Стальная бабочка (СИ) [Марго Белицкая] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Часть 1. Куртизанка. Глава 1

Когьёку ненавидела мужчин.

Похотливые и смердящие. С мерзким смехом и маслянистым, раздевающим взглядом. Привыкшие к покорности и раболепию женщин. Скоты.

Когьёку хорошо успела узнать мужскую природу, она видела мудрых чиновников, блистательных генералов и великих ученых в самом неприглядном виде. В месте, где они раскрывали все свои пороки. В квартале удовольствий столицы империи Ко.

Когьёку росла в элитном доме наслаждений для богачей.

Она почти не помнила мать, которая тоже была жрицей любви — когда-то знаменитой красавицей, пленившей даже императора. Но где она теперь? Кто знает. Наверное, умерла от голода в придорожной канаве, старая, выпитая до дна мужчинами, растерявшая красоту и никому не нужная.

Судачили, что Когьёку была плодом той самой связи с монархом, но она не верила. В далеком детстве Когьёку мечтала, что за ней приедет золотая карета, увезет из ада борделя во дворец, где ее будет ждать любящий венценосный отец. Но однажды, лежа в своем чуланчике после очередного наказания, не в силах пошевелиться от боли в избитом теле, Когьёку поняла — никто не приедет. Ее удел — прожить яркую жизнь бабочки-однодневки, которая пролетит над кварталом удовольствий и погибнет. Пройти все ступени, ведущие в пропасть.

В пять Когьёку забрали от матери и направили в услужение главной куртизанке дома «Белая лилия» — госпоже О-Рэн. У прекрасной женщины была душа демона, она наказывала девочек-служанок за малейшую провинность, а иногда просто так — для забавы.

В десять началась пора ученичества — бесконечные уроки танцев, манер, пения, игры на музыкальных инструментах. И, конечно, особый курс — тысяча и один способ доставить наслаждение мужчине.

К восемнадцати годам Когьёку стала одной из лучших учениц в доме «Белая лилия», особенно хорошо ей давались танцы. Иногда посетители приходили просто ради того, чтобы посмотреть на ее выступления.

Сегодня Когьёку ждала новая ступень: она, раньше только прислуживавшая гостям и развлекавшая их, должна была начать делать то, для чего ее так долго готовили. Сегодня хозяйка устроит аукцион, где будет лишь один лот — право первой ночи с юной танцовщицей.

Поэтому сегодня Когьёку особенно сильно ненавидела мужчин.

Девочка-служанка, напоминавшая Когьёку себя саму в детстве, помогала ей облачиться в многослойный наряд. Сперва Когьёку надела нижнее белое платье с кружевами по подолу, затем — нежно-зеленое, как молодая трава. И наконец — верхнее из розового атласа, расшитого причудливым узором из серебряных лилий.

Лилии — символ чистоты. У хозяйки их заведения, старой куртизанки Фаран, было мерзкое чувство юмора.

Парчовый пояс с изысканной вышивкой, изображавшей изящных лебедей и тонконогих цапель, окутал талию. А Когьёку показалось, будто ее сковало цепями, сдавило грудь так, что стало больно дышать.

Золотые шпильки тончайшей работы с рубинами, жемчугом и искусственными шелковыми пионами украсили сложную прическу Когьёку. Будто мечи вонзились они в нее — острые и холодные.

На губы Когьёку легла кроваво-алая помада, на густые ресницы — мертвенно-черная тушь, на щеки — розовые румяна.

Когьёку посмотрела на себя в зеркало и увидела прекрасную фарфоровую куклу, предназначенную для утех богатых мужчин. В этот момент ненависть заполнила ее душу до краев. Как же она ненавидела их! Хозяйку, жестоких старших куртизанок, злобных молодых завистниц. И, в первую очередь, мужчин.

Почему ей выпала такая судьба?

Когьёку знала, что за стенами квартала удовольствий есть другой мир: там женщины могут любить по-настоящему, законно выйти замуж, честно трудиться, родить ребенка, не боясь, что его отберут навсегда. Она мечтала увидеть этот мир. Бескрайние моря, зеленые луга, густые леса и высокие горы. Она хотела сбежать из своей тюрьмы, проскользнуть мимо охранников у ворот квартала удовольствий, расправить крылья и улететь. Но разум подсказывал — это бесполезно. Еще ни одна куртизанка не покинула город наслаждений. И вовсе не из-за надежной стражи.

Когьёку понимала: без семьи, без друзей и денег за стеной она погибнет. Ее изнасилуют и убьют в темной подворотне или поймают работорговцы, и тогда ей придется точно также продавать свое тело, но уже не в роскошной «Белой лилии», а в грязном борделе с клопами. Никто не вступится за куртизанку. Никто не поможет. Для людей она — мусор.

Выхода нет. У нее есть лишь один путь. Сегодня вонючий, грубый мужчина распнет ее на белоснежных батистовых простынях. Разорвет на куски. А когда она соберет себя заново, то уже не будет Когьёку. Она превратится в такую же циничную стерву, как хозяйка, как старшие куртизанки. С виду — злую и надменную, а внутри — сломанную и пустую.

— Вы такая красивая, госпожа! — восхищенно выпалила служанка.

И Когьёку вздрогнула, как от пощечины.

Девочка внесла последний штрих в ее туалет — капельку духов с ароматом ландыша на шею. Когьёку изящным, точно выверенным движением поднялась с кресла, взяла с туалетного столика скромную позолоченную шпильку, и незаметно спрятала за поясом. Это было единственное напоминание о матери, ее прощальный подарок. Когьёку надеялась, что дешевая шпилька будет ее талисманом.

Когьёку вышла из комнаты навстречу своей судьбе.


***


— Ты мог бы написать письма, встретиться с нашим торговым представителем, пойти на прием, организованный генералом Лю Беем, чтобы завести там полезные знакомства…

— Хватит ворчать. — Синдбад устало вздохнул.

— А я буду ворчать, — огрызнулся Джафар. — Буду ворчать, пока до тебя не дойдет! Вместо того чтобы заниматься важными делами, ты опять тащишься развлекаться!

— Но я столько слышал о чудесных массажистках империи Ко, — с мечтательной улыбкой произнес Синдбад. — Как же я могу, впервые прибыв сюда, не побывать у них? Рассказывают, что у них поистине золотые руки, после сеанса массажа ты встаешь помолодевшим лет на десять. Мне такое не помешает, после бесконечного сидения в кабинете у меня начала болеть шея.

— Знаю я твоих массажисток, — хмуро буркнул Джафар. — Опять закончится тем, что все девицы в борделе передерутся за право провести с тобой ночь, а все посетители загорятся желанием избить тебя до полусмерти.

— Мне же надо иногда расслабляться. — Синдбад пожал плечами, не уточняя, имеет ли он в виду ласки красоток или драку с ревнивыми посетителями.

Исчерпав все аргументы, Джафар прибегнул к помощи со стороны.

— Хоть ты ему скажи, Масрур! — взмолился он.

Лицо Масрура, все это время молча шагавшего рядом со спорящими друзьями, осталось все таким же бесстрастным.

— Хм, — глубокомысленно изрек Масрур.

Это могло означать все, что угодно от «Да, я не одобряю разврат» до «А можно мне подобрать грудастую девицу, которая любит больших сильных парней?».

Синдбад истолковал невразумительное мычание Масрура в выгодном для себя ключе.

— Наверняка в квартале удовольствий найдутся прекрасные массажистки, которые согласятся размять плечи моим товарищам. Поспешим же! — воодушевленно объявил Синдбад, ускоряя шаг.

Джафар уныло поплелся следом, бормоча себе под нос что-то про глупость некоторых знаменитых героев. Масрур остался невозмутим, как скала.

Трое синдрийцев шли по запруженным народом улицам квартала удовольствий. Все вокруг тонуло в томном золотисто-алом свете фонарей. Встречающиеся на пути женщины в кричаще-ярких платьях призывно улыбались коралловыми губами, их глаза хищно блестели, рассматривая драгоценности Синдбада. Мужчины же все казались пьяными, но вряд ли от вина. На лицах многих застыло блаженно-глуповатое выражение. Казалось, сам воздух на улицах пропитан негой и обещаниями запретных наслаждений.

— О, вот симпатичное заведение, давайте заглянем сюда, — предложил Синдбад, останавливаясь перед двухэтажным зданием, окруженным украшенным резными лилиями забором.

Перед входом висели красные бумажные фонарики, а на вывеске блестели серебряные буквы «Белая лилия».

— По-моему, выглядит просто отвратно, — припечатал Джафар.

— Если хочешь, можешь вернуться в гостиницу, — с готовностью предложил Синдбад.

— Ну уж нет! Кто-то же должен за тобой приглядеть!

Синдбад только пожал плечами и ступил на крыльцо.

Часть 1. Куртизанка. Глава 2

Все куртизанки, у которых не было особых заказов, собрались в одной из внутренних комнат. В глазах рябило от расшитых платьев и блестящих украшений.

Когда Когьёку вошла, то сразу же поднялся шелест шепотков.

— А вот и наша принцесса, — с издевкой проговорила Цайшен.

Они с Когьёку были давними соперницами, хозяйка прочила одну из них на место главной куртизанки. Девушки вели негласную войну, состоящую из обмена колкими замечаниями и мелких пакостей друг другу.

— Поздравляю, сегодня ты наконец-то станешь настоящей куртизанкой, — протянула Цайшен с гаденькой улыбкой. — Наверняка, твоим первым будет прекрасный принц из дворца. Или, может быть, он спасет тебя и возьмет в жены? Ведь как можно отдать невинность дочери императора какому-то низкорожденному мужчине?

Ее подружки захихикали, а Когьёку затряслась от бешенства, сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Популярные в борделе шуточки о ее якобы знатном происхождении ранили особенно больно.

Когьёку была готова броситься на Цайшен, расцарапать ей лицо, вырвать волосы. И плевать, что будет потом! Но тут в комнату вплыла хозяйка заведения.

Для приписываемых ей сорока пяти лет Фаран выглядела великолепно, она тщательно следила за собой и могла бы казаться красавицей, если бы не глаза: холодные, колючие. Под ее тяжелым взглядом все куртизанки, в том числе и Когьёку, съежились, втянув головы в плечи.

— Сегодня у нас много важных гостей, — произнесла Фаран. — Генерал Ли, советник Ван, господин Боссан…

При упоминании последнего внутренности Когьёку скрутились в ледяной ком.

«О нет, только не Боссан. Хоть бы он пришел сюда не ради права первой ночи, хоть бы».

— А также самый главный гость, с которым надлежит быть особенно обходительными. Нас посетил сам Синдбад, — значительно закончила Фаран.

По рядам девушек прокатился изумленный вздох.

— Синдбад?

— Сам Синдбад?

— Не может быть!

— О, я столько о нем слышала!

— Как нам повезло!

Когьёку тоже в свое время зачитывалась историями о приключениях легендарного покорителя семи подземелий, пока не решила, что жить мечтами о далеких странах глупо и не забросила все свои книги в дальний сундук.

«Неужели к нам пришел сам король Синдрии? Вряд ли. Скорее всего, это какой-нибудь мошенник, решивший воспользоваться славой Синдбада, чтобы даром поразвлечься. В любом случае, даже если он настоящий герой, он всего лишь мужчина. Они все одинаковые, когда дело доходит до постели».

Подумав так, Когьёку тут же забыла о Синдбаде. Гораздо больше ее занимал Боссан.

«О Рух, сжалься! Хоть бы он пришел сюда не из-за меня. Может быть, он пришел к Юй Лянь, она ведь его любимица. Да, да, он пришел к ней».

Напуганная Когьёку не слышала, что еще говорила Фаран, но вдруг хозяйка молниеносным движением оказалась рядом с ней. Она больно схватила Когьёку за подбородок, резко приподняла ее лицо, заставляя смотреть прямо в свои безжалостные глаза.

— Сегодня на аукцион будет выставлена твоя невинность. Я рассчитываю, что мои затраты на тебя окупятся. — Голос Фаран скрежетал, как ржавое железо. — И запомни, дрянь, если вздумаешь упасть в обморок, как Хуэй в прошлом месяце, я не посмотрю на ценность твоей шкуры и прикажу высечь тебя на заднем дворе, а затем отдам солдатне. Ясно?

— Ясно, — пискнула Когьёку.

— Не слышу! — рявкнула Фаран.

— Ясно, госпожа! — отбарабанила Когьёку, словно новобранец на плацу.

Фаран изобразила отвратительную пародию на материнскую улыбку.

— Вот и умница. А теперь шагом марш в комнату для гостей!

Куртизанки вереницей потянулись в коридор, прошли на первый этаж и стайкой прелестных фей впорхнули в главный зал. Здесь за изящными деревянными столиками сидели роскошно одетые мужчины. Комнату окутывал приглушенный розовато-золотистый свет, оживляя росписи на стенах: обнаженные танцовщицы изгибались в соблазнительных позах, двигались в такт тихой мелодии, лившейся словно из ниоткуда. Разлитый в воздухе сладкий аромат благовоний довершал картину, расслабляя и настраивая на нужный лад.

«До чего гадкое место», — подумала Когьёку.

Она шла последней, точно за несшей поднос с угощением Цайшен, и не преминула отомстить за недавние шутки. Когьёку наступила на подол соперницы, и та с визгом упала прямо на увешанного драгоценностями длинноволосого мужчину в белых одеждах. Поднос довершил катастрофу: сливовая наливка вылилась под ноги гостю, тарелка с рисом и мясом, исполнив немыслимый пируэт, приземлилась точно ему на макушку.

Мысленно Когьёку злорадно ухмыльнулась: сегодня ее ждут мучения, так пусть достанется не ей одной. Гостей всегда раздражала неловкость куртизанок, Когьёку уже предвкушала, как мужчина разозлится, и Фаран устроит Цайшен взбучку.

— Какая ты горячая, сама прыгаешь мне в объятия. Люблю таких смелых девушек. — Глубокий голос длинноволосого гостя звучал совсем не рассержено, а весело. — И покормила мой тюрбан. Думаю, ему понравилось угощение.

Он добродушно улыбался Цайшен, подхватил со стола салфетку и небрежно стряхнул с головы еду.

Фаран тут же оказалась рядом, засуетилась, извиняясь.

— Ах, господин Синдбад, мне так жаль…

— Ничего страшного. — Мужчина не выглядел огорченным. — Это всего лишь одежда.

Он усадил Цайшен себе на колени, принялся нашептывать ей что-то на ушко и успокаивающе гладить по волосам.

«Так это и есть тот самый Синдбад?»

Когьёку была удивлена его поведением, опыт научил ее, что знатные мужчины не отличаются добротой, но Синдбад, похоже, собирался доказать обратное.

«Ха, как же, наверняка просто притворяется. Все они одинаковые».

Когьёку досадно поморщилась и поспешила пройти к гостю, на которого ей указала хозяйка. Она обворожительно улыбнулась ему и поставила на стол тарелку с яствами. Началась обычная рутина: Когьёку поддерживала светский разговор, подливала клиенту сливовой наливки, а он пожирал ее взглядом, иногда обнимал или целовал, обдавая вонючим дыханием. Когьёку особенно не любила этого постоянного посетителя — у него была дурная привычка больно щипать куртизанок пониже спины и хихикать, как развратный старикашка. Но приходилось терпеть.

Когьёку украдкой поглядывала на Синдбада и Цайшен, все больше изумляясь. Язвительная Цайшен, которая могла удовлетворить любого, даже самого взыскательного клиента, а затем высмеять его среди подружек, сейчас краснела, точно невинная овечка! Синдбад что-то ей говорил, а она не сводила с него влюбленного взгляда.

Когьёку была уверена, что это не игра — Цайшен действительно восхищена Синдбадом.

«Кто же он такой, раз смог очаровать даже такую гадину?»

Безусловно, Синдбад был хорош собой, но кроме симпатичного лица было в нем еще что-то. Неуловимое, чему Когьёку не могла дать название. Харизма? Величие? Он будто светился изнутри, Когьёку чувствовала ауру силы вокруг него, но не разрушительной силы мужчин, а созидающей, теплой. Когьёку ощущала, как ее тянет к нему. Она все чаще и чаще оборачивалась на Синдбада, пока не получила от клиента возмущенное замечание.

Когьёку поспешила вернуться к своим прямым обязанностям. Несколько минут она выслушивала скучные жалобы клиента на сварливую жену, сочувственно кивала и улыбалась. Вдруг Когьёку ощутила на себе чей-то взгляд, по коже будто скользнуло что-то липкое, противное. Когьёку чуть повернула голову и увидела его. Господин Боссан, глава всех столичных бандитов, наблюдал за ней с другого конца зала, обнажив в улыбке белые зубы.

Он был ярким доказательством того, что внешность бывает обманчива. За приятной наружностью Боссана скрывался монстр. В «Белой лилии» он часто покупал невинность юных куртизанок. Двое из них скончались после роковой ночи, а остальные рассказывали такое, что у Когьёку волосы вставали дыбом. Боссан был любителем извращенных удовольствий, он находил особое наслаждение в том, чтобы лишать девушек чистоты самыми необыкновенными и болезненными способами. Платил он очень щедро, и Фаран позволяла ему издеваться над своими подопечными сколько душе угодно.

«Он смотрит на меня. Приценивается?»

Сердце Когьёку упало, но она не успела погрузиться в мрачные размышления. К ней подошла одна из куртизанок, шепнула на ушко: «Тебя зовет хозяйка», и занялась клиентом Когьёку. Та с облегчением покинула любителя дамских ягодиц. В сердце вспыхнула отчаянная надежда: вдруг хозяйка вызвала ее потому, что один из клиентов заплатил за ее невинность огромную сумму? Тогда торгов не будет, и ей удастся сбежать от Боссана.

«Надежда умирает последней, — насмешливо шепнул внутренний голос. — Все еще ждешь принца в золоченом паланкине?»

Когьёку прошла в комнату, отделенную от зала раздвижными дверями, здесь ее встретила Фаран.

— Ты будешь танцевать для гостей «Увядание цветущей вишни», — объявила она. — Десять минут на подготовку.

И хозяйка вручила Когьёку два веера с рисунком из розовых лепестков.

Надежда умерла: танец был призван показать будущим покупателям всю красоту товара.

Скоро начнется аукцион.

Когьёку захотелось швырнуть веера в лицо Фаран. Если она сорвет выступление, сорвет торги, то спасется от Боссана. Но тогда хозяйка выполнит все свои угрозы, ждать от Фаран милости — глупо. На аукционе есть хотя бы крохотный шанс, что ее купит кто-то другой, а не страшный глава бандитов.

— Да, госпожа, — покорно поклонилась Когьёку.


***


Синдбад наслаждался. Он пил сладкую сливовую наливку, которая ударяла в голову не хуже синдрийского красного вина. Одна прелестная девушка разминала ему плечи, другая кормила с рук кусочками исходящего соком персика. Жизнь прекрасна!

После нескольких дней, проведенных в императорском дворце среди напыщенных, лживых и высокомерных вельмож, после дней, полных утомительных переговоров и уродующих лицо фальшивых гримас Синдбаду просто жизненно необходимо было расслабиться. Веселая пирушка в обществе красоток — самый лучший способ снять напряжение. В конце концов, у Синдбада после того, как он стал королем, осталось мало развлечений. Он больше не мог очертя голову нестись навстречу опасностям, не мог, по выражению Джафара, «обезьяной скакать по подземельям». Ему больше нечем было разогреть застывающую от бесконечных политических интриг кровь. Для высекания жалкого подобия былого огня остались лишь вино и женщины.

— … И затем, милые дамы, я отрубил монстру последнюю руку, — вдохновенно вещал уже порядком захмелевший Синдбад.

Девушки восхищенно заохали.

— Вы такой смелый!

— Такой сильный!

— Что вы, я был тогда простым путешественником, в том бою мне просто повезло, — скромно произнес Синдбад. — Не желаете ли услышать историю о подземелье хитрого джинна Зепара?

Девушки захлопали в ладоши.

— Хотим, хотим! Расскажите!

Но тут половина ламп в зале потухла, погрузив его в таинственный полумрак. С легким шуршанием дальняя стена отъехала в сторону, открыв взглядам гостей ярко освещенную площадку, посреди которой застыла девушка. Синдбад припомнил, что раньше видел ее среди куртизанок, именно она наступила на подол одной из его теперешних дам. Любительница мелких каверз была довольно симпатичной: милое личико с чуть вздернутым носиком портил лишь слишком яркий макияж, длинные рыжие волосы в свете ламп отливали алым, широкий пояс подчеркивал осиную талию. На краю затуманенного алкогольными парами сознания Синдбада назойливо завертелась мысль, что где-то он уже видел такой необычный цвет волос. Рыжевато-багряный, как южный закат. И чуть капризный изгиб губ, и острый подбородок тоже были ему знакомы. Но Синдбад слишком разомлел, ему не хотелось напрягать память, и он отогнал роящиеся в голове образы.

— Сейчас начнется что-то важное? — спросил он у сидящей на его коленях куртизанки. Кажется, ее звали Цайшен.

Девица недовольно надула губки.

— Когьёку будет танцевать. Она такая неуклюжая, мой господин, мне жаль, что вам придется смотреть на ее жалкое выступление. Я могла бы станцевать для вас гораздо лучше.

Она игриво провела пальчиком по груди Синдбада.

— Особый танец… если вы только скажите хозяйке, чтобы она отозвала Когьёку.

— Дадим ей шанс, — примирительно произнес Синдбад. После пятого кувшина на него обычно находил приступ доброты и любви ко всему миру.

— Пускай танцует.

Тем временем откуда-то полилась нежная мелодия. Тонкая, дрожащая, она походила на звон ручья по камням. Синдбаду она казалась слишком надрывной и печальной, ему больше по душе была задорная синдрийская музыка, но в империи Ко свои вкусы и свои представления о прекрасном.

Когьёку начала двигаться в такт мелодии. Цайшен, как и ожидал Синдбад, нагло солгала — ее соперница танцевала превосходно. Движения были подобны плавному скольжению воды, широкие рукава развевались при каждом шаге крыльями ласточки. Когьёку парила над сценой. Вставала на носочки, тянулась вверх всем телом, поднимая веера высоко к потолку. В этот момент она выглядела хрупкой и тонкой, как беззащитное деревце. Затем девушка резко опускалась вниз, будто подкошенная бурей. Падала и взлетала. Одинокий листок, подхваченный ветром, летит навстречу земле, чтобы умереть.

Безмолвно, лишь языком тела, изящная танцовщица показывала тоску опадающих лепестков, тоску по уходящей весне жизни. Она говорила о недолговечности красоты. Об изысканной печали увядания.

Наблюдая за Когьёку, Синдбад даже немного протрезвел. За каждым ее жестом он видел что-то еще, неуловимое. Послание. Да. Всем своим существом девушка кричала «Помогите!», хотя на ее лице застыло отсутствующее выражение.

Когда последние звуки мелодии смолкли, и Когьёку замерла посреди сцены, зал взорвался бурными аплодисментами. Синдбад присоединился к овации, Когьёку ее действительно заслужила.

Снова зажегся свет, на сцену вышла хозяйка заведения.

— Дорогие гости, — заговорила она, когда последние хлопки смолкли, — только что вы видели прекраснейший цветок нашего дома, юный, только что распустившийся бутон. Сегодня у вас есть возможность сорвать его и насладиться чистейшим ароматом. Мы начинаем аукцион первой ночи!

Часть 1. Куртизанка. Глава 3

Когьёку присела на мягкий ковер сцены, выпрямила спину и, сложив руки на коленях, устремила взгляд в зал. На ее губах погребальной маской застыла улыбка.

Фаран назвала стартовую цену, и гости принялись азартно выкрикивать ставки. Для многих уже сам торг был развлечением, поэтому такие мероприятия хозяйка проводила публично, не заботясь о чувствах девушек, которых продавали, как лошадей на базаре.

— Тысяча юаней!

— Две тысячи юаней!

— Пять тысяч!

От каждого нового предложения Когьёку внутренне вздрагивала и невольно бросала быстрый взгляд на говорившего.

«Пожалуйста, купи меня, купи», — мысленно умоляла она их.

Но Боссан уверено перебивал любые ставки. На его губах играла самодовольная улыбка, с каждой секундой превращавшаяся в безумную гримасу. Перед глазами Когьёку встал изуродованный труп его последней жертвы, который она случайно увидела в пару месяцев назад. Следы от плети по всему телу, сломанные пальцы, запекшаяся кровь на губах…

«Нет, нет, нет! Пожалуйста, кто-нибудь, пожалуйста!»

Когьёку мутило, зал перед глазами расплывался, и только лицо Боссана, искаженное гримасой предвкушения, оставалось до ужаса четким.

«Интересно, если меня вырвет прямо здесь, он откажется? Тогда хозяйка выполнит свою угрозу… Ну и что. Я успею перерезать себе вены. Так проще. Почему я не сделала этого раньше? На что надеялась?»

— Десять тысяч юаней! — возвестил Боссан.

— Десять тысяч раз! — начала отсчет Фаран. — Десять тысяч два!

«Пожалуйста, кто-нибудь… Спасите!»

— Десять тысяч тр…

— Двадцать тысяч!

Сильный голос разрезал окутавшее Когьёку удушливое облако страха. Она широко распахнула глаза и уставилась на того, кто осмелился посягнуть на добычу Боссана.

Синдбад задорно подмигнул и помахал Когьёку рукой.


***


Когда начался торг, Синдбад не понял, о чем идет речь. Цайшен с плохо скрываемым злорадством объяснила, что невинность Когьёку продают тому, кто больше заплатит.

Синдбад взглянул на сидящую на сцене девушку, та вроде бы улыбалась, но в ее глазах плескался страх. И с каждой новой ставкой она все больше бледнела под слоем румян. Синдбад вскоре заметил, что все ставки старательно перебивает скользкого вида господин, сидящий за дальним столиком. Улыбочка у него была преотвратной, явно давая понять: планы у него на девушку самые скверные. Когьёку неотрывно смотрела на неприятного господина, и в ее глазах был уже не страх, а ужас. Дикий, животный ужас. Такой ужас Синдбад видел в глазах закаленных воинов, убегающих от чудовищ подземелий. Но люди, как известно, гораздо страшнее любых чудовищ.

Если бы Синдбад был трезв, он бы посочувствовал девушке, но не вмешался: лезть в чужие дела — не самая хорошая идея. Но Синдбад был пьян. А когда он напивался, его тянуло на подвиги.

Все существо Когьёку безмолвно взывало о помощи, и бравый моряк, покоритель подземелий и победитель монстров не мог оставить даму в беде.

— Двадцать тысяч! — решительно выкрикнул он.

Поднявшийся шум заглушил страдальческий стон Джафара.

Тот вместе с Масруром все это время сидел за соседним столиком, не мешая Синдбаду развлекаться. Масрур знакомился с местными деликатесами, а Джафар что-то подсчитывал на бумажке, изредка бросая осуждающие взгляды на торгующихся мужчин. Теперь Джафару было впору пожалеть, что он не следил пристальнее за своим непутевым господином.

Джафар подскочил к Синдбаду и, склонившись к его уху, раздраженно зашипел:

— Син, ты с ума сошел! Это же половина всех денег, что у нас с собой. И ты тратишь их на… на… на шлюху!

— Джафар, как ты можешь быть таким меркантильным, когда речь идет о спасении невинной девы от злодеев! — Весь пафос монолога Синдбада сильно испортил заплетающийся язык.

— Всех девушек спасать — денег не наберешься, — процедил сквозь зубы Джафар. — К тому же тот парень, что хочет ее купить, явно бандит, посмотри какие рядом с ним телохранители — настоящие головорезы. Не хватало нам еще разозлить главаря всех местных отщепенцев — проблем потом не оберешься.

— Я смогу разобраться с любыми бандитами, — отмел все возражения Синдбад и насмешливо прищурился. — Неужели, Джафар, ты… трусишь?

Джафар собрался что-то гневно возразить, но тут скользкий тип назвал новую цену. Начался горячий торг.

— Тридцать! — выкрикнул Синдбад.

Джафар схватился за голову. Масрур флегматично рыгнул.

— Тридцать пять! — истерично взвизгнул «скользкий».

— Сорок! — величественно изрек король Синдрии.

Бандит наградил его полным ненависти взглядом, но промолчал.

— Сорок раз! Сорок два! Сорок три! Продано! — объявила хозяйка заведения.

— Ох, почему ты не тихий пьяница, Син? Почему, вместо того, чтобы спокойно дрыхнуть в углу, ты вершишь подвиги? — трагично вопросил Джафар, возводя очи к потолку.


***


Когьёку словно вышла из своего тела и наблюдала за происходящим со стороны. Ход событий оказался настолько неожиданным, что такого просто не могло произойти с ней.

Внутренне она уже приготовилась к худшему. Она не собиралась покорно становиться очередной жертвой садистских игрищ Боссана. Шпилька ее матери была достаточно острой — хватит на то, чтобы проткнуть подонку шею. А затем зарезать себя. Когьёку не верила, что Синдбад будет торговаться до конца. То, что он вообще вступил в торги — лишь королевская блажь. Боссан все равно перебьет его ставки. Но Синдбад снова удивил ее.

— Продано! — крик Фаран гулким эхом разнесся в душе Когьёку.

Она все еще не могла поверить, что спасена. Синдбад заплатил за нее баснословную даже по меркам квартала удовольствий сумму — в голове не укладывалось.

Чудо. Настоящее чудо.

Словно во сне Когьёку поднялась на ноги, подошла к довольно улыбающемуся Синдбаду, произнесла положенные слова — тело двигалось само.

Когьёку повела короля прочь из зала в особые Покои Первой Ночи. В темном коридоре дорогу им преградили Боссан и два дюжих головореза.

— Это мое, — хмуро объявил Боссан, тыча в Когьёку унизанным перстнями пальцем.

Вот тут Когьёку очнулась и ясно осознала происходящее. Первым ее порывом было не закричать, не убежать. Вовсе нет.

Когьёку выхватила из-за пояса шпильку матери и встала между Синдбадом и бандитами.

— Прочь! — истерично взвизгнула она.

Когьёку была на пределе, сегодняшний день слишком вымотал ее. Она уже не осознавала, что не сможет справиться с боссанскими телохранителями своей жалкой шпилькой, если бы хоть один из них пошевелился, она бы наверняка попыталась проткнуть ему глаз — настолько она была зла и напугана.

И тут Когьёку ощутила на своем плече сильную руку.

— Все в порядке, — спокойно произнес Синдбад и небрежно добавил: — Масрур.

Перед глазами Когьёку промелькнула алая молния, а в следующее мгновение посреди коридора лежали три бесчувственных тела, пускающие пену изо ртов.

— Ничего не бойся, малышка! — заявил Синдбад, сияя, точно новенькая монета. — Я защищу тебя от любых негодяев.

Когьёку заметила, что при этих словах следовавший за ними мужчина в зеленой накидке прикрыл лицо рукой и тяжко вздохнул.

— Герой, чтоб тебя разорвало, — прошептал он.

Когьёку решила, что лучше будет ни о чем не спрашивать и отвести гостя в спальню.

Потихоньку эйфория от осознания спасения покидала душу, к Когьёку возвращался страх.

«Да, Синдбад спас меня. Он кажется добрым и благородным. Но так ли это? Мужчинам нельзя верить. За красивым лицом и манерами аристократа может таиться демон. Не попала ли я в лапы еще более страшного чудовища?»

Когьёку била мелкая дрожь, и она постаралась не показывать страха. В конце концов, ее столько лет обучали, она сможет улыбаться до самого конца.

Когда они добрались до опочивальни, красноволосый мужчина, которого Синдбад называл Масрур, молча встал возле стены.

«Телохранитель», — поняла Когьёку.

— Госпожа, передайте этому идио… — начал другой спутник Синдбада, — то есть моему королю, чтобы, когда проспится, сразу же возвращался в гостиницу.

Он вежливо поклонился Когьёку и быстро удалился.

— Джа-афар з-зануда, — протянул Синдбад, его язык заплетался так сильно, что Когьёку не сразу разобрала слова.

Синдбад широко зевнул, вдруг покачнулся и начал заваливаться на изумленную Когьёку. От участи быть раздавленной ее спас Масрур. Он ловко поймал своего господина и, перекинув через плечо, втащил в комнату.

Когьёку прошла следом за Масруром и глупо наблюдала, как тот укладывает Синдбада на широкое, устланное алым шелковым покрывалом ложе.

— Эм, — выдавила Когьёку.

— Он будет спать, — обронил Масрур. — Я буду снаружи.

Больше не вдаваясь ни в какие подробности, он вышел из комнаты.

Когьёку долго таращилась на закрывшуюся дверь, потом медленно перевела взгляд на Синдбада. Он спал сном младенца.

«Что же получается, первой ночи не будет?»

За сегодняшний день Когьёку пережила столько страхов и радостей, что такое открытие уже не удивило ее. Она без сил рухнула на кровать рядом с Синдбадом.

— Ну и странный же вы, господин, — заметила Когьёку.

Синдбад в ответ захрапел.

Часть 1. Куртизанка. Глава 4

Синдбад открыл глаза и по-кошачьи потянулся всем телом. Он чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим, полным сил — хоть сейчас на покорение подземелья. Он сел на кровати и осмотрелся: убранная роскошными коврами комната была ему не знакома, как и сидящая в кресле у его ложа премилая девушка.

— Доброе утро, господин мой. Хорошо ли вам спалось? — медовым голосом спросила она. — Желаете ли принять ванну? Или сперва вкусить завтрак?

Синдбад недоуменно воззрился на нее, пытаясь припомнить, что же произошло вчера. Привлеченный рассказами об экзотической любви куртизанок Империи Ко, о ведомых им секретах истинного наслаждения, он полетел в квартал удовольствий. Видимо эта девушка и есть та самая многоопытная куртизанка. Правда выглядела она не слишком похоже на искушенную жрицу любви. Девушка старательно улыбалась, надо отдать ей должное, она была неплохой актрисой и легко провела бы человека менее проницательного, чем Синдбад. Но он слишком много лет провел, угадывая за любезностями дипломатов коварные замыслы. И сейчас от него не укрылось, что улыбка девушки выглядела приклеенной, а в глазах маячил призрак страха. Она смотрела на Синдбада, как на кобру, от которой ждут смертоносного броска.

Синдбад слегка встревожился. За долгие годы он повидал сотни женщин и по-своему даже гордился тем, что ни одна из них не ушла после ночи с ним разочарованной. А тут было не просто разочарование, а ужас.

«Что же я такого сделал? Превратился в самый ответственный момент в Зепара? Шайтан, ничего не помню. Ладно, разберемся по ходу».

Синдбад призвал на помощь свое самое мощное оружие — обворожительную улыбку.

— Доброе утро, моя прелестница, — вкрадчиво произнес он, бросая в лобовую атаку убойные дозы сияния легендарного героя и путешественника. — Я так ослеплен твой красотой, что совершенно потерялся во времени. Не подскажешь, который сейчас час и где мои спутники?

Его стремительный натиск возымел действие: девушка едва заметно покраснела, но тут же постаралась скрыть смущение, добавив патоки в и без того приторную улыбку.

— Близится полдень, господин мой. Ваш советник просил передать, чтобы вы возвращались в гостиницу, а ваш телохранитель обедает в соседней комнате. Вчера вы были так восхищены особой сливовой наливкой нашего заведения, что переборщили и познали истинное наслаждение — сон.

Картина начала проясняться.

«Ясно, значит, я вчера напился до беспамятства. Но тогда я должен был проспать всю ночь и не сделать ничего, что бы могло напугать эту маленькую птичку».

— Возможно, прежде ванны и завтрака вы желаете получить то, за что заплатили, господин мой? — как девушка ни старалась, на последнем слове ее голос дрогнул. — Тогда позвольте мне отдать вам свою самую величайшую драгоценность: жемчужину, сбереженную специально для вас.

И тут Синдбад наконец-то вспомнил ее. Когьёку — куртизанка, право первой ночи с которой он купил. Король мысленно поморщился, когда в голове всплыли подробности омерзительного торга. Конечно, глупо требовать добропорядочности от проституции — это грязное развлечение. Синдбад не брезговал им пользоваться и не питал иллюзий. Но все же такая открытая торговля невинностью девушки, словно на невольничьем рынке, коробила его. А уж в пьяном виде вообще разожгла праведный гнев и желание совершать подвиги.

«Шайтан! Я же спустил на нее все деньги».

— Так чего же вы хотите, господин мой? — спросила Когьёку, будто прыгнула в омут с головой.

— А чего хочешь ты? — ответил вопросом на вопрос Синдбад.

Деньги уже не вернуть, но он не собирался брать то, за что заплатил, силой. Женщины, даже куртизанки, хотели его любви, а Когьёку вот-вот упадет в обморок от страха. Меньше всего Синдбад желал причинить ей боль, пусть она всего лишь шлюха. В этом он не собирался уподобляться сильным мира сего, разрушающим чужие жизни в угоду собственной прихоти.

Когьёку ошарашено уставилась на Синдбада, разом забыв о своей роли жрицы любви.

— Разве имеет значение, чего я хочу?

— Конечно. — Синдбад улыбнулся ей, на сей раз ласково, ободряюще. — Если ты не хочешь близости, я не буду тебя заставлять. Оба партнера должны получать удовольствие.

— Удовольствие, — тупо повторила она.

Синдбад протянул руку, осторожно накрыл ее маленькую ладошку своей и ощутил едва уловимую дрожь.

«Бедная, напуганная птичка. Сколько же человеческих пороков ты успела повидать, что уже в таком юном возрасте боишься всего?»

— После первой ночи нас проверяют, — едва слышно произнесла Когьёку. — Если вы ничего не сделайте, то меня продадут снова и на сей раз точно Боссану… Пусть лучше это будете вы!

Когьёку подняла на Синдбада взгляд полный такой отчаянной надежды и мольбы, что пробилась сквозь окутывавшую его сердце защитную броню из расчетов, хитрости и цинизма, пронзила острой стрелой жалости.

«С меня не убудет подарить ей пару часов счастья, а в проклятом, полном злобы мире станет чуть меньше страданий и боли».

— Иди сюда, — с мягкой улыбкой шепнул Синдбад и привлек трепещущую Когьёку к себе. — Ничего не бойся и доверься мне, я проводил корабль невредимым через самые опасные рифы.


***

Когьёку выскользнула из Покоев Первой Ночи. Она шла медленно, окутанное негой тело двигалось с трудом. Когьёку поймала себя на том, что улыбается. Никогда еще она не была так счастлива, омертвевшую душу заполняло тепло.

Когьёку поднялась на второй этаж, направляясь в свою комнату: сейчас ей как никогда хотелось побыть одной, насладиться в полной мере новыми ощущениями, обнять пушистый светлый комочек в душе и нежно лелеять.

— Стерва!

Из-за поворота коридора на нее вылетела Цайшен и вцепилась в волосы, грубо возвращая с небес на землю.

— Хитрая тварь! Это я должна была провести ночь с ним!

Девушки покатились по полу, Когьёку пиналась и пыталась сбросить с себя Цайшен, та немилосердно таскала соперницу за рыжие локоны.

— Пре-кра-тить! — От рыка Фаран, казалось, затряслись стены.

Она оттащила Цайшен от жертвы и отвесила ей подзатыльник. А затем, дивное дело, помогла Когьёку встать с пола.

— Ты в порядке? — с притворной лаской спросила Фаран. — Сорок тысяч… Самая высокая цена за всю историю «Белой лили». Ты молодец, Когьёку! Как только Юй Лянь уйдет на покой, ты станешь главной куртизанкой. Ты — гордость нашего дома.

Лицо Фаран исказила алчная гримаса, и Когьёку передернуло.

«Главная куртизанка… возможность самой выбирать клиентов, дорогие подарки и почет. Я ведь стремилась именно к этому».

Но после встречи с Синдбадом бордель начал казаться Когьёку еще более отвратительным, чем раньше. Синдбад открыл для нее другую жизнь, лучшую, настоящую. Он позаботился о ней, помог преодолеть страх перед первой ночью, был нежен и осторожен. Для него она была не просто куклой, которую можно дергать за конечности и крутить, как вздумается. С ним Когьёку в полной мере осознала, что значит быть человеком, а не вещью для утех. Одна только мысль, что другие мужчины осквернят ее, вызывала ужас. Нет, она сохранит верность ему!

«Чего ты хочешь?»

«Я хочу быть с вами всегда!»

Рядом назойливой мухой жужжал голос Фаран, ругавшей Цайшен и расточавшей похвалы Когьёку. Та методично кивала, но мысли ее витали далеко. Она приняла решение.

«Я не могу больше здесь оставаться».

Когьёку вернулась в свою комнату и начала готовиться к побегу. План у нее уже был, раньше она не раз прокручивала в голове возможные варианты побега, но ее всегда останавливал страх остаться одной во внешнем мире. Теперь она была не одна.

Синдбад обмолвился, что завтра днем отплывает в Синдрию, Когьёку собиралась найти в порту его корабль и незаметно прокрасться на борт. Она надеялась, нет, даже была уверена, что Синдбад не откажет ей в помощи. Она могла бы работать у него во дворце простой служанкой, делать самую грязную работу — лишь бы рядом с ним и в свободном мире.

За обедом Когьёку украла несколько кусочков хлеба и яблок себе в дорогу. Денег у нее не было, но она надеялась, что сможет быстро найти Синдбада, и они не понадобятся.

Фаран проявила невиданную щедрость и разрешила Когьёку отдохнуть в эту ночь.

— Тебе надо беречься для самых лучших клиентов, — с мерзкой улыбкой сказала Фаран.

Всю ночь Когьёку проворочалась без сна, раз за разом прокручивая в голове план, представляя реакцию Синдбада.

«А если он прогонит меня? Нет, не прогонит. В любом случае, стоит рискнуть. Я не могу больше так жить!»

Ранним утром, когда над кварталом удовольствий встало солнце, последние клиенты вернулись домой к женам, а усталые жрицы любви разбрелись по своим комнатам отдохнуть после ночных трудов, Когьёку вскочила с постели.

Она переоделась в неприметную одежду: простую льняную рубаху и штаны, заплела волосы в косу и спрятала под платком. Если повезет, ее примут за служанку.

Когьёку собрал в узелок припасы, из вещей она взяла с собой только шпильку матери. Драгоценностей, которые можно было бы продать, у нее не было — Фаран держала все сколько-то стоившие побрякушки у себя под замком и выдавала младшим куртизанкам лишь на время прихода гостей.

По сплетенной из простыни и одеяла веревке Когьёку спустилась со второго этажа и притаилась в саду, среди цветущих розовых кустов. У входа в «Белую лилию» стояли два охранника, пройти мимо них незамеченной было сложно. Но на такой случай у Когьёку было готово решение: в заборе на заднем дворе она нашла расшатанную доску.

Когьёку без труда покинула бордель и быстро зашагала улице. У лавки торговца рыбой она остановилась и юркнула в подворотню. Здесь стояла телега, на ней расположились пустые бочки из-под рыбы, которые раз в день торговец возил в порт за новым товаром. Запряженная в телегу пегая лошадка подозрительно уставилась на Когьёку, но та угостила ее яблоком, и животное успокоилось.

Когьёку забралась в одну из бочек, согнувшись в три погибели, кое-как устроилась. Тут ужасно воняло тухлятиной, Когьёку прикрыла нос рукавом и постаралась дышать ртом. Потянулись томительные минуты ожидания. Когьёку показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем она услышала шарканье шагов, а затем бочку тряхнуло, и раздался скрип колес.

Торговец болтал сам с собой, уныло жаловался на весь свет и ругал лошадь. Бочку слегка потряхивало, что в сочетании с ужасным запахом, не оченьпонравилось желудку Когьёку, и он выказал горячее желание расстаться со вчерашним ужином. Когьёку сжала зубы и за борьбой с тошнотой не сразу заметила, что телега остановилась. Когьёку замерла. Если стражники у ворот заглянут в бочку — все пропало. На лбу выступил холодный пот, сердце бешено колотилось в груди, Когьёку казалось, что все точно услышат такой грохот.

— Привет, старый хрен!

— Сам ты хрен!

— Опять едешь в порт за тухлятиной?

— Не тухлятиной, а лучшей рыбой. Мне делает заказы сама госпожа Фаран!

— Ладно, давай открывай бочки.

Когьёку похолодела: такого развития событий она в своем плане побега не учла.

— Может не надо? — заныл торговец. — У меня сегодня куча дел, а тут еще время на вашу проверку тратить.

— Так положено, — строго возразил один из стражников.

Другой захихикал.

— Мало ли, может ты там украденную шлюшку везешь.

Мысли в голове Когьёку панически заметались, она лихорадочно пыталась найти выход из западни.

«Ткнуть открывшего бочку стражника шпилькой в глаз и сбежать? Поймают. Но я застану их врасплох…»

Пока она думала, послышался стук: похоже, стражники открыли одну бочку.

— Фу, как воняет-то! Меня сейчас вырвет! — пожаловался один из них. — Слушай, Шен, может ну его? Все равно в бочках нет ничего, кроме смрада.

— Ладно, проезжай, — разрешил другой.

От облегчения у Когьёку на глаза навернулись слезы.

«Меня будто какая-то высшая сила защитила. Рух, если ты меня слышишь, спасибо тебе!»

Телега ехала по улицам города, Когьёку вслушивалась в звуки снаружи: голоса, стук копыт, топот ног. Иногда раздавался звонкий детский смех, и тогда горло Когьёку сдавливал спазм. Там, в городе, жили люди, радовались, грустили, любили. Испытывали все то, чего она была лишена.

Когьёку воспользовалась шпилькой и проделала в старом дереве дырку, чтобы следить за обстановкой. Примерно через час телега остановилась, послышались шаги торговца. В щелочку Когьёку увидела, что он вошел в какое-то здание. Она поспешно откинула крышку и выбралась из бочки. В нос ударил соленый запах моря, лицо обдало свежим ветром.

Они приехали в порт.

Когьёку спрыгнула с телеги и спряталась за какими-то тюками. Там она отдышалась, успокаивая взволнованно колотившееся сердце. Ей все еще не верилось, что она выбралась из квартала удовольствий на волю.

Когьёку осторожно выглянула из-за тюков и замерла. Она увидела море. Широкая темно-синяя гладь раскинулась насколько хватало глаз, уходя далеко за горизонт и там сливаясь с лазурным небом. У Когьёку от восторга перехватило дыхание. Бесконечный простор зачаровал ее. Ни стен, ни стражи, можно сесть на корабль под белыми парусами и плыть, куда душа пожелает.

Несколько минут Когьёку просто стояла и наслаждалась красотой мира, впитывала чистейшую синеву воды, прохладный ветер, крики чаек и запах соли.

В себя ее привел резкий окрик тащившего тюк матроса. Когьёку поспешила посторониться.

«Не время расслабляться, — жестко напомнила она себе. — Я еще не спаслась. Фаран наверняка обнаружила мое отсутствие, значит, стража уже переворачивает вверх дном квартал удовольствий. Хитрая старая лиса догадается, к кому я побежала за помощью. Скоро стражники будут здесь, надо торопиться!»

Когьёку подошла к матросу, который только что проходил мимо. Он уже успел поставить свою ношу и теперь уселся сверху, обмахиваясь рукой и утирая пот со лба.

— Прошу прощения, добрый господин. — Когьёку изобразила детскую невинную улыбку, входя в образ милой девочки. — Не подскажите, где я могу найти корабль из Синдрии?

— Не знаю. Отвали, — огрызнулся матрос.

Когьёку пришлось отправиться на поиски кого-нибудь полюбезнее. На пожилого бородача ее тщательно сыгранный умоляющий взгляд произвел впечатление.

— Прости, милая, я бы с радостью помог такой красавице, но не знаю ничего о синдрийском корабле, — со вздохом сказал он.

Больше часа Когьёку бродила по порту, расспрашивая каждого встречного, но все либо огрызались, либо недоуменно пожимали плечами. Наконец, когда девушка уже начала отчаиваться, ей повезло.

— Синдрийский корабль? Я как раз с него, — заявил веснушчатый рыжий мальчонка. — Пойдем со мной.

Когьёку поспешила следом за бодро потрусившим по причалу парнишкой. Когда они пробегали мимо небольшой группы переговаривающихся людей, Когьёку услышала обрывок разговора.

— … ее сложно не заметить, у нее необычный цвет волос — рыжие с алым отливом, — сказал мужчина с мечом на поясе.

«Стражники! — догадалась Когьёку. — Ищут меня. Как быстро старая грымза спохватилась».

Она посильнее затянула платок, порадовавшись, что додумалась скрыть волосы.

«Пока они меня не заметили. Может, повезет».

— Вон он, — объявил тем временем мальчик, показывая пальцем на большой корабль. — «Морской дракон», флагман. На нем прибыл сам король.

Часть 1. Куртизанка. Глава 5

Синдбад облокотился на борт и наблюдал за погрузкой, изредка перебрасываясь с Джафаром словами.

— Все-таки жаль, что эти переговоры опять ни к чему не привели, — сокрушенно произнес Джафар.

— Я и не надеялся на благоприятный исход, — устало заметил Синдбад. — С императором всегда было очень сложно вести дела, он упрям, ослеплен жаждой завоеваний. Он, похоже, вообще не рассчитывает на мирные отношения с другими странами…

Синдбад замолчал на полуслове, заметив на трапе суматоху. Какая-то девушка, растолкав матросов, взлетела на палубу, молнией метнулась к Синдбаду и пала перед ним ниц.

— Пожалуйста, возьмите меня с собой! — выпалила она.

Синдбад привык к неожиданностям, застать его врасплох было сложно, поэтому ему понадобилась всего секунда, чтобы сориентироваться. Он успокаивающе кивнул, отсылая прочь матросов, которые горели желанием спасать государя от коварной убийцы. Затем произнес, протягивая девушке руку:

— Ни один правитель не стоит того, чтобы перед ним опускались на колени, в том числе и я. Встань, как свободный, гордый человек, и расскажи, что случилось.

Когда девушка поднялась, Синдбад, наконец, узнал ее.

«Ого, та самая малышка куртизанка. Когьёку»

Без украшений и яркой косметики она выглядела совершенно по-другому. Простые одежды подчеркивали ее красоту гораздо лучше пестрых вульгарно-роскошных тряпок проститутки. Нежный только что распустившийся цветок с огненно-алыми лепестками. Синдбад на краткий миг даже залюбовался ею.

— Я сбежала из борделя, — пробормотала Когьёку, затем вскинула на Синдбада полный надежды взгляд. — Я больше не могу жить там. Пожалуйста, позвольте мне служить вам! Я готова быть простой судомойкой в вашем дворце, лишь бы не возвращаться в бордель.

Мысленно Синдбад обругал себя последними словами. В «Белой лилии» ему даже в голову не пришло позвать Когьёку с собой, выкупить ее насовсем или лихо украсть. Она ни о чем не просила, и он просто предоставил Когьёку ее судьбе.

«Жизнь короля делает меня все черствее и расчетливее. Когда-то я, не поколебавшись, помог бы ей, а сейчас даже не подумал предложить ей свободу… А она отчаянная — сбежала из борделя, нашла меня. Смелая девочка».

— Конечно, ты можешь оста… — начал Синдбад, но не успел договорить.

— Си-и-ин, — раздалось не предвещающее ничего хорошего шипение.

Джафар духом возмездия стоял за спиной Синдбада.

— На два слова, — с нажимом произнес он и утащил Синдбада в сторону.

— Син, ты что, собираешься взять ее с собой? — прошептал Джафар.

— А почему нет? — Синдбад вопросительно выгнул бровь. — Найдем для нее достойную работу во дворце, подарим девочке новую жизнь.

— Мы не благотворительная организация. Син, она куртизанка из элитного борделя, — медленно, выделяя каждое слово, произнес Джафар. — Фактически, сейчас ты похищаешь чужую собственность. Что, если ее хозяйка подаст на тебя жалобу? Виданное ли дело, король Синдрии — вор!

— Виданное ли дело — хозяйка борделя подает жалобу в суд, — парировал Синдбад.

— Куртизанки приравниваются к рабыням, они принадлежат своему дому, — сухо проговорил Джафар. — Как бы мерзко это ни звучало, но таков закон. Мы не в Союзе Семи Морей, помни. Мы в той части мира, где торговля людьми — общепризнанный бизнес.

— Тогда выкупим ее.

— Если забыл, ты уже истратил на нее все наши деньги, — едко процедил Джафар.

Синдбад отмахнулся от него, как от назойливой мухи.

— Ты беспокоишься зря. Никто не сможет доказать, что ее увез я. И даже если докажет, ничего страшного. Моя репутация и так не безупречна, лишнее темное пятно ее не испортит.

Синдбад посмотрел на Джафара мрачно, серьезно.

— Переговоры ни к чему не привели, империя Ко жаждет воевать, а не мирно торговать — новости одна хуже другой. Позволь мне сделать хоть что-то хорошее, чтобы немного уравновесить чашу весов мировой справедливости. Или потешить свою совесть, без такой подпитки она может и умереть.

— Поступай, как знаешь, — устало согласился Джафар. — Ведь король ты, а я лишь советник.

Синдбад покосился на Когьёку: она стояла у борта, не сводя с него жадного взгляда. Хрупкая маленькая девушка, надеющаяся на чудо.

«С нее станется прыгнуть в море, если я ее прогоню».

Король пристальнее вгляделся в лицо Когьёку, какая-то назойливая мысль не давала ему покоя. Еще тогда в борделе смутные образы промелькнули в голове, но он был слишком пьян, чтобы их ухватить. Чувство дежавю — вот что это было. Когьёку напоминала Синдбаду кого-то, но он никак не мог понять кого.

«В любом случае, эта девочка не так проста, как кажется. В ней скрыт потенциал, внутренняя сила. Она не захотела покорно следовать своей судьбе, решила бороться».

Интуиция подсказывала Синдбаду, что Когьёку может послужить на благо Синдрии, а он привык доверять внутреннему чутью, не раз спасавшему ему жизнь. К тому же Синдбаду действительно было жаль бросать Когьёку на произвол судьбы.

Синдбад подошел к ней, взял ее дрожащие руки в свои и пристально посмотрел в глаза.

— Подумай, готова ли ты к жизни обычного человека, — строго произнес он. — Если ты отправишься в Синдрию, у тебя не будет ни роскошных нарядов, ни украшений, ни служанок. Тебе придется зарабатывать на жизнь тяжелым трудом. Подумай, готова ли ты мыть посуду, стирать, убирать? Готова ли к тому, что твои руки огрубеют, а нежную кожу опалит солнце?

— Я лучше буду до конца дней чистить нужники! — страстно выпалила Когьёку. — Но я буду свободной!

Синдбад позволил себе улыбнуться.

— До такого не дойдет. Я видел, как чудесно ты танцуешь, думаю, ты сможешь служить у меня при дворе танцовщицей… Что ж с этого момента ты моя подданная!

Счастье, отразившееся на лице Когьёку, согрело Синдбада и напомнило чувство, которое он почти забыл: как это прекрасно — помогать другим.


***


Когьёку хотелось и плакать, и смеяться. Синдбад позволил ей остаться! Ей казалось, что от радости вот-вот разорвется сердце.

— Ваше величество, эти люди утверждают, что ищут сбежавшую куртизанку и хотят поговорить с вами, — вдруг прозвучало совсем рядом.

Когьёку похолодела, медленно-медленно она обернулась и увидела стоящих рядом с синдрийским матросом стражников.

«Они пришли за мной. А что если Синдбад выдаст меня?»

Синдбад спокойно шагнул вперед и встал так, что Когьёку оказалась у него за спиной.

— Я вас слушаю, господа, — любезно обратился он к стражникам.

Те поклонились.

— Приносим своим глубочайшие извинения за беспокойство, ваше величество, — начал один из них. — Но мы считаем, что на ваш корабль обманом пробралась куртизанка, сбежавшая из дома «Белая лилия» сегодня утром. Мы хотим забрать ее.

— Боюсь, вы ошибаетесь, — все так же вежливо произнес Синдбад. — На моем корабле только синдрийцы.

— Да вот же она! — воскликнул другой стражник, показывая пальцем на Когьёку, которая рискнула выглянуть из-за широкой спины короля. — Я помню тебя!

— Верните нам куртизанку, — с угрозой заговорил его напарник, — иначе…

Когьёку украдкой взглянула на Синдбада. Он широко улыбался, и от его улыбки у Когьёку по спине побежали холодные мурашки.

— Иначе что? — опасно мягко спросил Синдбад. — Господа, осмелюсь напомнить, что вы находитесь на судне Синдрии. А, согласно принятой дипломатической практике, корабль другого государства является его территорией. Вы угрожаете мне, королю Синдрии, на моей же территории. И еще смеете посягать на граждан Синдрии, не предъявив никаких доказательств.

— Но я узнал ее, — уже далеко не так уверенно промямлил стражник. — Это Когьёку из дома «Белой лилии».

— То есть вы называете мою верную служанку — шлюхой из борделя. — Улыбка Синдбада могла нагнать страху на кого угодно, и стражники заметно стушевались.

Когьёку решила, что пора подыграть.

— Да как вы смеете! — взвизгнула она, изображая праведный гнев. — Я честная замужняя женщина!

Стражники теперь выглядели растерянно.

— Спутал, наверное, — пробормотал один из них. — Простите, уважаемая…

— Господа, здесь вы не найдет никаких куртизанок, — вмешался Джафар. — Давайте я вас провожу.

Он принялся настойчиво подталкивать стражников к трапу, Когьёку успела заметить, как от Джафара к стражникам перекочевало несколько золотых монет.

Только когда стражи порядка сошли на берег и растворились в толпе на причале, Когьёку позволила себе расслабиться. Она благодарно взглянула на Синдбада.

— Я перед вами в неоплатном долгу, — прошептала она.

Синдбад только улыбнулся.

— Я основал Синдрию для того, чтобы в ней могли найти приют все те, кто мечтает о свободе. Во время своих странствий я видел много несправедливостей, и хотел создать такое государство, где люди могли бы мирно трудиться, не боясь войны, голода и жестокости владык. В Синдрии ты сможешь начать жизнь сначала. Воспользуйся этим шансом с умом.

— Да! — выдохнула Когьёку.

В этот момент она поняла, что готова отдать за Синдбада жизнь.

Часть 1. Куртизанка. Глава 6

Когьёку медленно прогуливалась по дрожкам дворцового сада, она любила проводить свободное время наедине с цветами и сладкоголосыми птицами. Синдрийская природа поразила ее пышностью и богатством. Когьёку очаровали пальмы, сочно-зеленые листья которых напоминали причудливые веера. Тигровые лилии, розы и еще множество цветов, названия которых она не могла запомнить, радовали глаз, опьяняли диковинными ароматами. Синдрия была поистине благодатным краем. С того дня, как корабль Синдбада причалил в гавани, прошло уже три месяца, и Когьёку влюблялась в Синдрию все сильнее. Эта страна стала для нее настоящим домом.

Как и обещал Синдбад, Когьёку получила должность придворной танцовщицы. Она выступала на многочисленных синдрийских празднествах, услаждала взоры гостей Синдбада во время пиров. Ее талант уважали, Когьёку получала приличное жалованье и жила в небольшой уютной комнате в крыле слуг. Может быть, ее жизнь была не такой роскошной, как у главной куртизанки «Белой лилии», зато чистой и честной. Каждый день, купаясь в лучах синдрийского солнца, Когьёку смывала с себя грязь борделя.

Сначала Когьёку волновалась, что местные девушки, влюбленные в Синдбада, ее заклюют. Но видимо воздух Синдрии как-то влиял на людей — все местные жители отличались добродушием и неиссякаемым оптимизмом. Дворцовые танцовщицы и служанки быстро приняли Когьёку в свой круг. Все они хоть и восхищались Синдбадом, но не соперничали за его внимание.

— Влюбляться в короля? — изумленно переспросила у Когьёку одна из ее приятельниц. — Глупость какая. Такой великий человек никогда не ответит взаимностью простой служанке. Какой смысл тратить на него пыл? Лучше найти славного парня, за которого сможешь выйти замуж. Да и все равно в сердце нашего короля есть место лишь для Синдрии. Ты ведь не влюблена в него, Ко?

Проблема была в том, что Когьёку как раз была влюблена…

Когьёку остановилась возле куста роз и задумчиво коснулась кончиками пальцев атласно-гладких лепестков.

— Невозможно соперничать за внимание короля с его страной, — прошептала Когьёку. — Но я ведь и не ищу его любви. Я просто хочу быть ему полезной, как-то отплатить за спасение.

Синдбад держался с Когьёку дружелюбно. Когда они встречались в коридорах дворца, он здоровался, спрашивал как у нее дела. Во время ее выступлений он бурно аплодировал, хвалил ее грацию, изобретательность в придумывании новых танцев. Но Когьёку этого было мало, потому что точно также Синдбад улыбался другим танцовщицам, точно также хвалил достижения любого синдрийца. Когьёку хотела быть особенной.

«Заслужить его уважение. Вот чего я хочу. Но как этого добиться, будучи простой танцовщицей?»

Когьёку побрела дальше по тропинке, свернула у пышных зарослей пальм и увидела того, кто занимал все ее мысли.

Синдбад небрежно развалился на резной деревянной скамейке и, подперев голову рукой, внимательно наблюдал за копошащимися в листве пальмы пестрыми попугаями. Но Когьёку сразу поняла, что птицы его мало волнуют. На лицо Синдбада набежала тень, между бровей пролегла морщина, сейчас он выглядел старше своих лет. Какие-то тяжелые мысли обуревали Синдбада.

Когьёку собралась повернуться и уйти, но что-то удержало ее на месте.

«Может быть, я смогу помочь ему? Развеселить, ободрить?»

Поколебавшись, Когьёку робко подошла к Синдбаду. С минуту он не обращал на нее внимания, но затем вздрогнул, словно очнулся ото сна, и выдал фальшивую улыбку.

— О, малышка Ко. Тоже решила спрятаться от жары в тени деревьев?

Он сделал жест рукой, приглашая ее присесть рядом.

— Я люблю гулять в саду, здесь так красиво. Не устаю поражаться чудесам Синдрии, — несмело произнесла Когьёку.

— Рад, что тебе пришлась по душе эта страна, — сказал Синдбад.

— Она не могла мне не понравиться, ведь Синдрия — ваша страна! — с жаром выпалила Когьёку и залилась краской.

«Вот ведь… Я же профессиональная куртизанка, меня учили ремеслу двенадцать лет, а краснею рядом с ним, как дура».

Теперь Когьёку в полной мере поняла свою бывшую соперницу Цайшен. Рядом с таким мужчиной будет смущаться даже куртизанка.

«Его сияние ослепляет».

— Я заметила следы печали на вашем лице, — осторожно произнесла Когьёку, — и хотела узнать, не могу ли чем-нибудь помочь.

Устремленный на нее взгляд Синдбада стал оценивающим, холодным. Когьёку показалось, он видит ее насквозь, читает все ее простые мысли.

— Пожалуй, я расскажу тебе, — медленно проговорил он. — Наш мир полон скорби. Войны, работорговля, нищета, голод — разные напасти беспощадно терзают людей. Во время своих странствий я видел много горя. Неестественно много. Будто кто-то специально толкает наш мир в бездну тьмы. И я узнал, что это действительно так. Существует древняя организация под названием Аль-Сармен, именно они сеют семена темной Рух повсюду. Они создают кризисы в разных странах, провоцируют войны и мятежи, развращают правителей и доводят народ до отчаяния. Именно они причина многих несчастий. Разрастание пороков, изощрённые формы проституции, с которыми повезло не столкнуться тебе — все их рук дело.

Синдбад говорил убедительно, ему хотелось верить, но Когьёку достаточно близко столкнулась со злом мира, чтобы сомневаться в словах Синдбада. Она решилась ему возразить.

— Мне кажется, не следует винить во всех бедах некую тайную организацию. Большинство проблем люди создают себе сами. Жестокие, жадные, они порочны по своей природе. Чтобы обратить их Рух в черную, не нужно влияние извне. Люди ужасны сами по себе! Мерзкие твари!

С каждым словом в ней поднималось отвращение.

«О да, я видела порок во всей красе! Уж я-то знаю!»

Она встретилась взглядом с Синдбадом и снова ощутила, как краска приливает к лицу. Он смотрел на нее ласково, с сочувствием.

— Я понимаю, ты не видела от людей ничего хорошего, Ко, — произнес он и накрыл ее тонкие пальцы своими, сильными и теплыми. — Но дай им шанс. Посмотри на Синдрию: разве кто-то здесь обижал тебя, был груб и жесток?

— Нет, — прошептала Когьёку. — Все были добры ко мне… Даже не верится, что столько хороших людей может жить на свете.

— А ты поверь. В душе все люди — хорошие, при рождении Рух каждого из нас сияет ярче солнца, — убежденно произнес Синдбад. — Часто обстоятельства сбивают людей с пути, но они все равно стремятся к лучшему. Я уверен, если уничтожить Аль-Сармен, многие страны станут похожи на Синдрию.

Когьёку заразила его вера, его огонь.

— Я бы хотела помочь вам, — горячо произнесла она.

Синдбад улыбнулся.

— Ты уже помогла тем, что не прокляла свою судьбу. Сохранила свет своей Рух тогда, когда грязь должна была тебя замарать.

Когьёку покраснела до корней волос, залепетала сбивчивые слова благодарности.

Тут на дорожке появился Джафар и сообщил Синдбаду, что прибыли какие-то важные гости. Синдбад ушел с ним, оставив смущенную и счастливую Когьёку под сенью пальм.

Однако когда восторг схлынул, и Когьёку мысленно разложила разговор с Синдбадом по полочкам, она решила, что все же Синдбад ей польстил. Она ничем не могла помочь ему, это он спас ее. Она была бесполезна.

«Я всего лишь танцовщица, но я хочу стать кем-то большим», — отчаянно думала она.

Возвращаясь в свою комнату, Когьёку шла по галерее, опоясывавшей тренировочную площадку. Она часто видела здесь упражняющихся в фехтовании воинов, а сегодня на посыпанном золотистым песком плацу занимался отряд женщин-воительниц под командованием Писти. Когьёку остановилась, наблюдая, как они ловко размахивают мечами.

«Интересно, а я бы так смогла? Благодаря танцам у меня хорошая физическая подготовка, выносливость тоже есть. После десятичасовых занятий у нашей учительницы танцев мне уже ничего не страшно».

Когьёку решительно направилась к Писти, следившей за своими подопечными. Раньше она никогда с ней даже не разговаривала, но по наблюдениям со стороны сделала вывод, что Писти милая и непосредственная.

— Добрый день, госпожа, — обратилась Когьёку к Писти.

Та обернулась.

— Да?

— Простите, что отрываю. Можно вас кое о чем спросить?

— Спрашивай, конечно. О, ты вроде бы Ко, да? Танцовщица из империи Ко. Забавно, тебя назвали также как и страну! Ты здорово танцуешь, я видела. Тот танец с веерами просто чудо! Так о чем ты хотела спросить? — Писти тараторила, как птичка, сразу вывалив на голову Когьёку кучу информации.

Когьёку передернуло от упоминания о ее бывшей родине, но она постаралась сохранить на лице доброжелательное выражение. Писти наверняка не хотела ее обидеть.

— Могу ли я тренироваться с вами? — спросила Когьёку.

Писти удивленно захлопала глазами.

— Хочешь научиться драться? Девушки редко выказывают такое желание, если они, конечно, не мои землячки. Но я не против, можешь тренироваться с нами в свободное время.

— А если у меня будет хорошо получаться, я смогу войти в ваш отряд? — несмело поинтересовалась Когьёку.

— Почему нет? — Писти улыбнулась. — Хорошие воины нам всегда нужны.

С этого дня все свободное время Когьёку проводила на тренировочной площадке. Она неожиданно открыла в себе способности к фехтованию. В искусстве владения мечом на первом месте была не грубая физическая сила, а ловкость, точность движений, быстрота — этого у танцовщицы было в избытке.

Когьёку, наконец, нашла свое призвание, она влюбилась в меч. Сверкающее серебром лезвие стало ее другом, продолжением ее тела.

Через полгода упорных тренировок занятия с отрядом Писти перестали удовлетворять Когьёку, она уже могла легко победить всех девушек и стремилась к большему — стать сильным воином!

Часть 1. Куртизанка. Глава 7

Когьёку решила обратиться за помощью к лучшему мечнику Синдрии.

Шарркан на удивление легко согласился взять ее в ученики. Когьёку подозревала, что решающую роль сыграло ее хорошенькое личико, ведь Шарркан был тем еще бабником. Но тренировки пошатнули ее уверенность: Шарркан не давал ей спуска, гонял до седьмого пота, не делая никаких скидок на слабый пол.

На одно из занятий неожиданно явился Синдбад.

— Ты молодец, Ко, — похвалил он. — Не стоишь на месте, развиваешься. Стремление вперед — ценное качество.

После его визита Когьёку зачислили в войско Синдрии. Но ей и этого было мало. Она увидела перед собой новую цель — стать девятым генералом. В конце концов, она — один из лучших мечников страны и достойна такого почетного звания.

— Шарркан, ты часто говоришь, что я — отличный воин. Как думаешь, смогу ли я стать генералом? — спросила Когьёку, когда они после очередной тренировки отдыхали в тенечке.

Шарркан ошарашено вылупился на нее.

— Генералом? Ты?

— А что такого? — обиделась Когьёку. — Я хочу служить нашему королю, как ты и остальные!

— Дело не в том, что я считаю тебя слабой, — серьезно произнес Шарркан. — Для того, чтобы стать генералом нужны особые способности, а не просто умение драться. Все мы не просто воины и часто сражаемся с такими противниками, которых не победить обычным оружием.

— Но у тебя нет особых способностей, — не без сарказма возразила Когьёку.

— Верно, но Синдбад даровал мне и другим, не владеющим колдовством, артефакты.

— Я тоже могу получить артефакт.

Шарркан почесал темечко.

— Уже нет. Понимаешь, число артефактов ограниченно. Это из-за джиннов… Как бы объяснить. В общем, тут замешана какая-то колдовская хренотень, я в ней ничего не смыслю…

Тут он хлопнул себя по лбу.

— Придумал! Пойдем к Яму. Она живо тебе все растолкует.

Они отправились в башню, на вершине которой располагалась лаборатория Ямурайхи. Шарркан без стука ввалился в комнату, Когьёку робко вошла следом.

Ямурайха сидела за столом, заставленным сосудами с разноцветной жидкостью. Из кувшина в ее руках валил густой фиолетовый дым, отчетливо пахло тухлыми яйцами.

— Привет, Яму! — весело гаркнул Шарркан и замахал рукой, отгоняя дым. — Ну и вонища.

— Чего надо, лысый? — недовольно осведомилась Ямурайха, отставляя кувшин. — Видимо ты так отупел от бесконечных маханий мечом, что совсем забыл о вежливости. Стучаться между прочим надо, когда входишь в чужую комнату. Я занята, проваливай по добру по здорову.

— Я не лысый! — возмутился Шарркан. — Ты чокнутая ведьма!

Когьёку поняла, что сейчас начнется обычная перепалка, и поспешила вмешаться.

— Прошу прощения, что мы так грубо прервали вашу работу, — покаянно произнесла она. — У нас всего один маленький вопрос, я уверена, мы не займем много вашего драгоценного времени.

Ямурайха, похоже, только сейчас заметила Когьёку и немного смутилась.

— Да ладно, не стоит так высокопарно извиняться, я совсем не злюсь. Я-то думала, этот придурок пришел мешать моим опытам, но если помощь нужна тебе, я буду только рада.

— Стерва ты, — буркнул Шарркан.

— Тупица, — огрызнулась Ямурайха.

— Я хотела узнать об артефактах джиннов, — опять встряла Когьёку. — Почему их количество ограничено?

— А почему тебя это интересует? — выгнула бровь Ямурайха.

— Когьёку хочет стать генералом, — гордо выдал Шарркан. — Видишь, какие у меня прекрасные ученики? Не то, что твои дохляки волшебники!

На этот раз Ямурайха никак не отреагировала на колкость, она пристально рассматривала Когьёку. Она гордо выпрямилась и смотрела Ямурайхе прямо в глаза. Та как будто осталась довольна и заговорила:

— Каждый джинн отдает артефакту часть своей силы, часть себя. В человеческих терминах можно сказать, что в артефакте — ребенок джинна. Но не все джинны одинаково плодовиты, некоторые могут обеспечить много артефактов, а некоторые — ни одного. Например, артефакты Баала есть у Джафара, Масрура и Дракона. Целых три. А Артефакт Зепара — только у Писти. Один. Некоторые джинны Сина вообще не могут обеспечить артефакты. На данный момент число владеющих артефактами среди генералов — максимально. Ты понимаешь или я слишком путано объясняю?

Ямурайха виновато улыбнулась.

— Я иногда слишком увлекаюсь магическими терминами.

— Нет, нет, все понятно, — заверила ее Когьёку.

Все это время Шарркан не прислушивался к лекции Ямурайхи, рассматривая стоящие у нее на столе бутылочки. Вдруг неловким движением он сбил одну из них на пол. По ковру растеклась изумрудная жидкость, ткань задымилась и запахло паленым.

— Слон! — взвыла Ямурайха. — Я трудилась над эликсиром Аль-Россан целую неделю!

— Да ладно, подумаешь какая-то зеленая хрень…

— Убью!

«Все-таки они такая забавная пара, — с умиленной улыбкой подумала Когьёку. — Интересно, они сами осознают, как сильно влюблены друг в друга? Даже завидно немного…»

Спорящие Шарркан и Ямурайха не заметили, как она тихонько выскользнула из комнаты.

Когьёку чувствовала в душе тоску. Путь в ближайшее окружение Синдбада был для нее закрыт.

«Сколько ни тренируйся с мечом, генералом мне не стать. Эх, почему я не волшебница, как Ямурайха. Вот если бы у меня была сила. Но простой человек может получить ее только от артефакта или от джинна… Стоп. Джинна».

Когьёку встала, как вкопанная, посреди лестницы. У нее в голове созрел безумный план.

Через неделю отплывший из порта Синдрии корабль нес Когьёку в Партевию, где недавно появилось новое подземелье.

Часть 1. Куртизанка. Глава 8

— Она точно туда полезла!

— А я говорю — нет, не могла она так рисковать!

— Полезла, для нее это единственный шанс!

— Она не такая дура, не принижай мою ученицу!

— Сам ты идиот!

— Чокнутая!

Синдбад возвел очи горе: бесконечные споры Шарркана и Ямурайхи уже давно стали одной из синдрийских традиций. Сейчас они стояли посреди коридора и самозабвенно собачились, наверняка даже получая своеобразное удовольствие от перепалки.

— Ну, ну, успокойтесь, от ваших криков трясется весь дворец, — примирительно произнес Синдбад, направляясь к неугомонной парочке.

Иногда он чувствовал себя среди своих генералов папочкой большого семейства, состоящего из драчливых детей.

— Син, как хорошо, что ты тут. — Ямурайха возбужденно замахала руками. — У нас проблема. Ко полезла в подземелье.

— Никуда она не полезла, — тут же возразил Шарркан. — Она просто пропала.

— А я говорю — полезла. Это же очевидно!

— Ничего не очевидно!

— Так. Успокойтесь, — резко прервал генералов Синдбад. — Объясните, что случилось. Четко и по очереди.

— Когьёку не пришла сегодня утром на тренировку, и я забеспокоился, — начал Шарркан.

Синдбад пожал плечами.

— Мало ли почему молодая девушка пропустила тренировку. Это не повод для беспокойства. Гуляет с подружками или с поклонником.

Шарркан замотал головой.

— Нет-нет, Ко помешана на фехтовании. Она всегда приходит на тренировки вовремя, еще и меня пилит, если опаздываю. Поэтому, когда она сегодня не пришла, я подумал, что она заболела, и заглянул к ней, проведать. Но ее комната оказалась заперта. Тогда я поспрашивал стражников у дворцовых ворот. Несколько человек видели, как она рано утром ушла из дворца с мечом на поясе и мешком за плечами, будто отправилась в дальнюю дорогу. Тогда я решил проверить порт, ведь Синдрию можно покинуть только морем. Несколько матросов подтвердили, что видели, как Когьёку садилась на корабль, идущий до Партевии. У нее приметная внешность, вряд ли они ее с кем-то спутали.

Синдбад удивленно присвистнул, от легкомысленного Шарркана он никак не ожидал такого серьезного расследования.

— Как ты много выяснил за такое короткое время. Она пропала утром, а сейчас только вечер. Здорово же ты волнуешься.

— Она — моя ученица! — тяжело произнес Шарркан. — Я несу за нее ответственность.

«А я несу ответственность за всех жителей Синдрии», — промелькнуло в голове у Синдбада.

Он повернулся к Ямурайхе.

— Итак, Яму, ты считаешь, что Когьёку отправилась в подземелье?

Та кивнула.

— Да, уверена. Подземелье рядом со столицей Партевии появилось несколько месяцев назад, сейчас оно ближайшее к Синдрии непокоренное подземелье, о котором мы знаем.

Немного помявшись, Ямурайха добавила.

— Когьёку недавно расспрашивала меня об артефактах, похоже, она задалась целью стать генералом. Я объяснила ей, что артефакт твоего джинна ей не получить, тогда единственный путь обретения силы, который ей остается — добыть собственного джинна.

— А я думаю, она бы не сунулась в подземелье в одиночку, — гнул свое Шарркан. — Это же самоубийство, а Ко не сумасшедшая.

Синдбад задумался. Мысленно он перенесся в то время, когда впервые встретил Когьёку. Вот хрупкая маленькая девушка смело встает между ним и тремя головорезами. Вот она появляется на его корабле, юная куртизанка, посмевшая сбежать из борделя, не побоявшаяся наказания. Синдбад вспомнил пламенную решимость в глазах Когьёку и понял: да, у нее хватит безрассудства и отваги отправиться одной в подземелье.

На самом деле Синдбад планировал сделать из Когьёку повелительницу джинна, Синдрии бы не помешал еще один покоритель подземелий, если учесть, сколько их у враждебной империи Ко.

За пестрым платьем куртизанки Синдбад разглядел королевскую стать и силу духа. Он видел, как упорно тренируется Когьёку, как пытается стать лучше, стремится к большему, не удовлетворившись простой жизнью танцовщицы. Он исподволь подталкивал ее и мягко направлял. Он был уверен, при должной подготовке Когьёку сможет покорить подземелье. Но он не собирался отправлять ее туда одну: отряд солдат должен был сопровождать ее.

Теперь Когьёку разрушила все его планы.

«Эх, какая же ты шустрая, малышка».

Синдбад не мог не признать, что несмотря ни на что, безрассудство Когьёку его восхищает. Она напомнила Синдбаду его самого, когда он отправлялся в первое подземелье.

— Яму, ты можешь найти Когьёку с помощью магии? — спросил он.

Ямурайха развела руками.

— Если бы у нее был один из моих магических предметов, то легко. Но без них, увы.

— Син, ты думаешь, она все же?.. — Шарркан не договорил, в его глазах промелькнул страх.

— Да, я уверен, Когьёку отправилась в подземелье, — произнес Синдбад. — Во время недавнего празднества она много расспрашивала меня о моем первом покорении подземелья. Если бы я только понял тогда, что это не простое любопытство…

— Еще бы тебе понять, ты же был слишком занят вином и красотками, — буркнула Ямурайха, но Синдбад предпочел проигнорировать ее замечание.

— Когьёку наверняка уже вошла в подземелье, поэтому мы можем либо отправиться следом за ней, либо встретить ее снаружи.

— Ты так уверен, что она выберется оттуда? — Ямурайха была мрачна. — Глупая девочка… Мне стоило догадаться, что она выкинет что-то подобное.

Синдбад лукаво прищурился и подмигнул волшебнице.

— Не недооценивай мою протеже. Я забрал ее в Синдрию не только из жалости.

— Постой, постой, Син, ты говоришь «мы». Значит, ты собираешься отправиться за ней сам? — Шарркан изумленно округлил глаза, затем хитро улыбнулся. — Ко так для тебя важна?

— Для меня важен любой синдриец, — спокойно заметил Синдбад.

«И даже если я беспокоюсь о малышке Ко чуть больше, чем о других, это мое личное дело».

— Боюсь, без меня вы там не справитесь, если последние донесения шпионов верны, то Когьёку поджидает опасность пострашнее чудовищ подземелий.

— Что может быть опаснее чудовищ? — подозрительно спросила Ямурайха.

Синдбад грустно улыбнулся.

— Не что, а кто. Расскажу по пути. Найдите Дракона, нам нужно собрать сильный отряд.

«Бедная малышка Ко, во что же ты вляпалась…»

Часть 1. Куртизанка. Глава 9

Найти подземелье оказалось несложно — огромная башня возвышалась за портовым городом. Когьёку прошла к ней по тропинке в лесу и застыла перед входом. То, что сияющий золотом проем — вход, она не сомневалась.

«Если судить по историям Синдбада, то меня должно затянуть внутрь подземелья, как только я дотронусь до мембраны, закрывающей вход. Назад пути уже не будет».

Когьёку заколебалась. Не бессмысленно ли все, что она делает? Соваться в подземелье одной — верная смерть.

«Вернись назад. Синдбад не стоит этого. Сдайся», — нашептывал внутренний голос.

Но тут Когьёку вспомнила ласковую, мудрую улыбку Синдбада. Сияние в его глазах — отражение неугасимого внутреннего пламени.

Какой смысл держаться за жизнь, в которой она не сможет идти с ним рядом?

Когьёку решительно шагнула в золотой свет входа в подземелье.

Ее тут же подхватило и понесло, в глазах потемнело, к горлу подкатила тошнота. На мгновение Когьёку почудилось, что она видит круглый зелено-синий шар, вокруг которого в бархатной черноте сияют звезды. Но затем все исчезло — Когьёку потеряла сознание.

Она пришла в себя на полу зала, залитого лазурно-голубым светом. Когьёку осторожно села, проверяя, не сломаны ли кости. Ни ран, ни ушибов — все в порядке.

Осторожно встав на ноги, Когьёку осмотрелась. Она находилась в огромном зале, окруженном высокими, витыми колоннами. Потолок терялся в вышине в голубой дымке.

«Вот я и в подземелье».

Когьёку постаралась сосредоточиться.

«Главное — не паниковать, ведь Синдбад тоже покорил свое первое подземелье с обычным мечом в руках и на пару с Драконом. Значит, и я смогу!»

Когьёку обследовала зал, из него вел единственный коридор, освещенный факелами с необычным синим пламенем. Она порадовалась, что выход только один — иначе пришлось бы долго плутать. Положив руку на эфес меча, Когьёку шагнула в коридор.

Тут же из стены ударила тонкая желтая струйка. Когьёку инстинктивно отскочила назад, но вода намочила рукав ее рубахи. Ткань задымилась, обуглилась на том месте, куда попали желтые капли.

«Кислота!»

Когьёку испуганно уставилась на коридор, который снова казался совершенно обычным.

«Скорее всего, когда я пойду по нему, из стен начнут бить струи. И что делать? Другого выхода нет».

Когьёку раздумывала недолго.

«Я должна попытаться. Если я не смогу преодолеть даже первое препятствие подземелья, то я не достойна служить Синдбаду».

С боевым кличем Когьёку ринулась в коридор. Тут же из стен брызнули струи воды, со свистом рассекая воздух, хищно шипя на камнях. Когьёку прыгала, уклонялась, совершала немыслимые кульбиты, лишь бы не попасть под кислоту. Она ползла, вставала на мостик, извивалась ужом. Постепенно Когьёку поняла, что в появлении струй есть определенная последовательность и постаралась подстроиться под нее. Среди смертоносной кислоты Когьёку кружилась в дикой пляске, вспоминая все, чему ее научили в квартале удовольствий. Впервые в жизни она помянула добрым словом свою жестокую преподавательницу танцев, любившую стегать нерадивых учениц ивовым прутом. Благодаря ее суровым урокам натренированное тело Когьёку двигалось само, упреждая команды разума.

Через несколько минут, показавшихся Когьёку вечностью, она вылетела из коридора в небольшую комнату и без сил рухнула на пол. Она легко отделалась: кислота подпалила ее шаровары и оставила на ноге ожег, но в остальном Когьёку была цела. Некоторое время она просто лежала, тяжело дыша. Сердце неистово билось в горле, тело сотрясал озноб запоздалого страха.

«Я прошла! Прошла первое испытание подземелья!»

Осознание победы окрыляло. Когьёку быстро натерла ожог предусмотрительно захваченной мазью и поспешила дальше.

Когьёку прошла несколько коридоров и залов, больше пока ничего не происходило, хотя теперь, прежде чем войти в очередное помещение, Когьёку на всякий случай швыряла туда камешек. Но новых ловушек она не встретила. Везде был лишь все тот же мертвенный голубой свет и холодная тишина. Постепенно к Когьёку начала подкрадываться паника. Будоражащая кровь опасность теперь не отвлекала от унылых серых стен, от гнетущей тишины и полумрака. Когьёку все острее осознавала, что она в подземелье совсем одна. Похожие, как близнецы, залы сменяли друг друга, уводя Когьёку все глубже и глубже… Куда?

«Может быть, я заблудилась? Но я все время шла вперед, и у коридоров не было ответвлений. А может злобный джинн водит меня по кругу?»

Никогда еще Когьёку не чувствовала себя такой потерянной, брошенной всеми.

«Я буду бродить здесь вечно! Умру, и мои кости превратятся в пыль!»

Но тут же Когьёку ужаснулась собственным паническим мыслям и поспешила призвать на помощь образ Синдбада. Она представила его уверенный голос. Как он говорит ей: «Все в порядке, Ко. Ты сильная. Ты справишься. Я верю в тебя. Ты не просто куртизанка. Ты способна на большее».

«Да, да! Я докажу, что я не просто шлюха и дочь шлюхи!» — как молитву повторяла Когьёку.

Уверенная в себе, отбросившая страхи, она шагнула в очередной зал, и ей чуть не отрубили голову. Когьёку взвизгнула, упала на пол и откатилась. Она поспешила вскочить и выхватила из ножен меч. К ней, размахивая кривым клинком, приближался рыцарь в ледяных доспехах.

«Монстр подземелья. Могло быть и хуже, по крайней мере, он не выглядит жутко. Просто противник, которого я должна победить».

Они скрестили клинки, и Когьёку пошатнулась — удар у ледяного воина был мощным. Она даже не успела контратаковать — раздался треск, и еще один рыцарь атаковал ее со спины. Когьёку отскочила и встала в оборонительную позицию. На нее с двух сторон обрушился град ударов, она едва успевала парировать и уворачиваться. Рыцари были гораздо сильнее Когьёку, любые ее удары не причиняли их ледяной броне никакого вреда.

«Что же делать? Они так просто прижмут меня к стене и раздавят. Но они может и сильные, но неповоротливые. Нужно сделать ставку на скорость. Я проворнее их».

В голове у Когьёку созрел план, она пригнулась и бросилась вперед. Поднырнула под клинок одного воина, уклонилась от выпада другого и пробежала точно между рыцарями.

Ледяные бойцы бросились за Когьёку, с грохотом столкнулись и разлетелись на куски. Все случилось, как она и рассчитывала.

— Так вам! — торжествующе выкрикнула Когьёку.

Но радость ее была недолгой: воздух затрещал, засветился лазурью, и прямо из ниоткуда стали формироваться ледяные куски. Недожидаясь, когда подземелье породит новых рыцарей, Когьёку задала стрекача.

Она бежала так быстро, как только могла, по пятам ее преследовал грохот ледяных ног.

В легкие вонзались сотни иголок, каждый вдох сопровождался болью, но Когьёку не сбавляла темпа. И постепенно звук погони затих.

На всякий случай она пробежала еще один коридор, и только затем остановилась отдохнуть. Когьёку сползла по стене на пол, ноги ныли, в груди разливалась тупая боль.

«Нет, нельзя расслабляться».

Когьёку заставила себя осмотреть комнату, в которой оказалась — обычный скучный зал. Но в других комнатах тоже ничего не указывало на опасность.

«Ладно, немного отдохну здесь».

Когьёку прикрыла глаза… Нежный перезвон заставил ее вскочить на ноги и обеспокоено заозираться. Посторонние звуки не предвещали ничего хорошего. Сперва Когьёку не могла понять, что происходит — комната совершенно не изменилась. Серые стены, голубое сияние на потолке. Потолок. Сияние заколебалось, пошло волнами, и сверху полетели огромные сосульки.

Когьёку бросилась вон из комнаты. Кругом разворачивался ледяной кошмар — пол дрожал, во все стороны летели ледяные осколки, дождь из сосулек становился все сильнее. Острые, словно сталь, осколки свистели вокруг Когьёку. Огромная сосулька разбилась совсем рядом, еще чуть-чуть и ледяное копье пронзило бы Когьёку насквозь.

Она рыбкой выскользнула из комнаты, проехалась на животе и врезалась в стену соседнего помещения. В ту же секунду у нее за спиной раздался чудовищный грохот — потолок обрушился.

Несколько минут Когьёку таращилась на заваленный проход.

«Еще мгновение и меня бы погребла ледяная могила. И никто бы даже не узнал, где я погибла».

На глаза навернулись слезы, Когьёку всхлипнула и утерлась рукавом.

«Не время раскисать».

Все тело болело, на рубахе и штанах расплывались кровавые пятна.

Когьёку осмотрела себя: большинство ран были просто царапинами. Но в левое плечо впился большой кусок льда, выдергивая его, Когьёку заорала от дикой боли. Рука стремительно немела, вскоре Когьёку могла лишь чуть-чуть шевелить пальцами.

«Хорошо хоть не правая», — подумала она в жалкой попытке сохранить присутствие духа.

Когьёку занялась раной. Кровь остановить удалось, но при резких движениях плечо отзывалось ноющей болью. Затем Когьёку обработала мазью мелкие порезы, они назойливо болели, словно множество иголочек вонзалось в тело.

«Надо бы отдохнуть, поесть и поспать».

Когьёку боялась закрывать глаза даже на минуту: мало ли, какие опасности застанут ее спящей. Но идти куда-то без отдыха тоже не дело, усталость приведет к невнимательности, а невнимательность в подземелье — прямая дорога к смерти.

«Сейчас я встану и пойду. Вот сейчас. Раз, два».

На счет «Три» раздался треск и в комнате начал формироваться ледяной рыцарь. Когьёку вскочила, плечо пронзило раскаленным прутом, потемнело в глазах, и она замешкалась. За это время рыцарь успел появиться полностью и тут же бросился к Когьёку.

Она парировала удар огромного меча, ледяной клинок впился в стальной, как зверь в добычу. По лезвию побежали трещины, и меч Когьёку переломился.

«О нет!»

Оставалось только одно — бежать.

И Когьёку побежала. Превозмогая боль и усталость, заставляя измученное тело двигаться лишь с помощью одной силы воли.

Коридоры мелькали перед ней, сливаясь в лазурный хоровод. Она уже не понимала, куда бежит, она просто неслась вперед, словно в каком-то кошмарном сне.

Бесконечное движение в никуда закончилось, когда Когьёку без сил рухнула на ледяной пол. Ей казалось, она вот-вот развалится, покроется трещинами и сломается, как ее клинок.

Когьёку лежала на полу, судорожно дыша. Она не боялась появления ледяных рыцарей, ей уже было все равно, смерть казалась избавлением.

В себя Когьёку пришла, когда ощутила, как что-то теплое стекает по руке. Она с трудом села и увидела, что рана на плече открылась.

«Надо перевязать…»

Когьёку заставила себя вытащить из мешка бинты и сделать жгут. Кровь остановилась, но у Когьёку кружилась голова, тело охватила слабость — сказывалась потеря крови и сумасшедшая гонка.

«Поспать и поесть. Иначе я не выдержу. Придется отдохнуть прямо тут».

Когьёку встала, на дрожащих ногах прошлась по комнате, в которой оказалась. Это был маленький закуток, с узким ходом, который вел в освещенный факелами коридор. В целом, убежище казалось вполне надежным.

Когьёку расстелила одеяло, перекусила и легла спать. Как только она закрыла глаза, усталость навалилась на нее тяжелым камнем и утащила во мрак.

Часть 1. Куртизанка. Глава 10

Когьёку разбудили голоса. Сначала она подумала, что ей мерещится. Но к голосам прибавился звук шагов десятка людей.

— Ледяные рыцари да сосульки — какая скукота, — лениво растягивая слова, говорил кто-то. — Этот джинн просто жалок, раз не может нас ничем другим напугать. Фе!

— Замолкни, Коха! — резко оборвал говорившего другой голос. — Еще накличешь беду!

— Ты слишком осторожный, братик Мэй, — возразил названный Кохой. — Подземелье оно на то и подземелье, чтобы тут было опасно. Мы справимся с любыми неприятностями!

— Не будь так самонадеян, — наставительно заметил Мэй. — В этот раз с нами нет Джудала… И где только этот бездельник прохлаждается, он же должен сопровождать нас в каждое подземелье.

— Не все же тебе прятаться за шароварами Джудала при каждой опасности, — насмешливо произнес Коха.

Они продолжали переругиваться, пока третий голос, сильный и властный, не приказал:

— Тихо оба.

— Да, брат Эн! — ответил Коха.

«Коха… Мэй… Эн… Это же! Рен Коэн, Рен Комэй, Рен Коха — имперские принцы!»

Когьёку слышала о том, что правящий дом Рен охотится за джиннами, но меньше всего она ожидала встретить принцев в подземелье Партевии.

«Везде руки тянут! Гады! Это мой джинн! У вас и так у всех есть джинны. Жадные скоты!»

Когьёку прокралась к проему в стене и осторожно выглянула из своего укрытия. По коридору двигался отряд из десяти человек, впереди шагали трое принцев. Увидев их, Когьёку окончательно убедилась, что не ошиблась: только у членов императорской фамилии были такие огненно-рыжие волосы. Дорогие наряды тоже выдавали принцев с головой.

Чуть впереди всех шел высокий мужчина с бородкой клинышком, надо полагать — сам первый принц Рен Коэн. За его спиной, словно крылья хищной птицы, развевался широкий плащ.

Следом двигался веснушчатый длинноволосый юноша, флегматично обмахивавшийся веером, и невысокий паренек, закинувший на плечо клинок размером с него самого — скорее всего принцы Рен Комэй и Рен Коха. За венценосными особами шли семеро солдат.

«Ха, вон какой толпой ходят. Страшно одним в подземелье соваться. Пф, тоже мне, принцы. Трусы вы», — злорадно подумала Когьёку.

Оценив обстановку, она поспешила нырнуть под прикрытие стены.

«Мне нужно просто пойти за ними, — размышляла она. — Ловушки подземелья проредят их милую компанию, а когда доберемся до Сокровищницы, там видно будет».

— Оп-па, кто у нас тут?

Когьёку едва сдержала визг — прямо перед ней словно из-под земли вырос тот самый парень с мечом — принц Коха.

— Эй, брат, ты был прав, тут шпион! — громко крикнул он. — Вернее шпионка. Давай топай, и лучше без глупостей.

Когьёку последовала его совету — смысла сопротивляться не было, да и что она могла с обломанным мечом против толпы солдат и трех имперских покорителей подземелий. Когьёку молча встала и вышла в коридор, Коха прошел следом.

Коэн окинул Когьёку цепким взглядом, она невольно втянула голову в плечи, как при осмотре у хозяйки Фаран.

Когьёку никогда прежде не видела первого принца империи, и теперь невольно сравнивала его с единственным, известным ей, правителем — Синдбадом. Ничего общего: как огонь и море. Оба они владели больше, чем одним джинном, оба слыли сильными воинами и талантливыми политиками. Но в Синдбаде Когьёку никогда не замечала высокомерия, он мог гневаться, мог глупо шутить по-пьяни, но он никогда не пренебрегал простыми людьми. А Коэн смотрел на Когьёку как… как на таракана.

— Где твои спутники? — отрывисто спросил Коэн.

— Я одна. — Когьёку решила говорить правду.

— Они погибли?

— Нет, я пришла сюда одна.

— Одна? В подземелье? — Коха обидно рассмеялся. — Ты или дура, или сумасшедшая.

Он скинул с плеча меч и размахнулся.

— Эй, Коха, ты чего! — воскликнул Комэй.

— Собираюсь ее прикончить, — равнодушно произнес Коха. — Что с ней еще делать? Или предлагаешь сначала отдать ее солдатам — пусть развлекутся?

Когьёку инстинктивно сжала рукоять сломанного меча, готовясь к безуспешному сопротивлению.

— Она пойдет с нами, — вдруг объявил Коэн.

Он продолжал разглядывать Когьёку, на смену презрению пришла задумчивость.

— Братик Эн, зачем нам какая-то девчонка? — возмутился Коха.

Но Коэн его уже не слушал, он развернулся и целеустремленно зашагал по коридору.

— Не спорь с братом, — шикнул на Коху Комэй и кивнул одному из солдат. — Следи за девушкой.

— Запомни: будешь дергаться, и твоя милая головка слетит с плеч, — прошипел Коха и, как бы невзначай толкнув Когьёку плечом, поспешил за братьями.

«О, конечно я не буду дергаться. Такой подарок судьбы — дойти до Сокровищницы под защитой покорителей подземелий», — едко подумала Когьёку и постаралась изобразить на лице тупую покорность, пусть думают, что она действительно чокнутая.

Отряд во главе с Коэном прошел еще несколько коридоров и залов. На них несколько раз нападали ледяные рыцари, но Коэн превращал их в лужицы воды одним взмахом огненного меча. В одном из коридоров вдруг раздался оглушительный грохот, поток воды понесся навстречу отряду. Когьёку не успела толком испугаться и подумать о том, что не умеет плавать, как Коэн опять разобрался с ловушкой джинна с поразительной легкостью. Стена огня встретила воду, раздалось шипение, и коридор заполнили клубы пара. Отряду оставалось лишь подождать, пока белое облако рассеется, и двигаться дальше. Ничто не могло остановить первого принца империи Ко.

Чем дальше они шли, тем больше Когьёку понимала: даже если она дойдет до Сокровищницы, джинна ей не видать. Из полуправдивых застольных историй Синдбада о покорении подземелий, она поняла, что джинн сам выбирает себе хозяина. Но выбор никогда не падет на нее, когда рядом такой человек, как Коэн. Все бесполезно.

Не давала Когьёку покоя и еще одна мысль: почему Коэн пощадил ее? Вряд ли он покорен ее неземной красотой. И милосердия от представителей семьи Рен ждать не стоило. Значит, она ему зачем-то нужна.

«А вдруг джинну требуется человеческая жертва? Нет, нет, не думай о всяких глупостях».

Тем временем отряд добрался до зала, превосходившего размерами все, что Когьёку до этого видела в подземелье. Это был даже не зал, а гигантская пещера, стены которой терялись во мраке. В нескольких шагах от входа каменный пол переходил в озеро, над водой слабо мерцали лазурные огоньки. У берега плавно покачивались на волнах две лодки.

Принцы о чем-то посовещались, Когьёку ничего не слышала, но по лицам поняла, что Комэй обеспокоен, а Коха рвется в бой. Коэн оставался невозмутим. Затем отряд разместился в лодках: пять солдат сели в одну лодку, принцы, Когьёку и ее конвоир — в другую. Воины налегли на весла, и лодки заскользили по зеркально-гладкой поверхности озера.

Когьёку озиралась по сторонам, ожидая нападения монстров подземелий. Но все было спокойно, в тишине раздавался лишь мерный плеск весел и негромкие голоса переговаривавшихся солдат. Тогда Когьёку стала всматриваться в темную воду, но под поверхностью ничего невозможно было разглядеть — сплошной мрак.

— Не нравится мне все это, — пробормотал Комэй. — Слишком тихо.

— Да ладно тебе, чем нас может напугать этот жалкий джинн? — презрительно протянул Коха.

— Будьте на чеку, — хмуро произнес Коэн. — Не стоит недооценивать джиннов.

И словно в ответ на его слова по днищу лодки что-то шаркнуло, утлое суденышко опасно закачалось.

— Ч-что такое? Рыба? — прошептал конвоир Когьёку.

В это мгновение вода вспенилась, и из глубины поднялось длинное чешуйчатое тело, которое венчала драконья голова.

Монстр был огромен, по сравнению с ним лодки казались песчинками. На миг застыв, монстр нырнул вниз, поднимая волны. Водяной дракон то ли случайно, то ли намеренно задел вторую лодку и та перевернулась. Суденышко принцев тоже бешено раскачивалось, но каким-то чудом удержалось на плаву.

Монстр тем временем снова вынырнул из воды, его тело дугой поднялось над озером и затем обрушилось вниз.

«Он же нас раздавит!» — подумала Когьёку, до боли в пальцах вцепившись в борт.

Но тут в воздухе что-то сверкнуло, и тело монстра распалось на две ровные половинки. На озеро пролился кровавый дождь.

— Вот тварь, он убил половину наших воинов, — раздосадовано произнес Коха, стряхивая с клинка кровь.

Когьёку оставалось только гадать, как он смог достать дракона с такого расстояния.

«Неужели его меч увеличивается?»

— Я вижу берег! — неожиданно выкрикнул Комэй. — Я могу вас всех перенести. Кто знает, сколько еще таких тварей тут водится.

— Подождем немного, возможно, кто-то из солдат выплывет, — приказал Коэн.

Но выплыли не солдаты.

Вода вздыбилась, и лодка взлетела к потолку. Когьёку успела рассмотреть водяного дракона, который раззявил огромную зубастую пасть, ожидая, когда суденышко свалится ему в глотку. Затем перед глазами у Когьёку все завертелось в пестром хороводе.

«Неужели конец?! Син… я не могу так…»

Когьёку пребольно шлепнулась на камень. Ей потребовалась целая минута, чтобы осознать, что она все еще жива. Более того — находится на твердой земле.

— Фух, еле успел, — прозвучал где-то рядом голос Комэя.

Когьёку села и осмотрелась. Все пассажиры лодки были на берегу, а в озере бесновался потерявший добычу дракон.

Коэн подошел к самой кромке воды.

— Вы пали с честью, — тяжело произнес он. Несколько минут Коэн молча стоял, вглядываясь в темную поверхность, словно пытаясь различить там лица погибших воинов, затем решительно развернулся к озеру спиной.

— Вперед, Сокровищница должна быть уже близко.

Их поредевший отряд поплелся дальше.

Часть 1. Куртизанка. Глава 11

Коэн оказался прав, первый же коридор вывел их из пещеры к массивным дверям, украшенным рисунком в виде восьмиконечной звезды.

На вид тяжелые створки легко распахнулись, когда Коэн чуть надавил на них рукой. Друг за другом принцы, Когьёку и выживший солдат вошли в сокровищницу джинна.

У Когьёку дух захватило от открывшегося вида: огромный зал был доверху забит сокровищами. Груды золотых монет, изумруды, рубины, украшения и посуда — от богатства рябило в глазах.

«Я дошла», — от волнения у Когьёку подкосились ноги.

Коэн тем временем извлек из ножен свой меч, на рукояти вспыхнула такая же восьмиконечная звезда, какая красовалась на двери. Из центра рисунка тоненький лучик света ударил в одиноко стоящую на постаменте золотую лампу.

От яркой вспышки Когьёку зажмурилась.

— Кто же станет королем? — раздался громовой голос.

Когьёку распахнула глаза и увидела огромного синего монстра. Макушкой он доставал до потолка, его тело было человеческим, но голова — как у водяных драконов: покрытая сверкающей чешуей, с лазурным плавником и серебряными ветвистыми рогами.

— Я — Винеа! Джинн печали и одиночества! — объявил монстр.

От джинна исходили волны мощи, Когьёку буквально кожей ощущала его силу.

«Такое могущество… И достанется не мне, а принцу империи Ко. Не справедливо!»

От бессилия ей хотелось плакать.

— Кого же мне выбрать королем? — прогудел джинн.

— Конечно же, братика Эна, — уверенно заявил Коха. — Скоро он станет великим императором.

Винеа воззрился на Коэна, тот не дрогнув, встретил пылающий золотом взгляд джинна.

— Нет, — тяжело упали слова Винеа, — у него уже есть три джинна. Я не хочу быть на подхвате.

— Эй, как ты разговариваешь с братиком Эном?! — тут же разозлился Коха.

Винеа перевел пристальный взгляд на него.

— А твой джинн эта стерва Лерайе, я даже близко к тебе не подойду.

И на драконьей морде появилось что-то поразительно похожее на брезгливую мину.

— У тебя тоже есть джинн, — заметил Винеа, посмотрев на Комэя. — Вы все — жадные. У вас и так есть джинны, но вы все равно пришли сюда в поисках новой силы. Не нравитесь вы мне.

— Ах ты сволочь! — негодующе заорал Коха.

— К тому же у двоих из вас недостаточно магои, — спокойно продолжал вещать Винеа. — Вы даже своих джиннов с трудом тянете, куда вам до моей могучей силы океана.

Коха разразился бранью и погрозил Винеа кулаком.

— Я согласен, мы с Кохой слабы для тебя, — заметил Комэй, затыкая брата рукой. — Но почему ты не выберешь Коэна?

— Я уже сказал — три джинна, больно жирно, — отрезал Винеа.

Коэн не выглядел слишком разочарованным, он задумчиво поглаживал подбородок, казалось вообще не обращая внимания на спор.

«Посбивали с вас спесь, да?» — злорадно подумала Когьёку, наблюдая за принцами.

«Приветствую, храбрая девочка, — вдруг зазвучал у нее в голове шелестящий голос. — Ты пришла сюда одна, прошла через многие опасности. Меня восхищает твоя смелость. Скажи, для чего ты хочешь обрести могущество джинна?»

«Я хочу стать сильной, — честно ответила Когьёку. — Есть человек, которого я хочу защитить. Всю жизнь я была никем, меня унижали, считали даже хуже мусора. Но однажды пришел он и сказал, что мои желания тоже имеют значение. Он был добр ко мне. Я хочу служить ему. Пожалуйста, Винеа, дай мне свою силу!»

Когьёку не ожидала, что джинн внемлет ее мольбе. Хотя он и обругал принцев, но все же они были более достойными кандидатами, чем она, дочка шлюхи. Но она отчаянно надеялась на чудо.

— Я выбрал! — зычно объявил Винеа. — Когьёку, ты будешь моей повелительницей!

— Что-о-о? — выдохнул потрясенный Коха. — Эта шавка?!

Лицо Комэя вытянулось, солдат глупо разинул рот. Даже невозмутимый Коэн изумленно приподнял брови.

Но больше всех была поражена сама Когьёку.

«Винеа выбрал меня? Меня?»

Фигуру джинна окутал золотистый свет, он стал стремительно уменьшаться, подлетая все ближе к Когьёку.

«Ты будешь отличной королевой, — раздался у нее в голове мягкий шепот Винеа. — Не думай, что ты хуже других. Во многом ты достойнее этих трех высокородных особ».

Сияние окутало Когьёку мягким теплом, а затем шпилька матери в ее волосах ярко вспыхнула и раскалилась.

Как только свет потух, Когьёку тут же выхватила украшение из прически и успела заметить, как на красном цветке вспыхнула восьмиконечная звезда.

«Винеа, спасибо». — Когьёку прижала шпильку к груди, по щекам потекли горячие слезы, но она уже не стеснялась их. То были слезы радости.

— Дрянь! — Миг торжества Когьёку нарушила звонка пощечина.

Коха ударил ее наотмашь, на щеке остался пылающий след.

— Быстро отдавай сосуд братику Эну! Такая шавка, как ты не заслуживает джинна!

Когьёку отчаянно стиснула шпильку.

— Он мой по праву, мелкий гаденыш! — рявкнула она.

— Да как ты смеешь…

— Коха, хватит, — оборвал их перепалку холодный голос Коэна. — Давайте сначала покинем подземелье, а затем все обсудим.

«Да что тут обсуждать!»

Но Когьёку сочла разумным промолчать.

Маленький отряд разместился на каком-то золотом круге. Когьёку не понимала, что это за штука, но, похоже, Коэн и остальные знали. Круг стал медленно подниматься вверх, в какой-то момент Когьёку потеряла сознание, а когда пришла в себя, то стояла посреди лесной поляны. Рядом, ворча, поднимались с ног принцы и солдат.

— Проклятый джинн, мог бы организовать более мягкое приземление.

— Как вы, ваше высочество?

— Все нормально, отвали уже.

Когьёку попыталась улизнуть под шумок, но рука Коэна стальной хваткой сжала плечо. Он грубо развернул Когьёку к себе, смерил хмурым взглядом.

— Как тебя зовут?

— Когьёку, — пробормотала она.

Допрос продолжился:

— Кто твои родители?

— Мать давно умерла, отца я не знаю.

— Кем была твоя мать?

— Вас это не касается, — огрызнулась Когьёку.

— Зачем ты ее спрашиваешь, братик Эн, — вмешался Коха. — Отберем сосуд и все дела.

— Джинн бы не выбрал в повелители простую девочку с улицы, — не обращая внимания на Коху, задумчиво произнес Коэн. — Думаю, ты врешь. Кем была твоя мать? Говори!

Он тряхнул Когьёку.

— Шлюхой, — выплюнула она ему в лицо. — Я понятия не имею, кто из ее клиентов был моим отцом. Теперь доволен?

— О да, я так и думал, — сказал Коэн, отпуская ее плечо и извлекая из ножен меч. — Теперь все встало на свои места.

Когьёку схватилась за свой сломанный клинок, но не успела достать оружие, как ее фигуру окутало теплое золотое сияние, исходящее от клинка Коэна. Раненное плечо мгновенно перестало болеть, все порезы затянулись, даже синяки исчезли. Когьёку ошалело таращилась на свои руки, на которых не осталось ни следа ран.

— Братик Эн, зачем ты ее лечишь?! — взвился Коха, и Когьёку была готова присоединиться к его вопросу.

«Почему? Первый принц спятил? Ничего не понимаю».

— Она не достойна такой заботы. Жалкая шлю…

— Брат, пожалуйста, объясни, — перебил Коху Комэй.

Коэн обернулся к растерянным братьям и объявил:

— Коха, Комэй, я уверен, что эта девушка — наша сестра.

Повисла напряженная тишина, было слышно, как жужжит муха на цветке.

— Коэн, с тобой все в порядке? — наконец, осторожно спросил Комэй. — Ты ведь не всерьез?

— Всерьез, — отрубил Коэн. — Присмотрись к ней: никого не напоминает? Острый подбородок, вздернутый нос — вылитый отец в молодости. А волосы? Рыжие волосы с красным отливом — фамильная черта. Я слышал, что у нашего отца был ребенок от куртизанки, которая некоторое время жила во дворце. Говорили, это девочка, поэтому ее не приняли в семью — от женщин мало проку.

Огорошенная Когьёку слушала и не слышала.

«Дочь императора. Но это же глупые сплетни. Не может быть… Нет, невозможно».

В устремленном на нее взгляде Коэна, Когьёку вдруг увидела что-то похожее на призрак нежности.

— Мне так жаль, что наш отец бросил тебя, сестра, — глубокий голос первого принца зазвучал мягче, совсем чуть-чуть.

— Отец всегда был… неразборчив в связях и не любил брать ответственность на себя. Я был уверен, что рассказы о тебе лишь дворцовые сплетни, поэтому даже не пытался искать. Прости меня.

Когьёку казалось, что сильнее удивиться уже нельзя, но последние слова Коэна выбили почву у нее из-под ног. Властный, гордый принц просит прощения. Просит. Прощения. У нее.

— Еще не поздно все исправить, — уверенно произнес Коэн. — Ты можешь войти в императорскую семью, занять место, подобающее принцессе дома Рен. Не важно, кем была твоя мать, важно, что в тебе течет императорская кровь. Несмотря ни на что, мы все — семья.

Он протянул Когьёку руку. И улыбнулся. Едва заметно, уголками губ, но перемена была потрясающей: улыбка озарила его жесткие черты, сгладила, превратила вырезанного из гранита принца в простого человека.

— Идем с нами, сестра.

Сердце Когьёку затрепетало. Перед ней встал призрак семьи, которой у нее никогда не было. Тот самый золотой паланкин, о котором она мечтала в детстве, наконец-то появился.

«Принцесса. Не шлюха, а принцесса…»

Но тут Когьёку взглянула на искаженное злобой лицо Кохи, на скептически изогнувшего бровь Комэя. А затем обратно на Коэна. И будто пелена спала с ее глаз. Коэн был плохим актером и уж точно не мог обмануть обученную куртизанку. Его доброта была фальшивой насквозь. За мягкостью в глазах пряталась угроза, он говорил с нажимом, твердо, непререкаемым тоном. Он не сомневался, что легко убедит глупую девчонку пойти с ним.

«Не я тебе нужна, брат, а Винеа», — с горечью подумала Когьёку.

И с силой оттолкнула руку Коэна.

— Я никуда с вами не пойду, — делая ударение на каждом слове, произнесла она.

Ярость разгоралась в ней со скоростью лесного пожара.

— Пойти с вами во дворец, да? Где же ты был раньше, добрый братик Коэн, — с издевкой процедила она и закричала, выплескивая всю боль, что скопилась в ней за годы жизни в борделе. — Где ты был, братик, когда хозяйка секла меня? Где ты был, когда меня лапали мужчины? Где ты был, когда мою невинность продавали? Где ты был, братик?! Сидел во дворце и жрал персики! Тебе на меня плевать! Тебе нужен джинн! Что завидно, да? Джинн выбрал не тебя, Великого Коэна, а меня! Шлюху, шлюхину дочку! Не видать тебе джинна, как своих ушей! Винеа будет служить Синдбаду.

Глаза Коэна опасно сузились, вспыхнули недобрым огнем.

— Синдбаду, говоришь? Так ты служишь ему?

— Да! — выпалила Когьёку. — Он позаботился обо мне, когда другим было на меня плевать. Я умру за него.

— Так тому и быть, — шепнул Коэн, кладя руку на эфес клинка.

— Братик, не марай руки об эту крикливую дрянь, — влез Коха, улыбаясь от уха до уха. — Дай-ка я ее проучу.

— Попробуй, засранец! — с вызовом бросила Когьёку.

Она совсем потеряла голову, ненависть переполняла ее. Имперские принцы, ее братья — они жили в достатке и почете, не зная горя и страданий. А теперь они решили отобрать у нее бесценное сокровище, которое она хотела преподнести в дар своему королю. Не бывать такому!

— Дух печали и одиночества, дай мне свою силу! — выкрикнула Когьёку, сжимая в правой руке шпильку.

Она почувствовала, как сила переполняет ее тело и устремляется в кончики пальцев. Вокруг фигуры Когьёку завертелись водяные струи, сплелись вместе, охватывая золотую шпильку. Миг — и вместо дешевой безделушки в руке Когьёку появился сияющий лазурью меч. Размером он был почти с нее, но оказался легким, как перышко.

— О, освоила покров оружия, — усмехнулся Коха. — Но это тебе не поможет! Лерайя!

Его облик совершенно изменился: за спиной выросли блестящие крылья, в руках появилась коса. Но Когьёку его вид не смутил, она была слишком зла, чтобы бояться. С боевым кличем она ринулась на Коху. Он, похоже, не ожидал такого напора и вскинул косу слишком поздно. Лазурный клинок ударил его точно в грудь, сталь заскрежетала о сталь, по лезвию зазмеились молнии. Миг — и противников отшвырнула в разные стороны сила разбушевавшегося магои.

Когьёку смогла удержаться на ногах и бросилась в новую атаку. Но вдруг Коха, бывший точно перед ней, оказался слева и нанес удар. Когьёку едва успела увернуться. Лезвие косы срезало ей прядь волос.

Когьёку потребовалась секунда, чтобы понять, что в игру вступил Комэй со своей способностью перемещать предметы.

— Не убивайте ее, — велел наблюдавший за схваткой Коэн. — После ее смерти джинн станет бесполезен, мы должны забрать ее с собой.

— Ничего не могу обещать, — протянул Коха.

В следующее мгновение на Когьёку обрушилась неимоверная тяжесть, придавила ее к земле, не давая дышать.

— Вот это настоящая сила джинна, а не твои жалкие трюки, — насмешливо произнес склонившийся над ней Коха.

Когьёку пыталась встать, но тело не двигалось.

«Я не могу проиграть! Только не сейчас, когда я уже получила джинна!»

Она призывала на помощь все свои силы, умоляла о помощи сама не зная кого: богов, джинна? И вдруг воздух вокруг нее заискрился.

Мириады золотых бабочек воспарили над Когьёку, поднимали на своих хрупких крыльях невидимую плиту, придавившую ее.

— Да у шлюхи куча магои! — изумленно выкрикнул Коха.

Тяжесть ослабла, Когьёку встала на колени, опираясь на меч. Затем выпрямилась во весь рост и в отчаянной атаке устремилась на Коху.

Меч со скрежетом столкнулся с косой, Коха усмехнулся, надавил на оружие, и чудовищная сила отшвырнула Когьёку. Она упала на землю, тело пронзила боль, словно все кости раздробили на кусочки. Но Когьёку упрямо поднялась на ноги. И снова атаковала. И снова. И снова. Каждый раз Коха легко блокировал атаки и отбрасывал ее, как тряпичную куклу.

В ушах звенело, перед глазами плясали черные точки, но Когьёку не собиралась сдаваться. Она пыталась применить фехтовальные уловки, которым учил ее Шарркан, Комэй сводил на нет все ее хитрые маневры, и каждый раз Коха встречал удар Когьёку своей косой.

Когда Когьёку в очередной раз оказалась на земле, она уже смогла подняться только на колени. Меч Винеа исчез. У Когьёку не осталось сил. Она устремила полный ненависти взгляд на Коэна.

— Я никогда не буду служить империи Ко, — проговорила она с нажимом. — Вы можете убить меня, но не сломать.

С минуту Коэн смотрел ей в глаза, она видела по его лицу, что он понял.

— Тогда прости, сестра, но Винеа не должен достаться Синдрии.

Он взмахнул клинком, создавая волну огня. У Когьёку уже не было сил даже на то, чтобы убежать. Она смотрела, как к ней приближается пламя, и улыбалась.

«Несмотря ни на что, я сделала это. Я добыла джинна. Я смогла!»

Она закрыла глаза и приготовилась к смерти.

Но опаляющего жара не последовало.

Когьёку вдруг ощутила, что летит.

Руки. Сильные, надежные руки держали ее в воздухе.

— Как некрасиво нападать втроем на девушку. Такое поведение не достойно будущего императора, вы не находите, принц Коэн?

Когьёку открыла газа. Синдбад улыбался ей, уверенно, ободряюще. Когьёку показалось, что все ее синяки тут же перестали болеть, мир засиял яркими красками, а тело стало легким, как перышко.

— Как ты, Ко? — спросил Синдбад.

— Я… — начала было она.

— Использовать незаконнорожденную дочь императора против ее семьи тоже некрасиво, — сухо произнес Коэн. — Когьёку — принцесса империи Ко, вы не можете просто так забрать ее в Синдрию.

Синдбад не спешил с ответом. Он опустился на землю, осторожно поставил Когьёку на ноги, и только тогда повернулся к Коэну. Синдбад выглядел спокойным, даже расслабленным, но покров Фокалора убирать не спешил.

— А какие у вас есть доказательства того, что Когьёку — дочь императора? — осведомился он.

— Это очевидно, — отчеканил Коэн. — Достаточно взглянуть на нее.

— Внешность — не доказательство, — рассудительно возразил Синдбад. — Сейчас ситуация такова — вы и ваши братья напали на гражданку Синдрии. Вот единственный неопровержимый факт.

— Она украла нашего джинна, — вякнул Коха, за что тут же получил от Коэна суровый взгляд.

— Насколько я знаю, нет такого закона, который бы запрещал любому человеку спуститься в подземелье, — заметил Синдбад с миролюбивой улыбкой. — Никто не может повлиять на выбор джинна, а джинн избрал хозяйкой Когьёку. Все честно.

Мгновение Коэн буравил Синдбада мрачным взглядом.

— Вы же понимаете, чем может обернуться эта ситуация, король Синдрии, — медленно произнес он. — Я не могу отдать вам свою сестру и Винеа. Это значит… Война.

В воздухе запахло грозой. Комэй и Коха напряглись. Когьёку в панике огляделась и только сейчас заметила, что вместе с Синдбадом на поляну прибыли Ямурайха, Шарркан и Дракон. Генералы оценивающе осматривали имперских принцев, а Шарркан залихватски улыбнулся своей ученице.

«Нет, неужели начнется война? Это я виновата… Тогда мне лучше добровольно уйти с Коэном. Нельзя подвергать Синдрию опасности», — заметались в голове Когьёку панические мысли.

— Ваше высочество, я предлагаю не доводить дело до крайности. — Синдбад был единственным, кто, казалось, совершенно не волновался, продолжая спокойно улыбаться. — Рассудите сами: Когьёку не хочет служить империи. Заставить ее вам не удастся. Даже если вы сможете забрать ее, шантажируя войной, вы получите просиндрийски настроенного человека прямо в сердце империи. У вас не будет гарантий, что она не ударит вам в спину в самый важный момент. Есть различные техники подчинения чужого разума, но все они ненадежны, человек с достаточно сильной волей сможет преодолеть гипноз. А силу воли Когьёку вы имели возможность оценить. У вас не получится сделать из нее послушную марионетку. Подумайте, выгодно ли вам воевать из-за Винеа? Я предлагаю разойтись мирно. У вас еще будет много возможностей покорить подземелье, я же вряд еще когда-либо смогу заполучить владельца сосуда.

Синдбад замолчал, выжидающе глядя на Коэна. Когьёку тоже смотрела на него и надеялась, что в ее глазах он прочтет обещание мести.

«Если ты силой заберешь меня во дворец, клянусь, я сделаю все, чтобы разрушить империю Ко. Я ненавижу эту страну, может быть я несправедлива, но она была жестока ко мне. Я всегда буду верна только Синдрии».

— Хорошо, — наконец, обронил Коэн. — Ты вольна поступать, как хочешь, Когьёку.

Коха покраснел от возмущения, попытался что-то сказать, но Комэй жестом велел ему молчать. А Коэн продолжал говорить, не сводя с Когьёку пристального взгляда.

— Этот человек использует тебя. Когда, не если, а именно когда, ты поймешь всю низость его натуры и разочаруешься в нем — возвращайся в империю Ко. Я буду ждать тебя и нареку принцессой.

«Да пошел ты!» — хотелось выкрикнуть Когьёку, но она благоразумно промолчала.

Ее родичи покинули поляну, следом уныло плелся единственный выживший солдат. Когьёку проводила их взглядом. Разочарования не было. Ей было не по пути с братьями.

Она повернулась к Синдбаду и заговорила прежде, чем тот успел что-либо сказать.

— Вы знали, что я дочь императора?

— Нет, я понял это лишь когда увидел тебя рядом с братьями. То, что вы родственники, сложно не заметить, — ответил он и добавил, лукаво улыбнувшись. — Но когда я впервые встретил тебя, то был слишком пьян, чтобы думать о таких вещах.

Когьёку робко улыбнулась в ответ. Она не знала, говорит ли Синдбад правду, но ей было все равно. Несмотря ни на что, он оставался тем единственным, кто позаботился о напуганной маленькой куртизанке. Тем, чья улыбка освещала ей путь. Тем, кем она восхищалась. Тем, кого она любила.

«Брат, брат, я не такая дура, как ты думаешь. Конечно, я знаю, что мой король использует меня. Но это и есть счастье!»

Превозмогая боль в покрытом синяками теле, Когьёку опустилась перед Синдбадом на одно колено и протянула ему сверкающую в лучах солнца шпильку.

— Ради вас я прошла подземелье. Вы можете использовать меня так, как сочтете нужным. Пожалуйста, позвольте мне служить вам верой и правдой, мой король.

Она никогда прежде не видела у Синдбада такого серьезного выражения лица. Он накрыл ее руку своей и сжал.

— Я принимаю твою службу. Встань, девятый генерал Когьёку.

Интермедия. Первый бал прекрасной принцессы

Когьёку в который раз нервно расправила складки длинной, чуть ниже колен туники. Сшитая из алого, в тон волосам Когьёку, атласа, украшенная золотой вышивкой она казалась слишком роскошной. Шаровары из желтого шелка и украшенные жемчугом туфли тоже добавляли наряду блеска. А Когьёку не любила шикарные тряпки — они напоминали ей о борделе и кричаще-ярких одеждах шлюх.

Даже перевязь для любимого меча, с которым Когьёку ни в какую не желала расставаться, считая символом своей свободы, и ту пришлось заменить: вместо обычной кожаной, взять сафьяновую с кучей драгоценных камней.

Когьёку вздохнула, в который раз сетуя на необходимость одеваться пышно.

— Ты такая хмурая. Нервничаешь перед приемом? — спросил Синдбад.

Он и Когьёку шли по коридору посольства Синдрии, направляясь к выходу: у порога их ждал присланный из императорского дворца экипаж.

Когьёку сдержала желание потеребить окантованный золотой лентой подол туники. Она и сама понимала, что беспокоится вовсе не из-за наряда.

— Я немного волнуюсь, — тихо призналась она. — Я впервые на таком важном мероприятии и боюсь тебя подвести… Опозорить.

В «Белой лилии» Когьёку прошла курс изысканных манер и этикета, но как вести себя на балу у императора Рема в борделе не учат, поэтому она панически боялась сделать что-то не так.

Синдбад вдруг остановился, Когьёку тоже замерла.

— Не говори глупостей, Ко, — твердо произнес он. — Ты никогда не меня не опозоришь. Все эти старые вельможи и напыщенные дамы на приеме не стоят того, чтобы ты из-за них переживала.

Синдбад мягко улыбнулся и поправил выбившуюся из прически Когьёку порядку.

— Я уверен, ты затмишь всех ремских принцесс, — шепнул он.

Когьёку залилась краской, мысленно проклиная свою застенчивость.

«Сбежала из борделя, покорила подземелье, стала генералом, а все еще краснеешь перед ним!»

— Не надо мне льстить, да еще так грубо, — проворчала она.

— Я не льщу, а говорю чистую правду, — парировал Синдбад.

На секунду он задумался, его глаза задорно сверкнули, а улыбка стала поистине лисьей.

— Знаешь, я ведь тоже не родился со знанием церемониала. Мне пришлось учиться светским манерам на практике. Помню, когда я только-только стал королем и прибыл со своим первым дипломатическим визитом в Артемюр, после официальных переговоров меня пригласили на банкет. О, какие чудесные яства там были! Я забыл обо всем и устроил пир желудку. Особенно мне понравился виноград, медово-сладкий, сочный. Я с такой скоростью его уплетал, что одна виноградинка выскользнула из рук, пролетела в воздухе и попала точно в декольте одной пожилой матроны. Я был так охвачен безумием гурмана, что полез искать виноградинку.

Синдбад изобразил рукой, как именно он искал злосчастную виноградинку в декольте дамы.

— Я ее все-таки нашел, матрона осталась очень довольна, поблагодарила меня. Сказала что-то вроде: «Меня даже покойный муж так не лапал, сынок». Вот только остальные гости, особенно женщины, сильно разозлились, — закончил Синдбад с невиннейшей улыбкой. — Даже не знаю, почему?

Когьёку не выдержала и захихикала, прикрыв рот ладошкой. Волнение перед приемом отступило под натиском веселья.

— Вот тебе мой главный совет, Ко, — наставительно произнес Синдбад, подняв вверх большой палец и состроив суровую мину. — Молчи, улыбайся и держись поближе к столам с едой.

— Ага, постараюсь, — все еще подхихикивая, сказала Когьёку.

Из тени у стены вдруг вынырнул Джафар. Когьёку подскочила от неожиданности, она еще не привыкла к умению Джафара появляться словно из ниоткуда и ходить совершенно бесшумно.

— Где ты был? — поинтересовался Синдбад. — Я как раз рассказывал Ко о том приеме в Артемюре. Помнишь, когда ты меня спасал от толпы разъяренных женщин?

— Помню, еще бы не помнить, это был второй раз в жизни, когда меня чуть не убили, — кисло заметил Джафар. — Но сейчас не время предаваться воспоминаниям. Я только что устранил убийцу. Он поджидал тебя на улице, у выхода из дома. Настоящий мастер, нелегко было его уложить.

Синдбад мгновенно посерьезнел, а Когьёку инстинктивно сжала рукоять верного меча.

— Ты его допросил?

— Он принял яд. Я же говорю — мастер. Но и без допроса все ясно.

— Да, предупреждение Му о готовящемся покушении все же не приступ паранойи, — задумчиво проговорил Синдбад.

— Какое покушение? Почему я ничего не знаю? — засыпала его вопросами Когьёку. — Я же твой генерал, я отвечаю за твою безопасность.

Ей стало обидно: получается, она девятый генерал только на словах, а на деле — бесполезная обуза? Ей пока удалось проявить себя только в сражении с Медиумом, но Когьёку считала, что не сделала тогда ничего полезного и горела желанием показать Синдбаду свою силу и преданность.

— Я не хотел поднимать панику, пока Джафар все не выяснит, — рассеял ее сомнения Синдбад. — Не к чему попусту нагонять страх. Теперь же все подтвердилось, и я могу посвятить тебя в суть дела. Му сообщил мне, что в Реме есть военная партия, которая винит меня в проигрыше магноштадской компании. Рем понес большие потери, а не получил ничего. Они стремятся к расширению империи, считают, что былое величие увядающему Рему может вернуть только война. Они думают, что если устранят меня, то затем смогут легко разобраться с умеренной партией в правящих кругах и возобновить военную компанию, захватить Магноштадт, а дальше и земли Ко.

— Они совсем идиоты?! — изумилась Когьёку. — Это же глупо, втягивать свою страну в войну просто ради какого-то там туманного величия. Неужели они не понимают, что империя Ко их раздавит?

— Военные всегда отличались некоторым… м-м-м… упрямством, — обронил Синдбад.

— Тупоголовые болваны, — выразила его мысль менее дипломатично Когьёку.

Синдбад риторически пожал плечами.

— Среди власть имущих много таких, привыкай, — хмуро добавил Джафар.

— Эх, какая жалость, не получится не выпить как следует не отведать местных деликатесов, — трагично вздохнул Синдбад.

— А разве у тебя не осталось эликсира Яму? — осведомился Джафар.

— Есть немного, но каждый раз подливать его в еду и напитки так утомительно.

Когьёку потеряла нить разговора.

— Еда? Эликсир? Вы о чем? — озадаченно спросила она.

— Когда физическое покушение провалилось, Сина наверняка попытаются отравить, — тоном знатока заявил Джафар. — У любых заговорщиков должен быть запасной план.

— Отравить?! — Вот теперь Когьёку испугалась не на шутку. Если с убийцами она еще могла справиться, то защитить своего короля от яда было выше ее сил.

— Не волнуйся. — Синдбад ободряюще положил руку ей на плечо. — На такие случаи Яму приготовила для меня универсальное противоядие. Ничего страшного, меня уже не раз пытались убить, и пока — безуспешно. Однажды даже подослали прекрасную женщину, которая должна была меня соблазнить и зарезать во сне.

— Такой способ точно самый действенный, — не без сарказма заметила немного успокоившаяся Когьёку.

— Неожиданно нет, — хмуро произнес Джафар. — Наш любимый король так уболтал ту женщину, что она изменила своим нанимателям и осталась жить в Синдрии. Сейчас она замужем, у нее четверо сыновей.

— Старшего зовут Синдбад, — не преминул похвастаться сам великий убалтыватель.

Когьёку осталось только изумленно хлопать глазами.

— Иногда мне кажется, что ты и мертвого уговоришь.

Синдбад озорно ухмыльнулся.

— Не исключено, надо попробовать как-нибудь.

Джафар сурово нахмурился.

— Понимаю, приятная беседа в кругу друзей — услада для сердца, но нам пора идти,иначе опоздаем к началу приема.

— Я бы предпочел беседовать с вами за чаркой вина, чем идти туда, — едва слышно обронил Синдбад, но решительно устремился вперед по коридору.

Когьёку и Джафар поспешили следом.

Карета привезла их к парадному входу в императорский дворец. Когьёку ослепил блеск огней, мириадами радуг отражавшихся в белоснежном мраморе огромной лестницы. Дворец нависал над гостями из Синдрии сияющей громадой, внушая трепет и напоминая, что внутри обитают венценосные особы. Когьёку оробела, застыла перед каретой, глядя, как по лестнице царственно поднимаются укутанные в снежно-белые тоги вельможи Рема и их изысканные дамы.

«Чувствую себя букашкой».

— Идем, Ко, — прозвучал голос Синдбада, ставя между Когьёку и холодным величием знатных особ непробиваемую стену уверенности.

И Когьёку гордо пошла следом за ним вверх по лестнице.

«Мне нечего стесняться! Большинство этих дам умеют только вышивать да сплетничать, а я прошла подземелье».

На вершине лестницы синдрийскую делегацию церемонно приветствовал слуга и проводил в большой зал. Здесь возле стен стояли покрытые белыми скатертями столы, Когьёку ожидала увидеть кучу снеди, но сервировка была выполнена подчеркнуто изящно: серебряные вазочки с маленькими пирожными, золотые подносы с бутербродами, композиции из фруктов в виде животных и цветов — все давало гостям понять, что в светочи цивилизации Реме не намерены неприлично уплетать за обе щеки.

Синдрийские изобильные застолья определенно нравились Когьёку больше.

Возле столов прохаживались серьезные лысеющие вельможи, наверняка обсуждавшие политику и войны. Их жены сбивались в кучки и сплетничали, обмахиваясь веерами из пестрых перьев. Вокруг сновали рабы с подносами с напитками.

Под потолком зала тянулся балкон, на нем расположились музыканты, наигрывавшие какую-то плавную мелодию. В центре зала осталось большое пустое место, там, на начищенном до зеркального блеска мраморном полу, словно лебеди по озеру, скользили пары. Танцующие выполняли замысловатые пируэты, двигаясь так слаженно, что, казалось, их фигуры образуют странные узоры.

Когьёку внимательно осматривалась по сторонам, она старалась подавить любопытство и не терять бдительности. Возможно, где-то здесь притаился очередной убийца, ей нельзя было отвлекаться. Но танцующие притягивали взгляд, Когьёку нет-нет, да оборачивалась в их сторону. Она видела, как юноши и девушки сплетают руки, как сближаются, почти касаясь друга-друга. На их лицах сияли улыбки: радостные, томные, игривые. Они флиртовали и влюблялись в блеске бальных огней.

Когьёку бы многое отдала, чтобы вот также танцевать с Синдбадом.

«Эх, мечты, мечты…»

Король Синдрии тем временем поприветствовал какого-то ремского вельможу, начался оживленный разговор. Когьёку замерла рядом, взглядом стерегущей детенышей львицы зыркала по сторонам.

— Ко, не ходи за Сином хвостиком, — раздался у нее над ухом шепот Джафара. — Это выглядит так, будто ты его охраняешь.

— Конечно, я его охраняю! — возмутилась Когьёку. — За ним же охотятся убийцы.

— Да, охотятся, но на приемах не принято водить с собой телохранителей. Император может счесть такое поведение оскорбительным намеком на некомпетентность дворцовой стражи. Так поступать просто некрасиво.

— К шайтану красоту, жизни Сина грозит опасность, — огрызнулась Когьёку.

— Он вполне может за себя постоять, — возразил Джафар. — И я не говорю тебе не охранять его — просто делай это менее явно. Походи по залу, поешь, веди себя непринужденно, но не теряй бдительности и не спускай с Сина глаз. Понятно?

— Да.

Когьёку привыкла воспринимать Джафара как старшего среди генералов и подчиняться его приказам, поэтому отошла от Синдбада, направившись к ближайшему столику с едой. Она выбрала маленькое пирожное с вишенкой и принялась жевать, цепко осматривая зал. Взгляд снова невольно скользнул по фигурам танцующих. Сейчас музыка заиграла веселее, пары закружились быстрее, до Когьёку донесся смех.

Всего на мгновение она позволила себе погрузиться в фантазии: вот Синдбад улыбается ей, нежно берет за руку и увлекает в круг танцующих. Он прижимает ее к себе, она чувствует жар его сильного тела…

— Госпожа, прошу прощения.

Когьёку вздрогнула и вынырнула из сладкой мечты.

«Не время витать в облаках, дура!»

Она повернулась к обратившемуся к ней мужчине. Высокий, с крупным носом он искривил тонкие губы в неприятной усмешке. Его белая тога с красной окантовкой и обруч из золотых листьев в волосах говорили о принадлежности к императорской фамилии.

— Да? Чем могу быть полезна? — Когьёку старалась говорить вежливо, хотя облик мужчины будил в душе какие-то смутные образы.

Очень мерзкие образы.

С минуту мужчина вглядывался в ее лицо, а затем его улыбка стала еще гаже.

— Точно она! — довольно воскликнул он. — Ты ведь из «Белой лилии»!

Тело Когьёку сковал холод, в ушах зазвенело, живот скрутился от внезапной боли.

— Да, да это она, — говорил тем временем мужчина, обращаясь с к стоявшим рядом с ним троим приятелям. — Я видела ее несколько лет назад, когда инкогнито путешествовал по миру. Такую очаровательную куртизанку сложно забыть. А как она танцует!

Теперь Когьёку вспомнила его. Иностранец, целую неделю приходивший в дом удовольствий. Тогда она еще была невинной, но уже была обязана ублажать клиентов. Разными способами.

Ужасные сцены встали перед мысленным взором Когьёку, ее замутило. Весь сияющий мир, который окружал ее в последние годы, разбился, как хрупкий хрусталь, и в трещины просочилась чернильно-черная грязь.

— Надо же, что шлюха делает на приеме? — насмешливо протянул узнавший ее мужчина. — Неужели кто-то из вельмож решился привести такую дрянь с собой, посадить ее за один стол со знатными дамами. Фу, какая гадость.

Когьёку не могла возразить, голос пропал. Она хотела бы ударить по смеющейся морде, но руки не поднимались. Ей казалось, что все смотрят на нее, вокруг в бешеном хороводе крутятся искаженные презрением лица, гадкие ухмылки и глумливый смех. Девятый генерал Синдрии почувствовала себя маленькой беспомощной куртизанкой, которую вновь продают бандиту-садисту. Все ее достижения последних лет обратились прахом.

«Шлюха, шлюха, шлюха, — звенело в голове. — Ты всего лишь обычная шлюха».

На глаза Когьёку навернулись слезы, она была готова разрыдаться.

— Да что вы говорите, принц не может освоить покров джинна? Какое несчастье, — сильный голос прорвался к Когьёку, разбил смеющиеся маски, дохнул в лицо свежестью.

Она вздрогнула и обернулась: к ней направлялся Синдбад, он держал под руку лысого вельможу в белоснежной тоге и разговаривал с ним, как будто бы не обращая внимания, куда идет.

— Он даже покров оружия еще не освоил? — продолжал с тщательно разыгранным изумлением спрашивать Синдбад у своего собеседника. — Надо же, а ведь это совсем не трудно.

— Прошу вас, не так громко, — почти одними губами шепнул вельможа.

Но Синдбад его словно не слышал.

— Тогда я с удовольствием дам его высочеству пару советов, — громогласно объявил он. — Кстати, одна из моих генералов покорила подземелье в девятнадцать лет, освоила покров оружия сразу же, а через пару месяцев и покров джинна. Думаю, она тоже может многое рассказать принцу. А вот и ты, Ко!

Синдбад лучезарно улыбнулся Когьёку.

— Я как раз говорил о тебе. О, и его высочество Нерва Юлий здесь, какая удача.

Синдбад стремительно подошел к Когьёку и мужчине в золотом обруче, оказавшемуся тем самым принцем.

— Позвольте представить, ваше высочество, мой девятый генерал, Когьёку. Хозяйка джинна Винеа, участница недавнего сражения с Медиумом.

Лицо Нервы Юлия вытянулось, его дружки разинули рты от изумления. Несколько зрителей, сбежавшихся на сцену унижения Когьёку, переместили внимание на новый объект насмешек: они зашушукались, кое-кто хихикал, поглядывая на принца.

— Но я готов поклясться, — начал Нерва Юлий, он побагровел, злобно посмотрел на какого-то мужчину в доспехах, который откровенно улыбался. — Эта девка…

Синдбад не дал ему договорить, отечески обнял его одной рукой, другой обнял Когьёку.

— Ко, расскажешь его высочеству о подземельях? Вы почти одного возраста, надеюсь, вы сможете найти общий язык.

Улыбка Синдбада была приторнее самого сладкого синдрийского винограда, но Когьёку заметила, как он стиснул плечо Нервы Юлия и тот побелел. Всего на краткий миг в глазах Синдбада отразилась такая ярость, что испугалась даже Когьёку.

— Я думаю, вам стоит извиниться, ваше высочество, — опасно ласковым шепотом предложил Синдбад и обнажил ровные белые зубы в еще более сладкой улыбке. — Вы наверняка обознались, сильнейшая из моих генералов никак не может быть куртизанкой.

— Д-да, — проблеял Нерва Юлий. — К-конечно, я обоз-знался.

Только тогда Синдбад отпустил его плечо.

Нерва Юлий повернулся к Когьёку, отвесил галантный полупоклон.

— Приношу свои самые глубокие извинения, госпожа. Вино затуманило мне разум, — и он поцеловал ее руку влажными губами.

Когьёку передернуло, как только Нерва Юлий отвернулся, она поспешила вытереть руку о подол туники. Разочарованные зеваки стали расходиться, дамы, прикрываясь веерами, принялись обсуждать пикантную сцену.

— Неужели она действительно куртизанка?

— Ах, какой скандал!

— Но она генерал Синдбада, разве мог он приблизить к себе такую женщину?

— А может она его наложница?

— Охо-хо!

— Но она смогла покорить подземелье и освоить покров джинна. Простая девчонка. А принц до сих пор не освоил даже покров оружия.

— Позор! Нашего принца обошла блудница!

Шепот был достаточно громким, чтобы Когьёку расслышала. Ей хотелось провалиться сквозь землю.

«Почему? Почему на первом же балу я выставила себя на посмешище?»

Собеседник Синдбада увел Нерву Юлия, и Когьёку остались с королем вдвоем. Шлейф пересудов затих, растворился в толпе и понесся дальше.

— Скоро весь Рем будет говорить о том, что в твоей свите падшая женщина, — голос Когьёку задрожал от сдерживаемых слез, она изучала прожилки на мраморном полу, не в силах поднять взгляд на Синдбада.

— А еще все будут говорить, что ты участвовала в битве с Медиумом, а высокородный принц отсиживался в сторонке, потому что даже покров оружия освоить не может, — твердо произнес Синдбад.

— Все равно… Я опозорила тебя, — почти не разжимая губ, прошептала Когьёку. — Несмотря ни на что, я как была, так и осталась шлюхой…

Крепкие ладони легли на дрожащие плечи Когьёку, сжали мягко, но в то же время сильно.

— Ко, посмотри на меня, — велел Синдбад.

Она не смогла противиться его властному тону, робко подняла взгляд. Синдбад смотрел на нее строго, с укором.

— Никогда не называй себя шлюхой, — делая ударение на каждом слове, произнес он. — Ты — мой девятый генерал, соратник и друг. Я уже говорил, ты никогда меня не опозоришь. И я никому не позволю оскорблять моих генералов.

На последних словах его голос зазвучал грозно, Когьёку вздрогнула, но затем поняла, что его гнев направлен не на нее.

Синдбад улыбнулся ей, то особой улыбкой, от которой у нее за спиной раскрывались крылья, и возникало ощущение, что она может свернуть горы.

— Всегда помни, Ко, ты гораздо достойнее всех погрязших в пороках и лжи знатных особ, — проговорил он, и как случалось уже много раз, его вера в нее придала Когьёку сил.

По обыкновению бесшумно рядом возник Джафар. Он удивительно легко сливался с фоном, вполне возможно, что все это время он находился поблизости и тактично ждал, пока закончится разговор. Джафар пытливо взглянул на Синдбада, словно видел в его лице что-то недоступное взору Когьёку.

— Син, все в порядке? — настороженно спросил Джафар.

— Конечно! — невозмутимо ответил Синдбад. — Вон, кстати, появился Му, пойду перекинусь с ним парой слов. А ты, Ко, попробуй бутерброды с красной северной рыбой. Они просто объедение.

И Синдбад направился на встречу Му Алексию.

— Фух, хвала Рух, все обошлось, — облегченно вздохнул Джафар. — Я боялся, что Син оторвет принцу голову прямо здесь.

Когьёку изумленно вскинула брови.

— Оторвет голову? Он, конечно, злился, но…

— О, нет, Син не просто злился, он был вне себя от бешенства, — сообщил Джафар. — Когда ты проведешь рядом с ним больше времени, то тоже научишься замечать все мелкие признаки, которые указывают на его настоящие чувства. Сегодня он был в ярости, я уже давно не видел его таким злым.

Джафар чуть улыбнулся Когьёку.

— Син привык держать себя в руках, он отличный актер, но это не значит, что у него нет эмоций. Он всегда близко к сердцу принимает проблемы своих соратников. Любая обида тебе — обида для него.

Когьёку ощутила, как в душе разливается тепло, уничтожая семена сомнений и боли, зароненные туда жестоким ремским принцем. Ее король заботится о ней, он спас ее.

«Он заступился за меня. Почти как сказочный принц», — Когьёку улыбнулась.

Пусть Синдбад отстаивал честь не любимой женщины, а друга, но может быть так даже лучше. Уважение, которое она получила от него, было ценнее пылких заверений в любви, которые растают без следа и сменятся отчужденностью. Возможно, ей не нужно искать любви своего короля, ведь то, что она имеет — гораздо лучше.

Прием продолжался без происшествий. Когьёку успокоилась и даже взбодрилась. Иногда она ловила на себе взгляды Нервы Юлия, тогда она гордо расправляла плечи и смело смотрела на него.

«Я покоритель подземелья, а ты просто знатный выродок, который умеет только кутить в борделях. Ты жалок».

Когьёку продолжала бдительно охранять Синдбада, но убийцы то ли решили не рисковать, нападая на императорском приеме, то ли отказались от своей затеи. Последнее очень порадовало бы Когьёку, но было маловероятно.

— Можем уходить, — объявил Синдбад и позволил себе облегченный вздох. — Все спокойно, Джафар?

— Я ничего подозрительного не заметил, — доложил тот. — Но расслабляться не стоит, настоящие интриганы могут убить даже хозяина семи джиннов.

Когьёку внутренне напряглась.

«Пусть только попробуют тронуть Сина! На куски порежу! Утоплю!»

Синдбад распрощался с Му Алексием и несколькими ремскими вельможами, и синдрийцы направились к выходу из зала. Там им дорогу преградил Нерва Юлий, от любезной улыбки его лицо, казалось, вот-вот треснет.

— Господин Синдбад, я бы сегодня непростительно невежлив и хочу в качестве извинений пригласить вас и ваших великолепных генералов, — злобный взгляд на Когьёку, — на особую вечеринку.

— Особую вечеринку? — с интересом переспросил Синдбад.

Нерва Юлий понизил тон до таинственного шепота.

— Праздник, который я устраиваю только для избранных друзей. Там вы сможете насладиться всеми чудесами Рема. Лучшее вино и еда, кальян с порошком Ку с Темного Континента. И женщины из далеких стран, способные поднять вас на вершины блаженства… Вы ведь понимаете, о чем я?

Нерва Юлий заговорщически прищурился, а Синдбад просиял.

— О да, женщины… То есть я хотел сказать, я с удовольствием принимаю ваше приглашение.

Джафар и Когьёку дружно вздохнули и обменялись понимающими взглядами.

— Горбатого — могила исправит, — буркнул Джафар.

Они поплелись следом за весело болтающими Синдбадом и Нервой Юлием

Во дворце дворца, пока Нерва Юлий искал свой экипаж, Синдбад обернулся к генералам.

— Я понимаю, тебе неприятно его общество, Ко, но нужно потерпеть, — произнес Синдбад. — Отклонить приглашение принца было бы слишком грубо, мы и так сегодня балансируем на грани оскорбления величия. Дипломатия не всегда приятна.

— Да при чем тут дипломатия, ты просто повелся на обещанных красоток, — огрызнулась Когьёку.

Синдбад беззаботно улыбнулся.

— Ко, Ко, ты успела заразиться занудством от Джафара. Неужели все мои генералы будут считать меня блудливым разгильдяем?

— А ты такой и есть, — припечатал Джафар.

— Никто меня не любит, — пожаловался покоритель семи подземелий, величайший герой мира.

Генералы ответили ему мрачными взглядами.

Тут вернулся Нерва Юлий и пригласил всех сесть в его карету.

Экипаж поехал по ночным улицам ремской столицы. Синдбад и Нерва Юлий оживленно беседовали, Джафар казался погруженным в свои мысли, но это было обманчивое впечатление: Когьёку знала — он начеку. Сама она смотрела в окна: улицы столицы древней империи освещались фонарями — новшеством, доступным только богатым городам. На витых медных столбах горели масляные светильники, освещая дорогу прохожим. Народу несмотря на поздний час оказалось много, Когьёку внутренне проклинала любителей ночных прогулок: в такой толпе заметить убийцу нелегко.

Экипаж вскоре покинул верхний город, где жила знать, и стал петлять по узким улочкам нижнего города. Здесь фонарей уже не было, двухэтажные покосившиеся дома тонули во мраке. Облака закрывали луну и звезды, темнота стояла непроглядная.

«В такой темени легко спрятаться», — думала Когьёку.

Через несколько минут карета остановилась в переулке, который освещал один-единственный слабый фонарь, подвешенный над прогнившей деревянной дверью.

— Прошу прощения, что пришлось привести вас в такое неприглядное место, — извинился Нерва Юлий. — Но вы же знаете, мой отец запретил траву Ку и другие порошки, приносящие отдохновение. Поэтому приходится таиться.

— В некоторых вопросах император излишне строг, — посетовал Синдбад.

«Что он несет? — изумилась Когьёку. — Син ведь сам строжайше запретил наркотики в Синдрии и ввел строгое наказание для торговцев дурманящим зельем».

Глазки Нервы Юлия бегали, он то сплетал, то расплетал пальцы, выдавая волнение.

— Я покажу вам, куда идти.

Он выбрался из кареты. Синдбад шагнул следом, за ним — генералы. Нерва Юлий прошел к двери, приглашающее открыл.

Раздалось едва слышное треньканье.

Из темноты полетели стрелы.

Тело Когьёку стало действовать прежде, чем разум смог осознать происходящее. Она прыгнула между Синдбадом и свистящей смертью, отразила клинком три стрелы, остальные сбили кинжалы Джафара, серебристой дугой очертившие пространство.

«Они целились в Сина. Засада!»

События развивались стремительно. Из темноты переулка выскочили люди, с ног до головы закутанные в черное. В неровном свете фонаря на карете хищно сверкнула сталь. Нападающие явно спешили, чтобы не дать Синдбаду времени призвать джиннов. Они набросились всем скопом, Когьёку успела насчитать десятерых.

«Ублюдки, да как вы смеете нападать на моего короля!»

Ее охватила дикая ярость, на губах расцвела полубезумная улыбка.

Пятеро убийц окружили Джафара, пытаясь заблокировать его, остальные набросились на Синдбада, но Когьёку не дала им приблизиться. Не хватало еще, чтобы король пачкал руки о всякую шваль. Одного убийцу она прикончила мгновенно, он даже не успел взмахнуть мечом. Затем скользящим движением парировала удар второго и рассекла ему горло одним быстрым росчерком. Еще двое напали на нее с двух сторон, но она вихрем пронеслась между ними, отражая удары.

Кровь кипела, Когьёку охватил бешеный восторг. Она находила мстительное удовольствие в том, что теперь может сражаться наравне с мужчинами. Она убивала без колебаний и жалости: любой, кто покусился на ее короля, заслуживает смерти.

Бой длился не больше пяти минут. Вскоре на земле лежали десять мертвых тел, двое раненных уносили ноги.

Когьёку небрежно стряхнула кровь с клинка.

— Тоже мне, убийцы, — фыркнула она и обернулась к Синдбаду.

Он невозмутимо обозревал побоище, на нем естественно не было ни царапинки.

Из-за двери выглянул Нерва Юлий.

— Какой ужас, какой ужас, — запричитал он и подбежал к Синдбаду. — Мерзавцы, как они посмели напасть на гостя империи Рем! Вы не ранены?

— Нет, со мной все в порядке. Как вы находите силу моих генералов, ваше высочество? — светским тоном спросил его Синдбад, и вдруг в его голосе зазвучали стальные нотки. — Я же говорил вам, Когьёку покорила подземелье. А Джафар — профессиональный убийца. Неужели вы думали, что жалкая кучка головорезов сможет их победить?

«Вы думали? Так это принц!» — Когьёку шагнула к Нерве Юлию, замахнулась мечом, но было поздно.

Нерва Юлий, двигаясь удивительно проворно, приставил к горлу Синдбада нож и надрывно выкрикнул:

— Бросайте оружие! Иначе я зарежу вашего драгоценного короля, а вы даже пикнуть не успеете!

— Только тронь его, — прорычала Когьёку, и не думая убирать меч.

— Идиот, — шепнул Джафар у нее за спиной.

Даже тренированная Когьёку не смогла проследить движение Синдбада. Вот он спокойно стоит, сталь кинжала впивается в его горло, и рубиновые капельки крови выступают на сверкающем лезвии. А вот уже Нерва Юлий с визгом летит на землю.

Синдбад демонстративно отряхнул руки и пинком ноги отшвырнул кинжал в темноту.

Когьёку в один прыжок оказалась рядом с Нервой Юлием, занесла клинок.

Синдбад перехватил ее запястье, с силой сжал. Кончик меча застыл точно напротив длинного носа Нервы Юлия.

— Нет, Ко, — твердо сказал Синдбад.

— Он хотел тебя убить! — выкрикнула вне себя от ярости Когьёку. — Позволь, я нарежу эту свинью на ломтики. Он заслужил!

Даже в полумраке было видно, как побелел Нерва Юлий. По его щекам тек пот, а взгляд застыли на острие меча.

— Ко, он — принц империи Рем, — ровно, четко заговорил Синдбад. — Наши отношения с Ремом непрочные, мы заключили договор о дружбе всего несколько месяцев назад. И теперь, если хотя бы тень подозрения в убийстве принца упадет на нас, сдерживающему империю Ко союзу придет конец.

Синдбад склонился к самому лицу Когьёку и прошептал так, что даже она едва расслышала:

— Поверь, я бы сам с удовольствием убил эту мразь. Но мы не можем ставить личную месть выше долга.

— Нельзя его так оставлять, он может организовать новое покушение, — буркнула Когьёку.

— Но на такой случай у меня есть прекрасный маленький рыцарь, чей клинок разит без промаха. — Синдбад подмигнул ей, и она ощутила, как кровь приливает к щекам.

«Не честно так нагло пользоваться моими слабостями, ваше величество!»

Но ярость постепенно уходила из сердца Когьёку, уступая место презрению. Она смотрела на скорчившегося на земле, скулящего от страха Нерву Юлия, и не испытывала уже ничего, кроме гадливости: будто видела личинку насекомого.

Синдбад убрал руку, и Когьёку отвела меч. Нерва Юлий сдавленно всхлипнул, Синдбад повернулся к нему.

— Глупая затея, ваше высочество, — произнес он, в голосе звучала усталость и что-то похожее на жалость, какую испытывают к деревенским дурачкам. — Давайте, угадаю: военная партия посулила вам трон после переворота? Вы будете просто марионеткой, они никогда не дадут вам править самостоятельно. Вы выбрали не тех союзников. Подумайте над этим.

Синдбад резко развернулся и пошел прочь. Джафар двинулся следом, Когьёку кинула на Нерву Юлия последний уничижительный взгляд, демонстративно сплюнула и поспешила за Синдбадом.

— Ты уверен, что можно его вот так оставить, Син? — спросил Джафар.

— А что еще мы можем сделать? — Синдбад пожал плечами. — В любом случае, мы теперь знаем источник опасности. Я поговорю с Му, пусть он передаст императору, что его сын запутался в паутине заговора.

— И давно ты понял, что он стоит за покушением на тебя? — поинтересовалась догнавшая Синдбада Когьёку.

— Я не настолько всеведущ. — Он скромно улыбнулся.

«Угу, не всеведущ. Но мне иногда кажется, что ты умеешь читать мысли».

— Я заподозрил неладное, когда принц пригласил меня на вечеринку. Он не из тех людей, которые будут приносить извинения. И до этого я часто видел его в компании генералов, недовольных окончанием войны с Магноштадтом.

— Так ты принял приглашение, чтобы вывести его на чистую воду! — подытожила Когьёку.

— И совершенно не заинтересовался обещанными красотками, — скептически протянул Джафар.

— Ни в коем случае, — с кристально честной миной заявил Синдбад.

Когьёку почувствовала, как на губах расцветает улыбка. Как же чудесно было слушать привычный обмен шуточками Синдбада и Джафара, как приятно идти рядом с ними. Чувство легкости, тепла, семейного уюта. Вот что дарил ей Синдбад. За это она была готова сразиться хоть со всей армией Рема.

— Поздравляю с боевым крещением в высшем обществе, Ко! — весело объявил Синдбад. — Как тебе понравился твой первый бал?

Когьёку хищно улыбнулась и погладила эфес клинка.

— О, я отлично потанцевала.

Часть 2. Король и его генерал. Глава 1

— …И вот из-за того, что Син потерял все сосуды джиннов, Аль-Сармен едва не погрузили Бальбад в хаос, — с мстительным торжеством закончил историю приключений короля Джафар.

Сидевшие за большим столом в зале совета генералы хмуро уставились на Синдбада.

— Непростительная безответственность, — объявила Ямурайха.

— Как в юности ветер в голове гулял, так и сейчас, — проворчал Дракон.

— А ведь взрослый мужчина, как не стыдно, — пожурил Хинахохо.

— Какой же ты легкомысленный, Син, — вздохнула Писти.

— В Сасане после такого проступка воин бы совершил самоубийство от стыда, — заметил Спартос.

— Это совсем не круто, — протянул Шарркан.

— Хм, — осуждающе изрек Масрур.

Синдбад переводил взгляд с одного мрачного лица на другое.

— Но ведь все закончилось благополучно. Не смотрите на меня так грозно, друзья! — он лучезарно улыбнулся, но у генералов уже выработалась защита против его ослепляющего сияния, и они продолжали взирать на своего короля с осуждением.

Синдбад вздохнул и повернулся в сторону своей последней надежды — юного девятого генерала. Но Когъёку бросила на него убийственный взгляд, полный ледяного презрения.

— Придурок, — припечатала она.

— И ты, Ко? — возопил Синдбад.

Когъёку фыркнула и демонстративно отвернулась.

— Какие же вы все злые, — посетовал Синдбад. — Между прочим, если бы я не потерял сосуды, то не встретил бы маги. Я думаю, то было проведение Рух.

— Угу, проведение, как же, — проворчал Джафар.

Но традиционная «воспитательная минутка» генералов уже закончилась, они снова улыбались.

— Я смогу воочию увидеть силу маги! — восторженно пропела Ямурайха. — Как чудесно. Я и мечтать о таком не могла.

Шарркан с усмешкой ткнул ее в бок.

— Сумасшедшая ведьма, только о магии и думаешь.

— Да ну тебя, лысый, — беззлобно огрызнулась Ямурайха.

— Яму, я понимаю твое нетерпение, но, пожалуйста, не набрасывайся на Аладдина, — сказал Синдбад. — Ему и остальным ребятам тяжело пришлось в Бальбаде, они видели много смертей и страданий. Сейчас им нужно отдохнуть и осмыслить произошедшее. Я хочу попросить тебя не беспокоить Аладдина расспросами, пока я не вернусь из империи Ко.

— Моржана уже приступила к тренировкам, — как бы невзначай заметил Масрур.

Синдбад понимающе усмехнулся.

— Я даже не сомневался. Но Моржана — фаналис, ваше племя отличает сила духа и выдержка. Моржану не так-то легко сбить с пути и сломать.

— Хорошо, я дождусь твоего возвращения, — нехотя произнесла Ямурайха.

Затем генералы быстро доложили Синдбаду о текущих синдрийских делах и началось обсуждение визита короля в империю Ко. Было решено, что с ним в качестве сопровождающих поедут Шарркан и Спартос. Когъёку сама бы хотела отправиться с Синдбадом, но путь в империю для нее оставался закрыт. Слишком рискованно было появляться в столице, где в ней могли узнать бывшую куртизанку. К тому же Синдбад опасался, что император попытается забрать хозяйку Винеа, если она окажется в самом сердце его владений.

Когда собрание закончилось, и генералы начали расходиться по своим делам, Синдбад неожиданно попросил Когъёку остаться.

— Ко, у меня для тебя будет особое поручение, — произнес он.

— Надеюсь, оно не связано с лазаньем в портовых кварталах в поисках слухов об Аль-Сармен? — осведомилась Когъёку с усмешкой.

— О нет, — Синдбад ответил ей задорной улыбкой. — Я больше никогда не поручу тебе тайные задания, после того, как ты затопила самый злачный район Ремано.

— То отребье само напросилось, — Когъёку развела руками и попыталась скопировать невинное выражение, каким Синдбад обычно отвечал на все обвинения Джафара в разгильдяйстве. — Они ко мне приставали, и я решила поучить их вежливости.

— Я понимаю, почему Винеа выбрал тебя, — неожиданно произнес Синдбад. — Твой характер подобен морю: обычно ты спокойная, как водяная гладь в штиль. Твоя улыбка напоминает блеск солнца на синих волнах… Но твой гнев бурный и сильный, как самый ужасный шторм. Вода гибкая и податливая, но никто не устоит перед цунами, да?

Когъёку потупилась.

«Он так легко читает меня. От него ничего не скроешь».

Но Когъёку это не пугало, а скорее радовало. Было приятно осознавать, что человек, которым она восхищается, которого преданно любит, так хорошо знает ее. Значит, она ему не безразлична.

— Учитывая обилие похвалы, задание, которые ты мне готовишь, будет похуже посещения притонов и вынюхивания, — пошутила она.

За последний год Когъёку научилась не только смущенно краснеть в присутствии Синдбада, но и поддерживать разговор, вставляя колкие замечания. Она чувствовала себя все более свободно в обществе короля, теперь она уже была не просто влюбленной девушкой, но другом Синдбада. Она видела его утомленным, расстроенным, печальным и даже злым. Она знала его недостатки и слабости. И от этого ее любовь к нему не угасла, а стала только сильнее. Потому что она видела не только сияющий образ, но и человека с мечтами и чувствами. Замечательного человека, которому она поклялась в верности.

Когъёку ожидала, что Синдбад ответит шуткой на шутку, но он посмотрел на нее неожиданно странно. Задумчиво и как-то… нежно? Она не могла истолковать этот взгляд.

— Король должен уметь красиво врать, но я еще не разучился говорить от чистого сердца, — его голос звучал проникновенно, так интимно, что Когъёку смутилась. — Иногда похвала просто похвала призванная порадовать дорого человека, а не польстить и получить выгоду.

Когъёку уставилась на сложенные на коленях руки, затем робко посмотрела на Синдбада. В его глазах был свет синдрийского солнца.

— Мне приятно, — пробормотала Когъёку и улыбнулась. — Я люблю море, влюбилась в него в тот день, когда впервые увидела в порту… Оно… Бескрайнее, могучее…

Она замялась, не в силах подобрать слов.

— Оно для меня символ свободы.

— Да, море — это свобода. Моряка всегда тянет к морю.

И снова этот странный взгляд. Синдбад оперся подбородком о скрещенные пальцы и пристально смотрел на Когъёку. Нежно и будто бы с затаенной тоской. У Когъёку перехватило дыхание, а сердце забилось часто-часто. Мир вокруг растворился, и они остались вдвоем.

«Моряка всегда тянет к морю. Ты похожа на море…»

Но тут Синдбад моргнул и наваждение исчезло. В окно ворвались птичьи трели и шум ветра.

Синдбад хлопнул ладонями по столу.

— Возвращаясь к твоему заданию, Ко. Оно скорее не сложное, а интересное.

Когъёку встрепенулась и постаралась сосредоточиться. Сейчас не время витать в облаках. Хотя на краткий миг ей показалось, что она видела в глазах Синдбада то, что всегда мечтала увидеть.

«Наверное, показалось».

— И что же за великая миссия меня ждет? — осведомилась она.

— Я рассказывал о принце Али-Бабе Салудже, который покорил подземелье и освоил покров оружия. Хочу попросить тебя немного потренировать его, — сказал Синдбад.

Когъёку вопросительно вскинула бровь.

— Но ведь ты только что говорил, что нужно дать гостям отдохнуть.

Синдбад кривовато усмехнулся.

— По большей части это было сказано для Яму. Ты же ее знаешь, когда дело доходит до магии, она теряет голову. Если бы я ее не остановил, она бы замучила беднягу Аладдина.

Когъёку вспомнила безумный блеск в глазах волшебницы, когда она возбужденно рассказывала собранию генералов об изобретенных ей новых заклинаниях.

— Да уж, маги она до смерти замучает вопросами, — согласилась Когъёку.

Синдбад кивнул.

— Вот именно. Аладдин недавно потерял близкого друга, ему нужен отдых и покой. Пусть он и выглядит, как ребенок, но он мудрее многих взрослых и справится со своими переживаниями. Ему просто требуется время. А вот Али-Бабе не помешает встряска. Он тоже потерял дорогого человека, но, я считаю, принц Салужда из тех людей, которых нельзя оставлять наедине со своими печалями. Он не сможет выбраться сам, отринуть прошлое и идти вперед. Скажем так, ему необходим пинок в правильном направлении.

— И я должна этот пинок осуществить? — догадалась Когъёку.

— Да. Я передал Али-Бабе меч его отца взамен сломанного в Бальбаде, после нескольких тренировок его джинн должен переместиться в новый сосуд. Но у меня нет времени обучать Али-Бабу созданию покрова джинна, поэтому перепоручаю эту задачу тебе.

Король широко улыбнулся.

— Рассчитываю на тебя, Ко.

— Я дам ему хорошего пинка, не сомневайся, — бодро заявила Когъёку.

Часть 2. Король и его генерал. Глава 2

Спустя несколько месяцев Синдбад с перекосившимся лицом смотрел на улыбающийся ломоть жира, который назвался Али-Бабой и на огромный пончик, который отзывался на имя «Аладдин». Стоящая рядом Когъёку была мрачнее тучи.

— С восфлафениеф, фяфенька! — слова Аладдина было невозможно разобрать, потому что он пытался одновременно говорить и есть.

— Я готов сражаться против Аль-Сармен! — объявил Али-Баба, грозно сжимая пухлые кулаки.

— Я вернулся, — бесцветным голосом произнес Синдбад.

Али-Баба и Аладдин принялись дружно нахваливать синдрийскую еду, Синдбад слушал их с каменным лицом.

— Простите, у меня дела, я вас ненадолго покину, — наконец сообщил он и вышел из комнаты, утаскивая хмурую Когъёку с собой.

— Ко, я же просил тебя позаботиться об Али-Бабе, — с упреком произнес Синдбад, едва они с оказались в коридоре.

Когъёку обиженно надулась и сложила руки на груди.

— Я пыталась, но этого болвана ничем не пронять, — пожаловалась она. — Он не хочет тренироваться, объяснений о покрове джинна не слушает, только ест и ест. Я устала с ним возиться, все мои слова, как об стенку горох.

Синдбад задумчиво потер подбородок.

— А я думал, вы быстро поладите, вы ведь почти ровесники. У вас похожая судьба, мать Али-Бабы тоже была куртизанкой.

— И ему тоже приходилось ублажать богачей в борделе? — ядовито спросила Когъёку.

Синдбад строго взглянул на нее, она тут же почувствовала себя капризным ребенком и устыдилась.

— Прости, — тихо произнесла она. — Наверное, я просто немного завидую Али-Бабе. Он рассказывал о своей семье. У него была любящая мать, даже король-отец по-своему заботился о нем. Его все-таки забрали во дворец и растили, как принца. А я стала нужна семье, только когда получила джинна.

— На долю Али-Бабы тоже выпало немало испытаний, не будь к нему так строга.

Когъёку вздохнула.

— Но у меня все равно ощущение, что я намного-намного старше него… Может быть, поэтому у меня не получилось его тренировать? Мне он кажется излишне легкомысленным.

Синдбад улыбнулся.

— Ладно, я с ним поговорю. С ними обоими.

— Кстати, по поводу тренировок Али-Бабы, — поспешила добавить Когъёку. — Я думаю, ему еще рано осваивать покров джинна, он ведь даже покров оружия толком не освоил. Во время поединков у меня сложилось ощущение, будто что-то ему мешает. Не знаю, как объяснить… Возможно, неуверенность в своих силах?

— Я тоже замечал, что ему не хватает уверенности, — согласился Синдбад. — И фехтовальное мастерство не помешает улучшить. Пожалуй, стоит попросить Шарркана заняться им.

Когъёку нехорошо прищурилась, вспомни свои собственные годы ученичества у первого клинка Синдрии.

— Шарк ему устроит веселую жизнь.

Синдбад рассмеялся.

— Не сомневаюсь! Шарркан также боготворит мечи, как Ямурайха — магию. Они будут отличными учителями для Али-Бабы и Аладдина. Но сначала, я должен вернуть нашим гостям боевой дух.

— Если тебе удастся расшевелить эти груды жира, я буду очень удивлена, — буркнула Когъёку.

Но она ошиблась. Через несколько дней Али-Баба и Аладдин похудели и рвались в бой.

— Что ты с ними сделал? — изумленно спросила Когъёку у короля. — Я несколько месяцев билась, а только — чуть. Ты же взбодрил их за несколько дней.

Синдбад развел руками.

— Я просто рассказал им об Аль-Сармен.

Когъёку недоверчиво нахмурилась.

— И не использовал Зепара для гипноза?

— Конечно, нет!

Когъёку все еще продолжала буравить своего короля подозрительным взглядом.

— Иногда мне кажется, что сила Зепара с тобой всегда, — заметила она. — Я ведь тоже рассказывала Али-Бабе об Аль-Сармен, но меня он даже не слушал, а стоило заговорить тебе… признавайся, это магия!

Когъёку обвиняющее ткнула в Синдбада пальцем.

— Сладкоголосый серен, вот ты кто!

Мгновение Синдбад недоуменно смотрел на нее, а затем залился смехом. Когъёку состроила недовольную мину, Синдбад взглянул на нее, и смех перешел в хохот.

— Ох, Ко, можешь же ты иногда сказать… — выдавил он.

Когъёку улыбнулась. Ей нравилось видеть, как Синдбад смеется. Не на показ, а искренне, радостно. Обремененный заботами о стране, он не так часто мог позволить себе расслабиться и повеселиться по-настоящему.

— Вот за такие фразы я и люблю тебя, Ко, — заявил Синдбад.

Лицо Когъёку разом сравнялось цветом с алыми орхидеями синдрийских джунглей.

Синдбад каверзно ухмыльнулся.

— Я бы хотел, чтобы ты еще немного поучаствовала в обучении Али-Бабы. Давай покажем ему настоящий бой повелителей джиннов.

Когъёку мгновенно забыла о смущении.

— Бой в покровах джиннов?! — восторженно спросила она.

По коже побежали мурашки, Когъёку задрожала от предвкушения. Ей редко выпадала возможность использовать полную силу Винеа. Только один раз во время тренировок она и Синдбад сразились в покровах джинна, но в памяти тот поединок отпечатался яркими красками. Таких волшебных ощущений она не испытывала никогда, и трепетала от одной только мысли, что можно будет снова слиться в схватке со своим королем.

— Когда показательный бой? — выпалила Когъёку.

Она была готова поклясться, что на мгновение в глазах Синдбада полыхнул огонь.

— Бой состоится, — он сделал театральную паузу, — прямо сейчас.

Они спустились вниз и прошли на тренировочную площадку, где ожидал Али-Баба. Когъёку едва сдерживалась, чтобы не побежать. Вот-вот она сможет выпустить на волю цунами своей души. Синдбад казался спокойным, но Когъёку заметила, как напряглись его плечи.

«Неужели он тоже хочет поединка?»

— Итак, Али-Баба, сейчас ты увидишь сражение в полном покрове джиннов, — объявил Синдбад. — Смотри внимательно какой силой ты сможешь овладеть, если постараешься.

Али-Баба серьезно кивнул.

Когъёку не могла больше сдерживаться, выхватила из прически свою заветную шпильку и воскликнула:

— Покрой мое тело, Винеа!

По венам заструился мощный поток силы. Когъёку чувствовала, что может горы свернуть одним щелчком пальцев. Могущество опьяняло, сводило с ума.

— Покрой мое тело, Фокалор!

Когъёку взглянула на Синдбада, и сердце пропустило удар. В тайне она всегда любила Фокалора больше других джиннов короля, ей казалось, что облик демонического ворона лучше всего отражает сущность Синдбада. Черно-алые перья окутывали его плечи плащом. Багряные узоры на мускулистом торсе скорее только подчеркивали наготу, приковывали взгляд к гладкой загорелой коже.

Когъёку поняла, что затаила дыхание и судорожно выдохнула. И вдруг поймала взгляд Синдбада. Жгучее расплавленное золото. Он смотрел на нее так пристально, что Когъёку осознала, насколько легко и прозрачно ее водяное одеяние. Ее охватили противоречивые чувства, одновременно испуг, удовлетворение и странное томление.

— Ого, так это и есть покровы джиннов! — изумленно охнул Али-Баба. — Здорово.

Но Когъёку уже не было до него дела. Она дерзко улыбнулась Синдбаду и взмыла в небо.

— Попробуй, догони! — подразнила она.

— Вот ведь дерзкая девчонка, — понесся ей вслед веселый голос.

Когъёку летела навстречу бескрайнему лазурному небу, упиваясь вкусом свободы. Ветер свистел у нее в ушах, а в крови пела сила. Она обернулась и увидела, что Синдбад летит за ней. Его волосы-перья были подобны крыльям ворона, алая лента трепетала закатно-алым росчерком. Он улыбался уголками губ. Насмешливо. С вызовом.

— Не сдерживайся, малышка Ко! — крикнул он, будто специально называя ее прозвищем которое одновременно и злило, и радовал ее.

— Вы сами напросились, ваше величество! — в тон ответила она и резко развернулась.

Когъёку понеслась Синдбаду навстречу, выставив вперед меч, как копье.

Острие клинка было уже в опасной близости от груди Синдбада, когда он чуть повел рукой и отклонил лезвие. Когъёку пролетела мимо, волчком завертелась в воздухе, а Синдбад рассмеялся чистым серебристым смехом проказливого ребенка.

— Такими атаками ты меня не достанешь!

— Ах так?! — задорно выкрикнула Когъёку. — Тогда держись.

Она резко опустилась вниз, так что заложило уши, пролетела надо зеркальной гладью моря, забирая Рух из воды. Вокруг лезвия меча закрутились серебристые струи.

Когъёку снова взмыла вверх, навстречу улыбающемуся Синдбаду. Она летела все быстрее и быстрее, вода вокруг ее клинка превратилась в синее торнадо.

— Получи копье водяного бога! — взревела Когъёку.

Но ее вода натолкнулась на стену из воздуха и рассеялась мириадами бриллиантовых капель. Улыбка Синдбада стала шире, глаза вспыхнули, будто отразили полуденное солнце.

— Это не вся твоя сила, малышка Ко, — вкрадчиво шепнул он. — Покажи мне свою экстремальную магию.

По телу Когъёку прошла сладкая дрожь.

«Покажи мне свою экстремальную магию».

Более возбуждающих слов она никогда не слышала. По сравнению с ними все красивые фразы в романтическихкнижках, которые Когъёку подсовывала Писти, были просто жалким лепетом.

— Ты уверен? — осипшим от волнения голосом спросила она. — Если я применю свою экстремальную магию, разрушений не избежать.

Синдбад насмешливо прищурился.

— А ты так уверена, что я не смогу тебя остановить? — с мягкостью, за которой притаились стальные когти ворона, спросил он.

Когъёку разом забыла о безопасности. Ее улыбка стала подобна оскалу тигрицы, почувствовавшей добычу.

— Хорошо, — прошептала она.

Когъёку воздела меч и призвала силу океана. Силу таинственных морских глубин, где обитают жуткие чудовища, видевшие зарю мира. Силу, которая топила целые острова и флотилии кораблей.

— Вейнел Ганезза! — выкрикнула Когъёку.

И море ответило своей названной дочери.

Огромная волна с оглушительным ревом поднялась в небо, затмевая солнце. Вода вот-вот должна была обрушиться на Синдрию, она погребла бы под собой прекрасный остров, уничтожая дома и людей. Но навстречу чудовищной волне полетели белоснежные вихри. Зубам воздушного монстра они вгрызлись в воду. Вой стоял невообразимый. Небеса и океан сражались в ужасной схватке. И посреди беснующихся стихий парили двое. Король и его генерал.

Рассеянная ветром вода пролилась дождем, вернувшись к матери-морю.

Синдбад улыбался Когъёку все также спокойно, чуть насмешливо.

«Он специально меня раззадоривает!»

И ей нравилось принимать его вызов.

— Ха, думал, рассеял мою экстремальную магию и победил? — едко осведомилась Когъёку. — Я еще могу сражаться. На этот раз я тебе не проиграю!

— Смелые слова, — в улыбке Синдбада появилось что-то хищное, даже пугающее.

Но Когъёку не было страшно, азарт сражения полностью захватил ее.

Она бросилась навстречу Синдбаду, и он встретил ее объятиями ветра…

Они летали среди танцующих потоков воздуха и водных струй. Время перестало существовать. Здесь, где встречается море и небо, они могли остаться вдвоем. Быть не просто королем и его верным генералом, а мужчиной и женщиной.

Когъёку восторженно хохотала, из груди рвался радостный крик. Счастье переполняло ее. И она видела в глазах Синдбада, обычно таких спокойных, таинственных, словно омуты, что он тоже счастлив, что он разделяет ее восторг. Сейчас она могла прочесть все его чувства, нырнуть на самое дно. Ведь она была повелительницей морских глубин.

В который раз Когъёку с воинственным кличем атаковала, Синдбад блокировал клинок Винеа ветром и неожиданно с силой сжал запястье противницы. Притянул Когъёку к себе резко, почти грубо. Она оказалась к нему очень близко. Глаза в глаза. И она упала в золотистый туман. А в следующую секунду ощутила, как горячие сладкие губы коснулись ее губ. Поцелуй длился всего миг равный жизни вселенной. Даже не поцелуй, а легкое прикосновение. Но Когъёку показалось, будто ее тело охватил огонь.

— Ты прекрасна, моя морская богиня, — раздался чуть хрипловатый шепот у нее над ухом.

Все закончилось так же внезапно, как началось.

Синдбад вдруг оказался очень далеко. Его лицо стало отчужденным, глаза потухли. Будто закрылись окна в доме, где идет праздник, и на улице стало темно и одиноко.

— Думаю, нам пора закругляться, Ко, иначе мы действительно можем ненароком что-нибудь сломать.

Его улыбка была будто приклеенной. Та самая улыбка, которой он ослеплял не знающих его людей. Яркая, но холодная.

— А-а… эм… — шокированная Когъёку даже не смогла толком выговорить слова.

Возбуждение битвы схлынуло, боевое безумие Когъёку было подобно ее стихии: приливы сменялись отливами. Теперь она снова начала осознавать реальность.

«Он целовал меня? Не может быть! Мне наверняка показалось! Я ведь теряю голову во время сражений».

Но на губах все еще оставался чуть солоноватый вкус поцелуя. Кожа на руке горела там, где ее сжимали сильные пальцы Синдбада.

Когъёку совсем растерялась.

Синдбад тем временем уже опустился на землю и снял покрытие джинна. К нему подбежал Али-Баба, что-то возбужденно говоря и размахивая руками.

Когъёку приземлилась поодаль и неуверенно застыла, вслушиваясь в разговор.

— Ваша битва была великолепна, — тараторил Али-Баба. — Такая невообразимая силища!

— Да, Когъёку смогла показать себя во всей красе рядом с морем. Ты видел, как она черпала силу из морской Рух? — Синдбад улыбался все той же холодной улыбкой.

Когъёку показалось, он специально не оборачивается к ней.

Она дождалась пока Али-Баба уйдет и только тогда подошла к Синдбаду, решив все выяснить.

— То, что сейчас произошло… — начала она, но он не дал ей договорить.

— Ко, ты отлично сражалась, — заметил Синдбад. — Я уже не раз говорил и не устану повторять, как меня восхищает твоя водяная сила. Винеа — идеальный джинн для Синдрии, ты сможешь отлично оборонять нашу страну, используя Рух моря.

Он не давал Когъёку и слова вставить.

— Но у тебя есть один существенный недостаток. Во время сражения ты теряешь голову, часто атакуешь в лоб, не заботясь о прикрытии. В реальном бою такое может привести к поражению. Твоя безрассудная храбрость вызывает уважение, но она же может поставить тебя под удар. Как вышло с покорением подземелья: если бы ты, поддавшись порыву, не отправилась туда одна, возможно, все не закончилось бы столкновением с принцами дома Рен. Постарайся контролировать свои эмоции, сохраняй холодную голову во время боя и продумывай тактику.

Синдбад ободряюще хлопнул Когъёку по плечу, и она тут же растеряла всю решимость поговорить с ним на чистоту.

«Я буду выглядеть глупо, если спрошу: а почему ты меня поцеловал? Чувствую себя полной дурой».

— Теперь прости, мне пора заниматься бумажной работой, иначе Джафар нашпигует меня ножами.

Синдбад развернулся и зашагал прочь.

— Ты тоже теряешь голову во время боя, — шепнула Когъёку ему вслед.

Синдбад скрылся во дворце, и Когъёку не увидела, как он провел рукой по губам и долго смотрел на свои пальцы. Затем выругался самой грязной моряцкой бранью и ускорил шаг.

Часть 2. Король и его генерал. Глава 3

Наступило время, когда птенцы покидают гнездо. Четверо юных покорителей подземелья Заган уплыли из Синдрии навстречу своей судьбе. Когда Когъёку смотрела, как они погружаются на корабль, прощаются с генералами, ее сердце пронзила щемящая тоска. Али-Баба и Хаккурю были почти ее ровесниками, но рядом с ними она ощущала себя взрослой и умудренной опытом женщиной. Нет, она была довольна своей жизнью, но на краткий миг ей захотелось стать такой же, как они. Жаждущим приключений юным покорителем подземелий. Но Когъёку быстро отбросила такие мысли. Беззаботность четверки ребят лишь кажущаяся. Со слов Синдбада она знала, что у молодого принца империи уже много проблем, Али-Баба тоже не мог похвастаться беззаботной жизнью. Нет, ей нечему было завидовать. Ее место — рядом с Синдбадом. Она выбрала свой путь и счастлива.

Вечером, когда солнце величественно опускалось в море, король и его генерал шли по песчаному берегу. Обычно Синдбад отправлялся в такие прогулки один, чтобы поразмыслить вдали от суеты дворца. Но сегодня он почему-то пригласил Когъёку с собой. Такой знак доверия тронул ее.

Некоторое время они шли молча. Синдбад вглядывался в горизонт, словно искал там ответ на мучившие его вопросы. Когъёку видела, его что-то гложет, но не спрашивала, решив: пусть он сам поделится с ней своими мыслями, если захочет.

— Удивительно, в мире должно быть только три маги, но вдруг словно из неоткуда появляется Аладдин, — наконец произнес Синдбад. — Тревожный знак. Я чувствую, грядут эпохальные события. Мир стоит на грани великих потрясений.

— Поэтому ты решил привлечь этих ребят в Синдрию? — спросила Когъёку.

Синдбад невесело усмехнулся.

— Да, хотя Аладдин отверг мое предложение стать маги Синдрии, но я уверен, я надежно привязал их к нашей стране. Я постарался сделать все, чтобы она стала для них домом. Если они будут воспринимать Синдрию, как единственное место, куда они могут всегда вернуться, то будут сражаться за нее, не жалея жизней.

Синдбад бросил взгляд на Когъёку.

— Ты не собираешься следом за Джафаром прочитать мне лекцию о том, что нельзя использовать детей?

Когъёку ответила ему понимающей улыбкой.

— Я знаю, что ради Синдрии ты без колебаний пожертвуешь всеми нами.

— И несмотря на это ты все еще рядом со мной? — в голосе Синдбада звучала горечь и застарелая боль.

— Но я знаю, что также без колебаний ты пожертвуешь собой, — спокойно заметила Когъёку.

С минуту Синдбад молчал.

— Помнишь, я говорил, что встреча с Аладдином — провидение Рух? — тихо произнес он. — Так вот — встреча с тобой тоже воля Рух. Как иначе объяснить, что в ту ночь я выбрал «Белую лилию» из десятка других заведений? Какая-то сила вела меня.

Когъёку не нашлась, что на это ответить, и дальше они шли в тишине, лишь шуршали набегающие на песок волны.

Синдбад присел на камень у самой кромки воды, Когъёку примостилась на камушке рядом.

— Знаешь, Ко, на самом деле я сильно завидую Али-Бабе и Аладдину, — вдруг признался Синдбад.

На горизонте расцветал закат, нежно-розовый плавно перетекал в кроваво-алый, в яркий багрянец и мягкий фиалковый. На лицо Синдбада упали тени, и он будто разом состарился, стал усталым, утомленным тяжелым грузом ответственности.

— В юности я мечтал о приключениях и путешествиях, — произнес он с такой разрывающей сердце тоской, которой Когъёку никогда прежде не слышала в его голосе. — Я представлял, как буду бороздить морские просторы, сражаться с чудовищами. Я хотел увидеть все чудеса мира, мечтал побывать на краю земли и посмотреть, как море водопадом падает с нашего плоского мира в черноту космоса. Но я покорил подземелье и стал сосудом короля. Иногда я думаю, что лучше бы я тогда не послушал Юнана.

Когъёку внимала речи Синдбада, ей одновременно было горько и сладко. Она была счастлива, что он доверяет ей свои сокровенные мысли, но она ощущала его боль.

— Я любою Синдрию, Ко, но иногда дворец кажется мне золотой тюрьмой, — закончил Синдбад.

Когъёку еще немного подождала, а когда поняла, что он больше ничего не скажет, заговорила.

— Син, я понимаю твою тоску по странствиям. Моряка всегда тянет в море, да?

Поколебавшись, Когъёку накрыла его руку своими тонкими пальчиками и осторожно погладила. Синдбад вздрогнул, обернулся, и в его глазах Когъёку снова увидела то странное выражение, которое не могла прочесть. Нежность и что-то еще, неуловимое. Ободренная, она заговорила дальше.

— Ты был рожден королем. Приключения бы вскоре тебе наскучили, твоей мятущейся душе нужно что-то посерьезнее сражений с монстрами и охоты за сокровищами. Твоя тоска по дальним странствиям может оказаться лишь иллюзией, бессмысленным томлением души. А твоя настоящая цель — Синдрия. Приключения — поверхностные развлечения, а создание целого государства — это нечто более важное. Разве ты не чувствуешь удовлетворения и радости от того, что смог создать такую чудесную страну? Разве тебя не согревают улыбки твоих подданных? Разве не ты говорил, что они твоя семья? И главное — разве управление страной не интереснее любого приключения?

Она выдохлась и замолчала.

«Не слишком ли наивны мои слова? Все-таки я по сравнению с ним еще совсем девчонка, он старше и мудрее меня. К чему ему мои советы?»

Но в устремленном на нее взгляде Синдбада на мгновение промелькнуло удивление, а затем на смену ему пришло понимание.

— Когда ты успела стать такой мудрой, малышка Ко? — спросил он, и теперь его улыбка была привычной, чуть хитрой, ироничной.

Когъёку поняла, что краснеет и мысленно разразилась проклятиями.

— Я стала такой мудрой, потому что я не малышка, — пробухтела она. — Хватит уже меня так называть.

— О-о-о, а как же мне тебя называть? — протянул Синдбад. — Большая Ко? Сестренка? Тетенька?

Когъёку побагровела и от смущения, и от раздражения.

— Хватит меня дразнить! Хватит дурачиться! Ты… ты… идиот, растерявший всех джиннов!

Она замахнулась на Синдбада кулаком, тот рассмеялся, а затем вдруг склонился к Когъёку. И она снова почувствовала то же самое, что и во время поединка: она растворялась в его золотых глазах. От Синдбада пахло сандаловым маслом и чем-то еще. Наверное, так могло пахнуть южное солнце.

— Прости, но дразнить тебя так забавно, — шепнул он почти у самых ее губ. — Ты так мило смущаешься и злишься.

Синдбад был так близко к Когъёку, что ей казалось, он услышит грохот ее сердца.

«Все как в тот раз!»

Она успела убедить себя, что поцелуй ей лишь почудился. Возбуждение от битвы сыграло с ней злую шутку, подарив то, о чем она мечтала. Синдбад и словом не обмолвившийся о происшествии и общавшийся с ней как обычно, только подтвердил ее подозрения. Но теперь…

«Сейчас!» — приказал внутренний голос, голос Когъёку — повелительницы моря.

Изумляясь собственной смелости, она протянула руку, собираясь обнять Синдбада. Она уже почти коснулась его, когда он отстранился.

— Пора возвращаться, — заметил Синдбад. — Время отдыха закончилось, нас ждет много дел.

Плавным движением он поднялся с камня и зашагал по берегу обратно, Когъёку мгновение сидела неподвижно, а затем бросилась следом.

— Син! — окликнула она.

Синдбад обернулся.

— Не кори себя за то, что используешь нас, — твердо произнесла Когъёку и широко улыбнулась. — Служение тебе и Синдрии дало мне цель. Раньше я просто существовала, я была лишь вещью, без чувств и стремлений, я выполняла повседневные дела как механическая игрушка имперских мастеров. Но благодаря тебе я стала жить полноценной жизнью. У меня есть к чему стремиться. Я уверена, остальные думают также.

Синдбад улыбнулся в ответ.

— Спасибо, малышка Ко.

— Эй, я же просила! — закричала она, но он уже пошел дальше.

Когъёку побежала за ним, на ходу придумывая для Синдбада новые обидные прозвища.

Король и его генерал как всегда весело проводили время.

Часть 3. Единственный. Глава 1

Музыканты дули в витые раковины, били в расписные барабаны. Изящные танцовщицы кружились в хороводе, разбрасывая благоухающие цветы.

В Синдрии праздновали. Отмечали удачную охоту на морского змея. Отмечали очередной год правления любимого короля. Отмечали просто новый день. Жители чудесной южной страны любили веселиться, их радость крыльями золотой Рух поднималась над сказочным островом.

Когъёку с улыбкой наблюдала за празднующими людьми, вглядывалась в лица и нигде не видела гнева и злобы. Вот маленькие девочки в белоснежных одеждах бегают среди танцующих людей и раздают ожерелья из орхидей. Вот двое мужчин со смехом пьют на брудершафт. Вот девушки, хихикая, завязывают юноше глаза и начинают игру в жмурки.

За все семь лет, что Когъёку провела в Синдрии, эта страна не уставала поражать ее. Светом, добротой, неиссякаемой верой в лучшее…

— Эй, эй, Ко, не отвлекаемся! — окликнула бывшую куртизанку Писти. — И ты, Яму, тоже! У нас сейчас тост за любовь, девочки!

Три женщины-генерала облюбовали отдельный столик и устроили, по выражению принцессы Артемюра, «девичник». Писти обожала такие посиделки, она всегда стремилась сколотить из своих соратниц женскую компанию, чтобы ходить вместе по магазинам, сплетничать и развлекаться. Когъёку и Ямурайха отвечали на ее энтузиазм весьма вяло. Волшебница была слишком занята магическими экспериментами и не желала отвлекаться на «всякие глупости». А на характер Когъёку наложило нестираемый отпечаток детство в борделе, где каждая девочка воспринималась как враг. Когъёку была замкнутой, предпочитая проводить свободное время за тренировками в одиночестве.

Однако обе не могли устоять против настойчивых просьб Писти и ее особого оружия: «большие грустные глаза похожей на ребенка двадцатишестилетней девицы». Поэтому и Когъёку и Ямурайха каждый раз капитулировали, соглашаясь участвовать в девичнике.

— Выпьем за настоящую, верную, чистую любовь, которая побеждает все невзгоды! — объявила Писти, поднимая кубок.

Она уже порядочно захмелела, и ее потянуло на пафосные речи.

— Выпьем, — заплетающимся языком протянула Ямурайха.

Когъёку подняла свой кубок с соком гуавы. Она никогда не пила вино. В борделе куртизанкам запрещали прикасаться к алкоголю, чтобы не наделать глупостей в пьяном виде. Затем, когда на одном из синдрийских праздников Когъёку впервые попробовала вино, то обнаружила, что хозяйка Фаран запрещала выпивку не зря. После первого же кубка Когъёку набросилась на Синдбада с мечом Винеа, вопя «Ах, ты пес блудливый! Кастрирую!». Наутро Когъёку ничего не помнила, но Джафар в красках описал, как она гонялась за покорителем семи подземелий, пока не свалилась от усталости и не захрапела. Сам Синдбад вроде бы не обиделся, продолжал мило улыбаться Когъёку, однако пару дней держался от нее на расстоянии не меньше десятка шагов. С тех пор Когъёку пила только сок.

Женщины чокнулись. Ямурайха опрокинула в себя кубок и даже не поморщилась. Волшебница пила редко, но если уж пила, то по-черному.

— К шайтану ее, эту любовь, — проворчала она.

— Нет, не к шайтану, — возразила Писти и понизила голос для заговорщического шепота. — Раз уж мы заговорили об этом, то как у вас дела на любовном фронте, девочки?

Когъёку закатила глаза. Чужая личная жизнь была любимой темой для разговоров у Писти.

— Не начинай, — простонала Когъёку.

Ямурайха поддержала подругу неразборчивым бухтением и подлила себе вина.

— Почему «не начинай»?! — Писти обиженно надулась. — У меня много поклонников, но мне совестно, что мои подруги до сих пор одиноки. Я хочу вам помочь. Вот ты, Яму! — обвиняющий перст указал на волшебницу, и та от изумления икнула. — Тебе уже за тридцать, а у тебя все еще ни мужа, ни детей.

— Зато я разработала много новых заклинаний и создала арте… арте… артефакты, — выдала Ямурайха и опрокинула в себя еще вина.

— Магия, магия… Ты на ней помешалась, — Писти продолжала напирать. — Как же личная жизнь? Ты же не можешь создать ребенка с помощью магии.

Когъёку усмехнулась шутке, но вот Ямурайха не улыбнулась, а неожиданно задумалась.

— Хм, а это мысль… Голем, заполненный Рух.

— Какой ужас! — в один голос воскликнули Писти и Когъёку.

Ямурайха нервно хихикнула и замахала рукой.

— Да ладно, я тоже пошутила.

Подруги наградили ее взглядами: «Ну-ну, знаем мы твои шутки».

— Ты действительно слишком зациклена на магии, — заметила Когъёку.

— А ты — на фехтовании, — буркнула Ямурайха.

С минуту волшебница таращилась в свой пустой кубок, будто разглядывала что-то на дне. Затем грохнула кубком по столу и залилась слезами.

— У-у-у, Шарк — тупой козел! Ненавижу его! Бабник, идиот, придурок!

Когъёку и Писти ошарашено уставились на Ямурайху, озадаченные таким внезапным приступом ярости. Затем Писти бросилась утешать подругу, Когъёку тут не могла ничем помочь, поэтому тактично уткнулась в тарелку с едой, вспоминая о стычках Шарркана и Ямурайхи.

«Эх, они были бы отличной парой, если бы не были такими тугодумами и признали бы собственные чувства», — подумала Когъёку.

Ямурайха тем временем успокоилась, уронила голову на стол и через мгновение сладко засопела.

Писти переместила внимание на новую жертву.

— Ко, как насчет тебя?

Когъёку подобралась, готовая дать отпор.

— Что насчет меня?

— Ты все еще влюблена в Сина?

— Не твое дело, — несколько более резко, чем хотела, произнесла Когъёку.

Она отвернулась и посмотрела туда, где среди красавиц восседал блистательный король Синдрии. Губы Когъёку тронула легкая улыбка: мир меняется, но что-то должно оставаться неизменным, например, Син, пьющий в окружении визжащих от восторга девиц. Похоже, он вообще не собирался жениться и остепениться.

Когъёку не ревновала и не злилась: за прошедшие годы она узнала Синдбада достаточно хорошо, чтобы понять — вино и женщины лишь способ расслабиться. Трудно быть чудом. Даже легендарному герою нужно иногда побыть просто веселым повесой. Но Когъёку мечтала, что когда-нибудь сможет помочь своему королю забыться лучше вина. Однажды такое уже случилось. После тяжелых переговоров в Реме, Синдбад вернулся в гостиницу и позвал Когъёку к себе. Он ничего не говорил, просто положил голову ей на колени и уснул. А ведь он мог по обыкновению пойти в бордель, чтобы растворить злость в ласках жриц любви. Но он остался с ней…

Когъёку казалось, Синдбад относится к ней чуть теплее, чем к другим генералам. Он чаще брал ее с собой в дипломатические поездки, но этому было и рациональное объяснение: пусть у тебя семь джиннов, но лучше иметь под рукой еще одного покорителя подземелий.

Он называл ее «мой маленький рыцарь» или «малышка Ко», больше никому он не давал прозвищ, если не считать прозвищем обращенное к Джафару — «Ворчун».

Иногда король и его девятый генерал сидели вместе на большом балконе покоев правителя, смотрели на звезды и разговаривали. О жизни, о политике, о разных глупостях. Для Когъёку такие беседы были лучше поцелуев и объятий.

— Ко, тебе нужно найти хорошего парня, а не гоняться за мечтой, — тихо заметила Писти.

Когъёку обернулась к ней и увидела в глазах подруги сочувствие и жалость, на которые ответила ей загадочной улыбкой.

— Я довольна своей жизнью, — обронила бывшая куртизанка.

Писти неверяще воззрилась на нее.

— Почему? Син никогда не ответит на твои чувства! Он хороший, но в том, что касается любви он — ледышка. Бесполезно даже пытаться разжечь его. Ты так до старости будешь за ним бегать!

Когъёку вспомнила горящие янтарные глаза и усмешку ворона с черно-красными перьями. Так ли холоден король Синдрии?

— Ты не понимаешь, — спокойно произнесла Когъёку, глядя на подругу в упор. — У меня есть нечто получше любви.

Писти задумалась, но была слишком упряма, чтобы оставить Когъёку в покое.

— Тебе никогда не приходило в голову, что ты любишь Сина не потому, что он такой весь из себя замечательный, а потому, что ни разу не имела дела с другими мужчинами? — спросила Писти.

Когъёку передернуло.

— Я как раз таки имела дело с очень многими мужчинами, — прошипела она, не в силах подавить вспышку ярости.

Писти втянула голову в плечи, покаянно потупилась.

— Прости. Я не это имела в виду.

Когъёку уже успокоилась и устыдилась своей злости.

— Ничего страшного.

— Ко, я понимаю, ты видела самую грязную сторону отношений мужчин и женщин, — осторожно заговорила Писти. — Ты имела дело с ублюдками и садистами. Син был первым, кто повел себя благородно. Он обошелся с тобой по-доброму… Я понимаю, какую благодарность ты к нему испытываешь. Но благодарность не любовь!

«Ничего ты не понимаешь, — с горечью подумала Когъёку. — Тебе, с детства свободной, волной выбирать мужчину, следуя зову сердца, никогда меня не понять. Да, моя любовь родилась из благодарности. Когда я была моложе, то идеализировала Сина. Но я провела рядом с ним уже столько лет, что не осталось иллюзий. Теперь я вижу просто человека. И я люблю его».

Но ничего этого Когъёку вслух не сказала, ей не хотелось раскрывать душу даже перед подругой.

— Ко, попробуй встречаться с другими мужчинами, — продолжала убеждать Писти. — Не все они — похотливые скоты. Большинство как раз нет. Просто ты видела худших представителей и по ним судишь обо всех. Не замыкайся на Сине, поищи других — более близких, более понятных. Ничего ведь страшного не случится, если ты просто попробуешь.

«И почему Писти всегда тянет на поучения, когда она напьется?», — устало подумала Когъёку.

Но слова подруги заронили в душу сомнения.

«А что если я действительно не люблю Сина? Что если с другим мужчиной мне будет лучше? Может быть, в кой-то веки послушать Писти и попробовать?»

— Прошу прощения, вы танцуете, госпожа Когъёку?

Подруги дружно обернулись: рядом с их столиком стоял молодой человек и смущенно переминался с ноги на ногу.

Писти хитро-хитро улыбнулась и подмигнула Когъёку. Та мгновение поколебалась, а затем встала из-за стола.

— Да, я с удовольствием потанцую с вами.

Часть 3. Единственный. Глава 2

Его звали Селим. Он служил в дворцовой страже и давно восхищался Когъёку не только как красивой женщиной, но и как умелым воином. После праздника он пригласил ее на свидание, и она согласилась.

Когъёку мучили сомнения.

«Что, если Писти права?»

На свидании Когъёку и ее кавалер пообедали в таверне, а затем гуляли по городу. Селим оказался милым, доброжелательным, он не пытался поцеловать или приобнять Когъёку, держался с ней подчеркнуто вежливо. Он много говорил, рассказывал о смешные случаи из быта стражников, вспоминал синдрийские легенды. Когъёку скучала, слушая его болтовню вполуха, но каждый раз одергивала себя и заставляла поддерживать разговор.

«Странно, когда вот эту историю о духе-тигре, живущем в джунглях, мне рассказывал Син, было гораздо интереснее. Ну вот, я опять думаю о нем. Я должна сосредоточиться. Селим — хороший парень».

Селим еще несколько раз приглашал Когъёку на свидания. На третьей встрече, когда они сидели на лавочке в дворцовом саду, он решился ее поцеловать.

Когъёку чуть прикрыла глаза и постаралась расслабиться. Селим одной рукой обвил ее талию, другой осторожно приподнял ее подбородок и склонился к ее лицу. От него удушающе пахло специями. Когда его влажные губы накрыли губы Когъёку, ее замутило, в душе поднялась волна отвращения.

Жадные руки. Отвратительный запах. Слюна, льющаяся ей в рот.

Чужой мужчина.

Когъёку затрясло, к горлу подкатила тошнота. Она с силой оттолкнула Селима, вскочила со скамейки и стрелой понеслась прочь.

«Мерзость. Мерзость. Мерзость», — стучало в голове.

Когъёку хотелось забежать в уборную и прополоскать рот. А затем залезть в ванную и тереться мочалкой, пока она не избавится от следов прикосновений чужого мужчины. Путь даже ей придется содрать кожу до костей.

Когъёку неслась вперед, не разбирая дороги, и вдруг натолкнулась на кого-то. Вскинула голову, собиралась извиниться и быстро уйти, но слова застыли на губах. На нее обеспокоенно смотрел Синдбад.

— Ко, на тебе лица нет. Что случилось? — в его голосе звучала неподдельная тревога.

Синдбад положил ладони на плечи Когъёку, мягко сжал.

Его руки. Такие знакомые прикосновения, дарящие силу и уверенность.

Что-то разорвалось внутри Когъёку, и слезы градом покатились по щекам. Она спрятала лицо на груди Синдбада, вцепилась в него руками, как утопающий в плот, и заревела в голос.

Мгновение Синдбад стоял неподвижно, словно заледенел, а затем осторожно прижал Когъёку к себе. Она уткнулась носом в его ожерелье, ледяной металл охладил ее разгоряченную кожу, и почему-то успокоил. Она больше не рыдала, а тихо всхлипывала, Синдбад ничего не говорил и просто ласково гладил Когъёку по голове.

Ей было так уютно стоять рядом с ним, она чувствовала себя заключенной в кокон из тепла и света. Хорошо и спокойно. И Когъёку поняла, что в ее душе все еще жил затаенный страх, и лишь присутствие Синдбада отогнало нависшую над ней черную тень. Его прикосновения не пугали. Исходящий от него аромат благовоний казался сладчайшим запахом в мире.

Он был единственным для нее.

Когъёку немного успокоилась и чуть отстранилась, но Синдбад не выпустил ее из объятий, взглянул настороженно.

— Что случилось, Ко? Почему ты плачешь? Кто посмел довести тебя до слез? — спросил он.

Когъёку поспешно замотала головой.

— Нет, меня никто не обижал. Селим хороший, он старался…

От воспоминаний ее снова замутило.

«Это не он, это все я. Я и мои старые раны».

Синдбад грозно свел брови, и всего на долю секунды Когъёку увидела, как в его глазах сверкнула золотая ярость.

— Селим? — тон Синдбада стал опасно вкрадчивым.

Но он быстро взял себя в руки, вернул на лицо благодушную маску.

— Думаю, не стоит говорить в коридоре. Тебе нужно успокоиться и все мне рассказать. Если у тебя проблемы, я с радостью помогу. Идем, мои покои совсем рядом.

Когъёку не успела возразить, как он потянул ее за собой.

Синдбад провел ее в свои покои, заботливо усадил в кресло и, открыв дверцы резного шкафчика, достал какую-то бутылку.

— Мне нельзя вино, — слабо запротестовала Когъёку. — Ты же помнишь, что со мной случается, если я выпью.

— Это не вино, — Синдбад уже плеснул янтарной жидкости в серебряный кубок и протянул ей, — а успокаивающий бальзам, он настоян на травах. Я использую его, когда особенно взвинчен и мечтаю уничтожить всех идиотов мира. Выпей, тебе полегчает.

Когъёку послушно приняла кубок и отхлебнула. Пряная жидкость обожгла горло, но разум прояснился. Горький вкус на губах смыл отвратительное ощущение от поцелуя.

Синдбад присел в кресло напротив Когъёку, улыбнулся.

— Стало лучше?

Она кивнула.

— Вот и хорошо. Тогда расскажи, что так расстроило моего любимого рыцаря?

Синдбад вроде бы перешел на обычный веселый тон, но Когъёку сумела расслышать тщательно скрываемые нотки беспокойства. Она замялась, не зная, стоит ли раскрывать сокровенные чувства. Но если не с Синдбадом, то с кем же еще она может поговорить?

— Я решила последовать совету Писти и попыталась встречаться с молодым человеком из дворцовой охраны.

Лицо Синдбада окаменело, а затем улыбка стала еще шире. Его особая неестественная улыбка.

— Замечательно, Ко! — выдал он радостно.

Но Когъёку уже не могла обмануть его игра.

«Он недоволен тем, что я нашла себе кавалера. Неужели… Ревность? Но раньше он всегда только шутил, когда за мной пытались ухаживать мужчины. Даже предложение руки от ремского вельможи не разозлило его».

— Так значит, его зовут Селим? — Синдбад продолжал говорить подчеркнуто беззаботно. — Я вспомнил его, очень многообещающий юноша, скоро получит чин лейтенанта. Хороший выбор. Но почему ты плакала, Ко? Неужели, он посмел тебя оскорбить? Если так, то я…

Когъёку улыбнулась. Светло и грустно.

— Он ни в чем не виноват. Дело во мне. Когда он прикоснулся ко мне, я чувствовала такое ужасное отвращение, что просто… словами не передать. Похоже, ты навсегда останешься моим единственным мужчиной.

Она не чувствовала боли или разочарования, понимание озарило ее разум яркой вспышкой и поставила все на свои места. Так и должно быть. Она решила.

Синдбад смотрел на Когъёку долго. Казалось, целую вечность. Она не могла ничего прочесть в его глазах, как ни старалась.

— Ко, не надо, — наконец произнес он. — Из-за одной неудачи не следует делать вывод, что все безнадежно. Твое отвращение к мужчинам понятно: ты через столько прошла, тебе нужно время, чтобы привыкнуть.

Когъёку упрямо замотала головой, но Синдбад продолжал говорить, и казалось, что он хочет убедить в первую очередь не ее, а себя.

— Ко, я никогда не смогу ответить на твои чувства, — от него повеяло холодом. — Тебе нужен мужчина, который оценит тебя по достоинству. Будет ежедневно благодарить Рух за то, что встретил тебя. Будет восхвалять твою силу и красоту. С обычным человеком ты сможешь познать радости любви, все яркие краски жизни.

Когъёку рассмеялась, резко, почти зло.

— Любви? Я видела, чего стоит любовь мужчин. Думаешь, сколькие их тех, кто приходил в «Белую лилию» говорили своим женам сладкие слова? Страсть проходит быстро, первое восхищение угасает. И что остается? Пустота. Я не хочу через несколько лет оказаться рядом с человеком, которому на меня плевать и который будет изменять мне с проститутками. Ты говоришь, что я должна найти того, кто оценит меня по достоинству? А разве не ты оценил меня? Мне этого достаточно. Твое уважение для меня дороже сотен признаний в любви от других мужчин.

Синдбад прищурился.

— И ты думаешь, я отличаюсь от них? Думаешь, я не стал бы изменять своей супруге?

— Нет, не стал бы, — твердо произнесла Когъёку. — Ты не опустился бы до банальной измены.

Синдбад желчно улыбнулся.

— Ты слишком наивна. Я такой же мужчина, как и все. Ты же сама видела мою худшую сторону, и все еще сохранила иллюзии?

Он хотел ударить ее словами и взглядом, хотел отпугнуть. Несколько лет назад Когъёку бы поверила, но теперь она видела его ложь. Видела, что на самом деле он не хочет причинить ей боль.

— Ты врешь, — спокойно сказала Когъёку.

Синдбад удивленно вскинул брови, а затем устало потер лоб и невесело улыбнулся.

— Ты видишь меня насквозь, Ко. Это даже пугает. Но кое в чем я не солгал: я не могу тебя полюбить.

Когъёку со стуком поставила кубок на стол и гордо вздернула подбородок.

— Но я хочу любить тебя. Разве мои чувства мешают тебе?

— Они мешают тебе, — произнес Синдбад, сделав ударение на последнем слове.

— Я свободна и вольна сама распоряжаться своей жизнью.

Когъёку встала с кресла.

— Мне уже лучше, я пойду. Спасибо за все.

Пока за Когъёку не закрылась дверь, она спиной чувствовала тяжелый взгляд Синдбада.

Часть 3. Единственный. Глава 3

Синдбад с тоской смотрел на расставленные на столе портреты возможных невест.

Меднокожая принцесса Гелиохафута призывно улыбалась полными губами.

Белокурая принцесса Сасана смотрела строго и надменно.

Черноглазая ремка высокомерно вздернула точеный носик.

Закутанная в расписные шелка принцесса империи Ко загадочно прищурилась, ее взгляд сулил запретные наслаждения.

Все принцессы были прекрасны.

Синдбад вглядывался в портреты и пытался угадать, за каким хорошеньким личиком прячется хитрая интриганка, за каким — пустоголовая любительница роскоши, а за каким — жестокая стерва.

— Син, ты смотришь на самых красивых женщин мира так, будто перед тобой гремучие змеи, — заметил стоящий перед столом короля Джафар.

Синдбад вымученно улыбнулся.

— Они и есть змеи. А я пытаюсь угадать, какая из сих прелестниц доставит мне меньше всего проблем. И мое чутье подсказывает: проблемы принесет любая.

Джафар устало вздохнул и жестко произнес:

— Син, ты должен жениться. Тебе уже далеко за тридцать, а наследника все нет — это создает опасную ситуацию. Конечно, Аль-Сармен уничтожены, но у тебя еще полно врагов. Полмира точит на Синдрию зуб и только ждет, когда ты ослабнешь, чтобы подмять твою страну. Например, империя Ко. Коэн отказался от завоеваний, но наверняка все еще зол на тебя. Почему бы не попытаться наладить с ним отношения, женившись на его сестре?

— Чтобы она подлила мне яд в вино? — саркастично осведомился Синдбад.

Джафар смущенно отвел взгляд, но затем снова пристально посмотрел на короля.

— Да, глупое предложение. Но я на то и советник, чтобы советовать, а ты из моих советов уже выберешь самый полезный. Или придумаешь что-то свое.

Синдбад на мгновение задумался, затем подхватил со стола портрет принцессы империи Ко и небрежно швырнул на пол.

— Сестра Коэна не годится — она станет его глазами и ушами в Синдрии. Конечно, я могу использовать Зепара, чтобы подчинить ее разум. Но зачем мне жена, на которую придется переводить кучу магои?

Вопрос был риторический, и Джафар промолчал.

Синдбад подхватил портрет ремской принцессы, и его ждала та же участь — прекрасное личико поцеловало пол.

— С Ремом та же ситуация. Да, после победы над Медиумом мы заключили союз. Я неустанно тружусь, чтобы наши отношения стали теплее, но… Рем — древняя империя. Они грезят о былом величии. Они дружат с нами только для того, чтобы служить противовесом Ко. Но при первой же удобной возможности они с радостью захватят Синдрию. Я никогда не смогу быть полностью уверен, что ремская принцесса не строит козни у меня за спиной.

— А как насчет принцесс из Сасана и Гелиохафута? — спросил Джафар. — Девушки из дружественных стран уж точно не будут интриговать.

Синдбад отрицательно покачал головой.

— Родители этих девушек — мои друзья. Но это не значит, что сами принцессы будут ко мне лояльны. Человеческая душа — потемки, Джафар. Чтобы узнать кого-то хорошо, нужны годы, а я не могу ухаживать за принцессой несколько лет. Получается, я не смогу узнать их сокровенные мысли, их тайные желания. А я хочу, чтобы рядом со мной была надежная женщина. Та, к которой я смогу спокойно повернуться спиной, не боясь получить кинжал под ребра. Та, кто защитит мой тыл. Та, кому я смогу доверять. Опасно усаживать на трон Синдрии женщину, которую я не знаю досконально. Власть — сильная приманка, она развращает людей. Выросшая во дворце принцесса вполне может решить, что способна свергнуть мужа и править самостоятельно либо в качестве регента при сыне. Я могу пригреть змею у себя на груди.

Джафар громко фыркнул.

— Ты можешь так окрутить любую принцессу, что она до конца дней будет плясать под твою дудку и даже не подумает об измене.

— Ты переоцениваешь силу моего обаяния, — Синдбад ухмыльнулся, но затем взглянул на расстилавшееся за окном небо с толикой грусти и заговорил тихо, утомленно.

— Я устал от лжи, Джафар. Я устал притворяться. Я хочу быть рядом со своей супругой самим собой.

Синдбад взмахнул рукой и смел со стола оставшиеся портреты.

— Но ни с одной из этих женщин такое невозможно.

Джафар вдруг понимающе улыбнулся.

— Син, не увиливай. Скажи прямо, что Когъёку нравится тебе гораздо больше напыщенных принцесс.

Синдбад растерялся и глупо заморгал.

— Это настолько заметно? — почти со страхом прошептал он.

Продолжая улыбаться, Джафар покачал головой.

— Нет, нет, ты отлично скрываешь свои чувства, в искусстве носить разные маски ты настоящий мастер. Я уверен, никто, в том числе и сама Когъёку, ни о чем не догадывается.

— Но ты догадался, значит не такой уж я хороший актер.

— Ты хороший актер, но я — великолепный ассасин. Чтобы подобраться к жертве, нужно уметь наблюдать, улавливать малейшие изменения эмоций. Чуть приподнятая бровь, сжатые губы — я замечаю все.

— Хвала Рух, что ты один такой глазастый.

Синдбад рассмеялся, но натянуто. Невесело.

Джафар был прав. Синдбад сам не заметил, как за последние годы привязался к Когъёку. Из запуганной куртизанки она сначала превратилась в целеустремленную храбрую девушку, а затем в сильную, уверенную в себе женщину. Она стала прекрасной морской богиней, Синдбада тянуло к ней. Как моряка тянет таинственная пучина океана. Когда Синдбад был с Когъёку, он словно сбрасывал с плеч груз забот, вновь ощущал в душе давно угасший азарт, становился лихим путешественником. Она разогревала его кровь лучше сладчайшего синдрийского вина, лучше самых искусных жриц любви. Но Синдбад старательно подавлял свои чувства. Лишь иногда подлинные эмоции прорывались наружу, но тогда ему удавалось обратить все в шутку или просто сделать вид, что ничего не было.

Синдбад вспомнил разговор, случившийся пару дней назад.

«Ты для меня — единственный».

Он ненавидел себя за безудержную радость собственника, накрывшую его в момент признания Когъёку. Еще гаже он себя чувствовал, вспоминая свою вспышку ярости: ни в чем не повинный Селим никогда не узнает, насколько близок он был к ужасной смерти в тот момент.

«Я как собака на сене: сам не ем и другим не даю, — с горечью подумал Синдбад. — Я не могу сделать ее своей, но готов порвать на куски любого мужчину, посмевшего посягнуть на нее. До чего же я смешон».

Джафар хмуро смотрел на задумавшегося друга.

— Син, я не вижу в чем проблема. Когъёку любит тебя, вот уж это ни для кого не секрет. Она преданная, сильная. Из нее получится отличная королева, полностью удовлетворяющая описанию, которое ты сам только что привел. Ты к ней тоже неравнодушен. Так зачем скрывать свои настоящие чувства? Почему бы не сделать ей предложение?

— Потому что у короля нет права на настоящие чувства, — отрубил Синдбад. — Моя женитьба должна привести к новому дипломатическому альянсу, а также укрепить мою династию. Я прекрасно знаю, кем меня считают короли и королевы из древних семей — безродным выскочкой, который смог подняться только с помощью джиннов. Но если я хочу основать династию королей, то мне необходима знатная невеста.

— Ты же сам только что раскритиковал всех знатных невест, — заметил Джафар.

— Они мне не нравятся, но выбирать придется из них, — в голосе Синдбада зазвучала усталая обреченность, но он постарался натянуть на лицо улыбку и продолжил игривым тоном. — Пожалуй, я начну ухаживать за принцессой Гелиохафута. Мне всегда нравились пышногрудые женщины. А вот от дочки Дариуса стоит отказаться, сасанские женщины не менее суровы, чем мужчины, она не даст мне спокойной жизни, а одного воспитателя в твоем лице мне уже достаточно.

Синдбад неестественно рассмеялся.

Но Джафар не поддержал шутки, с минуту он внимательно смотрел на разбросанные по полу портреты.

— Дело ведь не только в укреплении династии? Несмотря на низкое происхождение, тебя уважают. Не страшно, если твоя жена тоже будет незнатного происхождения. И не забывай, Когъёку выбрал Винеа, а значит, у нее есть задатки королевы. Высокородные правители будут вынуждены с этим считаться.

Друзья немного помолчали.

— Син, назови мне настоящую причину, — наконец попросил Джафар с легким нажимом.

Синдбад провел рукой по лицу, словно окончательно срывая опостылевшую маску.

— Я не хочу взваливать на хрупкие плечи малышки Ко новое бремя. Быть королевой, особенно моей королевой — тяжкий труд и огромная ответственность. Пока она просто генерал, то несет лишь частичку груза, но став королевой — она ощутит всю тяжесть короны. Я хочу, чтобы она жила нормальной жизнью, влюбилась, нарожала кучу детей, состарилась рядом с мужем и умерла в окружении правнуков…

— А я думаю, ты просто боишься, — проговорил Джафар. — Боишься быть счастливым. Боишься любить в полную силу, боишься иметь семью, потому что думаешь, что политические интриги могут уничтожить дорогих тебе людей.

Синдбад хмыкнул.

— По-твоему я трус?

— Нет. Но став королем, ты начала забывать, каково быть просто человеком. Наплюй на правила и обязанности. Дай волю своим чувствам.

— И это говорит тот, кто все время отчитывает меня за беззаботность?

Джафар улыбнулся и развел руками.

Синдбад задорно расхохотался.

«Действительно, мне не впервой ломать правила!»

Он принял решение и впервые за долгие годы ощутил себя свободным.

Часть 3. Единственный. Глава 4

Когъёку долго извинялась перед Селимом, но молодой человек не выглядел расстроенным. Он почесал темечко и понимающе улыбнулся.

— Я догадывался, что мне ничего не светит. Так значит слухи, что ты влюблена в нашего короля, правда?

Когъёку нехотя кивнула.

Селим неожиданно дружески потрепал ее по плечу.

— Ты покорительница подземелья и просто красавица, лучшей жены для Синдбада не сыскать. Я был бы очень рад, если бы ты стала королевой Синдрии. Надеюсь, наш король вскоре тоже это поймет.

— Спасибо, — только и смогла ответить Когъёку.

А через несколько дней под вечер Синдбад вдруг взывал ее в свои покои. В этом не было ничего необычного, часто, когда ему требовалось поделиться своими мыслями или просто выговориться, король посылал за Когъёку: она была внимательной, ненавязчивой слушательницей. Но почему-то сейчас ее взволновало приглашение Синдбада. Какое-то внутреннее чувство подсказывало: что-то произойдет. Ведь всего два дня назад у них случился важный разговор…

Когъёку постучала и, услышав «Входи!», неуверенно перешагнула порог. Гостиная королевских покоев тонула в золотом мареве, закатное солнце заглядывало в высокие стрельчатые окна и очерчивало фигуру Синдбада алым контуром. Он пружинистым движением встал с кресла навстречу Когъёку, протянул ей руку.

— Проходи, — шепнул он, так бархатисто-сладко, что Когъёку затрепетала.

Она помнила этот тон. Также он шептал ей ласковые слова в их первую и последнюю ночь. Когъёку вложила тонкие пальчики в широкую ладонь Синдбада, и он резко притянул ее к себе. Она испуганно пискнула, а в следующую секунду он запечатал ее губы поцелуем. Горячим, жадным. Он целовал ее властно и требовательно, словно истосковавшийся по женщине моряк, который вернулся домой к любимой после долгой разлуки.

Первым ощущением Когъёку было ослепительное счастье, но затем в сердце пробудились сомнения, а на смену им пришел гнев. И когда Синдбад отстранился от нее, Когъёку со всей силы залепила ему пощечину.

— Мне не нужна твоя жалость! — взревела она. — Если у меня не получается с другими мужчинами, это не значит, что нужно меня… меня…

Ее голос сорвался, и она прожгла Синдбада взглядом.

Тот поглаживал покрасневшую щеку и улыбался от уха до уха.

— О нет, я не жалею тебя. Я следую совету Джафара и даю волю своим чувства, так что подожди немного, прежде чем призывать меч Винеа.

Когъёку разинула рот, затем захлопнула.

— Совету… Джафара?

— Да, в некоторых вопросах он гораздо мудрее меня.

Синдбад сильнее сжал руку Когъёку, поднес к губам и оставил на ее пальчиках легкий поцелуй, подобный взмаху крыла бабочки. Затем выпрямился и взглянул на Когъёку, такой же взгляд был у него, когда она клялась ему в верности.

— Стань моей королевой, Ко.

Она застыла, оглушенная и растерянная.

— Я же сказала, мне не нужна твоя жалость, — пробормотала Когъёку.

Синдбад хитро улыбнулся.

— А если я скажу, что это не жалость, а холодный расчет?

Он провел ее в следующую комнату и усадил на широкую кровать, сам присел рядом. Когъёку подозрительно зыркнула на Синдбада и чуть отодвинулась.

— Я не верю тебе.

Но на самом деле она чувствовала, что на сей раз он сказал правду, просто не могла поверить в свое счастье.

Синдбад усмехнулся.

— Ну вот, мои генералы считают меня не только бабником, но и лжецом.

— Конечно, ты Враль Семи Морей, — поддела его Когъёку, и с привычными шутками к ней вернулись крупицы уверенности.

Синдбад снова взял Когъёку за руку, мягко погладил ее пальцы. Даже такие простые прикосновения вызвали волну приятных мурашек, и она невольно вздрогнула, вспомнив как давно-давно, в прошлой жизни он ласкал ее на шелковых простынях…

— Ко, в последние месяцы я искал невесту.

Когъёку ощутила укол ревности: законная супруга это не девица на ночь. Но постаралась мыслить здраво, призвав на помощь все свое благоразумие. Хотя это давалось нелегко, когда Синдбад был так близко, и она чувствовала его теплую руку на своей руке. Не хотелось раздумывать, хотелось броситься ему на шею и…

— Ты не можешь выбрать меня, пусть я бастард императора, это не сойдет за знатное происхождение, — твердо проговорила Когъёку. — К тому же я бывшая куртизанка, а тебе нужная жена из древнего рода, чтобы поднять престиж синдрийской династии.

Она осмелилась взглянуть на Синдбада и замерла. В его глазах было теплое море нежности и любви. Когъёку подхватили ласковые волны, укутали уютными объятиями. От нахлынувшего счастья в горле защипало, и на глаза навернулись слезы.

— Мне не нужны иноземные принцессы, мне нужна супруга, которой я смогу всецело доверять. Если со мной что-то случиться, я буду спокоен, зная, что Синдрия останется под твоей защитой. Вот, ты получила свое логичное и строгое объяснение. Все еще мне не веришь?

Когъёку уже не нужны были объяснения. Она верила его глазам, его голосу и не важно, что он говорил.

Когъёку прижала ладонь Синдбада к щеке.

— Я верно служила тебе как генерал. И теперь буду верной женой.

Синдбад улыбнулся и неожиданно чмокнул ее в нос.

— О, Ко, ты неисправима, жена или генерал, ты навсегда останешься моим маленьким рыцарем.

— А ты — моим легкомысленным королем, — парировала она. — И ты забыл сказать самое главное: я — единственная, кто сможет тебя вынести.

И они оба рассмеялись. Счастливым смехом людей, перед которыми открывается широкая светлая дорога в будущее.

Синдбад обнял Когъёку и усадил себе на колени. Она обвила руками его шею, они улыбнулись друг другу, но улыбка Синдбада вдруг превратилась в хитрую ухмылочку.

— Кстати, генералы мне тут все уши прожужжали, что для стабильности страны нужны наследники. Предлагаю начать спасать Синдрию прямо сейчас.

Когъёку успела только охнуть, когда ее повалили на постель и самым наглым образом заткнули рот горячим поцелуем.

Эпилог

Золотистые лучи рассветного солнца осторожно проникли сквозь полупрозрачные занавеси на окнах. Скользнули по пестрому ковру, вскочили на кровать и, нежно коснувшись век Когъёку, запутались в ее длинных густых ресницах.

Приоткрыв глаза, Когъёку тут же увидела спящего рядом Синдбада, который едва заметно улыбался своим грезам.

Прошло уже больше трех лет с тех пор, как они поженились, но для нее каждый раз подобное пробуждение вместе было сродни сотворению мира заново. Несколько минут Когъёку всматривалась в знакомое до каждой черточки лицо Синдбада, убеждаясь, что он настоящий. Что она проснулась не в пропахшей благовониями спальне борделя, а в семейной постели. В такие моменты на сердце всегда разливалось приятное тепло и становилось так хорошо, как, пожалуй, не бывало даже во время любовных ласк.

Протянув руку, Когъёку осторожно убрала со лба Синдбада прилипшую прядку волос. Эгоистичная мысль, что теперь не приходится делить его с другими женщинами, приносила несказанное удовлетворение. Да, конечно, Синдбад все равно на первое место ставил дела страны, но Когъёку это вполне устраивало, ведь если бы он не был тем, кто прилагает все силы ради процветания своего государства, она бы, возможно, не полюбила его столь сильно.

Убрав руку от лица Синдбада, Когъёку прижала ладонь к животу, где росла новая жизнь. Ямурайха с помощью магии определила, что их вторым ребенком будет девочка. Синдбад уже выбрал для малышки имя своей покойной матери. Когъёку легко передала ему это право, ведь у нее в прошлой жизни не было никого, в честь кого она захотела бы назвать ребенка. Но зато ее дочь будет расти совершенно по-другому. Окруженная любовью и заботой, рядом с родителями и старшим братом, всегда готовыми защитить. Когда-то Когъёку не смела о подобном и мечтать.

Безусловно, жизнь королевы совсем не походила на пребывание в райских садах. Ежедневно у Когъёку было много работы, которой прибавлялось, если Синдбад покидал страну и оставлял жену «на хозяйстве». Однако синдрийцы всегда окружали свою любимую королеву добротой, а вот за пределами чудесного острова начинались настоящие испытания. Хотя вельможи были вынуждены оказывать Когъёку почтение, они не давали ей ни на миг забыть, что она в их глазах лишь жалкая бывшая шлюха. Едкие шепотки за спиной, тонкие шпильки от знатных дам, иногда откровенное хамство. Синдбад первое время старался оберегать Когъёку, но она четко дала ему понять, что справится сама. Какая она королева, если не может поставить на место парочку зарвавшихся придворных дам Рема? И как она может стать Синдбаду опорой, если ее все время надо защищать?

Трудности Когъёку даже распаляли, ведь без них стало бы совсем скучно.

А уж сколько раз на ее жизнь покушались! Причем убийцам иногда удавалось проникнуть даже в Синдрию. Иногда Когъёку даже приходилось отбиваться самой или на пару с мужем, но большую часть ассасинов Джафар устранял еще до того, как те подбирались к королевской чете.

Особенно участились нападения, пока Когъёку ждала первого ребенка. Но врагам Синдбада оставалось лишь кусать локти — наследник у него все-таки родился…

Раздался грохот распахнувшейся двери, затем топот маленьких ножек и на кровать к родителям плюхнулся Бадр.

— Мама, папа, мне та-а-акое приснилось!

— И тебя с добрым утром, постреленок. — Зевнув, Синдбад сел на кровати и потрепал Бадра по вихрастой макушке.

Когъёку знала, что муж несмотря ни на что сохранил с бурной юности чуткий сон, даже появление сына будило его мгновенно. Полностью расслабиться он мог лишь рядом с супругой, поэтому когда Когъёку просыпалась, Синдбад оставался дремать, полностью ей доверяя.

Иногда ей казалось, что они слишком уж балуют Бадра, позволяя ему многое, в том числе в любое время дня и ночи врываться в родительскую спальню. Единственное правило дисциплины, которое он признавал — не ломиться за пертую дверь. Раз закрыто, значит, мама и папа очень-очень заняты.

В остальном же отказать Бадру было совершенно невозможно, хотя внешне он пошел в Когъёку, но полностью унаследовал природное обаяние отца и уже в таком юном возрасте легко очаровывал людей.

Бурно жестикулируя и путая слова, Бадр принялся пересказывать сон о том, как победил напавшую на Синдрию орду чудовищ. Синдбад внимательно слушал, хвалил сына за храбрость. Когъёку просто молча умилялась, наблюдая за ними.

Вдруг она ощутила слабое движение в животе. Легчайшее, как прикосновение крыла бабочки. Совсем не похожее на те пинки, которые устраивал во чреве матери Бадр.

Когъёку замерла, прислушиваясь к себе и полностью окунаясь в чувство материнства.

— Милая, что-то не так? — Синдбад тут же насторожился, мгновенно улавливая изменения в настроении жены.

Молча покачав головой, Когъёку взяла его руку и прижала к своему животу. Ребенок внутри, будто почувствовав присутствие отца, толкнулся чуть сильнее. Синдбад расплылся в счастливой улыбке.

— Что такое? Что такое? — Бадр тут же принялся подпрыгивать и теребить отца за руку.

— Твоя сестренка у мамы в животе впервые пошевелилась, — сообщил ему Синдбад.

— Хочу потрогать!

Бадр прижал обе ладошки к животу Когъёку и, почувствовав вместе с ней очередной толчок, радостно воскликнул:

— Она меня узнала! Привет, я твой брат Бадр… А она уже сейчас родится?

— Нет, еще несколько месяцев, — мягко ответила Когъёку.

— Скорей бы. — Бадр заерзал на кровати. — Я буду с ней играть и катать на спине. И еще покажу свое тайное место в джунглях.

В этот миг на глаза Когъёку навернулись слезы. Как же чудесно родить желанного ребенка! Как чудесно, когда ты знаешь, что тебя будут любить.

Синдбад тут же привлек ее к себе и ласково погладил по волосам.

— Ну ты чего, малышка? Что-то болит?

— Мама, я тебя толкнул? — Бадр всполошился и тоже начал хныкать.

— Нет. Нет. — Когъёку улыбнулась. — Это от счастья.

И она действительно чувствовала себя в этот миг самой счастливой женщиной на свете.

Бонус. Другая жизнь советника

Комната тонула в теплом золотистом мареве. Предметы казались зыбкими, чуть размытыми, отчего мир терял привычные Джафару резкие очертания и становился мягче, уютнее.

Джафар всегда считал свечи Ясмин особенными, хотя никогда ей об этом не говорил. Вроде бы обычные кусочки воска с ниткой, но их свет изменял все вокруг. Возможно потому, что даже в самую маленькую свечку Ясмин вкладывала душу и частичку тепла своего сердца. Джафар иногда наблюдал, как она работает: сосредоточенно, старательно, аккуратно. Тонкие пальчики осторожно разминают воск, придают ему форму, с тщанием и любовью создают маленькие шедевры.

Пожалуй, именно это и привлекло Джафара в Ясмин. То, что она готова делиться любовью с другими. Ее нежность была для него живительным бальзамом. Рядом с ней он мог отдохнуть от повседневных забот, расслабиться. Не думая о том, где Син потерял отчет о расходах за месяц, как разнять дерущихся Шарркана и Ямурайху, чем успокоить отвергнутых ухажеров Писти, и прочее, прочее… Иногда обязанности первого советника короля доводили Джафара до белого каленья, он понимал — еще чуть-чуть, и он кого-нибудь убьет. По-настоящему. Тогда он шел к Ясмин. Она могла успокоить его внутреннего зверя, иногда просто ласково погладив Джафара по взъерошенным волосам. А иногда позволяя ему грубо овладеть ею прямо на полу, выплеснув свою злость.

Она все ему позволяла. Безропотно, покорно принимая его любым. Ничего не требовала и все прощала. Такая хрупкая, беззащитная, ранимая… И в глубине души Джафар понимал, что его привлекает в Ясмин не только ее доброта и любовь. Его привлекает ломкая красота бабочки однодневки. Ему нравится, насколько сильно она зависит от него. Точно маленький зверек.

Осознавая это, Джафар чувствовал себя последней скотиной и зарекался приходить в белый домик под сенью магнолий. Но после очередного тяжелого дня ноги сами приводили его сюда. Ясмин зажигала свечи, он клал голову ей на колени и вдыхал аромат лаванды…

Но сегодня что-то было не так.

В грациозных движениях Ясмин чувствовалось напряжение, и огоньки свечей, вторя своей хозяйке, испуганно трепетали. Джафар всегда замечал малейшие изменения в поведении окружающих, убийц учат быть наблюдательными. Вот Ясмин разливает чай, ее рука, сжимающая фарфоровый чайничек чуть дрожит. Вот она прижимает ладонь к животу и на мгновение замирает, а затем бросает украдкой затравленный взгляд на Джафара. Глупышка, думает, он слепой? Но даже если бы он был слеп, он не мог не ощутить ее тревогу. Чувствовать неосязаемое и невидимое убийц тоже учат.

Джафар отставил пялу с недопитым чаем и поманил Ясмин к себе. Она подошла с неохотой, которую никто, кроме Джафара не заметил бы. Он потянул ее за руку, усадил к себе на колени и легко провел кончиками пальцев по ее щеке. Она вздрогнула, и не от смущения. Это был страх.

«Она боится меня? С чего бы?»

Ясмин видела худшие стороны синдрийского великого визиря и никогда не выказывала страха. А теперь она боится. Почему?

Джафар не собирался ходить вокруг да около.

— Ясмин, что случилось? — прямо спросил он. — Если у тебя какие-то проблемы, говори смело. Я помогу.

Она быстро-быстро замотала головой, так что длинные серьги в ее ушах сверкнули и золотые блики отразились в темно-вишневых глазах.

— Нет, нет, мой господин. Все хорошо.

Джафар нахмурился.

— Ты же знаешь, я не терплю, когда мне лгут.

Ясмин потупилась, ее ладони легли на живот, словно защищая. В этот миг Джафар все понял.

— Ты ждешь ребенка, — тяжело обронил он.

Ясмин низко опустила голову и некоторое время молчала. Джафар взял ее за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза и увидел на черных ресницах бисеринки слез.

— Ясмин, помнишь, что я говорил тебе о детях, — медленно и четко произнес он, удерживая ее взгляд. — Я не хочу детей. Не от тебя, не от кого-либо еще. Это было одним из условий наших отношений.

Слеза скатилась по ее щеке, но Ясмин не стала рыдать, только судорожно вздохнула. Она никогда не повышала голос, зная, что Джафар ненавидит громкие звуки и особенно женские истерики.

— Пожалуйста, мой господин, позвольте мне оставить ребенка, — очень тихо проговорила она. — Я помню про наш уговор. Но мне так хочется иметь ребеночка. Я ни о чем не буду вас просить, клянусь. Я буду сама растить его и никому не скажу, кто его отец.

«Святая простота, а если он уродится моей точной копией?»

Джафар убрал руку от лица Ясмин и заговорил спокойно, даже ласково.

— Пойми, я выдвинул такие условия не по своей прихоти. Я хочу тебя защитить. Иметь от меня ребенка — опасно. Ты ведь знаешь кто я, у меня достаточно врагов. Ребенок будет моей слабостью. Разве ты хочешь, чтобы в один прекрасный день его украли и сделали заложником?

Джафар говорил здраво и логично, он хотел убедить Ясмин, не прибегая к силе. Но женщины далеко не всегда прислушиваются к разумным доводам.

Ясмин сцепила руки на животе, на ее лице появилось упрямое, даже вызывающее выражение, какого Джафар никак не ожидал от такой кроткой мышки.

— Но разве я тоже не являюсь вашей слабостью? — спросила она. — Ведь и меня могут использовать против вас. Я думаю, вы немного преувеличиваете опасность.

Вдруг ее плечи поникли, вся бравада исчезла.

— Какие глупости я говорю, конечно, меня не смогут использовать против вас, потому что…

Она не договорила и спрятала лицо на груди у Джафара.

«Я ничего для вас не значу. Я просто ваша прихоть и любимая маленькая зверушка», — без труда угадал он ее мысли.

Джафар обнял Ясмин за плечи, пытаясь решить, что же сказать.

«Ты немало значишь для меня».

Вот только будет ли это правдой?

Джафар не знал, он не привык анализировать свои эмоции. Ясмин просто была в его жизни, и он приходил к ней.

«Глупо было вообще заводить отношения с ней».

Джафар знал это уже тогда, когда подошел к девушке, скорчившейся на носу корабля, уносящего беженцев из Партевии. Знал, но позволил себе маленькую слабость. В конце концов, он не может быть безгрешным идеалом!

«Придется отпустить Ясмин. Давно пора. Ей нужна нормальная семья, с любящим мужем и кучей ребятишек».

Но при одной только мысли о том, что у Ясмин будет другой мужчина, Джафара охватило бешенство. Другой будет ласкать ее гладкую, загорелую кожу? Другой будет перебирать шелковистые черные локоны? Да он выпустит ублюдку кишки!

Джафар сильнее прижал Ясмин к себе, впиваясь пальцами в ее плечи. Она не вскрикнула, наоборот прильнула к нему, коснулась влажными губами ямочки между ключицами. По телу Джафара пробежала жаркая волна, и он резко отстранился.

— Ясмин, если ты хочешь ребенка, тебе следует найти другого мужчину, — холодно произнес он. — Я разреша…

— Нет! — на ее лице отразился такой ужас, словно ей угрожают смертью. — Я хочу ребенка только от вас!

Ясмин вцепилась в руку Джафара, поцеловала его пальцы.

— Пожалуйста, господин! Я хочу, чтобы у моего малыша были такие же зеленые глаза, как у вас. И такие же милые веснушки. И чтобы он также серьезно хмурил брови…

Она снова всхлипнула.

«И чтобы он также безжалостно убивал людей?»

Не сказать, что Джафар не любил детей. Скорее наоборот. Он с удовольствием нянчился с королевскими отпрысками: сорванцом Бадром и тихой малышкой Эслой. Но это были дети Синдбада и Когъёку. Дети, без испорченной крови убийц. Хотя Когъёку во время первой беременности изводила себя мыслями о дурном наследии семейства Рен, которое может принести с собой, все же императорской династии Ко было далеко до клана ассасинов по жестокости.

— Ясмин, прекрати говорить глупости. У меня не может быть детей, — отрубил он и посмотрел на нее тем особенным взглядом, какой пугал даже его короля. Ясмин съежилась и всхлипнула.

— Я когда-то убил своих родителей.

Свет свечей потускнел, в комнате повеяло холодом тех далеких дней, когда Джафар убивал и получал удовольствие от вида крови.

«Сейчас тебя точно проймет».

Джафар приготовился увидеть страх и отвращение в глазах Ясмин. После такого он уже не сможет появляться в ее доме. Вот и хорошо, так будет лучше.

Но Ясмин не отшатнулась от него, не закричала. Она смотрела на Джафара, и он не мог понять выражения ее лица.

— Вы никогда об этом не рассказывали, — прошептала она.

— Убийство родителей — ритуал инициации в клане ассасинов, — будничным тоном произнес Джафар, тщетно пытаясь разглядеть страх в ее глазах. — Я зарезал их собственными руками, как до этого они зарезали своих родителей, а они своих.

Он расплылся в самой мерзкой улыбке, на какую был способен, и, протянув руку, погладил живот Ясмин.

— Хочешь, чтобы твое чрево родило монстра? — прошипел он.

Часть души Джафара отчаянно сопротивлялось такому поведению, он не хотел ранить Ясмин, не хотел, чтобы она боялась его и ненавидела. Но он жестко подавил глупые желания.

Нужно закончить все сейчас.

Но старания Джафара изобразить злодея пошли прахом, когда Ясмин переплела свои пальцы с его. Он наконец-то прочел выражение ее лица. Бесконечное сочувствие, жалость и любовь.

— Как ужасно. Но ведь вы не родились монстром, господин мой, вас сделали таким. Сейчас вы изменились, стали лучше. Я не верю, что ваше дитя может быть чудовищем. В Синдрии наш малыш будет расти, окруженный заботой, и станет хорошим человеком.

Это была самая пылкая речь, какую Джафар когда-либо слышал от тихой Ясмин. Ее глаза сияли, простоватое лицо осветилось внутренним светом и стало настолько прекрасным, что у Джафара перехватило дыхание.

Лицо Ясмин сейчас напомнило ему Руруму, супругу Хинахохо, заменившую ему мать. Ее большие, мягкие руки. Объятия, в которых было так спокойно. Тогда, едва вступив в команду Синдбада, Джафар был озлобленным на мир зверенышем, но большая женщина племени Имучакк изменила его. Изменила…

Джафар накрыл маленькую ручку Ясмин своей.

— Хорошо. Я подумаю.

Ясмин засияла, словно одна из ее свечей. Со времени бегства из Партевии ее глаза никогда не покидала тоска, даже в самые счастливые моменты, но сегодня впервые печаль оставила ее.

Похоже, Ясмин решила, что он уже согласился, но Джафар собирался сделать ровно то, что сказал. Обдумать все как следует. Он не из тех людей, которые принимают решения наскоком.

Джафар не стал советоваться ни с кем из друзей, хотя мысль поговорить с Сином появлялась. Но нет. Это только его дело и нужно решить все самому.

Ребенок. Джафар качал на коленях Эслу и пытался представить себя отцом. Имеет ли он право на семью? Когда-то давно Джафар решил, что не имеет. Но, подумав, он понял: Ясмин родит даже наперекор его воле. Покладистые люди могут проявлять редкостное упрямство в том, что для них по-настоящему важно. В таком случае можно было оставить Ясмин, посылать ей деньги и ни разу не увидеть своего ребенка. Но подобное поведение Джафар счел недостойным. Он должен поступить как мужчина.

Джафар принял решение и через девять месяцев, глядя на лежащего в колыбельке мальчика, ни о чем не пожалел. Ребенок внимательно смотрел на отца зелеными глазищами и посасывал палец. Вдруг он тихо загулькал и протянул к Джафару пухлые ручонки.

— Узнает папу, — застенчиво сказала Ясмин. Она робко взглянула на Джафара, ожидая его решения. Он знал, она все еще волнуется, что он не примет малыша.

— Как мы его назовем? — она нервно перебирала в руках бахрому пояса.

— Выбери ему имя, Ясмин. Я нареку его своим наследником.

И Джафар обнял своего сына.

Бонус. Брачные игры для начинающих

— Хилая волшебница!

— Тупой качок!

— Сама тупая! Весь мозг в сиськи пошел!

— Лысый придурок!

— Стерва!

Аладдин и Али-Баба в который раз наблюдали, как их учителя самозабвенно дерутся. Когда Шарркан и Ямурайха затевали ссору, весь остальной мир для них переставал существовать.

Али-Баба печально вздохнул.

— И чего им неймется? Теперь можно забыть о тренировке. Повезло тебе, Мор, твой учитель нормальный.

Он покосился на стоящего рядом с Морджаной невозмутимого Масрура, который наблюдал за потасовкой товарищей.

Тем временем Ямурайха повалила Шарркана в траву и уселась сверху. Поза выглядела довольно пикантно: юбка волшебницы задралась, ее грудь колыхалась прямо возле лица Шарркана. Вот только удары, которыми Ямурайха осыпала Шарркан, изрядно портили романтическую сцену.

— Они скоро поженятся, — вдруг глубокомысленно изрек Масрур.

Али-Баба и Аладдин ошарашено уставились на него, Морджана позволила себе только вопросительно выгнуть бровь, подражая спокойствию учителя.

— Чего?! — выдавил Али-Баба. — Да они же ненавидят друг друга!

— Их рух такая странная, — задумчиво протянул Аладдин. — Сложно сказать, то ли там ненависть, то ли что-то еще…

— Они дерутся, — лаконично отметила Морджана.

Масрур медленно кивнул.

— Да. Дерутся. Это часть брачной игры.

Ученики дружно захлопали глазами.

— Какой-какой игры? — спросил совсем запутавшийся Али-Баба. — Ты что хочешь сказать, они так флиртуют? Чушь.

Он приосанился.

— Ударом кулака в челюсть девушку не покорить. С ними надо заигрывать совсем по-другому. Говорить комплименты, дарить подарки…

Али-Баба резко замолчал, заметив хмурый взгляд Морджаны.

— Братик Масрур, объясни, что за брачные игры? — попросил Аладдин, мысленно прикидывая, нельзя ли будет использовать полученную информацию в своей технике охмурения большегрудых красоток.

— Когда женщина-фаналис выбирает себе мужа, — наставительно начал Масрур, — она ищет самого сильного. Поэтому она дерется с мужчинами — тот, кто выдержит ее удар, и станет отцом ее детей.

— Жуть какая, — шепнул Али-Баба. — Шарк и Яму вообще не фаналис. Да и такие дикие обычаи наверняка уже в прошлом.

Тут он взглянул на Морджану и похолодел: она смотрела на Масрура во все глаза и жадно ловила каждое его слово.

— Обычаи фаналис, — с трепетом проговорила она. — Масрур, пожалуйста, расскажи еще о традициях нашего народа.

По телу Али-Бабы пробежала дрожь. Он уже давно приглядывался к Морджане и думал, не приударить ли за ней, но теперь перед его глазами ярко предстала картина: Морджана, желая проверить, может ли он стать отцом сильных детей, забивает его до смерти.

«Не-е, поищу-ка я менее опасную девушку», — подумал он с кислой миной на лице.

В этот момент Аладдин заметил, что на губах Масрура промелькнула довольная улыбка. Аладдин моргнул: нет, лицо Масрура как всегда выглядело высеченным из камня.

«Наверное, показалось», — решил Аладдин.

— Конечно, Морджана, я расскажу тебе о наших обычаях, — спокойно изрек Масрур.

Бонус. Милые бранятся…

— Какие же вы все скучные стали, — слегка заплетающимся языком протянул Шарркан, прижимаясь щекой к столешнице и глядя снизу вверх на сидящих рядом друзей. — Все переженились, зану-у-уды. Ладно Масрур, было сразу понятно, что он обязательно настрогает себе кучу маленьких фаналисов. Да и Син у нас весь такой король, обязанный жениться. Но чтобы бледная поганка Джафар отхватил такую лапочку…

Он взглянул в сторону дальнего столика, за которым супруга дракона пыталась разговорить робкую Ясмин.

— А я отхвачу тебе кое-что важное для мужчины, если продолжишь пялиться в ту сторону, — будничным тоном посулил Джафар.

— Тоже мне, напугал, — буркнул Шарркан, однако взгляд все же отвел, так, на всякий случай.

Масрур на претензии в свой адрес внимания не обратил, продолжая флегматично жевать. Зато Синдбад сказал, ободряюще хлопнув Шарркана по плечу:

— Не переживай, друг, зато теперь все незамужние красотки Синдрии в твоем единоличном распоряжении.

— Да какой в этом интерес, если совсем нет соперников, — капризно протянул Шарркан и хитровато посмотрел на Синдбада. — А может того, тряхнем стариной?

И понизил голос до заговорщического шепота, который, тем не менее все за столом прекрасно слышали.

— Обстряпаем все так, что Ко ничего ни не узнает.

Синдбад тяжко вздохнул. Он мог бы сказать Шарркану, что изрядно нагулялся и вполне доволен семейной жизнью, да и возраст уже не тот, чтобы козликом скакать от борделя к борделю. Однако все это Синдбад озвучивал уже не раз, не находя понимания, поэтому произнес другое:

— Ко обязательно узнает, нашинкует меня и зажарит, точно морского демона. Она ведь твоя ученица, так что ты как никто знаешь, на что она способна.

— Верно! Моя школа! — Шарркан, на мгновение забыв о жалобах, горделиво подбоченился.

Но потом опять уселся на любимого конька.

— Эх, все вы теперь унылые жена-а-атики. Вон только мы со Спартосом остались последними защитниками крепости холостяков.

Но и здесь он не нашел поддержки. Улыбнувшись, Спартос произнес с апломбом:

— О нет, благородный воин Сасана обязательно должен жениться по достижении возраста мужества — тридцати трех лет. Так что в следующем году я планирую обзавестись супругой. А тебе уже давно пора.

И он добавил с подкупающей бесхитростностью:

— Ты же ведь собираешься жениться на Яму? У вас все к этому и идет.

Шарркан аж подскочил от такого предположения и чуть не упал, когда весь выпитый алкоголь ударил в голову из-за резкого движения.

— Да чтобы я… на этой проклятой ведьме…

Друзья вовремя заткнули ему рот, понимая, что если Ямурайха услышит, то не избежать громов и молний.

Неразборчиво блея сквозь засунутый в рот персик, Шарркан зыркнул в сторону столика, где сидели закадычные подружки: Когъёку, Псти и Ямурайха. Последняя как раз в это время обернулась и, встретившись взглядом с Шаррканом, высокомерно вздернула подбородок.

Вот ведь… ведьма.

Только сегодня он в очередной раз попробовал наладить отношения, вызвался помочь Ямурайхе донести заказанную ей магическую дребедень с артемюрского корабля до дворца. Думал, впечатлить ее, но она во все время пути ворчала, а как они поднялись на борт, так зарылась в свои склянки. На него даже не взглянула. От раздражения Шарркан принялся флиртовать с капитаншей корабля, которая вовсе ему и не понравилась. А гадина Ямурайха обозвала его кобелем и еще магией долбанула!

Стерва.

Выплюнув персик, Шарркан твердо заявил:

— Я никогда не женюсь. Ни-ког-да.


***

— Выпьем за настоящую, верную, чистую любовь, которая побеждает все невзгоды, девочки! — провозгласила свой традиционный тост Писти, донельзя довольная тем, что личная жизнь хотя бы одной из ее подруг устроилась и больше не придется слушать унылое бурчание о сволочах-мужиках.

Не тут-то было!

Когъёку с готовностью подняла свой бокал с соком, однако Ямурайха грохнула об стол кубком и рыкнула:

— Не буду пить за такую чушь! Фигня вся эта ваша любовь!

Писти испуганно пискнула, а Когъёку страдальчески закатила глаза и осведомилась:

— Что у вас с Шарком стряслось на сей раз?

— Ничего, — огрызнулась Ямурайха, и тут же, противореча самой себе, принялась рассказывать.

— Он вдруг вызвался помочь мне донести магические предметы, которые привезли для меня по особому заказу из Артемюры. Конечно, я бы сама все донесла с помощью заклинаний, но приятен сам факт. Я уже, дура, начала надеяться, что он исправился… Но едва мы поднялись на корабль, он принялся клеиться к капитанше! Старой и плоскогрудой! Похотливая скотина!

Далее последовал поток крепких ругательств, сделавший бы честь любому портовому грузчику.

— Ух, попадись он только мне, — прошипела Ямурайха, сжимая ножку кубка так, что, казалось, сможет смять металл. — Я бы ему показала…

И она погрузилась в описание постельных игрищ. Писти покраснела, и даже Когъёку, уверенная, что знает о любовных утехах все и чуть больше, удивленно вскинула брови. Парочку приемов следовало запомнить, чтобы потом показать Синдбаду.

— Почему бы тебе, собственно, все это не проделать? — Писти вдруг прервала поток фантазий Ямурайхи.

Та так удивилась, что даже сбилась с фразы и тупо переспросила:

— В смысле?

Каверзно улыбнувшись, Писти начала излагать свой план…

Если бы она и Ямурайха не были бы столь пьяны, а на Когъёку еще не влияли последствия родов, три женщины ни за что не стали бы проворачивать подобное дельце. Сейчас же разум каждой был слегка затуманен — самое время для безумств!


***

Довольный Шарркан, покачиваясь, возвращался в свои покои. Определенно ему удалось залить печаль после неудачи с Ямурайхой. Сладчайшее вино и компания прекрасных женщин — что может быть лучше? А скоро в его покои заглянут две особенно очаровательные дамы, и скрасят одинокую ночь. Кому вообще нужна вредная ведьма?

От избытка чувств Шарркан даже вполголоса затянул старую моряцкую песню.


Ждет меня милая в Партевии,

А другая в Актии,

А третья…


Где ждет третья милая мир так и не узнал: из темноты вылетели водяные нити и надежно оплели Шарркана, прижав его руки к телу.

Затуманенный винными парами разум так и не понял, что происходит, когда на затылок ему опустилось что-то тяжелое.

— Мне кажется это уже перебор, — успел расслышать смутно знакомый голос Шарркан.

— Перебором будет его выпороть! Все остальное — не перебор!

Окончание разговора покоритель Шарркан уже не услышал, провалившись во тьму.


***

Шарркан очнулся от того, что нечто мягкое щекотало его шею. Открыв глаза, он понял, что нечто — перо павлина. А держит перышко изящная ручка.

Шарркан скользнул взглядом по хрупким пальчикам, тонкому запястью, острому плечику и… заглянул в горящие глаза Ямурайхи.

— Наконец-то ты проснулся, шалунишка, — проворковала она.

Ее голос звучал непривычно: соблазнительно и томно, обещая неизведанные наслаждения.

Ямурайха убрала перышко, выпрямилась, и Шарркан невольно задохнулся. Пусть Ямурайха и так одевалась весьма открыто, но сейчас превзошла себя. Ее фигуру полупрозрачным облаком окутывала коротенькая рубашечка на бретельках. И больше ничего.

Шарркан мог насладиться видом округлых холмиков груди, плоского живота и покатых бедер, но легкая ткань не давала увидеть все, будоражила воображение загадкой.

Шарркан шумно сглотнул, немного пришел в себя и только теперь заметил, в каком положении оказался. Он мгновенно протрезвел, когда понял, что от его запястий и щиколоток отходят водяные ленты, прикрепленные к столбикам кровати, а одежда куда-то делась. Но самое страшное заключалось в том, что почти нагая Ямурайха сидела на нем верхом и наверняка почувствовала, насколько ему понравился ее наряд.

— Ты что затеяла, ведьма?! — взревел Шарркан, дергаясь в путах.

Но вода, несмотря на мягкость и податливость, держала лучше всяких цепей. Уж в чем, в чем, а в изобретении разных ловких магических фокусов Ямурайхе не было равных.

Расплывшись в сладострастной улыбке, Ямурайха вдруг впилась ногтями в ягодицу Шарракана, так что он едва не заорал. На самом деле было не так уж и больно… скорее даже в чем-то приятно.

— Кто тут ведьма, а?

Наказание тут же сменилось лаской, когда Ямурайха провела по губам Шарркана пером, а затем оставила невесомый поцелуй. Только в этот миг он ощутил исходящий от нее дурманный запах вина.

«Да она же пьяна в дупель!»

— Сегодня я не ведьма, а твоя госпожа! — объявила Ямурайха, усаживаясь на Шарркана верхом.

И он не смог сдержать стона…


***

Ямурайха медленно открыла глаза. Голова гудела, словно там кипело ядреное зелье, готовое вот-вот взорваться.

«Больше никогда не буду столько пить», — в очередной раз пообещала себе она.

Все козлина Шарркан виноват! Расстроил ее, придурок, вот и пришлось заливать печаль вином. Ничего, она ему еще отплатит! На краю сознания зашевелилась какая-то смутная мысль о возмездии, но в этот миг Ямурайха как раз окончательно осознала окружающее…

Предмет ее горячей ненависти лежал в постели рядом, собственнически обнимая Ямурайху за талию. Совершенно голый.

Оглушительно завизжав, Ямурайха отшвырнула Шарркана магией. Он впечатался в стену и сполз на пол пятой точкой кверху. Правда, тут же вскочил, крепкий паразит, и заорал:

— Больно же, ведьма! Вчерашнего, что ли не хватило?

— Да как ты смеешь! — Ямурайха вскочила на кровати, совершенно забыв о своей наготе, и бросилась на Шарркана с кулаками. — Маньяк, насильник! Прокрался в комнату невинной девушки и обесчестил…

— Еще вопрос, кто кого обесчестил! — рыкнул он, перехватывая ее за запястья, однако удерживал мягко, лишь не давая себя ударить.

— Я тут пострадавшая сторона. Похитила меня и всю ночь объезжала.

От неожиданности Ямурайха перестала брыкаться и бросила:

— Врешь!

Хотя вовсе не была так уверена в своих словах, кружившаяся на краю сознания мыслишка становилась все более четкой.

Отпустив Ямурайху, Шарркан повернулся спиной, демонстрируя слезы от ногтей. Потом показал засосы на шее и в других местах.

— По-твоему, я это сам себе сделал?

— Кто-то из твоих баб… — слабым голосом начала Ямурайха.

И тут воспоминания о прошлой ночи обрушились на нее всей тяжестью. От осознания того, что она вытворяла, волосы встали дыбом.

— Ну ты и даешь, — продолжал тем временем Шарркан, усмехаясь. — Если бы не убедился сам, что ты девственница, ни за что бы не поверил. Как ты смогла научиться таким штукам?

— На специальном големе тренировалась, — брякнула Ямурайха прежде, чем успела прикусить язык.

Хорошо хоть не сболтнула, что голема зовут «Шарк» и внешне он очень похож на кое-кого из присутствующих.

— Так ведь с живым мужчиной лучше, чем с големом. — Приобняв Ямурайху за плечи, Шарркан шаловливо улыбнулся.

Желая как-то его уязвить, Ямурайха соврала:

— Да не особо.

Задетый за живое Шарркан притянул ее ближе к себе.

— Уверена? Ты ведь была в стельку, наверняка ничего не помнишь. Следует освежить твою память…

Ямурайха бы очень даже не отказалась повторить на трезвую голову все, что произошло вчера, только сперва выпить опохмеляющее зелье. Однако скорее откусила бы себе язык, чем призналась в этом.

— Отвали! — бросила она и, принявшись вырваться, уронила Шарркана на кровать.

Никто из двоих впоследствии так и не смог вспомнить, когда драка перешла в страстные объятия и поцелуи.


***

Наблюдая, как сияющий Алладин подводит увенчанную белыми цветами Ямурайху к алтарю, где уже ждут Шарркан и жрец, Когъёку едва не прослезилась.

— Наконец-то дворец прекратит трястись от их скандалов, — шепнул ей донельзя довольный Синдбад.

— Да уж, пришлось пойти на крайние меры, чтобы два этих упертых барана наконец-то осознали, что без ума друг от друга, — ответила Когъёку, пытаясь за ироний скрыть то, как на самом деле растрогана. — Хотя мне все еще немного стыдно за ту нашу выходку. Все-таки связывать Шарка — это попахивает принуждением. Ладно, Писи и Яму были пьяны, но вот я…

Синдбад ласково обнял ее за плечи.

— Не переживай, милая. Иногда вправить мозги может только хорошая встряска. По себе знаю.

Свадебная церемония закончилась, жених склонился к губам невесты и… Верные себе Шарркан и Ямурайха устроили скандал прямо у алтаря, причем Когъёку так и не смогла понять, в чем причина. Орали оба так, что жрец выпал в осадок, а гости растерялись.

Страдальчески вздохнув, Когъёку прикрыла лицо рукой.

— Ну почему они никак не угомоняться?!

— Милые бранятся, только тешатся. — Синдбад развел руками. — Видимо такая уж у них любовь.

— Выпьем за настоящую, верную, чистую любовь, которая побеждает все невзгоды! — возвестила на очередных дамских посиделках Писти, поднимая бокал. — Так чудесно, что вы обе нашли свое счастье!

Обменявшись лукавыми взглядами Когъёку и Ямурайха заговорили подчеркнуто ласково:

— Вот именно, давайте поговорим о любви.

— Тебе через несколько месяцев стукнет тридцатник, а ты все прыгаешь от цветка к цветку как пчелка.

— Э? — У Писти, искреннее считавшей, что это она должна всех наставлять в любовных делах, а не наоборот, вытянулось лицо.

— Раз мы теперь все пристроены, пора тебе остепениться, дорогая, — сладко пропела Ямурайха.

— Я тут подобрала тебе одного хорошего парня, — подхватила Когъёку.

— Плохо быть такими злопамятными! — в панике воскликнула Писти. — Я же ради вас старалась!

— Мы тоже ради тебя стараемся! — в один голос воскликнули Ямурайха и Когъёку, заливаясь смехом.

Издалека наблюдавший за женщинами Спартос все прочел по губам и отметил про себя, что пора начинать наступление на ранее казавшуюся неприступной крепость…


Оглавление

  • Часть 1. Куртизанка. Глава 1
  • Часть 1. Куртизанка. Глава 2
  • Часть 1. Куртизанка. Глава 3
  • Часть 1. Куртизанка. Глава 4
  • Часть 1. Куртизанка. Глава 5
  • Часть 1. Куртизанка. Глава 6
  • Часть 1. Куртизанка. Глава 7
  • Часть 1. Куртизанка. Глава 8
  • Часть 1. Куртизанка. Глава 9
  • Часть 1. Куртизанка. Глава 10
  • Часть 1. Куртизанка. Глава 11
  • Интермедия. Первый бал прекрасной принцессы
  • Часть 2. Король и его генерал. Глава 1
  • Часть 2. Король и его генерал. Глава 2
  • Часть 2. Король и его генерал. Глава 3
  • Часть 3. Единственный. Глава 1
  • Часть 3. Единственный. Глава 2
  • Часть 3. Единственный. Глава 3
  • Часть 3. Единственный. Глава 4
  • Эпилог
  • Бонус. Другая жизнь советника
  • Бонус. Брачные игры для начинающих
  • Бонус. Милые бранятся…