Дитя Советского Союза (СИ) [Райри] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

========== 1. Папа больше не придёт на помощь. ==========

Проскальзывая сквозь толстые кроны деревьев, четырнадцатилетний мальчишка убегал от преследователей. Точно, отовсюду слышался немецкий говор, куда ни посмотри, кругом один лишь ветвистый лес и темнота, в которой точно небесные хлопья виднелись белоснежные снежинки.

Середина октября, первый снег накрыл землю своим пушистым покрывалом. Сухая листва предательски шуршала под ногами, выдавая каждый неосторожный шаг. Выстрелы. Всюду звучали хлопки и слышался лай собак, кажется, они напали на след и скоро догонят его.

Остановившись на перепутье, не зная, куда бежать, мальчик ощутил на своих щеках влагу. Нет, эти слезы совсем не от отчаянья, они от бессилия. От быстрого и частого бега лёгкие сжались, горло неприятно сдавило, а дыхание превратилось в пар.

Тряхнув головой, заканчивая на этом свой пятисекундный перекур, мальчик побежал дальше, наугад выбрав одну из троп. Резко повернув вправо, мальчишка врезался во что-то, а точнее в кого-то. Не устояв на ногах, он упал на мокрую грязную листву. Когда ребёнок медленно поднял голову, в его аметистовых глазах отразилось лицо мужчины, но взгляд отчего-то зацепился за воротник, возле молнии которого виднелся Рыцарский крест Железного креста и дубовые листья. Нацист. Это было понятно по одним лишь шевронам, служившим знаком отличия.

— О-отпусти меня… — запинаясь, сдавленным голосом скорее приказал нежели попросил мальчишка.

На лице мужчины сверкнула улыбка, а рука потянулась к кобуре, прикреплённой к ремню на штанах. Исход этой встречи был ясен даже ребёнку.

Вздрогнув, мальчик проснулся от того, что его кто-то безжалостно тряс за плечи, вырывая из сна.

— Ваня, проснись! У нас проблемы!

Услышав голос сестры, Россия тут же распахнул свои очаровательные аметистовые глазки и уже хотел было поздороваться с Украиной, но та пригрозила ему пальцем.

— Не время. К нам в гости снова пришёл нехороший дядя, он не должен тебя увидеть. Тебе лучше уйти на время из дома и переждать на улице.

— Но Оля, там холодно. Можно я как обычно просто тихонечко посижу в своей комнате? — на этом слове Ваня состроил такую умилительную мордашку, на которую только был способен. Не в силах сопротивляться Украина кивнула, за дверью послышался голос.

— Поторопись, — раздался стук в дверь. — Великий не привык ждать, или ты что-то прячешь от меня?

По ряду необъяснимых причин Пруссия вместо брата заявился с утра пораньше в дом Советского Союза, дабы урегулировать с хозяином этого особняка некоторые вопросы. Изначально у Гилберта была назначена встреча с Боссом этой новоиспечённой северной сверхдержавы, но Боссу так же как и Гилберту с утра пораньше понадобилось срочно лететь в Пекин.

Повернуть самолёт обратно на Москву, чтобы вернуться и разрешить какие-то пустяковые вопросы, не было ни желания, ни лишних денег. Самолётное топливо нынче недёшево.

В результате чего Гилберт остаётся ни с чем. Считай, зря приехал.

Но Пруссия думал иначе, поэтому решил наведаться к своему бывшему Боссу, Александру Брагинскому, главе распавшегося Советского Союза, с которым он не виделся с того дня, как пала Берлинская стена и его в принудительном порядке вернули брату.

Вот только никто из стран за исключением Украины и Беларуси не знал о том, что при распаде Союза Александр скончался примерно через три года. Босс новоиспечённой на карте страны был против общения маленького Ивана с другими странами до периода своего полного взросления. Поэтому никто из стран не знал о Иване Брагинском, олицетворении Российской Федерации. Сёстры, если можно их теперь так назвать, и те узнали случайно, заявившись к брату без приглашения и увидев на месте Саши маленького мальчика, который представился Россией.

Отношения у России с сёстрами были прохладными, ибо эти страны были совершенно чужими друг другу людьми. Но в гости всё же время от времени заглядывали.

Украина как раз таки вчера зашла в гости к Ване и осталась у него на ночь, а утром заявился Гилберт весь на нервах и стал требовать от той Александра. Хорошо хоть Ваня не проснулся. А Ольга так и продолжала стоять, растерянно хлопая глазами.

Разумеется, когда Пруссия более настойчиво стал требовать подать ему на блюдечке с голубой каёмочкой главу Советского дома, Ольга открещивалась, неся первое, что пришло в голову. На данный момент это была ложь о том, что Саша ушёл, пока она спала, и его сейчас нет дома. Гилберт вроде поверил, но не ушёл, решив дождаться его.

Украина при первой же возможности побежала к брату, в котором признала Ванюшу, и сейчас всеми возможными способами пыталась уберечь его от Пруссии. Но что она могла-то? Врать и прятаться? Пожалуй…

— Тебе нужно спрятаться, — шепнула Ольга, наклонившись к самому уху Вани.

Дверь со скрипом отворилась и в комнату вошёл Гилберт, с недовольством смотря на Ольгу, склонившуюся над кроватью.

— Что ты делаешь? — поинтересовался немец.

— Ну, я… — повернув голову и не увидев Россию, Украина сильно испугалась, но не подавая вида, продолжила будничным тоном. — Кровать заправляю. И я, кажется, просила не бродить по дому.

— Да, да. Великий учтёт твои пожелания, — отмахнувшись от её просьбы, Гилберт осмотрел комнату и подошёл к полочке. — Это твоё? — поинтересовался он, взяв с неё небольшого плюшевого мишку.

— А если и так, то что? — Украина и правда начала заправлять кровать, не придавая действиям Гилберта большого значения, её сейчас волновало лишь одно. Куда пропал Ваня?

— Ничего, — пожав плечами, Пруссия вернул игрушку на родину. — Девчонкам ведь нравятся такие штуки.

Гилберт едва успел закончить свою речь, как за дверью совсем рядом с комнатой послышался скрип половиц.

— Кажется, твой брат вернулся, — не став более тут задерживаться, немец покинул комнату, не заметив, как сильно побледнела Украина.

— Г-Гил… П-постой! — запинаясь на каждой букве, попыталась остановить его Черненко.

— Оля.

Обернувшись на собственное имя, Черненко увидела, как из-под кровати показалась голова Вани. Украина тут же облегченно выдохнула подходя к брату. Или всё же племяннику?

— Кто это? Почему мне нельзя видиться с ним?

— Спрячься. Это очень плохой дядя, если он тебя увидит, то… — Украина задумалась, она даже понятия не имела, что может произойти при встрече Ивана с Гилбертом, но припугнуть мальчика чем-то надо было. — Убьёт.

Звучно сглотнув, Ваня вновь скрылся под кроватью, вспоминая наставления отца, отчётливо помня те дни, когда он едва появился на свет и увидел Александра. Последние годы своего существования Союз посвятил воспитанию своего преемника, которого позже окрестил своим сыном.

Но даже в те дни при живом отце маленькому России запрещено было покидать пределы дома и выходить на улицу без сопровождения.

— Почему мне нельзя показываться людям? — низким, но немного писклявым голосом спросил Ваня. — Я не могу вечно прятаться подобно трусу. Мне важно знать, как живёт мой народ.

Лицо Союза озарила злорадная ухмылка. Опустив ладонь на макушку сына, он заговорил:

— Твой народ ненавидит тебя, сын мой. Сейчас после распада СССР эти жалкие твари винят во всем тебя. Высунись на улицу, и эта кучка лицемеров сожрёт тебя с потрохами. Считаешь, я не прав, раз защищаю тебя?

— Нет, — робко ответил Ваня, садясь на уголок поближе к Союзу. — Вы абсолютно правы.

— Только здесь, со мной, ты в безопасности, сын мой, — приобняв Ванюшу одной рукой, Александр поцеловал его в лоб, неприятно царапнув потрескавшимися губами.

— Но, — дрожащим голосом попытался возразить Россия, — не все же люди плохие, даже в сказке есть злодей и рыцарь, который должен спасти принцессу.

— Сказки — это просто выдумки писателей, не больше. В жизни всё иначе. Помимо людей есть ещё и страны, государства, королевства, которые пойдут на всё, лишь бы убить тебя и захватить твои земли.

Союз постоянно твердил о том, что все страны ненавидят Россию и хотят убить его, стереть с лица земли и забрать под своё влияние его территории, принадлежавшие когда-то Советскому Союзу.

Будучи ещё совсем ребёнком, Россия без капли сомнения верил всему, что рассказывал ему отец. Сомневаться не приходилось, поскольку всякий раз тайно сбегая из дома в город, Иван затылком ощущал, как люди с укором смотрят на него, так и норовя испепелить взглядом.

— Странно, вышел в коридор, а там никого… Просто мистика какая-то или слуховые галлюцинации начались, — бормотал вернувшийся в комнату Пруссия.

Подхватив Пруссию под локоток, Украина быстро сумела увести гостя подальше от Ивана, давая последнему шанс спрятаться получше.

Россия впервые почувствовал себя дрожащим под кустом зайцем. Нет, он не боялся выйти к Гилберту, Ваня боялся ослушаться наказа Ольги, боялся потерять этого единственного человека, с которым ему на данный момент было не запрещено общаться.

Союз всегда учил Россию не доверять людям, которые без каких-либо на то причин добры к тебе. Любой человек, даже самый близкий способен на предательства. Никому нельзя доверять, кругом одни враги, лжецы и предатели.

========== 2. Призрак коммунизма? ==========

Остаться и следить за тем, чтобы Пруссия случайно не наткнулся на Россию, Украина не могла, её наверняка уже обыскались дома в Киеве. Ольга ведь перед уходом дала слово, что вернётся утром, а время уже близилось к часу дня.

Гилберт, как баран, упёрся рогом и отказывался покидать дом Брагинского, пока не поговорит с Александром. В какой-то момент у Ольги появилось страшное желание рассказать этому упрямцу всю правду и о смерти брата, и о рождении новой страны — России. Однако это вызвало бы ещё больше вопросов, недопонимание могло обернуться боком не только для Украины, но и для России, и даже Пруссии, не являющегося на сегодняшний день страной, могло задеть, так сказать, ударной волной.

Гилберт и Ольга, окутанные безмолвным молчанием, сидели, не шелохнувшись, сверля взглядом диванную обивку или же друг друга, изредка переводя взгляд в окно, за котором, несмотря на небольшой морозец, кипела жизнь. Птички запели, радуясь первым и возможно последним лучикам холодного осеннего солнца, собачки лаяли и метили ещё покрытые тонким инеем стволы деревьев.

Босс РФ вернётся в Москву только вечером, а возможно и на следующий день. Сидя в одной и той же позе второй, а может третий час, Ольга уже всерьёз начала задумываться о том, чтобы рассказать правду, выпроводить Гилберта и преспокойно вернутся в Киев. Ложь уже не помогала, нужно менять тактику и опробовать силу правды.

Но на счастье Украины, Пруссия первым соизволил заговорить:

— Может, ему позвонить?

— Кому? — удивлённо спросила Ольга.

— Бабайке! Что за глупый вопрос?! Брату твоему, — огрызнулся немец, на что Украина тихонько засмеялась, надеясь обратить всю эту нелепость в шутку.

— Саша не любит мобильные телефоны, да и номера его у меня нет. Так что…

— Так что я сваливаю! — соскочив с насиженного места, Пруссия зашагал к выходу. — Если нет желания решать вопросы через посредников, Союз мог бы сказать об этом лично, а не впутывать в свои проблемы сестру. Вот же трус!

По-своему растолковав итог всего этого фарса, Гилберт, будучи крайне возмущённым и в душе оскорблённым поведением Брагинского, в обиженной манере направился в прихожую. Не хотят общаться, ну и не надо! По приезду в Берлин Пруссия в красках распишет, как Союз, поджав хвост, прятался от него по углам, и это ещё при том, что Гилберт приехал к нему с благими намерениями.

Стоя в коридоре, не спеша надевая свои начищенные до блеска лакированные туфли, Гилберт, точно почувствовав на себе чужой взгляд, поднял голову и заметил наблюдавшего за своими действиями паренька, совсем ещё мальчишки, который тут же скрылся, когда их взгляды встретились. Потерев глаза, решив, что к звуковым галлюцинациям добавились и зрительные, Пруссия вновь посмотрел вглубь коридора и опять же встретился взглядом с белобрысым мальчишкой, который по старой схеме тут же скрылся за углом.

Ване было безумно скучно просиживать штаны в душной комнате, окно открывать было опасно, ведь он только-только оправился от ангины. Также ему было безумно интересно, что из себя представляет этот таинственный гость, лицо которого кажется ему таким знакомым.

Вновь попытавшись выглянуть из-за угла, Иван едва не столкнулся с Гилбертом, который не поленился и прошёл обутым в конец коридора. Оба парня с полминуты не моргая смотрели друг на друга, не зная, что и сказать. Первым тишину нарушил Пруссия в попытке истолковать ход своих мыслей:

— Я… Это… Ты… — но всё, что ему удаётся вымолвить — это едва различимые звуки, и то на своём родном немецком.

Услышав непонятную речь, Ваня стушевался, опять же замерев на месте, с нотками испуга и страха смотря в рубиново-алые глаза немца. Он отошёл от этого состояния, только когда на его щёку легла чужая ладонь, огладив её и спустившись к подбородку.

— Гилберт! Ёкарный бабай! Ты чего в обуви по чистому полу ходишь? — не выдержав, выругалась Ольга, подойдя к тому сзади и в целях воспитания дав подзатыльник.

Повернувшись к Украине, потирая затылок, Пруссия ничего не ответил, лишь шлёпнул разок-другой губами и вновь устремил взгляд на то место, где ещё пару секунд назад стоял светловолосый паренёк, а сейчас была пустота, как будто испарился.

— Где он?! — вскрикнул Гилберт, заставив Ольгу вздрогнуть.

— Кто? — очередной раз удивилась Украина.

— Тут был этот… Ну, русский… А потом… Исчез, — скомкано и невнятно пояснил Гилберт.

— Хоспади, Гилберт, иди проспись, нет тут никого кроме тебя и меня, — отмахнулась от него Черненко, как от назойливой мухи.

Отчего-то не став спорить, Пруссия в спешке покинул дом бывших стран советского союза. Да так торопился, что даже дверью забыл хлопнуть, как обычно делал это, живя в СССР.

Украина не стала читать нотации Ванюше, не потому что не хотелось лишний раз портить отношения с братом, просто на это сейчас не было времени. Ольга и так до неприличия задержалась в гостях, по возвращению в родные земли Босс точно напрыгнет на неё с расспросами.

— Борщ на плите. Котлеты в холодильнике. Положу их в контейнер, вечером разогреешь. Компот, если не выпьешь, поставь в холодильник, а то испортится, — давая наказы, Ольга впопыхах бегала по кухне, проверяя всю наготовленную вчерашним вечером еду.

Вдруг Ванька проголодается, а кушать нечего. В своё время Украина вместе с братом пережила голод, который перерастал в процветающий каннибализм, она не на шутку знает, что это такое, когда хочется есть, а нечего. Всех собак и кошек давно сожрали, только обглоданные косточки и остались.

После кончины Александра Ванька так и стал жить один в огромном доме. Конечно его никто не заставлял, но выбора и без того не было. Куда ему пойти-то? За всё своё существование Россия только с Союзом и водился, признав в том своего отца. С сёстрами познакомился, когда отца уже давно в живых не было.

Проводив Украину и закрыв за ней дверь, Россия опечаленно вздохнул, и снова он один в этом громадном особняке. Сев напротив двери и поджав колени к подбородку, Иван принялся ждать, чего или кого он и сам не знал. Ему просто хотелось сжаться в бесформенный комочек и медленно, медленно исчезнуть вслед за отцом.

Из мыслей Россию вывел настойчивый стук в дверь, перед глазами всплыл портрет Ольги. Торопилась ведь, когда уходила, видать, что-то да забыла.

Поднявшись, Ваня лениво прошагал к двери, не менее лениво отворив её. Однако на пороге стояла не Черненко, а тот подозрительный психованный парень с белыми, как мел, волосами и рубиново-алыми глазами.

Ванюша вновь растерялся, до этого в доме хоть Ольга была, а сейчас он один, в случае чего и заступиться-то некому. Едва этот альбинос потянул к нему свои руки, сокрытые чёрной тканью перчаток, Иван успел среагировать и закрыл дверь перед самым носом Гилберта. Пруссия, конечно, многого ожидал от этих невоспитанных русских, но такое хамство — это просто возмутительно! На секунду позабыл о своих манерах, Гилберт стал тарабанить в дверь, ругая этого наглеца за столь «тёплый», радушный приём. Ишь удумал, двери закрывать перед носом Великого Пруссии!

— А ну открывай! Так и быть, Великий готов простить тебя на первый раз, если подаришь пару банок варенья, — остановившись и сменив тон на более дружеский и любезный, попытался наладить контакт с этим существом Гилберт. — Да кто ты, сукин сын, вообще такой?

Неожиданно на плечо Гилберта легла тяжёлая ладонь, которую он за долгие годы проживания с Советскими странами не способен спутать ни с чьей другой, по спине пробежалась знакомая волна мурашек. Ушной раковины коснулись до боли знакомые потрескавшиеся, от этого шершавые губы.

— Гилберт… — по слогам прошептал он в самое ухо немца.

— С-Союз…

Резко обернувшись, Пруссия опять же никого не увидел, в лицо ударила и разлетелась по ветру знакомая горсть снежинок. Тело точно сковали цепи страха, Гилберт столько лет не был в этой стране и столько лет не видел ЕГО, а этот дрянной страх так и не смог никуда уйти из его памяти, лишь сердце уходило в пятки, когда он вспоминал те лихие деньки, прожитые в старой хрущёвке.

Задрав воротник и поморщившись от потока сильного ветра, хлеставшего по лицу, Гилберт направился в аэропорт. Он возвращается домой, и точка!

Дрожа под дверью, слыша отдаляющийся топот шагов, Россия облегчённо выдохнул. Дрожащей рукой дважды повернув замок и приоткрыв дверь, он выглянул на крыльцо через небольшую щёлочку. Но увиденное заставило Россию полностью распахнуть дверь и сделать шаг вперёд. На крыльце аки живой в привычной чёрной шинели и красном вязаном шарфе стоял он. Советский Союз собственной персоной, провожая взглядом уходящего гостя.

Мысли спутались, Иван всегда чувствовал рядом с собой присутствие отца, но увидеть его вот так в живую это… Непередаваемые ощущения, скажем так. Ни секунды не думая, Россия бросился к отцу, обняв того со спины, точно как в детстве, уткнувшись носом в пахнущую дымом и порохом чёрную шинель.

— Отец! Я так скучал по тебе, — со слезами на глазах бормотал Ваня.

— Позволь полюбопытствовать, чем вызвана столь бурная реакция пускания соплей?

— А? — Иван послушно отшатнулся от отца, прекрасно помня, как сильно он этого не любит. — Я просто рад… Тебя видеть, — с улыбкой проговорил он дрожащим голосом.

В следующую секунду Россия почувствовал сильный удар в живот, от которого он буквально влетел обратно в дом, сбивая по дороге миниатюрный столик с гжельной вазой. И несколько раз задев пол, Ваня финишировал, неслабо ударившись головой о стену.

Побитый собакой поднимаясь на ноги, Иван заметил, что дверь за ним захлопнулась и закрылась на замок. Проведя ладонью по ноющему затылку, он увидел свежие сгустки крови, отец никогда не умел рассчитывать свою силу. Даже когда Ваня был ещё совсем ребёнком, после каждой отцовской порки армейским ремнём с золотой бляшкой на столь нежном месте оставались чудовищные гематомы.

На минуту остановившись и обернувшись к дому Брагинского, Гилберт опять же увидел лишь пустоту и перекликаемый с воем ветра шум, кажется, в доме что-то упало. Значит, его догадки верны и там всё же кто-то да есть.

Раздавшийся позади собачий вой заставил Пруссию опять же повернуть голову, переводя свои мысли на догадки о том, кто это может быть, волк или всё же собака?

— Ноги моей больше не будет в этом доме! — фыркнул Гилберт и продолжил свой путь в аэропорт.

***

— Значит, ты ничего не узнал, просидел больше пяти часов в доме Брагинского и столкнулся в коридоре с призраком? — массируя виски, уточнил Германия, всеми силами стараясь поверить в очередные россказни Пруссии, который так и норовил отлынивать от работы.

— Верно, — кивнул Гилберт. — Он так смотрел на меня, будто хотел сожрать.

— Снова налакался какой-то дряни и проснулся на следующий день в подвале, а теперь решил затравить меня байками о привидении? — надев очки, Людвиг посмотрел на Гилберта как на ребёнка, осознанно врущего в глаза взрослому.

Конечно, наш Пруссия был мастером по части оправданий, и в большинство из них Германия даже готов был поверить, но эта дешёвая отговорка про призрака — полнейший бред и разочарование в Гилберте как в писателе. Ему бы точно подошёл этот образ с его-то фантазией. Уж лучше бы Байльшмидт наплёл Германии историю про обезумевших русских, которые набросились на него и искусали, едва он успел выйти из аэропорта. Эта версия всегда срабатывала.

— Ты что, не веришь Великому мне? — Гилберт обиженно покосился взглядом на Людвига. — После распада СССР по дому Брагинского бродит дух коммунизма, ты же знаешь историю касательно этого?

— Нашел кого в Россию отправить, — вздохнул Людвиг, мысленно ругая себя за такую оплошность. — Лучше бы сам поехал на следующей неделе.

— Господи, воспитал атеиста! — скрестив руки на груди, буркнул Пруссия. — Мог хотя бы притвориться, что веришь.

В комнате повисло минутное молчание, как бы сильно Людвиг не хотел поверить брату, но эти байки уже давно стали выходить за рамки дозволенного. Гилберт попросту обнаглел. Купол тишины лопнул опять же от грубого и манящего голоса Пруссии:

— Запад, иди ко мне, — похлопав по свободному месту на диване рядом с собой, Гилберт, точно как в детстве, подозвал к себе братца. Германия долго сопротивлялся этому зову ностальгии, но в итоге сдался и присел рядом с мистером Великим.

Едва пятая точка Людвига коснулась дивана, так Пруссия тут же перебрался к тому на коленки и обнял его за шею, в довольно откровенной позе разместив голову на плече младшего брата.

— Мне кажется, — неожиданно заговорил Пруссия, гоня прочь из головы Германии пошлые мысли, — старина Союз уже давно лёг под двухметровый горизонт, а его место занял тот мальчишка, которого я видел в коридоре и которого Украина всё это время прятала от меня. Прогуливаясь по дому, я случайно заметил фотографию Союза с чёрной лентой в уголке. Неспроста всё это.

— Боже, — Германия хотел было по-тихому озвучить свои мысли, но получилось непростительно громко. — То есть всё может быть. Но нам-то какое до этого дело?

— Никакого. Полагаю, — Гилберт в обиженной манере перевёл взгляд в окно. Искренне не понимая, на что обиделся брат, Германия аккуратно пересадил его со своих колен на диван и вернулся к позабытой теме, а именно переговорам с Боссом Российской Федерации.

Подойдя к своему рабочему столу, Германия опустился в кресло, поднося к уху телефонную трубку.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Гилберт, не поворачивая головы.

— Звоню в Кремль, нужно договориться насчёт встречи и…

— А это мысль! — воодушевился Гилберт и подбежал к Людвигу. — В моей великой и гениальной голове созрел план, как можно проверить правдивость этой теории.

— Что ты задумал, Шерлок? — Германия нахмурился, кладя трубку на стол.

Терять драгоценное время за очередными глупостями брата он конечно же не хотел. Но выслушать всегда был готов, проявляя таким образом уважение к этой стране, ставшей Людвигу настоящим старшим братом.

— Ну это же элементарно, Ватсон, — взяв в руки календарь, Гилберт с ухмылкой взглянул на числа, помеченные красным маркером. — Зырь сюда! Вот, что мы сделаем…

Понизив голос, Пруссия посвятил своего недалёкого младшего брата в свои гениальные планы, на что Людвиг с ужасом отшатнулся от него, как от чумы.

— Ты спятил! Эта афера скорее выльется в международный скандал, а мне он не нужен! — завозмущался Германия, стараясь не идти на поводу у брата.

— Не разводи горы из кротовых норок, Запад. Пускай это будет наш маленький спор, и если выиграешь ты, то обещаю ближайшие десять лет быть покладистым и не затенять тебя своим величием. А если выиграю я. То… — Пруссия задумался, а после с ухмылкой выдал. — Подаришь мне свою малышку Volkswagen. Ну так что, спорим?

Вытянув руку, Пруссия с нетерпением стал ждать, когда же братец пожмёт её и произнесёт это многообещающее «ja».

Предложение было воистину заманчивым и в тоже время опасным для жизни. У Германии был выбор и в то же время его не было. Откажись он сейчас, Гилберт рано или поздно всё равно найдёт лазейку, чтобы спровоцировать братца на участие в своём гениальном плане по разоблачению СССР. Отсюда следует, что у Людвига был выбор, и в тоже время его не было.

Взглянув на брата, Гилберт прочёл согласие в этих вечно задумчивых холодно-голубых глазах Людвига.

========== 3. Встреча. План по разоблачению России, часть 1. ==========

Занимая одну из главных должностей в партии и тесно общаясь с правительством, Брагинский часто задерживался на работе. Как и в этот раз Александр засиделся допоздна и решил не ехать домой, а остаться ночевать в небольшой столичной квартирке.

Одной из главных причин, по которой резко снижалось желание возвращаться в свой родной фамильный особняк, являлась Беларусь, которая точно тень всюду следовала за братом по пятам, надеясь получить взамен хоть каплю его не братской любви. Но Александр всегда смотрел на Наталью как на сестру, она всегда была для него просто дорогой и любимой младшей сестрёнкой, которую Союз ох как не хотел обижать. Но Беларусь всячески старалась перелезть через эту черту и сделать брата своим мужчиной. И каждый раз у неё это ни при каких условиях не получалось.

Проснувшись утром, Союз обнаружил у себя под бочком сладко сопящего маленького мальчика лет пяти. Растерянно смотря на малыша в полном недоумении, Брагинский никак не мог понять, каким образом этот ребёнок забрался на высокую кровать, которая от пола и до матраса будет ему по самую макушку.

Тряхнув головой, гоня прочь дурные мысли, Александр осмотрелся. Вроде в свою квартиру зашёл, и комната его, на стуле раздуваемая лёгким порывом ветра, проникающего из открытого окна, покоилась всё та же черная шинель, небрежно брошенная Союзом вчерашним вечером.

Наклонившись к малышу, Александр заправил мешающую пепельную прядь волос за крохотное ушко мальчика в надежде получше рассмотреть его лицо. В ту же секунду Союз едва не свалился с кровати, заметив некое фамильное сходство между самим собой и этим мальчишкой.

Похожим образом заправив свою длинную мешающуюся чёлку за ухо, на парикмахерскую времени никак нет, комсомольцы — народ занятой, Александр наконец решился расшевелить это чудо. Мальчик, как и ожидалось, проснулся, распахнув веки, обрамлённые большими пушистыми ресницами. Малыш странно поёжился, смотря на статного полураздетого мужчину с вычерненными волосами своими большими аметистовыми глазами.

Ребёнок неуклюже сел на кровать и, зевая, потёр правый глаз, из одежды на нём была только странного рода накрахмаленная рубашка-туника-пижама, по своему покрою напоминающая французский пеньюар. Продолжая рассматривать мальчонку с неугасающим удивлением и интересом, Александр так и не смог разобрать, во что одет этот ребёнок, но хорошо, что хоть вообще одет. А то, если Наталья или кто из родни увидит его раздетого с голеньким ребёнком, то точно неправильно поймут.

— СССР, твоё солнце село, — с улыбкой проговорил мальчик и вновь откинулся на подушки. — Раз-два, засохнет трава. Три-четыре, утратишь ты силу. Пять-шесть, плохая весть. Семь-восемь, тебя уйти попросим. Девять-десять, мы всегда будем вместе. Час настанет, ночь придёт, Горбачев издаст закон…

Не выдержав, Александр дал мальчишке подзатыльник, вмиг заставив его заткнуться.

— Ой! За что? — губы мальчика задрожали, по щекам покатились слёзы.

Чувствуя себя виноватым перед этим ребёнком, Союз легонько потрепал его по волосам в надежде успокоить.

Александр не особо вслушивался, что там лопочет мальчонка, да ещё и в стихах, но главную суть он уловил и стал готовить будущего наследника для столь огромной, великой страны, взяв полностью на себя его воспитание. А вместе с этим Союз начал подготавливать и наследие, наводить порядок в стране, избавляя её от спиртного и прочей грязи.

Сидя под стальным крылом Союза, Ваня, как после назвал его отец, не знал бед. Как и жизни за пределами загородного особняка, что Александр построил специально для своего чада, огородив приличный кусок земельной территории железно-бетонным забором и поставив охрану для пущей уверенности.

С первых дней своего существования Иван называл Александра папой, признав его своим отцом. Союзу это было только на руку, отношения отец-сын позволяли Александру свободно манипулировать Ваней, выдавая свои капризы за всем известную родительскую заботу.

Ваня был нежным и ранимым ребёнком, Александр же не признавал в парне, который должен будет стать защитником Родины, подобные качества и безжалостно выколачивал всю эту ранимость ремнём с золотой бляшкой с изображением звезды в центре, на которой красовалась надпись «СССР».

Внешностью Ваня пошёл явно не в отца. Глаза мальчика были ясно аметистового оттенка, у Александра же — гранатово-багрового, а волосы у него тёмные, у Вани же пепельно-белые. Характер Ивана всегда был мягким и покладистым, у Союза же наоборот — дерзкий, жёсткий, не терпящий возражений или отлагательств.

Но несмотря на всё это, Александр всегда испытывал к Ванюше тёплые чувства, возможно, даже любил его, как любой родитель любит своё чадо в независимости от его поступков, характера или цвета глаз.

***

Рано утром России позвонил Босс и попросил срочно явиться в Кремль. Подойдя к окну и увидев чёрный тонированный джип, Ванюша как солдат в считаные секунды оделся, собрался и вышел к машине.

Новость, которую ему сообщил Босс, Брагинского нисколечко не обрадовала, а наоборот загнала в тупик. Германия хотела заключить с Россией крупный контракт на экспорт леса, приняв все условия и быстро сойдясь в цене. Но как ни странно, в отместку они выдвинули условие, единственное и по-детски смехотворное условие. Олицетворение ФРГ лично явится в Москву и подпишет договор, но только лично с олицетворением Российской Федерации, то бишь с Александром Брагинским. Германия настаивает, чтобы он, Александр, присутствовал в период подписания этого договора.

Не спроста всё это, явно тут имелся какой-то злой умысел, поэтому стоит отказаться. Но срывать сделку и портить отношения между странами из-за подобного пустяка, во-первых, повлечёт за собой множество вопросов, а во-вторых пошатнёт внешнюю экономику страны.

По этой причине Босс и вызвал Россию к себе, дабы совместными усилиями решить эту проблему, выйдя победителями, однако на ум ничего не приходило. Конечно на свой страх и риск они могли бы выдать Россию за Союз, но с Иваном дважды сталкивался Пруссия, брат Германии, поэтому этот фарс мог, скажем так, не прокатить. Но проблему решать как-то надо было.

***

Внимательно перечитывая договор, с опаской поглядывая на сидящего напротив высокого, видного человека с тёмными волосами и карими, отдающими красным оттенком глазами, Людвиг напряжённо сглотнул.

Отец Германии всегда описывал Союза как жестокого, наглого и довольно расчётливого человека, чьи слова точно ножи резали людей, как скот на расстоянии метра, особенно в года, когда у власти стоял Иосиф Виссарионович. Иными словами, Советский Союз был опаснейшей страной, с которой только приходилось сталкиваться Третьему Рейху.

Даже сейчас в глазах Людвига Союз восседал убийцей, чудовищем, готовым наброситься и перегрызть ему глотку в один укус. Вот только… Каким-то не страшным чудовищем, а совсем наоборот, домашним и безобидным. Вокруг него не вилась зловещая аура, в глазах читался… страх. Что, простите?! Как столь могучая и огромнейшая страна могла скатиться до такого состояния?!

В годы Второй мировой войны на тот момент совсем ещё юный Германия боялся как огня лишь одного — столкновения нос к носу с Александром. Он боялся пасть от его руки куда сильнее, чем погибнуть от какого-нибудь снаряда или же от руки партизана.

Людвигу всегда приходилось наблюдать за стычками Рейха с Союзом только лишь со стороны, он впервые встречается с Александром лично. От этого волнение отчаянно стучало в висках, а сердце как барабан, отбивающий настоящий немецкий марш.

Единственная вещь, которая показалась Людвигу по-настоящему странной — это неестественно спокойное поведение Союза и натянутая молчаливая улыбка, с ним точно что-то не так. Может, устал или не выспался?

Но вся эта наблюдательность быстро отошла на задний план со всеми подозрениями. Контракт подписан, полдела сделано. Это ведь Гилберт хотел получить какие-то там доказательства, основываясь на своих доводах и подозрениях, в то время как Людвигу было откровенно плевать на все эти недоросказни и выдумки брата.

***

— Что?! Союз правда присутствовал? Да ты гонишь! — недоверчиво бросил Гилберт, мысленно перекрестившись.

Его грандиозные планы вновь рухнули, как карточный домик. Он ведь был уверен в своей догадке о давней кончине всемирного зла, кровавого знамени. Однако не стоит забывать, что речь идёт о Пруссии, великом стратеге, и если его первый план не сработал, то он тут же переходит ко второму, а после и к третьему. Гилберт всегда уверен в себе и своих целях, несмотря на заявление Людвига, план под готовым названием «разоблачение Российской Федерации» ещё не закончен, он только начался, несмотря на небольшое отклонение. С этим Союзом вечно возникают какие-то проблемы, пора уже привыкнуть.

— Да, — подтвердил свои ранее сказанные слова Германия. — Видел его собственными глазами.

— И какой он? — опять же с недоверием пробубнил Гилберт, раздувая щёки от досады.

— Вымотанный, видать, распад СССР дался ему не так легко, как другим республикам. Союзу, — задумавшись, Людвиг тут же поправил себя, — России, сейчас не легко приходится.

— Эй! Не смей его жалеть! Эта социалистическая красная скотина этого не заслуживает, — разозлившись, буркнул Гилберт, топнув ножкой. Немного успокоившись, он добавил уже спокойным голосом. — Где ты сейчас?

— Выхожу из Кремля, — сказал Германия, не боясь, что их разговор могут подслушивать русские охранники, маловероятно, что все они знают немецкий.

— Ясненько. Всё идёт по моему гениальному плану.

— Ты это о чём? — удивился Людвиг, считая себя победителем в их споре. — Встреча с Союзом прошла успешно, я сегодня же возвращаюсь обратно.

— Скоро узнаешь, Запад. Скоро ты всё узнаешь и подаришь мне свою малышку, которая днями напролёт пылится в гараже без дела.

Заметив белёсую макушку среди множества людей, Гилберт бросил трубку и направился к цели, будучи возбужденным от одной только мысли об их предстоящем разговоре.

Комментарий к 3. Встреча. План по разоблачению России, часть 1.

Давайте без нотаций.

========== 4. План по разоблачению России, часть 2. ==========

Пока братья Германия и Пруссия стаптывали подошву о грязный асфальт российских дорог, сам Россия в принудительном порядке отправился как раз-таки в Мюнхен.

Изначально пока ещё не был подписан документ, а актёр, выступающий за Александра Брагинского не сыграл свою роль, президент РФ хотел «эвакуировать» Ивана из Москвы, перепрятать для надёжности, скажем так. А для этого нужно отправить Ваню в другой конец страны, например в Калининградскую область, Анапу или на Курильские острова. Но в последнем случае можно нарваться на Японию, так что этот вариант отпадает.

И тут точно знак свыше, Китай выпросил встречу для внесения ясности в вопрос о товарообороте. На встречу с министром обещал приехать сам Ван Яо и по непонятным причинам встречу он запросил на нейтральной территории, а это значит, пока Людвиг и Гилберт познают всю прелесть российского транспорта, то премьер-министр с Иваном смело сделают визит на их родину.

Неспроста Германия запросил увидеться с Союзом, значит Европа что-то вынюхала по поводу Александра. А это опять же значит, что рано или поздно Иван зайдёт на свой предначертанный трон по правую руку президента, тогда эти прятки прекратятся и начнётся рутинная взрослая жизнь. Подсчёт дебета и кредита в таблице экономики.

***

Прогуливаясь по городу, Гилберт заметил знакомую светловолосую с пепельным оттенком макушку, трущуюся возле автомата с напитками. На улице было прохладно, но не так, как сейчас в России. Даже по меркам немцев такая погода ещё считалась тёплой и можно было ходить по улице без шарфа и шапки. Но этот светловолосый парень думал иначе, надев на себя серую шинель и похожего оттенка шарф, откуда только такие чудики берутся?

«Тупые русские, куда вам до гениального мозга Великого меня!» — восхвалил себя Пруссия, приближаясь к этому парню. Пару минут назад он разговаривал с Германией по телефону, но заметив паренька, Гилберт быстро бросил трубку и направился к сами знаете кому.

Подойдя к России с левой стороны, Гилберт в шутливой манере хлопнул мальчишку по правому плечу, таким образом спровоцировав Ваню обернуться через правое плечо, а сам же, тихонько посмеиваясь, продолжал стоять слева от него. Наконец повернувшись куда надо, Россия лишь фыркнул и вновь уставился на этот злосчастный автомат с напитками, будто ожидая, что рано или поздно один из них сдастся и угостит напитком второго.

— Чего творим? — поздоровался с ним таким образом Пруссия.

— Ничего, — очень тихо, практически шёпотом проговорил Ваня, попутно удивляясь, что этот иностранец столь хорошо разговаривает на русском.

Россия сразу узнал в этом немце того человека, что приходил в его дом, внутри резко всё загудело, уступая место панике. Но Иван не поддался, ни один мускул не дрогнул на этом по-детски очаровательном славянском лице, за это нужно сказать спасибо Союзу, который научил сына сдержанности.

Глубоко вздохнув, Ваня продолжил спокойно вести беседу:

— Чего тебе?

— Поздороваться хотел, — на сей раз растерялся Гилберт, ожидавший от этого мальчишки хоть намёка на панику или волнения хотя бы от того, что сейчас этот русский ходит по его земле. Ну, то есть по землям Германии.

Однако Иван был таким спокойным, что Пруссия на секунду засомневался в своих догадках, возможно, это не тот парень, что был в доме Союза, а просто ещё один русский. Эти русские ведь все на одно лицо и хамят похоже.

— Хорошо, давай, — сказал Иван, повернувшись в сторону Гилберта, но тут же отвёл взгляд в сторону, боясь как в прошлый раз столкнуться с Пруссией взглядом.

— Что давать? — в недоумении покосился на него Гилберт.

— Здоровайся. Ты же за этим ко мне подошёл, — подняв наконец-то на Пруссию свои большие аметистовые глаза, в которых не было ничего кроме немого вопроса, Ваня добавил. — Или нет?

И вот опять эта странная, ужасно непонятная двусмысленная русская речь, которую Гилберт, несмотря на все свои знания данного языка, не мог разобрать. А ведь русским он владел практически на профессиональном уровне, правда, позабыл многое за годы проживания в Германии. Но наверстать упущенное никогда не поздно.

— Чего молчишь, будто язык проглотил? — возмутился Иван, которому безумно хотелось поскорее избавиться от этой липучки и вернуться в дом, где его оставил министр и откуда Иван так удачно сбежал.

Поняв, что тут без ста грамм не обойтись, Пруссия, опустив ладонь на плечо русского товарища, промолвил:

— Не хочешь выпить?

Ваня пожал плечами, мол, нет, спасибо. Но Гилберт, подойдя к автомату с напитками, возле которого они так и продолжали стоять, разыгрывая что-то наподобие дружеской беседы, купил две баночки с ещё тёплым кофе и протянул одну скромному гостю. Ваня долго упирался, но в итоге принял угощение, ибо Пруссия обещал вылить ему этот кофе на голову, если не возьмёт банку в руки.

— Не понимаю, чего ты добиваешься? — пробурчал Россия, держа в замёрзших руках непочатую металлическую банку.

Иван не очень любил кофе, но учитывая то, что ему всучили его силой, не беря в расчёт попытки сопротивления, Иван предпочёл не предавать этому столь большого значения и просто насладиться напитком. Возможно тут, в Мюнхене, кофе вкуснее, нежели в России.

— Познакомиться хочу. В доме советов ты был не слишком общительным, — утащив Россию на лавочку и присев рядом с ним, Гилберт буквально в два глотка расправился с этой жалкой банкой и отправил ту в урну. — Гадость, а не кофе! С каждым годом всё хуже и хуже, — вынес свой вердикт этому напитку Гилберт, вытирая рот рукавом ветровки.

— Я не девушка, — нахмурившись опять же пробурчал Ваня.

— Ага, я вижу, — Гилберт помог Ване откупорить баночку, видя, как тот мучался, шкрябая металл своими костлявыми пальцами.

— Тогда зачем тебе со мной знакомиться? — мысленно поблагодарив Гилберта за помощь, Иван сделал первый глоток этогостранного баночного напитка. Ему опять же не понравилось, какой-то этот кофе чересчур сладкий, просто сплошной сахар.

— Не понял вопроса? — Гилберт в полном недоумении покосился на Россию.

— Слово «познакомиться» используют только в диалоге с девушками и подразумевают из себя какие-либо отношения. А знакомство парней начинается уже с первого взаимного «привет».

— Поганый язык! Что же всё так сложно?! — выругался Гилберт, вовремя сменив язык. — Давай тогда это… Ну… Погуляем. Вот!

— Ты… Злишься на меня? — Ваня удивлённо хлопал глазами, ни слова не разобрав из сказанного выше Пруссией.

Гилберт ударил себя по лбу за то, что опять же забыл сменить язык.

— Не хочешь выпить чего-нибудь погорячее?

— Горячее чем кофе? Ну, думаю, можно пропустить по стаканчику.

Схватив мальчишку за запястье, Гилберт повёл его в сторону сквера.

В свои светлые годы Иван и понятия не имел, что под словом «выпить» Гилберт имеет в виду вовсе не чай, какао, сок, лимонад, минералку и прочие безалкогольные напитки, а как раз таки наоборот. Но России ещё повезло, что Пруссия решил споить его пивом, а не чем-нибудь покрепче, но этому неопытному мальчишке и пива за глаза хватило.

Главной целью Пруссии было вытягивание информации относительно Советского Союза, но всё, что удалось вытянуть Гилберту из Ивана — это ненужный мусор, начинаемый от рецепта салата оливье до розовых соплей и аистов. Так они с Гилбертом и просидели до вечера, горланя какофонию в два заплетающихся языка.

Завалившись домой в двенадцать часов ночи, бубня полнейший бред на своих языках, Гилберт включил свет и увидел, что на пороге их встречает Людвиг, недовольный, мрачный и как всегда серьёзный. Своего брата-алкоголика Германия сразу узнал, а вот его собутыльника не признал. Вроде никого из стран не напоминает, но чувства говорят об обратном. Страна всегда узнает другую страну по одному лишь рвущемуся сердцу. Эта уникальная мистическая способность даётся каждой стране при рождении, она есть у всех: и у Германии, и у Пруссии, и у России. Правда, последний неспособен ею должным образом пользоваться, маленький ещё и неопытный.

Людвиг чувствовал, что этот парнишка является страной, но какой именно, Германия никак не мог вспомнить. И его одежда ни на что не наталкивала: распахнутая шинель, небрежно повязанный на голую шею шарф, концы которого обрубленными верёвками болтались спереди. Растрёпанные светлые волосы, затуманенные фиолетовые глаза. Правой рукой парнишка держался за Гилберта, в левой же у него покоилась початая бутылка пива.

Впрочем, одна мысль всё же посетила светлую голову Германии.

«Неужто это одна из стран распавшегося Советского Союза? Странно, что я не помню его среди числа этих пятнадцати счастливчиков», — Людвиг всегда думал, что знает каждого из олицетворений стран в лицо, не говоря уже о фигуре речи, но видать, опять же просчитался.

— Людс, а ты что не спишь? — с усмешкой поинтересовался Гилберт, поддерживая своего товарища за плечо, не давая тому упасть.

Россия уже засыпал на ходу, окончательно упасть ему не позволяла только крепкая поддержка Пруссии, который, несмотря на количество выпитого, держался бодрячком, даже Ваньку до дома дотащить сумел.

— Тебя жду, — огрызнулся Германия, недовольно качая головой. И чем он заслужил такого брата? Уж лучше бы Гилберт про своих призраков байки травил, как вчерашним вечером.

Впрочем, до Гилберта Германии было мало дела, с этим балбесом ничего не случится, а вот за незнакомого парня, ещё совсем мальчишка, Людвиг по-настоящему переживал. Неизвестно, чем им всем может обернутся эта выходка.

— Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь! — в распев бормотал Россия.

Узнав в бормотание Ивана гимн СССР, Людвиг только укрепился в своей теории насчёт распавшихся стран Советского Союза, хоть с этим он угадал. К несчастью, русский язык Германия знал намного хуже своего старшего брата, который прожил под одной крышей со славянами больше десяти лет.

— Эй, ты можешь стоять? — обратился он к Ивану.

— Где стоять? — подняв глаза на Людвига, Россия хотел опять же глотнуть пива из горла початой бутылки, но Германия быстро остановил его.

— Тебе уже хватит, — Людвиг выхватил спиртное из рук русского, чем заслужил пару ласковых слов в свой адрес, которые он не смог разобрать. — Кто это? — обратился он к Гилберту.

— Союз… Представляешь, все распались, а он остался. Такой молодо-ой, а уже страна, представляешь? — невнятно пролепетал Пруссия, сползая по стенке на пол.

— Союз? — глаза Людвига медленно полезли на лоб, не в силах понять, о чём бормочет пьяный Пруссия. — То есть он был частью СССР, а сейчас независимая республика? Которая из пятнадцати? — допытывал его Людвиг.

— Союз… Россия… — развёл руками Пруссия, продолжая сидеть на холодном полу. — Представляешь, он сказал, что их двое. Два в одном, такое разве бывает?

Потерев переносицу, Германия посмотрел на Ивана, облокотившись о ту же стену, он стоял рядом с Гилбертом. Бросив нечто вроде «идите за мной», Людвиг зашагал в сторону лестницы.

Но за Германией Ваня не пошёл, точнее хотел пойти, но не сделав и двух шагов, споткнулся о собственную ногу и едва не свалился на пол, хорошо Гилберт был рядом и вовремя подхватил беднягу.

Тяжело выдохнув, Людвиг взял мальчишку под локоток и под чутким руководством отвел Ивана в гостевую комнату, по дороге пытаясь узнать, кто он такой. Но ничего не вышло, всякий раз когда мальчишка открывал рот, от него только и слышалось что «отец то», «отец сё».

Уложив его в кровать, Германия ушёл, выключив свет. Следующий на очереди был Гилберт, разошедшийся в заливистом отборном немецком мате, ибо поднимаясь по лестнице, Пруссия скатился с неё разок-другой.

***

Утро уже давно переросло в день, за окном проснулись и птички, и Гилберт, который помнил вчерашний день только из рассказа Германии. А сам же Германия знал, как закончился вчерашний день Гилберта и откуда на его теле столько синяков.

Поев и приведя себя в порядок, Гилберт вместе с Людвигом решили заглянуть в комнату гостя, который ещё не успел проснуться. Ну, точно ребёнок.

— Думаешь, его следует разбудить? — шёпотом спросил Германия, стараясь не разбудить гостя.

— Три часа дня, сколько спать-то можно?! — шикнул на него Гилберт, но так же тихо, не хотелось, чтобы Россия проснулся от их небольшой стычки на ровном месте.

Пруссия тщательно подготовился для этого дела, в смысле для пробуждения России, захватив с собой разноцветное перо на гибкой пластмассовой палочке, которым обычно игрался с котом. Пощекотав нос Ивана, оба немца принялись ждать реакции, и та не заставила себя долго ждать. Россия зашевелился и стал что-то бубнить:

— Бастюша, хватит! Хи-хи, ну прекрати!

Открыв глаза, Иван сонно посмотрел на братьев и громко закашлял, кажется, он снова подхватил простуду, а учитывая вчерашний вечер в баре с Пруссией, у Вани явно болит голова и его мучает жажда.

— Я принесу воды, — бросил Германия и поспешил к двери, но его тут же остановил Гилберт, схватив за запястье.

— Погоди, а как же доказательства? У нас был уговор, помнишь?

— Твои доказательства могут подождать.

— Как и твоя забота, — хмыкнул Гилберт, переводя взгляд на Ивана сонливо потирающего глаза.

Окончательно остановившись и обернувшись к брату, Германия хотел уже было спросить, что он имеет в виду под этими «доказательствами», как ответ пришёлся сам без всяких подсказок. В правой руке Гилберта сверкнул серебристый металл, Людвиг уже позже понял, что это был знаменитый австрийский Glock 17 с глушителем. Германия не успел даже должным образом среагировать, как Гилберт направил дуло пистолета на Россию, после раздался едва уловимый хлопок.

Простояв с полминуты, прохлопав глазами, Германия, не отводя глаз, смотрел на Пруссию, после перевёл взгляд на Ивана и увидел его лежащего без сознания с дырой в голове. Белые простыни под ним медленно-медленно начали окрашиваться в багровые тона.

— Ты что творишь, отшибленный! Совсем мозги пропил! — пришёл в ярость Людвиг, забрав у Гилберта огнестрел.

— Не вянькай, у Великого всё под контролем. Это самый верный способ проверки моих слов, если оклемается, значит страна. А если нет, подстроим всё под несчастный случай.

— Ты совсем с головой не дружишь? — начиная отходить от лёгкого шока, проговорил Людвиг, пребывая взвинченном состоянии. — А если он пожалуется куда надо, тогда…

— Не парься! Готов взять всю вину на себя, ясно? — Людвиг замешкался, не зная, что и ответить на подобное заявление. Все шишки всё равно упадут на его голову, а Гилберт останется чистеньким. — Вот и вали всё на меня, выкручусь как-нибудь.

На этой минуте Гилберт как ни в чём не бывало выпорхнул из комнаты, оставляя Людвига наедине с этим полутрупом.

Взяв остывающее тело России на руки, Германия решил перенести его в свою комнату, а тут предстоит сделать грандиозную зачистку. А после забрать у Пруссии огнестрел и надавать этому большому ребёнку по шее, чтобы отныне больше так не баловался.

========== 5. Отец и сын. ==========

Забота бывает разной, то, что правительство не задавило мальчика своей опекой, ещё не значит, что ему и вовсе плевать на него. Да, возможно в каком-то смысле они и бывают безответственными, но Россия им отнюдь не безразличен, и тот факт, что они дают Ване слишком много свободы, а не держат в клетке, как в своё время держал Союз, ещё ничего не доказывает. Правительство по мере возможного интересуется Иваном, так же по мере надобности вызывает его в Кремль для решения определённого рода проблем. Но так как Ваня ещё совсем ребёнок и туго соображает по части политики, господа чиновники стараются держать его подальше от всего этого, чтобы не раскрыть тайну его существования раньше времени и не навредить мальчику.

После исчезновения отца Иван не почувствовал свободу, он почувствовал, что его бросили и забыли. Союз ведь практически каждый день навещал Ваню, принося ему различные сладости и игрушки, а правительство в лучшем случае пришлёт открытку на какой-нибудь праздник с недельным опозданием. Вот она прелесть российской почты.

Правительство поддерживало запрет Александра, не подпуская к мальчику никого из стран. Украина и Беларусь стали исключением только потому, что правительство в своё время не доглядело, и тайна исчезновения Союза раскрылась. Поэтому для этих стран президент РФ сделал исключение, предварительно взяв с каждой из них обещание, что ни Беларусь, ни Украина никому ничего не расскажут.

Вернувшись с переговоров и не застав Ивана в загородном доме, который совсем недавно купил министр, считай, специально для такого случая, он заволновался, но паниковать раньше времени не стал и решил дождаться утра. Если Ваня не явится к обеду, вот тогда стоит отправляться на поиски.

Все знают, что мальчик не любит, когда ограничивают его свободу, поэтому и сбегает. Хотя при живом Союзе такого не было. Несмотря на непреодолимое желание найти этого оболтуса, министр всё же вытерпел и остался ждать его здесь, в доме.

Утром Иван не появился. Вот уже и завтрак прошёл, время шло к обеду, а мальчика и след простыл. Не выдержав, министр решил позвонить своим телохранителям и отправить тех на поиски, но так, чтобы не поднимать излишней шумихи. Не в своей же стране находятся, надо уважать покой и культуру западных соседей.

Но едва министр коснулся телефона, как на его руку легка тяжелая ладонь, скрытая тёмной тканью перчатки. Подняв глаза, министр увидел его, Александра Брагинского в точности такого же, как на портретах — высокий статный мужчина в чёрной военной форме, поверх которой была надета похожего цвета распахнутая шинель.

Союз покачал головой, как бы отговаривая министра от подобных крайностей, рано пока звонить, нужно ещё подождать. Кивнув головой, министр решил прислушаться к совету Брагинского и отложил телефон обратно на стол, решив опять же дождаться утра следующего дня. Если Иван не явится к обеду, тогда независимо от просьбы Союза министр отправит подчинённых на поиски.

***

Иван проснулся от жуткого холода, сковавшего его тело. Лежа под толстым одеялом в нагретом помещении, Ваня никак не мог избавиться от дрожи во всём теле, из-за которой челюсть неприятно постукивала от частого соприкосновения друг с другом.

На Брагинском не было привычной одежды, лишь чужая футболка, которая была ему велика размера этак на четыре, но, судя по запаху порошка, она была абсолютно точно чистая. Ваня даже догадывался, кто переодевал его и столь любезно одолжил эту футболку. Точно не Гилберт.

Сев на кровати, Россия попытался осмотреться, но в кромешной темноте, что окружала его, невозможно было что-либо различить. Ваня никак не мог вспомнить события последних дней, и, точно давая подсказку, у Ивана зачесался лоб. Коснувшись его пальцами, Россия прощупал повязку, наложенную из бинта и, возможно, ваты. В голове довольно быстро всё прояснилось, Иван вспомнил, как в него выстрелил… Гилберт. Кажется, так звали того подонка, который сначала споил Ваню, а после попытался убить.

От подступающей к горлу злости Иван так резко втянул в лёгкие воздух, что подавился. Став откашливаться, он почувствовал, как что-то и правда застряло в горле, и это был точно не воздух. Россия несколько раз попытался сплюнуть этот противный комок неизвестно чего, но у него это никак не получалось, ком точно кость встал поперёк горла и не хотел выходить.

Через тонкую плёнку слёз Иван заметил, как нечто проскользнуло в комнату от двери к его кровати. Задержав дыхание, Ваня попытался поднять голову, но ничего не вышло, а стало только хуже, на языке отчетливо стал ощущаться металлический привкус крови.

Сидя на кровати в полусогнутом положении, Иван почувствовал, как его несильно хлопнули по спине, позволяя багровому комку слизи выйти наружу, испачкав чистый пододеяльник. Устремив взгляд на этот багровый сгусток, Россия понял, что это было ничто иное как та самая пуля, выпущенная Гилбертом из Glock 17. В комнате было темно, поэтому Россия чудом сумел распознать в этой кровавой лужице патрон, что был выпущен Ивану в голову, а вышел через рот. Ваня в течение минуты неподвижно смотрел на пулю, утопающую в вязком сгустке крови, пытаясь привести мысли в порядок, от которых к горлу опять-таки подступал ком, выходящий наружу вместе с кровью и кашлем.

Откашлявшись, Ваня медленно поднял глаза и увидел стоящего рядом с изголовьем кровати того самого человека, что вечно являлся ему во снах. На лице мужчины играла довольная улыбка, его волосы и глаза были светлыми, но сказать наверняка, был ли этот мужчина блондином с голубыми глазами, Ваня не мог в связи с отсутствием всякого освещения.

Открыто разглядывая лицо незнакомого мужчины, Россия упустил момент, когда незнакомец протянул ему носовой платок, белоснежная ткань которого была различима даже в густой темноте.

Испугавшись, Иван отполз от незнакомца, неуклюже свалившись с кровати. Медленно поднимаясь на ноги, потирая ушибленный затылок, Ваня увидел подле себя того человека, нациста, как успел заключить для себя Ваня, ориентируясь на чёрную форму мужчины, на воротнике которого висел железный крест. Он по-прежнему протягивал Ивану платок, а Иван опять же не стал брать его и во второй раз. Много чести будет.

Отец не так много рассказывал Ване о Великой Отечественной войне и о нацисткой Германии, но одна фраза всегда вилась на языке Александра и, исходя из его скудных рассказов, Россия понял лишь одно, нацисты — это безжалостные твари, и худшие из них — это СС-совцы, которых боялось всё живое.

— Не возьму, т-ты нацист! — дрожащим голосом пропищал Россия, отшатнувшись от мужчины и уперевшись ногами в каркас кровати.

С лица мужчины спала улыбка, но, несмотря на отказы, он всё же против воли Брагинского провёл белоснежной тканью возле губ мальчишки, убирая кровь.

Ваня в страхе зажмурился, боясь взглянуть в глаза этому человеку. Сказать, что Россия был трусом — это ничего не сказать, Ваня просто ещё слишком молод, и воспитание Союза оставило жирный отпечаток на теле этой молодой страны.

Открыв глаза, Иван первым делом огляделся. Возле него никого не было, лишь на полу лежал тот самый окровавленный платок с золотой именной вышивкой «Reinhard Kerhhaizen».

Россия с лёгкой улыбкой потискал ткань в руках. Нет, он не считал этот платок чем-то вроде трофея, оставленного после изгнания нациста, просто Ване понравилась ткань. Такая мягонькая и гладенькая, никогда прежде он не держал в руках ничего подобного. Не удержавшись и всё же припрятав трофейный платок в карман, Россия посмотрел на дверь, возле которой стоял и всё это время внимательно наблюдал за его действиями мужчина в нацистской форме. Как только их взгляды встретились, мужчина как ни в чём не бывало открыл дверь и вышел в коридор, не став закрывать.

Отчего-то этот мужчина показался Ивану совсем не злым, а даже наоборот дружелюбным, от того же Гилберта Ваня ощущал большую угрозу, нежели от этого незнакомца.

Недолго думая, Иван вышел следом за дверь, не то чтобы он следовал по пятам этого нациста, просто Ваня решил, что пора бы уже выбираться из этого змеиного гнезда. Покинув комнату, Россия столкнулся со своим первым препятствием. Он не знал, куда идти: налево или направо. Прислушавшись к своей интуиции, Ваня выбрал всё же левую сторону и пошёл туда.

— Нет, не туда, — послышался голос за спиной России, заставивший мальчика вздрогнуть и тут же развернуться.

— О-отец, что ты здесь де…

— Снова ослушался и сбежал, ну что за непослушный ребёнок? — голос Союза был как всегда строг и излучал некую тревогу за сына. — Столько лет прошло, а ты так и не научился слушаться старших.

— Отец, я… — Ваня запнулся, не в силах перечить отцу, он прекрасно осознавал свою вину перед Союзом, ведь именно из-за России Александра сейчас нет даже среди числа обычных людей. Иван до сих пор винит в этом себя, именно из-за своей жадности он потерял того, кого так любил, уважал и боготворил. — Я знаю, что я делаю. Вам не о чем волноваться.

Подойдя к Ивану, Александр подобно каждому родителю потрепал своего бестолкового сынишку по волосам, с улыбкой смотря в эти очаровательные аметистовые глаза совсем ещё юного России, который, стоя перед своим родителем, чувствовал себя не взрослым парнем, а маленьким нашкодившим ребёнком.

— Как быстро ты вырос, Ваня. А ведь кажется ещё вчера был маленьким головастиком, забирающимся в отцовскую кровать с помощью табуретки.

Слова Союза, столь тёплые и искренние, резанули прямо по и без того чувствительному сердцу мальчика, заставляя того сжаться, отчего глаза Вани накрыла прозрачная плёнка слёз.

— Папа! — не выдержав, Иван вновь обнял отца, на сей раз намертво вцепившись в его чёрную шинель, источавшую такой знакомый и родной запах советских сигарет.

— Ванька!.. Ну пусти, — несмотря на слабое сопротивление, Александр и сам не хотел отпускать Ванюшу, с какой стороны не посмотри, а от сформировавшихся в своё время отцовских чувств уже никак не избавиться. — Вроде подрос, а всё мурлычешь, как котёнок. На родной земле я имел возможность помочь тебе, а здесь мои возможности ограничены. Уходи отсюда.

От слов Союза Ваня стал плакать только сильнее, это уже не были слёзы радости, а самые настоящие горькие слёзы отчаяния. Продолжая держаться за фантомный силуэт отца, Россия всхлипнул и прошептал:

— Прости меня, отец.

Вновь опустив глаза, Ваня почувствовал, как на его макушку опустилась большая и тёплая ладонь Александра. Не часто отец позволял себе подобного рода нежности, видать, всё обстоит и правда очень плохо.

Подняв глаза, Россия увидел, как Союз протянул ладонь, в которой лежала железная красная звёздочка. Взяв её в руки, Ваня вопросительного посмотрел на отца:

— Что мне с ней делать?

Союз не ответил, лишь пожал плечами. Опустив глаза, Ваня переложил звездочку из одной руки в другую и вновь поднял глаза на отца, но его и след простыл. Всхлипнув, вытирая с щёк последние слёзы, Иван услышал звук шагов и побежал в обратную сторону, прячась в первой попавшейся незапертой комнате.

========== 6. Кто же выиграл спор? ==========

Несмотря на незаконченный спор, Пруссия выпросил у брата встречу со своим победным призом. После случившегося Германия забрал у этого оболтуса пистолет и спрятал его в сейф, который в свою очередь спрятан в его личном кабинете. Конечно не факт, что у Гилберта в запасе не припрятано с десяток единиц огнестрельного оружия, но всё же…

От волнения и переживания за парня, который мог оказаться страной, Германия был весь как на иголках, а тут ещё и Гилберт вертелся под ногами, зудя насчёт того, чтобы ему дали посмотреть на свой приз. Вот Людвиг и дал добро, лишь бы отвязаться от этого выскочки, но одного Гилберта к пока ещё своей машине Людвиг не подпустил, а пошёл с ним.

— Моя сладенькая, я буду хорошо о тебе заботиться, протирать специальной тряпочкой три раза в день и рассказывать сказки на ночь, — шептал Гилберт, стоя на коленях и обнимая капот машины.

— Если ты закончил флиртовать с машиной, то пошли, — Людвиг так и остался стоять в дверях гаража, не видя смысла проходить дальше.

— Я свою крошку не оставлю, — встав на ноги, Пруссия обошёл вокруг Volkswagen и опять вернулся к капоту.

— Наш спор ещё не закончен, Volkswagen пока что принадлежит мне, — хмыкнул Людвиг.

— Это ненадолго, скоро она станет моей.

— Дай Бог, я не хочу по твоей милостыне оказаться за решёткой как соучастник, — после этих слов перед глазами Людвига промелькнула картина лежащего без сознания паренька в луже собственной крови, отчего во рту появилась оскомина и начало подташнивать.

Германия никогда не жаловался на слабый желудок, но сейчас в животе творилось что-то такое, отчего хотелось одновременно и плакать, и смеяться, и корчиться от боли. Что же это за чувство такое странное? Вроде и хорошо, серотонин, гормон радости, так и бьёт по вискам, и в тоже время сердце сжимается от боли, стоит лишь подумать о том, что этот парнишка может оказаться самым обыкновенным человеком и умереть сами знаете по чьей вине.

— Надо бы проверить, как он там, — неосознанно озвучил свои мысли Германия.

— Да успокойся ты, Запад! Через каждые пять минут собрался к нему бегать? — в голосе Пруссии так и плескалось безразличие, как живая рыба в ведре, наполненном водой. — Ну что с ним может случиться? Ты ведь даже дверь запер на ключ со своими переживаниями. Осталось только собаку рядом с дверью посадить для большей надёжности.

Пока Людвиг с головой погрузился в свои мысли, Гилберт успел забраться в салон машины, удобно устроившись на водительском сидении, опустил руки на руль и даже зачем-то пристегнул ремень безопасности.

— Ты совсем сошёл с ума из-за этого спора! Готов ради какого-то куска металлолома убить человека, — Германия старался говорить спокойно, но получалось грубо, резко и отнюдь не спокойно.

— Он не человек, — спокойно, с нотками безразличия возразил ему Байльшмидт, настраивая зеркало заднего вида. — Так что не парься, не сдохнет твой русский. Его кстати Ванькой звать, я узнавал.

В ответ Людвиг лишь цокнул языком, после чего развернулся и хотел уже было уйти, но его окликнул Гилберт:

— Запад! Эй, Запад! — но Германия не реагировал и уже почти скрылся из виду, отчего Гилберт решил сменить тактику. — Керхайзер! Оставь ключи от гаража!

— Не смей звать меня по фамилии! — только и донёсся до Гилберта отражением от стен раздражённый выкрик брата, заставивший нашего Великого тяжело вздохнуть.

— Обиделся, видите ли, блять! Хоть бы поблагодарил … А, пёс с ним! Правда, моя хорошая? — Гилберт с нежностью и заботой погладил кожаный руль. — Я полюбил тебя с первого взгляда, скоро мы навсегда будем вместе.

***

Придя в комнату, Людвиг увидел распахнутую дверь, хотя точно помнил, что запирал её на ключ. Может, Гилберт открыл? Вряд ли, он за все эти семь часов ни разу не навестил Россию и даже не спросил, как у него дела, только про машину и трезвонил без остановки. Отсюда можно предположить, что Иван либо попросту открыл замок отмычкой или ему всё же кто-то помог открыть дверь. Возможно, Людвиг сам по неосторожности обронил дубликат ключей, которых в связке было три, если память не изменяет. Тогда всё встаёт на свои места.

Войдя внутрь и застав там лишь несколько сгустков крови на месте живого или полуживого человека, Людвиг застыл на месте, уже не зная, что и думать. Он заходил проведать Ивана буквально пятнадцать минут назад, и всё было хорошо, ну, то есть без изменений. Куда только мог подеваться этот русский?

Опять же уйдя в раздумья, Людвиг не заметил, как к нему подошёл брат и в дружеской манере хлопнул по плечу.

— Не игнорируй. Сам ругаешь меня, мол, помешался на какой-то железке. А сам-то умом тронулся из-за какого русского, которого даже не знаешь, — ворчал Пруссия, не понимая, из-за чего вдруг завис Германия.

— Он ушёл…

— Вот и замечательно, пойдём отпразднуем мою победу…

— Нужно обыскать дом, может, он ещё здесь. Ты бери на себя второй этаж, я первый, — рапортовал Германия, на что Пруссия молча кивал, не хочет он из-за какого-то мальчишки портить отношения с братом. — … На простыне кровь, вдруг с ним что-то случилось?! Нельзя всё вот так вот оставлять…

В сотый раз кивнув и дождавшись, когда Людвиг спустился вниз, Гилберт лишь потянулся и направился в ванную. Слишком много чести Великому ему искать какого-то сбежавшего мальчишку. Сам объявится, если посчитает нужным.

***

Когда шаги стихли, Ваня украдкой выглянул из своего убежища, стараясь опять же не столкнуться с одним из братьев, второго выстрела в голову он может не пережить.

В коридоре царила гробовая тишина, разбавляемая лишь шумом льющейся воды, который можно и вовсе не услышать, если особо не прислушиваться. Сделав первый шаг и выйдя в коридор, Ваня замер, опять прислушавшись. Тишина.

Уверенно и в тоже время осторожно ступая по коридору, Россия снова едва не столкнулся с вынырнувшим из-за угла Гилбертом в одном полотенце на бёдрах. В результате чего Ваня только сейчас заметил, что шум воды прекратился.

Испугавшись, Россия отшатнулся от него, не зная, что делать и куда бежать.

— Господи, опять ты, — брезгливо цокнул языком Пруссия, с задумчивым видом смотря на мальчишку. — Ладно, иди куда шёл. Западу скажу, что убежал.

Более задерживать Ивана в доме не было смысла, ведь Германия собственными глазами узрел пустую кровать, а отсюда следует, что мальчишка убежал. А это значит, что Гилберт выиграл спор. Потому что мертвецы не бегают.

— Кыш-кыш! От тебя одни только проблемы, дрянной мальчишка, — прогонял его Пруссия.

— И это всё, что ты можешь мне сказать? А ты не хочешь, ну, скажем, извиниться? — Иван был зол и напуган, но в данном случае злость всё же выигрывала у страха с большим отрывом, поэтому Ванюша открыто высказался этому нахалу.

— Сколько?

— Чего сколько? — настал черёд Ване удивляться словам Пруссии.

— Сколько должно быть нулей в моём бумажном и искреннем извинении?

Несмотря на столь сложную метафору, Россия её понял, отец ведь всегда говорил, что миром правят деньги и на них же этот чёртов мир и держится.

— Мне не нужны твои деньги! — на сей раз Ваня был зол по-настоящему, и чисто из воспитания ещё не стукнул Гилберта. Ведь отец всегда твердил, что нужно уважать старших. Россия просто хотел извинений, а этот наглец делает из него какую-то шлюху продажную.

— О-у, предпочитаешь иной вид оплаты? — на этой ноте Гилберт прижал мальчишку к стенке и прислонил ладонь к щеке Ивана. — Я не против, хоть ты и страшненький.

Окончательно выпав в осадок, Иван только и сумел приоткрыть рот не в силах что-либо сказать. Россия был ещё совсем невинным ребёнком, который не имел даже самого малейшего понятия, что с ним хочет сделать этот ублюдок.

Но когда чужие губы соприкоснулись с его, Ваня ещё больше растерялся и замер на месте, позволяя Гилберту не только хозяйничать в своем рту, но и прижимать к себе, поглаживая по спине и бёдрам.

Отец никогда не рассказывал Ване о чём-то подобном, что может быть между парнями. Если это самый настоящий поцелуй, и они оба парни, то что будет происходить дальше? И что это вообще значит?

Разорвав поцелуй, Гилберт стал шептать на ухо Ване всякие пошлости, но тот и слова не сумел разобрать, ибо Пруссия опять же перешёл на немецкий. В подобных случаях переход с одного языка на другой происходил у Гилберта автоматически, неосознанно.

Всё тело России странным образом содрогалось, а внизу живота неприятно тянуло и, кажется, шевелилось, отчего в голову мальчика забрались мысли о своего рода странной болезни, которая уже давно настигает нашего Ваню по утрам. Хотя отец всегда утверждал, что это нормально, естественно и никаким боком к болезни не относится.

Однако СССР — это страна, в которой про секс не говорят, вот и Александр, уберегая сына от преждевременного взросления, ничего не говорил ему о мужских потребностях. Но намёки давал, стараясь заменять вульгарные слова метафорами, которые Иван едва мог расшифровать.

Руководствуясь зовом инстинктов, Ваня оттолкнул от себя Пруссию и со взглядом испуганного кролика, стоящего перед лицом хищника, посмотрел на своего мучителя.

— Ну что такое? Если проблема в обстановке, давай перейдем в спальню или в ванную, — виртуозно защебетал Гилберт.

— Н-не подходи ко мне… — дрожащим голосом просил Ваня.

— Это типа ролевая с насильником и жертвой? — медленно приблизившись к России, заставив того зажмуриться, Гилберт опустил ладонь на светлую макушку мальчишки. — Шутка! Я тоже терпеть не могу подобную хрень, предпочитаю классику.

За спиной Пруссии Иван вновь увидел силуэт отца, в руках которого красовалось скрученное мокрое полотенце, по виду напоминавшее такое же, в котором сейчас стоял перед Ваней Гилберт и с которого это самое полотенце быстро слетело. А после раздался хлопок, ибо Союз воздал этому немецкому паразиту по заслугам в виде хорошего удара мокрым полотенцем по мягкому месту.

В эту же минуту стены германского дома содрогнулись и, кажется, пошатнулись, Гилберт завопил так громко, что перепугал даже собак, спящих на первом этаже в гостиной.

Услышав крик брата, Германия тут же прибежал к нему и увидел, как Пруссия стоит голышом, потирая покрасневший зад, а рядом с ним стоит тот самый парень, живой и невредимый. У Германии просто камень с души упал.

Облегчённо выдохнув, Людвиг начал расспрашивать Гилберта о том, что случилось.

— Он меня полотенцем шлёпнул, теперь синяк останется, — кряхтя, пожаловался Людвигу Гилберт.

— Он тебя, — Людвиг перевёл взгляд с брата на светловолосого паренька щуплого телосложения, который ещё и ростом не вышел. Ваня был на голову ниже Гилберта, хотя мордашка у мальчонки была больше чем просто симпатичная, — полотенцем пригрел?

Людвиг прикрыл рот ладонью, стараясь сдержать смех, ибо то, о чём сейчас рассказывал Пруссия, было просто смешно и в тоже время правдоподобно. Ну не сам же он себя полотенцем ударил?

— Зараза такая! Я тебе покажу, как издеваться над Великим! — воскликнул Гилберт и поднял своё влажное полотенце с пола, после чего начал гонять им Людвига, невзирая на свою наготу.

Наблюдая за этим зрелищем, Иван заулыбался, а после и вовсе рассмеялся. Так всё на позитивной ноте и закончилось, мир, дружба, жвачка.

Уставший и вспотевший Пруссия снова отправился в ванную смывать свои грехи, а Людвиг остался с Иваном. Стоя напротив друг друга, они молчали в течение нескольких минут, не зная, с чего завязать разговор.

— Ну, это… Тебя ведь Иван звать? — растерянно забормотал Германия. — Что-нибудь нужно? Ты, наверное, голоден…

Германия не успел договорить, так как Россия вытянул вперёд обе руки и с вероятным намёком посмотрел на него. Людвиг опустил ладонь на одну из сжатых в кулак кистей Ивана, тот послушно разжал ту, которую выбрал немец, и протянул Людвигу звёздочку, полученную от отца.

— Спасибо… Это мне? — Германия неуверенно взял столь неожиданный подарок, взглянув в аметистовые глаза Ивана.

— Да, — кивнул Ваня. — Я Иван Брагинский, рад знакомству, — с улыбкой проговорил он, протянув руку в знак дружбы.

— Людвиг Керхайзен, взаимно, — Германия пожал тонкую ладонь России, которая показалась ему чересчур холодной, даже холоднее чем семь часов назад, когда он перетаскивал тело Вани в свою комнату.

========== 7. Ваня и Людвиг, знакомство и общение. ==========

Людвиг Керхайзер… Эти два слова показались России настолько знакомыми и родными, что заставили его задуматься, вызывая настолько приятную ностальгии, от которой губы сами собой расплылись в улыбке.

Подобная реакция вызвала у Людвига не только удивление, но и полнейшее замешательство. Он, конечно, понимал, что русскому парню подобное имя может показаться смешным, но Ване не было весело, а совсем наоборот — грустно. На лице мальчишки загорался и быстро потухал целый шквал эмоций.

— У меня так собаку звали, только Райнхард Керхайзер, — на лице Вани появилась грустная улыбка, по которой Германия смог определить, что животного уже нет в живых. Подняв расстроенные глаза на Людвига, Ваня тихо добавил. — Ума не приложу, почему отец дал пёсику такую странную кличку. Но я всегда звал его просто Керчи.

Из ванной донёсся заливистый смех, ибо Гилберт специально не стал закрывать дверь, чтобы подслушать разговор этих двоих. В доме не было женщин, а из представителей мужского пола нашего Пруссию голым только слепой не видел, так что ему было нечего бояться, да и стесняться в принципе тоже.

— В-вот как? — Германия всегда был рад поболтать о четвероногих братьях наших меньших. Вот только услышанные инициалы натолкнули его на мысль об отце, в результате чего желание разговаривать у Людвига пропало в раз. Не любил он Рейха, и это ещё мягко сказано. — Какой он был породы?

— Простая дворняжка, — так же угрюмо пропел Ваня. — Керчи не прожил со мной и года, его соседский пёс покусал, и он умер.

Повисло неловкое молчание, Германия не хотел сыпать соль на рану, и без того видя, насколько эта тема болезненная для мальчика. Однако Ваня быстро отошёл от ностальгии и, подняв аметистовые глаза на Людвига, с улыбкой проговорил:

— Спасибо за футболку.

На щеках немца осел лёгкий румянец, заставивший Людвига только сейчас обратить внимание на внешний вид Ивана и попутно вспомнить о его серой шинели, которая быстро отправилась в стирку, и о шарфе, который отправился следом за ней. Остальная одежда была безнадёжно залита кровью, поэтому Германии пришлось просто выкинуть её и подыскать Ване подходящие по размеру футболку со штанами. Шинель с шарфом спаслись лишь, потому что были в тот момент не на Иване, а висели на вешалке в прихожей.

— Не за что, — холодно проговорил он, отведя взгляд в сторону, — она не моя.

— Тогда…

— Гилберт одолжил, и переодевал тебя тоже он, — заметив небольшой испуг в глазах мальчика, Германия понял, что не стоило уточнять о том, кто именно раздевал и одевал его.

Как ни посмотри, а Гилберт со своими доказательствами мог с лёгкостью убить Россию, окажись тот простым человеком. Неудивительно, что Ване неприятно слышать столь интимные подробности с участием этого человека.

— В-вот как? — Ваня смутился, в результате чего на щеках осел ярко-розовый румянец, заставивший Германию только укрепиться в теории о том, что сейчас Россия в самый последний момент хочет разговаривать о своём убийце.

Иван был одет в простую, ничем не примечательную белую футболку, на которой была изображена корона и надпись «Боготвори Великого Меня!» на нескольких языках мира. Русского языка там не было, поэтому Ваня не сумел разобрать эти витиеватые каракули, да и не до того ему было.

Перенося остывающее тело России из одной комнаты в другую, Германия хотел сам переодеть его и оттереть кровь с пола, что накапала на него в процессе переноса. Людвиг до последнего не хотел просить помощи брата, но когда Гилберт сам предложил её, то Людвиг не смог отказаться. Дрожащими руками многого не сделаешь, да и состояние у Германии было такое, что он практически ничего не видел перед собой. Не окажись Гилберта рядом, неизвестно чем бы вся эта история могла закончиться.

— А этот Гилберт, он твой друг? — Ваня суетливо забегал взглядом, по такой реакции Германия быстро понял, что мальчишка стесняется, но интерес и любопытство выигрывают у робости со счётом 0:2.

Германия задумался, не зная, кем следует представить Гилберта. Другом? Братом? Может, отцом? Отчего-то в голову немца забралась мысль о том, что Иван не ждёт какого-либо ответа и скорее всего этот вопрос был и вовсе задан лишь для того, чтобы поддержать разговор.

— Гилберт присматривал за мной в детстве, так что он мне как старший брат, — неуверенно проговорил Людвиг.

Ваня нахмурился, вспоминая недавнюю беготню с полотенцем и непростительную грубость Людвига по отношению к человеку, который его поставил на ноги и по сей день продолжает заботиться о нём как о родном брате.

— Тебе стоит проявлять больше уважения к человеку, который тебя вырастил, — со всей серьёзностью проговорил Ваня.

— Вот-вот! Я о том же, — раздался крик из ванной.

Несносные выкрики Гилберта ставили Германию в неловкое положение и сбивали с нужной мысли, хотя Ване они, похоже, нисколечко не мешали. Не зря же он стоит как ни в чём не бывало и хлопает глазами, продолжая изучающим взглядом смотреть на хозяина дома.

— Думаю, нам следует перейти в гостиную, — предложил Германия.

— Не стоит. Я уже ухожу, проводи меня, пожалуйста.

Германии так и хотелось выкрикнуть «уже?!», но он сумел подавить в себе это желание. Его чуть приоткрывшиеся губы тут же сомкнулись в немом вопросе. Ещё толком познакомиться не успели, а этот русский уже собрался уходить, странный он какой-то. Но тут скорее всего дело в Пруссии, который самым грубым способом решил пополнить организм Вани железом.

Германия замялся, метаясь меж двух зол: отпустить Ивана или настоять на чашке чая и спокойно всё обсудить. Конечно, Людвиг мог так же отпустить Россию и просто договориться с ним о встрече, чтобы после всё обсудить, но…

Размышления Людвига были прерваны вышедшим из ванны Гилбертом, который на сей раз вместо полотенца предпочёл надеть мягкий халат тёмно-шоколадного оттенка. Заворачиваться в полотенце, как уже показала практика, было очень ненадёжно, особенно рядом с русскими, поэтому Пруссия решил не наступать дважды на одни и те же грабли и защитить своё прекрасное тело приятной на ощупь тканью халата.

При взгляде на брата губы Германии сжались в тонкую линию, ибо Гилберт нарочно надел его любимый халат и вышел к ним явно с целью покрасоваться.

— Почему этот ещё здесь? — фыркнул Пруссия, косо смотря на Ивана

Россия ни слова не понял из сказанного Гилбертом, поэтому стоял молча, чуть растянув губы в улыбке. Отец всегда твердил о том, что нужно уважать старших, какими бы противными и сварливыми они не были.

— Он наш гость, уйдёт, когда сам пожелает, — спокойно проговорил Людвиг, дабы не напугать Ивана, но в душе ему безумно хотелось отругать Гилберта за подобное поведение и хамство по отношению к мальчику, который ему ничего не сделал.

Разговор братьев был прерван голодным урчанием в животе. Немцы синхронно повернулись, взглянув на Ивана, заставив мальчишку смущенно опустить глаза, прошептав слова извинения. Сделав одолжение, Гилберт предложил накормить бедолагу прежде чем отправить его восвояси. Ваня, конечно же, стал отпираться, говоря, что совсем не голоден, только воды попьёт и пойдёт. Но спорить с Гилбертом бесполезно, особенно когда он уже столь любезно приготовил картофельное пюре и сварил несколько сосисок.

— Ешь давай, эта порция всё равно в тебе окажется. Так что лучше ртом, — пригрозил ему Пруссия, опустив ладони на плечи Ивана, не позволяя встать из-за стола, даже не прикоснувшись к еде.

Ваня, продолжая дуться, зачерпнул ложкой немного картофельного пюре и проглотил его, не жуя. Да, эта масса была не такой как дома, она отличалось от того, что ему готовил отец, Оля или Наташа. Но голодному, как говорится, всё вкусно, поэтому Ванька не стал упрямиться, а просто ел, не обращая внимания на стоящего над душой Пруссию и Германию, так же стоящего где-то за его спиной.

— Ну как? — спросил Пруссия.

— Ничего особенного, — честно проговорил Россия.

— Попробуй сосиски, — Иван, точно как по команде взяв в руки вилку, нацепил на неё одно из этих мясных изделий. — Ну? Вкусно же, вкуснее, чем в Советском союзе.

— Я бы не сказал… Но они и правдавкусные.

Довольно улыбнувшись, Гилберт отошёл к брату, став активно о чём-то перешёптываться с ним, стоя за спиной Ивана. Ну, а Ванечка продолжил наслаждаться пищей, пока тарелка не опустела. После этого, сложив в пустую посуду столовые приборы, Ваня хотел уже было выйти из-за стола, но тут рядом с ним на стол один из немцев поставил вторую тарелку, наполненную едой, и Ваня с радостью принялся уничтожать её.

— Куда вторую порцию схватил?! — завозмущался Пруссия. Вторая тарелка была предназначена явно не Ване. — Убирайся уже отсюда…

Толкнув Гилберта в бок, Людвиг наклонился и недовольно прошептал, но так, чтобы Иван ничего не услышал:

— Прекрати вести себя так. Иначе отправишься ночевать в гараж к своей железной фрау.

Пруссия буркнул в ответ нечто невнятное и мгновенно затих, чему Германия был несказанно рад. Наконец-то в доме наступила тишина.

Закончив с едой, Ваня встал из-за стола и направился к выходу, но его остановил Людвиг с предложением заночевать у них или дождаться утра, которое настанет примерно через пять-шесть часов. Россия на удивление не стал упираться, а задумался, прислонив указательный палец к подбородку.

Вздохнув, Россия пальцем поманил Германию и тот послушно наклониться с мыслью, что Ваня хочет о чём-то с ним посекретничать. Однако предположения немца оказались ошибочными, Ваня скользнул губами по его лицу, целился в щеку, а попал в губы, немножечко промахнулся.

Отстранившись, Россия вытер губы тыльной стороной ладони, заметив на ней размазанную жидкость красного цвета, источающую металлический запах. Конечно, Ваня сразу догадался, что это кровь, которая стремительно выплёскивалась из его организма, норовя через рот вылиться наружу. Лизнув место поцелуя, Людвиг почувствовал металлический привкус, отчего его глаза округлились в пятирублевую монету, когда он увидел, как в уголке губ Ивана с правой стороны вытекает тоненькая струйка крови.

Гилберт опустил ладонь на плечо брата и жестом намекнул, чтобы тот утащил паренька подальше от кухни, не хватало ещё того, чтобы этот русский залил эту святыню своей кровью.

Кивнув, Людвиг отвёл Ваню в гостиную и усадил на диван, после чего он хотел вытереть кровь с лица Ивана, но под рукой не оказалось ничего подходящего. Заметив, как Германия мечется взглядом по комнате, Ваня догадался, в чём дело, и, случайно вспомнив про шёлковый платок, тут же достал его из кармана, протянув Людвигу. Взяв платок, Германия сразу обратил внимание на именную вышивку.

— Откуда он у тебя? — голос Германии звучал настолько грубо и требовательно, что на минуту Ване показалось, что рядом с ним сидит Союз, а не тот милый, доброжелательный немец, что всё это время одёргивал противного Гилберта, не давая тому обижать Ваню.

— Мне его дал… — Ваня осёкся, не зная, каким образом рассказать Людвигу о том странном мужчине, облачённом в старую форму Третьего Рейха. — …Один человек.

Нахмурившись, Германия не долго думая бросил платок в камин, позволяя языкам пламени безжалостно расправиться с тканью. После, уже не задумываясь о последствиях, Германия вытер подбородок Ивана рукавом своего свитера и поднялся с дивана.

Подавив в себе желание спросить у Людвига, зачем он избавился от платка, Россия натянул на лицо фальшивую улыбку и не моргая смотрел в спину немца. Ваня побоялся спрашивать его о чём-то, не в том он сейчас положении, чтобы задавать столь рискованные вопросы, поскольку от такой, казалось бы на первый взгляд, незначительной кровопотери у Вани кружилась голова и в глазах началась игра света и тени, будто кто-то баловался с выключателем. Выстрел в голову не прошёл бесследно, хотя рана затянулась довольно быстро.

— Я принесу салфетки, — проговорил Людвиг, стоя спиной к гостью. На него это было не похоже. — Сейчас прохладно. Хочешь чего-нибудь горячего, чай или может какао?

— Спасибо, — робко проговорил Ваня. — Полагаюсь на твой выбор.

Кивнув скорее самому себе нежели словам России, Германия вышел. Следом за ним в гостиную вошёл Гилберт и, подойдя к дивану, перекинулся через спинку, пристально смотря на Ивана.

— Что произошло? Запад такой злющий выскочил отсюда.

— Я не знаю… Он бросил платок, который я ему дал, в камин, а после встал и ушёл, — голос Ивана дрожал от осознания того, что причиной злости Германии является именно он, а не какой-то платок.

— Что за платок? — Гилберт с подозрением покосился на Ваню.

— Обычный носовой платок, — Россия развел руками, по одному лишь его виду было понятно, что Ваня и сам не знает, что только что произошло.

— А откуда у тебя этот платок? — никак не хотел отступать Гилберт.

— Ну, мне его дал один человек…

Учитывая замешательство Ивана, Гилберт сразу понял, о ком речь, и, опустившись рядом на диван, проговорил уже не так спокойно, как изначально:

— Он тебе что-то говорил?

— Нет, ничего.

— Хорошо, — выдохнул Гилберт, готовясь сказать умную речь. — А теперь слушай сюда, не смей употреблять слово «нацизм» в разговоре с жителями этой страны, про Третий рейх и Вторую мировую так же не следует упоминать, иначе будет очень плохо.

Ваня молча кивнул, Гилберт улыбнулся, убирая с лица эту нелепую серьёзность. Опустив ладонь на плечо мальчишки, Пруссия, кажется, хотел ещё что-то сказать, но Иван опять же оттолкнул его от себя со словами:

— Уйди прочь, вонючий нацист! — головная боль обострила у Вани инстинкт самосохранения, отчего любое действие Пруссии воспринималось в штыки.

— За словами следи, мелочь пузатая, — Гилберт в шуточной манере отвесил Ваньке щелбан. — И почему вонючий-то? Я только-только из душа вышел, чист и свеж, как весенний воздух.

В конечном итоге Россия был вынужден остаться у братьев немцев в связи с состоянием здоровья, иначе он бы просто не дошёл до дома премьер-министра. Германия опять же уступил пареньку свою комнату, не удобно как-то выгонять гостя на диван в гостиную или в какую-нибудь другую комнату.

Закрывшись в своём кабинете, Людвиг принялся разбирать счёта и документы. Точнее, он хотел заняться этим, но в голову ничего не лезло кроме этого смазливого русского и его состояния здоровья. Германия уже кофе пить начал от нервов, Гилберт утверждал, что он помогает, но в случае с Людвигом эта мера нисколечко не помогла. Из головы Людвига никак не хотел уходить Брагинский. Его улыбка, блестящие аметистовые глаза и сердитый взгляд, когда он отчитывал Людвига за грубость по отношению к брату.

Позади раздался топот шагов. Решив, что это как всегда Гилберт мучается бессонницей, Германия даже поворачиваться не стал.

— Людвиг, — послышался тихий чуть хриплый голос. — Огоньку не найдётся?

Ошибки быть не может, за спиной точно стоит ОН — Третий Рейх. Шумно сглотнув, Германия медленно повернулся к отцу.

— Открой верхний ящик, там должна быть зажигалка. Если у тебя всё, то, пожалуйста, не мешай мне работать, — холодно проговорил Германия, отворачиваясь от него и утыкаясь в свои бумаги.

— Всё ещё злишься на меня из-за того мальчишки? — на лице Рейха появилась довольная улыбка, доказывающая лишь одно — он ожидал от сына именно такой реакции.

***

Вернувшись в свою комнату, Пруссия заметил стоящую у окна чёрную фигуру. Не сразу поняв, кто это, Гилберт хотел уже было поздороваться, но едва ладонь коснулась выключателя, незнакомец заговорил русской речью:

— Здравствуй, — сказал таинственный гость.

— С-со-оюз? — испугано пропищал Пруссия, но, быстро осмелев, продолжил. — Чего надобно?

— Гилберт, — дверь сама собой закрылась, проталкивая немца в комнату, а Брагинский тем временем приблизился к Пруссии, — я сверну тебе шею, если ещё хоть раз посмеешь тронуть моего сына.

— Ты больше не страна, — усмехнулся тот, — и твои угрозы ничего не значат…

Гилберт не успел договориться, ибо почувствовал, как его шею сдавили, и по комнате разлетелся хруст ломающейся кости, после чего Гилберт безжизненной массой упал на пол, чувствуя, как череп отделился от позвоночника.

— Надеюсь, мы друг друга поняли? — теперь усмехался Союз, смотря на побледневшее лицо немца.

========== 8. Заточение. ==========

На выходных Александр приезжал к Ване, стараясь проводить с ним как можно больше времени. Мальчику нужен был хоть кто-то, с кем бы он мог проводить время, общаться, играть и считать своим другом. Александр справлялся с этой ролью и не видел смысла представлять Ванюшу другим странам, пока мальчонка не подрастет, ну и ума соответственно, не наберётся. Также Союз боялся, что другие страны могут испортить его невинного ангелочка с глазами цвета первых сумерек ночи.

Сейчас, пока Союз разбирался с бумагами, Ваня бегал по кабинету, раскинув руки в сторону и издавая звуки, похожие на гудение. Судя по всему, он имитировал шум летящего самолёта.

Остановившись возле отцовского стола, Ванюша поинтересовался:

— Пап, а что ты делаешь? — Ваня стал прыгать возле стола, пытаясь разглядеть, что там так старательно пишет отец. — Хочешь я помогу тебе?

— Конечно хочу, — улыбнулся он сыну и протянул Ванюше чистый бумажный листок с простым карандашом. — Нарисуй папе домик.

— Хорошо, — Ваня взял лист и карандаш. — Большой домик?

— Пятиэтажный с двадцатью окошками, двумя балконами, и не забудь про сад, в котором растут пять яблонь и столько же груш, — вот таким вот хитрым способом Союз решил проверить математические знания сына.

А Ванюша и рад стараться, всё же отец приходил к нему один или два раза в неделю, а всё остальное время он проводил с вредной старухой, которая постоянно кричала на него.

В связи с тем, что Александр не мог круглосуточно находиться рядом с Ваней, он решил нанять гувернантку, и, естественно, выбор Союза пал не на добросердечную старушку, которая будет позволять мальчику делать всё, что он только захочет вплоть до мелкого хулиганства, и баловать его ещё при этом пирожками, а на сварливую и строгую учительницу начальных классов, которая сорок лет проработала в школе и на законном основании вышла на пенсию.

— Пап, тебе не одиноко? — спросил Ваня, лёжа на ковре, что покрывал весь пол в кабинете Союза, и рисовал маленькие квадратики в одном большом квадрате. Это был основной фундамент дома, а прорези в нём делались для окон. — Ты ведь всегда один.

— С тобой мне скучать не приходится, маленький непоседа, — не поворачиваясь к сыну, проговорил Союз. — С пола встань, а то всё самое ценное простудишь. Диван же есть свободный.

— Не простужу! — возразил Ваня, продолжая рисовать. — И я почти закончил.

Союз лишь закатил глаза, какой упрямый ребёнок, весь в отца. В этот момент Александр почувствовал даже некую гордость за сына, возможно, внешне они и не похожи, но характером Ванечка явно в отца пошёл.

— Па-а-ап! — протянул он, кладя законченный рисунок на стол. — Давай посмотрим альбом!

С бумагами на сегодня было покончено, поэтому Александр молча кивнул Ване и пересел на диван, Ванька тут же прыгнул к нему на коленки, держа в руках тот самый фотоальбом. Взяв его в свои надежные руки, Союз раскрыл его, в сотый раз показывая и рассказывая сыну, кто все эти люди на чёрно-белых снимках.

Когда Александр перелистнул страницу, его взгляд сам собой зацепился за одно интересное фото, на котором было запечатлено около двадцати человек в военной форме. Окинув своих погибших товарищей взглядом, Союз с улыбкой проговорил:

— А ну-ка, найди меня.

Конечно, Александр уже и не сомневался, что Ванюшка сможет найти его в толпе народа, всё же не в первый раз листают этот альбом. Союз просто хотел немножечко поиграть с сынишкой, Ване ведь очень нравилось находить папу среди остальных военных.

— Вот! — мальчик тыкнул пальчиком на человека в тёмной шинели, надетой поверх военной формы, с фуражкой на голове. — Самый высокий.

— Молодец, — поцеловав его в макушку, Союз перелистнул страницу, и в тот же миг с его лица спала улыбка, а на фотографиях появились странные люди в незнакомой военной форме с чёрными крестами на воротниках рубашки.

— А это кто? — Ваня указал пальчиком на человека в чёрной форме, который в дружеской манере приобнял Александра за плечи.

— Третий Рейх, — сухо проговорил Союз.

— Он плохой? — Ваня поднял глаза на отца, видя на его лице немое недовольство, которое он попытался скрыть за фальшивой улыбкой. — А почему вы стоите вместе?

— На тот момент, Ванька, мы с ним были друзьями, — закрыв альбом и отложив его в сторону, Союз обнял сына, взяв его на руки.

— А сейчас нет?

— Тебе пора в кроватку, — проигнорировав вопрос сына, Александр понёс Ванюшу в его комнату. Ну не мог же он рассказать, что этот Рейх учудил в сороковые годы и насколько жестоко поплатился за это.

— Нет! Не хочу спать! — Ваня задёргался, начав капризничать.

— А что хочешь? — Союз остановился, посмотрев на сына. — Кушать? Ты голодный?

— Нет! Я хочу ещё поиграть с тобой, — просил Ваня, надувая щечки.

— Будешь капризничать, больше к тебе не приеду, — пригрозил Союз.

Ваня всегда боялся лишь одного — что отец рано или поздно уедет и больше никогда не приедет к нему. Поэтому Ваня затих и крепко вцепился в одежду Союза, не желая отпускать его.

Но Александр, не обращая на это внимания, уложил сына в кровать, ложась рядом и начиная ждать, когда мальчонка уснёт. Ваня всегда очень быстро засыпал, поэтому Союз без всяких детских истерик покидал дом со спокойной душой и чистой совестью.

***

Проснувшись полшестого утра, Ваня по привычке осмотрелся. Та же комната, те же обои в белую крапинку. Он всё ещё находился в жилище братьев немцев.

Поднявшись с кровати, не забыв её заправить, Иван вышел в коридор и, следуя зову интуиции, остановился возле одной из десятка дверей. Немного помявшись, Ваня всё же приоткрыл её заглянув внутрь. Увидев в полумраке спящего за рабочим столом с бумагами в обнимку Людвига, Ваня улыбнулся и твёрдо для себя решил наконец-то покинуть чужое жилище. Погостил и будет, пора домой!

Быстро спускаясь вниз по лестнице, Ваня совсем не чувствовал присутствия в доме Пруссии. Возможно, он ушёл куда-то, чем значительно облегчил задачу маленькому джентльмену, решившему уйти по-английски.

Надев всё ту же серую шинель и закрыв шею шарфом, Ваня открыл очередную дверь и вышел на улицу, насквозь пропитываясь холодным воздухом и пронизывающим ветром. Ну теперь-то ему точно никто не помешает.

Однако планы России рухнули, как карточный домик. Гилберт возвращался с прогулки, ведя на поводках трёх собак, и, заметив Россию, окликнул его.

— Куда собрался? — как всегда грубо и недовольно буркнул немец. Настроение было далеко не радужным, поскольку мало кому понравится проснуться в четвёртом часу ночи на ледяном полу с жуткой болью во всём теле и в особенности в шее.

— Домой, — робко пробормотал Ваня.

— Даже не надейся, пока не признаешься Западу в том, что ты Россия, из дома не выйдешь, — грозно заявил Пруссия, жестикулируя каждое сказанное слово.

— Но я уже вышел, — испуганно прошептал Иван.

Хмыкнув, Гилберт затащил Россию обратно в дом, а следом за ним зашли собаки, после чего Пруссия запер дверь на ключ, который тут же спрятал во внутреннем кармане толстовки. В этот момент Ваня понял, что просто так выбраться отсюда ему не удастся, отчего с лица спала вся былая радость, оставляя после себя кислый осадок, отдающий горечью.

Без чистосердечного признания Ивана, Германия отказывался верить в то, что он Россия и признавать своё поражение в споре. А Пруссия очень уж хотел прокатиться на этой металлической крошке. Вот только ранее на кухне Людвиг заявил, мол, выстрел в голову и скорейшее восстановление парня ещё не доказывают, что он страна и что он именно Россия, а не какая-нибудь там Югославия. На этой ноте у Гилберта зачесались руки схватить этого Фому неверующего и стукнуть его пару раз хорошенечко головой об стенку.

Пруссия пытался спокойно поговорить с братом и убедить его в своей правоте. Но Германия опять же упирался и не желал признавать поражение без веских доказательств. Он в конец запутал Гилберта своими глупыми отговорками, отчего в голову Великого забралась мысль, что он просто не хочет отпускать Россию.

В конечном итоге, всё сложилось примерно так: пока спор не будет окончен, а Гилберт не получит свою машину, Ваня не покинет их дом.

— С таким отношением мне вообще не хочется с тобой о чём-то разговаривать и уж тем более признаваться в смерти отца, — скрестив руки на груди, Иван тихо бубнил себе под нос.

— Так значит старик Союз и правда сыграл в ящик, — по-своему растолковав слова Ивана, заключил для себя Пруссия. — А я ещё удивлялся, почему твоя мордашка мне кажется такой знакомой.

До этого признания у Гилберта ещё были сомнение по поводу Союза, но теперь они исчезли. Поняв по реакции Пруссии, что сболтнул лишнего, Иван затих, тщательно обдумывая свои последующие действия. Выбирая из многочисленных зол, Ваня выбрал самую нейтральную: осмотреть помещение. Пока Гилберт кормил собак, а после готовил завтрак для себя, Германии и, наверное, России, Ваня успел обойти весь дом и заострить внимание на фотографиях.

— Всё посмотрел? — Ваня молча кивнул, садясь за стол. — Не потерялся по дороге?

— Да ну тебя! — буркнул Ванюша, взяв с разделочной доски дольку яблока. — Лучше скажи, зачем вы, нацисты, носите эту удавку на шее? — как можно осторожней поинтересовался он.

— Ты о которой? — недоумённо покосился на него Гилберт. — О галстуке?

— О кресте, — пробормотал Ваня с набитым ртом.

— Ну, это почетная награда для каждого солдата рейха. Даётся за самоотверженную службу Третьему Рейху. Особенно у СС-овцов часто были кресты на форме, — на удивление скромно объяснил Пруссия. Видать, даже ему эта тема была не слишком приятной.

— Не натирает? — проглотив яблоко, Иван продолжил задавать столь нелепые вопросы.

— Да нет, он как бы крепится не на голую шею. Его надевали под воротник рубашки, — Гилберт говорил настолько тихо и спокойно, что на минуту Ване показалась, что ему нравится обсуждать подобную тему.

Погруженный в глубокие пучины раздумья и параллельно готовя еду на три персоны, Гилберт, точно робот, на автомате отвечал на все задаваемые вопросы этим надоедливым русским.

— Не опасно? В случае чего он же может и в шею впиться, — никак не унимался Россия.

— Нет, не может, — твердо и уверенно заявил бывший нацист.

— Но шея ведь — самая уязвлённая часть в теле человека…

— Вот туда я тебе сейчас лезвие вставлю за глупые вопросы, коммунист любопытный, — прикрикнул на него Гилберт, заставляя наконец заткнуться и не мешать думать. Ишь какой горластый выискался.

Обиженно отвернувшись, Россия принялся ждать пробуждения Германии. В сложившейся ситуации мог помочь только он, Людвиг. Во всяком случае, Ване очень хотелось верить в то, что этот немец, в отличие от своего старшего брата, не станет грубить и отпустит его уже наконец домой.

Завтрак был готов. Выключив конфорки, Пруссия подошёл к Ивану и, опустив ладонь на его плечо, вновь попытался завести разговор о Союзе. Но Ваня не был настроен более разговаривать с этим невежей, поэтому вновь обиженно отвернулся.

— Не криви душой, будь так добр, — вздохнул Гилберт, вид у него был уставший. Видать, не выспался, вот и ворчит почём зря. — Идём, кое-что покажу тебе.

Повернувшись, Россия окинул немца чуть заинтересованным взглядом и быстро отвернулся, продолжая дуться, и для дополнения картины скрестил руки на груди. Наклонившись к мальчишке, Пруссия в знак временного перемирия схватил Ванюшу за щёчку, оттянув её со словами:

— Пойдём-пойдём, тебе понравится, — зазывал его Гилберт.

— Куда? — пробормотал он, пытаясь отцепить от своего лица чужие пальцы. — Снова что-то недоброе задумал?

— Не узнаешь, если не пойдешь со мной, — отпустил раскрасневшую щёчку Ванюши, Гилберт вышел из кухни.

Потирая измученную щёку, Россия долго думал, не решаясь пойди за этим непредсказуемым человеком. Но в конечном итоге любопытство всё же победило страх, и Ваня побежал вслед за Пруссией.

И как ни странно, наш Великий не ушёл далеко, а точно дожидался гостя, стоя у лестницы. Увидев Ивана, Гилберт, делая вид, будто не замечает мальчишку, продолжил свой путь. Остановившись, он вытащил из кармана связку ключей и, отыскав нужный, открыл загадочную чёрную дверь, заметно выделяющуюся среди всех остальных прочих.

Ваня десять раз проходил мимо этой двери, попросту не обращая на неё внимания ввиду столь скрытного расположения, что сразу и не заметишь. А если заметишь, то просто пройдёшь мимо, не придав большого значения.

Войдя в комнату, среди изысканного деревянного интерьера и нескольких полочек с книгами Иван увидел красивого красного попугая Ара, сидящего не в клетке, как принято держать всех птиц, а на жёрдочке в специально отведённым для него уголке.

От радости глаза Вани полезли на лоб вместе с улыбкой, он впервые в жизни видел такого красавца в живую.

— Красавец, — прошептал Иван, медленно подходя к птице. — Как его зовут?

— Бруно, — ответил Гилберт, отходя к одной из нескольких полочек.

— Здравствуй, Бруно, — Ваня поздоровался с попугаем, пребывая в состоянии восхищения.

— Halt die Klappe! — бросила ему в ответ птица.

— Что он сказал? — спросил Ваня, повернувшись к Гилберту.

— Он тоже поздоровался с тобой, — с усмешкой проговорил немец, но Ваня не придал этому большого значения, продолжая любоваться прекрасным Ара.

Открыв небольшой ящик Гилберт достал оттуда Walther P99 и едва не выронил оружие из рук из-за вопля этого шумного мальчишки.

— Ой! У Бруно ребёночек!

Удивившись, Гилберт повернул голову и увидел маленькую канарейку, отирающуюся возле попугая. Обычно этот жёлтый комочек пуха сидел на его голове, но тут, видать, решил сменить место жительства, ибо проще ужиться с попугаем нежели с человеком с раздутым самомнением.

— Это Пруберд, — скрипя зубами, прошипел Гилберт. Вечно от этих русских одни только проблемы, — он не сын Бруно, а просто мелкий засранец.

— Жаль, — вытянув руку, Иван погладил маленький жёлтый комочек, который тут же прильнул к его ладони, точно бездомный котёнок. — Бруно, наверное, грустно жить здесь одному без семьи и детишек.

Не обращая внимания на шуршание Гилберта на заднем фоне, Россия продолжал пытаться наладить контакт с пернатыми братьями. Пруберт спорхнул с жёрдочки и сел на плечо Вани, звонко попискивая.

— А он разговаривает? — спросил Ваня, смотря на Пруберта, приняв это жёлтое нечто за разновидность попугая.

— Если перестанешь его мурыжить, может, и заговорит, — опять же усмехнулся Гилберт.

— Знаешь, Гилберт. Я думаю, ты не такой уж и плохой, а даже наоборот, добрый.

— С чего такие доводы? — Пруссия неспешно зарядил Walther P99 несколькими патронами.

— Просто не хочу наживать себе врагов до того момента, как займу своё законное место в Российской Федерации.

В комнате повисла тишина, даже птицы утихли, делая сложившуюся ситуацию куда более нелепой. Ожидая ответа Гилберта, Ваня не решался вновь заговорить, но Гилберт почему-то продолжал молчать, заставляя Ивана таким образом только сильнее нервничать.

— Что это? — спросил Ваня, наконец-то повернувшись к Гилберту.

— Хотел похвастаться Walther P99, — пожал плечами Гилберт, решив пока что воздержаться от крайних мер.

— Я не особо разбираюсь в оружии, извини.

Закончив на этом разговор вместе с разглядыванием попугая, Иван наконец-то осмотрелся, решив более тщательно изучить данное помещение. Ваня был ребёнком, а все дети, как известно любопытны от природы.

Убрав свой огнестрел подальше, Гилберт решил немного позлить Союза, заодно и отомстить этому коммунисту несчастному. Подойдя к Ванюше, Пруссия обнял его со спины, сладко прошептав на ухо:

— Что ты там ищешь? Может, что-нибудь подсказать?

— Прекрати, пожалуйста, из-за тебя моё тело с ума сходит, — на выдохе проговорил он, оторвавшись от изучения корешков книг.

— Это тебя совесть мучает, потому что дерзишь мне, — опалив оголённую шею парня горячим дыханием, Гилберт бесстыдно скользнул по ней губами, нарочно прикусив кожу.

— Да замучали уже! — прикрикнул на него Ванюша. — Прекрати делать это, иначе он снова вс-вс-встан-нет, — пыхтел Россия, делая слабые попытки сопротивления, стараясь оттолкнуть от себя Гилберта, но тело отказывалось слушаться его и выполнять заданные приказы.

Продолжая одной рукой удерживать Ивана в объятиях, а свободной скользнув к паху, Гилберт огляделся, лишний раз убеждаясь, что позади нет никакого Союза или, не дай Бог, Германии. Но горизонт был чист, и это не могло не радовать.

Нащупав уже заметно выпирающий бугорок, Пруссия лишь самодовольно усмехнулся, чувствуя себя хозяином сложившейся ситуации.

— Какой он у тебя шустрый, сражение ещё не началось, а он уже рвётся в бой, — дразнил его Гилберт.

— Ч-чего? О чём ты говоришь? — голос Ивана дрожал, как пожелтевший листок на ветру, отчего складывалось ощущение, будто он боится.

— О тебе и твоём… Друге, самом близком и дорогом, — опять же пользуясь метафорами, попытался достучаться до него немец.

— Это м-метафора? Что она означает?

Сдавшись и пытаясь уже прямым текстом намекнуть Ваньке на очередную пошлость, Гилберт наблюдал похожую картину — мальчишка подрагивал и приоткрыл рот от удивления не в силах разобрать скрытый смысл этих метафор и незнакомых слов.

— Ну вы, современная молодежь и даёте, даже удовлетворить себя должным образом не можете. Так и быть, братик Гилберт научит тебя этому искусству! — воодушевлённо пропел Пруссия.

Переместившись на диван и раздвинув ноги так, чтобы строго между них мог поместиться Россия, Гилберт продолжил зачитывать свою лекции о половом созревании:

— Начнём с полового органа научное название которому — член. Который используется во время полового акта. Половой акт, иное название секс — это то, чем занимаются супружеские пары, когда они влюблены, — вещал Гилберт, спустив вниз все лишние элементы одежды и давая свободу изнывающему члену Ванюши.

— Н-не трогай его!.. — пропищал Иван, но сопротивляться не стал. Слова Пруссия по-прежнему ничего не значили для него, а вот действия были настолько приятными, что Ваня буквально таял в этих виртуозно-умелых руках.

— Продолжим урок, — обхватив плоть Ванюши ладонью, Гилберт продолжил. — Эта часть мужских гениталий называется член. Он может твердеть, если его стимулировать, эректильная ткань наполняется кровью и член поднимается, вот как сейчас, — Гилберт опустил ладонь к основанию, демонстрируя ярко-розовую головку. — Если опустить кожу, то можно увидеть часть члена, которая называется головкой.

До ушей Гилберта донёсся приглушенный стон мальчишки, по которому было понятно, что он всё же делает попытки к сопротивления, стараясь сдержать стоны, вздохи и прочую музыку любви. И Пруссии это не нравилось, ох как не нравилось.

Немец скользнул рукой ещё разок-другой вверх-вниз, и до его ушей наконец-то донёсся желанный ни с чем не сравнимый стон наслаждения, пропитанный нотками желания и похоти. Улыбнувшись своей маленькой победе, Гилберт продолжил разговор о половом созревании, со всем этим не заметив, как Ваня уже излился в его ладонь:

— А теперь поговорим об эрогенных зонах…

— Н-нет! Хватит! — Ваня стал вырываться. После этого самого изливания его тело перестало дрожать и стало прежним — послушным и покладистым, позволяя трезво соображать и свободно двигаться.

Натягивая обратно штаны, Россия, весь взлохмаченный бросился, в коридор, столкнувшись там с Германией. Вывернувшись, избежав таким образом окончательного столкновения, Ваня хотел было бежать дальше, но немец схватил его за запястье, не позволяя сделать этого.

— Да подожди ты! — рассерженно рявкнул Людвиг, притягивая мальчишку ближе к себе. — Расскажи правду насчёт тебя и Союза.

— Не могу! — вскрикнул Россия от того, что Людвиг слишком сильно сдавливал его запястье. — Это секрет!

— Всё, что ты скажешь, останется в этих стенах и в них же будет похоронено.

Ваня остановился и как-то подозрительно притих, видать, обдумывал все за и против подобной «сделки». Вздохнув разок-другой, Иван наконец заговорил, но при этом не переставал одёргивать руку, молча требуя, чтобы его отпустили, ибо от недостатка кровообращения рука начала синеть.

— Отец всегда говорил, что словесные обещания ничего не стоят, — подняв аметистовые глаза на немца, Ваня продолжил уже более серьёзным тоном. — Заключим договор.

***

В полумрачной комнате стоял небольшой диванчик, на котором сидели двое: молодая девушка со светлыми волосами и голубыми глазами и мужчина средних лет. Вокруг них постоянно ходили двое мужчин, один постарше, лет двадцати пяти, второй же помладше, лет двадцати.

— Так что вы можете сказать о России? — начал было один из мужчин, вышагивающих вокруг дивана, и его мысль быстро подхватил второй товарищ.

— Это ведь совершенно другой человек?

— Я не понимаю, о чём вы говорите! — возразила девушка, сдерживать слёзы с каждой брошенной фразой становилось всё труднее и труднее.

— Советуем хорошенько подумать. Эта информация дорого стоит, — вновь заговорил тот мужчина.

— И мы готовы заплатить за неё немалые деньги. Сколько вы хотите? — опять же подхватил его мысль второй парень.

— Я ничего не скажу, — опустив голову, дабы не показывать слёз этим ублюдкам, пробормотала девушка.

— Десять миллиардов долларов.

— Соглашайся, — шептал на ухо девушке сидящий рядом с ней пожилой мужчина. — Это огромнейшая сумма, деньги нам сейчас нужнее…

— Н-но как же вы не понимаете!.. — подняв заплаканные голубые глаза на пожилого мужчину, девушка попыталась найти оправдание или причину, по которой эту информацию нельзя разглашать кому попало, но мысли смешались в кучу, не желая подавать никаких идей.

— Двадцать миллиардов, — опять же донеслось со стороны мужчин, жаждущих получить данную информацию.

— Прошу тебя, согласись. Ради процветания нашей с тобой страны, — продолжал шептать пожилой мужчина.

Девушка лишь всхлипнула и, посмотрев на «покупателей», информации, смиренно прикусила нижнюю губу до посинения и слабо кивнула.

Комментарий к 8. Заточение.

Halt die Klappe! - Заткнись.

========== 9. Прошлое. ==========

В 1930 году в связи с мировым кризисом в Германии обострилась политическая и экономическая ситуация. Правительство социал-демократа Германа Мюллера не могло решить проблемы, связанные с растущей безработицей. На этом фоне укрепились позиции ультраправых партий, в первую очередь Национал-социалистической немецкой рабочей партии, возглавляемой Адольфом Гитлером.

По итогам выборов в Рейхстаг в сентябре этого же года нацисты оказались на втором месте после СДПГ. В июне 1932 года президент Пауль фон Гинденбург назначил канцлером Франца фон Папена, который поддерживал нацистскую партию, вследствие чего по стране прокатилась волна фашистских выступлений. В ответ партия развернула антифашистскую кампанию, её влияние росло, что противоречило интересам крупного капитала. В итоге была ускорена передача власти нацистам. Тридцатого января 1933 года Гитлер был назначен рейхсканцлером. В стране установилась фашистская диктатура.

В период между тысяча девятьсот тридцатым и тысяча девятисот тридцать третьим годом был рождён он, олицетворение Третьего Рейха. Спустя полтора года родилось ещё одно олицетворение — Германия. Маленький белокурый мальчик с глазами цвета неба.

Появление на свет этого мальчишки не сулило ничего хорошего, лишь говорило об одном — Рейху осталось жить совсем недолго. Потому что Людвиг быстро рос и набирался сил.

***

Наконец-то вернувшись в столицу после длительной командировки, Пруссия прежде чем направиться к начальству с отчётом решил немного прогуляться и подышать местным воздухом.

Проходя мимо сада, Гилберт услышал странные звуки, похожие на рыдание ребёнка. Заинтересовавшись данным феноменом, Гилберт пошёл на всхлипы, заметив прячущегося в кустах очаровательного златовласого голубоглазого мальчонку. С такой внешностью этот мальчишка шёл в сравнение разве что с фарфоровой куклой, которых предпочитали коллекционировать дамы высшего общества. Правда, эта длинная нелепая чёлка искажала милый образ мальчика. Если её зачесать назад, то получился бы истинный солдат Третьего Рейха, вынужденный зализывать волосы назад, чтобы было удобней носить фуражку.

Недолго думая, Гилберт вышел из-за кустов и опустился к мальчишке на колени. Но мальчонка его будто не заметил и продолжал рыдать, утирая слёзы тыльной стороной ладони, защищённой белоснежной тканью перчатки. Разумеется, наш Великий Пруссия терпеть не мог вот таких вот поганцев, которым он ещё даже нахамить не успел, а они его уже игнорируют без всякой на то причины. Даже для простого смертного это было бы как минимум обидно.

— И кто это у нас тут природу губит своими слезами? — сказал Гилберт, убирая от лица мальчишки руки, которыми он вечно пытался закрыться.

— Прошу вас, уходите. Я не настроен общаться, — пробормотал мальчишка, продолжая всхлипывать.

— Я не могу уйти, когда в саду льёт слёзы почём зря столь очаровательное создание, — скользнув ладонью по щеке мальчишки, Гилберт избавил нежную детскую кожу от излишней влаги. — Что случилось?

Это был не простой уличный мальчишка и даже не человек — страна, окрещённый парой месяцами ранее сыном Третьего Рейха. А человеческое имя этой новоиспечённой пока ещё неполноценной страны — Людвиг Керхайзер.

Людвиг плакал из-за того, что его безжалостно выпорол и выгнал на улицу мужчина, которого он должен называть отцом. Но рассказывать об этом инциденте незнакомому, совершенно постороннему человеку Людвигу, естественно, не хотелось. Поэтому он молчал, пока Гилберт вновь не заговорил.

— Я шёл на ужин. Но тут, как я посмотрю, есть рыбка повкуснее.

Людвиг в недоумении покосился на этого страшного парня. Ему уже было как минимум двенадцать лет по человеческим меркам — поздновато для подобного рода сюсюканий. Но в глазах Гилберта этому мальчишке было от силы лет семь. Вытянув руки, не обращая внимания на испуганное лицо мальчика, Пруссия стал щекотать его, забираясь пальцами под одежду, чтобы усилить эффект.

Смеясь с ним наравне, Гилберт приговаривал:

— Где моя рыбка? Никак не могу найти её. Куда ты её спрятал?

От слов Пруссии Людвиг начинал смеяться только громче. Ну, а Гилберт был доволен уже тем, что заставил одного ребёнка улыбнуться. Хорошие дела Бог замечает в первую очередь и уже готовит ему тепленькое местечко в раю с миловидными цыпочками. Только не с белыми волосами, как у старушек, пускай будут кофейного оттенка, но только не белого. Гилберт не слишком жаловал белый цвет, хотя и привык к нему с раннего детства. В плане девушек он всё же предпочитал брюнеток.

— У меня нет рыбы, — в перерыве между щекоткой пролепетал Людвиг, пытаясь отстраниться от этого господина. — Я её не ем.

Закончив, Гилберт улыбнулся и погладил мальчонку по голове. Рейх никогда не делал ничего подобного по отношению к сыну, если и хвалил время от времени, то исключительно за что-то, а не просто так.

— Ты Людвиг Керхайзен?

— Да, — с лица ребёнка спала улыбка. — Откуда вы…

— Рад знакомству, — Пруссия протянул руку в знак дружбы. — Я Гилберт Байльшмидт. Но ты можешь звать меня просто Великий или братик Гилберт.

Пожав этому странному господину руку, Людвиг наконец поднялся с земли и задал терзающий душу вопрос этому теперь уже малознакомому человеку:

— Герр Гилберт, вы знаете моего отца?

— Да, мой милый, знаю, и скажу тебе больше, мы с ним партнёры.

Что имел в виду Гилберт, назвав себя партнёром Третьего Рейха, Людвиг так и не понял, должно быть, он был ещё слишком мал для этого. Но раз этот человек знаком с его отцом, то всё в порядке. Наверное…

Решив, что герр Гилберт заблудился по дороге в Рейхстаг, Людвиг решил предложить этому доброму господину свою скромную помощь.

— Идёмте, я провожу вас до Рейхстага, — заметив, что Гилберт и глазом не моргнул на его предложение, Людвиг обернулся. — Извините, я не поинтересовался, куда вы направляетесь?

— Идти пешком ску-ч-но! Давай туда лучше поедем!

Подняв Людвига, Гилберт ловко посадил его к себе на шею, невзирая на всякие манеры, правила приличия или возраст мальчика, а ведь Людвигу уже поздновато на шее сидеть.

— Отправляемся прямиком на ужин!

С этими словами Гилберт ринулся в сторону дороги, направляясь совершенно в противоположную сторону от Рейхстага. Ужин состоится в пределах личного загородного дома Байльшмидта, а начальство может и подождать со своими бумажками.

— Я ведь ещё и не поверил, когда Рейх заявил о рождении сына. Думал, что какая-нибудь куртизанка залетела и родила бастарда, а тут такая радость! — без конца тараторил Пруссия, неспешно приближаясь к своему скромному жилищу.

В тот вечер Людвиг впервые почувствовал, что такое быть желанным, и глубоко проникся репликой «тепло родного очага». С Гилбертом они быстро нашли общий язык и ещё быстрее породнились.

Людвиг по сей день считает Гилберта своим старшим братом, несмотря на отсутствие кровного родства, потому что Пруссия приглядывал за ним с того самого момента, как они познакомились, и был для мальчика не просто старшим братом, о котором Людвиг мог только мечтать, живя под одной крышей с Третьим Рейхом, а живым примером для подражания.

Комментарий к 9. Прошлое.

Я жива! Просто были некоторые проблемы со связью…

========== 10. Домой? ==========

— Вперёд! Вперёд! — кричал Ваня, с радостью забравшись на спину отца, который в свою очередь на потеху сынишке встал на четвереньки и изображал лошадку, катая того верхом и говоря незамысловатое «иго-го».

— Лошадка, я хочу туда, — сказал мальчик, указав пальчиком на сервант.

«Лошадка» фыркнула и подошла к серванту, а после по новому указанию Вани к дивану. Ванюша перелез на него и погладил лошадку по голове, приглаживая чернявую гриву.

Такому виду передвижения любой бы позавидовал, поскольку каждая страна глубоко внутри себя лелеяла надежду подмять под себя Советский Союз, олицетворением которого был высокий мужчина ростом метр восемьдесят мощного телосложения, на торсе которого отчётливо проступали кубики пресса. Тёмные волосы и гранатово-багровые глаза придавали Александру более азиатскую внешность. Однако славянское лицо в купе с характерным носом и широкий разрез глаз быстро перечёркивали подобную несуразицу. Кожа у Союза всегда была бледно-молочной, лишь летом приобретала чуть кремовый оттенок.

— Хорошая лошадка, — приговаривал Ваня, — хочешь печеньку?

— Ну всё, Ванька. Папа устал, — Александр сел рядом с сыном и откинул назад голову.

Послушно кивнув, мальчик сонливо потер глазки и прижался к отцу, потому что не хотел, чтобы он опять ушёл и оставил его одного до следующих выходных в этой глуши, где Ване совершенно не с кем поговорить за исключением игрушек да кошки.

— Так, маленькому жокею пора спать, — строго сказал Союз.

— Нет! Я не хочу спать! — стал капризничать Ваня, но, когда отец взял его на руки, сразу же успокоился. — Ты снова уйдёшь?

— Нет. Завтра у папы выходной, поэтому он весь день будет с Ванюшей играть в лошадки, как и обещал на прошлой неделе.

— А почему Ванюша? — спросил Ваня, посмотрев в гранатово-багровые глаза отца.

— Не нравится? — с усмешкой спросил Александр.

— Очень нравится! — ухватившись обеими руками за шею, Ваня, не желая отпускать отца, обнял его как можно крепче. — А ты Шурик.

— Слышал, значит? — с улыбкой проговорил Союз, вспоминая, как во время прогулки они встретились с Боссом Александра и тот назвал его Шуриком.

— Да, я всё про тебя знаю! — уверенно воскликнул Ваня.

— Например? — сказал Союз, входя в комнату сына и сразу включая свет.

Усадив сына на кровать, Александр подождал, пока Ваня сам заберётся под одеяло, затем сел на краешек кровати и протянул сыну плюшевого медведя — это была любимая игрушка Вани. Мальчик обнял своего плюшевого друга и забрался под одеяло до самого подбородка, так что одни глаза видать.

— Я знаю, что ты пьёшь чай без сахара, но когда мы пьём его вместе, всегда кладешьдве ложечки, потому что я люблю сладкое и, допив свой чай, обязательно потянусь за твоим, — констатировал мальчик, смотря на отца в ожидании похвалы.

— Ты очень наблюдательный, — Союз погладил сына по светлым волосам, с нетерпением ожидая, когда же тот закроет глазки и уснёт.

— Пап, а почему у меня нет мамы?

— Потому что у тебя есть я, — наклонившись, Союз поцеловал сына в лоб, стянув с него одеяло до шеи.

— А у тебя есть кто-то?

— Нет, — ответил Александр, поправив сползшую на глаза чёлку. — Мне никто не нужен кроме тебя, головастик.

— Хи-хи, я Ваня. А ещё ты забыл Бастюшу.

— Ох, как я мог… — поднявшись и отойдя к шкафу с книгами, Александр стал искать наиболее подходящую литературу для сына. А то не уснёт ведь без сказки. — Мне никто не нужен кроме вас с Бастюшей.

Бастюшей звали кошку, проживающую на протяжении нескольких лет в этом доме. Ваня очень любил её, дети по своей природе всегда очень сильно привязываются к домашним питомцам.

— Пап, — протянул мальчик, — если у меня нет мамы, значит, меня родил ты?

— Чего? — оторвав взгляд от книги, Союз удивлённо взглянул на сына.

— Я видел в книжке, как появляются на свет дети, — пояснил Ваня, вводя отца в курс дела. — Ты родил меня, а потом кормил грудью.

— Даже так? — на этой минуте Союз растерялся, не зная, что делать: удивляться или смеяться. Но чувство юмора взяло вверх и Александр тихонько рассмеялся. — Думаю, тебе рановато читать такие книги.

Повернувшись к шкафу, Союз решил убрать всю литературу касательно биологии да и просто книги, не предназначенные для прочтения шестилетним детям. Ваня был ещё маленьким и, живя с отцом, ещё не понимал, что в природе существует разделение на мужской и женский пол и потомство приносят как правило особи женского пола. Странно, что он так быстро забыл день своего рождения.

Отложив литературу восемнадцать плюс на отдельный столик, Александр взял одну из любимых сказок Вани про зайчика и начал читать её с самого начала. Не прошло и пяти минут, как мальчик быстро уснул.

Покинув комнату сына, Союз хотел было позвонить секретарю и разузнать насчёт завтрашнего дня, действительно ли у него выходной и не нужно появляться в Кремле просто так, для галочки.

Но едва Александр взял трубку, на его шею бросилась белокурая девица с воплями:

— Шурик! Наконец-то я нашла тебя! — просто пищала от радости Беларусь.

Отцепив её от себя, Союз строго осмотрел сестру с ног до головы, на ней было всё то же тёмно-синее платье и белая ленточка на волосах. Девушка без конца тянула к нему руки, проявляя желание обнять и зацеловать любимого братика, на поиски которого потратила практически два года, пока случайно не наткнулась на это подозрительное строение.

— Наташа, я же просил…

— Ты не пришёл домой с работы. Я волновалась, — из голубых глаз девушки по бледно-розовым щекам скатилось несколько слезинок, придавая этой ситуации ещё более драматичную развязку. — Неужели ты выкинешь сестру на улицу?

— Не выгоню, — на вздохе проговорил Союз. — Но пообещай, что никому ничего не расскажешь об этом месте.

— Обещаю, — прильнув к груди брата, Наталья довольно потёрлась о него щёчкой, как кошка, помечая свою территорию.

Обещания Беларусь сдержала и никому ничего не рассказала об этом месте. Ибо сболтни она о нём хотя бы Украине, о нём бы тут же узнал весь Советский Союз и тогда к братику начали бы ломиться толпы стран, прося расписаться тут, поставить галочку там и прочее, прочее, прочее. Нелегко быть главой столь огромнейшей страны, в которой целых пятнадцать республик.

Более того, Беларуси не посчастливилось наткнуться на Ваню, а утром Союз самолично отвёз сестру в многонациональный дом стран СССР.

***

Узнав, что Ваня проводил время в компании Германии с Пруссией, премьер-министр, посоветовавшись с президентом, решил, что это неплохое начало для дальнейшего полноправного вступления России в ряды олицетворений стран всего земного шара. Но радость, как и дальнейшие планы на будущее премьер-министра, длилась недолго… Россия заявился к нему утром, едва часы пробили восемь и это не могло не… Радовать? Нет, скорее огорчать.

Но несмотря на бесчисленное количество извинений, Иван наотрез отказался рассказывать о том, где он был и что он там делал. Хоть премьер-министр и не настаивал на полном отчёте со всеми пристрастиями, но исходя из собственного любопытства ему было интересно узнать, чем же там таким занимался Россия. Но последний молчал, как партизан на допросе.

По возвращению России планы быстро поменялись и было принято решение о возвращении в Москву завтра утром. А пока можно и отдохнуть, чем Ванюша, собственно, и собирался заниматься ближайшее время. Как же хорошо в доме премьер-министра без этого противного Пруссии.

***

После ухода Ивана в немецком доме стало непривычно спокойно и пусто. Казалось бы, это привычное состояние сея поместья, но всё равно в нём чего-то не хватало. Возможно, лая собак или ворчания нашего Великого, а возможно и нравоучений самого Людвига.

Россия ушёл всего пару часов назад, а по нему уже успели заскучать. Впрочем, по довольной ухмылке Пруссии не скажешь, что он так уж горюет и тяжко переживает утрату. Да и горюет ли он вообще? Германия привычным образом сидел за обеденным столом, но у него просто кусок в горло не лез, и дело тут не в полученной информации, а в том, что они с Иваном далеко не на дружеской ноте расстались.

Обиделся Ванюшка на немцев и похоже серьёзно. Конечно, Ваня пытался скрыть это недовольство за фальшивой улыбкой, но Германия практически сразу раскусил его, как ореховую скорлупу.

Ковыряясь ложкой в чём-то, напоминающим кашу, а на вкус отдающим кисло-сладким зелёным яблоком, Людвиг уже и сам не знал, чего ему следует бояться больше: получить по шапке от Босса или того, что Иван может затаить обиду и они с ним уже никогда не смогут наладить дружеские отношения.

«Только ли дружеские? Людвиг, признайся себе уже в том, что рассчитываешь на большее», — где-то глубоко внутри себя Германия слышал голос, который беспрестанно шептал ему то, о чём в приличном обществе не принято говорить.

Писк сигнализации, установленной на машине, эхом разлетелся по дому, заставив обоих братьев вздрогнуть и переглянуться. Нечасто в их доме случаются подобные события, видать, дама требует внимания.

— Иду, любимая! — воскликнул Гилберт и пулей выбежал из кухни.

— Эй! Это пока ещё моя машина, — оставив ложку в этой густой липкой массе, Германия побежал вдогонку.

Как только они ушли, на секунду в комнате появился тёмный силуэт и оставил на том самом обеденном столе, за которым ещё пару секунд назад сидели братья немцы, белый конверт с золотистыми подсолнухами. Закончив, этот таинственный гость испарился так же незаметно, как и появился.

Вернувшись в дом, Гилберт с Людвигом направились в ванную мыть руки, а после вошли на кухню. Возвращаясь к брошенному завтраку, немцы мелодично препирались, обвиняя друг друга в халатности:

— Надо было гараж закрывать, — ворчал Германия.

— Я бы закрыл, если бы кое-кто ключи не зажал, — не желал признавать своих ошибок Гилберт.

Сев за стол и продолжив доедать то, что осталось в тарелке, Германия случайно увидел конверт, которого точно не было, когда они изначально садились за стол. Взяв неизвестный предмет в руки, Германия попытался прочесть, кому это письмо адресовано, но не сумел разобрать корявого почерка да ещё и на русском языке. Молча протянув его Пруссии, Людвиг принялся ждать, когда тот развернёт его и прочтёт. Гилберт понял всё без лишних слов, едва взглянув на адресата. Избавившись от самого конверта, он вынул небольшую открытку, на которой были одни лишь подсолнухи на чёрном фоне, и стал вчитываться в текст, пытаясь разобрать почерк.

— Это от нашего Ваньки, — на этой секунде Людвиг выпрямился в плечах и поправил причёску, приводя и без того идеально уложенные волосы в порядок. — Кажется, он хочет встретиться с тобой, чтобы что-то вернуть.

Гилберт замолк, перевернув открытку. Убедившись, что тут больше нет ничего, что следовало бы прочесть и перевести, он передал данную открытку тому, кому она изначально предназначалась.

— Опять эти подсолнухи… Я думал, что по ним только Союз с ума сходит, — бормотал Гилберт, доедая остатки содержимого своей тарелки.

Молча рассматривая открытку, Германия пытался самостоятельно разобрать почерк нашего Вани. Но к большому огорчению, Людвиг привык к печатному тексту, отчего способность разбирать каракули, написанные от руки ещё и на чужом языке, равнялись нулю. Причём большому и очень жирному нулю.

Из всего двухстрочного текста Германия сумел распознать лишь своё имя и слово «пожалуйста», после прочтения которого на сердце стало так тепло и спокойно, что хотелось прямо сейчас бежать в указанное место и ждать там его, Ивана. Но стараясь не пасть в глазах родного брата, который, мягко говоря, недолюбливает славянскую нацию, Людвиг с непоколебимым безразличием убрал открытку обратно в конверт и оставил его на краю стола, возвращаясь к остывшему завтраку.

— Он поел перед уходом? — как бы случайно и непринуждённо поинтересовался Людвиг.

— Нет, — коротко ответил Гилберт, собирая со стола всю грязную посуду, освобождая младшего брата от лишней работы по дому. — Ты заметил?

— Что? — удивлённо и в тоже время взволнованно спросил Германия.

— Он дважды указал в письме твоё имя и дважды написал его неправильно — «Лудвиг», — Гилберт акцентировал внимание на ошибке в имени Германии.

Пока Пруссия мыл посуду, Германия с задумчивым видом продолжал сидеть за столом, не заметив, как губы сами собой растянулись в улыбке. Возможно ли такое, что Россия специально написал его имя неправильно? Эта теория заставила Людвига смутиться, отчего на щеках осел лёгкий бледно-розовый румянец. Прилив мечтаний Германии продолжался до тех пор, пока Гилберт не прогнал его с кухни, дав задание заняться стиркой.

***

Следуя назначенному времени в письме, Германия отправился в парк. Однако точного места встречи не было указано. Просто парк. Никаких лавочек, фонтанов, автоматов с напитками или деревьев.

Блуждая по парку уже около десяти минут, Германия извечно задавался лишь одним вопросом: тот ли это парк? Конечно, в их городе множество парков и все они по-своему хороши, но этот был ближайшим от его дома.

Интересно, а где сейчас живёт Россия?

Петляя по выложенной плиткой дорожке, Германия остановился, почувствовав, как в сердце что-то кольнуло. Покрутив головой, он заметил несколько женщин с колясками, одну влюблённую парочку подростков и какого-то странного паренька, гуляющего вдоль озера.

В этот момент Людвиг успел трижды пожалеть, что не взял номера телефона Ивана, так он мог бы позвонить ему в любой момент. Заострив взгляд на пареньке, который ходил возле покрытого тонкой корочкой льда озера, Людвиг заметил в нём знакомые очертания. Удивительно, сердце само подсказало, что это Россия. Германия уже хотел было подойти к нему, как почувствовал тычок сзади. Резко обернувшись, Людвиг увидел… Ивана. В испуге обернувшись на озеро, Людвиг увидел лишь местами замерзшую безмятежную гладь воды, подрагивающую от легкого ветерка. Просто магия какая-то.

А Ваня продолжал с улыбкой смотреть на растерянного немца, терпеливо ожидая, когда же тот придёт в себя. И когда это случилось, он протянул Германии бумажный пакет, что всё это время держал за спиной, со словами:

— Большое спасибо! Вот, возвращаю.

Заглянув в пакет Людвиг, был удивлён содержимым. В пакете была одежда, которую Германия с Пруссией ранее одолжили Ване. Он не ждал и не просил возвращать ему эту одежду, считая её чем-то вроде подарка.

— И это всё? — с досадой проговорил немец, слыша, как глубоко внутри него рушатся планы на романтическую встречу, плавно перетекающую в свидание. Какая уж там романтика, Россия даже не рад его видеть. — Ты позвал меня только за этим?

— Извините, — Иван виновато отвёл взгляд в сторону. — Я совру, если скажу, что рад нашей встречи. Я просто хотел вернуть одежду, что вы дали мне.

Вот тебе и долгожданная романтическая встреча. Россия строго прочертил границу их отношений и обращается к Германии строго на «вы», ибо считает его старше себя. Но если судить по истории и человеческим меркам в плане возраста, Германия всё же по большей части является ровесником Ивана.

«С таким человеком будет очень сложно сдружиться особенно после случившегося ранее», — мысленно заключил для себя Людвиг.

Расценивая длительное молчание собеседника как окончание их несостоявшейся беседы, Ваня резко развернулся и хотел уже было удалиться, но его остановил Германия.

Россия остановился и развернулся лицом к немцу, вопросительно смотря на того.

— Как ты сумел пробраться в мой дом незамеченным? — сухо проговорил он.

— Я не вор, — брови Вани сдвинулись к переносице, прямым текстом говоря о том, что ему не нравится этот разговор. — Я не забирался в твой дом, а просто попросил о помощи.

— Кого? — на долю секунды в Германии проснулся интерес касательно круга общения нашего Вани.

— Ты его хорошо знаешь, — с улыбкой пропел Ваня. — Но он просил не говорить никому своего имени. Но могу намекнуть, у вас с ним одинаковый одеколон, а ещё он твой родственник.

Под такое описание у Людвига подходил лишь один человек — Гилберт. Конечно, насчёт одеколона он не был уверен, так как никогда не придавал этому большого значения. Любой запах парфюма Пруссии перебивал терпкий запах табака и дыма, потому что он много курил, даже слишком много. Будь Гилберт обычным человеком, его лёгкие бы просто сгнили от такого безобразия.

— Понятно, — прошептал Германия, однозначно заключив для, себя что России помог именно Гилберт. — Можешь заглянуть к нам вечером?

Повисло молчание. В связи с воспитанием Россия не мог забросать человека всяко старше себя градом вопросов рода зачем, для чего и почему именно он.

— Хорошо, — после трёхминутной паузы Ваня наконец-то заговорил, — я зайду вечером, часов в семь.

Закончив на этом разговор, оба парня синхронно развернулись и разошлись по противоположным сторонам. Остановившись возле самого выхода из парка, Ваня повернул голову к одиноко стоящим елям, под которыми стоял мужчина в чёрной военной форме.

— Спасибо, — с улыбкой прошептал Ваня, мужчина лишь кивнул в ответ и растворился в воздухе.

***

Накрывая на стол Германия, поставил три тарелки для России и Пруссии, распланировав вперёд своего рода прощальный ужин. Людвиг меньше всего хотел иметь натянутые отношения с самой огромной страной на карте, тем более если эта страна именуется Всемирным Злом.

На минуту отвернувшись и вновь вернувшись к столу, Германия увидел за ним Гилберта, готового начать этот ужин раньше положенного срока. Впрочем, если Гилберт сейчас поест и уйдёт как обычно болтаться по барам, то Германии это будет только на руку.

— Почему у меня одна сосиска, а в других тарелках по две? — возмущался наш Великий, будучи недовольным подобным к себе отношением.

— Гилберт, пожалуйста, хотя бы сегодня не веди себя как ребёнок. Если тебе мало одной сосиски, встань и положи себе сколько нужно.

— Ну конечно, кому я нужен. Своё уже давно отжил, пора и о смерти задуматься, — драматично вздохнув для пущего эффекта, Пруссия продолжил. — Ни друзей, ни родственников, никого нет… Даже сосисок положить некому, — войдя во вкус, он начал разыгрывать настоящую драму.

Тяжело вздохнув, Германия взял его тарелку и добавил к одной сосиске ещё три, чему Гилберт был несказанно рад, пока не захотел пить.

— А сок? Ему ты поставил, а мне!

Время от времени у Пруссии случались подобного рода приступы недостатка внимания, и в такие минуты Германия старался дать понять брату, что он не одинок и в старости есть кому подать стакан воды.

— Гилберт, — начал было Германия, но ход его мыслей был прерван нашим начинающим драматургом.

— Гробы нынче не дёшевы, интересно, их ещё делают на заказ?

Скрипнув зубами, Германия взял один из пустых стаканов и заполнил его жидкостью морковного цвета, после чего поставил этот стакан напротив Гилберта. Тот затих, увлечённо поглощая одну сосиску за другой.

Выходя из кухни Людвиг услышал звук, который издавал мобильный телефон, после которого последовал вопль:

— За-а-пад! У меня телефон пищит, принеси его… А нет, не надо. Он у меня в кармане оказывается был! — дальше Пруссия начал разговаривать со своим телефоном. — И чего тебе надо, сволочь? Не видишь, Великий сел кушать?!

Помассировав виски, стараясь успокоить и без того расшатанные нервы, Германия вернулся на кухню и подошёл сзади к Гилберту, потрепал этого большого ребёнка по волосам.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Гилберт с набитым ртом, устремив взгляд на младшего брата.

— Показываю ребёнку, что он не обделён вниманием.

Пруссия промолчал, не став утруждать своё высочество с ответом. Проглотив содержимое своего рта, Гилберт стал подставляться под ладонь брата, издавая мурчащие звуки, ну точно как кот.

— Людс, у тебя такие сильные руки.

— Спасибо, — сказал Германия, чьи губы чуть растянулись в улыбке.

— Не помассируешь мне шею? — повернув голову и узрев на лице младшего брата смущение в купе с недоумением, Гилберт со смехом добавил. — Шучу я! Шучу.

Германия ничего не сказал, лишь раздражённо цыкнул, вновь собравшись выйти из кухни. Вот такого несерьёзного Гилберта он терпеть не мог, мелет что не попадя, а потом удивляется, почему с ним никто разговаривать не хочет.

— Чего такой раздраженный? Волнуешься из-за официального прихода русского Ваньки в нашу халупу?

Резко остановившись в дверном проёме, Германия повернул голову, посмотрев через плечо на брата и проговорил стальным голосом:

— Да. Я ведь ничего о нём не знаю, даже малейшего понятия не имею, что он за человек.

Гилберт на этом моменте прыснул от смеха. С виду Людвиг выглядел весь из себя такой серьёзный, а внутри боялся как нашкодивший ребёнок, которому грозило получить ремнём по причинному месту за свои выходки.

— Запад, ты бы ему ещё цветочки купил, — сказал Пруссия, не переставая смеяться.

— Думал об этом. Но я не знаю его предпочтений в этой области.

— Умоляю, не говори про область в моём присутствии. Этот русский мало того что присвоил мой Кёнигсберг, так ещё и посмел разжаловать меня как страну и переименовать его в какой-то идиотский Калининград!

— О котором русском идёт речь? — поинтересовался Германия, полностью развернувшись лицом к брату.

— О Союзе естественно! — буркнул Гилберт, чьи глаза так и метали молнии. Немного успокоившись после минутной паузы, Гилберт добавил. — В моём списке великих стран Союз занимал третье место.

— Почему не второе? — с ноткой удивления спросил Германия. На первом месте скорее всего стоял сам Пруссия, а кто же тогда номер два в его списке?

— Потому что на втором месте у меня всегда будешь ты, Запад. Мой драгоценный младший братец.

Не на шутку удивившись и даже засмущавшись, Германия отвёл взгляд от этих внимательных рубиново-алых глаз. Что ни говори, а Пруссия умеет вгонять в краску, должно быть, перенял это у Франции.

— Смотри не влюбись в этого русского, — положив вилку в опустевшую тарелку, Гилберт устремил всё своё внимание на Людвига, ловя каждую новую эмоцию на этом по своей природе каменном лице.

— И не собирался, — соврал он, мысленно осознавая, что уже, кажется, влюбился в Россию.

— Вот и отлично, потому что один маленький нюанс не даст тебе сделать этого. Впрочем, если лишишь его девственности, тогда у тебя будет шанс…

Гилберт резко замолчал, так как в дверном проёме, к которому Германия продолжал стоять спиной, скромно переминаясь с ноги на ногу стояла знакомая светловолосая фигура, преобладающая славянской внешностью.

Если мальчишка и подслушал их разговор, то явно и слова не сумел разобрать из всего услышанного. Но Ваня определённо догадывался, что речь шла о нём.

— Извините, дверь была не заперта и я… — Ваня отшатнулся назад, врезавшись спиной в стену, ибо устремлённые на него две пары глаз были весьма пугающими. — Я, пожалуй, пойду.

— Ничего, — сказал Гилберт, поднявшись из-за стола. — Это я, пожалуй, пойду.

========== 11. Новый друг. ==========

— Хочешь так же как и я общаться с людьми? Ваня, ну что за глупости? — с усмешкой прощебетал Союз, подзывая сына ближе к себе. — Люди двуличны, лживы и опасны, они сравнимы лишь со стадом баранов, которое нещадно нуждается в пастухе, который будет подталкивать их в нужное направление. Тебе не о чем с ними разговаривать.

— Но, — попытался возразить Ваня, едва не плача. — Но ведь Марина Францевна тоже человек, который учит меня читать, писать и решать задачки. Почему с ней я могу общаться, а с другими детьми нет?

— Марина Францевна исключение, — спокойно проговорил Союз.

Марина Францевна являлась личной няней Вани, и раз уж Александр сам по доброй воле подпустил её к своему сыну, она не просто исключение, а избранная.

— А разве не может быть два исключения?

— Вторым является президент нашей страны и по совместительству мой Босс, — вытерев большим пальцем маленькие слезинки, выступившие на глазах сына, Союз так же спокойно продолжил. — Ванюша, поверь, от этих людей больше вреда чем пользы. Они только и делают что рождаются да умирают.

— Но они ведь не виноваты, что у них столь короткий период жизни, — возразил он, отшатнувшись от отца.

— Не виноваты, говоришь, — прохрипел Союз, подходя к окну и подводя к нему за ручку Ваню. — Посмотри, видишь трубы? Они от металлопереплавочного завода. Эта зараза губит не только природу, но и экологию вместе со здоровьем людей. Человек не меняется, также и не меняется его образ существования. Понимаешь, сын, о чём я говорю?

— Да, папа, — кивнул Ваня в ответ на слова отца не в силах больше продолжать этот разговор. — Люди ничтожны и глупы.

— Верно, — Союз поцеловал сына в висок. — Голодный? Хочешь, папа что-нибудь приготовит?

— Пирожки с творогом, — сказал Ваня, шмыгнув носом.

— У нас вчера были пирожки и позавчера, давай разнообразим наше меню, — Александр задумался, опустив ладонь на макушку сына. — Может, рагу?

Ваня молча кивнул, соглашаясь со словами отца. А что он ещё мог сделать? Спорить с Союзом равносильно спору со смертью. Союз не любил людей, считая их опасными, поэтому и пытался привить похожие чувства сыну, чтобы уберечь его в дальнейшем.

— Умница, — Союз вновь поцеловал Ваню, но на сей раз в макушку. — Папа приготовит вкусное рагу.

Союз хорошо готовил, не лучше Украины или Беларуси, но и ничуть не хуже. Когда ты отец-одиночка с маленьким ребёнком на руках, всякий раз заканчивая работу, ты встаёшь перед выбором: отправиться к сыну в тихое спокойное место или же к сёстрами в шумную беспокойную компанию, то выбор очевиден. А чтобы не умереть с голоду, нужно научиться готовить хотя бы самые простые блюда.

— Ваня поможет папе приготовить рагу? — с улыбкой спросил Союз, в чьих глазах сияла забота о своём ребёнке.

— Нет, — буркнул Ваня, убирая со своей головы чужую ладонь.

Ваня всегда становился милым и забавным, когда злился, особенно если эта злость проявлялась по отношению к отцу. Убрав руку, Союз звонко рассмеялся, ловя непонимающий взгляд своего чада.

— Обиделся на папу? Ну хорошо, иди играй, — всё же притянув к себе Ванюшку, Александр вновь поцеловал его в висок и отпустил.

Ворчливый, бойкий и капризный, Ваня определённо точно пошёл в отца, ну просто копия, даже сопит похоже, когда Союз его целует или обнимает. Конечно, став одной из самых огромных стран мира, Александр и мечтать не мог о ком-то вроде сына, но кто сказал, что чудес на свете не бывает?

Вытерев висок от последствий поцелуя, Ваня убежал в свою комнату, где и пробыл всё то время до ужина. А когда отец зашёл за ним, то послушно спустился на кухню, продолжая бурчать и злиться на него, не позволяя Союзу трогать себя, целовать и уж тем более дёргать за пухленькие щёчки.

***

Пока Пруссия ходил по дому и шуршал всем чем только можно, Германия стоял в дверном проходе, не выпуская Ваню на улицу, пока они не поговорят как нормальные люди и не обсудят накопившиеся проблемы. Людвиг даже готов был возместить моральный ущерб, нанесённый своим братом.

Поняв, что эту гору мышц с навязчивым самомнением и танком не сдвинешь, Россия облокотился о стену и постарался сдуть спадающую на глаза чёлку, но та лишь вспорхнула в воздух и вновь упала на глаза, закрыв собой большую часть обзора.

— Скажи, Людвиг, ты участвовал в войне? Убивал советских солдат? — Россия весьма неожиданно заговорил взрослыми словами да и отнюдь не детским писклявым голосом.

Германия замешкался. Подобная тема была настолько болезненной для каждого немца, проживавшего в этой стране, что о ней запретили говорить и вовсе. Но Людвиг не собирался юлить и уж тем более врать, вот она расплата за грехи! Божья кара, от которой невозможно спрятаться даже в сейфе.

— Да, — сухо ответил Людвиг, опустив голову.

— Я почувствовал кровь на твоих руках ещё с первой нашей встречи. А сильнее всего руки запачканы кровью у Третьего Рейха — твоего отца, — на этой минуте Россия решил выдержать паузу, чтобы не получить вновь по голове за свои красноречивые слова.

Но Германия ничего не сказал, лишь тяжело вздохнул, выпуская из лёгких весь накопившийся воздух, затем поднял глаза к потолку. Не мог он сейчас смотреть в глаза этого русского, прекрасно зная и понимая, какой болью и ненавистью они пропитаны.

— Да, — согласился он со словами Вани. — Ты прав, мы с Третьим Рейхом причинили много боли и неудобства другим государствам. Но мы уже давно сполна расплатились за эту ошибку.

— Теперь я понимаю, почему моё тело так странно реагирует, когда ты прикасаешься ко мне, — сделав шаг вперёд, Иван взял запястье немца, вывернув его нужной стороной к себе. — Оно видит и отражает боль, причинённую твоим народом.

Действия русского всё же заставили Людвига опустить глаза и обратить на него внимание. В глазах России было столько эмоций, что не описать словами, но его лицо выражало лишь одну — удивление с некой тонкой ноткой сочувствия.

— Почему не ушёл сразу? Если знал, кто я такой, — на сей раз Людвигу правда было интересно услышать ответ на столь точный и неожиданный вопрос.

— Это невежливо, — Иван взял ладонь немца в свои руки и крепко сжал её. — К тому же… Не думаю, что у меня есть право осуждать малознакомых людей, кем бы они ни были и что бы они не сделали.

После слов Вани последовала небольшая пауза, после которой Германия в весьма несвойственной для себя форме решил поведать этому мальчишке немного о своём прошлом:

— Моих отношений с Рейхом никогда не существовало. Гилберт, вот кто был мне настоящим отцом, а сейчас он просто старший брат. В те года я был не нужен Рейху ввиду своей бесполезности, а сейчас… Его нет. Фактически мы родственники, но в жизни совершенно никто друг другу. Знаешь, тогда и сейчас я очень хотел, чтобы Гилберт был моим отцом.

Услышав характерный кашель, оба парня синхронно повернулись, увидев приближающегося Гилберта. Он будто услышал, что о нём сплетничают, и решил вмешаться, вместе с этим разрядив накалившуюся обстановку.

— Ухожу я, ухожу, — заверил их Пруссия, вставая рядом с братом и надевая уличную обувь. — Только бы вот сигареты найти, кстати, не знаешь где они?

Германия задумался на минуту-другую, а после пожал плечами. Вспоминая ранее сказанные слова Людвига, Россия попытался заговорить с виновником всех своих на сегодняшний день бед. В своём разговоре в парке Людвиг случайно упомянул, что Гилберт сильно обиделся на него за проявленную грубость, поэтому Ваня хотел извиниться перед ним.

— Гилберт, я…

— Потом, русский. Всё потом, — отмахнулся от него Пруссия.

Заметив, как Ваня в виноватой манере понурил головой, Гилберт опустил ладонь на пепельные волосы мальчишки и слегка взъерошил их.

Переведя взгляд на брата и видя, как тот протягивает ему свои сигареты с зажигалкой, намекая, что ему и правда лучше удалиться и чем скорее, тем лучше. Гилберт, будучи послушным мальчиком, взял едва начатую пачку и поспешил удалиться, оставляя наших голубков наедине.

— Что-то он не похож на обиженного, — Ваня нахмурился, не понимая, зачем Германии нужно было зазывать его к себе, если Гилберту откровенно всё равно на всех кроме себя любимого.

— Он всегда такой, — Германия наклонился к Ивану, отчего их лица стали в непростительной близости друг от друга.

Ваня уже губами ощущал этот едкий привкус табака, хорошо запомнившийся после поцелуя с Гилбертом. Интересно, каков на вкус поцелуй с Германией? Такой же грубый, властный и горький? Или всё же более нежный и робкий, отдающий табаком и солоноватым привкусом пива?

Ни о чём уже не думая, Германия схватил Россию за воротник пальто и притянул его к себе, придерживая за подбородок, чтобы их губы смогли соприкоснуться. Но Ваня слишком быстро оттолкнул от себя немца и, удерживая рот обеими руками, дабы сдержать подступивший к горлу поток крови, выбежал за дверь.

Ощущая на губах столь приятный отдающий металлом привкус крови, Германия так и стоял на месте, без конца облизывая и покусывая губы. Это робкое касание нельзя было назвать поцелуем, но Людвигу понравилось. А точнее ему понравились мягкие кровоточащие губы русского.

Придя в себя только спустя десять минут, Германия схватил пальто и выбежал на улицу, но Ивана и след простыл. Поблуждав несколько часов по шумному городу, Людвиг вернулся домой с пустыми руками. Он ведь хотел сделать как лучшее, наладить отношения и избежать конфликта, а получилось наоборот.

***

Не спеша идя домой, стирая с губ последние капли крови, которые приливали в рот откуда-то из глотки, Ваня заметил контрастно выделяющуюся впереди себя фигуру. Это был высокий светловолосый парень, вынужденный носить очки из-за плохого зрения, и одет этот парень был явно не по погоде или, вернее будет сказать, не по сезону. Странная коричневая кожаная куртка, которую Ваня видел только в старых фильмах, тёмные брюки, сочетающиеся с тоном полного комплекта военной формы, к которой ещё прилагались шнурованные берцы.

Пройдя мимо него как ни в чём не бывало, Россия заметил, что он пошёл за ним. Неужели маньяк или педофил какой-нибудь? Или просто полицейский? Не зря же одет в военную форму. Резко остановившись и прислушавшись, Ваня заметил, что отбиваемый топот твёрдой подошвы стих, значит, этот «маньяк» остановился вместе с ним. Резко развернувшись и взглянув на этого парня, Ваня нахмурился. Улыбка, царившая на лице незнакомца, явно не предвещала ничего хорошего.

— Тебе чего? — в лоб спросил Иван без всяких церемоний.

Спрятав руки в карманы куртки, парень неторопливо приблизился к Ване, заставив последнего напрячься, осознавая, что тот в любой момент может вынуть из кармана нож и пырнуть его в живот.

— Так значит это правда? — бубнил он, разговаривая скорее сам с собой нежели с Иваном. — Ты действительно Россия?

Ваня промолчал, а парень расценил это молчание как подтверждение своих слов. В этот момент Россия не на шутку заволновался, о его секрете никто не должен знать до поры до времени. Неужели Пруссия уже успел разболтать об этом всем своим дружкам? Премьер-министр точно будет зол на Ваню за подобную халатность.

— Ты ведь не знаешь, кто я такой? — спросил незнакомец, более тщательно рассматривая Ваню, будто его одежда могла сказать куда больше нежели сам хозяин, облачённый в неё.

— Нет, — согласно кивнул ему Ваня.

— А на кого похож? Смотри-смотри! — незнакомец попытался встать в позу супергероя, вытянув руку вперёд и указав на… Дерево? — Кто я?

— Человек? — неуверенно ответил Ваня, ёжась от холодного ветра.

— Нет! Ну, то есть это тоже… Но попробуй ещё раз угадать! — затараторил парень, давясь воздухом и подступающим к горлу возмущением.

— Дурачок? — после минутной паузы выдал Ваня.

Сейчас этот парень был похож разве что на дурочка нежели на кого-то ещё, образ маньяка шёл ему гораздо больше. Но владение русским языком просто не могло не радовать, он ведь явно иностранец, а на русском говорит так, точно это его второй родной язык.

— Нет же! Я Герой! Ге-рой! — возмущался он, даже покраснев от злости.

Ваня опять же промолчал, вытирая уже засохшую кровь с подбородка. Парень продолжал тараторить, пока не заметил, что собеседник его не слушает. Наблюдая за данной картиной происходящего, наш самоназванный Герой зашарил руками по карманам, а после протянул Ване мятый бежевый платок с розовым единорогом ручной вышивки.

Робко поблагодарив его, Россия принял платок, что-то в последнее время ему только их и дарят. Конечно, мальчик, который провёл больше двадцати лет в изоляции, будет рад и такому подарку, вот только знать бы ещё, от кого этот подарок.

Прислонив платок к подбородку, Россия почувствовал исходящий от него запах специй, жареного мяса и ещё чего-то жирного. Похоже, его собеседник любил поесть и не любил заморачиваться в плане готовки.

— Хочешь полетать на самолёте? — довольно неожиданно спросил парень, назвавший себя Героем.

Не принимая отказа, как и любого другого ответа, парень схватил Ваню за запястье и потащил туда, где ранее припарковал своё экстравагантное транспортное средство.

Остановившись возле самолёта, парень вновь осмотрел Ивана с ног до головы и промолвил:

— Как-то ты слишком легко одет.

Россия смутился, вспоминая, что не стал кутаться в шинель, потому что на улице было тепло, но сейчас из-за ветра стало довольно прохладно. Иван не планировал как-то задерживаться и уж тем более летать на самолёте, сразу после встречи с Германией он собирался идти домой. А то премьер-министр вновь будет волноваться.

Парень снял с себя куртку лётчика и накинул её на плечи Ивана со словами:

— Вот! Герой должен заботиться о здоровьи своих подопечных.

Усадив пассажира в специально отведённое для него место, Герой занял место пилота и, нажав на нужные кнопочки и дёрнув рычаг, дождался, когда мотор прогреется и они поднимутся в воздух.

Ваня вжался в сидение, боясь посмотреть в окно самолета. Ему уже доводилось летать в авиалайнерах первым классом, но чтобы сидеть по правую руку от пилота… Это определённо что-то новенькое.

— Самолёты порой терпят крушения, — прокомментировал Герой, бросив мимолётный взгляд в правую сторону от окна.

— Часто? — спросил Ваня дрожащим голосом.

— Не бойся! Я опытный лётчик, нам это не грозит, — попытался успокоить его наш Герой, но сделал этим только хуже, а этот дьявольский смех прозвучал в ушах России настоящей сиреной.

— К-как тебя зовут?

— Альфред Джонс! — радостно отозвался пилот. — Только это секрет, ты же знаешь, что имя супергероя должно быть в тайне от простых людей.

— Тогда зачем ты мне его сказал? — буркнул Ваня, чуть надув щечки.

— Ты мой друг, друзьям можно рассказывать такие вещи, — не поворачиваясь, пояснил Альфред, смотря на… Дорогу? Или уместней будет сказать на облака или на воздух?

Полетав немного и поговорив обо всём на свете, Альфред высадил Ивана и даже проводит его до дома. Ване этот человек показался довольно дружелюбным, по большей части их беседа состояла о личных интересах, самолётах и национальной еде. Альфред ни разу не заикнулся при нём о правительстве или о чём-то, что бы хоть как-то задевало политику или же экономику. Альфред ведь такая же страна, как и сам Ваня, вот только он не посвятил Ивана в подробности, какая именно он страна, да ещё и назвал едва знакомого человека другом. Этот парень явно не отличался сообразительностью.

Поэтому Россия доверял ему ничуть не больше чем Германии, Пруссии или тем же сёстрам. Отец всегда твердил, что нельзя доверять тем, кто без веских на то причин чересчур добры к тебе.

========== 12. Возвращение домой. ==========

Как-то раз выезжая с сыном на прогулку, Александр оставил Ваню в машине, а сам вышел по делам. Разумеется, в салоне Ваня был не один, а с личным водителем, который постоянно возил их в магазин, парк, лес или просто катал по городу. Сидеть в машине и ждать прихода отца было скучно, поэтому мальчик, пока водитель курил на свежем воздухе, осторожно открыл дверь и вышел наружу, а после пустился в след за отцом. Завернув за угол, Ваня увидел, как Союз разговаривал с каким-то высоким молодым мужчиной, русые волосы которого достигали плеч, а зелёные глаза постоянно бегали по телу Союза, не в силах взглянуть тому в глаза. Прекрасно зная, что отец будет ругаться, если узнает, что он без спроса побежал за ним, Ваня притаился, надеясь, что его никто не заметит. Ваня просто понаблюдает за Александром и вернётся в машину к неразговорчивому водителю.

Совсем рядом с мальчиком раздался собачий лай, да такой сильный, что Ваня, мягко говоря, перепугался до колик в животе. Выскочив из своего укрытия, Ваня подбежал к отцу, застав того врасплох.

Первые несколько минут Ваня ничего не говорил, лишь плакал, намертво вцепившись в штанину Союза.

— Что ты здесь делаешь? — наконец-то спросил Александр, устремив взгляд на сына.

— Вы его знаете? — поинтересовался Литва, не скрывая своего удивления. Литовец не имел и малейшего понятия, что это за ребёнок.

— Мне страшно! — всхлипнул Ваня, подняв заплаканные глаза на отца. — Па-ап, пошли домой, я не хочу больше оставаться здесь и сидеть в машине тоже не хочу.

— Ну что за непослушный ребёнок, — на выдохе проговорил Союз, ситуация становилась всё более щекотливой. — Литва!

Услышав голос своего непосредственного начальника, Торис мгновенно выпрямился в плечах, встав по стойке смирно, но при этом умудрялся периодически кидать вопросительный взгляд на ребёнка.

— У тебя на сегодня больше нет дел? — Литва кивнул, подтверждая слова Союза. — Не в службу, а в дружбу пригляди за Ванькой.

Перечить Брагинскому было равносильно тому, чтобы перестать дорожить собственным здоровьем. Поэтому Литва молча кивнул, натянув на лицо фальшивую улыбку. Взяв ребёнка за ручку, Торис повёл Ваню опять же в сторону советской победы.

Конечно, Александр сильно рисковал, доверяя своего малыша не пойми кому, но это послужит Ване хорошим уроком. Он ведь сам рвался увидеться с другими людьми, вот пускай и пообщается с Торисом. Союзу он никогда не нравился — тощий, постоянно трясётся и мямлит, боясь лишний раз взглянуть ему в глаза. Должно быть, думает, что Союз его сожрёт и не поперхнётся.

Этот мальчишка, добровольно сдавшийся в его руки, не вызывал уважения, как и жалости, лишь отвращение в купе с непониманием. Когда в Литве неожиданно сменился правитель, он добровольно подписал пакт о вступлении в Советский Союз.

— Ваня, — голос Литвы больше не дрожал, он говорил спокойно и внятно, но мальчик никак не реагировал на его слова. — Ваня? — повторил Торис и снова получил в ответ лишь тишину. — Не хочешь со мной разговаривать?

Надув губки и скрестив руки на груди, Ваня был крайне недоволен тем, что отец бросил его с каким-то противным Литвой, который ни на йоту не лучше того водителя, ещё и постоянно руки к нему тянет.

Когда Литва попытался прикоснуться к Ване, дабы убедиться, что тот его слышит, то вновь получил по этим самым рукам. Мальчик по отношению к литовцу был настроен весьма агрессивно.

— Может, отвезти тебя домой?

— Нет, — быстро ответил Ваня.

— Тогда… — задумчиво протянул Торис, не зная, что и предложить этому ребёнку.

— Ты добр ко мне, только потому что он приказал? — Ваня повернул голову, сверля Литву убийственным взглядом.

— Не знаю, — тихо ответил Торис, чей голос вновь дрожал. — Но думаю, окажись ты обычным ребёнком, моё отношение к тебе ни капельки не изменилось бы.

Поездка обещала быть долгой, за окном лил дождь, пищали машины, мерцая в окнах своими жёлтыми фарами. Ваня залез на сидение с ногами и отвернулся от Литвы, закрыв глаза. Они будут ехать ещё как минимум час, значит, можно и поспать.

В полудрёме Ваня почувствовал, как его накрыли ещё тёплой снятой с плеча курткой, кроме Литвы сделать это больше никто не мог. Несмотря на всё недовольство, Ваня был благодарен этому человеку за проявленную заботу. Мальчик натянул куртку выше подбородка, дабы укрыться от пристального взгляда и света фар. Эта вещь была насквозь пропитана запахом Литвы, он пах морем,старой офисной бумагой и пирожками, которые Александр зачастую носил Ване, передавая в качестве гостинца от доброй тёти Оли.

Проснулся Ваня уже на руках Ториса, когда тот заносил его в свою небольшую столичную квартирку и укладывал спать на диван в гостиной. Всё же адреса, по которому проживал этот ребёнок, Литва не знал, но раз им так дорожит господин Брагинский, то Торис решил отвести его на время к себе.

Не став отбирать у малыша куртку, к которой он так привязался, Литва просто накрыл Ваню поверх неё тонким одеялом, чтобы тот не замёрз, а сам же хотел отправиться на кухню дожидаться прихода Александра.

Не успев сделать и шага от дивана, Литва почувствовал, как мальчишка дёрнул его за штанину.

— Сказку, — потребовал Ваня. — Почитай.

— Сказку? — Литва взволнованно забегал глазами по ближайшим шкафам с книгами.

У него не было детской литературы, да и обычной было довольно-таки мало, он ведь фактически и не жил в этой квартире. Лишь иногда заглядывал, чтобы пыль вытереть или поработать в тишине и спокойствии. Присев на пол, поглаживая растрёпанные пепельные волосы мальчика, Литва стал на ходу придумывать ему сказку, беря за основу реальные события и реальных людей:

— Как-то раз котик встретился со своим Боссом, очень злым сторожевым псом. Пёс попросил котика последить за его сыном и тот согласился. Маленький щеночек очень плохо относился к котику, обижал его и кусал, но они всё же смогли найти общий язык и подружиться. Конец.

— Надо будет рассказать эту сказку Союзу, — в компании посторонних людей Ваня редко называл Александра отцом, обычно он звал его по имени, иногда просто «Союз». — Он будет рад услышать её от начала до конца.

— Н-Не стоит, прошу, — пропищал Литва.

— Хочу пирожков с творогом, приготовь, — приказал Ваня.

— Но, — вспомнив про пустой холодильник, Литва просто не мог согласиться на такие условия, — у меня нет нужных ингредиентов. Может, пирожки с квашеной капустой подойдут?

Ваня лишь обиженно отвернулся, не став удосуживаться ответом. Отойдя в другую комнату, Литва позвонил Украине и попросил её об одолжении, и она согласилась, быстро примчавшись и доставив ещё горячие пирожки с творогом.

Ване не понравился этот занудный Литва, тощий какой-то и постоянно трясётся, как пожелтевший лист на ветру. Вкусы отца и сына и на сей раз полностью совпали.

— Вкусно? — с улыбкой поинтересовался Литва, смотря, как мальчик за обе щеки уничтожает пирожки.

— Сойдёт, — бросил он, едва взглянув на литовца. — У Союза намного вкуснее.

— В-вот как? — нервно улыбнулся Торис, поражаясь нахальству этого ребёнка. Ему явно недостаёт воспитания. — Вы с господином Союзом друзья?

— Эта информация секретна, если собираешься пытать меня, то… Альбом! — закричал Ваня, указывая пальчиком на один из шкафов со старым запылившимся фотоальбомом.

Литва совсем уже забыл про него, не любил он рассматривать фотографии, предпочитал жить настоящим и не заглядывать лишний раз в прошлое. Но раз ребёнок хочет посмотреть альбом, то Торис обязан подчиниться его желанию.

Достав старый альбом и сев рядом с Ваней, Торис сильно удивился, когда мальчонка забрался к нему на колени и, ёрзая, стал ждать, когда же тот откроет его и начнёт рассказывать кто все эти люди на снимках.

— Это вся Прибалтика в полном составе. Вот я, это Эстония, — начал пояснять Литва, с забавой наблюдая за тем, как Ванька следом за ним водил пальчиком, указывая на каждого из стран.

— Ты тут такой молодой, — хихикнул мальчик.

— Я и сейчас такой, — хохотнул Литва, перелистывая страницу и сразу замечая снимок, где Беларусь, свет очей его, целует в щёку своего горячо любимого двухметрового братца.

— Ой! Кто это?! Почему она лезет к Союзу?! — затараторил Ванька с тревогой и злостью. Ответить на все эти вопросы Литве помешал настойчивый звонок в дверь.

Закончив со своими делами, Александр нанёс визит к Литве и первым делом строго-настрого пригрозил Торису забыть всё об этом мальчике, иначе кое-кто на своей шкуре познает всю мощь сталинского режима. Союз умеет запугивать, у него в отличии от других стран в этом плане развязаны руки. В тот момент Литва был так напуган, что по сей день вспоминает события того разговора как страшный сон и боится даже заикнуться о ребёнке.

Закончив с угрозами, Союз как ни в чём не бывало подошёл к своему ребёнку и потрепал того по голове.

— Ты хорошо себя вёл? — спросил Союз с нежной улыбкой, от которой Литву в прямом смысле перекосило. Другим странам Александр никогда не улыбался, даже своим дражайшим сёстрам.

— Конечно, — уверенно заявил Ваня, кинув мимолётный взгляд на литовца. — Я покушал, поспал и посмотрел альбом. Литва сказал, что я обжора, потому что не оставил ему пирожков.

— Узнаю своего прожорливого ребёнка, — со смехом проговорил Союз. — Ты же извинился перед ним?

— Конечно, — соврал он, кивнув головой.

Александр поднял глаза на Ториса и, увидев, как тот качает головой, немо говоря, мол, нет, не извинился, Союз покачал головой. Взяв сынишку за ручку, он вышел с ним за дверь, попрощавшись с литовцем.

***

После ухода Вани Людвиг никак не мог прийти в себя, в голову постоянно лезли нехорошие мысли. Нужно было расслабиться. В случае с нашим немцем ничто так не расслабляет как хороший порно фильм.

Сев поудобней и не забыв прихватить влажные салфетки, Германия приступил к сеансу порно просмотра, дабы успокоить нервы и взбодрить душу.

Но как назло в любимом приевшемся порно одна из девушек, чьи короткие светлые волосы отливали серебром, а серые глаза с вставленными линзами из-за падающего света казались фиолетовыми, была сильно похожа на Россию. Настолько сильно, что Германия стал ревновать её к другой девушке, чей голос практически один в один походил на голос Вани, такой же тихий и сиплый.

Пока девочки ласкали друг друга, выполняя свою работу, Людвиг терпеливо ждал, когда же его мужское я отзовётся на зов природы.

И кажется, прилив крови не заставил себя ждать, но тут появился мужик и всё испортил. Едва поднявшийся член Людвига тут же опустился, а сам Германия стал чувствовать отвращение от данного процесса. Представить себя на месте этого здоровенного накаченного мужика он почему-то не мог. Не получалось.

Выключив это злосчастное видео и закрыв ноутбук, Германия раздосадованно вздохнул, возвращаясь к мыслям о России. Где же он сейчас и чем занят?

Неожиданно в комнату без стука ворвался Пруссия и увидел сидящего за столом с задумчивым видом Германию. Судя по закрытому ноутбуку и расстёгнутой ширинке, удовлетворить себя ему не удалось. Ух уж эта молодёжь, всему их учить надо.

— Г-Гилберт, — наконец-то заметив постороннего в своей обидели, Германия спешно стал приводить себя в порядок, — я разве не просил стучаться прежде чем врываться ко мне?

— Ну что ты, Запад, нервничать будешь, когда я твоему любовнику твои детские фотографии буду показывать, — усмехнулся Пруссия и продолжил, медленно подходя к нему. — Вот мой Людди в трусиках, вот он на горшочке, — похлопав брата по плечу с намёком, мол, не беспокойся, я шучу, Пруссия сел в свободное кресло.

От Гилберта привычно несло навязчивым алкоголем и терпким табачным дымом, видать, вечер этого парня удался. А вот вечер Германии разбился вдребезги.

Заключив для себя, что если не получилось расслабиться, то следует заняться работой, Германия убрал со стола всё лишнее и приступил к выполнению своих прямых обязанностей. Пруссия продолжал восседать в кресле, Людвиг не стал выгонять брата. Пока не мешает, пусть сидит, а как начнёт на мозги капать, безоговорочно отправится за дверь.

— Запад, иди к братишке на коленки, — в своей привычной манере бросил Гилберт, хлопая по правому колену.

Надев очки и взяв в руки привычную шариковую ручку, Людвиг пропустил сею реплику мимо ушей, не став отвечать, лишь хмыкнул.

— Не хмыкай мне тут! Великий зовёт тебя к себе, так подчинись же его воле.

— О Великий! — решил подыграть ему Германия. — Могу я закончить работу?

— А спатеньки ты сегодня вообще собираешься?

Гилберт был пьян, поэтому переместился на семьдесят лет назад и стал общаться с Людвигом в точности как в те года, когда Германия был ещё совсем мальчишкой. От этих воспоминаний к переживаниям Германии добавилась ещё и ностальгия.

— Я не устал, — ответил Людвиг как всегда спокойным ровным голосом.

— Устал-устал, — строго и в тоже время мягко пропел Гилберт. — Пойдём спать. Братик тебя уложит.

Тяжело вздохнув, Германия поднялся из-за стола и, с лёгкостью подхватив своего нетрезвого братца на руки, отнёс его в соседнюю комнату, где располагались покои нашего Великого.

— Запад, ну что ты делаешь? — Германия уложил Гилберта на кровать, точно маленького ребёнка, и накрыл одеялом. — Я же не кисейная барышня, чтобы меня на руках носить.

— Спи, брат, ты устал, — сказал Людвиг, отходя к двери.

— Спать?! — удивлённо воскликнул Пруссия, став выбираться из-под одеяла. — А ты снова к своему русскому убежишь?

— Не убегу, он мне больше не интересен, — сказал Германия в надежде успокоить брата.

Алкоголь делал людей доверчивыми к чужим словам, поэтому Гилберт сверкнул своей лучезарной улыбкой и перевернулся на другой бок прикрыв глаза. Кажется, уснул. Облегчённо вздохнув, Германия решил вернуться к работе, а завтра позвонит в Кремль и узнает, как дела у Ивана.

***

Англия вместе с Америкой узнав о России, решили так же докопаться до правды и сделали Украине предложение, от которого она не смогла отказаться. Долги за газ, куча кредитов и займов сильно давили на хрупкие девичьи плечи и вынудили принять столь заманчивое предложение.

Украина продала информацию о существовании персонификации России за двадцать миллиардов. Весьма цинично со стороны девушки и её правительства, но что поделать? Такова жизнь стран, в ней нет места отношениям, только бизнес.

Узнав о подобном от собственного президента, Ваня возвращался в свою страну с тяжёлым сердцем, не в силах поверить в услышанное. Как та, которой он доверял больше чем своему Боссу, могла так бессовестно предать его?!

Подходя к бывшему дому советских стран, Ваня увидел сидящую на ступеньках у входа Ольгу. В голове Ивана сразу всплыла вся эта информация о купле-продаже, о которой ему доложило правительство, отчего сердцу Вани стало только больнее.

Открыв ворота и сделав первый шаг к дому, Ваня заметил, как Ольга поднялась с холодного бетона и начала подходить к нему, а он же наоборот остановился и чуть прикрикнул на неё бесцветным голосом:

— Убирайся.

— Ваня, прости, я… — лицо девушки было заплаканным, глаза покраснели от слёз, в таком состоянии Украина выглядела жалкой и беспомощной. Вот только России вся эта жалость ровным счётом ни о чём не говорила. Где же была её жалость, когда она продавала собственного брата? — Я не хотела…

— Пошла вон! — рявкнул Ваня уже более звучно и чётко.

— Прости меня, — закрыв лицо руками, Украина убежала, поняв, что сейчас разговаривать с Россией было бесполезно. Он зол на сестру и не примет никаких слов, что она хотела сказать в своё оправдание.

Как только Ольга ушла, Иван забежал домой и бросился в слёзы. Ване сейчас было не то что больно, у него было такое чувство, будто его переехали КамАЗом. Всё тело Вани ныло и ломило, а особенно сильно кололо в сердце, отчего аметистовые глаза стали наполняться слезами. Он плакал скорее от обиды нежели от боли.

— Прости меня, отец, — шептал Ваня, сползая по стенке на пол. — Я просто дурак. Дурак, который посмел сомневаться в тебе и твоих словах! Никому нельзя верить, особенно тем, кто без веских на то причин слишком добр к тебе.

Точно по зову сына Союз собственной персоной снизошёл к Ивану с небес. Россия не сразу заметил его, поэтому продолжал плакать, уже сидя на полу и поджав колени к подбородку.

— Урок усвоен? — проговорил Александр медленно и тягуче.

— Да, — убирая руки от лица, Ваня посмотрел на Союза стеклянными глазами. — Приношу свои извинения, отныне я не смею даже мыслить плохо относительно вас.

— Хорошо, — кивнул Союз и сделал первый шаг навстречу сыну. — А как же твои друзья?

— О чём вы, отец? — Ваня поднял взгляд на Александра. Эти аметистовые глаза были настолько пустыми и безжизненными, что Союз невольно засомневался в правдивости слов сына. Заметив сомнение на лице отца, Россия добавил. — Я живу только ради процветания и здоровья своей страны. Я верен Российской Федерации. Великая Сверхдержава ни от кого не зависит, ей никто не нужен.

Опустившись к сыну на одно колено, Союз со всей серьёзностью задал один из самых важных на данный момент вопросов:

— Ты готов отдать жизнь? Если этого потребует твоя страна, твой народ, твой Босс.

— У меня её нет, отец. Я жив, только пока жива моя страна. Умрёт она, умру и я, — Ваня был похож на робота, он отвечал слишком быстро, ни секунды не думая, а в глазах зияла звенящая пустота.

Последним, что отчётливо запомнилось Ивану в тот день в тот миг, была довольная улыбка отца и нестерпимая боль в сердце.

После этого случая под влиянием отца Россия вновь отгородился от всего мира, начав жить самостоятельно как полноценная сверхдержава, выстраивая возле себя новую стену безмолвия.

Делая это, Россия ничего не чувствовал, он просто делал то, что велел ему отец — единственный родной для него человек, который никогда не придаст и не сделает больно.

========== 13. Перемены. ==========

Узнав от Марины Францевны, которая являлась личной няней Вани, что тот заболел, Союз поспешил к сыну. Дорога не заняла много времени, через полчаса Александр стоял на пороге дома. Разувшись и отправив шинель на вешалку, Александр побежал наверх, где застал Ваню, лежащего в кровати под толстым одеялом и перевязанного шарфом от шеи до самого носа.

— Господи, Ваня, — восстанавливая сбившееся дыхание, Союз медленно подошёл к кровати, — как себя чувствуешь? Марина Францевна сказала, что ты отказался от еды. Хочешь, папа приготовит что-нибудь вкусненькое?

Ваня промолчал, так и не взглянув на отца. Не придав этому большого значения, Союз присел на краешек кровати и стянул шарф с лица сына, оголяя поджатые губы, за что незамедлительно получил звонкий удар по руке.

— Ты чего это дерёшься? — на лице Союза заиграла улыбка, любил он капризы сына сильнее хлеба с маслом. — Будешь капризничать, отвезу тебя в больницу, пусть тебя там иголками затыкают.

Наклонившись к сыну и коснувшись его лба губами, Александр хотел было померить ему температуру. Возможно, у Вани жар, вот он и капризничает. Союз уже трижды отругал себя за то, что не заехал по дороге в аптеку и не купил градусник, который был бы сейчас очень кстати.

Едва Союз коснулся сына, тот резко дернулся в сторону и отполз на край кровати, продолжая дуться и не разговаривать со своим родителем. Конечно, Ваня обижался на отца не впервой, но на сей раз он явно делал это как-то по-особенному, не так как обычно.

— Ваня, ну в чём дело? — спросил Союз, откровенно не понимая, что он делал не так.

— Ты не пришёл на мой День Рождения, хотя обещал, — медленно проговорил он, выдержав небольшую паузу после вопроса отца.

— Папа не соврал, он пришёл, только ты уже спал, — Александр тяжело вздохнул, с горечью во рту вспоминая, как ему под самые новогодние праздники сделали подарок в виде десяти килограммов макулатуры, которую нужно было разобрать до первого января. Поэтому он, собственно, и опоздал на праздник сына. Вот только Ваньке это будет тяжело объяснить, отец для него сейчас был врагом народа. — Я просто не стал будить тебя… — попытался оправдаться Союз, но выходило фальшиво и неправдоподобно.

— Я тебе не верю, — сказал Ваня и залез с головой под одеяло.

На самом деле Ваня совсем не обижался на отца, а капризничал чисто из собственной вредности в надежде, что Александр, дабы загладить свою вину, проведёт с ним хотя бы три дня от начала новогодних праздников.

В прошлом году Ваня встречал новый год один со скромной тарелкой оливье и стаканом сока в правой руке вместо алкогольного напитка. Союз пришёл только на четвёртый день, ссылаясь на важные дела. У него, конечно, и правда были некоторые трудности в отчёте, но по большей части он просто был вынужден встречать Новый год со своей советской семьёй. Поэтому и не хотел заваливаться к ребёнку пьяный в стельку, крича очередной тост с бутылкой водки в руке.

— Ванька, посмотри, папа принёс тебе подарок, — с этими словами на кровать опустилась маленькая коробка с лохматым чёрным скулящим содержимым, которое тут же перевернуло эту самую коробку и вцепилось зубами в одеяло. — Я тебе покусаюсь! — прикрикнул на него Александр и щёлкнул щенка по носу. — Его зовут Райнхард Керхайзен, он теперь твой. А ещё у него есть брат Гилберт Байльшмидт, который будет жить у тёти Наташи.

На долю секунды на лице Союза появилась счастливая улыбка. Он вспоминал тот момент, когда он подарил белого щенка Наташе, а чёрного решил подарить Ване.

У коллеги, с которым Александр работает уже не первый год, есть собака, сучка, и она принесла пятерых щенят, девать их, естественно, было некуда. Разве что топить. Вот Союз и решил сделать одновременно сразу два добрых дела: и щенят спасти, и своих близких порадовать. Правда, осталось найти ещё несколько хороших рук, в которые можно пристроить оставшихся троих щенят.

Высунув нос из-под одеяла и увидев пёсика, который с опаской обнюхивал новое место, Ваня чуть растянул губы в улыбке. Откинув одеяло, он взял своего нового друга на руки, уже и вовсе позабыв о своей вредности.

— Сейчас папа что-нибудь приготовит, тебе нужно поесть, — поднявшись с кровати, Союз заметил, как Ванюша вскочил следом за ним, приготовившись уже бежать следом. — Ты-то куда собрался? А ну-ка давай обратно под одеяло, в этот раз папа со всем сам справится.

— А потом ты снова уедешь? — сказал Ваня, потупив взгляд в пол. Он как всегда не хотел отпускать отца, с которым и без того проводит ничтожно малое количество времени.

— Нет, у папы сейчас небольшой отпуск, поэтому он не уедет, пока Ваня не поправится.

Уложив сына в кровать, Александр спустился вниз с намерением приготовить Вани хотя бы куриный бульон, хоть тот и продолжал отказываться от всякой еды. Но не успев дойти до кухни, Союз услышал телефонный звонок и, не раздумывая, взял трубку, прислонив её к уху.

— Алло? — на том конце провода раздался дрожащий и как обычно мямлящий голос мальчишки. Союз никогда не звал Ториса по имени, либо мальчишка, либо просто Литва и никак иначе. — Я сейчас занят… Если это так важно, то сам приезжай ко мне.

После этих слов Александр повесил трубку и ушёл на кухню, думая, чем бы порадовать своего простуженного ребёнка. Сварить ему куриный суп или побаловать чем-нибудь сладким?

Оставшись без возможности выбора, Литва приехал в загородный дом Брагинского, привезя с собой папку с документами. Постучавшись и дождавшись, когда ему открыли, Торис вошёл в дом, замечая трущегося рядом с господином Брагинским того самого мальчонку, Ваню.

— Здравствуй, Ваня, — улыбнулся ему Литва, присев на корточки. Торис любил деток, правда не таких капризных и избалованных. — Как поживаешь?

— Здравствуйте, — буркнул мальчик, прячась за отцовскими ногами. Конечно, в присутствие Союза Ваня вёл себя повежливее нежели раньше. — Хорошо, только заболел, вот.

— Ох, похоже я и правда не вовремя, — проговорил Торис, подняв глаза на Александра, заметив на его лице недовольную ухмылку.

— Не забирай у меня папу! — неожиданно воскликнул Ваня, выйдя к литовцу, чем удивил сразу обоих взрослых.

— Обещаю, не буду. А отвлечь на пару минут можно? — мальчик отрицательно покачал головой. — А на одну?

— Нет, — буркнул Ваня, вновь спрятавшись за Союзом и вцепившись в его штанину своими крохотными пальчиками, но стоило Торису достать из кармана пару шоколадных конфет в ярком цветном фантике, как глаза Вани заблестели.

— Обмен, — кратко пояснил литовец, выкупая Союза из плена Вани на несколько минут, пока тот занят делом.

Улыбнувшись сыну, Союз погладил мальчонку по голове и строго посмотрел на Литву, одним лишь взглядом запрещая этому мальчишке общаться со своим ребёнком. Поставив подписи на документах, Александр отпустил Ториса и принялся за лечение Вани.

***

В течение пяти лет Германия не виделся с Россией. Повода для приезда в Москву не было, а просто так заявиться без приглашения он не мог особенно после того скандала пятидесятилетней давности, прозванная в народе Великой Отечественной войной.

Разумеется, Германия также предпринимал некоторые попытки, чтобы затащить Ивана к себе, в Берлин. В пример можно поставить Ладу Калину, в марте 2009 года она стала третьей по продаваемости в Берлине среди иностранных брендов. Но как вы уже и сами догадались, это было безуспешно. Россия на это никак не отреагировал, от слова совсем.

Большая Семёрка всегда проводила совещание без России, уже успев окрестить эту огромную страну Империей зла. Со стороны этих джентльменов было весьма грубо дать такое прозвище мальчику, с которым они не то что не знакомы, а даже в глаза ни разу не видели. За исключением некоторых стран.

Но несмотря на всё это, Людвиг даже и не думал сдавать позиции и продолжал свои тщетные попытки, надеясь водворить в реальность план под готовым названием «вернуть Ваньку, то есть одного из своих главных поставщиков жизненно необходимых ресурсов».

В один похожий день, на саммите Германия как бы случайно предложил пригласить в их дружный коллектив Россию с целью знакомства. Подобное заявление изначально шокировало всех присутствующих, но после, как ни странно, все поддержали эту идею, и Америка был в первых рядах из числа тех счастливчиков.

В этот момент Людвиг готов был прыгать от радости и хлопать в ладоши, крича «Ура!», он даже беспричинно обнял Италию, который просто подошёл к нему, чтобы спросить, о чём на этот раз говорили на собрании, а то итальянец как всегда всё проспал.

На следующей неделе саммит проводился на территории ФРГ в Берлине, и Россия, как ни странно, прибыл на него. Пять лет прошло, а Ванька за это время совершенно не изменился, разве что на сей раз он предстал перед Германией в сером строгом костюме, периодически поглядывая на немца отрешённым взглядом, как и на всех остальных стран, здесь присутствующих.

Зачитывая текст, Германия заметил, как Франция, рядом с которым сидел Россия, наклонился к Ване и прошептал ему что-то на ушко, в результате чего на бледных щеках Вани осел легкий румянец. Наверняка этот старый Ловелас без стыда и совести полез к нему со своими пошлостями, под старость лет, видать, на молодняк потянуло.

Собрание длилось не долго, примерно час. После чего Германия объявил, что все свободны и очередной саммит Большой Семёрки, в этот раз восьмёрки, подошёл к концу.

Нарочно не спеша собирая свои вещи, пользуясь заминкой России, который, несмотря на окончание, продолжал что-то записывать на листке бумаги, Германия дождался, когда все выйдут и осторожно подошёл к Ване. Прежде чем заговорить с ним, немец кашлянул в кулак, дабы привлечь его внимание.

— Привет, — сказал Людвиг, стоя подле России.

Иван промолчал, будто и вовсе не услышал сказанного Германией. Бросив мимолетный взгляд на стол, лишний раз убеждаясь, что они здесь одни, Ваня наконец стал собирать свои вещи, не обращая внимания на стоящего над душой Людвига.

— Тебе нечего сказать мне или просто не хочешь разговаривать? — проговорил Германия более тихим и обескураженным голосом.

— Привет, — бесцветно пискнул Ваня, со стороны это выглядело так, будто он просто хочет отвязаться от немца.

— И это всё? — сделав шаг назад, позволяя Ване подняться из-за стола, но преграждая ему путь к выходу, Германия пытался понять по лицу русского, о чём он думает. Выходило фальшиво.

— Извини, — Россия перешёл на шёпот, опасаясь прослушки или чего-то в этом роде. — За мной следят, я не могу долго здесь находиться. Увидимся завтра на…

Не дав Ивану закончить начатую реплику, Людвиг схватил его за руку. Германия и сам не понимал, зачем он это делает и ради чего из кожи вон лезет ради того, чтобы просто не быть в чёрном списке у Босса России.

— Не пущу, пока мы не поговорим.

Отведя взгляд в сторону, Россия прокрутил в голове слова, ранее сказанные Франциском, которые гласили следующее: «Ты только глянь, ради тебя ведь так старается, мой хороший».

— Хорошо, — кивнул Ваня прекрасно понимая, что вырываться бесполезно, ведь Людвиг его не отпустит, пока сам этого не захочет. — Я подожду.

Упрямство — воистину великая сила и привело оно к тому, что в течение десяти минут они молча стояли, смотря друг другу в глаза, пока Людвиг не отпустил запястье Ивана. Удерживать его так долго Германия не мог, но очень хотел. После этого Россия преспокойно ушёл, прихватив свои документы и прочие бумаги.

***

Вернувшись домой, Пруссия застал брата в гостиной за бутылкой алкоголя, который по своей крепости превосходил пиво практически в два раза. При виде этого Гилберт просто не мог пройти мимо, зная, что Германия вернулся с саммита и сразу схватился за бутылку. Видать, что-то серьёзное случилось. Может акции упали? Или курс евро резко снизился на три процента.

— Запад, ты же не любишь шнапс, — сказал Гилберт, бросив взгляд на полупустую бутылку.

— Это был всего лишь один глоток, — оправдался тот, допивая содержимое явно не первого стакана.

От такого ответа в голову Пруссии забралась лишь одна мысль, твердящая о том, что брат начал спиваться, необходимо срочно что-то с этим делать. А самое интересное, что всё это началось после истории с тем сопливым русским мальчишкой, это уже не первый его вечер в компании бутылки со стаканом без закуски.

Пытаясь остановить Людвига и забрать у него бутылку, Гилберт получил лишь укол холодным взглядом. Куда только подевался тот Людвиг, который постоянно отчитывал его за разгильдяйство, каждое утро вставал чуть свет и готовил вкусный завтрак?

— Запад, ты же понимаешь, что эта хрень не может продолжаться вечно?

— Что не может? — с ироничным звоном отставив стакан на столик, Германия поставил локоть на подлокотник кресла и облокотил на него голову. — Мы страны и оба взрослые люди, так в чём проблема?

— В том, что ты бухаешь практически каждый вечер! — гаркнул на него Гилберт, но ожидаемой реакции не последовало, Людвиг продолжал сидеть с расслабленным лицом, растянув губы в загадочной улыбке. — Ну хватит уже, а… Возьми наконец себя в руки и кончай с этим.

Германия не ответил, так как успел задремать пока выслушивал пламенную речь Великого. Кто бы мог подумать, что Германию может подкосить такая, на первый взгляд, мелочь, носящая пафосное название чувства. А именно влюблённость в одного русского, ну, не по своей же любимой работе он сохнет, верно?

Проглотив свою гордость вместе с совестью, Гилберт решился поговорить с предметом всех своих на сегодняшний день бед, он слышал новости, Россия сейчас в Берлине. Дело остаётся за малым — узнать, в каком отеле он поселился.

Разумеется, Пруссия понимал, что просто так к этому напыщенному мальчишке не попасть, но попытаться стоит.

***

Ступая по длинному коридору, в котором пронумерованных дверей было не счесть, Гилберт пытался найти этот треклятый триста сорок пятый, именно в него поселили Россию. Странно, что при пяти звёздах тут такое ужасное обслуживание и малейшего слова нельзя сказать персоналу, они хамят налево и направо. Видать от русских туристов заразились.

Заметив возле одной из дверей человека, облачённого в форму советского офицера, Пруссия поспешил к нему и не ошибся. Вот он триста сорок пятый номер, возле которого в роли охранника тёрся его бывший начальник.

— К Ване собрался? — игриво поинтересовался Союз.

— А если и так, то что? Не пустишь? — огрызнулся немец, скрестив руки на груди.

На лице Александра на долю секунды проскользнула ненавязчивая улыбка, а после он исчез, освобождая нашему Великому дорогу. На Союза это было совершенно не похоже, подпускать кого попало к своему сыну — это просто нонсенс!

Войдя в номер, Гилберт быстро нашёл взглядом Ваню, а когда тот подбежал к нему, то тут же рефлекторно оттолкнул от себя русского, за что получил недовольный возглас вроде «эй!». Пруссия не сразу понял, что хотел сделать этот русский, но когда осознал, то виновато отвёл взгляд в сторону и расставил руки, позволяя тому обнять себя.

Ванька немного подрос со дня их последней встречи, но как и в день их последней встречи продолжал дышать нашему Великому в плечо. Подобно старшему брату Гилберт потрепал мальчонку по лохматой голове и произнёс:

— Ну всё, хватит. На вот, это тебе, — Пруссия протянул мальчишке свой скромный подарок в виде плитки шоколада, обвязанной пурпурной лентой, что весьма хорошо сочеталась с цветом глаз Вани. Россия кивнул и молча принял сей дар Великого.

Нехотя отстранившись от Гилберта, Ваня занял своё прежнее место в кресле, с ожиданием смотря на столь неожиданного гостя. Он ведь до последнего ждал и верил, что к нему на огонёк заскочит Людвиг, но никак не Пруссия. Который, к слову, ненавидит его как свой проигрыш в сорок пятом году.

— Ты должен встретиться с Западом, — поставив руки на оба подлокотника кресла, в котором сидел Россия, Гилберт навис над ним, строго смотря в эти бездонные помутневшие аметистовые глаза.

— С кем? — на автомате проговорил Ваня, забыв, что Пруссия зовёт своего брата «Запад».

— С Германией, блять! Не тупи, а! — не выдержав, гаркнул на него Гилберт.

— Зачем? — прищурившись, уже более серьёзно спросил Ваня.

Гилберт и сам не знал ответа на данный вопрос. Ну, встретятся они, поговорят и… Что дальше? Возьмёт ли Германия наконец себя в руки? Одному Богу известно, но попробовать стоит.

Пруссия молчал, пронзая мальчишку испепеляющим взглядом, отчего Ваня ради забавы ткнул его в щёчку, произнеся незамысловатое «Пуф!».

— Не злись, а то щёки лопнут.

— Я настолько зол, — Гилберт отошёл к окну, привычным образом убрав руки за спину, — что чтобы добиться прощения Великого, нужно вернуть назад мой Кёнигсберг.

— Кёнигсберг? Что это? — удивлённо переспросил Ваня. — Такой страны нет на карте.

Историю Иван знал довольно поверхностно, отец не любил разговоры, касающиеся Великой Отечественной войны или Второй мировой, поэтому Ване не было известно первоначальное название Калининградской области.

— Ещё одно слово, и ты сам у меня исчезнешь с карты мира как страна, — раздраженно прошипел Гилберт, не поворачиваясь к Ване.

— Этого точно не случится, — задорно проговорил он, пододвинувшись на самый край кресла. — Европе будет скучно жить без своего закадычного врага.

Пруссия лишь фыркнул, мысленно костеря Союза за столь халатное воспитание сына. Конечно, грубияном Ваню сложно было назвать, но некое неуважение к старшим у него имелось.

— Поговори с Людвигом, засранец ты мелкий, — не выдержав, Пруссия вновь озвучил истинную цель своего визита.

— Поговорить? — удивлённо переспросил Ваня.

— Да, — кивнул Гилберт скорее сам себе нежели России. Приоткрыв оконную раму, Пруссия впустил в помещение струю холодного воздуха, от которого сам же и поёжился, с ироничным кашлем тут же закрыв его.

— Не хочу, — отрезал Ваня и отвернулся.

Цыкнув, Гилберт решил закончить на этом столь бессмысленный разговор. Унижаться здесь, да ещё и перед кем? Перед этим заносчивым мальчишкой, он уж точно не собирался. Не хочет, не надо! А если будет совсем туго, можно и заставить.

Не попрощавшись, Гилберт буквально вылетел в коридор и, нашарив в кармане телефон, принялся звонить Франции с целью найти себе занятие на ближайшую ночь. С Германией он отчего-то оставаться один на один не хотел, потому что Людвиг опять будет трепать себе душу разговорами о бессердечном русском.

Слова Пруссии с просьбой поговорить с его братом сильно обеспокоили Россию, что же с Германией могло случиться такого, что сам Великий спустился с небес просить у него помощи? На собрании Людвиг выглядел вполне здоровым, бодрым и немного занудным, в общем-то ничего нового или странного в его поведение Ваня не заметил.

Одевшись потеплее, Россия вышел на улицу в надежде встретить и поговорить с одним человеком, который знает Германию не хуже Пруссии, а возможно и лучше.

В парке за толстыми кронами деревьев стоял мужчина, облачённый в непривычную чёрную военную форму, включающую в себя фуражку и сапоги, достающие до самого колена. Также поверх формы было надето чёрное пальто, пуговицы которого не были застёгнуты. Кисти мужчины закрывала чёрная кожаная ткань перчаток, в которых тлела сигарета, чей дым тонкой струйкой улетал в небо. Его светло-русые волосы были зачесаны назад таким образом, что их практически не было видно из-под фуражки, а светло-серые глаза были настолько невзрачными, что могли показаться и вовсе бесцветными.

Заметив столь контрастно выделяющегося мужчину среди всей этой серой массы, что населяла здешний парк, Россия поспешил к нему и остановился, когда до цели оставалось пара шагов.

— Здравствуй Саша, — поздоровался он, не поворачиваясь к Ване.

— Здравствуйте, — робко поздоровался Россия, не став поправлять мужчину. Он и в прошлый раз его Сашей звал, хотя тот и представился.

— Снова нужна моя помощь? — спросил Райнхард, повернувшись к мальчишке, который как обычно стал расспрашивать его о Германии. — А? Как поживает Людвиг? Дайка подумать… Всё как обычно, не считая его небольшого увлечения алкоголем.

— Вот как? — с ноткой сомнения прошептал Ваня, потупив взгляд себе под ноги.

Выпустив в небо последний клок дыма, Рейх затушил сигарету о металлическую стенку мусорки, после чего смело отправил в неё окурок и не спеша подошёл к мальчишке, который явно хотел ему что-то сказать, но стеснялся.

— Чем я могу помочь тебе, сын Советского Союза?

— Ничем, наверное… — с нескрываемым разочарованием в голосе проговорил Ваня, уже начиная жалеть о том, что вообще пришёл сюда. Он ведь думал, что с Германией что-то серьёзное случилось, а в итоге он жив, здоров и ничем не болен. — Я хотел написать Людвигу письмо, но из-за проблем с немецким языком не могу этого сделать. А если писать на русском, то… Ну, я не хочу, чтобы кто-то кроме Людвига читал моё послание ему.

— Могу помочь с этим.

Заранее поблагодарив Рейха за помощь, Ваня начал зачитывать текст, а Райнхард в свою очередь конспектировать его, меняя некоторые строки и добавляя в них нотку шарма. Да, Рейх не был против отношений своего сына с сыном Союза. Кто знает, во что эти отношения в конечном итоге выльются, и эта неизвестность подпитывала его огонь любопытства.

— У тебя очень хороший отец, — Иван закончил своё письмо этой незамысловатой фразой.

— Эту строку пропустим, на неё не хватило места, — Ваня удивленно покосился на Рейха, видя, что эта строка прекрасно вошла бы. Заметив этот немой вопрос на лице русского, Рейх поспешил на него ответить. — Если хочешь помириться с Германией, не упоминай обо мне в его присутствии.

Закончив текст, Рейх в конце предложения вместо точки нарисовал милую мордашку котёнка. Заметив на себе пристальный взгляд аметистовых глаз, Рейх вопросительно посмотрел на Россию.

— Я всегда удивлялся, — робко заговорил Ваня, продолжая протирать взглядом болтающийся на шее немца чёрный крестик, — неужели этот крест совсем-совсем не натирает?

— Нет. Он ведь даже шеи не касается. Это надо сильно постараться, чтобы натереть им кожу, — закрыв открытку, Рейх поднялся на ноги. — Ну всё, Саша, готово.

— Спасибо, — поблагодарил его Ваня, призадумавшись о том, самому отдать эту записку или по старой схеме через отца Людвига. — Извините, у меня к вам будет небольшая просьба…

***

Подойдя к дому Германии, Ваня не знал, что и делать, ключей у него нет, а так дверь точно никто не откроет. Людвиг сейчас наверняка глушит горе алкоголем, а Гилберта либо и вовсе дома нет, либо он как всегда из собственной вредности не станет впускать в свою обитель посторонних. Тем более, если этот посторонний не кто-то, а русский, которых он так сильно ненавидит.

Собравшись уже было постучать, дабы испытать свою удачу, Ваня в ужасе отшатнулся, увидев, как дверь сама открылась, впуская незваного гостя внутрь. Сделав первый шаг, Ваня увидел стоящего в прихожей Рейха, это он открыл ему дверь.

— Спасибо, господин Райнхард.

Следуя по зову своей интуиции, Ваня ускакал вверх по лестнице, смутно припоминая, за которой из десятка дверей находился кабинет Людвига.

Неожиданно в прихожей появился Союз, который явно хотел остановить сына, но его в свою очередь остановил Рейх, весьма удачно ухватившись за алеющий конец шарфа, который Александр носил, не снимая даже на поле боя.

— Пускай поговорят, — пропел Райнхард, чей голос лился и журчал, как одинокий ручеёк в дальних горах.

— Откуда ты только взялся?! — удивлённо воскликнул Союз, посмотрев через плечо на старого друга.

— Ну так… Живу я здесь, — пожал плечами Рейх, откровенно не понимая, чего это Союз шарахается от него как от чумы.

— Ты ошибся, музей нацизма дальше по улице, — поддел его Александр.

— Не брызгай на меня своим ядом, — отпустив его шарф, Рейх стряхнул с плеч этот самый невидимый «яд» и вновь заговорил. — Пойдём, Саша, угощу тебя шнапсом как в старые добрые времена.

Бросив последний взгляд в сторону лестницы, Александр с неким сомнением посмотрел на Рейха, явно не понимая, чего он добивается, ещё и это непоколебимое спокойствие… Он явно что-то задумал.

— Идём, камрад*, — поторопил его Райнхард, помахивая рукой и подзывая его таким образом к себе.

— Ты мне тут ещё крестом помаши, — буркнул Союз, идя следом за Рейхом. Он всегда был не прочь выпить хорошего немецкого шнапса да ещё и в компании старого друга.

— С радостью! — усмехнулся Рейх, несильно хлопнув Союза по плечу. — У тебя случайно не найдётся одной штучки?

Александр, как и следовало ожидать, не ответил, ему никогда не нравились шутки или нечто вроде этого, которые Райнхард любил отпускать в его адрес десятками, а то и сотнями. С виду и не скажешь, что это балагур да и если особо не приглядываться, добрейший и милейший парень, то самое ужасное и кровожадное воплощение нацизма, жестокости и войн, одним словом — Третий Рейх.

Осев в гостиной, пока молодёжь решает свои проблемы наверху, Рейх разлил шнапс по стаканам. Всё же когда-то давно это был его дом, здесь они с Людвигом и жили, пока Союз со своими союзниками всё не испортил.

— Какие у тебя отношения с сыном? — неожиданно поинтересовался Союз, отставив пустой скан на край стола. Алкоголь всегда хорошо развязывал ему язык, вот только всегда не в том направлении.

— Никакие, — бесцветным голосом проговорил Райнхард, вновь наполняя опустевший стакан Союза шнапсом. — А ты, как я погляжу, сильно привязан к своему.

— Не твоё дело, — огрызнулся он, беря в руки наполненный шнапсом стакан и, ни секунды не думая, выливая его в себя.

— Как скажете, камрад Брагинский, — взяв в руки стакан, Рейх отхлебнул немного этой высокоградусной жидкости и поставил его на место. Отчего-то настроения на пьянку не было совершенно никакого. Впервые в жизни все мысли Райнхарда были заняты сыном и той молодой страной, в которую Людвиг слепо был влюблён, но боялся себе в этом признаться.

***

Германия, как и ожидалось, сидел в своём кабинете, сжимая в одной руке звёздочку, а точнее будет сказать Орден Красной Звезды, что дал ему Ваня, а в другой стакан со шнапсом. Взгляд немца так и метался от выпивки к звёздочке, не в силах решить, что же для него важнее.

Конкретно сейчас Германии хотелось просто напиться и проспать до утра, вот только есть одно но! И это, не подразумевает под собой саммит, на котором он просто обязан появиться. Значит, пить нельзя. Тогда… Можно позвонить России. Нет, десять часов вечера, он наверняка уже спит.

Поставив оба предмета на стол, Людвиг продолжал ломать голову над вопросом что делать. Позвонить или всё же напиться? Пока что шнапс выигрывал у Вани с небольшим отрывом.

Размышления Людвига были прерваны неожиданно опустившейся на его запястье ладонью.

— Хватит, алкоголь тут не поможет, — раздался голос точно откуда-то извне, заставив Людвига на долю секунды поверить в то, что он уже начал сходить с ума на нервной почве.

— Ты, — Германия прислонил ладонь к щеке Вани,продолжая сомневаться в реальности происходящего, — настоящий?

— Да, я настоящий, — с улыбкой прошептал Ваня, замечая, как Людвиг тянется к нему, наморщив губы, дабы окончательно убедиться в правдивости сказанных им слов.

Подавшись вперёд, Иван позволил их губам соприкоснуться и слиться в неумелом поцелуе, отдающим алкоголем. Людвиг ведь и раньше целовал его, так что в этом действии нет ничего сверхъестественного, к тому же в Европе поцелуи между парнями уже давно стали нормой.

Ухватив Россию за талию, на которой явно осел небольшой жирок, Людвиг усадил его себе на колени, чувствуя, как в паху больно кольнуло, стоило только Ване занять предложенное ему место.

Поцеловав Ваню в уголок губ, Людвиг решил немного понаглеть и спустился ниже к этой поистине притягательной вечно закрытой шарфом шее русского, белая кожа которой сразу же покрылась мурашками, стоило только дотронуться до неё губами.

— Л-Людвиг, — на выдохе прошептал Ваня, но Германия пропустил его слова мимо ушей.

Ласки наших голубков длились недолго, поскольку стоило только Германии перейти на шею, как его ладонь пронзила острая боль. Переведя взгляд на свою кисть, Людвиг увидел, как руку пронзил нож, не давая более пошевелить ею. Россия, не понимая замешательства немца, отвёл глаза в сторону, натолкнувшись взглядом на такую знакомую и родную чёрную шинель. Долго гадать не пришлось, кто это стоит рядом с ними, ответ был очевиден.

Отцепив сына от этого немца, Союз отошёл от него на несколько шагов, продолжая крепко удерживать Ваньку, а затем они просто исчезли, будто и не было.

Оставшийся один в кабинете Германия вынул нож и с досадой бросил его на ковёр, задрав голову к потолку, не понимая, что это только что было. Мираж или всё-таки всё происходило наяву? На его губах ещё осталось то тепло, что хранило в себе тело России.

Если это был мираж, тогда откуда взялся нож? Да и кровь, вытекающая из его пробитой ладони, выглядит вполне реалистичной… Значит, это всё же случилось наяву.

Союз будет жить, пока на земле не умрёт последний человек, родившийся в года СССР. Потому что Россия поглотил его, то бишь слился с ним воедино, таким образом сумев отсрочить окончательную смерть отца. С Рейхом сложнее, Германия не поглотил его, а отверг в своё время, поэтому Рейх не может покидать территорию ФРГ. В то время как Союз точно бычок на верёвочке в силах покидать страну, но только с помощью сына.

Комментарий к 13. Перемены.

Kamerad (нем.) - товарищ.

========== 14. Бонус! ==========

Комментарий к 14. Бонус!

Эта глава является бонусной, поэтому она никак не связана с событиями, происходящими в нашей истории.

Эту главу можно даже выпустить как отдельный драббл. Но выпускать отдельные драбблы, когда такая история ещё не закончена это… глупо?

Стоя за плитой, Союз как всегда готовил обед. Живя одной большой дружной семьёй, логичней всего было поделить между собой обязанности, дабы избежать лишних ссор по пустякам, и так уж вышло, что готовка завтрака, обеда и ужина выпала нашему Александру. Но он, кажется, был не против этого.

Сегодня на завтрак была стандартная яичница с жареным луком. Союз уже почти закончил готовку и собирался позвать всех к столу, но ему помешал один весьма надоедливый казус, подошедший сзади и обхвативший за талию руками, выводя его из пучины прежних мыслей.

— Не мешай, — спокойно и в тоже время требовательно сказал Александр.

— А я разве мешаю, котик? — с ноткой удивления спросил Рейх, спустив руки непозволительно ниже пояса, за что тут же получил по этим самым рукам.

— Ну, это уже перебор, — прорычал Союз. — Какой я тебе?!..

Не дослушав пламенную речь комсомольца, Рейх аккуратно и по-своему нежно повернул его голову в нужное направление, где возле собачьих мисок тёрся маленький пушистый комок меха, издающий мурчащие звуки.

— Видать, дети принесли, — первым высказал своё предположения Рейх. — Похоже, у нас новый член семьи, — призадумавшись, он решил дать котику имя. — Персик.

Вернувшись к готовке, Союз лишь фыркнул, не разделяя мнение этого любителя всех четвероногих тварей.

— А что? Ему подходит.

— Выкинь его, а «детям» скажем, что убежал, — ворчал Союз, выключив плиту и приготовившись накрывать на стол.

— Пусть живёт, — спокойно проговорил Райнхард, будто они погоду обсуждали.

— Рейх, блять, — прорычал Союз со звонким акцентом, поставив несколько тарелок на стол. — У нас и без того живёт три собаки и пять котов! Зачем нам лишний рот?

— Что-то случилось? — как всегда спокойно с неким волнением поинтересовался Рейх, которому не нравилось поведение русского, но подавать вида он как всегда не стал, решив для начала выяснить в чём дело, мало ли что могло случится у человека. — Обычно ты менее раздражителен к подобным вещам.

Достав из холодильника бутылку молока, а с верхней полки кухонного гарнитура блюдце, Рейх налил новому члену семьи немного молока и поставил рядышком с другими мисками, из которых пили и ели их коты. Котёнок был маленьким и пока ещё не совсем понимал, что эта странная белая жидкость является едой, поэтому Рейху пришлось ткнуть малыша мордочкой в миску, дабы прямым текстом сказать о том, что это съедобно.

— Не выспался, — коротко пояснил Союз в надежде побыстрее отвязаться от лишних вопросов. Рейх понял намёк, поэтому не стал докучать «невыспавшемуся» человеку своим любопытством.

Не выспался, значит не выспался, и хватит уже об этом.

Вскоре на кухню пришли ещё четыре кота, один из которых был самым крупным — сибирский с длинным чёрным мехом и гранатово-багровыми глазами как у его хозяина. Ночью в лесу при свете луны такого зверя можно спутать с медвежонком, но имя у этого зверя совсем не грозное, а самое что ни на есть простое — Василий, можно просто Вася.

Возле Васьки тёрся другой кот, шерсть которого была угольно-черной, а брюшко белым, и звали этого кота Хинц. Когда Вася начинал шипеть, Хинц бесстрашно подходил к нему и лизал за ушком. Васька быстро успокаивался, чувствуя себя хозяином в этом доме. Глаза Хинца преобладали серо-голубым оттенком, весьма необычный цвет для кошек его породы, конечно, не такой необычный, как у Василия, но всё же…

Следом за этими двумя вышагивали котики помладше, один из них был сибирским с длинным пепельным мехом и фиалковыми глазами, и звали его Миша. Второй котик преобладал тёмно-серой шерстью, а глаза были холодного голубого оттенка, этого милашку звали Рутц.

Всякий раз, когда Миша боялся кого-то или чего-то, то прятался за Рутцем, а тот в свою очередь защищал своего трусливого друга и всюду ходил за ним словно тень, отчего на его шкурке зачастую кровоточили свежие раны, которые благодаря заботе хозяина и усердиям Миши, который помогал Рутцу зализывать их, быстро заживали.

— Саша, Хинц, Рутц и снова Саша… Все здесь, — после этого Рейх решил пересчитать собак. — Берлиц, Астер, Блэки.

Убедившись в добром здравии своего питомника, Рейх уже хотел было помочь Союзу с сервировкой стола, но бросив последний взгляд на голодных котов, заметил, что одного всё-таки не хватает.

— Погодите-ка, — взволнованно сказал Рейх. — А где Моритц?

На сей раз даже Александр оторвался от своего занятия и посмотрел на их маленький питомник, благо кухня была не меньше гостиной, которая, к слову, была просто огромной, поэтому места всем хватало. Если с котом нашего Великого что-то случится, то стоит заранее заткнуть уши, шуму будет до самого потолка.

Рейх с Союзом старались поддерживать уют в доме и избегать различных склок по пустякам, даже такой незначительный скандал был им не нужен.

Едва наши герои собрались на поиски, как на кухню вальяжно зашёл белый кот со шрамом на правом глазу, лениво подходя к миске со своим именем. Понюхав корм, Моритц оскорблённо отвернулся от него, требуя чего-нибудь вкусненького, в то время как все остальные молча ели то, что им дали.

— Совсем уже обнаглел, — на вздохе выдал Рейх. С этим котом всегда были проблемы, уж чересчур Моритц был капризным и требовательным.

— Выпни его на улицу, пускай проветриться, аппетит нагуляет, — посоветовал Александр, увидев, как этот наглый кот мордой воротит, отказываясь от еды.

Заметив, как рыжий котёнок потянулся к его миске, Моритц тут же ударил его лапой по голове. Ну в точности как свой хозяин, тот чуть что бьёт сразу в голову. Поняв, что здесь ловить нечего, котёнок подошёл к Мише, тот доброжелательно уступил полупустую миску малышу.

Недовольно шикнув на своего чересчур доброго друга, Рутц пододвинул свою миску Мише и лизнул того в нос, точно говоря, что такими жертвами он ничего не добьётся, а только себе хуже сделает.

Оторвавшись от еды, Хинц подошёл к хулигану и угрожающе зашипел на того, призывая к порядку, но Моритц как ни в чём не бывало умывал свою изуродованную шрамом мордочку, прикрыв рубиново-алые глаза, не обращая внимания на замечания Хинца по поводу своего поведения.

Вскоре на завтрак потянулись оставшиеся члены семейства, зевая и лениво рассаживаясь по своим местам. Людвиг как всегда хотел сесть рядом с Ваней, но тот сел между Александром и Райнхардом, поэтому Людвигу пришлось занять место рядом с Гилбертом.

— На завтрак отведено двадцать минут, — посмотрев на время, отрапортовал Германия. — Можно приступать.

— Людвиг, откуда такие порядки? — удивлённо посмотрел на него отец. — Завтрак длится пятнадцать минут, — уточнил Рейх.

Иван с Александром переглянулись, а Гилберт лишь зевнул, недовольно смотря в свою тарелку. И почему у них всегда лидирует русская кухня, а из немецкой на столе временами максимум можно варёные сосиски встретить? Несправедливо как-то получается, но похоже, никого из здесь присутствующих это не смущает.

***

Все жильцы этого дома любили пошуметь, похулиганить и поиграть. Вот и на сей раз Гилберт решил поиграть с Ваней, правда, изначально это был спор, который медленно перерос в самое настоящие состязание умов.

Нет, в этой большой и дружной семье практически не было ссор за исключением небольших разногласий по пустякам вроде что приготовить на обед, какой фильм посмотреть и так далее.

— Отец был великим человеком, таким, каким ты не будешь даже через миллион лет, — подытожил Ваня, продолжая бурчать на Гилберта, который опять решил поиграть в Великого и прировнял себя к божеству, приписывая себе липовые заслуги.

— Деревенщинам слова не давали, так что молчи, Ваня, — с усмешкой произнёс он. — Что за деревенское имя?

— А я и не хочу выделяться, чтобы быть у всех бельмом на глазу, — фыркнул Россия, уже всерьёз начиная закипать от слов этого грубияна. — Советский Союз был…

— Я знаю старика Союза лучше тебя! — заявил Пруссия, продолжая спорить с Ваней. — Так что молчи.

— Это вряд ли, — хмыкнул Ваня, будучи уверенным в своих познаниях по части отца, с которым живёт с самого своего рождения.

Пруссия завертел головой по сторонам, ища человека, который их, скажем так, рассудит. Но к сожалению, ни Людвига, ни виновника спора, то бишь Союза, поблизости не оказалось. В гостиной помимо них в дальнем углу возле окна крутился Рейх, колдуя над цветами, которые, несмотря на все его старания, почему-то были засохшими и пожелтевшими, как осенняя трава.

Все окна в этом доме были уставлены горшками с цветами, потому что Александр любил цветы, но ухаживать за ними ему не хотелось, слишком хлопотно. По этой причине Райнхард и взял заботу об этих нежных созданиях на себя, в скором времени на собственном примере убеждаясь, насколько тяжело и хлопотно ухаживать за ними.

— Хей, Райни! — окликнул его Гилберт. — Давай к нам, судьёй будешь!

Молча кивнув, Рейх подошел к нашим героям и внимательно выслушал их, как и причину их спора. Не сказать, что ему хотелось участвовать в подобном ребячестве, но раз дело затронуло Союза, то он просто не мог остаться в стороне.

— Любимый цвет Саши? — Рейх огласил первый вопрос, параллельно возвещая о том, что дуэль началась.

— Красный, — быстро выговорил Гилберт, стараясь быть первым.

— Алый, — робко пискнул Ваня, стараясь не смотреть как на Рейха, так и на Пруссию.

Прокрутив в голове полученные ответы, Райнхард с горьким вздохом огласил результаты:

— Ничья.

Последовала трёхминутная пауза. Все присутствующие в этой комнате хлопали глазами и молча переглядывались, точно ожидая, когда уже кто-нибудь нарушит эту гнетущую тишину. Не став мучать ни себя, ни этих ребят, Рейх вновь задал вопрос, касающийся Союза:

— Его любимые цветы?

— Подсолнухи, — опять же первым выкрикнул Гилберт.

— Подсолнечники, — робко и довольно тихо проговорил Ваня.

— Снова ничья, — на сей раз Рейх серьёзно задумался, решив задать более сложный вопрос, на который точно не каждый знает ответ. — Его любимая еда?

И вот опять в комнате повисло неловкое молчание, никто из наших спорщиков не знал ответа на текущий вопрос.

— Чего замолчал? — фыркнул Пруссия, скрестив руки на груди. Ну откуда Великий может знать о любимой еде Союза, если при нём он всегда ел то, что готовили сёстры или же Литва, и никогда не жаловался, да и вообще Александр, кажется, не был прихотливым в плане этого.

— У отцах не было любимых блюд, — Ваня подтвердил размышления Гилберта, а может он и сам не знает предпочтений отца в плане еды?

— Какие девушки нравятся Союзу? — на сей раз Рейх преследовал собственные интересы и неспроста задал этот вопрос, надеясь получить ответ от тех, кто большее количество времени прожил с Александром под одной крышей.

— Сисястые, — ответил Гилберт с таким довольным видом, будто вот-вот выиграет миллион.

— Кудрявые? — неуверенно сказал Ваня.

— То, что они сисястые, ещё не означает, что у них прямые волосы, — на всякий случай уточнил Гилберт, стараясь не проиграть какому-то мальчишке.

— В моём случае также не значит, что у девушек с кудрявыми волосами маленькая грудь.

— Ничья, — огласил результаты Рейх, осознавая лишь один факт — факт того, что они знают о Союзе ничуть не больше его, а то и меньше, если судить по их неуверенным и расплывчатым ответам.

Как только Рейх удалился в коридор, Пруссия приобнял Ваню за плечи, ощущая, как тот напрягся от подобного действия с его стороны.

— Расслабься.

— Да вот ещё! — буркнул Ваня, стараясь высвободится из недообъятий Пруссии. — Опять одурачить меня решил!

Иван вгрызся в ладонь Пруссии, когда тот попытался заткнуть его шумный ротик. Но почувствовав приятную волну тепла, исходящую от низа живота, Ваня попытался расслабиться, как и учил его отец — чтобы снять внизу нарастающее напряжение, нужно расслабится. Не сразу, но у Вани получилось сделать это, и напряжение ушло.

Однако подобная реакция его тела на прикосновения Гилберта явно была ненормальной. Конечно, можно списать всё на гормоны, вот только от этого легче не станет, нужно принимать какие-то меры.

— О-отпусти меня! — вскрикнул Ваня, активно вырываясь из цепких лап немца.

— А то что, папу позовёшь?

— А ты, что же, его боишься?

— Не нарывайся, мелкий, — с некой угрозой процедил Гилберт, отпуская Ваньку, но продолжая подтрунивать над ним. — Нужно повесить фотографию Марины Францевны, пускай видит своего воспитанника.

— Да кто ж её повесит-то? — с улыбкой пропел он, постепенно возвращаясь в нашу реальность. — Её немцы даже в сорок втором повесить не смогли, — хихикнул Ваня. Несмотря на смерть женщины, он продолжал побаиваться одного лишь её имени.

***

— Саша! — донеслось откуда-то со стороны лестницы.

— Что? — лениво проговорил Союз, отрываясь от чтения газеты и чуть наклонившись вперёд, пытаясь поймать взглядом источник голоса.

— Я не тебе, — заявил промелькнувший в дверном проёме Рейх.

Александр лишь фыркнул, возвращаясь к своему чтиву, тихонько ворча себе под нос:

— Что за привычка называть всех русских «Саша»?

— Ну вы же называете всех немцев фрицами, так что не причитай, — ответил ему Рейх, услышав привычное ворчание своего горячо любимого Союза, и продолжил искать Сашу, то есть Ваню.

Вечером все члены семьи как правило собирались в гостиной и проводили время в компании друг друга за разговорами и общением. Самыми ворчливыми тут были Александр и Гилберт. Если у второго это скорее всего возрастное, то у Союза же просто такой колкий характер.

— Ну не упрямься, как ты можешь утверждать, что это не вкусно, не попробовав?

Один из трёх диванов занимали Рейх с Союзом, первый пытался убедить своего боевого товарища в качественности немецких сосисок, а второй же не хотел признавать ничего иностранного в особенности мясные изделия и полуфабрикаты.

— Пробовал, не понравилось, — буркнул Союз, отодвигаясь от этого надоеды с сосиской подальше.

— В таком случае тебе следует попробовать заново, — прощебетал Рейх, приставив к губам Союза своё излюбленное мясное изделие. Александру ничего не оставалось, как съесть эту несчастную сосиску, дабы тот отцепился уже наконец от него.

Рядом с их диваном развалился Васька с явным намереньем полежать в тишине и спокойствии, но ему не давал сделать этого другой кот по кличке Хинц, удобно разместившийся позади него и приводящий густую шерстку Василия в порядок, уделяя особое внимание ушам и области возле шеи.

Эти разбойники всегда ходили парой, Хинц всегда заботился о коте Союза, ухаживая за его длинным густым мехом, на котором после прогулки было не счесть колючек или сухой соломы. И Хинц всякий раз помогал Ваське убирать всё это безобразие, приводя его шикарный мех в порядок.

Васька был крупным и весьма агрессивным котом, которого побаивались даже собаки. Всякий раз, когда Хинцу грозила опасность, Василий приходил тому на выручку, в такие момент шерсть летела клочками и пыль стояла столбом, ибо драка всегда заканчивалась многочисленными ранениями.

На другом диване сидели Россия с Германией, непринуждённо болтая о всякой мелочи вроде погоды или что сегодня интересного говорили по новостям.

— Ладно, теперь давай ты, — сказал Ваня.

— Твой любимый чай?

— Мятный с сахаром и лимоном, — с улыбкой проговорил Ваня, вспоминая старые-добрые времена. — Мы с отцом часто ходили в лес и собирали мелиссу, потом сушили её и заваривали чай.

Заметно поникнув, Людвиг склонил голову, негромко поведав Ване тяжелую историю своего детства с отцом:

— Мы с отцом не были так близки, особенно в первые годы моей жизни, когда он делал вид, будто не замечает меня. Поэтому меня воспитывал Гилберт, а когда я подрос, то началась война… И только тогда я стал нужен отцу в качестве солдата.

Ваня ничего не сказал, лишь обнял Людвига, пытаясь отвлечь его от дурных мыслей. Не время сейчас думать о плохом, нужно радоваться жизни, пока та не прошла бесследно!

Неподалеку в кресле, развалившись кверху лапами, лежал котик Миша и Рутц, эти два оболтуса также всегда держались вместе. По большей части Рутцу приходилось заботиться об этом едва подросшим котёнке, делясь с ним своим кормом и ловя мышей, которых Миша пока ещё боялся.

Всё это время Гилберт сидел в кресле, поглаживая своего развалившегося на коленях Моритца и слушал болтовню всех этих стран, двое из которых ими уже не являлись, понимая, что, пожалуй, им всем чудовищно не хватало общения.

Поднявшись со своего места, Союз молча направился к лестнице, а после в свою комнату, надеясь отдохнуть от этой шумной семейки, но Рейх увязался за ним с явным намерением засунуть тому в рот нечто потвёрже и повкуснее той сосиски.

— Так и будешь молчать? — проговорил Рейх, войдя следом за ним в комнату и закрыв дверь.

— С каких пор тебя стали волновать мои проблемы? — бросил Союз, отходя ко окну и доставая из кармана помятую пачку сигарет. Не раздумывая, он сжал одну сигарету меж зубов и достал зажигалку, нервно чиркая ею.

— С тех самых, когда мы стали семьёй, а в семье принято решать проблемы вместе. Но если это что-то личное, то хорошо, — выхватив из рук Союза зажигалку, Рейх помог ему прикурить, пока тот не стёр себе палец в мясо этим чирканьем. — В личные дела я не лезу.

— Тогда оставь меня уже наконец в покое!

— И не мечтай, — выдернув зажжённую сигарету изо рта Союза, Рейх без всякого стеснения тут же сунул её в рот, набирая полные лёгкие едкого дыма.

— Не наглей, — вернув себе сигарету, Александр вновь вобрал в лёгкие никотиновый дым, не обращая внимания на то, что эта самая сигарета побывала во рту у другого мужчины. — Своих что ли нет?

— За своими идти далеко, — коротко пояснил Рейх, всматриваясь в напряженное лицо Союза.

— Что? — спросил Союз, устремив взгляд на этого надоеду.

— А ты красивый, — бросил Рейх, ожидая ответной реакции.

Отойдя от окна, Союз затушил сигарету о дно пепельницы и, сделав шаг в сторону шкафа, отрыл его. Не разбираясь, он бросил в него скомканную рубашку, которую только что снял с себя. Вновь повернувшись, Александр столкнулся лицом к лицу с Рейхом, который уже тут как тут стоял и ждал, когда же наш Саша перестанет канючить.

Долго ждать не пришлось. Секунда, и Рейх стоит в углу, прижатый к стенке, ощущая на своих бедрах чужие сильные руки. Ещё секунда, и его грубо раздевают, одним рывком распахивая рубашку, слыша, как по полу точно бисер рассыпались пуговицы.

Комната Вани находилась рядом с отцовской, в такие моменты мальчик искренне желал о том, чтобы они с господином Райнхардом наконец нашли общий язык и перестали ссориться, тогда они бы по-настоящему смогли стать одной большой дружной семьёй.

========== 15. Бонус! ==========

Комментарий к 15. Бонус!

Очень короткая глава, на длинные сейчас не хватает времени.

На завтрак была каша, которую Ваня очень не любил и в которую он всякий раз норовил залезть в тарелку руками, потому что эта тягучая вязкая масса сероватого цвета в глазах ребёнка восседала просто кучкой песка, из которой можно слепить домик или даже замок с округлыми башнями, стены которого омывались рвом.

— Ваня, ешь, а не ковыряйся в еде, — строго сказал ему отец, закончивший мыть кастрюлю из-под этой самой каши и сейчас стоявший возле Вани, ожидая, когда тот доест, чтобы вымыть его тарелку.

Но Ваня лишь протестующе бурчал, пытаясь затолкнуть в себя ещё хоть пару ложек этого липкого нечто. Александр и сам в детстве не любил кашу, но всё равно с улыбкой ел её, дабы не обидеть сестру, которая тратила своё время и крупу, чтобы приготовить ему лёгкий и вкусный завтрак.

Всё же доев эту противную кашу, Ваня попросил отца поиграть с ним в прятки и тот, естественно, не мог отказать этим полным надежды просящим аметистовым глазкам.

Пока Александр домывал тарелку, Ванька убежал прятаться. Они уже не в первый раз играли в прятки, в памяти Союза ещё оставались свежими воспоминания о той маленькой радости сына, который бегал и скакал как заведённый просто от того, что отец не смог найти его.

Вспоминая это, Союз кладёт тарелку в шкафчик и приступает к поискам, но, разумеется, он не будет искать Ваню в шкафу или за креслом, прекрасно зная, что он прячется именно там. Александр начнёт прощупывать почву с серванта, а закончит ковром, нарочно заглянув под этот толстый тяжёлый пыльный многовековой предмет, хранящий в себе большую историю.

Убедившись, что Вани там нет, Александр устало опускается на диван и задирает голову к потолку со словами:

— Ну где же мой Ваня? Никак не могу его найти, — специально громко проговорил он, а после добавил уже шёпотом. — И чем я только занимаюсь под старость лет?

Откуда-то из-за кресла доносится злорадное хихиканье, теперь понятно, где спрятался наш Ванечка. Но Союз не пойдёт доставать его оттуда, а лишь вздохнет со словами:

— Сдаюсь!

Услышав это победное слово, Ваня мгновенно выскакивает из-за кресла с криком, полным радости:

— Я выиграл! — немного успокоившись, добавляет. — Теперь ты прячься.

Несмотря на свой маленький возраст для страны, Союз всегда чувствовал себя на несколько сотен лет старше, особенно когда вот так непринужденно играл с сыном в подвижные игры. Взрослые люди всегда становятся старше, находясь рядом с детьми, что уж тут говорить о странах.

Услышав распоряжение сына, Александр решил схитрить и спрятаться за дверью, где Ваня его точно не найдёт. Наивные мысли доверчивого взрослого.

Как и следовало ожидать от вышесказанного, Ваня быстро нашёл отца и вновь заголосил:

— Я выиграл! Опять выиграл! — остановившись, Ваня посмотрел на отца. — А что я выиграл?

— Ну раз уж ты у меня такой замечательный сыщик, — говорил Союз, отряхивая свою одежду от пыли, руки всё никак не дойдут убраться тут, — то сегодня я возьму тебя с собой на работу.

И вновь крики радости заполнили до самых краёв кирпичные стены этого дома. Александр изредка брал Ваню на работу, надеясь с малого возраста приучить сына к труду, заодно и подготавливая его к дальнейшему месту работы.

Когда они сели в советскую «Победу» с личным водителем, автомобиль тронулся с места под восторженный смех мальчика. Ваня никак не унимался и всё время дёргался, то махая людям за окном, то напевая гимн СССР, а когда тот закончился, то принялся за стихи, тихонько мурлыча их себе под нос.

— Пап, а куда мы едем?

— В Кремль, где папа работает, — коротко пояснил Союз, быстро переводя тему. — Ваня, ты учил гимн нашей страны?

— Конечно! — вскрикнул Ваня, резко оторвавшись от окна и повернувшись к отцу. — Он мне понравился! Мне нравится всё, что нравится тебе. Я хочу быть похожим на тебя.

Александр ничего не сказал, лишь довольно улыбнулся, как сытый кот, и потрепал сына по голове, с забавой наблюдая, как тот запрыгал на месте, толкаясь головой в ладонь отца, выпрашивая ещё похвалы.

Но это занятие довольно быстро наскучило мальчику, стоило только Союзу вернуть ладонь на штанину идеально выглаженных брюк. Закончив скакать на месте, Ваня начал приставать к водителю. И откуда у него столько энергии?

— Как тебя зовут? — спросил он у водителя, вцепившись в его сидение своими крошечными пальчиками. — Почему не отвечаешь? А ты знаешь стишок «У лукоморья дуб зелёный»?

— Ваня, не отвлекай дяденьку водителя, — протянул Союз, усадив сына на место. — А то останешься с ним, пока я буду в Кремле.

На этой минуте водитель повернул голову и испуганно посмотрел на Александра, перспектива остаться наедине с этим маленьким горластым мальчишкой ему совершенно не нравилась.

Войдя в Кремль, Александр начал рассказывать о своём месте работы, какие важные дяденьки обычно прилетают к ним на огонёк, чтобы покрасоваться, с важным видом потрясти своими бумагами, требуя лакомый кусочек их ресурсов, и такими же надутыми вернуться на свою родину с пустыми руками.

— Шурик! — крикнула девушка, стремительно подбегая к мужчине с ребёнком. — Чего же ты не заехал к нам по дороге? Я тебе пирожков напекла, твои любимые с картошкой и луком.

Поблагодарив Украину и взяв у неё узелок, Александр направился дальше, он хотел показать сыну своё рабочее место, то есть кабинет. Ольга спешила, поэтому даже не заметила мальчонку, что тёрся возле ног брата.

Ване эта добрая тётенька понравилась, такая милая, приветливая и улыбчивая, как ясное солнышко, готовое согреть каждого своим теплом.

Идя дальше по коридору, они столкнулись с парнем с белыми волосами и рубиново-алыми глазами. Перекинувшись с Союзом парой фраз, незнакомец ушёл своей дорогой. Он определённо заметил Ваню, прячущегося всё это время за отцом, но отчего-то промолчал.

Ване этот странный дядя совершенно не понравился, какой-то он злой, грубый и совсем не приветливый. У Вани до сих пор по спине мурашки бегают от его ледяного взгляда.

Войдя в кабинет, Союз развязал узелок платка, в котором находилась целая тарелка с ещё тёплыми румяными пирожками. Передав угощение сыну, Александр сел за рабочий стол и принялся за работу.

Ваня тихо сидел в кресле, за обе щеки уплетая пирожки, которые были намного вкуснее каши, что Союз обычно варил Ване в субботнее утро и кормил ею сына. Нет, Александр хорошо готовил, так же хорошо, как и его сестры, просто Ваня не любил кашу от слова совсем не зависимо от того, кто её приготовил.

— Пап, а кто из нас сильнее? — спросил Ваня, отодвинув полупустую тарелку вглубь стола.

— Конечно же я, — тихо проговорил Союз, не отрываясь от своих подсчётов.

Краем глаза заметив, как Ванюшка раздувает губки, Союз, наконец оторвался от своей документации и рассмеялся. Да, Союз и сам не мог объяснить того факта, почему его так забавляет недовольство сына, как-то чересчур уж это по-детски выглядело.

Спрыгнув с высокого кресла, на которое его посадил отец, Ваня подошёл к Александру и стал дёргать того за рукав, вопя:

— Неправда! Я сильнее!

— Какой же ты сильный? — усадив сына на колени, Союз слегка пригладил его выбившиеся из причёски светлые волосы. — Если даже с тарелкой каши справиться не можешь?

— Неправда, я съел кашу, — возмутился Ваня, обиженно скрестив руки на груди.

— Будешь капризничать — не вырастешь, так и останешься маленьким головастиком.

— Зато красивым!

— Ваня, у папы новый ремень, лучше не зли его, — с улыбкой проговорил Союз, опять же наблюдая чудную картину раздувания губок.

========== 16. Спэшл. ==========

Если вы когда-нибудь спросите Александра Брагинского, что же было в тот день, когда они брали Берлин, искореняя нацизм, он скорее всего просто улыбнётся и бросит типичную фразу из советских военных кинофильмах: «Всё хорошо, мы победили». Возможно, он даже рассмеётся и поведает несколько детальных фрагментов касательно того незабываемого дня.

Однако всё это не его слова, не его мысли, Александр вообще не имеет никакого отношения к герою тех историй, про которые рассказывает. Почему же тогда он делает это, спросите вы…

Ответ вас шокирует, как бы нелепо это ни звучало, но Александр практически не помнит тот день, тот миг, когда над Рейхстагом взвился алый флаг, сулящий победу. Единственным, что отложилось в его голове, были последние слова Рейха перед своей кончиной, которая настанет сразу, как только Нюрнбергский процесс подойдёт к концу:

— Зачем? — усмехнулся Рейх. — Да просто потому что захотелось! Просто ради развлечения. Думаешь, после всего этого у меня остались какие-то к тебе чувства, не говоря о жалости? Нет… Ты же лжец. Лжец, который не осознает того, насколько больно он может кому-то сделать. Но как и тебе когда-то не было до меня никакого дела, так и мне нет дела до твоих потерь. Мои солдаты — лишь псы, на место которых придут новые. Не станет меня, придёт моя замена. Будь уверен, найдётся кому сменить эту державу… Можешь бить, пытать, хоть убей! Мне уже всё равно… Моё время истекло.

И вот между ними повисло молчание, где-то вдалеке слышались победоносные крики красноармейцев, гремели пулемётные очереди, то вдалеке, то совсем близко слышалась немецкая речь. Страны продолжали смотреть в глаза друг другу, точно актёры погорелого театра, забывшие свои слова на сцене и не способные на импровизацию, сейчас откровенно не знающие, что им делать.

Снова гремит пулемёт, разбавляемый воплем солдат, Союз хмурится и опускает своё орудие, медленно подходя к Рейху, которого, несмотря на эту долгую и бессмысленную войну, продолжал считать другом. В воздухе витает запах горелой резины, пороха и паленого мяса, создается впечатление, будто вот-вот они попросят друг у друга прощения, позовут друг друга в гости на чай с пряниками и немецким шоколадом, но нет! Это не сказка, а война, на которой есть победитель и проигравший. Один из олицетворений этих стран просто обязан умереть.

Александру понадобилась секунда, чтобы всё обдумать и взвесить, после чего он ударил Рейха в висок прикладом автомата. Что было дальше, Райнхард не знает, он потерял сознание.

Едва открыв глаза, Рейх понял, что находится уже не у себя на Родине, а судя по интерьеру и льющейся из окна русской речи, на территории одной из союзных стран. Чистые белые простыни, выбеленные стены и потолок, более чем удобная двуспальная кровать. Это место не походило как на госпиталь, так и на тюрьму, так где же он?

Стоя на балконе, Союз услышал возню и вернулся в комнату, как в старые-добрые времена сжимая меж зубов свою излюбленную самокрутку. Вид у него, надо заметить, был не просто спокойным, а даже довольным, Александр явно был рад своей, ну почти своей, победе.

— Ты… перенёс меня сюда? — осторожно проговорил Рейх, стараясь не нарваться на излишнюю грубость. — Дурак! Какой же ты дурак…

Подобная реакция лишь развеселила Союза. Медленно приближаясь к своему нервному другу, он заговорил, постоянно оглядываясь по сторонам:

— Твой народ отравил свою кровь в желании огнём и железом завоевать мир, взрастив чудовище. Ты не заметил, как изменился, продолжая считать, что арийская кровь от рождения превосходит всех остальных. Пришло время остановиться и подумать, что ты натворил, Рейх. Наша победа — это не показатель силы или превосходства, это спасение, Рейх. Мы все хотели спасти тебя от нацистской заразы. Жаль, что ты этого не понимаешь.

Призадумавшись, Райнхард стал понимать, что в словах Союза имеется доля истины, однако уже поздно что-либо менять, его ожидает жесткий суд, по итогам которого маленький Германия займёт место отца. А Рейх… Что станет с ним? Несложно догадаться.

— Думаешь, я тебе «спасибо» скажу?

— Ты всегда был неблагодарной скотиной, другого от тебя ждать и не стоило.

Морально устав от споров, Рейх откинулся на подушки, не желая более разговаривать с этим коммунистом на данную тему, уж лучше поспать, пока есть такая возможность.

***

На улице сгущались сумерки, передавая город в надёжные, но холодные руки ночи. Союз с Рейхом молча курили, стоя босыми ногами на балконе, ничего не думая, ничего не подозревая. С одной стороны, их можно было назвать друзьями, а с другой стороны их уже сложно было назвать даже товарищами, ведь они оба перешагнули грань дружбы, опорочив её кровью своих людей. Несмотря на то, что все олицетворения стран с рождения уже являются врагами, эти ребята умудрились выбиться из штампа и…

И вот во что это всё вылилось.

— Ты не можешь прятать меня тут вечно, — не выдержав этого молчания, заговорил Рейх, с опаской поглядывая на Союза краем глаза. — Рано или поздно меня найдут.

— Я знаю, — отозвался Союз, как ни в чём не бывало зажигая третью по счёту сигарету. — Я и не прячу тебя, остальные знают о твоём месте нахождения.

От такого ответа в голове Рейха всё перемешалось, он-то думал, что Союз по старой дружбе забрал его к себе, чтобы спасти или вроде того, а в итого выходит вон оно что. С одной стороны, обидно, а с другой стороны где-то глубоко внутри, в самом подсознании Рейха эхом отразились следующие слова: «Признай, Рейх, ты это заслужил».

— Да ты, оказывается, романтик, — несколько обиженно проговорил Рейх, стараясь не потерять с ним связь. — Тебе бы мемуары писать, а не с ружьём по полю бегать.

— А ты, оказывается, шутник, — как всегда сердито буркнул Брагинский. — Сиди уже молча и не дёргайся.

Нахмурившись, Рейх затих, ему нечего было ответить на подобную грубость. Конечно, он мог сцепится с Союзом в очередном споре, вот только толку от этого было не больше чем в войне, продлившейся около шести лет. И чего они только смогли добиться этим? Всеобщей агрессии? Возможно. А сколько всего потеряли, начиная от военной техники и заканчивая населением.

Странно, что в такой, казалось бы, ответственный момент голова Рейха, наверное, впервые за все годы жизни занята не благополучием собственной страны, а Германией. Райнхард беспокоился о сыне. Что станет с этим мальчишкой, если его зажмут в стальных тисках Союзные силы? Одному Богу известно.

— Союз, — Рейх говорил тихо, продолжая витать в облаках, сотканных из собственных мыслей. — Саша, пригляди за моим сыном.

— Думаешь, до него кому-то есть дело? Ты у нас гвоздь программы, — Брагинский позволил себе усмехнуться, потому что просьба была поистине смехотворна. С какой стороны ни посмотри, а от Советского Союза тут мало что зависит. Он не сможет помочь Германии, даже если очень сильно этого захочет. — Удивлён, что ты вообще о нём вспомнил. Знаешь, он плакал и без конца спрашивал о тебе.

— Достаточно! — воскликнул Рейх, которому стало стыдно за собственное продолжение, которого у него никогда не поворачивался язык обозвать сыном. — Какие новости у Пруссии?

— Заключён под стражу и ждёт суда. Говорят, он тоже о тебе спрашивал.

— А остальные? — Рейх опустился на бетонный пол, облокотив голову о перила.

— Ты о союзниках? Они сейчас находятся в похожей ситуации, большего сказать не могу, — Брагинский бросил мимолётный взгляд на Рейх и вновь устремил его вдаль. — Что планируешь делать?

— Ждать суда, что ещё мне остаётся? — с усмешкой проговорил Рейх, которому уже было откровенно всё равно, что с ним сделают, лишь бы Германию не тронули, иначе арийская нация останется жалким грязным пятном в пыльных учебниках истории.

Комментарий к 16. Спэшл.

Клянусь Статуей свободы со следующей главы вернутся к истории наших главных героев, то есть Германия/Россия.

P.S. Главы будут выходить медленно, у автора полно дел и столько же незаконченных фанфиков.

========== 17. Просьба. ==========

— Убей его, — приказал Союз, смотря на сына, никак не решающегося прикоснуться к банке с маленьким серым мышонком внутри.

— За что? — Ваня поднял на отца свои испуганные аметистовые глаза. — Он разве сделал что-то плохое?

— Тварей, подобных этой, нужно уничтожать, пока они не успели сделать что-то плохое. Ты как будущая страна должен понимать это и подавлять восстания. Понимаешь? — философски пояснил Александр, опустив ладонь на пепельную макушку сына.

Будучи послушным ребёнком, Ваня никогда не смел противиться отцовской воле. Если он сказал, что нельзя прыгать на кровати, значит Ваня и близко не будет подходить к ней без отцовского разрешения. И если Союз захотел увидеть смерть грызуна от руки сына, то он её увидит.

— Да, папа. Я понимаю, — тихо, с нескрываемым отчаянием в голосе проговорил Ваня, беря в руки банку и опуская ту в ведро с водой.

На крышке были проколоты несколько крошечных дырочек, говорящие о том, что мышонок не сможет выбраться, а вот вода сумеет к нему забраться. В итоге мышонок умрёт.

В тот день Ваня впервые в своей жизни почувствовал странное давящее чувство внизу живота. Забирать чью-то жизни, да ещё и просто так, ради веселья всегда непросто, а если роль палача взял на себя ещё и ребёнок, то это начинало походить на безумие.

***

Пытаясь отыскать в шкафу треклятую зажигалку, Рейх не заметил, как в комнату вошёл его непризнанный сын. С минуту понаблюдав за отцом, чья тяга к курению рано или поздно сведёт его в безвозвратную могилу, Людвиг всё же осмелился нарушить его поиски, закрыв дверцы перевёрнутого вверх дном шкафа.

— Отец! — окликнул его Германия. — Поговори с Союзом, он продолжает отравлять жизнь России.

— Думаешь, он меня послушает? — с усмешкой спросил Рейх, которому таки удалось найти, точнее вытащить зажигалку из кармана Германии, и теперь, сделав первую затяжку, он на всё смотрел более расслабленным взглядом.

— Вы же когда-то были друзьями, возможно он хоть немного ослабит хватку и даст России больше свободы, тогда я смогу поговорить с ним.

— Людвиг, я… — Рейх хотел было отказать, но видя в этих щенячьих глазах сына печаль и тревогу, Рейха просто не мог сказать «нет». — Я попробую. Но он меня не послушает.

— Danke, — выдохнул Германия, в чьём сердце зародилась надежда.

***

Прогуливаясь по безлюдным улочкам на окраине Берлина, Рейх заметил знакомую чёрную шинель с развевающимся на ветру красным шарфом. Уж это обмундирование Райнхард точно никогда не сможет забыть, даже если очень сильно того захочет.

— Guten Tag, — поздоровался с ним Рейх, в памяти которого всплыли воспоминания о старых-добрых временах, когда слово «дружба» для них обоих являлось непустым звуком. Не получив ответа, Рейх молча подошёл и встал рядом с Александром, похожим образом убрав руки за спину.

— Слушаю вас, товарищ Рейх, — с нескрываемой издёвкой проговорил Союз. — Пришёл пропагандировать нацизм?

— Ну зачем ты так, знаешь же, что я давно завязал с этим, — как нельзя спокойно с ноткой печали тихо проговорил Райнхард.

— Ты за этим подошёл ко мне? — цыкнул он, открыто демонстрируя неприязнь к обществу этого немца.

— Нет. Хотел попросить оставить Россию в покое. Ты же прекрасно видишь, как он страдает от твоего влияния, дай ему волю и больше свободы.

— Не тебе меня учить как воспитывать собственного сына, уж поверь. Лучше за своим приглядывай, мне не нравится, как он смотрит на Ваню.

— Ты бы мог и порадоваться за то, что наши дети нашли общий политический язык, а не ворчать как обычно. Знаешь, мне кажется, ты никогда не был счастлив, управляя этой огромнейшей страной и имея в подчинении кучу республик.

— Опять за своё, — пробормотал Союз, наблюдая за Ваней, которому захотелось погулять в одиночестве без отцовского надзора. Но Александр не мог изменить своим привычкам, поэтому и следил за ним издалека, чтобы этот щенок снова не побежал к тому ублюдочному немцу.

— Да, опять, — продолжал распыляться Рейх, не беря в расчёт равнодушие Союза к своей персоне. — Ты же по-другому не понимаешь.

Союз продолжал молчать, не обращая внимания на льющиеся провокации со стороны Рейха. Сейчас Александру не было никакого дела ни до Рейха, ни до его проблем, его волновал лишь собственный сын, который в виду своей неопытности может натворить глупостей, расхлёбывать которые предстоит президенту РФ.

— Саша, — Рейх видел, что Союз его не слушает, поэтому, дождавшись, когда эта коммунистическая зараза обратит на него внимание, он продолжил, — смирись, мы уже не страны, пора отойти от дел.

— Halt die Klappe! * — выдал Александр специально на немецком языке, чтобы тот его безусловно понял и прекратил жужжать под ухом.

***

— Ю-ху! Я король дороги! — вопил Гилберт, нарушив уже около трёх правил дорожного движения. Странно, что их ещё не оштрафовали за превышение скорости.

— Поздравляю! — фыркнул Людвиг. — Золотая корона нужна?

— Конечно, если у тебя одна найдётся.

Вместо того, чтобы сидеть дома и хандрить, Германия с Пруссией решили прокатиться по городу. Гилберт как и пять лет назад был безумно рад своему выигрышу и не стеснялся хвастаться им даже перед лицами других стран.

Остановившись возле очередного ничем не примечательного магазина, Германия вышел из машины, бросив скучающий взгляд на витрину. И зачем они только вообще приехали сюда?

Ответ нашёлся сам собой, стоило только увидеть золотой ценник со священной надписью «распродажа» и скидкой пятьдесят процентов. Германия с Пруссией, как и большая масса населения нашей планеты, привыкли закупаться всем необходимым именно на распродаже, так ведь намного экономичней и дешевле выходит.

Заметив промелькнувшую меж рядов пепельно-русую макушку, Людвиг продвинулся вперёд и уже хотел окликнуть того человека, приняв его за Ваню, но вовремя остановился и вернулся к брату.

Любовь — это наркотик, от которого следует лечиться на ранней стадии развития, но в случае с Германией, у него явно запущенный случай, вылечиться уже не удастся. Безответную любовь можно лишь заглушить алкоголем и не более того.

Складывая покупки в багажник машины, Германия затылком почувствовал на себе пристальный взгляд серых глаз.

— Как всё прошло? — не оборачиваясь, проговорил Людвиг.

— Догадайся, — грубо, с некой издевкой бросил в ответ Рейх.

— Он даже слушать не стал?

Рейх молча кивнул, наблюдая за тем, как Германия садится в машину и, дождавшись Пруссию, возвращается домой. Людвиг сильно изменился со дня знакомства с Россией, впервые в жизни Райнхарда отцом назвал, хотя между ними и продолжал царить холод. Однако вся эта ситуация позволила им сблизиться и пересмотреть своё отношение друг к другу.

***

— Рейх, — окликнул его Гилберт, вертя головой из стороны в сторону, — я знаю, что ты здесь. Покажись!

Голос «Великого» был услышан, в ту же секунду перед ним предстал Третий Рейх во всей своей красе, правда, взъерошенный какой-то, видать вновь с Союзом повздорили. Они перестали ладить с того момента, как у Александра появился сын, в порыве отцовских чувств Союз оградил своего мальчика от всяких там нежеланных связей, да и сам стал относится ко всем с непривычной агрессией.

— Говори, чего молчишь? — Рейх догадывался, о чём, точнее о ком пойдёт их разговор, но из вежливости решил выслушать нашего Великого, иначе он обидится, потому что его заранее подготовленную речь никто так и не услышит.

— Как избавиться от заразы?

— Заразы? — Рейх удивлённо вскинул бровь, не понимая, о чём речь. — Тебя что-то беспокоит? Это не ко мне, тебе к врачу нужно.

— Кончай! Ты прекрасно знаешь, о какой заразе идёт речь.

— Может и знаю, но подставлять такую злопамятную скотину, как Союз, я не стану.

— Обмен информацией, — заманчиво пропел Пруссия. — Ты мне расскажешь, как избавиться от Союза, а я тебе… — наклонившись, Гилберт прошептал Рейху в самое ухо три заветных слова, от которых его серые глаза вспыхнули сильнее рождественской ёлки.

— Хорошо, договорились. Союз — просто паразит, живущий за счёт Ивана. Его можно убить лишь одним способом — совокупление. Если Германия лишит Россию девственности, то Союз перестанет существовать. Иными словами, умрёт окончательно.

В комнате повисла тишина, пользуясь которой Гилберт усердно стал обрабатывать полученную информацию, а Рейх в то время терпеливо ждал благодарности и обещанной награды за полученную информацию.

— Не подходит, — Пруссия вынес свой вердикт. — Ещё способы?

— Других не знаю, — честно признался Рейх, пожав плечами.

— От тебя толку как от дырявого ведра, — буркнул Гилберт, но обещание сдержал и поделился со своим «другом» информацией, которую совершенно случайно узнал за годы жизни в стальных стенах коммунизма.

Стоявший всё это время за дверью Германия устремил взгляд к потолку, если Союз и дальше будет препятствовать его общению с Россией, то Людвигу придётся на деле проверить правдивость полученной информации и плевать, что им обоим после этого будет противно и больно.

Комментарий к 17. Просьба.

* Halt die Klappe - заткнись.

========== 18. Другого пути нет. ==========

Союз не так часто выводил сына в свет, предпочитая держать его под присмотром. Но сегодня ввиду хорошего настроения и тёплой погоды Александр взял Ваню с собой на прогулку по городу. К тому же после распада Советского Союза бояться за сохранность сына уже не стоит. Ещё немного, совсем немного, и вся власть над этой территорией перейдёт ему.

Союз быстро пожалел о своём решении, потому что Ваня постоянно вертелся под ногами и задавал множество ненужных вопросов. А когда ему наскучила компания отца, от которого ни на один вопрос не дождёшься ответа, Ваня убежал вперёд и остановился, увидев стоящую на перекрёстке возле ларька старушку.

Женщина стояла на коленях и с протянутой рукой просила милостыню. Её лицо было обезображено старостью, которая отражалась в обвисшей потрескавшейся коже. Тело было истощённым и высохшим. Мимо неё проходили десятки людей, но никто из них даже не опустил головы и не взглянул на бедную женщину. Все были слишком заняты своими проблемами, чтобы обращать внимание на какую-то попрошайку.

Догнав сына, Союз встал рядом с ним и устремил взгляд туда же, куда смотрел Ваня. Александр всегда был хладнокровной страной с человеческим сердцем, чтобы про него ни говорили, а посочувствовать этой женщине хотя бы ради сына он мог. Опустившись к Ване, Союз пошарил по карманам и, протягивая десятирублевую купюру, сказал:

— Поди подай.

Удивлению маленького Вани не было предела. В его понимании эти десять рублей, которые в наше время ничего не стоят, были большой суммой, достаточной, чтобы купить мороженое. А отец так легко с ними расстался, он ведь так много работает, чтобы заработать их и обеспечить своего ребёнка всем необходимым.

Но Ваня не мог перечить отцу, послушно взяв протянутую купюру, он подошёл и вложил их в протянутую ладонь пожилой женщины. Старушка с удивлением опустила глаза и посмотрела на мальчонку лет восьми, который убежал так же быстро, как и подошёл, она даже поблагодарить его не успела, но милостыню приняла и лишь с улыбкой посмотрела на отца, который пригладил растрепавшиеся волосы сына.

— Пап, почему ты помог ей? Ты же всегда говорил, что люди…

— Ничтожные и жалкие существа? — Александр быстро перехватил мысль сына. — Да! Все они одинаковые. Но это вовсе не значит, что я должен быть похожим на одного из них. Я запрещал тебе общаться с ними, но не запрещаю помогать.

Пройдя несколько метров, Ваня остановился, видя вдалеке похожего беспомощного старика, сидящего на земле, прикрытой картонкой, и с протянутой рукой просящего милостыню. У этого человека не было правой ноги, он инвалид, а возможно ветеран войны.

Подняв глаза, Ваня опять-таки увидел, как отец протягивает ему денежку. Правда, в этот раз у Союза не оказалось мелочи, поэтому он протянул Ване пятидесятирублёвую купюру.

— Па-ап, — протянул он. — Это слишком много.

— Будешь капризничать, отдам ему все деньги и тогда кое-кто останется без мороженого.

Нахмурившись, Ваня взял денежку и опять подошёл к нищему, сделав подаяние.

***

Саммит. Сидевший по правую руку от России Германия был настоящим примером спокойствия и толерантности, но в душе его всего трясло от одной мысли о том, что Ваня сел не с Англией, Францией или миролюбивым и временами шумным Италией, а именно с ним. Причём сам, без посторонней помощи, просто вошёл в кабинет и сел рядом с ним, ещё и не постеснялся карандаш попросить, который сейчас так по-детски грыз, сжимая меж зубов.

Продолжая прожигать взглядом стол, создавая умный вид, Германия старался даже не поворачиваться в сторону России. Однако Людвигу пришлось это сделать, когда на его руку опустилась чужая ладонь.

— Людик, что такое расизм? — шепотом спросил Ваня, на чьей щеке красовался квадратик бинта, залепленный лейкопластырем, через который просочилась кровь.

Судя по вопросу, не беря в расчёт исковерканное имя Германии, Россия внимательно слушал пламенную речь Америки, раз уж даже вопрос назрел. А говорил Альфред именно о расизме, который в наши дни стал не такой уж редкостью, как взять те же десять лет назад. Видать, раньше люди были добрее.

— Расизм — это неприязнь одной расы людей к другой, — коротко пояснил Людвиг, заметно растерявшись от такого неожиданного вопроса.

Краем уха услышав перешёптывания наших голубков, Франция еле сдержался, чтобы не подключится к беседе, ведь слово «расизм» впервые было зафиксировано французским словарём Ларусса в 1932 году и трактовалось как «система, утверждающая превосходство одной расовой группы над другими». Нынешнее его значение в политическом дискурсе иногда расширяется, дополняя расовый критерий превосходства этническим, религиозным и другими.

— Ясно. А твой отец… — осторожно начал Ваня, тут же запнувшись на своём излюбленном слове. — В своё время тоже занимался расизмом?

— Нет, — быстро и не думая выдал Германия, но призадумавшись, добавил. — Рейх занимался нацизмом. Ветвь нацизма несколько пересекается с расизмом, но это не одно и тоже.

— Германия, ты покраснел, — тонко подметил Россия, за что заслуженно получил тычок в щёку. Да-да, в ту самую, на которой красовался окровавленный бинт с пластырем.

Зашипев от боли, Ваня обиженно отвернулся от этого злюки и продолжил слушать Америку, чья речь перешла как раз-таки на фашизм. А ведь нацизм — это немецкий фашизм. Уж лучше бы этот самоназванный герой вновь завел свою шарманку о спасении голодающих с помощью забегаловок с быстрым и вредным питанием.

— Первая часть собрания окончена! Герой всех отпускает! — охрипшим голосом прокричал Америка и, взяв со стола свой излюбленный полупустой стаканчик с колой, наравне со всеми отправился на выход.

— Спасибо, — вернув карандаш на родину, Россия закинул в кейс пару листочков и по примеру остальных направился к выходу, но Германия опять же остановил его.

— Ты куда собрался? Собрание ещё не окончено, Америка объявил перерыв, — взволнованно протараторил Людвиг.

— Я знаю, — Ваня улыбнулся, ему было приятно видеть, что хоть одна страна в этом зале, а возможно и во всём мире беспокоится о нём. — Хотел сходить за карандашом, а то неудобно постоянно у тебя его просить.

— Хорошо, я провожу тебя, — закрыв кабинет, Людвиг повернулся к ожидающему его Ивану. — Заодно и поговорим.

— О чём? — буркнул Россия, которому однозначно не нравилось, что с ним стали обращаться как с ребёнком.

— Например, откуда у тебя это? — Германия вновь ткнул пальцем в ранку на лице Вани, заставив того снова шикнуть от боли.

— Неважно, — отмахнулся Ваня, прикрыв щёку ладонью, чтобы кое-кто вновь не ткнул в неё.

— Хорошо, — Германия нахмурился, по глазам видя, что Ваня что-то скрывает, и это «что-то» точно не из приятных. — Объясни причину, по которой ты вчера отсутствовал на собрании.

— Так получилось, — Россия пожал плечами, опять же увильнув от ответа.

Германия начал злиться, этот русский заявляется на саммит весь в ссадинах, отказывается отвечать на какие бы то ни было вопросы, а сейчас собрался и вовсе уйти со второй части саммита. Та отговорка с карандашом звучала жалко, хотя и вполне правдоподобно.

Не выдержав, Германия затащил его в комнату отдыха с толстыми стенами, где их никто не услышит и конечно же не увидит. Заперев дверь на ключ для большей уверенности, Германия продолжил задавать нескромные вопросы:

— Что с тобой происходит? Это дело рук Союза? Он что… запугивает тебя?

— Не лезь не в своё дело, — дрожащим голосом огрызнулся он, растерянно бегая взглядом по комнате.

Чутьё никогда не обманывало Людвига, и сейчас, судя по реакции Вани, Союз однозначно здесь замешан. Подойдя к России, он без всякого стеснения задрал его рубашку, оголяя впалый живот.

«Кожа да кости. Союз и правда паразитирует за счёт него», — пронеслось в голове немца, отчего злость забила в висках. Если ничего не предпринять, Союз и правда может сожрать Ваню и занять таким образом его место страны. Звучит странно, но как мы уже убедились на деле, правдоподобно.

— Что ты делаешь, отпусти! — взвизгнул Россия, всерьёз испугавшись поступка Германии.

Людвиг схватил Ваню за запястье, да так сильно, что возникла большая вероятность, что после этого у него останется синяк. В его голове последние несколько минут, не переставая, точно заевшая виниловая пластинка, крутились слова Рейха о том, что единственный способ избавить Ваню от паразита это… Похоже, другого выхода и правда нет.

— Извини, я просто хочу помочь тебе, — почти что шепотом проговорил Людвиг, притягивая ближе к себе мальчишку.

— Не нужна мне твоя помощь! — уверенно заявил Ваня, вот только Людвиг его уже не слушал, а лишь толкнул в сторону дивана и отвлёкся на пару секунд, чтобы проверить, точно ли закрыта дверь.

========== 19. Последствия. ==========

— Па-ап! Ну пап! — ныл Ваня, вцепившись в плечо отца. — Я есть хочу.

— Ванька, три часа ночи, спи давай и не выдумывай, — лениво пробормотал Александр, повернувшись спиной к сыну, но достигнувшие его чуткого слуха всхлипы заставили повернуться обратно. — Прекрати.

Прижавшись к отцу, Ваня продолжал всхлипывать, прекрасно зная, что отец не одобряет такого поведения. Но что поделать, если ребёнок хочет кушать и совсем не хочет спать.

— Если я разогрею борщ, будешь его есть? — мальчик всхлипнул и кивнул, на что Союз лишь цыкнул и поднялся с кровати, идя на кухню разогревать этот самый борщ. Никто не говорил, что легко быть отцом-одиночкой и воспитывать молодую страну, чьи аппетиты с каждым годом растут вдвое, а то и втрое.

Понежившись пару минут в кровати, Ванька перебрался на стул, затем спустился на пол и прошёл за отцом, застав того сидящим за столом в ожидании, когда же содержимое кастрюли хоть немного подогреется.

Заметив мнущегося в дверном проёме ребёнка, Александр встал с нагретого места и подозвал к себе Ваню, тут же усадив его за стол. Вцепившись в ладонь отца, Ваня не хотел отпускать того от себя, а возможно он просто замёрз, с отоплением в этом году просто беда, поэтому в квартирах, особенно ночью, было прохладно.

Погладив сына по голове, Александр вернулся к плите и, налив в тарелку разогревшийся борщ, поставил его вместе с несколькими кусочками хлеба напротив Ванюши. Выполнив свой родительский долг, Александр принялся ждать, когда тот покушает и отправиться спать.

— Пап, а ты? — сказал Ваня, откусив краюшку хлеба.

— Я не хочу, ешь давай, — сонливо проговорил Союз, прикрыв рот ладонью. — Папе утром ещё на работу идти.

— Зачем? — едва не плача спросил Ваня, жуя хлеб. — Ты можешь остаться со мной. Почему тебе каждое утро нужно куда-то идти?

— Ох, Ванька, какой же ты ещё глупый. Если папа не будет работать, тогда тебе нечего будет кушать. А ты у меня вон какой прожорливый, — со смехом проговорил Союз, убирая длинную чёлку со лба сына.

— Почему? — мальчик недоумённо хлопал глазами, смотря на отца. Ваня и правда был ещё слишком мал, чтобы понимать подобные вещи и то, как устроен мир.

— Ешь, Ваня, — поднявшись с места, Союз решил заодно подогреть сыну немного молока, ведь оно, как известно, хорошо помогает маленьким детям заснуть.

— Па-ап, а кто такой этот Литва?

— Страна, находящаяся под моей властью, — коротко пояснил он, и, видя в глазах Вани полнейшее недоумение, решил перефразировать, чтобы мальчик всё понял. — Он мой подчиненный, я его начальник.

— А когда я стану начальником?

— Когда вырастешь, Ваня.

Доев борщ и выпив предоставленное Союзом молоко, мальчик отправился в кровать, не в свою естественно, а в отцовскую. Она большая, мягкая и удобная, к тому же в ней спит папа, другим словом, большой и мягкий обогреватель.

Дождавшись Союза, Ваня прижался к нему и вновь что-то замурлыкал насчёт отношений начальник-подчинённый, но Александр слушал его уже через слово. Ночь на дворе, спать пора, но маленькие дети как правило ложатся рано, а просыпаются посреди ночи и просят с ними поиграть или же покушать.

— Па-ап! Проснись, я в туалет хочу, — простонал Ваня, вновь теребя отца.

— Не дай Бог у меня появится второй ребёнок, — пробормотал Союз, вновь вставая с кровати и отводя сына на горшок, стоя в ожидании возле двери, когда тот закончит свои дела. — Закончил? — Ваня кивнул. — Идём спать.

— Да, — кивнул он, шагая за отцом. — Может, позвоним Литве?

— Зачем? — уже ничему не удивляясь, Александр в очередной раз уложил сына в кровать, натянув одеяло до самого носа.

— Не знаю, — Ваня пожал плечами. — А просто так нельзя?

— Утром позвоним. А сейчас давай-ка спать, мой хороший, — Александр отошёл к окну и открыл форточку, решив покурить перед сном.

— А вдруг ты забудешь.

— Не забуду, — твёрдо сказал Союз. — Он меня забрать должен…

— А вдруг я забуду!

— Ванька, — по слогам произнёс Союз, сердито смотря на сына. — Ещё одно слово и вместо тебя рядом со мной будет спать этот сопляк Литва! — рыкнул он, уже попросту не выдерживая нападок сына.

— А я где буду спать? — прошептал Ваня, уже не надеясь получить ответ.

— На балконе, — выдал Александр, делая первую затяжку, за которой последовала ещё одна.

— Почему? — пробормотал Ваня, и не думая сдавать позиции. На удивление это нытьё по-своему помогло, Александр закрыл форточку и забрался к нему в кровать.

— Ванька, спи давай, — повернувшись к нему спиной, Союз попытался хоть немного поспать перед работой, до подъёма на которую оставалось каких-то три часа.

— Па-ап, а ты меня любишь? — забравшись к отцу под бочок, Ваня продолжил задавать ненужные вопросы.

— Нет, — Союз устало хмыкнул, всерьёз начав подумывать о том, чтобы нанять вторую няньку. Одна будет сидеть с Ваней днём, другая ночью, весьма удобно.

— А кого ты любишь?

— Себя.

— А почему?

— Потому что, Ванька, потому что.

***

Как только Германия закончил своё «дело» и отсел на край дивана, Россия попытался подняться, но не смог, ноги не держали и отказывались смыкаться. От бессилия на глаза навернулись слёзы, Ваня валялся на диване безжизненной массой, распознать в нём признаки жизни могли только всхлипы. Он никогда ещё не чувствовал себя таким… таким использованным.

Людвиг сидел рядом, повернутый спиной к Ивану, буравя пустым взглядом ближайшую стену.

Внутри Ивана не было ничего кроме пустоты, камнем осевшей в измученном теле, будто из него удалили все органы какие только можно было, оставив после себя лишь пустоту и холод. Холод одиночества.

Между странами царило молчание, им обоим явно было что сказать, но они предпочли сдержаться. Людвигу было стыдно за свой поступок, с одной стороны, он действовал исключительно в благих целях, не преследуя с этого какой-либо выгоды, а с другой стороны, можно сколько душе угодно искать оправдания, но изнасилование всё равно останется изнасилованием, и никакими благими намерениями его не оправдать.

В голове России зарождались и тут же умирали сотни мыслей, ему до истерики хотелось накричать на Людвига, возможно даже ударить и… обычно в подобных случаях он приходил к отцу и, обрисовав корень проблемы, пытался решить её, заручившись его поддержкой. Но папа больше не придёт, он остался один в этом жестоком мире.

Закрыв глаза, Ваня почувствовал, как по щекам скатились слёзы. Нет, это не обычные слёзы — это боль в чистом виде, которая обычно испаряется в порыве эмоций, но Ваня не привык устраивать скандалы или даже истерики, поэтому она нашла иной выход из его тела.

Он слышал, как Людвиг оделся и молча ушёл, остановился возле самой двери и прошептал что-то вроде «прости», выходя. А Ваня плакал, плакал, пока до его ушей не доносёсся хрипловатый голос, в котором безусловно было что-то знакомое и родное.

— Папа?! — резко распахнув глаза, Ваня соскочил с дивана, боль волнами расходилась по всему телу, отчего складывалось такое ощущение, будто по нему катком проехались. — Но почему ты здесь? Разве Людвиг тебя не…

— Ну как сказать, — не дожидаясь приглашения, Союз опустился на диван, который ещё хранит на своей поверхности тепло немца, — секс — это нечто большее чем просто касание без проникновения.

Присев рядом и точно как в детстве прижавшись к мускулистой груди отца, Ваня проговорил:

— Значит, у нас был неправильный секс?

Александр задумался, не зная, как более правильно объяснить своему несмышленому сыну все основы полового размножения, начинать ведь придется с нуля, да ещё и затронуть тему гомосексуализма. Однако конкретно сейчас Союза куда больше волновал совсем другой вопрос. Почему Германия остановился? Он ведь вполне мог избавиться от него раз и навсегда, но почему-то не сделал этого.

Если верить некоторым слухам, которые Александру совершенно случайно довелось подслушать, Германия как и Ваня всё ещё девственник. Отсюда можно предположить, что он просто растерялся, испугался или решил не брать грех на душу. А возможно решил, что прелюдий более чем достаточно для устранения одной «проблемы», и скрылся с места преступления.

Тяжело вздохнув, снимая с плеч шинель и накрывая ей обнаженное тело сына, Союз заговорил:

— Скорее неполный.

Такого ответа Ване было более чем достаточно, ему совершенно не хотелось вникать в подробности взрослой жизни, а обсуждать столь щекотливую тему с отцом и вовсе было как-то смущающе-стыдно.

— Думаешь, мне следует простить Людвига? — не поднимая головы, проговорил Ваня, ему правда было очень важно знать мнение отца, ведь Германия хотел избавиться именно от него.

— А это уже сам решай.

Конечно, Ваня ожидал какой угодно ответ вплоть до самых незаслуженных оскорблений в адрес всего арийского мира. Но чтобы отец вот так просто пустил нечто столь важное и непростительно на самотек, это… так на него не похоже.

С улыбкой наблюдая за тем, как Ваня испугано смотрит на него, приоткрыв рот от удивления, Союз по-отечески поцеловал его в лоб и вновь прижал к себе, и медленно, чтобы у Вани после услышанной речи не возникло никаких вопросов, проговорил:

— Я больше не властен решать, где, когда и с кем тебе быть.

— Но, тогда… Отец, что мне делать? — невнятно пролепетал он, всё ещё не придя в себя после услышанного, сердце продолжало биться как сумасшедшее, а где-то внизу живота та нескончаемая пустота начала заполняться теплом.

Союз загадочно хмыкнул и пожал плечами. Похоже, урок получил не только Россия, но и Александр, от его выходок страдать приходится сыну. Если не прекратить вмешиваться в его жизнь, не изменить что-то в своём отношении к другим странам, тогда… остаётся только догадываться, что ещё столь же ужасного может произойти с Ваней.

— Помни, это твоя страна и твои люди, которым придётся расплачиваться за твои ошибки, — выдав своё последнее нравоучение, Союз испарился в воздухе, оставив сыну шинель и слегка пригладив его взъерошенные пепельные волосы.

Дверь тихонько скрипнула и отворилась. Решив, что это проделки отца, Россия стал спешно одеваться, но к счастью, на пороге стоял Германия, держа в руках два пластиковых стаканчика с… кофе? А может и чаем.

На сей раз не растерявшись, Иван уверенно подскочил к нему и зарядил кулаком под рёбра, но с учётом хрупкости Вани и железного торса Людвига, первый едва не сломал себе руку, отчего сложилось впечатление, будто ударил не человека, а бетонную стену. Германия же ничего не почувствовал, осознав всю суть произошедшего только тогда, когда Ваня отшатнулся от него и начал стонать, прижимая к груди пострадавшую конечность.

— Ты в порядке? — поинтересовался Людвиг, всерьёз забеспокоившись за целостность костей Вани. — Я знаю, что ты ненавидишь меня после…

— Оставим этот разговор до следующего раза.

Быстро одевшись и приведя себя в порядок, Ваня нагло выхватил один из стаканчиков из рук немца и наконец-то покинул комнату отдыха, возвращаясь в зал заседаний, в котором вот-вот должна начаться вторая часть саммита. Шинель он конечно же прихватил с собой, всё-таки память об отце и не только… нужно будет её обязательно вернуть владельцу.

========== 20. Алкоголь. ==========

За окном догорало сентябрьское солнце, в кладовой тихой компанией собралось всем известное дрожащее трио, потому что их боссу, которым на сегодняшний день являлся Александр Брагинский, в край понадобились коньки. Прибалты — народ подневольный и подчиняются правилу — партия сказала надо, комсомол ответил — есть!

— Союз совсем с ума сошёл, — первым не выдержал и подал голос тихоня Эстония, рыская по нижним полкам старого запылившегося шкафа. — На кой-ляд ему в сентябре могли коньки понадобиться?

— Ага, а в мае он нас отправит сани искать, — поддержал разговор Латвия.

— Или лыжи, как в том году, — подключился к беседе Литва.

— Кстати, а зачем мы их в прошлый раз-то искали?

— Не знаю, мы ведь их так и не нашли.

Проходя мимо и услышав разговор прибалтийских стран, Союз задумал наказать этих бездельников и решил начать с Литвы. А то выходные скоро, Ваня папу ждёт в гости, вот только папа в этот раз не один приедет.

Как Союз решил, так и стало, Литву в няньки на выходные, а тех двоих на это же время Беларуси отдали. Торис никогда не думал, что будет завидовать чьему-то наказанию, но… он по-настоящему завидовал своим товарищам. Провести целых два дня в подчинении прекрасной Натальи — это как в лотерее выиграть.

— Ваня! К тебе Литва пришёл поиграть!

— О! Моя лошадка вернулась! Я принесу тебе сухарик! А ещё мне кажется, что у тебя скоро появится ребёнок.

— Ох, пятнадцатый по счёту. Куда ж мне столько жеребят? — дрожащим голосом пролепетал Литва.

Когда Торис наклонился к мальчику, Ваня крепко обнял его, запустив руки в его русые свисающие до плеч волосы. К этому России Литва просто не может испытывать неприязни, хоть такова и имеет место быть, но ведь Ваня совсем ещё дитя. Дитя Советского Союза.

Приказы начальства не обсуждаются, это Торис знал даже лучше, чем свою столицу, которая теперь Москва. Взяв мальчишку за ручку и помогая ему надеть босоножки, Литва решил выйти погулять с ребёнком, погода отличная, а он взаперти целый день сидит. К тому же лицезреть ухмыляющуюся рожу своего непосредственного начальника Торису как-то не прельщало.

Гуляя с Ваней по небольшому парку, раскинувшемуся прямо напротив квартиры Союза, Литва тихо спросил:

— Холодает. Может, пойдём домой?

Прогулка не удалась. Стоило только войти в парк, как поднялся холодный ветер, а Ваня был одет слишком уж легко, продует ведь, потом Литве вновь придётся огребать от начальника.

— Хорошо, — кивнул он. Ваня сегодня был на удивление послушный. — Знаешь, Торис, ты мой друг.

От таких слов на лице Литвы расцвела улыбка, ему было приятно услышать в свой адрес после двухчасовой головомойки хоть что-то хорошее. Пускай это даже не комплимент, но всё равно приятно.

— А как же господин Брагинский?

— Он мой лучший друг!

Вытащив из кармана остроконечную деревянную звёздочку с корявой надписью «дуг», Ваня тут же протянул её Литве. Помедлив, Литва неуверенно принял столь щедрый подарок, окончательно убеждаясь в том, что он ничего не стоит. Это просто кусок дерева.

— Ваня, не стоит носить в карманах всякий мусор, ты же не побирушка какая-нибудь, — ворчал Литва, не сразу сообразив, что за «мусор» дал ему Ваня. — «Дуг»? Ваня, правильно пишется «друг». Нужно заняться твоей грамотностью.

Надув щёки, Ваня достал из кармана ещё одну похожую звездочку с многообещающей надписью «наульник» и показал её Литве, чем вызвал только смех у последнего.

Не став испытывать судьбу и дразнить Ваню ещё больше, Литва, извиняясь, потрепал его по волосам и таким же извиняющимся тоном произнёс:

— Можно мне угостить моего будущего начальника мороженым?

— Начальство не любит подхалимов, — сердито пробурчал Ваня, убирая звёздочку обратно в кармашек. — Но можно. А каким?

— Даже не знаю… Может, пломбир? Только скушаешь ты его дома, на улице холодно.

— Хорошо, — кивнул Ваня, беря свою няньку за руку и идя с ним к ближайшему киоску за мороженным.

***

— Да ты только подумай! От этой сделки все мы только выиграем! — настаивал на своём Америка.

— Ты мне уже надоел, — буркнул Ваня, в который раз убирая с плеч ладони Америки. — В сотый раз повторяю, не нужна мне твоя метеостанция!

— А защита от инопланетной атаки?

— Чего? — Россия удивлённо вскинул бровь, а Америка продолжил свои попытки втюхать ему очередное никому ненужное барахло.

— Ты разве не знаешь о жизни вне нашей планеты? Братья по разуму не всегда добры и могут напасть в любой момент.

Закинув руку на шею России, Америка без всякого стеснения притянул его ближе к себе, продолжая пропагандировать свои инопланетные суеверия.

— И с чего такая уверенность, что эти «братья по разуму» нападут именно на мою страну?

— Америка, оставь мальчика в покое, — вмешался в разговор Франция, культурно перетягивая к себе этот сундучок с полезными природными ресурсами. — Мой хороший, как ты смотришь на то, чтобы обсудить некоторые мелочи за бокалом вина?

— А сам-то чего к нему лезешь? — не остался в долгу Альфред.

— «Лезешь»? Что за вульгарное слово?! Я к нему не лезу, а всего лишь хочу узнать поближе, возможно, в более неформальной обстановке.

Сбегая от этих прилипал во всех смыслах этого слова, Россия совсем позабыл о Германии и обещании поговорить с ним после саммита.

Впрочем, Людвигу и самому пришлось спасаться бегством, в его случае — от Союза, который как никогда прежде горел желанием высказать этому «герою-спасителю-освободителю» пару ласковых.

Ворвавшись в дом, едва не зашибив Пруссию дверью, Германия с опаской покосился на него, медленно переводя взгляд на запертую на все доступные замки дверь.

— Запад, я тут принёс письмо от Ваньки! Он пишет… — развернув листок с рукописным текстом, Гилберт принялся его зачитывать. — В общем, цитирую: «Слушай сюда, Нищеброд Нищебродский, между нами всё кончено. Всё, не звони мне больше! Корабль ушёл покорять горизонт. Вот так»…

Переводя дыхание и особо не вслушиваясь в бормотание Гилберта, Людвиг наконец-то отошёл от двери и, прокрутив в голове услышанное, протянул руку Гилберту со словами:

— Дай посмотреть.

— Зачем? — отшатнулся от него Пруссия, прижимая это самое письмо к груди.

— Гилберт, отдай письмо, — выдернув сее рукописное творение из самовлюбленных лап зла, Германия бросил взгляд на текст. Видя размашистый почерк брата, Людвиг лишь хмыкнул. — Ты бы его хоть на русском написал.

— Надо будет, и на русском напишу, — буркнул Пруссия, скрестив руки на груди.

— Почему ты так против каких-либо отношений с Россией?

— Потому что он русский, — на удивление тихо проговорил Пруссия, будто боялся, что его кто-то помимо них двоих услышит. — Почему ты не можешь вести дела с кем-то кроме русских?

Отмахнувшись от возмущений брата, Германия прошёл на кухню и открыл дверцу такого полюбившегося шкафчика с высокоградусными напитками. Взяв одну из множества стеклянных бутылок с одинаковым содержимым, Людвиг, не раздумывая открыл её и прямо из горла отхлебнул немного шнапса.

— Так! — Гилберт попытался забрать спиртное, но Людвиг вовремя отшатнулся, не дав ему совершить задуманное. — Запад, опять двадцать пять! Ты же обещал…

— Так и ты обещал не лезть в мою личную жизнь, — ловко парировал он, пользуясь заминкой брата и делая очередной глоток.

Как бы Людвиг ни старался держать себя в руках, но от старых привычек тяжело избавиться. Особенно если эти привычки связаны с алкоголем или наркотиками. Гилберт, хоть и уже давно привык к такому, всё равно продолжал ругать младшего брата за подобные выходки в надежде хоть немного вправить ему мозги и не дать спиться.

Конечно, Германия вряд ли превратиться в алкоголика, но опасения Пруссии не беспочвенны, с каждым годом Людвиг всё сильнее и сильнее привязывается к бутылке. С этим уже давно пора что-то делать, кодировка тут вряд ли поможет, остаётся только одно…

Обратиться к ясновидящей за помощью.

========== 21. Конец. ==========

Прибежав на плач сына, Союз в недоумении посмотрел на Литву, который за ним присматривал, выполняя роль няньки. Подсев к Ване, Александр обнял его, стараясь успокоить.

Наблюдая за этой картиной, Литва только и мог что шлёпать губами, не зная, как правильно объяснить Союзу причину, по которой мальчик лил слёзы.

Так и не получив внятного ответа, Александр обратился к Ване:

— Что случилось?

— Он сказал, — всхлипнув, мальчик сильнее уткнулся в грудь отца, — что ты скоро исчезнешь!

— Ну-ну, Ваня, Литва пошутил, — проведя тяжёлой ладонью по светлым волосам мальчика, Александр почувствовал, как тот дрожит. Хорошенько же Литва ему по ушам проехался. — Он у нас пустомеля, чешет языком налево и направо.

Последний раз всхлипнув, Ваня поднял заплаканные и немного припухшие глаза на отца, видя его тёплую улыбку и такой же тёплый взгляд.

— Он даже не знает, откуда дети берутся, — заявил Союз, повернувшись к виновнику торжества.

— Аист п-приносит? — неуверенно промямлил Литва. Обсуждать столь щекотливую тему при наличии в комнате маленького ребёнка было весьма неудобно.

— Детей не приносит аист, — прошептал Ваня, утирая слёзы и понимая, что отец прав. — Меня ты родил.

Потрепав Ваню по волосам, поощряя его сообразительность, Союз огласил наказание Литвы, которому не впервой придётся расплачиваться за свой длинный язык:

— С этого дня, Торис, ты будешь присматривать за Ванькой. Марина Францевна выходные просила на всю следующую неделю, а я уже думал отпуск брать, чтобы с ним сидеть. Удачно же ты заглянул к нам, очень удачно.

— Мне не нужна нянька, — надув щёчки, буркнул Ваня.

— Извини, головастик, неправильно выразился, папа такой рассеянный в последнее время, — Александр поцеловал сына в макушку, на что Ваня вновь забурчал что-то в знак протеста. — Это Литве нужен присмотр, просто необходим. Поможешь папе? Присмотришь за нашим немощным Литвой?

— Нет! Он снова будет говорить те плохие вещи про тебя.

— Нет, не будет, а если вновь ляпнет что-то, что тебе не понравится, то папа ему укоротит язычок до самой шеи, которая ему, по-видимому, жить мешает, — строго проговорил Союз, бросив убийственный взгляд на забившегося в угол виновника торжества.

— У-у Вас чудесный сын, господин Брагинский, — пробормотал Литва в надежде похвалой усмирить горячий нрав Союза.

— Я знаю, он весь в меня, — с гордостью заявил Александр, опустив ладонь на голову сына.

С этого момента дни наказанного Литвы стали намного ярче и краше чем прежде. Впрочем, он и до этого не имел привычки жаловаться на жизнь. С тех пор, как он стал проводить больше времени с Союзом и его сыном, Беларусь стала чаще замечать его и даже пару раз угостила своей стряпнёй. Затуманенный призрачным счастьем Торис был готов стерпеть все нападки Союза, только бы дорогая Наталья была рядом.

— Но, лошадка! Вперёд! — кричал Ваня, восседая на спине Литвы.

— Прошу, только не надо дёргать за волосы, — молила «лошадка», стоя на четвереньках.

— Ты плохая лошадка! Союз в тысячу раз лучше тебя! А ты жёсткий и неуклюжий, как слон.

— Благодарю, — едва не плача, пробормотал Литва. — Может лучше книжку почитаем?

— Нет! Я хочу ещё покататься!

Катаясь верхом в кабинете отца, Ваня постоянно критиковал Ториса за его тощую фигуру и высокий рост. Александр тоже был высокого роста, но по телосложению он был куда крупнее и мощнее, чем походил на ломовую лошадь, в то время как Литва был похож разве что на недокормленного скакуна.

Для Литвы эта пытка могла продлиться до самого вечера, пока маленький жокей не захочет спать, но к счастью, на помощь пришёл Союз и позвал сына кушать. С криком радости Ваня выбежал из кабинета, оставляя взрослых стран наедине.

Поднимаясь с пола, брошенная «лошадка» виновато посмотрела на своего хозяина.

— Извините, — машинально выдал Литва, отряхивая грязь с коленей брюк.

— Не за что, — усмехнулся Александр, скользнув ладонью по его раскрасневшейся щеке. — Из тебя вышла прекрасная кобыла, — оттянув большим пальцем нижнюю губу Литвы, Союз продолжил. — На большее ты не способен, как здесь, так и в жизни.

На этой ноте Александр спокойно вышел за дверь, намереваясь проверить сына, а Литва, где стоял, там и упал, не веря собственным глазам и без конца бормоча себе под нос бессвязные реплики:

— М-мне показалось!.. Просто показалось… Господин Союз не проявил ко мне никакой симпатии, просто показалось! Мне показалось, это всё от усталости и голода. Нужно больше отдыхать, а то уже мерещится всякое.

Пока Ваня был увлечён едой, Александр занялся грязной посудой. Конечно, можно было бы подбить на это дело Ториса, но Союзу, который был ответственным родителем, хотелось подать сыну хороший пример, а то ещё привыкнет сваливать всю грязную работу на других.

— Когда-нибудь ты займёшь моё место, а для этого ты должен хорошо кушать, чтобы вырасти большим, умным и сильным.

Ваня лишь фыркнул, ковыряясь ложкой в еде. Он не любил каши, даже если их самолично готовил отец, а не какие-нибудь там няньки. Родители всегда стараются кормить своих детей до определенного возраста молочными продуктами, потому что им необходим кальций.

— Не хочу и не буду!

— Ну вот опять «не хочу» и «не буду»… — вздыхал отец, осознавая свою вину в том, что он, сам того не замечая, избаловал сына. — А ведь тебе предстоит ещё столько всего узнать, увидеть и сделать.

— Я знаю Литву и видел, как он прячет от меня печенье на верхней полке, — вторил своё Ваня, не желая слушать отца. — Я со всем могу справиться сам!

— Без моей помощи ты пропадёшь, с тобой ведь может случиться всё что угодно. Если доешь кашу, то получишь немного печенья к чаю.

Пробормотав нечто невнятное, Ваня принялся жевать противную кашу, иначе останется на целый день без сладкого

***

Сегодня был последний день пребывания России на территории ФРГ, а это значит, что если Людвиг вновь упустит шанс поговорить с Иваном, то больше может никогда его не встретить.

Переборов себя вчерашним вечером и не став напиваться, Германия, едва стрелки указали ровно на семь часов, нажал на кнопку звонка, стоя под дверью России. Он понимал, что ему могут неоткрыть, но попробовать стоило. Пускай не ради возобновления каких бы то ни было отношений, потому что вернуть доверие Вани теперь будет фактически невозможно, а хотя бы ради внесения ясности.

Стоя в ожидании, Германия не успел отрепетировать заранее выученную речь, как дверь резко открылась, а на пороге стоял Россия, помятый и какой-то сонный.

На сей раз Ваня остановился в загородном доме премьер-министра, возможно в его недосыпе виноваты шумные соседи.

— Неважно выглядишь, — тонко подметил немец.

— Знаю, — сердито буркнул Ваня, освобождая проход. — Зайдёшь?

Германия не ответил, молча проходя внутрь и останавливаясь возле него. Смысла проходить в гостиную или ещё куда-то просто не было, Людвиг к нему не на чай пришел. Хотя от чая Германия бы не отказался, он так спешил сюда, что даже не позавтракал.

— Я много думал этой ночью и понял одну простую вещь. Ты же не отстанешь, пока не удовлетворишь свой интерес? — Людвиг машинально кивнул. — Так вот, сейчас я готов ответить на все твои вопросы, — кивнув, Ваня сделал шаг назад и, присев на банкетку, продолжил разговор. — Ты хочешь поговорить о Союзе?

— Скорее о том, почему он избивает тебя. Даже не так, почему ты терпишь это? Он ведь просто тебя использует, а когда добьётся своего, от тебя просто избавится.

— Всё не так, это не Союз использует меня, а скорее я его. После предательства Украины я был разбит, духовно сломлен. Самым правильным моим решением было принять помощь отца, а точнее заставить его на себя работать. Потому что, — стыдливо опустив голову, Ваня продолжил, но уже тише, — я просто трус, который всю жизнь убегал и прятался от своих проблем, а сейчас, когда эта политическая волна с головой стала накрывать меня, я не спрятался, а просто переложил этот груз обязанностей на чужие плечи.

От подобного заявления, по большей части смешанного с оправданиями, голубые глаза Людвига сами собой поползли на лоб. В данный момент Германии как никогда прежде было очень тяжело распознать ложь, оттого он и не мог понять, врёт ли ему Ваня или говорит правду.

— Но ведь Союз живёт за счёт тебя, — подобное заявление было сказано таким тоном, будто Людвиг хотел выгородить Россию и свалить всю вину на Союза.

— Верно, — стерев рукавом выступившие слёзы, Ваня поднял на него слезящиеся глаза, продолжая ломать выстроенный в голове Людвига образ Союза. — Потому что я ему это позволяю. А когда он станет мне не нужен, то просто избавлюсь. Тогда его душа обретёт покой.

— Я не понимаю…

В сложившейся ситуации Германии вконец перестал что-либо понимать. В первую очередь он не мог понять, зачем России понадобилась помощь Союза, чтобы решать возникающие политические проблемы, и зачем Ваня вообще держит подле себя столь опасного человека, который в любой момент может поменяться с ним ролями.

— Мне не нравится политика отца, в ней однозначно нужно что-то менять, иначе произойдёт ещё один распад. На сей раз Российской Федерации. Но чтобы быстрее адаптироваться и войти в курс дела, я старался во всём его слушаться и делать так, как хочется ему, и благодаря этому я наперёд знал все новости мирового рынка.

Кажется, Ваня хотел что-то ещё сказать, но почему-то резко замолчал и уставился куда-то за спину Людвига, будто привидение увидел. Обернувшись по зову интуиции, Германия увидел стоящего возле окна Союза, который, судя по всему, слышал их разговор от и до и конечно же уже успел сделать для себя какие-то выводы.

— Ваня? — Союз строго обратился к сыну.

— П-прости, — испуганно пискнул Ваня, начиная молиться всем возможным богам.

— Завидую, что у меня нет такого сына, — всё это время стоявший в сторонке вместе с Союзом Рейх наконец-то подал голос, умилённый высказыванием столь юного, но умного паренька. — Саша, ты воспитал достойное своё продолжение.

Растерявшись, но быстро сумев вернув себе природное спокойствие, Людвиг возмущённо кашлянул, снова этот Рейх взялся за своё. Впрочем, их война ведь так и не закончилась на мирной ноте.

Пронзив отца возмущённым взглядом, Германия только сейчас заметил под правым глазом Рейха внушительного размера синяк. Видно, советы Пруссии по поводу того, как подмять под себя непрогибаемый Советский Союз, не пошли на пользу. Как говорится — результат на лицо.

Испугано смотря на Александра, на лице которого читалась лишь одна ярко выраженная эмоция — удивление, Ваня растерянно защебетал:

— Прости, отец… Я просто пользовался тобой, пока это было возможным.

В несколько шагов преодолев разделяющее их расстояние, Союз сорвал Россию с банкетки и крепко обнял его, как в детстве, только взять сына на руки Союз уже вряд ли сможет.

— Ваня… Нет! Российская Федерация, ты только что оправдал своё имя не только Всемирного зла, но и могущественной сверхдержавы. А самое главное, ты наконец-то вырос и стал достойным того, чтобы принять моё наследие. Я горд назвать тебя сыном.

— Нет! — выскользнув из объятий, Ваня, точно нашкодивший котёнок, смотрел на него испуганным взглядом. — Пожалуйста, отец, не смей хвалить меня за это. Я ведь… Я же предал тебя.

— Тебе виднее, — не видя смысла в разгорающемся споре, Союз опустил ладонь на плечо сына и бросил напоследок. — Я даже и представить не мог, какого потомка вынашиваю. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Возвращаясь к заскучавшему гостю, не отвлекаясь более на стариков, Ваня, пристыжено склонив голову, вновь опустился на банкетку. Воцарившееся молчание только свидетельствовало о том, что их разговор исчерпал себя, но при этом остался незаконченным.

Сейчас Ване лучше всего побыть одному, прийти в себя после случившегося и ещё раз подумать над тем, что он сказал несколькими минутами ранее. Как бы сильно Германии ни хотелось допросить его, сейчас это будет сделать очень сложно.

— Ты ведь от господина Рейха узнал о том, как можно самым быстрым способом уничтожить Союза?

Столь неожиданный вопрос заставил Людвига не то что растеряться, а на долю секунды и вовсе забыться. Похоже, Ваня был не настолько потерян в своих мыслях, как ему казалось, у него ещё остались силы задавать вопросы, причём весьма нескромные вопросы.

— Да, я подслушал их разговор с Гилбертом.

— Это я ему сказал, потому что хотел, чтобы в будущем ты обязательно воспользовался этой информацией.

Смущённо отведя взгляд в сторону, Германия едва сдержался, чтобы не закричать от радости. Если Ваня хотел, чтобы именно Людвиг лишил его девственности, можно ли считать подобное заявление признанием в любви?

Вновь пересилив себя, воздержавшись от подобного рода расспросов, Германия выдохнул и задал вопрос исключительно по теме:

— А как ты объяснишь ссадину на щеке?

Коснувшись окровавленного бинта на щеке, Ваня замялся, явно не желая отвечать на данный вопрос, кажется, ему снова стало стыдно. Видать в этом и правда как-то замешан Союз.

— Повздорил.

— С кем? — машинально спросил Людвиг, вынуждая Ваню вновь замяться.

— С твоим братом. Он плохо отзывался о моей стране.

— Гилберт, — смакуя этим именем с мыслью о предстоящей разборке, Людвиг приблизился к нему, дотронувшись кончиками пальцем до окровавленного бинта, осторожно отклеивая пластырь и совсем убирая его. — Рана рваная, он что, снова стрелял в тебя?

— Нет, ну… Как бы объяснить? — забормотал Ваня, боясь ненароком оговорить Пруссию и нарваться на очередную разборку. — Это вышло случайно.

— Вот как? В таком случае я жажду подробностей.

— Подробностей не будет, — отрезал Ваня, чем вызвал ещё больший интерес у Людвига.

— Сам же сказал, что я не отстану, пока не получу ответы на все свои вопросы.

Прикусив нижнюю губу, Ваня задумался и прикрыл один глаз от боли, чувствуя, как Людвиг прикладывает к его щеке платок, убирая выступившую кровь. Понимая, что сам себя загнал в тупик, Ваня выдохнул и произнес:

— Ты наглый.

— Приму это за комплимент, — с улыбкой произнёс Германия.

— И настырный, — заражаясь его примером, Россия улыбнулся, будто хотел передразнить собеседника, чем заслужил поцелуй в макушку, от которого его передёрнуло, и чтобы не схлопотать ещё один, Ваня начал свой рассказ. — В тот день Гилберт снова пришёл ко мне и стал просить поговорить с тобой. Я отказался. Но он моего отказа не принял и сказал…

— Ты в Бога веришь?

— Нет, не верю, — уверенно заявил Ваня, бросая мимолётный взгляд на собеседника. — Советскому народу он не нужен, мы дети партии, которые свято верят в силу КПСС. Для нас существует лишь один Бог — это наш вождь.

Прогуливаясь в саду, Россия никак не ожидал столкнуться там с Пруссией, который как всегда начнёт от него что-то требовать. Хоть бы раз Гилберт пришёл к нему просто на чай с тортиком, поговорили бы по душам, обсудили все текущие проблемы.

— Ты издеваешься? — вышагивая рядом с Ваней, Гилберт продолжал возмущаться, упорно пытаясь переубедить этого упрямого мальчишку. — Вы просто кучка дураков, помешанная на всей этой фигне.

Конечно, Ваня мог стерпеть многое, всё же ему было не впервые в жизнь слышал оскорбления в свой адрес, но принижение того, чем его отец свято дорожил до последних минут своей жизни, Россия уж точно никак не мог стерпеть. Внутри всё закипало от такой неслыханной наглости. Заявился в его дом и гнёт тут свою политику, это просто уму непостижимо!

Резко остановившись, Россия развернулся на пятках и выдал последующую фразу прямо в лицо обидчика:

— Так и вы такие же! Навыдумывали не пойми чего и решили подмять под себя весь мир, господствуя на вершине Олимпа. Но в итоге проиграли, а теперь тычете пальцем во всех подряд и ищите виноватых.

— Заткнись! — рявкнул Гилберт, но на Ваню подобная грубость не оказала никакого эффекта.

Конечно, Ваня и не ждал, что Пруссия молча согласится с его утверждением, которое было высказано на эмоциях. Однако поставить этого выскочку на место, наступив на больную мозоль, у России, кажется, получилось, и немая злость Гилберта была прямым тому доказательством.

— Ты ненавидишь меня, потому что я сын страны, которой вы с Рейхом проиграли в сорок пятом? Но я не понимаю, в чём моя вина? — глаза Вани заблестели от слёз, в то время как хмурость Гилберта переросла в гневный оскал. — За что ты меня так ненавидишь, Гилберт?

Не видя больше смысла в этом разговоре, Пруссия раздосадованно хмыкнул и, развернувшись, собрался уходить, но Россия остановил его, схватив за запястье. Эмоции — воистину страшная штука.

Остановившись и раздражённо прорычав что-то себе под нос, Гилберт, не поворачиваясь, стал ждать, когда ему объяснят причину, по которой его задержали.

— Ответь, — всхлипнув, попросил Ваня, вот только ответа он уже вряд ли дождётся.

Одёрнув руку и одарив на прощание этого настырного мальчишку недобрым взглядом, Пруссия опять же попытался уйти, а Россия в свою очередь повторил попытку остановить его. Споткнувшись о садовый шланг, Ваня повалился на землю, весьма неудачно упав на садовое украшение в виде человечка, поднявшего руку вверх, в которой держал флажок. В итоге Ваня разодрал себе щёку.

Дотронувшись до щеки и ощутив на пальцах влагу, Россия зашипел от боли, садясь на траву и видя, как кровь, стекая с подбородка, падает на штаны, окрашивая их в неприятный бурый цвет.

Несмотря на их недавнюю ссору, Пруссия просто не мог взять и уйти, не узнав о состоянии человека, в которого по уши влюблён его брат. Если Германия узнает об этом, то до конца жизни помнить будет, ещё и из дома выгонит.

— Дай посмотрю, — бесцветным голосом сказал Гилберт, опустившись к нему на траву.

— Нет! Убирайся прочь! — со слезами на глазах прокричал Ваня, обеими руками закрывая правую часть лица.

Гилберт не на шутку растерялся, едва сдерживаясь от соблазна просто свалить отсюда, как ни в чём не бывало наплевав на оказание первой помощи пострадавшему. Ванька ведь страна, значит не умрёт, а эта «царапина» через пару дней сама затянется, у стран хорошая регенерация.

Поднявшись с травы, Пруссия развернулся и всерьёз хотел уже было уйти, но доносившиеся до его ушей всхлипы и звенящая во все колокола совесть просто не позволили ему сделать этого. Гилберт сразу же вспомнился Людвига, который тоже постоянно ревел, разбив коленку или порезав палец, благо Гилберт быстро отучил его от слёз, воспитывая стойкость характера.

Подхватив этого капризного ребёнка на руки и внеся его в дом, Пруссия заметался в поисках бинтов и аптечки. К счастью, найти всё это не составило большого труда, и вот, сидя напротив Вани и обрабатывая его рану, Гилберт вновь завёл свою шарманку:

— Поговори с Людвигом.

— О чём мне говорить с ним?

— О вреде алкоголя, — съязвив, Пруссия серьёзно задумался, не зная, стоит ли рассказывать этому Ваньке-дурачку о чувствах брата или он и без того всё знает и строит из себя монашку. Весь из себя такой невинный и непорочный, сразу видно, чьё воспитание. — Людвиг ведь тебе небезразличен, верно? Вот и скажи ему об этом, — сквозь зубы прошипел Гилберт, заканчивая свою работу доктора на дому.

— Не хочу, — буркнул Ваня, показав обидчику язык, чем заслуженно получил тычок в самое больное место — щёку.

Видя и понимая, что такими стараниями он ничего не добьётся, Гилберт решил пойти другим путём и сменить тактику.

— Ты не понял, речь идёт не о бескорыстной помощи. Я щедро вознагражу тебя, если…

— Не заинтересован в подобном.

О каком конкретно вознаграждение шла речь, Россия не знал, но догадывался и поэтому отказался. Связываться с этим человеком было себе дороже, это Ваня успел понять ещё в первый день их знакомства, когда Пруссия привёл его в бар.

Болтая ногами, уже совсем не чувствуя боли, Ваня, будучи пострадавшим лицом, решил немного повредничать.

— Хочу чая.

— Взаимно, когда будешь себе заваривать, мне тоже сделай, — парировал Гилберт, складывая обратно в аптечку медикаменты и чувствуя некую гордость за помощь этому предмету влюблённости сами знаете кого. Если Германия узнает, что Пруссия помог Ване, то определённо поощрит старания брата наладить с ним контакт.

— Знаешь, — протянул Ваня, убрав руки за спину и идя вслед за Гилбертом, который наводил в комнате порядок после оказания первой помощи, — если ты на коленях попросишь меня о помощи, то я подумаю над этим.

— А не пойти ли тебе нахер?

Убирая чемоданчик первой помощи в шкаф и закрывая его, Пруссия отправился искать кухню. От всех этих споров и бессмысленных разговоров у него сильно пересохло в горле.

Открыв холодильник и залезая в него чуть было не с ногами, Пруссия стал искать в нём что-то покрепче газировки, вот только зря. Алкоголя в этом доме не было, хоть Ваня и был совершеннолетним, но все употребляемые им напитки были не крепче кваса.

— Ты не первый, к кому Людвиг привязался, до тебя был другой русский, а до него тоже был другой русский, совсем ещё мальчишка.

— Что же с ним стало? — слова Гилберта сильно заинтересовали Ваню, пробуждая в нём живой интерес.

Достав из холодильника баночку кофе и тут же открыв её, делая глоток, Гилберт посмотрел на Ваню, который неверящим взглядом прожигал дыру в его теле. Помедлив, будто раздумывая над тем, стоит ли разглагольствовать о подобных вещах, Гилберт отодвинул стул и сел на него, пустившись в раздумья.

Раз сказал «а» надо говорить и «б», действуя по этому принципу, Пруссия всё же решил просветить Ваню и рассказать ему одну из многочисленных тайн Германии.

— Шла война, а мы с Людвигом были засланы в какую-то вонючую дыру, куда свозили военнопленных. И вот к нам доставили одного мальчишку, ровесника Людвига. Не знаю, какими судьбами, но эти двое быстро поладили. Рейх конечно же видел и не одобрял общение сына с красногвардейцем. Но как мне кажется, ему было просто наплевать на подобные вещи, пока не поползли слухи, задевающие в первую очередь его честь. Но Рейх опять же решил не придавать этому должного значения и просто подождать, решив, что интерес Людвига рано или поздно пройдёт. Но он всё никак не проходил, а Людвиг в скором времени настолько обнаглел, что в открытую в письмах стал рассказывать Рейху о своём новом друге. И Рейху это естественно же надоело, вот он и избавился от мальчишки. Не самолично, конечно, меня подбил на это дело. Тогда Людвиг тоже впал в отчаяние, но Рейх быстро вправил ему мозги, задав хорошую трёпку. В годы войны у Рейха просто не было времени на семейные разборки, поэтому Людвиг и рос без отца, а когда война закончилась, то Рейха не стало.

Теперь понятно, почему у Людвига столь напряжённые отношения с отцом. Ваня не моргая слушал рассказ Гилберта, а когда тот закончил, Россия, с минуту помедлив, точно выжидая паузу и переваривая услышанное, осторожно спросил:

— А что было потом? Людвиг смирился с этим?

— Нет, — Пруссия пожал плечами, будто не был уверен в том, знает ли Германия правду или же нет. — Людвиг до сих пор дуется, считая Рейха убийцей. Естественно, он не знает, кто на самом деле убил того мальчишку. Таков был наш с Рейхом уговор — я помогаю ему, а он не разевает варежку.

— А что случилось со вторым человеком?

— Произошёл несчастный случай, его машина сбила насмерть. Не знаю, совпадение это или тут не обошлось без вмешательства Рейха… Ну в общем, Людвиг тогда тоже схватился за бутылку. Долго смотреть на его пьянство я не смог, поэтому пошёл к Рейху, и общими усилиями мы смогли вытащить его из депрессии. Рейх всегда был строг к сыну, я бы даже сказал жесток, поэтому они никогда не ладили.

Поставив пустую баночку на стол и окинул Россию прощальным взглядом, Гилберт направился к выходу. Он итак тут засиделся и сболтнул лишнего, если останется ещё хоть на минуту, то тогда Ваня точно узнает все их секреты.

Провожая гостя задумчивым взглядом, Ваня опять же принялся переваривать полученную информацию. Он не был уверен в том, что бездоказательно можно верить всему услышанному, поэтому просто принял это к сведению.

Закончив свой рассказ, Россия облегченно выдохнул и посмотрел на Германию, который в свою очередь смотрел на него так, будто прослушал многочасовую нудную лекцию про деления атомов. В его взгляде читалось удивление, смешанное с непониманием.

— Это правда? — тихо спросил Ваня.

— Что именно? — во взгляде Людвига зародилось беспокойство, ведь Ваня теперь знает о нём непростительно много, намного больше, чем любая другая страна.

— Всё, что рассказал о тебе Гилберт, — так же тихо сказал Ваня, опустив взгляд и став нервно перебирать свои пепельные волосы. — Это правда?

— Да, правда.

Германия не видел смысла в том, чтобы скрывать и уж тем более врать человеку, который тебе мил душой и телом. Но Пруссии определенно следует устроить головомойку по возвращению домой, чтобы впредь держал язык за зубами. Даже Рейх не такой болтливый, как он.

— Осуждаешь меня?

Вопрос Германии вывел Россию из пучины раздумий, заставив машинально поднять на него глаза и тут же опустить их. Раз слова Пруссии оказались правдой, то Ване есть над чем поразмышлять на досуге.

— Нет, — Ваня мотнул головой. — Даже наоборот… У меня появилось странное желание узнать тебя получше.

Смутившись, не понимая, что он хотел сказать этим, Германия занервничал. Если это прямой намёк на начало их отношений, то однозначно какой-то странный. Вздрогнув от прикосновения, он наблюдал за тем, как ладонь России, пройдя по щеке, зарывается в его идеально уложенные блондинистые волосы. Теряя дар речи, Людвиг мог только улыбнуться, если до этого Ваня дал расплывчатый намёк, то сейчас он был прямее трубы литейного завода.

Притянув ближе этого шалунишку, Людвиг в извиняющейся манере поцеловал его в уголок губ. Нет, Германия не забыл о том, что при каждом его прикосновении Ваня начинает кашлять кровью, он просто не сумел удержать от соблазна прикоснуться к этому невинному мальчику, а показавшаяся в уголке губ струйка крови только подогрела это желание.

Однако как и в прошлый раз заходить дальше поцелуя Людвиг не стал.

Закончив на этом разговор, Германия обнял на прощание Ваню и отправился домой выяснять отношения с братом. В этот раз у них будет по-настоящему долгий и серьёзный разговор.

— Где шатался?! — с порога закричал Пруссия, стоило только открыть дверь.

Вздрогнув от столь неожиданной звуковой «атаки», Германия окинул брата холодным взглядом и, нахмурившись, пробормотал:

— К России ходил.

— Зачем? — скрестив руки на груди и облокотившись о косяк, поинтересовался Пруссия. Кажется, ему правда было интересно узнать, зачем же его драгоценный братец ни свет ни заря побежал к этому напыщенному мальчишке.

— Хотел выяснить кое-что, но узнал намного больше, — Людвиг говорил спокойно и тихо, периодически пронзая Гилберта ледяным взглядом. — Не ожидал от тебя такого, а главное зачем? Ты разве не мог поговорить со мной об этом, прежде чем досаждать незнакомому человеку?

— Пожаловался всё-таки, — на сей раз нахмурился Пруссия, своей реакцией полностью подтверждая слова, ранее сказанные Ваней.

— Не жаловался. Это я заставил его рассказал о своей ране на щеке.

— И что ты от меня хочешь? Извиняться перед этим… — Гилберт явно хотел обозвать Ваню, но в будущем опасаясь получить удар в челюсть, он вовремя прикусил язык, решив употребить более нейтральное прозвище. — Я не собираюсь извиняться перед этим русским.

Проходя мимо Пруссии, Германия ничего не сказал, лишь в сочувствующей форме похлопал его по плечу. Но чему именно он сочувствовал, Гилберт так и не понял, поэтому и смотрел непонимающим взглядом вслед уходящему брату.

Однако ответ не заставил себя долго ждать, это Гилберт понял, когда на его плечо вновь опустилась чужая ладонь. Обернувшись, он увидел Рейха с припухшим глазом, и в голове Пруссии сразу прояснилось. Он быстро вспомнил, что наплёл ему, дабы заполучить ценную информацию.

С этого момента отношения между Германией и Россией стали налаживаться и не только в плане экономики. Людвиг усердно старался, чтобы заполучить доверие Вани, а тот в свою очередь не выказывал сопротивления и просто ждал, когда подойдёт время.

С Украиной Россия так и не помирился. Ваня продолжал злиться на неё, вспоминая то предательство. Ну, а Ольга в свою очередь затаила на Россию обиду за то, что он выгнал её, как собаку, так и не выслушав, а после ещё и Крым себе присвоил. Между Россией и Украиной даже по сей день идёт что-то вроде войны, в которой каждый сам за себя и ни о каком перемирии не может быть и речи. Семейные разборки, они такие.

А вот отношения с Беларусью с каждым годом только крепчали, они с Россией смогли породниться и стать друг для друга кем-то вроде брата и сестры.

Стать полноправным членом Большой Восьмёрки Россия так и не смог, но на их саммиты его временами приглашали, и всякий раз, стоя перед дверьми, рассеянно переминаясь с ноги на ногу, Россия никак не решался зайти внутрь. Но когда Германия берёт его за руку и, чуть наклонив голову, шепчет: «Не бойся, они не кусаются», Ваня каждый раз улыбается. От одной этой фразы страх незаметно рассеивается, и Ваня входит в зал совещаний и видит насмешливые улыбки на лицах стран.

В такие моменты, продолжая сжимать ладонь Германии, России хочется остановить время и перемотать плёнку назад, чтобы войди сюда ещё раз и увидеть вновь эти лица, в чьих глазах играет зависть. Да, он никогда не станет одним из них, но не это главное. Главное, что все страны без исключения признали его как равного себе и как человека, унаследовавшего огромное состояние, что оставил после себя Союз.

А насчёт Большой Восьмерки, тут и переживать не о чем, Китаю вот уже в который раз отказали.

Комментарий к 21. Конец.

Эта глава далась мне очень тяжело, намного тяжелее всех предыдущих.

Думаю, эту главу можно считать последней, но будет ещё одна наподобие спешла и тогда фанфик можно считать официально законченным.

========== 22. Спешл. ==========

— Пап, не уходи! Ну пап! Пап, останься и расскажи сказку, — идя по пятам за отцом, который в спешке собирался на работу, Ваня как всегда просил его не уходить, а остаться с ним и почитать книжку.

— Если перестанешь капризничать, расскажу, — подойдя к зеркалу и завязывая галстук, Союз внимательно следил за жмущимся в дверном проёме сынишкой с грустной мордашкой. — Сказка про львёнка, который всегда хотел быть рядом с папой, даже когда тот уходил на охоту, чтобы добыть своему детёнышу пропитание.

Воодушевившись этим кратким пересказом всей сказки в целом, Ваня запрыгал на месте, став хлопать в ладоши, чем заслужил неодобрительный взгляд отца.

— Пап, я хочу стать львом!

— Ну какой же ты лев, глупышка? — закончив с галстуком, Александр подошёл к сыну и поцеловал его в макушку. — Ты медвежонок косолапый.

Пройдя на кухню, где для Вани варился завтрак, обед и ужин, Союз подошёл к плите, на которой стояла кастрюля с бурлящим содержимым. Кашу наш Ваня недолюбливал, как и многие другие дети, поэтому Александр решил разнообразить его рацион и сварил молочный суп, который представлял из себя лапшу, сваренную в молоке.

Открыв крышку и взяв в руку ложку, Союз помешал содержимое кастрюли, а после с досадой произнёс:

— Разварилась.

Да, лапша разварилась и превратилась в липкую кашу, отсюда можно сделать лишь один вывод — невозможно делать два дела одновременно: и на работу собираться, и за плитой следить. Похоже, Ване сегодня в любом случае придётся давиться кашей.

Усадив сынишку за стол и поставив напротив него тарелку с молочным супом, Александр посмотрел на часы. Без десяти минут восемь, обычно Литва приходит к полвосьмого, но сейчас почему-то опаздывает. Видать, пробки на дорогах.

Не успел Союз придумать этому обнаглевшему мальчишке заслуженное наказание, как дверь со скрипом распахнулась и в прихожую вошёл Литва. Судя по его усталому виду и красным глазам, он вчера поздно лёг спать, поэтому проспал. А всё потому что Союз приказал к утру вычистить чердак до блеска, вот Торис, не жалея себя, и вычищал его. Одни только коробки со всяким барахлом два часа таскал.

— Литва, в этот раз посидишь с Ваней до вечера. Я вернусь скорее всего поздно. Уложи его сегодня пораньше, а будет капризничать, — Союз задумался, будто подбирая подходящее для сына наказание, вот только Литва не дал должным образом сосредоточится на данной мысли, перебив её своей речью.

— Не беспокойтесь, — с улыбкой отмахнулся он, будто речь шла не о ребёнке, а о собаке. Щенке, если быть точным. — Ваня послушный мальчик и мы с ним вроде бы сдружились…

— Па-ап! Каша упала на пол! Я не буду её есть.

Литва с круглыми глазами повернул голову в сторону кухни, в них так и читался немой вопрос, который просто безумно хотелось огласить вслух, мол, что, прости?! Как каша вместе с тарелкой могла упасть на пол?! Объясни мне эту аномалию, пожалуйста.

— Удачи, солдат, — похлопав его по плечу, Александр спешно удалился за дверь, перекладывая все последующие дела и проблемы на плечи сами знаете кого.

С тяжёлым вздохом Литва направился на кухню и, едва не поскользнувшись на разбросанной по полу непонятной сероватой массе, Торис с пониманием посмотрел на мальчика. Такое месиво он бы и сам есть не стал, если бы только его не приготовила Беларусь. Тогда другое дело, он бы без раздумий съел всё до крошки и тарелку бы облизал.

Добавив в молочный суп побольше сахара и помимо того разрешив Ване добавить туда ещё и малиновое варенье, Литва всё же сумел накормить ребёнка. После завтрака Литва как всегда принялся за мытьё посуды, а Ваня убежал играть в свою комнату.

Как только Торис закончить с мытьём посуды, на кухню прибежал Ваня с криками:

— Литва, я есть хочу!

Вздрогнув, Торис удивлённо посмотрел на мальчика, который был прожорливым как саранча. Неудивительно, что Союз из Кремля не вылезает, чтобы прокормить его.

— Мы же только что поели, Ваня. Обед будет не раньше двенадцати.

— Это было давно и неправда! — захныкал Ваня, пытаясь разжалобить Литву хоть на маленькую печеньку.

— Тише, не кричи. Если всё ещё голодный, то могу разогреть тебе молочный суп.

Ваня обиженно надул губки, стоя в ожидании, когда ему предложат что-нибудь сладенькое. Литва достаточно хорошо знал Ваню, чтобы по одному только взгляду понять, чего он добивается. Тяжело вздохнув, Торис с сарказмом произнёс:

— Печенье закончилось.

Надувшись, как рыба фугу, Ваня обиженно выбежал с кухни, а Литва опять же вздохнул. Если Ваня пришёл к нему в надежде получить печенья, то мог бы так и сказать, но по-видимому он решил схитрить и в итоге остался ни с чем.

После обеда Торис решил прилечь отдохнуть, пока один маленький чёртик взялся за кисть со словами «хочу нарисовать портрет папы». Учитывая его способности в плане изобразительного искусства, рисовать этот портрет он будет долго, очень долго.

Не успел Торис закрыть глаза, как в комнату вбежал Ваня с криками:

— Литва! Достань мне книгу с верхней полочки!

В мыслях ругая производителя этого маленького зла, Литва поднялся с дивана и направился следом за Ваней. Взяв книгу, Торис, не посмотрев даже на корешок книги, протянул её Ване. Тот внимательно осмотрел обложку и вернул её назад Литве.

— Это не книга по рисованию.

— Так ведь у нас и не было книги по рисованию.

Пробурчав себе под нос нечто невнятное, Ваня снова убежал куда-то. Воспитание ребёнка — тяжкий труд, особенно если это ребёнок империи зла.

***

С того дня, как распался Советский Союз и спустя три года вслед за ним исчезла и его персонификация, Ваня понял для себя одну единственную незамысловатую вещь. За всё это время он ни разу не виделся со своей второй няней.

С этими мыслями Россия решил впервые за двадцать лет с хвостиком сделать незваный визит Литве. Нет, Ваня не скучал по Торису, тут скорее большую роль сыграл живой интерес и вопросы рода как же там поживает Литва, помнит ли его.

Однако дома Литвы не оказалось, на двери весела записка, гласящая «Ушёл в архив, скоро вернусь». Следуя этому указанию, Ваня присел на ступеньку. Когда наступит это «скоро», он не имел даже и малейшего понятия, но отступать от поставленной цели не собирался и поэтому принялся ждать.

Не прошло и пяти минут, как к дому Литвы подошёл невысокий паренек со светлыми волосами и зелёными глазами, который критичным взглядом осмотрел Ваню с ног до головы и не очень гостеприимно произнёс:

— Эй, ты кто?

— Россия, — прошептал Ваня, переводя взгляд со своих коленей на парня. — А ты кто?

После такого ответа юноша впал в ступор, будто услышал новое слово и теперь пытается его проанализировать. Да, живя затворником и около пятнадцати лет не показываясь на глаза другим странам, Россия понимал, что не все страны знают его в лицо, но тут явно был какой-то особый случай.

— Что это? Страна? — с недоверием поинтересовался он, точно не веря ни единому его слову. — Она находится далеко от Варшавы?

— Далековато, — неуверенно проговорил Ваня, понимая, что перед ним судя по всему стоит Польша. — Литвы сейчас нет дома.

После подобного заявления Польша как-то странно покосился на Ваню, в его взгляде так и плескалось удивление, смешанное с недоверием. Неужели Россия настолько подозрительно выглядит?

— А ты значит друг Литвы?

— Скорее старый знакомый, — пробормотал Ваня, пряча нос в шарф.

Их отношения с Литвой воистину было сложно как-либо охарактеризовать, они не друзья и не враги, да и старыми знакомыми их с большой натяжкой можно было назвать. Но в года СССР они были кем-то вроде семьи, как и те другие четырнадцать республик.

— Ты знаешь, какая страна самая крутая в мире? — поставив руки вбоки, Польша с каким-то одному ему ведомым пафосом окинул Ваню заинтересованным взглядом.

Растерявшись, Ваня с заминкой неуверенно проговорил:

— Даже не представляю, но могу предположить, что Польша.

— А ты, оказывается, толковый парень. Если ты друг Лита, значит и мой тоже! — протянув руку, Польша наконец-то решил представиться своему собеседнику. — Феликс.

— Иван, — спустившись к нему, Ваня с улыбкой пожал руку своему новому знакомому.

— Ю-ху! У меня плюс один новый друг! Ну ладно, раз Литвы нет дома, то я пошёл.

Отсалютовав на прощание, Феликс исчез из поля зрение также неожиданно и быстро, как и появился, Ваня даже не успел расспросить его о том, кем он является для Литвы. Другом? Окажись Ваня на месте Литвы, точно не стал бы связываться с этим шумным подростком.

Вернувшись на свою ещё тёплую ступеньку, Ваня вновь принялся ждать, от скуки считая птиц на дереве или сколько и каких цветов у него посажено на клумбе во дворе.

Не прошло и двадцати минут, как к дому подошёл сам виновник торжества, чему Россия был несказанно рад. Ещё полчаса посиделок на холодном бетоне, и о наследниках можно смело забыть. Конечно, страны не могут рожать детей, они у них появляются сами собой, прилетая откуда-то с неба, но отмораживание столь ценного органа точно ни к чему хорошему не приведёт. А ведь Ваня имеет большие виды на Людвига.

— Вы ко мне?

Подняв глаза и увидев перед собой симпатичного молодого мужчину, в коем не сразу разглядел Литву, Ваня замер на месте, не зная, что и сказать, к горлу точно ком подкатил.

Поднявшись со ступенек, Россия подошёл к нему, смущённо отведя взгляд в сторону.

— В-Ваня? — с сомнением прошептал Литва.

Растерявшись куда сильнее чем при первой встрече, Ваня робко кивнул и всё так же застенчиво прошептал:

— Извини, что без приглашения. Хотел сделать сюрприз.

Смело подойдя к нему, Торис заключил этого глупого ребёнка в свои крепкие объятия. Как же долго они не виделись, Литва уже перестал надеяться на встречу с ним. Но время от времени он слышал кое-какие сплетни касательно России, но никогда в них не верил. Литва догадывался, что скорее всего сейчас в Кремле на «троне» сидит именно Ваня, а не Александр. Но все эти сплетни и слухи относительно того, что Брагинский продолжает править развалившимся СССР, то есть РФ, сильно сбивали с толку.

— Ты правда скучал по мне? — уткнувшись в его плечо, Ваня вспомнил былые времена, в детстве он тоже довольно часто так делал. Торис всегда был добр к нему, даже когда он проказничал и не слушался его.

— Ох, Ваня, ты же мне как младший брат, — отшатнувшись от него, Литва продолжил. — Конечно же я скучал. Заходи в любое время, я всегда буду рад поболтать с тобой о чём угодно.

— Ты не злишься на меня за прошлое? — робко спросил он, переминаясь с ноги на ногу.

— Конечно нет, что за глупость? — на лице Ториса заиграла теплая улыбка. — Ты был славным ребёнком, хоть и капризным. Но знаешь, будь моя воля, я бы насовсем забрал тебя к себе и воспитал, как младшего брата.

Поёжившись от прохладного ветра, Литва пригласил гостя в дом. Щёки, как и всё тело у Вани было ледяными, он ведь больше часа просидел под дверью, и Литва это заметил, поэтому решил угостить гостя хотя бы горячим чаем. Странно, что Ваня раньше никогда не навещал его и даже не пытался связаться. Но Литва не видел смысла вникать в это, ведь на данный момент ему это было просто не интересно знать, главное что Ваня его не забыл и, пускай спустя много лет, всё же решил навестить.

Да, Торис недолюбливал Союза, не питал симпатии к другим республикам за исключением Беларуси, но Ваню он любил. В те года этот ребёнок был для Литвы некой отдушиной, находясь рядом с которой он мог забыть о всех своих проблемах и играть себе в волю, наслаждаясь жизнью. Рядом с Ваней Торис был собой, а не вечно мямлящим послушным мальчишкой.

========== 23. Спешл. ==========

Комментарий к 23. Спешл.

Долго не решалась опубликовать данную главу, но спустя почти полгода всё же решилась. В общем счёте она не несёт в себе ничего полезного и добавлена как очередной отдельный драббл.

В кабинете Александра Брагинского на стене висело большое зеркало с деревянной резной оправой, на которой помимо непонятных узоров были изображены морды животных, звезды и волны. Фантазия ребёнка хорошо справлялась, воображая вместо скучных закорючек нечто более живое. Поэтому мальчик часто заходил сюда.

Ваня любил играть в местах, подобных этому, стараясь всегда находить в поле зрения отца. В особенности ему нравилось крутиться возле зеркала, хоть Союз этого и не одобрял, боясь, что Ванька ненароком сорвёт его с петли, оно упадёт разобьётся и поранит мальчика. Но сейчас Ваня не просто крутился возле него, а с умным видом надел на голову отцовскую шапку-ушанку, чьи ушки были завязаны на макушке, а на переднем подгибном меху красовалась алая звезда — символ Советского Союза, взял для сравнения старую фотографию, на которой был запечатлен сам Александр в похожей шапке-ушанке, и замер напротив зеркала.

Стоя в одной незамысловатой позе, Ваня внимательно рассматривал, можно даже сказать, изучал своё отражение, краем глаза поглядывая на чёрно-белый снимок.

— Пап, мы же родственники?

Оторвавшись от документов, Александр с едва заметным удивлением взглянул на сына. Ваня не один десяток раз задавал отцу этот вопрос и каждый раз получал один и тот же ответ. Но он никогда не останавливался на этом и продолжал задавать его как в первый раз.

— А сам-то как думаешь?

Переведя взгляд с фотографии на зеркало, Ваня тихо вздохнул:

— Мы совсем непохожи. И мамы у меня нет.

Поставив закорючку в правом нижнем углу, Александр отложил документ в сторонку.

— Зато есть папа.

Беседа была прервана настойчивым стуком в дверь, из-за которой после показалась голова Литвы. Пробежавшись взглядом по комнате и заметив Ваню, он спокойно, но в тоже время строго сказал:

— Ваня, иди ко мне. Нельзя отвлекать папу от работы.

Сняв шапку, Ваня посмотрел на отца, спрашивая взглядом, куда её положить.

— Оставь на диване, — Александр махнул рукой. — Потом приберу.

Аккуратно положив шапку на диван, Ваня с гордой улыбкой посмотрел на отца. Но тот смотрел совсем не на него, а как всегда пялился в свои бумажки, на обратной стороне которых Ваня любил рисовать цветочки и звёздочки, за что не раз получал.

Рассерженно топнув ножкой, Ваня выбежал в коридор. Закрыв за ним дверь, Литва провёл ладонью по волосам мальчика, хваля его за послушание.

Подняв глаза и тут же опустив их, Ваня стеснительно пробормотал:

— Торис, а мы похожи?

Растерянно моргнув, Литва запустил ладонь в каштановые волосы. Обычно Ваня только о своём распрекрасном папе талдычит, и больше ему ничего не интересно, за исключением шоколадных конфет, и вечно загадки: куда папа каждый вечер исчезает после десяти часов вечера. И что же Литве следует ему ответить? Правду? В смысле, нет, не похожи они с ним… Но тогда ребёнок расстроится или, наоборот, обрадуется? Он ведь хочет быть похожим на Союза, а не на кого-то няньку-Ториса.

Пройдя в гостиную, Литва усадил мальчика в кресло, а сам сел на корточки и с привычной беззаботной улыбкой, взяв его крохотную ладошку в свою, спросил:

— А ты хочешь, чтобы мы были похожи?

— Хочу, но мы совсем непохожи, — голос мальчика звучал непривычно тихо, будто он не хотел напрягать голосовые связки, чтобы поберечь больное горло. — Почему я не такой, как папа?

Улыбка спала с лица Ториса, не успел он обрадоваться, что Ваня заговорил о ком-то кроме Союза, как выясняется, что речь идёт как раз-таки о нём любимом.

— Кто сказал, что вы не похожи? — с ноткой удивления спросил Торис.

Ваня притих, явно не желая раскрывать свои источники информации, затем, коснувшись своих волос, сказал:

— У него чёрные волосы, а у меня какие-то русые, и глаза у нас разные. А ещё… — Ваня запнулся. Перечислял он все эти различия таким печальным голосом, будто был на смертном одре. — У папы нос такой… — он попытался с помощью рук показать, какой у Союза нос, но не вышло. Сдавшись, Ваня положил руки на колени, потупив взгляд.

— Не переживай, — Литва вновь улыбнулся. — И у тебя такой будет, даже ещё больше, если не перестанешь совать его в чужие дела.

Подняв голову, Ваня дотронулся до его лица, будто сравнивая нос Литвы со своим.

— Мне кажется, вы очень похожи.

— Чем? — неверяще спросил Ваня.

— У тебя две руки, как и у господина Союза, — Литва чуть наклонил голову, пытаясь поймать взгляд Вани. — Две ноги и голова на плечах имеется. А цвет волос, глаз и размер носа — это отнюдь не показатель вашей схожести.

Ваня снова опустил взгляд, видать, задумался.

— Сегодня такая хорошая погода, — сумев привлечь вниманиемальчика, Литва, не мешкая, спросил. — Пойдём гулять?

Получив одобрительный кивок, Литва встал в полный рост и зашагал в сторону лестницы с целью предупредить Союза о своём уходе. Конечно, маловероятно, что за час Александр заметит их исчезновение, но осторожность не бывает лишней.

***

Прогуливаясь по городу, Россия с должным любопытством рассматривал каждую размалёванную вывеску. Но, не понимая, что на ней написано, он быстро терял интерес и шёл дальше, с каждым шагом всё отчётливей понимая, что задыхается от нахлынувшего чувства ностальгии.

В Москве давно снег выпал, а тут всё ещё осень и первого снега до самого декабря ждать придётся. В европейских странах всегда так.

Как же давно он не был за границей… А здесь всё по-старому, ничего не изменилось. Эта поездка была необходима Боссу, и Ваня не хотел принимать в ней участие, но быстро сдался, стоило только премьер-министру привести несколько неоспоримых аргументов.

После дождя Мюнхен дышал свежестью, не успевший прогреться воздух был противно-холодным и в тоже время освежающе приятным. Остановившись возле ворот парка, Ваня нервно замусолил конец шарфа. Его всегда тянуло к природе, так и сейчас до безумия хотелось пойти туда, лечь на сырую травку и просто отдохнуть, медленно пропитываясь тонким ароматом осени. Вот только Ване сейчас не до этого. Он снова потерялся. А ведь он далеко не в первый раз приезжает сюда, следовало бы уже запомнить каждый угол. Но нет. Снова не туда свернул.

Людвиг ничего не знает о приезде Вани, значит, и искать его никто не будет. Хорошо если повезёт случайно на него наткнуться, но тогда расспросов, что он здесь делает и почему не позвонил, не избежать.

Зайдя в очередной тупик, Ваня схватился за голову. Не город, а сплошной лабиринт, надо отдать должное строителям.

«Людвигу звонить нельзя, Босса беспокоить тоже пока не стоит, премьер-министра… Можно, но попозже», — размышлял он, пока следующая реплика не прервала его думы.

— Кого я вижу! Русский котёнок снова потерялся?

Мгновенно выпрямившись стараясь выглядеть более мужественнее, а ни как потерявшейся щенок, Ваня растерянно пролепетал:

— Герр Керхайзер… Как Вы вовремя, я тут прогуливался и… заблудился.

— Надо было сразу меня позвать, — осуждающе проворчал Рейх, но тут же смягчился. Опустив ладонь на плечо Вани, он зазывающе добавил. — Идём, Саша.

***

— Мне не нравится, что ты поддерживаешь с ним общение, — ворчал Людвиг, не отрываясь от дела.

Собака, которую он столь усердно отмывал в самом обычном красном пластиковом тазике, так и норовила выпрыгнуть и зализать Ваню до смерти. Если бы не Германия, то это бы точно произошло. Последнее время он совсем раскис. Питомцы ушами и носом чувствовали беспокойство хозяина, но не могли понять, чем оно вызвано.

Людвиг всегда был против общения Вани с кем-то кроме него. Такое поведение вкупе с резко обострившимся чувством собственности смело можно было бы списать на ревность, но нет. Веских поводов для неё не было, тут что-то другое.

— Что в этом плохого? — прошептал Ваня, опасаясь, что Людвиг в любой момент может с грубого тона перейти на крик. — Рейх больше не способен никому навредить.

Шагая из угла в угол, рассматривая на стенах одноцветную плитку, Россия боялся даже взглянуть в сторону Людвига, который сегодня был не в настроении.

— Ты его совсем не знаешь, — ворчал Германия. Сегодня он и правда был не в том настроении, мало ему было Берлица, угодившего в лужу, так ещё и Ваня свалился, как снег на голову.

По команде выпрыгнув из тазика и стерпев неприятное обтирание полотенцем, Берлиц наконец-то подошёл к Ване. Но тот почему-то отказался его гладить, наверное, не хотел марать руки, шерсть ведь ещё не высохла. Обиженно заскулив, Берлиц стал тыкаться носом в его ногу, но безрезультатно. Про него забыли.

— Он даже в таком состоянии способен на подлость.

Хорошенько вымыв руки, затем обтерев их полотенцем, Людвиг подошёл к Ване и, точно ставя жирную точку в этом споре, поцеловал его в уголок губ. Дёрнувшись, сделав шаг назад, Ваня посмотрел на него, как на прокажённого.

— Ты пьян?

— Это был один глоток. Тебе не нравится шнапс?

Вылив содержимое тазика в унитаз, Германия вернулся к раковине, принявшись его ополаскивать. Россия продолжал жаться в углу, но теперь с собакой, и, похоже, он нравится Берлицу.

— Я предпочту смотреть на него из-за стекла витрин, а не когда он в тебе.

— И это мне говорит русский? — с долей сарказма проговорил Германия.

Вытерев место поцелуя тыльной стороной ладони, Ваня обиженно проворчал:

— Хорошо, что не немец. Обидно видеть предателя в тылу врага.

Позабытый всеми Берлиц вышел за дверь, оставив этих голубков выяснять отношения уже без его участия. Вот сейчас он пойдёт снова изваляется в грязи, а потом пройдётся грязными лапами по всему дому и залезет на кровать. Лучше всего на ту, где спит Гилберт, от этого парня всегда много шума и мало толка.

Кстати об этом… мимо совершенно случайно проходил Пруссия. Услышав разговоры на повышенных тонах, он решил заглянуть в приоткрытую дверь и не ошибся.

— Ке-се-се! Они снова ругаются, какая приятная картина, — с восторгом вещал Гилберт, украдкой наблюдая за происходящим. — Ну, давай! Поцелуй его… Нет-нет, сладкий, не торопись, у вас ещё вся ночь впереди, а за ней и утро.

Несмотря на неожиданный визит, отношения между Людвигом и Ваней складываются как нельзя хорошо и комментарии Гилберта — прямое тому доказательство.

— Он в своём уме? — проговорил Союз, всё это время стоя позади и наблюдая за белобрысым шпионом.

— Ага, просто насмотрелся порнухи, — рядом с ним появился силуэт Рейха.

Дождавшись, когда заклятый друг обернётся, одарив его холодным, пронизывающим до костей взглядом, Райнхард спокойно продолжил, не боясь, что их может услышать Гилберт:

— Кого я вижу, Саша! И какими судьбами?

— Мимо проходил, решил зайти, — равнодушно проговорил Союз, надеясь избавиться от присутствия Рейха.

Но тот не спешил сдаваться. Опасно блеснув глазами, Райнхард сказал:

— В таком случае, может, выпьем за встречу?

Уж кого-кого, а Александра уговаривать согласиться на предложение выпить не нужно, он практически всегда и сразу соглашается без каких-либо нюансов. Правда, один раз отказ с его стороны всё-таки был. Когда один немец в погонах при параде обозвал его самогон бурдой, но потом извинился, откушав хвалёной Брагинским «бурды» и повеселев.

Пустующий стол быстро преобразился: две чашки, заварочный чайник и шоколадное печенье, сделанное ввиде крекеров. Союз не был большим любителем чайных напитков, но, находясь в полумёртвом состоянии, быстро учишься брать, что дают.

— Ну как тебе?

— Вкусный, — Союз пожал плечами.

Он не был экспертом в этой области, поэтому мог оценить столь дивный напиток только по двум категориям: вкусный — невкусный.

— И давно ты на чай перешел?

— С тех пор, как кое-кто ограничил доступ к спиртному, — проворчал Рейх, по лицу которого было прекрасно видно, что сожалеет он об этом не так уж и сильно. — А вообще, немцы не пьют чай так, как русские. Мы в этом плане предпочитаем кофе или пиво.

Подозрительно покосившись на кружку в руках Рейха, Союз только сейчас заметил, что в ней был налит не чай, а кофе. Да ещё и без молока.

За длительными разговорами бывшие страны не заметили, как закончилась закуска. Но это ещё полбеды, а самое страшное — нужно идти за новой. Вот только разомлевшие от горячих напитков мужчины не горели желанием отрывать свои пятые точки и куда-то идти.

— Сходи за пряниками, — первым подал голос Александр, — я тебе расскажу, как Сталина хоронили.

— Да что ты там рассказывать собрался? — усмехнулся Рейх. — Это недавно было. Давай сам иди, я тебе расскажу, как Ленина хоронили.

— Как ты можешь рассказать о том, чего не было?

— У меня фантазия хорошая, — хвалёно процедил Рейх.

— Вот и пускай её в правильное русло.

За очередным спором страны не заметили, как наступил вечер, им определённо есть о чём вспомнить и поговорить. Но это уже совсем другая история.