История письма в средние века [Ольга Антоновна Добиаш-Рождественская] (pdf) читать онлайн

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

0. А. ДоЗиаш-Ро^сдеотьенсадя
Истоки* п и с ь м а в средние

Века.

А К А Д Е М И Я
Институт

Н А У К

С С С Р

историп

О. А. Добиаш-Рождественская

ИСТОРИЯ ПИСЬМА
В С Р Е Д Н И Е ВЕКА

РУКОВОДСТВО
К ИЗУЧЕНИЮ ЛАТИНСКОЙ ПАЛЕОГРАФИИ

)

\

I

Напечатано по распоряжению Академии
Май 1936 г.

Наук СССР

Непременный секретарь академик Н.

Горбунов

Редактор издания акад. Б. Д. Г р е к о в

Технич. редактор К. А. Г р а н е трем.—Ученый корректор О. Г. К р ю ч е в с к ая

Сдано в набор J 4 марта 1936 г.—Подписано к печати 31 мая 1936 г.

)

227 с т р . + 7 табл.
Формат бум. 6 2 X 9 4 см.—15V 2 п. л.
15,55 уч.-авт. л. — 40125 печ. зн. в л.
Ле^горлит № 13468 - АНИ № 1139.
/ Заказ № 661—Тираж 1700.
Типография арт. „Печатня", Прачечный пер., 6.

I

ПРЕДИСЛОВИЕ КО ВТОРОМУ ИЗДАНИЮ
Настоящее издание: „История письма. Руководство к изу­
чению латинской палеографии" выходит вторым после изда­
ния 1922 г., ныне разошедшегося.
Через двенадцать лет. Шорох времени отчетливо слышится
в грандиозных делах этих замечательных лет. Но интересно,
что он смог сказаться и в судьбах настоящей скромной и
специальной книги.
Читатель почувствует это, если прочтет то Предисловие,
которое предваряло первое издание, и которое мы считаем
небезынтересным перепечатать здесь. На „Руководстве латин­
ской палеографии" не могли не сказаться тогда бурные годы,
когда оно предпринималось. „В вихре пробудившихся запро­
сов,— писали мы тогда,—меньше всего надежды встретить
интересы, отзвучные латинской палеографии..."
На это предостережение, в отношении отсталого, казалось,
предприятия мы, однако, тогда же отвечали: „При первом
дыхании возрождения интереса к человеческому прошлому,
во всей его живой полноте и стремлении изучать его со
всей энергией самостоятельной критической мысли, вернется
гордое желание отпирать самому его тайники и, стало быть,
овладевать необходимыми к тому орудиями".
Вопреки волновавшим тогда сомнениям (которые только
усилили непосредственно за тем следовавшие годы, устра­
нившие университетское преподавание палеографии и суще­
ствование ее кабинета, недавно только налаженное тогда
автором настоящей книги), он решился уже в первом ее из­
дании на ряд оптимистических предсказаний (см. ниже стр. 8).
Ныне они оправдываются с такою убедительностью, что
с невольным чувством удовлетворения перечитывает он ныне
иные строки тогдашнего Предисловия.
„Дыхание возрождения" в специальной нашей области
пришло раньше, чем мы его ждали. Автор не думал дожить
до второго издания своей книги.

4

История

письма в Средние

века

Быстрый ход общего расцвета в стране, подъем в ней
„гуманизма", с которых пришло возрождение конкретного
интереса к прошлому, ставит вновь на очередь потребность
в палеографии, в частности в западной. Оно вызывает вто­
рое издание книги, ей посвященной.
Какие изменения, усовершенствования может автор ныне
в нее внести?
И сейчас не мог бы он утверждать, чтобы осведомленность
наша о жизни нашей науки на Западе — стала совершенной
(ср. Предисловие 1922 г., стр. 6). Здесь все еще приходится
преодолевать немало трудностей, не столько принципиальных,
сколько практических, технических, осложняющих желатель­
ную „повседневность" сношений, безусловную взаимную осве­
домленность.
И все-таки, трудности эти, если не до конца, то в большой
степени, преодолены.
Как нашей Государственной Публичной библиотеке (ГПБ),
хранящей большинство (в Союзе) ценных западных рукописей,
так и АН СССР, где имеется немало первоклассных их образцов,
удалось ныне наладить довольно регулярные сношения с за­
падными центрами и работниками рукописного дела. Их,
в частности, удалось завязать и автору данной книги. Ва
всяком случае, ныне мы уже находимся в курсе особенно
кардинальных и животрепещущих проблем, разрабатываю­
щихся в западных центрах, и значительнейшие сочинения,
вышедшие в последние годы, имеются в наших руках.
Автор считает здесь долгом обратиться со словом искрен­
ней благодарности к тем специалистам, маэстро западной
палеографии, как Е. A. Lowe, E. К. Rand, J. Lesli Jones, P. Lehmann, которые проявляли все эти годы интерес к нашей ра­
боте и присылали автору свои труды (см. Библиографию).
Особенно глубокой и живой является эта благодарность по
отношению к „сениору" нашей науки, W. M. Lindsay, оказы­
вавшему нашей работе постоянное содействие присылкой
книг, ценных коллекций факсимиле и не менее ценных сове­
тов и информации.
В связи с этим явилась возможность переработать отделы,
посвященные актуальным ныне на Западе проблемам зарож­
дения письма в его ранних мастерских (в движение, совер­
шающееся вокруг этой проблемы, автор имел возможность

Предисловие

ко nmopoMij u.-i/iji/ttiin

»

внести свою долю работой над ранней мастерской КорГш,
чьими рукописями гордится наша Государственная Публичная
библиотека. Работа ныне—см. нашу библиографию № 49 и ала­
на АН СССР), вопросам пунктуации, абревиатур и иным. Далее,
уточнены параграфы о методе складывания и линования,
с их критериями для датировки кодексов в самые темные
периоды истории письма, об обычаях постановки сигнатур, ин­
тересные в том же смысле; установлены исчерпывающие списки
унциалов и полуунциалов Государственной Публичной библио­
теки, развита глава о типах меровингского письма, важная
для ценных коллекций этого письма в Государственной Пуб­
личной библиотеке.
Труднее было охватить новое в разработке более нового
письма. Здесь движение совершается менее интенсивно и
скорее спорадически. Основываясь на любопытных наблюде­
ниях последних месяцев над нашими новыми фондами (см.
ниже об архивах Бастилии, с их богатыми и трудными разновид­
ностями письма), автор смог расширить соответствующий от­
дел и серию таблиц, но не мог достаточно опереться на
западную литературу.
Отдел таблиц значительно расширен и освежен новыми
образцами из советских хранилищ.
Заново перестроена система „библиографии*, в интересах
наибольшего удобства учащихся. В установлении системы,
в поисках новой библиографии, в фактическом осуществлении
аппарата автор отмечает с благодарностью существеннейшую
помощь своего бывшего ученика, а ныне товарища, В. В. Бах­
тина.
Настоящая книга была прочтена в рукописи, — за что автор
выражает свою искреннюю признательность, — старейшим
маэстро нашей латинской филологии, А. И. Малеиным, сде­
лавшим ряд замечаний, особенно ценных для первой — на
грани античности — части книги. Последнее же перечитывание
и приведение в порядок рукописи автор провел в сотрудни­
честве с В. В. Бахтиным, чья большая эрудиция по всем
затронутым проблемам и свежее четкое внимание делали из
него неоценимого помощника в работе.
Автор не может не отметить с благодарностью ту ини­
циативу и поддержку, какую проявил в издании его книги
Институт истории Академии Наук СССР.

6

История письма в Средние

века

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ И З Д А Н И Ю 1922 г.
Условия, в каких выходит „Руководство латинской палео­
графии", во многих отношениях мало благоприятны для без­
упречности и успеха книги, ставящей себе цель, подобную
данной.
Они мало благоприятны для ее безупречности. На доказа­
тельстве этого положения не приходится останавливаться
особенно долго. Оно слишком понятно каждому, кто хотя бы
отдаленно причастен к историческому исследованию вообще
и в особенности—к предметам, подобным тому, какой стоит
в заголовке нашей книги. Латинская палеография есть „вспо­
могательная дисциплина" медиевиста, — орудие ученого, ис­
следующего латинское средневековье. Эта наука и подсобные
к ней и составляющие ее специальности создались, живут и
развиваются там, куда слишком долго не имел доступа рус­
ский ученый. Скоро уже десять лет, как война и стихии по­
литического гнева разорвали связи, объединявшие исследую­
щую мысль различных народов. В самой Западной Европе
взаимное научное осведомление оставляет желать многого. 1
В кругу интересующего нас вопроса — мы не знаем в точ­
ности, что происходит ныне со многими знаменитыми, напр.
венскими, фондами латинских библиотек; какие утраты по­
терпели великие сокровищницы рукописей; в отдельных слу­
чаях — за отсутствием надлежащего литературного осведомле­
ния— какие новые точки зрения устанавливаются на наш
предмет. Возможко, что иные из тех положений, которые мы
утверждаем в нашей книге, в настоящее время уже начинают
1

Автор „Руководства", имевший год тому назад возможность побы­
вать на короткий срок за границей, не смог, находясь в одной стране,
ознакомиться с надлежащей точностью с тем, что происходит в научной
жизни других. (Писано в 1952 г.)

Предисловие

к первому

изданию

7

получать новый смысл: что собрания mss., которые мы опи­
сываем, исчезли с лица земли и выдвинуты из тех библиотек,
к которым мы отсылаем читателя. Горечь этих мыслей не
раз заставляла перо падать из рук во время писания книгиДаже наш собственный петроградский фонд, — наш един­
ственный в своем роде фонд латинских кодексов Государ­
ственной публичной библиотеки долго был недоступен.
Есть и другая сторона дела, которая могла бы заставить
отступить перед всем предприятием. Своевременно ли в на­
стоящий момент появление руководства латинской палеогра­
фии? Совсем н другом, иопидимому, направлении тянет сей­
час стихия умственных интересом. Новые (подходящие или
имеющие подойти к науке исследования человеческого мира)
слои и поколения будут — так, по крайней мере, кажется —
искать не того, жить не тем, что интересовало нас. В вихре
новых пробудившихся запросов как-будто меньше всего шан­
сов найти интересы, отзвучные „латинской палеографии".
„Руководство", обреченное быть не всегда точным по обору­
дованию, является отсталым по заданию. Таким образом,
выходит, как-будто, что книге, не являвшейся еще в русской
учебной литературе и заполняющей в ней известный пробел,
собственно, вовсе не следовало бы являться. Или, по край­
ней мере, ей следовало бы ждать.
Но до какого времени? Этим вопросом мы для себя от­
части ответили на тот первый, который поставили выше.
Если, действительно, в ближайшие годы (а может быть, и больше
чем годы) не будет настолько широкого интереса к латинской
палеографии, который оправдал бы издание учебной книги,
то, очевидно, не так скоро найдется автор, который пожелает
написать ее, и тогда на последних, скажем, в данный период
друзьях нашей науки лежит долг не откладывать ее написа­
ния. Если же интерес к ней начнет возрождаться, то его
культивирование будет поддержано существованием русской
учебной книги. При всех ее несовершенствах, она не может
не быть в помощь тем, кто возобновит исследование нашей
и соседних к ней наук как ученый; ее преподавание — как
учитель; кто, наконец, почувствует в ней нужду как ученикЧто это неизбежно наступит, в это мы верим так же твердо,
как в то. что наука вообще не замрет, но расцветет imnoii
жизнью в нашеЯ стране.

5

История письма в Средние

века

Потому что есть пути и темы, к которым, после корот­
кого равнодушия и забвения, человеческая любознательность
и мысль возвращаются неизбежно. Во всякой науке имеются
схоластические, нежизнеспособные части, которые, продер­
жавшись, благодаря действию моды или общественных пред­
рассудков, отмирают навсегда. Но такая наука, как латинская
палеография — орудие к дешифрированию важной части источ­
ников прошлого, слишком практически необходимая и полная
жизни (при ее в и д и м о й сухости и далекости от жизни)
наука, чтобы ей грозило что-либо худшее, нежели временное
равнодушие. При первом дыхании возрождения интереса к че­
ловеческому прошлому в о в с е й е г о ж и в о й п о л н о т е и
стремлении изучать его со всей энергией самостоятельной и
критической мысли (только в этих условиях подобное изуче­
ние может быть интересным и плодотворным) вернется гор­
дое желание, не довольствуясь знаниями об этом прошлом,
которые получаются из чужих рук, отпирать самому его
тайники и, стало быть, овладевать необходимыми к тому
орудиями. Едва только потрясенное и сдвинутое со старых
устоев общество построит свой новый дом и разрешит жгу­
чие вопросы, поставленные настоящим, оно вновь будет
искать тех высоких и суровых радостей познания, которые
для избранников мысли — новое общество даст их больше,
чем давало старое, — важнее хлеба насущного.
Мы думаем больше того. Как практическая дисциплина,
один из ключей, отмыкающих прошлое, путь к самостоятель­
ному его познанию, палеография имеет право на существо­
вание в школе, которая хочет гордиться именем трудовой.
Как наука—история развития письма,—она является „одной
из самых деликатных частей истории культурыи, историей
победоносного человеческого усилия руки и мысли. Наконец,
о ней было справедливо сказано, что это „мужественная
дисциплина, потому что она родилась в борьбе* (Л. Траубе).
В итоге — пусть многое смущало и останавливало нас в пи­
сании и опубликовании нашей книги: — то, что подымало и
двигало, оказалось сильнее. Как бы ни угнетала мысль, что
»с окончательным открытием границ" многие детали в ней
окажутся неточными — все же это, очевидно, будут только
детали. С другой стороны, как бы ни казалась чужой теме
этой книги стихия современных интересов, — это положение

Предисловие

к первому

ияданшо

V

преходящее. Книга найдет благоприятную ей сроду, т л и ип
сегодня, то завтра* Мы не можем упрекать себя, что спешим
с ее опубликованием. Люди слишком быстро проходят и на
ши дни. Книги остаются. При всех ее несовершенствах книга
принесет свою долю пользы, тем более, что слишком мало
надежды, чтобы она была написана другим. Мы видим для
себя в ее осуществлении, при котором пришлось подавить
немало ощущений, тяжелых для добросовестного ученого,
наш долг.
Несколько замечаний по поводу самой книги. Ученой кри­
тике, если таковая займется нашей книгой, предстоит указать
на ее пробелы и недостатки, а также и на то, что в метериале и постановке отличает ее от существующих ино­
странных руководств. Мы стремились, в смысле материала,
основывать ее, по возможности, на петроградском латинском
фонде. В смысле построения, мы стремились связывать исто­
рию латинской графии с историей средневековой культуры.
В этом мы видим известную особенность нашей книги. Бес­
пристрастный критик скажет, насколько мы сумели выпол­
нить поставленную задачу,
23 июня 1922.

БИБЛИОГРАФИЯ
Из обширной общей литературы предмета мы указываем здесь, имея
в виду учебный характер книги, только главнейшее. Специальная (разу­
меется, также в строгом выборе) литература будет указываться перед
соответствующими главами. Более детальные библиографические сведения
читатель всегда может получить в указываемых нами пособиях, прежде
всего у Prou. В следующем ниже списке, рядом с приводимым трудом,
мы ставим сокращенное обозначение, которым будем пользоваться в даль­
нейших цитатах, если на данный труд придется ссылаться неоднократно,
в тексте и в библиографиях специальных.
По всем вопросам, спиаанным с латинской палеографией (в том числе
общая история письма, материал и орудия, форма книги, миниатюры,
история библиотек и т. п.), для первоначальной ориентировки в настоящее
время должны служить приводимые ниже издания:
1. Handbuch der Bibliothekwissenschaft hrsg. v. F. Milkau, Bd. I. Schrift u.
Buch. Leipzig, 1931. Milkau, Handbuch.
2. T r a u b e , L. Vorlesungen und Abhandlungen hrsg. von F. Boll, Bd. I—HI,
Munchen, 1909—1920. Traube, Vorl.
3. W a t t e n b a c h , W. Das Schriftwesen im Mittelalter. 3 Aufl. Leipzig,
1896. Wattenbach.
4. C l a r e , J. W. The cars of books. Cambridge, 1901.
5. S c h r a m m , A. Schreib-und Buchwesen einst und jetzt. Leipzig, 1922.
6. L o e f f l e r , K. Einfuhrung in die Handschriftenkunde. Leipzig, 1929.
7. P r o u , M. Manuel de paleographie latine et franchise. 4-me ed. refondue
avec la collaboration de Alain de Boiiard. Paris, 1924. Prou.
8. W a t t e n b a c h , W. Anleitung zur lateinischen Palaeographie. 4. Aufl.
Leipzig, 1886.
9. M e n t z, A. Geschichte der griechisch-romischen Schrift bis zur Erfindung
des Buchdrucks mit bewegl. Lettern. Leipzig, 1920.
10. B r e t h o l z , B. Lateinische Palaeographie. Grundriss der Geschichtswissenschaft, hrsg. von Aloys Meiner, Bd. I, Abt. I 2 , Leipzig u. Berlin, 1912.
11. L e h m a n n, P. Lateinische Palaeographie (Einleitung in die Altertumswissenschaft von A. Gerke u. E. Norden. Bd. I, H. 10). Leipzig u. Berlin,
1915 (до VII в.).
12. P а о 1 i, C. Programma di paleografia latina e di diplomatica. 3 ed.
Firenze, 1901—1913. Есть немецкий перевод К. Lohmeyer'a.
13. B a r o n e , N. Paleografia latina, diplomatica e porzioni di scienze ausiliarie
Manuale ad uso delle scienze universitarie. 2 ed. Napoli, 1923.

Библиография

II

14. S c h i a p a r e l l i , L. La scrittura latina nell'eta romana (Nolo Pnloografiche).
Avviamento alio studio della strittura latina nel medio ovo и сории
Auxilia ad res italicas medii aevi exquirendas in usum scliolarum
instructa et collccta. N. 1.
15. T h o m p s o n , E. M. An Introduction to latin and greek paleography.
3 ed. Cambridge London, 1912,
16. S a n d y s , J. E. Latin Paleography. A companion to latin studies. 1912.
17. 3 r e s s 1 a u, H. Handbuch der Urkundenlehre fur Italien und Deutschland.
2. Aufl. Leipzig, 1912—1931.
18. E r b e n, W. u. R e d l i c h , O. Urkundenlehre (Handbuch der mittelalterlichen u. neueren Geschichte hrsg. von Belov u. Meinecke). Munchrn,.
1907—1910.
19. G i r y, A. Manuel de diplomatique. Paris, 1894. Новое тиснение 1925.
20. В о и а г d, A. de. Manuel de diplomatique franchise et pontif icale. I. Paris, 1929.
21. S t e f f e n s, F. Lateinische Palaeogra;,hie. Hundert Tafeln in Lichtdruck
mit gegeniiberstehenden Transcription nebst Erlautcrungen und einer
systcmatischen Darstellung der Entwicklung der lateinischen Schrift.
Freiburg, 1903. Neueste Aufl., 1929. Французское изд. par Rene Coulon O. P. Paris, 1907—1909. Мы всюду ссылаемся на это последнее.
Steffens.
22. I d e m . Proben aus Handschriften lateinischer Schriftsteller. 18 Tafeln in.
Lichtdruck zur ersten Einfuhrnng in die Palaeographie fur Philologen
und Historiker. Trier s. a.
23. P r o u , M. Recueil de fac-similes d'ecritures du VaXVII-me siecle (manuscrits latins, fran§ais et provengaux) accompagnes de transcriptions.
Paris, 1904.
24. A r n d t , W. Schrifttafeln zur Erlernung der lateinischen Palaeogra­
phie, H. I —II. Aufl. von M. Tangl. Berlin, 1904—1906, H. Ill,
hrsg. von M. Tangl. 2. Aufl. Berlin, 1907.
25. I h m, M. Palaeographia latina. Exempla ccdicum latinorum phototypicl
expressa scholarum maxime in usum. Lipsiae, 1909.
26. M о n а с', E. Ezempi di scrittura latina del secolo I dell'era moderna ae
XVIII. Roma, 1906.
27. D e g e r i n g, H. Die Schrift. Atlas der Schriftformen des Abendlandes
von Altertum bis zum XVIII Jh. L'ecriture en Occident. Paris, 1929.
28. B a s t a r d , A. de. Peintures et ornements des manuscrits classes dans
nn ordre chronologique pour servir a Thistoire des arts du dessin
depuis le IV siecle de Гёге chretienne jusqu'a la fin du XVI siecle
Paris, 1 8 3 2 - 1 8 6 9 .
29. S i 1 v e s t r e , J. B. Paleographie universelle. Collection de fac-similes
d'ecritures de tous les peuples et de tous les temps. Paris, 1841, 4 vol.
30. С h г о u s t, A. Monumenta palaeographica. Denkmaler der Schreibkunst
des Mittelalters. Munchen, 1899—1917, 6 Bd.
31. M o n a c i , E. Archivio Paleografico italiano. Roma, 1881, 10 vol. He за­
кончено. Описание таблиц в параллельном издании Bolletino dell
Archivio paleografico italiano, 1908.
32. В о nd, E. A, T h о m p s о n, E. M. a. W e r n e r , G. F. Tim Palaro^rnphical Society. Facsimiles of Manuscripts and inscription*. London,

12

История

письма

в Средние

века

1873—1901. 5 vol. Продолжение Thompson, E. M., Werner, G. К.,
Kenyon, F. G. a. Gilson, I. P. The New Palaeographical Society. Lon­
don, вых. с 1903.
33. K a r a b a c e k , J. u. Beer, R. Monumenta palaeographica Vindobonensia.
Denkmaler der Schreibkunst aus der Handschriftensammlung des Habsburg-Lothring. Erzhaus, Leipzig, 1900—1913.
34. E h r l e , F. et L i e b a e r t , P. Specimina codicum latinorum Vaticanorum.
Bonn, 1912.
35. S t a e r k, A. Les manuscrits latins du V au XIII siecle conserves a la
Bibliotheque imperiale de St-Petersbourg. St-Petersbourg, 1910. Staerk.
Альбомы, посвященные какой-нибудь одной специальной теме:
36. C h a t e l a i n , E. Paleographie des classiques latins. Paris, 1884—1900.
37. Codices graeci et latini photographice depicti duce C. N. du Rieu et de
Vries. Lugduni Batavorum, 1897.
38. Codices e vaticanis selecti photographice expressi (etc) opere curatorum
Bibliothecae Vaticanae Series maior Mediolani, 1899 sqq. Series
minor, 1900 sqq.
39. Reproductions de manuscrits et miniatures de la Bibliotheque Nationale,
publiees sous la direction et avec notices de H. Omont. Paris,
1905, 1906.
40. Lindsay, W. M. Notae latinac. An account of abbreviation in latin MSS
of the early minuscule period. Cambridge, 1915.
41. Palaeographia latina edited by W. M. Lind.suy
Ежегодные библиографические и специальные обзоры:
42. International Bibliography of historical sciences. Berlin—Paris — London —
Roma, 1926.
43. Jahresberichte fur deutsche Geschichte hrsg. von A. Brackmann u. F. H.
Hartung. Leipzig, с 1925 года.
44. Zentralblatt fur Bibliothekwessen. ZBW.
45. Neues Archiv der Gesellschaft fur altere deutsche Geschichtskunde NA.
46. Bibliotheque de l'Ecole des chartes. BECh.
47. Revue de l'histoire ecclesiastique. RHE.
48. Dobias-Rozdestvenskaia Les anciens manuscrits latins de la Biblio­
theque Publique de Leningrad. Fasc. I (V—VII siecles). Leningrad, 1929.
Fasc. II (VII—IX ss) Fasc. Ill (IX—XI sqq). Последние два приготовлены
к печати. Dobias, Catalogue.
49. Eadem: Histoire de l'atelier graphique de Corbie de 651 a 830 refletee
dans les manuscrits de Leningrad. Dobias, Corbie.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
AA SS Acta Sanctorum.
Arndt № 24.
A S I Archivio storico Italiano.
AUF Archiv fur Urkundcnforschung.
BECh Bibliotheque de TEcole des
Chartes.
Dobias, Catalogue № 45.

Dobias, Corbie № 46.
Giry № 19.
Lindsay № 40.
MG Monumenta Germaniae Historica.
Milkau .N? 1.
NA. Neues Archiv № 45.

I библиографии
MICKi Mil triliiti^on drs Instituts
fiir or*lcr. (Inschichtstforschung.
MP1, Mi^nc, 1'atrologia Latina.
I'rou Nv 7.
S S Scrlptores.
SB Sitzungsberichte.
Staerk № 2 1 .

ГЛ

Stoffens № 35.
Traube Vorl. № 2
Wattenbach № 3.
ZBW № 4 4 .
Zimmermann H. Zimmermann. Die
vorkarolingische Miniaturen.
Berlin, 1916.

ВВЕДЕНИЕ
ОПРЕДЕЛЕНИЕ И ЗНАЧЕНИЕ ПАЛЕОГРАФИИ
«Палеография — мужественная дис­
циплина, она родилась в борьбе..." 1

З а палеографией обыкновенно отрицают имя науки и на­
зывают ее, как бы в отличие от последней, „дисциплиной",
притом „вспомогательной" по отношению к истории.
Мы не будем поднимать вопрос об иерархии наук, в осо­
бенности, во введении к настоящей книге. Самая книга должна
выяснить, в какой мере данная область изучения име^т свои
самостоятельные проблемы и своеобразный материал. Во
всяком случае она должна показать, как и почему глубина
и жизненность этих проблем, заняв мысль целых ученых по­
колений, вызвала их на борьбу и дала палеографии право на
эпитет бодрой, „мужественной дисциплины".
Нас прежде всего интересует, в каком отношении стоит
она к истории, т. е. к изучению прошлого; на какой стадии
исследования она вступает в такое отношение, в качестве
ли „вспомогательной" или, может быть, и т о ч н е е — с о с т а в ­
л я ю щ е й . Известно, 2 что историк, в противоположность
математику, с одной стороны, и натуралисту, с другой,—
никогда не имеет своего объекта ни всецело в мысли, ни
в какой бы то ни было мере — в восприятии. Этот объект,
прошлое, в силу самого своего определения, о т о ш л о и не
находится перед нашими глазами. Мы восстанавливаем его
в воображении по тому следу, который оно оставило. Самый
след, если это так наз. „говорящий" памятник, т. е. т е к с т ,
нисколько не похож на тот факт прошлого, который отра1

„Die Palaographie ist eine mutige Disziplin. Sie ist im Streite geboren"
T r a u b e, p. 3.
3
Мы имеем ввиду очень популярную в свое время статью: С h. S e ig n о b о s. Les conditions psychologiques de la connaissance en histoire. Revae
philos., II, 1887.

Введение

15

жаст. Между ним и прошлым прошел сложный психический
п р о ц е с с переживания факта автором текста;
он пылился в словесное выражение на том или другом опре­
деленном я з ы к е , воплотился в систему определенных
мпакои на определенном м а т е р и а л е . В результате по­
лучается идущий из прошлого, сам как бы составляю­
щий его часть, материальный факт письменного памятника,
который есть апено между прошлым и будущим.?При помощи
диух процессии психического характера (Seignobos, op. cit.)
„он сииаынпет мир минуишего, в котором жил его автор,
с миром настоящего, и котором живет историк".
Исходя отсюда, мы не должны ни преувеличивать, ни
преуменьшать значение письменного памятника. „История"
восстанавливается из него путем сложных операций, но сам
он, собственно, есть единственный, непосредственно воспри­
нимаемый, подлинный ее „объект".
Из этих сложных операций, в которые входят: оценка
правдивости автора текста, его тенденциозности, осведомлен­
ности (высшая историческая критика) и приемов его стиля
(стилистика), далее анализ языка (филология), анализ осо­
бых, свойственных данному типу памятников, канцелярских
и дипломатических формул (дипломатика)—самой ближайшей
и, повидимому, самой внешней, самой как-будто простой и
самой точной, представляющей наибольшее сродство с мето­
дами естественно-научного или художественно-технического
испытания, является, оценка самого м а т е р и а л а п а м я т ­
н и к а и н а ч е р т а н и я : — о п р е д е л е н и е первого, дешифровка
второго.
Здесь подлинный „факт" всегда налицо, чтобы поддер­
жать или опровергнуть гипотезу. Здесь, перед лицом этого
подлинного факта, ключа в мир прошлого, развернулась
яркая диалектика жизни палеографии,'возникли многочислен­
ные споры о ее значении, сталкивались, взаимно углубляя,
проверяя и оттачивая друг друга, различные системы.
В результате создалась очень стройная, убедительная и про­
думанная система—«наука" или „дисциплина" —это, в сущ­
ности, спор о словах, вспомогательная в известном смысле
и своеобразно-самостоятельная в другом.
Ее имя „палеографии", „древлеписания" характеризует
ее, как науку о „древнем"—во всяком случае, ограничивав-

16

История

письма в Средние

века

мом обычно датой изобретения книгопечатания — письме.
Принципиально и практически, изучение письма нового есть
приложение того же метода к материалу, довольно мало от­
личному. Он представляется только (иногда притом по пер­
вому лишь впечатлению) более индивидуальным и потому
менее закономерным, а также (наблюдение далеко не верное
и вызванное близостью к нашему восприятию языка и содер­
жания текста) более „легким". З а предметом изложения
нашей книги мы сохраняем, во всяком случае, его тради­
ционное имя палеографии. Делаем мы это как потому, что
наиболее ценные и систематизированные наблюдения сделаны
были и возведены в науку на письме „старом", так и потому,
что естественно, именно на этом основании, мы сами посвя­
тим ему более всего времени и внимания. Во всяком случае
письмо новое мы будем иметь в виду везде, где это нужно
и возможно в данной книге.
С началом нынешнего века нашей науке было дано более
строгое и полное определение (Траубе, цит. соч., стр. 3 сл.)..
Палсография — это комбинация знаний, представлений
и методом, которые дают возможность:
1) безошибочно читать старое письмо,
2) устанавливать его время и происхождение,
3) понимать и устранять ошибки, вкравшиеся в текст
и утвердившиеся преданием.
Такое описание при своей краткости богато содержанием.
Давая место чисто-практическому смыслу „вспомогательной
дисциплины" („безошибочно читать старое письмо"), оно под­
черкивает далее ее назначение „устанавливать время и
происхождение", в основе которого лежит т е о р и я р а з ­
в и т и я п и с ь м а , чисто-научный элемент данной „комбинации
знаний и методов"; один из „деликатнейших отделом истории
культуры" и ч а с т ь истории, — а не только вспомогательная
к ней техника.
Вся совокупность древнего — как и нового
письма должна
была бы, говоря строго, стать областью палгогршрии: внеш­
няя сторона всякого древнего и нового к-кста, на чем бы ни
был он начертан—на камне или металле, дерене или кости,
глине или воске, коже или пергпмепг, папирусе или бумаге.
Надписи, inscriptionc.s, как и рукописи, iiiniiii.sri'ipla п соб­
ственном смысле— объект палеографии.

Введение

17

11, однако, как замечает Л. Траубе (там же, стр. 3), палеограф
иг скпжрт и настоящее время пытливому духу читателя или
ученики, как некогда Фауст Мефистофелю: „Was willst du, dunkin deist, von mir? Erz, Marmor, Pergamen, Papier?" — „Что
HO'iriiih ты от меня, темный дух? Медь, мрамор, пергамен
или умагу?" В этой, слишком богатой содержанием, книге
культуры он отвел от себя ее первые каменные страницы.
I (адписи на т в е р д о м м а т е р и а л е в известных формах
нет только „дожили" до наших дней- на стенах наших зданий
гравируются и отливаются надписи, говорящие о назначении
сооружения; на могилах, монументах, памятных досках —
имена и заметки о памятных событиях; на зерцалах—как было
у нас при старом режиме—отрывки из законов; на колоколах,
кольцах и медалях — девизы. В последнее время мы присут­
ствуем при новом возрождении эпиграфических тенденций.
Не только в нашей стране, где полноценная общественная
жизнь развернулась особенно ярко и бурно, но и на Западе
вновь пробивает пути этот могучий, исполинского размаха
язык, язык „всенародности". Все более широкое место в мас­
совой жизни захватывают речь вывесок, лозунги щитов, пла­
катов и знамен, обращения движущихся колесниц и триум­
фальных арок, вещания стен, колонн и трибун, летательных
аппаратов и световых реклам. . И все же, как ни богато
сокровище наших современных inscriptiones, они, как истори­
ческие памятники для познания современности, — незначи­
тельны перед нашими библиотеками и архивами. Почти все, что
в настоящее время где-либо н а ч е р т а н о , — предварительно,
а также и повторительно, где-либо н а п и с а н о и л и н а п е ­
ч а т а н о . Историк современности не имеет мотивов „деши­
фрировать" и даже счерчивать наши монументальные надписи.
Меньший инжир!еО сравнительно с античными представляют
они и для историка материальной Цшш^уры и художникатехника. Самые формы^укв не/ саздэд0Ря ныне оригинально
для каменных и метамгли^ЯГотЭрайЯГн"иков. На них перено­
сятся формы, создавшиеся на бумаге. В смысле алфавитного
творчества — histoire abecedaire, — современные inscriptiones
(кроме небывалых размеров) не дают почти ничего своеоб­
разно-нового,
г
^р$£Ш£
7 А 0 ^;
С другой стороны *пон|[§н$р одцчхря всем общем сходстве,
сноеобразно-иным было щШ)ШЩйШШШкси в древности. Т о г д а

/л*

Истории

nmusui

п ( '[П'днпг

пеки

п и с ь м о с о з д а в а л о с ь и и г р и м г па г н о р д о м м а т е
р и а л е ; жило и развивалось па нем и дли пого. Есть целые
эпохи цивилизации, которые или по икали иного письма,
кроме монументального, или не сохранили памятников этого
иного письма. Для таких эпох изучение н а д п и с е й , э п и ­
г р а ф и к а , получает настолько важное, преобладающее зна­
чение, что, естественно, — в связи с изучением совершенно
особых, отразившихся в ее памятниках культурных миров,—
она выделилась в особую дисциплину, объединившую особую
группу специалистов.
В нашем изложении мы коснемся монументального письма,
лишь как исходной точки развития письма вообще.
З а выделением эпиграфики, с именем палеографии стало
соединяться представление только о памятниках на мягком
материале: к о ж е ,
папирусе,
пергамене, бумаге,
и т. п.; другими слонами—о с в и т к е и к н и г е .
Уже эта область огромна и богата содержанием, включая
значительную часть классической античности, все средне­
вековье и протягиваясь, рядом с произведениями печатного
станка, далеко в новое время.

ч

А.

МАТЕРИАЛ ПИСЬМА
1. ВОПРОС О ТВЕРДОМ И ПОЛУТВЕРДОМ МАТЕРИАЛЕ
а) Надписи

в средние

века

Б и б л и о г р а ф и я . Новая специальная работа P. D e s c h a m p s .
Etude sur la paleographie des inscriptions lapidaircs de la fin de l'epoque
merovingienne aux dernieres annees du XII siecle. Paris, 1929. —Из более старых:
F. G u i l l e r m y e t L a s t e y r i e . Inscriptions de la France du V au XVIII
siecle. Paris, 1873—1885, 5 vol.—E. d e l e В 1 a n t. Nouveau recueil des
inscriptions chretiennes de la Gaule anterieures au VIII siecle. Paris,
1892.—A. D e I о у е. Les chartes lapidaires en France. BECh III 31 sqq. Для
Ирландии: G. P e t r i e a. M. S t о к е s. Christian Inscriptions in the irish
language. Dublin, 1872; 1878—H. G a i d o z . Notice sur les inscriptions latinos
de Tlrlande. Paris, 1878.

Выделив, по указанным выше причинам, вопрос о надпи­
сях в новое время, с одной стороны, а с другой, в древности,
мы находим правильным дать здесь хотя бы самые общие
представления об эпиграфике средневековой. Она не заслу­
жила выделения в особую науку, быть может потому, что
занимала во всех отношениях срединное положение между
античной и новой и оказалась в тени своей слишком бле­
стящей старшей соседки. И, однако, не имея для своей
эпохи — сравнительно с рукописными текстами — такого зна­
чения, как античные inscriptiones, каменные тексты средне­
вековья представляют известное своеобразие и не дублируют
только, — в качестве ли ^оригиналов или списков, — „палео­
графических" и тем меньше, конечно, печатных текстов эпохи.
Их изучение только начинается. Впервые исторический
конгресс, собравшийся в 1903 г. в Париже, в данной им
местным обществам программе археологического инучгиии
Франции, настойчиво рекомендует списывание, срисопымшнки фотографированье ее надписей, — работа, в рпмуль'пнг
2*

t



История письма а Средние

тки

которой уже появились ценные труды по изучению фран­
цузских надписей V — XVIII вв. Аналогичная работа началась
и в других странах. Следующие предметы и области пред­
ставляют в ней особенный интерес.
Надписи на гробницах, в особенности ранних христиан­
ских, по содержанию и технике, являются прямым продолже­
нием эпиграфики подземных христианских некрополей: римских
катакомб и подземных кладбищ французских (южных, большею
частью) городов. Если с внутренней стороны в них отразился
мир ранних христианских представлений, то в форме их начер­
таний, в способах привычных сокращений обнаруживается
любопытная борьба между типично-монументальными формами
букв (и абревиатур) и начертаниями, уже слагающимися под
влиянием „мягких" линий пергаменного письма. Средневековому
эпиграфисту, счерчивающему могильные надписи с порталов,
гробниц, стел, с стоячих памятников, камней, с церковных
стен и церковных плит, под которыми погребены мертвые»
также приходится наблюдать, как, чем дальше, тем заметнее
резец и молоток подчиняются форме рукописной буквы, чтобы,
наконец, подражать форме буквы печатной.
Литые надписи на колоколах, с их богатыми содержанием
девизами, дают очень интересные формы монументального,
но также и смешанного письма.
Надписи на домах, щитах и гербах, подписи к фрескам выво­
дятся кистью и подражают рукописному стилю.
То же можно сказать о гравированных надписях на талис­
манах, печатях, медалях, кольцах и запястьях, на коронах
и сосудах, о вышитых золотом и шелками изречениях знамен,
хоругвей и одежд, выжженных надписях готических окон
и стеклянной посуды.
Это наблюдение в особенности относится к свинцовым
пластинкам, во множестве находимым в гробницах средневе­
ковья, как и классической древности, и покрытых не только
в унциале, но и прямо в курсиве молитвами, псалмами, за­
клинаниями против злых духов, иногда с простым обозначе­
нием имени погребенного. Оттон Фрейзингенский (Chroniсоп VII 20. См. MG SS XX) упоминает о подобной пластинке?
положенной в гробницу императора Лотара Саксонского. 1
1

W a t t e n b a c h , 49, можно найти много аналогичных примеров.

Материал

письма

21

Пластинки, находимые в гробницах с реликвиями, в огромном
числе случаев, однако, не современны погребению, и в этом
смысле вводят в заблуждение. Письмо большинства этих свин­
цовых заклинаний и молитв — обычное рукописное письмо
своего века и совершенно лишено монументального характера
„надписей".
Весь этот говорящий мир средневековых inscriptiones,—
столь любопытный для историка по своему содержанию, — для
палеографа свидетельствует об одном: что, за немногими ис­
ключениями, человек, державший кисть, молоток, резец или
иглу, давно подчинился человеку, державшему в руке перо,
и шел за ним в форме, как и содержании.
Но если, нанося текст на камень и металл, гравер VI —
XIII вв. большею частью не искал новых, сравнительно с руко­
писными, алфавитных образов, иг палеографически и техни­
чески, акт не являлся творческим, то и значение
его
в атмосфере жизни феодального общества было существенно
иным, сравнительно с демократической античностью. Подобно
своему предшественнику, конечно, и средневековой человек
стремился все значительное вверять твердому материалу,
чтобы иметь возможность ссылаться на каменные и метал­
лические тексты. Зная непрочность своих папирусных и пер­
гаменных архивов, он подчас вырезал и гравировал не только
исторически-памятные, сакральные и литургические тексты,
но и документы: акты юридического характера. Но, не говоря
уже о редкости таких памятников, далеко не тем, что в древ­
ности, была средневековая надпись по всему своему смыслу
и окружению. Если исключить надгробные надписи, то соб­
ственно очень долго только барон, светский и духовный,
имел право и основание вещать — в надписи — безгласной
аудитории, с высоты, большею частью, церковной паперти,
со створок порталов, единственного места, где можно было
рассчитывать найти публику.
История средневековых дарений, привилегий и договоров
дает несколько любопытных примеров такого закрепления
(см. Deloy, 31). Они особенно характерны для эпохи неустой­
чивого быта IX — XII вв., когда архив особенно часто под­
вергался опасности повара и разграбления, и для таких отно­
шений, в котбрые вовлечены целые группы или многие
поколения лиц, не могущих рассчитывать на копию для

у)

История

письма в Средние

века

каждого заинтересованного лица. Дарственная запись Пипина
Короткого Сен-жерменскому аббатству на землю Палезо высе­
чена на мраморном цилиндре под знаком якоря с крестом.
Бронзовая „хартия", выгравированная в конце XI в. на левом
столбе главного портала орлеанской церкви св. креста от имени
епископа орлеанского Иоанна, дает свободу рабу Летберту,
teste hac sancta ecclesia. В городе Блуа трое входных ворот
несли на своих бронзовых створках договор графа Этьена
и его супруги Адели с горожанами Блуа, обязывавшимися
обнести стеной замок и за то получившими в свою пользу
винный сбор (ante 1102). В конце XI в. монтекассинский аббат
Дезидерий велел вырезать на бронзовых дверях обители пере­
чень ее имущества, а буквы заполнить серебром (там же).
Мотивы тех, кто находил полезным воплощать и бронзу
и мрамор свои обещания, договоры и upaiui, пысказппы
в торжественном вступлении к привилегии, которую и 1119 г.
даровал император Генрих V шпейерцам, повелев выграви­
ровать ее на главном портале собора: „Эта привилегии,
в прочном материале воплощенная, — да пребудет; в золотых
письменах отлитая, — да красуется; образа нашего приложе­
нием утвержденная, — да воспримет силу; на фронтоне храма
выставлена,—да возвестится всем".
Hoc insigne, stabili ex materia, ut maneat, compositum;
Litteris aureis, ut deceat, expolitum;
Nostrae imaginis interpositione, ut vigeat, corroboratum,
In ipsius templi fronte, ut p a t e a t . . . ezpositum l

Характер публичных надписей начинает изменяться и число
их множиться с расцветом городской жизни и отношений,
характеризуемых большей свободой и общественной ини­
циативой.
Ь) Восковые таблички

(церы)

Б и б л и о г р а ф и я . Для этой и двух последующих глав (папирус и
пергамен), поскольку они касаются античности: В i r t. Das antiko Buchwo.s?n
in seinem Verhaltniss zur Litteratur. Berlin, 1 8 8 2 . — I d e m . Die Buchrolle in
der Kunst. Leipzig, 1907. — I d e m . Kritik und Hermeneutik nebst АЬпя.ч d«s
antiken Buchwosens. Handbuch der klassischen Altertums-Wissenschuft v. Ivan
Miiller. Bd. 1, 3 Aufl., Miinchen, 1913. — K. D z i a t k o. Untersuchungon iiber
lausgewahlte Kapitel des antiken Buchwesens. Leipzig, 1900. — W. S с li u b a r t.
1

W a 11 e n b а с h,

46.

Материал
Das Hucli bci don (jriochen und Kotnrrn.

\(

nttchMa
Merlin, 1*№7.

I

К u li n

Anhl

талей: епископов и аббатов. Известно, как дорожили паны
ппосенисм их имен в диптихи церкви иерусалимской.
Еще прочнее сохранялось, широко распространяясь и ла­
тинском средневековье, употребление простых деревянных
вощечков, обтянутых иногда снаружи, ради сохранности, ко­
жей. Частная переписка совершалась преимущественно на них,
и Августину Гиппонскому (V в.), вздумавшему написать письмо
другу на пергамене, приходится объяснять это исключительное
обстоятельство тем, что „имеющиеся у него таблички он
отправил с письмом к дяде" адресата (Ер. XV MPL XXXIII 81). 1
Иларий Арльский в памятном слове о Гонорате Леренском
замечает, что святой обычно писал другу Евхерию на таблич­
ках, покрытых воском (АА SS Iuni II 20). Устав св. Бене­
дикта, предписывающий молодому монаху никогда не рас­
ставаться с табличкой и стилем (graphium et tabulas), был
одним из самых важных факторов их распространения. „Кли­
рик! точно подругу держи у бедра твоего табличку",—пере­
фразирует этот устав Боэций (De disciplina scholarium с. 4). „Не
отбрасывай от бедра табличку, школьник", — повторяет пять
веков спустя Аббон Флерийский (De bellis parisiacae urbis
MG SS II 802). Graphium et tabulae — это такой же атрибут
средневековых школьников, как в прошлом веке аспидная
доска и грифель, а в последнее время — тетрадка и каран­
даш. „Блаженными диктиконосцами" называет школьников
одно шутливое стихотворение. На восковой табличке славный
паломник VII в. Аркульф, по рассказу его секретаря Адамнана, „чертил ему план гроба господня и церкви, воздвигну­
той над ним". Сам же Адамнан сперва наскоро заносил итинерарий учителя на восковые таблички, чтобы затем, приведя
в порядок свои заметки, дать им связное изложение на пер­
гамене (Itinera Hierosolimitana CSEL XXXIX 227). В легендах
об ирландских святых ангелы спускаются с неба с церакулами в руках, чтобы обучать неведущего тайну грамоты святого
(АА SS Aug. HI 743). На восковых табличках упражнял свою
неопытную, привыкшую размахивать мечом, руку Карл Великий
(Einhardi Vita Caroli Magni, с. 25). Забавный анекдот рас­
сказывает о св. Ансельме его житие. Чорт, который вздумал
подшутить над ученым епископом, разбросав однажды ночью
1

См. ссылки W a t t e n b a c h , 82,

26

История

письма в Средние

века

его таблички и рассыпав воск, был посрамлен: воск сам собою
собрался и в порядке расположился в деревянной рамке.1 Из
одного места жития Одона Клюнийского ясно, что обычным
типом вощечка в средние века был диптих, — двустворчатая
книжечка, „дощечки которой связаны так, чтобы могли откры­
ваться, не разъединяясь, и школьники для писания клали их
на правую ляжкуа (Vita Odonis Clun. I 14). Самое имя диптих,
выродившись фонетически в латинском языке в „диктику"
(diptycha — dictica), наводило на очень естественное объясне­
ние, что дощечка служит для записи „диктата" 1
В Париже XIII в., как видно из статутов Этьена Буало,
существовал целый цех мастеров восковых дощечек (tables
a escrire), обязывавшихся употреблять для своего деликатного
мастерства „чистый воск, не смешанный с салом, и наводить
его на изящные доски" из бука, дуба, букса, красного дерева,
кедра, эбена, кипариса, рога и слоновой кости (Etienne Boileau. Le livre des metiers. Ed. Depping, p. HI).
Огромное множество любопытных бытовых черт, литера­
турных эпизодов, анекдотов, легенд, шуточных школьных
песен, изображений в миниатюрах, связано с употреблением
церакул во все эпохи и во всех областях латинского мира.
К сожалению, преимущественно только из легенд, картин,
анекдотов и литературных эпизодов мы знаем о существова­
нии и огромной распространенности, в раннем и классическом
средневековье, вощечков. Их самих в о в с е не сохранилось
от этой эпохи, кроме счетных записей Людовика IX 1256
и 1257 гг. и Филиппа III за периоды 1282 и 1301—1308 гг.
(см. описание и изображение у Dom B o u q u e t . Recueil des historiens des Gaules et de la France XXI 284 — 392). Лишь пере­
шагнув в XIV и даже XV вв., начинаем мы встречать в
довольно большой массе клады подлинных церакул.
Такова, напр., группа вощечков XV в., открытых (вместе
с стилями,ножичками, палочками для битья школьников по
пальцам) в стоке нечистот у церкви св. Якова в Любеке, или
коллекция грамматических заметок, тоже XV в., на англий­
ском языке, найденных в торфяниках Ирландии,2 или вощеных
слоновой кости табличек Клюнийского музея. До XVII и XVIII вв.
См. ссылки у W a t t e n b a c h , 66.
См. ссылки W a t t e n b a c h , 82.

Материал

письма

:>'/

удержался обычай (он оставил по себе ряд подлипших па­
мятников) записывать на восковых диптихах елсдоианиг цер­
ковных служб в руководство священникам. Что же касаоччги
вощечков с записями счетов, квитанций, регистров городских
и рыночных сборов, сохранившиеся в большом числе их
образцы в немецких и французских городах сопровождают
нас до начала XIX в.
Как и в древности, вощечек более всего служил деловому
и интимно-приватному употреблению и имел скоропреходящее
значение. Правда, в начале VIII в. стихотворная загадка
англосакса Альдгельма, дающая поэтическое описание внеш­
него состава таблички, красиво намекает на высокий смысл
начертанного на ней:
Жизни основа моей создается пчелой медоносной;
(Нежного тела) покров внешний взростили леса;
Крепкую обувь упорный дал мне рогатых хребет.
Ныне обличье приятное (в ясных его очертаньях)
Жало стальное прочертит (в образе смутном моем).
Так бороздами врезается рало в широкую ниву;
Зерна же с неба (высокого полным) посевом падут.
Melligeris apibus mea prima processit origo,
Sed pars exterior crescebat cetera silvis.
Calceamenta mihi tradebant tergora dura.
Nunc ferri stimulus faciem proscindit amoenam,
Flexibus et sulcis obliquat ad instar aratri;
Sed semen segetis de coelo ducitur almum.1
Но религиозное отношение к высокому смыслу начертан­
ного на табличке не стало законом жизни. Все умножавшиеся
на протяжении изученного периода массы школяров выносили
из годов учения знание восковой грамоты более всего для того
— по игривому выражению романа о Флоре и Блансефлер,—
Чтоб вместе с письмами, на воске
Писать любовные стихи . . .
Adonc lors vessiez escrire
Lettres et vers d'amors en c i r e . . .*
1
2

A1 d h e 1 m i. См. MG AA XVI, 111.
E d e l l e s t a n d Du M e r i l . Poesies populaires du Moyen Age. 1847,163,

IV?

История письма в Средние

века

II. МЯГКИЙ МАТЕРИАЛ ПИСЬМА
К этой группе, в качестве раритетов можно отнести д р е ­
в е с н ы е л и с т ь я , к о р у , т к а н ь и, менее редкую, к о ж у ,
а в качестве широко распространенных материалов—папи­
рус, п е р г а м е н и бумагу.
Применение древесных, главным образом, пальмовых
листьев, в качестве материала для письма, в особенности
характеризует древнюю культуру внеевропейских стран (Ин­
дия, Нипал). Однако» беглое замечание Плиния: „В древности
не знали употребления папируса, но писали сперва на паль­
мовых листьях, потом на коре некоторых деревьев" (HN
XIII 1 1 ) — дает известное основание заключить о „пальмо­
вом периоде" также и в истории средиземноморского письма.
С еще большим основанием можно утверждать в ней приме­
нение древесной коры, точнее липового лыка, которому Плиний
(XVI 14) дает имя „филиры" и описыпает ого, как „нежную
ткань между деревом и корою липы". Марциан Капелла (II 136),
как и Ульпиан (Digest. XXXII 52), знают „свитки из филиры",
и существование этой родственницы и предшественницы па­
пируса отмечается в Риме в тот период, когда сам египетский
папирус, подобно лыку, носивший имя liber, проник в Италию.
Уже отмиравшей стариной были в Риме в эпоху Плиния „по­
лотняные книги", libri lintei, которые он знает как материал
частных документов (HN XIII 11), рядом с свинцовыми
таблицами государственных грамот. Но замечательно, что
кожа — материал, хорошо известный египтянам, евреям, пер­
сам и грекам (под именем дифтеры) — среди латинских народов
распространилась только сравнительно поздно, уже в усовер­
шенствованной форме пергамена. Таким образом,висторический
период на римском западе не было своего удобного мягкого
материала письма, который мог бы соперничать с египетским
п а п и р у с о м , когда этот последний появился в Италии.
а)

Папирус

Б и б л и о г р а ф и я . Кроме литературы, указанной в предыдущей главе,
специально о папирусе в канцеляриях раннего средневековья: W. E r b e п.
Papyrus und Pergamen in der Kanzlei der Merovinger. MIOG XXVI (1905),
123—127;—H. B r e s s l a u . Papyrus und Pergament in der papstlichen Kanzlei.
MIOG IX (1889), 1—338;—H. O m o n t . Bulles pontificals sur papyrus (IX —

XI siecles). BECh LXV (1904) 575-582.

Материал

письма

29

11мпм|)у'>

ков к а п и т а л ь н о е п и с ь м о с л у ж и л о э т о й ц е л и . К со­
жалению, мы вовсе не имеем возможности наблюсти процесс
перехода письма с камня на папирус. Один из характерней­
ших сохранившихся образцов латинского письма на мягком мате­
риале открыт был в отрывках поэмы о битве при Акции, и
Геркуланее, * стало быть, во всяком случае, он несомненно
ранее разрушения этого города извержением Везувия в 79 г.
н. э. Рустичное письмо этого папирусного свитка, несколько
менее правильное, нежели в современных ему надписях, в об­
щем, воспроизводит их стиль, Но трудно сомневаться, что
сохранись • нас более полная картина папирусного римского
письма, мы нашли бы в нем древнейшие образцы, написан­
ными в более типичном монументальном письме: квадратном
„капитальном". Игра случая сделала то, что подлинное пре­
дание этого, повидимому»более раннего, письма дошло до
нас в более поздних и даже относительно весьма поздних
образцах.
В с е эти о б р а з ц ы уже не п а п и р у с н ы е с в и т к и ,
но п е р г а м е н н ы е к о д е к с ы .
Почти все они — з а м е ч а т е л ь н ы й факт — пред­
ставляют различные отрывки из Энеиды Вер­
гилия.
В цитированных выше изданиях Цангемейстера и Ваттенбаха, 2 так же, как и в изданиях Английского палеографиче­
ского общества, :t можно видеть образцы этих величествен­
ных кодексов. Исчерпывающий список всего, что сохрани­
лось от латинского квадратного (4 образца) и рустичного
(23 образца) капитального письма, составлен по запискам
Людвига Траубе его учеником P. Lehmann'oM и вышел в по­
смертном издании его Vorlesungen und Abhandlungen, 1 Band:
Zur Palaographie und Handschriftenkunde, 161. — Для каждой
рукописи Траубе дает: указание ее происхождения, Schriftheimat, буде он мог его определить; местонахождения, Bibliothekheimat, и указание ее изданий, факсимиле и описаний.
Дата этих кодексов была предметом энергичных исканий и
1
См. Fragmenta Herculanensia, ed. W. S c o t t . 1885. Также Z a n g e m e i s t e r et W a t t e n b a c h , op. cit. tab. 1—IV.
2
См. примеч. на стр. 58. В этом издании интересующие нас facsimiНа можно видеть в таблицах 4, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 14-а, 15.
3
Palaeographical Society, 1, pi. 113—114 и 86.

5

О. А. Добиаш-Рождественская

()()

История

письма в Средние

века

жарких споров. Из них знаменитейшие, коих подробную би­
блиографию и указания факсимиле см. у Traube, Vorl., I:
семь листов текста Вергилия, в рукописи квадратного
письма от библиотеки Сен- Дени, получившей имя Dionysianus
и поделенной между Берлином и Римом. Этот mss. относят
к концу IV в. (Traube, № 2).
Одиннадцать листов того же автора в том же письме,
IV или V вв., хранящиеся в Сен-Галленской библиотеке
в Швейцарии. Traube, № 1,
Палимпсест — отрывок речей Цицерона против Верреса,
в рустичном письме, хранящийся в Ватикане и относимый
к IV в. (Traube, № 19).
Кодекс Вергилия, известный под именем R o m a n u s , и дру­
гой, под обозначением P a l a t i n u s , — о б а в рустичном письме
весьма архаического вида, близкие- к надписям I и., по типу
начертания, которое само по себе могло бы дать основание
отнести их также к этой эпохе, если бы характер сокраще­
ний, варваризмы языка, грубый характер иллюстрирующих
Codex Romanus рисунков и ряд иных соображений не за­
ставляли исследователей передвинуть дату вплоть до VI в.1
(Traube, № № 12 и 17).
Не менее знаменитыми считаются еще два вергилиевых
кодекса. Один—интересно иллюстрированный рисунками, вос­
производящими гораздо более древний образец; он известен
под именем Y e r g i l i u s V a t i c a n u s (Traube, № 10). Другой—
Медичейский Вергилий из Флорентийской Лоренцианской
библиотеки (Traube, № 1). Этот последний замечателен тем, что
в его лице мы имеем, наконец, единственный кодекс в капи­
тальном письме, который можно точнее датировать: он был
читан, размечен и корригирован некиим Терцием Руфом Апронианом Астерием, который занимал должность consul ordinarius в 494 г.
Одинокие образцы книг в капитальном письме еще пстречаются в VI, VII и даже начале IX вв. Таковы стихотнорения Пруденция в Парижской Национальной библиотеке, Ту­
ринский Седулий, Утрехтская Псалтырь. Следует также, в осо­
бенности, отметить один особенно интересней для русского
читателя драгоценный фрагмент кодекса VIII в., который наСр. L. T r a u b e . Strena Helbigiana.

Раятипис латинского письма в ранний период

67

нисан на пурпуровом пергамене золотом в рустичном капи­
тальном письме. Принадлежавший некогда
Корби, затем
Сен-Жермен-де-Пре, где он носил № 603, он затем со псом
„фондом Дубровского" * перешел в нашу, ныне Государствен­
ную публичную библиотеку. Это — отрывок из евангелия
Матфея. Но в сколько-нибудь значительных размерах конец
V в. был границей применения капитального письма. Осво­
божденное, наконец, от противоестественной роли—служить
для воплощения длинных текстов, — капитальное письмо со­
хранено было для заглавных строк, для инициалов и в неко­
торых исключительных случаях для целых (обычно началь­
ных) страниц.
Роскошные каролингские библии дают образцы такого
употребления этого пережитка каменного письма. В каче­
стве титулов, инициалов и „больших букв", оно существует
и доныне.
Весьма замечательно, что, повидимому, поэма Вергилия
была тем текстом, ради которого преимущественно доживало
на пергамене это торжественное и медленное письмо. Как
текст Гомера наполняет почти все сохранившиеся литератур­
ные греческие папирусы, а библия—все ценнейшие и древ­
нейшие пергаменные греческие кодексы, Вергилий связал
с собою и, быть может, продолжил за его естественные гра­
ницы применение классического письма. Все три книги были,
каждая по своему, величайшими книгами своей эпохи. „Гомер
в греческом мире, Вергилий в классическую эпоху Рима, би­
блия в первые века христианской церкви заполняют собою
огромное, исключительное место, на какое не могут претен­
довать другие книги их поры". 2
Ь) Унциал

3

Б и б л и о г р а ф и я . Специальный альбом, иллюстрирующий унциальное
письмо, кроме уже цитированного в предыдущей главе Z a n g e m e i s t e r
•etc., можно найти в Е. C h a t e l a i n . Uncialis scriptura codicum latinorum novis
exemplis illustrata. Paris, 1901 — 1902. — Перечень унциальных рукописей
всего мира у Traube, Vorl. I, 171 — 261.
1

См. ниже.
T h o m p s o n . Introduction to greek and latin Palaeography.
1412, 273.
л
См. образец унциала на нашей табл. II, фиг. 4.
2

5'

Oxford,

(>ti

История

письма в средние века

Помимо указанного выше труда Schiaparelli, много материала для изу­
чения унциала, особенно древнейшего, дают работы Е. A- L о w ? e. A sixth
century fragment of the letters of Pliny the Younger. Washington, 1922.

Происхождение этого имени, как и письма, им обозначае­
мого, тонет в скользкой терминологии средневековых анти­
квариев и в неясных,—за недостатком материала,—отношениях
между эпиграфическим и палеографическим преданиями. Евсевий Иероним в V в. (Prefatio in librum Job. MPL XXXVIII,
col 1142), Луп Ферьерский (Ibid. CXIX, col. 448) и аноним­
ный комментатор Доната 1 в IX и X вв. употребляют слово
Htterae unciales в смысле крупных, толстых букв, обнаруживая
тенденцию отождествлять их с „начальными" (initiales). „Не­
которые буквы называются унциальными, — объясняет послед­
ний из цитируемых авторов,—те, что особенно велики
(maximae sunt) и пишутся в начале книг" (in initiis librorum). *
Следует ли производить, полагаясь на эту этимологию,
слово uncialis от меры uncia (~ • ирибл. дюйму), или, не доверяя
толкованиям комментатором, по исходя из впечатления самого
письма, связать его со слоном uncus, крюк? Общее впечатле­
ние этого письма — его большая мягкость и округлость. Она
избегает остриев и углов и, где возможно, скругляет ломаные
линии в изгибы, а прямые — в дуги. В этом смысле отдельные
формы унциального стиля появляются задолго до его господ­
ства в IV в. Они наблюдаются изолированно в различных
курсивах и весьма часты среди капитального письма надписей*
Но совершенно очевидно, что на самом камне они появляются
только, как результат подражания письму рукописному, что
не на нем они создались, и плохо вяжутся с его техникой.
Их смысл — возможно сократить затрату сил и времени, свя­
зывая несколько элементов буквы в один и добиваясь воз­
можности вывести ее одним непрерывным движением руки.
Восемь или девять букв считаются, вообще говоря, особенно
характерными для унциала, и в иных случаях мы можем наб­
люсти, в других вообразить, каким путем переходных форм и
естественных движений руки в особенности на гладком фоне
пергамена могли они получиться из угловатых и изолирован­
ных форм капитального письма.
1

См. Т г a u b e. Perrona Scottorum, 533.
Quaedam litterae enim unciales dicuntur, quae et maximae sunt et in,
initiis librorum scribuntur.
2

Ршнштис латинскою

письма в ранний период

69

Этот процесс для девяти характерных букв, где, путем
постепенных скруглений, из капитальных форм букв А, /)9 Et
G, Н9 Му Q, Т, V получились формы

AueqV>T>c)TU
Этот процесс может быть мысленно восстановлен, по образцу
хотя бы того, какой открывают в рукописной эволюции по­
следовательные изменения буквы Н, совершавшиеся уже
в стенных надписях и на папирусе.

И Н И Н

/

См. аналогично для буквы Е у Prou, р. 62 и т. п. Из
этих „девяти" впрочем правильно П. Леман считает менее
характерными G, T, U, а Скьяпарелли вводит в список
„унциальных4* только A, D> Е, М, относя h и q, а также Т —
к минускульным.
Каково бы ни было происхождение и первоначальные
судьбы унциальных форм, их сильный расцвет связан с тор­
жеством пергамена, стало быть, мы можем датировать его
отчасти Ш, но преимущественно IV веком н. э. Вместе с пер­
гаменным кодексом унциал есть внешний спутник книжной
христианской литературы, ее littera libraria, ей присущая Buchschrift. Он господствует в ней от IV до VIII в., составляя
сакральное искусство иноков, гордость обительских скрипториев. Особенной свободой и отчетливостью характеризуется
он в V и отчасти VI в. Затем чувствуется в нем мутность и
небрежность, — иногда декаданс, иногда
искусственность
и напряженность (замена калама пером?), тщательность в вы­
ведении букв, в VIII в. — даже прямая порча форм. Но в VIII и.
мы уже накануне каролингской реформы письма.
Всемирную известность получили старейшие из сохрани
вшихся кодексов в унциале: относимые к IV в. отрывки Цицп
роновой De republica — рукопись-палимпсест п дна уаких
столбца, по 15 строк крупного четкого письма, хранится и Ва

70

История

письма в Средние

века

тикане; г Верчелльское евангелие, 2 приписываемое самому
Евсевию, поэтому относимое ante 371. Париж 3 хранит весьма
древний образец унциала, содержащий текст постановлений
собора в Аквилее 381 г., который, повидимому, написан только
несколько позже этого года. Берлин гордится одной из старей­
ших пасхальных таблиц, 4 отнесенных Моммсеном к 447 г.
Библиотека Кельнского соборного капитула обладает старей­
шим каталогом пап, 5 который был написан при папе Агапите
в 535 или 536 гг. Образцы унциалов различных веков собраны
в цитируемых нами (в примечаниях) изданиях: немецком —
Ваттенбаха, французском—Шателена и английском—Палеогра­
фического общества. В приложении к цитированной книге
Traube 6 сделана попытка п о л н о г о
с п и с к а унциалов
IV — VIII вв. Отсылая к ним читателя для иностранных ру­
кописных хранилищ, мы даем в следующем ниже экскурсе
описание унциалов, которые хранит Государственная Публич­
ная библиотека им. Салтыкова-Щедрина.
с) Унциалы Государственной
Публичной
и м. Салт ыко па - Щедр и на

библиотеки

1. Здесь прежде всего выдвигается загадочный mss. Q. v. I
№ 12, которого ни родина, ни библиотека не оставили следов
в традиции, но который по характеру покрывающего его
крупного унциала может быть отнесен к самому началу V в.
Это одиночный лист из евангелия от Луки в 2 0 X 1 9 . 5 см,7
покрытый в два столбца, каждый по 23 строки, четким пись­
мом. Его описание и факсимиле имеется y D o m A n t o n i o
S t a e r k (Les manuscrits de St. Petersbourg, p. 1) и в нашем
Catalogue под № 2.
1

См. Z a n g e m e i s t e r - W a t t e n b a c h , 17 и Palaeogr. S o c , I, 160.
Ватиканская библиотека ныне готовит полное факсимиле этой рукописи.
2
Ibid., pi. 20.
3
Bibliotheque Nationale, lat. 8907. С h a t e l a i n . UncinlU arriotura,
pi. XL
4
Perlin, Kaiserliche Bibliothek, lat. 40298. Z a n g e m c i s l r r - W n l l e n b а с h, 23.
5
Ibid., pi. 37 et 38.
6
Vorlesungen u. Abhandlungen, 171 sqq.
7
Здесь указываем только размеры текста; рпимгры листом см. и нашем
Catalogue.

1\итипшс латинскою

письма it ранний период

71

И следующем далее ряде рукописей болынинстио собирается
и цельную группу одного происхождения или, но крайней
мере, прошедшую несколько совместных этапов по пути
в Государственную Публичную библиотеку. Они до XVII и.
хранились в знаменитой, основанной в VII в. с участием
англо-саксонских писцов, в соседстве Амьена, Корбийской
обители, частью написаны были ими и в ней, все попали
в библиотеку Сен-Жермен-де-Пре в Париже, в период, когда
бенедиктинцы конгрегации св. Мавра создали в этой обители
свой научный и издательский центр и собирали в ней целыми
фондами старые руко^тсные библиотеки; все исчезли в эпоху
Французской Революции, будучи кем-то украдены, и затем
проданы в Париже Дубровскому. Большинство их описано
в сочинении L e o p o l d D e l i s l e , Le Cabinet des manuscrits; у M o n t f a u c o n , Bibliotheca bibliothecarum; у D o m
T a s s i n e t D o m T o u s t a i n , Nouveau traite de diplomatique;
у G i l l e r t , Lateinische Handschriften in St.-Petersburg (в Ncues
Archiv V и VI); у C h a t e l a i n , Uncialis scriptura; у D o m
A n t o n i o S t a e r k , в его цитированном выше издании;
наконец, в приложении к упомянутому выше сочинению
Т г a u b e, Vorlesungen und Abhandlungen, гл. Die lat. Hand­
schriften etc., а также в цитированном сочинении автора Histoire
de l'atelier graphique de Corbie e t c и в редактированном им
Catalogue des anciens manuscrits. Здесь мы будем ссылаться
только на последний (где имеются указания на все другие
важнейшие описания), а также на доступные факсимиле
Staerka и, где нужно, на наше исследование, Corbie. Добавим,
наконец, что миниатюра и орнаментальные элементы наших
кодексов представлены в • прекрасном альбоме Н. Z i mm e r m a n n , Vorkarolingische Miniaturen, Berlin, 1916.
2. Из них по характеру унциала древнейшим предста­
вляется написанное в Италии или Африке собрание некоторых
второстепенных сочинений бл. Августина.1 Это — кодекс Q. v. I
№ 3 в 153 листа 2 1 . 1 X 1 9 . 1 см, коего листы покрыты, как
это очень обычно для унциала, письмом в два столбца, каж­
дый в 28 строк. В Корби он носил № № 2 и 17, в Сен-Жермене № 254. Кодекс, несомненно, относится к V в. См. наш
Catalogue, № 1 и Corbie, № 1.
1

S. Augustini libri II ad interrogate Simpliciani и др.

72

История

письма в средние

века

3. Следующие пять по характеру письма следует отнести
к VI в. Они помечены в Государственной Публичной библиотеке
разными шифрами (Q. v. I № 6, 7, 8,9, 10), но собственно соста­
вляют в совокупности один кодекс, который идет из Корби, где
носил № 173, через Сен-Жермен-деТ1ре, где был помечен
№ 840. Этот кодекс, в целом 220 листов (17 X 13 см, 1 столб.,
22 стр.) покрыт был четким унциалом с неуловимыми оттен­
ками различных рук в каждом отдельном произведении.
По убеждению автора, он полагает, им доказанному, кодекс
писан отнюдь не в Корби, как думают, но, обличая самыми
размерами своими большую древность, и—характером письма,
рубрик, стилем инициалов и самым подбором текстов—VI век
и Италию, он писан в Виварии Кассиодора и имеет глоссу его
руки. Catalogue № 4, 5, 6, 7, 8, .Staerk I б — 7 , II pi.,
Corbie № II.
У Стерка имеются facsimilia большинства описанных от­
дельных произведений, вошедшлх в кодекс. Это:
P e l a g i i , De fide, 61 лист (1—61).
F u l g e n t i i , Dc fide catholica, 52 л. (62—113).
O r i g e n i s , Expositio in canticum canticorum, 41 л. (114 —
153).
H i e r o n y m i , Epistola ad Fabiolam, 38 л. (154 — 191).
H i e r o n y m i , Epistola ad Demetriadem virginem, 29 л.
(192 — 220).
4. Следующий кодекс несколько более ранней эпохи Q. v. I
№ 2 : O r i g e n i s , Homiliae и O p t a t i M i l e v i t a n i , libri duo,
прошедший через Сен-Жерменскую библиотеку, с шифром 718.
Это — изящный кодекс (276 листов, 2 1 . 3 X 1 6 см, 1 столб,
в 28 стр.), покрытый жирным и'-четким унциалом. Catalogue
№ 3, Staerk, p. 3.
Кодекс помечен неправильно, как корбийский, у Траубе и
верно, как Реомейский, у Стерка: он носит на поле помету
Реоме.
5. К концу VII в. относят очень любопытный образец
унциала на папирусе: F. I. № 1 —одиночный лист (27-й но счету)
3 0 X 2 1 см. из кодекса, коего 63 листа хранятся и Парижской
Национальной библиотеке (lat. 11641), а 53 — и Женеве (I, 16).
Это — отрывок из S. Augustini, De pocnitentia, написанный
(1 столбец при 29 строках) унциалом, резкая четкость которого
так характерна для техники письма на папирусе*

Развитие

латинского письма в ранний период

73

Родина рукописи — французский юг, обитель сн. Юста
в Нарбонне. В Петербург, ныне Ленинград, она попала, пройдя
Сен-Жермен-де-Пре и Национальную библиотеку. Catalogue
№ 16.
Дальнейшая группа ленинградских унциалов уже подходит
к самой границе VII и VIII в. и даже переходит в VIII в.,
обличая в манере письма ту напряженность, ту подражатель­
ность технике капитального письма, которая справедливо счи­
тается характерной чертой этого века. В этой группе имеются
следующие рукописи.
6. Sancti Basilii Magni, Regula (F. v. I № 2), пергаменный
кодекс (в 55 листов 2 4 X 1 8 , 2 см, в 2 столб, по 33 стр.) но­
сил в Корби № 231 и прошел через Сан-Жермен-де-Пре, где
его пометили № 400 2 , частично (лл. 29 — 30, 38 и 49 — 55)
писан полуунциалом. Catalogue, № 14,1 Staerk, p. 12, Corbie,
№ IV.
7. Dionysii Exigui, Canonum ecclesiasticorum collectio (F. v.
II № 3 в 185 л. 27 X 19.3 см, 1 столб, при 19 стр.; в унциале
написаны только лл. 1 — 1 5 , 63', 154 —185; остальное писано
полуунциалом). Родина его Лион. Во всяком случае, он прошел
через Лионскую соборную библиотеку и парижскую библиотеку
Collegii Claromontani, где носил № 569; затем он приобре­
тен в Сен-Жермен-де-Пре и попал к Дубровскому. Он сильно
пострадал от огня, повидимому, в том пожаре, которому
подверглось аббатство в августе 1794 г. Драгоценная ру­
копись эта — одна из старейших коллекций соборных поста­
новлений. Catalogue, № 11 и Staerk, p. 13.
8. S. Gregorii Magni, Homilia XI in Ezechiel, оторванный
лист (Q. v. 1. № 1, 29 X 23 см, в 28 стр.), неизвестного проис­
хождения, описанный Staerk'oM, p. 16.
9. Johannis Chrysostomi, De reparatione lapsi (кодекс F. v. I
№ 4 , размера 23.5X18.5 см в 45 л. 1 столб, при 23 стр.). Ленин­
град является уже третьим этапом для этого кодекса, вышедшего
из Корби (№ 28 и 230), попавшего в Сен-Жермен (N 197), и
затем, частью в Лондонский Британский музей (fonds Вл1гпеу,
№ 340) и, частью, в „Музей Дубровского". Один из самых
тиничных унциалов VIII в. Staerk, р. 23. Ср. наш Catalogue,
№ 12 и Corbie, № VI.
10. Gennadii, De Dogmatibus et Hieronymi, Epislolar (кодекс
Q. v. I № 13; 1 6 . 3 X 1 1 - 5 см в 24 л., 1 столб., \\\п\ Т\ стр )

74

История

письма в Средние

века

Заглавный лист его украшен изображением святого, с каламом
в одной руке и открытой книгой в другой, Унциал обнаружи­
вает эпоху упадка, предшествовавшего каролингской реформе.
Инициалы, в виде сцепившихся рыб, говорят об островном
влиянии. Кодекс вышел из Корби (№ 83 и 178), прошел
через Сен-Жермен (№ 861). Catalogue, № 13 и Corbie, № III.
11. Часть (листы 166 — 183) кодекса, первая половина ко­
торого находится в Париже, и который в общем представляет
собрание различных произведений отцов церкви. Ленинградский
фрагмент (Q. v. I № 5) дает тексты Maximi Taurinensis, Passio sanctorum Johannis et Pauli. Этот кодекс, любимого корбийского размера (18 X 1 3 5 см), покрытый унциалом(в 1 столб,
при 20 стр.), происходит из Корби и прошел через СенЖермен-де-Пре (№ 960). См. Catalogue, № 15, Staerk, I 11 и

Corbie, № V.
12. Liber Job, glosa addita (38 лл., часть кодекса F. v. I № 3»
где остальные части написаны англо-саксонскими курсивами
(26 X 18 см, 22 стр.). Англо-саксонский (абрсвиатуры обличают
это происхождение) крупный унциал, сопровождаемый глоссой
в англо-саксонском курсиве. Написан, вероятно, англо-саксон­
скими писцами в Корби. Этапы: Корби (библ. помета XVII в.),
Сен-Жермен (№№ 660 и 211), Петербург. Staerk I 34, наш
Catalogue, № 19 и Corbie, № VII.
13. Passio S. Apollinarii (часть, лл. 47 — 62 кодекса F. v. I
№ 12 (30 Х 2 0 см, 20—25 стр.)- Очень крупный и грубый, неров­
ный унциал, с инициалами мелкого плетенья островного типа,
конца VIII в. Этапы: Корби (помета библиотекаря XVII в.),
Сен-Жермен (№ 1038), Петербург. Staerk, 1 35; наш Catalogue,
№ 41 и Corbie, № VI1I.
14. Fragmentum Evangelii Lucae. Q. v. I № 1. Обрезанный
на 7б высоты фрагмент 25 X 29 см, 17 2 л. по 2 столбца при
17 и 21 стр. необыкновенно тщательного унциала, типа рос­
кошных островных евангелий, с островным инициалом. Деталь­
но описан Vilmart'oM в Revue Bened., 1929 г. Staerk, I 27, Cata­
logue, № 2.
15. Последний унциал Государственной Публичной библио­
теки. Послания ап. Павла (F. v. XX, Codex Gracco-latinus
2 8 X 2 3 см, 176 лл. при 2 столб, и 31 стр.) представляет
ту любопытную особенность, что это — греко-латинский кодекс,
где текст идет параллельно на двух языках, и обоих выве-

Гишштис латинскою

письма п ранний период

75

лгмпмй том же искусственно отделанным письмом, что и
предыдущий. Авторы Nouveau Traite III 165 датиропали
его IV в., Мабильон VII в., Делиль, а вслед за ним Стсрк
отнесли его к VIII в., но большинство ученых XIX п. (ср.
Omont, Facsimiles des plus anciens mss. grecs. Paris, 1892) —
к IX в. Несомненно, он является довольно поздней, рабской
и вместе не выдерживающей строгого стиля абревиатур ун­
циалов лучшей поры, копией знаменитого клермонского ко­
декса VII в. Описания, кроме цит. Делиля II 231 и 438,
Стерка 1 28 и Омона, см. в нашей Corbie, 102.
Таким образом, резюмируя сущность приведенных описа­
ний, редкая вообще разновидность ранних латинских унциалов,
полный список которых, как полагали ученики Traube, исчерпы­
вается 390 № № (в списке есть, но не в слишком большом
числе, пробелы), представлена в ленинградском книгохрани­
лище пятнадцатью образцами, дающими иллюстрацию письма
большинства веков, когда унциал жил в качестве нормальной
littera libraria. Эти образцы относятся к V — IX вв. и идут
из Италии или, в большинстве, с французского севера: Корби
и Реоме, два — с французского юга: Лиона и Нарбонны. В
большинстве это пергамены, вероятно, местной выделки; но
один из унциалов является на папирусе. В некоторых образцах
эти рукописи дают любопытные примеры фигурных унциалов,
заставок и миниатюр. Подводя итоги сказанному, можно
утверждать, что ленинградская группа унциалов представляет
одну из самых выразительных коллекций этого типа письма
и одну из самых драгоценных частей фонда Дубровского.
III. АНТИЧНЫЕ КУРСИВЫ
а) Древний римский

курсив

Б и б л и о г р а (р и я. Античному курсиву посвящена монография Н. В.
V a n H o s e n. Roman cursiv writing. Princeton, 1915.
Литературу для письма восковых табличек см. выше стр. 23. Для
истории изучения нового римского курсива, в частности письма равеннских
грамот см. M a r i n i . I papiri diplomatici raccolti ed illustrati. Roma, 1805.—
M a s s m a n n . Die gothischen Urkunden von Neapel und Arezzo, Miinchen,
1837.—Об этом письме см. К. В г a n d i. Ein lateinischer Papyrus aus dem
Anfang des VI Jahrh. Die Entwicklung der Schrift in den alteren Urkunden.
AUF V (1914) eu 2 6 9 - 2 8 8 .

1) Старейшей, доступной наблюдению группой античных
курсивов, той, которая является в памятниках I—II вв. н. э.,

76

История

письма в средние

века

дали имя д р е в н е й ш е г о к у р с и в а , altere romische Cursive,
а также к а п и т а л ь н о г о к у р с и в а .
Это последнее название мотивируется тем, что формы
этого письма представляют только быстрое начертание обычных
капитальных форм. Оно ранее других явилось в помпейских
г р а ф и т а х . Это стенные надписи I в., обычно — цитаты из
поэтов, любовные обращения, шутливые замечания и сатири­
ческие выходки. Большинство их датируется периодом между
63 г. до н. э. — когда значительная часть города, после раз­
рушившего его землетрясения, была перестроена,—и 79 г. н. э.,
когда город погиб навсегда, покрытый лавой и пеплом Везувия.
Аналогичны надписи Геркуланея и надписи в катакомбах рим­
ских христиан. Помпейские надписи знают и чистое капиталь­
ное письмо. Оно выведено кистью и применялось для уведом­
лений делового характера. Формы эти встречались на череп­
ках, найденных в некоторых итальянских городах и исчер­
ченных, ранее их обжигании, отдельными буквами, стихами
и памятными заметками, на спипцонмх пластинках и воско­
вых табличках Помпой и Дакии, наконец, немногих дошедших
от I—III пи. папирусах.
Об именах нет нужды спорить. В некоторых образцах
древнейшего курсива, действительно, весьма многие буквы
определяются тем же графическим принципом, как их настоя­
щие „капитальные" соответствия. Кроме того, в этом курсиве,
как и в собственно капитальном письме, мало лигатур: не
только буквы стоят отдельно, но часто и элементы букв не
связаны, как то видим в помпейских церах. Надо, однако же,
заметить, что все-таки многие буквы имеют чисто-курсивные
или чисто-унциальные формы, уже не объясняющиеся небреж­
ным выведением капитальных, но совершенно иным моторным
побуждением. Такозы, как это ясно из таблицы Prou, буквы
Ъ и с в обеих ее формах, г d и е в их обеих формах, буквы
A, /, m, gy v. В других мы также констатируем какие-то
уклонения, находящие объяснения не в небрежном выведении,
но в курсивном „ведении" ( д у к т е ) .
1

Ввиду трудности в
настоящем
издании
дать читателю
п о л н ы й альбом таблиц, мы в некоторых, редких, впрочем, случаях будем
вынуждены ссылаться на таблицы других изданий. Настоящее описание
предлагаем читателю проверить хотя бы по P r o u , Manuel de paleographie.
P. 1924, pp. 4 7 - 4 8 .

Гашшпшс латинскою

письма в ранний период

77

Кроме того, в различных образцах за различные периоды
(при столь разнообразном материале!) этого письма оттенки
весьма значительны. Калам пишет жидким материалом чернил
по папирусу иначе, чем кисть мажет по извести, чем уголь,
мел и острие царапают по стене, и иначе, чем стиль чертит
по воску.
При двух последних техниках получались особенно свое­
образные формы. Пишущий, идя по пути наименьшего сопроти­
вления, уступал естественной склонности давать по воску
параллельные вертикальные удары. Все буквы, обнаруживав­
шие малейшую способность разложиться на такие параллель­
ные черты, шли по этому пути разложения. Процесс этот можно
наблюдать хотя бы на таблице, которую дает P r o u , op.
cit. (см. наше прим. на стр. 76).
е превращалось в две параллельные черты, слегка изгибаю­
щиеся, а иногда и совсем прямые, о, g и d распались на две
слабо изогнутые дуги, в последних двух случаях неравной
величины, и выродилось в две параллельные прямые, N в три
и М в четыре, причем первая из них пишется несколько
длиннее следующих. У Р и R закругление вовсе исчезло и
заменилось короткой вертикальной черточкой вверху, s вы­
тянулось в длинную, слегка лишь изгибающуюся наверху
линию. Описанная тенденция дает очень характерный вид
табличке. „Капитальный курсив" папируса производит уже
иное впечатление. Все разновидности „древнейшего" курсива—
на стене, на воске, черепице, свинце или папирусе—объеди­
няют несколько характерных форм. Это, главным образом,—
буквы а, с изгибающейся правой линией, Ь, с переместившимся
налево закруглением, превращающим его в аналогию унци­
ального а; сильно вытянутое с; буква N, в ее форме вилки,
буква /?, образованная из несколько скошенной оси, которая
уходит под строку, и небрежной, короткой, слегка изгиба­
ющейся вертикальной черточки вверху; буква р, вполне на­
поминающая только-что описанное R, с той разницей, что
его ось стоит на строке; загибается вправо, а не влево, а
перемычка обычно короче. Все эти модификации, совершенно
непривычного для нас вида, составляют в настоящее время
наибольшее затруднение для лица, незнакомого с древнейшим
курсивом, для знакомого с ним — критерий его распознания.
Один из главных источников недоразумений в этом письме

78

История

письма в Средние

века

заключается в том, что модификации отдельных букв, путем
незаметных переходов, приводят их к формам, слишком сбли­
жающим различные алфавитные индивидуальности. Как ясно
из приведенной таблицы, А часто становится трудно отличи­
мым от R\ b от d\ с от о и t; \e от и и т. д. В не­
которых разновидностях этого курсива трудности возрастают,
вследствие своеобразной системы лигатур-„монограмм", где
один и тот же элемент служит одновременно двум буквам.
Эта система, как правильно замечает Томсон (210), усиливает
естественную тенденцию письма на воске изолировать эле­
менты. „Куда пришло бы письмо, спрашивает Томсон, если
бы воск остался единственным его материалом?". Несомнен­
но, в нем исчезли бы все петли и дуги.
Тайну этих скользящих форм долго не могла разгадать
пытливая мысль новой палеографии. Их расшифровка, осуще­
ствившаяся в сороковых годах прошлого века, явилась одной
из величайших ее побед, и честь ее,—в противность предше­
ствующей истории палеографии, где блистают преимущественно
французские имена,—принадлежит немецкой науке. „Сохрани
нас, боже, от национального высокомерия", такими словами
начинает Траубе отдел, посвященный истории палеографии
в Германии: „У нас было только три выдающихся палеографа.
Они занимались письмом не для нас (немцев) существенным.
Но то были Копп, Массман и Цангемейстер, — все трое ори­
гинальные умы". Это, „не для германского филолога особенно
существенное", письмо был курсив восковых табличек, и к ним
приложена была вся энергия оригинального ума великих немцев.
Другая, сохранившаяся от латинской античности, разно­
видность курсивов, а именно к у р с и в и м п е р а т о р с к о й
к а н ц е л я р и и ведет нас в V век: между нею и нерпою
группою имеется, таким образом, мало чем заполненное зия­
ние. З а два века, которые отделяют смутную нору средины
III столетия от эпохи преемников Феодосия, латинская „скораяu
(cursiva) рука оставила немного следов и отчасти унесла с
собой тайну форм, переходных к тому типу, которые нас
встречает в V в. О том, однако, что н т о й области со­
вершалось какое-то движение, и поя влились формы более
свободные и круглые, более свойственные технике письма
жидким материалом чернил, нежели частокол носковых таб­
личек,—показывает самый факт появления унциала.

Развитие

латинского письма в ранний период

79

Во всяком случае, курсив второй разновидности предста­
влен чрезвычайно малым числом образцов и является и совер­
шенно иных условиях, чем все ранее описанные разноиидности. В этой разновидности, которую немецкие палеографы
одно время обозначали, как с р е д н и й к у р с и в , mittlcrc
romische Cursive (французская система не приняла этого
термина, она считает „средний курсив" одной из разновид­
ностей нового римского курсива) воплотились не частные
записи, не любовные письма или шутливые стишки, но импера­
торские рескрипты. Его мастерская—канцелярия, и его творцы
и гранители — придворные нотарии, которых эдикт Диокле­
тиана представляет отличными от писцов книг, „антиквариев"
(см. выше, стр. 60), и которые целыми схолами ютились во
дворце, передавая от старших к младшим искусство notarum,—
дипломатического письма. Его цель, мы указывали на это
выше,—не быстрота начертания: писец не может достаточно
заботливо отнестись к императорскому рескрипту. Но он не
заинтересован также удобочитаемостью. Наоборот: всякой
канцелярии, а в особенности канцелярии описываемого торже­
ственного и намеренно далекого от толпы государственного
стиля, свойственно охранять тайну своих форм, не вводя
в нее непосвященных и открывая возможность проникновения
только избранным. Отсюда этому письму свойственны х а р а к ­
т е р н о с т ь и преднамеренная в ы ч у р н о с т ь . Они встречают
нас и в описываемом („императорском") курсиве. Он оставил
очень мало памятников, из которых до последней трети XIX в.
известны были только два рескрипта, адресованные к пре­
фекту Египта post 413 и сохранившиеся в Лейдене и Париже.
Парижский фрагмент издан Шамполлион-Фижаком, который
по этому поводу вынужден был признаться в неспособности
дешифрировать его. В 1840 г. Массман прочел Лейденский
отрывок,1 наведя тем французского палеографа Natalis do
Wailly на разгадку парижского фрагмента,2 a Mommsen и
Jaffe,3 сопоставив их наблюдения с алфавитом вощечков,
установили таблицу о б щ е г о т о м у и д р у г о м у а л ф а в и т у .
Впоследствии она была применена к вновь открытым в Фл\\
юме образцам того же письма.
1
2
л

Libellus aurarius, 147.
См. Mem. de Tlnstitut, XV 399.
Jahrbuch des gem. deutsch. Rechts, VI 398.

80

История

письма в средние

века

Более всего затрудняет в нем широко практикуемая система
монограмм. В одной и той же форме мы должны угадывать
одновременно две и даже три буквы: один элемент служит
конечным для одной, начальным для другой и основным для
третьей формы. Но общее впечатление письма,—как то свой­
ственно всегда папирусу, — широкое, четкое, ясное. Он до­
ставляет затруднения не глазу, но соображению. Характерны
для него и сразу схватываются глазом 1 простые формы е, о,
повисающего петелькой, и и, повисающего ижицей в верхней
части строчки, вилкообразных М и Nt далее — s и с, напоми­
нающих теперешнее латинское /; в, уже близкое к современ­
ному курсивному, но все еще с закруглением налево, а не
справа. Величайшие затруднения доставляют группы RT, AT,
ТА, как читатель может убедиться, подставляя буквы в
табл. 18 S t e f f e n s ' a (см. ниже, прим. 1). Особенно следует
обратить внимание на монограмматическую группу
RATA,
в третьей строчке (в слове memorata) и ARRА
Т (в слове
narratione).
Насколько правильно имя „среднего", которое одно время
давали этому курсиву? Он не является таким хронологически,
ибо образцы того, который окрещен именем „нового", neuere
romische Cursive, появляются в том же V в., в каком явился
нам и „средний" курсив. В смысле форм он не представляет
никакого перехода от древних к новым, а стоит особо, напра­
вляемый своими специальными мотивами и особыми законами
развития. Общее впечатление частокола из параллельных
линий (наклоненного только не влево, как на восковых таб­
личках, а вправо, что соответствует технике письма пером)
ближе к впечатлению цер, нежели к образцам нового курсива.
Есть и немало совпадающих форм (R, P, A, T, N), но нет
ничего, что служило бы м о с т о м к новому. Скудное число
памятников, оставленных императорским курсивом, не дает
возможности судить о его внутренней эволюции. С VI в. мы
вступаем в период, когда империя, окончательно сосредото-

1

Все эти наблюдения ва невозможностью дать образец в настоящем
издании предлагаем читателю проверить на таблицах, данных в цитир.
выше № XV Memoires de FInstitut, или в издании S t e f f e n s'a, Lateinische
Palaographie, t. I, табл. 18, в особенности в последней строке, подставляя
соответствующие буквы.

Таблица
п/км; щ

г'

I

Г
г

a

Г
An p4r if J? 4
г ft*
e a
t с г
е е
е р

h

и

m

em

p p p f

£

У vv V) YA

Y~

*• r

tii

г с

ri(

« f &
или
UJUI

> ' 7 Ъ fl

t

I

/j/J

-ft

t r

ri

у

О. А. Добиаш-Рождествеиская.

/

т.

/J, к
i

*

*

i^i so

Га иштис

латит кою

письма

в ранний

период

S/

чипшись на Востоке, перестает писать на языке» Рима, и
латинской графии больше нет места в ее канцелярии.
Ъ) Новый римский

курсив

Н о в ы й р и м с к и й к у р с и в встречает нас всюду на
Западе и более всего в Италии, в ее городах, как Неаполь,
Ареццо, но особенно Равенна. Очаг, где одно время укрылась
перед напором варварской стихии императорская власть, и где
впервые, повидимому, если не считать самого Рима, вышла
на поверхность архитектура христианского храма, был очагом,
более всего сохранившим и культивировавшим классическое
письмо. Оно могло образоваться в школе городских нотариев,
а, может быть, и прямо в школе дворцовых нотариев, и стать
образцом для создавшейся рядом церковной канцелярии.
Если римская папская канцелярия, как видно из истории
администрации папы Григория Великого, была копией импе­
раторской константинопольской, тем естественнее такой пере­
ход в Равенне: здесь жил императорский, уже христианский,
двор, и местные епископы играли роль в управлении. Коро­
левское остготское правительство Теодориха Великого, ис­
полненное почтения к античной культуре и, неизбежно, осо­
бенно отзывчивое на ее внешнюю сторону, бережно подобрало
и ее канцелярские традиции. Кассиодор говорит о сундуках
королевского дворца, „которые заключают памятные хартии"
(quae continent monumenta chartarum. Cassiodori Variae VI 10).
Еще в эпоху лангобардских нашествий Равенна особенно
долго удерживала независимость и обособленную жизнь. Так
создалась долгая традиция равеннской, сперва папирусной,
потом пергаменной, грамоты, которая связывает почти непре­
рывною цепью эволюцию нового, „молодого" римского кур­
сива в италийское, варварское средневековое, так наз. „лангобардское" письмо (см. ниже).
В настоящее время равеннское архивное наследство рас­
сеяно в разных местах: в Риме, Париже, Лондоне, Марбурге.
Парижские хартии, ныне выставленные в Gallerie des Chartes
(Bibl. Nat.)» представляют акты утверждения завещаний перед
равеннским магистратом и дают прекрасный образец позднего
классического курсива на папирусе, с его смелыми и четкими
штрихами. Петли и оси букв Ьу р, d, h, f и т. д., спускаю­
щиеся и подымающиеся ниже и выше строки (таким обр.ч
6

О. А. Добиаш-Рождественская

S2

История

письма в Средние

века

зом письмо это, сообразно принятой выше, стр. 57, характери­
стике, „определяется четырьмя, а не двумя линейками")» дают
основание причислить его не к маюскульному (как древний
и императорский курсивы), но к м и н у с к у л ь н о м у , строч­
ному письму. Все его буквы косят вправо и последовательно
связаны лигатурами. Вместе с тем, за немногими исключе­
ниями, новый курсив почти отказался от системы „монограмм"
(связных букв) старого письма. Он культивирует петли,
а также дуги и закругления, которые в этом последнем
почти исчезали. Все эти черты кладут резкую границу между
ним и старой системой письма. На табл. I мы даем его
алфавит, и при его рассмотрении ясно, что он очень близок
в деталях к современному латинскому, как близко и общее
его впечатление. Есть, однако, и известные особенности,
которые мы настойчиво подчеркиваем здесь, ибо

&4

История

письма в Средние

века

чтобы таким путем образовать первый элемент следующей
буквы. Если при этом переломившаяся линия резко скаши­
валась влево, она тем самым выражала /, и вся группа, полу­
чавшая очень характерный вид, равнялась гг.
Наоборот: у / оба его плеча, и вовсяком случае второе,
плавно скругляются, завертываясь часто в кольца. Иногда
после кругового поворота линия завязывается петлей на оси
буквы, в начале ее расщепления, и дает затем легкий росчерк
вправо. Самая ось, вообще говоря, длиннее, нежели у s и г,
и не в пример тому и другому спускается н и ж е с т р о к и .
g принимает самые капризные формы, превращая свою
голову в замкнутое или открытое закругление: в нечто вроде
треугольника и просто угла, иногда почти ее теряя; и только
спускающаяся ниже строки и в разных направлениях искри­
вленная петля или извивающаяся кривая предупреждает нас
о его присутствии в слове.
h имеет привычный нам вид, с петлею, иногда без нее.
/ (никогда до XI в. не писавшееся с точкой) принимало
несколько различных форм: 1) очень короткого, с небольшим
придатком слева, делавшим его похожим на небрежно напи­
санную арабскую цифру 1; 2) более длинного, лигированного
с предыдущей буквой (напр. г или f) и резко скашивающегося
влево; 3) весьма длинного, подымавшегося выше строки и
украшенного завитками или петлями наверху. Такое / (г longa)
писалось в начале слова и перед п и и.
ky /, т, п являлись в привычной нам курсивной форме.
Следует, впрочем, отметить довольно частое появление ха­
рактерного капитального Z,, смело вычерченного среди слова.
о писалось в виде петли — особенно, если лигировалось
с обеими соседними буквами — или в виде неполного закру­
гления, замкнутого прямой замычкой сбоку.
р большею частью имело привычный нам вид, но, лигируясь с предшествующей буквой, своеобразно изменяло свою
форму. Особенно интересны лигатуры с буквами е и v (табл. IX
Возможны близкие его совпадения с типом г, 5, / , если его
закругление выводится не особым движением пера, но воз­
вратным движением, идущим от нижнего конца оси, и особенно,
если само р не вполне замкнуто.
q представляет затруднения лишь в тех, сравнительно,
редких случаях, когда оно является совершенно открытым»

Развитие

латинского письма в ранний период

85

напоминая у или и с продолженным вниз вторым своим эле­
ментом.
Особенно интересна та причудливая игра, какую проде­
лывал этот курсив с буквой t. Простой принцип буквы: вер­
тикальная ось и горизонтальное покрытие давали неожиданные
модификации, которые имеются на табл. I. Все они вытекали
из свойственной курсивному дукту тенденции скашивать оси,
заканчивать их внизу круговым поворотом направо, а обле­
кающее их покрытие —начинать и заканчивать круговым
движением, завершавшимся иногда далеким спадом вниз. По­
лучались, в результате, формы, напоминавшие больше а, как
унциальное, так и курсивное, нежели t. Все это богатство
форм унаследовано было впоследствии средневековыми кур­
сивами и, более всего, меровингским.
IV. ПОЛУУНЦИАЛЫ, ЧЕТВЕРТЬ-УНЦИАЛЫ,
ПОЛУКУРСИВЫ
(иначе, семиунциалы, квартунциалы, семикурсивы)
Б и б л и о г р а ф и я . История полуунциала была написана Траубе, но
этот труд, не приведенный в законченную форму автором, остался неиз­
данным. Перечень полу(семи)унциальных рукописей составлен Е. A. L o w e .
A Hand List of Halfuncial Manuscripts. Miscellanea Francesco Ehrle IV (Roma,
1924) 31—61. О значении полуунциала н образовании киролингского мину­
скула в переходную эпоху VII IX пи. писали ыес авторы, подходившие
к этой проблеме, и, соответственно, библиографию читатель найдет в связи
именно с этой проблемой (см. ниже, стр. 141).

Уже создание унциала было попыткой примирения между
противоположными принципами капитального и курсивного
письма. В этом направлении в самой римской древности сде­
ланы были еще три дальнейших шага, выразившиеся в созда­
нии разновидностей письма, из которых одну давно обозна­
чили именем семи(полу)унциала, другой дали имя четвертьунциала, а третью в последнее время Стеффенс предложил
назвать семи(полу)курсивом.
Семиунциал отличается от унциала общим своим впечатле­
нием, заставлявшим многих давать ему имя к а л л и г р а ф и ­
ч е с к о г о к у р с и в а (ныне ему предлагают дать имя „древ­
него" минускула), а Ваттенбаха — предложить название п р е каролингского (докаролингского)
минускула.
В нем появляется и несколько новых, чисто курсивных форм.

86

История

письма в Средние

века

Особенно характерны буквы a, b,f,gthnr
(см. табл. I). Кроме
того, курсивную форму часто принимают буквы d и 5. Буква
т есть нечто среднее между унциальным (со скругляющимися
внутрь крайними своими ногами) и курсивным (с его прямыми
ногами). Наоборот, N чаще всего имеет капитальную форму;
и появление формы курсивной редко и несистематично.
Как это видно из самого описания полуунциального алфа­
вита, с его многочисленными чисто курсивными формами, из
коих, очевидно, столь многие, отсылающие оси и петли вверх
(b, d, Л, [) или отсылающие их, наоборот, вниз (/, g, p, s,
отчасти г), определяются „четырьмя линейками", другие же,
как а, е, т, п, не детализуют форм своих основных телец,—
тип полу(семи)унициальный есть несомненный м и н у с к у л .
При своей — особенно в раннюю эпоху: века V—VI —разма­
шистости, крупности, кровной связи своей с унциалом, при
минимальном числе лигатур и вместе нередко уже при раз­
рыве scriptio continua, — это конечно одно из самых приятных
и четких писем поры переходной от античности к средневе­
ковью. Не ириподя, из соображений необходимой экономии*
чистого семиунциала в нашей таблице и ограничиваясь толька
более поздним образцом „четверть-унциала", где еще отчет­
ливее возросло число курсивных элементов, мы отсылаем
ко всем цитированным нами собраниям факсимиле для этого
письма, не представляющего никаких затруднений при чтении.
К истории семиунциала в докаролингскую эпоху мы еще
вернемся, в связи с вопросом о том, к какому графическому
течению больше всего привязывается новое творчества
того, что впоследствии назовут „каролингским минуску­
лом".
К этому же моменту отнесем мы более углубленное рас­
смотрение
„ полу (семи)курсивов", особенно расцветающих
в века VII—VIII. Их многочисленная, капризная семья уже в VI в.
заявляет права на роль „книжного письма". Обратно течению»
идущему от письма капитального через унциал к семиунциалу*
где в величавой неподвижности маюскулов все более проби­
вает путь „движение", — в семикурсивах, успокаивая их бес­
порядочное движение, проявляется все большая регулярнзация>
создавая огромное множество — с ними мы встретимся в гла­
ве VII—книжных семикурсивов. Здесь отметим только сле­
дующее:

Развитие

латинскою

////< ьлт п /mtnnui н» /*мм i

Разновидность, которой Стеффопс продАШ'шч дмн. ими
полукурсива, * действительно, предстаилиг.т омгнь л и» (и и и,и
ную и элегантную попытку приспособить нопыи рпм< кии иур
сив к ц е л я м к н и ж н о г о п и с ь м а . Образцом таких |>АНННМ
попыток сохранилось—да, повидимому, и было в сиоо нреми
очень мало: в книгах до самой каролингской реформы ирг
обладали унциал и семиунциал. Имеющиеся образцы игре
числены в западных руководствах по палеографии 2 и дат»!
в снимках у Стеффенса. Таковы, напр., прекрасный текст
Иосифа Флавия в Амброзианской (Милан) библиотеке, гоми­
лии св. Максима Туринского (там же) и св. Авита Вьеннского.
По сравнению с курсивом равеннских грамот, ранний
книжный полукурсив отличается несколько меньшими разме­
рами букв, меньшею раскидистостью форм. Он представляется
сжатым, сосредоточенным, очень четким, с какими-то утол­
щениями верхних концов у букв Z, Ь и df происходящими, быть
может, от неразвившейся петли.
Все отмеченные выше рукописи принадлежат Италии или
южной Франции и представляют, очевидно, плод непрерывной
традиции классического курсива.
Полу{семи)унциалы Государственной
Публичной
библиотеки им.
Салтыкова-Щедрина
Государственная Публичная библиотека обладает некоторым
числом полуунциалов VI—VIII вв., пришедших через тот же путь
„Музея Петра Дубровского", иногда из Италии, через Корби
и Сен-Жермен-де-Пре. Все они описаны в книге Лове HU,
в нашем Catalogue, Fasc. I et II и в нашей Corbie. Там же
более подробна библиография. Это:
1. Aurelii Augustini. De civitate Dei. Кодекс Q v I № 4, 370 лл.
Письмо VI в., в два столбца, по 29 строк. Идет из Италии,
прошел через Корби, где носил № № 2 и 10, и Сен-Жермен (№ 766). См. наш Catalogue № 2, Corbie № XIV.
2. Sancti Marci evangelium (О v 1 № 2). Фрагмент в 8 л.
Письмо начала VII в., в два столбца, по 26 стр. Писан
в Корби (№ 21), прошел через Сен-Жеомен (№ 1200). См.
Lowe, HU, № 125. Наш Catalogue Fasc. И № 2, Corbie № IX.
1
J

Fr. S t e f f e n s . Lateinische Palaographie, VII, col. 2 и табл. 21, 22 и 23.
Нлпр., Th o m p s o n , p. 338, № 114 и Р г о u. Manuel de paleojjraphic, 17.

88

История

письма в Средние

века

3. Basilii Magni Regula (F v I № 2). Полуунциальные листы:
29—30, 38, 49—55 (см. стр.73), Lowe HU, № 121. Наш Cata­
logue Facs. 1 № 14, Corbie № IVa.
4. Dionysii Exigui, Canonum Collectio (F v II № 3). Полуун­
циальные листы: 16—63, 64—153 (см. стр. 79), Lowe HU,
№ 12. Наш Catalogue № 12. К четверть-унциалам следует
причислить наши знаменитые кодексы Амвросия, комментарий
на ев. Ауки F v I № 6 и Иеронимов перевод Псалтыри: F v I,
№ 5; описание в наших Catalogue № 28, Corbie № № XVI и
XVII. На семикурсивах мы остановимся после обзора на­
циональных типов письма.
В

ТАК НАЗЫВАЕМЫЕ НАЦИОНАЛЬНЫЕ ТИПЫ
ПИСЬМА
I. ИСТОРИЯ НАУКИ ПАЛЕОГРАФИИ
„...Она родилась в борьбе.
Ома доставила оружие для
решения многих битв. Но она
не одержала еще своих луч­
ших побед - ... 1
Б и б л и о г р а ф и я . T r a u b e , Vorl., I, 1—127, — Е. de В г о g I i e. Mabillon et la Societe de Saint-Germain des Pres. 2 vol. Paris, 1888. Из трудов
самих ученых XVII—XVIII вв. назовем только (все остальное, имеющее
отношение к этой проблеме, читатель найдет в указанной главе Т р а у б е ) .
J. M a b i 11 о п. De re diplomatica libri VI. Lutetiae Parisiorum, 1681; Suppl.,
1704; Ed. 2, 1709; Ed. 3, Neapolis, 1789, 2 vol.—B. M o n t f a u c o n . Palaeographia graeca sive de ortu et progressu litterarum. Parisiis, 1708. — D о m
T a s s i n et D o m T o u s t a i n . Nouveau Traite de diplomatique par deux religieux benedictins. Paris, 1750—1765.

Мы считаем уместным именно здесь оглянуться на важ­
нейшую страницу в истории нашей науки, ибо, если „спор,
который был отцом столь многого на свете, был и ее отцом4*,2
этот плодотворный спор разгорелся более всего около во­
проса о национальных типах письма.
С него начинается ее история. Все остальное было для
нее лишь преисторией. Конечно, самый процесс письма—
продукт такого напряжения сознания и самосознания, что
в известном смысле, можно сказать, теория г р а ф и и заро1
3

L. T r a u b e , Vorlesungen, 3.
Ibid., 13.

Гак

насыпаемые

национальные

тптч

мминм

.V

ждается вместе с письмом, но и пей пет илгмгицщ и

труды, относящиеся к вспомогательным наукам истории;

к церковной истории Франции;

к общей политической истории
Франции

к литературной истории Франции;


к
местной и провинциальной истории
Франции;
извлечения из рукописей и заметки;
другие предприятия—неопределенная рубрика, куда отхо­
дило все, что не укладывалось в предшествовавшие рубрики.
20 мая 1648 г. собрался в Вандоме генеральный капитул
ордена, которому представлен был этот план. Здесь он был
утвержден и положен в руководство членам. Здесь же выра­
ботаны были правила хранения рукописей и пользования би­
блиотекой. Конгрегация обратилась к целому ряду частных
лиц и учреждений, а также, через епископов,—ко всем свя­
щенникам французских и иных диоцезов, с предложением при­
сылать рукописный материал в дар или временное пользова­
ние конгрегации. Орден имел обширные сношения со своими
собратьями всех концов Европы. Эти связи были пущены
в ход.
Мы не должны забывать, что ученая компания дей­
ствует в век, когда связи между отдельными государствами
Европы слабыми дипломатические сношения носят неправиль­
ный, случайный характер. В этом смысле организация ста­
рого, хорошо дисциплинированного ордена, за кредитом ко­
торого стояло в глазах его контр-агентов более чем тысяче­
летнее существование, который по всей Европе, независимо
от национальных границ, говорил и переписывался по-латыни, — эта организация оказалась могущественнее любого
европейского правительства. Орден имел пути к лучшим ру­
кописным хранилищам, ибо ими были хранилища братских
обителей. Его переписка занимает 70 картонов в рукописном
отделе Парижской Национальной библиотеки. Она далеко не
издана и не разобрана. В день, когда все эти пожелтевшие
бумаги, исписанные характерным монастырским почерком,
увидят свет,—мы будем иметь одну из любопытнейших кар­
тин умственной жизни общества XVII в., в которой предста­
нет иное его лицо, отличающееся от привычного нам образа.
Это—век Корнеля и Расина, век Фронды и Мазарини. Ника-

96

История письма в Средние

века

ких отзвуков этих политических бурь, этих литературных си­
яний мы не найдем в переписке бенедиктинцев. Один кропот­
ливый исследователь вздумал подсчитать, сколько раз в этих
десятках тысяч писем упоминается имя Расина. Он нашел
его только один раз. Ученое общество, группирующееся около
Сен-Жерменского аббатства, живет совершенно особою
жизнью. '„ Когда мы выходим, — замечает историк Мабильона,
де-Брольи, — из круга тех великих имен, которые освещают
лучами бессмертной славы замечательный в истории Франции
век, мы не без удивления становимся лицом к лицу с об­
ществом очень активным, очень живым и вместе нисколько
не похожим на то, которое, по общему признанию, считается
выражением „великого века". Это—его ученые и эрудиты.
Когда мы впервые подходим к этой мало блестящей части
литературного мира XVII в., нам кажется, что новая область
открывается нашим глазам. Наше впечатление в этом случае
похоже на впечатление исследователя, добравшегося в своих
раскопках до более глубоких слоев почвы, которые, невидимые
глазу, несут в себе фундаменты самых прекрасных зданий
и корни самых мощных деревьев. В стороне от избранного
круга блестящих писателей живет, несколько в тени, много­
численное общество ученых, эрудитов, умных и трудолюби­
вых, в непрерывных взаимных сношениях, которые от края
и до края Европы знают друг друга, общаются в непрерыв­
ной переписке и непрерывно осведомлены о ходе работ и от­
крытий друг друга".1
Нет ни возможности, и не было бы смысла перечислять
даже более видных деятелей этого предприятия, авторов этой
переписки. В такого рода общей работе невидные и предан­
ные работники не менее нужны, чем выдающиеся гении. Они
входят важным элементом в тот глубокий слой подпочвы, ко­
торый, согласно только-что цитированному выражению Прольи,
поддерживает фундаменты самых высоких зданий и корни са­
мых мощных деревьев. В наше время совсем я л бы то, даже
специалистами, имя скромного бордосского с в и щг и пика Никеза. А в середине XVII в. не было ни одного участника бе­
недиктинской работы, который не был бы ему оГшнан прямо
или косвенно. Невидимый, сам полуслепой как крот, он рылся
De

B r o g l i e . Mabillon ct la оон^гсумСнн! «U .Si, Mimr, 161.

Тик

ни.чмнасмыг

mtujtumi

\ит»нщ mtnthi

umi.yni

'V

в самых глухих провинциальных лрхшшх и пшикам рукпимс*
ных сокровищ. В кабинете рукописей I ЫционмлмшП онОлио
теки сохранилось несколько тысяч писем, идргсоиммнмн
к нему. Они идут из всех концов католического мирп. Один
шутник при жизни посвятил ему комическую падгройную
эпитафию.
Ci git l'illustre abbe Nicaise
Qui la plume en main, dans sa chaise,
Mettait lui seul en mouvement
Toscan, francais, beige, allemand,
Non par discours mutuels,
Mais par lettres continuelles...
C'etait le facteur de Parnasse!
Or git il, et cette disgrace
Fait perdre... mainte curieuse riposte.
Mais nul n'y perd tant que la poste.

Предприятие бенедиктинцев было сильно более всего по­
добными сотрудниками и громадной дисциплиной своей армии.
Но судьба не отказала ему и в другом необходимом условии:
в талантливых вождях. Дом Тарисс, при котором начертан
был план работы, сошел в могилу, не дождавшись его осу­
ществления. Место его занял дом Л ю к д ' А ш е р и . Но уже
в 50-х гг. рядом с ним становится замечательная фигура
Иоанна (Жана) М а б и л ь о н а .
Этот крестьянский сын из местечка St. Pieremont в Шам­
пани уже в отроческие годы, учеником реймской College des
Bons Enfants, обнаруживал самый живой и упорный интерес
к подлинным следам прошлого. Возвращаясь на каникулы, он
отправляется в исторические экскурсии, ищет и списывает
надписи с забытых надгробных камней. В 17 лет роется
в книгохранилищах окрестных церквей и монастырей. В одном
из таких хранилищ он нашел прекрасную библию каролинг­
ской эпохи и сделал на ней пометку: „biblia sacra infiniti vaoris et servatu dignissima" — „священная библия, бесконечной
цены и достойна сохранения". Мабильон не подозревал, делая
эту надпись, что в глазах любителей она значительно повы­
сит цену редкого манускрипта.
Двадцати пяти лет Мабильон вступил в реформированный
орден бенедиктинцев, конгрегации св. Мавра, а в 165-1 г. мы
видим его членом обители Saint-Germain-des-Pres. В «том дрен*
7

О. Л. Добнлш-Рождественская

98

История

письма в Средние

века

нем аббатстве он нашел то, чего искал: редкую, великолепную
библиотеку средневековых рукописей, самоотверженных товари­
щей, прекрасную рабочую дисциплину, направляемую твердой
рукой Люка д'Ашери, и целую группу опытных ученых
руководителей. Все, что в эту пору интересовалось средне­
вековым прошлым, группировалось около аббатства, — целый
замкнутый, но живой и деятельный мир ученых исследователей,
эрудитов, коллекционеров, библиотекарей, библиофилов, архи­
вистов, книгопродавцев, светских людей и клириков, аббатов,
кардиналов и простых монахов, которые все сходились в ус­
тановленные часы в рефектории аббатства. Здесь постоян­
ными гостями были Du Cange, Baluze, братья Valois, Pierre
Renodaut, знаток 17 языков, Robert de Gaigneres, собиратель
гравюр, портретов, камней, печатей, расписных церковных
стекол, затем реймсский кардинал Le Tellier и его отец,
канцлер Франции, знаменитый иезуит Jean Hardouin, „уче­
нейший и парадоксальнейший"1 член кружка, страдавший не­
укротимой подозрительностью и отношении текстов и объя­
вивший всю античную литературу подделкой средневековых
монахов.
Следует сказать, что блестящие литературные салоны и
двор игнорировали эту ученую организацию, но она пользо­
валась прочной поддержкой короля и видных государственных
людей: Кольбера, Боссюэ, канцлера Франции и многих членов
парламента. Две черты характерны были для научной работы
кружка: ее изолированность от окружающей жизни и офи­
циальное признание правительства. Работа эта остается осо­
бым, самодовлеющим священнодействием, которое имело го­
рячих адептов, но не выходило из своего святилища.
Когда в 1654 г. Мабильон явился в Сен-Жерменског аб­
батство, он первое время занял там положение младшего
ученика, которого руководили своими советами л''Лпшри,
Балюз и Дюканж. Эти советы и указания скоро сформпропо­
ли из него первоклассного эрудита. Пройдет немного лет, и
в сомнительных случаях руководители будут отсылать к Ма1

Шутливая эпитафия на его могилу гласит: In nprclnlioim judicii hie
jacet, hominum paradoxatatus, natione jrnllus, icliy.mnn |

орденским соперничеством. Косвенно обозчрежечшыо M/I(MIAM>ном в его Supplementum,1 они без особенного труда были линии
дированы в работах Dom Coustant и группы его сотрудником.
Спор, несколько раз переходивший с материала грамот нп
материал кодексов, оказался чрезвычайно плодотворным we
только для палеографии, но и для критики текста и истории
наслоений на средневековой патрологии. Он развернул в боль­
шой глубине вопрос о рукописной традиции сочинений Авре­
лия Августина и Илария Пуатевинского и тенденциозном
искажении их богословского словаря в средние века.
Ь) З н а ч е н и е

деятельности Монфокона
науки палеографии

для

Во всяком случае, результатом бескровных битв был воз­
растающий интерес к рукописному наследству средневековья.
Жизнь рефектория св. Германа и аналогичных ему прию­
тов ученых антиквариев захватывала круг гораздо более ши­
рокий, чем тот, какой очерчивали их стены. Мы знаем не
одного светского любителя, вступавшего в конгрегацию, в
надежде найти в ней подходящую школу и обстановку для
антикварных студий. Одним из таких был Бернард Монфокон, из знатной нарбоннской семьи, солдат в юности, сохра­
нивший в монашеском одеянии чисто-светский лоск, мирские
вкусы и даже буйные замашки и подчинявшийся дисциплине
ордена лишь в пределах строго необходимого. Непохожий на
Мабильона всем своим моральным обликом, он, однако, во­
плотил в себе тот же неукротимый дух научной и антиквар­
ной страсти и, наряду с Мабильоном, стал второй славой ор­
дена, обосновав его репутацию в области познания рукопис­
ной старины и установления научных методов этого познания.
В истории палеографии его имя в известном смысле еще
более почетно, чем имя Мабильона. Мабильон затронул па­
леографию попутно, в связи с дипломатикой. Его метод оп­
ределять рукопись пес ex sola scriptura, сам по себе правиль­
ный и широкий, не давал ему достаточно поводов присмо­
треться ближе к и с т о р и и б у к в ы . Предприняв обширные
1
М ab il 1 о n i i. Librorum de re diplomatica supplementum, in quo nnlicly
pn in his libris pro regulis proposita ipsaeque regulae denuo coiifirinnithir r\v
Paris, 1704.

106

История

письма в Средние

века

странствия только после издания De re diplomatica, погру­
женный значительную часть жизни гораздо более в дипломы,
нежели в кодексы, он был слишком мало историком ис­
кусства, чтобы глубже задуматься над вопросом о нюансах и
последовательных изменениях форм: de progressu litterarum.
К этой задаче более специально обратился МонфоконБыть может потому, что предметом изучения он сделал гре­
ческую палеографию, где, вследствие скудости дипломати­
ческого материала, внимание сосредоточивается на кодексах,
а книжное письмо, scriptura libraria, по существу каллиграфи­
ческое, одетое роскошью инициалов и разнообразием миниа­
тюр, естественно, наводит мысль на историю форм; быть
может потому, что с юных лет он много странствовал, изучая
на почве Италии и Франции памятники ее античного и средне­
векового искусства: статуи, руины, надписи; результаты этого
изучения выразились в огромных, долго не утративших своей
ценности трудах L'Antiquite expliquee ct representee a figures
(15 vol. Paris 1719) и Les monuments de la monarchic francaise
(5 vol. Paris 1729); по той или другой причине Монфокон по­
дошел к своей задаче прямее и определеннее, чем Мабильон.
Для него палеография явилась самостоятельной задачей, как
бы^ одной из отраслей истории искусства, а не только частью
дипломатики. Сам он ведет свое вдохновение от Мабильона.
Monebat enim laudatum a laudatis viris Mabillonii nostri too JJLOCxaptxou opus de re diplomatica latina, paria in graecis litteris posse
praestari.1 Его Palaeographia graeca должна была явиться лишь
параллелью, соответствием латинских изысканий Мабильона.
Но она стала чем-то большим и иным. Ее подзаголовок выра­
жает ее специальную задачу: de ortu et progressu litterarum.
В ней проложил он методологически новый путь. Установив,
на основании точных показаний (руководящих надписей, опи­
саний, каталогов), дату изучаемой рукописи, Монфокон подби­
рал ряд памятников одной эпохи, располагал группы в хро­
нологическом порядке, чтобы затем выписывать, на предмет
составления алфавитных таблиц, отдельные типичные буквы,
которые затем гравировались, составляя, таким образом,
1
Paleographia graeca sive de ortu et progressu litternrum, opera et studio
Domni Bernardi de Montfaucon, sacerdotis benedictini e congrcgatione Sancti
Mauri. Paris, 1708.

Гак

называемые

национальные

tmuihi

nmh%ni

/О,

наглядные схемы histoire abecctlairc. H 17IS г. молучмпшиИги
таким путем определитель приложен был самим Мшнрпмищм
к классификации библиотеки Cosleiana. Таким путем спади лги
первый научный каталог рукописей.
Заслуга Монфокона заключается не только в том, что ми
примере греческой палеографии он дал образец „алфавитном
истории", образец, осветивший также пути палеографии латин­
ской. Его труд был первым опытом сравнительного изучении
обеих ветвей европейской палеографии. Он оказался в этом
смысле одиноким. „Доныне,—замечает Траубе, — не созда­
лось того, что должно быть поставлено как научный идеал
в области нашей дисциплины: сравнительной истории греколатинской палеографии и сравнительного миниатюроведения".1
Единственная из более новых, сделанная в этом направлении
попытка Томсона 2 дала не сравнительную историю, ио дне
параллельные истории восточной и западной дисциплины.
Специалисты той и другой до сих пор работают изолированно,
вне настоящего контакта и сотрудничества. Доведенное до
надлежащей глубины, оно несомненно должно привести к важ­
ным культурно-историческим наблюдениям для истории каж­
дой из них. „Не только потому, что оба алфавита имели
общий источник, не только потому, что поразительно сход­
ным было развитие того и другого письма. Но потому, что,
несомненно, и эпоху империи должен был иметь место пря­
мой обмен, взаимное влияние, которые осуществлялись в во­
сточно-римской имперской канцелярии, а также и в восточноримских школах письма, во всех вообще центрах, где дея­
тельно работали над усовершенствованием корректности и кал­
лиграфического изящества роскошных mss. Огромную роль
сыграла в этом смысле христианская каллиграфия".3
На работах Монфокона надолго прерывается блестящая
история французской палеографической науки. С ними кон­
чается также целый период в жизни бенедиктинской конгре­
гации и тесно связанной с нею судьбы обители Сен-Жерменде-Пре. „Новый дух проходит в ордене: его характеризуют
1

Т г а и Ь е. Vorlesungen, 42.
Цит. руководство T h o m p s o n . Handbook of greek and lalii» PnUoo
graphy. London, 1893. След. изд. 1912 г.
3
T r a u Ь е. Ibid.
а

WS

История

письма в Средние

века

более определенные янсенистские симпатии, резкая борьба
против буллы Unigenitus" (ультрамонтанских и иезуитских
течений в церкви). В нравах ордена можно констатировать
известную распущенность. Его члены войдут в салоны и будут
жить жизнью наполовину светских людей до того дня, „пока
великая буря Революции рассеет монахов, сожжет их книги,
разбросает старые рукописи и пройдет с плугом по разва­
линам обители, приюта стольких трудов и воспоминаний".1
с) С и с т е м а

Маффеи

В настоящее время представляется очень благодарной за­
дачей обвинять Мабильона в его заблуждениях. Но, вероятно,
мы оценим их только по справедливости, если признаем, что
они были фатальными.
Взгляд его был прежде псего поражен характерными чер­
тами известных групп провинциальных шрифтоп и их варвар­
ским характером. Зарегистрировать и верно определить эти
типы, уловить их дальнейшую эволюцию, на «том основании
найти критерий датировки и локализации памятников, такова
была главная его задача в споре с Папеброком. Он ее испол­
нил. Для установления генеалогии и преистории этих шриф­
тов, действительного их отношения к римскому письму, ему
нужны были бы последовательно наслаивавшиеся графические
впечатления п е р е х о д н о й э п о х и . Таких впечатлений он
не имел в сен-жерменском фонде.
Да и ни в каком ином из доступных ему рукописных хра­
нилищ. Большинство библиотек, к которым подходило его
ищущее внимание, были библиотеками весьма сложного про­
исхождения, куда отдельные фонды вступали в разные вре­
мена, без ясных указаний на пути, какие они проходили, и на
скриптории, из которых вышли. ДАЯ его ощущения сущест­
вовал разрыв между римским и варварскими курсивами. Между
теми и другими зияла ничем не заполненная пропасть.
Верная интуиция действительной истории письма, способ­
ная правдиво осветить отношения между классическим курси­
вом и средневековым письмом, могла притти от такого типа
библиотеки, которая сложилась бы совершенно естественно,
в более или менее замкнутом кругу определенной графиче1

De B r o g l i e . Op. cit.

Так называемые

национальпыг

тип hi mu ими

109

ской традиции, связывавшей путем постепенных пгрохпдпи,
без вторжений посторонних стихий, старое и понос.
Такую библиотеку дано было открыть человеку, стон щам у
совершенно вне круга мавристских исканий, стоявшему долго
вне круга рукописных интересов.
Мотив чисто-эмоционального характера побудил его к ое
исканию; он также помог верно угадать тот закон, какой нытекал из ее наблюдения для истерии письма: то был страст­
ный итальянский патриотизм, римская гордость. Этим челопеком был маркиз Сципионе Маффеи (1675—1755), веронец по
происхождению, отчасти солдат по ремеслу, по вкусам—лите­
ратор, среднего достоинства драматург, но один из видных
реформаторов итальянской сцены XVIII в.
Его огорчал тот несоответствующий ее достоинству вид г
в каком Италия являлась перед иностранцами: отсутствие в ней
осведомленных путеводителей, плохая регистрация ее сокро­
вищ. Он обратил внимание на то, что в его родном городе,
Вероне, записки иностранных путешественников отмечают
какую-то старую библиотеку, которую по их указаниям искали
и не нашли Мабильон и Монфокон.
Задавшись целью составить путеводитель по Вероне,
Маффеи ищет эту библиотеку с свойственной ему настойчи­
востью и формирует из себя, по пути, антиквария и палео­
графа, которые помогли ему оценить ее по достоинству. Он
нашел ее в книгохранилище Веронского капитула, но не в шка­
пах, где ее долго и тщетно искали, а на их верхах, свален­
ную туда во время наводнения реки Эча. Драматически изобра­
жает он, как, приставив лестницу, он наконец дрожащей рукой
схватил тысячелетние сокровища. „От восторга я почти ли­
шился сознания и соображения. Мне казалось, что я вижу
сны наяву".1
„И в самом деле, он открыл самые прекрасные, самые
старые и, может быть, в научном смысле самые ценные латин­
ские рукописи, какие вообще существуют". 2 Он использовал
свою находку для издания оказавшегося в ней Кассиодора*
в предисловии к которому высказал некоторые из своих па1

Alienabar paene mente ас sensibus prae admiratione et vijnlnns somniare mihi videbar. Предисловие к Complexiones Cassiodoiii, p. XVI. Наймете.
у Traube, op. cit., 44.
a

Ibid.

110

История

письма в Средние

века

леографических наблюдений. Затем Маффеи увлекается эпи­
графикой, составляет библиотеку латинских папирусов, раз­
брасывается по множеству литературных предприятий, чтобы
только урывками возвращаться к своему открытию.
Он проектировал систематическое опровержение Мабильона
в большом предисловии к задуманному сочинению Bibliotheca
Veronensis manuscripta, где был бы использован найденный
им материал. Этот план не был им выполнен, и о своем
открытии он дал отчет и сделал вытекающие для теории и
истории палеографии выводы в разные периоды своей дея­
тельности в сочинениях Istoria diplomat!ca (1727), Verona
illustrata (1732), Istoria Teologica (1742), которая сопрово­
ждается таблицами. В тоне страстной полемики против Ма­
бильона, против системы множественности графических оча­
гов он выдвигает систему органического единства.
„Никогда не существовало национальных шрифтов. Я могу
доказать это с очевидностью геометрической аксиомы. Все,
что вы об этом слышали от ученого и почтенного падре Мабильоне, есть ошибка, заблуждение! Существует только три
типа единого римского письма: м а ю с к у л , м и н у с к у л и
к у р с и в , которые являются нам в разнообразных изменениях
и превращениях. Это—разновидности одного типа, не различ­
ные типы: и их мы наблюдаем в римских рукописях".1 v.
Субъективный аргумент, более всего убедительный для
самого Маффеи и оказавшийся, быть может, самым действи­
тельным для его читателей, заключался в априорном утвер­
ждении невозможности графического творчества у варваров и
какого-либо сопоставления его, в качестве равноправного,
с римским письмом. „Разве можно поверить, будто существо­
вало лангобардское письмо, и будто оно, с вторжением лан­
гобардов в 568 г., было октроировано римскому народу? Разве
в то время как я пишу, 2 не стояло в этой части Италии
(в Вероне) восемьдесят тысяч наемных немецких солдат (soldati alemannij с женами, детьми и обозами? Изменился ли
из-за этого итальянский народ? Меньше ли отдается он споим
привычным занятиям? ^Изменилось ли в характере наше искус­
ство, язык, письмо? И почему нет? — Потому что немцы куль1
2

Istoria diplomatica. Mantua, 1727, 11.4.
Это было в 1732 г., в эпоху пнсфийокой оккупации сонорной Италии.

I\IK

насыпаемые

нацаогш \uttuie

miuihi

птьич

III

тивируют и интересуются исключительно тем, MI и ю т иди
исключительно культивировали и чем сдинетппшо ингушей
вались лангобарды".
„Иными словами,—комментирует это место TpnyoV, немцы
гордились ремеслом меча, но искусство я наука цпели и мп\с
Италии". 1
Но кроме этого общего и субъективного аргумента, у
Маффеи был другой, убедительный для самого придирчивого
исследователя. Это была сама Веронская библиотека; это был
клад ее рукописей, в которых естественно и постепенно, на
протяжении трех критических столетий, от VI до IX вв., не
осложняемая вступлением никаких посторонних рукописных
фондов, наблюдается эволюция позднего римского курсива
в „лангобардское" — после исследований Маффеи лучше
было бы отказаться от этого имени,—в средневековое ита­
льянское письмо.
Подобной картины нельзя наблюдать ни в одной из евро­
пейских библиотек. Во многих имеются рукописи более глу­
бокой древности, чем Веронская, но все они очень рано
принимали вливавшиеся в них разными путями весьма разно­
образные фонды. Ватиканская уже в раннем средневековье
представляла склад самых разнохарактерных материалов,
шедших из Франции, Германии, из Африки и с Востока.
В ней можно знакомиться с огромным разнообразием типов
письма, но нельзя установить закон их эволюции. Веронская
библиотека, органически росшая в строго замкнутом кругу
местных графических влияний, открывает этот закон и иллю­
стрирует его убедительными примерами. Они импонируют
читателю уже в тех таблицах, какими Маффеи сопровождает
свою книгу: Istoria Teologica, 1742 г. A priori притягательное
положение о едином корне латинского письма получает опыт­
ное оправдание.
В настоящее время не может возникать сомнений в вер­
ности его тезиса. „Национальные шрифты" — миф, созданный
неосторожной терминологией Мабильона. Варварским племе­
нам на почве империи не принадлежит никакой прямоИ
инициативы в установлении типов письма. Чем больше мы
всматриваемся в различные его элементы и их дериипции
1

I.. T r a u b e . Vorlesungen, 47.

112

История

письма в Средние

века

на почве отдельных провинций старой империи, тем больше
мы убеждаемся, что все они были даны целиком или в заро­
дыше в унциале или курсиве поздней классической эпохи.
Естественно, что с разложением единства империи, с обра­
зованием областных миров, дальнейшее развитие письма со­
вершается не в одном, но в нескольких различных, все более
расходящихся направлениях до момента нового каролинг­
ского синтеза; что это развитие в особенно варварских
центрах приходится квалифицировать как вырождение и
упадок; в других — улавливать известные местные вкусы и
оттенки дукта. В этом смысле мы имеем право говорить не
о национальных, а, может быть, только провинциальных типах
письма. И принимая для них хотя бы установленные Мабильоном обозначения, помнить, что „лангобардское" озна­
чает только провинциальное-итальянское; „вестготское" —
значит испанское письмо, „меровингское" — письмо варваризующейся Галлии; и „саксонское"—северное, островное
письмо. Все они — не более, как областные разновидности
римского письма. Во всяком случае, scriptura romana не мо­
жет быть сопоставляема, в качестве равноправной, с этими
разновидностями, ибо она объемлет их и себе и от себя
производит. Неосторожные выражения Мабильоиа, закреплен­
ные огромным авторитетом его имени, надолго затушевали
этот факт, и даже доныне он остается иногда в тени под
влиянием непродуманного употребления традиционной тер­
минологии „национальных шрифтов".
В упорно продолжающемся недоразумении есть доля вины
на прямых продолжателях дела Мабильона, бенедиктинских
ученых, как и он, примкнувших к его труду общей тради­
цией и заглавием, хотя и попытавшихся ввести в свои
построения нечто из того нового, что дал Маффс:*.
Nouveau traite de diplomatique par deux religieux bencdictins
de la congregation de S. Maur, выходивший последовательно
в Париже в годы 1750 —1765, — труд Dom Tassin и Dom
Toustain, — должен был в добросовестной сводке подвести
итоги работе, вызванной к жизни стимулами, которые дали
Мабильон и Маффеи. Более полувека прошло со времени
появления трактата De re diploma I ica, и немалое число
лет возбуждали тихий мир палеографов огненные выходки
Маффеи. Движение открытий, наблюдений, систематизации

Так

называемые

национальные

типы

mnhim

ft \

совершалось в разных странах: и Англии,1 Гпцмпнмм,' Ммш
нии. 3 Тассен и Тустен видели спой долг, долг члинии «им
грегации в том, чтобы снова собрать и русло (^игдиигнишмй
традиции потоки палеографических изысканий. Nnnviwui linilfl
был замечательно добросовестным, — менее, может Оыть, щ
лантливым, — разрешением этой задачи. Впрочем, у ппи Пы*
и более близкий задушевный повод: окончательно счечни н
с возобновившимися, в лице Ардуэна и Жермона, екгптмчп
скими заподазриваниями сен-жерменских сокровищ. До(>|>ыЛ
бенедиктинский обычай требовал в таких случаях выступлг»
ния в бой с основательным снаряжением и тяжелыми ору­
диями. Те, которые двинули дом Тассен и дом Тустен, были
подчас уж слишком тяжеловесны. Шеститомный „корпус14
задуман, как всеобъемлющий компендий. Всем прошедшим
в истории палеографии системам дано здесь место,
и не­
сколько эклектическом сочетании. Такое место находит Мабильон, как и Маффеи; причем конструкция последнего пс
является, однако, поводом для принципиальной ломки системы
Мабильона, но сперва пристраивается к ней, в виде прило­
жения, которое авторы приемлют в первых частях с извест­
ным осуждением, затем с возрастающей похвалою. Необхо­
димость примирить и сочетать разнообразный и иногда гете­
рогенный материал заставляет их устанавливать очень слож­
ную, подчас запутанную систему классификации с бесконеч­
ным множестном подразделений. Но огромная полнота мате­
риала, добросовестная, а в отдельных случаях остроумная
сводка наблюдений и систем делает их труд незаменимым
еще в настоящее время, когда наука палеографии уже насчи­
тывает не одно произведение более принципиальной кон­
струкции и оригинального значения. Что касается еще не­
давнего прошлого, то учебная литература жила Тассеном и
1

В 1703—1705 гг. H i e k e s a n d W a n l e y издают Thesaurus Iingimrum septentrional ium, из которого II том содержал каталог всех англо-епке.
mss. В 1743 г. появился C o s l e y . Catalogue of the mss. of the К'тун
Library.
2
Кроме других важных фактов, о которых см. T r a u b c , op. oil.
48, следует более всего отметить открытие в 1717 г. почти ршшой по
своему значению Веронской — Вюрцбургской библиотеки.
3
Отмечаем опубликование в 1738 г. С. R o d r i g y e z . Rihlinlrrn uni
vorsal di polygraphia espanola publicada por D . B. A. Nasnrre.
8

О. Л. Добиаш-Рождественская

Ill

История письма в Средние

века

Тустеном, извлекая из него выжимки на разных языках. Во
всяком случае, им принадлежит заслуга разграничения маю­
скульного письма на капитальное и унциальное, принятие,
рядом с ними, семи (полу-)унциального письма и, в последних
частях их работы, ряда общих верных замечаний о вырожде­
нии всех этих типов на почве различных римских провин­
ций в „национальные" шрифты. Имеющиеся в их труде опи­
сания и снимки почти всех известных в то время ценных
рукописей, систематические индексы делают из их книги на­
стоящий компендий тогдашней палеографической науки. Эта
книга была одним из тех подвигов, созданий изумительной
дисциплины и научного мужества, какими справедливо гор­
дится XVIII век, и какие после того уже не дано было осу­
ществить отдельным людям.

II. ОБЛАСТНЫЕ ТИПЫ ПИСЬМА
Б и б л и о г р а ф и я . Для иаучопии нее ж областных типом много мате­
риала дает Zimmeriiiniin, op. cil., с его прсносходпмм альбомом. W. M. L i и нских '
Т h о m p s о п. Introduction, 341.

7 16

История

письма s Средние

века

расположившихся на берегах Ламанша, соответственно было
близко к островному, но несомненно, само „меровингское"
часто определялось его влиянием. В конце концов, если,—
положим, для франко-галльского культурного круга, — откинуть
кодексы, которые, мы знаем, писались преимущественно
в унциале и, стало быть, лишены топографической (как и
хронологической) определенности; если откинуть те южные
и северные типы, которые тянут к другим кругам, — у нас
н руках остается одна несомненно однородная, весьма харак­
терная группа: дипломов меровингской королевской канцеля­
рии. Она, действительно, узнается сразу и безошибочно и
обличает единство создавшей ее традиции. Рядом с нею
другие „меровингские" типы уже сильно от нее отклоняются.
Эти наблюдения, очевидно, должны иметь такое же зна­
чение для всякой крупной области. Установленные Мабильоном рубрики далеки от того, чтобы иметь абсолютное значе­
ние. Они относятся в каждом данном кругу к одной-двум
особенно ярко и характерно проявившим себя школам, где
царствует определенный „закон" письма. Остальные подчи­
няются этому закону более или менее, или не подчиняются
вовсе.
Один основной факт господствует, во всяком случае,
в жизни письма переходных веков: постепнное, неотвратимое
разложение античных шрифтовых форм и движение спонтан­
ное к стилю иному, тому, что воплотился в различные формы
минускула.
„Когда, — говорит в своем исследовании Штейнакер,—(см.
выше стр. 62) в IX в. процесс вполне завершился,—от антич­
ных традиций не осталось более ничего. Исчез характерный
дуализм книжного и обиходного письма, исчезла масса замкну­
тых шрифтов: quadrata, rustica, унциал прямой и наклонный,
полуунциал; исчез курсив с его различными резкими канце­
лярскими типами. В общем, на франкском континенте и на
периферии — Англия, Испания, Италия — для книг и грамот
усвоен один тип: минускул, с несвязанными буквами и лишь
с немногими, строго установленными лигатурами. Нот более
(до известного времени) курсива. Нет кодексом и сплошном
маюскуле... Существенны здесь отрицательные тенденции:
1. Отврат от маюскула: от форм его буки, от всего антич­
ного чувства стиля: действии абсолютных и относительных

Так называемые

национальные

типыписимп

///

масштабов, сплошных строк, целостной страниц?*!. .. 'Л Отирдт
и от римского курсива, соединяющего с полнотой лигатур
богатство форм, огромную пластичность выражении, сиойг.твенную времени многописания, с его приспособленностью
к возможной быстроте дукта. •• с выразительным ритмом гра­
фических элементов, а также с величаво размашистой (grossziigige) декоративной стилизацией императорский курсин,
ранний куриал" (цит. соч. стр. 141).*
Все эти роды были не оттеснены, но „разложены" мину­
скулом. Они не потому исчезли, что кто-то изобрел минускул,
в угоду которому их убрали. Наоборот: так как эти тради­
ции утратили свои предпосылки и одичали или умерли, по­
явились независимые попытки к созданию простого и ясного
письма.
„К тому же привели и положительные потребности (стр. 143).
Одна заключалась в экономии: исчезновение папируса и со­
кращение поля письма вынудили письмо более мелкое (этим
самым—труднее читаемое). Другая лежала в мотивах эстети­
ческих: исчезновении чувства монументального, с одной сто­
роны, а с другой—радости д в и ж е н и я в письме" (стр. 166).
Эти-то мотивы и повели к новым формам тех франкских,
итальянских, испанских минусколоидов или прямо минускулов,
которые в литературе немецкой обозначены как „переходное
письмо", Uebergangsschrift, в английской, как ранний мину­
скул—early minuscul (стр. 143).
После этих предварительных примечаний мы решаемся
приступить к описанию „национальных писем", напомнив еще
раз цитированное на стр. 62 предостережение того же Штейнакера.
а) Вестготское

{испанское)

письмо

Б и б л и о г р а ф и я . Е. A . L o e w (Lowe). Studia palaeographica. A contri­
bution to the history of early latin minuscule and to the dating of visigotic
manuscripts. SB d. bayr. Akad. Philos.-hist. Kl. 1910, 12 Abt,—L. S c h i a p a r e l l i . Note paleografiche. Intorno all'origine della scrittura visigotica. A S I
XII (1929) 1 6 5 - 2 1 7 .
Необходимые факсимиле можно найти у А. М е г i n о. Escuela pnlnno
graphica. Madrid, 1 7 8 0 . — M u n o z у R i v e г о. Paleographia visigoda. Mrloclu
teorico-pratico para aprender a leer los codices у documentos espunolcv и*

титч

/им i. мн

/ I"»

сти. Они только , констатироппли, что таким» г дни. ми» ш<
наблюдается в Италии и Галлии, областях СОСАИПИШМИНПИММ
и разнообразным культурным содержанием, подшупишит и
слишком различным влияниям. Уже и Испании, и силу, иг^мм tни,
большей уединенности ее развития, и письме «чм/нини.
и выжили особенности, которые охватили, понидимому. и» м.
круг ее шрифтов и за довольно долгий период обппрутмчн
большую живучесть. Единство и устойчивость оказались, таи им
образом, характерными для юго-западного края латинском»
мира. Они отметили жизнь письма также в другом, пропни»
положном углу—на северных островах, где определяющей
надолго оказалась ирландская традиция письма.
В его судьбах сказался тот глубокий, упорный консер
ватизм, который характерен для всей истории ирландской
духовной культуры. „Современный ирландский школьник,
замечает Томсон, — выписывает буквы того же, в общем, вида,
какой они имели в раннее средневековье". 1 Небольшие раз­
меры географической области этой культуры, ее несколько
загадочный, ранний и быстрый расцвет и затем — дальнейшее
уединенное развитие или точнее, дальнейшее уединенное
бытие в стороне от бурь и изменений, которые колебали
жизнь континентальных культур, — объясняет это спокойное,
медленное, органическое созревание, а затем — строгую устой­
чивость создавшихся форм.
Получив в IV — V вв. вместе с библией и церковной орга­
низацией известный культурный фонд из общего греко-римского
источника, Ирландия затем была отрезана от Рима и от кон­
тинента и не обновляла этого фонда. Но она его охраняла
и отчасти развивала собственными силами в замкнутом кругу.
Здесь дольше, чем на континенте, удерживались ранние черты
церковной организации; здесь создался особый язык, hispcrica
famina, с сильным участием греческих лексических стихий,
и все книжники владели, если не греческим языком, то гре­
ческим письмом. В общей неподвижной атмосфере жизни
мастерство письма особенно долго не делалось достоянном
масс. Оно оставалось священным искусством избранных групп,
культивировавших его и доведших до высокого артистического
виртуозного совершенства.
1

Стр. 371.

1'Лв

История

письма в Средние

века

Его судьба тем более отлична от континентальной, что,
в противность всем „национальным" шрифтам, развившимся
на основе римского курсива, и р л а н д с к о е п и с ь м о р а з ­
в и л о с ь на основе р и м с к о г о с е м и у н ц и а л а . Его при­
несли на острова вместе с книгами литургического содержания
первые христианские миссионеры. Но после VI в. у Ирландии
уже не было новых энергических сношений с материком,
и она осталась верна своей первой графической школе.
Ее своеобразие отмечено было уже писателями IX—XII вв.
под именем s c r i p t u r a s c o t t i c a , а иногда litterae
tunsae.
Это письмо включает две разновидности, из которых так
наз. „острая"—лишь вариант основного „круглого" письма,
доминировавшего до конца IX в., когда оно уступает ост­
рому.
Мы выписываем ниже самые характерные буквы того письма,
своеобразия которых, на основном (в общем, скорее безлич­
ном) фоне семиунциала достаточно, чтобы придать ирландской
странице ее живописный, ласкающий вид.
Это—-буквы a, b, d, е, g, Z, г, t и у, а также лигатуры с/,//,
ti и лигатуры / с его соседками. Их особенности — только
нюансы, но нюансы в высшей степени выразительные.
Для а нюанс заключается в том, что его второе полу­
кольцо представляет не дугу, но скругленный полуквадрат,
концы которого несколько расширяются, образуя на краях
какую-то завязь или бутон.
Еще выразительнее эта завязь у верхних концов b, d,
А и /. И так как стволы этих букв на половине высоты слегка
изгибаются, то со своим грациозным расширением вверху
они напоминают качающийся стебелек с цветком колокольчика.
Для буквы t характерно, что вместо оси в ней стоит
широкая, выпученная влево дужка, а „горизонтальное по­
крытие" часто тожепредставляется в виде посреди нагибаю­
щейся вниз дужки, с расцветающими в завязи копнами.
Буква g имеет совершенно своеобразный вид: пи головки
сверху, ни петли внизу. Полудужка (совершенно открытая
направо), прижатая сверху (как и у /) гориномталытй чер­
точкой, заканчивается внизу коротким изшиюм, ими уминаю­
щимся вправо в обратном прежнему направлении. Следующая
буква обычно вплотную замыкает отверстие лужки, и читатель,

Так назынагмыс национальны** типы I H ' I I H I H

/•

готовый принять эт,т
имеются в снимках у S t a e r k , op. oil. iut стр. Mi
Вопрос о цветных чернилах и красках и рушит* н« \ *•*
ранее дал нам повод указать на своеобразную ормамем пчмчи
ирландских рукописей (см. стр. 49). В протииоложиот
м
тинентальным кодексам, на страницах которых синю г имп^
вые, преимущественно алые и лазоревые краски и мгталлм
ческий блеск, напоминающие убор из золота, рубином, < а
пфира,—ирландские любят естественные разнообразные крпсим
живой природы и наводят на мысль о цветущих лугах. Инги
бающиеся нити их букв, инициалы, обставленные, точно
дрожью тычинок, легкими точками, еще усиливают это пиг
чатление. Мы не имеем в виду останавливаться специально
на истории орнамента, выходящей за пределы нашей темы,
и отчасти компетенции. Отмечая только, в области меро
вингских типов письма, их любовь к цветам красному, жел­
тому, зеленому, их предилекцию к миньятюрным, часто очень
живым и подвижным рыбкам (они являются замершими в лук
сейском орнаменте), более неподвижным формам птиц, и
своеобразное у них развитие орнаментальной „плетенки",
очень грубой вначале, состоящей из двух всего жгутов и
строящейся в виде отдельных „крендельков", мы здесь напо­
минаем общеизвестную любовь ирландских писцов также
к „морскому орнаменту": сплетающимся рыбам, змейкам, гинпокамфам, рыбьим (или птичьим?) головкам с глазками, мель
кающим среди плетенки из ремней или прутьев. Этот орна­
мент, вместе с влиянием ирландского письма, проникает и
на континент и обусловит особенности северного, „франкосаксонского" рукописного стиля. 2
В Ы В О Д Ы
Соображениями, которые высказаны выше по поводу про­
винциальных шрифтов, мы не думаем обесценивать значе­
ния наблюдений Мабильона, которые, на фоне более глубо­
кой и проницательной системы Маффеи, живут в констру­
кциях истории палеографии.
1

Ср. наш Catalogue, II, № 28.
Н. Z i m m e r m a n п. Die vorkarolingischen Miniaturcn. IWliu, I'Ль I'и
топится на ту же тему большая работа W. К о h 1 е г'п. Ср. ипит шт*»
допание, Corbie.
2

140

История

письма в Средние

века

Но, кроме ограничений Маффеи, мы считали бы своевре­
менным, в результате накопившегося опыта, формулировать
еще некоторые другие.
Провинциальные типы письма—часто только условные тер­
мины, имеющие неодинаковое в разных случаях значение.
Определенную физиономию имеют восемь типов письма:
1)
2)
3)
4)
5)
6)
7)
8)

круглый ирландский унциал,
острый островной минускул,
удлиненное письмо меровингских дипломов,
вычурное письмо оы>ио),
какими, питался сам каролингский минускул. Мы поставили Ам

/•/'/

История

письма в Средние

века

также вопрос: ждал ли изящный вестготский шрифт каро­
лингского минускула, чтобы выработаться в те формы
какими мы любуемся в IX в.? Стереотипная фраза, обычно
заключающая историю каждого из „национальных" шрифтов*
„в дальнейшем же он подчиняется влиянию каролингского
минускула"—во многих случаях покрывает миф.
Но, несомненно, в культурном возбуждении, какое совер­
шалось всюду, в век, совпавший с царствованиями первых
Каролингов и ими вдохновляемый, самые сильные течения
шли от центров, где сосредоточилось напряжение вызванной
ими энергии. В этом смысле возможно и интересно найти
лабораторию, где сформировался ранее всего „каролингский
минускул" в тесном смысле слова.
Все меньше в настоящее время раздается возражений
против того положения, которое высказывалось самыми ориги­
нальными палеографами прежнего времени и которое вначале
нашего века сформулировал Л. Траубе: наиболее старые
и наиболее деятельные очаги каролингского минускула сле­
дует искать на севере Франции.
Дашю уже сходясь в этом тезисе, предшественники
и преемники славного немецкого палеографа и филолога,
однако, значительно расходятся в решении вопросов: а) какое
именно письмо легло в основу каролингского минускула
и б) в каком из этих северофранцузских центров ранее всего
можно констатировать минускул?
Отражая в этом смысле (хотя глубоко переработанную)
традицию старой немецкой школы, Траубе утверждал, что
каролингский минускул идет от регуляризованного меровингского курсива, испытавшего воздействие античного полуунциала (ср. его диаграмму),1 теория, которую раднил его
ученик ГЪ Леман. 2
Резко иной была еще ранее этих высказынаний позиция
Л. Делиля. 3 Не признавая влияния каких бы то ни было
„национальных** курсивов, как меровингского, так и остров­
ного на каролингский минускул, он его связывал с антич1

T r a u be. Vorlesungen, II 27.
P. L e h m a n n. Sizungsberichte Bayrischer Academic H. KL, 1916.
3
L e o p. D e l i s l e . Memoire sur l'ecole calligraphique de Tours, Memoires^
de l'Acad. des inscriptions, t. XXXII, с альбомом иллюстраций.
2

С редис пекший*

таьмо

п ?#/i«» w/ f.intn таи

/ /'»

ными полуунциалами и нолукурешшми. СпфгПтмП щиним
из очагов минускула он искал и Турс\ Смой иридии чини ним
он подтвердил рядом соображений и» истории ш | i* мидии
СОВ В КарОЛИНГСк^М

МИНуСКуле

И СНИМКОМ С Н Д И Г ю л г п

(ндг|<

жательных страниц.
Ему удалось мысленно собрать — ныне рассшшшунн н пи
далеким хранилищам (Лондон, Анжер, Париж, Оперт» и г л )
библиотеку Турского скриптория в 25 mss. первостепенно! и
интереса, как библия Алкуина, евангелие Карла Великого,
библии его зятя Роригона и его сына Людовика, его пну км
Карла Лысого и т. д. Все они ведут в Тур, иногда прямым
указанием: Iste liber est de armario S. Martini Turonensis, или
косвенными соображениями. В разнообразных шрифтах, кото
рыми написаны различные их части, Делиль констатирует
четыре главных типа, иные из коих обнаруживают тенденцию
„ренессанса": 1) Scriptura capitalis, абсолютно не отличаю
щаяся от античной, представляющая очевидное ей подра
жание; 2) Uncialis, в ее поздней форме; 3) Semiuncialis,
в форме характерной именно для Тура, и наконец, 4) Scrip­
tura minuscula. Образцы последней Делиль открывает на
более ранних рукописях, написанных в унциале, но снабжен­
ных заметками на полях, которые написаны более „быстрою
рукою". Эта „быстрая" (cursiva), но все еще красивая
и четкая рука: семикурсив, стремящийся несколько ассими­
лироваться семиунциалу, и есть зародыш каролингского
минускула. Потребность более быстрой продукции книг за­
ставила Турскую школу — как и многие другие — сделать ре­
шительный шаг, в смысле отказа от унциала, как исключи­
тельной scriptura libraria, книжного письма, но, приняв курсип,
усвоить ему всю четкость и красоту унциала. Реформа была
произведена и закреплена мастерами-скрипторами, среди ко­
торых могли быть гиберно-саксонские писцы.
Но, если в построениях немецкой школы 1 — вплоть до
смягченных формул Траубе и Лемана, — известный протест
вызывала схема, кладущая в основу реформы меровингскиИ
курсив, то еще более парадоксально звучали иные формулы
1
Провозглашенные впервые H e u m a n n v. Т е u t s с li о и 1> г и и п. го
принципы были поддержаны такими учеными XIX в. как ЛпиИ, Типу!,
W. Wnttenbach, a в наши дни F. Steffens.

I"

О. А. Добиаш-Рождественская

146

История

письма в Средние

века

Делиля, вовсе его устранявшего. В пеетрой, неуловимой
подчас, работе прекаролингских мастерских сближение кур­
сива и унциала совершалось такими прихотливыми путями,
регуляризация курсива, в частности меровингского, осуществля­
лась столь многообразно, и полуунциал, приемля курсивный
дукт, так капризно и частью неприметно шел ему навстречу,
что в слишком заостренном виде ни одна из этих формул
не может быть принята. Лучшее выражение реального про­
цесса находим мы в формуле де-Бойарда, г выразившего его
в символе маятника, чьи качания представляют все богатство
прекаролингских исканий, и „чья остановка намечает бес­
спорное место каролингского минускула."
В минускуле VIII—XI вв., возникшем в различных центрах —
(мы можем называть этот минускул каролингским не потому,
чтобы его изобретение или какой-либо указ о его введении
вышли из одного властного каролингского центра, но по­
тому, что появление его в различных углах латинского мира
совпадает с возрождением, получившим имя каролингского;
а также и потому, что области, где он создавался, подчи­
нены были, большею частью, каролингской власти) — в этом
красивом и четком, но вместе простом и быстром письме
нашли какое-то примирение и синтез так долго расходив­
шиеся графические стихии. Противоположные принципы, ко­
торым служила некогда с одной стороны capitalis, а с другой —
cursiva, пришли в известное равновесие в минускуле VIII —
IX вв.
Общее впечатление каролингского минускула, (см. табл. III,
фиг. 12 и табл. IV, фиг. 18) скругленное и прямое, также как и
отдельные его алфавитные формы, привязывают его к полуунциалу с одной — и полукурсиву, с другой стороны. Полукурсив­
ное а встречается в нем наряду с а унциальным, и некоторых
ранних разновидностях давая также а из двух ее, которое
вообще более характерно для итальянских полукурсииов VIII в.
Оси букв 6, d, А, I раздуваются на верхнем конце и те характер­
ные дубинки, которые тесно сближают их с италийскими фор­
мами. Полуунциальное е кончается замкнутой петлей и уже
1

A. d e B o i i a r d . La question des originos de la minuscule Caroline.
Palae. Lat. ,IV, 79 sqq. См. Ph. L a u e r. La rcforme carol ingienne de Tecriture
latine et l'ecole calligraphique de Corbio. Paris, 1924.

(JfH'/lHrmiKOIHtV

ТСрИСТ

СВОЮ

IINihMit

„Курсивную"

tl

-KliiMf

срединную

•* -|## / о I
u. Th. v. S i с к е 1. Kaiserurkunden in Abbildungen. Berlin, 1880—1891. Г It. v.
S i c k e l e С C i p o l l a . Diplomi imperiali e reali delle cancollarin d'ltnliu
publicati a facsimile dalla R. Societa Romana di storia patriu Кони»,
1892. — Частные грамоты: О. R e d l i c h u. L. G r o s s . Privnliirkiiiiilm,
Urkunden und Siegel in Nachbildungen fur den academiscbon (icbinmli v.
G. Seeliger, Bd. Ill, Leipzig u. Berlin, 1914.

Каролингская реформа была прежде всего реформой" нниж
ного письма и осуществлена была в своей области „сирин-

J56

История

письма в Средние

века

торами". Нотарии и табеллионы, писцы канцелярий некоторое
время еще продолжали держаться за особенности дипломати­
ческого начертания. При Карле Великом и в первые годы
правления его сына королевские дипломы, хотя и написаны
более твердой и уверенной рукой, ровными строками и доволь­
но правильно отставленными друг от друга буквами,—заметно
подделываются под меровингский стиль. Откровенно прони­
кает минускул только в строчку, выражающую дату. В основ­
ном тексте бросаются в глаза попрежнему цепляющиеся за
соседние строки медленно извивающиеся хвосты и оси букв
Ъ, d, /, А, /, ру г и s. Иногда концы / и s изукрашены завит­
ками.
Первая строчка всегда удлинена. Каролингские нотарии
еще некоторое время будут хранить типичные меровингские
буквы: а из двух колец, е с вздувшимся нижним закругле­
нием, t в форме унциального а с ушком. Все более смягчаясь,
ассимилируясь минускулу, сохраняя только извивающиеся
продолжения, петли и завитки, дипломатическое письмо каро­
лингской канцелярии унаследовано было императорской кан­
целярией Оттонов и Генрихов. Как и в книжное письмо,
в него проникают готические элементы, и его история—кроме
удлинений и завитков — отражает историю книжного письма.
Более бедные и скромные канцелярии, как королевская капетингская, как большинство канцелярий феодальных баронов,
совершенно оставляют всякие претензии на какое-либо спе­
циальное дипломатическое одеяние. Они довольствуются на­
бираемыми, откуда придется, писцами, и их грамоты, лишен­
ные своеобразного графического облика, отражают общий
характер местных—чаще всего монастырских—школ письма.
Мы знаем, что в эту эпоху в самой „дипломатике", в стили­
стике грамоты проявился больше всего писатель-монах (в
частности—эсхатологически настроенный монах-клюниец). Это
он повествует в ее прологе о „дряхлости стареющего мира",
в ее заключительных клаузах это он пространно и цвети­
сто изображает телесные и душевные муки, грозящие на­
рушителю грамоты. Эта мрачная цветистость, изменившая
простой и официально сдержанный облик каролингской гра­
моты,— продукт того же влияния, которое и и графическом
отношении ассимилировало большинстпо феодальных грамот
монастырскому кодексу.

Средневековое

письмо в imoxif i',inm mtm

с) Распространение каролитскош
в латинском мире
Библиография.

IV

мнтцм/ \ч

A. H e s s e 1. Studien zur AiiMhrcitniiK
что вовсе не возникало предположения о связи фрактуры
XII в. с тем письмом, которое создалось в X в. в Италии,
и которому французы дали тоже характерное имя „ломаного"*
brise?

1

В новом исследовании G. W о Ii m с г. Dio Namen dcr gothischen
Buchschriften (Studien iiber die mittelalterlichen Buchschriften. Halle, 1932)
см. углубленную разработку проблемы, как, с одной стороны, термина
„готическое письмо", покрывавшего, в представлении людей возрождения,
всякое средневековое письмо, начиная от унциала и даже более всего
привязывавшееся к унциалу .серебряного кодекса*, приписываемого Вульфиле, епископу готов (только с Маффеи получает термин „готического
письма* более специальный, привычный нынешней науке, смысл ломаного
письма), так и терминов, прилагавшихся в прошлом к тому, что мы именуем
ныне готическим письмом.
2
S t e f f e n s . Lateinische Palaographie, III Einleitung, XXII. He имея
возможности останавливаться на готическом курсиве (Kurrcntschrift), немец­
ком и английском, отсылаем к анализу этих писем и таблицам у S t e f f e n s . .
Taf. 119 и 121 и соответствующие объяснения там же.
Следуемые ниже наблюдения читатель может проверить, кроме
таблиц цитированных собраний (альбомы Стеффенса, Пру и т. д.), на нашей
таблице IV, фиг. 20.

Средневековое

письмо в эпоху сдпш-.пиш

ПЧ

При известной существенной разнице: - сеьсрпос ломпиоп
письмо XII в. строится в значительной части на острых углах;
южное ломаное складывается из тупых;—между обоими шриф­
тами есть несомненное сходство. Если было правильно наше
предположение о том, что монтекассинское письмо било па
впечатление проекции от выпуклой литеры, то это предполо­
жение, думается нам, объясняет также мотивы северной
фрактуры. Только что в последнем тени определяются иным
углом зрения, и все письмо гораздо более сплюснуто с боков.
Возможно, что заострение и вытягивание вверх форм северной
фрактуры происходило совершенно незаметно, под влиянием
новых вкусов, тех общих эстетических течений эпохи, кото­
рые заставляли вытягивать вверх оживу „готического" (фран­
цузского) храма и искать остролистных цветов и трав для
«го растительного орнамента. „Готическое", как и „монтс касинское" письмо одинаково пользуются оригинальной системой
лигатур: слияние обращенных друг к другу выпуклостей букв
ho, od, bdy ро, ре у be, he, ое и т. д. (см. выше, стр. 128).
11еред лицом этих поразительных совпадений мы не можем
не искать общего очага обоих шрифтов и, в виду более ран­
него появления ломаного стиля в южной Италии, склонны
признать ее за родину последнего.
Но каким путем проникло его влияние именно на француз­
ский север? Как ни соблазнительна наша гипотеза, как ки
правдоподобна она, в виду общих соображений сходства и хро­
нологической последовательности, она является несколько
бессодержательной, пока не прослежена, притом по этапам
подлинных рукописей, действительная дорога традиции южно­
италийского письма. Этого сделать нам не удалось, и мы
хотели бы только, в подтверждение гипотезы, напомнить о тех
связях, о том обмене литературных традиций, которые издавна
существовали между апулийским паломничеством на МонтеГаргано и северо-французским на Монте-Тумба, г между монтекассинской обителью св. Бенедикта и Луарской, Флерийской
обителью того же святого, — о связях, которые оживились
в век господства родственных норманнских династий на юге
1

См. наше исследование „Культ св. Михаила в латинском средневе­
ковье", Пб., 1918, стр. 322, и более специально наш этюд Les origines de
Tecriture dite gothique в сб. Melanges Lot, Paris, 1926.
11

O. A. Добиаш-Рож^ественская

162

История

письма в Средние

века

Италии и севере Франции: конец XI в., когда норманнское
господство связало эти два противоположные края Европы, был
порой, когда на севере впервые появляются первые признаки
фрактуры.
Во всяком случае влияние и авторитет Монте-Кассино
были так велики во всей латинской Европе, что действие его
письма могло проникать самыми разнообразными путями
в различные ее области, что и происходит с неодинаковою
быстротою в продолжение XII в. Кодексы очень охотно пере­
ходят на это письмо, совершенно естественно при этом теряя
соединительные волосные и, вообще, большую часть лигатур.
При таком переходе письмо опять становится несколько замед­
ленным: более медленным, чем техника круглого минускула.
А потому, принимая в особенности во внимание тенденцию
века к много- и борзописанию, тем более неизбежно развитие,
рядом с этой Buchschrift, новых разновидностей курсива,
иные из которых будут тяготеть к круглому, другие к острому,
готическому стилю. Само книжное письмо имеет несколько
вариантов, колеблющихся от чистых круглых к последова­
тельно-готическим формам, с богатейшей скалой промежу­
точных оттенков. В романских странах круглые течения
всегда жили, иногда даже господствовали над готическими.
Наоборот, Германия преимущественно культивировала послед­
ние. Не только готический минускул, но и готический курсив
являются излюбленными в ней, как и в Англии шрифтами
(см. прим. на стр. 160), получают острый характер, исполня­
ются в жирных чернилах, чтобы впоследствии, именно в форме
главным образом книжного минускула, быть закрепленными
печатным станком.
Ь) Большие буквы во

фрактуре

Б и б л и о г р а ф и я . F. U h l h o r n . Ober die Gros buchstaben dor sogenannten gothischen Schrift. Zeitschr. f. Buchkunde I (1924), 17 30, 64 74,
107-123.

Для большинства готических шрифтов и вообще письма
XIII в. и более поздних веков характерно последовательное
употребление больших букв, которых почти ие знали (по
крайней мере в тексте) IV—XII вв. Теперь большие буквы
появляются вначале предложений, после знаков препинания, г
См. параграф о пунктуации ниже, стр. 197.

Сокращении
Г()()Т1К:ТСТНуК)1ДИХ,

НО

в

СМЫСЛу,

pi/коннсих
НаШСЙ

ТОЧКе,

Ш
II СобсТИСИИЫХ

именах и иных словах, значение которых писец хотел под­
черкнуть. Каков был метод выделения „большой буквы"?
В наше время для этого существуют два приема: больший
(приблизительно вдвое) размер и, в некоторых случаях, иная,—
а именно капитальная — форма (для нынешних букв латинского
алфавита, как известно иная в отношении А В D E F G Н
L М N R Q и \Т. В остальных случаях буквы отличаются
только размерами). В средневековом письме дело обстоит
гораздо более прихотливо. В сущности „большая буква" пре­
доставлена творчеству Ъ,исца. Он берет для нее и н о г д а капи­
тальные формы; еще чаще, пожалуй, те же минускульные
формы, увеличивая и разнообразно изгибая их, наряжая путем
перечеркиваний, завитков, удвоения их горизонтальных или
вертикальных черт, штриховки их фонов, утолщения некото­
рых элементов, замыкания их отверстий (напр., большое С
обычно замкнуто и сбивается на обернутое D), предупреждения
их, при помощи некоторого знака, напоминающего иногда L,
иногда Т, украшенного точками, штриховкой или параллель­
ными волосными. г Особенно прихотливо проявляется это
творчество в инициале, развертывая букву в целые архитек­
турные сооружения или ветвистые деревья, в фоны для слож­
ных миниатюр. История инициала, и особенности в позднее
срсднсископье. представляет науку, далеко выходящую за пре­
делы „одной из глан" палеографии.

д.
СОКРАЩЕНИЯ В РУКОПИСЯХ
I. ОПЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ
Смысл и типы абревиатур
Б и б л и о г р а ф и я . Хорошее введение дает, приводя богатую библио­
графию предмета,
L. S с li i а р а г е 11 i.
Avvimento alio studio delle
abbreviatione latine nel medio evo. Firenze, 1925.
Из словарей назовем преждо всего старый, но наиболее полный S. L.
W a l t e r . Lexicon diplomaticum, abbreviationes syllabarum et vocum in diplomatibus et codicibus a saeculo VII [ ad XVI usque occurrentes exponens,
iun^tis alphabetis et scripturae speciminibus integris. Gottingae, 1745.—Затем
1

И*

См. в Dizionario С a p e 11 i, различные образцы больших букв.

164

История

письма в Средние

века

A. C h a s s a n t . Dictionnaire des abbreviations latines et francaises usitees dans
les inscriptions lapidaires et metalliques et les chartes du Moyen Age, 5 ed»
Paris, 1884.—Удобен маленький А. С a p p e 1 i. Lexicon abbreviaturarum. Dizionario di abbreviature latine ed italiane usate nelle carte e codici specialmento
nel medio evo. 3 ed., Milano, Manuali Hopli, 1930.—2-е нем. изд., Leipzig, 1928.
Имеется также словарь латинских и французских сокращений при учебпик е
Prou.
Критический словарь и образцовое исследование в цит. книге Lindsay
см. № 40 общей библиографии.
О „священных именах'4—классическая работа L. T r a u b e . Nomina
sacra. Versuch einer Geschichte der christlichen Kurzung. Quellen und
Untersuchungen zur lateinischen Philologie des Mittelalters. II, Miinchen, 1907.—
Затем С. Н. T u r n e r . The Nomina sacra in early latin christian Mss.
Studi e testi 40 (Roma, 1924) 6 2 - 7 4 .
О происхождении контракции для Nomina sacra (в греческой письмен­
ности) теперь также G. R u d b e r g. Neutestamentlicher Text und Nomina sacra.
Skritur utgifna of Humanistka Vetenscaps. Samfundet i Uppsala XVII 3(1915).
О происхождении средневековой системы абревиирования в целом —
L. Schiaparelli. Le notae iuris e il sistema delle abbreviature latine medieval!..
ASI LXXIII (1915) 2 7 5 - 3 2 2 .
З а последнее время поиилянсп много рпбот, поспи lumnibix сокраще­
ниям в различных мпсюрених шкьма и истории отдельных приемов абре­
виирования. Начало такого (>одл исслодопипинм положил тот же Т р а у б с.
См. его Vorlcsunj(oit und AMiandluiitfcn, 220 222.
В отдельных параграфах мы укажем более специальную литературу
сокращений. В общем ниде вопрос этот рассмотрен у S t e f f e n s'a. Einleitung, XXXI sqq.; y T h o m p s o n'a. Introduction, chapt. VI и VII и
особенно обстоятельно в последнем (известном нам) издании P r o u . Manuel
Chap. IV. Здесь уже приняты во внимание замечательные работы
L. T r a u b e и W. M. L i n d s a y по вопросу о контракциях, о которых
подробнее см. ниже, стр. 181 слл.

Когда в IX в. каролингский минускул заменил собою боль­
шинство малоразборчивых местных и областных шрифтов,
рукописи перестают тревожить читателя чисто графическими
трудностями. Но с X в. начинают выдвигаться другие, выте­
кающие из все растущего множества сокращений: так наз.
абревиатур.
Вся система средневековых абревиатур в зародыше готова в
VI—VII вв., и последующим столетиям остается ее только разви­
вать и осложнять. Однако, это развитие и осложнение пойдет
особенно энергичным темпом, именно, начиная с X в. Нам пред­
ставляется наиболее целесообразным охватить в одном сжа­
том очерке материал абревиатур в момент, когда творчество
в этой области, развернувшись во всех направлениях, начала
останавливаться.

Сокращения

в рукописях

165

Античные начертания и рукописи: литературные памятники
и юридические тексты, надписи и дипломы знали многочис­
ленные примеры сокращений, излюбленные типы для каждого
рода. Ранние христианские памятники имели в этом смысле
тоже своеобразные предпочтения. Писцы VII в. в некоторых
центрах начинают комбинировать накопившийся опыт, осо­
бенно в рукописях, написанных полукурсивом. Каролингская
реформа письма, вернувшись к античным приемам, повидимому,
несколько задержала дальнейшие искания в этой области.
Они вновь развернутся в эпоху классического средневе­
ковья (XI—XIII в.). Текст рукописи XIV в. весь обвит сокра­
щениями.
Тенденции к сокращениям (их знает и наше письмо по
очень разнообразным методам, ненец которых — стенография)
напрашивается простое и естественное объяснение. „Это,
е одной стороны, — желание избежать труда постоянного
воспроизведения в письме часто встречающихся слов, кото­
рые читатель может угадать в их сокращенной форме так же
безошибочно, как читает их в полной, а с другой — необхомость (она бывает очень настоятельной в периоды скудости
материала) экономить место". 1
Мы пока удовлетворимся этим „естественным" объясне­
нием, хотя, как увидим дальше, мотив одного, самого инте­
ресного типа средневековых абревиатур, по крайней мере
при его зарождении, был совсем иной и не имел ничего
общего с желанием сберечь при писании труд и место.
„Каждый автор (и, прибавим, писец) очень быстро создает
собственную систему сокращений. И если предмет, о котором
он пишет, богат техническими выражениями (прибавим, если
пишущий имеет некоторый авторитет, и система удачна), эту
систему принимают все, кто пишет на аналогичные темы.
В юридических текстах, в публичной и частной бухгалтерии,
в разнообразных записях сделок повседневного обихода, общие
и повторяющиеся слова неизбежно являются объектом сокра­
щений, подчиняющихся сперва личной прихоти, а потом —
известной общей системе, которая постепенно становится
всеми признанной и всем понятной".2
'Thompson,
' ll.idem.

86.

166

История

письма в Средние

века

Самая естественная и простая система сокращения, осо­
бенно если автор пишет на родном, хорошо знакомом ему
и его читателю языке, это недописыванье слова, опусканье
его конца; то, что издавна получило в латинском мире имя
с у с п е н с и и (suspensio). В крайнем своем выражении она сво­
дит слово к одной, начальной его букве, littera singularis,
издавна получившей имя с и г л я или с и г л ы (sigla, si^le).
Этой простой и грубой, неизбежно вызывающей бесконеч­
ные недоразумения, системе прямо противоположна весьма
точная и совершенная, но и крайне сложная система нынеш­
ней стенографии, где в с я полнота звукового состава слова
находит вполне точное, но слишком тонкое условное выраже­
ние в едва приметных указаниях положения, наклона, утолще­
ния и тому подобной нюансировки различных элементов гра­
фического символа.
Между этими двумя системами располагаются разнообраз­
ные исторические приемы сокращений, которые представляют
комбинации различных достоинств и невыгод вышеописанных
методов.
Все множество этих приемов, если мы отвлечемся от их
исторической смены, сводимы к следующим разновидностям.
Abbreviaturae
1) per suspensionem
2) per Htteras singulares
3) per notas tironicas
4) per notas syllabicas
5) per contractionem
6) per Htteras suprascriptas
7) per signa specialia
8) per modos speciales.
Но так как, в сущности, шестой класс (надписных букв)
представляет один из осложненных приемов контракции, так
как далее signa specialia есть только обломок тиронской си­
стемы, которая имела две разновидности, соотпстствующие
третьей и четвертой группам нашей схемы, и так как сигли
являются лишь крайним выражением системы суспенсии, то
указанные восемь разновидностей можно снести к трем боль­
шим группам: 1) с у с п е н с и и : разряды 1 и 2, 2) к о н т р а к ­
ц и и : разряды 5 и 6, 3) т и р о н с к а и с и с т е м а: разряды 3>

Сокращении

п pt/h'tuim its

/n,

4 и 7. Рядом с ними устананлинаетси ()Т1кн'итгл1.ни in (IHAIHIIMH
и не имеющая ясного определения группа сокращении че|м »
различные специальные приемы (8-й разряд), склад пешнюмпт
ных случайных изобретений в области сокращения, (1ол< е пли
менее удачная комбинация из трех предыдущих. Итак:
Принцип с у с п е н с и и — в о т р ы в а н и и к о н ц а г, л о и п.
напр.: episcop.(us), burdegal.(ensis).
Принцип к о н т р а к ц и и — в с ж и м а н и и с л о н а г имбрасыванием средних, менее характерных элементон слона,
и сохранением крайних его пределов: начала и конца, иногда
даже всей полноты флексии, напр. gla (gloria).1
Т и р о н с к а я и с и л л а б и ч е с к а я система, с ее пере­
живанием в signa specialia, собственно, не что иное, как
система стенографии.
Все три метода применялись писцами во все эпохи разви­
тия латинского письма: в античности, как и в раннем и позд­
нем средневековье, в эпоху гуманистического письма и даже
в первопечатных книгах. Но степень их использования, про­
порции, в каких они комбинировались, были весьма различны
в различные эпохи.
Мы пользуемся всеми тремя и в настоящее время. Стено­
графия есть постоянный рабочий метод записи парламентских
и судебных прений, речей и лекций. Такое же, в общем, зна­
чение имела она и в древности. Но в иной роли, как будет
видно ниже, является она в средние века. Контракция в на­
шем нынешнем письме не выходит из круга частных записей и
даже в них играет незначительную роль. Большинство пишущих,
в своей обычной скорописи, удовлетворяется такими контра
кциями, как к р ы й, ч л к, т к к к, и им подобные, весьма не­
многочисленные сокращения. Уже суспенсиями мы пользуемся
очень широко. Напр. и след. проникает и в печатные
книги. В лепке новых сложных слов из суспенсий старых
очень охотно упражняется и народный язык, и технический
словарь западных народов, причем здесь дело пошло гора идо
дальше начертания, но отразилось на речи. Так получился

1

При контракции контрагируемое слово всегда покрынитей ирнмиН
чертой. Техника книгопечатания делает в настоящее прем и к р п И н п нп
Фудиительным воспроизведение этой черты. П у с т ь ч и т а т е л ь и с п г д м
д о п о л н я е т ею все наши к о н т р а к ц и и .

/68

История

письма в Средние

века

Boulmiche (Boulevard Saint-Michel), несколько иначе — autobus
(automobile — omnibus) и т. п.
Творчество русского официального языка начала рево­
люции в этом смысле дает богатейшие образцы, подчас по­
ражающие своею смелостью. Мы встречаем в официальных
документах и устной речи не только совнархоз ( с о в е т на­
родного хозяйства), н а р к о м п р о с (народный комиссариат
просвещения) и . ч у с на б а р м (чрезвычайный уполномоченный
снабжения армии), но даже, н а ч к о р б о е в у ч (начальник
корельского боевого участка). Но вся техника XIX в., офи­
циальная литература и наука, в еще большей мере, чем
частичные суспенсий, применяла систему с и г л е й . Так, обо­
значались через сигли имена и отчества (А. С Пушкин), меры
времени, веса и другие меры (5 ф., 4 р., 6 м.), названия
журналов и изданий (ИАН, RH, H Z / A A SS, MGH, MPL,
CIL), нынешние ВСНХ, ВЦИК, ВПБ и т. п., 1 часто встречаю­
щиеся названия должностей (и. д.), формулы (p. s.), выражения
(и т. д., т. е.) и обращения (м. г.). Когда эти моды проходят,
или когда отдельные выражения и их символы исчезают из
употребления, будущий историк оказывается в необходимости
искать словарь всех применявшихся сиглей и суспенсий, чтобы
читать памятники минувшей и нашей эпох.
Возвращаясь к прошлому латинского письма, мы можем
констатировать следующие общие положения относительно
значения описанных приемов в различные периоды его раз­
вития.
Латинская античность в литературных своих памятниках1
надписях и официальных актах охотно применяла систему
суспенсий и еще шире — практику сиглей. Сохранилось очень
много памятников, где мы можем наблюдать их образцы.
Относительно применения стенографии мы имеем много
определенных следов и указаний, н о ни о д н о г о с п л о ш ­
н о г о п а м я т н и к а этой системы. Применение контракции
в древности являет преимущественно один род памятников:
памятники юридического характера, откуда самые сокра­
щения получили имя notae iuris.
1

Известия Академии Наук, Revue historique, Historische Zeitschrift,
Acta Sanctorum, Monumenta Germaniae Historica, Corpus Inscriptionum
atinarum.

Сокращения
ЕСЛИ

СуСПеНСИИ

И

СИГЛИ

а рцкотк'иу
были

1фП0(>ЛДДД101Д«Ч1

!(>
П Н И'vii П

сокращения в древности, — они скорее отступ/нот мм мшрпП
план в средние века перед более излюбленной ими пи iriyiull
контракции. В IV — VII вв. обе системы и некоторых IIIIMMI
пиках конкурируют. С VII в. начинает побеждать кшпрлчцш,
чтобы в эпоху каролингского возрождения, с его клаешмг
скими вкусами, снова временно уступить преобладанию ( у
спенсий и возродиться с новой энергией в XI в. XII и и ого
бенности XIII—XIV вв. — пора ее исключительного господ
ства. Творчество в этом направлении не имеет границ, тик
же как и затруднения, которые оно доставляет неопытному
(впрочем, нередко, и опытному) читателю. х Что касается тиронекой системы, средневековье оставило довольно много се
образцов за период V I I — X вв., но в них тиронская грамота
имеет смысл не удобной записи быстро текущей речи, но
чего-то вроде тайной грамоты, шифрованного шрифта, к р и п ­
тографии.
Первое естественное объяснение преобладания суспенсии
в эпоху античности и каролингского ренессанса, а контрак­
ции— на протяжении средних веков, объяснение, какое на­
прашивается для мысли (оно, как увидим дальше, не исчер­
пывает всего существа дела), что сокращение, путем
отрывания флексии, мог себе позволить писатель в такой
среде, где предполагалось свободное обращение с языком,
на котором он писал, где твердое знание согласований и пра­
вильное употребление флексий прививалось с раннего дет­
ства или хорошо изучалось школьным путем. В противном
случае писец скорее мог рассчитывать на догадку читателя
о с м ы с л е сжатого (контрагированного) слова, нежели на
грамматически правильное дополнение оборванного.
Гуманисты, как раньше каролингские классики, в третий
раз возвращаются к суспенсиям. В их преобладании вообще
можно видеть один из спутников возрождения я доброй ла­
тыни ".
1

T h o m p s o n (Handbook, 87) дает очень полезный совет учаще­
муся, который пожелал бы поскорее и полнее освоиться с практикой пбр<
виатур. Он рекомендует ему списывать in extenso тексты грамот XIII
XIV вв. Здесь он в наиболее короткое время ознакомится с самими ти­
пичными образцами абревиатур.

170

История

письма в Средние

века

Установив эти общие положения, мы обращаемся к под­
робностям.
Прежде чем перейти к более детальному рассмотрению
отдельных вопросов абревиации, остановимся несколько на
книге, ныне имеющей руководящее в них значение. Хотя,
с характерной для автора строгостью, она исследует их
только в период наиболее темный и особенно творческий.
Это книга Линдсе, цитированная в общей библиографии
под № 40, вышедшая в 1916 г. и ныне подготовляемая к но­
вому, расширенному изданию. Все отдельные слова и все
„части слов" (слоги и т. д.), подвергавшиеся сокращению,
от начала латинского книжного и эпистолярного письма
(автор не касается инскрипций) до X в. включительно, изу­
чены автором в их пестрых исторических судьбах, притом
во всех наличных, сколько-нибудь значительных рукописях,
всех веков, областей и мастерских с соответственной ста­
тистикой,— момент, которому автор придаст кардинальное
значение.
Огромное и кронотлииоо мг.слидопапис но только вскрыло
величайшую пестроту, движение, изменчивость приемов, на­
ходок, и даже дерзаний в абрсвиациях этих десяти веков —
от итальянского и испанского юга и, с другой стороны, от
„островов Океана", совершавших сложные, сплетающиеся
пути. Оно, это исследование — и это еще более примеча­
тельно,— констатировало
в пестроте какое-то основное
единство, какие-то эмпирические законы. Оно открыло, в их
обнаружениях, тайные источники и мотивы находок и изме­
нений, причины и условия их скрещений, их расхождений
и уподоблений, вплоть до того, что одно тонет в другом
всецело и до неразличимости.
Д\я
каждого слова, для каждого исторически ценного
„слога" (они следуют, у Линдсе в алфавитном порядке)
в книге Линдсе, где из главной массы Notae communes
выделены, как особые главы, Nomina sacra, Notae juris
и „капризные сокращения"—для каждого, говорим мы,
элемента даются все осуществившиеся „возможности" абре­
виации, и указаны, классифицированные по школам письма,
все рукописи, где они находятся. Читатель увидит здесь
исчерпанными почти без исключений между прочим и древ­
ние латинские рукописи Ленинграда.

Сокращении

/i /п/ношн us

/

В этой сложности автор настоишгП книги иг мш шн н|ш
извести, ни использовать в своей конструкции h
ру^пшн
Линдсе. Давая в своем руководстве ноиможип ищущ, мрим
тичную схему абревиаций, он отсылает к книге Лин/нпищ/щ,
где читатель почувствует потребность схему нту yrtyniiiii
II. СОКРАЩЕНИЯ ЧЕРЕЗ СУСПЕНСИК)
Суспенсии

и сигли

Суспенсия, как мы указывали выше, представляется симnft
естественной, самой простой и самой ранней из всевозможных
систем сокращений. Следует заметить, что исследоманим
последнеговремени все более подчеркивают значение си
стемы римских юристов, так наз. Notae iuris, в истории со­
кращений. Переходным моментом явилась здесь система
островных сокращений, усвоившая их с большой широтою»,
чтобы в каролингскуюэпоху передать континенту самый ранний
и простой ее символ: знак, являющийся нам уже в надписях
и ранних унциалах: это точка, которая ставится на место
сокращения, вверху строки (или в ее средине). С течением
времени знак этот начинает разнообразиться: суспенсия вы­
ражается коротким апострофом, косой чертой, петелькой,
крючочком, завитком, наконец, горизонтальной или волни­
стой черточкой, которая покрывает или слегка перечерки­
вает последние буквы слова. х Последний знак, в основе,
имеет другой смысл; он попал в суспенсию из чужеродней
ей системы контракции и, как в настоящее время ясно из
исследований Траубе, выражал не сокращение, но подчер­
кивание значения слова.
Самая осторожная суспенсия это та, которая отбрасывает
только флексию, лишая слово его граматического опреде­
ления, но сохраняя всю основную часть, в расчете, что форма
(падеж, лицо, число и даже „часть речи"^ могут быть восста­
новлены читателем из контекста.
Этот принцип выдержан в огромном большинстве антич
ных, каролингских, а также средневековых суспенсии. 'Гак
1
См. хотя бы в словаре А. С а р е 11 i. Dizionario di nbbrcvinlmr, XII
(abbreviature per troncamanto) различные знаки суспенсии. См. тпкжо пшиу
табл. IV, 2-я половина 1-й строки.

/ -'

История

письма в Средние

века

получились многочисленные стереотипные суспенсии, в качгстис примеров которых можно привести такие, легко рас­
крываемые и контексте абревиатуры, как fee. (it), die. (it), amav.
(il), dixer. (unt), episcop. (us), parisien. (sis), dyoces. (im), burdegalcn. (setn) и т. д.
*
Гораздо больше поводов к недоразумениям дают такие,
идущие дальше флексий, но тоже весьма употребительные во
псе эпохи жизни латинского письма, сокращения, как an.{te),
ap.(ud), aut.(em), cap.(ut), cap.(itulum), den(arios), oct.(obris),
un.(dc) и т. д. Здесь в разрешении всегда остается место
для колебаний.
Еще необозримее поле для них в системе сиглей. Их
весьма широко практикуют античные надписи, надгробные
и законодательные, а за этими последними—юридические ко­
дексы и хартии. Во введениях к соответствующим томам Corpus
Ins criptionum latinarum, в изданиях надписей Orelli-Henzen'a,
у Момсена * и Вальтера 2 мы найдем списки и разрешения
подобных сиглей. Из них общеизвестны такие, как A.(nnus),
C.(onsul), V.(ir), D.(evotus), P.fatres) C.(onscripti), S. P. Q. R(Senatus populusque romanus), формулы, как HL (hac lege),
DM (dolo malo) и т. д. С II и III вв. начинают применяться
удноения сиглей при множественном числе: DD NN—domini
nostri, VV HH (viri honesti) и т. д.
Применение сиглей в средние века было также весьма
значительным. Но сколько-нибудь полные списки средневекопых сиглей далеко не составлены. Кроме указаний в общих
олоиарих сокращений, каковы словари Вальтера и Шассана
или удобный словарь Капелли (см. библиографию на стр. 164),
можно рекомендовать специальный список сиглей, излюблен­
ных н папских грамотах, в издании Роденберга. Средневеко­
вые писцы припили псе античные сигли для названий мер,
как l.(ibra), .s (olidus), d.(cnarius), для титулом: d.(ecanus) или
d.(iaconus), рДгаср ).situs), c.(anccllarius). Они усвоили чрез­
вычайно неудобную манеру выражать сиглями собственные
имена, причем у читателя нет никаких мотивов для выбора
между G.(ualtcrus) и CJ.(rearms), W.(ido) и W.(illermus).
1

T h . M o m m s o n . Noturuni latctrctili Б IV томе К г i 1' я. Grammatici
latini, 267 и 315, также в Romischc Epigraphik, Handbuch Iv. M i i l l e r
и в общих словарях сокращений.
2
См. библиографию на стр. 164.

CoKpaiuoHtiH

n />!/ктпч \

I i

Если дело идет о крупных церкогпых иди гиги MI я •.
нш..
епископах или светских баронах, и дни гид, к к мним у <
сится его правление, мы можем отыскать и мм и пни иг и и*\
ющих справочниках.1 Д,ля менее видных дпитолпй (мнир нш
детели в грамотах) мы обречены на нроиаиольнмп дпщ и.и
Далее: сиглями, разнообразно (вкось, нсртикалмт, горными
тально) перечеркнутыми, обозначаются части моркпины*
чтений (L — lectio, А. — antiphona), титулы и обращении (I «
fratres carissimi; d. f. — dilectus filius), обрядовые прннстгтимн
(s. e. a. b. — salutem et apostolicam benedictionem), формулы
(s. m. — secundum morem;; m. s. — more solito) и т. п. И общих
словарях сокращений можно найти указания важнейших сред­
невековых сиглей.
III. ТИРОНСКАЯ СИСТЕМА
Б и б л и о г р а ф и я . Для ознакомления с тиронской системой достаю»: р/ \

/,W

скрывающее в себе чары (zaubcrbcrgciul) и пгимрмнммос
в слове (unaussprechlich). С этим магическим значением имени
в прямой связи стоит, очевидно, его обычное золотею одгм
ние". 1
С переводом еврейских книг встал вопрос, как пгредптг»
магическую тетраграмму? Очарование имени должно было
найти созвучие в молодом христианском мире, тем более, что
традиция текста шла через среду эллинизирующих евреев,
составлявших большинство первоначальных общин в Сирии
и Египте. „Следовало ли калькировать или переводить это имя?
Но в таком случае, как сохранить имени его таинственные
чары?1*
„Кое-где в заговорах папирусов встречается профанирую­
щая форма 1аог или 1ос(Зг. В общем, она не была принята
сочувственно. Необходимо было найти средства сохранить
и тайну, и силу еврейского слова". Какие это средства?
1. Простейшем представлялось скопировать еврейское на­
чертание. Так во II в. поступил в своем переводе священ­
ного писания Аквила. Фрагмент этого перевода, сохранив­
шийся в Каире, дает тетраграмму в древнейшем еврейском
письме. Иероним сообщает, что еще в его время можно было
найти „в некоторых греческих книгах выраженным древними
литерами четырехзначное божие имя*.2

1
Den Juden gait der vierbuchstabige Name ihres Gottes als heilig, zauberbergend und unaussprechlich. Mit diesem Namenszauber hangt offenbar
auch die Vergoldung des Gottesnamen zusammen; andererseits scheint es ibm
zu widersprechen. Das Zauberwort mit alien Bucbstaben hingeschrieben, ju
durch die Schrift noch hervorgehoben, enthiillt und verkiindet nicht nur jr.dcm
das, was fur Eingeweihten aufzuheben war, sondern lenkt geradezu des Unberufenen Auge darauf. Dabei ist jedoch zu bedenken, dass in der bobriiischen
Schrift, gleichviel ob damals noch die altere herrschte oder beroits die heilige
Quadrata, wegen der Wocallosigkeit, das Mysterium dennoch bestehen blieb»
Das Tetragramm wurde zum heiligen Namen erst durch die richtige Deutung.
Dass es „Jawe" auszusprechen sei, war aus den Buchstaben selbst nicht
ohne weiteres zu ersehen; man musste es wissen, lernen. Und der Priester
verschwieg die richtige Form; er setzte eine ahnliche, kiinstlich abgebogene an
ihre Stelle oder auf diesem Wege fortschreitend, ein anderes, dem Volke verkiindbares Wort. Traube, Nomina sacra, 24.
2
Nomen Domini tetragrammaton in quibusdam graecis voluminibus usque
hodie antiquis expressum litteris invenimus. H i e г о n. Praef. in libr. Sam. et
Malach. MPL. XXVIII 550.

1**11

Истории

письма

п Средние

пека

'/. „Полег невежественные начертания по сходству... передни^ли иго имя греческими литерами ш тиг.».1
'Л. Можно было выразить тетраграмму через греческое
сломо, но так, чтобы, как и в безгласном еврейском—значение
и ннук были отчасти скрыты. То был путь, каким пошло
большинство рукописей, и на к о т о р о м
возникла
к о м т |) а к ц и я.
„Отмечая,— говорит Траубе,— это многозначительное со­
бытие и истории ветхозаветного текста, мы приходим к пони­
манию важного поворотного пункта в греческой палеографии44.*
В тексте семидесяти толковников, вместо тетраграммы
стоит КГРЮС. Это — перевод не слова Jawe, но Adonai.
Однако, кроме него, кое-где встречается GEO, что есть
уже прямой перевод Jawe.
Далее: ни то, ни другое слово не писалось в переводе
библии в полном виде, но вместо него стояли contracta КС и ОС
Таким образом до очевидности ясно, что здесь перед
нами вовсе не „сокращение" (которое, в переводе семидесяти,
находит место, вообще говоря, в форме суспенсии). Мотив
указанных контракций — с к р ы т и е . Они впервые являются
с переводом священного писания и вызваны потребностью
создать эквивалент тетраграмме. Мы имеем дело с совер­
шенно оригинальной еврейской мыслью. В особенности пол­
ный эквивалент представляет ОС. Оно образовано без ЕСЯКОЙ
помощи гласных, и принцип его построения пройдет затем
дальше через все склонение слова.
„Так найден был новый графический принцип. Он свалился
в руки эллинизирующих иудеев, как, согласно преданию, в
руки финикиян свалилось изобретение стекла и пурпура в . 8
„И если, несколько веков спустя, корректор Примазия
(писавший в юго-восточной Бритаинии в VII в.) всюду в
тексте з а м е н я е т слова dominus и deus через dns и ds, то
очевидно, что далекий от мысли сокращать эти слова, он

1
(nomen Dei) tetragrammaton, quod avex.cpdivYj'cov, id est ineffabile, putaverunt, quod his litteris scribitur: iod, he, vov, de. Quod quidam non intelligontes propter elementorum similitudinem, cum in graecis libris repererint,
l'ipi legere consueverunt. H i e r o n . Ad Marcellam. Ep. 25. MPL XXII 429.
2
T r a u b e , 30.
:i
T r a u b e. 32.

Сокращения

в

рукошн'и\

/•>/

занят мыслью выдвинуть их значение и окутан, им мми|шним
тайны".1
@С и КС были древнейшими находками и облигги инг»^ и
ских контракций. Они появляются уже в встхоилнп ш.и ч«к
тях перевода семидесяти. В новозаветных очень быстро, |щ м
с ними и по их образцу, очевидно, создается 1С и Х
frater, то 9 fria значило confratria. Вес эти комбинации мы
разрешаем легко, если твердо помним нринмлл. I !•• » кмнм
и их части, сокращенные по методу чистой контракции,«и \w
ются предметом более или менее верных догадок и шнтдмм
справок со словарем, откуда, конечно, мы узнаем, что ид им
и та же контракция может быть разрешена далеко im один
образно.
Некоторые грубые, чисто эмпирические рецепты при \и\*
решении контракций можно установить в таком виде.
Естественнее всего выпадают из контрагируемых слои
гласные. Их прежде всего мы и должны мысленно подстаи
лять в загадочный скелет: рЫс значит publice, agls значит
angelus, mlti—multi, dm—dum, tm—turn, vl—vel, siml—simul
fcit—fecit, apd—apud, he—hoc и т. д. Почти равное число
шансов—выпадения носовых. Если в контрагированных словах
сохранена та или иная гласная, и над нею стоит знак сокра
щения, мы должны прежде всего подумать о носовых. A in
значит anima, aiale—animale, ois—omnis. Очень обычен про
пуск одновременно тех и других: tn—tamen, ho—homo, ms—
minus, nro — numero, nc — nunc и т. д.
Далее, с известною легкостью выпадают d и t, и несколько
труднее — s: ресст — peccatum, fcum — factum, dem — dictum,
Iras — litteras, ori— oratori, negm — negotium, oipis — omnipotentis, hui 9 moi— huiusmodi, ro — ratio, io — ideo, ca — causa, ее —
esse, pr — pater, mgr — magister, qo — questio.
г почти всегда, так или иначе, бывает сохранено, отме­
чено— будь то, как мы видели выше, в специальном методе
сокращения предлогов pro, prae, par и per и групп ser и Ьег
или в одном из специальных знаков, выражающих аг, иг, е/\
или в системе надписных букв, подразумевающих г: 2 s-vus
значит servus, p-curat 9 — procurat, /)-ceptum preceptum, castin9—
crastinus. Если на г нет возможности указать одним из этих
приемов, оно бывает дано в самом слове.
Губные выпадают очень редко, точно так же, как и гор­
танные: opio—opinio, oblom — oblationen, mgr — magister, fem—
factum, 9g u 9 — congruus.
1

Контракции следует представлять покрытыми сверху чертой. См.
прим. на стр. 167.
2
Инложение всех этих методов см. стр. 179 и 180 ел.
13*

Hki

История

письма в Средние

века

Есть некоторые длинные окончания, которые сокращаются
однообразно, runt чаще всего является в виде rt, aliter в виде
air, pluraliter, в виде pluralr, atio, в виде ао: оЫое значит
oblationem, 9 sid2 aoe — consideratione.
В заключение, в виде примера, мы даем спряжение некорых времен глагола habere, а также склонение группы homo
sanctus, в контракции.
(Praesens
heo
hes

hemus
hetis

het

hent

lndicativi)
habeo
habes
habet

habemus
habetis
habent

"fectum
hebam
hcbas
hchat

hcbamus
hcbatLs
hchant
Imperfectum

herem
heres
heret

heremus
heretis
herent

liabebam
liabcbas
habebat

habebamus
habcbatis
habcbant

Coniunctivi

haberes

haberem

haberemus
haberetis

haberet

haberent

Plusquamperfectum
huissem
huisses
huisset

huissemus habuissem habuissemus
huissetis habuisses habuissetis
huissent
habuisset habuissent
Склонение homo

sanctus

ho
hois
hoi
hoem

scm

homo sanctus и т. д*
s quando—turn, ubi—ibi, и т. п., и, ставя перед ними
точку, начинает их с большой буквы. Далее: часто не логика,
но психофизиология, музыкальное чувство определяет по­
требность паузы, заставляя делать остановку и ставить знак
между полежащим и сказуемым, и т. п.

Пунктуация

и нумерация

199

2. Какова бы теоретически ни была в каждый научаемый
период система, трудность ее оценки заключается п том, что
большинство писцОв в средние века не стояли на ее пысотс
и не были в состоянии ее применять и выдерживать; обстоя­
тельство, обычно вызывавшее необходимость доверять рас­
становку знаков не писцу, но корректору, откуда — отличие
руки, а иногда и чернил в знаках. Корректор этот подчас
бывал отделен веками от писца.
И сменявшие одна другую, иногда многократные „эмендации" средневековых рукописей следует иметь в виду тому,
кто желает разобраться в этой пестрой смене рук и знаков
на средневековых рукописях. Самой систематической из этих
эмендаций была каролингская.
В каролингскую эпоху сильно оживился интерес к вопро­
сам интерпункции. Ее теорией занимались Ллкуин и Варнефрид. Устанавливается, выдерживаемая и значительном
числе каролингских mss., система, которая базируется не
на месте, но на форме знаков, изменение совершенно необ­
ходимое, после того как в книге крупное маюскульное письмо
уступило место минускулу, и глаз читателя уже не может
уловить место знака в строке.
Тогда принята такая последовательность знаков: ('.) равна
нашей ( , ) ; ( . ) = ( ; ) или ( : ) ; наконец ( ; ) = ( . ) .
Каролингская эпоха знала, однако, и другие системы: ( .) —
нашей ( , ) , далее (.,) = (;) и ( у ) = ( . ) .
В XII в. значение ( .) совпало с нашей ( . ) , для ( , ) вновь
принят каролингский знак (.' ). Вся эпоха каролингского мину­
скула знала в отдельных случаях кавычки и вопросительные
знаки, в форме, близкой к нашей.
Ни одна, впрочем, из описанных систем не является доми­
нирующей в соответствующий век. Писцы применяли и другие,
довольно причудливо и непоследовательно. С XIII в. к интер­
пункции вообще начинают относиться все с большей небреж­
ностью, и только книгопечатание, прежде всего в типографии
венецианского издателя, Альда Мануччи, восстанавливает их
в с и с т е м е , близкой к нынешней французской.

Sik)

Истории письма о Средние

века

И. ЦИФРЫ В ЛАТИНСКОМ ПИСЬМЕ х
Д о X в. латинское письмо знало исключительно римские
цифры. С X же по XIII в., хотя через посредство арабов
Западная Европа познакомилась с индийскими знаками, но эти
индийские знаки (мы называем их арабскими) начинают поя­
вляться исключительно в учебниках арифметики. Вне этой
специальной литературы безраздельно царствует римская
система. Она хорошо нам известна по циферблатам наших
часов и предисловиям наших книг.
I
1
Villi
9

И
III
2
3
(IX)

X
10

IIII (IV)
4
XX
20

V
L
50

VI
5
С
100

VII
6

7
D
500

VIII
8
М
1000

В ней, таким образом, числа до 5 выражены соответствую­
щим числом палочек. Вплоть до XV в. цифра 4 выражалась
в римской системе, как НИ, и только с этого времени,
она принимает форму IV и выражается по системе вычи­
тания из V. То же самое следует сказать о римской цифре
для 9: IX. Цифра 5 выражалась знаком, который, очевидно,
был схематическим изображением кисти руки (V), как 10—
соединением двух таких кистей, сцепляющихся остриями (X).
Цифры же VI, VII и т. д., как XI, XII и т. д. представляют
комбинацию этих схематических знаков с 1, 2, 3, и т. д.
палочками. Читающий средневековые кодексы должен быть
предупрежден против некоторых приемов, способных вызвать
недоразумение. Цифра II нередко писалась связно, иногда
с удлинением второй черты, напоминая в первом случае и
или /г, во втором у. Цифра III при тех же условиях могла
1

По вопросу о цифрах в латинском письме, кроме сжатого очерка
в цитир. неоднократно Einleitung, S t e f f e n s'a, см. N a g 1. Gerbertund die
Rechenkunst des 10 Jahrh. в Sitzungsber. Wien. Akad. Philos.-hist. CI, 116 Bd.
861. — Е г о ж е . Ueber
eine Algorismusschrift des XII Jhh. und iiber
die Verbreitung der indisch-arabischen Rechenkunst und Zahlzeichen in christl.
Abendlande, в Ztschr. fur Mathem. und Phys., Hist-lit. Abteil. Bd. XXXIV.
129. — H. W i s s e n b o r n .
Zur Geschichte der Einfiihrung des jetzigen
Ziffern in Europa durch Gerbert. Berlin, 1892. О разных системах нумера­
ции можно найти данные в некоторых общих пособиях по математике,
каковы D. E. S m i t. History of Mathematics. 2 vol., Boston, 1923—1925.—
T r o p f k e . Geschichte der Elementarmatematik. Ed. 2, 1921.

Пунктуация

и

нумерации

Л'/

напоминать т и т. д. Цифра V разделила судьОу кипиинп
ного V и, подобно ему, писалась как и. Писец мог иродущм*
дить смешение всех этих цифр с буквами, ставя сприим и «л пин
знаков (если они должны были выразить цифры) точки. 11м, разрезанного пополам.
Д о IX в. д\я 1000 принят был знак вроде положенной
на бок восьмерки ( с о ) , а также I, покрытой сверху горизон­
тальной чертой.
Вестготские (испанские) mss. отличаются в изображении
цифр: в них 20 изображается как X, дважды перечеркнутое,
40 — как X с хвостом вверху, и 1000 — как Т.
Следует отметить еще один прием, характерный, в особен­
ности, для французских рукописей. Известно, что в епропейском счислении сохранились некоторые пережитки двадца
тиричного счета. Д о сих пор „восемьдесят" выражается
по-французски, как quatre-vingt, а по-фламандски, как vicrwarr
twinthc. В эпоху Людовика IX, госпиталь, рассчитанный
на 300 больных, назывался quinze-vingt. Эта система, оста­
вившая только некоторые обломки в живой речи, гораидо
шире применялась в письме. Мы встречаем такие комби­
нации, как XVIII > V
и т. п.
С конца X в. даты грамот начинают выражаться но емп
шанной системе комбинированных цифр и слов. 12!15 г, пи
шется: Anno Domini М СС XXX quinto.
Мы указывали выше, что лишь с XV п. индийские (и|ып

ЛУ2

История

письма в Средние

века

ские) цифры входят во всеобщее употребление. Вместе с тем
только в это время большинство этих цифр принимает при­
вычную нам форму. Изменения, которым они подвергались
в течение веков, собраны были Ваттенбахом в хронологи­
ческую таблицу, для которой мы отсылаем читателя к руко­
водству Prou, стр. 270 слл.

Ж.

ЛАТИНСКОЕ ПИСЬМО В НОВОЕ ВРЕМЯ
I. НЕКОТОРЫЕ ИЗВЕСТНЕЙШИЕ ЕГО ТИПЫ
а) Гуманистическое

книжное письмо XV—XVII

вв.

Библиография.
Библиография
гуманистического
и
вообще
более позднего письма не особенно богата. Она сводится к нескольким
собраниям факсимиле, с более или менее обширным предисловием.
Мы отметим здесь: A. de B o u r m o n t . Lecture et transcriptions dcs vieilles
ecritures. Manuel de paleographic dos XVI, XVII ct XVIII siecles, compose
de pieces ex^raites dcs collections publiqucs et particulieres et destine aux
instituteurs. Caen, 1881.- J. К a u 1 e k ct E. P 1 a n t e t, Recueil de facsimiles pour
servir, a l'etude de paleographie moderne (XVII et XVIII siecles). Paris 1889.—
H. S t e i n , Album d'autographes des savants et erudits francais et etrangers
des XVI, XVII et XVIII siecles. Paris, 1907.—O. C l e m e n . Handschriftenproben
aus Reformationszeit. Zwickau, 1911. — G. M e n t z . Handschriften der Reformationszeit. Bonn, 1912.— Отдельно для Англии Н. J e n k i n s o n , The later
Court Hand from the fifth to the seventh Century. Cambridge, 1917.
О гуманистическом письме Н. П. Л и х а ч е в . Гуманистическое письмо
и автографы гуманистов. Рукопись, коллационированная Анжело Полициано.
ИАН СССР 1926.

Некоторые палеографы с известною вероятностью считали
Италию настоящей родиной каролингского минускула. 1 Воз­
можно, что готическое письмо впервые вдохновилось лома­
ными формами монтекассинских рукописей. 2 Оба эти утвер­
ждения во всяком случае являются только гипотезами
некоторой части историков. Другая противопоставляет им
совершенно обратные объяснения. Что касается, однако,
1

По мнению S i c k e l ' я (Prolegomena zum Liber diurnus, 19) твор­
цами каролингского минускула прямо-таки могли быть римские писцы.
Ср. новую работу Н. S t e i n a c k e r . Zum Liber diurnus und zur Frage
nach dem Ursprung der Friihminuskel. Miscel. Francesc. Ehrle IV (1924).
2
См. наши соображения об этом выше, стр. 127 ел.

Латинское

письмо и новог п/чич

\'i

дальнейших судеб латинского письма, несоммгшт, чн> шш.иповоротное течение в его истории, начаишоп г пищи SV н
овладевать скрипториями, а затем и типографиями лмнмньмМ
Европы, вышло из Италии.
И более определенно — из Флоренции. Здесь, при «•*•
стящем расцвете светской итальянской литературы, м|»м у м
ливавшемся интересе к языческой, античной, тяжело ощупмш
недостаток и дурная школа наемных светских писцоп. И мини
стырях еще доживало высокое искусство черных каллиграфии,
но сюда, по понятным причинам, только в редких случаи к
мог обратиться светский гуманист. Приходилось донольетии
ваться теми, о ком Петрарка выразился с свойственной ему
энергией: „Все теперь ринулись без разбора на писание,
и установлены твердые цены за эту опустошительную работу41.1
А между тем перед глазами гуманистов лежали вышедшие
из скрипториев X — XII вв. великолепные манускрипты неко­
торых классических авторов.2 Они были переписаны преиос
ходным минускулом и снабжены миньятюрами, подделыпан
шими античные с таким совершенством, что даже в ноное
время некоторые исследователи принимали рукописи целиком
за античные, распространяя это определение и на покры­
вавший их минускул. Тем меньше можем мы удивляться, что
подобная ошибка произошла в XV в., и при сопоставлении
с сильно распространенным в эту пору в Европе готическим
письмом, круглый минускул X — XII вв. принят был за scrip
tura antiqua. Именно это имя он и получил рядом с другими:
rotunda, tunda, romana, и, в качестве римско-классического,
поставлен был, как идеальный образец, тем новым скрипто
риям, которые начинают создавать гуманисты, прежде всего
во Флоренции.
„Я непрерывно буду настаивать, — пишет Амброджо Три
версари в руководстве братьям-камалдулам, — чтобы ты
усваивал книжное письмо,— возможно быстрое, точное и
красивое, подражая в писании прелести и чистоте дреинего
начертания. Ты легко достигнешь этого, если до послед
них оттенков, со всевозможным рвением будешь копирошгп.
1
Sine delectu ad scribendum ruunt omnes et cuncta vastantilm* m l n «mil
pretia. Epp. senil. lib. V ep. 1.
2
Достаточно вспомнить деятельность скриптория Гроттм «I'rppwit.i

201

История

письма п Средние пека

какой-нибудь образец из исправного древнего кодекса". х
Вопрос о начале и ранней деятельности первой гуманисти­
ческой мастерской письма представляется очень мало разра­
ботанным. Медичейско-Лоренцианская библиотека хранила
традицию, что ее основателем был Николо Николи. „Ему
обязаны древнейшие (гуманистические) кодексы, которыми
гордится эта библиотека", — пишет в 1818 г. директор библи­
отеки, Анциани. Рядом с Николи, Франческо Поджо Браччолини и Амброджо Траверсари культивировали возрожденное
круглое письмо и вместе с влиянием и книгами флорентий­
ских гуманистов „оно распространилось по всей Италии,
и таким усвоило его книгопечатание".2
Но культивируя письмо, которое должно было стать
одеянием литературы итальянского ренессанса, в последних
ее рукописных и первых печатных воплощениях, флорентий­
ские гуманисты, не сознавая того, впадали в две ошибки:
одна заключалась в том, что они восстанавливали каролинг­
ский круглый минускул, воображая, будто возрождают антич­
ное письмо. Другой промах заключался и том, что они пола­
гали, будто т о ч н о (ad unguem imitari), 'л копируют его
в изящной его разновидности XII в. Между тем даже
не особенно опытный палеограф чрезвычайно быстро научится
отличать гуманистическое письмо от этого минускула XII
и даже X вв. Читатель сравнит хотя бы на нашей таб1
Nee illud quidem te admonere desistam, uti non negligas manum librariam quam optimam atque perquam celerem ac fidelissimam tibi comparare
studeasque priscam illam in scribendo imitari puritatem ac suavitatem. Quod
tunc adsequere facilius si ex emendatissimo antiquoque codice quodpbm tibi
transcribendum deligas totoque annisu ad unguen. exemplar imitari. Ambrosi 1
Traversarii epistolae, ed. Menus, 1010.
2
La ragione perche io tengo dietro con curiosita a gli studi sulla calligrafia Carolina, oltre la sua connessita a quel moto generale di studi in
quell'epoca che riproducendoli ci ha salvato la quasi totalita degli antichi
monumenti latini scritti, si ё perche la stessa scrittura fu restaurata qui in
Firenze nei primissimi anni del secolo XV, e di qui si rese generale per tutta
I'ltalia e fu quindi adottata dalla stamp a. Questa scuola di calligrafia Carolina
fu qui istituta da Niccolo Niccoli, al quale sono dovuti i codici piu antichi
che privilegiano questa Mediceo-Laurenziana. Frienze e I'ltalia debbono alia
Francia di Carlomagno questo bel carattere la quale poi lo riebbe da Firenze
e dalPItalia sui principi del XVI-mo. См. Memoires de l'institut de Г Acad, des
Inscr. XXXII 6.
3
См. выше, прим. 2.

Латинское

письмо

и ноши* п/>сии

',4)

!*

лице № 19,18 и 22. Общий вид письма и физиономии отдельных
букв не оставляет желать лучшего в смысле точности мо< про
изведения, но есть признаки, которые всегда безошибочно
позволяют угадать подделку и, стало быть, узнай» писца
ренессанса, а именно: перенесение в круглое письмо диух-тргх
особенностей, которые создались только в готическом, и п|>и
том, в позднем готическом письме (фиг. 22 нашей табл. IV).
1) Над буквой / стоит в большинстве гуманистических
рукописей точка, которая появилась не ранее XIV в., и кото­
рой никогда не знал круглый минускул. Ее присутствие сразу
придает чрезвычайно характерный вид странице эпохи ренес­
санса.
2) Ось буквы t сильно удлиннена и поднялась над строкою.
Она очень заметно перерезывает перемычку: форма, поя­
вившаяся только в XIV в.
3) Форма V, до того времени неуклонно появлявшаяся
в начале слова, все равно, выражала ли она нынешний звук
и или v, не является более в той же мере устойчивой
в этом месте.
Таков общий вид гуманистического письма в XV и отчасти
XVI вв. Однако с началом XVI в, вопрос о «книжном письме"
становится известным анахронизмом, и самый термин—противо­
речием н определении. Книги уже не п и ш у т с я , но п е ч а ­
т а ю т с я , причем шрифт, который усваивают типографии—тот
самый, каким соответственно писались в каждой стране книги
в XV в.: это готический шрифт в Германии и возрожденная
r o t u n d a в Италии.1 Но, во-первых, поскольку в отдельных
случаях еще сохраняется практика писаных книг (литургиче­
ские книги: миссалы, бревиарии, „часы*, молитвенники еще
долго писались от руки; кроме того, бывали центры, где
группа хороших писцов обходилась дешевле, чем типография)
и, во-вторых, поскольку влияние новых находок, изменений
в привычках письма проникает в металлический шрифт, — вЬЧtera libraria нового времени тоже приходится отмечать извест­
ную эволюцию, которая помогает датировать рукописные и
книжные памятники.
В XVII в. в гуманистическом письме устанавливается обычай
писать удлиненное г (у), нередко с петлей внизу для выраОб инкунабулах см. некоторые замечания в заключении нашей книги.

J(ti*

История

письма с Средние

века

жепия звука йот. Мы помним, что в разные периоды каро­
лингского и готического минускула удлиненное / , z-longa
появлялось в нескольких случаях: вначале слова, перед глас­
ными и особенно при соседстве с другим г, чтобы вся группа
не читалась как и. Оно не имело особого фонетического зна­
чения. О н о п о л у ч а е т е г о в XVII в. Тут, несомненно, ска­
зывается, отраженное на латинское письмо, влияние националь­
ных романских языков, где иногда — напр. во французском —
краткое i получило развитие (франц. у), сильно удалившее
его от звука i. В последнее время, в современных научных
изданиях латинских текстов все больше побеждает тенден­
ция освободиться от этой манеры, созданной веком рококо,
и вернуться к классическому однообразному i. Так издает
в настоящее время латинские тексты предприятие Monumenta
Germaniae historica. Далее, в XVII в. исчезает круглое г и
остается одно, прямое. Наконец — важная находка этого
века: различие острого и круглого и (и и v) устанавливается
не в зависимости от их места и начале ИЛИ В конце слова,
но от его зиукоиого значения, соответственно тому, как это
различается и и современном латинском начертании. *
Употребление больших букв (для которых гуманистиче­
ское письмо гораздо более последовательно, чем позднее
готическое, использует капитальные формы) остается не­
установившимся. Новые предложения, собственные имена и
титулы о б ы ч н о начинаются с больших букв. Но затем все
слова, значение которых каждый данный писец находил не­
обходимым подчеркнуть, пишутся с больших букв, и их число
на странице гуманистической книги, в общем, далеко превос­
ходит нынешнее. Есть, однако, обратные примеры: полного
отсутствия больших букв. Эта манера до конца XIX в. сохра­
нилась в некоторых авторитетных немецких изданиях. 2
Есть еще одна особенность гуманистического письма, ко­
торая дает возможность отличать его от минускула XII в. и,
действительно, в известном смысле возвращает к античным
воспоминаниям. Ее сущность в том, что исчезающе-малым
1

Более подробно об употреблении букв V и U, а также J u l , см.
статью Е. H o r n , Zur Orthographie von V und U, Jund I, в журн. Zentralblatt
fur Bibliothekwesen, № 11 (1894) 384.
2
Именно так печаталось в конце XIX в. исследование K a r l М и 11 е n h о f. Deutsche Altertumskunde.

Латинское

письмо в новое время

207

становится число лигатур, монограмм и, в особенности, сокра­
щений через контракцию. Кроме выражения носовых
тип,
в виде черты над предыдущими гласными, кроме известных
уже нам сокращений предлогов per, pro и prae, флексии rum
и союза que, да очень немногих контракций, вроде nri
(nostri), мы почти не находим сокращений в гуманистических
рукописях. Они продержатся некоторое время в первопечат­
ных книгах. В дальнейшем они имеют тенденцию к совершен­
ному исчезновению. 1
Ь) Гуманистический

курсив

Возрожденная rotunda, при всей простоте и удобстве на­
чертания, была все же письмом слишком элегантным и
в этом смысле требовавшим достаточно медленного выведе­
ния, чтобы удовлетворять целям обиходного письма. Рядом
с нею продолжалось развитие чисто курсивной стихии. Италь­
янский гуманистический курсив представляет только извест­
ную модификацию книжного круглого минускула. Он опреде­
ленно наклонен вправо, буквы его сильнее лигируются друг
с другом, формы их более узки и сжаты. И этот курсив
был еще достаточно элегантен, чтобы соблазнить венециан­
ского типографа Альда Мануччи на воспроизведение его
в печатном шрифте. В 1501 г. он отлил курсивные литеры
для изданий Вергилия и Петрарки. Пример нашел подража­
телей. Но немногие типографии решились пользоваться в книге
сплошным применением курсива. Он стал применяться в при­
мечаниях, в предисловиях и в подчеркиваемых словах. Для
всех этих целей, под именем italics, italiques — французские
типографии употребляли его еще в XVII в. Образцы этого
письма можно видеть в любом (напечатанном курсивом) пре­
дисловии или подстрочной цитате современной французской
книги. 2

1

Образцы гуманистического и нового письма имеются во всех пере­
численных нами на стр. 45 палеографических альбомах, напр. Р г о и,
S t e f f e n s ' a , а также у M o n a s i . Esempi di scrittura latina dal secolo
I dell'era moderna al XVIII. Roma, 1906.
J
Мм знаем, что в русской книге „курсив* служит преимущественно
третьей цели: заголовкам и иыдслеиню особенно значительных слов в
тексте.

J(KS

История

письма в Средние

века

Мы не много остановимся на изменении отдельных нюан­
сов этого курсива на протяжении двух последних веков. Они
либо очень незначительны, поскольку дело идет о нормаль­
ном типе курсива, как его захватила печатная книга, либо
бесконечно разнообразны. Рядом с этой, все еще слишком
тщательной формой гуманистического курсива, своим совер­
шенством еще раз давшего основание закрепить его в печат­
ном письме, рождалась более быстрая и легкая форма обиход­
ного письма, Kurrentschrift. Ср. стр. 160, прим- 1. Когда с XVIII в.
появилось очень хорошо выработанное перо с тонким расщепле­
нием, дававшим возможность хорошо нюансировать нажимы и
волосные (вместо прежней нюансировки при помощи пря­
мого ведения или поворота на бок старого тупого пера),—
обиходное рукописное начертание сильно отступает от печат­
ного и становится трудно воспроизводимым в нем. Лигатуры
осуществляются еще полнее, благодаря последовательно про­
водимой в этом обиходном письме системе подводящих
к букве и заканчивающих ее волосных петель (у букв 6, A, d)
и маленьких заключительных колечек у таких букв, как
о, 6, w и т. д.
Из особенно типичных канцелярских (дипломатических)
латинских курсивов нового времени следует остановиться
главным образом на двух. Оба они создались в Италии, но
первый проник далеко за ее пределы. Второй является пись­
мом исключительно торжественных папских грамот. 1
с) Littera

bastarda

Первый тип культивировала в особенности папская госу­
дарственная канцелярия и канцелярия нунциатуры. Ему дано
было своеобразное имя ecriture batarde — во Франции и
bastardilla — в Испании, имя, объясняющееся тем, что и нем
видели элементы готического письма на фоне круглого кур­
сива. Бастарда получила самое широкое распространение
1

О папских грамотах см. S c h m i t z - К а П е п Ь о г ц . Die l.rluc von
dem Papsturkunden, в A l o i s M e i s t e r , Grundriss. ()(» MI дипломатике:
H . B r e s s l a u . Urkundenlehre.—Giry. Manuel do олыиан систе­
матическая работа, произведенная над ними,
и частности и под графи­
ческим аспектом — А. Д. Люблинской, лежит и осиоис нтой главы: см.
табл, V и VI, фиг. 24—29.

Латинское

письмо п но/юг время

.7/

Область эта очень мало разработана, и автор, далекий or
нее по прямым интересам своей специальности, ire можгт
положить нужное время, чтобы ее охватить.
Несомненно одно: такую главу построить можно и еле
дует. Элементы для нее, на основном фоне системы палео­
графии, имеются в большом опыте экспертизы графологов.
Глава г та будет лишь несколько иной, чем была наука палео­
граф
Здесь мы выскажем некоторые наблюдения, отно­
сящиеся: 1) к новому письму вообще и 2) более специально,
к письму XVII и XVIII вв.
1. Трудности нового письма представляются, обычно, со­
вершенно индивидуальными. Представление это, несомненно,
сильно преувеличено.
Казалось бы, затруднения более всего сводятся к сле­
дующим моментам.
Один: „недописывание" некоторых, чаще всего волосных,
элементов букв. Второстепенное, преимущественно лидирую­
щее значение этих элементов создает только известные
недоразумения в быстроте чтения и комбинации букв в слова,
вызывая неправильное их разделение. Здесь в основе всетаки лежит признание значения существенных элементов,
и читающий имеет меньше поводов для недоразумений.
Хуже, когда „недописывание" имеет место в отношении
именно этих существенных элементов. Есть капризы, при
которых едва-едва намечаются закругления у р, d, Ь, etc.,
на которые пишущий намекает только точками, далеко от­
скакивающими от оси.
Все эти тенденции, коренящиеся в каком-то своеобразном
моторном предрасположении или, быть может, лучше сказать
моторной лени, ведут к манере, хотя и отдаленно, но напо­
минающей технику цер и их стиль (табл. VI, фиг. 28). Неохота к
закруглениям, вызывавшаяся—при воске—трудностью преодо леть его сопротивление, побуждает заменять выписывание
всех элементов—ударами пером по бумаге в виде параллель­
ных черт, превращающих письмо в частокол, где подавлены
горизонтальные и круглые элементы.
Наоборот, иные пишущие страдают гипертрофией соеди­
нительных черт. Они неохотно отнимают руку от бумаги,
почти не ослабляют ее нажима (см. табл. VI, фиг. 27), связыпии, между прочим, такие буквы как т и п н е только вверху,
l I

212

История

письма в Средние

века

но и внизу, тем изменяя их характер и порождая недоразу­
мения, ибо при утолщении волосных, они начинают играть
роль основных элементов букв.
Для многих новых почерков характерно далее стремление,—
при известных условиях облегчающее чтение,—подчеркивать
росчерками концы. Это тяготение к росчеркам, идя дальше
указанной цели, возвращаясь вновь извиЕами на тело
слова, может быть источником всяческой путаницы. Рос­
черки в их скорее скромной роли мы видим на табл. VI>
фиг. 28.
Имеет ли место, в особенно прихотливых новых письмах,
попытка творчества совершенно новых буквенных дериватов,
как то характерно было для эпохи, переходной к каролинг­
скому минускулу? Следует заметить, что впечатление этих
новых дериватов, очень беспокойное в иных особенно вычур­
ных графических экспериментах, чаще всего сводится к ка­
ким-то уже встречавшимся ранее находкам и, хотя и не без
труда, большею частью может быть к ним сведено. И все же
тут еще многое надлежало бы наблюсти и установить, вскры­
вая мотивы того, что нам с первого взгляда кажется непо­
нятным капризом.
2. Поскольку наблюдатель остается еще в пределах „па­
леографических веков", где выше указанные попытки уже
проявляются отчетливо или неясно, в этом периоде можно
констатировать, в еще большей степени, загадочное возро­
ждение почти „доисторических", говоря проще — докаролингских трудностей.
Так, для старого письма было характерно, составляя его
камень преткновения, „расскакиванье" е на две несвязанные
части, из которых одна — верхняя петля — повисала в воздухе
или примыкала к предыдущему комплексу, тогда как нижняя
уходила в следующий за нею комплекс. Эту „докаролингскую" манеру мы можем проследить в XVII и XVIII вв., не
только в традиционных письмах иезуитов и бенедиктинцев,
но и в почерках Архива Бастилии (табл. VI, фиг. 28).
Другая особенность — и трудность — древнего письма—
многообразие U С ним справились каролингский минускул,
готическое и гуманистическое письмо. Оно — мы видим это
на тех же памятниках — вновь всплывает в письмах XVIII Е.
(см. табл. VI, фиг. 29, строка 1).

.Антитипе mut,\n> и тинп* пцгич

Jtt i

Казалось, этими письмами Оыло преодолимо мши ооПрмммс
конечного s (см. стр. 152). Но сондпнноо и XVI и , сноппОрля
ное, как бы „двухбуквенное" s (табл. V, фиг. *?Л) иной», иг
однократно обнаруживается в письмах нового времени.
Мы ограничимся этими примерами. Несомненно их число
увеличит тот, кто систематически анализирует всю огромную
массу этих своеобразных писем, таких творчески ищущих
и вместе таких неожиданно, устойчиво консервативных.
Другая большая проблема, которую было бы полезно
систематизировать: какие именно обломки абревиатур дожили
до нового и даже до новейшего времени, приютившись более
всего в письме частном? Какие новые методы сокращений
создало новое время?
Наши новые рукописи дают более всего образцов:
1. Суспенсий в названиях мер (ср. выше, стр.172), в именах
(там?же), в титулах, хотя бы, d {ате в табл. VI, фиг. 29). Сус­
пенсий в большинстве случаев доходят до степени сиглей.
2. Суспенсий частичных, с надписанием,
сокращенно,
конца слова вверху, прием особенно богато развернувшийся
и в новом, и в новейшем западном письме (см. в нашей табл. V,
consfeil] фиг. 24, строка 4, cens[ure] фиг. 26, строка 3, soubs[igne] фиг. 24, строка б и т . д.).
3. Специальных сокращений, относящихся к вопроситель­
ным и относительным местоимениям, аналогично как на
табл. VII, а также par, per, prof prae. Этот тип сокращений
свойствен и инкунабулам, см. ниже.
4. Сокращений „силлабических": как иг, us, con, в при­
вычных нам тиронских знаках. То же в инкунабулах.
5. Сокращений Nomina Sacra. Однако же, здесь весьма
часты не сокращения, при помощи известных нам контрак­
ций, но суспенсий, напр. s., а не scs.
6. Наконец, в новом письме, при появлении кое-каких
новых, особенно часты все те же старые контракции: со­
кращение средних частей слова, за счет более всего глас­
ных, носовых., d, t, м, 5 (ср. на табл. V, фиг. 24, so[mm]e
там же, M[ait]re и cha[te]let, ppo[sition]s фиг. 26).
7. В качестве очень любопытной компромиссной формы
указываем то г, которое, в воспоминание очевидно о заме­
нявшем его надписном знаке, пишется в виде крюка над
полосной чертой (табл. V фиг. 26, стр. 1),

41

История письма в Средние

века

Таковы наблюдения над некоторыми трудностями и осо­
бенностями нового письма. Ими без особенного усилия
обычно овладевает работник, искушенный в трудностях
общей палеографии. Однако, и ему, перед лицом нового
материала, приходится создавать некоторый новый опыт. Он,
мог бы несомненно быть ускорен специальной системати­
зацией наблюдений, которая далеко не сделана в научной
литературе.
3

ИНКУНАБУЛЫ
Шрифты XVI в. и более поздних веков развиваются уже
под прямым, притягивающим или отталкивающим, действием
печатных книг. Под притяжением мы разумеем процесс асси
миляции буквы писаной—букве металлической; под оттал­
киванием—то побуждение, в силу которого писец, как бы
доверив типографии специальность тщательного и ровного
письма, чувствует себя свободным отдаться всем прихотям
индивидуальных исканий.
По, разумеется, и обратное явление имело место: в осо­
бенности „у колыбели", in cunabulis, печатного дела. Перво­
печатные книги — они, соответственно только что приведен­
ному определению, получили имя и н к у н а б у л — в целом
ряде особенностей близки к рукописям. Их литеры, которые
вырезывались от руки, настолько близко воспроизводят ру­
кописные, что, при первом взгляде, печатную книгу нелегко
отличить от рукописной. Первая Гутенбергова библия, г на­
печатанная в 1450—1456 г., осуществлена в готическом
шрифте, но его Католикон 2 1460 г. напечатан в круглом
письме. Итальянские печатники сразу приняли гуманисти­
ческое круглое письмо. Так поступил не только славный ве­
нецианский типограф Альдо Мануччи, использовавший ЛАЯ
книг как „книжное письмо**, так и „курсив" гуманистических
скрипториев. но и первые печатники монастыря Субъяко,
Конрад Свейнгейм и Арнольд Паннац, которых пригласили
к себе бенедиктинские монахи этого монастыря в 1462 г*
1

См. ее факсимиле у S t e f f e n s .
- Там же, табл. 90.

Lateinischc Palaographic, t. Ill табл. 8 9 .

Заключение

'Г.

(сами они были немцами). Типы литер и порныг д