Это было недавно, это было давно... [Вилли Рихардович Гебель] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Вилли Рихардович Гебель. Это было недавно, это было давно...


ЭТО БЫЛО НЕДАВНО, ЭТО БЫЛО ДАВНО

(из записок первостроителя г. Гремячинска)

Книга посвящается 50-летию преобразования поселка Гремячинского в город областного подчинения Гремячинск (4 мая 1999 года).


ОТ АВТОРА

Книга вышла благодаря людям, влюбленным в свой родной город Гремячинск. Выражаю благодарность журналистам газеты «Шахтер» за моральную поддержку и практическую помощь при написании воспоминаний. Особая благодарность начальнику архивного отдела администрации города С. М. Бердникову, по инициативе и активном участии которого стал возможен выход в свет этой книги. Большое спасибо хочется сказать А. А. Вальману, генеральному директору фирмы «Монолит», М. Г. Габтееву, бывшему директору строящейся сигаретной фабрики, предпринимателям В. А. и Л. В. Спиридоновым, Б. С. Вовк, предпринимателям городского рынка за финансовую помощь на издание книги и работникам типографии, которые взялись за эго кропотливое дело. Очень признателен К. В. Мухамадееву, начальнику управления образования администрации города, Н. С. Пескову, нашему краеведу, за большую помощь при издании книги.


ГРЕМЯЧИНСК ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ

1942 год. Шла Великая Отечественная война. Было очень тяжело, неимоверно тяжело на фронте. Поэтому работники тыла самоотверженно трудились под лозунгом: «Все для фронта, все для победы!», и им тоже было нелегко.

Когда западные угольные бассейны были оккупированы фашистскими захватчиками, промышленность Урала и его железнодорожный транспорт потребовали резкого увеличения добычи кизеловских углей. Нужно было срочно строить новые шахты.

Государственный Комитет Обороны принял решение об освоении Гремячинского каменноугольного месторождения, частично разведанного еще до войны. Нарком угольной промышленности В. В. Вахрушев издал приказ о строительстве здесь шахт; мелкого заложения. Их требовалось построить в кратчайшие строки.

Для этого 8.12.1941 г. была образована специальная организация — Гремячинское управление новых шахт, а сокращенно Гремячинское УНШ. Из разных мест страны стали прибывать на станцию Баская вагоны с людьми.

Новая стройка находилась в 6 километрах от станции и была связана с ней только стланевой дорогой — это вплотную уложенные поперек дороги бревна. Поэтому почти одновременно с началом строительства первых шахт было начато и строительство железнодорожной ветки от станции Баская до будущих гремячинских шахт. Но ни то, ни другое строительство невозможно было вести без жилья. Его остро пе хватало. Строили самое простое: палатки на 20—30 мест и бараки на 150—200 мест. Как только были готовы степы и потолок, сразу же начиналось вселение в барак людей. Потом достраивались крыша и утеплялся потолок. Внутри барака по. обоим сторонам устраивали сплошные двух-яруспыс нары, а посередине прохода устанавливали одну пли две железные печки величиной с письменный стол, которые и обогревали жильцов барака.

Кругом была нетронутая тайга, и основным строительным материалом был лес. Из него строили жилье и шахтные здания, копры и железнодорожные бункеры. В стволах шахт крепление и армировка тоже были деревянные.

 В летнее время около всех строительных объектов стояла непролазная грязь. Зимой все покрывалось глубоким снегом. В этих условиях в первые годы (даже и после окончания строительства железнодорожной ветки) основной транспортной силой были некрупные и неприхотливые, но очень выносливые и достаточно трудолюбивые лошади-монголки. А транспортным средством были волокуши. На них возили бревна, брусья, доски, рельсы,а тяжелое оборудование—по частям.

Хлебных и продуктовых карточек первый год мы не видели. Кормили пас в столовой по суточным талонам. Каждый работник после отработанной смены получал у табельщика талон на питание па следующие сутки. Больные получали талоны па питание прямо в медпункте. А вот прогульщики никаких талонов не получали и назавтра оставались без питания.

Там, где сейчас «Заречный поселок» (это сразу за мостом через речку Большую Гремячую), на месте дома № 51 по улице Комсомольской стоял первый в Гремячинске небольшой деревянный двухэтажный дом, на первом этаже которого находилась столовая. Питание в ней выдавали только «на вынос». Поэтому каждый, кто был прикреплен к этой столовой, имел свои ложку и котелок.

Паек был, конечно, очень скудным. Шахтеры получали в день одни килограмм, а поверхностные рабочие только семьсот граммов хлеба. Буханка была по размерам чуть больше, нежели в наши дни, но значительно тяжелее: от 2,5 до 3 килограммов. Подвозили хлеб в мешках на спине лошади или на волокуше, и поэтому он всегда был сильно измятый.

В столовой готовили супы всегда до обидного прозрачные. Чаще всего варили один день суп с сушеными грибами, а на другой день — с пиканами (борщевиком). Изредка готовили суп картофельный или суп-лапшу. И если меню в столовой все же иногда менялось, то неизменным в те годы после посещения столовой оставалось одно — чувство голода. Две-три лапшинки или картофелинки на поллитра воды никого не могли насытить.

В свободное от работы время чаще всего говорили о делах на фронте. Радио во многих бараках еще не было. Новости мы узнавали перед началом работы в нарядной или из газет. С ноября 1942 года два раза в месяц начала выходить

первая гремячииская газета «Строитель». Печаталась она в Губахе. Первым редактором этой газеты был А. Б. Полторак — человек очень старательный и подвижный. Он очень много ходил по строительным объектам и собирал материалы для газеты, а часто сам и разносил газеты подписчикам в бараки и палатки.

В первые военные годы ни шахтерам, ни поверхностным рабочим никакой спецодежды не выдавали. Каждый работал в том, в чем приехал в Гремячинск. Шахтеры после рабочей смены снимали только прорезиненную спецодежду, а в остальной, и тоже грязной, ходили повсюду: п дома, п в столовую, и в контору, и даже в медпункт. При строившихся шахтах бань еще не было, и умывались после работы в бараке под умывальником. Если дежурил сознательный п старательный дневальный, то он подогревал воду, а нередко обходились п холодной водой. О постельных принадлежностях в первый год речи не было: спали кто на сене, а кто на своей одежде.

Приблизительно там, где сейчас находится дом № 5 по улице Восточная, была построена баня со специальной «жарнлкой» для санитарной обработки одежды. Но пропускная способность бани была

настолько мала, что мылись строго по графику и нс чаще одного-двух раз в месяц. Большая скученность людей на сплошных нарах, антисанитария в бараках очень быстро привели к большой завшивленности всех жильцов этих бараков. Вши буквально истязали нас, не давали отдохнуть и выспаться как следует по ночам. В этих условиях наши медики приняли решение в обязательном порядке обстричь всех наголо, даже женщин. Последние восприняли эту меру очень болезненно.

Я уже говорил, что гремячинские строители, как п все труженики тыла в годы войны, работали под лозунгом: «Все для фронта, все для победы!» За выполнение дневной нормы получали двухразовое питание. В дальнейшем за особые посменные трудовые успехи были введены «стахановские талоны», по которым обладателю такого талона на ужни дополнительно выдавали пару ложек каши или картофельного пюре и небольшой кусочек рыбы.

Питание, которое мы получали в столовой, стоила очень дешево, каких-то 30—40 копеек в день. Денег на руках у людей в годы войны почему-то было очень много. Поэтому и цены на базаре были очень высокие. Одна папироска-самокрутка стоила рубль, а спичечная коробка табака-самосада — пять рублей. Стоимость буханки хлеба доходила до 300 рублей.

О зарплате долгое время никто не вспоминал. Однажды, уже в мае 1943 года, к нам в барак пришел незнакомый мужчина в темных очках и сказал, что он кассир Абушаев. К большому нашему удивлению, он объявил, что будет выдавать нам аванс по 10—15 рублей каждому. Многие из нас были тогда в возрасте 16—17 лет и слово «аванс» услышали впервые. С этого времени мы стали привыкать к заработной плате.

Место, где сейчас пересекаются улицы Лепина и Комсомольская, постепенно стало центром поселка Гремячинский. Здесь в летнее время 1943 года после рабочего дня постоянно собирался народ: что-то продать, или что-то купить, а большинство — просто так, чтобы поговорить, услышать какие-нибудь новости. Скоплению людей в этом месте больше всего способствовало и то, что рядом находилась столовая № 8. Она имела очень просторный зал, в котором проводились торжественные мероприятия, а иногда и просто различные собрания. Известный всем гремячинцам магазин № 1 «Горняк» находится как раз на том месте где раньше была эта столовая.

В следующие годы «толкучка» сместилась к забору первой в Гремячинске подстанции (сейчас подстанция № 2). Так здесь образовался первый в Гремячинске базар. Старожилы хорошо помнят, как многолюдно бывало на базаре по воскресным дням. На его месте сейчас стоит дом № 96 по улице Ленина.

Начинал я работать в шахте № 62 уборщиком породы, когда главный и вспомогательный стволы были уже пройдены до проектной отметки и началась проходка штреков и других горных выработок. Насосы с трудом успевали справляться с большим притоком шахтных вод. «Успевали справляться» сказано с очень большой натяжкой. Насосы были поставлены прямо на штреке между главным и вспомогательным стволами.

Насосную камеру и водосборник еще только начали проходить. Насосы были старые, запасных частей не хватало. Поэтому, как ни старался механик шахты В. П. Коржавин, насосы часто выходили из строя и вода тут же затопляла штреки. При проходке ствола, в случае поломки насоса, проходчики в забое уже работать не могли и покидали его. А вот когда горняки сели на горизонт и начали проходить штреки то работа в забоях из-за поломки или остановки насоса не прекращались.

Первые два-три месяца штреки чаще были подтоплены, нежели откачаны. Нам приходилось почти ежедневно работать по колени в воде. Резиновые сапоги в то время были только у большого начальства. Шахтеры работали в чунях, в ботинках и даже в лаптях. Вода в шахте холодная, как ключевая. Стоило шахтеру с мокрыми ногами немного постоять, как они сразу немели. Поэтому приходилось все время быть в движении. Но лучше всего ноги разогревались, когда мы толкали от забоя к стволу груженую вагонетку. Рельсовый путь чаще всего был под водой, и следить за чистотой или исправностью его было трудно. Вагонетки катились по залитым путям очень тяжело. Нередки они бурились, то есть съезжали с рельсового пути, и тогда приходилось засучивать рукава и на ощупь в воде определять, почему забурилась вагонетка. И не так-то легко было поставить ее снова на рельсы, если вода в штреке порой скрывала колеса.

В период строительства первых шахт вся механизация проходческих работ сводилась к пневматическим отбойным и разбуровочным молоткам. Бывало, что не во все забои хватало отбойных молотков, и тогда их заменяли кайла или ломы. А вот совковую лопату имел каждый проходчик.

И здесь хочется рассказать, что в период строительства в шахте было много мест, где из кровли или боковой части выработки текли струйки воды — воды чистой и вкусной. И если у кого из нас появлялась жажда, то мы подставляли под струю свою лопату, ополаскивали ее и с нее же пили.

Я уже говорил, что работать в шахте я начал уборщиком породы (в прежние годы была и такая шахтерская профессия). Через месяц меня перевели в проходческую бригаду. В то военное время медицинскую комиссию шахтеры не проходили, технику безопасности не изучали. Учились мы, новички, у старшего поколения. Возрастного «ценза» в то время не придерживались. Я и многие мои сверстники начали работать в шахте в семнадцать лет, а некоторые были еще моложе. Первым моим горным мастером был старый горняк Гольцов. Среднего роста, крепкого телосложения, он выделялся среди шахтеров тем,.что носил длинные буденновские усы. В течение смены, а работали тогда по 8 часов, Гольцов приходил в забой по несколько раз, давал указания по работе, а при необходимости — советы по соблюдению техники безопасности. После этого он почти каждый раз вешал на стойку или вагон свою лампу, разглаживал усы и говорил: «А ну, ребята, дайте-ка закурить, если у кого есть...».

Курение в шахте в те годы не запрещалось. Да такой запрет не имел бы тогда смысла. Все шахтеры пользовались бензиновыми лампами «Вольфа», но ни стекол, ни сеток наши лампы не имели. Бензина тоже не было. Лампу заправляли соляркой, в отверстие, предназначенное для заливки горючего опускали фитиль толщиной с палец и зажигали его. Пламя у лампы было высокое, 10—15 сантиметров, и очень коптило. Поэтому в забоях со слабой вентиляцией воздух вечно был наполнен дымом и копотью от шахтерских ламп.

Во время строительства шахты № 62 мне выпало счастье некоторое время работать бок о бок с Михаилом Романовичем Тарараевым — впоследствии первым Героем Социалистического Труда на гремячинских шахтах. Опытный горняк, очень трудолюбивый, удивительно скромный, Тарараев уже в те далекие годы был наставником молодежи в настоящем понимании этого слова. Он показывал нам пример в работе и всегда был готов дать полезный совет.

Мне хотелось бы отметить старательность Михаила Романовича. Делать любую работу только хорошо было его неписанным правилом. Из-за того, что Тарараев на первое место ставил качество работы, а не количество, его бригада, случалось, проходила несколько меньше горных выработок, чем другие, и, следовательно, зарабатывала меньше. Но даже возможность заработать «лишний рубль» не могла поколебать рабочую совесть этого образцового горняка. В тех штреках, где работал Тарараев, креплением можно было любоваться: станок к станку, все одинаково ровно, как по ниточке.

Тарараев нам рассказывал, что еще до войны опытные горняки считали высшим классом так заготовить верхняк, чтобы он с первого раза плотно лег на обе ножки... и никаких прокладок. Такие опытные проходчики, как Тарараев, Гладких, Пирогов, Кравченко, Семенов и другие старшие товарищи всегда были для нас, молодежи, примером в работе.

5 июня 1943 года шахта № 62 была принята комиссией в эксплуатацию. При этом новое руководство шахты попросило руководство УНШ временно оставить из числа строителей 25 человек для более быстрого освоения проектной мощности повой шахты. Так, были оставлены на шахте братья Завадские, Буркис, Герцен, Унгер, Шмидт и еще ряд проходчиков, в числе которых был и я.

На эксплуатируемой шахте нам пришлось работать в новых условиях и приобретать новые профессии. Я стал работать бурильщиком. Новым для пас было, например, и то, что теперь пересменка проводилась не каждую декаду, как было принято в УНШ, а только первого числа каждого месяца. Тяжело было работать целый месяц в ночную смену если учесть, что мы тогда часто трудились без выходных дней.

Я попал работать на северное крыло шахты, а на южном крыле в нашу смену бурильщиком был М. Клепиков. За восьмичасовую смену каждый из нас на своем крыле обязан был разбурить панель и забой промежуточного и коренного штреков а иногда приходилось бурить еще и в очередной углеспускной печи. На каждом крыле шахты было всего по одному электросверлу, которое мы, бурильщики, перетаскивали из одного забоя в другой.

В те годы электрические сверла были еще без контроллеров и поэтому включение и выключение электросверла производилось при помощи штепсельного барабанного выключателя ШБГ-2, который весил не меньше, чем само электросверло, Таким образом, нам ежедневно приходилось перетаскивать из одного забоя в другой электросверло, выключатель и до 80 метров бурильного кабеля.

Вместе с бурильщиком всегда посылали и помощника, который во время бурения шпуров сидел около выключателя и по команде бурильщика включал и выключал электросверло. Был п у меня помощник родом из Средней Азии. Почти все рабочие из этого пополнения до приезда из Средней Азии в Гремячинск не то что на шахтах, по и вообще на производстве не работали. По-русски умели говорить лишь немногие из них и с большим трудом привыкали к повой работе. Так вот, моим помощником оказался казах Давлетбаев — мужчина средних лет, крепкого телосложения, который знал два десятка русских слов. Как и большинство прибывших из Средней Азии, он спускался в шахту в длинном национальном ватнике и меховой шапке. Лазать по крутым выработкам в такой одежде было крайне неудобно. Вдоль двухрядной органки панелей никогда не было лестниц, и мы добирались до панелей, цепляясь то за выступы угля, то за органку, постоянно рискуя сорваться и упасть вниз вместе со своими бурильным инструментом. От большого напряжения (и частично от страха) Давлетбаев добирался до панели весь в поту и при этом каждый раз крепко бранился и по-казахски, и по-русски. Но уж зато как только ступал ногой в панель, он гут же находил себе наиболее безопасное место, садился на скрещенные ноги, плотно подбирал под себя полы длинной одежды, ставил поближе к себе барабанный выключатель и не поднимался больше с места, пока я не разбурю всю панель.

Случилось, что очередной шпур попадал на очень твердую прослойку угля, и тогда я долго бурил. За это время Давлетбаев успевал задремать. Закончив бурение шпура, я кричал: «Выключай!». А бывало и так: я крикну раз, другой третий, но помощник меня не слышит. Долго держать над головой работающее электросверло я не мог и в таких случаях бросал его вместе со штангой в сторону и бежал к выключателю. Тут уж наступал мой черед браниться. А разбуженный Давлетбаев растерянно моргал глазами и спросонья никак не мог понять, за что его так ругают.

Запальщиком в нашу смену был чаще всего опытный С. Шилоносов. У него я многому научился. От него, например, узнал, как рациональнее располагать шпуры в забое штрека или в панели, ибо в те годы паспорта буро-взрывных работ никто не составлял, и мы о них и понятия не имели.

Запальщиков на шахте не хватало, иногда случалось, что мы оставались без них. И если в подготовительных забоях отпалку можно было произвести и в следующую смену, то в в панели палить нужно было ежесменно. Дело в том, что ни один горный мастер не мог удержаться от соблазна выпустить из рабочей панели с десяток вагонов «лишнего» угля.

В те времена горных мастеров в шутку называли старшими шуровщиками, ибо большую часть смены они находились на кореном штреке у мест погрузки угля в вагонетки. В панель горные мастера поднимались крайне редко и о состоянии дел в панели узнавали чаще всего в конце смены от бурильщиков или крепильщиков. В тех случаях, когда уголь из рабочей панели грузили, а отпалку в панели своевременно не проводили, расстояние от отбитого угля до линии забоя доходило до четырех метров. Разбурить такую «пустую» панель можно было только со специально забитых стоек и то с очень большими трудностями. Поэтому при отсутствии запальщика я иногда поднимался на-гора, брал аммонит и палил в панели.

Аммоиитный склад находился в небольшом дощатом сарайчике недалеко от здания главного подъема. По стенам сарая висели куски бикфордова шнура с капсюлями (тогда применяли еще огневое паление), а аммонит был повсюду на полу — в ящиках и просто в кучках. В середине сарайчика была установлена железная печурка, которую в холодное время Топили... аммонитом, да еще так старательно, что печка бывала вся красная.

Аммоиитный склад никогда не закрывался на замок, даже если все запальщики уходили в шахту. Раздатчиков взрывчатых веществ тогда еще и в помине не было. При современных больших строгостях с выдачей и учетом взрывчатых материалов сейчас трудно поверить, что в этом примитивном и неохраняемом складе все обходилось без «ЧП».

В нашу смену первое время горным мастером был Волченков, Если случалось, что в стволе забурится скип, то Волченков тут же собирал нас всех: бурильщиков, крепильщиков, опрокидчиков и даже дежурного электрослесаря. Он не отпускал никого до тех пор, пока мы не поставим скип на рельсы. И все это время, пока мы разбуриваем скип, Волченков вместе с нами лазил вокруг забурившегося скипа, помогал нам в работе.

Однажды мы разбуривали скип в метрах двадцати пяти от низа. Неожиданно оступился и сорвался вниз слесарь Воль-перт. Угол падения ствола был порядка 70 градусов. Мы скорей полезли вниз, в зумпф. Вольперт упал на мелкий сырой уголь, и это его спасло от переломов и сильных ушибов. Когда мы его подняли наверх и стали спрашивать, где и что у неро болит, то Вольперт неожиданно для нас забормотал: «А часы мои, мои часы?» — и при этом рукой стал искать в кармане на груди свои часы. Они были завернуты в тряпицу и продолжали тикать. А мы не знали, как себя вести: всем было и грустно, и смешно из-за того, что человек больше думал о своих часах, нежели о своем здоровье. Справедливости ради я должен сказать, что в те годы часы были большой редкостью. Даже золото в те военные годы так не ценилось, как часы.

После Волченкова горным мастером в нашей смене стал

Кокдрашев — человек и добрый, и требовательный. И при Кондрашеве наша смена продолжала оставаться одной из лучших на шахте. Стране нужен был уголь, и мы старались добывать его как можно больше. Из месяца в месяц мы наращивали добычу угля, и проектная мощность шахты была освоена раньше, чем планировалось.

В марте 1944 года меня и некоторых моих товарищей по работе отозвали с шахты № 62 обратно в УНШ. Я опять стал работать проходчиком, по уже на строившейся тогда шахте № 68. Это была первая пусковая шахта на западной стороне гремячинской синклинали.

В отличие от всех шести предыдущих, шахта № 68 была вскрыта не наклонным, а вертикальным стволом. К весне 1944 года его проходка была закончена, и многие бригады шахтостроителей приступили к проходке различных горизонтальных горных выработок на этой шахте.

Исторические победы наших войск на фронте вызвали высокий трудовой порыв у всех тружеников тыла, в том числе и у гремячипекпх шахтостроителей. Большинство бригад трудились самоотверженно, .высокопроизводительно и с большим энтузиазмом. /

Здесь я хочу отметить большую агитационную и / пропагандисткую работу, которую в этот предпусковой период проводило руководство УНШ и особенно парторг ЦК Виктор Алексеевич Беляков. Он часто бывал в шахте, встречался в забоях с членами многих проходческих бригад. I

В предпусковой для шахты № 68 период были использованы разнообразные формы моральных стимулов. Чуть ли не ежедневно вывешивались листки-молнии, извещавшие об отличной работе такой-то бригады в таком-то забое. На копре над местом посадки людей в клеть долго висел большой и броский плакат: «На перевыполнение плана снова и снова идут передовые бригады Обороки и Душакова!».

Но, пожалуй, еще большую радость и вдохновение мы ощутили 3 июня 1944 года, когда в Гремячинск пришла телеграмма от Председателя Государственного Комитета Обороны И. В. Сталина, в которой он поздравил шахтостроителей со сдачей в эксплуатацию шести гремячинскнх шахт.

Через три дня, 6 июня, США и Англия начали высадку своих войск на севере Франции. Чересчур долго тянули наши союзники с открытием второго фронта. Терпеливо ждали этого события советские люди. Почти два тяжелых года ждали мы и надеялись на помощь, но к этому времени уже, как говорится, перегорели. Советские войска победоносно громили фашистские полчища за пределами наших западных границ. Народы Восточной Европы рукоплескали советским воинам — освободителям.

До сдачи шахты № 68 оставалось всего несколько месяцев. Соревнование проходческих бригад нарастало с каждым днем. Экран социалистического соревнования регулярно извещал нас, кто впереди, а кто отстает. Каждому приятно и радостно было видеть свою бригаду в числе передовых. Но особенно испытывали моральное удовлетворение и получали вдохновение на высокопроизводительный труд шахтерские бригады, когда после успешной рабочей смены прямо у копра их встречали с цветами и духовым оркестром. Так, летом 1944 года многие шахтерские бригады добивались этой высокой чести. Игра духового оркестра в таких случаях вдохновляла не только победителей, но и весь шахтерский коллектив.

Здесь я хочу отметить, что гремячинцам очень нравилась игра духового оркестра. А руководил в те годы оркестром очень одареный музыкант А. Ротермель.

В период строительства шахты № 68 мне пришлось некоторое время работать с опытным горняком И. Безгубенко. Он был физически силен и обладал упрямым шахтерским характером. Мы работали на северном крыле шахты на проходке ската снизу вверх. В это время по Кизеловскому бассейну прошла слава о высоких достижениях знатного шахтера Под-жарова с шахты «Центральная», который начал работать в отстающих выработках отбойным молотком с удлиненной пикой. Безгубенко попросил, чтобы и на нашу шахту завезли несколько удлиненных пик. Вот так и случилось, что Безгубеико и я первыми на гремячинских шахтах начали работать по методу Поджарова. И если раньше за смену мы поднимали скаты па 80—90 сантиметров, то с помощью длинных пик и применяя метод Поджарова мы стали проходить от полутора до двух метров ската за смену. После этого постепенно и другие горняки нашей и соседних шахт начали применять длинные пики при работе в угольных забоях.

Летом 1944 года на шахте № 68 работала на проходке северного коренного штрека Шура Гончарова. До этого она была на поверхности откатчицей и сигналисткой. Но после неоднократных просьб ей разрешили стать проходчиком. Шура первая в Гремячинске «проложила» дорогу женщинам в шахту. В дальнейшем многие из них трудились в шахтах.

До шахты № 68 гремячинцы построили уже шесть шахт, и на всех шахтеры спускались и поднимались только пешком. 68-я стал первой, где была механизированная доставка людей в шахту. 30 сентября 1944 года шахта № 68 была сдана в эксплуатацию, и все основные силы Гремячинского УНШ были брошены на скорейшее завершение строительства шахты № 69.

1944 год часто приносил нам радостные вести с фронтов Великой Отечественной войны. Хорошие перемены происходили и у нас в Гремячинске. Улучшилось питание в столовых, а главное, весомей стал хлебный паек шахтера. Вместо 1 килограмма мы теперь получали на 200 граммов хлеба в день больше. И еще были введены так называемые «холодные завтраки». Талоны на них выдавались за перевыполнение норм выработки и отоваривались по 100 граммов хлеба и 30 граммов сала. Это была калорийная добавка к нашему ежедневному рациону.

Начальником Гремячинского УНШ с лета 1943 года был Иван Иванович Шелонцев. Начальником ЖКО, а затем заместителем начальника УНШ был Валериан Прокопьевич Шаврин. Первый был небольшого роста, очень полный человек. Второй тоже был полноватый, но высокого роста. Оба очень энергичные и подвижные и, я бы сказал, далеко не кабинетные работники. Шелонцева часто можно было видеть на строительных объектах. Шаврин много внимания уделял улучшению наших жилищно-бытовых условий. Достаточно требовательный по тому суровому времени, он оставался вежливым человеком. При Шаврине вместо сплошных нар во всех бараках установили деревянные койки, как в плацкартном вагоне. Всем выдали постельное белье. В каждом бараке отгородили специальную комнату, где мы переодевались после работы п сушили рабочую одежду. Так что в бараках стало гораздо светлее, уютнее и чище.

Несколько слов о нашей одежде. Всем поверхностным рабочим по мере поступления на склад УНШ стали выдавать телогрейки, бурки и чуни. Шахтеры еще получили и брезентовые костюмы. Правильно говорят, женщина всегда остается женщиной. Те же телогрейки они сразу начали перекраивать и перешивать, умудряясь при этом выкроить материал на воротничок, манжеты и широкий с двумя пуговицами хлястик. В перешитых таким образом приталенных телогрейках, в новых бурках и чунях, с отрастающими волосами наши девушки и женщины ходили радостные и гордые. А нам они казались еще более привлекательными и красивыми.

Глядя на них, и мужчины старались одеться чище и аккуратнее. Так, получаемые белые брезентовые костюмы (такого цвета их поступало в УНШ в 1944 году большинство) молодые шахтеры старались сохранить чистыми как можно дольше и ходили в них в кино и на свидания. Такая одежда никого не стесняла. Даже наоборот, мы гордились ею.

К концу лета 1944 года открылся новый клуб (в последнее время он назывался клуб шахты «Восточная»). Для всех шахтостроителей это было знаменательное и радостное событие. В клубе стали регулярно показывать разнообразные кинофильмы, чаще стала выступать с концертами наша художественная самодеятельность, почти еженедельно под духовой оркестр или баян устраивались танцы.

И все же это были трудные военные годы. Облегчения наступали очень и очень медленно, малыми долями. Потому мы всегда были искренне рады любым, даже незначительным улучшениям в нашей жизни.

После сдачи в эксплуатацию шахты № 68 строительство шахты № 69 стало вестись более ускоренными темпами. На пусковой стройке значительно увеличилось количество поверхностных и проходческих бригад, резко возросло число новых .проходческих забоев.

В те годы не было еще сквозных и комплексных бригад. В каждой смене в забое работала самостоятельная бригада. Это в настоящее время на проходку коренного или промежуточного штрека выходит в смену всего три-четыре человека, на помощь проходчикам пришли комбайны, погрузочные машины, конвейеры, скреперные лебедки, вентиляторы местного проветривания и другая горная техника.

Всего этого в годы войны не было. В коренных штреках не было погрузочных машин и электровозной откатки. Мы вручную грузили вагоны, сами откатывали их к стволу, гнали себе порожняк, доставляли от ствола крепежный лес. При возможности использовали для этого порожняк, по рельсовый путь подолгу бывал занят, н поэтому чаще всего мы доставляли лес на своих плечах, ошкуривали его уже в забое.

. При проходке промежуточных штреков уголь из забоя возили в вагонетках с опрокидывающимся в обе стороны кузовом. Емкость его была приблизительно 0,25 кубометра. Вместо рельсов настилали деревянные бруски.

В этих условиях приходилось затрачивать очень много времени и сил на вывозку угля из забоя. И все же меньше, чем во время строительства первых гремячинских шахт, когда вентиляционные и некоторые промежуточные штреки мы проходили «на тачке».

Высокий трудовой энтузиазм, который охватил нас, шахтостроителей, во время строительства шахты № 68 всецело сохранился и на строительстве шахты № 69. Мало сказать, к примеру, что все проходческие бригады сменяли друг друга только в забое. Часто проходчики приходили на рабочее место значительно раньше положенного времени, а бригада, находившаяся на смене, никак не соглашалась уходить из забоя преждевременно. Всем хотелось поработать дополнительное время, чтобы сделать как можно больше для победы.

Ежесменный строгий замер объема выполненной работы позволял оперативно и своевременно оценить и огласить трудовые успехи каждой бригады.

На строившейся шахте № 69 я работал на проходке коренного и промежуточного штреков южного крыла. На нашем участке в ноябре 1944 года комсорг УНШ П. Старжинский высокопроизводительно отработал одну смену, о чем он и написал в своей книге «Рожденный в грозу». Тут же автор коротко рассказал и о пожаре на шахте № 66. Вот как это было...

5 декабря 1944 года я работал во вторую смену (с 16 до 24 часов). Часа через три после начала смены поступила команда: «Срочно всем шахтерам выехать на-гора».

На поверхности нам выдали инструмент: кому — лопату, кому — кайло, кому — ломик, и начальник горных работ Титаренко без объяснений повел нас темным вечером за собой. Отряд в 60—70 человек шел молча, не зная, куда его ведут. От шахты № 69 мы шли сначала вдоль высоковольтной линии до центральной подстанции (сейчас подстанция № 2 на пересечении улиц Ленина и Комсомольской).

Эта дорога всем нам была хорошо знакома, так как по ней мы ежедневно ходили на работу и с работы. От подстанции Титаренко повел нас по железной дороге в сторону шахты № 63. Когда прошли ее и стали приближаться к шахте № 64, то увидели па темном небе слабое зарево. Оно то появилось, то исчезало. В колонне пошел разговор, что мы идем на пожар: горит шахта.

И вот, поравнявшись с шахтой № 65, все увидели печальное зрелище: горела шахта № 66. Из нее вырывался столб огня выше шахтного копра. Потом по непонятной причине вентиляционная струя в шахте меняла направление и огонь исчезал. По пути мы несколько раз наблюдали огненные столбы.

На месте мы узнали, что пожар возник во вспомогательном стволе после выполнения ремонтных электросварочных работ. Об этом сказано и у Старжинского.

К нашему приходу главный ствол был уже перекрыт металлическими лядами и их засыпали песком и породой. Мы стали заваливать горящий вспомогательный ствол: бросать в него вагонетки, куски рельс, трубы, камни, породу. Постепенно пламя все реже и реже вырывалось вверх, а потом и вовсе его не стало.

Но густой дым еще долго валил из ствола. В темноте и дыму мы с трудом узнавали друг друга. Люди непрерывно подходили с разных сторон к устью горевшего ствола, бросали в него свою ношу и сразу же отходили в сторону, чтобы не мешать другим. Особой осторожности мы пе соблюдали, ибо никто не предполагал другой беды. А она случилась. Схваченная зимним морозом земля вокруг ствола оттаяла и неожиданно с глухим шумом рухнула. Вверх взметнулись искры, клубы густого дыма и пыли. Когда удушливое облако рассеялось, то на месте устья ствола прямоугольной формы мы увидели провал — глубокую воронку. В полуметре от края ее висел механик УНШ Олехов. Чисто случайно его шуба зацепилась за конец торчавшего рельса. Все, кто был поблизости, бросились ему на помощь. Спасенный Олехов сказал, что в момент обвала рядом с ним, вроде, были еще люди. В темноте трудно было выяснить, все ли на месте, и мы продолжали работать. Но в душе у каждого оставалось тревожное чувство.

До самого утра мы носили с породного отвала камни и куски породы и бросали их в ствол. К утру мы так устали, что с трудом передвигали ноги.

Домой возвращались небольшими группами, кто по санной дороге, а кто снова по железной. И лишь утром, когда собрались в своих бараках, выяснилось, что три человека так и не. вернулись с пожара. Погибли, наши товарищи, проходчики Валдин, Артюхов и Прокопчук.

31 декабря 1944 года шахта № 69 была принята в эксплуатацию. А в первый день последнего военного года весь коллектив УНШ отдыхал, отдыхал заслуженно после напряженной работы, связанной со сдачей шахты.

В январе 1945 года начались подготовительные работы на месте будущей шахты 71—72. Одних послали валить лес па месте заложения шахты, других — рубить просеку от шахты № 69 до новой. Несколько проходческих бригад получили задание копать вдоль просеки ямы и устанавливать опоры для высоковольтной липни электропередачи.

Погода стояла холодная, и мы, проходчики, в шахтерской одежде чувствовали себя не очень уютно на морозном воздухе. Огромные костры горели вдоль просеки. Без упреков и ограничений нам разрешали попеременно греться у них, ибо у многих был еще в памяти случай двухлетней давности.

...Январь 1943 года был характерен снежными метелями и сильными морозами. 16—17 января температура воздуха понизилась до 52 градусов мороза. Всем поверхностным рабочим предложили оставаться в бараках и в дальнейшем при температуре —50 градусов на работу не выходить.

18 января с утра держался .мороз. А вот после полудня «потеплело» до —49 градусов. Слепо следуя распоряжению, какой-то педант приказал вывести людей на очистку от снега железнодорожного пути вблизи шахты № 62. На снегоборьбу вышло около 300 человек. Зимний день короток, поэтому костры не разводили. Самые стойкие проработали не более двух часов. Но большинство, не выдержав сильного мороза, вернулись еще раньше... Польза от этого мероприятия была сомнительная, так как к утру путь снова замело снегом. Но почти каждый третий вернулся в барак с обморожениями рук или ног. Среди пострадавших оказалось немало и таких, у которых обмороженные места месяцами не заживали. В медпункте бинтов не было, соответствующих мазей тем более. Раны гноились, от этого в бараках стояла ужасная вонь. Сотрудники медсанчасти не решались пли не имели права освободить их от работы. Я уже писал, что порядок с питанием с первых дней был строжайшим. В конце рабочего дня бригадир или сами рабочие получали у табельщика талон на питание на следующий день. По такому талону выдавалась дневная пайка хлеба и  

еще завтрак и обед в столовой. Хлеб вечно был сырой и тяжелый, как глина, а в столовой выдавали жидкую похлебку. От такого «обильного» питания люди исхудали и обессилели, но жизнь все же теплилась в теле.

А вот после «эксперимента» с людьми па морозе для многих наступили последние дни.,, Обморозившись, они не смогли в последующие дни выходить на работу. И, следовательно, не получали талоны на питание. Для истощенного человека достаточно было один-два дня остаться без еды, и он уже был обречен на голодную смерть. А сколько очень нужных рабочих рук потеряла в это время наша стройка, и все из-за жестокой команды работать на сильном морозе в худой одеженке и не соответствующей погоде обуви...

На установке опор под высоковольтную линию мы проработали несколько дней, после чего получили указание выходить на работу на будущую шахту № 71—72.

Узкая тропинка, протоптанная в глубоком снегу, долго петляла по глухой нетронутой тайге. Наконец мы вышли на небольшую площадку, на которой хаотически лежали спиленные деревья. В середине этой площадки стояла стройная высоченная ель. На ней сделан затес, на котором было написано «Клетьевой ствол шахты № 71—72».

Но горные работы мы начали не с проходки ствола — здесь еще длительное время велась подготовка к ним. «Первый штык» сделали на проходке северной разрезной печи. Эту выработку начали проходить чуть ли не с ходу. Расчистили снег и без всякой механизации начали выбирать землю. За несколько дней углубились метров па 10—15, многократно перекидывая грунт с полки на полку. Вскоре нам установили лебедку, соорудили небольшой копер, и дальнейшую проходку разрезной печи мы вели с помощью скипа, которым на шахтах выдавали на-гора уголь и спускали лес для крепления.

Сегодня каждый житель нашего города знает, что название с декабря 1942 года поселок Гремячинский, а с мая 1949 года — город Гремячинск, пришло от названия реки Большая Гремячая. Но уже мало кто знает, что еще 50 лет назад эта река вполне его оправдывала. Тогда она была полноводной, в ней водилась во множестве рыба. А каждую весну наша Большая Гремячая так бурно разливалась, так энергично и стремительно несла свои воды, что этот шум и рокот быстро текущей по камням воды был слышен очень далеко. Мы даже просыпались по ночам от громкого треска и грохота, когда весной на реке начинал ломаться лед. Вот какой гремящей и шумливой в свое время была река Большая Гремячая, представляющая сейчас из себя жалкий с ржавой водой ручей.

Из-за крутого права реки Большая Гремячая в те годы весной нам особенно трудно было добираться на работу' до шахты № 71—72. О подвозке рабочих па шахту не было и речи: ни дорог, ни транспорта. От наших бараков (сейчас район магазина «Горняк») мы шли по Железнодорожной линии до шахты № 64 (сейчас центральная часть города), а далее лесом, через реку Большая Гремячая на шахту № 71—72. Реку мы переходили по сваленным деревьям. Но разбушевавшаяся река нередко уносила их, и не так легко было^ выбрать вблизи реки другое большое дерево,- . чтобы спилить его для очередного мостика.- • •

На шахте № 71,—72 мы проходили первый в, Гремячинеке вертикальный, круглого сечения, с бетонной крепью клетьевой ствол. По мере углубления забоя ствол становился все водо-обильней. Два прорезиненных костюма нередко оказывались не-достаточной защитой от подземного дождя. От, падающей холодной воды тыльная сторона ладоней к концу смены становилась круглой: так опухала. У всех брезентовых рукавиц мы сразу отрубали топором уголок,, где должен находиться конец мизинца. Это делалось для того, чтобы вода свободно вытекали из рукавиц, а иначе они, наполнившись водой, спадывали с рук.

Погрузка породы в стволе выполнялась только' вручную. Пневматические грейферные погрузчики появились значительно позже.

От падающей воды, от работающих отбойных и разбуровочных молотков, от подвесного насоса в забое всегда стоял такой шум, что проходчики могли сказать друг другу пару слов только подойдя вплотную, и до предела надрывая голосовые связки. .

О телефоне в забое ствола не могло быть н речи. Связь с поверхностью осуществлялась Через стальную «ниточку» механического сигнала. При натяжении сигнального канатика специальный молот на поверхности ударял по стальной тарелке-вагонного буфера, и звук от удара был слышен' по всей территории шахты. • •

Во время проходки ствола была принята делая серия условных сигналов. По ты из забоя поднимали и спускали бадью, вывозили людей, открывали и закрывали сжатый воздух, поднимали и спускали подвесной насос, спускали в ствол временную металлическую крепь, кружала и бетон, вызывали в шахту запальщика, дежурного слесаря или горного мастера. Но был сигнал, который всегда вызывал и вызывает волнение и особую тревогу у всех лиц, находящихся на поверхности. Это восемь ударов подряд: «Подъем больного». Пусть же этот тревожный сигнал как можно реже звучит на шахтах нашего города и в других шахтерских коллективах.

Весной 1945 года было принято решение: восстановить после пожара шахту № 66. Начальником этих работ был назначен опытный и вдумчивый горняк Михаил Гаврилович Гринев.

При назначении на столь ответственную должность он оговорил за собой право свободного подбора кадров и из группы переданных ему со строительства шахты № 71—72 проходчиков отобрал только тех, кого лично знал, или о ком ему приходилось слышать хорошие отзывы. Такими оказались Семен Солин, Василий Нога, Костя Сочивко, Федор Ермоленко, Михаил Семенов, Николай Богданов и другие, а также молодые проходчики Адам Ситнер, Андрей Фриц, Яков Тнс-еен, Пфейф Андрей, Андрей Герцен и др. В числе других молодых рабочих от 17 до 19 лет был и я.

Для руководства проходческими бригадами Гриисв «не забыл» и таких прославленных асов своего дела, как Ефим Гладких, Михаил Тарараев, Влас Пирогов.

О том, что Гринев лично подбирал людей, мы узнали от него только на завершающем этапе восстановительных работ. А на первом нашем собрании Михаил Гаврилович высказался предельно кратко: «Нас ожидает трудная и опасная работа. Поэтому прошу всех быть в шахте дисциплинированными, оченьвнимательными».

Всю зиму 1944—1945 годов в горевшую шахту № 66 закачивали воду из реки Большая Гремячая, пока не заполнили все выработки. Нам теперь предстояло откачивать воду и восстанавливать главный ствол и околоствольные горные выработки.

В период нашей работы единственным производственным помещением на поверхности, которое постоянно обогревалось, было здание подъемной машины. Сюда мы заходили перед сменой, чтобы получить наряд, погреться. Здесь собирались и после смены, чтобы всем, вместе «и опять по шпалам» отправиться домой.

Получилось так, что на восстановление шахты были направлены только проходчики, поверхностных откатчиков и сигналистов у нас не было. Поэтому ежедневно поочередно 2—3 человека оставались на поверхности, чтобы откатывать на отвал породу, заготавливать, подносить и спускать в шахту крепежный материал, выполнять другие вспомогательные работы.

Работая на поверхности, мы с интересом наблюдали за действиями машинистов подъемной машины. И вот однажды в нашу смену заболел и ушел домой машинист. Телефонной связи не было, вызвать другого машиниста, послав кого-нибудь за ним, — значит, потерять много времени. А для выполнения сменного наряда нам нужно было выдать на-гора пару скипов породы и спустить лес для крепления. Тогда я сказал горному мастеру, что могу взяться за управление подъемной машиной, но при условии, что во время подъема и спуска скипа в забое никого не будет. Все согласились, и я впервые сел за рычаги этой машины. Простоя не было, и наша смена успешно выполнила задание.

Обо всем этом на следующий день горный мастер Петр Урванцев сообщил начальнику горных работ Михаилу Гавриловичу Гриневу и механику Павлу Васильевичу Нотченко. Впоследствии, как только не хватало машинистов, мне все чаще стали доверять управление подъемной машиной.

Забегая несколько вперед, скажу, что с легкой руки механика П. В. Нотченко в дальнейшем на строительстве шахт №№ 71—72 и 73—74 и другие механики — В. Коржавин, Т. Савчук, А. Вебер стали привлекать меня к обслуживанию тех или иных механизмов. В то время с одной работы на другую переводили без письменных приказов, и мы привыкли беспрекословно подчиняться любому устному распоряжению руководителей. Удостоверений на право обслуживания механизмов тогда никто не требовал. Мне, например, довелось поработать и машинистом подъем», и машистом шахтных Насосов (камеронщиком), и машинистом компрессора. А в копие 1946 года по настоянию механиков меня перевели на постоянную работу в электромеханическую службу УНШ, и на этом моя проходческая карьера закончилась. Но это случилось

уже много позже, а пока я продолжал работать проходчиком.

Во время восстановления шахты № 66 мы часто оказывались и работали в очень опасных условиях. Вывалы и обрушения над штреками достигали порой десяти и более метров. От пожаров песчаник в кровле сильно потрескался н обрушивался большими глыбами, нередко совершенно неожиданно. И когда мы выкладывали костры над креплением, то работали почти молча, без лишних слов — так велико было нервное напряжение. Не раз убеждались, что преходить новые выработки намного легче, чем восстанавливать старые.

После пожара вода в шахте № 66 стала очень кислотной. Например, капая в одну точку, вода за один месяц пробивала в шахте рельс. Откачанная вода стекала в реку Большая Гремячая, отравляя в ней все живое.

Новый, 1945 год принес советскому пароду и всем народам государств антигитлеровской коалиции реальные надежды на скорый и окончательный разгром фашистской Германии.

Мы каждый день, затаив дыхание, внимательно слушали очередные сводки Совинформбюро.

Первого мая 1945 года наши войска вели жестокие и кровопролитные бои уже в самом Берлине.

Второго мая над рейхстагом взвилось советское Красное Знамя. Берлин пал!

Утром 9 мая 1945 года по радио было передано радостное и долгожданное сообщение о том, что 8 мая фашистская Германия подписала акт о безоговорочной капитуляции. В этот день мы, как всегда, пришли утром на работу. Начальник горных работ, Михаил Гаврилович Гримов, собрал нас н горячо поздравил с долгожданным Днем Победы. А потом, впервые за все годы войны, нас отправили с работы домой. По всей стране был объявлен нерабочий день.

В то же утро праздничные митинги состоялись у конторы УНШ, на всех других шахтах. По такому торжественному случаю всем шахтостроителям к обеду выдали по 100 граммов водки.

Богат и эмоционален русский язык. Но я не могу подобрать нужные слова, чтобы в полной мере описать всеобщий восторг, воодушевление, огромную радость, какую пережили мы, гремячинцы, отмечая со всем советским народом первый день Победы. Зто был действительно «праздник со слезами на глазах». Многие плакали, вспоминая своих родных и близких, которые ушли защищать Родину и уже никогда . не вернутся в--свои-семьи...

Вспоминали и тех, кто в годы войны погиб во время строительства гремячинских шахт, кто умер от истощения и простуд, от других болезней и навечно остался лежать здесь, в гремячинской земле.

Вечером 9 мая 1945 года в Москве в честь Дня Победы был- дан праздничный салют. Мы взволновано слушали этот салют по радио.

Москва салютовала героической Красной Армии и флоту.

Москва салютовала труженикам тыла.

Москва салютовала всему советскому народу — народу-воину, народу-труженику, народу-победителю!!!


ГРЕМЯЧИНСК ПОСЛЕ ВОЙНЫ


Я часто вспоминаю атмосферу послевоенного Гремячинска, жизнь и интересы первых жителей нашего города. Не претендуя на бесспорность, я бы отметил следующие интересы, увлечения и устремления послевоенных гремячинцев.

Война разбила пли разъединила миллионы семей. Поэтому в конце сороковых годов было естественное и закономерное стремление каждого взрослого человека восстановить прежнюю пли создать новую семью, то есть жить в дальнейшем полнокровной семейной жизнью. Инвалиды войны и труда и некоторые демобилизованные нз армии возвращались к (поим женам. Но если случалось, что к концу воины глава семьи грудился па важном заводе пли в угольной промышленности, то, как правило, жены переезжали к мужьям.

Жители Гремячинска не были исключением в этом демографическом процессе. Число семей росло очень быстро. Вполне понятно, что каждая из них желала иметь "свой угол". На отдельную квартиру в те годы могли рассчитывать только кадровые специалисты. А для большинства семей пределом мечты была отдельная комната. На первых порах многие бараки стали приспосабливать под семейные жилища. Вдоль всего барака посредине оставляли коридор с выходом в оба его конца. Затем боковые стороны барака перегораживали на комнаты по 12—15 квадратных метров. В каждой комнате устанавливали кухонный очаг — вот и весь максимум коммунальных удобств. Из одного барака получалось до двадцати комнат.

В тот же период времени по улице Ленина, начиная от шахты № 62 и кончая Временным поселком (ныне поселок, Энтузиастов) Гремячинское УНШ высокими темпами строило двухэтажные многоквартирные и одноэтажные двухквартирные деревянные дома для семейных трудящихся. Было много молодежных общежитии И все же жилья остро не хватало.

В первые послевоенные годы в Гремячинске большой размах получило строительство индивидуальных домов. Они росли, словно грибы после дождя. Индивидуальным застройщикам государство выделяло денежные ссуды. При некоторых профкомах были созданы кассы взаимопомощи. Все это,-несомненно, облегчало строительство своих домов. Улицы новостроек все дальше уходили от центра и от шахт.

 Некоторых шахтеров такое удаление от места работы не устраивало, и тогда вблизи шахт, вдоль железных дорог появились целые кварталы самовольной не плановой застройки Массовое строительство индивидуальных домов помогло многим семьям, в том числе и молодым, обеспечить себя жильем.

Однако не только жилищные проблемы занимали умы гремячинцев. Устав от напряженной жизни в военные годы, люди начали жить более расслабленно, охотно встречались в маленьких и больших компаниях, охотно ходили в клубы смотреть разные кинофильмы, которые демонстрировались почти ежедневно, охотно ходили на концерты приезжих артистов, пли местной художественной самодеятельности. '

Но особенно в послевоенные годы гремячинцам полюбился футбол. Многие шахты и ряд крупных организаций имели свои футбольные команды, а некоторые и свое футбольное поле. Центральным и самым благоустроенным в городе было футбольное поле, построенное сразу после войны силами Гремячинского УНШ. Вдоль западной и восточной сторон поля, стояли многорядные трибуны для зрителей.

Последнее время этот стадион принадлежал шахте «Гремячинская», а в настоящее время на этом футбольном поле построены так называемые «немецкие» дома.

Встречи сильнейших футбольных команд города, как правило, организовывались на центральном поле. И если игра наших лидеров проходила при хорошей погоде, то это был настоящий праздник для гремячинцев. Любовь к футболу, желание общаться, желание встретить на трибунах друзей и знакомых и вместе с ними сопереживать во время игры — все это собирало в дни большого футбола тысячи людей. Для болельщиков не было помехой даже отсутствие городского транспорта в те годы. Со всех поселков города задолго до начала футбольного матча шли люди к центральному стадиону. Шли в одиночку, семьями, целыми группами. Многим, может быть, сейчас трудно поверить, что даже женщины и дети, не боясь дальней дороги, охотно спешили на футбол. В те годы кумиром и любимцем болельщиков слыл нападающий Р. Губер. Популярными были футболисты В. Полуденцев, В. Кнор, И. Шмидт,

А. Идт, И. Зигаленко, А. Хаперский, Ю. Заманягра, И Ки-сельман, А. Садилов, В Смирнов и другие. Любил надевать футбольную форму и играть за свою команду начальник Гремячннского УНШ А. Горлин.

В годы воины миллионы учащихся по разным причинам прервали учебу в школах, в других учебных заведениях. После войны тяга к знаниям заставила многих из них вновь сесть за парты н за учебники, в том числе и тех, кто уже стал семьянином. Повсюду открывались вечерние школы рабочей молодежи. Несколько таких школ было открыто и в нашем городе. Сотни гремячинцев сели за парты в вечерних школах. Вечерняя школа № 1 открылась в деревянном бараке, где находилась самая первая в Гремячинске начальная школа. Барак этот стоял за промтоварным магазином № 10.

Осенью 1953 года, будучи уже главой многодетной семьи, я по примеру некоторых моих товарищей тоже поступил учиться в эту школу. Занимались мы четыре раза в неделю. Занятия начинались с 7 часов вечера. Расписание уроков было очень плотное, по 5—6 уроков в день. Нередко после уроков мы вместе с учителями оставались на консультации или дополнительные занятия.

Я и мои одноклассники Е. Царькова, И. Деревянко, П. Ма-рнненко, Г. Рихерт, А. Кеммер, П. Бохан жили в то время далеко от школы, в районе городского профессионального-технического училища. Не позже шести часов вечера мы уходили из дома, чтобы к началу занятий дойти до школы. Домой из школы приходили не ранее часу ночи. А в б часов утра уже надо было спешить для работы на шахту.

Конечно, совмещать работу с учебой было нелегко. Но мы старались в любую погоду — в дождь, в метель, в мороз — без пропусков посещать занятия.

В школе преподавали очень хорошие учителя. Они были в меру требовательные и в то же время очень добрые, чуткие, никогда не отказывали в дополнительных занятиях, а главное, они активно морально поддерживали нас, когда кому-либо было особенно тяжело продолжить учебу в школе. И я с большим удовольствием хочу выразить мою искреннюю благодарность моим- бывшим учителям Зое Ивановне Распоповой, Лидин Петровне Могиловой, Людмиле Петровне Вальман, Лидии Георгиевне Бабиковой, Клавдии Михайловне Харди-ной, Рихарду Ивановичу Кениг, Петру Ивановичу Тарасову и др. Но особенно благодарен я бывшему директору вечерней школы № 1 Павлу Сергеевичу Якушеву.

Расскажу несколько подробнее... За месяц до начала учебного года вечерняя школа начала проводить подготовительные занятия с вновь поступившими учениками, у которых перерыв в учебе превышал два года. Я закончил седьмой класс в 1941 году. И вот через 12 лет отважился прийти в школу 31 августа, когда все преподаватели и учащиеся вечерней школы собрались на общее собрание, посвященное началу учебного года. Я зашел в учительскую с заявлением, в котором просил зачислить меня в восьмой класс. Ближайший ко мне учитель взял мое заявление, прочитал и сказал: «А где же, молодой человек, Вы были раньше, когда проводились подготовительные занятия?». Я ответил, что только сегодня окончательно решил пойти в школу. Другой учитель взял мое заявление и, прочитав его, сказал: «У Вас слишком бльшой перерыв в учебе... Обратитесь к директору школы, возможно, он решится принять Вас в школу». Я подождал прихода директора. И вот тогда я впервые увидел Павла Сергеевича Якушева. Молодой, подтянутый, в военной форме, он с улыбкой взял мое заявление, прочитал его, посмотрел еще раз-па-меня и написал: «Допустить к занятиям с испытательным сроком два месяца».

Первую четверть я тогда закончил без троек. А «испытательный срок» я сам себе продлил на целых три года. Я учился с полным напряжением сил, и закончил среднюю школу с серебряной медалью.

Многие гремячинцы после окончания средней школы рабочей молодежи настойчиво продолжали свое образование. Например, Г. Кениг, В. Фрезе, Н. Галанова, И. Мальчишкин, А. Вальман, В. Павловская и другие успешно закончили затем институты. К. Эннс, А. Микрюков, А. Воронцов после вечерней школы закончили техникумы.

Некоторые мои одноклассники тоже продолжили учебу: Р. Корзунина, закончила институт, Е. Царькова, И. Деревянко, Г1 .Чапайкина, А. Кеммер и я закончили техникумы.

Еще я хочу отметить не только большую трудовую,  но и общественную активность жителей Гремячинска в послевоенные годы. Большую активность проявляли наши трудящиеся на различных собраниях. К примеру, рабочие собрания всегда проходили заинтересованно, с критическими выступлениями. В переполненных залах часто рядом с шахтерами находились их жены, которые без стеснения, в глаза рубили правду-матку любому начальнику.

Большая активность проявлялась также во время многочисленных субботников и воскресников. Многие горожане принимали участие в благоустройстве территорий вокруг домов, в озеленении города, в строительстве дорог и тротуаров. Но с особой гордостью старожилы Гремячинска вспоминают свое участие в. создании городского парка. Парк был расчищен и благоустроен в короткий срок и преимущественно за счет энтузиазма гремячинцев, в том числе и за счет комсомольско-молодежных субботников.

Городской парк в свое время был любимым местом отдыха жителей Гремячинска. В 60-е годы в нем был и летний кинотеатр, эстрада, на которой выступали многочисленные коллективы художественной самодеятельности, летняя танцплощадка, где регулярно проводились танцы под духовой оркестр, в парке работали детские аттракционы.

При всех клубах города имелись немалые коллективы самодеятельных артистов. И не только при клубах. Они были, в школе-интернате № 10, ряде других школ города, в профессионально-техническом училище, орсе «Гремячинскуголь». В то время в городе было несколько духовых оркестров, несколько драмкружков, до десятка хоров, танцевальных коллективов, большое число агитбригад. И опять же. что замечательное явление в культурной жизни Гремячинска я г. первую очередь отношу па счет большой тяги людей к общению, па счет их высокой гражданской активности. Но при этом я ни в коей мере не хочу умалить активную работу отдела культуры и организаторские способности руководителей клубов.

Руководители предприятий и организаций насильно никого не заставляли участвовать и кружках самодеятельности, а участники художественной самодеятельности никаких льгот не имели. Люди сами шли в самодеятельность с большим желанием, находя в ней определенное моральное удовлетворение.

Особенно заметно было развитие художественной самодеятельности, когда Дворцом культуры заведовал Александр Савельевич Штейн, а клубом шахты №76 заведовала- Маргарита Александровна Черкасская. В то время это были самые многочисленные коллективы художественной самодеятельности в нашем городе. Только в одних хорах в каждом из этих коллективов участвовало до 80 и более человек. А ведь были еще духовые, эстрадные оркестры, вокальные, танцевальные и драматические кружки, агитбригады, солисты и чтецы.

Мы имели все основания гордиться своей художественной самодеятельностью. У нас не было народных артистов, но были артисты из народа, и гремячинцы их очень любили. Особенными популярными в те годы были одаренные певцы Нина Плотникова и Александр Штейн. Неизменно горячими аплодисментами встречали Валентину Бакутину. Николая Брижана, Светлану Мирхайдарову. Их ценили не только гремячинцы. Их тепло встречали и на сценах Кизела, Губахн. Многие выступления самодеятельных артистов отмечались специальными дипломами, а хоры Дворца культуры и клуба шахты № 76 несколько раз выходили па областные смотры. Художественным руководителем Дворца культуры в те годы был одаренный баянист Владимир Коновалов. Я много лет играл в духовом и эстрадном оркестрах Дворца культуры. Неизменным руководителем у нас был страстный энтузиаст Артур Иванович Вебер. О творческих успехах нашего духового оркестра можно судить по тому, что мы неоднократно на бассейновых смотрах преодолевали «кизеловский барьер» и становились участниками областных смотров художественной самодеятельности. Выступали мы и по Пермскому телевидению.

Значительно позднее славу гремячинской самодеятельности умножил бывший ансамбль Дворца культуры «Контраст».

В те годы танцы во Дворце культуры или на танцевальной площадке в парке проводились под духовой оркестр. Мы играли вальсы, фокстроты, танго, краковяк, польки. Танцевальные ритмы в то время были .значительно разнообразней, чем у нынешней молодежи. Танцевали только парами и обязательно при самом ярком свете. Хорошее, освещение позволяло девушкам гордиться своими нарядами, особенно если кто-то был одет в более моднее платье. А парни в освещенном зале  старались быть более подтянутыми, стремилась как можно красивей и разнообразней вести в танце свою партнершу, внимательно оберегая её от столкновения с другими танцующими парами. На возраст танцующих никто не обращал внимания.

Война отняла у нашего поколения молодость, и поэтому считалось вполне естественным желание взрослых хоть как-то наверстать упущенное и повеселиться вместе с молодыми.

Лет тридцать пять назад число любительских духовых оркестров в нашей стране пошло на убыль. Появилось очень много различных вокально-инструментальных ансамблей. Но по радио и телевидению часто можно услышать музыкальные произведения в исполнении духовых оркестров. Меня и других любителей духовой музыки это радует и обнадеживает. Мы верим, что духовые оркестры рано или поздно вновь обретут былую любовь и популярность.

ПЕРВЫЙ ХИРУРГ ГРЕМЯЧИНСКА

Незаурядной личностью вошел в историю становления нашего города врач Карл Каспарович Цейтлер. Многие гремячинцы помнят его до сих пор, рассказывают о нем своим детям, внукам.

На строительство наших шахт Карл Каспарович прибыл с богатым опытом работы хирурга в прифронтовых медсанбатах. Но не только оперировать первостроителей приходилось ему. В голодные военные годы исход любого лечения во многом зависел от питания больного. Это прекрасно понимал Цейтлер.

Выдача продовольственных карточек и расход продуктов питания строжайше контролировались. И все же Карл Каспарович старался использовать любые возможности, чтобы помочь людям оставаться трудоспособными, а совсем ослабевшим — хотя бы выжить.

Например, старый и опытный горняк И. А. Аксенов, приехавший в Гремячинск вместе со своей семьей, от постоянного недоедания оказался на грани полного истощения. Узнав об этом, Цейтлер обратился к парторгу ЦК В. А. Белякову с настойчивой просьбой принять любые возможные меры, чтобы спасти Аксенова.

И помощь была оказана. Аксенову назначили в столовой дополнительное питание. Конечно же, далеко не всем нуждавшимся в усиленном питании мог помочь Карл Каспарович. Чаще всего он прилагал усилия, чтобы ослабевшему или больному человеку подыскали более легкую работу.

К весне 1943 года от недостатка витаминов в пище многие рабочие заболели цингой. По предложению и настоянию Цейтлера построили специальную кипятилку с двумя большими чугунными котлами, в которых заваривали пихтовую лапку. Каждому из нас в принудительном порядке ежедневно давали выпить по кружке пихтового отвара. Постепенно мы так привыкли пить его, что выражали недовольство, когда отвар несвоевременно развозили по баракам. Витаминизированный пихтовый чай спас многих от тяжелой болезни.

Но вот миновали голодные годы, и тогда в полную силу раскрылись большие знания и богатый опыт Цейтлера — прача-хирурга. В настоящее время медицина шагнула далеко вперед, и те оперативные вмешательства, которые в тогдашних условиях проводились Цейтлером сегодня считаются рядовыми. Но для тех лет его операции были уникальными, а подчас даже дерзкими: ведь не было элементарного хирургического инструмента, а об аппаратуре и говорить не приходилось. В 1945—1946 годы по инициативе Карла Каспаровича электрослесарь-самоучка Я. Кох изготовил несколько первых физио-аппаратов.

В военные и первые послевоенные годы Цейтлер практически был единственный врач в Гремячнпске. Он лечил детей, удалял зубы, вел терапевтические приемы. Многие гремячинцы испытали на себе необычайную одаренность Карла Каспаровича. Лично мне и моим детям Цейтлер неоднократно приходил на помощь. Умелым лечением или добрым советом, он многим помог избавиться от той пли иной болезни.

В памяти тех, кому приходилось обращаться за помощью к Цейтлеру, он остался как добрый, внимательный, общительный и очень простой человек.

Карл Каспарович не признавал «табели о рангах». По любому (!) вызову в любое время суток, в любую погоду (!) он одевался, выходил из дома и спешил на помощь больному. Мне известен такой случай. Как-то по просьбе пожилого жителя поселка Мутный, Цейтлер вместе с операционной сестрой, взяв необходимый инструмент, отправился по зимней дороге пешком за 18 километров, чтобы сыну заявителя сделать операцию, как потом оказалось прободной язвы желудка. Операция проводилась в избе, в примитивных условиях и прошла успешно.


У Цейтлера был строгий распорядок дня. Рано утром он помогал жене в ведении домашнего хозяйства. До обеда вел прием больных. Во второй половине дня занимался организационными вопросами. Вечером читал медицинскую литературу. У него, кстати, была богатая библиотека, которую он привез из Саратова. Тут надо сказать, что к плановым операциям Карл Каспарович всегда готовился особенно тщательно, внимательно прочитывал всю имевшуюся по определенному вопросу медицинскую литературу.

Цейтлер занимался не только лечебной практикой, но проводил в нашем городе и большую профилактическую работу. Вместе с группой врачей разных профилей он ежегодно организовывал так называемые «силикозные комиссии», которые проводили профилактический осмотр шахтеров с целью выявления и профилактики профессиональных заболеваний.

С 1947 года Цейтлер возглавлял хирургическое отделение горбольницы. За долгие годы работы в Гремячинске эрудиция и профессиональное мастерство Карла Каспаровича возросли многократно. На его счету много сложнейших операций. В 1959 году он удостоен почетного звания «Заслуженный врач РСФСР».

Таков был Карл Каспарович Цейтлер Последние годы жизни вместе со своей семьей он жил в Москве. Умер К. К. Цейтлер 30 декабря 1979 года в возрасте 80 лет.

«Вспомним всех поименно,

Горем вспомним своим... 

Это надо

не мертвым,

Это надо

живым!

Р. Рождественский.


ТРУДОВОЙ подвиг НЕМЦЕВ-ПЕРВОСТРОИТЕЛЕЙ



ПРИБЫТИЕ В ТАЕЖНЫЙ ПОСЕЛОК


26 ноября и 7 декабря 1942 года на станцию Баская прибыли эшелоны с немцами-трудармейцами. Первый из этих эшелонов прибыл из Оренбургской области, а второй —■ из Новосибирской.

В середине февраля 1943 года в Гремячинск прибыл еще один эшелон с немцами из Казахстана и Киргизии. Всего в Гремячинск прибыло тогда около трех тысяч немцев, в том числе около 100 женщин.

Абсолютное большинство среди немцев-трудармейцев составили юноши и девушки в возрасте от 15 до 17 лет. Все приехавшие тогда в Гремячинск немцы были мобилизованы районными военкоматами.

Второй год шла Великая Отечественная война. Мясорубка войны требовала все новых и новых жертв. Военкоматы страны с большими трудностями удовлетворяли потребности Советской Армии в пополнении. Однако российских немцев в те годы направляли только на трудовой фронт (в годы войны такой термин широко применялся).

Везли мобилизованных немцев в переполненных «телячьих» вагонах, везли долго, с бесконечными остановками па больших и маленьких станциях, кормили один раз в день, и то не всегда.

ЖИТЬЕ-БЫТЬЕ БАРАЧНОЕ


В 1942 году поселок Гремячинский состоял из нескольких домов и бараков на берегу реки Гремячей. На правом берегу реки у самого моста стоял двухэтажный деревянный дом. На первом этаже этого дома была столовая с очень маленьким залом, завтраки и обеды здесь отпускали только на вынос.

На втором этаже этого здания жили работники углеразведки. Через дорогу, ниже по течению реки, стоял барак, в котором. жили инженерно-технические работники, а еще ниже находились несколько ветхих домиков и небольшая пекарня.

На месте гастронома № 1 «Горняк» и прилегающих к нему домов была зона 1, огороженная высоким забором и колючей проволокой. А в районе нынешнего делового двора шахтоучастка «Гремячииский» и магазина № 23 находилась вторая зона с недостроенными заснеженными бараками, но зато с уже готовыми забором и проходной. Несколько жилых бараков стояли вдоль улицы Ленина на участке от подстанции до нынешней центральной сберегательной кассы. В один из этих бараков поселили женщин-немок. Их за колючую проволоку не загоняли. Во всем остальном на их долю выпали те же, что и мужчин, голод, холод, отсутствие спецодежды и постельных принадлежностей на двухэтажных нарах. А многим женщинам и девушкам досталась еще и тяжелейшая мужская работа.

Забегая вперед отмечу, где бы им ни приходилось работать, всюду они вносили свой посильный вклад, заслуживали похвалы За свой честный труд: сестры Адам, сестры Беккер, сестры Рунк, 3. Богданович, И Гебель, М. Гергерт, А. Гауе, А Гергольд, И. Гардт, А. Кеммер, М. Кеслер, М. Миллер, И. Майнгардт, К. Нейфельд, Ф. Обгольц, И. Рунк, Э. Лебер, Г. Шмидт (Бахман), Л. Шмидт, В. Гетте, Е. Унгер, Э. Петкау, Л. Зайцева, Ф. Лебер, Е. Рассомахина, М. Матрохина, Э. Плетене-ва, Е. Зиннер, М. Зиннер, М. Кох, К. Нунгессер, А. Вагнер, А. Боон (Герцен), И. Мецгер, М. Герцог, А. Самохина, И. Констанц, Э. Фельзинг, Е. Миллер, М. Ульрих, Г. Гергерт, И. Швенк, В. Лидер, Э. Фотермель, М. Шлегель, М. Фоклер, М. Франц, М. Зейвольд, сестры Остертаг, Е. Менде, И. Шмидт (Лох), Е. Вернер и многие другие женщины-немки.

Всех мужчин поселили в зону. Сплошные двухэтажные нары вдоль обеих стен барака позволяли поселять в одно помещение до 200 человек, то есть по 50 человек в один ряд. Кто-то смог достать клок сена на подстилку, а большинству пришлось ложиться на голые мерзлые доски. Стены бараков изнутри были покрыты льдом. Две железные печи, установленные в проходе, не могли обогреть жильцов, поэтому Нередко к утру одежда примерзала к нарам или к стене барака (все ложились спать в той же одежде, в которой работали в лесу, на стройке или в шахте).

ПЕРВОСТРОИТЕЛИ

Всех немцев, прибывших на гремячинскую землю в конце 1942-го, приняли в штат Гремячинского УНШ (управление новых шахт), единственной в то время строительной организации, которая вела строительство шахт, железной дороги от станции Баская до Гремячинского, линий электропередач и трансформаторных подстанций, жилья — словом, всех промышленных объектов и поселков будущего города.

Забегая вперед, отмечу, что Гремячинское УНШ и в послевоенные годы, вплоть до середины 60-х годов оставалось самой мощной, многочисленной строительной.-организацией- нашего города. До ноября 1942 года в УНШ работали около 350 человек. Большинство из них были опытные горняки, плотнишь строители. Достаточным опытом обладали и инженерно-технические работники.

Мощное пополнение, которое получило УНШ в лице немцев-трудармейцев, в большинстве своем не было обучено какой-либо специальности. Многие вновь прибывшие были тут же распределены по бригадам, во главе них стояли прославленные шахтеры Е. Гладких, М. Тарараев, В. Пирогов, П. Урванцев, Г. Галимов, М. Семенов, С; Солин, В. Бунин, М. Алексеев, Ф. Ермоленко, В. Нога, И. Безгубенко, Н. Богданов и другие. Бригады плотников возглавляли опытные мастера своего дела Лаптенок и Прищепа.

Умело руководили поверхностными и подземными работами И. Шелонцев, В. Беляков, И. Трошин, Г. Шевченко, С. Болховитинов, С. Ященко, А. Титаренко, И. Аксенов, П. Пьянов, В. Ветрянный, Д. Яшин, С. Нарыжный, Ф. Ильин, В. Коржавин, Т. Савчук, П. Нотченко, К. Андреев, Д. Денисов, И. Гольцев и другие инженерно-технические работники.

Немцы-первостроители сохранили добрую память о тех, кто бескорыстно передавал нм опыт, знания и умения. Трудармейцы старательно учились у старших и опытных- товарищей и не менее добросовестно работали. Немцы благодарны за товарищескую помощь, за чувство локтя всем выше названным. наставникам. Они охотно вспоминают как добрых товарищей по работе и тех, с кем пришлось сообща- трудиться несколько позже: И. Рыбалко, К. Кузьмин, Д. Оборока, В. Пехник, П. Мицкевич, Н. Жемчугов, Н. Душаков, Е. Рас-сомахин, И. Седачев, Д. Игошев, А. Соломахин, Ф. Гончаг. ренко и другие.

Война не оставляла времени на раскачку. За короткое время добились хороших результатов и получили признание проходчики А. Снтнер, А. Доннер, Я. Ласкан, Г. Шмидт, А. Пфейф, А. Гаммершмидт, братья Завадские, А. Унгер, А. Герцен, И. Шерер, А. Фриц, А. Креккер, А. Обгольц, Е. Броцман, А. Госсен, А. Гардер, Я. Тиссен, Я. Генрихе, Р. Кайзер, Л. Робертус, П. Майле, Я Классен, И. Андреас н другие.

Знающими свое дело механизаторами стали А. Вебер, А. Мораш, И. Бахман, А. Гиль, И. Гетте, А. Миллер, Я. Церт,

братья Эннс, П. Герцен, Р. Гофман, И. Шмидт, О. Гардт, И, Классеи, братья Дреер, А. Кримих, Н. Крафт, Г. Барг,

A. Юнг, В. Констанц, В. Христиани, Ф. Билле, Ф. Benfcp,

B. Гертер, А. Кеммер, И. Франк, Ю. Райер, А. Геффеле, братья Гюнтер, братья Герцен, В. Кашуба, И. Губер, И. Генрихе, Б. Линдберг, Э. Рейн, Н. Лерих, П. Бергман, А. Ней-фельд, И. Зейвальд, О. Фишер, А. Кислпнг, А. Вндергольд, Я. Кох, В. Меркер, Т. Зальцзейлер, Д. Швейк, П. Классеи, А. Фрнбус, Ю. Гетлер, А. Иост, Я. Дридигер, Н. Дерксен, Д. Редекоп, А. Идт, и другие.

Первоклассными плотниками, столярами, штукатурами стали Р. Матикс, Р. Рехлинг, О. Вагнер, Д. Тиссен, А. Вебер, А. Файгель, Е. Ведель, А. Лаубах, К. Кеслер, В. Беер, И. Швенк, Е. Гаррес, Э. Видигер, А. Гаан, Е. Гейбель, А. Шнейдер, П. Зоммер, Ф. Валгер, Я. Фильберт, А. Лейман, К. Зиннер, Э. Драт, А. Керн, Э. Люфт, Я. Бетц, А. И. Вебер, И Лебер, К. Бекк, А. Лаубах, братья Майснер, Я. Дамм, М. Дрис, братья Зиннер, И. Кауцель, (Гауцель), П. Витман, братья Мункашевскне, К. Вормсбехер, П. Федрау, братья Вернер, Лидер, Р. Фрибус и другие.

Со временем Р. Рехлинг и Р. Матикс сами стали бригадирами крупных строительных бригад. А Р. Мецгер прошел путь от табельщика до руководителя крупного строительного треста.

СТРАШНЫЙ «ЭКСПЕРИМЕНТ»

Но далеко не все руководители и рабочие Гремячинского УНШ относились доброжелательно или хотя бы лояльно к немцам-трудармейцам. Были и такие, которые не упускали возможности, чтобы оскорбить, обозвать, унизить немца только за то, что он родился немцем. Слово «фашист» они употребляли особо охотно. А были и такие, которые открыто обещали вести строительные работы на «немецких костях». Особенно часто повторял эти слова начальник строительства железной дороги А. Горлин.

Обильно удобрена гремячинская земля костьми немцев-трудармейцев. Зимой 1943 года по утрам из каждого барака выносили одного-двух покойников. Особенно большая смертность среди нас наступила к весне 1943 года, когда к постоянному голоду прибавились еще инфекционные заболевания.

Похоронная команда едва успевала вывозить мертвых. Нет, нет, здесь автор не ошибся, употребив слово . «вывозить», а не «хоронить». Голого покойника, без всякого гроба, клали на сани и везли в ближайший лес. Там и выбирали место поближе к дороге, разгребали снег и старые листья,клали покойника на землю и засыпали тем, что отгребали с этого места. Впрочем, если читателю удобно, ему позволено описанное действие назвать похоронами.

Повышенная смертность среди немцев-трудармейцев продолжалась и в 1944 году, но теперь уже чаще от кишечных заболеваний. Заканчивая эту печальную тему, приходится признать, что злобные предсказания Горлина оказались близки к истине. Город Гремячинск в определенном смысле действительно построен на костях многих сотен немцев-трудармейцев.

ВОПРЕКИ ХОЛОДУ, ГОЛОДУ И УНИЖЕНИЯМ

Но большинство немцев-трудармейцев, слава Богу, остались живы. Пусть на пределе человеческих сил и возможностей, но все же выжили. Большинство из них продолжали трудиться на тех участках, куда попали при распределении.

Немцы Гремячинска трудились с полным напряжением сил. Производительность их труда из месяца в месяц приближалась к производительности наставников, старших товарищей. И все чаще руководители и члены коллективов вынуждены были признать, что немцы-ученики трудятся не хуже своих учителей.

Важно отметить и такой факт. Немцам-трудармейцам долгое время не разрешалось занимать должность выше бригадира. Мало кто знает, что К. Цейтлер, Э. Думлер, Г. Эмих, Г. Лидер, Вольман, Грасмик (не помню имен) и многие другие специалисты долгое время трудились на рабочих местах. Например, Цейтлер и Думлер на плечах выносили из леса к стволу шахты № 63 крепежный лес.

А теперь можно предложить читателю сделать самому определенный вывод. Ко времени прибытия в Гремячинск немцев-трудармейцев, здесь уже трудились около 350 человек. Около полусотни из них были инженерно-техническими работниками. И вот с начала декабря 1942 года к этим 300 прибавляются еще 3000 немцев-трудармейцев. Конечно же, соотношение 1:10 оставалось недолго.

В январе 1943 года в Гремячинск приехали стройбатовцы из-под Сталинграда, и в последующие годы в УНШ прибывало пополнение. Но все равно, вплоть до 1949 года, когда Гремячинск получил статус города, немцы-трудармейцы составляли львиную долю в штате УНШ. . -

А ведь город Гремячинск со всеми его шахтами, промышленными и культурными объектами, все жилые поселки вблизи шахт были в сжатые сроки построены коллективом Гремячинского УНШ. Так могли ли быть такие успехи без самоотверженного высокопроизводительного труда немцев-трудармейцев?

ПОЗДНЕЕ ПРИЗНАНИЕ

Однако вплоть до 1989 года в юбилейных выступлениях руководителей города и на городских партийных конференциях немцев «забывали» упоминать в числе первостроителей города Гремячинска. И только к празднованию 40-летия нашего города в воспоминаниях старожилов появились упоминания о немцах, а в городскую Галерею трудовой славы были помещены портреты нескольких немцев-первостроителей.

Справедливости ради я должен написать еще и о том, что в 1992 году немцы-трудармейцы удостоились чести быть награжденными медалями «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941 —1945 г.г.» Это высокая Правительственная награда, это важное признание нашего самоотверженного труда, нашего вклада во всеобщую Победу, когда уже мало осталось в живых немцев-первостроителей.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ

Завершая воспоминания о послевоенном Гремячинске, я хочу сказать еще о трудных успехах Гремячинского УНШ и несколько слов о славном и дружном его коллективе. С 1945 по 1956 гг. были построены шахты: 71/72 («Западная»); 73/74; 76 («Таежная»); 65 — Капитальная; 62 — Капитальная («Гремячинская») и 75/77.

Темпы проходки вертикальных стволов составляли в среднем 20—22 п.м. в месяц. При проходке скипового ствола шахты 75/77 был достигнут рекордный темп — 70 п. м. за месяц. К этому времени достаточный опыт обрели молодые горные инженеры П. Минеев и А. Соколов. Они пользовались большим уважением как в кругу ИТР, так и среди рабочих-шахтостроителей. Среди проходчиков в эти годы заслуженной славой пользовались бригадиры: Лебедев, Вепрук, Николайчук (имена забыл) и А. Дымолазов.

Высокопроизводительно трудились на проходке А. Ситнер, П. Майле, М. Солдан, А. Савенко, И. Гуменшаймер, В. Гриб, Ф. Геринг, Н. Щур, М. Малинин, А. Семегин, И. Худжос, Бужор, А. Фриц и многие другие шахтеры.

Среди работников электро-механической службы выделялись Н. Шевченко, А. Бахман, О. Вундер, Р. Глезман, Э. Швенк, братья Боон, В. Забошта, Л. Юнг, Кашкан, Р. Кениг и другие,

В эти же годы коллектив УНШ одновременно вел строительства жилья и других культурно-бытовых объектов. Быстро строились дома вдоль улицы Ланина, на поселках шахты 76 и шахты 75 (ныне пос. Южный). Были построены больничный городок, городской Дворец культуры и клубы  при шахатах 62, 71/72 и 76. Все основные дороги по городу были покрыты брусчаткой.

На строительстве поверхностных объектов широко прославились бригады Г. Солохн, Рязанцева, Настиченко и других знатных бригадиров. А сколько было еще в УНШ известных монтажников, каменщиков, плотников, землекопов и рабочих других профессий...

Я не в силах вспомнить всех достойных руководителей и строителей Гремячинского УНШ и заранее прошу за это меня простить.

Я глубоко сожалею, что из 14 шахт, построенных нами в черте города, сейчас не осталось ни одной действующей шахты. Факт печальный и необратимый...

...Я заканчиваю свои воспоминания. Проходят годы, десятилетия. Одно поколение людей сменяет другое. Обновляются люди, преображается сам человек. Но истинно счастливыми, духовно богатыми мы становимся лишь тогда, когда находим себе работу по душе и когда помним о своих корнях... О далекой и не столь отдаленной истории.

Я желаю нынешнему поколению быть достойными славы своих отцов!

В честь 50-летия юбилея мне хочется пожелать родному Гремячинску долгой жизни и чтобы из года в год он становился краше, а землякам — больше интересоваться прошлым своего города и помнить о суровых уроках истории.

В. Гебель.


ДОКУМЕНТЫ ИЗ АРХИВНОГО ОТДЕЛА АДМИНИСТРАЦИИ ГОРОДА ГРЕМЯЧИНСКА

ВЫПИСКА ИЗ ПРОТОКОЛА № 20

заседания исполнительного комитета Губахинского горсовета депутатов трудящихся

Город Губаха от 14 августа 1942 года

СЛУШАЛИ:

О создании на Гремячинском месторождении оргкомитета исполкома Губахинского горсовета депутатов трудящихся Гремячинского поселкого Совета.

(Докладчик секретарь горисполкома т. Сивков).

На основании распоряжения исполнительного комитета Молотовского областного Совета депутатов трудящихся от 15.07.1942 года за № 212 о создании на Гремячинском месторождении оргкомитета Гремячинского поселкового Совета горисполком решил:

1. Создать на Гремячинском месторождении оргкомитет исполкома Губахинского горсовета депутатов трудящихся Гремячинского поселкового Совета.

2. Утвердить состав членов оргкомитета из 5 человек, в составе председателя т. Трубиновой Анны Афанасьевны, секретаря т. Реферт Иры Захаровны и членов тт. Белякова, Беляева и Горовенко.

3. Для оказания помощи создания оргкомитета командировать зав. сектором кадров т. Матушкину.

4. Утвержденному составу оргкомитета приступить к своим обязанностям с 15 августа 1942 года.

исполнительного комитета Молотовского  Областного Совета депутатов трудящихся

гор. Молотов. № 1057 10 ноября 1942 года.

О перечислении населенного пункта Баская и Гремячинских угольных месторождений из административных границ Чусовского горсовета в границы Губахинского горсовета.

Исполнительный комитет Молотовского областного Совета депутатов трудящихся решил:

1. Удовлетворить ходатайство исполнительных комитетов: Губахинского горсовета (решение № 170 от 7 июля 1942 г.) п Чусовского горсовета (решение № 200 от 7 июля 1942 г.).

2. Населенный пункт Баская и Гремячинскне угольные месторождения перечислить из административных границ Чусовского горсовета в границы Губахинского горсовета.

3. Организовать на территории Губахинского горсовета Гремячинский поселковый Совет с центром в1 населенном пункте Баская, перечислив его в категорию рабочих поселков.

4. С установленными решениями исполнительных комитетов Губахинского горсовета № 170 от 7 июля 1942 г. и Чусовского горсовета № 200 от 7 июля 1942 г. границами Чусовского и Губахинского горсовета согласиться за исключением передачи колхоза имени Парижской Коммуны, каковой оставить в границах Чусовского горсовета.

5. Просить Президиум Верховного Совета РСФСР об утверждении данного решения.

Председатель исполкома Молотовского областного Совета депутатов трудящихся —

(Кочергин)

И. о. секретаря исполкома Молотовского областного Совета депутатов трудящихся —

(Назаровский).

Президиума Верховного Совета РСФСР об отнесении населенного пункта Баская пригородной зоны г. Чусового

Молотовской области к категории рабочих поселков.

Отнести населенный пункт Баская пригородной зоны г. Чусового Молотовской области к категории рабочих поселков, присвоив ему наименование — рабочий поселок Гремячинский.

Включить в черту Гремячинского рабочего поселка Северо-Восточный и Юго-Восточный поселки Гремячинских каменноугольных месторождений.

Перечислить Гремячинский рабочий поселок из пригородной зоны г. Чусового в пригородную зону г. Губаха.

Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР — А. Бадаев.

Секретарь Президиума Верховного Совета РСФСР — П. Бахмуров.

Москва, 11 декабря 1942 года.

Р Е Ш Е НИ Е

исполнительного комитета Молотовского областного Совета депутатов трудящихся .

г. Молотов. № 329 19 марта 1948 г.

О преобразовании рабочего поселка Гремячинского в город областного подчинения.

Учитывая быстрый рост угольной промышленности, а также рост населения и социально-культурных учреждений рабочего поселка Гремячинского и его территориальную отдаленность от административного центра — города Губахи на 50 км, что затрудняет повседневное руководство иобслуживание трудящихся, исполком Молотовского областного Совета депутатов трудящихся решил:

1. Просить Президиум Верховного Совета РСФСР преобразовать рабочий поселок Гремячинский в город областного подчинения, с присвоением ему наименования Гремячинск.

Включить в город Гремячинск шахтные поселки: Центральный (Северо-Восточный), Северо-Западный, Юго-Восточный и Юго-Западный, ж. д. станцию «Баская», разъезды «Бассег» и «Заготовка».

2. Докладную записку по данному вопросу утвердить.

Председатель исполкома Молотовского областного Совета депутатов трудящихся

 К. Пысин

Секретарь исполкома Молотовского областного Совета депутатов трудящихся

 Н. Артамонов

УКАЗ  Президиума Верховного Совета РСФСР

О преобразовании рабочего поселка Гремячнпский пригородной зоны города 1'убаха Молотовской области в город областного подчинения.

Преобразовать рабочий поселок Гремячнпский пригородной зоны города Губаха  Молотовской области в город областного подчинения,  присвоив ему наименование — город Гремячинск.

Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР И. Власов

Секретарь Президиума Верховного Совета РСФСР

П. Бахмуров

Москва 4 мая 1949 г.

Вилли Рихардович Гебель — первостроитель нашего города. Родился в 1925 году, в семье сельского учителя.

Родом он из села Пеппенталь Зельманского района автономной Советской Социалистической Республики Немцев По-воложья.

Семья Гебелей, как и семьи тысячи других советских немцев, по Указу Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. была насильно выселена с места своего постоянного проживания в Сибирь.

Из Сибири, мобилизованный Легостаевским военкоматом Новосибирской области в трудовую армию, Вилли Рихардович был перевезен в Гремячинск.

С 7 декабря 1942 г. по 1956 г. работал в Гремячинском УНШ на строительстве шахт (ш. №№ 62, 68, 69, 66, 7/72., 73/74, 65), а затем на шахте 75/76 (Таежная) с 1956 по 1989 г.г.

Вилли Рихардович Гебель хорошо известен гремячинцам и как председатель городского общества немцев «Видсргебурт» («Возрождение»),

Свои впечатления о прожитом В. Р. Гебель отразил в своих воспоминаниях. Это воспоминания о том, как ковали Победу первостроители гремячинских шахт, как они жили и работали во имя великой цели. Это и воспоминания о послевоенных годах Гремячинска, о том, как и чем была насыщена жизнь нашего города первые мирных пятнадцать лет.

«Для меня события тех лет кажутся совсем недавними, для других — это было давно», — говорит Вилли Рихардович Гебель. Так и озаглавил он свои воспоминания о городе и о людях, строивших его, которые предлагаются вниманию гремячинцев.





Оглавление

  • Вилли Рихардович Гебель. Это было недавно, это было давно...
  • ЭТО БЫЛО НЕДАВНО, ЭТО БЫЛО ДАВНО
  • ГРЕМЯЧИНСК ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ
  • ГРЕМЯЧИНСК ПОСЛЕ ВОЙНЫ
  • ПЕРВЫЙ ХИРУРГ ГРЕМЯЧИНСКА
  • ТРУДОВОЙ подвиг НЕМЦЕВ-ПЕРВОСТРОИТЕЛЕЙ
  • ПРИБЫТИЕ В ТАЕЖНЫЙ ПОСЕЛОК
  • ЖИТЬЕ-БЫТЬЕ БАРАЧНОЕ
  • ПЕРВОСТРОИТЕЛИ
  • СТРАШНЫЙ «ЭКСПЕРИМЕНТ»
  • ВОПРЕКИ ХОЛОДУ, ГОЛОДУ И УНИЖЕНИЯМ
  • ПОЗДНЕЕ ПРИЗНАНИЕ
  • ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ
  • ДОКУМЕНТЫ ИЗ АРХИВНОГО ОТДЕЛА АДМИНИСТРАЦИИ ГОРОДА ГРЕМЯЧИНСКА