Звёздная ночь (СИ) [neverwanttobewithyouanymore] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== Часть 1 ==========

Вся моя жизнь состоит из планов. Вот я иду в класс и перечеркиваю последний пункт в списке вещей в блокноте, которые необходимо было выполнить.

Закончить декорации.

Какое же это было удовольствие — перечёркивать в списке то, что уже сделано. Если заглянуть в этот блокнотик, то легко можно было понять, как мне хотелось, чтобы все прошло идеально. Этот день был слишком особенным, поэтому я делала всё, что было в моих силах, для достижения совершенства.

— Хэй, Лиён, — улыбка наползла на мое, и без того радостное лицо, как только я увидела обладательницу приятного женского голоса.

— Джиён! Я так рада тебя видеть, — налетев на подругу с объятиями, я быстро отпрянула и поправила выбившиеся из хвоста волосы, — Ты не представляешь, что мы закончили делать.

— О Боже, Лиён… — со смехом протянула Джиён, уже без всяких намёков поняв, что это касается реквизитов для выпускного. Хотя Джиён даже не скрывала своё мнение о том, что я помешалась из-за своего перфекционизма, и слишком увлеклась, донимая её разговорами о предстоящем мероприятии.

— Они просто шикарны. В теме звёздной ночи, все горят и светятся.

— Прям как ты. Просто ходячее солнце сегодня.

Она говорит это, и я замечаю, что она радуется лишь только потому, что это сумело сделать счастливой меня. Джиён была моей полной противоположностью, и такие мелкие события, как это, не могли взволновать её настолько сильно, как меня. Джиён даже не допускает мысли, чтобы потратить столько времени и сил на вещи, которыми с удовольствием занимаюсь я.

— А когда я не солнце?

— Ты всегда солнце. Но прекращай, — шутит Джиён.

Я улыбнулась, и, вложив ладонь Джиён в свою, отправилась в столовую, горя от желания сообщить всем свою маленькую, но ужасно радующую новость.

Друзья сидели за всё за тем же столиком, что и обычно, поэтому никому не приходилось даже прилагать усилий, чтобы понять, где они находятся на ланче.

— Ребята, у меня, мать его, шикарная новость, — пролепетала я, плюхнувшись на место рядом с ЧонСоком.

— И что же за новости заставили тебя ругаться? — спрашивает Минсу, дожевывая свой бурито.

— Она закончила делать реквизиты на выпускной, — с немного скучающим видом Джиён достала два контейнера с морским салатом и положила один из них напротив меня.

Это была уже своего рода традиция: каждый день мы готовим друг для друга что-нибудь вкусное, передавая прерогативу в зависимости от очереди.

— Вот именно. Поэтому это утро началось жесть как хорошо.

— Кажется, когда пройдёт вечеринка, Анна Винтур будет нервно курить в сторонке, — со смешком в голосе сказал ЧонСок.

— Ага. Ещё бы Лиён нашла парня, и тогда мы точно обгоним Винтур, — сказала Минсу, от чего у меня внутри образовалась огромная досада.

Потому что тот, с кем я хотела бы пойти, сидел сбоку от меня. Мое желание было точно такое же, как и у Минсу — чтобы я была там с парой, а если быть точнее — с ЧонСоком.

— Значит её выбор ограничивается на одних парнях? — задаёт вопрос Джиён, заметив моё немного тупиковое состояние. А вот ещё одна причина, по которой наша дружба была действительно крепкой — мы на каком-то эмоциональном уровне всегда чувствовали друг друга.

— Тебя послушаешь, и сразу видно, где у тебя что болит, — с набитым ртом проговаривает Минсу.

— Если бы мы были парой, то мне пришлось бы клеить эти звезды и впихивать в них грёбаную гирлянду, так что, — Джиён поворачивается ко мне и проговаривает, — Ты в пролёте.

— Как же мне хотелось, Джиён, — с сарказмом говорю я, и накалываю на вилку немного салата.

После ланча я первая поднялась с места и быстрым шагом отправилась к выходу.

— Есть одна просьба. Вы можете помочь мне расклеить плакаты и раздать пригласительные? — с надеждой в глазах спросила я, хотя и не сомневалась в том, что они согласятся.

После одобрительных кивков, я достала свертки и раздала их каждому. И теперь каждый побрел в разные стороны. Машинально поворачиваю голову к ЧонСоку. Мы переглянулись и улыбнулись друг другу.

Я действительно была воодушевлена так, что не имела сил скрыть свою радость, даже когда с легкой улыбкой клеила красивый темно-синий плакат на стену рядом со школьными шкафчиками. Хотелось подпевать и пританцовывать от того, как на душе стало легко без груза на плечах, в виде ответственности за мероприятие. Друзья понятия не имели, как это тяготило и отнимало силы. Особенно когда все выпускники надеются только на тебя и твою организованность.

Меня отвлек только звук совсем рядом открывающегося шкафчика. Я на несколько секунд замерла и повернула голову в сторону, всё ещё с немного глуповатой улыбкой на лице. И как не кстати пряди снова выпали из легкого хвоста на голове и упали прямо на глаза.

Однако у темноволосого парня в черном джинсовом пиджаке, который окинул меня явно раздражённым взглядом с ног до головы, была точно такая же проблема с длинноватыми волосами, которые сбоку полностью закрывали его тёмные глаза.

— Что-то не так? — первая задаю вопрос я, надавливая пальцами на скотч. Я уже придавила его, как следует, но мне было необходимо чем-нибудь занять руки, чтобы чуть избавиться от волнения.

— Да, — по его голосу было понятно, что он действительно раздражён, только я всё ещё не понимала, что могла сделать не так, лишь возясь с простым плакатом у стены, — Вот это не так.

Он небрежно указывает пальцем на плакат и снова возвращает свой взгляд на меня. Он точно умел приковывать к себе внимание своей одновременно привлекающей и отталкивающей отчуждённостью.

— Что с ним не так?

— То, что он находится рядом с моим шкафчиком.

— Как это взаимосвязано? — с полным непониманием в голосе спросила я. Его негативная энергия витала в воздухе, окольцовывала щупальцами горло и душила, от чего хотелось поскорее освободиться от ненужного гнёта.

— Из-за него здесь будут толпиться, поэтому перевесь его, — парень отворачивается и перебирает учебники, будто меня больше не существует, и не было никакого диалога между нами двумя. Я прикусываю губу, пока меня по-медленному пожирает злость, и борюсь с желанием сказать что-то до ужаса плохое, но ограничиваюсь лишь парой ядовитых реплик:

— Знаешь, меня тоже раздражает, что школа находится далеко от дома. Но она от этого не перелетела в другое удобное мне место. Понял намёк? — подняв брови, я сделала такое выражение лица, будто разговариваю с самым настоящим тупицей. Но тот лишь только усмехнулся в ответ и, хлопнув дверцей, заострил свой взгляд на плакате, несколько секунд рассматривая его сверху до низу.

— Звездная ночь? — говорит он с прищуром, — Как банально, Ким Лиён, — я ничего не сумела ответить от переполнявшего меня возмущения, но думаю, он и так все понял по нескрываемому презрению в моих глазах. Затем последний раз издевательски улыбается и уходит.

Он всего лишь потешился надо мной, а меня на мелкие кусочки разорвало от злости. Может быть он всё-таки чувствует, как я пожираю его спину глазами, будто я способна образовать дырку в его туловище? Мне бы хотелось иметь такую сверхспособность, чтобы надирать всяким придуркам задницу.

Выдохнув, я сфокусировалась на хороших мыслях о том, что ещё чуть-чуть и все свёртки в руке закончатся. Не стоит тратить своё здоровье на любителей чёрных джинсовок, Лиён.

Весь оставшийся день в школе я ждала, когда наконец-то попаду в свою комнату и наберусь сил. Сегодняшний всплеск эмоций, как положительных, так и наоборот, выжал меня, как тряпку. Поэтому оказавшись дома, после индивидуального занятия по английскому с учителем, и проверив десять раз почту, чтобы убедиться в отсутствии письма от университета, я завалилась спать.

Едва проснувшись рано утром ещё до звонка будильника, я чувствовала себя немного разбитой и уставшей, хотя раньше я такого не испытывала — как и не бывало столь обостренного чувства ожидания. Я ждала отклик от Сеульского университета, как собака обычно умирает от нетерпения увидеть хозяина. Однако никакого ответа не следовало, и это молчание явно затягивалось.

Хотя бы социальные сети успели порадовать меня, ещё до того, как я встала с кровати. Выпускники, получившие приглашение вчера, писали слова благодарности в личку с милыми смайликами в конце.

Ещё бы! Особенно когда все родители, в том числе и мои, заплатили нехилый дополнительный взнос на его проведение. Ну и ещё плюс месяц моих мучений по поводу его реализации вместе с командой из нашего класса, которая сложилась совершенно сумбурно.

Мама уже гремела чашками и через некоторое время по квартире разнесся аромат бодрящего кофе. Я почувствовала запах так, будто кружка уже стоит у меня перед носом. Проскользнув у мамы за спиной, я быстро уселась за кухонный стол и стала ждать, пока она поставит передо мной тарелку с горячими тостами. Увидев грязную тарелку напротив, я поняла, что отец уже ушел на работу.

Мама слабо дёрнулась, явно не ожидая увидеть меня со всей боевой решимостью съесть все, как можно скорее.

— Доброе утро, — она широко улыбнулась.

— Доброе.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне уже лучше, чем вчера, — она поставила тарелку передо мной и затем принялась наливать кипяток в кружку.

— Дочь, ты слишком себя изнуряешь, — с долей недовольства проговаривает мама.

Я знаю, что она не совсем одобряет всё то, что я делаю, и как я это делаю. А именно — жуткую зацикленность на том, чтобы все было под контролем: выпускной, поступление в университет и всё то, к чему прикладываю руки. Честно говоря, я уже и сама не отказалась бы от доли пофигизма.

— Всё хорошо, мама, правда, — как обычно с упрямством сказала я, засунув кусок тоста в рот. Мама неодобрительно качает головой и быстро ставит горячую кружку на стол.

Чем больше я работала, тем большее удовлетворение чувствовала. Потому что мои старания всегда была пропорциональны результатам и успехам, к которым я приходила. И на самом деле, я бы солгала, если бы сказала, что это для меня не важно. Совсем наоборот: мне было безумно важно, чтобы люди вокруг уважали меня за то, что я делаю. И пока я чувствовала это по отношению к себе, то ощущала себя хорошо.

За последние два года, что я училась в этой школе, я делала всё, чтобы держаться вровень с одноклассниками, зарабатывая авторитет в совершенно незнакомом мне месте.

Затем мне удалось стать лучше них, и доказать, что я совершенно точно достойна учиться здесь и поступить в престижный университет в будущем.

— Как дела с ЧонСоком? Он пригласил тебя? — мама Карло переводит тему, заметив изменившуюся в комнате атмосферу.

— Думаешь я бы промолчала, если бы это произошло?

— Я уверена, что в ближайшие дни он примчится, как миленький, — она отпивает немного кофе из кружки под мой немного рассерженный взгляд

— А я уверена, что нет. И ещё я точно знаю, что не нравлюсь ему, как девушка.

— Много ты у нас знаешь, Лиён, — её недоверие и сарказм в голосе окончательно меня добил.

— Достаточно, чтобы понять, нравлюсь я парню или нет.

Я встаю из-за стола, не доев тост. Хоть он и был жутко аппетитным, всё мое желание съесть его пропало после разговора, который я всегда предпочитала избегать. И даже несмотря на то, что я была рассержена, я поцеловала маму в щеку и, взяв с собой контейнер с бутербродами, отправилась в школу не в очень хорошем расположении духа.

Увидев Джиён на крыльце школы, мне резко полегчало. Но только до того момента, пока я не взглянула на неё издалека. Я сразу же поняла, что на душе у неё не спокойно: переминается с ноги на ногу с хмурой физиономией и смотрит по сторонам. Как только Джиён заметила меня идущей ей навстречу, она тут же бросилась ко мне навстречу, будто её только что ужалила огромная пчела.

— Что-то не так? — сразу же задала вопрос я, чуя неладное.

— Лиён, я не хочу тебя расстраивать, — она запинается, — Но похоже, помещение для декораций, сегодня ночью, ну…

— Ну? — нетерпеливо спрашиваю я.

— Похоже там случился пожар. Не знаю, может…

Я уже не слушала, что она говорит. Я сорвалась с места, не обращая внимания на зов подруги, и побежала на школьный стадион, где находилось специально отведенное маленькое помещение для спортивного инвентаря. Спустя несколько минут я была на месте. Директор уже стоял там, упершись руками в бока. То, что я увидела, привело меня в состояние глубочайшего разочарования. Красивые декорации, купленные на собранный бюджет фонтанчик и звезды с яркими беспроводными гирляндами внутри превратились в обугленный, ни к чему непригодный хлам. Крыша обвалилась и сгорела, как и весь школьный инвентарь. Осталось только рисовать в воображении, как это выглядело раньше.

Мне стало нехорошо, ком подступил к горлу, а слезы уже лились по щекам, даже несмотря на то, что я страшно не любила любое проявление слабости при людях.

Игроки футбольной команды школы, проходя мимо меня, пялились на мое лицо, и думаю, что в этом время никто из них не понимал причины такой реакции. Никто и не представлял, сколько сил, времени и средств я вложила в это.

Я почувствовала, как Джиён положила руку мне на плечо сзади, что немного вырвало меня из мыслей. Я только сейчас заметила, как на улице было жарко.

— Лиён, вы сможете сделать их снова.

— Нет, Джиён. Комитет класса и так работал не покладая рук. У всех экзамены на носу, — я вытерла щеки от слез тыльной стороной руки, — Никто не возьмётся за это снова, — Джиён обреченно вздыхает, взлохматив волосы.

— Господин Ким! — Джиён зовет его вместо меня.

Директор оборачивается со строгим лицом, но, увидев моё заплаканное лицо, он приобретает весьма спокойный вид и неспеша подходит к нам.

— Господин Ким, все декорации к выпускному уничтожены. И у меня больше не осталось помощников, чтобы сделать их ещё раз.

— Лиён, мне очень жаль, что все сгорело.

— Но что мне делать? До выпускного осталось совсем мало времени, — отчаянно спрашиваю я. Он молчит некоторое время, но в один момент начинает смотреть на меня так, словно его осенила особо гениальная мысль. И в конце концов директор приглашает меня пройти в свой кабинет для того, чтобы что-то обсудить со мной. О чём мы можем поговорить, если до выпускного осталось совсем мало времени, а все реквизиты сгорели? Например, придёт в актовый зал и несколько часов будет пахать ради декораций для выпускного? Уж очень сомневаюсь.

Первое, что меня неприятно удивило, это вальяжно сидящий напротив стола директора парень, от которого у меня чуть не взорвались всё внутренности вчерашним днем. А второе, что меня больше всего расстраивало, это то, как всё, по закону подлости, пошло через задницу.

Я перевела дыхание и сглотнула, надеясь, что мои глаза не выглядят заплаканными и опухшими. Поборов желание свалить от парня подальше, я присела на отдельное кресло рядом, ожидая директора, пока тот разговаривает с секретарём. Я не удержалась и кинула на него безразличный взгляд.

Он вобрал в себя лучшее в плане внешности. Но в плане характера: его высокомерие, самовлюблённость и самомнение убивали наповал. А чтобы это распознать, мне понадобилось всего лишь две минуты нашей перепалки.

— А ты что тут делаешь? — всё-таки решает заговорить он, не забыв вложить в свою интонацию долю насмешки, — Закончились плакаты?

Я выровняла спину и услышала, как хрустнули позвонки.

— А ты? Как ходячее клише попал сюда, потому что надрал кому-то зад? — съязвила я, а в глазах напротив опять затрепетал смешок.

— Остроумно.

Дверь щелкает, и директор входит в кабинет. Господин Ким, как же Вы вовремя.

— Чон Чонгук, — начинает он, беря в руки что-то похожее на школьный журнал, — В течение последнего месяца Чонгук пропускает два последних урока в среду и пятницу, — директор быстро окидывает его осуждающим взглядом и перелистывает страницу.

А у меня в это время возникло ощущение, будто я нахожусь за зеркалом Гезелла.

— И ко всему прочему добавляется вчерашняя драка в коридоре.

Я еле заметно улыбаюсь, и это даже чуточку подняло мне настроение. Ты и правда ходячее клише, Чон Чонгук, я ни капли не ошиблась.

— Как ты это объяснишь?

— Это же неправда, — с улыбкой на лице говорит Чон. Он сидит, высоко подняв подбородок, и смотрит на директора, словно он — надоедливая маленькая собачка.

— Чонгук, мы же оба понимаем, что ты врешь.

Если бы не тяжелая ноша, которая неожиданно упала на меня сегодня с утра, я бы определенно не сдержала смеха от того, как весело лицо Кима искажается в возмущении. Его задница сейчас горит точно так же, как и я вчера при разговоре с Чонгуком.

Директор швыряет журнал на стол и приземляется на мягкое кожаное кресло.

— И еще мы оба понимаем, что тебе плевать. Но так как нам остается терпеть друг друга совсем недолго, я закрою на это глаза, — он на мгновение замолкает и теперь останавливает свои глаза на мне, — Если ты поможешь Лиён с созданием декораций.

— Что? — в один голос спрашиваем мы и кидаем друг на друга мимолетные взгляды, затем снова возвращая удивленные глаза на директора.

— Да ну? — Чонгук аж вспрыгивает на месте, — Я должен работать над дурацкими декорациями, чтобы вернуть кучке школьников возможность пообжиматься в зале и попить пунша?

Я фыркаю и ерзаю на стуле. Мне так хотелось поскорее убраться от сюда и начать делать декорации без помощи этого придурка.

— Господин Ким, я сомневаюсь, что он может помочь мне.

— Мисс звездная ночь права, — говорит Чонгук, не скрывая того, что он недолюбливает меня. У нас это взаимно.

— Тебе нужна помощь, а тебе нужен аттестат и так же спокойно закончить учебу.

Я вдруг поймала себя на мысли, что меня жутко бесила его правота, которую никак нельзя было поставить под сомнение. Но одна мысль, что мне придется торчать с Чонгуком в одном помещении несколько часов, слушая колкости и грубости в свой адрес вплоть до того, пока не выйду со школы, сводила меня с ума. Ужаснее этого может быть только девятый круг ада.

— И делаешь всё, что она тебе скажет, — говорит он, указывая пальцем на меня, — А теперь марш на занятия.

Чонгук вскочил со стула с кислой миной и удалился из кабинета.

Давно у меня не было настолько прекрасного утра.

========== Часть 2 ==========

Я задумчиво смотрела перед собой, интуитивно следуя за Джиён в кабинет. Уже сегодня жизнь испытает мою психику на прочность и поймёт, умею ли я на самом деле выдерживать нарциссов больше двух часов. Я сумела перенести мысль, что декораций, над которыми проходила тяжёлая работа, больше не существовало, намного легче, чем то, что мой напарник — самовлюблённый придурок.

Теперь я замечаю Чонгука каждый раз, когда он попадается мне на глаза. Вижу, как девушка, миниатюрная и миленькая, с контейнером в руке, пролетает мимо меня и следует за ним, выкрикивая его имя по пути. Чонгук останавливается и смотрит искоса сквозь нависшие чёрные пряди. Он высокий и подтянутый, что видно даже через тёмное худи. Точно занимается спортом.

Девушка становится прямо перед ним, а он, с хмурым лицом, будто смотрит не на неё, а на мешок с дерьмом, раздраженно проговаривает что-то через плечо и уходит. Она протянула ему контейнер с едой, а он не удосужился даже выразить благодарность? Вот же чертов козел.

— Какой же он придурок, — я не могу сдержаться и не выразить внутреннее возмущение.

— Ты о Чонгуке? — спрашивает Джиён.

— Да. Знакома с ним?

— Да. Как то раз катались вместе на байке.

Я замедляю шаг.

— Никогда не слышала, чтобы ты говорила мне это.

— Ну да. После того, как знала, что он трахает практикантку в кабинете — отпало желание, — со смешинкой в голосе, она чуть скривила лицо.

— А если бы ты этого не увидела, то позволила бы сделать это с собой? — со смехом спрашиваю я, хотя на самом деле едва испытывала веселье.

Я в очередной раз успела убедиться, что в жизни Джиён намного больше интриг и приключений, чем в моей. И она любила рассказывать о них, в отличие от меня. Я же наоборот — молчала и скрывала какие то ситуации, которые каким-то образом умудрялись со мной происходить. Мысли постоянно мелькали у меня в голове, превращаясь в целые рассказы, но я бы не решилась произнести их вслух.

— Ну, если быть честной, то только при одном взгляде на него, возникают мысли о сексе.

Да, меня определенно это резануло.

— Не ты ли говорила, что секс у тебя будет только по любви?

— Для секса не нужна любовь. Потому что дай мне модель из Виктории Сикрет, я бы точно с ней переспала.

Я улыбнулась и многозначительно посмотрела на подругу, не имея понятия, что мне ответить. Я вообще в принципе не понимала, как мне реагировать на такие реплики Джиён: порой она действительно шутит, но чаще всего её шутки бывают близки к правде.

— И с чего он вдруг стал тебя раздражать? — всё-таки задаёт вопрос она.

— Аргумента, что он самовлюблённый нарцисс достаточно? Это видно даже по тому, как он отнёсся к той липучке.

— Тебя задевает, что он плохо относится к девушкам? — я не знаю, что лучше ответить, поэтому несколько секунд молчу, формулируя мысль, — Даже если и да, не реагируй на это так буйно. Тебе нужно научиться забивать на вещи, которые тебе не по силам контролировать.

Знаю, что Джиён права, но причина моей злости была точно не в его отношении к девушкам. Во всяком случае, парень относится к женщине так, как она сама позволяет к себе обращаться. В этой ситуации мне и самой хотелось понять, почему он вызывает у меня раздражение даже тогда, когда я с ним не разговариваю и никаким образом не контактирую.

— И как же мне это сделать, если человек меня бесит?

— Для начала задумайся, почему он тебя бесит, — с намеком в голосе посоветовала Джиён.

— На что ты намекаешь?

— Может он тебе просто понравился.

— Да ну? Не знала, что желание задушить человека - это признак симпатии.

— Притормози, подруга, а то тебя посадят за убийство.

***

Оставшиеся уроки я просидела в компании ЧонСока, даже не подозревая, что Джиён изначально попросила объяснить мне математику для подготовки, будто бы это когда-то было сложным для меня. Вот же хитрая чертовка.

Но, когда разговор зашёл в другое русло, и мы начали обсуждать выпускной, университет и наши планы на будущее, мне вдруг стало не совсем понятно: зачем он все это мне рассказывает и подталкивает к этому и меня? Он будто ищет моей компании и подпитывает наше обсуждение, но ни разу ни касанием руки, ни каким-либо милым словом или взглядом не дал намёка на то, что между нами может быть нечто, чем дружба в стенах школы.

В школьном зале я оказалась в три часа дня. Хоть места было предостаточно и каждое большое окно было открыто на проветривание, мне все равно было страшно жарко и душно. И мне жутко хотелось одного — пойти домой и забраться в постель.

Я быстро вытащила телефон из сумки и начала набирать текстовое сообщение маме о том, что сегодня скорее всего приду поздно, но мысли спутались в какой то бессмысленный комок, когда дверь зала с громким щелчком открылась и с таким же грохотом закрылась. И я в итоге ничего не отправила.

Как же все-таки легко сбить меня с толку.

Я поднимаю голову и смотрю на Чонгука, который идёт ко мне. Встряхивает головой так, что волосы откидываются назад, но через несколько секунд снова возвращаются на лоб.

— Ты уже тут, звездочка, — говорит он, напялив на свои губы однобокую улыбку. Я от чего то не хочу комментировать «звёздочку». Поэтому отвечаю очень быстро и лаконично:

— Ага.

— Ничего себе, — восхищённо проговорил Чонгук и кинул портфель на пол рядом со стеной и становится напротив меня, — Сегодня ты молчишь больше, чем разговариваешь. Мне это нравится.

— Ты себя со всеми так ведёшь? — с интересом спрашиваю я.

— Как же?

— Так, будто все люди вокруг тебя — дураки.

— Я же не спрашиваю, почему ты ведёшь себя так, будто знаешь всё на свете. А хотя так делают только умственно отсталые люди.

Ну вот. Он довёл меня до того, что я воображаю, как сдавливаю пальцами его горло. Мои руки горячие, кожа на его шее тонкая, мнётся под моими пальцами и синеет, а он трепыхается и трепыхается.

— О чем ты там думаешь? У тебя гадкое выражение лица.

— Думаю, как душу тебя.

Чонгук поднимает брови и выглядит совсем уж удивлённым, взгляд потемнел и остановился на мне. Он слегка зол и не произносит ни слова. Глаза, вперённые в меня, словно сейчас лопнут от напряжения.

Это просто изумительно! У нас появилась что-то общее: я тоже люблю, когда он молчит!

— Так вот какие у тебя фетиши.

— Только когда речь идёт о тебе, — говорю я и ухожу в сторону кладовки, чтобы забрать необходимые для подготовки вещи. Вижу несколько новеньких закрытых коробок и даже предпринимаю попытку, чтобы поднять одну из них, но получилось только покряхтеть и отбить ноготь.

— Чёрт!

Я хватаюсь за ушибленный палец, затем интенсивно трясу кисть руки, переминаясь с ноги на ногу.

— Хорошая работа, — отмечает он, облокотившись плечом о косяк двери. Теперь Чонгук стоит передо мной в одной чёрной майке и джинсах и силится, чтобы не заржать.

— Может лучше подойдёшь и возьмёшь её вместо меня?

— Не вопрос. Но перед этим я хочу кое-что сказать, — он приблизился и замер прямо напротив. И оказалось, что Чонгук стоит близко-близко, смотрит прямо в глаза, и у меня от чего то сердце уходит в пятки, — Сгибай чертовы колени, когда что-то поднимаешь.

Его мышцы взбугрились, и он поднял коробку, и уверена, что даже если бы я последовала его совету, то я бы отбила не палец, а сломала позвоночник.

Его мышцы под тонкой майкой без рукавов были крепкими и рельефными, и, я сама того не осознавая, смотрела на них, как заворожённая. Я вперилась глазами в его широкую спину и наблюдала, как напряглись его руки.

— Ты хотя бы представляешь, как ты меня бесишь? — задаю вопрос я, пока тащусь вслед за ним, скрестив руки на груди. Стараюсь отвести взгляд на что-то более интересное, чем его тело, но пока дела с этим шли не очень.

— Даже если нет, то у меня ещё целых пять недель, чтобы сделать это, — невозмутимо говорит он.

Мы некоторое время молчали, пока Чонгук перебирал коробки и с лёгкостью их поднимал, занося в зал. Я в это время разрезала скотч уже затупившимися ножницами и пыталась не заскулить от отчаяния.

— Мне даже интересно, что в ней, — говорит Чонгук, присаживаясь на корточки, и достаёт из кармана складной нож, чтобы вскрыть коробку. У него получается сделать это за секунду. Вопрос о том, что складной ножик забыл у него в джинсах, я решила оставить на потом.

— Это коробка из магазина тканей, — я кладу ножницы, чтобы от злости на них не выкинуть их в окно, — И почему интересно?

— Она была самая лёгкая, — он раскрывает ее, — Посмотри.

Я подхожу и чувствую исходящее от его тела тепло.

— Да, это она. Здесь ткань для драпировки беседок.

— Значит сегодня мы делаем твои беседки, — твёрдо говорит он и встаёт с колен на ноги.

— Сначала мы разбираем коробки, — говорю я с вызовом. Некоторое время он молча играл скулами, напрягая и расслабляя челюсть.

— Что-то ты слишком много командуешь, — огрызнулся он, но повиновался, взяв коробку с пола и затем поставив её на стол.

— Я не хочу показаться занудой, но…

— Ты и есть зануда. Так что это нормально.

Эта фраза задела меня против воли.

— Я не зануда. Просто в этом есть логика.

— Какая? Что ты — зануда?

— Что сначала нужно распаковать коробки, — он рассмеялся, будто я сказала самую большую глупость на свете

— Смотри, выглядит, как постель, — говорит он и достаёт белоснежную мягкую материю.

— Попытка вызвать меня на скверные мысли? — я сказала глупость прежде, чем обдумала её в голове, и от этого я густо покраснела. Какой черт тянул меня за язык?

Я завела нашу перепалку не в то русло.

— Если бы мы флиртовали, ты бы это поняла.

Наши взгляды сцепились в немой схватке, и я почувствовала, как внутри меня всё опускается. Он смотрел на меня, будто просвечивая взглядом насквозь.

— Потому что мне было бы слишком противно?

— Потому что долго лежала бы на кровати и думала об этом.

— Значит ты все-таки представил мою постель?

— Ну да. Готов поспорить, что она слишком маленькая.

Похоже теория Джиён правдива: я не сдержусь, и меня и правда посадят за решетку ещё до экзаменов.

***

— Какой же он нахал! Просто жуткий придурок, — я расставляла тарелки на стол, потому что время близилось к ужину.

— Лиён, я все равно думаю, что без Чонгука тебе было бы тяжелее. Позволь ему помочь тебе.

— Нет, мама. Ты просто не представляешь, какой он заносчивый. Разбиватель сердец хренов.

— О ком вы говорите? — спрашивает отец, когда заходит на кухню и достаёт из холодильника газировку.

— О мальчике, которые помогает ей с созданием декораций. Да, Лиён? — спрашивает мама.

— Да, — смиренно соглашаюсь я.

Рассказывать отцу о Чонгуке мне не хотелось. Хотя в его лице я бы точно смогла найти поддержку и услышать все плохое в его адрес. Но так обычно происходит и с нормальными парнями, проще говоря, со всеми. А если они ещё претендуют на отношения со мной, то их смело можно отправить в список тех, кто одобрения от моего отца точно не получат.

— Он тебя обидел?

— Нет-нет, что ты.

— А если все-таки когда нибудь обидит, то вместе поедем и оторвём ему голову.

— Вот раз ума нет, то едь-ка без Лиён, — возмущается мама и накладывает жареные грибы в краешек тарелки.

Мне было смешно, как мама и отец разделились на два лагеря: один готовится в наступление, а другой это наступление оттягивает и успокаивает других белым флажком.

— Ты чего бубнишь? — спросил у неё отец, с нарочито хмурым видом положив руки на женские плечи.

— Сейчас она тебя наслушается и будет ходить, как бык с рогами перед парнем.

— Ну и правильно. С ними так и надо.

Я улыбнулась и, сев за стол, принялась за вкусный ужин, слушая диалог родителей про невыносимого Чонгука.

Они даже не подозревали, с каким презрением этот подлец относится ко мне, и с какой скоростью он сегодня свалил из зала, даже не надев поверх майки своё худи. Мне нужно пообещать самой себе, что его издевательский тон и шуточки будут бесить меня меньше. Потому что я то точно знаю, что скоро мы расстанемся, и таких взрывных напарников, как мы, больше не будет существовать. Осталось только дождаться этого и затем вздохнуть полной грудью.

========== Часть 3 ==========

Июнь. Когда я произношу это слово, я будто пробую что-то необыкновенно сладкое и закатываю глаза, чтобы затем открыть их и посмотреть на то, что меня окружает. Школьный двор сейчас по-своему красив. Живой, яркий, вселяющий в меня радость жизни.

Единственное, от чего голова тяжелеет — так это от выпускного. Я рискую из-за такой помощи убить человека, как Вам такое, Господин Ким? Если бы Вы не выбрали мне такого замечательного напарника, я бы все так же временами забывала, как его зовут, даже учась в параллели.

Хоть я проучилась в школе со многими людьми, я о многих из них не имела и маленького представления, в то время обо мне, как об ответственной за выпускной, знали в каждом углу.

Полностью поглощенная раздумьями, я дошла до свободного столика, полностью охваченного солнцем, и села на лавку, стараясь не помять юбку. Я не могла повторить свою вчерашнюю ошибку и одеться так, чтобы затем превратиться в растаявшее мороженое. Поэтому с утра я одела короткую юбку без задней мысли. Всё равно ничего хуже наказания в виде работы с Чонгуком мне не получить.

— Вот она, куратор выпускного, — я обернулась и столкнулась глазами с тем, о ком думала последние минуты своего бессмысленного времяпровождения за столом. Может если выкинуть его из головы, то он магическим способом исчезнет?

— И снова ты, — со скучающим видом проговариваю я и так же быстро отворачиваюсь. Из рюкзака достаю два контейнера с едой в надежде, что Джиён почувствует запах ланча и придет сюда, забив на собрание танцоров. Он сел напротив и скосил на меня глаза, придавая лицу наглое выражение.

— Есть для меня хорошие новости?

— Да, — я открываю крышку, стараясь не поднимать взгляд, — Тебя не отчислят. Это единственная.

— Очень неоригинально с твоей стороны, звёздочка, — я слышу, как он достаёт пластиковую бутылку и делает пару глотков и по непонятно возникшему порыву взглянуть на это, я поднимаю голову и тут же попадаю на крючок. Мы смотрим друг на друга, и его глаза блестят, оценивают меня с верха до низу.

— А ты хотел услышать что-то пооригинальнее?

— Ну да, — летний ветерок резко ударил нам в лица, спутывая и раскидывая волосы в стороны. И ко всему этому не к месту он трепет мою несчастную белую юбку. Я убираю нависшие пряди со лба и смотрю на Чонгука, который, кажется, на мгновение натянул на лицо что-то похожее на легкую улыбку. А чтоб он так улыбался, я вижу в первый раз, — Вдруг ты решила поставить крест на этом очень важном мероприятии? — у этого человека определенно скрытый талант перевоплощения в мудака.

— Не дождешься, — достаточно резко отвечаю я, — Оно состоится, и как бы ты этого не хотел — ты мне поможешь, — в данный момент мой голос был слишком стервозным даже для меня.

— Тогда очень постараюсь не опоздать, — после этих слов Чон натянул наглую ухмылку на лицо, явно намекая на то, что вовремя он не придет.

— Я освобожусь только в шесть вечера, поэтому будь добр, — фальшиво улыбаюсь я.

Взглянув мне за спину, он снова потускнел, и я тут вдруг заметила, что на самом деле выражение его лица не было таким безразличным, каким стало сейчас. Молча схватив рюкзак и через плечо кинув мне сухое «увидимся», он ушел, оставив после себя атмосферу напряженности. Наверное, Чонгук и сам не осознает, насколько с ним тяжело находиться рядом и даже просто молчать.

— Привет, Лиён, — ЧонСок сел на место, где несколько секунд назад пребывал Чонгук, — Я вам не помешал?

Смешно было сказать ему: «Да, извини, помешал». Не знаю, что может быть такого в моей занятости и делах, чтобы я отказала ему в компании.

— Глупости, — слабо улыбаюсь я и облокачиваюсь рукой о подбородок.

Мы разговариваем весь перерыв. И я всё это время имею возможность сидеть напротив, и никто и ничто не препятствует мне смеяться с ним, ловить взгляд веселых глаз и наконец-то чувствовать невесомые прикосновения его пальцев к кисти моей руки.

— Какие ещё новости?

— Университет иностранных языков откликнулся, — улыбка непроизвольно появляется на моём лице и, кажется, как в тех самых комедиях, она блеснула на фоне яркого солнца.

— Господи, это же отличная новость!

— Да, но… — он помедлил, пятерней зачесав волосы назад, — Будет что-то типа собеседования. Двадцать девятого июня, — я считываю сожаление с его глаз и первое время не понимаю, к чему он клонит. Но затем, резко сменив выражение лица, до меня вдруг доходит. День выпускного.

— А… — он замолк, будто не желая в чём-то оправдываться. Только закусил губу и посмотрел на меня почти что виноватым взглядом, — Это здорово. Ты имеешь большие шансы получить стипендию, — еле проговорила я и улыбнулась, наверное, самой принужденной улыбкой в своей жизни.

Эта ситуация меня смущала и заставляла чувствовать себя глупой дурочкой, которая незнамо на что надеялась. Я ведь совсем не имела права обижаться на то, что он не сможет обрадовать меня своим присутствием, и что, соответственно, я — не буду его парой. Он ничего мне не должен, и ничем не был обязан.

Но от этого мне не становилось менее больно. Моё сердце всё равно еле билось, с каждой секундой переставая правильно работать.

— Вот именно. Я очень рад этому, — услышав звонок, он быстро собрал контейнер с облегченной улыбкой на лице, — Я надеюсь, что ты оттянешься, как следует и за меня, — он поднялся, закинув рюкзак на плечо, — Кстати, что насчёт твоего универа? Все так же молчат?

— Да. В этом плане ничего нового, — сжимаю губы в линию, якобы показывая своё разочарование. И не важно, что это вызвано вовсе не отсутствием сообщения от университета моей мечты.

— Если что-то будет известно, скажи мне, хорошо?

— Без проблем.

— Тогда увидимся позже, Лиён.

Он скрылся из виду, оставив меня с раненой душой и сердцем. Солнце стало назойливым, подталкивало меня на слезы и нагло ухмылялось мне в лицо. Ветер всё так же назойливо издевался над моими волосами, и, пока пряди надежно скрывали веки, я позволила себе заплакать.

Направляясь в актовый зал после внеклассных занятий, я уже даже ни о чем не думала и не размышляла. Я знала, что завтра я не смогу узнать саму себя и не сумею понять, насколько развито моё умение делать вид, что всё находится под контролем, но в данный момент я разбита, и пока не имела сил ничего с этим поделать.

В коридоре справа от двери замечаю, как Чонгук стоит, прижав к стене девчонку, которая вчера дружелюбно предлагала свой ланч.

И пока я недалеко от них открывала дверь ключом, намеренно игнорируя их существование, я думала: какого мать его хрена? Она обжимается с ним, заведомо зная, что эти отношения обречены на стопроцентный провал? Или она подсознательно стремится к страданиям? Или всё же, игнорируя жизненный опыт других девушек, побывавших в отношениях «хорошая девочка и плохой парень», она думает, что миллион первый раз станет удачным? Или может питает надежды перевоспитать такого заносчивого придурка, как Чонгук?

Мне было жутко интересно, о чём нужно было думать, чтобы целоваться с Чонгуком в коридоре, когда вчера он отнесся к тебе так, будто ты — самое худшее, что могло случиться с человечеством.

Начав делать всю работу без него, я начала отшлифовывать поверхность звезды, пытаясь скруглить все грани до идеала. Занимаясь этим, я даже не заметила, как в глазах скопились слезы. Усталость накатила в руки, и они беспомощно остановились на деревянной поверхности. Слеза пересекла щёку и остановилась на подбородке. Я улыбалась, смотря на звёздочку, и сосредоточилась только на том, чтобы не заплакать. Улыбалась, как душевно больная, хотя самой было трудно дышать. Грудная клетка содрогнулась, и я всхлипнула.

Мне было тошно от того, как за несколько дней все мои мечты и планы разрушились и пошли под такой откос, что я не знала, что мне делать. Пока что я была в тупике, но всё же имела надежду из него выбраться.

Я даже не заметила присутствие Чонгука, пока он не подошел сбоку. Сейчас мне было легче игнорировать его, просто потому что на пререкания я не имела никаких душевных сил, а разговаривать друг с другом адекватно мы были не способны. Или просто не хотели.

— Ты чего плачешь, зануда?

Испугавшись того, что он коснется меня рукой, и тело снова прошибет на тысячи разрядов, я отошла дальше в сторону, смахивая влагу с щек. Но я не могла остановить этот поток слёз, как будто долго время ждала, когда можно будет освободиться от всего того, что сидело во мне.

— Лиён, что с тобой? — я не вижу его, но по голосу слышу, что он хмурится. И ко всему прочему это первый раз, когда я услышала, как Чонгук произносит моё имя.

Видимо, ломаясь, как сухая осенняя ветка, я вызвала обеспокоенность даже у Чонгука.

— Ничего со мной, — я провожу влажной рукой по юбке сзади, чтоб удостовериться, что она не задралась.

Он раздраженно вздыхает и отходит к столу напротив.

— Ну раз ты у нас тут полируешь звёзды, то можешь обойтись сегодня без меня?

Раздражение волной пошло по телу, и это даже сумело остановить поток слез. В общем, я не думала, что он говорит серьёзно. Только чтобы добить меня.

— Ну уж нет. Все равно у тебя не может быть дел интереснее, чем та девчонка из коридора, — я окончательно успокаиваюсь и поворачиваюсь к нему лицом. И снова застаю его в майке.

— Ревнуешь меня к Ёнсо? — ухмыляется он.

— Ага. В твоих очень сладких мечтах, которым никогда не суждено сбыться, — тот в ответ прищурился и облокотился бедрами о стол.

— Скорее в моих самых ужасных кошмарах, — я фыркнула и отправилась к коробке с лампочками.

— И одень уже свою рубашку. Настолько тебе нравится ходить с голым торсом, что снимаешь её при каждом удобном случае?

— Просто признай, что тебе нравитсямоё тело.

За это небольшое время, пока мы находились вместе, я посмотрела на него всего лишь несколько раз. Потому что иначе его глаза пленяли, не отпускали от себя, словно проникая прямо в душу.

То, что Чонгук мог оказывать такой эффект, не прилагая никаких усилий и даже будучи не заинтересованным во мне, лишало меня чувства комфорта и безопасности. И дело было не в физической целости. Я знала, что он не причинит мне никакого вреда. Намного больше меня беспокоило то, что он может со мной сделать душевно, если посчитает это свой целью. Именно Чонгук.

— Я видела тела и получше.

— Да? И где же?

— Знаешь о такой штуке, как «отношения»?

— Меня больше интересует, что знаешь об этом ты.

— Правда? Я думала, зануды могут заинтересовать тебя только в самых ужасных кошмарах, — мои глаза всё еще красноватые и губы соленые от слез, но несмотря на это, я расплываюсь в победной улыбке. Во время наших перепалок всё мое остроумие убегало в страхе, выбрасывая все мои любимые фразочки из головы. Но похоже сейчас оно решило вернуться на своё место.

Я распутываю одну гирлянду из лампочек, и вдруг краем глаза вижу, как он подходит ко мне сбоку. Я смотрю, как его руки берут вторую запутанную связку, чувствую тепло, исходящее от его тела, которое находится в нескольких дюймах от меня. Оно как солнце.

Никаких физических контактов у меня не было с тех пор, как я рассталась со своим парнем год назад и не искала никакой возможности с кем-то их получить. Но теперь я представляю, как пододвигаюсь к нему и прикасаюсь запястьем к его горячей, чуть вспотевшей коже. Что он сделал бы, если бы я поступила так? Скорее всего убил бы меня своим раздражёнными взглядом и назвал заучкой.

— Ты бываешь смешной, когда не играешь в злую тетку, — произносит он, некоторое время помолчав. И это будто выводит меня из прострации.

— Ну спасибо.

— Кстати об одежде, — я кидаю на него свой взгляд, — Странно видеть тебя не в юбке по щиколотки.

— Я никогда не носила такие, — я вложила в эти слова всё свое раздражение.

— Просто ты не умеешь одеваться, не как отличница, развешивающая плакаты, — он следит за тем, как я перевариваю эти слова, одновременно распутывая гирлянду пальцами.

— Я оделась, как подобает одеваться в школе, — возразила я.

— Значит в школе подобает одевать не подходящие теннисные юбки? — он кинул взгляд на мои бёдра.

— Это месть за то, что я задела твоё самолюбие? Оскорбила твою любимую майку, — шутливо говорю я.

— Нет. Просто в глаза бросается, что ты сегодня одета не как ходячее клише.

Я поворачиваюсь к нему и начинаю враждебно смотреть в глаза напротив, будто собираясь совершить покушение на его жизнь и затем сесть в тюрьму. Хотя красть и переводить на меня мои же шутки про клише более серьёзное преступление.

Он раздражает меня. Раздражает до скрипа в зубах. Но есть кроме этого что-то еще, более ощутимое и жуткое, сбивающее меня с толку.

Почему он вообще имеет на меня какое-то странное влияние? И ещё вызывает это жуткое, непонятное ощущение растерянности, когда относится ко мне не как к врагу.

Он ведь просто создан для того, чтобы меня бесить и подталкивать на необъяснимые мысли. Одно его существование в этом мире может вывести меня из себя. Одно тупое слово может задеть что-то внутри. Это самая необъяснимая и пугающая вещь в моей жизни.

— Довольно мило с твоей стороны, что ты заботишься о моей одежде.

— По-твоему, это забота?

— Скажем так, это как минимум не безразличие.

— Значит то же самое можно сказать и о тебе, звёздочка. Волнуешься о моей спутнице и майке. До жути романтично, не так ли?

Я изогнула бровь, словно ожидая продолжения издёвки, но вместо этого он только отвёл взгляд и хмыкнул.

— Ты выглядишь помотанной.

— Спасибо, и без тебя это знаю.

— Жертвуешь не заплаканным лицом, ради ЧонСока? — резко задал вопрос он, застав меня врасплох, — Ты ведь после него поникла.

Какого черта? Я ни в каком случае не собиралась признаваться ему, что втюрилась в своего лучшего друга и не получила даже элементарного приглашения на бал. Я буду выглядеть слишком жалкой, если этот черноволосый ворон узнает, что ЧонСок кинул меня.

— Ты о чем? — наверное мой ступор сдал меня с потрохами, но я все же не упустила попытку сделать вид, что не понимаю, о чем идёт речь.

— Да ладно тебе. Я видел, как ты сидела и хватала его за руку. Это было прикольное зрелище. Под бутерброды Ёнсо зашло очень даже не плохо, — он не ухмыляется и не говорит это в шутливом тоне. Скорее так, будто я и эти запутанные на века гирлянды ему наскучили.

— С чего такой интерес? — возмущённо спрашиваю я, — И чтоб ты знал, мы только друзья.

— Вот как?

— Вообще это не твоё дело, Чонгук.

— Я просто узнаю больше о своём напарнике, и почему он был так расстроен.

И все-таки, ненависть и бешенство безумно изматывают и вытягивают душевные силы. Я трачу драгоценное время, находясь с человеком, который искренне презирает меня.

— А, по-моему, ты просто издеваешься, — пересилив себя, спокойно упрекнула его я.

— Ни в коем случае, — вроде и отрицает, но интонацию вкладывает такую, что говорит: «Конечно, я издеваюсь над тобой, и буду делать это ещё несколько недель».

— А ты между прочим не выглядишь так, будто тащишься от Ёнсо.

— Теперь мы плавно перешли на мои отношения?

— Мне тоже нужно знать что-то о своём мучителе.

— Звучит так, будто ты фетишистка.

— Я не фетишистка. Но, если честно, я часто задумываюсь о том, как тебя убиваю, — сказала я железным тоном и отошла к столу, на котором лежала отшлифованная мною звезда.

— Значит ты все-таки лежишь на кровати и подолгу не можешь заснуть из-за меня.

— Ты и правда такой самовлюбленный или это часть твоего бунтарского имиджа? — нахмурившись, я начинаю вставлять лампочки в круглые отверстия.

— А ты правда думаешь, что я поверю в то, что совсем тебе безразличен?

Мне больше всего хотелось выцарапать ему глаза или что-нибудь похуже — язвительно наброситься на него и высказать все свои скверными мысли, но я позволила себе только долю из всего яда, что травил мой мозг.

— Конечно, поверишь. Потому что ты мне не нравишься, это видно невооружённым глазом, — я смотрю на лампочку и обескураженная нашим странным разговором, не понимаю, что должна с ней сделать, — И ещё я тебе не доверяю.

— Да ну? — хмыкнул он, — Интересно знать, почему?

— Потому что ты не тот, за кого себя выдаёшь. Только черт знает, что у тебя творится на уме, — если молчит, значит попала в точку, — А еще ты высокомерный и иногда ведёшь себя, как заноза в заднице. Этого достаточно?

Я чувствовала, как он подходит сзади, но специально делала вид, что не замечаю этого.

Однако Чонгук сломал все мои ожидания: вместо того, чтобы психануть и уйти на улицу, с целью выкурить одну сигарету, как в прошлый раз, он схватил меня за руку и развернул к себе, тут же убрав от меня руки. Лампочки от гирлянды шумно опустились на стол, успев запутаться проводами на моем локте. Он смотрел на меня строгим взглядом, и я со страхом таращилась на него в ответ, неспособная сказать и слова.

Чонгук стоит вплотную к моему телу, мы практически соприкасаемся лбами, и он отнюдь не собирается отстраняться. Только бегает своими жестокими глазами по моему лицу и заставляет меня чувствовать себя самой мелкой сошкой из всех.

Вот и все. Он убьёт меня. Набросится на меня, как зверь на кинутый ему желанный кусок мяса. Задушит меня в пыльной кладовке и кинет в школьном коридоре или оставит прямо там. Я даже не сомневаюсь в этом.

Время медленно тянулось. Я сглотнула от нервов. Тело предательски задрожало, всем своим видом показывая своё напряжение. Его взгляд был острым, холодным, почти что злым. В близи на гладковыбритых щеках было видна уже появляющаяся синева щетины. Но даже сейчас он мог бы поцарапать мою кожу до неприятного жжения. Я соглашусь на это, только бы он не убивал меня.

— Не хочешь побыть этим самым чертёнком?

Я почувствовала его дыхание на своём лице. Его вопрос вызывает у меня удивление и растерянность одновременно. И от своего положения я чувствую себя глупо и уже не понимаю, сколько времени длится это безумие. Прежде чем вымолвить хоть слово, я несколько секунд приходила в себя. Кожа в месте, где он коснулся меня пальцами, горит, сердце бьется как ненормальное.

— Что?

Я отодвигаюсь назад, но тут же сталкиваюсь с твёрдым столом.

— Чонгук, ты спятил. Не делай глупостей.

Он вздыхает и без всякого труда хватает меня за талию и усаживает на стол, который, как оказалось, стал моей ловушкой. Ладони непроизвольно опускаются на его плечи, ища опору. Бедром я чувствую холодную лампочку и провод теперь до боли сдавливает кожу на руке. Юбка задралась до самого верха бёдер, и когда Чонгук опустил свои глаза вниз, в его дыхании появляется еле слышный хрип. Мужская ладонь опускается на мою шею сзади. Пальцы горячие, как батарея. И они же сейчас начнут душить меня. Сомкнутся вокруг и сожмут кожу, что есть силы.

— Я больше никогда не назову тебя придурком и не буду говорить об убийствах. Только не начинай душить.

— Да не собираюсь я убивать тебя, зануда.

Врет. По одному выражению лица несложно понять, что в любой момент его крупные ладони именно это и сделают. Когда он отклоняет мою голову назад, у меня все опускается вниз и глаза со страхом сжимаются, что есть мочи.

— Ты всегда такой была. Жутко утрирующей.

И затем он касается моих губ своими, придерживая голову рукой.

От шока я открыла глаза и заметила, что он так же смотрит на меня потемневшим взглядом, чуть прикрытым под пышными ресницами. Понятия не имею, почему я не стала отталкивать его или бешено кусать за губу, или постараться в это время нацелиться кроссовком ему в пах.

Я. Целуюсь. С. Чон. Чонгуком. С парнем, которого презираю всем сердцем и с чьего присутствия я бешусь.

Ведусь на его чертовы уловки и даже не заканчиваю всё это безумие.

Я веду себя так, будто разучилась целоваться или вообще никогда этого не делала. Это будто не мои губы, а чужие предатели, не поддающиеся моим командам. И видимо, Чонгук не прочь объяснить мне ещё раз, как делать это правильно.

Он отстраняется и тут же, прикрыв глаза, возвращается обратно, наклонив голову вбок. Уже более настойчиво, ожидая, когда я приоткрою свои губы.

Вот так. По инструкции. Сначала открываешь губы, и затем позволяешь моему языку пробраться в рот. Не торопясь, изучай мягкость языка, проведи по нему кончиком и затем обхвати губами, чтобы потом сделать тоже самое. Используй руки, положи их мне на плечи и беспокойно двигайся пальцами по волосам, поворачивая голову так, как тебе удобно. Подвинься ко мне ближе и прикоснись грудью к моей. Позволь моим рукам лечь тебе на бёдра.

Да, я все ещё ненавижу тебя также, как и ты меня. Но даже не смей отстраняться. Вдохни воздух и снова вернись к моим губам и двигай ими в ответ на мои движения.

Его правила были мне ясны, потому что никто никогда раньше не объяснял мне их настолько наглядно. На вкус Чонгук, как арбузная жвачка, которую он демонстративно лопал перед моим лицом, когда я раздражалась. И даже сейчас всплывает вопрос: как можно есть жвачки со вкусом арбуза?

Все это точно галлюцинация. И поцелуй это галлюцинация. Будь это реальностью, я бы не положила свои ладони на его шею и не почувствовала мягкий укус на губе, не стала бы зализывать это место языком. Он бы не изогнул свои губы в улыбке в моем присутствии. Мои пальцы в кроссовках не поджались бы, и в низу живота не горело бы адски пламенем внутри. Ничего бы этого не было. Я бы сказала, что он идиот и занялась своим делом.

Дверь в актовый зал шумно дёргается, и мы оба вздрагиваем, оторвавшись друг от друга. Затем кто-то несколько раз осторожно стучит в дверь, ожидая, чтобы кто-нибудь открыл её.

Чонгук реагирует первым. Он медленно спускает меня со стола, придерживая за талию, и затем на удивление заботливо поправляет юбку. Ноги у меня дрожат, как ветки на ветру, а когда он отходит, дрожь становится ещё более ощутимой.

Если бы этот человек пришёл на несколько минут раньше, то этого никогда бы не произошло. Всего несколько минут.

На моей руке все так же болтается гирлянда с лампочками, и я тут же разматываю её, удивляясь, как она осталась цела и не разбилась в дребезги.

Чонгук подходит и открывает дверь ключом. Мы закрываем ее для того, чтобы никто не вламывался сюда посреди работы и, видимо, сделали это точно не зря.

Увидев человека за дверью, меня ждал ещё один сюрприз, да такой, что я чуть не начала заикаться от сегодняшних происшествий. ЧонСок.

— ЧонСок? — я все-таки заикнулась, надеясь, что мой внешний вид не кричал о том, что несколько минут назад я целовалась с Чонгуком, сидя на столе сзади.

ЧонСок смущённо улыбается и затем смотрит на хмурого Чонгука, который будто стоит возле входной двери своего дома. Они испепеляли друг друга несколько секунд, забыв о моем присутствии. Я могла бы разрушить эту битву взглядов, если бы сама не была настолько шокирована. Поэтому я молча стояла на одном месте.

— К сожалению, еще один напарник нам не нужен, — первый подаёт голос Чонгук.

— Я пришёл помочь Лиён, — ЧонСок выделил последнее слово ударением, — Если она не против, конечно.

Теперь их глаза устремляются на меня. Взгляд Чонгука был таким презрительным, словно я сделала какую-то ужасную глупость. Впрочем, было слишком тупо ожидать, что он станет вести себя как-то иначе.

— Я… Да, конечно. Как раз Чонгук может уйти раньше, — говорю я и смотрю на Чонгука. Думаю, что больше обескуражено, чем безразлично.

— Ага.

Чонгук подходит и хватает свою клетчатую рубашку, пока ЧонСок проходит в глубину зала, приближаясь ко мне.

— Как ты себя чувствуешь? Выглядишь бледной, — я всеми силами пытаюсь смотреть на ЧонСока, но глаза непроизвольно бросаются ему за спину, наблюдая, как Чонгук закидывает рюкзак на плечо и направляется к выходу. И как только он скрывается за дверью, меня будто спускают с цепи.

— ЧонСок, я сейчас, — я выдавливаю из себя извиняющуюся улыбку и мимолётно касаюсь рукой его запястья, прежде чем побежать к выходу.

— Чонгук! — громко зову его я, пока он идёт по коридору. Остановившись после непродолжительного бега, я замечаю отдушку его духов на своих волосах. Я принюхиваюсь: табак с ванилью.

Он останавливается и засовывает руки в карманы, прежде чем повернуться ко мне.

— У меня есть вопрос.

Я приоткрываю рот, намереваясь задать его, но у меня не выходит. Пальцы машинально сжимаются кулаки, впиваясь ногтями в ладони. И я снова замечаю, как он улыбается. Не ухмыляется, не хмыкает и не злобно искривляет свои губы — именно улыбается. Мне, мать его.

— Кажется, я сломал твою психику.

— Зачем ты это сделал? — я игнорирую его насмешку.

— Сделал что?

Он делает несколько шагов мне навстречу. Глаза Чонгука темные, хмурые, нацелены куда-то в область шеи. Предпринимает попытку дотронуться до неё рукой, но я отшатнулась назад, препятствуя прикосновению. Его рука зависла в воздухе.

— У тебя пенопласт на волосах, — показывает пальцем он и убирает руку в карман.

И правда. Вынимаю скрипящий кусочек пенопласта из волос и сжимаю в ладони. Как он тут оказался? Видимо точно так же, как и оказался на моих губах Чонгук.

— Я думала ты снова хочешь меня задушить, — под этими словами скрывалось нечто другое, что может понять только он.

— Я уже не против это сделать, — с укором произносит он.

— Чонгук, зачем ты поцеловал меня?

— Мне было интересно посмотреть, поцелуешь ли ты меня в ответ.

— Интересно?

— Ну да, — он пожимает плечами и делает маленький шаг назад, — Было интересно, поцелуешь ли ты высокомерную занозу в заднице, — он ухмыляется и уходит, больше не обернувшись.

Оказавшись просто предметом для подтверждения интересующей его «теории», мне захотелось ударить этого парня сильнее, чем раньше.

Если ты вызываешь меня на проверку всяких возникающих в голове фантазий, то тебе придётся стать моим подопытным. Буквально завтра. Проверим твою реакцию. Заинтересует ли тебя зануда из твоих самых ужасных кошмаров.

Вернувшись в зал, я поняла, что не имею никакого желания продолжать работать над декорациями. Даже в компании ЧонСока.

Мне жутко хотелось попасть домой и отдохнуть, забыть о сегодняшнем дне, как о чем-то страшном. Потому что он просто не может быть правдой. Завтра я проснусь и пойму, что все это былой выдумкой или сном. И что моего поцелуя с Чонгуком не было.

— Все хорошо? — спрашивает парень, когда я подхожу к нему.

— Да, но я очень устала, — я неловко улыбаюсь. Гирлянда, которая висела у меня на руке, теперь была аккуратно сложена на столе. Хотя бы кто-то позаботился об этой бедняжке, — И хочу пойти домой.

— Я провожу тебя.

Случись бы это сегодня с утра, я бы умерла от счастья и, придя домой, запустила бы огромной фейерверк. Но сейчас, смотря на ЧонСока, я думала только о языке Чонгука у меня во рту и понимала, что никогда в моей жизни больше не будет такого поцелуя, как этот.

========== Часть 4 ==========

С наступлением вечера жара спала. Небо окрасилось в розоватые и фиолетовые цвета, придавая этому дню ещё больше загадочности. Легкий ветерок приятно ласкал голую кожу. Солнце опускалось за горизонт, и последние солнечные лучи медлили перед тем, как исчезнуть.

Что ещё может произойти сегодня вечером, чтобы это поразило меня до оцепенения? Страшно представить. Ведь когда я подумала, что меня уже ничего не может удивить, Чонгук оказался на моих губах, а до этого ЧонСок нашел ещё одно оправдание не быть со мной в один из важнейших дней в году.

— У меня есть к тебе предложение.

Мы приостанавливаемся напротив моего дома. Свет горит на кухне и в гостиной, и я уже представляю, с каким аппетитом накинусь на приготовленную мамой еду, не дождавшись, пока все сядут за стол.

— Какое?

Легкая улыбка не сползала с лица ЧонСока, чего нельзя было сказать обо мне. Ведь на самом деле, несмотря на то, что я предпочла вести себя так, будто ничего не произошло, я была обижена и расстроена до последней степени.

— Не хочешь развлечься завтра?

— Развлечься? — искренне удивилась я.

— Да, провести время вместе.

Я недоверчиво посмотрела ему в глаза.

Могу ли я доверять сейчас тому, что слышу? Ибо в рамках школы ЧонСок боится одним лишним словом обмолвиться, уже не говоря о каких-то прогулках. Может это всё простое влияние вечера, и завтра с утра он скажет, что его укусила какая-то мошка и это предложение — хрень собачья?

Согласившись, я попрощалась и неторопливо зашла в коридор, и последний раз улыбнувшись парню, закрыла дверь.

Я врезалась лопатками в дверь и глубоко вздохнула, будучи перенасыщенной всем тем, что произошло. Я чувствую себя рыбой-каплей, никак иначе.

Сбросив кроссовки с ног, я, даже не совсем осознавая, пошла навстречу запаху от вкусного ужина. За столом меня ждал приятный сюрприз в виде мамы, которая явно заметила человека, провожавшего меня до дома.

— Привет, мам, — я улыбаюсь и нажимаю на диспенсер для антисептика и протираю руки, — Можешь не притворяться. Я по тебе вижу, что ты хочешь спросить.

Присев за стол, я рассказала маме обо всем, что произошло сегодня в школе, за исключением того, что Чонгук зажал меня возле стола и поцеловал ради своего глупого эксперимента. Рассказала и про предложение ЧонСока, и она, кажется, увидела всё это моими глазами, потому что этот вспыхнувший азарт во взгляде сложно было не упустить из виду.

Такие парни, как ЧонСок, автоматически нравятся моей маме, и автоматически попадают в список папы с подозрительными личностями. Но несмотря на это, они считают, что милые парни — это то, что мне нужно.

Осталось только мне понять то, в чем я нуждаюсь.

***

И ночью, кажется, эта просьба была воспринята моим подсознанием слишком буквально.

Чонгук стоит в углу комнаты. Взбудораженный, с горящими глазами и с высоко поднимающейся грудью, будто бежал до моего дома несколько километров.

Не успеваю и глазом моргнуть, как он нависает надо мной на кровати, сплетая холодные пальцы с моими, горячими. Целует прям как в школе: сначала мягко, затем вжимается, проталкивая язык. Горячо и чувственно, так, как не целовал меня ни один мой парень.

Руки скользят по моим бедрам вверх и вниз, затем проходят пальцами по домашней футболке, пробираясь под неё и обхватывая грудь ладонью.

Я уж не помню, кто я такая, и мне от этого страшно. Страшно от того, что Чонгук творит со мной, с моим телом, сердцем и душой, но всё равно не хочу, чтобы он останавливался.

Ты тоже этого хочешь, Лиён.

Шепчет, и кусает меня за ухо, забираясь пальцами под бельё и исследуя все потайные уголки, и я не сдерживаю стон наслаждения.

Сколько девушек лежали вот так, как я, выгибаясь под поцелуями в шею, стонали от наглых пальцев внутри и предвкушали всего того, что произойдёт дальше?

Но я сделаю это, когда ты сама попросишь.

Понимаю, что безумно хочу его, и при одном взгляде в блестящие глаза напротив, ощущаю влагу между ног. Словно это происходит по-настоящему. И он выглядит так, будто не жалея о том, что ласкает ненавистную ему зануду.

Дразнит меня, проходя по каждому изгибу, целуя венку на шее, где бьется пульс. На каждый вздох ухмыляется так, будто выиграл ещё одну словесную перепалку в кладовке.

Попроси меня, звездочка

Я открываю глаза. В комнате темно и тихо, и никаких признаков присутствия Чонгука в моей комнате. Волосы вспотели, неприятно прилипая к шее. Между ног остается невыносимо ноющее чувство, от кого я чувствую себя, словно в тупике. Должна ли я довести дело до конца или нужно просто лечь спать?

В итоге я остаюсь в кровати, не имея сил даже дойти до ванны и сменить домашние шорты. На часах три утра.

У меня есть целое утро для того, чтобы прийти в себя и стереть Чонгука из своей памяти.

***

В школу я пришла в хорошем расположении духа, выбрав себе очередную юбку из разряда «сегодня я не развешиваю школьные плакаты». На парковке замечаю мотоцикл Чонгука и искренне удивляюсь. Сегодня он ночевал в кладовке или в комнате для уборщиц, чтобы не проспать урок? Хотя, пожалуй, этот вопрос Чонгук мог бы задать и мне.

Я надеялась, что смогу провести время на улице в одиночку, но всем моим планам, как я поняла за последние дни, свойственно рушиться. Судя по всему, это стало нормальным.

— Привет, — сегодня, в честь пятницы, Джиён натянула короткую черную юбку и майку с какой-то кровавой надписью, — Как ты?

— Привет, — мы не виделись весь вчерашний день, и только сейчас я понимаю, как сильно соскучилась по ней, — Светишься так, будто ты уже сдала все экзамены.

— Вообще то из нас двоих — ты здесь всегда солнце, — подруга плюхается на лавку.

— Есть одна прикольная новость и отстойная.

— Начинай с отстойной.

— ЧонСок кинул меня на выпускной.

— Чего? — лицо Джиён исказилось в гримасе возмущения, — Что этот придурок о себе возомнил? У нас вообще-то были на него планы.

— Ничего страшного. Там же будут девушки и без пары.

— Ага, и ты хочешь значит пополнить их ряды?

Меньше всего я хотела бы быть из тех, кто придёт на выпускной без пары. Тогда черноволосый демон отравит мне жизнь до конца.

— Нет, — со вздохом говорю я и облокачиваюсь рукой об стол, — Но не буду же я сама звать каких-то левых парней на праздник, который сама же и готовлю?

— Почему же левых? — она не улыбается, но я улавливаю этот азарт в её глазах, — У тебя есть Чонгук.

Я замолкаю, будучи совсем не готовой к тому, чтобы разговаривать о нем. После своего сна всё, чего я хотела от него, это чтобы он раздел меня на моей же кровати и решил мою проблему с чертовой неудовлетворённостью.

— Во-первых, он не мой, — твёрдым голосом начинаю я, хотя чувствую себя очень рассеянной, — А во-вторых, ни за что на свете я не пойду с ним на бал. Никогда. Единственный человек, с которым я хотела пойти — это ЧонСок.

— Господи, оно тебе надо?

— Да, Джиён. В отличие от тебя, мне нравятся адекватные парни, а не грубые и высокомерные нарциссы, как Чонгук.

— Что плохого в том, что я не люблю этих чертовых нежных мальчиков? — она скрестила руки на груди и нахмурилась. Явный знак того, что Джиён зла, — Твой ЧонСок и сам не знает, чего хочет. От этого и держит тебя за дурочку, пока ты ждёшь его пальца, который поманит к себе.

— Он уже позвал меня погулять сегодня вечером.

— И ты, конечно же, согласилась, — подтвердила Джиён.

Она молча уставилась на меня строгим взглядом, но я решила промолчать. Ну и что такого в том, что мне нравятся чуткие и милые парни, а не грубияны, которые унижают меня и считают, что им всё дозволено? Всё-таки, если Джиён визжит от восторга именно с такого типа мужчин, я ничего не имею против.

— Серьезно, Лиён? Он ведёт себя так, будто ему шестнадцать то всего.

— Джиён, не грызи меня, пожалуйста, — я жалобно смотрю на неё и беру за руку, — Если всё будет продолжаться так же, как сейчас, то я оставлю эту затею. Но вместо этого приглашать Чонгука или бегать за ним — я не собираюсь, — я старалась отпихнуть нотации Джиён ещё на неопределённый срок, потому что насчёт ЧонСока я и сама все понимала. Но мое сердце глупое и наивное: если любит человека, то показывает это, не хитрит и не извивается.

Она вздыхает и цокает.

— Ну и какая хорошая новость?

— Я вообще-то её уже сказала.

— Что ты идешь гулять со слюнявчиком?

Я остро чувствую это желание перечить в ответ на грубые высказывания Джиен, но осознаю, что она всегда понимала меня, как никто другой, и за все время нашей дружбы давала нужные советы, несмотря на её взрывной характер.

— Да. Если всё будет отстойно, то ты первая узнаешь об этом.

— Конечно. Я ведь почувствую, — в ответ я лишь улыбаюсь.

Увидев проходящую мимо нас Ёнсо, я тут же спрашиваю:

— Кстати ты не видела Чонгука?

— Видела возле шкафчика, а что такое?

Джиён заглянула мне в глаза и изогнула бровь в немом вопросе. Она хочет услышать, почему я интересуюсь парнем, которого я каждый раз поливаю грязью, но никакого ответа дать ей не могу. Ситуация слишком непонятная даже для меня, а если об этом узнает сама Джиён, у меня не будет шансов на получение спокойствия. До неё точно дойдет, что в данный момент я интересуюсь им больше, чем нужно, и криков радости или разочарования я просто не выдержу.

— Алло, вызываю Лиён на Землю, — пощелкав пальцами у меня перед глазами, со смешком в голосе проговорила Джиён.

— Я просто хотела узнать у него, придет ли он сегодня.

— А есть какие-то сомнения? — она хитро улыбается, — Ты возможно единственный луч света в его непроглядной тьме. Конечно, он придет.

Подруга подмигивает мне, и я прыскаю от смеха.

На самом деле я любила всех своих друзей, но с ними я чувствовала непреодолимую стену между нами. Будто все они принадлежат к другому типу людей, совершенно не близких мне по духу. Я притворяюсь и веду себя неестественно.

С Джиён же, наоборот, мне притворяться не нужно — я могу быть самой собой. Хоть я вижу, что мы разные, я всё равно люблю её, а она меня, и это то, что помогает проживать каждый день радостно.

***

Я уже несколько минут вожусь с деревянной звездой, пытаясь вставить лампочки так, чтобы снизу осталось как можно меньше проводов, и тем самым избежать запутанного пучка.

— Что у нас тут? — раздался бархатный голос над ухом. Я вздрогнула от неожиданности, тут же поворачиваясь к парню лицом. Вот он, Чонгук собственной персоной, расслабленно ухмыляется и выражение лица у него такое хитрое, будто он только что сумел уличить меня в чем-то подозрительном, — Поменяла блузку и одела другую юбку?

— Почему бы и нет, — усмехнулась я, сжимая в руке провод. Уж очень надеюсь, что пока я была занята этим раздражающим лампочками, он не пялился втихаря на мой вид сзади.

— Намечается свидание?

Стараюсь не глядеть на него, потому что блеск в глазах сейчас более живой, чем во сне. Чонгук же, наоборот, смотрит на меня, и так, будто занимается чтением моих мыслей.

— Да, — без сомнений в голосе вру я. Назвать это свиданием нельзя, а мой сегодняшний вид сложился только из желания доказать Чонгуку, что я не обычная девочка-заучка.

Он хмыкает и отходит к другому столу, чтобы заняться остальными звёздами. Я спокойно кладу лампочки и беззаботно облокачиваюсь о край стола. И это было моей глупой ошибкой, потому что, увидев, как взгляд Чонгука скользнул от косточки щиколоток до верха бёдер, я почувствовала себя мартышкой в клетке, в которую тыкают палкой. Но если я встану и отвернусь снова, я буду выглядеть еще большей идиоткой.

Внутри меня пульсом бьется невысказанное о нашем поцелуе, и это создает удушливую атмосферу между нами.

— Расскажи мне о своём свидании, — Чонгук закатывает рукава, открывая вид на слегка вздувшиеся вены, и от этого сердце снова пропускает удар. Возможно если я сфокусируюсь на своих ногах также, как и Чонгук, то смогу забыть о том, как моё подсознание хочет, чтобы он раздел меня и сделал всё то же самое, что и во сне.

— И с каких пор тебя интересует личная жизнь заучки? — смотря на его губы, я с лёгкостью вспоминаю их вкус. Вкус арбузной жвачки.

— Меня не интересует ни твоя, ни чья-либо другая личная жизнь. Просто мне, как твоему напарнику, любопытно, ради кого ты так рвёшься поменять имидж, — по Чонгуку сложно не заметить, что на самом деле ему интересен этот разговор. И даже нарочито скучающий тон не способен это скрыть.

Из двух ненавидящих друг друга людей, мы превратились в ехидных напарников. Интересно, осознает ли Чонгук, что из нас двоих фетишистом на всякие сюжетно-ролевые игры является он сам.

— Ради парня.

Чонгук фыркает в ответ.

— Да ну?

— Да, — киваю я, — И хватит пялиться на мои ноги.

— Не могу. Ты стоишь прямо передо мной.

— Приложи усилия.

— Это не так просто. Я не каждый день вижу апгрейд отличниц.

— Ты смотришь на них все то время, что здесь находишься, — аккуратно оттолкнувшись от стола, я возвращаюсь к делу.

— Ну так и с кем у тебя свидание? — он игнорирует мою колкость и задаёт этот вопрос снова.

— Я же сказала, что с парнем.

— И во сколько ты с ним встречаешься?

— В восемь вечера.

Я понятия не имела, во сколько ЧонСок зайдёт за мной. Я шла на риск, выдумывая детали, которые ЧонСок со мной не оговаривал. А увильнуть от разговора — это ещё раз показать Чонгуку, что никакого парня у меня на самом деле нет.

— И где же будет проходить свидание?

— Так вот, как ты не заинтересован в моей личной жизни?

— Я просто жду, когда ты проколешься и скажешь, что никакого свидания не существует, — он поднимает взгляд с моих ног на глаза и следит за моей реакцией. Похоже сейчас декорации интересны нам меньше всего.

Слушать всё это и забыть, что Чонгук, целовал меня — было ужасно тяжело. Особенно если учесть, что за пару минут он научил меня тому, чего я не знала всю свою сознательную жизнь.

Я бросаю на него последний испепеляющий взгляд и отвожу взгляд:

— Я встречаюсь с ним в Эдеме недалеко от школы.

— Здорово. Я как раз собирался выпить там пива.

Шок и неверие скрутили мои внутренности в тугой узел, и мне со всей силы захотелось пульнуть чем-нибудь в этого черноволосого засранца.

— Я полагаю, тебе не хватает портить мне настроение здесь, поэтому ты решил сделать это ещё и вечером?

— По-твоему я не могу затусить в хорошем ресторане? Не помню, чтобы там было написано «местечко Лиён и её недо-парня».

Вот и всё. Мне конец. Если ЧонСок не согласится провести там время, я точно пропала.

— На самом деле мне без разницы, — монотонным голосом говорю я, но на самом деле меня вот-вот хватит удар от нахлынувшей ярости и паники.

Следующие часы мы работали практически молча, периодически косясь друг на друга. Общаться мне не хотелось, ибо я была слишком занята тем, чтобы проигрывать в голове будущую встречу с ЧонСоком снова и снова. Представляла, как я предложу ему пойти в Эдем, чтобы демон, по имени Чонгук, не уличил меня в глупой лжи и давился своим гребаным пивом, смотря на нас.

А ещё я думаю о нашем поцелуе. Даже для какой-то тупой проверки он длился больше, чем надо. И вызвал чувств у меня больше, чем я могла предполагать.

Ко всему этому это никогда не произойдёт снова. И я уже не знаю — к счастью это или к сожалению.

Сегодня, одновременно закончив работу, мы вместе вышли из зала, предварительно погасив свет. В первый раз я наблюдаю за тем, как он закрывает дверь, а не бежит от меня, как заяц от волка, побыстрее сматываясь из школы на своём мотоцикле.

В коридоре становилось всё более тускло из-за постепенно садящегося солнца. Чонгук отходит от двери и проходит вперёд, в последний раз даже не взглянув на меня. Но внутренняя обида и усталость построили на него другие планы:

— Чонгук, скажи мне, зачем ты это делаешь? — все ещё пытаясь держать себя в руках, спрашиваю я.

Чонгук поворачивается, стоя в нескольких метрах от меня. Он молчит, заглядывая в глаза и пытаясь прочитать там хоть что-то. Я уже не сопротивлялась — пусть поймёт, если сумеет, что делает мне больно.

— О чем ты? — Чонгук подходит ко мне, нахмурив брови.

— Завтра ты опять будешь таким, как прежде. Но я хочу знать, зачем ты целуешь меня, а затем делаешь вид, будто я противна тебе.

Мы стояли молча некоторое время. Это сводило меня с ума, но я терпеливо ждала хотя бы слова в ответ.

Я совсем не знаю его, и он не знает, какая на самом деле я, но от чего-то я уже понимаю, что мы — больше, чем враги. Но и до друзей нам ещё далеко.

По крайней мере это из ниоткуда появившееся желание поцеловать Чонгука даёт знак, что не так уж сильно я его ненавижу.

— Как раз подходящий момент обсудить это — он поднимает брови, — Перед твоим ненастоящим свиданием, — снова ухмыляется и делает шаг вперёд, подходя ещё ближе. Мне становится не по себе от того, как в животе все переворачивается с ног на голову.

— Оно не ненастоящее. Меня пригласил ЧонСок.

Он застыл, уставившись на меня. От напавшего шока на его лице появляется самое искреннее удивление из всех. Такое, что я бы хотела взять свой телефон и сфоткать это на память его будущим поколениям, если вдруг они подумают, что их дед — бесчувственный чурбан.

— ЧонСок?

— Да. Мы встречаемся через час, — я все-таки успела написать ЧонСоку о времени и месте встречи, поэтому, можно сказать, что все детали я выдумывала только поначалу, — Ты действительно думал, что я говорю неправду?

— Я в этом даже не сомневался.

— Ты ошибся, — я замолчала, ругая себя за то, что начала этот бессмысленный диалог. Он похоже тоже не знает, что сказать, будучи теперь раздраженным и непонятно почему таким взволнованным. Это напускное равнодушие и спокойность исчезли с его лица, будто их никогда и не было.

— Я бы очень хотела, чтобы мы стали друзьями.

Я настолько хотела этого, что устав от каждодневной ненависти, это вырвалось из меня раньше, чем я успела подумать.

— Мы никогда не будем друзьями, — он хмурится и говорит это с таким отвращением, будто это — самое последнее ужасное дело, который он бы совершил в своей жизни. Ему осталось только сморщиться, словно я протянула ему мерзкую жабу. Не нужно было говорить что-то ещё, чтобы показать свое отношение к моим словам.

— Хорошо. Если нам никогда ими не быть, то я предлагаю закончить эту бессмысленную вражду и пойти разными дорогами. После того, как мы закончим работу, нам даже не придется снова видеться друг с другом.

Лишь только допустив эту мысль, я затаила дыхание и теперь ждала его реакции. Я думала, что Чонгук хотя бы как-то отреагирует, но он лишь молча смотрел на меня испепеляющим, немигающим взглядом.

Мне хотелось, чтобы это затяжное молчание разрушил именно он, но поняв, что этого не произойдет, я добавила:

— Поэтому давай просто сделаем эти декорации как можно скорее, и каждый из нас вернется к своей привычной жизни.

— Чем скорее, тем лучше, — говорит он глубоким голосом, с хрипотцой, — Удачного свидания.

Чонгук поворачивается и уходит прочь, и я уверена, что он затылком чувствует мой взгляд. Глядя на удаляющуюся фигуру, в душе становится пусто и одиноко. Будто он выходит не из школы, а из какого-то потайного, ранее неизвестного мне уголка моего поцарапанного сердца.

Его взгляд снова причинил мне боль, и от всего случившегося мне ничего больше не хочется делать — ни идти на встречу, ни приходить в этот зал снова, чтобы доделать декорации — ничего.

Шумно выдохнув и проглотив возникший ком в горле, я не спеша отправилась к выходу из школы, думая, как побыстрее закончить своё свидание.

Комментарий к Часть 4

Залетаю с новой главой, где есть немного токсичности и стекла, и с надеждой, что вам понравится, и вы оставите свой комментарий по поводу новой части, и работы в целом. 👀

Люблю каждого своего читателя. ❤

========== Часть 5 ==========

С утра в понедельник я пропускаю первый урок, предупредив маму о неважном самочувствии, и, в конечном итоге, остаюсь дома. Отдохнуть и затем продолжить подготовку к экзаменам мне действительно не помешало бы. Я бы даже сказала, что необходимо.

В пятницу после того, как Чонгук укатил на своём мотоцикле со двора школы, я немного постояла на улице, чтобы прийти в себя и вернуть хорошее расположение духа, и затем направилась прямиком в Эдем.

У нас с ЧонСоком было миллион общих тем, и мы не замолкали ни на секунду, что определённо спасало мой, казалось бы, погубленный вечер. Я наблюдала за выражением его лица, которое постоянно менялось с весёлого на любопытное и наоборот; замечала, как он касается пальцами тыльной стороны моей руки и ловил мой заинтересованный взгляд в свою сторону. Прямо как я и хотела буквально несколько дней назад.

Я должна была быть безумно радостной и воодушевлённой, испытывать что-то вроде восторга от случившегося и думать о том, как я счастлива оказаться предметом его воздыхания хотя бы на один вечер. Но в итоге ночью я закончила тем, что лежала в кровати и долго думала о Чонгуке.

И пока я была занята выполнением ужасно скучных заданий, сидя за кухонным столом, в моей голове медленно сформировался ответ на один вопрос. У меня просто не было иного выхода, кроме как признаться себе. Когда я думала о Чонгуке, о нашем поцелуе, о его голосе и руках, которые несколько дней назад сжимали мои бёдра — я не хотела ничего больше, чем быть с ним. И впадала в уныние, спрашивая себя, хотел ли этого он. Мне от этого уже никуда не деться.

И когда я приняла эту мысль, почувствовала, что мне стало легче. Ненависть, бешенство и обида — всё это огромный груз, который лежал на душе, сдавливая и отравляя весь организм. Чем больше злости стало заполнять меня, тем меньше места я оставляла для любви к другим.

Всё время я хотела быть с ЧонСоком, завладеть им, стать его центром внимания, но теперь я не знала, действительно ли я хочу этого так же сильно, как раньше. Будто с появлением Чонгука я постепенно перестала обращать на это внимание, и в итоге охладела к желанию, которое терзало меня очень долгое время.

Но если в моих чувствах к ЧонСоку все было предельно ясно, а именно то, что я без всяких мыслей хотела быть с ним, то к Чонгуку я испытываю противоречивые чувства. Обычно все было просто: либо парень мне нравится, либо нет. Но сейчас я уже сама себя не понимала: я хотела быть с Чонгуком рядом, но и одновременно хотела убежать на край земли, чтобы больше никогда его не видеть.

Меня тянуло к нему даже сейчас, несмотря на отголоски разума, которые твердили мне, что в силу сложившейся между нами атмосферы натянутости и фальшивой ненависти, такое понятие как «мы» — не имело шансы на существование. И я не представляла, что делать с тем, что я чувствовала. Вроде как ещё не придумали такого способа, с помощью которого можно железными лезвиями выскребать все остатки любви с души и сердца.

В школе я появляюсь во вторник. Обычно, приходя заранее, я садилась на своёместо и ждала остальных. Класс всегда наполнялся медленно, потому что основная масса приходила за пять минут до звонка. И сегодня я вошла в число последних, ещё предварительно забежав в кабинет директора, чтобы запросить некоторые документы для поступления в университет, от которого мне пришло сообщение буквально в пятницу с утра. Но будучи занятой совершенно другими вещами, я уже перестала проверять почту. Стоило ли мне говорить, насколько я была счастлива, увидев это письмо — я не знаю. Это было очевидно для каждого, кто знаком со мной.

В коридоре, остановившись возле шкафчика и перебирая книги за несколько минут до звонка, я поняла, что войду в ещё одну группу людей — в группу опаздывающих, когда краем глаза заметила рядом облокотившегося о стену Чонгука.

— Привет, звёздочка, — я поворачиваю голову в сторону. Возможно его глаза — это единственное, что хранит ответы на все мои вопросы. И если научиться считывать с них все его эмоции, то я могла бы понять, о чём он думает.

— Привет.

Он сводит брови к переносице и отводит взгляд в сторону, раздумывая о чем-то. И говорит то, от чего у меня отвисает огромная воображаемая челюсть. Прям как в мультиках.

— Прости меня, Лиён. Я виноват перед тобой.

Сейчас был подходящий момент, чтобы высказать ему все, что накипело у меня в душе, но я не хотела этого. Потому что сожаление на его лице меня изумляет, и лаять на него, как собака, казалось сущей глупостью.

— Всё нормально.

Сказать честно, это было вовсе не то, что я ожидала услышать. Я думала наш диалог, как обычно, начнётся с чего-то жутко неприятного и обжигающего язык, но вместо этого мы стоим рядом, чувствуя эту накаленную атмосферу, будто через секунду мы набросимся друг на друга с объятиями. По крайней мере я чувствую это физическое притяжение всем своим телом и уверена, что выиграю, если скажу, что после поцелуя это чувствует и он сам. Проверка его теории зашла слишком далеко.

— Давай закончим эту, как ты сказала, бессмысленную вражду, — он засовывает руки в карманы. Сегодня его волосы были слегка растрепаны, некоторые пряди падали на глаза, делая его взгляд еще более проникновенным и хитрым. Он не имеет права быть настолько привлекательным. Кто-то должен сказать ему об этом.

— Я была бы очень этому рада.

Он еле заметно улыбается.

— И я хотела бы, чтобы мы никогда больше не вспоминали… о том, что произошло, — я смотрю на него, в надежде что он поймет смысл моей просьбы, дабы мне не произносить слово «поцелуй» в его присутствии ещё раз. Возможно забыть, что было раннее, необходимо для появления чего-то нового. Однако он хмурится так, будто этими словами я сумела его оскорбить.

— Ты этого хочешь? — в это время звенит звонок, но даже это не выводит меня из этого странного состояния, в котором я нахожусь сейчас.

— Да, — вру я. На самом деле я хотела, чтобы он припечатал меня к стене и поцеловал ещё раз.

Его взгляд не просто смотрит в мои глаза, а проникает глубже, туда, где я спрятала эту самую правду. Потому что мы оба знаем, что я лицемерю.

Когда я докатилась до этого? Я хочу поцеловать Чонгука, несмотря на то, что он привык о девушек вытирать ноги и разбивать им сердца, даже не задумываясь об этом. Разумно ли это, добровольно стремиться к нему, чтобы потом собирать себя по кусочкам ради того, чтобы стать очередной его победой? Мы слишком разные, чтобы быть вместе.

— Тогда забудем, — он слабо кивает и проводит по волосам пятерней, визуально придавая им более ухоженный вид, — Как прошло твоё свидание? — его голос такой же хриплый, как вчера. Судя по всему, быть добрым со мной — настоящее испытание.

— Хорошо. Я весело провела время.

— Вы оба невероятные отличники, — он отталкивается плечом от стены и теперь облокачивается об неё спиной. Выражение лица у него такое, словно он ещё не участвовал в беседе ужаснее, чем эта.

— Мне кажется мы подходим друг другу. Он милый.

— Значит, милый парень — это то, что тебе нужно?

— Это нужно всем. Родители спят и видят меня с милым и внимательным парнем.

— А этот милый парень позвал тебя на твой долгожданный выпускной?

Я сразу же поняла, о чем он говорит.

— Нет. Но на это есть причина.

В груди зарождается маленький уголёк надежды. Наш разговор немного похож на дружескую беседу, значит у нас есть хотя бы малюсенький шанс на нормальное общение.

— Что интересного вы обсуждали, кроме геометрии, или чем вы там ещё любите заниматься в свободное время?

— Это странный вопрос, — Чонгук усмехнулся и затем опустил взгляд так, что темные ресницы закрывали его глаза, — Мы обсуждали университетскую жизнь и всякие темы, связанные с этим.

— Я уверен, что думал он вовсе не о университетах.

— Даже если и думал, то что? — я говорю это с некой долью возмущения. Интересно, специально ли он выводит меня из себя?

— Разговоры про универ — это не то, что тебе нужно.

Я игнорирую его реплику, попросту не зная, что ответить.

Чонгук утомленно вздыхает и трет пальцами переносицу. Похоже начало нашей «дружбы» произвело на него не очень хорошее впечатление.

— И какие же фетиши у тебя будут теперь? — спрашивает он, искоса глядя мне в глаза.

— Ну, — я открыла шкафчик, игнорируя в спешке разбегающихся по классам людей, — Например, поговорить с тобой.

— Это не фетиш. А если бы и был, то он жутко скучный.

— Это всяко лучше, чем желать задушить тебя, — он улыбается. Но вовсе не весело. Как-то загнанно и удрученно.

Мы на несколько секунд замолкаем, и поэтому я начинаю класть учебники в шкафчик, безуспешно пытаясь вспомнить, какой из них мне всё ещё нужен.

— Сегодня я не смогу помочь тебе с декорациями, — говорит он, и это тут же огорчает меня.

— Почему? — с интересом спрашиваю я.

— Мне нужно забрать брата со школы, — он говорит это нехотя, словно раскрывает мне какую-то государственную тайну.

За это короткое время я уже поняла, что Чонгук — довольно замкнутый человек, от которого о своей личной жизни и слова не выжмешь. И чем больше будешь втираться ему в доверие, тем сильнее он будет тебя отталкивать.

— У тебя есть младший брат?

— Да, — коротко отвечает он. Поворачивает голову и смотрит на меня пару секунд, прежде чем снова оттолкнуться от стены.

— Ты можешь прийти после этого.

— Если бы я мог, я бы пришел, — он становится напротив меня, теперь уже чуть ближе, — Но я загляну в школу по пути домой. Проверю, как твои успехи.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

— До встречи.

Чонгук быстрым шагом идёт в конец коридора и исчезает за дверью в класс.

***

С момента начала нашего самого странного общения, которое только мне приходилось иметь в жизни, миновала неделя. Сегодня был как раз-таки тот учебный день, когда Чонгук не мог помочь мне с нашей совместной работой, и ему на замену с радостью пришел ЧонСок.

Эти несколько дней, что я готовила декорации вместе с ЧонСоком были продуктивны: мы смогли сделать половину из того, что пострадало и сгорело в пожаре. Это не могло меня не радовать. Как и сам факт, что выпускной состоится без всяких сомнений. Мы вкладывались в сроки и даже имели возможность закончить декорации раньше планируемого.

Ещё за неделю я с радостью заметила, что стала думать о поцелуе реже, чем раньше. Нашей мега вражде настал конец ещё тогда в коридоре, когда мы решили стать добросовестными напарниками. Конечно, без язвительных комментариев от Чонгука иногда нельзя было обойтись в силу его сложного характера. Но это были мелочи по сравнению со всем тем, что я вытерпела за наши первые встречи. Не представляю, как кому-то можно враждовать с Чонгуком больше недели. Думаю, что таких людей просто не существует.

В общем изменилось только то, как я себя ощущала, а чувствовала я себя не такой подавленной и уставшей после нашего своеобразного рабочего дня; и ещё издёвки вылетали из его рта не на регулярной основе. Это уже несказанно радовало.

Также существовала ещё одна, ужасная для меня правда: он все равно не выходил у меня из головы, и желание стать ему кем-то ещё, кроме подруги, напарника или врага, никуда не исчезло. Только обострилось и терзало меня изнутри, не давая полноценно спать и бодрствовать.

ЧонСок был занят украшением беседок полупрозрачной тканью. Той, которую Чонгук ассоциировал с красивым постельным бельём. Была ли его кровать в таких же тонах, как и эта ткань, или всё было в точности наоборот? Я жутко хотела узнать это, перевязывая декоративные подарочные упаковки красивыми белыми ленточками. Или хотела просто полежать на ней с закрытыми глазами, чувствуя, как он гладит мою руку свой большой ладонью, которая с лёгкостью может обхватить мою лодыжку.

Я слегка встряхнула головой, когда мысли стали мешать мне завязать простой маленький бантик.

Я знала, что это займёт некоторое время и ЧонСок составит мне компанию нескоро, но нельзя было сказать, что это расстраивало меня. Я абсолютно точно была уверена, что охладела к ЧонСоку с тех пор, как в моей жизни появился Чонгук. И когда это произошло, я заметила очень странный парадокс: чем больше я отдалялась от него, тем сильнее он притягивался ко мне. Отказывая ЧонСоку в одной встрече, я получала ещё два предложения в ответ. Не важно какие: сходить ли в ресторан или просто посидеть в парке — всё это рассматривалось как свидание. Но я больше не стремилась к этому. Мое сердце не трепетало, руки не тянулись к нему, чтобы почувствовать прикосновение кожи к коже — ничего этого больше не было. По крайней мере этого не существовала по отношению к ЧонСоку.

Чувству не прикажешь, а сердце не заставишь кого-то любить, и я не понимала эту простую правду, считая себя виноватой за то, как поступаю с ЧонСоком. Теперь я ощущала себя иначе, всеми силами стараясь выгнать это навязчивое чувство вины.

Сегодня мне предстояло ещё одно, второе по счету свидание в одной из кафешек, где мы часто любили сидеть компанией друзей. Отказываться и в этот раз, казалось странным, и отговорки у меня уже, к сожалению, закончились. Наверное, было достаточно и того, что я этого просто не хотела, но ранить его чувства сейчас — я была не готова. Хотя знала, что мне все равно придётся это сделать рано или поздно.

Слышу приближающиеся шаги и уже готовлюсь к тому, чтобы услышать весёлый голос ЧонСока, но вместо этого ощущаю чьё-то присутствие в дверном проеме и прожигающий взгляд сзади. Не нужно было долго думать, чтобы понять, кто это.

— Вижу у вас все идёт лучше некуда, — я даже не оборачиваюсь для того, чтобы поздороваться или улыбнуться Чонгуку. Боюсь показаться идиоткой, если через плечо начну на него пялиться.

— Что ты имеешь ввиду?

— Декорации. Вчера их было меньше, — я беру несколько коробок в руки и подхожу к выходу из кладовки. Он стоял у проема, преграждая мне путь рукой и, казалось, даже не думал пропустить меня, — Ещё видел, как твой друг мучается с драпировкой. Разговорился с ним и узнал, что у вас сегодня второе свидание.

— Прямо мучается? — спрашиваю я, нагло заглядывая ему в глаза.

— Ну да. Хочешь помочь ему? — с издёвкой спрашивает он, явно ожидая того, что я побегу туда, сломя голову.

— Дай мне пройти, — строго говорю я и получаю ответную реакцию: он убирает руку.

Я остановилась возле стола у стены зала, чтобы разложить там готовые коробки, и с удивлением обнаружила, что Чонгук последовал за мной.

— Сегодня ЧонСок припас для тебя шикарный ресторан, скатерти и розы, Лиён. Он — твой идеальный парень-клише, о котором все время мечтали твои родители?

Я, сама того не ожидая, уже сумела разозлиться из-за одной глупой издёвки. Я больше не питала надежды, что Чонгук заметит и станет вести себя иначе. Это задевает меня только потому, что мне никогда не увидеть его, скрытой под маской безразличия, нежности. Он не приласкает меня и не успокоит, когда мне захочется плакать, не скажет пару успокаивающих слов и не поцелует меня снова. Он был нежен со мной только один раз, и больше мне ничего не светит.

— Давай не будем об этом.

— Конечно. Я как раз уберусь от сюда, чтобы не мешать романтик-атмосфере отличников. Вы же вроде и без меня тут круто справляетесь, не так ли? — он говорит это серьезно, без намёка на смех. И произносит ещё таким тоном, который намекает мне на то, что я полнейшая дура.

Он быстро направляется к выходу и исчезает за дверьми. Я, цокнув языком, бросаю коробку на стол и плетусь за ним. Нагнав его в коридоре, молча хватаю его за запястье. В школе все ещё идут дополнительные занятия, с минуты на минуту должен прозвенеть звонок, и этот никак независящий от меня факт раздражал больше всего. Я должна разобраться со всем сейчас, иначе я задохнусь от переполняющих меня эмоций и чувств.

Чонгук молча смотрит на меня и не сопротивляется, видимо, ожидая дальнейших действий. В коридоре, где находились мы, было всего лишь две двери поблизости. Одна из них вела в кладовку для уборщиц.

— Давай зайдём сюда, — говорю я и тяну его за собой.

Чонгук проходит в другой конец тесной комнаты, а я запираю дверь и тут же наваливаюсь на неё спиной. Он позволил мне закрыть себя в кладовке, хотя сам может передвинуть меня с одного места на другое всего лишь за секунду.

— И что я здесь делаю?

— Чонгук, я знаю, что накосячила, и всё испортила.

— Нечего было портить. Ты просто снова разозлила меня. Всё вернулось на свои места.

— Я всего лишь хочу, чтобы мы были друзьями или ещё кем-нибудь. Но только не врагами. Почему мы не можем сделать этого? — на слове «друзья» он устало вздыхает и облокачивается спиной о стеллаж сзади. Комната слишком тесная, я слышу каждый шорох и трение его одежды.

— Что подразумевает твоё «ещё кем-нибудь»?

Я молчу, нервно сглатывая.

— Ты говоришь, «или ещё кем-нибудь». Что это означает? Я просто хочу узнать, какой у меня есть выбор.

— Я не знаю, — я вредная маленькая лгунья. Возможно если я поведу себя хоть раз чуть искренне, чем обычно, это именит мою жизнь. Либо он поймёт меня, либо засмеёт прямо здесь и свалит из этой кладовки, — Просто если ты не хочешь быть друзьями, мы можем стать «кем-нибудь ещё».

— Покажи мне, как это, — говорит он и закатывает рукава чёрного джинсового пиджака. Эта комната слишком тесная и плохо проветриваемая, поэтому здесь с лёгкостью разносится запах его духов. Мне нужно выйти от сюда как можно скорее, пока я не натворила глупостей.

Но это безумие началось уже тогда, когда мы вошли в эту кладовку, и сбежать от него сейчас — казалось невыполнимой миссией. Поэтому я продолжаю, прививаю себе новый фетиш.

— Чонгук, — он смотрит на меня завораживающими глазами, пока я делаю неуверенный шаг навстречу, — После того, как ты поцеловал меня, я хотела только тебя. И думала только о тебе.

— Да ну? — хмыкает он, — А как же милый парень твоей мечты? — я подхожу слишком близко, и теперь его запах обволакивает, захватывает в плен.

— Он тебя беспокоит? Насколько я помню, по твоим словам, никто не сможет встречаться с занудой.

Я слышу звонок, который немного отвлекает меня от Чонгука, заставляя сделать несколько мелких шагов назад. Как и его самого, потому что после этого он проскользнул мимо и закрыл дверь на замок. Весьма предусмотрительно.

— Значит ты хочешь быть «кем-нибудь ещё»? Это интересные слова, но я все ещё не понял, как это.

Он облокачивается одной рукой о стену и пальцами откидывает волосы назад. Футболка слегка задирается, оголяя пояс брюк. Мне снова не по себе, потому что эмоции, которые я сейчас испытываю, и холодный разум — несовместимы. Эта многогранность чувств сводит меня с ума.

— Я ещё сама не знаю, как это.

Я снова подхожу к нему, но в этот раз я кладу свою ладонь на горячий торс и придавливаю его к двери. Слышу глухой стук тела о деревянную дверь и вместе с этим его равномерное дыхание.

Не удерживаюсь, и вдавливаю ладонь чуть сильнее, но под футболкой будто одет бронежилет. Это на случай, если я вдруг решу его убить?

— Поцелуй меня.

— Значит это будет включать в себя поцелуи, я правильно понимаю? — Чонгук подхватил локон моих волос и заправил его за ухо. Костяшки пальцев коснулись моей щеки. Секундное прикосновение заставило тело вздрогнуть и покрыться мурашками.

— Слушай, мне правда жаль, за всю хрень, которая творилась между нами.

— Я простил тебя так же, как и ты меня. Ещё неделю назад. Но несмотря на это, я не могу быть с тобой «ещё кем-нибудь», пока твой друг ходит за тобой, как собачка, и приглашает на свидания.

— Я не могла этого знать. Мы ведь не оговаривали условий.

— Я думал, что ты умная девочка. А оказывается, что это раскрывается только на уроках.

Я закрываю глаза и провожу носом по его шее, оставляя на коже мимолетный поцелуй. Нежно кладу вторую ладонь на его торс, и эффект становится очевиден.

Чонгук выдыхает через нос и кладёт ладонь на мою поясницу, прижимая к себе, и я чувствую, как что-то твёрдое упирается мне в живот. Не знаю сколько проходит времени, пока мы стоим здесь, но мне кажется, что оно летит несоизмеримо быстро.

— Есть ещё причины, по которым мы не можем поцеловаться?

Мне хочется чувствовать его каждой клеточкой своего тела, и это желание только усиливается, когда он пальцем поднимает мое лицо за подбородок, и наши взгляды встречаются. Его глаза переполнены похотью, на которую я с радостью его провоцирую. Мне безумно нравится быть «ещё кем-нибудь».

Его тело, прижатое к моему, лишало меня рассудка.

— Ну же, Чонгук. Когда я говорила это, я надеялась, что ты примешь более активное участие, — дыхание опаляло мою кожу.

— Я приму. Но это может закончиться чем-нибудь, кроме поцелуя, — его хриплый голос только добавляет масла в огонь. Прямиком в пламя нашей страсти.

— Я выгляжу так, будто боюсь этого?

Я точно слышала, как он напряжённо сглотнул. Его самоконтроль подрывался, испытывался мной на прочность каждую секунду. Кажется, моему огромному самомнению теперь не уместиться в этой маленькой кладовке. Сейчас он принадлежит мне и теряет самообладание из-за меня.

Но как же это иронично. Буквально несколько недель назад я не представляла, как можно хотеть целоваться с ним, называла его придурком, а сейчас сама веду себя как изголодавшаяся по сексу девушка.

— Обними меня, — снова прошу я.

Но он только смотрит на меня затуманенными глазами, его щеки раскраснелись, а дыхание сбилось. Убирает руку с поясницы и это место моментально пронзает холодом. И вместо того, чтобы обнять меня своими горячими руками, он протягивает их мне. Я недоуменно кошусь сначала на одну ладонь, затем на другую, но пока не произношу ни слова.

— Раз ты только узнаешь правила, то положи их сама. Куда тебе хочется.

Я без стеснения беру левую руку, завожу назад и кладу на ягодицу, другую я пристраиваю себе под грудь в надежде, что в следующую секунду он сам поползёт выше. Его ладони моментально сжимают меня, но не двигаются.

— А у тебя? — мне безумно жарко и в легких не хватает воздуха.

— Что?

— Покажи мне свои правила, — шепчу я и пальцами сжимаю его футболку.

Наконец то тело Чонгука приходит в движение. Я в легкой летней юбке, потому что работать в чем-либо другом в душном зале мне было тяжело. Одна его ладонь опускается с ягодицы до колена, от чего его лицо приближается к моему. Я ощущаю горячее дыхание его рта и немного приподнявшись, оставляю на губах мимолётный поцелуй.

Он аккуратно поднимает мою ногу вверх. Юбка задирается и оголяет край моего нижнего белья, которое он исследовал другой рукой. То скользил пальцами вдоль линии, то забирался ладонью под тонкую ткань сбоку и поглаживал голую кожу таза.

— Их ещё очень много, звездочка, — говорит он с придыханием, а я и вовсе забываю, как правильно дышать. Ему нравилась эта игра с объяснением правил ничуть не меньше, чем мне, — Но я расскажу их потом. Когда ты выполнишь мою просьбу.

— Какую?

— Ты сходишь сегодня на свидание и поцелуешь ЧонСока, — его губы на секунду кривятся, а я, не веря своим ушам, в удивлении поднимаю брови.

— Повтори?

— Ты должна провести с ним вечер и поцеловать его. И если тебе это понравится, то пожалуйста, — он отпускает мою ногу, — Встречайся с ним, обсуждайте геометрию и университеты, как вы любите делать. Живите друг с другом, а затем сыграйте свадьбу в Эдеме. Всё, что угодно.

— Господи, Чонгук, что за бред? — возмущенно спрашиваю я.

— Я хочу убедиться, что ты не будешь бегать, как потерянный заяц, выбирая между мистером милым парнем и мной. Поэтому сделай, как я сказал. Если он действительно будет подходить тебе так, как ты описывала это мне, то ты должна сказать мне это. Без изворотливости, — он берет меня за талию и нежно отводит назад, увеличивая расстояние между нами, — Ты ведь быстро схватываешь правила, Ким Лиён. Ты справишься, — его губы искривляются в усмешке, а глаза становятся хитрыми, словно он только что обставил меня, как глупую девочку.

— Без изворотливости я могу сказать свой ответ прямо сейчас.

— Значит скажешь мне его после того, как выполнишь моё поручение, зануда, — он последний раз улыбается мне и, открыв дверь, выходит из кладовки.

Чонгук и правда самый сложный человек, с которым мне доводилось общаться. Только что он был нежен и игрив, касался моего тела и реагировал на каждое прикосновение, а через секунду приказал мне поцеловать человека, которого он терпеть не может.

Или он хочет заставить меня признаться в истинности чувств перед самой собой?

========== Часть 6 ==========

— Слушай, меня это возмущает, — ЧонСок недовольно вздыхает, ковыряя вилкой в остатках салата. Я, ранее занятая рассматриванием дна тарелки из-под супа, подняла на него свой взгляд, — У меня осталось дебильное ощущение, что он щас возьмёт и утащит тебя куда-нибудь ещё. Прямо из-под носа.

ЧонСока злило то, что по его возвращению в актовый зал, не было даже маленького намека на наше с Чонгуком былое присутствие. По его словам, мы словно растворились в атмосфере. Говоря эту фразу его голос был сух, а улыбка язвительна. И от чего то я решила, что более жуткой комбинации придумать больше никто не мог.

Я знаю, что наши чувства совсем неравнозначны, но в чем-то я все-таки понимала его. Мне тоже казалось, что Чонгук будто сидит где-то совсем рядом, как третий человек на встрече. Смотрит, подмечает все мои жесты и слова, придумывает новые злые шутки по поводу свидания или что-нибудь такое, что способно вывести меня из себя. Создавалось ощущение, что как только я его вижу, то получу порцию комментариев по поводу приторной милости ЧонСока, и о моей скучной натуре, которой надо было бы подучить правила к грядущим экзаменам.

Это гребаные эмоциональные качели. Когда он ушёл, оставив меня одну в кладовке, я стояла там, под натиском резко накатившего возбуждения, и под влиянием нежных чувств, которые терзали меня, как собаки кость, и в самых разных сценах придумывала себе нашу близость. Иными словами — всё, что только может нас связывать как «кого-нибудь ещё». Мысли крутились в голове вихрем, не желая выстраиваться в логическую цепочку.

И когда это прошло, меня вдруг пробило: я действительно собираюсь, смотря ему в глаза, признаться в том, что поцеловала ЧонСока? И сказать, что это было настолько отдаленно от того, что я ощутила с ним, что я не могу солгать и поступить иначе? Или наоборот, что это было лучший поцелуй в моей жизни?

Я не знала ответа. Я не знала, что должна буду с этим делать. Но решила, что мне пока ещё не поздно доказать ему, что он — не тот, в ком я так сильно нуждаюсь.

— Я просто не понимаю… Ты и Чонгук… Вы случаем не?..

— Нет-нет. ЧонСок, конечно нет. У меня нет к нему никаких чувств. Совсем, — он удивлённо таращится на меня. Для девушки, которая сидела, спокойно прокалывая клубнику вилкой, я ответила слишком эмоционально. Меня охватывает жар и какое-то странное, противное чувство страха, что он словит мою ложь так же, как это постоянно делает Чонгук.

— Это хорошо. А то он немного странный тип, — ЧонСок откидывается на спинку стула, будто слегка развеселившись от полученной информации, — И его отношения с девчонками — это катастрофа, — видимо ЧонСок знает о сплетнях больше, чем я и Джиён вместе взятые.

Может быть он ожидал, что я начну развивать эту тему, подливать масла в огонь и испытывать от этого кайф, но я лишь качнула головой в ответ.

Хотя мысли, что Чонгук мог быть нежным с какой либо другой девушкой, помимо меня, душили и сжирали заживо.

— Я ничего об этом не знаю. Я и Чонгук — лишь непутевые напарники, которые знакомы друг с другом лично несколько недель.

— Вот как. Я думал, как староста, ты знаешь нашу параллель.

— В этом не было необходимости, — говорю я и затем засовываю клубнику в рот, чтобы чем-то занять себя во время щекотливой темы.

— Ну, да. Мне кажется, что ты и так слишком много взяла на свои плечи, чтобы заботиться о делах других. И тем более о делах Чонгука, — я вопросительно поднимаю брови.

— У тебя какое-то предубеждение по поводу Чонгука, я правильно полагаю?

— Больше нет, чем да. Я просто не понимаю его и того, чего он хочет от жизни, — ЧонСок выпивает немного вина из бокала. В ответ я лишь слабо киваю головой.

Я и сама не знала, чего Чонгук хочет, какое будущее он желает и за что готов бороться.

Мы вообще знали минимум информации друг о друге, но это сексуальное напряжение, которое существует между нами, считает, что пока это не важно. Может быть, если я получу следущий поцелуй Чонгука, это будет один, ничего не значащий раз, который и не сделает нас чем-то большим, и все эти будоражащие чувства попросту исчезнут.

— Ты в последнее время немного странная, — говорит ЧонСок, заглядывая мне в глаза, — Словно здесь и не здесь одновременно.

— Это из-за экзаменов. Из-за выпускного я совсем перестала готовиться по-нормальному, — снова вру я.

— Зря ты переживаешь. Ты бы сдала и не готовившись.

— Думаешь?

— Да. Не сомневаюсь в этом, — он улыбается и, поймав взгляд официанта, жестом просит принести счёт.

Отвлекшись на пришедшее сообщение, я посмотрела на экран, и сердце пропустило удар, скрутившись в жёсткий узел в груди.

«Как проходит свидание?»

Я перечитываю сообщение несколько раз, словно если мой взгляд протрет буквы до дыр, там появится что-то новое.

— Всё хорошо?

— Да. Я… Я забыла сказать тебе, что меня приняли в университет, — говорю я после короткой паузы.

Это, пожалуй, было первое и самое большое везение, эмоции от которого затерялись в пучине всего навалившегося буквально за день. И также первое, что пришло мне на ум.

— Правда? Я так рад за тебя, — вполне искренне говорит ЧонСок, прежде чем отвлечься на официанта и подать ему кредитную карту.

— Блин, спасибо, — с неловкой улыбкой проговорила я.

— Странно, что Джиён ничего мне не сказала об этом.

Если учесть наш недавний разговор с Джиён, я вообще удивлена, что эти двое общаются, когда меня нет.

— Да, действительно странно, — тихим голосом говорю я, зарываясь пальцами в волосах на висках.

Через некоторое время, мы собрались и вышли из ресторана, молча шагая к парковке. Его машина стояла совсем не далеко от входа, поэтому уже через минуту, мы встали рядом друг с другом, облокотившись о капот.

Я скрестила руки на груди и шаркнула кроссовками по земле, разрушая тишину противным, выбивающим из мыслей звуком.

— Лиён, — я поворачиваю голову к ЧонСоку. Наши лица оказались так близко друг к другу. Так близко, что дыхание могло бы сбиться, и чужой запах запросто впился бы клешнями, не отпуская и притягивая к себе. Но ничего не происходило. Я только молила Бога, чтобы я почувствовала хотя бы что-нибудь, кроме желания отодвинуться дальше, — Можно я поцелую тебя?

Я неуверенно кивнула.

Я делаю так, потому что сама хочу этого. И это не твоё чёртово задание, Чонгук.

Обняв меня за талию одной рукой, а другую запустив мне в волосы, он притянул меня ближе к себе и поцеловал. Я сжала его плечи, джинсовая куртка под пальцами была мягкая, как и кожа под ней. Широкие ладони в это время лежали на моей талии. Аккуратно и нежно, не думая сдвигать руки ниже.

Но я не испытывала даже и доли того волнения и желания, как от поцелуя Чонгука. Не питала таких чувств до дрожи в коленях, когда сердце бьется, как ненормальное, и трясутся руки. Такого бешенства, от которого хотелось положить пальцы на мужскую шею и сжимать ее до последнего. Такой радости и воодушевления от одного соприкосновения, от которого ток проходит по всему телу. Ни веселья, смешанной с грызущей злостью, ни нежного трепета, ни желания поцеловать каждый миллиметр лица. Всё эти чувства принадлежали Чонгуку.

Я приоткрываю глаза, чтобы понаблюдать, как его ресницы слегка подрагивают, как брови сводятся к переносице, придавая лицу выражение хмурости. Смотрю на него и думаю, что хочу, чтобы на его месте оказался другой. Тот, кто раздражает меня больше всего на свете. И в этом немом споре из нас двоих — я проиграла.

Оторвавшись друг от друга, я с разочарованием внутри, положила ладонь ему на грудь и отступила на шаг назад. В глазах ЧонСока читалось непонимание. Сложно сказать, что читалось в моих.

— Что-то не так? — раздосадованная его угнетающим тоном, я расслабила руку, и та безвольно повисла вдоль тела. Но не решилась опустить голову и отвести взгляд.

— Сейчас не самое лучшее время для этого, — неуверенно говорю я. Хотя на самом деле это звучит так, будто времени для наших поцелуев не будет никогда. ЧонСок, наверное, убедился в этом, ещё когда я неловко цепляла его за губу и с особым энтузиазмом отодвинулась назад.

— Есть какие то шансы на то, что это может измениться?

— Всё возможно. Но сейчас мне правда не до этого. Мне нужно время, хорошо?

Конечно, я понимала, что солгала, и даже подходящее время ничего бы не исправило. Потому что теперь я точно была уверена: я не любила ЧонСока. По сравнению с теперешним чувством, прежняя любовь была обманчивой и зыбкой, и развеялась, словно пепел от легкого ветра.

ЧонСок молчит. Он не знает, как реагировать на мои слова. Я тоже не знала бы. Сама не понимаю, почему дала время на реабилитацию этих отношений. Впоследствии это сыграет свою роль и разлучит нас, как только ЧонСок узнает о том, что происходит между мной и Чонгуком.

— Я понимаю.

Из напряженной атмосферы меня вывел только вибрирующий в кармане сумки телефон. Я выдохнула и, вынув мобильник, взглянула на экран. Мне показалось, что все внутренности сжались до минус бесконечности, когда я увидела высветившийся на дисплее номер.

— ЧонСок, поезжай без меня, — я поднимаю взгляд, игнорируя вибрирующий телефон в ладони, — Мне ещё нужно кое-что сделать.

— Ты уверена? — с сомнением в голосе спрашивает он. ЧонСок смотрит на меня так, словно желает выявить хотя бы один намёк на ложь.

— Да, вполне, — он переводит взгляд на телефон.

— Это связано с тем, кто тебе звонит?

— Да, — киваю я, — Я доеду сама, не переживай.

Я знаю, что он готов поехать вместе со мной до моего дома и проводить до двери, но к этому больше не готова была я. Я не хочу, чтобы ЧонСок провожал меня, но в данный момент это связано не с моими чувствами, а с тем, что я хочу, чтобы сегодня это сделал не он.

Попрощавшись, я махнула ему рукой, на этот раз улыбнувшись совершенно искренне, и направилась в противоположную от машины сторону.

Когда я оборачиваюсь и замечаю, что машина ЧонСока тронулась с места, я останавливаюсь и обвожу глазами список входящих вызовов и смотрю на номер Чонгука, чувствуя страх и дрожь в руках. Я боюсь услышать его голос, но и так же безумно сильно хочу его услышать.

Я таращусь на телефон, не понимая что мне, черт возьми, делать. И в конце концов закрываю глаза и быстро нажимаю на последний пропущенный номер. Мое сердце бьется о грудную клетку, как ненормальное. Я подождала буквально несколько секунд перед тем, как он поднял трубку.

— Всё-таки решилась перезвонить мне? — я не видела его лица, но без проблем представляла эту наглую ухмылку и искрящиеся огоньки веселья в глазах. Я сделала бессознательный шаг вперёд и почувствовала, как покраснели мои уши.

— Ты задался целью всё мне испортить? — от неловкости я не находила себе места, — Впрочем-то не получится. У меня для тебя плохие новости, — моя уверенность улетучивалась с каждой секундой, и от этого желание лгать ему уходило на «нет».

— Какие? Твоё свидание прошло прекрасно, и ты втрескалась в него по уши? — от этого бархатного, с притягивающими интонациями голоса я прикрыла глаза и потёрла пальцами кожу на виске.

— Именно.

— Поэтому ты звонишь мне спустя два часа, чтобы сказать это, вместо того, чтобы целоваться с милым парнем в ваших тайных местечках? Правильно я тебя понимаю? — он загонял меня в ловушку.

— Да, ты все правильно понял, — дрожащим голосом говорю я и сглатываю слюну. Он хмыкает, а я готова за это прибить его.

— Ты ещё ничего не сказала про ваш поцелуй, — господи, пусть он говорит всё, что угодно, но только не то, что будоражит мои внутренности и переворачивает их с ног на голову, — Ты ведь поцеловала его?

— Да.

— И?

Я молчу, чувствуя собственное бессилие. Что, черт возьми, мне сейчас мешает соврать и сказать, что это был самый прекрасный поцелуй в моей жизни, и я хочу остаться с ЧонСоком? На самом деле - ничего.

Но я не могла этого сделать, и это жутко раздражало.

— Где ты сейчас? — задаёт вопрос он, не дожидаясь моего ответа.

— На парковке возле ресторана.

— Его нет рядом с тобой?

— Нет.

— Значит скажи мне. О чем ты сейчас думаешь?

Я молчу несколько секунд, но затем на одном дыхании проговариваю:

— Я хочу, чтобы ты меня поцеловал, — несколько секунд слушаю молчание, — Это то, о чем я сейчас думаю, Чонгук.

Отныне я могла говорить всё, что угодно. Что мы совершенно разные, что «нас» не существует и существовать не может, что он мне не нравится, и что поцелуй ЧонСока был в тысячи раз лучше и чувственнее. Что его прикосновения ничего не значат. Теперь как бы я не вела себя — Чонгук всё знает. И всё потому что иногда я слишком искренняя идиотка.

— Лиён, — я слышу стук, словно кто-то громко хлопнул дверью, — Я приеду к тебе. Поэтому стой, где стоишь, и не уходи.

— Не приезжай сюда.

— Почему?

Я запускаю пальцы в волосы и с силой сжимаю их. Некоторое время молчу, слушая тишину, пока Чонгук терпеливо ждёт моего ответа.

— Хорошо, давай просто договоримся. Один поцелуй и всё. Большого мне не нужно.

— Один поцелуй?

— Да. Я жутко хочу поцеловать тебя — и это всё, — я прикусываю губу.

— Я думал парни-клише не в твоём вкусе, — шутит он, и тут же на заднем фоне я слышу шорох и звон ключей.

— Это правда. Ты меня бесишь.

— Ты достаточно противоречива, Лиён.

— То же я могу сказать и тебе.

— Скажи.

— Ещё немного, и я сброшу, — с угрозой говорю я. В ответ он весело смеётся.

— И все же, пока ты не сбросила: может ты устроишь мне что-то типа романтического ужина или купишь мне розу? А то я буду чувствовать себя дешевкой, — я закатываю глаза.

— Не время для твоих шуток. И тем более, как одна роза может исправить твою ситуацию? — с иронией спрашиваю я.

— По-твоему я шучу? — он хмыкает, — Значит: всего один раз и затем ты будешь сдерживаться?

— С чего ты взял, что я буду сдерживаться? Может я просто этого не захочу.

— Ты очень логична, — он выдыхает в трубку, — Я буду через десять минут. Надеюсь ты будешь стоять с розой в руке.

— А что если ты приедешь, а здесь уже никого не будет?

— Тогда мне придётся приехать к тебе домой.

— Ты не знаешь, где я живу.

— Думаешь, что это проблема для меня — узнать?

— Думаю да.

— Бросаешь мне вызов? — я понятия не имею, как он это делает. Один звук его голоса ласкал меня так, что внутри бесконтрольно начинал бушевать ураган из эмоций и чувств, с которыми стало довольно тяжело справляться.

— Бросаю, — сказала я, чувствуя как с новой силой затрепетало в груди и без того беспокойное сердце.

— С тобой очень тяжело играть в «кого-нибудь ещё», — я еле слышно смеюсь.

Я смотрю в сторону автобусной остановки и понимаю, что не должна отказываться от своих слов. Этот азарт внутри, который я не испытывала уже давно, просто этого мне не позволит. Я горю от желания увидеть его лисьи глаза, которые, сто процентов, не поверят, что я свалила с парковки и действительно поехала домой. Я, сама того не осознавая, еле заметно улыбнулась, и бросив трубку, побежала к прибывшему автобусу.

Комментарий к Часть 6

Глава полная внутренних противоречий главной героини 🤪 надеюсь на то, что вам понравится, и что Лиён, конечно же, купит розочку 🌹

========== Часть 7 ==========

«Жаль, что мы ни на что не поспорили, звёздочка»

За это время я успела только снять ботинки и подняться наверх в свою комнату, миновав разговор с родителями. В гостиной был слышен шум от телевизора, что означало, что они уже сидят в боевой готовности послушать про мое свидание с ЧонСоком. Но мне было не до этого. Особенно когда машина Чонгука стоит напротив моего дома, которую легко можно наблюдать с окна моей комнаты.

Тихо иду вниз на первый этаж, мысленно размышляя над вопросом: ничего ли я не теряю?

Иногда хочется побыть легкомысленной и ветряной, не беспокоящейся обо всем подряд. Я и так не позволяю себе отрываться, как это делают другие люди в моем возрасте. Учеба, забота о своих обязанностях в школе — это главные приоритеты, за которые я держусь, чтобы не умереть от эмоционального выгорания.

Но стоит один раз позволить себе какую-то оплошность, то всё, что я строила долгое время, а особенно репутация — разрушится, как карточный домик. Никаких отношений с такими парнями, как Чонгук, никаких безумных вечеринок и веселья. Я сторонилась всего, что питало других жизненной энергией, и даже сейчас испытывала это хреновое чувство, будто я делаю что-то не так. Может именно поэтому я стала рабочей лошадкой, на которой долгое время можно ехать и куда реально скидывать вопросы чужой компетенции.

Я не жаловалась на это, потому что этот фундамент помогал мне строить свою дорогу в будущее. Но временами я действительно задумываюсь: не упускаю ли я на самом деле своё счастье? Когда я пытаюсь сделать что-то такое, чего постоянно сторонюсь, например, как сейчас, на меня словно накидывают тысячи верёвок и сковывают всё мое тело. И чем ближе я подходила к чему-то запретному, тем сильнее они затягиваются и заставляют меня испытывать страх.

Могу ли я доверять Чонгуку? Определенно нет. Я всегда чертовски сильно боялась эмоционально сближаться с кем-то и избегала отношений. И даже когда я так сильно хотела быть с ЧонСоком, я часто лежала на кровати и думала, что на самом деле не смогла бы дать ему тех чувств, которыми должна была бы делиться в ответ.

И несмотря на все свои внутренние противоречия, я всё равно открываю входную дверь и выхожу навстречу Чонгуку, оставив все мысли на пороге.

Фары от машины светят яркими пятнами, разрезая сумрак. Чонгук выходит из своей чёрной «Ауди» и мягко хлопает дверцей. Я чувствую его обволакивающий взгляд даже сквозь темноту, и понимаю, что иду навстречу своей гибели не в силах ничего изменить.

Нет. ЧонСок никогда не смотрел на меня так, как смотрел Чонгук, словно я самая желанная девушка на этой планете.

— Ты проиграла, зануда, — тихим, спокойным, без единой насмешки голосом говорит он, когда я встаю напротив него и складываю руки на груди.

Какая-то частичка меня радуется и наслаждается тем, что Чонгук оказался здесь. Все эти разговоры и перепалки — это сблизило меня с ним. Сделало возможным стать частью его жизни. Это уже происходило, и он пока что никак не пытался на это повлиять.

— И где же ЧонСок? — Чонгук смотрит мне за спину, будто выискивая там его силуэт. Я вдохнула запах его духов, чувствуя, что уже пристрастилась к нему. От него пахло свежо, словно успокаивающим лесным ветром, который покачивает ветви деревьев. Я смотрю на него и мнусь на месте. Не описать словами, как мне было неловко. Ведь слышать голос Чонгука по телефону было гораздо проще, чем стоять здесь, всего в двух шагах от его тела. И правила игры всё ещё оставались его — не мои.

Протест к этому вопросу отразился даже на моей мимике, но эта волнанедовольства тут же угасла, когда Чонгук протянул мне свою руку ладонью вверх.

— Что это значит? — спрашиваю я, но все же кладу свою ладонь в его, и все мои сомнения рассеиваются в новом разряде, прострелившем всё тело.

— Мы договорились, что ты скажешь мне правду после того, как поцелуешь его, — Чонгук притягивает меня к себе, положив вторую руку на талию. Его спина примкнула к дверце машины, и от неожиданности я рефлекторно вжалась ладонью в стекло. У меня подгибаются колени и появляется слабость в лодыжках. Теперь наши тела были плотно прижаты друг к другу, и я даже могла слышать вибрацию его сердца.

— И что ты хочешь услышать ещё?

— Что этот милый парень тебе не нравится, — его рот в миллиметрах от моего. Я чувствую запах ягодной жвачки в его дыхании, которое согревает мою щеку, — Потому что я не хочу только один поцелуй.

— Почему? — во рту пересохло, и мне показалось, будто временами я переставала дышать. Воздух стал слишком огромным для того, чтобы заполнить мои сжавшиеся легкие.

— А ты хочешь только один? — шепчет он мне в ухо, пока его рука скользит от моего запястья вверх по локтю и плечу, добираясь до шеи, и наконец широкая ладонь касается моей щеки. Большой палец мягко гладит меня по подбородку, и эти невесомые прикосновения отзываются во всем моем теле. Он смотрит на меня с немой надеждой в глазах, и это придаёт мне смелости.

— Да, только один.

— Ты врешь, — Чонгук слегка поддаётся вперёд, чуть ли полностью не стирая расстояние между нашими губами. Эти секунды показались пыткой, особенно когда я столько дней яростно желала поцеловать его. Я неосознанно представляла себе вкус этой жвачки на своем языке и затем с трудом возвращалась к реальности. Пытаюсь собраться с духом, чтобы чуть отступить назад, но притяжение наших тел оказывается сильнее моих волевых усилий.

— Нет. Свидание ведь прошло хорошо, — Чонгук сжимает меня крепче.

— Тебе нужно больше, чем хорошо. Скажи уже так, как есть, — я вижу, что он на волоске от того, чтобы не сорваться, и думаю, что в моих глазах можно прочесть то же самое, — Может быть он и милый, но тебе совсем не подходит.

— Я думаю, это как раз-таки то, что мне нужно.

— Ты лжёшь, Лиён. И ты здесь ради того, чтобы сказать мне правду, — он проводит подушечкой пальца по моей нижней губе, и я чувствую его солоноватый вкус. Чонгук несколько секунд смотрит на мой рот. Меня охватило острейшее желание поддаться вперед.

— Я и сама не знаю, что я здесь делаю.

— Знаешь, — конечно, Чонгук прав. Он видит меня насквозь, поэтому мне нужно научиться скрывать свои эмоции намного тщательнее, — Я мог бы запросто поцеловать тебя сейчас.

— Что тебе мешает? — тихо спрашиваю я.

— Наш договор, — Чонгук опускает ладонь с талии на ягодицу и щедро сжимает её. И это причиняет мне сладкую боль.

— Я сказала тебе правду ещё неделю назад, когда мы были в кладовке, — я шумно сглатываю и кладу свои ладони ему на торс, снова на секунду задумавшись о вероятности теории с бронежилетом.

— Но сейчас ты снова твердишь мне обратное, — он смотрит на меня ожидающе, потому что знает, что через некоторое время я сломаюсь и скажу ему то, что он хочет услышать.

— Чонгук… — я еле слышно вздыхаю и свожу брови к переносице, не в силах сформулировать мысль. Его близость ломает все мои представления о своей нормальной жизни.

— Твой страх не позволяет тебе быть настоящей. Но сейчас тебе нечего бояться, Лиён.

Мы сталкиваемся глазами, и словно застывшие, смотрим прямо в душу, будто пытаемся уличить на лжи.

В первый раз я увидела, как все смешанные чувства, бушующие у него в груди, отразились в блестящем взгляде напротив. Его глаза изводят меня, не дают покоя и заставляют дрожать.

Его лицо начинало обретать краски, словно вбирая в себя новый поток жизни. Чонгук нежно вплёл свои пальцы в мои волосы на затылке, целуя меня сначала в щеку, а затем в кончик носа. Я закрываю глаза в томном ожидании, чувствуя каждую дрожь, бьющую по ногам. Если бы он не держал меня, я бы давно сползла по нему вниз, словно по прямой поверхности.

— Если ты хочешь всего лишь один поцелуй, то скажи мне, что я совсем тебе безразличен. И после этого я отстану, — шепчет он, прежде чем поцеловать мочку уха.

Ты мне далеко небезразличен, Чон Чонгук, и ты это прекрасно знаешь.

— Глупый Чонгук, — говорю я и, положив руки на его шею, прижалась губами к его губам.

Это было так, словно прорвало плотину, и вся страсть, все эмоции и чувства, которые мы так долго сдерживали, вырвались на волю. Его губы были мягкими и сладкими, и вкус жвачки оказался совершенно не таким, каким я себе его представляла. Как я сумела сопротивляться так долго? Этот поцелуй был такой же невероятный, и я могла продолжать целовать его целую вечность. Чонгук проникал языком в мой рот и лаская долгими поглаживаниями, не секунду отрываясь, меняя положение головы, и снова примыкал к губам, пробуя их на вкус. И это прикосновение сразу взорвалось фейерверком чувств.

И чем больше он целовал меня, тем страстнее становились все его движения рук и языка, заставляя меня терять последние остатки самообладания. Его сердцебиение стучит у меня в ушах, и я чувствую все нетерпение и всю жажду, накапливающиеся в телах, как бомба замедленного действия. Я вцепилась пальцами в его плечи, прижимаясь к горячему телу ещё сильнее, хотя мы уже и так прижались друг к другу настолько близко, что ближе уже не представлялось возможным. Мои пальцы устремляются к нижнему краю его футболки и пробираются под неё, чтобы коснуться твёрдых кубиков пресса. Чонгук прервал поцелуй, но только для того чтобы одним движением руки поменять нас местами и прижать меня к машине. Едва я почувствовала поверхность двери, как я снова потянулась к его губам, обвивая руками его шею. Я чувствовала холод всей спиной, но он был не в состоянии охладить мою кровь.

Но этого было недостаточно. Позволив себе вспомнить свой сон, хриплый голос Чонгука и опытные движения его пальцев, это тут же заставило меня трепетать и целовать его ещё более страстно, чем прежде. Все мои мысли уже невозможно было выбросить из головы.

В моём затуманенном страстью мозгу пронеслась мысль, что никто не смог бы подарить мне такой спектр чувств, как Чонгук.

В этот момент весь мир катится к чертям, и всё, что происходит сейчас между нами, казалось нормальным, как и окружившая нас темнота ночи.

Чонгук разорвал поцелуй, глаза его горели, как огонь. И я не без удовольствия отметила, что его взгляд затуманился, и дыхание сбилось не меньше моего. Он облизал губы, влажные и розовые после поцелуя. Ослабив хватку на талии, Чонгук потянулся рукой к моему лицу и заправил выбившуюся прядь за ухо.

Это было невероятно, но это лишь малая доля того, на что он способен. Мне нужно ощутить тот же накал, который произошёл в актовом зале.

— Я пойду домой, — говорю я, сама ещё не до конца осознавая реальность после жаркого поцелуя.

— Моя машина сзади, — говорит он хриплым голосом, кивая мне за спину.

— Нет, я не сяду в неё.

— Почему?

— Потому что в ней может произойти что-нибудь нехорошее.

Чонгук довольно улыбается. От этого в уголках глаз появляется мимические морщины, и это очеловечивает его, ещё раз напоминая, что Чонгук всё-таки не воплощение греческого Бога.

— Ты у нас всё-таки развратная девочка, Лиён? — Чонгук закусывает губу и прищуривается, и я не знаю, что ему ответить, потому что от этих эмоциональных качелей я уже не совсем понимаю, что делаю.

— А ты значит стеснительный, — парирую я, чтобы уйти от ответа.

— Очень стеснительный, — он сексуально растягивает губы в улыбке, и от этого у меня внутри все переворачивается.

Наш смех разносится по улице и обстановка становится менее сексуально напряжённой. Я чувствую себя гораздо спокойнее, когда он улыбается, и такое ощущение, будто часть разума встала на место, как недостающий паззл. Как этот парень так умело управляет моим настроением и заставляет меня метаться между несколько состояниями?

— Тогда чтобы тебя не смущала моя машина, предлагаю завтра поехать ко мне домой.

Сердце больно стукнулось о грудную клетку. Я была безумно рада и смущена одновременно. То, что он позвал меня к себе домой, означает большее, чем просто посиделки у него в комнате или…

Я почувствовала, как к ушам и щекам прилила кровь. А вдруг это предложение действительно нужно воспринять совершенно буквально, и я просто как идиотка строю у себя в голове того, чего на самом деле и нет? Я украдкой взглянула на Чонгука, но понять, о чем он думает, по его спокойному выражению лица не представлялось возможным.

Чонгук вопросительно поднимает бровь, когда я в растерянности молчу, и судя по всему, до него вдруг доходит:

— Господи, зануда, я уже говорил, что без розы буду чувствовать себя дешевкой. А я что-то не вижу никакой розы в твоих руках, — говорит Чонгук и слегка отстраняется в поисках цветка. Я смеюсь и с меня будто сбросили сразу десять железных цепей.

— Просто есть много мест, куда мы можем пойти, кроме твоей комнаты.

— Не помню, чтобы я что-то говорил про свою комнату, — мурлычет Чонгук мне на ухо, большими пальцами поглаживая мои рёбра, — Ты сама об этом думаешь, звёздочка. Наверное, хочешь увидеть мою широкую кровать?

Этот вопрос выстреливает прямо в точку. Мне стало страшно, что Чонгук все это время мог слышать мои мысли, как те самые вампиры из романов.

— Может быть и хочу, — я трусь носом о его гладко выбритую щеку, — Это же невероятно — посмотреть на какой кровати все девчонки из школы теряли голову, — с долей иронии говорю я, и получаю смешок в ответ. Теперь усмешка на его губах казалась менее привычной.

— Ревнуешь?

Меня вдруг пронзает злость и чувство задетого самолюбия. Да, я ревновала его, но признаться, что я сгораю от этого противного ощущения, я не могла.

— Я не ревную без причины, Чон Чонгук, — говорю я со смешинкой в голосе, хотя внутри у меня проснулись чертики, которые твердили ударить Чонгука в железный пресс.

— Ты маленькая лгунья, — я получаю нежный укус в мочку уха, что заставляет меня содрогнуться и прижаться к нему.

Взглянув на дом, я увидела, как в окнах гостиной выключился свет, и это был яркий сигнал о том, что мне просто необходимо попасть домой до того, пока отец не решил почитать мне маленькую лекцию о поздних прогулках на улице.

— Мне правда пора, — с сожалением в голосе говорю я, и медлю, но всё-таки с трудом мягко кладу ладони на грудь Чонгука и отвожу его дальше от себя.

— Так мы увидимся завтра? — с немой надеждой в глазах задаёт вопрос он.

— Ну… — тяну я, отталкиваюсь от машины и затем прохожу мимо Чонгука, под сопровождением его заинтересованного взгляда, — Я подумаю об этом, — я шагаю назад спиной, надеясь, что через несколько секунд я не свалюсь задницей на асфальт.

Он смотрит на меня с прищуром своими хитрыми глазами, при этом сладко улыбаясь и держа руки в карманах брюк. Чонгук чертовски привлекателен, и ему действительно нужно что-то сделать с этим, чтобы я могла спокойно дышать и функционировать, когда он рядом.

Я в последний раз улыбаюсь и отворачиваюсь, но тут же, даже ещё не успев дойти до входной двери, слышу приближающиеся шаги. Чонгук схватил меня за запястье и, развернув к себе лицом, впился губами жадным поцелуем. И от этой нетерпеливости у меня снова закружилась голова и ноги сделались ватными. Господи, если бы кто-то сказал мне, что я буду целоваться с клише-парнем и сходить от него с ума, я бы рассмеялась им прямо в лицо. А если бы кто-то стал утверждать, что Чонгук умеет нежно обращаться с девушками, я бы никогда в жизни этому не поверила.

Мы целовались и целовались, мой язык уже не понимал, что он делает. И когда Чонгук отстранился, я не готова была снова его отпустить, хоть и осознавала, что мне пора идти. Я нахмурилась, все ещё тяжело дыша.

— Я не мог отпустить тебя не попрощавшись, — Чонгук последний раз чмокает меня в губы, и открывает входную дверь моего дома, чтобы рукой подтолкнуть меня в проход, — До завтра, — шепчет он и закрывает за собой дверь.

Чонгук в прямом смысле «доставил» меня целой и невредимой.

Я прислонилась к двери, забыв, что спешила поговорить с родителями. Стало даже немного страшно — разве можно быть настолько счастливой?

========== Часть 8 ==========

Утро начинается как обычно: отец отсутствует, мама готовит завтрак и все-таки дотошно расспрашивает меня о свидании. Бегло пересказав вчерашний вечер, конечно же, исключив историю с Чонгуком, я проглотила яичницу и направилась в школу.

Джиён уже ждала меня на крыльце, одетая в летнее желтое платье и босоножки на маленьком каблуке. Подруга никогда особо не любила юбки и все связанное с ними, поэтому увидеть ее в столь необычном образе было для меня удивлением.

— Привет, Лиён, — подруга тепло улыбается и крепко обнимает меня, слегка приподнимая вверх.

— Привет, милая. Что сегодня за день, что ты решила одеть платье?

— Вспомнила, что девчонки обычно носят вот это, — она берётся за краешек платья, — когда на улице жесть, как жарко, — я прыскаю от смеха.

— Да уж, неплохое решение, — взяв Джиён за руку, мы заходим в школу и идём к нашим шкафчикам.

Я бросаю на пол сумку и открываю шкафчик, набирая на замке знакомую комбинацию цифр.

— Как сходила вчера с придурком ЧонСоком?

— Прекрати. Он не придурок, — упрекаю её я, от чего Джиён закатывает глаза и одновременно открывает шкафчик, — И всё было нормально. Поужинали, и я поехала домой.

— Но судя по тому, во сколько ты позвонила мне, домой ты пришла поздно, — Джиён хмурится, уличив меня во лжи. Первое, что я сделала, когда вошла в комнату — это позвонила Джиён. Вчера я даже и не подумала, что стоит сразу рассказать о наших непонятных отношениях с Чонгуком. Я ещё не до конца была в них уверена, чтобы с счастьем в глазах пересказывать о том, что происходит между нами, но зато была полностью готова разбудить её и от волнения свести с ума странными разговорами о выпускном и свидании с ЧонСоком. Даже сейчас Джиён смотрела на меня с еле заметным опасением, будучи не совсем привыкшей к мой болтливости.

— На самом деле я ещё некоторое время гуляла кое с кем.

— С кем это?

— С Чонгуком, — Джиён удивлённо поднимает брови и распахивает глаза.

— Это тот, которого ты терпеть не можешь и обзываешь придурком?

— Да.

— И которого ты не хотела звать на выпускной?

— Боже, да, Джиён. Прекращай уже, — говорю я, и подруга радостно смеётся, прикрывая рот рукой.

— Нихера себе новость. И как все было? И какого хрена он к тебе приехал, чертовка? — Джиён облокачивается рукой о шкафчик, и её поза и выражение лица жутко веселят меня.

— Не знаю, как так вышло. Мы

переписывались и решили встретиться.

— Господи, Лиён. Я уже говорила, что он тебе нравится. С самого первого раза я поняла, что Чонгук зацепил тебя, а ты даже и не хотела мне признаться!

— Джиён, — с укором смотрю на неё я, — Я ещё не знаю…

— Да что тут знать? Боже, я тут со скуки помираю, а она даже не хочет рассказать мне, как он целуется, — эмоционально выкрикивает она, и я даже подхожу ближе, чтобы прикрыть ей рот ладонью. Некоторые проходящие мимо люди странно покосились на нас.

— Мать его, ты чего кричишь? — прошипела я и тут же засмеялась вместе с подругой, — С чего ты вообще взяла, что мы целовались?

— На твоем лице уже все написано. И тем более, ты думаешь я поверю, что Чонгук довольствовался бы только прогулкой по парку?

— Почему бы и нет? И мы, блин, не были в парке, Джиён.

Джиён с глупой улыбкой на лице облокачивается о шкафчик, а я снова разворачиваюсь к ней боком и достаю текст по английскому, который понадобится мне на первых двух уроках.

— Ну, если ты клюнула на него, значит он отличается не только красивой внешностью и умением целоваться, и я ахринеть, как рада, что это не ЧонСок, — я цокаю языком.

— ЧонСок — нормальный парень. Просто у нас изначально ничего не могло получиться.

— Конечно. Он слишком скучный для тебя.

— И дело не в этом, — я показываю на неё пальцем и открываю шкафчик, чтобы взять оттуда несколько учебников.

Я уткнулась глазами вглубь шкафчика, и невольно задумалась. Когда ЧонСок в первый раз пригласил меня на свидание, я не могла поверить своей удаче. Тогда я думала о том, как я рада, что он наконец-таки обратил на меня своё внимание. Это было именно то, чего я добивалась, но я не могла наслаждаться своей победой. Я, как мне казалось, была подавлена тем, что произошло в актовом зале. Но затем поняла, что моя подавленность была вызвана вовсе не наглым поведением Чонгука, а надвигающимся свиданием с ЧонСоком, и это ударило меня по больному.

— И к тому же, ты вчера хотела о чем-то меня предупредить, но я так хотела спать, что недослушала тебя до конца, — резко перевела тему я, отрываясь от настойчивых мыслей. Самоистязания мне уже хватило.

— А, да, чуть снова не забыла сказать, что в пятницу мы идём на вечеринку.

— Не получится. Я же готовлю декорации к выпускному, помнишь? — на самом деле меня уже не столько заботили декорации, сколько тайные встречи с Чонгуком.

— Господи, ну забьешь ты один день на свои декорации и оторвёшься единственный раз в году. Ничего от этого не случится. И возьмёшь своего прекрасного Чонгука, о котором ты мне, конечно же, ничего не рассказала, — с намеком в голосе протягивает Джиён, явно надеясь на то, что я быстро исправлю это и разложу всё по полочкам.

— Я расскажу, но чуть позже.

— Этим ты меня не сильно удивила.

За то, что Джиён никогда не давила на меня и ждала, пока я буду готова рассказать все сама, я была ей безумно благодарна. Но и одновременно всегда понимала, что не стоит с этим затягивать, чтобы ни испытывать сочувствие подруги на прочность.

Джиён явно хотела дальше расспрашивать меня о Чонгуке, но тут мне пришло смс на телефон. Посмотрев от кого, улыбка сама непроизвольно озарила мое лицо.

«Как ты смотришь на то, чтобы увидеться в кладовке после первого урока?»

— Вы хотя бы встречаетесь? — я невольно вздрагиваю, позабыв о присутствии Джиён. Я поднимаю взгляд и немного медлю с ответом.

— Нет, конечно. Мы просто напарники, — я сама не знаю, солгала ли я или сказала правду.

Безусловно нас притягивало друг к другу, словно магнитом, и это притяжение стало невероятно сильным с тех пор, как мы поцеловались. Это безудержное влечение не поддаётся моему желанию остановить это. Чонгук мне безумно нравится, и я жутко скучаю по нему с того момента, как мы попрощались вечером, но опасения, что он бросит меня, как это делает большинство мужчин, не страдающих дефицитом женского внимания, и получающих своё практически сразу, не позволяло мне стать уверенной в нем. По крайней мере до того момента, пока я не увижусь с ним снова.

— Лиён, я вижу, что ты врешь, — она вздыхает, и меня огорчает то, с какой лёгкостью меняется ее настроение и атмосфера между нами.

— Я не понимаю, что происходит, — я вздыхаю, запуская руку в волосы. Ловлю себя на мысли, что переняла эту привычку у Чонгука, — Иногда мне кажется, что мы — парочка из неудачных сериалов из девяностых. То есть совершенно друг другу не подходим.

— Ты ещё не встречалась с ним по нормальному, чтобы делать такие выводы.

— Мне кажется, что это очевидно и без всяких проверок.

— Лиён, — Джиён смотрит на меня строгим взглядом, — Перестань бегать от отношений с человеком, который тебе нравится. Совершать ошибки — это нормально. И никто заведомо не твердит, что это вообще является ошибкой, — я неуверенно киваю, прикусив губу, — Ты никогда не узнаешь, что будет дальше, если не попробуешь.

Я нервно вздыхаю и смотрю на настенные часы, мысленно отсчитывая минуты до конца первого урока. Джиён была права: избегать отношений — в любом случае не было выходом. Если я не попробую стать Чонгуку «кем-нибудь ещё», я все время буду жалеть об этом. Я в этом не сомневаюсь. Мне как воздух необходимо чувствовать, что я тоже ему небезразлична.

— И всё же, он поцеловал тебя? — я краснею и прикладываю подушечки пальцев к губам.

Отступать было поздно. Кроме того, Джиён человек разумный и, даже не зная никаких подробностей, успела дать мне хороший совет — наконец-таки перестать бегать от самой себя.

— Да.

— Надеюсь, ты заплатила ему за лучший поцелуй в твоей жизни? — издевается Джиён.

— Дурочка, — отшучиваюсь я, хотя Чонгук действительно целуется так, что ему стоило бы брать за эту плату. Слишком уж умело, — Это он должен мне платить за то, как я целуюсь, разве нет?

— И кто же тебя так научил? ЧонСок? — либо мы сегодня подерёмся, либо затравим друг друга, как пятиклассники. К счастью, пока что хотелось только согнуться пополам от смеха.

— Кстати о ЧонСоке, — неуверенно проговариваю я, правильно формулируя мысль, — Не могла бы ты пока не говорить ему о том, что между мной и Чонгуком?

— Что? Почему? — мы слышим, как звенит звонок, и толпа тут же приходит в движение.

— Вышло так, что ЧонСок все ещё надеется на то, что у нас есть шанс.

— Ты чего, серьезно, что ли? — с улыбкой на лице спрашивает Джиён, будто не доверяя услышанному. Но убедившись в том, что все, что я сказала — правда, ее улыбка тут же исчезает, — Ты, что, не сказала ЧонСоку, что нихрена между вами не может быть? — возмущённо спрашивает она

Сполна ощутив горечь своего поступка, я почувствовала себя настоящей стервой, которая позволила себе поиграть на чувствах лучшего друга. Как бы я не отрицала, что мотив заключался вовсе не в просьбе Чонгука, я всё равно понимала, что вру сама себе, и поступила я так именно поэтому.

И в любом случае вины Чонгука в этом не было. Ведь я могла просто не соглашаться, не идти у него на поводу и не быть недальновидной дурочкой. Но вместо этого я дала ЧонСоку шанс, ложную надежду на взаимность. И Джиён осуждает меня за это.

— Не совсем так. Я сказала, что пока что между нами ничего не может быть.

— Ключевое слово здесь «пока что? — она дёргает бровью вверх.

— Я знаю, что поступила, как полная идиотка, но я не нашла в себе сил оттолкнуть его.

— Пообещай мне, что в ближайшее время скажешь ему правду. Чем больше ты тянешь, тем вернее все испортишь, — Джиён нетерпеливо смотрит мне в глаза, с трудом ожидая ответа. Мы не обращаем внимания на то, что коридор полностью опустел, и урок начался несколько минут назад. Я знала, что она меня не отпустит, пока не услышит то, что хочет.

— Он может перестать разговаривать со мной.

— Он будет оскорблён, но хотя бы перестанет убаюкивать себя надеждой, которая никогда не осуществится.

— Ладно

— Что ладно?

Я изо всех сил делаю вздох, стараясь наполнить лёгкие воздухом, несмотря на то, что на грудную клетку будто положили гирю в сто килограмм.

— Обещаю.

Джиён сдержанно кивает и облизывает губы, пока её осуждающий взгляд действует мне на нервы. Закрыв шкафчик, мы идём к лестнице в сопровождении тяжелого молчания.

— И что ты имеешь против сериалов из девяностых?

***

Урок пролетел незаметно, будто за один миг. Утопая в своих мыслях, я сначала даже не поняла, почему все собирают вещи, и только через несколько секунд до меня дошло, что мне как можно быстрее нужно в кладовку. Я оживилась, быстро собрала свою сумку и пошла с Джиён и ЧонСоком к лестнице на второй этаж, шепнув ей, что вернусь через несколько минут. Подруга поняла всё без объяснений и игриво подмигнула мне, цокнув языком, а ЧонСок, конечно же, нахмурил брови и стал расспрашивать Джиён о том, куда я пошла.

Я забежала в туалет, расчесала волосы и побрызгалась своим любимым маленьким пробником, затем снова пошла вглубь по коридору прямо к кладовке.

Чонгук уже ждал меня, облокотившись спиной о полки и смотря в телефон. Но стоило мне открыть дверь, как все его внимание сконцентрировалось на мне. Он выглядел хорошо. На нем была белая льняная рубашка с расстёгнутым воротом и черные брюки. Как будто он только что вышел со съемочной площадки Голливуда. От этого становилось только хуже. Сердце готово было взорваться от того, как я скучала.

— Зачем ты меня позвал, Чон Чонгук? — спросила я, вложив в свой голос всё притворное непонимание. Чонгук улыбается и смотрит на меня смеющимися глазами. Я глотнула воздуха, но этот глоток был слишком мал.

— Хотел обсудить с тобой экзамены.

— Правда? — удивлённо хлопаю глазами я и еле сдерживаюсь, чтобы не испортить подхваченную Чонгуком игру. Ведь мне хотелось обнять его и прижать к себе до хруста костей, а вместо этого мы стояли слишком далеко, даже для этой невыносимо маленькой комнаты.

Не ответив, Чонгук подошёл к двери и закрыл её не замок, затем снова возвращая свой взгляд ко мне.

— Ты меня пугаешь. Как мы будем обсуждать их в тесной кладовке? — я небрежно кладу сумку в угол комнаты и обвиваю руками его шею, склонив голову в бок. Я смотрю на него, а он — на меня, а потом уголки его губ поднимаются в едва заметной ухмылке.

Чонгук всем телом прижал меня к двери, и я почувствовала жар его кожи и дыхания. Приблизившись, он запустил руку в мои волосы, а другой поднял мое лицо за подбородок и поцеловал. Крепко и чуть грубовато, но с таким упоением, что внутри меня что-то оборвалось и перевернулось сотни тысяч раз. Наверное, каждый поцелуй с Чонгуком будет самым долгожданным в моей жизни.

— Чонгук, — шепчу я, отрываясь от его губ. Он наклонился, упёрся своим лбом в мой и прикрыл глаза, — Я скучала.

— Я знаю, — так же тихо шепчет он, а потом вдруг подхватывает меня руками под бёдра и усаживает на прохладный столик с парой чистящих средств.

Жаркая коморка, маленький стол, запах химических средств, я и Чонгук. Мурашки по коже сменяются горячими волнами от поцелуя. Слабыми дрожащими руками я погладила участок его шеи над воротником белой рубашки и плотно прижала колени к его бёдрам, пододвигаясь к краю стола. Все, что сковывало меня сейчас — это огонь. Волшебный, безудержный огонь, в котором гореть было слишком легко и приятно. Сексуальное влечение между нами буквально било током. Я чувствовала, что если мы не остановимся, то меня задушит этот ураган эмоций, который доставляли мне руки и поцелуи Чонгука.

— А ты скучал? — спрашиваю я и невесомо целую губами его четко очерченную скулу.

Чонгук пробирается пальцами про кромку нижнего белья по краям. Даже страшно представить, насколько в таком положении задралась моя юбка.

— Скучал, — вместе с шумным выдохом вырывается слово, из-за которого на всех моих ранах выросли прекрасные цветы, тем самым на время залечивая всё, что доставляло мне боль.

Я положила ладони на его шею и притянула к себе, чтобы поцеловать. И этот поцелуй был неистовый, страстный, на который Чонгук откликнулся почти что инстинктивно, внезапно утратив всё терпение. Наши движения показались неуправляемым взрывом, будто мы мчались наперегонки, чтобы свести друг друга с ума. Его ладони скользили по моей спине, задерживаясь на лопатках и тут же переходя на ягодицы. Чонгук изучал каждый изгиб моего тела так, что мне казалось, будто он опасается, что я остановлю его или кто-то посмеет нам помешать. Казалось время остановилось, и мы целуемся бесконечно. За эти мгновения я открыла для себя сразу несколько видов поцелуев, начиная от легких прикосновений губ, заканчивая страстными, обжигающими, от которых становилось невероятно тяжело контролировать себя. Одни сменялись другими, и мне то казалось, что я лечу в бездну безумия, то, что сгораю в огне. Всем телом чувствовала, какой Чонгук напряжённый, горячий, как от него ускользает контроль, и в глубине души я была безумно рада, что способна лишить его самообладания.

Меня переполняли нежные чувства, которые делали меня слабой, и в одно и то же время по-настоящему сильной. Возможно, мне хотелось считать любовь этой самой нежностью, потому что я всё ещё боялась признаться, что влюбилась. В совершенно глупых, не располагающих к этому обстоятельствах. Хотя знала, что возникшее чувство в груди — это именно любовь. Та, которая доставляет боль, иногда лишая человека кислорода, но без которой скучно, пусто жить. Это спектр чувств, который может либо поднять тебя до небес, либо заставить чувствовать себя ничтожеством. То, что заставляет бросаться из крайности в крайность. Я ощущала именно это и от чего-то боялась своих чувств.

Когда Чонгук придвинулся и прижался к моей промежности пахом, опалив эрекцией сверхчувствительное сокровенное место, я вся дёрнулась и тут же была отвлечена новым завлекающим поцелуем. И от этого с досадой задала себе вопрос, не имея решимости произнести его вслух: зачем на нас вся эта одежда? Я потянулась пальцами к его рубашке и расстегнула остальные пуговицы, и он, повторяя за мной, расстегнул мою очень лёгкую летнюю блузку и вытащил ее из-под юбки. Он поцеловал линию челюсти и начал покрывать поцелуями мою шею, и я откинула голову назад. Его горячие губы спускались ниже к ключицам, целуя каждую косточку, затем провёл языком по кружеву бюстгальтера прямо над сосками. От этого огонь внизу живота стал ещё более ощутимым и невыносимым. Чонгук остановился, вернулся ко мне, чтобы вновь увлечь в жаркий поцелуй, а там, где только что был его язык, оказалась горячая ладонь. Там, где невыносимо быстро билось мое сердце.

Не знаю, почему не заметила, как он расстегнул мою блузку до конца, и как мои пальцы начали расправу с ремнём на его джинсах. Как позволила себе сойти с ума и потерять контроль над телом и разумом. Все было как в тумане.

И думаю, что позволила бы ему гораздо большее. Чонгуку стоило только продолжить это более настойчиво, дав мне понять, что тоже хочет этого прямо сейчас. Но он сдерживался, ограничивал себя объятиями, несдержанными прикосновениями и поцелуями, не позволяя себе чего-то более откровенного и запретного. Сами того не замечая, мы подошли к тому моменту, когда необходимо было сдержать выбор. Либо плюнуть на все и падать вниз, либо остановиться и остыть, чтобы не зайти слишком далеко. Так что мы должны были либо продолжить, либо остановиться, и мне и ему было невыносимо тяжело сделать выбор в пользу второго. Но мы сделали его и оторвались друг от друга практически одновременно, заглядывая друг другу в затуманенные глаза.

— Всё хорошо? — мягким с хрипотцой голосом спрашивает Чонгук, и от его интонации дико хочется улыбаться. Его губы покраснели и опухли после моих поцелуев, глаза горели сумасшедшим огнём. От этого меня снова распирало чувство гордости за то, что в данный момент этот парень без сомнений принадлежит только мне одной.

— Да, — киваю я. Я тяжело дышала, приоткрыв рот, и чувствовала, как горят губы. Я действительно перестала контролировать себя, отдавшись во власть ощущениям, которые были откровенно страстными. Хотелось сорвать с него всю одежду и пройтись ногтями по всем его мышцам на руках, спине и бёдрах, оставить на коже след, чтобы показать, что не только я принадлежу ему, но и он — мне. И с каждым поцелуем желание показать ему это усиливалось, — Только ты забыл сказать мне, что я сдаю экзамен на проверку самоконтроля, — Чонгук не выдержал и рассмеялся, поправляя пятерней слегка растрепанные волосы.

— Я думаю, ещё бы чуть-чуть, и ты бы провалила его, — Чонгук несколько раз поглаживает мои горячие бёдра ладонями, ещё больше разгоняя жар по телу. Возбуждение требовало выхода, плавило кости и толкало на безумные поступки.

— Признайся, ты ведь тоже хотел этого, — с улыбкой на лице сказала я, прежде чем убрать хрипотцу в голосе.

— Хотел. Но думаю кладовка — не самое лучшее место, — говорит он и неторопливо застегивает пуговицы на моей блузке.

— Согласна. Твоя кровать размером с Канаду сойдёт, — иронично говорю я, и он смотрит на меня с притворной строгостью, явно держа в памяти наши первые перепалки. Застегнув последнюю пуговицу, он целует меня в висок и аккуратно ставит на ноги.

— Мне пора идти, — говорю я, заправляя рубашку в юбку.

Чонгук недовольно вздыхает и отходит назад, облокачиваясь спиной о стену. Я поправляю волосы, чувствуя, как взгляд Чонгука буквально жжёт кожу, настолько он проникновенный. Взяла сумку с пола, и когда поддаюсь желанию повернуться, наши взгляды снова встречаются. Он делает шаг ко мне, затем ещё один, пока опять не прижимает меня к двери. Чонгук положил ладонь на мою щеку, погладив её подушечкой большого пальца.

— До встречи, — он снова поцеловал меня, и его язык проник ко мне в рот. Так нежно, что я вздрогнула и вся напряглась от переполняющих меня чувств, — Что думаешь делать вечером? — спрашивает он, прерываясь через каждое слово на новый поцелуй.

— Какие у меня планы? — лукаво улыбаюсь я и из-под прикрытых ресниц смотрю на его влажные губы.

— Да, малышка. Какие у тебя планы? — Чонгук трется носом о мой нос и затем целует его кончик.

— На самом деле кое-кому нужно доделать декорации, — мне и думать было трудно, не то, что говорить, когда он так чувственно целует меня.

— Тогда, я думаю, что мы можем совместить приятное с полезным, — я прыскаю от смеха.

— Чтобы вышло что-то полезное, нам нужно находиться на расстоянии двух метров друг от друга.

— Окей, я выдержу, — мурлычет он, и тут же я получаю невесомый поцелуй в щеку.

— Да ну? — щурюсь я.

— На все сто. А вот… — он чуть отодвигается и многозначительно улыбается, намекая, кто из нас двоих проигравший.

— Наглец, — возмущённо хмурюсь я, — Я тоже выдержу, Чонгук, — говорю я с вызовом.

— Спорим? — его руки тянут меня за талию к себе и прижимают ещё ближе к своему телу. Понимаю, что если Чонгук не отпустит меня, то все мое сумасшедшее существо не сможет больше сопротивляться обжигающему, почти ненормальному желанию.

— Ты все-таки не упускаешь возможность отыграться, — мои пальцы неосознанно проходятся по его затылку и теряются в волосах. Закрываю глаза и ощущаю себя птицей, которая мчится прямо к солнцу и не опасается обжечься. От его прикосновений кожа горела огнём, и от каждого касания импульсы разносили волны удовольствия по телу, доходя даже до кончиков пальцев.

— Боишься проиграть? — спрашивает Чонгук, крепко обхватывая мои бёдра.

— С тобой же мне нечего бояться, разве нет? — с трудом выдыхаю я, проводя носом по его шее.

— Быстро схватываешь правила, — нежно говорит он и быстро чмокает меня в губы, — Но ты хитришь.

— Боже, хорошо, — смеюсь я и обхватываю его лицо ладонями, — Спорим, — последний раз поцеловав его в губы, я прошептала:

— Мне пора, — я, не глядя, нашла ладонью ручку двери и открыла замок, — До встречи, — сердце сладко замирает, когда вижу озорную улыбку на губах Чонгука, но все же, вопреки своему желанию остаться, аккуратно толкаю его в грудь, и он немного отступает назад.

Закрыв дверь кладовой, я глубоко вздохнула, почувствовав резкое облегчение. Рядом с Чонгуком тяжело держать себя в руках и сохранять холодный ум, а если сказать честнее, то практически невозможно. Поэтому оказавшись за пределами комнаты, туман, пролезший в голову, рассеялся.

Комментарий к Часть 8

Заранее извиняюсь перед вами за все ошибки, которые я не исправила, но заболевшая ковидом я просто не имеет на это сил, а глава так и просится выйти из черновика. 🤪

Жду ваших отзывов! целую и обнимаю всех своих читателей ❤️

========== Часть 9 ==========

Закончив с одним из реквизитов к выпускному, я снова взглянула на электронные настенные часы и устало вздохнула. Чонгук опаздывал практически на тридцать минут с момента звонка на последний урок, и это жутко злило и расстраивало.

Подготовка моментально становится неинтересной и изнурительной, хочется поскорее попасть домой. Хотя несколько неделями ранее это происходило только в тех случаях, когда здесь находился Чонгук.

Временами наполняющее меня чувство стыда за свою слабость перед Чонгуком и огромная ответственность отрезвляли и заставляли работать дальше, невзирая на своё подвешенное состояние. Получив порцию безостановочного потока мыслей, я встряхнула головой и отставила реквизит в сторону. Иногда подумывала о том, чтобы написать ему сообщение, но тут же пресекала это, опасаясь показаться навязчивой.

В кладовой становится все более жарко, и открытое окно нисколько не спасает ситуацию, от чего делать декорации становится всё более невыносимо. Может это и счастье, что Чонгука здесь нет? Если бы он стоял вместе со мной в этой комнате и как обычно съедал меня своими лисьими глазами, эта духота убила бы меня заживо.

Допустив к себе воспоминания о сегодняшнем утре, мне снова стало стыдно. Я почувствовала, что краснею, щекам стало жарко, уши запылали. Мне стало стыдно за себя и за свои грязные мысли. Неужели я и правда позволила себе спросить у Чонгука, действительно ли он хотел секса со мной прямо в кладовой, а затем сказала про его огромную кровать? Я закрыла лицо руками и прошептала:

— Господи.

Дверь в актовый зал открывается, и я слышу отчётливые шаги, которые быстро приближаются к кладовой комнате. Моё сердце забилось, как пойманная птица. Я с волнением разворачиваюсь лицом к двери и поправляю прилипшие к шее волосы, подавляя в себе новый приступ стыда, чтобы не выглядеть такой жалкой. Но, к счастью или к сожалению, это оказывается не Чонгук.

— Чонсок? Что ты здесь делаешь? — неожиданно вырвалось у меня, но затем я сообразила, что от резко ударившего разочарования выдала все свои эмоции за раз и тут же сменила тон, — Боже, ты меня испугал.

ЧонСок встал в дверном проеме после моего резкого всплеска возмущения, но услышав последнюю фразу, с облегчением выдохнул и подошёл ко мне, сохраняя дистанцию. Я неосознанно сделала шаг назад, но тут же столкнулась со столом.

— Я пришёл помочь тебе, — ЧонСок кивает мне за спину, намекая на недоделанный реквизит, но я думаю только о том, насколько неловкая атмосфера успела сформироваться между нами буквально за один вечер. В один момент мне даже стало интересно: каково ЧонСоку стоять напротив меня и предлагать свою помощь, держа в памяти мой отказ на его чувства?

— Думаешь… — я стараюсь сказать хоть что-нибудь, хотя в голове минимум адекватных слов и предложений. Все мои мысли будто заключены в коробке с замком, к которому у меня нет ключа, — Хотя… да, мне нужна помощь. Ты прав, — на выдохе говорю я и переминаюсь с ноги на ногу. ЧонСок смотрит на меня с удивлением в глазах, а затем на мгновение приподнимает бровь. Казалось, что эту невыносимую неловкость из нас двоих чувствую только я. Он разговаривает со мной, как ни в чем не бывало, и даже это не уменьшает противное гложущее чувство внутри.

— Лиён, с тобой всё нормально? — ЧонСок сводит брови к переносице. Моя неестественность слов и движений поражали даже меня саму, поэтому поскорее натянув улыбку на лицо, проговорила:

— Да, просто я немного устала, — отчасти это была правда. И эта душная комната ещё больше провоцировала утомляемость.Как и отсутствие Чонгука.

— Именно поэтому я здесь, — ЧонСок поправляет свалившийся на локтевой сгиб портфель и засовывает руки в карманы.

— Почувствовал, что я умираю от жары? — отшучиваюсь я, дабы разрядить обстановку.

— Конечно. Я просто делаю то же самое, — он смеётся и все-таки кидает рюкзак на стул, — Уже успела посмотреть беседки на улице?

— Я забыла про них, — виновато улыбаюсь я, мысленно хлопая себя по лбу за забывчивость. Или, если быть точнее, за то, что за все время, что я нахожусь здесь, я только и делала, что думала о Чонгуке, который словно провалился сквозь землю, — Ты, наверняка, повесил всё, как я сказала?

— Точь-в-точь, — гордо говорит он и костяшкой указательного пальца проводит по брови.

— Сходим посмотреть? — спрашиваю я, надеясь, что мы наконец таки выберемся из этой невыносимой комнаты.

— Конечно.

Как только мы переступаем порог кладовой и выходим в обширный актовый зал, сквозняк, проходящий через окна, обдал меня тёплым летним ветром, и от этого секундного ощущения полной свободы мне захотелось кричать от радости.

— Господи, невыносимо хорошо, — говорю я и прикрываю глаза, застывая на месте, где ветер еле заметно поднимает мои волосы. Слышу смех ЧонСока, и это даже расслабляет меня и позволяет забыть, как некомфортно я сейчас себя чувствую. За несколько секунд появилась надежда, что всё стало как раньше.

— Лиён, послушай, — его тон меняется, становится более серьёзным и нервным, как и нависшая атмосфера, — На самом деле я пришёл не только за этим, — я резко открываю глаза, и мы сталкиваемся взглядами. ЧонСок оглядывается по сторонам, словно разыскивая кого-то и затем подходит чуть ближе. Теперь дистанция между нами изменилась, и в душе потихоньку нарастала паника. Я боялась того, что будетдальше, и того, что он скажет, и не была к этому готова.

— А для чего? — спрашиваю я и убираю хрипотцу в голосе, чувствуя сильную сухость во рту, — ЧонСок, если ты о том, что произошло…

— Я вовсе не об этом, — прерывает меня он и становится напротив. Видимо, чувствуя мое напряжение, еле заметно делает шаг назад, и этот жест, кажется, срывает с меня железные оковы, которые не позволяли нормально дышать. Я скрещиваю руки на груди и одной рукой заправляю волосы за ухо, все ещё чувствуя, как неприятно они прилипают к коже, — Я просто подумал… Если у тебя всё ещё нет пары, то я хотел бы пойти с тобой на выпускной.

В животе у меня что-то оборвалось и упало. Теперь уже хуже некуда.

— Ты шутишь? — я посмотрела на его непонимающее выражение лица и поняла, какую глупость успела сморозить.

— Нет. Зачем мне шутить о таком? Я хочу пойти с тобой.

Я внимательно смотрела в его глаза, ища хотя бы намёк на то, что все сказанное им — обман. Но не нашла и тени лжи. Я чувствовала себя уязвимо и растерянно, не зная что, ответить. Ведь я хотела пойти вовсе не со своим другом, а с человеком, который всей душой ненавидит подобные школьные мероприятия и не дал даже намёка на то, что хотя бы немного хочет этого.

— Разве ты не говорил, что не сможешь?

— Да, но…

Продолжить, к счастью, мы не успели. Дверь в актовый зал с шумом открылась, и повернув голову, мое сердце пропустило удар при виде Чонгука. Застигнутая врасплох, я опустила взгляд на свои кроссовки, еле сдерживая улыбку. Появившееся ранее удивление и неловкость тускнели в потоке вырвавшихся в животе бабочек, уходя на второй план. Не показывать то, что мое тело стало шипучим, как встряхнутая бутылка колы, было тяжело. Я сделала жалкую попытку притвориться спокойной и выпустила волосы, закрывая покрасневшие уши. Страшно хотелось повернуться к нему и взглянуть на его лицо, подойти ближе и спросить, какого черта он опаздывает, но сделать этого не могла — боялась и стеснялась. Особенно при ЧонСоке.

Никто из нас все ещё не произнёс и слова, и возникшую между нами накаленную атмосферу ощущал каждый.

— Может поговорим на улице? — предпринимаю попытку выйти из помещения, где находится Чонгук, потому что даже не видя его, я чувствую его жгучий взгляд, который не даёт мне покоя. Я сразу поняла, что ещё немного, и он скажет что-то плохое. И Чонгук меня не подвёл.

— Мне некогда ждать, пока вы обсудите свои занудные дела. Так что проваливай, ЧонСок, и поскорее, — чувствую, как внутри парня закипает злость, но, на мое удивление, ЧонСок только несколько секунд сверлил его взглядом, но уходить даже и не думал.

— От пяти минут не умрешь, — говорит он и снова возвращает свой мигом потеплевший взгляд на мое лицо, — Пошли, Лиён, — он аккуратно кладёт свою руку мне на плечо и осторожно подталкивает назад к выходу из зала.

— Отойди от неё, — поворачиваю голову и смотрю на приближающегося к нам Чонгука. Он выглядит угрожающе в чёрных джинсовых шортах и чёрной футболке, которая подчёркивает мышцы его рук. Мы приостанавливаемся, но я всё ещё чувствую ладонь ЧонСока на своём плече, и от того, как Чонгук смотрит на это, мне становится не по себе, — Ты плохо слышишь? Я сказал, отойди от неё.

— Что тебе нужно, Чонгук? — рычит ЧонСок, и его ладонь тут же соскальзывает с моего плеча, что даёт мне возможность преградить Чонгуку путь. Я уверена, что ЧонСок, как и я, не знает, откуда у него взялась эта смелость на пререкания с ним, — Иди к черту заниматься своими делами.

Я с опаской смотрю на Чонгука, и вижу, как в его чёрных глазах блестели огоньки, и лицо выражало такую злость, будто сейчас он не прочь бы причинить ему какие нибудь неприятности. У меня было такое ощущение, что все это происходит не со мной и Чонгука тут нет, но действительность подсказывала обратное. Я хотела одного: схватить его за руку и сбежать.

— Чонгук, все в порядке, мы просто…

— Что вы просто? — недовольно нахмурился он. Я замялась, в который раз не зная, что сказать.

— Мы просто шли посмотреть на беседки. Тебе не из-за чего беспокоиться.

— Слышал Чонгук? Тебе не из-за чего беспокоиться, — ЧонСок проговорил это так, будто понял всё, что происходит между мной и Чонгуком ещё с того раза, как первый раз застал нас после поцелуя. Теперь я не сомневалась: ЧонСок знает, в чем дело, и нагло провоцирует его. Было слишком глупо с моей стороны предполагать, что он слеп, чтобы заметить мою стыдливую реакцию на появление Чонгука. Я с каждой секундой чувствовала, с какой силой нарастает это напряжение. Они обязательно продолжат эту бессмыслицу, если я не вмешаюсь.

— Мне нет, а вот тебе — да — Чонгук отводит меня в сторону и делает шаг навстречу ЧонСоку. Они даже не заметили, в какой момент я снова оказалась между ними двумя, придерживая их обоих ладошками за грудь. Словно это могло как то помочь мне предотвратить стычку, — Стоит побеспокоиться за свой нос, который ты суёшь в чужие дела. И за руки, которые тебе стоит держать подальше от неё.

— Это мое дело, потому что, Лиён — моя подруга.

— ЧонСок, пожалуйста, прекрати, — жалобным голосом прошу я и заглядываю в его глаза, которые только и делают, что прожигают Чонгука.

— Нет нет, звёздочка, пусть он скажет, что думает, — я поворачиваю голову к Чонгуку и замечаю едкую усмешку, которая когда-то часто была обращена ко мне. Я сильнее вжалась ладонями в их грудные клетки, чувствуя тяжесть дыхания и биение сердец. «Звёздочка» взбесила ЧонСока ещё больше.

— Ты просто морочишь ей голову. Уверен, что пытаешься сделать с ней то же самое, что и с остальными. Не думай, что тебе сойдёт это с рук, — я совершенно точно слышала, как Чонгук сжал свои зубы, и как пошевелилась его челюсть. Он аккуратно положил руку на мою ладонь и убрал со своей груди, ловко отводя меня в сторону.

— Все сказал? — Чонгук хватает его за грудки

— Чонгук, не надо, — я хватаю его за запястье, безуспешно пытаясь отодвинуть его от ЧонСока и снова встать между их телами, но тот быстро выскальзывает из моей хватки и рукой с лёгкостью заводит меня за спину.

— Она не твоя собственность, — шипит ЧонСок и после этого, он вытащил чеку из гранаты по имени Чонгук.

Я присела на ближайший стул и прикрыла глаза руками, слыша, как они кряхтят и перекатываются по полу. Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как началось это безумие, но когда, убрав ладони от лица, я увидела, как Чонгук уложил ЧонСока на лопатки и нанёс первый удар по лицу, я вскочила и прокричала:

— Мать его, Чонгук, прекрати! — Чонгук останавливается с занесённым вверх кулаком и поворачивает голову в мою сторону. Его бровь разбита, грудная клетка то быстро опускается, то быстро поднимается. Я смотрю на него без ненависти. И без страха. Мы молчим несколько секунд, смотря друг другу в глаза, и впервые я почувствовала в нем какое то отчаяние. Почти незаметное, с которым он изо всех сил старался справиться, и я не была уверена, что это было вызвано только вспышкой гнева. Только потом, яростно взглянув в глаза ЧонСоку, он разжал пальцы, выпустив из стальной хватки его рубашку.

— Потом скажешь ей спасибо за то, что я не успел сломать тебе нос, — говорит Чонгук и поднимается с колен, оставляя такого же измотанного ЧонСока на полу.

Вдоволь перепугавшись, с волнующимся сердцем в груди я проводила взглядом то по Чонгуку, который вытирал кровь с губы, то на ЧонСока, с трудом поднимающегося с пола. Только сейчас я позволила себе облегченно выдохнуть воздух и расслабить мышцы.

— Ты в порядке? — спрашиваю я, когда подхожу к ЧонСоку. У того течёт кровь из носа, — Пойдём сходим в мед пункт, пожалуйста.

— Не издевайся, Лиён.

— Нет, пошли со мной, — говорю я и беру его под руку, в последний раз бросив разъярённый взгляд на Чонгука, который стоит у стены и неотрывно наблюдает за всеми моими действиями. И в конечном итоге позволяет нам уйти, не сказав мне и слова.

***

Настойчивая вибрация телефона, которая стучит по голове, словно по барабану, будит меня от глубокого вечернего сна. Руки затекли от неудобного положения, и при первом же движении их пронзили прострелы. Лучи садящегося за горизонт солнца, пробивались через занавески и приятно грели ослабленные ноги. Отойдя ото сна, я потёрла глаза и взяла в руки телефон. Имя Чонгука на дисплее заставляет содрогнуться.

«Нужно поговорить»

Я поднялась на локтях на кровати и с содроганием в сердце стала думать о возможных темах, которые он хочет обсудить. В голове возникает только сегодняшний случай с ЧонСоком, но из-за сонного состояния кажется, что меня ожидает что то ужасное.

«Когда?»

«Через десять минут. Я буду около твоего дома»

Я в замешательстве снова ложусь спиной на мягкую кровать. Чувствую, что нахожусь в тупике, не имея понятия, как одновременно сохранить дружеские отношения с ЧонСоком и не потерять Чонгука. Совершить выбор казалось невыполнимой задачей, потому что жертвовать тем, кто для тебя важен в пользу другого необходимого тебе человека — тяжело. Особенно, когда во мне присутствуют сильные нежные чувства, но отсутствует твёрдая уверенность в Чонгуке. Хоть и осознаю, что уверенности здесь пока и нет места по логичным причинам, но это всё равно гложет сердце и заставляет меня сомневаться. Или, может, в этом виновато мое ненормально сильное желание получить это спокойствие сразу?

Чонгук взорвался, как атомная бомба, увидев меня с ЧонСоком, и успел навредить ему. И его взгляд до сих пор не даёт мне покоя. Это точно были не отголоски отчаяния, а такая же неуверенность в груди. Неуверенность во мне и моих чувствах. Это могло объяснить то, что он сорвался с цепи, словно голодная борцовская собака.

Чонгук избегает любой ситуации, в которой ему могут причинить душевную боль, старается обезопасить себя. И делает это настолько сильно, что мне пришлось доказывать Чонгуку свои чувства, целуясь с лучшим другом, который больше не мог стать мне чем то большим. Звучит бредово, как и вся сложившаяся ситуация. Но от Чонгука, как от полной моей противоположности, теперь было сложно ожидать чего то другого. Мне нужно было либо принять его таким, какой он есть, либо отказаться от него. Но последнее я не могла и тем более не желала делать. Да, можно приложить усилие для того, чтобы не показывать, не проявлять эмоции, но от этого я не перестану их испытывать и сгорать от того, насколько они сильны. Они будут травить меня изнутри и мучить, пока я не дам им волю снова. Поэтому несмотря на его поступок, я жутко хотела поговорить с ним, узнать, что творится в его душе и мыслях.

И ко всему этому меня пугало, что я нуждаюсь в Чонгуке в сотни раз больше, чем в своих друзьях, которых я не хочу потерять. Мне невыносима мысль о том, что я могу лишиться таких людей, как Джиён и ЧонСок. Меня не покидало ощущение, что что-то сломалось, но это нет возможности починить. Возможно это было доверие и понимание между мной и ЧонСоком. Мне жутко хотелось вернуть то, что было раньше, но ни в коем случае я не хотела возвращаться туда, где нет Чонгука.

Я встала и пошла в ванную, чтобы умыться водой. Лицо от переполняющих меня эмоций перестало гореть, но напряжение осталось таким же сильным. Подняла голову и взглянула на отражение.

Моя жизнь перевернулась на «до» и «после» встречи с Чонгуком. Я не могла перестать сравнивать его с остальными людьми и убеждаться в том, что он, чёрт возьми, нужен мне. Выпускной, за который я боролась всеми силами, стал не таким уж и ожидаемым, и университет, от которого я получила согласие, порадовал меня всего лишь на пятьдесят процентов из ста. Стоит мне бояться этого? Сначала я часто думала, что он исчезнет из моей жизни, как мираж, что больше никогда не появится в ней и, наверное, была этому рада, но теперь я боялась, что это правда может случиться. Возможно, Джиён была права — когда я яростно смотрела на Чонгука, с неприязнью на лице отвергающего Ёнсо, на самом деле он уже начинал мне нравиться, несмотря на всё, что он делал и говорил. Чонгук уже был мне небезразличен. Я думала о нем, когда приходила домой и рассказывала об этом родителям, когда стояла у шкафчика или снова разносила плакаты, размышляя, сорвёт ли он один из них или обойдёт стороной, даже не взглянув. И не прекращаю делать это сейчас. Мне определённо должно быть страшно.

Я наспех расчесала волосы, чуть подкрасила ресницы, надела брошенное на стул летнее белое платье, спустилась, натянула лодочки на массивном каблуке и вышла. От резко ударившего в лицо солнца я сощурила глаза и вытянула вперёд руку, скрываясь в тени, но всё же успела заметить машину Чонгука напротив дома.

Я залезаю в машину и почти теряю сознание. Запах Чонгука здесь настолько интенсивен, что кажется, будто он прожарен солнцем и запечатан в этом небольшом пространстве. Я дышу урывками, вжимаюсь в сиденье и поворачиваю голову к Чонгуку. Его глаза ядовито-чёрные, почти что строгие, и мой взгляд ненароком возвращается обратно. Что бы у него там не было в голове, мысли у его определённо не хорошие.

Краем глаза вижу, как пальцы Чонгука обхватывают руль, и затем машина трогается с места. Я корчусь на сиденье пока мы едем в молчании. Упрямо смотрю вперёд, рассматривая дорогу, хотя способна думать только о том, как, черт возьми, может пахнуть его дом, если даже в маленькой машине я теряю рассудок.

— Не хочешь извиниться? — с недовольством в голосе спрашиваю я, так и не вернув свой взгляд к его лицу. Я не могу позволить, чтобы он так ловко выкрутился, всего лишь посмотрев на меня своими глазами, от которых у меня бежит табун мурашек по позвоночнику.

— Хочешь, чтобы я извинился? За что же? — впереди загорается красный, и Чонгук останавливает машину. Я смотрю на него, и он моментально окидывает взглядом мои губы и бёдра.

— За то, что не умеешь держать свои руки при себе.

— Может быть ты хочешь, чтобы я извинился и за то, что он трогал тебя? — огрызается он, и в его глазах появляются искорки злости, — Я не собираюсь извиняться за то, что как раз таки твой херов друг не умеет держать свои руки подальше от тебя. И чего ты вообще так беспокоишься за него?

— Потому что мои друзья мне небезразличны, — друг от друга нас отвлекают только гудки машин позади и череда дорожных ругательств. Он замечает зеленый свет и давит на газ, — И если, честно, мне не особо хочется, чтобы ты бил каждого, кто касается меня пальцем.

— Хорошо. Допустим, что вы друзья навеки и прочая херня, но о чем таком серьёзном ты собиралась поговорить с ним, что не прочь была уйти подальше от меня?

— Я шла поговорить с ним о выпускном. Он пригласил меня, — на одном дыхании выпалила я. Через секунду Чонгук резко притормаживает, чтобы не врезаться в машину впереди, и сворачивает на боковую дорогу, останавливаясь. Тяжело вздохнув, он облокотился локтем о подлокотник двери.

— Повтори?

— ЧонСок пригласил меня на выпускной, — уверенно повторяю я, хотя сама не против была бы сбежать из машины подальше от нервного Чонгука, который, как мне, по старой привычке, показалось, хочет меня убить.

— И что ты ответила?

— Пока еще ничего, — мне показалось, будто я метнула гранату, и ждала, когда она наконец взорвется. Чонгук провёл рукой по волосам и откинулся головой на спинку сиденья, будто он не слышал ни слова из того, что я сказала. Но затем он бросает на меня взгляд, полный злости, что я чувствую, как у меня сжимаются все внутренности.

— Что же решила? — спрашивает он тихим хриплым голосом, который никак не сочетается с недовольством, написанным на лице.

— Я ничего ещё не решила.

— Блять, Лиён! — прикрикнув, он подпрыгивает на сиденье и наклоняется чуть ближе ко мне. Он пугает и притягивает меня одновременно, — Если я увижу его рядом с тобой на выпускном, я совершенно точно сломаю ему нос и даже не задумаюсь. Ты моя, ясно? Ты моя и принадлежишь мне. Донеси это до своего друга-идиота.

Чонгук серьёзен во всех своих словах, и я ни на секунду не сомневалась, что он обязательно сделает это. Мне, конечно, было и безумно радостно от того, что он считает меня своей, но и одновременно страшно за то, каким вспыльчивым он может стать, если только увидит меня рядом с ЧонСоком вновь.

— Раз я твоя, то какого хрена ты всё ещё не пригласил меня?

Чонгук молчит, вероятно, застигнутый врасплох неожиданным вопросом. Он забрался пальцами в свои волосы, явно намереваясь их выдрать, и снова откинулся на сиденье.

Его молчание удивило меня не меньше, чем Чонгука мой вопрос. Я почувствовала себя неловко, думая, что ещё несколько секунд, и он откажет мне, посмеявшись в лицо.

— Прости меня, — я вздрагиваю, словно маленький ребёнок, услышавший раскат грома.

— Да ну? — не веря своим ушам, со смешком в голосе переспрашиваю я и смотрю на него сбоку, рассматривающего кожаную обивку руля.

— Я говорю прости, — Чонгук поворачивается ко мне и подтягивается вперёд. Наши лица почти касались друг друга, — Я виноват перед тобой. Но я бы еще раз с радостью набил бы ему лицо за то, как он смотрит на тебя, и как ты беспокоишься за него.

— За то, как он смотрит на меня? — удивляюсь я, — Разве ты не палишься тем, что смотришь на меня так же? — издеваюсь я и чуть улыбаюсь.

— Нет, — Чонгук касается пальцами моего лба, убирая пряди в сторону, — Мой взгляд делает с тобой более плохие вещи, — золотистые искорки злости переменились в хищное пламя, и и я вздохнула от нахлынувших эмоций и жара. Чонгука определенно можно было сравнить с хищником. Агрессия, притягивающие глаза, оскал — всё это ему присуще.

Чонгук терпеливо ждёт моего ответа, разглядывая мое пылающее лицо, и берет за руку. Я опустила глаза, рассматривая наши ладони, сплетенные в замок. Большим пальцем он начал поглаживать выпирающие костяшки, и это было невероятно странное ощущение, переворачивающее изнутри всё вверх дном.

— Когда я вижу, как он позволяет себе касаться тебя, я хочу уничтожить его.

— Чонгук… — я предпринимаю попытку вставить хотя бы слово, но он кладёт большой палец второй руки на мои губы и теперь уже почти шепчет в них.

— Ты слышишь? Мне хочется убить его, когда он трогает тебя. А ты ещё и собралась уйти с ним смотреть свои чертовы беседки. Ты меня провоцируешь, уделяя ему дохера внимания.

Я уверена, что раньше подобные слова подвергли бы меня в ужас. Но сейчас я испытывала нарастающее возбуждение, которое не давало мне спокойно сидеть прямо и смотреть на него, сдерживаясь от поцелуя. Я была такая же чокнутая, как и Чонгук.

— Ты не понимаешь, что говоришь, — так же шепчу я, всеми силами стараясь не смотреть на его губы.

— Ты же знаешь, что я всё прекрасно понимаю, — Чонгук отпускает мою ладонь и следует рукой вверх по бедру, пока не доходит до выпирающей тазовой кости. Стало невыносимо жарко, и дело было вовсе не в летнем вечере. Его прикосновения просто обжигали, поэтому я предприняла попытку убрать его руку, но он лишь крепче сжал кожу пальцами, — Я как раз таки понимаю, что из-за тебя во мне… что-то странное происходит. И меня пугает это до усрачки.

Я устала гадать и чувствовать неуверенность, даже несмотря на то, что прошло слишком мало времени для этого, я ничего не могла с собой поделать. Это терзало меня против воли, и если бы я могла заглушить это противное ощущение, то без всяких сомнений сделала это. Но на это способен только Чонгук и его ответы на мои вопросы.

— Но почему? — Чонгук непонимающе, еле заметно качнул головой в стороны, нахмурив брови, — Почему ты рядом со мной? Почему ревнуешь к ЧонСоку? Почему продолжил заниматься этими чертовыми декорациями? — вопросы так и сыпались неожиданным, безостановочным потоком.

Чонгук облизнул губы, тяжело вздохнул и затем сказал:

— Наверное, потому что ты нравишься мне. И потому, что хочу быть с тобой и не в состоянии делить тебя с кем либо ещё. И потому что безумно хочу тебя.

Я в удивлении уставилась на него, не ожидая услышать всего того, что он сказал мне. Первые несколько секунд не могла поверить своим ушам.

— Теперь ты ответь на мои вопросы. Почему ты хотела быть со мной, но отталкивала? Почему ты заставляешь меня ревновать? И почему ты хочешь меня, но и одновременно боишься?

У меня замерло дыхание и стало катастрофически сложно дышать. Как он умудряется попасть во все мои болевые точки?

Он смотрел на меня слишком проникновенным взглядом, не отрывая его не на секунду, и от этого мне самой безумно захотелось ответить на все его вопросы.

— Потому что… я никогда в жизни не испытывала того, что испытываю с тобой. Ты всего лишь смотришь на меня, а мое тело уже становится неуправляемым, — я снова перехожу на шёпот, словно нас может кто-то услышать, — Сегодня в кладовой… мы же чуть не перешли черту. Я не могла себя остановить и задавала совершенно тупые вопросы, за которые мне сейчас стыдно.

— Тупые вопросы? — переспрашивает Чонгук, не до конца понимая смысл моих слов.

— Я спросила тебя, хотел ли ты… — я замялась и приоткрыла рот, не находя в себе смелости закончить предложение до конца, — Блин, — выругалась я и заёрзала на сиденье.

Ну ты и слабачка, Лиён.

— Хотел ли я взять тебя в кладовой? — его голос стал таким низким и томным, что от его близости мне стало совсем невыносимо. Каждое его слово впилось в меня, как иголки.

Это вогнало меня в краску, и я отвернула голову от его лица, пряча глаза. Зачем он говорит такие вещи, от которых у меня все внутри переворачивается с ног на голову?

— Тебе серьезно стыдно за то, что ты спросила у меня это? Лиён, мне безумно нравится, когда ты говоришь то, что у тебя на уме. И не буду скрывать: я хочу услышать этот вопрос снова, — он кладёт ладонь на мою щеку и разворачивает лицом к себе, заглядывая в глаза, — Сегодня в кладовой… ещё бы чуть чуть, и я бы не смог сдержать себя, но я сделал это, потому что не хотел заниматься с тобой сексом в школьной каморке. Сделал, потому что ты — не такая, как все остальные. Я всё, что угодно совершил бы, лишь бы ты снова оказалась между моих ног с расстёгнутой рубашкой, но только не в этой гребаной кладовой. У меня крыша едет, когда ты рядом.

От удивления приоткрыв рот, я застыла. Этими словами Чонгук только что признался, что он считает меня другой, не похожей на всех остальных так же, как и я его. И испытывает он ко мне то же самое, что и я, и сгорает от чувств, сходит с ума, как это делаю я. Я нравлюсь ему, как и он мне, даже слишком.

Краем замутнённого сознания, я понимала, что никто из нас не делает ничего такого, но у меня уже было настойчивое ощущение, будто мы занимаемся сексом. Возбуждение охватывало все сильнее, и это пьянило меня. Его взгляд погружается глубже, чем это возможно, куда-то слишком далеко. Во мне всё горело, бурлило, придавая смелости. Его пальцы медленно пробрались под меня, хватая за ягодицу и притянули чуть ближе к себе, чтобы жадно впиться в губы. Это был наш первый поцелуй после того, как мы оба признались, что сходим с ума от этих чувств. Наши языки терлись друг об друга, и я краем глаза заметила, как он прикрыл ресницы от удовольствия. Теперь я скользнула пальцами по его шее, а затем зарылась в волосах, взлохматив идеальную причёску. Чонгук ловко пробрался руками под платье и мягко погладил кожу на талии, заставляя меня трепетать от каждого движения ладони.

Так мы целовались ещё долгое время, разогреваясь, но затем страсть заиграла ярче, прогоняя всякие сомнения из сердца, и голова отключилась, уступая руководство неконтролируемым эмоциям. Чон придвинулся ближе, так же зарылся пальцами в мои волосы и притянул ещё ближе к себе. В несколько простых движений, за которыми я не могла больше следить, Чонгук потянул меня к себе, не разрывая поцелуя, и теперь я оседлала его бёдра, вдавливаясь спиной в нижнюю часть руля. Мы находились не просто близко друг к другу: нас разделяла лишь тонкая ткань моего белья и его шорты. Сидеть на нем и чувствовать, как сильно он возбуждён, было невыносимо хорошо и тяжко от того, что я не имела возможности деть льющееся через край напряжение. Тело быстро горело в огне, воздух застрял где то в горле, и я попыталась отстраниться назад настолько, насколько мне позволяло пространство. А позволяло оно катастрофически мало.

Любое мое движение задевало бугорок в штанах Чонгука, и это смущало меня больше всего на свете. Уверенность куда то в страхе убежала из машины, оставляя меня один на один с возбуждением парня. Почувствовав, как я отодвигаюсь, Чонгук тянет меня на себя, больно вцепившись руками в бёдра, и от этого я оказываюсь ещё ближе к его паху, чем прежде. Он разрывает поцелуй и облизывает губы, заглядывая в мои глаза. Смотрит на меня, будто находясь под кайфом, но знаю, что он прекрасно осознаёт, что делает с моим телом. Я нырнула в этот круговорот, отдаваясь ему полностью, всей душой и телом, и в этот момент принадлежала лишь ему. И Чонгук это прекрасно знал, наслаждаясь властью надо мной в полной мере.

— Иди ко мне… — совсем тихо шепчет он. У меня никак не получалось набраться уверенности и поцеловать его снова, а тем более пошевелиться, потому что каждое соприкосновение нашего возбуждения било током все тело, измываясь над ним и прося разрядки, — Ну же… — еле слышно шепчет он и пододвигается ко мне сам, жадно целуя в губы и утопая в чувствах вместе со мной. Наклонив голову, я шире приоткрыла рот и неуверенно скользнула языком по верхней губе, однако Чонгук быстро подхватывает меня и мягко обводит его по кругу, после сталкивая наши губы.

Когда Чонгук ведёт руками вниз по спине и придвигает меня вплотную к своему телу, я снова ёрзаю на его эрекции и от этого не сдерживаю стона, который так долго сидел в моей грудной клетке и желал вырваться наружу. Чонгук, который судя по всему тоже не ожидал такого с моей стороны, тут же промычал что то в поцелуй и качнул бёдрами вверх, задевая все существующие чувствительные точки в промежности. Обхватываю его щеки ладонями и несдержанно трусь о его пах. Снова и снова, теряя разум, наслаждаясь его грубыми ладонями, обхватывающими мои ягодицы. Отрываюсь от его губ, вынуждая Чонгука открыть глаза и шумно выдыхаю, когда он массирует руками ягодицы, то сводя их вместе, то разводя в сторону. Зубами касается моей шеи, кусает кожу, вызывая дрожь внизу живота. Всё там горит и пульсирует, и я не представляю, как найти в себе силы остановиться. Пальцы одной его руки приближаются к заветному месту, а другая перемещается на мою грудь и сжимает её. Я чувствую, как тело инстинктивно дёргается ему навстречу. Он нежно кусает меня за мочку уха в тот момент, когда подушечка пальца касается чувствительного бугорка и начинает круговые движения. С моих губ срывается стон, напряжение выросло до огромных величин, а мое тело поддаётся каждой его манипуляции, готовое взорваться в любую минуту.

— Чонгук… Чонгук… остановись, — шепчу я, прикрыв глаза и хватая его за руку, останавливая медленные движения его руки. Мое тело всё дрожит, изнемогает от отсутствия ласк Чонгука, но какой то резкий, неосознанный порыв заставил меня остановиться. Неужели во мне все еще присутствуют отголоски здравого рассудка?

Чонгук шумно сглатывает и убирает руку из-под белья. Тут же находит мою ладонь и нежно переплетает наши пальцы. Вспотевшие волосы Чонгука прилипли ко лбу и вискам, грудью я чувствовала, как хаотично бьется его сердце, и как трясётся тело. Теперь я могла любоваться темными глазами, глубине которых не было конца.

Не знаю, сколько времени продлилось это мгновение, но я бы хотела растянуть его на несколько вечностей. Мы соприкоснулись лбами и мимолётно чмокнули друг друга в губы. Его ласковая улыбка пробудила во мне сотни тысяч мурашек и бабочек, провоцируя тело дрожать не только от отсутствия оргазма, но и от вспыхнувшего прилива нежности.

— Знаешь что? — хриплым от возбуждения голосом говорю я.

— Что?

— Ты проиграл.

— О чём это ты?

— О нашем споре. Я же говорила, что если ты ближе, чем на два метра, я не в состоянии заняться делом, — тело Чонгука содрогается в тихом смехе.

— Просто всё пошло не по плану, — обессиленно проговаривает он и играет с локоном моих волос, пока я зачесываю его длинные пряди назад.

— Просто я права, — Чонгук улыбается и замолкает, будто задумавшись о чем то. Я умиротворенно прикрываю глаза и обнимаю его за шею, чувствуя себя в безопасности.

— Если я приглашу тебя на выпускной, ты согласишься? — я тут же открыла глаза, и вся слабость будто мигом испарилась. Я не смогла сдержать глубокой улыбки, которая, кажется, появилась где-то в сердце и только потом добралась до лица.

— Соглашусь, — я снова отодвигаюсь чуть дальше и нежно целую его в губы, — У нас появится возможность пообжиматься и попить пунша, — мы снова смеёмся, но в этот раз Чонгук кусает меня за щеку, дабы я больше не смела издеваться и коверкать его реплики.

Комментарий к Часть 9

Родные мои читатели, я безумно рада выпустить эту главу в свет. Надеюсь, что вы оцените её и оставите свой отзыв, тем самым очень воодушевив меня на новую главу в мега-непростое для меня время. Чмок ❤

========== Часть 10 ==========

Жарко. Невыносимо жарко. То ли от ярко палящего солнца, охватывающего весь актовый зал и его уголки, то ли от широкой мужской руки, плавно переходящей от бёдер до ягодиц под легкой летней юбкой. Смотрю на спину директора, рассматривающего готовые декорации, и шумно шмыгаю носом, чтобы воспользоваться возможностью выдохнуть накопившийся от ласк воздух. Рот сух так же, как и губы, что даже больно сглотнуть слюну, а наглые пальцы, которые резко сжимают мягкую ягодицу, только забирают оставшуюся влагу в горле. Чонгук должен остановиться или хотя бы убрать эту наглую улыбку со своего лица, иначе прямо сейчас я упаду на колени, от того, что слабость в ногах становится всё сильнее, а огонь внизу живота всё яростнее.

— Отлично, — Господин Ким упёрся руками в бока, — Вот и завершим работу на этом.

Чонгук медленными движениями поправляет задравшуюся юбку и убирает руку с горящей кожи, прежде чем директор поворачивается к нам с довольной улыбкой на лице. Всей душой надеюсь, что на моем покрасневшем лице не было и намёка на то, что я сгораю от возбуждения и от человека его вызвавшего, который за всё это время ни одним движением лица не выдал то, чем он занимается.

— Лиён, ты смогла достичь большего, ни разу не попросив меня о помощи. Ты настоящая молодец.

Я подумала о том, что случилось со мной за прошедшие недели и с каким трудом я закончила работу над декорациями, находясь в паре с Чонгуком, и в конце концов мысленно согласилась с директором. Господин Ким даже не подозревает, что только что он провёл рукой по столу, на котором в последние дни мы бешено целовались, ударяясь о него коленями и локтями в порыве страсти, которую тяжело было контролировать. Как только в этом зале оказывались только мы одни, мысли о декорациях уходили на второй, нет, на миллионный план, и вместо этого появлялась только наша, созданная мной и Гуком вселенная, в которой не было места ничему. И особенно реквизитам к выпускному. Если бы Господин Ким узнал об этом, он бы сошёл с ума и никогда не назвал бы меня так снова.

— Спасибо Вам большое, — я слегка кланяюсь, сзади придерживая одной рукой юбку.

Чонгук стоит молча, будто не он вовсе проделал эту огромную работу и вложил уйму количества сил, настраивая полюбившийся мне фонтан, разбираясь в проводке и остальных вещах, которые были мне не по силам. Хотелось настучать по щекам Господину Киму за то, что тот намеренно игнорирует Чонгука в силу сформированного предубеждения.

— Но я бы никогда не справилась без Чонгука. Спасибо Вам за то, что дали мне такого напарника, — слова вылетают сами по себе от вылезающего наружу чувства несправедливости.

Боковым зрением вижу, как Чонгук поворачивает голову ко мне и сверлит меня удивленными глазами. Не отличился от него и Господин Ким, который на мгновение замер на месте, ошарашено кидая взгляд то ко мне, то к Чонгуку. Он явно не ожидал услышать, что я рада, что именно он стал моим помощником, потому что если сравнить прежнюю Лиён, которая готова была рвать себе волосы на голове от нежелания работать с Гуком, и сегодняшнюю Лиён, которая светилась, как звезда в ночном небе, или как солнце в ясный день от того, что тот просто стоит рядом, то в это тяжело было поверить.

— Да, в общем-то… — Господин Ким кашляет в кулак, — Ты права. Вы оба хорошо постарались, — теперь его взгляд был обращён к Гуку, по виду которого легко было понять, что он не настолько сильно рад неожиданной похвале, как должен был. Ведь Чонгуку не нужно было чужое одобрение своих действий. Он делал только потому, что хотел этого сам, а не потому, что кто-то сумел заставить его. В первое время я глупо верила, что Чонгук лишь играет роль подчинённого, помогая мне, но в конце концов до меня дошло, что это вовсе не так.

— Спасибо, — кратко отвечает он и проводит пальцами по волосам.

— Ладно, — мужчина кивает головой и поправляет пуговку на пиджаке. Я до сих пор не могла понять, как он всё ещё остался жив, каждый день надевая в школу костюм и рубашку, — Когда потребуется что-то, зайдите к секретарше. Если понадоблюсь, то она меня найдёт. А пока позвольте мне отлучиться по своим делам.

— Конечно, Господин Ким. Спасибо Вам ещё раз, — я тепло улыбаюсь, и он дарит сдержанную улыбку в ответ перед тем, как пройти мимо меня и Чонгука, который всё ещё стоял, как бесчувственный робот. Но затем, когда директор Ким закрывает за собой дверь, он прыскает от смеха, в изнеможении трёт руками лицо и смотрит на меня сквозь пальцы.

— Что смешного?

— Не могу поверить, что ты заставила его похвалить меня, — я смеюсь, чтобы скрыть все те эмоции, которые продолжаю ощущать с того момента, как его рука коснулась моего бедра.

— Меня просто бесит, что он тебя игнорирует.

— Это заметно, — Чонгук убирает руки с лица и раскрывает свою искреннюю улыбку, от которой мне становится необычайно легко на душе и сердце. Я заметила за собой, что мне очень хочется видеть его счастливым и в конце концов стать основной причиной этого счастья. Я сама теперь часто испытывала это чувство — чувство радости полноты жизни. И в таких случаях хотелось безудержно смеяться.

Я некоторое время смотрю на него. На то, как он посмеивается, упершись одной рукой в бок, а пальцами другой потирая носовую перегородку, и сама невольно улыбаюсь.

— Чего это ты? — удивлённо спрашивает он, опомнившись. Я делаю шаг навстречу и глажу его по плечу, словно надеясь сохранить эту улыбку на его лице навсегда, — Хэй, ты ответишь? — он крепко обнимает меня, зарываясь носом в волосы. Я прижимаюсь щекой к его груди, ладонью чувствуя размеренный ритм сердца. В нос ударил запах парфюма, и я неосознанно вдохнула глубже.

— Ничего. Просто люблю, когда ты улыбаешься, — Чонгук глухо смеётся, снова пробираясь ладонями под юбку.

— Я тоже люблю, когда ты улыбаешься, — с силой сжимает ягодицу. Точно издевается, — Но только тогда, когда улыбка обращена ко мне, — шепчет мне на ухо, и тут же целует мочку сквозь волосы.

— Я никому больше и не улыбаюсь, — я пытаюсь выбраться из его объятий, но тот лишь сильнее сжимает мое тело крепкими руками и кладёт подбородок мне на голову.

— Я бы так не сказал, звёздочка.

Я утыкаюсь лбом в его грудь и сдавленно смеюсь, чувствуя себя самым умиротворённым человеком на свете.

— Тогда как же ты считаешь?

— Я боюсь, что накажу тебя, если снова заговорю об этом.

— Тогда поговорим? — спрашиваю я и отталкиваюсь ладошками, все ещё находясь в его объятиях. Его взгляд становится лукавым и игривым, словно он что-то замышляет.

— Можем, — говорит он, глядя мне прямо в глаза, от чего меня ещё больше бросало в яркое пламя, — Может быть поговорим у меня в спальне? — Чонгук перемещает руку с талии на рёбра, а затем по шее добирается до щеки, приближаясь губами к виску и шепча:

— На кровати размера с Канаду, — я замерла, но вдруг непроизвольно уголки губ полезли вверх, и я прыснула от смеха, запрокинув голову назад. Чонгук вопросительно смотрит на меня так, будто не понимает причину моего хохота, но на самом то деле сам меня и провоцирует.

— Ну уж нет, Чон Чонгук. Я не зайду в твою комнату.

— Почему? — он поднимает брови вверх и улыбается, и от этой ленивой усмешки на его губах у меня где-то внутри расцветает цветочный сад.

— Потому что… — я облизываю пересохшие губы, раздумывая над ответом. Вижу, как Чонгук следит за движением моего языка и приоткрывает рот, снова возвращая свой пронизывающий взгляд на мое лицо, — Боюсь, может случиться что-то плохое.

Безумно хотелось проникнуть в его мысли и узнать, о чем он сейчас думает, и заодно признаться ему, что нихера я не боюсь того, что может случиться, когда я перешагну порог его комнаты. Я желала этого всем телом, которое отзывалось на каждое его слово и движение, и которое до сих пор сходит с ума при одной только мысли о том навязчивом сне, где Чонгук чуть ли не довёл меня до оргазма одними лишь пальцами.

— Что может случиться?

Чон прекрасно знает, что я имею ввиду, но как обычно ждёт прямого ответа, не давая шанса моей изворотливости. Смотрит внимательно, забираясь внутрь и выискивая ответ на свой вопрос в глазах, по которым, наверное, уже можно прочесть всё, что ему нужно.

— Пугливая звёздочка, — издевается он и касается губами лба.

— Если я окажусь в твоей комнате, мы оба знаем, что может случиться, — кусаю губу, с натяжкой сохраняя внешнее спокойствие.

— Тогда любая комната опасна для тебя, — мурлычет он и кладёт ладонь на затылок, приближаясь к моим губам, — Даже эта.

Не успев и коснуться своими губами его, я резко дёргаюсь, когда слышу щелчок двери, и руки машинально отталкивают от себя Чонгука на безопасное расстояние. Смотрю на появившуюся в дверном проеме Джиён и не понимаю, то ли мне вздохнуть с облегчением, то ли наоборот сделать вид, что Чонгук и я все ещё заняты декорациями. Только они, черт возьми, уже давно сделаны и спокойно стоят на своих местах, не ожидая, что кто-то снова начнёт над ними издеваться.

— Лиён, можно тебя на секунду? — спрашивает совсем неуверенно, метая взгляд от Чонгука ко мне, то наоборот.

Соглашаюсь и мельком смотрю на парня, который еле заметно кивает и отходит к стоящему посреди зала фонтану. В таких ситуациях я жутко жалею, что все ещё скрываю отношения с Чонгуком, не позволяя себе раскрыться даже перед лучшей подругой, которая на самом деле и без моей честности всё уже давно поняла. Чувствовать себя лгуньей перед Джиён — слишком паршиво.

— Что случилось? — задаю вопрос я, когда мы скрываемся за дверьми актового зала. Подруга выглядит грустной, хоть и пытается это скрыть.

— Сегодня пятница, Лиён, — она замолкает, ожидающе смотря мне в глаза, но ответа в них не находит, поскольку я понятия не имела, что она имеет ввиду, — Ты обещала, что пойдёшь со мной на вечеринку.

— Чёрт, — одними губами шепчу я, испытывая сильнейшее разочарование от того, что ни капли стремления попасть в чей то дом у меня не было. И особенно то, что я могу упустить возможность провести время с Чонгуком, расстроило меня до мозга костей.

— Чонгук вытолкнул все твои мысли, подруга.

В голосе слышу как и долю стёба, так и кое что другое. То, что никак не хочет выдать себя, но и одновременно приковывает к себе всё внимание — боль и неприязнь от сказанного. И это никак не складывалось в единое целое с улыбкой на ее лице, говорящей о спокойствии. Хотя не знай я её так хорошо, то никогда не поняла бы этого. Обычно подруга владеет собой и скрывает свои эмоции, не прилагая больших усилий.

— Джиён, я помню об этом, — лгу я, — Просто… я думала над тем, чтобы пойти туда с ним, но решила, что не стану этого делать.

Джиён выдерживает паузу и поправляет сумку на плече, отводя взгляд в сторону. И не удивляется сказанному. От слова совсем.

— Почему? — спрашивает она, снова впиваясь в меня странным взглядом. Спокойствие с ее лица сошло в тот же миг. От этого становится тяжко в груди, словно меня только что придавили плитой к земле.

— Я всё ещё не уверена во всем этом.

Джиён поднимает брови.

— В Чонгуке?

— Да, — соглашаюсь я, хотя внутри от своего признания во мне будто подорвали целое здание.

Взгляд Джиён смягчается, и она мнётся на месте перед тем, как неловко взять меня за пальцы в привычном ободрительном жесте. Мгновенно становится легче дышать. Словно несколько плит сняли с тела. И только одна все ещё осталась лежать и придавливать к полу, но с этим я хотя бы имела силы справиться.

— Но вы же вместе. И видимо ты глубоко ему небезразлична, раз у ЧонСока фонарь под глазом размером с солнце, — пальцами свободной руки она изображает лампочку.

— Ты знаешь об этом? — удивлённо спрашиваю я, одновременно представляя себе этот неловкий разговор между Джиён и ЧонСоком, которые едва находят темы для общения в мое отсутсвие.

— Конечно, — жмёт плечами она, — И он догадывается, что вы встречаетесь. Ты же не нашла времени сказать ему об этом сама, — с укором проговаривает Джиён. Маленькая волна стыда пытается достучаться до разума, но не получив ответ, возвращается обратно, — Ты ведь и не собираласьему говорить, верно?

— Если бы я знала, как все сложится, то я бы сказала ему…

Так и не закончив свою начавшуюся тираду про ЧонСока, Джиён отшатывается от резко открывшейся двери в актовый зал и тащит меня вслед за собой. Перед нами появляется Чонгук, готовый ретироваться из нашего поля зрения размашистым шагом, пробормотав простое: «До встречи». Он стремительно отдаляется вглубь коридора, словно вслед за собой пожирая весь солнечный свет, захватывая радость дня привычной ему угрюмостью. Потрясённая очередным импульсивным поступком Чонгука, я смотрю на отдаляющуюся фигуру так же, как и Джиён, и мы не произносим ни слова, пока та не подталкивает меня вперёд, чтобы я шла за ним. Не знаю, что руководило мной в этот момент, но я двинулась за ним, забыв про Джиён, наш разговор и всё, о чем я думала прежде, словно Чон стал центром, вокруг которого крутится моя вселенная.

— Чонгук, куда ты? — надрывисто спрашиваю я, когда нагоняю его возле выхода из школы. Но тот даже не приостанавливается, чтобы ответить мне.

— У меня появились дела, — бросает Чон, когда мы оказываемся за переделами здания.

— Какие к черту дела? Ты врешь мне, — я наконец-таки хватаю его за руку и встаю перед ним, мешая пройти. Он смотрит мне за спину, словно не желая встречаться взглядами, и от этого мне становится крайне неприятно. Будто я превратилась в тех девчонок, которые бегают за ним, желая впихнуть свой ланч, — В чем дело?

Он молчит, стараясь совладать с эмоциями, но все же выдаёт:

— Значит ты не уверена? — холодно спрашивает он, пытаясь скрыть обиду и злость, которая прямо-таки стремится сорваться с языка.

Я застываю, не в силах произнести ни слова. Мысленно ударила себя всякими разными способами за свою неосмотрительность сказать это буквально за несколько метров от Чонгука. Какого черта это произошло в тот момент, когда я меньше всего хотела, чтобы он знал то, что у меня на уме?

— Ты подслушивал наш разговор?

— Я не собирался. Там всё и так прекрасно слышно.

Чонгука от меня словно волной отбрасывает на несколько километров. Настолько я чувствую, как он закрылся от меня всего лишь из-за одной реплики.

— Чонгук…

— Просто разберись в себе и в этом чертовом щенке, из-за которого ты настолько сильно переживаешь, окей? — грубо кидает Чон и обходит меня стороной.

— Господи, ты и сам даже не пытаешься разобраться. Вместо этого просто сбегаешь, — я снова иду вслед за ним, не оставляя попыток достучаться до него, — Как ты сделал это в кабинете директора, как в первые дни работы над долбаными декорациями, и даже сейчас, — мы за считаные секунды добираемся до его машины, и я понимаю, что Чонгук нисколько не пытался услышать меня, а только ещё больше убеждался в правильности своего мнения.

— Плевать, — бросает он и хватается за ручку двери, открывая её. Эти слова больно режут что-то внутри, подзывая слёзы к глазам. Его чувства ранят меня в сотни раз сильнее, чем свои собственные.

— И что дальше? Будешь молчать и делать вид, будто я пустое место, которое тебя не волнует, только из-за одной чертовой оплошности?

— Меня бесит, что ты не можешь сказать всё так, как есть, — хмурится он, — Я должен узнавать из твоих разговоров то, что ты оказывается нихера не уверена в том, что хочешь быть со мной.

— Не неси чушь, — возмущённо говорю я и своду брови к переносице, — Я хочу быть с тобой, и ты это прекрасно знаешь.

— Да? — Чонгук кривит губы в ухмылке и делает шаг навстречу, вглядываясь в своими потемневшими глазами в мои, — Поэтому ты не можешь сказать своему дружку о том, что мы встречаемся? Потому что уверена, что хочешь быть со мной? Да ты херова лицемерка, Лиён, — слова режут по живому, а появившееся недоверие в глазах парня — просто удар по всем жизненно важным органам.

— Чонгук, пожалуйста, выслушай меня, — прошу я, понимая бессмысленность своих действий, ведь он лишь кидает свой рюкзак на пассажирское сиденье, и затем садится за руль, игнорируя меня. Чонгук уезжает с парковки, поглощённый злостью и недоверием.

Дурак, я же знаю, что ты чувствуешь то же самое, что и я, но мастерски засовываешь свои чувства куда подальше, не позволяя им руководить собой.

Мне мгновенно становится страшно. Руки и ноги дрожат от волнения и от отравляющей душу боязни потерять его. Потерять так легко и глупо.

Я сжимаю пальцы в кулаки, чувствуя, как ногти больно впиваются в кожу. Я ещё никогда в жизни не чувствовала себя так жалко.

Ты прав, Чонгук, я херова лицемерка, которая не сумела признаться себе в том, что из-за страха оказаться на дне из-за потока тех чувств, которые ты у меня вызвал, я как только могла отрицала свою любовь к тебе. Только сейчас до меня наконец таки дошло, что я уже давно была на дне.

Комментарий к Часть 10

Дорогие читатели, сразу извиняюсь за сократившийся размер главы, в этот раз она получилась меньше, но думаю, что в следующий раз сумею исправить ситуацию🤍

так же прошу прощения у тех, кто проверял обновления и ждал новую главу. Это ахринеть как важно для меня, так же огромное вам спасибо за проявленный интерес.

За эти два с половиной месяца я прошла через настоящий ад, который чуть не лишил меня самого важного в моей жизни, и даже сейчас, спустя некоторое время я не могу справиться с этим до конца. Я все ещё живу с эмоциональными и физическими последствия от перенесённой душевной травмы, которая гложет меня по сей день, вызывает тремор рук и панические атаки.

Просто хочу сказать, берегите себя и всех тех, кого вы любите.

Спасибо за то, что дождались. Люблю вас!❤️

========== Часть 11 ==========

— Лиён! — голос Джиён за спиной разносится по парковке, и я слышу, как она стремительно приближается ко мне, — Лиён, ты как?

Подруга тянет меня за руку, чтобы взглянуть на мое уже заплаканное лицо, и тут же сковывает меня в объятиях. Я аккуратно кладу руки на её лопатки, поглаживая пальцами гладкую кожу через лёгкую футболку, словно таким образом успокаивая бушующий ураган в своей же душе.

— Что случилось? — спрашивает она, зарываясь носом в моих волосах. Хочу высказать ей всё, что лежало у меня на душе, ведь я так долго держала это в себе. Но когда я пытаюсь вымолвить хотя бы слово, к горлу подступает грубый ком, а глаза застилает пелена слез. Я должна терпеть и дальше, — Не молчи.

— Я проебалась, — дрожащим голосом выдаю я и шмыгаю носом, ещё сильнее прижимая хрупкое тело к себе.

— В чём?

— Во всем.

Джиён молчит и поглаживает меня по спине в ответ, словно пытаясь забрать себе всю мою боль, не давая возможности окунуться в болезненный водоворот мыслей.

— Отвезти тебя домой? — я киваю, после чего мы ещё некоторое время стоим в объятиях друг друга, пока Джиён не отстраняется и не берет меня за руку.

В машине мы ехали молча, лишь иногда я отвечала на отвлекающие вопросы Джиён, избегая разговора о Чонгуке. Я старалась не думать о нем и о том, что произошло, но когда бесконечные тревожные мысли заполняют твой разум, а грусть только усиливается, тяжело контролировать свои эмоции. Они разрывают тело, скапливаются где-то в легких, ища выход через голосовые связки, которые ходят издать собачий скулёж от всего дерьма, которое ты успел натворить.

Но даже сейчас Джиён прекрасно понимала меня и не упрекала меня в молчании, от которого, я уверена, она уже давно устала.

— Побудешь со мной? — с надеждой спрашиваю я, когда Джиён паркуется напротив моего дома. Я жутко нуждалась в том, чтобы она была рядом со мной.

— Конечно. Спрашиваешь ещё, — она

хмурится так, словно я сморозила самую большую глупость на свете.

Сухо поздоровавшись с мамой, которая была занята, переговаривая с кем-то по телефону, мы поднялись наверх в мою комнату, и там я почувствовала себя кем-то вроде рыбы-капли, которую выдернули из моря на сушу и оставили умирать.

— Ты скажешь, что произошло? — спрашивает Джиён перед тем, как плюхнуться на аккуратно заправленную кровать. Я так и стою около закрытой двери и нервно кусаю губы, размышляя над ответом.

— Он слышал, о чём мы говорили.

— И что именно он слышал?

— Как я понимаю — всё, — не справившись с усталостью, я подошла к кровати и села рядом с подругой, выпустив напряженный вздох, — Мне кажется, что я всё испортила.

— И почему ты так думаешь? — мягким и успокаивающим голосом спросила Джиён, хотя сама была напряжена до передела.

— Он сказал, чтобы я разобралась с ЧонСоком и то, что я лицемерка, которая врёт о том, что хочет быть с ним — жгучая злость на саму себя и Чонгука заполняла невидимый сосуд внутри тела, теперь переливаясь через край, — Он даже не попытался выслушать меня. Просто уехал.

— Я его нисколько не оправдываю, но может он и прав? — Джиен поворачивает голову ко мне и сверлит ожидающим какой-нибудь реакции взглядом.

— В том, что я погрязла во лжи? — с иронией в голосе спрашиваю я.

— Нет. В том, что тебе и правда нужно разобраться с ним. То, что ты избегаешь разговора с ЧонСоком, не решает твоей проблемы, — она ёрзает на месте, — Или ты правда не настолько уверена, что хочешь быть со своим мотоциклистом? — приподнимает идеально накрашенную бровь Джиён.

— Я только и думаю о том, что хочу быть с ним. Каждую гребаную минуту. Я забываю об этом только когда засыпаю, и то не всегда, — говорю я и в голове всплывают отрывки из странных и романтических снов с Чонгуком, — Всё было идеально. Он даже пригласил меня на выпускной, и я была счастлива, как идиотка, пока я так глупо не проебалась.

— Чонгук пригласил тебя на выпускной? — наконец-то в первый раз за день я смогла вызвать удивление на её лице.

— Звучит безумно.

— Очень, — соглашается Джиён и кривит рот в секундной улыбке, — Значит ты действительно ему нравишься. И я не думаю, что ты всё испортила, — я всё ещё была убеждена в обратном, но услышав эти слова, почувствовала, как мне стало на долю легче, — Просто поговори с ним.

— Не думаю, что он этого хочет.

— Хочет, Лиён, и ещё как, — уверяет она и кладет руку мне на колено, — Чонгук резок в своих поступках. Все в школе знают об этом, и ты бы была убеждена в том же самом, если бы училась здесь столько же, сколько и я. Да думаю ты и так в этом давно убедилась, — я коротко киваю, — Ему ни в коем случае небезразлично то, что случилось, и он хочет высказать тебе это также, как и ты, просто не способен сделать это сразу.

Я смотрела на Джиён и думала о том, насколько мне повезло иметь рядом с собой человека, который высказывает тебе то, о чём ты думаешь, но в чём до конца всё ещё не уверен. Её внутренняя сила наполовину излечила невидимые раны, остановила поток неприязни в свою сторону и просто подарила мне ощущение собственной значимости. Я не доверяла возможно единственному человеку, который знает меня от и до и понимает все мои странности, терпя мою замкнутость.

— Хочешь я отвезу тебя к нему, и ты поговоришь с ним?

— Что? Нет, — я взбудоражилась только при одной мысли об этом, и сердце застучало в сотни раз быстрее.

— Почему?

— И что я буду делать? — я вскакиваю с кровати и подхожу к туалетному столику, всматриваясь в отражение в зеркале, — Я два слова связать не смогу. Тем более он всё ещё бесит меня.

— Ещё скажи, что целуешься ты с ним тоже так, будто тебе язык отрезали, — стебёт меня Джиён.

— А если я скажу, что мы вообще не целуемся? — подняв брови, я глянула на неё через плечо.

— Я скажу, что большей лгуньи в своей жизни я ещё не видела, — говорит она и встает с кровати, — Ну? Поехали.

— Ты спятила? Никуда я нахер не поеду, — возмущённо проговариваю я и свожу брови к переносице, всеми фибрами души не желая ехать домой к Чонгуку. Я пока даже не представляю, что могу ему сказать.

— Поедешь. И даже не думай — ты не будешь лежать тут и страдать, — говорит она и идет к двери, но не успевает она открыть её, как та резко распахивается, и в проходе появляется опешивший от удивления отец. Подруга застыла на месте, не зная, как реагировать на его резкое появление, и от этой картины мне безумно хотелось согнуться от смеха.

— Здравствуйте, — кланяется Джиён.

— Да, привет, Джиён, — он дружелюбно улыбается, — Вы уже уходите?

— Вообще-то да, — говорю я и хватаю свою школьную сумку, — Нам пора, — взяв Джиён за запястье, я прохожу мимо отца, еле сдерживая хохот.

***

— Ты хотя бы скажешь, откуда знаешь его адрес?

Спустя долго время споров в машине, она все же уговорила меня попробовать поговорить с Чонгуком, приехав к нему домой, тем самым показывая своё небезразличие. Но несмотря на все неоспоримые аргументы Джиён, это казалось мне очень сомнительной идеей. По крайней мере потому, что у меня не было ни одной нормальной мысли в голове, которая могла бы убедить Чонгука в том, что он воспринял мои слова неправильно. Только пустота, прекрасно сочетающаяся с чувством вины и страхом неизвестности. Вдруг он вообще не желает меня видеть? И когда увидит на пороге своего дома просто захлопнет дверь прямо перед моим носом? Я даже не могу быть уверена в том, что он находится здесь.

— Я же говорила тебе, что мы зависали в одной компании.

— На тот момент он бесил меня до невозможности, — подруга закатывает глаза.

— Настолько бесил, что даже я была уверена, что ты втюрилась в него?

Я раздраженно выдохнула и уткнулась спиной в сиденье, откинув голову. Еще раз взглянула на симпатичный домик Чонгука и с замиранием в сердце представила, как стучу в эту дверь, в ожидании парня.

— Допустим я сейчас пойду туда, и возможно всё будет хорошо, и в итоге мы помиримся, — Джиён кивает, чтобы я продолжила, — Но что мне делать с ЧонСоком?

— А с ним что-то надо делать? — непонимающе качает головой подруга. Я молчу, в который раз не зная, что сказать, — Ты думаешь не о том. Просто иди туда и разберись с тем, что вы оба натворили. Потом посмотрим.

Несколько минут я сижу, набираясь уверенности выйти из машины и направиться к дому, который одновременно притягивал к себе, как магнит, и тут же отталкивал, стоило только подумать о том, что все может пойти не так, как нужно.

— Все будет хорошо, Лиён. Я уверена.

Я улыбаюсь ей и открываю дверь, и прежде чем выйти из машины, произношу самое искреннее «спасибо», на которое получаю радостный кивок.

— Не уезжай, пока мне не откроют, ладно?

— Как скажешь.

Оказавшись напротив двери, я чувствовала, как бешено стучит сердце. Руки и ноги дрожали, не желая слушаться. Сомнения и страх уже благополучно пробрались в мозг и отстроили себе целые дворцы, где они правили мной, моим состоянием, превращая меня в человека, слишком напуганного для того, чтобы иметь возможность мыслить правильно.

Могу я сейчас развернуться и уйти? Просто сбежать, как это сделал Чонгук, когда я, помимо страха, испытываю решимость сделать хоть что-то? Я жутко нервничаю, но знаю, что не позволю себе уподобиться Чону в его поступках, даже если испытываю такое желание. Просто не могу позволить этому управлять собой. Ведь эту прерогативу уже забрал страх.

Я несколько раз постучала кулаком по двери, ожидая, что через некоторое время она все-таки откроется, а не оставит меня проигнорированной.

Дверь распахнулась, и в дверном проеме застыла его мама. Она очень приветливо мне улыбнулась, ведь мы были знакомы ещё с того времени, как я выступала в родительском комитете, выдвигая свои идеи по поводу проведения выпускного. Она была одна из тех приятных женщин, которые вселили в меня уверенность в том, что все мои усилия будут приложены не зря. И сейчас, снова встретившись с ней, это сыграло мне на руку.

Я сделала вид, будто пришла к Чонгуку за тем, чтобы закончить работу над последними реквизитами, которые на самом деле давно стоят в зале, но, к моему огромному разочарованию, его не было дома. Он был у друга на вечеринке. Вот черт.

***

Небо заслонило темными тучами, и казалось, что через некоторое время пойдёт дождь. На улице с каждым часом становилось все более душно, но ещё хуже сейчас было в закрытых помещениях. И одним из таких был дом, переполненный людьми, где даже при открытых окнах нельзя было бы почувствовать глоток свежего летнего воздуха.

Молодёжь уже прилично поднабрала, плохо ориентируясь в пространстве и не соображая, что происходит вокруг. Громкая музыка глушила все мысли в голове. Первые минуты моего нахождения здесь было даже тяжело вспомнить, ради чего я оказалась на этой вечеринке, потратив час на сборы в доме Джиён.

Чонгука я заметила только через некоторое время гуляния по дому, изрядно устав от компании незнакомых мне людей. Джиён находилась где-то рядом, то и дело теряясь в бессмысленных разговорах с друзьями, от которых я сама ощущала себя не в трезвом рассудке, при этом ни взяв в рот ни капли спиртного.

Встав рядом с Джиён, которая пока что не обращала на меня никакого внимания, я аккуратно пялилась в сторону Чонгука. Он стоял на кухне, оперевшись бёдрами о кухонную тумбочку, пальцами придерживая на половину пустой бокал с почти что прозрачной жидкостью. С того самого места в гостиной, где удачно расположилась компания Джиён, я могла без проблем наблюдать за тем, как он разговаривает с знакомым мне парнем из школы, и совершенно не боялась того, что тот может меня заметить.

Чон стоял так близко, но и в тоже время слишком далеко. И когда он смеётся в ответ на какую то смешную реплику, мое сердце сжимается, а в голову ударяет сильное желание подойти к нему и обнять до хруста костей. Чтобы сломать эту глупую стену, которая не позволяет мне чувствовать себя счастливой. Просто показать ему, что он важен, и что я не боюсь гребаного осуждения друзей или тех, кто совершенно мне не важен. Хотелось подойти и прижаться своими губами его, и я даже отбиваюсь от круга и делаю шаги в сторону кухни, но в следующую секунду я застываю на месте, словно меня прибили гвоздями к полу.

Он поворачивает голову в мою сторону, сразу же ловит в ловушку своим взглядом. От него у меня вся оставшаяся решимость убежала, а бабочки, заснувшие где то в животе, проснулись и в страхе начали беспорядочно летать и биться о стенки.

— Лиён? — не узнав мужской голос, я, вдоволь перепугавшись, поворачиваюсь к человеку, коснувшемуся моего локтя, и застаю перед собой веселого ЧонСока, который явно был рад меня видеть. Пьяные глаза сразу же впиваются в мое лицо, и мгновенно становится понятно, от чего его голос казался таким чужим, — Ты все-таки пришла.

— Да, решила развеяться, — я убираю появившуюся от волнения хрипотцу в голосе и заправляю волосы за уши. Но и они стали слишком горячими и красными, показывая то, насколько сильно я взволновала. Все мое тело ведёт себя безумно, когда Чонгук пилит меня своим недобрым взглядом. И в данную секунду, мне стали слишком поняты его слова о том, что эти чувства пугают. Мои чувства пугают меня не меньше, — Типа составляю компанию Джиён, — натянув глупую улыбку на лицо, я скрещиваю руки на груди, чувствуя себя жутко некомфортно от того, что я стою и весело разговариваю с парнем, из-за которого у Чонгука все башни напрочь срывает. И когда я кидаю взгляд в сторону кухни, то вижу, как у него из глаз сыплются искры. Эта негативная энергия пускает грозу и молнии, обжигая мое тело.

— По-моему она и без тебя хорошо справляется, — он кивает подбородком в сторону смеющейся подруги, — Хочешь выпить? — ЧонСок слегка трясёт пластиковым стаканчиком с пивом, очевидно ожидая, что я соглашусь.

Я поворачиваю голову в сторону и замечаю, как Чонгук уже вовсе не пялится на меня, а пьёт из бокала, смотря на стоящую напротив Ёнсо, которая как обычно строит ему глазки, наслаждаясь его компанией. От того, с каким интересом Чон рассматривал свою бывшую пассию, меня больно уколола ревность. Я понимаю, что она — ничего не значащее явление в его жизни, но я все равно его ревную.

— Конечно. Давай, — соглашаюсь, потому что больше не могу выносить это сжирающее всё изнутри чувство. Вздыхаю и отхожу в сторону, чтобы облокотиться о стену, пока Чонсок уходит за выпивкой.

Я хочу успокоиться, но не обращать внимания на то, как он увлечён кем то ещё, было невыносимо. У меня ничерта не получалось потушить этот гнетущий пожар. Он испепеляет сердце, принося боль. Её и без этого было достаточно.

Даже если Чонгук мимолётно смотрит на любую девушку, которая попадает в поле его зрения, то он тут же располагает её к себе, и от этого у меня все внутренности сводит от ревности. А если я думаю о том, что Чонгук мог относиться с такой теплотой к кому-то ещё, мне становилось ещё хуже.

Я не хочу этого чувствовать. Не хочу вести себя глупо, злиться, не имея на это повода, показывать ему свою слабость, потому что в самом деле я отчаянно желаю, чтобы у нас получилось быть вместе. Поэтому ревную, как последняя идиотка, поэтому не могу справиться с грустью и тоской, не видя его больше нескольких часов.

Глупый Чонгук, не ты должен ревновать меня, а я тебя, ведь вокруг тебя крутятся столько девчонок, что если бы даже я захотела, то все равно никогда бы не запомнила ни одну из них.

— Держи, — ЧонСок протягивает мне уже открытую бутылку пива и встаёт рядом со мной, облокачиваясь о стену спиной. Смотрю на стеклянную емкость и легонько встряхиваю её, наблюдая, как плюхается жидкость. Может хотя бы оно даст мне той недостающей смелости? И тогда эта внутренняя борьба со всеми дьяволами, толкающими меня на то, чтобы я хотя бы один раз проявила решимость, закончится?

Хотя к черту всё.

Припав губами к краю бутылки, я делаю большие глотки горькой жидкости и жмурюсь от того, насколько на самом деле пиво было неприятным. Я чувствую, как она доходит до дна моего пустого желудка, и мне противно до жути, но сейчас было плевать. Хотелось поскорее забыться. Перестать думать.

— Все хорошо? — заботливо спрашивает ЧонСок.

Я коротко киваю, впившись пальцами в ёмкость до побеления в костяшках. Разум начинает мутнеть уже к концу первой бутылки, а между второй и третьей я забываюсь. Знаю, что мне будет жутко плохо до такой степени, что вывернет наизнанку. Но трезветь я не хочу.

Комментарий к Часть 11

С гордостью хочу сказать, что я исправилась, и глава вышла намного быстрее, чем в прошлый раз.

Всё ради моих самый лучших читателей❤️

========== Часть 12 ==========

Музыка стала звучать настолько громко, что я чувствовала, как она пульсирует у меня в висках. Все кругом расплывается в одной точке из-за выпитого алкоголя. Едкий запах сигарет и перегара в комнате, создают ещё более ужасную смесь, непригодную для дыхания. А громкий женский смех, порой доходящий до истеричных воплей, больно бьет по барабанным перепонкам, заставляя меня жмурить глаза, словно это может вытолкнуть болезненную пульсацию из головы. Было ощущение будто в моей черепной коробке пляшут несколько слонов.

Сидя на кровати в одной из комнат на втором этаже, я облокотилась головой об острое плечо ЧонСока и воображала себе тот несбыточный и желанный сценарий, где я встаю и иду искать Чонгука, чтобы высказать ему всё, что я думаю.

Но я не видела его целый вечер, а алкоголь никак не помог мне выгнать его из мыслей. Он занял слишком важное место в моей жизни, чтобы обычное пиво смогло помочь мне стереть Чонгука из памяти даже на короткое время.

Думает ли о обо мне вообще? Или Ёнсо, так мило разговаривающая с ним о какой то херне, сумела завладеть его вниманием на все это долгое время? Мне дурно становится от одного только напоминания.

Джиён садится рядом со мной, продолжая рассказывать какую то забавную историю всей нашей странной компании, в которой я знала от силы трёх человек. Всё ее слова пролетают мимо ушей, воспринимать информацию стало слишком тяжело. В животе крутит от горького, совершенно невкусного пива, и чувство тошноты становится все острее. Знаю, что мне нужно как можно скорее попасть в туалет, но когда я предпринимаю попытку поднять голову, перед глазами все плывёт, и она, как тяжелый груз, приземляется обратно на уже тёплое плечо друга. Даже с закрытыми глазами головокружение никуда не пропадает, а наоборот становится всё интенсивнее.

— Джиён, — с трудом зову я, чувствуя подходящую к горлу тошноту, — Отведи меня в туалет. Прошу тебя, — я поднимаю голову, все ещё боясь открывать глаза.

— Лиён, что с тобой? — с весёлого ее тон переходит на обеспокоенный, и я слышу, как ее стеклянный стакан звенит из-за трясущихся в нем кубиков льда.

— Мне плохо.

Я чувствую, как из-под бока ускользает тёплое тело ЧонСока и тут же крепкие руки подхватывают меня подмышки. Я цепляюсь ладонями за широкую спину, чтобы устоять на ногах.

— Ты справишься? — слышу, как он обращается к Джиён, и уже в следующую секунду крепкая хватка ЧонСока сменяется на хрупкие женские руки, которые крепко хватают меня за плечи, боком прижимая к себе мое тело.

Приоткрываю глаза, когда Джиён аккуратно выводит меня из комнаты в коридор, и от всплывших кругов перед глазами, свидетельствующих о жутком головокружении, мне даже стало страшно. Отчаянное желание протрезветь и прочистить желудок не покидало голову.

Наконец-таки дойдя до конца коридора, я быстро хватаюсь за ручку, но только это я и успеваю сделать, потому что Джиён резко отпускает мою руку. Я еле нахожу силы, чтобы удержаться на этой гребаной двери. А когда я услышала тот самый голос, обладателя которого я мечтала увидеть с того момента, как пришла сюда, то подумала, что свалюсь на колени в ту же секунду.

— Какого хера ты притащила её сюда? — смотрю в их сторону, и вижу строгий и злой взгляд Чонгука, направленный на подругу. Его ладонь с силой держит её за запястье, совершенно маленькое по сравнению с размером его руки. Думаю, когда Чон ослабит хватку, то на коже проступят явные красные пятна от его пальцев.

— Убери руки.

— Не знаешь, как себя развлечь? Катись к своим наркоманам, Джиён.

— На себя посмотри, долбанный укурок. И убери свои блядские руки!

Меня мутит от повышенного тона Джиён, и, не став дожидаться, когда кто то из них обратит на меня внимание, пытаюсь открыть дверь, но рука безвольно сползает по вниз по железной ручке. Я утыкаюсь в твёрдую поверхность лбом, не имея никаких сил, чтобы продолжать стоять на одном месте. Уже готовлюсь сползти по ней вниз, как Чонгук обнимает меня за талию, прижимая к себе, и открывает злосчастную дверь. Закрывшись в небольшой комнате, я подлетаю к унитазу, не сдерживая рвотный позыв.

Он стоял рядом, заботливо собрав мои волосы в кулак, пока я блевала в чужой унитаз. Мне было так плохо, что казалось, будто все выйдет вместе с моими внутренностями, не оставив там ничего. Горло саднит, словно там тушили сигареты, тело больно сводит судорогами при новом приступе рвоты. Меня хватает только на то, чтобы сделать маленький глоток воздуха перед тем, как снова согнуться перед унитазом. А затем весь этот ад начинается заново.

Вымотанная, с потёкшей тушью и растрёпанными от рук Чонгука волосами, я слабо цепляюсь дрожащими пальцами за сиденье унитаза и прислоняюсь головой к стене, со страхом ожидая, когда тошнота снова начнёт подступать к горлу. Стало легче лишь на процент, что слишком далеко от здорового состояния.

Чон отпускает мои волосы, и молча выходит из комнаты. Все это время я думала, что он оставил меня, но вскоре он появляется снова со стаканом какой-то тёмной жидкости. Садится на корточки и приставляет стакан к губам. Запах и вкус отвратительны, но я делаю большой глоток и тут же наклоняюсь к унитазу, возвращая всю эту горечь обратно. Это повторяется снова и снова, пока я обессилено не прижимаюсь спиной к стене, полностью прочистив желудок.

Чонгук закрывает крышку унитаза и нажимает на спуск, смывая всю вышедшую из меня муть. Я жалобно стону, когда сглатываю слюну, чувствуя себя безумно обессиленной и раздавленной, как морально, так и физически. Он позволяет мне посидеть так некоторое время, не произнося ни слова.

Всё это время, сидя в полубредовом состоянии, я ловила себя на мысли, что в таком пьяном состоянии не жалею, что столько пила. Даже когда я открываю глаза, и чувствую, как раскалывается голова. Хотелось бы чтобы она вообще не функционировала, не думала ни о Чонгуке, ни о том, что произошло ранее, и прекратила разрываться на куски. И мое желание исполняется, ведь я не помню, совершенно не помню, как скоро отрубаюсь прямо возле унитаза.

***

Открываю сначала один глаз, чувствуя на щеке пряди тёплых, щекочущих волос. Второй открываю через несколько секунд и жалобно вздыхаю перед тем, как перевернуться с бока на спину и почувствовать, как неприятно сводит ногу. И осознать, что нахожусь не в своей комнате, не на своей кровати. А в том же чертовом доме. В том же платье, с растрёпанными волосами.

Помню, как блевала в унитаз перед Чонгуком, и стыд острым лезвием вонзается во все тело, распространяясь глухой болью по черепной коробке. До какой степени нужно было надраться, чтобы превратиться в жалкое подобие человека? Да ещё и в присутствии Чонгука.

Мне хочется выругаться, но из глотки выходит только хриплый стон. Язык отказывается нормально функционировать, поэтому остаётся только схватиться руками за голову, будто это поможет мне как то скрыться от гложущего чувства стыда и вины.

На часах четыре утра, за окном становится светло и погода там такая, что кажется, будто день пройдёт прекрасно. В моём случае я уже заведомо знала, что это не так. Хоть пока я слабо представляла, что будет, когда я вернусь домой, но понимала, что мне не сулит ничего хорошего.

Свешиваю ноги с кровати и поднимаюсь на одной руке, ощущая, как начинает гудеть голова. Не знаю, как во мне уживаются два совершенно противоположных чувства облегчения и тяжести: я счастлива, что то отвратительное состояние беспомощности и потерянности осталось в ночи, но через секунду же чувствовала себя мешком с дерьмом из-за всего, что сделала, будучи пьяной.

Встаю с кровати и плетусь до ванны, чтобы взглянуть на себя и в лучше случае ужаснуться меньше, чем я этого ожидала. До нужной мне двери всего несколько шагов. От каждого движения голова нещадно кружилась, в горле стоял жёсткий ком.

— Вижу, тебе уже лучше? — я свожу брови к переносице и прикрываю глаза, приостанавливаясь на полпути. В голосе Чонгука нет ни капли теплоты, только острота и равнодушие. Хотелось бы мне вернуть вчерашнее предвкушение нашей встречи, да только я успела сделать всё, чтобы проебаться перед ним во всём, в чём только можно было.

— Ага, — бросаю я и открываю прежде, чем он успевает что-либо ответить. Включаю свет и морщусь, со страхом подходя к раковине.

Чувствую присутствие Чонгука за спиной, но я не осмеливаюсь поворачиваться. Хотелось превратиться в черепаху, которая в любом случае может скрыться в свой панцирь и изолироваться от всего мира. Потому что Чонгука, я хотела видеть меньше всего на свете. По крайней мере из-за этого невыносимого, ядовитого стыда.

— Нужно уезжать. Вечеринка закончилась.

— Куда?

— Ну, если хочешь позабавить родителей, то домой, — коротко кидает он и облокачивается спиной о стену так, что я с легкостью могу наблюдать за ним в отражении в зеркале, — Если нет, то ко мне. У тебя не так много вариантов, — я отрицательно киваю головой.

— Уверен? Просто мне не очень импонирует мысль придти и обнаружить там Ёнсо. Будет слишком неловко, — я уже даже не пытаюсь сдержать все язвительные реплики, рвущиеся наружу. Знаю, что никакой Ёнсо там нет, но испытываю жуткую потребность уколоть его тем, чем вчера он намеренно или наоборот сделал мне больно. Хотя от того, что я поступала так, никоим образом не сбрасывало всю тяжесть всех моих глупых действий.

— Ты действительно считаешь, что я тут виноват? — раздраженно проговаривает он.

Мне было плевать, виноват он или нет. Внутри меня все кипело от обостренных до предела злости и ревности. Меня кидало от одного состояния к другому.

— В этой комнате только ты ведёшь себя, как козёл. Поэтому да.

— Значит расскажи этому полному козлу, какого это обжиматься со своим лучшим другом, пока я нахожусь в том же доме, что и ты, — внезапно у меня всё перед глазами плывёт, а головная боль на секунду становится более ощутимой. Он давит на всё то, что меня сжирает и без его помощи, — И нахера пить, если ничерта не умеешь этого делать? — он трогает мое запястье, чтобы потянуть меня к себе, но я сдираю с себя его пальцы.

— Мне плохо, не трогай меня, — я набираю в ладони воду и умываю лицо, особое внимание уделяя глазам, чтобы убрать хотя бы какую то часть размазанной туши. На секунду кажется, что холодная жидкость ещё больше отрезвляет разум, и это секундное наслаждение лучшее, что я испытывала за это утро, — И с каких пор тебя это интересует? Я как-то не видела, чтобы ты беспокоился за меня, и тем более за то, сколько я пью. Тебе было намного интереснее разговаривать со своей бывшей.

Чонгук коротко хохочет.

— То есть ты напилась в ноль из-за того, что ты ревнуешь меня к Ёнсо?

— Я такого не говорила.

— Нет, ты именно это и сказала, — твердит он, наблюдая за мной через отражение в зеркале. Хмыкнув, я выключаю воду и вытираю лицо чистым полотенцем. Вид пришёл в относительную норму, за исключением причёски. Я не нахожу ничего лучше, чем просто заправить пряди за уши, ладонью чуть пригладив волосы на макушке. Перед глазами все ещё кружится.

— Тогда я тоже могу задать вопрос. Ты демонстрировал свой интерес к ней, чтобы задеть меня? Показать, какое я дерьмо, которое оскорбляет твои чувства, общаясь с ЧонСоком? — я поворачиваюсь к нему лицом, пока что не испытывая должного чувства стыда и унижения за то, что блевала прямо у него на глазах. Не имею понятия, должна ли радоваться, что это чувство притупилось, — Я не хочу лезть в твои прошлые отношения, но если так подумать, твоя ревность — чушь собачья, — хочу отвернуться, чтобы избежать его цепкий взгляд, но Чонгук притягивает меня за талию обратно, меняясь местами. Теперь холодная плитка стены была под моими лопатками.

— Я же попросила не трогать меня, — он игнорирует мои слова. От него пахнет виски и корицей, и я задаюсь вопросом, почувствовала бы ли я этот вкус, если бы коснулась его губ.

— Что значит «твоя ревность — это чушь собачья?» — он грозно нависает надо мной. Я молчу, и наши взгляды схлестнулись в очередном поединке.

— А ты как думаешь? — не выдерживаю я, — Ты демонстративно общаешься с девушкой, которая всем своим видом показывает, что она не прочь сесть на твой член в какой нибудь из комнат этого проклятого дома. Думаешь мне легче, чем тебе, когда я замечаю это?

Продолжать разговор сейчас казалось отвратительным. Словно мы валяемся в грязи, пачкая каждый уголок, и не желаем вырваться из этого болота. Жаль, что это ощущение отвращения нисколько не глушило ревность.

— Ты, наверное, не поверишь, но даже по твоему ботанику легко определить, что он не прочь залезть под твоё белье, Лиён, — он злится, нависая надо мной и облокачиваясь рукой о стену, — Ты приперлась на эту вечеринку, когда не нужно было этого делать. Но нет, ты пришла сюда со своей чокнутой подружкой и позволила ЧонСоку лапать себя. Тебе самой не противно от всей херни, которую ты натворила? Я же весь вечер за тобой наблюдал, пока ты развлекалась со своими гребаными друзьями. А если ты травила себя мыслями о Ёнсо, не замечая этого, то ты — полная идиотка.

— Пошёл ты, Чонгук. Ничего бы этого не случилось, если бы ты элементарно выслушал меня на той сраной парковке, а не сбежал, как последний трус.

Он отталкивается рукой от стены и трёт лицо руками, видимо пытаясь совладать со всей злостью, которая схожа с вулканом, готовый взорваться в любой момент.

— Мы уезжаем отсюда. И похуй мне, что ты там думаешь, — Чонгук открывает дверь и тянет меня за запястье.

— Я никуда с тобой не поеду. И просила же не трогать меня, — я тяну руку на себя, но нихрена не получается вырваться из железной хватки.

— Блять, Лиён, так сильно хочешь, чтобы все смотрели на то, как я несу тебя на плече? Я не думаю, что тебе это надо, — с вызовом спрашивает он, без труда выводя меня из туалета.

— Нахер иди. Вези к себе всяких дурочек, — я оттолкнула его ещё сильнее и быстрым шагом направилась к лестнице по коридору.

— Какого хрена ты творишь? — Чонгук снова схватил меня за руку, резко дёрнув на себя, и прижал к стене. Я больно стукнулась лопатками о твёрдую поверхность, — Не смей убегать от меня.

— А ты не смей обзывать меня. Так сложно закрыть свой рот?

— Да, черт возьми, сложно! — он несильно бьет ладонью по стене рядом с моим лицом, но я даже не моргаю. Знаю, что не причинит мне вреда. По крайней мере физического, — Просто сядь в машину, и я отвезу тебя домой. Пожалуйста, — его голос стихает, а выражение лица сменяет злость на усталость. В этом приступе злости я и забыла про то, что перед глазами всё идёт кругом, и что горло саднит, как ненормальное, и про больной желудок, который чуть ли не вывернулся наизнанку несколько часов назад. Резко стало более дурно, чем ранее, и от этого всплеска эмоций страшно ударила огромнейшая вина. Где-то снова стало подкрадываться это непрошеное чувство стыда, которое, я уверена, затмит весь мой разум и выдернет меня из нормального функционирования. Я буду слишком занята тем, чтобы жалеть о том, что не поступила иначе.

— Ладно, — я одобрительно киваю, и только после этого я перестаю чувствовать преграду в виде крепкого тела Чонгука.

***

Свежий ветер качнул мои волосы, ударил в лицо, заставляя поморщиться. Я выдохнула воздух, набирая полные лёгкие, которые, кажется, иссохли за то время моего нахождения в прокуренных комнатах.

Чонгук подходит к машине, снимает ее с сигнализации, открывает передо мной дверь с пассажирской стороны. Мы стоим очень близко, молча сверля друг друга недовольными взглядами. Его глаза и правда обладают каким то магическим даром, который может испепелять то место моего тела, на которое он смотрит. Исходящая от него энергия настолько странно действовала на меня, что нужно было приложить большие усилия для того, чтобы как минимум не выглядеть ещё большей идиоткой.

Когда я все-таки принимаю решение спокойно сесть в машину, он захлопывает дверь, обходит машину спереди и садится на водительское сиденье. Чон заводит двигатель, и в машине тут же врубается приглушенная музыка. Тянется ко мне, вытаскивая ремень безопасности и с лёгкостью защёлкивая его, и затем выезжает на проезжую часть. В машине мы ехали молча, только тихое радио перекрывало тишину.

Косо поглядываю на его лицо, и сама не понимаю, как злость отдаёт главенствующую роль внезапно пробудившейся нежности. Чонгук ни разу не улыбнулся, но если глубже копнуть, то можно понять, что всего лишь не хочет свои истинные чувства показывать. Будь он настолько безразличен, что я бездумно успела выдать ему в силу собственного бессилия, не пробыл бы со мной всю ночь и не держал бы эти запутанные волосы в руке, когда я выглядела, как пожалуй, самый жалкий человек на свете.

Не знаю, как я сдержалась, чтобы позорно не начать реветь прямо у него на глазах. Я ехала в тот дом с целью сгладить глупый конфликт, а в итоге напилась, как идиотка, всего лишь приревновав его к бывшей. Не хватало слов, чтобы описать, как мне было стыдно и противно от самой себя. Я не создана для алкоголя. Мы — две параллельные, никогда не соприкасающиеся друг с другом прямые.

И я сомневалась, стоило ли ему знать, что уже знаю эту дорогу, ведущую к его дому, что я была здесь и надеялась увидеть его за дверью. В конце концов я решила промолчать, не имея смелости прервать такую громкую для меня тишину.

Комментарий к Часть 12

Дорогие мои читатели, я снова возвращаюсь после сложных учебных дней и надеюсь, что многие всё так же ждут новую главу. Я жутко буду рада видеть вас в своих отзывах и узнать ваше мнение, или даже просто снова увидеть вас и обрадоваться, что вы всё ещё со мной❤️

========== Часть 13 ==========

Внутри меня была самая настоящая смертоносная стихия в виде собственного укора совести вперемешку со стыдом. Вероятно можно было как то избежать этого травящего душу кошмара, но точно не закрытой в своей комнате на неделю, без возможности полноценно увидеться и поговорить с Чонгуком. А после того, как отец, увидев нас, идущих вместе, с окна гостиной, тут же вышел на крыльцо дома и сказал несколько ядовитых слов о том, чтобы тот держался от меня подальше. Я чувствовала себя настолько дерьмово от выражения лица Чона, полного негодования и легко уличимой боли, что весь оставшийся день провела в слезах, не имея и малейшего желания видеться с отцом. Сковавший страх преследовал меня до тех пор, пока Чонгук не позвонил мне и не сказал какую то глупость про то, какая я хреновая отличница, тем самым давая понять, что не злится на меня. Если бы я знала о последствиях этой вечеринки, то там не было бы даже намёка на мое присутствие, как это было и всегда. Но был ли смысл жалеть о том, что никто был не в состоянии изменить?

Вздохнув, я перекатилась с одного бока на другой, увлекая за собойтелефон. Чувствуя легкую сонливость, я засунула руки под холодную подушку и прикрыла глаза, все ещё слушая всё, о чем говорится в фильме, смысл которого я едва могла уловить.

Почувствовав лёгкую вибрацию телефона, я приоткрыла глаза, всматриваясь в густой полумрак комнаты. Появилось острое ощущение дереализации, будто я проспала до утра и пропустила уроки, хотя на самом деле я заснула всего лишь на несколько часов. Ватными пальцами я обхватила мягкий чехол телефона, нажимая на кнопку блокировки, и тут же поморщилась от яркого света экрана. Сердце невольно екнуло, когда в глаза бросился пропущенный вызов от Чонгука. Резко пропали оставшаяся сонливость и желание проспать до утра. Проведя пальцем по экрану, я с трепетом и страхом приложила телефон к уху, осознавая, как все-таки я мучалась и не знала, что делать с желанием быть рядом с Чонгуком.

— Алло? — я пальцами нащупала кнопку на ночнике и в следующую секунду он осветил уголок моей комнаты. Сердце, казалось, сейчас остановится, хотя это всего лишь обычный разговор.

— Я уж думал ты и не перезвонишь, — Чонгук начал разговор с привычной ему усмешкой в голосе. Только во всем этом читалась ещё одна, мимолётно проскальзывающая эмоция — радость. Не знала бы я его, то никогда бы не смогла этого заметить.

— Решила сжалиться над тобой, — улыбнувшись, я легла на спину, пытаясь унять появившуюся дрожь в коленях. В груди полыхало рвение броситься к нему, ощутить его губы на себе, коснуться шеи, плеч и груди, пройтись рукой по ощутимым кубикам пресса. Я думала, что сойду с ума, когда услышала мягкий, хриплый смех в ответ. Я в очередной раз поймала себя на мысли, что раньше даже подозревать не могла, что во мне возникнет настолько сильное влечение к такому человеку, как Чонгук. Поначалу даже признавать не хотелось, что просто однажды позволила ему поцеловать себя в актовом зале и впиться в свою жизнь острыми клешнями. Впиться настолько, что если вдруг он исчезнет на этих местах останутся огромные, ничем незалечимые дыры. И спрашивать саму себя, почему именно он, осточертело. Это был вопрос, который я задавала себе несколько раз за день. Почему я хотела именно его? Почему ни один парень, кроме Чонгука, не вызывал во мне подобного желания? Я прекрасно понимала, что чувствую эту похоть только лишь потому, что это Чонгук. Был бы это кто-то другой, я бы скривила гримасу отвращения только при одном упоминании о чужих касаниях.

— Ты спала?

— Да, немного, — я утвердительно качнула головой, выдерживая паузу, — Чем ты был занят?

— Ничем. День был скучным, в принципе как и все остальные без тебя, — Чонгук безусловно был мастером по тому, как легко вводить меня в ступор. Это ведь было долгожданное признание в том, что он скучает по мне. От чего то рьяно хотелось, чтобы его тоска была сродни моей невыносимой, от которой каждой клеточке моего тела выть хочется.

— Я тоже скучаю по тебе, — убрав появившуюся от волнения хрипотцу в голосе, я пальцами зарылась в волосах и сжала их, понятия не имея, как подавить возникнувший шквал эмоций. Сегодняшний разговор по телефону отличался от всех предыдущих, и я все никак не могла понять, в чем дело. Чонгук молчал в трубку, словно раздумывая над чем-то, а я тем временем чувствовала себя неловко после произнесённой мною фразы. Я поднимаю кисть руки вверх и рассматриваю её, вспоминая, как она держала тёплую руку Чонгука. Вздох парня даже через помехи телефона смог собрать кучу мурашек, пробежавшихся по позвоночнику.

— Может, я приеду к тебе? Ты ведь говорила, что твой отец дежурит до утра, — мне совсем не хотелось, чтобы Чонгук понял, насколько сильно я растеряна и беззащитна перед ним, но губы так и застыли, не в силах сказать и слова. Я смутилась, прикрыв глаза ладонью. Одни мы ночью в одной и той же комнате — одна только мысль все внутри будоражит и заставляет ещё больше дрожать от волнения. Пара его слов без какого либо подтекста свели меня с ума.

И теперь наконец то я поняла, откуда взялось это никуда не желающее уходить напряжение. Я черт возьми хотела его. Слишком сильно, и всегда с особой тяжестью отгоняла от себя неправильные мысли. Пока ещё имея силы на то, чтобы ссылаться на остатки чистого разума, я первое время тешила себя надеждой, что когда Чонгук перешагнет порог моей комнаты, то я справлюсь со своим желанием. Но усмехнувшись самой себе, я поняла, что такая гребаная слабачка, как я, сдастся при первом же его взгляде, виднеющимся из-под опавших на лоб прядей и ничего не сможет с собой сделать. Он — чертёнок, раскрывающий все мои темные стороны, о которых прежде не знал никто. Даже я сама.

— Да, его уже нету дома, — я облизываю верхнюю губу, все ещё чувствуя неуверенность в своём решении вперемешку с терпимым возбуждением, но режущее желание увидеть его вживую сказало само за себя, — Я бы хотела, чтобы ты приехал.

— Тогда я буду через несколько минут. Я как раз проезжаю мимо.

— Проезжаешь? Где ты был? — удивленно спрашиваю я.

— Надирал другим задницу в баскетбол, а потом отмечал победу, — Чонгук коротко смеётся, и я тут же слышу пикающий звук поворотника.

— По твоему играть в баскетбол — это «заниматься ничем»? — с иронией в голосе хмыкаю я.

— Это не настолько увлекательно, чтобы я перестал думать о тебе, — кровь прилила к щекам, и дыхание участилось от слов, которые остриём прошлись по груди, вызволяя от туда заснувших бабочек.

— Ты ведь был уверен, что сможешь придти ко мне домой, верно? И едешь мимо ты тоже не случайно.

— Я не был уверен, но предполагал.

— Ты самый настоящий хитрец, Чон Чонгук.

— Это звучит, как комплимент, звёздочка, — я чувствую, как он улыбается, — Откроешь мне дверь?

— Постой там, пока я подумаю, — отключаюсь, кидая телефон рядом с собой. Закрыв лицо ладонями, я сдавленно смеюсь, чувствуя себя по настоящему счастливой.

Откинув одеяло, я быстро прохожусь расческой по волосам и, выйдя из комнаты, не спеша спускаюсь по лестнице, стараясь не шуметь и не разбудить маму. Преодолев последнюю ступеньку, я на кончиках пальцев подхожу к входной двери, чувствуя босыми ногами прилипающий к коже песок. Несколько раз повернув замок вправо, я аккуратно нажимаю на ручку и тут же сталкиваюсь с притягивающими к себе всё внимание глазами напротив. Наши тела сталкиваются, точно магниты, и я чувствую его тепло, согревающее мою прохладную кожу через ткань домашней футболки. Чонгук обнимает меня за талию, я его за шею. Вокруг тишина, которая разбавляется только шарканьем нашей одежды.

— Привет, хитрец, — шепчу я и прижимаюсь своим лбом к его, слыша, как щёлкает замок двери. В ответ он лишь лукаво улыбается и проводит дорожку ладонью с талии к моей шее, окидывая меня каким-то нечитаемым взглядом. Меня жутко радовало, что в эту встречу то отвратительное чувство отстраненности из-за нашей мелкой ссоры пропало, уступая место легкости и непринуждённости. Ещё несколько минут мы стоим в полном молчании, наслаждаясь обществом друг друга. Мы были лишены этого на слишком долгое время.

Оставив мягкий поцелуй на прохладных губах, я отстранилась, чтобы переплести наши пальцы и затем повести его вслед за собой к лестнице. Становится как то неловко, когда я осознаю, что на радостях даже не переодела домашнюю одежду. А ещё более неуютно стало тогда, когда в голову пришла мысль, что под ней ничего нет.

Чонгук заходит в комнату вслед за мной, и я за спиной слышу щелчок закрывающейся двери, а затем и щелчок замка. Я хмыкнула от этого жеста и повернулась, вглядываясь в глаза напротив. В них было столько эмоций, что я даже не знала за какую зацепиться. Хотя на лице снова маска напускного равнодушия, от которой всегда за километры веет холодом. Но сейчас именно его взгляд был блестящим, живее всех живых.

— У тебя и правда маленькая кровать, — кивает Чонгук мне за спину, но это только вызывает у меня порцию негодования. Он специально издевается надо мной.

— Если двуспальная кровать — маленькая, то даже страшно представить, на чем спишь ты, — я скрещиваю руки на груди и облокачиваюсь о компьютерный стол, наблюдая, как Чонгук медленно подходит к прикроватной тумбочке, задевая пальцами висящий на ночнике брелок. Две изящные бабочки начинают трястись из стороны в сторону, издавая еле слышный звук столкновения друг о друга. Я невольно улыбаюсь от того, что самая малозначительная деталь моей комнаты сумела привлечь его внимание.

— Это мило, — негромко, с напряжением в голосе проговаривает он, поворачивая ко мне голову. Я сглатываю и киваю в знак благодарности, все ещё не в силах оторвать взгляд, — Это твой любимый цвет? — спрашивает Чонгук указывая на голубое постельное белье и стены. Моя комната была оформлена в светло голубой вперемешку с кремовым, и эта цветовая гамма и правда нравилась мне больше всего.

— Да.

Чонгук криво улыбается, когда взглядом цепляет белый стеллаж полный книг, а затем медленными шагами пересекает комнату. От чего то в данный момент я сравниваю его с хищником, который исследует логово своей жертвы, изучая все её привычки и бесцеремонно вторгаясь в личное пространство. Но я позволяю ему делать это. Я бы соврала, если бы сказала, что мне это не нравится.

— И я никогда не ошибался, когда говорил, что ты отличница, — он засовывает одну руку в карман чёрных джинс, а другой касается корешка первой попавшейся книги. Слежу за тем, как медленно скользят его пальцы по поверхности, рассматривая рельефные вены на тыльной стороне ладони. Мне внезапно стало душно, взгляд против воли упал на шею, а затем плавно перебрался на приоткрытые губы, которые были так близко, но в одно и то же время слишком далеко. Быстро облизнув нижнюю губу, я сглотнула и подняла глаза чуть выше, но чуть ли воздухом не поперхнулась.

Он смотрел прямо на меня.

Одна только я знаю, каких усилий мне стоило оторвать взгляд от его рта и темной бездны в глазах, одновременно пугающей и притягивающей к себе своей неизвестностью. Двоякое чувство.

Этот воображаемый шарик моего терпения готов был в любой момент лопнуть, и я позволю себе всякие вольности и мысли, которые я всегда считала неправильными. Но в то же время я боялась приближаться к нему. Внутри все холодело и тяжелело от противоречивых чувств, скребущих по сердцу.

— Все хорошо? — спрашивает Чонгук, выводя меня из мыслей.

— Конечно, — я надеюсь, что через секунду Чонгук прижмёт меня к себе своими горячими руками, заметит, что я даже дышать стала меньше и как-то по-странному отрывисто, но он лишь отводит взгляд в сторону не заправленной после сна кровати.

— Ты какая-то неразговорчивая, — я смущаюсь и чувствую, как кровь с новой силой приливает к щекам.

— Это из-за сонливости. Я проспала несколько часов, — я отталкиваюсь от стола, проходя мимо Чонгука к кровати, чтобы взять телефон в руки и отвлечься на что-то помимо невыносимо привлекательного парня, который по хозяйнически расхаживает по моей комнате и испытывает мое терпение. Если бы это была проверка на самоконтроль, то я бы с треском её провалила.

— Сонливость? — у самого уха раздался обжигающий шёпот, и я вздрогнула, когда его рука притянула меня ближе к себе, а вторая медленно убрала волосы на одну сторону, освобождая голый участок шеи. Мне не верилось, что эти разряды тока, проходящие по всему телу от его касаний, были реальными. От этой близости бросало то в жар, то в холод, в его обволакивающем тепле хотелось раствориться. Желание увидеть его лицо пересилило всю неловкость, поэтому не отцепляя от себя крепких рук, я развернулась и положила ладони на размеренно поднимающуюся грудь. Я выдохнула, когда Чонгук надавил ладонями на спину, прижимая мое тело к себе ещё ближе, чем прежде, — По-моему, ты врешь.

— Я говорю правду, — я скольжу ладонями к по его плечам, невесомо обхватывая пальцами горячую шею. В голове шумело от того, насколько сильно хотелось поцеловать его. Только немного иначе. Целовать, пока в первый раз не услышу его стон. Пока не упрется в меня чём-то твёрдым. Пока не отнесёт на мою маленькую кровать и не снимет с себя одежду. От последней мысли сердце с ума сходит, чуть ли не взрываясь от чувств к дьяволу напротив.

— О чем ты думала, когда смотрела на меня? — выдохнул Чонгук, сбрасывая маску безразличия с лица. Он поддаётся вперёд, касаясь моего лба своим. Нельзя быть такой счастливой, иначе меня запросто разорвёт на атомы, — Когда ты пялилась на мои губы, чего ты хотела, Лиён? — его рука с талии медленно опускается вниз, идеально ложась на ягодицу. Мои глаза закрыты, что делает в все ощущения от прикосновений наиболее острыми. Словно места, где проходятся пальцы Чонгука, начинают загораться пламенной дорожкой.

— Я хотела поцеловать тебя, — с трудом проговариваю я, прикладывая огромные усилия для того, чтобы воспринимать все его слова и контролировать то, что говорю в ответ. Мне кажется, будто под влиянием непередаваемый атмосферы, мы рассыпаемся на кусочки, как осенние листья, но это всего лишь звук падающего на пол чёрного бомбера парня.

— Это всё, чего ты хотела? — насмешка в его голосе напрягает меня, но не успела я произнести и слова, как Чонгук подхватывает меня под бёдра. Я инстинктивно поддаюсь вперёд и обхватываю его поясницу ногами, в следующую секунду оказываясь сидящей на его бёдрах на своей кровати, — И когда же ты сдашься? — произносит он прямо в мои губы, отстраняясь назад на несколько сантиметров. Я приоткрываю глаза, сталкиваясь с его темными, и сама не понимаю, как крепче обвиваю руками его шею и притягиваю к себе. Чонгук прикрыл глаза и уголки его губ поползли вверх. Вздохнул, облизывая губы, приблизился к моему рту, почти даря мне желанный поцелуй, но затем вдруг потянул за бёдра на себя и так же мягко подался тазом вперёд. От этих ощущений я чуть ли не задохнулась, напряжённо выдохнув через рот.

— Чёрт, — выдохнула я, утыкаясь лбом в его. Пальцы сжались на его плече, комкая ткань темной футболки.

— Расслабься, ты слишком напряжена, — шепчет Чонгук и снова придвигает меня чуть ближе, позволяя усесться поудобнее.

— Это нечестно, — еле выговариваю я, повторяя волнующее движение бёдрами и сильнее стискивая твёрдое мужское плечо. Расслабиться не получалось.

— Я согласен, — Чонгук сдавленно смеётся и облизывается перед тем, как мягко положить ладонь на мой затылок. В глазах напротив переливается азарт вперемешку с возбуждением, и они делали меня настолько уверенной в себе, что я, не став дожидаться, когда Чонгук вдоволь поиздевается надо мной, острожно обхватила руками его лицо и притянула к себе.

Чонгук провёл языком по моей нижней губе, прикусывая и оттягивая её назад, с характерным шлепком отпуская обратно. Каждое прикосновение и каждый поцелуй отдавались спазмом внизу живота, заставляя делать одно движение бёдрами за другим. Чонгук кладёт свои ладони на ягодицы, подталкивая на себя и подстраивая под нужный темп, не забывая глубже проникать языком в мой рот и пальцами грубо сжимать кожу. С каждым толчком я чувствовала, как он напрягается и твердеет в штанах, хотелось ощутить его и приблизиться настолько, насколько это было возможно. Оставалось только глухо постанывать и выдыхать ему в рот, потому что сдерживать стоны уже было за гранью моих возможностей.

И насколько же я удивилась, когда осознала, что не держала в голове никаких мыслей по поводу того, что всё это неправильно. Наоборот всё происходящее казалось ахиреть каким правильным, и будто то, что я оседлала Чонгука и терлась о его пах — само собой разумеющееся.

Чонгук на секунду отстраняется, почти что со стоном, который я незамедлительно ловлю и продолжаю настойчиво целовать, всасывая его язык себе в рот. Между бёдер все было влажным, от чего желание ощутить в себе Чонгука острыми лезвиями пронзало низ живота. Мне показалось, что я взорвусь, когда сильнее прижалась пульсирующей от желания промежностью к его выпирающему через ткань джинсов члену. Я стону ему в рот, открывая веки и вглядываясь в приоткрытые, помутнённые от желания глаза. Он скользит руками к моей груди, сжимая их ладонями, все ещё не стремясь пробираться под тонкую футболку, и вовлекает меня в новый поцелуй. Его губы властно терзают мои, покусывают, снова и снова оттягивая мягкую кожу зубами. Язык настойчиво переплетается с моим, скользит по мне, касается зубов, затем проводит по нёбу, извивается, вызывая практически непередаваемые ощущения. Затем отстраняется, рычит мне в рот, остервенело вдыхая воздух, чтобы подарить очередной, безумный поцелуй.

Чонгук сильнее сжимает сосок через ткань, после чего моя спина выгибается и мягкий стон вырывается из губ в рот Чона. Его руки спускаются к ягодицам, нащупывая края футболки, и тянут её вверх, обнажая мою грудь. Я ловлю себя на мысли, что наше положение приносит мне неописуемое чувство наслаждения, когда он весь в моих руках, когда смотрит полностью помутнёнными от возбуждения глазами и так рвано дышит. Я чувствовала ответное биение его сердца, которое становилось громче от каждой ласки. Это лишило меня последних остатков самообладания.

— Ты слишком красивая, — хриплым голосом мурлычет Чонгук и снова возвращает ладони на мою талию, не сводя глаз с моего лица. Если честно ему и не нужно было ничего говорить, ведь я вижу, как он смотрит. Смотрит так, что чувствую себя особенной, не такой, как все, что он уже пытался донести до меня несколько раз.

— Ты никогда не говорил мне этого, — шепчу я и снова делаю волнообразное движение вперёд, чувствуя невыносимую пульсацию между ног. Чонгук стонет и крепко сжимает мои бёдра, лишая возможности двигаться.

— Если я не говорю этого, это не значит, что я так не думаю, — он хитро сощурился, ослабляя хватку.

— Ты тоже очень красивый, — на выдохе произношу я.

Склоняю голову к его шее, чтобы нежно прикоснуться губами к коже. Прохожусь языком по выпирающей вене, прикусываю, оттягивая кожу, и снова целую, зализывая место укуса. Он всё это время скользит руками по моей спине, проводя пальцами по каждой косточке позвоночника, медленными движениями переходит на грудь, тут же сжимая её в ладонях, доставляя мне очередную порцию удовольствия. Резко он опускается на спину, увлекая меня за собой, от чего моя ладонь инстинктивно вжимается в матрас возле головы Чонгука, чуть придавливая мягкие чёрные волосы.

— Прости, — смущаюсь я и убираю ладонь.

— Всё хорошо.

Не желая терять время, мы снова сталкиваемся губами. Он неожиданно и резко переворачивает меня на спину, нависая сверху и вглядываясь в мои удивлённые глаза.

— Ты слишком быстро учишься, — шепчет он, лаская долгими поглаживаниями моё бедро. Я сделала глубокий вдох, и в ноздри ударил сладкий аромат духов, который смешивался с запахом возбужденного парня.

— Ты никогда не ошибался, когда говорил, что я отличница, — передразниваю его я и касаюсь большим пальцем распухшей от поцелуев губы. Чонгук посмеивается и через пару секунд с глухим стоном прижимается губами к моим губам, заставляя ощутить вес своего тела. Невероятное ощущение от соприкосновения обнаженной груди с его торсом током прошло по венам аж до кончиков пальцев, но теперь, когда картина нашей близости не выходила у меня из головы, этого было недостаточно.

Мои пальцы устремляются к нижнему краю его футболки и пробираются под неё, чтобы коснуться напряжённых лопаток и затем дойти до жестких кубиков пресса.

— Сними её.

Чонгук отстраняется, вставая на колени, и стаскивает её через голову, и у меня есть некоторое время, чтобы полюбоваться торсом, который я могла бы только сравнить со скульптурами итальянских мастеров, настолько оно совершенно.

— Значит всё-таки видела? — спрашивает Чонгук прежде, чем его рот находит мою ключицу, языком ласкает кожу, а затем покрывает поцелуями разгоряченную ложбинку между грудей.

С помутнённым сознанием я сначала не совсем понимаю, что Чонгук хочет услышать, но когда он спускается языком чуть ниже, оставляя влажные дорожки на животе, до меня вдруг доходит то, что он имеет ввиду. Я не сдерживаюсь и выпускаю смешок, грея себя мыслью, что не одну меня задевали все острые реплики, которыми мы умело ранили друг друга, словно хорошо заточенными кинжалами.

Он снова нависает надо мной, и я доверчиво прижимаюсь к его невыносимо горячему телу, закидывая ногу на его бедро. Смотрю на вспотевшее лицо, слабо освещаемое маленькой лампой на прикроватной тумбочке, и пальцами убираю прилипшие ко лбу пряди. Чонгук целует изгиб моей щеки, трется носом о подбородок, а пальцы обхватывают моё горло, но не сдавливая, а нежно касаясь кожи, показывая своё превосходство.

— Ответь мне, Лиён, — его дыхание тяжелое.

— Не видела, — я чувствую, как он касается низа живота, проводя ладонью сверху домашних шорт, и мягко упирается пальцами между ног. Меня будто сотни стрел пронзают в одно и то же время, — Боже… нет, никогда не видела.

— Умница, — его шёпот ласкает мои уши, — Тебе нужно лечь поудобнее, — я осознаю, что мои ноги до сих пор свисают с кровати, и лежим мы поперёк, игнорируя подушки, словно так и нужно.

Коротко кивнув, я перемещаюсь к изголовью кровати, но не успев даже коснуться головой подушки, притягиваю Чонгука за шею и впиваюсь в него губами, не желая прерывать всё это тянущееся, самое лучшее, что есть на свете, безумие.

— Значит, сегодня ты не собираешься останавливать мои руки? — мягко оторвавшись от моих губ, хриплым голосом спрашивает Чонгук и удобно устраивается между моих ног, мягко отводя правую коленку в сторону. Его локти ложатся по обе стороны от моей головы.

— Нет, — тихо говорю я под взглядом двух тёмных глаз, которые прожигают меня изнутри. Было ощущение, будто радужка его глаз рассыпалась под влиянием возбуждения, обнажая всю его сущность, которую он прячет днями напролёт. Ты точно дьявол, Чон Чонгук.

— И всё, чего ты хотела — только поцелуй? — я чувствую, как уши начинают гореть от бесконечной палитры эмоций, в которую теперь ещё вошло из ниоткуда взявшееся смущение.

— Нет, — Чон проводит носом по линии моего подбородка.

— Тогда чего ты хочешь ещё?

Я ерзаю на кровати, желая, чтобы его широкая ладонь, которая недавно лежала у меня между ног, никогда больше меня не покидала. Всё тело горит от пульсации между ног, и для того, чтобы произносить слова, нужно было приложить титанические усилия. И особенно эти слова, которые на протяжении всего этого времени вертятся у меня в голове, но с особым с трудом выходят из приоткрытого рта.

— Я хочу тебя, — я дергаю бёдрами вверх, тут же опускаясь обратно. Чувствую, как по стенкам стекает смазка, ещё больше распаляя и без того невыносимую потребность в его ласках, — Очень сильно хочу.

Чонгук рвано выдохнул и припал губами к моей шее, покусывая и всасывая кожу в рот, создавая мокрые звуки. Прерывисто дышит и опаляет горячим дыханием потную кожу. Распахиваю рот в очередном стоне из-за особо чувствительных поцелуев и прикусываю губу, сведя брови к переносице.

Чон мягко отрывается от моей шеи и выпрямляется, нежно обхватывая и подтаскивая меня за бёдра. Его пальцы берутся за края мокрых шорт, от чего я приподнимаю ягодицы, позволяя стянуть с себя вещь, тут же чувствуя непривычную для тела прохладу. Невольно вздрагиваю, когда он медленно проводит пальцами по промежности, с вожделением оглядывая изгибы моего тела. Выдохнув воздух, я прикусываю ноготь указательного пальца, едва сдерживая рвущиеся наружу стоны. От одной мысли, что совсем скоро Чонгук лишит меня девственности и будет толкаться в меня как можно глубже, мое сердце чуть ли не взорвалось на мелкие кусочки. Чувствуя каждое движение умелых пальцев по мокрым складкам, я вытягиваю руку и кладу её на тёплую мужскую грудь. Он чуть склоняет голову вбок, опуская затуманенный взгляд на промежность, и, приоткрыв губы, вставляет один палец, упираясь внутренней стороной ладони в пульсирующий клитор.

— Господи, я умираю, — полуоткрытыми глазами я смотрю, как Чонгук неторопливо нависает надо мной, все ещё двигая пальцем внутри, — Чонгук, прошу тебя, — шепчу я и обхватываю мужскую шею ладонями, прижимаясь лбом к его. Успеваю оставить только нежный поцелуй на уголке рта, потому что он снова отстраняется, расстегивая чёрный ремень и слезая с кровати. Смотрю, как переливаются его мышцы под блестящей кожей, и как напрягаются желваки, когда он тянется рукой к карману куртки и вытаскивает от туда блестящую упаковку. Одна из моих самых смелых фантазий в виде снимающего с себя джинсы Чонгука становится реальностью.

Недолго справляясь с презервативом, Чон касается ладонью моей щеки и оставляет поцелуй на лбу, возвращая пылкий взгляд на мое лицо. Нежно взяв мою ногу под коленом, он устраивается между бёдер и упирается ладонью около моего плеча. Когда он прижимает головку члена ко входу, я напряжённо облизываю губы, чувствуя, как он неторопливо начинает входить в меня. Я ощутила прилив острого волнения и неуверенности, осознавая, что вслед за этим последует боль, и Чонгук останавливается, приближается к моему лицу, чтобы совсем невесомо поцеловать пересохшие губы.

— Доверься мне, — полушепотом проговаривает он, лаская ладонью мою щеку. Я утвердительно киваю, стараясь не разорвать наш зрительный контакт, но в конечном итоге прикрываю глаза, — И не только сейчас, Лиён. Всегда.

Я открываю глаза и зарываюсь в его волосах у виска, пока он следует ладонью от шеи к груди, нежно сжимая её. Я чувствую, как он неприятно давит на стенки влагалища, и хмурю брови, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Нет никаких тяжёлых толчков, от которых напряжённо стучат зубы. Он двигается размеренно, держа всё под контролем. Я не могу сохранять самообладание, когда Чонгук целует мои губы и трется кончиком носа по моей щеке, оставляя на ней мокрые поцелуи. Я впиваюсь пальцами в его плечи, нуждаясь в нем, как никогда прежде. Чон касается моей напряжённой кисти и снимает её со своего плеча, скрещивая пальцы, чтобы затем прижать наши руки к подушке.

— Поговори со мной, — просит Чонгук, делая ещё один глубокий толчок, заставляя меня выпустить еле слышный стон.

— Недавно мне кое-что приснилось, — я едва могу говорить.

— И что там было? — он раззадорено улыбается, протягивая руку к сверхчувствительному клитору, и делает кругообразные движения пальцами. Я закатываю глаза от новой волны наслаждения, распространяющейся по всему телу. Чонгук действительно знает, что он делает.

— Там был ты, — лепечу я после долгой паузы и затем издаю стон, когда его рука отстраняется, ложась на мою талию. Чонгук прикрывает глаза, наполовину выходя из меня, чтобы затем полностью заполнить собой. Я прикусываю губу, понимая, что каждое скользящее движение внутри приближает меня к тому, что станет моим концом и мое тело разорвётся от эмоций, как фейерверк, — И делал ты тоже самое, что и сейчас.

Чонгук стонет и в порыве сильных эмоций сильно сжимает мой бок, наверняка, оставляя там синяки. Всё, на что я способна, это высвободить ладонь из его и сжать руками наволочку подушки.

— Почему я узнаю это только сейчас?

— Ты не сильно меня выносил в то время, — бормочу я. С каждым движением мои ноги слабеют, становятся совсем ватными, покрываясь приятными мурашками. Чувствую, как капелька пота скатывается по моему лбу к уху, исчезая в мокрых волосах.

— Это не правда, — возмущается Чонгук и припадает губами к покрасневшей шее.

— Не правда? — с трудом задаю вопрос я.

Чонгук отстраняется и прикасается своими губами к моим, с наслаждением переплетая наши языки. Когда он начинается толкаться внутри меня немного быстрее, я разрываю поцелуй, протягивая за собой ниточку слюны, и несдержанно стону в его рот, слыша такой же тихий стон в ответ.

— Нет. Потому что с самого первого взгляда мне нравишься, — он выдыхает через рот, морщится и поглаживает свободной рукой мое бедро, — И никогда это не прекращалось. Я пытался утянуть тебя вместе с собой, самым худшим и незрелым для меня способом.

Я смотрю в его глаза и искренне улыбаюсь тому, в чём всегда подсознательно хотела убедиться. Меня убивала мысль, что вся та неприязнь, которая исходила от Чонгука при каждой нашей встрече, была реальной, практически сжирающей его изнутри. Мне не хотелось верить в это, потому что избегая реальности, я спасала себя от принятия факта, что нам никогда не быть вместе.

Когда Чонгук сжимает мою грудь ладонью, и чуть наклонившись, вбирает в рот твёрдый от возбуждения сосок, я чувствую, что близка к тому, чтобы кончить. Удовольствие перетекает через край, пересекает черту, вслед за которой по моему телу проходит волна энергии, скручивая, сжимая и вытряхивая из меня душу. Я теряю рассудок, чувствуя, как из меня уходят последние силы, ощущая лёгкость и наслаждение в теле. Я пытаюсь ловить ртом воздух, и когда открываю глаза, вижу, что с Чонгуком происходит то же самое. Я чувствую дрожь его тела и как его пальцы с силой сжимают мою ногу. Его выражение лица такое, словно он добежал до финиша в состязании по легкоатлетическому бегу.

Все внутри меня переворачивается от нежности и испытываемых чувств, которые я без сомнений могу назвать любовью. От него трепещет сердце, словно выбираясь из клетки, в которой, как оказывается, было слишком темно, пусто и бессмысленно жить.

Я прикрываю глаза ладонью, пытаясь восстановить дыхание. Чувствую, как тёплое тело Чонгука немного отдаляется, и слышу щелчок, после которого комната погружается в темноту. Матрас рядом со мной проседает, и потом Чонгук накрывает меня одеялом.

— Чёрт, — шёпотом проговариваю я, — Теперь ты будешь издеваться надо мной ещё больше. Но, чёрт возьми, Чонгук, я умерла.

— Не знал, что могу довести до смерти во время секса, — говорит он и обнимает меня поперёк груди, прижимаясь кончиком носа к виску. Я как дурочка, попала на крючок, и пока ещё не представляю себя в пустой постели на следующее утро.

Обессилено закрывая глаза, я осторожно переворачиваюсь на бок и кладу ладонь на его грудь. Думаю над ответом, но в итоге проваливаюсь в сон, напоследок ощутив мягкий поцелуй в лоб.

Комментарий к Часть 13

Я наконец таки по-человечески дописала этот шок контент, в сопровождении своего верного друга под именем «стеснительность» 🤪. Только щас, спустя несколько месяцев, я почувствовала, что всё в порядке, и можно потихоньку возвращаться к нормальному функционированию, в том числе и на фикбук))

Очень хочу сказать спасибо Jiminoochka, Лола Райли и ann.nnn за ваши отзывы, которые вдохновляют меня сильнее всего. Вы наполняете меня энергией, спасибо вам за такую неоценимую поддержку. ❤️ Так же спасибо всем, кто читает мой фанфик и ждёт новой главы 💜

========== Часть 14 ==========

Я просыпаюсь от настойчивого звона будильника. Некоторое время пытаюсь игнорировать режущий по ушам звук, но в конце концов с неохотой шарю рукой по тумбочке, нащупывая телефон, и нажимаю на кнопку блокировки. Звон прекращается, и я расслабленно выдыхаю.

Перед глазами пробегают кусочки воспоминаний о прошедшей ночи, и я осознаю, что нахожусь в постели одна. Подушка, на которой спал Чонгук, пропиталась мужскими духами, и вместо того, чтобы встать с кровати, я переворачиваюсь на бок и сильнее втягиваю в себя сладкий запах. Мои губы изгибаются в радостной улыбке, и я понимаю, что чувствую себя счастливой и умиротворённой. Чонгук стал моей второй частью, проник под кожу и распространился по крови, укрепляя нашу связь. Я влюбилась в него так сильно и так быстро, что теперь не представляю, как с этим справиться.

Мой взгляд ненароком пал на дверь, где на крючке висел длинный чехол с платьем для выпускного внутри. Позволяю себе развалиться на кровати, без единого побуждения встать, и окунуться в красочные мысли о предстоящем мероприятии, которое я ждала всем своим сердцем. Стоило лишь представить себя вместе с Чонгуком, я рывком скинула с себя одеяло, что жарким утром обжигает кожу, и утонула в собственной улыбке. Может быть Джиён действительно была права, когда говорила, что я стала ходячим солнцем. Теперь я и правда чувствовала себя человеком, от которого всегда идёт тепло и солнечный свет. Даже представить сложно, что может случиться со мной, если я лишусь впитавшейся в меня души другого человека, которая дополняет недостающие элементы моей жизни, заполняет её красками и лишает любой возможности чувствовать себя одинокой. Осознание того, что я хочу провести с Чонгуком всю свою жизнь, настолько острыми лезвиями впилось в меня прошедшей ночью, что я уже даже не знаю, как утихомирить накалившиеся эмоции.

Я тру глаза и с неохотой встаю с постели, касаясь ступнями холодного пола. Ёжусь от дискомфорта внизу живота и проскальзываю в ванную, слыша доносящиеся звуки с первого этажа. Выдавив на щетку немного зубной пасты, я тщательно почистила зубы и умылась, и только после этого спустилась вниз, чтобы позавтракать. Увидев там маму, которая уже почти заканчивала с завтраком и в перерывах мыла посуду, я пожелала ей доброго утра.

— Доброе, Лиён, — ласковым голосом отвечает она, — Как себя чувствуешь?

— Всё хорошо, — признаюсь я и откусываю кокосовое печенье. Некоторое время наблюдаю за тем, как она переворачивает блины на сковородке, но затем разбавляю тишину, — Ты вывесила мое платье?

— Да. Мне не терпится даже больше, чем тебе, — я смеюсь, понимая все её чувства по поводу предстоящего события.

— Мне даже не верится, что время пролетело так быстро, — я наблюдаю за тем, как аккуратно она кладет аппетитную яичницу на белую тарелку и от этого вида всё-таки ощущаю скребущий голод, — Вроде только недавно всё сгорело и сорвало все мои планы, — картинка обугленных декораций всплывает перед глазами, заставляя меня передернуться.

Яичница, оказавшаяся передо мной, дразнила меня всем своим видом, поэтому, не удержавшись, я проткнула вилкой желток и наблюдала за тем, как он растекается по тарелке.

— Честно говоря, я и сама не думала, что ты и Чонгук так быстро справитесь. Но вы превысили все мои ожидания, — мама берет ещё одну тарелку и представляет ее под струю тёплой воды, — Всё ещё не сказала отцу о Чонгуке?

— Ты же понимаешь, что нет. Он же на дух его не переносит.

Меня совсем не грела мысль о том, что отец терпеть не может Чонгука и испытывает к нему отторжение, при этом не дав ни единого шанса доказать обратное. И тошно было от того, что сама же успела внести долю негатива в его и без того предвзятое отношение к Чонгуку. Но несмотря на все сложившиеся обстоятельства, мне плевать хотелось на то, что думал отец. Наверное, в первый раз за такое долгое время, которое я только и делала, что подчинялась чужим представлениям о мире. В том числе, и представлениям о парнях. Какой чёрт меня укусил, когда я слепо бегала за ЧонСоком, который в упор меня не видел? Жила выработанным моим отцом образом хорошего парня?

— Разве не ты говорила ему, что Чонгук — осёл, который смотрит на всех с высока?

Совесть никогда не приходит вовремя и в итоге издевается надо мной без всякого спроса, прямо как и сейчас. Утыкаюсь лбом в стол, переплетая пальцы на затылке.

— Может ещё напомнишь о чём нибудь, что и без того меня грызёт? — пробурчала я.

— Я просто подготавливаю тебя к гневной тираде.

— Может ты задобришь его? — прошу я.

— Не думаю, что у кого-то из нас может получиться после того, как он узнал, что Чонгук расставляет товар по полкам, — с тонкой иронией произносит мама, заставляя меня вскинуть голову вверх и уставиться на неё удивлёнными глазами.

— Чего?

— То есть, ты в первые об этом слышишь, — звучит больше как утверждение, нежели вопрос.

Пытаюсь вспомнить хотя бы одно упоминание Чонгука о его работе, но кроме импульсивных школьных выходок ничего не желало приходить на ум. В конечном итоге признаю, что в его словах не проскользнуло и тени намёка на что-то подобное. Но должна ли я обижаться на это? Определённо нет, хоть и чувствую себя неприятно.

— Даже если это и так, что с того? — морщусь я, — Это на что-то влияет?

— На отца — да.

— И на тебя? — резко задаю вопрос я, на самом деле желая услышать отрицательный ответ.

— Лиён, я просто считаю, что это — не твой предел.

— «Это», — нервный смешок непроизвольно вырывается изо рта.

— Не злись на меня за то, что я не вижу тебя рядом с хулиганом.

— Ты серьезно считаешь, что будь он тем пустоголовым придурком, каким я сгоряча его описывала, то мы были бы вместе? Это же чушь.

— Дочь, дело не в том, как ты его описывала, и не в том, где он работает, — мягко проговаривает мама, кладя тарелку на полку для сушки посуды, — А в том, что такие как он, — быстро перегорают. Я не хочу, чтобы тебе сделали больно, — её слова неожиданно сильно бьют по груди, и я неосознанно стискиваю руку в кулак, оставляя видимые следы полумесяцев на ладони. Мне хочется убежать, лишь бы не слышать маму, её мнение, больно жалящее в сердце. Мне не хотелось принимать то, что это вгрызлось в мою уверенность в Чонгуке, нанося по ней ощутимый удар.

— Лучше бы тебя просто бесило место его работы, — я сглатываю, тихо проговаривая первое, что приходит на ум. От чего-то захотелось заплакать и превратиться в черепаху, чтобы в случае чего спрятаться в панцире от всей жестокости мира, — Мысль о том, что ты считаешь меня очередной игрушкой Чонгука, не сильно мне импонирует.

Мама вздыхает и смотрит на меня укоризненно.

— Во-первых, меня нисколько не бесит его работа. Хотя вопрос о его будущем меня тоже немало волнует, — она вытирает руки о полотенце и поворачивается ко мне всем корпусом, вглядываясь в моё раздосадованное лицо. Я не знала, в чем она хотела убедиться, сверля меня своим взглядом, и впрочем, мне было всё равно. Мама не хотела чтобы мне было больно, но странно, что я уже чувствовала эту боль, — А во-вторых, ты искажаешь мои слова.

— То есть, слова, что он типа «быстро перегорает», можно интерпретировать по-другому?

— Я просто не хочу, чтобы Чонгук как-то навредил тебе. А ведёт он себя так, словно спокойно может это сделать.

— Ты так странно говоришь об этом. Ты ведь ничего не знаешь о том, какой он, — я свожу брови к переносице, чуть ли не стискивая челюсть от тяжести непрошеной обиды.

— Пока что мне хватает того, что я уже знаю, — мама облокачивается рукой о столешницу, явно чувствуя такой же острый дискомфорт от темы разговора, — Пойми, Лиён, я не запрещаю тебе встречаться с Чонгуком. Но нельзя настолько растворяться в человеке, чтобы терять голову и вести себя, мягко говоря, неподобающе, — знаю, что она припоминает мне про недавнюю вечеринку, но я уже даже стыда не чувствовала из-за той степени сопротивления, которое я испытывала по отношению к родителям.

— Я поняла, — отрезаю я все возможные попытки продолжить разговор и встаю из-за стола, больше не чувствуя голода. Прохожу мимо мамы, сталкиваясь с отцом прямо у входа на кухню. Хотелось поскорее убраться от давящей атмосферы и скрыться в своей комнате, в надежде, что хотя бы там она не достанет меня.

— Ты уже позавтракала? — слышу ласковый голос папы за спиной, когда аккуратно обхожу его стороной и направляюсь к лестнице. Та степень раздражения, которую я испытывала на тот момент, не позволяла мне какого-то ласкового ответа.

— Нет.

— Почему?

— Аппетита нет, — холодным голосом бросаю я, преодолевая ступени. Стук двери в комнату словно отрезвляет, отделяет меня от всего мира.

Вижу белую ткань платья через щель в чехле и слезы непроизвольно начинают течь из глаз, оставляя горячие дорожки. В груди жгло, словно что-то пыталось вырваться наружу. В горле тоже. Бессильно облокотившись на холодную стену, я прижала руку к груди, чувствуя, как тело пробирает маленькая дрожь. Удивляюсь тому, сколько сил из меня сумел высосать маленький разговор.

Вибрирующий телефон выводит меня из прострации. Не спеша подойдя к кровати, я вижу имя подруги на экране, и прежде чем ответить, вспоминаю о том, что должна была продумать систему выбора короля и королевы бала до конца вместе с Джиён. Провожу ладонью по щекам, смахивая слёзы, и ненароком задумываюсь о словах матери. Возможно я и правда утонула в Чонгуке, не видя ничего дальше своего носа. И что самое характерное, не испытывала из-за этого и капли сожаления.

***

Есть такой странный сдвиг, когда после нескольких выкуренных сигарет затуманенным взглядом смотришь на закат, выцепляя каждый цвет по отдельности и представляя, что можешь выпить эти разноцветные облака из какого-нибудь безвкусно оформленного бумажного стакана. Эта смесь малинового и фиолетового цветов напоминает ягодный напиток из кафе, где работает мать. Смотрю, как дым, вышедший изо рта, рассеивается на ветру, оставляя после себя неприятный запах в салоне автомобиля. Снова представляю, как тону в солнечном океане, обретая другую реальность, как выпиваю это чёртово облако. От резко пришедшей на ум мысли, неожиданно даже для самого себя натягиваю еле заметную улыбку, подавляя желание показать уходящему солнцу средний палец. В пучине дней, где смешиваются секунды, дни и года, я урвал такое же разноцветное облако, с каждым глотком которого мне вспоминаются все радости и счастье жизни, в которых я чувствовал себя живым.

Лиён. Это имя крутится каждый день в моей голове. Каждую ночь, закрывая глаза, я думаю о ней. Когда я начал задумываться о небеи солнце, ассоциируя их с ней, при этом раз за разом закуривая сигарету или новенький косяк? Наверное, с первого гребаного взгляда, когда в готов был к чертям разорвать тот глупый плакат, из-за которого люди, как муравьи, толпились рядом с моим шкафчиком и лишали меня возможности насладиться минутным одиночеством.

Проснувшись рано утром, мне выпала возможность пролежать на её кровати до последнего, издалека рассматривая элементы мебели, неинтересные книги, и самое главное — её. Всматриваясь в спящее лицо, я впервые смог разглядеть маленькие веснушки и отметил про себя, что все мои ассоциации выстроились согласно логике: она — полюбившийся солнцу человек.

Ты всегда такой была. Жутко утрирующей.

Лиён была не из тех девушек, которая привлекла меня только в сексуальном плане. Не то, чтобы я считал её некрасивой, скорее наоборот,слишком красивой. Просто она постоянно вела себя так, будто всё, что связано с отношениями, её мало интересует. Лиён всегда функционировала в своём мире, восхищаясь выпускным, хотя сам я подобные мероприятия всегда обходил стороной, занимаясь учёбой и подпуская к себе лишь избранных. От последней мысли у меня губы скривились в усмешке, вспоминая ЧонСока.

Мне кажется мы подходим друг другу. Он милый

Некоторое время я размышлял и пытался понять, что она нашла в этом гребаном гике, который видел разве что только себя самого. И в конце концов все равно не смог придти к какому-то логичному умозаключению. Я понимал только то, что мне хотелось совершить, что-то до ужаса плохое, когда видел их вместе. И самым отвратительным была неуместность каких-либо действий в отношении ЧонСока, когда я сам, по-тупому

играя свою роль, изображал глубокое чувство безразличия ко всему, что с ними связано. Настолько по-тупому, что всё ещё не понимаю, как Лиён не смогла уловить моё бестактное любопытство и считать, что я действительно испытывал к ней чувство ненависти. Была лишь неприязнь к себе за такую легкомысленность — привязаться к человеку настолько, что аж трудно было признать до боли режущую глаза правду. Уже в самом начале можно было уловить все звоночки о ненормальности ближайшего будущего. Думать о солнце, облаках, не иметь желания быть с кем-либо, кроме девчонки-заучки — это ещё что? Поначалу я не придал этому значения, хотя должен был.

Я всего лишь хочу, чтобы мы были друзьями или ещё кем-нибудь.

Раньше я и не подозревал, что слово друзья может вызывать такое отторжение, или глубокую неприязнь, словно оно как-то лично оскорбляет меня и затем ещё втаптывает в грязь. Но это обнадеживающее ещё кем-нибудь вмиг убрало неприятное послевкусие, с сильной заинтересованностью вынуждая меня взять на себя роль того самого ещё кого-нибудь. Стыдно было признать, что в итоге я сам оказался человеком, который подолгу лежит на своей кровати ночью и думает о том дне в тесной школьной каморке. Я столько времени пролежал, воспроизводя все эти отрывки в памяти, вспоминая о том, как её дрожащие руки расположили мои ладони в тех местах, в которых она хотела, чтобы они оказались. Как она упрашивала поцеловать себя, проверяя мою выдержу и всем своим видом показывая, насколько ей нравилось постепенно ломать все мои защитные механизмы и выдрессированный за годы самоконтроль.

Откидываю спинку кресла чуть дальше и делаю очередную затяжку, наполняя легкие дымом. Послевкусие табака расслабляет, но быстро проходит. Поэтому между очередной затяжкой следует очень маленький перерыв. Первый раз закурив сигарету, хотелось выблевать свои легкие и почистить язык щёткой, чтобы убрать противный вкус и запах. Это настоящий парадокс — вспоминать худшие моменты своей жизни с сильным чувством ностальгии, желая вернуться туда снова и совершить другое действие, чтобы лицезреть все возможные последствия. Тогда, я бы никогда не взял те хуёвые дешёвые сигареты отца со стола в гостиной и не закурил одну во дворе дома, ощущая себя взрослым, ломающим собственные принципы. После этого при любой возможности не пришлось бы вытаскивать одну или две сигареты из пачки, заглушая собственное бессилие перед всем пиздецом, происходящим между матерью и отцом. Спустя полгода после того, как я тайно закурил, тот ушёл из дома, найдя себе новую спутницу, а затем и вовсе сыграл свадьбу, вызывая у меня лишь чувство отвращения и обиды за себя, за свою семью.

До определённого момента я по-настоящему испытывал счастье. Был таким, каким сейчас я лишь хочу себя видеть. Но примеряя образ прошлого себя, мне становится тошно, ведь не могу к этому привыкнуть. Сколько бы лет не прошло, чувствую это щемящее чувство в груди, наполняющее тело холодом и тяжестью в районе лёгких.

Доносящийся с крыльца дома Джиён голос выводит меня из размышлений. Лиён медленно шагает к машине и разговаривает по телефону, смотря под ноги, и в который раз хмурится, запуская руку в волосы. Я не мог объяснить этого, но находясь рядом с ней, я чувствовал себя живым. По-настоящему. Едва я мог сравнить наши отношения с теми, которые когда-либо были у меня до этого. В её присутствие я даже ни разу не задумывался о том, как ненавижу своего блядского отца.

Когда она открывает дверь и садится в машину, в мой нос врезается запах её духов. Он щекочет мой нос, проникает в легкие и растворяется там. И даже когда она уйдёт, запах духов останется здесь, при каждом удобном случае напоминая о её былом присутствии. И это в миллионы раз лучше, чем грёбаные сигареты

Наблюдаю за тем, как она аккуратно захлопывает за собой дверь, и с заметной неуверенностью поворачивается ко мне лицом. Смотрит в мои глаза несколько секунд и отводит взгляд в сторону, бормоча глупое «привет» со смущенной улыбкой на лице. Даже если бы я приложил титанические усилия, я бы не смог сдержать очередной порыв поцеловать её, словно испытывая сильную жажду. Склоняюсь над коробкой передач, привлекая к себе всё её внимание, и, проскользнув ладонью по шее, зарываюсь пальцами в шелковистых волосах на затылке и притягиваю к себе, увлекая в поцелуй.

Мой самоконтроль и правда был сломан чертовой отличницей, ловящей кайф от звёздной ночи и выпускного, на который я больше не был против пойти.

Комментарий к Часть 14

Если честно, тут просто затишье перед бурей…🤡

Мне очень нужно было вклинить Чонгука, его чувства и маленький факт о его семье, как я и задумывала изначально, чтобы все поняли всю эту тупую несправедливость, которую я планирую отразить в следующих главах. Извиняюсь за довольно маленький размер части, но всё, что я задумала, должно происходить от лица Лиён, что сюда, как мне кажется, уже неуместно вставлять. И будет важное повествование от Чонгука))

Пишите в отзывах ваши замечания или наоборот что-то, что вам понравилось, я буду рада вам в любом случае ❤️

========== Часть 15 ==========

Поцелуй жжёт тело изнутри, не дав шанса исчезающему за горизонтом солнцу, которое теперь, кажется, выделяет самое незначительное для меня тепло. Это не безумие. Не ложь, не фантазия, не иллюзия — возможно прочитать мысли через поцелуй, пробраться к Чонгуку в голову и понять хотя бы малую долю всего того, что вертится в его голове. И только потому, что сам позволяет почувствовать свою любовь, сгореть в желании до ощущения собственного бессилия.

Чонгук отстраняется, последний раз невесомо поцеловав уголок моих губ. Он молчит, все ещё касаясь пальцами волос, и смотрит так, что мурашки начинают бежать по телу, разливаясь по нему, как текучая лава. Щеки горят так же, как и кончики ушей от того, что перед глазами все ещё появлялись отрывки прошлой ночи. То, что мы сделали, заставляло меня волноваться, хотя когда я проснулась утром, то была счастлива и чувствовала себя хорошо. Мне было стыдно за возникшие сомнения, которые терзали меня с того самого момента, как я услышала слова мамы, но несмотря на это, все равно ничего не могла с этим сделать. И мои опасения, что я вдруг могу стать ему неинтересной, стали только сильнее. Хотя в это же время я замечала совершенно обратное в глазах, зрачки которых то сужались, то наоборот увеличивались, не отпуская от себя моё внимание.

Он проводит пятерней по волосам и откидывается на спинку сиденья, схватившись пальцами правой руки за кожаную обшивку руля. В этой машине Чонгук выглядел, как смертоносный гонщик, и в силу этого факта он смотрелся в ней идеально.

— У нас есть четыре часа, — говорю я, и его взгляд моментально становится ещё более заинтересованным, чем прежде. Тёмная бровь парня скептично поднимается вверх, придавая ему расслабленный вид.

— Четыре часа? — переспрашивает он, на что я лишь киваю. — Звучит как вызов.

— Осмелишься нарушить мой домашний арест?

Чон повернул ключ зажигания и потянул за рычаг, после чего машина дернулась, медленно выезжая на проезжую часть.

— Ты называешь это домашним арестом? — медленно произнёс Чонгук, в очередной раз насмехаясь надо мной с помощью своего издевательского тона. Я знала, что наша своеобразная форма общения никуда не делась, но, к сожалению, вывести меня из себя получалось только Чонгуку. И каждый раз его издевки срабатывали, а потом он ухмылялся, выглядя таким красивым, как сейчас.

— Не смешно, — пробубнила я и отвела голову в сторону, смотря через окно на сменяющие друг друга дома и одновременно застёгивая ремень безопасности, — Куда мы едем?

— В кафе, — коротко отвечает он. Снова выглядел холодным и отстранённым в своей чёрной футболке и джинсах. Всё таким же до невозможности надменным, но чертовски привлекательным.

— В кафе? Типа приглашаешь меня на свидание? — издеваюсь в ответ и слышу несдержанный смешок.

— Ну, так как ты уже знакома с моей мамой, то назвать это знакомством с родителями нельзя.

— На что это ты намекаешь?

— На то, что она там работает, звёздочка.

Мне вмиг стало напряжно от мысли, что я могу встретиться с его мамой и услышать внезапный вопрос о том, нашла ли я Чонгука в тот день, когда приходила к ним домой, но в итоге не застала его там. Я была уверена, что Чонгук и не подозревает об этом, ибо если бы он знал, что я настолько сильно жаждала помириться с ним и разрешить тот глупый конфликт, что аж приперлась на порог его дома, он бы точно успел уколоть меня этим. Это была неотъемлемая часть Чонгука — намеренно раздражать меня.

— Мне уже неловко, хотя я всё еще в машине.

— Почему? — Чонгук хмурится, и я невольно засматриваюсь на появившиеся складки на переносице. Там словно спрятались маленькие бесенята, которые и излучают эту необъяснимую энергию.

Мы останавливаемся на светофоре, и он ловит мой взгляд, который устремлён на его лицо и с особой внимательностью изучающий морщинки в уголке глаз. В такие моменты уши заливает краска, и я делаю особые усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица.

— Я не знаю, как вести себя с ней, — честно признаюсь я и смотрю на свои руки. Я поймала себя на мысли, что мне, прямо как сейчас, порой не хватает нежности Чонгука. Мне хотелось, чтобы он, как это часто бывает в самых примитивных романах, переплел пальцы своей руки с моими и поглаживал выпирающие костяшки тыльной стороны ладони большим пальцем. Или положил её на мое колено, передавая часть своего тепла и вызывая мурашки, которые всегда огромными волнами распространялись по телу.

— Да ну? И это мне говорит любимица всего родительского комитета?

Я недовольно цокаю языком и слабо толкаю его ладонью в плечо.

— И снова не смешно. Ни одна из них не была мамой моего парня.

— Ну и что? Она уже давно считает тебя милашкой.

— Правда? — словно не веря, спрашиваю я.

— Почему ты сомневаешься? Словно когда-то совершала что-то такое, что могло бы испортить мнение других о себе, — Чонгук кривит губы в хитрой улыбке, — Ты что-то скрываешь от меня, Ким Лиён? — мурлычет он и поддаётся вперёд, чтобы оставить короткий поцелуй на моих губах. В животе снова закручивается узел, и я невольно подумала, что стала желать Чонгука в тысячи раз больше, а обычных поцелуев стало не хватать для полноценного счастья.

— Вообще-то да, было такое, — с наигранной задумчивостью говорю я и облизываю губу, которой только что касался Чонгук, и вижу, как он следит за движениями моего языка.

— И что же? — Чонгук заинтересованно заглядывает мне в глаза, но через секунду уже вынужден был отстраниться, чтобы нажать на педаль и сорваться с места. Я перебираю в голове, словно архивные папки, все известные мне проколы парня в школе, и, подобрав кое-что интересное, натянула на себя хмурое выражение лица и продолжила:

— Как-то раз я решила взять свой мопед и прокатиться по школьному двору, но попалась и затем угодила в кабинет директора.

Чонгук несколько секунд пережёвывает мои слова, но затем прыскает от смеха, откидывая голову назад и все ещё не сводя глаз с дороги. Поначалу я нахожу в себе силы сдерживать улыбку, но наблюдая за тем, как лицо Чона искажается от нахлынувшего веселья, смеюсь вслед за ним.

— Это не мопед, Лиён, а мотоцикл семьдесят второго года, — он посчитал важным уточнить мне о модели его мотоцикла, но едва ли это играло для меня какую-то роль.

— Да уж, тут велика разница, — я жму плечами, на что Чонгук лишь многозначительно повёл бровями и ухмыльнулся.

— И что? Наверное, ты пообещала директору не разнести его школу в обмен на аттестат?

— Типа того. Поэтому меня наказали и заставили развешивать плакаты по всей школе.

— Особенно стене рядом с моим шкафчиком нужно было уделить особое внимание, да? — Чонгук говорит всё это серьезно, словно наш разговор имеет какую настоящую значимость.

— Да. Чтобы меня выбесили окончательно, и это преподало мне урок.

— Намекаешь, что я вывел тебя из себя?

— Я не намекаю. Я прямо говорю.

Чонгук некоторое время молчит, словно раздумывая над чем-то, и я слышу, как он фыркает в ответ на собственное воспоминание.

— На самом деле, у тебя от злости даже лицо исказилось. Оно было ещё злее, чем когда представляла сцены удушения, — я вспомнила все свои мысли и от чего-то подумала, что это было в какой то альтернативной реальности, и всё случившиеся не больше, чем игра собственного воображения. Но мои детализированные представления о руках, которые сжимаются на шее Чонгука, были тогда слишком яркими, чтобы считать их всего лишь выдумкой.

— Ты назвал мои плакаты банальными. А я трудилась над ними херову тучу времени, — некая доля обиды проскользнула в моем голосе, и Чонгук, прочувствовав это, кидает на меня беглый взгляд и тут же возвращает глаза на дорогу.

— Я просто был зол. На деле они прикольные.

— Значит дать тебе один, чтобы ты повесил его на стену рядом с плакатами мотоциклами семьдесят второго года? — снова издеваюсь я и представляю в голове его комнату, которую всё ещё ни разу не видела, но уже имела какую-то выстроенную картинку в голове. И эти постеры с самыми крутыми мотоциклами настолько смешно контрастируют с звёздной ночью, что я чуть ли не смеюсь вслух.

— Нет необходимости. Я уже прихватил один с твоего стола, когда уходил.

Я не верю своим ушам, и пытаюсь понять, то ли он снова смеётся надо мной, то ли говорит правду, потому что из-за его нарочито серьёзного тона уловить правду было сложно.

— Ты шутишь.

— Нет. Я посчитал, что ты не будешь против. Правда на стену я его не повесил.

— И зачем тебе банальный плакат со звёздной ночью?

Чонгук оставил мой вопрос проигнорированным, оставляя неприятный осадок от отсутствия желанного ответа, но я не решаюсь докапываться до него дальше. Его аура вбирала в себя не только те положительные черты, от которых у меня захватывало дыхание, но и также ограждала его, словно колючая проволока, пролезть через которую, не поранившись об шипы, очень тяжело. Но я не теряла надежды на то, чтобы уничтожить невидимую стену, разбирая её по кирпичику, и добраться до того Чонгука, которого он не хотел бы, чтобы я видела. Какие бы я чувства к нему не испытывала, я знала, что тот показывает мне лишь то, считает нужным, и не более того. И мне было этого недостаточно. Если я говорила о том, что моя душа — это душа Чонгука, значит испытывала дикую потребность заполучить её и узнать всё, что она в себе таит.

— Мы почти приехали, — говорит Чонгук через некоторое время, и у меня бьется сердце, глухо и быстро, словно намереваясь вырваться из груди.

— Я волнуюсь, — даже не предпринимаю попыток казаться спокойной в силу того, что моё напряжение не увидит разве что только слепой человек.

— Лиён, тебе не о чем волноваться. Ты — плод адекватности в глазах людей, — Чонгук заезжает на парковку и медленно катится вперёд, выискивая глазами подходящее место.

— Умеешь успокоить.

Мы молчим, пока Чонгук паркуется напротив входа, и затем свет от фар гаснет, и машину обволакивает фиолетовый свет неона от большой вывески. Он поворачивается ко мне и кладёт руку на колено, и я испытываю смешанное чувство радости с толикой разочарования от того, что мое желание соизволило исполниться только под конец поездки.

— Всё будет хорошо, звёздочка. Это ничем не отличается от всех других ваших встреч.

— Не обманываешь меня? — я сдержанно улыбаюсь и вопросительно поднимаю брови, и уголки его губ ползут вверх, а ладонь с коленки перемещается на мою тёплую щеку. Хочется приластиться к ней, словно котёнку, но всё-таки сдерживаю неожиданный порыв нежности.

— Не обманываю, — твёрдо говорит он и снова тянется вперёд, захватывая нижнюю губу в лёгком поцелуе, и отстраняется. Смотрю в его глаза и понимаю, что не лжёт мне, действительно считает, что всё будет хорошо. И я верю ему.

***

Кафе было наполнено гулом голосов, активно перебивающих друг друга. Основная доля посетителей располагалась за дубовыми столами у окна, заливисто смеясь и в перерывах потягивая с виду красивые коктейли. Уверена, что на вкус они будут не менее запоминающиеся, чем внешне.

Облокотившись рукой на стойку, я сидела вполоборота на высоком стуле, покачивая ногой и наблюдая за тройкой недалеко сидящих парней, которые приковывали к себе внимание присутствующих своим вызывающим поведением, включающее в себя разбрызгивание кетчупа по тарелке с карбонарой, которая больше не выглядела такой аппетитной, как прежде.

Я наконец отвожу взгляд от парней и, смыкая губы в линию, смотрю на свой молочно банановый коктейль, а затем на миссис Чон, которая стояла за стойкой и так же не отрывала глаз от той отвратительной компашки.

— Это мои любимые посетители, — с долей сарказма произносит она и качает головой, явно испытывая сильнейшее чувство раздражения.

— Они часто приходят сюда? — задаю вопрос я, на самом деле желая узнать, сколько раз в неделю она мучается от их присутствия в этом хорошем месте, которое автоматически становилось неприятным от одного только их существования.

— Когда как. На этой неделе что-то они зачастили, — говорит миссис Чон и обводит нас с Чонгуком вмиг потеплевшим взглядом, — Так, значит, вы вместе работаете над декорациями?

До этого я несколько раз кидала взгляд на Чонгука, который безучастно пил малиновый коктейль и тем самым позволял мне свободно общаться с его матерью, особо не встревая в наш разговор и позволяя мне отвечать всё то, что вздумается. Но этот вопрос заставил его взглянуть мне в глаза и улыбнуться так, словно он только что услышал что-то до невозможности смешное, и это вызывает ещё более широкую улыбку на моем лице, которая не ускользает от внимания его матери.

— Что-то типа того, — отвечает он и смотрит на мило улыбающуюся миссис Чон.

Мне приятно было убедиться в том, что все мои переживания былы беспочвенными, и в итоге атмосфера, витающая между нами, оказалась такой непринуждённой, словно миссис Чон знает меня целую вечность и в силу этого может придумать любую тему для разговора, которая в состоянии заполнить все пробелы молчания и избежать нежеланную неловкость. Но Чонгук явно не взял от неё эту черту характера. Ведь если между нами повиснет тишина, то вряд ли он сразу же станет разбавлять её, будто бы некоторое время довольствуясь комфортом, который она ему приносит. Скорее эта ответственность ляжет на меня, и некоторые мои попытки всё равно окажутся тщетными.

Наше внимание снова привлекает заливистый смех со столика в углу кафе, где сидели те самые парни и теперь уже давились от нового приступа веселья, видимо, что один из них вывалил часть содержимого тарелки на стол. Я чувствую, как моей лопатки касаются пальцы Чонгука, и я вижу, как он слегка отклоняется назад, смотря туда же, куда и я, расположив свою руку на спинке моего стула. Его взгляд настолько холодный, что меня прошибает толпа неприятных мурашек, которые заставляют меня передернуться.

— Официантка, уберите за седьмым столиком! — один из них оживленно кричит, смотря на ошарашенную миссис Чон, которая уже собирается двинуться с места, но застывает, словно приклеившись ногами к полу, когда слышит жестокий голос Чонгука.

— Вы это уберёте.

Я снова дёргаюсь, и замечаю, как парни стушевались и стихли, одновременно сверля осторожным взглядом Чонгука, который убивал их только одними глазами: в них не было ничего, кроме злости и желания выкинуть их отсюда, как маленьких беспомощных щенят, и мне думается, что он в состоянии сделать это, учитывая даже их численное превосходство.

— Чонгук, нам пора…

— Ты что-то сказал? — наконец произносит один из них, тем самым полностью уничтожая мою попытку увести Чонгука из этого провокационного места. И уже в этот раз он скрипит стулом и встаёт на ноги, проходя мимо меня и направляясь к не на шутку удивлённым парням.

— Да. Я сказал, что вы это уберёте.

Моё сердце, казалось, вот вот разорвётся в клочья от страха, и для меня пропала вся картинка происходящего вокруг: людей, еды, миссис Чон и всего остального, что до этого привлекало моё внимание. Теперь эпицентром служила только ситуация, которую я не могла контролировать.

— И что же мы уберём?

Я слетаю со стула, как ошпаренная, когда вижу попытку одного из них встать и сравняться ростом с Чонгуком, и тут же оказываюсь прямо перед ним, с еле уловимым облегчением увидев, что его глаза мгновенно устремились на мое лицо.

— Ты должен пойти со мной, Чонгук, — как можно более тихо говорю я, чтобы это слышал лишь он один, но моя фраза оказывается не такой эффективной, ведь его взгляд снова падает мне за спину, очевидно на самого смелого из них троих, который не прочь был проверить свои силы на Чонгуке. Он предпринимает попытку отодвинуть меня в сторону, но я сопротивляюсь и снова преграждаю ему путь, оставляя ему только единственный шанс — силой откинуть меня назад, причинив физическую боль, что, как я знала, он никогда не станет делать, и смело этим пользовалась, — Чонгук, пожалуйста, — мои умоляющие глаза впиваются в него, как пиявки, и смотрят до тех пор, пока он не отступает назад и не мчится к выходу из кафе, словно невидимой нитью таща за собой мое тело, слишком податливое и следующее за ним куда бы он ни шёл. Свежий воздух ударяет мне в лицо, путая мои волосы, и с его появлением приходит чувство сильнейшего облегчения от того, что исход, который так сильно пугал меня, остался лишь не выбранной альтернативой.

Я впопыхах следовала за ним к машине, и хотя, садиться туда, не поговорив с ним, мне не хотелось, я всё же решила не спорить с ним прямо на улице. Он делает беззвучный вдох и отворачивается к окну, явно стараясь совладать со всем спектром эмоций, который он испытывал в тот момент и не имел возможности выплеснуть.

— Чонгук, не трать своё время на таких ублюдков. Они ещё получат по заслугам, в мире всё справедливо, — Чон надавливает большим и указательным пальцами на переносицу, явно не желая слышать какие-либо утешающие слова.

— Да ладно, Лиён? — возмущённо проговаривает парень, — Ты, что, и правда мыслями живешь только в одной сказочной звёздной ночи?

— О чём это ты? — спрашиваю я, наблюдая, как с моих слов Чонгук заводится ещё больше.

— О том, что слишком легко говорить это, когда всегда всё в твоём мире происходит по-твоему.

Я замолкла, не в силах сказать и слова из-за нахлынувшей волны возмущения и злости. И с неохотой признала, что эти слова сумели ранить меня, хоть возможно они и не несли в себе какого-то обидного контекста.

— Да ну? — прищуриваюсь я, глядя на то, как он прикусывает внутреннюю часть щеки, словно сдерживая рвущиеся наружу слова, — То есть ты всё это время считал, что всё в моей жизни происходит «по-моему»? Что у меня нет никаких проблем только потому, что я гребаная отличница, которая, как ты говоришь, типа нравится всем вокруг? — Чонгук решает взглянуть на мое раздосадованное лицо, — Да я должна на части разорваться, чтобы хотя бы что-то было по-моему. Хотя порой мне тоже очень хочется сесть на машину или мотоцикл, будучи обозлённой на весь мир, и надрать кому-то задницу, — оживленно тараторю я и в конце выдыхаю оставшийся воздух из лёгких, откидываясь на мягкое кожаное сиденье.

— Я понял. Ты дисциплинированная девчонка, которая никогда не стала бы вести себя, как среднестатистические мудаки из школы, типа меня. Может уже скажешь что-то другое, чего ты мне ещё никогда не говорила?

— Ты переворачиваешь все мои слова с ног на голову.

— Я всего лишь читаю между строк, — огрызается Чонгук и заводит машину, — Да, я не тот тип людей, которых ты привыкла видеть рядом с собой и лицезреть лишь сплошную адекватность, но твои постоянные напоминания об этом уже заебали меня.

Чонгук смотрит мне в глаза, но теперь я пытаюсь увести их куда угодно, лишь бы не сталкиваться с отображающимся в них гнетущим осуждением. За всё это время я поняла, что у меня есть одна четкая слабость, с которой я никак не могла научиться справляться — это его испытывающий, пронизывающий взгляд, который словно умел говорить человеческим языком и передавать всё то, чему не суждено быть сказанным. Он настолько сильно держит меня в напряжении, что аж двинуться невозможно.

В конечном итоге Чонгук устаёт ждать от меня каких-либо слов и молча выезжает с парковки, набирая скорость на подозрительно опустошённой дороге. Песня сменяется на бодрый голос ведущего на радио, в очередной раз рассказывающий о бесчисленных рекордах зарубежных альбомов. И всё равно половина информации пролетает мимо меня, как бы я не пыталась вслушиваться и отвлечься от раздражённого Чонгука, который едва мог терпеть моё присутствие. Я смотрю перед собой и краем глаза цепляю взглядом его спокойно лежащую на подлокотнике руку, и кладу ладонь на костяшки опущенной кисти, аккуратно поглаживая пальцами выпирающие холмики. Его рука подрагивает, словно собираясь вырваться, но в итоге остаётся на месте, позволяя мне нежно касаться кожи. Так же аккуратно, как если бы котёнок ластился к обиженному хозяину.

Мне в голову приходит безумная идея, которую я быстро откидываю и забываю про неё, но когда вижу маленький гипермаркет и практически пустую парковку сзади него, то в несколько секунд принимаю решение.

— Заедь, пожалуйста, в магазин.

— Это настолько срочно сейчас? — все ещё с натянутым спокойствием спрашивает Чонгук.

— Очень срочно.

— Хорошо.

Он поворачивает и паркуется напротив забора из металлической сетки, практически бок о бок с новеньким фордом белого цвета.

— Только быстрее.

Чонгук приоткрывает окно и стучит ногой рядом с педалью, всем своим видом показывая мне, насколько он разгорячен. Я не двигаюсь с места, собираясь с силами и стараясь игнорировать мысли о том, как Чонгук посылает меня к черту и откидывает от себя, чувствуя еще более сильную разгневанность из-за моих действий. Но когда он поворачивается ко мне и поднимает брови, явно не понимая, почему я сижу и подозрительно пялюсь на его профиль, решимость приходит сама собой. Если я не сделаю этого, то он высадит меня у дома, будучи поглощённым сжирающими изнутри чувствами, и даже не посмотрит в мою сторону на прощание.

Он наблюдает за тем, как я тянусь рукой к ключу и поворачиваю его, заглушая машину, однако не предпринимает никакой попытки остановить меня. Радио затихает и подсветка от дисплея единственное, что освещает салон машины. Я наклонилась к его лицу, которое все ещё не выражает никаких эмоций, и прильнула губами к его, уперевшись ладонью на широкий подлокотник.

— И что ты делаешь? — спрашивает Чонгук, когда я ненадолго отстраняюсь, чтобы взглянуть в его глаза, которые могут сказать мне в тысячи раз больше правды, чем он сам.

— Я соскучилась по своему Чонгуку. Он обиделся на мои слова и ушёл куда-то. Не видел его? — тихо, почти что хрипло говорю я, и свободной ладонью провожу по его плечу и затем перебираюсь к шее.

— Кто же виноват в том, что он ушёл?

Я веду кончиком носа по его щеке, целуя выделяющиеся скулы, и после спускаюсь вниз, проходясь губами по его напряжённой шее, чувствуя приятный солоноватый вкус кожи, и иногда оставляю мягкие укусы с мокрыми поцелуями. Рвущаяся наружу страсть больше не казалось чужой хотя бы от того, что теперь я знала, что с ней делать. Чонгук слишком хорошо умеет объяснять такие вещи.

— Глупая девочка, которая сказала, не подумав, — лепечу я и отрываюсь от его манящей шеи, чтобы впиться в мягкие губы.

Когда он ответил на мой требовательный поцелуй, забирая часть своей власти над губами, все мысли, злость, перенесённый страх и чувство собственной беспомощности выбились из головы. Всё перестало иметь какую-то ценность ровно в тот момент, как его губы захватили мои.

Я вжимаю его в сиденье, чтобы ощутить необходимое мне тепло мужского тела, чтобы прижаться к нему и почувствовать себя в безопасности, что он больше не злится на меня и хочет так же сильно, как я хочу его. Моя возбуждённая грудь слишком тесно соприкасается с его, поэтому это болезненное удовольствие заставляет меня сжаться чуть ли не до микроскопических размеров. С досадой осознаю, что руки Чонгука не принимают никакого участия, словно не испытывая ко мне и доли должного интереса. Но должна ли я отчаиваться, когда знаю, что всё равно получу то, чего я хочу? Когда знаю, что он всего лишь сдерживается? Раз уж Чонгук считал, что всё в моей жизни происходило по-моему, то почему бы мне и не воспользоваться этим?

Проведя языком линию по его дёснам и нёбу, я слышу, как Чонгук выдыхает через нос, и целует меня ещё более остервенело, чем прежде, словно сорвавшись с цепи. Я залезаю на его бёдра, чувствуя, как внизу болезненно ноет, и незаметно пальцами нащупываю рычаг между сиденьем и дверью, все ещё не прекращая целовать его губы и поглаживать ладонью вспотевшую шею. Спинка сиденья неторопливо отклонилась назад, предоставляя мне немного больше обещанного пространства.

— Что ты задумала, Лиён? — хрипит Чонгук, когда отстраняется от моих губ, и с искренним непониманием бегает взглядом от моего рта к глазам.

— Я хочу заняться с тобой сексом. Разве ты все ещё не понял? — я хитро улыбаюсь и неожиданно сильно сжимаю пальцами сиденье, когда Чонгук немного подаётся бёдрами вперед и задевает горящие, ноющие от предвкушения чувствительные точки промежности. Я жмурюсь, еле слышно выдыхая воздух из лёгких, и когда открываю глаза, сталкиваюсь с самодовольным взглядом Чонгука, говорящий мне о своём превосходстве, несмотря даже на нашу позу, которая вроде могла бы говорить об обратном.

— Даже не думай.

— Почему это? По-моему, у нас есть прекрасная возможность, — я нависаю над ним так, что мы соприкасаемся кончиками носа, и следующую фразу шепчу, словно кто то может нас услышать, — Или ты боишься, что нас застукают?

Чонгук ухмыляется, словно я сказала что-то до ужаса глупое.

— Нет, детка.

Его ладони ложатся на мои ягодицы, которые жгут кожу через лёгкую ткань летнего платья, подталкивают меня к себе и стискивают, от чего в животе скручивается пружина. Я уже почувствовала его, уже поцеловала невыносимо желанные губы — значит, Чонгук нужен мне прямо сейчас, и ответ «нет» будет равносилен смерти.

— Просто должен ли я уступать такой плохой девочке, как ты? — он прижимает меня ещё плотнее к своему твёрдому паху и ползёт одной рукой к загривку, чтобы зарыться пальцами в моих волосах. Скорее всего желает получить в ответ стон и кивок в знак согласия. Но я лишь хватаю его за плечо, сдерживая каждый выдох, который стремится сорваться с искусанных мною губ.

— Конечно, должен.

— Почему?

— Потому что я вижу, что ты тоже хочешь. Не пытайся врать мне.

Я ласково поглаживаю его живот под тонкой футболкой под наблюдением пристального, слегка затуманенного взгляда. Меня даже раздражает, как я поддаюсь его обаянию и продолжаю упрашивать его внимания, но не могу остановиться, уже давно попав на крючок. Я вся горю, мечтая хотя бы об одном похожем прикосновении, которое он дарил мне ночью. Дотронься до меня, паршивец.

Он проводит большим пальцем по моей губе, и я не могу отвести взгляд от его рта, губы которого сексуально растягиваются в похотливой улыбке.

— Хочешь секса в машине, моя отличница? — от его вопроса у меня совсем пересыхает во рту.

— Меня бы устроил даже туалет того кафе, — шучу я, но затем все-таки на секунду задумываюсь, была ли это всего лишь шутка или скрытая за ней правда. От удивления у Чонгука чуть заметно приоткрываются губы, и затем он хохочет, выглядя ещё более сексуальным, когда обнажает свои зубы.

— Так вот о чём ты думала, пока разговаривала с моей мамой? — его рука нежно заправляет локон моих волос за ухо и затем снова возвращается к моей талии.

Я не отвечаю, лишь поддаюсь вперёд и чувственно целую его губы. Но он отстраняется, никак не желая давать мне того, чего я хотела. Смотря на него, я не могла понять, о чем он думает, и это вводило меня в замешательство. Ведь чтобы прочитать мои мысли, не нужно было прикладывать особых усилий: я уже представляла и желала ощутить этого человека в себе, и Чонгук знал это.

— Нет, не думала.

— А я думал, — неожиданно для меня отвечает Чонгук и облизывает губы, — Особенно, когда подтвердила то, что мы с тобой друзья, — он приподнимается, теперь полностью садясь на сиденье и прижимая меня поясницей к нижней части руля. Я с трудом сглатываю слюну, когда сквозь ткань чувствую его стояк, — Даже представить себе не можешь, как мне хотелось трахнуть тебя за эти тупые слова.

— И что же ты медлишь? — нетерпеливо шепчу я, когде тело совсем уже невыносимо пульсирует от предвкушения и каждое движение отзывается болезненным эхом аж до кончиков пальцев.

Чонгук прикрывает глаза и смеётся, прежде чем впиться в мои губы, жадно врываясь в тёплый рот своим горячим языком. И он ласкает им всё, что попадается ему на пути: пробегается по деснам, нёбу и ряду зубов, затем отстраняется, облизывает мои губы и напоследок оттягивает нижнюю, чтобы начать все сначала. Смущающий звук горячего и влажного поцелуя заводил только сильнее. Одной рукой он сжимает мои волосы, притягивая к себе как можно ближе, другой мнёт грудь, а затем перебирается вверх, обвивая и придерживая длинными пальцами мою шею. Я медленно и несдержанно выдыхаю ему в рот, замечая все последствия того, как Чонгук слишком долго издевался надо мной. Мне хотелось сорвать с него одежду или хотя бы наконец-таки расстегнуть ремень и ширинку джинс, пока я не умерла прямо на месте от слишком острого желания соединиться с ним.

— Если ты сейчас не сделаешь, то чего я хочу, то убью тебя или искусаю до смерти, Чон Чонгук, — стараюсь вложить в голос всю свою серьёзность, но тот предательски подрагивает, когда Чонгук так проникновенно изучает мое лицо из-под прикрытых ресниц.

— А ты можешь убить? — издевается он и притягивает меня к себе для нового поцелуя, но я упираюсь ладонями в его плечи, успев только соприкоснуться кончиком носа с его щекой.

— Могу, — сдавленно мычу я, не зная, как унять эту дрожь в коленях и невыносимый жар между ног, который не даёт мне совершить ни одного движениям бёдрами, потому что от этого желание только лишь усиливается и лишает меня рассудка. Не имею понятия, как Чонгук сумел так долго сдерживаться и отталкивать меня, когда я уже забыла про все, не касающиеся секса, вещи.

— Кто бы знал, что отличницы такие извращенки, — низким голосом подшучивает Чонгук и кладёт свои руки на мои бёдра, сильно сжимая их пальцами.

Не выдерживаю, и провожу рукой с его груди до живота, чувствуя, как напрягаются мышцы вслед за моими движениями, и дотрагиваюсь до выпирающего сквозь джинсы члена, начиная гладить его пальцами. Парень рвано выдохнул и почти сразу же остановил мою руку, чтобы наконец залезть в задний карман джинс и вытащить от туда шелестящую упаковку с презервативом. Теперь всё происходило слишком быстро, но после всех пережитых мучений это только радовало меня, ведь я хотела Чонгука немедленно. И думаю, что этот дьявол чувствует то же самое.

Мои руки тянутся к чёрному ремню, но Чонгук снова пресекает мое желание, быстро справляясь с ним в одиночку. Он расстегнул молнию и приспустил свои джинсы вместе с нижним бельём. Откинувшись на спинку сиденья, Чонгук, не разрывая зрительного контакта, отрывает часть маленькой упаковки зубами и надевает презерватив на стоящий орган. Мужская рука увлекает меня за собой, и я вынуждена облокотиться ладонями о сиденье, чтобы избежать столкновения с его телом. Он шире раздвигает мои ноги и проводит длинными пальцами по внутренней стороне бёдер, скользит ими чуть выше и наконец касается пульсирующего клитора, надавливая на него сквозь мокрое белье. Я не в силах сдержать стон, чуть ли не скулю от удовольствия и закатываю глаза, запуская руку в его длинные волосы и впиваясь ими в загривок. Его губы посасывают мою шею, а рука все ещё двигается, продолжая испытывать меня на прочность, а может и вовсе стремясь замучить меня до смерти. Я будто в полубреду осознаю, что Чонгук отодвигает край нижнего белья в сторону и входит в меня, через несколько секунд заполняя меня полностью. Я громко выкрикиваю его имя, жмурюсь и сильно впиваюсь ногтями одной руки в плечо, а другой в его волосы, получая в ответ желанный гортанный стон парня. Его пальцы стискивают мои бёдра, а я тут же, словно меня только что обожгли, опираюсь ладонью о запотевшее холодное окно, но она тут же соскальзывает по нему, оставляя после себя размытую, мокрую дорожку. Потные от духоты и усердия руки Чонгука начинают бегать по моей спине, комкая пальцами взмокшую ткань. Хочется кричать, рычать или выстанывать его имя, но сил уже нет. Пара грубых и мощных рывков доводят до предела. Оргазм стреляет в позвоночник, быстро разливается по всем уголкам, и тело немеет, заметно дрожит и изворачивается. Я еле держу себя слабой, дрожащей рукой, которая облокотилась об истерзанное моими же ногтями плечо Чонгука, а когда чувствую, как через несколько секунд он содрогается и измученно стонет, я соскальзываю по кожаной обивке и полностью падаю в его объятия.

Мне требуется время, чтобы восстановить дыхание и успокоить больно бьющее по грудной клетке сердце. Чонгук сидит неподвижно, щекоча сбитым дыханием мое ухо, и поглаживает пальцами мои бёдра. Ощущение наполненности всё ещё приятными отголосками распространялось по ногам, и я невольно ёрзаю, заставляя Чонгука в очередной раз передернуться.

— Сколько у нас времени? — севшим голосом спрашивает он, и я смотрю на дисплей.

— Около часа.

— Переберёмся на заднее? — от его взгляда и от того, с какой нежностью ладонь прошлась вверх по моим скулах, в животе запорхали бабочки.

— Мы не успеем.

— Успеем, — уверенно говорит Чонгук и снова целует, глубоко и мокро, слегка прикусывая мягкие губы, не давая мне иной возможности, кроме как согласиться с ним.

Комментарий к Часть 15

Всего лишь две бессонных ночи - и глава готова. Я жутко скучаю по фикбуку и всем читателям, которые ждут новые главы, потому что ваша отдача - это что-то неземное для меня!

А ещё я умерла после просмотра нового клипа BTS. Просто рип от Чонгука. Да и не только от него, должна я сказать, но и от всех наших любимых парней 🤤

========== Часть 16 ==========

— Ты уже дома? — я придерживаю плечом телефон, но чувствую, как он медленно начинает соскальзывать вниз, и эта объемная коробка в руках только усложняет задачу. Мне приходится опустить её на вытянутое колено, чтобы поправить мобильник.

Я молчу несколько секунд, колеблясь между «да» и «нет», и все равно выбираю первое.

— Да, только зашёл домой.

— Ладно. Я просто забыла, сказать, что нам нужно повесить гирлянду.

— Да? Разве мы это не сделали?

— Сделали, но не до конца. Если бы не Джиён, я бы забыла про это.

При упоминании этого имени у меня губы искривляются в усмешке. Если дружбу с ЧонСоком я все ещё мог понять, учитывая, что они всегда были на одной и той же задротской волне, то близкое общение с Джиён — это тайна, скрытая густой тьмой. Мне стало в тысячи раз интереснее узнать, как личность этой девчонки трансформируется при Лиён, что она так легко её принимает.

— Хорошо.

Слушаю ещё пару слов о предстоящем выпускном и, попрощавшись, сбрасываю звонок. Непроизвольно натягиваю улыбку на лицо, будучи пораженнымвозбуждением, которое она испытывала при одном только упоминании о мероприятии. И каким-то образом я позволил себе испытать то же самое предвкушение, что и она, словно когда-то оно имело для меня какое-то значение.

Когда водитель грузовика заглушил мотор, на улице появилась необыкновенная тишина. Свежий воздух летней ночи будоражил и уносил с собой всё оставшееся желание завалиться на кровать и проспать до позднего утра. Яркий свет Луны падал вниз, освещая город, делая его менее мрачным и угрюмым, и от этой атмосферы страшно захотелось покурить. Взявшись за ручку грузовой тележки, я выкатил её за собой и завёз на склад, потом снова возвращаясь обратно и откатывая одну тележку за другой. Через некоторое время я неосознанно хмурюсь, застывая на месте рядом с стеллажами с коробками, и погружаюсь в прострацию, хотя половина работы все ещё не выполнена, а времени осталось не так уж и много.

Сегодняшний день сумел выжать из меня всё, что только можно было. Я даже не знал, как оказался в таком положении, тоскуя по той, кто ещё месяц назад даже не приходил ко мне в голову. Эмоции, которые я успел испытать за несколько часов, были настолько яркими, что до сих пор никак не представляется возможным переключиться на что-либо еще, или хотя бы перестать думать об этом на несколько минут. А думал я только о ней. Особенно о её стремлении быть рядом, несмотря на то, что я ни в каком смысле ей не подхожу. Осознаёт ли она это сама, когда в очередной раз подчеркивает разницу между нашими жизнями, целями и характерами? Или говорит это так же бессознательно, как и встречается со мной, не притворяясь и не заискивая, как это делают остальные?

С другой стороны, может это и то, что мне всегда нужно было? Человек, который не даст жизни пройти мимо и довольствоваться одной лишь неприязнью к окружающим и недоверием ко всему движущемуся. Некий симбиоз эмоционально закрытого и открытого человека.

Я неосознанно хмурюсь и задумываюсь: когда все успело так измениться? Мои чувства к ней. Это было тогда, когда она в первый раз дала мне отпор? Или это её притягивающая неприступность пробудила во мне всяческий интерес и инстинкт добиться того, чего у меня не было? В первые дни Лиён постоянно напоминала мне, что я даже представить себе не могу, насколько бешу её. Может тогда? Я всё-таки понятия не имел, почему так произошло, и почему появилось это сильное желание быть нужным. Всё, что я знал, это то, что мне потребовалось несколько недель для того, чтобы влюбиться в эту невыносимую отличницу, которая решила на постоянной основе поселиться у меня в голове.

— Чонгук? — уверенный мужской голос раздаётся из-за спины, и я от чего то нахожу его знакомым. С опаской поворачиваюсь к его обладателю лицом, застывая в удивлении. Отец Лиён выглядел удручённым, словно он так же, как и я, не понимал, что он тут забыл.

— Здравствуйте, — я здороваюсь и чувствую, как с каждой секундой мне становится некомфортно, словно он сумел пробраться в мое личное пространство и устроить там хаос. В голове перебираю возможные варианты его нахождения здесь и с волнением озвучиваю один из них, — Лиён в порядке?

— Да, в полном. Я бы мог даже сказать, что лучше некуда, — он качает головой, затем опуская вниз и раздумывая над чем-то, — Отличная учеба, стипендия в престижном университете. Большие планы.

Я стою неподвижно, словно меня только что припечатали самым мощным клеем к полу. Трачу время на то, чтобы понять цель сказанного, но все ещё не могу придти к какому то логичному выводу. Пока что я только чувствовал, что мне пиздец как невозможно находиться здесь и не понимать, что происходит. По крайней мере эта пассивная агрессия со стороны её отца подсказывала мне, что я услышу что-то не слишком приятное. Хотя, услышав уже херову тучу дерьма в свою сторону за всё время учебы в школе, этим удивить меня было тяжело.

— Да. Я в курсе, — твёрдым голосом говорю я, словно услышал сейчас какую-нибудь математическую формулу, которую знает каждый дурак.

— Конечно, в курсе, — он кривит губы и поднимает голову, после чего мы сталкиваемся взглядами, которые разве что способны сейчас только бросать друг в друга молнии, — Но возможно ты не знаешь, какой нелёгкий путь она проделала. Осталось совсем немного для того, чтобы Лиён смогла всё это до конца получить. Можно сказать, что она уже на финишной прямой, — он слегка прищуривается и испепеляет меня глазами, словно у них и правда есть такая способность, которую он в состоянии прятать днём, но не может контролировать ночью.

Правильные догадки уже начали постукивать кулаками в черепную коробку, но впускать их и затем думать о том, что случится после этого разговора, хотелось меньше всего.

— Но тут появляешься ты. Как раз на этой финишной прямой.

Его слова больно ударяют в самое уязвимое мое место — место сомнений. Словно он слишком хорошо знает мои слабые точки и с особой точностью целится в них, вызывая ещё большую вину. Я чувствовал себя проигравшим в чрезвычайно важной партии.

— Вы не знаете меня, чтобы такое говорить, — уверенность в моем голосе не убавилась, а лишь наоборот усилилась, будто опровергая все им сказанное и выражая протест.

— Да нет же, Чонгук, наоборот. Я знаю тебя, — он улыбается, но эта улыбка скорее выглядит какой-то неприятной, нежели доброй и успокаивающей. Он выдыхает, прежде чем продолжить, — Я был таким же. Постоянные стычки, переполняющая ярость и никаких серьёзных планов на будущее. Я тоже потратил время на поиски себя. И уверен, что ты также сделаешь это в скором времени. Но всё-таки будет нечестно втягивать Лиён в эти поиски и сбивать её с пути.

В этот момент я проиграл нашу зрительную битву, не выдержав и опустив взгляд вниз, стараясь скрыть своё разочарование.

— Если ты действительно заботишься о ней, то не станешь мешать, — его слова звучат, как чертов приговор. Я понимал, что вполне могу послать его нахер и поступить по-своему, так, как считаю нужным и правильным, руководствуясь только своими чувствами и и невзирая на чье-либо мнение, как это было всегда. Но я также понимал, что мой выбор в его пользу уже был сделан. Прямо сейчас. Хотя знал, что имел право на выбор.

Мужчина постоял передо мной ещё несколько секунд и затем бесшумно спустился по каменной лестнице вниз, исчезая за поворотом и оставляя после себя тянущийся шлейф негативной ауры.

Эти гадкие слова сделали мне настолько больно, что возникло ощущение, будто этот огромный грузовик только что упал на меня сверху меня и превратил в гармошку. Мне не хотелось выглядеть сломленным, но чувство неопределённости клевало мою плоть, как вороны мертвую тушу животного.

Не знаю, как доделал до конца всю работу, но как только я закончил и вышел из здания, направляясь к машине, мой кулак тут же встретился с каменной холодной стеной, вымещая на ней всю подавленную на некоторое время злость, разочарование и боль. Дыхание сбилось и надрывалось, сердцебиение скорее всего так же пыталось ударить стену, судя по тому, с какой силой оно толкалось о грудную клетку. Дышать было сложно, кулак саднил от жесткого соприкосновения с твёрдой поверхностью, но ничего больнее, чем душевная боль, сейчас быть не могло. Она ломала в тысячи раз сильнее физической, лишала контроля над самим собой. Я даже не мог понять от чего так сильно злился. От того, что всё, что он сказал — правда? Ведь он всего лишь смог проговорить вслух мысли, которые я умело от себя отгонял и забывал о них, думая, что имею право быть с Лиён. А теперь я только спрашивал себя, какого хера я решил, что у меня оно всё-таки есть? Что могу, как обычно, потешая своё самолюбие, вставать у неё на пути, мешать ей и косвенно заставлять менять свою жизнь и цели ради меня? Никакого хэппи-энда у нас не было изначально. Точно не у меня с Лиён. Так почему же сейчас мне настолько больно? Настолько, что ненависть прожигает до самого основания сердца, оставляя на нем ожоги и распространяя огонь по всем внутренним органам. Словно меня только что сожгли и волочат по сырой земле по направлению в ад. Туда, где нет Лиён.

Я ненавидел нас обоих и жалел о всех сказанных словах, и о том, что не знал, как функционировать дальше, как поскорее вытравить все мысли и убедить себя в том, что нам не нужно быть вместе ради её же блага и будущего, для которого она вложила свои силы, в то время как я не делал ради этого ничего, чтобы идти с ней вровень.

Даже если я попытаюсь скрыть эти чувства как можно лучше, даже если я больше никогда не скажу что-либо хорошего о Лиён вслух, я всё равно не смогу перестать думать об этом. Это огорчение и сожаление будут следовать за мной по пятам, каждый раз напоминая мне о том, насколько сильно я проебался. Лиён не была очередной моей победой, которую я склонил к похоти, чтобы развлечь себя и занять время. Я не испытывал ни грамма гордости за то, что она привязалась и доверилась кому-то, вроде меня, а я так же безумно привязался к ней

Я уткнулся спиной в стену, чувствуя себя конченным предателем, который скорее всего станет таким же предметом ненависти в глазах Лиён, когда я разрушу её доверие, любовь и надежды, на самом деле желая лишь только того, чтобы в будущем она получила то, что заслужила. А заслужила Лиён явно не то, что я сейчас могу ей предложить.

***

Возвращаться в опустевшую школу, понимая, что уже завтра я окончательно перестану быть её частью, было как минимум непривычно, и, можно даже сказать, больно. Пока что меня успокаивала мысль, что до выпускного, которым я жила несколько месяцев, продумывая каждую деталь и создавая каждую декорацию, осталось совсем немного. Как-раз таки завтра всем будет плевать, кем ты был в школе, с кем общался и как учился — это будет особенный вечер для каждого человека, чтобы он из себя не представлял и как бы себя не вёл до этого дня. Чтобы дать возможность ощутить это всем выпускникам, мы проделали большую работу, разочаровывались, и затем делали все заново, но так или иначе теперь декорации были на месте и ничего не собиралось сгорать, а значит одна из моих мечт точно сбудется. А главное — я буду там не одна, а с человеком, от одного вида которого у меня сворачивается тугой узел в животе от волнения и любви, которую я к нему испытывала. И даже сейчас, когда я шагаю к залу и думаю о Чонгуке в костюме, сопровождающего меня на самый желанный мною праздник и его нахождении рядом на протяжении всего этого волшебного времени, я не могу стереть с лица глуповатую улыбку.

Подойдя к двери, я открываю её ключом и захожу в душное помещение, где через некоторое время я сравниваю себя с рыбой на суше. Приходится каждый раз поправлять распущенные волосы, отлепляя локоны от вспотевшей шеи, и махать руками, чтобы почувствовать это до ужаса желанное ощущение холода на лице. Смотрю на сцену и понимаю, что в принципе могла бы справиться с гирляндой сама, без помощи Чонгука, но упустить возможность побыть с ним наедине теперь уже казалось каким-то преступлением. И я точно была уверена, что вопрос с украшением сцены мы решим в последнюю очередь, а я и не буду против этого.

Телефон вибрирует в заднем кармане шорт, поэтому я достаю телефон, в надежде увидеть там сообщение от Чонгука, но к своему разочарованию вижу лишь письмо на почте с рассылкой от университета. Закусываю губу и смотрю на него некоторое время, испытывая смешанные чувства.

До этого момента я не задумывалась всерьёз о том, что будет дальше, просто потому, что не давала себе такой возможности. Моя жизнь перевернётся с ног на голову, когда я покину родной дом, перееду в общежитие и буду жить так, как хочу, больше не нуждаясь в чьих то наставлениях и опеке. Наконец-таки в первую очередь отец перестанет решать за меня, как мне будет лучше. У него просто напросто не будет такой возможности в силу расстояния, которое будет разделять нас, и я была этому бесконечно рада. Но всё же одна причина не давала мне покоя и полноценной радости, которую я должна была испытывать при каждом таком уведомлении, постоянно напоминающее мне о том, что я — студентка университета, о котором я лишь мечтала и до конца не верила, что у меня что то получится. И этой причиной был Чонгук. Я боялась даже представить, что наши пути могут разойтись, или отношения разбиться, не выдержав разделяющие нас километры. Ведь я не могла быть уверенной в том, что Чонгук бросит всё, что ему здесь дорого, и помчится за мной, сломя голову. С моей стороны было бы слишком эгоистично так думать и надеяться, а тем более склонять его к тому, чтобы он сам пришёл к решению уехать вслед за мной. Я даже не до конца была уверена, нужна ли ему настолько, чтобы жертвовать своими интересами ради меня. По сути я могу только довольствоваться каждым днём, словно он последний, не думая о возможных последствиях, которые определят мою дальнейшую жизнь. Я не должна была думать о том, что Чонгук может отделиться от меня, как пазл, и затеряться среди тысячи других так, что я никогда не смогу его отыскать. Не должна была, потому что думать об этом — слишком больно, слишком страшно. Мне казалось, что если не отгонять от себя эти мысли, то они каким-то магическим способом могут материализоваться и в итоге разрушить меня, как карточный домик.

Мое затяжные мысли были прерваны звуком открывающейся двери, и я тут же почувствовала себя в десять раз живее, чем секунду назад, когда сидела в одиночестве и размышляла о том, что обычно предпочитала избегать. Я все ещё чувствовала этот неприятный осадок, который мелкой железной стружкой поселился в моей душе и тем самым царапал моё спокойствие, подталкивая ко мне неприятные мысли. Но присутствие Чонгука, словно защитное поле, ограждало меня от ужаса своих собственных размышлений. Ощущение безопасности моментально проникло в каждую клеточку тела, обволакивая его своим теплом.

Он останавливается напротив меня, где-то на расстоянии вытянутой руки, но не предпринимает попытки обнять меня или несдержанно поцеловать, посадив на один из рабочих столов, как это происходило каждый раз, когда мы оказывались здесь одни. Это настораживает, и ощущение безопасности тут же испаряется.

— Привет, — он произносит это без энтузиазма, словно видит кого то, кто ему мало знаком или вовсе неинтересен. Это задевает меня против воли, хотя я всё равно оправдываю его не особо приветливый тон тем, что дурное настроение могло быть вызвано какими-нибудь придурками из кафе или недосыпом вперемешку с головной болью. Я придумывала всё, что угодно, только не принимала то, что этой причиной вполне могла быть я сама, хоть и чувствовала, что что-то изменилось, но все ещё не могла понять, что именно.

— Привет, — я мило улыбаюсь и подхожу к нему, позволяя себя утонуть в родных объятиях и пальцами сжать его тёмную футболку на пояснице. Я чувствую облегчение, даже когда получаю совершенно холодные объятия в ответ. Как настоящая маньячка радуюсь тому, что парень, от которого у меня крышу сносит, бесчувственно положил руки на мою талию, разнося своими горячими ладонями один лишь холод. Я точно ненормальная.

— Здесь мы должны её повесить? — спрашивает Чонгук и отстраняется, бросая взгляд на сцену, на которой не хватает красивой яркой гирлянды. Но это волнует меня в последнюю очередь.

Я свела брови к переносице, чувствуя себя униженной его холодным, сдержанным поведением. Я бы смогла игнорировать это, если бы знала, что причина заключается не во мне, а в ком-то другом, кто сумел испортить ему настроение. Если же этой причиной была я, то мне хотелось понять, что я сделала не так, спровоцировав Чонгука на такие непонятные действия, которые делают его чужим человеком в моих глазах. Неужели он все ещё злился за те нелестные слова, которые по моей собственной глупости вылетели из рта, вовсе не стремясь обидеть его или намекнуть на то, что я считаю нас до невозможности разными?

— Ты очень странный сегодня.

— Просто я хочу поскорее закончить с этим.

Его слова жалят слишком неприятно, но я все ещё сохраняю внешнее спокойствие, не позволяя дрогнуть ни единой мышце на лице. Если я осознанно стремилась к Чонгуку, то знала, что иногда мне придётся терпеть его меняющееся, в силу разных, совершенно неведомых мне обстоятельств, настроение.

Он отходит от меня и передвигает стремянку чуть ближе к сцене, собираясь забраться на неё, но мое возмущение выплеснулось, как лава из вулкана, и Чонгук успел только схватиться за неё руками.

— Что ты имеешь ввиду под своим «хочу поскорее закончить с этим»?

Чонгук расслабляет руки, отрывая их от стремянки, и поворачивается ко мне. Его глаза врезаются в мое лицо, пуская в него ледяные лучи.

— С твоим выпускным, Лиён.

— С моим выпускным? — я морщусь от отвращения, будто только что услышала что то ужасное, — С каких пор ты так говоришь?

— С тех пор, как решил, что мне это не нужно. Или ты действительно подумала, что я приду?

Сейчас мне казалось, что все счастье, которое переполняло меня до этого момента, Чонгук забрал себе.

— Ну… — неуверенно говорю я нехарактерно тихим голосом. Я была слишком ошеломлена, чтобы реагировать как-то эмоционально, - да. Ты же пригласил меня

— Я и так потратил слишком много времени для обычного выпускного.

— Я не понимаю тебя.

— Что тут непонятного, Лиён? Этот выпускной ничего для меня не значит.

«Ты просто пытаешься сделать с ней то же самое, что и с остальными» — наконец эта мысль приходит ко мне в голову, которая ядовитыми лезвиями впивается в горло. Я была нужна лишь на некоторое время, и он в свою очередь вселил в мое сердце надежду, а сейчас без раздумий её уничтожает. Растаптывает меня, будто я ничего не значила, будто мы ничего не значили.

— Ничего не значит так же, — я замолкаю, стараясь как можно более бесшумно сглотнуть застрявший ком в горле, — как и я?

Чонгук молча смотрит на меня и выглядит так, словно ведёт внутреннюю борьбу после того, как я ввела его в замешательство своим вопросом. Нет, я просто не могу, или скорее не хочу думать, что стала безразлична ему. Всё, что было между нами, не было лишь его мимолётной интрижкой, я чувствовала и видела то, как он относится ко мне. Человек не может измениться до такой степени всего за один день.

— Дело не в том, что я чувствую к тебе, а в том, что наши отношения ни к чему не приведут. Я типа плохой парень из школы, без будущего, а ты амбициозная часть умного мира, в котором тебе как раз таки и место. Только без меня.

— Почему ты резко стал таким? — мне слишком тяжело контролировать себя, но я старалась изо всех сил, чтобы не сорваться или как минимум не выглядеть в его глазах слишком жалкой и уничтоженной всеми его жгучими словами, — Почему ты думаешь, что когда начинала эти отношения, я не знала, на что иду? Что я не имела понятия, что в один день мне придётся уехать и оставить тебя?

— Раз ты действительно знала, на что идёшь, то и должна была знать, что это рано или поздно произойдёт. Тогда ни тебе, ни мне, по сути, нечему сейчас удивляться, — холодно произносит он, без единой эмоции на лице, а выпадающие на лоб чёрные пряди, которые чуть прячут его глаза, делают взгляд ещё более демоническим. Мне хочется съёжиться, как от самой холодной температуры. Или исчезнуть.

— То есть, ты бросаешь меня только потому, что считаешь, что мы друг другу не подходим? Ты серьезно?

— Потому, что так будет лучше для нас обоих.

— Какого черта ты решаешь, как мне будет лучше? — дыхание сбивается, и грудная клетка отрывисто наполняется воздухом. Я ещё не поняла, что мои глаза заполнились слезами, что эмоции, которые я так усердно прятала за пеленой спокойствия, взяли вверх над разумом, — Ты столько, блять, значишь для меня, и ты просто так уходишь? Под предлогом того, что я, как ты вечно это говорил, заучка, а ты плохой клише-парень? Да пошёл ты нахер, Чонгук, со своей напускной правильностью. Где же она была раньше, когда ты говорил мне, что я не такая, как все, что на самом деле не ненавидел меня, а хотел быть рядом? Может быть я должна была послушать ЧонСока и вдуматься в его слова о том, что ты просто используешь меня? — взрываюсь и чувствую, как по моей щеке стекает слеза, которую я ненавидела всем сердцем за то, что она ещё больше показывает мою уязвимость. Как же хотелось просто разрыдаться и не ощущать на себе его ледяного взгляда, не смотреть на лучшее, что случилось со мной за все время, но что больше мне не принадлежало. Я надеялась, что он, возможно, станет моим самым главным счастьем. Но почему все выходит так, что Чонгук — моя потеря, с которой мне придётся жить дальше?

Моя гневная тирада попала прямо в точку, словно я нанесла ему самый сильный удар, и злость, медленно заполняющая его зрачки, обнажала его разбитость лучше всего. Но выражение лица все ещё выглядело, как иноязычный алфавит с запутанными очертаниями, который я не в силах была прочитать.

— Так будет лучше не только для тебя, но и для меня. Я не буду жить с ощущением, что я сломал твою будущую жизнь, к которой ты стремилась. И дело вовсе не в том, что я использовал тебя. Не нужно говорить об этом, если сама прекрасно знаешь, что это чушь, — он возмущённо качает головой, — И тем более приплетать сюда своего ботаника.

Сердце больно резануло острыми лезвиями его слов. Наверное за всё это время я не сделала ни одного полноценного вздоха, и от этого кружилась, болела голова. Он так просто говорил о том, что собирается исчезнуть из моей жизни так же легко, как и появился, опираясь всего лишь на свои предположения о том, что будет мешать мне быть счастливой в каком-то нарисованном им же мире, который ещё даже не являлся реальностью. Но какое этот мир будет иметь значение, если рядом не будет его?

— Это неправильно, — говорю я совершенно обессилено, отводя взгляд в сторону, — Ты говоришь, что твои чувства не при чем, но в то же время ещё больше убеждаешь, что просто лгал мне о них, раз так легко отказываешься от меня. Я бы никогда не отказалась от тебя, Чонгук, как это сейчас делаешь ты.

Некоторое время мы молчим, позволяя другу другу пережить всё сказанное, прогнать через себя, уничтожить миллионы нервных клеток, затем снова столкнуться печальными глазами, и поделиться с их помощью своим отчаянием, злостью, раздражением, отчуждённостью и одиночеством. И это молчание отличается от той тишины, которая царила между нами до этого дня. Она была легкой, не давящей на барабанные перепонки, не вгоняющей в грусть, холод или оцепенение, и даже сложный характер Чона не мог этому помешать. С ее помощью можно было общаться, рассказывать целые истории, не ожидая слов в ответ. И это были те самые лучшие моменты, которые я могла испытать только с Чонгуком. Сейчас же от неё хотелось только спрятаться или услышать от Чонгука хотя бы что-то, даже что-то до ужаса странное или бессмысленное, только прервать удушающую атмосферу холода и разрозненности между нами.

— Ты не можешь быть в этом уверена, Лиён, — безучастно говорит он и делает шаги в мою сторону, — Я могу быть уверенным только в том, что так будет лучше.

Чонгук остановился напротив меня, заглядывая в мои покрасневшие от невыплаканных слез глаза, пытаясь разглядеть там немое согласие. Но он никогда в жизни не смог бы получить его, потому что всё, что он сейчас сделал, вызывало у меня лишь несогласие и чувство несправедливости.

— Мне нужно идти, — говорит он и обходит меня стороной, после чего я услышала громкий хлопок дверью.

С хлопком этой двери внутри меня что-то окончательно оборвалось и с глухим стуком разбилось на кучу мелких осколков, впивающихся своими острыми краями в тело. Эта боль засела слишком глубоко, словно камень, который утяжеляет и тащит вместе за собой вниз, куда то в пучину отчаяния, за которой очень тяжело разглядеть что то хорошее и достойное того, чтобы двигаться дальше. Если Чонгук считал, что когда-то мне станет легче, то он самый последний придурок на свете. Эта боль никогда не исчезнет, лишь затеряется где то в запылившихся уголках души, которая время от времени слишком резкими волнами будет накрывать и сжирать мои внутренности. Ей некуда деться, некуда сбежать, она может лишь спрятаться в моей голове и уничтожать меня тогда, когда ей это захочется. И никчёмные слёзы будут сжигать мою кожу так же, как и сейчас. И этот камень будет склонять меня к земле в отчаянии, прямо как сейчас, когда я опускаюсь на колени и сажусь на грязную подошву кроссовок. Оперевшись ладонью об пол, я предпринимаю тщетные попытки выровнять дыхание. Продолжала глотать ртом воздух, душа себя нескончаемым потоком слез.

Я ненавидела себя за то, как легко сдалась, что веду себя, как идиотка, которая не может найти причин собраться с силами и хотя бы не выглядеть, как разбитое зеркало, которое невозможно склеить. За то, что не понимала, как можно верить в какую-то хорошую жизнь после того, как он оставил меня одну. Я хотела существовать в собственной галактике, невзирая на призрачное будущее, чтобы Чонгук был рядом со мной, и не думала ни о чем, что могло бы разлучить нас, потому что глядя на него, я осознавала, что безумно боюсь потерять то, что уже имею. Я готова была бороться за нас, но, как оказывается, Чонгук может обходиться и без этого. Это мысль в очередной раз сжимает стальными тисками мое сердце. Обволакивает его липкими щупальцами, наполняя неприязнью к самой себе.

Было тяжело сказать, сколько я проплакала, сидя на полу большого зала и чувствуя себя покинутой и морально опустошенной. Мне казалось, что прошла целая вечность. Минуты тянулись нещадно долго, как и будут тянуться, пока я окончательно не приму всё, что произошло, как неизбежную реальность, в которой я должна буду существовать и функционировать, как будто бы ничего не случилось. Как будто бы это ничего не значило и для меня.

Подняв глаза, я взглянула на сцену и на красивые декорации, кричащие о том, что они готовы к завтрашней звёздной ночи. Как же иронично было то, что теперь горели не декорации, а я сама. Человек, который отчаянно хотел стать частью этого школьного выпускного, который происходит лишь раз в жизни и затем никогда больше не повторяется. Но это желание сгорело и пеплом посыпалось на мою макушку, в очередной раз напоминая мне, насколько сильно я отчаялась.

Комментарий к Часть 16

У меня тряслись руки от того, насколько жалко мне было свою героиню, когда я писала про её переживания. Я очень сильно люблю этих персонажей и эту работу в целом, и уже понимаю, что в скором времени мне будет очень тяжело с ней расставаться и ставить статус «завершён».

Пока что меня радует, что она все ещё в процессе, и я могу радовать вас новыми частями) И прошу вас не злиться на меня за поступок Чонгука 🙃 В моих представлениях в тот момент он не мог поступить иначе, в силу чувства потерянности и неуверенности в том, что сможет когда-либо встать вровень с Лиён, хоть и испытывает к ней сильнейшие чувства. И к этому ещё прибавляется давление со стороны взрослых.

Он точно создаёт впечатление самого уверенного в себе парня, у которого нет отказов с противоположной стороны, но и у Чонгука есть комплексы по поводу того, что он не сможет дать ей, что она хочет, или что может стать её разрушителем, которого впоследствии она возненавидит за то, что когда-то помешал ей двигаться дальше. Чонгук - сложный персонаж, со своими заскоками и принципами, которые в данной ситуации мне тоже кажутся не совсем правильными, но все же он не тот мальчик-клише, о котором постоянно говорит Лиён, хоть и не всерьёз.

========== Часть 17 ==========

Когда я смотрю на своё отражение в зеркале, рассматривая аккуратный макияж и блестящее короткое платье, я невольно задумываюсь: ради чего всего это? Ради чего я иду туда? Для того, чтобы ещё больше увязнуть в отчаянии, из которого я пока не знала, как выбраться? До этого я считала себя сильной, способной перенести любую херню, которую подкидывает мне жизнь, но на самом деле я просто не знала, как это — идти назад. Если бы знала, то уже давно бы свернула.

Ночью я лежала и смотрела в темноту, не чувствуя даже затекающие конечности, которые потом горели из-за диких покалываний и боли. Я с трудом смогла провалиться в сон, еле сдерживаясь от рыданий, лишь ограничившись тихим плачем. Переворачиваясь с бока на бок, я чувствовала, как болело мое тело, словно оно так же оплакивало потерю необходимого мне человека. Слёзы оставляли за собой ожоги, когда стекали по щекам к ушам, затем теряясь в волосах на висках.

Он действительно ушёл. Оставил меня в том же зале, в котором в первый раз поцеловал меня и затем проводил все своё свободное время. Просто сказал пару слов о том, что он мне не пара, и ушел, посмотрев на меня, словно я — скопившийся хлам, покрытый пылью. Я проигрывала эту встречу в памяти тысячи раз, ругая себя за несказанные фразы, которые появлялись в голове лишь после, когда я тщательно пережёвывала наш диалог, все ещё чувствуя острую боль от каждого произнесённого им слова. В тот момент я думала только о том, как бы не разрыдаться и не показаться слабой, и до вычурных фраз, которые в темноте мучили меня особенно жестоко и долго, мне не было никакого дела.

Ночью всегда особенно паршиво, когда все чувства обостряются, а очертания реальных предметов теряются, запирая тебя в ловушке собственных мыслей. Только от чего то с появлением утра мне не стало легче. Наоборот солнечный свет раздражал, и будто потешался надо мной, над моим несчастьем, показывая свою радость и даря её всем окружающим, за исключением меня. Иронично, что солнечный свет перестал быть моим синонимом, когда Чонгук решил оборвать наши отношения. Вся моя жизнерадостность сводилась только к одному человеку, а как только он перестал быть моей частью, то она испарилась, ушла вместе с ним, оставляя после себя одно разрушение и отсутствие радости. Растворяться в Чонгуке было моей самой большой ошибкой так же, как и осмысленно идти к нему навстречу, полностью доверяясь. Всё, что произошло, стало лезвием, которое он поднёс к моему горлу и разрывал им кожу, заставляя меня мучиться и желать, чтобы его образ хотя бы ненадолго исчез из головы. Но ещё большей ошибкой было бы то, если бы я никогда не попыталась быть с ним.

К утру я все ещё лежала на кровати, после уже пережитой за ночь ненависти пытаясь свыкнуться с мыслью, что Чонгук теперь исчезнет из моей жизни, словно он никогда не играл в ней роли значимого для меня человека. Я была уверена, что он постарается исчезнуть, и это приносило мне невыносимую боль. Он знал, что если будет маячить у меня перед глазами, то в конце концов мы не сможем расстаться. Чонгук читал меня, как открытую книгу, и не питал надежд, что я смогла бы противиться своим чувствам к нему, хотя и правда попыталась бы.

Хоть меня бросало из крайности в крайность, хоть я и ненавидела его, а затем снова тосковала и желала, чтобы весь этот кошмар, который творился у меня в голове, был лишь сном, я все равно чертовски сильно любила Чонгука и желала быть рядом настолько близко, насколько это было возможно. Хоть он и утверждал, что я не могла быть уверенной в будущем и в том, что я не пожалела бы о своём решении остаться с ним, я все равно ни на секунду не задумывалась о том, чтобы изменить своё мнение об этом. Все равно я считала, что это был бы самый лучший исход — остаться с ним, иметь возможность улыбаться ему, касаться его рук или чёрных волос, смеяться с глупых приколов о том, какая я хреновая отличница, заниматься любовью в машине или в любом другом месте. Лишь бы только это был Чонгук.

Я поднимаю глаза вверх, стараясь разглядеть потолок за появившейся пеленой, и аккуратно смахиваю скатывающуюся по щеке слезу, стараясь не испортить макияж. Может то, что я пыталась позаботиться о сохранности тональника на лице, означало ещё не такую глубокую степень безразличия, к которой я могла бы придти за это время?

— Лиён, ты готова? — слышу приглушённый крик отца с первого этажа, и это быстро вырывает меня из мыслей.

Я сглатываю застрявший в горле ком, и кладу румяна в бархатный чехол, чтобы затем кинуть его в открытую косметичку. Я снова задерживаю свой взгляд на зеркале и подолгу смотрю на отражение, пытаясь выискать там хоть что-то, за что можно зацепиться и прожить сегодняшний день, как самый лучший и долгожданный. Но получается увидеть только то, что ждёт своего времени, чтобы накрыть очередной волной боли, и ещё раз убедиться, что сегодняшний день без Чонгука и вправду ничего не значит. Хотя мог бы значить, если бы он не стал руководствоваться своими глупыми принципами, которые даже сейчас, переосмыслив все его слова, я не могла понять.

— Лиён!

— Да, пап, я иду, — прикрикиваю я и застегиваю молнию косметички.

Спустившись на первый этаж, я сталкиваюсь с восхищёнными глазами родителей и счастливыми улыбками на лицах, которые травят внутренности в тысячи раз сильнее прежнего. За моей натянутой улыбкой лишь кроется гниющая правда, которую я не скажу и проглочу, как самую противную таблетку от гриппа. От неё тошно, хочется выплюнуть поскорее, но она останется за этой тупой улыбкой, которая показывает остальным лишь хорошее расположение дел.

Мама счастлива видеть это платье, счастлива, что день, о котором я мечтала, наконец-таки настал и через некоторое время я окажусь в эпицентре волшебства выпускного, что я, по её мнению, буду самой красивой девчонкой на этом вечере. Теперь я была не согласна ни с одним пунктом из тех, которые могли бы сделать меня такой же счастливой, как и её, словно мы только что выиграли лотерею. Единственное, что мне хотелось — поскорее покончить с этим и завалиться в постель, в ожидании, что магическим образом всё гложущее перестанет скрести острыми когтями по самому уязвимому.

Их комплименты всё-таки доставили мне хотя бы какую-то каплю удовольствия, которая высохла сразу же после того, как я вернулась мыслями к Чонгуку и ощутила ноющее, тревожное чувство в груди. Оно преследовало меня, ведь стоило мне на секунду отвлечься, то оно тут же с силой било по грудной клетке и напоминало, что все чувства, кроме этого, были мнимыми, ничего из себя не представляющими, про которые мне нужно забыть на неопределённое время.

— А ну-ка, встань возле камина, — мама подходит к тумбочке и выдвигает ящик, очевидно, пытаясь найти там старый фотоаппарат, который никто из родителей не желал заменить на более современный.

Я мнусь на месте, нетерпеливо сжимая краешек платья пальцами, не зная, как улыбнуться как можно менее вымученно и фальшиво. Та улыбка бесследно пропала, как и желание снова ее натянуть, даже для обычной фотографии, на которую спустя года я буду смотреть и ужасаться от того, какой слабой я была перед самой собой, что даже не имела сил сделать вид счастливого, удовлетворённого жизнью человека.

— Наконец-то, — я бросаю взгляд к комоду и вижу камеру в её руках, которую она включает и направляет на меня, смотря на экран так же, как и отец, — Лиён, улыбнись.

— Может обойдёмся без фотографий у камина? — спрашиваю я, буравя взглядом пол и не желая смотреть в объектив, который сумел бы запечатлеть мою разбитость и сохранить ее на долгие годы.

— Да брось, Лиён. Тебе понравится, — с воодушевлением проговаривает отец, отрывая взгляд от камеры и направляя его на меня. Его улыбка слегка угасает, когда он сталкивается с моими печальными глазами, и даже слегка мешкается, словно его только что укололи острой иглой в самое сердце.

— Почему мне понравится? — тихим голосом спрашиваю я, отходя от камина в сторону, — Потому что цвет платья слишком хорошо сочетается с этими шариками? — я показываю пальцем наверх, где по потолку распластались прозрачные круглые шары, — Бред, — заканчиваю я и отвожу взгляд в сторону двери, желая схватиться за ручку, чтобы открыть ее, и вылететь из дома, как комета мчится по ночному небу.

— Лиён, — отец медлит, приковывая к себе мое внимание, и засовывает руку в карман, пока мама напряжённо сжимает пальцами камеру, больше не испытывая того сильного счастья, какое переполняло её до моего появления. Видимо я способна была забирать радость у дорогих мне людей своим чертовым настроением, как это сделал со мной Чонгук, — Многие пойдут на выпускной без пары.

Его слова просто уничтожали остатки моего терпения, медленно и болезненно, но я не могла позволить себе показать отцу, насколько сильно это меня ранит. Мне не хотелось, чтобы он ненавидел Чонгука ещё больше, чем мог бы, хотя возможно сейчас это было бы заслуженно.

— Без пары? — мама удивленно косится сначала на папу, а затем хмурит брови и бросает на меня взгляд, полный недоумения и разочарования в том, что она сейчас услышала. Она опускает руки и не спеша приближается ко мне, видимо не имея понятия, что сказать и как поддержать меня, ведь она, как никто другой знала, как много Чонгук значил для меня, хотя так же как и отец не была в восторге от наших отношений, — Почему ты не сказала?

— Я не знаю, — мой голос предательски подрагивает, глаза снова наполняются жгучими слезами, которые стремятся скатиться по щекам и обнажить всю мою боль, — Я в курсе, что он мне не пара, и вам, возможно, так даже и лучше, что его нет рядом. Но я не могу идти туда без него. Просто не получается даже думать об этом, — дрожащим голосом говорю я и выдыхаю накопившийся в груди воздух, отводя голову в сторону, чтобы скрыть падающие на ковёр слёзы. Вытерев влагу тыльной стороной руки, уже больше не беспокоясь о тональнике, я смотрю на обеспокоенное лицо матери, которое не выражает ничего, кроме жалости, — Неужели я не заслужила немного счастья? Сходить туда с тем, кого я…

Я прерываюсь, не осмеливаясь сказать слово «люблю», потому что считала это чем-то секретным, недоступным для ушей остальных людей.

Отец стоял на месте, то и дело приоткрывая рот и намереваясь сказать что-то, но не решался до того момента, пока я не сделала неуверенный шаг в сторону двери. И то, что я услышала, поразило меня больше всего, пронзило тысячами ядовитых стрел, которые лишили меня дара речи и возможности двигаться.

— Я с ним поговорил.

Мысли хаотично бились о черепную коробку, сменяясь одной за другой. Он с ним поговорил. Поговорил о чем-то таком, что заставило Чонгука отказаться от меня, от нас, от любви, которую я к нему испытывала и дарила при каждой возможности. От всего, что связывало нас и делало наши души неотъемлемыми частями друг друга.

Я поднимаю на него свои полные слез глаза и хмурюсь, словно не веря в услышанное. Но выражение его лица, которое было полно чувства вины и сожаления, говорило о том, что я не ошиблась, и все эти слова действительно были сказаны им несколько секунд назад.

— Что ты сделал?

— Я хотел защитить тебя и то, о чем ты всегда мечтала, — он делает паузу, подбирая слова, будучи сбитым с толку моим разочарованным взглядом, направленным в его сторону, — Я боялся, что он разрушит то, к чему ты так усердно стремилась.

Мне уже было все равно, что я выглядела измученной и жалкой в глазах родителей, потому что теперь я знала, что Чонгук лишь придурок, который принял слова моего отца всерьёз, а человек, который всё разрушил, стоял прямо передо мной, считая, что он поступил правильно, и всё, что произошло — единственно верное развитие событий. Мне была ненавистна одна только мысль, что отец распорядился моей любовью так, как захотел, отнял её, поселив в сердце Чонгука сомнения о самом себе и о необходимости его присутствия в моей жизни. Меня разрывала и злость на самого Чонгука, который послушал моего отца, ничего не знающего о наших чувствах, а лишь руководствовавшийся своими представлениями о правильном и неправильном. Который наплевал на мои чувства и посчитал мнение человека, который являлся ему никем, верным.

— Я знаю, что ты хотел, как лучше, — начинаю я, разрываясь внутри от переполнявшей меня злости и ненависти ко всему, что произошло по простой человеческой глупости, — Но ты ведь знал, как я мечтала об этом вечере, — мой голос постепенно стихает и я замолкаю, буравя его осуждающим взглядом, который я не в силах была оторвать, — И вот, кто всё разрушил.

Отец лишь промолчал, и я видела, как ему было больно слышать это, ведь он понимал, что во всем случившемся виноват только он сам. Минуты шли, и никто из нас так и не сказал ни слова. Казалось, единственное, что я могла слышать — это звук собственного сердца, которое хотело вырваться и приклеиться к отцу, чтобы отдать ему всю боль, которую он причинил своими необдуманными действиями. Что бы было, если бы он так и не решился сказать правду? Я бы дальше жила в неведении и мучилась, задаваясь вопросами о том, как Чонгук посмел так поступить со мной?

Набрав резким вдохом побольше воздуха в лёгкие, я задержала дыхание, чтобы успокоить бушующие эмоции, и через пару секунд выдохнула, не желая больше давиться этой тишиной, в окружении родителей, которые так же, как и я, не знали, что

теперь делать. Единственное, что я посчитала верным, это сорваться с места, прихватив с собой клатч, лежащий на тумбочке в гостиной, и выскочить из дома, сильно и со злостью хлопнув входной дверью.

***

Мое желание выкинуть весь этот хлам, в виде старой одежды отца, которую мама посчитала нужным повесить на старую напольную вешалку в подвале дома, возросло с ещё большей силой, когда я увидел дверь, ведущую сюда, открытой в очередной раз. Откинув в сторону полностью набитый хламом целлофановый пакет, я беру в руки другой и расправляю его. Хватает всего лишь секунды, чтобы вспомнить о вчерашнем вечере и почувствовать себя ещё более паршиво. Тряхнув головой, я в сердцах продолжаю делать то, что хотел сделать долгое время. Покрытая слоем пыли кожаная куртка цепляется за железную прищепку вешалки, и потянув за неё, она лишь ещё больше сопротивляется и не желает попадать ко мне в руки. Рванув её с ещё большейсилой, я добиваюсь только того, что вся конструкция покачивается и чуть ли не падает.

Только сейчас заметил своё рваное дыхание, когда отпустил кожаный рукав и предпринял попытку успокоить вздернутые нервы. Я злился на все, что меня окружало, в частичности на себя и на то, что не знаю, как убежать от следующих по пятам мыслей. Выдыхаю горячий воздух из лёгких и зачёсываю вспотевшие волосы назад. Глаза предательски слипались, потому что ночью мне так и не удалось уснуть после вечерней стычки с ублюдками из кафе, и из-за мыслей, которые сумбурным потоком крутились в голове. Я выкурил несколько сигарет и затем в сильнейшем раздражении выбросил пачку в урну, потому что дым, заполняющий лёгкие, никак не облегчал чувство вины, которое грызло меня заживо. Потом мне захотелось устроить бунт в комнате, но каким-то образом я сумел сдержаться, поэтому сразу же пошёл к окну, снова достав выброшенную пачку, и выкуривал одну сигарету за другой, наблюдая за желто-белой луной и полночи задаваясь тем же вопросом, что и днём ранее: какого хера я натворил?

С момента нашей последней встречи с Лиён, я не переставая думал о ней и о каждом слове, сказанное из её уст. Я, наверное, и сам не представлял, насколько сильно дорожил ею до того момента, пока единолично не отказался от всего, к чему успел привязаться. Мне не хватало слов, чтобы сказать, что я чувствовал, и меня жутко не радовало, что я совершенно не вовремя признался себе, что с какого то момента перестал ощущать одну лишь обыкновенную влюблённость. Разве при всех моих влюблённостях я всегда вёл себя так, словно наглотался бабочек, которые щекочут мои внутренности каждый раз, когда я её вижу? Глупо вообще было размышлять об этом, когда я поступил с ней как ёбаный мудак. Но чертова Лиён не желала уходить из моей головы ни на секунду, чем бы я не занимался. Я бесился и злился на неё, но затем сдавался и снова мучился от резко накрывающего чувства любви.

Любовь — это слово, которое всегда меня смешило, и это чувство, в которое я никогда не верил, или скорее не верил, что оно может поселиться в моей душе и управлять моим настроением, поведением и поступками, не считаясь с моими желаниями. Я всегда думал, что этому нет во мне места. Теперь же отрицать это было бесполезно, ведь чем больше я пытался убедить себя в обратном, тем сильнее застревал в своих чувствах и ощущал себя пленником, который все еще не признался сам себе, что собственноручно сковал себя наручниками и отдал ключ от них другому человеку.

Хоть я наплёл кучу херни про то, что мы друг другу не подходим, и что наши отношения выльются во что-то такое, что будет ей мешать и сбивать с пути, всё же существовало то, что нас объединяло. Это как раз таки чертова любовь и хаотичные бабочки, бьющиеся о стенки живота при одном только упоминании о нас. Из-за этого проклятого чувства она приняла меня таким, какой я есть на самом деле. Человеком, не имеющего представления о своём будущем, который ведёт себя, как свой гребаный отец, чьи вещи я так усердно снимал с вешалок и нещадно выкидывал в мусорные пакеты. Моя любовь к ней и стала причиной, по которой я откинул свой собственный эгоизм и дал ей шанс достичь того, чего она хочет. Даже учитывая, что я жутко мучился от этого, я хотел ей счастья, потому что Лиён была единственным моим солнечным светом, сумевшим рассечь беспросветную тьму, которая была моим постоянным спутником. Она показала, что кроме пошлости и окружающей жестокости существует что-то большее, что можно сравнить с порталом в другой мир, о существовании которого я и не знал.

— Занимаешься важными делами? — саркастичный голос матери разрезает тяжелую тишину, и я на секунду поворачиваю голову, чтобы взглянуть на неё. Учитывая то, что мы редко виделись в течение дня, а если и делали это, то она всегда была в своей рабочей форме, видеть её сейчас в повседневной одежде с отдохнувшим выражением лица — было как минимум приятно.

— Ага, — коротко бросаю я и наконец-таки стаскиваю с вешалки кожаную куртку, которая в этот раз беспрекословно поддаётся моей воле, — У тебя уже есть ходячая копия этого мудака. Зачем тебе ещё и его вещи?

— Что ты несёшь? — с выдохом выходит все её возмущение, которое накопилось ещё с вчерашней ночи, когда ей вместе с её напарником пришлось разнимать меня с отвратными завсегдатаями возле входа в кафе. После пиздеца, пережитого во время расставания с Лиён, ударить хотя бы одного из них кулаком было слишком хорошей и заманчивой для меня идеей. Хотя бы в тот момент появилась какая-то доля справедливости, о которой всегда говорила Лиён.

— Каков отец, таков и сын. Я об этом говорю.

— Значит тебе все-таки хорошенько прилетело вчера.

— Я серьезно. Ты вышла замуж за придурка, который катался на своём идиотском мотоцикле и постоянно лез в драки, — я на секунду оставляю пакет, чтобы вскинуть руками, — Вот и результат.

— Вот именно, что я вышла замуж за придурка, который лез в драки и находил миллионы способов не принимать участия в нашей жизни, — я слышу, как она делает несколько шагов вперёд, пока я откидываю в сторону второй пакет и беру следующий, — Но ты не тот человек, о котором мы сейчас говорим. Ты никогда не бросал меня или Субина, чтобы жить в своё удовольствие. Ты помогаешь нам каждый день, и я уверена, что так будет всегда. Потому что я верю в тебя.

— Зато другие — нет, — в моей интонации звучит несвойственная мне обреченность, ведь это отношение окружающих все ещё имело возможность лишний раз уколоть меня. Как бы я не делал вид, что испытываю лишь безразличие, и как бы не пытался убедить в этом самого себя, это было далеко от правды.

— А Лиён — да, — её имя с уст матери огнём проходит по венам, по пути полностью сжигая их и приводя в чувства, что аж руки застывают на месте, не решаясь сделать лишнее движение, — Мне тяжело смотреть на то, как ты отталкиваешь её, — она подходит и перебирает вешалки, разыскивая что-то среди кучи барахла, — И сидишь в подвале, собирая пыльные шмотки, когда вместо этого можешь быть на выпускном, — саркастично добавляет она.

Я предпочёл не комментировать это, потому что понимал, что объективно анализировать ситуацию, не зная всех подробностей про отца Лиён и кучу другого, что сыграло свою роль, было тяжело. Я и сам был не прочь признать, что все мои последние действия по отношению к Лиён — глупость и несуразица.

Я вижу, как она находит прозрачный чехол с чёрным смокингом внутри и вывешивает его вперёд. Проводит по нему ладонью, чтобы стереть пыль.

— Он никогда не мог сделать выбор в пользу того, что ему дорого. Поэтому всё разрушилось, — тихо проговаривает она, смотря на мое лицо, — Мне кажется, что он и сам не знал, что ему нужно, иначе бы не ушёл.

Меня чуть ли не передернуло от того, как сильно что-то укололо меня в области груди, после чего я будто бы очнулся из долгой прострации, в которой даже не знал, что находился.

Всё, о чем я думал, было не больше, чем самовнушение, и на самом деле отец и я — два совершенно разных человека. Испытывал ли он что-то, кроме чувства собственного превосходства над другими, когда поступал так, как хочется только ему? Больше чем уверен, что нет, и что сейчас он не испытывал и капли сожаления, что причинял родным людям боль и унижение, которые они не заслужили. Как и не испытывал сожаления, что сделал свой выбор в пользу других вещей, которые и привели его к другой женщине, которая ничем не отличалась от него самого. Я сделал выбор в пользу мнения других, обрёк и себя и Лиён на бессмысленные страдания, которые, я уверен, не собирались заканчиваться. После слов матери я потерял причину, по которой должен идти на поводу у её отца, будто бы он действительно знает, как лучше. Даже если он и ненавидел меня, думал только о призрачной выгоде, то я сейчас чувствовал не меньше той самой пожирающей ненависти. Так почему же я должен слушать кого-то, кроме себя и девушки, без которой тяжело даже элементарно просыпаться по утрам?

— Даже если костюм и подойдёт тебе, ты всё равно выше него.

Мы молча смотрим друг на друга, обдумывая все сказанные слова, и мне показалось, что теперь я имею достаточно сил, чтобы всё исправить.

Комментарий к Часть 17

Мы ещё раз немного залезли Чонгуку в голову и поели стекла, но так или иначе, все не так плохо, как могло показаться))

Очень неприятно говорить это, потому что сама успела сильно привязаться к этой работе, но думаю, что осталось одна или две главы, после чего история Лиён и Чонгука закончится ☹️

Я очень люблю всех моих читателей и очень жду ваших комментариев) Они очень вдохновляют меня и ускоряют выход главы ❤️

========== Часть 18 ==========

До жути хотелось плакать. Закрыться в школьной кладовке, в которой так же невыносимо было находиться из-за того, что она целиком была связана только с гребаными воспоминаниями о Чонгуке. Как и этот зал, в котором играла весёлая музыка, крутился диско-шар и горели гирлянды, что действительно превращало этот вечер в какую-то незабываемую сказку. Но, правда, для кого-то другого. И этот же самый вечер побил рекорд по количеству фальшивых улыбок, которые я раздавала каждому встречному, спрашивающему о моём странном настроении. Мне определённо было бы легче, если бы я смогла выкрикнуть и уничтожить это ком в горле, или разбить одну из декораций, на которые тошно было смотреть. Было невыносимо находиться с самой собой, чувствовать этот гнев и беспомощность от невозможности его выплеснуть. Выпив из красного стакана немного пунша, я тут же ощутила холод, растекающийся по тревожности в груди, чуть утихомиривая её, но спустя секунды все начинается заново.

Некоторое время я пыталась выискать глазами Джиён, но провалившись в своих попытках, села за праздничный стол, осматривая окружающих и одновременно справляясь с тоской, засевшей глубоко в душе. Кажется, я ещё никогда в жизни не была такой слабой, как сейчас. Неспособной радоваться тому, чего ждала и к чему готовилась очень долгое время. Как бы я ни старалась, все было тщетно. Я лишь могла успешно бороться с желанием уйти отсюда, все ещё не понимая, что меня здесь держало. Я была уверена, что Чонгук внезапно не изменит своего решения и не появится здесь, но почему-то все равно продолжала находиться в эпицентре чужого счастья.

— Эй, — я непроизвольно дёргаюсь, когда на соседний стул приземляется ЧонСок, который тут же заглядывает в мои лишённые радости глаза и дарит мне улыбку, которая чаще всего имела способность поднимать мне настроение. Хотела бы я ощутить что-то хорошее, кроме неловкости и недосказанности, которую я чувствовала с ним слишком явно.

— Привет, — я улыбаюсь настолько мило, насколько могу себе позволить в силу своего ненавистного настроения, — Ты разве не должен быть на собеседовании?

— Я закончил раньше, чем мог ожидать, — быстро проговаривает он и закидывает в рот клубнику, взятую из фруктовницы, — Всё прошло отлично.

— Я очень рада за тебя, — я замечаю, как улыбка медленно начинает сползать с лица, и оно постепенно приобретает прежнее выражение, лишённое всяких эмоций, — Я думала, что ты не придёшь.

— Ты вроде сказала, что рада меня видеть, — с сарказмом говорит он и ухмыляется, и от этого мне кажется, что ЧонСок за такое короткое время стал совершенно другим, самим на себя не похожим. Или мое присутствие влияло на всё его поведение, о чём возможно он даже сам и не подозревал.

— Так и есть.

Я замечаю, как ЧонСок сводит брови к переносице и задумывается над чем-то, изредка двигая челюстью, дожевывая клубнику, и в конце концов проговаривает, уже будучи не в таком весёлом настроении, как пару минут назад.

— Где же Чонгук?

Мне показалось, что у меня расширились зрачки от того удивления, которое я испытала, услышав вопрос, на который я не хотела бы отвечать. ЧонСок никогда не спрашивал у меня о Чонгуке. Даже после того, как тот ударил его по лицу и явно намекнул на то, что между нами что-то есть, он избегал этой темы. Словно Чонгука не существовало в этой вселенной, будто все осталось как прежде, где я была той же влюблённой дурочкой, не знающей, как привлечь его внимание.

И поэтому сейчас я не имела понятия, что мне ответить, как не показаться идиоткой и тем более — не дать ему шанса убедиться в том, что он был прав в своих убеждениях. Мне принципиально не хотелось, чтобы ЧонСок чувствовал удовлетворение от своей правоты, потому что я знала свою правду, до которой на самом деле никому не было никакого дела.

— Он разве должен тут быть? — без интереса спрашиваю я, переводя взгляд на танцующую под весёлую музыку толпу.

— А разве нет? — задаёт вопрос он, и продолжает, не дожидаясь, пока повернусь или отвечу, — Ты рассталась с ним?

— С каких пор тебя это интересует? — возмущённо спрашиваю я и проворачиваю голову, тут же сталкиваясь с проникновенным взглядом друга.

— С тех пор, как ты сидишь на выпускном и не испытываешь от этого удовольствия, хотя прожужжала нам уши о том, как этого ждёшь. Думаешь, после этого мне сложно догадаться?

— Раз ты догадался, то мне и незачем отвечать, ЧонСок.

— Есть зачем, Лиён, — говорит он и делает небольшой рывок вперёд, приблизившись ко мне. Это ещё больше обескураживает меня, и мой взгляд застывает на его серьёзном лице, — Ты мне небезразлична.

Я не понимала почему, но эти слова сумели задеть меня и зашевелить остановившиеся шестерёнки, которые подали немного тепла в сердце. Хоть я и не была влюблена в ЧонСока, я всё ещё ценила его, как близкого мне человека, к которому когда-то я питала искренние чувства. Даже невзирая на то количество боли, которое он причинил мне своим равнодушием, я чувствовала нужду в его присутствии в моей жизни.

— Да, мы расстались, — сдалась я и снова почувствовала себя опустошенно. Защитный механизм, ограждающий меня от всего, что могло причинить мне боль, сломался, и играть на публику становилось все сложнее, — В конце концов мы оба знали, к чему это приведёт.

— Знаешь, — начинает ЧонСок, но неожиданно затыкается, словно обдумывая резонность следующей фразы, — Он полный идиот. Если быть точнее, то меня от него тошнит, но всё-таки это не выглядело так, словно кто-то из вас собирался придти к тому, что есть сейчас.

— А никто из нас и не приходил к этому, — сдавленно смеюсь я, вместе с этим смешком выплевывая всю горечь, — Мне не хочется рыться в этом, но это самая нелогичная херня, которая только случалась в моей жизни.

ЧонСок дергает бровью вверх.

— Ты сказала слово «херня»? — издевается он и откидывается на спинку стула, увеличивая расстояние между нами.

— Только так я могу это описать, — улыбаюсь я и делаю глоток пунша. Только сейчас, когда снова смотрю на толпу, я вспоминаю слова Чонгука о кучке школьников, которые могли бы упустить возможность потоптаться на танцполе и выпить стакан пунша. В сердце снова защемило, и стало ещё более херово, от того, что его нет рядом. Меня бы устроило, даже если бы он скептически смотрел на происходящее вокруг, и бесился с того, что он вообще находится здесь, а не занимается своими, наиболее важными делами. Как, скорее всего, и было бы. Но я была не против этого, а наоборот, желала попасть в эту мифическую ситуацию, которую я успела построить буквально за несколько секунд, и снова разочароваться в её нереальности.

— Ты без пары? — наконец спрашиваю я, чтобы перевести диалог и начать чувствовать себя не так, будто меня придавили железной плитой.

— Ты, наверное, не поверишь, но изначально я пришёл с Джиён.

Несколько секунд я молчу, в шоке осмысливая его слова, не совсем понимая, снова ли он издевается надо мной, или говорит правду, в которую мне верится с трудом.

— Ты шутишь.

— Если бы я шутил, то она бы сидела тут вместе с тобой, — хмыкает ЧонСок и берет следующую клубнику, теперь уже только покручивая ее между пальцами.

— Хочешь сказать, что она сбежала?

— Нет. Нашу подругу украл ее недо-парень.

Я прикусываю нижнюю губу, в какой то степени чувствуя себя… обманутой? Слишком неприятно было слышать это не от Джиён, а от ЧонСока, которого она сама терпеть не могла за своё отношение ко мне. Ещё более паршиво становится, когда я понимаю, что вина за поведение Джиён полностью лежит на мне самой. Я могла бы осуждать такой поступок, только если бы сама не повела себя так же, скрывая от неё свою влюблённость в Чонгука и наши странные на тот момент отношения. Вообще удивительно, что она молча глотала всю эту скрытность и вела себя так, словно я могу себе это позволить и не посвящать её в определённые части моей жизни. Но всё же, как же тяжело было постепенно проебывать её доверие и осознать это только тогда, когда меня просто ткнули лицом в собственное дерьмо, чтобы что-то понять.

— Что за парень? — с интересом спрашиваю я, словно его слова не сумели меня задеть, но все же думаю, что ЧонСок и без моего притворства даже не догадывался, что это могло меня как-то уколоть.

— Тэхён, — коротко бросает он и всё-таки сьедает ягоду.

— И давно ты знаешь об этом парне?

— Часа два. Узнал, когда она отошла поговорить, и не вернулась.

Я непроизвольно чувствую облегчение от того, что знала об этом не дольше, чем сам ЧонСок. Сначала испытываю желание расспросить его об этом парне, но затем останавливаю себя, понимая, что он не может рассказать мне больше, чем то, что уже успел сказать.

— Если она хотела его позлить, то думаю, что ей удалось, — предполагаю я, мысленно ставя галочку в голове, под пунктом поговорить с Джиён и извиниться за своё чёртово поведение. Стоило заметить раньше, что мои мысли только и делали, что крутились вокруг Чонгука, словно других не менее важных мне людей не существовало. И в итоге я получила, то что получила: отсутствие Чонгука, который принял, пожалуй, самое тупое решение за двоих, и подругу, которая молчала обо всем плохом или хорошем, что происходило с ней, потому что считала, что достучаться до меня будет просто невозможно.

Замечательно, Лиён. Ты самый херовый друг на всем белом свете.

— Очень приятно быть средством для достижения чужой ревности, — говорит ЧонСок и вскидывает брови. Он сам был не в восторге от поступка Джиён, хотя никто из нас не испытывал должного удивления. Она часто поступала только так, как нужно было ей, ориентируясь только на свои желания. Но, общаясь со мной, я прекрасно замечала, что она не ставит свои предпочтения выше нашей дружбы, подавляя их и находя компромисс, хотя наше видение мира и интересы совпадали, как сломанные часы показывали правильное время — дважды в сутки.

— Лиён, у нас проблема, — я обращаю внимание на возникшую сзади моего стула Минсу. Она приоткрывает рот, чтобы продолжить реплику, но останавливается, сталкиваясь глазами с ЧонСоком, который так же заинтересованно смотрел на неё, — Привет, ЧонСок. Ты разве не должен был быть в деканате?

Я прыскаю от смеха, когда ЧонСок цыкает языком и вздыхает.

— Все сегодня рады меня видеть.

— Не ёрничай, — хмурится она и пожимает плечом, — Лиён, у нас порвался фотофон и выглядит всё, как минимум жалко.

— И? — безразлично спрашиваю я, из ниоткуда образовавшегося волнения делая очередной глоток пунша, опустошая стакан, — Просто забейте, — говорю я и ставлю пластиковый стаканчик на стол, рядом с пустой тарелкой. Мне даже не хотелось делать вид, что это меня беспокоило, и что я желала что-то исправить. Весь вечер потерял свою изюминку ещё вчера, и сейчас, даже смотря на всю красоту, созданную моими руками совместно с Чонгуком, я не испытывала восхищения. Наверное, ЧонСок пока был единственным человеком, который меня здесь удерживал. О каких декорациях может теперь идти речь?

Минсу опешила, явно не ожидая от меня подобного ответа, но всё-таки в последний момент воспользовавшись возможностью исчезнуть с места, переполненного радостью, я встаю со стула, плюнув даже на безразличие ко всему происходящему. Лишь бы уйти.

— Ладно. Я заберу ключ от кладовки и возьму другой фон, если никто не убрал его оттуда, — быстро говорю я и теперь перевожу взгляд на ЧонСока, — Поможешь Минсу убрать порванный?

— Без проблем, — соглашается он и следом встаёт со стула, задвигая его к столу.

Выйдя из зала, я замечаю, что в коридоре мне становится намного свободнее, словно с меня только что сняли тяжелейшие кандалы. Даже обычный разговор с ЧонСоком выжал из меня остаток сил, и теперь мне казалось, что вся чаша моей энергии была опустошена. Из-за этого мысль повернуть к выходу из школы казалась самой правильной, но в силу своей гребаной ответственности перед другими я шагаю к вахте, беру нужный ключ и отправляюсь в кладовку, где, наверняка, вместо нужного фона будет куча хлама, который пришлось убрать, чтобы освободить зал.

Открыв дверь ключом, я захожу внутрь, чувствуя духоту помещения и отдушку пыли вперемешку с моющими средствами, для которых был выделен целый стеллаж. Включаю свет перед тем, как пройти вглубь помещения, и вижу свернутый белый фотофон на полу. Положив ключ на стол, я присела на корточки и взяла его в руки, слегка раскручивая и тут же удивляясь, как тот сумел сохранить свою чистоту, лёжа в пыльной кладовке, которую скорее всего не убирали несколько недель. По сравнению с тем порванным фоном, на котором красиво располагались декоративные бумажные цветы в голубых оттенках, этот был слишком простым для той вычурной атмосферы, но, к сожалению, выбирать нам было не из чего.

Слышу, как приоткрывается дверь, но сперва не проворачиваюсь, думая, что это Минсу или ЧонСок. Закручиваю рулон обратно перед тем, как выпрямиться и повернуться лицом к вошедшему человеку. Но когда делаю это, я замираю на месте, чувствуя, как от удивления приоткрываются мои губы, как электрические разряды пускают свои волны по всему телу, заставляя его дрожать и не подчиняться самому себе. Как у меня этот гребаный рулон чуть из рук не вываливается, как я его пальцами сжимаю, чтобы удержать и выместить на нем все своё волнение, которое выливалось за грани. Как ноги схватывают невидимые лианы, сковывают меня на месте и не дают двигаться. Как его глаза меня пожирают на месте, осматривают с ног до головы, как зрачки превращаются в зрачки хищного животного, который загнал в угол свою добычу.

Не могу сказать ни слова, даже вздохнуть, потому что дыхание сбилось, и еле как воздух пробирается в лёгкие. Не могу справиться с шоком от того, что он здесь, что стоит прямо передо мной в своём ахиренном костюме, смотрит на меня взглядом, полным эмоций, а не тем напускным безразличием, которое морозило все мои внутренности и делало меня в его глазах абсолютно никем. Чонгук проводит влажным языком по губам, и я, кажется, слышу, как он выдыхает через рот.

Не может быть, Лиён. Не может быть такого, что ты хочешь броситься к нему, скинуть этот рулон со своих рук, положить ладони на его щеки и впиться в эти манящие губы, которые произнесли самые чёрствые слова о том, что мы — это две несовместимые части. Не после того, как бросил тебя.

И не может быть, чтобы парень был таким красивым в классическом костюме. Это нереально. Ни в какой вселенной невозможно быть ещё более притягивающим.

Мне захотелось заскулить от того, что я чертовски желаю ощутить все тепло его тела и простить его сиюминутно, чтобы вернуть всё, что, мне казалось, я потеряла. Хочу этого всем, чем только могу хотеть, но не могу сделать ничего. Слишком обижена на него, слишком истерзала свою душу из-за его необдуманного поступка, слишком сильно скучала, чтобы так легко сдаться.

— Что… — я слегка кашляю, чтобы убрать появившуюся хрипотцу в голосе, которая раскрывала весь трепет в моем сердце. Мне все равно, что я выгляжу обеспокоенной и измученной, потому что он причинил мне больше боли, чем кто-либо другой, — Что ты тут делаешь?

— Спросил у ЧонСока, где ты, — говорит он и проводит пятерней по волосам. У меня от этого жеста что-то срывается и падает внутри, настолько красиво он всегда это делал. Его рука снова безвольно опускается, и он так же, как и я, не предпринимает попыток двинуться навстречу, лишь стоит и испепеляет меня взглядом, о котором я мечтала весь этот вечер, — И пришёл.

— Я не об этом, — неуверенно возразила я и как можно менее явно сглотнула, — Что ты делаешь здесь? На выпускном, который для тебя ничего не значит.

Он снова молчит. Снова не знает, что ему сказать. Только теперь я не позволю оставить свой вопрос без ответа, как это было раньше, только чтобы ему было комфортно, когда я не нарушала его личные границы и не лезла с лишними расспросами.

— Может ты хочешь сказать мне что-нибудь ещё из слов моего отца, которые я не услышала?

Мне кажется, что вопрос сбивает его с толку, и он мотнул головой, почти побеждённый, задумываясь над чем-то, пока я напряжённо жду его ответа.

— Нет, — наконец говорит он и засовывает руку в карман, в очередной раз облизывая губы, — Я здесь не из-за этого.

— А тогда из-за чего?

— Из-за тебя, — коротко отвечает Чонгук, и снова я чувствую этот сильный удар сердца по грудной клетке, от чего у меня ещё больше дыхание сбивается и руки трясутся вместе с этим несчастным фоном. Мне было страшно стянуть с себя маску безразличия, потому что знала, что если подпущу его к себе сейчас, то не смогу противостоять ему дальше. Вся моя обида улетучится, как только он коснётся меня или скажет что-то такое, от чего у меня бабочки в животе проснутся и начнут царапаться внутри.

Но черт возьми, как же это сложно. Как же сложно стоять так близко, и в одно и то же время чувствовать, что между нами огромная стена, которую я пока не в силах разбить.

— И что же это значит?

Чонгук растеряно смотрел мне в глаза, явно чувствуя себя некомфортно от того, что теперь ему приходится находиться в ситуации, где уже в качестве пиздецки провинившегося был он сам. Мне были родственны его чувства, потому что сама ощущала себя так же, когда не знала, как к нему подступиться после того, как жестко облажалась. Но это нисколько не утихомиривало мое желание услышать что-то, что может хотя бы немного оправдать его поступок и успокоить меня.

— Я считал, что не имею права удерживать тебя, когда ты хочешь двигаться вперёд. Поэтому, если бы я отпустил сейчас, то всё, что ты задумала, без сомнений исполнилось, потому что это ты, Лиён, и ты знаешь, ради чего живёшь, — он делает несколько шагов ко мне навстречу, а мне непроизвольно хочется отстраниться назад, но все ещё от ступора не могу сдвинуться с места, — Но я не могу этого сделать. И не хочу.

Он должно быть знал, что пока мы находимся в этой кладовке, я не смогу сопротивляться ему. Я пытаюсь, но не могу. Ни черта не могу. Ни пройти мимо, ни оставить его. Потому что мне хотелось быть рядом, даже за этой невидимой стеной, видеть и чувствовать это сожаление во взгляде, который приковывал меня к себе невидимыми нитями. Хочу быть уверенной в том, что я ощущаю с его стороны любовь, но остерегаюсь снова обжечься о новое разочарование. Боюсь даже думать, что он не любит меня настолько сильно, как люблю его я. Мне в принципе страшно думать о чём-то, что может снова приуменьшить мою значимость в его жизни.

— Ты такой придурок, — наконец тихо проговариваю я, коря себя за подрагивающий голос, — Я ненавижу то, что ты так подумал. Мне ненавистна каждая мысль о том, что ты повелся на эти пустые слова. Мне противно даже то, что ты говоришь мне эти вещи, что ты правда считал, что можешь быть моей преградой для достижения какой-то херни, которую навязал тебе мой отец.

Это было похоже на извержение вулкана. Совершенно непредвиденное, ведь ярость возникла в моей груди, словно стихия, за считанные секунды, которую я не в состоянии была обуздать. Я была живым шаром, переполненным самыми разными эмоциями, которые стремились вырваться за пределы тела и обжечь всей этой горечью Чонгука. Чтобы передать ему хотя бы часть того, что я чувствовала. Чтобы он понимал не только величину своей боли, но и разделил мою, силы которой ему были неведомы.

— Как ты мог так подумать? Неужели ты до сих пор ничего не понял, Чонгук?

Ну зачем он смотрит на меня так виновато, почему я не могу довольствоваться тем, что теперь ему так же больно, как и мне? Его глаза выглядят печальными, и мне хочется прильнуть к нему, заключить в объятиях и зарыться пальцами в волосах. Я мечусь между двумя состояниями сразу, сгорая от переполняющих злости и любви. Я должна проявить хотя бы долю своего характера, дожать до конца то, что съедало меня, окончательно убедить его в своей правоте.

— Прости меня, — говорит Чонгук и снова делает шаги навстречу, теперь стоя от меня на расстоянии вытянутой руки. Я тяжело сглатываю и пару раз моргаю, не имея сил отступить назад, будто невидимые лианы все ещё держали меня за ноги. Я слишком слаба перед Чонгуком, и даже не вижу смысла отрицать это, ведь с каждой секундой я теряла всю свою шаткую решимость.

— Ты поступил так, словно я для тебя ничего не значу, — говорю я, не сводя взгляда с его выразительных глаз, которые, кажется, видели меня насквозь и считывали лишь слова моего разума, обделяя вниманием то, что вырывается из моего рта, — Одного гребаного «прости» недостаточно, — в голову закрадывается мысль обойти его стороной и отправиться в зал, чтобы отдать фотофон и сбежать отсюда, но боюсь оттолкнуть его. Боюсь снова потерять.

— Ты полностью права в том, что я придурок. Только я и виноват в том, что произошло, — Чонгук снова делает шаг навстречу и теперь я вынуждена отступить назад, чтобы встретиться лопатками со стеллажом. Я была заключена в клетку, из которой не было искреннего желания выбраться, — Я очень виноват перед тобой, Лиён, слышишь? — его глазах, в которых всегда жила лишь одна сплошная уверенность, теперь поселилась тревога и легко читаемая вина. Мне даже не нужно было слушать то, что он говорит, потому что эти глаза передавали правду в тысячи раз точнее, — Может когда-то я и думал, что после окончания школы наши пути разойдутся, что все равно в моей и твоей жизни останется так же, и никто из нас ничего не потеряет. Возможно я и правда так думал, но теперь это звучит так отстойно, что мне противно даже произносить это. Мне противно думать, что ты не будешь со мной, Лиён, противно, что я буду лишь убеждать себя, что поступил правильно, когда меня будет ломать, как будто я наркоман, бросивший наркотики. И я наконец понял, что никуда не могу от тебя деться. Даже если бы это и было правильно, я не могу, потому что, — он прерывается и облизывает губы, опуская взгляд вниз. Аккуратно забирает фон, чтобы поставить его рядом у стены, отводя глаза лишь на секунду. Мои руки опускаются вниз, пальцами комкают край платья, чтобы убить их порыв потянуться к телу Чонгука, — Блять, это так тяжело сказать, — он опускает руку на одну из полок стеллажа рядом с моим плечом. Мне кажется, что если Чонгук придвинется чуть ближе, то он сможет уловить бешеный стук моего сердца, которое сходит с ума от всех его слов, в честности которых оно не сомневалось ни на секунду. Чонгук никогда ни перед кем не оправдывался, никогда не раскрывал свои истинные мысли, чтобы остаться понятым. И, чёрт возьми, он делал это сейчас и делал ради меня, и это заставляло меня чувствовать себя ахиреть, какой значимой.

— Что сказать? — типо переспрашиваю я, нервно цепляясь пальцами теперь уже за нижние полки. Я всем сердцем желала, чтобы он перестал. Я знаю, что так тяжело сказать, в чем нелегко признаться любимому человеку, даже если это давно известная ему правда.

— Я никогда не знал, какого это — чувствовать подобное, и от этого мне казалось, что такого просто не бывает. А если и бывает, то только не в моем случае, — он нервно хмыкает и тянется ладонью к моей напряжённой руке, затем касаясь кожи пальцами. Её обжигает одним безобидным прикосновением. Все мое тело в ту же секунду становится покорным, словно пёс, который виляет хвостом при виде своего хозяина. Чонгук действительно может сейчас делать со мной то, что ему вздумается, и я даже не почувствую себя неправильно.

Он берет кисть моей руки и тянет к своей груди. Кладёт ее там, где хаотично бьется сердце. Бьется так, будто оно сейчас выпрыгнет и поместится на моей ладони, всецело отдавая мне себя, как своему владельцу. Я слегка улыбаюсь, словно только что открыла для себя неведомую никому тайну. Его рука отпускают мою, но я все ещё держу ладонь на его груди, не желая разрывать связь с бьющимся в ней сердцем.

— Люблю тебя, Ким Лиён. Люблю, насколько только могу любить этим глупым сердцем. Если бы не любил, не испугался бы, что не смогу дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Я повёл себя, как последний мудак только из-за этой чертовой любви, и я виню себя за то, что сделал.

Я ошеломлённо приоткрываю рот, и не сумев вынести пристальный взгляд, отвела глаза. Смысл его слов прокатился дрожью по позвоночнику, доходя аж до кончиков пальцев. Это словесное признание. Которое не было свойственно никому из нас, даже когда буквально сгорали в душераздирающих чувствах, даже когда был более уместный момент проговорить это вслух. Мне и сейчас тяжело заставить себя признаться в любви, хотя знаю, что если произнесу это, то скажу чистейшую правду. Я не представляю, как выразить свои чувства, что сказать ему, чтобы он понял, почему я опять имею возможность думать и ощущать себя живым человеком, а не статуей, какой была до его прихода. Даже сама атмосфера вдохнула себя жизнь, перестала быть кладбищем моих мечт, которые разрушились в один момент.

— Лиен, — он зовёт меня, и я со страхом сталкиваюсь с серьёзным взглядом, граничащим с недовольством. Прекрасно понимаю, что он хочет услышать эти слова в ответ, хоть и знает, что люблю его не меньше, чем он меня. И знает давно.

— Я тоже люблю тебя, — будто делясь чем-то сокровенным, шепчу я, чуть прикрывая глаза и опуская их вниз, чувствуя, как у меня всё тело словно вибрирует и сходит с ума от того, какие эмоции его переполняют. Я уступила ему, произнеся эти слова, хотя не была к этому готова. Я безнадежно привыкла к его присутствию, и я готова сделать и сказать всё, что угодно, лишь бы он остался.

Чонгук ничего не предпринимает до тех пор, пока я не поднимаю свой взгляд, боязливо смотря на него из-под ресниц. И тогда он положил ладонь на мою щеку и поцеловал, полностью отдаваясь тем ощущениям, которые мы испытывали от нежности всех наших движений. Он ластился, точно провинившийся кот, и эта ласка так отличала этот поцелуй от всех остальных, что наконец у меня на душе появляется желанное спокойствие. Мне хочется думать, что с этого момента мы можем быть самими собой, не задумываясь над тем, как нам нужно поступить, чтобы угодить кому-либо, кроме нас самих. Если кто-то считал, что может указывать, как надо жить, то это, черт возьми, неправильно. А еще более неправильно — следовать ненужным указаниям.

Я наконец приобретаю нужную силу, словно в моем теле только что расцвели цветы, которые питают каждую клетку жизненной энергией и стремлением радоваться жизни, полной американских горок. Наподобие той, которую я пережила день назад, и наподобие тысячи тех, которые ещё успею пережить. Главное, чтобы Чонгук переживал это вместе со мной.

— Каждую грёбаную секунду думаю о тебе, — шепчет он, на мгновение отрываясь от меня, — Ты думала обо мне?

Я молчу, переводя дыхание, но его сильные пальцы следуют вниз по талии и затем больно сжимают мои ягодицы.

— Думала.

Когда я уверенно касаюсь его шеи пальцами и углубляю поцелуй, я слышу в этой оглушающей тишине сбитый выдох Чонгука, после которого его руки нетерпеливо прижимают меня ближе к себе, а тело ещё сильнее придавливает к стеллажу, который уже больно впивался в лопатки.

Я снова заставила себя забыть, какого это — полностью отдать себя другому человеку. Мои почти маниакальные желания прочно поселиться в его сердце и мыслях, понять все его чувства до конца, словно на самом деле они принадлежат мне — это было сильнее всего остального.

— У меня есть вопрос, — сбивчиво произношу я, когда разрываю поцелуй всего на секунду, чтобы снова ухватить губами его нижнюю губу, продолжая целовать его так же остервенело.

— Спрашивай, — бегло произносит он в перерыве между поцелуями, на секунду приоткрывая глаза. Мучительно медленно следует руками по моим бёдрам, затем забираясь правой ладонью под подол короткого платья.

Я снова отрываюсь, теперь уже впиваясь глазами в его расслабленное лицо, еле сдерживая очередной порыв нежности.

— Теперь мне всю жизнь нужно быть начеку, чтобы ты вдруг не послушал чьего-либо отца? — с долей шутки в голосе спрашиваю я, но затем вдруг чувствую себя неловко за непроизвольно вырвавшиеся слова. Всю жизнь. Сама даже до конца не осознавала, что не вижу всей этой жизни по отдельности с ним. Но как же глупо было говорить это.

Чонгук засмеялся своим гортанным смехом совсем рядом с моим ухом, и снова мурашки атаковали мою спину, заставляя меня чуть дёрнуться где-то в районе поясницы и сильнее к его телу прижаться. Его пальцы цепляются за краешек нижнего белья, поглаживают выпирающую тазовую кость, и мое дыхание окончательно сбивается, словно я правильно дышать разучилась раз и навсегда.

— Никогда, — уверенно говорит он и тянется пальцами к моей щеке, вырисовывая на ней большим пальцем воображаемую линию. Я склоняю голову набок, проводя ладонями по шее и следом спускаясь к крепкой груди. Она слишком твёрдая для того, чтобы быть настоящей. Ведь догадки про защитный жилет давно уже изжили себя. Теперь я даже не знаю, как оправдать то, что Чонгук слишком идеален для обычного человека, — Я не справлюсь, если снова потеряю тебя, — мое сердце пропускает удар, и я растерянно прикусываю нижнюю губу, наблюдая как на его лице появляется улыбка. Слабая, но совершенно искренняя. В порыве испытываемых эмоций я обнимаю его за шею, проведя носом по линии челюсти. Чонгук обхватывает одной рукой мою талию, пока другая все ещё не может оторваться от изнывающего от жара бедра.

— Никогда больше не думай, что ты мешаешь мне. Даже если я задумаю достигнуть чего-то, без тебя я сделаю это намного медленнее, чем могу сделать, когда ты рядом.

— Знаю.

Чуть остранившись, он снова поцеловал меня. Прикосновение его языка было влажным и тёплым, и у меня сразу же возникает приятная боль внизу живота и подсказывает мне ещё сильнее прижаться, проникнуть языком в рот и крепче сжать пальцами эту до невозможности красивую рубашку. Зубы прикусывают и оттягивают мою нижнюю губу, забирая вместе с собой напряженный выдох через нос, который сигнализирует о моем частичном поражении. Оно частичное только лишь потому, что у меня все ещё была причина, по которой я должна была сдержаться.

— Но я все ещё не простила тебя, Чон Чонгук, — дразню его я, когда отрываюсь от покрасневших от поцелуев губ, и мягко отталкиваю от себя, а он и не сопротивляется моим неожиданным действиям. Его тёплые ладони соскальзывают с моей щеки и бедра, которым тут же стало одиноко и некомфортно, словно они никогда не существовали без тепла, исходящих от мужских рук. Он удивленно косится на меня и натягивает на лицо загадочную полуулыбку, пряча руки в карманах брюк. Мне просто безумно хотелось, чтобы эти руки оказались на каком нибудь участке моего тела и обратили прежнюю нежность в то, что превратило бы меня в пепел после его обжигающих касаний. Но я все ещё не получила то, о чем мечтала слишком долгое время.

— Как же мне заслужить твоё прощение?

— Сходи со мной на выпускной, — твёрдо говорю я с такой же хитрой улыбкой на лице, превращая свою просьбу в своеобразный приказ, который Чонгук не имел права ослушаться. Он шутливо поднимает брови и изображает глубокий мыслительный процесс, словно он действительно мог отказать мне. Затем смотрит в сторону фотофона, думая несколько секунд, прежде чем взять его в руки.

Он прижимает его к боку локтевым сгибом и тут же протягивает мне свою раскрытую ладонь, ожидая моих действий. Я вкладываю свою руку в его и переплетаю наши пальцы, прежде чем снова столкнуться с выразительными глазами. Чувствую, как от этого невинного жеста у меня все остатки внутренней обиды испаряются, и всё с ног на голову переворачивается внизу живота, а когда он тянет меня на себя, чтобы оставить мокрый поцелуй на губах, это сводит меня с ума, и я боюсь, что не выдержу, если останусь здесь ещё на лишнюю минуту. Не знаю, нормально ли это — ощущать всё так остро, но ни за что бы не согласилась променять это на что-то другое.

Я улыбаюсь ему и медленно иду к двери, наслаждаясь ощущением переплетённых пальцев наших рук, словно я только что с помощью этого жеста смогла приватизировать его себе в глазах всех остальных.

— Да, забыл тебе сказать, что я здесь и для выпускного тоже, — в своей привычной манере издевается Чон, когда мы выходим из кладовки. Я даже не чувствую какого-либо раздражения, ибо понимаю, что тосковала по нашему своеобразному стилю общения.

— Знаю. Иначе бы ты не одел костюм.

Чонгук многозначительно хмыкает и рассматривает меня с азартом в глазах, пока я несколько раз поворачиваю ключ в замочной скважине.

— Ты всё-таки умеешь умничать не только во время уроков, — говорит он и целует меня в макушку, шагая вместе со мной к залу, откуда была слышна громкая, весёлая музыка и гул голосов.

Я чувствую, как он смотрит на меня, пока мой взгляд направлен вглубь коридора. Если я прикладывала усилия на то, чтобы не выглядеть влюблённой дурочкой, которая не знает, как оторвать взгляд от черт его лица, то Чонгук даже не пытался скрыть своего желания прожигать меняглазами, как это могло делать только пламенное летнее солнце.

— Твои веснушки.

— А? — переспрашиваю я, мысленно коря себя за то, что зря наплевательски отнеслась к тональнику, когда яростно смахивала слёзы. Я поворачиваю голову, неосознанно касаясь пальцами скул, где на коже россыпью лежали мелкие пятнышки.

Он сильнее сжимает мою ладонь в своей руке.

— Красивые, — коротко бросает он и отворачивается, словно отдавая свою прерогативу наблюдения именно мне. Потому что теперь перестать пялиться на него нелегко, и особенно после своеобразного комплимента с его стороны, — Да и вообще, ты всегда красивее, чем все остальные. Сейчас тем более.

Для меня было удивлением — услышать что-то подобное от Чонгука. Вообще делал ли он мне комплименты до этого? Смотрю перед собой, раздумывая над ответом, но в итоге прихожу к выводу, что Чонгук всё-таки не был щедрым на похвалу. Из-за этого сказанного слова по телу вмиг разливается приятное тепло, согревая его и заставляя кончики ушей краснеть от смущения.

И так же от этого рука расслабляется больше не скрывает бросающиеся в глаза веснушки, в очередной раз показывая Чонгуку, что я все-таки была любима солнцем.

Комментарий к Часть 18

я тут решила все-таки не ждать, пока смогу написать длинное продолжение главы, потому что из за этой тупой сессии (да, да, привет, сессия в начале июля) я успеваю разве что только прочесть и отредактировать всё, что смогла написать в очередном приступе вдохновения.

а ещё мне будет тяжело в скором времени расстаться с работой, и у меня в голове порой рождаются идеи по поводу Джиён, и её истории, которая могла бы появиться на свет, если бы кто-то из моих читателей захотел этого (хотя бы в виде отдельной мини главы)

всех люблю, по всем скучала, надеюсь, что не будете ругать меня за скомканность главы ❤️ (если замечаете какие-то ошибки, то ПБ включена, и я всегда буду рада вашей помощи)

========== Часть 19 ==========

And I know so well the side of you

No one’s ever seen

Трава колышется в такт с дуновением ветра, и я слушаю этот ласкающий уши шорох с закрытыми глазами, словно свою самую любимую мелодию. Иногда меня схватывает холод, но когда солнечные лучи пробираются сквозь кроны высокого клёна, они тут же согревают слегка продрогшее тело. Мои босые ноги утопали в траве, а ветер играл с волосами, разнося их по зелени и уже сбитому пледу.

Сейчас мне казалось, что я существую одна во всей этой огромной вселенной, где лишь июльский ветер, сочная зелёная трава и шелест листьев являются моими спутниками. До меня доносится пение ласточек, которые с необыкновенно быстрой скоростью пролетают по небу и тут же исчезают, словно не они только что рассекали воздух и позволяли наслаждаться приятными звуками своего животного общения. Я дёргаюсь, когда на щеку садится какое-то насекомое и тут же улетает, когда я предпринимаю попытку смахнуть его с кожи. Медленно открываю глаза и тут же сталкиваюсь с бесконечным синим небом, которое немного спряталось за ветками пышного клёна. Губы искривляются в довольной улыбке от того, что в моей душе нет ничего, кроме умиротворения, а внутренняя тревога пока что была заперта в прочно закрытом ящике, который я отодвинула в самые глубокие уголки моего сознания.

Я слышу, как шелестит трава, только теперь вовсе не от ветра, а от человеческих шагов, которые с каждой секундой становились всё отчётливее.

— Соскучилась? — голос Чонгука звучит, словно я нахожусь в закрытом шаре, где слишком хорошая шумоизоляция. Атмосфера спокойствия вогнала меня в сонливость, и я даже не заметила этого, — Или ты такая послушная, что перестаёшь скучать, когда я прошу? — со смешком в голосе спрашивает он и опускается на колени рядом с моими ногами. Гук ставит бутылку с водой на землю и затем опускается спиной на мягкий плед. Когда наши плечи соприкасаются, я чувствую, как его тепло мгновенно распространяется по всей моей руке. Я чуть ли не мычу от удовольствия и переворачиваюсь на бок, чтобы прижаться к Чонгуку и закинуть ногу на его горячее бедро.

— По-твоему слово «не скучай» как-то усмиряет мою тоску? — спрашиваю я и чувствую очередную атаку мурашек, когда Чон опускает широкую ладонь на мое бедро, подтягивая меня к себе.

— Надеюсь, что нет.

— Подлец, — с закрытыми глазами пробубнила я, все ещё пытаясь отогнать остатки сонливости и взбодриться. Но моя голова настолько удобно располагалась на его плече, что соблазн провалиться в сон становился все сильнее.

Его пальцы выводили кривые линии на моей чувствительной коже. Они проделывали свой путь от коленки до верхней части бедра и обратно. От этого я чувствовала себя котёнком, которого поглаживали по шее, когда он сладко засыпает и дергает лапами от невыразимого наслаждения. Его неприкрытая нежность будила во мне все самые тёплые чувства, которые я только могла испытать. Мне нравилось то, что он стачивал свои острые углы, чтобы не поранить меня. Это заставляло каждый раз убеждаться, что Чонгук не такой, как все остальные люди. Он будто бы дышал другим воздухом по сравнению с другими, и из-за этого все остальные казались серой массой, которая боится отбиться от преподнесенным нам обществом правилам и нормам. Мне бы хотелось вернуть те дни и дать себе пощёчину за то, что когда то называла его ходячим клише и свято верила в свою правоту. Оказалось, что он скрывает в себе намного больше, чем можно предположить. И эта необыкновенная, скрытая под маской безразличия нежность стала лишь моим достоянием, которая наполовину раскрывала всю его загадочную сущность и заставила меня полюбить его ещё больше, чем тогда, когда я думала, что сильнее любить уже невозможно.

Я приоткрываю глаза и замечаю, как его задумчивый взгляд устремлён в небо. Я тихо наблюдаю за ним, ожидая, когда Гук моргнёт хотя бы раз, но его глаза были словно безжизненными и пустыми. Он раздумывал над чем-то, ни на что не обращая внимания, и мне захотелось залезть ему в голову, чтобы прочесть его мысли. Было немного неприятно осознавать, что он вряд ли бы поделился со мной тем, о чем думает, даже если бы я всё-таки решилась спросить об этом.

— Вообще-то я чувствую, как ты пялишься, — хрипловатым голосом проговаривает Чон и уголки его губ дёргаются вверх, оживляя взгляд, который все еще направлен в небо.

— Я не пялюсь на тебя, — возражаю я и хмурюсь, все ещё не сводя своих глаз с привлекательного лица, — Просто размышляю, о чем ты думаешь.

— И что надумала в своих предположениях? — его голос теперь звучит заинтересованнее, чем прежде, и, кажется, он окончательно возвращается в реальность.

— Если честно, то даже предположить сложно, — признаюсь я.

Мы снова замолкаем, думая о чём-то своём, пока Чонгук первый не нарушает возникшую тишину.

— Я только сейчас понял, что прошёл ровно месяц с выпускного.

После его слов у меня возникает чувство ностальгии по времени, которое пролетело так же быстро, как и те красивые ласточки ещё до того, как Чонгук вернулся с бутылкой воды, которую я попросила его принести. Непроизвольно погружаюсь в воспоминания о том вечере, снова смакуя всю свою боль вперемешку с любовью, нежностью и следующим за ними счастьем. Кто бы мог подумать, что я зайду в зал за руку с Чонгуком, когда даже я сама не могла предполагать, что это случится? Этого не ожидал даже ЧонСок, который и подсказал своему неприятелю, где я находилась.

Тут же приходит в голову ненавистный взгляд Ёнсо, который с особым вниманием прожигал меня и переплетенные пальцы наших рук. Хоть Чонгук и был моим, что я успешно сумела показать, я чувствовала к ней своеобразную ненависть, и корила себя за это. Это чувство похоже на влюблённость, но имеет особенность быть крепче и длиться дольше, даже за неимением объективных на это причин. Я часто ловила косые взгляды в нашу сторону со стороны девушек, но её глаза излучали самую большую неприязнь, на какую они только были способны. Я подавляла в себе желание взглянуть на неё и ядовито усмехнуться, чтобы затем показать средний палец, но понимала, что это выглядит эффектно лишь в моем больном на тот вечер воображении. Ведь на деле, я вообще ничего не должна чувствовать по отношению к человеку, которого даже не знала, но, несмотря на это, я слишком остро успела ощутить возникающую в груди ненависть и ревность, что когда-то на моих глазах она бегала за Чонгуком и прижималась к нему у стены рядом с дверью актового зала. Чонгук же не выглядел так, будто он волновался о Ёнсо, и том, какие мысли таятся в глазах смотрящих.

Может быть, потому что действительно плевал на это.

Может быть, потому что уже привык к этому.

Мне хотелось думать, что ему далеко безразлично мнение окружающих, но что то мне подсказывало, что я глубоко ошибаюсь.

И всё потому, что сама была такая же. Иногда нам просто приходится одевать отполированные до блеска маски, скрывая за ними то, кем мы являемся на самом деле. Делаем это настолько часто, что сами забываем, кто мы. Фраза «разбитое сердце» говорилась людьми слишком долгое время, и теперь она потеряла всякий смысл, стала банальным сочетанием слов, которого все старались избегать. Но в день выпускного мое сердце разбилось на миллионы осколков, которые не представлялось возможным собрать воедино. Я считала, что не имела сил притворяться, но затем поняла, что весь вечер я только это и делала. Я изображала прежнюю оболочку себя, раскрывшись только перед ЧонСоком, который по воле случая смог увидеть мою уязвимость. Но затем я смеялась, когда не чувствовала радости, я выражала интерес, когда не испытывала желания что-то знать. Мне казалось, что на моем лице отражена вся моя сломанная сущность, но на самом деле одна маска сменила другую, более подходящую под ситуацию, а мои истинные чувства остались при мне, зарытые глубоко в душу, куда при желании могла пробраться только я. И Чонгук. И это связывало нас, потому что в его случае это могла сделать только я.

Мне тяжело было предположить, о чем он сейчас думал, но я чувствовала его состояние. Я имела доступ к нему настоящему, где не было никаких масок, притворства и необходимости изображать безразличие к вещам, которые на самом деле заставляли его чувствовать боль.

— Я к тому, что месяц до того момента, когда ты уедешь, — внезапно добавляет он, замечая мою задумчивость. Я вдруг кладу последний пазл и получаю полное представление хода его мыслей. Время действительно летело с необыкновенной скоростью и шаг за шагом приближалось то время, когда нам придётся оставить друг друга на неопределённый срок.

— Я знаю, но у нас есть ещё месяц, чтобы подумать, — с долей надежды говорю я и заправляю прядь его чёрных волос за ухо. Я сама не знала, что подразумевала под фразой «подумать», ведь сама тщательно старалась отгонять от себя все мысли, связанные в переездом в столицу.

— У меня есть пара идей, — ухмыляется Гук и бросает на меня короткий взгляд, — Но я расскажу о них позже.

— Ну уж нет, Чонгук, — возмущаюсь я и приподнимаюсь на одном локте, буравя его взглядом, — Расскажи сейчас.

В его слегка прищуренных глазах появляется лисий огонёк, и я не успеваю опомниться, как он приподнимается и прижимает меня к пледу, меняя наше положение. Он облокачивается на локоть и всё ещё держит свободной рукой моё бедро, медленно пробираясь чуть выше. Мое сердце трепещет от его мягких движений по коже, особенно когда ладонь останавливается на месте под ягодицей. Меня всегда словно пробивает током, и это приносит мне невыносимое наслаждение, о чём Чонгук давно догадался и бесстыдно пользуется этим.

— Почему ты такая нетерпеливая? — издевается Гук.

— Потому что это касается тебя, — я тоже знаю то, что приносит ему удовольствие, а именно — когда я показываю ему всю чертовскую зависимость от него, демонстрируя, что никто кроме Гука не может занимать такого особенного места в моей душе, — Расскажи про свои идеи.

— Ну, — протягивает Чон, — Недавно я разговаривал с сестрой мамы по телефону, — он отводит взгляд в сторону, но через секунду снова смотрит на меня, — Она предложила жить у неё, пока я буду работать и учиться заочно.

Я не верю своим ушам, и он сдавленно смеётся, видя удивление, накрывшее меня, словно сильная волна. Мне всегда забавно смотреть на его сверкающую улыбку, но сейчас мне хотелось от него серьёзности, чтобы получить ответы на все вопросы, которые беспорядочно вертелись в голове, каждый раз сбивая и сменяя друг друга.

— Ты поступил и даже не сказал мне об этом? — мои слова звучат то ли возмущённо, то ли радостно, могу только быть уверена, что меня сейчас разорвёт на мелкие кусочки от счастья. Я выплёскиваю малую долю своей энергии, когда резким движением опрокидываю его на спину, перекидывая ногу через бёдра. Теперь мои ладони расположены по обе стороны от его головы, но я всё ещё держу себя на весу, чтобы не касаться нижней частью его паха. По всем прошлым случаям я знала, чём это может закончиться, — Ты и правда подлец, Чонгук. Как ты мог не сказать мне? Это же лучшее, что могло случиться, ты же понимаешь? — быстро проговариваю я и широко улыбаюсь, оставляя короткий поцелуй на губах. Я не в силах скрыть бушующую радость и возможно выгляжу глупо, но мне было всё равно. Чонгук приподнимает брови и смеётся в ответ, словно заражаясь моей жизнерадостностью, которая теперь лилась через край.

— Это типа сюрприз, Лиён.

— Значит ты собирался мучить меня ещё месяц?

— Не думаю. Меня преследовало ощущение, будто я перенёсся в детство, когда был не в состоянии продержать какую-то информацию больше часа.

Я улыбаюсь.

— Твои навыки заметно выросли по сравнению с тем малышом Гуком, раз ты так долго молчал.

Его выражение лица меняется с веселого на более серьёзное, что чуточку напрягает меня, но все ещё не может подавить мою воодушевлённость от неожиданной новости.

— Не называй меня так, — вполголоса говорит Чон, выглядя слишком уж недовольно. Его запреты настолько строгие, что появляется такое же сильное желание их нарушить. Это вызывает во мне ещё больший азарт, и я даже на секунду отвлекаюсь от главной темы нашего разговора.

— Хорошо, — мои волосы щекочут его лицо, когда я наклоняюсь, чтобы приблизиться губами к его уху, но сейчас он не предпринимает попыток собрать их в хвост, как делал это всегда, — малыш Гук, — сладко шепчу я и мучительно медленным движением языка облизываю мочку уха. За все время нашей близости, я выучила, что уши — его главная эрогенная зона, после чего он обмякает и послушно следует моим желаниям. А сейчас я хотела, чтобы он убрал эту серьёзность со своего лица как можно скорее.

Только вместо ожидаемого азарта, я оказываюсь прижатой прямо к его паху, когда он резким движением садится, сжимая пальцами мою поясницу. В этом положении наши лица сближаются настолько, что я могу слышать, как он вбирает воздух через нос. Он не смеётся и даже не улыбается, и мне в конце концов становится не по себе, что я не заметила, как перегнула палку. Ведь в итоге он перестал называть меня занудой, когда я об этом попросила.

Я заметно напрягаюсь и уже готовлюсь к нравоучениям, но вдруг его лицо расслабляется, и на нем появляется насмешливая улыбка. Такая, будто он сумел обхитрить в меня какой-то слишком легкой игре для детишек.

— Попалась, — потешается он и снова опускается на спину, и я теперь нахожусь в слишком откровенной для нас обоих позе, в которой я боюсь даже шевельнуться. Я молчала, ощущая вкус поражения, и это, кажется, забавляло Чонгука ещё больше. В плане хитростей он всегда был на шаг впереди меня.

Мои ладони прилегают к его торсу, в полной мере ощущая всю твёрдость его пресса. У меня возникло желание пробраться под его футболку и ласково погладить кожу живота, как часто любила это делать, но вместо этого я слезаю с его бёдер и ложусь на бок, согнув ноги в коленях.

— И всё-таки это нечестно — так долго молчать о том, что может избавить меня от страданий, — мысленно надулась я и нахмурилась. Я вдруг осознала, что даже не сумела должным образом отреагировать на радостную новость, и окончательно это дойдёт до меня только к концу дня, когда я не смогу провалиться в сон из-за круговорота мыслей и эмоций. И уже тогда я смогу в полной мере завалить его вопросами.

— Значит, ты страдала?

— Да, — признаюсь я, — В отличие от некоторых, я не знала о таких подробностях твоего плана, — с долей сарказма говорю я.

— Теперь знаешь, — Чон пожимает плечами, и это действие делает его каким-то по особенному беззаботным. Словно в данный момент он наконец таки освободился от переживаний, которые высасывали из него жизненные силы.

— Что-то мне подсказывает, что это лишь малая часть из того, о чём ты знаешь, но не говоришь, — я упираюсь головой в ребрышко ладони, — Раз уж на то пошло, у меня есть хорошая идея.

— Какая? — заинтересованно спрашивает Чонгук и поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня.

— Сыграем в десять вопросов, — предлагаю я, и это не звучит так, словно часть меня готова услышать отрицательный ответ.

— В десять вопросов? Звучит так, будто для этого случая у тебя есть специальный перечень.

— Даю слово, что нет. Я придумала это только сейчас.

— И как будем играть?

— Ну, предлагаю делать это по очереди. Я первая, затем ты, и так, пока не дойдём до десяти.

— Значит, в целом у нас пять вопросов.

— Видишь. Ты умеешь умничать не только вовремя занятий, — я передразниваю его, и это вызывает у него улыбку.

— Умничать — это твоя прерогатива.

Я предпочла проигнорировать его реплику и лишь повела бровью.

— Готов отвечать?

— Как никогда.

— Хорошо, — я отвожу взгляд с его лица и смотрю в небо, раздумывая над вопросом.

Я была слегка удивлена тому, что он без проблем согласился на мою странную игру — отвечать на любые вопросы, которые могут спонтанно придти ко мне в голову. Но одновременно меня это несомненно радовало. Не всегда у меня выпадала такая прекрасная возможность узнать что-то, что действительно меня интересовало.

Он терпеливо ждёт, пока я выдам что-то, что вертится в моей голове, но я тщательно перебираю в голове всевозможные варианты, не желая тратить свои драгоценные вопросы на какую-то мелочь. Словно детектив, решение которого может спасти чью-то жизнь. От такого сравнения мне невольно хочется засмеяться, но я сдерживаюсь.

— Это ещё не сам вопрос, но, — тихо протягиваю я и чувствую, как без причин начинаю нервничать, — Помнишь ли, что сказал мне, когда… — занялся со мной сексом, — когда остался у меня на ночь? Что ты никогда не чувствовал ко мне ненависти?

— Да, — коротко отвечает он.

— Что ты тогда имел ввиду?

Чонгук облизывает губы и молчит несколько секунд, отводя глаза наверх.

— Я же вроде говорил тебе, что ты нравилась мне с самого начала, — я вижу, как ему некомфортно раскрывать свои истинные мотивы и чувства. Ведь говорить это в состоянии возбуждения намного легче, чем когда мы оба находимся в здравом рассудке и ждём друг от друга таких же развёрнутых, разумных ответов.

Я молчу, ожидая продолжения, но, кажется, Чонгука не поймать на тонких психологических трюках. Где-то я читала, что, находясь в напряжённой тишине, человеку свойственно заполнять напряжённые пробелы молчания своими репликами, чтобы избежать неблагоприятной для беседы атмосферы тяжести. Похоже Чонгук чувствовал себя в таких ситуациях, как рыба в воде, и ничего не собирался добавлять. Чего уж точно нельзя было сказать обо мне.

— Да, говорил. Но я все ещё не понимаю.

— Чего же?

— Почему ты вёл себя так, словно я худшее, что могло появиться в твоей жизни?

— После твоего вопроса я чувствую себя, как мешок с дерьмом, — с ноткой смеха в голосе проговаривает Чонгук.

— Я не упрекаю тебя. Мне просто интересно.

— Честно говоря, влюбляться вовсе не было в моих планах, хотя чувствовал, что я уже это сделал, — это отнюдь меня не успокаивает, и я слегка скривила лицо и подняла бровь.

— И что ты имеешь ввиду?

— То, что ещё никто не цеплял меня так, как ты.

— Поэтому отталкивал меня?

— По-моему это уже больше, чем один вопрос по очереди.

— Ну, Чонгук, пожалуйста, — хнычу я и глажу его ладонью по щеке. Он снова смеётся, обнажая ровные зубы, и я уже воображаю, как легко они вопьются в мою кожу.

— Да, поэтому. Хотя потом я не знал, как изменить наши странные отношения. Так что твоё предложение стать кем нибудь ещё, мне пришлось по душе.

Приятное тепло разливается по моей груди, и я испытываю небольшое удовлетворение от его ответа.

— Теперь моя очередь, — с явным облегчением говорит Чонгук.

— Давай.

— Что теперь думает твой отец?

Его вопрос звучит настолько неожиданно, что это застаёт меня врасплох. По той причине, что я и сама не знала точного ответа. Дома прекратились всякие разговоры о Чонгуке, которые могли бы склонить меня к тому, что я могла бы сделать четкий вывод о мыслях отца. Казалось, что он принял мой выбор и в какой то степени был спокоен, но я всё-таки уверена, что он не до конца смог осознать то, что я не изменю своего решения, и может даже надеялся, что это сведётся на «нет» само собой. Без его прямого вмешательства.

— Не знаю. Думаю, что он принял это, как должное, хоть и не в восторге от этого, — я знаю, как неприятно это может звучать для Чонгука, и спешу добавить, — Но он интересуется тобой и все такое. И маме ты нравишься.

— Серьезно?

— Да, — улыбаюсь я и радуюсь, что это чистая правда. Отец все же мог влиять на отношение мамы к определённым вещам, и когда он прекратил это делать, то всё изменилось. В том числе и по отношению к Чонгуку.

Решаю не говорить ему, что мама заметила его смущение, когда застала нас на пороге дома и перекинулась с ним парой слов. Видимо Гуку не приходилось общаться с родителями своих девушек, что в общем то и неудивительно.

— Ты же в курсе, что у тебя осталось меньше, чем четыре вопроса?

— Эй. Те не считаются.

— Ладно. Теперь ты.

Похоже специальный перечень был как раз таки у Чонгука, ведь он задал вопрос в десять раз быстрее, чем я. И даже сейчас все никак не могла решиться спросить то, что вызывало у меня особый интерес. Я приподнимаюсь на локтях и затем сажусь, ощущая, как внимательные глаза Чонгук наблюдают за моими действиями. Я поворачиваю голову в его сторону и слегка дёргаюсь, когда длинные пальцы добираются до чуть оголенной линии поясницы и поглаживают её.

— Раз уж мы затронули эту тему, то… — медлю я, — Где твой отец?

Я внимательно слежу за его лицом, но оно едва ли что то выражало. Так и не скажешь, что это вызвало у него какие-либо эмоции, кроме безразличия. Только вот застывшие пальцы, которые несколько секунд назад рисовали линии по коже, говорили об обратном.

— Ушёл. Он уже давно с нами не живет.

Произносит Чон и только после этого опять начинает гладить мою спину костяшками пальцев.

— Давно? — осторожно спрашиваю я, словно если я вдруг облажаюсь, то в качестве наказания меня поставят в пыльный угол.

— Несколько лет.

Я невольно чувствую себя паршиво от того, что замечаю возникающую в нем неприязнь к разговору, и хочу прерваться, как вдруг Чонгук продолжает:

— Мне кажется, что он вообще не знал, что ему нужно, и поэтому отказался от всего. Я по тупости даже думал, что похож на него, — его палец проводит линию по моему позвоночнику, и меня ощутимо передергивает, — Но я знаю, чего хочу. И тем более не собираюсь от этого отказываться.

Я молча обдумываю его слова, с трудом представляя себе отца Чонгука. Как он сумел отказаться от такой светлой женщины, как миссис Чон? Все ещё не определился, какой типаж ему больше по душе?

Я горько усмехаюсь и думаю о Чонгуке, который усердно пытался отгонять от себя мысли о том, что является его копией, и что в силу этого все поступки автоматически становятся предопределёнными заранее. Как же я все-таки рада слышать, что теперь Гук и сам понимает, что это чушь собачья.

Я вспоминаю, что в первую встречу с миссис Чон в кафе, я сравнивала их и пыталась понять, какого черта Чонгук настолько отличается от неё в плане характера, но теперь мне стало ясно, что вся внешняя эмоциональная отчужденность — это заслуга его отца, но не неотъемлемая часть него самого. Ведь со мной и со своей семьей Гук был совершенно иным, словно его подменивали каждый раз, когда он оставался с тем, кому доверяет. Чонгук всего лишь подчиняется выдрессированным за года защитным механизмам. В этот момент я почувствовала больной укол грусти, который заставил меня прикусить язык в качестве самонаказания.

— Теперь ты, — я не придумываю ничего лучше, чем прекратить разговор, который неожиданно задел меня за живое.

— Хорошо, — Чонгук хмыкает, — Ты планируешь провести со мной всю жизнь? — его вопрос звучит чуть ли не с издевкой, но я чувствую в его словах заметное удовлетворение.

— Что?

— Вспомни наш разговор в день выпускного. Ты сказала эти слова. «На всю жизнь»

Мои щёки мгновенно покраснели, ведь я все-таки была уверена, что эта фраза пролетела мило его ушей. Видимо, каждый раз, когда я на это надеялась, все происходило в точности наоборот. Я на мгновение пожалела, что затеяла эту игру, но отступать было поздно.

— Ну, — я теряюсь, впервые не зная, что сказать, — Просто…

— Да или нет? — нетерпеливо перебивает Гук и поднимает брови.

Я неотрывно смотрю на него, словно пытаясь передать свои чувства с помощью взгляда, но он ясно даёт мне понять, что ждёт словесный ответ на свой коварный вопрос.

— Отстань, — нелепо уйдя от ответа, я снова ложусь на спину и поворачиваюсь на бок, чтобы не смотреть на его довольное лицо, заставляющее меня умирать от стыда. Он подвигается ко мне и кладёт ладонь на слегка оголенный живот, чтобы ещё сильнее прижать к своему разгоряченному торсу. Близость его тела въедалась, забирая в плен ум и чувства. Я смущена, мои щёки и уши, кажется, сгорят через секунду, но несмотря на это, я все ещё счастливо улыбаюсь и действительно хочу, чтобы Чонгук пробыл со мной всю эту гребаную жизнь.

— Люблю, когда ты смущаешься, — мурлычет Гук и медленно отодвигает волосы в сторону, чтобы примкнуть губами к чувствительной шее. Я сжала пальцами плед, когда по телу мимолётно пробежался приятный холодок, дойдя аж до кончиков пальцев на ногах.

— Не люблю, когда ты меня смущаешь.

— И снова ты врешь.

Мне жутко повезло, что Чонгук не видит мое залитое счастливой улыбкой лицо, иначе я запросто походила бы на умалишенную в его глазах. Нельзя быть радостной от того, что над тобой издеваются.

— Вообще то ты отнимаешь у меня возможность задать вопрос.

— Вообще то я всё ещё не услышал ответ.

— Ты и так знаешь.

— Я даже не догадываюсь, Лиён.

Его заявление вызывает у обоих приступ веселья. Я прыскаю от смеха и в этот момент Чонгук заливается смехом ещё сильнее, чем я. Это трепещет мое сердце, и я неосознанно замираю, вбирая всю дрожь, которая пронизывает его тело в очередном смешке. Я вдруг осознаю, что такой жизнерадостный смех мне удавалось услышать лишь пару раз, и все эти моменты заседали у меня в голове на долгое время. Я мысленно перекручивала звон его смеха, как прокручивал виниловые диски проигрыватель. Сейчас он становится таким же сумасшедшим, как и я, впитывая в себя мою импульсивность.

— Хорошо, — проговариваю я чуть хрипловатым после смеха голосом и поворачиваюсь к нему лицом. На лице Чогука сияет тёплая улыбка, пока мы смотрим друг другу в глаза, — Я могу тебе объяснить это чуть по другому.

— Я слушаю.

— Представь себе, — протягиваю я и смотрю ему за спину, целиком обдумывая следующую фразу, — Какое-нибудь красивое платье.

— Платье? — с долей непонимания переспрашивает Чон и слегка хмурится. Я слежу за тем, как между бровями появляются морщинки.

— Да. Например, в горошек. Белое платье в чёрный горошек, — уточняю я.

— Допустим.

— Я очень люблю это платье. В шкафу есть очень много других, которые тоже мне нравятся, но не настолько сильно, как то, о котором ты сейчас думаешь. Я так люблю его, что готова носить это платье всю свою жизнь, хотя у меня есть выбор выбрать какое-то другое.

Чонгук с недоумением поднимает брови, пытаясь понять замысел всей этой выдуманной истории.

Я сажусь, опираясь рукой на плед, и с энтузиазмом продолжаю:

— Ты не понял? В тот день я сказала это неосознанно, но на самом деле даже никогда не допускала других вариантов, что могу быть с кем-то ещё. Я не думала об этом всерьёз, но когда эта мысль пришла мне на ум, то я поняла, что готова носить одно и то же платье всю жизнь.

Я замолкаю, ожидая его реакции на мои глупые и странные сравнения. Только сейчас замечаю, с каким остервенением стучит сердце в груди, заставляя меня дрожать от волнения. Во рту пересохло и когда я пытаюсь сглотнуть, мне резко хочется кашлять.

— Ты только что назвала меня платьем в горошек.

Я возмущенно свожу брови к переносице и поддаюсь вперёд, заглядывая в его бесстыжие глаза. Он расслабленно лежит на боку, облокотившись на локоть, и на секунду меня позабавила мысль, что Гук действительно мог принять во внимание лишь одно, ничего не значащее слово.

— Из всего этого ты услышал только «платье»?

В его карих глазах появляется искра, и на лице блеснула улыбка. Такая быстрая и почти незаметная. Но я запомнила её. Она запечатлена в моей памяти, как самая яркая фотография.

Гук смотрит на мои пальцы, которые снова вцепились в мягкую ткань, и он видимо больше не в силах сопротивляться. Ухмылка медленно появляется на раннее строгом лице, делая его куда более честным, чем несколько секунд назад. Временами меня раздражает это состояние. Он как скала, которая в силах контролировать свои эмоции, а я, как растаявший шоколад в корзине для пикника. И самое ужасное, что Чонгук замечает всю мою слабость перед ним, не упуская ни одну деталь, которая могла бы выдать меня.

— Кажется, я не против быть этим твоим платьем, зануда.

Чон садится и поддаётся вперёд, с нежностью кладя ладонь на мою липкую шею. Я пододвигаюсь чуть ближе, пока его рука медленно скользит по моему острому плечу. Внимательно смотрю в его глаза, наслаждаясь ласковыми движениями мужской ладони. Не знаю, смог ли он считать это с моего взгляда, но мне кажется, будто всё во мне кричало о том, как я счастлива. В голове была лишь одна навязчивая мысль — я люблю Чонгука, и он снова, очень своеобразным способом, выразил то же самое глубокое чувство, которое сейчас разрывало меня на части. Любые сомнения, которые у меня когда-то были на этот счёт, окончательно рассеялись. Всё в жизни слишком непредсказуемо, но теперь я могла этого не бояться, потому что буду идти бок о бок с Чонгуком.

— О чём ты сейчас думаешь? — едва слышно спрашивает Чонгук, и я замечаю, как в его взгляде что-то меняется. Эти потемневшие глаза говорят сами за себя.

— Снова о том же, — выдыхаю я ему в губы, в очередной раз путаясь в мыслях, когда расстояние сокращается ещё сильнее.

Мы смотрим друг другу в глаза, и теперь наши лица находятся настолько близко, что сохранять дистанцию становится практически болезненно, и мне жизненно необходимо придвинуться ближе, чтобы коснуться губами его малозаметной улыбки.

— Скажи.

— Что люблю… — я не успеваю договорить, когда Чонгук срывается, одним рывком стирая всё расстояние между нашими лицами.

Его горячие губы накрывают мои, они сминают все мои мысли. Теперь в голове не было места ничему. Он с лёгкостью проникает под мою кожу, становится хозяином моего тела, которое всегда беспрекословно слушается его.

Мои пальцы нетерпеливо сжимают ворот его футболки, прижимая ближе к себе, и через секунду я оказываюсь на его бёдрах, плотно прижатая к разгоряченному паху. Его язык переплетается с моим, легко касается то нёба, то щёк. Я обнимаю его за шею, зарываясь пальцами в чёрные волосы, пока его ладони двигаются вверх и вниз по моим бокам, периодически сильнее вжимая в своё тело. Гук держит меня настолько крепко, что я чувствую, как мои острые рёбра впиваются в его грудную клетку, в которой неистово бьется сердце, передавая мне свои быстрые стуки. Он немного отодвигается, когда воздух заканчивается, и мой взгляд сразу останавливается на его приоткрытых, покрасневших губах. Знаю, что они болят так же, как мои, и что зрачки у меня такие же расширенные, и взгляд затуманенный, как будто я только что приняла наркотик.

— Кто бы мог подумать, что я помешаюсь на зануде, — прошептал Чонгук, рассматривая меня. Он коснулся губами моей шеи, оставляя на ней поцелуи. Его руки уже пробрались под топ и коснулись застежки лифчика. Мне тяжело концентрироваться на словах, когда он так легко манипулирует моим телом.

— На ком, если не на мне, — усмехаюсь я, и через секунду слышу характерный щелчок расстёгнутой застежки. Я только сейчас заметила, насколько лифчик стягивал мою спину, и от резкого облегчения испытала огромное наслаждение, — Ах, да, чуть не забыла.

— Что?

— Кажется, ты лгал мне.

— О чём?

— Что никогда не станешь встречаться с занудой. Это ведь твой самый ужасный кошмар, да?

Чонгук рассмеялся, заправляя выбившиеся пряди за ухо, и ложится на спину, увлекая меня за собой.

Кажется, время снова остановилось.

Комментарий к Часть 19

Вот и все :(

Я очень рада, что смогла реализовать идею, порадовать вас персонажами и химией между ними. И главное, я получила очень классную отдачу от своих читателей, которые вдохновляли меня на протяжении всего этого времени.

Не знаю, насколько хороша эта работа, но это не затмевает мою радость по поводу того, что это «детище» появилось на свет.

Спасибо вам, за то, что были со мной.

Jiminoochka, ann.nnn, varyshka_iu, Лола Райли - выражаю вам особую любовь за отзывы и такой интерес❤️

Всех обожаю и скучаю!

========== Бонус (Джиён) ==========

Стук в дверь отвлекает Джиён от очередной попытки повторить танцевальное движение из случайного видео на ютубе, и он непроизвольно заставляет дёрнуться. Ручка поворачивается, и она мигом нажимает на пробел, останавливая ролик, пока Тэхён не заваливается в комнату так, словно он является её владельцем.

Парень презрительно щурится, мельком осматривая её домашние шорты и слегка вздёрнутую чёрную футболку. Не знай он её лучше, подумал бы, что она из какого-то конченного клуба задротов.

— Привет, неформалка.

Джиён хмурится, возмущается всем своим видом, пытаясь выровнять сбившееся от резких движений дыхание. Видеть Тэхёна, особенно, когда она его не ждёт, не слишком приятно, хоть это и происходит несколько раз на дню. Учитывая, что их родители — лучшие друзья. И что их дома, как назло, чуть ли не трутся о стены друга друга. И что ко всему этому она втихаря может лицезреть каждую девушку на его пороге и плеваться от того, какой он придурок.

— Привет, тупица, — здоровается Джиён и отходит к стоящему перед столом кожаному креслу, — Снова заскочил сюда вместе с предками? Все ещё не понимаю, почему ты путаешь мою спальню с гостевой.

— Я по делу, — коротко бросает он и закрывает дверь, — Просто зашёл сказать тебе, что до экзаменов осталось пиздец как мало, а я всё так же нихера не понимаю из всего того, о чём ты там болтаешь, — Тэхён неосознанно глазами впивается в выпирающую тазовую кость и бесится, что в очередной раз она оделась, как долбанная идиотка.

— Но все твои контрольные всегда не меньше пятёрки, — Джиён непонимающе качает головой и сжимает плечи.

— Ты о тех контрольных, на которые ты даёшь мне ответы?

— Я не даю тебе ответов, — Джиён нервно хмыкает и наконец вспоминает, что хотела схватить оверсайз футболку прежде, чем растерялась под напором его взгляда.

— Ты не умеешь объяснять, Джиён. Не знаю, какого хера моя мама всё ещё настаивает на том, чтобы я занимался с тобой два раза в неделю. Думаю, её ждёт огромное разочарование, когда она увидит результат.

— Вообще-то я знаю математику лучше всех в своей гребаной школе, Ким Тэхён. Я не виновата, что твой крошечный мозг не может усвоить дискриминант, — Джиён утрирует, но не может сказать что-то другое, когда он так легко заставил её пылать от бешенства.

— Просто признай, что ты нихера не умеешь, и я наконец найду себе нового репетитора, — Тэхён облокачивается спиной о закрывшуюся дверь и все ждёт, когда она начнёт одевать очередную чёрную шмотку, от которой он блевать хочет. Он ждёт, но она не делает этого. Серьезно, может кто-то должен сказать ей, что существуют другие, более интересные цвета?

— За месяц до экзаменов? — Джиён глупо улыбается, оголяя зубы, — Хочешь, чтобы у меня были ненужные дискуссии с твоей матерью?

— Ты говоришь так, словно думаешь, будто мне не плевать, — он приподнимает брови и облизывает губы, прежде чем натянуть на лицо фальшивую улыбку.

От этого она раздражается и хочет вмазать ему по его смазливой морде, но в тот же момент осекает себя и успокаивается. Ведь за мгновение Джиён придумала кое-что интересное.

— Хорошо, мистер придурок. Я знаю, как нам это решить.

— Да ну?

— Спорим, я смогу подготовить тебя к экзамену за месяц? — Джиён приближается к нему и встаёт напротив, беззастенчиво заглядывая в удивлённые глаза. Её кулак сжимает бедную футболку, словно спасательный жилет.

А Тэхён загорается, как внутри, так и снаружи, что аж чувствует, как волосы на руках встают дыбом от запаха духов и близости с этой чокнутой неформалкой. Лучше бы оттолкнуть её поскорее, чтобы та не подумала лишнего, но от чего то всё равно позволяет ей стоять так же близко и действовать ему на нервы.

— Ха? На твоём месте я бы не спорил на это, Джиён. Ты ничерта не умеешь, — Тэхен слегка наклоняется вперёд, потешаясь над её самоуверенностью, и в конце концов понимает, что эту странную игру затеяла она сама. Она ведь играет с ним. Как со своей любимой игрушкой.

А всё потому, что с другими ей неинтересно. Они не умеют реагировать так, как Тэхён, когда у него что-то не получается, и это веселит её больше всего. Они знакомы слишком давно, чтобы Джиён не знала его слабые места.

— Да ты просто не знаешь, как свалить от обязанностей и заняться своими отстойными девками, Тэхен. Скажи уже, как есть, — Джиён насмехается над ним, хочет взять его на слабо. Ведь на самом деле никакой он не тупица, просто не знает, как свалить от неё побыстрей и не привязаться к этой придурковатой девчонке больше, чем нужно.

— Лучше возьми деньги и купи себе приличные шмотки. Иначе никто не трахнет тебя, пока тебе не исполнится двадцать пять, — Тэхен достаёт из кармана деньги и кидает их на пол рядом с кроватью. В любом случае, если она не потратила свое время на занятие, то она тратит его на яд Тэхёна.

Она выдыхает через нос, все ещё не сдерживая насмешливой улыбки, и наклоняется вниз, собирая купюры с пола, пока Тэхён чуть слюной не давится от выступивших позвонков и оголенного участка поясницы. Он с трудом отводит глаза в сторону, чувствуя себя глупым пацаном в пубертатный период. Ему нужно сваливать отсюда.

Джиён снова встаёт перед ним, засовывая купюры в карман его джинсового пиджака.

— Лучше прикупи на них цветы для своих собачек, Тэхён. Уверена, что за них они даже принесут тебе кость с поля, — Джиён ядовито улыбается, но даже не думает отступать, — Я жду тебя завтра. Сегодня я не планировала заниматься с тобой. Поэтому проваливай.

Она отворачивается, спокойно идёт к своему ноутбуку и нажимает на пробел, включая видео, в то время как Тэхен проделывает дыру в её тонкой фигуре. Джиён напряжена, хоть и старается делать всё слишком невозмутимо даже для себя самой, и уставившись глазами в экран, она желает, чтобы он ушёл. Но Тэхен всё так же смотрит на неё и хочет сделать с ней что-нибудь плохое, чтобы он наконец перестал чувствовать эту пугающую сдавленность в груди, когда она находится рядом. И чтобы его невидимым канатом не тянули к тому проклятому столу, которого сейчас касаются её слишком тонкие фаланги пальцев.

— На что спорим?

Кажется, что его вопрос в голове звучит слишком громко, и она замирает, на миг забыв про этот чертов ролик, и что она залипла на колесо загрузки, как идиотка.

Джиён выпрямляется и смотрит на него.

— Ты согласен?

— Ну, это всё ещё тупая идея, ведь результат экзамена будет зависеть только от моих стараний.

— Да, но если я настолько безнадёжна в объяснениях, то как бы ты не старался, ты не поймёшь меня.

— Так посмотрим, кто из нас безнадёжен, Джиён.

— Посмотрим, тупица.

Они молчат буквально несколько секунд, но за это время успевают убить друг друга глазами, показать своё превосходство и убедиться в мнимой победе. Тэхён знает, что никто лучше неё объяснять не умеет, а Джиён уверена в том, что если захочет, то станет умнее её.

Но покаТэхёну нужно слышать только то, что он тупица, а ей — что она конченная лузерша.

Он хмыкает и уходит, оставляя после себя ощущение пустоты вперемешку с облегчением. Теперь им придётся заниматься математикой больше, чем два раза в неделю.

========== Бонус 2 (Джиён) ==========

Сначала Джиён кажется, что она сходит с ума. В первую неделю Тэхен взрывал её голову три дня подряд, нарочно выставляя её идиоткой, бесконечно переспрашивая и указывая на все её промахи. Если он взял на себя роль энергетического вампира, то пока он смог выжать из этого максимум возможного.

На четвертый день, он приходит, чтобы кинуть на стол лист со самостоятельной работой. Написанная красными чернилами оценка «отлично» смеялась над уставленными на неё глазами Джиён и брызгала в них слюной.

— Ты, что, просто издевался надо мной? — она поднимает голову вверх, пока сидит за столом, и борется с желанием порвать этот лист и выбросить в урну. И выбросить Тэхена из окна.

— Нет. Я разбирался сам. Без твоей помощи.

Тэхён смотрит на неё, снова вглядываясь в чёрную подводку на нижней слизистой глаза. Эта херня делает её взгляд ещё более выразительным. Таким, будто она наложит на него проклятье и в качестве послушной собаки теперь будет он сам.

— Нет, Тэхен, ты просто выводишь меня из себя. Признай это, — Тэхён самодовольно улыбается, когда она вскакивает с кресла и гневно впивается глазами в его расслабленное лицо. Он заставляет её испытывать такой шквал эмоций, что ей даже вдох сделать сложно, а разговаривать с ним спокойно будет сродни эмоциональному насилию над собой, — Когда тебе разбираться самому? Ты едва дома находишься, чтобы это делать.

— Откуда тебе знать, когда я нахожусь дома?

— Оттуда, что наши дома могли бы поцеловаться стенами, если бы не чёртов забор.

Тэхён беззвучно смеётся. Да, она его забавляет. Походу для него теперь нет ничего лучше, чем выводить из себя неформалок. Если бы не её оригинальная манера изъясняться, он смог бы понять одну и ту же вещь намного позже, чем сделал это с ней. Но зачем ей знать об этом, когда она так умело поднимает ему настроение?

— Не смейся.

— Я просто представил, что возможно тебе придётся выполнять моё скверное желание.

— Вероятнее ты лучше земли съешь, чем провалишь экзамен.

— Думаешь, я бы поспорил с тобой, если бы был уверен, что сдам его? Если провалю, то хотя бы извлеку выгоду из твоего неумения объяснять.

Тэхён отходит от неё, собираясь схватить свой рюкзак с пола, но вдруг цепляет глазами украшенный звёздами плакат.

— Что это?

— О чём ты? — все ещё грубым голосом спрашивает Джиён.

— «Звёздная ночь». Это ваш выпускной?

— Тебе то какое дело? — Джиён резким движением руки сдирает плакат со стены и кидает его рядом с ножкой стола. Теперь ей захотелось взять новый, чтобы оттуда исчезло его ненужное внимание, и спрятать постер куда подальше от его глаз.

Тэхён лишь удивлённо стреляет глазами то на одиноко лежащий плакат, то на взвинченную Джиён, которая только и делала, что убивала его всей своей дьявольской энергией.

— Не думал, что ты увлекаешься такими мероприятиями.

— У тебя какое то стереотипное мышление на мой счёт.

Джиён хочет, чтобы он оставил её в покое, перестал смотреть на неё, и исчез до следующей недели. Какой черт тянул её спорить с этим болваном? Он ведь намеренно издевается над ней и склоняет к тому, чтобы та сдалась раньше времени. Она уже чуть ли не сказала, что уступает ему. Но когда снова замечает в его глазах рвущийся наружу азарт, ей хочется бороться с ним ещё больше.

— Стереотипное? Просто вечеринка с травкой в доме у Кая и школьная тусовка с лимонадом не связаны между собой, — Тэхён наконец наклоняется и цепляет пальцами лёгкий рюкзак. Накидывает его на плечо и снова смотрит на свёрток на полу. Он почему то думает, что захочет исчезнуть из этого квартала или, в худшем случае, планеты в день выпускного, чтобы не видеть Джиён в чертовом платье. Если она попадётся ему на глаза, то он пропадёт.

— Одно другому не мешает. И вообще тебе уже пора, — Джиён отмахивается, поворачиваясь к столу, и когда видит лист с оценкой, чуть ли не с отвращением берет его в руки и протягивает Тэхёну, — И это с собой забери.

— А мне он на что? Пусть напоминает тебе, что нужно вынуть язык из задницы и научиться объяснять математику, — Тэхён пожимает плечами и уходит, оставляя Джиён кипеть от всего невысказанного.

Затем он приходит вечером в пятницу. Врёт её матери, что пришёл заниматься, но узнаёт, что смешащей его неформалки нет дома. Чувствует себя придурком, когда она предлагает позвонить Джиён и сказать ей о занятии, которого даже быть не должно, еле как отмахивается и возвращается домой.

Какого хера ему неймется? Он мог бы сразу спокойно сесть на диване и включить приставку, чтобы отдохнуть и выбросить эту тощую любительницу чёрного из головы. Но вместо этого он в очередной раз выбрал её. Её дом, её комнату. Чтобы что? В очередной раз убедиться, что готов выиграть спор и загадать желание, чтобы он смог вжать её в стену и искусать губы до крови? Что они знакомы друг с другом всю жизнь, но он так её и не узнал? Или что он даже не может быть уверенным, что хотя бы чуточку ей нравится, когда был уверен в этом со всеми другими?

Да, черт возьми, он уже проиграл. Он влюбился. Влюбился в подругу, с которой адекватно не общался несколько лет, игнорируя её на семейных праздниках и подкармливая своё самолюбие ничего не значащими отношениями с другими. И затем он вдруг почувствовал эту необходимость в человеке настолько остро, что со страху захотел выбросить её из жизни так же, как сделал это три года назад, чтобы только не зависеть от неё. Захотел, но не смог. Окончательно сдался, ввязавшись в какой то ёбнутый, нелогичный спор, каждый день подыскивая поводы для встречи. Тэхен чувствует, как вязнет, не может тупое сердцебиение контролировать, когда она ногой под столом касается его бедра случайно и тут же отодвигается. Если бы Джиён позволила, он бы выбросил все эти ненужные мешковатые футболки, чтобы она больше никогда не одевала эту херь и не скрывала торчащие ключицы.

Тэхен даже строит планы, пытаясь выискать причину, по которой он мог бы придти к ней в субботу. Думает об этом всё время, пока нажимает на кнопки джойстика и каждый раз проваливается, не имея возможности сосредоточиться. И думает, когда ложится в постель и незаметно проваливается в сон.

В субботу вечером они сталкиваются на улице. Тэхён разговаривает по телефону с очередной девчонкой, с которой собирался провести время, дабы скоротать его как можно быстрее до понедельника. Банально было думать, что кто-то другой сможет уменьшить его желание побыть с лузершей Джиён, но сделать как-то по другому казалось ещё большей глупостью. Ведь Тэхён не планирует больше сходить с ума от мыслей в своей комнате, как делал это вчера.

Он шагает к машине и когда касается ручки двери, видит, как она закрывает входную дверь и спускается по лестнице. Они сталкиваются глазами, пуская друг в друга молнии, и кажется, одна из них парализует тело Джиён, ведь та стоит неподвижно, не отворачивая головы. Затем стремительным шагом надвигается к нему, и Тэхен уже даже не слышит, что ему пытаются сказать по телефону, поэтому отключается, не сказав ни слова, и наблюдает за её длинными ногами, виднеющимися из-под легкого чёрного платья. Она всё ещё не поняла, что чёрный ей не к лицу, но хотя бы позволила ему лицезреть свои лодыжки и бедра.

— Привет, репетитор.

— Что за занятие в пятницу, тупица? Моя мама вынесла мне мозг с утра, и всё благодаря тебе, — Джиён выглядит раздражённой, и внутри у неё и вправду разбиваются агрессивные волны и нервируют ещё больше. А ещё её снова бесит, что он едет к кому-то в субботний вечер, и вернётся только утром, а она даже не узнает, где он был. И что не сможет провести своё время с придурком, который у неё уже в горле стоит.

— Я думал ты хочешь выиграть спор, Джиён, — Тэхён дергает за ручку и приоткрывает дверцу, всё так же изучая её напряжённое лицо. Она даже замазала свои веснушки, которые появляются на её щеках каждое лето и потом с трудом исчезают в течение осени. Она точно идиотка.

— Хочу, но это не значит, что я буду ждать тебя дома, как собака, забивая на все свои планы, и заниматься гребаными примерами. Ты что о себе возомнил? — Джиён возмущённо сводит брови к переносице и устало опускает руки после активной жестикуляции. Тэхен вывел её из себя, но что-то больше не чувствует азарта. Вместо этого он ощущает себя только кретином.

— Я не считаю тебя собакой, Джиён.

— Да похер, Тэхён. Едь к своим дурам, которые уже ждут тебя у порога, и прекрасно проведите время, ведь никто не будет стучать вам в дверь и портить ваш никому ненужный вечер, как это постоянно делаешь ты.

Джиён чувствует болезненный укол в области груди, когда проговаривает свои переживания вслух и тем самым обнажает их перед Тэхеном. А она видит, что он всё понял, ведь смотрит на неё совершенно иначе, будто она только что сумела открыть ему новый закон. Закон своей тупой влюблённости в остолопа вроде Тэхёна.

Он понял, но только не это. А то, что не хочет никуда ехать. Хочет остаться с ней и пробыть в её уютной комнате, в которой даже дышать легче. Сказать, что ни одна девушка не может помочь ему выбросить её из головы. Что она уже впилась клешнями своим чёрным, глупым оригинальным стилем и язвительностью. Чертова неформалка.

— Да ты ревнуешь, Джиён, — он насмехается над ней, словно эти слова сделали Джиён идиоткой в его глазах, но на самом деле у него живот разрывается от бабочек, которые раздирают себе проход наружу от одной мысли, что она терзает себя так же, как и он.

Джиён раздраженно рычит и хочет уйти, но Тэхён, сам того не понимая, машинально хватает её за запястье и прижимает к задней дверце машины. Совершенно инстинктивно, будто бы его милая собачка хочет выбежать из дома.

У него снова сердце заводится и хочет выпрыгнуть, и он даже не подозревает, что сердце Джиён делает то же самое, только в ещё более быстром темпе. И он не думает её отпускать. Всё так же сжимает костлявую руку, не заботясь о том, что на этой мертвецкой коже запросто могут остаться синяки.

— Отпусти, — она смотрит на него из-под опущенных ресниц и, кажется, хочет убить его за то, что он не вызывает у неё никакого желания уйти. Её ведь давно ждёт Лиён, и наверняка, она будет отчитывать её за очередное опоздание, но как она может придти вовремя, когда этот тупица стоит так близко, да ещё и держит покрасневшее от натиска его ладони запястье? — Да отпусти же ты меня! Я не ревную тебя, Ким Тэхён. Мне насрать, к кому ты там ходишь, просто прекрати вваливаться ко мне в дом без приглашения, — она наконец с силой отталкивает его от себя, высвобождая горящую от прикосновения руку, и уходит в противоположную сторону, чувствуя, как ей воздуха не хватает, и как стало холодно, когда на улице можно умереть от жары. Ей хочется завыть от своей глупости, и что не может держать язык за зубами, когда эта мерзкая ревность из неё все силы забирает. Если бы она могла, то впилась бы ногтями в его красивое лицо и исцарапала, дабы все, к кому он приходит, скривили морду и закрыли перед его хитрым носом дверь. Но она отдаляется от него все дальше, и потом только слышит рёв мотора и как машина двигается с места, выезжая на дорогу.

В понедельник Тэхён опаздывает. Джиён сидит за столом и рисует причудливые рожи на полях тетради, пока думает, где он запропастился. Не хочется допускать и мысли, что он не появится второй день подряд и лишит её возможности перекинуться хотя бы парой фраз. Она даже перебирает причины, по которым его все ещё нет, но быстро заканчивает, еще раз столкнувшись с очередным приливом злости от возникшего образа Тэхена и выдуманной девушки. В тот день нужно было посоветовать Тэхену отойти от неё, когда тот её поцелует, чтобы на него рвота не попала. Но в принципе какая разница, если она даже этого не увидела бы?

В неё словно ударяет молния, когда уведомление заставляет телефон дёрнуться от вибрации, и Джиён, как ошпаренная, хватает его в руки. Заходит в сообщения и со страхом открывает диалог с Тэхёном. С бешено бьющимся сердцем в груди смотрит на одно полученное сообщение, будто если она будет слишком долго испепелять его взглядом, то вместо него появится что-то другое.

«Скоро буду. Я на тренировке»

Она осознаёт, что безостановочно пялится на экран, и со вздохом кладёт телефон в сторону. Закинув руки за голову, Джиён сцепила пальцы на затылке и уткнулась лбом в тетрадь. Какого хрена происходит? Она думает о нем, чтобы она ни делала. Бесконечный поток навязчивых мыслей. Джиён так часто думает об этом человеке, что ей кажется, будто медленно сходит с ума от этого безумия. В очередной раз она пытается совершить прыжок во времени. Понять, как и когда это произошло. Когда она успела привязаться к нему. Когда стала по настоящему желать заниматься с этим придурком Тэхеном.

Ей хотелось схватить что то тяжелое и швырнуть это об стену. Но стало бы от этого легче? Скорее всего она почувствует себя ещё более паршиво, что эти чувства как были, так и остались в голове. Они и не думают исчезать. Они только приказывают Джиён ждать его сорок минут, пока тот не заваливается в комнату вместе со своим привычно полупустыми рюкзаком и милой мордашкой, на которую хочется надеть пакет, дабы больше никогда в жизни на неё не пялиться. Она уже успела прочитать заранее подготовленное объяснение от начала до конца, выучить его и пролистать учебник, но, когда её взгляд падает на чуть мокрые волосы, и в нос ударяет запах шампуня, Джиён, кажется, забывает, что они тут делают.

— Прости, что задержался, — Тэхён садится на второй стул и придвигается чуть ближе к ней. Соприкоснувшись голыми коленками, Тэхена аж передернуло от прошедшего по нервным окончаниям тока. А разреши она ему поцеловать себя, то он бы умер от на месте от перенасыщения эмоциями?

— Я всего лишь со вчерашнего дня жду.

— Думаю потным после тренировки я бы тебе не понравился.

— Ты мне и чистым не нравишься, — говорит Джиён и наконец-то смотрит ему в глаза. Свет от лампы освещает его недовольное лицо, зрачки сверкают, придавая блеск радужкам.

Но Тэхён даже не чувствует себя оскорбленным, потому что по её взгляду видит, что лжёт ему. Каждый день она кормит его уверенностью, что он ей не безразличен, и Джиён даже не замечает этого. Тэхену и вправду повезло, что он намного наблюдательнее, чем глупышка Джиён. Если бы она была такая, как он, то с лёгкостью заметила бы, что он втрескался в неё первее.

— Конечно. Я ведь не одеваю чёрное и не вступаю в сатанистские клубы, чтобы тебе нравиться.

— Ты и правда напичкан стереотипами, — Джиён с неохотой отводит взгляд к тетради и быстро переворачивает страницу, скрывая страшные рожицы людей. Иначе Тэхен засмеёт её за дьявольские штучки ещё больше.

— Только по поводу тебя, — она приоткрывает губы и снова закипает.

— К твоему сведению, мне нравятся обычные, не высокомерные, прикольные парни в любом цвете одежды. И ты, кстати, ни к одному из этих пунктов не подходишь, — с довольной улыбкой на лице Джиён кладёт перед ним учебник.

— Ты не считаешь меня прикольным? — Тэхён удивлённо поднимает брови, и уголки его губ дёргаются вверх.

— Я считаю, нам пора заняться делом, — Джиён обрывает разговор, но не потому, что хочет как можно быстрее от него избавиться. Просто боится, что снова скажет что-то лишнее, что ему слышать ни в какой вселенной не нужно. Например, что ей его шутки нравятся больше, чем шутки других парней, с которыми она с радостью тусит на вечеринках. Даже самые отвязные из них не могут вызвать у неё такое веселье, как тупица Тэхён.

Когда-то ему достаточно было сказать несколько слов, чтобы рассмешить её, а теперь они ведут себя так, словно хотят отвязаться друг от друга.

Будь они чуть ближе, она бы даже раскрыла ему секрет, что одела то блядское платье только потому, что его глупые слова про одежду залезли слишком глубоко в её голову и затем заставили хотя бы немного измениться.

Во вторник будильник Джиён похож на убийцу, который настигает совершенно неожиданно ранним утром. Она приоткрыла один глаз, чувствуя пульсирующую головную боль. Взглянув на дисплей, Джиён к своему разочарованию поняла, что нет даже лишней минуты, чтобы поваляться на кровати. Из неё вырывается мучительный стон при первой же попытке встать. И к тому же горло дерёт от боли, и сглотнуть даже не получается. Снова, как по традиции, заболела во время жары и проваляется дома несколько дней, пока хотя бы не начнёт говорить без дискомфорта в глотке.

Вечером, чтобы хотя бы немного справиться со скукой, она разговаривает с Лиён на кухне по видеосвязи, и затем, с какого то хрена начинает готовить салат, который даже не станет есть. Достаёт нужные овощи для салата и принимается за готовку. Разделяет первый огурец на длинные кусочки, нарезает каждый из них на маленькие кубики и кидает в глубокую миску. Взяв следующий огурец, Джиён продолжает манипулировать ножом, но поздно понимает, что делает это практически бессознательно, ведь в пальце совершенно неожиданно появляется острая боль, которая заставляет издать удивлённый вдох. По Джиён даже и не скажешь, что она терпеть не может кровь, и что когда она её видит, ей плохо становится и вырвать хочется. Отпустив нож, она шикнула и в глаза тут же бросилась бегущая из раны струйка крови, которая разбилась об доску, пачкая её вместе с ножом.

— Господи, — раздраженно выдыхает она и рычит от нахлынувшей злости, тут же жалея об этом, ведь горло саднит пуще прежнего, даже несмотря на принятые за день лекарства и апельсинные таблетки от боли в горле. Но в голове, кажется, перестаёт топать стадо слонов, и от этого становится чуточку легче.

Звонок двери затрещал, раздражительно действуя на барабанные перепонки. Без каких-либо мыслей Джиён взяла пару бумажных полотенец и обмотала кровоточащий палец. Видимо рана была глубокой, раз бумага тут же окрасилась в тёмно красный и становилась всё чернее с каждым шагом до входной двери. С не меньшей злостью она открывает дверь и, кажется, ей становится плохо. Живот скручивает и такое ощущение, будто она сейчас потеряет все силы и свалится на пол. Тэхён. Стоит совершенно расслабленно, выглядывая из-под падающей на глаза челки, с объемным пакетом в руках.

Он приоткрывает рот, намереваясь что-то сказать, но она с силой захлопывает входную дверь и возвращается на кухню, судорожно наполняя воздухом лёгкие, которые перестали функционировать тогда, когда её глаза вперились в лицо человека, которого сейчас предпочла бы не видеть. Она слышит звук открывающейся двери и шелест пакета. Его наглость и самоуверенность ни к месту, потому что не хочется разговаривать с ним, не хочется слышать его низкий голос, который проникает в сознание, ласкает каждые уголки и в итоге заставляет вести себя глупо. И она даже не накрашена, не одета в одежду, которую он ненавидит, и вообще выглядит намного болезненнее и бледнее.

— Обычно, когда люди стучат в дверь, им предлагают зайти, — голос Тэхёна звучит совсем рядом, и она поворачивается, бросая на него неприветливый взгляд. Холодная вода смешивается с красной кровью на дне раковины, заставляя Джиён зажмуриться от возникшего мутева в животе.

— Да, если захотят, — хриплым голосом говорит Джиён.

— Да, я прощаю тебя за то, что у меня теперь приплюснутый нос, неформалка, — хмыкает Тэхён и разглядывает её, ещё раз убеждаясь, что без этой чёрной одежды она нравится ему в тысячи раз больше, — Что с рукой?

— Тебе то что?

— Действительно, Джиён, — он рассматривает запачканную кровью деревянную доску, и Джиён краем глаза видит, как он опускает пакет на стул. Успевает рассмотреть только торчащую из него пластиковую упаковку, — Я не собираюсь бегать за тобой и узнавать причины твоих сегодняшних заёбов, — он кладёт руку на запястье и дергает её на себя, от чего ей приходится повернуть голову в его сторону и столкнуться с возмущёнными глазами, — Но дай посмотреть руку.

— Ещё раз. Тебе то что?

— Считай это признаком вежливости, если тебе так легче, — его бровь дергается вверх.

— Мне будет легче, если ты скажешь зачем пришёл.

— Мама попросила принести это вам, — он показывает большим пальцем за спину, — Дай я помогу.

— Не надо, — она отказывается, потому что ей уже плохо не только из-за болезни и текущей из пальца крови, но и от Тэхёна, который прижимается животом к её тазу и всё ещё мягко держит за запястье. А она даже не пытается вырваться.

— Боже, Джиён, засунь в задницу свою гордость и дай мне помочь, — разозлившись, Тэхён закрывает кран и берет теперь другую руку, вглядываясь в порез и в возникающую красную струйку. Джиён отворачивается, не имея даже малейшего желания смотреть на это, и в какой то степени, она была благодарна жизни, что он зашёл именно сейчас, — С каких пор ты в повары заделалась?

— Мне нечего было делать, — честно отвечает Джиён и плетётся вслед за ним, пока он ведёт её к кухонному стулу. Она садится, сжимая в руке бумажное полотенце, и наблюдает, как он тянется к верхней полке за аптечкой и затем кладёт её на стол, разыскивая там бинт. Тэхён мельком смотрит, как Джиён морщится, облокотившись локтем о спинку стула, и еле заметно улыбается. Слишком беззащитная для неформалки.

— Ты бледно выглядишь.

— Я заболела, — Тэхён слабо смеётся и качает головой.

— Ты не изменяешь себе.

Достав бинт, Тэхён присаживается напротив и аккуратно берет её руку. Убирает полотенце и начинает перевязывать рану полоской ткани под наблюдательным взглядом Джиён.

— Вообще мне не нужна твоя помощь, — из-за желания выплеснуть весь свой негатив она пытается задеть его. Потому что чувствует себя так, словно без него не справилась бы и свалилась в обморок. А ей не хочется зависеть от Тэхёна. Не хочется обжечься.

А Тэхену только весело становится, что она даже признать не может, что на самом деле пиздец, как нуждается в его помощи. Он ведь знает, насколько она ненавидит кровь. И как часто она теряла сознание на уроках биологии, когда ей приходилось смотреть противные презентации. И что один раз Тэхёну на ободранную коленку траву прикладывала, борясь с желанием сбежать от вида одной красной капли. Он вспоминает её в детстве и на несколько секунд задерживает взгляд на её уставшем, бледном лице. И не видит никакой разницы.

— Поэтому позволяешь мне это сделать? — наконец стебется Тэхён и наконец завязывает последний узел. Он делает вид, что всё ещё возится с бинтом, чтобы продлить возможность касаться её на несколько секунд дольше. Её тонкие пальцы всё-таки рискуют стать его фетишем.

Джиён наблюдает за движениями его руки и нехотя чувствует вину за то, что не сумела перебороть свою злость и усталость и хотя бы как можно более вежливо пригласить его войти. Да, ей, черт возьми, было стыдно. Так, что казалось, будто кожа на лице вместо белой превратилась в красную.

— Прости… — Джиён начинает реплику, но её голос звучит настолько хрипло, что аж неловко становится. Откашливается и снова продолжает, — Прости, что приплюснула твой нос дверкой, — наконец выговаривает Джиён и смотрит на его мохнатые ресницы, а потом в глаза, когда он поднимает голову и удивлённо дёргает бровью. Его губы сексуально приоткрываются, и Джиён хочет коснуться их подушечками пальцев, чтобы иметь хотя бы какое то представление об их мягкости. Она ведь не имеет возможности исследовать их по-другому, как это делают другие девушки.

— Ничего, — коротко бросает он и отпускает её руку, — Горло болит?

Его голос звучит настолько серьезно, что Джиён на секунду допускает мысль о его искреннем беспокойстве.

— Да, — она снова вынуждена откашляться, чтобы убрать сильную хрипотцу в голосе, — Если честно, то очень.

— То есть, сегодня заниматься мы не будем? — Тэхён встаёт со стула и отходит в сторону, смотря на неё сверху вниз.

— Вот уж вопрос.

— И чем мне заняться целых полтора часа?

— Ты так спрашиваешь, будто это моя проблема.

— Да, именно. Целых полтора часа мне нечем заняться, — Тэхён говорит загадками, но на самом деле он медленно ведёт к тому, что никуда он от неё не уйдёт. Слишком уж ему не хватало этого недовольного лица.

— И что? — Джиён хмурится и поднимается на ноги. Она смотрит на чуть окровавленную доску и с отвращением отворачивается.

— Придумай, чем мы займёмся.

— Хорошо, — соглашается Джиён, — Пройди в коридор, обуйся и вали домой заниматься своими делами, — осипшим голосом говорит она и идёт к лестнице, ожидая, что тот последует её совету и исчезнет из дома. Но она чувствует, что Тэхен прожигает её спину взглядом, а затем ещё и слышит его шаги вслед за собой. Вот чёрт.

Джиён останавливается в проходе перед комнатой, заграждая ему дорогу.

— Тэхён, я серьезно. Проваливай.

Ей страшно, что он зайдёт в её комнату вовсе не для занятий, а для простого времяпровождения. Как будто бы они обычные друзья детства, которые зависают друг у друга дома, когда у них есть на это время. Но Джиён не видит в нем никакого друга. Ей тошно даже представлять себя в этой роли, где ей всю жизнь будет суждено только со стороны смотреть на его профиль и заодно лицезреть всех его девушек. Ещё более тошно, что другой роли она никогда не получит.

— Ну уж нет. Если бы не занятие, я бы уже давно играл на футбольном поле. Поэтому шагай вперёд, неформалка.

Джиён вздыхает, даже не понимая, что она чувствует больше: радость или разочарование. Наверное, две абсолютно разных эмоции смешались воедино и собираются взорвать её внутренности.

— Какой же ты все-таки тупица, — бубнит себе под нос, но идёт дальше, позволяя Тэхёну зайти к себе в комнату.

Интересно, он бы умер от чувства собственного превосходства, если бы узнал, что он единственный парень из всех, кому я позволяю заходить сюда?

Через час они уже лежат на кровати, смотря придурковатую комедию про мальчишник, за это время пройдя несколько стадий: от язвительных оскорблений до мирного просмотра фильма.

Сначала она легла на спину, уткнувшись затылком в мягкое изголовье кровати, затем почувствовала, как затекла её спина и перевернулась на бок, случайно положив ладонь на его мирно лежащее запястье. Её тело так прошибло мурашками, что ей пришлось съёжиться и поджать ноги к себе, чтобы как нибудь скрыть реакцию на такое мелкое взаимодействие с Тэхеном.

Тэхён в это время почувствовал, что все его внутренние органы на секунду работать перестали от неожиданности. И сердце, как какой то бешеный двигатель, сильнее стало стучать. После этого, он вдруг поймал себя на мысли, что будет ждать ещё одного случайного касания до конца вечера, и даже не подумает ответить на очередное сообщение от Саны, чтобы поехать к ней домой.

Кажется, Тэхён готов принести Джиён кость с поля хотя бы за одну возможность сжать её бедра или провести пальцами по пухлым губам прежде, чем впиться в них.

— Они такие глупые, — впервые за тридцать минут просмотра Джиён подаёт голос. Такой сонный и хриплый, что у Тэхёна все внутри будоражится.

— Мне теперь хочется такой же мальчишник.

— Хотел бы потеряться в Вегасе? — Тэхён улыбается.

— А ты бы нет?

— И правда глупый вопрос, — со смешинкой в голосе говорит Джиен и сильнее прижимает к себе сбившееся одеяло, когда содрогается в очередном приступе кашля. Тэхёну кажется, что вместе с кашлем сейчас вылетят её лёгкие. Благо он хотя бы больше не видит пачку сигарет на её столе.

— Как ты это делаешь?

— Что? — с непониманием в голосе переспрашивает она.

— Умудряешься заболеть в жаркую погоду.

— Не знаю. Это как проклятье.

— Заметь, не я это сказал, — шутит он и смотрит на её затылок. Жаль, что он не может видеть, как Джиён чуточку улыбается.

— Просто мой организм не привык видеть придурков больше двух раз в неделю.

Он прикрывает глаза и бесшумно хохочет.

— Может он проходит период адаптации.

— Мило, что ты не отрицаешь, что ты придурок, Тэхён.

— Я хотя бы не проклятый.

Джиён цыкает языком и замолкает, не зная, как победить его в словесной перепалке. Она сделает это, только если заклеит его остроумный рот скотчем.

Через пятнадцать минут молчания, Джиён чувствует, как проваливается в сон, и даже понимая, что Тэхен всё ещё не ушёл, не находит в себе силы что-либо сказать. Ее настигает ощущение спокойствия и умиротворения, и в пограничном состоянии между бодрствованием и сном, ей кажется, будто её гладят по волосам, словно котёнка. Даже мурлыкать хочется от удовольствия, но в конечном итоге она засыпает, не в силах сопротивляться.

А Тэхен со вторым локоном уже играет, накручивает его на палец и наблюдает, как тот падает на ее спокойное лицо и берет его снова, проделывая то же самое. Затем гладит тыльную сторону её ладони, когда Джиён чуть вытягивает руку во сне. Он проводит линии от косточки на запястье до кончика каждого пальца. Наблюдает за тем, как дёргаются её брови во сне, и чувствует, будто сам начинает засыпать под звук её размеренного дыхания.

И засыпает, чтобы проснуться в одиннадцать часов вечера и уйти домой, предварительно закрыв крышку ноутбука.

========== Бонус 3 (Джиён) ==========

В среду ей становится чуть лучше, ибо горло больше не раздирает от сильной боли, и слоны уже точно уходят, перестав топтать её голову. И для неё это значило, что пора продолжать выигрывать спор.

Она в школу не идёт из-за того, что всё ещё чувствует себя, как умершая на суше рыба, но отменять занятие по математике Джиён даже не думает. Иначе каким образом она заманит придурка Тэхена к себе в комнату, да ещё и на полтора часа с лишним? Ведь им ещё нужно будет время для того, чтобы несколько раз напомнить друг другу, кто из них неформалка и тупица.

Только вот когда он приходит к ней вечером, ей почему-то не очень то хочется обзывать его или действовать на нервы. Это так странно. После вчерашних размышлений на кухне, она вдруг осознала, что человек, который ей нравится и одновременно бесит, заново заставляет её чувствовать эту ноющую тоску в груди, когда его нет рядом. И от этого становится сложно жить. Ей не хватало ещё влюбиться в него, чтобы потом умирать и ждать его, в исступлении проклинать всё, что ей в нем нравится. Тем более после того, как оттолкнул её, оставляя в их прошлом ощутимую трещину на без того непрочном фундаменте.

Хотя может что-то у них и могло получиться бы? Если можно было бы дополнить одну, очень важную деталь. Джиён ведь всё ещё считает, что он её как девушку даже не воспринимает. Ей кажется, что он видит в ней только странную подругу с ужасным вкусом стиля, что он гипотетически не рассматривает её как ту, кто может с ним целоваться, кто может завладеть всем его внимаем и сердцем.

И Джиён не подозревает, что Тэхён сидит здесь, на неинтересном ему занятии только из-за неё, и игнорит звонки и сообщения от Саны, в который раз выбирая её из множества других девушек. Какое они имеют значение, если они — не Джиён?

— Значит получается квадратный корень из трёх плюс корень из семи, — Тэхён хмурит брови, пока пишет сложный пример и на самом деле кипит от злости, что Джиён исправляет каждый его ответ. Сегодня он был не в ударе. А все потому, что именно она бесит его. Бесит, что снова ведёт себя холодно, словно он её сопливый ученик, который не имеет с ней ничего общего. Бесит, что он даже коснуться её больше не может.

— Квадратный корень из трёх? — всей своей интонацией она намекает ему на то, что снова провалился. Он должен отдать ей должное, что ещё ни разу не назвала его тупицей.

— Бля, — выругавшись, он кидает ручку на тетрадь и со вздохом откидывается на спинку стула. Джиён удивляется, но всё же молчит, с интересом разглядывая его хмурое лицо. Он снова не убрал свою челку, и она свисает ему на глаза, отбирая у Джиён возможность разглядеть его до конца. Ещё пару занятий, и она просто напросто сфотографирует его своими зрачками и будет любоваться этим образом, пока его нет. Ну почему она не может фоткать глазами? — Не пялься на меня, маньячка, — с долью раздражения в голосе проговаривает Тэхен и смотрит на неё сквозь волосы. Ей чертовски сильно хочется коснуться пальцами его лба и откинуть их в стороны, но её рука не двигается с места. Разве что сжимает письменную ручку, вымещая на ней всю злость за собственное бессилие сделать хоть что-то.

— Я всего лишь пытаюсь заставить тебя чувствовать стыд за четыре неверных ответа подряд, — спокойно отвечает Джиён и отводит взгляд на тетрадь.

Тэхен чувствует себя обиженным щенком, и ему от самого себя плеваться хочется. Эта отбитая неформалка забивает всю его голову, и даже не находясь рядом с ним, умудряется встревать в его гребаные отношения и портить их своим присутствием в башке. Он очень хотел думать, что переключился на Джиён ради мимолетного интереса, но теперь его пиздец, как пугает, что сейчас это что-то большее. Что-то, что заставляет его беситься и негодовать, когда она игнорирует его, как парня. Как того, кто может вот так, как вчера, просто лежать с ней на кровати и гладить её. И не только чёртову голову. Ведь попробовав это, ему захотелось получить это снова. И в этом случае не для того, чтобы затащить её в постель.

— Тэхён?

Джиён касается тыльной стороны его ладони пальцами и слегка шевелит её, и он чувствует мягкий бинт на своей коже. И ещё, будто наяву ощущает, как моментально на этом месте появляется ожог.

Он опускает взгляд на её руку и, переворачивая кисть, слегка сжимает её в ладони и большим пальцем ласково проводит по немного замазанному ручкой бинту. Протест к такому жесту отражается в её сознании практически сразу, будто бы кто-то успел нажать кнопку тревоги. Но он моментально исчезает, угаснув в приятном простреле, прошедшим через всё тело. Ведь Джиён, кажется, падает. Куда то в пропасть своих, казалось бы, несбыточных фантазий и медленно иссыхает от недостатка воздуха. Она чуточку приоткрывает рот, словно собирается закричать, и кидает взгляд на изучающие её руку глаза.

Она решила избегать любого тактильного контакта с ним, а он в итоге поймал её сам. Как обычно косолапых глупеньких медведей ловят в острые капканы.

— Болит? — негромко спрашивает он, все ещё медленно поглаживая её палец. Этот обычный, но и одновременно слишком интимный жест сбивает её с толку. Ведь подобное проявление чувств им несвойственно.

Джиён бесшумно сглатывает и облизывает пересохшие губы в попытках взять себя в руки.

Между ними все наэлектризовано, и воздух становится каким-то невыносимо горячим. Душно и жарко, как на улице после легкого летнего дождика.

— Немного, — она неловко пальцами свободной руки заправляет непослушную прядь волос за ухо, и тут же чувствует, какое оно горячее.

Тэхён наконец смотрит ей в глаза и ловит в её взгляде смущение. Пунцовые щёки делают бледное лицо здоровым, словно она больше не болеет своей ненормальной простудой в жару. Их взгляды скрещиваются между собой, и Джиён не может пошевелиться. Тэхёна к ней как магнитом притягивает, и она так близко, что он видит каждую маленькую веснушку на щеках.

Он впервые не знает, что ему с этим делать.

Он всегда знает, что ему делать с девушками. Но не с Джиён.

— Там… — Джиён снова хрипит, но не от больного горла, а от появившейся в теле дрожи и от нарастающего от этой душащей атмосферы возбуждения. Оно держит так крепко, что лишний раз двинуться страшно, чтобы вдруг не пересечь границу. До пересечения предела её терпения остаётся буквально несколько шажков, — Просто корень из трёх. Ты ошибся.

Она разрывает их мучительный зрительный контакт и мягко убирает вибрирующую от напряжения руку. В Тэхёне будто что то за секунду оборвалось и упало, разбившись где то на дне живота и раскинув по нему осколки убивающего изнутри разочарования.

Да, он точно ошибся. Только не в блядском примере, а в том, что упустил возможность поцеловать бесящую до мозга костей неформалку.

Тэхён берет в руку ручку и зачеркивает двойку над крышей дома несчастной тройки. Как символично.

— Ты сегодня невнимательный, — Джиён ведёт себя так, словно этот длительный взгляд, из ниоткуда возникшее возбуждение и поглаживания ничего не значат, и Тэхен ещё более остро чувствует, что хочет свалить отсюда. Иначе он сорвёт на ней свою злость и всё испортит.

— Просто я сегодня не в духе, — говорит Тэхён, дописывая пример, — И, кстати, мне ещё нужно кое-что сделать… я просто забыл сказать тебе, в общем… — Тэхён впервые в жизни теряется, не зная, как подобрать слова, — Поэтому… мне пора.

Тэхен бросает это так резко, что Джиён будто из фантазии вырывают. Оказывается, эта сексуально напряженная атмосфера сделала её такой счастливой, что даже не заметила, что всё между ними может быть совершенно иначе. Вот так, как сейчас: холодно и отчуждённо.

Её паника одолевает, когда он встаёт со стула и закрывает тетрадь, кидая её в раскрытый рюкзак, и Джиён понимает, что всё испортила своей тупой математикой и не знает, как это исправить.

Какие к черту дела? Он никогда не уходит от неё, забивает на свои встречи и сидит с ней даже после окончания занятия, вынося мозг своими язвительными фразами и шутками. Вчера он два часа лежал в её комнате, пока она не заснула, и даже не думал сваливать, а теперь у него резко появляются дела? Джиён не верит ему.

— Но мы ещё не закончили.

— Говорю же, что забыл сказать. Проведём занятие в понедельник, поэтому увидимся через… три дня, — она встаёт вслед за ним и смотрит, как Тэхён подходит к двери и нажимает на ручку, чтобы уйти, и не успевает закрыть свой рот прежде, чем сказать эти слова.

— Подожди… Тэхён! — она слегка прикрикивает и дергается к двери, с бешеным стуком в сердце наблюдая, как он останавливается в дверном проёме и искоса смотрит на неё невозмутимым взглядом. Она сглатывает, и в ответ Тэхен слышит лишь тихий вздох. Джиён не может произнести это вслух, она слишком гордая, чтобы признаться в том, что хочет, чтобы он остался. Но с её губ уже готовы сорваться эти безумные, невозможные, жгучие язык слова, и наконец всё-таки срываются, когда он отворачивается, — Тэхён, останься! Давай… я не знаю… — её слова звучат намного тише предыдущих, словно эта реплика выкачала из неё все силы. Как будто она спустившийся шарик, который в агонии пролетел через всю комнату, а затем обессилено опустился на пол.

— Давай что? — он облокачивается плечом о дверной косяк и сжимает в ладони лямку от рюкзака. Сегодня она не похожа на неформалку: даже глаза не подвела своей отстойной косметикой, не замазала свои веснушки и не одела мешковатую чёрную футболку, оставшись в прикольной домашней майке с пандой. Не обзывала его и не прогоняла. Наоборот впервые в её глазах видит искреннее желание, чтобы он остался. А у Тэхена как назло телефон назойливо в штанах вибрирует и напоминает, чтобы он свалил от Джиён как можно скорее и забыл про её хотя бы на несколько часов в чужих объятиях. Или хотя попытался, — Неформалка, ты язык проглотила? — с напускным раздражением переспрашивает он и ждёт. Окидывает её взглядом и замечает, как Джиён мнётся на месте и не знает, что сказать. Она понятия не имела, что может ему предложить. Даже не подумала, чем может быть интереснее тех, с кем он строит свои планы на вечер. Ведь она уже знает, куда он идёт.

— Ты вчера обещал показать мне свою нудную игру про андроидов, — набравшись мужеством, говорит Джиён и садится на край кровати, когда её ноги начинают подводить.

Тэхён прыскает от смеха и зарывается рукой в волосах, сжимая их на затылке. У него эта чокнутая неформалка ведро с бабочками опрокинула только что, и они щекочут стенки его живота.

Тэхен решает, что Сана всё-таки может и подождать.

— Ты хочешь поиграть в игру, которую называешь нудной?

— Да. Боюсь, что от скуки пойду делать очередной салат и что нибудь себе отрежу, — Джиён наконец приходит в себя. Как будто солнечный луч пробился сквозь густой туман и осветил её рассеянную голову, — Или дела, о которых ты мне не сказал, интереснее? — приподнимает бровь Джиён и улыбается.

— Намного, — врёт Тэхен, но всё же заходит в комнату и кидает рюкзак рядом с стеной у кровати, — Но что-то мне подсказывает, что твоя способность приносить проблемы может отрубить тебе палец.

Джиён цыкает языком, но ни капли не жалеет, что смогла убедить его остаться. Хотя, если быть честными, она ничего особо для этого не сделала.

— Ну так что? Поднимешь свою задницу с кровати или мне уйти? — спрашивает Тэхён и снова, даже приложив все волевые усилия, чтобы не делать этого, смотрит на её бедра и скользит по ним взглядом до самых щиколоток, пока она не поднимается на ноги.

— Пошли, задрот в игры, — говорит она и выходит из комнаты.

Тэхён спускается вместе с ней по лестнице и, пока имеет эту возможность, улыбается, как идиот. Сейчас она не доставляет ему быстро проходящее веселье. Эту штуку вроде как называют счастьем. Да, Ким Тэхён счастлив, что она сейчас нуждается в его компаниине меньше него и ко всему этому проявила инициативу, что ей несвойственно. Теперь Тэхён хотя бы в кое-чём уверен. Он начинает нравиться ей всё больше.

***

А в пятницу всё кардинально меняется. Он хочет убить и её, и этого придурка, который привёз её на машине домой. Если бы можно было вернуть время назад, он бы остался у Саны на ночь, чтобы только не видеть накрашенную, одетую в свою чёрную одежду неформалку. Ещё и под кайфом.

Он паркуется перед гаражом, и сначала даже думает проигнорировать её, сделать вид, что просто не заметил, но когда он слышит заливистый смех незнакомого ему парня, решение приходит само собой.

Он идёт к машине, засунув руки в карманы чёрного бомбера, и злится ещё больше, когда Джиён хватается за его запястье и сгибается пополам, задыхаясь от новой порции смеха. Тэхёну хочется ударить его, сорвав на нём всё своё бешенство.

— Джиён, — она резко успокаивается и напрягается, когда он зовёт её по имени, и даже будучи в самом лучшем расположении духа, у неё тут же сердце замерло от того, что к ней в голову снова пришли эти чертовы галлюцинации. Её сознание снова издевается над ней и мучает. Но когда она поворачивает голову к подошедшему Тэхёну, то она окончательно сходит с ума. Это не голос в её голове. Это живой человек, который, видимо, хочет её убить и закопать во дворе своего дома.

— Тэхён? Ты что тут делаешь? — спрашивает она, когда у неё все перед глазами плывет от того, что весь последний час её слишком медленно отпускает от действия травки.

— Ты кто такой? — ЧонСок напрягается, когда Тэхён со злостью в глазах оттаскивает её дальше от него за локоть и уже размышляет, как в случае чего врезать ему по морде.

— Её парень, — коротко бросает он и через силу улыбается, когда следом смотрит в возмущённые глаза Джиён, — Спасибо, что довёз её до дома, — чуть ли не шипя, Тэхён сильно сжимает её локоть, пока та не вырывается и не начинает сжигать его своими тёмными зрачками.

ЧонСок удивлённо вскидывает брови и смотрит то на освободившуюся от кайфа Джиен, которая, нахмурив брови, глазами испепеляет из ниоткуда взявшегося парня, то на Тэхёна, от которого, как в глупых мультиках, будто видимая волна злости исходит. И ему начинает казаться, будто под кайфом здесь только он.

— Ну, мы пойдем, — Тэхён берет её холодную ладонь в свою руку и дергает за собой, по направлению к двери её дома. ЧонСок прыскает от смеха и улыбается, возвращаясь в машину. Кажется, теперь он понял, почему Джиён два раза за вечер назвала его чужим именем, пока была на седьмом небе от получаемого кайфа.

— Парень? Ты что несёшь, придурок? Какой ты мне парень, тупица. Ты обдолбался и перепутал меня с одной из своих девок? — Джиён останавливается, пытаясь вызволить свою ладонь из его, но он лишь сильнее сжимает и тянет её вверх по лестнице.

— Да это ты, хренова дура, снова куришь эту херню. Сколько можно уже? Ты мне в горле стоишь со своим ёбнутым характером, — повышенным тоном говорит Тэхён и нажимает на ручку двери, которая ему не поддаётся, — Давай ключи.

— Пошёл к черту, — обессилено бубнит Джиён, но всё-таки нащупывает на дне кармана джинс маленькую связку и отдаёт её Тэхёну. Он быстро переворачивает ключ в замке и входит в тёмный коридор, на ходу нащупывая включатель. Когда лампочки загораются, они оба щурятся и несколько секунд привыкают к яркому свету.

Он отпускает её руку и поворачивается, наблюдая за тем, как нелепо она пытается расшнуровать свои кроссовки.

— Просто стащи их, — нетерпеливо рыкает он и всё ещё бесится. Даже сам не понимает почему. Как и не понимает, зачем попёрся в её дом, зачем снова вмешался в её дела и зачем ещё собирается довести до комнаты, чтобы у этой придурошной ничего не произошло.

Джиён резко выпрямляется и, сощурив глаза, одаривает его взглядом, полным ненависти.

— Не смей рыкать на меня, ты, чертова галлюцинация! — разозлилась она, тыкая пальцем ему в грудь.

— Ты случаем головой нигде не ударилась? Какая галлюцинация? — язвительно спросил Тэхён, возмущённо заглядывая в её помутнённые глаза. Сейчас она вызывает в нём только бешенство, ни о какой нежности и ласке не может быть и речи.

— Придурок чёртов, иди ты уже домой. Сколько раз повторять, что мне не нужна твоя помощь, — шипит она, наконец стаскивая с себя кроссовки, и тут же рывком облокачивается ладонью об стену, чувствуя, как кружится голова.

Ей безумно хочется, чтобы он свалил, и чтобы она втихаря опустошила половину холодильника из-за сильного чувства голода. Этот кратковременный кайф всегда заканчивается тем, что она стоит на кухне и ест то, что под руку попадёт.

— Ты такая идиотка, Джиён, — Тэхён снова хватает её за запястье.

— Ай, больно же!

— Заткнись, ты всех разбудишь.

Но Джиён в приступе гнева хочет разодрать кожу его руки ногтями, что и делает, пока Тэхен не прижимает её к стене, сжав обе кисти над её головой. Джиён попробовала брыкаться, все же надеясь высвободиться, но остановилась, выбившись из сил. Он был намного сильнее её.

— Прекрати, истеричка, у тебя щас все руки в синяках будут, если ты не придёшь в себя.

— Вот уж испугал, — язвит она, пытаясь восстановить сбившееся от интенсивных брыканий дыхание, — Тебя вообще тут нет, ты — это галлюцинация, — успокаивает себя она и закрывает глаза, отвернув голову в сторону и чувствуя подступающую к горлу тошноту. Тэхён устало вздыхает и смотрит на красующиеся на коже саднящие полосы.

— Я отпущу тебя, если после этого мы пойдём в комнату и ты спокойно будешь сидеть там.

— Я пойду, если ты сразу свалишь.

— Думаешь, мне нравится торчать тут с тобой? Я свалю сразу, как ты зайдёшь в комнату, и не потревожу тебя до понедельника.

Она кивает и чувствует, насколько легко ей становится дышать, когда он отодвигается назад и отпускает её покалеченные руки. Джиён все ещё хочет побить его и выгнать за дверь, но у неё уже не хватает сил. Остаётся только плестись на второй этаж в сопровождении придурка, который не оставляет её даже тогда, когда они заходят в комнату.

— Ты обещал уйти, — говорит она и присаживается на кровать, чувствуя себя еще хуже, чем пару минут назад. Ей бы сразу вернуться домой, а не бодаться с Тэхеном на улице и в коридоре. Это забрало у неё все силы, как моральные, так и физические. И к тому же причинило такую же боль.

Она испытывает больше желание высказать ему всё, в том числе какие неприятности он ей приносит от того, что безумно ей нравится. Но понимает, что даже в таком состоянии ни за что этого не сделает. Ему не нужно знать, что она снова обкурилась в отчаянных попытках заглушить боль от гложущей ревности и чувства одиночества, возникающих только из-за одного тупицы, который этого не понимает.

Тэхён включает лампу на письменном столе, и по комнате разливается слабый, не раздражающий глаза свет.

— Тэхён, — зовёт его Джиён и аккуратно ложится на спину, когда он идёт к двери.

— Да? — приостанавливается он.

— Ты меня бесишь, — проговаривает она, смотря в потолок.

— Ты меня тоже, — Тэхён усмехается и уходит, оставив её одну.

— Но очень нравишься, — шепчет Джиён и закрывает глаза. У неё судорогой живот сводит от резко пришедшего осознания того, что она окончательно влюбилась в Тэхёна. Как отчаянная, безумная идиотка, которая выбросила в урну все три года отрицания. И он теперь её как открытую книгу прочесть может и написать там что угодно, а если захочет — то зачеркнет или что ещё хуже вырвет страницы. Становится слишком паршиво на душе, чтобы сдержать наворачивающиеся слёзы, и они текут вниз по вискам, теряясь в волосах и в ушных раковинах.

От его присутствия было бы больнее, чем если бы он решил остаться.

Это продолжалось вплоть до дня сдачи экзамена. Они занимались математикой, случайно встречались на улице, нападали друг на друга с язвительными оскорблениями, проводили время за глупыми играми, или смотрели фильмы на её мягкой кровати. Но ничего большего. Она всеми силами держала эту сокращающуюся с каждым разом дистанцию, но потом осознала, что проебалась. Она привязалась к нему настолько сильно, что с тех пор, как их занятия закончились, и он написал этот чёртов экзамен, ее ломает так, как будто она недавно бросила сигареты. Хотя это хуже, чем жажда никотина после нескольких лет курения. Хуже, чем видеть его вечером садящимся в машину и уезжающим в места, о которых она не знает.

Ужаснее, чем не видеть его так же часто, как раньше, пока нет ничего. Он, что, больше не нуждается в ней? Всё таки он действительно мучился всё это время? Заботился и беспокоился о ней только в силу обстоятельств или гребаного чувства долга? Ведь будь это не так, Джиён не сидела бы сейчас одна в шесть часов вечера, когда в это время обычно заваливался Тэхён, порой обвиняя её в своём глупом занятии и застревал здесь на пару часов.

Она задумывается, какую причину может придумать для того, чтобы придти к нему домой и поиграть в его тупую приставку, при этом сохранив лицо и не показаться влюблённой идиоткой, которая жаждет его внимания. Три недели Джиён обдумывает эти причины, и не применяет ни одну из них. Чувствует себя слишком жалкой для этого.

Она встаёт из-за стола, смахивая слёзы тыльной стороной ладони и одевает брошенные на кровать чёрные шорты и футболку. Как бы сказал Тэхен: долбанная неформалка.

Смотрит на себя в длинное зеркало, и, завязав переднюю часть футболки на узел, рассматривает худые, как ветки, руки и осиную талию.

И это ты все ещё не понимаешь, что Тэхен находит в других девушках, Джиён?

Стук в дверь разбавляет тишину в её комнате, и Джиён опять недовольно вздыхает, ибо мама снова начнёт мучить её своими дуратскими расспросами, и придётся выдумывать очередные отмазки для своего странного поведения. Тем более когда осталось два дня до выпускного, у мамы будто крышу снесло от возбуждения. Всё никак не может поверить, что Джиён, не притворяясь, плевать хотела на это мероприятие. Хоть и отдавала на него свои нервы, время и силы в течение семестра, чтобы он по крайней мере состоялся.

— Мам, я занята, — раздраженно кидает Джиён, пока развязывает узел и садится за стул. Она слышит щелчок и через несколько секунд голос Тэхёна заставляет её окаменеть от удивления.

— Будь я твоей матерью, я бы запер тебя в гараже за такой тон.

Тэхён закрывает за собой дверь и разглядывает её с ног до головы, пока она сидит за столом. Снова слишком привлекательная, чтобы оставаться равнодушным.

— Чего пришёл? — спрашивает Джиён, так и не сдвинувшись с места. Сердце выпрыгивает и стучит так громко, что в этой тишине кажется, будто его слышит даже Тэхён.

— Я провалил экзамен, — без единой эмоции на лице проговаривает он и не спеша приближается к столу.

Джиён так разочаровывается, будто он только что признался в том, что ненавидит её, а не то, что не сдал экзамен, к которому они так усердно готовились. То есть, он и правда нихера не понимал и дурил её, принося отлично написанные контрольные? Ей даже страшно представить, как сильно сейчас его мама злится на то, какая Джиён никудышная и бесполезная в предмете, который знает лучше всего. Нужно было позволить Тэхёну найти другого репетитора и засунуть свой эгоизм куда подальше.

— Как?

— Вот так. Я сделал правильно меньше половины заданий.

Тэхён видит, как её лицо постепенно тускнеет, и как она разочаровывается, уставившись глазами в одну точку, и он испытывает огромное желание сказать, что она слишком доверчивая, и что нужно сначала хотя бы бланк с результатами попросить, чтобы убедиться в достоверности его слов. Но он уже принял другое решение и с волнением в сердце собирается его выполнить. Это может всё изменить или окончательно испортить. Но если даже он это и сделает, то не станет жалеть. Тэхен хотя бы исполнит одно из своих самых сильных желаний.

— Ты проиграла, — говорит он и ставит рядом с ней стул, чтобы сесть напротив, — И должна мне желание, — с интересом протягивает он непривычно тихим тоном.

Теперь Джиён по настоящему становится страшно. Что готов загадать ей Тэхен, чтобы отомстить за свою неудачу? Может пройтись голышом по улице? Или заставить выкурить пачку сигарет? Или…

— Поэтому поцелуй меня, — резко говорит он, внимательно смотря на её лицо. Джиён удивлённо захлопала ресницами, не успев осознать происходящее. Она хмурится, и, заглядывая в его глаза, понимает, что он абсолютно уверен в том, что говорит.

Он попросил её поцеловать его? Это точно какой-то странный, сюрреалистичный сон, потому что в жизни Тэхен три недели уже к ней не заходит и видеть не хочет. Это какой-то глюк.

— Что? — неуверенно переспрашивает Джиён, чувствуя, как дрожит её тело.

— Ты слышала, что я сказал, — шепчет Тэхён.

Тихий голос подсказывает Джиён, что пора встать и послать его подальше из комнаты, потому что если она сделает это, то всё зайдёт слишком далеко. Смотря на него, она ощущает бабочек в животе, ещё раз убеждаясь, что от дружеских чувств даже капельки не осталось, и что ей не хочется идти на поводу здравого смысла. Не хочется терять единственную возможность исполнить свою сокровенную фантазию.

Он ещё несколько секунд вглядывался в её глаза, пытаясь найти там страх или хотя бы маленькую долю сомнения. Но не нашёл.

И поэтому, когда он перестаёт сопротивляться вживлённому в Джиён магниту, он нежно притягивает её к себе за шею и целует, заставляя её личных бабочек порхать, разгоняя их всё быстрее. Её разум всё равно пытался протестовать, и тело сначала даже не откликнулось на поцелуй. Оно просто застыло, как камень, не чувствуя ни рвения продолжить, ни закончить это. Джиён знала, что хотела этого несколько лет, но при этом прекрасно понимала, что они пожалеют об этом, как только поцелуй закончится. И когда это произойдёт все вернётся на свои места. В жизни всё всегда возвращается. А ей не хочется возвращаться к тому, что было.

У Тэхена на мгновение все переворачивается вверх дном, он чувствует, как у него на запястьях пульсируют вены. Тэхен нервничает. Ужасно нервничает, когда Джиён придвигается чуть ближе, и отойдя от короткого оцепенения, отвечает, запуская язык в его рот. Как странно, что так мало понадобилось для того, чтобы кардинально изменить их отношения. Даже обыкновенное касание к её ладони расценивалось, как что-то интимное и чересчур нежное, даже для друзей, знающих друг друга всю жизнь.

Их отношения изменились за несколько секунд, которые потребовались Тэхёну, чтобы усадить её к себе на колени. Конечно, когда это все закончится, они убедят друг друга, что забудут про поцелуй, но им никак не забыть того факта, что Джиён зарывается пальцами в его волосах и оттягивает зубами нижнюю губу, пока сидит у него на коленках и чувствует на бедре его ладонь, которая пытается придвинуть её к себе ближе, чем это возможно.

Джиён не понимает, как это остановить. Её тело вибрирует и сгорает, стремясь через некоторое время превратиться в пепел и рассыпаться прямо на его ногах, а голова перестаёт правильно функционировать, страдая от недостатка воздуха. Когда она на мгновение разрывает поцелуй и слегка отодвигается, глотая воздух, Тэхён чуть ли не с рыком тянется к ней обратно и болезненно прижимает её спину к краю стола, чтобы наконец прижаться своими губами к её и укусить за то, как она его бесит. Он так долго ждал этого, что не может позволить этому так быстро закончиться. И не хочет.

Все его движения стихийные, без нежности, и скорее, носят изучающий характер. Он хочет коснуться каждой части её тела, на которые ему даже смотреть не разрешалось, чтобы не спалиться, как озабоченному придурку.

И совершенно стихийно они поднимаются на ноги, не отрываясь друг от друга больше, чем на секунду, и Джиён оказывается на столе, а Тэхён между раздвинутых горячих бёдер, на которых точно скоро синяки проявятся от того, как сильно он порой сжимает её кожу.

Ему нравится слышать, как сбивается её дыхание каждый раз, когда он ладонями нетерпеливо проводит по спине и пояснице, когда чертит линии языком по её нёбу и посасывает уже красную от поцелуев нижнюю губу.

Тэхён уже такой твёрдый, что голову сносит, и даже понимание того, что будучи в таком накалённом донельзя состоянии, она всё равно не переспит с ним, начинает испаряться и давать ему мнимую надежду. Ведь стоить признать, что он мечтал о том, как она будет касаться его так, как сейчас. Как она сжимает его волосы, как ладони кладёт на щёки, а затем скрещивает кисти за его шеей. Как футболку сжимает тонкими пальцами на плечах и проводит ими по бокам и животу, чтобы повторить этот алгоритм с самого начала.

Джиён медленно отрывается от его губ с характерным хлюпающим звуком и смотрит на него из-под опущенных ресниц. Никогда она ещё не видела этого взгляда. Голодного, затуманенного и такого темного, как бывает только у демонов. И никогда она не думала всерьёз, что он станет таким из-за неё. В данный момент Тэхён принадлежит только ей, и это звучит настолько приятно, что она не в силах сдержать слабую улыбку. Может быть это и правда всего лишь глюк?

Тэхён тяжело дышит через рот и облизывает губы прежде, чем счастливо улыбнуться в ответ и ласково потереться носами, точно как хитрый кот. Тэхён медленно руками ведёт вниз по выпирающим косточкам позвоночника и останавливается на ягодицах, чтобы сжать сильнее и сдвинуть её к краю стола, ещё ближе к себе.

Чёрт. Как же он влюблён в неё. До этого момента он даже не осознавал всю глубину своих чувств. И не представлял, что от этого чувства влюблённости его вставит так, что он едва соображать будет под влиянием ни с чем несравнимого счастья.

Он поддаётся вперёд, но Джиён слегка отдаляется, подразнивая его, и хитро улыбается.

— Убегаешь от меня? — тихо спрашивает Тэхён.

Джиён отрицательно машет головой и тянется к нему, позволяя слиться губам в новом поцелуе. Позволяя снова отравить себя отчаянием, что через несколько минут это закончится, и Тэхён уйдёт, как ни в чем не бывало. Вот так, как обычно и случается в его жизни, в которой ей нет места, и, когда ему это нужно, он снова исчезает.

Тэхён хватает её длинные тёмные волосы у затылка и сжимает, накрывая Джиён новым взрывом эмоций, от которого всего этого становится мало. Чертовски мало. Настолько, что, плюнув на всё, она поддаётся вперёд, чтобы почувствовать его как можно глубже в бешено стучащем сердце. Целует его резче и больше не волнуется, что из неё раз за разом новый несдержанный вздох вылетает, и что Тэхен от неистовой волны возбуждения хватает её за ягодицы, вынуждая скрестить ноги за его поясницей, и пока несёт куда-то, куда и сам Тэхён не знает, снова прижимает её спиной к стене. Да ещё и так, что дышать становится трудно от натиска его напряженного тела.

От того, что Джиён не сопротивляется, и смотрит на него возбужденным взглядом, сексуально прикусывая покрасневшую губу, у него эго растёт до размера кафедрального собора и рискует стать ещё больше, если вдруг она разрешит ему уложить себя лопатками на кровать.

— Джиён! — их губы останавливаются в миллиметре друг друга, когда они слышат приглушённый голос матери, — Лиён пришла! Спускайся!

— О господи… — шепчет Джиён ему в губы, расширив глаза от нарастающей паники, — Господи, я забыла, что она приедет, — уже громче тараторит она и сжимает ладонями его плечи.

— Кто это?

— Моя подруга, — Джиён становится на ноги, мягко отталкивая Тэхёна от себя. Наконец она может набрать полные легкие воздуха и взглянуть на него, не умирая от возбуждения. У него волосы растрёпанны от её пальцев, и это делает его в сотни раз милее, чем обычно, — Проваливай, Тэхён.

— Ты очень добра, — хмыкает он и убирает хрипотцу в голосе. Тэхён наоборот очень хочет остаться и сказать несколько ласковых слов той, которая помешала им зайти дальше, чем на самом деле можно было.

— Я серьезно. Она не должна тебя видеть.

— Почему? — непонимающе спрашивает Тэхён.

— Потому что она не знает, что ты… — Джиён начинает тараторить, но резко обрывает сама себя, чуть ли не сказав, что этот придурок ей нравится. Хотя какая разница, если она уже объяснила ему всё своими губами?

— Я что?

— Просто побудь здесь, ладно? Я пойду на улицу, а ты пока смотри в окно и жди момента, когда можно будет вынести свою задницу из дома. Договорились? — с надеждой в голосе спрашивает Джиён и идёт к двери.

— Ты вроде как до этого сказала мне свалить прямо сейчас, — стебётся Тэхён и быстро скользит взглядом по её фигуре.

— Сделай, как я сказала, — кидает Джиён и закрывает дверь комнаты.

Тэхён вздыхает и проводит пятерней по волосам, чувствуя благодарность перед этой девчонкой только за то, что сжигающее заживо возбуждение как рукой сняло от её появления.

И он нисколько не жалеет, что солгал о своём проваленном экзамене.