосредоточенно внимавшую их разговору.

— Познакомься, Гиацинт, это моя кузина — Шиповничек дю Рози.

— Граф Ориенталь, — произнес тот, отвешивая изящный поклон присевшей в реверансе мадемуазель. — Но для вас, всегда — просто Гиацинт.

«Так вот он, „Ромео всего двора“, — мелькнула мысль у Шиповничек. Она вспомнила спор принцесс и была польщена знакомством.

— Это мой лучший друг, — отрекомендовал его Розанчик.

Гиацинт не отрывал от Шиповничек взгляда своих тёмно-синих, искрящихся ироничным весельем глаз.

— Слухи верны, она действительно уж‑жасно мила. Шевалье де Розан, где вы столько времени скрывали это сокровище?

— Она приехала с дядей на бал, по случаю Дня Рождения.

— Откуда, из какой туманной дали приехало сие воздушное создание?

Обращался Гиацинт, конечно, к Розанчику, но, полуприкрыв глаза, пристально смотрел на юную мадемуазель. Шиповничек неудержимо залилась краской.

— Из Розоцвета. Это имение генерала, нашего дядюшки, близ Шартра, — ответил паж.

— Постой, „дядюшка генерал“ — это генерал Троян, что ли? Сводный брат твоего отца?

— Вот именно.

— И что, эта прелестная мадемуазель — та маленькая кузина Шиповничек, о которой ты мне столько рассказывал? — недоверчиво переспросил Гиацинт.

— Она самая, — подтвердил Розанчик, очень довольный реакцией своего друга.

— Просто наглая ложь! Это создание не может быть твоей сестрой, она слишком мила для этого! — возразил Гиацинт.

— О, ты её ещё не знаешь! — засмеялся Розанчик, и Шиповничек с Гиацинтом тоже весело рассмеялись. Она наконец почувствовала себя легко и раскованно.

— А, вот и Гиацинт! Где же это вы пропадали, милый граф? — подошла к беседующим друзьям мадам Розали.

— О, мадам, приветствую вас, — склонился Гиацинт, увидев мать Розанчика.

— Ну, девочка, вы уже познакомились? — обратилась она к Шиповничек. — Это почти что мой второй сын, они с Розанчиком выросли вместе. На Рождественские каникулы оба часто приезжали к нам в имение. Боже, что они там устраивали! — мадам добродушно засмеялась, а оба друга переглянулись и смиренно возвели глаза к потолку, видимо, вспоминая свои детские проделки.

— Ладно, мальчики, не буду вам мешать, у меня ещё полно дел. Да, и не вздумай называть его графом и обращаться на „вы“, слышишь, Шиповничек, — добавила Розали уходя.

— Вы так добры, мадам! — засмеялся Гиацинт. И обернулся к Шиповничек: — Вот так, мадемуазель. Никакого этикета, ясно?

— Ясно, граф, — отозвалась, улыбаясь, Шиповничек.

— Слушай, я тоже хочу иметь такую сестру, — хлопнул друга по плечу Гиацинт.

— Ага, хитрый какой! — отозвался Розанчик. — Дама сердца у тебя уже есть, вечно хочешь иметь всё самое лучшее!

— К тому же, я не такая милая, как кажется, ты меня ещё не знаешь! — задорно подтвердила Шиповничек.

Все опять рассмеялись, но тут Шиповничек увидела, что к их мирной группе приближается Чёрный Тюльпан. Она замерла. Мальчишки сердито взглянули на непрошеного гостя.

— Привет, мой юный паж. Здравствуйте, граф, — любезно кивнул им Тюльпан.

— Здравствуйте, принц, — тем же тоном отозвался Гиацинт, преувеличено низко поклонившись.

— Розанчик, могу ли я пригласить на танец твою очаровательную кузину? — сладким голосом осведомился принц.

Розанчик недовольно дернул плечом:

— Это уж пусть она сама решает, танцевать ей с вашим высочеством или нет. Но я бы ей не советовал.

— Разрешите пригласить вас, мадемуазель, — почтительно склонился перед Шиповничек черный принц.

Она вся покраснела и, не будучи в силах вымолвить хоть слово, подала ему руку. Принц немедленно увлек её в вихрь танцующих пар, и теперь, под реальными завистливыми взглядами кавалеров и дам, она закружилась в вальсе. До её слуха долетал восхищенный шепот и обрывки фраз придворных, наблюдавших восхождение новой звезды.

„Как она хороша…“, „Миленькая провинциалка… Говорят, она незаконная дочь генерала Трояна, её опекуна…“, „Чушь, она дочь его родной сестры пани Троянды, знаменитой когда‑то актрисы, которая вышла замуж за польского князя Шиповника…“, „Да‑да, я тоже слышал эту историю. Её мать умерла совсем молодой, а отец погиб…“

— Глупости всё это, — резко сказала молодая дама в желтом. — Шиповник, тоже мне! Собачья Роза! — и дама, развернувшись, исчезла в толпе.

„…Ах, Лютеция просто ревнует… всё-таки эта малышка мила…“ — говорили придворные, переглядываясь и продолжали обсуждать танцующих.

Шиповничек слышала их, но у её мыслей закружилась голова от счастья, улыбка не сходила с её лица, и, никого не замечая, она танцевала, танцевала, танцевала…

— Она подает большие надежды, — вздохнул Гиацинт, наблюдая за всем происходящим.

— Да уж… — мрачно кивнул Розанчик. — Ладно, посмотрим, что из этого выйдет.

— Не расстраивайся, надо ей объяснить. Или потом сама поймёт.

— Поймёт, да поздно будет, — вздохнул Розанчик. — Ты сейчас куда? — спросил он друга.

— Играть, — ответил Гиацинт. — Да, надо бы разузнать, что он задумал… Увидимся.

С этими словами Гиацинт оставил Розанчика и растворился в толпе.

Поймав сестру в перерывах между танцами, Розанчик отвел её в сторону. Шиповничек упиралась и хотела вернуться в круг танцующих.

— Слушай, я предупреждаю тебя: ничем хорошим это не кончится! — зашипел он на кузину.

— Да брось, не мешай мне веселиться! Ничего плохого не будет, он говорит, что без ума от меня, — возражала юная девица.

— Это ты без ума! Ты не соображаешь, с кем связалась! Слишком высоко хочешь взлететь; не упади, сестричка!

— Глупости, ты просто завидуешь моей удаче, — самоуверенно смеялась Шиповничек. — Мне ничего не грозит!

— Ещё бы! Есть чему завидовать! Ты помнишь о „Цветах маленькой Иды“? — предупреждающе заметил Розанчик.

— Это ещё кто такие?

— Это история о цветочках, которые падали замертво оттого, что слишком долго танцевали в неподходящем месте и неподходящей компании. Эту сказку рассказал Андерсен.

— Голландец?

— Нет, датчанин. Ты что, совершенно не в себе?

— А, это неинтересно, — легкомысленно махнула рукой Шиповничек. — Розанчик, дорогой, это ты не в своем уме, ты путаешь цветки растений и Цветы. При чем здесь родовые гербы, ты же сам лично не растешь на грядке, там растет твой цветок. Это то же самое, что спутать Луну и её отражение в воде. Все это понимают, даже нераскрывшиеся бутоны… — она беззаботно рассмеялась.

— Шиповничек, речь о другом! Ты нужна принцу для какой‑то очередной интриги. Дурочка, я же хочу уберечь тебя!.. — сердито топнул ногой паж.

— Шиповничек, цветочек мой, мы будем ещё танцевать? — окликнул её голос Чёрного Тюльпана.

— Ну, пока, брат. Мне некогда. Оставь этот хмурый вид и наслаждайся праздником.

И Шиповничек упорхнула, весело махнув кузену ручкой.

Оркестр заиграл мазурку.

— Ну, танцуй, танцуй, „цветочек мой“, только смотри, сама не перепутай отражение с настоящей Луной, — пробормотал Розанчик, следя глазами за счастливой кузиной. — Что же он всё-таки задумал…

Глава 8 За игрой в "Корону"

За карточным столом царила атмосфера непринуждённого веселья, как и во всём зале. Мирная беседа перемежалась невинными колкостями. Все больше интересовались праздничным обедом и предстоящим избранием Королевы Бала, чем картами соседа, и деньги с одинаковой лёгкостью приходили в руки к одному игроку и снова уплывали к другому, смущённо позвякивая.

Играли в "Корону". Забавная придворная игра, которая имеет общие правила с "Black Jack", но выигрыш здесь составляет не двадцать одно очко, а тридцать одно. Название "Корона" происходит от правила, что три туза, хотя и составляют вместе тридцать три очка, но тоже выигрывают и перебивают любое количество очков, даже тридцать одно. Действительно, веночек из трёх больших цветков соответствующего цвета и формы, изображённых по одному в центре каждого туза, выглядит эффектно.

Только выпадают они не часто, и не вздумай взять после двух тузов десятку, а не девятку — тридцать два очка считаются как "перебор", а значит — проигрыш.

Каждому раздают по одной карте, потом делаются первоначальные ставки. Желающий может остановиться на любом количестве карт. Если же нет, то раздают ещё, про кругу. Подсчитывая свои очки после каждого круга, уверенные в себе повышают ставки, но исход игры зависит от случая, и главное — вовремя остановиться. Проигравший выходит из игры, остальные продолжают сражаться. Если же все остановились, но ни у одного из них нет тридцати одного, побеждает тот, у кого больше общая сумма очков. Собравший "корону", срывает весь банк.

Право раздавать карты переходило по кругу. Но в течение получаса, пока шла игра, кто бы ни сдавал, тузы настойчиво преследовали Гиацинта. Дважды он уже проиграл, взяв десятку после двух тузов, несколько раз выиграл, и хоть один туз обязательно был у него на руках. Причём, конечно, не один и тот же!

В этот раз сдавала карты мадам Жербер, азартная кругленькая старушка в жёлто-оранжевом наряде и со страусовым боа немыслимо яркого золотого цвета, которым она очень гордилась и говорила всем, что его привезли из Южной Африки по "специальному заказу".

За столом собралась почтенная компания, почти всё старшее поколение, исключая Гиацинта. Все, кто вместо танцев предпочитал посидеть и поболтать. За карточным столом можно было узнать новейшие дворцовые сплетни и ещё много интересного.

Генерал Троян также был среди играющих, и ему крупно везло. Снисходительно кивая головой в ответ на многочисленные поздравления по поводу успеха племянницы, он придвигал к себе выигранные монеты, и их кучка всё росла и росла.

— Ах, генерал, вы, наверное, научились тайнам колдовства у крымских татар! — воскликнула сидящая рядом с ним герцогиня Георгина Изменчивая.

— Ну что вы, герцогиня. Моя воинская часть действительно находится в Крыму, но я там практически не бываю в настоящее время.

— Ой, говорят, там на Юге сейчас неспокойно, — покачала головой тощая чопорная баронесса Гортензия.

— Как и везде сейчас, — пожал плечами генерал, беря карту.

— Ах, баронесса, вы не представляете, что творится у нас, в Джорджии! — воскликнула герцогиня Георгина. Её муж, герцог Жорж, только вздохнул.

— Джорджия — это штат в Америке? — вмешалась в разговор кругленькая мадам Жербер.

— Нет, что вы, со Штатами мы не имеем ничего общего! — поспешно возразила Георгина. — Мои предки были мексиканцы. А Джорджия[4]— это родовое поместье моего мужа в Грузии, на Кавказе.

— О да, — сочувственно кивнул Троян, — там сейчас неспокойно, ведь это недалеко от моей крымской части.

— Да, да, именно. Мы были вынуждены даже забрать оттуда свою дочь Джорджи. Она жила в Грузии со своей бабушкой и воспитывалась в монастыре.

— Ах, я видела вашу малютку, она прелестна! Правда, Ортанс? — воскликнула мадам Жербер, толкая локтем свою соседку Гортензию.

— Гербера, перестань! — возмутилась та, сосредоточенно уставясь на карты. — Вот, у меня тридцать одно, я выиграла! — Баронесса, довольная, захлопала в ладоши, но тут же опомнилась и приняла прежний строгий вид.

— Вот видите, мне не всегда везёт, — добродушно засмеялся Троян, отдавая поигранные деньги.

— Зато мне всегда не везёт, — возмутился Гиацинт, бросая карты. — Взгляните!

На этот раз он остановился всего на двух картах, а прошло три круга. Перед ним опять лежали два туза, а третий взяла себе баронесса, дополнив им свои две десятки.

— Ну, дорогой граф, вам ведь так везёт в любви, а ещё и везение в картах — это уж слишком, — смеясь, утешала его Георгина. — Правда, дорогой? — обратилась она к мужу.

— Угу, слишком, слишком, — прогудел герцог Жорж, не поднимая глаз на жену. — И вообще, нынешнее поколение уже не способно потерять голову от любви.

— Боюсь, что способно, — озабоченно заметил Троян, вспомнив о своей резвой племяннице.

— Что я слышу, Жорж, ты сомневаешься в нашей молодёжи?! — вмешалась герцогиня.

— Нет, дорогая, нет, конечно, — поспешно запротестовал герцог.

Он прекрасно знал, что его эмоциональная супруга не зря прозвана Изменчивой, и предпочитал не спорить. Благородный герцог как огня боялся гнева своей нежной супруги и любящей дочери и поэтому он всегда соглашался с ними, качая большой круглой головой.

— Кстати, я знаю прелестную историю о том, как один мой предок, тоже граф, потерял голову от любви к прекрасной Маргаритке, — вмешался развеселившийся Гиацинт. — Это было в Париже, в 1573 году.

— Ах, как романтично! — восхитилась мадам Жербер, машинально тасуя карты.

— Но… он потерял голову в переносном смысле, разумеется? — с опаской спросила Гортензия.

— Увы, мадам, в буквальном. На площади Сен‑Жан‑ан‑Грэв, — серьёзно ответил Гиацинт.

— Какой ужас! Но, вероятно, эта Маргаритка была из королевского цветника? — полюбопытствовала Георгина.

— Гораздо хуже, дорогая герцогиня, это была сама королева.

— О! — раздался общий вздох восхищения. Все вспомнили, о чём говорил Гиацинт, и понимали, что любовь королевы стоит головы.

— А вы, милый граф, не являетесь ли потомком той жгучей страсти? — лукаво спросила Гербера.

— Не знаю, право, но мой папа давно старается доказать это, — засмеялся Гиацинт. — Знаю только, что именно в честь этого родственника я тоже — Гиацинт-Бонифас, хотя мои запросы много скромнее[5].

— Кстати, как поживает ваш отец, герцог Провансальский? — осведомилась мадам Жербер.

— Вполне благополучно. Ладно, сдавайте… Сыграем ещё раз.

— Но сейчас очередь Жоржа! Правда, дорогой? — вмешалась герцогиня Георгина.

— Угу, — кивнул её муж, покорно беря колоду из рук мадам Жербер. Игра продолжалась.

— Ах, любовь, любовь!.. — вздохнула Георгина. — Вы заметили, сегодня во время приёма Бьянка была бледнее, чем обычно, а Скарлет так покраснела, когда лорд Гладиолус приветствовал их. Здесь тоже, верно, какие-то любовные дела. Может, и моя Джорджи скоро встретит кого-нибудь, здесь столько блистательных кавалеров! Правда?

— Угу, может быть, конечно, — поддакнул герцог Жорж.

— Да, генерал! Моя Джорджи — такая умница, надо их познакомить с вашей племянницей, ей ведь тоже семнадцать? — Герцогиня очень легко умела менять темы.

— Ей только шестнадцать с половиной, — ответил генерал Троян.

— А, тогда она ровесница моему племяннику. Он приехал из Флоренции погостить. Очень милый мальчик.

— Не знал, герцогиня, что у вас есть родственники в Италии, — заметил Гиацинт и замолчал, уставившись на карту.

— Право, мне кажется, на балу сегодня меньше всех — французов. Сплошные гости и официальные лица, — заметила баронесса Ортанс. — Иранский посол, английский посол…

— Кстати, лорд Гладиолус очень интересный мужчина, да дорогой? — пропела Георгина. — Говорят, он служит в Англии, но родом из Голландии.

— Ах! Голландия!.. — вздохнули Цветы тем же тоном, каким Люди говорят: "Ах, Париж, Париж!.."

— Глупости. Он потомственный английский лорд, — возразила Гортензия. — У меня гораздо больше родственников в Голландии, чем у него. Это почти моя Родина!

— Помилуйте, баронесса, — небрежно зевнул Гиацинт. — Для кого же из нас, я имею в виду дворян, Голландия не родина? Точно как для всех Людей предки — семя Израилево: сыновья Ноя, все двенадцать колен сыновей Иакова и всё такое…

Все согласно закивали, только герцогиня Георгина возразила:

— Ну, мои‑то корни тянутся прямо из Мексики, здесь уж не поспоришь! Правда, дорогой?

— Угу, — ответил Жорж, раздавая всем по второй карте.

— Герцогиня, корни имеют все, и я тоже, — сказал Гиацинт. — Но разве не ваши предки в 1804 году вместе со славным Александром Гумбольтом прибыли из Мексики в Германию, а потом и в Голландию, где они и получили свой патент на дворянство?

Гиацинт, улыбаясь, смотрел своими синими глазами на герцогиню. Возразить было нечего. Граф по праву мог гордиться тем, что его род один из древнейших среди благородного дворянства Франции, а вернее — Аквитании, когда Юг ещё не был французской Провинцией. Но он позволял себе вспоминать об этом вслух крайне редко. Все и так это знали и оценили нынешний намёк на несколько недавнее происхождение некоторых гербов.

— Точно, точно, — кивнула мадам Жербер. — Я сама тоже происхожу из Южной Африки, да и сама Великая Мадемуазель Пассифлора может сказать, что ведёт свой род из Южной Америки, но все мы, тем не менее, французы и гордимся этим. Ведь правда?

— Несомненно, — с жаром подтвердила герцогиня. — Гербера права, да, дорогой?

— Угу, — ответствовал Жорж. — Ты берёшь третью карту, дорогая?

— Конечно. Кстати, какие новости о приезде мадемуазель Пассифлоры, она точно будет на балу?

— Ну, учитывая её новое назначение…

— Граф!.. Гра‑аф! Оторвитесь от игры, вы мне нужны, — раздался шёпот позади Гиацинта. Молоденькая красивая девушка с длинными каштановыми волосами, прелестными глазками, одетая в нежно‑лиловое шёлковое платье, звала его. По голосу он моментально узнал свою даму сердца. Это была мадемуазель Виола Одората, фрейлина принцессы Скарлет, "Джульетта двора".

Гиацинт затаённо улыбнулся и вполголоса спросил, не оборачиваясь:

— Что случилось?

— Очень важное дело, ты мне нужен, — повторила Виола, приблизившись к столу. Она положила свою руку к нему на плечо.

— Ах, был бы я тебе нужен, если б не важные дворцовые дела, — вздохнул он, склонившись щекой к её руке. — Ладно, сейчас доиграю…

— Брось это всё! Пойдём скорей, дело не терпит промедления, — настаивала Виолетта.

— Ну нет! У меня опять эти проклятые два туза, если ты меня поцелуешь, я наконец выиграю. — Он показал карты своей возлюбленной и подмигнул: — Ну, как?

— Ещё чего, ты и так выиграешь! — отстранилась Виола. — Герцог, давайте ещё одну карту. А ты не смотри, — скомандовала она и легонько стукнула пальчиком по закрытой карте. — Теперь бери эту, и посмотрим, что получилось.

Внимание всех было приковано к карте, и раздался всеобщий вздох, когда Гиацинт, перевернув её, открыл бубнового туза и выложил на стол желанную "корону".

Собрав все деньги на столе, он встал и раскланялся:

— Благодарю вас, господа и дамы, за доставленное удовольствие и приятную беседу. Надеюсь, мы ещё будем иметь счастье…

Он не договорил. Виола настойчиво потащила своего друга к двери, и Гиацинт исчез, покорившись любимой.

Глава 9 "Здесь — заговор!"

— В конце концов, что случилось? — Только уже за дверью зала, в коридоре, ведущем на кухню и в комнаты слуг, Гиацинту удалось наконец освободиться. — Спасибо, конечно, за помощь в игре и вообще, я рад тебя видеть, но хотелось бы знать всё-таки, что это за неотложное дело, ради которого я вам понадобился. Мадемуазель, я жду разъяснений.

Они стояли рядом, прислонившись к стене.

— Я узнала интересные новости, — отвечала фрейлина. — Здесь — заговор и, наверное, серьёзный.

— Опять?

— Опять, — невозмутимо подтвердила Виола.

— Господи, когда это кончится?! — насмешливо воскликнул Гиацинт. — Но тогда, пожалуй, ты меня совсем забудешь, так пусть всё продолжается. К делу! Расскажи, что ты знаешь, — повелел он.

— Во-первых, ты знаешь сестрицу твоего дорогого друга Розанчика?

— Да…

— Она во всю флиртует с Чёрным Тюльпаном.

— Скорее — он с ней. Что дальше?

— Во-вторых, Чёрный Тюльпан только что забегал к Лютичной Ветренице (она надутая и злая сидела в своей комнате с начала танцев). Объяснения между ними не было, он сказал ей буквально пару слов, я слышала лишь:

"Всё отлично, она согласится, даже не подозревая, что делает. Я скоро приду, жди в дальней беседке…"

И он умчался, пробыв там около минуты, а теперь снова танцует с этой новенькой и смеётся. А Лютеция вырядилась в новое платье с воланами и сползла гулять в сад. Она в прекрасном настроении.

— Это плохо. Что дальше? — нахмурился Гиацинт.

— В-третьих, ко мне опять заявился Нарцисс…

— Тысяча чертей, с этого надо было начинать!! Что нужно этому наглецу? — вскипел граф.

— Просил примирения, интересовался приездом Пассифлоры.

— Это неспроста.

— Я знаю. Он ужасный болтун, но в этот раз вёл себя крайне осторожно, что совсем не в его стиле. Уверена, его прислала или Лютеция, или принц.

— С какой радости?

— Он спрашивал, кто будет подавать кубок Королеве Бала, ведь если Пассифлора приедет (а она точно приедет в ближайшие полчаса‑час), то королевой будет она.

— Он предлагал тебе взять кубок?

— Прямо — нет. Но всё время повторял, какая это большая честь, и как он был бы рад за меня.

— Хочешь сказать, они ищут фрейлину, которая даст праздничный нектар Пассифлоре? — Гиацинт задумался.

— Похоже на то. Я вряд ли соглашусь, как они думают, а эта девочка точно согласится, "это же такая честь", — передразнила Виола слова Нарцисса.

— Думаешь, покушение? Яд?

— Учитывая состав действующих лиц — всё возможно, — спокойно ответила фрейлина.

— А откуда ты знаешь, что Пассифлора точно скоро будет? — спросил Гиацинт.

Виола засмеялась:

— Должность обязывает. Она едет из Испании, в её личной охране сейчас испанская гвардия. А командир отряда, Дон Клавель д`Альбино, уже здесь, во дворце. Его видел твой драгоценный Розанчик. Ведь это он у нас — доверенное лицо принцессы Бьянки. Ещё на утреннем приёме он передал своей госпоже записку от сеньора д`Альбино, её драгоценного жениха, где говорилось, что в двенадцать он будет у неё.

— Всё ты знаешь! Зачем мне такая жена, никуда от неё не скрыться, — засмеялся Гиацинт.

— Не скроешься, даже не пытайся! — Виола шутя потрепала его за волосы. — В общем, я тебя предупредила, смотри в оба! Если что узнаешь — скажи мне.

— Слушаюсь… — насмешливо щёлкнул каблуками Гиацинт. — Разрешите идти?

— Иди‑иди… и захвати свою шпагу из комнаты. До обеда мы должны всё узнать. Скажи это своему "вестнику любви", Розанчику. Тоже мне почтовый голубок нашёлся. Пусть делом займётся!

Она поцеловала Гиацинта и, вырвавшись из его объятий, умчалась вверх по лестнице.

Глава 10 Лилия или Ирис

На ходу пристёгивая шпагу к перевязи, Гиацинт спускался из своих апартаментов. Проходя по лестнице, ведущей в садовую галерею, он увидел внизу пару беседующих молодых людей: стройную девушку в обтягивающем бордово‑вишнёвом платье, с пышной причёской из коротко стриженых чёрных кудрей, и юношу в красно‑оранжевом, неярких тонов костюме. В девушке он издали узнал дочку герцогини Георгины — Джорджи, которую уже видел вчера при дворе. Юноша был ему незнаком.

Не желая мешать беседе, Гиацинт остановился наверху лестницы. Вскоре девушка сказала что‑то прощальное и, махнув рукой, пошла в сторону Тронного зала.

Юноша пожал плечами, развернулся и стал прохаживаться взад-вперед вдоль окон галереи. Она была построена как оранжерея: с большими окнами и застеклённым верхом. Во время очередного рейда он, задумавшись, чуть было не столкнулся с Гиацинтом, который как раз успел спуститься вниз.

Тонкий силуэт Джорджи ещё виднелся вдали.

— Эта грузиночка очень миленькая, правда? Вы не знакомы? — услышал юноша над ухом весёлый голос и поднял на собеседника свои чёрные глаза.

Перед ним стоял, засунув руки в карманы атласных штанов, молодой белокурый кавалер в светлом расстёгнутом камзоле и, прищурившись, смотрел на удаляющуюся Джорджи.

Юноша мягко улыбнулся пришельцу:

— Да, она мила, и я её хорошо знаю — это моя кузина Джорджи.

— Кузина? Вы её двоюродный брат? А, понимаю, вы — "милый мальчик из Флоренции", племянник герцогини Георгины, — Гиацинт, прикрыв один глаз, изучающе смотрел на него.

Черноглазый юноша засмеялся.

— Вы просто прорицатель, но и я тоже знаю, кто вы! Вы — граф Ориенталь, Гиацинт, любимец всего двора и "Тот‑кто‑всё‑про‑всех‑знает".

Гиацинт улыбнулся:

— Видимо, этот титул не заслуженный. При дворе все всё знают, но вы знаете моё имя, а я ваше — нет.

— Джордано, граф Георгин.

— Очень приятно, — откликнулся Гиацинт. — Раз и вы, и я — граф, можем перейти на "ты", если нет возражений.

— Никаких, — засмеялся Джордано. — Я не очень люблю строгий дворцовый этикет, зато Джорджи его боготворит. Кажется, она саму себя тоже называет на "вы". А тебе сколько лет? — поинтересовался он.

— Как раз на три с половиной года больше, чем тебе. Тебе ведь шестнадцать с половиной.

— Ого!

— Бьюсь об заклад, ты спрашиваешь потому, что тётушка как-то сказала:

"Этот Гиацинт очень мил, но надо же быть таким болваном! В его годы уже успел обзавестись невестой, а значит, ускользнул от нашей Джорджи! Да, дорогой?" — продекламировал Гиацинт, возведя глаза к небу и подражая голосу Георгины Изменчивой.

Джордано чуть не умер от смеха. Наконец он смог говорить, хотя ещё заикался от хохота.

— Нет, ты всё-таки умеешь читать мысли на расстоянии, ой, не могу! — он снова звонко захохотал.

— Угадал? — кисло усмехнулся Гиацинт.

— Ещё бы, слово в слово так и сказала! Ты это слышал сам?

— Нет. Просто, то же самое говорят почти все почтенные мамаши молодых незамужних дочерей. Все, кроме одной.

Джордано кивнул:

— Да уж… Тётушка тебя просто обожает.

Гиацинт засмеялся:

— Думаю, сегодня её мнение обо мне изменилось. Ей слишком дорого обошлась утренняя встреча со мной, — он похлопал по карману с выигранными в "Корону" деньгами.

— Не думаю. Джорджи говорила, что её мама очень довольна игрой в карты: интересная игра и приятная компания — это как раз для неё. А кто из милых дам не желает видеть тебя своим зятем? — спросил Джордано.

— Мать моей невесты, маркиза Матиола, — ответил с улыбкой Гиацинт.

Граф Георгин развёл руками:

— Вот так и устроен этот мир. А я был бы не против иметь такого родственника.

— Я тоже…

Мальчишки, не спеша, прогуливались по коридору галереи.

— Джордано, знаешь, внешне ты просто классический итальянец: огромные чёрные глаза, чёрные кудри, загар — просто картинка! Ты будешь иметь успех у наших барышень.

Джордано застенчиво улыбнулся.

— Ты тоже похож на француза, особенно на парижан, как я их себе представлял. А ты родился в Париже?

— Нет, в Марселе. Я с Юга, из Прованса.

— А, недалеко от нас, от Тосканы.

— Ты живёшь в самой Флоренции, в городе? — спросил Гиацинт, с любопытством глядя на нового знакомого.

— Да, в саду возле Палаццо Питти.

— О, это недалеко от Старого Моста, я знаю эти места. Сад Боболи, да?

Глаза Джордано загорелись:

— Ты был у нас, в городе?

— Да. Ещё в детстве мы с матерью ездили на праздник весной во Флоренцию. Ходили в церковь Санта Мария с Цветком, там у мамы есть знакомая монахиня.

— А! В Санта Мария дель Фьоре, я там часто бываю. Там всегда много монахинь, они приходят в собор на службу. Там же не монастырь.

— Да, я знаю.

— Ну, и как тебе у нас? — спрашивал Джордано с явной заинтересованностью.

— А как тебе в Париже? — засмеялся Гиацинт. Но продолжал уже серьёзно: — Я люблю Флоренцию. Это самый цветочный город в мире, именно мы дали ей имя "Цветущая". И потом, на гербе Флоренции тоже Лилия, как и у нас, во Франции. Но там одна большая, красная, а у нас — три поменьше, золотые. Но всё равно, Лилия.

Джордано хитро улыбался.

— Вот бы ты повторил это моей двоюродной тётке по отцу, Тигридии Павлиньей, она бы тебе прочла лекцию о "лилиях".

— И что бы она сказала? — удивился Гиацинт.

— А то, что на гербе Флоренции изображён ирис, а вовсе не лилия. Это ошибка из‑за стилизованного изображения цветка.

— Не‑мо‑жет‑быть, — изумился Гиацинт.

— Точно, Ирис, — подтвердил Джордано. — Она бы показала тебе документы, где написано о священных ирисовых полях возле Флоренции. Они и сейчас есть, там живут наши знаменитые флорентийские парфюмеры[6]. Кстати, на французском гербе тоже ирисы, причём не самые знатные: из рода Болотный Жёлтый. Они помогли вашим королям взойти на трон в древние времена.

— Вот так всё и узнаётся, через века! — развёл руками Гиацинт, хотя не было похоже, что он так уж сильно потрясён этой историей.

Джордано продолжал:

— Во Флоренции, пока был вольный город-государство, а потом Тосканское Герцогство, всегда правили Ирисы. Моя тётка, Тигридия Павлинья, в близком родстве с Ирисами, но её предки только к XVI столетию приехали из Мексики, а Ирисы правили и в Греции, и в Древнем Египте, и в Риме. Это почти 4000 лет. Тётка Тигридия живёт во дворце Медичи‑Рикарди и ужасно кичится своим родством с правящей фамилией. Всем и каждому она обожает рассказывать о "самозваных Лилиях" на нашем гербе; ясно, что я как сын её двоюродного брата…

— …Пользуешься особым благоволением и ещё с детства стал её излюбленной жертвой, — продолжил его мысль Гиацинт.

— Точно! Но эти сведения подтверждены фактами, раз ты читаешь мысли, то не станешь этого отрицать, — весело сказал Джордано.

Гиацинт прекрасно знал историю, поэтому не стал ничего отрицать. Напротив, склонив голову набок, он мягко, предупреждающе сказал:

— Прости, Джордано, но во Франции об этих вещах не рекомендуется говорить вслух, особенно при дворе. Именно потому, что эти сведения подтверждены фактами, никому не нравится слышать, что Три Лилии у нас незаконно захватили власть после правления Валуа, (а по сути Ирисов Медичи), которые по тем же причинам предпочитали называться "Лилиями". Всё это привело к изрядной путанице в смене династий, и нынешние Розы не слишком любят вспоминать о своих предшественниках. Они ведь были близкими сподвижниками Трёх Лилий.

Там, откуда я родом, эта история отнюдь не тайна, ведь гасконцы помогли Генриху VI и его Маргаритке прийти к власти, и они ещё помнят, как это делалось. Но во всех школах детям с детства твердят о золотых королевских лилиях — едином гербе всех королей династии Капетингов, но особенно — Трёх Лилий, династии Бурбонов. Это не история, это политика. Так что…

Джордано понимающе кивнул и оглянулся по сторонам.

— Знаешь, Джордано, надо тебя познакомить с Розанчиком — это мой друг. Вот бы кому действительно не мешало узнать эти сведения о "лилиях".

— А где он сейчас?

— Понятия не имею, я же не ясновидящий, — (при этих словах Джордано улыбнулся с сомнением). Гиацинт продолжал: — Он — паж принцессы Бьянки. Причём любимый паж. Так что носится где-нибудь по придворным делам. Вообще-то он мне нужен для важного разговора, так что попозже надо будет его найти. Или он сам примчится сюда, если будут очередные неприятности.

Что бы Гиацинт ни говорил, но дар предвидения у него был безотказный…

Глава 11 Любовный дуэт

Розанчик всё это время развивал бурную деятельность. Убедившись, что оторвать сестру от танцев с принцем положительно не удастся, он оставил бесполезное занятие и вернулся к государственным делам.

Паж действительно передал Бьянке записку от её жениха, который, судя по времени, должен был уже ждать в её комнате.

Никто не знал, что Скарлет тоже получила сегодня любовное послание. Английский посол, лорд Гладиолус, (вопрос о родственных связях которого вызвал такой интерес за карточным столом) встретил принцесс, шествующих из Тронного зала в свои покои. Поклонившись Скарлет, он вручил ей ещё одно "собственноручное послание", но на этот раз, написанное не рукой Елизаветы II. Обе сестры с одинаковым нетерпением влетели в свои комнаты, так быстро, как это только позволял дворцовый этикет.

— Клавель, дорогой, как я рада тебя видеть! — воскликнула Бьянка, едва переступив порог своих покоев.

У окна стоял высокий молодой мужчина, одетый по испанской моде. Высокие сапоги для верховой езды цвета слоновой кости, расшитый золотом светлый атласный колет и ослепительно белый, круглый испанский гофрированный воротник. У испанца было бледное красивое лицо с точёными чертами, которое украшали тонкие усики и небольшая бородка. Светлые волосы коротко стриженные, зачесаны назад; тонкие аристократические руки сдлинными пальцами. Тем более странными на фоне его светлой фигуры и лица казались жгучие карие глаза, с такой любовью устремлённые на Бьянку, когда она вбежала в комнату.

— Милый!

— Дорогая моя!

Они заключили друг друга в объятия.

В этот момент к дверям принцессы приближался Розанчик. Верный паж, взглянув на часы, сделал соответствующие вычисления и не стал беспокоить госпожу. Он удалился в кабинет, маленькую комнатку с окном во двор, у которой был общий коридор с той комнатой, где Бьянка сейчас беседовала со своим возлюбленным.

Розанчик покосился на правую от окна стенку, за которой находилась комната принцессы, уселся у окна и стал наблюдать, не приедет ли ещё кто из высоких гостей.

В комнате Бьянки лилась ласковая река слов Любви. Клавель д`Альбино поздравлял свою невесту с Днём Рождения, восхищался её красотой, её причёской, её глазами, руками, платьем, атласными бальными туфельками и всем её обликом, её добротой. Всё в Бьянке казалось ему неповторимым и совершенным.

— Скоро ли ты, моя прекрасная принцесса, скажешь отцу о нашей помолвке? — вопрошал влюблённый испанец.

— Не знаю, дорогой мой, боюсь, он рассердится. Но главное не это, а то, что его никогда нет дома. Государственные дела заслоняют его от дочерей, — вздохнула Бьянка.

— Ну, когда-нибудь он же вернётся. Разве отец не хочет счастья своей дочери? Или испанский гранд недостаточно знатен для того, чтоб быть мужем принцессы Бьянки? Мои предки, между прочим, участвовали в крестовых походах! — начинал раздражаться пылкий сеньор.

Бьянка рассмеялась:

— Ах, Клавель, ты — гранд от макушки до кончиков шпор на твоих сапогах. И отец, конечно, согласится сделать меня счастливой. Но у меня ещё не было случая поговорить с ним, с тех пор как мы решили открыться королю.

— Он согласится без колебаний, — уверенно заметил Клавель. — Ведь и сам когда‑то женился по Любви на принцессе Фоэтине Испанской, старшей сестре нашего нынешнего государя.

— Да, он очень любил маму и, конечно, согласится. Скарлет тоже так говорит, — успокаивала себя Бьянка, рассуждая вслух.

— Разве Скарлет знает о нас? — удивился Клавель.

— Разумеется. Мы друг от друга ничего не скрываем, — ответила Бьянка.

Дон Клавель задумался.

— И Скарлет не обижена, что младшая сестра раньше неё выйдет замуж?

Принцесса звонко хохотала над его растерянным видом:

— Сколько раз тебе говорить, Клавель, что мы со Скарлет — близнецы. Я младше её всего на два с половиной часа! И потом, если твоя старшая сестра готова убить тебя за то, что ты женишься, а она останется старой девой, которой одна дорога — в гербарий, так не всем же иметь таких сестёр!

Клавель нежно обнял Бьянку и погладил по щеке.

— Ты права, сердце моё. Я ни о чём не способен рассуждать разумно, когда вижу тебя. — Он поцеловал невесту.

— Хочешь, я тебе открою одну тайну, про мою сестру? — спросила Бьянка у своего возлюбленного. Тот молча кивнул, пожирая её глазами.

— Всё очень просто: у Скарлет тоже есть жених, он далеко отсюда. В этот самый момент, когда мы разговариваем с тобой, она в своей комнате или читает его письмо, или уже пишет ответ.

— А откуда, если не секрет, пришло это письмо? — спросил Дон Клавель.

— Его передал сегодня утром лорд Гладиолус, английский посол.

— Жених Скарлет англичанин? — Испанский гранд в эту минуту вовсе не думал о старинной англо-испанской вражде. Просто спрашивал.

— Нет, он ирландец. Мы познакомились три года назад, когда ездили с отцом на корабле в Великобританию.

— Дипломатическая миссия?

— Нет, на каникулы. Мы тогда ещё не были знакомы с тобой, представляешь? — наивно удивилась юная принцесса.

— Не очень. Разве было такое время, когда мы были незнакомы? Да, припоминаю, летом три года назад я… да, точно, проводил военные манёвры в Севильи, — вспоминал сеньор д`Альбино.

— Боже, мы как раз проплывали Гибралтар и останавливались в Кадисе. Мы захотели плыть из Тулона. Ты был совсем рядом, а я не знала об этом! — воскликнула Бьянка. — Прошло ещё пятнадцать месяцев, и только потом мы встретились!

— Зато встретились, — утешил д`Альбино. — А что же Скарлет?

— Ах, да! — продолжала Бьянка. — Мы приплыли в Дувр и решили дальше путешествовать по каналам. Папа предложил зафрахтовать яхту, которая нам понравится. Но сначала мы побывали в Лондоне: В Сен‑Джеймском парке, в Кенсингтонском, конечно, в Уайт‑Холле… Посмотрели все достопримечательности и отправились в Бристоль. Пересекли всю "Зелёную Англию" и очутились возле Бристольского залива.

С утра мы со Скарлет пошли погулять на набережную. Так здорово ездить как частное лицо! Никто тебя не узнаёт, никакого этикета, охраны и всего остального, что отравляет прогулки. Клавель, когда мы отправимся в свадебное путешествие, обязательно поедем инкогнито, только вдвоём, да? — мечтала Бьянка.

— Непременно, — пообещал ей жених.

— Ну так вот… Больше всех нам понравилась яхта "Сирена". Она была миленькая, как игрушка, но выдерживала любой шторм, как потом оказалось. Она словно лепесток порхала по водам залива. Вечером папа поехал (сам!) договориться о фрахте. Владелец "Сирены", оказалось, совсем недавно купил её для участия в ежегодной регате, и он с радостью согласился совершить вместе с нами небольшое путешествие по каналам и проливу Святого Георгина[7]в Ирландском море.

— Это и был…

Бьянка кивнула.

— Это был капитан Шафран О`Хризантем, рыжеволосый стройный красавец. Он был нашим гидом все два месяца каникул, и они со Скарлет полюбили друг друга.

— Он очень знатен, этот капитан? — спросил Клавель, подкручивая усы.

— Скажем так, он из благородных дворян. Офицер Королевского Британского флота. А по мнению нашего папочки — просто пират!

— Они собираются пожениться?

— Отец вряд ли даст согласие сразу, без кровопролития. Скарлет едва отговорила Шафрана просить её руки прямо тогда, в путешествии. Обещала поговорить с отцом, придумать что-то, чтобы он согласился. Но у них меньше шансов на скорую свадьбу, чем у нас с тобой, — вздохнула Бьянка.

— И всё-таки, я думаю, они будут счастливы, — возразил Клавель, — вас, ты говоришь, приглашают в Англию?

— Да, в родовые земли. Посмотрим на старые замки наших предков в Йоркшире и Ланкашире. Лорд Гладиолус всё нам очень красочно расписал. Будут устроены праздники, гулянья, наверное, приедет сама королева. И мы будем сидеть в рыцарском зале, где по стенам развешаны доспехи и ржавые мечи, и греться у фамильного очага, увенчанного нашим гербом… — Бьянка увлечённо строила воздушные замки.

— Это удобный случай для Скарлет и её жениха. Они встретятся, и король будет там. Надо решиться рассказать ему всё, — предложил Клавель.

— О, решимости у Скарлет сколько угодно. Чтобы стать миссис О`Хризантем, она готова отказаться от короны!

Клавель взял руку Бьянки в свои ладони и, стараясь подавить волнение, спросил:

— А ты, принцесса моей души, так же страстно желаешь стать сеньорой д`Альбино эль Диантус?

Бьянка опустила глаза и скромно улыбнулась:

— Мне достаточно быть "Принцессой твоей души", зачем мне иная корона? Но мы могли бы править вместе с тобой. Папа согласится.

— Лучше всего, чтобы королём оставался ваш отец. Тонкошип VII, Багряный — прекрасный политик. Он самый желанный союзник для всех европейских держав, он ещё молод и полон сил. А когда он совсем состарится, то назначит наследником нашего сына или сына Скарлет, как он решит, — серьёзно рассуждал Дон Клавель.

— А если у нас будет девочка, — лукаво спросила Бьянка, зная, как важен любому испанцу сын — наследник рода.

Но сеньор только крепче обнял её и прошептал:

— Значит, она будет похожа на тебя и прекрасна, как никто на свете.

В этот момент в дверь осторожно постучали. Клавель д`Альбино сам пошёл открыть дверь. На пороге стоял Розанчик.

Паж поклонился сидящей в кресле у окна принцессе.

— Ваше высочество, карета фрау Рододендрон только что остановилась у ворот.

— Бабушка приехала! — радостно завизжала "Донья Бьянка" и помчалась предупредить Скарлет.

Испанский гранд и мальчик‑паж посмотрели друг на друга. Клавель д`Альбино печально вздохнул.

— Сеньор, ей только двадцать лет, — успокоительно заметил Розанчик.

— Се ля ви, — откликнулся испанец.

Глава 12 Альпийские грёзы

Менее чем через пять минут, обе принцессы, придерживая пышные юбки, бегом спускались по парадной лестнице. Внизу по дорожке шла в сопровождении слуги пожилая толстая мадам в нежно-розовом пышном платье, в шляпке с красной вуалью и в красных нитяных перчатках.

Это была двоюродная бабушка принцесс, тётка короля Тонкошипа VII, фрау Рододендрон, которую весь двор называл просто "тётя Рута".

— Бабушка! — вопили обе принцессы, забыв про этикет и повесившись на шею вновь прибывшей гостье.

— Деточки маи, красавицы золотые, поздравляю вас! — слегка растягивая слова, говорила фрау.

— С чем? — не сразу сообразили "деточки".

— С моим приездом, именинницы мои дарагие, — возмутилась бабушка.

— А!.. — протянули в один голос Скарлет и Бьянка.

— Пайдёмте во дворец. Хочу посмотреть, какие пришли перемены за время, что я здесь не была.

Она обернулась к лакею, который стоял, раскрыв рот, и глазел на счастливое семейство. Рута сердито спросила его:

— Эй! Вы имеете мене что‑то сказать? Ежели нет, так отнеси вещи в мои апартаменты и не стой здесь, как памятник Ришелье…

Слуга вздрогнул и поспешно закрыл рот. Потом, сопровождаемый смехом их высочеств, он, оглядываясь, пошёл к карете за чемоданами фрау.

— Ну, как там Швейцария, бабушка? — спрашивали внучки, взяв гостью под руки с двух сторон и не спеша поднимаясь по лестнице.

— Всё так же. В Альпах светит солнце, кагда нет дождя. Красота! Мой управляющий поместьем Шток‑Роз в Германии просто мошенник, чтобы не сказать больше. Думаю бросить всё да поехать в Израиль, а может, в Индию. Можете себе представить, Азалия Индика вышла замуж за какого‑то магараджу и теперь живёт так, как желаю я жить вашим детям! — энергично жестикулируя, рассказывала Рута.

— Тётя Азалия? Быть не может, — воскликнула Бьянка.

— Она же старше тебя, бабушка!

— В етом вся подлость! Она съездила в круиз, в Одессу, и встретила там етого шейха или раджу, я не знаю. Я ей говорю: Азалия, единокровная сестра моя, как можно устраивать таких глупостей в твои годы? Где твоя забота о ближнем? Иде, я говорю, жених для меня?

— И что она ответила? — давились от смеха внучки.

— Сказала: приезжай, будем искать, — развела руками бабушка.

Смеясь, они шли по приёмной. Навстречу им попался лорд Гладиолус. Он галантно поклонился принцессам. Они остановились.

— Бабушка, — молвила Скарлет, — разреши тебя познакомить с послом английской королевы. Это — лорд Гладиолус.

— Очень приятно. Фрау Рододендрон, — непривычно низким сдержанным голосом сказала бабушка и подала лорду руку в красной перчатке. Он медленно поднёс её к губам.

Принцессы со своей гостьей давно исчезли, а лорд всё смотрел в ту сторону, куда они удалились, и не мог двинуться с места.

"Рута!" Колёсики в часах Времени с треском завертелись назад, в прошлое…

…Рута Рододендрон, первая красавица всей округи. Воздушное создание с ангельской улыбкой. Её тогда называли Альпийской Розой… Толпы поклонников наперебой просили её руки, и наивысшим счастьем было право хоть раз потанцевать с ней. Рута Рододендрон… Залитые лучами солнца горы Швейцарии. Весна… Молодость… Начало дипломатической карьеры, первая любовь…

Ах, Рута, Рута. Зачем она вышла замуж за этого дурацкого немецкого барона Шток‑Роза, всё достоинство которого заключалось в лиловой лысине и двенадцати миллионах немецких марок. Рута Рододендрон…

Лорд Гладиолус вспомнил свою жену, первую статс-даму королевы Елизаветы. Бедная леди Глэдис. Она была прекрасной женой и безупречной леди. Именно её поддержке он обязан своим назначением на должность статс-секретаря и советника по вопросам внешней политики. Их чувства друг к другу можно скорее назвать дружбой или сотрудничеством. Все знакомые видели в них идеальную пару, и сама королева выражала искреннее сочувствие лорду, когда он остался вдовцом. Но Рута…

Рута Рододендрон, Альпийская Роза, кто может узнать теперь в этой растолстевшей немолодой даме ту, прежнюю его невесту, оставшуюся в Швейцарских Альпах. С того весеннего дня прошло уже сорок лет. Сам лорд уже давно не тот юноша, гулявший когда-то под руку с невестой по горным тропам.

Жаль, что у него нет детей. Ведь главное место у их семейного очага вечно занимали государственные дела. Как могла позволить себе первая статс-дама Англии нянчиться с младенцем? А теперь всё чаще приходят мысли о грядущей старости.

Лорд Гладиолус грустно вздохнул.

Рута! Как всё-таки любит судьба устраивать нам сюрпризы. Сорок лет… А ведь будто вчера всё было. Лишь вчера они виделись в последний раз. И только вчера вместе смотрели, как лучи закатного солнца заливают расплавленным золотом снежные вершины Альп…

Глава 13 "Дуэль, немедленно дуэль!"

Доложив принцессе о прибытии фрау Рододендрон, Розанчик простился со своей миссией "верного стража ворот Рая" и вернулся к себе в комнату. Он сидел на подоконнике и с глубокомысленным видом очинял перо, видимо, собираясь написать что‑то, когда в комнату вся в слезах влетела его кузина.

— Розанчик, миленький, это ужасно!

— Что случилось? — брат удивленно поднял голову.

— Он с ней… в беседке… Я их видела! О! Я погибаю…

Розанчик спрыгнул с подоконника и вовремя подхватил кузину.

— Успокойся, не падай в обморок. Расскажи мне наконец, что случилось, сестричка.

Шиповничек, захлебываясь, объяснила:

— Он… Он говорил, что я единственная, что так ему нравлюсь, а сам… — Она всхлипнула.

Розанчик подал ей носовой платок.

— Да объясни ты толком! Кто? Где? С кем?

— Да ОН же! Принц. Чёрный Тюльпан. Я танцевала с ним все танцы. Он говорил, что влюблен в меня, а теперь я видела его с этой…

Мадемуазель задохнулась от возмущения и даже перестала плакать.

— С кем, Шиповничек?

— С этой интриганкой из Лютиков; как её?.. Лютичная Ветреница!

— А…

Розанчик равнодушно пожал плечами. Шиповничек продолжала жаловаться.

— Они там, в беседке, Розанчик миленький, я этого не переживу! Он говорит ей "цветочек мой". Представляешь?!!

— Кошмар, — флегматично согласился Розанчик, желая наказать сестрицу.

— Вот именно! — не унималась Шиповничек. — "Ах, милая моя, вы столь прекрасны, что затмеваете солнце. Скажите, всё-таки вы названы в честь Парижа, или имя Лютеция было ему дано в вашу честь?…" — закатив глаза, повторила Шиповничек.

— Он так сказал?! Это правда, Шиповничек?!

— Конечно, — ответила она, довольная, что наконец растормошила брата.

Розанчик схватил со стола шляпу и принялся лихорадочно открывать ящики своего шкафа, ища перчатки. При этом он говорил:

— Ну, всё! Ему конец! Тут уж задеты мои патриотические чувства. Посмел сравнивать славное имя Парижа с этой… Мерзавец!

Наконец он нашел перчатки с зелеными раструбами и взял шпагу.

— Ну, ладно, пошли! Где там они, ты сказала?

— В летней беседке. Беседуют, пока…

— Идем. Я ему покажу! Обижать мою маленькую кузину я никому не позволю, вот увидишь! Давно мне хотелось свернуть ему шею, а теперь и повод есть. Я вызову его на дуэль и убью! — горячился Розанчик, таща за собой сестру. Она едва поспевала за ним и не выпускала из рук мокрый от слез платочек.

— Розанчик, ты с ума сошел! — воскликнула она. — Если ты начнешь его убивать, он же убьет тебя первым! У меня на глазах. Я этого не переживу!

— Спокойно, крошка! — заверил Розанчик. — Я — дворянин и сумею защитить тебя.

— Надеюсь. Но ты всё-таки поосторожней. Можешь не убивать его до конца, пусть только принесет извинения и снова будет со мной.

— Посмотрим… И вообще, я тебя предупреждал. — Они остановились на минутку. — Видишь, что получилось.

Шиповничек снова всхлипнула.

— Ну ладно, — смягчился Розанчик. — Но всё-таки очень глупо с твоей стороны влюбляться в первого встречного негодяя.

— Я же не знала!

— Но я-то знал. Ну, вперед! Берегитесь, ваше высочество…

Они выбежали в сад и пустились по дорожке к самой дальней беседке, увитой побегами плюща и дикого винограда с молодыми листиками.

Каково же было удивление принца, который действительно сидел там в обнимку с Лютецией, когда он услышал топот на дорожке и увидел бегущего пажа с обнаженной шпагой.

— Эй, мессир меланист[8]! Да, да, я к вам обращаюсь, — заорал Розанчик. — Оторвитесь на секунду от своей дамы, и поговорим как мужчина с мужчиной!

Чёрный Тюльпан появился в проеме входа в беседку и изумленно уставился на Розанчика.

— Что?.. Кто с кем, простите? Вероятно, я не совсем точно понял вас, мой юный друг, — сладким голосом переспросил принц.

— Ах, так, счас поймешь! — раскалялся Розанчик. — Вы нанесли оскорбление моей кузине Шиповничек и вы за это ответите!

— А‑а… — беззаботно протянул принц, только сейчас заметив бледную фигуру Шиповничек возле куста. — Так вот в чём дело… Ясно. И что же вам угодно, чего вы требуете?

— Сатисфакции! — дерзко ответил Розанчик, не сводя пристального взгляда с принца.

Тюльпан деланно зевнул:

— О, какое громкое слово! — Наконец он зло уставился на пажа и, чеканя слова, произнес: — Розан‑чик, маль‑чик мой, вам следовало бы идти не на бал, а в детс‑кий са‑дик или в Оранжерею для малолеток, вместо того, чтобы отвлекать меня от сверхприятного разговора с дамой. — Он подошел поближе, потом, внезапно переменив тон, сказал с трагическим пафосом: — Но вы ещё так юны, так неопытны, еще не научились вести себя во взрослом обществе, что я прощаю вас. Мне тебя жаль. — Он добавил резче: — Советую теперь удалиться. Я занят.

Принц развернулся и собирался уйти в беседку. Розанчик вскипел, как чайник, в котором уже не осталось воды, и кончик носа у него побелел — верный признак бешенства. Забыв обо всем, он разразился проклятьями:

— Ах ты непроросшая негритянская луковица! Придется уделить мне пару минут! Если же вы откажетесь драться со мной, я убью вас просто так, как собаку!

Глаза принца сузились.

— Малыш, как не жаль портить такой чудный день, но ведь я могу и всерьёз отнестись к этим словам и тогда…

— Что тогда?

— Я тебе все лепестки пересчитаю, хоть их и много, как на капусте! — взорвался принц.

Розанчик побледнел от неслыханного оскорбления, потом залился краской.

— Такого оскорбления я не прощу никому. Защищайтесь, сударь, — он поднял шпагу.

Но принц уже абсолютно успокоился и стоял, прислонившись к стене беседки.

— Ещё одно уточнение. Спрячь свои шипы, мальчик! Советую найти себе секундантов, если действительно желаешь этой дуэли. Они должны видеть, как я буду убивать тебя по всем правилам фехтовального искусства, иначе меня назовут "потрошителем младенцев". А так, они засвидетельствуют, что я лишь защищал свою жизнь от нападения сумасбродного юнца.

— Сию минуту я представлю вам своих секундантов, — немедленно ответил Розанчик, спрятав шпагу в ножны.

— Ну, что ж, жду вас четверть часа. У малыша есть часы?

— Уж найду, где спросить, во дворце их достаточно, — фыркнул Розанчик.

— Отлично, — хладнокровно заметил Чёрный Тюльпан. — Надеюсь, вы передумаете и не явитесь к назначенному сроку.

— Боитесь? Трус!

— Только за вас, — парировал принц.

— Не стоит!

— Да, в общем, не стоит, но у меня такое доброе сердце, — вздохнул принц, полируя ногти о черный бархат на рукаве своего камзола.

— Через пять минут я буду здесь в сопровождении секундантов.

— Жду вас, без нетерпения, — учтиво поклонился принц, провожая взглядом пажа и его кузину.

— Ах, Неро, ты так неосторожен! — выглянула из окна беседки женская головка.

Принц улыбнулся ей:

— Не бойся, Лютеция, поговорим чуть позже, только и всего…

Глава 14 Секунданты Розанчика

— Розанчик, не спеши! Я не могу так быстро идти, у меня нога болит, — стонала Шиповничек, стараясь поймать руку брата.

— Танцевать надо меньше с кем попало, — сквозь зубы ответил он, не оглядываясь и продолжая идти ко входу в садовую галерею.

— Я не могу больше, я устала.

Розанчик обернулся:

— Так, садись здесь на скамеечку, вон, под апельсиновым деревом, и жди меня, я сейчас. И не вздумай уйти куда-нибудь! У меня нет времени бегать за тобой перед таким ответственным поединком.

Шиповничек послушно уселась на скамейку.

Едва влетев в галерею, Розанчик увидел там гуляющих Гиацинта и Джордано. Паж поспешно кинулся к другу.

Тот нисколько не удивился.

— А, вот и ты. Джордано, я говорил тебе, что мой друг и моя невеста имеют редкий дар находить меня при первой необходимости, где бы я ни скрывался от них, — приветствовал его Гиацинт.

— Граф, мне нужна твоя помощь, у меня крупные неприятности! — сообщил Розанчик, стараясь отдышаться.

Гиацинт и Джордано переглянулись.

— Та‑ак, — протянул Гиацинт, почесывая висок. — Я начинаю верить в собственные способности. Ну, вы познакомьтесь сначала, а потом расскажешь, что к чему.

Розанчик поспешно подал руку незнакомому юноше.

— Де Розан, паж принцессы Бьянки.

— Джордано, граф Георгин.

— Церемония окончена, — подытожил Гиацинт. — Что у тебя стряслось?

Розанчик набрал побольше воздуху.

— Можешь оказать мне одну услугу?

— Шевалье де Розан, я полностью в вашем распоряжении. Но, может, ты сначала объяснишь всё-таки, что произошло?

— Хорошо, что вас двое… Может, граф согласится…

— На что? Не тяни, в конце концов!

— Мне нужны секунданты. Срочно! — выпалил наконец Розанчик.

Гиацинт смерил его уничтожающим взглядом.

— Когда? Где? И с кем? — очень спокойно спросил он друга.

— Через десять минут, в саду, возле летней беседки у меня назначена дуэль с Чёрным Тюльпаном.

Джордано захлопал глазами:

— С принцем? Вот это да!

— Это таки "да!" — согласился Гиацинт. — Розанчик, ты спятил. Это из‑за твоей кузины?

— Конечно! Чёртова девчонка увидела Неро с Лютичной Ветреницей в беседке и в истерике примчалась ко мне. Должен я был защитить честь сестры?

— Несомненно.

— Ну… При объяснении в саду он вел себя нагло, как всегда, и я сказал ему пару теплых слов… — Розанчик сам был слегка смущен предстоящей дуэлью. Он с надеждой взглянул на Гиацинта. — Ты ведь не откажешься мне помочь?

— Куда я денусь, — вздохнул его друг, засунув руки в карманы.

— А вы, граф?

Джордано утвердительно кивнул в ответ.

— Всё, нам нельзя опаздывать. Подробности расскажешь по ходу — скомандовал Гиацинт, и все трое отправились к месту дуэли. — Джордано, ты вооружен?

— У меня есть кинжал.

— Сойдет, — кивнул Гиацинт. Он размышлял. — Знаешь, сама по себе идея неплохая: принца давно надо было проучить. Но мысль о поединке оставь: Неро — прекрасный фехтовальщик. Здесь у него противников практически нет.

— Кроме тебя, — заметил Розанчик.

Граф покосился на него:

— Но дуэль-то у него не со мной. Джордано, ты когда-нибудь участвовал в поединке?

— Не довелось ещё, — беспечно ответил флорентиец, шагая рядом.

— Посмотришь на представление. Но кровопролития не обещаю. Главное, не удивляйся. А ты — молчи, хватит с тебя разговоров с принцем, — обернулся к другу Гиацинт.

Розанчик покорно кивнул.

— Главное, не забудьте вежливо поклониться, когда будем уходить. И сохраняйте оба невозмутимый вид, — наставлял Гиацинт друзей.

Они уже спустились в сад. Шиповничек смирно сидела на скамейке, где её оставил Розанчик. При виде троих кавалеров она встала и подбежала к ним. Гиацинт строго и в то же время насмешливо посмотрел на неё. Розанчик вообще не поднимал глаз на сестру.

— Ну, вот она, виновница поединка, познакомься, Джордано, — сказал Гиацинт. — Мадемуазель, вы ставите своего брата в крайне глупое положение. Известно ли вам, что Лютеция — официальная любовница вашего дорогого принца? Не успев пробыть здесь и одного дня, вы чуть не лишили жизни моего друга, вашего дорогого брата. Как прикажете нам теперь выпутываться из этой ситуации?

Шиповничек подняла на графа испуганные глаза:

— Я ничего такого не хотела… Я же не знала, что Розанчик назовет его высочество "негритянской луковицей". Конечно, он разозлился…

Оба графа покатились со смеху, а Розанчик виновато опустил голову.

Гиацинт потрепал друга по плечу:

— "Он разозлился"… Я думаю! Дорого бы дал, чтобы увидеть эту сцену.

— Но вы же не допустите этой дуэли, граф? — взмолилась Шиповничек.

— Конечно, нет. Но при одном условии…

— Я согласна на всё! — страстно воскликнула Шиповничек.

Гиацинт усмехнулся.

— Никогда не говори мне "вы" и "граф". Помнишь, как велела мадам Розали?

Шиповничек наконец улыбнулась и успокоилась.

— Пошли, мы будем как раз вовремя, — сказал Гиацинт. — Джордано, дай даме руку.

Они приблизились к беседке.

— Рад приветствовать вас, господа! — встретил их принц. — Я надеялся, что ты откажешься от этой затеи, мой юный друг, — участливо покачал головой Чёрный Тюльпан, глядя на Розанчика.

— Ну что вы, ваше высочество! Разрешите представить вам моих секундантов, — жестом показал Розанчик.

— Граф Гиацинт Ориенталь, — насмешливо поклонился Гиацинт.

— Граф Георгин, — кивнул Джордано, разглядывая принца.

Шиповничек тихо стояла в стороне. Лютичная Ветреница вышла из беседки и с независимым видом остановилась поодаль.

Гиацинт приступил к делу.

— Итак, вы, господа, твердо решили скрестить шпаги, и уговоры бесполезны?

— Да, — кивнул Розанчик.

— Если он принесет извинения, я соглашусь простить сказанное в порыве гнева, — надменно произнес Чёрный Тюльпан.

Розанчик отрицательно замотал головой.

— Как видите, шевалье де Розан не согласен на примирение. Выбор оружия за вами, принц, — провозгласил Гиацинт. И сам предложил: — Шпаги?

— Да, пожалуй, — кивнул Чёрный Тюльпан, сжимая и разжимая пальцы рук в черных перчатках.

— Тогда прошу стать в позицию.

Гиацинт сделал приглашающий жест. Противники отсалютовали друг другу шпагами. Скрестившись, клинки зазвенели. Шиповничек вскрикнула от ужаса.

— Одну минуточку, месье!

Гиацинт прошел вперед и встал между дуэлянтами. Шпаги удивленно опустились.

— Ваше высочество, насколько я помню, вы не имеете чести быть гражданином нашей страны и находитесь здесь по приглашению принцесс. Я прав?

— Да, — ледяным тоном ответил принц.

— Ваша дипломатическая неприкосновенность запрещает кому бы то ни было из французских подданных поднимать на вас оружие. А то бы я сам не отказался сыграть с вами партию! — усмехнулся Гиацинт.

Чёрный Тюльпан хранил молчание, но от закипавшей злобы постепенно становился лилового оттенка.

Гиацинт сверкнул синими глазами:

— Мне кажется, четырех свидетелей — более чем достаточно, чтобы подать в королевский суд заявление о провокации международного скандала, со стороны вашего высочества. Да ещё на празднике наших дорогих принцесс. Это сильно пошатнет твою и без того неустойчивую репутацию, Неро!

— Шут! — презрительно бросил принц, сжимая эфес шпаги.

— Да! За то и любим! — парировал Гиацинт.

Принц был гораздо выше ростом, и Гиацинт с улыбкой смотрел на него снизу вверх, склонив голову набок. — Ну, как, может, принесете свои извинения? А заодно и за оскорбление дамы тоже, — он кивнул в сторону Шиповничек.

Принц почти побелел от бешенства.

Выдержав паузу, граф продолжал:

— Ну что ж, учитывая ваше глубокое раскаяние, мои друзья прощают вас. Тем более, что это недоразумение, у вас с мадемуазель Лютецией была тут чисто деловая встреча. Не правда ли? — обратился он к Ветренице. — Мадемуазель, передайте горячий привет вашему братцу и скажите, что если он ещё раз подойдет близко к моей невесте, я ему все кости переломаю. Он ведь, слава Богу, французский подданный. — И он любезно поклонился Чёрному Тюльпану и Лютеции: — Честь имею.

Джордано и Розанчик (успевший спрятать шпагу) тоже поклонились; даже Шиповничек сделала реверанс и гордо прошествовала мимо принца.

В этот момент со стороны ворот раздался звук охотничьего рога. Ему ответили фанфары.

Рога трубили о приезде какой-то важной особы. Все переглянулись.

— Мы очень вовремя решили этот вопрос, — заметил Розанчик, прислушиваясь к шуму у ворот. — Это приехала мадемуазель Пассифлора. Пора возвращаться в зал.

И юная четвёрка исчезла за поворотом.

Принц со злостью всадил клинок своей шпаги в землю.

Глава 15 Заговорщики

— Гиацинт, я просто в восхищении! — говорил Джордано, когда друзья покинули место дуэли. — Позвольте пожать вашу руку, граф!

— А всё-таки ты рискуешь ещё больше, чем я, — рассудительно заметил Розанчик. — Проще было по-настоящему драться с ним на дуэли. А то теперь я не поручусь за твою безопасность ни во дворце, ни за его пределами. Неро — самый злопамятный принц на свете. Будь осторожен.

Гиацинт усмехнулся:

— Хм, откуда в тебе взялась эта сверхосторожность? Её раньше не наблюдалось.

— Поумнел за сегодняшний день.

— Ого! Это кстати, ведь игра только начинается. Вызов брошен, и дуэль состоится, только совсем не так, как задумал принц. Против сетей интриги и заговора шпага бессильна. Здесь нужны острые кинжалы тайной борьбы. Короче, отведите Шиповничек в её комнату, пусть отдохнет и продолжает веселиться на балу. А вас обоих жду у себя. Есть дело. Розанчик, покажешь дорогу Джордано.

Граф махнул рукой и легко помчался по лестнице на третий этаж, где находились комнаты придворных. Розанчик и Джордано сопровождали Шиповничек.

— Эх, хотел бы я знать, что сейчас затевают Чёрный Тюльпан и Лютеция! — сказал Джордано.

— Ничего хорошего, не сомневайся, — мрачно ответил Розанчик.

*****
В саду в это время тоже думали о наших друзьях. Мрачный как туча Чёрный Тюльпан сидел в беседке, скрестив руки на груди. И, изображая не то памятник Наполеону, не то мумию фараона Рамзеса (второго или третьего, какая разница), переваривал полученный только что удар.

Лютичная Ветреница вилась вокруг него:

— Ах, дорогой, это так опасно! Эти щенки — любимцы обеих принцесс, они могут повредить нашему плану, Неро!

— Жаль, что этот розовый птенчик сорвался с моего крючка, — процедил сквозь зубы Чёрный Тюльпан.

— Розанчик? Гораздо важнее, что с крючка сорвалась его сестрица, — заметила Ветреница. — Как она нашла нас, ведь это самый дальний конец сада?

— Наверное, она шла за мной, негодяйка! А может, случайно увидела издалека и подошла посмотреть.

— Дрянь! Следить за людьми, как это безнравственно! — воспылала праведным гневом Лютеция.

— К чёрту её. Что у виконта с нашей "Джульеттой"? Есть успехи?

Лютеция вздохнула:

— Ты же слышал, Неро, что сказал этот проклятый Гиацинт. Брат вполне справедливо опасается за свою жизнь.

— Плевал я на его жизнь! Он говорил с Виолой?

— Да, сегодня, как только ты сказал. Она не ответила ничего определённого, но хоть не прогнала его, и то хорошо.

— Да, хорошо… — размышлял Тюльпан. — Но кроме неё больше никого нет, к тому же она из свиты Скарлет, а мне это на руку. Она должна согласиться!

— Неро, но откуда он знает? — немного помолчав, со страхом спросила Лютеция.

— О чём?

— Гиацинт знал, что у нас здесь не свидание, а деловая встреча. Может, он подозревает что‑то?

— Глупости. Он сказал просто так, чтоб разозлить меня. Откуда он может знать?

— Понятия не имею, но он всегда всё знает, — суеверно вздрогнула Лютеция.

— Дорогая, всё будет в порядке. А этого красавчика, конечно, не мешает убрать при первом удобном случае. Твой братец в состоянии разделаться с ним?

— Вряд ли. После того случая, зимой, у него пропала всякая охота связываться с Гиацинтом. Ты ведь знаешь Нарцисса: он вообще ненадёжен.

Чёрный Тюльпан откинулся на борт беседки и заложил руки за голову.

— Ладно, пусть твой братец пока уговорит Виолу, а там посмотрим. Наша дорогая подруга уже приехала… Слышала, как её встречают?

Лютеция злобно нахмурилась:

— Ещё бы, точно королева едет! Да ещё эта новая награда, можно подумать, что бал вообще устроен в её честь!

— Да… Пассифлора теперь получила орден Кавалерской Звезды. Из рук самого Папы Римского, а? И ведь это всё за свою благородную миссию в Африке. Ох и дорого она нам стоила, её миссия! — принц зло усмехнулся.

— Да, Неро, эта дрянь сорвала нам всю операцию. Погибли лучшие поставщики "зелья". И африканские алмазы уплыли от нас.

— Зато к ней приплыли. В виде алмазной звезды. Кстати, там на самом деле африканские алмазы из Кот‑д`Ивуар — Берега Слоновой Кости.

— Да… Есть ли новости из Америки, от Боливийского филиала? — спросила Лютеция, поправляя локон.

— Хороших нет. Кока сообщает, что "Кока‑Кокаиновая компания" горит, как лес в засуху. Убытки огромны.

Лютеция обняла своего друга за шею:

— Неро, это она виновата. Этот монашеский орден мадемуазель Пассифлоры вечно переходит нам дорогу. Сегодня она опять будет Королевой Бала…

Тюльпан притянул Ветреницу к себе:

— Ничего, это в последний раз. Потом, дорогая моя, королевой всегда будешь ты. Яд ты достала?

— Красавка Белладонна обещала приготовить. Сегодня в три часа я заберу его, — сказала Лютеция, будто речь шла о новом платье, заказанном у модистки.

— Прекрасно, моя прелесть. Быстродействующий?

— Нет, что ты! Вечером она почувствует себя плохо, пораньше ляжет спать… И всё!

— Замечательно! Главное, чтобы ниточки вели к принцессам и их фрейлинам, а не к нам, дорогая, — засмеялся Чёрный Тюльпан. — Скажи, а ты ведь всегда не любила Пассифлору. Вы были знакомы раньше? — лукаво спросил он свою подругу.

Лютеция хмыкнула:

— "Не любила"… Да я её ненавижу! Мы вместе учились в монастырской Оранжерее. Она всегда была помешана на добродетели и читала мне столько нотаций!

— О, я представляю! — захохотал принц.

— Не представляешь. Всё у неё получалось так спокойно, так ласково, словно она мне хочет помочь. Лицемерка! Когда я узнала, что она лет в шестнадцать стала дамой-благотворительницей, а потом организовала монашеский орден и стала разъезжать по всему свету, я ничуть не удивилась!

— Понимаю, у тебя в эти годы были иные интересы. Я уж не говорю о том, что именно крёстная мать принцесс, драгоценная мадемуазель Пассифлора, отговорила в своё время Бьянку принять моё предложение, — заметил принц.

Лютеция погладила его по волосам:

— Ах, бедняжка, Неро, я и забыла, что ты просил руки этой бледной поганки. Говорят, теперь Бьянка нашла себе какого-то загадочного жениха. Я слышала от Георгины Изменчивой.

— Она старая сплетница. Но меня это не интересует. Бьянке тоже достанется от нашей затеи. Если и есть жених, то, когда на принцесс падёт тень подозрения в убийстве, этого кавалера как ветром сдует. Главное, чтобы Скарлет получила по заслугам. Она меня всегда терпеть не могла, кажется, ещё с детства. И уже однажды уговорила папочку подписать приказ о моём изгнании на три года…

— Ах, дорогой, я так страдала тогда, — простонала Лютеция.

Тюльпан похлопал её по щеке:

— Я верю, детка. Скарлет ждёт не дождётся, как бы снова представился случай избавиться от меня.

— Но ты не дашь ей повод, Неро? Ты будешь осторожен? Ради меня, — капризно надув губки, попросила Ветреница.

— Не волнуйся. У принцесс хватит своих забот, если нам удастся провернуть это дельце. Где виконт?

— Опять торчит в игорном клубе этого проходимца Тацетты, — недовольно ответила Лютеция.

— Ну, иди, дорогая. Найди своего братца и скажи ему, чтобы не напивался и не бездельничал, пока не выбьет из Виолы желание нести кубок Королеве Бала. Но никаких угроз! Она должна сама согласиться. Да, видела этого мальчишку, который был при моей беседе с графом?

— Молодой итальянец? Да, он очень мил, — мечтательно протянула Лютеция.

— Я о другом. Он из семейства Георгин, у него, кажется, есть сестра Джорджи. Пусть Нарцисс проверит этот вариант. Если она характером в мамашу — должна быть очень честолюбивой. И в нашу пользу то, что лично, по крайней мере, она нас не знает. Иди, цветочек мой.

Лютеция плавно встала и, поцеловав принца, не спеша, удалилась.

Глава 16 Брат и сестра

Когда Лютеция скрылась из поля зрения Чёрного Тюльпана, она согнала с лица кокетливую улыбку и, оглянувшись по сторонам, быстро пошла во дворец. Зайдя в свои покои, она поправила перед зеркалом причёску и дёрнула шнурок колокольчика для прислуги. Через миг на пороге вырос лакей в тёмно-зелёной ливрее с белым воротником-граммофончиком. Комнатная собачка Лютеции принялась яростно, визгливо лаять.

— Вьюнок, — приказала госпожа лакею. — Сию секунду позови сюда виконта Нарцисса.

— Но господин виконт час назад ушёл, я не знаю, где он, мадемуазель, — пролепетал лакей, стараясь избавиться от собачонки, которая вертелась вокруг него, пытаясь укусить.

Лютеция сжала руками виски:

— О, Господи! Неужели нельзя запомнить, что единственные два места, где можно найти виконта, если он не здесь, это бар и игорный клуб! Иди через задние ворота дворца, перейдёшь улицу, и прямо перед тобой будет вывеска "Игорный клуб Нарцисса Тацетты". Найди моего брата и доставь сюда немедленно!

— Но господин виконт не любит, когда ему мешают играть, — слабо возразил лакей.

Лютеция зло сверкнула на него глазами:

— Скажи, что срочное дело. Я приказываю! — бросила она, усевшись в кресло. — Сюда, Линария, ко мне! — позвала она собаку.

Лакей исчез. Лютеция размышляла, рассеяно поглаживая собачонку, лежащую у неё на коленях. Собака поминутно зевала, открывая широкую пасть, за которую эта порода и прозвана Львиный Зев. Тонкая и жёлтая, как и её хозяйка, собака всегда разделяла настроение своей госпожи, и теперь она нервничала, сердито мотая головой с отвисшими губами и маленькими торчащими ушками.

— Тише, Линария, тише, — успокаивала её Ветреница, откинувшись в кресле и полузакрыв глаза.

Спустя немного времени, в дверь комнаты Лютеции шумно ввалился молодой человек лет двадцати семи — тридцати. На нём был светло-жёлтый парадный костюм с огромными пышными манжетами и таким же воротником. Чертами лица он был схож с Лютецией, только глаза у него были светло-голубые, отливавшие ледяным блеском, а у неё — светло-карие. Вьющиеся рыжеватые волосы кавалера были зачёсаны набок и уложены в пышную причёску. По лицу его блуждала насмешливо-наглая улыбка.

— Привет, сестрица! — развязно приветствовал он Лютецию, махнув ей рукой, в которой держал шляпу.

— Опять пьян? — поморщилась она.

— Ничего подобного. Мне сегодня везло в игре, и я просто доволен жизнью, — ответил он.

— Садись, — сухо произнесла сестра, указывая на кресло напротив себя. — Нам надо поговорить.

Он отошёл от двери, поцеловал руку сестры и развалился в кресле, закинув ногу на ногу.

— Ну, я слушаю, — выжидательно повёл бровью Нарцисс.

Лютеция положила обе руки на ручки кресла и выпрямилась, пристально глядя на брата.

— Тебе поручается серьёзное дело.

— Мда?

— Представь себе. Как ты думаешь, кто подаст сегодня кубок Королеве Бала?

— Пассифлоре? Ну, выберут перед церемонией кого-нибудь из молодых девиц. Может, даже двоих. А что?

— Как думаешь, у кого больше всех шансов на эту честь?

— Сестричка, не собираешься ли ты сама заслужить это право? Я думал, ты метишь выше…

— Замолкни, — грубо оборвала его Ветреница. — Отвечай серьёзно.

— Ну… — Нарцисс задумчиво уставился на свои пальцы с холёными ногтями. — Больше всего шансов как раз у Виолы, если бы она захотела. У неё сестрица служит в свите Пассифлоры. Помнишь, Фиалка Триколор?

— Монахиня?

— Ага, — кивнул Нарцисс, безразлично разглядывая стены комнаты, обитые жёлтым шёлком.

— Что тебе сказала сегодня Виола? — допрашивала его Лютичная Ветреница.

— О‑ой, — вздохнул Нарцисс. — Как ты мне надоела, сестрица, своими вопросами. — Он тщательно стряхивал пылинки со своей шляпы, которую держал на колене. — Ну, сказала, чтоб убирался отсюда, ещё сказала, что не хочет меня видеть. Что ничего толком не знает про приезд Пассифлоры; сестру ждёт… и всё такое. Право подносить кубок её мало волнует и меня, в общем, тоже. Нечего мне было тащиться к Виолетте, там можно нарваться на скандал.

— Боишься её дружка? Трус!

— Ну, знаешь, ты совсем не ценишь жизнь родного брата! — взорвался Нарцисс. — Я после той милой встречи с Гиацинтом три месяца плечо лечил, думал рука вообще двигаться не будет.

— Конечно, карты держать неудобно! — ехидно заметила Лютеция.

Но Нарцисс хорошо знал свою сестру и не разозлился, а наоборот, почувствовал интерес. Он осторожно спросил:

— А что, граф опять перешёл дорожку Чёрному Тюльпану?

— Сегодня в саду они крупно побеседовали. Гиацинт помешал Неро убить на дуэли этого болвана Розанчика. Того пажа, который вечно во всё вмешивается. Принц — в бешенстве.

— Ещё бы, у этого красавчика Гиацинта длинная шпага! — довольный ухмыльнулся Нарцисс.

— Язык у него ещё длиннее! Он может помешать нашим планам.

Нарцисс протестующе вскинул руки:

— В этом деле я не участвую. С ним разбирайтесь сами, благодарю покорно!

Сестра презрительно взглянула на него:

— Эх ты… поэтому принц и поручает тебе только девчонок. Не спускай глаз с Виолы и займись Джорджи, дочкой герцогини.

— Это что, такая маленькая георгиночка? Наверное, точная копия мамаши…

— Делай, что тебе говорят!Мы должны знать, в чьих руках будет кубок с нектаром, и должны иметь доступ к этим рукам. Ясно?

— Твой Неро мне не указчик! Что, интересно, вы опять задумали? — нагло спросил Нарцисс.

— Тебе не всё равно? Скажи тебе одно слово, и весь Париж будет знать о наших делах! — возмущённо сказала сестрица.

Нарцисс вздохнул.

— Ну, тогда я пойду в клуб. Мне сегодня везёт. — Он собирался встать.

— Никуда ты не пойдёшь! Целыми днями готов торчать в этом притоне! Этот Тацетта тебя просто околдовал. Ничтожный проходимец!

— Но‑но! Это мой друг, — предостерегающе заметил Нарцисс.

— Это проходимец, который живёт на мои деньги. Ведь ты постоянно проигрываешь ему целые состояния! — сказала взбешённая Лютеция.

— Вздор! Это он помогает нам деньгами. Твоё платье куплено в кредит, который предоставил он.

— Твой новый костюм, кстати, тоже! — ответила Лютеция, приходя в ярость. — Не хочешь ли ты сказать, что это мы в долгу у твоего дорогого Тацетты? Твой тёзка и главный кредитор мне уже несказанно надоел.

Она нервно заходила по комнате. Нарцисс следил за ней взглядом.

— Тацетта когда‑то помог нам с тобой войти в высшее общество, когда мы приехали из своего нормандского имения… Или забыла?

— Я ничего не забыла! Но он нам обязан всем! Своей жизнью, наконец! Это бандит и убийца, итальянский контрабандист, который бежал из французской тюрьмы и скрывался на "дне" Парижа.

— В конце концов, он дворянин…

— Он — незаконнорожденный! Он бандит, и его место в тюрьме! — негодовала Ветреница.

Нарцисс улыбался.

— Но ведь именно ты спасла его от тюрьмы, дорогая Анемона.

Она посерела от бешенства.

— Не смей называть меня Анемоной! — зашипела она.

— Почему? Ведь по рождению ты Лютичная Ветреница, Анемона. Конечно, родство с Лютиками открывает дорогу в высший свет, и "Лютеция" звучит благородней, но… — Он насмешливо уставился на сестру.

— Прекрати немедленно! Твой дружок Тацетта — шантажист, а ты у него учишься, — более-менее спокойно произнесла Лютеция.

— Раз он бандит и такое уж ничтожество, зачем ты помогла ему? — спросил Нарцисс. Ему очень нравилось злить сестру.

Она опять взвилась:

— Потому что десять лет назад я была дурой!

— Ты не изменилась, дорогая. И в пятнадцать, и в двадцать пять, ты была и есть крайне честолюбива и ловила любую возможность возвыситься в свете.

— Ты тоже. Но ты согласен быть верным псом своего дорогого Тацетты, а я могу сама кое‑чего добиться! — старалась задеть его Лютеция.

— Но‑но, сестричка, я всё-таки твой старший брат и благородный виконт к тому же! Могу и разозлиться.

— Свой виконтский титул ты, не без помощи Тацетты, выиграл в карты у какого‑то пьяного ротозея! Вот так, дорогой Нарцисс Ложный, ведь ты по рождению носишь имя Псевдонарциссус. Да, братец?

Нарцисс отшвырнул шляпу и вскочил. Потом, подумав мгновение, снова изящно уселся в кресло.

— Это доказывает лишь то, что нам везёт в жизни. Мы выбрали то, чего хотели, и сумели достичь этого. Я имею весёлую придворную жизнь, ты — своего принца, он ведь нужен тебе, как ещё одна ступенька на лестнице славы.

Он нежно посмотрел на сестру. Она вздохнула:

— Неро — принц, и он единственный, кто меня понимает. Я его никогда не брошу.

— Ты ошибаешься, сестричка. Я — единственный, кто тебя понимает. Понимает даже лучше, чем ты сама понимаешь себя. Я хорошо тебя знаю, Лютеция. Между нами говоря, ты имеешь такое же отношение к графу Лютику, как я — к герцогству Нарциссов, в Карпатах[9]. Но они-то об этом не знают… Ты ещё будешь королевой, сестричка. В крайнем случае — принцессой.

— Для этого ты должен слушаться меня и не задавать вопросов, а помогать нам. Иди и следи за Виолой и Джорджи, а Тацетта и его клуб пусть подождут, — сказала Лютеция, подойдя и ласково обняв брата за плечи.

Он тяжело вздохнул:

— Уговорила, иду. Подай шляпу… Спасибо. Если узнаю что‑то интересное, приду, расскажу, но до добра ваши планы не доведут. Пока!

Он надел шляпу с жёлтой пряжкой и скрылся за дверью.

— Болван, — вздохнула Лютеция, когда дверь за братом захлопнулась. — Иди ко мне, Линария! Иди, моя девочка! — позвала она свою собачку.

Глава 17 Совет четырёх

— Вот, мы пришли, — сказал Розанчик, останавливаясь перед дверью в угловую комнату на третьем этаже.

Джордано посмотрел вверх.

На каждой двери во дворце был сделан по центру довольно большой медальон из дерева в позолоченной рамке. Придворные отделывали свои комнаты по своему же вкусу, и мастер-живописец изображал на каждой двери в медальоне герб владельца апартаментов. В комнатах для гостей поле медальонов было позолочено, и в центре красовался номер комнаты.

На двери, которую рассматривал Джордано, вместо герба в центре была прибита серебряная подкова, а внизу под ней вились две нарисованные перекрещивающиеся ленты — синяя и светло-лиловая. В целом, рисунок очень напоминал изображение черепа и костей на пиратском флаге, этакий "Весёлый Роджер", если не принимать во внимание роскошную отделку.

Проследив за взглядом Джордано, Розанчик улыбнулся и сказал:

— В этом — весь Гиацинт. У него всё не как у людей. Пошли, он нас ждёт.

И Розанчик, не постучав, толкнул дверь. Джордано следовал за ним.

Все придворные комнаты имели приблизительно одинаковую планировку. Кроме апартаментов для семей (где было несколько комнат, общий коридорчик, комнаты для слуг и потом — одна дверь в большой коридор), все апартаменты придворных состояли из небольшой прихожей и, собственно, комнаты хозяина. Иногда сбоку была ещё маленькая смежная комнатка — комната для слуги или кабинет, кому как больше нравилось. Внутренняя обстановка, в плане мебели, также была похожей: напротив двери — окно, занимавшее половину стены, огромная кровать под балдахином, стол, три кресла, шкаф и умывальник. Но все владельцы выбирали обивку для стен и мебели по своему вкусу, и она, как и шторы, ковры, занавески балдахина, была разного цвета. Поэтому жилища точно отражали характеры и вкусы своих владельцев. Джордано так и ахнул, остановившись на пороге.

Комната графа была, несомненно, самая замечательная во дворце. Она являла собой наполовину — музей, наполовину — оружейный зал какого-нибудь старого замка, но на большую половину, это была корабельная каюта, мастерская художника, кабинет поэта и гримёрная актёра вместе взятые.

Во-первых, по стенам была развешана роскошная коллекция оружия. Вернее, она занимала одну стену — левую от окна. Там висели пистолеты разных эпох, кинжалы: турецкие и индийские, с изогнутым лезвием, напоминающие клык саблезубого тигра, и флорентийские, тонкие и острые, словно скальпель. Старинный арбалет где-то XIV века, явно целившийся в огромный круглый щит, висящий посередине, с изображённым на нём белым якорным крестом на тёмно-лазурном фоне. В каждой четверти щита были изображены цветки древних гиацинтов — синего, розового, лилового и бледно-жёлтого цвета. По своему внушительному виду щит вполне мог принадлежать какому-нибудь воину крестовых походов. Это изображение с геральдическим крестом — и был настоящий герб графа Ориенталь.

Ближнюю к двери часть стены занимал довольно мирный предмет: там, разместившись между эфесом фамильной шпаги и небольшим чёрным пистолетом с узорчатой воронёной рукояткой, висела морская карта звёздного неба с серебряными контурами и точками на ультрамариновом фоне. Напротив, с соседней стены, на неё смотрела большая прямоугольная картина, выполненная тополиным пухом. Основой для неё служил чёрный бархат. На ней изображался летящий под всеми парусами фрегат с развевающимися на мачтах длинными лентами флагов с раздвоенными как у змей язычками. Чудесная чёрно-белая техника передавала все оттенки светотени, и фрегат казался воздушным призраком, который вот-вот выйдет из своей тяжёлой дубовой рамы.

Ниже картины располагался стол, заваленный всевозможными книгами и рукописями, единственный свободный пятачок пространства занимал глобус, на который была надета роскошная шляпа из светлого, почти белого фетра с переливающимся парчовым кантом и белыми, голубыми и лиловыми перьями. Сверху в прогибе тульи лежала шёлковая перчатка, свешиваясь со шляпы как фиолетовый петушиный гребешок. Вторая перчатка была заткнута за край большущего зеркала, в которое можно было видеть себя в полный рост. Его размерам позавидовала бы любая придворная модница. Под зеркалом, облокотившись о стол, стояла небольшая инкрустированная перламутром гитара. Шкаф вообще робко спрятался в дальний угол комнаты, и его не было видно, потому что его закрывала огромная кровать, как во всех покоях дворца. Занавески балдахина на ней шли широкими полосами разных оттенков фиолетового и синего, перемежаясь белыми, что делало кровать весьма похожей на цыганскую кибитку.

Пока Джордано с любопытством разглядывал интерьер, Розанчик недоумённо обводил взглядом комнату — она была пуста. Розанчика не удивляла ни карта, ни заваленный книгами стол, за которым при всём желании ничего нельзя было написать, просто не было места. Розанчик прекрасно знал, что у графа стол служит книжной полкой, а пишет он, сидя на подоконнике. Он сам перенял у Гиацинта эту манеру. Пажа гораздо больше занимал вопрос: где находится хозяин комнаты? Он невольно произнёс вслух:

— Очень интересно, куда же он делся?

— А мне интересно, долго ли вы намерены торчать на пороге, как будто вам нужно особое приглашение войти, — раздался с кровати голос Гиацинта.

Джордано вздрогнул, потом оба друга приблизились к кровати.

— Ты спишь, что ли?

— Конечно, нет, раз я вас вижу, — был ответ.

— Это ещё ничего не значит, — проворчал Розанчик, обходя царственное ложе.

Шторы балдахина были открыты только сбоку, и граф, полулёжа на кровати, располагался под окном с книжкой в руке.

— Ну сколько можно ждать?

Он сел и отложил книгу. Это была "Долина Лотосов", рассказ об экспедиции профессора Валерианы в Египет.

— Тащите кресла и устраивайтесь поудобней, дело очень важное. Как там наша мадемуазель, успокоилась?

— Всё в порядке, — отвечал Розанчик, придвигая кресла для себя и для Джордано. — Шиповничек решила поспать до обеда, чтобы с новыми силами веселиться всю ночь.

— Разумное решение… Но сейчас речь о другом. Джордано, ты знаешь мадемуазель Пассифлору?

— Прекрасную даму-благотворительницу? Конечно, знаю. Она часто бывала во Флоренции, даже приходила как-то на бал в Сад Боболи, где я живу. Она просто святая!

Гиацинт улыбнулся:

— Конечно. Именно поэтому у неё множество друзей и немало врагов.

— Разве кто-нибудь может желать ей зла? — изумился Джордано.

Розанчик только придвинулся ближе, вместе с креслом.

— Говори, что ты знаешь. Ей грозит опасность?

— Да. Есть подозрение, что…

И Гиацинт рассказал друзьям всё, что узнала Виола.

— А помнишь, какого цвета сделался принц, когда ты сказал ему, что это только деловая встреча, в беседке? — сказал Розанчик.

— Да, видимо, так оно и было, потому что он дико разозлился, — кивнул Гиацинт. — Виола считает…

В этот момент в дверь тихо постучали. Джордано, ближе всех сидящий к выходу сделал движение, чтобы встать, но Гиацинт опередил его. Он бесшумно по-кошачьи спрыгнул с кровати и сам открыл дверь.

— Мальчики, привет! Как ваши дела? — услышали они нежный голосок, и на пороге появилась сама мадемуазель Виола.

Она кивнула всем находящимся в комнате. Приветствуя даму, Розанчик и Джордано встали.

— Сидите, оставим церемонии, — сказала Виола, но позволила Гиацинту поцеловать ей руку. — Ты уже объяснил им ситуацию?

— Да. Только что. Дорогая, это наш новый друг, Джордано, граф Георгин.

— Очень приятно. Виола, — откликнулась фрейлина и дружески протянула юноше руку. Он почтительно пожал её.

Гиацинт подал ей кресло, а сам по привычке уселся на подоконник. Джордано и Розанчик также переместились ближе к окну.

— Ну, есть новости? — деловито осведомилась Виола. — Что ты уже успел натворить? — подозрительно спросила она Розанчика, заметив, как он опустил глаза при упоминании о новостях.

— Ничего особенного, — буркнул паж.

— Ничего особенного, дорогая. Он просто вызвал на дуэль Чёрного Тюльпана и всё, — откликнулся с окна Гиацинт.

Виола строго посмотрела на него.

— Надеюсь, ты всё устроил как надо?

— Естественно. Но главное не это. Ты говорила, что Ветреница пошла гулять в сад. Неро тоже примчался туда, сбежав от кузины Розанчика. Они устроили совещание, видимо, по поводу своей затеи, а Шиповничек выследила их. И, чувствуя себя оскорблённой в лучших чувствах, помчалась искать защиты у брата…

Виола с удовольствием выслушала историю о "непроросшей негритянской луковице" и весело смеялась, узнав о конце поединка. Потом она вновь приняла серьёзный вид.

— Всё это лишь подтверждает наши подозрения. К тому же, этот болван Нарцисс явно следит за мной. Я уверена, это приказ его дражайшей сестрицы, вернее, Чёрного Тюльпана. И ещё он принялся ухаживать за вашей сестрой, Джордано.

— Зачем ему Джорджи? — удивился юный флорентиец.

— За тем же, зачем принцу нужна была Шиповничек. Только она и ваша Джорджи "дебютируют" сегодня на балу. Скорее всего, кубок королевы дадут одной из них. Новенькие очень часто удостаиваются такой чести, — пояснила Виола. — Так что они правильно рассчитали.

Вмешался Розанчик:

— Ну, хорошо, девочки попали под прицел потому, что они впервые на балу и не знают здешних опасностей. Но ты-то тут при чём? Ведь у обеих принцесс хватает фрейлин и без тебя. Вот, Маргаритка, например, или Фрейзия, Незабудка, Вероника, Ромашка, наконец! Они ведь только о том и мечтают, чтобы хоть как-то отличиться на балу. Каждая с радостью понесёт кубок Пассифлоре. Да с ними и безопасней иметь дело, — добавил паж, покосившись на Гиацинта.

Виола вздохнула.

— Ты прав, конечно, но, во-первых, все знают, что я лично знакома с Пассифлорой, моя сестра Фиалка состоит в её ордене. Потом, стоит мне захотеть, и кубок, естественно, понесу я, как и в прошлый раз. И, наконец, самое главное: я — близкая подруга Скарлет, и подозрение, если что случится, падёт на принцессу, а ведь Чёрный Тюльпан её заклятый враг, так что вполне возможно, что это ему очень выгодно. А заодно и с тобой бы они рассчитались, мой милый граф, — добавила она, обращаясь к Гиацинту.

— Но ведь мы ничего не знаем точно, — заметил Джордано. — Если они хотят отравить Пассифлору, то нужен, как минимум, яд, который не имеет привкуса и убивает наверняка.

— Браво, Джордано! Сразу видно — флорентиец. Никто лучше вас не разбирается в ядах, — с улыбкой заметил Гиацинт. — Надо придумать способ узнать всё и перехватить отраву, пока не станет слишком поздно.

— Может, похитить Лютецию, и заставим её во всём признаться, — предложил Розанчик. Гиацинт усмехнулся:

— Интересно, как ты её заставишь, может, у тебя есть опыт работы в инквизиции?

— Даже это вряд ли поможет, — усомнилась Виола. — Тут нужна не сила, а хитрость.

— Может быть, напоить её каким-нибудь дурманом или загипнотизировать? — робко предложил Джордано.

— Хорошая мысль, но из рук ни одного из присутствующих она пить и есть не станет, — сказала Виола. — К тому же, отравить отравителя — это что-то новое во дворцовой практике.

Розанчик подпрыгнул на месте.

— Я знаю, кто загипнотизирует Лютецию! — воскликнул он. — Мак-Анатоль, помощник иранского посла, может. Он же с Востока, должен разбираться в таких вещах.

— Я сам "с Востока", но не могу же загипнотизировать Лютичную Ветреницу, — возразил Гиацинт.

— Только потому, что она тебя хорошо знает и сразу сбежит, а так, смог бы, — уверенно заметил Джордано.

Виола с улыбкой кивнула в ответ на это замечание. Она сказала:

— Действительно, Мак-Анатоль сможет быть нам полезен. Насчёт гипноза я, правда, не уверена, а вот поговорить с ним надо. Он наш самый верный союзник, потому что без памяти влюблён в Пассифлору.

— Значит, мы сейчас пойдём к нему, — решил Гиацинт, — как его найти?

— Он в левом крыле дворца, где помещаются апартаменты для официальных лиц. Там же комнаты лорда Гладиолуса и роскошные покои иранского посла.

— Отлично. Мы втроём постараемся придумать что-нибудь, чтобы заманить Лютецию в ловушку, а он нам поможет, — сказал Гиацинт.

— А я что буду делать? — спросила Виола.

— А ты будешь отвлекать внимание Нарцисса и останешься на празднике. Только будь осторожна, любовь моя.

— Хорошо. Встречаемся через полтора часа на обеде. Сообщите, что вам удастся выяснить.

— Только ни слова принцессам и самой Пассифлоре, — предупредил Гиацинт. — У них всё-таки праздник, не стоит их беспокоить.

— К тому же, мы ещё ничего толком не знаем, — добавил Джордано. — У нас пока нет фактов.

— Достанем, — откликнулся Розанчик. — А ты смотри, не проболтайся никому, — предостерёг он Виолу.

Она пренебрежительно фыркнула:

— Вот ещё. Лучше ты держи язык за зубами от своей дорогой кузины. Пока никому об этом знать не надо. Идите, — повелела фрейлина. — И всё мне потом расскажете.

Гиацинт проводил её до дверей и обернулся к друзьям.

— Ну, приказ ясен? Вперёд!

Они переглянулись и встали.

— Ждём ваших распоряжений, капитан!

Он усмехнулся и покачал головой:

— Пошли…

Глава 18 Мусульманин и Христианка

Мак-Анатоль в задумчивости прогуливался по коридору левого крыла дворца.

Это был очень красивый высокий юноша с печальными тёмными глазами, смуглой кожей и изогнутыми молниями чёрных бровей под ярким кораллово-красным тюрбаном с блестящей чёрной вставкой. Он расхаживал в задумчивости, пряча руки в широченные рукава алого шёлкового халата с золотой оторочкой.

Мак-Анатоль не решался спуститься вниз, в зал, где сейчас, возможно, пребывала дама его сердца — Великая Мадемуазель Пассифлора. Он боялся встретить взгляд её прозрачных синих глаз, боялся, чтобы она не прочитала в его глазах мучившей его Любви.

Мак-Анатоль приехал на бал принцесс как лицо, сопровождающее иранского посла. Юноше шёл всего двадцать второй год, но он успел уже сделать блестящую карьеру. Правда, по слухам, отец Мак‑Анатоля занимал очень высокую должность при дворе иранского шаха. Возможно, в этом заключался секрет успешного продвижения по службе молодого дипломата. Но сам Мак проявлял прекрасные способности в общении с людьми, и знавшие его уверяли, что он и без какой-либо протекции смог бы достичь успеха.

Однако молодой человек думал сейчас вовсе не о дипломатической задаче иранского посла при французском дворе. Тем более что посол приехал с поздравлениями от шаха, которые и передал принцессам, пожелав им долгих и счастливых лет жизни, мудрости и всего, что принято желать в День Рождения. Никакой иной миссии кроме заверений в дружественных намерениях у представителей восточной державы не имелось. Им было предписано веселиться, как и всем гостям, и не обременять себя государственными заботами. Вот как раз этого — не обременять себя заботами — Мак-Анатоль и не мог сделать. Все его помыслы занимала прекрасная дама, но в глазах влюблённого читалось отчаяние и безнадёжность.

Ещё бы! Мало того, что он был на семь лет младше её и не имел шансов заслужить хотя бы её внимание… Мало того, что прекрасная, слишком прекрасная, дама была богата, известна во всём мире как благотворительница, покровительница бедных, просто святая, и у юного дипломата не было возможности хоть отчасти стать достойным её… Мало этого, судьба воздвигла между ними ещё одну высокую стену, разделяющую куда верней, чем деньги, слава и общественное положение.

Пассифлора была покровительницей монашеского ордена. Она сама его создала и, хотя не была монахиней, стояла во главе этого ордена. Она происходила из древнего рода Страстоцветных. Её дед — герцог Страстоцвет — построил на свои деньги несколько соборов и миссий в разных уголках мира (в том числе и в Южной Америке, откуда родом всё их семейство). Что делать, она была христианкой по крови, христианкой по рождению и, что гораздо важнее, христианкой по призванию. Просто живой символ христианского милосердия!

А надо ли говорить, что Мак-Анатоль, выросший при дворе азиатского шаха, был правоверным мусульманином, как и его отец, и его дед, и его государь. И все, с кем он общался с детства. И вот Богу, как бы его не называли, "Господь" или "Аллах", стало угодно, чтобы он, Мак-Анатоль, полюбил христианку. И полюбил безумно: больше своей страны, своей карьеры, своей жизни. А что толку? Им всё равно никогда не быть вместе, ведь они не пара.

Вот об этом и рассуждал юный дипломат и никак не мог найти выход из тупика, в который его поставили собственные мысли.

От невесёлых дум его оторвал голос знакомого пажа — Розанчика.

— Привет, Мак! Это — мои друзья. У нас к тебе дело.

— Салам алейкум, — поклонился Мак-Анатоль, со сдержанным удивлением разглядывая троих молодых людей.

— Алейкум салам, — откликнулся Гиацинт, всегда кстати вспоминавший о своём "восточном" происхождении. — У нас к вам очень важное дело, эфенди. И только вы можете нам помочь.

— Чем могу быть вам полезен? И… с кем имею честь? — он переводил взгляд с Розанчика на его друзей и обратно.

— Граф Георгин, — представился Джордано.

— Сеньор д`Арль де Марсель д`Экс‑ан‑Прованс Гиацинт-Бонифас граф Ориенталь, — прижав руку к сердцу, изысканно поклонился Гиацинт.

Розанчик удивлённо покосился на друга. Полный титул он слышал от Гиацинта один раз в жизни и то, по своей настоятельной просьбе, а тут такие церемонии…

— Чем могу служить вам? — повторил Мак-Анатоль, выдерживая дипломатическую марку.

— Собственно, вы могли бы оказать услугу одной особе, верными слугами которой мы имеем честь считать себя, — Гиацинт, когда хотел, мог быть очень вежливым.

— Указанная особа… дама? — Мак начинал волноваться.

— Да. Небезызвестная вам дама… Она нуждается в нашей общей помощи.

— Я согласен помочь вам, даже не зная её имени, — попробовал дипломатический ход Мак-Анатоль.

Но Гиацинт решил проявить себя ещё большим дипломатом:

— Мы не собираемся скрывать от вас, дорогой друг, личность этой дамы, тем более что речь идёт о спасении её жизни.

— И кто же это? — нетерпеливо воскликнул Мак.

— Мадемуазель Пассифлора, гостья наших дорогих принцесс.

Мак-Анатоль пошатнулся, но быстро овладел собой.

— Что я должен делать?

Гиацинт улыбнулся:

— У нас несколько деликатная просьба…

— Ты можешь загипнотизировать Лютичную Ветреницу? — не выдержал Розанчик. Его терпение не могло перенести потока этих "восточных" любезностей.

Мак-Анатоль изумлённо воззрился на него:

— Загипнотизировать? То есть как это… Я не смогу, наверное. Тут надо обращаться к моему кузену Папавэру Сомниферуму, его так и называют "снотворный", а я, к сожалению, не имею при себе усыпляющих веществ.

— Поэтому, мы и просим её загипнотизировать, а не усыпить, — проворчал Розанчик, чтобы Мак не подумал, будто он плохо разбирается в таких вещах.

— Розанчик, но "гипноз" как раз и означает "сон", — дёрнул его за руку Джордано. — Не вмешивайся пока.

Гиацинт объяснил:

— Мы рассчитываем на вашу помощь не в гипнозе. Лютичная Ветреница знает всё о заговоре, цель которого — отравить мадемуазель Пассифлору. Естественно, она хранит свою тайну, ибо сама причастна к этому. У нас есть средство заставить её говорить: это совершенно безобидно, ей не будет никакого вреда. Но для этого надо заманить её в одно место, а никому из нас это не удастся, ведь Лютеция нас всех хорошо знает. Если бы вы попробовали…

— Мак, её надо похитить, — опять вмешался Розанчик.

— Да помолчи ты хоть минутку, — попросил его Джордано. — Похищение — это незаконно.

— А отравлять людей — законно? — возмутился Розанчик.

Мак-Анатоль подумав, сказал:

— Я согласен помогать вам во всём, пусть это даже незаконно, лишь бы спасти Её.

Гиацинт поклонился:

— Я и не ждал от вас другого ответа. Итак, вы знаете Лютецию?

— Я, вероятно, видел её. Дама в жёлтом?

— Да.

— Тогда точно знаю. Мне она не понравилась с первой же встречи, когда я встретил её с принцем Чёрным Тюльпаном. У неё злые глаза.

— Вы, Мак, чудесно читаете по лицам, — похвалил его Гиацинт. — А можете вы пригласить её на танец, завести беседу, а потом привести в то место, которое я укажу вам?

— Могу, конечно! По крайней мере, попробую.

— Вы же дипломат, значит должно обязательно получиться, — ободряюще заметил Джордано.

— Конечно, получится! — уверенно кивнул Розанчик. — А где это место? И что мы будем делать, когда они придут туда?

— Уймись, — посоветовал Гиацинт. — Всё узнаешь в своё время.

Розанчик замолчал, уставившись в землю. Мак-Анатоль улыбнулся:

— А я что должен сделать, когда провожу её на место нашей встречи?

— Там будет уютный полумрак, будет поставлен столик и два бокала. Сделайте так, чтобы она выпила один из них, а сами не касайтесь этого напитка. Потом мы поговорим с ней. Согласны?

— Сделаю всё, что в моих силах.

Гиацинт достал из кармана часы:

— Тогда… Через сорок минут, здесь, в маленькой нише в стене в конце коридора. Она завешена ковром, и в ней стоит столик со свечой — всё как нельзя лучше устроено для свиданий.

— Обещаю, что буду там вместе с дамой, — горячо заверил Гиацинта Мак-Анатоль.

— До встречи…

Глава 19 Удобно иметь тётю-волшебницу

— Куда мы идём, и что всё это значит? — ворчал Розанчик, следуя вместе с Джордано за Гиацинтом, который беспечно шагал по садовой дорожке, засунув руки в карманы.

— Я вас познакомлю со своей тётей, она живёт в двух шагах от дворца.

— Нашёл время! А зачем нам с ней знакомиться именно сейчас?

— Потому что она — волшебница и может помочь нам "разговорить" Лютецию.

— Ага! Я говорил, что у тебя есть дар ясновидения, — воскликнул Джордано, вприпрыжку поспевая за другом.

— У меня-то нет, а вот у тёти… Она всё умеет! Умеет читать судьбу по звёздам и знает, о чём говорят птицы в небе. Знает, как лечить травами и как заставить человека говорить во сне…

— Говорить во сне? Ведь это то, что нам нужно! — восхитился Джордано. — Лютеция уснёт и всё нам расскажет, да?

— Представь себе.

— А я и не знал, что у тебя есть родня в Париже, — заметил Розанчик, оставив свой мрачный вид "на потом".

— А кроме тётки, у меня никого и нет. Да и то, она раньше жила в Фонтенбло, а теперь переехала сюда, в Тюильри.

— Очень вовремя она переехала, — весело заметил Джордано.

Они уже проходили ворота.

Друзья прошли вдоль стен сада и свернули на какую-то узкую улочку. Прошли мимо яркой вывески кафе "Золотая Лилия" и, повернув налево, очутились перед низкой дверью, выкрашенной в тёмно-зелёный цвет, с яркой медной ручкой в виде цветка львиного зева с тяжёлым кольцом в пасти. Кольцо блестело свежей медью — видимо, здесь не было недостатка в посетителях. Неудивительно, ведь наверху красовалась вывеска:

Сиринга Китайская.

Предсказание судьбы. Гадание по листьям и лепесткам.

Любовные напитки и заклинания.

Кто мог пройти мимо подобной вывески!

Трое друзей остановились на пороге.

— Это здесь? — спросил Розанчик, разглядывая вывеску.

— Разве твоя тётя — китаянка? — удивился Джордано.

Гиацинт засмеялся.

— Конечно, нет. Её давние-давние предки, и мои тоже, естественно, могли быть из иранских семейств, из Древней Персии, но уж никак не из Китая. В роду у тёти гораздо больше французской крови, чем даже восточной, но она правильно рассчитала, что "Сиринга Китайская" звучит куда загадочней, чем "тётушка Сирень". Это имя с намёком на китайских императоров, тайнами престижной ныне тибетской медицины и всем остальным — только работа на публику. Так что не напрягайте понапрасну память, стараясь вспомнить, как сказать по‑китайски: "Здравствуйте, не могли бы вы оказать нам одну услугу". Вести переговоры предоставьте мне.

С этими словами Гиацинт взялся за медное кольцо и постучал им три раза очень коротко. После чего открыл дверь и, кивком головы приглашая друзей следовать за ним, вошёл в полутёмное помещение. Они миновали извилистый коридор, который мог напугать кого угодно, и переступили порог комнаты, где вместо двери висела фиолетовая занавеска.

В комнате горел огонь. Пламя колыхалось внутри многочисленных персидских жаровен, являвших собой медные посудины на высоких треногах, стянутых посередине металлическим кольцом. Стены комнаты занимали застеклённые полки, где стояло бесчисленное количество пробирок, склянок, флакончиков и бутылочек всевозможных форм. По всей комнате разливался кружащий голову аромат сирени.

Из‑за ширмы в дальнем углу появилась женская фигура, облачённая в пурпурно‑фиолетовую мантию. Голову её скрывал широкий капюшон.

— Бонжур, тётя, — неофициально поклонился Гиацинт таинственной госпоже.

— А, мой дорогой племянничек явился! Нечасто ты навещаешь свою старую тётку. Видимо, опять что‑то понадобилось, раз ты вспомнил о моём существовании. — Её голос, на удивление звонкий и нетаинственный, звучал не очень-то дружелюбно.

Но Гиацинт нисколько не удивился подобной встрече.

— Это наша фамильная черта, тётя. Ко мне тоже обращаются, только если нужна моя помощь, — невозмутимо ответил он. — К тому же, я прекрасно знаю, ты мне рада. Убери, пожалуйста, декорации, нам надо поговорить.

Гадалка проворчала что-то неразборчивое и, подойдя к стене, дёрнула за невидимый в полумраке шнурок. Чёрная штора поднялась вверх, и открылось обыкновенное окно, сквозь которое немедленно устремились потоки дневного света, разрушая сумрачную тайну.

Одну за другой хозяйка потушила все жаровни и сняла капюшон, скрывавший её лицо. Перед друзьями возникла очень симпатичная дама лет шестидесяти, с абсолютно серебряными от седины кудрями, обрамлявшими её округлое лицо. У неё были очень живые тёмно-синие глаза, усиливающие её сходство с Гиацинтом. Сирень пригласила всех сесть.

— Ну что, дорогой племянник, ты ещё не женился? — спросила она, нетерпеливо барабаня пальцами по крышке стола.

— Пока нет.

— А какое дело привело тебя ко мне? Если речь идёт о любовном напитке для твоей подружки, то я и слушать не стану. — Голос прорицательницы звучал не в пример любезнее, чем в первый раз.

Граф рассмеялся:

— Ну что вы, тётя! В любовных делах я предпочитаю разбираться сам, без помощи заклинаний. Но нужен нам как раз напиток. Надо заставить одну дамочку сказать всю правду.

— О, если это Виола, то и наяву и во сне она скажет, что любит тебя, тут мои чары ни к чему, — отвечала тётка.

— Хотелось бы верить… Но речь о другом: во дворце замышляется убийство. Мы хотим узнать от одной красотки подробности её же собственного плана, в частности, где она собирается достать яд. Кстати, к тебе никто не обращался с подобной просьбой?

Гадалка надменно выпрямилась:

— Ты хорошо знаешь, изготовлять яды — не по моей части.

— Зато ты всё о них знаешь и могла бы дать консультацию, — ответил Гиацинт не отводя взгляда.

— Конечно, — с гордостью согласилась Сиринга. — А что, в Париже снова волна отравлений и чёрных месс, как в прежние времена? — её глаза сверкали любопытством.

— Спроси ещё, не горят ли снова костры на Пляс де Грэв[10], и не открылась ли очередная охота на ведьм? Тоже мне, вспомнила весёлое времечко! — хмыкнул Гиацинт.

— Что, нравы с тех пор так сильно изменились? — проницательно взглянув на него, спросила гадалка. Её племянник со вздохом пожал плечами:

— К сожалению, нет. Поэтому нам и нужна твоя помощь.

— Хорошо, — она встала. — Что конкретно тебе необходимо?

— Сильное снотворное и твои способности к гипнозу. Когда красотка уснёт, задай ей пару вопросов и всё.

— Ну, пойдём во дворец, разберёмся, что можно сделать, — сказала прорицательница, накидывая поверх яркой мантии чёрный плащ.

— Тётя, ты — ангел! — воскликнул Гиацинт и весело подмигнул друзьям. — Пойдём скорее.

Сиринга взяла с полочки какой-то флакон и вышла, не забыв снова опустить шторы.

Через пять минут они уже снова были во дворце.

Глава 20 Допрос Анемоны

И как раз вовремя: Розанчик только успел сбегать в свои апартаменты и принести два бокала, а Джордано наполнил их вином, обнаруженным в комнате у Гиацинта и смешанным с жидкостью из синего флакона гадалки, как издали послышались голоса, и увлечённые светской беседой Мак-Анатоль и Лютеция возникли в конце коридора.

Вся четвёрка, включая тётушку Сирень, вихрем ринулась в одну из боковых ниш, где должна была бы стоять мраморная статуя. К счастью, статую Дафны, превращающейся в лавровый куст, куда‑то убрали, иначе от этого шедевра остались бы одни обломки, так поспешно влетели в нишу четверо наблюдателей.

В мгновение ока пространство возле потайной комнатки было освобождено. И не только Лютеция, но даже Мак-Анатоль ничего не заметил. Впрочем, их слишком занимал разговор…

— Скажите, дорогой Мак, а правда на Востоке всё ещё существуют гаремы, и восточные владыки содержат в своих садах за неприступными стенами множество прекрасных жён? — расспрашивала Лютеция, упиваясь этим экзотическим фактом.

— Да, дорогая ханум, — отвечал юный дипломат. — Там высокие башни, висячие сады… По стенам ходят стражники‑крапивы с острыми копьями, не оставляя свой пост ни днём ни ночью. вам непременно надо побывать там.

— О, я с большим интересом посмотрела бы своими глазами на всю эту восточную роскошь! Там должно быть прекрасно, — восклицала Ветреница с таким жаром, что Розанчик с трудом удержался от смеха, представив Лютецию в гареме какого-нибудь эмира или шаха, окружённом стражей и запертом на двадцать‑тридцать замков для надёжности.

Джордано толкнул его локтем, предупреждая о необходимости хранить молчание.

Мак-Анатоль разделял мысли Розанчика и снисходительно кивал, ведя Лютецию под руку:

— Да, вам бы там понравилось: синее знойное небо, даже днём усеянное полумесяцами на куполах старинных минаретов и стройных башен дворцов. А ночью небо сияет россыпью звёзд, и над уснувшим городом плывет аромат турецкого кофе, пряностей и зелёного чая.

— Бесподобно! Вы так чудесно рассказываете о своей родине, Мак, что я не могу удержаться от зависти: ведь я никогда ничего этого не увижу, — вздыхала Лютеция.

Наконец Мак-Анатоль остановился перед входом в потайную комнатку, вернее, перед пёстрым ковром с вытканными на нём причудливыми арабесками. Мак откинул ковёр в сторону и галантно пригласил Ветреницу войти:

— Прошу вас, прекрасная ханум, представьте, что мы на Востоке, и насладитесь этим чувством.

Лютеция одарила его долгим страстным взглядом и исчезла в нише. Мак оглянулся по сторонам и вслед за ней скользнул в темноту. Четверо "ассистентов Багдадского Вора" из своего укрытия слышали их голоса, приглушённые теперь ковровой завесой. Потом наступила тишина. Портьера качнулась, и Мак-Анатоль выглянув, поманил рукой своих сгоравших от нетерпения друзей. Они подошли и заглянули внутрь.

В маленькой комнатке, где едва помещался квадратный столик на одной ножке, схожий со столами в кафе, горела свеча. По всем трём сторонам каморки вдоль стен размещались скамейки, обтянутые мягкой кожей. В углу, запрокинув голову, сидела бесчувственная женщина.

Картина скорее походила на последствия убийства, чем на очарованный замок в зарослях шиповника, особенно если учесть, что на столе стояли два бокала: один — полный, другой — с остатками питья. Но на невинную Дездемону, впрочем, как и на Спящую Красавицу, Лютеция была решительно не похожа.

Гиацинт без слов пожал руку Мак‑Анатолю и, обернувшись к Сиринге, прошептал:

— Тётя, ваш выход!

Сирень кивнула.

— Сядьте все вон там и не мешайте, — скомандовала она.

Джордано, Розанчик и Мак-Анатоль уселись рядышком на краю скамейки, с опаской поглядывая на спящую Ветреницу. Гиацинт остался стоять, прислонившись к стене рядом с ними.

Сиринга Китайская взяла со стола свечу и, поводя ею перед лицом Лютеции из стороны в сторону, заговорила звучным низким голосом, до краёв заполнившим закрытое пространство комнатки.

— Повелеваю тебе пробудиться от сна и полностью повиноваться мне. И тело твоё, и сознание подвластны мне и послушно исполняют мои приказы. Открой глаза!

Ветреница открыла глаза, но её расширенные зрачки, отражавшие огонёк свечи, не видели пламени. Сиринга сделала какие-то пассы свечой, но Лютеция смотрела в одну точку и даже безотчётно не следила взглядом за рукой волшебницы.

— Отлично! — констатировала тётка. — Как твоё имя? Ты покорна мне и говоришь всю правду без утайки, — приказала она.

— Лютичная Ветреница Лютеция‑Анемона.

Даже во сне Ветреница цепко держалась за присвоенное имя и лишь частично рассталась с ним.

— Анемона? — удивился Розанчик. — Это же…

— Тихо ты! — сжал его руку Джордано.

— Сколько тебе лет? — спросила Сиринга, пристально глядя на Лютецию, словно удав на кролика.

— Двадцать… пять.

— А уверяла, что двадцать два, — прошептал Мак-Анатоль.

Сиринга обернулась к племяннику.

— Она готова. Что спрашивать?

— Спроси, знает ли она мадемуазель Пассифлору, — сказал Гиацинт.

Тётка повторила его вопрос Лютеции. Та кивнула:

— Пассифлора Страстоцвет… Да, я её знаю! Эта мерзавка училась со мной в монастыре десять лет тому назад. — Лицо Ветреницы исказила злоба: — Она всегда была первой во всём, хотя не стремилась к этому. Мне никогда не удавалось угнаться за ней. Я её ненавижу! Но сегодня она королева в последний раз. Пришло моё время!

Лютеция замолчала, уставившись в одну точку.

— Ты собираешься её убить? — задала вопрос прорицательница.

— Конечно, — бесстрастно отвечала Лютеция. — Она должна умереть именно сейчас, на балу, чтобы план Неро достиг успеха.

Мальчишки во все глаза следили за допросом, их поражала холодная уверенность Ветреницы в своей правоте.

— Где ты возьмёшь яд?

— Я заберу его сегодня в три часа. Стучать два раза громко и два — потише. Улица Флеру, 19, — отчеканила Лютеция.

Гиацинт качнулся от стены:

— Я знаю этот адрес. Флеру, 19 — это салон Красавки Белладонны.

Тётка удовлетворённо кивнула:

— Самая знаменитая отравительница Парижа. Удар рассчитан наверняка. — И обратилась к Лютеции: — Ты сама пойдёшь за ним?

— Да. Яд давно заказан, половина денег заплачена вперёд. Белладонна меня знает.

— Жаль, — вздохнул Джордано.

— Где вторая часть платы? — невозмутимо спросила Сиринга.

— При мне, — ответила Лютеция.

Возможно, она уже видела себя уже в салоне отравительницы. Она достала из кармана, скрытого в складках жёлтого платья, чёрный кожаный кошелёк с золотыми.

— Тысяча франков, как договорились.

Сиринга забрала у неё кошелёк.

— Ого! Две тысячи! — прошептал Розанчик.

— Это не так уж много за первосортный яд. Так, дорогая, а теперь расскажи, как ты собираешься подсыпать яд Пассифлоре? — поинтересовалась Сиринга.

— Чаша Королевы Бала достаточно вместительна, — был ответ. — Главное узнать, в чьих руках она будет…

— А у кого бы ты хотела её видеть? — не выдержал Гиацинт, сам прекрасно зная ответ.

Но Лютеция не слышала его. Сиринга Китайская повторила вопрос:

— Кто понесёт чашу Королеве Бала?

По губам Лютеции скользнула змеиная улыбка:

— Мадемуазель Виола вполне достойна этой чести. Неро и Нарцисс будут счастливы, когда она и её возлюбленный будут навеки погребены в тюрьме или казнены за убийство. Должны же принцессы наказать виновных, чтобы не испортить репутацию двора Алой и Белой Розы.

— Должны, — согласился Гиацинт. — Спасибо, тётя, твоя помощь просто бесценна.

— Что ж, дорогой племянник, как ты думаешь поступить с ней?

Гиацинт отделился от стены и засунул руки в карманы — так ему было удобнее размышлять.

— Ну… ты и Мак-Анатоль подождёте нас, не здесь, конечно… Мак, можно спрятать эту красотку у тебя? Ко мне может нагрянуть Виола, а у Розанчика и Джордано — родственники.

— Конечно, о чём речь! — воскликнул юный мусульманин с арабской пылкостью.

— А я тут при чём? — недовольно проворчала Сирень. — Меня ждут клиенты.

— Тётя, ты должна проконтролировать, чтобы она не проснулась, пока мы не добудем яд. А потом ты разбудишь её, и она будет помнить всё так, как ты ей внушишь. Расскажешь Маку про тибетских монахов, про Китай, йогов и про всё что хочешь, он благодарный слушатель, да?

Мак-Анатоль кивнул.

*****
— Как мы собираемся достать яд, ведь эта ведьма, Красавка Белладонна ждёт именно Лютецию? — осведомился Розанчик, когда друзья вышли.

Они разговаривали, идя по коридору, а Мак-Анатоль и Сиринга остались караулить заложницу.

— Проклятье! — резко остановился Гиацинт. — Я собирался попросить Виолу переодеться в жёлтое платье и явиться к Белладонне, но за ней следит Нарцисс, чья сестрица только что поведала нам интереснейшую историю. К тому же, к Виоле приехала её родная сестра, монахиня из ордена Пассифлоры. Пятиминутного разговора с ней достаточно, чтобы Виола была неспособна думать ни о каком заговоре. Этот вариант не годится.

— Шиповничек сейчас не сможет нам помочь, — заметил Розанчик. — Она не умеет притворяться, не знает характера Ветреницы, и Лютеция на добрую голову выше неё. — Паж разочарованно покачал головой.

— Моя сестра Джорджи, конечно, высокая, но она органически не переносит всякие интриги и авантюры. Да и жёлтого платья у неё нет, — добавил Джордано.

— А если бы и было, то смуглянку Джорджи надо, как минимум, месяц держать в подвале, чтобы она побелела и стала отдалённо похожа на Лютецию, а на это у нас нет времени, — подытожил Гиацинт.

— Да, моя сестра для этого не годится, — согласился Джордано.

— Твоя сестра, егосестра, сестра Виолы… У всех есть сёстры, почему я — единственный ребёнок? — беззаботно засмеялся Гиацинт, не переставая размышлять.

— Тебе сестёр всегда заменяли многочисленные поклонницы, — насмешливо сказал Розанчик.

Гиацинт яростно дёрнул себя за ухо. Видимо, этот способ стимуляции мыслей подействовал, и он решительно повернулся к Розанчику:

— На этот раз ты, кажется, прав. Друг, ты гений! — воскликнул он, хлопнув Розанчика по плечу.

— Я всегда прав, — буркнул тот, пряча довольную улыбку. — Но всё-таки, что ты придумал?

У Гиацинта вид был довольно мрачный.

— Я знаю, кто сыграет роль Лютеции так, что родной брат не заметит подмены.

— Кто?

Гиацинт скорчил хитрую гримасу:

— Ты помнишь Амариллис?

При упоминании этого имени, Розанчик покраснел, как пион. Джордано недоумённо переводил взгляд с одного друга на другого.

— Ещё бы, тебе ли её не помнить, — невесело усмехнулся Гиацинт, видя смущение доблестного пажа. — Первая любовь не забывается. — Он обернулся к Джордано: — Амариллис — наша давняя подруга детства. Учились вместе во Дворцовой Оранжерее. Мы с Розанчиком там приобретали изящные манеры, правда, без особого успеха, и учились верховой езде, фехтованию и танцам.

— Ты, правда, урокам верховой езды предпочитал прогулки с подружками на лоне природы, а тонкости фехтования изучал на практике, сражаясь на дуэли со всеми бретёрами Парижа, — едко заметил Розанчик.

— Да, со всеми бретёрами, причём одновременно. Кажется, эти уроки сегодня пригодились? — насмешливо склонил голову набок Гиацинт. — Зато, я не пропускал уроки танцев, — добавил он. — Ты должен быть благодарен Амариллис, ведь именно она научила тебя пристойно двигаться под музыку. Отличная девчонка, Джордано. Поверь мне…

— Слышала бы Виола! Какой мечтательный тон, — ехидничал Розанчик.

По лицу Гиацинта прошла тень. Он отвернулся и смотрел в сторону.

— А что стало с этой мадемуазель? — осмелился спросить Джордано.

— Она не мадемуазель! Эта… — взвился Розанчик, но снова поник под пристальным взглядом Гиацинта. Тот ответил:

— Амариллис не была из придворных дамочек. Едва закончив образование, она ушла на сцену. Сейчас она работает в "Театр Франсе".

— В "Комеди Франсез"? Она актриса? — с любопытством спросил Джордано.

— И, могу сказать, прекрасная актриса, — кивнул Гиацинт.

— Тоже мне! — проворчал Розанчик. — Думаешь, она согласится помочь нам?

— Тебе она ни в чём не сможет отказать, а мне — тем более! — Гиацинт засмеялся, перехватив негодующий взгляд Розанчика. — Джордано, будь другом, скажи Виоле, что мы вряд ли будем на обеде. Сейчас без пяти два, в "Комеди Франсез" мы будем через пять минут, от силы — десять. Пошли седлать коней, нет времени для твоих мрачных раздумий, — легонько толкнул он локтем Розанчика.

И добавил, наклонившись к Джордано:

— Только, не говори Виоле, куда мы едем. Скажи, что достанем яд и вернёмся, пусть не беспокоится.

Джордано понимающе улыбнулся и помахал рукой друзьям:

— Желаю удачи!

Через несколько минут копыта двух лошадей выбивали дробь на мостовой Парижа. Друзья выехали на улицу Риволи и поскакали по направлению к центру города.

Глава 21 В тени кулис

В "Комеди Франсез" как раз заканчивалась дневная репетиция. Двое кавалеров осадили коней в парке возле театра и пошли к служебному входу.

Гиацинт без церемоний толкнул дверь и направился вверх по лестнице прямо за кулисы. Розанчик робко следовал за ним.

На лестничной клетке их заметил дежурный и пытался преградить им путь:

— Эй, молодые люди, сюда нельзя, идет репетиция, это запрещено для посторонних!.. О, господин граф! Простите…

Бородатый служитель смущенно попятился, узнав посетителя.

— Тсс! — приложил палец к губам Гиацинт и с улыбкой подмигнул дежурному. — Как поживаете, месье Барбарис?

— Благодарю вас. Отменно. А вы давно у нас не появлялись… — В тоне старика слышалось сожаление.

— Дела, — развел руками Гиацинт. — Амариллис у себя?

— Мадемуазель Кливи занята на сцене.

— Мы подождем. Можно пройти?

Вопрос был излишним, так как Гиацинт лишь на секунду остановился перед дверью за кулисы, где они встретили Барбариса, и продолжал идти по театральному коридору. Барбарис семенил рядом.

— Да, да, конечно, прошу вас… Мадемуазель Амариллис будет очень рада. Доложить ей о вашем приходе?

— Разумеется.

Они вышли на сцену и остановились в проходе между кулисами.

— Присядьте, господа, и подождите минуточку.

Театральный служитель указал им на низкие скамеечки, стоящие возле рулона старых декораций и удалился. Розанчик подозрительно покосился на друга.

— Почему это "мадемуазель будет очень рада"? Я что-то не совсем понимаю.

— Она будет рада встретить старых друзей. И тебя — особенно.

Паж удовлетворился этим ответом и погрузился в созерцание сцены. Там стоял трон, ходили актёры, декорации изображали диковинные деревья в цвету, а на заднем плане висел холст с нарисованными холмами и ярким солнечным небом.

Гиацинт не смотрел на сцену. Он разглядывал старые сломанные ширмы и порыжевшие холсты кулис, на которых местами виднелись заплаты. Высоко над их головами находились металлические трубки приспособлений двигавших декорации и чернели площадки для осветителей. Погашенные сейчас прожектора смотрели пустыми глазами. Гиацинт украдкой погладил обратную, холщовую сторону бархатного занавеса.

Розанчик окликнул его:

— Эй, вот она, смотри!

На сцене действительно появилась Амариллис в красном платье (репетиция шла не в костюмах, и друзья без труда узнали её). Амариллис, поклонившись, подала на золотом подносе два яблока мужчине, восседавшему на королевском троне.

— Скажи, судьбу какую ты назначишь этим плодам, Владыка мирозданья? — услышали друзья её голос.

— Им предстоит урок непослушанья явить Вселенной в надлежащий час! — ответил её партнер, простерши царственную длань над румяными боками яблок.

Она поставила свой дар у подножия трона и отошла к дальнему краю сцены. Из-за задника выглянула красная физиономия Барбариса, он прошептал ей что-то на ухо. Амариллис быстро кивнула и исчезла за декорацией.

Через миг она, пробежав за сценой, с сияющей улыбкой появилась перед двумя друзьями.

— Мальчики! Как здорово, что вы пришли!

Она непосредственно кинулась к ним, поцеловала в щёку Розанчика и повисла на шее у Гиацинта.

— Граф, я тебя ненавижу! Вы жуткий злюка, ваше сиятельство, и совсем забыли нас, бедных служителей Талии и Мельпомены!

Он тоже крепко обнял её и держал на весу, не отпуская.

— Нет времени, солнышко. Дел по горло.

— Могу представить, — серьёзно кивнула Амариллис, когда Гиацинт опустил её на пол. — Ты ещё не женился? — лукаво спросила актриса.

— Пока нет, но собираюсь, — сухо улыбнулся он уголками губ.

— Завидую твоей Виолетте, хоть бы познакомил!

— Потом — обязательно. Сейчас мы по делу.

— Догадываюсь. Ты никогда не приходишь просто так, — с легким упреком вздохнула она. — Розанчик, а как у тебя дела, нашел себе подружку?

Паж отрицательно помотал головой, не поднимая глаз на актрису.

— Неужели у тебя на уме одни государственные заботы? Такое служебное рвение тебя погубит! — засмеялась она.

— Не всем же иметь такую "донжуанскую" практику, как граф, — отбил удар Розанчик.

Амариллис нежно потрепала его по щеке, отчего Розанчик снова залился краской. И обернулась к Гиацинту:

— Сеньор Дон Жуан, твой пример подавляет твоих юных друзей: зависть плохая основа для дружбы.

— Есть чему завидовать! — фыркнул Розанчик.

Гиацинт обнял Амариллис за талию:

— А как твои дела? Процветаешь?

— Как никогда! — засмеялась она. — Можете себе вообразить, мои дорогие, старый герцог Флокс покорен моим талантом и, с трудом грохнувшись на колени, просил меня стать госпожой в его фамильном замке.

— Он же стар! — скривился Розанчик.

— Зато несметно богат.

— Герцогиня Амариллис! — захохотал Розанчик. — Ведь ты так мечтала об этом.

— Поздравляю, — сказал Гиацинт.

Амариллис отвернулась:

— Я отказала ему, — тихо проговорила она.

— Не сомневаюсь, — кивнул Гиацинт, кинув на неё проницательный взгляд.

Амариллис снова улыбалась:

— Ну, мальчики, так что привело вас ко мне?

— Дело государственной важности, — таинственно сообщил Розанчик. — Ты согласна помочь нам, не задавая лишних вопросов?

— Конечно, — буднично согласилась Амариллис, не проявив ни удивления, ни любопытства. — Тем более, что всё и так ясно: чья-то злодейская рука угрожает жизни или чести принцесс. Их верные рыцари спешат, рискуя жизнью, на помощь, а я, по мере сил, содействую этому. Подробности меняются, а сценарий всё тот же.

— Чего ж ты хочешь, раз Автор всегда один, — подняв глаза к потолку, заметил Гиацинт. — Такова жизнь: искатели приключений всегда их находят.

— Скорей, приключения находят их, — грустно откликнулась Амариллис. — Что я должна делать?

— У тебя найдется желтое платье? Нужно изобразить одну кокетку из наших дам и от её имени съездить на короткое свидание.

— Куда? — спокойно спросила Амариллис.

— На улицу Флеру, дом девятнадцать.

— А‑а, дело серьёзное, раз свидание назначено в салоне мадам Белладонны. С кем встреча?

— С самой хозяйкой.

Амариллис повела бровью:

— Попробую угадать, чью роль ты мне поручаешь. Если это и моя старая знакомая, а ведь так оно и есть, раз я должна сыграть её роль, то в вашем цветнике есть только одна такая желтая птичка с отравленным клювом… Лютеция?

— Тебе надо работать в криминальной полиции, — ответил Гиацинт.

— Или идти помогать твоей тётушке-прорицательнице, — грустно улыбнулась Амариллис. — Её я знаю, эту Лютецию. Думаю, должно получиться.

— Ты превосходная актриса. Не сомневаюсь, что даже её брат не заподозрит обмана, да, Розанчик?

— Угу. Ты сможешь провести даже Черного Тюльпана. Если захочешь…

Актриса покачала головой:

— Нет, Неро обмануть не удастся, а Белладонну — попробую. Когда встреча?

— В три.

— Ещё сорок минут. Репетиция закончилась, — сказала Амариллис, выглянув на сцену. — Сейчас будет обед, хотите чего-нибудь перекусить? Ещё есть время, — предложила она.

— Я — да! — обрадовался Розанчик.

— Я — нет, — отказался граф. — Спасибо.

— Сейчас я всё устрою, — пообещала Амариллис.

Она подозвала Барбариса и шепнула ему что-то, указывая на Розанчика. Потом вернулась к друзьям.

— Розанчик, сейчас ты получишь стакан сока, бутерброды и пирожные. Благодари наш буфет, призванный питать голодную Музу в перерывах между спектаклями. А мы пойдём, прогуляемся с Гиацинтом. Не возражаешь?

Розанчик рассеянно пожал плечами:

— Пожалуйста, но не забывайте, что через двадцать минут ты должна быть готова ехать.

— Не волнуйся, я буду готова, — заверила его Амариллис и взяла Гиацинта за локоть.

Они ушли вглубь кулис, где никого не было, ведь все актеры и работники сцены поспешили на обед. Вокруг колыхались только обрывки декораций от старых спектаклей, был разбросан старый бутафорский хлам.

Гиацинт вздохнул:

— Забыл даже спросить, что вы сейчас репетируете.

— Мы ставим "Райский Сад" мадам Бугенвилеи, — ответила его подруга.

— А, знаменитая австралийская писательница, знаю. Ты, конечно, Египетская царица?

— Угадал. Я играю Египетский Лотос. Представь, эскиз костюма уже готов: такое белое платье и роскошная корона, я в ней буду на полметра выше, — засмеялась Амариллис.

— Забавно… Когда премьера?

— О! Через месяц, не меньше. Мэтр очень требователен, если речь идет о классике, впрочем, как и всегда.

— Интересно взглянуть.

— Зашел бы, пьеса действительно неплохая, — скрывая просительные нотки, беспечно пригласила актриса.

— Посмотрим…

Амариллис понимающе улыбнулась.

— "Посмотрим" — значит "нет". А жаль! — Она добавила вполголоса: — Кстати, твоя "Лис Нуар"[11]с успехом шла больше года, мэтр Жасмин собирается опять восстановить её в следующем сезоне, а "Отель "Эдельвейс" будет в воскресенье.

— Там у тебя роль Орхидеи? — припомнил Гиацинт.

— Да. Ты ведь, кроме как на премьере, его и не видел. Тоже мне автор!

Гиацинт криво улыбнулся одной половиной лица:

— Не трави душу.

Он прикрыл глаза и снова взглянул на неё. Амариллис разозлилась.

— Кого ты обманываешь? Я не могу тебя таким видеть! Скажи откровенно, тебе не осточертели все эти перезрелые красотки, которым ты мило улыбаешься и расточаешь комплименты за игрой в карты? Зачем тебе дворцовые сплетни, их интриги, их жизнь? Тебе всё это зачем??!

Она кричала на него, стараясь добиться ответа. Посмотрев в печальные синие глаза, без привычной улыбки, она успокоилась и спросила.

— Ты не устал от них?

— Устал. Ужасно устал.

Гиацинт потянулся и дернул клочок декорации, лохмотьями висевший на раме. Тот с треском оторвался, подняв вихрь белой пыли.

Амариллис покачала головой:

— Вам давно пора на сцену, граф.

Он горько засмеялся.

— Я ведь играю! Каждый день. Каждый час…

— А с Виолой?

Он вздохнул и засунул руки в карманы. Посмотрел вверх, на черные театральные балки.

— По‑моему, это она играет со мной.

— А ты? — спросила Амариллис.

— Я — нет.

Они уселись рядом на какой‑то свернутый в трубу ковер. Помолчав, Амариллис спросила:

— Почему ты знал, что я отказала герцогу? Ведь я всегда хотела быть знатной дамой, это правда.

Она обняла его и прислонилась головой к его плечу. Гиацинт повернулся к ней.

— Тебе нужна свобода. И сцена. Ты никогда не согласишься расстаться с этим.

Она сжала кулаки:

— Господи, ведь всё понимаешь, а свою жизнь хочешь погубить в этом проклятом сборище знатных сорняков! Если эта Виола тебя любит, она заставит вас, граф, бросить весь этот двор к чертям, и уйдет с тобой! Пусть это не удалось мне…

Гиацинт посмотрел на неё долгим взглядом и улыбнулся:

— Всё, солнышко. Уже нет времени на воспоминания. Иди, надевай желтое платье и шляпу с густой вуалью. Инструкции по дороге. Я буду ждать там, — он кивнул в сторону выхода, где они оставили Розанчика.

Амариллис встала.

— Ты знаешь, что я права.

Его глаза сверкнули снизу, из полумрака.

— Знаю. Но сейчас это не важно.

— Это будет важным всегда, — промолвила актриса и ушла одеваться к новой роли.

Граф обошел заднюю декорацию и остановился в тени кулис.

Его взгляд скользнул по сцене, залитой светом, и погрузился в бездонный колодец пустого зала.

— Конечно, это важно всегда, — прошептал Гиацинт. — Всегда…

Глава 22 Улица Флеру¢, 19

Розанчик уже сжевал последний бутерброд и принялся за пирожное, запивая его соком, когда Гиацинт вернулся из своей прогулки по театру.

— Ты один? — удивился паж.

Гиацинт сел рядом, глядя в сторону:

— Она ушла переодеться, сейчас вернется, и поедем.

— Ты правда не хочешь есть? Ведь на обед во дворце мы уже опоздали. — Розанчик был обеспокоен настроением друга.

Гиацинт покачал головой.

— Не хочу.

Он был спокоен, как всегда, но Розанчик видел, что какой-то огонёк погас в нем. Однако размышлять над этим явлением было некогда. Паж доел пирожное и в нетерпении оглядывался по сторонам.

Вдруг юный паж чуть не поперхнулся остатками сока. Отдышавшись, он дернул друга за рукав:

— Смотри! Ужас как похожа, правда?

Осторожно переступая через разный хлам, поддерживая юбки двумя пальчиками в желтых перчатках, как бы возмущаясь царящим вокруг беспорядком, к ним приближалась сама Лютичная Ветреница собственной персоной. Правда, лица её не было видно: густая бледно-жёлтая вуаль спускалась воздушной драпировкой со шляпки и была кокетливо перекинута за плечи, как шарф.

— Как вы сюда попали, господа? Во дворце все сбились с ног в поисках вас, — надменным тоном спросила желтая фигура, точь-в-точь голосом Лютеции.

Розанчик для верности протер глаза.

— А это правда ты, Амариллис? Я что-то сомневаюсь… А ну, открой лицо!

— С ума сошел! — отозвался голос Амариллис. — Этой вуали здесь почти метр, я буду её полчаса распутывать! Тебя я тоже обманула? — спросила она Гиацинта.

Граф сидел вполоборота к ней и насмешливо смотрел на удивление Розанчика.

— Отличная работа, солнышко. — Он встал: — Позвольте ручку, мадемуазель Лютеция…

Они вышли в парк и остановились на площади перед театром. Розанчик с трудом поймал закрытый экипаж и вежливо распахнул дверцу перед дамой. Она вошла внутрь, опираясь на руку Гиацинта. Двое друзей тоже уселись на подушки сидений: Розанчик — рядом с ней, Гиацинт — напротив.

Граф высунулся в окно и махнул кучеру:

— Гони к Люксембургу. Флеру, девятнадцать. — Он посмотрел на часы: — Без четверти три — должны успеть.

Скрипнули колёса; экипаж тронулся с места и покатился в сторону Люксембургского дворца.

Несколько минут друзья ехали молча. Гиацинт смотрел в окно; Амариллис думала о своей предстоящей роли; Розанчик думал обо всём сразу и время от времени с любопытством поглядывал на Амариллис.

— Ну что ты так на меня смотришь, будто я настоящая Лютеция? — вздохнула подруга детства.

— Мне просто интересно знать, что это не она, а ты сидишь рядом. Видела бы меня сейчас Шиповничек! — Розанчик живо представил себе вопли сестры, увидавшей его вместе с Ветреницей.

— Кто это Шиповничек? — поинтересовалась Амариллис.

— Моя кузина из провинции.

— Миленькая?

— Да, очень. Правда? — обратился Розанчик за поддержкой к Гиацинту.

Тот отвел рукой занавеску и, глядя в окно, о чём-то размышлял. Они как раз переезжали Сену.

— Гиацинт, она правда мила? — настаивал Розанчик.

— Правда. Очень милая девочка.

— А что она имеет против Лютеции? — спросила любопытная актриса.

Розанчик надулся от гордости:

— Чёрный Тюльпан ухаживал за моей кузиной; она влюбилась в него, а потом увидела их с Лютецией в беседке. И я, защищая честь сестры, вызвал чёрного принца на дуэль.

Амариллис звонко засмеялась:

— Ты?! Ха-ха! Это неправда, ты хвастунишка, Розанчик.

— Правда! — воскликнул обиженный паж и покраснел от справедливого негодования.

— Не может быть, — не верила Амариллис.

— Ну, спроси Гиацинта! Он был нашим секундантом.

Амариллис позвала друга:

— Граф, неужели это правда? Гиацинт!

— Да. Правда, — не отрываясь от окна, сказал он.

— Но как всё это было? Чем закончился поединок? — Амариллис жаждала рассказа о невероятном приключении.

— Дуэли не было. Гиацинт заставил принца отступить. Ведь Неро не может драться со мной — он не французский подданный. Ух, он разозлился! Ему пришлось приносить извинения за попытку устроить международный скандал.

— Браво! — Амариллис захлопала в ладоши. — Послушай, Розанчик, а не из-за твоей ли сестры мы едем к Белладонне? Лютеция имеет теперь на неё зуб.

— Имеет. Но это другое дело, не касающееся нашего путешествия, — пояснил Розанчик.

— Что я должна делать в салоне?

Амариллис обращалась теперь к Гиацинту. Даже сквозь вуаль было видно, как блестят её глаза.

Граф оторвался от созерцания домов улицы Вожирар за окном.

— Ты выйдешь из экипажа, одна, и пойдешь к двери. Постучишь четыре раза: два — громко и два — слабее. Откроет или сама Белладонна или её слуга. Ничего не говори — тебя ждут. Красавка Белладонна даст тебе яд, который ты ей заказывала. Отдашь ей вторую половину оплаты, вот деньги, — он достал из кармана черный кошелек, полученный у Лютеции.

— Ого! Сколько здесь? — Амариллис подбросила мешочек в руке.

— Пятьсот золотых, "как договорились".

— Тысяча франков? Итого — две! Боже милостивый. Кто ж стоит так дорого? Могу я хоть узнать, чью жизнь я помогаю спасти? Уж не твою ли?

Гиацинт усмехнулся:

— Мою тоже. Но яд предназначен для дамы очень высокого положения в обществе.

— А‑а, — протянула Амариллис и откинулась на сидение. — Тогда всё ясно. — Она помолчала. — А вы уверены, что настоящая Лютеция не явится сейчас сюда? — спросила Амариллис.

Розанчик успокоил её:

— Не волнуйся! Настоящая сейчас спит волшебным сном и проснется нескоро.

— Тогда всё в порядке.

Они проехали по улице Мадам. На углу карета остановилась.

— Ну, пора…

— Подожди, — остановил её Гиацинт. — Не забудь: стучать четыре раза; оглянись по сторонам — ты ведь не хочешь быть узнанной; скажи кучеру, чтоб подождал тебя, и… будь осторожна.

— Я всё помню, не волнуйся.

— Кошелек спрячь, — посоветовал Розанчик

— Ой, я и не заметила!

Амариллис сунула кожаный мешочек в карман, и он исчез в складках её платья. В этот момент издалека донеслись удары соборного колокола с башни Нотр‑Дам на острове. Им ответили хором колокола близкого Сен‑Сульпис и Сен‑Жермен‑де‑Пре.

— Ровно три часа. Теперь иди.

Гиацинт повернул ручку двери экипажа, но не открыл её. Амариллис нервно поправила вуаль и вышла из экипажа. Она сказала что-то кучеру, огляделась по сторонам: по всему видно, дама приехала одна и по важному делу, она знает, куда идет. Через щелочку в занавесках друзья наблюдали, как "Лютеция" постучала в ничем не примечательную дверь дома номер девятнадцать; как дверь приоткрылась, и дама исчезла за ней, немедленно вновь закрывшейся. Оставалось ждать.

— Хотел бы я посмотреть, как эта старуха сейчас вручает отраву нашей Амариллис, — сказал Розанчик.

Гиацинт сдержал улыбку:

— Старуха? Розанчик, ты когда-нибудь раньше слышал о Красавке Белладонне?

— Нет. Я не имею чести знать лично эту ведьму. А что?

— Нет, ничего. Просто Красавка Белладонна вполне соответствует своему имени[12]. Это самая знаменитая сейчас куртизанка Парижа и его первейшая отравительница. Ей всего сорок лет, нет недостатка в поклонниках и посетителях, несмотря на страшную славу её салона.

— Не может быть! — изумился Розанчик. — Зачем же она изготовляет яды?

Гиацинт пожал плечами:

— Это её профессия. Она изготовляет не только яды, но и косметику, медицинские препараты. У неё нет отбоя от клиентов, и в основном это — знатные дамы. Она недаром перебралась поближе к Люксембургскому Саду; сюда, на угол улицы Мадам и де Флеру.

Раньше эта ведьма жила на улице де Лурсин, в самом бедном квартале, в переулке. Она боялась полиции, и заказчикам было непросто её найти.

— Почему же она теперь переехала чуть ли не в центр, уже не боится? — недоумевал паж.

Гиацинт бросил на него быстрый взгляд:

— Ты же видел, за яды хорошо платят. У Белладонны в салоне всем гарантирована тайна, а это самое важное в таком деле.

— Ясно, ясно. Откуда ты всё это знаешь? Ты уже был здесь?

— Да как сказать… Я уже видел этот салон и навещал хозяйку по очень похожему поручению, — уклончиво ответил Гиацинт.

Розанчик хотел ещё что‑то спросить, но тут дверь дома снова открылась, и "Лютеция" показалась на пороге. Она, видимо, с кем‑то попрощалась и, оглянувшись, быстро пошла к экипажу.

Как только Амариллис вскочила в экипаж, кучер хлестнул коней, и они помчали легкую карету. Амариллис поскорей освободилась от вуали и постучала по передней стенке экипажа:

— В "Театр Франсе", скорей!

Наконец она, облегченно вздохнув, откинулась на сидение и засмеялась в ответ на нетерпеливые взгляды друзей.

— Рассказывай, — приказал Гиацинт.

— Ну, вроде всё обошлось. Я отдала ей деньги, она мне "заказ", и мы мило побеседовали.

— О чём?! — ужаснулся Розанчик. — Ведь тебя могли узнать!

Актриса засмеялась:

— Ты так мало веришь в мой талант перевоплощения. Ваша Лютеция — давняя подружка Белладонны. Они уже много лет знакомы, но она ничего не заметила сейчас. Я, в общем, только поддерживала беседу, говорила она.

— Значит, всё благополучно? — спокойно спросил Гиацинт.

Амариллис кивнула.

— Где наш трофей?

— Вот, держи, — она протянула Гиацинту маленькую бутылочку с розовой жидкостью.

Граф опустил её в карман камзола.

— Спасибо, солнышко.

— Ты же знаешь, я всегда рада вам помочь.

Розанчик восхищенно уставился на неё.

— Амариллис, ты просто… здорово всё сделала. Я бы ведь никогда не поверил, глядя на тебя, что ты способна на такие вещи. Ты спасла нас всех! Принцесс, их праздник, всех! А ведь на вид — просто обыкновенная девчонка. Как моя кузина, например. — Розанчик не мог произнести лучшего комплимента.

Гиацинт улыбнулся актрисе:

— Есть существенная разница между просто людьми и такими, как ты.

— Какая же?

— Глаза. У тебя взгляд авантюристки. Это не скроешь.

Амариллис засмеялась:

— Поэтому я и ношу вуаль!

И она шутя закрыла лицо полоской полупрозрачной ткани.

Миновав мост Искусств и Лувр, экипаж подъехал к воротам театра.

— Вот и всё, мальчики. Моя миссия окончена, — сказала Амариллис.

Все трое вышли из экипажа, и Гиацинт подал кучеру золотой — плату за прогулку по Парижу. Амариллис обняла и поцеловала Розанчика:

— Не забывай меня.

И подошла к Гиацинту.

— Прощайте, граф…

Она крепко обняла его, прижавшись губами к его плечу.

— Подумай ещё, хорошенько подумай и беги оттуда! Обещай мне, что не останешься у них навсегда, что не будешь больше губить свою жизнь, — быстро, горячо прошептала Амариллис. Потом, отстранившись, заглянула в его глаза. И сама же первая отвела взгляд.

— Желаю удачи, девочка моя.

Он говорил тихо и ласково. Она снова посмотрела на него. На глазах Амариллис заблестели слезы:

— И вам… желаю удачи, ваше сиятельство, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Прощай.

Ещё секунду держал Гиацинт в объятьях тень другого, своего мира. Амариллис рванулась и быстро пошла прочь. Последний раз она обернулась у входа в театр и исчезла из виду, хлопнув дверью.

Гиацинт с грустью посмотрел ей вслед. Эти двери опять закрылись перед ним. Граф опустил голову и криво улыбнулся сквозь слезы. Не оглядываясь, махнул рукой Розанчику: "Пошли".

Лошади ждали в парке. И рыжий берберский жеребец Гиацинта, и симпатичная андалузская лошадка Розанчика были жутко обижены, что им предпочли какую-то коробку на колесах и надолго бросили их одних. Гиацинт молнией взлетел в седло. Конь взвился на дыбы и поскакал вперед. Розанчику пришлось поторопить свою вороную Росинку.

Всю дорогу до Тюильри верный паж удивленно поглядывал на своего друга: Гиацинт не произнес ни единого слова, что было ему совершенно не свойственно. Только у самых ворот сада граф легко соскочил на землю и сказал:

— Не обращай внимания, Розанчик. Тебе этого не понять.

Он засмеялся как обычно и нежно потрепал шею своего коня. Розанчик тревожно взглянул на него:

— Гиацинт!

— Что? — обернулся граф.

— Можешь на меня положиться, я ничего не скажу Виоле, — заверил Розанчик.

— О чём?

— Ну… что Амариллис… в общем, что вы дружите… И были друзьями раньше…

Гиацинт как-то странно посмотрел на него:

— Виола знает.

— Всё знает? — захлопал глазами Розанчик.

— Нет. Только то, что ты собирался ей не говорить.

И Гиацинт, не спеша, повел коня в сад. Растерянный Розанчик вместе с Росинкой последовал за ним.

Глава 23 Мадемуазель Пассифлора и её свита

Тем временем Шиповничек, юная кузина Розанчика, и не подозревала, в какие опасные приключения, в какую политическую игру ввязался её брат. Она сладко спала в своей комнате с окнами выходящими в сад. Спала не зачарованным сном, а самым обычным, который помог ей восстановить душевное равновесие.

Но всему же приходит конец! Вот и Шиповничек проснулась и увидела, что она совсем одна в покоях, отведённых для неё и генерала Трояна. Она обошла все комнаты, там было пусто. Она заглянула в апартаменты семьи Роз в правом крыле, там тоже никого не было. Шиповничек вернулась к себе и уселась на кровать.

Какой чудный сон ей приснился! Она несла чашу Королеве Бала (ведь принц-предатель столько говорил ей об этой чести). Она подала кубок таинственной мадемуазель, которая недавно приехала и которую все так ждали. Какой‑то молодой человек взял Шиповничек под руку и повёл к золотому трону, и он не имел ничего общего с этим негодяем Чёрный Тюльпаном. А потом… Да, что же было потом?

Потом она проснулась, и оказывается, уже пора обедать: круглые часы на стене показывали без пяти три. Шиповничек выглянула в окно: по дорожке парка прогуливался её дядюшка генерал под руку с тощей баронессой Гортензией. Троян что‑то говорил ей, а Ортанс положительно кивала головой, соглашаясь с его доводами. Шиповничек решила спуститься вниз в зал, где накрыли столы для обеда. Интересно всё-таки, куда запропастился Розанчик?

Шиповничек отправилась в обеденный зал. Весь нижний этаж дворца представлял собой мозаичные соты огромных залов, соединённых между собой просто дверьми. Царству коридоров были предоставлены оба верхних этажа, где причудливым узором сплетались галереи, боковые ходы, повороты, лестницы и множество комнат. Комнаты слуг помещались, правда, на первом этаже в левом крыле здания. Музеи, оружейные залы и обширная библиотека дворца занимали первый этаж правого крыла.

Кухне королевского двора и прочим подсобным помещениям был отдан в полную собственность весь нижний этаж. Там правили кипящие котлы и пылал огонь в печах кухни и прачечной. На заднем дворе размещалась конюшня, которая вполне могла бы сойти за небольшой самостоятельный дворец, у подъезда которого толпились экипажи, кареты, коляски и слуги высоких господ.

Сейчас врата кухни были открыты, из её вместительного чрева к столу принцесс плыли караваны всевозможных яств, напитков и закусок. Шиповничек, таким образом, следуя за вереницей золотых и фарфоровых блюд, полных разными кушаньями, без труда нашла обеденный зал. Стоило ей только спуститься вниз в приёмный покой, как сразу стало ясно, куда идти, ведь единственный на первом этаже коридор, служащий для соединения обеих частей дворца (левого и правого крыла) с его центром, был одновременно и выходом из его подземной части, где помещалась кухня.

В этот час коридор был до краёв наполнен жареными фазанами, паштетами, салатами, чашами с нектаром, большими пузатыми бутылками с вином и другой снедью, казалось, плывшей по воздуху и почтительно сопровождаемой эскортом лакеев.

Увязавшись за аппетитным жареным гусем с румяной корочкой, Шиповничек вошла в зал. Однако! Как для столовой он мог быть и поменьше. Ведь кроме стола, на котором легко могла разместиться взлётная полоса небольшого провинциального аэродрома, вокруг оставалось достаточно пространства для прогулок, как в парке. Придворные как раз и прогуливались небольшими группами в ожидании, когда накроют столы и появятся принцессы.

Позже Шиповничек поняла, что обед только начинается в одно время, а потом каждый делает, что ему угодно: принцессы при своём дворе отменили обеденный этикет. Только некоторые места за столом были оставлены для определённых лиц. Остальные гости садились, где хотели, вставали, уходили, беседовали, шли танцевать и снова возвращались к общему столу. В общем, это было довольно удобно и позволяло превратить обед не в скучный придворный ритуал, а в продолжение праздника, который длился до вечера, когда накрывали "сладкий стол" с тортами и десертом, и происходило избрание Королевы Бала. Но до этой церемонии было ещё далеко, и Шиповничек пока что даже не видела будущую королеву. Хотя, как и все во дворце, не сомневалась относительно кандидатуры на эту почётную роль.

Вездесущий оркестр наигрывал лёгкую мелодию. Придворные переговаривались и обсуждали разные события дня и наряды гостей бала. Внезапно смолкла музыка, разговоры прекратились. Под торжественный "обеденный" марш в зал вошёл господи Майоран со своим жезлом. В наступившей тишине он объявил о начале праздничного пиршества в честь дня рождения их высочеств принцесс Скарлет и Бьянки.

Снова заиграл марш — он был призван возбуждать аппетит гостей. Придворные принялись рассаживаться по местам. Шиповничек, оглядываясь в поисках дядюшки, Кавалера Роз или мадам Розали, тоже села на свободное место.

О! Она уже многих здесь знала. Вот герцог и герцогиня Георгины, вот молодые дамы из свиты принцесс. На другом конце стола Шиповничек заметила чёрную фигуру принца. Слава Богу, он далеко от неё и не будет мешать наслаждаться обществом вельмож. Интересно, где его противная подружка? Шиповничек поискала глазами жёлтое платье Лютеции, но её здесь не было. Впрочем, ещё далеко не все собрались. А! Вот и мадам Розали вместе с мужем, вот и дядюшка…

Действительно, Троян соизволил ради обеда прервать свою прогулку по саду и как раз входил в зал вместе с баронессой. Ага! Вот молодая георгиночка Джорджи, её очень легко узнать: больше ни одна дама не одета в платье такого фасона. Может, это заграничная мода? Но, в любом случае, она очень мила. С ней высокий кавалер в жёлтом, что-то шепчет ей на ухо…

Шиповничек уже потеряла надежду найти Розанчика и чувствовала лёгкие уколы одиночества. Пожалуй, у неё одной сейчас не с кем поговорить.

О, наконец-то! Вот и принцессы. Они любезно приветствуют своих подданных, им все кланяются. Впрочем, не все, а лишь те, кто ещё не успел сесть.

Принцессы заняли место во главе стола, вернее, по обе стороны от почётного места. Так, входят ещё гости: очень благородного вида кавалер в белом, наверное, испанец. Он садится возле Бьянки. Ой, как интересно! В зал впорхнула стайка монахинь в трёхцветных одеждах. Они разместились вдоль всего стола на свободных местах. Ага, какая‑то пожилая дама села возле принцессы Скарлет. Ну конечно, Шиповничек поняла по обрывкам фраз, что это "тётя Рута", двоюродная бабушка принцесс, из Швейцарии или из Германии, неважно.

"Ну, для бабушки она не так уж стара, где‑то как мой дядя," — подумала Шиповничек.

Созерцая блистательных кавалеров и дам, с которыми она теперь сидела за одним столом, Шиповничек вдруг почувствовала неуловимое изменение в атмосфере. Что‑то такое, странное, будто подул ветерок, и головы всех повернулись к дверям. Шиповничек тоже посмотрела в ту сторону.

"О! Вот это да! Я и не думала, что она такая!" — мысленно выдохнула Шиповничек.

К столу, не спеша, приближалась дама в голубом.

"Да она прекрасней, чем водяная лилия и астра вместе взятые!" — подумала Шиповничек, разглядывая незнакомку.

Счастье принцесс, что они вошли раньше, не то сейчас на них никто бы не обратил внимания. Все взоры были прикованы к только что вошедшей в зал даме.

На ней было самое прекрасное в мире голубое платье, отливавшее всеми оттенками белого и лилового. Пышнейшие воланы рукавов, пышная юбка и огромная шляпа с прямыми полями, которую вместо ленты и украшения из перьев обрамляла колышущаяся бахрома тонких упругих ресничек, торчащих вверх. Это были свёрнутые в тугую трубочку лепестки, покрашенные, как иглы дикобраза, поперечными полосками голубого, синего и лилового. На груди у прекрасной дамы сияла бриллиантовая звезда с десятью длинными лучиками и тремя удлинёнными сапфирами в центре. Ярко‑лазурная орденская лента вилась наискосок через плечо дамы и удерживалась сбоку серебряной застёжкой.

Это и был орден Кавалерской Звезды, вручённый знаменитой благотворительнице самим папой Римским в Ватиканском дворце.

Но что значит самый прекрасный костюм по сравнению с лицом Великой Мадемуазель!? Он — лишь оправа для человека и только выгодно подчёркивает его собственную природную красоту. А лицо мадемуазель Пассифлоры было ещё более прекрасно, чем её роскошный наряд. Ровные черты, светлая, матово-золотистая кожа, нежный румянец, светло-каштановые волосы, лёгкая улыбка розовых губ, которые никогда не искривляла гримаса недовольства. Точёный прямой нос, как у статуй античных богинь. Гордая посадка головы на длинной гладкой шее. Царственные полные плечи, тонкая талия, спокойные аристократические руки.

Но самое главное! Под ровными линиями бровей сверкали лучистые синие глаза, казавшиеся прозрачными. В них отражался внутренний покой. Ни больше ни меньше, как душевное спокойствие — дар самый редкий на свете. Для людей это значит счастье, доверие, любовь, доброта. За эти глаза (а совсем не за золото, которое мадемуазель жертвовала на храмы, приюты и строительство домов с поразительной щедростью), именно за эти глаза мадемуазель Пассифлору называли святой. Ещё бы, ведь всё, что она делала, она наполняла этим нежным взглядом, и в сердце тех, кто общался с ней, зажигалась надежда…

Шиповничек в первый раз видела Великую Мадемуазель, не удивительно, что впечатление было очень сильным, ведь и все остальные придворные и гости, не отрываясь, смотрели на неё.

Пассифлора села за стол. На почётное место во главе, которое оставили для неё принцессы. Конечно, при одном взгляде на эту женщину становилось ясно, что здесь — только одна королева, и нет ничего более непреложного, чем это решение.

Зазвенели бокалы, рекой полилось вино за здоровье именинниц, за здоровье короля, за всех гостей собравшихся здесь и, конечно, за здоровье крёстной матери принцесс — Великой Мадемуазель Пассифлоры, за её новую награду, орден Кавалерской Звезды.

Шиповничек с удивлением спросила себя, как получается, что Пассифлора может быть крёстной матерью принцесс? Ведь им сегодня исполняется по двадцать лет, а ей, если даже очень постараться, нельзя дать больше тридцати лет.

На самом деле, мадемуазель ещё не было тридцати, ей было только двадцать восемь. Она старше своих крестниц всего на восемь лет, и Шиповничек знала это, потому что расспрашивала о таинственной гостье Чёрного Тюльпана. Он в танце поведал ей множество дворцовых сплетен, но когда речь заходила о Пассифлоре, говорил мало и довольно почтительно. Поведал, кстати, и о том, что ей только двадцать восемь лет, в то время как он, принц, несёт на своих плечах уже три десятка лет и зим. Шиповничек льстило, что ему уже тридцать, и он, видевший в жизни так много, всё-таки сражён её юной красотой. Она сердито взглянула на дальний конец стола, но Чёрного Тюльпана не увидела, и мысли юной мадемуазель вновь обратились к Пассифлоре.

Шиповничек решила, что если великая дама и в детстве была столь прекрасна, то нет ничего удивительного, что она стала крёстной матерью принцесс.

При дворе возраст считают по-другому, и юные короли чуть ли не с пелёнок держат в руках бразды правления, а вместо погремушки потрясают скипетром. А мадемуазель — просто живая Мадонна, в её присутствии все вельможи чувствуют себя детьми, ибо видят: в её глазах светится знание того тайного, что поднимает её на высокий пьедестал.

Но сама Пассифлора никогда не считала себя выше других, в этом и был её секрет. Она не пряталась от мира за высокие стены монастыря, недаром её орден странствовал свободно по всему свету, и везде им были рады. Величественной, спокойной отвагой, иначе не скажешь, дышал весь её облик. Она не боялась мира, а прямо смотрела ему в лицо.

Пассифлора знала свою дорогу. Она шла по жизни, даря окружающим все силы своей души. И её свита, несмотря на то, что это был монашеский орден, а может, именно поэтому, несла на своих крыльях Любовь…

Глава 24 Влюблённые во дворце

I
И Любовь не замедлила явить свои права. Каждый вдруг вспомнил о том, кто ему был дорог. Все забыли себя и стали думать о других! И, естественно, сразу же почувствовали беспокойство. Ведь не всегда тот, кого любишь, оказывается под рукой в самый нужный момент.

Виола сбилась с ног, разыскивая Гиацинта. Но ни графа, ни его верного "оруженосца" (который по совместительству ещё и служил поверенным в сердечных делах принцессы Бьянки) нигде не было видно. Увидав, что уже час обеда, Виола заглянула в столовую залу дворца. Друзей там не было.

Виола забеспокоилась не на шутку. Ладно, Гиацинт мог себе позволить такую роскошь как пропустить обед, но Розанчик… Это было непостижимо.

В коридоре она столкнулась с Джордано.

— О, мадемуазель, я давно ищу вас, — обрадовался он. — Граф велел вам передать…

— Где он?

— Ну… Они с Розанчиком поехали доставать яд, — невинно пояснил Джордано.

— О, Боже! Я так и думала, что‑то произошло, — вздохнула она.

— Вы не волнуйтесь, Гиацинт сказал, чтобы вы не беспокоились. Они скоро вернутся.

— "Скоро вернутся" — означает "к обеду не жди", — грустно улыбнулась Виола. — Расскажите, что вы узнали?

Джордано поведал ей о встрече с Сирингой Китайской и о том, что рассказала во сне Лютеция. Виола была довольна результатами расследования, хотя, конечно, её возмутил замысел Чёрного Тюльпана (не вызывало сомнений, что инициатором был Неро.)

— А где сейчас Ветреница?

— В комнате Мак‑Анатоля. Он и тётя Сирень охраняют её сон, — хихикнул Джордано.

Виола относительно успокоилась.

— Что ж, раз встреча назначена на три, то около четырёх или раньше они вернутся. Спасибо, Джордано, вы меня просто спасли своим сообщением. Я ведь не знала, что и думать.

И Виола пошла дальше, даже забыв спросить (на счастье Джордано), как же друзья собираются заполучить яд в свои руки.

— Виолетта, ты ничего вокруг не видишь! Мы еще даже не поговорили с тобой, — окликнул её женский голос.

Фрейлина оглянулась:

— Ой, Фиалочка, извини! Мы действительно не успели пообщаться со времени твоего приезда.

Виола подошла к сестре.

— Ты так поспешно убежала тогда. Сказала скоро вернёшься, и я уже час ищу тебя по всему дворцу, — Фиалка была удивлена, ведь они обожали поболтать, и Виола обычно не оставляла её в покое, пока не расскажет все новости.

Сестра Триколор, старшая сестра Виолы, была монахиней ордена мадемуазель Пассифлоры. Это была весёлая двадцатилетняя девица, нежно любившая свою сестричку и взиравшая на жизнь с высоты монашеского обета. А это что-нибудь да значит, в двадцать лет!

Виола знала, с кем она может посоветоваться по всем своим вопросам и ктоникогда не обманет её. И, глядя на круглое лицо сестры, обрамлённое монашеским покрывалом, она чувствовала себя увереннее.

Фиалка была одета в бледно‑фиолетовое облачение с широкими белыми отворотами на рукавах и на покрывале. От воротника на платье расходились две светло‑жёлтые закруглённые внизу вставки, тянувшиеся почти до края подола. Эта трёхцветная форма была традиционной одеждой в ордене Пассифлоры. Надо сказать, выглядели монахини довольно изящно.

Фиалка сама заговорила о том, что интересовало Виолу.

— Где твой граф?

Сестра пожала плечами.

— Носится где-то. У него же вечно полно дел. А зачем он тебе вдруг понадобился? — полюбопытствовала она.

Фиалка загадочно повела глазами.

— Я не успела тебе сказать, ты так быстро исчезла… Гиацинту надо быть осторожным сегодня.

— Господи, что случилось? И не смотри так, или я подумаю самое худшее!

Фиалка выдерживала паузу. Виола широко раскрыла глаза:

— Не может этого быть! Не тяни, скажи, что это неправда!

— Правда. Она здесь. Мама приехала сегодня, вместе с нами.

Виола ахнула:

— Но как же это получилось?

— Я и сама не знаю. Мы ехали от Испанской границы, через Орлеан. И там, на постоялом дворе, встретили её. У мамы сломалась карета, и Пассифлора предложила ей ехать с нами.

— Ой, только не говори, что она могла появиться здесь еще вчера, — ужаснулась любящая дочь.

— Могла, — кивнула сестра. — Вам просто повезло, что она опоздала.

Виола схватилась за голову:

— Боже, я должна найти Гиацинта, пока они не столкнулись. Иначе я или стану вдовой до свадьбы, или останусь сиротой!

— Да не волнуйся ты так. Мама жутко устала и обещала до вечера пробыть в своей комнате.

— Слава Богу! Я зайду к ней… Попозже. — Виола горестно вздохнула: — Фиалочка, почему они не выносят друг друга? Что он ей сделал?

— Они слишком похожи. Если бы мама и твой друг хоть минуту поговорили спокойно, они бы это поняли. Мама просто боится потерять тебя, — рассудительно пояснила Фиалка.

Виола покачала головой:

— Я этого никогда не пойму. Я их обоих очень люблю и не собираюсь бросать её.

Фиалка засмеялась.

— Она уже рассталась с одной дочкой и боится, что ты тоже сбежишь.

— Куда?

— Куда-нибудь. Путешествовать. Мама прекрасно понимает, какие гены передала нам. Ведь ей тоже никогда не сиделось на месте. Чем было плохо в Неаполе? Нет, она уехала оттуда, путешествовала по Франции, вышла замуж за папу, путешествовала вместе с королевским двором… И мы обе — её копии. Нам не сидеть на месте, так суждено и так будет.

— Ну, так чем ей не нравится Гиацинт?

— Он "перекати‑поле", хоть и граф. С ним ты точно почувствуешь вкус дороги, и она не сможет вас остановить. Вот и боится.

Сёстры уселись рядом на бархатную скамейку.

— "Перекати‑поле"… Мама права. Я и сама не знаю, что чувствую, и тоже боюсь, — прошептала Виола.

— Ты его любишь?

— Люблю. Но смогу ли я его удержать?

— Не пойму, о чём ты? Ведь Гиацинт влюблён в тебя как мальчишка! — пожала плечами Фиалка.

— Он и есть мальчишка.

— Не совсем. Ты забываешь, как быстро взрослеют при дворе, в водовороте жизни. Здесь слишком много событий и быстро приобретается опыт.

— В том-то и дело! — вздохнула Виола. — Он твой ровесник, а уже давно — взрослый мужчина и чуть ли не с самого детства рискует жизнью. В шестнадцать лет уже иметь славу первого дуэлянта Парижа! Каково? У Гиацинта есть знакомые во всех парижских трущобах, во дворцах и во всех кругах богемы. Когда он всё это успел?! Я вижу, что ему тесно при дворе, может, и я ему скоро надоем…

Виола растерянно взглянула на сестру. Фиалка мудро, снисходительно улыбнулась.

— Скажи, ты его любишь?

— Да, — уронила Виола. — Мне всегда было мало света, не хватало простора, когда я общалась с другими. Ведь были же у меня увлечения до него. Всё было не так. Они говорили о себе, какие они хорошие, взять хотя бы нашего соседа в поместье. Сына композитора, помнишь?

— Кампанеллы?

— Да, Колокольчика. Хвастун и эгоист! Я раньше считала, все мужчины такие. Я люблю широкий горизонт, а они все смотрели в землю и не могли достать для меня ни одной звезды… — она вздохнула.

— А теперь?

— Теперь… — Виола развела руками. — Есть Гиацинт, и мне больше ничего не надо. Он может всё, даже намного больше. Я нашла в нём то, что искала. Но… Разве я — та, кто ему нужен?

Влюблённая Виола снова тяжело вздохнула. Потом вдруг засмеялась:

— Ты помнишь, как мы познакомились?

— Отлично помню!

— Я его даже не видела, но была заранее жутко предубеждена против графа. Как я злилась, что нас поставили первой парой на танец. Мы открывали вместе все придворные балы, и… пришлось познакомиться с этим "чудовищем".

— И это была любовь с первого взгляда! — насмешливо подытожила Фиалка.

— Ничего подобного! А впрочем, возможно, ведь я долгое время даже не смотрела на него.

— Еще бы!

— При дворе о нём ходили всевозможные слухи, и я, только приехав, точно знала, кого мне следует опасаться. Ну как же: дуэлянт, насмешник, игрок, дамский любимец. Самый незаменимый человек в любой сложнейшей интриге. Я точно знала, что не стану очередной жертвой этого повесы! — Виола изобразила оскорблённую добродетель. Фиалка от души смеялась.

— И вот что из этого вышло!

— Да… Как только я наконец осмелилась заговорить с ним, заглянула в его синие глаза, я поняла — всё, это навсегда.

— Так в чём же дело? Тебя терзают сомнения?

— А вдруг слухи были небезосновательны?

— Еще бы, в них каждое слово — правда. Каждое слово, но не суть.

— Я ничего не понимаю, перед моими глазами всё переворачивается!

— Чего ты боишься? — удивилась Фиалка. — Вооружённой толпы его бывших любовниц?

— Скорее, его подруг. Я не знаю ни одной его официальной любовницы. Зато он связан дружбой со множеством женщин, и все они обожают его! По правде говоря, я знаю только двух женщин, которые терпеть не могут Гиацинта.

— Ну, это наша мама и…?

— Лютеция.

— А, подружка Чёрного Тюльпана. Да, пожалуй, только эти две дамы нашли повод его невзлюбить. Одна — потому, что он отказал в деловом союзе ей и её принцу, другая — потому, что она ему отказала в женитьбе на своей дочери, — философски рассудила Фиалка.

Виола серьёзно сказала:

— С ними ясно. А все остальные? Ты знаешь историю про принцессу Астру?

Сестра Триколор весело засмеялась, её забавляла растерянность младшей сестрички.

— Конечно, я слышала. У нас до сих пор поэтому такие хорошие отношения со Швецией!

— Возможно… Но подумай сама: он впервые тогда приехал в Париж учиться в Оранжерее. Ему было тогда девять лет, а шведской принцессе — восемь! Нет, она всё-таки влюбилась в него и не хотела уезжать без "своего Гиацинта"! Как это понять?!

Виола была в крайнем возмущении. Сестра хохотала до упаду.

— Вот видишь, — печально вздохнула Виола.

— Вижу! Половина его любовных приключений еще невиннее. Я уверена.

— А я нет! Есть же вторая половина. Люди говорят о Гиацинте как о легкомысленном юнце, способном абсолютно на всё, а я… знаю его как самого нежного и преданного друга. Если бы я знала, каким он был раньше, пока мы не встретились. Мне было бы легче что‑либо понять о нём.

— Он всегда был неукротимым искателем приключений, и ты должна быть готова к тому, что он не пожелает менять ни одной своей привычки. Таким же мальчишкой и останется. Все гасконцы — бешеные. Мы с тобой — яркое доказательство тому. Ведь если смешать неаполитанскую кровь с гасконской, представь, что получится? Мы с тобой!

— Но ведь Гиацинт из Прованса, — заметила Виола.

Фиалка беззаботно тряхнула чёлкой:

— Не будь мелочной, сестричка. Южный Прованс, Бордо, Гасконь… Всё это Аквитания, всё это — наш Юг. Предки твоего дорогого графа не всегда пропадали в крестовых походах и бродили по всей Малой Азии. В те времена у нас в Альби шли Цветочные Игры — фестивали "Золотой фиалки", где трубадуры прославляли прекрасных дам.

Альбигойи нет больше, но "Золотая фиалка" жива. Спроси у Гиацинта, он знает, что это у нас всех в крови, у южан. Да и герцоги Провансальские (тогда был другой титул, помнишь? — Графы Прованские и Марсельские виконты) вернувшись наконец с Востока, всегда считали за честь участвовать в поединке трубадуров. Жаль, мы не росли в детстве в Альби, а то бы вы с Гиацинтом раньше познакомились.

Виола подозрительно взглянула на сестру:

— А ты всё это откуда знаешь?

— Не забывай, у кого я служу! Где родился твой красавец?

— В Марселе. Ну рядом… А что?

Фиалка иронически улыбалась:

— А теперь соображай, сестричка, какой город у нас самый цветочный в Мире, после Флоренции. И самый христианский тоже?

— Ну, Тулуза, — не понимала Виола.

— А кто у нас наследник графов Тулузских? Западнее Марселя… Возле наших родовых земель… В Лангедоке, герцогство…

— Страстоцвет!! Дом Пассифлоры! Так значит, они были знакомы?

Фиалка хмыкнула:

— Знакомы? Они соседи. Наша дорогая госпожа часто ездила в Прованс на каникулы, она твоего ангелочка знает с детства. Все, действительно, настолько привыкли, что Пассифлора — личность с мировым именем в Христианстве Цветочного мира, и очень немногие помнят, что у неё, как у всех нас, есть родовые земли, национальность, родители… Думают, она появилась из облака света, как видение.

Сестра запрыгала от нетерпения:

— И что она тебе говорила? Расскажи скорей. — И огорченно добавила: — Здесь все знают о нём больше меня. Почему так?

— Потому что абсолютно невозможно и невероятно, чтобы Гиацинт сам рассказал о своей жизни. О других — пожалуйста.

— Действительно, — вынуждена была согласиться Виола. — Но всё-таки, что ты знаешь?

— Я знаю, что его папе крупно повезло, что он имеет два судна в марсельской "Пальмовой Ветви", это торговая морская компания по закупке пряностей в Ост- и Вест‑Индии.

— Я знаю. А почему герцогу повезло?

— Потому что иначе юный наследник нанялся бы юнгой на первый же корабль, бросивший якорь в марсельском порту. А так, можно было предоставить ему корабли отца. Ещё я знаю, что он вечно пропадал вместе со странствующими артистами и даже работал несколько сезонов театрах и в цирке, вместо летних каникул, если не уходил в море.

Виола изумлённо нахмурилась:

— Это сколько же ему было?

— Лет с пяти‑семи, а потом — четырнадцать, пятнадцать — в старших классах Оранжереи.

— Мамочки! Я ещё из дому не выезжала ни разу в таком возрасте.

— Он всегда дружил с людьми старше себя и как-то умудрялся быть со всеми на равных.

Виола утвердительно кивнула.

— Он и сейчас такой. Одинаково свободно разговаривает и с принцами, и со слугами, и с самыми надутыми, важными и спесивыми вельможами. Как он со всеми находит общий язык? — Она задумалась и размышляла вслух: — Конечно, у него много врагов, но друзей, наверное, больше… Уж не меньше, так точно. И каждый знает тот кусочек жизни Гиацинта, когда они были вместе. Жаль, что я его встретила так поздно, мы могли ведь жить рядом и расти вместе. Как он вообще оказался в Париже?

— Он наотрез отказался от военной карьеры, и отец отправил его в Париж. Учиться во Дворцовой Оранжерее.

— Ему бы в Академию Изящных Искусств, а не в Оранжерею, — вздохнула Виола. — Рассказывай дальше.

— В Париж юный граф отправился с удовольствием и неохотно одновременно, — продолжала Фиалка. — С радостью потому, что всё это большая сцена, здесь не соскучишься; а неохотно потому, что здесь нет моря.

— Это я знаю. Он очень любит море. Мне самой его здесь не хватает, — кивнула Виола.

Сестра сочувственно улыбнулась и продолжала рассказ:

— К тому же, при дворе в Париже служили их давние знакомые — семья Роз.

— Правда! Розанчик должен хорошо знать этот период жизни Гиацинта, — оживилась Виола.

— Розанчик знает ещё меньше, чем ты! На уроках наш дорогой граф появлялся крайне редко. Он носился по всему Парижу в поисках приключений. И обычно находил их, в виде шпаги какого-нибудь наглеца. Так и сложилась его слава лучшего дуэлянта в шестнадцать лет. Точнее, даже раньше!! В шестнадцать он закончил образование, и несчастные педагоги не знали, как вернее оценить его способности.

— Очень хорошо понимаю их затруднение, — покачала головой Виола.

— Я тоже. Но это всё — лишь малая часть того, что было в его жизни.

"Да уж!" — подумала Виола, вспомнив, чем сейчас занят Гиацинт.

— Тем не менее, я думаю, вы будете счастливой парой. Его не удавалось укротить никому, а ты добилась этого совсем просто, позволив ему только поцеловать край твоего платья, кончики пальцев…

— Если бы так и было, как ты говоришь! А вдруг он уйдёт? — сомневалась фрейлина.

Фиалка обняла сестру за плечи:

— Он тебя Любит, в этом всё дело. Ты не старалась удержать его, потому что поняла — это глупо: он никуда не уйдёт от тебя.

Виола невольно засмеялась:

— Ой, сестра, какая ты монахиня?

— Самая обыкновенная, — убеждённо отвечала Фиалка. — Я вас вижу со стороны, мне виднее. Ты и он — просто пара, соединённая на небесах.

Виола улыбнулась с лёгкой печалью:

— Если бы ты ещё могла доказать это нашей мамочке…

II
В этот самый момент, когда происходил разговор двух сестёр, достойный лорд Гладиолус бродил в раздумьях по пустой приёмной, где он недавно встретил призрак своей первой Любви. Внезапно он почувствовал за спиной чей‑то пристальный взгляд. Лорд оглянулся. На лестнице, спускавшейся сверху, стояла она.

— Глэд!

— Рута? — он не поверил своим глазам.

Фрау Рододендрон спустилась и подошла к нему.

— Рута!

Лорд взял её руки в свои. Сорок лет прошло или не сорок, а для него она навеки останется прежней. Альпийской Розой.

Они, как в те далёкие времена в Швейцарии, ходили, взявшись за руки, по пустынному залу. И говорили… Им много чего надо было рассказать друг другу.

— Рута, почему ты фрау Рододендрон, а не баронесса Шток‑Роза? — несмело спросил лорд.

— Глэд, я тебе отвечу! Мой дарагой муженёк приказал долго жить через два года после свадьбы. Я имела больших неприятностей с его наследством, и теперь германское поместье полностью разорилось. Я решила плюнуть на всё и сказала себе: "Рута, девочка, если ты не хочешь иметь головную боль от етого наследства, то вернись в Швейцарию и живи как жила".

Я и вернулась. Правда, потом ещё два раза была замужем, но лучше, чем в первый раз, не получилось: они оба живы. Правда, мы развелись, и я снова свободна. — Она вдруг опустила глаза. — У тебя, конечно, всё не так, Глэд. Она — настоящая леди, у вас куча детей…

Лорд почувствовал, что она будет рада, если узнает правду.

— Да, дорогая, она была леди, но детей у нас нет и не будет. Я уже десять лет — вдовец.

— Да Боже ж мой! — непосредственно воскликнула фрау. — Так ты, значит, тоже свободен! Тогда почему не делаешь мене предложение?

Лорд не выдержал и засмеялся. Это было, конечно, против английских законов приличия, но он снова чувствовал себя как в молодости. И он забыл, что он лорд, и стал просто человек: Глэд Гладиолус.

— Понимаешь, разве можно так сразу? — притворно ужаснулся он, пряча улыбку.

— Как я могу любить такое чудовище!? Сорок лет ему мало для того чтоб узнать человека и сказать: "Рута, девочка, я имею тебе сказать пару слов. Мы не бог весть как молоды, но возьми меня себе в мужья, и я тебе скажу спасибо".

Гладиолус покачал головой.

— Рута, я тебя обожаю. Англичанки ничего не смыслят в таких делах, как "сказать пару слов".

Она смутилась.

— Прости, Глэд.

Ему было забавно слушать, как она понижает голос, когда говорит серьёзно и пытается выглядеть "леди", и как сбивается на свой особенный акцент, когда сердится. Боже! Потерять сорок лет — это преступление.

"По совести, надо бы заточить меня в Лондонский Тауэр", — подумал лорд. А вслух сказал:

— Ничего, у нас ещё всё впереди, дорогая…

III
Шиповничек в тот момент тоже шла по коридору, но в сторону противоположную той, куда убежала Виола. Естественно, она думала о Любви и о Пассифлоре.

Юная мадемуазель ушла с обеда и решила немного прогуляться. Вот в таких решениях и узнаёшь потом руку судьбы! Но пока…

Шиповничек просто шла и размышляла:

— Если бы я была так прекрасна как она, я бы тоже стала монахиней. Что ж удивительного, она просто ангел небесный, где же найти ей подходящего земного кавалера? Она достойна только Бога. Я, по сравнению с ней, просто сорная трава!

— И вовсе нет, мадемуазель, — услышала Шиповничек незнакомый приятный голос. — Вы очаровательны, мадемуазель, поверьте поэту!

Шиповничек подняла глаза. В своём самобичевании она и не заметила, как зашла на дальнюю половину дворца, в музыкальный зал рядом с библиотекой. Более того, она не заметила, что говорит вслух то, о чём думает.

Перед ней сидел молодой человек в ярко-жёлтом атласном костюме и в алом плаще. В руках он держал лютню.

— Кто вы? — удивилась Шиповничек.

— Я — Адонис Вернали, придворный музыкант.

— А что вы здесь делаете один?

— Сочиняю поэму в честь мадемуазель Пассифлоры — Королевы Бала.

— Ну вот, и здесь она! Я уверена, что поэма будет прекрасной, как и сама мадемуазель.

— Я постараюсь. А как ваше имя?

— Шиповничек.

— Прелестно! Я про вас тоже потом сочиню песню или стих, — заверил молодой поэт.

— Я польщена, — поклонилась Шиповничек.

"А он довольно мил", — подумала она.

Действительно: удлинённое лицо молодого человека, ласковые голубые глаза, светло-каштановые довольно длинные волосы… Высокий, стройный. Да ещё эта лютня в руке, как у древнего менестреля…

Он также внимательно разглядывал Шиповничек.

— Где‑то, мне кажется, я уже видел вас, мадемуазель. Возможно, во сне? — мягко спросил он.

Шиповничек чуть было не закричала: "Нет, это я тебя видела в своём сне, сегодня перед обедом!" Но она этого не сказала, а лишь смущённо улыбнулась:

— Месье, у меня точно такое же чувство: я вас тоже, кажется, видела.

— Ах, ну да, вспомнил! — воскликнул Адонис. — Я вас видел на утреннем приёме, вы были представлены принцессам.

Она скромно кивнула. И вежливо спросила:

— Возможно, я отвлекаю вас от вашей работы? Вы же сочиняли поэму…

— Нет-нет, ну что вы! Вы можете лишь усилить вдохновение, а никак не развеять его. Я желал бы ещё побеседовать с вами, — с жаром заверил её Адонис.

— Тогда пойдёмте, погуляем в саду, — предложила Шиповничек. И любезно приняла руку, предложенную ей месье Вернали.

Они вышли в сад.

— Вы давно живёте во дворце? — спросила Шиповничек своего нового знакомого.

— О, много лет. Почти всю жизнь. Я был маленьким, когда меня взяли сюда. Король пожелал, чтобы я учился музыке вместе с его дочерьми и стал их музыкантом и поэтом. Всем, что у меня есть, я обязан доброте его величества и участию покойной королевы Фоэтины.

— Вы сирота?

— Я не знаю своих родителей.

— А сколько вам лет? — Любопытство Шиповничек просто не знало границ.

— М‑м… почти двадцать. Летом исполнится.

— А, как Гиацинту, — сравнила юная мадемуазель.

Глаза Адониса загорелись:

— Вы знаете графа?

— Он лучший друг моего кузена Розанчика, — с достоинством отвечала Шиповничек.

— Так вы — племянница мадам Розали, нашей первой фрейлины! Теперь я понял, почему она представляла вас принцессам. Вы приехали на бал со своими родителями?

Шиповничек вздохнула:

— Я сирота.

— Как это печально, — сочувственно отозвался месье Вернали.

— Я приехала сюда с дядюшкой генералом. У нас небольшое поместье возле…

Шиповничек внезапно дёрнула своего спутника за рукав, и они поспешно юркнули за шарообразно подстриженный зелёный лавровый куст.

Из‑за поворота аллеи появились мило беседующие генерал Троян и Ортанс. Легки на помине.

Баронесса оставила свою чопорность и с живостью расспрашивала генерала о жизни в Крыму, о военной службе и делах в его поместье. Троян степенно отвечал. Они чинно прошествовали мимо притаившейся за кустом пары.

— В чём дело? — удивился Адонис. — Эти люди тебя напугали? Ой, простите! Вас огорчило их присутствие? — он смутился оттого, что невольно сказал Шиповничек "ты", как близкой знакомой.

Но она не рассердилась.

— Ничего страшного, давай на "ты", если не возражаешь.

— Конечно, нет, — ответил Адонис и, глядя вслед удаляющейся паре, повторил: — Так почему мы от них прятались?

Шиповничек покраснела.

— Это мой дядя — генерал Троян. Я вас познакомлю попозже. Просто… я не хотела ему мешать, он ведь с дамой.

А про себя подумала: "Иногда, в неподходящие моменты, вокруг появляется столько родственников, что никак не чувствуешь себя сиротой".

И, выйдя из укрытия, Адонис и Шиповничек снова отправились гулять по саду.

Беседа была крайне приятна им обоим, и юная мадемуазель и думать забыла, что на свете ещё существуют какие-то принцы…

Глава 25 Встречи друзей

Мания ходить парами захлестнула весь двор, и Джордано чувствовал себя несколько неуютно, бродя один по пустынному коридору возле садовой галереи. Вдруг, со стороны галереи послышались быстрые шаги.

Джордано несказанно обрадовался, когда ещё издали узнал приближающегося к нему друга. А когда позади показалась фигура верного пажа, то никаких сомнений быть не могло.

— Вы вернулись! — воскликнул Джордано, приветствуя Гиацинта и Розанчика. — Ну как, вам удалось достать яд?

— Удалось, — ответил Гиацинт.

Розанчик собирался в ярких красках описать всю опасную операцию, но потом передумал и вкратце передал общий ход событий.

— Покажите мне скорее этот смертоносный флакон! — взмолился Джордано

Гиацинт достал из кармана бутылочку.

— Ух ты! Неужели в нём смерть? С виду он совсем как духи на столике у моей сестрицы Джорджи. Очень похож, да ещё розовый! Интересно, пахнет он тоже как духи? — Джордано рассматривал жидкость против света. В глубине флакончика дрожала невинная розовая искорка.

— Не вздумай открывать! — вмешался Розанчик и на всякий случай забрал у Джордано бутылочку.

— А то я не понимаю, что если вдохнуть пары этого яда, тоже можно отравиться!

— Ты лучше принёс бы сюда духи своей Джорджи, если и бутылочка похожа, мы их поменяем.

— И Джорджи очень обрадуется, когда вместо любимых духов найдёт у себя яд, — иронически заметил Гиацинт.

— А что делать? Не может же Лютеция спать вечным сном. Принц скоро начнёт её искать.

— Может, вообще не отдавать ей яд, — предложил Джордано. — Внушить, что она его потеряла, и пусть ищут.

— Ну нет, — возразил Гиацинт. — Мы им устроим спектакль. Пусть до последней минуты думают, что план удался. Ведь если у них возникнут малейшие подозрения, они просто сбегут и всё.

— Правильно. Надо посоветоваться с принцессами, — предложил Джордано.

— Потом. Когда всё будет готово, — сказал Гиацинт.

Розанчик пожал плечами:

— А чего у нас ещё не хватает? Яд есть.

— Яд‑то есть, а заменителя нет. Надо найти розовую жидкость, абсолютно безвредную.

— Ну, возьмём компот. Он тоже розовый, — простодушно предложил Розанчик.

— Он с фруктовым запахом, — возразил Джордано. — Они догадаются.

— Не догадаются! — запальчиво настаивал Розанчик.

Гиацинт разнял спорщиков:

— Да ладно, это не так важно. Главное, чтобы Лютеция не вздумала проверить яд и ради этого не отравила свою любимую собачку.

— Или брата, — предположил Розанчик.

— Хорошая идея, мне нравится! Может, сами испытаем? — оживился Гиацинт, прищурив один глаз и разглядывая флакон.

— Ты что!

— Ничего. Главное узнать, как этот яд действует: быстро или медленно. Как они рассчитывают?

— Спросим у Лютеции? — предложил Джордано.

— Думаешь, она знает? — усомнился Розанчик. — Скорее всего, они заказали просто надёжный, не оставляющий следов яд.

— Да, меня больше бы устроило объяснение специалиста, — сказал Гиацинт. — К тому же мы рискуем разбудить Лютецию по-настоящему. А раньше времени это будет нежелательно.

Розанчик задумался.

— Лучше всего… да вот оно, решение. Прячемся!

По коридору в сторону трёх друзей шло само решение проблемы. Но тот, в чьих руках оно находилось, шёл не один, и друзья решили подождать.

Они отошли в боковую комнату и через приоткрытую дверь наблюдали за беседой двоих людей.

— Правильно, — шепнул Гиацинт. — Я сам про него подумал. Тётя всерьёз не занималась ядами, а доктор в этом большой специалист.

Всё дело в том, что пока мальчишки обсуждали, кто бы помог им разобраться с ядом, прямо к ним счастливый случай направил доктора Пиона, придворного учёного, астронома, химика и врача.

Во дворце очень уважали доктора Пиона. Говорили, он учился в Китае при дворе самого Великого Мандарина. Он разбирался в астрономии. Заодно он составлял гороскопы придворных, и в первую очередь, самого короля Тонкошипа VII и принцесс. Король терпеть не мог магии и астрологии, но советы Пиона ценил с дипломатической точки зрения. Доктор вычислял удачное время и место для международных переговоров и соглашений, проводил химические опыты, прекрасно разбирался в искусстве врачевания, в общем, был незаменимым человеком при дворе.

Мэтр Пион имел такой же авторитет, как первый министр, и к его словам всегда прислушивались. Но это не был высушенный, как из гербария, скелет с очками на носу и заумными суждениями. Доктор был кругленький весёлый мэтр с неисчерпаемым запасом оптимизма и здравого смысла. Его квадратная докторская шапочка с кисточкой, как у всех учёных мужей, игриво съезжала набок, а круглые очки прыгали на носу с немалым риском для своей жизни, когда доктор заливался смехом. А случалось такое нередко.

Он знал множество историй про Китай и про всевозможные тайны науки, был интересным собеседником и чудесным рассказчиком. Он очень кстати попался на глаза нашим друзьям и, конечно, не смог бы отказать им в просьбе. Но они его пока что ни о чём не успели попросить.

Доктор шёл не один: рядом с ним шла сама мадемуазель Пассифлора. Они беседовали о положении дел в государстве. Приходилось подождать.

Мальчишки видели, как доктор в своём малиновом расшитом звёздами и песочными часами халате прошествовал мимо них, но не остановили, не окликнули Пиона. Ведь там была Пассифлора. Уж кому они не хотели говорить о грядущей опасности, так это ей.

— …Представьте, король отлучился как раз в такой момент, — говорил доктор. — Ведь принцессам исполняется сегодня по двадцать лет, для них это переломный возраст. Я предчувствую: скоро обе наши девочки начнут новую жизнь.

— Разумеется, я согласна с вами, — отвечала Пассифлора. Друзья услышали её глубокий мягкий голос. — Девочки очень огорчены, что отца не было на празднике, но дела… что ж поделаешь. Государственные дела.

— А вы, мадемуазель, надолго к нам? Побудьте хоть недельку! Всем надо отдыхать, даже вам.

— Увы, дорогой друг, — вздохнула Пассифлора. — Меня ждут в Страсбурге. Совещание в Совете Европы по делам нашего ордена.

— Да ну! Будут представители разных государств?

— Конечно. Делаем новый проект по Африке.

— Снова в Кот‑д`Ивуар? — осведомился доктор.

— Нет, теперь Конго. И практически вся Центральная Африка.

— О! Сложнейший район! Вашему ордену там есть чем заняться. Да… А я хотел бы добиться поездки в Египет: в Александрию. Говорят, там сейчас нашли интересные минеральные остатки древних растений. Хотелось бы участвовать в исследовании.

— Так в чём же препятствие? Деньги?

— О нет, — доктор развёл руками. — Не пускают. Его величество считает, что я им нужен здесь. И потом, эта будущая поездка в Англию… вы слышали о приглашении?

Пассифлора кивнула:

— Разумеется. А насчёт Египта, может быть, я смогу вам помочь?

— Ну что вы, я не смею злоупотреблять вашей добротой, — запротестовал Пион.

Пассифлора засмеялась:

— Ах, перестаньте кокетничать, милый доктор. Вы прекрасно знаете, что мне ничего не стоит помочь вам. А нашу дружбу я как раз очень ценю.

Розанчик дёрнул Гиацинта за рукав:

— Который час? — и, взглянув на часы, охнул: — Половина пятого! Мы горим! Чёрный Тюльпан сейчас начнёт переворачивать дворец в поисках своей сообщницы.

— Что делать? — шёпотом спросил Джордано.

— Будем действовать. Закончили они обсуждение или нет, у нас больше не осталось времени, — решил Гиацинт. — Розанчик, зови Пиона, объясни ему ситуацию. Вот, держи яд. Можешь не рассказывать подробностей. Скажи только, что хотят отравить Пассифлору, и нам нужен анализ этого яда и безвредная "обманка". Я пойду, побеседую с мадемуазель. Отвлеку внимание и хоть поздороваюсь с ней.

— Слава Богу, вроде расходятся, — сообщил Джордано, выглянув в щель двери. — Розанчик, действуй!

Доблестный паж ринулся на перехват доктора Пиона.

— Теперь моя очередь, — сказал Гиацинт, поправляя шляпу. — Джордано, подожди здесь, ладно?

— Хорошо.

Гиацинт расправил кружева на манжетах, рукой почистил атлас камзола и вышел навстречу Пассифлоре. Они попрощались с доктором, и теперь мадемуазель стояла у окна, глядя в сад. Она услышала шаги и заметила Гиацинта.

Остановившись, он низко поклонился ей. Лиловые перья шляпы коснулись пола.

— Приветствую вас, госпожа.

Пассифлора мягко улыбнулась.

— Граф, вы не меняетесь. Всё такой же…

Гиацинт снова поклонился в ответ:

— Я не могу измениться. Изменив себе, я огорчу слишком многих. И, прежде всего — вас, госпожа.

Она нежно смотрела на него.

Конечно, он не изменился. И дело не в том, что они виделись полгода назад, на Рождество, а за это время не должно было произойти потрясающих перемен в его внешности. Ей нравилось, что он остался тем же мальчишкой, который пятнадцать лет назад встречал её в порту, в Марселе, когда она возвращалась из Флоренции на каникулы. С тех пор изменилось, кажется, всё, кроме этого взгляда Гиацинта. Он и мальчишкой был таким же.

Вот и сейчас — верен себе. Камзол расстёгнут, и видна белоснежная рубашка с отложным воротником; конец лилового шёлкового шарфа, сколотого бриллиантовой булавкой, небрежно закинут на плечо. Насмешливые синие глаза; светлые волосы лежат непослушными волнами. Руки не в карманах только потому, что он одной из них держит шляпу. Значит, он был в городе, иначе, кроме как на утреннем приёме, его в шляпе не увидишь.

Только что граф отвесил ей самый изящный из всех придворных поклонов. Только он так умеет. Бедные его преподаватели хороших манер! Ни один из них никогда не мог пожаловаться, что граф неучтив, не соблюдает приличий, плохо воспитан. Они все восхищались им, а ведь Гиацинт как никто другой ненавидит придворный этикет. Его не переделаешь. Он всегда был и будет таким.

Пассифлора вспомнила, как они встречали её в порту, Гиацинт и его отец. Потом вместе ехали в их поместье: её ждала коляска, а герцог ехал верхом, взяв сына с собой в седло. Малыш сидел впереди отца и сверху гордо взирал на старшую подружку.

Великая Мадемуазель нежно смотрела на склонившего голову Гиацинта. Теперь он смотрел на неё снизу. Нежно-насмешливо. Он помнит всё.

— Граф, вы ещё не женились?

Гиацинт вздохнул и смиренно возвёл глаза к небу, прижимая шляпу к груди. Она третья за сегодняшний день задаёт ему этот вопрос.

— Госпожа, вы‑то знаете причину, почему я не могу жениться. (Это с лёгким упрёком).

Она таинственно спросила:

— Ты знаешь, где сейчас Виола?

— Вероятно, беседует со своей сестрой. — Граф не видел Виолу около трёх часов, но хорошо знал, чем она может быть занята.

— Нет, дорогой мой, Виола пошла сейчас к своей мамочке. Я видела, как она поднималась по лестнице.

Гиацинт нахмурился.

— Разве мадам маркиза приехала?

— Да. Она приехала в моей карете.

— О, нет! Это уже слишком, — вздохнул он.

Пассифлора засмеялась:

— Поговори с ней сегодня. Я уверена, она тебя выслушает.

Гиацинт невесело усмехнулся:

— Нет, лучше мне не попадаться на глаза мадам маркизе. Она снова устоит скандал, а ведь сегодня всё-таки праздник, хочется сохранить хорошее настроение.

— Ей?

— Себе, — снова вздохнул Гиацинт.

Пассифлора покачала головой.

— Поговори с ней. Она ехала в моей карете. Понимаешь?

— Понимаю.

Он был не расположен шутить, но всё-таки заставил себя улыбнуться и весело сказал:

— Если я погибну в неравном бою, вспомните добрым словом преданного вам Гиацинта!

Он снова поклонился. Она кивнула на прощанье:

— До вечера, граф.

И ушла, оставив после себя прозрачное облако света.

Гиацинт смотрел ей вслед. Подошёл Джордано. Граф, не оглядываясь, обратился к нему:

— Приятно оказать услугу тому, кто способен чувствовать благодарность. За Неё (он глазами указал в ту сторону, куда ушла Пассифлора) можно не раздумывая отдать жизнь.

— Думаешь, ей потом расскажут, что мы спасли её? — тихо спросил Джордано.

— Расскажут? — усмехнулся Гиацинт. — Я уверен, она уже сейчас всё знает. Просто чувствует.

Джордано молча кивнул, соглашаясь с другом.

Глава 26 План удался¢

Сбор для "клуба друзей Пассифлоры" был назначен в покоях Иранского посла.

Когда Гиацинт вместе с Джордано явились туда, все уже были в сборе. Мак-Анатоль и Сиринга Китайская охраняли спящую Лютецию.

Виола кинулась к своему возлюбленному:

— Ну наконец‑то! С вами всё в порядке? Розанчик рассказал, что добыть яд было очень опасно!

Гиацинт метнул на пажа огненный взгляд. Розанчик понял, что слишком увлёкся, расписывая коварство Белладонны и опасности, с этим связанные.

— Так где же яд? — спросила Виола.

Розанчик протянул ей бутылочку. Фрейлина с опаской взяла её и осмотрела со всех сторон.

— Похож на духи.

— Неудивительно, — пожал плечами Гиацинт. — Ведь Красавка Белладонна занимается парфюмерией, поэтому и отрава у неё похожа на косметический препарат.

— Ты, надеюсь, не пробовал его по дороге? — подозрительно спросила у графа Виола.

— С чего ты взяла? Конечно, нет, — удивился Гиацинт.

— У тебя отравленный вид. Ты… никого не встретил на пути сюда?

Гиацинт насмешливо хмыкнул:

— Если ты имеешь в виду свою мамочку, то — нет. Мне только сообщили о её приезде. Я — счастлив!

— Я тоже, — отозвалась Виола. — Но сейчас речь не об этом.

— Розанчик, что сказал доктор Пион? — спросил Гиацинт.

— Он всё объяснил. Сказал, что яд на основе каких‑то минеральных веществ, вроде высушенных спор ядовитых грибов. Уже окаменевших, или что‑то такое… Яд действует довольно медленно, похож на мышьяк, но совсем не оставляет следов. Вернее, у него нет вкуса, запаха, от него не бывает болей. Он, когда подействует, парализует все нервы, сердце… и — всё. Если бы его сейчас принять, то весь вечер чувствуешь себя как обычно, только может кружиться голова, а на утро — уже поздно что‑либо предпринимать. Хитро, правда?

— Ужас! — содрогнулись Виола и Джордано.

— А обманку тебе доктор дал?

— Конечно, вот, — Розанчик показал другой флакон, тоже с розовой жидкостью. — Это вода с каким‑то витамином, у него жутко длинное название, я не запомнил. А бутылочку я "одолжил" у Шиповничек. Какая разница, ведь Лютеция не видела настоящий яд.

Гиацинт кивнул:

— Кстати, где твоя сестра, она нам пригодится.

— Она гуляет с Адонисом Вернали. Я их видел в окно.

— Отлично. Это как раз тот, кто незаменим при лечении сердечных ран. Но она нам всё равно нужна. Джордано, и твоя сестра тоже. Она где?

Джордано пренебрежительно повёл плечом:

— Она вместе с Нарциссом. Но предупреждаю, Джорджи не выносит никаких тайных дел и никаких авантюр.

— Жаль… Ну, раз так, они ничего знать не будут, а помогут нам, даже не понимая в чём дело. Может, это и к лучшему. Тётя, ты можешь её разбудить?

— Сперва надо внушить ей, что она была у Белладонны и взяла яд, — объявила Сиринга Китайская.

Мак-Анатоль почтительно кивнул. Сирень, сделав несколько пассов руками, вернула к жизни Лютецию: та зашевелилась. Все напряжённо наблюдали за происходящим внушением.

Тётя Сирень рассказала Лютеции всю историю, как той полагалось вспомнить её, придя в сознание. Ветреница рассталась с воображаемым кошельком и взамен получила "яд". Потом она "вернулась" из Люксембурга, через Сену, по улице Риволи, в сад Дворца. Она чувствовала, как поднимается по лестнице, как идёт по коридору…

Ветреница сама говорила обо всём этом. Сирень велела ей встать, Лютеция прошла по комнате и вышла в коридор. "Яд" лежал у неё в кармане.

Тётка шепнула зрителям:

— Когда она пройдёт пятнадцать шагов, то проснётся. Посмотрим, получилось или нет.

Все сосредоточенно наблюдали за Лютецией, которая медленно, словно лунатик шла по коридору. Десять… двенадцать…

Вдруг, точно споткнувшись о невидимый барьер, Ветреница покачнулась и остановилась.

Лютеция быстро оглянулась по сторонам. Ничего не заметив, она схватилась рукой за кармашек с ядом. Бутылочка была на месте. Лютеция, довольная собой, быстро побежала по коридору доложить Чёрному Тюльпану об успешно выполненной операции.

Друзья переглянулись. Их план удался — яд во дворце.

— Ну, я пойду, — заторопилась Сиринга.

Все горячо поблагодарили достойную даму за помощь, и Мак-Анатоль вызвался проводить её.

— Мак, мы ждём тебя у Скарлет, — крикнул ему вдогонку Гиацинт. Мак-Анатоль энергично закивал в ответ.

— Отлично. А теперь, идём к принцессам: нам понадобится помощь.

Джордано, Виола, Гиацинт и Розанчик покинули левое крыло дворца и отправились в покои принцессы Скарлет.

Глава 27 Лекарство от скуки

Скарлет уже давно, ещё днём, написала письмо для своего возлюбленного Шафрана О`Хризантем. Она собиралась отдать письмо лорду Гладиолусу, но, как нарочно, лорд куда‑то запропастился.

Скарлет три раза перечитала письмо своего жениха, потом ещё раз, на всякий случай, прочла своё письмо‑ответ. Ничего не помогало: ей было грустно. Бьянка проводила время за приятной беседой со своим испанским грандом, и сестра не хотела ей мешать. Но надо же с кем‑то поговорить! Скарлет хотела найти их дорогую бабушку, но тётя Рута тоже бесследно скрылась. Даже их крёстная, мадемуазель Пассифлора, и та ушла. Естественно, у Пассифлоры много друзей и знакомых во дворце, хочется со всеми пообщаться, но так же нечестно!

Скарлет сердилась на Пассифлору, на бабушку, на лорда, с которым можно было поговорить о Шафране, на Виолу, свою любимую фрейлину, на сестру и на отца, которого нет рядом как раз в их День Рождения. Все они хороши: бросили бедную принцессу одну!

Скарлет скучала. Можно, конечно, спуститься в зал к гостям, но ей не хотелось одной бродить среди танцующих пар. Она пойдёт вниз, когда будет избрание Королевы Бала. Вот тогда будет весело, потом будет фейерверк и ночное гулянье в саду. Но это ещё через час, а пока что делать?

Скарлет собралась в очередной раз перечесть письмо, привезённое из Англии, но тут в её дверь постучали. Она услышала голос Виолы:

— Ваше высочество, можно к вам?

Скарлет подошла и сама открыла дверь. Не пристало, конечно, принцессе самой впускать своих гостей, но дежурную фрейлину она отпустила и была в комнате одна. Тем более что Скарлет обрадовалась появлению Виолы: может, это развеет скуку?

— Входи, — впустила она фрейлину.

— Прошу простить меня, ваше высочество, но я не одна, — Виола сделала шаг вперёд и отошла в сторону. На пороге стоял Гиацинт.

Скарлет просияла:

— Граф! Ну, проходите же. Что вас привело ко мне?

Но Гиацинт был крайне серьёзен. Он коротко поклонился.

— Мне не хотелось бы нарушать ваш покой, ваше высочество, но мы по очень важному делу.

— Тогда, тем более, пройдёмте в мою комнату, там удобнее обсуждать важные дела, — сделала приглашающий жест Скарлет.

Гиацинт оглянулся.

— Мы пришли просить вашей помощи, принцесса. Я и мои друзья желали бы кое‑что сообщить вам.

Скарлет (они разговаривали в прихожей) распахнула дверь в свою комнату:

— Прошу!

Гиацинт наконец отошёл от двери и последовал в покои принцессы. Следом за ним появились Розанчик и Джордано, Мак-Анатоль и доктор Пион. Виола закрыла входную дверь и вошла последней. Скарлет уселась в кресло. Гости остались стоять.

— Садитесь. Если дело важное, разговор будет долгим.

Все послушно расселись. Скарлет вопросительно посмотрела на них. Почти всех присутствующих она прекрасно знала.

"Ну, "Ромео и Джульетта" — понятно. Розанчик — любимый паж сестры. Доктор. Вот этого молодого мусульманина я видела в свите Иранского посла, а этот мальчик с огромными чёрными глазами, как у итальянской Мадонны — племянник Георгины Изменчивой. Ну, и что им всем понадобилось?"

Заговорил, естественно, Гиацинт. Его не смущало высокое положение собеседницы: они пришли по делу, чего же молчать и смотреть друг на друга!

— Ваше высочество, нам стало известно, что во дворце сейчас готовится страшное преступление. Цель которого — бросить тень на славное имя вашего двора. И, насколько возможно, очернить всё королевство в глазах иноземных держав, ведь в данный момент при дворе вашего высочества находятся заграничные посланники. Если преступный замысел осуществится, то скомпрометированы будете вы и ваша сестра. Но, поскольку осуществить его собираются руками моей невесты, вашей верной фрейлины, то подозрение в первую очередь будет на вас, ваше высочество. И на мне.

— Гиацинт, что вы такое говорите?! — воскликнула принцесса. — Кто-то замышляет преступление здесь, на балу?

— Да, ваше высочество. Здесь готовится убийство, — спокойно ответил Гиацинт.

— Чьё? Этого нельзя допустить! Мало того, что погибнет кто-то из гостей, тень падёт на всё королевство!

Гиацинт кивнул.

— Смерть на балу — вообще неприятна, а если учесть, что жертвой избрано лицо, которое очень дорого вашему сердцу, впрочем, как и всему миру…

— Кто это?

— МадемуазельПассифлора.

Скарлет вскочила и снова упала в кресло:

— Этого не может быть.

— Увы, принцесса, это истинная правда. Мы располагаем неопровержимыми доказательствами.

Скарлет нахмурилась:

— Среди моих подданных у Пассифлоры нет врагов! Это всё невозможно.

— Так уж и нет? — улыбнулся Гиацинт. — А впрочем, вы правы, ваше высочество, не ищите виновного среди своих подданных.

Скарлет задумалась на мгновение, потом пристально посмотрела на Гиацинта.

— Неро?

Он, не вставая, поклонился принцессе:

— Вы совершенно правы, ваше высочество.

Губы Скарлет побелели от негодования, но она полностью овладела собой:

— Граф, изложите суть дела. Я хочу знать подробности заговора. Мы должны помешать ему, — властно произнесла принцесса. Она была готова действовать немедленно.

Именно этого Гиацинт и ждал.

— Всё очень просто: Чёрный Тюльпан и его сообщница достали яд, которым они собираются отравить Пассифлору. Яд изготовила Красавка Белладонна, за него заплачено две тысячи франков золотом. По замыслу ваших врагов, яд должен быть в кубке Королевы Бала, которой, несомненно, будет мадемуазель Пассифлора. Преступление, как я уже говорил, должно совершиться руками моей невесты: она подаст Пассифлоре отравленный напиток. Так, по крайней мере, предполагает принц.

Глаза Скарлет сверкали.

— Их надо остановить, пока не поздно!

Встрепенулась Виола:

— Ваше высочество, яд у нас. Так что мадемуазель уже ничего не угрожает. Вот он, — Виола протянула принцессе бутылочку.

— Неужели это такая страшная отрава? Я не могу поверить, что можно так ненавидеть Пассифлору.

Доктор Пион встал:

— С прискорбием должен подтвердить слова графа Ориенталь. Это — жуткий яд. Он действует абсолютно неотвратимо и незаметно. Результат: через несколько часов паралич сердца.

— Но ведь тогда нельзя будет доказать, что смерть неслучайна, — возразила принцесса.

Пион покачал головой:

— Действие яда незаметно для жертвы, а не для врача. Скорее всего, именно я бы и установил, что это — убийство. Они всё предусмотрели.

— На наше счастье, не всё, — вмешался Гиацинт. — Мы, собственно, пришли просить вас помочь наказать виновных. Хотелось, чтобы сама мадемуазель и остальные гости ничего не знали о покушении. Зачем сеять панику.

Принцесса кивнула:

— Вы правы. Должна ли я рассказать всё сестре?

Гиацинт склонил голову:

— Мы не имеем права приказывать вашему высочеству. Но я хочу попросить вас, пригласить сюда Дона Клавеля д`Альбино. Он нам очень нужен.

— Розанчик, немедленно позови сеньора д`Альбино. Он у сестры, — распорядилась Скарлет.

Паж вскочил и, откланявшись, помчался исполнять приказание.

— Что ещё необходимо для успеха вашего плана, граф? — спросила принцесса.

Гиацинт сидел напротив неё на кровати, закинув ногу на ногу и обхватив колено сплетёнными пальцами рук.

— Ваше высочество, теперь необходимо распределить все роли. Согласно нашему плану, заговорщики должны думать, что нектар для Королевы Бала им удалось отравить. Доктор Пион любезно согласился помочь нам и изготовил безвредную жидкость, которая сейчас в руках отравителей… Простите, можно узнать, кого вы собирались назначить для церемонии "кубка Королевы"?

Скарлет пожала плечами:

— Конечно, Виолу. Впрочем, сестра говорила, что можно позволить подать кубок той новой девочке… сестре Розанчика.

Виола улыбнулась:

— Именно так они и рассчитывали: или Шиповничек, или я.

— Прошу вас не менять своего решения, — попросил Гиацинт. — Напротив, дадим им возможность спокойно налить яд в кубок Пассифлоры. Они, правда, сейчас избрали другой вариант, ведь Шиповничек очень некстати поссорилась с Чёрным Тюльпаном. Теперь звено для передачи яда — мадемуазель Джорджи.

— Дочка Георгины?

— Да. Она также впервые на балу, у неё есть все шансы хотя бы подойти к чаше с нектаром.

— Тогда, — сказала Скарлет, — мы назначим её подавать кубок. Я скажу сестре.

— О, нет, ваше высочество, не её, а всех троих! — возразил Гиацинт.

Скарлет не спорила:

— Ну, что ж, мы так и сделаем.

— Так мы успокоим принца и его сообщников и посмотрим интересный спектакль, — заверил Гиацинт.

Скарлет хлопнула ладонями по ручкам кресла:

— А что потом? Что будет с принцем?

— Подпишите приказ об изгнании Чёрного Тюльпана и об аресте Лютичной Ветреницы и виконта Нарцисса.

— Виола, перо и бумагу! — приказала Скарлет. — Я так и думала, что Лютеция, эта жёлтая змея, заодно с Неро. — Скарлет быстро строчила приказ. — Ну вот, готово. — Принцесса помахала собственноручно написанным приказом, чтобы чернила скорее просохли.

— Печать, ваше высочество, — напомнил Гиацинт, но не двинулся с места.

Скарлет сама встала и взяла со стола печать с королевским гербом. Что делать! Сказала — без этикета, значит — без этикета.

— Прошу вас, граф.

Он всё-таки встал. Быстро пробежал глазами написанное.

— Отлично. Джордано, который час?

— Без пятнадцати шесть.

— Так… уже пора.

— Гиацинт, — вмешалась Скарлет. — А кто арестует Чёрного Тюльпана? Ведь…

Граф улыбнулся:

— Есть только один человек среди ваших гостей, кто может это сделать. Очень жаль, но не я.

В этот момент в дверь постучали, и Виола впустила Розанчика и Дона Клавеля.

— Я объяснил, в чём дело, — выдохнул Розанчик.

— Хорошо, — кивнул Гиацинт. — Сеньор, — обратился он к д`Альбино. — Можно вас на пару слов?

Испанец удивлённо поднял бровь:

— К вашим услугам.

— А нам что делать? — почти хором спросили Джордано, Виола и Розанчик.

— Розанчик, ты и Джордано найдите своих сестриц, скажите, что они будут помогать Виоле проводить церемонию "кубок Королевы Бала". Подробности не обязательны. Ты, Мак, — обратился он к Мак‑Анатолю, — будешь следить за Лютецией и Чёрным Тюльпаном. Когда они будут вместе в комнате — должны же они обсудить свою "успешную операцию". Так вот, после избрания Королевы, выбери момент, когда они будут вместе, и извести Дона Клавеля.

— Можешь быть спокоен, — заверил Мак. — От меня они никуда не денутся.

— Надеюсь… Ваше высочество, мэтр Пион, спускайтесь вниз — ваши места в рядах зрителей.

— Ну, раскомандовался, прямо адмирал! — проворчал Розанчик и кивнул Джордано: — Пойдём искать наших девчонок.

— Так, теперь с вами, сеньор, — обратился Гиацинт к испанскому гранду. — Пойдёмте, я расскажу вам, что нужно делать.

Дон Клавель в недоумении последовал за мальчишкой.

Принцесса снова осталась одна. Она подошла к зеркалу и поправила несколько локонов причёски для вечерней церемонии.

— О, уже без пяти шесть, как летит время…

"Нет лучшего лекарства от скуки, чем раскрывать заговоры", — отметила про себя Скарлет, глядя в зеркало.

Кстати, это правило многих королей и их приближённых. Но так же, если не более, известен и другой способ не скучать — прямо противоположный…

Глава 28 Спектакль фрейлин и принцесс

— Эй, дорогой брат, ты куда? — окликнула Лютеция спешащего мимо виконта.

Он остановился.

— А, я думал ты внизу, сестричка. Все собрались в Тронном зале. Сейчас будут объявлять Королеву Бала.

Лютеция придержала его за плечо:

— Не спеши. Надо поговорить.

— Опять? — возмутился Нарцисс. — Ну что ещё?

— Как дела с Джорджи?

— Нормально, — пожал плечами виконт. — Мы гуляем, беседуем, как ты просила. Она миленькая. Лучше чем мамаша, но тоже зануда.

Лютеция сухо улыбнулась одними углами губ.

— Дорогой, пора действовать, — сказала она.

— Интересно, как?

— Просто: сейчас объявят, кто понесёт кубок Пассифлоре. Если Джорджи — прекрасно, ты идёшь с ней в комнатку возле Тронного зала, где на столе будет стоять чаша с этим нектаром.

— А если не Джорджи?

Сестра терпеливо объяснила:

— Если не она, тогда говоришь: "Пойдём посмотрим, дорогая", и ведёшь её туда же. Потом, поставив её спиной к кубку и к двери, ты отвлекаешь её внимание ровно на минуту. Я буду рядом.

— Допустим, там будет ещё кто‑то. Виола, например. Что тогда прикажете делать?

Лютеция изо всех сил старалась оставаться спокойной. Сладким голоском она сказала:

— Тогда, виконт, вы отвлекаете обеих, не мне вас учить. Ты можешь, кому‑угодно заплести мозги в веночек, и они забудут всё на свете. Сделай, чтобы на минуту чаша осталась без присмотра.

Виконт лениво потянулся:

— Зачем тебе всё это? Хочешь насыпать туда отраву?

Лютеция сложила губки бантиком:

— Ну, что ты, братец. Я хочу только заглянуть в этот кубок. Мне интересно…

— Всё ясно. Если что случится — гореть буду я. — Нарцисс пожал плечами. — Как всегда.

Лютеция начала злиться.

— Брат, в конце концов, у тебя алиби: эта девица Джорджи; всё должна сделать я, а ты только отвлеки их и всё.

— И всё… Ладно. Но вы с Неро когда-нибудь попадёте в большую политическую грозу. И я тебе не дам зонтик, сестричка, — он ухмыльнулся и двинулся дальше по коридору.

— Посмотрим… — процедила Лютеция, когда виконт уже скрылся из виду. Она на минутку зашла в свою комнату и тоже направилась в Тронный зал.

Все гости уже собрались там. Последним влетел Розанчик, вместе с сестрой и они чуть не сбили с ног Лютецию, стоящую с краю.

"Ну вот, только этих щенков мне и не хватало", — недовольно подумала она.

Заиграла музыка. В зал, не через боковой ход, а прямо в парадные двери вошли обе принцессы. Они были в багряных мантиях, ниспадающих тяжёлыми бархатными складками до пола. Придворные приветствовали их низкими поклонами. Обе принцессы взошли на тронную площадку. Жезл господина Майорана водворил тишину.

— Дорогие наши гости, — заговорила Бьянка. — Мы счастливы, что сегодня в вашем обществе проходит наш День Рождения. Мы рады вам всем и хотим представить вашему вниманию ещё одно развлечение. Скоро в саду будет устроен фейерверк в честь сегодняшнего бала, надеюсь, и для вас он — праздник.

— И прежде чем начнётся фейерверк, — подхватила Скарлет. — По традиции будет избрана Королева Бала, его хозяйка. Мы обе не можем быть королевами, ею должна обязательно стать дама, выбранная из наших гостей.

— Полагаю, что более всех достойна этой чести мадемуазель Пассифлора! — объявила Бьянка.

— Трон Королеве Бала! — Скарлет махнула рукой, и двое пажей быстро придвинули в центр кресло, стоящее сбоку от возвышения.

— Просим вас, ваше величество, — хором обратились к своей крёстной принцессы.

Великая Мадемуазель, скромно улыбаясь, прошествовала к подножию королевского трона. Обе Принцессы сошли вниз, ей навстречу, и низко склонились перед королевой. Пассифлора села в кресло — трон Королевы Бала. Она протянула обе руки к принцессам, они встали и заняли свои места по обе стороны от королевы.

Королева! Быть хозяйкой бала не так уж просто. Сейчас она выпьет чашу нектара за здоровье всех присутствующих. Потом начнётся пир. Хозяйке предстоит честь резать собственноручно огромнейший торт, а это очень ответственное занятие. Потом, она весь вечер должна оказывать всем знаки внимания, заботиться о гостях, говорить со всеми. Сегодня её не оставят в покое! Да, эта придворная праздничная игра довольно утомительна. Зато, почётна. Пассифлора, улыбаясь, обвела своими лучистыми глазами зал.

— Ваше величество, — склонилась Бьянка. — Не желаете ли выпить волшебный кубок "Исполнения желаний"? Всё, о чём вы будете думать в этот момент, исполнится.

Королева милостиво кивнула — так полагалось. Скарлет вышла вперёд и звучным голосом объявила:

— Сегодня, честь подать кубок королеве заслужила мадемуазель Виола Одората. Помочь ей прошу мадемуазель Джорджи Георгин и мадемуазель Шиповничек дю Рози.

Надо было видеть, сколько молний сверкнуло в этот момент в зале! Радостный огонёк блеснул в глазах принца Чёрного Тюльпана: план удался! Лютеция победно стрельнула глазами в его сторону: "Я же говорила!" Вся засияла от счастья Шиповничек; Джорджи сверкнула ослепительной улыбкой. Полный ненависти взгляд метнул Мак-Анатоль на принца и Лютецию, заметив их немой диалог через зал. И такой же взгляд подарил им Розанчик. Угроза зажглась в ясных глазах Скарлет, когда она посмотрела в сторону принца. И в этой ослепительной дуэли, понятной немногим, только доктор Пион заметил насмешливый синий взгляд Гиацинта и лукавые искры в зелёных глазах его возлюбленной.

Виола медленно прошла в парадную дверь. Розанчик повёл под руку Шиповничек, а Нарцисс — Джорджи, и они все ненадолго исчезли из зала.

Лютеция проскользнула за ними. Она видела, как вошла в комнатку Виола и тут же вернулась; Розанчик оставил сестру и пошёл в зал. Нарцисс и Джорджи остались внутри, а Виола и Шиповничек побежали куда‑то вверх по лестнице.

Момент благоприятствовал заговорщице. Лютеция заглянула в щель приоткрытой двери. Прямо перед ней, у двери, стоял столик с гранёной золотой чашей на ножке. В ней золотился нектар, и все двенадцать граней кубка испускали подозрительное сияние. Казалось, они улыбаются отравительнице, не то насмешливо, не то одобрительно.

Ветренице некогда было любоваться золотыми лучами кубка "Исполнения желаний". Её единственным желанием было, чтобы Джорджи отвернулась на мгновение. Нарцисс говорил, как он счастлив, что ей выпала такая честь, потом привлёк её к себе и поцеловал. Конечно, юная Джорджи не видела в тот момент, как опрокинулась над кубком розовая бутылочка, и Лютеция метнулась обратно за дверь. До того ли ей было! Нарцисс также не заметил сестру, но был уверен, что сделал всё, что в его силах.

Очень вовремя! Весело болтая, Виола и Шиповничек с большим золотым подносом в руках уже сбегали по лестнице. Ветреница вернулась в зал. Представление продолжалось.

Под звуки вальса боковая дверца Тронного зала открылась, и появились Шиповничек и Джорджи. Они несли большой овальный поднос с золотой чашей на нём. Следом за ними шла Виола. Девицы опустились на одно колено перед троном Пассифлоры и подняли поднос. Виола взяла кубок и передала его из рук в руки Королеве Бала.

В полной тишине множество глаз следили, как королева поднесла золотой кубок к губам.

— За здоровье и счастье наших дорогих именинниц и всех присутствующих, — провозгласила она и медленно выпила весь нектар "Исполнения желаний".

Это означало, что и желания всех присутствующих в зале должны исполниться. Но нельзя же угодить всем…

Глава 29 Испанская гвардия Дона Клавеля

Прошло ещё более получаса, прежде чем Лютеция наконец насладилась видом "отравленной" Пассифлоры и, съев два куска гигантского торта (за её будущую смерть), вернулась к себе в комнату.

Собачка Линария приветствовала её "поздравительным" лаем. Принц уже ждал подружку, одетый развалившись на кровати.

— Ну как, дорогая? Ты рада? — спросил он, выглядывая из‑за жёлтого шёлкового полога.

— Ещё бы не рада, Неро! Я — счастлива, — воскликнула Лютеция.

Принц поманил её рукой:

— Тогда иди ко мне.

Она уселась рядом с ним на кровать.

— Дорогой, опять ты в сапогах — на постель, — ласково упрекнула она принца.

— Ну, это легко исправить, цветочек мой, — мурлыкающим голосом успокоил он Лютецию.

Но исправлять что‑либо для них было уже поздно. Внезапный стук в дверь прервал их ещё не успевшую толком начаться беседу.

— Проклятье, — выругался Чёрный Тюльпан. — Это, видимо, твой дорогой братец. Черти его принесли!

Линария залилась истошным лаем. Стук повторился резко и властно:

— Откройте! Именем короля!

— Это конец! — прошептала Лютеция, садясь на кровати.

— Именем короля! — требовательно произнёс мужской голос за дверью, подкрепив свою просьбу ещё одним ударом, от которого дверь чуть не рухнула.

— Не бойся, детка. — Чёрный Тюльпан встал с кровати, на ходу застёгивая камзол. — Тысяча чертей, что вам понадобилось, сударь?! — Он распахнул дверь настежь.

В комнату вошёл молодой кавалер в белом, а за ним — дюжина вооружённых мужчин. В форме испанских гвардейцев.

"Свита Пассифлоры, — мелькнуло в голове принца. — Но вроде бы ещё рано?"

— Объясните мне, что это значит? — с наигранным негодованием произнёс принц.

В этот момент в комнату ввалился, как всегда без стука, виконт Нарцисс. При виде стражников, его бледное лицо вытянулось.

— Гм… Простите, я, кажется, не вовремя, — он развернулся к дверям. — Нет, если вы настаиваете, я, конечно, могу и остаться, — поспешно сказал он стражнику, преградившему алебардой выход из комнаты.

Виконт уселся в кресло в дальнем углу и стал наблюдать за происходящим, делая вид, что он абсолютно ни при чём.

— Я требую объяснений! — повторил Чёрный Тюльпан, смерив взглядом стоящего перед ним кавалера. Тот протянул ему бумаги:

— Прочтите, ваше высочество.

— Что это?

Незнакомец учтиво поклонился:

— По приказу их высочеств, вы арестованы как государственный преступник.

Принц засмеялся:

— Как вы смеете! Представьтесь, по крайней мере!

— Я — дон Клавель д`Альбино эль Диантус, полковник гвардии. От имени их высочеств уполномочен передать вам приказ покинуть пределы Франции в двадцать четыре часа за попытку покушения на жизнь мадемуазель Пассифлоры, гостьи их высочеств.

Лютеция сдавленно вскрикнула. Неро обернулся к ней:

— Не тревожься, это недоразумение, и оно сейчас разрешится. — Он оставался спокойным.

— Увы, ваше высочество, — возразил Клавель. — Приказ однозначен. Распоряжение написано рукой принцессы Скарлет и заверено государственной печатью. Взгляните!

Принц повертел в руках приказ.

"Скарлет — это плохо. Но им не удастся исполнить этот приказ!"

— Простите, сеньор, должен вас разочаровать, — вежливо начал Чёрный Тюльпан. — Но я никак не могу подчиниться этому приказу, будь он написан хоть самим королём. Я имею в этой стране статус дипломатической неприкосновенности. Ни один из французских подданных не имеет права поднять на меня оружие или угрожать моей чести. Таков закон! — Он снисходительно улыбнулся.

Дон Клавель спокойно посмотрел на принца:

— А испанская стража вас устроит? Сдайте вашу шпагу, ваше высочество!

Чёрный Тюльпан разозлился, но не терял головы. Он угрожающе подступил к испанцу. Они были примерно одного роста, Чёрный и Белый.

Неро сделал последний ход:

— Я могу сдать свою шпагу только равному себе. Вам и вашим головорезам, видимо, неизвестно, что я — принц крови! Кроме того, я — испанский гранд.

— Я тоже, — невозмутимо ответил Дон Клавель. — Вы арестованы, ваше высочество.

"Чёрт! Карта — бита, — подумал Чёрный Тюльпан, не отводя взгляда. — Но я, по крайней мере, знаю, кем брошен камень".

Лютеция не выдержала и слезла с постели:

— Довольно! Хватит изображать двух шахматных офицеров! — она подошла поближе. — Ты поиграл, Неро, — спокойно сказала она, глядя прямо в глаза Чёрному Тюльпану.

Это означало: "Извини, дорогой, сейчас я спасаю себя. Но придёт ещё и наш день".

— Да, мадемуазель, — обратился к ней Дон Клавель. — Вы и виконт Нарцисс также арестованы. Вот приказ. Прошу вас не покидать своих комнат.

— Ну и денёк выдался сегодня, — качая головой, прокомментировал Нарцисс. — Я предупреждал, сестричка, это всё добром не кончится.

Дон Клавель поклонился:

— Следуйте за стражниками, ваше высочество. Я присоединюсь к вам через минуту, в карете. И буду сопровождать вас до границы.

Чёрный Тюльпан кивнул Лютеции и направился к двери. На пороге он оглянулся и сказал испанцу:

— Передайте горячий привет графу Ориенталь… И мои поздравления! Следующая партия — за мной.

Он удалился, окружённый стражей. Клавель д`Альбино оставил двух стражников под дверью Лютеции и помчался проститься с Бьянкой. Долг велит ему лично охранять знатного заключённого.

Праздник продолжался во всю. Адонис Вернали прочёл, вернее, спел посвящённую Пассифлоре поэму. Она имела успех у присутствующих. Гиацинт, наконец, смог найти время потанцевать со своей Виолеттой, а Шиповничек танцевала с Адонисом. Джордано и Розанчик на спор съели по четыре порции торта и оба выиграли (а куски, прямо скажем, были немаленькие). Словом, все веселились от души.

А в это время, карета, эскортируемая восемью стражниками: четверо — спереди, четверо — сзади, уносила в вечерней мгле Чёрного Тюльпана прочь из дворца, в новое изгнание…

Глава 30 "Здоровье тёщи Гиацинта!"

Стемнело, и оркестр переместился в сад, увитый паутиной разноцветных фонариков. Гирлянды иллюминации соединяли ряды апельсиновых деревьев и освещали гуляющие пары. На одной из полян был сооружён помост для принцесс. Там стояли два лёгких кресла. Скарлет и Бьянка приветствовали проходящих гостей. А Пассифлора должна была следить, чтобы никто не скучал, поэтому она ходила среди приглашённых.

Принцессы с удивлением заметили в толпе гуляющих свою бабушку, державшуюся очень свободно в обществе английского лорда. Проходя мимо помоста, Глэд и Рута низко поклонились принцессам.

Шиповничек оставила на минуту Адониса: он сочинял стихи в её честь и просил немного подождать. Она подошла к "троице" гуляющей вдоль аллеи. Розанчик, Гиацинт и Джордано о чём‑то оживленно беседовали.

— Могу я вам выразить своё восхищение? — сделала перед ними милый реверанс Шиповничек. — Розанчик мне всё рассказал, и я хочу, очень хочу поздравить вас всех, мальчики. Вы — просто ангелы!

— Спасибо за комплимент, — кивнул Гиацинт.

— Ну, вот ещё выдумала, ангелы! — хмыкнул розовый ангелочек, бывший в родстве с Шиповничек. — Кстати, сестра, тебя можно тоже поздравить?

Даже в темноте было видно, как зарделась Шиповничек, тем более что фонарики, гроздьями свисавшие с обеих сторон аллеи, давали достаточно света.

— С чем можно поздравить мадемуазель? — живо осведомился Джордано.

— Я сделала выбор… Мальчики, перед вами — новая фрейлина двора Алой и белой Розы из свиты принцессы Скарлет! — она ещё раз скромно поклонилась.

Все трое по очереди поцеловали ручку новой фрейлины, а Гиацинт — даже обе щёчки. Шиповничек была на седьмом небе.

Мак-Анатоль грустно бродил в одиночестве в дальней аллее сада. Услышав лёгкий шорох, он оглянулся… Перед ним стояла сама королева.

— Добрый вечер, дорогой Мак, — промолвила Пассифлора.

Юноша поспешно поклонился:

— Ваше величество!

Она засмеялась серебряным смехом и взяла его за руку:

— Я королева лишь на этот вечер. Пойдёмте, прогуляемся.

Не смея поверить своему счастью, Мак-Анатоль предложил руку Великой Мадемуазель.

— Я хочу поблагодарить вас, Мак.

— О, Господи, за что?

Пассифлора улыбнулась:

— За вашу преданность, мой юный друг. Поверьте, я ценю её очень дорого.

Они пошли вместе в сторону помоста и поклонились принцессам.

"Это счастливейший миг в моей жизни, — подумал Мак. — Жаль, только миг…"

Проходя мимо группы друзей, поздравлявших Шиповничек, Пассифлора поздоровалась с ними. Гиацинт поцеловал её руку.

— Вы мне обещали, граф. Сегодня вечером! — тихо сказала она. Гиацинт склонил голову:

— Благословите, мадемуазель…

Пассифлора весело рассмеялась и потрепала его по волосам:

— Иди, ты ведь обещал мне!

И она проплыла дальше, словно фея, не касаясь земли. Гиацинт сжал челюсти:

— Проклятье! Такой был чудный вечер, только начинался! — Он яростно засунул руки в карманы.

— Что случилось? — удивился Розанчик.

— Да ничего, меньше надо языком болтать! — зло ответил Гиацинт.

— Кому? — Достойнейший из пажей собирался обидеться.

— Мне, — вздохнул Гиацинт.

— А‑а, — протянул Розанчик и тут же спросил: — А почему? Что ты сказал?

— Ничего хорошего. Джордано, исполнишь последнюю просьбу приговорённого? — спросил граф у второго друга. Флорентиец пожал плечами:

— Конечно… Если ты объяснишь сперва, что я должен сделать.

Гиацинт прищёлкнул языком, потом сказал:

— Будь другом, передай сиятельной маркизе Матиоле, что граф Ориенталь оч‑чень желал бы переговорить с ней по важному делу.

— Ты спятил, — убеждённо изрёк Розанчик. — Мадам маркиза растерзает тебя на месте, и все наши старания предотвратить убийство на празднике пойдут прахом.

— Возможно, — хладнокровно согласился Гиацинт.

— Может, вы и мне объясните, что к чему? — возмутился Джордано. — Кто эта маркиза?

— Это мама Виолы, — пояснил Розанчик. — Этот красавец собрался сейчас просить у маркизы руки её младшей дочери. Я же говорю — спятил!

— Она что, настолько против вашего брака?

Гиацинт усмехнулся:

— "Против" не то слово. Слушай, ты ведь из Италии, её земляк, уговори её хотя бы выслушать нас. Скажи, что хочешь! — взмолился граф.

— Она итальянка?

— Неаполитанка! — вмешался Розанчик. — Она обещала зарезать его, если Гиацинт ещё раз заикнётся о женитьбе на её доченьке. И она это сделает!

Джордано перевёл взгляд на Гиацинта:

— Ты её боишься?

Граф засмеялся:

— Конечно, нет! Я просто, гм… опасаюсь её.

— Надо ей рассказать о том, как ты спас жизнь Пассифлоре, она немедленно согласится…

— Не вздумай даже заговаривать об этом! — зло зашипел Гиацинт. — Это будет служить для неё лишним подтверждением тому, что я вечно ввязываюсь во всякие сомнительные авантюры и втягиваю туда же её дочь!

Розанчик сочувственно шмыгнул носом.

— Чего вдруг, ты решил говорить с ней именно сегодня? Никак не пойму…

— Я дал слово Пассифлоре, что сегодня поговорю с маркизой, — ответил Гиацинт

— Кошмар, — сокрушённо констатировал Розанчик.

Гиацинт засмеялся:

— Рискнём! Джордано, попробуй уговорить маркизу. А ты найди, пожалуйста Виолу.

— Ну ты даёшь, друг! — восхитился Розанчик. — Тебе полагается орден, за доблесть!

— Посмертно, — иронически уточнил Гиацинт. — Позови Виолу. Я буду ждать её под дверью маркизы. Вперёд! Это гораздо опаснее, чем букет чёрных тюльпанов, нарциссов и всяких ядовитых анемон вместе взятых…

И, выслав вперёд Джордано для переговоров, друзья пошли на приступ крепости, носившей гордое имя: Матиола…

*****
Маркиза Матиола отдыхала у себя в комнате. Эта черноволосая, смуглая сорокалетняя женщина с очень сильным характером, была первой красавицей двора короля Тонкошипа VII, его тайным советником и дипломатическим посланником в других странах. Все теневые, секретные миссии за границей поручались только ей. И никто, кроме мадам маркизы, не умел с таким блеском проводить подобные дела. Она снисходительно взирала на "молодёжный" двор принцесс, где служила её дочь. Здесь мадам отдыхала.

Маркиза как раз собиралась спуститься в сад к вечернему фейерверку. Она уже надела свой праздничный наряд. Белое, скорее серебристо-серое платье простого покроя, меняющее оттенки от лилово-голубого до светло-жёлтого, очень шло к её смуглой коже. Тонкие, прекрасной формы руки сейчас были спокойно сложены на коленях.

В дверь деликатно постучали:

— Signiora? Posso entrare?[13]— услышала она обращение по-итальянски. Голос был ей не знаком.

— Si, certo, — машинально ответила она.

В дверь вошёл красивый молодой человек, совсем мальчик.

— Джордано, граф Георгин, — представился он.

Маркиза мило улыбнулась ему:

— Садитесь. Я могу быть вам чем-нибудь полезной?

— Понимаете, синьора маркиза, я здесь был совсем одинок, вдали от родины… Вам, вероятно, знакомо это чувство. Но судьба свела меня с прекрасными людьми, они стали моими друзьями. И вот, один мой друг…

Виола застала Гиацинта нервно расхаживающим перед дверью в покои её матери. Увидев возлюбленную, он мгновенно принял беспечно-весёлый вид.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Разве Розанчик не сказал тебе?

— Конечно, сказал. Он сказал, что ты сошёл с ума. Я вижу, он был прав. Кто там у неё? — Виола кивнула на дверь.

— Джордано. Надеется растопить лёд её сердца слезами преданного друга, — изрёк Гиацинт.

— Давно он там? — с тревогой спросила Виола

— Минут десять… Грома и молний пока не слышно.

Дверь тихо приоткрылась:

— Синьора маркиза согласна принять вас, граф, — официально передал Джордано.

Гиацинт одёрнул камзол. Шляпу он опять забыл в комнате.

"А впрочем, какая разница!" — подумал он и посмотрел на Виолу:

— Подождёшь здесь?

— Ни за что! Пойдём вместе, — решила любящая дочь маркизы Матиолы.

Внешне абсолютно спокойный, Гиацинт переступил порог комнаты маркизы. Матиола сидела в кресле лицом к ним. Прекрасная, как статуя античной богини, и такая же холодная.

— Я приветствую вас, граф.

Гиацинт коротко поклонился:

— Добрый вечер, мадам.

— Мне передали вашу просьбу. Я согласна выслушать вас.

Матиола выжидательно подняла подбородок и, полузакрыв глаза, смотрела на вошедших. Гиацинт не упал перед ней на колени, не стал заверять её в вечной преданности и в вечной же Любви к её дочери, он так и остался спокойно стоять рядом с Виолой. Сказал так же, по-деловому, в тон ей:

— Мадам, я люблю вашу дочь и прошу у вас её руки.

Маркиза слегка наклонила голову набок и посмотрела на него в упор:

— Вы, граф, уверены, что я соглашусь?

— Да, мадам. Любая мать желает своей дочери счастья, — спокойно ответил Гиацинт, не повышая голоса. Маркиза чуть улыбнулась:

— Вы из Прованса, граф?

— Да, маркиза. Я родился близ Марселя. На Юге. На берегу моря.

— Какое совпадение, я тоже, — насмешливо сказала Матиола.

— Я знаю, мадам. Прошу простить мою дерзость, но вы не допускаете мысли, что наша встреча с Виолой была неслучайной? Мадам маркиза, мы будем счастливы вместе — это наша судьба.

— Возможно. Я вполне допускаю такую мысль, — хладнокровно изрекла маркиза.

Это могло означать и "да" и "нет". Гиацинт начинал нервничать.

— Мадам, можно ли это понять так, что вы согласны удовлетворить мою просьбу и… благословляете наш союз с Виолой?

Он внимательно посмотрел на неё. Матиола улыбнулась вполне явно:

— Да. Я согласна, при одном условии…

— Каком? — слишком поспешно спросил Гиацинт.

Она засмеялась.

— Никогда не говорите мне "вы" и "мадам", ясно?

Жених и невеста переглянулись.

— Да, мамочка! — в один голос пообещали они.

Матиола встала и обняла обоих детей. Что-то громко хлопнуло. Они оглянулись.

— Уже начался фейерверк? — удивилась маркиза.

На пороге стоял Розанчик, держа пять бокалов. Джордано разлил в них шампанское из бутылки, которая вдруг появилась у него в руках.

— Здоровье тёщи Гиацинта! — провозгласили друзья.

Граф поднял бокал и, прищурив один глаз, чокнулся с Матиолой:

— За тебя, мамочка. — И отпил вино.

Маркиза, шутя, ущипнула его за ухо:

— Ну, мальчишка, ты ещё узнаешь, каково это — быть моим зятем!

— Не сомневаюсь, — со смирением согласился Гиацинт.

Виола перевела взгляд с матери на жениха и обратно.

— Да, — кивнула она, смакуя вино и пряча улыбку за край бокала. — Фиалка была права: вы — жутко похожи!

Глава 31 Вечерний фейерверк

Весть о предстоящей свадьбе немедленно облетела весь сад. Принцессы встретили новость с восторгом.

— Мадам маркиза, это лучший подарок ко Дню Рождения, который вы могли нам преподнести!

Матиола лишь снисходительно кивала в ответ.

Пассифлора поздравила молодых и сказала:

— После венчания я предлагаю вам, дети, совершить свадебное путешествие на корабле: Марсель, Ливорно, Неаполь. На вашем собственном корабле, граф. Это мой свадебный подарок.

Все громко одобрили предложение королевы:

— Да здравствует Пассифлора! Да здравствует наша королева! — гремело в толпе придворных.

— Ну, первым делом, вы останавливаетесь в Ливорно и едете недельки на две к нам, во Флоренцию, — строил планы Джордано. — Обещаете?

— Ладно, ладно, посмотрим, — отшучивался Гиацинт. — Дай же человеку привыкнуть к внезапно упавшему с неба счастью!

Они с Виолой пошли пройтись подальше от шумной толпы.

На синем весеннем небе сияли майские звёзды. Вон одна покатилась, оставив за собой светящуюся нитку. Звездопад. Исполнение желаний.

Гиацинт, подняв голову, смотрел в небо. Виола прижалась щекой к его плечу.

— Ты знаешь, Скарлет, наверное, скоро уедет жить в Англию. Мне больше некому будет служить. Может быть, нам… тоже пора уходить отсюда? — прошептала она.

Гиацинт не отрывал взора от звёзд.

— Куда? — спросил он.

Виола потёрлась щекой о его камзол:

— Не знаю. Мир велик. Поедем в свадебное путешествие, а потом дальше, по свету. Хочешь?

— Хочу.

Снова сорвалась звезда и тут же погасла. Он наконец посмотрел на неё. Даже в темноте его глаза были синими, как весеннее небо.

— Было бы ещё неплохо, если б ты хоть раз сказала, что тоже любишь меня.

Она тихо засмеялась. Счастливо.

— Зачем, ты ведь и так знаешь. Ну, хорошо, люблю, и мы будем вместе всегда. Вы довольны, мой господин?

— Всегда… — качнулась в небе третья звезда.

Вдруг, большая огненная комета прорезала небо своим красным хвостом. Вторая, третья… Начался фейерверк. Все подняли глаза к небу. Рядом рвались праздничные петарды, и взлетали в небо разноцветные огни, складываясь в волшебные узоры. Две огромные сверкающие розы — серебряная и огненная — расцвели в небе и опали звёздным дождём, оставив после себя радугу. Завертелись огненные мельницы синих, зелёных и красных огней. В грохоте ракет тонули приветственные крики.

— Всегда… — пробежал шёпот по листьям апельсиновых деревьев в саду Тюильри.

— Всегда… — прокатилось в небесах гулкое эхо залпов фейерверка.

Бал Цветов продолжался. В саду гуляли пары; цикады пели о Любви, заглушая дворцовый оркестр и шум праздничного салюта. Была тёплая майская ночь…

Всегда…

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Бал Цветов продолжается, и горят огни фейерверка. Влюблённые гуляют по саду и понятия не имеют о том, что будет завтра, и вообще, будет ли оно…

Главное — сегодня, сейчас. И не зря подобрела к вечеру маркиза Матиола, ведь это — ночной цветок. Читатель, который, может быть, всё-таки будет, ты разочарован? Тебе обещали бал цветов, а это — люди. Ничего подобного, это — Цветы.

Из всех созданий природы только Цветы да их близкие родственники — Драгоценные Камни, так тесно срослись с людьми, что переняли абсолютно все их черты. Лишь они, так же способны на зависть и ненависть, а не только на Любовь. В этом мире тот, кто от природы не имеет шипов, вынужден носить шпагу, и владеть искусством вести изящную беседу. Иначе, это будет не "цветник", а дикие джунгли, где все друг друга пожирают, даже не спрашивая разрешения. Как это часто бывает у нас, людей. Но, как бы там ни было, влюблённые, в конце концов, всегда бывают счастливы в этом мире. А не в этом, так по ту сторону звезд; какая, в сущности, разница, если вы вместе. Надо только любить по-настоящему.

Так устроено на свете. Так было, и так будет всегда. Это останется важным всегда, сколько бы дней ни прошло, сколько бы лет ни сменилось. И пусть скрипят себе, не спеша, колёса Времени, им не удастся надолго разлучить тех, кто любит Жизнь.


31 октября 1996 г.

Киев

СПИСОК ЦВЕТОВ

Род Алой и Белой Розы (Rosa)
принцесса Скарлет— алая роза (Rosa rubra) scarlet— алый (англ.)

принцесса Бьянка — белая роза (Rosa alba) bianca — белая (итал.)

король Тонкошип VII Багряный — тёмно-багровая роза

(Rosa rubra)

королева Фоэтина — жёлтая роза (Rosa Photina)

фрау Рододендрон, тётя Рута — рододендрон восточнокарпатсткий или альпийская роза, "червона рута"(укр.) (Rododendron myrtifolium), но возможно и рута душистая (Ruta graveolens) — многолетнее растение семейства рутовых. Более ценится в сухом виде (аромат розы, лекарственное значение), чем в свежем.

Имя Рут (Ruth) — (англ., нем.) = Руфь (древнеевр.)

Азалия Индика — рододендрон индийский (Rododendron indicum= Azalea Indica)


Семейство Роз (Rosa multiflora, etc.)
Кавалер Роз — розовая роза (Rosa multiflora);

мадам Розали — (Rosa multiflora);

шевалье де Розан, Розанчик — розан, полиантовая роза (Rosa polianta);

генерал Троян — тёмно-красная роза (Rosa rubra),

"троянда" — роза (укр.);

пани Троянда — красная роза (Rosa rubra);

м-ль Шиповничек дю Рози — шиповник, собачья роза (Rosa canina). Имеет лекарственное значение, плоды содержат большое количество витамина С. Но, скорее, это другой вид шиповника — французский или роза французская (Rosa gallica) c розовыми цветками, растущий на опушках дубрав. Его плоды тоже мясистые, красно-оранжевые, но не круглые, а в виде кувшинчика.


Семейство Страстоцветные (Passiflorea)
Великая Мадемуазель, герцогиня Пассифлора Страстоцвет — страстоцвет голубой или кавалерская звезда (Passiflora coerulea). Вьющееся растение, происходит из Южной Америки, лекарственное. Цветы — прекрасны, плоды — съедобны. Пассифлора входит в состав сердечных лекарств, оказывает успокаивающее действие.

"Passia" — страсть, страдание (лат.), цветок символизирует для христиан страдания Христа.

Титул Великая Мадемуазель или просто Мадемуазель (Мадам, Монсеньор, с большой буквы) в сочетании с герцогским достоинством, означает во Франции то же, что в России — Великая Княгиня (Великий Князь) — принадлежность к августейшим фамилиям: королевскому или царскому роду.


Семейство Георгин (Dahlia)
герцогиня Георгина Изменчивая — георгина изменчивая (Dahlia pinnata) бывает практически всех оттенков красного и жёлтого;

герцог Жорж Георгин — георгина изменчивая (махровая) (Dahlia pinnata) коричневая;

м-ль Джорджи Георгин — георгина изменчивая (Dahlia pinnata) бордовая;

граф Джордано Георгин — георгина изменчивая (махровая) (Dahlia pinnata), оранжевая одноцветная;

George (лат.) = Георг = Жорж (фр.) = Юрий = Юрген (сканд.) = Джордж (англ.) = Джордано (итал.) и т. д.


Маковые (Papaveraceae)
Мак-Анатоль — мак восточный (Papaver orientale),

— Анатоль" — восточный (греч.)

Папавер Сомниферум — мак снотворный (Papaver somniferum)


Семейство Фиалковые (Violaceaе)
м-ль Виола Одората — фиалка душистая (Viola odorata);

сестра Фиалка Триколор — фиалка трёхцветная (Viola tricolor) жёлто-бело-фиолетовая.

Виола, Виолетта=Фиалка=Ия (греч.)

маркиза Матиола Одората — (Matthiola incana). Известна как ночная фиалка, маттиола, левкой седой, левкой двурогий и вообще, маскируется. Вряд ли она имеет строго научное отношение к семейству фиалковых.


Семейство Лилейные (Liliaceaе)
граф Гиацинт Ориенталь — гиацинт восточный (Hiacintus orientalis) тёмно-синий (естественный цвет дикорастущего растения). Бывает всех цветов: белый, голубой, синий, лиловый, красный, розовый, фиолетовый. Многолетнее растение. Известен с древних времён в Персии, Вавилонском царстве и т. д. Культурные сорта выведены в Голландии, где делят первое место на пьедестале известности и всеобщей любви с тюльпанами. Согласно преданию, в Голландию с Востока луковицы растения попали на корабле. Корабль затонул, и дети нашли на берегу моря неизвестные цветы, проросшие из луковиц после кораблекрушения. Это кем же надо быть, чтобы прорасти в солёной воде! Кроме того, если разрезать луковицу на несколько частей, каждая часть прорастёт и даст отдельное растение, способное цвести.

Гиацинт — "цветок дождей" (греч.) потому, что зацветает зимой! =Иакинф=Яхонт — "яхонт, самоцвет, драгоценный камень" (рус.). Также это название редкого драгоценного камня, гиацинта — прозрачная красная разновидность минерала циркона. Также, Hacinto Oriental — рубин (исп.)

принц Неро Чёрный Тюльпан — тюльпан Геснера (Tulipa gesneriana), бывают любой окраски, в данном случае — очень редкий сорт — чёрный. Культурные сорта выведены в Голландии.

"nero" — чёрный (итал.). Ударение на последний слог потому, что его зовут — Нерон (как одного милого римского императора). Neron = [нэро] (по-французски последняя согласная не читается)


Семейство Амариллисовые (Amaryllidaceae)
м-ль Амариллис Кливи — семейство Амариллисовые (множество видов различных цветов и окраски) среди них есть и собственно амариллис, но здесь имеется в виду семейство, а фамилия от его конкретного представителя — кливии (Clivia miniata) ярко красные цветы, происходит из Бразилии, родина — провинция Натал;

виконт Нарцисс — нарцисс ложный (Narcissus pseudonarcissus), крупные жёлтые цветы, в отличие от известного нарцисса поэтического (Narcissus poeticus) с белыми изящными цветками и красным ободком на венчике.

Нарцисс Тацетта — тацетта, нарцисс букетный (Narcissus tazetta) мелкие белые с жёлтыми цветки.


Ирисовые, касатиковые (Iridaceae)
лорд Глэд Гладиолус — гладиолус, шпажник черепитчастый (Gladiolus imbricatus), бывает самых различных цветов.

капитан Шафран О`Хризантем — шафран золотистый (Crocus chrisantus), "О" — ирландская приставка перед фамилией;

синьора Тигридия Павлинья — тигридия павлинья (Tigridia pavonia).


Семейство Лютиковые (Ranunculaceae)
м-ль Лютеция-Анемона Лютичная Ветреница — лютичная ветреница (Anemone ranunculoides) жёлтая. Многие Лютиковые ядовиты. Ветреница ядовита настолько, что некоторые народы (на Камчатке) пропитывают её соком охотничьи стрелы.

месье Адонис Вернали, придворный музыкант — горицвет весенний (Adonis vernalis), ярко-жёлтый. Важен при лечении сердечных заболеваний.


и другие…
Дон Клавель д`Альбино эль Диантус — гвоздика садовая, белая (Diantus caryophyllus), "сlavel" — гвоздика (исп.), "albino" — белый (лат.). СемействоГвоздичные (Сaryophyllaceae).

господин Майоран, церемониймейстер — майоран садовый (Majorana hortensis=Origanum majorana) серое с мелкими белыми цветками пряно-ароматическое растение. Семейство Яснотковые.

баронесса Ортанс де Гортензия — гортензия крупнолистная (Hydrangea macrophylla), Hortensie [ортанс] (фр.)

мадам Гербера де Жербер — гербера (Gerbera jamesonii) ярко-оранжевая. Gerbera=Жербер (фр.)

барон Шток-Роз — шток-роза, мальва (Althaea rosea)

герцог Флокс — флокс метельчатый (Phlox paniculata)

принцесса Астра — астра (Aster salignus). Семейство Сложноцветные;

Сиринга Китайская — сирень китайская (Siringa Chinensis) цветки пурпурно-фиолетовые. Выведена во Франции путём скрещивания иранского и персидского сортов с сиренью обыкновенной (Siringa vulgaris), название "китайская" ошибочно.

Физалис Франшетти, декоратор — физалис Франшетти (Phisalis franchetti) многолетнее декоративное растение семейства Паслёновых (Solanaceae). С ярко-оранжевыми кожистыми чашечками и красно-оранжевыми блестящими плодами внутри. Неядовитый. Есть съедобный вид физалиса.

мадам Красавка Белладонна — красавка белладонна (Atropa belladonna) растение ядовитое, иногда используется как косметический препарат. Используется и для лечения. Цветки бледно-фиолетовые, ягоды чёрные. Семейство Паслёновые.

доктор Пион — пион кустообразный (Paeonia suffruticosa), родом из северного Китая. Семейство Пионовые (Paeoniaceae). Имя "Пеон" означает "врач" (греч.)

Вьюнок, лакей — вьюнок полевой (Convolvulus arvensis)

месье Барбарис, театральный служитель — барбарис обыкновенный (Barbaris vulgaris), "barba" — борода (лат.)

профессор Валериана — валериана холмовая (Valeriana collina).

мэтр Жасмин Текома, режиссёр — виргинский жасмин, трубкоцвет, Текома (Campsis radicans=Bigonia radicans=Tecoma radicans), цветки ярко-оранжевые с красными краями.

мадам Бугенвиллея, писательница — бугенвиллея (Bougainvillaea spectabilis), вьющееся растение семейства Ночецветных. Происходит из Бразилии, растёт в Африке, Австралии.

синьор Кампанелла ди Болонья, композитор — колокольчик болонский (Campanula boloniensis). Семейство Колокольчиковые. Campanella — колокольчик (цветок) (итал.); Campanello — колокольчик (звонок) (итал.)

Кока Кокаин, агент наркомафии — кока-кокаиновый куст (Erytroxtlon coca) растёт в Боливии и Перу. Листья содержат алкалоид из которого производят наркотик кокаин.

собака Линария — льнянка обыкновенная, "собачки"(Linaria vulgaris), жёлтая. Дикая форма цветков львиный зев. Семейство Ранниковые (Scrophulariaceae).


Фрейлины принцесс:
м-ль Маргаритка — маргаритка многолетняя (Bellis perennis);

м-ль Фрейзия — фрейзия (Freecia refracta);

м-ль Незабудка — незабудка болотная (Myosotis palustris);

м-ль Вероника — вероника дубравная (Veronica chamedrys);

м-ль Ромашка — ромашка аптечная (Matricaria chamomilla);

Примечания

1

все имена см. "Список Цветов".

(обратно)

2

Три золотые лилии на белом фоне — герб династии Бурбонов (и вообще всех Капетингов). На престол взошёл Генрих IV, Наваррский.

(обратно)

3

Алая роза — символ Ланкастеров, белая — символ Йорков. Оба рода происходят из королевской династии Плантагенетов (т. е. "происходящие от растений" (лат.))

(обратно)

4

на многих языках, на английском, к примеру, Грузия (Georgia) произносится как — Джорджия.

(обратно)

5

Это истинная правда, ведь в романе А. Дюма "Королева Марго" влюблённого графа де Ла Моль действительно зовут Жозеф-Бонифас-Гиацинт. Не берёмся судить о мотивах Великого Дюма и не станем углубляться в намёки о борьбе за престол Флорентийских Ирисов Медичи и Французских Трёх Лилий, не будем даже пытаться намекнуть, что Бог с ними, с Маргариткой и её возлюбленным, но стоит представить, что имя графа де Коконаса можно написать Coco nuss и мы тут же получим кокосовый орех, так вот не будем абсолютно принимать во внимание все подобные случайнейшие совпадения, но…

(обратно)

6

корневища ирисов, знаменитый "фиалковый корень" используют в парфюмерии для изготовления бальзамов и масел, а также в медицине, как средство от кашля и даже от укуса змей.

(обратно)

7

На картах Homo sapiens-ов пролив между Великобританией и Ирландией называется пр. Святого Георга.

(обратно)

8

"меланист" — по-видимому, то же самое, что альбинос, только наоборот. Меланин — вещество, окрашивающее в чёрный цвет.

(обратно)

9

Знаменитый заповедник — Долина Нарциссов.

(обратно)

10

Гревская площадь — в прошлом обычное место публичной казни в Париже (переименована в Площадь Ратуши).

(обратно)

11

"Lise Noir" — "Черная Лилия" (фр.) название оперетты.

(обратно)

12

Bella donna — прекрасная дама (итал.)

(обратно)

13

— "Синьора, поссо энтрарэ?" — Госпожа, можно войти? (итал.)

— "Си, чэрто". — Да, конечно. (итал.)

Синьор(а) — итальянская форма обращения; Сеньор(а) — испанская.

(обратно)

Оглавление

  • ПРЕДИСЛОВИЕ
  • Глава 1 Дорога во дворец
  • Глава 2 Род Алой и Белой Розы
  • Глава 3 Розанчик встречает гостей
  • Глава 4 Экскурсия в Тронный зал
  • Глава 5 Ранняя прогулка принца
  • Глава 6 Утренний приём
  • Глава 7 Граф Гиацинт Ориенталь
  • Глава 8 За игрой в "Корону"
  • Глава 9 "Здесь — заговор!"
  • Глава 10 Лилия или Ирис
  • Глава 11 Любовный дуэт
  • Глава 12 Альпийские грёзы
  • Глава 13 "Дуэль, немедленно дуэль!"
  • Глава 14 Секунданты Розанчика
  • Глава 15 Заговорщики
  • Глава 16 Брат и сестра
  • Глава 17 Совет четырёх
  • Глава 18 Мусульманин и Христианка
  • Глава 19 Удобно иметь тётю-волшебницу
  • Глава 20 Допрос Анемоны
  • Глава 21 В тени кулис
  • Глава 22 Улица Флеру¢, 19
  • Глава 23 Мадемуазель Пассифлора и её свита
  • Глава 24 Влюблённые во дворце
  • Глава 25 Встречи друзей
  • Глава 26 План удался¢
  • Глава 27 Лекарство от скуки
  • Глава 28 Спектакль фрейлин и принцесс
  • Глава 29 Испанская гвардия Дона Клавеля
  • Глава 30 "Здоровье тёщи Гиацинта!"
  • Глава 31 Вечерний фейерверк
  • ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  • СПИСОК ЦВЕТОВ
  • *** Примечания ***