Мир для его сиятельства. Записки начинающего феодала [Сергей Анатольевич Кусков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

МИР ДЛЯ ЕГО СИЯТЕЛЬСТВА ЗАПИСКИ НАЧИНАЮЩЕГО ФЕОДАЛА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ФЕОДАЛА

Рождество

25 день месяца Децембера 1382 года от Основания

— Вашсиятельство! Ну ваше же сиятельство! Алё!

— А… Bl’a-a-a-a-a!

Я вскочил, как ошпаренный. Тришка испуганно вытянулся и так и стоял, с ведром в руке, навытяжку, не дыша, прикрыв глаза.

— Вашсиятельство сами приказали, если не будете просыпаться, вылить на вас ведро воды… — проблеял он еле слышным голосом.

— Ну, приказал! Это ж не значит, что… — раскрыл я рот поорать благим матом, но…

«Так, Рома, охолонь! Остынь! Какого икса на слугу вызверяешься? — возопил я сам себе. — Говорил? Говорил. Значит за базар отвечай. Только последняя гнида вызверяется на слугах (тут это норма, но это не значит что ты должен стать скотиной, как большинство). Ты не самодур, а культурный попаданец, добрый и милый Лунтик. Вот и веди себя соответствующе!»

— Ладно, осталась вода? — кивнул на ведро, резко успокаиваясь. — Пошли, польёшь, умоюсь.

Вышел из шатра на улицу. Утро. Раннее. Выпавший недавно снег растаял, но на горизонте вроде как тучи, может сегодня ещё выпадет. Воздух морозный — до костей пробирает, бодрит. И кого другого сей инцидент — поливание в лёгкий мороз на торс ледяной воды — довёл бы до могилы. Даже Рикардо до моего подселения бы окочурился, заболев от воспаления после таких процедур. Но когда ты маг огня невероятной силы, холод не страшен тебе ни в каком обличье. Я прикрыл глаза, потянулся и буквально почувствовал, как валит пар от мокрого камзола, быстро превращающегося в сухой. Уметь нагревать своё тело — дорогого стоит. А какой я сейчас со стороны эффектный — аж жуть!

— Вот, вашсиятельство, — вынес новое ведро Тришка.

— Лей.

Я стащил камзол, помыл торс, умылся, прополоскал рот (за неимением зубной пасты и щётки), немного попил. Вода ледяная, зубы ломит, но ничего, уже привык.

— Рождество. — Я снова поднялся и потянулся.

— Что? — не понял слуга.

— Рождество, сегодня, говорю. День рождения Исуса Христа.

— А-а-а-а… — Тришка непонимающе, но подтверждающе кивнул и убежал в палатку, крича уже оттуда. — Вашсиятельство, облачаетесь? Что приготовить?

— Давай кольчугу и бригу, схожу на совет. Кстати, сеньоры бароны звали?

— Никак нет, вашсиятельство. Рано ещё.

— Рано… — Я оглядел видный в дневном свете горизонт. Куда, нафиг, рано!.. Туда-сюда и поздно будет! Ладно, сам заявил, что доверяю им, значит, шуметь не буду, просто схожу, узнаю новости. — Чёрт с ними, давай кольчугу без бриги, и походный камзол сверху — пройдусь, прогуляюсь.

— Готово, вашсиятельство…

Идти тут недалеко. Палатки командного состава в центре лагеря. А я являюсь номинальным самым главным командиром войска. Ключевое слово «номинальным», но тут я реалист — у мужиков реально больше опыта ведения войн, знают их специфику, и соображай заточен что надо. Я же со своей функцией генерального стратега, задавателя общей линии партии, в целом справляюсь, и нечего на бога грешить. «Исус, спасибо за то, что есть!» — мысленно воздел я молитву. А вдруг в свой день рождения Он лучше слушает, чем обычно?

Рождество… Господи, девять с половиной месяцев я тут! А месяцы здесь в полтора раза длиннее наших. Видимо планета вращается на более отдалённой от светила орбите. Но и само солнце тут больше размером, диск его заметно превышает наше родное солнышко на закате. Но в целом климат чуть холоднее, чем в нашей Испании-Франции, или, как говорю сам себе, «как в Воронеже». Ибо зимой морозы и снег есть, но нет холодов минус двадцать-тридцать. И так почти во всём королевстве. У нас на Юге в целом теплее, но и севернее народ как в Москве, и тем более как в родной Вологде, зимой не мёрзнет, и везде можно выращивать пусть худую, но пшеницу.

Исус здесь не является богом. Сыном бога — да. Его главным пророком. Типа как Мухаммед в исламе. Ибо сам Исус говорил, что он СЫН бога, а не бог. А сын бога это, например, Персей, Геракл… И множество других известных и в этом мире личностей. Исус сын своего отца, как Геркулес сын Юпитера. Поняли разницу к подходам? Потому Пасху тут празднуют с помпой, как-то вычисляя по местному долбанутому календарю, не имеющему ничего общего с нашим, а вот Рождество незаслуженно забыто. А Новый год вообще первого марта, как и положено(ДЕКАбрь — десятый месяц, ОКТябрь восьмой, ну вы поняли). А как не хватает родимой ёлочки…

— Вашсиятельство! — вытянулись в струнку бойцы на входе в командную палатку.

— Все здесь? — нахмурился я.

— Их милости бароны Алькатрас и Ковильяна, — бодро отчитался один из воинов. Кажется, это Алькатрасовские. Да, тут тоже есть слово «Алькатрас». Правда никаких ассоциаций с тюрьмой или скалой, тут это птица такая, что-то вроде альбатроса. Или пеликана. Не поймёшь, виды птиц похожи, но неуловимо отличаются.

Вошёл. Бароны стояли над разложенной на столе из трёх бочек со столешницей импровизированной картой. Бумаги тут нет, пергамент на карты переводить жалко, и я приучил сеньоров делать схемы местности из подручных средств — веточек, палочек, разных фишек из дерева и металла, а войска обозначать игрушечными деревянными солдатиками. Поначалу все улыбались, но привыкли, сеньорам понравилось. Оба их милости о чём-то спорили.

— Не помешаю?

— А, Рикардо, — махнул мне Алькатрас. — Присоединяйся. Мы как раз обсуждаем план сражения.

— А чего на начало обсуждения не разбудили? — попенял я, но не сурово.

— А ты особо не был нужен, — ответил Ковильяна. — Новостей никаких. Решили дать отдохнуть тебе перед боем. Всё пока по плану.

— Твои силы будут нужны сегодня, и уж кого, но тебя, мой мальчик, заменить некем, — добавил Алькатрас.

Эт точно. Нет больше таких уникумов.

— Что по обстановке? — подошёл я к «карте». Фигурки оставались примерно на местах, о которых мы говорили вчера вечером.

— Рейнджеры доложили, что всё же Сальвадор решил дать бой. — Указал на фигурку рыцаря, крашенного в зелёный цвет, Алькатрас. — С утра собирают лагерь. Через час выдвинутся.

— Виконт?

— Здесь, за холмами. Как и говорили, в пекло не лезет, тревожит.

— Будет резервом, — кивнул Ковильян, второй мой барон из трёх, что составляют это войско. — Меня беспокоит Мендоса. — Кивок на самую дальнюю фигурку зеленого цвета.

— Не тронут они Мендосу, — покачал я головой. — Иначе тогда Веласко и Мерида ринутся на Авиллу. И порезвятся знатно — там из защиты только стены замков, все войска сюда ушли. А стены мы с недавних пор тоже брать научились.

— Нам бы самим здесь не помешали Веласко и Мерида. Да и виконт со своими орлами… — тяжело вздохнул Ковильян.

— Никаких генеральных свалок! — отрезал я. — Войны не выигрываются в генеральных сражениях. А вот проигрываются — запросто. Налёты, отскоки, захваты ключевых точек и логистика. Только так. От любых крупных сил драпаем. И сейчас дерёмся только потому, что за нами парни ещё не успели провести эвакуацию населения. Тянем время.

— Да знаем мы, поняли уже. — Ковильяна снова тяжело вздохнул.

Я сам вгляделся в карту. Сальвадор, лучший полкан графа Авиллы. Сам граф спешно мобилизует оставшиеся силы на Юго-Востоке графства, лично гоняя тамошних баронов. Которые вообще-то защищают границу, свою её часть, которая хоть и не открыта всем ветрам, как Лимесия, но есть. И манать хотели распоряжения графа с его закидонами. Не по понятиям он поступил — вот пусть огребает; а они если уйдут, кто будет их деревни и замки от орков защищать?

Хотя, в общем, это, наверное, плохо, что он там. Тут бы он командовал, как самый главный по должности, сам, и обязательно сел бы в лужу. По собранным сведениям он так себе командир, зато любит почесать ЧСВ. А вот барон де Сальвадор военный от бога. Правда, как и большинство местных, делает ставку на решающий удар тяжёлых копейщиков, на свалку железа против железа. А я вместо этого послал ему по тылам сотню Ворона, он же барон Веласко, сотню (фактически полторы) барона Мериды, а Атараиск и без моих указаний сводит тут свои счёты с тремя сотнями своих витязей, в основном также легкоконных. Вот и гоняют они Сальвадора и в хвост и в гриву с его копейщиками. А тут мы расслабились и попались, не успели эвакуировать пару деревень. И нас меньше, чем их — именно потому, что я противник генеральных свалок. Жопа, в общем. И драться парни будут отчаянно — давно воины Авилла так не срамили свою честь, надо срочно реабилитироваться.

Правда Сальвадор не учёл, что созданный буквально вчера корпус рейнджеров из бывших егерей исправно нам о движении барона докладывает, и все три моих легкоконных войска к обеду должны подойти к месту баталии. Да и тут я буду засыпать его стрелами прежде, чем пойду на сшибку. В общем, план мероприятий по встрече важных гостей мы приготовили, и пока, судя по донесениям рейнджеров, он выполняется.

…Но, блин, их около тысячи человек. Тысяча! Это овердохрена на самом деле! А у меня примерно пятьсот пятьдесят, из которых половина конные лучники (без летучих отрядов, с ними я более тяжеловесный, но и там, как уже сказал, в основном лёгкая конница)

Так что нам осталось доигрывать партию до конца. Замереть и стоять на одном месте, приглашая противника в ловушку. Ждать подкреплений Сальвадор не может — летучие отряды громят обозы в его тылах, рейнджеры вообще не понимают, чего жрут его лошади. Он уже фактически в котле, только тут, в средневековье, нет царицы полей — артиллерии — потому он пока волен идти в любом направлении, куда вздумается.

Сальвадору как воздух нужно генеральное сражение. А вот мне оно на хрен не сдалось. И выбора нет — давать придётся. Да, на своём поле, подготовленном, с подтянутыми резервами… Но — я бы ушёл, если бы не жаба. Люди мне нужны настолько сильно, что готов рискнуть и поставить всё на кон. Ибо без людей и без значимой победы мне с этой войны лучше не возвращаться. Здесь ценят авторитет, и под авторитет тебе могут выдать деньги. А без победы не дадут ничего — дело по сути не в захваченных людишках, а именно в репутации. Без пятидесяти тысяч серебряных лунариев к Новому году я стану мёртвым графом Пуэбло.

— Ладно, мужчины, держите тут ситуацию, пойду поем. И буду облачаться. — Я кивнул вассалам и двинулся назад, к себе. Поесть мне кровно необходимо. Магия очень энергозатратная штука, мать её за ногу.

За пределами штабного шатра в лицо дунул ветерок, несущий лёгкие крупинки снега. Снег… Лёгкий снежок… Как я по нему соскучился! Но это минус к видимости для лучников. Чтоб его!..

Но настроение было романтическо-лирическое, а потому в голове сама собой заиграла забытая песня из прошлого мира:

Господи Христе, привирать не буду —

Ты не слишком чтимое мной божество!

Только все ж прошу: подари мне чудо —

Маленькое чудо на свое Рождество!

Только все ж прошу: подари мне чудо —

Маленькое чудо на свое Рождество!

Давай, господи. Помоги. Несмотря на то, что реально не религиозный. Хоть здесь, хоть там. Пожалуйста. Мне это чудо сегодня понадобится.

* * *
— Так что всё по плану, мой мальчик, — давал последние наставления зашедший ко мне в палатку Алькатрас, и он был показно весел. Нет, сомнения в исходе битвы были и у него, но он, в отличие от меня, не рефлексировал.

Тришка помогал облачаться. Кольчуга. Сверху чешуя. Поножи. Юбка. Сабатоны. Сегодня сшибка, никакая броня лишней не будет. Дедов барбют.

— Может, шлем с забралом оденешь? — спросил барон. — Так, без забрала, опасно.

— К чёрту! — отмахнулся я. — Я даже меч в руки брать не планирую, не то, что копьё. И так сойдёт. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, — выдал ему идиоматическое выражение.

Он хмыкнул с этой идиомы в усы, но согласился.

— Как знаешь.

Подумал. Покачал головой.

— Ричи, мальчик мой. Может, всё же постоишь с нами, на холме? В первом ряду у нас есть кому скакать. Ты у нас голова, каких поискать, а голова не должна среди смертников копьём махать. Нам ещё понадобятся твои светлые мысли.

Я обернулся, остановил совавшего наруч Тришку.

— Дядька Доминик. Как на духу. Думаешь, мне там скакать улыбается, в первом ряду? Думаешь, лихость молодецкую хочу показать?

Да манал я эту лихость! Манал я доблесть! — закричал я. — Вообще манал всю эту войну! Любую войну! Но некому меня заменить, Доминик!

Я трус. Честно говорю, как есть. Становлюсь в строй со всеми, а очко сжимает, коленки трясутся. Вот только если развернусь и убегу — мне смерть. Не может командир и владетель от боя бежать. Вот и стою, и скачу, и бьюсь, как могу. А у самого коленки, словно те маракасы. Да было б кому врага жарить, чтоб не постоять на холме с хорошими людьми? Не могу, дядька Доминик.

Старый барон тяжело вздохнул, подошёл и ободряюще положил руку на плечо.

— Крепись, мой мальчик. А страх… Все боятся. И я боюсь. Но поверь старику, самый суровый страх не за себя. Больше всего мы боимся за кого-то. Особенно если считаем, что он не ты, он может не справиться там, где ты был и точно сдюжишь.

Я обнял старика.

— Спасибо, Доминик. Давай вдарим supostatam, чтобы искры из глаз, а кто выживет, чтоб летели, пердели и радовались?

Были мне мученья горьки как сода;

Ими я тебе заплатил долги,

И хочу увидеть в теченье года,

Как от злобы сдохнут мои враги.

И хочу увидеть в теченье года,

Как от злобы сдохнут мои враги.

* * *
— Давай. Начинается. — Ковильяна подтолкнул меня вперёд.

М-да, тысяча конных латников это… Блять, это охуеть как много! Грёбанный Авилла! Убью, 3,14дора! Где бы он ни был! Никаких переговоров! Никакого прощения! Если выживу.

Очко привычно сжалось. Впереди наяривали наши конные лучники, не давая противнику организоваться. Но Сальвадор был упрямым дедулей, и, несмотря на потери в мелких стычках, вёл и вёл основной отряд в нашу сторону. С холма было видно не всё, но и отсюда уже заметно, как выезжают и начинают строиться его копейщики. У, катафракты грёбанные, кони тоже в броне! Но есть одно «но», кони это всё равно животные. А животные просто от природы боятся огня. Даже домашние. Если бить по глазам, то пофигу, насколько толстая броня на нагрудниках коняшек. Вот только радиус факела сильно сужается, увеличивается требуемая точность… И Рома летит в Бездну со своими способностями, так как он всего лишь человек, пусть и сильный маг. Меня аж передёрнуло от увиденного. Конечно, катафрактарии у Авиллы исчисляются десятками, их мало. Попробуй профинансируй такую гору железа, особенно если ты — пограничный бедный граф! Но они все в первой линии, как и я.

— Бойцы! — я выехал перед нашим основным строем и поднял вверх кулак. — Сегодня у нас будет битва! Сегодня мы встретимся с трусливыми женщинами, посмевшими ударить нам в спину, нарушив все мыслимые правила и договорённости, потеряв последние остатки чести, потеряв право называться человеками! И сегодня мы покажем этим трусам, как дерутся настоящие пограничники!

Факел в небо. Войско взвыло. Первые ряды — моя гвардия, и по-другому не может быть, так как я сам в первой линии. Военачальник должен ВЕСТИ своё войско в бой, а не посылать. Можно передоверить командование более опытному барону, но если барон — твой. А в другой линии будет другой командир, со СВОИМ войском. Законы средневековья, феодальный арьербан он такой. Лютый и беспощадный.

Боль в меня вгрызалась змеей голодной,

Я топил печали в дурной крови

— И хочу, чтоб ангел с душой холодной

Отравился ядом моей любви.

— И хочу, чтоб ангел с душой холодной

Отравился ядом моей любви.

Веласко дрался как лев. Основные наши потери на сегодняшний день от перестрелок конных лучников, и наш Ворон не досчитается многих воинов. Но тотально помешать Сальвадору он не мог.

— Выдвинулись. Строятся. Ворон уходит, — прокомментировал Ковильяна.

— Мерида на подходе, — вставил слово Алькатрас. — Последний гонец передал, что пойдут лесом, ломая ноги коням, но успеют.

— Ну да, и виконт обязательно ударит в спину… — Я сощурился, мысленно представляя карту. Сам лично объехал неделю назад всю округу. В целом получается не так и плохо. Удар с трёх сторон. Был бы с четырёх, но Веласко не успеет перегруппироваться, и максимум что сможет, это участвовать в избиении отступающих. При условии, что мы победим. А победим мы только если выдержим первый, самый страшный натиск копейщиков во главе с отрядом катафрактариев. Тут они по-другому называются, но я сильно привык к терминологии родных игрушек. Слишком сильным был фанатом «Тотал Вара», мать его, и ему подобных.

— Сегодня Рождество Христово, — произнёс я. — Давайте помолимся, может Он за нас перед Отцом заступится? За правое дело воюем.

— А знаешь, помолись, наверное, — прокряхтел Алькатрас. — Ты молод, он тебя услышит. Наверное. Он любит таких, лихих.

— И мы помолимся, — добавил Ковильяна.

— Я к своим. Жду сигнала, — бросил я им, тяжело вздыхая, и двинул коня в сторону своей гвардии.

— С богом! — раздалось вслед.

Скачка к рядам собственной части армии, первым линиям центральной части построения. Со мной отроки — Тит, Сигизмунд, Лавр и Бьёрн, как в старые добрые времена. И сзади Маркус, со штандартом. Враг должен направить на меня лучших бойцов, и штандарт для него — красная тряпка.

— Войско, на изготовку! — проорал я, проезжая перед первой шеренгой. Там мне улыбались, было видно по лицам тех, кто пока не закрыл забрало, у кого оно это позволяло — видеть лицо. У нас тоже всё ожидаемо, впереди лучшие: с лучшей бронёй и лучшей выучкой. Мы так стояли уже около часа, мужики подустали, кони переминались с ноги на ногу. Это хорошо — Сальвадор гонял своих в погоне за лёгкой конницей Ворона, кроме катафрактариев, наверное, у него у коней дыхание будет сбито. Но их всё равно больше в три раза.

Вражеское войско выстроилось и попёрло на нас. Ряды закованных в сталь воинов с длинными смертоносными копьями, на которых спокойно нанизывается с таранного удара орк, а это пипец какая груда мышц не считая лёгкой броньки (тяжёлую они не уважают, недостойно сынов Степи). Пока ещё они были далеко, но всё равно и издалека это смотрелось грозно. Ты знаешь, что эти парни приблизятся, и маленькие фигурки станут большими. И невероятно опасными. Спасения от них нет. В этом мире ПОКА нет пехоты потому, что против вот такого таранного удара защиты не существует, только если у тебя у самого нет такого же тарана. Да в общем и у пехоты, МОЕЙ пехоты, против танков-катафрактов шансов будет не густо, особенно первое время.

Дрожь. Она била меня. Дрожали коленки. Но я не мог уйти, не мог бежать. Начиная с того, что все эти парни за спиной мгновенно убегут следом — хрена им сражаться, если сеньор драпанул? За кого? И заканчивая тем, что тогда меня сможет прирезать любая падла, и никто не вступится, чтобы защитить. Я буду труп ещё вернее, чем если кто-то там впереди нинизает мою тушку на своё смертоносное копьё. Там хоть какой-то шанс выжить есть.

Рог. Один гудок, затем сигнал «атака», «ти-ту-ти-ту-ти-ту-ру». Это мне, и я двинул Дружка вперёд, снова выезжая перед строем.

Когда диванные стратеги расписывают средневековые бои, рисуя на схемках «полки левой руки», «правой руки», «передний», «сторожевой», «серо-буро-терракотовый» полк, туфта это всё. Может в будущем, когда будет порох, надрюченная шагать под барабанные палочки линейная пехота, драгуны, уланы и прочие гусары, так будет возможно, но здесь и сейчас бой выглядит следующим образом. Любой бой. Вы с парнями толпой скачете на врага. Враг толпой — на вас. Строем естественно, но всё равно толпой. Сзади у вас есть вторая линия, а если повезёт то и третья, и если вы выдохнетесь, или начнёте разбегаться, посчитав, что вас уделали, в бой идут они. Или давай уйти, или давая перегруппироваться. То же и у противника. Как-то что-то сделать во время боя, дать вступившему в схватку войска команду, просто физически нет возможности. Когда рассказывают анекдот про начало ВОВ на экзамене, что «дым, огонь, и танки, танки…» это оказывается не анекдот вовсе. Вокруг тебя грохот скачки, звон мечей, треск копий, кровь, кишки, кишки, кишки… И всепоглощающая людская ярость. Ты, нафиг, даже рог не слышишь. А потому первая линия всегда имеет меньше шансов вернуться, чем последующие. И я иду именно в первой.

…Потому, что без меня шансов выжить у парней сзади практически нет. Единицы, кого возьмут в плен (а в плен сейчас вряд ли будут брать) и кто не успеет сбежать.

— Парни! Покажем этим предателям, как воюет настоящее приграничье! — снова вскинул я пылающую руку, оглядывая свою воодушевлённую армию. Мне дружно слитно ответил хор из нескольких сотен лужёных глоток. — За космодесант!..

— А-а-а-а-а-а-а!!!..

Понеслись. Не лавиной, мелкой рысью, держа строй. Ибо мы — тоже копейщики. Парни привычно взяли меня в кольцо, закрыв щитами. Каждый из них держал один свой, один и для меня, оружие им, как и мне, не нужно (понадобится только после сшибки). Сейчас это были Бьёрн и Лавр. Сигизмунд и Тит ехали следующими, и у них уже откуда-то взялись в руках копья. Кто-то из наших просуетился.

Скачем. Перешли на лёгкую рысь. Взгляд влево и вправо — вроде строй держим. В бацинете вообще задница, но и в барбюте хрен что толком разглядишь. Поднял голову. До сшибки метров сто… Метров пятьдесят… Видны детали шлемов и облачения противников. И всё же строй конных копейщиков… Это жопа! Всё тело задрожало, готовое в момент обосраться. Тело оно такое, оно всегда против геройствования. Двадцать метров… Пора.

Я тянусь за главным твоим подарком:

Пусть моих друзей обойдет беда,

Пусть моя душа засияет ярко

Там, где светит миру твоя звезда.

Пусть моя душа засияет ярко

Там, где светит миру твоя звезда

Да, боже, помоги сегодня, в свой праздник. Дай мне этот подарок. А душа моя светит ярко, невероятно ярко! Словно маленькое солнышко на отдельно взятом поле боя.

Бьёрн и Лавр дружно отстали. Тит и Сигизмунд с задержкой — тоже. Всё это отрепетированное действо заняло долю секунды. Я же, скинувший в сёдельные сумки наручи, расставил руки в стороны и пыхнул в стороны, на уровне головы коня, такие факелы, какие только мог.

Огонь. Море огня! Факелы, влево и вправо, и сильнее. Ещё сильнее! Насколько хватит сил! Сил хватит не надолго, всего на несколько секунд — работаю на износ, и адреналин в крови творит при этом с моей мощью чудеса, но другого способа нет. Пламя идёт на уровне глаз коней, и те, невзирая на то, что одеты в подобие лат и шлемов, всё же пугаются такого, как и предписано им природой.

Я пылал. Я жёг во все стороны, оря от лопающейся от жара кожи, от лопающихся от нагрузки кровеносных сосудов в глазах. Что там вокруг — не видел. Дикое лошадиное ржание. Упавшие бронированные монстры, естественно, вместе с восседающими на них рыцарями, давя их своим весом. Споткнувшаяся через них и летящая к чертям вторая линия. Пролом в строю таких мощных непобедимых катафрактариев. Наши, врубающиеся в прореху и выкашивающие кого можно… Но и враги, ринувшиеся прореху залатать своей второй волной.

Всё, больше от меня ничего не зависит. Возможно, я сделал для битвы больше всех, приведя войско к победе. А возможно я лишь добился незначительного успеха на маленьком фронте огромной баталии, и сейчас в целом нашим вломят по первое число.

Не знаю. Ибо, наконец, на меня опустилась спасительная темнота. Я маг, я супермаг! Но я всего лишь человек.

С Рождеством, Средневековье!

Глава 1. Возвращение блудного попугая

Первое апреля. День смеха. Но смешно мне не было. Впрочем, была эйфория: за почти две недели пути она ещё не прошла. Разумеется, что жив остался! А также эйфория от прикосновения к тайнам, которые в жизни бы не узнал, сидя в родном замке. Не зря съездил.

Этот мир — некая аномалия. Всё местное людское население — потомки попаданцев из мира нашего. Которые попали не как я или Мишель, после смерти ТАМ, а как-то иначе. Единовременно и массово перенеслись из нашего мира времён Римской Империи, последних лет её существования. Что за Основание, от которого начат отчёт местного летосчисления, что тогда происходило — пока до этой информации не добрался, но главное, узнал, что местные тоже не до конца это понимают. Однако длительное время тема попаданцев после Основания всерьёз не поднималась — людей на несколько столетий выбил из колеи трындец после переноса. Может они были, может нет, но если и были — терялись на общем фоне того, что тут все — потомки таких же.

Потом здесь начали формироваться новые сообщества людей, новые государства, королевства, графства и герцогства. Надо было жить дальше, жизнь налаживалась, прошлое оставалось в прошлом. А ещё чуть позже выжившие столкнулись с экзистенциальными угрозами со стороны местных обитателей — орками и эльфами. Судя по рассказам священника, их встретили не сразу, а и встретив, аборигены, видимо не увидели в «человеках» серьёзную угрозу, пока не стало поздно. Началась война на истребление, сплотившая людей, но разрозненные и малочисленные, пусть и обладающие собственными плюсами местные, ничего с человеками поделать не смогли, а людские земли расширились в разы, впрочем, ограничившись в экспнсии естественными природными рубежами.

Эльфы и тут эльфы, похоже, это самоназвание. А что орки это орки, люди не знали, ибо до Толкиена от момента их переноса было полторы тысячи лет. Потому назвали этих тварей коротко и ясно: «степняки». Кстати орки на своём варварском языке так себя и величают, они о маэстро Джоне Рональде Руэле тоже не слышали.

В общем, формирование новых территориально-административных образований в процессе войны за выживание закончилось. Закончилась и экспансия — людей и для текущих территорий мало, это бы переварить. Зато всплыли оси противостояния, перенесённые ещё из нашей Иберии, а именно «имперцы», имперская элита, против «варваров», германской военной элиты. Всплыли долго загоняемые под сукно тёрки внутри церкви — в эпоху переноса в нашем мире в рамках церкви боролись разные течения, оскорбляя друг друга словом «еретики», и тут схватка не могла не продолжиться. Наоборот, теперь тут решалась судьба всей местной религии, во что будут верить те, кто выжил и все-все их потомки. Ставки были слишком высоки, и как только административные границы людских королевств и образований наладились, церковь зашлась в кровопролитной внутренней борьбе. В которой победили отнюдь не те, кто всех уделал в нашем мире.

И пока всё это разрулили, приведя в тот вид, который можно видеть с седла Дружка сегодня, изначальное потрясение, перенос, основательно подзабылся. И только после этого люди стали обращать внимание на новых попаданцев.

Катрин не знает, сколько их было всего, и я склонен ей верить. Учитывая, что наш мир ушёл в галоп в развитии только после семнадцатого века, а фактически чётко ощущаться различие между «старым» и «новым» миром стало только к началу девятнадцатого, то почти тысячу лет попаданцы ничего не могли сказать местным такого, отчего бы те удивились и изумились: «Как отстало мы живём!» Порох? Да, он появился рано, веке в тринадцатом, наверное (точно не знаю, не интересовался). Но скажите честно, многие ли в наше время знают состав пороха? Поверьте, в шестнадцатом и четырнадцатом веках как его сделать знало ещё меньше народу! Это вы, любители альтистории и попаданческого фэнтези, умные, а токарю Васе с челябинского трубопрокатного класть на технологию и историю его создания. Бери «Сайгу», заряжай и стреляй — вот его потолок в знаниях. Я хоть что-то знаю потому, что в «Цивилизации» для пороха требовался ресурс «селитра», но я понятия не имею, как она выглядит в природе и где её взять. Так что прогресс в нашем мире уже шёл, но сюда знания не попадали. Тут, блин, даже бумаги нет, несмотря на обилие попаданцев! Задницу мхом и берестой вытираем!

А затем этот мир познал самую важную прививку от подобных мне. А именно церковный раскол. И учредил его, что неудивительно и закономерно, ещё один из моих предшественников. Он, падла такая, попытался вернуть этот мир к «никейской ереси», ввергнув ойкумену в кровавую бойню! Вот чего этой суке спокойно не жилось? Лучше бы бумагу придумал!

По ходу, здесь общепринятая церковь работает по канонам «отступника» Ария, и местных у нас назвали бы адептами «арианской ереси». А у нас победили сторонники Никейского собора, признавшие «троицу» божественной. Не знаю, не помню нюансов вопроса, и в душе не понимаю отличий кроме обожествления Иисуса (который здесь просто Исус) и голубя-вестника (Святого Духа), а потому пусть будет так. Мне так проще осознать эту хрень. В моей картине местного мира крещённые варвары-ариане (германцы)победили имперцев-никейцев и растворили в своей вере, а не наоборот, как случилось у нас… И всё. Ну, победили и победили, считают так, а не иначе. Но религия по сути и там и там одна, даже крестятся местные католики как наши. Но нет же, у кого-то вожжа под хвост попала, захотелось использовать принесённые извне знания не для прогрессорства, не для повышения урожайности или освобождения народа от феодального ига, а для «наставления еретиков на путь истинный», принятый банальным голосованием нескольких епископов под давлением языческого императора. Мать моя женщина, но это реально чёрный день местной истории, и мне стыдно, что он был одним из моих предшественников.

После гражданской войны, в которой раскольников-никейцев умыли кровью, раскатав, как у нас альбигойцев, церковь принялась на корню уничтожать всех попаданцев — во избежание. И я ребят понимаю. И несколько последующих столетий, примерно лет пятьсот, их уничтожала при одном намёке на «наличие тайных знаний».

Раскол произошёл почти семьсот лет назад, священник, с которым я разговорился в одной из деревень, подтвердил информацию от Катюши. Если вспомнить, что у нас в то время шли крестовые походы и война с альбигойцами, плюс пятьсот лет… И мы упираемся в прогрессивный восемнадцатый век! Век гуманизма, царство разума. Век, когда в Европе не осталось крепостных (почти), когда благосостояние даже тамошних сервов ни в какое сравнение с местными не шло, когда на поле боя царствовала царица полей пехота, а благородные служили королю, а не боролись с ним за ништяки и права, как здесь… В общем, те, кто попал сюда в это время, оказывались в совершенно ином мире, чем предшественники. Им адаптироваться было уже намного сложнее. И намного сложнее доказать миру, что они обладают чем-то ценным в смысле знания. Сложнее было донести, чтобы их поняли. А потому, как сказала Катюша, «жизнь их ломала, они попадали к нам сломанными. А сломанный человек ничего не станет толком рассказывать». А потому вундервафли в виде пороха, бумаги и парового двигателя вновь не получили распространения. До попаданцев штирлицы слишком поздно добирались, не успевали защитить их, детей Нового Времени, от жестокости раннего средневековья, пусть даже церковь более не вставляла палки в колёса. И чем развитее мир был ТАМ, у нас, чем бОльшими знаниями могли обладать попаданцы, тем сложнее шла их адаптация и тем жёстче звездец, через который бедолагам нужно было пройти.

Жителю семнадцатого века проще адаптироваться в эпоху мрачных веков, чем жителю восемнадцатого. Жителю пятнадцатого проще чем шестнадцатого. И так далее. А парню или девушке из конца девятнадцатого, особенно из какой-нибудь европейской или американской республики, где катаются на паровозах и пароходах, и где все знают, что даже у негров есть права и свободы… М-да, им было ОЧЕНЬ сложно!

Ну и самый шик, попаданцы из века двадцатого, где поголовно школьное образование, где высшее образование у огромного пласта населения, где что такое «трансцедентность» и «экзистенция» знают подзаборные алкаши… Эти люди могли ОЧЕНЬ много рассказать местным. Но попадали прямо в ад, где ты — вещь, где нельзя смотреть благородному в глаза, ибо он может зарубить тебя мечом на месте, и ему за это ничего не будет, а если ты женщина — вообще капут. Мир, где ты не пустое место, нет. Ты гораздо хуже! Ты — мразь и ничтожество, о которое в порядке вещей принято вытирать ноги. Ты даже семью себе выбрать не можешь — на кого барин показал, на том/на той и женишься. А женщин и того хуже — твоя мохнатка (Катрин, изыди! Чур-чур!) принадлежит кому угодно, но только не тебе. Ад он такой, людей на раз ломает. Крестьян тут более девяноста процентов; вот вам задача на метематическое ожидание — в кого вероятнее всего попадёт пападанец, простите за тавтологию?

Ремесленники и купцы — вольные, посвободнее будут, и их немало. Но и им тоже нужно будет пройти через свой ад. И им банально некогда, да и незачем тут прогрессорствовать. Мир вокруг всё ещё жестокий, а они — изнеженные дети гуманистического века.

Остаются попаданцы в благородных, но и там, как уже писал, не всё однозначно. Работать можно только если ты попал в реально крутого владетеля. Вроде меня. Низы благородных это мясо, пусть крестьяне и обязаны им спину ломить. А каков процент реально крутых владетелей в обществе? Сколько соттысячная доля? Или сколькомиллионная?

То-то. Так что с одной стороны я радовался, что попал в графа. Иначе бы я просто не выжил тут. Меня бы сломали, и в лучшем случае я попал бы к людям Катрин и её братца. И с другой я радовался, что выжил в Аквилее, где один буквально понимающий приказы хозяина мудак «сапог» раскрыл мне глаза на реальное положение вещей. А именно, что то, что я — граф, не значит, что бессмертный. От меня-графа жаждет избавиться не так уж и мало народу. И Катрин бы меня кокнула, если б не узнала о моём иномировом происхождении. Если б не раскрыл это на концерте эльфийской ведьмы. М-да, девять к одному, кокнула бы.

Но теперь, после столь эффектного побега, у меня есть фора во времени, пока игроки придут в себя и выработают план, как получить графа Пуэбло на блюдечке с каёмочкой. И учитывая, что я должен собственным солдатам как земля колхозу аж годовой доход своего графства поверх и так выплачиваемого годового дохода, рыпаться мне особо некуда.

В местный Тауэр не хочу, а именно туда меня «добровольно» пригласят, где в золотой клетке начнут выуживать информацию о нашем мире. А буду упрямиться — то и в настоящей клетке, клещами. И никакие заговорщики не помогут и не спасут. Наоборот, узнай они о том, что я могу помочь сделать вундервафли, сами меня того… В клетку. Какую — по обстоятельствам.

Так что да, я спасся. Выжил. Но, блин, мало представлял, что делать теперь. Ибо слово «счастье» вокруг меня по-прежнему собиралось из кубиков «П», «О», «Ж» и «А». И кубики стали сильно больше в размерах. А потому в замок мы особо не спешили, объезжая торные пути, где только можно. И вернулись аж в начале апреля, когда все поля в округе уже были распаханы и засеяны, а крестьяне суетились при делах. На лицах их читалось просветление, надежда, что вот он, пришёл новый год, сейчас они ка-ак засеют! Да оно ка-ак вырастет! И будет у них счастье. Пырея в хлеб добавляли больше, но улыбка на лицах стала шире. Ничего общего с обречённостью начала марта. М-да, как мало нужно людям.

— Ого! Вот он, родной! — воскликнул Лавр, вставая на стременах, когда на горизонте показался тын посёлка возле замка.

— Приехали! — заорал на всю степь Бьёрн. Мальчишки, ей богу.

«Мальчишки, Рома. И ты мальчишка. Вы все мальчишки, потому и сдружились».

Я улыбался, сдерживая эмоции. Радовался? Да. Но понимал, что вчера, ночуя с прелестной девочкой, очередной внучкой очередного старосты, на тёплом сеновале, мне не нужно было решать сложные вопросы. Я по сути отдыхал. А теперь, в замке, отдыхать будет некогда. Работа, работа и ещё раз работа! И наказание за лень — смерть. Либо золотая/железная клетка, как альтернатива, если буду медленно бегать.

Да, конечно, я составил план действий на ближайшее время. Что бы они там в Альмерии ни решили, всё будет упираться в мою полезность здесь. А значит, я должен развить бурную деятельность и запустить какие-то процессы, которые, и все должны это понимать, без меня никто не закончит. И эти процессы косвенно должны нести королю пользу. Тогда он не посмеет меня тронуть, будет работать дистанционно.

Виа? Да. Но мало. Надо что-то ещё. Что-то, что позволит мне не ехать к нему в «клетку», отговорившись делами. И если ЧТО делать примерно представлял, то как развить настолько кипучую имитацию бурной деятельности, чтобы меня невозможно было поймать…

— Посёлок. Граф, посёлок! — кричал Лавр. У него тут жена и маленький ребёнок. Это он уже на обратном пути признался. Жена гражданская, не венчаны, так как тела её прошлого мужа после рейда в степь не нашли, и официально её ещё год не могут признать вдовой. Но он точно видел, как тот упал с коня с орочьей стрелой в груди. После такого не выживают.

— Отставить! — попытался навести порядок Сигизмунд. — Приедем, сдадим караул, поедешь к своей. Пока служба.

— Есть служба! — нехотя козырнул отрок. Козыряют тут прикладыванием правой руки к груди, к сердцу. Такая вот отдача чести. Кстати, вроде тоже от римлян осталось. Интересно, а когда у нас начали к шапке руку прикладывать?

— И это… — окликнул Бьёрн, — парни, мы домой подъезжаем. Казарма, всё такое. Поход — закончился. Дома — «его сиятельство» и никак иначе!

— Точно! — воскликнул Лавр. Сигизмунд улыбнулся. Я тоже.

Посёлок проехали на лёгкой рыси. Нас увидели издали, и поглазеть на нашу кавалькаду высыпало много народу. А население посёлка в основном не крестьяне, а вольные, члены семей обитателей замка и воинов. Мы всем приветственно махали, нам искренне махали тоже, бросая подбадривающие крики. Поскольку ехали окольными путями, новости из Аквилеи должны были уже достичь наших украин, и распространиться среди населения как минимум замка. А учитывая, что телевизора и газет тут нет, сеть распространения информации ОБС тут на таком уровне, что, наверное, о произошедшем в Аквилее знает и восточная окраина графства, если не далее.

Выехали через северо-западные ворота посёлка, тут аж трое ворот — большое поселение. Поехали дальше. О нас наверняка уже сообщили — гонца послали. Или флажками отмахались. Да-да, отсталый средневековый мир, но сигнальную систему для оповещения о приближении степняков тут придумали лет пятьсот назад. Потому в принципе и смогли создать такую глубоко эшелонированную оборону в открытой всем ветрам степи, как наша Лимессия с её башнями. Потому и держимся, не цепляясь ни за один природный рубеж в виде гор и крупных рек.

— Оба на! Вашсиятельство, вас точно встречают!

Я присмотрелся, куда указывал Бьёрн… И немножко прифигел. Из посёлка в замок шла девушка. В неброском сером домотканом платье, с чепчиком на голове… И эта девушка, заслышав конский топот (нас всего пятеро, но коней половина табуна с собой), обернулась и выглядывала, кто там, и нет ли для неё опасности.

— Ансельмо, шельмец! — обернулся я назад, к привычно едущему в хвосте колонны квестору. — Держи лошадок!

— Есть, вашсиятельство, держу!..

Я не дослушал, бросил повод ведомых и дал галоп в сторону девчули. Та, увидев мою отделившуюся фигуру, приподняла платье и попыталась дать стрекоча в сторону от дороги, через луг… Ну что за детский сад! Ё-моё, честное слово!

Догнал быстро. На землю бросаться не стала, до такой дурости не дошло, но когда её схватил и привычным жестом (на Катрин потренировался две недели назад) подхватил и посадил перед собой, завизжала, как резанная.

— Заткнись, дура! — рявкнул ей на ухо.

— А я не упаду? — испуганно глянула она вниз.

— Будешь орать — упадёшь! — Я на секунду отпустил хват, она снова завизжала. — А ну цыц!

— Рикардо… Ричи… Милый! — И Анабель-Мишель, а это была она, обняла за шею и приникла к моим губам. Я ногами остановил Дружка, а в замок решил въехать на нём, подгадал с утра со сменой лошадок, и следующие пару минут занимался тем, что безудержно целовал эту прелесть. Прелесть в хорошем смысле — как только увидел её вдали, во мне тут же всё перевернулось.

Нет, всё же Ричи не погиб от её заклинания. Да, я больше ощущаю себя Ромой, это так, но Рикардо Пуэбло всё равно во мне, и его чувства для меня так же важны и обязательны для исполнения, как мои собственные. Теперь это НАШИ чувства, и я сходил с ума от одного запаха, от вида, от упоминания этой девушки-бабушки.

«Бабушки» — попытался завести мой внутренний язва.

«Ну, Галкину нравится с бабушками. Я чем хуже? У меня у бабушки тело двадцатилетней вообще-то».

Короче, мне было плевать на её ментальный возраст. Я просто… Её хотел. Во всех смыслах.

Парни нагнали, сбавили ход и проехали мимо, не съезжая с дороги, задорно ухмыляясь. Я понял, что негоже возвращаться в замок позже свиты и охраны, и снова ногами двинул Дружка за ними.

— Я соскучилась. Боже, как я соскучилась! — Анабель приникла к груди. Вцепилась в меня мёртвой хваткой, опасаясь упасть с коня. Вообще-то с непривычки тут кажется высоко.

— Когда мы расставались, ты была готова меня убить, — не мог не заметить я.

— Это была ломка. Я… Слишком не привыкла к жизни ЗДЕСЬ. А тут ты… И ты…

Что «и я» она не смогла внятно сформулировать.

— И вообще, я — молодая дурёха-травница. Ученица лекарки, — заметила она с улыбкой. — Мишель умерла полтора года назад. Её убили марокканцы. А значит я — Анабель, я должна быть ею. Так хочет господь. И не нужно противиться.

— Тебя ломало от местных реалий, пока не появился тот, кто способен тебя защитить, — впорол я правду-матку. — Тот, кто примет тебя такой, какая есть, со всем твоим туманным прошлым. Кому можно открыться, ничего не боясь. Да?

— Да. — Практичная бельгийка не стала ломать комедии. — Но есть ещё кое что. Ты… Не такой, как они. — Снова откровение, выдавленное из себя через силу. Ну, когда не хочешь, но вынужден признать очевидное. — Они жестокие. Ты мягче. Да, ты бил меня кнутом…

— Плёткой, — поправил я.

— Плёткой, — согласилась она. — Но ты всё равно мягче их всех. И ты ПОНИМАЕШЬ, что хорошо, что плохо. Рома, у меня просто нет вариантов. Или ты, или камень на шею и в Светлую, и я однажды уже это пыталась сделать.

Я ухмыльнулся и молчал. Не таких признаний мужчины ждут от понравившихся девушек, но за неимением рыбы раки тоже сгодятся.

— А ещё меня тут все считают твоей женщиной, — призналась она, стыдливо опуская голову. — Все, поголовно, и ничего никому доказать невозможно. Хотя у нас… Ничего же между нами не было, даже намёков. И Астрид так говорит, и даже учит меня местным манерам.

— Астрид? — Я присвистнул. А это серьёзная заявочка от практичной сестрёнки.

— Она сказала, чтобы я не раскатывала губы, ты не женишься
на мне, тебе нельзя, — смутившись, нахмурилась девушка. — Но она не против, чтобы я была твоей постельной грелкой. Предупредила, что потом это будет решать твоя жена, но это уже мои проблемы.

— Астрид она такая Астрид, — хмыкнул я, отвернувшись вбок. — Знаешь, тут жёны не особо держат мужей в узде. Если не перейдёшь будущей жене дорогу и покажешь полезность, восемь к двум, она не будет против наших отношений.

— Отношений с крестьянкой, — констатировала Анабель, и я не услышал в её словах обиды на обстоятельства. Хорошо что твоя избранница в два раза старше тебя ментально, нет глупых ненужных бзиков и истерик на пустом месте.

— С новым тебя рождением! — Я снова повернул её личико и смачно поцеловал. На глазах у десятка воинов, глазеющих на нас с привратной башни и двух соседних.

* * *
— Я вам не помешаю? — в тихонько приоткрытую дверь заглянула прелестная рыжая головка. Я, лежавший без сил, откинув голову на подушку, смог только повернуться в её направлении.

— Заходи, — мурлыкнула Анабель. И Астрид вошла.

Боже, обожаю саму концепцию понятия «ночная рубашка». По меркам мира Ромы её платье было домашним, но верхом целомудрия. Здесь же мгновенно начало заводить меня не по-детски, несмотря на то, что Анабель только что дважды выпила из меня все соки. А самое прикольное, что оно держалось всего на двух шнурках, завязывавшихся в районе горла, и сейчас рыжая бестия активно завязками игралась.

— Ваше сиятельство, терма готова, — словно служанка отчиталась она. Затем картинно нахмурилась. — И это… Валять девок лучше чистым, ваше сиятельство. Так гигиеничнее.

Угу, гигиену тут знали. Наследие Древней Империи. Чистоту любили. Почему в наши Тёмные Века народ в Европе скатился до конкретного свинства — не ведаю. Читал в сети, там на чуму грешат, но по мне… Нет, не знаю. Правда, буду откровенен, гигиену и санитарию на одну чашку весов тут не ставят. Гигиена сама по себе, а санитарии просто не знали, лишь интуитивно потребляя вместо воды спиртные напитки для обезораживания.

— То есть завязки не развяжешь, — сделал вывод я.

— Пока ваше сиятельство как свин — нет, — пакостно улыбнулась эта кошка. — А тебе что, любимый, мало той блондинки, что лежит такая вся довольная слева от тебя?

Слово «любимый» тут не несёт романтического оттенка. Так называют всех, кого любишь. Включая любых родственников, если, конечно, они тебе дороги. Любимый брат, любимый отец, любимый дед — ну вы поняли. Меня-Рому это коробит, но благодаря памяти Ричи отношусь к этому всё же с пониманием. Хоть и морщусь.

— Блондинке точно мало! — последовал комментарий от названной птахи. Птаха лежала обнажённой, и, буду объективен, кайфовала от этого. Угу, иметь молодое красивое тело в её возрасте… — У блондинки это по-настоящему первый раз.

— …Сказала шестидесятилетняя бабушка, имеющая взрослую дочь и внуков, — прокомментировал я.

Удар подушкой вышел красивым, но слава богу не больным. Астрид понимающе улыбнулась.

— Рада, что вы поладили. Так будет лучше. Братик, бегом в терму и за стол — в главной зале уже накрывают. Твои отроки уже там, моются, ты последний.

— У меня обстоятельства были. — Я нехотя поднялся и принялся искать портки. Куда-то впопыхах их забросил, когда раздевался. А раздевался быстро — башню сорвало от ощущения близости одной белобрысой сучки. Проходя мимо, зацепил Астрид, прижал её спиной к себе, по-хозяйски положив одну руку на красивую грудь, другой удерживая за талию. Куснул мочку уха.

— Ночью придёте обе.

— А не лопнешь?

Столько ехидства. И кстати, тут рекламы «Фруктового сада» с незабвенным «А ты налей и отойди» нет. Откуда афоризм?

— Вот и проверим чего я стою на самом деле.

— Я — за! — подала голос блонди, хотя её не спрашивали. — Люблю смелые эксперименты. И девышек ещё не ласкала. Говорят это заводит.

— Как будто в Бельгии у тебя смелых экспериментов не было, — усмехнулся я.

— Были. Но только с парнями. Сокурсниками. Когда училась. С тремя одновременно. Орал, анал и классика — очуметь ощущения! Знаешь, тогда была в моде сексуальная революция, тогда не попробовав нельзя было. Но с парнем и девушкой одновременно ещё не пробовала.

Говорила в ней сейчас современная европейка-Мишель, не знающая что такое табу в сексе. У Астрид же от её слов заалели щёчки, и её милость решила побыстрее ретироваться:

— Пойду-ка я проверю, как там слуги на стол накрывают!

С силой отодрала обе моих руки и выбежала вон, словно за ней гналась стая койотов.

— И чего, спрашивается? — пожал я плечами, таки найдя портки. В баню решил идти в грязных, там их и оставлю. Надену чистое на свежевымытое тело. — Как будто тут не ebutsa как кролики, все со всеми.

— Ebutsa, — подтвердила Анабель, легшая на живот, подложив под грудь руки и загнув при этом ноги. Смотрелось наивненько, как молоденькая девочка. — Но говорить об этом вслух стыдно. Ладно, ничего, мы их ещё культуре секса научим!

— Эй, не развращай мне подданных! — картинно прикрикнул я. — Ваша сексуальная революция, вон, до добра не довела. Одни pidorы по ящику. Тут такого не надо.

— Как скажешь. — Она покорно пожала плечами. Мысли её при этом были далеки отсюда, и я даже не знаю насколько.

Парни уже помылись, они выходили, когда я заходил. Но персонально мне натаскали персональный же бочонок горячей воды, и две опять же персональные (парни мыли себя сами) молоденькие служаночки в облегающих простынях активно вашего покорного слугу принялись тереть, мазать золой и маслом. Мыло тут тоже есть, но как бы… Считается для плебеев что ли. Хотя и богатые его используют. Оно больше напоминает наше хозяйственное, с соответствующим запахом — наверное поэтому. Но и зола неожиданно для меня работала в бане, счищая грязь, прекрасно.

Сексуальные утехи, как я уже писал, в бане, в смысле в терме, тут не в чести, а потому несмотря на стояк, хихикающие девочки, тщательно выполнив свои обязанности, убежали. Приглашать их уединиться после помывки не стал — мысли были о двух других девочках, которые останутся сегодня у меня на ночь ВДВОЁМ. Рыжая и блонди, обе — секси ещё те, от обеих рвёт крышу. Мечта дрочера! Вот он настоящий экстрим, что мне какие-то фифы из замковой обслуги?

Астрид бросилась на шею первой, как только наша кавалькада въехала в ворота и рысью подгребла к крыльцу донжона. Я успел соскочить с лошади, и тут же закружил её на радостях и на потеху публике — а встречал нас без малого весь замок. В засос целовать не стал, ограничившись братским поцелуем в щёчки и обнимашками. Потом крепко, по-мужски обнялись с Вермундом и Вольдемаром, а затем и с остальными благородными из ближников — например с «любимым» зятем.

— Знал бы что так будет — не отпустил бы, — сказал начальник моей охраны, когда с первыми приветствиями закончили. Грустно сказал, мы друг друга поняли.

— А я бы, если б знал, сдёрнул бы сотню и стоял ввиду городских ворот, — добавил подошедший Вермунд. — Больше без охраны тебя не отпущу.

— Замётано, — согласился я. — Мужчины, есть для вас информация, но сначала давайте из первых рук обо всём расскажу.

— Иди в терму, герой, — усмехнулся дядька Вермунд. — Потом обед, тогда и расскажешь.

— Хорошо. Но вы не спешите сильно с обедом. — Я обернулся на свой переставший вдруг трепыхаться беловолосый трофей. Дружка расторопные конюхи уже вели в тёплое стойло, к вкусному овсу и сену, к милым подругам, и она стояла посреди двора, держа руки за спиной, и улыбалась, разглядывая, как и с кем я себя веду. «Оценивает перспективы будущего» — подсказал мне мой главный критик. — «Как с тобой себя вести, чтобы и добиться своего, манипулируя тобой, и чтобы это в глаза не бросалось. Тебе — в первую очередь».

Ну-ну, флаг в руки. В её пылкую искреннюю внезапную любовь ни грамма не верил. Только в расчет прожжённой тётки с опытом. Но в данный момент мне было побоку на её замыслы.

— Ладно, не будем, — понимающе дунул в усы Вермунд.

— За стол ко мне Прокопия. И нашего мастера-кузнеца. Хочу его повысить. Заодно новости обскажу, в замке перемены грядут.

Дальше слушать их не стал, схватил за талию девушку-бабушку и потащил в донжон. Мельком увидел, как довольно улыбается в стороне Астрид — а она оказывается та ещё интриганка.

— Вот так мы и вырвались. Я держал её высочество перед собой, на седле. Стража перекрыла весь город на нашем пути. Ворота оставили открытыми. И эту змеюку мы отпустили только под пограничным столбом графства и города.

— М-да, — почесал подбородок Вермунд. — А ты, Ричи, фантазёр. Я б выбрал корабль.

— Стараюсь, дядька Вермунд, — усмехнулся я.

— Не переживай, братик! — Сидящая рядом Астрид, как сестра она одна имела такое право, положила мне ладонь на руку. — Мы тебе нормальную, хорошую жену найдём! Нечего со всякими сучками якшаться.

Я чуть не закашлялся. Точнее нет, я закашлялся, чуть не подавился.

— Да мне рано ещё жениться!

— Не скажи! — покачала она головой, и я видел по лицам всех сидящих за столом ближников, они не на моей стороне. — Пуэбло нужен наследник. А значит, тебе давно пора жениться.

— Обязательно. Вот только возьму графство под контроль. Вытащу его из трясины. Так сразу.

Мою иронию не понимали.

А вообще, дорогие мои, у меня для вас есть новости, — перескочил я на следующую тему.

— Ты про дорогу что ли? — продолжил гладить подбородок Вермунд. — Знаем уже. Весь Юг сейчас только о ней и говорит.

— Не совсем, — покачал я головой. — Скоро у нас кроме дороги будет ещё и свой порт на Белой.

— А вот это хорошая новость, — подался вперёд, не в силах сдержать обалдение, мой управляющий Прокопий. Он из купеческого сословия, наших ему лет пятьдесят на вид, а в местных годах я пока оценивать людей не научился. Знаю про него только то, что его отец, дед и прадед служили моему роду, преданнее человека не найти, и в отличие от Ансельмо, эта преданность не вынужденная. Отец его, говорят, был тугодумным, дед держал его через силу, постоянно матерясь, Прокопием, его сыном, мой папочка Харольд был доволен. — Но как-то не верится. И что, её светлость вот так, от имени короля…

— Плевать на её светлость! — рявкнул я. — И на короля плевать. У нас просто! Будет! Свой! Порт! И плевать на абсолютно всех, кто имеет другое мнение!

— Смело. — А это Вольдемар. — Не узнаю своего воспитанника. Раньше ты не был склонен кидаться в омут.

— Ага, только в бутылку. Вольдемар, у меня есть и для тебя новости. Но давай всё же сначала я обрадую Прокопия.

— Я, ваше сиятельство! — Управляющий, впервые на моей памяти посаженный со мной за один стол, встал и вытянулся. Не в струнку, не по-военному, но попытка зачтена.

— Прокопий, главная новость касается в первую очередь тебя. Скоро, недели через три, в замок должна приехать моя кровная сестра… Помнишь Мари, возлюбленную папочки?

Управляющий нахмурился, но твёрдо кивнул.

— Как не помнить.

Боком ощущал, как напряглась Астрид.

— Так вот, папочка заделал нам с Рыжиком сестрёнку. Я их с мамой недавно освободил, и сестрёнка приедет сюда. Сдашь ей все дела, введёшь в курс, что в замке по чём, подготовишь её. Она займёт твоё место управляющего замком Пуэбло.

— А… Я? — на лицо старого потомственного слуги, да ещё далеко не худого рода, было одновременно и страшно, и смешно смотреть. — Вашсветлость… Чем я прогневил вашу светлость? — Он бы бухнулся в ноги, но эффекту мешал стол. Но попытка была.

— Почему прогневил? — Делая вид, что не понимаю, пожал я плечами.

— Ну так как же…

— Прокопий, замок, конечно, та ещё махина, — решил пояснить я и не выделываться. Я ж добрый Ээх. — Важная для жизни графства. Но у меня для тебя работа поинтереснее. И куда важнее жалкого замка.

— Жалкого? — Управляющий был взбешён последним эпитетом: замок — не его жизнь. Это жизнь всего их рода.

Пауза. И тут я выстрелил главным калибром.

— Уважаемые все. Сегодня отдохнём с дороги, а завтра примемся за дела, и я напишу новый указ. С этого дня в графстве будет введён орган управления — магистрат. Магистратов будет несколько, все они будут отвечать каждый за какой-то сектор жизни графства, и вся жизнь графства будет подотчётна им, как единому органу. И главное, они будут иметь право принимать решения на высшем уровне в отсутствие собственно графа. Чтобы жизнь не останавливалась, если я куда-то уеду.

Первым я уже назначил квестора. Это человек, занимающийся финансами. Сбором налогов, пошлин, сбора графской доли урожая, её продажей. Ценами, хранением, караванами, поставками, торговлей. Ну вы поняли. Это мой бывший помощник Ансельмо. К сожалению, он попал в крепость за преступление против Короны, и освободить его я не могу, не властен, но знайте, этот человек не из худого рода! Он урождён в купеческом сословии, и относиться я буду к нему по делам его, а не статусу, что и вам рекомендую. И исполнять его распоряжения всем подобает, как мои.

Самых близких за столом собралось не так много, и виновник, сам Ансельмо, допущен не был. Я не проконтролировал, да и, каюсь, забыл про него на волнах эйфории, а его, как крепостного, сюда не позвали. Остальные же собравшиеся принялись активно шушукаться.

— Вторым моим назначением станет Прокопий, — продолжил я. — Его я назначаю эдилом тяжёлой промышленности.

— Это как? — после большой паузы подала голос Астрид. Глаза её были распахнуты, а рот не раскрыт от изумления только благодаря аристократическому воспитанию.

— Будет ведать всем кузнечным ремеслом крафства. Оружейным ремеслом. Плотницким делом. Добычей полезных ископаемых…

— Полезных чего? — удивлённо подался вперёд мой зять, сидящий далее вслед за Астрид, как её муж.

— Железо. В Холмах должны быть залежи. — Я повернулся к Прокопию, проговаривая для него. — Их можно найти и начать разрабатывать. А ещё известь. У нас несколько месторождений в графстве. И для строительства виа нам её скоро потребуется очень много. Ещё нам будет нужна установка во всех крупных сёлах ветряных и водяных мельниц…

— Опять эти мельницы! — фыркнула Астрид. — Рикардо, я считала, ты не поддерживаешь эту пустую затею отца.

— Милая, кто сказал, что она пустая? — повернулся я к ней. — За этим столом сидит представитель народа, которого сделали великим именно мельницы. И именно ветряные. — Я указал на сидящую с краю стола, но ЗА ГРАФСКИМ СТОЛОМ, Анабель. Её сюда посадили пока что как «мою женщину», но с краю. Я пока что не возражал — пусть у бедняжки пройдёт адаптация. Сама она ещё не перешла к активной фазе завоевания мира через меня и больше слушала, и не лезла в дела «местной элиты». Всё-таки умная бабуля мне досталась. После моих слов недоумённо вскинула голову.

— Её народ начал путь к процветанию с того, что везде, где только можно, построил ветряные мельницы, — продолжил я просвещенческую деятельность. — Они живут у холодного северного моря, ветров там хватает. Как и у нас, хоть у нас ветра и тёплые, южные.

— Но мельница же… Так и не заработала! — воскликнул наш главный кузнец, кум мастера Соломона.

— Вот завтра первым делом и поедем смотреть, почему. Кто за это отвечает?

— Рамон-кузнец.

— Навестим Рамона. После поедем на Светлую, возьмите с Прокопием с собой всех кузнецов замка. Будет о чём потолковать.

— Но главное, Прокопий, подготовь себе достойную замену! — подался я вперёд, выкатив глаза, намекая, что я предельно серьёзен. — Её зовут Илона, и она — дочь самого Харольда Чёрной Молнии! Она должна потянуть!

— А если не потянет? — презрительно фыркнула Астрид — почувствовала конкурентку? Жаль. Я когда о сестре узнал, искренне обрадовался.

— Найдём ей что-то попроще. — Я беззаботно пожал плечами. — В любом случае, — теперь я положил ей ладонь на руку, — родители умерли. У нас с тобой кроме нас с тобой никого нет. И разбрасываться родной кровью я не намерен.

— Эх, знаешь, сколько Харальд оставил этой «родной крови» по окрестным сёлам? — А это фыркнул Вермунд, отцов друг и соратник с времён бурной молодости. Думаю, сам гвардеец оставил «крови» по сёлам не меньше. И не только окрестным.

— Не вся она от любимой женщины, — с улыбкой парировал я. — Или вы будете утверждать, что он не любил Мари всем сердцем до глубины души?

— Он был готов ради неё… Ай, что уж там былое ворошить! — махнул сотник рукой. — Пусть приезжает. Не обещаю, что буду любить её, как вас, но на мою поддержку может рассчитывать.

Я улыбнулся. Один-ноль, размочили счёт. После такого заявления остальные со временем Илону примут. Кажется, что это я, девку, виденную всего ничего, которую не знаю, кто она, где и на что способна, сразу в дамки ставлю? А нету у меня кадрового резерва. Илона знает, что только здесь и только со мной она может представлять из себя что-то. А значит будет преданной. Тот же Ансельмо предан из под палки. А потомственных добровольно служащих поколениями кадров вроде Прокопия в принципе много не бывает. В крайнем случае, если не потянет, найду ей другое дело. Попытка не пытка, с меня не убудет.

— Ну, Ричи, давай, рассказывай ВСЁ, — произнёс сотник, кутаясь в меховой плащ. На наблюдательной площадке донжона дул ветер — он всегда тут дул. Потому меховые плащи тут на входе висят, для караульных. Караульным должно быть тепло, они не должны задубеть на морозном воздухе, а воздух только-только прогрелся до нормальных безопасных температур.

— ВСЁ? — с иронией переспросил я.

— Да. Я знаю этот взгляд, этот прищур. Так смотрел твой отец, когда что-то задумал. Ты весь в него, как бы ни рассказывал про другой мир.

— Дядька Вермунд, вначале ты, — парировал я. — Мой отец — тоже из другого мира? — Я пристально сощурился, пронзая его глазами.

Сотник снова поёжился, отвернулся, глядя вдаль.

— Вермунд, я не знаю кто ты, — с укором продолжил я. — Я не знаю, можно ли тебе доверять. Отец доверял, но я не он. И если ты хочешь что-то скрывать — скрывай. Но только не в Пуэбло.

— Выгоняешь? — хмыкнул старый воин.

— А ты бы как поступил? — Я встал рядом, глядя вдаль, на виднеющуюся отсюда ленту Светлой. — Я боюсь. Я попал в игры донов, готовящих переворот против короля. Я попал под удар самого короля, которого до этого считал своим естественным союзником. Я взял в заложники… В плен его сестру, чтобы выжить и вырваться из города, ставшего тюрьмой. Я не получу этой осенью деньги на содержание пограничной стражи, а значит должен до Октября создать СВОЮ стражу. БЕЗ короля. У меня разбойники. У меня скоро набег степняков. А я не могу доверять самому близкому человеку… Которого ещё вчера считал самым близким. Как бы ты поступил на моём месте? Лучше я переболею сейчас, подберу на твоё место кого-то более-менее достойного, и не отхвачу по зубам от Фатума, когда он сюда придёт, чем допущу удара в спину.

— Я не ударю в спину, — грустно покачал воин головой.

— Я! Никому! Не верю! — отрезал я. — Хочешь — докажи. И оставайся. Нет — вон дорога на север, — указал я рукой с башни.

— Да, он был… Носителем тайных знаний, — кряхтя произнёс старый сотник. — Но он никогда не говорил об этом. Ещё в молодости я дал ему слово, что не буду ни о чём спрашивать. Я мог только смотреть и думать. Догадываться.

— А вот это больше похоже на правду, — улыбнулся я.

— Он хотел сделать из тебя… Достойного преемника, — сформулировал он. — Воспитать тебя как-то… Не так, как воспитывают все владетели. Ты должен был по его разумению что-то там совершить. Но он не смог. Не осилил.

— Почему? — Холодно мне не было, но ветер на такой высоте обжигал лицо, и было неприятно. Однако я его почти не чувствовал, испытывая… Грусть? Разочарование? В чём? Не знаю. Но грустно как-то всё. Отец… Харальд… Да, я — и Ричи тоже, и отца-Харольда вспоминал с тоской и любовью. Жаль, что он был плохим попаданцем. От отцов мы хотим, чтобы они были всемогущими супергероями.

— Ваша мать, — зло продолжил сотник, сжав кулаки. — Эта сучка и стерва делала всё, что угодно, лишь бы против него. Она избаловала вас. Растлила. Ты вырос слабым, и как только остался один, полез в бутылку. А он… — Вздох. — Может он тоже оттуда, но он точно не был героем, подобно Геркулесу. Он не смог воспитать сына, не смог сделать из графства процветающий край, а как хотел, какие видел перспективы! Не смог сделать его даже просто более безопасным, чем есть. А ведь тоже так хотел, столько проектов придумал! Да что там, даже его мельница так и не заработала! — Сотник повернулся ко мне и посмотрел с укором. — А теперь ты поёшь его песни. И если он пел про себя, его никто не слышал, ты трезвонишь это на каждом шагу. Не надо, Ричи. Оставь. Живи как есть.

Я опёрся о зубцы башни, выглянул наружу. Вниз. Высоко. Примерно уровень тринадцатого-шестнадцатого этажа. Для меня-Ромы не смертельная высота, здоровее видали. Но здесь Пуэбло — очень крутая цитадель. И мне, представляете, приходится подниматься почти сюда каждый день, ибо живу я тут, на пятом. Обернулся к сотнику, сложил руки перед грудью.

— Я не он. Запомни это. Хорошо, ты прошёл проверку. Тогда то, зачем позвал. «ВСЁ», как ты говоришь. Есть ещё один магистрат, который я хочу отдать тебе.

— Мне? — Старый воин усмехнулся. — Я не гожусь для управления графством. Не понимаю ни в ремёслах, ни в дорогах. И тем более в торговле. У меня даже имения своего нет, безземельный я.

— Наоборот, именно ты как раз и годишься. Ты станешь консулом. Главным в графстве, отвечающим за приготовления к войне. Перепись военнообязанных. Подготовка к мобилизации. Списки. Ротации. Кого когда и куда послать. И главное, в случае необходимости должен мочь сам возглавить войско. Любое, ибо именно ты становишься вторым после меня.

— Выше Атараисков?

Я поёжился, как от зубной боли.

— Этот момент уточним. Но все бароны ниже тебя однозначно и должны тебе подчиняться. Подумай, кого поставить на сотню. Вольдемар потянет?

— А кого тогда главой твоей охраны?

— Сигизмунда. Он — точно потянет! — Я расплылся в довольной улыбке.

Глава 2. Возвращение блудного попугая (продолжение)

Да, это была фантастика! Гигабайты бело-рыжего порно на ноуте залиты не зря. Мечта дрочера осуществилась, и реальность переплюнула любые ожидания.

Особо «розовых» сцен не вышло, обе девочки были закоренелые натуралки, и слова Мишель насчёт «попробовать» ограничились лишь лёгкими ласками, помогающими подготовиться к «основному блюду», а не заменяющими их. Уроженке этого мира Астрид они даже понравились, она и не подумала, что ТАК можно без мальчика. Наивное средневековье, как же мне здесь нравится! Основным блюдом был я, и вот тут обе постарались на славу. Цветные бело-красные всполохи волос меняющихся девочек ещё долго будут стоять перед глазами, вызывая приятное покалывание в районе позвоночника.

— О чём ты думаешь? Спросила лежащая справа Астрид. Я формально разглядывал потолок балдахина, а на самом деле пытался найти ответы на откуда-то взявшиеся вопросы: «Ну и что теперь?» и «А оно точно того стоило?» На второй ответить хотелось «нет». Ибо лучше бы я остался дома, пусть неудачником, но зато мог бы увидеть родных людей. Но всё было не так однозначно, и правильный ответ я сформулировать не мог, ибо сам не понимал. А по поводу первого вопроса всё обстояло ещё менее однозначно, хотя, казалось бы, вариантов ещё меньше. Но оставлять и задвигать Астрид не хотелось. Да, она специально приблизила мерзавку-лекарку, отгородив её своей симпатией от интриг замковых слуг, у которых в своей среде тот ещё паучатник. Благодаря ей Анабель не съели, у неё даже нервного срыва не случилось пока я был в Аквилее — цветёт и пахнет. Но расплата за это — возможность сестрёнке уехать в родное баронство и забыть меня и наши объятия как страшный сон.

Но, чёрт возьми, я не хотел её отпускать!

— Я не хочу тебя отпускать, — признался я.

Посапывающая слева Анабель подняла головку.

— Рома, мальчик мой, но тебе придётся.

— С чего бы? — в моём голосе прорезалась лёгкая злость.

— Потому, что она твоя кровная сестрёнка. Я понимаю, что нравы средневековых феодалов отличаются от принятыхв моём… Нашем мире. Но ты изучал генетику и должен понимать, что у вашей связи не должно быть будущего. Ни дай бог она заберенеет от тебя! А ещё ты калечишь девочку психически, и я не знаю, что хуже.

Это говорит та, которая на пару лет младше меня и минимум на год младше Астрид. Внешне. М-да.

— Я! Не! Хочу! Её! Бросать! — отрезал яи вскочил. Отсел на кровати подальше от этих бестий. Астрид тоже села, почему-то прикрывая грудь ладонями. Потом сообразила, закрыла их волосами. Получилось красиво.

— Почему? Ты же понимаешь, что это… Ошибка. Это безумие, которое пора прекратить, — также села напротив и Анабель. То есть травница в курсе ВСЕГО, это заговор. Против меня. Наверное ей открытым текстом сказали что требуется, и какая плата за это будет (после отъезда Рыжика она останется тут главной, если сможет удержаться).

— Потому, blyad', что я не воспринимаю тебя как сестру! Понимаешь? — выкрикнул я рыжей.

Они смотрели на меня, я нf них. Пояснил, хотя ощущал, что мне за это будет ататай:

— Моя сестра осталась дома, в России. Там, где я умер. А ещё мне всегда нравились рыжики. Я мечтал о такой, как Астрид! — повернул голову к лекарке. Неприятно говорить о человеке, когда тот сидит напротив тебя, но говорить в лицо ещё хуже. — И когда перенёсся, устоять просто не мог.

Да, Рыжик, я знаю всё, что знал Ричи. Я помню всё, что помнил он, — снова оборот к сестрёнке. — Я помню, как мы лазали по деревьям, как забрались однажды на колокольню старой церкви? где ты распорола ногу. Помню, как сидел у твоей постели, перекладывая мокрые тряпки на твоём лбу, когда ты болела. Я помню все чувства, что испытал тогда. Но я НЕ РИКАРДО!

Рикардо же, сука такая, трахал тебя, зная, что ты его сестра! — продолжил я зло, выкрикивая со всей скопившейся ненавистью на носителя тела. — Он не любил тебя больше, чем сестру, у него не было к тебе особой нежности, ему просто нравилось тебя трахать — ты красивая. Он был поддонком, и в его черешушке не отложилось ни одной негативной эмоции в отношении этой связи!

Я не вижу в тебе сестру, потому, что не местный; у него не было тормозов тоже. А потому я НЕ МОГУ отказаться от тебя! Отказаться… Когда только-только тебя встретил! Только нашёл ту, которую искал двадцать семь лет!

— Сволочь! Сволочь! Сволочь! — Астрид в истерике со всей дури принялась лупцевать меня подушкой, затем набросилась с кулаками. Повалила, забралась сверху и принялась дубасить, и делала это довольно больно. Ручка женская, но тяжёлая. Дочь потомственных военных, да и слабые тут в принципе не выживают, любого сословия.

Стоило огромных сил перехватить её запястья, но чтобы обездвижить, пришлось навалиться сверху, всем телом, подмять своим весом. И только после этого истерика превратилась в рыдание.

— Верни мне брата! Верни мне моего брата, сукин ты сын!

— Воскреси меня ТАМ! Воскреси! — давил в ответ я. — Думаешь? от меня что-то зависит?

— Я не хочу тебя! Я хочу своего Рикардо! Верни мне его!

Я целовал её глаза. Затем её щёки. Шею. Я обнимал её, гладил волосы.

— Я знала! Я почувствовала, что ты не он! — плакала она.

— Я помню ВСЁ, что помнил он.

— НО ТЫ НЕ ОН!!!

И не поспоришь.

— Я, наверное, пойду. — Анабель встала, и, в отличие от сестрёнки, ни капельки не стесняясь, накинула поверх ночную и вышла из комнаты. И, чёрт возьми, поступила мудро. Я тоже хотел уйти следом, но проблему это не решит — будет только хуже. А потому я снова смотрел в потолок балдахина и пытался найти решение.

— Рыжик, как думаешь, что происходит с нашими душами после смерти? — задал я наконец вопрос.

Она стала всхлипывать реже, прислушиваясь.

— Я думаю, они куда-то попадают, — продолжил я. — Кто-то в рай, кто-то в ад, а кто-то, кто не добрал балов ни на тот, ни на тот вариант — в другое тело. Другой мир, не другой — не знаю, но им дают заново возродиться и попытаться прожить жизнь другого человека. И уже потом решать, к дьяволу или святому Петру.

Вот только если их переносят, то всё, что они помнили, стирается. Для чистоты эксперимента, чтобы ничто из прошлого не мешало совершать новые поступки. Получается, душа у человека сложившаяся, состоявшаяся, но невинная, как… Младенец. Она и есть младенец. И этот младенец растёт, и может либо исправить своими поступками прошлое, либо усугубить, но САМ.

Если бы Ричи просто умер от заклинания этой паршивки, — кивнул я на дверь вслед ушедшей, — я бы вселился в него, но ничего бы не помнил о его жизни. Я начал бы с чистого листа, понимаешь? Заново. Иначе как меня судить потом? Я буду предвзят, я буду использовать прошлый опыт, и как меня тогда оценивать?

Мне забыли стереть память? Там что, дураки наверху что ли? Сомневаюсь. Но если и да, забыли, то я, перенёсшись сюда, просто помнил бы свою жизнь. Но только свою! Я не должен помнить жизнь того, кто умер в этом теле до меня!

— Ты хочешь сказать?.. — она перестала плакать, но ещё крепче вжалась в мою грудь.

— Я и есть Ричи, Рыжик. Которого убили. Переселили в тело новорожденного Ромы далеко-далеко отсюда. А потом кто-то убил и Рому, и вернул меня назад, но на сей раз не стерев память. Ибо я вернулся не новорожденным младенцем, а попал в тело взрослого, наверное тут есть ограничения.

Получается, мне не стёрли память только один раз, при возвращении, и я помню ту жизнь. Но также получается, вернувшись, я вспомнил всё, что было до того, как родился там. Они стёрли мне память при переносе туда, но вернувшись, я просто напросто забрал назад то, что и так принадлежит мне. Мои собственные воспоминания.

— То есть… — Она подняла мокрые от слёз глаза, полные надежды.

— Я и есть Ричи, Рыжик. — Я провёл ей по волосам. — Проживший вдали целую грёбанную жизнь. С нуля, не помня ничего о прежней. Я стал другим человеком, другой личностью, с другими ценностями и понятийной шкалой. А потом меня резко выдернули назад.

Меня ломало и корёжило оттого, что я ВСПОМИНАЛ, любимая. Это было слияние, но слияние меня и меня. В принципе, думаю, слияние разных людей невозможно, это уже область психиатрии, а я не похож на психа. С одной стороны это хорошо — я не какой-то там Рома, занявший тело твоего брата. Но с другой я не могу стать прежним Рикардо. Слишком много ТАМ пришлось пережить

— Прости. — Она снова рухнула мне в объятия. — Тебе, наверное, очень тяжело, а я истерю.

— Угу. — Я завалился на спину, увлекая и её. Продолжал гладить эти бесподобные длинные яркие волосы. В нашей Европе почти всех рыжих истребили, как ведьм. Тысячами сжигали по лживым гадким наветам злоклинателей. Тут так получилось, что народ прошёл мимо этой стадии. Возможно потому, что существует реальная магия, и она в руках у аристократов, а аристократы сами кого хочешь сожгут. За яйца к столбу прибьют, если начать их жечь по наветам. А возможно потому, что королевствам в принципе не до этого — на Северо-Западе эльфы, на Юге и Юго-Востоке — орки. Да и сама человеческая ойкумена маленькая, сжатая в узких границах гор, рек и океана, совсем не наши просторы Евразии. Скажем так, всё известное местным людям пространство это примерная территория как от Лиссабона до Уральских гор у нас, плюс несколько королевств за океаном (который больше Средиземного моря, но меньше по абсолютным расстояниям, чем наша Атлантика, соседний континент сильно ближе территориально). И исследовать толком тут никто ничего не пытается — некогда.

В общем, этот мир миновал много как-бяк нашего, хотя и свои приколы тут чувствуются. И обилие рыжеволосых и блондинистых красавиц среди местных всех сословий душу греет несказанно. Ибо напомню, это ИБЕРИЯ. Испания и Португалия. Которые у нас поголовно заселены темнокожими знойными латинос (пусть и европейского типа).

— Я потерял здесь отца, — продолжил изливать я душу. — Это мой отец. Я помню, как сидел у него на коленях. Как он учил меня кататься верхом Как он… Господи, я помню ВСЁ! И мать помню. Всё-всё, связанное с нею, она — моя мать! Но кроме этого я потерял отца и мать ТАМ! И сестрёнку. Такую же шебутную и уверенную в себе, как ты. Вы бы поладили друг с другом, если вас познакомить; вы слишком похожи характерами.

Мне не хватает куда большего количества людей, Астрид. Ты потеряла родителей, а я потерял ВСЕХ. Всех, кроме тебя.

А ещё ТАМ осталась бабушка. И ТУ бабушку я любил, она ни капли не походила на нашу старую грымзу, хотя и по нашей с тобой бабуле скучаю, пусть и не так сильно. Астрид, не уходи. Не бросай меня СОВСЕМ одного. — Я уткнулся ей в плечо.

— Скоро приедет… Хмм… Ещё одна твоя сестричка, — иронично выдавила она.

— Не надо так, — покачал я головой. — Не гноби её, она не замена тебе. Просто… У нас осталось слишком мало тех, кого можно назвать роднёй. Дай ей шанс. Может не так она и плоха? Отец любил Мари. Она дитя любви.

— Она крепостная. Урождённая крепостная, — поправилась Рыжик.

— Да мне плевать! — зло воскликнул я, вскидывая голову. — Я привык, что ВСЕ люди — равны! Это ты понимаешь? И в ней течёт моя кровь. И твоя. А значит, я готов дать ей шанс, если она тоже почувствует, что мы — родня. Я дам ей со временем титул. Или выдам замуж за барона, или дам своё баронство, сделав её открытой наследницей. Не дело крови Харальда Чёрной Молнии прозябать.

— Ну-ну! — снова иронично хмыкнула она, но что сказать, не знала. — С ней ты тоже спал?

— Нет. И с ней не буду. — Снова уткнулся в её шею, вдыхая сладкий аромат духов. А местные духи не так и плохи, просто очень сладкие. — Она же не ты. Только ты — моё безумие!..

— Это была похвала или ругательство?

— Какая разница. Иди ко мне, моя шлюшка!.. — зарычал я, беря её на руки

Дальше случилась небольшая потасовка, в итоге которой Астрид залезла сверху, и я на время забылся. Именно так, «забылся», потому, что я-то конечно ей многое наговорил, но сам во всё это верил с трудом.

Кто я такой? Что со мной случилось на самом деле? Одно знал точно, я думаю и чувствую, как Рома, пускай и все чувства Ричи из воспоминаний воспринимаю как свои собственные. Ключевое слово «воспоминаний», «память».

Астрид… Боже, что мне делать? Мне было хорошо с этой девушкой, и я благодарил бы бога за неё, случись всё немножечко иначе. Но высшие силы любят преподносить сюрпризы, давая нам то, что мы хотим, но так, что мы не можем это взять. Я играл с огнём, ибо СВЯЗЬ с родной кровью не простят. Перепих — да, связь — нет. И кем я стану в этом мире, потеряв репутацию? А о ней и говорить страшно.

Но я на самом деле не мог её бросить. Не мог, и всё тут. Всё моё существо вставало на дыбы, а в голове начинало мутить, раскрывая объятия очередному неконтролируемому приступу выбросу магии. Я не смогу без неё.

Утром одевались молча, думая каждый о своём. Я помог ей со всеми этими дурацкими шнуровками. Затем она стояла, смотря в распахнутое окно, пока одевался я. Закончив, подошёл к ней сзади, обнял за плечи.

— Ричи, можно я тоже буду называть тебя Рома? — вдруг спросила она, смотря на раскинувшиеся поля и линию Светлой на горизонте.

— Можно. — Не знаю зачем, но согласился. Может зря?

— Мне так легче, — пояснила она. — Да, ты и есть ты, но мне легче так воспринимать тебя… Другим. Прожившим новую жизнь.

— Конечно, котёнок. — Поцеловал её в макушку. — Рыжик, что нам делать? Нам этого не простят.

Она пожала плечами.

— Я не знаю. — Помолчала. — Ты меня приручил. Я теперь тоже не могу бросить и уехать. Но теперь ты в ответе за меня. Мы в ответе за тех, кого приручаем.

— Антуан де Сент-Экзюпери, — согласился я.

— Что?

— Автор этой фразы. Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц». Интересная история, потом расскажу.

— Дионисий Карфагенский, парировала она, обернулась и стрельнула глазами. — Надо больше интересоваться историей родного мира, любимый.

Я снова прижал её.

— У разных людей в одной и той же ситуации мысли схожи, наверное. Вот и философствуют.

— Наверное.

Так и стояли, молчали, не зная, что говорить. Да, в ответе за неё, всё так. И мужчина, который должен принимать решения, именно я.

— Одевайся после завтрака в охотничье, поедешь с нами, — наконец, издал вздох, отгоняя наваждение. — Оставляю тебя в замке — будете с Вермундом разгребать завалы и налаживать управляемость войском. Орки придут либо после первого урожая, либо после второго, а я скоро уеду.

— Надолго?

— Думаю, до набега. Оставить замок больше не на кого. Магистраты ещё не все назначены, да и пока они войдут в рабочий ритм…

— Пошли вниз, любимый. Я проголодалась. — Она потянула меня за руку к двери. Что ж, точки расставлены, и я снова отлынил от принятия решения, прячась за необходимость отъезда. Но боже мой, как хороши её волосы!..

* * *
За завтраком были только свои. Семья плюс Анабель, которой я разрешил сидеть слева, но не рядом, как Астрид, во главе стола, а первой за сгибом. Рядом — место жены, оно свято, пусть пока пустует. Также свои места имели Вермунд и Вольдемар. Вермунд огорошил с утра тем, что назначил Вольдемара сотником. Баронов-вассалов не было — меня в замке не было, только-только приехал, новость о чём только-только разошлась по регионам, а смысл сидеть в гостях без хозяина, ожидая его, да ещё когда посевная и дома дел невпроворот? Прокопий же в замке отсутствовал. Был с нами и падре, но он редко что-то говорил за трапезой. И кстати, сразу после оной надо поговорить именно с ним.

— Дядька Вольдемар, — улыбался я, уписывая кашу (аристократы тут едят то же, что и все, разносолы подаются только к пирам), — не в обиду, просто вопрос. Тебя обучали как человека, способного уничтожить ближнего своего любым способом за минимальное время. В любой ситуации, а не на поле боя. Действительно считаешь, что справишься с сотней?

Улыбался я потому, что такие вопросы нельзя задавать просто так. Чтобы было хоть чуть-чуть похоже на шутку, подколку.

— Эх, Ричи, мальчик мой. — Ура, не обиделся. Но понял, что вопрос я задаю серьёзно. — Знаешь, сколько лет я служу? Да, когда-то я считался одним из лучших наёмников Вандалузии. — Говоря «наёмников» он имел в виду «наёмников-убийц». — И в других королевствах меня знали. Те, кто надо, конечно, очень узкий круг информированных лиц. Но после этого я достаточно много ходил в боевые походы и с твоим отцом, и без него. И скажу так, я знаю не только что такое доблесть и честный бой. Я знаю, что сотня должна выполнить боевую задачу, и при этом сохранить как можно больше жизней воинов. Не думаю, что буду пытаться ломиться в лоб, как это любят честные-пречестные бароны, показывая свою лихость и удаль.

— Убедил, — уважительно кивнул я. Перевёл взгляд на Вермунда и кивнул ему. — Хорошо, утверждаю.

— Какие планы у тебя, Рикардо? — спросил старый вояка. — Я про сотню. Про кузнецов и замок — про то с Прокопием, не со мной.

— Естественно. — Я расслабился и откинулся в кресле. Кресло деревянное, тяжёлое, неудобное, зато с прочной спинкой. Чем-то трон напоминает. — У меня договор с сеньорами купцами и королём. Я ДОЛЖЕН, — выделил это слово, — избавиться от разбойников на северных дорогах. Только тогда получу оставшееся золото согласно договорённостям и Уставу.

— То есть ты отдохнёшь, — перевёл на испанский мой новый консул, — возьмёшь сотню и поедешь на север графства ловить лихих людей? — Судя по его кислой мине, он был категорически недоволен таким решением.

— На север? Смысл туда ехать? — нахмурился я и пожал я плечами, чем несказанно удивил его. — И что я там найду? Крестьян, распахивающих землю и сеющих? Которые будут раболепно кланятьсяи божиться, что «ничего не знают, никого не видели, вашсиятельство»?

— А как тогда? — не поняла Астрид.

Я поёжился, глубоко вздохнул и окунулся в опыт своего мира.

— Знаете, в дальних краях есть такая сказка о бравом вольном лучнике Роберто по прозвищу «Капюшон».

Судя по вытянутым лицам, резким переходом я всех заинтересовал.

— Его королевство вступило в альянс королевств и послало войска в дальние земли воевать с орками. Они сами с ними не граничили, потому ехать надо было далеко.

— Орками? — Это снова Астрид.

— Ну, степняками. Их там так называют.

— Диковинное название. Но интересное, — покачал головой Вермунд. Я же про себя улыбнулся — рассказывать, что такое крестовые походы, да ещё при падре — это ж застрелиться! Пусть будут орки.

— Вот-вот. И так получилось, что их войско выиграло в той войне все битвы, но при этом проиграло саму войну. Потому, что король был лихим рубакой, обожал драки, но был никаким стратегом, и в итоге, несмотря на победы, ему пришлось возвращаться не солоно.

— Это бывает! — со знанием дела закивал Вольдемар. — Да на каждом шагу так бывает. — Очко в свою копилку, «Ричи, я не такой». Учту.

— И так случилось, — продолжал я, — что по дороге его взял в плен другой король, по земле которого тот проезжал.

— Ну-ну, альянс то войну проиграл, его по сути больше нет, — просёк тему консул. — Уже как бы и не зазорно друг с другом воевать, да?

— Угу. — Я кивнул. — И войско его за войну сильно поредело. Почему нет? Вот другой король его и пленил. И потребовал выкуп. Но сказка не про него, а про вольного лучника Роберто. Пользуясь суматохой, он и несколько его друзей свалили из войска до этого, и в плен не попали. И смогли вернуться в родное королевство раньше его величества аж на три года.

Но дома работы для наёмников не было, и так только-только война закончилась. Деньги страна на выкуп короля собирала, армии они больше не были нужны. И они подались на север, где располагался большой Шервудский лес.

— Шер-вуд… — Диковинное название! — хмыкнул Вермунд.

— Эльфийское, наверное. Там раньше эльфы жили, но потом ушли, — включил я фантазию на полную катушку.

— А чего ушли? — А это Астрид.

— Так они не докладывали, — развёл я руками. — Ушли и ушли. А люди пришли. Через этот лес дороги проходили, на север, в северные провинции. А рядом стояли замки и деревни. В общем, кипела жизнь. И этот Роберто Капюшон с друзьями принялись в этом лесу промышлять.

— История, старая как мир, — заметил мой родственничек. — Наверное, везде так.

— А то! — не стал спорить я. — Только знаете что самое интересное, почему именно про Роберто складывают легенды, хотя таких солдат удачи было полно на каждом углу? Потому, что они никогда не грабили местных! — сделал я «страшные» глаза.

Особо слушателей не удивил, правило «не гадить там, где кормишься» тут прекрасно знали, требовалось пояснить.

— Во-первых, он ограбил местное аббатство. Оно собирало десятину с крестьян, у которых был неурожай. Крестьяне не доедали, но святошам было плевать — им нужно было собрать своё, ибо и аббат, и
епископ хотели вкусно кушать и хорошо жить.

Падре картинно закашлялся, но я сделал вид, что не услышал.

— Что этим святошам смерть от голода каких-то нескольких сотен крестьян? Бабы ещё нарожают!.. — иронично продолжал я, издеваясь.

Покашливание стало громче, но я снова «не заметил». В отличие от падре, остальные меня прекрасно поняли и прониклись.

— Тогда Роберто и его команда ограбили обоз, идущий из аббатства в епископат. И увели всё собранное с округа зерно, связав или перебив охрану. Но затем они сделали то, чего не должны делать разбойники. Под покровом ночи они ВЕРНУЛИ зерно крестьянам. Раздавали его несколько дней, чтобы никто не видел, и в итоге в округе никто не умер от голода! Более того, зерна хватило на посадку на тех полях, для которых семян и в лучшие годы не было!

А когда из епархии приехало высокое лицо с шерифом и его войском — разбираться, взошедшую пшеницу объявили чудом господним. И всем святошам и шерифу говорили, что это ложь, что взошло украденное зерно, это чудо господне! Вы что, не верите в чудеса господни? А может вы и в господа не веруете? А может вы еретики несчастные?

Почти все за столом, кроме священника, засмеялись. И смеялись громко и долго. Боже мой, да тут этот анекдот — самый что ни есть актуал! А падре пунцовый, как рак, и также глаза выпучил. Падре, после поговорим.

— Ричи, а шериф — это кто? — спросила Астрид.

— Претор. Человек, отвечающий за магистрат внутренних дел. Ловит разбойников, бунтовщиков, недовольных. Ему подчиняются внутренние войска и стража. Я тоже себе такой магистрат введу, но позже, пока рано.

Все снова понимающе закивали. Ну да, претор, так понятнее, ага. Хотя смысл слова всё же поняли.

— Потом Роберто начал и обычный промысел, — продолжил я. — Но нападать старался только на очень богатых и жадных. Толку щипать бедного купчишку, еле сводящего концы с концами? И не поимеешь ничего, и репутацию испортишь. Отдельно старался выбирать тех, кого все не любили — за это и прославился. Все любят тех, кто бьёт того, кого ты ненавидишь. И найти его, поймать этого Роберто, никто не мог. Шериф с ног сбился, но весёлые ребята каждый раз как сквозь землю проваливались. А всё почему? — задал я риторический вопрос.

— А всё потому, — назидательно поднял палец вверх, что он не трогал СВОИХ, местных. Наоборот, подкидывал им от себя «ништяки», чтобы им легче жилось. То есть грабил богатых и часть отдавал бедным.

Так вот у меня вопрос к вам, сеньоры, — посерьёзнел я. — Почему на севере графства разбойники уже несколько лет промышляют, но их никак не могут локализовать даже, не то, что поймать?

— Они делятся награбленным с местными? — поняла Астрид.

— Да. Я не говорю, что местные поголовно в этом замешаны. Но некие ключевые люди — однозначно. И как только наше войско приблизится, разбойников или спрячут, или предупредят и те сами уйдут. Мы ничего там не сможем сделать, разве что пока будем крутиться в том районе, нападения временно прекратятся. Но как только уйдём, не слолно, как тот король, выигравший все битвы, они вернутся и всё пойдёт по-старому.

— И что же делать? — А это Вольдемар. — Вешать всех тамошних крестьян?

— Почему только крестьян? — усмехнулся я. — Я не думаю, что можно провезти обозы с награбленным мимо трактов, по просёлкам, без ведома местных владетелей, то есть баронов. Я не говорю, что тамошние бароны замешаны, нет. Но они определённо получают что-то, чтобы как минимум «не видеть» перемещающееся по их землям награбленное. Чтобы они не ловили едущих перелесками вооружённых татей, а я сомневаюсь, что промышляют крестьяне. Укрывают — несомненно они. Но промышляют — только профессиональные тати, то есть лица благородного происхождения.

За столом давно воцарилась тишина, меня слушали предельно внимательно. Наконец Вермунд сказал:

— Рикардо, это очень серьёзное обвинение. Нельзя просто так обвинить в чём-то собственного барона.

— Вот поэтому и говорю, что ТАМ, на севере, мне делать нечего, — повысил я тональность. — Крысы залягут. Волки спрячутся и на время покинут графство. Бароны и крестьяне включат: «Мы ничего не знаем, мы вообще только tramvaya ждём».

— Так что же ты хочешь делать, брат? — не выдержала Астрид. — Как же с ними бороться, если по твоим словам всё бесполезно?

— Я сказал, что всё бесполезно? — удивился я. — Нет, я сказал, что бесполезно гоняться за ними по лесам. А что хочу?

Снова сделал паузу, глубоко вздохнул.

— Давайте объясню, как действуют такие системы с самого начала.

Первое, основа основ, это информация. Лапотные крестьяне могут взять топоры и выйти грабить первый попавшийся воз. Но во-первых, они обязательно огребут, и кого-то из селян в деревне не досчитаются. А это — податное население, их считают. Периодическая пропажа и гибель крестьян вкупе с исчезновением на дорогах телег сразу наведёт на размышления. Да и кому что они могут из награбленного продать? Отвезут в сезон на местную же ярмарку? Где что-то из товаров кого-то заинтересует, и их «спалят»?

Нет, там работают профи. И нападают только на те телеги и обозы, где либо охрана татям по силам, либо куш везут такой, что стоит нападения и потерь. Они заранее знают, какую телегу пропустить, а на какую напасть. Знают количество транспорта в обозе, охрану и особые приметы, чтобы не перепутать.

То есть у системы есть информаторы. Думаю, это целая сеть людей, которые обитают в Овьедо, если не в самой Альмерии. Они пасутся в тавернах, в которых останавливаются купцы, либо честно служат в таможенной службе герцога и точно знают, кто и куда с чем едет по их дорогам на юг. Не исключаю, такие же люди есть и у меня в графстве, следят, кто едет на север. Поймать информаторов невероятно сложно. Я со временем введу магистрат внутренних дел, и претор будет заниматься этим, но сейчас такое не под силу.

Следующее звено — гонцы передают информацию от осведомителей людям, принимающим решения. Это не тати, это те, кто всегда остаётся в тени, но имеет больше всех от доли награбленного. Эти люди знают, что можно реализовать из товара и где, и принимают решение, нужно ли грабить конкретный караван, или ждать дальше. Этих людей не поймать тем более, даже претор вряд ли так просто на них выйдет.

Следующее звено — сами разбойники. Третьи, четвёртые и пятые сыновья, у которых только меч, которым некуда податься. У них в округе скрытые от глаз лагеря, лёжки, они знают возможные пути отхода. Их поймать можно, но только если неожиданно окружить целый регион и планомерно прочёсывать. У нас нет столько людей. Либо нужно иметь информацию от местных и точно знать, где их искать, вот это возможно, но сложно. Не факт, что получится. При нашем приближении их, скорее всего, предупредят, и тати свалят. До осени.

Следующее звено — местные. Поддержка. Крестьяне получают от татей что-то, потому относятся к ним тепло. Кормят их, продукты поставляют, по лесам водят. Тати местных привечают, как тот Роберто, и всем хорошо. А что ребятки купчишек щипают, так не их это, крестьянское дело.

Бароны не крестьяне, но с ними ещё проще. Заносишь такому сеньору нужную сумму, и он ничего не видит и не слышит. Ведь барону нужно справить дочкам приданное, жене новое платье для ежегодного бала пошить, любовнице побрякушку подарить, и главное, рыцарей своих одеть в нормальное железо, а то что это за рыцарь без железа? В срок на границу ехать по ротации, надо и оружие хорошее иметь, и броню, и людей достаточно чтобы было. Орки ленивых и жадных не прощают.

Ну и наконец последнее звено — сбыт награбленного. Как уже сказал, награбленное вряд ли едет по тем же дорогам, по которым ехать должно было. Можно ведь посадить умного человека со стилем, который будет записывать, кто что куда везёт, и «спалиться» на этом. Люди вокруг не дураки. А значит просёлками, просёлками… Туда, где можно товар сбыть, минуя контроля.

— Куда? — А это родственничек Кастильяна. — Товар могут опознать на ярмарке, куда его и везли. А везти назад в Овьедо — нет смысла, его не просто так везут на юг для продажи.

— В Овьедо его можно перепродать по частям, — пояснил я. — Тем, кто как раз и едет на юг, у кого есть место на телегах. И ручаюсь, что-то так и уходит. Но норма прибыли будет низкая, риск велик, и очень суетно. Много так не продашь, да и дофига дополнительных звеньев. Нет, товар нужно продать ВЕСЬ. Сразу. А потому его отдают, а может и продают в некой конечной точке маршрута возов «своим» людям. «Свои» барыжат чем-то, занимаются собственным бизнесом, но взять на борт контрабанду не считают зазорным. Покажите мне купца, который откажется от контрабанды по дешевой цене?

— Нет таких, — покачала головой Астрид. — Особенно если в порту свои люди и всё схвачено.

— Ты сказал «на борт», — впился в меня глазами Вермунд.

— Да. Телеги идут просёлками не на север и не на юг, — перешёл я к главному. — А на запад. В сторону единственного имеющегося в регионе большого торгового города-порта. Можно, конечно, и на восток, но там граница графств, и Авилла бы давно сообразил что к нему. Он просто не отмоется, если у него будут сбывать такой товар, он не дурак, а подсчитать, чего сколько через границу перевозится элементарно. Нет, это точно не Авилла.

А вот Санта-Магдалена — вольный город. А значит, там никто ни за что особо не отвечает. А поток товара в город, учитывая его статус, колоссальный. Пару-тройку лишних телег с грузом «потерять» там элементарно, ибо в порту везде свои люди. Не было груза, появился, никто не заметил — дело житейское. Это ж не какая-то ярмарка, где все на виду?

Больше скажу, южнее находится город-близнец побольше размером, и там груз встречают тоже свои люди. И перекупают его с борта контрабандистов, после чего как «белый» официальный товар везут на ярмарки. Реализация, самое последнее звено, но оно нам не интересно, так как в этот момент придраться ни к чему невозможно. Всё официально.

В итоге груз оказывается ровно там, куда и ехал. Вот только прибыль достаётся другим людям.

— Санта-Магдалена… — потянул Вермунд, колотя пальцами по столешнице. — Рикардо, нам не простят нападения на город — вассал короля. Да и… Не уверен, что сможем взять его, даже если сможем захватить ворота, без штурма стен. Это БОЛЬШОЙ город, хоть и меньше Аквилеи, — выпучил он глаза.

— Эх, дядька Вермунд! — покачал я головой, картинно вздыхая. — Вот поэтому ты — консул. «Сапог», военный. А не управляющий графством. Вот поэтому я и держу здесь Астрид, чтобы «рулила» пока меня нет.

Я не собираюсь штурмовать Санта-Магдалену! — сверкнул я глазами. — Я собираюсь сделать хуже, заставить тамошних купчишек помогать мне добровольно! И с песней. Но в одном ты не заблуждаешься — любое добровольное дело человек должен делать, видя дубину у тебя за спиной. А потому Вермунд, Вольдемар, через шесть дней сотня должна быть готова к походу на север. Длительному походу — месяца два, может три, а может и больше, ибо после Магдалены нужно будет посетить и самих разбойничков. Вермунд, после завтрака поднимемся в кабинет, напишу нужные указы и приказы, там всё и обсудим.

— Есть готовить сотню, — нехотя выдохнул Вольдемар. Он не понимал, что требуется в конечном итоге, это его напрягало, но в целом он был готов прыгать со мной в омут. Я доказал, что к моим мыслям стоит прислушаться.

* * *
— Дорогой шурин, можно на минутку?

Кивнув всем, кто меня ждал, это были воины и сестра, вернулся. Сел на место, сдвинув кресло так, чтобы зять был виден в пол-оборота.

— Слушаю.

Собеседник был собран. Сосредоточен. Лицо суровое. Он меня ни капельки не боялся как… Меня. Но как молодого вспыльчивого сукиного сына опасался. От таких всегда жди проблем. Скажем так, он боялся процесса разгребания проблем, меня же в целом мало во что ставил. Это озадачило и немного обрадовало — приятно ощущать себя пацаном, которого все недооценивают. Но мужик собрался драться, серьёзно драться — это не радовало. Я его считал эдаким тюфяком, и, кажется, моя оценка была неверной, основанной на опыте носителя тела, а он был слабым психологом.

— Рикардо! — зятёк прокашлялся. — Я понимаю, что в вашей семье существуют некие… Собственные заморочки. — Слово «заморочки», естественно, мне перевело подсознание согласно контексту. Вот прям точно такого слово тут нет. Но есть похожие по смыслу разговорные аналоги. — Собственные традиции. И готов с пониманием отнестись к тому, что ты спишь со своей сестрой.

— Почему? — перебил я. И не зря, чел речь заготовил, а я его с панталыку сбиваю. Что есть пятьдесят процентов победы. — Почему ты готов понять и простить?

— Да потому, что я всё равно ничего не могу сделать! — зло выкрикнул он. — Зачем ссориться и с тобой, и с женой, если повод — ваш юношеский бзик?

О как, сеньор аж покраснел. Но меня не проняло.

— Это нехорошо, неправильно, но я готов смириться с тем, что вам двоим это надо, — собравшись, продолжил он. — Периодически. Для поддержания какого-то внутреннего равновесия. Во всяком случае пока, ближайшее время, пока не перерастёте. Но мне совершенно не нравится, что эта связь превращается в нечто большее. Она тебе не жена, Ричи! И даже любовницей быть не может. Вы падаете в глазах всего общества! Ты — хозяин своей судьбы, тебя есть кому учить без меня, но она — моя супруга! И не хочу, чтобы ты… И её. На дно.

— Это не всё, так? — издевательски оскалился я.

— Не всё, — согласно кивнул он. Глаза его пылали, из этого я и сделал такой вывод. — Ещё мне не нравится, что меня не выпускает из замка твоя стража.

— Не выпускает? — Он меня удивил.

— Не совсем. Но когда я заставил Астрид начать сборы, что мы уезжаем, твои гвардейцы нагло ввалились ко мне и заявили, что баронесса Кастильяна до возвращения сеньора графа замок Пуэбло не покинет. Я волен делать что угодно, но не она. И мне это ОЧЕНЬ не нравится! — выкатил он глаза и запыхтел так, что думал, прямо сейчас набросится. А зятёк-то у меня не робкого десятка. Всё-таки пидоры тоже бывают разные.

— Давай по порядку, зятёк, — усмехнулся я. — Для начала о нашей связи. Астрид для меня… Как сказать… Она моя психологическая деформация.

— ???

Чего это я? Тут таких словей отродясь не знавали.

— Наши родители умерли. А потом меня убила одна интересная сеньорита. На самом деле убила, я две минуты был мёртв. Но потом вернулся. И у меня открылся дар. Дар был, но он развился так, что мама не горюй! — Я в качестве демонстрации пустил вверх пламя словно от заводского промышленного факела. Зятёк сидел не рядом, но и со своего места отшатнулся. — А главным спутником нашего дара всегда является безумие, — продолжил я, чувствуя, как непроизвольно подрагивают мои руки. Я был зол. Очень зол! Какой-то тридварас тут раскомандовался, понимаешь! Я был готов испепелить его, но пока ещё понимал, что это и есть приступ того самого безумия, и потом буду раскаиваться.

— Она снимает моё безумие, — как есть выложил я. — После неё мне легче. Я… Успокаиваюсь. Вот ты сейчас злишь меня, я на грани, а после неё наоборот.

— Но это не… — попытался он вставить слово, но я не дал.

— Я знаю, что это неправильно. И более того, я буду рад, если у неё будет всё в порядке с другими мужчинами. И даю слово, что сделаю всё возможное, чтобы она не понесла от меня. Но без неё я не могу.

Дрожь рук превратилась в трясун, пришлось снова снимать напряжение факелом. Не полегчало, нет, но самоконтроль повысился, а сейчас мне была нужна каждая его капля. Вот не нравился мне родственничек и всё тут. Не толерантен я, и в прошлой жизни не был.

— Так что спасибо за понимание, дорогой барон, — ядовито продолжил я нашу милую беседу. — Оно мне на самом деле важно. И я учту твоё мнение и твои пожелания. — «Мы вам перезвоним». «Я вас услышал». Какие там есть ещё вежливые замены посылания на хуй? — Но делать я буду всё равно то, что буду делать. Хотя повторюсь, Астрид я не неволю.

— А-а-а…

— Теперь что касается твоего выезда, — снова не дал я открыть рта. — Понимаешь, дорогой зять, ты зря год назад посчитал, что вытянул счастливый билет. Понимаю, весь в долгах, угловая башня завалена, крестьяне голодают, средств на воинов почти нет, а герцог периодически на границу посылает. За свои, то бишь твои. А тут соседний граф в жёны дочь предлагает, и приданное хорошее даёт. Это круто, конечно. Интересное было решение… Тогда.

Но есть одно «но». Сейчас не тогда. Отец не рассчитал, что смертен, и на графском столе сижу я. А у меня нет наследников. А это значит, что моей наследницей, пока меня нет, будет она. Моя сестра. Родная дочь Харальда Чёрной Молнии. Просто потому, что воины её слушаются.

— Она! Моя! Жена! — отчеканил родственничек по словам.

— В этом году ожидается большой набег, — покачал я головой. — А я как назло принимаю дела и почти не появляюсь в замке. А мой консул конечно опытен и умён, но не владетель, бароны не пойдут за ним. Мне нужен в замке кто-то выше него, кто-то, кого он будет представлять, как консул, тогда они не будут ставить палки в колёса и отмобилизуются вовремя. Мне жаль тебя расстраивать, дорогой зять, но когда я говорю «я» и «мне», имею в виду не себя. Речь идёт не о маленьком баронстве, каким управляешь ты, и не об огромном графстве, которое должен поставить под контроль я. А обо всём Юге, о нескольких завязанных друг на друга регионов королевства. Наш рей создал три пояса обороны, три кольца защиты, где и ты, и я — всего лишь маленькие фигурки. Но если твоя неявка на войну это неприятность, но без тебя можно обойтись, но раздрай в Пуэбло будет означать набег степняков на Овьедо, а то и на пригороды Альмерии. Речь о безопасности сотен тысяч людей и самой развитой части экономики королевства. Потому Астрид останется в замке, хочешь ты этого или нет.

— Сопляк! — в бешенстве вскочил Кастильяна, инстинктивно кладя руку на эфес меча. — Я — её супруг! Мне вообще всё по барабану, что у вас тут в графстве! Мне по барабану на королевство и Альмерию — не обеднеют, найдут сюда кого-то, если очень надо! И мне наплевать на то, что ты пытаешься выкрутиться и лечь подо всех — ты граф и это твои проблемы! Она — моя жена, и она — едет домой! Завтра же!

Я сидел и криво улыбался. Иронично. Не сдвинувшись и на миллиметр, не пытаясь защититься. Готовил каст чтобы опалить его, если сунется, но он сдержался. Как бы невзначай заметил:

— Барон, скажите, а вообще, что есть брак?

И сам же ответил:

— Брак — это сделка, дорогой зять. Просто сделка. Ты покупаешь у соседнего графа девочку, которую тот считает… Некондиционной. Я спорил с отцом, доказывал, что он не прав, но он как упёртый баран не хотел видеть очевидное, хотя за Астрид можно было получить куда больше, отдав любому из соседних герцогов. Или за какого-нибудь нищего, но очень родовитого владетеля с Севера. Но он трорпился и впарил сестру завшивленному нищему барону, который на средства от приданного ремонтировал собственный рушащийся замок, полностью восстановив одну из башен.

Тебе дали полноценную графиню по цене некондиционной, порченной, сукин ты сын. Это уже счастливый билет. Но тебе этого мало, ты хочешь ещё? Хочешь чтобы графиня стала зачуханной пограничной баронессой, твоей полноценной настоящей женой, а не той, кем родилась? Хочешь не выехать на её крови и положении наверх, а жаждешь потешить собственное эго, опустив её на свой баронский уровень?

Сочувствую. Но мне некем заменить её, а потому бери для баронских игрищ кого-то другого, у нас много хороших баронетесс на Юге. Я согласен на расторжение сделки.

— Что? — Он не сразу понял о чём я. — Да как ты сме…

— Легко. Отец заключил с тобой сделку. Я её расторгаю. И поскольку расторгаю я, с меня компенсация.

Тишина. Барон ошалел от такого развития событий. Тут разводы не то, что не приняты. Они практически невозможны. Даже в нашем средневековье церковь чаще разводила — была целая куча причин для этого. Тут народ попроще, причин куда меньше.

— Мои условия. Ты заявляешь церкви, что не можешь иметь детей и хочешь отпустить девочку. Астрид подтверждает своё согласие на аннулирование брака. После чего ты совершаешь паломничество… Куда — сам выбери. Где-то через год вернёшься и женишься, сказав, что произошло чудо и бог услышал твои молитвы. Дескать, от тебя понесла какая-нибудь девка, сам придумаешь, какая. Можешь даже ребёнка общественности предъявить и если не признать его, то приблизить и обеспечить будущее. Я же во-первых, так и быть, прощаю тебе приданное. Не забирать же у тебя замок и не рушить назад башню? А во-вторых, дам денег на паломничество, и пригляжу за замком, по-дружески, чтобы соседи не растащили, пока ты будешь там. И сотня солидов сверху, чтобы всё это произошло быстро, в течение пары-тройки месяцев. Чтобы к осени вас развели. Как тебе такой расклад?

— Да ты!.. Да ты!.. — У него не было слов от счастья. Правда это «счастье» собирается из четырёх как-то уже названных мною букв, и он понял наконец, что я хоть и мальчишка, но предельно серьёзен.

— Деловой человек! — воскликнул я и улыбнулся. Сам себя не похвалишь… — Зятёк, ты получаешь больше, куда больше, чем если Астрид останется с тобой.

— Да ты!.. — Что «да я» он сформулировать не мог.

— Подумай. Отложи решение на завтра-послезавтра, — поддел я. — Я ещё пять дней буду в замке, ответишь перед отъездом.

— Нет! Сразу нет! — отрезал он и вскочил. — Астрид — моя жена, и я те позволю…

— Заткнись! — Меня прорвало. Глаза застлала красная пелена, а сам я заполыхал, аки свечка — красивый камзол на мне опалился, хорошо хоть не вспыхнул и не загорелся сам. — Ты, pidor, подстилка эльфийская! Или ты её отпускаешь через священников, или, если не согласен, валишь отсюда нахрен! Но — один! Потому, что Астрид останется в замке, хочешь ты или не хочешь! Это — часть сделки! Это МОЯ часть сделки, пролюбленная отцом! И я не спрашиваю тебя, и даже не интересуюсь твоим мнением! Да-да! Нет — дорога на север вон там! — указал я куда-то в сторону. — Всё понял?

Отпустило. Какое-то время просто стояли и смотрели друг на друга. Он, опешивший от такого поворота и от того, что я чуть не спалил его, и буду драться за вышесказанное до конца, и я, чувствуя опустошение и дикое желание пить. Затем я развернулся и пошёл прочь.

— Она! Моя! Жена! — прозвучало вслед. Но уже без той железобетонной уверенности в себе, что была в его словах поначалу. Тело опять забила дрожь, но тоже уже не такая сильная. Но пришлось остановиться и обернуться.

— Ты хочешь сделать Астрид вдовой? Я сказал, Кастильяна, речь идёт не о твоём сраном баронстве, и не о твоём сраном самолюбии. У меня больше сотни тысяч человек. Которые на весах перевесят тебя вместе с замкам и всеми понтами. А за мной Бетис, где народу раза в два больше. А следом Альмерия. И степняки доходили до её стен не один десяток раз.

Или соглашайся по-хорошему, или будет по-плохому. Я даю тебе право выбора.

— Твой отец не был таким нахалом, предлагая порченную дочь, — язвил он, но я видел, это были слова «хоть чем-то ужалить, раз всё плохо».

— Так откажись, раз порченная! — заорал я. — Нахрен она тебе? Я у тебя её выкупаю обратно!

— Да, ты не отец, — осуждающе покачал он головой.

— Конечно, — довольно согласился я. — Он трясся над ерундой. А мне плевать, что подумает обо мне голытьба и разная сволочь.

— Тебе-то порченая зачем? Самому трахать? Ты понимаешь, что ломаешь ей жизнь? — пыталась иронизировать эта скотина.

— Наивный стереотип, — покачал я головой. — Наоборот, не даю тебе сломать ей жизнь. А трахать её мне или не трахать — не твоё дело. Сделка есть сделка. Да — да. Нет — нет. Думай.

Развернулся и теперь уже окончательно вышел.

Глава 3. Вундервафли от Лунтика

Как и планировал, первым делом пошёл к священнику. У падре Антонио была своя каморка в донжоне. Каморка потому, что тут вообще все комнаты были небольшие. Даже мои графские по площади примерно равны квартире в пятиэтажке. Потому, что это цитадель, самая защищённая часть замка, тут живут только самые-самые важные для Пуэбло люди, а места не очень много. А значит потеснятся. Или жить красиво и широко, или жить среди белой кости — одно из двух.

Но падре, сколько себя помню, никогда этим не тяготился. «Молитва и скромность подобают истинному служителю Его» — говорил он, когда я был маленьким. Точно помню.

— Сын мой, нам нужно серьёзно поговорить, — произнёс он, открывая дверь.

— Да, падре. За тем я и здесь. — Прошёл внутрь. Сел на единственный в помещении стул. Падре закрыл дверь, вернулся и сел напротив меня на край кровати. У него комната была небольшая, и кровать представляла собой не траходром, как в моих покоях, а скорее что-то вроде нашей двуспалки. Для знати так себе размерчик, а он всё же живёт в замке.

— Падре, — разговор решил начать я. — Так получилось, что не так давно ваш покорный слуга побывал в Аквилее. И узнал там от достаточно информированных лиц много интересных вещей.

— Да-да? И каких же, сын мой? — с интересом вытянулось его лицо.

— Например то, что о таких, как я, известно уже более тысячи лет. И не так давно их истребляли, поскольку один из моих не самых умных предшественников попытался сделать откровенную глупость и насадить здесь ту форму религии, какая была принята в его прежнем мире.

— «Прежнем мире»… Сын мой, для меня дико звучат эти слова, — зацокал он языком.

— И тем не менее, господь создал не только наш мир, и вы совершенно точно это знаете, — пронзил я его взглядом. — А ещё вы знаете, что люди даже в одном мире, под одной крышей, не могут договориться, как молиться правильно. И тем более в разных мирах люди никогда не станут делать это одинаково — различия между толкованиями не дадут, и каждая сторона будет считать себя исключительно правой.

— Продолжай, сын мой, — кивнул падре.

— Да я собственно закончил, отче. В прошлой жизни я исповедовал то, что здесь называют никейской ересью. Но никогда не был набожным. Потому, что мир вокруг не был набожным. К тому же перед глазами людей моего времени было множество независимых друг от друга религий. Христианство. Ислам. Буддизм. Внутри ислама ломают копья шииты и сунниты, при том, что есть десятки, если не сотни альтернативных течений. Про буддизм ничего не скажу — не интересовался, но и там много параллельных течений. В веровании же в Христа тоже свои течения. Никейская вера — православие, ортодоксальное течение. Истинно верная, то есть католическая, второе течение. И альтернатива католицизму — протестантство. Три параллельных равновесных течения одной никейской веры! При этом каждая также делится. В православии, кажется, восемнадцать церквей. В католичестве всё более-менее унифицировано, но и там есть несколько обрядов. У протестантов есть кальвинисты, лютеране и англикане. И отдельно стоят иудеи, не признавшие Христа.

— О-о-о! Иудеи! — потянул падре. Этот народ известен и в этом мире. Может не на бытовом (мастер Соломон не даст соврать), но церковь как минимум знает, кто это такие, кто были изначально.

— Да. И кроме иудеев, ВСЕ остальные откололись по сути от той веры, что вы называете никейской ересью. А ведь когда-то были альтернативы и ей.

— Да уж, нет единства у божьего народа… — потянул он.

— Я признаюсь честно, я не знаю точно, жил ли Исус на свете. Я не жил в то время. Ни одного свидетельства о нём в бумагах и документах нет, но это ничего не доказывает. И тем более я не знаю, был он богом, или у него, лишь папа крутой. В смысле только родственниками силён. Я готов принять обряд, по которому вы служите службы и молитесь, яготов делать всё, что предписано делать доброму католику королевства, и не собираюсь организовывать еретические учения и проповеди.

— Это мудрые слова, Рикардо, — закивал священник, и я понял, у него с души упал огромный камень. Именно этого он подсознательно боялся.

— Более того, я готов… Как это называется, «сотрудничать со следствием», — подобрал я аналогию.

— Ты готов встретиться и ответить на вопросы святой инквизиции, сын мой?

Я скривился, как от зубной боли. «Инквизиция» — это расследование. Следствие. Исследование. Это не символ аутодафе. Это символ следователя, изучающего обстоятельства дела. Да, дела о ереси, но именно следствие. А не палачество. Не надо шарахаться от этого слова; у нас оно отдаёт кошмаром, а тут означает ровно то, что перечислил. И никто не считает его мерзким или страшным, а инквизитор не равно идейный упоротый кровавый фанатик.

— Да, падре. Я готов встретиться с отцами-инквизиторами, — согласно кивнул я. — Обещаю, что не буду запираться и скрывать от них что-либо. Готов ответить на любые вопросы, рассказать всё, что знаю о мироустройстве того мира, из которого все мы родом, мира Древней Империи. Готов рассказать о том, какими ступенями развивалась церковь там, и готов рассказать, как можно избежать допущенных там и тогда ошибок. Я открыт к диалогу. Потому, что этот мир — теперь мой.

Но всё это актуально только если церковь не будет вставлять мне палки в колёса и «сливать» меня.

— Это как? — удивился он.

— Не будет объявлять меня исчадием ада. Не будет на основе моих слов делать противоположные выводы — поверьте, я знаю, как это делается, как подогнать слова клиента под техническое задание, даже если они про другое. Не будет пытаться задержать, арестовать меня. Не будет пытаться выбить из меня показания силой. И тем более не приемлю пытки. Ах да, мои родные и близкие будут плохими заложниками, обещаю! Добровольно, на основе сотрудничества — согласен. Попытаетесь давить — и я найду, чем ответить. Возможно погибну, но и вам зачем проблемы на ровном месте, если можно их избежать?

— Я передам твои слова в епархию, сын мой, — склонил голову падре. — Будь готов к приезду отцов из святой инквизиции. И если сердце твоё чисто, в нём нет гордыни и тщеславия, я тоже обещаю, тебе и твоим близким ничего не будет угрожать. Я ведь правильно понял, чего ты боишься?

Он пронзил меня тяжёлым взглядом.

— Я занимал когда-то высокий пост, Рикардо. Эх, где вы мои былые годы… — Из груди старика вырвался тяжёлый вздох. — Я ЗНАЮ, как впадали в истерику при слове «инквизиция» твои предшественники. Наши собратья у вас сотворили нечто ужасное. И также знаю о безбожии, что вы отвернулись от бога. На самом деле вы отвернулись от церкви, но так получилось, что отвернулись и от бога тоже. Наши братья ТАМ в своей гордыне и в своём тщеславии дискредитировали имя церкви и имя бога. Допустили, что своими поступками разрушили всё, для чего были созданы. Мы умеем слушать и делать выводы, Рикардо. Мы — не они.

— Я буду рад, если это так, падре, — усмехнулся я. С этой стороны проблемы точно будут, и надо держать нос по ветру. Пропущу удар и не замечу.

— Тогда я сей же час отпишусь его Преосвященству. Но с тобой, Рикардо, я бы ещё хотел поговорить о твоей собственной вере, — продолжил он. — А ещё о том, чтобы ты не пропускал воскресные службы. Тебе нужно причащаться, сын мой, как любому доброму католику.

— Хорошо, падре. Поговорим. Обещаю. — Я согласно закивал. — И вы мне всё-всё подробно расскажете. Но несколько условий. Исповедоваться я буду не кому попало, а лично вам.

— Это понятное условие. Я сам хотел предложить тебе это.

— Хорошо. Тогда давайте возьмём паузу до вечера, и вечером вы мне всё-всё расскажете, просветите и мы выработаем стратегию, что и как я буду делать? Ибо падре, поймите меня правильно, и ТА система обрядов, и ваша, это просто две разные системы установленных людьми правил. Я верю в бога, а не в придуманные человеком таинства. Для меня набор действий в церкви — это просто порядок движений рук и тела. Вера — она вот тут, — приложил руку к сердцу.

— Я понимаю тебя, сын мой. — Собеседник склонил голову. — И готов работать с тобой индивидуально. Пусть с тобой останется твоя вера, она — главное, что хочет от нас всевышний. А как именно ты будешь выполнять обряды — оставь это мне.

* * *
Прокопию повышение пошло на пользу, поступки сразу стали носить если не государственный размах, то региональный. На «экскурсию» пригласил десятерых кузнецов, всех, кто были в округе. Замок, посёлок, пристань на Светлой и несколько крестьянских селений в округе. Кто-то из мастеров приехал сам, кто-то с подмастерьем. Также было четыре плотника, эти приехали с одним-двумя подмастерьями. Все — вольные. И два мастера-оружейника с четырьмя подмастерьями, но все — замковые, свои. Гвардии нужны хорошие луки, чем сеньоры и занимались. Само собой взяли Ансельмо, и ещё с четверть часа ждали Астрид. Как истинная женщина, она долго переодевалась в охотничье. Также с нами увязался Вермунд.

— Посмотреть охота, — произнёс он, поглаживая редкую бородёнку. — В замке что делать? То я сотник был, забот хватало, а теперь молодые пусть корячатся.

Вольдемар был младше новоиспечённого консула, но не на много. Да пусть едет, мне не жалко.

— Вашсиятельство… Добро пожаловать… Ой, вашсиятельств…

На столе перед домом мельника, мастера Рамона, стоял стол, ломящийся от закусок. Нас ждали. И наверняка тут лучшее, в стол ввален бюджет неудачливого кузнеца за полгода. Он кузнец на самом деле, мастер, просто работает над экспериментальной мельницей, и когда она изредка находится в рабочем состоянии, таскает мешки и мелет муку как подобает порядочному мельнику. Я не против, пускай, процесс изнутри надо до конца знать. Не сам таскает, к нему подмастерья приписаны, ребятня из посёлка, но и лично приходится горб надрывать.

В связи с тем, что у него ничего не получается, мельница простаивает в разы больше времени, чем работает, стол мне был выкачен знатный, со стоимостью жрачки не считались. Однако количество подъехавших в нашей кавалькаде, даже исключая отроков гвардейской стражи (мои всё ещё отдыхали, Вольдемар пока приставил другой десяток) было сильно больше того, на что стол был рассчитан. Непорядок, подставлять человека я не хотел, пусть он как бы на нехорошем счету раз не справляется.

Слез с Дружка, подал руку Астрид. Ансельмо, Прокопий и некоторые мастера начали спешиваться чуть далее. Парнишки мастера Рамона лошадей приняли только у нас, у управленческого состава, мастера повели к коновязи у забор своих кто сам, кто подмастерью перепоручил.

— Стол потом, — отрезал я заискивающе глядящему мельнику. — Сначала дело. Надо понять почему мельница ломается. Веди.

Так, сеньоры, толпу не создаём! — А это я уже обернулся и крикнул мастерам, столпившимся у коновязи, не рассчитанной на такую нагрузку. — Кому интересно, кому по делу может пригодиться, прошу следовать, но вести себя тихо, чтобы всем всё было слышно!

Мельница представляла собой огромную башню, сложенную из камня. Усечённый конус высотой с пятиэтажный дом, или даже выше — батя определённо страдал гигантоманией. Мастер Рамон водил по этажам, обстоятельно рассказывая что тут и как, показывая места основных поломок. Я уже понял, в чём проблема, но пока молчал, предлагая мастерам оценить и высказать предположения. Лазили везде, начали снизу, со спускающегося сверху толстого деревянного вала, сделанного их ствола корабельной сосны, который вращает тяжеленный гигантский жернов. Устройство жернова, канавки для схода помола… Интересно то как! Батя по ходу разбирался в мельничном деле, или как минимум стал разбираться под конец жизни. Массивные деревянные шестерни с деревянными же зубцами. Механизм из шестерен и небольшого деревянного вала, передающий вращение на жернов. Навершие башни, которое излазили вдоль и поперёк по очереди — уж очень там было мало места. Навершие должно вращаться, ловя ветер, и уменьшение размеров — один из способов облегчить конструкцию. Не вращающиеся заклиненные крылья — деревянная усиленная рама с парусиной. Мастера лазили вслед за мной по очереди, мельник им что-то объяснял, потом они менялись. Часа полтора убили на эту экскурсию, но я в целом остался доволен.

Когда все закончили и с умным видом задумчиво поопускали головы, я, заприметив на заднем дворе большую доску, попросил двух мальчишек, приписанных к мельнице, поставить её перед столом и найти пишущий мел.

— У вас такое бывает?

— Как не бывать! — гордо вскинул тот, что постарше, лет пятнадцати. — А чем же мы размечать будем, где резать, где пилить?

— Ну, вот и тащите.

Доска была поставлена. Мастера и руководящие работники, посовещавшись кто с кем, воззрились на меня. А кто-то на стол, на котором наблюдался решительный некомплект.

Я подошёл к доске, игнорируя намёки на: «Сеньор граф, как насчёт пожрать?». Не жрать приехали.

— Итак, уважаемые сеньоры! Мастера, Прокопий, Астрид! — Воинов я вниманием обошёл — они здесь зрители, даже Вермунд. — Мастер Рамон рассказал, какие проблемы у его детища. Его и моего покойного отца, земля ему пухом, мечтавшего запустить эту штуковину. У кого какие предложения, почему эта хрень ломается и не работает? Кто хочет говорить поднимаем руку, я предоставляю слово и вы высказываетесь. Прошу! — Последнее чтобы не создавать «парламент», где все говорят и спорят одновременно. Для порядка. Что, кстати, присутствующие тут же оценили и одобрительно зашептались.

Один из мастеров, плотник из Светлой, из нашего маленького на ней порта, задрал руку вверх. Я посторонился, давая ему место у доски, типа тут что-то вроде трибуны.

— Вашсиятельство, уважаемые, — склонил он голову мне, потом обществу. — Думаю я, что толщина валов взята недостаточная. И если уважаемый мастер Рамон говорит, что при сильном ветре ломается, и при долгом ветре, то стоит взять валы поболее. И дерево. Тут использовали сосну. Но я настаиваю на дубе. А если сделать из ореха, то можно и не увеличивать диаметр.

Затем поднялся гвалт — другие мастера присоединились к обсуждению. Пока ещё цивилизованный, выкрикивания с поднятием рук, но дисциплина сбилась сразу, и я понял, что жесткач устраивать не стоит — пусть спорят. Тем более пока спорили только плотники.

Я не владел вопросом, но понял основную мысль в их прениях. Дубовые передаточные механизмы будут крепче сосновых. Но дороже. Орех — ещё крепче, но стоимость запредельная, особенно сложно будет найти мачтовый орех. Да что там, практически невозможно, потому центральную ось придётся делать из двух-трёх частей. Зато прочность повысится. Но одновременно и сила трения механизма.

— Всё, сеньоры! Меня волнует вес! — подлил я масла в огонь. Вся эта конструкция должна быть максимально лёгкой!

И начались новые споры.

— Как часто ломается механизм? — обратился я к мастеру-мельнику, видя, что единого решения мне никто так и не предложит. — Перефразирую. Как долго были периоды работы?

— Так один раз до трёх месяцев, вашсиятельство, — склонился мастер Рамон. — А так деньков восемь-десять. Где-то и месяц бывало. Но как осенние ветра начинаются — стопорим, а то всё сломает к чертям.

— Что вы делали, чтобы увеличить срок?

— С валами игрались. И дуб, и кёс ставили, и толще пытались… Тогда другие проблемы вылезают. Износ сильнее, трение, башня плохо поворачивается…

— Хоть раз удавалось за период работы мельницы перемолоть всю замковую муку?

— Нет. Но два годка назад больше половины успели.

— И что отец сказал?

— Похвалил. Но дальше дело замерло — деталей ждали.

— Деталей. А самим выточить?

— Так материала нету. Степи вокруг, вашсиятельство, — с усмешкой окинул он рукой вокруг.

— Хорошо. По башне что? Почему не поворачивается?

— Дык, как не порорачивается. Вертается, что с нею будет! Вот только скотина нужна. Вес его сиятельство больно большой у башни сделал, по стапелям то скользит, но силу нужно большую. Вот только ветер по три раза за день направление меняет, а мужики в поле скотину уведут. Пока граф разрешал свою держать и кормить — хорошо было. А так бывало и ветер есть, а жернов слабо крутится.

— А что нам скажут уважаемые кузнецы? — обратился я большей части мастеров, ибо пока в основном спорили плотники.

— Вашсиятельство, можно я скажу? — поднял руку Прокопий.

— Говори.

— Вашсиятельство, баловство всё это. Ветряная мельница — дело в целом хорошее. И батюшка ваш дело нужное задумал. Да только во всём меру знать надо. И башня тяжёлая, и механизмы ломаются. А вот если мы вместо одной такой дурынды две поменьше поставим, в одной стороне посёлка, да в другой… И чтобы мельник сам мог и башню двигать, и механизмы долго ждать не приходилось, сам чинил бы… А ещё лучше — на реку мельницу перенести. Раз уж мы туда поедем места для запруд смотреть, так там мельницу и разметим? Нормальную, с водяным колесом. Которая ветра ждать не будет, будет молоть медленно, но и день, и ночь. Тише едешь, вашсиятельство, оно дальше будешь.

Есть в этом языке похожая пословица. Звучит не совсем, как наша, касается того, что лошадь от быстрой езды может пасть, но моё подсознание в который раз нашло аналогию в попаданческой памяти.

— Прокопий, золотые слова! — улыбнулся и похвалил я. — Конечно, гораздо проще поставить две мельницы. На которых будет работать два мельника. У каждого из которых по двое подручных. Все — с семьями. И общине нужно будет их кормить. При том, что маленькие мельницы ловят ветер который ниже, а внизу его сильно меньше. И площадь крыльев меньше будет. А значит такие маленькие башенки будут давать в четыре-пять раз меньше муки, и выгода на обслуживании механизмов мгновенно съедается стоимостью обслуживания самих мельников.

— Да эта дурында в эксплуатации столько сжирает, что можно было пять мельниц содержать! — вспыхнул Прокопий, потеряв субординацию. Ему простительно, но, пожалуй, только ему, и он это знал. — Вашсиятельство, знаете, сколько эта дурында стоит не в постройке, а просто механизмы вертать и менять? Да если б не распоряжение сеньора Харальда, моя б воля… Она ж нас по миру пустить может!

— Одна мельница? Нас?

Он смутился, но совсем немного.

— Так мы ж не для себя пробуем. Мы ж хотим по всем селениям, по всем общинам такие построить. Здесь только эск… Эпск…

— Экспериментальная модель, — подсказал я, убеждаясь, что батя мой — точно попаданец.

— Да. И крестьянам дурынду такую содержать сильно накладно будет. Проще купить в Аквилее и собрать под ключ маленькие. Казне графства дешевле обойдётся.

— Прокопий, говорю тебе как министру промышленности, как своему высшему магистрату. Забудь слово «купить»! — сверкнул я глазами. — Нам ещё секвестирование бюджета предстоит! Избавляться от всех лишних трат будем! Сами построим! — Окинул взглядом мастеров. — Смотри, какие у нас орлы. Неужели сами не сделаем?

— Но…

— Значит так, мастера! Слушаем и запоминаем! — ещё больше вспылил я и картинно «забил» на голосящего Прокопия, переключив внимание на
специалистов. — Говорю один раз, для всех, чтобы не было потом мучительно больно за плохо услышанное.

Итак, вам вопрос. Возьмём человека с одной стороны и двух человек с другой. Дадим им перетягивать верёвку. Чья сила победит?

— Так знамо чья, где двое, — произнёс один из кузнецов, теребя подбородок.

— Ежели, конечно, они не дохлики, а супротив них не силач, — добавил другой.

— Представим, что они примерно равны. Хорошо. А если мы возьмём мужика, а с другой стороны… Вола? Чья возьмёт?

— Вола, знамо же.

— То есть мускульная сила вола больше, чем человека?

— Так точно, вашсиятельство. — А это один из мастеров, в котором я почему-то определил военную выправку. Или на фронтире служил, или при фронтире мастеровал, пока сюда не перебрался.

— Хорошо. Но если мы возьмём… Двадцать человек. Или тридцать. И они разом потянут и вола перетянут. Ну, или тянуть ровно с ними будут. Значит одного вола можно людьми заменить, если больше взять?

— Можно — то можно, — закивал Прокопий. — Только волу овса дал, и он сытый. А двадцать ртов накормить — проблемнее будет. Дороже выйдет.

— А у них ещё семьи. Жёны, детишки малые… — поддержал кто-то из плотников.

— Вот! Вы сами ответили на мой вопрос — вы знали на него ответ. Мускульная сила животных ВЫГОДНЕЕ силы человека!

А теперь я вам ответственно заявляю, что сила ветра, — взмах рукой на «дурынду», — и сила падающей воды, — указать в сторону реки, — ВСЕГДА мощнее и выгоднее, дешевле в эксплуатации, чем сила животных!

— Ну, то ж конечно, вашсиятельство, — а это один из деревенских кузнецов. Из той деревеньки, что на Светлой, чуть ниже по течению, и там есть маленькая, но водяная мельница с приводом мехов от колеса. Не бог весть что, но всё ж механика. Мы с Астрид в детстве туда бегали, купались и механизмы рассматривали. — Вол то кушать хочет, овса надобно. И воды ему подай. Налей мускульной силой подмастерья. И устанет — отдыхать должен. И ночью спит. А вода круглые сутки шпарит, только меха подставляй.

— Летом и зимою вода падает, — не поддержал его плотник из порта. — И в это время меха не так сильно дуть будут. И жернова крутиться.

— Всё равно выгоднее! — отрезал кузнец. — Вот только строить плотину — дорого. А просто колесо в воду… Тут уважаемый мастер прав, зимой, бывает, колесо и до воды не достаёт, и в кузнице дело стопорится.

— Дорого, — согласился я. — Но за несколько лет плотина окупится. Окупится же? — Взгляд на Прокопия.

— Хорошо. А если возьмём не меха. Если сделать хорошую плотину не считаясь с затратами. Поставить мощное колесо. И прикрепить к вращающемуся механизму… Молот. Вот такой. — Я и принялся рисовать на доске шестерни и коленвал. — Шестерня крутится. Вал ходит туда-сюда. И молот опускается вверх-вниз, на наковальню.

— Порвёт вал, вашсиятельство! Как есть порвёт! — А это кузнец из посёлка со Светлой.

— Почему?

— Тяжёл больно молот. Меха — то ладно. А такую дуру вверх, да вниз… Ни одна деревяшка не выдержит.

— А вы сделайте валы и шестерни не из дерева! Скуйте их! Из железа! — предложил я, широко раскрыв глаза.

— Да ну, вашсиятельство, на такую игрушку металл переводить? — отмахнулся парень со Светлой.

— Это ж сколько туда металла вбухать! — поддержали его в толпе мастеров.

— Кузня золотая будет!

— А может из золота сразу сделать?

— А вы не нукайте, не запрягли. — Я старался сдержаться, чтобы не рассвирепеть. У парнишек были основания так говорить. Я произносил вещи кощунственные. Как если бы в нашем мире предлагал делать расходники из чистого золота. Гвозди, например. Железо тут стоит неимоверно дорого, невероятно, невъебенно дорого! У меня даже слов нет описать его стоимость. А потому всяческие механизмы передаточные — деревянные, и их воспринимают именно что расходниками, то бишь «гвоздями». «Забил» — и забыл. Сломался — поменял, новый «забил». Всё. Гвоздь из золота это нонсенс, даже Рокфеллеры себе такое не позволят.

…И никто даже не пытается понять, что механизм может быть не расходником, а долговечной конструкцией. Мышление не так заточено. А потому меня хоть и брало зло, я продолжал распинаться спокойно, разжёвывая и растолковывая про стоимость содержания.

— …Это ж сколько лет такая дура, целиком из железа, будет отбиваться? — схватился за голову Прокопий. — Да ещё если стоимость плотины присовокупить…

— Прокопий, ты у меня эдил или я? — сурово пронзил я его взглядом. — Я — граф, пятнадцатилетний юноша. Ничего в технике не знаю и не умею. У меня есть ты для того, чтобы считать такие вещи. Вот бери, blyat', стиль, дощечку и считай! Результаты принесёшь — будем обсуждать. И учитывай, что на этом молоте должен стоять молотобоец и два подмастерья. Здоровые сильные мужчины. Сколько молотобоец сможет отмахать вот так молотом?

— Полдня, — предложил кто-то из кузнецов.

— Нет, часов восемь, — покачал я головой. — При этом ТАК, монотонно, вверх-вниз, все восемь часов, он не сможет. Даже если меняться будут — не сможет бригада так.

А ещё учтите, что механический молот и ночью работать может. Если разделить смену у молота на три части, и три бригады будут по очереди работать круглые сутки… Прокопий, сколько нужно еды на содержание ТРЁХ бригад молотобойцев?

— Посчитаю, вашсиятельство! Всё-всё посчитаю! — глаза Прокопия загорелись, как у безумного. — Но это ж надо будет расходы на свечи и масло на лампы включить!

— Так включи, я тебе что, запрещаю? Ночная смена ни в чём не должна нуждаться! И получать за работу должна больше дневной.

— Это ещё почему? — воскликнул кто-то из мастеров.

— А иначе нет стимула в ночь работать выходить. Все отлынивать будут. Так что это справедливо, ночная — с бонусом. А ещё лучше на четыре смены бригаду разделить. Три смены день работают по очереди, четвёртая отдыхает. Следующий день со сдвигом меняются. И молот круглые сутки стучит. Да молот не такой, что человек подымит, а в два, в три раза больше! Чтобы всю дурь из металла выбить.

— Говорю же, ваша светлость! — снова поднял руку молодой кузнец со Светлой, — не выдержат механизмы такой нагрузки. И железо не выдержит. Железо оно покрепче дерева, но тоже прочность имеет. Вал вот тут треснет и разломится. А новый пока выкуешь…

— А если запас иметь? Запчастей? Которые могут поломаться? Вы ж будете знать, где ломается чаще, вот и имейте запасные детали! Кто ж вам мешает?

— Так это ж дорого.

— Я хоть слово сказал про деньги? Сеньоры, чего это вы МОИ деньги считаете? Мы сейчас поедем на Светлую место для плотины размечать, будем решать, где какие кузни строить. Мне нужно чтобы вы предложили ТЕХНОЛОГИЮ. Работающую. Окупающуюся в конечном, самом конечном итоге! Зачем мне ставить дорогую плотину и дешёвые механизмы, от которых кузни будут стоять по полгода вместо работы? У меня степняки, мне надо оружие ковать!

— Ежели денег считать не надо… Вашсветлость, подумаем! Как есть подумаем! — закивал молодой кузнец со Светлой.

— А что молот тяжёлый… А если мы вот так сделаем? — И я начал чертить передаточный механизм из двух колёс, одно из которых непропорционально большое. — Смотрите, вот тут и вот тут. Где будет больше скорость ударов?

— Ну дык сверху же! — ощерился мастер Рамон.

— Правильно. А в чём тогда преимущество нижней схемы?

— Да нет преимущества, — вклинился без руки другой мастер-кузнец, но я не стал обозначать это. — Смотрите, вашсветлость, здесь один оборот вал делает, и здесь один. — Кузнец подошёл, взял у меня мел и принялся на рисунке ставить свои точки. — На один оборот один раз молот поднялся, один опустился. А тут вал от колеса один оборот делает, а тут молот за это время только досюда дошёл. Здесь два оборота, а молот только досюдова дойдёт. Вниз пойдёт, но ещё металла не коснётся. И только вот тут, с третьего оборота ударит. А значит что? Значит реже будет по наковальне бить! Не нужно таких колёс больших ставить.

— Шестерёнок, — поправил я.

— Шестерёнок, — согласился кузнец.

— Да, всё так. Но при этом вы забываете, что поворачиваться колесо будет хоть медленнее, но в три раза легче. А значит, при той же прочности вала мы можем навесить в три раза больший молот. Пусть он падает реже, но зато он больше! Мощнее! А сила механизма сильнее силы человеческих рук. И даже силы животных.

Воцарилась тишина. Все обдумывали мою схему.

— Так это что же получается, если валы из железа сделать… — начал наш замковый кузнец, один из помощников кума мастера Соломона.

— Из стали! — поправил поселковый.

— Из стали… То мы и вес уменьшим. И прочность увеличим. Правда дорого будет, но ежели сеньор граф говорит его деньги не считать…

— Деньги считать будет Прокопий! — снова отрезал я. — Или его помощники. Ваша задача — придумать мне РАБОЧУЮ схему, где сила ветра и сила воды будет делать полезное дело лучше силы молотобойцев. И мукомолов.

— Придумаем, вашсиятельство. Я вот что мозгую, — продолжал замковый мастер, — если валы из стали сделать, да колёса эти… То мы и прочность увеличим, и вес уменьшим, и при этом механизм работать в разы дольше будет? Не надо будет каждый год менять, а то и по нескольку раз? Так получается?

Тишина.

— Сеньоры! Братья! Это ж что получается, его сиятельство нам совсем-совсем другие кузни поставит? В которых не работа, а одно удовольствие?

Мастер очень сильно оживился. Его собраться по ремеслу, как и плотники, и оружейники, оживились тоже.

— Получается так.

— Ты всё понял? — повернулся я к мельнику. — Отец хотел сделать хорошее дело. Поймать высокой башней хороший ветер, чтобы сэкономить на операционных расходах… На содержании. Только он не техник, не кузнец. У него для того, чтобы думать, ты есть. А ты что придумал за это время? Что предложил? Какие идеи по улучшению выдвинул?

Рамон-кузнец бухнулся мне в ноги:

— Вашсиятельсто, не гневись! Всё сделаем! Скуём! Выточим! Только дай нам время! И железо! И время на всё надобно! Пожалуйста, не губи!..

— Рамон, встать! — рявкнул я. Мельник поднялся. — Первый вопрос. У тебя подмастерья вольные?

— Никак нет! Из крестьянских детей все. Местные, — по-военному отчеканил он. Приграничье, чё.

— Подашь Прокопию списки. Прокопий, составишь на всех вольные. Кузнец не может быть рабом! Иначе толку с него — как с козла молока, — а это я для всех сеньоров. Сеньоры, шушукавшиеся сзади во время разговора, резко после моих слов о «вольных» замолчали.

— А ежели плохо начнут работать? — встречно спросил Прокопий.

— Кто будет плохо работать — выгоним, — отрезал я.

— Вольных?

— Ага. И пусть попробуют хоть где-то после этого устроиться, — коварно усмехнулся я. — Это крепостных мы держим и кормим любых, какие есть. А свободных ленивых держать никто не станет. Ни мы, ни другие. Или работай, или вон бог — вон порог. Мир жесток, но не мы его придумали.

— Сильно. — А это подала голос внимательно меня слушающая Астрид. — Ричи, ты прямо в ударе со своими идеями.

— Да нет у меня никаких эдаких идей! — возразил я. — Лентяи нам не нужны. Хорошо работаешь — воля тебе, заказы и почёт. Плохо — до свидания. Или в арендаторы иди, землю паши. Опять же, на себя; будешь лениться — хрен что получишь.

— А как же убыток? От потери хорошего крестьянина? — снова Прокопий.

— Хорошего? — Я усмехнулся. — Дармоеда ты хотел сказать? А зачем мне дармоеда кормить? Зачем над ним старосту ставить? Стражу? Ещё давай к каждому надсмотрщика с бичом поставим. Нет, лентяи — за ворота! С удовольствием вольную дам и кормить не буду! И подыхай на обочине! А кто хочет работать — тоже вольную дам, и работу. И заказы. И почёт. Ещё вопросы?

* * *
— Теперь что касается вращения башни, — продолжал я импровизированную лекцию для сеньоров мастеров. — Башня должна вращаться и ловить ветер. Иначе все средства, вложенные в строительство этой… Дурынды, — усмехнулся я, оглядывая высоченный конус папиной мельницы, — можно пустить псу под хвост. Мастер Рамон говорит, что большой вес, слишком велико трение. Уважаемые, вы чего вообще! Вы же кузнецы! Технари! Давайте опыт проведём. — Одним глазом я узрел «припаркованную» в углу двора, у ограды, тачку, а рядом огромный мельничий жернов. Мельница большая, и жернов тут пудов… Десять? Много короче. — Вот выйдете… Пять-шесть добровольцев, — указал на место перед собой. — Есть добровольцы, готовые пострадать за ради мастерства?

— Ну, дык я, вашсиятельство! — первым вышел замковый кузнец.

— И я! — тут же вторил молодой кузнец из посёлка на Светлой.

Следом вперёд шагнуло ещё несколько человек, и я вскинул руку:

— Peschanniy kar’er — dva cheloveka! Достаточно. Мужчины, ваша задача перетащить жернов отсюда дотуда, — кивнул к противоположной стенке забора двора.

Мастера, чуя подвох, но понимая, что назад нельзя, поплевали на руки и реально впряглись в жернов. Сдвинули его сантиметров на десять. После чего поставили на попа и покатили.

— Стоп! Эксперимент окончен! Бросаем!

Жернов упал на верхнюю плоскость, рабочей рифлёной поверхностью вверх. Нас тем временем обступило всё общество, и больше всех меня радовали изумлённые глаза Астрид. Поверила в своего братишку? Что с таким мной не пропадём? Или я ей как Рома начал нравиться?

— А теперь поясните, что вы сделали, уважаемые? Я же сказал тащить! По земле! А вы?

— Дык, вашсиятельсто, катить-то легче, катить-колотить! — Это молодой кузнец со Светлой.

— Как зовут тебя, мастер?

— Дык, Дорофеем.

— Вольный?

— Самовыкупившийся.

— Уважаю! — искренне похвалил я. Ибо человек смог, будучи крепостным, «подняться» своим трудом и мастерством и заработать средства на выкуп себя и семьи. — И всё же, сеньоры, техзадание было такое. ПЕРЕТАЩИТЬ жернов! Почему вы его покатили?

— Дык, тяжело это, Ричи, — позволил себе фамильярность и развёл руками наш замковый кузнец.

— Мастер Рамон! Мастер Рамон, твою мать! Ты где?

— Да здесь я! Здесь, вашсиятельство!.. — вышел из-за спин коллег наш горе-мельник. Зря я его третирую, не такой он уж и горе, просто безынициативный. Делал ровно то, что требовал отец. А отец отнюдь не кузнецом был в прошлой жизни, сразу видно по запустению в его детище.

— Ты понял?

— Так точно, понял, вашсиятельство! — по-военному вытянулся он в струнку.

— Что ты понял?

Замялся. Вокруг раздались смешки.

— Ты, дурья башка, башню ворочаешь так, как я им изначально сказал — тащишь всем весом, всей массой, по стапелям. И весь этот вес, скользя, давит на стапеля и сопротивляется. Всей поверхностью контактирования со стапелем сопротивляется! А если б ты был умный, ты бы КАТИЛ башню. По направляющим. По тем же стапелям, только сделанным как желобок. На колёсиках.

— Это как же жь…

— Ей, добры молодцы! Тележное колесо сюда! — снова скомандовал я, на сей раз обслуживающей мельницу детворе. — Быстро! Или жернов поменьше. Есть жернов поменьше?

— Как не быть? — так же довольно, словно заправский взрослый, ухмыльнулся тот же парнишка.

— Катите.

Через пару минут троица пацанят прикатила жернов всего в шаг диаметром, меньше полуметра. Ну, такой пуда два-три весит, не более. Я в одиночку поставил его на попа.

— Дайте доску.

Требуемое тотчас же подали. Строительных материалов, брусков, досок, сколоченных вместе заготовок и поломанных деревянных деталей механизмов, на этом техническом дворе было великое множество.

— Смотрите. Кладу доску. Сверху неё могу поставить груз. Хороший груз! Тяжёлый! И надавлю легонько вперёд.

Жернов сделал несколько оборотов, но затем упал, а на него свалилась и доска.

— Жернов тонкий. Но если подобрать толстое колесо, которое не упадёт, то можно катить огромную нагрузку. Расставить таких колёс по основанию башни, по стапелям, а стапеля желобами сделать, чтоб колёса не вываливались… Да вот же вам пример — Я подошёл к тачке и довольно поставил на неё правую ногу, жестом победителя.

— Не выйдет, вашсиятельство, — покачал головой Дорофей. — Башня тяжелая. А дерево слишком мягкое. Сверху колесо сдавит, снизу прижмёт, и будет колесо квадратное. Потом её, башню, вообще сдвинуть нельзя будет.

— А кто сказал, что колёса должны быть из дерева?

Такой простой мой вопрос вызвал ступор и удивление.

— А из чего? — озвучил кто-то общий вопрос.

— Из металла! Из стали!

— Ой, божечки, царица небесная!.. — Это, разумеется, запричитал Прокопий. — Боже, вразуми его сиятельство! Это ж сколько солидов надо, чтобы…

— Отставить! — рявкнул я на своего министра промышленности. — Прокопий, не заставляй меня разочаровываться в тебе. Прежде чем охаивать мои предложения и просить всевышнего о посредничестве, возьми стиль, дощечку и посчитай. Даю слово, если убедишь меня в правоте цифрами, разрешу хулить меня сколько вздумается, слова не скажу! Прилюдно, при всём замке!

— Да я и так уже прикинул, — ухмыльнулся он. — Из самородного золота дешевле будет мельницу поставить.

Мастера заулыбались, кто-то даже хихикнул. Но всё же вид у всех был придавленный.

— Ты срок службы дерева считал? — зло сузил я глаза. Я готов быть посмешищем, но только ПОСЛЕ того, как он докажет. А не до. — Срок службы деревянного колеса? Бруса? А срок службы стальной болванки, которой что ни ссы в глаза — божья роса, нагрузку может принять дикую и хоть бы хны? Сколько думаешь сталь будет служить?

Прокопий пожал плечами.

— Год? Потом сызнова менять?

— Десять лет! — зло заорал я. — Пятнадцать! Какие-то колёса менять придётся, потому, как башня не идеальная, и колёса тоже, где-то больше давить будет, где-то меньше. Где больше — там и ломаться чаще будет. Ну дак у нас мастера рукастые, что, не перекуют?

— Перекуём, вашсиятельство! — почти хором закивали мастера.

— ГОДЫ, Прокопий! За эти годы не нужно будет ebat'sa с ловлей ветра! Особенно в сезон. Жернов будет крутиться всегда, когда ветер есть. Всегда на максимуме, с максимальной скоростью. А значит увеличится выработка муки, что увеличит коэффициент использования установленной мощности… В смысле выход зерна за единицу времени. А это удешевляет содержание и «отбивает» затраты. И для этого не надо будет держать на привязи в дежурном режиме круглые сутки пару волов, если не более. Мельник сам, с подручными, потянет за тросы и башню развернёт. Или систему противовеса типа флюгера сделает, и ветер башню сам заворачивать будет, надо только ему помочь.

— Ну это ты, Рикардо, хватил! — подал голос Вермунд, с интересом, как и Астрид, следящий за концертом. — Чтоб такая махина как флюгер поворачивалась… Никаких колёс не хватит. Тереться слишком сильно будет.

— Мастеровые! Смотрите и учитесь. — Они меня конкретно достали, я даже психанул. Каюсь, и сам не сдержанный, и это долбанное магическое безумие всегда со мной. Всегда, даже в хорошем расположении духа, я вынужден усмирять внутреннего дракона, бороться с постоянной перманентной злостью на всех и вся. Ну а когда злят и сердят…

Повернулся к доске и обнаружил, что она вся исписана.

— Парни, ещё доска есть?

— Дык, нету, вашсиятельство, — прокричал ближайший из мальчишек.

— Ща к соседям сбегаем… — поддержал другой.

Вздёрнул руку, дескать, обождите. Стройматериалов тут было свалено много, но в качестве того, на чём можно мелом писать, не густо. Тут взгляд мой зацепился за накрытый стол.

— Так, братва, аккуратно, чтобы не разлить и не разбить выставляем блюда со стола на траву… И освобождаем стол. Мужчины, помогайте! Быстро! Быстро! — прикрикнул я на столпившихся мастеров. — Да аккуратно, нам потом это ещё есть — чай не свиньи с земли жевать!

Блажь аристократика, его самодурство — явление в этом мире понятное. Потому, кто с улыбкой, кто без, но мастеровые и подмастерья быстро освободили стол, который мне подтащили к уже исписанной доске и поставили на попа.

— А вы чего стоите, мелочь? Давайте по соседям, столы тащите! Есть то мы на чём-то должны? Да побольше, видите, нас тут много. Чтоб на всех хватило.

— Будет сделано, ваше сиятельство! — гаркнул памятный мальчонка, и вся стайка из четверых (уже четверо) пацанят разбежалась.

— Итак, смотрите, конструкция такая, — начал я пачкать столешницу. Мел рисовал хорошо. Ввиду отсутствия ручек и бумаги, народ наловчился писать и на воске, и на бересте (правда у нас в степях этот способ не распространён), и мелом на досках. И средства письма, в частности производство писчего мела, были на уровне. Не такие мягкие тут мелки, как наши детские с козеином, пожёстче даже, чем школьные, но писать было в удовольствие.

Через время вышел эскиз (вроде это называется эскиз, когда от руки и без размеров) шарикового подшипника.

— Смотрите, два кольца. На них — желобок. На большом — внутри, на маленьком — снаружи. — Бог не дал мне технического склада ума, но у нас уж очень хорошая была преподавательница черчения. Я даже слово «изометрия» знаю. Правда только слово. Но дизайнерские проекты как делать изучал, и пририсовать плоскому колечку объём умею. Три дэ наше всё, за ним будущее.

— Оба этих кольца нужно сделать из хорошего качественного металла. Желобок этот не простой, и диаметр колец такой, чтобы между ними, по этим желобкам… Могли кататься шарики.

— Шарики? — спросил кто-то за спиной.

— Ага. Кольца крутятся друг относительно друга и катают шарики.

— Металлические? — последовал новый вопрос

— А как же. И если мы возьмём и всунем во внутреннее кольцо неподвижный вал, а к внешнему прикрепим колесо… То колесо начнёт вращаться. Вот только ничто при вращении не трётся, потому, как тереться нечему. Одно кольцо крутится вокруг второго, а между ними катаются шарики. Сопротивление, конечно, будет, ничто в мире не идеально, но это не дуру скольжением по стапелям таскать!

— Гениально!

— Отпад!

— Матерь божья!

Господи, вот это эффект! Сам не ожидал, что смогу ввести в ступор полтора десятка опытнейших мастеров. Пусть не гильдейских, но всё равно людей достойных.

— Вашсиятельство, возьми в ученики! — Дорофей упал передо мной на колени. — Душу продам, только обучи наукам! Раскрой все секреты!

— Пшёл вон! — заорал я, отскакивая от него, как от чумного, и ко мне тут же бросились отроки стражи, всё время, ввиду отсутствия прямой опасности со стороны мастеров, стоявшие сзади толпы, впрочем, просвечивая её глазами что те рентгены. Отпрыгнув, я продолжал орать:

— Я что тебе, сатана? Дьявол? — отроки взяли Дорофея под руки, подняли и оттащили от меня шагов на десять — во избежание. Ради самого кузнеца. — Какого донжона ты мне душу предлагаешь, катить-колотить?

— Прости! Прости, вашсветлость! — на щеках уже взрослого по местным меркам двадцати с хвостиком летнего мужика (по нашему ближе к тридцати) проступили слёзы.

— А вы что смотрите? — зыркнул я на улыбающихся мастеров остальной компании. — Что я такого сказал?

А знаете, ЧТО я сказал? Что вы — невежды, книжек не читаете! Это! — указал рукой на подшипник, — ещё в древней Элладе придумали! Греки! Древние, — зачем-то уточнил я, хотя тут всё, что касается римской империи и времён до неё считается «древним». — Пифагор. Евклид. Анаксагор. Демокрит. Архимед. Слышали таких учёных?

Ну, допустим не все из перечисленных были механиками, но моё знакомство с местными реалиями подсказало, что я знаю о наследии Империи сильно больше местных. Местные мастера давно забыли имена классических мастеров и учёных Греции. Хотя кое-какие знания, тем не менее, помнят. Так что ничем я не рисковал, а имён надо было наговорить побольше. Где-то эти знания есть, в книгах, в архивах, в частных коллекциях. В монастырях, например, или в департаменте местных Штирлицев — Катарина Фуэго очень образованная дама, например. Правда такие вот мастера по старинке знания от отца к сыну, от мастера ученику передают, и книжек реально никто не читает. Ещё и потому, что дороги они. Мой отец мог позволить себе книги. А вольновыкупившемуся Дорофею откуда знания черпать?

— Читайте умные книги, сеньоры! — подвёл я итог, успокаиваясь, кладя мелок на ближайший камень. — И не делайте глупостей. — Это персонально Дорофею, виновато буравящему землю. — Какие вопросы?

— Так это и на телегу такое хитрое устройство можно поставить? И лошади легче будет? — поднялась в толпе рука, причём кого-то из плотников.

— А по стапелям пустить внешнее кольцо, а на внутреннее, на валы, башню поставить, так что ли, вашсиятельство? — А это сжирал глазами чертёж мастер Рамон.

— Не выйдет, — задумчиво почесал подбородок и выдал вердикт замковый кузнец, когда ещё несколько мастеров построили предположения, как сие «древнегреческое» изобретение можно использовать в быту. — Шарик… Вашсиятельство плохо представляет, что такое шарик. Как его ни обрабатывай, всё равно ровно не сделаешь.

— А если больше сделать? Увеличить? — предложил я. — И тонким напильничком? Меньше погрешность при той же наточке? — А вот это мужик дело говорит. Технологии обработки металла здесь на просто «суперском» уровне. Не рассчитал я. Но с другой стороны, они люди не глупые — пусть думают. Не ломают голову над волшебным вопросом «что сделать?», а решают «как сделать?» Чувствуете разницу?

— Всё равно, — покачал наш мастер головой. — Конструкция сия больно мудрёна. Если шарики будут отличаться, а как им не отличаться-то, то внутреннее кольцо вот так вот прыгать начнёт по сему шарику. — Он рукой показал как. — Вверх-вниз. Вверх-вниз. И по волокнам металла его раздавит. Да и вопрос, как шарики туда вставить, ежли там желобок такой, чтоб они как раз не выпали?

— Как шарики вставить — легко. Если собрать их в одном месте, с одной стороны, они должны войти в желоб между кольцами. — И я принялся рисунками, как мог, объяснять то, что у нас знает любой мальчишка.

— …А потом их развести по желобу, и они сами не дадут себе выпасть. Друг друга, получается, удерживать.

— Это ж как точно рассчитать надо! — удивлённо воскликнул кто-то из толпы.

— А вы, сеньоры, думали, что только Прокопий считать должен? Прокопий министр. Эдил. Он должен деньги считать на ваши поделки. А вот чтоб поделки работали — это уже вы считайте. Или вы бездари?

— Посчитаем, вашсиятельсво, не сумневайси, — произнёс поселковый кузнец, он тоже из простых, но только изначально урождённый вольный. — Время надобно. На опыты.

— А время есть. К осени. Как второй урожай народ соберёт, будем мы всю осень и зиму город строить. Пуэбло был замком, а станет городом. Вот тогда плотину будем рыть, кузницы ставить, мастерские. Оружейную. Луковую. Производство пик. Да много чего делать будем. Вот тогда ваши vundervafli и пригодятся. К тому моменту будьте готовы предоставить рабочие образцы. И сеньоры, поскольку одно дело делаем, давайте организуйтесь сами, соберитесь и решите, кто за что будет отвечать, кто с чем экспериментировать. Кто-то займётся вот такими штуковинами. Кто-то разработкой мельниц. Кто-то будет над арбалетами думать — по арбалетам вечером поговорим, я всех приглашаю на творческий ужин в замок.

— А если их из бронзы отлить? — практически не слушал меня, думая о решении задачи, Дорофей.

— Помнёт, — покачал головой замковый кузнец. — Бронза мягкая. Но для телег попробовать можно, может и выгорит.

— Ну, мягкая. Ладно. Но можно ж не шарики использовать! — не унимался Дорофей, глаза его сверкали, как у Архимеда с его «Эврикой». Он всё это время напряжённо пялился на мой рисунок. — Если не шарики взять, а маленькие прутики? Только толстые? Вот такие, с палец. Но короче. И жёлоб под них проточить, продолговатый чтобы. И будут они бегать также. Вот только прутики легче одинаковыми сделать, чем шарики.

— Дорофей, назначаешься ответственным за рабочую группу по производству подшипников! — выдал я очередную умную мысль и хлопнул молодого кузнеца по плечу.

— А? Что? — вздрогнул тот.

— Говорю, назначаю тебя ответственным за группу, которая будет исследовать и разрабатывать подшипники. К осени дадите рабочий образец с предложениями, как такие делать, чтобы быстро, дёшево, и чтобы прочными были.

— Сделаем, ваше сиятельство! — раздул он грудь колесом. — Только не понял, Под…чего разрабатывать? — захлопал он глазами, зацепившись за незнакомое слово.

— Эта штука так по-гречески зовётся, её греки придумали. Pod-ship-nik! — пояснил я. Естественно такого слова в местном иберийском не было, я произносил его по-русски. Но, боюсь, теперь оно так и будет звучать… Паля меня перед другими потенциальными попаданцами за сотни миль вокруг. А попаданцы они такие, могут и на Штирлицев работать, и на Церковь — что такое перевербовка агентов в обеих названных конторах знают. Но уже поздно изобретать отдельный термин, пусть так и будет. Может потом местные сами придумают что-то, простое своё слово, и сложное моё забудется?

…Придумали. На самом деле придумали. «Вращалка». Позже выделили два подтипа: «вращалка шариковая» и «вращалка пальчиковая». Первая была слишком сложна в обработке, а потому для неё использовали литые бронзовые шарики… И вообще они были целиком бронзовыми, мягкими. И использовалась там, где не было больших нагрузок. С «пальчковой вращалкой» сложнее, на ходу, без кузнеца, такую зачастую не поменяешь, но и надёжность выше. Пальчиковые, то бишь роликовые подшипники, стали использовать там, где нужна точность и большие нагрузки. Например на всех видах мельничьих передаточных механизмов, механизмов кузниц и так далее. А ещё на телегах — телеги по моим виа забегали со страшной скоростью. В этот день бедолага Лунтик совершил в мире под Ивой у Пруда техническую революцию… Но результаты её сам заметил аж года через два, когда «вращалки» шагнули за пределы его графства и стали быстро менять мир.

Правда сам я сумел воспользоваться этим, сняв сливки, но об этом потом — всему своё время.

— Мастер Рамон, входите в группу мастера Дорофея! — приказал я, как отрезал.

— Но… — побледнел горе-кузнец, но не ему было права качать. Он и так тут такой бюджет освоил… Что только по моей милости в холопы не ушёл.

— Дорофей!

— Я, вашсиятельство! — гаркнул новоиспечённый научный руководитель.

— Вместе с мастером Рамоном подбираете себе в команду ещё людей, сколько надо, и работаете не просто над подшипником. Но и параллельно над его применением. А именно: как сделать так, чтобы мельница заработала? Валы, оси, стапеля, ЖЕЛЕЗНЫЕ зубчатые колёса… Всё-всё, под ключ. Ваша задача — за три следующих месяца разработать технологию работы мельницы, чтобы можно было наделать деталей по списку, привезти их в чистое поле, сложить с мужиками башню, сразу всё приладить и чтобы заработало. Причём так, чтобы к любой мельнице в любой округе, которую будем ставить по вашей разработке, подходили детали одна от другой.

— Это сложнее, — почесал мастер затылок.

— Ещё раз говорю, лодыри — за ворота. Идите гвозди куйте для ярмарки. А для серьёзных людей у нас серьёзные задачи, серьёзные деньги и серьёзный почёт. Потому и говорю, никаких крепостных, только вольные, у кого глаза горят. Где хотите находите таких, обучайте, потом освободим, и пусть работают вместе с вами. Работы много обещаю, на всех хватит.

Мельницы же должны быть сборными, механизмы типовыми, одинаковыми на каждой, чтобы можно было в одном месте делать все механизмы и возить по всему графству. И любой мельник чтобы мог не ждать, какая деталь сломается и по её образцу делать, а купить разные детали с запасом, и иметь у себя, любое количество. И в случае поломки не ждать, пока ему скуют или привезут, а поменять из имеющегося, и дальше работать.

— А вот это дело, вашсиятельство! — важно пробасил Прокопий. — На одном этом много солидов сэкономим.

— А то, Прокопий! Мужчины, включайте головы и думайте! Я за вас думать не смогу! Я ремесла вашего не знаю! Профессионалы вы или подмастерья зачуханные?

Стройный хор оправданий. Но я видел, как загорелись у мужиков глаза. Сделают. Разработают. И коня они теперь остановят, и в избу горящую. Ибо их только что какой-то пацан-графёныш-белоручка за пояс заткнул. Не рассказав им ничего сверхъестественного, сверхсекретного, то, что каждый из них в принципе, в теории, мог и сам придумать. Но не придумали. А значит теперь никак нельзя лицом в грязь ударить.

— Вот-вот, Прокопий, этим как раз и будешь заниматься. Это называется СТАН-ДАР-ТИ-ЗА-ЦИ-Я. Или универсализация. Что больше по вкусу?

— Мудрёные слова, — качал головой Прокопий.

Мы не стали обедать. Подкинув мастеру Рамону ещё деньжат, я сказал накрыть нормальный стол, на нужное количество персон с запасом. Съездим к Светлой и вернёмся, вот тогда и попируем. На мельнице сейчас трешъ и угаръ, пол-посёлка столы накрывают. Весь посёлок после сегодняшнего и доедать за нами будет — вряд ли и половину приготовленного осилим.

— В одном месте делаются детали. На одних и тех же станках, работающих от водяного колеса. Одними и теми же мастерами. Мастерами, день за днём делающими одно и то же, знающими работу в совершенстве, не допускающими брака. Себестоимость таких деталей будет сильно ниже, чем если скуёт безрукий деревенский кузнец, но главное, что любая деталь подойдёт к любому механизму во всём графстве.

— К любой мельнице? — Кажется мой новый министр не понял масштабов, не по-министерски пока мыслит.

— Нет, Прокопий. Стандарты будем делать не на МЕЛЬНИЦЫ. А на ДЕТАЛИ. Например, примем стандарты колёс. Для тяжёлых телег, для карет, для бричек-тачанок там. Каждой будет соответствовать своя «вертушка». Свои оси. Свои спицы. Только эту же «вертушку» можно будет поставить как на телегу, так и на… Ну, станок, который дрова пилит. Я условно говорю. С телеги — на станок. Или наоборот. Или на башню воротную — решетку поднимать тоже механизм вращательный. Чем на каждый механизм свой ковать, мастер приходит на рынок и выбирает из строгого размерного ряда тот, который ему нужен. И один из них однозначно должен подойти, так как и станки, и воротины, и механизмы — все-все будут рассчитываться на строго определённые «вертушки». И валы. И оси. И спицы. Понял?

— Мудр ты, Рикардо, не по годам! — тяжело, но ободрено вздохнул бывший управляющий, осознавая фронт работ. — Но это ж надо, чтобы во всех уголках графства все мастера про те стан-дар-ты, — сверился он с восковой дощечкой, — знали? Это ж надо список их составлять и всем рассылать?

— Ага. И список этот постоянно пополняться будет. Думаю, нужно на площадях торговых и на досках, где образцы королевских мер веса и длины висят, и наши стандарты вывешивать. И тех, кто не по стандартам торгует — выгонять с торжищ. Вон, видите, утверждено, каким гвоздь должен быть? Какая длина, вес, какая шляпка? Чего ж ты, морда, нестандартным торгуешь? Пшёл вон отсюда!

— Что, и гвозди делать… Стан-дар-тны-ми?

— С гвоздей надо и начинать. Поначалу сложно будет, Прокопий. Потонешь в проблеме. Потому создавай себе команду квалифицированных помощников. Сам не потянешь. Канцелярию создай, писчим делом чтоб занималась, учётчиков, разработчиков. Потом инспекторов натаскаешь, чтобы ездили по дальним далям и проверяли, как там кто работает и стандарты соблюдает.

Но как устаканится, сам увидишь, графство на коне будет. Мы все окрестные гильдии за пояс заткнём. А после и соседи у нас наши меры перенимать будут. Не меры веса и длины, а меры деталей. А кто будет лучшими их производителями?

— Вашсиятельсво, — заметил едущий с другой стороны от Прокопия, но внимательно нас слушающий Ансельмо, другой мой министр, — гильдейские вскоре тоже на наши… Детали перейдут. Тоже их ковать начнут. И за качеством следить.

— Но монополии у них не будет, — парировал я. — Сейчас монополия у них, а если кто что делает, так это творчество деревенских увальней низкого качества, им не конкуренты. А после наоборот будет, НЕ деревенские увальни будут делать больше и лучше, у них будет УЖЕ налажено производство, которое им только предстоит перевооружать, вкладывая деньги.

— Но и у нас уже не будет монополии! — возразил он. А, ясно, что это за квестор, если он не жадный? Пардн, экономный?

— Ансельмо, не будь жадиной, — усмехнулся я. — Знаешь в чём ошибка сеньоров капиталистов? В своей жадности они хотят всё загрести себе, устроить монополию. Заставить всех покупать свои товары и почивать на лаврах, не дуя в ус и не напрягаясь. Лучше в замке, на природе, девок трахать, а не пахать, как вол. Работа сама делается, а они сливки снимают. Вот только такие как правило не видят новинок, промаргивают их и оказываются в жопе у Истории. Пусть гильдейские перенимают стандарты. Пусть нам в спину дышат. Это будет нас же мотивировать на сидеть на лаврах, а новые новинки выдумывать Я только за. И если мы не оплошаем, то как только ониначнут делать стандартные детали, а мы к тому моменту уже графство всё на них переведём, закончим модернизацию и начнём строить что-то новое.

— Что? — засияли глаза этого крепостного прощелыги.

Я улыбнулся и пожал плечами.

— Пока не знаю. Придумаем. Кто ищет — тот всегда находит.

— Мудр ты, Рикардо, не по годам мудр! — вновь позволил себе отеческое отношение ко мне Прокопий.

— Стараюсь!

Глава 4. Сладкий Лунтик или о новых проектах покорения мира (часть 1)

Глава 4. Сладкий Лунтик или о новых проектах покорения мира

…Бля!

..Как же хреново!

…Свет в глаза? Где я?

Так, кажется это моя собственная комната. В собственном замке. Охуенном собственном замке, мечте любого дрочера-попаданца в магическое средневековье. Который я получил вместе с переносом сюда, и теперь вою, как бы хотел, чтоб этого не случилось. Ма-а-а-а-ать!

— Вот, Ричи, попей водички. Попей-попей, родимый!

Голос надо мной. Знакомый. Родной. Такой добрый, пахнущий детством…

— Роза… Ещё! Ещё давай! — попросил я, попробовав того, что мне дали.

Старая служанка, служившая ещё отцу. Волшебница! Фея крёстная! Ибо принесла целебный нектар, только и могущий унять это дикое ощущение, когда хочется удавиться.

— Эль, вашсиятельство! Самый лучший, некрепкий! Как ты и любишь!

Да понял уже, понял. Я пил из огромной деревянной бадьи (люди знают толк в опохмеле), жадно поглощая целебную жидкость, от которой головная боль проходила, а набат в висках звенеть переставал. Боже, что мы вчера пили, что так повело? По подбородку и груди текло, но было плевать. На всё плевать. Наконец, бадья опустела.

— Спасибочки, Роза. Ты моя спасительница! — признал я.

— Что ты, Ричи!.. — Служанка засмущалась.

— Вольную хочешь? — Я веселел и радовался жизни на глазах.

— Да что ты, куда ж я пойду… — Ещё больше засмущалась и сделала шаг назад. И ещё шаг.

— Так зато перестанешь рабыней быть. Разве оно того не стоит?

— Да куда уж мне на старость лет-то? — Искренность в голосе, сбивающая с панталыку. — Не гони, Ричи.

— А что тебе любой охламон может ноги раздвинуть? Не зыркай, ты не такая и старая. Да и охламоны разновозрастные бывают. И ударить могут. И избить.

— Ой, да я тебя умоляю! — Она пятилась и пятилась к двери. — Вашсиятельство, спускайтесь, её милость баронесса Кастильяна зовёт всех завтракать… — И юркнула за дверь.

Да уж, не надо думать, что все хотят свободы. Это сильно неправда. Не зря же у меня целый Мартин Лютер из «Воронова крыла» над этим вопросом думает. Кстати, как бы узнать где он и в какой стадии решение?

Быстро надев штаны, но только штаны, оставив торс оголённым, спустился в замковый двор. Надо было освежиться, выгнать потом из себя алкоголь. Я привык пить мало, чтобы голова была трезвая. Совсем не пить не получается, тут в принципе безалкогольных напитков почти нет, но крепкого в рот не беру. А тут такая пьянка случилась, что вышел из состояния равновесия.

— Орлы, всем привет! — ворвался я в кордегардию, где заступившая недавно смена (судя по солнцу было часов одиннадцать, почти полдень, вот это дрыхну) отчаянно рубилась в «козла». Нет, не домино. И не кубики. Что-то похожее на карты, но играемое деревянными похожими на домино костяшками. — Кто не на постах — за мной!

— Так это, вашсиятельство… — растеряно залепетал один из бойцов, далеко не мальчик.

— Вино? — Я подошёл и взял кувшин, стоящий перед одним из воинов, тоже не мальчиком, но помладше.

— Никак нет! Пиво! — испуганно гаркнул тот.

Попробовал… Пиво. Не крепкое. То, что надо.

— Хорошо, что не вино, — похвалил я. — А то я б десятнику всё-всё про тебя рассказал!

К счастью батя, несмотря на общую бездарность управления графством, смог внедрить правила, что те, кто на службе, в карауле, пить не могут. Под страхом потери месячного жалования. Учитывая, что месяцы тут длинные, это приличная сумма для провинившегося. Пиво можно, его крепость нигде не задокументирована, вот воины и нашли лазейку. Но вновь к счастью десятники бдят. Ибо это «преторианская» сотня, расквартированная в замке, в моей столице, а не где-то в Лимесии. Какие порядки там — даже думать не хочу.

В общем, я выглушил весь кувшин, под кислые взгляды двух десятков отроков и мужей, после чего вновь скомандовал:

— Рубахи долой! К общей ежедневной пробежке товсь!

— Чудит граф… — донёсся до меня возглас убелённого сединами воина.

— Не чудит, а пытается заняться общей физической подготовкой! — парировал я. — Что это за воин, который не выполняет воинских упражнений?

— И чем упражняться будем? — спросил сосед «пострадавшего», оставшегося без пива. — Конно? Оружно? На деревянных мечах?

— Первое и главное упражнение — это бег! — стараясь быть серьёзным, произнёс я. — Ибо если вашу клячу грохнули, меч потерян, а копьё сломалось, только это упражнение может спасти вам жизнь. Шучу я! Орлы, за мной во двор — бегом! Кроме тех, кто на карауле.

Два десятка мужиков, стесняясь своего вида (голый торс тут не принят; не то, что какой-то эротический подтекст, просто не принят и всё, вот и стесняются) выбежали следом. Я прошёлся вдоль нестройной, кто в лес, кто по дрова, шеренги. Физрука нашего школьного на них нет. Да уж, орлы. Эти орлы на многое способны. Уже доказали это в Аквилее. И единственное, что я могу сделать для них, отблагодарить, это приучить к регулярному закаливанию. Как в армии, где всей ротой зимой снегом обтираются и никто не болеет. Эпидемии здесь страшны, до половины населения выкашивают, пусть хоть какая-то защита будет.

— Орлы, к ко-пью! — рявкнул я на весь замковый двор. Это значит «направо». «Налево» — «к щиту». Думаю, связано с вооружением пехотинца в строю. Когда-то варварская пехота отлично воевала, это потом с увеличением благосостояния и распространением лошадей и кольчуг её роль свелась к защите стен, а единственной военной силой в поле (а значит и в
принципе военной силой) стала латная рыцарская конница. — Бегом-арш!

Команды «марш» тут нет. Воинское сословие здесь почти поголовно потомки германских варваров, но немецким языком в местном наречии и не пахнет. Это я по старинке. Но меня послушались, и мы побежали. Дружно, толпою, трусцой.

На самом деле тут знают всё о воинских упражнениях. Воины и бегают, и прыгают, и растяжки делают. Без растяжки ты ногу на коня не закинешь. Бег — базовое упражнение, куда без него, как ты собрался поножи таскать и сабатоны, если «копыта» не развиты? Но как в нашей армии, бег не является краеугольным камнем. Ибо воины тут пешком не воюют. Всё верхами. А значит и ударения на этом не делают. А вот тренировки конным строем, маневры, сшибки — этого в подготовке выше крыши. И ещё, конюшня замковая, конюхов в ней много, но считается, что за БОЕВЫМ конём каждый воин обязан ухаживать сам. Конюх, конечно, и напоит, и накормит животину, но не всегда это должен делать слуга, иногда и хозяин. А мыть-купать его лучше хозяину — связь с животиной, боевая слаженность. Дружок, вон, как дулся, что я долго его не навещал. Ездовым лошадкам на это пофигу, а боевые чутко реагируют.

Первый круг вокруг замка все бежали бодрячком. Но после группа растянулась на сотню метров. Я к счастью был в первых рядах. Ломало, хотелось блевать, дыхания не хватало, но знал, надо! Я должен быть трезвым! Ибо вчера, во время пьянки у мельника Рамона, слуги успели донести, что приехали купцы из Аквилеи, говорили что хотят встречи по вопросу зерна. А такие речи лучше на свежую голову вести. А ещё я их повёл бегать, я — пример, как покажу — так и будет. Надо терпеть, но показывать пример и дальше, как бы ни хотелось упасть и прямо тут умереть. Пьянь эдакая!

Второй круг пробежали показно бодро, но вот третий начали сдавать все. Хотя казалось бы, чего тут бежать? Что такое три километра для физически развитых и подтянутых бойцов? Ан нет, бег это не на лошади скакать, дело непривычное.

После третьего круга сжалился и повёл команду в ворота, что многие восприняли с облегчением, издав радостные возгласы не стесняясь быть непонятыми.

— Орлы, стройся! — Задыхающиеся воины выстроились в ряд. Я и сам дышал через раз, но прилив сил чувствовал неимоверный. — Орлы! Благодарю за компанию! С этого дня утренняя пробежка считается обязательной! От неё освобождаются только хромые, больные и караульные! И чтобы вы не сомневались, что это дело полезное, развивает воинские качества, гадом буду, но буду бегать вместе с вами! Прошу продолжать службу! Желающие могут ополоснуться в терме, только быстро!

— Вода ж холодная, кто её грел? — раздался с порога голос одной из замковых служанок, руководящей несколькими другими служанками. «Мамка».

— Я должен был предусмотреть и отдать об этом приказ, когда выбегали за ворота, — повернулся и улыбнулся я ей. — А так придётся мне греть, как провинившемуся. Быстро, набрали несколько бочек воды, уже иду!

Ох, тяжело. Аж голова закружилась. У воды колоссальная теплоёмкость, чтобы разогреть бочку надо огромное количество энергии. Я был опустошён — не то слово. Нужно срочно поесть чего-то сладенького. И желательно не разбавленного водой мёда — от него воротит. Пью, куда деваться, но воротит — капец! Сахарку бы, но с сахаром тут напряжёнка. Привозят, как и у нас в своё время в Европе, из-за моря, из колонизованных не так давно, каких-то пятьсот лет назад, королевств. Стоит примерно также, как тогда в Европе стоил, что на аптекарских весах взвешивают. Короче, дорого. Потому я, шатаясь, догрел воду «пердячим паром», а затем, обессилев, позволил двум молодым служанкам меня быстро растереть золой и ополоснуть. После чего в терму стали заходить мои сегодняшние спутники — работы у девочек хватит надолго.

Поднялся в обеденную залу. Всё уже было накрыто, и присутствующие ждали в нетерпении.

— Рикардо, как это называется? — поднялась со своего места сестрёнка, гневно сверкая глазами. Конечно, они не могли начать завтракать без меня, когда я объявил, что буду с ними. Не принято, я ж тут главный. Всё давно остыло, а меня всё нет — кого хочешь зло возьмёт.

— Нужно было срочно протрезветь, — честно признался я. — Выгнать потом всю гадость из организма.

— Поэтому нужно было бегать так долго вокруг замка? А гвардейцев зачем потащил?

— Спорт — залог здоровья! — изрёк пафосную фразу, отмечая, что моей старухи-милашки нет. — А Анабель где?

— Кому-то в деревне плохо. Что-то серьёзное. На ночь ещё уехала. — Астрид, поняв, что разноса не состоится, присела на место. — Рикардо, давай уже завтракать?

Завтрак я начал со сладкого, которым аж давился, как запихивался. Потом перешёл к каше. Каша была не сладкая, с мясом, графский вариант — крестьяне мясо не каждый год видят. Кстати, степи это пастбища, почему? Надо будет попытать своих министров. Но затем успокоился, организм набрал глюкозки и доедал, как нормальный человек. Правда съел двойную если не тройную порцию, но кто мне тут может что-то указать?

Прокопий выглядел сильно хуже меня. Ансельмо, а я приказал его сажать за наш стол, все покривились, но мне пофиг, тоже. Они ж тоже с нами бухали. И Вермунд, но тот молодцом держался — это со штатских крыс чего взять? Родственничек же молчал. Сидел и всё время смотрел в тарелку. Кривился. На него тоже было плевать. Падре же был… Падре. Как обычно. Так что можно сказать, что завтрак удался.

— Слушай, Прокопий, — с пакостной улыбкой произнёс я, понимая, что старому приказчику сейчас любые мои вопросы как набат, а отвечать надо. — Я вчера когда Дружка из конюшни выводил, видел, что лошадям белую свёклу дают. Кормовую.

— Дают, — убито кивнул тот. — Не всё ж этим обжорам овёс жрать? Эдак овса не напасёшься. И сена даём, и свёклу. А зерно то больше для походов.

— Вот только нигде я не видел, чтобы она у нас росла, — продолжал пытать я, ибо вопрос со сладеньким не давал покоя. Ну не может такого быть, чтоб при таком количестве попаданцев никто не догадался.

— Дык, не сажаем потому что, — развёл руками Прокопий.

— Покупаем? — Я недобро сощурился. К счастью министр причину недовольства понял.

— По три асса за мешок, Ричи. Даром. Если будем свои поля засевать, вместо пшеницы, больше потеряем. Пшеница дорого стоит, её, такую хорошую, только у нас, на Юге можно вырастить. На севере она похуже, мягкая, и урожай если сам-три — сам-четыре будет — уже хорошо. А в иные годы и сам-два, еле на посадку наскребают. Вот и растят свёклу, скоту на корм. Свёкле её всё равно, она и там урожай даёт.

— М-да, — вырвалось у меня. — Но красную мы выращиваем. — Это я точно знал, ибо видел, из чего приготовлены продукты. Да и грядки со свёклой, привычной, красной, у замка есть.

— Так красную — её люди едят, — пояснил Прокопий тоном, что «Рикардо, это ж все знают». — А белая — только скотине на корм.

— Но всё же, логистика, транспорт. За морем корова пол-асса, да два лунария перевоз. Как так?

Нахмурился, собирая мысли в кучу. Но ответить не успел.

— Так баржи, вашсиятельство, на Север гружёными идут, — взял слово Ансельмо, которому, судя по виду, было чуть получше, спасая коллегу по министерскому креслу. — Товары всякие доставляются. Зерно. Мёд. Воск. Пеньку. Ткани. А оттудова чего везти? Руды, металлы, лес. Только лес так сплавляют, за судами и баржами тянут. А баржи полупустыми идут. Да всё вниз по течению, да вниз. Чего бы свёклой то не нагрузить, раз больше нечем?

Я тяжело вздохнул и задумался. Средневековая экономика не так сложна, хотя структурой нам непривычна. Хайтек, продукты высокого передела — это одежда, канаты и верёвки, металлы и изделия из них. Лён тут есть или нет не знаю, в основном используют шерсть и хлопок — хлопок точно есть. А это Центр и Юг. Сырьё для лёгкой промышленности поступает с Юга в Центр, там на мануфактурах из него делают ткани, которые и везут на Север. Канаты — то же самое. А Север у нас бедный. Если на твоей земле есть шахта — ты богач. Если нет — нищий. Оттого северяне кучкуются вокруг богатых владетелей, там нет такого, как у нас, что каждый граф и герцог сам по себе сила. Там всего несколько «сил», хотя графов больше десятка и пять герцогов.

Вторая по доходности отрасль — зерно. Ибо это реально валюта, мерило всего. У нас всё в долларах меряют, а тут в «мерах», то есть в мешках зерна. Мешок примерно килограмм двадцать пять, но точнее не скажу, плюс/минус, сложно сравнить с тем, что было в прошлой жизни, так как нет общих унифицированных единиц измерения. Всё на глаз. Тут уже додумались до эталонов масс и длин, они проверяются особой королевской службой, и контрольные образцы развешены на щитах на каждой торговой площади. Но эти меры никак не связаны с метрической системой. Имея твёрдую валюту, зерно, ты можешь обменять её на что угодно. Здесь скорее курс лунария зависит от стоимости меры зерна, а не наоборот. Это как если бы у нас было: «Сегодня курс американского доллара стоит одна сотая бочки нефти, курс евро — одна семьдесят пятая, а курс рубля — одна сто семьдесят пятая». И всем всё понятно. Валюты курсы меняют, нефть остаётся.

Потому пусть мы, дворяне Юга, занимаемся не самым доходным бизнесом, но зато самым надёжным. И нам нет резона искать рынки сбыта — рынки сами приедут к нам. Или мы приедем. Но всегда своё продадим. Еды в средневековье всегда мало! Аксиома.

Ну и наименее рентабельно тут овощеводство. Одним зерном сыт не будешь, без овощей никуда, но вот выращивают их везде, и возить на дальние расстояния нет смысла.

…Кроме как, оказывается, если ты не живёшь на севере королевства и тебе больше нечего предложить остальным регионам. Дрова? Да. Но что такое дрова, это проценты от населения. Массово сотни тысяч на заготовки не отправишь. А и отправив, просто на следующие годы нечего будет рубить и сплавлять — лес растёт долго, нужно давать ему вырасти. А чем занять остальное население? А оно при текущей рождаемости, когда женщина беременеет в среднем раз в год, даже с эпидемиями и войнами прёт как сумасшедшее. Вот и остаётся выращивать пшеницу на сам-два, только для своего пропитания. И овощи. Вот только чтобы рыцарей снаряжать натурального хозяйства мало, надо что-то продавать ненужное, чтобы купить ненужное (по заветам лучшего экономиста всех времён и народов кота Матроскина). Оружие из воздуха не делается. И платить воинам надо, особенно во время войны. Нужен для Севера универсальный экспортный продукт кроме леса и железа (где оно есть, а есть не везде). Вот и гонят тысячи тонн кормовой свёклы, ибо любой другой товар в Центре и на Юге нафиг не сдался. Своего хватает. А вот свеколку за два-три асса за мешок… Даром то есть… Легко!

— Прокопий, ты всё ещё управляешь замком? — родил я, наконец, идею.

— Пока не прибыла новая управляющая, да, — собрал, наконец, мысли в кучу министр.

— После завтрака распорядись, чтобы нашли на кухне несколько чанов, металлических, самых больших, какие есть. А ещё я для нашей знахарки устройство хитрое привёз, называется пресс. Пусть подарки для неё принесут туда же.

— Туда же это куда? — нахмурился он.

— Да чего далеко ходить? Давай во дворе замка прям и расположимся. Пока.

Значит, нужны дрова, много дров. Несколько больших чанов, лучше из бронзы или меди.

— Найдём.

— И несколько мер свёклы. Пускай её хорошенько бабы помоют, но не режут. И ждут меня, пока приеду.

— А что делать-то будем? — не понимал он.

— Для начала — сладких петушков на палочке наделаем. Для детей. Дети — цветы жизни. А потом посмотрим, что получается, может чего и родим интересного?

— Сделаем, вашсиятельство, сделаем, — закивал он. «Ричи, как ты достал своими идеями».

— Ричи, ты меня пугаешь! — вскинула носик Астрид.

— Дорогая, тебе понравится! — расплылся в пакостной улыбке я, представляя, как её удивлю… Если получится. Ибо я, конечно, видел, как бабушка делает петушков. И сейчас помню их карамельный вкус. У них в деревне, в регионе, где свёклу выращивают, её было валом, и своим, колхозникам, давали за так. Помню как она варится, и потом, когда она густая-прегустая. Бабушка в тазу это делала, во дворе дома, на летней кухне. Я стою над тазом и постоянно мешаю, мешаю, мешаю специальной коричневой от карамели палкой… Вонь от таза идёт специфическая, сладко-горькая. Таз пригорелый потом, не отодраишь…

…И искомые петушки, застывающие в формочках. Которых раздаю друзьям по улице, с которыми играю и хожу на речку…

Дай бог вспомнить! Ибо даже я, граф, использую для раскачки после магии разбавленный мёд. Ибо везут его из-за моря, из заморских королевств, где делают из тростника. Ричи пробовал его, много раз, но ключевое слово «пробовал». На то, чтобы пить с сахаром чаёк по утрам (фу ты, чая тут тоже нет, ну да ладно, что-нибудь придумаю) даже графского дохода не хватит. А мне нужны деньги, ОЧЕНЬ много денег, чтобы быть независимым от короля.

…И ещё у меня такой вопрос: если вдруг опыты получатся, и проект с «сахарными петушками» взлетит, с кем будет дружить Север?

Правильно, с главным своим торговым партнёром, который будет скупать у него всю свёклу по хорошей цене, расплачиваясь дефицитным зерном, которое этой зимой взлетит в цене. Твёрдой валютой то есть.

Повеселев, я молча доел и пошёл на встречу с купцами из Аквилеи, сказав Прокопию и Ансельмо ожидать — после снова поедем будущий город размечать.

«Сладкий Лунтик» — вертелось на языке.

* * *
— Нет, ваше сиятельство, вы не поняли. Мы готовы участвовать в этом. Но нам нужны гарантии, — произнёс первый купец.

— Гарантии чего? — воскликнул я, разведя руками.

— Вы должны нас понять, — продолжил второй. Они назвали имена, но поскольку я этих людей не знал, про себя окрестил их «первый» и «второй». Они же «маленький» и «большой», ибо один был невысокого и щуплого сложения, второй же крепкого, высокий, с небольшим «купеческим» брюшком. Они мне полчаса сейчас рассказывали, что наше дело швах и «так не получится». А главное не получится потому, что Томбо не смог удержать информацию «среди своих», и уже каждая собака в наших краях в курсе готовящейся акции под названием «Зерновой Консорциум Юга».

Аквилейцы фишку просекли и собираются сами провернуть такое, используя меня как «стрелочника» — вот в чём суть претензии, с которой приехали эти сеньоры. Городские гильдейские в итоге наживутся, поскольку у них и стены крепкие, и порты удобные, и крыша королевская, а мне и тем, кто со мной свяжется, прилетит от всего королевства за поднятие цен, потому, что все уже знают, что это я планирую их повышение. Я буду крайним, меня выставят, как виновника инфляции, то бишь подорожания всего (ибо зерно это валюта, и его подорожание автоматически запускает инфляционные процессы) в глазах ширнармасс, и особенно в глазах дворян Центра, Севера и Востока королевства. Где нет таких тёплых зим и такого солнца, где урожайность сильно ниже и своего не хватает. А дворяне — это армия, это власть.

Но я — владетель, как-то отобьюсь, если всем скопом не навалятся, а вот им по шапке настучат по-любому. И логичный вывод — расходы за это должен нести я.

— Вы должны нас понять, мы — маленькие люди, — продолжал «второй», он же «большой». — Вы — знатный и высокий человек. Если осенью передумаете и начнёте распродавать зерно, не выдержав борьбу с королём и другими владетелями, мы просто прогорим и пойдём по миру, ибо сейчас будем закупать будущий урожай по завышенным ценам.

— Плюс всё же не ясно с хранением, — вернул слово «маленький». — Пуэбло — крепость в чистом поле. Здесь будет храниться ваше зерно. И будет храниться его в несколько раз больше обычного. Своё зерно вы будете держать, разумеется, в стенах укреплённого замка. А всё, что останется, размещать за стенами. А в этом году ожидается большой набег, что… Ослабит оборону графства, — дипломатично сформулировал он то, что я могу вообще без войска остаться. Мне стоило бы кашлянуть, типа «кхе-кхе, полегче», но не стал. Пусть лучше неприглядную говорят, но правду.

Видя, что я дозволяю выражаться так, за что от другого владетеля они бы схлопотали по первое число, «маленький» продолжил:

— И после его отражения у вашего сиятельства может не быть достаточно сил, чтобы отбиться от воинственных соседей, не желающих голодать из-за ваших так называемых афёр, о которых все будут знать. Вы отсидитесь в крепости и сохраните всё, что сможете, но то, что расположено в посаде — скорее всего будет разграблено. И как-либо повлиять на вас мы не сможем — это в человеческой природе защищать в первую очередь своё.

Дипломатичный сукин сын. Всё высказал в лицо, но подведя под: «Ну это же порядок вещей». Не придерёшься. Хотя слова его стопроцентная истина — даже очень богатый купец не сможет ничего предъявить крупному владетелю. Сгорит их зерно? Разграбят? Я умою руки: «Это не мои проблемы, ребят». И они утрутся. Хотя именно я их пригласил и предложил свои склады, причём бесплатно. Но своя рубашка всё равно ближе к телу.

— У нас семьи, дети, — продолжил «большой». — Мы не хотим прогореть на ровном месте. А потому согласны в этом участвовать, но нам нужны гарантии.

Я тяжело вздохнул, встал и зашагал по кабинету. Как же не хватает кофе! Хорошего натурального нашего земного кофе! И взять негде — в колониях… То бишь новых королевствах за морем нашли много всего интересного, сахар, вот, привезли. Хлопок. Да-да, пятьсот лет назад и привезли, а широкое распространение он получил только лет двести как. Даже перец привезли! Здесь не как в средневековой Европе, перец не на вес золотого песка продаётся, нормально пряности кушаем (хотя из всех пряностей только перец и лавровый лист и есть). Но вот кофе не нашли на новом континенте. К сожалению. И чая тоже.

Наконец, успокоил нервишки, подошёл к окну и посмотрел вдаль, на полоску Светлой. Скоро здесь будет город. Большой и красивый. Но пока буду наслаждаться видом пасторали.

— Сеньоры, — зло усмехнулся я, разворачиваясь, прислоняясь задницей к подоконнику. Жаль карманов нет, не придумали, а то жест был бы красноречивый. — Сеньоры, а теперь посмотрите на всё с моей стороны. Я предлагаю ДОБРОВОЛЬНОЕ дело на паритетных началах. Мы будем заниматься немного разным, я — торговать своим, вы — закупать и перепродавать чужое, но цели у нас будут одни. Запасти на складах как можно больше зерна этого года урожаев и дождаться высоких цен, после чего сбывать маленькими партиями в прибыль себе. Да, так многие пытались, мало у кого получалось, но это не безнадёжное дело, если делать с умом, если партнёры готовы положиться друг на друга.

Но вы не готовы на меня положиться и ставите условия. Хотите гарантий? Хорошо, я дам их вам. Но что получится в итоге? Если дело выгорит — прибыль мы делим на всех. Но если нет — то убытки несу один я, вы как минимум останетесь при своих.

Нет, сеньоры, синдикат не предполагает такого подхода к проблеме. Или мы играем на равных началах, или нет. Я готов хоть завтра огородить прямо вот эту площадку за своей стеной, до самой реки, на которой будем скоро строить дополнительный порт для барж с малой осадкой, обнести её рвом и частоколом, готов не брать с вас ничего за хранение — но при условии, что сторожить добро будут ваши люди, разумеется. Но никаких гарантий давать не буду. Я не собираюсь вас грабить и накладывать лапу на ваше зерно просто потому, что это не разовая акция, планирую и дальше работать с серьёзными людьми, в том числе вкладываясь в рисковые предприятия. Толку с того, что украду у вас несколько десятков тысяч мер зерна? Ну, за раз разбогатею. А дальше что? Что мне делать потом, когда никто в мире не будет мне больше доверять?

— Так что нет, сеньоры. Я свои намерения озвучил, — отрезал я, закрывая переговоры. — Хотите сотрудничать — вперёд. Добровольно, на паритетных началах. Нет — досвидос, амигос. «Кидать» вас не буду, но и гарантий не дам.

— Приятно было пообщаться, — отвесил поклон «маленький», после чего оба купца, вежливо раскланявшись, ретировались к выходу, матеря меня про себя. Конечно, в такую даль тащиться и зря. Но я, блин, дурачок что ли, не понимаю, что они хотели? Поиметь меня, сосунка, они хотели! На моём хребте в рай въехать! Фиг им!

— Ансельмо! — крикнул я, приоткрыв дверь.

Ожидающий в приёмной министр тут же вбежал внутрь, старательно ретушируя растерянность на лице. Чего боялся? Что позволю себя поиметь? А хорошо, что батя додумался перед кабинетом небольшую комнатёнку выделить, кстати, уменьшив тем самым площадь кабинета. Для ожидания гостей и посетителей самое то, хотя секретаря у меня пока ещё нет.

— Садись, — указал на гостевое кресло, сам вернулся в своё. После чего кратко изложил происходящее. — Что думаешь?

— У Аквилейцев много денег, вашсиятельство, — покачал головой Ансельмо. — И стены крепкие. Они уже начали скупать товарные векселя на будущие урожаи по всему Югу. В том числе облапош… Купили весь будущий урожай у двух ваших же баронов.

— И ты молчал? — заполыхал я изнутри, еле сдерживаясь от приступа пиромании, как бы не спалить к херам собственный кабинет?

— Хотел сказать, но вы все последние дни заняты… — покроно опустил он глазки в пол — уже знает, как со мной общаться.

— Ладно, плевать, — махнул я рукой и расслабился. Бароны — зло, и с этим злом надо заканчивать. Без баронов мне, может быть, хватило бы средств содержать армию на границе! Если бы получал ВСЮ прибыль со своей земли. Безо всяких заморочек с карантенами, сроками феодальной мобилизации и постоянным срывом оной. Но просто так лишить барона баронства нельзя — нужно веское основание. Разрулим и с баронами, один хрен они хоть и мои вассалы, «но в моё хозяйство не лезь, я — владетель». Будем думать. Время есть.

— Вот что, Ансельмо. Давай ноги в руки и езжай-ка ты в Аквилею, — выдал я вердикт по результатам размышлений, окончательно поборов гнев.

— Зачем? — не понял квестор.

— Поднимешь старые связи. Сделаешь аквилейцам предложение, от которого сложно отказаться. А именно, предложи организовать синдикат ИМ. Им, понимаешь, а не стае этих безмозглых купцов. Они, как коллективный игрок, я, как владетель, и несколько доверенных и очень богатых купцов. Ах да, с возможностью подключить к синдикату Санта-Магдалену. Тамошним перцам я через время сам сделаю предложение, буду в их краях.

— Но… Они же наши главные конкуренты! — хмурился министр, не одобряя такой подход.

— Не-а. Они наши ПАРТНЁРЫ, — с усмешкой парировал я. — Ибо не можешь бороться — возглавь. Пусть каждая собака знает про синдикат, и что его придумал я, и что у меня ничего не получится. И они тоже пускай вовсю рассказывают эти сказки. А рядовые гильдейцы пусть даже делают это искренне, подтверждая слухи. Но верхушка гильдии пусть скупает зерно и складывает в своих неприступных стенах, под хохот, какой я глупый и молодой владетель. А вот как настанет зима, и цены взвинтятся до небес, тогда и посчитаем прибыли. Отдельно нажми на координации действий между ними, мной и Магдаленой. Об этой координации никто не должен знать, мы должны выглядеть соперниками, врагами, жесточайшими конкурентами. Все должны ждать, что своей войной мы собьём цены и не паниковать… Пока не будет поздно. И отдельно передай, что я понимаю, что на меня напала Катарина Сертория, и их город не виню ни в чём.

— Порт. Они не простят такого, — снова покачал он головой.

— А это их не касается. Это моё феодальное право делать на своей земле и со своим зерном что хочу. Я всё равно не смогу конкурировать с их стенами и их портами. Но так мне дышится легче.

— Попытаюсь, — покачал головой Ансельмо. — Но порт всё портит.

— Нет, друг мой! — одёрнул я. — Не «попытаюсь», а «сделаю»! Невзирая на порт. Ты вообще представляешь, о каких деньгах идёт речь?

— Больше всех, ваше сиятельство, — снова склонил он голову, предвосхищая мой гнев. — Как представляю и то, что у нас не хватит денег продержаться даже до Декабря. Вы будете вынуждены продавать зерно, когда оно ещё не до конца поднялось в цене, нарушая собственные же предложения аквилейцам по координации.

— А вот это объясни им отдельно, — расплылся я в пакостной улыбке. — Тайно, нашепчи. И скажи, что деньги мне будут нужны сразу и много, и хорошим людям продам крупной партией. А ты так и быть посодействуешь, чтобы «хорошие люди» были те, кто нужно.

— Ну… Если честно, ничего не понял, — замотал он головой. — Сделать-то сделаю, но что в итоге-то, ваше сиятельство?

— Ансельмо! Мне нужен синдикат! — воскликнул я. — Монопольный сговор с главными игроками региона! И это должна быть не разрозненная мешанина из сотни независимых купцов. Я буду играть только с серьёзными людьми. Вот и донеси до них эту мысль.

— Хитёр, вашсиятельство. Хитёр. Двойное дно, отвлечение внимания… А там и тройное дно, всё это — тоже отвлечение внимания, только уже аквилейцев.

— После похода на Санта-Магдалену, когда появится информация по бандитам и по тому, дадут ли мне деньги на строительство дороги, вернёмся к стратегии. Пока ты понял, всем всё обещай, мути воду, в мутной воде легче ловить хорошую рыбу.

И кстати, не забывай, что ты — квестор. Высший магистрат графства по финансам. А я постоянно дёргаю тебя по мелочам — съезди, реши, договорись. Давай, пара дней тебе, устрой здесь себе секретариат. Пока в замке, у нас много пустых помещений, потом, как начнём строить город, переедешь. Чтобы у тебя прямо сейчас было несколько хороших расторопных парнишек, на которых можно повесить писанину и отчёты. И начинай создавать круг доверенных помощников для работы с регионами и с ключевыми торговыми партнёрами в дальних краях. А ещё лучше возьми себе заместителя, который будет отвечать только за связи с партнёрами. То есть, перевожу на человеческий: кто будет заведовать нашей разведывательной сетью по всему королевству. Где какие дела делаются, где что по чём продаётся, какие проекты выполняются, где какие важные ключевые персоны — чтобы оперативно к ним подкатывать и задобрять. Конкурентов надо знать и пасти на их территории. Сразу всё ты не потянешь, потому и говорю, найди кого-то на этот пост.

— Рохелео Кавальо, — произнёс мой министр и загадочно улыбнулся.

— Если ты думаешь, что это имя мне о чём-то говорит, то ты ошибаешься, фыркнул я. — Подробности в studiyu!

— Мы… Вместе занимались теми делами, за которые меня судили, — пояснил он. Понятно, предок был в курсе. Но я ж не предок, я его сын-алкоголик, не интересовавшийся делами графства. — Я не успел бежать, думал, выкручусь. Наивный. А Рохелео оказался умнее и сразу свалил, ночью забравшись на один из кораблей своего компаньона. И добрался до Картагены, где спрятался под крылышком герцогини. Его осудили, Аквилея не раз передавала в Картагену запрос о его выдаче, но герцогиня непреклонна, и он до сих пор там.

— Она его родственница? — нахмурился я. Герцогиня покровительствует купцу? Странно. Сословия разные.

— Нет, — закачал головой квестор. — Но его семья в седые времена очень сильно помогла её семье, нищему пограничному барону на грани разорения. Став герцогиней, она отплатила сыну человека, который вытащил из трясины её отца, благодаря чему и она, кстати, смогла выйти замуж за герцога, став завидной невестой. Рохелео служит герцогу Картагены, но там он не управляющий всеми делами, как я, а один из, и у него, как и у всех, много врагов. И уехать, бежать он не может — его ищет королевский город, и ступи он на землю любого королевского вассала…

— Понятно, — закивал я. — Значит, если выкупить его у аквилейцев… Сможешь?

— Когда на кону будут ТАКИЕ деньги, и ТАКОЕ сотрудничество… — Министр ехидно заулыбался. — Они умеют считать деньги, сеньор граф. И это решение им ничего не стоит.

Я-то здесь. Продали в своё время. А будет здесь и он. На таких же правах.

— Тебя забрили в холопы, — парировал я. — Вечные, без права самовыкупа. Его — нет.

— А давайте предложим Аквилее направить его к нам на исправительные работы? — с хитринкой улыбнулся квестор. — Пусть на пожизненные исправительные работы его направит суд, а мы его выкупим, как каторжанина? Каторжанин не раб, не крепостной. Он… Просто наказан. В отличие от меня, Рохелео хорошо отделается, его будут принимать в любых домах королевства и не только королевства, и при этом, несмотря на наказание, сможет свободно перемещаться, пока находится на вашей службе. И предать не сможет — ибо кроме вас, вашсиятельство, ему только одна дорога, в Картагену, где он настолько примелькался, что не факт, что сбежать оттуда — плохая идея.

— Действуй, даю добро, — разрешил я. — Финансирование любое, кадры решают всё, но сам понимаешь, мы не Крёзы, больших трат не потянем.

— Я решу этот вопрос, — склонил голову квестор.

— Тогда жду результатов. И это… Ансельмо, я серьёзно. Начинай формировать аппарат. Купцы — это хорошо. Связи. Но на тебе все налоговые сборы. Пошлины. Ярмарки. Не забывай.

— Через три недели вернусь и приступлю к обязанностям, — склонил он голову. — Могу идти?

— Да. Через час будь готов, поедем город размечать. А сейчас давай сюда Вермунда.

* * *
С Вермундом вопрос был прост и поставлен чётко, по-военному. Кого из баронов мобилизовывать для захвата… Пардон, для принуждения Санта-Маргариты к порядочности? Соседей города нельзя — могут быть повязаны. Баронов, в землях которых происходят бесчинства, тоже нельзя, как и тех, по чьим землям награбленное движется на запад. Нет, эти саботаж устраивать не будут, но первым делом попытаются замести следы. Вместе с носителями знаний об этих следах. И я ничего не смогу сделать. Дёргать людей издалека нет смысла — на юге графства ждут набег, а восток графства слишком далёк. Выбора по сути и нет, но дело в деталях. У каждого барона свой карантен, срок отбывания с войском на границе, либо там, где укажет моё сиятельство. Если мобилизую их сейчас, внепланово, да ещё во время посевной первого урожая… Потом в Лимессию их не загоню, нужно будет давать время и мобилизовать кого-то другого. Видите какая адская работа? Вовремя я её на старого сотника спихнул, пусть у него голова болит. В итоге остановились на трёх удовлетворяющих всех кандидатурах — барон Доминик Алькатрас (не смейтесь, и правда так зовут, и ни слова о тюрьме тут не слыхивали, и вообще «Алькатрас» переводится не как «Скала», как я думал, а как «Альбатрос»). Пожилой и очень опытный воин, по словам Вермунда — честный служака, на которого можно положиться. Двоих сыновей из четырёх потерял в Приграничье, ненавидит орков, а ещё больше ненавидит изменников, которые не приходят на помощь когда надо. Оба сына погибли в разное время, но по одной причине — не дождались подкреплений от не особо спешивших на бой коллег-баронов. Думаю, со старичком сработаемся. Второй — Рикардо (как и я) Ковильяна. Тоже дедушка, в летах, но несколько моложе Алькатраса. Тоже по словам Вермунда хороший воин, но именно воин, не стратег. Тактик. Третий — Эммануэль Веласко. Молодой барон, но зарекомендовавший себя, как энергичный молодой человек. Беден, как церковная мышь, имея три дочки, которым нужно собрать приданное, а потому, думаю, мы с ним отдельно сработаемся. Ибо в нашем походе возможен вариант с конфискацией неправедно нажитого, и тут ему данный поход в масть. Ещё дёрнули его потому, что в основном располагает лёгкой конницей (беден же), а мне как раз тяжёлая и не нужна. Конный лучник в кольчуге с мечом — самое то для принуждения к правопорядку и войны с неорганизованными бандитами. Бандиты это, разумеется, не лапотные крестьяне с дрынами, но и не регулярная латная рыцарская конница вроде польских крылатых гусаров позднего средневековья. Нечего из пушки по воробьям палить.

Когда вопрос с кандидатурами и карантеном решили, я достал пергамент из стопки на столе, и, дав новоиспечённому консулу чернильницу и перо, принялся диктовать документ, аналогов которых в этом мире пока ещё не знали.

— …А посему, в связи с тяжёлой криминогенной… Давай по слогам: кри! Ми! Но! Ген! Ной! Ну, это значит очень большая опасность со стороны бандитов, разбойников и других лихих людей. …Криминогенной обстановкой, волею и с поддержки его величества короля Карлоса Шестого, ввожу на территории королевства и прилегающих территориях режим контртерро… Давай снова по складам. Контр! Тер-ро-рис-ти-чес-кой! Операции. Обязываю всех должностных лиц графства оказывать повсеместную поддержку силовым структурам графства, борющимся с разбойниками и сочувствующими им лицами. Также всем должностным лицам сопредельных территорий, а именно графства Авилла, герцогства Мериды, герцогства Бетис и вольных городов Новая Аквилея и Санта-Магдалена, напоминаю, что данная операция выполняется с ведома и при одобрении его величества, в связи с чем прошу оказывать всемерную поддержку в борьбе с террористами.

— Загнул! — хмыкнул Вермунд, ставя в конце пергамента точку.

— Стараюсь. На чём остановился? Ах да…

— Ричи, а что значит… Контр-тер-ро-ри-сти-чес-ка-я? — прочитал по складам Вермунд.

— Против террористов. Тех, кто оказывает террор. Разбойники-бандиты всякие. И их сообщники.

— А-а-а-а… Хорошо. Переписать пергамент сей и разослать всем сопредельным владетелям?

— А также нашим баронам. И старостам, но только тех регионов, где будем действовать, пергамент денег стоит.

— Это понятно, — усмехнулся он.

— Давай лучше думать, как снабжать войско. Вот тут будем мы ехать, — наклонился я над разложенной на столе карте-схеме графства. — Вот отсюда — Алькатрас. Вот отсюда — Веласко и Ковильяна. Где нам встретиться? Второй вопрос — на пути следования надо заготовить овса и жрачки. А значит надо уведомить старост и обязать выставить припасы для четырёхсот человек в определённых пунктах. Каких? На каком расстоянии?

— Давай я обсчитаю всё и вечером распишу, куда откуда и сколько, — лоб старого вояки прорезала большая морщина. — Мне не нравится, что ты собираешься всех воинов кормить за свой счёт. Так не принято. Мы им жалование платим.

— А вот тут я прения не принимаю. Я ДОЛЖЕН кормить войско в походе и точка! А ещё должен его поить. Кипячёной водой. И это новшество буду внедрять в походе, нужны фляжки. После города поеду в посёлок, озадачу литейщиков. Забыл об этом вчера, всё о жерновах и о колёсах зубчатых говорили. Да об арбалетах. А что у меня треть войска к концу похода от поноса свалится — не подумал. Каюсь, опыта мало.

— Ну ты даёшь! Прям отец в молодости! — ностальгически покачал головой Вермунд и грустно улыбнулся. — Надеюсь, у тебя всё получится.

— И это, Ричи, как хочешь, но в этот поход ты должен взять слугу! — не терпящим возражение тоном произнёс он. — Не пристало графу самому разъезжать. И облачаться тебе кто-то помогать должен.

— А ещё мне секретарь нужен, который будет за мной записывать и указы писать, — подлил я масла в огонь, понимая, что дядька, чёрт возьми, прав. — Знаю. Хорошо, про слугу понял — подумаю. Но есть одно «но», рабов и некомбатантов таскать не буду. Нужен тот, кто сможет быстро обучиться стрелять из арбалета и хотя бы не поранит себя, если ему меч дать. Вольную ему обеспечу.

— Твоё дело. — Он осуждающе покачал головой. — Ох, разбрасываешься ты вольными, не к добру это…

* * *

Глава 5. Сладкий Лунтик или о новых проектах покорения мира (часть 2)

Место для города мною было выбрано руководствуясь не целесообразностью, а необходимостью. Целесообразностью как раз отличался подход моих предков к строительству замка. Площадку от замка до самой Светлой тупо заливает по весне. Этой весной разлив был так себе, зима малоснежная, но бывает, что две-три сотни шагов до замка вода всего не доходит. Именно поэтому вопрос с плотиной нужно ставить ребром, и строить с прицелом, чтобы плотина защищала город от разливов.

— Полностью-полностью перекрыть? — чесал бороду Прокопий. — Это ж выше баржи больше ходить не будут.

— А они часто ходят? — усмехнулся я.

— Не то чтобы, но бывает.

— Всё просто. Там, с той стороны, нужно сделать водохранилище. С постоянным достаточно приемлемым уровнем воды. И баржи как раз, или суда с низкой посадкой, пройти смогут. Как раз до плотины.

На самой же плотине сделать несколько сливов… Назовём их гидроагрегатами. Включаются параллельно, независимо друг от друга. И каждый вращает своё колесо. Один агрегат подключим к домне, к мехам. Другой — к кузне. К молоту. Третий ещё куда. Передача — через зубчатые колёса.

— Эк, сложно придумал ты, вашсиятельство, — покачал головой мастер Гней, уважаемый замковый оружейник. — А ежели сделать канал со ступенями, и на каждой ступени ставить по колесу? И мастерские так разведём подальше друг от друга, чтоб не мешались, и не надо будет длинные валы через зубчатые колёса тащить на большое расстояние.

— Думал я так, — согласно кивнул ему головой. — Все так делают. Вот только перепад высот каждой ступени маленьким будет. Если зима или лето, воды мало, никому толком не достанется. А если одна большая плотина, то хоть что-то работать да будет. И через колёса механизмов можно будет подключать по очереди то меха, то молоты. Да и смысл далеко разводить, если все мастерские тут будут по железу? Лучше уж всё вместе, чтоб недалеко друг от друга возить пришлось.

— Задал ты задачу, сеньор граф…

Своим, замковым, кто меня с детства знает, к кому в мастерские я пацанёнкам бегал, кто меня угощениями подкармливал, я позволяю на «ты». В смысле ещё Рикардо позволял, а я не вижу причин ломать традицию. Но деревенские меня так называть уже не могут.

— Вот что, Гней, ты мужик башковитый. Подумай. Я вижу это так. — Я слез с Дружка, взял одну из валяющихся неподалёку веточек и принялся рисовать контуры Светлой. Мы только что проехали вверх миль на пять, напоили коней и вернулись, примерную схему все понимали.

— Вот так примерно русло проходит. Вот тут делаем горловину — сужаем его. Как горлышко бутылки или кувшина. Саму реку, пока строим, пускаем в обход, благо, сейчас лето и можно канал прокопать. А строить зимой будем, когда крестьяне урожай соберут и от безделья маяться будут, и зимой уровень воды тоже низкий. Итак, реку ведём кругом, здесь перекрываем щитами и строим плотину из камня. В камне делаем оконца — те самые гидроагрегаты. С оконцев желоба — слив воды, падающей на большие тяжёлые колёса. Большие — чтоб инерция была, чтобы скорость вращения постоянной была. От колёс через железные валы и шестерни… Ну, это значит колёса с зубцами, механизмы передающие на берег, где и ставим мастерские.

— Это ж куда что размещать тщательно продумать надо, произнёс Дорофей. Большая часть мастеров вслед за мной спешилась, встала кругом и смотрела за художествами.

— Вот именно. Очень точная проработка, сколько шагов от одного механизма одной мастерской до другого другой. Потому, что увеличение расстояний — это потери на трение и износ валов и шестерёнок. Блин, да запишите себе где-нибудь, шестерёнка — это колесо с зубцами! — понял я по недоумённым лицам, что слово для них новое. — Просто самое малое такое колесо можно с делать с шестью зубцами, меньше не получится, потому — шес-те-рён-ка, — пояснил я, на ходу придумывая отмаз. Отмаз прокатил, а кое-кто действительно записал на приготовленной вощёной доске, где уже были записаны другие мои умные мысли.

— Также, отдельно, надо предусмотреть аварийный сброс воды, минуя колёса — продолжал вещать я, вспоминая устройство Саяно-Шушенской ГЭС. После той аварии все СМИ про устройство плотин мусолили, весь интернет ломился версиями со схемами и картами — трудно было верхов не нахвататься. — Когда половодье, когда вода с той стороны подопрёт, чтобы можно было открыть сброс мимо колёс, чтобы снять лишнее давление, не ломая их к чертям. Возможно? — посмотрел я в глаза Гнею, планируя заставить его этим заниматься. Почему-то показалось, что глаза его загорелись, ему такое интересно, пусть он всего лишь луки мастерит по месту основной работы. Хочер человек — значит пусть и делает.

— Отчего ж нет, вашсиятельство, — пожал он плечами, не выходя из состояния перманетных раздумий..

— Вот. Теперь водохранилище. Первый этап — просто насыпь по этому берегу, и совсем немного, для выравнивания, по тому. Перепад, как мы увидели, в целом по руслу неплохой, Светлая течёт быстро. Но не подняв уровень и не сделав запас на большой площади, не получим и приемлемый уровень тут. К тому же…

Разговор о плотине вышел на полчаса, не меньше. Солнце уже клонилось к закату, а мы всё спорили. Под конец меня в пух и прах разбили, выявив слабости в следующих вещах:

— я ни хрена не понимаю в геодезии. Никто не делал замеры перепада высот, и как их сделать на таком большом объёме пространства — никто не знает. Техника не доросла.

— а значит никто понятия не имеет, по каким границам надо делать водохранилище, то есть где остановится вода, если запирать её насыпью в этом месте. Может где найдёт лазейку и потечёт мимо, пробив себе другое русло. Мы перелопатим тысячи тонн земли, но итогом станет только то, что Светлая потечёт в обход, руша вообще всю экономику и оборону этого района Пуэбло.

— мы продолжим копать, и будем делать это год за годом, десять лет, и двадцать, пока не отсыпем столько земли, что… Короче, я технический дундук, и меня мягко ткнули этим фейсом об тейбл. Саяно-Шушенские ГЭС строятся только тогда, когда человечество до них дорастает. Мой же случай — наше родное Рыбинское водохранилище с торчащей посреди из воды колокольней, убитыми насмерть сельхозугодьями драгоценного плодородного Юга и практически нулевой выход (мощность ГЭС сопоставима с одним блоком Череповецкой ГРЭС, только на ГРЭС этих блоков бывает до двенадцати штук без засирания огромных площадей).

В итоге решили не мудрствовать, а просто сузить Светлую, пустив её в искусственный рукотворный тоннель-канал, в котором за счёт сужения русла вода будет бежать быстрее. А значит, колёса вращаться будут. Медленнее, ибо перепада нет, они будут погружные, а не как я предлагал, с падающей сверху водой. Те — для горных рек, у нас не выйдет. Зато с регулируемой высотой погружения, чтобы зимой как у мастера Дорофея не висели, не касаясь воды. И канал можно сделать длинным, поставив вдоль него сразу несколько мастерских. Решили с запасом делать, если время позволит. По половодью, что делать весной, когда воды будет много, мастера обещали подумать, возможно канал и по высоте будет с запасом, а сами мастерские на укреплённой возвышенности, не на ровном берегу. В общем, пусть думают.

Все работы планируются зимой, как я и думал первоначально, но к зиме надо запасти каменщиков и собственно камень для строительства, начать завозить глину и известь. И это снова натолкнуло меня на расширение добычи
извести, ибо для виа её потребуется огромное количество. Где бы людей взять? Каменщики загодя начнут тесать камень для канала, а мужичьё зимой будет копать отвод и строить собственно искусственное русло из заготовленного летом и осенью камня.

Работы — валом! И всё это я повесил на Прокопия. Всю организацию в смысле — пусть и людей ищет, и мастеров, и камень с лесом завозит. Проектирование же канала с колёсами смог повесить на Гнея, хоть тот и начал отбрыкиваться, осознав масштабы проблемы.

— Сеньоры, — произнёс я, когда основные вопросы, кто за что отвечает, решили и утвердили. — Уже сумерки, а у мастера Рамона от ожидания вино скисло, наверное. Предлагаю вернуться к столу, а то мы не жрамши весь день, и продолжить завтра. А пока, пока вы все собраны вместе, у меня к вам следующая мысль. Это не просто пожелание, это объективный фактор. Здесь, на этом самом месте, — потопал я ногой, будет создан промышленный claster. Целая сеть из связанных друг с другом производств. И на эти производства потребуются люди. Не несколько подмастерьев, а десятки полноценных мастеров и сотни помощников и разнорабочих.

— Сотни? — произнёс кто-то.

— Если здесь будет стоять с десяток мастерских, да рядом ещё несколько десятков других, связанных с ними товарными цепочками — да, сотни. Начнём мы с железа и муки, но потом нас ждут и ткани, и канаты, и лес — все продукты, которые будем делать. У нас будет не гильдия, а супергильдия из мастеров разных профилей. А кроме того мы заберём лучших кузнецов, плотников и других мастеров со всего графства, и туда тоже нужны будут специалисты, которых хрен знает где взять.

— Короче, сеньоры, сейчас я дозволяю вам поездить по графству и привезти с собой толковых ребят, кто сколько сможет и кому сколько нужно. Каждому из них обещаю вольные. Это вам помощь — на первое время.

Но после будет нужно поставить здесь отдельную, самую главную мастерскую. Которая будет производить не железо, не муку и не сукно, а… Мастеров. Сеньоры, для того, чтобы всё это работало, нам потребуется собственный технический институт.

Слово «институт» было в местном языке, видимо, у него латинские корни. И означало оно ровно то же, что и в моём мире. «пацанов» я огорошил, хотя они как бы уже привыкли, что у меня куча улётных идей и от меня можно всего ждать. Стояли долгое время, разину вты.

— Это будет мастерская по производству мастеров, — повторился я, — людей, которые получат в его, института, стенах базовое техническое образование. Где вначале вы передадите им навыки и секреты мастерства, требуемые для работы, а после, когда кадровый голод немного утолим, это будут делать профессиональные мастера-механики, возможно что из первых ваших учеников.

— Зашибись! — воскликнула Астрид. Всё это время она присматривалась ко мне, слушала, что говорю и молчала. Оценивала мой потенциал так сказать. — Ричи, а ты не слишком много на себя берёшь?

В воздухе запахло грозой, и мастеровые, как и отроки охраны, подались назад, давая нам пространство для разборок.

— Нет, сестрёнка, — покачал я головой, чувствуя, как просыпается злость. — Поверь, никакая промышленность не сможет существовать без подготовки кадров. Маленький городской цех, где сбыт гарантированно расписан на годы вперёд — да. А настоящий промышленный claster — нет. А нам нужен именно claster, так как с весны следующего года я буду строить в графстве новую армию, основанную на иных принципах и ином вооружении.

— И что же за принципы и вооружения? — сузил глаза Вермунд, как бы не влезая в наши разборки, но и демонстрируя, что пока он не на моей стороне.

— Наша главная проблема — степняки. Которые приходят и творят, что хотят, — заговорил я, чувствуя, как меня мотает от гнева и бессилия. — Мы кормим дикое количество солдат, но их всё равно мало, они всё равно не успевают везде.

— Он хочет раздать всем крепостным арбалеты! — фыркнула Астрид, обращаясь как бы к Вермунду, на самом деле для всех. Выражая этим презрение моим умственным способностям. — И пики. Пики! Крепострым!

— Сестрёнка, ни в коем случае! Ни один крепостной не получит оружия! — возразил я. — Его я раздам, бесплатно, но только вольным людям!

— Ещё лучше.

Мастера старались смотреть кто куда, только не в нашу сторону, её или мою. И я чувствовал в них смятение. И коллективное — слишком много интересной информации услышали, и индивидуальное — больную тему затронул. Ибо многие из мастеров вышли из крепостных. Почти половина. Отец точно был попаданцем, и активно давал вольные… Мастеровым. Не во всём графстве, но в деревнях вокруг кузнецы были вольными, и ходили на заработки на ярмарки во время торжищ после урожаев. Как и плотники, и кожевенники, и мельники (у нас есть ветряки, только мало, всего штук шесть на огромное графство, и штук пятнадцать водяных колёсных мельниц — у Ансельмо в отчёте есть). Держал ребят по принципу из той рекламы: «Кормить надо лучше, они и не улетят». Но так, чтобы ВСЕХ освободить? Это реально революционная мысль.

— А ты считаешь, что караваны невольников, уходящие на юго-восток, уводящие по нескольку тысяч человек ежегодно, это нормально? — зарычал я, как дикий зверь, чувствуя, что глаза наливаются кровью. — Ты считаешь, что у тебя, у твоего графства, хватит ресурсов для развития и роста, если мы не заткнём эту лавочку и не прекратим эту хрень?

— А ты считаешь, что вооружённые колхозники могут что-то противопоставить огромному и сильному урук-хаю? — закричала она в ответ, также не сдерживая эмоции, а главное, накопившуюся ко мне ненависть. — Эти выродки даже броню носят только кожаную, железная «унижает их доблесть» излишней защищённостью. Что им твои пики и стрелялки селян?

— Когда в каждой деревне они будут за десяток убитых и пленённых оставлять хотя бы по одному своему, урук-хаю, — заревел я в ответ, чувствуя, что на грани срыва, расставляя руки в стороны и «срывая клапан», сбрасывая ярость открытым пламенем (от которого все мастера дружно отпрянули, как… от огня). — Когда они начнут платить своими жизнями не в соприкосновении с нашей конницей, а от стрел и болтов колхозников из-за тына, от их пик в воротах штурмуемого поселения, они зарекутся сюда ходить! Либо будут ходить такой армадой, что разминуться с нашими отрядами просто не смогут, и для этого в Овьедо и Альмерии стоят готовые выдвинуться войска. Войска, Астрид, а не лапотники за тыном! И это будет совсем другой разговор!

«Колхозники» — это снова игра моего подсознания. Есть непереводимое местное слово, пренебрежительное отношение к крестьянам не потому, что они угнетаемые рабы, а из-за презрения к крестьянскому труду. Подсознание попаданца просто нашло ближайшую аналогию. Моё «лапотники» — слово из той же серии, синоним, означающий ещё и необразованность оных крестьян.

— Я думаю, идея неплоха, — встал между нами Вермунд, пресекая готовые сорваться слова, после которых нам будет сложно помириться. — Астрид, время покажет, прав ли Рикардо. Но я считаю, мы должны попытаться. Как кровь уходит из раненого тела, убивая его, так и степняки лишают нас будущего, выпивая нашу кровь, наших людей. Король не просто так позволил себе в наш адрес скотскую акцию — он просто понимает, что мы, несмотря на то, что имеем самые лучшие и богатые земли, ничтожества, с которыми можно делать что угодно. С другими владетелями он вряд ли бы рискнул на подобное.

Он хочет прибрать графство себе. Сами защитить его мы не сможем. Как было при вашем отце больше не будет. А значит надо придумать что-то новое, чего ещё не было, что может нам вытащить нас из трясины. Всех нас, девочка.

Он фактически загородил меня от неё. И Астрид, попыхтев, убрала глазки в землю.

— Прости, дядька Вермунд. Возможно Ричи прав. Он прав тем, что что-то пытается делать. Но иногда лечение бывает хуже болезней.

— Дай ему шанс, девочка, — покачал Вернунд головой. — Я знал вашего отца. Он всегда был выдумщиком. Может хоть у Рикардо получится то, на что не решился он?

Опа! Я многого не знаю. Папик тоже хотел освободить крепостных? А чего мне никто про это не рассказывал? Хотя я о том же с самого начала, ещё до поездки в Аквилею говорю?

— Я подумаю. — Астрид развернулась, подбежала к лошади, вскочила на неё и рысью отправила в сторону виднеющегося вдали замка. — Но! Но! Пошла!..

Вермунд обернулся, пронзил меня глазами… Но ничего не сказал.

— Я это… Вашсиятельство. — прокашлялся и обратился Гней. — Идея с институтом хороша, точно говорю. И с плотиной. И с шестерёнками, — сверился с дощечкой. — И даже с вертелками на шариках. Но может… Как-то резко слишком, всем оружие раздать?

— Ты хочешь, чтобы из тебя сделали жаркое, а твою жену и детей увели с верёвкой на шее в Степь? — отрезал я. — Если хочешь — вали! Найду другого. Эй, сеньоры! — закричал я для всех. — Кого всё устраивает — валите! Я не держу вас на своей земле! — Сеньоры потупились ещё сильнее, и снова подались назад, особенно с глаз исчезли те, кто ниже статусом, выставив под удар замковых мастеров и тех, кто из ближайших селений. — Но я, blyad', не хочу, чтобы нас, человеков, МОИХ человеков, с моей земли, всякие зеленокожие уроды делали рабами и мясом! — ярился я. — Кто разделяет мои ценности — давайте работать! Пахать, как проклятым! И мы это сделаем! Ибо дорога в тысячу миль начинается с первого шага! А кто готов в котёл и на вертел — pizduyte naxuy с моей земли! Всё ясно?

— Так мы это, мы ж не против…

— Мы ж за, вашсиятельство…

— Вы только обскажите как, мы всё сде… — начались возгласы. Мастера включили заднюю. Ну и слава богу.

— К мастеру Рамону! Водка стынет! — выдал я итоговый приказ, когда нервная дрожь прошла, а ярость поутихла. — И быстро пошёл сквозь строй к скучающему Дружку.

Потом была пьянка. Во время которой я объяснял устройство доменной печи, козыряя словами «шихтоподача», «двуконусное устройство», «флюс», «присадки» и «футеровочная кладка». Я, конечно, гуманитарий ещё тот, но когда у тебя в родном городе стоит и дымит изо всех щелей, отравляя всё на свете, «Северсталь», некоторые вещи ни разу не слышать просто невозможно.

Помню чей-то уважительный возглас:

— Эх, вашсиятельство! Не был бы ты графом, золотой бы из тебя кузнец вышел!..

От таких людей это похвала восемьдесят пятого левела. Я аж прослезился. Аж самому жаль стало, что я граф.

Потом мы с нашим кузнецом и мастером Гнеем, обнявшись, опираясь друг на друга, чтоб не упасть, шли домой и орали песни. Я пел какие-то вещи из нашего мира, на русском, поясняя смысл на местном. Что-то вроде: «Выходила на берег Катюша…» и «Тёмная ночь, только пули свистят по степи…» Отроки ехали на конях вокруг, шагом, естественно, но не мешали и не помогали, идо замка мы так втроём и дошагали…

…А после помню только, как проснулся с больной головой.

Ничего, Астрид примет. Не поймёт, но примет. Удара с тыла, с её стороны, не ждал. Ибо она теперь уже, благодаря дурости отца, баронесса де Кастильяна. С моей смертью графский стол ей ни разу не светит. Скорее Катрин дорогу откроет, а та тут всё быстро к рукам приберёт. С другой стороны она понимает, что после взятия его сестры в заложники, король не даст мне пятьдесят тысяч серебра. То есть войско у меня только до осени. А далее или перевод всех на карантен с раздачей баронств на оставшихся своих землях, либо что-то совсем новое из моего мира. Пусть неприятное, не принятое здесь, не понятное, но, блин, позволящее графству не схлопнуться.

* * *
— Что там мастера, мастерят? — спросил я, когда выехали на просторы. Сегодня нас было всего трое, я, Прокопий и Ансельмо. И пятёрка отроков разъехалась по окрестностям. Зачем так много не понимал, возможно Вольдемар тренировал так подчинённых, чтобы к службе привыкали. Новая метла сотни по-своему метёт. А он всегда был как раз десятником моего личного десятка и лучше всех знает требования к личному составу десятка телохранителей.

— Мастерят, — морщась от звона в голове, произнёс Прокопий. Он ночевал в посёлке, где — не знаю, но с утра привезли его на телеге. — Мастер Дорофей как опохмелился, в кузницу уехал, говорит, его нет, пока он вертелку шариковую не соберёт. Думаю, гонять своих будет в шею, но завтра первый образец привезёт.

— Пусть везёт, — согласился я. — Посмотрим.

Действительно интересно, как могут воплотить идею подшипника кузнецы махрового средневековья?

— Мастер Рамон, тоже похмелившись, начал что-то строгать на мельнице, — продолжил Прокопий. — Что — не смотрел, в замок уехал. Зато видел мастера Гнея, уже в замке был, что-то своим подручным командовал. А перед выходом мне занёс бересту со списком, на кого вольные сделать. Пока в своём кабинете оставил, приедем — на пергаменты перепишу. Десять человек! Десять, Рикардо! — А это с укором, чтоб мне стало безумно стыдно за своё решение. Ага, ща-аз!

— Оформи, подпишу, — бегло кивнул я, разочаровывая старика. Сумрачного настроения Прокопия не разделял, свободные люди работают лучше рабов, как ни крути. — Сам что думаешь насчёт плотины? — перевёл стрелку на насущное.

— Если ты всех крестьян к зиме отпустишь, нам придётся им тут, на строительстве, деньги платить, — вновь вернул тему к больному Прокопий. — Без барщины их на работы не загонишь, как загнать вольных-то? Дело оно может и доброе, вот только погождать надобно, пока не достроим. А там и раздавай.

— Ансельмо! — прикрикнул я, ибо квестор отскакал чуть дальше и в беседе участия не принимал.

— Я, вашсветлость? — подъехал он к нам.

— Объясни коллеге, что такое платёжеспособный спрос?

— Ну… — Квестор задумался и даже почесал лоб. — Это когда ты привозишь товар в город, а в нём граф какой зимовать приехал. Или бароны прискакали к кому-то на свадьбу или бал. Или у купцов празднование, и они в том городе собрались. И твои товары быстро раскупаются. А ежели потом привезёшь, когда нет никого, или ранее, то и не продать товар вовсе. Потому, как у лапотников денег нет, мастеровые прижимистые, а купцы все разъехались. Это когда деньги у народа есть, чтоб товар купить, вашсиятельство.

— Вот! Правильно мыслишь! — похвалил я. — Вопрос. Если крестьянская семья всю жизнь голодала, по весне в муку говно-траву добавляла, а тут зимой на подработке заработала и у неё деньги появились, на что она их потратит?

— Дык, знамо на что! На зерно и потратит, — развёл руками Ансельмо. — Купит, чтоб на следующий сезон хватило. Или корову купит.

— Либо не будет продавать своё зерно на эту же сумму, — подсказал я. — Ведь обычно продаёт побольше, чтобы копыта не отбросить. Одним зерном не проживёшь, а чтобы что-то купить, деньги нужны. А теперь можно продать меньше, а больше съесть. Так?

— Ну, получается, так.

— То есть, если мы раздадим деньги рабочим, что будут копать нам плотину, мы уменьшим поступление зерна на рынок, а значит, повысим цену продажи для себя. Так?

— Дык, разумеется, вашасветлость! Вы ж у нас голова, верно мыслите! — Подхалим этот Ансельмо. Но боюсь, перевоспитать не смогу. По морде съездить — смогу, а перевоспитать — уже нет.

— Так объясни это Прокопию, — фыркнул я. — И поясни, что в окрестных сёлах каждая собака должна знать, что за работы мы будем ПЛАТИТЬ. Чтобы лишнее зерно не продавали. А то продадут — потом покупай задорого. Мне своих людей жалко.

— Чего их жалеть, — не задумываясь произнёс Ансельмо, но тут же спохватился. — Хотя да, это ж ВАШИ люди…

Шельмец!

— Ричи, что нам даст непроданное зерно из нескольких деревень? — спросил Прокопий, стоя на своём. — Там вопрос об очень малой части, они на оптовую цену и не повлияют почти. А на остальное будут серьги покупать жёнам, да сапожки дочкам, да мёду на праздник, да ещё чего…

— Не страшно. Мы повысим их уровень БЛАГОСОСТОЯНИЯ, — не сдавался я. — В целом. Купят сапожки и серьги сейчас — значит, потом не купят. А потом вместо сапожек купят что-то, что продадим мы. Мебель. Шкаф, например. Кожаную куртку и шляпу из НАШЕЙ кожи. Мы ж плотницкие мастерские тоже будем ставить? И кожевенные? К уже имеющимся. Или топор новый купят. Или плуг хороший. С лемехом.

— С чем? — спросил Ансельмо.

Я нахмурился. Да чтоб ещё подробности помнил!

— Потом расскажу. Главное то, что человек с данными ему тобой деньгами принесёт тебе больше пользы, чем если ты ему денег не дашь. При условии, что ты ему же будешь за эти же деньги продавать то, что ему надо в хозяйстве. Производить надо больше товаров самим, сеньоры, и тогда будет плевать, сколько мы платим за работы. Эти деньги нам сторицей вернутся на втором круге обращения. Крестьянин хочет кроме хлеба ещё одежду, мёда, немного воска, гвозди и топор, да подкову и телегу новую. И на третьем круге тоже — тележникам, скорнякам, кузнецам, пасечниками и плотникам, тоже и хлеба хочется, и мёда, и овса для лошадки. У них появятся деньги и куда они их понесут? Понял, Прокопий? И со всех них мы будем собирать налоги… С которых возвращать деньги, оплачивая тем же крестьянам труд, теперь уже на строительстве виа. И по новой: первый круг обращений, второй, третий… Это называется «стимулирование производства через потребление».

Оба купца, а Ансельмо я тоже отношу к купеческому сословию, ибо закабалён был за преступление, да ещё как «стрелочник», закивали. Про оборот средств тут знали. Да наверное об этом везде знают, где есть торговля.

— Но есть работы, которые мы должны начать задолго до зимы, — вернулся я от теории на грешную землю. — Наоборот, прямо сейчас надо начать. Прокопий. Это к тебе вопрос.

И я рассказал про то, что ему нужно будет вот на этом самом месте построить много-много амбаров, да ещё на сваях, либо насыпав под них земли с глиной — чтобы весной не затопило.

— Что, ВСЁ зерно графства? — качал он головой.

— Возможно, и не только, — недоумённо покачал я головой, ибо пока ещё не понял, с кем в союзе буду «ломать» его величество и его королевство, не желающее платить за собственную безопасность, перекладывая её на карман одинокого бедного нищего Лунтика. — Всё, что удастся скупить нашим партнёрам. Часть будем хранить в порту на Белой, там Никодим, мой компаньон, уже «рулит». Говорят, уже место нашёл, правда это только слухи. — Приехавшим купцам я не доверял, а информация от них. — Скоро строиться начнёт. И мы тут не должны лицом в грязь ударить. Если скажут, что привезут зерно сюда — должны встретить и сохранить.

— Значит, амбары всё же временные, — сделал вывод Прокопий.

— Сам смотри. Но чтобы весной не смыло.

— Так к весне народу нагоним и капитальные поставим, — принял решение он. — А пока временные. Вот только… — Он опасливо оглядел окрестности.

— Да-да, ты правильно понял. Защита. Поехали, будем размечать линию будущих стен. И пускай наши арестанты уже сейчас сделают ров и вал, от замка до реки. А мужики зимой основательный тын поставят. О стенах уже потом будем думать, как на ноги встанем. Сколько там наших смертничков-убивцев накопилось?

— Да уже сотни две, — удивил меня он. — Чем кормить — не знаю.

— Так много?

— Так ведь графство немаленькое, — развёл руками он. — И в основном из городов везут. По деревням ну какие убивцы? Два селянина подрались, один другого отмутузил, да тот преставился. А в городах сам господь не знает, что творится, прости господи за речи мои… — Прокопий опасливо перекрестился.

— Получается, нам стража нужна. Для них. Человек пятьдесят — ещё же прибудут? Набирай из всех желающих с нормальной репутацией, с половинной оплатой от воинов и кормёжкой, и как только наберёшь достаточно для охраны, выводи, пусть начинают копать. Мастера Гнея потороплю, чтобы проект нарисовал побыстрее.

— Скор он на великие дела! — произнёс Ансельмо Прокопию за моей спиной — я отъехал посмотреть вдаль на ландшафт, но услышал. — Весь в отца.

— Хуже, — буркнул Прокопий. Смурной у меня эдил тяжёлой промышленности, как есть смурной. И консерватор. Но надёжнее его у меня нет, надо с таким работать, ключики к душе искать.

* * *
Вторая часть Марлезонского балета. Споры относительно арбалетов. Я в душе не знаю динамики, как рассчитать силу натяжения тетивы и каким должно быть соотношение массы стрелы/болта к силе выстрела/силе натяжения. Есть формулы, где всё это выводится и обосновывается, но просматривая тематические форумы, вся эта формульная мутотень прошла мимо, в голове зацепились лишь выводы. Стрелять — не мешки тягать, там куча нюансов. Важны вес стрелы, сила натяжения, оперение, и даже длина — и всё это в завязке друг на друга. А ещё таинственный «аэродинамический профиль», штука, которая за счёт формы уменьшает сопротивление стрелы воздуху.

Также многое зависит от формы лука. Рекурсивный лук — хороший. Просто согнутая палка, даже большая — плохой лук. Английский лонгбоу — плохой, даром что огромный. И лонгбовмены в «Цивилизации» совершенно напрасно представлены крутыми мэнами с высоким параметром атаки. Сид Мейер просто патриот и не мог не впихнуть их туда под брендом «это кул». Большой лук — следствие того, что он хреновый, за счёт размера компенсируется сила натяжения, чтобы хоть как-то поразить всадника в доспехах, только и всего. Тогда как русские, персидские и монгольские конные лучники, обладая существенно меньшими по размерам агрегатами, ибашили с точно такого же, а то и большего расстояния с гораздо меньшим натягом. Короче, наши предки-славяне круче, чем предки англосаксов, но я не об этом.

Я о том, что в деле проектирования луков ни хрена не понимаю. И арбалетов тоже.

Поскольку вчера мы бухали, и бухать начали поздно, мне, по приезду всей нашей честнОй гоп-компании к мастеру Рамону-«мельнику», пришлось пригласить всех собравшихся на новую пьянку, но уже сегодняшнюю. Которую запланировал на время, когда солнце начнёт садиться (часов тут нет, ближайшие в Аквилее, а следующие в Овьедо. Кстати, надо бы мне в собственном городе будет сделать часовую башню, чем я хуже? Только вначале город построю. И сразу создам. Как раз дождичек в четверг пройдёт). И протрезвевшие и прохмелевшие мастера к назначенному сроку в замок начали съезжаться. И было их сегодня больше, человек тридцать пять мастеров, да с два-три десятка подмастерьев. Были не только оружейники, но и плотники, и кожники, и мясники (!), и даже один мастер по плетению верёвок и канатов. Я грешным делом считал, что тут, в средние века, расстояния такие, как в межзвёздном пространстве, и информация доходит до соседних «звёзд»-селений медленно, но, оказывается, не всё так плохо, за сутки половина округи на много парсек пути съехались. И не так уж мало вокруг замка селений с товарными мастерскими.

Оказывается, мясник занимается не только мясом. Он ещё и жилы вытягивает. Причём правильно, для хорошей тетивы, жилу должен тянуть не оружейник, а опытный мясник. Так что технологические цепочки нашего кластера разрастались в горизонтальных направлениях в моём понимании процесса всё дальше и дальше, образуя устойчивую и очень разветвлённую паутину.

Вина сразу много не выкатывал, так, «горло промочить». И правильно сделал. Иначе бы упились все, а к единому мнению бы не пришли.

— Сеньоры, мать вашу! — ярился я, ибо мне тут за столом выдвинули столько версий, как сделать лучший арбалет, сколько было собственно мастеров. — Мать вашу, ещё раз, для тугих на ухо! Мне! Не нужны все эти viebonы! Мне нужно две вещи, чтобы арбалет была: а) дешёвым, и б) эффективным. Чтобы он гарантированно пробивал болтом орка в его кожаной броне с пятидесяти метров, а с расстояния в сто метров портил ему настроение. Грустный орк сражается хуже, чем весёлый, вот наши болты и должны заставлять их грустить. Мне больше не важно ничего: ни какой будет материал дуги — насрать на материал, ни общий вес — не баре мужичьё, потаскают, если жить захотят. Ни материал тетивы мне не интересен — какую надо, в такую и вложимся. Надо коров разводить для тетивы — завтра же выделю три сотни голов на развод, и pisduyte в восточные районы, где мало селений, их пасти. Через несколько лет увеличим поголовье, и жил будет много, а пока на стороне массово закупим.

Единственное, что я не просто требую, а ставлю краеугольным камнем технического задания, это то, что все арбалеты должны быть ОДИНАКОВЫМИ. Из стандартных, универсальных заменяемых деталей. Чтобы можно было разобрать десяток машин, перемешать детали и собрать в произвольном порядке.

— Так никто не делает, — произнёс мастер Гней, чеша макушку. У него к сегодня уже наметились планы по проектированию плотины, он у меня отпросился «забить» на мастерскую (там были оплаченные, но пока не сделанные заказы, луки для наших орлов) чтобы поездить по руслу, поставить какие-то флажки для разметки. Я разрешил.

— Значит, мы будем первыми! — констатировал я.

— Сие очень сложно, чтобы разные мастера делали детали одинаково. У каждого рука своя, — произнёс мастер Тихон, тоже оружейник, из потомственных вольных. Кстати, заметил, что у купцов и у мастеровых (вольных) очень часто встречаются греческие имена. Тогда как у военных поголовно или скандинавско-германские, или «имперские». Видимо тоже наследие Империи, ставшее традицией. Среди разных социальных слоёв стало принято называть детей однотипными «сословными» именами. У нас на Руси тоже так было. Среди знати засилье …славов (Изяславы, Ярославы, Вячеславы, Мстиславы, Всеволоды), хотя в народе этих…славов днём с огнём было не сыскать.

— Внимание! Всем внимание! — Я захлопал в ладоши, вставая со своего места и обходя стол так, чтобы оказаться на пятачке между своим столом, за которым сидели только избранные мастера, самые авторитетные, либо приближённые, ну и министры мои, все три, по традиции (Астрид сегодня нас проигнорировала), и двумя столами с людом попроще и подмастерьями. — Уважаемые, прошу внимания! Мастер Тихон говорит, что сложно разным мастерам делать разные детали одинаковыми, чтобы подходили друг к другу. У меня вопрос, у кого из присутствующих есть серебрушка? Кому не жалко для опытов, я потом отдам?

— Держи, Рикардо. — Вермунд вынул из кошеля серебрушку, то бишь монету в сто ассов, и бросил мне. Я на лету поймал. Подошёл к мастеру Тихону.

— Мастер Тихон, у меня есть вот такая монета. Что я могу на неё у вас в мастерской купить?

— Ну… Стрелы. Тул. А ещё… — Он начал перечислять свои товары согласно расценков.

— Хорошо. Сеньоры! — снова поднял голову вверх, обращаясь ко всем. — Сеньоры, у кого ещё есть серебрушка?

— Вот, вашсиятельство! — Бросил мне монетку мастер Гней. Тоже сто ассов с профилем короля Карлоса Пятого. Первая была с Филиппом Вторым, более старая.

— Мастер Тихон, а что я могу купить на эту монету?

— Ну, так, вашсиятельство! — воскликнул оружейник, — я ж говорю, тул стрел! А ещё…

— Стоп! Это я могу купить за эту монету! — придвинул я к нему «Филиппа Второго». — А не за эту.

— Так они ж одинаковые, — нахмурился он, пытаясь понять, где засада.

— Нет, они разные! — уверенно парировал я. — Во-первых, мне их дали разные люди. Одну — консул Вермунд. Вторую — мастер Гней. Во-вторых, тут короли на профиле разные. И делали монеты разные люди в разные времена. Как они могут быть одинаковыми?

— Но… — По лбу мастера прошла испарина. — Ваше сиятельство, но это же серебро! И его делали одинаковым! И даже знак тут стоит — «сто ассов». И за подделку, чеканку неполновесной монеты, у нас казнь лютая.

— Так какая же разница между монетой и деталями арбалетов? — заорал я, и оружейник виновато опустил голову. — Почему разные мастера разных эпох делают монеты с одинаковым количеством серебра, одинаковым весом, а вы, мордовороты сытые и лощёные, мастера грёбанные, живущие в нескольких милях друг от друга, не сможете сделать одинаковые детали для грёбанных арбалетов?

— Вашсиятельство, — взял слово кузнец Дорофей, — у короля на то есть палата специальная. Мер и весов. За всей торговлей следит, чтоб обмана и обвеса не было. И меры эти во всех городах, во всех селениях и на всех ярмарках на доске установлены. И за обмер и обвес — порка и штраф в казну.

— А кто нам мешает создать специальных мастеров, которые будут следить за качеством и принимать у мастеров детали? — развёл я руками. — Если принимаем на вооружение арбалет, мы на пергаменте описываем общее устройство, и описываем подробно каждую деталь. Делаем её эталон, как у короля эталон меры и веса. И кто не будет эталону следовать — у того заказ не принимаем, и пусть за свой счёт переделывает.

А если мастер-контролёр плохую деталь пропустит и примет, то пусть он за свой счёт её выкупает и поставляет в войска правильную. Это чтобы не было интереса с хитропопыми мастерами сговариваться и брак принимать. Контролёр рискует собственным имуществом! Отвечает за то, что принял! Мастер — своим, за то, что сделал! Чем не решение?

— Умно придумано, — закивали головами мастера.

— А пожалуй, что и получится, — проговорил Дорофей, снова задумавшись.

Я вернул серебрушки и пошёл назад, на место.

— А знаете что, я хочу выпить за нашего графа! — поднялся на ноги Гней. — Я его помню дитём малым… Ну, не шибко малым, но дитём, — оговорился он, ибо был не таким уж старым. — Он всегда разумный был, и шебутной. Но эти два дня, когда мы технические новинки обсуждаем — это лучшие дни в моей жизни. За тебя, вашсиятельство! Доброго здравия!

Мастера дружно повскакивали и принялись наперебой меня хвалить. Рома во мне тут же дал психике по тормозам, и я чокался кубком со всеми, бездумно улыбаясь, чувствуя себя не в своей тарелке. К славе и вниманию не привык.

— Итак, мы выяснили, что кость — лучше, но железо — дешевле, — подвёл я предварительный итог трёхчасовым прениям. За окнами уже вовсю плескалась тьма южной ночи, но нам было плевать, на свечи у меня пока денег хватает. К тому же «свечи» сказано громко, в замке вовсю используется земляное масло, то есть нефть, которую добывают в болотах на юге графства, свой продукт. Свечи больше для праздников, а у нас не праздник, а рабочее совещание. Ламп этих понатыкано по всему залу прорва, и расстеленные на столе пергаменты с изображениями и эскизами было видно, да и просто мелом на столешнице мы чертили — плевать, потом слуги вымоют, лишь бы техническую музу не спугнуть. — И про дерево вы мне тут лекцию прочитали, — я взглянул на мастеров Гнея и Тихона, удовлетворённо кивнувших. — Тогда делаем так. Создаём не одну рабочую группу, а три. Первая в течение ближайших двух месяцев создаёт мне прототип, то есть опытный образец, арбалетов с использованием кости в дуге. Вторая — с опорой, что дуга будет стальная. Третья экспериментирует с деревом. Про техзадание вы помните — простота производства, дешевизна, но эффективность. Создаёте варианты, испытываете, находите лучшее решение. И пишите мне обоснование: какова дальность стрельбы, дальность бронепробития, скорость перезарядки, вес и главное, сколько будет стоит производство тысячи штук таких же.

— Тысячи? — заохали мастера.

— Да. Мне нужны десятки тысяч арбалетов, сделанных по одному принципу. Не сразу, но мощности нарастим. Но с чего-то надо начать.

Также в описании должен быть перечень всех деталей с описанием, как делать, как если мы будем делать их в разных мастерских или даже в разных городах.

Кроме того у всех групп будут общие детали — это ложа и лебёдки.

— Всё же хочешь связываться с лебёдками, Ричи? — осуждающе закивал головой Вермунд.

— Да, — уверенно закивал я. — Да, перезарядка дольше. Но сила натяга выше.

— Пока их будут натягивать, степняк трижды подбежит и голову отсечёт, — усмехнулся он.

— Пока это не для полевого боя, а для тына и стен, дядька Вермунд. Но по полевому бою тоже мысли есть. Вы все забываете, что оружие должно быть МАССОВЫМ, — снова обернулся я ко всем. — Если перед отрядом степняков сотня арбалетчиков — минимум половина из них поляжет. Но если две сотни — они и связываться не станут. Мы, люди, слабее каждого из орков. Но нас много, это наша сила, и надо ею пользоваться.

Консул продолжал качать головой, но дал понять, что «осуждаю, но даю добро — пробуй». Я продолжил:

— Потому отдельно рекомендую выделить среди рабочих групп несколько человек, которые будут разрабатывать именно эти механизмы и ладить их на прототипы… Ну, образцы, запишите это слово. Оно научное, его древние греки придумали… На все прототипы будут ладить одни и те же общие детали. И тоже смотреть за эффективностью, как сделать лучше.

— Таким образом, мужчины, мы должны найти оптимальное сочетание всех параметров, и именно оптимальный арбалет будет принят на вооружение, — подвёл итог мысли я. — Сразу говорю, я за то, чтобы вы соревновались, у кого лучше получится, но категорически против, если будете делать гадости, лишь бы победил ваш прототип. Мы сейчас думаем о защите сотне тысяч людей, обо всё графстве. Кто бы ни победил из вас, остальные принесут нам всем ЗНАНИЯ, какими путями идти можно и что из этого выйдет, а какими не надо, и что из этого выйдет. И ещё, возможно это не последний вариант арбалета. Думаю сделать вариант для полевой армии, но это будет следующим этапом. Потому ваша задача — методом проб и ошибок найти лучший вариант, и чётко описать остальные, их плюсы и минусы.

— Опыт. Это называется опыт, — произнёс мастер Рамон. Я улыбнулся — ему среди нас опыта было не занимать. Несколько лет негативного опыта, выше крыши прямо. — Ваше сиятельство, могу я участвовать в какой-нибудь рабочей группе? Да хоть по лебёдкам и ложам?

— Нет, — уверенно покачал я головой и немножко, совсем чуть-чуть ехидно улыбнулся. — У тебя задача посложнее будет. Точно также разработать механизм мельницы и описать каждую деталь, чтобы мог изготовить любой мастер нашего clastera по стандартам, и община любого села графства могла заказать себе мельницу и построить «под ключ», лишь соорудив для неё своими силами башню. Кстати, как строить башню — тоже техническое задание напишешь. Под строительство мельниц буду выдавать беспроцентные кредиты на пять и десять лет, чтобы у крестьян руки были свободнее, и они больше мне денег приносили, не тратя время на помол, который и ветер может сделать. Так что это важная задача, она экономит графству кучу денег. Не унывай, друг мой!

Мастер Рамон опустил голову, но по мне — зря. Достойная задача, и очень непростая. Зато интересная. Отец не запустил мельницу потому, что не мог поставить человеку чёткую задачу, объяснял «своими словами». Будем надеяться, у меня лучше получилось.

* * *
Сегодня наклюкиваться не стал, хотя мастерам бочонок вина выкатил. Сам же, не мешая веселиться, спустился вниз, проверив, как там наша свёкла поживает.

— Остывает, вашсиятельство, — отчитался здоровенный мужик, то ли конюх, то ли разнорабочий, которому доверили мешать в огромном медном тазу «сок» свёклы. — Может это, лампы включить и дров подкинуть? К утру высушим.

— Замок спалите. Нет, ночью никакой работы, — покачал я головой. — Накроете крышкой, от мух, завтра продолжим.

— Слушаюсь, ваша светлость, — затопал он с ноги на ногу. Вояка с него как с меня балерина.

Я же пошёл к себе. Пока с сахаром получается так себе.

Во-первых, пресс был рассчитан на куда меньшие нагрузки (плесень фильтровать), чем давить варёную свёклу. Но наш плотник, кстати, он тоже не стал квасить со всеми и убежал в мастерскую, возможно заказ выполнять, сказал, что сделает простой, но надёжный механизм, только надо немного времени. Во-вторых, выжали мы варёную свёклу не досуха. А потом, когда выпаривали, гарь и вонь стояли такие, что… Аж мне плохо стало. Жжёный сахар плотно налип на медный таз.

В другом тазу вываривали порезанную свёклу. Потом сравним результат. В общем, завтра продолжим. Даст бог, появится новый источник дохода, и деньги на армию таки найдём.

Астрид была в своей комнате и вязала у окна. Вязание это благородное занятие для дамы. И шитьё тоже. Я ввалился к ней в комнату, ибо был хоть и адекватен, но сильно подшофе. Она сразу вскочила и упёрла руки в бока, пронзив меня злым взглядом.

— Нажрался?

— Накушался. Немного, — согласился я.

— Не подходи ко мне! — А угроза серьёзная. Я свою шебутную сестрёнку хорошо знаю, какая интонация у неё что означает.

— Не пойдёшь к папочке? — усмехнулся я, но движение в её сторону прекратил.

— Нет. Анабель иди трахай.

— Что так? Красные дни календаря? Так рано ещё.

— Нет. Просто… Ты, сукин сын, не Рикардо! — выпалила сокровенное она. И лучше так, чем говно бы кипело и кипело внутри. — Ты выглядишь, как он, говоришь его голосом, но ты — не он! Я не знаю тебя! И хоть ты и стал, так уж получилось, графом вместо него, это не значит, что я готова с тобой делить ложе!

— Ebat' логика! — криво засмеялся я. — «Я буду трахаться только с братом! А ты мне не брат, ты — Лунтик, потому ты в пролёте». Знаешь, сеньорита…

— Сеньора.

— На хер иди! Что-то я тут твоего мужа не наблюдаю! — взбесила этим «сеньора», но я сдержался. — Наверное он добится с кем-то по эльфийски?

…Так что, сеньорита ты. И как сеньорите говорю, с братьями спать нехорошо. Неправильно. А вот с чужими — можно, и даже нужно.

— Ты не чужой! — фыркнула она.

— Так чужой или не чужой? — уточнил я.

— Ты в его теле! — заорала она. — Но ты — не он! Понятно? А значит не приближайся ко мне, сукин сын! Я тебя не знаю! Ишь ты, рыжих он любит! Всегда мечтал! Пошёл прочь, иди ищи других рыжих! Предатель!

Последним эпитетом она меня сбила с логики.

— Почему это предатель?

— Попытался мною воспользоваться. Присвоить. Как будто ты — Ричи.

Логики не добавилось, но это же женщина.

— В такую как ты нельзя не влюбиться, — тихо произнёс я, оценивая изгибы её тела, которые позволяло демонстрировать платье.

— Вот! — снова как гарпия рассвирепела она. — А моему Ричи я была всего лишь сестрой! Весёлой сестрёнкой, с которой всё можно! И говорить обо всём можно! И делиться всеми секретами! Какая к дьяволу любовь! Ты — чудовище, захватившее его тело! Пошёл вон из моей комнаты!

Я снова окинул её оценивающим взглядом, но понял, что ловить сегодня тут нечего.

— Извини. — Развернулся и пошёл прочь, чувствуя прилив дикой ярости, которая накроет за этим порогом.

— Получается, что эта шлюха убила моего брата? — услышал я за спиной ядовитый голос. От которого вздрогнул. Быстро, не отдавая отчёта последствиям, развернулся:

— Если с её головы упадет хоть один волос, тебе не жить! Понятно?

— Понятно. — В её глазах я увидел удовлетворение — добилась своего, и холодный приговор Анабель. Которой теперь точно не жить — сестрёнка не из тех, кто отказывается от обещаний и мести.

— Только попробуй! — снова попытался острастить я. Наивный.

— А чего мне терять? — усмехнулась она. — И сделаешь мне ты что? Убьёшь? Ну, убей. — Развернулась и пошла к столу, вязать дальше.

Выйдя на площадку винтовой лестницы, я обрушил всю свою мощь на холодный камень замка, за пару минут раскалив его локально в некоторых местах. Слуги выскакивали ко мне, но шарахались и убегали. Наконец, выдохся и почувствовал себя лучше. Понял, что на пьяную голову такие решения не принимаются. Анабель сейчас в посёлке, врачует — она всё-таки ещё и поселковый маг-лекарь. Кто-то у неё там серьёзный, из крестьян. А значит пока она в безопасности.

Подойдя к двери своей комнаты на самом верху донжона, увидел трёх феечек, призывно поглаживающих некоторые части тела и маняще улыбающихся.

— Пошли прочь! — вяло бросил им. Убежали. Вошёл внутрь. Но дверь за мной скрипнула. Обернулся — одна из феечек.

— Сеньору графу определённо нужно расслабиться, — томно и очень уверенно произнесла она.

— Я сказал, пошла прочь! — повторился я, но без напора — выдохся за сегодня.

— Я знаю, как сделать так, чтобы мужчина расслабился. — Она, игнорируя мой рык, с улыбкой подошла, глядя прямо в глаза и присела на колени. Глаза в глаза графу не каждая в этом мире сможет смотреть. — Сеньор граф, не переживайте, я всё сделаю! — томно проворковала она. — Вам нужно будет только наслаждаться!

Стянула мои штаны и заиграла мгновенно налившимся силой маленьким Лунтиком.

— О, какой интересный у вашей светлости сеньор граф! — воскликнула она прежде, чем обхватить его губами. Я же подумал, какого чёрта! И схватил её за затылок, помочь в веселье.

…Ах да, у паршивки тоже были рыжие волосы.

Глава 6. О бабах, фанатиках и немного о политике… В общем о бабах

И чего это я, в самом деле? Как какой-то завороженный, загипнотизированный. Далась мне эта Астрид? И кроме неё прикольных рыжуль хватает. Нет, сестрёнкины груди они и сейчас перед глазами мысленно закручивают чарующий танец… Но ничего принципиально другого, просто хорошие груди… Хорошего человека.

— Уже проснулся? — раздался голосок феечки.

— Угу, — пробормотал я. Силы феечка выпила из меня все, что были. На подвиги больше не тянуло. Ещё пробежку бежать, надо такую традицию в замке внедрять, и только я могу это сделать. Принципиальное отличие средневековых феодалов от более поздних начальствующих особей в том, что мы не посылаем, а ведём. Всегда. Сами, показывая пример. Войско, если ты не хочешь его возглавлять и куда-то посылаешь без собственного присутствия, может «забить» и никуда не пойти. Или разбежаться. А зачем им это надо, если их сеньор лапки кверху? То же касается и гражданских. Покажи как — и мы всё сделаем! Так что надо забыть о системе управления будущего (или Роминого мира, если точнее), и адаптироваться в настоящее.

— Я лучше неё? — Мне на плечо опустился подбородок прекрасной сеньориты.

— Ну не хуже, — обтекаемо заявил я. — А ещё ты наглая. Она благородная, а вот ты — просто наглая. Может мне тебе вольную дать? — Я попытался закрыть глаза и подремать ещё хоть чуть-чуть. Солнце, слава богу не светило прямо в глаза, моя комната в донжоне выходила на север, но всё равно что-то рано меня торкнуло проснуться. И не ложился по сути, и не хочется.

— Вообще-то я из благородных! — взорвался рядом со мной фонтан искр, словно ломом зарядили в трансформаторную будку. Сеньорита вскочила, села на кровати на колени, запыхтела и за малым на меня не набросилась. Но не решилась. Я ж страшный зловредный маг огня. А так-то да, очень хотела. Но я, кажется, всё равно попал.

А, плевать. Шлюха — она и есть шлюха, что из-за неё напрягаться? Лениво повернулся к ней на бок, разглядывая красивое, но подтянутое тело. М-да, верно, излишней работой сеньорита никогда не была нагружена, видно по конституции и мускулатуре. Тупанул я вчера, спутав с холопкой. Да и в глаза она мне смотрела. В ГЛАЗА!!! Вот почему, оказывается! Холопки, да и просто вольные в глаза благородным не смотрят. Даже для благородных это было вызывающе, но в
сексуально-совратительском контексте допустимо. От благородной — допустимо.

— Да? Тогда что делала среди служанок, греющих постель? — Кажется я непроизвольно улыбнулся.

— Личной служанкой сеньора быть не зазорно, — обтекаемо ответила она, успокаиваясь, и, судя по реакции памяти Рикардо, это так. Дочь вассала взять в личную прислугу — можно. Но вот драить котлы на кухню отправить — уже западло. Где грань хрен знает, надо интуитивно чувствовать, если не хочу, чтоб прилетело. Сейчас вроде прокатило, на первый раз, как безумному неадеквату, да ещё и пьяни мне простили, но только на первый раз.

— Понял. Карьеру делаешь, — констатировал я очевидное и зевнул, снова прикрыв глаза. Пусть делает, мне не жалко. Лишь бы и дальше так же здорово сосала.

— Эй, Ричи! Хватит спать! Давай ещё раз! — пошла она на меня в атаку.

— Слушай, отстань, а? — отмахнулся я. Ладно, потерплю, ибо завтра хочу продолжения. Именно с нею. И вообще до самого отъезда хочу. Я на войну еду, потом долго не до баб будет, надо оттянуться. Анабель красивая, но к бельгийке при всех её изюминках дышу ровно. Я её трахаю просто потому, что так надо, и ей надо в первую очередь. А вот Астрид… То есть не Астрид… Чёрт! Вот попадос! Втрескаться в девчонку, которая твоему телу-носителю родная сестра! М-мать, да что за жизнь!

— Хочешь пива? Похмелиться? — Сеньорита понимала, что нужно мужчинам по утрам. Мужчинам своего времени, конечно, но так и я для неё вчера пришёл накушавшимся. Хозяйственная! Не только ноги раздвигать умеет. Я снова улыбнулся.

— Я вчера не особо наклюкался. — Приподнялся, сел на кровати, сгоняя остатки и так хлипкого сна. — А вот водицы холодненькой дай.

— Твоя служанка принесла с утра. Вот, держи. — Она встала с кровати, покачивая бёдрами, прошествовала к столу, на котором стояли две бадейки, с водой и элем, попробовала обе на вкус и поднесла нужную. Я про себя улыбнулся — Роза все варианты посчитала и ко всему приготовилась. Учиться им всем салагам ещё до её уровня и учиться.

Вода уже нагрелась, зубы не ломило, пошла на ура. Вкуснее воды, чем здесь, я вряд ли пил. Наша, из Шексны, и рядом не стояла. А у бабули в деревне, на тамошних (Роминых) югах она вообще противная. Вкусная, но с каким-то грёбанным осадком, на зубах скрепит. Известковая, наверное. Хотя рядом рукой подать Кавминводы, минералка, а с другой стороны горы и ледники, там Кубань течёт с одной из самых мягких вод в стране… Но чуть в стороне вода в кране уже так себе. А тут мягкая, нежная… Вку-усная! И хмель от неё проходит на ура.

— Как звать-то тебя, карьеристка, — улыбнувшись, спросил её, чувствуя, что восстанавливаю форму и готов к новому дню и новым приключениям.

— Эстер, — бесстыже улыбнулась сеньорита. Ибо стояла передо мной, сияющая в своей наготе, распустив обалденные рыжие волосы по плечам. Они у неё чуть длиннее и гуще, чем у Астрид (бля, ну хватит уже эту цацу вспоминать!). Хотя сама сеньорита чуть выше сестрёнки и чуть-чуть мощнее в теле. «В теле» значит не толстая, а конституция такая. Тут почти не встречаются толстые среди дворян, ибо даже женщины воинского сословия хоть и не должны воевать, но обязаны уметь держать в руках оружие, и особо ловко нужно уметь управляться с чем-то вроде кинжалов и стилетов. Мало ли. Так что белоручек-нежинок среди них нет. Поправка, у нас, на югах, ибо что творится в столице — не знаю. Про тамошних ни на что не способных придворных хлыщей и изнеженных барышень легенды ходят… Хотя та же Катрин девчонка боевая.

— Я лучше неё? — снова завела Эстер шарманку. Далось ей это сравнение! И так бесит, ещё она масла в огонь. — Ричи, милый, зачем она тебе? У тебя их столько… — Отнесла полупустую бадью назад, на стол, подошла и присела передо мной на колени, задрав голову, по-собачьи глядя прямо в глаза. Я продолжал сидеть на кровати, поставив ноги на пол, поза её смотрелась недвусмысленныо, но я хотел другого развлечения.

— Ты видела, какой я силы? — грустно усмехнулся ей, приоткрывая клапаны своей души.

— Да. Понимаю, чем выше сила дара — тем сильнее безумие, я и сама могу воздух толкать… Совсем чуть-чуть. И помню, как она тебя из того омута вывела. Но Рикардо, так нельзя! Вывела — и вывела. Спасла — и замечательно. Теперь надо возвращаться. Хочешь, я найду тебе десяток рыжих? Самых лучших? Лучше неё?

Всё-таки у меня замечательные подданные. Всё понимают и не осуждают. И даже пытаются мягко, хоть и навязчиво, привести в чувство. И как им объяснить, что для Ричи Астрид — всего лишь сестра, и он на неё давно не агрится? В сеньориту баронессу Кастильяну влюблён не он, а инопланетный романтик-Лунтик по имени Рома. Он влюблён в неё и сейчас, разглядывая волосы и груди Эстер. Понимает, стервец, что будет драть эту кошку, и кучу других кошек тоже, но всё равно перед его глазами будет представать обнажённая Астрид, и этот образ затмит любую шлюху. Он будет хотеть её всегда, что бы ни случилось, и дай бог чтобы это безумие хоть когда-то прекратилось.

— Не надо десяток, — покачал головой, отмечая её это хозяйское «я». Сеньорита уже мысленно в моём замке распоряжается, надо бы её на место поставить. Коленно-локтевое. — Я предпочитаю не количество, а качество. Иди сюда, моя прелесть!..

Сгробастал эту завизжавшую шлюшку, рывком мерекинул через себя на кровать, напрыгнул сверху. Она пыталась вскочить и убежать (визжала игриво и весело, не подумайте), но я тоже люблю игры. А потом, намотав её волосы на кулак, с остервенением драл эту прелесть, пристроившись сзади. Эстер натужно дышала, ей было слегка больно, но мне надо было поступить так, чтобы прийти в себя. Немного выпустить безумие из себя. Тем более насилие в процессе секса тут не считается чем-то эдаким, даже если речь о супружеских отношениях. До уровня последователей маркиза де Сада тут пока не дошли (либо я об этом не знаю), но драть таких вот кошек грубо и отвязно — норма.

Отпустило, и я по инстанции отпустил её. Ослабил хват, отпустил волосы. Она опустила голову, получая удовольствие, и вроде даже приблизилась к оргазму (а паршивке нравятся грубости! Ай-яй!) И в этот момент дверь открылась и в комнату кто-то бесцеремонно вошёл. Не проявляя никаких признаков стеснения, осторожности или банальной тактичности. Поскольку я трахал Эстер спиной к двери, сразу кто это не понял, но судя по лёгким шагам — походка женская, не напрягся.

Нет, это была не Роза, хотя только она, наверное, могла себе такую бесцеремонность позволить. И не Астрид — та благородная, подождёт, пока закончу, если конечно я не с той, с кем она меня может по ночам делить (а с замковыми шлюхами точно делить не будет). Есть кроме Розы ещё один человек, для которого такое в порядке вещей, кто в бурном студенчестве в эпоху сексуальной революции и не такое видывал. Мягко ступая, она обошла кровать и предстала пред наши очи.

Вид у лекарки был серьёзный, взгляд смурной. Кстати, поймал себя на мысли, что об Астрил всё время думаю, а о ней как-то и не пытался, хотя, по-чесноку, считаю её до мозга костей своей женщиной. Встав, «своя женщина» сложила руки перед грудью, заинтересованно нахмурилась и принялась внимательно следить за нами с Эстер. Нет, не пошло, не заинтересовано, а как профессионал — с точки зрения медика, всё ли мы как надо делаем. Я не выдержал:

— Белоснежка, чего тебе?

— У белоснежки чёрные волосы по сказке, — невозмутимо покачала она головой. — Мимо.

— Иди к чёрту! — Я меньше всего хотел сейчас спорить о сказках, да и вообще в принципе разговаривать не хотел. Мне для этого было слишком хорошо.

— Развлекаешься? — В голосе сеньориты ни намёка на ревность. Просто вопрос врача, «какой у вас сегодня был стул?»

— Ага. Я вообще-то обдолбанный естественным гормональным фоном юноша, если ты не заметила, — смог я сформулировать длинную ироничную фразу. — Ты тоже, кстати, не старуха.

— Мне хватает, — отмахнулась она. — Не думаешь же ты, что я буду скучать, ожидая тебя из походов?

— Сука! — констатировал я.

— Ричи, почему ты позволяешь какой-то… — начала фифа Эстер, но я оборвал:

— Заткнись.

Подействовало.

— Красивая. Это ты Астрид замену нашёл? — тем же ровным голосом продолжила медицинское исследование другая фифа.

— А тебя не колышит?

Пожатие плеч.

— Если у неё родится даунёнок, это будет на твоей совести. С генетикой не шутят. Лучше шлюх еби.

Как она мне дорога!

Эстер, несмотря на участие в процессе совокупления, слушала наш разговор крайне заинтересованно, фигея от наших взаимоотношений. Она что, думала придётся драться за меня с Анабель? Она — первый номер, а вшивую лекарку выжить и за порог замка?

Фигушки, не угадала. Нечего с попаданками связываться, да ещё умудренными жизнью бабушками. Анабель растоптала её, показав только что, что ей вообще плевать, есть у меня кто в постели или нет. Ей даже на жену мою плевать будет — уверен! Тогда как она, Анабель, есть всегда, вне зависимости от любых моих баб. Ай да лапочка бельгийка, уважаю! Опыт не пропьёшь.

— Ладно, Рикардо, я чего пришла, — закончила представление блондинистая стервочка и перешла к важному. — Мне нужна твоя помощь. Один крестьянин в деревне с неделю назад порезался, когда точил серп. Получил сепсис — тут никто не знает, что раны надо обрабатывать, оближут слюнями и всё.

— Зай, вешаю это на тебя — пафосно произнёс я. — У тебя достаточно опыта решить эту проблему. Донеси до ширнармасс необходимость обработки ран. Я один фиг через пару дней уезжаю, и скореевсего надолго. А там орки нагрянут — вообще не до санитарии и гигиены будет.

— И как я это сделаю? — развела она руками. — Тут годы просвещения нужны. Ладно, зубы не заговаривай. У меня есть опытная партия плесени… То есть ведьминого порошка, — поправилась она, видя, как выпучила глаза на слова о плесени Эстер. — Пока ты в Аквилею ездил, первый посев дошёл до кондиции. Надо его испытать. Но этот гад отказывается его принимать. Вообще отказывается принимать что-либо, кроме настоев местных травок.

Меня постепенно накрывало, и её голос как бы лучился со стороны в как бы мысленное окошко. И словно назойливый луч, сильно мешал, отвлекал.

— Ричи, — продолжила она проникновенным голосом, — я не знаю, то у меня вышло или нет. У меня нет никаких инструментов и реактивов. Я могу пробовать только на людях. Может быть ему станет легче, порошок поможет. А может сев взошёл неудачный и надо дальше работать. А может и нет. Но мне нужны добровольцы для опытов.

Я уже был почти на грани. Вот, ещё чуть-чуть. И ещё!..

— Добровольцы с сепсисом нужны, подойдёт и лёгкая стадия заражения крови. Есть вероятность, что смогу их спасти. Но когда селяне тебя готовы закидать камнями и спустить собак, но только не принимать колдовское зелье — тут я пас. У меня совершенно точно не получится, — констатировала она.

Йа-йа-йа-йэ! Йа-йа, йа-кокоджамбо, йа-йа-йэ! Выстрелил. В последний момент вытащил, ибо бастардов от шлюх, да ещё таких наглых, как Эстер, мне не хватало, и это сильно огорчило. Не люблю вытаскивать. И резинок тут нет — ещё не скоро изобретут.

— Понял, — выдохнул я, падая на кровать набок. Сеньорита тоже упала, повернулась боком, смотря то на меня, то на лекарку. — Он в посёлке? Пациент с сепсисом.

— Нет. В Высоком Лугу.

Ага, деревенька миль десять ниже по Светлой. Следующая за посёлком мастера Дорофея. Туда-обратно — вот и полдня.

— Тогда давай я закончу, сделаю пробежку, потом позавтракаем и поедем. Ты верхом ездить умеешь? — Я подскочил, вытер конец о край простыни и начал искать вещи, чего б одеть для пробежки, что не жалко.

— Астрид учила. — Анабель скривилась. — Плохо, но чем больше практики — тем будет лучше. Ты же меня подстрахуешь, если что?

— Угу. Я даже знаю, как мозоли на заднице залечить, — с издевкой бросил я.

— Ты душка. Тогда пойду передам пожелания на завтрак. Есть что сказать слугам, о мой господин?

— Не ёрничай, не идёт, — усмехнулся я. — Я всеядный, на усмотрение повара.

— Хорошо. Жду в обеденной зале.

Развернулась, вышла. С истинно королевским достоинством, присущим любому жителю нашего мира, но никак не местным простолюдинам, или ни дай бог крепостным. Даже просто женщины ниже мужчин, так что женщина-дворянка может вести себя так в одном случае — если это ЕЁ замок, она полноправная тут хозяйка. Угу, у лапочки Эстер разрыв шаблона, глазёнками блымает, а понять, что за ерунда творится и как себя с лекаркой вести — не может. Ну, то не мои проблемы, адьёс, амига!

— Ты идёшь? — прикрикнул я на неё, намекая, что не буду рад, когда кто-то копается в моей комнате в моих вещах в моё отсутствие. Сам уже нацепил штаны и собрался спускаться с голым торсом, как вчера, на пробежку.

— К-конечно, ваше сиятельство. Помогите бедной сеньорите одетья?

При мысли обо всех этих крючках и завязках скривился, это минут на десять, ну да ладно — подождут орлы в казарме.

* * *
Опять Дружок. Опять дорога. Живописные поля всходящей пшеницы во все стороны сколько глаз достаёт. Ляпота! Уходящая вдаль лента Светлой, петляющей туда-сюда, будто пьяная. Берёт начало в Холмах, и большую часть пути представляет собой ручей, чуть выше замка по течению не судоходна даже для барж-плоскодонок. И с рыбой не очень. Да ещё крестьяне на поля отводы делать умудряются. Не как в Китае, настолько техника не дошла у нас. Да и полноводность реки так себе. Но в целом неплохая речушка. Купаться в ней — одно удовольствие, тё-оплая!

Рядом, неумело сидя на смирной, но не очень хороших ходовых качеств кобылке, скакала Анабель, переодетая в охотничий женский костюм из гардероба Астрид. Пока я в замке, наверное, лекарке ничего не угрожает, но своё «фи» сетрёнка уже высказала, отказавшись завтракать в присутствии «убийцы брата». Это цитата. Приказала отнести ей в комнату. Надо срочно что-то делать, ибо постоянно таскать Анабель с собой банально не могу. Я на войну еду, целый богатый торговый город усмирять, к миру и сотрудничеству принуждать. Понятия не имею, что там будет. А после ещё и с татями воевать, там вообще не представляю, что за дела всплывут. Не обманывайтесь словом «разбойник», «тать», «бандит» или «робингуд», это не про селян-лапотников, взявшихся за вилы, как пишут в подавляющем большинстве книжек. Крестьяне могут, конечно, под шумок кого-то бомбануть, но только в одном случае — когда «кто-то» гарантированно не окажет сопротивление, их на него одного прорва, и никто ничего не узнает. В противном случае крестьяне банально «зассут». Ибо их так воспитали. Крепостным вообще оружие не положено, только охотничье, которым доспех не пробить от слова «совсем», да и просто убить человека сложно. Они и не умеют им орудовать, и храбрость выйти на дорогу — откуда ей взяться?

Нет, во все времена нашей Европы, да и в России тоже, татями были дворяне. Вторые-третьи-нанадцатые сыновья, ловить которым нечего. Не совсем так, в России ещё было понятие «боевой холоп». Но это не совсем холоп, а точнее совсем не холоп, это профессионально обученный воин, которого дворянин брал с собой с собственным маленьким взводом на войну. Если с дворянином что-то случалось, и он лишался земли, и боевой холоп оказывался не у дел, отношения с новым землевладельцем не складывались, бывало, он уходил. А кто его остановит? Вот только куда идти? На Дон, где такие и собирались, казачествовать (то есть тоже разбойничать), или в леса, или ещё где — мест много было куда податься. Проштрафившиеся дворяне и их боевые холопы — один хрен обученные воины, а не лапотники с дрынами.

В России царская власть была суровая, по родным лесам озорников изводила, а на Дон были послы отправлены, и цари банально возглавили процесс озорства, купив казаков (бандитов), дав денег, пороха и железа, чтобы они грабили того, кого надо, а не кого хочется. В целом казаки договор блюли, но ключевое слово тут «в целом». Если не вдаваться в детали, от которых выть захочется.

Это в любом случае были ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ воины. Не забитые пахари.

Европа же не была единой централизованной махиной, а потому там вообще творилась жесть. Разбойники порой от рыцарей (регулярного войска) не отличались вообще ничем. Идёт война — это доблестные рыцари своего барона/графа/герцога, воюющие с зловредным (как без этого) врагом. Нет войны — и эти же доблестные люди становятся главными «крышующими» на дорогах, и попробуй не заплати. А князь/граф/герцог далеко, да и что он им сделает? С кем он на следующую войну воевать пойдёт?

Эту проблему периодически решали, направляя сих доблестных парней на подвиги в крестовые походы. Грабёж — это святое, тут даже господь бог не указ, а если господь тебе ещё и грехи спишет? «Гадом буду, спишет! (с) папа римский». Численность татей на время снижалась, нагрузка на экономику уменьшалась… Но потом плодились новые вторые-третьи-пятые сыновья, снова выходили на родные просторы, и так до следующего крестового похода, коих было великая масса, в самые разные географические места.

Закончилось это всё только с созданием централизованных государств. Когда король обретал абсолютную власть, дворяне боялись пикнуть против него, не то, что пукнуть, и вместо того, чтобы драться с королём за привилегии, бились друг с другом за право занять должность «хранителя королевской трости» при его дворе. То есть когда Европа пришла к тому, что было в России, твёрдой центральной власти. В такой схеме управления тати не нужны нигде. В этот момент сильно увеличивается численность армий, вторые и третьи сыновья идут туда офицерами, все при деле… Но экономика была уже другой, способной содержать сотни тысяч солдат. Впрочем, это уже другая история.

Смысл всех моих рассуждений один — надо создавать жёсткую вертикаль власти хотя бы в своём графстве. Чтобы ни один барон не смел не то, что потакать дельцам ножа и топора и быть с ними в доле, но даже думать чтоб не смел измышлять зло. Ибо прилетит. С отсечением головы. Нравы в отношении подданных и вассалов тут слишком мягкие, рука руку моет, мне типа с этими же баронами в бой идти… Манал я таких однополчан!

Только абсолютная власть! Жёсткая вертикаль с опорой на собственные магистраты! С собственной дружиной — к весне я всё же создам её, и переведу туда большую часть наёмной гвардии. Но всё это будет возможно, только если смогу справиться с первой и на сей день главной задачей — смогу дать окорот одному выбившемуся из под власти моих предков городишке, слишком много о себе возомнившем.

С седла Анабель еле слезла. Шаталась. Приходила в себя, отсиживалась на поленнице. Но потом, хромая, пошла в дом к бедолаге-пациенту. Я махнул отрокам, сегодня меня охраняли мои — наконец-то — пошли внутрь.

Что могу сказать о жизни простых селян? Хреново живут. Бедно. В домишке, сделанном, как и все, из говна и палок, было прохладно (что плюс, лета здесь жаркие), тщательно прибрано, но убого просто до ужаса. Пол — земляной. Я постоял, поматерился, но альтернативу предложить не смог. Альтернатива только одна — повысить их уровень благосостояния рядовых, не блатных тружеников, чтобы у них хватило средств постелить в свои дома хоть что-то. А сделать это я могу только за свой счёт, собирая меньше налогов и сборов. А я не могу — мне армию кормить, не знаю, где денег взять дыры залатать. В перспективе это будет выгодно, но сейчас обстоятельства рулят.

Встречать нас сбежалась вся деревня, и сейчас дом окружало около сотни человек — все хотели увидеть «самогО графа». Лекарку здесь встретили враждебно, смотрели из под нахмуренных бровей. Но к счастью как-то иначе высказывать чувства не торопились. Но и это не радовало.

— Что ты им такого сделала, что так зыркают? — не вытерпел я, пустив Дружка по селению шагом, рассматривая выражения лиц подданных.

— Местный падре говорит, что все болезни — испытания господни, — пренебрежительно фыркнула она. — Нельзя никого лечить, разве только молитвами. Если Он даст — само пройдёт. Не даст — значит такова воля божья.

— Blyad'! — Я перехвалил средневековье. — И ты молчала всю дорогу? И за завтраком? Не могла сразу рассказать, что это фанатическая хрень?

— Я думала ты знаешь. — Невинное пожатие плеч. — Ты ж граф. Да и таких много, не большинство, но каждый третий — четвёртый.

Я на такое даже не нашёлся, что ответить.

Больной валялся на лавке (да, и тут лавки, широкие, но многофункциональные — и спать, и сидеть), в бреду, температура высоченная. Я попробовал, подойдя. Был в сознании, но смотрел слишком ошалело. Рука его распухла, шрам от пореза был… Короче, не хочу это описывать, противно, ибо рана, сочащаяся гноем с непривычки зрелище не для слабонервных. Я выматерился, стараясь делать это если не про себя, то хотя бы тихо. Домочадцы нас боялись, взрослые выгнали из дому всех детей, сами прижались по контуру дома, вдоль стен. Сыновья пациента с жёнами.

— Нет! Вы не будете делать это! Это против воли господа! — накрутив себя и расхрабрившись, вперёд вышла бабка с фанатичным блеском в заплаканных глазах.

— Даже мне нельзя? — уточнил я, указывая на руку с чёрной гнойной раной, которую как раз исследовал.

— Ты — граф. А бог — выше! — гордо ответила старуха. Видно самая старшая в роду, вторая после деда. Дед, валяющийся в жару, тоже попытался что-то вякнуть, но был слишком слаб, чтобы его услышали. Лавр и Сигизмунд на всякий случай подошли ближе, как бы намекая остальным членам семьи, что им лучше стоять и не дёргаться.

Бросил взгляд в бок, на Анабель. Та на местном чистом, но ущербном столе из неполированного дерева уже доставала из привезённой сумки коробочки, кувшинчик-фляжку и что-то там ещё, разводила порошок из одной из коробочек водой из кувшина, тщательно перемешивая в медном, также привезённом стакане.

— Старуха, это — мой человек, — указал я на пациента. — И я должен спасти ему жизнь. Хочешь ты или нет. Отойди.

Молчание.

— Может ты его не любишь, может ты хочешь его со свету сжить, но я тебе не позволю убить своего человека, сука старая!

— Да как ты смеешь такое говорить, мальчишка!..

И бабка зашлась в рыданиях.

— Лавр! — позвал я, и отрок подошёл и оттеснил её от нас в сторону. Протестовать и перечить она больше не пыталась.

Анабель подошла к пациенту, и, говоря что-то тёплое и мягкое, практически влила в рот лекарство.

Пациент скривился. Было видно, хотел выблевать, но сдержался. Тут ещё и я с отроками нависал и довлел сверху, помогая принять правильное решение. Да и на самом деле жить он хотел сильнее, чем боялся далёкого бога. Зря старуха выскочила и буркалы выкатила.

— Что теперь? — спросил я, когда мы переступили порог дома в обратном направлении. Настроение было ниже нуля, ибо я не понимал, как с бухты-барахты решить такую проблему, как фанатики-священники. У нас церковь занимает не ту позицию, что здесь, и народ в целом просвещённый. Но если ничего не сделаю — просто потеряю графство. Фанатики кричат громко, люди пойдут за ними, а вот сделать им ничего толком не получится. Не убивать же их — только хуже будет, мучениками станут.

— Теперь будем ждать, — ответила Анабель. — У них у всех организмы сильные. И иммунитет очень сильный, другие не выжили. Даст бог — выздоровеет. Нет — нет. Я буду наблюдать, но сделать больше ничего не могу.

— Ну, хоть так. Шанс дала. Без тебя ему не долго осталось.

— Да, не долго, согласилась она. — Спасибо, Рома. Твоя заслуга в этом тоже есть. Я думала о пенициллине, но без поддержки «сверху», без предоставления оборудования и материалов, ничего бы не смогла. Одну-две дозы может быть и сделала бы… Для себя и родных. Но мы, надеюсь, сможим лечить миллионы.

— Со временем, — усмехнулся я. — Надеюсь.

Крестьяне, собравшиеся во дворе и за оградой, при нашем появлении раздались в стороны. Смотрели с неодобрением и страхом, и не знаю даже, чего больше. Я мог одним словом любого из них уничтожить, но с другой стороны я их хозяин, и народ от меня подсознательно ждал помощи и защиты, это не избыть.

— Что, уважаемые, как посевная? Всё засеяли? — решил я растопить лёд и начал работать по специальности — графом. — Всё ли удалось засеять? Как думаете, каков урожай будет?

Селяне подобрались, расслабились. Выдохнули с облегчением. Граф, интересующийся, как у них дела? Да это ж здорово! Ща мы ему такого расскажем!

И говорили. Жаловались. Хвастались. Лёд растаял. Обещали, что будут верно служить и хорошо работать. Я — что буду их защищать, скоро с сотней поеду в Приграничье, будем ждать степняков — набег скоро. Информация о том, что я не просто владетель их, а защищаю их бренные тушки от исчадий ада, степняков, вообще на ура ушла. Диалог с избирателями получился.

Всё могло закончиться благополучно. Анабель, собравшая привезённое с собой оборудование и переговорившая с роднёй пациента, уже закончила, вышла из дома и пошла к коновязи, тяжко вздыхая от перспективы снова трястись в седле. Я уже взял Дружка под уздцы и пешим шагом направился к воротам (посёлок маленький, но тыном обнесённый). Но вдруг навстречу нарисовалось это чудо.

— Приветствую, падре! — настороженно, но вежливо склонил я голову. Священники — это отдельное сословие, они не то, что ниже дворян, они как бы параллельны нам. Мы люди меча, они — божьи люди, воюют с происками нечистого молитвами, а также борются за наши души. С точки зрения философии хрен поймёшь, кто главнее. Но мирская власть у дворян, номинально как бы мы главнее, но на них власть наша не распространяется.

— Богохульники! Приехали Педро лечить? — ткнул он пальцем в скуксившуюся за моей спиной Анабель. Скуксилась она просто потому, что устала. Я оглянулся. Её существо вопиило: «Ричи, защити. У меня уже сил нет бороться с мракобесием». А как ты хотела, лапа? Ты — бельгийка, у вас в Бельгии такой хрени в своё время было хоть отбавляй.

— Да, падре. А вы против? — воспрял я. Ибо взяло зло. Да, мы над ними не властны, но… Я пока ещё ХОЗЯИН этих людей. Для понимания, этот больной Педро такой же мой, как Дружок, как любимый барбют. Как карета, замок, дом. Фактически падре попытался убить мою собственность. Моего коня. Или поджечь мой дом. Понятна аналогия? Причём насколько понимаю, это ЕГО личная позиция, епархия не давала такие чёткие инструкции всем своим настоятелям отфутболивать лекарей от паствы. Значит он попыткой поджога моего дома, убийством моего коня, не согласованным с епархией, вышел из под защиты церкви и… Превратился в мелкого разбойника. Логично, да? И мне так показалось. А значит что?

Правильно, я могу предъявить за его поступок епархии. И потребовать компенсации. Денег мне, конечно, не дадут, и даже пожурят, что божьего человека арестовал как какого-то татя, но и санкций мне никаких не отсыпят. Зато подумают своими тупыми умишками и не станут больше на мои земли неадекватов посылать. По-моему так.

В общем, как тот Винни-Пух под жужжажим деревом, я сделал выводы и решил поднять ставки в игре с церковью Ибо если они отсыпят порцию санкций, будет даже лучше — я смогу послать их на хер и не платить десятину. А её ой как не хочется платить. Потом конечно выплачу все долги, когда разбогатею. Но сейчас мне для становления графства на ноги нужен каждый центаво, нужен стартовый капитал, и взять его больше негде.

— Против ли я? — воспылал яростью сей человечище, а он харизматичный сукин сын! Меня от его воплей до костей пробрало, а крестьяне поспешили убраться от нас как можно дальше. — Ты делаешь противное богу, граф Пуэбло! Вмешиваешься в дела божьи! Врачевать надо не тела, а души, ибо тот, кто твёрд духом, может противостоять любым болезням!

— А я думал болезни от инфекций. От грязи, — издевался я, провоцируя его. — Руки там не помыли и яблоки съели после туалета. Или рану не обработали крепким вином, и от попавшей туда грязи воспаление пошло.

— Все болезни наши от грехов наших! — Кажется этот фрик реально верит во всю эту чушь. И медицина тут бессильна. Только спровадить его нафиг за границу графства, да со скандалом! А затем и ему подобными заняться. — За грехи ниспосланы нам болезни! — вещал он.

— Нет падре, — уверенно качал я головой, — болезни — от грязи. От микробов. Это проверенная информация. Но я соглашусь с тобой в том, — я старался говорить как можно громче, чтобы спрятавшиеся за всеми окрестными заборами селяне слышали, — что на всё воля божья. И сейчас господь послал рабу своему Педро спасение в лице вот этой вот лекарки, — указал на Анабель. — Может она спасёт его, может нет — вот тут будет уже бог решать. Но он дал ему шанс. А ты, морда священская, его этого шанса лишал!

— Да как ты смее… — попытался вякнуть этот артист, но на меня, дитя двадцать первого века, перевидашего всяческих шарлатанов и знающего, как работает актёрское искусство, это не действовало.

— Молчать! — рявкнул я, что даже мои отроки вжали головы в плечи. — Ты, сукин сын, хоть понимаешь, что сделал? Ты, собака такая, попытался лишить меня своей собственности! Убить принадлежащего мне человека! Или скажешь, это епархия приказала гнать от людей лекарей и не давать им лечиться? Ну, епархия издавала такой указ?

— Но… — Угадал, своеволие. Падре собрался что-то возражать, раскрыл было рот, видимо опять про грехи, но я не играю по их правилам. Снова не дав раскрыть рта, бегло, с пренебрежением, бросил:

— Сигизмунд, Бьёрн, арестуйте этого человека! По обвинению в предумышленном уничтожении графской собственности.

— Но… — повернул ошарашенную мордашку Бьёрн.

— Взять! — рявкнул я зло. — Он — убийца! Скольких МОИХ людей он убил, не дав им лечиться? В замок его, в темницу, приедет комиссия из епархии — будем его судить.

Сигизмунд двинулся первым, Бьёрн за ним. Падре пытался что-то вопить, стращая меня гневом господним, но после моего лёгкого одобряющего кивка на вопросительный взгляд, от удара Сигизмунда в живот заткнулся и закашлялся.

— В замок его, — повторился я. — Сегодня же напишу в Овьедо, в епархию. Если он виновен — понесёт наказание.

Обернулся к зрителям сего действа, удивлённо высунувшим из-за заборов мордашки.

— Уважаемые, всем спасибо! Было приятно общаться! А этого человека будут судить священники из епархии, прав он или нет.

— Исчадие сатанинское! — снова попытался сыграть на зрителя священник, но Бьёрн, по моему жесту, лёгким движением кулака вновь прервал его на полуслове.

— Работайте хорошо! Денег нет, но вы держитесь! — закончил я фразой одного из своих бывших правителей. — Партия нам поможет, даст бог — выстоим и построим нормальное общество!

Боже, что за бред несу?

* * *
В замок вернулись по темноте — для нас даже специально пришлось ворота открывать. Приехали бы и ещё позже, но Вольдемар выслал навстречу дежурный десяток, проверить, «всё ли в порядке с сеньором графом». Ибо мы обратный путь тащились как черепахи. Фанатику-священнику связали руки на запястьях и тащили вслед за лошадью за руки на аркане. Тучными характеристиками падре не обладал, но всё же отсутствие постоянных упражнений и сытость потребляемой пищи сделали дело, и от пусть и не быстрого, но продолжительного бега он быстро выдохся и банально рухнул на землю. И его несколько метров протащило по инерции, свезя в говно лицо и кожу на руках. Сполоснув ему лицо и руки водой, поняли, что ничего страшного, заживёт.

— Но лечить я его не буду. Пусть возносит молитвы, господь исцелит его, — заявила Анабель. Женщины мстительные существа.

— Господь исцелит меня! А вы будете гореть в аду! — заверещал фанатик, и я приказал трогать лошадей. Мог бы настоять, что неплохо бы сбрызнуть кровоточащие царапины крепким вином, оно теперь у Анабель всегда с собой, недавно в постели хвасталась, но не стал. Если господь и правду любит сеньора, то кто я такой, чтобы разрушать их единение? Но двинулись мы после этого мелким шагом, практически пешком шли. Священник пыхтел, обливался потом, периодически переходя на бег вслед за лошадью ведущего его на верёвке Лавра, но надолго, как ни пытались, скорость увеличить не могли.

Только сдав арестованного двум отрокам из подъехавшего десятка, отдав приказ, куда и зачем его вести, с остальным воинством помчался домой, но к закату всё равно не успел. Впрочем, кому другому ворота открывать не положено, только с личного разрешения или меня, или замкового сотника, но тут сами понимаете. Предупредил, что сзади скоро ещё двое с арестованным подойдут, поехал к донжону.

— Я в лекарскую, там отлежусь, — пробормотала Анабель и захромала в комнатушку на первом этаже южной стены, приспособленную под лазарет. Если она не исцелит себя лекарским колдовством, завтра на задницу просто не сядет. Я — сын графа, человек с седлом знакомый, и то седалище в начале недавней инспекции натёр так, что мама не горюй. А ей с непривычки…

К воротам донжона, встречать нас, спустилась Астрид. Узнать, в чём там дело — нас очень долго не было.

— Ты поздно, — сухим тоном констатировала она. — Я переживала. Думали, летучий отряд степняков пробрался так далеко. Или убийцы Серториев.

— Как будто ты бы плакала, если б это были степняки или убийцы, — произнёс я и прошёл мимо.

— Да, плакала бы! — донеслось в спину, и я почувствовал, что она готова расплакаться. — Другого брата у меня нет, каким бы он ни стал, в кого бы ни превратился!

В душе что-то надломилось. Её стало жаль. А как бы Вика отнеслась к тому, что её брата больше нет, а вместо него расхаживает вселившийся в его тело Некто, похожий на него, говорящий его голосом, но ни разу не он?

А если бы этот хрен в моём обличье ещё бы её и трахал?

Вику! В моём теле! М-мать!..

От последней мысли аж перекосило. Что привело меня в чувство — я на самом деле не такой, как начал про себя думать, инцест для меня — нечто запредельно противное и неприемлемое. Я — нормальный! Просто… Просто МНЕ Астрид не сестра. И я — не Ричи. Я — Рома. Понял это окончательно и бесповоротно.

Но это не значит что я не её брат, и она не любит меня как брата. Я должен остаться для неё тем, кем был Рикардо, хотя бы в первом приближении, как бы ни был влюблён в качестве Лунтика.

…А ещё я должен убедить её, что мне можно доверять. И что не стоит мстить за гибель брата маленькой дурочке Анабель, которая в глобальном масштабе ничего не решает.

И решил ковать, пока горячо. Вернулся, взял её за руку. Потянул к лестнице:

— Пошли.

— Куда?

— Наверх. На смотровую площадку. Только к тебе зайдём, плащ накинем.

Потащил сеньору (она сеньора, замужем же) вначале в её комнату, взять меховой плащ-накидку (ночью на башне ветер прохладный), после чего дальше наверх, на пост прилежно бдящего часового.

— Рикардо, зачем? — не понимала она, когда я подсаживал её под попку — выход наверх заканчивался люком, ступеньки были крутые и отвесные, и никаких перил.

— Свободен. Жди на графском этаже, — бросил отроку стражи.

— Да, с-сеньор! — приложил кулак к груди воин и без прекословий принялся спускаться.

— И что ты хочешь мне такого сказать, что потащил сюда? — снова негативно фыркнула она. Успокоилась немного и вновь вошла в состояние «я стерва, вам всем капец».

— То, что не стоит слышать стенам замка, — усмехнулся я, подходя к одному из зубцов, вглядываясь в даль.

— Не доверяешь стенам родного дома?

— Я никому не доверяю. И только поэтому пока жив, — парировал я.

— Это ТВОЙ замок, — издевалась она. Ну, думала, что издевается. Я пожал плечами, не желая спорить.

— Это — люди. — Повернулся к ней, опираясь на стенку зубца. — Любого человека можно купить. Мои слуги не исключение. Главное понять, чем. А в хороших спецслужбах ребята с фантазией.

— Хорошо. — Она подошла к соседнему проёму между зубцами, тоже выглянула вниз. Тут, на высоте, был лёгкий ветер. С меховым плащом я не угадал, но вообще без ничего было бы зябко. Ей, разумеется. — Я тебя слушаю.

— Наш отец…

— Мой отец! — поправила она.

— Твой отец, — не стал я противиться, — участвовал в заговоре против короля Карлоса Пятого.

— Вот только гадости и глупости говорить не надо! — фыркнула она, готовая психануть и взорваться.

— Астрид, — ровным голосом продолжал я, — ты можешь мне не верить, но именно тебе у меня нет причин врать. К нам приезжал герцог Солана. Через две недели после смерти отца. Две грёбанные недели! Значит он ехал, надеясь застать его. Но не успел. Ты можешь уточнить у слуг, они должны помнить этого хлыща.

— Продолжай, — кивнула Астрид головой, успокаиваясь и одновременно напрягаясь.

— Этот Солана — один из лидеров заговора против короля. Самый главный или нет — не знаю, но один из — точно. Приехав, вместо нашего отца…

— Моего отца.

— …Тяжеловесного Харальда Чёрной Молнии, посылавшего в пешее эротическое прежнего короля, сеньор застал лишь его малолетнего сына, который по-чёрному бухал и ничего толком не мог сказать в ответ на запросы. А именно, не мог подтвердить готовность выступить против нового короля, Карлоса Шестого, в союзе с другими членами заговора. С ним говорил не я, Ричи, но я помню тот разговор, хоть он воспринимался сквозь многодневные винные пары.

Астрид молчала, не затыкала, что уже хорошо.

— Меня оставили в покое. Меня, Ричи — не важно, графа Пуэбло. Но думаю, этот вопрос просто отложили, решили подождать, когда граф Пуэбло оклемается, начнёт принимать графство и вникать в политику. И мне, как новому графу, таки придётся отвечать на неудобные вопросы — обстоятельства обязывают.

— Ну и? Дальше что? — продолжала стоять в напряжении Астрид.

— То, что после этого визита — я сопоставил сроки с учётом полёта голубя и времени скачки гонцов — сюда, в Пуэбло, срывается Катарина Сертория. Причём она срывается не просто так, и не сразу после приезда Соланы, а с небольшим лагом, то есть после небольшой паузы. Во время которой король и его ближние разработали план операции, который ей требовалось осуществить. Именно ей, она была на задании в Мериде, но этот план посчитали более важным.

— И что за план?

Я усмехнулся.

— Это мои домыслы. Просто мысли, Астрид. Но ты можешь открыть карту королевства и попытаться мысленно обыграть ситуацию. Вдруг у тебя получится иначе? Я же вижу это так.

Пуэбло — слабое место королевства. Но только на первый взгляд. На самом деле это слабое место ещё и сеньоров заговорщиков.

Карлос Шестой обещает графу Мурсия свою сестру в жёны, добивается лояльности от Севера в грядущем противостоянии. Сама же Катрин едет на юг, где встречается с юным Рикардо, после чего под благовидным предлогом отравляет его так, чтобы никто на неё не подумал. И по указу брата становится графиней Пуэбло, открытой наследницей. Первый плюс — северянам нужно дешёвое зерно. А ещё у них много хороших, но нищих воинов, а у нас наоборот, воинов мало. Убивается две белки одним выстрелом — король кормит Север, получая его копья, ибо повторюсь, Мурсия получает Пуэбло в качестве приданного жены.

Теперь смотри какие выходят интересные расклады. С запада от нас Мерида и Алькантара. Оба — участники заговора. Алькантара, возможно, зассыт выступать открыто сразу, заходя с козырей, но даже если будет помогать лишь снабжением, у герцога Мериды хватит сил ударить по нам оттуда. Но вот облом — Аквилея и Санта-Магдалена — королевские города, и торгаши заинтересованы в своих привилегиях. Они не будут активно участвовать в боях, но банально не дадут Мериде переправиться на этот берег Белой.

Наместник в Пуэбло же собирает с юга, из Приграничья, все войска, какие можно, а ты знаешь, что их там у нас немало, а будет ещё больше, и ведёт их на Овьедо.

— Овьедо тут при чём? — хмурилась Астрид. Не такого разговора она ожидала.

— Герцог Бетис — тоже участник заговора, — признал я. — Не зыркай, я ПОМНЮ разговор с Соланой. Бетис, Мерида, Алькантара, Авилла и Таррагона — участники, о которых мне было сказано, чтобы я проникся мощью их организации и подписался вместе с этими хорошими парнями. Ибо мой отец по его словам уже сделал это, шаг за малым.

Так вот, пока Аквилея и Санта-Магдалена сдерживают герцогов Алькантару и Мериду, Бетис неожиданно получает удар с двух сторон, с севера — королевскими войсками из Альмерии, с юга — нашими, под командованием королевского ставленника. Бетис из войны выбывает, возможно даже присоединяется к королю: «Я не я, лошадь не моя, я вообще-то лишь tramvaya ждал, а они меня уговорили, но за настоящего правильного короля готов повоевать, искупая вину и грех». Как-то так. После чего они спокойно уничтожают оставшегося в тылу, отрезанного от союзников-заговорщиков графа Авиллу, нашего восточного соседа.

Юг расколот, и раскол теперь в пользу Карлоса и альянса северян. Алькантара и Мерида теперь уже будут вынуждены сами держать удар, их совокупные силы меньше армии Пуэбло, не говоря о союзе с Бетисом и Авиллой, который тоже, дабы искупить вину перед королём, скорее всего выступит против вчерашних корефанов. И теперь, чтобы выстоять, они запросят у Соланы и Таррагоны помощь. И заговорщики будут вынуждены помощь отправить, хотя планировалось наоборот, это Юг должен был помогать бы Западу.

Основные силы заговорщиков ослабнут, у альянса короля и Севера появится шанс их победить. Здесь же, на Юге, начнётся война молниеносных нападений, и как минимум силы заговорщиков будут прикованы к этим местам без возможности как уйти, так и одержать победу. Наша лёгкая конница в степях может мотать латных рыцарей месяцами.

В итоге получаем, что за короля окажутся Альмерия и Центр, большая часть Юга во главе с Бетисом, лучшая часть Востока и Север. От Севера будет достаточно дружелюбного нейтралитета, но сомневаюсь, что северяне останутся в стороне, если здесь, на Юге, будет одержана победа. Против же короля — Запад и часть Юга, на которую надо отвлекать силы, да финансовая помощь Таррагоны Флавиев. Сами таррагонцы не захотят воевать открыто, а это значит, что у короля как минимум есть шанс победить в гражданской войне. Согласна?

— Звучит логично, — задумчиво покачала головой Астрид.

— У плана есть издержки — орки… Степняки могут совершить дерзкий набег на Пуэбло и Авиллу, когда оттуда уйдут войска. Но даже если они уведут половину населения графств, это стоит выигранной гражданской войны. Не находишь?

— Суровое решение, но до безобразия практичное, — уставилась вдаль сестрёнка. Я заставил её думать головой, она может, просто отвыкла делать это. — Но именно его скорее всего примут те, кто наверху. Но при чём тут ты?

— Погоди, дойду. Смотри, они, то есть Сертории, дают нам ежегодно по пятьдесят тысяч лунариев. Это годовой доход нашего графства. Вопрос, зачем?

— Чтобы мы держали огромное войско на границе. А без них мы его держать не сможем.

— Вот-вот. И предлог благовидный — набеги орков. Не придерёшься. Подозреваю, что наш папочка был двойным агентом и работал
на Карлоса Пятого, не благодари за этот вывод — он был достойным человеком.

— МОЙ папочка! — зло фыркнула она.

— НАШ, — на сей раз не уступил я. — Я помню всё, что помнил твой брат. А он любил отца. И я люблю его его памятью. Нет, сестрёнка, есть вещи выше меня, и выше тебя тоже. Харольд для меня — как отец. И не спорь больше.

— Хорошо… — пришибленно прошептала Рыжик.

— Я думаю, отец был своим среди чужих, чужим среди своих, двойным агентом. И Солана что-то подозревал. Потому примчался сюда, когда понял, что ситуация может выйти из под контроля. Три тысячи конных латников не считая пехоты и ополчения городов прямо посреди мысленно принадлежащего им Юга — это то, что заставит грустить и трястись от страха. А такие люди не любят грусть и страх.

Но вот беда, отец умер. А незадолго до него умер его сюзерен, Карлос Пятый.

Его сын, Карлос Шестой, не в курсе ВСЕХ дел, хотя, наверняка, план раскола противника и победы в гражданской войне прочитал. И ему надо было действовать, причём срочно, пока юный Рикардо не вошёл в силу и его смерть может открыть многие двери, запустить многие планы и проекты. Ведь Ричи, не зная о том, что отец был двойным агентом, мог продаться Солане и наломать дров. А потому было принято решение — прощупать его самым лучшим и безотказным для девятнадцатилетнего юноши способом — лучшей агентессой Карлоса, его сестрой. И если та почувствовала бы, что Рикардо может помешать планам брата, она бы его уничтожила.

— М-да, — только и произнесла Астрид, после чего глубоко вздохнула.

— Ты снова можешь мне не поверить, но из общения с нею я понял, что она ехала его убивать. Слишком сильно это отрицала. Конечно, она могла пощадить его, поняв, что он договороспособен и адекватен, вот только напомни мне, при каких обстоятельствах я в него вселился? Что он делал предшествующие три месяца?

Астрид молчала.

— Он бухал! Квасил! Как какой-то слабак! Слабакам не место в политике, в игре с ТАКИМИ ставками. Твой брат был обречён, сестрёнка.

И последний аргумент, что это не просто мои домыслы. Я начал вести переговоры с Катрин, раскрыв, что являюсь popadantsem, то есть вселившимся. Вселившихся в ваших краях много, как оказалось, и спецура их активно ищет. Но вот её куратор, а он при ней как Вермунд при нас с тобой, когда мы были виконтами, подумал, что она в меня втрескалась. М-мать, такие стервы, как она, не втрескиваются! Но он, старый маразматик, начал сомневаться. И приказал убить меня за её спиной.

А теперь подумай. Может ли какой-то вшивый барон, капитан гвардии короля, всего лишь грёбанный капитан наёмников, убить владетеля, графа, властителя одной из самых сложных и важных провинций, по собственной воле? Собственным решением?

Я, конечно, тут не долго, но даже не опираясь на знания твоего брата понимаю — нет. Король — может отдать такой приказ. Его сестра — может, ибо получила от брата соответствующие инструкции. И подчёркиваю, ИНСТРУКЦИИ, то есть РАЗРЕШЕНИЕ от короля.

А тут какой-то грёбанный барон, никто в рамках королевства, и принимает решение САМОСТОЯТЕЛЬНО?

Луна светила хорошо, была ещё достаточно большой, и я увидел проступающие у неё на глазах слёзы. Вот так и надо, по живому. Ведь иначе не получится. Не дойдёт иначе.

— Старый не принимал решения об убийстве юного графа Пуэбло, — подвёл я все построения под черту. — Он лишь привёл в исполнение отданный ему ранее приказ. Приказ короля Карлоса Шестого, сестрёнка.

Так что повторюсь, твой брат был обречён. Ты в любом случае его бы больше не увидела. Вот только не будь меня, ты бы приехала сюда, в Пуэбло, на его похороны.

Она стояла и плакала, слёзы текли по её щекам, но при этом не издавала ни звука. Сильная женщина.

— Потому, — добивал я, — что если граф Пуэбло, кем бы он ни был, выступит на стороне заговорщиков, Север страны останется в стороне от конфликта, пусть он трижды отдаст за Мурсия свою сестру, а Восток не сможет собрать столько же сил, сколько совокупно даст Запад, Юг и наёмники Таррагоны. Если Ричи останется жив — королю Карлосу придёт трындец. Рикардо был обречён в любом случае, грохнула бы его Анабель или нет.

— А теперь второй тебе вопрос, мистический, — перешёл я ко следующей части разговора, договорной. — Представь, что ты — господь бог. И ангелы тебе доложили, что в королевстве Альмерия скоро начнётся гражданская война, в результате которой орки и эльфы уничтожат всех людей, которые ослабнут в войнах друг с другом. Как ты будешь спасать ситуацию так, чтобы твоего, божественного вмешательства был минимумский минимум?

Она отрешённо покачала головой.

— Я не знаю что высшие силы могли сделать, — уверенно, со злостью в голосе продолжил я, — но знаю что СДЕЛАЛИ, чтобы ситуацию выровнять. Поскольку всё упирается в Рикардо Пуэбло, подчеркну, обречённого Рикардо Пуэбло, который ничего не решает и не способен ни на что повлиять, высшие силы просто убрали его с шахматной доски, позволив ему трахнуть замковую лекарку, которая его пришибла. Если бы он не захотел её трахнуть сам, его бы к этому подвели. А может и подвели — мы не знаем, как работают эти ребята.

Но в момент, когда Рикардо «отошёл», в него всунули другого человека. Некого Наумова Рому. Почему именно его — хрен знает, но у высших сил своя логика, и с них за поступки не спросишь.

Я ещё раз подчеркну, божественное влияние должно быть минимальное. Оттого не строю надежд — если накосячу, меня никто за уши спасать не будет. Умру, как все, ибо как все смертен. Придумают вместо меня кому королевство спасать. Но они посчитали, что я смогу сделать то, что не мог он, вот и внедрили в его тело. Не спрашивая, хочу ли я, а я, знаешь ли, не хочу. У меня дома семья, родители. Сестра в Вологде. Я, мать его, люблю их! Скучаю! — Кажется, меня накрыло, вот-вот взорвусь, но было пофигу. — ДА В ГРОБУ Я ВИДАЛ ВАШ ГРЁБАННЫЙ МИР!!! — заревел я.

Отпустило. Последнее я проорал с донжона на всю округу, и только сейчас почувствовал жар вокруг. Я пылал, и это слабо сказано.

Потух. Мгновенно. И что самое странное, в этот раз пламя бушевало на небольшом расстоянии от тела, и вся одежда… Не сгорела. Некоторые места оказались подпаленными от температуры, но целенаправленно их огонь не коснулся.

Астрид, выпучив глаза, упала на пятую точку и задом отползла, уперевшись спиной в зубец другой стены. Она боялась. Узрела не просто мою мощь, но и мой настрой. И что я не буду подмазываться и оправдываться. Не хочет принимать какой есть — чёрту! Всё к чёрту.

— У вас нет канализации, — усмехнулся я, медленно на неё наступая. — Думаешь, это приятно, срать в дырку в подвесной башне в замковый ров? Особенно зимой, а эта башенка не отапливается? Подтираться грязными видавшими виды лоскутками, ибо нет бумаги, чтобы подтереться нормально?

У вас в принципе нет бумаги, писать не на чем! Вот в чём трагедия!

У вас нет лифтов — с высоты девятого этажа по нескольку раз в день мотаться вверх-вниз, иногда в доспехе. Нету машин, нету почты, нету интернета в конце концов! Ты ничего не знаешь, сидишь, как вакууме! А лекарства? Да тут можно сдохнуть от банальной царапины, сегодня, например, мы спасали чела, который порезался, когда серп точил! Пипец у вас условия! Нахер мне это всё, да ещё вдали от любимых людей? Брат твой умер? Да мне насрать на твоего брата! Меня никто не спрашивал, хочу ли я в его тело! В тело этого грёбанного урода, трахавшего сестру так, что её выдали замуж за первое попавшееся более-менее адекватное ЧМО! Урода, которому нравилось давить маленьких детей копытами лошади! Насиловавшего и убивавшего горожанок и селянок — почему тебе не жалко этих бедных девушек? Почему о них ты не хочешь плакать? А у них есть семьи, и у одной остались дети — точно знаю! А, Астрид?

Меня! Никто! Не! Спрашивал! — отчеканил я, нависнув над нею. — Меня просто выбрали, чтобы я участвовал в этой грёбанной политической игре, спасая из пропасти и ваше грёбанное графство, и ваше грёбанное королевство! Если смогу, конечно. А потому мне насрать на твои рефлексии, женщина!

— И ещё, — добавил тише, снова гася пламя — увлёкся. — И ещё. Анабель — рука господня. Я серьёзно насчёт неё. Я это с самого начала сказал, и позже лишь убедился, что это так. Хочешь ненавидеть — ненавидь господа, она — его рука. Но снова напомню, ты в любом случае сейчас оплакивала бы своего братца-извращенца, это решение было принято не нами. И обрати внимание на то, что она делает. Она может спасти этот грёбанный мир, дав ему мощнейшее лекарство, способное спасти тысячи. Говорю же, у бога отличное чувство юмора, если его правильно понимать. Всего хорошего.

Развернулся и пошёл вниз, придерживаясь за стены. Всё же какие-то части камзола обуглил, этот на выброс… Пардон, на туалетную бумагу в башенку. А ещё жутко хотелось пить, и совсем жутко хотелось сладкого. После такого-то выброса магии неудивительно.

Спустился вниз, шатаясь, побрёл к углу замка, где мы вчера и позавчера бодяжили сахар, оставив загустевший сироп догоняться в специальных глиняных чашечках. Глиняных потому, что помню, как тяжело выковыривать сахарного петушка из тары, пришла идея тупо разбить глиняные стаканы и плошки, чтобы не заморачиваться — глин в графстве много, даже возле замка что-то добывают, и в замковой деревне есть свой горшечник. Подойдя, расхуячил одну из форм в виде небольшого стакана, после чего вгрызся зубами в противное сладкое, но одновременно горькое, со вкусом пригара, твёрдое нечто.

Бляха, так и зубы можно сломать! А, вот, колун.

Топором, оставленным после монтажа деревянного пресса для жмыха, его обухом, грохнул сахарный кусок на осколки, собрал что смог по темноте, положил неправильные, местами острые куски в рот и принялся самозабвенно сосать.

М-да, для Ромы вкус так себе. Намудрили мы что-то, пока готовили. Гадость. А может это свекла такая, ХЗ. Но для Ричи после мёда эта субстанция была на втором месте. Сладкое тут едят редко, и не в такой концентрированной форме.

— Вашсиятельство… А, вашсиятельство?

Слуги всё это время разбегались от меня, держась подальше, но на виду — вдруг понадобятся. А вот тот мужик, который помогал мне с варкой сахара, мешавший в тазу сладкую массу длинной деревянной лопатой несколько часов без устали, смело подошёл, не боясь попасть под прицел графского пламени.

— Фево фебе? — рыкнул я, впрочем, успокаиваясь.

— Эта… Водицы нате. Сей продукт надо запивать, сладко очень. И мёд — тот мягкий, вязкий но жидкий, а это колоть надо, и сосать. Неудобно.

Я взял протянутую деревянную литровую кружку с колодезной водой. Приложился. В несколько заходов, позволяя сахару во рту раствориться, выпил. Непроизвольно магией подогревал воду в собственном рту! Пипец техники безопасности на меня нет, но я отчего-то знал, всё получится. Был уверен в том, что делаю. Надо доверять себе и своим чувствам. Физика, понимание механизмов — хорошо, но магия — часть человека, надо жить ею, слиться с ней.

Опустило. Ломать перестало. Сладкого хотелось неимоверно, но уже не трусило.

— Как звать тебя, уважаемый? — довольно спросил я.

— Та не, не уважаемый я. Я Трифон.

Лаконично, ёмко, точно, но не совсем понятно.

— Трифон… Крепостной?

— Ага. Проданный, — довольно кивнул мужик.

— Проданный? — не понял я.

— Ну да. По суду. За долги. Ваш батюшка меня купил, служил ему тут, на конюшне.

— А вольным кем был? Мастеровым? — Интересный расклад. Не знал про него.

— Подмастерьем. В цирюльне. Пока за драку того… С благородным. И штраф. А у меня ничего нету. — Мужик опустил глаза в землю. — Ну, вот меня и… Того. И если б не ваш батюшка, земля ему пухом…

— Как тебе сахар? — кивнул я на накрытые крышками от бочек разномастные сосуды с уже, оказывается, затвердевшим сиропом.

— Хорошо. Но что-то не так мы делаем. Надо бы попробовать в кожуре варить. И мыть баб заставить свеклу чище. А вот пресс хорошо работает, но надо б больше сделать. И камней навалить тяжелее — больше сока выйдет.

— Трифон, завтра подойду, попробуем наш урожай при свете солнца, а не луны, — указал в небо, — тогда и обсудим.

— Как скажешь, вашсиятельство, — кивнул Трифон и удалился. Видно, что не урождённый крепостной. Не трусится так, как холопы. Но и для вольного дерзок. Или нет? Завтра узнаю.

— Чего встали? Не видели графа, жрущего сахар среди ночи? — прикрикнул я на окружавших меня дугой невдалеке слуг. Уже пройдя сквозь их кольцо, понял, что зацепило в толпе. Обернулся. Точно, и она здесь.

— Эстер, мать твою! Ты что здесь делаешь? Пошли, бегом! — Развернулся и пошёл в направлении донжона. Понравившаяся вчера рыжуля засеменила следом.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НЕ ЗЛИТЕ НАЧИНАЮЩИХ ФЕОДАЛОВ

Глава 7. Судейская или спорт в ширнармассы!

— Доброе утро! Ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы! Кто хочет поработать?

Тишина. Толпа «зэков» смотрела на меня, стараясь держать глаза в землю, но украдкой поднимая взгляд и рассматривая, чего это граф ихний чудит? Тоже мне «алкоголики тунеядцы» — хотелось выругаться. Но что есть. Мужики это были. В основном. Лапотники. Лаптей тут не носили, использовали многолетние несносимые деревянные башмаки, или босиком шастали. Это я имею в виду забитый крестьянский вид. Однако все они совершили преступления, и их осудил, впаяв приговор, мировой судья.

Мировые судьи назначаются графом. Всех нынешних назначил, разумеется, отец. Их у меня по количеству округов. И учитывая, что рассматривают эти суды дела самого низшего звена, коррупция в них так себе (хотя, разумеется, есть). На баронских землях и судья и прокурор — барон, но я один, не могу ж разорваться? Кстати, это идея — надо срочно провести судебную реформу. Упорядочить суды в один магистрат. Что суд — это отдельная ветвь власти, не связанная с властью исполнительной, тут не знают; на своих землях владетель — царь и бог. Кроме коронных преступлений, но их уже рассматривает королевский суд. Это который между субъектами королевства: графами, герцогами, городами. Есть промежуточное звено — суд сеньора. Это когда сеньор судит вассалов. Например я своих баронов и СВОИ города, тяжбы между ними. Но ни о каком отделении судов от тех, кто управляет, речи нет. Так что нечего рыпаться, надо упорядочивать то, что есть, ибо раз эта хрень работает — не стоит и ломать, потом фиг восстановишь.

Меня с утра пёрло на иронию, ибо ночью спал мало. Сучка Эстер вновь выпила все соки, я даже на время забыл об Астрид. Которая дулась и не спустилась к завтраку, вновь затребовав его в свою комнату. Местные же моего сарказма не понимали, это было нехорошо, но я не мог остановить себя и продолжал пороть хрень.

— Наряды на сегодня. Песчанный карьер — два человека. Уборка улиц — три человека. Мясокомбинат… На сегодня нарядов не прислал. Есть наряд на строительство жилого дома, цементрый завод, и, нахрен, на строительство целого города! Ура, товарищи!

Гробовое молчание.

Нет, с этим надо что-то делать. Я — граф. Это — мои люди. Оступившиеся, но люди. И МОИ, ключевое слово. Нельзя к ним, как к скоту. И твёрдо приняв решение любить своих людей, я, под недоумённые взгляды собравшихся посмотреть за тем, что тут устроил (средневековье, развлечений мало, а я ж чудило) подошёл к крайнему левому в строю преступнику.

— Имя?

— Игнасио, — буркнул тот, смотря в землю.

— Чего натворил?

— Кума забил. Топором по макушке.

— Пьяная драка?

— Не. К жене моей захаживал. Ну и не вытерпел…

— Он как, один раз только захаживал? — усмехнулся я, уже имея представление о местных нравах.

— Не. Но то я кулаками. И её, и его бывало. А тут… — Тяжёлый вздох.

— Ну и как, легко теперь твоей жене будет? Без тебя? — «подбодрил» я.

Молчание.

— Эстебан, его приговор?

Эстебан, оказывается, мой помощник, занимающийся в данный момент системой исполнения наказаний. Глава ФСИН, правда, пока не утверждённый. Прокопий оказался мужиком ушлым, управленцем от бога, и пока я грешил на него, как и чем его в этом направлении озадачить, оказывается, уже всё сделал, а мне не доложился, так как я «занят был». Пока сам не созрел заняться каторжанами сегодня утром. Сучок старый!

Короче, ещё пока я был в отъезде, он откопал где-то из закромов учёного монаха с опытом работы в структурах управления разных баронств, и скинул на него найм стражи, транспортировку зеков к замку, и, главное, кормёжку и первых, и вторых. Ах да, стража ещё жалование получает, и в данный момент это тоже уже скинули на Эстебана, Ансельмо при мне с утра передал ему деньги.

Сам товарищ Эстабан — всамдельшний монах. Не бывший, бывших монахов не бывает, постриг принял. Но что-то с монастырём у него не срослось, и он десять последних лет занимался тем, что нанимался в услужение баронам (моим и герцога Мериды), как грамотный человек, обученный счёту. И судя по тому, что популярностью пользовался, знаниями и навыками обладал достаточными для поддержания квалификации. Потому его и перекупил у одного из баронов практичный Прокопий, дав тому полуторную стоимость контракта, но, по мне, хорошие кадры стоят любых денег.

— Как обычно, повешение, — отчитался идущий за моей спиной с несколькими свитками в руках, и ещё несколькими в тубусе, единственный в графстве ФСИНовец. Умудряющийся ещё и дощечку вощёную для записи держать.

— Раскаиваешься? — Это я Игнасио, сурово нахмурив брови.

— Раскаиваюсь, вашсиятельство, — ещё ниже опустил голову провинившийся.

— Эстебан, сделай запись. Я, графской волей, назначаю сему человече наказание в виде пяти лет принудительных работ. В случае если будет работать без нареканий и без попытки бежать, через пять лет сего дня отпустить, выдав один лунарий подъёмных денег из графской казны, дабы мог завести хозяйство в любом поселении графства, окромя того, в котором жил.

— А чего домой нельзя-то? — Игнасио мгновенно подобрался и приборзел. Я его от смерти спас, и, кстати, уже дважды, а он «а чего то-то то-то нельзя». Вот так и делай добро людям.

— Если твоя баба жить хочет, она себе другого мужика найдёт, — отрезал я. — Если не дура — уже нашла. И если ты туда воротишься через пяток лет… Что, ещё раз кого-то убивать будешь? Или отпустишь, есть бог на свете — защитит?

— Нет, но…

— Думай, Игнасио. Я даю шанс. Но распоряжаться им сам должен. Как сделаешь — так и будет, только второй раз помощи от бога не жди. Следующий. Имя?

— Педро, — ответил глубокий седобородый старик.

— В чём вина?

— Внуков не доглядел.

— Детей собаки растерзали, — подсказал идущий со списками за плечом Эстебан. — Был пьяным, не закрыл псарню. Троих.

— Не надо мне пощады. Сам работать буду. — Старик опустил голову.

— Пять лет, — обернулся я к своему ФСИНовцу. — отработает — на волю, но если захочет, может остаться, как вольнонаёмный, без выдачи подъёмных. Ах да, с запретом занимать любые должности на графской службе, на которых от него может зависеть жизнь других людей. Пьяница — руками работай, сам на себя. Записал?

— Записал, — кивнул головой монах.

— Имя? — спросил я следующего.

И так почти две сотни человек. До самого обеда. Врать мало кто пытался, даже профессиональные уркаганы (и такие тут были, и немало). Они все — смертники, уже юридически убитые. Я их уже спас, сохранив жизнь и не отправив на рудники или галеры, а теперь ещё помахал перед лицом конфеткой в виде УДО. Теперь ударно будут многие работать, чтобы заслужить помилование и свободу.

А вот лихие люди среди контингента все были… Та-дам! Из городов. Кто не забыл, у меня в графстве пять городов баронского статуса. То есть моих вассалов. Как Аквилея — вассал короля, так тут — вассалы графа. Нормально для средних веков. И все бандюганы, у которых даже рожа кирпича просила, были представителями дна этих самых пяти городов, ни одного из деревни. Понимаю настрой средневековых крестьян, считающих, что в городах сплошное зло и разврат.

Бандюганы как раз и представлялись бедными и несчастными, кланялись, в ноги падая, сапоги целуя, прощение моля. Крестьяне наоборот, пытались достоинство держать. Вот когда закладывается в народе менталитет.

Но мне, жителю двадцать первого века, видавшего уйму всякого мошенничества и не верящего людям ни на грош, было всё равно, бандюганам и карманникам так и оставлял пожизненные каторжные работы. Мразей за версту видно. Пусть работают, там видно будет — приказал перевести их в отдельные бригады, которые усиленно охранять.

Было и несколько особых случаев. Первый сбой произошёл то ли на семидесятом, то ли на восьмидесятом заключённом. После стандартных «имя» и «что натворил», мужичок бодро ответил:

— Старосту порешить хотел.

— А чего ж не порешил? — усмехнулся я.

— Да дурень. Дуром полез. Сыновья и зятья его и отбили.

И тут он… Упал мне в ноги.

— Граф! Ваше сиятельство! Не надо воли! Не надо помилования! Век оставшийся работать буду рук не покладая! Только накажи гниду! Это ж тварь — хуже степняка! Всё село от него и его выходок стонет! Он же обирает всех! Мзду за наделы берёт! Баб щупает и имеет кого хочет — и не сбежишь от него! Себе доли меньше делает, вешает на общество! И жаловаться бесполезно — с мытарями у него уговор, кто жалуется — только плетей за клевету получает! Я чего его пришибить решил — достало всё! Нахрен такая жизнь! Он дочку мою, одиннадцатилетнюю, к себе взял попользовать!

Мужик расплакался и принялся хватать мои ноги.

Одиннадцать лет… Плюс треть… Пятнадцать где-то не страшно, тут это возраст замужества. Но всё равно. И ладно бы благородный, а так какая-то мразь из «своих», лапотников, только у корыта?

— Ансельмо! — рявкнул я, отскочив в сторону от ползающего на брюхе камрада, которого тут же оттащили двое охранявших зеков ФСИНовских стража. — Ансельмо, партийное задание. Эй, человече, что у тебя за деревня?

— Концепсьон-на-Кривом-Ручье, — выдавил плачущий за малым не состоявшийся «бандито».

— Далековато. Ансельмо, кто у нас там?

Квестор назвал ничего мне не говорящее имя старосты от которого «бандито» гневно взвыл.

— Как оцениваешь?

— Подати собирает и платит исправно. Недоимок нет.

— Душу он из всех выпивает! Последнее забирает! Голодом морит! Дьявол это во плоти, сущий дьявол! — завыл жалобщик.

— Съездишь туда. Как освободишься в Аквилее, дуй туда с инспекцией. Возьми с собой десяток стражи. Эстебан, найм новых стражников идёт?

— А то, сеньор граф! Уже более сотни набрали. В основном или старые, или младые, или увечные, или воинскому умению не обучены, но здоровьем велики, всё как и было сказано.

Сказано ему было Прокопием, я в Аквилее был. Говорю же, повезло мне с кадрами, я везучий попаданец.

— Жалование стражи четверть супротив воинского, плюс кормёжка на семью, и оружие из арсеналов. Чего б увечным военным не послужить? — усмехнулся монах.

— Вот-вот. Берёшь десяток стражи и едешь в этот Концепсьон, — продолжил я наставления Ансельмо. — Проводишь инспекцию. Решаешь на месте, как сей человече относится к вверенному хозяйству и вверенным людям. Если и правда все соки пьёт, и при этом ворует — можешь как квестор, высший мой магистрат, от моего имени супостата вздёрнуть. Чтоб неповадно было.

— Эй, все, слушайте сюда! — заорал я для всех. А народу на наше построение собралось изрядно, ибо планировалось, что мы город будем закладывать. Пока будем копать вал и ров вокруг места, где тот будет, но всё начинается с малого. Пол-замка собралось на зрелище, и, отчаянно глядя на мой правёж, скучало. Да, прощаю преступников, это новость, это тема. Но я ж феодал, а значит, что бы ни сделал — в своём праве. Я могу их всех тут в попу чпокнуть, и никто слова не скажет, лишь у виска покрутит. — Слушайте сюда! Я не знаю, какую установку давал мой отец! Но говорю сразу, для всех, как буду работать я!

А я считаю, что МОИ крестьяне должны быть богаты! Что нельзя драть с них три шкуры и забирать последнее! Потому, что богатый крестьянин = сытый крестьянин, он будет работать хорошо, у него будут для этого силы! А ещё такому крестьянину есть что терять! Ибо когда тебе терять нечего — то и на окружающих начхать, а когда за тобой семья и дети — не побыкуешь, верно? А значит мой сытый крестьянин тем более будет хорошо работать и правильно себя вести, порядки не нарушать! Просто потому, что иначе что имеет — потеряет! И все, кто не разделяет мои ценности — враг мне! Ибо эти люди не хотят, чтобы я был богатым!

А богатство мне приносит труд крестьян! — хапнув воздуха продолжил я шоу. — А если кто-то не хочет, чтобы я был богат и обдирает МОИХ людей, забирая последнее — как думаете я должен к такому человеку относиться? Все слышали? И передайте тем, кто не слышал! Рикардо Пуэбло любит своих людей! Он холит своих людей и запрещает просто так драть три шкуры! А иначе — ты враг его, а он врагов не прощает!

Толпа зрителей, стоящих с разных сторон от шеренги заключённых, а также стража на стене и башнях (построение зеков было за стенами замка, но прямо у рва, под стеной; бежать всё равно бесполезно — в поле конные разъезды Вольдемара, никуда из степи не денешься) начала громко перекликаться, обсуждая услышанное. Озадачил.

— Спасибо, ваше сиятельство! До конца дней верен буду! Только судите гадину справедливым судом!

— Если не справишься, решение не сможешь принять — в Пуэбло его тащи, — снова повернулся я к Ансельмо. — Я приму. Но если вопиющие факты будут — можешь сразу на ближайшем дереве повесить. И нового старосту заместо сразу назначь. Только это… — Тяжело вздохнул, представляя, сколько на квестора вешаю работы. — Нет, вначале — Аквилея. Вместе поедем, я на север, ты на запад. А оттуда сделаешь турне по графству. И да, можешь делать проверки работы ЛЮБОГО старосты. Виселицами не злоупотребляй, если что в Пуэбло тащи, но по рукам супостатам давай.

— Слушаюсь, ваше сиятельство! — вытянулся по струнке квестор. Поход в Аквилею с отроками, профессиональными военными, даром для него не прошёл.

Таких жалобщиков было ещё четверо. Ансельмо всё записал, обещал разобраться, но после, как время будет. Составит маршрут, покажет мне перед отъездом в Аквилею.

— А если задержусь… Может помощников пошлю? — спросил он.

— Нет, — покачал я головой, — нельзя помощников. Если задержишься — лучше позже поедешь. Потому, что право вершить суд имеет только граф. Ты — его рука, его магистрат, я доверяю тебе проверку на казнокрадство и воровство, доверяю вершить суд за такие преступления если доказательства вопиют. Но уже твои помощники — лишь помощники графского квестора. И прав на принятие решения от своего имени я им дать не могу

Ансельмо вздохнул.

— Дел у меня что ли больше нет, по графству ради старост мотаться? После этой поездки ещё больше дел навалится, разрази меня гром!

— Думай, Ансельмо, как выкрутиться. У тебя голова не только чтобы шляпу носить. И набери себе помощников. Много не надо, но чтобы были толковыми и расторопными. Могли справиться с поставленными задачами. Если в крепости — выкупи, деньги у тебя есть.

— Прямо из крепости? — округлил он глаза.

— А что тебя смущает? — усмехнулся я и побрёл к скучающему Дружку. Поедем, установим этот грёбанный камень, а алкоголики-тунеядцы пусть начинают копать. Работы им до весны хватит.

ФСИН пока создавать не буду. Создам одновременно преторство (МВД), ФСИН и МинЮст, по мировым судьям. И сразу разграничу ответственность. Пока пусть Эстебан порулит — Прокопий ему доверяет, но я не Прокопий. Справится — повышу.

* * *
— Ну как?

— Сладко… — потянул мальчишка. Сын вольной кухарки, заводила их компании, то есть замковой стайки ребятни. Мы тоже когда-то участвовали в делах такой же стайки, и, несмотря на то, что чувствовали, что наши родители тут главные, неформальными лидерами не были. Ни я, ни Астрид. Разумеется, нас никто не обижал, мы никогда не были в стайке на последних ролях, но именно неформальными заводилами быть не получалось. Дети это святые люди, они не видят социальной разницы и воспринимают всех такими, какие есть, без наносного сословного и иерархического.

— Ещё хочешь? — непроизвольно улыбнулся я мыслям. Желаешь понять кто рядом — посмотри на реакцию ближайшего ребёнка.

— Хочу! — уверенно кивнул мальчонка. Наших ему лет десять, рассудительный. И, кстати, вовсю уже помогает матери, правда время на игры всё равно остаётся. В замке жизнь легче, чем в окружающей его пасторальной средневековой действительности

— Держи! — протянул ему второго «петушка». Часть сиропа мы разлили по небольшим стаканчикам, в которые воткнули соломинки. И теперь получились тёмные коричневые цилиндрики сахара, горько-сладкого, с карамельным привкусом, на палочках, как петушки из моего детства. Правда, без формы, просто твёрдые куски. Формы потом будем делать, сейчас надо было понять, что такое вообще возможно. И коричневые, ни разу не прозрачные — обидно, но и тут будем работать. Хотя на самом деле местным и так зайдёт — кроме меня тут сахар и леденцы некому и не с чем сравнивать.

— Следующий! Кто следующий? — обернулся я ждущей вердикта стайки из полутора десятков ребятишек от шести до двенадцати лет(наших, местных от четырёх до девяти).

— Мне! Мне!

— Я!

— Можно мне! — заверещали почти все одновременно. Но в забеге победила дочка конюха лет восьми (шести), растолкавшая конкурентов и горделиво вышедшая ко мне вперёд:

— Дядя граф, я хочу! Можно я?

Отваге смелых поём мы песню. Заслужила.

— Можно. Держи! — И ей достался кусок на палочке. Самый большой из оставшихся. На всю ребятню «петушков» не хватит, только самым-самым, остальным так раздам, кусками. Но самым смелым — поощрение, «не так, как у других». Эволюция наше всё, пусть привыкают к естественному отбору. — Трифон, как там, получается? — уточнил я сводки с главного снабженческого фронта.

— Медленно, вашсиятельство, — ответил детинушка, с которым вечером хорошо пообщались. Мой главный помощник в деле сахароварения, и, как оказалось, самый продвинутый в плане угадывания желаний. В данный момент он с большим молотком пытался колоть отвердевшие куски сиропа, которые мы заливали в различную тару самых разных размеров и форм, из которой их так просто не вытащить. Что-то удавалось выбить или выколупать, а что-то я приказал разбить, мысленно списав убытки в счёт грядущих прибылей. Это средневековье, почти вся посуда и утварь из глины, черепки отлетели — куски сахара остались целые и невредимые. Только вот отколоть от большого куска поменьше надобно. Впрочем, сахар-песок изобрели веке в девятнадцатом, а до этого также кололи и колупали от сахарных «головок» — круглых или вытянутых цельных кусков. Даже в сказках русских есть про «сахарные головы».

— Получается! Колется, супостат! — довольно воскликнул Трифон. — Всем хватит.

А он, по ходу, тоже детей любит. Хотя судя по виду, не семейный, свои вряд ли есть.

«Супостат» и другие эпитеты — снова игра попаданческого воображения. Разумеется, такого слова тут нет. Но есть схожее просторечивое, с элементом религиозности — отсылкой на какую-то часть Ветхого Завета. И подсознание снова подсовывало ближайший русский аналог, пусть тот с религией и не связан.

Детвора, выпросив добавки (добавка только кусками, соломки быстро закончились), убежала по своим детским делам, не понимая, что только что получили на руки сладости на огромную сумму. Заморский сахар взвешивают на аптекарских весах. Не скажу, что по весу золота, нет — не как у нас в своё время перец. Но продукт дорогой. Дороже мёда, хотя мёд всегда был, есть и будет недёшев. Тут уже знают ульи, и есть пасеки, у меня даже отчёт в кабинете, на отдельном свитке, сколько бочонков мёда с собственных владений каждый год собираю. Но всё же себестоимость в перерасчёте на уровень жизни выше нашего, а учитывая огромный на мёд спрос со стороны зажиточных сословий, ибо более ничего сладкого в жизни в принципе не существует…

— Марина, запомнила, как что делали? — спросил я главную ответственную за варки, которую вчера и позавчераотряжал «вкалывать», дав указания, сваливая по научно-просветительским делам.

— А то, ваше сиятельство! — закивала молодая кухарка, привычно стараясь не смотреть мне в глаза.

— Следующую варку будешь делать полностью самостоятельно.

— Хорошо. — Она кивнула. — А это, вашсиятельство, сколько мы будем так продукт переводить? — указала на телегу, куда грузили жмых после пресса. Конюхи его постепенно разносят лошадкам, но мы реально много его нафигачили за два дня, ещё пол-телеги осталось.

Потянет она или нет? Лоб пересекла морщина, ибо я снова оказался перед рулеткой. Ставку могу сделать только одну, и результат — пятьдесят на пятьдесят. Или справится, или нет. Кадровый мать его голод.

Девчуля эта из вольных, дочь простого поселкового гончара, и в замке оказалась в своё время… Та-дам, из-за меня. Предки согласились взять симпотную девчулю, мою ровесницу, в замок, на непыльную по меркам окружающего времени должность, дабы она вовремя раздвинула ноги и избавила меня от подростковых сшибающих крышу гормонов и всего, что с ними связано. Разумеется я «попробовал» её, она стала моей первой женщиной (я был её первым мужчиной, если что), и как бы встречался с нею три или четыре месяца. Пока не понял что к чему, и что теперь любая служанка в замке — моя. Особых чувств к Марине не испытывал, она была просто очень красивой черноволосой (тут это изюминка) куклой со смазливым личиком, а потому быстро потерялась на фоне нового огромного открывшегося мне-Рикардо мира.

Но теперь через память этого сукиного сына я понял три вещи. Сама девочка в юного сеньора в своё время втрескалась по уши, и сильно переживала ненужность. Черствяк Ричи этого просто не заметил. А ещё она была девочкой неглупой — Рикардо к себе подвела так, что тот посчитал это естественным процессом, только я-Рома это осознал. То есть уже в одиннадцать… Это как наши шестнадцать, была неплохим «суперагентом» родителей. А ещё образованной была, читать-считать могла, все дела. И сейчас занимала на кухне вторую по важности должность. И это её потолок, ибо на первом месте там старая опытная служанка, которая ничем не проявила моей немилости, которую я не планирую менять, а значит никакого карьерного роста у Марины в обозримых далях не будет. На самом деле потому и взял её позавчера «на сахар» — пусть возглавит будущий важный отдел хозяйствования в замке, независимый от кухни, приподнимется над окружающими. Она МОЯ женщина, подсознательно её никогда не отпускал — такой вот Рикардо собственник, а чего не сделаешь ради своих женщин?

В общем, больше людей, которых я хотя бы издали знал и в ком хоть примерно был бы уверен, у меня всё равно нет. А потому решил рискнуть.

— Солнце, пошли отойдём? — предложил я, протягивая руку.

— Да, вашсиятельство?.. — напряглась она, но подобрала юбки и пошла следом.

Пришли мы в лекарскую, то бишь в наш замковый лазарет в южной стене, сейчас за неимением пациентов пустующий. Анабель за завтраком испросила разрешение выдать ей для перемещения маленькую двухместную повозку, ибо в седле она сидеть не может физически, а пациентов объезжать надо. В нашем мире такая называется «бричка» — видел у бабули в деревне. Правда только на приколе, без лошади. Старую ржавую, лазали по ней, в «индейцев» играли. Колёса, сидушка, вожжи и оглобли — и вся «тачанка-ростовчанка». Разумеется, разрешил, и лекарка тут же умотала, даже раздачи сахара ждать не стала — сахар и сахар, чего она в нём не видела? Да ещё и горький, «вот когда сделаешь нормальный — тогда и попробую». Так что лазарет был в нашем полном распоряжении.

— Рикардо, я… Ты… — Девушка зашла, опустила голову и… Покраснела. Хотя какая к чёрту девушка — она уже давно женщина. В смысле замужем. За нашим писарем. Вольный, грамотный, пишет красиво, по мне — немного не от мира сего, я его отдал в ведение Ансельмо. Хотя тот по сути и так там был, лишь номинально считался «моим». Теперь, после учреждения магистратов, отдал его «насовсем», он теперь «начальник канцелярии графства Пуэбло», ибо планирую в основном заниматься разъездами, войнами и прогрессорством, а магистраты будут сами вкалывать, следить за текучкой. Так или иначе, она — девушка замужняя. И даже двое мелких её где-то тут же бегают по замку, мальчик и девочка. Но я подхватил сеньору за талию, и под тихий: «О-ой»! — посадил на лекарский стол, на котором тут проводят операции раненым.

— Ричи, пожалуйста, не надо! — попыталась протестовать она, но было поздно — я уже нашёл её губы и целовал. Ломаться сеньора не стала, поцелуй встретила во всеоружии. И следующие несколько минут мы были заняты.

Наконец насытился и отстранился. Выдавил, восстанавливая дыхание:

— С-спасибо! За всё спасибо. Я тебе этого тогда так и не сказал.

— Ричи… Да что там. Я же…

Я залез на соседний операционный стол, сложил руки на коленях.

— Я, наверное, как скот себя повёл. За это и прошу прощения. Просто я… Молодым был, идиотом. А ещё гонор графский в крови кипел, на всех вокруг как на говно начал смотреть. Вспомни, до этого не так было, попроще себя вёл. А потом…

— Помню. — Она опустила голову.

— И ты. Вместо того, чтобы отблагодарить, наградить и дальше идти, а я… Эх! — Махнул рукой.

— Ты не выгнал, не отдалил, — возразила она, качая головой. — И родители твои меня в замке оставили. Так что всё в порядке, Рикардо, я умею ценить доброту.

— Рад, что ты меня простила. — Слез, подошёл, взял её руки в ладони и поцеловал их. — Ты знаешь, что ты самая красивая в замке?

— Красивее Астрид? — провокационно сощурилась она. Я непроизвольно нахмурился.

— Астрид — моя сестра. Её я не учитываю.

— А Анабель?

Блин, я уже перед ней оправдываюсь! Вот… Женщины! Поистине страшные существа! Уже и комплимент не скажи.

— Да, красивее Анабель, — улыбнувшись, согласился я. Мне не жалко, а ей приятно.

— И этой сучки Эстер? — Кажется, теперь она меня гоняет в рамках игры под названием «ухаживание». Но-но! У нас ничего не будет! Не расслабляйся, Рома!

— А Эстер просто шлюха. Шлюхи не считаются, — сказал я снова как есть. О как! Новая игрушка графа — новая звезда на местном небосводе сплетен. — Но да, ты лучше её, — подсластил я пилюлю.

— Рикардо, ты, конечно, можешь делать всё, что хочешь, и я тебе ничего не скажу, но… Пожалуйста, не надо. Всё закончилось, давай оставим как есть? — вдруг серьёзно посмотрела она в глаза, чего до этого делать избегала. Нет, ошибся, продолжения не будет. Она не хочет. Видимо была в смятении, но только что приняла решение.

— Любишь его? — грустно усмехнулся я, вспоминая наши с нею ночи, когда я был молодым и глупым виконтом. Её красиво развивающиеся волосы… Ей груди перед моим лицом — божественный вид! Сейчас они заметно подросли — после рождения двух детей. Сейчас она самый пэрсик!

— Да. — Пэрсик кивнула. — Он не ты, но он… Хороший, — нашла она слово. — Я не Эстер, я не могу мужу, в открытую, перед всем замком…

— Иди сюда. — Я её обнял. Просто обнял. — Моя ты мышка.

Так и стояли какое-то время. Я стоял, она сидела, но это не важно. Наконец, с личным закончили. Отстранился, снова сел напротив.

— Марин, чтобы ты не говорила, что я бесчувственная неблагодарная скотина, я решил наградить тебя.

— Да? За что? — Недоумённый взгляд.

— За то, что сделала для меня ТОГДА.

Она снова опустила глазки в пол.

— Я могу быть суровым, могу быть жестоким, могу быть самодуром, но никто больше не попеняет, что я — неблагодарный. Скажи, ты хочешь быть богатой? Баснословно богатой? Если б не была замужем, я б предложил тебе баронство, но твой муж мне никто, не заслужил. А деньги они такие, лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным.

Марина прыснула от смеха, но вновь напряглась, позволив себе поднять на меня глаза.

— А разве кто-то откажется?

— Чтобы не было недопониманий, говорю сразу, — острастил я, — я даю ШАНС. Возможность. Работать над его реализацией ты должна сама. Справишься — не пожалеешь до конца жизни. Нет — значит нет, найду другого человека. Но я не кидаю подачку в столько-то лунариев, дескать, спасибо, с тобой было приятно, а теперь otyebis'. Я даю возможность зацепить за хвост птицу счастья и вытащить совсем невероятный по масштабам куш, куда там те лунарии.

— Я готова, — вскинулась она. — Что надо делать?

— Сахар, — произнёс я и загадочно улыбнулся. — То, что мы делаем, называется сахар.

— Нет, Рикардо, — покровительственно улыбнулась она, — сахар привозят из заморских королевств. Он там растёт на реках и болотах, как тростник. А мы варили свеклу.

Кажется, она не ела сахар. Слишком дорого для замковой служанки. Ибо если бы ела — вкус бы узнала, тростниковый сахар тоже имеет карамельный привкус, правда без горечи.

— Марин, — заговорщицким тоном произнёс я, САХАР можно получать не только из тростника! Но это секрет! Он давно утерян, и я прочитал его недавно в одной умной отцовой книжке. В Древней Греции его делали из свеклы, но потом секрет потеряли.

— Во времена Основания? — загорелись её глаза.

Я пожал плечами.

— Скорее всего. Этих книг осталось мало, и сам недоумеваю, почему ни отец, ни прежние владельцы не испытали эту придумку. А вот мы взяли да испытали. И сама видела, нашим детям понравилось. И кроме нас НИКТО не знает этот секрет! Понимаешь? На всём белом свете!

— Да-а-а? — Я её сильно озадачил. Несмотря на то, что она из сословия мастеровых, в её глазах в этот момент завращались солиды, как в диснеевских мультфильмах про Скруджа Макдака, когда тот обдумывает очередную прибыльную авантюру.

— Солнце, всё упирается в то, что об этом не знают. Пока ещё. — Я сделал «страшную» тональность. — Но поверь, слухи и информация расходятся быстро, вскоре этим бизнесом займутся и другие владетели и купцы. И чем дольше наш способ получения сахара останется секретом, тем больше денег мы сможем заработать, пока не появятся конкуренты. Улавливаешь магию слова «мы»?

— Мы? — переспросила она.

— Я готов в качестве награды дать тебе один процент от чистой прибыли, вырученной от продажи этой субстанции, произведённой на территории замка. И, наверное, ты права, не стоит называть её «сахар». В целях конфиденциальности. Давай назовём её… Карамель. Чтоб никто не догадался.

Что такое карамель тут тоже не знали.

— А один процент это мало или много? — солиды в её глазах продолжали вращаться.

— Это одна сотая от прибыли, ВСЕЙ прибыли, от выручки ВСЕГО произведённого в замке сахара за вычетом стоимости сырья и производства. Учти, что продаваться он будет как минимум по цене мёда. А может и дороже — посмотрим. Сколько либров сиропа мы вчера и позавчера
наварили?

— Ну-у-у… — Марина «зависла».

— Вот представь, что ЭТО будет продаваться по весу мёда. Много это или мало? И сотая часть — тебе. Только учти, сотая от одной варки — это не много. Но сотая от сорока, от сотни варок?

— Но… — Сеньора будущий технолог снова «подзависла». — Но Рикардо, если сотня варок, то это же…

— Это — производство, — кивнул я, развивая её мысль. — Отдельная мастерская за пределами замка, на территории будущего города, который сейчас усердно строят каторжане. Советую построить мастерскую возле Светлой, и забить место прямо завтра. Почему там — потому, что на реке мы вскоре будем ставить колёса, перекрывать реку. Не займёшь сейчас — потом будешь локти кусать.

— А зачем нам колёса? — не понимала она. — Нам мехи не нужны, знай себе вари да мешай.

Женщина, не мастеровая, всё нужно объяснять. Но я в этом отношении был спокоен, знал, на что подписываюсь, привлекая даму, а не матёрого мужика.

— А ты планируешь, что мешать вар Трифон должен вечно? Или другой мужик вместо него? Нет, пока варим в маленьком медном чане — это оправдано. А если чан будет с пять-шесть бочек размером?

— А-а-а-а-а… — Она снова «зависла».

— Ещё раз. Я даю тебе шанс. Но реализовать его должна ты сама. И как именно реализовывать — ты должна ДУМАТЬ, а не просто записывать и делать, как я сказал. Работай, включай фантазию, пока нас не обскакали другие владетели. Не хочешь, не потянешь — и я дам это задание кому другому.

— Нет! Я справлюсь! — пискнула она. Повращавшись, солиды встали в правильное положение. — Только обскажи что и как делать поначалу, мне сложно вот так сходу вникать в технические новинки.

— Хорошо, — согласился я. — Во-первых, пресс. Подойдёшь к мастеру Дорофею, или Тихону, скажешь, я послал. Я им рассказал про колёса с зубцами. Смысл такой, что чем больше одно колесо по сравнению с другим, тем легче оно крутится. Медленнее, но легче. А если большое присоединить к прессу, то вращая малое можно куда больше из жмыха сока выдавить.

По её блымающим глазам понял, что информация ушла «в молоко».

— Ладно, с этим я сам подойду, — мысленно махнул на это рукой. Механика всё же не женское дело, и уж точно не для средневековья. — Второе — мешать вар должен механизм, вращающийся от колеса. Поставь мастеров раком, но пусть тебе такой придумают и сварганят. И рассчитают его точно, чтобы вал не порвало и зубчатые колёса не сломало от натуги, когда сироп загустеет. Пусть Дорофей на своей кузне испытание сделает, отвезёте туда несколько бочек сиропа. Думаю, где-то через месячишко должен быть первый прототип… Ну, чан для испытаний. А запустим в серию когда перекроем реку и поставим колёса, к весне. Поняла?

— Ага. — Дочь гончара, с кое-какими вундервафлями знакомая, должна разобраться.

— Вопрос в том, насколько большие котлы есть у нас на кухне, чтобы варить сироп прямо сейчас, прямо завтра. Может быть заказать у кузнецов что-то поболее? Чтобы ближе к осени варить сироп из свёклы телегами? Пока делай варки на том, что есть, но думай; как что надумаешь — говори Прокопию, пусть срочно заказывает в Аквилее, денег не лимитирую.

Марина сосредоточенно молчала. Переваривала. Я дал какое-то время, потом подвёл итог:

— Итак, твоя задача. Гонять мастеров, мужиков и девок-помощниц в хвост и в гриву, но за два-три дня поставить на берегу Светлой мастерскую, нормальную, под крышей, где будете заниматься варками и отжимом свёклы, и там же будете разливать сироп по кувшинам. Пресс, печи для котлов, места для мойки овощей — кстати потому и у реки, воды для производства просто уйма понадобится. Столы для резки и чистки. Всё это должно быть размечено, печи для первого времени сложены, места для разделки и разгрузки-погрузки оборудованы. Также в мастерской нужно завезти запас дров, и всегда их иметь, и сваливать не просто так где придётся, а чтобы случайно не загорелись — чуток в стороне от основный строений. Ах да, продумать возле места для разгрузки телег ещё и склад для хранения свеклы. Ансельмо будет закупать её возами, всё это будет ехать к нам караванами, нужно будет быстро разгружать и хранить, беря по потребности. На всё это даю неограниченные полномочия. Нужны каменщики — бери. Нужны плотники — бери. Кстати за пресс отвечает наш замковый плотник, поговори с ним, может можно как-то ещё улучшить конструкцию? Нужны кузнецы — бери, к мастерам вместе подойдём. Нужны мужики-мешальщики и бабы для мытья овощей — бери сколько надо. Мало своих — из соседних деревень вези, кого сманишь. Обещай кроме кормёжки и денежку малую, а кто будет хорошо трудиться — вольные к осени. Приеду с войны — подпишу.

— А-а-а… — Снова зависла моя первая любовь.

— Ах да, забыл, — картинно хлопнул себя по лбу. — По твоему профилю. Разработай с отцом форму горшка, который не жалко, который будет идти на бой, для заливки туда сиропа. Сироп застывает, головка карамели остаётся, ничего ковырять не нужно. Вместимость горшка должна быть стандартной — одна либра сиропа. И, соответственно, одна либра готового сахара… Пардон, карамели. Ни больше, ни меньше. Мы её оптом, головками либром по весу продавать будем. Кстати, продумай мысль, чтобы не просто по горшкам разливать, а на весах взвешивать, и уже потом наливать. Может часть воды уйдёт и в горшке меньше либры будет, и надо больше наливать — поэкспериментируй.

— Хорошо. — Кивок. — Весы у кого спросить?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Ты же главная по карамели — ты и думай. Прокопия и Ансельмо терроризируй смело, могут — помогут.

— В общем, дам всё, что нужно. Единственный критерий твоей работы — чтобы когда Ансельмо повёз в августе в Аквилею на продажу этот продукт… Уже не пробную партию, а для оптовой торговли, у него не должно быть недостатка в товаре. А товар должен разлетаться, так как поначалу мы не будем задирать цену — чтобы народ к ней, к карамели, привык. Народу в Центральных Графствах живёт много, купчишки оттуда понаедут в августе-сентябре, вот и распробуют. Тем более чует моё сердце, столько зерна, сколько им требуется, они не купят — не гнать же корабли назад полупустыми? — Я коварно усмехнулся, но эта усмешка была не для Марины, это я о своём.

— Ох! — у моей первой возлюбленной дух захватило от масштабов. — Это ж сколько надо этой… Карамели делать в день? Чтобы кораблями отгружать?

— Несколько бочек сиропа в день, минимум. Может больше. Как только товар распробуют в Центральных регионах, его потребуется очень много. Одна ты не справишься, буду строить другие мастерские, по всему графству. Но к тому моменту ты должна обкатать технологию, как лучше всего получать карамель, чтобы она была вкуснее и дешевле, и требовала меньше затрат на производство. На основе твоих придумок и будем строить другие мастерские. Много мастерских. Ибо к тому моменту запустим счётчик, у нас будет меньше года, чтобы получить максимум прибыли. Ансельмо будет скупать всю свеклу подчистую, но на будущий год нам её вряд ли столько продадут, скорее халтуры свекольные по всему королевству запыхтят

Повторюсь, в людях и ресурсах не лимитирую. Литейщиков по меди и кузнецов пришлю. По горшкам — с отцом разбирайся, чтобы горшки были, денег на закупку глины также берите сколько надо. Но поначалу справляйся своими силами. Берёшься? — посмотрел я на неё сурово-пресурово.

— Берусь! — чётко отчеканила она, после чего, почувствовав неловкость, будто вызов мне бросает, опустила глазки в пол.

— Ах да, самое главное. С завтрашнего дня, с первой варки, ты должна брать дощечку и записывать, сколько либров и мер взято сырья, — перешёл я к «научной» части её работы. — Сколько потрачено дров. Сколько использовано горшков. Записывать всё, даже случайно побитые горшки. А также писать, сколько человек у тебя в тот день трудилось. Данные будешь передавать Прокопию, он будет считать затраты на производство одной варки. Чтобы понимать, где над чем работать, чтобы эту стоимость уменьшить. В затраты войдёт стоимость закупки сырья и дров, кормёжка и жалование рабочих, траты овса на перевозку, на охрану и так далее. Эти затраты вычтутся из выручки, получится чистая прибыль, долю в которой ты имеешь. Да, солнце, отвечаю на твой вопрос, расходы на производство должны быть как можно меньшими. Но — не в ущерб производству. Поняла? Людей до упаду мне морить не надо, работой нагружая. Появится колесо — увидишь, затраты на людей сами собой вниз поползут, главное продержись.

— А на чём же тогда экономить? — нахмурила она лоб. Я чуть не выругался — капец шаблон мышления у человечества! Пофиг какой мир, какое время — эксплуатация наше всё.

— На свекле. Экспериментируй, пока есть время, ставь опыты. Свекла есть круглая, продолговатая, большая и маленькая, красная, серая, белая, розовая. Из какой больше выходит сиропа и готовой карамели? Сварила — запиши. Сварила — запиши. Сравни. Подумай, снова свари-запиши-подумай. А ещё попробуй сделать из одной и той же свеклы, но порезав и с кожицей, не порезав, без кожицы. Варя подольше или поменьше. Считая дрова и выход продукта, естественно. Ты — ТЕХ-НО-ЛОГ, вот и думай, как улучшить ТЕХ-НО-ЛО-ГИ-Ю, а не как подрядить больше народа на эти работы! — повысил я голос. — Привлечение народа — тупиковый путь, надо улучшать выход продукта с одной меры сырья, а не увеличивать количество варо-месчиков. Поняла?

— Поняла, — отчего-то её щёки заалели. Покачала головой, добавила:

— Рикардо, ты такой умный… Стал.

— Говорю же, отцовы книжки прочитал, — нахмурился я.

— А я думала это у тебя после того… Как лекарка тебя… — Она сделала картинный жест, сжав кулак.

— А это не твоего ума дело! — вспыхнул я, а паршивка довольно ухмыльнулась, в глазах побежали бесенята. «Я узнала тайну»! Женщины!

— Ой, сколько всего знать надо, чтобы смочь! — вдруг схватилась она за голову. — Как бы чего не забыть.

— Это поначалу кажется, что много, — усмехнулся я. — А на самом деле всё не так страшно. А чтоб не забыть — запиши на дощечку. И подойди ко мне вечером, ещё раз всё обговорим по каждому пункту. Меня рядом не будет, Астрид в этом ничего не понимает, помочь тебе будет некому.

Ах да, забыл! — снова хлопнул себя по лбу. — Марин, ты ж понимаешь, что это — СЕКРЕТ? Технология получения карамели?

Робкий кивок.

— Вот и следи за тем, чтобы его никто не узнал. Дезинформируй. Говори всё не так, как есть. Ври о выходе, о пропорциях, о лучшем выходе сиропа из какой свеклы. Надо продержаться как можно дольше, пока этот секрет не перенимет всё королевство. Особенно Север — там и свеклы много, и дерева, они нас быстро с рынка вытеснят, если дать волю.

— Ах, да, дерево! — загорелись её глаза — Рикардо, для этой твоей… Ка-ра-мели, — выговорила она это слово, — требуется очень много дров. Закупайте с Ансельмо все дрова, что только можно. А иначе ничего у нас не получится, свекла сгниёт в амбарах.

Мне понравилось это «у нас». Я довольно улыбнулся.

— Хорошо. Передам. Пусть закупает. А буду возвращаться из Санта-Магдалены — обскажешь, что, как и почём в плане технологии. Пока Ансельмо закупает свеклу — ставь опыты, пробуй, находи, как сделать лучше. Как начнут идти возы с сырьём — мастерская должна работать как проклятая, перемалывая по возу свеклы в день.

— Ой-йой-йой!.. — прижала она ладони к щекам.

— Насчёт дров это сложно. Нам их и так много надо будет, для кузни. А теперь, получается… — Я крякнул, ибо выплыла проблема, не явная для дитя двадцать первого века. Дрова.

Знаете, почему Древний Египет застыл в развитии и воевал «мясом», а не умением? Потому, что не было дров для плавки металла и ковки доспехов. По той же причине застыла продвинутая и развитая Средняя Азия. А вот богатая лесами голожопая забытая богом Европа леса свела, но смогла вырваться вперёд, дотянув до века ископаемого угля. М-мать, это ж какова будет себестоимость, если лес на дрова с Севера по рекам тащить? А тащить, по ходу, придётся. Остаётся надеяться, не зря. Ибо чует моя задница, в этом году графство на экспорт сможет предложить не пшеницу, а только сахар-карамель. Ибо для ударных строек по всей территории надо привлекать тысячи людей, которых как минимум чем-то кормить. М-мать его за ногу, где деньги взять!

И с этой стороны сахар должен быть тем продуктом, который стоит дорого, только тогда он нас «вывезет». Нельзя демпинговать, в минус уйду. А тем временем на другом конце королевства, в северных графствах, избыток как дров, так и свеклы — они меня ценами мигом задавят. Что же делать, как быть?

Выпускать джина из бутылки легко. Сложнее подумать, как бы джинн не превратился в ящик Пандоры. Но об этом я ещё успею подумать — по дороге на войну время будет. А пока я взял её, девушку мечты детства, превратившуюся в пэрсик, прямо на операционном столе. Она не сопротивлялась, ибо понимала, это ПОСЛЕДНИЙ наш раз. Я, как Рома, был с нею впервые, но памятью Ричи заново переживал уже испытанные ранее восторженные чувства. Марина… Хорошая девочка. Пот пусть и карабкается в жизни. Я сделал для неё всё возможное. Сделал её первым в этом мире промышленным технологом, и первым в мире технологом сахарной промышленности.

Слишком много дал информации? Втянется. Лишь бы руки не опустила. Страшно подумать, но от неё одной сейчас зависит, выживет ли наше графство в самой ближайшей перспективе.

Ладно, ставку сделал — ставок нет. Как кончу (с этой девочкой можно и не вытаскивать; залетит — помогу в воспитании, моя же девочка), пойду мастеров навещу.

Одев штаны и застегнув камзол, помог затянуть ей все петли и шнурки, пошёл к выходу. Толкнул дверь, вышел на замковый двор. Ляпота, солнце над замком — благодать! Спустился с лестницы, двинулся к что-то там ковыряющему у жмых-пресса Трифону.

— Эй, Трифон, пара вопросов, — издалека бросил я ему.

— Я? Вашсиятельство мне? — удивлённо обернулся детинушка.

И в этот момент один их отроков стражи, стоявший возле механизмов и смотревший, как и что там у нас — битые горшки, грязные в нагаре медные тазы, заваленный камнями пресс… Этот любопытный отрок вдруг развернулся ко мне и… Двинул со всей дури про меж глаз.

После шикарного траха с чудо-женщиной из полузабытого уже детства, разомлевший я просто не смог уйти от удара. Реакция не проснулась. И фингал под левым глазом получил совершенно заслуженно. Отрок не остановился и замахнулся мутузить меня дальше, и я даже что-то попытался сделать… Но, каюсь, вместо мобилизации организма вдруг получил растерянность, и от второго кулака обиться не смог, отлетел от удара назад, упав на спину.

Дальнейшее пролетело смутно. Кажется, некая сила буквально снесла от меня в сторону этого злого орка, то есть отрока. Завязалась драчка. Кто-то с кем-то мутузился, крики, гам, женский визг откуда-то издалека, но на весь замковый двор. Я ни хрена не понимал, не мог прийти в себя, и, соответственно, не соображал.

Потом гам поднялся несусветный, ибо понабежали люди, началась суета сует и возня.

Наконец, мозги пришли в норму, я осознал себя, сидящим на голой замковой земле. Рядом двое отроков моей охраны скрутили напавшего, а ещё двое — отчаянно пиздили чуть в стороне… Трифона, всячески при этом сквернословя.

— Эй! А ну, братва! — заорал я им. — Алё, это что тут происходит?

Попытался встать, но меня тут же повело, и снова брякнулся. Кто-то, добрая душа, помог, поддержав, говоря какие-то слова сочувствия — кое-как вашего покорного слугу подняли.

— Эй, народ, вы что делаете? — заорал я на молодняк, от моего крика прекратившего бить Трифона, но продолжающего держать его в захвате мордой в землю. — Вы чего его бьёте?

— Так это, вашсиятельство… — захлопал глазами один из отроков. — Он драться кинулся.

— На благородного, — добавил второй, так же непонимающе хлопая глазками.

— Да вы poohueli все chto li? — заорал я, осознав пиздец… После чего орал ещё минут пять, смешивая местный романно-иберийский и Великий Могучий. — Он меня спас! Защитил! От этого хмыря отбил! — указал на скрученного террориста, избивателя графов из моей собственной гвардейской сотни, молча, с фатализмом на лице смотрящего за тем, что происходит. Благородный, бля? Но мужик реально меня от него, профессионального воина, запросто могущего убить, отбил! Срать что на благородного руку поднял! Защищал же хозяина! А они его… С-сука, по почкам? Что за блядский мир!

— А ну кончай базар, нахер пошли! — попёр я дуром на них. — Пошли-пошли, blyad'

— Но… — растерялись отроки и подались назад, впрочем, не выпустив Трифона.

— Отставить! — раздался рядом голос, от которого голову в плечи вжал сам я. — Рикардо, я разберусь! Отставить! — Повтор, для отроков. — Холопа в подвал. Бегом! И не бить! Рикардо, я разберусь! — повтор уже готовому возмутитьсямне. — Это моё дело! Этого — тоже в подвал! Сковать! И тоже не бить! — это он про напавшего на меня гвардейца.

— Есть!

— Есть!

— Слушаюсь! — отрапортовали отроки и как можно скорее увели обоих пострадавших/пленных. Лицо у Трифона было разбито, но судя по его комплекции и силе, досталось ему легко — переживёт.

— Прости, Рикардо, моя вина! — прошептал бывший наставник, сотник Вольдемар, подойдя вплотную. — Послать за лекаркой?

— Пошли, если знаешь, куда она поехала, — не стал ерепениться я.

— Найдём. Посигналим, спросим. — Забываю, что флажковый семафор тут уже известен. — Горячку сейчас не пори, приказы не раздавай, успеется, — быстро-быстро затараторил он. — Пошли, разговор есть. Вину с себя не снимаю, но и ты не ломай всё окончательно. — И пошёл в сторону донжона.

Я ни хрена не понял, но прилежно, как его ученик, коим себя чувствовал (а никак не графом), поплёлся следом.

Глава 8. Судейская или спорт в ширнармассы (продолжение)

— Da v rot ebat', откуда мне было знать, что она замужем?! — орал я, вышагивая нервно по кабинету. — Шалава — и шалава! Я вообще подумал, холопка сначала! Только к утру сообразил, что нет. Да хрена, не сообразил — она сама сказала! Блядина — и блядина, чего с ней церемониться? Блядей драть надо, а не о поэзии разговаривать!

— И всё-таки, она не жена слуги. Не жена вольного. И не жена кого-то из купеческого сословия. Она венчанная супруга твоего собственного воина! Молодого, отрока, но полноправного воина твоей гвардейской сотни, мать твою Рикардо! — шипел Вольдемар. — И прежде, чем расчехлять ширинку, неплохо было бы включить мозг! И не тащить эту шалаву в койку при всех, при всём замке, как ты сделал вчера! Это было как пощёчина. Твоя пощёчина ему и устоявшимся правилам. С теми, кто тебе служит, кто за тебя и с тобой кровь проливает, так не поступают.

Вольдемар тоже был мягко говоря не в духе.

— Шлифовал бы её по-тихому — может и ничего. Но ты именно опустил его в глазах всего замка! Над ним вся казарма вчера потешалась! — заорал он в ответ, жилка на его лбу напряглась от волнения, что было с ним нечасто.

— Blyad'! — Как же мал кабинет! Особенно когда ходишь по нему туда-сюда, взад-вперёд, как загнанный зверь. Ибо то, что получилось, вся эта ситуация, описывается лаконичным словом «pizdets», и никак иначе.

Эта блядина Эстер — не просто так в замке. Она — супруга одного из моих воинов. Причём они что-то типа молодожёнов, меньше года вместе. Любовь-морковь, счастья молодым, все дела… А я её не просто ебу по-тихому; я её вчера перед всем замком, как личную служанку (коей и воспринимал) в койку погнал.

— Да каким боком, по-твоему, в замке могла оказаться благородная? — орал на меня Вольдемар, проясняя ситуацию. — Нахрен они тут не нужны — только дисциплину нарушать! В хозяйстве — холопки дешевле. Выгоднее. Жёны и дочери вольных мастеров — тех не выгоняем, их отцы нужны, находим и им работу. А эти нам зачем? Чтоб слонялись без дела, воины на них западали, а потом ссорились и протыкали друг друга чем-то острым на дуэлях? Да их жёны в посёлке всегда жили и сейчас живут! И все знают, надо поблядовать, а замковые надоели — вон конь, вон посёлок! Там этот бизнес на поток поставлен, по привечанию молодых и не очень молодых воинов из замка! Ты не в курсе, тебе не надо — замковых хватает, но это так! Тут — крепость, Ричи! Военный объект! Чему я тебя учил? Головой думать? Неужели не дотумкал, что не простая она, эта Эстер?

Оставалось только материться, признав, что «сам дурак».

Вот и сейчас ходил взад-вперёд, пытаясь понять, что делать, но ничего в голову не приходило.

— А ну цыц! Вон пошли, молодёжь! — послышался приглушённый рык Вермунда из-за двери, видимо, оравшего на поставленных «никого не пускать» отроков. Вольдемаром поставленных. — Ишь, расхрабрились! И меня не пушчать!.. — пожаловался он нам, войдя. Плотно, со злостью прикрыл за собой дверь. Прошёлся по кабинету, сел в одно из гостевых кресел, напротив Вольдемара.

— Рикардо, это моя вина, — угрюмым голосом произнёс он и опустил глаза в пол. — Не рассчитал. Не доглядел.

— Вермунд, я сотню принял! — парировал Тихая Смерть.

— Несколько дней назад. Что ты мог за это время насотничать? — Он презрительно скривился. — Рикардо, это МОЯ сотня. Много лет как моя. И это я, получается, запустил работу с личным составом, что они такое натворили. И готов понести наказание.

— Разберёмся, — отрезал я. Кто из них виноватее выяснять сейчас не хотелось. — Вы оба виноваты. Хрена молчали? Видели, что pizdets наступает, я ни сном ни духом, в облаках витаю, и тихо в тряпочку? Мужчины, вы совсем oxyeli?

Теперь в пол уставились оба.

— Я думал, ты понимаешь. Догадываешься, — произнёс Вермунд. — Но… Блажь это. Из-за безумия.

— А ещё она на Астрид похожа. И лучше её, чем собственную сестрёнку, да? — парировал я главным калибром, главным аргументом.

Всеобщее молчание.

— Вот и доигрались, орлы. Хотели как лучше, получилось как всегда. Умом надо думать, а не хитрожопые планы строить. Я, мать его, юнец безусый, молоко на губах. А вы — мужи! Головы все в сединах! А, blyad', как дети! Надеялись они там на что-то!..

Ты, Вермунд, второй человек в графстве, — зарычал я как раненое животное. — Даже если бы меня эта Фуэго кокнула, ты бы всё равно вторым человеком остался, уже при ней. Куда ж умнее и выше? А в детские игры играешь. Не наигрался?

Консул графства стал пунцовым.

— Не вру, бог свидетель, — продолжал я. — Она сама сказала, когда думала, что я — отрок, квестор. Я ей красиво мозги пудрил. А ты, Вольдемар? Тоже решил святым Терезом стать? — обернулся и к сотнику. — Тоже в игрушки играешь? Доигрался?

— Виноват, — отрезал Тихая Смерть. — Накажи. Только не пили.

Коротко. Логично. Практично. А чего ещё ожидать от наёмного убийцы? Пыл с меня как рукой сдуло.

— Потом накажу. Лучше подскажите, что вообще можно сделать? — я прошёлся за свой стол и сел в вертящееся кресло. Единственное вертящееся кресло в этом королевстве, наверное. А если б батяня ещё и колёсики б догадался к ножкам приделать…

— Казнить — не выход, сразу нет, — покачал головой Вольдемар. — Не за бабу.

— Не за бабу, а за нападение на сеньора, — вяло поправил Вермунд.

— Но из-за бабы! — настоял Вольдемар, и Вермунд согласно кивнул. — Но и оставить так нельзя. Не поймут.

— И на границу не отправишь — всё равно урон, продолжил консул. — Не наказал того, кто тебе забрало начистил — значит и другим чистить не возбраняется. И поверь, сразу начнут пытаться!

Да верил я, верил. И не только дело в памяти Ричи. В мире Ромы по сути те же законы. Просто здесь все поголовно романтики и не считают нужным свои поступки маскировать хорошей миной и «обоснуем». Слабый? Просто берут и «чистят» тебе «забрало», а «обоснуй» задним числом можно придумать.

— И не выпорешь — урон его чести, если за такое будешь людей чести лишать — войско разбежится, — закончил консул и тяжко вздохнул.

— М-да, — повторил я его вздох.

— Вызвать — нельзя, — а это Вольдемар слово взял. — Равный может вызвать равного. Гвардеец нанимателя или командира — нет. Как и вассал сеньора. Как любой граф или герцог — короля. Не положено.

— Если бы сукин сын тебя стилетом пырнул, и кровь пролилась — тогда да, голову с плеч и забыли, как его звали, — противно скривился Вермунд. — Но он тебя просто отмудохал.

— Opizd’yulil, — согласился я. — М-мать! Если бы он ударил стилетом — к вам бы уже на всех парах ехала герцогиня Фуэго, перенимать бразды правления графством. Нет, сегодня голубь ещё бы не долетел, но через пару дней уже бы выехала из Альмерии. Нет, мужчины, он мог меня убить. Но не убил. Нельзя с ним строго.

— Но и простить нельзя, — вынес вердикт Вольдемар.

— А значит берём паузу до завтрашнего дня, утро вечера мудренее, — решил я.

— Золотые слова! — уважительно закивал Вермунд.

Вот такая засада. И всё из-за сучки Эстер. Она, оказывается, замужем была. Причём брак её был настолько счастливый, что сияющих молодожёнов поселили в замке, выделив офицерские покои. Правда не бесплатно. Офицерам — бесплатно дают, а им — нет, не по статусу. Впрочем, деньга малая из жалования проблему решала всегда и во все времена, и на исключение пошли. Они полгода в замке, и батю моего Эстер не заинтересовала (тут эпидемия была, но это не значит, что мужчины во время эпидемии должны быть монахами, а мать отец и при жизни ненавидел, и после её смерти блести целибат тоже не собирался). Над униженным мною рогоносцем с классическим латинским именем Марко вчера, после моей выходки, однополчане сильно потешались, и продолжили потешаться сегодня с утра, пока у меня смотр каторжан был. И он решил того. Восстановить свою честь, от3,14мудохав меня, своего обидчика. Ибо сучек принято приходовать тайком в башне, как делают все ибущие чужих жён порядочные владетели, и это считается нормой местной морали. Никто б никому слова не сказал, сделай я так (подозреваю, и сам Марко бы ко мне претензий не имел). О3,14сдюлил бы Эстер, выместил бы на ней злобу, и служил дальше мирно и счастливо. Ну, времена тут такие, понимаете? Средневековье! Люди проще на мир смотрят. А там через койку Эстер и ему повышение не за горами, и офицерская каюта уже бесплатно. А я…

Если б он попытался убить — без базаров, казнь, никто бы не то, что не пикнул, был бы повальный одобрямс. Теперь же казнить нельзя. Пороть тоже — благородных нельзя пороть. Урон их чести. Если чел бежал с поля боя — можно, ибо сам уронил свою честь, почему нет? А из-за бабы… Да, так войско к yebenyam реально разбежится! Честь не пустой здесь звук! Тюрьма? А за что? Нет такой статьи, как срок за то, что дал сеньору в морду. Сейчас он сидит, но то доследственные мероприятия, у нас в России тоже на 72 часа сажать можно. Завтра его один фиг придётся выпускать и править суд. Знать бы ещё какой приговор суду вынести…

Что остаётся? Штраф? С хрена ли? Деньги — деньгами, честь — честью. Не барыги, честь продавать, я даже просто задержать жалование не могу, не поймут. Остаётся отпустить. Вариантов много, от «за пределы графства» до «в самый дальний фронтир». Но как ни крути, это всё равно «отпустить». В любом исходе я расписываюсь в том, что меня можно безнаказанно бить, ничего не сделаю в ответ. И сразу после и свои бароны начнут на прочность меня пробовать, и соседи.

У меня на самом деле только с Бетисом из соседей хорошие отношения. С тем же Авиллой тёрки по родственно-территориальной линии — они мою дальнюю родственницу как-то нанадцать лет назад умыкнули. В прямом смысле слова, тупо украли, когда ехала в карете, возвращалась из Альмерии. И даже женили на тогдашнем наследнике, теперешнем графе. Но брак оказался слишком недолгим, родственница умерла (тут средневековье, люди в принципе как мухи мрут, от всего, вон, вчера чел один кони чуть не отдал от того, что серп плохо точил). И теперь мы кровники. Я не так, чтобы очень, боком, а вот мой дядя, виконт Атараиск, брат украденной и убитой (в его восприятии), поклялся, что помочится на могилу гадёныша, если не сумеет поссать на могилу прежнего графа. Часть клятвы не актуальна, прежнего графа уже нет, но время поквитаться с его сыном у него пока есть.

А ещё у меня взаимная ненависть с Меридой на самой что ни на есть прозаической и одновременно самой сложной для решения противоречий почве — из-за конкуренции. Он сбивает цены на зерно из Пуэбло, мы — ему на зерно из Мериды. Герцог с отцом много лет развлекались, особо суровые заподлянки придумывали — оба те ещё выдумщики. Три или четыре королевских суда над их разборками было. И слава богу, что между нами река, и собственных портов у Пуэбло нет. А на Аквилею и Магдалену, куда свозится наше зерно, герцог нападать не дурак.

Кстати это к слову о новом порте на Белой — я неспроста начал думать о нём с того, что первым делом размещу в нём гвардейскую сотню, хотя до границы оттуда дальше, чем от Пуэбло.

Я как раз таки из этой ценовой войны планирую выйти, устрою свою собственную войну, уровнем выше, чем какой-то южный герцог со своими понтами. Но пока что есть — то есть, с Меридой мы улыбаемся друг другу через прицел винтовки, и дам слабину — сильно пожалею.

А Алькантара — сам по себе урод. Безбашенный тип, несколько раз пытавшийся отбить у орков караваны с пленными чтобы увести их к себе. Нашими пленными, набранными на землях Пуэбло! Ну не сука ли? И сынок его — такой же урод. Я ему в Сийене с огромным удовольствием хлебальник чистил, чуть оргазма не достиг от восторга, кого именно бить придётся. Носил бы он фамилию «Бетис», или даже «Мерида», я бы на те подколки не так отреагировал — вышел бы с ним на улицу и перетёр что по чём. Но сынка этого упыря Алькантары не от3,14мудохать было просто нельзя.

Мериду и Алькантару от меня отделяет Рио-Бланко, но у этих милых герцогов есть то, чего нет у меня — свой маленький, но гордый флот и собственные порты. Десант и набеги на мою территорию, на которые я не могу ответить? Да это Монтана! Сам боге велел! Только повод дайте! Да и вольную торгашню не забываем — лезть напрямую не полезут, но, боюсь, ценами мне сразу начнут руки выкручивать, и контракты проваливать. А для того, что я задумал, мне нужен хороший стабильный порт на Белой, поближе к замку, ибо и свеклу будем ввозить, и дрова, и руду железную. Водой в разы дешевле, чем через всю страну на телегах. Начнут торгаши палки в колёса ставить — и хоть вешайся, всё прахом пойдёт, особенно ввиду того, что войска с границы «для учений» под их стенами не сдёрнешь.

А Авилла кроме сопоставимой армии и тёрок из-за почившей тётушки, ещё и границу со мной имеет, и на три пограничные области моего графства зубы точит. Всего на три, но точит же, и не скрывает. Их мой два раза прадед у его один раз прадеда в карты выиграл. Тут не такие карты как у нас, они, зацените, деревянные! И картинки другие, другие значения. Но смысл схожий. Смыслы подобных игр всегда и везде схожие. Авилла, проиграв эти области, не захотел отдавать, так что мой предок начал против его предка пограничную войнушку, и надрал задницу, забрав выигранное по праву силой.

Но потом пришли степняки и надрали задницу прапрадеду, вынужденному сдёрнуть на юг все войска, занятые в междоусобной войне.

Потом пришёл король, вместе с предком они надрали задницу степнякам. Но Авилла под шумок вернул эти три спорных района назад, и король честно захваченные честно выигранные земли решил никому не присуждать, ибо был мудрым и держал статус-кво. Захват — нехорошо, но игра на земли — тоже не айс! Погрозив обоим, чтоб жили дружно, как тот Леопольд, уехал назад, в Альмерию — там заговоры, пиры, балы — куда веселее, чем у нас. Наш гадюшник ничто рядом со столичным. А у прапрадеда отбивать земли уже не было войск, и в споре наступила пауза.

Но прошло двенадцать лет, и степняки снова пришли в королевство, теперь уже с той стороны Холмов. Очередной промуханный егерями Большой Набег. И неожиданно надрали задницу Авилле. Король, новый, сын прежнего, пошёл туда и помог уже предку Авиллы. А когда ушёл, дед, набега на земли которого не было, тоже пошёл в гости к Авилле и забрал спорные земли назад.

Чувствуете остроту сюжета? Санта-Барбара и рядом не стояла!

Но король, оказывается, не совсем ушёл, задержался в Овьедо, любовница у него там была. Угу, которая потом стала королевой. Правда не надолго, но то другая история. И королевскую гвардию распустить не успел. А потому оперативно вернулся, и попытался поглумиться над моим предком, но тот предоставил расписку — дескать, моё, я в своём праве. Сын прежнего короля, допустившего непотребство, которое не исчезло, а лишь всплыло через время, должен был срочно решить, на чьей он стороне и какой грех серьёзнее — захват или карточная игра?

Его величество мрачно посмотрел на поле боя, где собралось по нескольку тысяч конницы с каждой стороны, и решил, что если эти лихие ребята сегодня умрут, следующий набег будут останавливать под стенами Альмерии, и не факт, что не дальше. А потому присудил в споре земли моему прапрадеду. Да блин потому, что у Авиллы войск не было, и «тысячи Авиллы» были его гвардейцами, и ему очень не хотелось их бросать в бой ради чувства собственной важности далёкого пограничного графика! Авилла с таким решением, естественно, не согласился, но без королевской гвардии воевать вообще было без вариантов. Заткнулся в тряпочку.

А потом они умерли. Потому, что средневековье, тут смертность высокая. И Пуэбло правил мой прадед. А затем дед, которого за глаза прозвали «Южный Дьявол». Суровый был чел, жестокий, у него все по струнке ходили. Авилла по струнке не ходил, и всем демонстрировал, что точит зубы, но напасть так и не решился. Ждал как тот Ждун из мемов. Но так и не дождался.

А потом правил мой отец. Которого прозвали «чёрная молния» потому, что на вороном коне (Дружок — потомок той его коняшки, такой же чёрненький), в воронёных доспехах, носился по всему Югу, перемещаясь очень-очень быстро. Это он разработал принцип передвижения без обоза — всё на вьючных коняшках. С собой — минимум, только самое необходимое, зато в каждой деревне, в каждом поселении и замке на территории графства должен лежать стратегический запас овса, зерна, крупы и немного солонины. Чтобы не таскать, угу. Эти запасы стоят денег, и лошадки тоже, но он это сделал, и перемещался по графству практически моментально. И за его пределами тоже, но там помедленнее, и там овёс и жрачку всё же приходится покупать. Но всё равно его войско передвигалось без обоза, и всегда быстро. Учитывая его вспыльчивый нрав и вздорный характер, очередной граф Авилла продолжал скрипеть зубами, снова уподобляясь тому Ждуну.

А доспехи воронёные чтоб на солнце не сверкали, степнякам местоположение твоё не выдавали. Хотя, буду честен, летом в чёрном пипец жарко. Вся гвардейская сотня у отца красила доспехи перед походом. Но я пока на этом не настаиваю — посмотрю на войну глазами, там решу. Да и вроде он так делал только в молодости, потом остыл.

Эх, не о том я думаю. Воспоминания Ричи очень интересны одуванчику Роме. Но вот решить проблему с сеньором разбивателем некоторых фейсов не помогут.

Встал, вышел из кабинета. Охраняющие его отроки, оказывается, вовсю трудились — не давали войти внутрь некой сеньоре с рыжими волосами. Нет, не Астрид — сестрёнка бы вошла не спрашивая, они б даже не заикнулись не пустить. Другая сеньора.

— Ричи! Рикардо! Нам надо поговорить! — Лицо испуганное, но горделиво-надменное, словно я у её ног, она — моя властительница, и сейчас будет приказы отдавать. Что не понравилось, а потому над следующим решением думал не долго — тут средневековье, крутость вовремя не покажешь — потом не исправишь, будет пятном на репутации до конца жизни.

— Парни, в темницу её! До утра, — небрежно бросил оставленным Вольдемаром стражникам. — Не бить, не унижать — просто пусть посидит, отдохнёт, подумает над поведением. — Про бить и обижать — вспомнил слова самого Вольдемара при аресте «террориста».

Стража кивнула и… Эстер попыталась убежать, но люди в кольчугах только кажутся тяжёлыми и неповоротливыми. А средневековые женские платья бегу сильно мешают. Не успела. Бросившийся за нею отрок повалил сеньору на пол, скрутил, и, в одиночку, чуть-чуть заломив руки, повёл к лестнице, давая лёгких пинков при попытке сопротивляться. Его напарник двинулся за ним — дежурят парами. Эстер что-то мне кричала, грозное и обидное, как сильно я об этом пожалею, но я не напрягся. Если вчера утром при Анабель не поняла моего к ней отношения — её проблемы.

— Вы? — спросил я у Сигизмунда и Лавра, стоящих чуть в стороне в режиме ожидания.

— Вольдемар к тебе приставил, сказал не отходить, — отчитался Сигизмунд, уже повышенный в десятники моей личной стражи. Вольдемар лично подтягивает его, как офицера СБ, но это всё, что я знаю.

— Парни, дежурьте у входа в донжон. — Я мысленно скривился — эта традиция, после любого 3,14здеца устраивать громкие бессмысленные показушные акции, не только у русских в крови. — Лишних не пускать, только личных слуг. По башне я так и быть, сам похожу, кому я тут нужен?

— Тихая Смерть над нами поглумится, — покачал головой Лавр.

— А если не послушаетесь — я поглумлюсь над ним, — парировал я с ехидной усмешкой. — Выполняйте.

Парни вздохнули и подчинились. Я же запер кабинет и двинулся к лестнице — на свой этаж. Башня тоже проходной двор, но всё же левых пускать не будут. Только обитатели и их личные слуги, а среди них блядей пока не замечено.

* * *
— Не понял?

— Не выгоняй! — вздела руку кверху Марина. — Прости, я ничего тут не трогала.

Я обвёл взглядом собственную спальню. Да тут и трогать нечего если честно. Кровать-аэродром с балдахином. Стол, два кресла. Три шкафа для вещей, один типа серванта — для посуды. Рикардо любил бухнуть в комнате — как не выпить винишка перед сном? Но денег, ценностей и важных документов нет. Есть несколько свитков, — недочитанные Астрид отчёты за прошлый год, которые я оставил посмотреть, да всё было некогда — ничего ценного, и несколько бракованных эскизов арбалетов. Не эскизы бракованные, а арбалеты не отвечают условиям современности. Но пергамент дорогой, не выкидывать же? Пока пусть полежат, потом что-нибудь с ними придумаю.

— А зачем пришла? — ухмыльнулся я. После попадалова с Эстер, только ещё одной проблемы на мою голову не хватало.

— Ты… Изменился. — Нежданная гостья покраснела до кончиков волос, и искренне — это чувствовалось. — Впервые обратил на меня внимание за долгие годы. А то, что предложил…

Я прошёлся и сел в кресло напротив. На улице уже наступила ночь — мы с Вольдемаром надолго в кабинете задержались. Я много от него про себя выслушивал. На столе горела свеча, не лампа. Роскошь, графу простительно, но ей… Её уже тоже в любовницы записали? Вместо Эстер? А Анабель в схватке над всеми, так что ли?

— Продолжай, — кивнул я и развалился в кресле.

Она подумала и последовала просьбе, тщательно подбирая слова.

— Рикардо, что происходит?

— В смысле?

— Я не слепая. И знаю тебя лучше других. Что с тобой?

Проницательная. Плохо. Но именно она всегда такой была, это я-Рома её недооцениваю. Впрочем, Ричи, по ходу, тоже не всё про неё знал.

— Это из-за того, что ты видел ТАМ? — страшно округлила она глаза.

— ТАМ — это где? — сделал я вид, что не понял.

— За гранью. Та сучка, она ж тебя убила, да?

— Убила, — не стал отрицать я. Интересный разговор намечается. А может оно и к лучшему? С кем-то же нужно поговорить по душам? С тем, на кого изначально думал, самые близкие — не получается с ними. Может Первая Любовь не такой и плохой вариант?

— Ричи, ты СЛИШКОМ изменился, — продолжила Первая Любовь страшным-престрашным шёпотом. — Никто у тебя ничего не спрашивает, потому, что понимают, каким образом тебя удалось вывести из безумия. Проверять, сорвёшься или нет, никому не хочется. И я тоже ничего не хотела бы спрашивать. Но… Ты сделал сегодня слишком щедрое предложение. Так не бывает. И поскольку я знаю тебя лучше всех, и увидела, что ты ПОМНИШЬ о нас с тобой всё, даже что забыл перед ТЕМ… Я не могу так, — покачала она головой, отрицая действительность. — Ты должен рассказать мне ВСЁ.

— Или? — усмехнулся я. — Или что будет?

— Или я не смогу в этом участвовать. — Она отрешённо откинула голову на спинку кресла, и я понял, не врёт. Всё бросит и уедет, но не станет связываться с тем, что не понимает. Это может быть опасно, а у неё муж и двое детей.

— Я должна знать, что происходит, и почему ты это делаешь. И не говори про вновь запылавшую любовь. Сегодня ты со мной простился, да? С той, прежней любовью. Как говорит мой муж, «закрыл сделку».

Ах да, её муж-то из купеческого сословия. Значит и она теперь лишь на ступеньку ниже меня, а не на две. Купчиха… Не надо иронии, тут это не оскорбление.

— Рикардо, ты меня знаешь. Я никому ничего не скажу, — продолжила она с нотками канючения в голосе — всё же ей хотелось остаться. — И я должна быть рядом.

— Зачем? У тебя муж. Семья. — Я усмехнулся. — Мне сучки Эстер за глаза хватило. Не знал, что она замужем, представляешь! Дебил. Но про тебя знаю всё, не юли.

— Старший — твой, — вдруг призналась она, довольно сверкнув глазами. — Не веришь — по срокам посчитай. Ты тогда с отцом в Таррагону уехал. Надолго, на пол-года.

Полгода это срок местной беременности. Рикардо в общем подозревал, но Марина с его отъездом так быстро выскочила замуж, что могло быть не от него.

— Адольфо его принял, — продолжила она. — Это было условие. Я уже была с ребёнком во чреве, падре сказал, это не измена — Иосиф тоже брал деву с ребёнком во чреве и не пожалел. И он согласился.

— М-мать! — Я грязно выругался. — И ты молчала?

— А зачем говорить? — Она безразлично пожала плечами. — Твои родители знали. Твоя мать сказала, что тебя увезли не от меня, так совпало, но раз уж получилось… Зачем ворошить то, что ворошить не нужно? Ты же охладел ко мне.

Теперь понятно, почему её, отработанный материал, родители оставили в замке. Хоть и бастард, но кровинка родная. А тут она с моим отъездом ещё и хахаля быстро нашла, смогла его охмурить (вот спецагент блин пропадает!) и оперативно за него выскочила, заставив принять ребёнка. «Есть женщины в иберийских селеньях».

— А этот… Гитлер твой…

— Нет, уже после, — отрицательно покачала она головой. — Сам. Видел, что я на сносях. Его условие было — признаться, кто, тогда возьмёт меня и признает своим. Узнав, был не сильно рад, но прошли годы, а он со мной. Я ему понравилась, на самом деле. И относится он к нему, как к своему. И тебя я прошу ничего не менять и не лезть. Хочешь помочь — помогай. Но не лезь с воспитанием.

Практично. Фига ребёнка травмировать? Он Гитлера папой называет, а тут граф какой-то с нежностями лезть будет? Нет, она сто процентов права, не надо. Но дорогу в жизнь, если выживу, её чаду я дам. И второму тоже за компанию, по дружбе.

— Даже не думал лезть, — честно покачал я головой. — Поздно уже. Если бы Гитлер не
относился к нему как к своему… — Из груди вырвался тяжёлый вздох. Сын. У меня есть сын. Не у меня, это ребёнок носителя, Рикардо, и я-Рома к нему не имею отношения… Но, блин, всё равно фейсом об тейбл! Дитя двадцать первого века не может относиться к такой новости равнодушно — нас так приучили.

…На самом деле у меня может быть с десяток детей. А то и не один. И через восемь-девять наших месяцев (полгода местных) родится ещё какое-то количество по дороге отсюда к Аквилее и обратно. Но то думать, а тут знать…

Короче, не надо рефлексировать, и вообще этим заморачиваться. Тут так не принято. Сказала? Молодец. Попросила не лезть? Замечательно. Сам мысленно попрощался с нею? Супер же! Чо!

— Ричи, что такое «Гитлер»? — нахмуренно спросила она.

— Так, был один великий правитель прошлого, — отмахнулся я. — Тоже Адольфом звали, как твоего. Закончил плохо, но не скажу, что правителем был плохим. Получше сотен других правителей, если не тысяч. Просто не всё рассчитал, полез куда не следует, бывает, и в итоге огрёб. Надеюсь, твой Адольфо не станет лезть туда, где не до конца всё рассчитает и тоже сможет огрести? — напрягся я. Марина напряглась в ответ.

— Я поговорю с ним. Нет, не будет. Не должен. Но я поговорю.

Выяснили. Всё, никакой ревности и неадекватного отношения — а то чел плохо кончит. Он не благородный, его не казнить не смогу. Не захочет работать под моим началом — адьёс, амиго, пусть лучше сам из Пуэбло валит. Она меня поняла.

Адольфо… Готы, по ходу, успели захватить Иберию этого мира до Переноса и Основания. Вандалы ещё не уплыли, а готы уже пришли и всё захватили. Очень уж много германских имён у местных.

— Что тебе рассказать? — улыбнулся я.

— Почему ты обо мне вспомнил?

— Честно? — Я пытался прочесть её мысли по лицу, но пока ничего нового. Просто женщина пытается и помочь мне, и расставить что-то для себя.

— Конечно.

В этот момент раскрылась дверь и в проёме показалась голова Розы.

— Вашсиятельство, вина? — невозмутимо произнесла служанка. «А я и не знала, что вы тут» — читалась в её глазах. Лгунишка, всё она знала. Но Марина для неё — своя, не то, что рыжие наглые благородные вертихвостки.

— А давай! И что-то из закусок.

Кивок, голова спряталась, дверь встала на место.

— Я тебя не люблю, — откровенно выпалил я, пока не прошёл запал на честность. — И больше скажу, я это делаю не от особой к тебе благодарности.

— Знаю, что не любишь, — уверенно произнесла она. — Именно поэтому пришла. Если б любил — поняла бы. А так — не могу объяснить себе, что тобой двигало.

Угу, стервочка. Всё должно быть под контролем. Честно, я интуитивно на неё подумал! Но, похоже, из неё идеальный министр получится.

— Благодарность? — предположил я. — Мною двигала благодарность?

— Нет, — уверенно покачала гостья головой. — Ты мог дать денег. Мог дать должность. Но не ТАК! — При слове «так» глазища её чуть не вылезли из орбит. Я реально предложил сказку. Такими суммами не разбрасываются. Ей будут завидовать главы большинства гильдий королевства, а у гильдий не просто дохрена денег, они как те Крёзы.

— Честно? — снова усмехнулся я.

— Рикардо, если я когда-то подводила тебя — скажи! — грозно засверкала она глазами. — Попеняй!

Пенять было нечего. Да, она «моя» девочка, и это не просто так. А ещё… Она меня до сих пор любит. Любила. Рикардо. Насчёт меня — будем посмотреть, может к Лунтику станет относиться иначе, любовь угаснет? Но в отличие от раздолбая Ричи, умотавшего с отцом в Таррагону, её чувства тогда никуда не делись, лишь спрятались под лопух нежданного замужества.

— Вот, вашсиятельство, — внесла кувшин Роза. У неё тут на этаже склад что ли?

Встал, сам прогулялся к шкафу с посудой, взял два серебряных кубка. Налил оба, протянул один ей. Сел. И, оценивая её тело и декольте сквозь прищур, цедя божественное алькантарское, признался:

— Мне нужны люди. Квалифицированные управленцы. Способные потянуть на себе не просто какое-то жалкое хозяйствование жалким замком, но кто может управлять отраслями промышленности.

— Про… Чем?

— Мануфактурами. Много мануфактур. Десятки. Сотни. Целая отрасль хозяйства нашего немаленького графства. Это уровень министров. Пока — министров графства, а там посмотрим. Но у меня нет людей на это место. Вот вообще нет.

— А Прокопий?

— Уже. Будет заниматься кузницами. Ансельмо — торговлей и сбором налогов. Вермунд — мобилизацией. Нужен претор, нужен кто-то за каторжанами смотреть, нужен главный по судам. Много кто ещё нужен. Но прямо сейчас нужен человек не просто управляющий, который по указке мастерскую поставит хоть на Обратной Стороне Луны, но который сможет вникнуть в процесс и сообразит, как его улучшить. Творческий человек нужен.

И если бы дело кузницы касалось, или мельницы — я б мужчину поставил. Но тут, чувствую, нужен зоркий всё примечающий женский взгляд и пытливый женский острый ум. Мужчины для этого мыслят слишком стандартно. Технологом должны быть женщины. Не всеми, но там, где я задумал, и конкретно сейчас. Поначалу. А потом будет видно.

— Да-а-а… — потянула она.

— Открываю секрет. Возможно этой осенью мы не будем продавать зерно. Совсем. Будем, но только зимой, ближе к весне. И гораздо меньшее количество. Будем менять его по хорошим ценам и по хорошему курсу на то, что нам нужно — железо, дерево и свеклу. Продадим то, что осталось под таяние снега по максимальным ценам. У нас будет много работы, одну реку перекрыть чего стоит. Порты строить. Дороги. Расплачиваться с работниками, кто будет это всё строить, планирую зерном, и поскольку оно скаканёт в цене, желающих подработать должно быть завались.

— Эх, ты и правда выдумщик! — она вздохнула и покачала головой. — Как твой отец.

— Я ж его сын! — на всякий случай усмехнулся я. — Единственный вопрос, как, блин, дотянуть до конца зимы? Деньги нам всё равно будут нужны, и очень много.

И тут я вспомнил про то, что в одной греческой книге было написано, как греки, попавшие с царём Александром в Индию, добывали сахар не из тростника, а из белой свеклы. Решил попробовать. — Боже, капец я вру. Хорошо что тут древнюю историю никто не знает.

— К тому моменту уже прикинул себестоимость — получается немало, но всё же дешевле мёда, — продолжил я. — …Да что там, достаточно дешевле, чтобы массово везти и торговать!

Ансельмо погрузил все оставшиеся от варок головы и отвезёт первую партию на пробу в Аквилею. Затем ты должна наварить ещё на несколько возов, пока меня нет, а затем отправить ему, а он отправит в Альмерию и другие регионы. К осени этот продукт уже должны знать, и мы должны отгружать карамель ладьями и возами. Это будет единственный источник серебра в этом году, и это просто чудо, что он будет.

— А если не справимся? — она поёжилась от осознания ответственности.

— Значит, армия разбежится — нам нечем будет ей платить.

— Да-а-а-а… — потянула будущий министр сахарной промышленности.

— Потому я предложил тебе шикарные, царские условия. Но только если ты сможешь выполнить поставленную задачу. И параллельно найдёшь мне тот сорт свеклы, который даёт больше всего карамели — его мы будем выращивать у себя, на своей земле. Нельзя зависеть от партнёров с Севера. Если же не сможешь — ты ничего не получишь. В этом коварство моего предложения. Я на всё готов, если будет результат.

Прямо Петром Первым себя ощутил. Который даёт задание Меньшикову наладить суконную мануфактуру. Блин, а ведь много верного в аналогии! Я тут и впрямь на Петра похож. То же самое делаю, теми же методами.

Вновь качание головой. Марина думала. И тяжело. Но всё же решилась.

— Я согласна. Я… Попробую. Но…

— Никаких «попробую». Да — выкладываешься по полной. Нет — Марин, не берись. Проклянёшь тот день, когда согласилась.

— Я БЕРУСЬ! — отрезала она и зло подалась вперёд. — А берусь потому, сукин ты сын Рикардо, что я поняла, что ты не прочитал это в книге! Рассказывай кому хочешь что хочешь, но ты ЗНАЛ, что сахар… — Слово её пока ещё коробило — …Можно получить вот так. Ты ВИДЕЛ такой сахар. И даже его пробовал. ТАМ.

— Я даже варил его, — усмехнулся я. Обожаю умных девочек, говорил уже. — Вот этими руками. Как Рома, Роман Наумов, тысяча девятьсот девяносто первого года рождения, город Череповец Вологодской области, государство Российская Федерация. Ты точно готова слушать? Обратной дороги не будет.

Она прикрыла глаза, словно мурлыкающая кошка, и я понял — готова. Со мной и на Голгофу пойдёт.

— Сияешь? — констатировал я, открыв глаза.

— Ага, — не стала скрывать гостья моей постели своего радужного настроения.

Я довольно усмехнулся. Нет, эта не такой наглёж, как Эстер или Анабель. Укрылась простынёй, пряча достоинства. Правда я примерно помнил, как они выглядят, так сказать ночью заново изучил их (и это не метафора, девочка стала женщиной со всеми вытекающими внешними изменениями, особенно приятно подросла грудь), а остальное дорисовало воображение.

Сел на постели. Подумал, пролез к краю и пошёл в «угловую башню», как тут величали возвышающиеся надо рвом надстройки с дыркой в полу. У графа в личной комнате была своя «угловая башня», его привилегия, личная. Остальные в замке бегают в общие.

Вернулся и понял, что пока не готов вставать и идти на пробежку. Но и любви-ласки тоже не хочу. Сколько блин можно! Я ж не железный. И писюн у меня не казенный. Налил вина себе, ей, протянул кубок, сел на краю кровати, приводя мысли в порядок. Точно, первое что надо сделать — это осадить одну сеньору, готовую сорваться и наломать дров.

— Марин, у меня для тебя две новости. И обе — так себе, — ядовито, но напустив в голос фатум, произнёс я.

— Вся во внимании? — расплылась в довольной улыбке паршивка, не вняв моей серьёзности.

— Я вижу твои чувства, но нам не по пути. И дело не в том, что не люблю тебя. Я тебя разлюбил ещё тогда, до Таррагоны.

Кивок. Она это знала. Не новость.

— А ещё ты замужем. Мне проблем с Марко и Эстер выше крыши хватает.

— Я улажу с Адольфо, — отрезала она, и я понял — уладит. Её благоверный не тот типаж, что у отрока-сорви-голова гвардейской стражи. Уже то, что она его мгновенно на себе женила будучи беременной, и он не знал, от кого…

— Не это проблема. А в том, что если ты сильно приблизишься, тебя возьмёт на прицел моя будущая жена, — признался я в том, о чём полночи думал, пока не уснул. — А я не хочу терять министра сахарной промышленности из-за её ревности. Обоснованной ревности! — отметил, салютуя кубком.

— И кто же эта суровая сеньора? — наигранно усмехнулась Марина, ибо бил я по живому. Моя жена — для её чувств и возможности дальше встречаться это может быть приговор.

— Катарина Сертория, герцогиня Фуэго, графиня Саламанка, виконтесса де Рекс… Кто она там ещё? — не стал я разочаровывать. — Короче, принцесса, кузина короля Карлоса Шестого.

— Очень смешно! — фыркнула гостья, но я был сама серьёзность, и это сбивало её с толку.

— Я не смеюсь. Она БУДЕТ моей женой. И я даже знаю, как это сделать.

— Как?

— Предложить её жениху больше. Чтобы отдал её мне, не разрывая союза с королём. Войти в этот дуэт, создав трио. И поверь, эта сеньора из тех, кто не позволит с собой не считаться! — снова острастил я. Теперь собеседница прониклась.

— М-да-а-а… — потянула сеньора будущий министр. — А если не получится?

— Получится. Я ж попаданец. — Усмехнулся. — У меня должен быть гарем из принцесс. Так во всех наших книжках написаноА в королевстве принцесса всего одна, к сожалению, а значит она по-любому должна стать моей женой. Без вариантов.

И вообще, — выдавил я вздох, — лучше занимайся делом. Поверь, если получится, ты заработаешь себе столько очков, что тебя будут на руках носить в герцогских салонах Альмерии. И я дам тебе всё это, если потянешь.

— Рома, я бы всё отдала, чтобы побывать в твоём мире! — произнесла она то, что всю ночь мучило. — Глаза её загорелись… Но быстро потухли.

— Я не знаю что бывает после смерти, — покачал я головой. — Обычной смерти. Может ты попадёшь туда. И увидишь. Но вот эту жизнь, — похлопал по кровати, — помнить не будешь.

— Может быть оно того стоит? — игриво застреляла она глазами, отпив из кубка.

— А если родишься нищей неприкасаемой оборванкой в Индии? Из самой отверженной касты? Или где-нибудь в Уганде или Буркина-Фасо? Или в Латинской Америке, в одной из её бесчисленных фавелл?

— Я не знаю таких названий, — нахмурила она лобик. — Но понимаю, что не самое лучшее место для проживания.

— Угу. — Я махом осушил то, что осталось в кубке. — Мягко сказано. И в таких условиях живут девять из десяти жителей того мира. Мне повезло, я был родом из богатой северной страны. Жители той страны себя богатыми не считали, смотрели на тех, кто богаче их и хотели жить также, но на самом деле они просто не понимают, что значит жить в дерьме и бесправии. Их предки понимали, они — уже нет. Разбалованные слишком. Не факт, что тебе повезёт.

Зай, пошли работать? — подвёл черту под разговором я. — У нас обоих есть чем заняться. Нас ждут Великие Дела.

Когда почти дошнуровал ей корсет, она спросила:

— Что планируешь делать с Марко и Эстер?

Просто спросила, честное слово. Но я дёрнул слишком сильно.

— А-ай! Полегче, Ричи!

— Извини. — Я опустил голову и зло задышал. — Не знаю. Вот какая штука. Может чего посоветуешь?

— А как решали такие вопросы в том мире?

«Том». Не «твоём». Ей объяснил то же, что и Астрид — это я, Ричи, проживший ТАМ целую жизни и вернувшийся. Я как бы я, но теперь ДРУГОЙ человек. Больше Рома, чем Ричи. Кстати имя ей понравилось.

— Никак. Морды друг другу били, — буркнул в ответ.

— Так и ты возьми и набей ему здесь! Твои отроки баяли, ты хорошо дерёшься, — огорошила простотой решения она. — Сынка собаки Алькантары в Аквилее так избил, что его папочка чуть войной не пошёл. Об этом все задолго до твоего приезда уже знали.

— Как! Как, мать его, я его побью? — Хорошо что закончил со шнуровкой, ибо от избытка эмоций заорал и забегал взад-вперёд по комнате. — Дуэль это не на кулаках! Дуэль это на мечах! И я не могу вызвать его, как он не может вызвать меня!

— А ты предложи суд богов, — обернулась она и игриво захлопала ресницами. — ТАМ есть такой суд? Делают так?

И вот тут я встал, как вкопанный. Мать моя женщина! До чего же всё просто!

И ведь читал, не раз. Первым был «Волкодав» Семёновой. А там по накатанной. Без женского пафоса в отношении дуэлей и смертоубийства, сухие констатации поединка богов. А прелесть в том, что никто нигде ни у нас, ни тут не зафиксировал их чёткие правила. Можно соревноваться, кто расплавленный кусок металла дольше в руке продержит. Можно биться. Можно в ледяной воде сидеть — у кого первого почки откажут. Можно заменщиков выставлять, чтоб не самому. И там, и тут чётких правил нет. Ну, там сия традиция осталась в веках, сейчас её если и применяют, то или в глухой Африке, или в Полинезии. Но тут поединок богов, переиначенный христианами в полуофициальный «божественный поединок» (бог же один), существует вполне официально…

…И нигде не написано, что именно на нём можно, а чего нельзя.

— Марина, звезда моя! Дай-ка я тебя расцелую!

Глава 9. Судейская или спорт в ширнармассы (окончание)

На пробежке меня уже встречали. Как там у собаки Павлова, включаешь лампочку — выделяются слюна, да? В общем, толпа брутальных мужиков с оголёнными торсами уже поджидала у кордегардии, переругиваясь и отпуская сальные шуточки в адрес пробегающих мимо служанок. Эксперимент по внедрению спорта в ширнармассы в виде обязательных утренних пробежек можно считать удавшимся. Но в данный момент довлел фактор дамоклова меча из-за суда над их товарищем, потому народ при моём появлении малость скис.

— Орлы! Чего носы повесили? — Бодро выпалил я.

Вялые возгласы, дескать, они уже готовы, меня ждут.

— Не сцыте, орлы! Ничего с вашим Марко не будет! — сразу взял я быка за рога, понимая причину общего настроя. — Он меня не стилетом пырнуть хотел, а значит уменьшение длины тела на величину головы не заработал. Становись! К ко-о-опью! Бегом-марш!

Я им не командир. В смысле в административном плане — да, я тут главный. Но вот команды «стройся» и «становись» должны отдаваться прямыми, оперативными командирами, а не целым мной. Но поскольку пробежка это по сути блажь, а не воинское упражнение, с пивком потянет. А вот собственно воинские упражнения — туда мне лучше не лезть.

Знаете анекдот, приехал в полк лейтёха из инженерного училища. Полкан говорит:

— Лейтенант, у вас в подчинении десять солдат и сержант, надо установить двадцатиметровую мачту. Ваши действия?

И на его попытки пояснить, где какой трос закреплять и куда тянуть, отрезал:

— Нет, товарищ лейтенант! Вы должны сказать: «Сержант, установите мачту!»

Не знаю как насчёт советской и российской армии (не был), но тут эта хрень работает. Не дело графу лезть в построение взвода. Как и не дело сержанту командовать полком. В общем справедливо, и меня слушаются пока пробежка, которую я же по сути выдумал — вот и позволяют командовать.

Бойцы после такого моего открытого признания насчёт будущего подсудимого заметно повеселели, расслабились. Что их боевого товарища не казнят — есть гут, остальное вторично. Урон моей чести? ПОКА ещё честь не уронена, а что будет — мои проблемы, не их. За меня никто не обязан их решать. В общем, побежали, переругиваясь более весело и искренне. И я пожалел о выпитом только что с Мариной вине. Ибо сдох на первом круге, до конца добежал на командно-волевых, в числе последних.

— Завязывал бы ты, вашсиятельство, с бабами, — дал мне дельный совет один из десятников. Ну, как бы он офицер, ему если не по статусу мне советы давать, то хотя бы выражать общее мнение, доносить до меня то, о чём остальные только молчат — уже можно. — Так и надорваться можно.

Куча смешков вокруг. Мы добежали, и я, согнувшись буквой «зю», стоял посреди двора, пытаясь продышаться. Нафиг, больше никакого алкоголя перед пробежкой! Спорт в ширнармассы, а не растление и декаданс!

— Так ведь в поход скоро, — более-менее восстановив дыхание, парировал я. — Вначале разбойников будем бить. Потом орков. — Слово «орк» как слово-паразит с моей подачи в народ уже пошло. Слишком часто оговаривался. — А там не до баб будет. Особенно за Кривым Ручьём. Разве степнячку пленим и заломаем, но вдруг степнячки страшные, волосатые и клыкастые, и на неё не встанет?

Замковый двор огласил дружный гогот полусотни мужских глоток. Отшутился, засчитано.

— Брат, что ты решил насчёт своего воина и его жены? — строго и вычурно спросила Астрид за завтраком, будто имперская принцесса на международном приёме. Так официально со мной на памяти Ричи она ни разу не разговаривала. Когда дулась — бывало, выпендривалась, но не долго, а тут, похоже, будет долгоиграющая пластинка. «Дорогой дружок, хочешь я расскажу тебе сказку? Кр-р-р-рк! Дорогой дружок, хочешь, я расскажу тебе сказку? Кр-р-рк!» «Дорогой Рикардо-Рома, я на тебя зла и дуюсь, и понятия не имею, что тебе сделать, чтобы я тебя простила! Думай, пока я добрая и в принципе готова тебя простить». Да нафиг пошла! Погостит в замке, пока Вермунд с баронами не разберётся. Как ширма. А как бароны поймут, что консул — первое для них лицо графства, даже важнее собственно меня, пусть валит в свою Кастильяну, я ещё родственничку на вторую башню денег дам, чтоб только с глаз долой её забрал.

— Ничего, — покачал я головой, орудуя вилкой. Да-да, в этом мире есть вилки. Трёхзубые, более широкие и короткие, чем наши, но тут их уже придумали. Лучше бы, сука, бумагу изобрели!

— Ничего? — картинно напряглась она.

— Угу. Мне понравилась его женщина. Он не смог ей дать по рукам, не смог удержать. А ещё показал, что готов за неё драться. Я согласен. Драться — так драться. Кто победит — тот её и получит.

— То есть ты собрался драться с отроком гвардейской сотни чтобы забрать себе его жену, — отвесил челюсть Вольдемар.

Я не стал ерепениться и честно кивнул. Чем ввёл его в ещё больший ступор и охренение.

— Церковь против такого непотребства! — тут же вскинулся падре. — Рикардо, брак — это союз, освящённый господом. Его нельзя разрушить поединком. Ваши договорённости ничто перед ликом Его.

— Вот, отец Антонио дело говорит! — поднял я вверх палец. — Брак — это таинство, освящённое божественными силами. Значит пусть божественные силы и решат, кто из нас прав. Нет?

Присутствующие мало что поняли, ибо Марина будет держать язык за зубами — знаю её типаж. А догадаться до вызова божий суд — надо постараться. Ибо дело не государственной важности, всего-то из-за шлюхи спор — никто такие силы в своём уме привлекать ради него не будет. Как бы. Из местных. Хорошо быть Лунтиком, хорошо собакою, где хочу своё выкручу, где хочу — покака… Так, стоп, стихоплёт из меня плохой, лучше не надо.

— Я не позволю проливать кровь из-за шлюхи в моём замке! — озверело выпалила Астрид, сверкая очами. Боже, как я люблю грозных женщин! — И при этом прикрываться именем бога!

— Сестрёнка, езжай-ка ты в Кастильяну, и там позволяй или не позволяй что хочешь кому хочешь! — мило и с улыбкой парировал я, и впервые встретил понимание во взгляде сидящего с другой стороны от неё родственничка.

Графский суд. Проводили его обычно в Большой Пиршественной Зале. Ну, то есть на втором этаже донжона, где мы кушаем — Обеденная, причём Малая Обеденная зала (Большой Обеденной в замке нет). А тут мы устраиваем пиры на сотню и более человек. Тут, кстати, мы разложили и Анабель в своё время, когда она меня грохнула. «Мы» — это я и несколько сынков баронов — моих вассалов, компаньоны для нехороших игр и совместной пьянки. Ни одного из них не могу назвать человеком, которому хочется что-то важное доверить (да банально рассказать что со мной случилось на самом деле), да и должность какую дать ни одному из них не могу. Гнилые люди, золотая молодёжь своей эпохи своего региона. Может кто-то из них перерастёт и исправится, станет достойным человеком… Но я-Рома по ним не скучаю. Хотя они, поди, ждут, когда гонцов с приглашениями пришлю — покуралесить.

Опять я отвлёкся. Просто эмоции, как только сюда вошёл, захлестнули через край. Я тут, вообще-то, недавно умер! Или родился заново? Хрен знает, как сформулировать.

— М-да, — выдавил я, глядя на собравшуюся внушительную толпу. Здесь сейчас было около пяти десятков только воинов. В основном те же, с кем час назад бегали — они «на выходном», как можно пропустить такое зрелище, как суд над товарищем, особенно если тебе уже сказали, что убивать граф его не будет? Да это похлеще, чем наши «Суд идёт» и «Пусть говорят» вместе взятые! Ну и из слуг и мастеровых замковых кто-то был, кто также мог себе это позволить, десятка два человек. И просто женщины, живущие в замке, слугами и мастерами не являющиеся, ещё десятка три. Марина тоже была среди зрителей. Это мой первый графский суд, и то, что он возник спонтанно, придавало всем остроты эмоций. Телевидения и концертов тут нет, развлечений мало, а я их последнее время балую, вот пришли посмотреть, может ещё что выкину? Кассандры мать их.

Адольфо (прицепилось это «Гитлер, блин, вслух бы его так не назвать), Прокопий, Ансельмо, Вермунд и монах Эстебан стояли отдельно, выстроившись рядком перед моим графским тронным креслом. Угу, у королей есть трон, и у меня тоже есть трон. Только графский. На возвышении, правда возвышение символическое, всего одна ступенька, но есть. С боков поставили по отроку из личного десятка — для солидности. Чуть в стороне подкручивал ус Вольдемар. Он сотник гвардии, но не министр, не по статусу как бы — на границе у меня ещё четыре сотника. Ещё чуть в стороне стояло трое молодых парнишек, совсем свежие лица — раньше не видел, держащие свитки. Кипу свитков!

— На стол бы положили, было бы лучше, — бросил я им, проходя мимо. — Вдруг уроните?

— Не уроним.

— Неможно, вдруг кто возьмёт в руки? А там жалобы, — парировали они.

— Да и нести до вашего сиятельства далеко, — поддержал первый.

— Дурни! Стол поближе передвиньте, и от стола всех попросите.

Похоже я нарушил какой-то местный ритуал. Ибо вроде как положено, чтобы перед троном было свободное пространство. Почему? Хрен знает, Ричи точно не знал. Мне же понты были до Обратной Стороны Луны, главное удобство и эргономика. Переживу тяжеленный дубовый стол в «зоне психологического комфорта» как-нибудь.

— Адольфо, я в первый раз буду суд править, потому давай ты для начала расскажешь, как у нас что устроено, и как это работало до сих пор? — обратился я к главе новосозданной пару дней назад личной канцелярии, усевшись на жёсткое и в целом беспонтовое кресло. Подушку в следующий раз под попец положить что ли? Или нельзя, типа воин, должен переносить тяготы стойко?

Муж Марины, краснея и бледнея, переминаясь с ноги на ногу, начал лепетать, как-то невразумительно.

— Ну… Вашсиятельство… Люди-то они того… Жалобы пишут. Доносы — тоже. И все они сюда поступают, в замок.

— Короче! — прикрикнул я. — Адольфо, давай так. Я тебя не знаю, но авансом поставил во главе своей канцелярии. Это магистрат, который занимается подготовкой документов, подготовкой законов, моей деловой и политической перепиской. Понимаешь?

Робкий кивок.

— Ансельмо сказал, ты способный, справишься. А значит начинай работать, чтобы от тебя был толк. А толк от тебя будет тогда, когда в моей голове будет порядок и покой — когда я всё пойму, что в графстве происходит с твоих кратких чётко оформленных слов. Готов?

Снова робкий кивок.

— Тогда начинай. Как у нас происходит суд?

— Челобитные от населения, — показно бодро начал вспотевший Адольфо, — поступают в замок. — Запнулся, проверяя, доволен ли я началом. — Здесь мы их разбираем.

— Мы?

— Пока это делали я и квестор Ансельмо… Когда ещё не был квестором. Я был его помощником.

Я кивнул — нормально.

— Челобитные разбирает всегда граф и только граф. Мы для него сортировали дела на важные, не очень важные и совсем не важные. И когда его сиятельство бывал в замке, выделял время и разбирал их, вынося вердикты и приговоры.

— И как, по всем делам успевал это делать?

— Никак нет, — вступился за канцлера… Фу ты, уже и это слово прицепилось, Ансельмо, ибо это был его человек, его бывший помощник и нынешний протеже. — Только важные и части не особо важных.

— А остальные? Папик мой часто в замке не был, дела графские они такие.

Философское пожатие плеч.

— Что-то разбирали мы, особливо пока его сиятельства не было в замке. А что-то до сих пор пергамент в архивах пачкает.

— М-да. Люди, понимаешь, графу пишут, а дела их и жалобы в архивах похоронены… — поддел я, без злобы, с пониманием.

— Вашсиятельство, но вы просто не понимаете СКОЛЬКО их там! — округлил глаза Ансельмо.

— Давай сделаем следующее. — Я картинно прокашлялся, тем более зрители, пришедшие на концерт, нас внимательно слушали. — Я — человек занятой. Моё дело, как владетеля — воевать с орками, вешать разбойников и заниматься развитием графства. Мануфактуры, договора с соседями, с гильдиями. Безопасность населения. На мелочи просто не останется времени. — Вскинул руку, ибо Ансельмо снова был готов возразить. — Я хочу создать особую структуру, apparat prezidenta. То есть канцелярию во главе с канцлером. Канцелярия будет подготавливать документы, как я уже и сказал, вести деловую переписку от моего имени, но также я хочу, чтобы дела не просто сортировались, но не важные и частично не особо важные — также разбирались силами канцелярии или иным магистратом, если по его тематике вопрос. Ибо в имущественный спор, чьё молоко от коровы, если она паслась на поле соседа, моё или соседское, граф не должен даже вникать. Как и спор, почему в прошлом году мне достался этот луг, а в этом его отдали Рамону или Пабло, если я более достоин и заплатил вдвое больше налогов его сиятельству. У нас есть законы, есть указы, есть суд, есть традиции. Большинство дел можно рассмотреть силами опытных чиновников канцелярии, которые рассмотрят их с точки зрения нормативных актов, и примут решение, не привлекая владетеля.

— А где ж их взять, Рикардо? — усмехнулся в бороду Прокопий. — Опытных этих чиновников? Ты говоришь, как будто у нас их сотни.

— А воспитайте! Вырастите! Обучите! — зло рыкнул я в ответ. — Лучший сотрудник — это тот, которого ты сам воспитал, сам вылепил. Только тогда он будет способен делать то, что ты от него требуешь. Не так?

Магистраты, как один, уставились в пол и начали переминаться с ноги на ногу. Непривычная для средневековья мысль?

— А может вы просто работать не хотите? — пёр танком я, чтобы осадить. Ибо с их стороны только оппозиции и саботажа не хватало. Только давить и только танком — раз и навсегда. Нельзя тетешкать. — Хотите на сеновале лежать, соломинку грызть и в небо смотреть, и за это жалование получать, а вокруг всё ебись конём? Родные, вы знаете, где начинается дорога на север. Кто не хочет работать — не держу. И у чиновника работы поболее, чем на поле у крестьянина. Ибо от крестьянина ничего не зависит кроме его собственного выживания, а от чиновника — жизнь сотен и тысяч людей. Есть желающие сдать пост и ехать искать счастья в более спокойные места? Нет? Тогда работайте, сеньоры! Ищите толковых ребят, учите, давайте знания, вкладывайте душу. И завтра они станут вашей самой надёжной опорой и вернут вам вложенное сторицей.

— Вермунд, тебя также касается, — отдельно выделил я консула. — Ты должен создать себе аппарат из нескольких способных малых, которые могут рассчитать логистику перемещения войска в любую точку Юга, требуемые припасы и места пополнения обозов, а также распределить таблицу дежурств баронов и гвардейских подразделений. Сам не потянешь, как ни пытайся. Тебе ещё предстоит турне по баронским замкам, работать с личным составом на его территории. Консульство — это тоже большой бюрократический аппарат.

— Это я уже понял, Рикардо. — Большой Топор недобро усмехнулся под нос, но недобрость его относилась не ко мне. Скорее, понял, что недооценил поставленную перед ним изначально задачу. Ну слава богу, не придётся банальные вещи на пальцах объяснять.

— Канцелярия — разбирает дела, — вновь я перевёл тяжёлый владетельный взгляд на Алоизыча. — С важными — ко мне. Особо важные — передавать с помощью гонцов, где бы я ни находился. У нас благодаря отцу в графстве поставлена служба снабжения для передвигающейся армии, предлагаю её расширить. Адольфо, записывай. — В руках канцлера появилось гусиное перо. Писать он собрался на весу, на деревянной дощечке. — Да за стол сядь, не зря ж его притащили!

Столы тут тяжеленные, и отроки гражданской службы, которые со свитками, пыжылись и тащили его сами, никто им помощь не предложил. А они ни у кого и не просили. Было смешно за этим наблюдать, но так и надо. Пусть работают. Адольфо на эти слова недобро посмотрел, сел. Тут это что-то вроде традиции, перед владетелями по струнке стоять и стоя свитки читать. И даже тексты писать. «Хорошо быть Лунтиком…»

— Приказываю учредить службу скорой передачи сообщений из специальных графских гонцов, — начал диктовать я. — Службу назвать «фельдъегерской», а гонцов — «фельдъегерями». Это как егеря, только не для разведки в степи, а для передачи сообщений. Названо так мудрёно потому, что фельдъегеря будут возить важные, зачастую секретные сообщения и письма, а посему должны быть лицами военными, воинскому искусству обученными и подчиняться консулу графства, однако не напрямую, а будучи выделенными в отдельное ведомство. Записал? — Проблемой стало написание такого сложного слова, как «фельдъегерь» и «фельдъегерский», но ничего, Гитлер справился.

— Фельдъегеря должны быть одеты в идентичную форму, дабы их можно было легко узнать издали. Также им полагается при необходимости оружие: лук, меч, кинжалы и другое оружие, и кольчуга. Особо важные письма и приказы доставлять в сопровождении гвардейской стражи, либо продумать собственные воинские силы службы. Приказываю канцлеру Адольфо и квестору Ансельмо, при участии в качестве консультанта консула Вермунда продумать организацию и устройство данной службы и предоставить проект учреждения не позднее последнего дня месяца Майиуса.

Кивок — Гитлер записал.

— Думайте, сеньоры. Теперь давайте к челобитным. — Что, концерт хотите? Сразу? Нет, перебьётесь. Сразу, первой песней, никто шлягеры не играет — потом не интересно будет, можно сразу концерт закрывать. Самое вкусное будет под занавес мое судебной деятельности!

…И я начал разбирать жалобы. В основном на старост, какие они 3,14доры, жить нормально не дают, с хорошей землёй год от года прокатывают. Разбирал медленно, неспешно, вникая. Несколько жалоб показно решил, задав прямые вопросы, какие законы и порядки регулируют указанные в жалобе проблемы? Это же хозяйствующие субьекты; плевать какое время на дворе, если нет официальных законов — всегда найдётся регулирующие традиции. И мои министры тут же вопросы закрыли, я палец о палец не ударил.

— Вот, видите? Так и надо. Записываешь, да?

Канцлер прилежно кивнул.

— Адольфо, ещё создай и веди особый список, заноси туда людей, на которых больше всего жалоб. Если будет скапливаться много, и они будут адекватные, или как минимум явно не надуманные, будем посылать в те места инспекцию с проверкой. Народ должен любить своего сеньора! — громко воскликнул я для зрителей концерта. — А любить его будет только тогда, когда сеньор следит, чтобы всякие нечестные паскудные личности на местах не омрачали избирателям, то есть подданным, красоту их быта. Кошка бросила котят — это Цезарь виноват! Слышали такую древнюю мудрость?

Массовка зашепталась, обсуждая последнее высказывание.

— Это так и работает. Цезарь хороший, всё для империи делает. А староста в родной деревне — мудак и козёл, народ третирует. И народ будет говорить, что это Цезарь плохой, раз при нём так плохо живётся! Магистраты, поняли задачу?

— Да, с-сеньор граф!

— Так точно, ваше сиятельсвто…

— Да, Рикардо… — Снова перетоптывания и перешёптывания. Запредельного я сейчас не требовал, но вот мысль для средневековья по ходу сильно революционная.

— Адольфо, собирай одиозных личностей, — продолжил изрыгать потоки мудрости я, — а сам думай, кого и с какими полномочиями туда послать. Из крепостной баллисты нельзя палить по воробьям, ответ нужен адекватный. Далее давай, что там ещё?

— Спор двух баронов за луг в пойме Светлой, — огласил по списку канцлер.

Бедная моя голова!

Конечно, многие дела я отложил в сторону, полагая, что не компетентен в решении, ибо не знаю истока проблемы, да и по-хорошему сути вопроса не знаю. А сказать «как надо» мне с любой колокольни можно. Нет, канцелярию надо создавать мощной и жёсткой. Бюрократия зло, но пока ещё не придумано ни одного успешного общества без сильной бюрократии.

— Ладно, давай вчерашнего холопа, — решил сменить я пластинку, ибо голова пухла, а количество свитков для рассмотрения не убавлялось — новые принесли. Вот же гады! Трифона же давно привели, и он стоял в окружении двух стражников Эстебана (старики, но оружие держать умеют, вот и решился вопрос с обороной замка пока буду в отъезде, и не так уж и дорого) — Имя?

— Ась? — недоумённо нахмурился детинушка, которого ни его плачевное положение (в тюрьме), ни окружение стражи, ни серьёзность обвинений (казнить могут) не колыхали вообще.

— Зовут тебя как, любезный! — усмехнулся я — детинушка меня забавлял. Как будто герой из русской сказки — большой, глаза добрые, с два меня в обхвате и такой же дурканутый на голову, как наши «Иваны Царевичи»

— Так это… Того. Трифоном кличут, — сообразил, что спрашивают, он. Имя греческое, рабочее-крестьянское. Сойдёт.

— Чьих будешь, Трифон?

Несмотря на то, что взята фраза из всем известного фильма нашего времени, здесь меня с нею прекрасно поняли.

— Дык, урождён свободным. Был. Сиротой остался в пять. — Прибавляйте к местным годам и временным отрезкам треть, поймёте сколько это нашего времени. Мне тут, например, около пятадцати лет. А чувствую себя на девятнадцать-двадцать. — Цирюльник Матфей к себе забрал, подмастерьем. Да так у него и остался.

— Чего не ушёл, когда вырос?

— А куда я пойду? — развёл он руками. — Кому нужен? Картагена город большой, а все места мастеров расписаны. А в деревню — не умею я. Ни пахать, ни жать, ни сеять.

Угу, не местный, не южанин. Значит отец его проездом где-то прикупил. Буду надеяться, попаданческий нюх папочки был на уровне и не подвёл.

— Значит так и стриг, бороды брил, да зубы рвал? — Зубы рвут тут цирюльники, а не лекари. И это единственный известный местным приём стоматологии. Ещё цирюльники вправляют кости, накладывают шины при переломе и вообще владеют базовыми фельдшерскими знаниями этого мира.

— Та не, я счёт вёл, отчёты в магистрат писал. Ну цирюлил, бывало, но не часто. Но ежели что — всё могу, всё умею.

— А за что с тем благородным подрался? — продолжал допрос я. «Счёт вёл» — это серьёзно. Ему доверили всю деловую переписку и делопроизводство. Это капец ответственный пост и доверие.

— Дык он того… Девочку молодую в карету затащить пытался. Дочку Симона бакалейщика. Я и того…

Понятно. Ещё один непризнанный герой и борец с Системой. Нет, перебьётся этот мир, сей шедевр я никому не отдам. Буду таких вокруг себя собирать. Защищать. Может мир хоть чуточку добрее станет?

— И чем всё закончилось?

Детинушка уставил глаза в пол.

— Стража схватила. И за нападение на благородного штраф магистрат выписал. А раз отдать не мог — меня в крепость, в счёт долга.

— А этот… Цирюльник твой. Он чего не помог с деньгами? Да и бакалейщик Симон? — Меня потихоньку брало зло. Как не помочь было близкому доверенному человеку?

— Дык, откуда у них такие деньжищи? Это ж был сам граф де Лара, троюродный племянник старого герцога, — снова развёл детинушка руками. — Да и кто б им позволил? Я на родственника владетеля города руку поднял, меня казнить хотели, да король Карлос не велел — только в холопы и на галеры. Или рудники. Вот меня и…

Понятно, Система мстит одинокому борцуну за его справедливость по всей строгости. Реально парню повезло, что не казнили. Король Карлос Пятый, считается, был крутым челом. Боялись его. А так казнили бы как пить дать.

— А как же ты графу Пуэбло достался? — Кажется и тут я начал догадываться.

— А он как узнал, на суд явился, и суду тут же предложил меня купить — на границе такие как я нужны. Ну и ему, как пограничнику…

М-да, папаня палился по-чёрному. Но отмаз прокатил — это мы тут живём пусть и в угашенном настроении по жизни, но в целом понимаем, что выжить можно. И даже немного процветать. Особенно если ты от границы далеко. А за Овьедо, в Центральных Провинциях, о том, как тут опасно, легенды ходят. Кто мне совсем недавно сказал, что если бы не страх перед орками, у нас бы перенаселение от беглых было? У нас житуха куда лучше, чем там. Вот только орки страшные… Так что да, сработало, и холопа отдали ему, «на границе сгноить», как альтернативу галерам и шахтам. Тем более он наверняка заплатил поболее названной суммы штрафа. А сам детинушка в замке при конюшне так и жил, сколько его помню.

— Так, Трифон, слушай мою волю. — Всё поняв и взвесив, я принял решение. — Ты обвиняешься в нападении на благородного. Холоп не может держать оружия, холоп не может поднимать руку на свободного, а если поднимет на благородного — смерть ему. Эстебан, всё верно?

Монах от юстиции прилежно кивнул.

— Всё так, но есть «но». Я присутствовал на месте преступления и видел всё своими глазами. Ты кинулся защищать ХОЗЯИНА. При том не видел, вооружён нападавший или нет — с голыми руками, пытаясь отбить меня у напавшего. За это я снимаю с тебя обвинение в рукоприкладстве ввиду чрезвычайных обстоятельств.

— Но холоп! На благородного! — А это выразил несогласие Вермунд, а за его спиной поднимался шум.

— А если на меня напрыгнет благородный степняк? Сеньоры, думайте, что несёте! — Снова обратился к залу. — А также, ввиду указанных мною заслуг, я, Рикардо, сто семнадцатый граф Пуэбло, освобождаю тебя из кабалы и даю вольную. Сеньор канцлер, подготовьте пергамент, как будет готово — подпишу.

Кивок Адольфо.

— Вашсиятельство! Только не гони! — бухнулся ставший вольным детинушка на колени. — Куды ж я пойду! В Картагену хода нет, да и забыли меня там все близкие давно, своих дел и детей хватает! А землепашествовать и мастерить не умею! Оставь при замке, хошь кем!

— Встать! — зло рявкнул я. — Ты — свободный!

Покашливание канцлера.

— Пока ещё нет.

— Я уже принял решение! — осадил я Гитлера. — А значит свободный. Бумагу как сделаешь — подпишу, и это формальность! Ты-ты! Встать! Не дело свободному на колени бухаться!

— Дык, я ж… Как же я ж… — По лицу Трифона потекли слёзы. Одновременно и радости, и безысходности.

— А замковым цирюльником?

— Дык, кто ж ко мне пойдёт за деньги? А без денег как можно, ежели я вольный?

Ну да, кормить вольных мастеров — признак дурного тона. Можно чтобы тот жил за еду, но роняется его репутация, как мастера. Да и замок маленький, ПОКА маленький, чтобы цирюльня окупилась. Тут бреются все сами, стригут — через два на третьего, и у меня кстати есть слуга, который занимается персональной графской причёской, когда требуется, без отрыва от основной работы.

— У меня для тебя другая работа есть. Значит, брить-стричь-кости вправлять ты умеешь. А воды подать, одеться в броню помощь?

— Дык… — Детинушка развёл руками в стороны. — А как же иначе?

— Мне нужен денщик, — развил я мысль, над которой думал ещё с момента бегства из Аквилеи. — Человек, который будет кашеварить в походе, подавать воду и помогать облачаться в доспехи. В замке есть слуги, а вот в поход слуг брать нельзя. В походе не должно быть некомбатантов, все — воины. Или оруженосцы.

Сейчас я тоже сказал революционную мысль. Ибо походы местных армий — это балаган из шлюх, торговцев и скупщиков награбленного за бесценок, но прямо сейчас. Полководцы, как сказал наставник, «блядей с собой возят, и бассейны, чтобы на привале с ними мыться». Как-то так. Правда мой папуля внедрил в массовое сознание идею о сверхмобильной армии, и сделал всё, чтобы она таковой была хотя бы в рамках своего графства, но полный отказ от слуг — это всё равно новенькое.

— Потому назначаю тебя, вольный Трифон, своим оруженосцем и денщиком. И дабы оправдать моё высокое доверие, приказываю тебе, начиная с сего дня, получить в оружейной замка хороший арбалет
и запас болтов и тетивы к нему, и начать обучение искусству арбалетного боя. Вольдемар, кто у нас там оружейной замковой сейчас заведует?

— Сделаем! — кивнул сотник.

— Сотник Вольдемар, обязую дать на время пребывания в замке отроку Трифону наставника для обучения арбалетному бою, а также наставников боя ручного, с использованием кинжалов, стилетов и другого оружия, подходящего для умения самозащиты и защиты командира человеку, не знакомому с воинским искусством.

— Сделаем, — бесстрастно повторил кивок Вольдемар. — Я сам буду обучать его бою, если будет время.

А вот это серьёзная заявка. Ибо обучать мой последний рубеж обороны будет один из лучших наёмных убийц королевства. Мне не нужен благородный бой, мне нужно выжить любой ценой, пусть даже я или мои люди будут наносить коварные и подлые удары. Повезло Лунтику с приземлением — у этой Ивы У Пруда отличные, первоклассные кадры!

— Прокопий, пока ты исполняешь обязанности начальника замка — выдели покои отроку среди свободных и мастеровых. Нечего моему денщику на конюшне спать.

Кивок от министра тяжёлой промышленности.

— Иди. Потом пообщаемся, всё-всё расскажешь, махнул я рукой, и плачущий Трифон, эта растроганная донельзя гора мышц, развернулась и побрела в сторону выхода.

* * *
— Воины! Орлы! — теперь я обратился персонально к членам гвардейской сотни, хотя были тут и другие воины. Просто, как уже говорил, пехота воинами не считалась, максимум — стражниками. Стражники охраняют объекты недвижимости — замки, фронтиры, башни, города. Или движимость — преступников на каторге. Но в бой далеко от объекта охраны их не посылают. У меня стало больше стражи за счёт каторжан, их охраны, но они считались хоть и комбатантами, но не полноценными. — Орлы! Вы все собрались здесь, чтобы узнать о судьбе вашего товарища.

Мерный гул среди названного сословия.

— Вводите обвиняемого!

Что Марко рядом — просто догадался. Ради него весь сегодняшний цирк с конями и судом, если его нет в Большой Пиршественной — значит рядом где-то прячут. А чтобы потом далеко не бегать, а сразу ввести, как иначе?

Отрока ввели. Физиономия мятая, но то скорее фингалы от Тришки остались (я детинушку про себя уже по-нашему, по-русски обозвал). Мои к нему вряд ли после прямого приказа Вольдемара прикладывались. Глаза злые, на физиономии напоказ эмоция презрения и отторжения, «клал я на вас всех, а тебя, графёныш, презираю». Но чувствовался его страх — он капец как боялся! Я держал в своих руках его жизнь, его карьеру. Ибо кому нужен такой наёмник, который бросается на нанимателя?

В зале после ввода подозрева… То есть обвиняемого — какой он подозреваемый, все точно знают, что он совершил преступление. В общем, после волны ропота и шёпота, в зале воцарилась тишина.

— Эстебан, огласи состав преступления. — Суд так суд, всё должно быть чётко по букве, и с формулировками.

Монах от юстиции прокашлялся и сделал шаг вперёд.

— Ваше сиятельство, сей отрок вчера напал на своего нанимателя, сеньора Рикардо, графа Пуэбло. Нанёс ему телесные повреждения, так как граф нападения не ожидал и был расслаблен.

Последнее уточнение — важное, для плебса. Тренированный аристократ позволил извалять себя в грязи, получил по морде? Должен быть веский обоснуй, иначе можно уважение потерять.

— Сильно тяжкие повреждения? Ну, нанёс? — стараясь держать морду серьёзной, прикалывался я.

— Не особо, — судя по недрогнувшему лицу, Эстебан игру принял. — Сеньора графа смог отбить его денщик, вольный Трифон…

По толпе зрителей пробежали смешки, переросшие в несильный, но гогот. Причинно-следственная связь? Тут логику знали, она со времён Эллады осталась, но почему бы валенками не прикинуться на время?

— Защитил — это хорошо, — показно кивнул я. — А где же была гвардейская стража, телохранители графа?

— Виноват! — сделал шаг вперёд Вольдемар. Склонил голову. — Проморгал. Допустил.

— Поясни?

— Как сотник и бывший десятник личной стражи, не придал должного значения охране сиятельного графа на территории собственного замка. Косность мышления — считал, что тут, дома, ничего не угрожает. Готов понести заслуженное наказание за проступок, и, сделав выводы, предпринять меры, дабы не допустить такого в будущем.

— Понимаю. Решение по тебе, сотник Вольдемар, вынесу позже. Консул Вермунд?

— Да, Рикардо, — тяжело вздохнув, сделал шаг бывший сотник. — Моя вина. Тебя — не предупредил. Отрока — не прощупал, не окоротил. Не понял, что серьёзно всё. Что для него это настолько важно. А сотня-то моя! И недели нет, как сотнику Вольдемару её передал! Что он за неделю сделать-то мог? Прошу наказать за проступок и поставить мою вину в оправдание отроку Марко. Моя недоработка с личным составом.

— По тебе тоже позже решу, — кивнул я. — Давайте-ка спросим о мотивах у подсудимого? Отрок Марко, зачем ты напал на своего нанимателя, графа Пуэбло?

— Да пошёл ты! — буркнул воин. Два отрока слева и справа сжали его плечами — на всякий.

— Это не ответ. Скажи всем, пусть все знают. Это суд, и твои мотивы должны всем быть понятны.

Тишина.

— Есть в зале кто-то, кто готов защищать интересы отрока и говорить за него? Кому не будет это делать зазорно или противно?

— А давай я! — Неожиданно вперёд снова вышел Вольдемар. — Сотник Вольдемар, командир сего юноши, несу за него ответственность.

Хм-м-м… Он сейчас как непосредственный начальник своего покрывает, или хочет держать на контроле, чтобы «разрулить» без случайностей?

— А давай, сотник Вольдемар. Суть претензий обвиняемого?

— Граф спал с его женой Эстер. И предлагал это делать на виду у всего замка, будто она его личная служанка для развлечений.

По толпе прошёлся небольшой ропот и смешки. Служанки для развлечений — это святое, к ним вполне определённое, и ни грамма не негативное отношение. Этот мир не научился лицемерить в таких вопросах. Всё чётко, практично, до эпохи земного пуританства с какими бы то ни было осуждениями процесса совокупления между мужчиной и женщиной и «продвинутыми» нормами морали ещё далеко. А вот благородная сеньора — это другое. И тут уже, кстати, есть элемент осуждения — если она замужем. Замужем ли служанка — пофиг, она — вещь. А даже если вольняшка наёмная — всё равно пофиг, переживёт. А тут представители одного сословия, другие расклады. И перепутав благородную со служанкой, я сеньору сильно опустил в глазах местного населения между прочим. Мне-то на неё плевать, но ситуацию пояснить нужно.

В голосе Вольдемара было осуждение. Глаза его стреляли молниями: «Что ж ты творишь, сукин то сын?» Но я видел, он играл. Немного неумело, но пытался что-то выкрутить, чтобы и волки целы, и овцы сыты. Я на это лишь тяжело вздохнул:

— Только в этом суть претензий к графу и пострадавшему? Только это заставило его броситься с кулаками?

Вольдемар на всякий случай глянул на подчинённого — на лице того не дрогнул ни один мускул — и кивнул.

— Да, только в этом.

— Может, есть претензии из-за жалования? Не вовремя выплачиваю? Или плохие условия службы? Со сборами и тренировками перебор?

Сотник для порядка сверился с каменным лицом подчинённого.

— Нет, к этому претензий нет.

А это как раз самое важное, важнее любых баб. Партия за мной.

— Хорошо. Тогда обращаюсь к уважаемому обществу, хочу дать полную картину произошедшего с точки зрения пострадавшего, а не владетельного графа.

Картинно прокашлялся, встал и спустился с кресла и с возвышения. Типа я-владетель и граф и я-пострадавший — разные люди.

— Итак, я был пьян и возвращался домой, — начал «пострадавший», обращаясь к благородному обществу. — И на пороге своих покоев встретил девушку неземной красоты, которая была готова прыгнуть ко мне в койку сама, разогнав любых конкуренток.

Смешки по залу. Такое тут норма, просто афишировать некрасиво. А так народ понимает, все бабы ##ди, особенно если речь о постели начальника мужа. Разводов тут нет и это один из действенных способов стать женой офицера, а не рядового — начальник подтянет твоего мужа и ты станешь офицершей.

— Я тогда не знал, что она замужем, не придал этому значения, — продолжил «пострадавший». — Но позже подумал, рассудил здраво и сделал следующий вывод. Если, допустим, моя жена не придёт ко мне ночью, домой, я как минимум буду разбираться, в чём дело. А разобравшись, что она провела ночь в постели другого… Бедная она у меня будет! — неистово и совершенно искренне, как представитель двадцать первого века, воскликнул я-Рома на весь зал. Ибо реально без вариантов — разводов, повторюсь, тут нет. И с изменщицей жить придётся, куда ж её девать? Разве только в утиль, как Синяя Борода, но тут меня не поймут и самого на ноль помножат… Как и Синюю Бороду. — И что-то тем днём я не увидел на лице сеньоры следов побоев, — придал лицу язвительную улыбку. — Кстати, сеньора в зале?

Оказалось, в зале. Сеньору Эстер перед процессом графского суда отпустили, так как ни в чём не обвиняли, а в Большой Пиршественной закрыли от меня мясистыми телами других тёток.

— Эстер, скажи честно, наказал ли тебя муж за проступок? — обратился я к ней.

Пунцовая, как Ви-Вай Большого Пса, моя экс-любовница отрицательно мотнула головой.

— Нет, сеньор граф.

— Но у вас был разговор на эту тему?

— Нет, сеньор граф.

Снова шум в зале. Муж смирился и настроился на рост через отверстие жены. Пока всё в норме, в рамках местной морали. Блин, куда я попал! Одному мне так тошно от местной морали?

— То есть сеньор Марко ПРИНЯЛ это, — констатировал я, снова обращаясь к благородному сообществу. — И не захотел бороться за жену, позволив ей встречаться с каким-то родовитым хмырёнышем.

Самоиронию народ встретил смешками и улыбками. Я тут, похоже, КВН, «Кривое зеркало» и «Камеди Клаб» в одном лице. Переплюнул все планы по постановкам шоу на ближайшую пятилетку.

— Но на следующий день отрок почему-то передумал и захотел побороться за жену, — продолжил я, показно вышагивая перед зрителем, как детектив в романе Агаты Кристи или Конан Дойля. — Захотел тогда, когда его стрела уже улетела — раньше чесаться надо было. И совершил на соперника нападение с применением физического насилия.

— Ваше сиятельство, такие термины это хорошо, но люди вокруг больше простые, не стоит так с ними, — подошёл и тихо произнёс Адольфо. Обливающийся потом Адольфо, поскольку точно также только что, этим утром, прое… Пролюбил свою супругу, «уступив» её (согласно моему моральному праву) местному графу.

— Я не против! — картинно скрестил я руки на груди, игнорируя канцлера. — Мне понравилась сеньора Эстер, и я готов драться за неё с сеньором Марко! И потому спрашиваю вас, уважаемые представители воинского сословия, имею дли я моральное право бороться за сеньору Эстер, если учесть, что её муж сдал мне первый, самый важный раунд, обозначив, что готов от неё отказаться? Имею ли я право бросить отроку Марко вызов без смертоубийства, требуя решить, кто из нас её более достоин? Я жду вашего решения, сеньоры.

— Рикардо, мы решили, ты имеешь право бороться за сеньору Эстер, — выдал вердикт сотник Вольдемар, устроивший круглый стол с подчинёнными. Думали воины не долго, минут десять. К единому мнению не пришли, но большая часть склонялась ко вброшенной мною мысли, что раз Марко банально не поставил Эстер фингал, то бороться за неё полюбовник может, так как мужу всё равно. Тюфяк в эти романтичные рыцарские времена не достоин уважения «правильных пацанов».

— Но вот бросить вызов ты моему воину не можешь! — продолжил сотник. — Потому, что он и твой воин, так как ты — его наниматель.

— Резонно, — кивнул я и вернулся на возвышенность трона. — Сеньоры, я всё понимаю. И понимаю то, что отрок Марко кинулся на меня с кулаками, а не со стилетом. Он готов драться за жену, но готов драться руками. А потому я иду навстречу этой просьбе-намёку и готов сразиться с ним в рукопашном бое, без оружия, в схватке, призом в которой станет прекрасная Эстер.

Да, сеньоры, я вызываю отрока Марко на Божий Суд!

Что тут началось! Шум, гам, комментарии взахлёб. И ведь не сразу волна поднялась, всем понадобилось несколько долгих секунд, чтоб осознать, что именно чудит граф.

— Божий суд ради какой-то… Женщины? — переговорив со стоящими рядом коллегами, произнёс Вольдемар.

— Да, сеньор сотник. Именно.

— Но это… А не круто ли?

— Так божий суд бывает разный!

— Нет! Я не позволю! — раздался рык, и все обернулись в сторону нового персонажа. Падре Антонио дошёл таки до кипения от того, что я предложил. — Браки освящаются на небесах! Мать-церковь не даст никакого развода!

— И всё же я настаиваю. — Мнение церкви в местной жизни играет огромное значение, но лично мне было фиолетово, и требовалось своим непоказным равнодушием продавить решение в обход священника. Пусть хоть анафеме придают — плевать! Будет повод не платить десятину. — Я настаиваю на поединке, падре, пусть даже мать-церковь не освящает разводы.

— Это грех! — трясясь, будто осина на ветру, взвыл святой отец.

— Это суд богов! Божий суд! — рыкнул я в ответ. — Не вам, падре решать! И не епископу. Только Он, там, наверху! И я призываю Его принять верное решение, на чьей он стороне, минуя вас. Напрямую. Чем меньше передаточных звеньев — тем точнее принятое решение. Скажете нет, падре Антонио?

— Это ересь! — попробовал давить святой отец, но не на того напал. Я картинно заозирался.

— Да? Где? Падре, я не против бога. И не против церкви, как Его представителей. Но иногда вопросы надо решать напрямую с церковным начальством. САМЫМ главным церковным начальством. Так правильнее.

Гул в массовке. Споры. Но сейчас средневековье, и бог для людей это не нечто экзистенциальное. Это Сила, которая реально существует, которая не может не оказывать на нас и наши дела воздействия. Наш бич — тотальное неверие, мы к нему несколько столетий шли, а тут всё не так, и бог, реальный бог, над церковью в понимании каждого существует. А раз так — к нему иногда не зазорно и обратиться, если обставить просьбу «как положено», с большой помпой. Симпатии массовки были не на стороне падре. Поняв это, я обратился напрямую к Марко:

— Отрок Марко. Я, Рикардо, сто семнадцатый граф Пуэбло, вызываю тебя на божий суд по вопросу обладания прекрасной Эстер. Бой будет вестись без применения оружия, руками, ибо ты сам выбрал этот путь. Принимаешь ли ты вызов, и готов ли сразиться?

Главное было встроить в систему моего вызова рукопашку. Пояснить всем, что это от него исходит, хотя, конечно, ни хрена от него это не исходило. Он просто ударил так, чтобы его за это не порешили, всего-навсего. Ай да я, правда? Сам себя не похвалишь…

А если не сделать так, будет обычный поединок, дуэль. Бой будет идти «до крови», на мечах, а на мечах я слаб — не то слово. А так он не отвертится, и плевать, как было на самом деле.

— Я принимаю вызов сиятельного графа, — уважительно склонил отрок голову. Оценил красоту моего решения. — И готов биться в любое удобное время.

— Тогда после обеда, в замковом дворе. Отпустите его, пусть Марко готовится к Божьему Суду.

— Рикардо, я этого так не оставлю! — всё ещё кипятился падре, но уже не так сильно.

— Падре, у меня к вам просьба, — невозмутимо обратился я к святому отцу. — Проведите сегодня перед боем молитву. Я, отрок и все собравшиеся должны воззвать к Нему искренне и от души. А вы как священник — самый уважаемый человек в нашем графстве. Кто, если не вы?

Падре стиснул зубы, но, подумав, всё же выдал вердикт:

— Хорошо. Хотите божий суд из-за женщины, из-за плотского греха — будет вам суд.

— Падре, грех состоит в том, чтобы не прелюбодеять, — парировал я. — И именно этого я и добиваюсь. Хочу получить разрешение Его. И тогда наша связь не будет грехом, что бы ни считала местная, Земная церковь.

Гул и перешёптывания в массовке. Симпатии снова на моей стороне. И падре сдался:

— Хорошо, Рикардо. Будет вам молитва. Господь не оставляет заблудших овец своих, и даже если вы не правы, я не могу оставить вас.

* * *
Обед прошёл в молчании. Начать с того, что ни падре, ни воины на него не явились — пообедали кто у себя, кто вообще непонятно где. Ансельмо старался не подставлять меня и сам не приходил, если напрямую не позову. Монах от юстиции не дорос до моего стола. А Прокопий был сильно погружён в думы, чтобы оставались силы на разговоры — я его конкретно так запряг проблемами развития графства. Не, ну а чо, я щас уеду, кто на себе всё будет тянуть? Цезарь? Так ему и сказал. Поставил приоритеты, а именно:

Известь. Её надо МНОГО. Потому, что она в наше средневековое время — основа бетона. Как так получается — не знаю, ибо у нас для получения цемента добывают и обжигают особые сорта глин. Тут то ли не додумались, то ли по другому пути пошли — не хватает информации и базовых знаний, чтобы понять. И совершенно нет информации, как «сделать правильно». Ибо я ничего про процесс производства нашего цемента не знаю, кроме самого факта того, что глину обжигают. Учился вместе с парнем из Новороссийска, он много про процесс рассказал — у них в городе завод цементный есть, и он на нём работал. Но помню только про какие-то вращающиеся барабаны в которых медленно пересыпается порошок, превращаясь в оный цемент, и ничего более. Угу, жаль, барабанных палочек цементных нет, только сами барабаны.

Организация транспортного коридора от Аквилеи к замку, рассчитанного на огромный поток руды, дров и свеклы. Порт на Белой начнут строить, но пока построят — это время. А дров надо нереально много. И руды. И да-да, свеклы для Марины и её будущего детища. Так что пока возить будем на волах и лошадках, как исстари сложилось, привычными методами. И лошадок с волами надо МНОГО.

Организация уже сейчас мастерских, способных переварить дикое количество свеклы, а также организация сушки жмыха после пресса и поставка крестьянам — кормить скот. Часть забот возьмёт на себя Марина, но без Прокопия мало что сможет. А утилизация жмыха — вообще вся на Прокопии.

Также параллельно — закупка племенного стада у соседей — будем выращивать коров на жилы и пергамент, раз будет в наличии большое количество свекольного жмыха после пресса, уже оплаченного, по сути бесплатного, ибо заложенного в стоимость продаваемой карамели.

Подготовка всего-всего для раскопки Светлой и строительства канала с порогами и колёсами в районе замка. Чтобы к осени всё было готово, только гони людей и строй. И чтоб до весны, до паводков, всё и построили.

В общем, мужика загрузил. Пусть барахтается.

Так что кроме меня и Прокопия за столом осталось не так много народу, и этот народ предпочитал дуться и молчать. Астрид по своим причинам, родственничек по своим.

Уже после обеда в замок заявилась Анабель, сообщившая, что тот крестьянин пошёл на поправку. А арестованный священник наоборот, «заболел».

— Чё так? — хмыкнул я.

— Мы раны ему на лице промыли, но не обработали. А туда земля попала. А это, Рома, ой как плохо! — деланно сокрушенно покачала она головой. — Но падре не унывает, день и ночь молится. — Усмехнулась и пошла дальше по делам.

Получается, она смогла выделить пенициллин?

Видимо, да. Конечно, это сложно, но с другой стороны она ЗНАЛА, как его выделять, и более того, имела практический опыт в лаборатории, начинала не с нуля. Хорошая новость.

А на фанатичного падре мне плевать. Сдохнет — пусть сдыхает. Письмо в Овьедо, в епархию, послал первым делом, как проснулся после возвращения. Гонцом в сопровождении двух отроков. Теперь пусть святоши о нём пекутся.

Итак, двор замка. Куча зрителей — почти полторы сотни его обитателей. Почти все пришли, разве кто совсем-совсем не мог. Даже воины со стен и башен наблюдали. По моей просьбе с утра замковые плотники у западной стены поставили столбы с подпорками, на которые повесили верёвки. Работать начали ещё до картинного суда.

Согласно моих прежних знаний, размер ринга — квадрат со стороной 24 фута. Фут — треть метра. Значит квадрат со стороной восемь метров. Метр я взял как два местных шага, итого 16 местных шагов. Правильно, нет — сложно оценить, но я сейчас ввожу стандарты как таковые, как сделаю — так и будет, и вроде по размерам ничего так получилось. Ринг без возвышений, но об удобстве и комфорте подумали сами зрители — первые ряды расселись на вынесенные на улицу лавки и какие-то принесённые тюки, а кто попроще — и на землю умостились. Последующие глядели стоя поверх их голов. Вроде всё логично. Сто пятьдесят человек — на самом деле не так и много. По современным меркам тьма тьмущая, но только не для Ромы. Отдельно выделили места для моих родственников — Астрид и её мужа. Сестрёнка смотрела на всё широко раскрытыми глазами, но пока лезть не пыталась, наблюдала.

Вышел на центр ринга и попросил тишины, которая тут же воцарилась.

— Сеньоры, перед тем, как просить высшие силы вершить Божий Суд, хочу оговорить приговор, вынесенный мной сотнику Вольдемару и консулу Вермунду по делу о нарушении дисциплины их подчинённым. Сеньоры, прошу выйти.

Оба офицера подошли к барьеру, и, недоумённо хмурясь, перелезли на эту сторону.

— Сотник Вольдемар, — начал я с наставника. — Ты не мог отвечать за общие настроения среди личного состава, так как принял сотню совсем недавно. Однако именно ты отвечал за безопасность нанимателя, так как много лет являлся десятником личных телохранителей юного виконта, будущего графа Пуэбло. А потому мною принято решение жалование тебе за последние три месяца службы в ранге десятником не выплачивать. В назидание, что нельзя расслабляться и пускать дела на самотёк. И что даже в самом безопасном месте надо быть готовым к бою, так как безопасных мест не бывает. Надеюсь моё решение вызовет в тебе не обиду, а науку, и будущие твои деяния будут с учётом этого проступка. Сумма трёхмесячного жалования десятника будет высчитана из трёх последующих жалований в звании сотника.

— Справедливо. — Вольдемар покорно склонил голову.

— Консул Вермунд. Твои слова истинны — ты отвечал за личный состав последние годы. И проворонил в среде отроков опасные тенденции, которые не были пресечены. Настроение в войске это такая штука, которая определяется не одним днём, а множеством дней, длительным временем. Из чего можно сделать вывод, что работа с личным составом была поставлена у тебя не на должном уровне.

Скупой кивок — согласие.

— А потому я принял решение не выплачивать тебе жалование сотника за последние полгода, и сумму штрафа вычесть из будущего жалования консула. Если считаешь несправедливым — возрази.

— Не возражаю. Справедливо, — склонил голову отцов друг.

— Но в твоём случае я вижу смягчающее обстоятельство. Ты единолично принял решение, совсем недавно, перед Новым годом, о спасении своего сеньора, валяющегося в беспамятстве после срыва. Каким бы оно ни было, оно сработало, и твой сеньор выжил. А значит ты всё же не такой и плохой командир.

Гул в толпе — те февральские деньки в замке долго не забудут. И действительно, Вермунд лично отдал такой приказ — скакать за Астрид. Могла она помочь? Не могла? О чём он думал? Сейчас не важно. Решение сработало, а для суда важно только это, пусть даже цепь тех событий — случайные совпадения. В мире, где бог не экзистенциален, а вполне реален, и многие (пророки и святые среди реально живущих) могут его увидеть — по другому не может быть.

— Однако есть и отягчающие обстоятельства. Ты перешёл на работу консулом графства. В твоём ведении теперь не замковая сотня, а вся система мобилизации Пуэбло. Гвардия. Бароны. Силы ополчения, которые этой осенью начну создавать, для чего озадачил мастеров, чтобы ковали для них оружие.

Мастера, стоявшие в толпе, одобрительно загудели.

— И любые твои просчёты с личным составом отныне могут привести к катастрофе для всего графства, консул. А потому я принял решение удержать из трёх твоих последующих жалований три жалования сотника. Если считаешь приговор несправедливым — апеллируй.

— Всё верно, Рикардо. Виноват. Выводы сделаю. — Вермунд тоже склонил голову.

— Хорошо, с этим закончили. Отрок Марко, подтверждаешь ли ты готовность драться на Божьем Суде за свою супругу Эстер?

— Подтверждаю! — выкрикнул молодой воин, стоящий в окружении пятёрки боевых товарищей.

— В таком случае, прежде чем начать поединок, я должен вам рассказать о нём, откуда он пошёл и каковы правила. Потому как не мог я предложить простую кабацкую драку в качестве поединка, а потому выбрал древнюю традицию воинов одного древнего народа.

Пауза, дать народу дозреть. Наконец выкрик:

«Рассказывай!»

«Рассказывайте, вашсветлость!..»

— В одной далёкой-далёкой северной холодной стране, — «сказочным» тоном начал я, — жили когда-то сильные воинственные люди.

— Жили? — А это мой Лавр, из толпы.

— Ага. Сейчас от них остались воспоминания. Расселились в другие места, к ним приехали другие люди, все перемешались, и тех суровых воинов не стало. Но! Когда-то они были. И равным им не было во всей ойкумене! До Сицилии доходили! Да что там Сицилия — до Багдада доходили бывало!

Плевать что местные не знают что такое «Багдад», да и про «Сицилию» слышали единицы. Главное обозначить, что это далеко.

— И были те воины суровы, бесстрашны в бою, скромны в обиходе, неприхотливы в походе и беспощадны к врагам. И дрались остервенело, поминая Одина и Тора, ища свой путь в Вальгаллу, ибо только храбрецам открыта туда дорога.

Шум, перешёптывания. Тора и Одина тут помнили, викинги, точнее их предки, успели забрести в местную Иберию до переноса. Я говорил не запредельно фантастические вещи, не откровенные сказки, именно это народ начал активно обсуждать. Хотя, конечно, наших викингов-отморозков, терроризирующих целый континент, эти земли не видели. Я немного подождал и продолжил:

— Одно только печалило их конунгов — были те воины ужасно вспыльчивы. Дрались друг с другом за косой взгляд, за женщин, за добычу. Порой бывало в битвах друг с другом погибало поболее воинов, чем от боя с врагом! Стали конунги думать, что тут можно сделать, и… Придумали.

Выдержать паузу. Дождаться нетерпеливый возглас:

— И что они придумали?

— Поединок. Но не простой, а поединок чести. Благородный, достойный истинно суровых северных бойцов, внуков Одина, стрел ассов. И проводиться он должен был без оружия, только кулаками.

— Но! — воскликнул я, пресекая прения, — конунги разделили сразу, есть кабацкая драка, где главное завалить, а там запинаем. А есть — благородный поединок, названный ими словом «бокс».

Бокс — это спорт воинов.

Кабацкая драка — способ пьяни выяснить, кто прав в сиюминутных хмельных разборках. Это главное отличие.

Бокс проводится по правилам. Поединщиков обязательно судит авторитетный воин, который следит за честностью спорщиков. И если видит, что кто-то теряет в бою благородство и забывает о принадлежности к высокой касте рыцарей, может присудить ему поражение.

Возмущённый, но одновременно и довольный гул. Сложно всё, на дуэли попроще. Но раз конунги настолько суровых воинов так постановили…

— Огласи правила, Рикардо, — выкрикнула… Анабель. Улыбающаяся, довольная, понимающая больше всех.

Я подошёл к канцлеру Адольфо, которому только что надиктовал правила, перед обедом, и взял в руки первый пергамент.

— Первое. Бой проводится на огороженном ринге размером 16 на 16 шагов. Во время боя никто кроме поединщиков и судьи на ринг не допускаются.

— Второе. Бой ведётся только руками. Руки при этом следует обмотать тряпками или кожаными полосами. Допускается использование смягчающих перчаток и рукавиц. Потому, что цель боя — выяснение справедливости, а не покалечить противника. Завтра вам бок о бок сражаться, — глянул на воинов поверх пергамента. — Прикрывать друг другу спину. Незачем калечить друг друга.

Одобрительный гул. «А вот это правильно, это дело!»

— Бить можно либо по голове, либо по корпусу, выше пояса. Ниже пояса бить нельзя, так как это подлый удар. Также нельзя бить в спину и в затылок сзади, когда противник отвёрнут от тебя, так как это подло.

— Шикарные правила! — выкрикнул кто-то из улыбающихся молодых бойцов.

— Третье. Если один поединщик выбил второго так, что тот находится в прострации и не может продолжать бой, добивать нельзя, это подло. Судья должен остановить бой и дать бойцу оклематься и продолжить поединок, и на всё ему даётся десять ударов сердца в спокойном состоянии. Эта ситуация называется «нокдаун». Во время нокдауна Судья должен досчитать до десяти, и если боец не встал и не продолжил, ему присуждается поражение, которое называется нокаут.

Снова гул.

— А чего названия такие… Эльфийские? — крикнул кто-то из опытных воинов.

— Это не эльфийские! У нас нет таких! — парировал Вилли, десятник и полюбовник моего родственничка.

— Я по чём знаю? — пожал я плечами. — Язык у них такой был, певучий. У тех воинов. — Нашёл в толпе глаза Анабель. Травница хмурилась «на камеру», в целом от моих новаций получала удовольствие. Вернулся к зачитыванию правил.

— Если боец в нокдауне встал и продолжил — бой продолжается. Но всего ему даётся три попытки. Если он падает в нокдаун третий раз, судья засчитывает нокаут и прекращает бой, победа присуждается его противнику.

— А это правильно! — новая реплика «из зала». — Нечего как сеньорите на поединке лежать!

Снова одобрительный гул.

— Отрок Марко, согласен ли ты биться по правилам древнего северного народа? Принимаешь ли ты правила и готов ли им следовать, или предложишь свой вариант боя? — вернулся я глазами к оппоненту.

Во дворе замка воцарилась тишина. Я не могу навязывать отроку правила дуэли, я могу только предложить. И если оппонент не согласен — обязан смириться. Скользкий момент, но именно тут давить я не мог. Потом — мы станем законодателем мод, и львиная доля разборок будет заканчиваться боксёрскими поединками, а не дуэлями. А после бокс уйдёт в ширнармассы. Вначале распространится среди всего воинского сословия, всех полков и подразделений, всех регионов, а затем его подхватит и простонародье. Правила наверняка «доработают», исковеркают, добавят свой что-то, это не будет нашим классическим английским боксом… Но это всё равно будет рукопашная схватка. И это будет потом, а не сейчас. Сейчас всё висело на волоске и зависело от слова одного человека.

— Я согласен драться по правилам древнего северного народа. Это был достойный народ, поклонявшийся суровым, но достойным богам, — согласился этот человек, и у меня отлегло от сердца.

Шум в толпе, в основном из-за окончания фразы, второй её части. Я говорил, что язычество тут не изжито, и церковь, устав бороться, решила возглавить? Так вот среди воинов, как среди самых склонных к разнообразной мистике людей, количество верящих параллельно в древних богов наибольшее. Под смертью люди ходят, их в любой момент убить могут — тут во что хочешь поверишь, чтобы выжить.

— Теперь судья. Он же — арбитр, — продолжил я. — Это должен быть уважаемый человек, и я для сегодняшнего поединка прошу стать арбитром консула Вермунда Большой Топор. Спрашиваю воина Марко, согласен ли он с моим выбором и считает ли Вермунда достойным и честным воином? Если не согласен — готов рассмотреть предложенную им ответную кандидатуру.

— Считаю. С выбором согласен. — Марко склонил голову. Вновь одобрительный гул. А как иначе, бывший сотник с сумасшедшим авторитетом. Поболее, чем у меня, юнца прыщавого. Я же подошёл к бортику с той стороны, где за действом лицезрел отцов друг.

— Консул Вермунд. Прошу посудействовать на нашем с отроком Марко Божьем Поединке. Побыть арбитром.

— Рикардо, я никогда не видел эту… Борьбу, — сформулировал он слово.

— Я озвучил правила. Больше там ничего нет. Главное следить, чтобы бой шёл по чести. И, Вермунд, любой не видел таких боёв. Никто. Кого ни попроси — будет первым. Я прошу тебя, как самого в замке уважаемого и авторитетного воина.

— Хорошо, я согласен. Что надо делать?

Показал, чтобы возвращался на ринг. Отошёл, взяв у канцлера другой пергамент, который протянул консулу.

— Арбитр перед поединком, или перед группой поединков, если это соревнование полка, например, даёт клятву чести, что судить будет по совести. И клятву свою должен держать. Консул Вермунд, прошу!

Мой военный министр вначале пробежал текст глазами, затем начал громко и медленно, вслух, зачитывать:

— Я, Вермунд Большой Топор, консул графства Пуэбло, соглашаюсь быть арбитром в поединке на Божьем Суде между отроками Рикардо и Марко. Клянусь судить непредвзято, дабы победил сильнейший, осенённый милостью светлых богов, и свидетельством тому будет моя честь!

Фоновый гул стих. Честь тут не пустой звук. Не знаю как по столицам, но у нас, на Юге, это СОВСЕМ не пустой звук. И Вермунд подписался сейчас на очень многое. Но с другой стороны, а как иначе?

— Так пусть же отроки Рикардо и Марко сойдутся в благородном поединке, и победит тот, на стороне которого великие боги… Великий бог! — самостоятельно поправился Вермунд, а я скрипнул зубами от досады, ибо реально продиктовал «великие боги», несколько раз, а исполнительный мудак Адольфо честно-честно всё записал.

— У-у-у-у…

— А-а-а-а-а…

— Э-э-э-э-э…

Конечно, всё было по-другому, никаких звуков, нормальные человеческие слова. Но со стороны слышалось именно так. Кажется, я произвёл маленькую революцию. Нехотя напомнил народу про язычество, говорить вслух о котором не было принято. Да, за упоминание о нём на кресте тебя не распнут, на костре не сожгут, но вот так, перед скоплением народа…

Кстати, насчёт Рима. Уж где, но среди воинов, римских легионеров, язычество в своё время держалось дольше всего, и победить церковники его смогли, лишь возглавив языческие процессы и праздники. Например назначив на день почитания бога солнца Митры день рождения Иисуса Христа, которые (праздники) вначале слились, а потом «остался только один», не раньше, чем через столетие.

А ещё на умном форуме читал, что многие «военные» псалмы растут ногами из язычества. А многие святые — это бывшие языческие герои, вплоть до «позаимствованного» христианами Георгия Победоносца. М-да, я сам не понял, какую силу разбудил, и пойму, похоже, не скоро.

— Падре, прошу. Помолимся… — Снова отступил я от края ринга, и вперёд вышел священник.

«Патер Ностер», ничего запредельного. На самом деле, невзирая на набожность, подавляющее большинство простых людей ничего дальше этой молитвы не знает. А оно и не надо им знать — за них священники помолятся, ты только полномочия им делегируй. Причастись, исповедуйся, подай пожертвование… И святые отцы будут вместо тебя правильно денно и нощно молиться. А лично тебе и «Отче наш» выше крыши хватит. Тёмные времена!

Кулаки обмотаны мягкой телячьей кожей, порезанной лоскутами шириной с ладонь. Марко замотали руки примерно так же зеркально. Заматывали другие воины, наши группы поддержки — я ж пояснил, что это спорт благородных; какие слуги на благородном поединке? Также замотали и головы, причём не только кожей, но и грубыми тканями. Не только полосы на уровне висков, но и вертикальные, захватывая подбородок. Не шлем, но я хотя бы в первом приближении уверен, что сходу ни я ему сотряс не сделаю, ни он меня на больничную койку махом не отправит. Мне Санта-Магдалену «приводить к конституционному порядку», нельзя сейчас сотрясения. Вермунду объяснил, что есть команды «Бокс» и «Стоп». «Бокс» начинает бой, «Стоп» останавливает, и во время стопа можешь говорить противникам всё, что захочешь. Бывший сотник бой начал, и мы начали пляску друг вокруг друга.

Не знаю сколько длится местный час, ибо местный день определённо короче нашего, и при этом также поделён на двадцать четыре части. Но тем не менее, мы нашли в замке песочные часы на три минуты и на одну минуту. Три минуты должны идти бои, минута — между ними собраться с силами. Во время полковых состязаний раундов должно быть двенадцать, так я всем и объяснил. Но когда Божий Суд — пока кто-то не выдохнется и не проиграет, какие раунды во время суда?

Воины, выслушав поправку насчёт времени боёв, дружно заулюлюкали, поддержали — если в сотне будут проводиться состязания (а по огню в глазах благородных зрителей понял, будут), временные интервалы соблюдаться будут. Насчёт текущего боя, где призываются божественные силы — также заулюлюкали, что нафиг-нафиг, не девицы по паркету па плясать, кто первым выдохнется — того боги (бог) не любят, так ему и надо. Короче, с этого момента в графстве, а за ним и во всём королевстве и мире, кроме привычных рыцарских тренировок скоро будут популярны комплексы на силовые упражнения, на выносливость и на ловкость/быстроту. Ибо без них сами боги признают тебя лузером и неудачником при попытке отстоять свои права. Ибо я понёс знамя спорта в ширнармассы, сам того не ведая и не отдавая отчёта о последствиях, и, если честно, был этому факту прогрессорства рад. Это ж не паровой двигатель — пусть народ культурно развивается.

Нас же спортивные правила не касались. Мы с отроком Марко под подбадривающие крики толпы кружили друг вокруг друга по рингу (кстати ринг — это кольцо, а сам ринг квадратный, как так? Никогда не задумывался), изредка пытаясь пробить пробные удары. И я понял две вещи. Первая — Марко сильнее. Банально сильнее физически. Если упорет мне со всей дури, и я пропущу, мне ###да. Но одновременно он дерётся как бык колхозный, так как никогда драться не учился, и даже в детстве его учили хвататься за меч/нож/стилет если что, а никак не бить противнику в табло. Я его уработаю. Если только не пропущу прямой на контратаке.

А потому я не торопился, лавируя вокруг него в защитной и фронтальной стойках, тяня время, изматывая его, а главное, действуя на нервы. Заставляя психовать. Нам улюлюкали, парень зверел и пытался атаковать, и со стороны выглядело, что он как бы сильнее. Вот только я постоянно уходил из под его ударов и пробивал в ответ боковые, от которых он отступал, опуская с непривычки руки. Я не добивал, не спешил — чем страшно злил его ещё сильнее. Да и стойки — это я умелый, у дяди Саши занимался. Движения на ринге в стойке отрабатывал, по два раунда каждую тренировку в качестве общего развития, да ещё и индивидуально с тренером, ибаша по лапе и от лапы периодически пропуская. Тело Рикардо не было тренировано и раскачано как у меня дома, оно было откровенно деревянным, но оно обладало ЗНАНИЯМИ, и навыками в памяти Ромы. А потому я смотрелся балериной на фоне простого романно-иберийского парня Марко. И это все видели. И это было плохо.

Атака. Ещё одна. И ещё. Не всерьёз — разозлить. И у меня получилось — Марко снова ломанулся вперёд, забыв о защите, получил в ухо, затем в челюсть, и я мог добить его апперкотом, но просто не стал. Не ставил такой цели.

Атака захлебнулась, отрок, недобро щурясь, отошёл, смешно сжимая кулаки на уровне сисек, а не скул, как я. Кстати, нас обоих поддерживали! Фанатские группы были как у него, так и у вашего покорного слуги. И все болели совершенно искренне. За меня болела, выкрикивая слова, не подобающие благовоспитанной сеньорите, сестра. Да-да, я думал уже всё, навсегда испортили отношения, но, наверное, залатать их и начать заново получится. За меня орали «мои» отроки во главе с Сигизмундом, доросшим до звания десятника. За меня были ещё несколько отдельных представителей сотни. И среди женщин тоже многие кричали за «Ваша светлость!». Мельком Марину разглядел, но на самом деле Ричи потоптался на той кухне знатно ещё до Ромы, причём пока был жив отец — без финтов, от которых меня тошнит, на которые он сорвался с его смертью. При жизни Харальда Ричи в замке любили. Я сейчас возвращаю традицию, рассеиваю возникший с беспределом носителя страх, и в целом чувствую, что эта любовь уже есть, дана взаймы, и надо ею правильно распорядиться.

Марко снова атаковал. Я попытался поднырнуть под его руку и втащить по корпусу, но неожиданно, во-первых, чуть не отбил руку — пальцы Ричи не были приспособлены для кулачных боёв. А во-вторых, Марко сам рискнул и провёл обманный удар, усыпив мою бдительность. Ты смотри, деревянный, а учится быстро!

Теперь отскочил я — отдышаться. Не нокдаун, но все увидели, отхватил сиятельство. Народ заулюлюкал — бой вроде как, несмотря на мои па, всё же воспринимался равным.

Снова пляски. Дыхалка начала выбиваться. Пауз между раундами нет, устаёшь как собака. Пора было заканчивать действо. И я решился.

Эстер? Нафига мне Эстер? Что я себе блядей не найду? Да ещё таких наглых. К тому же я люблю первоисточник, зачем мне пусть и качественная, но копия?

Астрид! Не получается воспринимать её сестрёнкой, хоть тресни. Я помню, как мы построили шалаш в поле, куда сбегали из замка. Помню, как помогал ей постигать азы арифметики, которые сам год назад успешно изучил. Помнил, как она изливала душу, рассказывая, какой замечательный сын конюха, и как быть, чтобы ничего не произошло, так как она должна остаться чистой? К кому с таким идти как не к брату? Я тоже много чего ей рассказывал, чего больше никому не сказал бы. Я ПОМНЮ. Но несмотря на всё это, Рома видит в ней женщину, чужую, с которой можно, и я ничего не могу с этим поделать. Так как память у нас — носителя, а не его.

Нет, не нужна мне Эстер, не сможет она заменить Астрид. А потому я не собирался выигрывать бой. Я собирался защитить свою честь, чтобы ни одна сука не смогла сказать, что я слабый, или что на мне можно кататься, меня можно пинать и иметь в самом худшем смысле этого слова, совершенно не связанным с сексом. Я проиграю на Суде Богов, так распорядятся высшие силы, какие претензии к нам, маленьким и слабым человечкам? Ах, вы меня считаете слабаком? Ну-ну, приходите и проверьте, так ли это.

А потому, подгадав момент, я… Подставился. Открылся. И, заслуженно получив по хлебалу, отлетел в сторону.

— Стоп! — рявк Вермунда. — Рикардо, можешь вести бой?

Я смотрел мутными глазами. Ко мне порывались подбежать, то ли слуги, то ли свои отроки, но он рявкнул теперь уже мне за спину:

— Нельзя! Правила! Рикардо?

Я молчал.

— Раз! Два… Пять!

На «пять» я встал и продолжил бой. Симулирование нокдауна нехорошо, а пропуск удара такой силы может вообще окончиться катастрофично… Но мне НАДО было продуть. Пусть Марко и Эстер живут долго и счастливо. Пусть она трахается с его начальниками (кроме меня), пусть он делает с ней что хочет, пусть всё идёт как дОлжно… Без меня. А у меня свои вершины, с которыми надо разобраться. Астрид, Анабель и… Катарина Сертория. И каждой надо найти место, а некоторых ещё умудриться
каким-то образом добиться, ибо просто так мне их (её) никто не отдаст.

Атака. Пошёл вперёд без царя в голове, зарядил Марко серией, остервенело, но несильно меся, нарываясь на очередной хороший пропуск… И оный пропуск тут же получил, отлетев в сторону.

— Стоп! — не дал добить меня Вермунд. — Ричи!

Я молчал, медленно поднимаясь.

— Раз! Два!..

Теперь встал на «шесть». Встряхнул головой и снова пошёл в атаку. Два нокдауна. Остался последний. Но если просто лягу — не поверят. Надо показать себя достойно. Граф, сливший бой, это… Это потеря чести, блин! А честь здесь для дворян — ВСЁ!

Я был убедителен! Очень убедителен! И, отлетев, вновь подставившись под удар, подумал, что всё кончено. Вермунд сказал очередное:

— Стоп!

Я валялся.

— Рикардо!

Поднял голову. Сделал глаза мутными-мутными. И тут Вермунд взял и испортил игру.

— Уважаемое сообщество! Прошу внимания! — обратился он к зрителю. Пришлось сесть и послушать, что скажет. — Я понимаю, это — поединок, дуэль. И я понимаю, что сеньор Рикардо граф Пуэбло раскаивается в своём поступке, как нехорошо поступил с прекрасной сеньорой, и хочет «слить» бой. — Тут есть понятие «слить дуэль», это не адаптация мозга попаданца. — Но я подписался клятвой чести! — воскликнул он. — Я не могу судить поединок, на котором один из бойцов намеренно хочет проиграть, при том, что этот поединок — Божий суд!

Что тут началось! Визги, крики, улюлюкание. Наконец, когда демос выдохся, продолжил:

— Я ставлю условие своего судейства. Или оба бойца бьются ЧЕСТНО, не пытаясь намеренно проиграть, или прошу найти другого арбитра.

Взгляд на меня. Я поднялся, отряхнулся и только раскрыл рот чтобы сказать, что ладно, хорошо, буду драться честно, как меня опередил отрок Марко, выступивший вперед и поднявший руку:

— Вниманию всем! Я, отрок Марко, сын Пабло, хочу заявить во всеуслышание, что проиграл Суд Богов.

Тишина. После Вермунда все активно зашептались, но сейчас снова замолчали все.

— Дело в том, что сеньор Рикардо граф Пуэбло бьётся в искусстве древних воинов лучше меня. Он более умелый, более искусный. Мне никогда с ним не сравниться, даже случайно. Я могу вести против него бой, тянуть время, но победить — нет.

— Ты более сильный, — парировал я. — Если я пропущу — мало не покажется.

— Но тем не менее, я признаю, что никогда не смогу победить Рикардо. А потому добровольно признаю поражение, и готов встретиться в поединке с любым, кто посмеет назвать меня трусом! — вскинул он голову.

Красиво. Блин, насколько же красивое решение! И чего я сам не дотумкал?

— Вермунд, я не могу принять женщину, не победив в бою, — успел шепнуть я до того, как консул бы наломал дров. И старинный друг отца понял, пусть и с задержкой в несколько секунд.

— Внимание! Всем внимание! — Массовка снова стала активно происходящее обсуждать, и во дворе замка воцарился шумовой хаос. — Внимание всем! Отрок Марко признал поражение от сеньора Рикардо. Но! Я не могу присудить Рикардо победу, поскольку самой победы не было!

Снова тишина, все затаили дыхание, пытаясь разгадать наше решение. Что мы, умники, такое удумали?

— Сеньор Рикардо пытался «слить» поединок. Сеньор Марко признал поражение. Я не вижу в этом преступления и урона чести. Я вижу в этом руку богов! — Ой, а вот это САМЫЕ важные слова. — И кто мы, смертные, такие, чтобы идти наперекор божьей воле?

А потому, как арбитр Божьего Суда, я присуждаю прекрасную Эстер сеньору Марко. Он волен поступать с нею как хочет, ибо она и так его освящённая церковью и богом супруга, и божественные силы только что подтвердили его на неё право.

Ликование. Всеобщее. Разве что Вольдемар загрустил. И Астрид. А так даже Анабель радуется, как девочка. Ну, не получилось скормить мне некоторым личностям другую рыжую красотку, бывает. Но в целом хорошая же концовка, правда?

— Сеньор Рикардо не может претендовать на неё, — продолжал наш арбитр. — И любые его отношения с нею будут есть суть прелюбодеяние, кое есть грех… Но об этом нам расскажет наш отче Антонио. Падре?

Отец Антонио недовольно, но удовлетворённо кивнул. Кончилось всё хорошо (для него и его позиции), без революций в массовом сознании? Да. Хотя мы прошли по краю, ну да ладно, с пивком потянет.

Раздалось несколько смешков, но в целом люди ситуацию смешной и ироничной не видели. Они живут этой жизнью, в этих нормах морали. Эстер будет блядовать? Да, будет. Природа у неё такая. Но граф отмазался, чести его ничего не угрожает, а за Эстер пусть теперь муж следит — сами боги всем открыто заявили, что это его право, его обязанность и его бремя. Остальное не важно.

— Разбирайте, только так, чтобы не на совсем. Вдруг ещё поединки будут? — бросил я замковому плотнику, когда народ начал расходиться, а Эстер отхватила от мужа по мордасям прямо тут, при всех, и отхватила знатно. Под всеобщее же единогласное одобрение.

— Выкрутился, — похвалил Вермунд, вылезая с ринга просто во двор вслед за мной. — Всё-таки выкрутился.

— Я бы по-любому выкрутился, — отчитался я. — И ты б не доказал, что я «лёг». Я стоял в спарринге и умею по хлебалу отхватывать. Сам бы получил и реально упал бы. И всё, третий нокдаун.

— Тебе в Санта-Магдалену ехать, — не разделил мои мысли подошедший Вольдемар. — Нельзя.

— Лучше так, — пожал я плечами.

— Меня не подписывай больше, если мухлевать хочешь, — сморщился Вермунд. — Я клятву честью давал.

— Ты слишком щепетильный в вопросах чести, — заметил я, но не с осуждением, а как констатация.

— Воспитан так. Потому и служу графу на далёком Юге, а не занимаю должность в Альмерии, в королевской сотне.

Сложно не согласиться.

— С девочкой что думаешь делать? — спросил он, и имел в виду не Эстер. Я обернулся, встретился глазами с напряжённо рассматривающей мою спину сестрёнкой. Пожал плечами.

— Не знаю, сеньоры наставники. Давайте съезжу в поход, повоюю, может мозги на место встанут? Тогда и решу.

— Дай бог, дай бог… — закрутил ус Вольдемар.

Глава 10. Последняя мирная

— Вот такая ботва, Р-ричи. Такая л-любовь! Т-ткая ллбовь! И ТБМ, такая подстава! Как же так?

— Бабы бляди! — заметил я, раз в сотый наверное за этот вечер. — Природа у них такая. А может она тебя и правда любит? Просто хочет, чтобы ты десятником стал? Десятницей всяко лучше, чем женой рыцаря.

— Да я, да маму её!..

Дальше шли подробности, приводить которые не хочется. Я тоже могу заложить красное словцо, но сегодня моему собутыльнику позавидовали бы грузчики Нуэва Аквилеи, буде его бы услышали.

— Сука она! Сука и тварь! — сделал он логичный вывод. Впрочем не первый раз за сегодня.

— Она твоя сука. И тебе надо что-то с этим делать.

Пожатие плеч.

— Может закопать её? Ж-жвьём?

Я бешено закачал головой.

— Ни в коем разе! Захочешь убить — веди ко мне. Выпишим ей новые документы, себе заберу.

— А щас чо не заберёшь?

— А над нами бог, Марко! — ткнул я в небо. — Хоть и ночь, но он всё видит. Грешно это, харам. Только если сам решишь, что или грохнуть, или самому в петлю — от мучений избавлю. А так твой крест — ты и неси. К падре сходи, он умный, он хорошие слова поддержки найдёт.

— С-схжу! Об-бзательно!

Вот такой получился вечер. Да, мы с Марко бессовестно бухали, забив на все замковые дела. Бухали не стесняясь, прямо в казарме. Были не одни, к нам подсаживались и также чинно выпивали какие-то люди, что-то говорили, слушали, уходили. Другие подсаживались. Десятники заходили гонять подсевших. Не трогали только меня и Марко, как героям дня, остальным досталось и в хвост, и в гриву. В общем, посидели.

— Граф, разговор есть, — подсел ко мне совершенно трезвый Сигизмунд, когда эту пьянь, не умеющую рассчитывать силы, унесли под руки двое сослуживцев.

— Есть — говори, — разрешил я. Я тоже не супермен, и в голове шумело.

— Марк мёртв. Тит выздоровел, вскоре приедет, но прямо сейчас его нет. Написал, что будет сопровождать сеньору Илону, сестру сиятельного графа.

— О как! — Я пропустил утреннюю почту, но кому надо её до адресата доставили.

— Ага. В замке все в шоке. Он открытым текстом написал. Просто поединок… Он ярче был, острее, вот всё внимание и на него получилось.

Угу, значит без первого в истории этого мира поединка по боксу замок бы разрывался от сплетен и слухов про таинственную Илону дочь Харальда. Которая, и это тоже должны уже начать разносить, будет тут главной вместо Прокопия. Прокопий не скрывает, что не будет тут рулить, но и не выпячивает — у него есть чем заняться. И пока при деле, мало кому приходит в голову, что это не надолго. Представляю что будет, когда все узнают на какое места сиятельная Илона едет.

— И что? — не понял я сути просьбы, а Сигизмунд явно подсел что-то попросить.

— Тит нагонит нас, когда поедем в Магдалену. Он налегке будет, а войско, даже без обоза, дольше идёт. Или в самой Магдалене нас найдёт. Но место Марка свободно. По-хорошему, надо ещё и на моё место кого взять, я ж теперь десятник, но хотя бы вместо Марка воина надо прямо сейчас.

— И-и-и? — потянул я.

— Давай этого Марко возьмём? Марко вместо Марка?

— А справится? — С меня даже хмель начал слетать от такого предложения. Воин замковой сотни это одно, но телохранители… Самые близкие и самые надёжные, самые доверенные… Самые тренированные — Аквилея показала, это важно…

— Так обучим! И не таких учили, а он способный.

Лестная оценка.

— Да не… А насчёт преданности как?

— Так он теперь как пёс будет предан, — хитро усмехнулся десятник. — Твой человек до гроба. Твоего или его. Я такую породу людей знаю. Будешь мясом кормить и кость давать играть — он твоих врагов на куски порвёт. Будешь пинать и голодом морить… А вот тут нехорошо получится, но нам же не надо нехорошо, правда?

— Поступай как знаешь, — махнул я рукой.

— Тогда скажу сотнику Вольдемару, что твоё согласие получено?

— Говори.

Он уже собрался вставать, но задержался.

— Ему сейчас это надо, граф. Быть там, где его уважают и ценят. Раз не дома — то хоть тут. А значит он расшибётся, но своим станет, и грудью защитит, если что.

— Самоутверждение, — прошептал я мудрое слово из прежнего мира.

— Ага. Оно самое. Мы все такие, нам надо чтобы кто-то нас любил и ценил.

Угу, и раз не дома… Молодец, Сигизмунд! Верно мыслит. Я в этом направлении даже не подумал.

…Тит выздоравливает. Скоро верхами сможет доехать. Да ещё сестрёнку сопроводит. Вспомнилась бешеная операция в ночи в Аквилее, мой рык на всех, кто там на кухне был, чтоб помогали… Вывинчивание болта из мяса… Как зашивали… М-мать! Не напрасно трудились! Всё сработало! Не зря ТАМ жизнь прожил, хоть на что-то сгожусь. И пацанам до земли спасибо. Знаю, не увижу их никогда, никого ОТТУДА не увижу, но всё равно за ту пьянку и ту лекцию огромное спасибо.

После ставшей традицией утренней пробежки (уже и без меня все собираются и вниз, во дворе, спускаются и только мою персону и ждут), я отвёл Марко в сторону.

— Сигизмунд подходил? — без вступлений спросил его в лоб.

— Подходил, — растерянно кивнул отрок.

— Ты согласен?

— Согласен. — Пауза. — Только не думал, что после такого… Вещи собирал на фронтир ехать. А тут…

— Мне дерзкие и резкие нужны, — довольно оскалился я хищной улыбкой. — А ещё принципиальные. Сойдёшь. Вопрос к тебе, что насчёт Эстер думаешь?

Пожатие плечами.

— Пусть в деревню валит. Там ждёт. И носа оттуда не кажет.

— Думаешь, поможет? — Я был сам скепсис.

— Не-а. Но хоть урона чести меньше. Не убивать же её. Про убивать запомнил, Ричи, как дозрею — приведу.

«Ричи» я ему разрешил называть себя наедине, когда никого рядом нет, когда вчера бухали. Мы на божьем суде морды били, у нас столько общего, почему нет?

— Есть идея получше. Эстер амбициозная девочка. Она не сможет солдаткой. И десятницей не сможет. Ей барона подавай.

Фыкание, презрительное, с элементами горя и ярости. То есть я совершенно прав. А потому продолжил:

— Хочу другой путь предложить. Путь нашей церкви.

— А что с церковью? — нахмурился Марко. Не понял. Да я и сам бы не понял.

— Ну как сказать… Там неглупые люди. Совсем-совсем неглупые. И если они встречаются с проблемой, которую нельзя решить, предпочитают возглавить её, вобрать в себя и переварить, сделав собственной традицией. И проблема решена, и урона чести нет, пусть сил и времени потребовалось и больше. Главное же результат, правда?

И рассказал что знал про борьбу с язычеством. Тут наши истории пересекаются особенно сильно, рассказать было что.

— …И политики так действуют, — закончил я. — Когда не могут победить проблему — возглавляют её, и удар от проблемы направляют так, чтобы урон от неё меньше был.

— Это я понял, — задумчиво чесал Марко макушку. — Но с Эстер-то как быть? Это ж не язычники, это ж баба.

…То есть я поступаю мудро. Не её он полёта птица. Простой безыскусный «деревенский» парень из глубинки, не место ему рядом с интриганкой восемьдесят пятого лавэла. Взвоет он рядом с ней от выноса мозга, а она рядом с ним — от бессилия. Немудрено, что бросилась под графа, расталкивая локтями крепостных служанок, хоть это и западло с крепостными конкурировать.

— Отдай её мне, — перешёл к сути вопроса я. — Но! — сразу воздел ладонь в останавливающем жесте. — Не для постельных утех — после случившегося на неё теперь долго не встанет. Для работы.

— Да? И что за работа? — нахмурился отрок. Но скорее от любопытства, ибо понимал, что Эстер по сути уже не его, ему она теперь мягко говоря навязана. Пусть высшими силами, но навязана же.

— Суперагентом.

— ???

— Просто говори, отдаёшь или нет? — чуть не вспылил я. Кажется у меня, дитя двадцать первого века, смотревшего «Бондиану», не хватает слов описать суть подобной работы. — Номинально она будет считаться твоей женой. Для знающих чуть больше — моей любовницей. Для знающих совсем много — сотрудником моей тайной канцелярии и личным представителем по решению особо важных вопросов. Она больше не будет твоей, ты не будешь нести за неё ответственность, тень от её поведения будет на мне, но для её работы брак с тобой будет идеальным прикрытием.

— Почему? — Кажется, Марко ничего из моего полёта мысли не понял. Вообще ничего. Окей, пусть Сигизмунд его забирает и ваяет то, с чего от него будет максимальная польза. Так лучше, так правильнее.

— Потому, что спецура других владетелей будет копать, — продолжил я объяснения, ибо без Марко по-любому в этой схеме ничего не получится. — И чем проще и прозаичнее следы — тем лучше.

Бедная девочка из благородной, но капец нищей семьи хочет сладко спать на мягком и вкусно кушать. Так вкусно, как с раннего детства не могла, ибо от дочек собственных крепостных по сути ничем не отличалась.

Первый шаг — брак с благородным воином сиятельного пограничного графа. Воин на фронтире, получает жалование, относительно обеспеченный, и женщин там мало — с удовольствием возьмёт без приданного. Особенно если его убедить, что он по уши влюблён.

Второй — мезальянс с командиром фронтира, и её мужа переводят в Пуэбло, столицу графства.

Третий — постель графа со всеми вытекающими плюшками и круасанами.

Четвёртый — работа на графа чтоб получить баронство. Граф просто так баронства не раздаёт, он не совсем идиот, и выйти за него не получится — графы и герцоги женятся только по расчёту и никак иначе.

И получается, если она юридически твоя жена, то за пределами Пуэбло ей баронство никто не даст, так как ты мой человек и личный телохранитель. Пока ты жив, разумеется. А значит она будет вынуждена быть мне преданной. Не продаст меня и мои интересы при первой возможности. Пока падре и церковь не разорвут ваш брак, а падре, как я понял, категорически против. Схема простая, но рабочая. Так как?

Кажется какие-то нотки понимания у собеседника проскочили. Не безнадёжен.

— Да чего уж там! Забирай, — махнул он рукой, смирившись со всем дерьмом, которое случится после этого.

— Тогда после обеда подходи ко мне в кабинет. Как её муж, ты обязан быть в курсе, пусть и ни на что более не сможешь влиять.

* * *
После обеда сразу не получилось — отвлекли мастера, приехавшие в замок с эскизами вундервафель. А мастер Тихон ещё и шестерни привёз — только вчера по его словам закончили ковать. Всего три штуки, разных размеров, но зубцы в них сочетались! Супер! Качество железа, конечно, было… Мягко говоря не очень, и это «не очень» слабо сказано. Кованные мать его шестерни. КОВАННЫЕ! Но лиха беда начало, освоят технологию.

— Вот, Рамон, учись! Вот такие штуки надо ставить! — показал я их мельнику, закончив изучать на просвет и на шершавость. — Они имеют меньший вес и большую прочность при заданной нагрузке, и дольше прослужат.

В последнем на сей момент сомневался, ЭТИ вряд ли прослужат долго. И как-то сей дефект неплохо было бы исправить. О чём и сказал мастеру Тихону.

Тот почесал лоб и выдал:

— Вашсиятельство, молот нужен. Большой, механический. Который сам водой поднимается. Тогда и сталь лучше сделаем.

— А если печь как-то улучшить? Домна, домница, а потом сталеплавильня?.. — Кое-какие умные слова я всё-таки за свою жизнь слышал, хотя процесс получения железа понимаю лишь в самых-самых общих чертах.

— Думаем. — Мастера дружно переглянулись. — Но пока может попробуем молот поставить? — настоял Тихон.

— Да как, если река не перегорожена? — усмехнулся я. — Я — то за, вы способ предложите!

— Есть способ, — довольно улыбнулся за всех Тихон и переглянулся с остальными.

Идея, конечно, была так себе. Светлая в районе замка мелкая и быстрая. Оба этих параметра в плюс, так как быстрая — погружное колесо будет быстрее крутиться, а мелкая — если что-то уронят и оно потонет, реально нырнуть и достать. Угу, о железных комплектующих речь. Железо стоит столько, что любые ныряльные работы окупятся.

Суть следующая. Поставить на воде две маленькие, но устойчивые баржи. Рядом. Скрепить их, как катамаран. Заякорить. И закрепить канатами к стойкам на берегу.

— Когда колесо поднять надо — корпуса съезжаются, и колесо над водой подымается, и его можно ремонтировать, — распинался матер Тихон, размахивая руками, объясняя, как это будет функционировать. — А ежели починили и опять опускать — канаты потравить, корпуса разъедутся, колесо в воду, и вращение через вал — на берег.

— Вал тяжёлый будет. Железо же! — искал изъян я. Ибо было не по себе — утопят гору железа, прорву денег, да ещё потратят на это бесценное время.

Мастера вновь заговорщицки переглянулись.

— Дык, а кто нам мешает ещё баржу поставить? Для вала?

Логично. Разницы принципиальной нет, что конструкт из двух посудин крепить, что из трёх…

— Так тогда получится, мы УЖЕ СЕЙЧАС можем мастерские ставить? — осенило меня?

Довольные лица всех четверых пришедших технарей-кузнецов, включая мельника.

— Три баржи тут, — начал я рисовать у себя на столе. Понятную одному мне схему реки. — Три — шагов двести вниз по течению. Три — ещё вниз… Zhest'!

Новые улыбки.

— Хорошо. Пробуйте. За ресурсами — к Прокопию. И это, мужики… Первым делом ставим не кузницы, — откорректировал я вектор развития согласно последним вводным политики партии. — Первым делом скуйте оборудование для варки карамели. Этим занимается моя личная помощница Марина, ну и через Прокопия всё, разумеется.

— Сделаем.

— Скуём.

— Изготовим… — закивали мастера.

— Хорошо. Ей будет нужно несколько колёс, несколько валов… Может сделать их сразу вместе на одной барже?

— Думали об этом, — почесал подбородок Тихон. — Будем пробовать, навскидку пока сказать тяжело.

По мельнице у них тоже были подвижки. Валы ещё пока в работе, на изготовлении, как и большие железные шестерни (пока шестерни оставят деревянные, загвоздка не в них, потом поменяют), но вместо подшипников для вращения купола башни уже приспособили… Камни. Простые крепкие надёжные камни. Цилиндрической формы. Хорошо обтёсанные и гладко отполированные на точильном станке в мастерской всё того же Тихона, приводимом в движение от его тихоходного водяного колеса в его деревне.

— Дык, ночью-то кузня стоит, не работает, а колесо вертится. Вот и… — пояснили мне на вопрос «когда успели». — Там контроль не нужен, каменюка каменюку трёт, и подмастерье начинающий справится.

Так мне в голову пришла идея механического токарного станка… Который, оказывается, тут знали. Сам принцип знали, новым было только слово «токарный станок». Так что мастерские у меня будут, самые современные на сегодняшний день. Дайте только дожить до осени.

* * *
— Эстер, надо ОЧЕНЬ серьёзно поговорить, — начал благородное собрание я.

В кабинете собрались: я, Эстер, её юридический (фактически уже нет) супруг Марко, мой помощник Ансельмо, Прокопий, Астрид, Вермунд и помощник Ансельмо, которого он отрядит для выполнения этой операции в качестве контролирующего — чего толкового женщина может знать о торговле? Рутина на помощнике будет, Эстер же должна будет подписать лишь «протокол о намерениях». Оный помощник мне лично был незнаком, и всю беседу сидел молча, слушал, записывал что-то на дощечке и не отсвечивал.

Прокопий тут — как министр промышленности, а мы говорить собрались о торговых сделках в её интересах, то бишь снабдить графство сырьём для оной промышленности. Вермунд — поскольку намечался политический союз, и армия должна первая быть в курсе, с кем бок о бок и против кого придётся драться. Ансельмо тут — первый по профилю, пока не приедет его кореш из Картагены и не разгрузит. А Астрид… Как хозяйка Медной Горы, которая будет рулить стратегическими вопросами в моё отсутствие. Да, я в ссоре с сестрёнкой, но она не психанула и не уехала. Держится. А значит, пусть работает.

— Я-а-а-а… Готова, — ответила рыжуля-интриганка, оглядывая многочисленное собрание людей, которые тут ради неё. На физиономии её расплывался большой тёмный синяк, но все относились к нему с пониманием — заслужила.

— Эстер, хочешь стать баронессой? — сразу взял я быка за рога.

— Хочу! — последовал ответ, но не немедленный, а осторожный, взвешенный. Но при этом уверенный.

— Просто я логически вычислил, что это — твоя цель, — оскалился я. — Цель твоей жизни. Из дочки нищеброда, без приданного, стать кем-то уважаемым с властью. Не так ли? Говори честно, не юли, здесь все свои, и точно такие же люди, желающие от жизни многого.

— Да, Ричи. Так и есть. Я хочу этого, хочу стать баронессой. — Нежный хлопок ресницами. Меня на него не купить, но попытка засчитана. — Я устала от нищеты и безденежья. Я красива, но моя красота даром никому не нужна без приданного.

— Если бы я встретил тебя ранее, я бы тебя так забрал, — совершенно честно сказал я. — Лично мне на приданное плевать. Но господь над нами, и он по-другому распорядился, — ткнул пальцем в потолок.

Все дружно закивали. Угу, кто мы такие перечить божьей воле? А я так и врун ещё — не женятся по любви графы. И я по любви вряд ли женюсь. Даже если супругу буду честно любить (гусары, молчать, что мочкануть меня хотела, всё равно нравится!), брак будет сто процентов по расчёту, и никак иначе.

— А потому я предлагаю тебе баронство… Заработать, — с мягкой улыбкой продолжил я. — Не насосать, как делают все шлюхи, а заработать честным ударным трудом. Справишься — награжу и приближу сильнее. Нет — сама виновата, езжай в деревню. Берёшься?

— Берусь! — пискнула она испуганно, видимо и опасаясь, и боясь спугнуть птицу удачи.

— Что ты знаешь о работе тайных служб? — нахмурился я.

Вермунд закашлялся, картинно, для острастки, но я «не заметил».

— Мало что. — Рыжуля пожала плечами. — Шпионят за владетелями. Отравляют, если надо. Ну, там…

Что «ну там» пояснено не было.

— Да, шпионят, — кивнул я. — Если надо — утилизируют. Например я встретил недавно такую, Катарину Серторию. Отличный агент короля Карлоса! Слава богу наши дороги тогда смогли разойтись, обе, ни одна из них не оборвалась.

При этих словах и Астрид, и Вермунд поёжились. Да и Ансельмо тоже. Да и остальные нахмурились, хоть их это касалось меньше.

— Ты ещё не скоро достигнешь её уровня, а потому у тебя будет задание попроще, — продолжил я. — Ты не должна ни шпионить, ни тем более, ни дай бог, кого-то устранять. Ты должна будешь… Договариваться.

— Договариваться? — с ноткой разочарования потянула Эстер.

— Да. И не думай, что это легко. Люди, с которыми будешь говорить, слушать тебя поначалу могут не захотеть. А значит ты должна будешь поставить себя так, чтобы захотели. Ты должна будешь блистать. Чтобы у твоих слов был вес. Это сложно, но я дам тебе денег, по дороге в столице купишь гардероб… Только сильно не увлекайся, бюджет ограничен, изведёшь всё на тряпки — на что домой будешь возвращаться? И после того, как тебя будут готовы слушать, доведёшь до моих потенциальных партнёров, что я, собственно, и рассматриваю их как потенциальных партнёров. И готов заключить очень выгодные для всех нас договора.

— Насколько я знаю жизнь, это вопросы купечества, — с ноткой презрения скривила она мордашку. Блин, ну куда ей, нищебродской голытьбе, дочери нищебродской голытьбы, кривиться, кичась благородством? Меня не проняло.

— Да. Но только что касается торговли. А ты поедешь говорить о глобальном — о политике. О ГЕОполитике. — Поймал себя на том, что ввожу очередное новое слово. — И торговые соглашения — важные скрепы, но не единственные. Как будешь готова слушать дальше, говори, начну давать подробные инструкции. Готова?

— Да, Ричи. — Уверенный кивок.

— Во-первых, ты — моя любовница. Для всех. Я не смог получить тебя официально на Божьем Суде, арбитр решил иначе, но спать со мной тебе никто не запрещал.

— А ты будешь спать со мной? — загорелись её глаза.

— Если будешь этого достойна, — ушёл я от ответа.

Сжатые губки, уголки вниз, ну да ладно, переживёт.

— Я отправляю тебя на Север, в графство Мурсия, как своего доверенного человека для переговоров лично с графом.

— Мурсия? — выкатила она глаза.

— Я тихо говорю или у тебя плохо со слухом?

— Извини, — потупилась мой будущий суперагент.

— Отвезёшь ему нашей карамели, что уже успела заготовить Марина, на пробу. Скажешь, что этой осенью и зимой мы будем продавать такое тысячами либр. Тысячами, Эстер! Сотнями тысяч!

Куколка нахмурила лобик, но до неё таки дошли масштабы.

— Цена на карамель будет примерно как у мёда. То есть штука недешёвая. И на эту осень я хочу закупить для производства сырьё — белую свеклу.

— Только белую?

— Да. Хотя нет, можно и красную, — поправился я. Марина по моей просьбе сделала варку из красной, правда совсем небольшую, на кухне, не во дворе, и выход у неё получился… Примерно таким же, как из белой и серой, плюс/минус позже подсчитают. Пусть закупают любую, пригодится. — Закупать её буду не за деньги, а за зерно. Предлагаю товарный обмен по ценам, действующим на первое число месяца Юлия.

— Когда зерно стоит дёшево? — нахмурилась она.

— Но и свекла — тоже, — парировал я, а мои министры, оба, понимающе улыбнулись. — А ещё в это время цена на дрова тоже низкая. Потому будем играть на равных.

Не на равных, урожай свеклы позже урожая зерна. Свеклу надо закупать в Августе-Сентябре. Ну да бог с ним, дрова реально летом дешевле, так как реки судоходны, а их по рекам тупо сплавляют. И руда тоже дешевле. В сумме паритет таки будет, а мелочиться в настолько огромных проектах не стоит.

— Итак, я закупаю у графа три вида продукции. Свекла, много свеклы, очень много свеклы! Дрова…

— Именно дрова? — снова нахмурилась Эстер.

— Да. Лес для постройки и так куплю. Мне нужны дрова жечь уголь и топить печи кузниц. И третье — железная руда. Либо крицы. Либо любое железо в любой форме. По ценам на первое Юлия. В обмен на эту сумму везу на Север зерно. Даю тебе подсказку, шепнёшь графу на ушко в постели — этой зимой стоимость зерна резко скаканёт в цене, и во многих регионах королевства будет голод.

— Да? — А вот тут у Эстер загорелись глаза. Инсайдерская информация для некоторых это наркотик. Кажется я не прогадал, хороший будет суперагент… Если правильно воспитать.

— Ага. В деле Аквилея, Санта-Магдалена, я, Таррагона и ряд вольных купцов. Мы создадим нехватку зерна на рынке, взвинтим цены. Графу же предлагаю покупать зерно по бросовой цене ВЕСЬ ГОД! — сделал я большие глаза. Эстер присвистнула. — В обмен мне нужны постоянные бесперебойные поставки указанных выше товаров. До самой весны, до Нового года.

— По обозначенным ценам…

— Да. Рассчитываться предлагаю не серебром, а взаимозачётом. То есть физически ни я ему, ни он мне серебра не даёт. Только товарные потоки.

— Налоги? — снова загорелись глаза паршивки. Чтобы избежать пошлин?

— И такое есть, — ответил Ансельмо. — Но на самом деле у нас просто нет серебра. А везти его для того, чтобы тут же повезти обратно… — Он развёл руками.

— Понятно, — закивала Эстер.

— Зато у нас есть зерно, — продолжил я. — И много. А на Севере его мало. Понимаешь логику? — Кивок. — Нам нужны дрова, железо и свекла, и мы готовы отгрузить за них столько зерна, на сколько сырья найдёт нам Мурсия. Пусть скупит хоть у всех соседей, со всего Севера, мне всё равно. Зерно — будет, слово графа Пуэбло, и слово моё твердо!

Все присутствующие такой клятвой прониклись. На Юге слово дворянина пока ещё имеет значение.

— Теперь по саха… По карамели, — перешёл я к следующему пункту плана. — Сейчас мы говорили о поставках на этот год. За этот год предлагаю графу распробовать сей продукт, оценить его перспективы, а на следующий… Предлагаю не поставлять мне свеклу и дрова, а разместить мои производства с моими мастерами на своей территории.

— Рикардо!

— Ваше сиятельство!

— Ричи! — возмущённо вскинулись мои министры и Астрид, но я бросил лаконичное:

— Цыц!

Эстер удивлённо переводила глаза с меня на Прокопия и Ансельмо, затем снова на меня. И на Астрид тоже, но на ту меньше.

— Условия, — продолжил я. — Я передаю графу технологию производства и своих мастеров. Он сооружает сами мастерские по моим чертежам. И мы начинаем производство карамели на его территории, на Севере, из его сырья и его дров. Что существенно удешевит себестоимость каждого либра(z) продукции и увеличит выход. Чистую прибыль от продажи — пополам. Подчеркни графу, ЧИСТУЮ. То есть он будет покупать свеклу и дрова сам у себя, и будет иметь прибыли ещё и с этого. Или купит у соседей и перепродаст мастерским, и получит и от этого бонусы. Не считая хороших взаимоотношений с соседями.

— Но Рикардо, граф тебя… «Кинет»! — воскликнула Эстер. — Так не делается! Я не купчиха, но даже я это понимаю.

Тяжёлый вздох Прокопия и ещё более тяжёлый Ансельмо в подтверждение её слов.

Я коварно, как сам дьявол, улыбнулся.

— А вот тут, дорогая любовница, и начинается твоя работа.

Сделал паузу, оглядев присутствующих. Возмущённые лица министров. Вытянутое — Вермунда, плохо разбирающегося в торговле, но понимающего, что я задумал из ряда вон нехорошее. Напряжённое лицо Астрид, пытающуюся понять, что я такое творю… И лишь у Марко — совершенно равнодушное: у него есть начальство, которое думает, вот пусть и думает. Своё слово он изрёк.

— Ты должна соблазнить графа — это я уже сказал. И похвастать в постели насчёт того, что знаешь о готовящейся зимой зерновой афёре. И если он не хочет пострадать, должен внимательно отнестись к моему предложению, так как бОльшая чсть королевства пострадает, а Север с его неурожаями — вообще под ударом.

Но после, опять же в постели, должна дать следующую информацию к размышлению. Твой граф, то есть я, откуда-то знает про карамель и как её получить. Он просто пришёл на замковую кухню и просто её сделал. Никто не знает откуда у него эта информация, а он не говорит — и это, кстати, чистая правда.

Эстер кивнула — она ЗНАЛА, что это чистая правда — сплетни в замке расходятся быстрее скорости света, а карамель уже несколько дней обсуждают, перемывая мне косточки.

— Скажи, что в постели я тебе признался, что ЛУЧШИЕ сорта сладкой свеклы, я назвал их «сахарными», растут не на Севере, а на Юге. Они любят тепло. А на Севере, в холодном климате, растёт только кормовая, немного, конечно, сладкая, но годится только на корм скоту. Если он меня «кинет» и не станет выплачивать положенную половину — я заморочусь и найду сахарные сорта. И засажу ими свои поля. Свеклой, в которой количество карамели в пять-шесть раз больше! Понимаешь магию цифр? Раз! Пять-шесть! На то же количество сырья! А это в несколько раз меньше дров, в несколько раз быстрее процесс выпаривания. И к моменту, когда на Севере только-только сложится промышленный кластер… Ну, как только северяне начнут получать от карамели прибыли, я обрушу рынок низкими ценами и пущу их по миру. Разорю их. Поняла?

Ошарашенный кивок.

— Я не хочу этого делать по той простой причине, что мне сейчас не до карамели и не до свеклы. Мне надо создать армию Пуэбло. Ополчение из вольных крестьян. Мне нужно много железа. Мне нужно много людей. У меня намечаются большие стройки, мне просто некогда отвлекаться ещё и на то, что получаю из полностью привозного сырья. Готов поступиться частью доходов в обмен на отсутствие головной боли, а также стать реально ключевым их торговым партнёром.

К тому же я и тут не собираюсь брать своё серебром, — снова дьявольски усмехнулся я. — Всю прибыль от совместного карамельного бизнеса буду забирать товарными потоками — дровами, углём, железом.

— Как и этот год?

— Да, как и этот. То есть и эти деньги останутся у него в графстве, или у его соседей. И будут работать на развитие их территорий. Он ВООБЩЕ ничего не теряет. Всё запомнила?

— Ты хитёр, Рикардо. Да ты сам дьявол! — воскликнула Эстер, и это была похвала. — А потом? Теперь же получается, ты можешь «кинуть» его в любой момент? Разве нет? Или это враки, и на самом деле сахарных сортов нет?

— Есть. — Я нахмурился. Как донести до партнёра, что не блефую? — Подумай сама, если б их не было, я б вцепился в технологию и никому бы ни за что не отдал. Смысл мне отдавать курицу, несущую золотые яйца?

Нет, сорта есть, и более того, мы их найдём. Но когда мы их найдём, и начнём массово сеять у себя, обрушим рынок. А потому я АБСОЛЮТНО, — выделил я это слово, — уверен в честности партнёров, потому, что их честность выгодна им самим. Им выгодно быть ТОЛЬКО честными, и ключи от их честности у меня.

— Предлагаешь северянам прибыли, держа их под прицелом взведённого арбалета, — усмехнулась Эстер. Понимает всё, умничка.

— Нет, — покачал я головой, откинулся на спинку кресла и задумался, как сформулировать мысль. — На первый взгляд кажется, что это так, но на самом деле нет. И дело тут не в деньгах.

Тяжело вздохнул. На меня все присутствующие смотрели расширенными глазами, понимая, что сейчас скажу самые важные слова сегодняшнего вечера. И я их не подвёл:

— Понимаешь, Эстер, я предлагаю Мурсия не торговое партнёрство. Не ПРОСТОЕ торговое партнёрство, получить прибыль, нажившись на том, чего пока ещё в королевстве никто не знает. Я предлагаю ему… Стратегический долговременный союз. На будущее. На десятилетия.

Например, не секрет, что у нас в стране две партии. Первая — прокоролевская. Владения прокоролевских сеньоров в основном на Востоке. Они зависят от короля и его благополучия, и хотят усиления королевской власти.

Но есть их противники, условная «партия герцогов», желающих наоборот, больше свобод и феодальных привилегий. Их много на Западе.

Мы, на Юге, считаемся неопределившимися, хотя точно знаю, большинство южных владетелей симпатизирует «герцогам».

А есть они, Север. Места, где урожайность составляет сам-три, а где-то и сам-два против наших сам-десять или на худой конец сам-шесть.

— Да Север без поддержки Центра, без единой королевской сильной власти, с голоду сдохнет! — заорал я, подавшись вперёд. — Понимаешь? «Герцоги» не будут думать ни о чём, кроме собственной наживы! И интересы северян им как Обратная Сторона Луны!

— Нельзя им герцогов поддерживать, — снова откинулся я, успокаиваясь. — Даже очень плохой король им лучше самого хорошего герцога.

— М-да. А ведь и правда! — заявила эта курица — её мозги тоже активно заработали. — Они их голодом морить будут, но заставят платить… За всё.

— Угу. А потому у них, у северян, ВСЕХ разумных северян, только один вариант, — подытожил я. — Объединиться с кем-то могущественным с Юга и с королевской властью, чтобы совместно, втроём, противостоять «герцогам».

Челюсти Вермунда и Астрид упали. Министры смотрели спокойнее — не политики же. Но я всех удивил, точно.

— Король — обеспечивает единство и безопасность снабжения и торговли, — продолжал закругляться я. И так разговор вышел слишком тяжёлым. — Они, северяне — ударная сила. У них много бедных, но гордых рыцарей — почему б не помочь хорошим людям, и заодно не защитить собственные интересы? Я — Юг, обеспечиваю их жратвой, то есть едой. Зерном и овсом. И вместе мы — сила, с которой нельзя не считаться. И ни один «герцог» не сможет взять нас нахрапом. Мы повязаны интересами.

— То есть ты готов забыть то, что вытворил король, приказав сестре убить тебя… Простить его… И создать блок вместе с ним и с Мурсия и северянами? — распахнула глаза от удивления Астрид.

— Да, почему нет? — спокойно пожал я плечами. — Карлос ошибся, с кем не бывает. Я готов простить его, так как это выгодно моему графству. Это выгодно моим людям, моим подданным. А значит так хочет бог.

— Да-а-а… — потянула сестрёнка в молчании. Кажется, сильно недооценила меня. И слишком рано возненавидела.

Такое же офигение выражали и лица министров, и консула. Только Эстер хранила эмоциональное равновесие, так как она мне не близкий человек, и далека от политики.

— То есть ты не «кинешь» Север потому, что… — начала она.

— Потому, что мне нужна поддержка, — улыбнулся я. — Мне нужна уверенность, что на меня не нападут соседи, а не нападут они только если будут знать, что им за это прилетит от северян. Мне нужны опытные воины Севера на границе, наконец! В неспокойной Лимесии. С меня обмундирование и кормёжка, с них только присутствие и военная выучка. Об этом будем разговаривать с графом с глазу на глаз, так и скажи, ты не уполномочена вести переговоры по НАСТОЛЬКО важным вопросам. Но что входит в сферу моих интересов — непременно обрисуй. И после всего сказанного, зачем мне «кидать» такого важного партнёра ради нескольких либров карамели?

Я презрительно скривился.

— Это не всё, да? Ты и без этого союза прекрасно живёшь, — поняла, что я недоговариваю, Эстер и сощурилась, пронзая меня весёлым взглядом. Втянулась в игру, паршивка. — И без короля — тоже прекрасно справляешься. Особенно хорошо себя будешь чувствовать, если создашь ополчение, и степняки будут умываться кровью, штурмуя каждое поселение.

Пауза.

— Чего ты от них на самом деле хочешь, Рикардо? Скажи мне, так как я поняла, что именно я буду для тебя это выбивать.

Я снова осмотрел лица присутствующих на заседании. Сказать? Наверное, да. Эстер умница, если не она — то кто? Я сам — да, но я не смогу. Мне некогда. Не до разъездов по Северам. А из министров никто такое и близко не потянет — нет кадров для дипломатических переговоров.

— Я дам северянам всё, — произнёс я, сверкнув глазами. — Дам зерно в голодный год по приемлемой цене. Дам безграничный рынок сбыта их единственной массовой товарной сельхозпродукции. Передам обкатанную технологию по производству из неё на месте дорогостоящего продукта за долю в прибыли. Я готов способствовать экономическому развитию всего региона, которому не повезло с широтами; где плохо растёт пшеница, а жить как-то надо. Готов сотрудничать и поддержать их блок с королевской властью… Но взамен хочу всего-ничего. То, что Северу и Мурсия ничего не стоит.

Снова пауза. Вздох, и…:

— Я хочу, чтобы он отказался от брака с Катариной Серторией, герцогиней Фуэго, графиней Саламанкой, виконтессой де Рекс и прочая прочая.

Тишина. Ошарашенные лица, особенно сестрёнки.

— Почему? Потому, что люблю её и сам хочу на ней жениться. Думаю, это выгодный размен, Эстер. А что думает граф Мурсия — ты и должна выяснить.

Собирайся, сегодня отдохнёшь — завтра в путь. С собой возьмёшь десяток стражников и для торговых переговоров — помощника моего квестора. Моменты, какие непонятны — поясню, подходи с вощённой дощечкой — запишешь. А у меня пока всё, сеньоры, прошу извинить — дела.


(z) Либра — римская мера веса, 327,45 грамма. Во Франции слово трансформировалось в «ливр», в Англии и ряде других стран — «фунт». Современный фунт отличается от римской либры (453,59 грамм), так как в Средние века не существовало унитарной системы веса, и не просто каждое государство, но даже каждый феодал вводил свою собственную, и на выходе имеем то, что имеем. Рома с английской системой мер знаком плохо и считает, что фунт — это треть килограмма, но в случае с либрой так вышло, что он угадал.

Дракон

Месяц Майиус 1382 года от Основания, Альмерия

Настроение который день было на нуле. И дело не в том, что её отстранили от важной работы — она бы на месте Карлоса тоже себя отстранила. И не в том, что интуитивно ощущала, как над королевством встают тучи. Просто она… Хандрила. И делала это, не понимая причины. Ибо логического объяснения этому не было.

Ах, иначе в былые года

Колдовала земля с небесами,

Дива дивные зрелись тогда,

Чуда чудные деялись сами.

Позабыв Золотую Орду,

Пестрый грохот равнины китайской,

Змей крылатый в пустынном саду

Часто прятался полночью майской.(z)

— пела в голове сладкоголосая эльфийка. Перед ней лежал пергамент с текстом этой песни на человеческом, записанным специально приставленным к Галадриэль агентом, и он до боли совпал с тем, что записала она по памяти. Но вот только никакой рифмой в тексте и не пахло. Не было там рифмы.

Потому, что песня была на чужом языке.

На ЕГО языке!

Тело вновь взял озноб. Ей хотелось плакать и смеяться. Хотелось кого-нибудь убить и растерзать. Хотелось вызвериться на слугах, но слуги, понимая настроение хозяйки, всячески от неё шарахались и прятались. И правильно делали, как говорил дядя Карлос, вызверяться на слабых может только ничтожество. Сильный человек всегда даёт отчёт словам и поступкам, и всегда сам за них отвечает. Ибо способен за них ответить.

Песня была про дракона, похищавшего девушек,
которыми от него откупались в качестве дани. Но к концу песни вдруг выяснялось, что дракон просто хотел жениться на прекрасной сеньорите, сделать её королевой, императрицей своей огромной империи. Но люди пугливы, и девушки умирали от страха до того, как он успевал доносить их до своего замка. А ведь будь любая из них смелее — и стала бы повелительницей всех земель, так как мало кто может сопротивляться настоящему дракону!

Она схватила со стола золотой тяжеленный кубок и запустила им в стену, после чего упала в кресло и зарыдала, закрыв лицо ладонями.

Опростоволосилась. Не смогла выполнить несложное задание. Потеряла наставника. Выдала врагу ценную информацию, раскрыв важные секреты. Хорошо, что Карлос вообще не отдалил её от двора — с него станется. Но брат решил не спешить и просто запер её во дворце, лишь запретив покидать его. Но…

Она виновата в том, что не смогла убедить, что Рикардо — не враг? Что с ним можно работать?

Нет, бред это — Карлос принимал решение сам, вдали от неё. Точнее это она была вдали, в Картагене, а потом в Мериде. Он лишь поставил её перед фактом. Но она… Слишком поддалась эмоциям и эйфории, потеряла контроль над ситуацией. Недооценила мальчишку. И мальчишку ли? Это он хотел казаться юным безусым мучачо, а кто этот Рома на самом деле? Кем было ДО?

…И, боже мой, с каким трепетом она вспоминает его руки, его прикосновения! Его вызывающую бесцеремонность. Оттрахать её в момент обсуждения вопросов государственной важности, когда за дверью стоит весь магистрат вассального далеко не самого бедного (совсем не бедного) торгового города? И ему всё-всё сошло с рук!

Катрин поняла, что если не найдёт себе занятие, то скоро чокнется. Не хотела себе признаваться, но к сожалению это было так — она думала о мальчишке. О его руках. Губах. О вещах, что с лёгкостью вытворял он, при том, что местных мучачос нужно долго-долго подводить и обучать, чтобы они были способны сделать хоть что-то отдалённо похожее. О том, какие эмоции с ним испытывала. О своих радужных мечтаниях… Да хотя бы в ту ночь, когда Мигель отдал приказ об его устранении за её спиной. Она понимала, это просто так не закончится, Карлос выдержит паузу и уничтожит Рикардо, мосты сожжены, и, боже, как ей не хотелось, чтобы это произошло!

…Но она и не могла более ни на что повлиять. А потому надо отпроситься у Карлоса и хотя бы съездить домой, в Саламанку, где она выросла. Прийти в себя. И вернуться, когда всё будет кончено.

Стук в дверь.

— Ваше высочество?

— Да-да. Войдите, — разрешила она.

Дворецкий. Слуга. Тоже из детства, с Саламанки.

— Посыльный от его величества. Его величество Карлос Шестой срочно требует вас к себе, в кабинет.

— Давай Марту сюда — переодеться. Сообщи, скоро буду.

В душе Катрин что-то затрепетало. Предчувствие чего-то… Нет, не положительного. Но и не отрицательного. Профессиональная чуйка молчала, не могла дать картинку, что её ждёт — бояться надо и готовиться, или ликовать. Но она поняла, что-то однозначно случилось, и это только начало неких больших событий. И её затворничество во дворце подошло к концу и без поездки в Саламанку.

Дворец. Мрачные коридоры древней твердыни. Оббитые тканью стены, висящие на них картины. Очень много морских сцен. Пейзажи. Виды кораблей. Причём как речных ладей, так и морских больших двух и трёхпарусных громадин по шестьдесят, семьдесят, а то и сто шагов длиной. Единственное, что она знала об истоках своей семьи это то, что их род до Основания был из прибрежного города. Да-да, древний имперский патрицианский род из какого-то живописного города на берегу моря. Того моря, каким здесь, в центральной части королевства, в местной Альмерии, и не пахнет. И в том числе в надежде понять, что же случилось тогда, столетия назад, она оставила Рому в живых.

При мысли о сучке Пуэбло под ложечкой вновь засосало, внизу живота потеплело, и она с силой выкинула мысли о нём из головы. Хотя кого этим обманывает? Это всё равно ненадолго.

Стража у кабинета пропустила её, Катрин вошла.

Карлос был не один. Граф Антонио де Рекс, второй её дядя, по отцу, которого Карлос, став королём, приблизил и держал за главного советника, тоже был тут — значит разговор серьёзный. Карлос сделал мудро, приблизив дядю, потому, что тот его не предаст. А вот про герцога Солану, главу Королевского Совета, как бы самого преданного человека его величества, ей даже негодник Пуэбло открытым текстом назвал заговорщиком. Если даже в их дыре это знают…

— Ваше высочество! — склонил голову в её сторону дядя, стоящий позади пустующего монаршего стола со свитком пергамента в руке. Сам Карлос с полным кубком сидел в одном из гостевых обитых бархатом кресел. Он мог так сидеть и цедить вино по глотку часами, размышляя о своей нелёгкой участи и о том, что лучше сделать и как это провернуть. Карлос небрежно, словно виделись только утром (они не виделись больше недели) махнул в сторону своего места:

— О, Катрин! Заходи, садись. Пергаменты там.

Она присела в реверансе, прошла, села на место монарха. Начала изучать то, что было разложено в несколько групп разных листов, как скрученных, только из тубуса, так и уже выпрямившихся. Также увидела несколько ленточек — послания через голубей. Но с чего начинать не знала, и честно спросила:

— Может для начала введёте в курс дела устно? Я у себя в затворничестве ничего не знаю.

— Антонио! — произнёс Карлос.

Дядя прошёлся по кабинету и тоже сел, правда чуть в стороне от монарха, чтобы не показаться бестактным.

— Катрин, наше южное чудовище вдруг проснулось и дало о себе знать с самой неприглядной стороны, — многообещающе начал он.

— Это как? — весело нахмурились её брови. Рома смог уделать Карлоса и дядю? Тогда ей точно открыта дорога назад, в Большую Работу. Ибо она единственная напрямую контактировала с этим носителем тайных знаний, и знает его лучше всех в королевстве.

— Я поставил на уши всю свою агентуру в замке, и в графстве. И в соседних регионах тоже. И единственным… Не единственным, — поправился дядя, — но самым важным требованием указал наблюдение за поступками юного графа. Если они заметят хоть какой-то намёк на то, что он придумал какую-либо новинку, работающую на неизвестных принципах, если заметят хоть какую-то идею, идущую вразрез с принятым учением нашей матери-церкви, они сразу должны дать знать.

— И они дали, — догадалась она.

— И да, и нет, — как от зубной боли скривился дядя. — Ещё до отбытия в Аквилею сукин сын приблизил к себе местную травницу, которая, предположительно, пыталась его убить. Кажется сукин сын любит опасных женщин.

— О, это точно, любит! — вырвалось у неё. — И чем опаснее — тем лучше.

Дядя посмотрел на неё с неодобрением. Карлос же вообще её слова проигнорировал, что было на него не похоже.

— Он заставил её сварить некое лекарство, — продолжил дядя. — По её ведьминому семейному рецепту.

— Колдовское? — Катрин иронично скривила губы. Знала реальную цену деревенским ведьмам. Вся сильная кровь давно в жилах крупных владетелей.

— Наши информаторы в один голос написали, что да, — не разделял веселье граф. — Ибо делала она его из плесени, мышиных голов, хвостов ящериц и кожи лягушек. А ещё из дождевых червей и иной гадости, показания разнятся. Всё это сама варила, на виду у всего замка, выжимала и сушила. Это для неё его сиятельство вёз заказанные в Аквилее детали. И не так давно под угрозой меча заставила принять сие лекарство одного из местных крестьян, который был готов преставиться.

— С одной стороны наш граф ничего не сделал сам, — после паузы продолжил он. — Варево варила знахарка, это видели многие люди. С другой — именно он дал ей разрешение работать, чуть ли не заставил варить это зелье. И именно он под угрозой меча заставил крестьянина выпить ту гадость, а после, не смейся, приказал арестовать священника, который запрещал пастве принимать услуги лекарей. Этот фанатик утверждал, что только молитва способна исцелить, ибо лечить нужно душу, а не тело.

— Ну, таких по земле много ходит, — зло усмехнулась Катрин, ибо эти выродки фанатичные уже достали. Даже её, хотя она сидит куда как высоко.

— Вот-вот. Но только наше чудовище догадалась арестовать падре. Падре! Какой-то приграничный граф! — гневно воскликнул дядя Антонио, вскочил и заходил по королевскому кабинету.

— Зависть — плохое чувство, сеньор де Рекс, — произнёс Карлос. — Но я тоже завидую этому сукиному сыну. — А это уже ей. — Боже, как я ему завидую! А значит тем более хочу убить!

— Не нужно спешить, ваше величество. — Дядя успокоился и встал у королевского стола, прислонившись к нему задницей. — Катрин, он приказал арестовать священника, после чего написал официальные претензии в епархию в Овьедо, с требованием выслать их представителей, чтобы «судить сего человече смешанным судом, как вора, покусившегося на его, графское имущество». Это цитата из письма в епархию. «Человече», Катрин! Никакого уважения к сану! Да ладно если бы просто неуважение на пергаменте, но он потребовал от церкви ДЕНЕГ! Как компенсацию за подрывную деятельность их представителя!

Вид у дяди был просто охреневшим. Его, политика с опытом, она никогда не видела с таким выражением лица. Катрин несколько раз хлопнула ресницами, прежде, чем до неё дошёл весь гротеск ситуации, а затем громко, на весь кабинет, расхохоталась.

— В епархиях все злы, не знают, что делать, — продолжал жаловаться дядя. — Точат мечи и копья на Пуэбло, но понимают, что ничего предъявить ему не могут. Да к тому же он, похоже, сам вышел с ними на контакт и предложил сотрудничество как носитель тайных знаний, так что они тем более в раздрае. ЛОЯЛЬНЫЙ к матери-церкви носитель, обращаю внимание. Об этом написало сразу несколько агентов отсюда, из Альмерии.

— Идиот! — констатировала она.

— Не согласен, — пробурчал Карлос. — Он боится. Страх гонит его договариваться. Это не рубака-парень вроде типичного сынка владетеля, лишь бы мечом помахать. Запахло жареным — и он уже руки кверху.

— Это признак мудрости, — не согласилась она. — Зачем глупое противостояние с более сильным, когда есть что предложить на обмен?

— Согласен. Ибо руки кверху он поднимет на СВОИХ условиях! — добавил дядя. — А мы свою возможность договориться с ним профукали, даже не попытавшись его прощупать, решив, что он весь в отца, из глупой гордыни будет ставить неприемлемые условия. — Дядя ТАК взглянул на короля, что тот не выдержал и уткнулся в кубок. Лишь буркнул в ответ:

— Теперь поздно что-либо менять.

— Никогда ничего не поздно, — покачал головой граф де Рекс. Именно поэтому ты здесь, девочка. — Перевёл внимательный взгляд на неё.

— Так что там со священником? Арестованным? — Катрин захотелось узнать концовку, а как она поняла, там случилось что-то ещё важное, что присутствующие знают, но не придали значения, что не знает она. — Теперь у нас будет цирк и клоунада в Аквилее, когда в Королевском Суде сойдутся Пуэбло и Южная Епархия? Или они будут судиться здесь, в Альмерии? И кто войдёт в состав суда от церкви?

— Суда не будет, — снова грубо буркнул Карлос. — Я бы и сам был не прочь посмотреть на такое, но нет. Тот арестованный умер.

— От заражения крови, — усмехнулся дядя. — Порезы на лице загноились и он того… Агенты пишут, страшное было зрелище. Обычные порезы! А ирония, девочка, в том, что ему не дали лекаря чтобы их обработать. Либо он сам гнал лекарей от себя — отсюда, из Альмерии, не ясно. Но падре совершенно точно призывал лечиться молитвой, а не лекарствами, и именно так и лечился. И господь не дал ему исцеления. Вот такая штука.

Так что у церкви теперь, получается, претензий к Рикардо нет, так как господь сам распорядился за раба своего. Есть куча свидетелей, что священник проповедовал именно это. Пуэбло лишь рука Его. Оттого, повторюсь, в обеих епархиях все на ушах, ходят злые и не знают, что делать.

— Чувствую, это не все новости, да? — улыбнулась она. Щёлкнуть по носу церковь — это её золотая мечта с момента, как дядя Карлос, предыдущий король, впервые перевёл её через порог отдела Тайной Стражи и дал почитать то, что простым смертным знать ни коим образом не положено. С момента своего первого дела, первого задержания и первого отравления она мечтала, что будет работать против церкви. Но, наверное, к счастью, что все её цели были сугубо мирскими. Церковь всегда казалась слишком могущественным противником, свяжись с нею — не оберёшься последствий… А тут на тебе, походя щёлкнул на ровном месте, и во всех смыслах прав!

— Новостей куча. — Дядя обречённо вздохнул. — Сразу двое агентов расписали, как граф блажил и сам лично варил из кормовой свёклы для скота непонятное вонючее варево. Но после оказалось, что оно сладкое и приятное на вкус. Вначале он раздал его всем замковым детям, а потом и остальным обитателям замка. Всем по чуть-чуть. Оба агента пишут, что субстанция эта сладка, почти как мёд, но горька. Называется… — Дядя сверился со свитком в руке. — Ка-ра-мель. Вот. И это единственное, что можно отнести к тайным знаниям, ибо более ничем тайным он похвастать не мог.

Но при этом, девочка моя, организовал возле замка ни много ни мало строительство целого города. «Город Пуэбло».(zz) На котором уже трудятся все каторжане графства, коих он своей волей простил… Большую часть, назначив в наказание каторжные работы, но не навечно, а на определённый срок. Строительство, говорят, ударное, никто из работников не ленится, и даже никто не сбегает, хотя стражи сейчас в Пуэбло очень мало.

— Сукин сын! — продолжил бичевания Карлос. — Город ему подавай!

— Угу, — продолжил дядя. — Но это не всё. Он отрядил всех окрестных мастеровых думать об устройстве в этом городе мастерских. Огромного количества мастерских, которые будут работать от водяных колёс. И для этого они будут менять русло местной речки, для чего зимой туда будут согнаны тысячи крестьян.

— Ну, зимой их всё равно нечем занять, — произнесла Катрин. — Дядя, это ОБЫЧНЫЕ мастерские?

Дядя снова скривился.

— Да, девочка. Самые обычные мастерские. Самые обычные мастера. Они САМИ должны придумать для графа как и что будут делать. Никаких тайных знаний. Он просто собрал их в одном месте и сказал, что «не нужно считать его деньги», это цитата, — даст сколько надо, «если они в итоге отобьются», это тоже цитата.

— Купеческая жилка чувствуется, — произнёс Карлос.

— Да, я в общении тоже это заметила, — склонила она голову. — Он и сам признал, что был помощником купца. А что он им задал? Что за задания? Что придумать?

— Создать арбалет с заменяемыми деталями. — Карлос не удержался и отпил глоток вина из кубка. — При этом показал две серебряные монеты, попросил указать, где в них разница? А если можно сделать одинаковые монеты, одинаковые во всём, почему нельзя одинаковые детали арбалетов?

Мне страшно, сестренка. У него нет тайных знаний, он не пытается что-то изобрести, как другие. Он показывает всем НАШИ монеты и заставляет думать наших мастеров.

Но при этом он планирует строить для них с полтора десятка мастерских в городе, который тоже будет строить, и они будут выпускать горы оружия. Он приказал разработать ветряные мельницы так, чтобы их можно было поставить где угодно за несколько дней, собрав из готовых деталей, как те монеты. НАШИ мельницы. НАШИ монеты. Над которыми будут думать НАШИ мастера. А единственное, что реально знал он сам, что не знали мы — это сладости из корма для скота, которые раздал замковым детям.

Карлос заматерился. Встал, поставил почти полный кубок на стол и ходил по кабинету, изрыгая гадости, которые не пристало говорить его величеству, правителю большой страны. И лишь немного успокоившись, взял себя в руки встал у окна, вглядываясь в ночную даль.

— Катрин, мы начли так издалека, чтобы ты понимала подоплёку ситуации. Ты работала с ним в контакте, знаешь его близко, его мысли и тайные стороны. Возможно, это тебе поможет.

Потому, что теперь главное, почему мы тебя позвали. Пару дней назад он захватил Санта-Магдалену.

— ???

— Рот закрой, — усмехнулся Карлос, оборачиваясь, складывая руки на груди, расплываясь в зверской улыбке. — Верхний пергамент, прочитай его.

Катрин вчиталась. Мало что поняла, но отдельно зацепило непонятное слово:

— Контр-тер-ро-рис…

— Контртеррористическая, — усмехнулся Карлос. — Мы с Антонио уже выучили. Такие пергаменты были разосланы всем соседям Пуэбло, и, получается, он прикрылся мною, моим именем. Действует если не по моей прямой указке, то с моего благословения. И ничего не возразишь, из контекста так и выходит! Раз я дал добро на борьбу с разбойниками, потребовав от него оную для строительства дороги — значит все мои вассалы должны помогать ему. И с этим благословением заявился в Санта-Магдалену.

— Катрин, — тяжело вздохнув, продолжил дядя Антонио. — Город третий день в полной блокаде. Все ворота контролируют его люди. Из города никого не выпускают, в город никого не впускают. Вокруг города постоянно ездят дозором копейщики с лёгкой кавалерией, загоняют назад тех, кто пытается бежать и уничтожая всех, кто оказывает сопротивление. Вокруг города постоянно дежурят сокольничие, самые обычные баронские сокольничие, перехватывают голубей. Из восьми посланных ко мне прилетело всего двое, собственно и сообщивших, что город захвачен. Подплывающим кораблям сигналят «плывите мимо, карантин» — мы пытались выяснить, в чём дело, посылали несколько судов. Через порт из города также не вышел ни один корабль, а кто попытался — тех сожгли, проходящие мимо в первый день нападения купцы видели пламя. Город в полной блокаде, мы не знаем, что творится внутри. Мы не имеем связи с теми, кто там остался из наших агентов. Может быть Пуэбло разнёс всё к чертям и всех убил. Может что-то ещё. Но факт — он сделал то, чего никто никогда на моей памяти не делал.

— Если бы это был захват, если бы он пытался мне отомстить… — продолжил король, — …то он бы просто должен был захватить город. Но он, очевидно, не стал этого делать, ибо зачем тогда информационная блокада? — развёл Карлос руками — он уже давно анализирует поведение Пуэбло и сделал выводы. — Мы и так обо всём узнаем и двинем войска, что дадут ему несколько дней? Город, очевидно, захвачен, но не надолго. Он решит в нём какие-то свои дела и уйдёт, показав нам и нашим вассалам, что с ним не стоит связываться, но главное, полностью при этом прикрывшись моим именем.

Ловит разбойников? Ой, какой молодец! Прижал купчишек? А если на самом деле найдёт там сообщников татей? Как-то же эти чёртовы дети сбывали награбленное? Я ничего не смогу предъявить этому чудовищу, как и церковь.

А он тем временем сделает свои дела и уйдёт заниматься строительством, и я тем более не смогу ничего сделать. Даже если очень захочу. Ты правильно поступила, подписавшись на эти виа — хороший проект, и пока он их строит — неприкосновенен. Меня не поймут, тронь его там. Он обыграл нас. Со всех сторон.

— Карлос, что случилось? — сощурилась она, ибо знала Карлоса с детства, и понимала его настроение по мелким деталям. Его щёлкнул по носу достойный противник? Над этим можно посмеяться. Да, выводы сделать, но посмеяться — достойные противники это хорошо, это бодрит и развивает. И Карлос бы пригласил её сюда посмеяться вместе, был бы в ироничном, но весёлом настроении. А не в подавленном, как сейчас.

— Пуэбло — это не всё, так? Заговорщики? — догадалась она.

Карлос повесил голову на грудь.

— Они назначили выступление на осень, девочка моя, — произнёс за короля дядя Антонио. — Посчитали, что Пуэбло после всего не переметнётся на нашу сторону. Примерно в конце Сентября — в Октябре начнут действовать. И у них в тылу больше нет нашей армии, которую, если что, поведёт на них хоть и сукин сын, но наш сукин сын. И это всецело наша вина.

* * *
Дядя лично провожал её, хотя этого не требовалось. Её новая охрана, новый начальник оной охраны. По словам Карлоса, у этого офицера нет тайных приказов за её спиной, он всецело предан ей и в её распоряжении. Та истерика не осталась без последствий. Но воинов на сей раз было всего два десятка. Не полусотня, но тоже немало. Хотя они едут на Юг, а там места опасные… Особенно в преддверии большого набега… Ну да ладно, успеет обернуться до того, как степняки даже теоретически смогут дойти до тех широт.

— В принципе, у самих Пуэбло претензий к ним нет, — давал дядя последние напутствия. Она всё и так знала, но прилежно, как хорошая племянница, молчала. — Но виконт Атараиск — двоюродный брат отца графа, и в случае чего граф не сможет пройти мимо. Если бы эта сеньорита выжила, и стала матерью наследников сукиного сына Авилла…

— Я понимаю, дядя. Юг — дело тонкое, куча неоплаченных счетов.

— Именно. Атараиско — это Лимесия. А с севера их обоих подпирает Бетис. Которого нельзя втягивать в конфликт что бы ни случилось. Пусть он один из них, но сейчас он неприкосновенен.

— Помню. Бить по слабому месту. Рвётся там, где тонко. — Катрин про себя усмехнулась.

— Именно. Если это сработает, сеньоры отложат выступление против его величества, и дай бог, нам удастся договориться либо с Пуэбло, либо с Мурсией и северянами.

От последнего имени Катрин поморщилась, но ничего не сказала. Государственная необходимость.

— Так что удачи. — Дядя довёл её до кареты, ожидавшей у заднего выхода из дворца, со стороны парка. Обнял. — Она тебе понадобится.

— Спасибо, дядя. — Катрин улыбнулась, присела в реверансе и полезла в карету.

Авилла. Трястись туда придётся на всех парах, у неё примерно полторы-две недели. Нигде не задерживаться, не останавливаться. Стравить двух приграничных южных графов так, чтобы сеньоры заговорщики приняли вынужденное решение отложить выступление против короля. Сам же дядя пообещал, что пошлёт к Рикардо кого-то с мозгами, кто объяснит ему, что две тысячи солидов ему даются не на то, чтобы охранять границу, отнюдь. И если он на самом деле договороспособный… Кто знает, может у них всё и получится?

Спать на дне, средь чудовищ морских,

Почему им, безумным, дороже,

Чем в могучих объятьях моих

На торжественном княжеском ложе?

— вспомнились строки из песни. Чудовище. Рикардо уже окрестили чудовищем. При этом не смогли вменять ему ничего запредельного за исключением сладостей, розданных детям.

Страх перед тайными знаниями…

А может надо просто не бояться, а раскрыть руки в стороны и лететь в таинственный замок дракона, чтобы стать повелительницей этого мира? А те, кто боится, пускай добровольно летят на дно моря?

У неё две недели на то, чтобы всё взвесить и подумать. Слава богу, удалось вырваться из опостылевшего дворца.

Сев в карету, она достала из тубуса пергамент, переданный дядей перед самым отъездом. Переписчики только закончили и только что передали это донесение, чудом до её отъезда успели.

Это был указ графа Пуэбло, с вензелями и печатью. Получается, он выпустил его будучи в захваченной Санта-Магдалене? М-да. Она уже бегло прочла его на крыльце, ничего не поняв. И теперь есть время вчитаться внимательнее.

Указ этот носил сложное для понимания название: «О создании Сил Самообороны (ССО) Пуэбло».


(z) «Мельница» — «Змей»

(zz) «Пуэбло» так и переводится, «город»

Глава 11. Начало Великого Похода

«Дорогой пергамент, вот и настал этот день. Через полчаса завтрак, а после мы, всей кавалькадой, всей сотней, кто остался, трогаемся в поход. Вроде нас будет сто одиннадцать, включая меня и Тришку, который последние дни не вылезал с замкового стрельбища. Первый боевой поход в моей жизни…

В жизни Ричи тоже, но я… В общем, если бы я послужил в армии, нашей, родной, российской, может быть и не менжевал бы. А так — трясутся поджилки и отнимаются ноги. Не могу ни о чём думать, не могу ничего планировать — нахожусь в прострации. Хорошо, что у меня есть надёжный, как весь гражданский флот, Вермунд, и понимающий то, что не показываю на людях, Вольдемар. По сути они тянут весь поход. Один — его организацию, другой — реализацию. Я пытался вникнуть, каких гонцов и куда отправил Вермунд, сколько приказал зерна, сколько овса, а сколько овощей заготовить и куда подвезти, но сломал мозг и сдался. Да-да, считаюсь номинальным лидером, главкомом, но фактически не умею командовать людьми от слова «вообще» и ни черта не разбираюсь в самом главном на любой войне — в логистике и снабжении.

Но ехать надо. Тем более именно эту войнушку сам организовал.

Она может стать для меня первой и последней. Так как Магдалена хоть и небольшой город, в два или три раза меньше Аквилеи, но тем не менее окружена высокими стенами и имеет хороший порт, который невозможно перекрыть снаружи. Малейший срыв, например, если мне не откроют ворота — и мне скирда. Или если горожане внутри городских стен подумают, что я покушаюсь на святое, на их свободу и независимость — мне тоже будет скирда, без вариантов. Даже с баронами нас будет три-четыре сотни, а их полторы тысячи ополченцев списочного состава, и у каждого дома оружие. Возможно я иду на смерть, ибо отступить не могу — это тоже смерть, только мучительная. Выбора нет, вообще без вариантов, так что я сейчас допишу, встану, на негнущихся ногах спущусь в Малую Обеденную на завтрак, потом чмокну Астрид в носик и поеду, пусть даже в процессе обосрусь, или ещё хуже, потеряю при всех сознание.

Давай, раз выкроил время, допишу про день вчерашний. Вчера меня рвали на части. Мастера. Тихон со своими усовершенствованными шестернями. Рамон, притащивший валы в замок. Вёз на двух телегах! Как довёз — хрен знает. Я ничего не понял, валы — и валы, качество низкое, но тут нет родной «Северстали», чтобы понты колотить. Какие сделали — такие и наши. Вскрытие покажет, был ли пациент мёртв на момент вскрытия.

Марина атаковала. Поначалу я долбал её ценными указаниями, под конец же убегал от неё с её встречными вопросами и уточнениями. Одно понял, сахару в этом мире быть, пусть он и будет называться красиво, «карамель». Ах да, Марина сильно ругалась, когда я сказал, что весь брак и некондицию нужно отдавать Анабель. Можно даже не до конца выпаривать, оставлять густой, но сироп. Горькое если варево получится, или там ещё какая некондиция. А если нет некондиции — отдавать кондицию, с потока. Как она на последнюю указку злилась! Солиды и лунарии в её прекрасной головке уже были посчитаны, а тут я её на ровном месте разоряю, лишаю обещанного процента. Да ещё куда отдавать — на какие-то зелья какой-то ведьме! Только когда за волосы схватил и грубо так в столешницу лбом упёр, сказав, что она напрасно на меня бузит, я не её Адольфо, прониклась и взяла под козырёк. Со мной теперь будет шёлковая. Ну почему бабьё с первого раза не понимает, обязательно нужно по-плохому? Анабель, думаю, без меня тоже палки в колёса вставлять будет, но слава богу бабушка таких, как она, пачками щёлкает, должна справиться.

От Адольфо я тоже вчера бегал. Да что там бегал, прятался! Задолбал. Нет, понимаю, он доставал только важными делами. Но я, блин, завтра на войну еду, мог проникнуться и сам решить не самые важные вопросы. Канцлер он или поссать выбежал?

А вот Прокопий за мной не бегал. Тупо подкараулил в укромном месте и сходу вывалил проблемы, как дерьмо из ушата. И убежать я не мог — на самом деле всё важное. Где взять людей для увеличения производства извести? Где взять провиант дополнительный для них и для дополнительных возниц? Ибо новый урожай ещё растёт, ещё на полях, а старый продан. Остались стратегические запасы у старост на случай войны, на случай прохода дружины, но только они. И кладовые замка ещё, неприкосновенный запас, который уже распечатали каторжан кормить. Из каких средств платить возницам, когда начнут прибывать первые корабли с углём, дровами и свеклой в Аквилею? Где взять каменотёсов для виа и как именно и где именно их обустраивать, если учесть, что Феррейрос, ближайший к Холмам и каменоломням населённый пункт, не мой город, а королевский?

Мать его, я выл! Башка сама срывалась с плеч и летела в космос. А потом ещё и Адольфо нашёл нас и завалил дипломатической перепиской с Меридой, Бетисом, Аквилеей и кучей иных важных вопросов. Отдушиной стало то, что пришло письмо, что мастер Соломон вдрызг рассорился со своей гильдией и просит разрешения на поселение в Пуэбло для себя и ещё троих коллег-мастеров, кому в Аквилее «дышать тяжело». Нет-нет, не в Замке Пуэбло, а в ГОРОДЕ Пуэбло. А ещё нашёл для нас с десяток толковых подмастерьев разного профиля, они хоть завтра готовы нанять обозы и приехать, ждут моего одобрямса, так как напрямую меня не знают и боятся обращаться.

Короче, спать лёг я капец поздно…

…Но оно того стоило. Ибо вчера, наконец, после всего пережитого, я помирился с Астрид.

Нет, пергамент, я наверное неверно написал; не «я помирился с Астрид», а «ЙА, мать его, помирился с Астрид!» Я сделал это! Я — в смысле Рома!!!

Разговор вышел очень тяжёлым. Потом она плакала. Потом сказала, что простила. Сказала, что понимает, что я не убивал её брата, у неё нет претензий. И то, как я стараюсь вытащить графство из жо… Из трясины — её покорило. Чужой человек, а ТАК впрягается, изыскивает ходы и крутится, как уж на сковородке…

Потом мы спали. В смысле я её спал. Хотя иногда и она была сверху. Часто делала это с закрытыми глазами.

— Чтобы лица не видеть, — пояснила она на мой вопросительный взгляд. — Это лицо — моего брата. Но ты — не он. Ты… Другой.

Угу, я, оказывается, чуткий. В отличие от чурбака Рикардо. Нежный. Заботливый. Никто никогда о ней так не заботился, как я-Рома. И верно, я ж её на руках готов носить. Женщина-мечта как-никак.

— Рома, у нас нет будущего, — сказала она, когда мы лежали без сил. — Как бы то ни было, для всех ты — мой брат. И мы не сможем изменить этого.

Я лежал и молчал. А что можно сказать в ответ? Что тут придумаешь?

— Мне так жаль, что он оказался слабым. — Она не заплакала, но предательская слеза всё же покатилась из её прекрасных глаз. — Настолько слабым, что боги… Или бог… Что они убили его, поставив вместо него тебя.

Помолчала. Слабый. А слабакам тут не место. Это суровый рыцарский мир, слабаки тут не выживают. Потому она и приняла смерть брата так спокойно. Я б на её месте хандрил бы и дольше, и сильнее, и вообще меня бы совсем иначе накрыло.

— Можно, когда ты уедешь… Ну, чтобы не смущать тебя — при тебе не могу. Можно я надену чёрное и оплакаю его? Закажу упокойные молитвы? Мне это нужно, Рома. Он был моим единственным братом. Я осталась СОВСЕМ одна в этом мире.

— Рикардо жив, Рыжик, — потрепал я её чёлку. — Он вот тут. — Прикоснулся пальцем к своему виску. — Я знаю ВСЁ, что знал он. Я помню ВСЁ, что видел он. Да, я веду, я доминирую, думаю своими мозгами. Но я такой же вспыльчивый, и мне нравится всё, что нравилось ему.

Вздохнул.

— Нет, Рыжик, никаких траурных месс, никаких чёрных вуалей. Он во мне, и заупокойная по нему… Плохая примета. Как бы мы с ним на этой грёбанной войне на самом деле не отправились в ад. Вместе.

— Поняла, не буду, — нахмурилась она, её мордашку перекосило. Со смертью рыцари не шутят, смерть не понимает шутников. Не стоит её кликать, и она пройдёт мимо. Прописные воинские истины.

Потом мы снова любили друг друга. И любить её от собственного имени, когда она в пылу страсти называет тебя «Ромой»… Это фантастика!

— Ты должна быть в замке и следить за моими начинаниями, — продолжил я ночь, понимая, что отосплюсь как-нибудь потом. В седле не получится, но может следующей ночью? — Без должного пригляда мастера или обленятся, или перессорятся и не станут помогать друг другу. Или им в творческие головы какая-нибудь идиотская мысль придёт. В общем, глаз да глаз нужен. И кроме тебя мне оставить некого.

— А эльфолюб мой как же? — криво усмехнулась она, ибо задавала ответ, а не вопрос.

— Не сможешь решить — скажи Вермунду, — отмахнулся я. — У него в замке преторианский десяток… Или как блин они теперь называются? И стража каторжан. И пехтура замковая. В общем, смело на них рассчитывай, я всех предупредил. Пусть к эльфам едет твой ненаглядный, они его оприходуют, если чешется. А повод остаться, если всё же уступит, будьте добры, но придумайте самый благовидный — дипломатических осложнений мне только не хватало.

— Мне… — Она провела теперь уже мне по чёлке. — Сколько ты тут, пара месяцев? А уже «мне», «моё графство», «у меня»…

— Ричи жив, Лисёнок, — тяжело вздохнул я и перевернулся, глядя в потолок. — Да и я… У меня больше ничего нет. И это, действительно, МОЁ. Мой дом — моя крепость. И за свою крепость — всех порву!

Потом я рассказывал ей про свой мир. Про самодвижущиеся повозки без лошадей. Про летающих механических железных птиц. Про автомат Калашникова. Про пулемёты, как они косят людей.

— Нет, не смогу, — покачал головой на вопрос, смогу ли создать такое же здесь. — Я больше скажу, даже конструктор таких машин не сделает этого. Технология металлообработки и стоимость железа не даст. Вон, видела какие Тихон шестерни притащил?

— Да. Интересные устройства. — Астрид от вундервафлей же была в восторге. — От них прямо веет жутью, мощью и колдовством.

— Хрена с два! — вспылил я. — Они развалятся, расколятся в первый же год!

Астрид смутилась. Показно скривилась и съязвила:

— Ну конечно, куда нам, отсталым, до ваших железных птиц!..

— Дурочка! — Я обнял её. Брыкалась, получилось лишь с третьей попытки. — Какая же ты дурочка. Железки это всё тьфу, ерунда. Главное в любом мире — это люди. А они одинаковы. Вы точно такие, как и мы, вот что главное. А чем и при помощи чего убивать друг друга — люди всегда найдут. Надо придумать, как людей объединить для чего-то, и вот с этим проблемы. И у нас, и у вас. Неважно, какие железки делают ваши или наши кузнецы. Важно для чего, ради чего они всё это делают. И вот тут мы от вас не ушли даже на маленький шажок.

Отдельно запомнился момент, когда рассказывал ей про ядерную бомбу. Принцип действия объяснить не смог, и сам не знаю. Знаю только что расщепляется атом, а как, почему, какой атом… Донёс только, что одна «вот такая штучка» (показал размер примерно в метр длинной и полметра в диаметре) может уничтожить город. Огромный, размером с Аквилею.

Что такое «взрыв» тоже пришлось объяснять очень долго, так как пороха тут не знают, и со словом «взрыв» у местных несколько иные ассоциации, чем у нас.

А запомнилась ситуация тем, что Астрид долго хихикала с названия города, «Хиросима».

— Хи… Хи-хи-хи… Ро! Хи-хи… Си… Хи-хи-хи… Ма… Си-ма-си, хи-хи…

Мне смешно не было. Я, конечно, недолюбливаю японцев, 3,14доры они зарвавшиеся, и одновременно шакалы трусливые, но всё же моё воспитание не позволяет злорадствовать от осознания гибели тысяч людей, пусть даже японцы зеркально на моём месте как раз таки над русскими бы и злорадствовали. Но девочке из другого мира сложно всё это объяснить так, чтобы передать вкладываемые эмоции. У нас была всего ночь, одна единственная по-настоящему наша ночь. И тратить её на лекции по политологии, социологии и геополитике — щааз.

В общем, дорогой пергамент, ночь удалась. Не знаю, когда теперь прибуду в замок, и прибуду ли, чтоб повторить, но на сей момент хочу поставить многоточие на оптимистической, мажорной ноте.

Итак, закончился первый, самый ответственный период моего пребывания под этой Ивой у этого Пруда. Я побывал в шкуре начинающего феодала, сделал первые шаги вначале для понимания происходящего за бортом замка, а после — всё возможное для переформатирования в ближайшем будущем мира вокруг под собственные нужды, под собственное видение. Если у меня получится выжить и победить, а эти понятия в моём случае синонимы, то к осени я вернусь и замучу тут такую движуху, что чертям в аду станет тошно. Все подготовительные мероприятия, какие только можно, сделал. Все возможные подушки — подстелил. Все стратегические точки, к которым надо стремиться — обозначил. Людям объяснил что хочу, назначил на соответствующие посты, где они должны думать, изобретать, подготавливать. Может можно сделать и больше, но я не бог, не волшебник, и даже не «просто учусь», а потому что сделано — то уже сделано, а что нет — уже нет. И теперь меня ждёт то, что обязан пройти каждый начинающий феодал — войну. Вначале с королём, с его городом, затем сразу двину стопы на юг, где буду ждать набег орков. И только после этого превращусь из начинающего феодала в просто феодала, и приобрету соответствующее статусу уважение.

А потому, дорогой пергамент, заканчиваю этот отчёт о начальном этапе моего пребывания в этом осколке Римской Империи и иду вниз — завтракать. Следующую запись будет делать уже полноценный полноправный граф Пуэбло… Или не будет делать никто.

Пишу всё это на русском, один фиг тут его никто не знает и ближайшее время не расшифрует. А если эти строки будет читать мой сородич, то знай, сородич, тебе передаёт привет Роман Наумов 1991 года рождения из города Череповец Вологодской области. Донеси до этих идиотов, что я не всемогущ, но честно старался сделать жизнь здесь лучше, просто у меня фатально не было времени. Ибо работа феодала это не крестьянок мять и не мастерские ставить. Это прежде всего война… К которой меня не готовили».

Число. Дата. Выдохнуть и откинуться на кресле. Бать, чего ж ты не предусмотрел у кресла откидной механизм-то? Из какого ты вообще времени? Из пятидесятых? Может тогда таких просто не было? А мне расслабон, откинуться, не повредил бы сейчас.

— Вашсиятельство… Рикардо, мальчик, пора. — Это Роза, стоящая над душой последние десять минут. Стоящая тихо, не мешая, но всё равно над душой. — Всё накрыто, ждём только тебя.

— Иди, скажи, я закончил. Сейчас спущусь.

Старая служанка вышла. Я же какое-то время сидел, ожидая, пока высохнет пергамент, после чего свернул его, сложил в тубус, тубус отправил в ящик стола. Из которого наоборот, для себя забрал недобинокль и пистоль. Первый лучше взять — других оптических систем тут всё равно нет. Есть подзорные трубы, но они ещё хуже. А пистоль… Пусть в седельной сумке полежит, он кушать не просит…

Хотя нет, это — война. Был бы «Кольт», «Беретта» какая-нибудь, или на худой конец «Макаров» или «Тульский Токарев»… Чтобы можно было просто взять и всадить пулю через вражий доспех, и сразу ещё в кого-нибудь. Как у Марка Твена в его первом в мире попаданческом романе про «янки при дворе короля Артура». А с мощностью этой пукалки, да со сложностью заряжания… А вот порох полыхнуть на спине у Дружка, учитывая мою пиромантическую нестабильность, на раз может! Пусть пистоль полежит, даст бог — ещё пригодится.

Таким образом, взяв только бинокль, отправился вниз. Ноги на самом деле были ватные, а внутри колотило что тот набатный колокол отдыхает… Ну да ничего, справлюсь. Русские не сдаются, а «Северсталь» — чемпион!».

* * *
«Северсталь»-чемпион… Наверное больше никогда не удастся посмотреть хоккей. Разве самому его изобрести. Но вот засада — климат тут для хоккея больно мягкий. Пуэбло у нас был бы явно южнее Краснодара, Альмерия — где-то как Воронеж, а самые наисеверные севера королевства, в предгорьях Северных Гор — это максимум Тверь или Новгород. Километраж может быть иной, может быть как южнее, так и севернее фактических климатических аналогов, но не забываем, что тут как в Норвегии, от Ледовитого Океана нас отделяют высокие горы, и всё, что внутри них (а внутри них всё королевство) априори обогревается ветрами с юга и защищаются от ветров с севера. Не Испания, но места не слишком суровые, с какого конца ни посмотри. Если хоккей «изобретать», то только в предгорьях, и массовым он никогда не станет.

…А футбол пока не потяну — нет каучука и резины, чтобы надуть мячик. А мяч из кожи… Может зарядить мастеров, пусть попробуют что-то придумать?

Ладно, лирика всё это. Лирика, которой я сам себя отвлекал, прогоняя невесёлые мысли. Ибо тело бил мандраж, а мне кровь из носа нельзя было его показать.

Внизу башни поджидали:

— Рома!..

Астрид бросилась и утонула в объятьях. Я впился в её губы. Она привычно закрыла глаза, чтобы не видеть моего лица.

— Рыжик…

— Не называй меня так, — попросила она, не открывая глаз.

— А я тебя сейчас так как Рома называю.

Задумчивая пауза, и, всё также не разлепляя глаз:

— Хорошо. Называй. Сегодня можешь ВСЁ…

Снова долгий страстный поцелуй. Снаружи послышались голоса, я было дёрнулся, но она прошептала:

— Твои отроки никого не пустят, я договорилась. Мне надо было попрощаться с по нормальному, наедине.

— Понимаю.

Снова нашёл её тёплые податливые губы. Сеньора Кастильяна тяжело задышала… И я понял, что хватит. И далее просто обнимал её, а она — меня. Иначе сорвёмся, а мне пора ехать, войско ждёт.

— Я буду ждать вас. Молиться за вас, — разлепила-таки она веки. — За здравие, не упокой.

— Нас? — потянул я, смахивая ей со лба рыжую непокорную пядь.

— Вас с Рикардо. Вы разные. И вы вместе. И раз он в тебе… Я буду молиться за тебя, Рома, и заодно молиться за него. Пожалуйста, вернись. ВерниТЕСЬ. Мы будем ждать.

— Мы? — снова не понял я.

— Я и Анабель. Она только строит из себя буку, но ты ей симпатичен. Причём ты как Рома.

Она уставилась в моё лицо. Принялась внимательно ощупывать его ладошкой.

— Поразительно!

Снова поцелуй, но на сей раз лёгкий, невесомый.

— А ты к ней ни капельки не ревнуешь?

— Дурачок.

Мы стояли и смотрели. Она на меня, я на неё. Наконец прощание подошло к концу.

— Возвращайтесь!.. — прошептала она, тяжело вздохнула и отстранилась.

Когда вышли на улицу, Рыжик мысленно отряхнулась и преобразилась. Перед занимавшими почти весь двор воинами предстала дочь воителя, сестра воителя и жена воителя — особа гордая, суровая, с жёстким взглядом, полным многовекового достоинства людей, привыкших повелевать. Ни следа бури эмоций, что творилась минуту назад.

Провожать нас высыпало всё население замка. Я уважительно кивнул министрам, подмигнул отдельно стоявшей Марине. Прошёл к Тришке, держащему за поводья Дружка. Моего четвероногого друга конюхи вычистили вчера так, что он сверкал, наверное, на солнце и был этим крайне доволен. Дружок чувствовал, что впереди приключение, скачка на открытых пространствах, радовался и проявлял нетерпение. Сунул ему приготовленную с вечера морковку, потрепал по морде. Тот довольно всхрапнул.

— Понабегаешься ещё, Дружок, — грустно сказал ему. — Надоест ещё. Да ладно, хороший, хороший конь!

— Вашсиятельство, эта… Готово всё, — отчитался Трифон. Одет он был в кожаную броню (стальная не положена пока, как и кольчуга), здоровенный, плечистый, за спиной приторочен
большой, под стать габаритам арбалет, с которым все дни до отъезда до кровавых мозолей пропадал на замковом стрельбище. Говорят чему-то научился — потом на привале проверю. В общем, грозный парень.

Мысленно его похвалил и оглядел смурное воинство. Почти всех провожали семьи — вчера с вечера в замке был открыт безвозбранный вход членам семей тех, кто выступает. А кто-то из бойцов наоборот, ночевал в посёлке, а сегодня приехал с семьёй или хотя бы с женой. Настрой у всех был… Как у воинов, собирающихся на войну. Хотя официально мы вроде как просто шугануть разбойников едем. Благодаря Вольдемару, сотня правильно поняла реальную цель похода и морально подготовилась — это Тихой Смерти в плюс.

Отдельно умилил вид медных фляжек на боках коней почти у каждого воина. Малой и большой. Ибо вчера эти фляжки чуть не стали началом моего конца.

— Орлы! Завтра идём в поход! — начал я лекцию, собрав всех, кто участвует, тут же, во дворе замка. Стоял полдень, время распустить всех попрощаться с семьями, это собрание было последнее перед выходом. То есть присутствовали все, кто будет завтра, только без коней и оружия. — И прежде чем пойдём готовиться, хочу сделать вам подарок. На самом деле это не графский подарок, а королевский, но что-то подсказывает, что «спасибо» вы мне за него скажете очень не скоро, а поначалу так вообще будете люто ненавидеть.

— И что ж за подарок? — с улыбкой крикнул один из десятников.

— Фляжки. Не простые. Медные. С завинчивающимися крышками. — Я продемонстрировал им хайтек от мастера Соломона из Аквилеи. Литые медные фляжки, заказанные мною отдельно от всех остальных заказов, с пометкой «срочно». По ним не торговался и взял практически по рознице, хорошо ещё, что старик не стал драть за срочность двойную или тройную цену. Для средневековья это крайне недешёвые игрушки. Кстати о чём уже все уши прожужжал Ансельмо, ибо расплачиваться с мастером будет он, когда после нашего отъезда поедет в Аквилею по делам. Я дал мастеру вексель-расписку, и ему нужно будет погасить его золотом.

Фляжка завинчивалась обычной «мерной» пробкой с архимедовым винтом, по образцу знакомой мне с детства отцовой «афганки» — небольшой металлической фляжки, что он привёз из армии. Внутри крышки для герметизации была использована не резина, а… Пробка. В смысле пробка дерева. Пробку тут прекрасно знали, и понятия не имею, завоз из прошлого мира это или местное растение. Её как и у нас в основном используют для виноделия, и точно знаю, много пробковых плантаций у моего заклятого соседа герцога Алькантары, то есть у аквилейцев под боком. Виноделие тут стратегическая отрасль, ибо чая и кофе нет, а обезораживать местную воду можно либо потребляя её в виде вина, либо в виде эля или пива. Бизнес по пробке развит.

Боялся, что пробка не выдержит нагрузки, фляга не будет герметичной и вода начнёт протекать через крышку, но мастера сделали на совесть — крышка держала. И на маленькой фляге, и на большой, «трёхлитровой». «Трёхлитровая» условно, мне по объёму она напоминала три наших литра, сколько там в реальности…

Мы успели забрать только несколько штук, точнее десять больших и то ли двенадцать, то ли тринадцать маленьких. Остальные четыре сотни тех и тех привезли несколько дней назад, как раз к нашему выходу успели. Возницы же привезли и письма из моего особняка, откуда все узнали от том, что приезжают Тит и некая Илона Харальдовна, а я узнал последние новости от партнёров. Деловая переписка через Аквилею осуществляется через особняк и лично Мари, в этом нет ничего запредельного. Перевоз организовала бывшая любовь отца, а не гильдия литейщиков. Кстати там было письмо от Сертории/Фуэго, но его я прочитаю позже, на марше. Вроде как оставила его, уезжая домой в Альмерию, уже достаточно давно, так что с этим успеется.

— Парни, — тяжело вздохнув, замотал я головой, отгоняя тяжёлые мысли, — у меня есть для вас информация. Очень серьёзная, чтобы вы поняли, мне совершенно не до шуток. И касается она нашего здоровья.

— Нашего? — голос из толпы воинов.

— Да. Моего. Вашего. Здоровья всех. Ибо скорость войска зависит от скорости самого медленного бойца, а боеспособность от здоровья всех составляющих его воинов. Да что там, я и сам под богом хожу, и сам могу слечь с болячкой.

С этим тут не шутили. Только что, буквально вчера, умерли мои родители — старый граф с женой. А с ними ещё немало обитателей замка, в том числе какое-то количество воинов. То, что Марко попал сюда, был переведён с фронтира — результат мора. Часть выбывших воинов заменили, отозвав с границы, ибо только там, на фронтирах, постоянно осуществляется набор новых бойцов. В замковой, «преторианской» сотне не место новикам, только те, у кого есть опыт, и получается круговорот воинов по графству.

— А потому, орлы, — продолжил я, — у меня для вас информация. Не могу назвать её источник, но могу поклясться на чём угодно, что это так, как бы нереально ни звучало. Потому прошу поверить мне. Просто поверить. Что это так, а не иначе. И сделать так, как потребую, а я потребую.

— Граф, давай уже к делу, — снова крикнул кто-то из десятников.

— Не томи! — добавил другой.

— Это — фляжки, — поднял я металлические изделия, упакованные, как и отцова, в парусиновый мешочек с петлёй, над головой, чтобы все видели. — Медные. Для воды. Две штуки. Одна маленькая — для носки с собой, возможно на теле, возможно на поясе, чтобы всегда была под рукой. Другая, большая и плоская — для крепления у седла. Малая — на три либры, большая — на десять.

Либра это треть литра, значит фляжки для моего внутреннего «я» условно «литровые» и «трёхлитровые».

— Сюда вы, каждый из вас… Каждый из НАС, включая меня… Мы будем наливать сюда воду. Хорошую воду, безопасную для питья. А именно — кипячёную. Для подготовки такой воды прошу выделить в каждом десятке особого человека, который будет на привалах воду кипятить и остужать. И пить в дороге мы все будем ТОЛЬКО ЕЁ!!!

В замковом дворе повисла напряженная тишина. Ибо правило, что в боевом походе не напиваться, введено не моим отцом, отнюдь. Здесь, на границе, это правило написано кровью тех, кто его не соблюдал. А значит МНОГО вина или пива не выпьешь — десятник увидит и хана, минимум месячное жалование в минус.

— Дозволяю пользоваться любыми средствами, любым количеством дров, но обязательно кипятить всю воду, которую будем пить! И разрешаю пить ТОЛЬКО её, какие бы ни были рядом ручьи, родники и колодцы.

— Но почему? — Обиженный и недовольный возглас рядового из толпы, и это, кажется, общее настроение, просто у большинства личного состава ещё не прошло недоумение.

— Потому, что в воде, обычной, не кипячённой, МИКРОБЫ, — пояснил я.

Снова звенящая тишина. Всеобщее непонимание. Злость на лицах — граф опять чудит. И я продолжил пояснять:

— Снова повторюсь, мне сложно объяснить, откуда знаю это, но поверьте, это так. Вокруг нас полно разной живности, которую мы видим. Мухи. Червяки, Жуки. Блохи. Вши. Другая гадость. Но есть живность, которую обычным глазом не разглядишь. Она похожа на плоских червяков, но только настолько маленьких, что как ни вглядывайся, не увидишь. Но эти червяки есть! Потому их и назвали, МИКРОбы, от греческого слово «микрос», маленький. Что они такие маленькие, что их не видно.

— Кто ж их так назвал-то по чужански? — Ироничный выкрик кого-то из рядовых.

— Не важно. Те, кто разглядел. Это греки были, греки вообще умные. К сожалению чтобы нам разглядеть, надо сделать прибор с очень тонко настроенными маленькими зеркалами и выгнутыми стекляшками — линзами. И наши стеклодувы такое сделать пока не в состоянии.

— Хуже греков что ли?

— Хуже, — согласно кивнул я головой. — Сильно хуже. Нам такие технологии пока и не снились, я даже загружать стеклодувов не стану — не потянут.

— А мож ты врёшь всё, вашсиятельство? Преувеличиваешь? — снова выкрик какого-то рядового, с ехидной ухмылкой. Меня начало разбирать зло, а с моей нестабильностью это чревато. В первую очередь тем, что войско может «забить» на приказ, причислив её к графской блажи. И авторитет Рикардо как владетеля будет безнадёжно испорчен.

— Да тихо ты! — окрик его десятника. — Продолжай, вашсиятельство.

Этот десятник отнёсся к моей информации спокойно, с трепетом. Возможно знал чуть больше, чем положено — в маленьком тесном замке тайн практически ни у кого ни от кого нету. Но мне это придало уверенности.

— Это я к чему? Это я к тому, что у тех людей рассмотреть козявок получилось. Возможно со временем и у нас получится, я не говорю, что мы хуже, просто ПОКА не достигли такого уровня стекловарения. И мы придём к тем же вывозам, что и они, но при этом неизвестно сколькими жизнями за эту задержку заплатим.

А эти люди, греки, выяснили, что маленькие червячки и есть возбудители болезней. Кровавый понос, лихорадка, эпидении и многие другие. Эти червячки везде вокруг нас, но обычно их не много, и когда мы пьём чистую воду и едим чистую пищу, наш организм борется с ними и справляется.

Но когда козявок становится выше донжона, он не успевает убить всех, и человек заражается. Я, ты, ты, ты! Любой из нас! — начал тыкать я пальцем воинов произвольно. — Да что далеко ходить, тот же понос! Самое первое что они могут вызвать. И это в лучшем случае.

А ежели они попадают через рану, в кровь — так то совсем худо. Вот вам пример, отчего если болт воткнуть в землю, то после достаточно им только ранить, человек сам подыхает через время от лихорадки?

Тишина.

— Потому, что в земле червяков много, ОЧЕНЬ много! — расширил я глаза. — И болт заносит их прямо в кровь, заражая напрямую. Кто сталкивался с ранами от стрел и болтов, которые втыкали в землю? Реально ли после такого ранения выжить?

— Очень сложно. Знаю всего несколько случаев, — прокомментировал седовласый усатый десятник справа от меня. — Вот тут, вашсиятельство, я готов поверить. Но то, что воду пить…

— Если мы пьём воду из обычного колодца, откуда берём её постоянно, то там постоянно образуется новая вода, — с энтузиазмом продолжал я. — Она фильтруется через песок, и маленьких козявок в ней мало. Но если, например, берём воду из ручья, а выше по течению в него гадят коровы или лошади… То понос я вам гарантирую! А если выше лежат трупы, например как бывает во время осады или после битвы — то гарантирую эпидемию!

— А коровы и лошади тут при чём? — снова выкрик «из зала».

— А при том, что больше, чем в земле, этих микробов только в говне. — Дружные смешки, но я не обращал на них внимания. — Любом говне, как человеческом, так и скотском. Потому, что питаются они продуктами разложения. В земле это прелые листья и трава. В говне это… Само говно.

Новый взрыв смеха. Вялый, ибо народ в основном над моими словами задумался.

— Если мы в походе, то где бы мы ни поставили свои нужники, мы убережёмся только от своего говна. Но навоз и моча коней всё равно может попасть в наши котелки и фляжки, так как они пасутся выше по течению, или рядом со стоком. А хуже всего, если к нам попадут микробы от уже больного человека. Да тем же поносом больного! Больной не вымыл руки после нужника, прикоснулся к чему-то, это что-то взял другой, прикоснулся к еде… И от одного заразившегося сляжет весь взво… Весь десяток. А за ним полсотни. Хуже может быть только контакт с завонявшим сладковатым трупом — от трупов самые суровые эпидемии

А потому мы не имеем права дать заболеть даже единому члену своей сотни! И потому я обязываю всех в боевом походе строжайше соблюдать правила СА-НИ-ТА-РИИ, то есть правила, чтоб не заразиться. Все трупы — закапывать или сжигать. Своих — хороним, противника — в костёр. Воду — только кипячёную. Еду — только варёную или жареную, никакого сырого. Руки перед едой — мыть, особенно после нужника, и мыть желательно с золой или мылом. Потому, как на руках тоже копятся и переносятся микробы. Да-да, можете рассматривать свои руки сколько угодно, но козявок не увидите, и тем не менее они там есть.

— А ежели это всё неправда, сеньор граф? — новый осторожный возглас из толпы.

— Это правда. Могу развить тему. В Аквилее я провёл операцию — зашил отроку Титу из своего десятка брюхо. Его напарники мне помогали, можете расспросить их. И знаете почему Тит выжил?

Эту историю все знали — отроки постарались. Меня описывали прямо как гения от медицины, не раз приходилось краснеть, когда кто-то из замка мою персону нахваливал.

— Да потому, что рану я постоянно поливал крепким вином с уксусом! — заорал я, чувствуя, что на грани. — Очень крепким! А крепкое вино, как и уксус, убивают этих самых микробов. Я поливал вином руки, рану, иглу, которой шить, и нитки. И ни один не проник в кровь, и рана быстро зажила. И Тит скоро вернётся, нагонит нас.

А вот если бы не помыл руки, да ещё после трупа, да обслюнявил бы нитку, напустив туда микробов из своего рта, наверняка бы он преставился, если бы только господь лично не дал бы ему шанса. А он далеко не всем даёт. Потому мой завет — все лекарские инструменты перед использованием — обжигать огнём, так как огонь убивает всех козявок, какие есть. Раны поливать крепким вином, насколько крепким какое только бывает, и с этой целью наша лекарка должна будет в скором времени изготовить специальное очень крепкое средство для ран. Если повезёт, нам его наготовят несколько бочек, к возвращению с севера графства, перед походом в Лимесию. И поливать вино надо не внутрь, а именно снаружи, на рану, орлы! — Смешки. Действительно, это первое, что «орлы» сделают. — Только тогда у вас будет шанс не сдохнуть, а дожить до конца войны, чтобы вернуться к семье и любимым с награбленным. Иначе на кой нам война, если ходить на неё только дохнуть?

Зарядил. По массовке прошёл гул, но сейчас более одобрительный, чем недовольный.

— И да, нитку и иголку лекарские тоже обрабатывать крепким вином. И руки тех, кто прикасается к ране. А если лекарь не моет руки и слюнявит нитку — дать ему в морду, бесовскому выродку. Всё поняли?

— А как же господь, вашсиятельство? Падре учат, что от его воли зависит, даст он человеку шанс или нет. — Ещё один голос, кто-то из молодых и дерзких воинов. Возможно, просто набожных.

— А давайте я вам расскажу притчу, как это работает? — зло усмехнулся я. Самое сложное позади — я рассказал один из секретов своего мира. Теперь надо постараться сделать так, чтобы в моём войске, в моём замке это заработало. На остальных покамест плевать — всех сразу не спасёшь.

— Жил да был один священник, — начал я витиевато, примеряя на себя роль эстрадного артиста, ибо в моём мире эта история — банальный анекдот. — И был он до того праведный, что бог любил его, и помогал выкручиваться из любых передряг, какие в его жизни только выпадали. Разбойники там шалят, в плен возьмут, звери дикие нападут, ещё какая беда — всегда этот падре выходил сухим из воды. Но вот однажды река в деревне, где он жил, разлилась. И деревню начало затапливать. Но он, зная, что господь любит его, сел перед церковью в кресло-качалку и просто ждал спасения.

Гул переговоров вокруг. «Идиот этот падре» — читалось на всех лицах. — «И граф чудит».

— Вокруг крестьяне покидали на телеги что смогли и бегом на ближайшие холмы, а он сидит, — продолжал я. — Ему говорят:

— Падре! У нас вот тут на телеге одно место, давай с нами!

Но тот отвечает:

— Господь любит меня. Он не даст мне умереть.

Смешки, но осторожные. Вера тут не пустой звук. Тут верят искренне. Нам, детям атеистического века не понять, пока сами тут не побываем.

— А вода всё выше и выше, — нагнетал я. — И вот уже до второго этажа достаёт. А падре сидит на втором этаже в кресле и в ус не дует. Тут мимо мужики на плоту плывут — добро какое можно спасали. Кричат:

— Падре, давай к нам, у нас как раз одно место на плоту осталось! Как раз ты поместишься!

Но священник отвечает:

— Я верю в господа. Он не даст мне умереть.

Снова смешки, но уж слишком жидкие. Да, не балует этот век детей своих развлечениями. И эстрада, или как его теперь модно называть «стэндап», чем я сейчас занимаюсь, тут в диковинку.

— А вода всю деревню затопила. Перебрался падре на колокольню — только она над водой торчит. И тут плывёт мимо лодка. Из лодки люди увидели его, кричат:

— Святой отец! Давай к нам, у нас место в лодке осталось, как раз для тебя!

Но он снова говорит:

— Не надо. Господь не даст мне умереть.

Я сделал паузу, выпучил глаза и закончил:

— Вот только вода накрыла ту церквушку с колокольней. И падре утонул.

Гробовая тишина. Я играл с огнём, и потому всем было кровно необходимо узнать концовку — ради чего похоронил и унизил такого персонажа?

— И что вы думаете? — продолжил я, не сдержав ироничную усмешку. — Попал он в рай, так как был праведником. Встретил там бога. И говорит:

— Господь всемогущий! Но я ведь так верил в тебя! Почему ты дал мне умереть?

— А что, в раю вот так бога можно встретить? — раздался выкрик, и не понял от кого.

— Да кто ж его знает. Это ж притча.

— А ну цыц! Продолжай, сиятельство! — А это десятник на своего бойца. Я продолжил:

— А бог почесал лоб и говорит: «Слушай, ты, придурок! А кому я посылал телегу, плот и лодку?»

Тишина. Секунда, пять. Десять. Редкие смешки. Всё больше и больше… И, наконец, двор замка огласил дружный ржач сотни глоток. Однако учитывая некоторых местных фанатиков, лично мне смешно не было. А потому я не успокоился продолжал далее:

— У меня в подвале тут один сидит, ждёт пока за ним из епархии приедут. Тоже говорит, что лечиться надо одной молитвой и только ею. Вот только бог не даёт благоденствие просто так! — Мои глаза вновь загорелись — ненавижу фанатиков и мракобесие. — Он даёт ИНСТРУМЕНТ для нашего спасения, благодаря которому, если ты не идиот, сможешь себе помочь. И если ты молишься ему о здоровье — он может дать тебе победить болезнь. А может, мать вашу, послать к вам лекаря, который даст вам от неё лекарство!

Я орал, выпучив глаза, и чувствовал, как вокруг от тела исходит жар. Я снова горел от эмоций, в прямом смысле слова объялся пламенем, и снова одежда на мне не пострадала. Расту похоже! Успокоился, взял себя в руки. Лица же всей суровой солдатни вытянулись и смотрели с недоумением и серьёзностью — поняли, что это далеко не шутки.

— Может быть вы не сможете выздороветь сами, но к вам придёт лекарь и даст вам лекарство если вы больны, — продолжал я, погасив вокруг себя огненный ореол. — Может проезжающий мимо купец попросит подковать лошадь и заплатит, если вы голодны, и вы купите поесть на заработанные деньги, а не в тупую найдёте хлеб на улице. Если вы едва сводите концы с концами, он не пошлёт вам денег — вы не найдёте кошель на улице, не найдёте клад, но, может вы найдёте хорошую работу на хорошего сеньора? Пути господни неисповедимы, так может, мать вашу, господь послал вам меня, говорящего какую воду пить, чтоб не сдохнуть в походе от лихорадки и геморроя? Кто вам дал право решать за него, что послано рукой его, а что нет?

Тишина.

— А ещё наша травница Анабель. Она знает лекарство от этих самых микробов. И уже дала его нескольким окрестным крестьянам, для пробы.

Народ зашушукался — за похождениями Анабель следит весь замок. Во-первых лекарка, уже на виду. Молодая — для мужской части замка на особом виду. И моя любовница — отдельная одна тема для сплетен. А учитывая то, что став вольной характерец у неё теперь дай боже… В общем, Анабель тут уже легенда.

— Наша травница Анабель знает лекарство, убивающее микробов. Но пока ещё только работает над ним, пока ещё оно не доведено до ума. Но несколько спасённых крестьян у неё уже есть. А завтра спасёнными её лекарством можете оказаться вы. Так может господь послал её нам с вами, чтобы мы выжили после страшных ран, которые получим в бою? Может именно это — воля его?

Внимательно оглядел всю сотню своих воинов. Воины глаза не прятали, но на лицах читалось смятение.

— Так это или иначе, — решил заканчивать я, — я издаю суровый, но необходимый приказ. Любого, кого увижу, кто пьёт некипячёную воду, не вино и не пиво, лишаю жалования за один месяц, а десятника — на два месяца.

Ропот. Недовольные свист и выкрики. Дождавшись, когда народ просвистится, продолжил:

— Но при этом Я САМ буду выполнять своё же распоряжение, и свидетелем мне в том — великие боги! — Воздел лицо кверху. Шушукание прекратилось. Боги для большинства — ипостаси единого христианского бога, моя оговорка тут никого не покоробила, хотя я оговорился. — Мужчины, я знаю что говорю, — снова окинул всех взглядом… Хозяина. Поводыря. — Как бы смешно ни звучали мои слова, они существуют. И я первый буду выполнять всё предписанное, так как я первый не желаю сдохнуть от эпидемии.

А ещё предлагаю всем вам пари. Заключаем его сегодня, коллективно вы против одного меня. Вы выполняете моё требование по воде, и после похода мы считаем, кого сколько потеряли по болезням, и если окажется что я не прав, я даю каждому в компенсацию по пятисотлибровому бочонку хорошего вина. КАЖДОМУ!!!

Гул в массовке, на сей раз одобрительный. Кажется, вот тут я угадал — без этого шага, без пари, на меня бы через пару дней забили. А так — есть шансы, хорошее вино недешевое, а кисляк отдавать по проигранному пари — недостойно сиятельного графа.

— Если я выигрываю, и вы признаете, что САНИТАРИЯ в походе помогает — вы ничего мне не должны, но правила этой самой санитарии во время походов соблюдаете с этого момента и до скончания дней, пока работаете на графа Пуэбло.

Ещё более одобрительный гул. Что ж, не пари а сказка. Они в любом случае ничего не теряют. Если прав я — они… Не будут болеть. В походе от небоевых потерь теряется как бы не больше воинов, чем от сечи. Если я неправ — они получают стапятидесятилитровый бочонок хорошего недешёвого вина, а такая вещь в хозяйстве точно пригодится.

— Итак, каждому из вас отныне по штатному расписанию полагается по две фляги. Фляги замотаны в парусину, и если их смочить, то при езде от испарения вода внутри станет чуточку прохладнее. Завтра к выходу прошу набрать в каждую воды, и в дороге соблюдать все требования, иначе буду считать пари выигранным. У меня всё, прошу подойти забрать свой подарок, и можете готовиться к завтрашнему походу.

* * *
У китайцев есть в истории такое событие, «Великий Поход». Если не вдаваться в подробности, то китайские коммунисты, пользующиеся поддержкой в аграрных южных провинциях, поняли, что они проигрывают, что рано или поздно их задавят правительственные войска, и решились на радикальную смену дислокации. И организованно двинулись на север страны, откуда, из СССР, им бы поступала помощь и инструкторы. Ну, китайцы такие китайцы, собрались и пошли. Поход был крайне тяжёлый, до пункта назначения дошло то ли двадцать, то ли десять процентов тех, кто вышел. Остальные — присоединились в дороге (общая численность армии как бы осталась той же, просто изменился состав). Там же выдвинулся вперёд и товарищ Мао, до этого не являвшийся лидером. Ну, а там война с японцами, война с правительственными войсками, победа, учреждение КНР, все дела. Но если бы не было того похода, который воспевают во всех их хрониках и учебниках истории, не было бы современного Китая.

Мы выехали за ворота замка, и ехали не оглядываясь. Так здесь принято. Нельзя смотреть назад. Чем-то отдавало традициями викингов, и я не помнил, были ли они распространены у народов, поселившихся в Иберии при римлянах? Сами викинги — да, уже были, но собственно терроризировать Европу стали чутка позже. Ответа не знал, но факт — тут так принято, и точка. Ехали в молчании, не до разговоров настроение, и точно знали, со стен и башен на нас смотрит всё население замка, все родные и близкие. Слева вдалеке копали ров каторжане, которых снова прибавилось. Буквально вчера раздал последних слонов, заменил «овцам», то есть по моему мнению тем, кого можно простить, пожизненную каторгу на сроки от трёх до пяти лет, и когда буду судить следующих — фиг знает. Наш путь лежал на север, к действующему броду на Светлой. Ибо мы, по заветам отца, все двигались верхами, без повозок. Говорят, что только в Пуэбло такие лихие и быстрые ребята, остальные до новаций отца если и додумались, то внедрять не стали — дорого. Угу, жизнь дороже, а у нас граница под боком.

Календарь показывал девятое Апреля, разгар местной весны. Месяцы здесь длинные, дней по сорок, в конце мая будут уже первые полноценные урожаи. Я планировал навестить одну несвятую святую по имени Магдалена и вернуться, сменив доспех и оружие сотни с лёгкого на тяжёлое, пару недель передохнуть, и выдвинуться к границе, где и будем встречать степняков. Но я ошибался, и в замок вернусь очень и очень нескоро; очешуенно нескоро для моих радикальных планов. И этот поход, начавшийся как рейд по местам скопления разбойников (официально), а фактически рейд против одного зарвавшегося города (бывшего моего кстати, отколовшегося, а потому я горю особым желанием навести там шороху), этот поход будут называть Великим и приводить в пример поколениям юных безусых воинов после меня.

Но это будет потом, и я понятия не имел, что так сильно задержусь. Хотя к факту того, что задержаться, возможно, придётся, относился спокойно — ещё Иосиф Коба Джугашвили говорил, что есть логика намерений и логика обстоятельств, и логика обстоятельств гораздо сильнее логики намерений. Я был заранее готов к чему угодно. А ещё помнил сформулированный самим собою недавно Главный Девиз Попаданца — удивлять. Постоянно. Всегда. А это подразумевает мобильность. Наверное поэтому все перипетии воспринял спокойно, со стоицизмом, присущим опытному мужу, а не отроку. И тем не менее, сейчас я ни о чём не думал, кроме одного — надо каким-то образом заставить чёртовых купчишек помочь найти уродов, промышляющих на моих дорогах. Тех из их организации, кто занимается сбытом. А это задача сильно нетривиальная.

— Граф, к тебе! — бросил Сигизмунд. Я обернулся в сторону, куда он показывал. И увидел, как справа, через поля, что очень опасно, на бричке нас пытается нагнать одна знакомая особа. Тут поля не распаханы, считаются замковыми выпасами, и на выпасах этих полно камней и ям. Сейчас перевернётся, сломает шею… Да ну нафиг!

— Догоню! — Я бросил Лавру поводья сменных лошадей (Трифон ехал сзади, несколько дальше) и пустил дружка рысью наперерез. Замахал, чтобы сеньорита бабушка, а это была она, остановилась. Бьёрн и Марко двинулись следом, но на почтительном расстоянии — после случая с тем самым Марко Вольдемар так им вставил, что отныне одного меня оставят или в спальне с сеньоритами, или в нужнике, без вариантов. Подъехал к остановившейся бричке, перешёл на шаг, а затем остановил Дружка. Соскочил. Пока едем по своей территории, кольчуги и доспехи возим на вьючных. Это неправда, когда в фильмах показывают, что воины средневековья всегда в доспехах. Хрен там — тяжело и жарко, а ещё натирают шибко. Потеешь в них, воняешь… Треш короче. Надевают их или перед боем, или когда едешь по враждебной территории, иначе нафиг-нафиг. А потому спрыгнул я легко, и сразу сгробастал сеньориту в крепкие объятия.

— Рома, я…

Анабель зарыдала.

— Прости. Я хотела успеть. Но пациент… Я не могла дать ему умереть…

— Всё правильно. Всё верно, подбодрил я, гладя её волосы. — Ты умница. Ты единственная умница в этом жестоком мире!

— Он выжил. Он ТОЖЕ выжил, Рома! Представляешь? — Она подняла мордашку, и засияла от счастья. — Это на самом деле пенициллин! Мне повезло, почти с первой попытки!

— Почти?

— Это второй посев.

Ничего не понял, лишь снова прижал её к себе.

— Я всю ночь работала, готовила. Получилось одиннадцать доз. Было больше, но четыре недавно «ушли» на пробы. Крестьянам. Одну мы вместе возили.

— Помню, — кивнул я.

— Посев был маленьким. Я поставила новый, из него, много, доз сто сделаю. И больше. Но нужно время. Грибы не хотят размножаться быстрее, чем могут, как сладко их не корми.

Это точно. Сколько плесень ни корми, быстрее расти не будет.

— Сахар передали? На сахаре получится? — вспомнил я один из оговорённых, но не утверждённых вопросов.

— Конечно. И сахар использую, и мёд. Потом сравню что лучше. Но всё равно нужно ещё время, Ром. Ты пожалуйста пока не сильно воюй. Пока слишком мало пенициллина для полноценной войны. Я знаю, как это, выбирать, кому дать лекарство, кому нет, оставляя умирать. Это бремя выбора… Оно слишком тяжело. — Она грустно вздохнула.

— Понимаю. Обещаю, сильно людьми рисковать не буду. А к возвращению ты наготовишь много-много порошка, да?

Она уткнулась мне в плечо.

— Анабель, я без ума от тебя. Ты мне нравишься. И мне плевать, что в реальности ты в два раза старше.

Подняла глаза. Посмотрела нежно-нежно, с доверием, которого никогда ранее не было.

— Рома, ты только вернись, хорошо?

— Постараюсь.

Потом мы целовались. Я — её целовал, она — меня. Было до обидного жаль, что ночью её не было, тем более с Астрид они поладили. И сестрёнка ночью клялась-божилась, что не тронет её. Согласилась, что Анабель — рука божья, и это вне зависимости от меня и моих личных качеств, от факта моего вселения в её брата. А ещё сказала, что следит за её работой, и то, что трое крестьян вместо всевышнего видят этот свет и своих родственников… В общем, нельзя убивать таких людей, как бы сильно их ни ненавидела.

— Я буду ждать тебя! — выдала Анабель, отдышавшись.

— Я вернусь. Обещаю.

— Хорошо. — Снова прижалась к груди.

— Не забудь ещё и про спирт. Буду учить народ промывать раны. Спирта надо много.

— Постараюсь. Пока все силы бросила на пенициллин, не до перегонки было. Но твои кузнецы уже сделали всё необходимое, бочка есть. Теперь гончары нажгут насадку, и…

— Гончары? Насадку? — не понял я.

— Ну да. — Она отстранилась и посмотрела мне в глаза. — Это будет ректификационная колонна. С насадками. Не буду же я возиться с поэтапными перегонками? Настроим колонну, и будет круглые сутки выдавать спирт без остановки. Медицинскую концентрацию не обещаю, но градусов семьдесят — сделаем.

— Я и слов таких не знаю, — усмехнулся я. — Ре-кти…

— Ректификация. Мы такое делали в универе. На химии. Не забыл, я в Амстердаме училась? И в Кёльне. И в Гамбурге. Там хорошие университеты. Давно было, но я хорошо помню. Я вообще хорошо помню, что давно было, не то, что недавно… — Тяжёлый вздох.

— Ты теперь снова молодая. — Провёл ей пальцем по щеке. — Наслаждайся. Потом, в ЭТОЙ старости, снова будешь хорошо помнить, что было сейчас.

Мне в лопатку врезался её кулак. Но тут же смягчившись, она произнесла:

— Спасибо… — И так романтичненько покраснела. — Но всё равно буду ждать тебя. Не хочу в разнос идти, — нахмурившись, заявила она. — Даже твоя Астрид е##тся со всеми подряд, а я… Не хочу. Прошла через это когда-то, не стоит оно того.

— А это правильно. — Снова поцеловал её. Быть для кого-то единственным мужчиной? Учитывая местное блядство, и как все спокойно его воспринимают… Это круто!

— В общем, смотри, — вернулась она к бричке, достала с пола парусиновую сумку, из которой извлекла… Деревянную коробочку-ларец. Откинула крышку. Внутри был серый плохо, но терпимо пахнувший порошок. — Смотри, мастера мне будут делать вот такие коробочки для дозировок, с деревянными замочками. Открыть легко, замочки только чтобы случайно, от тряски не открылись. Здесь на одну кружку одна доза. Должна помочь, но если не помогла — можно через время дать вторую. Сразу не надо — пенициллин по сути яд, можно и от него кони двинуть. Береги! Больше нету. И когда будут — не знаю.

— Спасибо. — Я закрыл коробочку, заперев её простым, но достаточно надёжным с виду деревянным же механихмом. Ларчики не для драгоценностей, сойдут и такие. Полиэтиленовых мешочков тут пока не придумали. Заглянул в сумку. Там лежало ещё несколько таких. Вес порошка — так себе, коробочка намного тяжелее содержимого, но дерево хорошее, должно уберечь от излишней влаги. Вес оправдан.

— Возвращайся. — Анабель снова прыгнула на меня, впиваясь губами поцелуем.

Сотню нагнали быстро, хотя не спешили. Я ехал задумчивый, с дурацкой улыбкой на лице. Парни понимающе усмехались, отвернувшись в сторону — типа за местностью следили.

Снова было искушение обернуться. На виднеющийся далеко-далеко замок, где на башнях всё ещё стоят наши жёны и подруги, и, конечно, моя сестрёнка. Точнее сестрёнка Ричи, моя любовница. И чуть ближе, где также в спину нам смотрит, махая мне платочком, человек из двадцатого века, пусть и попавший сюда из двадцать первого.

У самого брода, а точнее на той его стороне, к нашей сотне подъехали трое седовласых воинов, держащих на поводу по две вьючных и одного заводного коня. Были в гражданском, но по выправке чувствовалось, что они именно воины. Я не видел, как их приветствовали «старослужащие», так как к броду подъехал последним и терпеливо ждал, пока переправятся все (а куда спешить), но судя по тому, что их оставили стоять на той стороне и ждать нас, люди эти в сотне известные.

И что это так на самом деле я убедился, когда сам переправился через достаточно бурный по-весеннему поток. Светлая уже унесла к морю основную воду от тающего снега — месяцы тут длинные, а зима тёплая. Брод уже можно пересечь верхом на коне. Переправлялся я не первый раз, Рикардо делал это не единожды, потому страха не испытывал. И как только оказался на той стороне, узнал одного из подъезжающей троицы, и был одновременно удивлён и рад.

Они ехали явно издалека. Куда ездили, где были — потом узнаю, но судя по всему, этот человек отнёсся к заданию максимально серьёзно. И лица его и двух его спутников, кроме уважительного почтения, сияли радостью, какая бывает только при выполнении трудного опасного задания.

— Вашсиятельство, эта… Я вернулся. Как обещал.

— Здравствуй, Олаф, — расплылся я в улыбке. Слез с коня и заключил старого воина в объятия. — А я как раз вспоминал тебя на днях. Где ты, да как твоя миссия.

— Миссия успешно, — кивнул тот, кого я прозвал Мартином Лютером Кингом. — Но разговор долгий, обсказывать долго. Опоздали мы.

— А что так? — нахмурился я.

— Да вот на фронтир ездил, за другом своим. — Олаф представил мне обоих друзей. Все трое — однополчане. Двое — старосты, включая Олафа, третий открыл таверну при одном из фронтиров.

— В общем, мы тут всё обмозговали, и решили, что есть способ решить задачу. Нам как быть, ваше сиятельство в замке ждать? Скоро обернётесь?

Я повернулся в сторону замка. Сейчас уже можно, далеко отъехали, да и я ж по делу.

— Знаешь что, Олаф Дубовый Щит, а отдохните-ка вы в замке сутки-другие, в терму сходите, кони пусть отдохнут. Потом возьмите всего, что требуется, и догоняйте. Мы направимся в Санта-Магдалену, если что — там и пересечёмся.

— Хорошо, вашсиятельство. Сделаем, — кивнул воин.

— Уж больно хочу послушать, что придумали мои самые опытные и надёжные орлы! — во всю ширь улыбнулся я.

Старики зарделись, но не засмущались. Похвала заслужена, восприняли её как данность.

— Будет исполнено, ваше сиятельство! — вразнобой выкрикнули все трое.

— И это, Олаф… Баронесса Кастильяна сейчас главная в замке. Скажи ей, что я просил оказать вам помощь, всю возможную, какая потребуется. Снарядить в путь, овёс с собой, еду, прочее что надо. Вы на моём задании, негоже вам за свой счёт кататься.

— Так мы это…

— Дык нам не сложно…

— Да разве ж мы… — А вот тут старики засмущались.

— Цыц! Я — сказал! — отрезал я. — И ещё… Стиль и дощечка есть?

— У меня есть! — Один из воинов достал из мешка вьючного коня стандартную навощенную дощечку, из массово принятых тут для быстрых записей — чувствуется что староста.

— Пиши. Слово мудрёное, сами не запомните, зачитаете баронессе. «Хи-ро-си-ма». Записал? И напомните ей про оружие, которое может уничтожить город.

— Эт зачем такие сложности? — нахмурил брови Олаф.

— Что вы не «левые», а действительно от меня. Всё запомнили?

— Да, мудрёное слово, — произнёс записавший. — Сами не запомним.

— Точно! Так что собирайтесь, отдохните чутка, и встречаемся в Магдалене… Если до этого не догоните, мы медленно поедем, да ещё с баронами встречаемся.

Старики поехали дальше, через брод и в замок. Я же с отроками снова пустил коней в лёгкую рысь, догоняя идущую быстрым шагом сотню. Великий Поход начался, и что-то подсказывало, он будет очень интересным.

Глава 12. Искусство побеждать или по заветам Сунь Цзы

Четырнадцатое Апреля. Мы не спешили, ехали медленно — смысл загонять людей и коней, если один фиг баронов ждать придётся? Что придётся, не сомневался — слишком я неудобный всем приказ отдал. Да и если так прямочестно, у всех троих мобилизованных баронов карантен наступал вскоре после, я дёргал их раньше времени, причём в разгар посевной, когда у землевладельцев самые проблемы. Жалобы, доносы, споры в распределении земли — короче всё сложно и лучше быть дома. А значит я им должен был как-то «неудобства» компенсировать. И ещё, мобилизовать их прямо перед набегом не смогу — все трое окажутся во «второй линии», то есть отмобилизуются как силы подскока, а с ними у нас всегда проблемы, каждый божий год. Так что они скорее всего не будут спешить, а мне нельзя злиться, наоборот, пользоваться моментом и налаживать личные отношения с вживую, поскольку сейчас, в махровом средневековье, когда абсолютизмом и единым центром управления ещё не пахнет, это единственная стратегия выжить в качестве землевладельца и остаться на плаву. Византийская или Римская империи (это одна и та же империя, но я разделяю её периоды) могли позволить себе спускать любые директивы сверху на места, и там хоть и с неохотой, но брали под козырёк, но в данный момент без личного авторитета «на местах» меня мягко говоря саботируют. А грубо говоря — пошлют.

Селение называлось красиво, «Горки». Как то, где проживал одно время комрад Ленин. Это было похоже на чудо, но нас там уже ждали — передовой дозор загодя предупредил. Угу, он самый, первый из баронов, с которым должны были здесь встретиться — Эммануэль Веласко по прозвищу Ворон. Насколько мне не изменяет память, «Веласко» и есть «ворон», читал об этом в одной нудной художественной книжке, тоже про испанцев, только в далёком будущем. Но в нашем иберийском говоря об этой птице больше используется слово «корво». Хотя в целом по стране понимают обе версии, а почему — память Ричи молчит. (z)

Нас выехала встречать целая делегация — полтора десятка вооружённых воинов. Сам барон с приближёнными рыцарями и телохранами. Оружие никто из ножен не извлекал, это был больше смотр, мол, граф, мы серьёзные ребята, вишь, всё сделали по-взрослому, как ты и написал. Я проникся и отдал Ворону должное.

— Граф, рад приветствовать. — Эммануэль склонил голову в учтивом, но холодном поклоне. Злится.

— Барон… — ответил я взаимностью, но без злости.

— Предлагаю вашему войску не гнать коней, а отдохнуть остаток дня, а завтра с утра выступим совместно далее.

Он тоже не переоценивает других баронов.

— Здравая идея. Покажете где лучше разместиться?

Размещаться нужно близко — войско одно, так, чтобы костры и нужники не мешали друг другу. Да-да, я о санитарии. И чтобы у всех был доступ к воде — Ворон встал лагерем у небольшой речки. На соседних полях, в смысле лугах, паслись кони, и коней у него также как у меня было много — идёт без обоза. Крестьянам будет убыток, лошадки сожрут всю траву, что есть, сена в мае не заготовишь, ну да ладно, ещё второй и третий урожай им останется. Сено не зерно, на него по сути сквозь пальцы все смотрят, во всяком случае у нас в Пуэбло. Оно даже налогом не облагается. Ибо скот три четверти года на выпасе, и сена требуется не так, чтобы очень, а далеко везти бессмысленно. В отличие от того же овса, который учитывается сурово и графством экспортируется. А вообще то, что я пекусь о крестьянах — нонсенс; никто на моём месте о них вообще думать не станет, да тот же Рикардо плевал на них и их благосостояние. Выживут как-нибудь. Ах да, я о лагере — не в посёлке разместились именно по этой причине, надо где-то разместить лошадок, и лучше на воле — трава уже подросла, и хоть невысокая ещё, но скоту хватит. А ещё чтобы бойцы крестьянок не мяли и спиртное у крестьян не забирали. Дисциплина войска в посёлке разлагается, воины в разнос идут а не то, что вы подумали — плевать на крестьянок, да и на вино у мужиков тоже. А так воины вино и пиво у местных за деньги купят (стопудово уже почти всё скупили за пару дней стояния), и крестьянок помнут тех же самых (они при этом сами под благородных бросятся, и таких дофига тоже стопудово), но это уже разложением не считается. Вот как, всего лишь выбор места лагеря, а какие подтексты. Кстати Веласко за бойцами следит, это Ричи слышал ещё при жизни родителей. Беден, воины его голодранцы, а поди ж ты…

В общем, Ворон был крайне мной недоволен. Но по природной готской исполнительности (другая на ум не идёт), получив известие о мобилизации, честно собрал всех своих бойцов и отправился в точку рандеву в оговорённые сроки. Приехал сутки назад, вчера к обеду. Всего воинов у него около ста тридцати человек (по последним поданным спискам), и девяносто шесть пошли с ним.

Тяжёлых копейщиков среди них немного — только памятный десяток, они же телохраны. И поскольку это не та сила, чтобы строем ломать ряды бронированного противника, в основном они все вооружены как средняя кавалерия, то есть мечи/секиры/луки, копья оставили дома. Остальное его воинство хорошо если половина в кольчугу одета — многие в стёганках и кожанках. Но из лука стреляют хорошо все — позже убедился.

— Рикардо, я выполню всё, что обязан, — начал Эммануэль, наконец, говорить о важном, когда мы разместились и воины принялись разводить костры чтобы приготовить обед. Меня, как сюзерена, позвали в палатку к «его милости» в гости, где накормили — не дело это сеньорам ждать, пока каша сварится. Логично в общем. После мы засели за пергаментами с картами, обсуждая дальнейший путь и план действий. — Я выполню всё, что обязан. Но мне не нравится, что ты так «кидаешь» меня. Вообще-то сейчас посевная. Я нужен дома. И мои люди нужны дома.

— Разве? — иронично улыбнулся я. — У тебя плохие старосты и помощники, без тебя не справятся? Тогда у меня плохая для тебя новость — ты хреновый владетель.

Ворон закипел, побагровел, но щадить его самолюбие я не собирался. Барон, как и граф, не должен лично вникать во все мелочи. Для этого у него подчинённые должны быть. «Нет, товарищ лейтенант, вы должны сказать: «Сержант, установите эту мачту».

— Слушай, Эммануэль, раз мы отдыхаем сегодня, пошли порыбачим? — сбил я с него спесь и злость неожиданным
предложением.

— Поры… Что? — не понял он.

— Пошли. Научу.

Эммануэль мой не то, что друг, но, скажем так, хороший собутыльник. Был. Рикардо тогда делал первые шаги взрослой жизни — потоптал Марину, съездил в турне в Таррагону, и, вернувшись, посвятил себя бабам и алкоголю. Под «бабами» тут понимаю не служанок, а вполне себе благородных баронетесс. У него даже условная «невеста» была, натуральная блондиночка (он любил блонди, и мне эта его страсть передалась), с которой в итоге так и не получилось. В смысле дать — дала, получилось, и давала не раз, но затем её быстро сбагрили замуж за другого отцового барона, чтобы я (Рикардо) на неё не сагрился и на самом деле не женился. У бати на меня другие планы были. Красивая девочка, Ричи её до победного (до проклятия Анабель) с теплотой вспоминал, но жениться реально на ней и не думал. И вино в те времена лилось мягко говоря рекой. Эммануэль был из чуть более старшего поколения: если Рикардо наших девятнадцать-двадцать, то Ворону — тридцать. Но что значат эти десять (местных шесть-семь) лет на совместной пьянке?

Его родители умерли ранее. Мать давно, а отец — где-то за года полтора до последней эпидемии. И он как единственный сын встал во главе баронства, «забив» на развлечения. Пил со мной, но только когда бывал в Пуэбло, а бывал там нечасто и в основном по делу. Скучно с ним пить стало, чел только о делах и думал, очень небогатое у него баронство. Ричи это было не в кайф, но сын графа, отнёсся с пониманием. И тёплые воспоминания и хорошее отношение к сему сеньору у него остались.

Удочки и черви были куплены у сидящих тут же на берегу мальчишек лет восьми (наших лет, я по-прежнему не могу оценивать возраст людей в местных годах и не скоро научусь) за серебрушку, то бишь за сотню ассов. Состояние по крестьянским меркам! Парнишки тут же бросились домой, споря, как разделить монету, ибо сомневаюсь, что в деревне монеты по пятьдесят ассов в изобилии. Наживив червяка, забросил крючок на середину речки.

Это была не Светлая — та осталась южнее. Другая мелкая речка, впадающая западнее в ещё одну мелкую речку, которая в итоге станет достаточно большой и понесёт свои воды к несвятой святой. Но вот засада — они все несудоходны. Тот отрезок пути, где могут пройти лодьи с воинами, в самом устье, нам никак погоду не сделает. Придётся на своих четырёх до самого конца шкандылять. Но то, что река мелкая, меня не расстраивало — наоборот, был счастлив вот так посидеть, порыбачить, отдохнуть душой. Был бы май — искупался бы, но пока вода ещё холодная.

— А ты умелец! — кивнул Ворон на мою удочку.

— А то! Вольдемар научил. Сын графа должен уметь выжить в диких условиях, мало ли что приключится в жизни? Присоединяйся, научу плохому.

— Плохому? — Он фыркнул. — Почему?

— Ну, так это же крестьянский труд. Для крепостных. Нет?

— Первые апостолы рыбаками были, — парировал собеседник. — И не стеснялись этого. И нам господь не велел стесняться.

— Ну, раз рыбалка — занятие koshernoe, тем более присоединяйся, — хмыкнул я. — Бери червячка. Да-да, доставай, пальчиками. Не брезгуй, рыбы говорят, что червяк — это вкусно, и без него ловиться не желают.

— Рыбы говорят… Скажешь тоже! — Ворон усмехнулся, но поборол брезгливость, вытащил червя из оставленного мальчишками глиняного горшка, накрыв его затем камнем, как было до этого. — Рикардо, ты изменился, — констатировал он.

— Да ладно, это так кажется, — парировал я. — Просто ответственность свалилась, как и на тебя в своё время. Люди меняются.

— Значит то, что про тебя говорят… Что ты где-то там побывал, в другом мире?..

Я вздохнул и пожал плечами.

— Давай про это потом расскажу. Вечером. За кубком хорошего вина, если конечно оно у тебя найдётся.

— Как не найтись! — расплылся он в улыбке. — Дальше что?

— Дальше червяк у тебя сейчас сам с крючка сорвётся и уплывёт. Рыба его, конечно, скушает, и тебе за это «спасибо» скажет, но тебе легче не будет.

— А как надо?

— Дай сюда… — Я наживил червя на кручок. И это был совсем не наш кручок, не думайте. До нашего тоненького и прочного местной металлургии как до Китая на карачках. И грузила тут — глиняные черепки. Угу, с просверленной в центре дырочкой — первый раз такое вижу.

— А теперь круговым движением сделай над головой петлю и забрасывай на середину реки. Вот видишь, можешь же, когда захочешь!

— Тоже мне учитель! Фыркнул он. Я иронии не разделял.

— Ага. Sensey. Ну, и пока ждём клёва, я хочу рассказать тебе одну историю… Старинную легенду. Про мастера-лучника, наёмника Роберто по прозвищу Капюшон.

— Так что, дорогой Эммануэль, это не просто так. Там назревает войнушка. И чем больше я приведу к стенам воинов, тем больше вероятность, что купчишки зассут и не станут выпендриваться. Мы тоже не будем наглеть, но реально будем искать выродков, торгующих награбленным на нашей территории. Я везу с собой своего замкового палача, и попросил сеньоров Алькатраса и Ковильяну захватить своих. Они ближе к несвятой святой, им проще.

Эммануэль напряжённо молчал, неподвижным взглядом буравя противоположный берег.

— Кстати у тебя клюёт, — заметил я. Сам за разговором вытащил уже двух… Ну пусть будет карпов. Рыба незнакомая, но чем-то карпа напоминающая. Одна с ладонь, другая чуть-чуть поболее.

Барон резко дёрнул удочку и рыба сорвалась.

Удочки представляли собой палку, просто палку. К которой была примотана тонкая верёвка. Никакой лески, тут капрона ещё долго не узнают. Но рыба велась и на такое непотребство, было видно, что ловят её тут не так, чтобы очень. Видимо в сих благословенных краях, где оглоблю воткни — зацветёт, рыбалка просто не является стратегически важным промыслом. Так, развлечение для деток, которых нельзя использовать для тяжёлой работы, или когда такой работы нет — поля уже засеяны, но первый урожай не созрел.

— Скажи честно, кого и сколько ты собираешься грабить? — спросил он, протягивая руку к накрытому камнем горшку.

— Да чёрт его знает! — как и просили, абсолютно искренне ответил я. — Всё будет зависеть от того, что мы там откопаем. Простых купцов трогать нельзя. Но как только найдём реально виновных… Ты ж понимаешь, что я не отдам сеньорам из магистрата ни асса из их имущества.

Ворон закивал.

— Но кто это будет, и сколько их будет… — Я тяжело вздохнул. — Не знаю. Может быть всей братве хватит, — абстрактно кивнул за плечо. — И мне, и тебе, и Доминика с Рикардо не обидим. И народ домой вернётся довольный и не озлобленный. А может наоборот, фиаско нас постигнет. И как тогда братве в глаза смотреть — не знаю.

А потому, Эммануэль, сейчас дорыбачим и пойдём ужинать. А после держи совет со своими. И принимай решение. Если ты со мной — то со мной. Доля в добыче честная, делим всё на четыре части, мне особой графской доли не надо. Если посевная важнее — возвращайтесь. Тогда ваша мобилизация летом, согласно очереди, если степняки раньше не заявятся.

— А они могут, — покивал он головой. — В прошлом году набега не было.

— Не было, — подтвердил я. — Но знаешь что скажу, Эммануэль? Тебе дочек замуж выдавать. Троих. Приданное нужно. Где ты его возьмёшь? Со степняков много на приданное не набьёшь, с грёбанных орков, к сожалению, лут не падает, тут не «World of Warcraft». А в моём предложении определённый шанс есть — купеческий город брать на щит будем.

— Пять, — мрачно произнёс он.

— Что пять? — не понял я. Вроде один город, больше просто нету.

— У меня уже пять дочек, Рикардо, — то ли похвалился, то ли пожаловался он — видимо всё вместе сразу. — Двум последним и трёх месяцев нет. Двойняшки, прелестные — все в мать. Будешь крёстным?

— Поздравляю! — расплылся я в улыбке и похлопал его по плечу. — Кончено буду! Давай вернёмся из похода и покрестим.

— И ни одного сына!.. — Тяжёлый вздох.

— Плохо старался, — усмехнулся я. — Пробуй ещё.

ПЯТЬ дочек? Я уже знал, какое решение он примет.

— Сеньор граф, сеньор граф! — окликнули меня. Пьянки не получилось, Ворон захотел остаться трезвым пока не проведёт совещание с десятниками у себя в палатке. Ответа пока не дал, но войско разбрелось по кострам, обсуждать то, что я ему «по секрету» сказал. А именно, что идём грабить плохих купчишек. Но это не точно, так как можем не найти плохих, а назначить таковых, как это происходит обычно, в этот раз граф не хочет. Мои подневольные, пойдут куда скажу, а вот арьербан должен сам решить, надо ли оно ему так корячиться забесплатно, без гарантии добычи. Я ходил по территории лагеря, меж кострами, внимая, что и как тут устроено, дабы обмозговать с высоты дитя двадцать первого века, когда меня окликнули воины от смешанного костра. Это где собрались и травили байки как мои, так и баронские.

— А? — Я подошёл.

— Сеньор граф, а правда что тебя убили? — последовал прямой, в лоб, вопрос.

В этой Иберии в отличие от нашей Испании уже есть разделение на «вы» и «ты» в обращении к благородным. Но грешу я в качестве первоисточника традиции не на восточных царей, как в нашем мире (откуда им тут взяться), а на эльфов и орков. Их вельможи заставляют называть себя во множественном числе, и также именуются в дипломатической переписке. Не только король/Великий Вождь, но и их аристократия. А мы и с теми и с теми плотно общаемся, больше тысячи лет. Переняли, блин. Но просторечивое обращение «ты» в рамках одного сословия — тоже норма. То есть я королю «тыкать» могу, они — мне.

— А к чему вопрос? — остановился я, затем подошёл ближе. Двое отроков-телохранов, неразлучно следующих за мной, где бы я ни был, встали рядом.

— Так интересно же! — сказал другой воин у костра. Оба из моих.

— И что ж интересного?

— Так всё, — продолжил первый. — Ты это… Другим был, сеньор граф. Резко так поменялся. А резко люди просто так не меняются. Им для этого много пережить надо.

— Войну там, — поддержал второй. — Смерть близких, боевых товарищей. А так просто взять и поменяться… — Скептически покачал головой.

— У меня дар усилился. Безумие. Ломка.

Сидящих у костра аргумент не убедил. Отрицательно закачали головами.

— Это ж Анабель была? Её проклятие? — поддержал беседу третий воин, тоже из моих.

Я показал, что хочу присесть. Парни подвинулись.

— Ну вот, вопросы задаём, рассказать просим, а стимул где? — картинно закатил я глаза. И тут же осёкся — «стимул» тут палка для погона скота. Потому быстро поправился. — В смысле на сухую как-то плохо рассказывается. Горло першит. Вас этому мамы не учили?

Непонимание на лицах, переглядывание, озарение и осознание, и всё это в течение пяти секунд.

— Вина графу!

— Вина сеньору Рикардо, быстро!

— Вина давай, самого лучшего!.. — пошёл шёпот по эстафете, и кто-то из бойцов бросился в стоящую неподалёку палатку. Я про себя усмехнулся — похоже традиции сидеть с простыми воинами у костра тут или нет, или развита очень слабо. Аристо даже с рядовыми рыцарями дистанцию держат.

Через минуту, явно из загашника, который даже десятник не должен был «спалить», мне налили… Отличного вина! И, кажется, с моей же, с графской кухни. В смысле в казарму отпускают попроще, а на кровные бойцы такое вряд ли покупать будут — им и того, что дают, достаточно. Видно представители именно этого взвода кому-то из кухарок правильно подолы задирали. Да не рядовым кухаркам.

Кубок был простой, деревянный, так и мы не во дворце в Альмерии. Я отпил, оглядел собравшееся воинство, а пока несли вино, народу прибавилось. Это ж диковинка, граф с простыми воинами сидит! Не то, чтобы прям совсем невероятное, но этот мир на диковинки беден. Вокруг сидело уже человек двадцать пять, хотя когда подошёл, всего около десятка было. Я картинно прокашлялся.

— Да, вы правы, просто так такое не бывает. И дело в Анабель — тоже правда. Она меня… Убила. Но не просто так и не своей волей; она была дланью господней. Так как после смерти господь перенёс меня далеко отсюда. В… Другой мир. Там всё не как у нас, парни. Вот вообще всё.

Далее вкратце описал социальное устройство своего мира. Про то, что все свободны и все равны. Что при этом всё равно кто-то равнее остальных, но явных рабов и господ, как у нас, нету. Про железных птиц в воздухе рассказал, про телеги и кареты, ездящие без лошадей. И что в целом люди там такие же самые, как у нас тут. Короче вкратце повторил рассказанную Марине и Астрид историю, по памяти, на старые дрожжи, практически теми же оборотами.

— А потом он убил меня там. Он сам, ибо умер я на диване, отдыхая после работы, никто на меня не покушался и даже не пытался. И я вернулся в тот же самый миг, к Анабель и той пирушке. Но только совсем другой я, знающий то, о чём до этого даже не догадывался.

Тишина, только слышалось натужное сопение и треск дров в кострах.

— Так значит и про этих… Червячков маленьких… Тоже правда? — воскликнул один из недавно подошедших воинов. Пока рассказывал, подгребли ещё люди, и сейчас их уже сидело человек за сорок. Подходили, кидали на землю что-то из вещей, из тюков, садились и слушали. Уже в два ряда от костра сидели, и это не все желающие, ещё подойдут.

— А то! — усмехнулся я. — Стал бы я врать. Просто я жить хочу, и с вами в одной лодке, куда вы — туда я, как вы — так и я. Болезни всё равно на звания, регалии и титулы. Выкашивает всех, кто не соблюдает санитарию. Я сам графом-то стал только поэтому. Хотя ни хрена к этому готов не был. Рано отец ушёл.

— Рано. Хороший был человек! — покрутил ус сидящий недалеко старик-десятник.

— Но ты, вашсиятельство, не того! Ты того! Всё у тебя получится! — А это кто-то из рядовых бойцов. Причём не моих. Тут принцип «вассал моего вассала не мой вассал» есть, но развит слабо, условия в приграничье другие, а потому рыцари баронов тоже в какой-то мере мои, я за них тоже отвечаю.

— Всё у тебя правильно получается, вашсиятельство, — а это другой десятник. — Люди почувствовали в тебе твёрдую руку. Собрал их, заставил работать, заставил думать. Начальников назначил, чтобы за тебя где можно думали. Только так и надо. Не раскисай, и станешь лучшим владетелем Юга.

— А то и королевства, — добавил другой опытный воин.

— Так может и нам того… Фляги взять. И воду того… Кипятить? — А это подал голос кто-то из баронских, проникшийся ситуацией. И ещё, я неоднократно упоминал вопросы веры, что здесь к ним крайне серьёзно относятся. И в чудеса реально верят! И бог не где-то там в виде экзистенции; он реально тут, с нами, витает рядом, просто мы не видим. Но он точно тут, «зуб даю», и чудеса местными воспринимаются как должное, а не как сказки, как у нас. Мне не просто верили — за меня уже всё пропереживали и составили план, как жить далее, коий обязательно до моей персоны до сведения доведут.

— Фляжки? — Я улыбнулся — это был один из людей Ворона. Кстати а вот и сам Ворон, тихо-тихо подошёл, типа незаметно, но я увидел. — Я бы рекомендовал воду обязательно кипятить! Но вы — не мои люди, вам приказать не могу. Но вы и сами не идиоты, головы на плечах есть — просто берите и делайте. И фляги у нас есть, запасные с собой везём. Но я за них деньги заплатил, много денег, недешёвые штуки. Кому надо — готов продать по-братски, по себестоимости, ровно столько, сколько сам отдал — наживаться на чужой беде и чужом здоровье благородному не пристало. Мне надо чтобы войско моё воевать могло, а презренный металл мы и сами найдём у кого отобрать.

Вокруг костра захихикали. Правильно, больное войско никого толком не ограбит. Здоровому и сильному же всё сами вынесут, без сопротивления. Одно с другим в прямой зависимости.

— А если не все купить могут? — грустно спросил один из воинов Ворона, сидящих на противоположной от меня стороне. Ему повезло, что был в камзоле — у него наверняка нет даже простенькой ржавой кольчуги. У Ворона таких много, нищебродское же войско. Сто пудов, они уже приняли коллективное решение идти дальше, именно поэтому. Орки — дикари, и денег/ценностей с собой почти не носят. Золото и серебро любят, в их стойбищах по рассказам наших посланников роскошь приличная, но нам в степь хода пока нет, а к нам они в набег его с собой по понятным причинам не берут. Так что для Ворона и его людей нападение на торговый город — тот самый Шанс, выпадающий раз в десятилетие если не в столетие, поправить свои дела.

— Дам в долг, — не стал долго думать я, найдя глазами Ворона, убравшего при этом взгляд в землю. — Вернёте после того, как получите свою долю в награбленном.

— Если она будет, — заметил ещё один из баронских воинов.

— А если не будет — как сможете, — пожал я плечами. — Торопить не буду, говорю же, на чужом горе и здоровье наживаться — для меня западло. Но на честь вашего барона рассчитываю.

И тут же поправился, чтобы чего плохого не подумали. Нельзя ронять честь своих вассалов, а я только что усомнился, что он честный, при всех.

— Я даю за так потому, что он человек чести! — энергично воскликнул во весь голос, чтобы дать понять, за одни сомнения лично порешу. — А вот кому другому бы не дал — перебьётся. Сначала деньги.

— Это правильно!

— Это верно! — поддержали бойцы. Поняли про оговорку. Я же снова встретился с бароном глазами.

Там же, на рыбалке, рассказал ему про грядущую афёру с зерном. Эммануэль слушал долго, кивал, молчал — переваривал.

— Так что ты не продавай зерно не то, что до осени, но до зимы, — закончил я. — В синдикате участвовать не прошу и не заставляю, но головой сам думай. У тебя пять дочек — не до жиру тебе на зерно за бесценок попадать, когда позже три цены дадут.

— Ох-ох-ох! — вздохнул он. — И как же мне до зимы без продажи урожая дожить?

— А я почём знаю? — коварно усмехнулся я. — Ансельмо сейчас скупает у всех моих баронов товарными векселями оба урожая. Даёт хорошую цену, достойную. Но мы потом выручим куда больше. А тебе секреты открываю — только из уважения к твоим крошкам и от любви к будущим крестницам. Но если проболтаешься — хрен тебе в следующий раз, а не помощь!

— Да это я понимаю. — Барон свободной рукой схватился за голову.

Почему «слил» про афёру и синдикат, с учётом того, что он совершенно точно проболтается? Не он, так его жена, помощники челядь — такие планы, как задержка продажи зерна, не скроешь. А потому, что теперь он кровь из носа, но в поход пойдёт! Совещание с офицерами будет номинальным, для галочки. На награбленное будет жить до зимы, и только тогда продаст урожай. А мне двойной профит — и сотня луков в войске, и он пусть на чуть-чуть, но цену на зерно поднимет. Да, чистую прибыль себе заберёт, но нельзя объять необъятное.

В общем, Ворон со мной повязан теперь крепко, а потому жалкие центаво за сотню пар фляжек отдаст — куда денется. Возможно даже зимой. А в войске куда больше санитарии будет.

* * *
— Рикардо, мальчик мой! Я не говорю, что план плохой, что не стоит так делать. Я говорю, что не стоит делать именно ТАК! Гадить в собственном доме, портя отношения с людьми, с которыми тебе жить бок о бок долгие годы. А потом — твоим детям. Внукам. Пройдут десятилетия, сменятся поколения, но твоей семье этого не забудут! И через сто лет осадок останется.

— Дядька Рикардо, — вспыхнул я, слава богу только эмоционально, — ну сколько можно повторять!..

— Так, стоп! — поднял руки в примиряющем жесте коллега говорившего, барон Доминик Алькатрас. — Сеньоры, давайте продегустируем это прекрасное вино из погребов нашего дорогого хозяина, успокоимся, а затем снова обстоятельно побеседуем, не переходя на крики и личности.

М-да, споры вышли жаркие, ещё немного — вспыхну в прямом смысле слова. Ну что за упёртое старичьё пошло!

— Я не против. Тем более вино более чем достойное, — поднял я руки вверх и плюхнулся на место.

— Дельное замечание. Спасибо, Доминик, — кивнул и мой оппонент, барон Рикардо Ковильяна. Тёзка, только возрастом примерно в пятьдесят — пятьдесят пять наших лет. По местным меркам древний, как мамонт. Оценка возраста в местных годах, несмотря на память Ричи, мне никак не даётся, как ни стараюсь приспособиться.

— Сеньоры, разрешите обратиться, как хозяину? Хоть это дело не совсем меня касается, — произнёс радушный владетель этих мест, возле чего замка мы сегодня остановились, разбив лагерь. Снаружи встали, за пределами стен, потому, что не у всех замки огромные, как мой Пуэбло. Сюда четыре сотни воинов с лошадками явно не поместятся. Нет, в случае осады куда деться, но вот так, когда есть выбор — лучше уж на природе. И в плане санитарии, идеей которой прониклись и два присоединившихся к нам через четыре дня пути дедушки-барона, тоже.

— Да, сеньор Мерида, конечно, — разрешил я на правах юридически тут самого главного.

Мерида. Такое название носит соседское герцогство. Далёкий предок этого человека был родным братом далёкого предка текущего герцога, поссорился с ним и ушёл искать счастья с небольшой дружиной. Воевал на Лимесе под рукой моего далёкого предка и получил баронство. Которое не мудрствуя назвали его именем. Так что у меня свой Мерида, причём родственник герцога. Звать его Хлодвиг, на вид было ему лет тридцать пять, и насколько был наслышан Ричи, тип осторожный, на рожон никогда не лезущий, по арьербану выдвигающийся всегда без задержек… Почти. Ибо вообще без задержек не бывает. Но в сравнении с некоторыми — метеор!

— Эх! — Хлодвиг собрался с мыслями, вздохнул. — Ваше сиятельство, вы, вот, решили идти на богатый торговый город. Многолюдный, где только городского ополчения тысячи полторы-две.

— Ну? — нетерпеливо выгнул я бровь. Устал за эти дни, что меня безбожно за это решение пилят те, кого я не могу послать в силу возраста. Хлодвиг не дедушка с колоссальным опытом, его пошлю.

— Четыре сотни копий на мой взгляд мало, — покачал головой хозяин замка. — Что если их будет пять?

— Хлодвиг! — вскричал Алькатрас.

— Мерида, нет! — А это Ковильяна.

И только Ворон молчал. Он для себя всё решил, и отговаривать меня эти дни и не пытался. Впрочем, как и защищать меня перед стариками.

— А что? Вы будете принимать решение без меня, — воскликнул, подняв кубок Мерида. — На своём голосе не настаиваю. Но если примете решение идти в Магдалену — я бы прошёлся с вами, пусть меня и не вызывали по мобилизации.

— Хлодвиг, что ж ты за человек! — вздохнул Ковильяна, поднялся и принялся ходить взад и вперёд.

— Рикардо, — произнёс Алькатрас — мне, — давай я скажу. Сухо, без эмоций. Рикардо, — кивок на компаньона и друга, — слишком эмоционален, это неправильно.

Я пожал плечами — не против.

— Итак, моё предложение. Давай ты не будешь ссориться с крупным торговым городом, ключевым нашим партнёром. Понимаю, ты зол на Карлоса, ты зол на Катарину Серторию. Ты зол и на самих магдаленцев — некоторые из них нечистоплотны. Но уйми эмоции. Магдаленцы не все такие. Большинство тебе не враги, наоборот, добрые соседи. И жить бок о бок ты будешь с ними, а не с Карлосом. Который к тому же не вечен. Сегодня он — завтра королём станет кто-то другой. — А это намёк на заговор. Даже бароны в далёкой провинции о нём наслышаны. Бедные Сертории.

— Ричи, мальчик, — вернулся Ковильяна, но не сел, так и стоял. — Давай мы с Домиником поедем на север графства. Просто на север. И разгоним всех татей к чёртовой матери. Ты возьмёшь деньги с купцов и начнёшь строительство дороги. А город трогать мы не будем.

— Рикардо, сынок, это хорошее решение! — пронзил глазами Алькатрас.

— Хлодвиг, скажи, — обратился я не к дедушкам, а к хозяину, картинно отпив большой глоток не то, что превосходного, но хорошего вина, — ты ж понимаешь, что не факт, что у нас получится кого-то пограбить. Зачем тебе это? Зачем в попутчики навязываешься?

— Если не получится — вернусь домой. — Барон фаталистически пожал плечами. — Но если получится…

— А если не получится, то мы ещё и огребём от ополчения! — поддел Ковильяна.

— А и чёрт с ним, — махнул хозяин рукой. — Это наша доля солдатская, воевать и умирать.

— Вернёшься без прибыли, без людей, с похоронками… — продолжал давить дедушка. — Хорошо если на коне, а не на щите…

— Я готов рискнуть, — ответил ему хозяин замка, глядя кристально чистыми глазами. Ковильяна смутился.

— Рикардо? — А это Алькатрас мне.

— Рикардо, Доминик, сеньоры, — оглядел я всех баронов, — теперь моя версия. Сухо и без эмоций, как договорились. А чтобы вы понимали мои мотивы, я вам расскажу… Нет, не притчу. Быль, реальную историю.

Заинтриговал. Бароны подобрались.

— В далёкой-далёкой земле жил когда-то величайший мудрец. Он написал книгу, в которой собрал все премудрости военного дела, книгу о науке побеждать. И тот, кто внимательно читает её и делает правильные выводы, не может не победить. Это сложно, понять, что написал мудрец, сложно сделать именно ПРАВИЛЬНЫЕ выводы, правильную оценку поступкам, но я всё же буду пытаться. Так вот, одна из его мудростей гласит, что войско, пришедшее на войну и только потом пытающееся победить — уже проиграло. Победит же то войско, которое вначале обеспечило себе победу подготовкой, а только затем вышло на войну сражаться, закрепив факт своей победы.

— Это кто ж такой мудрый? — усмехнулся в усы Алькатрас.

— Его звали Сунь Цзы. Он из далёкого Китая, и я даже примерно не знаю, где это СЕЙЧАС.

Намёк на древность, «до Основания». Бароны поняли. Прониклись, вжав головы в плечи.

— То, что вы предлагаете — первый путь, — продолжил я. — Мы выдвигаем войско на границу на север. Войско гоняет разбойников, то есть вначале выходит, и лишь затем пытается победить. Все понимают, как только оно уйдёт оттуда — тати вернутся, то есть ни о какой победе не может даже речи идти, это именно что латание дыр и имитация деятельности. Потому, что войско там хоть и стоит, и тати ушли, но их СТРУКТУРА, их организация — останется неразгромленной.

Что такое тати? Это вторые-третьи-четвёртые сыновья благородных. Что, у нас, сеньоры, их станет их меньше через год? — Дедушки отвернули головы, поджав губы. — Через два года? Десять? Их вообще хоть когда-то станет меньше?

Тишина.

— Не станет. Мы побьём одно мясо, если хоть кого-то побьём — и они тут же наберут другое. А значит это решение — поражение. Мы будем тратить силы и ресурсы графства впустую, проблему не решив. Если только не казним нахрен тамошних владетелей, а они стопудово с организаторами бандитов повязаны.

Вот только того, кого поставим туда вместо прежних баронов? Сколько эти новые продержатся? Когда их тоже одолеет соблазн лёгких денег? Пуэбло бедно. Соседние бароны в Бетисе куда богаче. Тот же мой зять — при сравнительно равном размере владения, держит всего три десятка воинов. И мобилизация — раз в несколько лет, смотры не считаем. Наши бароны держат по сотне, и на границу дежурить выдвигаются раз в два года, не считая почти ежегодной мобилизации во время набегов. Откуда баронам брать деньги? Искушение слишком сильно.

А потому я даже не хочу винить их. Они лишь дети своей эпохи, и поступают как лучше для их семьи и их людей.

А потому единственный способ побороть гадину это не держать на севере войска. И не мочить татей по лесам поодиночке. А ударить по всей системе целиком, уничтожив именно ОРГАНИЗАЦИЮ.

Откуда организация берёт финансирование? То есть то, ради чего весь разбойный бизнес и организован? Кто всем им даёт деньги, от простых агентов-информаторов до главарей организации, принимающих решения?

Правильно, купцы, производящие конечную реализацию награбленного. Они не самое главное звено, но самое важное, ибо без них во всём бизнесе нет смысла. И по ним при всём легче всего ударить. Так что нет, сеньоры, если мы хотим выиграть войну, а я хочу её выиграть, мы обязаны ударить по несвятой святой! Дело не в грабеже — он вторичен, я даже от графской доли готов отказаться; всем поровну по количеству сотен. И дело не в испорченных отношениях — поверьте, если я реально найду тех, кто барыжит награбленным на моей земле, будет плевать, как сильно они меня ненавидят. Пусть ненавидят! Зато их потомки на сто лет вперёд будут знать, что с графами Пуэбло связываться не стоит. Пусть потоки награбленного идут к ним из Мериды, из Алькантары или Авиллы — плевать, но только не из Пуэбло! Вот моя цель, и я готов рискнуть, ибо как и Хлодвиг, понимаю, что может не получиться, и тогда потеряю всё.

— Ричи, ты не Хлодвиг. Ты потеряешь СОВСЕМ ВСЁ! — сделал большие глаза Алькатрас.

— Дядька Доминик, повторюсь, я готов рискнуть, — уверенно сверкнул я глазами. — Потому, что если не решу эту проблему — в остальных просто не будет смысла. Я — начинающий граф без авторитета. Если покажу, что меня можно нагибать, что я — мальчик, принимающий неправильные неоптимальные решения, которого можно обвести вокруг пальца — будет хуже. А так я или цезарь, или ничто — третьего не дано.

— М-да-а-а-а!.. — потянул Ковильяна. — Слова далеко не мальчика. Когда ж ты повзрослел, Ричи?

Мерида тяжело вздохнул. Ему последовал и Ворон.

— Сеньоры, у меня, конечно, пятеро дочерей на выданье… Но я тоже думаю, что стоит рискнуть, — произнёс последний.

— Дурень, если тебя убьют — они останутся сиротами! Пять сирот без приданного! — закричал на него Рикардо Ковильяна.

— Такова наша воинская доля, — улыбнулся Ворон в ответ.

— Значит нас пять. Пять сотен, — подвёл я итог, ибо дедушки идти на Магдалену не отказывались, они просто пытались меня переубедить. — Хлодвиг, прости, но фляги закончились. Поищи что-нибудь в своём хозяйстве.

Хозяин замка расплылся в улыбке.

Мария Магдалена. Знакомая знакомых Иисуса Христа, версии кто она по происхождению даже здесь разнятся. Но согласно здешней версии, одобренной церковью, зарабатывала эта сеньора древнейшей профессией, то есть проституцией. Но потом бац — и раскаялась. Иисус (в этой религии Исус) простил её, снял все грехи, и она стала святой. Дева Мария в местном вероучении — суперпуперсвятая, женщина без изъянов, пример для абсолютного подражания, а Мария Магдалена — святая для тех, кто попроще, кто уже оступился. Ибо быть святым-пресвятым нелегко, как правило все мы грешны, и путь раскаяния за уже имеющиеся шаги не туда нам куда ближе.

Вот такая она, несвятая святая.

Девятнадцатого Апреля, практически по графику, мы с Вороном встретили дедушек, и уже двадцать первого встали лагерем под стенами замка Мериды. Тут решили дать последний отдых людям перед быстрым форсированным маршем, ибо до этого телились, как черепахи. Кто не помнит, Астрид проскакала до границы с Бетисом за три с половиной дня. Да, загнали в итоге кучу лошадей, мне в копеечку своя хандра встала, но ведь реально как метеор промчалась! А мы уже десять дней топчемся, на расслабоне все. Конечно, переместить четыре сотни не то же, что полтора десятка, но реально задержались. И вот тут встала дилемма как быть, ибо от Мериды либо мы едем на север и все это видят и не напрягаются, ибо туда и должны, либо на северо-запад, и жители нашей несвятой святой, а они вряд ли дураки, бьют в тревогу, а какого донжона мы выступили в сторону их крепости, а не того района, где шалят тати? Я б на их месте конкретно так напрягся. А значит мы должны опередить гонцов и слухи и явиться под стены до того, как жители массово присядут на очко и закроют ворота сразу же, как завидят столб пыли из под наших копыт. Кстати это та ещё проблема, реально нечем дышать если ты не во главе войсковой колонны.

— Готов? — Это Мерида своему помощнику-ловчему, на рукаве которого устроился… Сокол. А может ястреб. Или не ястреб. Хрен знает, местные птицы не всегда похожи на наших, есть отличия. Но при этом занимают те же экологические ниши, и эта птичка, как бы ни называлась, делает то же, что у нас подобные ей — охотится на мелкую летающую живность. А потому была давно приручена человеками и используется для «соколиной охоты», и убейте, не знаю, писать «соколиная охота» в кавычках или без.

Хлодвиг вытащил из клетки, что держал его слуга, одного из простых, не почтовых голубей, взмахнул обеими руками и швырнул его повыше.

— Давай!

Ловчий сдёрнул с головы птицы колпак, махнул локтем, и «сокол» взмыл вверх. И мы стали свидетелями, как красиво он бедную птичку нагнал и атаковал.

— Гоп! — Гоп! — первым коня погнал вперёд сам хозяин, как опытный. За ним ловчие и мы с баронами. За нами чуть в отдалении ехала пятёрка моих телохранов и несколько слуг и телохранов Мериды.

Успели. В том смысле, что хищная птичка склевала ещё не всего голубя. В смысле склевала, но не до конца — голубь небольшой, там даже соколу жрать нечего. Меня при виде растерзанной тушки не вырвало, нет — даже я-Рома к этому относился спокойно. Ибо считаю ханженством вздыхать по тушкам растерзанных животных, треская и уминая их мясо за обеденным столом. Тут или крестик надо снять, или трусы надеть, я предпочитаю крестик.

— Может пусть доест? — усмехнулся я, глядя, как ловчий опасливо, но умело, выверенными движениями накидывает своей птичке на голову колпак.

— Рикардо, испортишь мне охотников! Он должен место знать, — фыркнул Хлодвиг.

— Мастер есть — не лезу! — поднял я руки. — Класс. Мне понравилось. Должно сработать.

— У меня всего пяток их, — снова кивок в сторону птички. — И я считаюсь заводчиком. На весь город не хватит. Остальных птенцов обучать надо, мы просто не успеем. На продажу держу, — как бы извиняясь пожал плечами.

— Они размножаются в неволе? — нахмурился я.

— Ну, не совсем им неволя, — скривился он. — Выпускаем. Возвращаются. Но обучать надо — отобьются, одичают.

Как разводят и разводят ли соколов для охоты у нас я не знал, но эта птичка, судя по морде, ни к одной живущей в нашем мире не относилась. Ладно, местная система подготовки птичьих кадров работает — и работает, действительно, не о чем рассуждать. Мне результат главное, а он…

— А соседи твои? Для вас, понимаю, соколиная охота это спорт, не просто развлечение. Кто лучше, у кого лучше птички?

— Думаю если по всем соседям… С десяток птиц ещё найдём. Нет, девять, произнёс он, уверенно покачал головой. — Остальные мелкие, тоже ещё обучить и воспитать надо.

— Четырнадцать птиц… — Я задумался. — А людей нам хватит? Ловчих? Если это будет не развлечение, а служба, нам нужны будут не только птицы, но и несколько постоянно работающих дозоров с ними. Кто будет в небо смотреть и птиц выпускать.

— Рикардо, ловцы тоже на дороге не лежат, — фыркнул Мерида. — Их тоже немного, их сложнее обучить, чем птичек. Давай так, в небо смотреть будут твои люди. Или мои. Или сеньоров баронов. Воины короче. И как что увидят — будут давать сигнал дежурным ловцам. А те уже выпустят птиц, будут на подхвате.

— Сколько тогда можно сделать патрулей с птицами? Чтобы с утра до вечера патруль постоянно барражировал вокруг стен?

— Бара… Что?

— Ну, чтобы ловчие менялись, но дозоры были в боеготовности? — пояснил я.

— Думаю, с десяток. Надо с сеньорами баронами поговорить, — нахмурился он.

— Доминик, слушай, — позвал я нашего главного старца, барона Алькатраса. Они с Ковильяной ровесники, но Алькатрас ставил себя… Сдержаннее, холоднее. А потому я даже не задумывался, кому из них доверить войско. — Доминик, сделаем так. Берёшь войско под командование и тремя сотнями неспешно движешься к Магдалене. Ты, Рикардо и Ворон.

— А-а-а-а…

— Сейчас! — вздел я руку в останавливающем жесте. — Мы с Хлодвигом объедем его соседей, нам надо будет дня два-три.

— Три, — уточнил Мерида.

— Да, три. Делаем смотр хищных птичек и мобилизуем их. В смысле только ловцов, баронскую мобилизацию не проводим. И возвращаемся к вам свомим сотнями, плюс ловцы с птицами. Заодно Хлодвиг успеет людей собрать. Если кто из сеньоров других баронов с телохранами захочет поучаствовать в этой охоте, пусть присоединится, но это касается только охоты на птиц, в город они не пойдут, и мобилизацией это считаться не будет.

— Разумно, — уважительно кивнул Мерида. — У нас скучно, сеньоры вряд ли дома усидят. А копья их нам на Лимесе летом пригодятся.

— Если мы задержимся, встаёшь под городом лагерем, прям под стенами Магдалены, людей своих в город не выпускаетеь, с местными контакты не поддерживаете. И это, строго сеньоры! — А это я для всех. — А то просекут раньше времени наши намерения и не пустят меня в ворота.

— В ворота… А тебя-то почуму должны пустить, если мы под стенами? — хмурился Алькатрас, а с ним и остальные бароны.

— А я напишу в магистрат письмо, где всё подробно распишу, что, мол, ловим бандитов, прошу помощи. А также продайте подешёвке овса, хлеба и сушёных фруктов для войска перед маршем.

— Рикардо, давай поедем в замок и всё-всё обскажешь как есть, — осадил Алькатрас. — Я согласен в этом участвовать только если буду знать ВСЕ твои планы.

Смотрел дедушка грозно и хмуро, но я видел, сердце старика было полно гордости за меня. Я был не просто его владетелем, я был сеньором, которым он в душе начал гордиться.

— Пишите? Хорошо. Итак, первое — цель войны. Война должна иметь чёткую конечную цель. И цель ДОСТИЖИМУЮ, это важно. В данный момент она у нас есть. Если ты ввязываешься в войну, не имея цели — ты уже проиграл. Или, как говорили в Древней Греции, для человека, не знающего, в какой порт ему нужно, нет попутного ветра. Тут всё хуже, ибо не зная цели ты погонишься за всем сразу и проиграешь стратегически, пусть даже тактически выиграешь ряд сражений.

Сеньоры с писчими предметами и пергаментами сидели на лавках в замковой обеденной зале, откуда выгнали всех слуг, и скрипели перьями, а я ходил рядом и диктовал им выдержки из «Искусства войны», как запомнил, чувствуя себя школьным учителем. Учитывая что все они старше, а двое годились мне в дедушки… Да и относились ко мне, если честно, как ко внуку… Смотрелось со стороны это комично. Но среди нас никому смешно не было. Это — война, мы — воины, и на войне надо победить. И выжить. Если я приобрёл древние знания (я ссылался на отцовы книги, он слыл известным на всё королевство коллекционером букинистики), почему бы им не проникнуться их мудростью через меня?

— Тогда получается, война со степняками — плохая война, мы — побеждённые? Условно побеждённые? — удивлённо потянул Ворон. — У нас нет цели. Мы постоянно защищаемся, не зная замыслов противника.

Я вместо ответа лишь грустно вздохнул.

— Второе — это подготовка. Ты задолго до войны, только зная, что она возможна, должен иметь представление, сколько у тебя людей, сколько среди них обученных воинов и обученных командиров.

— С этим проще, — усмехнулся Мерида.

— У нас, пограничников, да. Мы знаем свои силы. Но и у нас не всё просто. Например, когда некоторые срывают или затягивают мобилизацию — это твоя вина, как полководца. Не просчитал, не внёс поправку.

Даже отсюда слышно было, как скрипнул пером и зубами Алькатрас, потерявший из-за по сути предательства некоторых трусов двоих сыновей.

— Количество коней. Количество овса, заготовленного для похода. Это всё надо знать и планировать, как куда доставить. Места расположения магазинов. Количество телег для обозов. Сколько у тебя возниц. Сколько у тебя кузнецов подковать лошадей и гвоздей для этого. Сколько у тебя солонины и крупы для бойцов. И, наконец, где источники воды на территории, на которой будут вестись боевые действия. А также укрепления — ты должен знать, где они расположены и иметь представления об их угрозе, и заранее понимать, как эти угрозы купировать.

Ворон присвистнул. Ковильяна же посмотрел на меня с удивлением и уважением. Впервые за долгое время перестал дуться, дескать, подставляю графство, подставляю всех их.

— Если ты не знаешь, что у тебя под рукой — ты проиграл. Также если ты не знаешь что под ругой у противника — ты тоже проиграл. Вот так, — закончил я по этому пункту.

— Далее — ведение войны. Запомните, война должна вестись быстро! Затянутая война — это поражение, даже если ты выиграешь все битвы.

С этим тут просто. Местные войны длительными и не бывают.

— Сражения. Их стоит избегать всегда, если есть возможность. Противника надо изматывать, ставить в неловкое положение, утомлять его воинов в бесконечных маневрах и перемещениях. А битвы давать только тогда, когда они будут вестись на твоих условиях. Главная добродетель полководца — победить не сражаясь.

Также нельзя зверствовать с побеждёнными. Нельзя быть жестоким. Жестокость может привести к обратному: ты хочешь, чтобы тебя боялись и покорились, но враг в ответ лишь сплотится против тебя и устроит партизанскую войну… Войну в тылу. Зачем тебе герилья в стране, которая должна стать твоей страной? Покорять нужно милостью, чтобы враг, сдавшись тебе, не потерял уважения к себе. А значит он будет уважать и тебя. И подчиняться тебе будет легко, как мудрому правителю. Жестокость озлобляет, сеньоры. Это касается всех, кроме орков, то бишь степняков. От них угроза экзистенци… В общем, степняки — враги рода человеческого, мы для них — дичь, мясо, на них наши законы не распространяются.

— Со степняками мы по всякому в пролёте, — констатировал Мерида. — Цели — нет. Затянутая война. Жестокость. А теперь ещё и на них эти правила не распространяются.

— Да, но скверно то, что на нас они распространяются. В плохом смысле, — буркнул Ворон. — И пока никто не знает, что с этим делать.

— Воевать, что же ещё, — вторил ему Ковильяна.

— А больше ничего не остаётся! — развёл руками я. — Итак, жестокость назвал. Сюда же отнесу дипломатичность. Победить надо стараться не сражаясь, переманивая противника на свою сторону. Переманивая на свою сторону его союзников. И главное, не гнаться в войне за полной победой и разгромом — только достижение первоначальных целей. Иначе война скатится в бесконечную свалку, от которой надорвётся твоя экономика и ты проиграешь, победив все битвы.

— Это назвал, — сверился с пергаментом Ворон.

— Что ж ещё… — Я реально вспоминал прочитанные выдержки из «Искусства войны», играть на публику не пришлось. — Да, и вот только тут, только в этом месте начинают играть роль полководческие таланты. То есть гений войны, но без подготовки, хрен победит опытного середнячка, за которым стоит мощная подготовка. Он может выиграть несколько битв, но войну проиграет. Потому следующим пунктом запишите: «Кадры». Твои командиры должны быть опытными, но не гонись за гениальностью. Не надо несколько гениев на сотни неумельцев; лучше иметь несколько сотен средненьких, но обученных командиров, и они победят десяток гениальных при неумехах.

— Мудро! — Алькатрас ввернул во фразу матерное словцо. — Умный был тот учёный!

— Он просто собирал мудрости и записывал, — усмехнулся я. — А я так вообще лишь прочитал.

— Давай ещё! — а это Ковильяна.

— Вывод. Если хочешь побеждать — ты должен иметь воинское учебное
заведение, — огорошил я следующей фразой. — Где все твои командиры, от младших, до старших, должны пройти обучение базовым вещам, а не учиться им ценой крови в боях.

А эта мысль, несмотря на кажущуюся простоту для восприятия детей прогрессивного века, здесь была революционной. Тут нет и не было воинских школ и академий генштаба. Каждый сам себе учитель. Ну, или твои связи — отец должен учить сына, дед, родственники. Чему научили — то и знаешь. Приобрёл опыт на войне, а раз выжил — то приобрёл — поделись с близкими. Но если тебя пытается учить кто-то другой — да кто ты такой! Я на войне был! Да я в то-то битве выжил! Шолбтынах!

— Я открою такую школу, для младших командиров, примерно в следующем году, когда разберусь, как тут всё работает, — обвёл я рукой вокруг, имея в виду графство. Под ошарашенное молчание сеньоров. — Если выживу, конечно.

— Спорное дело, — закачал головой Мерида. — Но если выживешь — с удовольствием посмотрю, что получится.

— А ещё какие пункты? — А это снова нетерпеливый, впитывающий знания, как губка, Ворон.

— На самом деле основное я перечислил, — признался я. — Далее идут вопросы тактики. Например, организация похода. Авангард, арьергард, дозоры. Обоз. Как обустраивать лагерь, чтобы на него не напали. Как вести осаду. Отдельно, сеньоры, запишите санитарию во время похода, от неё гибнет не меньше, чем в боях.

А тут сеньоры дружно закивали и заскрипели перьями.

— И ещё одна важная вещь — связь. Между подразделениями в бою, между дозорами и войском, между авангардом и арьергардом. А также связь от границы до мест квартирования войска. Тот, у кого лучше связь, скорее победит того, у кого её нет.

А теперь давайте отдыхать, завтра выступаем. Если вспомню что-то ещё — обязательно продиктую.

Сеньоры ждали, когда высохнет пергамент, перечитывали записи. Потом эти куски коровьей кожи станут легендами, их будут переписывать друг у друга все командиры среднего звена всего королевства, а я прославлюсь на всю столицу задолго до того, как там побываю. Но это будет потом. Банальные в общем вещи для дитя двадцать первого века, которые можно прочитать в обыкновенной википедии, но которые читают только «заклёпочники»; вещи, до которых в общем можно логически додуматься головой, если посидеть и пофантазировать… В это суровое время взорвали мозг аборигенов, став эдаким откровением.

А я больше не смогу отпираться, что являюсь носителем тайных знаний, как ни пытаюсь их маскировать. А раз не можешь бороться — возглавь, ещё одна мудрость от Сунь Цзы… Наверно, авторство сего афоризма не помню, но для местных пусть будет китаёза — мне не жалко.


(z) Velasco — ворон по баскски. Такими тонкостями Рома не владеет. Баски жили на севере Иберии задолго до Римской империи, во время Римской империи и сейчас живут, и многое из их культуры перетекло в культуру окружающих народов.

Примечание для читателей «Золотой планеты», правящая Венерой династия — Веласкесы, по-русски будут звучать как «Вороновы» или «Воронины». Фрейя Сергеевна Воронина, Елизавета Сергеевна Воронина…

Глава 13. Знакомство с несвятой святой

Город стоял на ушах второй день. И пока речь идёт не о черни, которая уж если истерит — то истерит, а о людях сугубо практичных, предпочитающих не нервничать понапрасну. А потому имеющих везде уши, глаза и связи, и знающих о жизни за пределами Санта-Магдалены значительно больше подавляющего большинства горожан. Все салоны, все высокие кабинеты, все места досуга серьёзных людей города кипели от возмущения и неясности — что происходит?

И только сейчас, когда чернь начала что-то подозревать и задаваться неудобными вопросами, когда вражеская армия ускоренным маршем движется к городу, этот старый ублюдок соизволил собрать у себя всех «падре» города, решающих, как ему жить и какие решения принимать магистратам — глав гильдий, ключевых представителей городского дворянства и купечества, а также ключевые магистраты и люди вроде него, обеспечивающие городу нормальную работу.

Секст Клавдий Рамон происходил из рода обедневших, но гордых патрициев, много поколений назад осевших в только что основанном строящемся городке на Рио-Бланко на пограничном Юге. Его предки были первыми военными комендантами города, и, не смотря на то, что это не титул вроде барона, передающийся по наследству, дающий тебе право распоряжаться землёй и собственными крестьянами, власти у его семьи было поболее этих нищих спесивых розотеев от сохи. А ненаследственная, но постоянная сменяемость членов рода на своём посту не такое уж и дивное чудо в подлунном мире.

Магдалена быстро стала крупным торговым перевалочным пунктом, так как вначале через неё осуществлялись военные поставки для армий осваиваемого Юга, а после учреждения графства вокруг крепости Пуэбло и начала массовой распашки тутошних тучных земель, стала крупным перевалочным пунктом ещё и сугубо гражданской, но ещё более стратегически важной продукцией — зерна. Зачем гробить силы и здоровье и управлять неблагодарными крестьянами, думающими как им сбежать или засадить тебе вилы в спину, и при этом раз в год-два ездить на месяц на границу нести глупую скучную и опасную службу? Куда безопаснее и выгоднее сидеть на торговом потоке, иметь свою постоянную долю и не думать о том, как выжить в завтрашний день. Нет, бароном Клавдий быть не хотел.

Как и не хотели его предки, поддержавшие восстание местных толстосумов пару веков назад. Без военного коменданта восстание не могло начаться в принципе, и тем более не могло иметь успех. С помощью его рода, Магдалена вышла из под руки графа Пуэбло и приняла присягу королю, улучшив своё благосостояние, и всё это почти бескровно. И прежний наследственный пост, получивший звучное название «консул», ещё долго оставался за его семьёй…

…Пока не пришёл к власти дед этого ублюдочного мудака Варга, сковырнувшего его деда с этого важнейшего поста. Сейчас пост консула занимал зять бургомистра, человек молодой и амбициозный, но невероятно тупой. Благородного происхождения, но без древней крови в родословной, а потому ни с какой стороны не пользующийся уважением ни в армии города, ни в ополчении. Доверия со стороны простых горожан к нему также нет и близко. Если б не деньги тестя, гнить ему где-то на фронтире простым наёмником. Но понимания этого у него не было, зато гонора — хоть отбавляй.

— …Таким образом, после остановки у замка барона Мериды, их армия разделилась. Три сотни под предводительством барона Доминика Алькатраса двигаются в нашу сторону, и через сутки подойдут к стенам. Сам Пуэбло с гвардейской сотней и сотней Мериды только выдвинулся, и пока трудно сказать, какое он выбрал направление, но голуби приносят вести, что, возможно, идут сюда же. Нужно срочно давать черни какое-то объяснение, поскольку сегодняшние волнения на рыночной площади показывают общую нервозность, от которой может начаться паника и падают доходы.

Консул закончил и присел, позволяя «падре» обсудить данную тему.

— Кто что думает, сеньоры? — оскалился Варг. Клавдий вдел, что внутри его колотит, но внешне бургомистр держал маску.

— Ополчение готово к отражению любой угрозы, — сидя кивнул начальник городской стражи, он же командир ополчения. Его друг и коллега, тоже из благородных, хоть и не древнего рода, всего лет пятьсот семье. Но Варг заставил их враждовать, ибо последние полстолетия, после смещения деда Клавдия, дед и отец этого человека занимали эту должность, вторую по значимости после консула в безопасности города. Он тоже должен был стать главой ополчения, но… Его снова обошли, загнав семью в такое дно, из которого трудно выбраться. Полностью уничтожить влияние семьи Варг не смог, ему отдали пусть и значимую, но скучную и глупую рутинную должность главы отдела инквизиции. Он имел доступ ко многим тайн значимых граждан города, он имел людей в среде местного преступного мира и мог потянуть за жабры любого городского, а то и королевского чиновника… Но это было не то, чего бы Клавдий хотел от жизни. И к огорчению, свободные земли закончились, и даже получить баронство теперь почти нереально.

— Сеньоры, давайте не будем спешить, — предложил представитель гильдии зерноторговцев. Магдалена занималась скупкой и хранением зерна, продаваемого затем на территории трети королевства, эти люди закономерно не хотели рисковать бизнесом, а Пуэбло — один из его столпов. — Мальчик горяч, это уже известно всем, но он далеко не глуп. Те проекты, что он начал — это проекты человека, за которым как минимум стоит кто-то из очень мудрых. И ссориться с нами просто так мальчишке вряд ли дадут. Я склоняюсь к тому, что ему кто-то сдал неких нечистоплотных наших сограждан, он хочет заполучить их для допроса, но боится, что мы можем мягко говоря этого не позволить.

— И тем не менее, сюда уже движется три сотни копий, — хмыкнул глава отдела развития при магистрате торговли и пошлин, то бишь глава внешней разведки бурга. — ТРИ СОТНИ. Армия, достаточная для крупномасштабной войны.

— Может всё не так страшно? — подал голос глава кузнечной гильдии. — Может он действительно хочет попугатьнас, решить свои проблемы, закупить крупы и овса, а потом уйдёт на север, этой же армией делать облавы на настоящих бандитов?

— Сеньоры, а давайте попросим ещё раз внимательно прочитать его письмо? — предложил сам Клавдий. Как инквизитору, то есть следователю, человеку, занимающимся борьбой с криминалом (и не только) и видевшему многое на своём веку, ему всегда была видна подноготная различных процессов. Обычно. Ибо в любом процессе всегда есть сторона, получающая выгоду, и именно от неё нужно раскручивать нить Ариадны человеческих поступков и выходить на виновных. Иногда за очень яркими и громкими делами стоят тихие невзрачные люди, а конечным выгодополучателем становятся совсем не те, кто декларировался, и совсем не так. Но здесь, с этим мальчишкой, он не видел логики. Пуэбло действовал… Глупо. Вышел драться с разбойниками, но вместо севера графства повёл немаленькую армию (уже пять сотен копий, это ОЧЕНЬ много) не в места, где происходят разбои, а сюда, к мирному городу, своему постоянному проверенному временем партёру? Так не бывает. Ему «слили» информацию о неких гражданах города, сотрудничающих с разбойниками? Возможно. Но это не повод тащить сюда армию в ПЯТЬ СОТЕН копий! У иных герцогов весь арьербан, все ополчения всех вассалов меньше! Три-четыре десятка, на худой конец замковая сотня Пуэбло… И ему никто бы ни в чём не отказал. Тут живут торгаши, а не идейные нищие благородные, как на Севере, чтобы крутить пальцами и кичиться. Сдали бы как миленькие, потому, что это ВЫГОДНО. Что-то мальчишкой двигало иное, раз нужны такие силы. И совсем не желание захватить Магдалену — тут он был согласен с трусливыми пердунами, но согласен потому, что понимал, что захватить-то он город захватит… Но вот удержать не получится и тысячей копий, и даже двумя. Но что тогда у него на уме?

Варг медленно зачитывал официальное послание юного графа, привезённое, как он знал, часа два назад — гонец ещё пил вино, отходя от скачки. В письме юный Рикардо жаловался на жизнь, дескать, разбойники достали так, что даже сам король Карлос Шестой отрядил (читай, заставил) его разобраться с этой проблемой в кратчайшие сроки. Далее он говорил, что собрал большую армию, и будет очищать от разбоя всю северную границу графства. Причём написал интересно, эти строки вызывали у Клавдия улыбку.

— …Будем мочить татей под каждым кустом, под каждым камешком, — с выражением произносил бургомистр, а на публику играть старик умел. — И учитывая то, что меня послал на это дело сам король, то спастись на сопредельных территориях у татей не выйдет — будем настигать и бить их и на территории других владетелей. О чём заранее уведомляю и прошу отнестись с пониманием: моё войско под вашими стенами несёт угрозу бандитам, но никак не угрожает честным жителям Магдалены и её интересам. Мы будет находить татей на земле, над землёй, под землёй, на воде и под водой, а если попробуют спрятаться в отхожем месте — будем и в выгребной яме их мочить, пока не изведём под корень. И будут преданы казни все, кто им помогал… — Вздох. — Вот так, сеньоры. Вслух, прямые угрозы.

— М-да… — потянул глава гильдии судостроителей, тоже непоследний человек в городе, — открыто признаёт, что будет нарушать, заходить армией на любые территории, прикрываясь королём, казнить за ПОДОЗРЕНИЕ к причастности… Так он весь Юг против себя настроит!

— Но ведь его декларируемая цель оправдывает такое, — усмехнулся Клавдий. — Я почти уверен, что без наших не обошлось. И как только он найдёт кого-то из них и вырвет признания, никто не посмеет жаловаться на него и предъявлять. Кроме разве что за неподобающее поведение его солдат, а вот это может стать проблемой.

Все усмехнулись. Да, проблемой. Но это проблема привычная и решаемая — за непотребства своих солдат Пуэбло просто выкатят счёт, и тот его оплатит.

— Вот именно, декларируемая, — стал серым бургомистр Варг. — Вопрос в том, какова реальная его цель. — Бургомистр нервничал, и Варг даже знал, почему. Но улыбался и молчал. Раздумывал над ситуацией, но пока не знал, как поступить. Ибо Варг — дерьмо и кровный враг, но враг свой. А Пуэбло — чужой, и тоже совсем не друг и даже не союзник. Стоит ли такая победа того, чтобы в неё вкладываться? Не сделает ли он только хуже?

— Мне кажется, что человек, открыто оповестивший всех соседей, что будет нарушать границы и почему, прикрывшийся королём, просто не сможет напасть на кого бы то ни было из предупреждённых, — произнёс глава гильдии зерноторговцев. — Поскольку тогда против него повернутся все, и король в том числе. Пуэбло останется, но сидеть там будет другой граф.

— Но если мы окажемся неправы и ошибёмся, а он нападёт и ворвётся в город, мы заплатим за эту ошибку слишком высокую цену. Сколько погибнет горожан? — А это начальник стражи, и одновременно ополчения, который если что окажется на самом острие конфликта и боёв.

— Но если мы закроем ворота и не пустим тогда, как он действительно просто борется с разбойниками, мы объявим ему войну, и подставимся перед королём, — произнёс главный зерноторговец. — Поскольку король подтвердил подпись своей сестры на Уставе виа, о чём прислал нам отдельный пергамент. Мы окажемся по одну сторону стен, а по другую будет не полтысячи копий Пуэбло, а силы всего королевства. И дай бог, чтобы король не прислал сюда гвардию — наказать виновных в магистрате. Мы знаем, кого назначат виновными.

Кажется, этот аргумент решит исход дела. Клавдий в этом не сомневался.

* * *
Письмо от Катрин… Скажем так, немного запоздало. Ей следовало отправить его курьером пораньше. Но что закинул себе в плюс — я догадался обо всём сам, без чьей-либо помощи и чужих намёков. И тут дело не в каких-то особых способностях — их нет у меня. А в том, что я — дитя будущего, дитя информационного мира. Читавший про Херлока Холмса, читавший про Эркюля Пуаро… Да что там, банально «Афтершок» читающий, как и множество аналитических статей относительно политики и тайной власти. И понимающий, как ложь и предательство могут причудливо выкручиваться, какие пируэты и серые схемы могут создать политики. Аборигены всего этого не знают только потому, что у них нет интернета, нет средств массовой коммуникации, а без обмена данными и опытом до таких глубин самостоятельно дойти сложно.

В целом письмо было полно воды, несмотря на общую краткость. «Мне понравился», «жаль, что так вышло», «я не хотела» и «решение принимал Карлос, я не могла на него повлиять, но самостоятельно решила отложить исполнение для прояснения ситуации, когда Мигель сорвался с поводка…» Да-да, так и написала, «с поводка». Он был для неё верным сторожевым псом, собачкой. Она его искренне любила… Но он был всё равно собачкой. Вот такие отношения к близким людям в королевских семьях.

«…Рикардо, ты сам должен понять, что у Карлоса не было выбора. Когда человек, приняв власть, беспробудно пьёт и делает глупости три долгих месяца, тогда как должен занять место отца чтобы решить кучу проблем и отразить кучу нападений, это приводит людей уровня Карлоса в бешенство. Я не должна это говорить, я не могу этого говорить, но всё равно скажу. Твой отец мог лаяться с моим дядей в Королевском Совете, они могли орать друг на друга на приёме во дворце, он мог поносить дядю на людях и создавалось впечатление, что они враги, но на самом деле твой отец был преданнейшим его другом. Знаю, что к тебе приезжал Солана, глава Королевского Совета, ещё тело отца не успело остыть, и представляю, что тебе наплёл, но это неправда. Твой отец был человеком дяди. А вот то, что ты станешь его человеком, Карлос засомневался.

Какое-то время он хотел переговорить с тобой, объяснить что к чему, и я вместо Картагены и Мериды должна была изначально заехать в Пуэбло. Но ты показал себя как человек, с которым нельзя разговаривать. А время, Ричи, сейчас на вес золота. Не знаю сколько нам осталось, но впереди большая война всех против всех, мне становится страшно, когда об этом думаю. И больше всего не понимаю, почему те, кто должен до последнего поддерживать власть брата, твои страдающие от степняков соседи, первыми его предали? Не уподобляйся им. Я буду говорить с Карлосом, я решу проблему, улажу ваши разногласия. Заклинаю тебя, пока не сделаю этого, не совершай глупостей, не ломай то, что ещё можно спасти!

Солана хочет власти только себе. Поддерживающие его владетели хотят стать рексами своих территорий, избавившись от «опеки старшего брата». Они станут королями своих маленьких территорий. А вы, пограничники, будете за свой счёт защищать их, так как останетесь наедине на острие атаки степняков. Мерида дурак, считает, что его плодородная земля позволит ему выдержать любую атаку нелюдей, что он сможет содержать достаточно сильную армию и даже прибрать к рукам вас, так как все вы, остальные владетели Юга, слабее и будете вынуждены искать у него защиты. Но правда в том, что без сильной власти короля всё королевство рухнет в пучину. Мерида не понимает, что взвалив на себя и ваши проблемы, не потянет их решение, так как даже у совокупного Юга сил недостаточно. Будет только хуже, Рома.

Твой отец на самом деле был другом дяди. И дядя давал ему деньги на содержания войска куда более многочисленного, чем требуется для охраны границы, не просто так. И если бы ты поддержал Солану, это стало бы катастрофой. Потому заклинаю, прости моего брата, у него были причины поступить так. Я исправлю. Я всё попытаюсь уладить! Только дай мне для этого время.

Твоя К.

П.С. Твои ласки были самыми нежными и замечательными в моей жизни. Ещё никто не делал меня такой ручной кошечкой, какой я была с тобой».

М-да, как всё запущено.

Вопрос на языке крутился только один. Мать его, зачем ей сейчас что-то решать? Наоборот, прессануть дальше, захватить Пуэбло, заплатить воинам и двинуть войска на заговорщиков. Но она хочет помирить нас несмотря ни на что, после всего случившегося, хотя дешевле именно первый вариант. Почему? Этот вопрос третий день не давал мне покоя.

Задержались мы аж на неделю. Ничего себе скорость продвижения войска, которое должно «быстро» накрыть татей, не дав им пути к отступлению! Да на севере от разбойников уже давно и запаха не осталось! Алькатрас топтался на месте, не выдержал и двинул своих, особо не спешил, но и так к моменту, когда мы с Меридой приехали к городу, войско баронов уже больше суток стояло лагерем под стенами. Это метафора конечно, вдалеке от стен, куда не допульнёшь с башенной баллисты или башенной катапульты (сюрприз, тут такие есть, и активно используются!), но в прямой видимости от восточных городских ворот, которые тут называются «Святого Стефана». Тут все ворота называются по имени святых, прямое отличие от Аквилеи, где только единственные врата не носят направление какой-либо стороны света, и называются «Портовые». Ах да, тут же сам город посвящён святой, так что в принципе логично.

Всё это время главной и единственной задачей моих дедушек было оградить личный состав от контактов во избежание утечки информации об истинной цели войска. Помогало слабо, а потому они пошли на военную хитрость и сами вбрасывали дезу о том, что «войско нужно чтобы покрасоваться перед инвесторами дороги, среди которых сам король, чтобы денег дали». Дескать, постоим на севере, татей погоняем, пока я деньги не получу, затем там всего сотня останется — порядок поддерживать. Да и та будет финансироваться из дорожных средств. В общем простые бойцы на привалах при контакте с местными хвосты петушили (а как не петушить: если горожане ворота закроют — никто ничего не получит гарантированно, вот некоторые особо ответственные избранные дедушками бойцы и старались). По косвенным данным сработало, никто вокруг так и не понял, хрена я задумал на самом деле, одни версии.

Почему задержались? У нас говорят: «Кавказское гостеприимство». Тут говорят «Южное гостеприимство». От этих баронов хрен отвяжешься. Гостили в пяти замках, встретился я с восемью баронами, не считая собственно Мериды. Пировали с сеньорами, бухали, трепались «за жизнь», но всё это прелюдия к настоящей работе — меня прощупывали на предмет, что я за человек, а от этого зависело, как бароны ко мне будут относиться и как слушаться. Вроде удалось их убедить, что новый граф не из тех, кто потерпит лажу. Но всё же не уверен, что особо чем-то их впечатлил.

Про то, зачем армию собираю — выдал почти честно, будем прочёсывать огромные территории, нужны люди. Покивали, ага-ага, дурачок графёныш. Так прям и верим. Но собирать арьербан для войны моё право, не поспоришь, потому никто подписываться под войну больше не стал. Про Магдалену слухи двигались параллельно с нами (какая утечка, уже все давно всё узнали), но сеньоры были не дураки и понимали, что брать город на щит — надо быть идиотом, потому под карантен, как Мерида, добровольно не лезли, на Мериду смотрели косо, ни хрена не понимали… Но вот охота с птицами — на это смотрели положительно и людей охотно давали. И вообще, посевная у всех, блажу я — это мои проблемы и мои убытки. Барон — хозяйствующий субъект; граф может разориться, смениться на другого, а он и его баронство продолжат жить дальше, так что хрена ли моими проблемами заморачиваться? Покатаюсь, покатаю войско, один фиг летом степняки придут — будет мне какой-никакой опыт перемещения с армией. Так что в целом ограничились гостеприимством.

Со мной уехало два барона с десятком рыцарей каждый — самостоятельно знатно поохотиться, остальные дали птиц и ловцов и обслугу. Я честно пообещал кормить крылатых хищников в дороге свежим мясом, что кстати и делал, покупая у местной ребятни массово мышей из ловушек, ибо не у всех крестьян не во всех деревнях было что мне продать, не забив основную скотину. А вносить разорение, как и переплачивать понапрасну, когда есть проще решение — зачем? Мышей ребятня задёшево продавала массово, боялся, что обожрутся птички и сдохнут. Уже тепло, в полях грызунная мразота повылезала, а пшеница только всходит. Мышам жрать нечего, и они атакуют амбары и зернохранилища; один фиг что коты не съедят — на утилизацию.

Благодаря этим посиделкам, у меня стало аж восемнадцать полноценных патрулей с соколами. Каждому мы придали пяток воинов — на это дело ушла вся сотня Мериды, и оба баронских десятка из гостей. По уговору, вся сотня с ловцами окружит город, особо сделав упор на северо-восточном направлении, на котором у нас Альмерия. И только после к воротам подъеду я. Менжевал, что торгаши закроют ворота, слал им письмо за письмом, пытаясь убедить в том, что дундук и тюфяк, и что не угрожаю им. Но до конца сомневался, что поверят.

И вот она, несвятая святая!..

Нет, дух не захватило.

Аквилея больше, значительно больше! Старый Город Аквилеи огорожен лучше, чем стены Магдалены — там мощнейшие каменные башни из плохо отёсанных прочнющих серых глыб. Первая крепость, которую на тех берегах поставили, была круче моего Пуэбло. Стены Земляного города Аквилеи были уже из красного кирпича местных глин и ниже, но учитывая масштаб и численность обороняющихся в такой громадине — пофиг на высоту. А Новый город подробно просто не осматривал.

Магдалена же была древнее, на пару столетий раньше основали, и когда строили, у королевства ещё не было тех ресурсов, что появились при строительстве южного собрата. Стены Магдалены сложены из привозного камня, небольших хорошо обтёсанных, слегка желтоватого оттенка блоков, которые реально было сплавлять на баржах и плотах откуда-то с севера. Стены выше, чем в Земляном Городе Аквилеи, но ниже моих в Пуэбло. Правда башни более мощные и пузатые, на них располагалась крепостная артиллерия — камнемёты, но я эти штуковины не видел в деле и не могу оценить, хороши они или плохи. Раз в более поздних твердынях и на фронтирах нету, возможно, не так они и эффективны? Но сами стены — по любому козырь, ибо пока не будут изобретены пушки, взять настоящую подготовленную к долгой осаде крепость можно только чудом. Мой донжон, например, имеет размер со стандартную девятиэтажку. Остальные башни замка поменьше, но не критично. Стены же в Пуэбло — с пятиэтажный дом. А эти… И стены, и башни были явно ниже, сложены на скорую руку… Но раз их хватает — зачем переделывать?

Город неприступным делают не стены, а люди. Тут числилось полторы тысячи только регулярного пешего ополчения и почти три сотни регулярного же конного войска. Сотни полторы из них — наёмники, служащие за звонкую монету, с лучшими какие есть доспехами и оружием за счёт бурга. Сотни полторы лёгкой конницы из обеспеченных горожан. Иные графы имеют куда меньший арьербан, особенно на нищем Севере. А с учётом пехоты — понимаю, почему феодалам во все времена во всех мирах было сложно тягаться с коммунами, и города не просто так были опорой королевской власти в регионах. Напомню, что два столетия назад это был мой город, и мои предки ничего с его независимостью сделать не смогли. Богатые, мощные, укрепленные цитадели с многочисленным мастеровым населением, при деньгах, в окружении сельскохозяйственников-неудачников… Городам до изобретения пушек вообще хрен что сделаешь! Правда с изобретением оных и сами феодалы сильно сдали, а короли усилились и не терпели прежнюю вольницу, но это была уже другая история

Но всё же средневековые города это не просто так, и если хочу графствовать, надо решать вопрос с независимостью тех, кто захочет отбиться от рук. При этом не противясь тренду, а возглавляя его. Как — вот и подумайте как, я пока не придумал.

Стены были полны людей. Много людей! При оружии. Нас встречали. Плохо, но терпимо, мы к этому готовились. Вряд ли собирали ополчение, скорее стянули городскую стражу — нечего быдлу просто так на стенах ловить. Три сотни Алькатраса уже выезжали из лагеря, строясь в поле десятками, порядки почти боевые — без заводных и вьючных коней (лагерь оставался на месте). А сами сеньоры бароны ехали мне навстречу. Под ложечкой засосало — в этот момент операция была на волоске, и от меня зависело её будущее. А также и моё будущее. А, возможно, и этих доверившихся мне людей.

— Ловцы, на позиции! — гаркнул я, махнул рукой, дескать, давайте, двигайте, как уговаривались, и тормознул Дружка. Перед боем, естественно, пересел на него.

— Есть, сеньор граф!.. — вразнобой ответили мне, и мимо поскакали рыцари и ловцы, уже сбитые в группы, которые на эти группы тут же начали делиться, беря курс влево и вправо вокруг города, согласно разработанной диспозиции.

Сегодняшний привал был непростым. Я собрал всех воинов и спутников войска и долго-долго объяснял задачу. Народ фигел, но в итоге кивал, соглашаясь — только так с чёртовой торгашнёй и надо. А то совсем страх потеряли. В общем, путём многократного вдалбливания в головы назначенных на ответственные посты десятников, понимания требуемых задач удалось добиться. Ибо я заставил каждого младшего командира описать, что от него потребуется — и аллилуйя, повторили! Бароны-гости тоже фигели, но им сказал, что вон бог — вон порог, если не хотят участвовать. Всё равно почтовых голубей с собой они не везли, в Магдалену на ночь глядя никто не поедет, а завтра их сведения устареют. Остались. Остальные ловцы мне вообще в аренду были даны, просто поудивлялись и покивали. Я ж не поссать вышел, а граф, начальник над баронами — их сеньорами.

Точно такой же ликбез был проведён перед отъездом трёх сотен Алькатраса, но там только с высшим командным составом. Во избежание утечек. В ночь перед нашим появлением уже сеньоры бароны у себя должны были провести лекцию с политикой партии и распределением обязанностей. До боли в языке, до хруста в костях заставлял сеньоров повторить, что от них и их людей будет требоваться. Полночи Тришка писал пергаменты, которые будут переданы командирам оперативных соединений, а я подписывал. И только когда все всё заучили, легли спать. Наутро они двинулись сюда, а мы отправились в турне за ловчими птицами. Так что по моим расчётам все всё должны знать, план действий доведён до всех маломальски значимых исполнителей… Но это же реальный мир, где никогда ничего не бывает по диспозиции. Оттого и дрожали так колени.

— Приветствую. Как дела? Как добрались? — нетерпеливо начал я после стандартного обмена приветствиями с сеньорами баронами.

— Хорошо. По воде — ты пока выигрываешь, — произнёс Алькатрас. — Два случая, и оба обормота пили с реки. Оставили их в селениях, где проезжали.

— Blyad' — в сердцах вспыхнул я. Знал, что кто-то обязательно не послушается, потому не сильно пылал. — Всего двое? — А тут неверяще нахмурился.

— Так все ж вина хотят. Десятники бдят. И мы бдим, — заулыбался Ворон. — Да, всего двое, и им свои же и наваляли.

Перед отходом баронов, меня раскрутили на аналогичное пари со всем их воинством. Дескать, если ты прав, сеньор граф, хули бздишь? Давай и мы замажем на бочонок вина каждому! Замазал. Но от себя добавил, что увижу обман или сокрытие — вино с них. По два бочонка с проштрафившегося десятка, причём какого захочу, а аппетиты у меня графские. Окромя как если сами признают, что пили и не доглядели — тогда на первый раз прощу — а сей пунктик чтобы не скрывали путём круговой поруки и не называли синее красным.

— Бдите, сеньоры. — Я заулыбался в ответ. Ладно, к делу. Все всё знают? Со всеми обмозговали? — Оглядел своих сотников.

— Да. — Кивок Алькатраса. — Вон, дозоры вас увидели, и войско сразу подняли. Без обычной суеты и нервотрёпки — парни только горна и ждали.

— Подошли мы вчера, шли не спешили, — продолжил Ковильяна, — и, встав лагерем, спуску никому не давали, в город баб трахать никого не отпускали. Торговцев и маркитантов к себе не пускали, сказали завтра. То есть сегодня всё.

— Местные не должны ничего знать наверняка, — уверенно добавил серьёзный Ворон. — Мы старались. Хотя слухи ходят.

— Но слухи противоречивые, — добавил Ковильяна. — А значит шансы есть. Слухи они такие, они всегда ходят.

— Ночью всем всё рассказали, воины приуныли, — продолжил Алькатрас. — Приуныли ещё когда телеги со шлюхами прочь услали и конные разъезды приказ всех гнать получили. Но когда подтвердил, что если найдём беспредельщика, конфискуем всё его имущество — оживились.

Я про себя усмехнулся. Тут средневековье, сеньоры. Грабёж — двигатель любой местной движухи.

— По делёжке добычи были вопросы? — нахмурился я, переходя к САМОМУ главному для моего воинства.

Бароны переглянулись.

— Рикардо, со времён твоего прадеда всё строго, — высказывающим менторским тоном попытался отчитать Ковильяна. — Вначале драчка, потом грабёж. Добыча делится на всех, кто участвовал, а не только тех, кто грабит. И никакого грабежа без приказа — мы помним уговор.

Угу, этот спорный указ издал Пётр Первый, если не изменяет память. Что говорит не о диких нравах тех лет, а наоборот, об упорядоченности. Просто военная добыча — это свято, со временем сия истина у нас деградировала, сменившись моралистскими общечеловеческими ценностями. Но тут ей — самое время. И я тоже хочу упорядоченное послушное войско, а не непонятный невнятный сброд, ломающий строй и бросающийся грабить, не добив вражину.

А ещё я отказался от особой доли сеньора, доли главнокомандующего, положенной мне по местным понятиям. Это тоже все помнят. А она тут капец немаленькая, чуть ли не четверть. И эта четверть достанется им. Но мне главное, чтобы войско воевало; лично мне хабар даром не сдался.

— Лишь бы кое-кто не начал чудить, и нам всем кирдык из-за этого не наступил. Знаете, сколько выигранных битв было по#ерено, когда вместо разгрома побитого врага сеньоры бойцы принимались делить то, что плохо лежит во вражеском лагере или городе? — напряжённо сузил я глаза.

Сеньоры знали.

— Рикардо, ты молод, тебе простительно, — уверенно покачал головой Ковильяна. — Но знай, это приграничье. У нас всё очень строго. А вот твои орлы за деньги служат, могут подкачать.

— Мои орлы не подкачают! — зло насупился стоящий рядом Вольдемар. Кулаки его сжались, глаза налились кровью.

— Сеньоры, без личностей! — осадил я. — За свою сотню отвечаю. — Это баронам.

— Тогда чего стоим? Действуем? — во всю ширь улыбнулся нетерпеливый Ворон и задним ходом отъехал на несколько метров, показывая, как сильно сдерживает свою клячу. Это я образно, коняшка добротная, но всё же «легкомоторная». Классом ниже, чем у остальных сеньоров.

Едем. Сеньоры не торопились, пристроили войско за мной. Воины Мериды с ястребами/соколами разъехались. По моей указке, доспехи никто не надевал, впрочем, бОльшая часть бойцов и без приказов-указов была облачена в кольчуги, которая серьёзной бронёй не считалась. Правда без шлемов, и оружие никто не доставал, так что выглядели мы всё же расслаблено, не как люди, идущие в бой. Кольчуги, насколько я знаю историю своего мира, а Ричи — своего, были хорошей бронькой долго, но только пока не появились добротные арбалеты. У нас это произошло веке в десятом-одиннадцатом, тут сказать затруднюсь. Всё, что было до этого, называется условным «ранним» средневековьем, а реконструкторы тех лет — ранневики. «Норманнский» шлем королевских гвардейцев — тоже оттуда, как и шлемы витязей-богатырей Древней Руси на балладных картинках. После же начала активно внедряться более массивная броня, от всяческих досок с бахтерцами, до бригантин и чешуи, причём с веками совершенствовалась. Но всё снова упёрлось в то, что арбалет не может быть бесконечно большим и бесконечно мощным. И к моменту массового появления пороховых ружей наметился некий баланс массивности и мобильности доспеха — массивность стала огромной, но не запредельной. Смысла в более тяжёлой просто не было — у нас появился такой род войск, как пикинёры, а для пики пофиг, какая на тебе броня, один хрен одеть в железо и себя и лошадку не получится, зато при этом на поле боя важна маневренность. Про арбалеты тоже сказал — человек, таскающий в бою эти дуры на себе, имеет вполне физические биологически обусловленные ограничения. Нафига ещё более утяжеляться? Но потом пути нашего мира разошлись с путём мира Ричи: мушкетные пули пробивали казавшиеся прежде неуязвимые доспехи как картон, и в итоге мы пришли к тяжеленным неподъёмным кирасам, от которых отскакивают даже эти свинцовые шарики. Металлургия нашего мира начала развиваться настолько быстро, что мы научились делать их, хотя ранее не получалось. Но вооружить тысячу мушкетёров стало сильно дешевле, чем десяток таких рыцарей, и математика больших батальонов порезала на металлолом какие бы то ни было доспехи в принципе, хотя они трепыхались ещё пару столетий.

Здесь же те благословенные (для кого-то) времена среднего средневековья замерли и законсервировались, закуклившись в себе. Тут всё даже хуже, чем у нас, ибо доспехи тяжелее наших «средних средневековых». А фигли, пики тут есть, придуманы, но вот массы СВОБОДНЫХ крестьян для создания из них баталий, шилтронов или терций — нет, а потому пехота на поле боя отсутствует как класс. Арбалеты без пик также угрожают не особо — на поле боя арбалетчиков не выведешь, а на стену конь лазать и тут пока не научился. А потому здесь победа в бою за тем, на ком прочнее консервная банка.

Так что кольчуги тут серьёзной бронёй не считаются. Средством защиты — да. Грозным — нет. Они всё ещё стоят денег, в них всё ещё одеваются те, кто не может себе позволить что-то нормальное, настоящее, но если мы будем въезжать в город в кольчугах, и без шлемов, заподозрить нас в жажде агрессии не должны. Ибо совсем без всего для воина не комильфо, понты никто не отменял, и нас встречают такие же воины с такими же понтами.

— Его сиятельство граф Пуэбло! — выкрикнул за меня глашатай, коим на время стал Сигизмунд. Штандарт, изображение белой башни на чёрном фоне, мой родовой герб, вёз гордящийся этим до усрачки Марко. Вот так, дал графу по роже — и карьерный взлёт. Ирония — капец!

— Сеньор граф, вам не кажется, что с вами… Многовато воинов? — задал вопрос седовласый воин, но не самого высокого ранга, выставленный говорить со мной первым. Самый высокий из встречающих воинов был помоложе и стоял рядом. Из досье Ансельмо и Вермунда знал, начальник местной стражи, то бишь ополчения, молодой дворянин, которого однако они оценивали как человека умного и опасного. Фотографий тут ещё долго не будет, но по описанию внешности похож.

— Даю слово графа, эти воины не несут угрозу жителям города! — поднял я руку вверх. — В вашем городе находятся нечистоплотные сеньоры, сотрудничающие с разбойниками на моих дорогах. Я даю слово, что причиню вред только этим сеньорам! Более того, я обещаю, что судить даже этих сеньоров будет трибунал, состоящих из граждан вашего бурга и только их. Я не претендую на права и вольности Санта-Магдалены. И в данный момент направляюсь в магистрат обсудить с бургомистром этот вопрос.

— Трибунал из горожан? — А это усмехнулся тот, кого я определил в старшие. Их тут, перед воротами, стояло десятка два человек, но «решающих» было всего пятеро, кто из них кто — без понятия.

— Да. Трибунал это тройка, три человека, — пояснил я. — Один от благородных, один от купечества, один от гильдий ремесленников. Всё должно быть честно. Я буду наказывать, но вину определите вы сами, ваши сограждане.

— Тогда зачем тебе несколько сотен копий в городе? — взял слово некий человек, в летах, явно благородный, но без военной выправки. «Купец». И именно этот «купец» был тут САМЫМ главным. «Падре города» просилось на язык. Один из тех, кто может пинком распахивать дверь кабинета бургомистра.

— А чтобы вы меня выслушали. — Я нахально и зло, как пакостная кошка, оскалился. — И прониклись моими чаяниями. Знаете, я недавно гостил в Аквилее… Ну, это город такой, чуть южнее вас… И меня там посчитали за fraera и нагло попытались грохнуть. — Сделать паузу, дать сеньорам почувствовать себя неловко. У кое-кого аж глазки в пол. «Эти тупицы лажанулись, а нам с мелким выблядком из-за них разъёбывать» — читалось на лицах. — Я больше не доверяю свежему ночному городскому воздуху, — продолжил я. — Ночью в городах так легко простудиться и умереть!..

Улыбки на лицах моих воинов сзади. Ещё большая досада и злость на лицах делегации встречающих. Уже весь Юг, если не всё королевство знает и про нападение на меня в стенах Аквилеи, и про то, что я посмел взять в плен сестру короля, чтобы выбраться. «В плен», слово «заложники» не зашло. Как и говорил, мой поступок засчитался как военная хитрость, ибо я победил, а историю пишут победители. И теперь неожиданно поимел право быковать — без того случая хрен бы меня пустили с войском, какими бы целями ни прикрывался. А ещё большая ирония в том, что собственно аквилейцы ни каким боком к тем событиям отношения не имеют, наоборот, искренне пытались помочь бежать от гвардейцев короля за стены.

— Как считаете, это закономерное желание? — наклонился и в лоб спросил я. — Могу я позволить себе привезти с собой пару друзей и вассалов, чтобы гарантированно не простудиться?

— Сеньор Пуэбло, здесь несколько сотен ваших друзей, — попытался парировать старший вояка. — С которыми можно влёт захватить весь город.

— Ну, захвачу. А дальше что буду делать? — оскалился ему в лицо. — У вас полторы тысячи копий, которые на узких улочках дадут моему воинству просраться. Зачем мне такое всё? Да ещё перед большим набегом степняков? — недоумённо пожал плечами. — Я что, идиот?

Гомон среди встречающих и на стенах. Да, я идиот, бьющий из требушета по воробьям. Но вслух они не скажут. В конце концов, войско в походе денег стоит, у богатых отмороженных земледельцев свои причуды.

Впрочем, чего это я только оправдываюсь? Нафиг, так и затопчут. И я перешёл в финальное наступление, закрыть тему:

— Нет, сеньоры, я никого не собираюсь обманывать. Мне даром не сдался ваш город и ваши свободы. Но если вы не захотите внять моим просьбам и пожелаете сокрыть своих нечестных сограждан, обещаю, я устрою ночь святого Варфоломея! — вскинул вверх руку в клятвенном жесте.

— А что такое «ночь святого Варфоломея? — напрягся глава ополчения.

Боже! Палюсь по-чёрному.

— Да так, в одной далёкой стране один город тоже не хотел пустить к себе одного человека по справедливой претензии, — сощурился ему в ответ, смотря глаза в глаза, кто первым не выдержит. — В итоге погибло много хороших людей. Не будем повторять чужие ошибки, сеньор? Тем более, моя миссия одобрена королём. Вот пергамент с его печатью, где он требует избавиться от татей на южных дорогах.

Протянул стражу свой экземпляр устава виа.

Молодой дворянин сделал вид, что внимательно свиток читает, затем отдал назад. Кажется, об этом пергаменте легенды уже ходят, и он был горд, что только что прикоснулся к таинству.

— Сеньор Пуэбло, где планируете разместить войско? — перевёл он стрелку на технический вопрос. Решение принято.

— Часть останется здесь. — Кивнул за спину, на лагерь. — Часть — где-нибудь размещу, решу вопрос в магистрате. Бургомистр у себя?

— Конечно, сеньор Пуэбло. Сеньор Варг ждёт вас. — Начальник стражи уважительно, но не подобострастно склонил голову.

— Замечательно. Пропускаете?

— Разумеется, сеньор.

Алькатрас вывел бойцов только на боевых конях. Заводные и вьючные остались пастись вокруг лагеря. Туда же, в лагерь, выборная часть бойцов повела и наших лошадок (куда мы с ними в бой?). Там их напоят (лагерь разбили на берегу маленькой речушки, впадающей затем в Белую) и определят пастись. Посада вокруг города тут не было, всё внутри стен, потому, что это Юг, и степняки доходят досюда
регулярно, пусть и не каждое десятилетие. И всё это конное, оружное и немного злое от безделья долгого перехода войско полилось рекой в ворота.

Мы с парнями первые, затем следующий десяток, и следующий — все знали свою миссию. Карта, точнее план Магдалены общеизвестен, военной тайны нет, почти каждый хоть раз побывал тут, потому атака была спланирована давно и неожиданностей не ожидалось.

— Сеньор граф, мы пошли! — следующий за нами десяток отделился и поскакал по перпендикулярной улице к воротам святого Луки.

Едем.

Улочки узкие. Покрыты брусчаткой, копыта цокают звонко: «цок-цок, цок-цок», но тут две телеги разъедутся с натягом. А пешеходам куда деваться? Да, вот по этому городу видно, что он средневековый. Строился в не лучшие годы освоения новых пространств и больше крепость, чем город. Городом позже стал. Дома все каменные, сами по себе крепости. А боковые улочки даже центральной части — только на одну телегу проехать. Блин! Тут моей кавалерии трындец будет, если местные нападут.

Сенатская площадь. Да, так и называется — площадь Сената. Осколок Империи, каждый коллективный феодал имеет свой парламент, который называется Сенатом. И в каждом пост министра обороны называется звучным словом «консул». Я его как бы придумал, но оказывается не совсем; просто знания Ромы приняли нужную форму под действием памяти Рикардо, который это точно знал, но не знал истории термина. Кстати, слово «квестор» тоже используется много где, пусть и не во всех бургах министры финансов так называются. И слово «претор» тут есть. Не в Магдалене, но в королевстве, в «классических» центральных провинциях, где и «высадились» первые люди. И даже слово «трибун» есть. И это не народный избранник, а… Та-дам! Командир ополчения. Вот какие выверты истории.

Здание магистрата. Едем мимо. Пара конных ополченцев, едущие перед нами — показать дорогу (типа сами не найдём) с удивлением отстали. Попытались что-то вякнуть, но с ними никто не собирался разговаривать. А бузить, когда нас — река, льющаяся и льющаяся по улице от самых ворот…

Стражи на входе в магистрат тоже напряглись, поудобнее перехватили алебарды и сильно-пресильно вспотели. На них мы даже не взглянули. Какой-то там по счёту десяток сзади тут остановится, займёт место на площади, но атаковать магистрат приказа ни у кого нет.

Едем.

Западная часть города. Кварталы явно беднее и обветшалее дома, но всё равно каменные колоссы. Не римские инсулы, больше наши средневековые халупы, но халупы пригодные для обороны. На совесть строили. А ещё вокруг стало вонять нечистотами и рыбой. Ах да, канава с канализацией тут полноводнее — со всего города стоки текут, и, видно, глубина заложена недостаточная — то и дело луши и потоки по самой брусчатке. Бронзовые решетки обветшалые, древнее, чем моё графство, сыпятся от старости — сверху местами накрыты кёсом, чтобы копыта коней не попали в зазор между отсутствующими прутьями. Народ нас встречающий и кидающийся прочь с дороги, бросая всё, одет в тряпьё — нищий квартал. Я думал наоборот, пипл побогаче к реке тянется жить, но нет, ближе к реке — более нищенские районы.

А вот и они, нужные припортовые западные ворота. «Святого Фомы», кажется. Мой жест двумя пальцами следующему десятку, а сам, со штандартом и своими парнями юркнул в зев воротной башни. С той стороны сюда хотела въехать телега с рыбой, но Бьёрн матом остерёг, сказал, что «глаза на жопу натянет», «не видишь, воины едут». Местные стражи, скажем так, слишком офигели и не поняли, надо ли закрывать ворота. Мы ехали ИЗ города, а не попытались в него вломиться, это ломало шаблон. И вообще на портовых воротах охрана больше снаружи, следить, чтобы не ввезли чего неположенного, без пошлины, то да сё.

Их обезоружат в течение пары минут. Всех, и кто наверху башни тоже. Но это будут делать те, кто едет следом. Мы же выехали с этой стороны, на территорию раскинувшегося под стенами порта.

Река. Полоса земли от стен до причалов, метров сто. А кое где и пятьдесят. Причалов много, но большинство пустые — не сезон. Под погрузкой всего с десяток лодей. Далеко-далеко справа и слева эта зона отделена заходящими в воду стенами с воротными башнями — грузы в порт можно доставить по окружной вокруг города дороге, чтобы не ломиться через все эти улочки с востока на запад. Портовый район хоть и открыт со стороны воды, с земли всё же защищён. И воины тут есть, но мало — много просто не надо. А вон то, кажется, портовая администрация.

Слезть с Дружка, поводья Тришке. Парни за мной. Следующие десятки по моему жесту вправо и влево поехали, в стороны. Их задача — предотвратить отплытие стоящих тут кораблей.

— Кто главный? — рявкнул я на охраняющего вход в здание администрации судорожно сжимающего алебарду стража с выпученными глазами. — Кто здесь мать вашу главный?

— Я-а-а-а… Эта-а-а-а…

— Отвечать! Где начальник порта?

— Там. — Жест вправо.

— Веди.

— Не положено. Пост…

— Два человека! — скомандовал я, и на вход в здание встало два отрока. — Никого не впускать и не выпускать. Веди! — А это снова воину. — Порт под контролем антитеррористических сил, сопротивление бесполезно, все мероприятия согласованы с бургом и его величеством.

Тот ошалело кивнул… И повёл.

Хоть и не сезон, порт жил. На нескольких кораблях шла погрузка. Отроки подъезжали к каждому судну и кричали, что выход временно отменён по приказу антитеррористического штаба, что грузиться можно, но попытка выхода без согласования с новым начальством порта будет караться. Заставил выучить всех это слово, «антитеррористического», чтобы на зубок отскакивало. На них отвлекались, но затем погрузка или разгрузка продолжались.

— Ты начальник порта? — окликнул я солидного мужика с небольшим пузом в чулках и берете по последней столичной моде, важно разговаривающего на одном из причалов с двумя негоциантами, одетыми примерно также, настолько расфуфырено, что я себя нищебродом почувствовал. Стоящая рядом их ладья под погрузкой несла флаг Таррагоны.

— Что? — обернулся и смерил меня надменным взглядом пузан. Разговор сеньоров прекратился, все глаза уставились на меня. — Ты кто такой? — Презрение во взгляде и жестах.

— Ты начальник порта? — спокойно повторил я вопрос.

— Я. А ты кто такой и по какому пра…

— Взять! — бросил я, и двое отроков бросилось к нему.

— Стража! Охра…

Удар в челюсть. У меня не забалуешь. Сеньор ещё до прихода моих мальчиков прилёг полежать.

— Н-н-нооо!.. — А это сопровождавший нас алебардист.

— Сеньор, командование портом временно отстранено от работы в связи с подозрением в террористической деятельности, — пояснил я. — На время проведение расследования охрана порта временно ложится на плечи воинов графа Пуэбло. Прошу покинуть пост и идти домой — до особого распоряжения бургомистра. Все мероприятия согласованы с бургом, это не захват города и не попытка «отжать» его полномочия.

— Н-но…

— Бля, служивый, домой иди! Порт захвачен и с сего момента закрывается! Выход кораблей в него, как и вход, временно запрещены!

Кивнул. Отошёл. Больше всего его поразило, что алебарду у него никто так и не забрал. Захватчики так не делают. Хотя «быковать» и пытаться бросаться тут на кого бы то ни было… Он явно не дурак, так как и правда развернулся и двинулся к воротам святого Фомы

— Сеньор, наш корабль через полчаса отойдёт. Мы — подданные великого легата Тара… — фыркнул один из расфуфыренных негоциантов, видя происходящее, но ни капельки не впечатлившись.

— Выход! Всех! Судов! Запрещён! — отчеканил я. — До особого распоряжения!

— Сеньор, вы не поняли. Мы — представители вольного города Таррагона и не подчиняемся вашим законам…

Нашему спору помешал выкрик вдалеке:

— Тетиву на луки!

— Стоять тут! Не отплывать! — бросил и и побежал туда, где кричали.

Поскольку погрузки продолжались, на берегу было полно народа, толчея и суета, когда подбежал к месту действа, расталкивая прохожих и грузчиков, всё уже почти закончилось. Десяток спешенных моих воинов, встав в ряд, методично, по команде, расстреливал из луков отплывающий корабль. На палубе которого, на тюках с товаром, увидел пять пронзённых стрелами тел. Но корабль хоть и не управлялся, двигался течением и увеличивал расстояние от пирсов.

— Вашсиятельство, не послушались. Сразу дали команду на вёсла, — доложился десятник этого отряда.

После этих слов со стороны кораблика прилетела стрела. Стреляли навесом из-за борта, попасть таким образом одиночной стрелой можно только случайно, просто жест отчаяния — напугать нас и выпустить. Но именно, что МОЖНО попасть, и я взбесился:

— Отставить! Я сам! Кто это? — стоящему невдалеке с выкаченными глазами и голым торсом усталому рабочему. Местный грузчик, ему пофиг на разборки вышестоящих.

— Дык, знамо кто. Сеньора Лопеса судно.

— Кто таков? Контрабандист?

Пожатие плечами.

— Та не, из гильдии.

Из какой гильдии не стал уточнять, а напрягся, вытянул руки и поджог парус.

— Приказываю пристать к пирсу! Иначе сожжём нахер ваш корабль! — Рявкнул на ребят на судне. Ответом стала ещё одна стрела, так же навесом. Из-за борта высовываться матросики не спешили.

— На поражение! Стрелы с паклей! — скомандовал я своим. Обессиливать от магии не улыбалось, есть средства потопить деревянный корабль экономичнее. У каждого лучника в туле обязательно есть двузубая поджигательная стрела с красным оперением. Мало ли. Как и куски пакли — благо пакля ничего не весит, а пригодиться может много где. Прошёлся вдоль строя, пальцем поджигая последнюю на наконечниках гвардейцев, затем десяток дал залп по удалившемуся метров на двадцать, но всё ещё безумно близкому кораблю-нарушителю. Снова прошёлся, поджигая. Второй залп. И снова.

Заполыхало не сразу. Но пламя занялось. А тех, кто пытался тушить, прицельно прикончили ребята «мясными» стрелами. Это которые для зверя или человека без доспеха, с широким наконечником и синим оперением. В факел корабль превратился минут через пять, успев доплыть до середины реки. Четверо человек бросились вплавь к берегу, крича, чтобы мы не стреляли.

— Взять и допросить, — бросил воинам и повернулся к зданию администрации — выяснить кто и что там и наложить руку на документацию… Но тут прискакал Трифон, ведя Дружка на поводу:

— Вашсиятельство, там эта… Таррагонский корабль отходит. Ваш человек сказал послать за вами. Он не может без приказа стрелять.

— Blyad’ — Я выругался и вскочил на четвероногого товарища.

Действительно, таррагонцы отдали швартовый. Но сразу легли на вёсла, и уже были на середине реки — поздно стрелять. Уйдут.

— Почему не стрелял? — рявкнул я не местного десятника, упустившего такой жирный и важный трофей.

— Международный корабль. Флаг… — залепетал тот.

Хотел ему двинуть, но с седла неудобно. Что ж, значит не судьба.

Закрыть глаза. Сосредоточиться. Напрячься. Прямо с коня, благо я в стременах. Далеко, ой далеко! Ничего, от меня не уйдёшь! Ни одна сука не уйдёт! А это сука, возомнившая о себе невесть что. Позволишь одному такому на шею сесть — не слезут и остальные. Особенно хреново что таррагонцы — только раз на место не поставишь, и сам в колено-локтевой окажешься. Флавии считаются крутыми парнями, и они, напомню, выступают против королевской власти в Альмерии, а значит, несмотря на то, что мне подкинули деньжат, мои экзистенциальные враги.

Огонь!

Мимо. Вспыхнуло рядом, метрах в двадцати правее.

Ещё раз!

Метров десять перелёт.

Ещё!

Ещё!

И ещё!..

Попал. И, удерживая точку выхода, приложить все силы, но, мать его, мысленно «расширить» портал для выхода энергии. Силы твоего организма тратится только на то, чтобы открывать эти точки сброса энергии из пространства. Сама энергия кипит вокруг нас, её бесконечно много, просто она «не задевает» наше пространство в обычном состоянии. Читал про вакуум, что он не просто пустота, а что в нём постоянно образуются и рушатся микрочастицы. Эдакий бульон из частиц в полной на вид пустоте. И именно это постоянное превращение и исчезание частиц давит на пространство, что оно расширяется. Тёмная энергия это то, что заставляет вселенную расширяться, и обусловлена вот такими процессами в вакууме.

Тут я чувствовал что-то похожее — энергии вокруг дохрена, просто она невидима и неосязаема, и просто так высвободить её, «поймать», нужны способности, нужна магия. И освоив магию, ты становишься бесконечно могущественен! Не может быть слабого и сильного мага, может быть только более или менее умелый. И чем более умелый — тем более безумный.

Ой, как заполыхали таррагонцы! Красота. Рука потянулась к сёдельной трёхлибровой фляжке, где был намешан раствор мёда. Специально для отходняка, а выложился я капец, еле в седле держусь. Без стремян упал бы.

А вот горящие и орущие прикованные гребцы-рабы — это нехорошо. Не знал, что они там есть, и что прикованы. Ударил бы огнём, если б знал? Скорее да, чем нет. Так что я сука такая, и не спрячусь за «незнание», нахрен от себя бежать. А потому мозг отключило и всё тело пронзило приступом лютой злобы и ненависти. Ибо сами купчины и вольные члены команды, наконец, всё поняв, прыгнули в воду и поплыли к берегу. Но кто был на вёслах так и орали, пока не сгорели, пока ладья не накренилась и не черпанула бортом воду, быстро идя ко дну, прерывая мучения несчастных.

Люди плыли с таррагонского корабля… А я ненавидел. Меня трясло, но с этой тряской даже не пытался бороться. Суки рабовладельные! Может в этот момент совершил ошибку, не знаю. Но я-Рома из двадцать первого века просто не мог позволить ЭТИМ жить после того, как утонули горящие закованные несчастные люди-факелы. Да, тут это норма, рабство и гибель гребцов, но я манал эту норму.

— Лучники! Прицельным — всех в распыл! — указал в воду.

Гвардейцы ещё до моего прибытия нацепили тетиву на луки, просто почему-то стрелять без приказа зассали. Десятник зассал. По моему приказу подошли ближе к воде… И начали садить по плывущим и что-то кричащим таррагонцам. Треньк! Треньк! Треньк! Нет, это всё же неправильно, их надо хотя бы допросить вначале… Но я ЗНАЛ, они не при чём. Именно они. Они у меня отвечают за совсем другое. А потому нечего цацкаться и переводить время на их допрос. Не заслужили.

…Фенита. Только кровавые разводы по воде, да плывущие вниз по течению истыканные стрелами с десяток трупов.

— Сдаёшь полномочия заместителю, идёшь к Вольдемару и получаешь расчёт, — бегло бросил я с коня проштрафившемуся десятнику. Вроде после мёда полегчало, головокружение прекратилось. — После чего просишь сопровождение, чтобы тебя выпустили за ворота, и покидаешь пределы графства. Дозволяю заехать в Пуэбло за семьёй и вещами.

— Но-о-о… — ошарашено смотрел снизу вверх тот.

— Свободен! Выполнять. — У меня не было настроения спорить и что-то доказывать.

Воины смотрели на меня раскрытыми глазами. Не только этот десяток — подъехали, во всеоружии, и другие — с собой сюда три десятка кроме своих взял. Ожидал от порта какой-нибудь подлянки, вроде всё ещё неплохо вышло.

— Вашсиятельство, а не слишком сурово? — А это десятник из тех, кто только что стрелял по другому кораблю. Кто на отлично исполнил требуемое.

— Он не выполнил простой приказ — стрелять на поражение по всем, кто ослушается, — ответил я. — Если простой не выполнил, как ему в бою можно сложный доверить? — И двинул Дружкал дальше, расталкивая всех зазевавшихся на пути. Людное это место, порт, а вокруг, завидя факел, начали стягиваться люди. Взгляд на ближайшую стену — наши. Над башней медленно поднимался чёрный стяг Пуэбло с белой башней, на одну ступень ниже, чем флаг Магдалены. Как условились. Свой поднимать — провоцировать восстание, а так наш в подчинённом положении, но есть.

— Сигизмунд, в магистрат, — бросил я собственному отряду и дал Дружку по бокам.

Ну, здравствуй несвятая святая!

Глава 14. Aut Caesar, aut nihil

«Или цезарь, или ничто». То ли римская фраза, то ли её «внедрил» Чезаре Борджиа, ибо «Цезарь» было его именем. Без интернета точно сказать не могу, а значит просто не могу. Тем не менее, ставки сделаны — ставок нет.

Утро. Решил не спешить. Для начала поскакал-поездил вокруг города. Поглазел на толпы, желающие в город войти. На небольшую горку трупов тех, кто при этом бузил и что-то требовал — с десяток наверное. И десяток лежит у ворот святого Стефана — столько за три дня истыкали стрелами тех, кто пытался прорваться из города силой. Лично проверил разъезды, постоянно курсирующие вокруг стен, по объездной дороге (которая ведёт в порт минуя город). Минимум пять десятков бойцов несут тут дежурство постоянно, и ещё сотня в лагере — хорошо, что Мерида присоединился, без него бы людей не хватало. Увидел, как бегут через поле трое типов, перебравшихся за стену по верёвочной лестнице, как их берут в кольцо люди дежурящего сегодня «снаружи» Ворона. Оказались крестьяне из соседней деревни — у них посевная, им домой надо. Приказал пощадить, гнать к ближайшим воротам — и назад в город. Надо будет спросить у Алькатраса, много ли бегунов вчера было?

Стены мы не контролируем, дозором не обходим. Нафига? Держим только ворота. Проблем с их захватом не возникло — все ворота, кроме восточных, почти не охранялись. А когда с тобой рядом встаёт два десятка графских профессиональных воинов, отдающих приказы, трясущих непонятным пергаментом, и все они с тетивой на луках и мечами за поясом… А ВНУТРИ городских стен курсируют их собратья на конях… Это заставляет задуматься, а надо ли геройствовать? Тем более мои десятники везде убеждали, что это не захват, власть в городе не сменилась, и они могут продолжать службу на благо своему народу и интересов местной торгашни. Как доказательство — оружие никто ни у кого не забирал. Просто въезд в город и выезд из него на ближайшие несколько дней только с разрешения его сиятельства, которому дал такие полномочия сам король.

Пока суть да дело, пока разберутся, что король мне ничего не давал — уйдёт время. Прав не тот, за кем истина, а тот, кто громче кричит, а я кричал, что выполняю миссию короля, очень громко. А это в восприятии аборигенов, меняло ситуацию кардинально.

Проблемой стали только собственно ворота святого Стефана, где скопилось до сотни стражи. Там позволить себе встать в воротах, оттеснив от исполнения долга стражу, и перекрыть въезд, не вышло бы по любому. А потому ворота были блокированы снаружи — никто к ним не мог приблизиться на полёт стрелы, всех гнали ссаными тряпками прочь, и с латной конницей не поспоришь. А мы перекрыли к ним подходы изнутри — мы ж были уже на территории города. Стража стояла на воротной башне и прилегающих стенах часа два, пока Ковильяна лично лаялся с их начальством, убеждая, что «антитеррорестическая операция для всех», «они могут нести службу, но покидать город никто не сможет» и так далее. Когда до служивых дошла ситуация на всех остальных воротах и в порту, и что их «стояние на Угре» ничего не даст, рядовые бойцы постепенно разошлись. Оружие, как им и обещали, никто ни у кого не отобрал. А затем плюнули и ушли и решающие, уступив место людям Ковильяны, оставив дежурную смену параллельно моим воинам — на всякий.

И только решив все проблемы с захватом города, я подъехал к магистрату. Спокойно, медленно, вальяжно.

— А куда торопиться? — усмехнулся на вопрос нашедшего меня в пределах городских стен Алькатрасу. — Знаешь, Доминик, анекдот такой есть. Стоят два быка на холме, молодой и старый. А внизу коровы пасутся. Молодой предлагает: «Ой, а давай быстренько спустимся и покроем вон ту чёрную, с белыми пятнышками». Старый мотает головой — нет. «А давай тогда быстренько спустимся и покроем вон ту рыженькую, которая нам хвостиком машет».

Окружающие нас отроки, невольно слушающие разговор — стены домов тут сошлись слишком тесно, улочки маленькие, и говорил я громко — захихикали.

— «Нет», — говорит старый бык. «А давай тогда быстро спустимся и покроем…» — начал молодой, но старый ему: «Нет, мы не будем этого делать! Мы спустимся медленно-медленно… — Я сделал загадочную паузу, и рубанул концовкой. — «…И покроем ВСЕХ!»

Дикий ржач стоял на половину улицы. Хорошо что боковых улочек много и местные все успевали от нас туда прятаться, пропуская.

В общем, к магистрату подъехали в хорошем настроении. Даже то, что я потопил корыто из Таррагоны, не трогало. Будут осложнения, да, но если прогнусь — потом разогнуться не дадут. Не тот партнёр Великий Легат, чтобы в малости ему уступать. Местная стража всё также потела, сгрудившись у входа, ощетинившись алебардами. «Мирняк» уже по всему городу понял, что попадос, надо ближайшие часы дома переждать, и улицы были час как пусты. Как и Сенатская площадь. Только наши и стража. Стражи прибавилось — со всего города, видать, подтянулись, до полусотни было только на улице.

— Служивые, бургомистр у себя? — миролюбиво спросил я, подъехав. Начал медленно слезать с коня. Грозный Тифон с огромным арбалетом за спиной привычно (уже привык в дороге, сработался со мной, сам начал чувствовать, что надо) стоял на стрёме — подхватить поводья.

— В-ваше сиятельство, объясните, что происходит? — вперёд протиснулся седой усатый дядька лет пятидесяти. Местный маленький начальник. Явно не кабинетная крыса, в авторитете.

— Контртеррористическая операция, — привычно-непонятно ответил я.

— Город захвачен? — нахмуренно уточнил он.

— А вы видите, что кто-то город грабит? — зашёл я с козырей, картинно оглядываясь. — Что солдатня ловит горожанок и насилует? Врывается в дома и забирает всё, что плохо лежит?

Дружное покачивание голов стражников-аборигенов.

— Нет, город не захвачен, — констатировал я. — На ваши устои и свободы никто не покушается. Но у вас тут, в Магдалене, орудует организация, связанная с татями на моих дорогах. Естественно, под «крышей» некоторых очень уважаемых горожан. А потому я привёл войска — убедить магистрат, что им всё же стоит мне выдать тех, кого ищу.

Объяснения были встречены с пониманием. Закивали аборигены, соглашаясь. И кажется больше меня понимали, что без войска моя миссия была бы абсолютно бессмысленной. Ибо знали местный серпентарий и порядки в нёму с детства, выросли и варились в них.

А с другой стороны, купцы до одури боятся военных (я уже говорил, что рыцари и разбойники это одно и то же, вопрос в том, есть ли война в данном регионе в данный момент), и сами выдадут своих замаранных, лишь бы от меня избавиться. Если припечот, конечно, вот я и буду их припекать поактивнее.

В общем, в магистрат я вошёл в сопровождении десятка Сигизмунда и десятка стражи во главе с седым десятником, который лично меня повёл по коридорам, по лестнице, на третий этаж. При нашем подходе все, кто не принадлежит к страже, прятались за дверями кабинетов. Местные вооружённые бойцы в бронях и кольчугах стояли ту тут, то там, и отдавали честь седовласому дядьке. Кажется, всех, кого мы где бы то ни было спугнули, примчались сюда — организовать отпор захватчикам, да так и застыли без управления и приказов. Я вместе с седовласым прикладывал кулак к сердцу и кивая стоящим на страже, проявляя уважение, что пошло за плюс.

— Здесь, — остановились перед огромными тяжёлыми кёсовыми дверьми.

Приёмную распахнул сам десятник. Внутри нас ждало трое бледных, как смерть, перепуганных клерков. Жались к огромному застеклённому (это дорого) окну, и, наверное, были готовы выпрыгнуть, если б не третий этаж. А это как наш пятый примерно.

— У себя? — кивнул я на дверь местного самого большого начальника. Робкий кивок одного из клерков.

Подошёл и пинком распахнул дверь. Нет, вылететь не могла, слишком тяжёлая, тоже не гниющий кёс. Я её скорее толкнул, просто ногой — иначе отбил бы нафиг ногу. Но смотрелось всё равно эффектно.

— Как вы смеете! Что вы себе позволяете! — завизжал единственный находящийся внутри обитатель.

Бургомистр оказался невысоким сутулым мужчинкой в красном камзоле и берете, на шее которого красовалось что-то типа жабо, но не пышного, как в наше Новое время, а так, зачатки. Мода типа среди купечества. Вскочил, стоит, морда бледная. Лицо мне напомнило крысюка, или учителя Сплинтера. Глазки испуганные, но всё равно хитрые до ужаса. Лет ему было около сорока пяти, чуть более, жилистый, подтянутый — за собой следит.

— Все вон! — бросил я за спину, не оглядываясь, ибо и седой десятник, и мои вошли следом. Подошёл к столу бургомистра, сел на ближайший к нему стул. Стул, не кресло — кресло было только у хозяина кабинета.

— Бургомистр Варг, как понимаю? — бросил ему с вызывающей улыбкой.

Чел успокоился, присел.

— Граф Рикардо Пуэбло?

— Взаимно. — Кивнул. Попытался прожечь его взглядом. Напоролся на непрошибаемость опытного интригана, евшего таких «рикардо» на завтрак пачками.

— Сеньор Пуэбло, это захват? Что будет с городом? — тихо спросил бургомистр Варг.

— Не захват, — оскалился я. — А что будет с городом — вам виднее. Вы же тут главный.

— Тогда почему ваши люди тут всё… Захватили? — обвёл глазами вокруг.

— Я бы сказал, заняли, — смягчил я формулировку. После инцидента в порту прошло более двух часов, и они, отсюда, из центра города, спокойно наблюдали, где что и как тут происходит, ибо приказа блокировать магистрат я не давал. — Просто заняли. На всякий случай. Кстати, мне нужно помещение для воинов, с конюшнями для ста человек. Казармы стражи подойдут. Как закончим разговор — отдайте приказ, будьте добры. Сотня моих бойцов в ближайшие пару дней погостят в Санта-Магдалене, и ещё какое-то количество в лагере за воротами.

— Вы наглец! — расплылся он в показной улыбке.

— Да ладно! — хохотнул я. — Не согласен. Я просто не люблю, сеньор, когда меня имеют. Позволяю это делать только нескольким избранным красивым женщинам. Если же это пытаются делать некрасивые мужчины — я злюсь и нервничаю. И стремлюсь укоротить тела таких мужчин… Ну, хотя бы на величину головы.

— В Магдалене нет пособников разбойников, орудующих на ваших дорогах.

Как-то резко он это сказал. Отчеканил. Явно рыльце в пушку.

— А если найду? — снова оскалился я.

— По какому же интересно праву? — Чувак начал приходить в себя и «быковать». Впрочем, я и не думал, что будет легко.

— Дайте подумаю… — Я нахмурил брови, картинно задумался, подперев лоб указательным пальцем. — А, точно! По праву сильного!

Резко вскочил, благо без доспехов, и, перевалившись через стол, заехал уроду кулаком в лобешник. А что крысюк урод — не сомневался.

Бургомистр ничего не успел сделать. И не успел БЫ. Башка его отлетела, сам он завалился назад, вместе с креслом, и грохнулся на пол, ударившись затылком. Дверь снова открылась, внутрь влетело несколько тел, но я снова бросил, не оглядываясь:

— Вон! Мы с сеньором Варгом разговариваем.

Дверь закрылась.

Я стоял, смотрел на бургомистра и улыбался. Он, матерясь под нос, медленно встал на ноги.

— Я этого так не оставлю, сучёныш! — наконец, сформулировал вслух.

— Вы мне тоже чрезвычайно импонируете, сеньор Варг, — парировал я. — А теперь слушайте сюда. Город закрыт. Все въезды и выезды из него — только с моего личного разрешения. Порт — закрыт. Вся ваша торговля временно приостановлена. Я не покушаюсь на вашу свободу, я не покушаюсь на ваши привилегии, я просто хочу получить своё. Тех людей, кто мне нужен. И вы, все вы, всё купечество города, будете терпеть меня, терпеть убытки, пока я этого не получу. Понятно?

Бургомистр снова под нос забубнел непечатное, но мне было плевать.

— Так что в ваших интересах мне помочь, сеньор, — решил закругляться я. — Ибо чем дольше будете сопротивляться — тем скорее городские гильдии вас скопытнут. Потому, что именно бургомистр отвечает тут за всё, и именно бургомистр не хочет сотрудничать.

— Это иголка в тоге сена, щенок! — в отчаянии закричал он, но отчаяние, как понял, было вызвано совсем не сложностью в поиске виновных. — В городе тысячи людей! Что, хватать и пытать всех?

— Вы знаете, как работает этот мир, — улыбнулся я ему. — Сеньор, я остановлюсь в своём особняке. Можете озадачить подчинённых и присылать туда оперативников для розыскной деятельности — будут помогать в поисках. Не забудьте про казармы стражи. Ах да, вынесение приговоров виновным будет производиться вашими силами, силами города. То есть горожанами. Пришлите в мой особняк человека, отвечающего за городской суд, обсудим стратегию и подводные камни создания трибуналов.

— И ещё, в ваших интересах выступить с обращением к народу, что мы не враги, не оккупанты, — добавил я, обернувшись. — И пробудем тут только до завершения расследования. Иначе если это сделает ваша оппозиция… И я буду работать с оппозицией. Я буду работать с любым легитимным правительством Магдалены.

Снова обернулся, взялся за ручку, и снова но резко развернулся:

— Конечно вы сейчас думаете, что неплохо было бы поднять против нас горожан. Сразу говорю, мы перебьём тут дофигищща народу. И вы погибните тоже, может и не в числе первых. Но — погибните, обещаю! — свернкул я глазами и активировал над ладонью факелок с локоть величиной. Варг отшатнулся, хоть и был далеко. — Я вас сеньор из под земли достану. Но даже если что-то пойдёт не так и не смогу достать лично я, через время сюда приедет король с гвардией и вздёрнет вас на ближайшем дереве, так как вы лишили армию большой части воинов в преддверии крупного набега. Ибо мы не захватчики и ни разу не оккупанты, и все это прекрасно видят. Усёк, фраер?

Насколько бургомистр был бледным когда я заходил, настолько же сейчас был красный, как мак. Сука. Выйдя, я зло сплюнул. Чувствовал себя как человек, извалявшийся в грязи — бывают же такие люди.

— Бюрократы чёртовы! — пожаловался на недоумённый взгляд окружающих.

Это было три дня назад. С тех пор движуха завертелась… Но вертится так себе. Точнее, на месте топчется. Я в принципе и не думал, что будет иначе, и по большому счёту не спешу. Измором беру. Воины мои из всех щелей жалуются местным, дескать, приехали бандитов ловить, но магистрат руку моет и не сдаёт своих, и пока это работает. Потому, что местные собственную власть лучше всех знают. Кто-то активно поднимает и обратную волну — какие мы захватчики и нас надо того, но пока пипл не готов ради денег власть имущих идти на баррикады.

Эксцессы случаются. Попытавшегося снасильничать одну зазевавшуюся горожанку воина Ковильяны, дедушка номер два лично отправил чистить нужники в казарме, а десяток провинившегося (весь десяток, круговая же порука) был лишён доли в награбленном до конца кампании. Соответственно и сотне достанется на одну десятую часть меньше.

— Идиоты! Это военный поход! Мы на территории уловного противника, где горожане нас на копья в любой момент поднять могут! Совсем ум потеряли? — ярился дедуля на своих, и те слова, что я привёл, он выразил в таких оборотах, что даже от предлогов и союзов в его речи я впал в краску.

Были и случаи отъёма у аборигенов того, что плохо лежит. И другие попытки насильничать. Но не пойман — не вор, и теперь уже бойцы своих всячески выгораживали, а местные жаловаться не спешат. А в припортовом борделе воины Мериды вообще коры отстрочили — отметились тем, что попользовались услугами тамошних девочек и не заплатили, хотя пришли туда вполне официально. Я наорал на Хлодвига, он лично завёз маман несколько лунариев, заодно оплатив абонемент для своих на ближайшую неделю. Правда только для своих. Ещё одна сука на мою голову, но не придерёшься — в своём праве.

М-да, боевой поход. Магдалена — одна сплошная линия фронта. Тяжело было объяснить это своим, да ещё в одну ночь перед захватом. Ждал накладок. Но всё же тут Приграничье, не центральные области, где благородным сам чёрт не брат, выполнять команды начальства тут худо-бедно приучены. Пока в городе мир, но, если перейдём невидимую черту… И я скрипел зубами от досады, что как ни ставь людей в сложные условия, идиотов всегда хватает.

Вечером (явно не торопился) первого дня ко мне явился начальник местного отдела инквизиции при городской страже. Очень интересный мужчина в расцвете сил, про которого можно отдельную книгу написать. Начать с того, что был он ни много ни мало — потомком древних патрициев и носил звучное имя «Секст Клавдий Рамон».

Преномен «Секст» — нормальный, прошедший полторы тысячи лет со времён падения Империи. Тут время закуклилось, имена стали достоянием сословий и смешивались с другими сословными неохотно. Номен «Клавдий» — родовое имя, по нашему фамилия — тоже нормально. Не факт, что родственник тех самых Клавдиев… Но чем чёрт не шутит? Сейчас ничего ведь не проверишь, тут сами аборигены не знают, что за ерунда произошла и почему получилось Основание. А вот когномен, то бишь прозвище «Рамон» — явно местного колорита. Нормальный романно-иберийский чел своего мира своего времени!

Слова «инквизиция» бояться не надо. Тут его никто не боится. Это просто отдел, занимающийся расследованиями. Ни разу не церковь — у церкви своя, святая инквизиция (её тут так не называют, это термин из памяти Ромы). То бишь городская инквизиция это следственный комитет, из прокурорских чел. Бастрыкин, блин.

Разговор с Бастрыкиным произошёл обстоятельный и для меня нервозный. Ибо я вдруг ощутил себя в Магдалене крайне неуютно. Понял, что вот этот хлыщ с древней фамилией, в плаще и камзоле стоимостью с добрую кольчугу, фактически держит меня за яйца. И его не колышат ни мои проблемы, ни проблемы местных гильдейских «падре». Наоборот, а чего бы меня с ними не стравить на почве того, что я, залупившись, не смогу уйти из города, а они, залупившись, должны меня отсюда выгнать? И в драчке обязательно погибнут люди, и люди эти наверняка будут представлять его личных врагов. Но доказать что-либо я не мог, и даже просто вслух ничего не мог предъявить — не в общении с таким мастодонтом криминалистики. Блин, с бургомистром я себя так скованно не чувствовал!

А как смеялись его глаза, когда признал, что у меня нет НИ-ЧЕ-ГО, ни на кого из местных. «Дитё малое» читалось в них. И это слащавое презрение…

Короче, надо найти к нему ключик. Иначе ничего не выйдет. Бургомистр, как я понял, в доле, как минимум знает, кто занимался контрабандой. Но просто так взять его и пытать не могу — это не по роже треснуть. Нужна хоть какая-то зацепка.

В общем, я понял, что попал, как кур в ощип, сам себя загнал в ловушку, и кто знает, как из неё выбраться?

Одна надежда на гильдии. Переговорил со всеми главами, объяснил ситуацию, и что не имею к ним претензий, только отдайте тех, у кого рыльце в пушку. Торгашня за медный асс удавится, есть вероятность, что они смогут что-то тут продавить и хоть какой-то конец верёвки для расследования мне сольют. Но для этого сеньоров надо ещё немного помурыжить, с недельку, или две. Чтобы городская торговля окончательно встала, они лишились большого количества денег, а главное, чтобы в городе начались проблемы с продовольствием. Ибо ворота города будут закрыты для всех без исключения.

* * *
Особняк мне достался по наследству от времён, когда город был частью графства. Далёкий предок две сотни с гаком лет назад не стал устраивать войнушку с кровопролитием и отпустил Магдалену в вольное плавание в обмен на выгодные договора по использованию портовых и складских мощностей. А также мелочь — его особняк в центре, недалеко от Сенатской площади, не облагается налогами, как все остальные дома в городе. Также беспошлинно ввозятся в город припасы и расходники для особняка (при надлежаще оформленных документах конечно же). Жить заселился я, естественно, сюда, правда, набив дом солдатнёй. Вся сотня тут не поместится — дом меньше, чем в Аквилее; людей впихнуть ещё можно, подумаешь, сто человек, то вот коней — уже никак не разместишь. Ограничился тремя десятками постоянной дислокации (телохраны) и два — временной, сменные десятки.

Осталось совсем немного места, чтобы жить красиво и принимать гостей. Кои, гости, сегодня к назначенному времени и «подгребли» — два дня приглашал, три раунда предварительных переговоров для прояснения, кого собственно хочу видеть и почему. «Назначенное время» в городе без часовой башни — понятие относительное, но всё же ориентир, «после полудня», был выдержан.

Их было девять человек. Описывать каждого нет смысла, все сеньоры купцы были похожи друг на друга пусть не внешне, но ментально, флюиды от всех одинаковые отходили. Опишу лишь главного — заместителя главы гильдии зерноторговцев города сеньора Энрике Вальдеса. Высокий сухой старикашка с живыми глазами, немного выпученными, и когда он вращал зрачками, зыркая вокруг, напоминал какого-то робота из детского мультика. Какого — убей, не помню. Дедуля был моднявым, на шее носил огромную золотую цепь с висюлькой, похожей на орден из фильма про Ивана Васильевича, меняющего профессию. На плечах накидка-мантия, под нею ладно скроенный камзол, из ткани не очень дорогой, но, о чудо, скрадывающий его сухость. Купеческий берет и… Чулки, вошедшие в моду энное время назад. В Аквилее я с ними сталкивался не то чтобы, в Мартиусе ещё слишком холодно для чулок, но сейчас, в Апреле, потеплело, «мужчины надели колготки и запахло весной». М-дя.

Почему заместитель?

Просто статус такой. Но фактически он рулит гильдией. Ибо собственно глава гильдии постоянно пребывает в Альмерии и отвечает за вторую часть их непростой работы — за сбыт того, что куплено сеньорами здесь. Все решения в Магдалене принимает сеньор Вальдес, это для меня главное, и от этого стоило отталкиваться в переговорах.

— Сеньоры, вижу недовольства на ваших лицах? — как радушный хозяин улыбался я, встречая их в холле на первом этаже.

— Сеньор Пуэбло, как нам быть довольными, когда ваши воины перекрыли все выезды из города? — произнёс один из мрачных гостей.

— Сеньоры зря нервничают, — усмехнулся я. — Это — лирика. Для бедных. И глупых. Под прикрытием того, что все говорят о блокаде города, серьёзные люди вершат по-настоящему великие дела. Не находите, что это удобно?

— А вы интересный юноша! — воскликнул другой купец.

— Прошу! — указал я вверх на парадную лестницу.

Закуски были — пальчики оближешь. Повара постарались, причём не мои, местные — откуда у меня повара в пустующем круглый год особняке? Пришлось нанимать персонал из ближайшей таверны, и готовился обед частично там же. А вот вино — моё, дед знал толк в продукции виноградарства, и во всех наших особняках стоят бочонки с древними выдержанными напитками самой различной давности. Отец не особо был пристрастен, а потому мне оставил много чего от деда, плюс добил подвалы более свежими, уже своими продуктами. В Пуэбло понятно, вина всегда много — там людно, а в особняках-резиденциях пить особо некому; слуги пьют, но им предназначается продукция иного ценового уровня. Так что фактически для подобного момента два поколения моих предков и старались.

Сеньоры оценили дедово наследие по достоинству и заметно подобрели.

— Сеньор Пуэбло, прошу, перейдём к сути, не будем ходить около? — кивнул Вальдес, когда первая, вступительная часть трапезы была окончена.

— Не любите вы политес, сразу к делам, — усмехнулся я. — А поговорить о погоде в Альмерии?

— В Альмерии солнечно, — хмыкнул один из гостей. — Чего не скажешь о Пуэбло.

— А мне кажется, как раз с Пуэбло всё хорошо, — парировал я. — Это над Альмерией встают грозные тучи.

Над столом воцарилась тишина. Политика, мать её. А они — купцы. Важные ребята, без них ничего не происходит, но не они движущая сила грядущей гражданской войны… Пока что. К их сожалению. Боже, как мне напоминает местная клоака наш собственный мир. Эпоха перед буржуазными революциями, когда феодализм уже начал сдавать, но пока ещё был силён. Они войдут в силу, эти милые ребята, точнее их потомки, и тогда в королевстве чертям в аду станет тошно. Но пока ещё они тут никто.

— Сеньоры, тоже не люблю ходить вокруг и около, а потому сразу предложение, — начал я. — Как считаете, лучше быть богатым и здоровым, или бедным и больным?

— Сеньор Пуэбло, вы про «Зерновой консорциум Юга»? — выложил козыри, дескать, понимают, о чём речь, чел в малиновом берете, протягивая пергамент с переписанным на него уставом Синдиката. — Если да, то, думаю, вы очень много хотите, строите с партнёрами грандиозные планы, но по сути это пшик.

— Почему же? — иронично скривился я.

— Потому, что у вас ничего не получится, покачал он головой. — Вы не даёте на рынок королевства и десятой доли товарного хлеба. Товарного, подчеркну, не общего. Даже если вместе с партнёрами будете контролировать в два раза больше, это всего лишь пятая часть. При том, что хлеб имеет такое свойство…

— Он лишь ДОПОЛНЯЕТ стол простонародья Центральных Провинций, — подсказал купец с большим чёрным бантом на шее, висевшем вместо жабо. Коренастый крепыш со злым взглядом. — Если вы не продадите хлеб и его не купят, то вы просто не продадите хлеб и потеряете деньги. Чернь будет есть больше овощей, добавлять в еду траву, но королевство проживёт. А после настанет новый сезон, все будут ждать новый урожай, и вы не сможете выручить много. Гильдии удавятся, но не станут брать за три цены.

— Это прекрасно. И это всё верно, — закивал я. — Но есть одно «но». А ЗАЧЕМ мне контролировать одну пятую?

Смятение на лицах. Переглядывания.

— Сеньоры, вы не понимаете, как это работает, — нравоучительно продолжал я. — Пытаетесь думать по старинке. А на самом деле всё то, что вы говорите, существует, и это можно и нужно использовать! Но только для того, чтобы крестьяне Центральных Провинций обогащали нас с вами, а не свои зерновые гильдии.

— Сеньор Пуэбло! — поднял тональность Вальдес, дескать, я его достал, — можете говорить яснее?

— Конечно. — Я откинулся на кресле, обвёл важное сообщество глазами. — Скажите, сколько зерна вы сможете скупить, если используете ВСЕ резервы своего города? Допустим, в долях от производимого королевством… Пардон, продаваемого между регионами королевства?

— Где-то с одну десятую и сможем, — хмыкнул малиновый берет.

— Одну десятую — я. Возможно, столько же Аквилея. А теперь следите за руками, — поднял ладони вверх, как заправский фокусник. — Мы пускаем слух, что некто, пусть это будет Рикардо Пуэбло, безусый юнец из Приграничья, захотел «обуть» королевство и скупил первый урожай по несколько завышенным ценам, чтобы продать его в начале зимы с прибылью. Его поддержало несколько хороших небедных людей, очарованных его обаянием. Да вот только реальная жизнь она сложнее, чем мрии неопытного юноши.
Графство требует денег, особенно с учётом его масштабных проектов, вы должны были слышать — я решил превратить Пуэбло из крепости в город и уже начал строительные работы. Строителей надо кормить, как и воинов в преддверии набега… И граф аккурат после выхода на рынок второго урожая… Будет продавать своё зерно. Несколько раньше, чем задумал, пытаясь наварить хотя бы минимальную прибыль, если не в ноль сработать. В ноль — уже для него хорошо.

— И смысл? — А это чёрный бант.

— Смысл в том, что под этот шумок зерно для перекупа не станут брать и другие люди. Например, торговая гильдия из Санта-Магдалены. И их собратья из Аквилеи. И дружественные им структуры из других гильдий. Они НЕ сделают то, что делают обычно. Они готовы брать, но ломят настолько низкую цену, что даже самые нищие бароны по такой продавать отказываются. Предложение растёт, цена — нет. Возможно не падает, но и не растёт — однозначно!

Гильдии Центральных провинций радостно потирают руки в предвкушении и ждут. Когда же глупыш Пуэбло выкинет на рынок свои запасы, чтобы именно в этот момент на корню всё скупить к чертям почти за даром?

Зерно — это valyuta, массовый сторонний производитель не будет продавать его в убыток, будет ждать. Но его вера в то, что удастся задорого сбыть товар, уже рухнула, он морально готов скинуть задарма, лишь бы по цене чуть более высокой, чем сложится к началу Сентября. Вся мелочь становится на низкий старт…

Ключевой момент во всей этой игре — информация. Скоординированная атака на зерновые гильдии королевства. Там люди тоже хотят быть богатыми и здоровыми, и они должны быть совершенно уверены, что Рикардо Пуэбло — дуралей, которому лишь бы мечом помахать, а его крепостной квестор, его главный советник, который всё это и придумал — законченный дебил. Тогда они не просто будут следить за ситуацией и ждать низкой цены, они как хищники слетятся дерибанить рынок!

Есть в этом плане недочёт — постоянные контракты с проверенными партнёрами. В частности герцогство Мерида захочет поиграться со всем этим. Это сильный персонаж. Потому с ним нужно закулисно заключить приватную сделку, и дать ему нормальную цену, но опять-таки распустить слухи, что даже Мерида согласен на более низкие цены, либо что и он будет ждать Пуэбло, и продавать зерно только после того, как цена придёт в норму. Это ваш партнёр, сеньоры, вы сами должны понять, как с ним поступить.

— Продолжайте, ваше сиятельство, — это буравил зыркалами Вальдес.

— Главное — распустить слух о ничтожестве графа, и о том, что вот-вот сейчас, когда цена начинает расти, он обрушит рынок и цена на короткое время упадёт. Все гильдии, вся страна, сам король, разве исключая господа бога — все должны свято верить, что точно знают, что сейчас будет. И когда сам Пуэбло начнёт метаться, пытаясь пристроить своё зерно, все заинтересованные лица, включая вас, и вся страна должна это видеть, наносят по нему страшный удар — сбивают цену.

— А сеньор Пуэбло будет метаться? — задумчиво хмыкнул чёрный бант.

— Ага. Куда ему деваться? Только у него проблема, его никто не любит. Магдалену он чуть не взял на щит. С аквилейцами поссорился. Мерида сделает что угодно, чтобы только поставить ему палки в колёса, это историческое. А столичные хлыщи думают только о своей прибыли, и на сеньора графа просто плевали.

Среди производителей и затоварившихся перекупов начинается паника, они начинают спешно выбрасывать то, что готовы были продать ПОСЛЕ того, как цена устаканится, то есть то, что приберегли для декабря… Продолжать, сеньоры?

— И тут наступает момент общей скупки, — не разочаровал меня этот сухой старик. — Вопрос лишь в том, как совершить скупку так, чтобы зерно досталось нам, а не им. — Имелись в виду камрады из столицы и других Центральных регионов.

— Всё просто, сеньоры. Это легко сделать, если предлагаемое на рынке зерно УЖЕ принадлежит вам, — улыбнулся я. — Вы продаёте его сами себе и временно сами у себя не покупаете. И сами себе сбиваете на него цену. Ваша цена привлекательнее, чем у других игроков, гильдии бросаются на вас… А ваша другая рука, не скупясь, подчищает остатки у баронов, охотно продающих в два раза выше рынка. После же будет плевать, почём вы купили — реальная цена на зерно станет такой, что всё окупится.

Эта операция, сеньоры, потребует огромного количества капиталов. Потребует большого количества подставных лиц. Но главное в ней — умение грамотно распускать нужные слухи. Тот, кто владеет информацией — владеет миром, именно в эту игру я и хочу предложить сыграть.

— А когда же сеньор Пуэбло на самом деле будет продавать зерно? — поднял руку один из молчавших до этого гостей.

— А вот этот момент мы и будем согласовывать, — уважительно поднял я бровь. — Мы с вами и с Аквилеей. Это и называется — синдикат. Сговор хозяйствующих субъектов. Я должен доверять вам во всём, вы — мне. Только доверие может помочь нам стать богатыми и здоровыми…

…А вы о какой-то черни, не могущей временно уплыть из города! Как дети, сеньоры, честное слово.

— То есть МЫ, ВСЕ МЫ, — обвёл Вальдес рукой вокруг, — продаём гильдиям зерно ТОЛЬКО по одной, установленной нами ВСЕМИ цене? Так?

— Да. — Я кивнул. — И я не буду демпинговать. Правда оговорюсь, что у меня уже есть долгосрочные контракты с тремя партнёрами, и намереваюсь придерживаться их, потому, что они УЖЕ заключены, и это выше меня.

— Так-так? — подался вперёд чёрный бант. — И что за контракты? — Угу, как будто мы уже договорились, и они собственные упущенные деньги считают. Ну да ладно, я не гордый, поясню.

— Таррагона и Валенсия. Они представляют полисы за пределами королевства, да и потребление ими зерна не слишком велико, чтобы существенно сбить цену. Но обещаю ничего не продавать сверх контракта!

Третий — граф Мурсия. Это зерно пойдёт не за серебро, это barter, товарный обмен. И, думаю, тут влияние на общую цену будет также незначительным, так как Север вечно голодает, они сами всё съедят.

— Обмен на что? — загорелись глаза Вальдеса.

— Дрова, железо и свекла, — честно признался я, после чего удостоился величайшего презрения со стороны присутствующих. — Плюс в том, что Мурсия, даже если очень захочет, не сможет пригнать мне столько железа и дров, чтобы повлиять на цену зерна значительно, — продолжал я, чувствуя, как будто оправдываюсь. Хотелось материться. — Какие-то проценты — да. Но без оплаты, то есть без продукта для обмена, зерна он не получит, а значит и перепродать не сможет. Я не сбиваю этим контрактом общую цену, наоборот, поднимаю, поскольку реальное количество зерна для продажи станет только меньше. Мурсия нам поможет доить своих соседей.

— С учётом того, что Север закупает зерна не так и много… — потянул кто-то из гостей.

— Приемлемо, — выдавил чёрный бант.

— Согласен, — утвердил старикашка Вальдес. — Всё остальное зерно будет согласовываться?

— Да. — Я кивнул.

— И ты готов слушать наше мнение и выполнять наши решения?

— Наши СОВМЕСТНЫЕ решения, — усмехнувшись, поправил я его. Дедуля понял, что перешёл границы и примирительно склонил голову.

— Конечно, ваше сиятельство, я оговорился.

— А как же вот эти данные о складах, уставных взносом в товаре, общей прибыли… — кивнул малиновый берет на пергамент с Уставом.

— Ну, нам же нужно обоснование, почему мальчик из Пуэбло — идиот? — воскликнул я. — Вот и используйте ЭТО. А со своими партнёрами я сам разберусь. К моему сожалению, тех, кто готов доверять другим, чтобы стать богаче, оказалось слишком мало. А значит нам не по пути.

— Ваше сиятельство, «идиот»… С таким эпитетом не шутят, — вновь пронзил меня глазами Вальдес.

— Конечно. Любого за этот эпитет я сожгу вот этим пламенем, — пыхнул я факелом с руки вверх, напугав купчишек. — Но ведь сейчас я называю так сам себя? А мне можно, это называется «самоирония».

— А как же дворянская гордость? — усмехнулся малиновый берет.

— Я хочу быть богатым и здоровым, а не бедным и больным, — отрезал я, ставя точку. — Хотите ли вы того же — решайте сами. Я не могу решать за вас. В Аквилее такие же переговоры ведёт мой помощник Ансельмо, и там сеньоры тоже должны самостоятельно принять решение. Я ответил на ваши вопросы, сеньоры? — Улыбнулся им во всю ширь.

— Кажется, с вами будет приятно иметь дело, ваше сиятельство, — уважительно склонил голову Вальдес. Я его озадачил, поразил, и, наверное, купил. — Это будет как минимум интересно. Но всё же… Наши договорённости… Они ведь так и останутся произнесёнными вслух. А как же прописать на пергаменте? Подстраховаться?

Чувак был в полнейшей растерянности. Это на Руси купеческому слову верили. Тут верить слову, да ещё купеческому, просто чревато.

— Сеньоры, вы так ничего и не поняли? — Я картинно захохотал. — Посмотрите вокруг. Что вы видите? Осаждённый город. Злых аборигенов. Вокруг Пуэбло — раздражённых мною соседей, «скушающих» обо мне любые сказки. К югу на меня дуются аквилейцы — я сманиваю у них мастеров и толковых подмастерьев. Я одиозный парень! А значит легко стану клоуном.

Но только всё это — мишура. Завеса. Муть в воде, в которой таится и спокойно ждёт своего часа по-настоящему крупный хищник, который «держит» весь водоём. Местные щуки, сомы, сазаны — могут думать о себе что угодно, но только этот абсолютный хищник будет решать, как водоёму жить дальше на самом деле. Понимаете аналогию?

Мне плевать на разбойников с большой дороги. Плевать на короля и его сестру, и их мелочную месть. Плевать на общую ненависть соседей и черни. Я хочу решать, что будет с этим регионом завтра! Я хочу на самом деле руководить этими всеми рыбами в нашем болоте, включая таких идиотов, как Мерида или Алькантара!

И сделать это можем только мы вместе. Я, вы и аквилейцы. И кстати, мы все — осколки огромного былого Пуэбло, в нас больше общего, чем принято считать. И нам не просто не выгодно, а противопоказано НЕ доверять друг другу.

Если решите «кинуть» меня — у вас без меня и моего зерна ничего не получится. Вас «кинуть» я также не смогу — силёнки не те. Будем барахтаться каждый сам по себе, кто как может, но именно этим мы занимаемся прямо сейчас. Разве нет? И, естественно, у нас у обоих не получится без капиталов и влияния Аквилеи, и там тоже не выгодно «кидать» нас. Ни они без нас, ни мы без них не справимся.

Сеньоры, я предлагаю серьёзную игру с серьёзными ставками. И не собираюсь размениваться на мелочи, вроде прописанных на пергаменте договорённостей. Да — и мы играем. Нет — и я «забываю» о проекте и копошусь в своей песочнице сам. Поверьте, не пропаду, дай бог только отбиться в этом году от степняков.

— Нас смущает осаждённый город. Это НАШ город, — произнёс чёрный бант.

— Сеньоры, — устало скривился я, — ЗАЧЕМ мне Магдалена? Вы знаете теорию управляемости систем? Чем меньше система, тем легче она управляется, и тем она эффективнее. В крупной системе сложно предусмотреть всё, потому крупные образования всегда теряют эффективность, меняют её на стабильность. Грубо говоря, сто купцов со ста солидами наторгуют на бОльшую сумму прибыли, чем один с десятью тысячами, поскольку каждый из этой сотни лично следит за каждой сделкой, чего один купец с десятью тысячами себе позволить не может. Не так?

Вытянутые лица в качестве ответа. Теорию не знали, но суть её естественно интуитивно представляли.

— Вот так и от независимых вас я получу больше пользы, чем если попытаюсь диктовать условия. Вы сделаете без меня куда больше и сделаете это куда лучше, чем если будете делать это под чьим-то, пусть и моим, руководством.

Я действительно уйду, как только ваш жучара бургомист соизволит выдать тех, кто мне нужен. В остальном Магдалена не интересна. Думайте, сеньоры. Если играем по крупному — значит играем.

Переглядывания будущих партнёров, и как итог, общее согласие.

— В ваших словах есть зерно истины, сеньор граф, — кивнул Вальдес. Но всё же мы должны всё взвесить, чтобы понять, какие ловушки есть на этом пути.

— А я разве тороплю? — снова улыбнулся я. — Ya do pyatnitci sovershenno svoboden.

Глава 15. Про паяльники, загнанных зверей и маски-шоу в средневековом городе

Думать в среде купцов будут долго. Так тут принято. Всё взвесить, перетереть с нужными людьми, а заодно принять меры, чтобы об инсайдерской информации не узнали ненужные. Год тут длинный, четыреста пятьдесят шесть дней. Уточняли дважды за тысячелетие. До осени далеко — два урожая, а то и три. Куда сеньорам спешить? Потому, чтоб быстрее думалось, я без разговоров сдёрнул сотню, и ещё баронов частично мобилизовал — знал, что иначе будут махать пальцами, что теми вентиляторами, и смотреть на твои предложения сверху вниз, как на говно. А после обязательно попытаются «кинуть» или поиметь. Не могут сеньоры иначе, природа у людей такая. А так сейчас город закрыт ДЛЯ ВСЕХ, в том числе для очень богатых и благородных — для них. И для членов их семей. Но главное, для их грузов! И что совсем дерьмово, их голуби тоже далеко не все ловцов смогут проскочить (кто-то наверняка сможет, ловцов и соколов-ястребов я не идеализирую, они просто фильтр, а не панацея), а нет голубей — нет информации о внешнем мире. И сам мир не узнает об отданных ими приказах.

В общем, сотню я брал не только чтобы поисками разбойников попугать, как вы поняли. Я приятное с полезным сочетал, зерновую гильдию тоже попугать было кровно необходимо. Теперь первый раунд закончен, слово за ними, пусть сеньоры думают — торопить не буду. Ещё недельку в Магдалене продержусь — сами приползут. А через две — силком бургомистра приведут, дескать, вот он, главный гад, покрывавший разбойников. Как пить дать!

А пока суть да дело, я решил заняться тем, что откровенно забросил на самотёк — поиском «мочёных» купцов. Забросил по той же причине — сеньоры правители города должны успокоиться, расслабиться и принять решение «поиметь» меня, невзирая на армию в черте городских стен. Чтобы я мог их валить со спокойной совестью — они сделали осознанный выбор. Заодно бесплатно создам вокруг себя ореол совсем законченного отморозка, не прощающего НИ-ЧЕ-ГО. Средневековье, тут уважают только таких.

— Сеньор граф, там эта… Инквизитор, в общем.

Трифон был самим «Цицероном». Но мне нравилось, лучше так, зато всегда тебе говорят от чистого сердца. А о чём думают сладкоголосые вышколенные держащие лицо мажордомы и дворецкие — чёрт знает. Может он яд тебе в суп подсыпал, пока нёс? Местные слуги, кстати, тоже семья и тоже из шести человек, правда дети — почти взрослые сын и дочь, а не два сына, как в Аквилее, мне прислуживали исправно, но денщик — он и есть денщик. Мы ж всё-таки в боевом походе, пусть работает.

— Спущусь, — ответил я, по третьему кругу вчитываясь в пергамент. Это было что-то новенькое. Письмо от Мериды, самого богатого герцога Юга. Оный герцог писал, что у него и моего отца было давнее соперничество, но он никогда папочку не считал за нехорошего человека, это был спор двух уважающих друг друга кабальеро. И он не хочет омрачать наши отношения с первых дней моего пребывания в статусе графа какими бы то ни было распрями. Более того, предлагает сотрудничество в вопросах «организованной продажи зерна» этой осенью. Предлагает зарыть топор войны, которой по сути не было, и объединить усилия для достижения общих целей. Почти как я написал, только без эпитета «богатые и здоровые». Отчитал, как мальчишку, что «Зерновой консорциум Юга» — фуфло, работать не будет, нужно сделать совсем не так, а как — готов обсудить при личной встрече. Приглашал в Майиусе в… Санта-Магдалену, на нейтральную территорию. Бля-а-а-а…

Письма прислала сестрёнка, из замка. Организованная ею деловая почта, ибо знала, куда я поехал. Вёз письма пяток вооружённых стражников (не замковая сотня, скорее люди Эстебана, или кто-то из пешцев), одетых… Та-дам! В одинаковые зелёно-сиреневые камзолы с белой перевязью. Все при оружии, с собой везли кольчуги, но пока ехали по своей земле, и до набега далеко, везли на вьючных. Астрид написала, что это первые сотрудники фельдъегерской службы, название которой написала печатными отдельными буквами, боясь ошибиться. Вермунд въехал в тему быстро, и разработку и создание оной структуры педалировал, «прогнув» под себя Адольфо и Прокопия (Ансельмо свалил в Аквилею и на момент отправки писем ещё не явился). Служба уже существует, правда, пока там хаос, но скоро всё наладится. Почту они уже возят, и этот пяток будет со мной — на посылках, вдруг важное передать в замок надо будет? Или не в замок?

В замке всё хорошо. Дорофей и Тихон совместно, по моим записям (записям с моих слов? Этот момент не понял, потом разберусь) строят из кирпичей высокую, с два человеческих роста, печь, которую назвали «домница», огромные мехи которой будут работать от колеса. Колесо, правда, пока с деревянными валами, в качестве испытания поставили на две баржи, и оно работает. Пока что вращает мешалки в огромном чане с сиропом у занявшей тут уже пол-берега Марины. Марина терроризирует замок, забирает посуду, инструменты, плотников — строить, работяг — таскать тяжести, баб — мыть целые возы со свеклой, забрала себе папочку (он замковый гончар), перечит ей, хозяйке! Говорит, что у неё есть господин, а она — баронесса Кастильяна. Она подчиняется сестрёнке в вопросах жизни замка, но мастерскими заведовать её поставил я, и мои распоряжения для неё важнее. Карамели этой, по словам Астрид, уже девать некуда, все кладовые забиты, на глину для головок и дрова уходят огромные деньги, «а эта твоя сучка всё не уймётся». Я на это посмеялся и сделал выводы, что плохо организовал процесс. Марине всё как надо объяснил, Прокопию вроде тоже, а вот сестрёнке — нет, и она может сгоряча наломать дров. Утешает, что она уже Кастильяна, понимает это, и до моего возвращения может дать Марине зелёный свет. Но после обязательно сделает очную ставку, и черноволосой бестии придётся не просто отвечать за базар… Астрид её в прямом смысле уничтожит, если та хоть в чём-то брехала впустую.

В общем, дома творятся Великие Дела. Отписался, чтобы карамельные мастерские не трогала, Марину не тормозила — пусть мастерит, под мою ответственность. Кузницам — добро на всё, что попросят, за мой счёт. Пока из дома все новости. Одного из пяти гонцов с утра отправлю назад, во избежание.

Король тоже прислал письмо, но не сам, а через советника. Граф де Рекс, что-то вроде вице-премьера при правительстве в Альмерии, брат бывшего мужа матери Катрин (у этой сеньоры было три мужа). Де Рекс не извинялся, не наезжал за взятие в плен племянницы, а лишь отписался, что я всё не так понял, что король не желает мне зла, осознаёт, что принял ошибочное решение, и он, граф де Рекс, готов урегулировать наши недоразумения, если я приеду в Альмерию. Голубь мира, мать его. Ща-аз, всё брошу и поеду в столицу, ага. В четверг прямо, как дождичек закончится.

Но, по крайней мере, Карлос сука Шестой, хочет диалога, не шлёт гвардию под мои стены, а это уже хорошая новость.

Так что в целом я был в хорошем настроении. Пока всё получалось. А потому спустился из кабинета в Малую Гостевую Магдаленского особняка в хорошем настроении.

— Сеньор Клавдий? — улыбнулся местному «Бастрыкину». Тот пригладил усы, выдавил насквозь фальшивую улыбку. — Присядем?

Сели в кресла, напротив друг друга, хотя рядом стояли более мягкие диваны. Диван расслабляет, а мы оба были настроены на драчку. И сей факт не укрылся от нас обоих. Я боялся этого чёрта с зализанными тонкими французскими усами. Просто потому, что никогда не достигну его уровня. Он — профи в своём деле. И мне нужен такой профи, без него не получится. Но вот обратной связи тут нет — «Бастрыкин» вертеть хотел мною на причинном месте, я со своим графством никак и никуда не был ему нужен. И как-то повлиять на него… А как? Никаких рычагов.

Оккупированный город? Это хреново для его начальства, для бургомистра. Сам сеньор мог банально саботировать приказы и крутить своё у всех за спинами. Ему ПРИКАЗАЛИ мне помогать, собственно его интереса во всей движухе в городе нет.

У меня с собой пять сотен бойцов. В городе постоянно дислоцировано не менее двух сотен. Но они — воины. Они могут перебить тут всех, но, блин, кто из перебитых работал на татей — никак не узнают!

— Сеньор Пуэбло, я вынужден констатировать, что следствие заходит в тупик, — начал доклад сеньор. — К сожалению, у нас нет никаких доказательств, что сеньор Лопес, начальник порта и другие подозреваемые как-то связаны с разбойниками. Хочу уточнить, может вы… Забыли какие-то сведения, которые могут помочь следствию?

— Когда заседает «тройка» по делу Лопеса? — в лоб спросил я, хмурясь. Вовремя с зерноторговцами разделался — на разбойном фронте как раз принято решение меня «кидать».

— Завтра. Если мы не найдём хоть что-то, в чём его можно обвинить, его выпустят на свободу, а вам придётся выплатить стоимость корабля и компенсацию за убитых матросов.

«Мы» было брошено с иронией. Подразумевалось «ты».

Нет, мир не меняется. Причём никакой мир. Оставь деток без присмотра на три дня, пока занимаешься пшеницей — тут же вылезут из песочницы и начнут играть во взрослых, никого и ничего не боясь.

— А как ваши информаторы? — загадочно улыбнулся я, мысленно принимая спорное, но важное решение. — Вы что-либо смогли узнать?

— Сеньор, дно Санта-Магдалены — та ещё клоака, — приторно-горестно вздохнул Клавдий. — Какого дерьма там только нету. Ваши разбойники тут так, тьфу. Если кто-то работал с ними — мы не узнаем, пока не перетрусим всех обитателей Рыбного и Портового районов.

— Это районы вдоль реки, где обитает вся сволота? — понял я.

— Примерно. — Он сделал жест «так-сяк».

— Лопеса пытали?

— Конечно. Только, сеньор Пуэбло, сеньор Лопес — уважаемый человек. Член Сената города. К нему нельзя относиться, как к отребью. Нельзя пытать так, чтобы были внешние повреждения тела, это неправильно.

— Каких вы себе удобных законов напридумывали! — усмехнулся я.

Инквизитор развёл руками: «Какие есть».

— Сеньор, через час подъеду к тюрьме, поприсутствую при очередном допросе. Можете срочно его организовать?

— Вообще-то у меня дела, — улыбнулась эта скотина, — но так и быть, ввиду важности вашей миссии сочту за честь собрать «тройку» и организовать допрос в вашем присутствии через час.

Сука! Мразь! Следак хренов! Сволочь! Сволочь! И ничего ему не сделаю!

И горожане хороши — быстро в себя пришли. Компенсацию? Оплатить корабль? Хорошо, что только деньги решили требовать, не предъявляют за криминал, дескать безвинных матросиков убил. Типа, граф, ты накосячил, откупайся. Ага, щааз.

— Хлодвиг, есть задание. Пипец какое важное, то, ради чего мы сюда приехали, — начал я, заходя в двери этого уже прославившегося публичного дома, рассматривая убогий если честно интерьер и тощих девчуль с сиськами, вылезающими из корсетов, разбежавшихся при виде грозного меня в кольчуге и троих моих отроков.

— Весь во внимании? — вскинулся мой барон, вышедший навстречу со стороны лестницы со второго этажа — видно услышал цокот копыт, я не пренебрегаю безопасностью и езжу только кавалькадой.

Мерида, дальний родственник аж целого герцога, как понимающий жизнь сибарит, обосновался не в казармах, а в припортовом районе. Тут было много кабаков, шлюх, дешёвых гостиниц, которые на время контртеррористической операции он задёшево реквизировал. То есть даром. Девкам по моему настоянию платил, за еду тоже, но явно не переплачивал. Кстати, если засунуть подальше графские понты, то не так тут и плохо на самом деле. И девочки под боком. И выбор есть, а не как у меня — одна Ирма (её дочка для меня слишком маленькая; да, четырнадцатилетних по дороге из Аквилеи трахал, тут это уже половозрелые, но не скажу, что это моё). Слава богу Ирма не сестра, и в постель прыгнула с удовольствием, и муж её тоже доволен — им теперь не перепадёт за делишки за моей спиной (а что это за слуги в удалённом на отшибе особняке без «левых» сделок, учитывая право беспошлинного провоза в город чего бы то ни было, не считая того, что моё вино пьют?) Но им вольные давать не буду — не заслужили.

— Дело есть. Тут есть где поговорить? — картинно оглянулся вокруг. В таких местах у стен как правило есть уши, а я ушей не люблю даже в оккупированном собственной армией городе.

— Кабинет мадам, — указал Хлодвиг далее по коридору.

«Мадам» — ещё одно слово, проявившееся в голове из-за наложения памяти попаданца. Здесь содержательницу борделя называли своим уникальным словом, но у меня в голове оно всплыло именно так.

Через полчаса Хлодвиг всё понял. Был недоволен, но с другой стороны кто ему говорил, что будет легко?

— Сделаем. Присылай всех, кого можешь, сделаем. Но насколько я понял по разговорам, ребята там суровые. Могут быть жертвы.

— Мне наплевать на жертвы среди местных.

— Рикардо, среди нас жертвы, — осадил он. — Арбалет это такая игрушка, которую тамошние боссы могут себе позволить. И это… Обычно у таких людей имеется «левая касса». И немаленькая. Если найдём — никто никому ничего не докажет. Пришли на подмогу Ворона, его ребятки стены с землёй сровняют, пока тайники не найдут.

— Делёж ВСЕМ поровну! — напомнил я.

— Это да. — Хлодвиг хитро усмехнулся. — Рикардо, у них кольчуги не у всех. Сделай парнямм приятное.

Жучара. Часть неучтённого «плохо лежащего» переместится в карманы тех, кто будет грабить, по любому. И на это будут сквозь пальцы смотреть, так как именно эти люди будут рисковать, штурмуя укреплённые дома с арбалетчиками. Пусть добыча достанется им, но они и рискуют.

— Хорошо, — принял я волевое решение. — Ворона пришлю. Людей собрать, приготовить, но без меня не начинать. Буду огнём выкуривать всех эльфолюбов из домов. Штурмы домов, в которых засели арбалетчики, могут стать адом, мой дар будет к месту.

— Есть! — приложил руку к груди Мерида

— Буду часа через два. Точно не знаю. Ждите.

Воины — народ понятливый. Надо ждать — подождут. Это всегда пожалуйста. Даже баронские. Ведь потом грабить пойдём. Хотя понятие «дисциплина» тут лишь в зачаточном состоянии, и надо принимать стратегическое решение, как это исправить, а не тактическое, мотивируя парней ровно здесь и сейчас.

— Здравствуйте-здравствуйте, уважаемые сеньоры!

В пыточной городской тюрьмы было… Темно, темноту разгоняло несколько масляных фонарей — на столах у «тройки», писаря, следователя, да в углу палачей.

«Тройка». Моя идея была понята, хотя тут такого не практиковали, кажется, это более, чем логично. Трибунал из трёх представителей, по одному от каждого из городских сословий: благородный, купец и ремесленник. С правом равного голоса. Два за — решение принято. Благородных мало, но каждый из них крайне влиятелен — от них целый человек. Купцов тоже те так, чтобы очень много, и они ниже по статусу, однако купцы ворочают деньгами, богатые, и эти два фактора вместе дают им такой же вес, как и благородным. Ну и представитель одной из городских гильдий, работяга. Это не из тех работяг, что трудятся от зари до зари; это из тех, что владеют мастерскими, на которых работают от зари до зари, кто обеспечивает занятость и наполняемость бюджета, кто ставит городу от имени гильдий условия. Сословие мастеров хоть и подлое, но самое многочисленное; город без них никто. А значит ещё один равноправный член трибунала.

Кем были конкретно эти люди, в этом трибунале — не знаю, это не важно. На меня смотрели насторожено, были готовы прикрывать своих до последнего, но дёрнуться против сил, которые выше крыши, боялись, ибо не были профессиональными чиновниками. Что и надо, отсюда проблем не ждал.

Я вошёл в камеру в подземелье в сопровождении верных отроков, оставив несколько человек в коридоре, и несколько на наземном этаже. И ещё два десятка у входа. Палачи были местными, три человека — мастер и два подмастерья. Писарь, записывающий показания, сеньор инквизитор, он же следователь, и специально явившийся на процесс дознания шеф криминальной инквизиции сеньор Секст Клавдий Рамон.

— Сеньор Пуэбло? — окинул меня местный следак нахмуренным взглядом. — Можем начинать? («Ждали только вас»)

— Конечно. Сеньоры, приветствую. («Подождёте, не баре. Начинайте»)

— Введите обвиняемого.

Помощники палача завели в допросную… Пыточную? Хрен знает как её назвать правильно, ибо тут висела и дыба, и стояли колодки, и жаровня пыхтела с тлеющими углями. И другие имелись в наличии предметы, мне не хотелось даже интересоваться, как они работают. Про разнообразие ручного инструмента вдоль стен вообще промолчу.

В общем, в допросно-пыточную завели некого сеньора. Я его ранее не встречал, судя по виду — лощёный хлыщ в возрасте опыта. Мысленно окрестил его словом «купец» — типаж подходил. Невысокий, крепко сбитый, лет сорок — по местным меркам очень солидный возраст. Уверенный в себе, что мир вокруг него крутится. На нас смотрел свысока. Меня презирал, но не ненавидел. Я был для него досадной помехой, форс-мажором, как мешающая бизнесу гроза, наводнение или извержение вулкана. Он ничего не мог со мной поделать и намеревался ждать, пока свалю, чтобы продолжить заниматься действительно важными делами.

Дальше следак, подчинённый Клавдия, зачитал паспортные данные этого сеньора, отметив для меня, что сеньор уважаемый, состоит в Сенате города, а потому допрос должен вестись со всем вежеством к его положению, если нет прямых доказательств вины. Похоже, следак играет соло, независимо от шефа, и с Клавдием ничего не обсуждал. Я скупо кивнул, и тот зачитал суть обвинения — подозрение в организации контрабанды и связях с действующими на севере Пуэбло разбойниками.

Купец на всё это смотрел ровно и усмехался. Он мне импонировал тем, что не боится. Но знаете, почему я решил действовать по жёсткому сценарию? Он не боялся меня не оттого, что смелый. Это была не храбрость лезущего под танк бойца со связкой гранат, знающего, что за ним Москва или Сталинград. Это был уверенный в себе хмырь, знающий, что у него всё и везде куплено, схвачено, что любая проблема скоро решится. Таких и у нас в России полно, ещё батя мой, рядовой ИП-шник, на них насмотрелся. Тут же сеньорам им подобным не нужны ни политес, ни маскировка — они те, кто есть всегда, без масок.

Далее пошёл собственно допрос. Сеньору задавали вопросы, он отвечал. Никаких пыток. Никакой дыбы и кнута. Сеньору ПРОСТО. ЗАДАВАЛИ. ВОПРОСЫ. Почему его матросы не послушались и стали покидать порт при виде вооружённых бойцов графа Пуэбло? Потому, что его люди не поняли, кто это, подумали, порт захвачен кем-то нехорошим и попытались уйти, что естественно в таком положении. Везли что-либо запрещённое? Ну, так корабль же грузили перед этим, и таможню Санта-Магдалены он прошёл. Есть иные доказательства наличия там чего-то «левого»? Нет? Тогда кто будет компенсировать его убытки? И почему его вообще допрашивают, где состав преступления?

Клавдий картинно, глядя на меня, зевал, прикрыв рот рукой. Следак работал на автопилоте, никак не координируя позицию с шефом, и был на волне. «Тройка» такого — зевать — себе позволить не могла и невольно в представление вслушивалась. Писарь же прилежно строчил показания. Все были при деле, до меня никому не было дела, потому я поднялся и обошёл пыточную, внимательно изучив понравившиеся колодки. Рядом стоял хороший такой ломик сантиметра с полтора толщиной. Решение было принято молниеносно, тем более допрос заканчивался вместе с пошедшими по третьему кругу вопросами.

— Сеньоры, прошу, определите судовладельца Лопеса сюда, — указал я палачам, похлопав по сему суровому устройству, перебивая следака.

— Что? — подчинённый Клавдия перевёл на меня недоумённый взгляд.

— Говорю, в колодки сеньора! Бегом!

— Это невозможно. Сеньор Лопес — уважаемый гражданин, и…

— Быстро! — А это я палачам.

Те не шелохнулись.

— Сеньор! По праву главы контртеррористической операции, требую заковать сеньора судовладельца Лопесав эти колодки! — пронзил я палача суровым взглядом.

Сам Лопес после этих слов нехило побледнел, но всё ещё был уверен, что это лишь попытка пугать. Ему не нравилась моя решимость чудить. Я для него был лишь очередным владетелем-чудилой, не более. Это пипец опасно, но опасность таких владетелей не системная, скорее речь о невезении попасть не в нужный момент под руку.

— Сеньор, вы не в своей юрисдикции и не вправе что-либо требовать! — отрезал следак, сверкнув глазами.

— Да-а? — удивлённо потянул я. — Но всё же я настаиваю.

Тишина. Все боялись пошевелиться, ожидая развязки. И я не разочаровал.

— Бьёрн, мне кажется, сеньор следователь в сговоре с преступником.

Отроки напряглись, готовые сорваться в бой.

— Сеньор Пуэбло, у вас есть хоть какие-то доказательства вины сеньора Лопеса? — настаивал следак.

— Взять.

Лавр и Бьёрн сорвались, заломили следаку руки и, следуя моим жестам, подвели и уложили его голову и ладони в колодки. Я не стал колотить понты и лично придавил доску сверху, поставив на «стоппер» — всё, теперь не вырвется.

— Как ты смеешь! Ты не имеешь права! Езжай в своё Пуэбло командовать!..

Жест, и кулак Бьёрна в латной перчатке врезался дурику под дых. Хрип, сеньор замолчал.

— Возьмите этот ломик и смажьте конец, примерно с хват обеих ладоней, вон тем жиром, — обратился я к палачу.

— Сеньор, вы не имеете права мне приказывать, — пробасил тип в колпаке, каком на средневековых гравюрах палачей и изображают. Палачи тут также закрывали лица масками или колпаками, правда не обязательно красными. Просто тряпками. — Я подчиняюсь только властям Магдалены.

— Точно. И этот в сговоре с преступниками. Кончайте его.

— Бьёрн! — отдал приказ Сигизмунд, ибо этот отрок был ближе всего. Бьёрн резво вытащил кинжал, сделал шаг к палачу и всадил клинок аккуратно в то место, где под тканью колпака должно быть горло.

Палач с проткнутым горлом вначале опустился на колени, затем, когда Бьёрн вытащил кинжал, упал навзничь. Проделано было ювелирно, крови почти не натекло.

— Здесь кто-то ещё является сообщником сеньоров террористов? — внимательно оглядел я вначале трибунал, затем Клавдия, после — писаря. Первые и последний побледнели, медленно закивали головами. Клавдий же, сукин сын, лишь получал удовольствие от этюда и улыбался.

— Хорошо. У сеньоров есть возражения, замечания? — это я помощникам палача. Их было двое, и насколько они бледные, чувствовалось сквозь ткань. — Тогда выполняйте.

Парни бросились к снова завизжавшему следователю.

— Ты не имеешь права, щенок! Это не сойдёт вам с рук! Я этого так не оставлю!

— На кого работаешь, сука?! — заревел я ему в лицо. — На кого работаешь!

— Готово, — подал голос один из помощников палача, демонстрируя ломик с аккуратно вымазанном в жире концом. Зачем здесь жир — тоже не хочу думать. Нашей инквизиции и её пыток тут нет, но пытать в этом мире всё же хорошо умеют.

— Снимите ему портки и аккуратно засуньте в задницу. Не глубоко, на один-два хвата в ладони, не повредите кишечник.

— Но…

— Выполнять!

Повздыхав, сеньоры вначале зафиксировали истошно вопящего сеньора следователя специальными ремнями, обездвижив — колодки были непростые, с секретами, а после, действительно, сделали требуемое. Ах да, за их спинами стояли мои отроки с обнажёнными мечами.

— А теперь удерживайте ломик, а я буду его греть. Да не руками, дубины! Клещами! — Указал на огромные палаческие клещи около жаровни. Не был бы Рикардо частью меня — я б тут или блеванул, или сознание потерял. Но Ричи ко всему этому относился спокойно, пытки и инструменты пыток — данность его жизни, так что держался.

Перцы в колпаках перехватили ломик, чуть-чуть его поведя вверх, а затем вниз, от чего сеньор следователь заорал как не в себе. После чего я подошёл, приблизил ладонь к железяке в районе, пардон, задницы, за несколько сантиметров от неё, и сделал пробой, насыщая энергией непосредственно железо ломика.

— Сеньоры трибунал, сеньор Клавдий Рамон, сейчас я продемонстрирую пытку, которую использовали десятилетие назад в одной далёкой варварской северной стране. Эта пытка называется «Payal'nik». Пытка суровая, жестокая, но как и прописано в вашем законе, внешне её последствия на человеке никак не отразятся.

— Я скажу! Всё скажу! — завопил фальцетом «опозоренный» следователь. — Я не связан с разбойниками! Я работаю на бургомистра Варга и только на него! Я получил приказ саботировать работу по поимке разбойников любым способом! Сеньору Варгу не нравится, что Магдалена оккупирована, и он просто хочет от вас избавиться, сеньор Пуэбло! Вы слишком… Круто начали! Так не просят помощь!.. — Он зарыдал. Взрослый мужик, силовик, а как ребёнок. Впрочем, такие силовики, как он — мажоры, сам он вряд ли хоть что-то смыслит в ремесле. Зато в крючкотворстве и юридической казуистике наверняка шарит. И именно для подобных дел его используют — завалить нужное дело, или наоборот, засадить нужного человека.

— Сеньор Клавдий, я прошу назначить на дело сеньора Лопеса другого следователя, — понимающе улыбнулся я патрицию. Только что своими руками решил ему проблему — убрал из окружения чужого неприкосновенного человека. — И вообще прошу нормальных специалистов для решения своих вопросов.

— Определённо, сеньор Пуэбло, — кивнул Клавдий Рамон. — Но, к сожалению, не прямо сейчас. Сейчас же я готов лично заняться допросом сеньора судовладельца Лопеса.

— Этого — в казематы, — кивнул я палачам на рыдающего следака, — того — в колодки!

— Да, с-сеньор! — выдавил, заикаясь, второй из помощников убиенного.

— И позовите кого-нибудь труп прибрать.

— Вы не можете! Не имеете права! Я ничего не сделал! — начал орать Лопес, хорошо, что у него были скованы сзади руки, ибо мои парни подошли и взяли сеньора под мышки, пока палачи расстегнули колодки с бывшим инквизитором.

— Сеньор судовладелец, даю вам шанс избежать позора. Я не эльф, и не практикую эльфийскую любовь, но, как видите, поимею по-эльфийски с огромным удовольствием. После чего об этом узнает весь город, — предупредил я.

Тут у меня накладка попаданца — ТАКОЕ тут не позорно. Ибо собственно полового контакта не было. Была пытка, а это другое. Говномесов здесь не любят, презирают, но раздраконить задницу во время пытки не то же самое, что во время эльфийской любви. Так что угроза тухлая… Но тем не менее, дамоклов меч пытки сам по себе тот ещё ужас.

Через час выяснилось, что сеньор Лопес был не при делах. При делах, но не моих. Сотрудничать со следствием он отказался, а после честно держался под «паяльником» почти до покраснения железа. Что у него там в очке — не хочу думать, но я ж ему честно предлагал сотрудничество!

Секст Клавдий Рамон накинулся на сеньора как коршун, я понял, они из разных партий, противоборствующих, и у Клавдия зуб на «крышу» Лопеса. Наверное потому судовладелец и не пошёл на контакт, знал, что может последовать пытка хуже паяльника. Тем не менее, в итоге поплыл и нарассказал на три вышки моего мира. Как его накажут здесь — не важно, может даже откупится… Если выживет из-за задницы. Контрабанда, в том числе торговля людьми (нет, не из моего графства, местные доходяги, либо из Центральных регионов похищенные), уход от таможенных пошлин в особо крупных… Короче, не просто так корабль сеньора отбыл, как только запахло непонятками. В этот раз на борту также был неучтённый груз, правда не запрещённый, но совершенно точно не украденный. С татями с моего севера контактов не имел — его бизнес и без того процветает.

— Пуэбло, они этого так не оставят, — покачал мне головой Клавдий Рамон после пары минут молчания. Мы стояли на улице, у входа в здание тюрьмы, и «курили». Сигарет тут не придумали (слава богу), просто стояли и… Щёлкали орешки. Лесные. Сеньор инквизитор угостил. Сказал, после допросов помогают прийти в равновесие. Я попробовал — и правда, хорошо зашли. Особенно с учётом расхода сил на магию.

— Мой как бы подчинённый — бог с ним, пешка, — продолжил он. — А вот одного из своих, а ты сам понял, кто такой Лопес, тебе не простят. Особенно если он сдохнет.

— Клавдий, ты ещё не понял, как сильно я на вас всех клал? — презрительно усмехнулся я.

Он покачал головой, вздохнул, но ничего не сказал.

— Я добьюсь своего или погибну. У меня нет пути назад. Или Цезарь, или ничто.

— Ты считаешь, что этот мир можно прогнуть наглостью, — теперь презрительно усмехнулся он. — Это не так, юноша, уж прости мой менторский тон, но мой род не худее твоего.

— Согласен, не худее. — С этим трудно спорить. Имперские патриции — элита элит древней Империи. Даже современные графы и герцоги — варвары, всего лишь пришлая гопота, а мои предки из варваров.

— Ты нагл до безобразия, — продолжил он. — Самоуверен. Но на всякий лом найдётся своя кувалда.

— На вскую задницу найдётся свой винт, — перефразировал я по-нашему.

— Ага.

— Нет, Клавдий, — покачал головой теперь я, — это ты не понимаешь, как устроена эта жизнь.

Многие считают, что главное — сила. Быть сильным. Тот же Лопес так считал до сего дня. Но сам убедился, это не так. Любую силу можно обойти.

Хитрость? Побеждает тот, кто хитрее?

А всегда ли хватит места хитрить? Или настанет момент, когда ты объективно ничего не сможешь сделать — просто не будет поля для манёвров?

Ум? Ум это хорошо. Но только господь бог может просчитать идеально работающий вариант. В любом другом обязательно будет изъян.

Нет, Клавдий, критерий победы определяется не по этим параметрам. Критерий победы другой. Побеждает тот, кто готов идти до конца. Кто готов поставить на кон всё, рискнуть всем.

Я — готов. У меня нет выбора. Я не лихой рубака, нахрапом захвативший ваш тухлый коррумпированный городишко. Я — загнанный зверь, забившийся в угол и делающий всё, чтобы его не растоптали. И как зверь буду драться, буду кусаться, грызть горло противникам зубами…

…Вот только мои противники — не Магдалена, понимаешь?

Постояли, смотря на проходящих мимо людей. Люди уже привыкли к моим бойцам, и поглядывали и на нас, и на стоящие рядом полтора десятка телохранов с недоверием, но без страха.

— Я буду грызть горло своим противникам зубами, — уверенно продолжил я. — Это будет бойня. А ты, вместо того, чтобы спасти свой город, чтобы не подставить его под удар нашей войны, наоборот, Магдалену всячески под него подводишь. Понимаешь?

Сеньор инквизитор молчал.

— Ладно они, — презрительно кивнул я в сторону, где по моим представлениям располагался Сенат. — Они — идиоты, думающие только о собственной мощне. Но ты, Клавдий! Патриций! Это ТВОЙ город! Это твой предок стоял за
отделением его от моего графства! Тебе это зачем?

Инквизитор продолжал молчать. Но я видел активно кипящее в нём дерьмо. Сеньора можно купить, понял я. Просто до конца не понял, чем.

— Хочешь избавиться моими руками от своих врагов? — забил я пробный шар. — Я за. Нет, честно, не против! — вскинул руки. — Вот только, блин, я тоже хочу услугу в ответ. Сдай мне эльфолюбов, связанных с бандитами моего графства. Ты же можешь, я знаю. И я помогу решить ЛЮБЫЕ проблемы тебе.

— ЛЮБЫЕ, — проговорил он, криво усмехнувшись. — Ты не знаешь, о чём говоришь, Рикардо.

— Уверен? — Я покачал головой. — Про бургомистра — знаю. Но к нему подступиться с бухты-барахты нельзя. Но я не говорю, что это вообще невозможно. Клавдий, а ты рискни. Попробуй на меня поставить.

— Я подумаю, — буркнул он.

— Подумай. А пока поехали, герой, буду показывать, на что я готов идти ради своих целей, и как все вы тут сильно насчёт меня ошибаетесь.

* * *
Первая ночь в особняке прошла бурно. Я не звал — чувствовал себя опустошённым как физически (много сил потратил, превращая корабли в факелы), так и моральных (блядь, целый город захватили и вроде как удерживаем, никому из местных не пустив кровь и даже никого не разоружив — нонсенс не только для этого мира; Крым 2014 в качестве сравнения разве что вспоминается). Завалился дрыхнуть, едва дополз до огромной, как аэродром, графской кровати. Но не успел — вошла она, Ирма, мать семейства. Уже в ночной, с лампой в руке. За дверью вообще-то моя солдатня, сальные шуточки ей в спину слышались через приоткрытую дверь. Но сеньора КО МНЕ шла, так что шуточками ограничились — она моя собственность, по-эльфийски засношаю любого, кто покусится без одбрямса, а ввиду отсутствия других женщин в доме все понимали, кому она ночью достанется. Ах да, её дочка — на вид наших лет тринадцать. Тут это возраст на выданье, но я приказал десятникам, открыто прикрикнув, девчонку не трогать — чтобы всем передали.

Решив, что ломаться не стоит, расслабился… И получил удовольствие. А ещё почувствовал за её поступком нечто, что эта семейка была бы рада скрыть. Какие-то мелкие делишки творят в графское отсутствие, наверное левак под видом графского добра ввозят и толкают. Ну лады, хорошо сосёт, и как наездница зачётно — пускай, не буду копаться в их белье.

Разговора с Ирмой не получилось. Вначале я окончательно вырубился, после она рано-рано, чуть свет, убежала — только глаз приоткрыл посмотреть, как упорхнула, надевая ту же ночную, в которой пришла.

На завтрак спустился, когда уже расцвело. Дрыхнуть некогда, надо вершить Великие Дела. И после завтрака первым делом попросил к себе в кабинет Хуана, сына Ирмы.

— Как солдаты? Не обижали вас с сестрой?

— Нет. — Испуганный мальчонка, прилежно смотрящий в пол, замотал головой.

— К сестре приставали?

— Только шутили и намекали. Но не лезли.

Школа Вермунда. Всех в ежовых рукавицах держал. А Вольдемар закрепил, лиха не дал. Но если б я не приказал — тут были бы варианты; глаз да глаз с этим средневековьем.

— Вот и пусть не лезут. Полезут — мне говорите. Ты это, Хуан, скажи… Вольную хочешь?

— Конечно хочу! — гордо вскинулся малец. Лет пятнадцать, как одному из племянников из такого же особняка вдалеке отсюда. Затем потупился, покраснел. — Нет, оно конечно, у вашего сиятельства очень хорошо… Замечательно просто… Да кто же в здравом уме вольную-то не хочет?

— Это правильно, каждый умный должен хотеть быть вольным, это ты братец прав! — согласился я.

Видя, что я не ругаю, не обижаюсь и не гневаюсь, малец расслабился.

— Вот только куда потом пойдёшь, если вольную получишь? — я улыбнулся.

Хуан пожал плечами.

— А в матросы подамся. Мир посмотрю.

— Мир посмотреть — тоже похвально, — закивал я. — А раз так, слушай. Дам тебе вольную, но не за «спасибо», а за работу. Может она тебе покажется игрой, несерьёзной, но поверь, я сюда не шутки шутить приехал.

Парень опустил голову в плечи, заранее напрягся.

— Слушаю, ваше сиятельство.

— Писать умеешь? Грамоте обучен?

— А как же ш. Нам неможно без этого. А хозяйство как вести?

— Вот и хорошо. Тогда задача тебе такая. Потуси с городскими сверстниками… Ну, покрутись с мальчишками, вы, сорванцы, все новости в городе наверняка знаете.

— Так и город-то небольшой, вашсиятельство, — перебил он, но спохватился, покраснел и снова втянул голову в плечи.

— Вот и говорю. Покрутись. И вызнай для меня информацию. И чем ближе к истине она окажется — тем лучше для тебя.

Во-первых, мне нужен список злачных мест с адресами и указанием, кто там собирается. Какая банда какое место, какой район «крышует», сколько человек, кто главный.

Во-вторых, где вообще базируются городские банды. Понятно, что стража туда не суётся, там свои договорняки, но я не стража, мне страсть как интересно.

В-третьих, отдельно хочу знать, кто занимается контрабандой, крышует её или самолично участвует. Где их логово и лежбище, адреса, адреса главарей и членов банд.

И как бонус, отдельно хочу знать, кто занимается живым товаром. Ну, там красивыми рабынями, рабами для галер, понял?

— Как не понять? — кивнул мальчонка.

— Вот и хорошо. Тут два лунария, — протянул я ему по столу два тугих мешочка. — По ассу, пол-асса и четверть-асса. На оперативные расходы.

— На… Что? — не понял он. Слова про лунарии затуманили разум.

— На дело. Информация стоит денег. Если тебе пригодится кого-то угостить, чтобы ценное выспросить, или вином хороших напоить — чтобы у тебя с собой деньги были. А спросят откуда — скажешь честно, что графское добро «налево» толкаешь.

— Но-о-о… — Покраснел. Так и есть, толкают. Отпираться сейчас — глупо. Не отпираться — глупо. А истина по лицу читается. Ладно, я ж обещал что не буду жестить.

— Хуан, ты услышал. Ты можешь иметь два лунария, но не станешь вольным. А вольным ты станешь, если выполнишь моё задание, в том числе, возможно, потратив эти лунарии. Быть богатым холопом или умным вольным — решай сам. Срок тебе пару дней. Через пару дней я должен знать ВСЁ, чем дышит этот город. Надо привлечь к работе других людей — привлекай, для того и деньги дал. Самого бога, чёрта, sovetskuyu vlast' — кого хочешь привлекай, но расклады по преступному миру городу мне распиши. А также все слухи, какие есть, касаемые контрабанды, и кто её осуществляет.

На самом деле это было спонтанное решение, привлечь к серьёзной работе мелкого. Просто несколько раз, проезжая по грязным узким городским улочкам, видел разбегающуюся при нашем появлении стайку ребятни. Посетила мысль, что они, мелкие, незаметны, взрослые привыкли к ним и не обращают внимания, при этом шпана знает всё, что тут творится. Никому особо не говорит, потому что «и так все знают», это ж порядок вещей, потому, собственно, никому из взрослых и не интересны. Почему б не попробовать? Серьёзную ставку я делал на своего помощника, торгового представителя владетельного графа Пуэбло в Магдалене. Человек отца, а теперь Ансельмо, занимающийся связями с местными купцами, проводящий наши сделки с зерном, следящий за тем, чтобы всё было честно и ничто никуда вдруг не исчезло.

Этот человек помог, но совсем незначительно. Инфы по криминалу у него просто не было, так как сам — не местный, из Картагены. Но вот с купцами и гильдиями знакомство вёл, и предоставил чёткие расклады по гильдии зерноторговцев, по взаимоотношениям внутри города, про бургомистра Варга и кто с кем конфликтует. Также дал исчерпывающую информацию по Клавдию Рамону и начальнику городской стражи — такого в досье Ансельмо не было. Опираясь на знания помощника, я сделал первый шаг, сыграл первый раунд, закончившийся предложением гильдии зерноторговцев (а они потянут за собой в качестве инвесторов половину капиталов города). Теперь надо играть второй раунд, и вместо секса с Ирмой, половину этой ночи посвятил разговору с её сыном, принёсшим дощечки с записями. Кое-что переписывал на пергамент. Чертил графы, то есть схемы со стрелочками от одного городского персонажа к другому, выявляя связи. Ирма трижды заходила, узнать, не нужна ли, в третий раз не выдержал и швырнул в неё ботинком. Зато теперь я знал о «подземке» Магдалены пусть не всё, но достаточно, чтобы что-то сделать, имея под рукой три сотни профессиональных головорезов.

— Здравствуйте, уважаемые, — произнёс я, снимая шляпу. Был в кольчуге, поверх — лёгкий плащ, шлем не надевал — незачем. Плюс шерстяные штаны и сапоги, тоже без утяжелителей. Нормально для вечера в конце Апреля в таком опасном месте, как припортовый район купеческого города. — Мир вашему дому.

Мы с Клавдием и третьим гостем, начальником стражи, заходили в заведение под названием «у Святого Ионы». Это местная ирония, кто не в курсе, святой Иона — пророк, путешествовавший в желудке у кита. Намёк, что тут — чрево кита что ли? Оригиналы! По раскладам Хуана, место контролировалось одной из самых крупных банд, «держащих» припортовый район. Лидер банды — некий Барон. Кто таков — мальчишка не знает, но точно не местный. Мерида должен был послать весточку, что я сегодня вечером хочу встретиться с сим сеньором для переговоров. Клюнули ли бандиты — будем посмотреть. Одно знал точно, мир криминала в подобном городе не может существовать сам по себе. Вертикаль власти в средние века очень жёсткая несмотря на кажущуюся хрупкость и слабость. Раздробленность — да, имеет место. Слабость центральной власти — тоже. Но внутри как феодального владения, так и коллективного феодала всё подчинено предельно жёсткой структуре, и никто без одобрямса собственно феодала/правящей верхушки феодала не может пикнуть. Всё контролировать невозможно, в большом городе всегда будут мелкие воры и гоп-стопники, стража всегда и везде их будет ловить… Но когда читаешь про средневековых попаданцев, и там описывают могущественные гильдии воров или убийц на фоне жёсткой власти дворян и всесилия спецслужб — лично мне смешно. Просто потому, что есть живой пример, как это работает — Россия. В девяностые — страна гопоты, «гильдий» воров и убийц, фактически ею правивших на нижнем этаже власти, страна разбитых фонарей… В нулевые вдруг преобразовалась. Гильдии исчезли. А их вчерашние активные представители, кто выжил, превратились в депутатов, бизнесменов и чиновников — то есть стали членами реальной официальной правящей гильдии. И терпеть конкурентов «внизу» эти ребята больше не будут, и на организованной НЕ ИМИ преступности можно было ставить крест. Гильдия воров есть, но теперь это не лига карманников и бандитов, пасущих с автоматами дальнобоев, а партия «Единая Россия», как бы смешно ни звучало.

Чем это общество отличается от Роминого? Да ничем, блин! А значит любая средневековая организованная шушера — это наёмники-беспредельщики на содержании реально правящей гильдии (одной из гильдий) города. А раз так, есть смысл потрусить тут всех на предмет, не звенит ли чего в карманах? Даже если не найдём выход на контрабандистов, а шансы есть, то прибарахлимся, и город при этом не посмеет и пикнуть. Потому я вновь поставил на острие Ворона и Мериду — они алчные, хотят денег, а значит ради них будут копать копытом. Вот пусть и отрабатывают.

— Добрый день, сеньоры, — расплылся в фальшивой улыбки «бык», ряженый как петух гамбургский. Нас встречали, ждали. Заведение было закрыто, «арендовано для частной вечеринки», всех выгнали когда Мерида прислал гонца с просьбой о встрече, и все, кто сейчас присутствовал — «решающие» члены банды. Не скажу, что у этих ребят рожи кирпича просили, нет, все шесть сеньоров, присутствующих в заведении, были цивильно одеты по существующей купеческой моде. Камзолы с расширяющимся колоколом низом, панталоны, сапоги. Но вид у всех брутальный и злой, и было видно, одеваться как купцы они привыкли не так давно, а потому делали это как попугаи — соревнуясь в яркости и безвкусице цветов, дороговизне покроя. Я одеваюсь беднее, хоть и граф.

Гляделки. Мы оценивали их, они — нас. Со мной вошла пятёрка проверенных времени ребят во главе с Сигизмундом. Ещё десяток ждал в ухода. А люди Мериды и Ворона, тем временем, уже взяв район в кольцо, расставляли ловушку — никто сегодня не должен покинуть район минуя нас. Городскую стражу пригласили официально, но в последний момент, стражники смотрели на всё с о#уевшими рожами, но что-либо предпринять боялись. Ибо это не хоромы владетелей города, а всего лишь грязные облёванные трущобы. Их только подогнали к нашему приезду (мы задержались, ожидая начальника стражи, которого тоже буквально час назад на тусовку выдернули, и он очень злился), потому расписывать стражу не хочу. Одно скажу, мы успели оцепить район до того, как крысы его начали покидать, инсайда от местных стражей у бандито не вышло. У них есть договорняки, но не с нами, и бандито о нашей акции узнали слишком поздно.

Что могу сказать по этим… Рожам. Нормальная гопота из девяностых. Быковатый вид, бегающий осторожный взгляд хозяев жизни, яркая одежда, показная роскошь и потаённый страх в глазах — что можно перейти дорогу кому-то могущественному. Сейчас они чувствовали себя в западне, я был могущественен и они сидели у меня на крючке, но я был вне городских раскладов, а значит бояться было рано. Сначала поговорить.

— Сеньоры, присаживайтесь. Вина? — предложили нам.

— Нет, спасибо. Мы сыты, и пьём только со своей посуды. Знаете, от вина может быть понос с летальным исходом… — Я улыбнулся и криво усмехнулся. Сеньоры бандито поняли и усмехнулись в ответ.

— Тогда прошу, — протянул руку старший, указывая за столик.

— Барона тут нет, — успел прошептать Клавдий, пододвигая тяжёлый дубовый стул.

— Я знаю, — шепнул в ответ. — Понял.

— Итак, сеньоры, кто из вас Барон? — произнёс я, коварно про себя улыбаясь.

— Чем могу быть полезен его сиятельству? — Условно старший ехидно усмехнулся в ответ.

— Уважаемый, перед вами сидят два представителя власти этого города. — Я кивнул влево и вправо, на «Бастрыкина» и «Колокольцева» Магдалены. — Они здесь как свидетели честности моего предложения, что я сдержу слово, и вы не будете привлечены за былые грехи, если искупите их сотрудничеством.

— И что за сотрудничество? — нагло перебил второй тип слева, скалясь щербатым ртом. Я понял, тут, на втором этаже, рота бандитского спецназа, не иначе. Они нас не боятся! Мы для них — никто! Особенно я. А значит надежды не оправдались, каши с этими людьми не сваришь. Ну почему, блин, чтобы с тобой только начали разговаривать, надо поставить собеседника раком и надругаться по-эльфийски?! Почему иначе не получается?! Что за блядский тут менталитет!

— Скажем так, вы отвечаете на мои вопросы и сдаёте интересующих меня людей, — спокойно, ктоо они чтобы нервничать, ответил я. — В обмен на это я вас не трогаю. И сеньоры представители власти закрывают глаза на некоторые ваши грешки, ибо сотрудничая со мной, вы способствуете тому, чтобы я убрался из этого города восвояси, а это есть желание верхушки сего милого града. Ну так как?

— И что нужно его сиятельству? — А это тип слева от главного.

— Всего ничего. — Я презрительно скривился. — Просто дайте мне для допроса тех, кто занимается контрабандой награбленного татями в моих землях. Живых. И я обещаю не трогать всех ваших, кто сотрудничал с ними, закрою на это сотрудничество глаза.

— Сеньор плохо понимает местные реалии, — ощерился главный, — и может нам не верить, но это так. Мы не имеем никакого отношения к тем, кто… Торгует награбленным из Пуэбло.

Врал он или нет? На тот момент я не понял. Понял, что это не важно. Если копнуть лемехом этот слой дерьма, оттуда столько всякого вылезет! От одной только вони задохнёшься. Проще реально не трогать. Для всех — и для города тоже. А потому местные копать не будут, ибо полетят головы в магистрате, а это никому не надо. Потому Барон и не пришёл на встречу — а незачем нам говорить. А потому разговор бесполезен.

— Вы считаете меня идиотом, — улыбнулся я, подаваясь вперёд и расслабляясь. — Считаете, что я — тупой дурачок и ничего не понимаю. Как и эти сеньоры, — презрительный жест вправо и влево.

— Никак нет, ваше сиятельство, — продолжал щериться главный. «Конечно, мелкий титулованный ублюдок которому мы ничего не можем сделать. Вали отсюда лучше сам, ибо хрен тебе, а не информация и люди для допроса». — Просто мы на самом деле не имеем к этому отношения. Да, за нами… Есть скользкие дела, — мягко сформулировал он. — Но они никоим образом не переходят дорогу интересам Пуэбло. Скорее всему королевству.

Усмешки остальных.

— Что ж, наверно вы правы, я обознался. — Я показно расслабился и откинулся на спинку стула. И этот момент стал спуском — сеньоры бандито напряглись. Они вряд ли видели мой жест парням минуту назад, пальцовка егерей: «Опасность» — я опустил руку вниз и завёл за спинку стула. Но поняли, что я её дал. — А раз так… Пожалуй пойдём мы…

— Может вашему сиятельству всё же принести вина? — с тревогой в глазах вскочил главный, нависая над столом. Но в глазах его была решимость драться, которая всё портила. Он банально тянул время.

— Да, конечно. Как это, уйти из такого милого чрева кита и ничего не попробовать? — парировал я его взгляд усмешкой. — В наше смутное время что может быть лучше хорошего меридского?..

Факелы в лицо всем. Откинуться на стуле, оттолкнувшись от пола ногами. Медленно, стул дубовый, тяжёлый, гад, упасть, на ходу подставив руки за голову, уйти в кувырок. Блеать, сука, кольчуга! Центр масс пипец сбивает! Ещё чуть-чуть и шею бы сломал. Хорошо, что Ричи тренированный, шея выдержала. Да и опыт есть — я два года, с третьего по пятый класс, занимался акробатикой, кувыркаться научился. Правда это по сути и всё, чему научился. Фляк уже не сделаю — жиром заплыл. Потом ходил в подвал к дяде Саше, там понравилось куда больше. Перекат… Вовремя — нож просвистел мимо.

Треньк! Треньк! Я ж сказал, что парни Сигизмунда опытные, и на дело, как в прошлый раз, пошли с взведёнными арбалетами. Болт в ложе — дело пары секунд… За которые я как раз и упал, выиграв время, дав столб пламени в глаза упырям.

— Стоять! Никому не с места! — В таверну, снеся к чертям дверь с петель, вбегали латники Мериды, прикрывшись щитами. Шлемы лёгкие, «пехотные», типа тех нормандских, в которых были гвардейцы короля. Предупредил же, что конной сшибки не будет, а у кого нет замены узкощелевому бацинету — может покопаться в моей оружейке в особняке. Впрочем, глухие бацинеты были максимум у трети воинов Мериды и всего у десятка воинов Ворона, так что разрулят.

— Стена щитов! — раздалась следующая команда, и перед сбегавшими вниз со второго этажа вооружёнными самоубийцами встала в два яруса искомая стена. Передние воины присели на колено, задние сделали верхний ряд, четыре и три — семь больших круглых «норманнских», они же «пехотные» щита. Треньк! Треньк! Два выпущенных в воинов болта застраяли в дереве.

— Вперёд! — скомандовал десятник — опытный дедок, также на время выстрела прикрывшийся щитом — он стоял чуть в стороне.

Лавр, Бьерн и Сигизмунд вязали троих оставшихся в живых бандито. Двоих уложили болты парней, третьего добил Марко — у сволочи обнаружился кинжал, которым он попытался отбиваться. И этот самоубийца!

Пяток воинов грузно затопал на второй этаж. Ещё один пяток помчался на кухню и в подсобные помещения.

— Всех сопротивляющихся — добить. Кого можно захватить не рискуя — в плен, но только не рискуя, нафиг! Будем их пытать, — бросил я седому дядьке — видел его на привале, знал, что он седой, так-то волосы скрывали подшлемник и бармица. Кивок в ответ.

И только теперь перевёл взгляд на ошарашенные лица компанейрос.

— Сеньоры, прошу, — вернулся к ним. — Приглашаю вас на экскурсию на передачу «Маски-шоу в средневековом городе».

И Клавдий, и «Колокольцев», всё ещё в пришибленном состоянии вышли вместе со мной на улицу. Мерида вовсю командовал — шёл штурм соседнего здания. Впереди по улице бегали какие-то люди, по виду — оборванцы, но это могли быть очень хорошо вооружены оборванцы.

— Как дела?

— Район оцеплен, — доложился Хлодвиг. — Будем двигаться медленно, прочёсывая каждый дом, особенно указанные объекты. Ворону сигнал дали — он начал с того конца, — кивок в другую сторону.

— Третий десяток, стена щитов! Шагом, вперёд! — Ещё один его десятник перегородил улицу и двинулся сужать кольцо, то бишь продвигаться дальше, на новые позиции. — Арбалеты! Не спим, вашу мать! — Сзади шеренгу «норманн» прикрывали свои же с арбалетами, всматриваясь в крыши и верхние этажи. Оттуда может легко прилететь, надо заранее держать сектора под прицелом. Почему арбалеты? А попробуйте держать всё время натянутым лук? Нет, у арбалета свои преимущества — пусть не скорострельный, зато один раз взвёл и можно ждать цели сколько угодно долго.

— Рикардо, это… Штурм городского района? — уточнил для чего-то Клавдий. На город опускалась ночь, сумерки, придавая происходящему атмосферу хоррора. Было жутко. Особенно жутко после вскриков внутри здания и женского истеричного визга.

— Вашмилость, сопротивление! Кидались с топорами! Двое! — выбежало из дома трое дружинников барона, один тащил сопротивляющуюся сеньору в не шикарном, но и не простом «простолюдинском» платье. — В доме ещё двое, но мелкие, детвора.

— Всех в амбары, — кивнул барон.

— Детвору оставить, — а это встрял я. — С детьми не воюем. Кто такие, почему сопротивлялись? — Это я бабе.

— Будьте вы прокляты! — выплюнула мне в лицо сеньора.

— Кармен Хуарес, — произнёс я, сверившись с номером дома. База данных моего мальчонки начала работать. — Скупщица краденого. Верно?

Жалко сеньору мне не было. Простые горожане, не связанные с законом, не бросаются с оружием на врывающихся в твой дом гвардов. Потому, что знают — они ни в чём не виноваты, помурыжат их и отпустят. А вот бандито есть что терять.

— Будь ты проклят, Пуэбло! — догадалась она, кто я. — Пока тебя не было, всё было хорошо!

— В амбары! — бросил я.

Увели.

— Рикардо, ты понимаешь, какие будут последствия? — нахально улыбался Клавдий.

— О, да, мой друг! — деланно вздохнул я. — Мне придётся кормить ораву преступников, убийц и грабителей, которых нагребу в вашем городе в этом и ближайшем следующем разбойном квартале. Они, правда, будут мне исправно строить дороги пока не сдохнут, но всё же это будет потом. А поначалу придётся их кормить.

— Ты псих! — покрутил он у виска, но тон его был предельно уважительный.

— Опасность! Болты! — раздалось ниже по улице.

— Забарикадировались, сучье отродье!

— Вашсиятельство! Вашсиятельство, баррикада! — А это, кажется, меня. Я быстрым шагом двинулся по направлению.

Десятник, зачищавший китовое нутро «У святого Ионы», уже занимался штурмом следующего дома. Не следующего, вру — через два дома, в которых не было сопротивления. Оттуда раздавались крики, звуки ударов и женские визги, но я приказал пресекать мародёрство со стороны своих солдат и не трогать тех, кто не оказывает противодействия. То, что этот район — гадюшник и притон, не значит, что все-все здесь бандиты и воры. Есть и просто не самые богатые представители жизни, и они нам не интересны.

— Дверь забаррикадировали, из окон стреляют. Держим их на прицеле, но не высовывайтесь на открытое место и за щиты, — предупредил он меня.

— Эй, кто внутри! Сдавайтесь! Выходите по одному, тогда вам гарантирована жизнь! — кричали мои бойцы.

— Иди на хер, дьявольское отродье! — отвечали из-за двери. Только в чуть более экспрессивных выражениях.

— Внимание, приготовиться! Сейчас сеньоры сами на вынос пойдут, — предупредил я, и, следуя командам десятника, бойцы отошли от двери. Я закрыл глаза и вызвал огненный вихрь внутри дома, пытаясь нащупать им хоть что-то что, сможет гореть. Попытки с пятой или шестой получилось. Внутри заорали: «Пожар!» и «Огонь!»

— Выходить по одному! — крикнул десятник.

— Воды! Где мать вашу вода? — Это крики внутри. Я напрягся и сделал ещё несколько пробоев.

Выбегать начали минут через пять. Вода в городе ценность, её продают водовозы по утрам. ПРОДАЮТ, понимаете? Она денег стоит. Водопровода тут нет, только уличная канализация типа «канава со стоком прямо в реку ниже города». А значит, чтобы потушить запылавший дом, эту воду нужно откуда-то взять. Что при блокированной двери проблематично.

— Этих спеленать и в амбары. Получится потушить — тушите, нет — нахрен пусть всё выгорает, — распорядился я и пошёл дальше Ибо воины действовали оперативными соединениями а-ля взвод: десяток латников плюс пяток лучников, и следующая команда уже зачищала дом стоящий далее.

Главстраж свалил, отговорившись делами, прислав нам взвод подчинённых «для препровождения под стражу». Снял с нас эту обязанность. Солнце окончательно село, из особняка притащили факелы, и мы продолжили зачищать в притоне дом за домом, через два на третий делая это путём штурма со смертоубийствами. Уже были потери — один дружинник Мериды подставился под болт по неосторожности, приказал его в особняк нести, там есть крепкое вино и аж два палача. А палачи обязаны уметь врачевать раны. Если не окочурится по дороге, их выходят — как обезораживать раны я всех-всех проинструктировал, достал этим в дороге, а в остальном местная медицина в плане врачевания ран не хуже нашей. И несколько легкораненых. Что у Ворона — не знаю. Дома, которые штурмовали, помечали, оставляя возле них людей из моей сотни или сотни Ковильяны — позвал для усиления. Пусть охраняют. Грабить будем после, организованно, когда подавим сопротивление.

И вот, наконец, на нас напали. Организованная толпа босяков с подручными средствами, видимо, пошла на прорыв. Вновь прозвучало:

— Стена щитов!

После чего профессиональные военные не оставили камня на камне от этого горе- воинства. Когда читаешь про норманн, про их стиль ведения боя, про норманнскую фалангу, это как-то звучит круто, но отдалённо, как сказка. Полностью понимаешь насколько это мощно только увидев эту работающую живую машину в действии.

Норманне жили в суровых краях, где долгие зимы. Которыми больше нечем заняться, кроме как строевой подготовкой. И когда эти парни, как морская пехота, высаживались с кораблей на сушу, как правило побеждали куда более сильного противника именно такой вот организованностью. Когда каждый винтик в механизме знает своё место в строю и свою функцию. Возможно в средние века не было академий генштаба, и один товарищ-историк, передачи которого Рома смотрел с удовольствием, прав, что знания и боевой опыт передаются от отца к сыну и никак иначе. «Кто ты такой, чтобы меня учить?» Но на тактическом уровне тут пипец какая организованность! Конный бой? Воюем строем, а это жесточайшая слаженность и синхронность, каждый знает своё место, что делать если ты оказался в горячке боя на чужом. Воюем пешими? Стена щитов невозможна без стократного, тысячекратного повторения действий на плацу! Коннолучный бой? Тактику надо обкатать, а значит снова нужна боевая слаженность всего коллектива. Ложные отступления и заманивания? Это уже начальный стратегический уровень, но тут у нас, в степях, командиры уровня сотника (барона) им владеют поголовно. А это снова выучка и боевая слаженность.

Мои профессионалы громили квартал с вооружёнными и опасными бандито не напрягаясь, перешучиваясь, хотя последних было куда больше, чем я мог выставить на любом локальном участке. По улице шло максимум два десятка, тогда как бандито могли сбиться в большую стаю и напасть вместе. И это всё равно бы на узкой улочке ничего не дало. Я впервые видел, как это работает, и был потрясён. Рикардо видел тренировки бойцов, но не видел работы «в поле». А Рома… Рома вообще наивный Лунтик.

Потом была баррикада из опрокинутой телеги, мешков с чем-то, то ли мука, то ли крупа, а ещё волокно какое-то. Всё это усилено тележными колёсами. Из-за баррикады отстреливались, мы получили ещё двоих раненых по ногам — щит не может закрыть всё тело. Я рассердился и поджог к чертям эту телегу, после чего бойцы взяли баррикаду штурмом, размазав по брусчатке и стенам без пощады всех, кто там находился. Периодически по нам постреливали с крыш и окон, приходилось постоянно подсвечивать пространство там огненными всполохами. Я хлестал раствор мёда, который таскали мне из особняка, флягами, но к утру чувствовал себя обессиленным, только с ног не валился.

С утра захватили бордель. Не простой, а в котором томились рабыни, приготовленные к перепродаже для знатных сеньоров. Красивые девушки самых разных сословий. Две — благородные, восемь горожанок и пятнадцать крестьянок. Наводку опять же дал Хуан, я знал, куда бить. Дом чуть не спалили, за малым, и девушки сильно перепугались. Их рёв, ор и плач стояли над припортовым районом до самого рассвета. Приказал вести в особняк и дать приличную одежду вместо порванных лохмотьев — потом разберусь с ним. Жемчужиной коллекции стала… Эльфийка. Да, мать его, настоящая эльфийка! Лично сбил с неё ошейник. Грязная, замызганная, но уши, сука, острые, а глаза злые. «Спасибо» не сказала, ну да ладно — и с нею позже разберусь.

…Рассвет. Уставшие, но довольные солдаты принялись обчищать от ценностей все помеченные дома. Уверен, вынесут всё, что в принципе можно продать. Если не здесь — вывезут к себе в замок бароны и реализуют позже на ярмарке. Как будет происходить делёжка, кому что — не знаю, и не хочу вникать — пусть рулят Алькатрас с Ковильяной. Ворон на следующий день сиял — значит удачно сходили.

Наши потери — двое убитых, восемь человек раненых. Раненых обещали всех вернуть в строй, но не прямо завтра. Распорядился пока в особняке их держать, а как уедем — догонят. Сколько народу убили мы — никто не считал, но уверен, на улицах Магдалены ещё долго будет тихо и спокойно.

Подошёл к огромному припортовому ангару. Каменный (чтоб не загорелся, против пожара) огромный склад, предназначенный для зерна. То есть амбар. Внутри набилось человек сто пятьдесят или двести аборигенов — как мужчин, так и женщин. Кто-то из них бандито, кто-то просто работяга с района — это решим завтра. Привлечённые сотрудники местной стражи тщательно оформляли каждого, записывая, как и во время чего кого схватили. И сейчас ещё работали с некоторыми из пленных.

— Клавдий, я спать, — уведомил я так и таскавшегося за мной «Бастрыкина». — Организуй через магистрат ещё несколько «троек». Чем больше — тем лучше. И пусть начинают следствие. Кого признают виновным в убийствах и грабежах, или других преступлениях — в казематы, я их уходя заберу. Пойдут виа строить. Кто невиновен, под раздачу попал — на выход. И не особо жестите. Как только попадутся контрабандисты — пришли человека в особняк, распоряжусь, чтоб разбудили.

Повернулся идти домой, сеньор инквизитор бросил в спину:

— Ты настолько наивен, что их можно найти ТАК?

Обернулся. Клавдий не улыбался. Не иронизировал. Просто убеждал себя сам, что я — наивный юноша и у меня не получится, потому что не может быть никогда. Я оскалился в улыбке злого гения из голливудского дешёвого фильма, благо тут ещё долго не будет голливуда:

— Клавдий, это демонстрация городу, что я — клещ. И даже хуже. Впиваюсь в вас, и хрен что сделаете! Вам реально проще откупиться от меня, сдав виновных. А иначе я начну под гребёнку мести всех подряд, за все возможные прегрешения, утягивая всё новых и новых влиятельных людей. И вы САМИ будете подписывать им приговоры.

Клавдий, иногда проще от таких отморозков, как я, откупиться, и рано или поздно до вас это дойдёт. А лично тебе уже сделал персональное предложение. Всё ещё считаешь, что не понимаю о чём речь? Не понимаю масштабов? Или струшу перед таким вызовом?

Он не ответил. Я развернулся и ушёл спать. А как проснусь — Хуану сразу дам вольную. Заслужил…

Глава 16. Эльфийские страсти

Глава 16. Горизонты аферизма, эльфийские страсти и ССО Пуэбло

«Утро» началось со скандала. Ну и что, что вечер и солнце садится: проснулся — значит утро. Просыпаешься такой, как белый человек… И подрываешься от криков, гулких ударов и зверской ругани фальцетом.

Дали отдохнуть, мать его! После ночи пришлось срочные огрвопросы решать, потом выкроил момент на пообедать, после чего, наконец, дополз до кровати, и… Четыре часа поспал, больше не дали, черти! Не дом, а проходной двор!

— Что за нах! Алё, народ, чё за xuyn'a тут происходит! — проорал я, выскочив за дверь, подсвечивая себе факелами с обеих рук.

— Ваше сиятельство… Ваше сиятельство… — Четыре девицы, вооружённые стульями, кочергой и видавшим виды декоративным щитом со стены бросились ко мне и упали в ноги. — Ваше сиятельство, защитите!

Трое побитых невооружённых воина из моей сотни (других в принципе тут нет) переминались с ноги на ногу в конце терраски. За их спинами толпилось ещё несколько человек. Солнце пока не село, но деревья в патио были высокими, и на терраске царил полумрак.

— Что происходит? Есть смельчаки мне это объяснить? — хмыкнул я и скривился.

— Дык эта… Вашсиятельство… Это не бабы, а черти в юбках! — проблеял юнец, ошалевший от произошедшего, стоящий с отвисшей челюстью и наливающимся синевой фингалом под глазом.

— Ну и их того… Дикие они! — поддержал другой, в порванном камзоле. Некрасиво порванном, драли чем-то острым.

— Я кому сказал, что они — мои гости? — зло нахмурился я. Достали. Кобели похотливые! Хоть бы тут себя держали. Ошибочка вышла, я НЕ СКАЗАЛ этого вслух. Подумал, что это «общеизвестно», раз потащил пленниц к себе в особняк. А общеизвестно у нас только то, что отдано недвусмысленным приказом. И не накажешь их теперь, придётся на тормозах спускать.

— Вашсиятельство, дык это, неправильно это всё. — Вперёд выдвинулся седоусый десятник, не участвовавший в потасовке, но наблюдавший издали. — Нельзя так. В доме полно мужиков, в походе, а вы тут два десятка баб поселяете, да трогать запрещаете. Вы или их отдельно, или нас. А так чтоб вместе, и ни-ни… — Покачал головой. — Жалованье за месяц — да и чёрт с ним, отдам. Но своё скажу — нельзя так делать. К непорядку ведёт.

Угу, а главный непорядок, что какой-то десятник-наёмник распекает как мальчишку самого сиятельного графа. И что, что тот и правда мальчишка, всё равно позорище!

Из груди вырвался тяжёлый вздох. Теперь понимаю Мериду. Умный сукин сын. Сразу занял в качестве резиденции самое блатное место в городе — портовый бордель. И проблем с воинами не имеет. Мне бы его опыт с неделю назад.

— Они! Мои! Гостьи! — отчеканил я. — Если полюбовно договоритесь, подарками отдаритесь — я не против. Но кто посмеет насильничать — вон на фронтир!

Развернулся, ушёл. Я как бы в одних портках выбежал, да «ночной» рубашке. В кавычках «ночной» потому, что это простая обычная рубашка, только домашняя, для сна. Не как у женщин.

Через пятнадцать минут сидел на кухне и трескал, что осталось с обеда. Не кошерно графу в людской, но я был слишком голоден и зол, слишком сильно матерился, потому слуги мне накрыли и сами убежали. Барин имеет право на блажь. Передо мной сидела старшая из отряда спасённых пленниц и держала отчёт. Старшей назначила себя сама, но никто не перечил, конкуренцию не составлял. Звали её Ингрид, из благородных далёкой Малаги. Ближний свет. Не из владетельных, дочь простого рыцаря, из владетельных в борделе не было никого. И подозреваю, дочь настолько же бедного рыцаря, как парни Ворона — иначе бы за неё с папочки взяли выкуп.

— Вот так, ваше сиятельство, — склонила она голову. — Девочки ещё… Не отошли. Не оклемались. А эти… Скоты… — Она про себя выругалась. — Вот мы их и защитили. Не только их, и себя тоже; позволим тронуть их — и до нас очередь дойдёт. А так есть шанс отбиться.

Ну да, если сразу себя не поставишь — потом не докажешь, что «трамвая ждала».

— Отбиться от толпы мужиков? — поддел я.

— А хоть и так. — Она, без тени сомнения на лице вытащила откуда-то нож. Где прятала — ума не приложу. — Кого-то порежем, остальные сами не полезут. Мы больше не рабыни, не вещи.

Зацепило это «больше». То есть пока их сюда везли — с рабством смирились. Пришлось.

А девочки сильные! Их наверняка и на корабле всей командой драли, и после. А видишь ты, не сломились, и как только получили свободу — тут же принялись защищать своё, как минимум готовые продать жизнь подороже. Тут к такой вещи, как рабство, с детства приучены, нет жёстких диссонансов и сломов, как в наше просвещённое время. Рабство — это просто состояние, статус. Сегодня ты — человек, завтра — вещь, потом тебя выкупили — снова человек. Не бывает таких жёстких сломов, как если бы забрили в рабы меня. Я бы не смирился, и либо бы меня прикончили, как строптивого, либо морально сломали, и я был бы совсем не я, без возможности восстановиться прежним.

— Не вещь, а эльфийка ваша где? — усмехнулся я последним мыслям. Чур меня, чур!

Ингрид безразлично пожала плечами.

— Не знаю. Она не с нами. И с нами не была. Всегда сама по себе. Если честно, сеньор Рикардо, тварь она ещё та. Сука высокомерная. — Глаза собеседницы запылали огнём.

Ожидаемая оценка. Эльфы — мрази. Расисты. Они — высшая раса. Полноценные. Орки — почти полноценные, древняя раса, но одичалые. Всяко выше людей. А люди — так, мошкара под ногами. Пока я с этими выродками не сталкивался, и молю бога, чтоб подольше этой стороны местной жизни не касаться. Текущих проблем хватает.

— Ладно, девчуля, крепитесь, — подбадривающе усмехнулся ей. — В обиду не дам. Но от ухаживания воинов так просто не отмахивайтесь. Сделайте всё красиво, вы же женщины, вы умеете. Ты домой как добираться будешь? И товарки твои? Подумали?

Она пожала плечами. Видимо пока об этом не задумывалась. Раз я их приютил — помогу. В крайнем случае, есть старинный женский способ заработать на билет до дома, и после случившегося тормозов у них, скорее всего, ни у кого не осталось. Это если учесть тех, кто домой рвётся, а это всяко не все.

— Если что, могу предложить у себя остаться. — Я подмигнул. — Крестьянкам — вольные дам. Мастеровым — приданное. Всем приданное дам. Но поселю не здесь, к границе поближе. На фронтире. Там мужчин-воинов много, а с женщинами напряг. А ещё каждой арбалет дам и объявлю гвардией будущей графини.

— А это как? — непонимающе нахмурилась Ингрид.

— Да шучу я. Я скоро всем арбалеты раздам, всему населению. Будет Пуэбло настоящей крепостью, всё королевство обзавидуется. А начну с вас. Впрочем, это правда мысль хорошая — кто хочет, езжайте к моей сестрёнке Астрид в Пуэбло, пусть и правда из вас телохранов будущей графини готовит. Фрейлины при оружии. Жизнь сложная штука.

Ингрид закивала — начала понимать.

— У нас очень богатые земли, Ингрид. А людей мало. Пока мало. И чем будет больше — тем богаче мы будем. Оставайтесь.

— Приданное всем-всем дашь? — сузила она глаза.

— А то! — довольно улыбнулся я. Дело сделано.

Скачка в ночи. Эх, ляпота! Ехали мы не быстро — в темноте быстро не стоит. Скорым шагом. Луна освещала поле вокруг, да и впереди в местах застав светили факелы. Подъехали к кордону напротив ворот святого Стефана.

— Служивые! Есть кто? — окликнул Сигизмунд.

— Как не быть! — ответили с вала. Нас видели, и разобрали в темноте кто это, хотя я нутром чувствовал нацеленные в нас из-за частокола «ежей» арбалеты. Мало ли.

Мы не мудрствовали и для контроля зоны охвата города построили вокруг на равных промежутках… Редуты. Небольшие ромбы вала за рвом, по верху вала поставили «ежи» из заострённых поленьев. Внутри каждого дежурит десяток с конями. Вокруг города десятка полтора таких, в пределах видимости друг от друга. В ромбе помещаются палатки, костёр для приготовления пищи и стойла для лошадей с запасом сена. Сено берём из ближайших деревень, причём приходится покупать — деревни не мои, городские. Правда задёшево — город закрыт, сбывать сено крестьянам сейчас просто некуда.

— Есть новости? Пробегал ли мимо кто? Вражина какая? — продолжал допрос Сигизмунд.

— Как не пробегать? — ответил шутник-дозорный. — Вон там, в ста метрах, лежит, стрелами утыканный. При жизни зайцем звали.

Гогот и его напарников, и части моих отроков. Вам не смешно? Вы просто местный иберийский юмор не понимаете. Я тоже не понимаю, но за компанию улыбнулся.

— Вшсиятельство, тут это… К вам с утра люди одни хотят, — обратился ко мне служивый, начальник караула, десятник, вычленив из толпы. Я одет не лучше и не богаче остальных, но меня почти все уже в лицо знают, а луна сейчас яркая. — Говорят, вы их ждёте. Их милость барон Ковильяна велел не пушчать — город закрыт, но не гнать. Как вы появитесь — доложить. Его воины уже оттащили от «ворот» перекрывающую их балку-«ежа», он вышел наружу. Капитальными строениями мы не заморачивались, не война же, и так сойдёт.

— Что за люди? Где? — возликовал я. Интересно, это те, о ком я подумал?

— Не могу знать! — вытянулся десятник. — Приказано доложить — я доложил.

М-да. Я с утра за ворота не выбирался, были обстоятельства. Если это приехали, наконец, Олаф со товарищи…

Впрочем, сотоварищи подождут, не обеднеют. И так уже вон сколько ждут. Но лучше проехаться и встретить. А говорить, так и быть, завтра будем.

— И где они? — спросил я.

— Знамо где. В лагере же. — Кивок назад, за спину.

— В лагерь! — бросил я Сигизмунду.

Это и впрямь оказались Олаф Лютер Кинг и двое его сослуживцев.

— Ты, вашсиятельсто, не серчай, — сразу включил староста оправдания, как только я его обнял, как родного. Действительно соскучился по курилке! — Просто не могли раньше из Пуэбло выехать. С горячкой слегли. Вдвоём. Из троих. Вот и не нагнали. А как нагнали — так Магдалена закрытой оказалась, всем от ворот поворот дают. А на нас не написано, что мы люди графские. Хорошо тут пристроили — ждать.

М-да, ведь знал, что буду город изолировать. А момент со связью не спланировал. «Встретимся в Магдалене», «встретимся в Магдалене»…

— Ладно, орлы, по коням, поехали домой. Чую, ночь у нас будет длинная.

Длинной ночи не получилось. Дома, в гостиной, меня ждал… Клавдий. Тоже, видимо, долго расправлялся с делами — я им задал работёнку, и, скорее всего, ну судя по мятому виду и красным глазам, ещё не ложился.

— Мужчины, располагайтесь, где место найдёте, — напутствовал я Олафа. — Дом переполнен, но ничего не могу поделать. С утра, на свежую голову поговорим.

— Слушаю, — небрежно бросил я инквизитору, устало вздохнув, когда остались с ним одни. Налил два полных кубка, один поставил перед ним, со вторым расселся в кресле, куда предварительно кинул мягкую подушку.

— У тебя тут интересно. Женщины… Воины… — Инквизитор
коварно улыбнулся.

— Клавдий, я после прошлой ночи не выспался. Не дали. — Нахмурился, вспоминая драку девчат (будем честны, не всех, а только благородных девчат, которым слегка помогали горожанки) и обуревших от гормонов парней, решивших поприставать по праву «дубиной по темечку и в пещеру, пока тёпленькая». Девки парням наваляли. Вот тебе и средневековая забитость женщин. Расскажу кому из наших историков — на смех поднимут. — Давай сразу к делу. Ты ж не просто так, о здоровье справиться, пришёл?

— Нет. — Инквизитор покрутил ус. — Не просто. Рикардо, у меня есть список тех, кто тебе нужен.

— О, как ты запел! — Отсалютовал ему кубком. — А чего раньше молчал?

— Так раньше списка не было, — равнодушно пожал собеседник плечами. — Но как вы приехали, навёл кое-какие справки.

— Продолжай, — кивнул я, ибо Клавдий просвечивал меня глазами, следя за реакцией ждал комментария. Не дождёшься, родной! Сам карты вскрывай!

— Есть пять человек, кто точно в этом замешан, — отрезал он. — Я имею в виду верхушку города, а не рядовых исполнителей.

— Но ты мне их имена не назовёшь, — констатировал я. — Пока не договоримся.

— Разумеется. — Усмешка. — Проблема в том, что все они — люди в иерархии города СЛИШКОМ непростые. И если потянуть за ниточку, всплывёт такое дерьмо, что тебе придётся на самом деле захватывать город и топить тут всё в крови.

Я непроизвольно нахмурился.

— Продолжай.

— Рикардо, это МОЯ семья отделила от твоего графства этот грёбанный городишко! — вдруг в гневе закричал он, отставив кубок и вскочив. Не спал, нервный — это к лучшему. — МОЙ предок позволил этим жадным купчишкам отколоться от тебя! И что теперь?

А теперь я, его прямой потомок, влачу жалкое существование на должности какого-то дознавателя! Следователя! Выясняю, кто украл у благородного Игнасио курицу в пятницу перед Пасхой! Вместо того, чтобы командовать армией города, которая, возможно, посильнее твоей будет. Не поболее численно, но посильнее, так как собрана в одном месте и оснащена получше армий некоторых герцогов.

— Не вижу проблемы. — Я пожал плечами. — Давай список кто тебе насолил — разберёмся. А ты в ответ отдаёшь тех, кто нужен мне.

— Да, ты молод и глуп! — с сожалением потянул он, вновь садясь и беря кубок. Пригубил. Отсалютовал. — Но одно меня радует, не безнадёжен. А ещё в тебе бушует энергия, океан энергии! И когда нужный опыт придёт, если выживешь, конечно, ты задашь перца всем своим недругам. Помяни моё слово.

Я усмехнулся. Что ж, на самом деле лестная оценка. Особенно от такого мудрого и скользкого сеньора.

— Нельзя просто так что-то взять и разрушить, — продолжил он. — Любой поступок надо обосновать. Иначе те, ради кого ты это сделаешь, первыми забьют тебя камнями.

— Твои предложения? — Я снова приложился к вину. Мозги надо было разогнать и прочистить, хотя бы на время. Эк на человека ночная акция произвела впечатление! Сразу на сотрудничество пошёл! «Следствие пошло на сотрудничество со следствием». Хмм… А говорят что сила в дипломатии. Ни черта! Времена меняются, а императивы человечества остаются. Тот, у кого больше дубина — прав и влиятелен. Нет у тебя дубины — каким бы талантливым ты ни был, над тобой только посмеются.

— У меня много врагов, Рикардо, — покачал Клавдий головой. — И я готов, опираясь на твои копья, их уничтожить. Весь вопрос в том, чтобы уничтожить их ВСЕХ. И, понимая твои чаяния, это надо сделать так, чтобы ты не попал под удар короля и всех окрестных соседей — то есть надо сделать так, чтобы выглядел в ситуации правым.

— Продолжай. — Сеньор заинтриговал. Капец верно мыслит!

— Они должны подставиться, — зло сузил он глаза, ибо под этой черепушке уже зрел план, и он точно знал, что тот сработает. — Мои враги. Сами. А ты их уничтожишь. Я их уничтожу! — выделил он это «Я». — Но при этом нужным людям буду задавать правильные вопросы и выдам тебе тех, кто хоть как-то связан с контрабандой награбленного. Даю слово.

— Варг также должен попасть под раздачу? — усмехнулся я.

— Так он же главная сука! — парировал усмешку сеньор инквизитор. — Только не говори, что не догадался.

— Да в первый день! — согласился я, ибо это было слишком очевидно.

— Напрасно ждёшь, что гильдейские его сдадут. Ты что-то предложил им, шикарное. Что — не знаю, но вижу их поступки и лица. Но не думай, что это перевесит их стремление к безопасности. Мир дома для них важнее далёкого тебя, а цыплёнок в руках лучше коровы в поле. Ты — чужак, Рикардо. А в Магдалене их семьи, их бизнес. Всё схвачено. Зачем им новая война и передел влияния в городе?

М-да, не рассчитал. Впрочем, бабушка надвое сказала, что будет так, как он расписал. Думаю, я всё же добьюсь результата, если буду не просто брать сеньоров измором, но и не перестану ездить по ушам. Заключу договорняк за спиной Варга, и сеньоры сдадут бургомистра как миленькие. Но, блин, сил и средств это потребует больше, чем возможное сотрудничество с Клавдием.

— Клавдий, я пока не услышал твоих предложений, — перевёл я разговор в конструктивное русло.

— Здесь список моих врагов. — Мне в руки перекочевал тубус. Открыл его, достал аккуратно свёрнутый пергамент. М-да, два десятка имён, все — очень влиятельные. — Мои условия — ВСЕ эти люди должны быть уничтожены, — отрезал Клавдий. — Часть из них связаны с твоим делом. Часть не в этом списке, но тоже связана, и её обещаю найти.

— А этих как к делу пришить? — поморщился я, ибо авантюра плохо пахла. Я мог убивать, казнить и миловать… Но только тех, кто причастен к моей «разбойной» миссии. Только на неё в глазах плебса мне дал индульгенцию король. Того же судовладельца Лопеса могут наказать только горожане — он нарушил кучу законов, но краденым на моих дорогах не барыжил. А тут извести цвет городской элиты… Просто так! Моя задница почувствовала огромные неприятности. Но с другой стороны, иначе Клавдий сотрудничать просто не будет.

— Оставь это мне, — хищно оскалился он. Я был не согласен, но не знал, чем парировать. — Я пока ещё главный городской инквизитор, и работу свою знаю. К нужному решению и нужным показаниям подведу. Лучше скажи, что ТЫ можешь предложить взамен? — Он откинулся на спинку своего кресла, отставив кубок.

Попадос. Берёт на слабо? Разводит? Или вскрывает карты, предлагая мне вскрыть свои? Дескать, если у мальчишки нет для меня козырей, я ничего не потеряю, а он пусть ебётся дальше с местными сеньорами как хочет, будет интересно посмотреть за концертной деятельностью?

Сильный ход. Ведь он и вправду ничего не теряет. А я не могу просто так вытаскивать людей из дома и пытать. Я про людей из этого списка, разумеется. Пять человек из… Двадцати двух, — сосчитал я имена. Включая бургомистра. Кто из них четырёх (за вычетом Варга осталось четыре) мой — вопрос тот.

Впрочем, — пронзила голову мысль, — не всё так плохо. Сеньор… Ведь мой собеседник по сути… Осуществляет вендетту. Не личную — семейную. Мстит за семью, ни много, ни мало. Его род опустили несколько поколений назад, и продолжают опускать. «Да он за собой мосты взрывает!» — осенило меня. — «Ему ж после этого здесь жизни не дадут! Сеньор задаёт не вопрос — он задаёт мне ответ!»

Я встал, отставил кубок и заходил по комнате. Свет от масляных ламп давал от моего силуэта причудливые тени, было плевать. Всё просто. Слишком просто! А так не бывает.

— Клавдий, где подвох? В чём? — открыто спросил я, остановившись.

— Ты о чем? — нахмурился он.

— Я беру тебя на работу. Мне нужен хороший претор. Человек, который будет ведать борьбой с преступностью и разбоем ВО ВСЁМ графстве. Под его командованием будут отряды стражи, сыск, оперативники, агенты внедрения. Стукачи. Это третий по значимости пост после моего консула и квестора. Но в чём подвох, объясни? Я ещё слишком молод и не понимаю всего.

— Арбалеты, которые ты будешь клепать тысячами, — усмехнулся он. Судя по выражению лица, сеньор остался моими мыслительными способностями доволен. — Я слежу за тобой, юноша. Это не моя обязанность, но я привык следить за всем важным в регионе. ТЫСЯЧА арбалетов, Рикардо, это не просто очень много. Это охренеть как много!

Далее. Зерновой консорциум Юга. — Он неприятно нахмурился — видимо в торговле и монопольных сговорах понимал не так, чтобы очень. — Там пахнет вторым и даже третьим дном. Лично мне кажется, что за этой афёрой будет скрываться что-то куда более масштабное. Ты «кинешь» сеньоров, а не они тебя, если всё сделаешь правильно, пока они думают, что держат тебя за горло. Перекраивание реки и установка десятков мастерских… Они принесут тебе прибыль. И частично профинансируют создание гор оружия. Которое ты будешь раздавать всем своим людям, включая крестьян. Это, конечно, опасно, но у нас Приграничье, у нас, думаю, тебя поймут. После чего каждый посёлок, каждая деревня превратится в крепость, о которую степняки если не будут ломать зубы, то точно — нести существенные потери. А значит тебе не будет нужно столько войска в качестве наёмников, и ты создашь собственную дружину, как барон, только очень большую. А имея собственных рыцарей, получающих от тебя не только деньги, но и оружие, и броню, имея на своей территории укреплённые цитадели в каждом посёлке… Рикардо, я хочу в этом участвовать! — его глаза горели фанатичным огнём прожженного авантюриста.

Я не выдержал, вздохнул. Обошёл стол, сел. Вытянул ноги и крепко приложился к вину, осушив кубок.

— Клавдий, не факт, что мне удастся выжить. И тем более победить, — осадил я.

— Кто мне вчера сказал про тех, кто готов идти до конца? Я подумал и решил. Что готов. Цеплялся за старое, надеялся взять реванш, но потом понял — ничего у меня не получится! Нет у моей семьи ни прежнего влияния ни прежних денег. Зато к прежним врагам прибавились и новые. Надо решаться и рубить, пока есть возможность. С твоим уходом её не будет, и вряд ли судьба даст второй шанс.

А он честен. Блин, как же быть?

— Если думаешь, не понимаю, на что подписываюсь — тыне прав. Я знаю про пятьдесят тысяч лунариев от короля, — усмехнулся он, продолжая меня уламывать. — Это вся страна знает. Все провинции собирают этот налог. Но даёт тебе его в руки король, и потому ты считаешься его человеком. Мериде не даёт, хотя он номинально тоже пограничник. Алькантара граничит с болотами, ему мало что перепадает. Авилла держит рубеж по горам и реке — ему тоже дают меньше, как и тем, кто восточнее него. И только ты, удерживая дюжину фронтиров в чистом поле, непонятно для чего нужных, ибо степняки проходят их как меч через кишки, забираешь больше половины этого чрезвычайного налога.

Его глаза смеялись. Мне же смешно не было. Я мнил себя гением, что расколол, что отец — человек Карлоса Пятого. Был. А на самом деле об этом в королевстве догадывается каждая собака? Мне дают деньги на содержание войск на случай атаки на короля мятежников! И заговорщики в курсе!

Да и как иначе? Мерида — самый богатый герцог Юга, богаче всех остальных вместе взятых. В Овьедо у Бетиса данников в два раза больше моего, но, блин, у одного арьербан полторы тысячи копий, у другого — тысяча. А у меня — три. Не считая кучи пехтуры, прикованной к фронтирам и крепостям. То-то и суетился Солана, когда отец заболел. Кинулся к нам и попытался навести мосты с пьяным мной, пытаясь опередить короля.

А теперь, получается, если я создам систему, запитанную на себя, когда мне не нужна будет внешняя поддержка… То есть когда я создам собственную армию, не зависимую от короля и его милостей…

Блин, аж сердце схватило. Я думаю, что добиваясь финансовой независимости вытаскиваю графство из пропасти, а на самом деле веду его в могилу, ибо рушу установившийся века назад баланс и попадаю под раздачу с обеих сторон? Подвожу к краю той самой пропасти по принципу «благими намерениями вымощена дорога в ад»?

…И этот поросёнок «хочет во всём этом поучаствовать». М-да.

— Ты рисковый, Клавдий, — констатировал я.

Покровительственная улыбка в ответ.

— Берёшь?

— Беру. Но должен предупредить — я ни донжона не смыслю в розыскной и оперативной деятельности. Тебе предстоит с нуля создавать её на всей территории графства самому. Лично. Без чьей-либо помощи. Это капец как много.

— Если дашь денег — возьмусь, — кивнул он.

— Дам. — Всё, жребий брошен, Рубикон перейдён. Назад дороги нет. Я получу Магдалену, прогоню татей, надолго, а после мне прямая дорога быть знаменем местной гражданской войны. Причём без разницы, чью сторону выберу. И там и там буду знаменем.

— Пергамент оставляю — я его и так на память знаю, ночью разбуди — перечислю всех, кто там и в чём провинился, — усмехнулся Клавдий, поднимая попец с кресла. — Завтра зайду и расскажу план. Пока он у меня в голове только начерно — не было времени подумать. Высплюсь — и обмозгуем.

— Идёт. — Я протянул и пожал ему руку. — Добро пожаловать в команду, будущий претор Клавдий!

* * *
— Ну и в чём дело? Чё за херня на этот раз? — разлепил я глаза. Ирма будила, дёргая за плечо. Одетая Ирма, с лампой в руке — ставни пока закрыты, пусть из под них и проступают лучи солнца, а мордашка донельзя напряжённая. Но в доме вроде тихо, боёв нет.

— Там… Ваш барон. Привёз… Девушку. Эльфу. И она… В общем, вам лучше всё видеть, ваше сиятельство. Ваш барон сказал это важно, под его ответственность.

— Мля-а-а-ать!

Пришлось вставать, накидывать на себя что-то из близлежащего, и, как есть, растрёпанному, спускаться вниз.

Это был Ковильяна. За ним, на руках двух богатырей, висела памятная эльфийская кошка. Руки по локоть у неё были тщательно замотаны подручными тряпками, включая порванные на лоскуты части верхней юбки от её же собственного платья. То есть, иными словами, платье на ней тоже стало тряпкой, и из под него, что есть верх неприличия, местами проступали красивые ножки. Сзади этой кошки стояло ещё три вооружённых человека, и один из них тыкал в спину алебардой. Прям картина Репина: «Приплыли».

— Рикардо? — нахмурился я. — Что происходит?

— Эх, Ричи-Ричи! Мальчик мой! — Старый барон тяжело вздохнул и прошёлся к гостевому креслу. Я плюхнулся в соседнее, бросив стоящей сзади Ирме:

— Вина!

— Эта… Нехорошая дева, — сдержал мой тёзка крепкий эпитет, — попыталась прорваться за городские ворота. Убила одного боевого коня и сильно поранила двух-трёх моих воинов. Перелезла через стену и попыталась удрать, и, конечно, её увидели. А когда почти нагнали, бросилась на воинов и… — Новый вздох. — Где эльфы таких берут?

— Женщины эльфийские рожают, — без эмоций предположил я, заработав от «прелести» уважительный взгляд.

— Конь будет жить, — произнесла вдруг эльфа. — Я его не убила. Только поломала ноги.

— Да кому он нужен, хромой! Только на забой его! Да и хозяин его…

— Я смогу залечить их раны. И ногу коня, и раны воинов, — уверенно проговорила эльфа. — Если пообещаете, что после отпустите.

— Хороший способ вести дипломатию, — усмехнулся я. — Нанести увечья, чтобы лично их потом залечить, добившись своего. А просто попросить меня выпустить из города могла? — округлил ей глаза.

Взгляд гостьи из Леса налился кровью.

— Эльфы не унижаются до того, чтобы просить что-либо у человеков!

— Ну и дура! — Что на такое ещё можно сказать. — Отпустите её. — Это воинам. — Она не будет драться. Ты ж не будешь?

Гостья опустила глаза в пол.

— Не буду. Я не могу причинить вред тому, кому должна жизнь.

— Отпустите, — махнул Ковильяна, и только после этого богатыри, а они все как один комплекцией подобрались что те вышибалы, всячески выражая лицом несогласие, отпустили.

— Подождите в холле, — попросил я их, глазами указав на дверь. Тут как раз вошла Ирма с кувшином и кубками. — Ирма, вина сеньорам! Самого лучшего!

Только после воины повеселели.

— Садись, нервная, — кивнул эльфе на третье кресло. Она кивнула, взяла тяжеленный кёсовый предмет мебели и как пушинку передвинула ближе к нам. Теперь понял, почему к ней такое отношение. За внешней хрупкостью капец какая сила!

— Воинов и коня вылечишь! — отрезал я, посверкав для наглядности глазами. — Не в уплату долга, а потому, что сделала это, и это было глупостью.

— Вылечу, — опустила она глаза. — Понадобится от трёх до пяти дней.

— Зачем это сделала? — нахмурил я брови.

— Домой хочу.

— Нешто я б не отпустил? Ещё б и денег дал. Чего прямо не сказала? Ты же видела, как я к вам всем относился. Я вас освободил от татей, а не захватил в свой прибыток.

— Мне не нужны ваши грязные деньги! Сквозь зубы прошипела Эльфа. И вообще вы!.. Вы!..

— Зай, вообще-то я спас тебя от разбойников, — постыдил я. — От тех, кто хотел тебя продать в бордель, или в гарем на утеху какому-нибудь извращенцу. Захватили тебя человеки, но совсем другие. И мы — разные, хоть внешне для вас и на одно лицо.

Злость, исходящая от неё, стала менее сильной.

— Извини. Ты прав. Вы, человеки, разные. И ты не такой, как они. И я не права.

— Рикардо, я, наверное, пойду? — нахмурился Ковильяна. Допил свой кубок и встал. — Мне ещё по остальным воротам разъезды проверить.

— Как скажешь, дядька Рикардо, — кивнул я.

— Одно добавлю. Знаешь ты или нет — мне неведомо, потому предупрежу. На всякий. Не развязывай ей руки!

— Что так? — Я снова нахмурился. Он тоже.

— Одними прикосновениями она может причинить ТАКУЮ боль… — Барон отрешённо покачал головой. — У меня десяток, наверное, до сих пор в себя приходит. Ну, который её ловил. И ещё, если б не знали, что твоя — стрелами б утыкали и все дела. Из-за того, что дуре жизнь хотели сохранить, подставились.

Серьёзная заявочка. Просто так, без поощрения, такое нельзя оставлять.

— Дядька Рикардо, раздай пострадавшим по пять лунариев? — поморщился я, давя в себе червяка жадности. — Или по десять. Короче, сколько раздашь, сколько считаешь нужным. Я тебе отдам когда добычу делить будем, или могу курьера прислать с кошелем, как в проснусь и в себя приду — но попозже.

— Чёрт с ним. Не надо курьера, из добычи вычту, — махнул он рукой. Дележом занимаются они с Алькатрасом, потому я и предложил, минимизируя потери. — Но смотри, чтобы девка обещанное исполнила!

— Слово дочери Леса! — вскинула голову эльфа.

— Тогда приходи в лагерь за городом. Спросишь десятника Тита Безбородого.

Кивок в ответ. Барон вышел.

— Видовая магия? — кивнул я эльфе на замотанные руки. — Эльфийская? У всех эльфов проявляется?

— Нет, только у Меченных Природой, — покачала она головой.

— Это типа магия жизни?

— Нет, магия смерти. Мы… Лекари.

Лекари — магия смерти. Логика конечно… Эльфийская.

— И как же тебя, такую ценную, в плен могли взять? — усмехнулся я, продолжая допрос, ибо до этого разговора у нас не получилось.

— Половина Детей Леса владеют этой магией. Я не слишком ценная.

В местном человеческом нет слова «магия». Я произнёс его на русском. Само собой, слово это не русское, пришло из Европы, и использовал его в первозданном виде. Но гостья меня прекрасно поняла и не одёрнула. Что заставляло задуматься. Эльфы используют слово «МАГИЯ»!

— И всё же? — настоял я.

— Я… Таких, как я, вы называете «гамма». — Она грустно вздохнула. Я пока ещё не знал, что это такое, потому на автомате кивнул. — Я стерильна, не могу родить детей. А потому меня не охраняли. И отпускали на рубеж. И в дозор за пределы Леса. Где нас, в дозоре, и подкараулили ваши. Это были люди одного из ваших баронов, мы попали в ловушку. Они нас пленили. Напарников отправили в Лес, получить выкуп, а меня продали работорговцам, так как те за женщину-эльфу давали больше, чем Лес.

— И как далеко от Леса ушёл ваш отряд? — продолжал лихорадочно достраивать я картину мира, ибо очень многого о нём не знаю. Эльфу-диверсантку продают в рабство на виду у Леса… Маловероятно.

— Если мерить вашими расстояниями, то миль на триста-четыреста. Как считать, — пожала она плечами.

Я аж присвистнул. Теперь понятно. Вдали от Леса бояться нечего. Не достанут. Можно и в рабство продать. Эдакие изюминки не каждый день попадаются, работорговцы, наверное, состояние выложили. А на Севере владетели бедные.

— Ближний свет. И что вы там забыли?

— Мы должны знать всё о своих врагах! — сверкнула она глазами. — Мы не скрываем, что посылаем своих разведчиков наблюдать за вами. Но и не предъявляем за гибель тех из них, кто был неосторожен. Я была неосторожна и попала в плен. У Леса не будет претензий к вам. А что не убила себя во время позора — моя и только моя вина.

Надо было переварить информацию, и я плеснул себе из кубка. Подумав, огнём от ладони выжег всё внутри кубка Ковильяны, чтоб убить микробов, плеснул и в него, протянул ей.

— Меня зовут Рикардо. Я — граф Пуэбло, — решил заново начать знакомство. — Это владение на юге нашего королевства, от Леса слава богу далеко.

— Слава богу? — заинтересовалась она оговоркой.

— Неохота встречаться с вашим братом и вашей сестрой. — Я присел и щедро хлебнул. — А ты?

— Натанириэль. — Кивок с опущенными глазами — видимо, церемониал знакомства. — Третий Левый Полк Рысей По Ту Сторону Реки.

— Кхм-кхм… — Кажется, я аж закашлялся. — Это название твоего подразделения?

— Так оно переводится на ваш язык. — Эльфа была сама честность.

— Ты знаешь наш язык… — заметил я. — Все эльфы знают наш язык? Или только разведчики дальнего радиуса?

— Язык врага надо знать! — снова сверкнула она очами. — Если не все, то почти. У вас очень лёгкий язык. Орочий сложнее.

Орочий? Хм-м… Я правда чего-то недопонимаю, или вновь ментальная магия «переводит» смысл слов?

— Тебя накажут? Ну, в Лесу, когда вернёшься? Что была в рабстве и не сделала хара… Не убила себя? — перевёл я тему на менее болезненное.

— Нет. Но…

Она замялась. Будете смеяться, но её кончики ушей реально покраснели! Всегда считал это фигурой речи, но тут… Что ж, благодарю судьбу за такое бурное утро. Эльфа сделала мой день!

— Тебя драли «мерзкие неполноценные людишки», — давил я, развивая успех. — Драли жёстко и сурово. Во все щели пихали. Замотали руки, сковали и жарили так, что сперма ртом пошла. И от своих ты это не скроешь.

— Да. — Угрюмый кивок, глазки в землю. Но при этом в голосе уверенность. Обречённая, но уверенность и твёрдость. — Я не смогу стать половинкой хорошему воину. Хорошо, если клан примет меня обратно, тогда отдадут в гарем кого-нибудь не особо важного. Или отдадут бедному, но храброму воину в качестве поощрения, который не заслужил права продолжить свой род.

— Зачем тогда возвращаться? — недоумённо пожал я плечами.

Она молчала.

— Среди людей живёт куча твоих соплеменников. В основном мужчины конечно. Даже у моей сестрёнки в дружине десятник есть, эльф. Чпокает её муженька, из-за чего она ужасно злится.

Беглое пожатие плеч.

— Зачем злиться на мужскую дружбу?

Я чуть не упал. Ахренеть порядки у этих длинноухих! Я с эльфами точно дружить не хочу! Буду дружить только с эльфийскими женщинами (боже, какой наивный я в этот момент был)

— Наталиринэль… Я правильно сказал?

— Нет. — Покачивание головы. — Натанириэль.

— А можно просто «Наташа»? — закинул пробную удочку. Насколько знаю, у ушастых с именами строго. — Не в качестве имени, а… Прозвища. Боевого позывного. Я ж человечишка, на меня ваши традиции так строго не распространяются.

— Можно, — через время согласилась она, глубоко идею обдумав. — Но не в качестве имени. «На-та-ша…»

Кажется, фонетика ей понравилась. Вот и хорошо. А то назову её неправильно, потом собирай кишки с асфальта. И пофиг, что асфальта ещё долго не изобретут.

— Как это работает? Ну, твоя магия? — снова перевёл я тему на насущное.

— Развяжи мне руки? — Она протянула ладони. Могла б и сама развязаться, но не стала. Видно что-то из женских штучек, чтоб я поухаживал. Я не стал ерепениться и размотал тряпки с её ладоней и локтей. Тряпки шли до самого предплечья. — Смотри. — Прикоснулась ко мне. — Тепло. — И я почувствовал теплоту на ладони, в месте прикосновения. — Больше тепла… — А теперь тепло начало разливаться по всему тело. В груди… Спина, руки, ноги… По лбу потекли капельки пота…

— Холод! — выкрикнула она, и я вдруг… Замёрз! Резко! Попытался одёрнуть руку, но не вышло — это чудовище держало, что те тиски в кабинете трудов. Даром что ручки тонкие и женские. — А теперь боль!

А потом меня скрючило. Заорать не смог, захрипел и осел на пол, на колени. Она по-прежнему сжимала мои руки, а по телу от них расплывался океан боли. Словно электричество пронзало всю мою нервную систему.

Наконец пытка кончилась, она меня отпустила. Я отполз в сторону, пытаясь отдышаться. Капец жесть! Это точно магия, психокинетиками и йогами такое не разовьёшь!

— Я контролирую восприятие. Твоё. Своё, — пояснила она. — Я не внушаю тебе боль и холод, я обманом вызываю в тебе их ощущения. Холод не настоящий — ты не сможешь замёрзнуть. Но твоя голова будет думать иначе, для неё всё как будто на самом деле. Также и боль. Я не делаю тебе больно, боль рождается в своём сознании. Но для этого мне надо крепко держать тебя, чтобы прочувствовать.

— Нервная система, — понял я. — Ты воздействуешь на нервную систему на расстоянии! При соприкосновении. Потому тебе и руки заматывали. — Вспомнил её в каморке для пленников в борделе. Руки у неё были не просто замотаны, а помещены в рукавицы из грубой кожи до самых плеч. Я тогда ещё посмеялся, дескать, мода такая.

— Нервную систему? — потянула она слово. Слово было непривычное, но смысл эльфа уловила. — Да. Вроде того. Но это ещё не всё. Сейчас покажу то, ради чего нас ловят и нанимают за любые деньги. Блаженство.

— Не подходи! — заревел я, по тараканьи отползая назад.

Она вскинула руки в защитном жесте.

— Рикардо, ты сам просил показать! Я лишь выполняю твоё желание!

— Но… ТАК? — сформулировал я степень своего очешуения её способностями.

— А как я могу показать всю свою силу? Намёками? — На лице непонимание. Искреннее.

— Это ВСЯ твоя сила? — на всякий случай уточнил я. — Убить прикосновением не можешь?

— Нет. — Кивок. — Я очень слабый маг смерти. Убить нет, но превратить несколько часов твоей жизни в ад — запросто. — Довольная ухмылка на мордашке. — Когда мы перестали убивать браконьеров в наших лесах, а стали пытать и отпускать, браконьеры почему-то перевелись. Вы, человеки, очень смешные, слабые и хрупкие, но так много из себя строите…

Помолчали.

— Рикардо, я не показала тебе блаженство, — напомнила она. — Я обещала показать способности, без этого не сдержу слова. Или ты меня боишься? Как браконьеры?

Издёвка в глазах и голосе. Я про себя заматерился.

М-да, не солидно графьям на полу валяться. Встал, вернулся в кресло.

— Показывай.

— Если я зайду со спины — ты разрешишь? — спросила она, вставая. Сидела прикрыв ляжки остатками лохмотьев, теперь же ноги предстали во всей её эльфийской красе.

— Почему со спины?

— Шея. Она самая нежная. Через неё будут самые лучшие ощущения. А сзади чтобы ты расслабился — при взгляде в глаза не так расслабишься. У меня есть опыт.

— Хорошо. — Я кивнул Шея… Точно, воздействие на нервную систему. А там начинается спинной мозг, главный нервный канал организма. — А обязательно надо спрашивать разрешения, чтобы зайти со спины? — обратил я внимание на несуразность. Она могла просто встать и обойти, но не стала.

— Если ты не мой муж — да. — Серьёзный кивок.

— Хорошо. — Насколько знал Ричи, женщины у эльфов в сильно подчинённом положении. Ещё сильнее, чем у нас. Хотя их мало, меньше, чем мужчин, а поди ж ты. И домострой у них в семьях ещё тот.

Эльфа положила ладони на оголённую шею… И я поплыл. Не сразу, постепенно, но начало засасывать в туман, из которого не хотелось возвращаться. Описать его какими бы то ни было словами просто не получится — некоторые вещи можно только почувствовать.

Сколько так прошло времени не понял, но очарование и кайф были нарушены неожиданно и очень сурово — меня вышвырнуло в реальный мир.

— Хватит! — заявила она. Эта мегера и гарпия, сломавшая такой кайф!

— Ещё! — командовал я. Мне хотелось снова нырнуть в этот сладкий омут. Но нет, эльфа была тверда.

— Нельзя. Вы, человеки, слишком слабы для такого.

И картинно обошла назад, села, закинула ногу за ногу, демонстрируя через разрывы ткани цвет панталон. И не стесняется ни капельки! У эльфов точно другой менталитет.

В себя окончательно пришёл, собрав мысли в кучу, минут через пятнадцать. Снова налил себе и выглушил полный кубок. Полегчало.

— В гареме тебе не было бы цены, — озвучил ей пришедшую мысль.

— Но только если я сама приму своего мужчину, — заметила она. — Любому другому сделаю так, что он пожалеет, что родился.

И то правда. Палка о двух концах. А рабовладельцы, выложившие за неё состояние — идиоты. Хм-м… Получается, она специально не покончила с собой, а ждала, когда…

От следующей мысли я поперхнулся и снова налил вина — уложить пришедшее в голову по полочкам.

— Ты ждала, когда тебя продадут, чтобы убить того, кто это будет, затем бежать и расправится с остальными. Так? — победно выпалил ей в лицо.

Отвечать не требовалось.

— Потому и терпела издевательства. Позволяла иметь себя во все отверстия. Позволяла же?

Робкий, но уверенный кивок. Врать и что-то скрывать было выше достоинства эльфы. Затем она грустно покачала головой:

— Ты убил их. Всех. А кто ещё жив — пойдёт до конца жизни на галеры или в шахты. Я не могу отомстить. Потому я была зла на тебя, Рикардо граф Пуэбло. Я хотела убить тебя, что лишил меня вендетты (вендетта это выверт подсознания, это слово у неё в норме).

— Но нельзя убивать тех, кому должен! — высокопарно фыркнула эльфийка Наташа. — А потому я хотела бежать, не исполнив долг. Чтобы хоть так насолить тебе. Но твои люди меня схватили.

— И теперь ты не знаешь, что делать, — закончил её мотивы я. — Ибо домой возвращаться — смысла нет, там станешь чуть ли не неприкасаемой. А что делать в землях человеков — не знаешь тем более.

— Я хочу найти кого-нибудь из сородичей и остаться у вас, — сверкнула она глазами, показывая, что не собирается сдаваться, как бы жизнь её ни кусала. — Со своими, но вне Леса. Но нас среди вас мало. Наверное, нужно ехать в вашу столицу. Туда я и хотела убежать.

— Как только вылечишь тех, кого ранила — отпущу, можешь ехать куда хочешь, — благодушно разрешил я. — Но…

В голове окончательно созрел план, появившийся, когда упал на пол от боли. Это реально больно! Как будто тебя изнутри бьёт током, пронзая каждый нерв. И моим врагам это точно не понравится. «Паяльник» — хорошо, но тут и без него игрушек у палачей хватает. А это — новенькое, и совершенно бесплатно.

— Скажи, как ты отнесёшься к тому, всё-таки отомстить? Хочешь, я дам возможность таки провернуть свою вендетту? — сузил я глаза.

— Отомстить? Вендетту? — Наташа презрительно фыркнула. — Кому? Ты уже убил всех!

— Не всех, — покачал я головой. — Только тех, кто держал тебя и девушек. Но остались другие. И они занимаются тем же самым — разбоем. То, что под жернова попадают не эльфы, и не попала лично ты, не значит, что они заслужили меньшую участь. Я предлагаю тебе уничтожить ВСЕХ разбойников, которые орудуют в этом городе, — сверкнул я глазами. — В качестве уплаты долга, и в качестве твоей собственной вендетты этим людям, для самоуспокоения.

Шикарное предложение. Сеньорита эльфийка крепко задумалась.

— Кстати, а потом мы поедем бить орков… Степняков, — продолжил я. — Вы же с ними на ножах?

— Да, мы враги с орками, — кивнула она, а я снова поймал себя на том, что слово «орк» она произнесла спокойно, будто знала его с детства. И оно — не выверт подсознания попаданца, прозвучало вполне конкретно: «Orcus». — Насчёт степняков подумаю. — Подняла глаза. И, кажется, только тут до неё дошло, что я тоже не мог знать это слово! Ибо взгляд на меня стал… Изучающий. Очень сильно изучающий, внимательный, пронзающий насквозь, и при этом осторожный.

— Давай так, как только я верну долг и помогу тебе с этими человеками, так и поговорим о степняках? — выдала она вердикт после долгих гляделок.

— Замётано! — воскликнул я, уходя от скользкой темы.

— А теперь прошу позвать кого-то из очень сильных воинов, — попросила она, протягивая мне руки. — Мне на ладье сломали кисть, и она срослась неправильно. Вот тут. А вот тут неправильно вошёл сустав, — выгнула запястье под большим углом. — Я залечила их как есть — так было нужно. Но руки были связаны. А теперь, чтобы перезалечить, их нужно сломать.

Я уже понял, что эльфы это суперраса. Но после таких слов, честно, выпал в осадок.

— Ты… Просто так будешь терпеть, как тебе сломают кости на обеих руках? — на всякий случай переспросил гостью.

— Нет. — Наташа вначале нахмурилась, задумалась, но потом поняла вопрос и замотала головой. — Конечно нет! Я отключу боль.

— И так умеют делать все одарённые смертью? — снова уточнил я.

— Да. И остальные дети Леса тоже.

М-мать его! Я уже боюсь этих длинноухих!

Было с одной стороны прикольно смотреть, как Трифон, прилагая все свои немаленькие силы, а он богатырь что тот Ильюша из Мурома, пытается сломать красотке её «хрупкие косточки». Которые на поверку оказались чуть ли не крепче железа. Как её рука в районе лучевой кости висит под невозможным углом, а эльфа равнодушно комментирует, что это был перелом со смещением, и как лучше поставить шину. И второй рукой спокойно первую руку поправляет. Но с другой мне было дурно, как раз от такого равнодушия, и я выбежал из гостиной, где всё это происходило. Долго приходил в себя на терраске в патио, дыша свежим майским воздухом.

Когда вернулся, правая рука уже была замотана вокруг деревянной шины, а Трифон выворачивал из сустава запястье левой. Тоненькой хрупкой девчуле, всё отличие которой от нас — наличие длинных, но не запредельно длинных ушей.

Трифону помогала моя новосозданная женская бригада с Ингрид во главе, перематывала, заматывала и прочее, и все смотрели на действо с неподдельным интересом и не думая хандрить. Плохо было одному мне, слабаку-иномирянину. Хотелось ругаться, но руганью делу не поможешь. А ведь скоро на войну ехать, где вся предшествующая кровяка детским садом покажется.

Глава 17. Горизонты аферизма

Глава 17. Горизонты аферизма, эльфийские страсти и ССО Пуэбло (продолжение)

— Нет, сеньоры! Это последнее слово, и разговор закончен!

Представители посланной ко мне делегации сидели с кислыми минами. На сей раз не только члены гильдии зерноторговцев, но и другие уважаемые гильдии города. А ещё они были злы. Очень злы! И не могли растерзать объект злости только потому, что вокруг было полно его (то есть моих) солдат.

— Вы пожалеете об этом решении, сеньор Пуэбло! — не выдержал и скривился представитель местных судовладельцев и судостроителей. Толстый мордатый чувак с пузом, что в рыцарский век не есть гут. — Очень пожалеете!

Аж побледнел от испуга. Ага, щас. В штаны наложил.

— Это угроза? — умиротворённо, как кот перед охотой на мышь сощурил я глаза. Сеньор заменжевал, «потерялся», принялся переглядываться со своими, которые подписываться под его словами не спешили и красноречиво отворачивались.

— Констатация. — Несмотря на тучность сеньор оказался не из робкого десятка и таки взял себя в руки. И, видимо, за ним не числилось того, что стояло за ныне покойным уже Лопесом, которого вздёрнули вчера ко всем чертям, чтобы лишнего не наговорил. Но тоже из породы хозяев жизни, а я не сильно таких люблю ещё по прежнему миру.

— Сеньор граф, поймите, — попытался смягчить ситуацию купец из первой гильдии, долговязый дедуля в смешных панталончиках и беретике, — мы не против блокады города. Согласен, среди черни может скрываться множество пособников тер-ро-ристов. — О, а сложное слово местные почти что выучили! Зря мне твердили, что педагог из меня никудышний: когда надо — весьма и весьма кудышний! — Но некоторые представители города… — продолжил он, — совершенно точно не имеют к этому отношения. И тем более их жёны и дети. Вы можете разрешить выезд СЕМЕЙ уважаемых граждан города. Просто по какой-то причине не хотите. И нам не нравится эта причина.

— И что же за причина? — снова умиротворённо сощурился я.

— Ваше природное упрямство, наследственное, — а это слово взял сам его превосходительство сеньор Вальдес, глава зерноторговцев, моих будущих партнёров. — Ещё ваш прадед им прославился. А дед и отец достойно держали марку. А ещё юношеское желание «показать им всем». Сеньор Пуэбло, мы понимаем это возрасное стремление, и даже не просим ничего экстраординарного. Всего лишь выезд членам семей отдельных представителей города. Мы сами останемся здесь, вашими заложниками, как вы и хотите.

— Сеньор Вальдес, — картинно вздохнул я, — вы — хреновые заложники. Вы — мужчины, а мужчины потерпят неудобства. А вот когда каждого из вас дома будет отчаянно пилить вторая половина, лишённая права свалить из этой чёртовой дыры на пастораль, или наоборот, уехать в более цивилизованные места — вот тогда вы трижды задумаетесь, а может оно того не стоит это глупое желание поставить мальчишку Пуэбло на место? Может всё-таки собраться всем городом и отдать ему эту сволочь Варга, а я сомневаюсь, что вы не понимаете, что он причастен к нападениям.

Шушукание. Революционной моя мысль не была. В маленьком городе все обо всех всё знают. А кто не знал про бургомистра — тот догадывался. Революционно то, что я произнёс это вслух, так не принято.

— У вас, конечно, есть доказательства причастности бургомистра? — снова скривился дедушка в панталонах.

— Я предоставляю право собрать оные доказательства вам, сеньоры. — На сей раз я улыбнулся мило. — Уважаемые, для понимания. Мне всё равно на ваши связи друг с другом: кто на чьей дочери и сестре женат, кто кому какое дал приданное, у кого какие связи в Овьедо, Альмерии или Картагене. Мне плевать на вашу «крышу» в столице и при дворе, я не собираюсь копаться настолько глубоко и вести ниточки к кураторам сеньоров бандитов на самый верх. — Ткнул пальцем в потолок. — Просто дайте мне руководителей местного уровня, отвечавших за прибытие грузов, погрузку и сбыт, и дайте связи с непосредственными исполнителями в моих владениях. Кто это делал, какие отряды, кто был связным и какие из моих баронов причастны. Обещаю, я напою кровью этих людей своих парней и уйду с чувством выполненного долга. Не буду ковыряться в вашем исподнем белье, это некрасиво. Хотя там наверняка много чего скопилось. Дайте мне ровно то, что я хочу, и город будет открыт! Ни больше, но и не меньше!

— Сеньор Пуэбло!.. — снова начал бузить мордатый жирдяй, но я вскинул руку.

— Всё! Разговор окончен. Город закрыт до тех пор, пока вы не поймёте, что я муж, а не мальчик, и не сдадите мне меченых камрадов. Против вас я ничего не имею. Всего хорошего.

Когда сеньоры свалили, я ещё долго ходил по дому злым. Наконец решил прошвырнуться, заодно проверить, как там дела с пленными при облаве.

— Олаф, поехали. В дороге поговорим. Бери товарищей, — бросил я, идя переодеваться.

Разговора с Олафом до сих пор не получилось. Просто меня постоянно дёргали, по самым разным вопросам. В итоге мужики проскакали со мной весь день, но, в общем, они не жаловались.

Пакгауз в порту ещё работал — не всех из него отфильтровали. В двух соседних пакгаузах, частично чем-то заполненных, заседало сразу четыре «тройки».

— А всего их создано семь, — объяснил представитель магистрата, обслуживающий сие судебное новообразование.

— Как разбойнички, колятся? — усмехнулся я.

— Кто как, — смутился он. — Кто-то сразу в галерники идёт. Кто-то отпирается, хотя на роже написано, что душегуб. Кого-то отпустили — не при чём, под облаву за компанию попал.

— Список таких есть?

— А то! — гордо вскинулся служака.

— Подготовь список, кому из них нужна медицинская помощь… Услуги лекаря, — поправился я. — Оплачу. — Средневековье подразумевает пытки. Невиновен? Трибунал это поймёт. Это только в книжках про святую инквизицию подводят к тому, что абсолютно все приговоры — липа, и под пытками любой себя оговорит. Если задать такую цель — да, оговорит. Но на самом деле, если дело не политическое, давать такие установки — напрасный перевод ресурсов, нафиг не нужно. А потому под честными пытками ты скорее всего получишь честную картину, как всё было. Большинство обывателей под пытками… Говорит правду. Обмануть палача очень сложно. И невиновных (если нет команды сверху) всегда и везде выпускали. И тут их выпускают.

— Нет, не так! — вскинулся я. — Пошли к ним кого-то лично и скажи, что они могут прийти ко мне, я их вылечу. У меня дома есть эльфийская лекарка, и тех невиновных, кто от пыток потерял здоровье, поставит на ноги. Граф Пуэбло суров и жесток, но справедлив.

— Воистину, сие верно! — Служака уважительно склонил голову. — Дай бог вам здоровья, ваше сиятельство!

Что могу сказать по заседанию «троек»? Скучно. С сеньором Лопесом было веселее, там меня воспринимали малолетним чудилой и ставили на место. Здесь и ко мне уже отношение адекватное, и суд ведётся над гопниками, отморозками и душегубами. В основном. Моих интересов и политики в заседаниях «троек» не было. А значит приговоры на самом деле адекватные, которые выносят граждане Магдалены гражданам Магдалены. Правы они, нет, осуждают ли они невинных, отпускают ли виновных — это меня не касается, это внутреннее дело бурга. Я лишь покорно подчинюсь вынесенным приговорам и заберу приговорённых бандюганов с собой — строить дорогу. Бургомистр Варг об этом уведомлен, причём я даже не стал утруждать себя личным посещением и отправил «договариваться» Алькатраса. В кавычках потому, что Варг не может отказать, так как король имеет в виа долевое участие, а значит каторга может считаться аналогом галер и королевских рудников. Правда, после строительства каторжан Магдалены, кто останется жив, придётся вернуть — не мои личные зэки, королевские, ну так я не жадный. Не для себя их набрал, а для дела, и никто ничего предъявить не сможет.

И как только разложился поговорить с «сионскими мудрецами», завалившись в одну из полупустых припортовых таверн (город закрыт, клиентов почти нет; нам были рады, как родным, но одновременно нас же тут сказочно ненавидели и не считали нужным своё «фи» скрывать). Вот как только мы туда завалились и мужики разложили пергаменты, в таверну забежал один из отроков:

— Вашсиятельство! Беда! В порту беда!

— Что такое? — подорвался я, стул за мной упал, издав
неприятное «бымц».

— Корабль. Ладья. Большая. Не слушаются. Полная воинов, бронёй и кольчугами сверкают за милю. Пристают к причалу, флажками вас требуют.

— А беда-то в чём? — не понял я. — У нас в порту мало воинов? Или ворота в город закрыть некому? Пусть пристают и требуют, дальше портовых пакгаузов и причалов всё равно не пройдут. А мы со стен стрелять начнём — со стен всяко сподручнее. Ну?

— Дык… — Посыльный растерялся. — Дык раз вас требуют, может что-то важное?

Мир полон идиотов.

— Тревогу объявляй! — рявкнул на него я. — Всех в порт. Дорогу найду. За мной! — А это Мартинам Лютерам Кингам.

М-да, «беда», видимо, потому, что над корабликом развевался флаг Таррагоны. Борта, как у заправского драккара, увешаны щитами. За которыми виднелись гребцы в конусообразных «норманнских» пехотных шлемах. Много гребцов. Человек пятьдесят. Для драккара это огромное количество. Парочка из них привстала, что-то там делая, сверкнув кольчугами. Ой-ё, и правда за милю видно, понты. Но я всё же сомневался, что это месть от Флавиев. Рано для мести. А король на штурм под флагами вольного бурга, то есть другого государства, не пойдёт. Но всё же это целый корабль, полный чужестранных воинов — да, беда, ругаться не буду.

— Что хотят? — подошёл я к сигнальщику. У каждого пирса здесь есть мини-башенка в два человеческих роста — давать команды пристающим кораблям. Сам пирс уже был перегорожен тремя десятками дежурящих в порту воинов Мериды, в построении «стена щитов», за ними — два десятка лучников подкрепления с тетивой на луках. И кто-то ещё спешил из города. Ворота за нами вроде как опустили, все трое, и в город, и на рокады вокруг оного — только для своих, даже местных ни в какую сторону не пропускают. Сейчас же все ждали моей команды — что прикажу. Потому, чтоб понять что приказывать, я и поднялся на башенку к дежурному сигнальщику. Сигнальщики у нас дежурят круглые сутки, так как Белая это река, и все корабли, проплывающие вверх и вниз, идут мимо нас, и любой может в любой момент пристать и начать десантирование. Тут в порту глаз да глаз нужен.

— Просят его сиятельство графа Пуэбло, — произнёс отрок, сжимающий два стандартных флажка, тёмно-красный и зелёный. Местный семафор подразумевает не просто флажки, но то, что в левой руке флажок красный, в правой зелёный, дабы можно было читать сообщение, находясь с любой точки ракурса.

— Скажи, его сиятельство слушает, — одобрительно кивнул я.

Сигнальщик замахал флажками. Я так эту систему и не выучил, хотя именно тут, на Юге, она и зародилась. Не скажу, что точно в Пуэбло, не факт, но появилась система тогда, когда людские королевства начали продвижение в степь. Нужно было быстро передавать сообщения на большие расстояния, и решение выглядело очевидным. Тут даже башни по типу Гондорских понастроили, правда не шибко помогают и капец дорого стоят. Говорят в наше средневековье, в Византии, и даже в древнем Риме что-то подобное было (сигнальная система, не башни), но лишь в зачаточном состоянии. А закрепилось и осталось в веках только на флоте, где используется по сей день. Правда, нет — не знаю, но этот мир по любому развивался иначе, не так, как наш, и если где-то есть недогибы, то где-то и перегибы в технологиях.

С носа драккара замахали в ответ. Пишу без кавычек «драккар» потому, что тут в принципе нет особого деления посудин на классы; все они имеют общий морско-речной класс и имеют в длину максимум метров пятьдесят. Лодьи, драккары, кнорры — что-то общее, среднее, обоюдоносое (куда гребёшь там и нос). И нет деления на боевые и торговые посудины. В общем, в отсутствие Средиземной лужи, плавучий транспорт тут развивался не особо, дорастя лишь до сиюминутного обслуживания континентальных речных торговых путей, а не для большегрузных перевалок огромного количества товаров, как у нас. А из реки в реку по водоразделам шастают крепко сложенные камрады, волоком перетягивающие суда из бассейна в бассейн. И там такая мафия, что моё Пуэбло с многотысячной конницей ничего не сделает — лучше в эту сферу не лезть.

— Говорят, на борту гости его сиятельства графа Пуэбло, просят разрешения сойти на берег, — перевёл сигнальщик.

— Спроси, кто.

Отрок снова замахал флажками. Через минуту замахали в ответ. Всего пять комбинаций.

— Варон, — перевёл отрок.

Сердце ёкнуло. Движуха началась. Большая движуха. И Магдалена тут не при чём, точнее она — лишь первое звено цепи.

— Пусть выходят на пирс. Только гости. Воинам оставаться на борту.

Сигнальщик засемафорил, а я начал спускаться. Сигизмунд с бойцами и примкнувшие к телохранам «трое друзей Олафа» — за мной. Стена щитов раздвинулась, мы вышли вперёд.

Их было пятеро. Оружие болталось на боку только двоих из них, трое — безоружные. При этом четверых я узнал.

— Свои. Расслабиться! — бросил Сигизмунду, раскрыл объятия и пошёл вперёд.

Первым обниматься со мной шагнул Гай Лукреций Варон, один из наследников Лукрециев, патрицианского рода из Таррагоны. По ходу это его корабль и его воины. Фигасе Лукреции богатые — это капец недёшево таскать за собой повсюду полсотни ушкуйников! А потому он тут условно главный. Затем тепло прижал к груди Хавьера Томбо, которому единственному доверял на все сто — за ним единственным не стояло ни одно государство ойкумены. После — Луидор Хоругвь — хоть и торгаш, но сословия военного. Вторым, как и Варон, подпоясавшийся мечом, был он. Ну и четвёртый ожидаемо — Никодим из Аквилеи.

— Всех собрал! — довольно бросил я Варону.

— Старался, — хмыкнул патриций. — А теперь, Рикардо, позволь представить тебе ещё одного члена нашего… Синдиката. — Он вытянул руку в сторону пятого, незнакомого мне сошедшего на пирс, человека в купеческом берете и толстых чёрных чулках. — Купец первой гильдии Альмадены, сеньор Фредерико Гонзалес… Из Альмадены.

Представляемый склонил голову.

* * *
Народовольцев отпустил домой, в особняк. Ибо сейчас снова не до них. Карма какая-то у местных крестьян, не быть освобождёнными. Я и гости забурились в таверну, где и до этого планировал позавтракать. И когда нам «выкатили поляну», приказал всем-всем, включая всех слуг, убраться подальше от заведения, естественно, щедро за это заплатив. Ну, чтоб не бузили. Почему это сделал? А чтоб не подслушивали. Средневековье же, спецтехники нет, но стены что тот картон, а на память тут люди не жалуются — потом запишут и передадут кому надо что подслушают.

— Ну, давайте, ругайте, — разрешил я, когда мы дружно расселись и выпили «за здоровье» и «за встречу» по полному кубку дрянно (какая была) «Южной принцессы». После чего слушал о себе много лестного. Хавьер Томбо сидел пунцовый, не в силах нападки компаньонов парировать. Когда мне это надоело, я поднял руку:

— Сеньоры, довольно. Я понял вашу мысль. Вы ни черта не смыслите в ведении экономических войн.

— Эко… Чего? — нахмурился Луидор.

— Войн. Торговых, — пояснил я.

— А сеньор Пуэбло у нас, конечно, специалист по таким войнам с колоссальным опытом, — улыбнулся новенький, который Гонзалес. Иронию пытался вложить лёгкую, но было видно, он обо мне мнения очень низкого, огромным усилием пытается не скатиться на грубость, за которую по законам феодального времени надо «отвечать за базар». Но остальные ему доверяют! Именно его и только его притащили сюда, где будут решаться самые важные вопросы юга континента. Возможно он был бы среди инвесторов порта и виа, если бы оказался в прошлом месяце в Аквилее, и не срослось по чистой случайности. Вот и мне надо заткнуть своё неприятие и его доверие заслужить.

— У меня нет опыта ЛИЧНО проведённых войн, — пояснил я как бы для него, но говорил для всех. — Однако, сеньоры, я видел своими глазами эти войны ТАМ.

Воцарилась тишина. Про ТАМ в королевстве не говорит только ленивый и немой. Во всяком случае за графство и окрестности могу отвечать, всё королевство слишком большое. Но спрашивать меня напрямую — признак дурного тона, чего никто, естественно, не делал, кроме сестры и наставников.

— Рикардо, мы ничего про это не знаем, — осторожно заметил Томбо. — Хотя, видит бог, хотели бы.

Дипломатично. И не возразишь.

— Конечно. О таком лучше не распространяться. — Я поёжился. — Сеньоры, я двадцать семь лет… Ну, наших где-то двадцать, тут года длиннее, но в любом случае это больше, чем мне здесь сейчас, — окинул ладонью сам себя, — прожил в мире, в котором отсутствует благородство, отсутствует право сильного в нашем понимании, а весь мир принадлежит кучке жадной торгашни, которая всем правит и диктует законы. Мир купцов.

Тишина. Дал им переварить. Судя по лицам, переваривали успешно, хотя слабо такой мир предтавляли.

— Я изучал купеческое дело, но так получилось, помощником купца был не долго, — продолжил я. — Но следил, как это работает, по каким принципам. Следил за тем, какие мегаафёры делались в окружающем мире, причём глобально, когда экономически «обувают» не город, не сословие, не отдельное королевство, а страны и континенты! А потому говорю вам, я ЗНАЮ, как надо.

— Доказательства! — выкатил глаза Гонзалес из Альмадены. — Я прошу доказательства! Скажи нам то, чего мы не знаем! Удиви нас! И я в тебя поверю, что ты что-то знаешь, чего нет у нас!

То есть что я там был — принято на уровне аксиомы и доказательств не требует. Это гут. Но бэд то, что мне было высказано вслух недоверие. В моей чести усомнились. По местным меркам, естественно. И реакция пошла — остальные компаньоны начали отворачиваться: «Мы не с ним». Я переводил глаза с одного компаньона на другого, но плохо то, что все в какой-то мере поддерживали эту позицию, просто высказал её незнакомый мне человек. Я не могу «быковать» и давить, да и нет у меня такого авторитета, чтобы смочь это даже в первом приближении

И они. Это ж купцы, рисковые ребята! Они реально рискуют. Причём одно дело рисковать, когда в случае пролёта ты потеряешь только время. Ибо если дорогу не построю я — они отсудят мою долю в королевском суде и построят сами. Будет дороже, дольше, через куда большее время начнёт «отбиваться», но, блин, я ПЕРЕДАЛ им право на сбор подорожного налога на своей земле. А это, как сказал Ансельмо, единственное, что делает феодалов крутыми. И просто так забрать эту привилегию УЖЕ не могу. Даже если очень сильно захочу. Сейчас — могу, выплатив неустойку. Завтра, когда по новострою проедет первая телега — уже нет. Это на трассе купцов-дальнобоев можно ощипать, но тут, когда подписаны бумаги и завизированы королевской печатью, такой номер, как «кидок», не прокатит, и плевать, что неблагородные.

Но сейчас я их собрал для принципиально другого проекта. Я предлагаю вкладываться в воздух, в пустоту, с риском потерять на этом реальные немаленькие деньги. Ибо пустота не дорога, с неё ты доход не соберёшь в случае провала и через сто лет.

…Итак, сеньоры хотят, чтобы я удивил их чем-то ОТТУДА. Доказал, что к моим словам стоит прислушаться. Как? А чёрт его знает! Что в нашем мире есть такого, чего нет в этом? Академические знания? Да. То, что интуитивно понимают они, у нас подведено под общий знаменатель и описано в умных книжках. У нас есть система обучения этому. Тут же главный учитель — собственный опыт. А ещё ты учишь своих детей, племянников или внуков. И никого чужого учить не будешь — вон бог, иди и учись. Ибо это конкуренты твоим детям и внукам. Разве зятя можно научить, зять — свой, член семьи… Хотя там тоже нюансы.

А чему я могу научить за пять минут их, местных зубров высшей лиги, круче которых только яйца? Рассказать курс экономики от Адама Смита? За вечер в таверне? Смешно.

…А вот посмеяться — как раз можно. Заодно потяну время, пока не придумаю, как убедить этих остолопов, что экономическая теория хоть и спорна, но в целом работает.

— Сеньоры, решите задачку, — сощурился я, как кот перед броском. — Детскую, но вам понравится.

Лица вытянулись, но в целом благожелательно. Я среди своих считаюсь выдумщиком в хорошем смысле. А Томбо даже заметно улыбнулся.

— Три купца, — начал я входить в раж, вспоминая ералаш, — расторговались, и в их караване осталась пустой лодка. Они скинулись по десять солидов и закупили для неё некого местного товара. Итого заплатили тридцать солидов.

Все понимающе закивали — знакомая ситуация.

— Но когда грузились, местный купец решил им сделать скидку, как хорошим партнёрам, чтобы на следующий год закупались у него же. И послал приказчика передать им назад пять солидов. Взял за товар не тридцать, а двадцать пять.

Снова кивки. Так не бывает, о скидках заранее договариваются, но для задачи — с пивком потянет. Прокатило.

— Но приказчик оказался с душком, — скривился я. — Раздал купцам по одному солиду, а два забрал себе. Скрысил.

— Капец ему! — Никодим выразился крепче, потирая руки, но смысл фразы был таким.

— Про то, что с ним стало, и поймали ли его, в этой задаче не сказано, — снова скривился я в отвращении, ибо после пыточной представил, что с таким сделают, когда поймают. Я б так не рисковал. — Но факт: каждый из купцов потратил девять солидов. Так?

— Так, — закивало общество.

— Три по девять — это двадцать семь солидов. И два «скрысил» приказчик. Итого двадцать девять. Где тридцатый солид, сеньор Гонзалес? — в лоб спросил я новенького, выкинув руку в его сторону.

Что тут началось!

Признаюсь, я после ералаша не смог решить эту задачу, подсмотрел ответ во всё знающем интернете. Тут же до интернетов ещё не доросли. Даже до единой экономической теории местным рановато. Так что споры начались жаркие. Тридцать. Минус двадцать пять. Плюс два. Минус три. Сеньоры попросили вощёных дощечек — я, зная, что будем обсуждать, наказал хозяину приготовить их все, что есть. Писали. Считали. Смеялись. Напрягались.

— Где солид, сеньоры?! — показно ярился я, вышагивая по главному залу таверны среди пустующих лавочек вокруг них. — Солид где?!

На нахождение правильного ответа понадобилось минут пять. Первым сообразил Луидор Хоругвь, в итоге в пух и прах разнеся мои способности к счёту и постановке задачи. Остальные благоговейно внимали, мысленно согласившись с решением, но не согласившись с моими способностями. Но обстановку я разрядил.

— Сеньор Хоругвь, — усмехнулся я и сел за стол, — вот это — то, что я планирую делать, — сверкнул я глазами. — Я планирую дать сеньорам… ВСЕМ сеньорам такую же задачку, чтобы все бегали, считали и искали потерянный солид. А мы тем временем будем вершить серьёзные дела. Если вы готовы слушать — расскажу. Если хотите и дальше искать потерянные солиды — вы знаете у какого пирса ваш корабль.

— Рикардо, твоя манера рубить с плеча понятна. Возраст. Но имей в виду, что не всем собеседникам это нравится, — осадил таррагонец Варон. — Просто мы тебя уже достаточно знаем и привычные, но это не есть хорошо.

— Вы сомневаетесь во мне. И будете сомневаться после того, как расстанемся. Если будет так — нам лучше не начинать, — парировал я.

— Рикардо, начинай излагать, а выводы мы сделаем позже, — попытался примирить нас Томбо.

— Хорошо. Итак… — сделал я эффектную паузу. — Итак, сеньоры, самый главный вопрос. Прежде чем начать какую-то сделку, вы просчитываете возможную прибыль?

Глупый вопрос. Естественно.

— И если она не стоит затрат — вы не «подписываетесь» на сделку. Правильно? И главный момент в этом — вы должны просчитать ВСЮ возможную прибыль. Не всю, что наверняка получите, но всю, что можете — знать должны наверняка. Ибо если «потолок» будет сам по себе несущественный, нафига ввязываться?

— Логично же! — фыркнул Томбо.

— Прошу простить, что я так издалека. Ваше здоровье! — Я промочил горло. «Южная принцесса» тут была дрянной, но лучше только у меня в особняке, а туда я сейчас гостей не поведу. Слишком людно, если не считать острых эльфийских ушей — это отдельная изюминка. Партнёры также подняли кубки — составили компанию.

— Теперь о моих мотивах. Я собираюсь взять с этого королевства плату за безопасность, которую королевство не хочет добровольно мне платить. Только Бетисы присылают на фронтир одну единственную сотню из своего арьербана. Больше этого не делает никто. Да, королевство собирает налог на содержание наёмников на границе, но при этом король считает, что осчастливливает меня этими деньгами и свято уверен, что я за них должен батрачить на него и его интересы. Что мне делать не улыбается.

Варон уверенно закивал, из чего я сделал вывод, что Флавии точно в деле заговора, а Лукреции здесь, на Юге, курируют в том числе интересы Флавиев и бурга, и в курсе многих нюансов, о которых не говорят вслух. С таррагонцами надо ухо востро держать, даже с Лукрециями. Они не друзья, временные союзники.

— А потому я хочу вернуть всё своё себе сам, через высокие цены на хлеб, за которые будет платить вся страна без исключения, — высокопарно заявил я.

— В общем звучит логично, — усмехнулся Луидор. — Конечно, для всех ты — чудовище, антихрист, узнай они о твоих намерениях. Но с такой точки зрения — очень даже всё… — Он скривился. — Ты в своём праве. Это и правда некрасиво, — выдал валенсиец вердикт, издав облегчённый вздох. Ну вот, я и им нашёл оправдание. Одно дело — быть аферистом. А другое — борцом за справедливость, делая ровно то же самое. Нет, это не значит, что сих людей остановит статус отморозков — ни в коем случае. Но когда чувствуешь себя героем, как-то мир вокруг иначе воспринимается. С радугой и единорогами.

— Вот-вот. — Я вздохнул, довольно улыбнулся и откинулся на кресле. — Теперь второй вопрос. Сколько в теории можно поиметь на взлёте цен? Давайте будем реалистами и не будем считать, что чтобы корова давала больше прибыли её надо больше доить и меньше кормить.

С этой шутки все дружно заржали. Спустя пару секунд, но над столом повис дикий хохот.

— Ричи, мальчик, давай я тебя усыновлю! — прослезился Томбо.

— Поздно, Хавьер, — улыбнулся я, переводя всех на серьёзный лад. — Итак, надо понимать, какова черта цены на зерно после которой люди просто напросто не смогут его покупать и оно сгниёт на складах. До которой могут, после — уже нет. И вначале определимся, сколько ассов стоит мера летом на ярмарках тут, на Юге. В Аквилее и других местах, где зерно торгуется не мешками, а кораблями и караванами.

— Восемь-двенадцать ассов закуп в урожай, — ответил Никодим. — Это аквилейские цены. В неурожай — пятнадцать-восемнадцать. При этом гильдейским продаём за восемнадцать — двадцать два асса, в голодные годы до двадцати пяти.

— А больше? — торжественно сузил я глаза.

— А у них сговор. Не берут они за больше. — А это сурово нахмурился Гонзалес. Видимо он работает на Юге, тут, потому что местные в свою кормушку не пускают. «Лицо некрасивое».

Монопольный сговор? Картель? Бинго! Что и требовалось. Я не знал наверняка, ибо при отце Рикардо в это дело не лез, а сам он до моего вселения ещё ни одного урожая продать не успел и опыта и знаний не имел. Но подозревал, что всё непросто.

— Хорошо. Вот продали за двадцать, купив за десять, — продолжил я. — В среднем статистическом случае. Получили прибыль десять ассов за мешок. При этом ни игрека не делаем — скупили по ярмаркам у крестьянских общин и у баронов, отвезли на склад, дождались осени, скинули гильдейским из центральных провинций. А за сколько его реализуют гильдейские?

Компаньоны дружно переглянулись.

— Тридцать. Тридцать пять. Сорок пять, — это снова Гонзалес. — Смотря где как. У нас в Альмадене сорок — сорок пять ассов за меру. Дешевле не найдёшь.

— Но, Рикардо, зерно надо привезти. Это гребцы. Это охрана. Это волоки и плата бурлакам, — вступился за «партнёров» из гильдий Томбо.

— Я не умаляю их заслуг, — покачал я головой. — Но два конца прибыли на мелком опте. А за сколько, скажем, пекари Альмадены покупают мешок?

Гонзалес нахмурился.

— Когда как. Но хлеб стоит от пол-асса до асса за булку. А сколько их из мешка получается!

Вес хлеба тут также ГОСТирован, стандартизован. С незапамятных времён, по какой причине — не помню. За этим следят. Королю и владетелям нафиг не сдались хлебные бунты.

— Короче, сеньоры, я так понимаю, и пятьдесят ассов за мешок могут покупать. В обычный год. Теперь вопрос. Сколько демос может заплатить за мешок на рознице, чтобы не обрушить платёжеспособный спрос?

— Слова у тебя какие… — Хоругвь фыркнул под нос.

— Эт да, — поддержал Томбо. — Непривычные. Но ведь в итоге-то всё понятно.

— Не без этого! — поддержал Никодим, мысленно что-то просчитывая. — Знаешь, Ричи, мне кажется, на четверть можно цену задрать спокойно, без напряжения. А то и на треть.

— Но наполовину уже будет обвал спроса, — покачал головой Гонзалес. — Не всякая чернь сможет себе тогда хлеб позволить.

— А я думаю вполовину — нормально. Но не больше! — не согласился Томбо. — В два раза — тут уже обвал будет. А в полтора раза — потерпят. Бывали голодные годы и ничего, как-то покупали.

— Ну, мы не антихристы же, — решил я заранее включить заднюю. — Мы людей охраняем, и за это берём плату… Хотим взять, — поправился я. — И нам не пристало их самих гнобить, обдирать последнее. К тому же я знаю, как заработать не на тех, кто на последний медяк покупает хлеба детям, а на тех, кто на серебре и золоте кушает. Но пока не готов сделать конкретное предложение. Давайте соберёмся в середине Юниуса, если великие боги будут на нашей стороне. Пока только по хлебу обсуждаем.

Все были согласны.

— Итак, сеньоры, — начал я заход на второй, главный круг. — С ценой определились. Ставим себе потолок в шестьдесят — семьдесят ассов за мешок в качестве конечной розничной цены. Теперь второй вопрос. Любая сделка, равно как любая афёра — это игра с нулевой суммой. Если у кого-то в кармане прибыло — то у кого-то должно убыть. Вторым вопросом, после собственно максимально возможной цены, я задался: а за счёт кого я могу набить собственный карман?

— Ну, так ты сам сказал, обыватель должен платить больше, — недоумённо буркнул Томбо.

— И заплатит, — сказал я. — Вот только засада. Он в любом случае будет платить больше. Вопрос в том, кто получит это «больше» в свой карман? Если мы повысим отпускные цены до тридцати ассов, гильдейцы соберут этот прибавок себе. А если мы начнём продавать гильдейским по сорок — они не купят, потому, что понимают, что за восемьдесят — сто ассов мешок хрен продадут, а свою норму прибыли уменьшать не хотят. Продадут, но мало, мало и купят. И зерно сгниёт у нас с вами на складах.

Отсюда я сделал вывод, что… Мы должны залезть в карман гильдейским и забрать лунарии, которые заплатит обыватель, у них, — радостно отчитался ваш покорный слуга. — То есть, сеньоры, я, грубо говоря, хочу жить красиво и вкусно кушать ВМЕСТО зерноторговцев центральных регионов. Да-да, я собираюсь «кинуть» все эти гильдии монополистов, сидящих на собственных рынках и никого к себе не пускающих.

За столом воцарилась тишина. Кажется, только теперь поняли, что разговор пошёл серьёзный. Заинтриговал.

— Первое и самое главное, — продолжил я, — это информация. Война информационная. Почему? Потому, что человек — ленивая скотина. Гильдии больших городов и провинций вступили в сговор и «держат» закупочную цену низкой, как мы «держим» свою цену для баронов и общин. Всё оговорено, случайности возможны только в виде погоды и урожайности, и действия в случае неурожая давно отработаны, как и в случае урожая. Зачем напрягаться, всё и так хорошо работает! Именно с этой целью мы запускаем операцию «Тридцатый солид», чтобы все принялись его искать и поняли, что ничего не понимают.

— Мы должны поставить сеньоров в неловкое положение, когда они не контролируют ситуацию потому, то не сталкивались с таким, — пояснил я, глядя на недоумённые лица. — Они должны растеряться, сбиться с привычного алгоритма. Тогда можно будет вертеть ими как угодно. Для этого продвигаем в народ идею о том, что на Юге некто мальчик Рикардо и пара его компаньонов-самоубийц организовали глупый синдикат и пытаются крутить ценами и диктовать условия серьёзным людям.

Что произойдёт в этом случае? При условии, что все будут знать, что мы с Хавьером скупили новый урожай не за восемь-десять ассов, а за двенадцать-пятнадцать? А то и больше — Хавьер, тебе на первом этапе придётся подсуетиться, чтобы ввести всех в заблуждение и круто вложиться. Средства зачтём за вложенные в общий проект.

— Они будут ждать, когда ты прогоришь. Когда будешь вынужден начать продавать урожай, так как тебе надо платить наёмникам, — ответил таррагонец Варон, чуть сузив глаза. — И как коршуны слетятся на твоё зерно по бросовым ценам.

— А что в это время будет делать Аквилея? И Магдалена? — спросил я напрямую Никодима.

Тот довольно улыбнулся.

— Насколько я знаю договоренности, а твой квестор уже имел разговор с нашей гильдией, мы будем показывать на тебя пальцем и тоже ждать, когда ты выкинешь задёшево проданное зерно, чтобы его скупить. И до этого не будем продавать своё.

— Которое, своё зерно, будете активно при этом скупать, не афишируя это и раздувая слухи о глупом несмышлёныше Пуэбло, — а это усмехнулся валенсиец Луидор, потирая руки.

— Ага, — кивнул Никодим. — И Магдалена, как мне намекнули, скорее всего, будет делать то же самое.

— Хитёр! — изрёк Варон.

— Стараюсь! — отсалютовал я, прижав кулак к груди. — При этом все ищут тридцатый солид и ждут того, что цена на время станет низкой. Я имею в виду гильдейских. И не торопятся закупаться. А так как мы не сможем охватить весь рынок, кто-то всё равно что-то продавать будет. Но мало, так как мелочь будет ждать высоких цен, а гильдии — низких. Торговля застынет, и все будут смотреть, как трепыхаюсь я.

— Так вот ты какой, тридцатый солид! — буркнул Томбо.

— Затем второй этап. Мы, надеюсь, продержимся до Октября. В крайнем случае до конца Сентября как-нибудь дотянем. Потом я торжественно продаю своё зерно… Да хотя бы «Зерновой гильдии Альмадены», — подмигнул я новому соратнику. — Правда эта гильдия будет состоять из одного единственного человека, но, надеюсь, сеньор Гонзалес всё оформит должным образом и СРАЗУ никто подвоха не заметит. А потом будет поздно.

Кивок пока ещё ничего не понимающего сеньора.

— Естественно, продаю я номинально. Мы всем об этом трезвоним, на всех углах. Но зерна на рынке нет, и цена от этой сделки не падает. И одновременно не растёт. И мелочь, не участвующая в синдикате, но также ожидающая развязки, видя, это, не выдерживает и массово сливает свои активы, ибо уже Октябрь, а к зиме надо всё распродать иначе зерно сгниёт. И все знают, что то же самое ДОЛЖНЫ сделать наши города-сёстры.

И вот тут в дело вступают наши бурги-полисы-коммуны: они должны не продавать вместе со всеми, а чуть выждать и перехватить излишки зерна у гильдейских, увести у них из под носа. Цена на зерно будет выше рынка, но ниже гильдейских хотелок, а у них картельный сговор — они не смогут быстро отреагировать на изменяющиеся условия. А значит, если действовать быстро и слажено — шанс «обуть» их есть.

— Умно, — кивнул Никодим. — Продолжай.

— Аквилея и Магдалена скупают всё зерно до которого могут дотянуться по завышенной цене с единственной целью — увести его у гильдий. Не дать им. С одной стороны это смотрится дико — гильдии «держат» рынок у себя в регионах, на полёт стрелы не подпустят к своим рынкам никого из нас: только сами могут торговать зерном у себя в бургах и в своих провинциях. Зачем аквилейцам зерно по цене, по которой его не купят?

Партнёры отчаянно закивали. Да, средневековье-с. Каждый выживает как может. Можешь не пустить «варягов» на свою территорию — не пускай. С другой стороны, местные гильдии типа Аквилеи и аффелированных в её купеческие структуры частников вроде Томбо не пускают гильдейских из центральных провинций скупать зерно напрямую у баронов… Кроме как если у тех нет долговременных исторических контрактов. У отца такие были. У всех крупных владетелей они есть. Но львиную долю зерна все всё равно продают через ярмарки и «свободный рынок» — зачастую прибыль там выше, чем по стабильному контракту, хотя и не гарантирована.

— Как понимаю, ты нашёл решение, — пронзил меня взглядом мрачный Луидор.

— Конечно, — усмехнулся я. — Это был второй акт пьесы. Теперь очередь за третьим. Аквилея и Магдалена, скупив всё, что может скупить, держит это на своих складах за крепкими стенами. В то же время по всей стране заканчиваются запасы зерна, везде. Что в закромах у герцогов, что у черни. Народ начинает голодать и роптать. И теперь подумайте, кого они назначат виноватыми при условии, что гильдейские никого не пускают к себе торговать хлебом?

— А ты тот ещё пройдоха! — улыбнулся Томбо. — Но ты не прав, Рикардо. Они не пустят аквилейцев даже так, это раз. А два — ни Аквилея, ни Магдалена не станут нарушать давние договорённости и везти зерно на север самостоятельно. Им проще сбыть его оптом по любой цене.

— Хавьер, Аквилея — да, не может. — Я победно улыбнулся. — И даже я не могу. И все вы. Но почему бы не повезти на север зерно… Зерновой гильдии Альмадены?

За столом снова воцарилась тишина. Сеньоры думали. И только распахнутые зрачки говорили о том, как сильно работают процессоры в их головах и как быстро прокручивают нужную информацию.

— Ярмарки. Мы должны договориться с крупными владетелями о «зимних ярмарках» на их земле, — произнёс сеньор Гонзалес. — И договориться сильно заранее, ещё летом. Везде, где требуется, чтобы максимально охватить все регионы минимальным числом ярмарок. Я могу, как альмаденец, как «свой». Надо мной будут смеяться… — Он противно скривился. — До ноября. А в декабре, когда на эти ярмарки будут привозить зерно, и мы будем сбывать его пекарям напрямую, мимо гильдий, под охраной графских и герцогских дружинников…

И тут раздались хлопки — я вздрогнул.

— Браво, Рикардо! — Это был Варон. Хлопал в ладоши. — Браво. Хороший план. Сбыть мелким оптом то, что обычно реализуют крупным, на территории противника, заморив его голодом, когда он на всё согласен. Только два вопроса. Где ты возьмёшь денег на выкуп зерна у Аквилеи и Магдалены, а они не отдадут тебе его бесплатно. И второе — где ты возьмёшь охрану для всех этих караванов? Ты представляешь, сколько одновременно потянется гружёных кораблей на Север? И далее по волокам на Запад и Восток? И каково будет искушение их пощупать при условии, что в королевстве уже начнётся голод?

— Мне как раз надо будет платить своим воинам, — выложил я главный козырь. — Но у меня не будет денег. А потому я так и быть, соглашусь отпустить своих людей на временную подработку в «Зерновую гильдию Альмадены». И они заработают, и караваны будут целые. Естественно, операционные расходы вычитаются из общих, я не получаю за это преференции при дележе прибылей.

— Но как ты купишь зерно у этой чёртовой торгашни из городов-сестёр! — взревел Варон.

— А я не собираюсь покупать, — усмехнулся я. — Я… Возьму его под реализацию. По цене выше, чем предлагают гильдейские. С отдачей в течение полугода. Это называется товарный кредит.

— Да кто тебе его даст! — не сдавался таррагонец. — Просто так ТАКИМИ суммами не рискуют!

— Я готов заложить свои свободные земли. Всё, что не под баронствами, — зло отчеканил я в ответ. — Отдам в залог с правом собирать прибыль с этих земель до полного погашения. Сеньоры, я иду ва-банк. Ставлю всё «на красное». И рискую куда больше вашего. И от вас жду чего-то подобного.

И снова тишина за столом. Гнетущая.

— Рикардо, ты понимаешь, во что ввязываешься? — А это снова Томбо.

— Да, Хавьер. — Я скупо кивнул.

— И понимаешь последствия?

— Да. И у меня нет выбора. Я или дотяну до весны «на своих», так как король мне денег не даст, или не тяну и будет всё равно. Третьего не дано. Остальное не важно. С проектом синдиката я надеюсь, что всё же дотяну.

— Но ты рискуешь больше всех! — попытался осадить гражданин мира. — Землями! Будущим! А мы всего лишь вкладываем деньги.

— Да, сеньоры. — Я тяжело вздохнул. — И готов идти на такой неравноправный обмен в обмен на одно маленькое условие.

Окинул всех взглядом, встретившись с каждым глазами.

— Сеньоры, после того, как рассчитаемся с аквилейцами, как посчитаем расходы и вернём вложенное, я хочу занять у НАС всю полученную от афёры прибыль под беспроцентный кредит на развитие графства. Потому, как то, что мы сделаем, нам дадут провернуть только раз. А жить графству надо будет и дальше. Я перегораживаю реку, чтобы поставить мастерские, я строю порт, я буду создавать ремесленный кластер, и более того, я создаю мощное ополчение Пуэбло чтобы в принципе отказаться от наёмников. Но для развития мне понадобятся живые деньги. И взять их неоткуда.

Я могу оставить в заклад свои земли вам, но я вынужден просить взять у вас всё, что мы сможем заработать.

Отдельно хочу попросить уважаемого Никодима не распространяться среди своих о наших истинных планах. Аквилею и Магдалену надо играть в тёмную. Они не обидятся, так как заработают достаточно, а главное почувствуют свою власть и значимость.

— Согласен, — кивнул Никодим.

— Также у меня обращение к благородному Луидору. Сеньор Хоругвь, хочу сделать вашей семье уникальное предложение. В течение осени и зимы я готов покупать у вас, у вашей семьи, подчёркиваю, не у всей Валенсии, железо. В любом виде, в любой форме. И дрова. Но не за солиды, а за… Зерно. Зерно в обмен на железо по курсу цен, которые сложатся на пятнадцатое число месяца Юниуса.

— Ого! — воскликнул Хоругвь.

— Валенсия будет сыта, и накормит её род Хоругвь.

— Но железо… — Луидор вздохнул. — Его поставки расписаны. На месяцы.

— Когда люди хотят есть, это не имеет значения, — покачал я головой.

— Пожалуй, соглашусь, — закивал валенсиец. Всё, я его купил. До этого он сидел самый смурной из всех, ибо Валенсия — горный бург с развитой железодобычей, своего не то, что зерна, даже овощей своих не хватает. А я предлагал задрать цены на критически важный для бурга товар. А теперь, да с учётом, что благодетелем будет его семья…

— А меня чем облагодетельствуешь? — оскалился Варон, но я видел, он доволен. Ему придётся вносить во что-то, в какие-то планы, кучу поправок, и это касается политики всей Таррагоны, но в целом я его не разочаровал, и ушкуйники на его ладье проделали путь не зря.

— А ты, Лукреций, владеешь инсайдерской информацией, и не отягощен нашими гильдейскими разборками, — вернул ему довольный оскал. — И можешь тупо заработать на скупке дешёвого зерна в других регионах. И, кстати, стать для Таррагоны тем, кем станет Хоругвь для Валенсии.

— Но на свои, — нахмурился он.

— Но ты ЗНАЕШЬ как будет. И можешь взять у своих в долг. Только не говори, что Таррагона бедная и там не у кого занять. И в итоге наваришься больше всех. Синдикат — это сговор независимых субъектов, поймите. Мы все разные, но мы — одна команда. В этом наша сила.

— Я тебя понял, — кивнул он. — И подскажу то, что ты не учёл. У твоего плана есть сложности. Соседняя Вандалузия. Они могут поставить в королевство много своего зерна. Но… — Его глаза хитро сузились. — Ты прав, это хорошая информация. Как ты назвал?

— Ин-сай-дер-ская, — по слогам повторил я. — Это когда знаешь то, что не знают другие. Приём ты знаешь ВСЁ. Аквилея и Магдалена знают только половину. Мы дадим им заработать, это в наших интересах, но полноценными членами синдиката они не являются.

— Так ВОТ ЭТО и есть синдикат? — округлил глаза Томбо, только сейчас поняв масштабы.

— Да, — улыбнулся я.

— А сборище купцов, что обсуждали вначале…

Моя улыбка стала ещё шире.

— Ну, раз они сами не захотели — зачем их неволить? Логично же? Не захотели быть хищниками — будут закуской.

— Рикардо, если всё получится, я стану либо бургомистром Альмадены, — произнёс вдруг Гонзалес, — либо мне придётся бежать оттуда без оглядки и забыть про то место навсегда. Я, конечно, стану очень богатым человеком… — натужно скривился он.

— Фредерико, официально приглашаю тебя к себе! Магистратом торговли. — высокопарно произнёс я. — Если дома тебя не оценят.

Все сидящие за столом довольно заулыбались. Кажется, мы найдём общий язык. Остался дьявол — детали, сейчас станет тошно от их обсуждения, но в целом я был уверен, план сработает.

И что-то подсказывало, это не последний радикальный план крутой афёры в этой жизни.

Глава 18. Осада

Ждать и догонять — худшее, что существует в этом мире.

На башенке дул ветер. Пронизывал до кости. Я уже говорил, что крутые особняки здесь строят похожими на маленькие замки? В моём магдаленском быи даже две башенки, больше декоративные, но с них реально было видно всю улицу, и можно было стрелять из арбалета. Я, как граф, мог не стоять тут лично и не всматриваться в вечерний сумрак города, для этого хватает подчинённых. Но когда такое нервное напряжение, сам не сможешь сидеть в стороне. Да, стоя под пронизывающим ветром, я мало чем в ситуации помогу, но сидеть у тёплой печки внутри дома и бездельничать — сто крат хуже. Месяцы тут длинные, а весной погода в целом не подарок — даже в конце Апреля бывает холодно. Слава богу тут в домах не камины, местные додумались, что печи гораздо эффективнее обогревают дома, а то стало бы совсем грустно. Правда печки маленькие, с нашими русскими сравнивать — вообще не вариант, но их хватает. Но мне не сиделось, лучше постоять под пронизывающим степным ветром.

— Ричи, пойдём. Мы вкусный суп приготовили. Мо малагскому рецепту. — Это Ингрид. Поднялась, вылезла через люк, и под еле заметный смешок стоящего рядом настоящего караульного подошла сзади, обняла за плечи. Я развернулся, заключил её в объятия. Смахнул с её лба чёлку.

— Не могу. Не сидится.

— Ты должен поесть. Ночью тебе потребуются все силы, твоё сиятельство. Твой дар — это что-то, я такого никогда не видела! — А тут в голосе уважение. — Без него твоим солдатам будет сто крат хуже, так что пойдём ужинать.

Истину говорит. Не поспоришь. Я вздохнул и оставил пост.

Накрыли мне на терраске патио. Все уже знали, что его сиятельство не мёрзнет, а воздух тут был лучше, чем спёртый в гостиной. И правда вкусно. Рядом сидели четыре девушки, принявшие моё уникальное предложение и имевшие по этой причине виды на мою постель. Не стал их разочаровывать, этой же ночью всех скопом туда и затащил. Никто не ломался. Как объяснила Ингрид утром, когда причёсывалась:

— Зачем мы дома? Зачем возвращаться? Кому мы там нужны? Мы порченные. Без хорошего приданного и так светило в мужья кого-то из такого же бедного рода, а теперь вообще ничего не спасёт. Так что если останемся — ничего не потеряем.

— Потеряете позор, — усмехнулся я. — Ибо дома на вас будут пальцем указывать и за спиной смеяться.

Она ни капли не изменилась в лице на эти слова, из чего сделал вывод, что девчули с сим давно смирились. А потому даже просто предложение ехать на фронтир встретили с благосклонностью. Нет, некоторые крестьянки собрались назад, домой — как город откроют. Не все, восемь человек. Шесть крестьянок и две горожанки. Я не переубеждал, молча дал денег на дорогу и «подъёмные» на какое-то время. Я ж добрый. Или не понимали, что их ждёт дома, или понимали, но у них были на этот счёт контрпланы? Это их жизнь. Остальные согласились на приданное и фронтир, лишь написав домой письма. А эта четвёрка из благородных решила прыгнуть в дамки и ехать в мой графский замок на любых правах и любых условиях. Помня о кадровом голоде, а ещё о том, что рыцари дочерей воспитывают не хуже сыновей, решил не спешить и не гнать, а посмотреть, на что они способны вблизи. Ведь сын рыцаря — воин. Его надо учить драться, слаживанию с конём, стрельбе из лука. Общефизическая подготовка, командование собственным «копьём» из боевых слуг и оруженосцев, если таковые есть. А кто домом, усадьбой и крестьянами в это время будет управлять? Особенно когда мужчина в походе? Правильно, его жена, то есть твоя дочь, которую отдашь за такого вот рыцаря. Которая, так часто случается, вообще может овдоветь. А хозяйство меньше и легче не станет. Так что дочерей в рыцарских семьях обучают всему, что пригодится в нелёгкой жизни хозяек небольших земельных наделов: счёту, письму, делопроизводству. Законам и обычаям, управлению людьми. Как кабачки консервировать и как рассчитать запасы на зиму на требуемое количество домочадцев, как распределить трудодни крестьян. Без этого никак. Женщины в этом обществе ниже мужчин статусом? Я вас умоляю, вы просто не вникали в тонкости и вам поэтому так кажется. И вообще, это скамья запасных, она просто должна быть, а там посмотрим.

…Всё-таки хорошо, что мне тут двадцать (наших) лет, не более. Организм молодой, горячий. Но и с повышенным гормональным уровнем четверых за ночь еле осилил. Пил вино до половины ночи, оттаивал, потом был эротический массаж, а потом снова в бой. Получилось. Пройдёт несколько лет, и, наверное, так больше не выйдет. Но и сейчас зарёкся — нафиг-нафиг! Этой ночью, если выживу, буду брать строго по одной, по очереди. В принципе девча это почувствовали сразу, и свалили сами, до утра осталась только Ингрид, с которой мы больше болтали, пока не уснули. И я чувствовал, мне эта ночь была нужна, иначе впору впасть в депрессняк от свалившегося. Но, наверное, начну по порядку.

Итак, переговоры с партнёрами без кавычек завершились сильно заполночь. Я не стал лезть на Дружка, ибо был слишком сильно накушанный, до дома шёл пешим, горланя песни. Меня вызвался проводить Томбо, тоже накушанный, но видна многолетняя закалка — видно по нему было меньше. В особняке не остался, вернулся в таверну, где сеньоры решили заночевать, а утром спозаранку грести к Аквилее — выполнять планы по покорениям горизонтов аферизма, невиданных пока ещё в этом мире. В целом не скажу, что на переговорах было легко — бой держал неслабый. Но в итоге сеньоры не стали доить меня и обдирать как липку, правда, согласившись не со всеми моими предложениями. Но это и не нужно, бабушка надвое сказала, что там будет осенью, дожить бы. Как говорил Наполеон: «Ввяжемся в свалку, а там посмотрим». Так и тут. Отобьём набег орков — и будем посмотреть нюансы, как что лучше сделать. Главное — мы создали искомый синдикат, и это не клоунский подставной «Зерновой консорциум Юга», который мы с Томбо официально будем рекламировать на всех перекрёстках. А ещё создали единый информационный центр этого объединения, центр принятия решений и координации. «Зерновая гильдия Альмадены», этого маленького ни на что не влияющего городка, в скором времени будет создана, подставных камрадов туда Гонзалес обещал набрать, и сразу же будет
искать коны и лазы к ключевым региональным графам и герцогам (так проще) в плане организовать в их владениях зимнюю зерновую ярмарку. Владетели у нас камрады независимые, хочу — делаю, не хочу — не делаю, они по большому счёту класть хотели на гильдии. А потому им всё равно, скорее всего разрешат, ибо ничего от этого не теряют. А вот в города лучше не соваться.

Никодим поехал усиленно строить порт, не жалея денег. Главное — создать пирсы и небольшую инфраструктуру по разгрузке и хранению, чтобы было куда причаливать зимой валенсийским кораблям и кораблям с севера. Сейчас плевать на всё, главное — быстро сделать пусть деревянные, временные, но рабочие пирсы и пакгаузы. Отсюда же повезу своё зерно на продажу во время третьего акта афёры, когда будем брать зерно у городов-сестёр под реализацию. Это стоит капец недёшево, и за форсирование строительства буду платить я, но я решил, оно того стоит.

— А город заложим, Рикардо, когда степняков прогоните и вернётесь. Пока пусть будет просто «Порто-Бланко», — делился Никодим впечатлениями о полшефной стройке — он только оттуда, начал размечать земли и нанимает в городе рабочих.

— А если так и оставить? — нахмурился я. Насчёт названия думал, но не заморачивался — важнее дела были.

— Нельзя! — закачали головами все компаньоны. — Город он как живой, Рикардо. Должен название, имя иметь. А ещё дату рождения. А значит его заложить надо, дать имя и освятить.

— И Порто-Бланко как-то… — Томбо скривился. — Не красочно звучит. Уж с твоей-то фантазией придумай что-нибудь поинтереснее?

— Назови в честь святой Катарины, — расплылся в улыбке валенсиец Хоругвь. — Ктарина Сертория же дала на него разрешение, в обход брата? Вот и будет символичненько. Санта-Магдалена, а южнее — Санта-Катарина.

— Подумаю, — отмахнулся я, ибо вопрос не горел. Но вопрос на самом деле серьёзный. Уже тем, что Луидор дело говорит — лизнуть короля, и отдельно его кузину — дорогого стоит. Особенно с нашими непростыми взаимоотношениями. А ещё тем, что именем этой прелести называть собственный город желанием мягко говоря не горю.

В общем, по порту и виа всё обсудили, управляющих и ответственных назначили, ключевые моменты состыковали, а как план зерновой афёры будет реализовываться — на коленке начнём править, ибо иначе, по-другому, этот мир не работает.

Томбо, сдав меня, «пьянь эдакую, не может пить а туда же» на руки служанкам и раскомандовавшейся Ингрид, уже почувствовавшей слабину остальных и свою волю, свалил. Сеньорам и без меня надо пошушукаться, а я добрался до кровати и вырубился.

Наутро таки состоялся разговор с народовольцами. О, что это был за разговор! Пипец интересный! Но о нём позже.

А потом пришёл мой будущий квестор. Только сейчас понимаю, что это вопрос уже решённый, причём давно, до моего его принятия. У человека так сильно накипело личного и больного, что он рискнул взорвать нахрен за собой не то, что мосты — всё взорвать! Весь город. Его жену и детей следующей же ночью под моей охраной во избежание вывезли из города — пока отправил их в Пуэбло, к Астрид, с письмом. Иначе после всего, что он задумал, с ними точно что-то случится. Чел должен был стать теневым правителем, покровителем этого города; с прицелом именно на это его далёкий предок поддержал местных купчишек в их стремлении выйти из состава графства и присягнуть королю, то есть стать вольницей (ибо король далеко и к тебе не лезет, только налоги плати вовремя). А его род в ответ «опустили» ниже плинтуса. Именно потому, что боялись сильного военного лидера, конунга, что он может влиять на их хитропопые планы и лезть в их дела.

Предложенный Клавдием план был хорош. Очень жесток, но очень хорош! Ибо сразу ставил точки над «ё» и заканчивал эту грёбанную операцию. Но был кошмарно кровавым! Я-Рома его, наверное, не вытянул бы, даже слышать о таком не захотел бы. Я-Рома, вселившийся в Ричи, выслушал бы, но сам его осуществлять или даже готовить не смог бы. А потому и план был Клавдия, и все подготовительные мероприятия — тоже его. От меня требовалось лишь вовремя собрать и мобилизовать бойцов и ждать, поиграв в театрализованное представление «воины соседского графа в беспечности в оккупированном городе». Только так я мог согласиться на такое, не потеряв разлада с самим собой.

— Рикардо, как не понимаешь! — ходил взад-вперёд по гостиной Клавдий, тиская рукой эфес меча на боку. — Это — его люди! На его прикорме!

— Это ЛЮДИ! — пытался парировать я в рамках привычной по тому миру морали.

— Это — люди бургомистра! — не сдавался он.

— Одурманенные им. Они верят ему потому, что он говорит то, что они хотят услышать. Они недовольны мной и закрытием города, они втайне мечтают со мной разделаться, но это из разряда: «А вот если бы подрались Robocop и Terminator, кто победил бы?» На самом деле они хорошие люди, и у них дома дети.

— А ещё котики некормленые, — зачем-то добавил я, опуская голову. Господи, это рыцарский век! Махровое средневековье! Ты ВСЕГДА должен «отвечать за базар». И взяв в руки оружие — отвечай, или не бери. Точка.

Клавдий смотрел на меня через прищур, с покровительственной усмешкой.

— Мне жаль тот мир откуда ты, — просёк по моему лицу кипящие в голове мысли. — Там мужики совсем забыли что такое стальные яйца.

Почему все вокруг меня так сильно правы?

— Ричи, эти люди ХОТЯТ твоей смерти! — принялся втолковывать он, сев в кресло напротив, агрессивно склонившись в моём направлении. — Хотят потому, что ты посягнул на то, что они считали своим правом, своим домом. Ты не лишил их прав, не лишил дома, но показал, что можешь. Только можешь! Имеешь возможность и способен её реализовать. А потому ты — враг, которого надо уничтожить. Пусть даже превентивно.

Я уже говорил, и готов клясться-божиться, что всё будет так. Городская стража и ополчение участвовать не будут. С нужными людьми, есть договорённости — там разумные люди, не самоубийцы. Также не выступят те, кто тебя хоть и не любит, но понимает, что тебя не стоит трогать, даже если есть возможность безнаказанно воткнуть стилет в спину. Даже если ничего за это не будет. Это просто неправильно и некрасиво. А ещё против тебя не выступят те, кто доволен бизнесом с твоим графством. Они могут сто раз тебя ненавидеть, но солиды и лунарии в кошельке перевешивают все неурядицы. И только отмороженные, считающие, что если есть возможность пнуть медведя — надо его пнуть, выпрутся на улицы. Да, их подведёт к этому бургомистр Варг. Но, Рикардо, мать твою, они САМИ выйдут на улицу с оружием! И сами будут ХОТЕТЬ найти в городе твоих не ожидающих нападения людей, чтобы их прирезать. Да просто потому, что они сами себя после этого будут считать крутыми. Подумаешь, медведь был убит спящим и не сопротивляющимся — но вот его голова, вот шкура, и это МЕДВЕЖЬЯ голова и шкура! И оная шкура будет висеть у каждого из них дома на стене до конца их дней.

Он выдохся, откинулся на спинку кресла. Я сидел в молчании какое-то время, затем дал ответ:

— Уговорил. Давай восстание. Провоцируй. Но мы в одной лодке, если не выйдет у меня — у тебя сбежать также не получится.

— Семью вывези. А я…У меня есть яд. Я им живым не дамся. — Клавдий зло оскалился.

Итак, мы решили охотиться на живца. Купцы ещё не дозрели до того, чтобы сдать мне бургомистра Варга, но уже близки к этому. Не будь Клавдия, я потусил бы тут ещё несколько недель, скорее всего две-три, и с аналогичным предложением, устроить в городе подставную театрализованную бучу, пришли бы местные падре. Но Секст Клавдий Рамон оказался быстрее, его интересы попраны более сильно, а потому «выстрелило» с ним, раньше, уж не знаю, к лучшему это или к худшему. В любом случае выстрелило, и я был рад даже ужасному концу — он лучше ужаса без конца.

Варг, скотина такая, пока я «под королём», а мои люди не бесчинствуют, не может призвать народ к открытому неповиновению и буче, его банально пошлют городские магистраты. Но кто сказал, что у правителей не должно быть тайных рычагов власти через своих людей в народе? Наоборот, они обязаны быть! У любого правителя! Есть такие и у Варга. Варг не один в городе крутой мэн, тут таких — попой кушай, а потому он далеко не всемогущ. Но как верно подмечено, магдаленцы ненавидят меня поголовно ВСЕ. Купцы — те понимают, что я меньшее зло, лучше потерпеть, уйду и всё наладится. Им есть что терять. Но те, кому терять нечего… Они ненавидят меня более, чем люто, и готовы «пнуть медведя» если им за это ничего не будет, даже приняв от оного медведя подарки и миску похлёбки.

Ах да, я ж не сказал. Пару дней назад начала работать наша городская кормёжечная. Организовать её приказал как только навели порядок в городе. Но реально подвезли из окрестных сёл муку и овощи на днях, плюс что-то из продуктов было в захваченных у криминальных баронов домах. Там ведь были склады и таверны, это ж припортовый район. Как только узнал о готовности, организовал пункты питания в трёх пустующих тавернах (хозяева до конца жизни будут работать гребцами или на строительстве виа), выгнал туда всех крестьянок из своего дома, нечего особняк в балаган и бордель превращать, и сказал готовить еду. Качеством как можно проще, но чтоб было съедобно. Для городской бедноты. Любой житель Магдалены отныне мог прийти и бесплатно получить миску похлёбки и кусок хлеба. Вот вообще любой житель! Это было нечто, с чем местный мир если и сталкивался, то крайне редко.

И народ повалил! Ибо город на осадном, подвоза продуктов нет, и главное нет работы для всех этих прекрасных людей, в иное время зарабатывающих мастеровыми, подмастерьями, портовыми и не только грузчиками, извозчиками, гребцами и людьми других не менее важных профессий. Также приказал подвезти к воротам несколько возов с зерном и продуктами из окрестных деревень, и дозволил горожанам выйти наружу, чтобы закупиться. Вокруг стояли мои конные, следящие, чтобы никто не убежал, и после торгов (распродано всё было молниеносно, за час примерно) в деревни возвратились только сами приведшие телеги крестьяне.

Но то покупали для своих домов богатые. У кого есть деньги, кому нужны лишь продукты. А беднякам надо в первую очередь работать. А работы я дать как раз не мог. А потому в припортовом районе у меня работало три таверны с бесплатной едой, с единственным условием — внутри никакого вина, лишь некрепкое пиво, и никакой еды на вынос. Только внутри!

Но буду честен, Клавдий прав. Меня всё равно ненавидят. И те, кто славит меня за бесплатный суп, завтра с удовольствием будут втыкать острые предметы в моих людей.

— Рикардо, может уединимся? Эти разбойники до ночи не нападут. Не посмеют. Знаю я эту породу. — Ингрид, а она была в охотничьем костюме, когда я доел и отставил посуду, соблазнительно виляя попкой, подошла и залезла верхом на колени. Я взял ладонями её пухленькие груди, так и просящиеся вон из корсета. Закрытого, охотничьего, но всё равно хорошо поддерживающего форму и заставляющего работать фантазию.

— Детка, давай потом. Мне сложно переключаться, когда надвигается 3,14zdets. Но после — обязательно!

Она томно, но разочарованно вздохнула.

— Как знаешь, о мой повелитель.

— Ингрид, ты не будешь графиней, — покачал я головой. — Ею будет другая.

— Ты уже знаешь кто? — Судя по реакции, вот этого шага она не планировала. Любовницей быть — да. Женой — точно нет. Реалистка, знает себе цену, это приятно.

— Да, знаю. — Кивнул, расплываясь в пакостной ухмылке.

— Родители успели договориться о вашем браке пока были живы? — пронзала она меня глазами.

Я скривился. Смерть родителей… Это были воспоминания Ричи, но это были МОИ воспоминания.

— Нет. И, думаю, они бы не одобрили мой выбор. Но моей женой будет конкретная девушка, хочет она этого или нет. Хотя, думаю, что хочет, — нахмурился я, вспоминая Катрин и её реакцию на меня и мои ласки. — Но это будет политический брак, вне зависимости от наших желаний и чувств.

— Как всё знакомо! — вздохнула девушка.

Потом она меня целовала. А мне было пофиг. Я трясся от страха, но не за себя, а за своих людей. Чего я стою как командир, хорошо ли всё организовал? Сумеют они отбиться без потерь? Или хотя бы без существенных потерь? Конечно, наш дом — главный орех, который бунтовщики будут пытаться колоть. Особняк Пуэбло — первое, куда помчатся всё крушить представители местной черни. И нам с парнями, оставшимися и забаррикадировавшимися в доме, и девчулями, которые также решили быть со мной до конца (крестьянки останутся ночью в таверне, и их вряд ли тронут — все знают, что они не мои, а спасённые от работорговцев, это весь город видел). Если выдержим — бароны ударят в тыл повстанцам и всех разметут. В теории конечно. Что такое бой в средневековом городе на узких улочках уже посмотрел.

Ещё они атакуют казармы городской стражи, у которых сейчас окопалась моя сотня и часть людей Ковильяны. Но там изначально народу дофигищща, и все вооружены. Сейчас парни Вольдемара бурно имитируют мегапьянку, это должно расслабить наблюдающий за ними народ. И Вольдемар, и старый барон Рикардо в один голос клялись, что у них есть прирожденные актёры, сумеющие убедить самого чёрта в том, что гудят и пьянствуют. Склонился к тому, чтоб им поверить — очень уж хотелось верить в позитивное.

И только после Мерида, Ворон и Алькатрас ударят с тыла по всем группировкам врага.

В данный момент отборные десятки арбалетчиков заняли крыши и чердаки домов в опасной близости от важных объектов. Я хотел занять вообще все верхние этажи квартала, но бароны отговорили:

— Рикардо, они поймут, что мы их ждём и готовы. И нападения не будет.

— Дядька Доминик, но наши же люди на этой и этой крыше…

— Меры безопасности. Если вблизи твоего дома и казармы — допустимо. Но если посадить стрелков на крышах всего района — думаешь, кто надо, не узнает? Там, под крышами, люди живут — как ты от них спрячешь своих стрелков?

Магдалена строилась как крепость в степи. Против огромных и сильных орков. Потому все дома в городе каменные, и каждый дом по сути — маленькая крепость. На случай, если ворота пали, чтобы максимально затруднить продвижение врага внутри стен. И крыши устроены так, что с них удобно вести огонь то тем, кто пробивается через улицы. Мочить из арбалетов сверху, помогая вставшим намертво на баррикадах внизу своим. Меня до сих пор колотит от непредусмотрительности — поехал брать штурмом город, даже не подозревая, насколько это твёрдый орешек! Такие города не берутся. Уничтожаются — да, но не берутся. Ибо захватить такой можно, но после тебе устроят на местных улочках холодный душ, и мощная армия победителей, эффектно смотревшаяся за кольцом стен, перестаёт существовать без особых усилий со стороны местных.

А что если городская стража таки выступит против меня? Я и так умоюсь кровью! А со стражей вообще шансов нет. Просто нет, потому, как я — воин только в поле. Там мы, пограничники, конные лучники и копейщики, непобедимы. Но тут хозяева — они, слабые никчёмные пешцы, которых катаем в блин среди поля сколько б их туда ни пришло.

— Пошли! Успеем! — решился я и встал, подхватив Ингрид за… В общем, не буду уточнять за что, но девча весело взвизгнула так, что уши чуть не заложило. Напряжение перед боем — плохо, и время снять его ещё есть.

* * *
Атака началась ближе к полуночи. Часов тут не знали, даже часовой башни в городе не было, «время» тут понятие относительное. Кстати, умные люди нашептали, когда спросил, что часы — не наша, не людская технология. Тлетворное влияние эльфийского Леса. Сами пока не доросли. А чтобы та башенная хрень в Аквилее работала, несколько десятков крепких мужчин с вёдрами по полдня каждый день таскает наверх воду. Я, наверное, погожу у себя часовую башню ставить. Что-то меня постоянно на оффтопики тянет — нервничаю сильно. А вы б не нервничали, если б знали, что ваш дом скоро будет осаждён, и вас с минуты на минуту убивать придут? И ваша задача — до победного быть той самой наживкой, чтобы рыба клюнула? Вольдемар орал, что я должен свалить, оставив в доме вместо себя двойника, кого-то из отроков, переодетого в графское. Но я орал в ответ, что если бунтовщики мою персону узнают, все всё поймут, и тогда мы их никогда в жизни не выкурим, и придётся на самом деле или всех тут резать через три-четыре недели, когда наше присутствие и блокада местным окочательно обрыдлит, или валить не солоно. В общем, я не мог уйти. К тому же дом — это не только воины. Это ещё и слуги, и несколько оставшихся женщин.

Женщины вооружились, правда, нацепили только лёгкую броню. Оружие взяли под стать — две воительницы могли стрелять из лука, две взяли арбалеты. Слуг я отпустил, в смысле дал вольные, и также вооружил арбалетами, которых в оружейной было достаточно (дед у меня молоток! Тот ещё хомяк, оказывается, был), но сказал в драку самим не лезть, стрелять защищаясь, из-за баррикад. Эльфа от тяжёлой брони отказалась, выбрав кожу, причём самый минимум, затем выбрала самый тугой лук, который не каждый отрок согнёт, три тула стрел и ушла на одну из башенок, откуда скрылась в неизвестном направлении, перепрыгнув, как грациозная лань, на соседнюю крышу. Сказала, она — офицер рысей, сама всё знает, чем сможет поможет, её не беспокоить. Также в доме остались три десятка во главе с Сигизмундом и трое народовольцев — им идти было некуда и незачем.

Дом за вечер был превращён в крепость. Настолько серьёзно подошли к делу, что мысленно я его списал — после такого гайгуя проще будет новый построить, чем этот восстановить. Хотя, конечно же, в городе место расписано, новый строить не дадут, придётся этот восстанавливать, но по крайней мере самое ценное, включая два небольших гобелена, спрятали в подвале, а от стен отодрали все драпировки, оставив лишь голый камень. Ибо приём гостям готовили горячий во всех смыслах слова.

Где-то в районе полуночи прибежал отрок от постового с башни — идут. Я не выдержал и выперся наружу, смотря сквозь бойницы за шумным людским морем, бегущим сюда с факелами. Много людей, много факелов. Под ложечкой засосало.

Когда бунтовщики подбежали, стало понятно, что их в общем не так и много — пара сотен. Ни о чём на самом деле. Я улыбнулся, кивнул парням, выползшим на площадку башни с «бомбами» — горшками, наполненными земляным маслом, то есть нефтью, из которых торчали фитили. Местная вундервафля, таких в арсеналах замков и крупных городов запасено множество, так как королевству повезло с нефтью, её на территории обнаружено немало. Даже у меня добывают на юге графства, в болотах. Дал с пальца искру, двое парней подожгли фитили, и, дождавшись, когда полыхнёт серьёзно, стараясь не высовываться за зубцы, швырнули наружу. Из люка тут же подали два новых горшка, и пошло. То же самое начали делать и на второй башенке, но там для поджога фитилей использовали факел. А это — демаскировка, огонь факела снизу видно, а значит сейчас туда начнут стрелять.

— Щиты! — скомандовал один из отроков, и Ингрид, я и ещё один боец, держащие щиты наготове, накрыли всех, кто был, на площадке.

Когда разбились первые три горшка, было понятно, что никого серьёзно не зацепило. Но затем несколько снарядов достигли цели — многолюдной толпы. Когда на тебе горит нефть, это пугает, ты кричишь. Ожоги, если сбить вовремя пламя, не так страшны, но вот первобытный страх перед пылающей на тебе стихией — это что-то. А если горящая нефть заливается про меж колец, или попадает под доспех…

Впрочем, ничего кардинально смертельного горшки с нефтью не дадут, но фактор моральной обработки противника никто не отменял, толпа внизу рассвирепела и пошла на штурм. В наши щиты, что мы держали над головой, ударились первые стрелы. Знаете, это страшно, сидеть, держать круглый щит, и ждать, что какая-то особо наглая стрела, не учившая в школе теорию вероятности, прилетит в тебя из-за кромки, стыка трёх щитов, где естественным образом остался пробел между ними. Ибо щиты не прямоугольные скутумы, которые в «черепахе» перекрывают всё. У круга есть свои плюсы, но и минус есть — места стыка — слабое место. Пока повезло — и стрел было мало, и стрелки внизу были так себе — по площадке башни попадало в лучшем случае половина в нас выпущенного.

— Давай! — Я и Ингрид на мгновение приоткрыли брешь в щитах, и отроки дружно выбросили за зубцы ещё два полыхнувших горшка. Мы тут же закрылись, и через секунд пять прилетело стрел пять-шесть.

— Надо осторожнее. Теперь они будут ловить момент, когда тут разгорится. — Это Ингрид. Они разделились, её товарка, тоже владеющая луком, сидела на второй башенке.

С верхних этажей особняка начали стрелять мои отроки. Ставни были прикрыты, но не наглухо завалены мезками и хламом, как на первом и втором этажах. И не все. И там парни были в хорошей броне. От шальной стрелы ничего не спасёт, но от той, что изучала теорию вероятности — шансы есть. Часть стрелков перенацелились на верхние этажи, ослабив давление на нас, и мы бросили ещё несколько горшков. Ура, новые крики загоревшихся внизу.

Тем временем из люка передали последнюю инфу — бунтовщики приставляют лестницы. Народ просит подмоги.

— Неси ещё щиты! — рявкнул я в ответ. — Мне нужен обзор!

— Слушаюсь! — крикнул невидимый мне с площадки отрок.

Снизу, от главного входа, раздались глухие удары таранного бревна. Главный вход, конечно, завален мешками с песком — вчера каторжане из назначенных «тройками» в гребцы, весь день насыпали их за городом, подальше от стен, и под конвоем возили сюда и складывали в холле. Сегодня же мои отроки, не привлекая постороннюю рабсилу, ими двери и окна тщательно завалили, подперев столами и стульями — мебель в этом мире крайне крепкая. После входа напавших ждёт ещё один сюрприз, созданный лично мной, человеком из другого мира, но, впрочем, откровением для местных он не стал. Все поулыбались, покивали головами и согласились, что я — хозяин дома, и раз решил что так можно — моё право. В общем, за входом первый этаж залит… Нефтью. Большая такая лужа.

По перекрытиям я совещался с замковыми строителями, которых оперативно нашёл Прокопий, которые ехали на строительство виа и заехали к нам за авансом и ЦУ прямо перед началом похода. Они рассказали, как утроены перекрытия в доме королевского легата в Аквилее, рассказали, как вообще это делается. Если у нас используется железобетон, то тут, благодаря наличию не гниющего дерева — кёсобетон. Бетон тут не то же что у нас, как-то делают его из извести, а армируют конструкции крепкими толстыми кёсовыми брёвнами. Такая плита с брёвнами внутри застывает и имеет достаточную прочность, чтобы положить её в качестве межэтажного перекрытия в очень богатых домах или в крепостях и замках. Так что я не совсем прав, говоря, что потолок и пол каменные. Там дерево. Но дерево покрыто бетоном, и ели не случится пожар с повышением температуры выше определённого максимума, когда известь начнёт облетать, оголяя дерево, перекрытие не загорится. В доме легата гореть до такой температуры было нечему. В моём же доме, если полыхнёт нефть… Ладно, что будет — то будет, рухнет — восстановим. За счёт города. Если выживем.

«Бум! Бум!» — громыхал таран. «И-и-и-и-а-а-а-а-а! И-и-и-и-а-а-а-а-а!» — орала довольная чернь, тараном орудующая, пришедшая убивать ненавистного «беспомощного» медведя. «А-а-а-а-а» — кричали горящие, обгорелые и раненые. «Дзиньк! Дзиньк!» — А это кто-то по лестницам добрался до третьего этажа и схватился с отроками в окнах врукопашную. Чернь в городах не надо недооценивать, они все почти поголовно состоят в ополчении и ежегодно проходят тренировочные сборы со сдачей нормативов по стрельбе из арбалета и базовому владению мечом и алебардой. Это только в книжках про мушкетёров людям средневековья нужно уметь фехтовать, на практике используется в основном одна тактика — замахнулся и ударил, прикрылся щитом. Раскрылся, замахнулся, снова ударил. Ну, и давить щитами строй на строй — большего просто не требуется. Ещё владение пикой и алебардой в боях на узкой улочке — но при штурме дома пика бесполезна. «Треньк! Треньк! Пим! Пим!» — А это луки и арбалеты, как наших, так и «их».

Принесли ещё щиты. Во всех домах богатых и благородных прорва щитов на стенах в качестве украшений — видимо для такой вот цели. Чтобы в случае атаки на дом не бегать сто раз до арсенала. Два отрока взяв каждый по щиту, прикрыв меня, поднялись. Я выглянул за зубцы. Ага, аж три лестницы, и по одной из них вверх пипл умудрился тянуть таран. Острая деревяшка, но не такая массивная, как на главном входе, где, кстати, ворота с петель вроде как снесли, но вот мешки с песком стали неприятной для нападающих неожиданностью.

— Вот этих я пережгу, кивнул я на ближайшую лестницу. — А остальных давайте луками. Сели!

Присели. Ибо нас увидели. Стрелы забарабанили по «крыше» из щитов.

— Ой! — А это Ингрид. Одна из неправильных стрел прошла между кромкой и каменной стеной. Никого не задела, но упала к её ногам. Повезло.

— Давай! — произнёс я, когда град прекратился — противник перезаряжается. Снова встали, я сосредоточился и… Попытался поджечь ближайшую лестницу. Именно от этого окна шел «дзиньк», там нападающие подожгли ставню, — как и мы, они закидали дом горшками с нефтью. Дом каменный, но ставни деревянные. Но дереву гореть ещё долго, а конкретно эту ставню как-то расколоили, топором наверное. И несколько человек висели на лестнице, а верхний рубился с моим отроком, тыкая в зев между двух полыхающих огнём раскрытых створок не очень длинной, но массивной алебардой. Скинуть такую лестницу, как показывают в старом советском мультике про казаков, невозможно — её тупо держат верёвками страхующие парни внизу. Перерубить — да, но как? Короче, до прорыва там было далеко, но сразу четверых бунтовщиков в хороших доспехах на одной лестнице… Я напрягся, прицелился получше и организовал пробой. Попал. Теперь, не закрывая канал, прожарить деревяшку в строго определённом месте по центру конструкции. Каждый из нападающих — килограмм девяносто-сто. Плюс тридцать — доспех. Можно не до конца пережигать, доска сама под весом мне поможет.

Я уже начал задыхаться от натуги, когда получилось. Ор. Мат. Крики. Минус четыре нападающих в хороших доспехах упали каменную на мостовую, плюс несколько придавленных ими. Кто-то был на лестнице ниже, но эти выживут. Может и те выживут, но после падения в тридцатикилограммовой дурынде со второго и третьего этажа эти прекрасные люди нам больше не угроза.

— Это граф! Это сам Пуэбло! Эта сволочь там! — закричали снизу.

— Давай! Навались! — подбадривающие голоса. Внизу дружно заорали, и толпа пошла на штурм с новыми силами.

Мы снова присели, переждали залп — нас снизу увидели и начали палить, чуть не попали. Потом я сказал действовать самим и полез к выходу. Ингрид и два лучника заняли моё место, добавился ещё один отрок, держащий щиты. Пусть их, справятся. Остальные лестницы не пережгу — далеко, чем дальше — тем хуже прицел.

Спустился вниз. Дом горел. Слава богу пока снаружи, но все ставни были подпалены, и внутри заволокло дымом. Мы открыли все двери в патио, оттуда шёл лунный свет, освещая нас с террасок. Иное освещение использовать боялись, чтобы самим себя не спалить к чёрту. Но в ключевых местах были расставлены масляные лампы, так что узловые зоны обороны были подсвечены.

— Как тут? — спросил я, выглядывая в подсвеченный холл гостиной, где, через мешки, ломились ворвавшиеся внутрь бунтовщики.

— Хорошо, — ответил Бьёрн, он и его десяток тут командовали.

— Встретим вместе. Дуром не лезть! — прикрикнул я на всех

Бум. Бум! Наконец, мешки посыпались.

— Стрелы на тетиву! — скомандовал Бьёрн. Я же взял в руки оставленный в углу арбалет — их тут много, все, какие нашли в оружейке. Две девчули, соратницы Ингрид, Ирма, её муж, и даже Хуан — все были здесь и держали наготове оружие. Слуги пока будут только перезаряжать, но и это немало.

— Стрелять только по команде! — А это я отряду арбалетчиков. Вместе с десятком отроков нас тут немало, должны выдержать.

— Есть!

— Есть! — Это благородные девчули. А говорят, что только мы, пограничники в этом мире круты, а там, за Овьедо, забыли за какой конец меч держать. Судя по тому, как женщины, дочери воинов из тех мест, выполняют приказы и не боятся встречать врага в лицо, не так там всё и плохо. А значит не стоит расслабляться, готовясь к обязательно последующей в будущем гражданской войне. Недооценю противника — и мне хана, вынесут.

— Ага! — А это Хуан. Его родных я просто освободил, а ему дал ещё и денег. И посоветовал наниматься не абы к кому, а кому-нибудь из моих людей, и написал рекомендательное письмо. Если наберётся опыта и выживет, когда вернётся, будет кандидат в доверенные капитаны речного дальнего плавания, кадровую скамейку надо создавать всегда и с запасом по времени. Парнишка подарок оценил, обещал до лета подумать над будущим.

Хрясь! Стена мешков рассыпалась, и в лаз протиснулся первый из нападающих. Треньк! Треньк! Сразу две стрелы вошли ему в грудь, пробив под прямым углом плохонькую стёганку. Треньк! Треньк! — А вот появившийся следом, справа от него, успел закрыться щитом. Две стрелы вошли в щит, одна отскочила вверх, ударив в шлем под неправильным углом, а одна застряла в мешке справа.

— Я! — рявкнул я, прицелился и выстрелил. Щит прикрывал тело, но чел выглядывал из-за него, считая, что забрало его бацинета спасёт. От стрелы — да, но мой болт вошёл аккуратно в смотровую щель. Хотя, с такого расстояния мне было достаточно просто попасть — лицевая пластина не доска из сосны или берёзы, загнал бы болт в мозг по оперение.

Дальше появилось сразу три противника, и новые и новые сзади растаскивали мешки в стороны. Сунул арбалет Хуану, взял следующий. Прицел. Треньк. Девчули не скучали и хладнокровно грохнули одного нападающего на двоих.

А теперь сразу пятеро. За щитами. Бронька разная, но попробуй попади, когда тело за круглой метрового диаметра берёзовой доской! Треньк! Треньк! Пык! Пык! Пык! Дзиньк! А последний звук — рукопашка, один выживший из пятёрки добежал-таки до ближайшего из бойцов Бьёрна. А на смену лезли всё новые и новые.

— Давай! — заорал я, и в высунувшуюся «волну» тел с потолка полетела массивная люстра. Как в мультфильмах, она была похожа на деревянное колесо с подсвечниками. Но армированнаяпо контуру, как щит. А в нашем случае несла утяжеления — два мешка с песком, и аж шесть горшков с нефтью. Закрепили её над входом так, чтобы летела не вертикально вниз, а под углом, снося нафиг тех, кто будет забегать внутрь из-за пробитой двери.

Помните фильм «Один дома»? И особенно «Один дома два»? Момент, когда бандюганы поднимаются по лестнице, и на них летит банка с краской? Во второй серии за банками последовала какая-то тяжёлая цилиндрическая хрень, тубус какой-то, не понял, что за ерунда, но снесло обоих бандитов. Аж два раза. Вот примерно также люстра снесла то ли пятерых, то ли семерых нападающих, после чего я напрягся и поджог нефть из разбитых горшков, залив огнём пролом в баррикаде. А тех, кто избежал участи столкновения, добили луки и арбалеты внутри холла.

Но нападающие пёрли, словно зерги. Пламя у прохода их задержало, но не остановило. Однако там тоже были не дураки, и следующие, ворвавшиеся сквозь пламя, выстроились в стену щитов. Я как заведённый это время перезаряжал арбалеты. Если думаете, что это просто — вы никогда не были попаданцем. Это капец тяжело! Хуан справлялся только с большими дурындами с лебёдкой — самый дорогой вид арбалета, но наименее используемый, так как его дольше всех перезаряжать. Более быстрые и простые машины надо натягивать всем весом, всей силой рук и спины, тяня на себя обратным жимом тетиву, наступив на стремя. Один. Второй. Третий. Противник, наконец, сориентировался, нефтяное пламя погасили, и в проём начали просачиваться новые зерги, сразу всем корпусом прячась за щитами, а за ними новые — становясь в верхний ярус.

— Приготовиться! — голос Бьёрна.

— Граф! — Это оказавшийся «вдруг» рядом Лавр.

— Рано!

Отрок не стал спорить.

Затем крик с той стороны, ряд щитов разомкнулся… И в нас полетели болты. Говорю же, на той стороне тоже не дураки были. Пара воинов начала заваливаться. Вскрикнула и одна из сидящих рядом девчуль. Отметил это краем сознания, всё потом, ибо стена начала надвигаться.

— Стоять! — заорал я. — Стрелять только по выверенным целям!

Щиты вновь разомкнулись, но в этот раз мы были готовы. В нашу стороны полетело несколько болтов, но и наши стрелы впились в свободное от окантованного дерева пространство. С той стороны послышались вскрики раненых. Наших этим залпом, вроде, не задело, повезло. Стена щитов сделала ещё шаг, ещё… И я открыл каналы в подпространство, поджигая нефть в холле.

Вылили мы на пол её пару бочек. Пол был жирным от неё, и скользким. Но в тяжёлом сапоге пройти было можно, особенно учитывая, что эта чёрная жижа прекрасно впитывается в дерево. Однако впитавшись в доски пола, она не перестала быть менее опасной, и вспыхнувшая в холле стена огня мгновенно похоронила надежду выжить у всех, участвовавших в стене щитов. Раздался дружный ор, крики и вой противников. Плевать на них. Я жал на спуск одного арбалета, затем второго, третьего. Скорее всего эти бойцы не выживут, но рисковать не собирался, пусть лучше их убьёт наверняка мой болт, чем они таки выберутся из огня и доживут до старости. Не после того, как убили моих людей и одну из моих девочек.

— Хуан, все арбалеты в патио! Перезаряжайте! Бегом, бегом! — крикнул мальчишке. Сам аккуратно поднял на руки раненую и вышел, протолкнувшись в дверях с эвакуирующимся нашим воинством. По дому были и ещё ловушки, но прямо сейчас противник на штурм не пойдёт, время есть.

— Не умирай! Слышишь? Не умирай! Мы ещё на твоей свадьбе гулять будем! — кричал ей в лицо, гладя роскошные соломенные волосы.

Девушка ничего не могла сказать. Из угла её рта бежала струйка крови, смешно пузырясь на выдохе. Болт прошил лёгкое. Не выживет. Не с современным уровнем медицины. Это тепло в её глазах, благодарность…

— Спасибо, Ричи. За всё, что для нас сделал, — «перевела», произнеся за неё, находящаяся рядом подруга.

Девчуля согласно кивнула, затем глаза её застыли, взгляд остекленел.

— Я наверх, — бросил я. И закрыв ей глаза, как это показывают в наших фильмах, побежал на башенку к Ингрид. Там две наших лучницы и трое парней продолжали поливать всех огнём и стрелами. Было не по себе, но бой не кончен, отрефлексирую потом.

— Как дела? — Ингрид была жива. Но перепачкана в крови. Парни тоже, а один из них сидел, привалившись к каменному зубцу. Из плеча его торчала стрела.

— Жить буду, сеньор граф! — ответил он на мой взгляд.

— Только держись! Скоро ударят наши! — подбодрил я.

— Нам кто-то помогает, — произнесла Ингрид. Стреляет из тени, с черепицы. — Кивок в сторону соседнего дома. — Они дают цельные залпы в ту сторону, и мы, пользуясь моментом, стреляем вниз.

— Эльфа? — Хорошая новость.

— Мы так думаем, сеньор граф. — Другой отрок, с двумя щитами.

Я тоже взял щит и выглянул наружу. Внизу народу убавилось — сотни полторы навскидку. Прибавились лежащие в рядок трупы, а может и раненые — тела, оттащенные с театра противостояния, чтобы не мешались живым и боеспособным. Действительно, часть народа с луками и арбалетами зыркало в нашу сторону — моего дома и его бойниц, а часть — на крышу соседнего здания. Там в свете луны виднелась тень, и тень не сидела на месте, а перемещалась, но эти перемещения были видны только отсюда, с более высокой башенки, а не с земли. В щиты прилетело, одна за одной три стрелы, и я спрятался за зубцы.

— Когда подкрепление? — спросила Ингрид.

— Нам надо, чтобы они втянулись, — ответил я. — И вообще, кроме нас идёт штурм казарм. Там всё может быть тяжелее, чем у нас.

А про себя подумал, что может быть и нет. Войско без меня не страшно Магдалене. Без меня бароны и наёмники просто уйдут. Так что казармы, скорее всего, забаррикадированы. Улочки узкие, и леса пик на баррикадах будет достаточно для сдерживания моих парней внутри района казарм достаточно долго малыми силами. А утром, если меня убьют, баррикады разберут, воинам выдадут тело их графа, и выпустят из города ко всем чертям. План начерно, на коленке, хорош. Прост, а потому гениален. Но там по любому не меньше людей, чем здесь. Четыре сотни. И сотня чтобы сдержать подкрепление от ворот. Полтыщи крепких мужиков выступило против нас, не меньше! И это кадровое ополчение, городская стража осталась дома или в условных казармах. Люто тут меня ненавидят!

«Это был МОЙ город» — произнёс червячок изнутри.

Да, мой. БЫЛ, — уточнил я сам себе. — И я отпустил его. Мой предок. Без крови. Добровольно. А они в ответ ТАК? В благодарность, что мой предок не тронул их предков?

…И девочку убили.

Настроение стало совсем поганым. Доползя до люка, шепнув что-то ободряющее дежурное, спустился вниз. Сходил на вторую башенку. У которой, перед люком, увидел три лежащих тела. Вторая девчуля-лучница была одной из них. Лежала с торчащей из глаза стрелой. Настроение упало, и на башенку не полез, просто пошёл куда глаза глябят — тут весь дом — крепость, можно проверять где угодно и что угодно.

Третий этаж. В некоторых комнатах отроки перестреливаются с бунтовщиками. Помощь вроде не нужна. Второй этаж. Пошёл в обход по терраске патио. Впереди раздался звон железа. Везде стоял столбом дым, лез в нос, щипал глаза, но это как-то проходило фоном. Я видел кровь и смерть, и сейчас понимал Клавдия. Твой враг должен быть мёртв! Нельзя жалеть врага! Ибо раз пожалев людишек, у которых дома котики, ты обречешь себя на такое вот кровопролитие позже, когда тебе попытаются втиснуть стилет под рёбра, посчитав слабым, когда ты не готов к бою. Мораль нашего мира, о ценности любой человеческой жизни, о том, что дети не отвечают за отцов, о том, что это политики плохие, ведут за собой на смерть хороших людей — всё туфта. Когда на твоих руках умирает девочка, которой жить да жить… Две девочки, когда твой дом штурмуют упыри за то, что дал им недостаточно свободы, не сколько они хотели, а ещё потому, что у тебя есть что экспроприировать в пользу «фонда нападающих на графа Пуэбло»… Как-то всё иначе после этого воспринимается. Понимаешь, что это чечены убивали русских в чечне, простые парни, тоже с котиками дома, которые просто хотели убивать русских, а не потому, что им приказал плохой Дудаев. А ещё азеры в Баку и Сумгаите делали то же самое с русскими и с армянами — потому, что хотели этого. А ещё убивали казахи в Казахстане, таджики в Таджикистане, грузины в Грузии, узбеки в Узбекистане… Не политики там были плохие, на ваххи из-за Памира и не гадский Гамсахурдия. А простые и хорошие улыбчивые люди с котиками дома, которые вчера улыбались тебе и одалживали трёшку до получки. И, кстати, не надо валить поход евробанды на Гитлера. Полмиллиона зигующих немцев в Нюрнберге на исторических хрониках подсказывают, что получила Германия своё вполне заслужено. Мало получила, пожалели её. А ещё почему-то Донбасс вспомнился с идеей похода на Москву за «двадцатью русскими рабами». И там завар надолго, потому, что «они ж наши братья, мы один народ» — никаких выводов из уроков прошлого так и не сделано.

В общем, всякая херня в голову полезла. Но смысл этой херни был один — я больше не буду прежним. Я больше не Ричи, начинающий феодал. А Рома, полноценный граф Пуэбло. Который выучил главный урок, к которому подвела его жизнь. Враг! Должен! Быть! Уничтожен! Любой враг. Никакого человеколюбия. Иначе завтра будешь уничтожен ты.

Меч. Впервые с момента вселения в Ричи я ощутил его в руке, и вытащил из ножен автоматически, на рефлексах, не отдавая отчёт. Упыри лезли в окно, и рядом не было никого из наших. Внизу, в патио, ребята с арбалетами и луками, высунуться и нашкодить гопникам не дадут, да и так оборона продумана — ничего сеньоры бунтовщики не смогут сделать. Не успеют. Но я уже здесь, и не намерен спускать врагам обиды. Вспышка, бьющая в ночи им по глазам — здесь масляных ламп мы не ставили. И песня летящей к цели стали. Лезвие меча вошло в сочленение между грудной пластиной и юбкой, звук «хлюп». Ещё жив, но не жилец. Быстро пнуть ногой второго, выигрывая время, ещё удар по глазам новому бойцу, показавшемуся в оконном проёме. Вытащить меч из брюха первого и зарядить второму в смотровую щель. Третий от вспышки не удержался и полетел вниз. Хаста ла виста, бэби! Выглянуть в окно, аккуратно, не попадая на прицел камрадам поддержки, ещё вспышка по глазам ползущему вверх следующему — я близко, бью прицельно. И ещё одно тело летит вниз с высоты метров пяти-семи. Затем пережечь лестницу — сейчас это легко.

…Потом я рубился мечом с группой камрадов, бегущих по терраске. Снизу в них палили, но их было много. А нас — трое: я, Лавр и Марко. Потом прибежали ещё люди — к нам. Потом ещё — к ним. Крик Сигизмунда, чтобы я куда-то шёл, но я никуда не собирался, мне и тут было прекрасно.

Потом раздались крики снаружи — подошло подкрепление. Наверное кто-то из баронов таки прорвался. Камрады, прижавшие нас к лестнице, почти прорвавшиеся в патио, где мы держали последний рубеж обороны, сами побежали прочь, к окнам, вниз. Мы бежали следом и не давали уйти просто так. Мой меч пел и пел песню, жаждая крови, и было плевать на брошенное оружие и вскинутые руки. Никаких пленных! Не заслужили. Сегодня ты пощадишь их, а завтра их дети убьют твоего сына? Нет, спасибо! Плавали, знаем! Остекленевшие глаза девочки, вчерашней пленницы и рабыни, которая просто осталась сама собой и ничего этим упырям не сделала. И её напарницы с торчащей стрелой. Они просто больше не хотели быть изнасилованными, не хотели вновь становиться пленницами, и просто ради этого дравшиеся до конца.

А я ведь всего лишь просил этих милых людей выдать тех, кто убивал людей на моей земле! Их пособников среди местных коррупционеров. Чем наступил на горло их самолюлюбию и высокомерию, ощущению, что они, магдаленцы, безмерно круты и могут управлять миром на оттяпанной у меня территории. За всё надо платить, сеньоры; это не мазохистская Россия, в которую веками вколачивают ложные ценности человеколюбия. Это — махровая постримская Иберия. А потому вы заплатите. За всё.

Глава 19. Ибо зовусь я львом

— Оно ведь как, твоё сиятельство, раньше было? — продолжал друг Олафа тавернщик. — Ещё до императоров. Были города, и каждый житель города имел копьё, щит и доспех, и когда война — выходил защищать город. И когда надо было вопросы порешать — собирались эти жители в одеоне, и решали. Кто имеет копьё — тот и решает, остальные как собаки: в городе жили, но права говорить не имели, только тявкать.

Сильная аналогия! Надо зарубить себе — потом если что блесну интеллектом.
Говорить могут те, чьи слова имеют вес. Остальные — будто тявкают.

Я был вынужден слушать лекцию по истории античности в исполнении трёх бывших крестьян, произведённых моими отцом и дедом в благородное сословие, и кивать, даже движением брови не выдав улыбку. Было весело, но хотелось посмотреть экспериментально, что знают местные о былых временах? Начнёшь спрашивать — хрен ответят вот также, сочно и с подробностями. Зачем, это ж «общеизвестно»? И плевать, что для них самих мог куда более развёрнутую лекцию провести — надо было сидеть, цедить вино из кубка и сопеть в тряпочку, мотая на ус и делая выводы, как поступать в жизни дальше.

— Потому, твоё сиятельство, — продолжал тавернщик, — что кто держит в руках оружие, кто готов кровь проливать и умирать — только тот может нести ОТВЕТСТВЕННОСТЬ, — выделил мужик это слово. — За себя. Свои поступки. За решения города. Ведь эти купчишки, — обвёл он вокруг рукой, — тьфу! Продадутся сильному, лишь бы денег их не тронули. Сами если что оружно город защищать не будут. И решения принимают дикие, подставляют наёмников, подставляют чернь — собственным детям в бою не помирать. А ежели ты знаешь, что после твоего решения твой сын в бой пойдёт, и ему скирда будет — фиг ты его пошлёшь с соседом воевать! Лучше сам поедешь туда — мирно договариваться. Нешто двое умных людей не договорятся? Оттого и порядок в те времена был.

Мог бы я ему рассказать, какой «порядок» тогда был. И почему оккупацию Средиземноморья Римом многие восприняли как благо, добровольно отказываясь от независимости, ложась под новоиспечённого гегемона чуть ли не наперегонки. До самой Парфии так было — а там все под персов легли, по тому же алгоритму, те, кто восточнее. Да, блин, Рим нёс всем народам МИР! Он заканчивал перманентную войну всех со всеми, нескончаемую войну вот таких вот городов с говорящими копейщиками в одеоне. Но я продолжал молчать, не выдавая эмоции даже движением брови.

— Так вот и мы мыслим, твоё сиятельство, — продолжил второй друг Олафа, помощник бургомистра Виктории, моего города между Кривым Ручьём и Пуэбло. — Вот мы и мыслим, что ежели людей освобождать, то только тех, кто готов за свободу нести ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. — И он это слово подчеркнул. — Иначе, освободив всех, ленивые и безынициативные, кто на чужом горбу хочет в рай, обчеству на шею сядут. И их или голодом морить, или назад в крепость охолопить. Потому сразу нужно условие ставить: хочешь волю — вот те воля, но вот те и копьё, и щит. И если случится война, а она в наших землях каждый год, аккурат после первого урожая, ты со своим копьём должен выходить и биться со степняками.

— Или арбалет, — добавил я.

— Чего? — переспросил помощник бургомистра.

— Или арбалеты раздать. В придачу к копью. Причём и копьё, и щит, и броньку, и арбалет — мои. Графские.

— Ну дык!.. — Помощник бургомистра развёл руками. — А где им по первости оружие-то хорошее взять? Свои иметь запрещать нельзя, но по первости конечно раздать надобно.

— Орлы, мы это проходили уже, — воскликнул я. — То, что вы предлагаете, называется «ополчение». И в нашей империи оно было. Называлось «легион». И ничего хорошего из этого не вышло.

Это была затравочка, раззадорить. Пусть развивают мысль.

— Дык, вашсиятельство, легион когда был! — А это усмехнулся сам Олаф. — И в легионе служили. Все. Вот только империя-то расширялась, и при августе-цезаре (z) стала такой, что армии стало много надо, войны далеко от родного города — а это значит хозяйство бросай, зачем оно работягам-то? Да и городов много стало. И августы-цезари прежнюю армию отменили. И стали солдатам платить. Чтоб служили не все, а кто в охотку. И в охотники пошли все, кто сохой работать не захотел…

— А те, охотнички, — ядовито перебил я, — получив власть, стали страной командовать. Их никто в империи больше не мог урезонить, принялись свои порядки ставить, да императоров менять и скидывать. Это нам надо?

— Вот это — зло ваше сиятельство! — загорелись огнём глаза Олафа. — Но легион должен быть! И он должен быть народным!

— Олаф! — картинно вздохнул я. — Знаешь, почему цезари изменили комплектацию легиона? Кстати это ещё до них произошло, и автор той реформы — республиканец-популяр Гай Марий, именно о народе больше всех пёкся. Может слышали про такого?

Пожатие плечами.

— Это были ещё времена поздней республики. Когда воины собирались, но не на одеоне, а на городской площади. А потому, друзья, это сделали, что зачем ополченцу из Далмации и Иллирии ехать воевать в Галлию? К каким псам это надо? Или зачем жителю Испании воевать с персами в Каппадокии? Нет, я согласен насчёт легиона, надо его комплектовать вольными, и давать оружие, но дальше что? За околицу родной деревни ты этот легион выгонишь. Но в соседний уезд — уже нет, не пойдут они. А если надо дальний поход замутить?

Августы своим солдатам платили, орлы. Для того, чтоб солдаты с ними далеко ходили. Но те почему-то быстро начали менять неугодных августов. Я плачу наёмникам, это дорого, но они меня слушаются. Потому, что кроме них у меня баронские дружины. И дружины слушаются, в эротическое паломничество не посылают — потому, что у меня наёмники А как нам с вами сформировать новую армию, и чтобы и не платить, по крайней мере много, и чтобы она слушалась?

— Так мы ж говорим, — спокойно начал втолковывать, вновь взяв слово, тавернщик, — что надобно создать не просто ополчение. Оно, вашсиятельство, дальше, знаете как было? При великом цезаре Константине?

Оп-па, тут и имена многих ключевых личностей помнят. Причём в народе, не монахи из пыльных архивов имя извлекли.

— Константин такое дело увидел, — продолжил он, и разделил войска на те, кто сидит на границе и землю защищает, и те, которые из провинции в провинцию на усиление мотаются.

— Лимитанеи и комитатенсы, — добавил помощник бургомистра, закивав. — Лимитанеи селились на границе, и защищали свой дом. И были организованы, и в защите свирепы. И императоров менять им не с руки было — наоборот, им была твёрдая власть нужна. А комитатенсов император перебрасывал, когда очередной набег, где нужнее. Те может и хотели бы императора сменить, но за него лимитанеи выступали.

— А ежели наоборот, лимитанеи хотели свергать — император комитатенсов к себе сманивал, и был в стране порядок.

Мужики снова были неправы, но не стали их одёргивать. Мне важно что из этого получится, а не насколько они правильно анализируют былое.

— Вот и нам надобно сделать… Два легиона, — закончил помощник бургомистра. — И чтобы ни один из них не мог «быковать» и себе больше требовать.

— Лимитанеи у нас — всё графство, — взял слово Олаф. — Степняки до Овьедо доходят. А потому все свободные крестьяне — одновременно ополченцы, лимитанеи. И ежели что — каждый должен своё поселение и свой город оборонять. А вместо комитатенсов сделать несколько летучих отрядов из латной и лёгкой конницы, и разместить в ключевых местах у Кривого Ручья и за ним.

— Но надобно сделать и третий вид легиона, — а это перебил тавернщик, — лимитанеи собственно Лимессии.

Замолчал. Я смотрел на него, мужики смотрели на меня. Подался вперёд, намекая, что слушаю, продолжай.

— Там на фронтирах, вашсиятельство, жизнь не мёд, — продолжил тавернщик. — Суровая жизнь. Людишки есть, полно, и новые бегут и бегут. Степняки уводят, а они всё равно бегут. Ваш батюшка ещё всему королевству заявил: из Лимессии выдачи нет! Любой, за кем нет крови, получает земельный надел и своему сеньору не выдаётся. Как он королевскому совету по столу стучал — всё королевство сказки рассказывало, просто ты, граф, юн был, родился только.

Про этот тезис слышал. Любой беглый в Лимессии становится крестьянином Лимессии. Условия — архимягкие. Феодал как бы я, да виконт Атараиск, как мой представитель, но такой эксплуатации, как за Овьедо, из-за постоянной угрозы орков там нет. А кто-то вообще живёт в вольных хуторах, и хуторяне беглых даже Атараискам не выдают. Житуха опасная, но получше, чем дома. И мои старосты на местах негласный указ имеют — тех, кто на юг бежит — не обижать. Наоборот, помогать. Они кто лично бежит, а кто и семьями. Все сеньоры королевства злятся, но сделать ничего не могут. Конечно, несколько раз легат объявлял охоту на беглых на моих дорогах, помню, как отец тогда злился. Кого поймали — вернули на север, хозяевам. Но нечасто такое было. В остальном, кроме короля, всех сеньоров мы посылаем в эротическое паломничество вне зависимости от титулов и регалий.

Но есть нюанс — беглые крепостные и в Лимессии становятся крепостными. Правда, моими. Отсюда и весь сыр-бор с королевским советом и феодалами всего королевства. Я в их глазах — вор. Они, дескать, налог платят на содержание воинов на границе, а я ещё дополнительно и крестьян ворую. Но проблема в том, что поток беглых не такой и большой, не стоит обольщаться словами народовольцев.

Ах да, тех, кто бежит на север, мои приграничные бароны ловят и вешают. Дорога открыта только в один конец — на юг. К оркам.

— Вот я и разумею, — продолжал тавернщик, а таверна его была на одном из фронтиров, он тему лучше всех знал, — а что если освободить всех крестьян Лимессии? И из них организовать особые, Лимессийские легионы лимитанеев? И дать им полный отвод по налогам. Дескать, вот вам все условия, только границу защищайте.

— Полный отвод — это сильно круто, — покачал я головой.

— Да вот, сеньор граф, — Олаф протянул пергамент, — мы тут прикинули, что ежели брать только косвенные налоги, не так уж и плохо получится. Лимессия убыточна всё равно будет. Но только эти средства не на наёмников уйдут, а на своё ополчение. Которое будет воевать не за сеньора, а за себя и за семьи.

— Оно ведь, вашсиятельство, — а это надвинулся помощник бургомистра, — крестьянин почему плохо воюет? Почему любое ополчение из крестьян разбегается, до поля битвы не дойдя? А зачем ему это надо? Дома хлеб не сеян/не убран. А став свободным, получив ответственность и оружие, они драться станут, что те степные львы!

Всё же молодцы мужики. Не зря ездили. Не зря я решил на местных философов поставить. И ведь это их собственные мысли! Я не при делах! Кажется, я непроизвольно заулыбался, и народовольцы, видя реакцию, расслабились — ждали, что засмею или обругаю.

— А хлеб, который лишний будет, можно у Кривого Ручья пошлиной обкладывать, — продолжил Олаф, сверяясь с пергаментом. Лишнее у вас? Продать хотите? Дык, платите. Без налогов его вам только для себя выращивать дозволяется. По-моему, логично.

— Это мы обдумаем с моим квестором, — кивнул я. — Итак, три вида легиона. Лимитанеи, ополчение и комитатенсы. Так?

— Истинно, вашсиятельство! — в один голос гаркнули народовольцы. Затем, переглянувшись, продолжил самый старший из них летами, тавернщик.

— Вот что мы прикинули, вашсиятельство. Чтобы не было как у августов, комитатенсам платить нельзя. Надо одевать и обувать за свой счёт, кормить, давать долю в добыче, давать подарки, но только не регулярное жалование. То есть вам надо создать несколько сотен личного ополчения, дружин, как у баронов. Мы видели в Пуэбло, как строят на реке, готовят реку к постановке мастерских. Про это вы и без нас докумекали, потому прошу не издеваться над стариками, ибо мы только предложить такое вот хотели.

— Продолжайте, орлы! — попытался я смягчить ситуацию. — Правильные мысли разным людям могут одинаково приходить. Именно потому, что они — правильные. Другого выхода нет. Просто я хочу посмотреть, насколько ваши мысли с моими совпали. Не издеваюсь я, а просто сравниваю.

Убедил. А то ну их эти стариковские обиды.

— Во-от, — продолжил тавернщик. — Собственные мастерские. Как у короля. Собственная дружина вместо наёмников. Эти — из благородных, никуда не деться. Задача комитатенсов — пресекать отряды степняков, которые уже прошли приграничье. Далее… Лимитанеи. Это собственно все вольные Лимессии. Дружина сеньора виконта, ваши дружины на фронтирах и пешцы из свободных. Когда пешец один — он никто. Но когда их много, да они собрались за тыном, да когда у них будут самострелы годные — любой отряд степняков кровью умоется. Потери будут, но это война, и наша Лимессия будет к ней готова.

А далее, тех, кто прошёл за Кривой Ручей, встретят ополченцы из тамошних. Они будут такими же, как и в Лимессии, но тут мы подумали, и решили, что нельзя всех от налогов освобождать.

— Но поблажки давать надо! — А это вставил помощник бургомистра. — Так как смысла тогда становиться вольным нету.

— Давайте назовём пока эти войска легионом, — кивнул я. — чтоб с лимитанеями не спутать.

— Угу. — Трактирщик нахмурился, кивнул — Легионеры тоже должны получить от графа оружие и свободу, и быть ответственными за то, что происходит в родной деревне. И раз в год, по зиме, организовывать сборы, где тренировать слаженность и порядок действий на случай чего.

— Но воевать в Каппадокию я их послать не могу, — покачал я головой, сразу указав слабые места плана.

Народовольцы дружно покачали головами.

— Для того комитатенсы нужны. Дружина, ваша личная.

— А потому местным ополченцам налог — две трети урожая. Тогда как тем, кто в крепости — три четверти. — А это практичный Олаф.

— Допустим я всё это одобрю, — закивал я и откинулся на спинку кресла, поставив незаметно опустевший кубок на стол. Закинул ногу за ногу. — Но вы забыли главную мысль. А нафига оно надо самим «легионерам»? Ладно лимитанеям Лимессии — им деваться некуда. И то только беглым — за пределами графства их или повесят, или хозяевам вернут. Но если я дам свободу остальным, а то их держит здесь, под орками? Почему б не собрать манатки и не свалить на север? Я недавно дал свободу своей сестре и её семье, про ту, которую вы рассказывали, что прибыла перед вашим отъездом. Её муж бросил её с детьми и исчез. Уплыл. И отец тоже ушёл, бросив мать, правда в Аквилее остался — открыл свою пекарню. На наворованное у меня выкупил у какого-то местного и сменил вывеску. Её мать осталась в особняке тамошнем одна, нанимает слуг, чтоб помогали. Вольные, сеньоры народовольцы, — полыхнул я глазами, — от крепостных тем и отличаются — если не заинтересуешь их здесь — то не удержишь. И чем по вашему мне их заинтересовать? Только не надо о трёх четвертях вместо двух третей. Я серьёзно.

— А что если, вашсиятельство, — вперёд подался помощник бургомистра, — если мы сделаем как во времена до цезаря?

Я был весь во внимании.

— Вы вместо деревень и сёл, СВОИХ деревень и сёл, организуете… Поселения вольных. Коммуны. И каждая коммуна ЛИЧНО приносит вам вассальную присягу!

— То есть не уровень баронов и округов, а деревень-посёлков-коммун? — он меня заинтересовал.

— Ага. И каждый оружный легионер в коммуне собирается на главной площади, если нет одеона, и решает вопросы коммуны. Право собираться имеют только воины! Ваши интересы представляет староста, ибо оставшиеся крепостные всё ещё ваши. Хотя видит бог, мы считаем, что все со временем выкупятся и пойдут в ополчение.

— Но интересы графа всё равно кто-то должен представлять! — вставил слово Олаф. — Без старост никак.

— Но это ещё не всё. Поскольку посёлков-коммун много, а есть вопросы, которые коммунами не решить… Например, пастбища. Каналы на орошение. Отводы от рек и ручьёв. Это вопросы, касающиеся нескольких коммун, и для этого нужно создать магистрат уровня округа. Окружной магистрат.

— Префектура, — кивнул я. — Глава округа — префект — одновременно и главнокомандующий всеми войсками округа. И за разбоем следит.

Старики закивали, слово понравилось.

— Вот-вот. И у этого… Префектасоздаётся собственный магистрат, округом надо управлять. А его членов утверждают представители от каждой коммуны. То есть в каждой коммуне выбирают посыльного, тот едет в столицу округа… Префектуры, и там утверждает вместе с другими посыльными магистратов. И если встаёт спорный вопрос — префект снова собирает посыльных и вместе с ними решает, как быть.

— А выборными посыльными могут быть также только воины! — А это тавернщик. — Воины выбирают. Воины могут быть избранными. Если ты не воин, не легионер — не можешь ни старостой стать, ни чиновником, ни судьёй. Ни выбрать судью или старосту. Выбирают и принимают решения только те, кто несёт ответственность.

— Пока звучит логично, — кивнул я. Мужики только что, своим умом, дошли до представительной демократии. Демократии военной, а потому справедливой. Избирательные права даруются не всем жителям, а только гражданам — у кого есть оружие и право его носить. И если выборы будут нечестными — подтасовщика просто и незамысловато поднимут на пики. И выборщики знают, за ними их деревня-коммуна с несколькими десятками вооружённых людей. А значит, и в масштабах префектуры к ним будут прислушиваться. Парламента вроде нашей госдуры, где заседают спортсмены, артисты и космонавты, тут не получится, это будет реальное место словесных баталий, а не заведение для сна. А ведь морковка-то годная! Если всю эту эпидерсию в рамках держать — можно далеко уехать. И бароны в таких раскладах не нужны, и общество будет реально демократичным и социально направленным. Конечно, всё для военных, как в «Звёздном десанте», только кто сказал, что это плохо? Представительская военная демократия — я так далеко в своих планах не простирался, считая, что не дошёл этот мир до подобного.

— Таким образом, ваше сиятельство, — закончил помощник бургомистра, — вы получите в своих владениях множество самоуправляемых поселений-коммунн. И они будут слишком маленькими, и их будет слишком много, чтобы отделяться, как сделали Феррейрос, Аквилея или Магдалена. И житель каждого из посёлков будет знать, что он ЛИЧНО участвует в управлении этой землёй. У него есть ПРАВА. И ему есть что терять. У него есть то, чего и близко нет ни у кого за пределами графства. Да, они не благородные, но они — уже воины, и с ними нужно считаться. Именно такие люди — идеальные бойцы, им есть что терять и ради чего умирать.

— И их много, — хитро сощурясь, добавил тавернщик. — И если благородные попытаются смеяться над ними или унижать — их числом сомнут, на пики подымут. А значит и дружина не сможет «менять цезаря» и «быковать». — Его лицо победно засияло. «Как мы тебя, пацан!»

— Ну что, граф, сильно наши мысли пересеклись? — заулыбался и помощник бургомистра.

Я помахал рукой: «так-сяк».

— Где-то вы зашли дальше меня, мужчины. Где-то я дальше вас. Но в целом, считаю, вы справились. Ибо вкурили главную идею — только свободный человек может держать оружие! — сделал я большие глаза. — Олаф, бери чистый пергамент. Сейчас буду диктовать, запишите, обмозгуйте, а потом выдадите мне оптимальное решение.

Староста вытащил из стопки скатанных в трубку свитков чистый. Придвинул чернильницу, взял перо.

— Итак, первое, — снова расслабленно откинулся я и начал диктовать заготовки. — Вооружённые силы графства Пуэбло делятся на четыре части. Не три, а четыре, — кивнул удивлённо воззрившимся мужикам. — Первая — ополчение Лимессии, лимитанеи. Место службы — фронтиры и форты приграничья. Войска оперативного развёртывания. Как комитатенсы, но только ближнего радиуса действия, в пределах Лимессии. Командующий — пропретор Лимессии, в данный момент им назначу виконта Атараиска. Срок службы в пограничных войсках — три года. После выслуги воины становятся ветеранами и имеют право двух голосов при любом голосовании. Семьи лимитанеев полностью освобождаются от прямых налогов, но земли даётся… Сами посчитаете сколько дать на человека. Вот с этой земли, с поправкой на качество, налог не собирается. При желании ветераны могут продолжать службу на фронтире за плату.

Второй тип войск — собственно ополчение. Его назовём сложным словом, но, считаю, обыватели к нему привыкнут. Записывай: «силы самообороны Пуэбло». ССО. Это те, о ком вы говорили — вольные из посёлков-коммун. Продумаете как их организовать и какие платить налоги, и мне кажется, ССО для графства до Кривого Ручья и после надо разделить. Разное налогообложение.

Третий тип войск — легион. Не будем использовать слово «комитатенсы», просто легион. Пока будет состоять из четырёх когорт. Это пехотные формирования будущего, начну их создание не раньше зимы, но заготовку надо сделать сейчас. Войска дальнего радиуса действия. Продумать, чем их сманить, каков срок службы, и сколько вообще можем их прокормить. Главное их отличие от всех известных типов войск — это хорошо оснащённая за счёт графства, бронированная пехота, вооружённая пиками и алебардами, с приданными ротами арбалетчиков, умеющая выстраиваться в строй «баталия». Как — после расскажу, пока так запиши. Продумать: какими льготами заманить в легион. Потому, как лимитанеи будут всё же недалеко от дома, свою провинцию охранять, а легион я должен мочь перебрасывать в любую часть страны. Хоть под Картагену, хоть под Альмерию, да хоть под саму Таррагону.

Лица народовольцев посерели. Поняли куда ветер дует.

— А хватит четырёх-то когорт? И сктолько в них бойцов-то будет? — спросил помощник бургомистра. Я в ответ лишь пожал плечами.

— Вскрытие покажет. Далее, четвёртый тип — дружины. Мои и баронские. Со временем баронов буду ограничивать, баронства упразднять, людей вливать в собственную систему, но не стразу. Революции не совершаются за один день. Тоже продумать, как сеньоры отреагируют, ибо их крестьяне тоже захотят стать вольными.

Орлы закивали.

— Ладно, думайте. Я пока пойду — надо решать что-то с этим затхлым городом. У нас ожидается осада со штурмом, но подготовку и без вас сделаем. Как закончим с Магдаленой, должно быть готовое решение, не филоньте.

— Да как вы подумать-то могли, вашсиятельство…

— Жду! — Я поднялся и направился на встречу с Клавдием. Впереди меня определённо ждало много интересного.

(z) «цезарь» и «август» — титулы императоров в эпоху доминанта, поздней империи. Аборигены не помнят всех подробностей, но помнят, что это — титулы императора. Иногда «август-цезарь» произносят через дефис, объединяя их в одном термине.

* * *
Туман безумия накрыл и долго не отпускал. Это было холодное, ледяное безумие — я понимал всё, что вокруг происходит. Я отдавал команды людям, направлял, и, как понял позже, после детального анализа (когда целый день трёшь задницу в седле чем ещё заниматься как не анализировать?) — это были грамотные решения. Жестокие, каких я-Рома не мог себе ранее позволить, но до безумия рациональные и эффективные.

Первым примчался Мерида. И почему я не удивлён? Проныра из проныр, если где-то можно что-то урвать и вполне себе официально стибрить — у него прямо нюх. Это не жалоба, нет, наоборот, я им восторгаюсь. Потому, как без его помощи мы бы долго не продержались. Основной удар бунтовщиков, как и предполагал, пришёлся на мой дом, остальные направления — лишь попытка сдержать баронов от помощи мне. Завалы улиц и лес копий, а ещё стрелки на крышах — не каждый военачальник рискнёт быстро, без подготовки и спецсредств преодолевать такие преграды на узких улочках средневекового города-крепости. Но дуракам и безбашенным везёт, и Мерида дуром прошёл сквозь их оборону, как нож сквозь масло, потеряв в итоге всего пятерых, и ещё пятнадцать ранеными. Я встречал такое, когда играл в стрелялки: грамотно, умно берёшь позицию — и тебя выносят. А автомат в зубы и бегом за Родину за Сталина — и бац, ты уже во вражеском окопе, или на блок-посту. Или в его пулемётном гнезде по эту сторону мешков с песком. Умно, по всем правилам атакуя так не получится.

Потом мы дружно разметали атаковавших, кто остался. Помню свой нечеловеческий рык на пол-улицы:

— Пленных не брать!

Не брать пленных. Это «плохая» война. В благородное Средневековье так воевали очень редко. А в местном — вообще раз-два и обчёлся. Ибо цель войны — грабёж. Зачем лить кровь тех, кто потом тебе деньги будет приносить? Или кого на крайняк кого потом ещё раз можно будет ограбить? А вчерашний противник может стать союзником в войне против кого-то третьего завтра, даже хорошо, если с барского плеча ему жизнь сохранишь — сговорчивее будет. У нас такой бардачина начался с возникновением религиозных войн, и тут, к слову, только во время подавления восстания никейских еретиков решались на настолько крайние меры. Потому, как последний аргумент — пленного можно тупо продать, тут есть рабство. Да хоть тем же оркам через Таррагону. Или в другие королевства — в ойкумене около двух десятков королевств не считая Заморья. Но приказ есть приказ — и раненых добивали. Как и бросавших оружие. И враг дрогнул, побежал — никто не ждал такой жестокости.

Дальше шли как по Арбату, спокойно, без напрягов тесня ёжащихся, пытающихся драпать бунтовщиков. И рады были бы те бежать, но тогда откроют спину, а нам только это и надо. Хорошие командиры в городском ополчении, на самом деле этих лавочников чему-то научили. Наверное близость орков филонить не даёт. И боковые улочки не спасение, идущие следом отряды всё прочёсывали и добивали всех в боковых улочках, у кого находили оружие. И у кого не находили — тоже добивали, нефиг во время уличных боёв по городу шляться. А если кто в домах прятался — дома штурмовались, и тогда доставалось всем, кто внутри, невзирая на пол и возраст. Детей, конечно, старались щадить, но мужиков, и особенно в броне любого вида любой стоимости — в распыл.

А главную проблему, арбалетчиков на крышах, решали с помощью меня. Я рассвирепел, обезумел, и магия моя усилилась раз в десять. Ибо я жёг напалмом проблемные крыши целиком, волной, и очень даже точечно, почти не целясь. А после туда, естественно, через дома, пробирались наши воины, и всех там кончали. На время брали крыши под контроль — пока дальше по улице не продвинемся. Если в домах не оказывали сопротивление, не трогали нас — и мы не трогали никого. Приказал это строго, и поджог тех, кто пытался на ходу мародёрствовать. Не сильно, их кореша быстро коллег потушили, но знаково. Однако в домах тех, где укрывали бегущих вооружённых бунтовщиков — там даже боюсь представить, что творилось.

В итоге прижали остатки героев к северной городской стене, их к тому моменту осталось от силы десятка три, где я приказал занять крыши, после чего мы эти три десятка методично расстреливали, как в фильме про Спарту. Ну, помните такой дебильный, далёкий не только от историчности, но даже от логики, но зато цепляющий за душу вскриком: «Это Спа-а-арта-а-а-а!»

Когда последних бойцов противника методично и планомерно дорезали, я, допив очередную баклажку с раствором мёда… Тришка, этот балбес, таскал с собой штук пять, и когда успел захватить, ибо наравне со всеми защищал дом, главный вход, а потом снайперил в патио?.. В общем, допив очередную, но, карамба, не последнюю баклажку, я спокойно пошёл в сторону наших бюджетных кормёжечных. Куда, блеять, мог ещё пойти командир уровня графа утром после ночного боя? Абздец!

Там всё пыхало и шкворчало, вился дым над печной трубой, вокруг издалека распространялся приятный запах еды.

— Девчонки, одного залётного графа покормите? — произнёс я, стараясь улыбаться, бывшим пленницам. Бой закончен, пора в норму приходить и считать убытки и потери. Без этого никак. А я в астрале наполовину.

Девчонки что-то ответили. Что-то сообразили на стол, правда, видно, что вчерашнее. Почему с утра начали готовить? А кто им говорил, что нельзя? Еда всегда нужна. Не работягам — так мы после боя отведаем, и так и получилось. Хотя к вечеру, когда город успокоился, сюда пошла и беднота, но утром и в обед потчевались мы.

И только тут, за столом, накрыл отходняк. Крики раненых, которых приказал не щадить. Вопли женщин в домах, куда врывались. Это был… 3,14сдец. Но я шевелил ложкой и наяривал гретую овсяную кашу, стараясь держать покерное лицо. Я — граф. На меня — смотрят. И я больше не начинающий феодал Ричи, я сто семнадцатый граф Рикардо Пуэбло, сын своего отца, внук своего деда. И вообще наследник своей родни, а у меня та ещё семейка. Не только мой отец короля на йух посылал, и до этого боевые пращуры попадались регулярно. Ибо у нас тут орки, не станет нас даже наикрутой король просто так трогать, чем мы всю историю и пользовались. Такой авторитет семьи нельзя ронять, даже если ты залётный попаданец и тебе хреново.

Потом, позавтракав, взял себя в руки и пошёл интересоваться, что там и как в датском королевстве? Гонцы от других баронов уже отчитались — нашли меня в таверне, один за одним, по очереди. Были атаки на трое ворот, все отбиты. Атаки на казармы не было, только блокада, но зато самая серьёзная — деблокировать смогли только ударом конницы Алькатраса в спину нападавшим. У баронов не было всемогущего меня, способного не спалить, но всяко напугать волной огня снайперов-арбалетчиков на крышах. А потому потери были у всех. Но не настолько всё плохо, как боялся. В сумме около сорока человек не досчитались мы в Магдалене этой ночью. Из пяти сотен. М-да…

Однако настроение у личного состава не было подавленным, отнюдь. Все праздновали победу и смотрели на проходящего мимо меня и моих телохранов с восхищением. Средневековье — мир Личности. Если ты удачливый полководец, с тобой можно награбить хорошей добычи — на тебя молиться надо, с тобой на край света пойдут. А чо б с фартовым перцем-то не сходить? А потери? Это дело солдатское — умирать. Нам, цветочкам постмодернизма многое здесь с наскока не понять. Над ценностью человеческой жизни тут никто не трясётся.

Подбежал один из десятников Мериды. Козырнул прижатым к груди кулаком, доложил, что дома всех бунтовщиков взяты под стражу, то есть под охрану, когда будет приказ начинать собирать трофеи?

Рано. Сильно рано. Я ждал людей Клавдия. Приказал ничего не трогать и охранять до победного — это слишком сложный вопрос, чтобы решать сгоряча. Быстро двинулся к дому бургомистра — у меня два десятка бойцов, должен справиться, если что, а из запертого города эта сука всяко не уйдёт. Но опоздал, Ковильяна лично, в смысле во главе своих воинов, волок урода в сторону Сенатской площади. Дом сеньора бургомистра дымился, но меня заверили, что самое ценное вынести успеют. Махнул рукой — пускай их. Вину этого перчика докажем, никто не предъявит, а собирать трофеи воины дядьки Рикардо умеют — опытные.

А вот и Клавдий. У Сената. Лично. Бледный, но как и я, на адреналине, сна ни в одном глазу.

— Начинать? — вместо приветствия спросил он.

— А ты ещё не начал? — поддел я.

— Мне твой «одобрямс» нужен был. — Он сделал вид, что засмущался, но именно что сделал вид. Все нужные люди наверняка уже под охраной в магистрате, «одобрямс» нужен, как без него, но лишь для галочки.

— Тогда тащи их всех в кабинет бургомистра. Символичное там место.

— Десять минут. — Он повернулся идти выполнять следующий пункт плана, но обернулся. — Пуэбло, всё прошло великолепно! Если не выгонишь — я в твоей команде! — И поднял вверх большой палец. Ну, это ж римляне сей жест придумали. Хотя тут в него вкладывается схожий, но немного иной смысл, не как у нас.

Семнадцать сеньоров. Некоторые опасливо закутываются в плащи — под плащами исподнее, похватали их в чём были. Ничего эдакого, просто исподнее это не солидно. Мне было плевать, потерпят — в отличие от них, другие эту ночь кровь проливали. Ах да, моя чешуя вся в крови, что придём не зловещести. Для переговоров такого уровня гут.

— Таким образом, сеньоры, — закончил я краткую речь, в которой констатировал произошедшее, особо сделав ударение на том, что бывший бургомистр Варг арестован в связи с подозрением в… Государственной измене. Так и сказал, сеньоры прониклись непривычным, но интуитивно понимаемым термином. — Таким образом, сеньоры, сейчас главами города являетесь вы. Ваше сообщество, совет — как хотите, так ваше собрание и называйте. И кто средь вас главнее, первый из равных — также увольте, решайте сами. И у меня к вам, как к коллективному бургомистру, концентрированной власти, главный и единственный вопрос. Мне грабить Магдалену?

Тишина.

— Мои люди взяли под контроль улицы и дома, где проживали бунтовщики и могут начать сбор трофеев в любой момент, — пояснил я «для тупых». — Мне отдавать приказ на начало?

— Сеньор Пуэбло, что за вопрос? И почему нам? — Это смешная шапочка, он и в наше прошлое общение «быковал». Я коварно, как злой гений из дешёвого американского фильма, улыбнулся.

— Потому, что какое бы вы решение ни приняли, будете за него в ответе ВЫ, — выделил я это слово. — Ибо я всем открыто расскажу, что вы РАЗРЕШИЛИ мне грабить город.

— А что, может быть как-то иначе? — А это молодой купец из гильдии оружейников, лет тридцать, для падре маловато, но это не мои заморочки — раз пустили в свой круг, значит достоин.

— Конечно. Зачем подвергать риску жизнь горожан и их имущество? Вы от имени глав города даёте мне выкуп. Откупаетесь. И я останавливаю процесс сбора трофеев. Как вы правильно подозреваете, да и я на логику и здравый смысл не жалуюсь, мои солдаты наверняка обнаружат, что что-то плохо лежит не только в домах бунтовщиков. Но и в соседних тоже. Может возникнуть новая свалка с массовым истреблением как моих воинов, так и горожан. На моих бойцов местным жителям, разумеется, плевать, но погибнет и множество горожан. И то, что вы дали добро на эту кровавую свалку — вам икнётся не раз. Уверены, что хотите разгребать это дерьмо потом десятилетия?

— Сколько вы хотите? — Это сеньор Вальдес, судя по лицу, уже мысленно примеривший кресло нового бургомистра. И он в него сядет без моей помощи, я не собирался влезать ещё и в эту клоаку.

— Пятьсот солидов, — отчеканил я и снова коварно улыбнулся. — По сотне на каждого из моих баронов, ну и себя не обидеть. Думаю, это честно.

Угу, четверть доходов моего графства. Ибо нефиг.

— Ваше сиятельство, Магдалена разорена, торговля стоит. Мы несём убытки. — А это костлявый дедуля из судостроителей. — Может сеньор граф сочтёт приемлемой компенсацию в… Триста солидов? В течение двух лет?

То есть принципиально платить они готовы. Бинго! Торгашня, что с них взять…

— Нет, как я и сказал, пятьсот десять! — сурово отчеканил я. — И это последнее слово!

— Как пятьсот десять! — гневно вытаращили глаза все, а некоторые даже с места от возмущения подорвались на ноги. С математикой тут как бы дружили.

— Так, пятьсот десять, — спокойно кивнул им я. — И я не торгуюсь, сеньоры.

— Но это… Наглость! — А это смешной берет.

— Наглость — нападать на сиятельного графа, вашего СОСЕДА, в его доме на территории вашего города, сеньоры. — Кажется, я приспустил внутренних демонов безумия, ибо сеньорам вдруг как-то взбледнулось, и кто вскочил — резко так присели. — Который, граф, всего лишь попросил головы своих личных врагов, одновременно являющихся врагами и короля, вашего сеньора, и заодно всего рода человеческого. Я вам говорил это открыто: «Просто отдайте мне тех, кто замазан, и я уйду!» Но вы не желали слушать.

Это было ваше право, как бурга, как суверенного города. Вот только, сеньоры, любое право подразумевает ответственность за принятое решение. А потому или вы платите пятьсот двадцать солидов, или я даю отмашку — начинать сбор трофеев.

— Как пятьсот двадцать! — вновь повскакивали сеньоры, невзирая на исходящий от меня в стороны ореол ужаса.

— Ещё один аргумент с меня — и будет пятьсот тридцать! — предупредил я, сверкнув глазами — Нам продолжать торг?

— Сеньор граф! — А это Вальдес. — Вам не кажется, что грабить город в свете того, что вы задумали осенью… Как-то… — скептически скривился он. Судя по лицу, он знал, что отговорить меня уступить не получится, но не попытаться в свете будущего кресла бургомистра не мог.

— А вы своих баранов с государственными не путайте, — усмехнулся я. — Это первое. А второе — сеньоры, вы правда не понимаете что я сейчас для вас сделал?

Сеньоры сидели с каменными смурными лицами. Нет, глубоко копать, дальше своего носа, они ПОКА не могли. Были сильно перевозбуждены и впечатлены текущими эмоциями.

— Сеньоры, что в нашей жизни стоит дороже всего? — пафосно усмехнулся я. — Дороже денег, дороже связей, дороже репутации?

Тишина. Переглядывания.

— Опыт! — воскликнул я, подняв вверх палец. — Его не купишь ни за какие деньги. Деньги можно потерять, приобретая опыт, но купить… — Покачал головой. — И я только что дал вам бесценный опыт того, что этой осенью и этой зимой, если меня не убьют орки на границе, конечно, все мы под богом ходим. Этой зимой во время мероприятия, которое мы дружно вместе обсуждали, я буду идти по трупам. И когда вы захотели бы меня «кинуть» и «поиметь», а вы хотели меня «кинуть» и «поиметь», не рассказывайте сказки, я бы шёл по ВАШИМ трупам. А так мы с вами станем хорошими уважающими друг друга партнёрами, будем веселиться, пить вино, и будем ВМЕСТЕ идти по трупам наших общих врагов. Вам не кажется, что всё честно? Потому, сеньоры, с вас пятьсот тридцать солидов, в качестве платы за ваш опыт. Я не гордый — у вас три месяца на выплату суммы, но аванс в сотню солидов будьте добры привезти к моему дому к вечеру. А пока раскланиваюсь.

Поставив голливудскую точку, пошёл вон из кабинета бургомистра. В дверях, по мотивам одного будущего претора, обернулся:

— Пятьсот — плата за кровь. Тридцать — стимул для ваших мозгов, которые не хотят учиться и цепляются за привычное старое. Которые не хотят понять, что я — не наивный ягнёнок, возомнивший о себе невесть что, а лев, сын льва и внук льва. Без обид, сеньоры, за эти деньги вы, возможно, купили свою жизнь.

И, наконец, оставил их вариться в собственном соку. Стимул — палка для погона скота. Круче оскорбить сеньоров вряд ли было возможно.

* * *
Бургомистр что, правда думал, что он такой крутой перец, что не расколется?

Да просто мне было плевать, я и не приказал колоть его серьёзно. Зечем, его подельники начали колоться сразу. Все четверо, кого указал Клавдий, со стрелками на него — не ототрётся даже ели я его прощу за кровь (а я не прощу). Как я и просил, копал Клавдий глубоко, но записывалось далеко не всё. На официальные куски пергамента допросов выносились только те сведения, которые касались местной кухни. Десяток же имён важных сеньоров в Альмерии останется со мной, в моём сердце — пригодится такое знание в будущем, не сейчас. Да и прав я оказался — учитывая тамошнюю крышу, нам, с нашим рылом в калашный ряд лезть… Предъявить-то я смогу, вот только последствия «сами рассосутся». А меня после будет хотеть убить большое количество самого необременённого принципами народа. Будем посмотреть, может я стану крутым и сам их грохну, ибо нефиг разбойством заниматься, иные бизнесы есть, или смогу эти знания использовать против неугодных мне владетелей — устраивая разбой у них. Посмотрим.

В общем, преступность королевства оказалась организованной, и вполне себе официальные лица за слепоту во многих местах имели большие деньги. Не сравнить со спрутом нашей коррупции, когда прокурорские и ФСБшники «крышуют» криминал, где в деле губернаторы, депутаты и чиновники из аппарата президента. Всё-таки не настолько развит этот мир, не дозрел ещё. Но масштабы по местным меркам впечатляли.

«На дело» подбирались не простые перцы с большой дороги. Нет, в разбойном деле главное держать язык за зубами. А потому использовались только проверенные отряды наёмников. Есть у нас такие по стране — кочуют с места на место в поисках войны, кому б продаться за деньги. Учитывая, что знатные владетели постоянно враждуют, работа у них обычно есть. Отряд в двадцать-тридцать конных латников это сила, которая может прикрыть тебе направление на второстепенном театре военных действий, высвободив для основного собственные силы. Когда работы нет, бывает, что наёмники подаются на фронтиры. Там до сего дня платили исправно. По моим владениям такие отряды шастают с регулярностью, и это на самом деле плохо, ибо ограбить деревеньку по пути «пока никто не видит», или завалить в сеновал крестьянок по дороге — у сеньоров это за здрасьте. И хрен предъявишь — их много, они организованы, против такого отряда надо выдвигать минимум сотню-две с туманными перспективами — ну, убьёшь их, потеряешь часть своих бойцов, а после к тебе вообще ездить наниматься перестанут. А потому скотам многое сходит с рук. Что я и намерен прекратить, отказавшись на следующий год от услуг наёмников в принципе.

Также, как уже сказал, только на нашем континенте больше двух десятков королевств. Альмерия — большая, и хоть и рыхлая, её боятся трогать, у нас тёрки в основном внутри королевства, друг с другом. Но рядом полно территорий поменьше, более сплочённых королевств, у которых однако полно конкурентов за выживание. Там, на востоке и западе, и юго-западе, наёмники нужны постоянно, и наши орлы со всех широт зарабатывают звонкий металл в их войнах. Далеко, но вооруженный самодостаточный отряд может себе такое позволить.

Вот такие вот солдаты и используются в деле разбоя. И как выяснилось, конкуренции не терпят — конкурирующие отряды, пытающиеся «поселиться» на «чужих» дорогах без должной базы разведки и прикрытия, беспощадно вырезаются. Нечего на чужой шесток разевать роток. Сейчас на главном королевском тракте, соединяющем Пуэбло и Овьедо, два отряда: один на моей территории, один «ждёт» на подхвате на территории Бетисов. Скорее всего отряд, который «работал» на моей земле уже тоже в Овьедо, ушёл, когда мы двинулись на север — там же не дураки. А ещё в деле открыто замешан барон Игнасио Аранда. Нет, в деле замешаны три моих барона, но два других с позиции: «Не вижу, не слышу, не знаю, ой, а это откуда тут солиды лежат? Потерял кто-то наверное? Мои будут». А Аранда, сука, в доле. Я слушал доклад спокойно, перегорел ещё, когда жопу тёр о седло по дороге сюда от дома. И сын его старший — тоже в доле. Его указали связным два человека.

Надо сказать, что под следствием было уже не пять, а около двадцати человек. Включая памятного начальника порта, которого я отоварил в первый день. Конечно в основном все они мелочь, а начальник порта просто не мог не быть в доле. Но кто сеньорам коррупционерам говорил, что у них лёгкая работа? Прибыльная, но отнюдь не лёгкая. В итоге поплыли все, и показания бургомистра уже не играли никакой роли. Бургомистру же мы влепили именно терроризм — раздувание розни между вассалами его величества с последующим кровопролитием. Ага, сами придумали. Пытать его я запретил, вместо этого приказал обрить макушку и посадил, связанного, под клепсидру, которую нашёл у себя в подвале. Я ж добрый. Клепсидра не работала (потому и в подвале), механизм, крутящий от поплавка стрелки, показывал какую-то дичь, а починить видимо просто руки не доходили, но водичка капала
из напорного цилиндра с регулярностью… Водяных часов. И последние сутки сеньор бургомистр просидел на стуле под этой капающей водой, которую Хуан старательно ведром регулярно заливал. Дважды в день сеньора снимали — на горшок и дать пожрать, хлеба и воды, без изысков, и опять сажали под капающую воду. Жаль, что у меня мало времени, поэкспериментировал бы с таким способом пытки.

Вчера были похороны. Хоронили наших, павших, на кладбище за городом. А у Магдалены не такой и маленький погост. Дружно, всех в один ряд. С воинами вместе похоронили и двух девушек, ставших пусть всего на час-полтора нашими боевыми сёстрами. Третья девушка плакала. Ингрид же не проронила ни слезинки, но я видел, лучше бы дала волю чувствам и истерила. Эльфа была самая спокойная — эльфы, как понял, воспринимают смерть, как естественный процесс и не боятся её, не делают из этого суперцеремонал. Эльфу-Наташу ранили, аж трижды, левая рука у неё отнялась и не работала, саму её нашли истекающей кровью за две крыши от нашей. Получается мы её снова спасли, теперь уже от смерти. Перевязали, уложили в доме. Полежав сутки, она встала как ни в чём не бывало, раны зажили, будто их и не было. Очень слабая, еле держалась на ногах, но рука функционировала. Капец регенерация, я боюсь эльфов! Наташа много ела, особенно налегла на мои запасы разбавленного водой мёда, ни с кем не цапалась, не лаялась, и сейчас стояла почти как огурчик. Мне пришлось сказать пафосную речь, о чём — не помню, но народу зашло. Потом падре начал общее отпевание, и крепкие ребята, сослуживцы павших, всех быстро закопали.

Как хоронили своих магдаленцы — принципиально не интересовался, но город мы открыли — чтоб могли своих быстро отвезти на кладбиже. Три с половиной сотни трупов на такую маленькую площадь с плотной застройкой — только эпидемии не хватало. Кто-то попытался сбежать, кто-то даже сбежал — бароны уже не особо рьяно ловили беглецов из города, и уж точно не стреляли больше в тех, кто удирает. Удрал — молодец. Те, кто нам нужен, уже схвачены, пусть их. Порт, правда, ещё не открыли, и ворота кроме северных, которые к кладбищу, на замке, ну да все уже поняли, что мы не надолго, скоро уйдём.

— Мне нужен управляющий для особняка, — сказал я третьей девушке, когда она проплакала, когда мы пешком возвращались с похорон. Хотелось пройтись — тут недалеко, подышать воздухом. Тяжек воздух средневекового города, особенно того, где тебя хотят убить. — Я не неволю, и по-прежнему приму любое твоё решение. Можешь ехать на фронтир, можешь к моей сестре в Пуэбло. Можешь домой. Денег дам. Но мне реально нужен грамотный человек здесь, в Магдалене.

Она с минуту молчала, наконец произнесла:

— Почему? Зачем? У тебя хорошие слуги.

— Я дал им вольную. — Я противно скривился. Ибо сам больше не хотел этих людей видеть. Поступил с точки зрения Ромы честно — дал перед боем свободу. ИМХО заслужили. Но теперь с точки зрения Ричи ни я им не нужен, ни они мне. Они мне потому, что они больше не моя собственность. Когда тебя обирают твои же крестьяне это сродни как когда твоя кошка ворует с кухни предназначенные для тебя и твоей семьи котлеты. Украла? Молодец, чего на неё орать? Пальцем погрозил, и ладно. Но когда на твою кухню залезает чужой котяра с улицы, посягая на эти котлеты — ты его шваркнешь, что мокрое место останется. А они воровали, а значит и дальше воровать будут. Зачем мне так подставлять бедолаг? Пусть идут на четыре стороны. Но и выгонять их — западло, всё же свои, родные.

— Я дал им вольную, и теперь не уверен в них, — признался я. — Точнее наоборот, уверен. И готов их оставить. Но за ними нужен пригляд. А начнут воровать — вышвырнуть ко всем чертям. И поставить в особняк больше некого. И человек это должен быть ответственный — там целый год если не меньше дом в порядок приводить, — покачал я головой.

Перекрытие второго этажа над сгоревшим холлом не рухнула, но я хотел бы её заменить. А это серьёзные и недешёвые строительные работы. Их финансирование, разумеется, повесил на город (ещё чего, ваши люди рушили — ваш город пусть восстанавливает, мне пофигу что не вы лично а ваши враги; внутри бурга — сами разбирайтесь), но сомневаюсь, что деньги не будут зажимать и задерживать, да и пригляд своего человека нужен серьёзный. Ну и в остальном дом сильно пострадал. Уже одно то, что большинство ставень под замену, полы, стёкла, и много чего. А ещё всё дымом провоняло. Куча мебели поломано. Драпировки стен и портьеры мы заранее сняли, но надо ж теперь это всё вешать? А войско уходит гонять разбойников дальше, десятков крепких парней для этого больше нет.

— Я согласна, — подумав, кивнула она. — Денег оставишь?

— Разумеется. — Я пожал плечами.

— Я хочу стать твоим вассалом, — загорелись вдруг её глаза.

Огорошила. Такого не ждал.

— Без земли? — уточнил я.

Пожатие плеч.

— Я — женщина. Встану на ноги, выйду замуж. Почему нет?

Учитывая важную и непыльную должность, действительно, почему нет?

— Вернёмся в дом — проведём церемонию, — согласно кивнул я.

— Я тоже хочу! — пискнула Ингрид.

— Тебе-то я дом в управление не отдаю! — попытался возразить я.

— Я с тобой поеду. — Вторая девушка поёжилась — с утра было прохладно. — А что мне здесь делать? И вообще где бы то ни было?

— Мы потом на войну поедем. На юг. В Лимессию, — стращал я.

— И что?

М-да, эту кошку не смутить. И стреляет из лука она хорошо — сам видел. Пусть едет, уговорила. Вольдемар сказал, что «на севере владетели блядей в походы возят»… Я ж тоже владетель, будет в дороге грелка для постели. Раз сама хочет, моя мораль и совесть безмолвствуют.

— Мужа себе сама ищи, — осадил я, вспоминая местную традицию устраивать будущее любовниц. Например выдавая их за своих вассалов, баронов или рыцарей — не принципиально.

— О да, мой повелитель! — сверкнули глаза паршивки.

— Наташ, у тебя какие планы? — обратился я к эльфе, чтобы сменить пластинку.

Натанириэль… Натариниэль… Как её там, могу ошибиться, не знаток эльфийского, смотрела вдаль, на противоположный берег Белой, едва виднеющийся лентой у горизонта.

— Ричи, я поеду с тобой. Но только до Овьедо, бить разбойников. — Повернулась ко мне, пояснила. — Долг, надо вернуть. Их собратья держали меня в плену, в рабстве. Тех ты убил, теперь я убью этих, помогая тебе, и будем в расчёте. Потом поеду в Лес, домой. Если подаришь лошадь.

Я пожал плечами — эльфийские заморочки вроде не напрягали, но… Как-то чересчур у них долги расписываются. Ненормально это. Да ну её, пусть едет. И лошадку подарю — той ночью честно заслужила. Если такая не будет считать себя должной — только лучше.

— Завтра помоги мне ещё с одним разбойником. Самым главным в этом городе, — попросил я, переходя к важному.

— Хорошо, — не торгуясь и не расспрашивая подробности, кивнула она.

И вот — завтра. С утра ударили в вечевой колокол, он как-то так хитро называется по-испански, но ближайший наш аналог слово — «вечевой». Народ, уже убедившийся, что мы никого не грабим и не режем, разгуливавший вчера спокойно, начал подтягиваться. Слух по городу, что это стоило Магдалене пятьсот солидов, уже пошёл, и что эти деньги налогом лягут на всех горожан. Единственная моя уступка — растянуть выплату на год. Согласился. После этого мне мгновенно привезли аванс. Торгашня!

Но с другой стороны — мы никого не грабим, не убиваем, а мы можем — это гут. Крови пролилось много. Мне сказали о более чем трёх с половиной сотнях погибших, и кто-то ещё умрёт от сепсисов и ран. Для пятитысячного города капец немало. Конечно, тут считаются только мужчины, в городе живёт не меньше пятнадцати-двадцати тысяч со стариками, женщинами и детьми, но мужчин, как плательщиков налогов и податей, членов ополчения, город лишился немало. Нас ненавидели, смотрели исподлобья, волками…

Но мы показали, что держим слово. Не хотим ущемлять их свободы, и местные до сих пор шастают по улицам с оружием, включая патрули городской стражи. И что мы пришли ровно за тем, за чем декларировали — два десятка виселиц ждали своих клиентов, и все в городе уже знали кто, за что и как именно виноват. Разумеется, дома будущих повешенных охранялись, домочадцы из них на время были выставлены, но приказа грабить пока не отдал — успеется.

— Жители Магдалены! — начал я, посчитав, что народу на площади достаточно, а было его тут… Да хрен знает сколько! Пять тысяч? Десять? Не знаток счёта по головам. Площадь вроде маленькая, но пипл плотно стоит, вмещается много. — Вы знаете зачем мы к вам пришли. И мы с первого дня говорили, что не покушаемся на ваши права и ваши свободы.

Лёгкий гул, перешептывания. У Ромы никогда не было опыта публичных выступлений. У Рикардо были, но не совсем его — он стоял рядом с отцом, как наследник, когда отец выступал перед войском. Но на душе стояло ледяное спокойствие, апатия, пришедшая со штурмом особняка, до конца за три дня так и не отпустила.

— Мы всего лишь хотели наказать врагов рода человеческого. Тех, кто убивает мирных купцов на дорогах, неся разорение и смерть. Вы, как купцы, а Магдалена считается городом торговым, должны были меня понять и пойти навстречу. Так думал я, когда въезжал к вам в город.

Снова пауза. Оценка. Пока камнями не кидают. На лицах скепсис, но парировать эти аргументы никто не сможет.

— Но оказалось, что вам плевать на разбойников, — продолжил я. — Плевать на душегубов, убивающих кого-то где-то, но не у вас дома. Оказалось, что я, со своим войском, что-то требующий от вас в ваших стенах — ваш враг. Личный враг! — меня несло, чувствовал прилив жара. Хоть бы на загореться при всех! — Я, сволочь такая, посмел ставить условия вам, крутым и богатым небожителям! Посмел перекрыть городские ворота и никого не выпускал! Хотя я всё это время давал понять, что ваши права и свободы — ВАШИ! Я не пытаюсь отобрать их! И поэтому вы решили расправиться со мной, убить!

Недовольный возмущённый гул. Но крыть горожанам всё равно было нечем.

— Вы забыли, что двести лет назад мой предок отпустил вас, — перешёл я к самому важному вбросу информации. Чтоб понимали истинную причину «пленных не брать». — Дал вам свободу выйти из графства и самим решать свою судьбу. Он потерял богатый торговый город, добровольно отказавшись от кровопролития, потерял чуть ли не четверть своих доходов…

— ОН НЕ СТАЛ ЛИТЬ ВАШУ КРОВЬ, сволочи вы эдакие! — заорал я, чуть не сорвавшись. — Вас всех бы не было, реши мой предок не пускать вас, потому, что ваши пра-прадедушки бы все погибли в той войне и прадедушки бы не родились! Но он отпустил вас! А что в ответ сделали вы?

Вы дали от ворот мне, его наследнику, приехавшему к вам не с какой-то запредельной просьбой, а всего лишь со справедливым требованием организовать возмездие! Тем, кто заслужил этого! Тем, по ком плачет король, ваш нынешний сеньор! Я просил у вас помощи! Которую вы могли организовать просто по-соседски — мы всё ещё рядом, живём бок о бок, и нам всё ещё нечего делить!

— Но вы — НАПАЛИ!!!

Сделать паузу и хапнуть ртом воздуха. Ибо повело. Хватит, пора заканчивать, иначе сорвусь и спалю тут всё и вся.

— А потому не спрашивайте у меня, почему я отдал приказ не брать пленных. — Немного отпустило, но руки всё ещё дрожали от эмоционального накала. — Я не брал их потому, что сволота, решившая убить соседа, попросившего помощи, иного не достойна. А ещё потому, что это — ваше наказание за грех. Ибо сказал господь, что есть грех гордыни, и вы поддались ему, посчитав себя достаточно могущественными, чтобы быть неблагодарными. Это ваш грех сеньоры, ваша гордыня! А раз так — все вопросы задавайте себе.

Гул, выкрики с мест — плевать. Но пока площадь гудит — нельзя говорить со сцены. Правило КВН. Бывал на репетициях нашей команды. Сам не играл, но репетиции изнутри видел, и кое-каких правил нахватался. Например, на сцене говоришь только в зал, а остальные смотрят на тебя, акцентируя внимание, хотя по тексту ты говоришь как раз им. И никаких монологов во время реакции зала — не услышат, только перебьёшь волну, будет хуже.

— Спешу сообщить вам, что следствие в основном закончено, и завтра с утра все виновные будут повешены. Здесь же, на этой площади, — махнул я рукой на виселицы. Снова гул, теперь удовлетворённый. — И ещё хочу сообщить, что пытки и допрос главного обвиняемого мы приберегли, как самое вкусное. И сейчас допрос вашего бывшего бургомистра Варга будет вестись здесь, на этом месте, — топнул я ногой по «сцене», или как её назвать — отсюда на народных собраниях (их редко но собирают) выступают ораторы, отсюда глашатаи орут указы короля и приказы магистрата.

А эту новость люди восприняли на ура. Ибо даже те, кто любил и уважал бывшего бургомистра, ставили виной ему пролитую кровь. Это ничего, что ты сам взял оружие и вышел убивать поддонка Пуэбло. Ты не виноват, ты святой. И у тебя дома котики. Это бургомистр/президент/Гитлер/Саакашвили/Байден плохой (нужное применительно к ситуации подчеркнуть). А значит Варга съедят свои, как «паровоза», я этим даже не парился (потому и приказал не пытать, только клепсидрой; не колется — и флаг в руки).

Бывшего бургомистра вывели двое подчинённых Клавдия. Лысый, сморщенный, глаза дикие. После клепсидры сеньор сильно изменился, много орал, но уже не хорохорился и не пытался кривиться, цедя сквозь зубы: «Щенок, ты думаешь, что самый умный»? Не знаю, что случилось у него от капающих капель в башке, но сеньор оказался если не сломлен, то на грани. И его надо было совсем чуть-чуть додавить.

Наташа, не скрывая эльфийских ушей, вышла, встала сзади. Вытянула ладонь, прикоснулась к спине сеньора через разрезанную мною тут же кинжалом там же, на спине, одежду.

— Боль! — произнесла она. Вроде просто произнесла, но учитывая, что на площади воцарилась идеальная тишина, её многие услышали.

Тело бургомистра выгнуло дугой. Он заорал. Хорошо, что молодчики его держали крепко.

— Боль! — повторила эльфа, глаза её засияли непонятным блеском. Я понял, что эта магия не беспредельна, а она сейчас, после ранения, слабая. Но, как она мне вчера сказала:

— Ричи, дело не в силе магии и магини. Дело во внутреннем настрое. Чем сильнее ты можешь ненавидеть — тем сильнее отдача. Маленькие дети могут также, как и я, но они не причинят вред взрослому. Потому что ещё пока не умеют по-настоящему ненавидеть. Что значит обида за ремешок по попке, когда разбил мамину вазу?

А вот когда у тебя на глазах убили близких, когда произошла катастрофа, несправедливость, когда ты готова испепелить взглядом — тогда и только тогда пытуемый проходит через все муки, которые вы называете адом.

— Ты умеешь ненавидеть? — усмехнулся я, зная ответ.

— Мальчик, это оскорбление? — раздались в стороны уголки её губ.

Не стал ждать, чем кончится. Расколется бывший мэр, куда денется. Без клепсидры — были варианты; это мир суровых людей, известны факты, когда местные противостоят таким пыткам, какие нельзя пережить, не оставшись инвалидом. И не ломаются. Но когда сеньора отвязали от стула с утра, и сняли кандалы… По его бешеным глазам я понял, что всё, работа в этом городе выполнена. Теперь летим в Овьедо — догнать и наказать наглых наёмников. А затем на юг, на фронтиры — встречать орков.

— Всё готово? — спросил я переминающихся у сцены с ноги на ногу в ожидании народовольцев. Все трое нервно переглянулись и кивнули.

— Экое дело, вашсиятельство… — начал помощник бургомистра. — Мы ж думали, оно просто так. Ну, на проработку. И что для этого нужно будет годы готовиться…

— А ты вот так, махом… Сразу… — поддержал тавернщик.

И только Олаф промолчал.

— Мужчины, сегодня важный, эпохальный день, — тихим голосом, но с пафосом произнёс я. — Мы меняем историю нашего мира. Он больше не будет прежним, даже если летом меня убьют. А потому приглашаю вечером в таверну у портовых ворот — давайте отметим?

— Дык, отчего ж не отметить, то доброе дело! — мужики повеселели.

— Ладно, удачи вам. Как эти закончат — ваш выход. Справитесь?

— А то, вашсиятельство…

— Дык, где наша… Конечно!

— Я в вас верю! — Похлопал им по плечам и двинулся вокруг площади, минуя толпу, к крыше одного из зданий, где ситуацию на площади контролировали арбалетчики Ковильяны.

Пытали бургомистра долго, около часа. Наташа обессилела — было видно даже с этой части от площади. Но всё же чел «поплыл». И рассказал допрашивающему его следователю и что хотел меня убить, и что подговаривал народ, и что знал о проделках в порту. На все попытки оправдаться, что и я де виноват, редиска, и что в порту такие вещи обыденность, человек Клавдия не давал ему раскрыть рта. Народ остался зрелищем доволен — пусть не кроваво, зато изюминка. Эльфийские пытки не каждый день увидишь. И когда Клавдий дал своему человеку заканчивать спектакль, на сцену вышли народовольцы.

— Меня зовут Олаф Дубовый Щит, — начал после вступительной оценочной паузы Мартин Лютер Кинг своего времени. — С сегодняшнего утра я назначен трибуном, магистратом графства Пуэбло. Ответственным в графстве за военную реформу сеньора Рикардо.

Недоумённый шум. Дела Пуэбло? Каким боком они касаются соседнего вольного города? Но любопытство — такая вещь, пересилило, все затаили дыхание от предвкушения чего-то как минимум интересного.

— Итак, первый указ, — начал народоволец разворачивать кусок кожи, что держал в руках. — Сего числа сего дня, я, владетельный граф Пуэбло, приказываю объявить территорию графства, лежащую за рекой Кривой Ручей, особой адми-ни-стративной зоной, — некоторые слова аборигенам пока давались с трудом, — а именно пропреторством Лимессия, во главе с назначаемым графом магистратом пропретором. Вся территория Лимессии объявляется зоной, свободной от прямого налогообложения.

— Никаких прямых налогов и податей, — добавил Олаф от себя, посмотрев на толпу на площади. По толпе тут же понёсся недоумённый гул — как это без налогов и податей?

— Все налоги и подати будут собираться, — вернулся Олаф к пергаменту, — на границе пропреторства, и только на товары, вывозящиеся за пределы территории. В самой Лимессии прямых податей нет! — воскликнул он в заключении.

— Также сиятельный граф Пуэбло освобождает ВСЕХ жителей Лимессии из крепости, всех возрастов обоих полов. А также официально вводит правило: из Лимессии выдачи нет! — Олаф снова посмотрел на толпу. — Сеньоры, любой, попавший в Лимессию, на ком нет крови, становится вольным жителем Лимессии.

Толпа гудела минут пять. Ещё мой дед ввёл это как неписаное правило. Отец ввёл как писаное, стучал чем-то там, история умалчивает чем, по столу на королевском совете перед влиятельными сеньорами и королём Карлосом Пятым. Как Хрущёв ботинком. Правда писаное правило было только для графства, остальные с этим не согласились, ну да кроме короля к нам никто и не сунется. А теперь я подтверждаю, и более того, освобождаю всех! Мать их женщина, какой разрыв шаблона! Да ещё налоги и подати отменяю! Это ж рай… Если б не орки.

— Далее, — продолжил Олаф, когда страсти улеглись, — каждый свободный житель Пуэбло отныне считается ополченцем. — Снова тишина. Не бывает мёда без дёгтя. Свободу просто так не дают — и народ стал с предвкушением и ехидством слушать, в чём «кидок» от графа? — Для этого каждому свободному жителю Лимессии из казны графа будут выданы пика и арбалет, и каждый житель Лимессии будет обязан проходить ежегодные учения в зимний, свободный от работы период. Учения будут проводиться под присмотром опытных инс-трук-то-ров, — снова незнакомое, но понятное слово, — из армии, и те, в ком будет заметно небрежение, из ополчения будет отчислены, и переведены в статус плательщика налогов.

— У-у-у-у-у! — снова гул, теперь довольный. Правильно, так им, кто служить не желает! Почти все на площади мужчины состоят в местном ополчении, знают о чём речь.

— Плательщики налогов обязаны платить налоги и подати, какие платят на территории графства, а также отрабатывать на военных стройках и постройках укреплений в свободное время.

— Далее, — продолжил Олаф, не став ждать пока толпа угомонится, — в Лимессии будут созданы особые пограничные войска — лимитанеи. О чём граф сообщит дополнительно.

Мартин Лютер Кинг свернул пергамент, сунул помощнику бургомистра, взяв у друга-тавернщика другой.

— Теперь о самом важном. — Развернул. Тяжело вздохнул, готовясь неизвестно к чему. Вершить историю сложно: как можно делать то, что ещё никто не делал, когда тебе не по ком равняться? Но взял себя в руки и начал читать.

— Сего дня сего года граф Пуэбло издаёт указ о создании сил самообороны Пуэбло. Указ вступит в силу первого числа месяца Сентября, до тех пор требуется провести предварительные подготовительные работы.

Пауза.

— Я, Рикардо, сто семнадцатый граф Пуэбло, с первого Сентября 1382 года от Основания, приказываю учредить силы самообороны Пуэбло, сокращённо ССО. В эти силы может войти любой свободный житель графства. Члены ССО получают из казны графства пику, арбалет и будут обязаны проходить ежегодные смотры с обучением военному делу под надзором опытных ин-струк-то-ров армии.

Гул. Знакомая фраза. Как и в Лимессии. «Соседский граф чудит» — общее настроение на площади.

— Члены ССО обязаны платить налог в размере двух третей урожая, а не трёх четвертей, как платят крестьяне Пуэбло. Данная поблажка дана для того, чтобы член ССО мог содержать в исправности оружие и броню.

— С бронями граф позже тоже решит, — произнёс Олаф для толпы поверх пергамента. — Но пока броней нет. А арбалеты и пики будут.

И опять гул. Слухи о том, как я долбал оружейную гильдию Аквилеи, разошлись по Югу. Надо мной откровенно насмехались, какой я идиот, вздумал у монополистов цену выпрашивать. И то, что строю мастерские на Светлой — тоже все знают, но воспринимают со скепсисом. Одно дело поставить колёса, другое — наладить потоковое производство. Но тут уже ехидничают с осторожностью — очень активный граф, непоседа, мало ли, а вдруг получится?

— В случае нападения степняков, — продолжил Олаф, — каждый член ССО обязан защищать своё поселение оружно, а также приходить на помощь другим поселениям под командованием опытных воинов. Координацией отрядов ССО на вверенной территории будут заниматься главы округов — префекты.

— Префекты будут вместо глав округов, — снова убрал пергамент мой новоиспечённый трибун. И снова вернулся к чтению.

— Ну и главное. Я, Рикардо, сто семнадцатый граф Пуэбло, всех желающих записаться в ССО Пуэбло, за кем на первое Сентября 1382 года, либо после сдачи урожая этого года, не будет недоимков, приказываю освободить из кабальной зависимости и предоставить вольные. Записав в самооборону, — снова опустил пергамент Олаф. — Да, жители Магдалены, с Сентября сеньор граф отменяет крепость в своих владениях для всех, кто желает взять в руки оружие и защищать себя от степняков. И сам раздаёт желающим для этого оружие. Поздравляю с новой эпохой, сеньоры!

* * *
Войско покидало город. Колонны воинов по два человека в ряду. Вьючные и сменные лошади все в лагере были, паслись, теперь представители каждой из сотен ждали со своим табуном своих коллег на месте уже свёрнутого лагеря. Движущееся конное войско это непросто, это растянутая на километры змея вдоль дороги. Редуты по контуру городских стен оставили — местные сами их сроют, пофиг. И так должны мне как земля колхозу, я пощадил их, хоть они не хотят это принимать. Войско шло весело, настроение у всех было приподнято: у них фартовый полководец, чего ещё в жизни желать? Снова в поход, бить разбойников? С хорошим военачальником почему бы и нет?

Ингрид сидела рядом на неплохом жеребце, в охотничьем костюме, без брони. Красивая, но я чувствовал, это «производственный роман», будущего у нас нет. Но всё же лучше пусть она будет, чем нет. В походе тошно от скуки, хоть какое-то развлечение. Сам я был в кольчуге, статус, сниму на ближайшем привале. Эльфа сидела на лошадке с другой стороны от меня, и мы вместе наблюдали за выезжающей из города змейкой армии. Кто о чём думал в этот момент — не ведаю, у каждого свои тараканы, особенно сложно представить эльфийские.

Я думал о будущем. О реформе, которую задумал. Олаф с утра уехал в Пуэбло — он теперь ответственный за проведение разработанной им же реформы, а его друзья — его заместители и помощники. Пусть вкалывают, там работы непочатый край, а мне некогда — я разбойников ловить еду, прямую обязанность графа выполнять. Вроде мужики всё правильно поняли, и насчёт секретов, что надо держать за зубами, тоже. Должность его назвал «трибун», хотя с римскими трибунами, любыми, вообще ничего общего. Ну да ладно, тут всё равно никто не помнит нюансов прошлого.

Такие пергаменты, как зачитывал Олаф, были разосланы всем владетелям округи, виконту Атараиску, а также королю. С утра, как только закончили переписывать, и разослали. Три дня, последовавших после злополучного штурма, мы бились над терминами и формулировками и придумали то, что придумали. Крестьян надо освобождать. Но не в чистое поле, как в своё время в Европе. И не в ещё большую кабалу, как в России, с выкупными платежами, которые отменила только революция 1905 года. По сути рабство на Руси закончилось только в 1905 году, когда не то, что метро в Лондоне поехало — когда броненосцы активно пыхтели по океанам! Линкоры были на подходе! Дизеля и автотранспорт начали атаку на коников и старый уклад, а на полях сражений свирепствовали пулемёты. А у нас рабство отменили. Хрен, у меня так не будет! Я буду сам отпускать людей, но людей ответственных, и чтобы знали, свобода это не пинок под зад, это их добровольный выбор. За который ты будешь платить. Нет, ты и так каждый год платишь, когда орки приходят в набег. Но теперь будешь делать это официально, с выданным из казны оружием. Люди — это ресурс, поважнее овец, и вышвыривать крестьян, а затем убивать, как наглы с их огораживаниями, или просто гноить голодом лишние ненужные руки как в остальной Европе — чур-чур. Все эти люди понадобятся, когда запыхтят мануфактуры. А до этого переждём эпоху вот так, с пикой и арбалетом в руках.

И главное, что подсказывает не моя совесть, а практичность Рикардо, урождённого графского наследника — я реально всех «кинул». Всё королевство. Я создал себе армию, какой ещё свет тут не видывал. Пока не саму армию, только предпосылки, но если выживу — армия будет. Баталии. Терции. Шилтроны. Не важно как они назывались в моём мире, я назову их привычным местному уху словом «когорты». Фишка в том, что эти вот баталии-шилтроны-когорты не могут состоять из кабальных. Только свободные! Крестьяне разбегаются, бросив пику, завидев вражеского рыцаря. И только вольные копейщики отразят удар и победят. Любого рыцаря! Так уже было, и я об этом ЗНАЮ.

А местные — не знают.

И после моих успехов (если они у меня будут) местные, конечно, всё скопируют. И пики, и даже арбалеты попытаются своим крестьянам раздать. Вот только я совершенно не боюсь этого, пусть численность потенциального ополчения всего королевства и больше населения моего графства в десятки, если не сотни раз. Ибо до того, чтобы освободить крестьян, создав базу для вербовки и обучения СВОБОДНЫХ, тут дойдут сильно не сразу, крутя пальцем у виска глядя в мою сторону.

Баталии состояли из свободных швейцарских и немецких горцев. Как шилтроны — шотландских. Терции — то же самое, только Испания, наёмники, а наёмники не бывают крепостными. Немецкие ландскнехты — та же хрень. Да, я не знаю формулу пороха. Я не знаю как создать пулемёт или паровой двигатель. Да я даже не знаю, как мартеновскую печь построить, хотя много знакомых и друзей детства на «Северстали» работают! И сам оттуда, из тех краёв. Но я всё-таки выживу, выстою в местной гражданской войне, и возьму от этого мира свою законную долю. Ибо зовусь я львом.


Октябрь 2021

* * *
Опубликовано Telegram-каналом «Цокольный этаж», на котором есть книги. Ищущий да обрящет!

Памятка чтоб не забыть по второму тому

Магистраты в порядке исторического создания.

1. Финансов (во главе квестор) — Ансельмо из Аквилеи, урождённый купец, проданный в холопы за коронное преступление.

2. Тяжёлой промышленности (во главе эдил) — Прокопий из Пуэбло, купец.

3. Военный магистрат (во главе консул) — Вермунд Большой Топор, благородный

4. Суда и Исполнения наказаний (во главе претор) — Эстебан, монах

5. Канцелярия (во главе канцлер) Адольфо из Мериды, купец

6. Сельского хозяйства (во главе эдил) — Марина из Пуэбло, урождённая вольная из мастеров, муж — купеческого сословия (канцлер Адольфо).

7. Тайных дел (во главе советник) — Эстер из Бетиса, благородная, муж — Марко, телохранитель графа Пуэбло(как магистрат будет функционировать позже)

8. Общественный магистрат (во главе трибун) — Олаф Дубовый Щит, благородный, урождённый королевский серв Освальдо

9. Внутренних дел (во главе претор) — Секст Клавдий Рамон — благородный

10. Магистрат руд и добычи полезных ископаемых -

11. Отдельный магистрат — пропреторство Лимессия (во главе легат пропретор) — виконт Атараиск, благородный

Мастера, упомянутые в произведении:

— Рамон Мельник — кузнец, которому отец Рикардо, граф Харальд, дал задание настроить мельницу улучшенной конструкции.

— Дорофей — молодой кузнец со Светлой, самовыкупившийся. Имеет мастерскую с колесом.

— Тихон — оружейник из замка, вольный, имеет мастерскую на Светлой с колесом.

Бароны

— Доминик Алькатрас. «Дедушка» № 1. Талантливый стратег. Два сына из четырёх погибли из-за предательства и ухода с поля боя других баронов.

— Рикардо Ковильяна. «Дедушка» № 2. Талантливый тактик

— Эммануэль Веласко (Ворон). Молод, беден, пять дочерей. Нищее войско с плохой бронёй, но хорошие конные лучники.

— Хлодвиг Мерида — «подписавшийся» в поход на Магдалену. Опытён, хитёр, решителен, пройдоха.


Оглавление

  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОГО ФЕОДАЛА
  •   Рождество
  •   Глава 1. Возвращение блудного попугая
  •   Глава 2. Возвращение блудного попугая (продолжение)
  •   Глава 3. Вундервафли от Лунтика
  •   Глава 4. Сладкий Лунтик или о новых проектах покорения мира (часть 1)
  •   Глава 5. Сладкий Лунтик или о новых проектах покорения мира (часть 2)
  •   Глава 6. О бабах, фанатиках и немного о политике… В общем о бабах
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НЕ ЗЛИТЕ НАЧИНАЮЩИХ ФЕОДАЛОВ
  •   Глава 7. Судейская или спорт в ширнармассы!
  •   Глава 8. Судейская или спорт в ширнармассы (продолжение)
  •   Глава 9. Судейская или спорт в ширнармассы (окончание)
  •   Глава 10. Последняя мирная
  •   Дракон
  •   Глава 11. Начало Великого Похода
  •   Глава 12. Искусство побеждать или по заветам Сунь Цзы
  •   Глава 13. Знакомство с несвятой святой
  •   Глава 14. Aut Caesar, aut nihil
  •   Глава 15. Про паяльники, загнанных зверей и маски-шоу в средневековом городе
  •   Глава 16. Эльфийские страсти
  •   Глава 17. Горизонты аферизма
  •   Глава 18. Осада
  •   Глава 19. Ибо зовусь я львом
  • Памятка чтоб не забыть по второму тому