Изгой [Евгений Алексеевич Аллард Lord Weller] (fb2) читать онлайн

Lord Weller Ловушка для Сверхновой 2 Изгой

Глава 1 Старт

Громкое утробное ворчание, смачное чавканье. Этелофактус, смахивающий на огромного шестипалого варана, одной лапой прижимал добычу к земле, рвал на куски, закидывая в огромную зубастую пасть. Нижнюю часть несчастного зверюга уже сожрал. И сейчас лакомился лёгкими из разорванной грудной клетки с белеющими в лунном свете рёбрами. Система оповестила, что несколько таких же мерзотин бродит где-то по округе, но они находились на безопасном от меня расстоянии.

Мою левую руку объяло невыносимым жаром, на тыльной стороне прорисовалась золотистая решётка, из щелей, как в тостере, вылезла пара брусков пластида. И я с силой зашвырнул их в зверюгу. Фонтан кровавых ошмётков. Система наночипа выдала мне на сетчатку информацию: «+5 баллов за убийство. +1 балл за быстрое убийство».

С тех пор, как я вернулся на Землю вместе с Эвой Райковой и Григорием Кириловым наночип, установленный у меня в башке, радостно делился со мной какой-то странной информацией, в которой особого смысла я не улавливал.

Земля не встретила меня, как героя, рисковавшего жизнью ради спасения гребанного человечества. Вместо благодарности я получил нож в спину — полковника военно-космических сил России Олега Громова объявили преступником, бешеной собакой, которую надо изловить и уничтожить. Каково? Вот уж действительно: «не делай людям добра и не получишь от них зла».

Что оставалось делать мне? Попытаться выжить в этом бардаке с моей маленькой командой. В итоге я скатился на самое дно, стал преступником, вором. Вот и сейчас я отправился на очередную, и естественно, незаконную операцию.

Я подбежал ближе к месту пиршества мерзкой твари. В мутно-молочном свете фонарика высветилось искажённое предсмертным ужасом лицо, выдавленные адской болью глаза. Из кровавых лохмотьев нижней части тела вывались кишки. Одуряющая вонь ударила в нос — дерьма, мочи и крови. С трудом преодолев брезгливость, я обыскал труп. Так, на всякий случай. И вновь обнаружил странный облегающий костюм. Он не помешал этой отвратительной зверюге убить и сожрать этого парня. Но зачем-то он был нужен? Не для красоты же он надел его. Сунул кусочек этого костюма в карман. Надо всё-таки понять, что это такое. Для чего служит.

Взрыв привлёк внимание охраны. Система тут же услужливо распознала врага и выдала информацию: гнеры-охранники. Прямоходящие звероящеры. Бугристая морда кирпичом. На теле примитивные доспехи. Пока мы с Мизэки выбирались с корабля-сферы, я их порубил в капусту полсотни, наверно. А то и больше. Они обладали зачатками интеллекта, даже имели нечто похожее на членораздельную речь. Вот и сейчас они толпой высыпали из здания, чернеющего на фоне неба, переговариваясь гулкими отрывистыми фразами. Рассредоточились, спрятавшись за бетонный бруствер, по периметру окружавший здание склада. Один из них что-то гортанно выкрикнул. И из-за стены поднялась парочка и, начали спускаться, держа наготове плазмаганы.

Эти уроды шли вразвалочку по узкой тропинке между высокими кустами терновника. Вот облитый неверным светом луны показался горбатый силуэт одного из них. Вжиу-вжих! Выскочив из-за толстого ствола дуба, сильным взмахом катаны я снёс башку одному из них. Гррр. Яркая вспышка. Словно открылись врата ада. Пахнуло невыносимо жарко, горячей волной накрыла жгучая боль в правом боку. Искры из глаз. Сознание отключилось, швырнув в тьму бездонного колодца. И в последний миг в голове пронеслась досадливая мысль, что я попал прямо под удар плазмагана.

Твою мать! Как можно быть таким беспечным! Вынырнув из тьмы подсознания, я обнаружил над собой морду гнера, составленную из одних только крупных и от того ещё более мерзких бородавок. Мысленно я представил короткий чуть изогнутый меч с острым как бритва лезвием. Взмах. Моя бионическая рука превратилась в самурайский вакидзаси. Как тесак мясника в свежий кусок говядины, он глубоко вошёл в грудь гнера, вспоров его хилые доспехи. С силой я рванул руку вверх. И вот уже несчастный враг развалился на две половины, выпали пульсирующие кишки. Оземь шлёпнулся какой-то его орган, смахивающий на гроздь винограда. Фууу. Я вскочил на ноги. И система оповестила, что я получил ещё +1 очко опыта. За вивисекцию. Твою мать! Почему за убийство огнестрелом полагалось в пять раз больше очков, чем за уничтожение врага в ближнем бою? Кто придумал эту дебильную систему?!

Я затолкал оба трупа в кусты. Прячась за деревьями, стараясь как можно бесшумной переставлять ноги, пробежался. Оказавшись напротив спрятавшихся гнеров, спрятался за когда-то ровно постриженным кустарником, обрамлявшим дорогу, и вновь осмотрелся. В инфракрасном излучении я видел, как гнеры то и дело выглядывали из-за бетонного ограждения, положив на него плазмаганы. Надо как-то уничтожить их побыстрей. Вдруг вызовут подмогу? И тогда мне придётся только трусливо свалить отсюда, как можно быстрее. И моя миссия, к которой я так долго готовился, пойдёт коту под хвост. Бессмысленная затея кидаться пластидами, которые генерировала моя бионическая рука. Они слишком слабые для кучки бугристых недоносков.

А чёрт, совсем забыл. У меня же есть «Сжигатель». Лютое в своей потрясающей мощи оружие, которое я захватил с корабля-сферы людей из альтернативного мира. Чудо-пушка осталась во флаере, я спрятал его на поляне. Рванул туда. Вот он мой «летун», стоит себе, присыпанный дубовыми ветками. Как белые крылья чайки взлетели вверх дверцы. И я нырнул внутрь, вытащив здоровенную пушку.

Щёлкнул тумблером, поставив на зарядку и бросился обратно. Ну как бросился? С такой штукой быстро-то не побегаешь. Добравшись обратно до склада, я стал мокрым, как цуцик. Пот лился с меня ручьём, будто я вылез из парной.

Зарядка уже перешла в крайне правое положение, приятно лаская глаз изумрудным светом шкалы. Я вызвал прицел, навёл его чуть выше бетонного ограждения.

— Эй, вы, уроды чёртовы! Я здесь! Эге-гей!

Естественно, понять, что я кричал, гнеры не могли. Но на миг они выскочили из-за бетонного ограждения. Идиоты чёртовы. И этого мне оказалось вполне достаточно. Бабах. Их накрыло волной из «Сжигателя». Никакой вспышки, шума, грохота. Но тела гнеров спеклись в бесформенную массу.

Неплохой результат. Плюс 10 баллов за быстрое убийство. И ещё по пять баллов за мультиубийство. Видно, что пять тварей сдохло одновременно. Что ни могло не порадовать. Так, осталось ещё пять. Я не удержался от тяжёлого вздоха. Не думал, что эта операция окажется такой сложной. Склад был на отшибе, на окраине города. И чувак, который дал мне информацию о нём, заверил, что попасть в него будет раз плюнуть. Но он здорово ошибся.

Громкий щелчок, ещё один. И ещё. С двухскатной крыши склада ударили ослепительные лучи прожекторов. Прорезали сверкающими полосами кусты, заметались, пытаясь найти меня. Не такие уж идиоты эти гнеры. Но я успел перебежать через дорогу и спрятаться в овраге. «Сжигатель», висящий на спине, прижимал к земле, словно могильная плита. Вымотался я здорово. Вытащил энергетический тоник, половину контейнера опустошил и мои наноботы заработали на полную мощь, восстановив здоровье. О чем радостно поведал интерфейс наночипа. «Здоровье — 100 %». Хотя бы для этого годилась эта новая функция, которая появилась после того, как мы вернулись сюда, на Землю.

Обнаружил я это не сразу. Лишь после пары стычек с уродами, когда мне как сейчас пришлось пару раз сдохнуть. Противное это дело. Иногда умираешь и возрождаешься не сразу, лишь через некоторое время, и кажется длится это целую вечность. И муки, которые испытываешь при этом, нестерпимы. Ты не можешь приглушить их, приняв обезболивающий препарат, не можешь сказать своему палачу, который пытает тебя, что согласен на всё. Только перетерпеть весь адский ужас. Обратная сторона бессмертия. И мороз продирал меня по коже всякий раз, когда я представлял, что тот, кто прознает о том, что я бессмертен, решит меня расчленить или закопать живьём в землю. И вот тогда это будет для меня ад на земле. Бррр.

Солёный пот заливал лицо, разъедал глаза, мысли расползались в голове противными лоскутами. Но я полз и полз, обдирая руки о торчащие из земли острые камешки, цепляясь за корни. В руку врезалась какая-то острая штуковина, пропоров комбез. Рана затянулась, осталась только длинная разлохмаченная прореха на рукаве. Ну ничего, Эва зачинит.

Вот и бетонная стена здания склада забелела. А за ней в инфракрасном излучении копошились разноцветные пятна — гнеры. Они не заметили меня.

Вскочив на ноги, я поднял «Сжигатель» и нажал мягко спусковую пластину. Пуфф. Отбросило в сторону, настолько силен был заряд. Шлёпнулся на землю и едва увернулся от массивного цилиндра — пушечка моя прилетала за мной. Хорошо ещё, что не расплющила.

«Квест выполнен успешно. Вы получаете 100 баллов».

Фууу. Я встал на ноги, закинул «Сжигатель» за спину и направился к входу на склад. От гнеров осталось лишь отлично пропечённое месиво. Неплохо. Но твою ж мать, сколько трудов мне это стоило!

Потёр ладонью стену рядом с входом, обнажился интерфейс ввода секретного кода и, затаив дыхание, я ввёл последовательность символов, которые продал мне тот чувак из бара. Бинго! Что-то щёлкнуло, створки разъехались со скрежетом. И стоило мне шагнуть внутрь, как разлился грязновато-жёлтый свет. Потянулись синие тени от мебели — письменных столов, стульев. Все покрыто толстым слоем пыли.

Огромный зал, скорее всего, лабораторный комплекс, разделённый перегородками, не доходящими до высокого потолка из идущих под прямым углом балок.

У дальней стены я обнаружил вожделенный предмет, за которым давно охотился: 3D принтер. У нас уже имелся один, но маленький. А этот выглядел солидно. Платформа, вызывающая уважение только одной массивностью и хромированной отделкой. Теперь мы сможем не только откопировать патроны, но и ракеты, арбалетные болты, и оружие. Самое главное — оружие. Я подцепил аккумулятор «Сжигателя» к принтеру. То замигал индикаторами, выдал голографическую панель управления. С первого взгляда рабочий.

Пара минут мучительного ожидания и в руку приятной тяжестью лёг «Штеер ТМП», пистолет-пулемёт. Вещь старинная, но эффективная до сих пор. Теперь их у меня имелось две штуки, абсолютно не отличимых друг от друга. Даже с теми же потёртостями на корпусе, где от частого прикосновения облезла чёрная краска. Вставив длинный магазин в ручку, я оттянул затвор и сделал пару контрольных выстрелов в стену. Шикарно. Нет ничего приятнее ощущения, что ты владеешь совершенной машиной для убийства. Теперь только осталось погрузить мою добычу во флаер.

Ш-ш-ш-в. Странный звук заставил меня лихорадочно оглянуться, сощуриться. Откуда эта тварь взялась? Я схватил «Штеер». Выставил на стрельбу автоматной очередью. Но существо так быстро скакнуло на другую сторону стены, что пули оставили лишь веер дырок в деревянной перегородке.

Тихий шелест за спиной. И страшной силы удар отбросил меня в сторону. Я пролетел метров пять и шлёпнулся на письменный стол. Острая боль пронзила спину, голову. Фейерверк искр из глаз мог зажечь неплохой стог сена, если бы обнаружился рядом.

Свет загородила хрупкая какая-то на удивление тщедушная фигурка, затянутая в тёмно-синий комбинезон. Мальчишка. Густой короткий волос отливал благородным бобровым мехом. Овальное лицо с острым подбородком, чистое, не тронутое временем. Шейка тонкая — соплей перешибёшь. Лет шестнадцать, не больше. Неужели этот пацан смог швырнуть меня, здоровенного мужика, весом под девяносто килограмм? Да что же это такое?! Я скатился со стола, вскочил на ноги.

Сухо и серьёзно застрекотал «штеер», но пули как заговорённые отскочили от тела парня. Он закинул голову и зашёлся в заливистом, словно перезвон колокольчиков, смехе. Ах ты, сука, ещё издевается!

Бросился на меня, как рассерженный маленький манул. И свалившись на пол, мы стали кататься, расшвыривая стулья. Я пытался сбросить его с себя, нанести удар катаной, но моя левая рука почему-то не слушалась меня. А эта тварь с невероятной какой-то нечеловеческой мощью лупила маленькими кулачками меня по физиономии так, что я едва успевал уворачиваться. Оглушил точный хук в челюсть. Горло сдавило, словно клещами, перекрыв доступ воздуха. Дыхание остановилось. Хруст шейных позвонков, от которого переклинило, парализовало всё тело. И сознание нырнуло куда-то в глубину тёмных вод.

Глава 2 Схватка

Когда очнулся, весь в собственной моче и дерьме, не сразу сообразил, что произошло. Твою мать! Эта маленькая дрянь убила меня! Убила голыми руками. Такого позора я никогда не испытывал. Я присел и осторожно повёл шеей, подвигал плечами, боль ушла, все функции организма восстановились, о чём я прочёл на выскочившим перед глазами сообщении. Я потерял 100 % здоровья. Но сейчас шкала сияла первозданной мощью, как и положено для супергероя. Можно больше не беспокоиться. Бросил взгляд на часы. Вряд ли они могли помочь мне. Я не знал, сколько времени провалялся здесь.

Я разразился матерными ругательствами — 3D принтер исчез! Столько сил я потратил, столько адской боли пережил! Пришлось пару раз сдохнуть, а эта грязная маленькая сволочь увела у меня добычу из-под носа! Увела совершенно нагло. Гнев и досада залили душу чёрной мутной волной. Естественно, худосочный мерзавец обчистил меня, захватил не только «Сжигатель», но и оба штеера, и главное ключ от флаера. Как он смог всё унести? У меня на флаере имелась специальная тележка на воздушной подушке. На ней я хотел дотащить здоровенную махину принтера до своего «летуна».

Впрочем, может этот говнюк успел туда и обратно. Нет, ну какова дрянь?!

Я вышел из здания склада. Уже занимался рассвет. Тёмный купол неба словно приподнялся, из-под него пробивались, как незагорелая полоска на теле, розовые лучи солнца. Также около бетонного бруствера были свалены словно мешки с мусором спечённые трупы гнеров. Воздух, напоенный прохладой, острым запахом травы и листвы вливался в лёгкие. Но меня трясло от негодования и досады. А щёки и шею всякий раз охватывал жар, от которого слезились глаза, стоило мне вспомнить провал моей миссии из-за худосочной мрази, с которой я не смог справиться.

Я высветил карту и направился к своему флаеру. Надежды, что этот недомерок не улетел, было мало. Но всё-таки.

Нет. Этот тщедушный сукин сын маячил возле серо-стального корпуса моего летуна. Левая рука потяжелела, вытянулась в острый кинжал. Но я вспомнил, как пули отскакивали от тела моего врага. Ладно, попытаю счастья. Повёл шеей, расправил плечи. И передёрнулся от озноба, вспомнив мерзкие ощущения, как недоносок с противным хрустом ломал мне шейные позвонки, как скорлупу грецкого ореха.

Парень обернулся, когда я шагнул к флаеру. Испуганно распахнулись глаза. Но не раздумывая, я вогнал кинжал ему в грудь, в живот. Тонкий, слабый вскрик раненной чайки. Мальчишка обмяк, стал оседать, рука потянулась к запястью левой руки, где круглился толстый браслет. Но не успел. Затих.

Осторожно я наклонился над поверженным врагом. И замер от неожиданности. Сквозь разорванную рубашку выпирали по-девичьи упругие как мячики груди. Ну зараза! Просто отлично! Со мной справилась деваха! Но тут тихий, жалобный стон воткнул в сердце раскалённую иглу, перехватило горло. Если бы парень, а то девушка.

Я залез в багажник моего флаера и вытащил свёрток с коллагеновыми пластырями, созданными на основе моей крови. Налепил на рану девушки. Подхватив на руки лёгкое и хрупкое тело, я перенёс его в салон. Бережно уложил на маленький обтянутый тканью диванчик у стены. Раздел, сняв с девушки костюм. Вернее, не совсем костюм, эта штука «пряталась» в браслетах на запястьях, на поясе, выпуклых лентах, проходящих под мышками. Она успела частично вылезти и я смог разглядеть. Странный материал, прозрачный, плотный, на ощупь как будто очень твёрдый, прошитый тонкими проводами и плоскими рифлёными лентами, отливающими золотом.

На всякий случай я нацепил на руки и ноги девушки электронные браслеты. Она уже пришла в себя, открыла глаза и удивлённо приподняв головку, рассматривала студенистую массу на собственной груди. Та бурлила, пуская пузыри, восстанавливая живую ткань. Перевела взгляд на меня. В них светилось изумление, любопытство, но совсем не было страха. Большие в пол-лица ярко-голубые глаза, пунцовый маленький ротик, выпуклые скулы с ровным румянцем и острый подбородок делали её похожей на куклу. Но что-то мелькнуло у меня в голове. Какие-то воспоминания, словно я знал раньше эту девчонку. Будто видел раньше.

Я осмотрел багажник. Девчушка сделала всю работу за меня — упаковала принтер, сверху в футляре лежал «Сжигатель».

Я уселся на переднее сидение и всунул ключ, который нашёл в кармане у девушки, в щель.

— Как звать тебя? — положив руку на спинку, обернулся.

— Мика, — тихо ответила она, и добавила уже твёрже и даже как-то высокомерно вздёрнула подбородок: — Микаэла.

— Микаэла, значит. Красивое имя. Ну, и скажи мне, Микаэла, каким образом у тебя такая сила? Кто тебе её дал?

— Не скажу, — сжала пунцовый бантик губ в упрямую линию, так что я едва не расхохотался.

— Да? — протянул я насмешливо. — А я вот сейчас сдеру с тебя этот пластырь и ты отправишься на тот свет. И никто тебе не поможет. Ты думаешь, я тебя пожалел? Черта с два! Просто мне интересно, каким образом ты справилась со мной. А?

— А как ты смог респавниться? — ответила она вопросом на вопрос.

— Чего? — не понял я.

— Ты идиот?

— Сейчас получишь у меня, малявка, — пробурчал я, и добавил с шутливой кровожадностью: — Сниму ремень и выпорю по твоей розовой попе.

— Извращенец, — хмыкнула она, угроза наказания совсем не смутила её. — Респавн — возрождение в том же месте, где я тебя убила. Как тебе это удалось? Ты же вроде того. Человек. Не непись.

Что такое «непись» я понятия не имел, но признаваться в бессмертии не хотелось. Мало ли что. Доверять этой куколке не было никакого смысла.

— Ож-и-и-ил, — протянул я с сарказмом. — А я не оживал. Просто ты меня немного оглушила. Вот я и пришёл в себя. Вот так-то, дрянь ты эдакая.

— Нет, — глаза девушки хитро сузились, а нежные крылья носика раздулись, как капюшон кобры. — Я тебя убила. Мой искин дал мне за это очки. Как за убийство босса.

Нет, ну какова? Она, значит, меня как босса убивала? Я её спас, а она злорадствует! Придушить суку и выкинуть в кусты.

— Ладно. Я бессмертен, — сказал я просто. — Вот так.

— Бессмертен? — явно не веря, покачала головой, присела на диванчике, уставившись на закованные в электронные кандалы ноги.

— Ну да. Забыл представиться. Полковник воздушно-космических сил Олег Громов. Знаешь такого?

— Громов погиб, — её пухлые губки скривила насмешка. — Его секта Макбрайда похитила и убила. Об этом на всех медиаканалах было. А после этого и возник хаос.

— Во-первых, меня похитила вовсе не секта Макбрайда, Мика. А, во-вторых, они не убили меня. Только пытали. И я на какое-то время остановил сердце. Я это умею. Поняла? А теперь твоя очередь. Микаэла, Микаэла. А фамилия у тебя какая?

— Микаэла Моргунова, — это прозвучало также пафосно, будто девчушка произнесла: «Мы — царица всея Руси Екатерина Великая».

— А Модест Моргунов, председатель Совета Десяти, тебе родственник? Да?

— Я его дочь, — гордо вскинула головку, на которой только короны с бриллиантами не хватало.

Да, я исключительный болван. Теперь я совершенно ясно видел, на кого похожа эта девчушка. Черты лица папаши, только как будто смягчённые, словно лепили из пластилина. У Моргунова был ещё сын, Генрих. Я был знаком с ним. А младшую дочь Моргунова видел мельком. Но все равно, у меня феноменальная память. Должен был сразу её вспомнить.

— Я понял. Ну и всё-таки, откуда у тебя эта сила? Давай, колись, Мика. Всё равно ты в моих руках. Что захочу, то и сделаю. И как же папашка тебя оставил одну-то погулять?

Стоп. Осенила такая простая и в то же время поразительно удобная мысль. Да я, гений, чёрт возьми! Костюм! Я вспомнил, как мы испытывали нечто подобное по приказу Моргунова. Он хотел, чтобы я обучал своих пилотов не только управлять звездолётом и спейс-файтерами, но и осваивать планеты с тяжёлыми условиями жизни, не похожими на Землю. И как раз для этого служили костюмы. В них мы попадали в другие миры и выглядело это так реалистично, что дух захватывало.

— Вся сила твоя в этой штуке? — я вытащил из рюкзака сложенный костюм и помахал им. — Да, Мика?

Она промолчала, лишь вздёрнула подбородок и поджала губки. И я понял, что прав.

— Да, — сухо бросила она. — Да-да-да! Сними с меня эти кандалы! Отдай костюм! Урод! Мразь! Ублюдок!

Скуксилась. Всхлипнула жалобно. Между бровей собралась глубокая складка, кукольное личико перекривилось. Из глаз выкатилась пара слезинок, пробежали, оставив блестящие дорожки. Выглядело это слишком театрально, игра на публику. Меня этими дурацкими женскими штучками не проведёшь.

Но как соединились между собой костюм, система, дающая очки за убийство монстров и эти самые гребанные монстры с корабля-сферы? На первый взгляд, между ними не существовало никакой связи. Все эти этелофактусы и гнеры, а также итероды и другая живность прибыла с корабля-сферы людей альтернативного мира. Зачем? Они ищут Мизэки, чьё тело я оставил в научном центре. Судя по тому вооружению, что я видел на этом корабле, они могли бы шутя разнести Землю на куски, без особых усилий. Но не сделали этого. Почему? Да ясно почему. Потому что они ещё надеяться, что Мизэки жива. А как только надежда покинет их, они уничтожат наш мир. Чёрт!

Так, ну а что же мне делать с этой царевной Микаэлой? Увезти к нам на базу и держать взаперти или бросить здесь? Но без костюма её быстро схавают этелофактусы или убьют гнеры. Ну и что? Эта маленькая дрянь убила меня. Почему я должен её защищать? Ну, черт меня дери. Должен! Потому что я офицер, а не мразь. Такая мразь, как Моргунов. Или Грушевский.

Стоп. Грушевский. Валентин Грушевский, главный конструктор ракетных двигателей первой ступени. Ракеты на этих движках выводили в космос узлы звездолёта, чтобы собирать его в доке на орбите Земли. Грушевский создал систему проверки интеллекта, ловушки, в которых были уничтожены все сотрудники научного центра. И в том числе мой друг, Артур Никитин. Есть ли между разработкой Грушевского связь с этой странной игровой системой? Голова раскалывалась от вопросов без ответов.

Я вздрогнул, когда внезапно система решила порадовать меня возможность распределить полученные очки. Выбросила целую простыню текста с моими характеристиками.

Раса: Человек (а то я не знал об этом).

Род занятий: пилот ЛА (летательных аппаратов то бишь. Судя по дополнительному списку, который выскакивал ниже, мне мог покориться любой объект с крыльями и движком. Флаеры, поршневые или реактивные самолёты, космолёты и звездолёты — я реально мог летать на всём, что летает, и даже плохо на том, что не летает — шутка лётчиков-испытателей двадцатого столетия.)

Имя/никнейм: Олег Николаевич Громов (что такое «никнейм» я понятия не имел. А моё имя система считала с ДНК-маркера, встроенного в моё тело).

Дальше шли характеристики меня, как персонажа в этой странной системе.

Коэффициент интеллекта (Intelligence factor) — увеличивает способность находить нестандартное решение — 2 % (с тех пор, как я подключился к этой системе сумел наскрести лишь какие жалкие крохи, что злило невероятно. Особенно раздражало пояснение — «не принадлежит к „аристократии разума“»).

Артистичность (Artistry) — увеличивает способность находить изящное решение — 2 % (этой характеристикой я тоже был сильно не доволен, ни разу не получил баллы за принятие какого-то решения, которое на взгляд системы выглядело бы изящным).

«Золотое дно» (Bonanza) — увеличивает вероятность ситуации или события, которое создаёт внезапное увеличение богатства, удачи или прибыли — 52 % (как сообщала система, эта характеристика была у меня выше средней, а значит, удача мне сопутствовала больше, чем кому-либо, но я не замечал этого. Нельзя же считать удачей встречу с дочуркой Моргунова, которая умудрилась меня уделать?)

Харизма (Сharisma) — увеличивает способность завоёвывать доверие благодаря личному обаянию — 32 % (этот параметр система здорово занизила для меня, но каким образом его можно увеличить, я не знал).

Сила (Power) — увеличивает физические возможности — 2 % (для меня, мужчины явно хорошо развитого физически, такой показатель вызывал чувство неполноценности, хорошо, что его никто не видел, кроме меня. Или всё-таки кто-то видел? Стыдоба).

Скорость (Speed) — увеличение скорости передвижения, а также высоты и дальности прыжков — 2 % (бегал я отлично, да и прыгал неплохо. Ну как неплохо, как любой подготовленный боец, но почему-то система совсем не знала об этом).

Выносливость (Sustaining power) — понижение повреждений, наносимых врагами, а также способность выдерживать перегрузку — 2 % (1G — обычная сила тяжести, земная. Я с детства мог выдерживать офигенную перегрузку, больше, чем любой другой человек на Земле. В момент авиакатастрофы при ударе лайнера о землю пассажиры и экипаж испытывают до 100G, это обычно смертельно. Выживают единицы, и остаются инвалидами. Я же пережил подобное много раз и каждый раз оставался жив и здоров, но гребанная система не желала этого признавать).

Здоровье (Health limit) — увеличивает максимальное количество очков здоровья — 100 % (единственный параметр, который реально отражал мои физические данные, при серьёзных ранениях падал до 5-10 %, ну а когда я умирал, то до нуля, но потом всегда восстанавливался).

Характеристики владения оружием:

Стабильность (Aim stability) — увеличивает способность вести прицельную стрельбу в движении — 25%.

Точность (Accuracy) — параметр, который повышает кучность ведения огня из огнестрельного оружия. Для холодного оружия и гранат характеристика «точность» увеличивает радиус повреждения — 2 % (этот параметр тоже вызывал у меня раздражение ощущение, что система просто не знала мои истинные возможности).

Ёмкость магазина (Store capacity) — при повышении этого параметра увеличивается максимальное количество боеприпасов или ёмкость магазина — 100 % (загадочный параметр, смысл которого я понимал смутно, моя бионическая рука могла генерировать пластиды, но всегда одно и то же количество, а я был не прочь увеличить этот параметр, но, увы, система не давала этого сделать).

Как ни закачивал я накопленные очки в выносливость или силу, мне это абсолютно ничего не давало. Ну а харизмы и артистичности у меня имелось с лихвой, мог с другими поделиться. А система нагло занижала их значения. Но я относился к этим баллам, как к игрушке.

Потянулся к РУД (ручке управления тяги двигателями), но тут же отдёрнул, словно рифленный пластик обжёг ладонь. Вспомнил, что планировал добраться до нашего лагеря до рассвета — в темноте я легко мог бы ускользнуть от врагов в воздухе. Но сейчас… Густая зелень могучих дубов разбивала ослепительно-беспощадные лучи солнца на мириады зайчиков, высыпая их золотистой пыльцой в кабину. Я опустил щиток, и задумался. Бросил взгляд на Микаэлу, которая кажется уже смирилась со своим положением. Распласталась на диванчике, бездумно уставившись в потолок огромными голубыми глазищами. Разорванная на груди рубашка обнажала тонкие ключицы, жилки разбежались голубыми ручейками под нежной кожей, едва тронутой загаром. Я-то выдержу любую перегрузку, а вот эта девчушка. Можно нацепить на неё костюм, но где гарантия, что она вновь не попытается использовать свою нечеловеческую силу и не захочет меня убить?

Отругал себя за сентиментальность. Жаль, что за неё не даётся никаких очков, иначе эта способность взлетела бы до потолка. Черт, почему я так забочусь об этой девчонке? Но она ключ к пониманию всё этой чёртовой системы. Зачем и кто её создал. И главное, надо узнать секрет её костюма.

Я включил двигатели, корпус передёрнулся, вздрогнул и словно потянулся, как проснувшийся гепард. Турбины завели привычную песню. Флаер медленно всплыл, закачался, как на лёгких волнах шлюпка, вначале невысоко, потом всё выше, выше. Пока не остались внизу верхушки дубов и осин, берёз, слились в единое серо-зелёное месиво.

Внизу бежала серая лента шоссе. Телега, запряжённая лошадью. Проехал, подскакивая на ухабах и, объезжая самые глубокие ямы, самосвал. Эта магистраль раньше была основной, двадцать полос, десять в прямом направлении, десять в обратном, сделали её по уникальной технологи так, что она могла сама восстанавливаться, но сейчас от неё остались лишь воспоминания. Зигзаги глубоких трещин пропахали серый пластобетон, ямы, ухабы, поваленные стойки электроосвещения.

— Слушай, Мика, а папаня твой теперь где, если не секрет? — я бросил на девушку изучающий взгляд.

— Он улетел. На звездолёте, — спокойно сказала она. — Вместе с Грушевским, Никитиным и моим братом.

Решил не говорить Микаэле, что скорее всего, Модест Моргунов, и его сын, как и все остальные, никуда не улетали. А пребывают сейчас в виде хорошо запечённых кубов, сваленных на складе научного центра. Но зачем огорчать девушку?

— И с Гордоном Макбрайдом? Да?

— Нет! — выпалила она зло, приподняв верхнюю губу, ощерив белые зубки с острыми клычками. — Вранье! Папа никогда бы не стал спонсировать эту секту, — на скулах выступил тёмный румянец, задышала тяжело, прерывисто. Я видел, как вздымается её грудь. — Он ненавидел фанатиков!

— Ну ладно, ладно. Я так сказал. А чего ж ты с ним-то не отправилась? А?

— Не захотела. Мне здесь нравится. Понятно?

Ну да, чего же не понять-то. Если бы Мика отправилась бы в научный центр вместе с отцом, её бы тоже уже не было в живых. А так… Она выжила и теперь развлекается. Людей убивает.

Система вывалила сообщение: «Вы вторгаетесь в охраняемое воздушное пространство. Свяжитесь с диспетчером для получения маршрута следования…Свяжитесь с диспетчером…»

Связываться я, естественно, не стал. Просто прошерстил готовые маршруты и нашёл тот, который проходил довольно близко с нашей базой. Естественно, была опасность попасть в инверсионный след, из-за которого мой несчастный летун мог свалиться в штопор, но я надеялся на свои способности пилота.

Вот уже на горизонте выросли массивные похожие могильные памятники башни делового центра. Пронизанная золотистыми лучами изящная паутина туннелей между ними сияла и переливалась, как неоновая реклама. Причудливо извивались серебристые ленты магнитопланов. Замелькали узкие щели улиц внизу.

Резкий вопль сирены и грозный окрик:

— Пилот флаера класса «Танго-Альфа-Фокстрот-Десять», вы нарушили воздушное пространство города. Снижайтесь и сдайтесь в руки полиции. Повторяю. Вы нарушили…

Глава 3 Казнь

Я пел а капелла, то есть без сопровождения, прикрыв глаза, чтобы не видеть вызывающих уныние потолка и стен, словно скрывавших под ровным слоем бежевой краски ругательства, слезы и стоны тех несчастных, которые раньше ожидали здесь своей незавидной участи. Выводил одну за другой музыкальную фразу, прислушиваясь к своему голосу, не вибрирует, звучит ровно, правильно ли я захватываю воздух? Ведь это так важно, чтобы работали лёгкие, а не живот.

— Заткнись, сволочь! Урою!

Хриплый вопль заставил меня открыть глаза и с сожалением обнаружить перед собой кряжистого молодца. Бицепсы размером с мою ляжку. Густая поросль на голой груди. Зато на круглой башке волос почти не осталось, лишь жалкий венчик вокруг здоровенный бугристой лысины.

— Да пусть поёт, — из другого конца камеры послышался добродушный, чуть сипловатый голос. — А можешь «Тишина за Рогожской заставою»? Моя бабёнка очень её любила.

Моя харизма выросла сразу процентов на двадцать. Если бы это хоть как-то улучшило моё положение здесь.

— Могу.

— Хорошо поёшь, душевно, — худосочный парень, что просил меня спеть, опустился рядом на койке, сгорбился, будто позвоночник совсем не держал его. — А ты из-за чего сюда попал-то?

— Сам не знаю. Схватили, а за что? Х… его знает.

— Угу, сюда, конечно, всё не за что попадают, — гулко хохотнул амбал, но как-то совсем не весело.

Присел напротив, широко расставив тощие волосатые ноги в холщовых шортах, повесив между колен руки. Вздохнул тяжело.

— Харя у тебя знакомая, — сказал беззлобно. — Ты не Громов часом? А?

— А, точно, — парень, сидевший рядом, бросил на меня взгляд и расплылся в улыбке. — А я думаю, на кого ты похож. Надо же, с кем напоследок довелось встретиться. Да, этот… — он закатил глаза, ткнув белым длинным пальцем в потолок. — Таких, как ты не любит. Как же ты, бедняга попался? Эх…

Рассказывать, как я попал сюда, не стал — противно и стыдно. Только закрыл глаза, как замелькали слившиеся в одно целое серо-стальные стены башен. В ладони лёг нагретый пластик штурвала.

Я выныривал из-под причудливого переплетения туннелей, едва успевал уворачиваться от аэротакси. Но два бело-голубых полицейских флаера вцепились в меня, как клещи, предугадывая, куда я поверну, в какой переулок, где попытаюсь проскочить.

Мог бы стартануть в космос — наверняка, полиция не имела на своих флаерах ракетные движки, но чтобы стало бы с Микой? Тело девушки превратилось бы в кашу. Увы, на моём летуне не стояла противоперегрузочная капсула — я-то в ней не нуждался. И летели мы в таком бешеном темпе, что я не мог снять с Мики электронные наручники и передать её костюм, который бы спас её.

Замелькали серые квадраты многоэтажек, как длинные белые червяки расползлись магистрали гиперлупов — вакуумных поездов. Я не мог лететь на базу, это означало привести за собой хвост.

Все громче верещала система, давая понять, что топливо на исходе. И я ощущал своё бессилие, беспомощность перед обстоятельствами, которые преодолеть не мог.

Полуприкрыв глаза, я выдохнул воздух и положил руку на рукоять снижения тяги. Мягко отдал штурвал от себя и включил двигатели на реверс. Флаер замедлил свой полет, стал планировать вниз, вниз, легко, словно кленовый лист по осени. И наконец опустился на площадку, ограниченную четырёхугольником серых башен.

«Миссия провалена», — возвестила равнодушно система. «Минус сто баллов».

Это почти все баллы, что я заработал в битве с гнерами. Но это волновало меня меньше всего. Капкан захлопнулся. Твою мать! Хотелось взвыть от досады, стукнуть со всей силы по панели управления, заорать.

Крыльями чайки взлетели вверх двери, внутрь просунулась физиономия в солнцезащитных очках в пол-лица и меня бесцеремонно выволокли наружу.

— Попался, недоумок!

Земля качнулась под ногами, когда оглушил страшный разряд электротоком. И я чуть не впечатался носом в корпус флаера. Шею, запястья и лодыжки больно сжали электронные кандалы.

Два мента. Чем-то похожих друг на друга. Двое из ларца — одинаковых с лица. Оба плотные, поперёк себя шире. Лишь один пониже, другой повыше. Оба в солнцезащитных очках.

— Сбежать от нас вздумал, ублюдок, — тот, что повыше с нашивками лейтенанта, победоносно оглядел меня с ног до головы.

— Смотри, Семён, чего я здесь нашёл, — из недр флаера послушался радостный вопль второго мента, и уже совсем ласково, прямо елейно: — Давайте, барышня, я вас освобожу.

Через пару минут из флаера выскочила Мика, сиявшая ярче солнца.

— Спасибо, что спасли меня. Дорогие мои! Спасибо!

— Как вы оказались здесь, барышня? — лейтенант осклабился. — Этот мерзавец что-то сделал с вами? Говорите, не стесняйтесь. Вам ничего, совсем ничего, не угрожает. Мы сразу приняли ваш вызов. И поверьте, всё остальное было лишь делом времени.

— Он меня похитил и изнасиловал, — вздёрнув подбородок, девушка выставила грудь, демонстрируя висящие лохмотья блузки, как награды, раны её уже зажили, коллагеновый пластырь полностью рассосался. — Меня зовут Микаэла Моргунова. А этот мерзавец хотел получить выкуп у моего дяди Герберта.

Подошла так близко, что я ощутил её горячее дыхание на своей груди. Бросила торжествующий взгляд.

— Ну что, ублюдок? — поднялась на цыпочки, чтобы достать до моего лица и прошипела: — Теперь получишь своё!

Резкая боль в паху выбила слезы из глаз. Эта маленькая сучка переиграла меня во всём. На языке вертелась куча ругательств и оскорблений. Но всё, что я мог теперь делать — молчать и улыбаться. Снисходительно и даже добродушно. Не впадать в истерику, а лишь стоически воспринимать неприятности, в которые вляпался по своей вине.

Мне показалось, что она смутилась. Едва заметно, но отвела глаза, не выдержав моего насмешливого взгляда. Отошла в сторону к флаеру, где возились менты. Они вытащили принтер, оружие, костюм, который тут же перекачивал в руки Микаэлы. Мог бы догадаться сразу, что она могла ментально послать вызов полиции и нас тут же засекли.

— Так, а как звать-величать тебя? — лейтенант подошёл ко мне, вытащив из-за пояса ДНК-сканер.

— Олег Громов, — сказал я, терять все равно было уже нечего.

— О, точно. Василий, ты смотри. Только день начался, а мы очередного смертника поймали. Ну б…

Снял очки, показав выцветшие светло-голубые глаза, спрятанные в дряблых складках.

— Да, парень, — протянул с фальшивой жалостью. — Попал ты серьёзно. Грабёж, разбой, похищение, изнасилование. Да плюс ты ещё клон Громова. Совсем хорошо.

Разубеждать стража порядка, что я вовсе не клон, а настоящий Громов, не собирался. Чтобы мне это дало? Ничего хорошего.

— Василий, — позвал он напарника. — Доставишь нашего лишенца в утилизатор? А я барышню домой отвезу. А ты не дрейфь, мужик, — обратился ко мне. — Говорят это не больно совсем. Чик и головы нет.

— Кто говорит? — я изо всех сил старался, чтобы голос не дрожал. — Те, кто пробовал это?

Лейтенант криво ухмыльнулся:

— Остряк-самоучка.

Внутри, где-то на уровне солнечного сплетения и копчика, бурлил и клокотал ужас, от чего ноги стали ватными, холодными, а ладони повлажнели. Ни бессмертие, ни бионическая рука не могли помочь мне выжить. Пытался послать сигнал своим на базу, но менты явно заблокировали мою связь. Всё, что я мог сейчас сделать — ждать, когда меня отведут, как агнеца божего на заклание. Ощущал себя беспомощным котёнком, над которым зависла слоновья нога, готовая опуститься и раздавить в лепёшку.

— Можно мне с вами поехать? — маленькая стерва подскочила к лейтенанту, улыбнулась чарующе, кукольные огромные глазищи наивно распахнулись, будто просила, чтобы её отвели в зоопарк, посмотреть на бурых мишек. — Ну пожалуйста! Пожалуйста, лейтенант!

— Нет, барышня, — мент посмотрел на неё с какой-то снисходительной жалостью, видно кровожадность малютки даже его покоробила. — Никак нельзя вам. Не положено.

Уговорила ли Мика отвезти её на место моей казни, я не знал, второй мент затолкал меня в свой флаер и уселся напротив — видно автопилот включил.

Через пару минут сквозь лобовое стекло флаера я заметил на берегу широкой реки грязно-белое здание, смахивающее на готический замок из мрачного Средневековья. По периметру его защищала высокая стена с квадратными башнями по углам. То, что это и была тюрьма-утилизатор я понял по высокой трубе, откуда валил густой сизый дым. Поднимался свечой до самых облаков, вызывая тошнотворное ощущение, будто я видел, как уходят в небо людские души.

Отвели меня на эшафот не сразу, оставили в камере, где мои товарищи по несчастью неплохо меня приняли. Долгое ожидание выматывало всю душу. Сама казнь не так страшна, как ожидание её. И беспомощность, с которой я никак не мог справиться.

Скрежет отъезжающей «львиной» решётки отвлёк от воспоминаний. Два похожих друг на друга охранника в тёмно-синей униформе — клонируют их что ли для такого дела? Рядом какое-то чмо в длинном белом одеянии — священника привели? На кой он мне? И ещё один. Невысокий, но плотный мужчина неопределённого возраста, скорее ближе к пятидесяти, в старомодном костюме-тройке унылого мышиного цвета. С бейджиком на кармане для платков — генеральный директор Утилизатора номер один Карл Рудберг. Маленькие, близко посаженные к длинному носу, глаза упёрлись в меня, заставив внутри всё задрожать, завибрировать в такт моему страху, с которым до сих пор удавалось справляться.

— Заключённый номер Два-семь, три-девять. На выход.

В камеру шагнул один из охранников. Запястья и лодыжки плотно плотно до боли охватили электронные кандалы, но шея осталась открытой, беззащитной.

Мы тащились по коридору, который казался мне длинным и в то же время не хотелось, чтобы он заканчивался. Под ногами скользили вытертые мириадами ног бетонные плиты с паутинками трещин. И толстые решётки с двух сторон закрывали камеры. Людей в каждой было человек по десять, а то и больше. Прильнули, вытащив руки наружу. Пытались коснуться меня.

Вышли на тюремный двор — мрачный колодец, закрытый сверху стекой. Пустынно и тихо, кажется услышишь как трава растёт. Лишь у дальней стены под навесом стояла гнедая лошадь и равнодушно жевала что-то из мешка, закреплённого под её мордой.

И воздух, такой странный, пропитанный запахом пожухлой травы, что пробивалась сквозь каменные плиты, гари, от сотен, а может, тысяч сгоревших тел. Но я поднял голову, в небо, где на захватывающей дух голубизне величаво проплывали белоснежные айсберги. Вспомнил, как ты ныряешь в них, несёшься, словно в плотном седом киселе и солнце, такое близкое там, бьёт в глаза, разливаясь расплавленной золотой пеной.

Ещё коридор. Но короткий. И за стеклом я увидел выложенные поражавшей стерильной белизной плиткой стены и пол. И орудие смерти. За три столетия оно почти не изменилось. Такая же платформа под длину человеческого тела, высокая узкая рама со зловеще нависающим тяжёлым лезвием. Почему-то пришло на ум, что поначалу оно имело отверстие, а Людовик XVI на рисунке своей королевской рукой прорисовал его под углом в сорок пять градусов — мол, у каждого человека шея разной формы. Он же потом смог оценить своё рационализаторское предложение. Интересно, что он думал в тот самый последний момент?

Они ещё не убрали труп. Судя по дряблым ляжкам и задранному платью, из под которого виднелись серо-голубые панталоны — женщина. Свесились сухие, коричневые от старости и загара руки с выпирающими жилами. По ногам, испещрённых паутинкой синих жилок, стекала жёлто-коричневая жижа. А в жёлобе под рамой скопиласьотливающая матовым багрянцем лужа.

Несколько работников в голубых халатах и клеёнчатых светло-голубых фартуках, деловито убирались. Как мешок с дерьмом свалили на тележку рядом тело, туда же бросили голову со свисающими серыми редкими волосами. Укатили. Из потолка пролился дождь, смывая следы, приводя всё в первозданную чистоту, как будто для тех, кого казнили здесь, было важным соблюдение гигиены.

— Ну что, сын мой, давайте исповедоваться, — чуть шепелявый голос попа отвлёк меня от созерцания «операционной».

— Зачем? Я не верующий.

— Никогда не поздно приобщиться к телу Христову, — священник ласково огладил висящее у него на груди большое тяжёлое распятие, ослепив блеском драгоценных камней. — Прими Христа в сердце своём и возрадуйся.

Говорил он как-то не убедительно, для проформы.

— Хорошо, святой отец. Может я и приму ваше предложение. Если только ответите мне на один вопрос.

— Задавай, сын мой. Выслушаю тебя.

— А вот если бы Христа не распяли, а скажем отрубили бы ему голову. Ну или повесили. То стали бы вы носить на груди безголовое тело или виселицу?

Отпрянул от меня в ужасе.

— Какое святотатство, сын мой! Окстись! О душе подумай! О душе! Она скоро отправится в иной мир.

Рассказать бы этому суслику в расшитой золотом сутане, что я побывал на том свете бесчисленное число раз, и не видел ни ада, ни рая. Никто не встречал меня там, ни ушедшие друзья, ни враги. Но разве бы он поверил?

— Ладно, святой отец. Ваша миссия завершена, — с едва заметным раздражением подал голос Рудберг. — Начинайте, — сделал знак охранникам.

С тихим шелестом пневматики поднялась дверь. И два амбала втащили меня внутрь. Один из них поставил плиту с ремнями, второй быстро закрепил меня ремнями. Опрокинули вниз и по полозьям задвинули прямо под раму.

С противным скрежетом на шею легла металлическая скоба, обожгла могильным холодом.

Глава 4 Бунт

Тьма. Обрушилась внезапно, свела судорогой ноги. Но почему-то я не ощутил ни боли, ни удара о шею. Ни хруста перерубаемых позвонков.

И тут будто пробежал порыв ветра. Вскрик. Ещё один. Стоны. Громкий хруст. Словно кто-то давил рассыпанные по полу грецкие орехи.

И свобода.

— Долго будешь тут валяться? — оглушил горячий весёлый шёпот прямо в ухо.

Вскочил на ноги. Тепловизор в глазах отразил шлейф от быстро двигающего тела, чьи очертания я даже не смог уловить. Ослепил яркий свет.

Один охранник лежал на боку, поджав ноги, голова повёрнута так, будто он оглянулся посмотреть, что у него за спиной, да так и застыл. Второй, скособочась, сидел у стены, а на затылке зияла кровавая рана, будто кто-то ударил кувалдой и расплющил.

Пара выпученных глаз вперились в меня — директор Рудберг дрожащими руками пытался достать что-то из кармана. Я бросился к нему, выдвинув левую руку, которая мгновенно вытянулась в короткий меч — вакидзаси. Мне он нравился больше всего.

Выстрел один за другим отразились эхом от стен «операционной». Резкая боль в плече, груди. Выбил пистолет из руки, спрятал в карман. Зашёл сзади, и прижал к шее острый клинок.

— Помогите! Помогите!

Это сипло кричал поп, привязанный к платформе вместо меня. Смешно махал в воздухе толстыми ногами из-под рясы. Руки зачесались нажать кнопку на раме и обрушить на его шею безжалостное косое лезвие, чтобы этот хмырь узнал, наконец, есть там ад или рай. Но решил времени не терять.

Выволок трясущегося директора тюрьмы в коридор.

— Громов, мы не хотели тебя убивать, — хрипел Рудберг, а голос срывался и дрожал. — Только попугать. Отпусти меня. Тебе все равно не уйти. Не уйти.

— Заткнись, — я прижал сильнее лезвие к его покрытой крупными мурашками шее, так что скатилось пара капель крови, расплылись красными кляксами на белоснежном воротничке его рубашки.

Тот же самый коридор, по котором мы шли сюда. К «львиным» решёткам приникли заключённые. При свете квадратных ламп, встроенных в балкон второго этажа, я видел лица этих парней. И глаза, что молили о помощи.

Скрежет передёргиваемых затворов. В коридор высыпали охранники. Человек семь или десять. В полутьме не разглядишь. Но парни крепкие, с дубинками на поясе и автоматами наперевес.

Громкое жужжанье — на втором ярусе открылись ниши, выдвинулись пулемёты. Твою мать, если попадут в голову, то я отключусь хотя бы на пару минут, а значит, они смогут меня скрутить и тогда пиши пропало.

— Оружие на пол, — скомандовал я. — Быстро!

Рудберг вскрикнул от боли, когда я вонзил глубже лезвие.

— Не стреляйте! Не стреляйте, — закричал жалобно. — Делайте то, что он говорит!

Охранники переглянулись, но нехотя выложили автоматы перед собой на полу. И также могли бы их мгновенно схватить.

— Пистолеты тоже, — добавил я.

Я огляделся. Со второго этажа меня легко снять. Мог бы вынести там всё пластидами, но тогда придётся превращать руку в их хранилище. Одновременно никак. Эх, если бы хоть кто-нибудь помог.

И тут, словно кто-то услышал мои мысли. От потолка отделилась хрупкая фигурка. Она почти сливалась с серым в крапинку покрытием, так что даже на первый взгляд показалось, что отошла панель. Вихрем пронеслась мимо крепких парней, сгребая оружие. На миг восхитился — откуда такая силища у этой девчонки?

Ропот удивления пробежал по толпе охранников. Они не понимали, что происходит. Переглядывались в недоумении, переминались на месте. А там, в камерах, зрители наблюдали за тем, в чью пользу окончится этот матч. И я понимал, как они заинтересованы, чтобы победил я.

Оказалась рядом со мной. Сквозь прорези спущенного на лицо капюшона сверкнули голубым льдом глаза:

— Я подержу его.

И я швырнул тело директора тюрьмы прямо ей в руки. Хотя, чёрт возьми, почему я решил, что ей можно доверять? Вдруг это очередная ловушка?

Метнулась ко мне и через пару мгновений на руках заложника уже плотно сидели наручники, которые явно Мика позаимствовала у охранников.

— Давай, разберись с ними, — предложила так задорно, будто мы находились в игре, а не в жестокой реальности.

Впрочем, может быть, она уже и потеряла возможность ощущать эту разницу. Кто знает? Но она оставалась опасным компаньоном. Мог ли я доверять ей?

Левую руку объял невыносимый жар, разошёлся волнами по всему телу. На тыльной стороне предплечья левой руки прорисовалась золотистые шестиугольные соты решётки. И пара брусков показались в щелях. И я швырнул их наверх, целясь в пулемётные гнезда.

Громкий вскрик, ропот. Ну да. Там же тоже заключённые. Но кажется я не промахнулся. Пару точных бросков и всё ниши окутал чёрный дым. Осел, показав искореженные остовы турелей.

Оглядев с удовлетворением дело рук моих. Или как это там называется, подошёл к Мике, которая в стальных тисках держала директора Рудберга, прижимая рукой за шею. Тот трясся, как студень на блюде, что выглядел комично — массивный шкаф в руках тоненькой, как былинка, девчушки, которая едва доставала ему до плеча.

— Открой камеры, — приказал я.

— Я не могу, — прохрипел Рудберг и добавил совсем жалобно: — Не могу, правда!

— Почему?

— Это можно открыть с пульта управления. Там нужно подтверждение.

— Хорошо, веди туда. Быстро!

— Зачем это тебе, Громов? — подала голос Мика. — Давай убираться отсюда. Они наверняка уже вызвали подкрепление. Мы не справимся.

Голос звучал с досадой, не со страхом. Она никого не боялась — ни крепких мужиков в тёмно-синей форме с дубинками, ни смертников за решётками, что следили за нашим поединком.

Я бросил на неё взгляд, скрипнул зубами. Объяснять не хотелось. Просто не хотелось. Или она со мной, или я иду один.

— Я отведу вас туда. Отведу! — вскрикнул заложник.

От него противно несло потом, мочой и дерьмом. От лица отлила вся кровь, так что оно казалось покрытым толстым слоем белой пудры, как у клоуна. Но почему-то я не испытал к нему никакой жалости. Хотя впервые решился на такое — взять заложника. Вся моя натура протестовала против этого. Чувства кипели, что я пошёл на этот шаг, на который способен только отморозок. Грязный метод, за который я бы любого задушил своими руками. Но эти ублюдки поставили меня в такие условия… Перед глазами вновь вознеслась узкая рама со зловеще нависающим лезвием. Никакой пощады.

Сердце колотилось где-то на уровне горла, гулко отдавалось резкой болью в затылке. Но я упрямо тащил заложника по коридору. А Мика с автоматом в руках шла за нами. Легко и бесшумно, так что я боялся, что ей надоест эта игра и она бросит нас.

Но вот мы свернули в ещё один коридор и начальник тюрьмы выдохнул:

— Здесь. Снимите наручники. Мне нужно приложить руку к панели.

Я переглянулся с Микой. Она усмехнулась, глаза сузились. Но послушалась. Заложник размял руки, потёр затёкшие запястья. И провёл ладонью по стене, обнажив панель. Приложил. И тут же с тихим стуком открылась ниша, из неё выскользнул на телескопической ноге шар с круглым ярко сверкающим красным глазком. Проскочил оранжевый свет сканера. И дверь отъехала в сторону.

— Стой здесь, — приказал я Мике.

Она кивнула. И я шагнул внутрь.

За дугообразными экранами сидело двое парней в белых рубашках и чёрных брюках, словно не в страшной тюрьме-утилизаторе они работали, а служили клерками в обычном офисе. Вскинули удивлённо глаза. Приподнялись на месте. Но Рудберг лишь махнул им рукой. Обернулся ко мне. И кадык подскочил на шее вверх, опустился вниз. По виску текла струйка, которую он даже не смахнул.

— Открывай! — бросил я в нетерпении, от напряжения свело челюсти. — Быстро!

Скрип и скрежет отодвигаемых решёток. На экранах я видел, как заключённые толпой вырвались в коридор. Воздух огласили радостные вопли. Кто-то орал, кто-то прыгал. Через мгновение уже слышались автоматные очереди — видать нашли отнятое у охранников оружие. Ну теперь начнётся веселье.

Я подошёл к пульту управления и обрушил на него кувалду, в которую превратил левую руку. Бил и кромсал пластик, кнопки, тумблеры, экраны. Выплеснул весь гнев, скопившийся внутри. И остановился лишь тогда, когда ощутил невыносимое облегчение и какую-то невыразимый кайф содеянного.

Оглядев устроенный кавардак — разбомблённую панель и пол, усланный толстым слоем обломком и осколками, развернулся и направился к выходу. Но остановился в дверях, чтобы увидеть напоследок растерянное лицо Рудберга.

Под моим взглядом он словно скукожился, сжался. Кажется, ещё мгновение, падёт на колени, сложит молитвенно руки. А перед глазами пронеслись, как кадры из увиденной киноленты, как эта мразь стоит перед гильотиной, лезвие падает, расчленяя очередную жертву. Сколько раз он наблюдал за этим? Сотни, тысячи раз? Потом шёл домой, ужинал, с удовольствием здорового человека с крепкими нервами, которые ничто не могло расшатать. Заваливался спать с женой. Не думая о том, что отправил на тот свет человека, у которого тоже могла быть жена, или мать, дети, друзья. Он не мучился бессонницей, и совесть его спала, мирно свернувшись клубочком на дне его гнилой души. Мерзавец.

Наверно, в моих глазах отразились всё кипевшие в моей душе чувства. И Рудберг зашатался и обессилено оперся о стол, опустил голову, не выдержав моего взгляда.

Развернувшись, я вышел в коридор и захлопнул дверь. Кувалдой сломал замок, запечатав её.

Выскочил в коридор и ринулся в гущу общей свалки. Хотелось безудержного веселья. Ощутить себя живым и сильным. Пусть пули впиваются в грудь, плечи и руки, обжигая адской болью. Но мне безумно нравилось купаться в этой боли, которая зажигала во мне мысль, что я жив!

Кто-то из охранников спрятался в камерах от беспощадного и бессмысленного бунта смертников, вырвавшихся на свободу. Но кто-то боролся, не собираясь сдаваться.

Грохот очередей гулко отдавался под сводами так, что заболели зубы. Я как безумный нёсся по коридорам, рубил и кромсал всех, кто пытался остановить меня. И слышал все усиливающимся топот ног за моей спиной. Эта волна живого гнева могла смести всё на своём пути.

Но вот мы вырвались наружу, на широкий двор тюрьмы, ограниченный трёхэтажными грязно-белыми с облупившейся штукатуркой зданиями. Ринулись к воротам. Там уже стояла рота спецназа, все в камуфляжной форме, бронежилетах и шлемах. Ощетинились прозрачными щитами. А в небе всё громче и громче нарастал стрекот вертолётных винтов.

— Всё назад! — заорал я.

Толпа с общим воплем отпрянула и мы закрыли двери на засов.

— Говорила я тебе, что они вызовут подкрепление, — зло выдохнула Мика.

— А тебе что? Ты можешь уйти, — бросил я. — Одни справимся, — и чуть не добавил: «без баб».

— Вот уж нет. Я останусь.

Скинула безбоязненно капюшон, не стесняясь впёршихся в неё изголодавшихся по женскому телу мужиков. Наверняка, некоторые здесь сидели долго, а без слабого пола приходится трудно. Но Микаэла ничего не боялась. Только выглядела сердитой.

Нет, среди толпы я видел женщин, но выглядели они как серые тени и вызвать могли только одно чувство — жалость, не желание. Блёклые лица, словно ожидание смерти смыло с них всё краски жизни, тускло темнели глаза, волосы растрепались, поникли, как вырванная из земли пожухлая трава. И все выглядели одинаково усталыми, без возраста и даже без пола. А Микаэла сияла среди них как бриллиант в куче бутылочного стекла.

Система вдруг призывно пискнула и выбросила мне на сетчатку сообщение-подсказку, что у неё есть кое-что важное для меня. Этим «кое-что» оказалась схема этого жуткого места. Словно безумный паук соткал паутину из зеленоватых дрожащих нитей. И среди причудливых переплетений я обнаружил место, которое заставило моё сердце подскочить и забиться сильнее.

— Здесь есть что-то типа склада. В подвале. И похоже там есть оружие.

На схеме в этом месте мигала зелёным плашка «Арсенал». Нет, конечно, это могла быть ловушка, или пустышка, но чем чёрт не шутит?

Микаэла сузила глаза, раздула крылья своего красивого носика. Видно тоже углубилась в интерфейс игры и выпятила верхнюю губу с обидой.

— Да, действительно есть, — сказала с едва скрываемой досадой, будто я оказался игроком, опередившим её в чем-то. — Но в него попасть ещё надо. А у нас времени нет. Надо уходить.

— Так просто мы не уйдём, — бросил я. — Они нас не выпустят. Всё. Закончили болтать. Часть из вас охраняет вход, часть пойдёт со мной. Женщин спрячем в одной из служебных комнат.

Для охраны входа выделил дюжину. Это почти половина мужиков из всех, кто сумел выжить в кровавом бою с охранниками. Я приказал парням разделиться на звенья по трое, и назначил в каждом командира. Антона, смуглого и чернявого, смахивающего на цыгана, у него за спиной висел автомат, карабин, а за поясом брюк торчало два пистолета. Потом Кузьму Татищева, того самого амбала, что не давал мне петь в камере. Он притащил здоровенный крупнокалиберный пулемёт Корд с ленточным питанием. Третьим был Сергей, смахивающий на гепарда, гибкий мускулистый шатен с умными карими глазами, он смог достать где-то ящик гранат, что не оставило меня равнодушным. И четвёртый. Чёрт, как его звать? Он же представлялся. Имя у него ещё такое странное. Невысокий, но крепкий и ладный мужик с круглым простоватым лицом, коротко стриженный. Я воочию убедился, как он лихо сражался с охранниками.

— Жан-Поль, — сказал он, видимо, заметив мои мучения.

— Жан? Поль? Хранцузик что ли? — ухмыльнулся Кузьма.

— Не француз, — мужчина брезгливо выпятил нижнюю губу, глаза зло сузились, видать имя ему сильно досаждало по жизни. — Из Саратова я. Маманя моя французские комедии любила.

— Ну и отлично, Жан-Поль. Значит, так. Спрячьтесь где-то невдалеке, но не у самого входа. Они могут его подорвать ракетами, гранатами или из плазмаганов. Так что найдите укрытие. Патроны беречь. У нас их мало. Всё понятно?

Они слушались меня беспрекословно, внимали, как Богу, чьей заменой я стал здесь и сейчас. Но я знал, это лишь иллюзия, связь между этими людьми тоньше человеческого волоса. Я не имел права на ошибку. Любое серьёзное разочарование в моих действиях и каждый начнёт играть в свою игру. Всё рассыплется, как карточный домик.

— Громов, я с тобой пойду, — Кузьма постучал кулачищем о ладонь.

— Зачем? Ты здесь нужен.

— Да ни х… я здесь не нужен! Вон пусть Жан и Поль двумя звеньями командует. А там может чего нести нужно будет.

— Это приказ, Кузьма, — сказал спокойно и твердо.

Или они выполняют мои указания полностью и без разговоров, или я могу бросить всё сразу и перестать надеяться, что мы — команда. Это был важный момент для меня. Переломный. Пан или пропал. Но бугай лишь поиграл желваками и буркнул:

— Хорошо, командир.

И шагнул к своей группе. А я оглядел остальных и скомандовал:

— За мной!

Ринулся в конец коридора, выбил плечом хлипкую фанерную дверь, выкрашенную потрескавшейся белой эмалью. И бросился по ступенькам вниз.

Глава 5 Тройная угроза

Шум вертолётных винтов нарастал. Они уже наверняка здесь. А если я ошибся и там нет никакого арсенала, то нам конец. Самое главное, что я даже застрелиться не могу. Я оживу, и меня опять схватят. Нет, лучше об этом не думать.

Ещё один пролёт. И труп на последних ступеньках. Оскалился в последней смертельной улыбке — по крайней мере, голова на месте, значит гильотины ему удалось избежать. Впрочем, вряд ли для него это имело значение. Ребра белели, как прутья корзины, одежда — брюки, рубашка, почти сохранилась, не истлела, значит, всё-таки погиб бедолага не так давно. Хотя. Фууу, вонь разложения била в нос. Смешивалась с общими запахами — отсыревшей штукатурки, крысиного помета. И ещё, на фоне этого амбре слабый, очень слабый цветочный или фруктовый аромат, как шлейф от духов. Зарин. Если здесь ловушка и нас решат отравить газом, то нам придётся туго. Вернее не нам, а всем, кроме меня. Я-то воскресну, но всё остальные отойдут в иной мир.

— Оставайтесь пока здесь, — скомандовал я.

Последняя ступенька, а за ней широкий коридор. Пол цементный, грубо-шершавый, стены из бетона с высокими дверными проёмами.

Но стоило мне поставить на пол ногу, как двери с тихим стуком ушли в стены. Выскочило несколько этелофактусов. Потянулись, раскрыли пасти, издали громкий рык, напоминающий рёв слона и вой волка одновременно. Вильнули жирными длинными хвостами.

— Не стрелять! — скомандовал я.

Шагнул вперёд. Левую руку обжёг резкий жар, один за другим из щелей золотистой решётки выскочили пластиды, словно поджаренные куски хлеба из тостера. И я зашвырнул их прямо в гущу зверюг. Взрыв. Один пластид угодил прямо в пасть одной из твари и она умудрилась проглотить её. Распухла и её разнесло на мелкие клочки, забрызгав кровавыми ошмётками пол. Одному этелофактусу оторвало передние лапы. А в боку третьего образовалась здоровенная дыра, из которой вывалились похожие на жирных белых червей кишки. Тварь свалилась на пол, задёргалась всеми шестью ногами, попыталась встать, царапая пол кривыми когтями, оставляя борозды. И затихла. А мерзкие белые червяки шевелились как живые, пока не хлюпнули в последний раз и не разошлись в мутноватый белый студень.

От каждой убитой твари вверх поднялся красный кружок +5 баллов за убийство.

— Ты что! Всё себе решил заграбастать! — под ухом раздался раздражённый донельзя голос Мики. — Дай другим очки заработать, ублюдок!

Хотел матерно выругаться. Я им жизнь спасаю, а она только об баллах думает. Но промолчал, решив, что следующий монстр будет специально для Микаэлы.

Громкий скрежет и в потолке открылось четырёхугольное отверстие. Вывалилось нечто омерзительное. Здоровенный монстр, три ноги с тремя пальцами на каждой. Кожа ярко-розового цвета, пережатая белыми жилами, выпячивается, как у батона колбасы. Прямоугольная башка со жвалами переходила без предупреждения в широченную грудную клетку. Где у этого урода были глаза я так и не смог понять. Левая рука толстая, похожа на человеческую, выпуклые мощные бицепсы, которым бы позавидовал бы любой качок, не вылезающий из спортзала. Из неё торчало нечто похожее на длинное лезвие, а вместо правой — связка щупалец. Извивались и удлинялись, словно каждый отросток жил своей жизнью.

— Ну, леди, ваш выход, — я отступил на шаг.

Мика ухмыльнулся и прыгнула на стену. Оттуда прямо на монстра. В её руке сверкнул длинный плоский меч. Странно, я не видел ножен — откуда она могла его взять? Вонзила прямо в башку монстра, вытащила, попыталась отрубить ему руку с щупальцами. Монстр взревел, как раненный бык. Затопал всеми тремя ногами. Передёрнулся и сбросил девушку на пол. Вскрикнула жалобно, но тут же вскочила на ноги.

Но щупальца уже обвились вокруг её лодыжек. Поднял вверх и вознёс к потолку. Жвалы разошлись, превратившись в круглое отверстие, заполненное по периметру несколькими рядами острых зубов.

Канонада автоматных очередей эхом отдались в зале. Парни решили нарушили мой приказ. Но пули лишь выбивали из монстра мелкие кровавые брызги. Мика извивалась, дёргалась, пытаясь выбраться из смертельных объятий, но щупальца держали её крепко, очень крепко.

Я бросился к ней и со всей силы рубанул катаной по плечу монстра, из которой выходил этот мерзкий клубок змей. Острое лезвие самураев прошло сквозь плоть, как сквозь масло и лапа свалилась вниз вместе с Микой. И тут я нанёс ещё один удар — по башке. Чпок. Ярко-розовая ткань разошлась, обнажив череп странно-металлического оттенка.

И тут резкая боль пронзила грудную клетку. Глаза вылезли из орбит, вспыхнул фейерверк ярко-голубых искр. Урод воткнул мне в грудь острый клинок, торчащий из его левой руки. Мутная кровавая пелена опустилась передо мной, укутывая в плотное покрывало, под ложечкой засосало, затошнило. Всё закрутилось, завертелось, понесло куда-то вскачь. Я опустился на колени. Адская боль усилилась — монстр вытащил лезвие.

И каким-то чудом на последнем издыхании я отшатнулся, когда рядом, совсем рядом блеснула смертоносная сталь. Противный скрежет о бетон и ворох мелких каменных осколков. Перекатился в сторону и встал на одно колено. Прямо перед собой увидев бугристую, перевитую белыми жилами лапу монстра. И даже не соображая, что делаю, просто собрав все оставшиеся силы, рубанул по ней.

Словно поросячий визг огласил помещение — одна нога монстра отвалилась и он пошатнулся. Пару секунд передышки. Мои наноботы заработали в усиленном режиме. Сознание прояснилось и боль будто растворилась в бурном потоке адреналина, захлестнувшим тело.

Таким бодрым и сильным я не ощущал себя никогда. Вскочил на ноги. И мы встали друг против друга: я, монстр, а за ним Мика. Хук! Нанёс удар и отпрыгнул. Размахнулся. Ещё удар. Теперь уже это сделала Мика. Рывок в сторону. Ушла из-под удара.

Монстр уже вопил так оглушительно, что перекрыл бы, наверно, рёв турбин сверхзвукового истребителя седьмого поколения. Размахивал правой рукой с тяжёлым тесаком, пытаясь воткнуть в нас. А мы с Микой вели смертельный танец под эту «музыку». Удар. Прыжок в сторону. Ещё замах. Прыжок.

И наконец я уловил момент и рубанул со всей дури по второй руке монстра. Звон. Веер искр. Наши с Микой клинки сошлись вместе. Лапа твари отвалилась и шлёпнулась на пол. И тогда девушка успела рубануть ещё раз. Прямо по толстой шее монстра. Она свалилась на сторону, оставшись висеть на лоскуте. Монстр зашатался и рухнул прямо мне под ноги.

— Фууу, — я вытер рукавом взмокшее лицо.

Руки дрожали, ноги не держали. Я согнулся, оперся руками о колени.

Система радостно пискнула, оповестив, что раз мы сражались в команде, то очки будут разделены на всех. И всем полагается дополнительно +10 очков за совместное убийство босса. Ну замечательно.

— А ты неплохо держался, — Мика лихо вытерла меч о бедро и он сложился, спрятавшись в ножны под её правой рукой.

— Зря не дал тебе одной очки заработать? — поинтересовался я, бросив на неё изучающий взгляд.

Но она лишь хмыкнула, оказалась рядом. Промелькнуло совсем рядом бледное мокрое лицо, горящие лихорадочным блеском глаза. Обдало острым, но дурманящим запахом женского тела. Обжёг горячий поцелуй в щёку.

— Люблю тебя, пупсик, — прошептала с ласковой игривостью тигрицы. — Ты милашка.

Я чуть не расхохотался от неожиданности. Эта маленькая стерва ещё умудряется заигрывать со мной!

Парни окружили нас, зашумели, бурно обсуждая схватку. Размахивали автоматами, жестами показывая, кто и куда бил, куда стрелял. А я думал о том, что хорошо, что эта тварь была всего одна. Если бы их выскочило несколько, они бы мгновенно убили бы нас. Но странно, откуда взялся этот урод. На корабле-сфере я не видел таких. Да и не поместился бы он в узких коридорах звездолёта. Впрочем, кто знает, какие секреты таил этот корабль.

Громкий треск и скрежет заставил инстинктивно обернуться. И я замер в изумлении. Все замолкли, развернувшись туда же, куда глядел я. Около лестницы, по которой мы спустились сюда, возник длинный вертикальный разрыв. Будто кто-то пропорол ножом занавеску. Он образовался не в стене, а рядом, и его края словно трепал ветер, они фосфорицировали, переливались радужными цветами, как плёнка бензина на луже.

Дыра расширилась, будто кто-то раздвинул занавески. И в помещение въехало странное существо. Верхняя часть чем-то смахивала на боксёрский манекен, такой же широкоплечий с хорошо развитыми выступающими грудными мускулами бугай. А ниже пояса — закруглённая чёрная платформа, которая опиралась на ящик, плоский и широкий, выкрашенный серо-стальной краской. Он покоился на трёхколёсной коляске. Два колеса, как у коляске для инвалидов, только с серо-стальными дисками, защищающими спицы. И впереди маленькое колесо. Чёрт возьми, где-то я видел это лицо? Да! Точно, эти маленькие глаза, округлый слабый подбородок. Не хватало только очков в чёрной анахроничной оправе и передо мной возник бы Гордон Макбрайд, лидер секты «Очистительная сила Сверхновой», из-за которого и возникла вся эта заварушка на Земле.

В отличие от боксёрского манекена руки у монстра имелись, он касался обода колёс своей коляски, и стремительно летел на нас.

— Ложись! — вырвался у меня крик.

И я бросился вниз, на цементный пол, прижался. В груди «инвалида» отвалилась прямоугольная панель, показались три круглых трубы. И ослепительные, одна за другой вспышки. Вырвались ракеты. Взрыв! Ещё один. С криком двое парней вскрикнув, рухнули вниз. Остальных расшвыряло к стенам. А чудище вдруг лихо развернулось и выпятило грудь. Яркие вспышки. Одна за другой. Бах! Бах! Бах! Ракеты пронеслись мимо и ударились в стену. Взрыв сотряс помещение, с потолка посыпалась штукатурка. Мутная грязно-белая взвесь повисла в воздухе, скрыв от меня происходящее. Пыль полезла в глаза, засвербело в носу. Я закашлялся.

— Что делать-то, командир? — пробормотал рядом лежащий со мной парень.

Его вытянутое смуглое лицо с сильно выделявшимися скулами, словно он недоедал всю жизнь, лоснилось от пота, но выражало лишь злость и решимость.

— Пока не знаю.

Напрягся мысленно, представив взрывчатку. И руку тут же объяло жаром. Приподнявшись на локте, размахнулся и зашвырнул взрывчатку под ноги «инвалида». Но тот на удивление быстро съехал с того места. Взрыв, распавшийся в чёрные лучи на полу, даже не задел его.

Цементная пыль стала уже оседать, я встретился глазами с Микаэлой. Растерянность в её взгляде ещё сильнее заставила напрячься. Быстро пролистал интерфейс, пытаясь понять, может быть система даст какую-то подсказку, как бороться с очередной напастью. Никакой информации. Ничего. Робот это, или мутант?

Левая рука потяжелела, вытянулась в смертоносную сталь. Одним прыжком я оказался рядом с существом. Нанёс сверху сокрушительный удар. Толчок. Он наехал на меня с такой прытью, что я даже не успел отшагнуть. Свалился на пол и вскрикнул от боли, когда тяжёлые колеса проехались по моим ногам, сокрушая мои несчастные барабанные перепонки душераздирающим хрустом изнутри.

Ужом отполз в сторону. На глаза опустилась мутная кровавая пелена, прерываемая яркими вспышками. И каждое движение отдавалось в затылке, позвоночнике резкой болью.

А чудище начало ездить туда-сюда, заставляя парней отползать в строну. Ракетные установки в его груди не могли наклоняться вниз и ракетами он достать нас не мог. Выглядело это со стороны по-идиотски беспомощно.

Микаэла вскочила на ноги, пружинисто с грацией пантеры, подпрыгнула метра на два и с силой ударила обеими ногами в бок «инвалида». Тот пошатнулся и свалился на бок. Колеса жалобно со скрипом закрутились в воздухе. В руке девушки сверкнул меч и она нанесла удар. Но промахнулась. Каким-то невероятным способом коляска вновь приняла вертикальное положение, закрутилась словно в вальсе и понеслась на Мику. Она подпрыгнула, сделала сальто-мортале в воздухе и оказалась за спиной мутанта. Длинный клинок вновь со свистом распорол воздух и рубанул по шее «инвалида». Но тот умудрился отклониться. Развернулся. Колеса раскрутились с дикими визгом и сердце у меня замерло.

Нет. Успела отскочить. И тут я ощутил, что боль в ногах исчезла. Пошевелил ими, ещё. Твою мать, чего я валяюсь?

— Мика! Сбрось его на пол! — крикнул я.

Оказался рядом. Девушка подпрыгнула, сбила коляску на бок, а я вскочил на неё, стараясь удержать равновесие. И с силой вонзил клинок прямо в шею урода. Мика оказался с другой стороны и пробила живот мутанта, прямо чуть ниже торчащих ракетных стволов.

— Гррр, — пробурчал он.

Обрубок тела задёргался в конвульсиях, голова помоталась в сторону в сторону. Затих. Колеса с жалобным звоном покрутились и замерли. А я соскочил вниз, пытаясь усмирить колотившиеся где-то в горле сердце.

Система выплеснула мне на сетчатку ворох какой-то странной информации, из которой я заметил только выражение «System Error», «Fatal Error». И никаких баллов.

— Зар-раза! — когда я злился, то буква «р» начинала звучать, как рычанье собаки.

— Бл… — неожиданно выругалась Мика. — Он ещё и пустой! Откуда он взялся? — потыкала ногой в обмякшее тело в багровой луже.

А я вспомнил про ребят, бросился к одному — ракета прошла по касательной и лишь задела бок, разорвала куртку, оставив глубокую царапину. А второй, тощий небольшого роста пацан, пострадал сильнее. Ракета вошла прямо в грудь, разорвав лёгкое. Я схватил свою куртку, свернул и приложил к ране.

— Добей его, — хмуро бросила Мика. — Он будет нам мешать.

Я не стал её посылать по матушке, при женщинах стараюсь не ругаться. Но взглянул так, что она лишь вскинула головку, хмыкнула и отошла.

Эх, если бы у меня был медицинский пистолет или хотя бы шприц! Пошарил по кармана и нашёл обрывок коллагенового пластыря, которым лечил Мику. Слишком маленький лоскуток, залечить такую рану им было невозможно. Ну хоть что-то.

— Простите, — прошептал парень. — Я не успел…

Изо рта вывалились кровавые комки слизи, стекли по подбородку, капнули на впалую грудь. Дышал тяжело, набирал воздух и лицо кривилось от боли. Выдыхал осторожно.

— Не болтай, Димка, — сказал я ему. — Тебе вредно. Все будет в порядке.

Я сбросил куртку, рубашку, разорвал её, и аккуратно обвязал парня, так чтобы закрыть дыры. Впрочем, если не найдём аптечку, лёгкое пацана схлопнется от пневмоторакса. И ничего не сделаешь.

Поднял его на руки, тело оказалось лёгким, почти невесомым. И скомандовал остальным идти за мной.

Глава 6 Мы принимаем бой…

Вышли в коридор. И, наконец-то, вот оно вожделенное место. Выкрашенную голубой краской стену закрывала толстая металлическая решётка. Неверный свет фонарика сумел проникнуть сквозь щели, прогнал тьму с ближних стеллажей, на полках которых угадывались какие-то бесформенные, но длинные агрегаты, а внизу на полу штабеля из низких плотно сбитых деревянных ящиков.

Система выдала информацию, что открыть дверь можно с пульта управления. И тут я отчётливо вспомнил, что расхерачил весь пульт к х… собачьим. И как мы теперь попадём? Идиот. Ну какой же я идиот! Мудак. На второй строчке меню мигала надпись: «Вы можете взломать электронный замок» и дальше шла мудрёная инструкция, из которой я понял, что нужно сложить какой-то пазл. Если с первого раза взломать не удастся, будет дан электроразряд. Да, неприятно, но я-то выживу. Вернее, оживу.

Я усадил раненного пацана у стены, размял руки, хотя по сути надо было встряхнуть мозгами и принялся изучать головоломку. На первый взгляд несложную. Включился секундомер и мысленно стал переставлять кусочки паззла. Но они не желали вставать на место, ускользали, прыгали, как блохи, смазанные маслом. Я матерно выругался.

Резкий вскрик сирены, электроразряд пронзил с ног до головы, и кажется сжёг последние мозги в башке. Свет померк. Когда я вновь вынырнул из-под толщи бессознательного, на меня пялились испуганные глаза моих парней.

Рисковать кем-то из своих не хотелось. Электроразряд такой силы мог убить любого. Ну, кроме меня, конечно. Я бросил взгляд на Мику.

— Сможешь взломать?

Она подошла ближе, сощурилась и покачала головой:

— Нет, слишком высокий уровень сложности. А у нас нет гентоника.

— Чего нет?

— Не важно. Это невозможно вскрыть. Невозможно! Всё!

Да. Микаэла не Мизэки, та быстро бы справилась с этой х… Но что делать? Что?!

— К-к-командир, д-д-а-авайте я сделаю, — я едва понял, кто это говорит.

Звук походил на шелест ветра, пробежавших в кронах елей, растущих на кладбище.

Димка. Раненный, бледный. Губы совсем обметало белым. И так осунулся за это короткое время, что казалось краше в гроб кладут. Сидел у стены, тяжело дышал, прижимая руку к ране.

— Нет, это исключено.

— Я сделаю, — сказал уже твёрже, сжал губы, а глаза, такие светло-голубые, большие и наивные, как у ребёнка, сузились. — Т-т-олько, поддержите м-м-меня. П-п-пожалуйста.

— Слушай, Димон, если ошибёшься, тебя шандар-рахнет током, мама не гор-рюй. Понял? Это смертельно!

— Я с-с-д-елаю! — вскрикнул в отчаянье, будто от этого зависела судьба человечества.

— Пусть сделает, — подошла ко мне Мика. — У него уровень выше, чем у меня.

— Уровень чего?

— Уровень для взлома.

Парень смотрела на меня так просяще, так жалобно, что я не выдержал.

— Ладно. Давай.

Поднял пацана и поднёс к панели. Если уж шандарахнет током, то по крайней мере нас обоих. Может быть заряд придётся по мне.

Пару секунд показались вечностью. Нет, не так, время раздробилось на миллион песчинок, и каждая падала как раскалённая капля свинца. Кап-кап-кап. Обжигая страхом.

— Всё готово, командир!

Щелчок. Дверь медленно отъехала в сторону. Этому пареньку понадобилось пару секунд собрать этот проклятый пазл. Да уж, я точно не принадлежу к этой самой «аристократии разума».

— Димка, ты… Ты гений, ё-мое.

Мы ворвались внутрь и я замер, потрясённый, нет я просто обалдел. На стеллажах были выложены автоматы, дробовики, коробки с патронами. На полу стояли в два ряда несколько станковых крупнокалиберных пулемётов Корд, а рядом — плоские деревянные ящики. Я разбил один прикладом и увидел аккуратно уложенные ленты с патронами.

— Да мы с этой х… весь мир завоюем, — воскликнул у меня над ухом Кондрат Кудрявский, будто, чтобы никто не ассоциировал его внешность с фамилией, с гладко бритым черепом мужик. Заржал, как жеребец, подпрыгивая и хлопая себя по коленям.

Может быть, и на весь мир не стоит замахиваться, но тут действительно лежало сокровище. Но сейчас меня волновало другое. В дальнем углу, под узкой щелью в стене, я обнаружил высокий шкаф, выкрашенный серой красной. Распахнул дверцы. Вот то, что мне нужно. Наборы аптечек, мед. пистолетом, и коробки с коллагеновыми пластырями.

Я вернулся к Димке, который всё также сидел у стены, тяжело дышал, запрокинув голову. Глаза болезненно прикрыты, а кожа будто истончилась, стала полупрозрачной. Он вздрогнул и застонал, когда я дотронулся до него. Глаза приоткрылись, он слабо, кончиками губ, улыбнулся:

— Нашли оружие? — прошептал едва слышно, одними белыми губами.

Закашлялся, выталкивая изо рта куски кровавой слизи. Комками они падали на его впалую грудь, за ворот рубашки.

— Да-да, молчи.

Распахнул куртку. Рана выглядела препаршиво. Лоскут пластыря уже впитался, но лишь ненамного улучшил ситуацию.

— Потерпи.

Я перевязал свою руку жгутом, набрал из вены крови в мед. пистолет и полил пластырь. Подождал, когда впитается и приложил к ране. Димка застонал, дёрнулся. Широко раскрыл глаза, непонимающе уставившись на меня. Но потом как-то мягко улыбнулся и едва заметно вздохнул. Опустил подбородок, наблюдая, как вздувается пузырями, лопается коллаген.

— Не болит?

— Не-а. Всё в порядке.

— Ну, и славно. Ещё потерпишь?

Приложил мед. пистолет к шее пацана, нажал на спуск.

— Вот и всё. А теперь отдохни, пока мы тут разберёмся.

Я вернулся в арсенал, где хозяйничали парни. Приказал собирать добро в объёмистые армейские рюкзаки, которые тут же нашлись в здоровенном коробе. Особенно порадовали меня бронежилеты и шлемы. Не такие, как у спецназовцев, но всё-таки для защиты башки годится. Хватило на всех, и ещё осталось.

— А это чо за х…? — выпалил Кондрат.

В самом углу были сложены штабелями почти до самого потолка ящики. Там, вплотную друг к другу лежали бруски, смахивающие на тротиловые шашки. Я вытащил один из них, повертел в руках, понюхал, поскрёб ногтем, пытаясь, понять, что это такое. Нет, на взрывчатку не похоже. Система молчала, хотя до этого изводила меня кучей технических характеристик найденного оружия.

— Это макроматериал, — прервала мои мучения Мика, словно прочла мысли.

— То есть для 3D принтера картриджи? Я так понимаю? — сказал я.

Ого. Если это реально так, то нам бы добыть тот принтер, который конфисковала полиция, мы бы развернулись. Но раз картриджи здесь есть, значит, и принтер неподалёку.

— Да, — просто ответила Мика. — Тот самый, который ты пытался украсть.

— И ты тоже, — напомнил я. — Но я тебе помешал.

— Да, но мы оба остались с носом, — зло фыркнула Мика. — Надо найти его. Обязательно.

Если бы у нас был бы промышленный 3D принтер. Тогда мы смогли бы делать не только оружие, патроны, или одежду. Но и самолёты! Двигатели. Да, ё-мое! Мы бы смогли сделать космолёты! Ракетные движки! Тут же представил, как на аэродроме нашей базы выстроятся в несколько рядов роскошные летательные аппараты. Обучу парней пилотировать их, и мы отправится покорять Вселенную.

Размечтался, идиот! Встряхнул головой, о чём я только думаю! Нам вначале надо выбраться отсюда. Я огляделся и, наконец, нашёл, самое главное.

На средней полке стеллажа у левой стены лежали ПЗРК. Один из них особенно приглянулась. Взял в руки и система тут же выдала мне информацию по характеристикам:

ПЗРК «Ольха»:

— дальность действия, м 500-15000;

— высота поражения, м — 10-4500;

— масса боевых средств, кг — 10,5;

— макс. скорость цели на встречном курсе, м/с — 400;

— макс. скорость цели на догонном курсе, м/с — 320.

Ракета с инфракрасной головкой самонаведения (ГСН) производится в трёх диапазонах.

В АСУ ПЗРК «Ольха» входит РЛС, которая может обнаружить воздушную цель на дистанциях до 200 км. АСУ с помощью системы ГЛОБАЛРУСС определяет месторасположение стрелка и даёт ему азимут для стрельбы.

Не слабо. Дальность действия почти пятнадцать километров! Вот только РЛС для нас была абсолютно бесполезна. Спутники давно сбились с орбиты, поэтому никакой дельной информации для обнаружения дать не могли. Но сейчас днём я и так смог бы увидеть вертолёты на большом расстоянии. Тем более, у этой крутой штуки была отличная оптика.

Но я лишь успел взвалить на плечо «Ольху», которая на удивление оказалась совсем не такой тяжёлой, как страшной силы грохот сотряс помещение. Присел на подкосившихся ногах, пол качнулся подо мной, как при сильной качке. С потолка посыпался штукатурка, слетел кусок и шмякнулся мне на плечо, больно вонзившись краем.

— Семён, захвати ящик с ракетами! Толян — автоматы и дробовики.

Выскочил из арсенала и наткнулся на Димона. Он уже стоял на ногах и широко улыбался, несмотря на то, что походил на снеговика — весь засыпан белой цементной пылью.

— К-к-командир, я уже здоров! В-во! — он распахнул разодранную куртку, демонстрируя розовую кожу, которая затянулась на месте страшной раны, оставленной ракетой мутанта в инвалидной коляске.

— Молодец, — я похлопал его по плечу.

— К службе готов! — выпрямился, вытянув руки по швам, а на мальчишеской физиономии расцвела улыбка, так что даже, кажется, конопушки на носу запрыгали от радости.

Дурачок малолетний. Избежал гильотины, выжил после удара ракеты, а теперь погибнет в бою. Но он не понимал этого, в отличие от меня. И так жаль стало парня. Так жаль.

— Димон, слушай, ты ведь только-только в себя пришёл. Оставайся здесь. Посторожи. Мало ли что.

— Н-н-ет, командир! Возьмите меня с собой! Возьмите, — заканючил он. — Я много чего умею. Я стрелять умею хорошо. Из пистолета, дробовика, винтовки! Я вам взломаю всё, что нужно будет. У меня десятый уровень!

Последнюю фразу он сказал с такой откровенной гордостью, что у меня сразу возник вопрос, а как этот уровень получить? Почему, черт возьми, я столько времени валандаюсь на Земле, и ни хрена не знаю, что это за игра обрушилась на человечество? Кто придумал её и почему люди с таким восторгом ринулись в неё с головой, когда на кону их жизнь? Это ведь не в игровой капсуле лежать в окружении трубок с питанием и кислородом. Это жестокая реальность.

— Ладно, пошли.

Когда, тяжело дыша, нагруженный как верблюд, доплёлся до верха, там грохотала такая канонада, что заломило зубы, и заболели барабанные перепонки. Попытался открыть дверь, но её заклинило. Или что-то держало изнутри. С грохотом постучал кулаком — никакого ответа. Навалился плечом. И тут же ко мне пристроилось ещё двое дюжих парней.

— Раз-два, взялись! Взялись! Ещё! Вз-зя-ли-сь!

У меня чуть глаза не вылезли из орбит, когда я надавил со всей силы плечом на казалось бы хлипкую фанерную дверь. Но с огромным трудом её удалось отодвинуть. А с ней и кучу каких-то мешков, ящиков, обломков стенных и потолочных панелей. И труп спецназовца, уже раздетый, без бронежилета, шлема, и комбеза. Только в чёрной майке и трусах. Сверкал голыми пятками — даже берцы кто-то увёл. Ушлый народ. То, что это не наш парень, понял сразу — рожа была не знакома.

Нам повезло. Здание тюрьмы делали на совесть — спецназ сумел выбить двери, но стены остались стоять. Бой шёл уже видно давно. Маревом висела пороховая гарь, цементная пыль. В лужах крови валялось полдюжины трупов.

Но к моей огромной радости все четверо командиров оказались живы. Правда, Кузьма уже щеголял криво наверченной на голове, с бурыми пятнами крови, тряпке. У Жан-Поля было перевязано плечо. У остальных только рожи были вкрови, так всё целы.

Молодцы, не растерялись. Притащили видно из ближайших офисов столы, стулья, свалили здесь, сделав баррикады. И умудрялись огрызаться.

Среди трупов людей я увидел несколько странных существ. Чем-то они походили на этелофактусов — такие же похожие на больших варанов, но сверху тела покрывал слой крупной, плотной чешуи цвета антрацита. Этелофактусы-мутанты на службе у спецназа? Это интересно.

Я присоединился к Кузьме. Судя по количеству валяющихся трупов вокруг его укрепления из парочки здоровенных сейфов (и как он умудрился только дотащить их?) и железных столов, он лучше всех сумел войти в курс дела.

— Чего делать будем, командир? — буркнул он, перезаряжая штурмовую винтовку.

Положил на край поставленного на попа железного стола. Прицелился. Чуть обождал. На противоположной стороне из-за двери высунулась голова в шлеме. Оглушил грохот очереди, которую выпустил Кузьма. Тихий стон и шум от упавшего тела.

— Молодец, Кузьма. Ну что будем делать. Бороться. Бороться до конца. Ты как сам-то думаешь?

— Я не про то, Громов. Отправил одного парнишку на крышу, следить там. Он сообщил, что сюда приближаются вертолёты, — вздохнул тяжело своей могучей грудью, но с каким-то всхлипом, словно душа у него рвалась наружу.

— Ну, ясно. Они наверняка попытаются штурмовать через крышу. Нужно послать туда несколько крепких парней в брониках. А я сниму этих птичек.

— Чем снимешь-то?

— А вот этим, — я лихо подхватил на плечо тяжеленную базуку.

— А ты это, стрелять умеешь? Всё-всё. Я спросил только. Эй, Ренат! И ты, Прохор, Фадей, идите сюда, — энергично махнул мощной рукой.

Через пару минут к нам за баррикады добралось трое. Невысокий коротконогий Ренат с синеватой щетиной, скрывавшей полные щеки. Прохор, высокий красивый блондин с холёным, даже аристократичным лицом. И Фадей, явно разменявший седьмой десяток, узкоплечий и сутулый. Я бы предпочёл кого-то помоложе, но выбирать не приходилось. У всех автоматы, которые мы добыли в арсенале. И я надеялся, что владеть они ими умеют.

— Пойдёте с Громовым, — приказал Кузьма. — Будете его прикрывать! И ни-ни, — погрозил кулачищем с голову младенца. — Чтобы волос с его головы не упал. Понятно?

— Да, — кивнул Ренат.

— Есть, прикрывать, — чётко отрапортовал Прохор, и я понял, что парень явно военную службу проходил.

Фадей только мрачно нахмурился и переложил автомат, думая о чем-то своём.

Теперь мы отправились на крышу по служебной лестнице. Подниматься на лифте побоялись. Если бы мы застряли, нас бы уже никто бы не вытащил, после того, как я расхерачил пульт, на котором сходилось все управление этим комплексом.

В коридоре на последнем издыхании мерцали грязно-жёлтым лампы аварийного освещения. Темнели на ступеньках трупы охранников и заключённых. Сколько же мы потеряли?

— Твою ж мать, — выругался Прохор, поскользнувшись на почти засохшей луже крови, в которой торчали розоватые куски мозгов несчастного охранника, которому размозжили голову до такой степени, словно на неё слон наступил.

— Аккуратней, — предупредил я.

Остановились отдохнуть на одном из пролётов. И я выглянул в окно. Чёрт подери, какая удача! Серо-стальная махина «спиди крокодайл» маячила совсем недалеко, буквально в метрах ста отсюда. Когда открыл окно, шум работы вертолётных винтов усилился многократно, словно повернули тумблер на звуковой колонке. Вскинул «трубу» на плечо. Прильнул к окуляру. Вот он, красавчик, летит прямо на меня, давит серо-стальной массой. Громкий писк. Ракета с горящим факелом на хвосте ушла в небо. Мимо.

Я матерно выругался и решил подробнее исследовать интерфейс этой хреновины. Ну да, она была включена на опознавание цели по координатам со спутников. А те все сбились с орбиты. Быстро перестроил на ближний бой.

Оглушительный взрыв. Ракета не попала в корпус, а разорвалась под брюхом гиганта. И это оказалось гораздо эффективней. Едва-едва вращая винтами, вертолёт развалился на куски в фейерверке дымных всплесков и рухнул вниз.

Система радостно отозвалась: Уничтожение 1 вертолёта типа «Спиди крокодайл Ка-75» —10 баллов.

И выдала его ТТХ. Внушительные.

Стрелково-пушечное вооружение:

— 1 x 30-мм пушка 2А42 (боезапас — 460 снарядов; селективное боепитание, переменный темп стрельбы).

Точки подвески: 4 или 6.

Боевая нагрузка: 2000 кг (2800 кг на вертолётах с 6 точками подвески).

Управляемые ракеты:

— ракеты «воздух-земля»: 2 х 6 ПТУР Атака;

— ракеты «воздух-воздух»: Игла-В — 2 х 2 шт.

Неуправляемые ракеты: С-8 калибра 80-мм (4 х 20 шт.) или С-13 калибра 122-мм.

Судя по всему, ракетами они не стреляли, не потому что берегли, хотели, видать сохранить этот могильник целым и невредимым. Для дальнейшего использования, так сказать — утилизации человеческих останков.

Шум работы двигателей не затих, наоборот усилился, рядом курсировал ещё один «скоростной крокодил», но он поднялся выше — из окна не подобьёшь. Нужно выбираться на крышу.

Последний этаж. Наверх вела крутая металлическая лестница, заканчивалась у люка. Рядом маячил дозорный, невысокий конопатый паренёк с шапкой засаленных рыжеватых кудрей.

— Ну что, Шура, сколько их? — спросил я.

— Много. Надолго на крышу не сунешься. Снимут только так. Но я насчитал штук семь.

Я присвистнул.

— Ладно, мужики. Я пошёл.

С полутораметровой трубой подняться по крутой лестнице оказалось не так просто. Ноги срывались со скользких металлических ступенек, и я боялся, что спланирую вместе с этой хреновиной вниз, прямо на бетонный пол.

В лицо с шумом и свистом ударил шальной, какой-то слишком весёлый и задорный ветерок, охладил мокрую голову, раздул рубашку. Отсюда весь тюремный комплекс был виден, как на ладони. Высокая грязно-белая стена с квадратными башенками по всем четырём углам шла по периметру вокруг здания. Заключённые всех охранников с вышек сняли. И это была хорошая новость.

Справа белели невысокие домики городка в форме подковы. А прямо передо мной привольно несла свои воды широкая, как русская душа, Западная Двина, в тёмно-синем зеркале клубились словно дым облака. Вот она свобода — рукой подать. Добежать до заросшего буйной зеленью низкого бережка, прыгнуть ласточкой, подняв фонтан брызг. Эх, где же ты, спокойная прежняя жизнь.

А дело выглядело вовсе не таким безмятежным, как природа, что окружала нас. На сером небе хищно темнели массивные силуэты «спиди крокодайл». Смахивали они вовсе не на летающих кровожадных рептилий, а скорее на приплюснутые космические ракеты с двумя мощными винтами — один над другим.

Я подождал, когда поднимутся остальные. Прохор и Фадей тащили длинный плоский ящик с ракетами для «Ольхи», а Ренат — выкрашенный в болотный цвет чемоданчик с блоком питания и РЛС. Спрятались за ограждением, шедшем по периметру вокруг крыши.

Я вскинул «трубу» на плечо, навёл на ближайшего «крокодила». Тонкий писк оповестил, что произошёл запуск движка ракеты. Взлёт. Взрыв! Из облаков вывалилась махина с развороченной дырой в боку. Вяло и словно неохотно крутились винты, но пилот, видимо, всё ещё пытался спасти машину. Но геликоптер не самолёт, планировать он не может. Мгновение, он рухнул вниз, как утюг. Упал где-то на берегу реки.

Система выдала мне ещё 10 очков за уничтожение противника. Уж слишком легко выходило это у меня. Нет, «Ольха», конечно, установка крутая. Но зачем в арсенале тюрьмы хранилась эта штука? Против кого её хотели использовать? Подобные «спиди крокодайл» были на вооружении только частной спецполиции Моргунова. Или подобную штуку оставили для защиты от всепланетного вторжения? Но я видел, что этелофактусы с корабля-сферы людей из альтернативной Вселенной прекрасно работали на спецназ.

Но не ошибся ли я?

Пару раз я всё-таки промазал, ракеты ушли в «молоко», но с каждым запуском, мне удавалось всё точнее бить «крокодилов». Я не чувствовал усталости, тяжести «трубы» на плече, щипавших от напряжения глаз. Только взмок, как цуцик, противные струйки пота лились по спине, из-под мышек ручьём.

Странный звук привлёк моё внимание, словно кто-то с силой разорвал кусок ткани. Поднял глаза вверх. Из разрыва, схожего с тем, из которого появился тот мутант на инвалидной коляске, бесшумно спустился летательный аппарат. Он смахивал на большое блюдце с загнутыми краями и округлым возвышением в центре. И вопреки всем законам физики двигался он совершенно непредсказуемо, молниеносно перемещаясь в пространстве.

Раскрутился с такой невероятной скоростью, что слился в одно белёсое пятно. И выплеснул ярко-оранжевое пламя. Будто из ведра хлынула огненная лава.

Швырнуло в омут адской боли, протащило как по каменистому дну реки. Труба выпала из рук, с глухим звоном прокатилась по крыше, остановившись у карниза. Тело стало на удивление лёгким, невесомым, перед глазами поплыла грязно-серая, усыпанная мусором крыша, белый куб шахты лифта с прилепленной к ней большой антенной. Низкое серое небо опрокинулось на меня. И всё померкло.

Глава 7 Переход

— Олег! Олежек!

Голос звал меня, нежный и чувственный и в то же время по-матерински ласковый, хотя я никогда не знал свою мать.

— Просыпайся, Олежек! Нам пора! Давай-давай, милый, солнышко моё. Я тебя жду!

И я двинулся на этот зов, всё быстрее и быстрее, словно летел по коридору. По прозрачным стенам его струился живой голубой огонь и скопления галактик, висели за ними, как жемчужные гроздья.

Расступилась тьма и я завис в помещении с высоченными потолками. Большую часть его занимал овальный стол с полированной столешнице, вокруг кресла с высокими спинками.

По стенам — шкафы из красного дерева, заставленные фолиантами, довольно потрёпанными на вид, от чего они ценились гораздо больше. Книги давно уже не печатали, но мода оставалась на них и каждому, кому это было по средствам, собирал такие старинные книги.

За столом восседал плотный немолодой мужчина. Его мощную грудь обтягивал мундир с таким количеством планок, что казалось, если бы он надел всё награды, пришлось бы часть прицепить на спину. Я узнал его — генерал армии Ратманов, глава частной армии Модеста Моргунова. Честный служака, не очень умный, но и не подлый. Судя по выражению лица, ему совсем не нравился разговор, это читалось лишь в чуть скривившихся губах, суженных глазах. А так широкоскулое с высохшей от немалого возраста лицо выглядело абсолютно каменным и бесстрастным.

Напротив него опирался руками на стол статный мужчина в отлично сшитом сером костюме. Его я тоже узнал — Герберт Моргунов, младший брат Модеста, главы Совета Десяти. Что-то общее со старшим братом у него было, но выглядел он каким-то утончённым что ли, даже манерным. Вместо пышных усов брата, которые делали того похожим на военачальника последней Мировой войны — маршала Будённого — редкая профессорская бородка. С ней Герберт смахивал на дьявола из голографических комиксов для детей.

— Почему вы не запустили газ? Я вас спрашиваю, генерал?! Это саботаж, обычное разгильдяйство или предательство? Не справиться с кучкой отморозков! Где же были ваши хваленные воины?! Эти гепарды, тигры, львы спецопераций?! Которые, как вы уверяли, легко могут справиться с любой проблемой? Где, я вас спрашиваю?!

Когда, наконец, трёхэтажный мат стих, Ратманов спокойно ответил:

— Мы не могли этого сделать, господин президент. Там находится ваша племянница Микаэла.

— Что-о-о? Что она там делает? Её взяли в заложники? Почему вы не сообщили об этом, чёрт вас дери, генерал! — в голосе президента пробились какие-то визгливые истеричные нотки, а по губам генерала скользнула едва заметная снисходительная или скорее презрительная усмешка.

— Я сообщил об этом в своём рапорте, — Ратманов, не суетясь, лёгким движением руки с массивным коммуникатором на запястье, сбросил на крутящийся над массивным столом экран-сферу текст.

Но мужчина в сером костюме даже не взглянул. Лишь как-то обречённо, устало отодвинул со скрипом кресло с высокой спинкой, присел. Скрестив руки перед собой, облокотился на полированную столешницу, в которой рассыпался яркий свет старинной хрустальной люстры.

— Мой брат оставил мне в наследство не только свою империю… — дальше следовало нецензурное определение. — Но и эту девчонку, с который я совершенно не знаю, что делать. Она ввязывается в глупейшие авантюры и я должен это терпеть. Что же у вас там всё-таки произошло, Ратманов? Повторите кратко.

— Всё что нам известно на этот момент. Полиция арестовала очередного клона Олега Громова и привезла его в утилизатор «Западная Двина». Но ему удалось освободиться, он захватил в заложники директора Рудберга. И тот открыл камеры всех заключённых, в том числе смертников. Мы послали туда роту спецназа и несколько «спиди крокодайл». Ведётся зачистка.

— Интересно, каким образом этому ублюдку удалось захватить в заложники директора? Кажется, Рудберг не выглядит слабаком.

— Громов угрожал ему кинжалом или мечом.

— Что? Мечом? Насколько я знаю, всех смертников обыскивают перед казнью.

— Да, совершенно верно, — спокойно, с достоинством ответил Ратманов, и по его лицу скользнула тень, будто ему было неприятно об этом говорить. — Их раздевают догола, и проверяют всё. Абсолютно всё. И даже, так сказать, физиологические отверстия.

— Ну и как же он пронёс кинжал? Ему кто-то помог?

— У этого клона Громова бионический протез. Он может превращать его в холодное оружие.

— Ну это уже выходит за рамки разумного, — усмехнулся президент. — Если бы на вашем месте был бы кто-то другой, я бы сказал, генерал, что вы пересмотрели голографических комиксов о супергероях. На Земле не существует такой технологии. Или я не прав? И какой-то безумный учёный сумел это сотворить? При сегодняшней разрухе?

— Мы не знаем, господин президент.

Моргунов откинулся на спинку кресла, задумался. Повисла пауза.

— Так, а что там с Микаэлой? Они захватили её в заложники?

— Скорее всего нет. Она свободно передвигается по тюремному комплексу. И не подаёт никаких сигналов о помощи.

— Это неприятно, генерал. Если можно было бы замять это дело, — президент нервно засучил манжеты рубашки в тонкую голубую полоску, на которых хищно блеснули бриллиантовые запонки. — Надо вытащить эту девчонку и разнести всё там к чёртовой матери.

— Пока это сделать сложно. Штурмовые группы не смогли проникнуть в здание. То есть… Они проникли, но вынуждены были покинуть его. Из-за ожесточённого сопротивления мятежников.

— На что они надеются? — президент покачал головой, на красивом лице промелькнуло нечто похожее на сожаление, словно у него вдруг на мгновение возникла жалость, но это длилось лишь мгновение. — Всё равно конец для них предрешён. Вытащите девчонку, генерал, и действуйте по обстоятельствам. Впрочем, — он задумчиво повертел в руках анахроничную ручку в золотистом корпусе. — Попытайтесь захватить этого клона Громова живым. Мне интересно взглянуть на него. Что у него такое с рукой? Нельзя ли как-то использовать эту технологию в наших целях?

— Это уже невозможно.

— Почему?

— Громов мёртв. Его ДНК-маяк перестал действовать после того, как мы применили наше супероружие.

Хотелось крикнуть: я жив! Вот смотрите, я живой! Живой! Но язык не слушался. Я не мог пошевелить пальцем, словно меня закатали в одеяло. Не ощущал ни рук, ни ног. Ни жары, ни холода. И, кажется, даже не дышал.

— Какое ещё супероружие?

— Которое мы закупили у компании «Адам Корпорейшен». Очень эффективное.

— Ах, да. Я помню. А вы уверены, что Громов мёртв? — Моргунов откинулся на спинку кресло и приложил два пальца к подбородку, здорово напомнив мне одного человека.

— Разумеется, — в голосе генерала просквозила нотка раздражения.

— Зря вы так уверены. Так вот, генерал, — Герберт вздёрнул подбородок, так как это делала Микаэла, заставив вновь вспомнить о ней. — С этой минуты я отменяю приказ Модеста Моргунова о ликвидации всех клонов Громова. Вы должны найти этого человека с бионической рукой. Найти живым и невредимым…

Я передёрнулся и реальность расползлась, как гнилая ткань. Проступило что-то иное, другая обстановка — стены с потёками воды, неровный бетонный пол. Отсвечивая потускневшим металлом лестница уходила в люк в потолке. В нос ударил тяжёлый запах сырой штукатурки, крови и мочи. Воздух хлынул в лёгкие и я заорал криком новорождённого.

— Ты гхляди, наш откинувшийся вернулся, — прозвучал радостно голос с сильным южным акцентом и я узнал Фадея.

Присел на полу, сбросив какую-то тряпку с себя. Всё моё тело покрывали коллагеновые пластыри, они почти растворились, но я был вымазан слизью, как вылезшая из кокона бабочка. На меня пялились три пары глаз: Фадей, Прохор и Ренат.

— Ну вот, я же говорил, что он оживёт. А ты не верил, Фадей, — это подал голос Прохор. — Командир, мы тебе тут нашли кое-что. Ты уж не обессудь, что с мертвяка сняли. Но это ж лучше, чем голой жопой сверкать.

Пламя, которое выплеснула на меня та хрень, превратила мою одежду в живописную рвань. Брюки стали напоминать бахрому, даже рубашка под бронежилетом истлела. Я провёл рукой по голове — ну, конечно, опять лысый череп с едва обозначившимися иголками волос. Вот она — обратная сторона бессмертия. Возвращаешься в мир абсолютно голым.

Ребята ограбили охранника, чей труп валялся неподалёку. Ростом он оказался ниже, чем я, зато объёмами превосходил раза в два. Так что выглядел я теперь, как малыш-переросток. Когда нацепил брюки, закрепив ремнём, рубашку, смахивающую больше крестьянскую рубаху, то мужики грохнули от смеха, как хорошие жеребцы.

— Ладно, Громов, не тушуйся, — Фадей похлопал меня по плечу. — Не красней, как девица. Мы рады, что ты вернулся.

— Я тоже рад, что вы все целы, хлопцы. Что делать будем?

— В каком смысле? — поинтересовался Ренат. — Если они сунутся, мы их… — он приподнял висевший у него на плече автомат.

— Это все х… Не спр-равимся мы с ними. Ракеты закончатся, а они пр-ришлют ещё и ещё вертолётов. Или ударные флаера. Расчихвостят нас тут в два счета. Вот, что, — я набрал побольше воздуха в лёгкие, с трудом решаясь на то, что скажу сейчас. — Добраться мне нужно до взлётно-посадочной площадки.

— Зачем? — заинтересовался Прохор.

— С крыши я видел там ударный флаер. Тёмно-зелёный, с разводами. Раструбы турбин у него как раз под плазменные ракетные движки.

— Да-а-а? А летать-то ты умеешь? — протянул недоверчиво Ренат.

— Ты чего, бр-рателло? — я чуть не задохнулся от негодования. — Ты знаешь, кто я? Я — полковник воздушно-космических сил России Олег Громов! Гр-ромов! Лётчик экстра-класса.

— Ну то, что ты Громов я вижу. Но… — он замялся.

— Я настоящий Громов, если ты об этом.

— Настоящего секта убила, — бросил Прохор.

— Во-первых, не секта. Секта тут никаким боком. Втор-рое. Они меня похитили, пытали, а потом я сбежал. Понятно? И дали мне кое-что, — я превратил левую руку в своё самое любимое оружие — самурайскую катану. — В общем так. Я хочу решить эту проблему раз и навсегда. Мне надо добраться до этого флаера. Как это сделать? Есть предложения?

— Да есть одна вещь, — бросил Прохор, попинал открытый ящик с оставшимися ракетами носком поношенного берца.

— Ну? Не томи, старик.

— В общем, тут такое дело. Были у нас тут парни, которые хотели побег устроить. Подкоп соорудили, через прачечную. Но…

— Что но? Подкоп есть? Куда ведёт? Да говор-ри ты, ё-мое! У нас вр-ремени в обрез!

— Их поймали. И в расход. Дыру в стене заделали, а подкоп что. Он остался. И ведёт он туда, — Прохор махнул рукой в направлении площадки для летательного транспорта.

— Почему именно туда? Среди них был пилот? — сердце у меня подпрыгнуло и на миг остановилось, чтобы загрохотать вновь, как курьерский поезд по стыкам рельс.

— Да, был, — подал голос Ренат. — Он и хотел сбежать на одном из грузовых флаеров. Но… Не успел.

— А как звали пилота?

— Ян его звали. Ян Беккер.

Я сглотнул комок в горле, отвернулся, чтобы никто не заметил, как глаза защипало от слёз. Если это реально был Ян, значит, он спасся из того, смертельного торнадо. Но всё-таки погиб, так и не дождавшись меня. Ну, почему такая несправедливость, Ян?!

— А точно его казнили?

— Не знаю. Тела мы не видели. Но он сам пропал. Не вернулся в камеру, — закончил Прохор.

— Ладно. Будем действовать по обстоятельствам. Прохор, сможешь показать путь к подкопу?

— Покажу, чего ж не показать.

— Мы это… С тобой пойдём, Громов, — Фадей подступил ко мне, лицо посуровело, напрягся.

— Нет. Мы пойдём с Прохором. А вы с Ренатом будете охранять люк. Лучше, если найдёте какую-нибудь х… и забьёте дыру. А взять я вас с собой пока не могу, мужики. Флаер этот максимум на двоих.

— Ну и что? Мы тебе помогнём, да вернёмся. Вот. И усе делов.

— Нет, это приказ. Всё. Пошли, Прохор.

Когда шли по коридорам, мысленно я возвращался к видению, посетившему меня, когда в очередной раз оказался по ту сторону жизни и смерти. Что это было? Галлюцинации гаснущего сознания, или подключение к некой действительности из недр ионосферы? Эти фантомы стали мучить меня, после того, как я прошёл на звездолёте через туннель пространства-времени — «Ловушку для Сверхновой», созданную Артуром Никитиным.

Артур признавался, применение этой штуки может обернуться жуткими побочными явлениями. Он называл это «каскадным резонансом», вызывающим неконтролируемый разрыв реальности, сквозь который могут прорваться существа из иного мира. Ткань бытия рвётся, словно от брошенного в неё острого камня. Но это пугало не тем, что в наш мир проникали кровожадные твари — с ними я знал, как бороться. До дрожи в коленях, до мурашек, озноба я боялся потерять контроль над собственным разумом.

Иногда на меня обрушивалось состояние, схожее с тем, что испытывает человек, долго обходившийся без сна. Он перестаёт осознавать разницу между сном и явью, его начинают мучить галлюцинации, и он просто сходит с ума.

Прошли мимо столовой, из-за полуоткрытых дверей которой тянуло тошнотворным амбре вечного общепита, будто супы там готовили из тряпок, которыми моют пол. Кухня с массивной посудомоечной машиной и лотком, заваленным немытой посудой. Когда я заглянул, то стая здоровенных, в палец толщиной, тараканов прыснула во все стороны под молочно-белым светом фонарика.

Посредине грязно-бежевого, будто засранного мухами, пола расположилась толстая серо-бурая крыса, держала в лапках розово-серый кусочек мяса, в котором угадывался палец. Не выдержал, шуганул её, топнув ногой. Тварь подпрыгнула, выронив обглоданную фалангу. Метнулась куда-то под металлический стол, тоже заваленный посудой. И тошнота прилила к горлу, обожгла, словно кислотой, когда вспомнил чем нас тут кормили, пока я ожидал казни.

Прохор уверенно свернул в ещё один коридор, где по стенам, отделанным голубоватой плиткой тянулись под потолком выкрашенные белой эмалью тонкие трубы. Обогнав меня, толкнул створки двери с круглым оконцем на каждой.

Длинное помещение, где под мерцающим грязно-жёлтым светом по правую руку от меня выстроились высокие, в мой рост, стиральные машины, отделанные серебристым металлом. Витал не выветриваемый тяжёлый запах влаги, впитавшейся за десятилетия в штукатурку облупленных стен, ношеной одежды и средств, явно дешёвых, для стирки.

Слева я обнаружил дверь. Когда вошёл, с лёгким щелчком сработал фотоэлемент, яркий свет выгнал из углов тьму. Большую часть помещения занимала массивная и невысокая, мне по пояс, с овальными углами платформа, в которую уходила лента транспортёра, загаженная подозрительными бурыми и белёсыми пятнами. Передний её скошенный под углом край отсвечивал матовым экраном.

По стенам шли выкрашенные в темно-серый цвет цилиндры до потолка по три в ряд с каждой стороны. Предназначение всего этого хлама я не знал, а спрашивать систему посчитал не обязательным. Если это не оружие, то на хрен мне это всё сдалось. Наверняка, та платформа — гладильный автомат, или сушилка. Цилиндры — примерочные, видел такие в мирное время в магазинах одежды. Впрочем, ходил я туда редко.

— Чего тут у тебя? — зашёл Прохор.

— Да вот, одежду хочу подходящую найти, — бросил я, роясь в барахле, висевшем на вешалке на колёсиках. — Лучше, если мы оденемся как охранники, проще будет флаер угнать.

К моему разочарованию для меня ничего не нашлось. Мужик я высокий, крупный, широкоплечий. Обычную цивильную одежду и форму создавал мне роботкач на нашей базе. Правда, имелась у меня одна крутая штука, сшитая вручную. На аукционах старинного шмотья я прикупил себе куртку из настоящей кожи, созданную специально для советских пилотов Второй мировой. Классная вещь, не то, что современное барахло. Хотя она порыжела в местах швов и подкладка истлела — пришлось её менять, но выглядела она потрясающе. А запах, хруст какой! Даже молнии и заклёпки сохранились. Сработана на совесть, как умели тогда в двадцатом веке. Эх, где теперь эта куртка и моя база.

— Ну так давай, сообразим себе что-нибудь здесь, — предложил Прохор, ткнув пальцем в платформу. — Это же промышленный роботкач.

Повис, обрисованной голубоватой мерцающей рамкой, экран. Зарябило в глазах от кучи плавающих, словно экзотические рыбки, трёхмерных иконок. Но Прохор, похоже, легко справился со всеми этими премудростями. Его длинные белые пальцы деловито забегали по интерфейсу, собирая разноцветные кубики вместе.

— А сырье для него есть? Ну картриджи, макроматериал или что-то там?

— Сырья тут навалом, — голос парня дрогнул, просквозила в нем какая-то странная печаль. — Тут скорее не прачечная, а фабрика по переработке… — он запнулся, кадык дёрнулся вверх и вниз, и всё-таки закончил: — Одежды тех… ну кого казнили здесь.

— Я понял.

Прикатил из основного зала сетчатый контейнер, доверху набитый разноцветным шмотьём. Начал сваливать на ленту транспортёра. Чего тут только не было — брюки, джинсы, шорты, платья и кофточки в цветочек и горошек, простецкого покроя и явно из дорогущих бутиков, какого-то немыслимого фасона, с рюшечками, оборками, пуговицами всех форм и размеров, даже отделанных блестящими камешками. Но всё уже превратилось в хлам, перепачканный кровью, мочой и дерьмом. Перед мысленным взором вспыхнул обезглавленный труп той старушки на платформе перед рамой с безжалостным лезвием.

— А что они детей тоже того… казнили? — я помял в руках крошечную кофточку в трогательных синих цветочках, и розовый комбинезончик с вышитым на нём смешным лопоухим зайцем.

— А то? — Прохор бросил на меня быстрый взгляд, в которой сквозило явное удивление. — Конечно. Они ж за родителей мстить будут. Чего ты не понимаешь?

— Да всё я понимаю! — швырнул детскую одежду в сторону, в сердце больно кольнуло, отдалось в руку. — Мерзавцы, дети-то в чем виноваты? Уроды.

— Ты это… Какие погоны хочешь — генеральские или полковничьи? — поинтересовался Прохор, явно пытаясь отвлечь меня от гнетущей темы.

— Полковничьи. Мне чужого не надо.

— А чего ты такой молодой, а уже полковник?

— Ну как молодой? Тридцать семь мне. А полковника я в тридцать три получил. Спас одного парня. Р-родитель его — большая шишка был. А так гулять мне в майорах до самой смер-рти.

— А чего так?

— Не люблю задницу начальству лизать. Вот почему. Поэтому и присоединился к проекту Артура Никитина. Там я сам был себе голова, учил моих «красных соколов» пилотировать спейс-файтеры и звездолёт, который мы на орбите собирали.

— Я слышал об этом. А звездолёт-то зачем?

— Прохор, ну ты прямо как вчера р-родился, — подошёл к нему, наблюдая краем глаза, как транспортёр тянет наваленный хлам, жадно затягивает внутрь. И перемигивается светодиодами, словно чудище, довольное, что его накормили чем-то вкусным. — Нам надо было развернуть в космосе ловушку, которая бы остановила гамма-лучи от Сверхновой. Эту ловушку создал Никитин.

— А говорили, что фигня это всё. Никакой опасности нет.

— Идиоты говорили. Ты что сам не видишь как климат изменился? Была жарища, а сейчас всё в норму пришло. Потому что я на звездолёте туда слетал и установил эти ловушки. Понял?

— Ну и что? Было жарко, стало прохладней.

Мне захотелось его убить. Столько сил угробить на то, чтобы спасти гребанное человечество от гибели. И на тебе. Вместо благодарности — а зачем ты это сделал? А надо ли было это делать? Бл…

— Ладно, Прохор, давай быстрей делай эту х… — я уже начал терять терпение. — Времени у нас в обрез.

— Вставай в первую кабинку. Мерку сканер снимет и всё готово будет.

Скинув барахло, которое ребята сняли с убиенного охранника, я вступил в кабинку. Зажглись голографические экраны, на моё тело словно опустилась мерцающая зелёным сетка. Справа побежали, быстро сменяясь, цифры.

Конечно, свою внешность мы переоцениваем, но всё говорили, что выгляжу я реально моложе своих лет. Лет на тридцать. Выправка военная, выпуклые грудные мышцы. Кроме рельефных бицепсов, мощные предплечья и тонкие запястья, прямо как у аристократа — бабы балдели от такого сочетания. Кубиками на животе я похвастаться не мог, наоборот живот отрастил. Да и фиг с ними.

Всегда удивляло, как мало я походил на отца. У того была типично славянская внешность — роста небольшого, коренастый, круглое и румяное лицо с носом-картошкой, прямые русые волосы, водянистые глаза. А мне кто-то подмешал еврейской крови — лицо вытянутое, рыжие кудряшки. Нос с сильной горбинкой придавал вид хищной птицы, орла-беркута. Любил я этих свободолюбивых сильных птиц и позывной выбрал именно такой.

Хотя вниманием прекрасного пола обделён не был, жениться и обзавестись детьми не успел — профессия опасная, да и не смог я найти женщину, от которой хотел бы иметь наследника. Ну, кроме Мизэки. Но она предала меня, её прежняя жизнь для неё важнее оказалась, чем чувства ко мне. Но оставила она такую занозу в сердце, что вырвать не смог никакими силами. Мучила меня эта боль, нарывала, как старая боевая рана. А если бы у нас с ней был бы сын? Узкоглазый, но с соломенными кудрями и горбатым носом. Смешно. И передёрнулся от мысли, что вот такой пацан, с цыплячьей шеей лежал бы на той страшной платформе, а на него летело бы беспощадное лезвие. Уроды, просто ублюдки.

— Ты чего спишь? — в кабинку заглянул Прохор. — Я давно тебе одежду сделал. Одевайся давай.

Сам он уже переоделся в форму охранника, сверху бронежилет. Схватив стопку одежды, я тоже натянул на себя брюки, рубашку, куртку. Всё село, как влитое.

— Давай, показывай, где тут портал в иной мир.

В самом конце зала, за сетчатыми контейнерами с грязной одеждой, обнаружилась стена, отделанная голубоватой керамической плиткой. В центре она немного отличалась оттенком и рисунком.

— Вот здесь. Тут была дыра, но её заделали. Надо найти что-нибудь, чтобы разбить… — он оглянулся.

Но я не стал ждать, пока найдётся подходящее, левая рука сама подсказала нужное, вытянувшись в тяжёлую кувалду. И я шваркнул ею по центру.

Глава 8 Туннельный ужас

Я осторожно заглянул в дыру, пахнуло холодом, влажной землёй и чем-то ещё, будто дохлыми мышами. Сделал шаг и ноги по щиколотку утонули в липкой чавкающей грязи.

— Пошли, Прохор, — махнул я рукой напарнику.

Проход поначалу был широк, высок, так что мне хоть и приходилось горбиться, шёл я спокойно, но постепенно свод опасно надвинулся на меня, навис над головой, а стены будто сошлись, пытаясь зажать в тиски. Вот-вот обрушиться и похоронит нас живьём в земляном склепе. Даже пару раз прошиб озноб, а Прохор тот вообще стучал зубами от страха и всхлипывал.

— Ну, твою ж мать, — вырвалось у меня, когда мы уткнулись в стену.

— Т-там должен быть проход дальше, — голос Прохора дрожал, но почему-то звучал довольно уверенно.

— Да? А ты что сам принимал участие в подкопе? А?

Интересная вырисовывается ситуация. Может Прохор сдал всех товарищей, чтобы остаться в живых? Нет, полная чушь, — я помотал головой. Не такие здесь порядки. Всех бы все равно бы пустили в расход.

— Н-не принимал я. Но потом, закладывал эту дыру.

Я не очень поверил ему, но решил не торопиться с выводами. Мысленно представил на месте левой руки сапёрную лопатку — раньше такого никогда не делал, но тут пришлось. И начал раскапывать дыру. Рука вдруг провалилась куда-то. Потянулся и не удержался — вывалился через проём. Прямо на шершавый холодный камень, едва не приложившись носом.

— Прохор! Сюда иди! — отряхиваясь от налипших комочков земли, позвал я. — Осторожно только, бл… Осторожно!

В дыре показалась разлохмаченная голова, болезненно-бледное лицо. И, наконец, Прохор пролез сквозь проём.

Система выдала схему этого странного подземелья. Некоторые участки почему-то были затенены, прорисованы лишь условно. Но то, что я смог увидеть, вселило уверенность, что мы не заблудимся.

Свисавшие с потолка, словно экзотические люстры, сталактиты мягко фосфорицировали голубоватым, розоватым или золотистым свечением, так что казалось, что мы находимся где-то в пещерах восточного шейха, а по углам свалены сокровища — горы золота, драгоценных камней, статуэтки, украшения.

Стоило отвести взгляд от испускающей таинственный свет «люстры», как на границе зрения начиналось мельтешение, и я видел бесплотных призраков. Они выглядывали из пористых, пронизанных трещинами стен, высовывали руки. Просачивались из разломов, медленно проплывали и растворялись в небытие.

В детстве я побывал в катакомбах Одессы — заброшенных каменоломнях, где добывали ракушечник для строительства домов. Было мне тогда лет пять что ли, или семь и помню тот ужас, который я испытал в этих жутко запутанных невесть как и куда идущих коридора, где в последней Мировой войне прятались партизаны.

— Ладно, погнали, Прохор. Времени у нас мало. Или ты вернуться хочешь? Давай, думай. Я настаивать не буду.

— Не, я пойду с тобой, Громов, — как-то даже на удивление уверенно выпалил парень.

— Ладно, — согласился я, хотя бледный вид моего напарника, который выглядел чуть лучше ходячего мертвеца, посеял в душе сомнение, что он будет мне полезен, а не станет обузой. — Погнали. Времени у нас мало. Сам понимаешь.

Под ногами хрустел песок, мелкие камни и каждый шаг отдавался пугающим эхом, отскакивая от стен, потолка, возвращался искажённым и казалось, что с нами идёт ещё кто-то. Пытается замаскировать свой шаг под наш, но иногда не попадает в унисон. Это пугало и бесило.

Когда коридор разветвился на два прохода, я проверил по схеме маршрут и уверенно вступил влево. Сочился с потолка тусклый, грязно-жёлтый свет, создавая ощущение склепа, и казалось ещё шаг и мы увидим ниши, в которых будут сидеть, или стоять скелеты, обряженные в старинные одежды.

— Стой, — я успел схватить Прохора за рукав, заслышав странный звук, похожий на смех, женский или детский.

Стройная девичья фигурка. Повысил яркость фонаря, чтобы и Прохор мог видеть то, что видел я. Мать твою за ногу. Глазам не верю. У стены, где коридор делал изгиб, стояла девушка. Ярким пятном белела блузка, из-под которой выпукло и бесстыдно выпирали груди. В ореоле роскошных кудрей, тяжело упавших на округлые плечи, проступало лицо. Такое знакомое. Изгиб тонких, словно нарисованных бровей. Глаза, огромные и такие яркие, что будто светились в полумраке.

Краем глаза я заметил, как у Прохора отвалилась челюсть, и он весь задрожал от желания, как жеребец, которого подвели к молодой красивой кобылке. Значит, он видел то же, что и я. Но кто угодно мог оказаться в этом подземелье, в этих запутанных катакомбах, но не Эва. Её тут просто не могло быть.

— Прохор! Нет!

Я не успел удержать его, как он сделал шаг. Вернее, он просто прыгнул туда, в этот угол. В страшном нетерпении, которое не мог сдержать. Девушка улыбнулась ещё шире и лицо разъехалось на три части по горизонтали, превратившись в картину абстракциониста.

Скрежет, громкое шуршанье, словно по каменной мостовой протянули здоровенный мешок. И откуда-то сверху, со сводчатого потолка на Прохора обрушилась отливающая антрацитом труба толщиной со ствол столетнего баобаба, поглотившая его целиком. Бедняга даже не успел крикнуть, как скрылся в ней весь.

Левая рука вытянулась в острый кинжал и я с силой вонзил его прямо в эту блестящую чёрную шкуру, которая исходила крупной дрожью. Взмах, ещё один. Боялся резать глубоко, чтобы не задеть парня, который сейчас находился в брюхе этого чудовища.

Громкий визг, словно проткнули огромный надувной шар, огласил своды. Существо орало, шипело, пыталось извернуться, ударить меня хвостом с большим наростом — там, где нам обоим привиделась Эва. Но теперь оттуда белела длинная зазубренная кость.

Открылась большая пасть, словно бездонный извивающийся мешок. Там внутри, на самом дне что-то шевелилось, но в сумраке я не мог разглядеть.

Отступил на шаг, пытаясь отдышаться и усмирить колотящиеся сердце. Система пискнула и выдала мне схему этого чудища. А в нем скорчившуюся фигурку. Так, ну кажется можно рискнуть.

Моя рука вытянулась в длинный плоский меч. Схватил его второй рукой и с силой нанёс удар по хвосту монстра. Он отвалился, шевелясь, словно продолжал жить своей жизнью. А я мгновенно перескочил к тому месту, где открывался мешок. Резкий взмах и острейшая сталь отделила башку монстра от остального туловища.

Визг, словно зарезали стадо свиней, отразился от стен, разнёсся гулко по подземелью. Вонзился в барабанные перепонки с такой силой и болью, что я на миг оглох. Мерзкая тварь изогнулась остатками своего туловища, пытаясь поднять обрубок хвоста, раскрыть пасть, чтобы заглотить меня, но вдруг опала, сдулась, как матрас, которого проткнули острым камнем на пляже.

Я сделал разрез, аккуратно и осторожно по шкуре. Раскрыл, как молнию на спальном мешке. И первое, что я увидел, расширенное от ужаса глаза Прохора. Он присел на корточки среди развороченных кишок монстра и смотрел на меня, будто это я был этой мерзотиной, которая сожрала его.

— Вставай, паря, — я подал ему руку. — Все позади.

Качаясь, как змея факира, Прохор на полусогнутых ногах отошёл к стене и его вырвало. Согнулся в три погибели и начал блевать. Я похлопал его по плечу и отошёл к сдохшей твари, поковырялся в останках.

Система пискнула и выдала мне информацию:

— Монстр «Тангерино- ментальный динго». Является хищником. Тонкая, но прочная кожа, цвет которой зависит от возраста. Тем старше, тем светлее. Старые экземпляры имеют почти белую окраску. Живут глубоко под землёй, в заброшенных каменоломнях или шахтах. Большая пасть без зубов. Жертву заглатывают целиком и переваривают несколько часов, иногда дней. Маленькие глаза и почти нет видимых ушей. Издают звуки от совсем низких до высоких, напоминающих визг. Существа крайне агрессивны. Чтобы создать приманку, умеют считывать на низком уровне мысли и образы у жертвы и создавать фантомы.

Вы получаете за убийство 100 баллов и амулет «Чтение мыслей первого уровня».

Перед глазами повис обрамленный в серебристую (возможно, реально из серебра) резную оправу мутно-белый камень, похоже опал. Выглядело это так реалистично, так живо, что я рефлекторно протянул руку и только в этот момент видение рассеялось и я схватил лишь воздух. Матерно выругался.

— Ты чего ругаешься? — услышал я голос Прохора.

Парень уже пришел в себя. Макроматериал его костюма уже очистил от слизи и кишок чудища, которое я убил. И кажется Прохор даже пытался улыбаться.

— Да так. Думал за убийство какую-нибудь награду дадут, а тут такой облом.

— Жди больше, — хмыкнул Прохор и уже серьезно добавил: — Спасибо тебе, что спас.

— Да не за что.

Теперь мы стали осторожней, старались держаться открытых пространств и тщательно обследовать всё вокруг, не затаилась ли где какая-то тварь. Выступал бугристый камень, мокрый, склизкий и темный от потеков воды. Пару раз мы натыкались на здоровенные трещины, которые разрывали подземную галерею.

Прохор был излишне весел, говорил без умолку, как бывает у людей, переживших сильный стресс. Рассказывал о своем детстве, отце, матери. Слушая этот бред, я мысленно возвращался к монстру, который изобразил Эву. Почему именно её? Я совсем не думал о ней, она не занимала мои мысли до такой степени, чтобы представлять её вот в таком соблазнительном виде.

— Скажи, Прохор, — я решился прервать поток сознания напарника, зудевшим над ухом как старинная бормашина. — А ты эту телку, которая привиделась нам, знал раньше?

— Конечно, знал! — огорошил он меня. — Это же Эва. Эва Райкова! Знаменитая телеведущая! Красотка. У-у-у! Какая грудь, а задница, а ноги!

— Ты прямо так говоришь, как будто дрочил на нее, — усмехнулся я.

— А то? А ты нет что ли? Я же знаю, что вы были любовниками.

— Чего? Никогда этого не было. С чем это ты р-решил?

— Да ладно! — Прохор похлопал меня по плечу, фамильярно приобнял, что вызвало у меня сильнейшее раздражение и желание дать напарнику в ухо. — Я же видел этот фильм, и сериал. Она же биографию твою написала и рассказала в подробностях, как вы кувыркались в постели. Это что-то, я тебе скажу! Никогда не видел такого горячей е…ли! Особенно на байке! Я бы не смог. А ты смог.

— Слушай. Это все вр-ранье! — прорычал я, ненавижу слышать о себе фигню, даже, если она выставляет меня сексгигантом. — Эва написала книгу, но потом когда она пропала, из этого сделали какое-то эр-ротическое супершоу! Мы были едва знакомы, твою мать!

— А чего ты злишься-то? — Прохор, бросил на меня удивленный взгляд. — Ну трахал ты её и чего? Задаром что ли она тут нам явилась?

— Пр-рохор! Я вообще не думал о ней! Совсем! Бл… Мать твою! Эта тварь считала твои мысли — не мои. Твои желания.

— Да будет тебе, Громов! — Прохор расплылся в широкой ухмылке. — Я ж не осуждаю тебя. Ты мужик видный, молодой, баб, наверно, у тебя было вагонами разгружай. Ну а чего стесняться-то? Ты ж не женат? Жена на тебя донос не напишет.

— А что, на тебя написала?

Прохор захлопнул рот, и какое-то время мы шли молча, я поглядывал на него, видел, как белесый свет фонаря обрисовывает напряжённо сжатые челюсти, тощий синеватый от вылезшей щетины подбородок и суженые глаза.

— Да! Да! — вырвалось у него с какой-то истерикой. С силой стукнул кулаком по острому выступу стены. Быстро-быстро прерывисто задышал, сглотнул комок в горле. — Не знаю, кто конкретно написал — моя супруга-змея или теща-сука, но кто-то из них! Бл… Мерзавки, твари, мрази, — разразился семиэтажными ругательными эпитетами, характеризовавшими собственных родственников, как исчадий ада.

Вот никогда этого не понимал. Ну нашёл ты бабу, ну и живи с ней по-человечески. Ты ж сам выбирал. Никто тебя за х… не тащил в загс. Не хотел жениться — неженился бы.

— Слушай, а вообще легко вот так загрести человека по доносу? — я решил прервать истерику напарника, который казалось скоро будет орать во весь голос, и призовёт сюда всех демонов этого подземного мира.

— Громов, ты прямо как с луны свалился! — воскликнул парень, на миг забыв проклинать своих ближайших родственничков. — Да элементарно! Ну скажем, поругался ты с соседом. Ну собака его насрала на твоём участке, идёшь к ближайшему информационному столбу и анонимно сообщаешь, что господин такой-то — гребанный паразит, работы не имеет, коэффициент интеллекта ниже среднего. И всё! Всё, Громов! Соседа тащат на гильотину. Вот тебя за что загребли?

— Меня-то? — я криво усмехнулся, вспомнив довольную физиономию Микаэлы, которая кричала, что я похитил её и изнасиловал. — Да так. Было оно дельце. Не поделил кое-чего с компаньоном, — сказал почти правду, но в подробности вдаваться не стал. Решил не говорить, что пожалел девчонку, которая сломала мне шею, и попал на гильотину за это. Выглядеть совершенным идиотом перед Прохором не хотелось.

— Ну а тебя-то жена за что пилила? За то, что дрочил на Райкову? А?

— Да пошёл ты! — совершено неожиданно окрысился Прохор. — Не изменял я ей! Не изменял!

Развернулся и с силой толкнул меня в грудь. Так внезапно, что я отступил на шаг, куда-то вглубь темнеющей в стене ниши. Искры из глаз осветили пространство на манер новогоднего фейерверка.

— Твою мать!

Рефлекторно наклонился и тут плиты разъехались под ногами, словно я вступил на мостки, проложенные по болоту. Зашатался, пытаясь схватится за воздух, и не удержался, рухнул камнем вниз. Лишь разнёсся по галереям крик Прохора: «Гро-о-омов!»

У-у-ух! Засвистел, загудел ветер в ушах, надувая брюки и рубашку. Так я прыгал с парашютом. И не раз. Шаг в пустоту, пробирающий ознобом страх — от него никуда не деться даже самому крутому смельчаку, сменялся на восторг, эйфорию свободы. Вот только сейчас сложенного в ранце спасительного купола за спиной у меня не было, а полёт в никуда казался вечностью, будто падал я в бездонный колодец, как Алиса в сказке Кэрролла.

И тут левая рука отяжелела, словно вырос из неё чугунный якорь и со страшным скрежетом пропахала глубокую борозду в камне, едва не вырвав мой протез. И болтая ногами, я повис над бездной, уцепившись правой рукой за какую-то корягу. Едва отдышавшись, осторожно через плечо осмотрелся. Внизу на высоте трёхэтажного дома тускло отсвечивал выступающий балкончик — плоская квадратная площадка. Такая крошечная, что отсюда она казалось размером с носовой платок. Промахнуться можно в два счета и тогда я опять полечу вниз.

А сердце оглушило грохотом, ударяясь в виски, будто через меня шёл курьерский поезд. И кто-то бил в металлический барабан — глюкофон. Тим-бам-Тум-Бам-Тим. По спине пробегали здоровенные мурашки, и ледяные струйки пота проскользнули под мышками. Но собрав остатки сил, я оторвался от склона и прыгнул вниз.

Страшной силы удар о жёсткий камень. Жуткий треск разрываемой живой плоти, пугающий хруст. От лодыжки левой ноги до затылка разбежалась пульсирующая боль. Повисла кровавая муть перед глазами и я опустился без сил, подвернув под себя ногу. Слезы обожгли жаром похолодевшую исхлёстанную ветром кожу. Но вот боль постепенно отступила, ослабела, ушла куда-то вглубь сознания, сменилась на приятное покалывание, так что даже волосы на затылке зашевелились. Наноботы впрыснули в кровь обезболивающее, а затем методично и деловито начали восстанавливать моё тело — кости, разбитый вдребезги сустав, разорванные связки.

— Гр-о-о-м-о-в! Ты живой? — где-то высоко надо мной в белёсом проёме чернела голова моего напарника.

— Живой! — крикнул я изо всех сил.

— Живой! — подхватило эхо на тон выше. — Живой! — вскрикнуло фальцетом, будто ребёнок. — Жи-и-и-вой! — пропело низким гулким басом.

Я передёрнулся — ни хрена себе здесь звуковые спецэффекты. Включил фонарь на полную мощность — прямо под ногами обрывалась, теряясь во тьме узкая, метра три в ширину, но, длинная и глубокая пропасть. За ней расходилось углубление в форме огромной чаши. На дне её распластались скелеты, чьи торчащие кости сверкали как хрустальные, а рты оскалились в последнем предсмертном крике.

По левую руку от меня виднелось круглое отверстие, словно нора огромного фантастического туннельного ужаса — червя или змеи. И я подумал, что хорошо бы оттуда вылетел дракон, а я оседлал бы его, укротил, как дикого мустанга, и он бы вынес меня наверх. Что за бредовые фантазии? Наверно, наноботы перестарались с обезболивающим и я поплыл — скоро увижу фиолетовых единорогов.

— Громов! Я те…час…вку…ну! — ветер стер часть крика Прохора, но я всё равно понял, что тот хотел сказать, что бросит верёвку, которую мы предусмотрительно захватили в тюрьме.

Но вот смогу ли я по ней подняться? Пошевелил ногой, и, не удержавшись, вскрикнул, когда жгучая боль злым осиным роем впилась в лодыжку. Система услужливо вывела индикатор здоровья — всего тридцать три процента! Твою ж мать! Сколько я буду сидеть здесь и ждать, пока нога срастется? В скелет превращусь, вон сколько их там, на другой стороне.

Громкое ритмичное шуршанье — из норы показалась округлая голова, два глаза-блюдца, которые зловеще темнели провалами, но потом из центра стали расходиться, пульсировать лучи голубовато-зеленого цвета. Вылезла здоровенная, метра два в диаметре, розовато-белого цвета многоножка, смахивающая на гусеницу. От головы поднимался гребень, а сзади, как два облезлых пера торчали вверх и подрагивали стержни, загибаясь на концах. Двигалось существо медленно, грациозно изгибая туловище и переставляя маленькие мохнатые ножки. Двинулась к краю пропасти. И глаза запульсировали все ярче, сильнее, словно тварь пыталась загипнотизировать меня.

Страшнее всего выглядел её рот — окаймленная красным круглая дыра, в которой что-то шевелилось, ворочалось, будто кто-то пытался вылезти оттуда.

Я переложил к себе на колени рюкзак, вытащил штеер, проверил магазин. Но на этом выступе я был совершенно беспомощен перед этой тварью. А она надвигалась на меня, приподнимая и опуская верхнюю часть туловища, и в такт движению под полупрозрачной кожей расходились синеватой паутиной лучи. Шевелила тремя парами коротких ножек, словно потирала их друг от друга в радостном нетерпении.

Глава 9 Ментальная атака

Оно надвигалось, как огромный айсберг, как взбитая огромными волнами густая пена, как плотный, свернувшийся в кокон туман, медленно и неотвратимо. Я не мог отвести глаз от этой белоснежной шкуры, такой странно чистой в этом грязном подземелье, от больших круглых глаз, которые источали странную энергию, лишая меня даже малейшего желания сопротивляться. Оно изгибалось, подбираясь к краю. Перегнулось и почти дотянулось до меня, так что увидел совсем близко субстанцию, которая бурлила, или скорее боролась в этой дыре, окаймлённой красным.

Пуфф! Края дыры разошлись, оттуда весело выплеснулся рой золотых звёздочек, словно мириады солнечных зайчиков заплясали в воздухе. Я вздрогнул, вспомнив золотистых мотыльков с корабля-сферы, которые жрали мою плоть с жадностью кровожадных пираний.

Но я ощутил невероятный прилив энергии, словно мне дали отведать живой воды. Боль стала отступать, слабеть, растворяться в море хлынувшей в мозги эйфории. Захотелось вскочить и заорать от радости, огласить это подземелье диким криком.

Совершенно забыв о сломанной лодыжке, я подскочил на месте и крикнул: Эй! И замер, поражённый. Сердце застучало часто-часто, словно заполнило всю грудную клетку, пытаясь прорваться наружу. Ударило в виски, в затылок. Прислушался к своему телу, напряг мышцы рук, присел. Чувствовал себя посвежевшим, сильным, но главное и самое важное — абсолютно здоровым. Попрыгал на месте — ноги слушались меня, пружинили и казалось я могу взмахнуть руками и воспарить к потолку этой странной пещеры.

И белоснежное существо отступило, медленно и грациозно, что выглядело особенно удивительно при его размерах, развернулось и ушло в свою нору.

Индикатор здоровья ожил, переливаясь всеми оттенками зелёного, начал быстро удлиняться. Добрался до максимума. И перерос его! Система пискнула и выдала сообщение:

«Вы получаете прирост здоровья +25 % к имеющемуся».

Теперь я был здоровее, чем прежде на 25 процентов. Хорошо бы ещё узнать, что это означает, и главное проверить, насколько это поможет выбраться из этой дыры.

Рядом с каменистым пятачком, куда я так неудачно спланировал, что сломал ногу, покачивалась верёвка, сброшенная Прохором. А на склоне обнаружились словно вырезанные в камне ступеньки, шириной в полметра и глубиной в мою ладонь.

Обвязавшись верёвкой, я превратил левую руку в альпинистскую кошку. Замах! Когти глубоко вонзились в твёрдый камень. Посыпались камешки. А я, поставив ногу на одну из ступенек, перебрался выше. Чуть выше образовался козырёк, куда я легко перепрыгнул.

Ещё шажок, когти скользнули, вырвались комки рыхлой земли, забарабанили по лицу, рука соскочила, а ноги, не найдя опоры, сорвались. Под тяжестью моего тела верёвка опасно натянулась струной. Но выдержала. Сердце стучавшее сильно-сильно, отдаваясь в горле, наконец угомонилось, сбросила обороты и я вновь начал свой нелёгкий подъем.

Жарко. Невыносимо. По лицу, вискам текли струйки солёного пота, щипали, застилали глаза. И как назло, тело во всех, самых недоступных местах, стало зудеть и чесаться, так что это стало похожим на адскую пытку. Руки дрожали и не слушались. Рубашка под бронежилетом противно взмокла, словно кто-то налил за шиворот горячей воды. И каждый раз сердце падало, когда нога срывалась с узкой и гладкой, как лёд, ступеньки. И кажется нет ни конца, ни края этому. Вершина далека и не доступна, словно кто-то отодвигает её от меня, когда я преодолеваю очередную ступеньку.

Уфф. Ещё покорил целых полметра! Каких же трудов это мне стоило, не описать словами! Те чувства, что испытывают скалолазы — буря эмоций, от страха до невероятной эйфории, что мне это удалось! Я почти добрался до вершины.

— Давай, Громов! Помогу.

Прохор перегнулся через край, подхватил меня под мышки и затащил наверх. И это пришлось, как нельзя кстати, потому что силы уже оставили меня. Пару минут я просто лежал на животе, пытаясь отдышаться. И только потом сумел встать.

— Громов, прости, что так получилось! — Прохор заискивающе взглянул мне в лицо.

Лицо раскраснелось, в глазах отчаянье. Переживает, кажется, искренне, хотя я не винил его.

— Всё в порядке, — я похлопал его по плечу.

Подошёл к каменной колонне, от которой тянулась верёвка.

— А ты, старик, на флоте служил? — поинтересовался я, рассматривая «восьмёрку» — узел, которым Прохор привязал верёвку.

— Да нет. Рыбаком я был. На сейнере, — подошёл к каменному столбу и лёгким, почти незаметным движением развязал узел и стал скручивать верёвку в бухту, наматывая на руку и плечо. — Мы с нашей ватагой добывали тунца. Иногда вот такие экземпляры попадались, — распахнул руки на всю ширь. И хотя рыбаки любят привирать, я реально видел тунца таких размеров. — Ну а потом всю рыбу-то выловили. И меня, как и всех под зад коленом.

Да, именно так. Люди так бесцеремонно и жадно грабили свой же родной дом, что в морях и океанах не осталось никакой живности, кроме медуз. Японцы выбили всех китов. Хотя ещё в двадцатом веке был объявлен запрет на китобойный промысел, хитромудрые азиаты сумели преодолеть эту преграду. Они просто нашли лазейку в законе, который позволял ловить китов для научных исследований. Дельфинов они тоже выловили полностью: этих умнейших морских животных японцы просто употребляли в пишу.

— Понятно. Ну а потом?

— А потом устроился на ферму, где выращивали осётров. Красивые рыбы, особенно когда взрослые. Я даже их полюбил, что есть их не мог. Представляешь — приходишь их кормить, а они уже чувствуют это, подплывают, хватают прямо из рук. А потом там настолько всё автоматизировали, роботизировали, что люди-то совсем перестали быть нужны. Но и всё — гуляй, Вася, жуй опилки.

— Печально. А как Лига? Почему не заступилась?

Я хорошо помнил то время, когда «Лига защиты профсоюзов» навязывала всем свои законы — не меньше тридцати процентов работы на любом производстве должна была выполняться людьми. Не роботами, не андроидами, а именно людьми. Даже, если полная автоматизация будет владельцу выгоднее.

Когда мы собирали на околоземной орбите в доках наш звездолёт с Артуром, нам это здорово мешало. Отдельные узлы выводились устаревшими ракетами на химическом топливе с космодрома «Восточный». Собирали эти ракеты рабочие, но среди обычных работяг, туповатых, но трудолюбивых, попадались сволочи, которые устраивали диверсии в цехах, на космодроме. Все нити терактов тянулись к секте «Очистительная сила Сверхновой», их лидеру Гордону Макбрайду, который призывал не сопротивляться гамма-излучению, а принять, как исцеляющий душу свет. Идиот. Потом Артур предложил вывести все производство за пределы Земли, чтобы узлы создавались с помощью наноматериалов. Именно таких, из которых строилась Новая Москва при мэре Леопольде Ланге. Звездолёт мы достроили. Эх, если бы сейчас достать эти наноматериалы и 3D принтеры! Как бы мы могли разгуляться, создавая новый космический флот. Эх, мечты, мечты.

— Да, тогда уже Лига сдулась, им все равно было. Люди — не люди. Лишь бы ноги унести от всего этого бардака. Куда они потом подевались — хрен его знает.

— А потом?

— Потом… — Прохор втянул воздух, вздохнул тяжело, а глаза влажно залила печаль, бросил скрученную верёвку в рюкзак, закинул на спину. — Так, перебивался разной мелкой фигней. Где чего починить, где что-то приколотить, или продать. Но все равно, без образования ни хрена не получишь нормальной работы. Я ведь только школу закончил и потом сразу с отцом стал рыбу удить, ну а потом уже в море выходил со своей командой. Какое было время, Громов, — протянул с такой тоской, что у меня что-то кольнуло в сердце.

Истинная и горькая правда. Без высшего образования человек был никем, оказывался на самом дне, без надежды выбраться наверх. Сам я окончил высшую воздушно-космическую академию в звании лейтенанта. Мог даже старлея получить, командовать эскадрильей. Но поссорился с ректором, феерическим болваном, которого назначали вместо прежнего, когда я уже учился на последнем курсе. Для него я был вечным геморроем, гвоздём в сапоге. Третировал меня этот мудак беспрерывно, придирался по малейшему поводу. Мы-то уже считали себя крутыми перцами, которым можно позволить и послабление. А этот говнюк решил, что мы ничем не отличаемся от салаг-первокурсников и никаких поблажек нам не положено.

Шли молча, видно каждый думал о своём. Тропа, смахивающая на ту, что протаптывает народ между сугробами в снежную пору, разделяла выросшие по стенам глиняные холмики. Часть их заканчивались длинными щелями или провалами. Один из них превратился в глубокий колодец, в который я чуть не ухнул, но Прохор успел подхватить меня.

Мы по щиколотку, а где и по колено, увязали в грязи цвета отстойного кофе. Сквозь бугристые неровные стены выступила роса, словно бисеринки пота на коже. Тяжёлый сырой смрад царил здесь, заставлял дышать глубже, но не вдыхать носом. Запашок витал премерзкий, плесени, гнилья, водорослей — они откуда тут взялись? А, теперь я понял. Из-за сырости размножились микроскопические зелёные водоросли, покрывшие стены пушистым ковром, словно плесень.

Миновали очередную арку и тут я замер поражённый. Из мутно-белой дыры в куполообразном каменистом потолке мягко падал голубоватый столб солнечного света, превращая представшую перед нашими глазами пещеру в тронный зал подземного короля. Сталагнаты по четырём углам, вытянувшись в гладкие, почти симметрично расположенные колонны с изящной капителью, поддерживали свод.

Как хрустальная люстра свисала бахрома из длинных, тонких и кажущихся хрупкими белоснежных соломинок. Чуть поодаль гроздья огромных «жемчужин» в окружении бутонов жёлтых «роз». А камень стен, изрезанный водой, казался покрытым искусной резьбой.

По периметру шли сталагмиты, в которых даже мой лишённый воображения ум угадывал то раскрытую пасть дракона, утыканную острыми зубами, то грациозный девичий стан, то группу гномов в фартуках и с длинными седыми бородами. А то и мрачный готический замок, украшенный острыми шпилями, и крепостной стеной с башенками и бойницами.

А по левую руку в сумраке мрачно проступали высокие трубы органа в католической церкви и казалось, я услышу высокий детский голос, поющий: «Аве, Мария!» Почему на ум пришла именно эта песня, не знаю. Тем более, никакой духовной связи с католической верой я не ощущал. Но вот этот отливающая металлическим сплавом громадина органа давила на меня, заставляла представлять, что я нахожусь где-то храме.

Всё было застывшим, мёртвым, будто проклятым старухой-колдуньей, но казалось коснись рукой какой-нибудь статуи, как всё мгновенно оживёт, грянет бравурная музыка, гномы пойдут в пляс. Каскадами со стен побежит весело и шумно вода, распустятся цветы, источая дурманящий аромат.

И самое главное украшение этого зала. Вокруг невысокой, мне по пояс, колонны, испускающей голубоватое свечение, танцевали большие лазурные бабочки. А полукругом шли гладкие полукруглые надолбы, смахивающие на яйца динозавров.

Я уже хотел спрыгнуть на тропку, которая шла с подъёмом верх — туда, где виднелся пятачок голубого цвета, как Прохор резко и сильно сжал мне плечо и дёрнул назад:

— Подожди, Громов, что-то тут не то.

— Что не то? — недовольно буркнул я.

Но дурман, наведённый заколдованным этим местом, бесповоротно рассеялся и я, пребывая уже совсем не в такой эйфории, осмотрелся. Правда, ничего опасного не обнаружил и вопросительно взглянул на напарника.

— Слышишь капель? Вода текет?

— Ну слышу. И чего?

— И шум воды слышен, и по коридору мы шли, там по колено было. Так почему здесь сухо так? Брось-ка в ту колонну пластидами.

Взрыв! Я ослеп. Но в темноте услышал страшный по силе вопль, визг, свист — всё вместе. И шум воды, будто бил хвостом огромный кит. Включил на полную мощь фонарь и с ужасом понял, от какой беды спас меня Прохор.

В центре пещеры в бешено вспененных волнах билось чудовище, смахивающее на огромного крокодила, или скорее акулу с пастью крокодила. Белёсый свет фонаря зловеще плясал на блестевшей, как антрацит, крупной чешуе, на торчащем словно изгрызенном гребне, широких и плоских лапах-плавниках. Монстр клацал зубами с такой силой, что звук отлетал от стен и вбивался мне в барабанные перепонки, вызывая острую боль. Цилиндр с голубоватым светом исчез, видимо, это опять была иллюзия. И с досадой я вспомнил те фантомы, которые видел на корабле-сфере. Мизэки тогда сказала, что я очень восприимчив к ментальным атакам. Это плохая новость.

Стрекот пулемётной очереди, блестящий веер гильз. Прямо в мерзкую морду чудища — синхронно с Прохором мы вскинули штурмовые винтовки. Но пули отскакивали от чешуи, будто монстр был из закалённой стали. Он пенил воду, заливая нас киселём из мерзкой густой слизи, так что стоять на бортике стало уже опасно. Вполне можно было соскользнуть вниз. Когда моя винтовка захлебнулась, а Прохор потянулся за новым магазином, я крикнул ему, что мы отходим.

Вернулись в коридор. Прислонившись к стене, Прохор тяжело и прерывисто дышал, воздух вырывался из его груди с клёкотом и хрипом. Кусал губы, а глаза смотрели совершенно отсутствующе. Щеки с синеватой щетиной и уголки рта грустно обвисли.

— Что делать будем, командир? — наконец прохрипел он.

— Не знаю, — честно сказал я.

Система дала пару гудков, и перед глазами слабо замерцал голубым дугообразный экран:

«Вы можете получить подсказку. 50 баллов снимется с вашего счета».

Ненавижу эти подсказки с детства, как играл в игры, а потом уже учился в академии, получал навыки пилотирования. Возникает ощущение, что ты инвалид и тебе из жалости выдают костыли, раз сам не в состоянии ходить. Плюс зачастую это обманка, неверный путь, который заводит в тупик. Но сейчас мы уже были в тупике, и я мысленно сказал: «Да».

Ах ты, ёшкин кот, ну, разумеется, как же всё просто.

— Так, Прохор, новая установка — стреляй в брюхо.

Я скинул куртку, рубашку, брюки, оставшись лишь в «боксёрах». Прохор оглядел меня с ног до головы и покачал головой:

— Ты спятил? Нырять что ли задумал? Оно ж сожрёть тебя — не подавится.

— Сожрёт, значит, судьба такая. Пошли. И стреляй ей в пузо, как только оно откроется.

— Нет. Я в тебя попаду.

— Ничего. Я выживу.

Сложив стопкой одежду в рюкзак, оставил его у входа в пещеру. Ласточкой кинулся в воду. Ух ты! Ледяная вода чуть не задушила в объятьях, перехватило дыхание, свело мгновенно спазмом ноги. Но я заработал ногами, руками и поднырнул под монстра. Тьма кромешная, лишь плотное массивное тело едва-едва отличалось от такой же тёмной воды.

Левая рука отяжелела, потянула на дно, но я схватил за запястье правой и с силой всадил прямо в брюхо монстра. Острая сталь вошла легко, как удар тесака, сделанный опытным мясником. Гроздья горячих кишок вывалились прямо на меня, обвились как змеи. А я вынырнул и, захватив воздуха, вновь оказался под брюхом. Острые как иглы впивались в тело пули Прохора, но я не ощущал боли, только все тело стало гореть.

Громкий пронзительный визг, вопль, скрежет — никогда не подумаешь, что живое существо способно на такие звуки. Монстр бился в припадке, и я едва успевал уйти из-под удара многотонной махины. Ещё глоток воздуха и вновь борьба. Бил, кромсал брюхо этого странного акулы-крокодила.

Фейерверк искр из глаз, жгучая боль скрутила тело — монстр всё-таки умудрился шваркнуть меня хвостом, сбросив на каменистое дно. На мгновение сознание угасло, захлебнулось в клубящейся тьме, но, кажется, тут же вернулось и я бросился к поверхности за живительным глотком воздуха, буквально выпрыгнув из воды.

Все было кончено. Чудище лежало на боку, вокруг расплывалась чёрная лужа, белели виноградными гроздьями его внутренности.

Система выдала мне наконец всю информацию по очередному монстру:

«Пещерный Импала — редко наблюдаемое существо из отряда амфибий, имеет плавники и длинный, мощный хвост. Сверху покрыт светло-жёлтой чешуей, с возрастом она становится, как темная бронза или старинное золото, либо комбинация этих цветов. Живёт в подземных озёрах. Хищник, очень агрессивен. Большие круглые глаза, но зрение слабое, они полагается на слух или обоняние. Для спаривания покидает водоём, и находит себе партнёра. Самка вынашивает одного детёныша два года и затем кормит и воспитывает его в одиночестве.»

Прохор помог мне выбраться на берег и пару минут я лишь сидел, не ощущая ни холода, ни боли. Плоть моя вытолкнула пули, наноботы заштопали раны. Система выдала мне сто баллов за убийство этого «босса». Мелькнула досадливая мысль, что это слишком мало за такой бой, но с правилами этой игры не поспоришь, кому предъявлять претензии?

Последний рубеж. За широким полукруглым отверстием белели стройные стволы берёз, зеленели кружева переплетённых крон. После подземной тьмы резанул по глазам яркий солнечный свет. Прохор быстрым шагом, вприпрыжку устремился к выходу, но я остановил его.

— Чего? — буркнул он, явно не довольный тем, что я не дал ему вырваться на свежий воздух.

Мне тоже порядком надоела сырость и тяжёлый дух подземелья, но меня что-то смущало в этой дыре, ведущей к свободе.

— Подожди, вдруг там защита стоит.

Я переключил инфракрасное, рентгеновское излучение. Досадно, но я не ошибся. Как плохо заштопанная дыра на носке выход пересекали лучи. Так тесно, что проползти под ним мы не смогли бы. Подошли ближе и сквозь мягко шумящий лес я услышал едва заметное гудение, будто зудел под ухом комар.

Прохор матерно выругался и в какой-то безнадёжной тоске опустился у стены. Повесил голову, руки упали. У меня же в душе кипел лишь гнев на собственную беспомощность. Нет, сам я мог вылезти отсюда, разумеется лучи бы поджарили меня, но я бы выжил. Но сюда бы точно набежала охрана. Надо придумать что-то другое.

Система выдала, словно выплюнула, лишь короткое сообщение:

«Отключить защиту можно с помощью пульта управления. Ищите его поблизости.»

Я нашёл этот проклятый пульт на одном из деревьев. Прямоугольная белая коробочка пряталась среди ветвей берёзы. Выстрел из винтовки и всё, всё. Но шум привлечёт охрану, значит, надо отключить его как-то иначе. Но как? Как?

Пошарил в рюкзаке, перетряхнул всё барахло, которое мы захватили из тюрьмы — коробки с патронами, колагеновые пластыри, банки с консервами, пытаясь найти хоть что-то, какой-то предмет, который навёл бы меня на мысль о решении. Под руку попалась сухая веточка, сучок, похожий на маленькую рогатину, с привязанной к ней тонкой резиновой лентой. И я вспомнил, что эта штука выпала из кармана детских шорт. Машинально я сунул его в карман, а потом в рюкзак. Я вертел эту штуку так и сяк, пытаясь заглушить воспоминания о куче разноцветного хлама, что остался от казнённых. Но в сердце все равно неприятно кольнуло, и перехватило горло.

Рогатка! Так просто. Подобрал пару камешков и прицелился. Чпок! Крышечка отвалилась от коробки, явив внутренности. Я прижал к глазам бинокль, стараясь рассмотреть, что там находится.

— Развлекаешься? — со вздохом обронил Прохор.

Он сидел у стены, и, поджав под себя ногу, подбрасывал камешек.

— Угу. Развлекаюсь, — пробурчал я, отнимая бинокль от глаз.

Чпок. И следующий камешек попал точно в цель. С тихим жужжаньем лучи отключились.

«Вы получаете 10 баллов за нестандартное решение квеста», — равнодушно оповестила меня система.

Подержал на ладони рогатку, вгляделся в потёртую ручку, потемневшую от впитавшегося в неё пота. Видно мальчишка любил эту штуку, которую вырезал из сучка отец, или старший брат. И я представил, как паренёк доставал рогатку из заднего кармана шорт, лихо натягивал резинку с шариком из смятой бумаги, а то и маленького камешка или кусочка проволоки, и с оттяжкой, удовольствием стрелял по жестяным банкам или воробьям. Или отправлял маленький снаряд, как стрелу амура в ту девчонку с косичками, круглым личиком, и румянцем во всю щёку, которая ему нравилась так, что он густо краснел, когда произносили её имя, но признаться в этом было совсем невмоготу.

А потом его схватили, привели в «операционную» со страшной рамой и зловещим тяжёлым скошенным лезвием, и там закончилась его маленькая жизнь, так, собственно, и не начавшись. И кто, чёрт возьми, в этом виноват? Неужели я сам?

— Вставай, чего разлёгся? — буркнул я, сунув рогатку в карман. — Пошли!

О, какое это сладостное чувство, вырваться из пещерной тьмы на волю. И вроде бы пробыли мы там немного, но вот вдохнул воздуха, напоенного пряным и острым запахом травы, цветов, влажной земли, нагретых стволов берёз, что выстроились как часовые между соснами, пытаясь соперничать с ними в желании ухватить побольше солнечного света, и бурная радость охватила меня.

Стрекот кузнечиков, шуршанье крыльев стрекозы. Неприятно и резко вскрикивала где-то иволга. Радовали душу переливчатые трели соловья. На плечо опустилась божья коровка, как маленькая капелька крови, но тут же снялась, расправив крылышки и улетела.

Над буйной кудрявостью крон вязов, клёнов и дубов я видел голубую даль неба с разбросанными перистыми облачками — погода более чем хороша. Листочки на деревьях едва-едва колышутся, ветер слабый, а видимость отличная. Осталось только угнать наш транспорт.

Серо-стальной квадрат лётного поля. Привольно гулял ветер, бил в барабанные перепонки, звенел в колючей проволоке, которая шла поверху бетонного забора, окружавшего по периметру здание тюрьмы.

По правому краю выстроились небольшие разноцветные флаеры, красные, серые, тёмно-синие, видно служебные. Слева в ряд несколько массивных летательных аппаратов, выкрашенные в единый защитный серо-бело-голубой цвет с разводами, как бывает для истребителей, чтобы днище сливалось с небесной голубизной, а вверх с облаками. У ближайшего маячила долговязая фигура пилота в пухлом оранжевом лётном комбинезоне.

Конечно, поле прекрасно просматривалось с диспетчерской вышки, которая возвышалась огромным грязно-белым грибом в начале аэродрома. Но я надеялся, что мой план сработает.

Не таясь, подошли к пилоту. Он обернулся на шум шагов, зыркнул по моим погонам полковника, вытянулся и отдал честь.

— Тр-ранспорт готов? — деловито осведомился я. — Вылетаем.

— Да, товарищ полковник, всё готово. Отмашку ждём от диспетчеров.

— И чего они опять тянут, зар-разы? — скривился я, стараясь держать в поле зрения и группку охранников с парочкой спецназовцев, что болтались на противоположной стороне, возле одного из флаеров. Их громкий гогот доносил ветер.

— А что, товарищ Зимин не полетит? — спросил пилот, в его голосе я уже пробилась нотка недоверия.

— Нет, позже. Полетели, — сказал я уже совсем приказным тоном, не сводя взгляда с худой физиономии парня, с юношеским пушком на щеках и парой свежих порезов.

А у самого по правому виску предательски побежала струйка пота. И пилот уже намереваясь развернуться, вскинул подбородок и, сузив глаза, спросил с подозрением:

— А пароль вы скажите, товарищ полковник?

— Да, скажу, — подошёл ближе и незаметным движением, но так, чтобы парень хорошо видел мою руку, которая вытянулась в кинжал, ткнул им в его шею. — Быстро садись в машину и включай двигатель!

— Нет, нет, — затрясся тот всем телом. — Не могу! Нас подстрелят! Без разрешения!

— Ладно. Тогда вот что. Залезай под флаер и снимай костюм. Быстро! — провёл лезвием по тощей шее парня, оставив царапину, с выступившей алой капелькой.

— Вы не сможете улететь. Не сможете! — голос парня сломался, руки беспорядочно задрожали, кажется, он даже присел от страха.

— Почему?

— Там генетическая защита!

Я скомандовал Прохору подержать пока пилота на прицеле, и запрыгнул на крыло, а оттуда заглянул в кокпит через фонарь.

Чёрт возьми, какая до боли знакомая панель управления. Нет, я летал на многих летательных аппаратах, и наночип в моей башке хранил целую кучу описаний самых разных приборов, от старинных аналоговых, которые выглядели, как круглые будильники до самых супер-пупер навороченных. Но флаер выглядел так узнаваемо и в то же время навевал мысли о чем-то чуждом, враждебном. Плавные очертания сплющенного сверху и снизу дракона, короткие серповидные крылья. И тут меня осенило, аж объяло жаром, от чего заполыхали щеки и шея. Прямоугольный экран-сканер для распознавания руки. Пятипалой руки человека! Не трёхпалой, но все равно это был именно тот самый экран-сканер. Ошибки быть не могло!

Вспыхнули воспоминания о видениях, в которых генерал Ратманов говорил о том, что они закупили какое-то сверхсекретное оружие у компании «Адам Корпорейшен». Адам! Неужели тот самый Адам, капитан или владелец корабля-сферы людей из альтернативного мира? Возможно, именно он снабжает теперь землян супероружием, и в том числе этими флаерами, которые здесь переделали для человека. Но зачем? Неужели только ради того, чтобы найти меня? Месть за смерть Мизэки Сакураи или просто хочет, чтобы я привёл Адама к ней?

Гогот утих и, бросив взгляд поверх фюзеляжа, я заметил, что группка из четырёх архаровцев на противоположной стороне как-то нехорошо косится на нас. Так что счёт пошёл уже на минуты.

Когда вернулся к пилоту, которого на мушке держал Прохор, скомандовал им обойти флаер с другой стороны. Аппарат стоял на самом краю поля, так что за ним нас было видно только с диспетчерской вышки. Парень неохотно, но подчинился. Стянул оранжевый лётный костюм, под ним оказалось облегающее белье.

— Трико тоже снимай, — скомандовал я, и уже потом Прохору: — Поддержи его за руки сзади. Крепко. Понял?

Прохор молча кивнул, зашёл за спину парня и обхватил его за руки.

— Нет-нет, левую руку высвободи, — добавил я.

— Не надо, пожалуйста, прошу вас…

Пацан захныкал, скуксился, как маленький. Кривые ноги с тощими икрами в редких рыжих волосах подвернулись, обмяк тряпичной куклой, так что Прохору пришлось встряхнуть его со всей силы и вновь поставить.

— Чего не надо? — поинтересовался я с ухмылкой.

— Не отрезайте мне руку. Пожалуй-ста, — простонал он тонким голоском, закатывая глаза. — Прошу…

Прохор, сузив глаза, напряжённо вперился в меня:

— Может, действительно не надо?

— Держи его крепче, твою мать! — спорить я ни с кем не собирался.

Я бросил на землю рюкзак и достал медпистолет. Перехватил руку пилоту на предплечье жгутом и как это говорят медсестры, скомандовал:

— Поработай кулачком, парень.

Тот захлопал растерянно глазами, явно находясь на грани обморока. Побелел, как мертвец, затряслись посиневшие губы, из пениса потекла мутно-жёлтая струйка, а на сером бетоне расплылась тёмная лужица, распространяя едкий запах мочи. Я набрал в медпистолет из вены парня кровь и с силой вонзил себе в предплечье, выше моего бионического протеза.

— Бросай его, Прохор. И костюм забери. Быстро! Быстро, твою мать!

К нам уже стремглав бежали спецназовцы, а за ними охранники. Двигались они сосредоточенно, молча, понимая, видимо, что сдаваться мы не собираемся. Впереди всех, наклонив лысую, как ядро, голову не сся квадратно-гнездовой бугай, роста низкого, но шире меня в плечах раза в два. Я взглянул на левую руку. Черт! Она уже изменилась и я не мог превратить её в реактор пластидов.

Вытащив из рюкзака гранату, я зашвырнул под ноги спецназовцу. Взрыв. Все окутало дымом. А я впрыгнув на место капитана, и секунды показались вечностью, пока я ждал, когда Прохор нацепит костюм и заберётся рядом. С тихим шорохом сработала пневматика, закрыв фонарь.

На доли секунды я задержал левую руку над экраном-сканером. И медленно, очень медленно и осторожно, словно боялся спугнуть муху, которую собрался прибить, поднёс к стеклянной поверхности.

Только бы сработало! Мизэки, помоги мне! Мизэки!

Глава 10 Новый порядок

Эва Райкова

— Как ты можешь просто сидеть и есть, Гриша!

Моему возмущению не было предела. Хотелось взять что-нибудь тяжёлое и треснуть по башке долговязого парня, что сидел за чисто выскобленным деревянным столом.

— Что ты злишься? — Григорий бросил на меня хмурый взгляд, но потом вновь опустил нос в тарелку с супом. — Вкусно ты готовишь, Эва.

— Олег пропал! А ты сидишь и жрёшь! Почему ты не полетел с ним? Почему?!

Он с глухим звоном швырнул ложку, откинулся на спинку стула, воззрившись на меня с таким выражением, что кажется сейчас выплеснет этот суп прямо мне в физиономию.

— Он сказал, что справиться сам! Я не могу спорить с командиром, понятно?!

Развернулась и вышла из домика, жалобно и тоскливо заскрипели под ногами ступеньки крыльца. Обхватив себя за плечи, стала бродить по аллее, по обеим сторонам которой выстроились лиственницы, сквозь рыхлые их кроны дробились слепящие солнечные лучи, усыпая золотистыми пятнами землю. Вдали чернели громады горных хребтов на фоне белоснежных, похожих на крылья спустившихся с неба ангелов, облаков. Красиво и тихо, но эта тишина пугала меня. Так хотелось услышать один-единственный звук — рокот турбин. Увидеть на растянутом серо-голубом небесном полотне силуэт возвращающегося флаера.

Как я корила себя, что не отправилась вместе с Олегом, как мучилась мыслью, что там, где он сейчас, меня нет рядом. Сердце неприятно сжималось, в животе расходился пульсирующий страх. Да, Олег бессмертен, у него всегда с собой есть оружие — бионический протез, который он лихо превращал то в самурайскую катану, то в кувалду или кинжал. Но бог мой, как всего этого мало, когда весь мир ополчился против тебя!

Когда вместе с Олегом и Гришей я вернулась на Землю, вначале показалось, мы попали не на нашу родную планету, а куда-то в альтернативную реальность, порождённую чьим-то дьявольским воображением. Кровожадные твари из иного мира заполонили его, и под предлогом защиты человечества от гибели ввели новый порядок. Весь мир поделили на небольшие районы — хорошо защищённые коммуны, покидать которые было запрещено. Если кто-то пытался бежать, его ловили и уничтожали. И самое печальное, человек мог работать только в своей коммуне, а если он не находил работы, то объявлялся тунеядцем, паразитом, не имеющим права на жизнь. Печи крематориев работали круглосуточно, унося в небо пепел тысяч людей.

К двадцать второму веку уровень роботизации и автоматизации достиг таких вершин, что большая часть человечества перестала быть нужна. Нет, в мирное время эти люди могли заниматься творчеством, обслуживанием, уникальными ремёслами. Но только не сейчас, когда в мир пришла война.

Наночипы всех людей на Земле объединили в нейросеть, якобы для создания нового хранилища данных, а на самом деле через неё отслеживали все передвижения внутри коммуны, но к счастью нас с Олегом и Гришей не включили в эту систему, потому что в тот момент мы находились далеко от Земли, в глубоком космосе, устанавливая «ловушку для Сверхновой», чтобы спасти мир от губительного гамма-излучения.

Нам удалось найти на планете укромное местечко, затеряться в живописных алтайских горах, где мы устроили лагерь на месте заброшенной туристической базы с поэтическим названием «Роза Алтая». Отремонтировали старые домики для туристов, построили новые. Потом к нам начали присоединяться и другие люди, сумевшие избежать участи быть сожжённым в одном из Утилизаторов.

Путешествие к Сверхновой, возвращение на Землю, борьба за выживание сблизили нас с Олегом, кажется он стал относиться ко мне с большей симпатией, и даже нежностью, что не перешло в более сильное чувство, как я бы этого хотела, но иногда он даже оставался в моем домике на ночь, хотя вёл себя как-то слишком застенчиво, будто боялся, что разочарует меня, разрушит мои возвышенные представления о нём.

Я прошлась по дорожке под аккомпанемент ритмичных глухих ударов и гортанных вскриков — несколько бойцов устроили тренировки на площадке в окружении стройных берёзок. Одетые только в камуфляжные штаны, с обнажёнными мускулистыми торсами парни походили на гладиаторов, которые готовятся к сражению. И солнечный свет золотил смуглую рельефность их тел. Один держал «лапы», другой тренировался бить в них с размаху то одной, то другой ногой. И если удар получался сильным, то громко и чётко произносил вслух — пять, шесть, а если слабый, то молчал.

Ещё один парень, невысокий, но крепко сбитый тренировался на специальной подушечке, привязанной к столбу, врытом на краю поля. Молча и сосредоточенно бил ребром ладони.

Но когда я прошествовала мимо, они бросили своё занятие, разулыбались и проводили меня жадными взглядами. Тот, что молотил по подушке, послал шутливо воздушный поцелуй. Я привыкла к этому, и уже не стеснялась, когда ловила чей-то зовущий взор. Но никогда не давала повода Олегу усомниться в моей верности ему.

Вечерело, облака чернильными кляксами размазались по седому небу. С озера потянуло холодком, я озябла и решила вернуться в свой домик. Он встретил меня пряным и острым запахом прогретого за день дерева и лака, пыльной медвежьей шкуры на полу. И сильным ароматом роз, что стояли в вазе на столике у стены. Мне нравилось здесь — стены отделаны деревянными узкими панелями, натёртые до блеска плотно уложенные доски пола. На тумбочке старинные часы в тёмном лакированном корпусе отсвечивали желтоватым стеклом и золотистыми латунными стрелками. В простых деревянных рамочках по стенам акварели и фотографии. Среди них и парочка изображений Олега на рыбалке. Он был заядлым рыболовом, прекрасно разбирался в этом, пока из морей и рек не исчезла вся рыба. На обитом потрескавшейся кожей диване темно-бордового цвета валялось несколько бархатных подушек.

Широкая и низкая двухспальная кровать с покрывалом песочного цвета и вышивкой с геометрическим орнаментом по краю, кажется, ещё хранила очертания крепкого и сильного тела Олега. Он остался у меня той ночью, чтобы утром улететь за этим проклятым принтером.

Приходил он скорее не для того, чтобы удовлетворить своё мужское желание, а просто выговориться. Был немного пьян, а потому слишком откровенен, рассказывал о своей учёбе в академии, знакомстве с астрофизиком Артуром Никитиным, воспоминания о котором терзали мою душу. Артур был влюблён в меня. Когда на телестудии, где он выступал, а я брала у него интервью, произошёл теракт, то бомба разорвалась у меня почти под ногами. Я впала в кому, мой мозг умер, а Никитин отдал почти всё своё состояние, чтобы спасти меня, вернуть к полноценной жизни. Но потом наши пути разошлись, он исчез, о трагической судьбе его я узнала лишь тогда, когда вместе с Олегом мы оказались в подземном научно-исследовательском центре, где конструктор Грушевский сделал устройства для проверки уровня интеллекта.

Мы сумели пройти все смертельно-опасные ловушки Грушевского и встретились с Артуром, вернее тем, что от него осталось — его оцифрованным разумом. Но даже имея нечто совершенно эфемерное, не физическое, не осязаемое, он сумел завершить дело всей своей жизни — «ловушку для Сверхновой», благодаря которой мы смогли поставить преграду перед гамма-излучением.

Когда я вспоминаю об этом, на глаза наворачиваются слезы, и ком застревает в горле. Но с другой стороны я бы всегда ощущала себя неловко в компании двух друзей — Олега Громова, которого я люблю, и Артура Никитина, который любил меня. Жизнь так несправедлива, так редко люди могут найти совпадающие половинки.

Олег рассказал мне, что похитили его именно из-за этой ловушки. Люди из альтернативного мира нуждались в ней, чтобы вернуться к себе, потому что их устройство разрушил астероид. А потом Мизэки Сакураи помогла Олегу сбежать от похитителей.

Ах, эта Мизэки. Как сжимается от ревности сердце всякий раз, когда я возвращаюсь к мыслям о ней. Хотя Олег всегда был очень скуп на слова, касающихся его близости с женщинами, я поняла, что он был влюблён в эту японку. А она, стерва эдакая, предала его. И получила по заслугам. Мы оставили её там, поражённую электроразрядом, рядом с телепортом, который перенёс нас на звездолёт.

Мелодичный перезвон прервал мои воспоминания, и на сетчатку моих глаз отобразилась прямая трансляция из нейросети. Возникла реалистичная иллюзия дугообразного панорамного экрана, замигала кроваво-красным надпись, что отключение заблокировано. Значит, что-то официальное. И неприятное.

И точно. Возникла вытянутая холёная физиономия Герберта Моргунова с каким-то на удивлениескучным и постным выражением, словно он собирался рассказать, как хоронил свою бабушку. Сделал театральную паузу, и выражение лица стало ещё печальней, будто вселенская тоска до краёв заполнила душу нового главы Совета Десяти, который явился из ниоткуда после исчезновения Модеста Моргунова:

— Дорогие друзья, сограждане! Вы все знаете в какое непростое время мы живём и лишь благодаря помощи наших Покровителей нам удаётся сохранить планету от тотального уничтожения. Радует тот факт, что люди сумели объединиться вокруг ценностей, которые были предложены теми, кто спасает нас от гибели. Ценности эти просты, понятны и универсальны.

И хотя вы все знаете их, я всё-таки напомню о них.

Первое. Вместе мы сильны, по отдельности слабы и беспомощны, поэтому мы уделяем самое пристальное внимание внимание коммуне.

Второе. Мы стремимся к воссозданию ценностей, разрушенных эгоизмом и собственническими интересами людей. Общинная система морали должна способствует перестройке всего нашего общества, подорванного индивидуализмом.

Третье. Эффективная реализация прав невозможна без принятия обязательств перед сообществом. Коммуна и является той самой естественной средой, лежащей в основе существования человека.

Четвёртое. Забота о себе и своих правах предполагает материальное и моральное благополучие других — в этом состоит социальная справедливость.

Пятое. Каждый человек должен понимать, что в обществе права не должны доминировать над ответственностью и обязанностями, в конечном счёте, долгом перед обществом.

Наше общество разделяет и следующий принцип — «общие ценности и обоюдная ответственность». Реальное следование моральному идеалу означает взятие на себя ответственности и принятие определённых обязанностей всеми членами сообщества.

В соответствии с этой доктриной наше государство проводит «политику общего блага» и формируют систему духовных и нравственных ценностей.

Именно для осуществления задачи нравственного совершенствования людей и была создана коммуна с её этически регламентированным образом жизни, которая является не только проектом для достижения блага, но и воспитательным институтом. Такой подход определяет понимание социальной справедливости как достижения блага коммуны, которое является критерием справедливого и несправедливого. Общей предпосылкой такого морального единства является разделяемая всеми членами коммуны концепция благ и добродетелей. Главное — не потребление благ, а воспитание нравственной личности.

Моргунов замолчал на мгновение, словно хотел, чтобы все те, кто слышал его выступление, могли осознать величие сказанных им слов. А я лишь усмехнулась — если перевести весь этот пафосный бред на понятный язык, то всё сводилось к тому, чтобы сказать человечеству — вы быдло, способное существовать только за колючей проволокой и некие силы позаботились, чтобы там вы забыли о том, что вы имеете какие-то права.

Что это за Покровители, которые навязали нам некую систему ценностей, и откуда они взялись, не знал никто, порождая слухи, один страшнее другого. Кто-то рисовал их кровожадными рептилоидами, явившимися в наш мир, чтобы кормиться людьми. Кто-то существами иного мира, решившими наставить землян на пусть истинный. А кто-то считал, что никаких Покровителей не существует, это лишь уловка, чтобы держать людей в узде.

Тем временем Моргунов вздохнул, поправил манжеты безупречно сидевшего на нем бежевого пиджака и в голосе зазвучал металл:

— Увы, не все люди считают нужным следовать этим простым правилам. Эгоисты, индивидуалисты, которые не хотят жить по закону. Эти лю… — Герберт запнулся, сжал губы в тонкую линию и потом продолжил сурово и жёстко: — Эти ублюдки сеют хаос, убивают, грабят, насилуют. Пытаются нарушить то хрупкое равновесие, которое мы пытаемся сохранить всеми силами. Я передаю слово генералу Ратманову, который расскажет нам о трагических событиях, имевших место накануне и мерах, которые были приняты нами.

Камера дрогнула, передвинулась к плотному, крепкому мужчину, чьи широкие плечи обтягивал тёмно-синий мундир с погонами генерала.

— Господа, должен вам сообщить, что в одном из Утилизаторов вспыхнул мятеж, — по-военному отчеканил Ратманов. — Бунтовщики ликвидировали охрану и решили вырваться на волю, чтобы вновь грабить и убивать. Но решительные действия спецподразделений пресекли эту попытку, — Ратманов замолк, откашлялся, и, казалось, пытался справиться с волнением, что так не вязалось с его суровой внешностью: — Во главе мятежников находился один из клонов нашего славного героя, полковника Олега Громова, погибшего от рук террористов секты «Очистительный свет Сверхновой».

Сердце ёкнуло, застучало быстро-быстро, подскочив к самому горлу. Молоточками забарабанило в висках. Я вскочила с дивана, прижав руки к груди, и не зная, куда деваться, шагнула к кровати. Клон? Тогда чего я так беспокоюсь? Сколько развелось этих клонов, подражателей, плохо сделанных копий.

Но почему же Олег до сих пор не вернулся? Я подошла к высокому узкому окну и сквозь экран, висевший перед глазами, попыталась разглядеть темнеющее небо, рванные лоскутья облаков, залитые словно кровью лучами прощающегося солнца. Господи, только не это! Ну почему, почему он так пугает меня?! Столько душевных терзаний пришлось пережить, когда всё считали, что Олега похитила и убила секта «Очистительная сила Сверхновой» и печальная весть достигла меня. Перед глазами вспыхнула картины почётных похорон, и словно со стороны я представляла там себя, такую потерянную, умирающую от безнадёжной тоски и душевной боли.

Барабанный бой заставил вздрогнуть. На сетчатку глаз вывелось новое изображение. Странное черно-белое, или так мне показалось. На фоне серого неба двор-колодец, по периметру унылые, плохо оштукатуренные с тёмными пятнами на стенах трёхэтажные здания с узкими оконцами, к чьим стенам жалась тёмная бесформенная масса из существ, которых уже вряд ли можно было назвать людьми. И словно сошедшее с картин Босха фантасмагорическое сооружение в центре. Пятиугольная платформа, к каждой стороне крепилась рама с мрачно темнеющим в самом верху скошенным лезвием.

Вывели осуждённого в оранжевой робе, закованного в мерцающие мягким голубоватым светом кандалы, на руках и щиколотках. С боков как истуканы охранники в тёмных мундирах. Никакой необходимости в этом не было — осуждённый не сопротивлялся, вышагивал медленно и спокойно, будто сомнамбула. Камера приблизилась и я замерла там, где сидела, ощущая, как ноги примёрзли к дощатому полу, а руки похолодели. Вытянутое лицо, сжатое в висках, жёстко вьющиеся рыжеватые волосы, голубая прозрачность глаз. И взгляд такой отрешённый, устремлённый в себя, в свою душу.

Хотелось сорваться с места, кинуться в первый-попавшийся флаер, броситься на помощь, но я даже не знала, где происходит казнь. Боже, дай мне силы это пережить! Судорожно вцепившись в подушку, я скребла по ней ногтями, задевая за вышивку, сдирая до мяса. Качалась из стороны в сторону, как маятник, словно пыталась стряхнуть наваждение из глаз.

Стали читать приговор: «обвиняется в похищении, покушении на убийство, изнасиловании, грабеже, мятеже, сопротивлению властям» и т. д. Смертник слушал стоически, без тени беспокойства, но плотно сжатые губы и кулаки, безжизненная бледность, напряжённо прямая спина — всё говорило, как он старается не пасть духом, держаться мужественно. Так вести себя мог только Олег, реальный, настоящий. Любой другой бы унижался, рыдал, падал на колени, молил о пощаде, зная, что это бессмысленно.

Серое небо равнодушно взирало и на этот двор, зажатый между унылыми зданиями, пошедшие трещинками бетонные плиты, и на массу людей, которых согнали сюда, как безмолвный скот, быдло, и на ужасающей в своей простоте и обыденности механизм лишения жизни.

Директор тюрьмы (нейроинтерфейс услужливо выдал внизу экрана должность читавшего приговор) закончил, наконец, свою речь. Сделал жест стоявшему рядом с платформой полноватому священнику в чёрной рясе, на которой висел солидно блестевший старым золотом массивный крест, украшенный драгоценными камнями. Но смертник лишь махнул рукой, заходили желваки под кожей, покачал головой, показывая, что не нуждается в помощи служителя культа. Тот лишь поднял бровь, губы скривились брезгливо. Отошёл в сторону, сложив руки на объёмистом животе, начал наблюдать, чуть склонив голову набок.

Экран закрыл текст — подробная инструкция, как будет происходить казнь, всё расписано до мелочей, в деталях. Не упущено ничего, даже время до секунд на каждый этап мерзкого ритуала.

Охранники бесцеремонно стащили со смертника оранжевую хламиду, оставив того лишь в коротких шортиках и, толкнув на платформу, быстро и споро закрепили руки и ноги ремнями, буквально распяв белое нагое тело в виде морской звезды на матовой чёрной поверхности.

И вот наконец настало время для палача. Невысокий худощавый мужчина в обычном тёмном костюме с совершенном пустым выражением лица, как бывает у манекенов, вышел вперёд.

Громкий лязг, глухой стук. На левую руку упало лезвие. Хлынула кровь. И заставивший заледенеть руки крик прорезал двор. Лицо несчастного перекосилось от боли, он выгнулся дугой, словно пытаясь оторваться от ремней и упал без сил. Замер, тяжело поднималась и опускалась его грудь, исторгая стоны.

Палач, схватив обрубок с сочившейся кровью, бросил в чан с серной кислотой. И камера приблизилась, будто окунула меня в зеленоватую муть, где беззащитная плоть начала медленно распадаться серо-розовыми лохмотьями, исчезать, пожираемая агрессивной средой. Зачем, ну зачем они сделали это? Унизить, продлить мучения?

Падение второго лезвия отсекло правую руку. И вопль заставил заледенеть, застыть на месте, как соляной столб. Инстинктивно закрыла ладонями уши и тут же отняла. Весь ужас в том, что звук шёл изнутри, он рождался в моем собственном мозгу, исходя от проклятого наночипа. А тот лишь транслировал звук и изображение напрямую и убежать, скрыться от этого зрелища я не могла, и жернова невыносимых страданий перемалывали душу.

Вскочила с кровати, выронив подушку, ринулась к выходу, но замерла, проехав по инерции по гладкими половицам. Куда я бегу, от кого? Я не могу спрятаться от самой себя, от этого взгляда, наполненного до краёв болью и невыносимой мукой, которую я облегчить не в силах.

Третий удар, и за ним четвёртый. И на жутком «столе» остался обрубок, кричащий, визжавший, воющий от боли. Извивался, изгибался, и перекатывающийся рельеф мускулов будто пытался вытолкнуть чудовищную боль из обезображенного тела. Вскоре он уже не стонал, не кричал, а хрипел, и вырывающийся из груди звук походил на клёкот, лицо побагровело, распухло, а глаза вылезли из орбит.

Повисла пауза. Палач стоял молча, кошмарные крики страдальца не задевали его, у него не дрожали руки, в маленьких рачьих навыкате глазах застыла бездонная пустота брошенного колодца, потрясающее в своём равнодушии безжалостное спокойствие.

Крик захлебнулся, когда лезвие тяжело рухнуло на шею несчастного. Воцарилась такая странная замогильная тишина, что казалось я слышу, как бьёт алый фонтан из разрубленной шеи, капает на бетонные плиты кровь.

Палач схватил с платформы голову, поднял повыше, как делали это многие века назад, чтобы унизить казнённого перед пришедшими поглазеть на казнь зрителями, показать ему, как они смеются над ним. Но здесь толпа молчала, всё отводили глаза. На лицах застыл лишь ужас и беспомощность.

Громкий плеск и голова оказалась в чане. Открытый в последнем безмолвном крике рот, выпученные от боли глаза. Бессмертие сыграло кошмарную шутку с несчастным, заставив угасающее сознание пройти все круги ада. И тут же кислота начала своё страшное дело — провалился нос, обнажились глазницы. И теперь за мутной зеленоватой поверхностью висел как в безвоздушном пространстве череп, будто жадно выбеленные жарким солнцем пустыни. Но вскоре и он стал рушиться, как взорванное прямым попаданием бомбы здание. Скукожился до бесформенного комка, медленно опустился на дно.

Всё кружилось и вертелось перед глазами, кровавая колесница с запряжённой в неё квадригой вороных коней несла меня куда-то прочь. Развевались зловещие в своей густой черноте гривы, мелькали налитые кровью глаза. Я стала молиться, без слов, прося о пощаде, о какой-то небесной милости, о том, чтобы кто-то пришёл и оборвал мои страдания. И горячие слезы обжигали лицо, щеки, заливались в уши. Кричала, выла и рыдала. Лишь усугубляя тяжесть в душе, давившую на грудь, лишавшую глотка воздуха.

Омерзительное шоу закончилось, я лишь слышала шедший будто издалека голос Моргунова, проклинавшего любого, кто ослушается законов наших Покровителей.

Меня стошнило, пустой желудок вывернуло наизнанку, свело судорогой, залив рот едкой кислотой. Я зашлась в кашле, и едва поднявшись с кровати, дотащилась до ванной. Большой голоэкран показал всю мою неприглядную бледность, фиолетовые тени под запавшими глазами, пронизанные выступившими под кожей жилками, синюшность губ, обмётанных белым. Промыла рот водой. И краем глаза зацепила беломраморную пустоту ванны. Да, вот именно то, что мне нужно сейчас.

Вода забурлила, вырываясь из кранов, я сбросила одежду, переступила через неё, опустилась в заполненную ванну. Провела по стене, вызвав меню управления и набрала код. Через мгновенье словно серебристая стрекоза ко мне опустился робот. Лёгкий, почти незаметный укол в шею и глаза стали слипаться, тело расслабилось, голова заполнилась туманом небытия.

Может быть, любимый мой, мы сможем встретиться там, на другой стороне?

Глава 11 И в демонов ночи метнул золотое копье

Олег Громов

Издалека они выглядели, как рой шмелей, летящих медленно и натужно гудящих. Но всё нарастающий раскатистый звук винтов, молотящих воздух, давал понять — это грозные боевые машины. И пощады от них не жди.

Не стали запрашивать отзыва «Свой-Чужой», просто взревела сирена и на удивление неуместный, но милый женский голос сообщил: «Угроза первого уровня. Угроза первого уровня».

Серебристыми стрелами помчался строй ракет с инфракрасными головками наведения.

— Как ты там, Прохор? — я бросил взгляд на напарника, который застыл в защитной капсуле рядом.

Судя по тому, как парень вцепился в подлокотники кресла, трусил он здорово.

— А ты во-во-водить-то эту штуку умеешь?

— Водить-то? — усмехнулся я. — Я летать могу на всем, что летает, и даже плохо на том, что не летает, — воспроизвёл я девиз лётчиков-испытателей позапрошлого века. — Побер-регись, — взял ручку управления на себя и флаер начал быстро набирать высоту. Лишь ритмично застучал высотомер, отсчитывая пройденные метры.

«Начинаю обратный отсвет. Десять, девять…»

Краем глаза я видел, как переходит от красного к жёлтому, а потом к светло-зелёному уровень зарядки. Ещё немного. Поджиг! Флаер вздыбился, как необъезженный жеребец, меня со страшной силой вжало в кресло, раздавило, как букашку под кованным сапогом. Во рту появился металлический вкус, перед глазами поплыла мутно-кровавая пелена. Обрушилась тьма, будто выдавили глаза.

Когда прозрел, флаер, пробив вспененный слой облаков, вырвался в голубую и чистую бесконечность, лучи ударились в кабину, распавшись на мириады ослепительных ледяных осколков. Выше, всё выше! Солнце осталось внизу и горизонт изогнулся бело-голубой полосой.

«Ракетные двигатели отключены», — мы медленно поплыли, вальсируя и кружась, над раскинувшейся внизу рельефной картой, закрытой белоснежными кружевами облаков. Система услужливо воспроизвела, как ракеты, пущенные с вертолётов, прошли буквально в сантиметрах от того места, где только, что был наш флаер.

— Ты цел? — я покосился на Прохора.

— Ц-цел, — прокряхтел он. — Только обоссался.

— Ничего, высохнешь, — хохотнул я.

— А ты как сумел выжить, Громов?

— Да вот так, сумел, — я уклонился от ответа.

Смысл объяснять, что с детства я мог переносить жуткую перегрузку, на что не способен ни один человек на Земле? И откуда у меня такие способности, хрен его знает?

Отдал рукоятку управления от себя и начал планировать к Земле. И вновь взревели турбины обычных движков на смеси водорода и кислорода, я перевёл флаер в горизонтальные полёт и помчался на всех парах за армадой вертолётов.

Вот они уже выросли на горизонте, всё больше, больше, заполнили весь обзор.

— За приборами следи. Топливо, заряд пушек. Вот там на экране. Понял?

— Понял, командир, — отозвался он сухо, по-военному.

Мы настигли их сзади — на обзорном экране отобразились округлые задницы вертолётов и я вдавил красную кнопку на рулевой колонке. Пуск! Лазерный меч отрубил хвост у одного и мощная боевая машина беспомощно закрутилась в воздухе и рухнула вниз.

— Да, Прохор, истребитель супротив вертолёта, все равно что спорткар супротив велосипеда, — бросил я.

И вновь увёл машину вверх, мы перескочили через строй, оказались с другой стороны. Газ на полную мощь, набор высоты и вновь прыжок вниз.

С размаха резанул лазером по другому вертолёту, развалив его напополам. Как горох посыпались пилоты. Без парашютов, в вертолёте это бесполезное дело. Не поможет. Затянет в винт и перемолотит в фарш.

Остался лишь один враг и я уже решил расслабиться и похулиганить. Подвёл флаер сверху, чтобы срезать хвостовой винт крылом. Вжиу! Противник исчез, оставив дымный инверсионный след. И тут же нарисовался в моей задней полусфере.

Я завис, тупо разглядывая на экране, как крутится опознанный системой силуэт летательного аппарата. И только прочитав информацию, до меня дошло, что пилот зафлюгировал винты буквой Х, превратив в крылья. Сзади открылись раструбы турбореактивных движков. Рой светлячков пропорол воздух прямо надо мной, я едва успел отдать ручку управления от себя, чтобы уйти из-под атаки.

Мы закружились с ним на виражах. Вверх-вниз. Пилот демонстрировал такие чудеса высшего пилотажа, что от восторга я забыл, какая опасность мне угрожает.

Пуфф! Все экраны погасли и мой флаер беспомощно ткнулся носом, свалился на крыло, закружившись в штопоре. Ах ты, сукин сын. У него ещё и электромагнитно-импульсное оружие есть! Сволочь!

Абсолютно голая приборная панель. Лишь вот этот рычаг, выкрашенный красной эмалью моё спасение. С лязгом откинулась крышка, явив допотопные приборы, смахивающие на круглые будильники — всё по минимуму. Включились. Механика в норме.

Но теперь всё внимание на управление. Ручку от себя. Ещё. Ну ещё немного. Идёт тяжело, изо всех сил толкаю вперёд, толкаю… В голове бухает кровь, лицо пылает жаром, руки дрожат.

Флаер выходит в пикирование, ускоряется. Как мощным магнитом земля притягивает меня со страшной силой. Выхожу в горизонтальный полёт и проношусь молнией. Режу со свистом ставший плотным и осязаемым воздух. И снова набираю высоту, ухожу боевым разворотом. Оказываюсь на хвосте врага. Разряд! Лазерный луч врезается прямо в раструбы движков.

Уфф. Подбитая «птичка», оставляя за собой чёрный дымный след, беспомощно кувыркается в воздухе. И втыкается в землю.

С тихим гудением раскрылись крыльями бабочки, экраны. Ласкающий слух женский голос возвестил: «Электронные системы управления восстановлены», и я расслабленно откинулся на спинку кресла. Лишь финальной фразы не хватило: «Экипаж желает вам приятного полёта».

Но тут же обнаружил новую угрозу и похлеще первой. Я же забыл, совсем забыл о тех боевых флаерах, которые остались на взлётно-посадочной площадке тюрьмы. Надо было сразу их раздолбать.

И теперь грозная тройка «драконов» приближалась. Мог бы уйти в стратосферу, но они бы точно увязались, а значит, я раскрыл наше местонахождение.

Дал полный газ, бешеное ускорение вжало в кресло, когда скорость возросла до максимума, отклонил ручку управления влево и начал набирать высоту. Ушёл боевым разворотом, оказавшись на несколько километров выше приближающихся флаеров. Энергичный переворот и скольжу вниз, вниз. Рёв турбин врывается в кабину, а без шлема оглушает так, что уши пронзает резкой болью, от которой ноют и немеют зубы.

Аппарат словно прирос к моему телу, я ощущал его кожей, всеми органами чувств, пятой точкой. Непередаваемое ощущение, все знания, которые я получил об пилотировании этой машины, точно и без усилий всплывали в моём мозгу.

Бросаюсь коршуном на ближайший силуэт, ставлю плазменную пушку на максимум и вдавливаю кнопку. Ослепительный электромагнитный разряд распарывает воздух, врезаясь во флаер. Ошмётки летят фонтаном во все стороны. Оглушает взрыв немыслимой, невероятной силы, флаер швыряет в сторону, вверх, как котёнка. Беспорядочно вращаясь и дёргаясь, он сваливается на крыло и уходит в штопор.

«И в демонов ночи метнул золотое копье», — вдруг пришли на ум строчки.

Ошеломлённый произведённым эффектом, я не сразу понял, что произошло. Очухался и мороз продрал ко коже, когда представил, только представил на миг, как смертоносный луч врезается в нас и распыляет буквально на атомы.

Похоже, пушка, что стоит на этом флаере, раз в десять превосходит ту, что была установлена на том аппарате, на котором я воевал с гнерами на корабле-сфере. Оно и понятно — там полная мощь такого оружия могла повредить звездолёт. Здесь же никаких ограничений. Вернее, ограничение только одно — мощность установки холодного термоядерного синтеза. А она здесь ошеломляет своими возможностями.

Насколько я знал, раньше таких технологий на Земле не было. Их тоже дал Адам? Человек из альтернативной Вселенной? Но зачем?

И тут внезапно замечаю, как несётся на меня, кружась и вращаясь, земля и небо. Мы падаем, падаем, чёрт возьми! И в голове проскакивает, как искра мысль — сейчас разобьёмся к чёртовой матери!

Огромная перегрузка раздавливает тело. Сверху словно наваливается слон, так что дыхание останавливается, сердце замирает, перед глазами виснет кровавая пелена. Тьма.

Очнулся, когда флаер уже готов был воткнуться носом в изумрудное ставшее луговое месиво, но буквально за секунды до столкновения я сумел взять ручку управления на себя. Пронёсся так низко, что казалось брюхом задену белые соцветья борщевика, хищно торчащие из травы. Вновь ухожу вверх правым боевым разворотом. Ищу противника.

Вновь разогнался, тяга всех двигателей на полную мощь. Потянул ручку управления на себя, начал стремительно набор высоты, ушёл горкой вверх и начал кружить на виражах. Вверх-вниз. А флаера беспорядочно и как будто даже лениво нарезали круги внизу, не пытаясь погнаться за мной.

Отдаю ручку управления от себя, флаер плавно скользит вниз. Прямо на очертание сплющенного дракона, но враг запаниковал, резко отвернул в сторону и вверх. Скорость упала, флаер клюнул носом и свалился в штопор. Закружился кленовым листом, вздрагивая. Но видно пилоту не хватило высоты и машина под углом воткнулась в землю.

Оставшийся в одиночестве противник решил драпать в сторону взлётно-посадочной площадки, но в азарте я погнался за ним, как волк за зайцем.

Вдавливаю кнопку и разряд пронзает флаер. И я проношусь мимо стрелой, лишь успевая заметить, как медленно, словно снежинки, опадают вниз мелкие обломки.

— Громов, ты вообще человек? — Прохор повернул ко мне голову, на лице застыла смесь восхищения, изумления и страха.

— Да вроде бы. А что?

— Как ты выжил в такой свалке? — выпученные глаза парня, наконец, вернулись обратно в глазницы и перестали выглядеть как рачьи.

Распространяться на этот счёт не стал. Устал, даже не физически — наноботы начали быстро приводить меня в норму — тепло разлилось по телу, даже волосы на затылке зашевелились, подарив кайф, в кончиках пальцах рук и ног — приятное покалывание. Но вот морально, когда постоянно на нервах. Постоянно пытаешься ускользнуть от очередной, но так и не ставшей привычной, встречи с мерзкой старухой с косой. Тьфу, нет там никакой старухи — лишь тьма, в которой живут мерзкие существа, скользкие, противные до жути.

Когда на горизонте уже начали вырастать знакомые очертания горной гряды, за которой располагался наш лагерь, я вспомнил, что возвращаюсь на чужом флаере, вовсе не на том, на каком вылетел вчера. Твою ж мать. Ещё свои же и подстрелят.

Сквозь деревья проглянула серая проплешина. Почти незаметная. Для любого другого в ней не было ничего особенного — ну поляна в лесу, вырубка. Я же знал, это наш секретный аэродром, где скрывается несколько летательных аппаратов, флаеры, аэротакси — конечно угнанные. Держать личный транспорт запрещалось. За нарушение — смертная казнь. И самое главное — два самых убойных воздушно-космических судна — космолёты, один я угнал с корабля-сферы людей альтернативного мира, другой являлся связующим звеном, «лифтом» к звездолёту, который болтался на орбите Земли.

Максимальная скорость, сбалансировал флаер и закрутил его вокруг своей оси, сделав бочку.

— Ты чего творишь, Громов? — недовольно подал голос Прохор. — Почему не садишь флаер?

— У нас уговор с мужиками, если возвращаюсь на чужом аппарате, должен показать несколько фигур высшего пилотажа.

— Твою мать, Громов! Ты хоть на топливомер глядишь? Пижон хренов. Пилотаж ему показать надо.

Пара переброшенных фраз, и, промахнувшись мимо аэродрома, мы понеслись над озером, зеркалом синеющим меж невысоких, скрытых под густым зелёным бархатом, гор.

А ведь Прохор прав, стрелка топливомера уже в красной зоне. Больше никаких фигур я выполнить не смогу.

Но проблема была ещё и в том, что я не знал, как сажать эту машину. Взлететь-то я взлетел, сканер генетического кода сработал, мой наночип выдал мне информацию, которую я получил благодаря Мизэки. Но я никогда не сажал такой аппарат.

Ладно. Деваться всё равно некуда. Буду действовать так, как всегда. Сбросил скорость, вышел на глиссаду и повёл на снижение. Сердце замирало, потом вновь начинало колотиться, как сумасшедшее. Толчок. Флаер чуть подпрыгнул, коснувшись неровного пластобетона, завизжали, заскрипели тормоза. Турбины перешли на тонкий, свистящий гул — включился реверс.

Несусь на всех парах, замечая, как вырастает сплошная серо-зелёная мгла леса на другой стороне аэродрома, вжимаю педаль тормоза, жму, а скорость падает медленно, медленно, чёрт возьми. Чёрт, неужели придётся вновь взлетать?

Уф. Едва не выкатившись за границы полосы, прямо в зелёные кусты орешника, я наконец остановил флаер.

— Ты как, Прохор?

Он медленно повернул голову. Взгляд невидящий, мутный, покачал головой и я понял, что его тошнит. Отвернулся и стал блевать.

Я отстегнул ремни, легко стукнул ладонями по подлокотникам кресла. Набрал побольше воздуха в лёгкие, выдохнул. Надо выбираться.

— Прохор, ты пока посиди тут.

Невнятное мычанье в ответ. И вновь звуки извергаемой рвоты. Здорово прихватило парня. Погасли экраны, сработала пневматика, откинулся фонарь и в кабину хлынул свежий какой-то даже сладкий воздух, пронизанный острым и пряным ароматами цветущего разнотравья, озёрной воды. Вдохнул полной грудью и даже голова закружилась, как будто дурман окутал. Лестницу опускать не стал — высота небольшая. Выбрался на крыло и соскочил вниз.

Ветер гонит обрывки мусора по серым плитам, треплет пожухлые пучки травы, выросшей сквозь швы, играет с листьями осин и берёз. И поёт где-то в высоких кронах сосен, что рвутся вверх, в багровый закат. Откуда-то издалека слышно, как иволга то выводит нежное фью-фью, то резко вскрикивает.

И никого. Неужели никто не видел и не слышал, как я садился? Или здесь уже засада из спецназовцев?

Из кустов ко мне шагнуло трое. Мои парни, но выглядят настороженно. Будто не узнали, приглядываются, как к шпиону.

— Гр-риня, принимай аппарат, — ухмыльнулся я, чтобы разрядить обстановку. — Вот, махнул не глядя.

Демонстративный лязг передёргиваемых затворов. Григорий шагнул ко мне, смерив таким взглядом-сканером, что стало не по себе, и в животе, от солнечного сплетения до пят запульсировал страх.

— Ты кто такой?

Первой моей мыслью стала, что я попал куда-то в альтернативную реальность. Земля полнилась слухами, как люди проваливались в иной мир, а к нам из других эпох являлись странные гости, то римские легионеры, то дикари племени пумба-юмба, то солдаты Последней мировой войны. Но тут я видел перед собой лицо моего напарника, с которым прошёл огонь, воду и медные трубы.

— Кто-кто? Дед Пихто, — выдал я, начиная терять терпение. — Полковник Олег Громов. Собственной персоной. Что? Сильно изменился? Уже не узнать меня, Гриня?

— Громов казнён, — сухо бросил, как отрезал.

— Нет, Гриня, не успели меня казнить. Я освободился и сбежал.

— Ах, вот как. Сбежал, значит, — с сарказмом протянул Григорий, почему-то мой ответ ему не понравился. — Ну, это мы сейчас проверим.

Бах! Сознание разлетелось на мириады ослепительных сверхновых, отбросив меня на плиты. Резкая боль в спине, затылке. Из-под ног словно выдернули табурет и я провалился в мерзкую, липкую, как страх тьму. И заскользили, едва касаясь меня, бесконечно длинные и отвратительные существа.

Крик вырвался из груди и будто кто-то сдёрнул с глаз чёрное покрывало. Я присел и взглядом решил прожечь дыру в Гришке с пистолетом в руках, из дула которого ещё вился синеватый дымок. И пахло резко порохом.

— Гриня, ты ох…л? Больно же, мать твою!

Я вскочил на ноги, отряхнулся. Провёл рукой по лбу — да, дырка уже затянулась, не оставив и следа. Если не считать той дикой боли, от которой ещё гулко звенело в ушах, отдаваясь в затылке.

Григорий прикрыл глаза, обмяк и пошатнулся. Шагнул ко мне и обнял, шмыгая носом и всхлипывая. Я похлопал его по спине, отстранил и постарался, как можно ободряюще улыбнуться.

— Прости, полковник, прости, — всхлипнул. — Мы тут решили, что ты… всё… — забормотал что-то бессвязное, вытер нос рукавом, отвёл глаза, а по щеке сбежала слеза.

— Мы действительно видели казнь, — подал голос второй сопровождающий, Сергей Кандыба, почесал небритую впалую щёку, которую пропахал белый рубец — шрам от удара ножом, и сплюнул. — Громова казнили, руки-ноги ему отрезали. А потом голову. Это все в нейросети показывали.

— Ноги-руки отрезали? Зашибись. Запись есть?

Григорий вызвал интерфейс и перебросил мне на сетчатку глаз. Ё-мое, желудок чуть не вывернуло наизнанку, когда я увидел искажённую немыслимой болью собственную физиономию под зловещим лезвием. Ну и суки, чего удумали?! Перемотал быстро всю запись, гнев и злость хлынули в душу, аж затрясло, руки зачесались найти тех уродов, которые придумали эту фигню и хорошенько начистить им морды.

— Инсценировка. Меня действительно схватили и я был в тюрьме, но я смог сбежать. Угнал боевой флаер. А эти ублюдки устроили спектакль. Для устрашения.

— Ясно, — из груди Григория вырвался вздох облегчения.

Наконец-то они поверили мне.

— Дядя Олег вернулся! — из густых зарослей терновника на краю поля выскочил рыжий круглолицый мальчуган в клетчатой рубашке и шортиках.

Прыгнул на меня, обняв ногами за талию. Расплылся в счастливой улыбке. И, кажется, даже веснушки как блохи радостно запрыгали на его курносом носу.

— Скучал по мне, Серёжка? Да?

— Ага! Мы думали, что ты умер, дядя Олег. А я говорил, что ты живой! Я знал, что ты живой!

— Молодец. Молодец, парень. А я тебе подарок привёз.

Мягко спустил парня вниз и вытащил из кармана рогатку.

— А что это? — глаза пацана вспыхнули в азарте.

— Сейчас покажу.

Поискал под ногами камешек, оттянул резинку и лихо сбил шишку с ближайшего кедра.

— Держи, — вручил мальчишке. — Только осторожней. В глаза не целься.

Издав грозный охотничий вопль, пацан вприпрыжку убежал, радостно размахивая новым оружием. Наблюдая, как сверкают стёртые подошвы маленький сандалий, я почему-то подумал, если бы у меня был сын, то я бы смог наблюдать, как он вырастет, состарится и умрёт. А я останусь прежним. Может быть, есть возможность избавиться от этого проклятого бессмертия? И стать таким, как все? Ну, может пожить чуть больше. Лет сто пятьдесят. Ну или сто двадцать. И помереть обычной смертью? Как же я устал от всего этого.

— Гриня, тебе задание.

— Да, слушаю.

— Мне понадобится оба космолёта. Проверь, чтобы там было всё в полной боевой готовности. Оружие, топливо И все прочее. Как можно быстрее.

— Это ещё зачем? — насторожился Григорий.

— Вывезти мне нужно людей из Утилизатора «Западная Двина». Они там бой ведут со спецназом. Их всех нужно доставить сюда. Понятно? И парочку крепких парней на всякий случай. Оружие.

Чёрт возьми, как не хочется возвращаться-то туда. Особенно после того, как сильные мира сего продемонстрировали, что сделают со мной, если я попадусь. А так хочется просто завалиться спать, вечером посидеть у костра, попеть песни под гитару. Люблю это дело. И на миг даже ощутил запах дыма, песнь корабельных сосен, и свежесть, что приносил ветерок с озера.

— Я с тобой полечу, Громов, — лицо парня посуровело, глаза сузились, будто в оптический прицел заглянул.

— Не хочу я этого, Гриня. Да, парень ты надёжный. Не раз выручал меня. Но, если со мной что-то случится, то наш маленький отряд совсем останется без командира.

— Всё равно! А то Эва меня достанет.

— Эва? — я усмехнулся. — Ну ладно. Посмотрим.

За спиной послышался громкий шлепок, словно уронили здоровенную медузу. Прохор, наконец, выбрался из кабины и спланировал на плиты. Выругался матерно и, припадая на левую ногу, доковылял до нас.

— Это вот Прохор, мы с ним смогли выбраться из тюряги, — представил я своего нового напарника.

Все вместе мы направились к ряду домиков и я видел, как люди встречают нас, улыбаются и чувствовал себя счастливым.

— Гриня, а сама Эва где? — поинтересовался я.

Действительно, девушка всегда прибегала первой, когда я возвращался. Наверняка, слышала, что сел флаер. Почему же не пришла сейчас?

— Не знаю, — хмуро бросил Григорий. — Она всё мозги мне канифолила, почему я не полетел с тобой. Ругала меня на чем свет стоит. Потом видно к себе ушла. Больше я её не видел. Может спит?

Спит? Не может этого быть. А что если Эва тоже видела мою казнь? Тревога сжала сердце.

— Ладно, Гриня, давай готовь космолёты. Прохор, а ты тут осмотрись. Я сейчас.

Быстрым шагом направился к дому, где жила Эва. Не выдержал и сорвался на бег.

Вот он этот дом в последнем ряду. Остроконечная деревянная крыша подсвечена закатным солнцем будто кровью облита. И даже белые тюльпаны — Эва их очень любила — на круглой клумбе порозовели.

Дверь легко поддалась и я ворвался в комнату. Пусто. Покрывало песочного цвета на двухспальной кровати скомкано. У дивана валялась бархатная подушка. И что-то ещё.

Моя фотография в простой деревянной рамке. Трогательно, но Эва очень любила старинные фотографии, не голограммы, а именно плоские изображения — мгновения, запечатлевшие лишь миг из жизни.

Только почему стекло разбилось? Эва даже не убрала осколки, не заменила на новое? Что пошло не так?

— Эва! — крикнул я. — Э-ва!

Мой голос сорвался, а тревога уже мерзкой змеёй пробралась в душу и свернулась клубком на дне. Где может быть девушка?

И тут заметил, как из-под двери в ванной сочится вода. Натекла целая лужа. Грязная, покрытая какой-то странной бурой плёнкой.

Постучал в дверь. В ответ молчание. Подёргал ручку — заперто.

Выбил плечом. Темнота. Но тут сработал фотоэлемент, и слишком яркий после глубокой влажной тьмы свет ударил в глаза, ослепил на миг. А прозрев, я замер на пороге с похолодевшими ладонями и примерзшими к полу ногами.

Глава 12 Старый знакомый

Олег Громов

— Гриня, слышишь меня? Приём.

— Слышу, полковник.

— Поболтайся на орбите, пока я тут разберусь. И двигатели выключи. Приём.

— Есть, командир.

Мы вылетели с Григорием ранним утром, когда холодный диск луны побледнел, почти растворился в светлеющей голубизне, а тьму над горизонтом разогнала ещё робкая и слабая розово-золотистая полоска света. Я — на боевом космолёте, который угнал с корабля-сферы людей альтернативного мира, он — на челноке с нашего звездолёта.

Мы модернизировали мой боевой космолёт, оснастили всем оружием, каким только смогли найти и украсть из арсеналов, заброшенных или наоборот хорошо охраняемых. Я уже летал на разведку к Утилизатору и теперь в бортовом компьютере все цели были установлены. Но всё-таки я решил сделать ещё один виток.

Земля постепенно просыпалась, пропадали россыпи золотистых огоньков, робких, мерцающих как последние светлячки, когда на юге над морем встаёт рассвет. Оживали кварталы, проносились магнитопланы, и солнечные лучи разливались серебром в озёрах, морях, проглядывающие сквозь разорванные в лоскуты облака.

Солнце скрылось за горизонтом, кабина погрузился во тьму, только мягко голубели экраны, да едва заметно светились аналоговые приборы — на всякий случай они дублировали всю электронику.

Распахнулась до самого горизонта равнина, проглядывая изумрудной зеленью сквозь прорехи облаков. Выросло, похожее на белокаменный замок, здание Утилизатора, смутно прорисовались очертания городка, лежащего подковой рядом. И также равнодушно и бесцельно несла свои спокойные воды Западная Двина, розовела зеркалом под лучами набирающего силу солнца.

Вокруг здания Утилизатора зловеще громоздилась масса окрашенного в защитный цвет металла с торчащими хоботами — танки, бронированные роботы со стволами ракетных установок. По сути хлам. Эти машины смерти были совершенно беспомощны перед моей «стальной птицей». И отстукивает ритм ногой, я напел:

«Цели зафиксированы», — система известила о том, что я уже видел на экране. С лёгким щелчком на панорамных экранах возникли мерцающие зелёным прямоугольники. И я лишь повернул ключ на старт. Раньше такой ключ нужно было повернуть трём людям в кабине — двум пилотам и бортинженеру, но умельцы в нашем лагере заменили панель. И теперь я мог всем управлять один.

С диким воем понеслись ракеты. Канонада взрывов заставила землю болезненно вздрогнуть, извергнув иглы ослепительно белого яростного огня. Вырвались на десятки метров вверх алые языки пламени, заклубился зловещий чёрный дым, поднимаясь к самому небу.

Обвитая шлейфом пыли и розово-чёрного дыма, проступила, смахивающая на шахматную ладью, белая башенка диспетчерской вышки. И я шмальнул по ней ракетой, оставив лишь груду обломков.

Как стая испуганного воронья поднялись и закружились на виражах истребительные флаера по спирали то вверх, до самого «потолка» — километров пятнадцати, то спускаясь почти до земли. И солнечные лучи срывались россыпью золотистых искр со стеклопластика фонарей.

Найти меня они не могли. Благодаря режиму невидимости космолёта, я то переходил на тысячную долю секунды в будущее, то в прошлое, и возвращался в настоящее. Странный пугающий эффект. Будто проваливаешься в молоко, и тут же оглушает смертельная тишина. А через миг врывается шум турбин и воздух обтекает со свистом фюзеляж.

Встревать в «собачью свалку» я не стал. Лишь снизился и, подождав, когда эскадрилья уйдёт подальше от Утилизатора, ударил электромагнитным зарядом. И находясь на недосягаемой высоте, наблюдал, как флаера беспомощно кувыркаются, кружатся, как осенние листья.

Кто-то из пилотов ещё пытался бороться, кто-то просто катапультировался и спустился на парашюте. Но ни один не смог управлять машиной без помощи отключённой мною электроники. И даже хваленная супер-пупер защита им не помогла.

В глубине души шевельнулось нечто, похожее на злорадство, смешанное с жалостью, что по сравнению с этими пацанами я — мастодонт, ещё умеющий пилотировать машину по аналоговым приборам. А они этого уже не умеют, и всё их хваленное мастерство основано лишь на тех знаниях, что загрузили в наночип в башке. Вырубить его к чертям собачьим и они станут дебилами, марионетками, у которых отрезали ниточки.

— Гриня, садимся. Слышишь меня? Приём.

— Да, командир, — сквозь помехи прорвался голос Григория. — Иду на посадку.

— Не забудь автопилот включить.

Челнок, в котором сидел сейчас Гришка, мог взлетать, садиться и даже пристыковываться к звездолёту в автоматическом режиме. Крутая машина. Хотя ручное управление у него тоже имелось, и я обучил Гришку пилотированию. Но всё-таки сейчас он летел, управляемый автоматикой, а пилот лишь смотрел на приборы. Так, я считал, будет надёжной.

Зачистив место для посадки, я повёл космолёт на снижение. Сбросил скорость, выпустил закрылки. Шасси аккуратно коснулись полосы, заскрипели, завизжали покрышки о поверхность пластобетона. Лишь бы покрытие выдержало тяжесть моего боевого «слона».

С лёгким страхом всем телом ощущал, как прогибается, ходит ходуном подо мной земля, принимая в свои объятья неподходящий этому месту летательный аппарат.

Я вылез, усевшись верхом на космолете, нисколько не таясь и прекрасно понимая, что в своём ярко-оранжевом лётном комбинезоне предстану великолепной мишенью для противника. Впрочем, я совершенно этого не опасался — подкладка с тонким слоем вспененного нанопластика, по свойствам схожего со свинцом, но не в пример легче, спасала от радиации, но самое главное, отлично защищала от пуль.

Спрятавшись за флаера и ангары молодцы в бронежилетах и шлемах открыли огонь, поливая меня градом пуль. Но те отскакивали от меня, с тихим звоном ссыпаясь и барабанив по обшивке космолета.

Вытащил свою «пушку» — отличную штурмовую винтовку с двумя стволами и подствольным гранатомётом. Тяжеленная и громоздкая штука, но зато невероятно мощная.

Ракета врезалась в высокие ворота в грязно-белой стене, ограждающей взлётно-посадочную площадку от здания Утилизатора. Распахнулись массивные створки и через мгновение повисев на искореженных петлях, свалились с грохотом вниз, подняв клубы серой пыли.

Система вывела на стекло моего шлема карту из мерцающих зелёным огневых точек. Осталось лишь навести лазерный прицел и нажать на спусковую пластину. Короткая очередь сильной вибрацией отдалась в руках, передалась всему телу, так что даже зубы застучали. Стрела из ослепительных ярко-белых сгустков, вырвавшись на свободу, понеслась в пространство и врезалась в одного из неосторожно высунувшегося спецназовца. С тихим вскриком парень раскинул руки, показав на миг разорванную грудную клетку и рухнул на бетон. Вверх поднялся кружочек с цифрой +5. Отлично.

Прошёлся по всему ряду, расшвыривая засевшихголоворезов, как игрушечных солдатиков. И как маленькие красные воздушные шарики вместе с душами этих парней уходили вверх очки опыта, которые давала мне система. Пару раз удвоила мой выигрыш, за «фаталити». Такая странная штука, когда из уже мёртвого тела выбиваешь дополнительную выгоду.

Впрочем, о чём это я? Головорезом тут как раз был я. А убитые мною парни олицетворяли армию спасения. Вот только от кого они защищали? Но сейчас всё смешалось, где правые, где виноватые — хрен разберёшь.

Терморегуляция костюма работала на пределе, я все равно взмок. Но вскоре внутри воцарилась приятная прохлада, остудив не только тело, но и разгорячённый бешеным выбросом адреналина разум.

Надеялся, что парни в Утилизаторе поймут, что я прилетел к ним на помощь по тому светопреставлению, которое устроил тут. Но прошло пару минут, а из проёма в стене так никто и не появился.

Что делать? Придётся обращаться через общий нейроинтерфейс, обнаружить себя для противника. Впрочем, наверняка, там, наверху, уже всё знали. И готовили контратаку, а значит времени у нас в обрез.

— Кузьма! Это я — Громов! Слышишь меня? Приём.

Тишина в эфире, лишь помехи гуляют по экранчику перед глазами.

— Отзовитесь! Эй, есть кто живой?

Голос предательски сорвался. Неужели всё напрасно и ребята все погибли?!

— Слышу. Кто это?

Не верит. Тон пугает враждебностью. Но голос я узнал, ощутив невероятное облегчение.

— Это я — Громов! Кузьма, меня не казнили! Это было только шоу, чтобы напугать всех! Верь мне! Это я взорвал тут всё к чёртовой матери. Я прилетел на помощь!

Опять повисло молчание, прерываемое лишь шумом ветра, привольно гулящего здесь, на этой верхотуре. Ну как мне их убедить?!

Чья-то лохматая голова показалась в проёме выбитых ворот. Лицо перепачкано в крови, пыли, но я узнал всё равно. Кузьма! Жив, чертяка.

Лестница выдвинулась и я спустился вниз, не забыв прихватить винтовку.

Несмотря на немалые габариты, в два прыжка Кузьма оказался рядом. А я снял шлем с мокрой головы, чувствуя как раздвигает губы улыбка, а радость заливает душу.

Оглядел меня с ног до головы, недоверчиво сузив глаза, но потом ухмыльнулся. Согнулся, громко шлепнув себя ладонями по коленям.

— Громов! Живой! Ну, братуха!

Мы обнялись, постучали друг друга по спинам.

— Кузьма, давай быстрей всей вытаскивай. И загружаемся. Времени мало.

— Слушай, командир, а мы тут не поместимся, — покачал головой, проскользнув взглядом по круто уходящему вверх фюзеляжу космолёта.

— Там второй стоит, за ним, — я обернулся, махнув рукой в сторону. — Быстрее, Кузьма. Быстрее! Жду вас всех здесь.

Я уже решил забраться в кабину, как из пробитого проёма вылетело красное пятно, стремительно бросилось на меня, напугав до чёртиков. Запрыгнуло, сжав бёдрами мои.

Прямо перед носом я обнаружил физиономию Микаэллы. Обвив за шею, стала беспорядочно и неумело целовать меня, касаясь мягкими губами, от чего словно окунуло в кипяток, терморегуляция костюма дала сбой и струйка пробежала по спине.

— Я знала, что ты живой! Говорила, Кузьма!

Запрокинув назад головку, оглушила беззаботным смехом ребёнка.

Я осторожно высвободился из её цепких объятий, спустил вниз, так что шапка стриженных волос, смахивающих на шкурку норки, оказалась где-то на уровне моей груди. Но Мика тут же обхватила меня так сильно, что сердце ёкнуло, неприятно напомнив о том, как эти же кажущиеся на первый взгляд хрупкими ручки, сломали мне шею.

— Ну-ну, Мика, не надо.

Но не обращая внимания на мои протесты, она прильнула к моему животу, как кошка, только что не мурлыкала. И внутри меня всё затрепетало, ослабели ноги, как если бы змея обвила меня за шею, положив плоскую голову с выпуклыми немигающими глазами на плечо. А я стоял бы, как дурак и, обливаясь холодным потом, думал: одно неловкое движение и эта тварь укусит, впустив смертельный яд.

Мне бы хотелось, чтобы Мика покинула Утилизатор и вернулась к дяде. Хотя это поставило бы под удар ребят, поскольку только присутствие среди них племянницы президента сдерживало спецназ от применения каких-то убойных мер. По крайней мере, именно это я видел в своих видениях.

Но с другой стороны я не мог просто так сказать девушке — иди-ка ты домой, к своему дяде Герберту. Она увяжется за нами и, значит, ей станет известно наше место нашей секретной базы в алтайских горах.

Подмывало спросить, а зачем вообще ей понадобилось спасать меня, после того, как она подставила меня под удар и я оказался на гильотине? Но кажется, я догадывался, что Микаэлла обладала таким взбалмошным, непредсказуемым характером, что искать разумное, логичное объяснение её действиям было совершенно бессмысленно.

Я мог льстить себя надеждой, что девчушка просто втюрилась в меня, как Эва, или ещё масса женщин, с которыми у меня возникали и прерывались отношения.

Но почему меня предала Мизэки, которая вроде бы любила, спасала, сделала мне уникальный бионический протез? И вдруг в самый последний момент вспомнила, что она — человек из иного мира и решила тут же на моих глазах вернуться к этому проходимцу Адаму, вместе с изобретением Артура Никитина. Почему?

Обычно женщины на такой вопрос, отвечали — потому. И всё. На этом спор заходил в тупик.

Из проёма в высокой бетонной стене потянулась вереница людей. Они тащили раненных. Женщины тянули за руку детей. Те на удивление вели себя тихо, сдержанно, не ныли и не капризничали, а их по-взрослому глубокие взгляды пугали. Что им пришлось пережить — уму непостижимо.

Из-за проёма вылез Жан-Поль со здоровенным ящиком в руках, выкрашенным серо-стальной краской — ракеты для «Ольхи». За ним ещё несколько дюжих парней тащили как здоровенные пулемёты Корд.

Кузьма умело распоряжался, чётко и громко отдавал команды.

— Мика, помоги Кузьме с раненными, я сейчас открою салон.

— Ну, я хочу с тобой, Олег, — капризно выпятила нижнюю пухлую губу, свела бровки домиком, став похожей на большого обиженного ребёнка.

— Хорошо. Поднимайся.

Спорить я не стал. Поставил ногу на последнюю ступеньку и быстро поднялся. И лишь только уселся в кресло пилота, щёлкнув рычажком открытия люка, как Мика мгновенно оказалась рядом, плюхнулась рядом в кресло второго пилота, и с горящими глазами стала жадно осматриваться.

— Крутая штука!

— Э-э, ручки свои шаловливые не суй, куда не просят, — оборвал я не в меру любопытную девчушку.

Она лукаво улыбнулась, откинулась на спинку кресла и стала покачиваться, как на качелях, а взгляд бездумно скользил по лобовому стеклу с выведенными менюшками. Потом стала оглядывать кабину, сунула нос ко мне, осмотрев рулевую колонку, педали, рычажки и тумблеры.

— Мика, а скажи, зачем ты меня спасла от казни? Совесть проснулась?

— Ну да. Скажешь тоже, — начала вертеться на месте, как непоседливый малыш. — За выполнение этого квеста я получила десять тысяч очков!

О том, что такое «квест» я имел смутное представление, но объяснение выглядело вполне логично.

— А на фига тебе эти очки? Ты и так сильнее всех в этом костюме.

— Ты не понимаешь! Я могу теперь открыть новую локацию. В космосе. А ещё немного и у меня будет свой собственный звездолёт! Понятно?

— Настоящий звездолёт или виртуальный?

— Виртуальный, конечно, — обидно фыркнула. — Где сейчас возьмёшь настоящий? Ты дурачок? Дурачок, дурачок! — стала дразниться.

Жутко захотелось похвастаться, что на околоземной орбите летает мой собственный звездолёт, на котором я могу путешествовать по всей нашей Галактике, а может быть забраться и дальше.

И уже открыл рот, чтобы рассказать в красках девчушке, о том, как мы строили этот звездолёт в доках, как выводили с космодрома Восточный отдельные узлы. О диверсиях, что устраивала секта «Очистительный свет Сверхновой».

Стоп. Отвратительные воспоминания о секте отрезвили меня, заставили захлопнуть рот на замок.

И тут как раз очень кстати ожила внешняя связь и я увидел на экране физиономию Кузьмы. Выглядел он измученным. Веки опухли и набрякли, так что почти закрыли глаза, лицо бледное, какое-то даже серое. Но выглядел довольным, прямо излучал радость.

— Мы готовы, командир. Все погрузились.

— Точно всё? А оружие? Оружие захватили?

Чёрт, как же я забыл напомнить об этом? Теперь мы могли загрузить весь арсенал, что нашли в подвале. И особенно макроматериалы! Балбес, надо было проследить самому, а не крутить шуры-муры с девчонкой, которая мне в дочери годится.

— Та не переживай, Громов, — хмыкнул Кузьма, словно услышал мои мысли. — Мы все упаковали и погрузили во второй транспорт.

— Ну молодца. Здорово. Точно всех вывезли? Никого не осталось?

— Всех.

— Ну тогда, забирайся ко мне в кабину.

Экран погас и через пару минут я уже услышал, как вибрирует и трясётся металлическая лестница под ножищами Кузьмы.

Мика бросила на меня недовольный взгляд — явно хотела со мной наедине остаться, а я нос ей натянул.

Когда Кузьма во весь свой богатырский рост выпрямился в кабине, я даже на миг испугался, что он просто не поместится здесь.

— А сесть куда? — он неловко и осторожно повернулся.

— Мика, давай дуй вот туда, — я махнул на место бортинженера за моей спиной. — Быстро! Улетать надо.

Надула губки, скуксилась, но послушно вскочила, уступив Кузьме место.

— Всё поехали.

Взлетать пришлось тяжело. Центровка ни к черту. Казалось, что тащу весь космолёт, как огромного слона на собственных плечах, а он прижимает меня всей своей массой к земле, сдавливая грудь, не дает дышать. Автоматика, конечно, работала, но с такой нестандартной ситуацией справиться не могла. Стало душно и жарко, как в бане, по спине потекли струйки пота. Преодолеть столько трудностей и грохнуть космолёт?! Я-то выживу. То есть воскресну, а люди?

И как назло запиликал сигнал предупреждения о вторжении в зону опасности. Система вывела силуэты и характеристики аппаратов, мчавшихся сюда, но мне было не до того, чтобы рассматривать их. Главное, сейчас взлететь.

Вначале я пошёл на разворот, космолёт делал это нехотя, со скрипом. Пришлось сделать довольно глубокий вираж, прежде чем вновь выехать на самую длинную полосу. И только потом я начал разбег.

И вот уже, убегая под фонарь кабины, несётся на меня серая бетонная лента. Всё быстрее, быстрее. Но космолёт жмётся к земле, словно ребёнок, что боится оторваться от юбки матери.

«Время принятия решения», — вспыхнула перед глазами кроваво-красным надпись. И я взял штурвал на себя. Отрыв. И охватила вдруг легкость, необыкновенная, когда потеряв опору, машина на миг повисла и потом, послушно повинуясь мне, стала взбираться наверх.

Фуу. Взлетели. Пронеслись, оставляя внизу отливающую темным серебром Западную Двину.

Рядом промелькнул призрачно-серый вытянутый силуэт челнока, за штурвалом которого сидел Григорий. Ему было легче. Автоматика всё сделала за него, да и груз ему пришлось везти гораздо меньше.

— Дуй на базу! — приказал я.

— Есть, командир!

Пришлось пролететь еще несколько километров, прежде чем я смог развернуть махину космолёта. Вот показался внизу прямоугольник белых каменных стен. Система тренькнула, оповестив, что цель установлена.

Вжал гашетку. Пуфф, словно по белым дымным рельсам понеслись ракеты. Бабах! Здание Утилизатора будто кто-то сжал у основания огромными лапищами, сминая и раздирая на куски. Оглушила канонада взрывов. Один, второй, третий! Земля содрогнулась, извергнув из своего лона огромного оранжево-чёрного дымного дракона. Подняв всё свои три головы, он вырос до самого неба, будто пытаясь достать до нас когтистой лапой.

— Да! — заорал Кузьма. — Да, Громов! Ты крут! Крут!

Издал громкий, больше смахивающий на хриплый клекот, смех, отстучав по подлокотникам кресла победный марш.

— Молодец, Громов, хорошо ты освоил наш космолёт.

Знакомый голос, который меньше всего хотелось услышать сейчас, заставил рефлекторно передернуться. И холодок пробежал по спине, будто терморегуляция лётного костюма дала сбой. Но это лишь показалось.

На экране возник мужчина средних лет. Резко очерченные черты лица, длинный ястребиный нос, скулы не выделялись, но словно держали всё в определённых рамках, волосы зачёсаны назад, взбиты надо лбом, делая его ещё выше. Взгляд умных глаз проникал так глубоко в душу, доставая до самых печёнок, что я ощущал себя лягушкой, которую с любопытством разглядывают студенты, собираясь препарировать её.

Сидел пришелец в той же позе, что я всегда видел его. Немного расслабленной, белые сухие пальцы подпирают висок.

— Что тебя нужно Адам? — поинтересовался я.

— Ты — Громов. Ты нам нужен, — спокойно ответил Адам. — Ну и, разумеется, наш космолёт. Ты угнал его с нашего корабля, да ещё получил бионический протез. Я хочу, чтобы ты вернулся к нам. Иначе… — он покачался в кресле, сжал губы в тонкую линию, а глаза стали отливать ледяной сталью.

— А если откажусь?

— Ты видишь на экране два наших слейс файтера? Я пока выключил у них невидимость. Если ты откажешься, они с огромным удовольствием разнесут твой космолёт в роскошную звёздную пыль. Они вооружены не в пример лучше космолёта, за штурвалом которого ты с таким комфортом устроился. У тебя кончились ракеты, движок устаревший. А ведь с тобой много людей. Ты же благородный рыцарь без страха и упрёка. Спаситель! — он усмехнулся, сарказма в его тоне я не ощутил, но определённая издёвка все же была, и это заставило разозлиться.

— А если я соглашусь. Прилечу назад, вы скормите людей этелофактусам?

— Почему ты так решил, Громов?

— Потому что видел, как они убивает и жрут людей.

— Этелофактусы всеядны, — медленно и, даже с какой-то ленцой растягивая слова по слогам, ответил Адам. — Они едят любое мясо. Но обещаю, что люди не пострадают.

В висках громко и шумно забилась молоточками кровь, отдаваясь в горло.

Я догадывался, что ему нужно. Хочет, чтобы я сказал, где Мизэки Сакураи, но я не мог, просто не мог рассказать, что она мертва! Тогда Адам просто отдаст приказ уничтожить Землю.

— Громов! Полетим туда! — в каком-то лихорадочном исступлении Кузьма хлопнул лапищами по подлокотникам кресла. — Надерём задницу этим уродам! У нас тут крутые ребята с пушками! — хохотнул радостно.

— Да, Олег! — звонкий голос Мики ударил по ушам. — Полетим! Полетим к ним!

Подбежала ко мне, обвила за шею.

— Я смотрю, Громов, у тебя интересная компания, — Адам тихо засмеялся, глаза затуманились. — «Медвежатник» и дочка самого Модеста Моргунова.

Да, компашка действительно прикольная. Взломщик сейфов, не наигравшийся в войнушку, и царь-девица, готовая убивать всех подряд ради удовольствия. Раньше я как-то не задумывался, почему люди оказались в Утилизаторе. Считал их всех скопом невиновными, такими же, как я. Ну, возможно, какие-то мелкие кражи, драки. Но «медвежатник»? Хорошо хоть не хитмэн.

Но если бы они только знали, какой жуткий зверинец находится на этом корабле-сфере, куда звал меня Адам. Выбраться оттуда второй раз живым я уже точно не смогу.

Глава 13 Одной звезды я повторяю имя

Кровь. Очень много крови. Она расплывалась по поверхности воды и казалось, что ванна заполнена бурой жидкостью. Безвольно откинутая голова, лицо с плотно зажмуренными глазами, будто выточенное из того же белого мрамора, что и сама ванна, и ещё сильнее выделяющийся на всем этом фоне какой-то зловещий в своей черноте водопад волос, сосульками свисающих до пола.

Я вытащил из воды ставшим таким тяжёлым и неподъёмным тело, вынес в комнату и уложил на кровать. Из глубоко раскрывшихся ран кровь уже не сочилась. Хуже не бывает. Но все равно я кинулся к аптечке, вытащил пачку коллагеновых пластырей и облепил тонкие запяться, где зияли кроваво-чёрные порезы.

Мелко дрожащие пальцы никак не могли нащупать нужное место на обжигавшей смертельным холодом шее девушки. Тогда опустившись на колени, я приложил ухо к груди, с надеждой вслушиваясь в малейший звук. Ничего.

— Это и есть Эва Райкова? Круто.

Я вздрогнул, вскинул голову, обнаружив на пороге Прохора. Сальная похотливая ухмылка от уха до уха, глаза пожирали лежащее неподвижно на кровати обнажённое тело. Заметив мой взгляд, он растерялся, быстро-быстро заморгал.

— А чего это с ней? — подошёл ближе, наклонив на бок голову, вгляделся в иссиня-белое лицо.

— Сознание в ванне потеряла, — бросил я, встав на ноги. — Надо отвезти её в наш медцентр.

— Сознание? Да тут… Да, конечно. П-помогу, — пробормотал он. — Может того. Искусственное дыхание сделать? Я умею.

— Не поможешь тут с дыханием, твою мать! Надо везти к нам в медцентр!

Я завернул Эву в покрывало, бережно подхватил на руки и вынес из дома. Около крыльца, на дорожке уже поджидал присланный нашим врачом электрокар, на которых мы разъезжали по нашему лагерю. Уложив тело Эвы на платформу, я сказал Прохору посидеть рядом и вспрыгнул на переднее сидение. Отключив к чёрту робот-пилот, не позволяющий ездить на максимальной скорости, дал по газам.

Широкая, засыпанная щебёнкой аллея, с ровным строем лиственниц по краям, упиралась в уходящую почти отвесно скалу. Но стоило мне подкатить машину, как декорированные серым камнем разошлись двери, обнажив чёрный зев коридора, ведущий в наш центр.

Подняв с платформы тело Эвы, прижал к себе и пошёл по коридору, освещаемым ярко вспыхивающими на каждом шагу лампами, встроенными в стены. Прохор быстро нагнал меня и вместе мы подошли к двери лифта с квадратным зарешеченным окном.

Пока я ждал, когда платформа дьявольски медленно с гулом и скрежетом поднимется, искусал себе все губы. Время имеет странное свойство удлиняться и сжиматься. И сейчас оно растянулось до бесконечности.

В нашем медцентре, который мы оборудовали украденными медкапсулами, нас уже поджидал врач Михаил Борисович Кропоткин, и медсестра Катя.

Вместе с подскочившим ко мне Прохором, мы уложили Эву на платформу капсулы. И прозрачный колпак с тихим гудением мягко закрылся. Внутри него сверху, с боков вылезли как змеи, тонкие серебристые трубки, обвили тело девушки, проникли внутрь.

Справа от капсулы как свиток папируса раскрылся голографический экран. И голова закружилась от мельтешения столбиков и кругов диаграмм, бегущих по строчкам символов и цифр, в которых я ровным счётом ничего не понимал.

Плюхнулся на кресло рядом. Опустив руки между колен, тупо уставился в желтоватую керамическую плитку с трещинками, в которых почему-то угадывался женский профиль. Нет, совсем не то. Он скорее был похож на летящий самолёт. Я тряхнул головой. Что это со мной? Почему во рту такая горечь, а на душе так хреново, будто я виноват во всем этом? Разве мог я знать, что меня схватят, отправят в Утилизатор?

Что имеем — не храним, потерявши плачем. В голове всплывали картинки минувших дней, как Эва смеётся или грациозными движениями расставляет на столике передо мной тарелки с едой. Оборачивается, и лукавая улыбка мягко освещает её лицо изнутри, делая еще красивей. Эва отлично готовила, хотя в этом не было никакой нужды — всё могли делать роботы-кухни. Но раз, попробовав испечённые Эвой блинчики, я уже не смог есть сделанные роботом.

— Олег Николаевич…

Я вскинул голову, боль стеснила грудь, перехватило горло. На круглом добродушном лице с мягко обвисшими щеками выцветшие почти до состояния прозрачности глаза в глубоких морщинах излучали только сочувствие, заставляя ощутить себя совершенно беспомощным.

— Мне очень жаль… Она потеряла слишком много крови.

— Так перелейте мою, — Прохор с готовностью засучил рукав, обнажив крепкую и смуглую руку, всю перевитую выпирающими жилами. — Вы это, док, не стесняйтесь. Я выдюжу. Сколько надо возьмите.

— Дело не в этом, — покачал головой врач. — Ток крови прекратился. Совсем.

Я вскочил с кресла и вжался носом в холодный стеклопластик, за которым как в стеклянном гробу лежала мёртвая царевна. Не хочу тебя терять, Эва! Не хочу!

— Тогда возьмите у меня из плечевой артерии. Это будет быстро.

Я сбросил куртку, стащил рубашку, и опустился в кресло, выложив левую руку на подлокотник.

— Олег Николаевич, мы не в силах помочь. Она умерла. Слишком поздно.

«У-у-у-у-мерла», — поднялся высоко и упал вниз печальный звук, смахивающий на похоронный звон колоколов.

Пуфф. Видения распались, всё заполнила непроглядная тьма, и тяжесть сковала тело, весившее теперь тонну. Я едва смог пошевелить пальцами рук, ног. Но через мгновение дышать стало легче. Глаза привыкли, и я смог понять, что по-прежнему нахожусь в кабине космолёта. Экраны погасли, и лишь едва заметно фосфоресцировали, словно на них плясали, задорно перемигиваясь, огоньки святого Эльма.

Рядом в кресле второго пилота ворочался, что-то выкрикивая, Кузьма, его большие в чёрной поросли руки беспорядочно блуждали, словно он искал опору, и никак не мог найти.

Нечто ослепительно яркое, похожее на мощный электроразряд, по спирали обтекло со всех сторон прозрачный пластик кабины, ослепив на миг, и пронеслось мимо, вновь погрузив в глубокую чернильную бездну, где мы неподвижно висели.

— Х-х-де мы? — выдохнул Кузьма.

Он тоже пришёл в себя, сидел в кресле ровно, только чуть сгорбившись, как от сильной усталости, когда позвоночник, кажется, отказывается держать всё тело.

— В чёрной дыре, — сказал я. — Ну или, если быть точнее, в червоточине.

Кузьма тихо матюгнулся, заворочался в кресле, как проснувшийся после спячки медведь, шумно, тяжело выдохнул.

— За каким хером нас сюда занесло, Громов?

— Я использовал «ловушку для Сверхновой» Артура Никитина.

— Чего?

Во тьме, едва разгоняемой призрачным аварийным освещением, сверкнули белки его глаз.

— Надо было уйти от преследования, — просто объяснил я. — А эта шутка создаёт как бы туннель в пространстве, чтобы можно было мгновенно переместиться куда-нибудь.

— А почему ты не захотел лететь на этот, как его, корабль? Как этот ушлёпок тебе предлагал?

— Кузьма, я там был уже, — устало вздохнул я. — Этот корабль и не корабль вовсе, скорее целая планета. И там черти что творится. Куча тварей, готовых тебя убить и сожрать. Они там как тараканы, или крысы. Только раз в десять больше. Ад кромешный.

— И за каким хером тебя туда занесло? Если там такая х…ня творится?

— Эти люди меня похитили. Хотели шантажировать Никитина, чтобы он выдал свою разработку. Руку мне отрезали, отправили ему как подарочек. Я оттуда еле выбрался.

— Да? Думал, что секта тебя похитила? А тут вона как, — Кузьма громко поскрёб заросший щетиной подбородок. А они ваще кто такие?

— Люди из альтернативной Вселенной. У них было устройство перемещения, но астероид его разрушил. Они вернулись в то место и время, когда такое же устройство должно было быть создано на Земле. В альтернативной реальности. Но промахнулись. На тот момент Никитин не успел его доделать. Так что похитили они меня зря. Но руку они мне вернули, — я усмехнулся. — В модернизированном варианте.

— Вона как.

Сомневаюсь, что Кузьма понял всё, что я рассказал сейчас. Также я не стал говорить о Мизэки Сакураи, которая и сделала мне этот бионический протез, помогла сбежать. И мне казалось тогда, что делала она это, потому что любила меня, дорожила моими чувствами. Но потом, когда мы нашли Никитина и узнали, что он завершил свою работу по созданию туннелей пространства-времени, она почему-то резко переметнулась на сторону своих прежних друзей. Предала меня.

А ведь рядом со мной была женщина, красивая и умная, заботливая и нежная. Она никогда бы не предала меня, уверен в этом. И я потерял её так глупо и страшно. Как холодными металлическими обручами стянуло грудь жгучей болью и перехватило горло. Почему я не смог спасти тебя, Эва? Поделиться собственным бессмертием, ну хотя бы немного, чуть-чуть. От навернувшихся слез защипало глаза. Огоньки, плясавшие на тёмных экранах, расползлись ярко-белыми с радужными потёками, кляксами с острыми краями, напоминая увеличенные во много раз звезды.

В голове почему-то всплыли строчки старинной песни:

Невыносимое одиночество накрыло с головой, погребло под своим плотным душным пологом. Вдруг показалось, что я совершенно один во всей Вселенной. Выдумал тех, с кем нахожусь сейчас рядом. Солнце, исчерпав запасы водорода, разогрелось, расширилось и поглотило Землю, уничтожив все живое. А мой мятежный дух носится теперь неприкаянно, вспоминая тех, с кем сводила судьба. И нет мне покоя, нет возможности освободиться от этой нестерпимой боли, нет её конца и края. Мой персональный ад, в котором нет никого, кроме меня. Нет чертей и кипящих котлов со смолой, в которых жарятся души грешников, но это ужаснее во сто крат, в миллион раз. И я не могу оборвать эти мучения.

И словно в ответ на мои мысли послышалось чье-то хныканье: «Мама, не бросай меня, пожалуйста. Не бросай. Не уходи!»

Странным образом, но подействовало это отрезвляюще, и первой мыслью было, кому-то нужна помощь. Это плакала, как маленький ребенок, Микаэла.

Девушка сидела, поджав ноги, скрутившись в невообразимый комок, явно не осознавая, где находится. Я подошел к ней, присел рядом, мягко приобнял.

Вздрогнула, расслабилась и зарыдала уже во весь голос, прижавшись ко мне.

— Олег, мне так страшно. Так плохо. Одиноко. Спаси меня. Пожа-а-алуйста.

Слезы текли ручьем, девчушка пыталась стереть их, неловко развернув ладонь тыльной стороной, но лишь размазывала сопли по лицу.

— Ну-ну, чего ты так расклеилась. Всё в порядке. Всё будет хорошо.

Бездумно повторял слова, которые говорят в таких случаях. Гладил Мику по спине, на удивление мягким волосам, говорил что-то глупое и ласковое. Это чувство одиночества, которое сжирало душу девушки, вдруг воскресило меня, заставив поверить, что я не одинок, раз кому-то нужен.

Но я врал, ничего хорошего ждать мы не могли. Я обманул Кузьму, в чёрную дыру я направил космолёт совершенно случайно. «Ловушку» Никитина я развернул для того, чтобы в неё попали те два спейс файтера, что преследовали нас. Выбросил им навстречу, но неожиданно она начала расширяться в нашу сторону и поглотила нас. И теперь мы провалились в небытие, в бездонный колодец безмолвия и неподвижности.

Всё управление отрубилось. Я стал беспомощным, как калека без рук и ног. И, собственно говоря, мы должны были тут же погибнуть, попав под горизонт событий чёрной дыры. Но почему-то оставались до сих пор живы. Но как долго протянется наше существование здесь? Возможно, счёт уже шел на секунды.

Мика начала успокаиваться, хныканья стали глуше и реже, хотя её по-прежнему колбасило не по-детски, трясло, как эпилептика в припадке.

— Олег, мне было так странно одиноко, — Мика оторвалась от меня, и взгляд её заскользил сквозь меня. — Всё черным-чёрно, как ночью без луны. Меня будто в холодном душном склепе замуровали, откуда не выбраться.

Она слабо, но уже с какой-то своей хитрецой, улыбнулась и вытерла сопли рукавом, совершенно как маленькая девочка.

— Эй, Громов, — идиллию единения с Микаэлой разрушил совершенно некстати Кузьма. — Тут твоя система чего-то ввести просит.

Я высвободился из объятий девушки, которая явно не хотела меня отпускать, и вернулся в кресло капитана.

Действительно, прямо над мертвой панелью управления висели слова: «Введите дату и время перехода». Под надписью мигало предупреждение, если не ввести конкретную дату, система выбросит нас куда-то в произвольное время и место. И на свой страх и риск я мысленно указал нужные цифры.

И тут мы выскочили в бесконечный голубой простор. А под нами засыпанные белоснежными хлопьями облаков прорисовались зигзаги горных вершин, и разбежались серебристой паутиной реки.

С привычным гудением заработали экраны управления, высветили информацию о том месте, куда мы попали. Перед глазами словно натянули серую ткань, и я сосредоточился на посадке. Космолёт швыряло из стороны в сторону, что удивляло и пугало меня. Казалось, что что-то в системе нарушилось, и сейчас мы грохнемся о землю, разбившись в лепешку. И главное, что никто не мог бы помочь мне. Кузьма дрых в своем кресле. Я лишь слышал его смачный громкий храп.

От напряжения всё поплыло в глазах, вокруг задрожал нагретый воздух, окружив меня, как коконом. Руки заскользили по мягкому рифлёному пластику штурвала, из-под мышки пробежала струйка пота.

Наконец, шасси коснулись покрытия, заскрипели тормоза. Я включил реверс, и турбины изменив тональность, взревели высоко и протяжно. Вжал педали тормоза в пол так сильно, что спазмом свело пальцы ног. Скорость начала падать, цифры на мягко светившемся табло стремительно уменьшались и всем телом я ощущал, как космолет замедляется. Всё сильнее и сильнее. Мы остановились. Гибкими змеями уползли ремни безопасности, и я с облегчением откинулся на спинку кресла.

— Ну что, Кузьма, неплохо мы сели? — бросил я и с удовольствием потянулся, распрямляя затекшие руки и ноги.

Тишина в ответ. Я медленно, даже с какой-то опаской, повернул голову, и взгляд упёрся в стеклопластик кабины, за которым угадывалась серая бесформенная масса. За моей спиной не было двери в салон. Мика тоже исчезла. Я находился в прозрачной шарообразной кабине совершенно один. Только рулевая колонка с рогами штурвала и кресло. Больше ничего.

Чёрт возьми, да это же мой флагман RX-2000, который подарил мне Модест Моргунов! Ну как подарил? Просто я доказал, что мне нужен такой летательный аппарат, и Модест раскошелился. Нет, космолёт стоил не так уж дорого, но председатель Совета Десяти (самых богатых людей планеты, разумеется, хотя так их никто официально не называл) умел считать деньги и просто так на ветер не бросал.

Но ё-моё, как же я оказался здесь? Сплю я что ли? Потряс головой, ущипнул за руку. Больно. Но что это? Фантазии гаснущего сознания? Вроде бы нет. Никогда раньше я не ощущал себя таким бодрым, таким ясно мыслящим.

С мягким гулом пневматика откинула надо мной фонарь, сбоку легко звякнула лестница. И я спустился вниз, спрыгнул на серые плиты. Ветер задорно швырнул горсть пыли в лицо, разворошил мокрые волосы, запустил за воротник рубашки свою ледяную ладонь.

Рядом улыбался полноватый мужчина в синем комбинезоне техника.

— С прибытием, товарищ полковник! Как долетели? — гаркнул он, вытянулся, выставив живот.

Ба, да это мой техник, Афанасий Юрской. Ёлки зеленые, откуда он здесь?

— Спасибо. Нормально, — выдохнул я.

Он отступил в сторону и выпал из поля зрения, будто провалился сквозь землю.

Я не мог разглядеть толком, куда попал. Вокруг меня воздух дрожал, исходил рябью, будто от раскаленного песка в пустыне. Стоило сделать шаг, как он вместе со мной передвигался, и сколько я не щурился, ничего понять не мог.

Пуфф, стена вдруг опала и распахнулась во всю ширь с бело-жёлтой разметкой взлётно-посадочная площадка, ограниченная высокой белой стеной. Вжимая в бетон обтекаемые тела, раскинули стреловидные крылья космолёты. На краю поля шарообразный глаз телескопа уносила в густой белый кисель облаков диспетчерская вышка, смахивающая на башню средневекового замка.

Ё-мое, да это же моя родная авиабаза, где я обучал своих ребят пилотированию истребительными космолётами и звездолётом, что мы собирали по проекту Артура Никитина. Как же меня сюда занесло? Наверно, это сон.

Зашагал в сторону казарм, прислушиваясь к звукам. Все выглядело до жути реалистично — шум ветра, багровый отсвет на ангарах и плитах пластобетона. Запах топлива и пыли. И люди, что попадались мне, выглядели знакомо. Но что-то мешало принять это, как настоящую реальность.

В моей комнате всё было по-прежнему, спартанская обстановка, узкая кровать, стол, высокий дощатый шкаф с одеждой. И массивный сейф с моими сокровищами — наручными часами, который я собирал годами. Я вытаскивал с полок одну за другой коробочки, любовался на сапфировый отблеск циферблатов, латунных стрелок, вдыхал резкий, щекочущий ноздри пряный аромат кожаных ремешков. Вертел так и эдак, вглядывался в мелкие надписи, потертости и трещинки. Нет, это все реально.

Сбросив одежду, забрался под душ, поливая себя то ледяной водой, то обжигая кипятком. Вздрагивал каждый раз, когда струи, меняя резко температуру, впивались злыми осами в кожу. Потом растерся жестким полотенцем. И замер. Взгляд на левую руку. Мысленно представил кинжал. Но рука так и осталась прежней. Самая обычная рука, как и правая. Я лишился своего крутого бионического протеза. Перестал быть супергероем.

Ну и чёрт с ним. Обойдусь. Лишь кольнуло сожаление о потерянных возможностях, и исчезло.

Когда переступил порог офицерской столовой, сердце заныло сладкой болью, нахлынули воспоминания. Остановившись на миг, вдохнул этот запах, такой до боли знакомый. Но что в нём такого необычного? Обычный общепит, накрахмаленные до хруста белоснежные скатерти на квадратных столиках, пол из стертых сотней ног чёрно-белых плит. И стена из голубоватого стеклопластика, откуда открывался вид на аэродром.

— Что желает, господин полковник?

Ласкающий слух певучий голосок, от которого холодеет в горле, ладная фигурка, милые раскосые глаза и нежный темный пушок над верхней губой. Мизэки Сакураи в голубом платье, кружевном переднике и заколотой брошкой в виде серебристого паучка на иссиня-чёрных волосах шапочке.

— Как обычно, Мизэки.

От гула турбин задребезжали приборы с солью и перцем на столах. Космолёт в серо-голубых разводах, оставляя за собой дрожащий шлейф раскаленного воздуха, ушёл в небо.

Бушевал багровый закат, словно из разверстых ран выплеснув на белосизые лохмотья облаков кроваво-красную муть. Внезапно откуда-то из темных глубин души рванулись воспоминания. Развернули длинную цепочку событий, которые последовали за моим глупым и поспешным решением ехать на липовую встречу с Артуром, которую подстроила Мизэки. Меня похитили, привезли на корабль-сферу, где жестоко пытали, так что мой организм отключил сердце.

Ян Беккер отправился бомбить лагерь секты Макбрайда «Очистительный свет Сверхновой». Преданный мне Беккер думал, что именно они похитили и убили меня. Хотел отомстить. Благородный поступок. Но такой же глупый, как и тот, что совершил я.

Модест Моргунов, главный спонсор проекта Артура Никитина, испугавшись за ученого, перевез его в подземный научно-исследовательский центр, где Грушевский, помешанный на идее Сверхчеловека сделал свои смертельные ловушки для проверки интеллекта. И погубил всех, кто жил и работал в этом центре.

Но если бы я немного бы подумал о последствиях, все могли остаться живы. Артур и Эва. Мизэки и Ян Беккер. И не было бы Утилизаторов и безжалостных казней на гильотине. Коммун и Покровителей, не проникли бы в наш мир, посланные людьми из альтернативного мира, кровожадные твари.

Как жутко осознавать, что именно мое взбалмошное решение стало триггером, спусковым крючком, который запустил эту адскую игру на выживание. И жертвами стали те, кого я любил, кто был мне дорог.

Если бы всего этого можно было бы избежать! Я бы потерял свое бессмертие и бионический протез, но зато мы мирно и без усилий закончили бы проект Никитина, спасли Землю.

Резко не хватило воздуха, в сердце будто вонзили острую спицу, боль отдалась в левую руку. И отшвырнув стул, я выскочил из-за стола и бросился наружу, на ходу раздирая удушающий ворот рубашки. Посыпались на пол с тихим стуком сорванные пуговицы.

Солнце, скрывшись за белыми стенами базы, выплеснуло напоследок на рваную седину облаков сизо-багровые потёки. И казалось, там, за этой стеной жарко и страшно пылает Утилизатор, разнесенный ракетами на клочки.

— Господин полковник, простите… — извиняющий голос оторвал меня от мыслей.

— Что, Мизэки?

— Вы ушли, так ничего не поели. Вам не понравилось? — голос девушки едва заметно задрожал, она мяла в руках кружевной передничек и выглядела такой подавленной, растерянной.

Нет, только не поддаваться на эту фальшивую игру, спектакль, разыгранный лишь для того, чтобы заманить меня в ловушку. Затянуть петлю на шее. Вряд ли Мизэки думала об этом, когда взламывала систему нашей базы, супер сложную, суперсекретную. Ей лишь хотелось вернуться домой.

— Понравилось, Мизэки. Просто мне сейчас совсем не хочется есть.

Подошел к ней и, взяв за руку, мягко поднес к своим губам. Изумилась, будто я сделал что-то неприличное. Вспыхнули глаза как-то странно, то ли со страха, то ли со стыда.

Развернувшись, я быстро зашагал к казармам, словно пытался скрыться от преследования. Но ведь девушка и не пыталась бежать за мной.

В глазах потемнело, качнулась и ушла из-под ног земля.

«Системная ошибка», «Недопустимый диапазон значения переменной», — замелькали перед глазами надписи, значения которых я не понимал. И небо опрокинулось, будто из-под ног выдернули табурет, и я ухнул куда-то в бездонную пропасть.

И тут же руки нащупали рифленый пластик штурвала. Я сидел в кресле космолёта, мчавшегося по спиральным, ослепительно сверкающим рельсам червоточины. Запрокинув лохматую башку, рядом в кресле храпел Кузьма.

«Параметры даты введены неверно», — мигала перед глазами кроваво-красная надпись.

«Ошибка ввода даты».

И я понял, что произошло. Перепутал формат, день и месяц. Значит, я могу перемещаться по времени? Но может быть я вообще никуда не попадал физически и это лишь моё сознание металось по нейросети, пытаясь найти выход?

А что, если попробовать вот так. Может система дать мне ещё один шанс?

И вновь раскрывается голубая бездна неба. И флаер, не космолёт. А рядом блюет Прохор. Скрипят шасси о бетон. В нетерпении откидываю фонарь. И всё повторяется вновь.

Григорий с двумя парнями делает шаг ко мне. В сощуренных глазах недоверие, даже озлобление. Бах. Пистолетный выстрел прямо в лоб разносит разум на слепящие куски. Адская боль звенит в ушах.

Возвращаюсь к жизни.

— Гриня, готовь два космолёта.

Высвобождаюсь из объятий плачущего от радости парня и бегу. Мчусь со всех ног так, что подкашиваются и слабеют ноги. Несусь туда, где ртутью блестит остроконечная крыша большого деревянного дома. И взбитым белым кремом на торте цветут тюльпаны на круглой клумбе. Должен успеть.

Врываюсь и застываю на пороге. Прислонившись к косяку, смотрю и не могу насмотреться. И зрение мутнеет от навернувшихся слез. Слез счастья.

— Олег? Ты жив?

Наши глаза встречаются. Из ослабевших рук девушки выскальзывает рамочка. Глухой звон разбившегося стекла. Почему-то кружится голова. И сердце колотится где-то в горле, резкой болью разрывает виски.

Делаю пару шагов и опускаюсь рядом с кроватью. Короткие бриджи обнажают смуглую стройность ног с тонкими лодыжками и словно вырезанными в мраморе ложбинками на упругих икрах. И я обнимаю их, прижимаясь к шершавой ткани, ощущая проступающий жар тела.

И со страхом жду, что вот-вот нейросеть выбросит меня опять из этого места, заставит пройти все девять кругов ада вновь.

Оглавление

Глава 1 Старт

Глава 2 Схватка

Глава 3 Казнь

Глава 4 Бунт

Глава 5 Тройная угроза

Глава 6 Мы принимаем бой…

Глава 7 Переход

Глава 8 Туннельный ужас

Глава 9 Ментальная атака

Глава 10 Новый порядок

Глава 11 И в демонов ночи метнул золотое копье

Глава 12 Старый знакомый

Глава 13 Одной звезды я повторяю имя