Переступая черту [Анастасия Малышева] (fb2) читать онлайн

Переступая черту

Глава первая.

Говорят, что цветы успокаивают. Ну, не все — некоторые на самом деле отвратительны, не только на вид, но и на запах тоже. Есть такие представители флоры, рядом с которыми даже тот самый фикус, который вы, уехав в отпуск, не поливали месяц, из-за чего он благополучно сгнил, покажется вам самым приятным и ароматным. Взять хотя бы ту же Раффлензию Арнольди, или больше известную в народе, как Трупный цветок. Нетрудно догадаться, какие ароматы летают вокруг бутона весом примерно в двенадцать килограммов?

Или Стапелия — растение, напоминающее кактус. Эту вонючку, источающую аромат гниющей плоти, некоторые люди даже выращивают, как украшение ландшафта. Чудаки, что еще можно про таких сказать.

Я могу приводить еще много примеров, ведь в том, что касается растений, я собаку съела. К чему все эти рассуждения, спросите вы? Да к тому, что люди — они как цветы. Есть очень красивые с виду, но настолько отвратительные внутри, что привлекают они в итоге только мух. Жаль только, что насекомыми выступают тоже люди.

Нет, я не ненавидела мир, не подумайте. Я его просто справедливо опасалась. Слишком часто приходилось обжигаться. И как-то так вышло, что со временем все так называемые друзья исчезли из моей жизни, уступив место всего двум, но очень дорогим и близким.

Наверное, поэтому в итоге я и оказалась в двадцать три года заперта в собственной цветочной лавке. Хотя, это было добровольное заточение — я любила свою работу. Мне нравилось возиться в земле, пересаживая горшечные растения, я любила составлять букеты и красочные композиции, которые потом парни вручали своим, наверняка смущающимся девушкам. Было в этом что-то волшебное — помогать неловким временами ребятам говорить важные слова без помощи слов.

Но, к сожалению, мое мнение разделяли далеко не все.

— Сколько можно? Когда ты уже прекратишь отмазываться и скажешь мне «да»?

Я, прижимая небольшой, аккуратный букет с маленькими кустовыми розами к столешнице, протянула свободную руку за ножницами, и параллельно попыталась спихнуть с деревянной поверхности свою подругу Василису, которая нагло усадила свою пятую точку на мое рабочее место.

— Вась, это бесполезно, — отозвалась я с лёгкой, почти рассеянной улыбкой, — Однополые браки в России еще не легализовали. Но как только это случится — ты приходи, обсудим перспективы. Ну, и сперва тебе придется развестись.

— Очень смешно! — фыркнула девушка, — Я серьезно. Помочь же хочу.

— Хочешь помочь — отрежь мне полметра вон той атласной ленты персикового цвета, — попросила я, кивая в сторону стеллажа с рулонами.

Спрыгнув, девушка проследовала в указанном направлении, прихватив с собой ножницы, и меньше чем через минуту вернулась, сжимая между пальцами нужный мне отрез тонкой ткани.

— Ты еще с животными разговаривать не начала? — спросила подруга будто бы невзначай, протягивая мне ленту.

— Ты это сейчас к чему? — нахмурилась я, забирая ткань и завязывая ее на стеблях роз.

— Да к тому, что ты, окопавшись в растениях, очень уж напоминаешь Белоснежку! Реально только запеть осталось.

— Оставлю это тебе, — хмыкнула я, обматывая стебли атласом, формируя удобную ручку для букета.

Да уж, моя подруга была чем-то, вроде местной звезды. Весь город знал Василису Гейден — талантливую певицу, которая отказавшись от сольной карьеры в восемнадцать лет, поступила в институт на факультет туризма. Тогда она правда, была известна под другой фамилией, но не суть. Закончив его с блеском — иначе не скажешь — Василиса открыла свое собственное агентство, занимающееся организацией и подготовкой праздников. Гейден бралась за работу любой сложности — дни рождения, юбилеи, свадьбы, городские праздники. Работа находила ее буквально везде — зайдя пообедать в кафе, спустя час Вася могла обвеситься заказами, как новогодняя ёлка игрушками. Мне это было даже на руку, поскольку у кого она заказывала цветы для торжеств? Правильно, у своей подруги.

Однако и петь подруга до сих пор любила, правда, всё больше в караоке и под градусом. Ну, и иногда в моей лавке, во время обязательных дружеских визитов — чтобы и мне не так скучно было, и чтобы связки, как она говорит, не ржавели.

Умница, она была еще и красавицей, на зависть многим. Длинные волосы с очень редким, пепельным оттенком, огромные — в пол лица — светло-зеленые глаза, пухлые губы, всегда растянутые в приветливой улыбке, роскошная фигура с до обидного правильными пропорциями. Как говорится — каждый грамм знал свое место.

Но звездой и красоткой Василиса была для всего остального мира. Я же знала ее, как Ваську — озорную девчонку с конопатым носом и вечно разбитыми коленками. Мы познакомились в шесть лет, и с тех пор мало когда разлучались надолго. Разве что, в свой медовый месяц подруга отправилась без меня — мы решили, что ее супруг, милый и улыбчивый Эдуард, такой порыв не оценит. Ну и еще был один, не самый приятный факт в нашей обширной биографии.

— Алиса, ну пожалуйста, — вновь заныла подруга, — Пойдем со мной! Всего на часок, обещаю.

И снова мы вернулись к тому, с чего начали. Вздохнув, я убрала в холодильную камеру полностью оформленный букет, которому осталось всего лишь дождаться хозяина, после чего вернулась к Василисе.

— Вась, ты ведь знаешь, что я не люблю публичные мероприятия, — в который раз напомнила я.

— Да, а еще я знаю, что затворничество не приведет ни к чему хорошему! — уже повысила голос Гейден, — К тому же — ты ни разу не была ни на одном празднике, организованном мной!

— Я верю, что ты всё сделала по высшему разряду, — улыбнулась я, сметая обрезанные стебли и обрывки лент со стола в урну, — Мне незачем проверять это лично, чтобы удостовериться в том, что ты — профессионал своего дело.

— Это, конечно, очень лестные слова, но они пролетели мимо моих ушей, — хмыкнула Вася, — Лис, я боюсь, что ты тут корни пустишь. Вот честно, когда ты в последний раз выходила из дома и отправлялась куда-то, кроме работы?

Я честно задумалась, пытаясь ответить на ее вопрос. На самом деле, это было нетрудно — мои дни похожи, один на другой, и найти изменения в привычном графике было не так уж и проблематично.

— Месяц назад я обедала в пиццерии, — пожав плечом, ответила я.

Вася закатила глаза и разве что руки к небу — точнее, к потолку — не вознесла:

— Потрясающе! Месяц! Это же в корне меняет дело! Да ты просто образец общительности!

— Вася, — я поморщилась, потому что, не заметив этого, подруга перешла на фальцет, — Я — не ты. Мне теперь по нраву больше тишина.

— Это всё потому, что у тебя депрессия, — припечатала девушка.

Вот так, в двадцать три года, выяснилось, что у меня депрессия. А всё просто потому, что я не люблю выходить из дома, общаться с людьми и вообще — всё окружающее меня слегка не радует. И иногда очень хочется повыть на луну.

Эм, кажется, у меня всё-таки депрессия.

Но я не была бы собой, если бы признала это. Так что, помотав для убедительности головой, я заявила:

— Чушь!

— Детка, не пытайся это отрицать. Да, я обещала не лезть, но ты вынуждаешь меня. В конце концов, я помню, какой ты была всего год назад. Да, мне не всё нравилось, но ты хотя бы была живая.

Я стиснула зубы, сжимая пальцами край столешницы. Подруга ступала на опасную территорию, и она прекрасно об этом знала, но всё равно продолжала шагать по минному полю.

— Не начинай, — негромко, но с плохо скрытой агрессией в голосе произнесла я.

Видимо, почувствовав, что черта переступлена, Вася пошла на попятную.

— Прости, — негромко произнесла подруга, — Просто, чтобы ты знала — я люблю тебя. И поступаю так из лучших побуждений. Если вдруг ты всё же решишь внять голосу разума — позвони вот по этому номеру. Пока, Флорес.

Да, хозяйка цветочной лавки носит вот такую фамилию. Иронично, не правда ли? Но лично я увидела в этом знамение, когда решила, с какой профессией буду связывать жизнь. Когда? Да всё тогда же, год назад. Признаюсь, это решение практически спасло мне жизнь.

Услышав, как звякнул колокольчик, сообщая, что Вася покинула мою лавку. Вздохнув, я обернулась, чтобы убедиться в этом. На столе я нашла белый картонный прямоугольник. Взяв его в руки, я прочитала тисненые черные буквы.

«Дан Воронцов. Психотерапевт»

Ну, приплыли.

*****

— Дан Валерьевич, к вам пришли.

Отодвинув от себя очередную историю болезни, мужчина бросил на селектор недовольный взгляд, словно аппарат был в чем-то виноват. А ведь бездушная машина всего лишь передавала голос миловидной секретарши, которая преданно дежурила за дверью, несмотря на тот факт, что рабочий день закончился двадцать минут назад.

— Кто? — коротко спросил мужчина, нажав кнопку на аппарате.

— Эдуард Гейден. Я сказала, что ему не назначено, и что вы заняты, но он очень настойчив, — в голосе девушки слышалось искреннее раскаяние, — Говорит, что если я сейчас же не впущу его, он меня арестует на пятнадцать суток.

Оно ли заставило мужчину смягчиться, или же имя, произнесенное девушкой, но Дан позволил себе легкую улыбку и куда более спокойным, лишенным всякой агрессии голосом, произнес:

— Всё в порядке, Кристина. Пропустите его.

— Конечно.

— И да, Кристина, — добавил Дан, бросая быстрый взгляд на часы, — Вы можете идти. Я итак вас задержал.

— Мне не трудно! — тут же запротестовал голос секретарши, — К тому же вам может что-нибудь понадобиться.

Мужчина усмехнулся, снимая очки и потирая переносицу:

— Думаю, чашку кофе я и сам смогу сварить. Идите, Кристина. До завтра.

— Хорошо. Всего доброго, Дан Валерьевич, — чуть погрустневшим голосом произнес селектор.

Дверь кабинета распахнулась с характерным, негромким щелчком. Подняв взгляд, Дан едва заметно улыбнулся:

— Когда ты прекратишь издеваться над моими секретаршами, Эд?

Вошедший явно не чувствовал себя виноватым. Проигнорировав очевидный упрек, молодой мужчина прошел вглубь кабинета и вольготно растянулся на диване, на котором обычно располагались пациенты Дана.

— Она была так мила в своем испуге. Так не хотела тебя отвлекать! — хмыкнув, сообщил Эдуард, — Ты в курсе, что она на тебя запала?

— Ей так только кажется, — покачал головой Дан, откидываясь на спинке удобного кожаного кресла, — На самом деле всё это происходит из ее старых комплексов, похороненных в глубоком детстве, но сохранившихся на подкорке мозга. Каждый мужчина, кто хоть как-то обратил внимание на Кристину, рассматривается ею, как потенциальный супруг. Потому что в глубине души она боится остаться одна, вот и цепляется за любой возможный вариант. Плюс, якобы влюбившись в меня — объект, который не ответит на ее чувства, она может отгородить себя от любых других отношений, не боясь, что ей разобьют сердце. Да и безответная любовь — это ведь так романтично, — последнюю фразу мужчина произнес, даже не пытаясь скрыть сарказм в голосе.

Эдуард, выслушав всё это, только покачал головой:

— Клянусь, на секунду я забыл, каким нудным ты можешь быть. Но нет, ты упорно напоминаешь мне об этом своими никому не нужными психоанализами. Эта девушка вообще в курсе, что ты ее читаешь?

Дан пожал плечами:

— Она знала, на что шла, согласившись работать помощником у психотерапевта. Так что, думаю, догадывается.

Выпрямившись на диване, Эдуард бросил на мужчину внимательный взгляд и спросил уже другим, совершенно серьезным тоном:

— Вот скажи мне — тебе не скучно жить вот так, видя всех и каждого насквозь?

Этот вопрос молодого мужчину мучил с того дня, как он познакомился с этим выдающимся специалистом. Свела их вместе работа — Эдуард, выпустившись из университета и закончив при этом факультет криминалистики, пошел работать не куда-нибудь, а в ФСБ. Чем он там занимался, для всех чаще всего всегда было строжайшим секретом и подавляющее большинство дел проходило под грифом «секретно», однако одно его жена и лучшая подруга знали точно — Эд был профессионалом своего дела.

После года службы молодому федералу попалось не самое простое дело. Серийный убийца, когда его всё же удалось поймать, прикинулся психически неуравновешенным, заявив, что все преступления совершала его вторая личность. А психов, как известно, нужно лечить, а не судить. Мерзавцу вместо пожизненного заключения грозила всего лишь специализированная лечебница, с не самыми надежными заборами.

Эдуард оставить этого просто так не мог. Поэтому задался целью доказать, что подозреваемый — совершенно нормальный человек, убивавший людей в здравом уме и твердой памяти. После недолгих поисков, мужчина наткнулся на частную клинику, в которой и работал, по слухам, молодой, но выдающийся специалист в области психотерапии.

Дан, когда к нему в кабинет, без предварительной записи ввалился молодой и чрезвычайно возбужденный мужчина, первым делом хотел вызвать охрану. Однако корочки, который продемонстрировал ему Эдуард, убедили его всё же повременить и хотя бы выслушать федерала. А спустя пару минут, задумчиво почесав подбородок, Воронцов неожиданно для самого себя дал согласие. Он ни секунды не сомневался, что преступник лжет, и доказать это смог бы любой более-менее вменяемый специалист. Однако Дану было любопытно — он любил изучать людей, составляя их психотипы и наблюдая за поведением. Вот только психи-убийцы к нему на прием не приходили. От подобной практики мужчина не мог отказаться, тем более, когда она сама плыла ему в руки.

Вменяемость преступника признали после двух сеансов, дело закрыли. На этом история Дана и Эдуарда должна была бы и закончиться, а сами мужчины, пожав друг другу руки, разойтись каждый в свою сторону. Но этого не произошло — сперва Эд вновь пришел к Дану на работу, только теперь сжимая в руке коньяк, после сам Воронцов, вскользь пригласил Эдуарда и его жену на прием, организованный ассоциацией мозгоправов. Так и началась крепкая мужская дружба.

Они были разные — в Эдуарде бурлила энергия, ему постоянно нужно было что-то делать, а Дан был спокойный, как скала. Его было сложно развести на какие-то эмоции, в то время, как его друг, казалось, весь состоял из них. Воронцов не знал, каким бывает Эд во время работы, но искренне надеялся, что на заданиях Гейден всё же собирался. В противном случае еще одной загадкой оставался тот факт, что мужчина был всё еще жив.

Он был также единственным, кого Дан, что называется, «не читал». Да, порой это выходило автоматически — мужчина просто смотрел на человека и мог уже примерно прикинуть, что тот из себя представляет, и какие проблемы кроются в его голове. А они были у всех, без исключения — такого мнения придерживался психотерапевт. Но в один момент Воронцов просто запретил себе проворачивать такой трюк с друзьями — сказывался печальный опыт. Собственно, из-за него друзей у специалиста и не наблюдалось. Кроме всё того же Эдуарда, ну и его супруги — такой же энергичной и неугомонной.

Нередко молодой федерал прибегал к профессиональным услугам своего друга, подкидывая ему некоторые дела, которые вызывали у других затруднения. Воронцов щелкал их, как орешки, чуть ли не прописывая каждый следующий шаг преступников, что значительно облегчало работу его другу. Эд несколько раз на полном серьезе предлагал ему идти работать к нему в отдел, но Дан неизменно отказывался, объясняя это тем, что такие подработки хороши в малых дозах. Одно дело раз в месяц разбавлять бесконечные потоки депрессивных людей и неверных супругов ноткой крови и преступлений, и совсем другое — нырять в это с головой.

— Честно говоря, не задумывался об этом, — задумчиво обронил Дан, потирая подбородок и машинально отмечая, что не помешало бы побриться, — Но тешу себя мыслью, что избавлен от неприятных сюрпризов со стороны людей.

— Такой молодой, а в душе — старик, — покачал головой Эдуард.

— Какой есть, — дернул плечом Воронцов, — И, к слову о сюрпризах. Ты ведь явно пришел в такое время не для того, что напугать Кристину. Смею предположить, что у тебя ко мне дело.

— То есть мысль, что я просто соскучился и решил заскочить к другу, не пришла к тебе в голову? — возмутился Эдуард.

Дан, в ответ на этот выпад, лишь приподнял одну бровь, продолжая изучать лицо собеседника. Парень на диване словно сразу стушевался перед грозными очами своего старшего друга и достал из-за пазухи тонкую папку.

— И вовсе не обязательно было так зыркать, — пробубнил Гейден, протягивая ее другу.

Дан на это ничего не ответил, сосредоточив всё внимание на папке, а точнее — на ее содержимом. Пробежавшись глазами по страницам, Воронцов спросил только:

— Срок?

— Я взял дело на сутки.

Мужчина кивнул:

— Тогда не будем терять времени. Ты знаешь, где выход.

Фыркнув на столь не прикрытое выпроваживание, но даже не думая обижаться — изучил уже характер друга — Эдуард поднялся на ноги.

— Завтра на ужин приедешь? — спросил он у нахмурившегося Воронцова, — Вася обещала потушить кролика.

Тот кивнул, не поднимая глаз, но легкая улыбка скользнула по его губам:

— Не могу отказаться — твоя супруга восхитительно готовит. Тогда же верну папку, вместе с предварительным заключением.

Кивнув, молодой мужчина пошел в строну двери. Уже взявшись за ручку, тот вдруг вспомнил о чем-то своем и вновь обернулся.

— Кстати, дружище. Вася дала твою визитку одной нашей подруге. У нее некоторые проблемы — тараканы в голове размером с дом.

Дан всё же оторвался от изучения папки и посмотрел на друга.

— Ну, пусть приходит, будем травить ее тараканов. Благо дихлофос у меня всегда с собой, — усмехнулся мужчина, — Как ее зовут?

— Алиса. Алиса Флорес.

— Та самая загадочная Алиса, про которую я столько слышал, но так ни разу и не смог увидеть? — уточнил Воронцов.

Эд кивнул:

— Ага. Она.

— Хорошо. Пусть приходит, — повторил Дан, вновь возвращаясь к работе.

В голове он себе сделал пометку сообщить Кристине, чтобы та освободила в его расписании место, когда позвонит девушка со столь необычной фамилией. 

Глава вторая

Я не псих. Я не схожу с ума. В последние несколько дней эти слова стали для меня своеобразной мантрой. Ровно с тех пор, как моя лучшая и по совместительству единственная подруга покинула мою же лавку, оставив после себя лишь визитку и данными доктора-мозгоправа.

Когда я в первый раз прочла тисненые слова, меня охватил почти праведный гнев, поскольку я безошибочно поняла, на что намекает Вася. На то, что мои мозги постепенно перестают работать так, как нужно.

Но ведь это не было правдой! В самом деле, я не ощущала себя как-то не так. В мою голову не прокрадывались никакие навязчивые идеи, я не просыпалась посреди какого-нибудь поля голая, тщетно пытаясь вспомнить, как же так вышло. Склонности к суициду я за собой тоже не замечала — по крайней мере, не больше, чем у любого другого человека. Та же Василиса, после очень сложного дня, стонала в моем магазинчике и требовала убить её прямо сейчас, чтобы не мучилась.

Что же я не выполнила её просьбу? Глядишь, и мне бы жить легче стало. Ах да, всё дело в её муже ФСБ-шнике, который явно не спустил бы такое дело на тормозах. Мы, конечно, тоже дружим с далеких, почти доисторических времен, но что-то мне подсказывает, что между мной и женой он выберет последнюю. Предатель.

Я не псих.

Да? А как же тогда я самой себе могу объяснить, что вот уже пять долбанных минут стою на пороге частной клиники, попутно тереблю пальцами этот треклятый картонный прямоугольник, и не решаюсь зайти? Что это — принятие поражения? Или всё же попытка доказать всем вокруг и себе заодно, что под моей черепушкой расположились более чем адекватные мозги?

А всё просто потому, что эта визитка упорно мозолила мне глаза. Серьезно — она появлялась словно из неоткуда, постоянно, регулярно, с систематически повторяющейся периодичностью. Я могу подбирать синонимы до бесконечности, но суть от этого не изменится. Картонка выпадала из моей сумки, забиралась в мой кошелек, чудесным образом оказывалась на столе в кухне. Она словно кричала «Возьми меня! Прочти меня! Набери мой номер!». И в какой-то момент я просто сдалась.

А теперь стояла на улице и думала, на кой черт я подчинилась воле тупой визитки, и не тупой, но очень настойчивой подруги? Сидела бы себе спокойно в лавке, составляла новую композицию к чьим-то поминкам. Не самое жизнеутверждающее занятие, конечно, но это что-то более привычное, нежели посещение психотерапевта.

А вдруг он окажется мерзким, нудным старикашкой, который тут же решит, что у меня — тысяча и один диагноз, после чего упечет далеко и надолго? Я, конечно, иногда думала обить дополнительно стены в своей квартире, но лишь потому, что любила теплые жилища. Так-то мягкие стены меня не особо привлекают.

Так, ладно. Хватит тут стоять. Уже и люди начали недобро коситься, словно у меня на лице написано что-то нехорошее. А может, у меня, как у начинающего психопата, слюни начали течь? Да нет, подбородок вроде сухой. Всё, хватит. Я взрослый человек, уверенный в себе и не боящийся никого. И какому-то доктору меня точно не напугать.

Решив так про себя, я, наконец, поднялась по ступенькам и толкнула входную дверь, оказываясь уже не снаружи, а внутри клиники. Стоит отметить, что по ту сторону двери было весьма уютно. И определенно дорого. Нет, я итак в последнем не сомневалась, поскольку снаружи здание выглядело ничуть не хуже. Огромный медицинский комплекс внушал трепет всем, кто был чуть менее равнодушным к современной медицине и хоть что-то смыслил в архитектуре. Внутри же клиника представляла собой одно сплошное «вау». Огромная стойка регистрации, к которой — о чудеса! — не тянулась километровая очередь, просторные коридоры со светлыми стенами и вымощенными плиткой полами. И диваны — много диванов, мягких, удобных, в которые так и тянуло посадить свою пятую точку. Это вам не деревянные лавки в бесплатных учреждениях. Тут всё по первому разряду, для дорогих — во всех смыслах — пациентов.

И как мне вообще удалось записаться? Васька, что, продала свою почку? Напрашивается вполне логичный, на мой взгляд, вопрос — зачем ей это? Неужели подруга думает, что мне так сильно нужна помощь?

Ладно, об этом потом. А пока — на поиски этого самого Воронцова. Если верить часам, я итак уже опоздала на три минуты. Поэтому, спросив у милой улыбчивой девушки за стойкой, где обитает этот самый специалист, я потрусила в нужную сторону, с каждым шагом всё больше теряя уверенность в том, что я поступаю правильно.

Возле нужного кабинета мне осталось преодолеть последнюю преграду. Оказывается, у гуру психотерапии был личный секретарь. А я-то наивно думала, что меня на прием записывала одна из девочек внизу. «Всё чудесатее и чудесатее», — мелькнула в моей якобы нездоровой головушке фраза из произведения Льюиса Кэррола, в котором он описывал приключения моей тезки^[1], после чего я негромко кашлянула, привлекая внимание девушки.

Которая, подняв голову, посмотрела на меня поверх монитора компьютера, нацепив на лицо дежурную улыбку.

— Добрый день. Чем могу вам помочь? — старательно скалясь и демонстрируя, что и стоматологи в этой клинике работают неплохие, спросила секретарь

— Эм…Я вроде как к доктору, — кивнула я в сторону закрытой двери, на которой висела аккуратная табличка «Д. В. Воронцов».

Бодро застучав по клавиатуре, девушка спросила:

— Вам назначено?

Нет, блин, просто решила заскочить от нефиг делать. Проглотив рвущуюся с языка фразу, я кивнула:

— На два часа. Я — Алиса Флорес.

Когда секретарь, удивленно приподнял брови, бросила на меня еще один красноречивый взгляд, я мысленно застонала. Вот вечно моя фамилия вызывает такую реакцию! А всему виной моя бабушка-испанка, которая запретила своему сыну после эмиграции в Россию менять фамилию. Он был последним представителем семейства, и бабуля боялась, что род просто угаснет, а фамилия станет всего лишь отголоском истории. Сколько раз я хотела её поменять — не сосчитать. Но сперва отец чуть ли не ложился грудью на двери паспортного стола, а потом это вроде как стало даже моей фишечкой. В целом, я смирилась со своими экзотическими корнями, и только такие вот редкие моменты раздражают.

Хотя, могу смело сказать, что фамилия Флорес мне подходит, поскольку я унаследовала от бабушки и частичку испанских генов. Кожа моя всегда была на пару тонов темнее, чем у других, а черные, густые, блестящие волосы, вызывали приступы зависти у всех, кто такой красоты был лишен. Карие глаза, над которыми возвышались довольно-таки заметные брови — еще одна боль моего детства. Это сейчас я радовалась тому, что мне не нужно их подкрашивать, а в школе я считала себя уродом и сравнивала с нашим физруком, у которого было только три выдающиеся черты — пивной живот, усы и брови.

— Да, я вижу запись, — голос секретаря вернул меня из мира мыслей, — Одну секунду, я предупрежу доктора, что вы пришли.

Не дожидаясь от меня ответа или любой другой реакции, девушка сняла трубку стационарного телефона и, нажав пару кнопок, почти ангельским голоском пропела:

— Дан Валерьевич, к вам пациент прибыл. Алиса Флорес.

Вот как. Я уже пациент. Почему-то это слово вызвало у меня слабый приступ паники, который я попыталась подавить, сделав один, очень глубокий вдох.

— Да, поняла, — выслушав, по всей видимости, ответ доктора, кивнула секретарь, после чего обратилась уже ко мне, — Можете пройти. Доктор ждет вас.

Поблагодарив девушку, я смогла, наконец, ухватиться за латунную ручку, повернуть её с негромким щелчком, и оказаться внутри кабинета. Так сказать, в святилище психотерапии. Блин, когда я нервничаю — чушь прям-таки сама в голову приходит.

— Эм…добрый день, — негромко поздоровалась я.

В кабинете царил легкий полумрак, плотные шторы прятали за собой окно, источником света служили лишь небольшой торшер и монитор компьютера. За которым, по всей видимости, спрятался Дан Валерьевич.

— Вы опоздали, — вместо приветствия сообщил мне очевидную вещь мужчина и, прежде чем я успела вставить хоть слово в свое оправдание, добавил, — Проходите и присаживайтесь на диван.

Кивнув и чувствуя себя так, словно я — школьница, которую отчитал директор школы, хотя, по сути, ничего обидного или резкого Воронцов мне не сказал, я выполнила его просьбу. Наверное, всё дело было в тоне, которым он ко мне обратился — он был сух и почти шелестел словно наждачная бумага. Несмотря на то, что в нем угадывались бархатные нотки, а сам тембр был выбран ровный и мягкий, он не приносил ни облегчения, ни спокойствия. Скорее наоборот — я снова почувствовала себя не в своей тарелке.

Устроившись на диване, я заметила на невысоком журнальном столике горшок с цветами. Куст гортензии нежно-персикового цвета. По всей видимости, этот предмет интерьера должен был расслабить пациента, помочь ему успокоиться и наладить контакт с врачом. Однако, в моем случае эффект был строго противоположным — увидев ни в чем не повинный цветок, я вдруг отчетливо поняла, что ничего хорошего из этой встречи не выйдет.

Между тем, доктор, видимо, решил, что хватит прятаться, и вышел из-за стола, дав мне возможность увидеть, кто же решил, что сможет почить мои ни в чем не повинные мозги. Признаюсь честно, я представляла кого угодно в качестве психотерапевта Воронцова. После долгих размышлений в моей голове весьма четко сформировался образ невысокого мужичка лет сорока, с небольшим животиком, очками, усишками и небольшими залысинами. Одет он при этом в чуть потасканный костюм, поверх которого накинут белый халат, а в руках доктор сжимает ежедневник.

Как показала суровая реальность, угадала я только с очками. Которые настоящий Воронцов, к слову, почти сразу снял, небрежно бросив на стол, после чего обошел его и уселся в кресло напротив меня. Я же судорожно пыталась собрать себя в кучку и убеждала себя прекратить пялиться. Но это было очень сложно.

Начнем с того, что доктор-мозгоправ был высоким. Не выше Эдика — от вообще вымахал под два метра, и нередко головой задевал люстру в моей лавке — но тоже достаточно рослый. Метр восемьдесят пять, если глазомер меня не подводит. Никакого, даже малейшего намека на живот — у мужчины, сидящего напротив, казалось, не было ни одного лишнего сантиметра. По-моему, он в принципе не знал, что такое жир. И я могла сделать точные выводы относительно фигуры врача, поскольку и с поношенным костюмом я не угадала — на нем красовались модные, чуть зауженные к низу черные брюки, светло-серая футболка и свитер крупной вязки с поднятым вверх воротником, на пару тонов темнее. Парочка верхних деревянных пуговиц была расстегнута, давая возможность всем любопытствующим оценить мощную, чуть загорелую шею.

Никаких усов, как и залысин. Больше того — волосы доктора, судя по всему, имели весьма приятный и насыщенный цвет горького шоколада. Сложно было сказать больше, поскольку тех самых волос, как на лице, так и на голове почти не было — Воронцов, судя по всему, был любителем минимализма, поэтому состригал почти всё, оставляя лишь пару миллиметров волос.

Кстати, лицо у него было очень даже ничего, хоть оно меня и слегка пугало. Наверное, всё дело было в его глазах — светло-серых, что изучали меня с легким прищуром. Или же бровях, которые казались слишком уже насупившимися. Не знаю, в чем тут дело — в строении его черепа, или же я просто не нравилась доку — но то, с каким видом он смотрел на меня, сканируя с головы до ног, заставляло здорово нервничать.

Но не глаза, не фигура, рост, одежда и даже не брови — не они так поразили меня. Всё дело было в его возрасте. Несмотря на то, что я заметила проблеск серебра в его коротких волосах, я могла со стопроцентной уверенностью заявить, что сидящему передо мной мужчине нет даже двадцати восьми. То есть, специалист, который якобы должен помочь мне разобраться в себе, едва ли старше меня.

Мне что, душу изливать ровеснику?!

Прежде чем я успела себя остановить, с моих губ сорвался вопрос:

— Сколько вам лет?

Брови врача взлетели вверх, разгладив небольшую складку, а с губ сорвалась еле различимая, но всё же усмешка.

— Интересное начало разговора, — заметил он негромко, — Но если вам так любопытно — мне двадцать шесть.

Так. Три года разницы. Ну, уже что-то. Видимо, мысленное облегчение отразилось и на моем лице, потому что Дан (Валерьевичем у меня больше язык не поворачивался его назвать, ведь он же почти щегол!) уточнил:

— Вас такой расклад, кажется, удовлетворил?

— Скорее, успокоил, — призналась я.

— Ну, раз мы всё выяснили — предлагаю начать.

И вот тут я впала в самый настоящий ступор. А с чего вообще начинаются приемы у психотерапевта? Если верить фильмам, то я должна лечь на специальную кушетку и начать изливать душу доктору, который будет внимательно меня слушать, делая какие-то свои пометки. А в конце я выслушаю пару советов, и, почувствовав самое настоящее облегчение, пойду восвояси до следующего сеанса.

Но здесь не было кушетки — в моем распоряжении был лишь диван, ложиться на который лично мне не особо хотелось. Да и Дан ничем не напоминал докторов из фильмов — он даже ежедневник в руках не вертел, оставив их пустыми.

Я почувствовала, что краснею, а мои ладони становятся мокрыми. Так некомфортно мне не было очень давно, и я знала лишь один способ избавиться от этого чувства, но он точно не подходил к ситуации.

Я молчала, соблюдал тишину и доктор. Наконец, отчаявшись дождаться от него подсказки, я как-то робко пожала плечами, прежде чем сказать:

— Честно говоря, я не до конца понимаю, зачем пришла. Со мной всё в порядке. То есть — я не чувствую себя какой-то ненормальной.

— Вы врач? — уточнил Дан спокойно.

— Нет, — покачала я головой.

— Быть может, закончили какие-то курсы? Или хотя бы прочли пару статей? — продолжал задавать свои странные вопросы мозгоправ.

— Эм…не припомню за собой такого, — честно призналась я, пытаясь понять, куда он клонит.

- В таком случае, как вы можете утверждать, нормальны вы или нет? Что для вас вообще значит это слово «нормально»? — Дан говорил спокойно, будто бы и не ожидая от меня каких-то слов, но его внимательный взгляд вынуждал отвечать.

Правда, у меня не было для него никаких ответов кроме невнятного:

— Ну…ээээ…

Легкая улыбка тронула губы доктора:

— Вот видите. Чтобы вы знали — у каждого человека есть хотя бы одно, но отклонение. Так называемая девиация. И это не всегда плохо — игнорирование общепринятых норм и неприятие их помогают человечеству развиваться. Взять того же Колумба — его жажда открытий и непринятие того мнения, что навязывало ему общество, принесло миру множество открытий. Или Эйнштейн — вот уж кого нельзя было назвать нормальным, но разве его отклонения пошли ему во вред? Вряд ли. Норма — очень размытое понятие.

Я слушала эту незапланированную лично мной лекцию и пыталась понять, к чему клонит этот человек. В чем он сейчас пытается меня убедить? Признать, что я псих, и радостно позволить лечить себя? А потом также радостно согласиться на лоботомию?

Между тем, словно не замечая моего недоумения, доктор продолжал вещать:

— С другой стороны, существуют и неприятные отклонения. Которые толкают людей на не самые благопристойные поступки.

— Подождите, — неожиданно для самой себя перебила я мужчину, — Если вы так рассуждаете, то у меня встречный вопрос. Если нельзя четко сказать, что есть норма, то, как человек может определять, какие поступки можно отнести к благопристойным, а какие — нет?

Воронцов ухмыльнулся:

— А вот и диалог. Что касается вашего вопроса — думаю, если на вас нападет насильник, или вор отберет вашу сумочку, вы не будете размышлять о том, считается ли его поведение неправильным. Вы будете знать.

— Ну конечно, — кивнула я, — Меня ведь учили в детстве, как можно и нельзя поступать.

— Вот. Вас учили ваши родители, их — ваши бабушки и дедушки, и так далее, до самого начала времен. Само понятие нормы — оно формируется окружающим нас социумом. Мы можем либо попадать в параметры, либо нет.

— И, по-вашему, я не попадаю? — уточнила я.

Воронцов пожал плечами, продолжая изучать меня своими почти стальными глазами:

— А сами вы как считаете?

Честно говоря, меня это уже начинало здорово нервировать. Все эти хождения вокруг да около. Словно он ждал от меня какого-то признания. Но я лишь хмыкнула, откидываясь на мягкую спинку дивана:

— Вписываюсь не меньше, чем остальные.

Кивнув, Дан чуть придвинулся ко мне, сцепляя пальцы в замок и укладывая на руки подбородок:

— Хорошо. В таком случае, вернемся к негативным девиациям, — и прежде чем я успела возразить, он задал следующий вопрос, — Как давно вы в завязке?

Я подавилась воздухом, который в этот момент как раз набирала в легкие. Приступ кашля пришел внезапно, и я никак не могла с ним совладать. Зато Дан был самим воплощением самоконтроля. Ни один мускул не дрогнул на его лице, пока он наблюдал за моими потугами, после чего поднялся на ноги и, налив воды, протянул мне высокий стакан. Который я быстро опустошила, пытаясь утихомирить легкие и заодно понять, не ослышалась ли я.

— Что, простите? — чуть сиплым голосом спросила я, чувствуя, как стенки горла неприятно сжимаются от спазмов.

— Я спросил, как давно вы не пьете? — спокойно повторил свой вопрос мозгоправ, — Полгода? Больше?

То есть мне всё же не послышалось. Остатки хорошего настроения как рукой сняло. Этот мужчина наступил на старую, но до сих пор болезненно пульсирующую мозоль. И я не могла просто проигнорировать это.

— Это не ваше дело, — процедила я недовольно, скрещивая руки на груди.

Одна бровь Дана взлетела вверх, выражая удивление врача.

— Разве? — спросил он почти весело, — Я думал, вы здесь потому, что это — именно мое дело. Вы пришли, потому что вам нужна помощь. Сложно получить её, если утаивать правду.

— Мои… — я запнулась, пытаясь подобрать нужное слово, — Прошлые пагубные пристрастия вас не касаются.

— А вот тут вы не правы, — не согласился со мной Воронцов, — Еще как касаются. Не нужно быть специалистом, чтобы понять, что у вас депрессия. Это — на случай, если вы не знали — расстройство психики. Оно сопровождается постоянно угнетенным настроением, отсутствием интереса к жизни, невнимательность к своему внешнему виду, снижение самооценки. Я бы попросил вас кивнуть, если услышали что-то, имеющее отношения непосредственно к вам, но вы этого делать явно не хотите. К счастью, у меня есть глаза и уши, и я умею ими пользоваться. Так что, повторюсь — у вас самая что ни на есть реальная депрессия. Вот только раньше вы могли приглушить чувство опустошенности и неприязнь к окружающей вас действительности — с помощью алкоголя. Не спорю — метод легкий, доступный, но, к сожалению, вызывающий привыкание. Теперь же и его у вас нет, а депрессивный настрой никуда не делся. Чем теперь его пытаетесь погасить? Работой?

— Вот только не нужно делать вид, будто бы знаете меня! — фыркнула я, всё больше заводясь от этого разговора.

— Но ведь так и есть, — обронил доктор равнодушно, — В этом кабинете каждый день оказываются самые разные на вид люди, со своими фобиями, проблемами, комплексами, зависимостями. И каждый твердо уверен, что его случай — уникальный, и больше я такого нигде не встречу. Вы не стали исключением, Алиса. Так вот, послушайте одну простую истину — ваша проблема не уникальна. Совершенно. Даже то, как вы оказались здесь — не ново для меня. Десятки моих пациентов становятся таковыми, потому что их приводят то родственники, то друзья. И каждому можно помочь. Но вы можете стать исключением, Алиса. Всё что нужно — прекратить с пеной у рта отрицать очевидное, и открыться мне.

Я слушала всю эту, практически лишенную эмоций, речь, сузив глаза и тщательно сдерживая рвущуюся наружу ярость. Первый порыв — расцарапать наглецу глаза — я всё же смогла в себе подавить. Однако, второй оказался сильнее меня.

Поэтому, чуть наклонившись вперед, я негромко произнесла:

— А как вам вот такой вариант развития событий? — после чего практически по слогам прошипела, — Пошел ты.

Вскочив на ноги, я стиснула в руках стакан, больше всего на свете желая бросить его Дану в голову. Однако, калечить медика в его же кабинете было, кажется, наказуемым. Поэтому, практически швырнув ни в чем не повинную емкость на столик, я схватила сумку и направилась к выходу.

Уже у самой двери, вспомнив о первой мысли, посетившей меня в этом кабинете, я обернулась и добавила, чувствуя, как слова обжигают горло, словно огонь:

— И кстати, гортензии — не самый удачный выбор для кабинета психотерапевта. Хотя, такому болвану, как вы, очень подходит. Будь моя воля, я бы приправила это растение еще листьями салата, для полноты картины. Всего доброго.

После чего, довольная собой, вышла, от души хлопнув дверью. Не обращая внимания на возглас секретаря, я пулей пролетела мимо неё, мечтая оказаться как можно дальше от этого места. 

Глава третья

После того, как за Алисой закрылась дверь, Дан лишь хмыкнул. Он, конечно, ждал слегка агрессивной реакции — это было делом для него привычным — но не настолько. Словно он оскорбил девушку своими словами или действиями, хотя себя Воронцов виноватым точно не считал. Он делал свою работу так, как привык.

Дан был по природе таким человеком, которому чужды были лишние сантименты и проявления чувств. Это распространялось и на работу — от него мало кто мог дождаться сочувствия, и уж тем более жалости. Участие — да, без этого в его деле было никак не обойтись. Хотя, многие его коллеги по ремеслу так и поступали — без лишних разговоров выписывали рецепты на препараты, расписывали дозировку и отпускали психически нестабильных людей обратно в мир.

Воронцов же предпочитал к лекарствам прибегать лишь в самых крайних случаях. Он верил, что вылечить зачастую можно просто словом. Главное — знать, что именно сказать. И в случае с Алисой Дан был уверен, что знает, куда жать и какими аргументами апеллировать.

Но Воронцов ошибся. Такое с ним случалось крайне редко, и такие моменты мужчина не любил.

— Дан Валерьевич, всё в порядке? — в дверь, предварительно постучавшись, заглянула его личная помощница.

Чуть вздрогнув, Дан поднял глаза на девушку и, подумав пару секунд, кивнул:

— Да, Кристина, всё прекрасно.

— Просто эта девушка так быстро ушла, что я подумала… — как-то робко начала говорить Кристина, но мужчина её мягко прервал:

— Всё хорошо. Наши с Алисой взгляды на ее проблемы несколько разошлись. Но катастрофы не случилось.

— Ох…тогда, может быть, вам что-то нужно? Раз уж я заглянула.

Воронцов покачал головой:

— Нет, спасибо. Раз у меня освободилось немного времени — разберу накопившиеся бумаги. Если что-то понадобится — я позову.

Кивнув, секретарь вышла, прикрыв за собой дверь. Этот тихий щелчок разительно отличался от того грохота, с которым кабинет покинула его потенциальная пациентка. А с виду и не скажешь, что эта скромная на вид девушка такая буйная. Разве что в карих глазах нет-нет да и сверкнет огонек, доказывающий, что Алиса Флорес не так проста, как кажется на первый взгляд.

Дан всегда гордился тем, что безошибочно составляет психологические портреты людей после буквально нескольких минут общения. Пару раз, конечно, случались осечки, но лишь потому, что Воронцов сам закрывал глаза на очевидные факты. Все совершают ошибки, и мужчине в какой-то момент очень захотелось быть обманутым.

Но в этот раз он, по всей видимости, тоже допустил оплошность. Его сбил с толку внешний вид Алисы — то, что являлось одной из основ. На первый взгляд — серая мышка, в простых джинсах, водолазке с закрытым горлом невыразительно цвета — то ли серого, то ли грязно-голубого, волосы забраны в растрепанный хвостик, ни грамма косметики на лице, полное отсутствие маникюра. Всё это говорило о крайне пренебрежительном отношении к себе, не желании следить за модой и полном отсутствии вкуса. Но стоило ей сесть — и Дан оказался в тупике. Алиса сидела как королева — горделиво выпрямив спину, закинув одну ногу на другую. Всё это — и тот же пресловутый огонек в глазах — говорило о том, что перед психотерапевтом сидит уверенная в себе женщина, умеющая правильно и выгодно подать себя, знающая себе цену и не стесняющаяся назвать её.

Так где же была истина? В облике, который можно было при желании и скорректировать, или повадках, которые проявляли себя на уровне подсознания? Устав ломать над этим голову, Данподнялся на ноги и, взяв со стола телефон, набрал номер того, кто мог сказать больше, чем пустые догадки. Тем более, он обещал своему другу в двух словах рассказать, как прошла встреча.

Эдуард ответил после двух гудков.

— Дан, что-то срочное? — судя по голосу, парень что-то жевал.

— Не особо. Просто хотел сказать, что у тебя интересная подруга.

— В каком смысле? — явно удивился Гейден.

— В прямом, Эд. Наорала на меня, чуть не зарядила мне в лоб стаканом и умчалась, гонимая то ли ветром попутным, то ли демонами, — с легкой усмешкой сообщил Дан.

Парень по ту сторону телефонной линии присвистнул, явно впечатленный:

— Неплохо. Ну а кроме этого — как всё прошло? О чем говорили, к чему пришли?

— Эд, ты ведь знаешь — я не могу рассказывать тебе о таких вещах. Врачебную этику никто не отменял.

— Но ведь это моя подруга! — воскликнул парень с легким возмущением.

— Даже будь это твоя жена — всё равно ты бы ни слова от меня не услышал, — равнодушно бросил Дан.

— Тоже мне, друг называется, — проворчал Эдуард, — Она хоть на контакт пошла? Это ты мне можешь сказать?

— Это могу, — кивнул Дан, отходя к окну, — Скажем так — между нами лёд. И он точно не собирается таять в ближайшее время.

Эд хохотнул:

— Если ты прибег к строчкам из попсовых песен — дело точно плохо.

— Я бы не сказал, что плохо, — возразил Воронцов спокойно, — Просто несколько иначе. Но это даже интересно. Всегда любопытно встречать новые экземпляры.

— Эй, мы вообще-то о моей подруге говорим, а не про товар на полке в супермаркете. Ты тоже мой друг, но давай всё же не переступать некоторые грани.

Дан кивнул, хотя друг и не мог его видеть. Окинув кабинет рассеянным взглядом, мужчина зацепился глазами за цветок на журнальном столике. Когда он оформлял свой кабинет, то меньше всего его заботил такой аспект, как комнатные растения. Но Дан знал, что такие элементы декора помогают настроиться и в принципе действуют расслабляюще на пациентов. Поэтому он просто взял первый попавшийся горшок с цветком, который более-менее вписывался в интерьер.

Никто никогда не делал никаких замечаний относительно нахождения в кабинете растения. До этого дня.

— Слушай, Эд, — спросил вдруг Дан, не отводя взгляда от бедной гортензии, — А твоя подруга что, разбирается в цветах?

— Ну да, — подтвердил тот слова друга, — Алиса — флорист, у нее своя небольшая лавка. А что такое?

— Она сказала, уходя, что цветок в моем кабинете очень мне подходит. Вот только мне кажется, что это не было комплиментом.

То, что Алиса также назвала доктора болваном, тот благополучно опустил.

— А что за цветок у тебя?

— Гортензия.

После полуминутной тишины трубка хохотнула голосом Эдуарда, после чего тот со смешком сказал:

— А у Алиски есть чувство юмора. Гортензия на языке цветов значит «бессердечность».

— Хм…а листья салата?

— Дай-ка вспомнить. Кажется, что-то вроде «холодное сердце». Что, она посоветовала тебе и его в кабинет поставить?

— Вроде того, — неохотно признал Дан.

Да уж, эта девушка еще и языком обладала острым, как бритва. Вот и как ее понять, если она вся состоит из противоречий и, по всей видимости, сама в себе запуталась?

— Узнаю свою подругу, — хмыкнул Эдуард, — Да она просто проехалась по тебе, как катком. Если в следующий раз Алиса принесет тебе цветущий базилик — можешь смело умывать руки. Его дарят тем, кого ненавидят.

— Если мне в принципе принесут цветы — я пойму, что пора что-то менять в этой жизни. Ладно, Эд, спасибо за лекцию по флюрографике и Флорес, но мне стоит вернуться к работе.

— Давай, до скорого, дружище, — жизнерадостно отозвался Эдуард, — И не забудь, что ты ужинаешь у нас в субботу.

— Да, увидимся.

Закончив разговор, мужчина сел за свой рабочий стол, задумчиво потирая подбородок. Всё же он оказался не прав во многом в этот день. И даже успел соврать пациенту, заявив, что он не уникален. Но теперь Дан понимал, что его суждение было ошибочным — Алиса Флорес напоминала головоломку, эдакий Кубик Рубика, который нужно было собрать.

И если врач, специалист и ученый внутри Дана требовали поскорее взяться за это дело, то реалист с усмешкой сообщал, что эта девушка в его кабинете точно больше не окажется. А раз так — и её пока пустую историю болезни можно смело убирать в дальний ящик. 

*****

— Это было просто ужасно! Нет, отвратительно! Нет, не так! Блин, я не знаю, как это описать! — всё пыталась я подобрать слова, сидя на кухне у Гейденов.

После этого, так называемого сеанса, я поняла, что мне нужно приспустить пар. Первую мысль — наведаться в бар — я отмела сразу, несмотря на то, что соблазн был весьма велик. Так что оставалось еще одно место, в котором я могла рассчитывать на поддержку — дом моих друзей.

Про Ваську я уже рассказывала — с ней мы вместе били коленки, играли в куклы, исследовали заброшенные стройки и прочее. Но, чтобы вы знали, действовали мы отнюдь не вдвоем — у нас всегда был верный партнер, защитник и просто отличный парень. Который с возрастом окреп, возмужал и как-то умудрился затянуть Васю в омут под названием «замужество».

Эдик в свою супругу был влюблен, кажется, всю жизнь. Она в него — тоже, но, как истинная барышня, лет пять морозила бедного парня, считая, что это всё — детское увлечение. Ну, как показало время — нифига подобного.

Я, на самом деле, была всегда уверена, что именно этим дело и закончится. Эти двое подходили друг другу, как две части паззла — оба веселые, легкие на подъем, с порой очень идиотскими шутками, которые понимали только они сами. Глядя на Васю с Эдиком, иногда мне даже становилось немножко завидно — я ведь понимала, что мне такое точно не светит. Но за друзей всегда искренне радовалась и любила их, несмотря ни на что.

Разве что, в тот вечер мои чувства чуть приглушила злость. В конце концов, это с их подачи я потащилась к тому доктору.

— Да ладно тебе, — примирительным тоном сказала Василиса, орудуя у плиты? пока мы с ее супругом пили чай за столом, — Уверена, всё было не так плохо, как тебе кажется.

— Нет, всё было именно так! — возразила я с жаром, — Видели бы вы, как он на меня смотрел! Словно я — грязь под его ногтями!

— Да нет, у него просто взгляд такой, — покачал головой Эдик, — Всё дело в его бровях. Я бы даже сказал, что они играют ключевую роль.

То есть, я была права в своих догадках. Не то, чтобы от этого мне стало легче — я всё еще была уверена, что Воронцов питает ко мне не самые теплые чувства, и, честно говоря, отвечала ему взаимностью.

— А вообще мужик Дан хороший, — продолжал между тем друг, не подозревая о моих невеселых мыслях, — И умный — просто жуть.

— Где вы вообще его откопали? — спросила я с легким подозрением.

Мои друзья не были похожи на тех, кому нужна помощь психотерапевта. Более того — создавалось впечатление, что эти двое знали Дана не как врача, а как человека. То есть — общались с ним, или даже вообще дружили.

Один вопрос у меня в таком случае — почему я не в курсе?!

Ответил на этот вопрос мне Эдик:

— Я его нашел где-то год назад. Мне нужна была помощь в одном деле — взгляд психотерапевта. На самом деле, это было нетрудно — Дан довольно известен в своих кругах. Он написал диссертацию, в которой разбирал все аспекты болезни «латентное торможение», а также написал книгу по психологии «Язык тела». И это в двадцать шесть лет. Коллеги просто молятся на него. Ну, и мне он тоже здорово помогает. Ты не знакома была с ним до этого, потому что… — друг замялся, — Ну, сама понимаешь.

Да уж, догадываюсь. Потому что последние двенадцать месяцев я не принимала должного участия в жизни этих ребят. Вот и пропустила всё самое интересное.

— И вы что, стали добрыми друзьями? — уточнила я.

— Вроде того, — с улыбкой кивнул парень, — Он частенько бывает у нас. Мне иной раз кажется, что ему немного одиноко. У него из близких поблизости никого, насколько я знаю. Он, конечно, человек самодостаточный, но друзья нужны всем. И мне он реально нравится.

— Да уж, я была о вас лучшего мнения, ребята, — пробормотала я, пока Вася ставила перед нами огромное блюдо с лазаньей, — Хотя, с другой стороны, — добавила я с усмешкой, — Может он видит в вас своих будущих пациентов. У вас же в роду наверняка были ребята с отклонениями всякими. Ну, в Голландии ведь любили всякие запрещенные вещества употреблять на вполне легальной основе.

Вопрос с национальностью всегда в нашей компании стоял очень остро. Видимо, потому что были мы ребятами весьма интернациональными — голландец, испанка и русская. У Васеньки до замужества была простая фамилия Петрова. С самого детства у нас происходили регулярные словесные стычки — мы пытались выяснить, кто круче. Больше всего бодались, конечно, мы с Эдиком. Но после того, как они с Васькой связали себя узами брака, проклятие Нидерландов передалось и ей.

Однако, я частенько забывала, что вместе с новой фамилией, Вася унаследовала и стремление защищать её. Так что голландцы давили меня числом.

Так вышло и в этот раз. Нахмурившись и пригрозив мне пальцем, Вася заявила:

— Вообще-то Гейдены были дворянами голландского происхождения. Которые состояли на русской службе с 1795 года. Так что чуть больше уважения — с потомственными дворянами разговариваешь, между прочим.

Эдик активно закивал, соглашаясь со своей супругой. Но я не была бы собой, если бы позволила этим двоим так просто меня заткнуть. Поэтому, откинувшись на спинку стула, я прищурилась и заявила:

— В ваших жилах крови аристократов осталось от силы пара капель. И я сейчас даже не про тебя, Василиска. А вот моя испанская смесь пока еще дает о себе знать. Так что, смотри, аккуратней.

— Ой, а что ты сделаешь? — не осталась в долгу подруга, — Затанцуешь меня до смерти? Давай, тряхани стариной! Слабо фламенко прямо здесь и сейчас изобразить?

Да, когда-то я занималась танцами. Чтобы, так сказать, быть ближе к корням. Не то, чтобы я добилась каких-то успехов, но определенная доля польза в этом всё же была. Например, у меня осталась куча юбок, и на Хеллоуин при большом желании я могла легко нарядиться в цыганку. Не то, чтобы я так хоть раз делала, но ведь важна сама возможность.

— Сколько раз говорила — не называй мою грудь «стариной», — вздохнув, отозвалась я, — Она, конечно, не молодеет, но мне еще не пятьдесят, чтобы списывать это тело со счетов.

— Девочки, брейк, — решил вмешаться единственный мужчина на этой кухне, — Иначе обе без ужина останетесь. Давайте уже есть, пока не остыло и старания моей жены не пропали даром.

Переглянувшись, мы с Васей синхронно кивнули и улыбнулись. Так было всегда — поругались, выпустили пар, и дальше общаемся, как ни в чем не бывало. Вот она — настоящая дружба.

Дальше реально стало не до разговоров, потому что рот был занят просто до безобразия потрясающей едой. Васю я за многое любила — чувство юмора, непрошибаемое упрямство, уверенность в себе и прочее. Но самым важным аргументом, как оказалось, стали ее кулинарные таланты. Нет, я тоже была не пальцем деланная — готовила, и даже вкусно, но Васька…это был просто кулинарный Бог! Я много раз ей советовала открыть свой ресторан, если с вечеринками не попрет, по подруга всегда отмахивалась, заявляя, что готовить предпочитает лишь для своих близких, а не для всех подряд.

Так вот, эта лазанья — это было что-то, не поддающееся описанию. Не знаю, в чем был секрет, но блюдо просто таяло во рту. Клянусь, если бы у нас разрешили выходить замуж за того, за кого действительно хочешь — я бы тут же схватила свою тарелку и побежала бы в ЗАГС, чтобы узаконить наши отношения.

— Так, когда у вас с Даном следующий сеанс? — спросила Вася уже после ужина, когда мы расположились в гостиной на уютном диване.

У Эдика с женой в руках было по бокалу вина, я же ограничилась ромашковым чаем. Чуть не подавившись ароматным напитком, я посмотрела на подругу так, словно она сморозила жуткую глупость, и покачала головой:

— Я думала, ты уже поняла — это была наша первая и последняя встреча. Ноги моей в его кабинете больше не будет.

— Зря ты так, — покачал головой Эдик, — Он же правда не хотел тебя обидеть.

— Может быть, — не стала я спорить, понимая, что это бесполезно, — Но всё равно. Он мне не нравится. Мне некомфортно с ним. Он какой-то холодный.

— Да уж, слышал я, что ты советовала ему салатом кабинет завесить, — усмехнулся мой друг под хихиканье жены.

Я прищурилась. Так этот доктор еще и ябеда. Тем более — никаких ему больше сеансов. Не бывать этому.

— Что, уже нажаловался? — хмыкнула я.

— Да нет, — пожал плечами Гейден, — Просто спросил, что это значит. Он в цветах не особо разбирается.

Да уж, это я заметила. В цветах, женщинах, манерах — и я уверена, что этот список можно дополнить. Вот только проверять это на практике я не буду — уступлю эту честь кому-нибудь другому.

— Между прочим, — пока я думала, подала голос подруга, — Он действительно крутой специалист. Посмотри сама, всего один сеанс — и ты уже с нами ужинаешь, как раньше. Когда такое было в последний раз?

Я задумалась, пытаясь припомнить, когда же такое было. Обычно я сразу после работы спешила домой, на свой родной диван, с легким ужином и чашкой чая. А еще пледом и сериалами. Из своей берлоги я выбиралась крайне редко, потому что очень уже любила такие вот, ленивые вечера. Или же просто разучилась отдыхать иначе.

— Ну, давно, — наконец, с лёгкой неохотой призналась я.

— Вот видишь! — торжествующе воскликнула Вася, — Я месяцами звала тебя, умоляла, заманивала самыми вкусными блюдами — и всё бесполезно. А тут — час пообщалась с мужиком и уже сама бежишь к нам. Клянусь, если для того, чтобы ты стала чуть более социально активной, мне придется натравливать на тебя Воронцова — я буду это делать, даже если придется запирать вас в одной комнате.

Так, кажется, это была угроза. Впредь нужно будет с большей аккуратностью приходить сюда — вдруг добрый доктор стоит за шторкой. Стоп, я что, правда рассматривала вариант повторить этот вечер?

Посмотрев на своих друзей, которые бросали на меня лукавые, но всё равно бесконечно заботливые и нежные взгляды, я неожиданно для себя поняла, что — да, мне бы этого хотелось. Я всегда любила этот дом — не только за его хозяев. От этой квартиры исходил какой-то невероятный уют, который успокаивал и внушал надежду, что всё будет хорошо. Может, поэтому я и перестала сюда приходить — не хотела тешить себя лишней надеждой. Но теперь мне стало ясно, что я просто зря тратила время.

Вот же доктор Воронцов, блин. 

Глава четвертая

Несколько последующих дней прошли в относительном спокойствии. Я вновь с головой нырнула в работу — получила несколько неплохих заказов на свадьбы, что требовало огромного количества времени и немалой сосредоточенности. Так что, с чистой совестью я забила и на доктора, и на его сеансы. Вместо этого я с увлечением составляла композиции, украшения для ресторанов, букеты невест и бутоньерки для женихов, пытаясь в каждый из праздников преподнести особую изюминку.

Однако, даже моя любовь к работе имеет свой предел. В какой-то момент я поняла, что стены буквально давят на меня. Это было странным и непривычным ощущением — раньше за собой я такого не замечала. Поняв, что даже у моего организма есть предел, я решила, что лучше всего будут дать себе передохнуть.

Поэтому, закрыв лавку и повесив табличку «Ушла в неизвестном направлении, но обещаю вернуться», я отправилась в центр города. На дворе стоял весьма теплый апрель — солнышко ласково грело своими лучами, вынуждая практически против воли подставлять ему свое, чуть уставшее лицо. Весна в принципе была моим любимым временем года — та пора, когда всё вокруг оживает и расцветает. Моей цветочной душе всё это было по нраву.

Поэтому, добравшись до своего любимого места — главного и единственного озера в нашем городе, я решила перекусить в одном из летних кафе. Легкий бриз, что дул от воды, совершенно не причинял мне неудобств, поэтому мне показалось глупым вновь запирать себя уже в других стенах.

Меню принесли довольно быстро, как и горячий пунш на основе зеленого чая. Я чувствовала себя легко и расслабленно, глядя на воду и щурясь от солнечных бликов. Единственное, о чем я жалела — что не взяла с собой книгу или какой-нибудь журнал, чтобы занять себя. Был вариант порыться в телефоне, но моя новостная лента не пестрела событиями — всего парочка друзей и три паблика, один из которых я же и курировала. Разумеется, речь шла о группе, посвященной моей лавке.

В общем — не самая интересная и насыщенная событиями у меня жизнь. Пора бы это уже признать.

Однако, я всё равно унывать не собиралась. Не в такой день. И уж точно не тогда, когда мне, наконец, принесли салат. Еда — это ведь так прекрасно. Вы, наверное, уже заметили, что у меня к ней особое отношение? Если бы было можно — я бы даже основала новую религию. Или такая уже есть? Поклоняются ведь некоторые макаронному монстру? Или нет?

Я не успела найти ответ на этот вопрос, как и в полной мере насладиться неплохо приготовленным «Цезарем». Поскольку, стоило мне отправить в рот первый кусочек восхитительной курицы, обжаренной на гриле, как услышала негромкое и почти небрежное:

— Добрый день, Алиса.

Чуть не подавившись, но чудом удержавшись, я сделала мощное глотательное движение, после чего всё же подняла глаза. Мысленно я умоляла, чтобы мне просто почудилось, и рядом с моим столиком никто не стоял. Может же такое быть, а? Ну пожалуйста, жизнь, повернись хоть раз ко мне передом, а к лесу задом!

Но нет, эта негодяйка явно не пожелала прислушаться к моей просьбе, не говоря уж о том, чтобы удовлетворить её. Ибо прямо передо мной стоял Дан Воронцов, со своим неизменным прищуром.

Ну всё, хорошее настроение как рукой сняло. Я даже не стала скрывать своего недовольства, когда холодно бросила:

— Здравствуйте.

На доктора, однако, мой тон явно не произвел должного впечатления. Мало того — он его, кажется, просто проигнорировал. Как и мой красноречивый взгляд, которым я пыталась донести до него мысль-видение, в котором он убирается по добру по здорову за другой столик, а лучше — в другое заведение.

Но нет, это не помогло. Потому что, даже не удосужившись спросить моего разрешения, Дан отодвинул соседний стул и присел за мой столик. Выглядел он при этом так непрошибаемо спокойно, словно мы договорились вместе пообедать. Но это было не так! Этот наглец просто решил меня довести!

Именно это я хотела сказать подошедшей девушке-официанту и прямо-таки потребовать, чтобы она отсадила от меня Воронцова. Но сотрудница кафе, по всей видимости, вообще забыла о моем существовании, сосредоточив всё внимание на докторе. При этом она так на него смотрела, что у меня в голове невольно возникла ассоциация преданной собаки и его хозяина. Разумеется, Дан выступал во второй роли.

С другой стороны, я могла её понять. Сцепив зубы и дав себе клятву никогда не произносить этого вслух, я констатировала, что мозгоправ, как и в прошлую нашу встречу, был одет весьма просто, но вместе с тем стильно и даже изысканно. Черные джинсы свободного кроя, не стесняющие движения, легкий пуловер в черно-красную горизонтальную полоску. Был еще пиджак, но его, по случаю теплой погоды Воронцов снял, небрежно повесив на спинку стула. Рукава пуловера док просто закатал, открывая миру взгляд на весьма мощные руки.

В общем, неудивительно, что официант так залипла. Хотя сам Дан, по всей видимости, этого не замечал. Либо очень успешно притворялся. Так или иначе, он спокойно сделал заказ — стейк с овощами, черный кофе и чизкейк. Причем десерт мужчина попросил принести вперед основного блюда. А, когда девушка, записав все пожелания, удалилась, он повернулся ко мне и спокойно пояснил:

— Каюсь — очень падок на сладкое. Никогда не нахожу в себе силы воли отказать своему желудку в куске торта.

— Мне нет никакого дела до ваших гастрономических предпочтений, — равнодушно отозвалась я, ковыряясь в своей тарелке уже без прежнего энтузиазма.

— Вот как. Хорошо. Алиса, почему вы пропустили уже две наши встречи? — сразу без перехода, практически в лоб спросил меня Дан, — Эдуард должен был вам сообщить, в какие дни я освободил время для наших сеансов.

Я чуть растерянно заморгала, не ожидав такой резкой смены темы. Действительно, Эдик говорил о чем-то подобном, но я благополучно пропустила всё мимо ушей, ведь, как я уже неоднократно повторяла, видеть этого человека я больше не хотела. Поэтому, оправившись от удивления, я прищурилась и спросила, глядя на врача с вызовом:

— А вы разве не поняли, что та встреча была первой и последней?

Почесав подбородок, словно он размышляет над ответом, Дан помолчал, и чуть погодя, ответил:

— Я допускал эту мысль. Но думал, что всё же ошибаюсь. Эдуард отзывался о вас, как о весьма разумной особе, поэтому я предположил, что вы внемлите тому самому голосу разума, и передумаете.

— Ваше предположение оказалось неверным, — отрезала я и добавила, — Вы поэтому сюда пришли? Преследуете меня?

Дан посмотрел на меня так, словно я сморозила невесть какую глупость. Его серые глаза внимательно изучали мое лицо, а брови сдвинулись так низко, что мне показалось, будто я действительно умудрилась его разозлить.

Однако его голос звучал всё также спокойно, когда доктор ответил:

— Нет, я не увлекаюсь подобными вещами. А здесь я, потому что люблю это кафе и частенько тут обедаю. Вот только вас я тут и не видел ни разу. Так что, Алиса, кто кого преследует — это еще вопрос.

Создавалось ощущение, словно мы играем в какую-то странную игру. Словесный теннис — я кидаю Дану фразу, он ее ловко отбивает, возвращая мне, и так по кругу. Или пинг-понг. Там, кажется, тот же принцип.

Я не успела вернуть ему словесный мячик. Даже сгенерировать фразу — и то не успела, потому что в наш диалог вмешался кто-то третий. Кто-то очень неприятный третий. Который громким и неприятным голосом прозвенел над нашими головами:

— Воронцов! Какая встреча!

Повернувшись, чтобы узнать, кого еще нелегкая принесла, я увидела весьма эффектно одетую молодую девушку — не старше меня, если мой глазомер не обманул. Платиновая блондинка, облаченная в белый брючный костюм, верх которого сверкал практически неприличным вырезом — таким, что при желании можно было бы увидеть чуть больше дозволенного — в одной руке зажимала айфон последней модели, в другой дорогую сумочку. Она была красивой — я бы даже сказала роскошной, но при этом не вызывала никаких светлых чувств. Дамочка была какой-то холодной — ее глаза недобро сверкали, а губы были изогнуты в крайне неприятной усмешке. Не знаю, почему, но мне вдруг очень сильно захотелось, чтобы эта особа удалилась.

Дан, однако, к чарам блондинки остался равнодушен. Даже не повернув головы, мужчина едва заметно выдохнул и спокойным, даже почти скучающим тоном произнес:

— Здравствуй, Дарья. Не ожидал тебя здесь встретить.

— Да уж, я так и поняла! — фыркнула блондинка, — Иначе бы постеснялся обедать с очередной подружкой. Эту ты где отрыл? На оптовом складе?

При этом она бросила на меня настолько презрительный взгляд, что я почувствовала, как волоски на моих руках встают дыбом. С запозданием я вспомнила, что напялила на себя какие-то старые, поношенные джинсы, простую футболку и серую толстовку. Волосы были стянуты в привычный и удобный для работы хвост, и, если присмотреться, можно было бы обнаружить остатки земли под моими ногтями.

Да, я была явно не самой дорогой штучкой. Мы с Даном не то, что не смотрелись вместе — я по сравнению с ним выглядела, как бездомная. А уж с этой роскошной мадам мы были не то, что из разных миров — из параллельных вселенных. Которые никогда не смогут пересечься.

Мне стало как-то даже неловко. Но одновременно с этим вся эта сцена меня разозлила. Да, я не из тех, кто гонится за модой и следит за собой двадцать четыре часа в сутки. Но ведь это не делает меня человеком второго сорта. Равно как и не позволяет этой фифе говорить обо мне так, словно я — часть интерьера.

Дан, услышав слова этой самой Дарьи, поморщился и, переведя на неё взгляд, спокойно попросил:

— Прекрати устраивать сцену.

— А то что? — спросила девушка с усмешкой, — Твоя дамочка расстроится, и я сорву вам свидание?

Погодите, она правда решила, будто бы мы — вместе? Бред. Я была твердо уверена, что лед, который появляется на всех поверхностях, стоит мне заметить Воронцова, видят все окружающие. И вообще — она то кто такая, чтобы закатывать истерики? Судя по поведению — вот уж ей точно стоит записаться на прием к доктору.

— Мы с Алисой просто обедаем, — пожав плечами, отозвался Дан, — Я предложил бы тебе присоединиться, но тогда одному из нас грозит несварение.

— Нет, что ты, — замахала руками блондинка, которая с каждой секундой раздражала меня всё больше и больше, — Я не хочу вам мешать. Кстати, — словно вспомнив, что я тоже здесь есть, Дарья повернулась и с милой (нет) улыбкой сказала, — Совсем забыла о приличиях. Я — Даша, жена Дана.

Вау. Однако, какая интересная ситуация. Наш добрый доктор — женатик. Бедная девушка-официант, ей можно забыть об идее оставить Дану свой телефончик. Как и многим другим, которые клюют на его холодное обаяние — и что-то мне подсказывает, что таких несчастных очень много.

Но вот что забавно — как Воронцов, который, если верить Эдику и всем работам дока, очень проницательный и видит людей насквозь — как он смог не заметить, что берет в жёны Стерву? Причем, именно с большой буквы. Эта его Даша — она же прямо рождена для того, чтобы стать лидером мирового движения стерв. У нее бы не было ни одного конкурента.

Однако, доктора сбить с толку было не так-то просто.

— Бывшая жена, — всё так же спокойно сказал Дан, бросив при этом на меня быстрый взгляд.

— Бумаги говорят обратное, милый, — мерзко улыбнувшись, почти пропела Дарья.

— Я неоднократно предлагал тебе исправить это недоразумение, — развел руками Воронцов, — Но ты упорно отказываешься. Не знаю — дело тут в общих счетах, или же тебе просто нравится моя фамилия.

Даша моргнула, явно не ожидая такого ответа. Странно — должна же была уже осознать, насколько ее муж непробиваемый. Хотя, может, они женаты были от силы пару недель — я ведь подробностей не знаю. И не то, чтобы они меня сильно интересовали.

— Это всё равно не дает тебе право изменять мне среди белого дня! — кажется, извилины помогли блондинке придумать ответ, — Я не потерплю подобных оскорблений. Тем более — с такой серостью.

Так, ну всё, хватит. Это всё, конечно, очень мило и напоминает мыльную оперу, за исключением того, что смотрю я её не по телевизору, а принимаю даже непосредственное участие. Однако, всему есть предел. И моему терпению тоже.

— Девушка, — улыбаясь как можно непринужденней, подала я, наконец, голос, — А вам не кажется, что вы тут лишняя?

Блондиночка моргнула, в очередной раз сбитая с толку. Как, однако, легко с ней провернуть такую штуку. Явно сказывается отсутствие интеллекта.

— Простите? — явно не поняла меня девушка.

— Прощаю, — милостиво кивнула я, — И за оскорбления, и за прерванную беседу, и за настроение. А теперь разворачивайтесь — и шагом марш, виляя бедрами, обтянутыми неоправданно дорогими брюками, в другую от нас сторону.

— Да что ты понимаешь! — перешла в атаку Дарья, — Это Армани!

— А это, — дернула я за воротник своей толстовки, — Магазин «Твоё». Но это не значит, что я чем-то хуже тебя, милочка. И муж твой сейчас со мной — в простых джинсах и без макияжа. А не с тобой — ряженой куклой. Что тоже, кстати, говорит в его пользу — ведь ему важно содержимое, а не то, что снаружи. Скажи, а он хочет с тобой развестись, потому что ты — дура? Потому что МОЙ Дан, — сделала я акцент на обозначении наших якобы отношений, — Очень умный человек. И он признался мне, что единственная глупость, которую он когда-либо совершил — это женитьба на пустоголовой блондинке с рыбьей требухой вместо мозгов.

Я не понимала, зачем это делаю, и почему мне это так нравится. Я прямо-таки чувствовала, как по моим жилам вместе с кровью разливается чистое удовольствие, по мере того, как краснело лицо жены доктора. Тот, кстати, наблюдал за нашей перепалкой с искренним любопытством, и я краем глаза могла видеть, как его глаза чуть поблескивают от скрытого веселья. И почему-то я разделяла это чувство.

А вот Даша — нет. Мало того — она стояла и ловила ртом воздух, как выброшенная на берег рыба и тщательно пыталась найти в своей голове достойный ответ. Но, судя по всему, её попытки успехом не увенчались, потому что, в конце концов, она смогла лишь озлобленно взвизгнуть, развернуться на каблуках — и убежать. Я же смотрела ей вслед с чувством крайнего удовлетворения.

Незаметно подошла девушка-официант, поставила перед Даном кофе с десертом, и также бесшумно удалилась. Видимо, она тоже стала свидетелем этой не самой приятной сцены. Да уж, прославились. Хорошо хоть, что практически все столики на веранде пустовали, и количество свидетелей было сведено к минимуму.

— Это было эффектно, — подал голос Воронцов.

— Да уж, — хмыкнула я, переводя взгляд на него и чувствуя, как запал и адреналин потихоньку покидают мое тело, — Вы простите за всю эту фамильярность. Я просто не смогла промолчать.

— Всё в порядке, — покачал головой доктор, делая глоток своего напитка, — На самом деле это я должен перед вами извиниться. За всю эту сцену. Дарья — весьма эксцентрична, и не любит слышать слово «нет».

— Покажите мне человека, которому это по душе.

Дан тонко улыбнулся:

— Тоже верно.

Остаток обеда мы, утомленные встречей с женой Воронцова, провели в тишине. И, знаете, когда Дан молчит — его даже почти можно терпеть. Если не вспоминать, какой он временами невыносимый. И бесцеремонный. И наглый. И еще много других эпитетов.

Когда мы закончили трапезу и попросили принести счет, Дан будничным тоном спросил:

— Ну что, завтра в три часа?

— Что, простите? — кажется, у меня начались проблемы со слухом.

— Завтра. В три часа дня. Сеанс, — четко и раздельно повторил Воронцов, глядя на меня своими, как и всегда, холодными глазами.

А нет, это не у меня проблемы, а у доктора. Только не со слухом, а с памятью. Эх, а ведь такой молодой — и уже склероз. Обидно.

— Дан, я ведь вам уже сказала — никаких сеансов, — со вздохом повторила я, — То, что я вступилась за вас при вашей жене, ничего не меняет. Она меня просто выбесила — вот и всё. Мне всё еще не нравитесь ни вы, ни сама идея психотерапии, направленной на меня.

— Но ведь вам это понравилось, — прищурившись, отметил Дан, — То чувство, которое вы испытали, когда ругались с Дарьей. Легкий всплеск адреналина, волнение, но вместе с тем — мандраж, сравнимый с легким возбуждением. Это оживило вас, Алиса. И я знаю, что именно такой вы и были раньше — дерзкой, бойкой, уверенной в себе. Но спрятали всё это глубоко внутри. Позвольте мне вытащить это наружу.

Я молчала, потому что этот чертов мозгоправ был прав — я получила такую дозу кайфа от простой двухминутной перепалки, какой не было у меня очень давно. Вспомнились те времена, когда каждые выходные Вася вытаскивала нас из очередной задницы, в которую я неустанно нас тащила. Да, иногда я перегибала — когда во мне начинала говорить кровь, остановить меня было сложно. Но я жила.

Возможно ли вернуть это, без опасения разрушить меня, как это уже чуть не произошло?

— Зачем вам это? — спросила я вместо ответа.

Ответ Дана удивил — прежде всего своей честностью:

— Вы мне интересны — не как женщина, вы не подумайте, — добавил доктор, заметив, как сузились мои глаза, — Никаких приставаний и прочего. Но как личность — вы вызываете интерес. Прежде всего своим поведением. Оно не совсем стандартное. Я бы хотел вам помочь, но еще больше мне хочется вас понять, заглянуть к вам в голову. Мне кажется, что я найду там много крайне любопытных вещей.

— Вы там найдете лишь хаос, — отозвалась я невесело.

— Так вы согласны? — вновь спросил Воронцов.

Я задумалась, покусывая губу. Сильно ли я рискну, если всё же попробую еще раз? Или это всё же гиблое дело?

Был и еще один фактор. Но это, скорее, просто удачно подвернувшаяся отговорка, чем реальная причина. Однако, я всё равно решила за неё ухватиться, как за спасительную соломинку.

— Завтра я не могу. Привезут товар, я буду занята. Прием, разгрузка, сортировка и прочее, — сказала я, пожимая плечами.

Ничего не ответив, Дан достал телефон. Набрав какой-то номер, тот сказал лишь:

— Кристина, пометьте в моем расписании, что завтра в три у меня будет встреча вне клиники. Благодарю, — после чего обратился уже ко мне, — Проблема урегулирована.

— Что это сейчас было? — удивленно спросила я.

Доктор пояснил свои действия:

— Я практикую выездные приемы. Некоторые из моих пациентов первое время чувствуют себя неуютно в кабинете, им сложно выйти из зоны комфорта, так что я иду им навстречу.

— Что же, вы хотите провести сеанс в моей лавке?

— Как я понял, там вам комфортнее всего. Это будет простой беседой — вы будете работать, а я просто побуду рядом. Василиса ведь так часто делает, верно? — с легкой усмешкой спросил Дан.

Я только покачала головой, удивляясь такой целеустремленности:

— Вам явно очень сильно хочется залезть в мою голову.

Мужчина тонко улыбнулся:

— Оставлю это утверждение пока что без ответа. Диктуйте адрес, Алиса.

Поняв, что это бесполезно, я всё же сдалась. В конце концов, ничего криминального произойти не должно. Правда, если Дан меня и в этот раз выбесит, уйти, хлопнув дверью, я не смогу. Выгнать его тоже не выйдет — мужчина явно крепче и сильнее меня. Остается только надеяться, что всё пройдет лучше, чем в первый раз.

Расплатившись, мы встали из-за стола одновременно, и я невольно обратила внимание на обувь доктора. Стильные кожаные кроссовки темно-бордового цвета с толстой белой подошвой совершенно не ассоциировались с образом врача, однако идеально дополняли его облик. Честно — Воронцов больше напоминал мажористого сына богатых родителей, чем доктора, который специализируется в психотерапии, автор гениальной диссертации, книги, и еще чего-то там, о чем мне поведал Эдик. Насколько всё же внешний вид порой бывает обманчив.

— До завтра, Алиса, — сказал мне доктор, когда мы подошли к перекрестку.

— Всего доброго, — кивнула я.

— О, и кстати, — притормозил вдруг Дан, повернувшись ко мне, — Вы были правы, — в ответ на мой недоумевающий взгляд мужчина пояснил, — Женитьба. Это действительно было единственным, о чем я сильно пожалел.

Сказав это, доктор развернулся и ушел. Оставив меня, мягко говоря, в растерянности.

Ну что, самое время скрестить пальцы и надеяться, что всё это не стало худшим из моих решений. 

Глава пятая

Следующий день выдался…нервным. Признаюсь честно — я давно с такой тщательностью не собиралась на работу. Долго выбирала между черной и серой толстовкой, в итоге остановившись на последней — она, вопреки утверждениям многих, была менее маркой. Это только кажется, что черный универсален. На самом деле пыльца гораздо сильнее выделяется именно на этом цвете.

Да и уже будучи в лавке, я то и дело бросала нервные взгляды на часы, минутная стрелка которых словно с ума сошла. Вроде вот только она показывала десять утра, а уже полдень. И это я только моргнула! В следующий раз, подняв взгляд на циферблат, я с ужасом увидела, что стрелки указывают на два часа дня. До прихода доктора остался всего час!

Я не знаю, почему так нервничала. Может, всё дело было в том, что наш первый сеанс закончился, мягко говоря, неприятно. Или я всё же была не до конца уверена в том, что поступаю правильно. Думаю, тут еще играло роль то, что прием будет проходить именно здесь, у меня на работе, в моей обители. Кто знает, какие выводы относительно моей личности он сделает, увидев в какой обстановке я нахожусь каждый день.

Поставщики, которые заявились после обеда, отвлекли меня от всех мыслей. Когда на тебя буквально сваливается маленький вагон цветов — все мысли как-то сразу покидают голову, на прощание дружелюбно махнув рукой. Вместо них приходит механика — отработанные за долгие месяцы движения. Проверить товар, пересчитать коробки, расписаться, расплатиться и заняться сортировкой.

Последние две свадьбы конкретно так прохудили мои запасы, так что заказала я столько цветов, что хватило бы на небольшую оранжерею. В основном это были, конечно, розы — цветок практически универсальный. Всё, кто не хотел особо думать и заморачиваться, брали букет роз. У этого цветка было больше пятнадцати значений — в зависимости от размера и цвета. Так что одной только розой можно было выразить весь спектр эмоций — он вежливости и дружелюбия, до настоящей огненной страсти.

Как раз, когда я заканчивала расставлять по вазам чайные розы нежного персикового оттенка, колокольчик над входной дверью звякнул, сообщая, что кто-то пришел. Выглянув из стеклянной холодильной камеры, я невольно вздрогнула — психотерапевт. Точен, как никогда — часы как раз показывали ровно три часа дня.

— Добрый день, Алиса, — вежливо поздоровался Дан.

— Здравствуйте, — кивнула я, прикрывая дверь, чтобы не уходил холод.

Вытерев руки о небольшое полотенце, я кивнула на одно из плетеных кресел, без слов предлагая доктору присесть на него. Вообще у меня можно было купить не только цветы — решив однажды, что этого мало, я расширила ассортимент. Вазы самых разных форм и цветов, шкатулочки, декоративные коробочки, диковинные открытки, самые разные сувениры — всё это очень удачно вписалось в дизайн лавки. Как и стеклянный столик с двумя креслами, которые пристроились у огромного — во всю стену — окна. Со временем я пустила по стенам декоративные живые лианы — циссус очень неприхотлив в ухаживании, и растет удивительно быстро. Садовники, я думаю, меня поймут. Его я выбрала за счет того, что листья у него с одной стороны ярко-зеленые, а с другой — нежно-розовые. Удивительно красивое сочетание.

Присев, Дан, одетый, как и всегда, с иголочки — в серые джинсы и черную водолазку с высоким горлом — огляделся.

— У вас тут весьма необычно, — сообщил он мне после осмотра помещения, — Словно кусочек сада в каменных джунглях. Красиво.

Я после слов Воронцова выдохнула, только в ту минуту осознав, что всё это время не дышала, в ожидании оценки. Словно мне действительно было важно его мнение. Чтобы скрыть неловкость, я кивнула и максимально ровным тоном сказала:

— Спасибо. Дизайн продумывала я сама, но немалую лепту привнесла и Вася. Чайный уголок — где вы сидите — например, её идея. Чтобы людям было, где ждать, если вдруг наплывает большое количество покупателей.

— А вы не думали в таком случае нанять помощника? — приподнял бровь мужчина, — Думаю, вам было бы по силам платить еще одному работнику.

Он был не первым, кто предлагал мне подобное — Вася регулярно начинала промывать мне мозг на тему того, что мне нужно отдыхать, брать выходные, а сделать это можно, только если нанять еще одного продавца. А лучше двух — в праздники в лавке действительно было не протолкнуться.

Но для меня это было не вариантом. Работа была моим домом, а впустить в дом незнакомого человека, которому еще и платить нужно — нонсенс. Тем более — работу я не просто любила, она была для меня всем. Моим якорем и спасательным кругом в одном лице.

Поэтому, я лишь покачала головой, в ответ на предложение Дана, добавив:

— Я работаю одна.

— Как скажете, — усмехнулся Дан.

Вообще я заметила, что он не особо любит простые проявления мимики. Где добрые, открытие улыбки, чтобы можно было все зубы пересчитать? Что это за вечные ужимки, усмешки, ухмылки? Его что, лишат лицензии, если он будет хотя бы иногда вести себя по-человечески?

Видимо, эта мысль подтолкнула меня к тому, чтобы открыть рот и заявить:

— Давайте сразу договоримся — без вот этих вот ваших взглядов. Вы сделаете мне большое одолжение, если не будете смотреть на меня так, словно я недостойный человек.

Брови Дана удивленно взлетели вверх, как и его рука, когда он, погладив идеально гладкий подбородок, попросил:

— Алиса, вы могли бы уточнить, о каком именно взгляде говорите?

— Да вот об этом! — махнула я рукой в его сторону, — Каким вы смотрите сейчас. Тяжелым, изучающим, но при этом словно насмешливым. В нем читается превосходство. Как будто вы лучше меня.

— Хм… — Воронцов задумался, после чего сказал, — Простите, я не думал, что с моей мимикой всё настолько плохо. Просто большую часть времени я максимально сосредоточен, отсюда и такое выражение. Я не хотел вас обидеть.

— Уж я надеюсь, — буркнула я, — Ладно, проехали. Чай, кофе?

— Нет, благодарю, — отказался доктор, — Я бы предпочел уже начать. Если вы не возражаете.

Я только пожала плечами, возвращаясь к сортировке цветов:

— Как скажете. Но я буду параллельно работать, — предупредила я мозгоправа, — Если до вечера цветы не разобрать — завтра их можно будет смело выбросить.

— Разумеется. Ваша работа не должна пострадать из-за наших встреч. Итак, — включил Дан режим врача (или же он никогда и не выключался?), — Начнем, наверное, с самого начала. Чтобы, так сказать, составить общий портрет. Поговорим о вашем детстве.

Я на это только усмехнулась, разбирая коробку с, как оказалось, герберами:

— Решили пойти по стандарту?

— Не хочу вас спугнуть ненароком, — отозвался мужчина, — Если что-то опять пойдет не так — здесь я вижу много предметов, которыми вы можете проломить мне голову. А она мне, как ни странно, дорога.

— Не переживайте, здесь я вас убивать не стану, — заверила я доктора, — Лавка мне тоже слишком дорога, и делать из нее место преступления я не хочу. И потом, — добавила я, чуть подумав, — Здесь нет ковра, в который я могла бы завернуть ваш труп. Хотя, если растворить вас с помощью удобрений…

— Ход ваших мыслей я уловил, — с легкой полу-ухмылкой сообщил Воронцов, доставая из небольшого портфеля ежедневник и ручку, — Итак, ваше детство. Каким оно было?

Я небрежно пожала плечами:

— Обычным, насколько это вообще возможно, имея отца-эмигранта. Ходила в школу, пыталась вбить в свою маленькую голову основы математики, русского языка, физики, химии. Получалось не очень — в нашей компании ботаником всегда был Эдик.

— Вы с Василисой и Эдуардом знакомы давно? — уточнил Дан, делая какие-то пометки.

— Нам с Васькой было шесть. Эдику, как вы уже догадались — семь. Мы сродителями только переехали в новую квартиру, и я, понятное дело, никого не знала. Эти двое были первыми, кого я встретила, гуляя во дворе. С тех пор мы неразлучны.

— Они вас поддерживали? Помогали адаптироваться?

— Скорее, мы все трое помогали друг другу. Эдику тоже было не слишком просто — фамилия у него всё же очень говорящая. А дети жестоки, сами знаете, — невесело улыбнулась я, вспоминая давно минувшие годы, — Васе было проще всего — она с детства обладала какой-то потрясающей харизмой и умела расположить к себе людей. Более компанейского человека я не встречала.

— Она и сейчас не растеряла это качество.

— Верно, — кивнула я, подрезая стебли у цветов и ставя их в вазы, — Она всегда защищала меня. Это с возрастом мои одноклассники осознали, что испанские корни — это изюминка, особенность. А тогда им казалось все это дикостью — странная фамилия, экзотичная внешность. Можно сказать, что меня гнобили, и я ненавидела школу, и всё, что с ней было связано. Чаще всего оскорбляли именно мою внешность. Видели бы вы мои брови тогда, — усмехнулась я, — Это было жуткое зрелище. Неудивительно, что я не нравилась мальчикам. До определенного возраста.

— Могу я попросить уточнить, до какого именно? — задал очередной вопрос Дан.

Прикинув в уме и порывшись в памяти, я чуть неуверенно выдала:

— Лет до шестнадцати. Да, где-то так.

— Стало быть, после отношения с противоположным полом наладились?

— Ну, как сказать… — протянула я.

Звон колокольчика не дал мне ответить на вопрос более конкретно. В лавку вошел парень — молодой совсем, не больше двадцати лет. Робко улыбаясь, он приблизился к прилавку. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что ему нужно.

Поэтому, отложив цветы в сторону и вытерев руки, я улыбнулась и спросила, опустив приветствие:

— Первое свидание?

Паренек явно опешил от моих слов, но всё же кивнул и добавил:

— Я не знаю точно, что она любит. Поэтому, наверное, розы — самый лучший вариант.

Но я только покачала головой, не согласная с ходом его мысли:

— Розы — самый простой вариант. Не спорю — красивый, но не для первого свидания. Тебе нравится эта девушка?

— Очень! — горячо закивал парень, и по голосу я поняла, что он еще моложе — лет девятнадцать.

— Тогда давай удивим ее чем-нибудь небанальным, — предложила я ему.

— А чем? — растерянно спросил парень.

— Есть у меня одна идея, — хитро улыбнулась я, — Если ты мне, конечно, доверяешь.

— Ну, вы ведь профессионал, — улыбнулся покупатель, — Так что, выбора у меня особого нет.

Кивнув, я хлопнула в ладоши, получив добро на творчество, и устремилась в холодильную камеру. Там, попетляв между вазами, я вытащила всё, что мне было нужно, и вернулась к прилавку. Только сейчас вспомнив, что кроме нас двоих, в лавке есть еще и Дан, я повернула голову и заметила, что он внимательно наблюдает за мной. Поймав мой взгляд, тот кивнул, знаком попросив меня не отвлекаться на него. Что я, собственно, и сделала.

Мне нравились эти минуты — когда я остаюсь практически наедине со своим вторым, творческим «я». В такие моменты я чувствовала, что занимаюсь своим делом — создаю что-то свое, уникальное, в этом море банальности, где верхом идеи может стать лишь простой букет роз.

— Запоминай, что я тебе сейчас буду рассказывать, — обратилась я к пареньку, — Это должно тебе помочь произвести впечатление на твою даму. Лилия, — взяв ветку, на которой три цветка уже распустились, а еще два только готовились это сделать, я перехватила ее поудобнее, — Очень красивый и изящный цветок, и хватит всего одной ветки, чтобы создать видимость пышного букета. Красный цвет означает «возвышенные намерения» — этим ты покажешь ей, что не планируешь сразу после первого свидания тащить её в постель. Ты ведь не собираешься этого делать? — грозно спросила я.

— Эм…нет, — покачал головой парень.

— Вот и славно, — отозвалась я с улыбкой, — Лилия будет основой нашего букета. Дальше мы берем эустому, — указала я на светло-розовые цветы, напоминающие те самые пресловутые розы, но на самом деле совсем другие, — Название переводится с греческого как «прекрасные уста». Думаю, другие пояснения излишни? — лукаво уточнила я.

— Всё более чем понятно, — улыбнулся парень.

Кивнув, я погрузилась в работу. Сформировать небольшой букет, имея всего две руки было проще простого. К двум видом цветов я добавила парочку веток гипсофилы — маленького белого цветочка, который придал композиции объем. И оттенила всё это листьями аспидистры — самое любимое мое декоративное растение. Зелень оттенила основные цвета, сделав их более яркими и живыми.

Связав всё это простой серой веревочкой, я отвернулась, бросив взгляд на стеллаж позади прилавка. Там у меня живописно свисали ленты разных цветов, фактур и форм. Под ними в специальных подставках лежали рулоны с упаковочным материалом. Так, кажется, нужный цвет у меня еще был. Поискав глазами, я вытащила нужный рулон. Сизаль нежно-розового цвета отлично подойдет. Это натуральное волокно из листьев агавы, отличный материал и придает букету свежий и необычный вид. Можете взять на заметку.

Упаковав букет и завязав его тонкой лентой в тон основной композиции, я взяла степплер. Аккуратно загнув декоративные листья, я скрепила их с сизалью, чтобы не было видно металлических скобок, после чего подрезала длинные стебли. И, брызнув напоследок букет специальным спреем, придающим блеск листьям, с улыбкой протянула его парню.

— Вот. Если скажешь своей даме сердца всё то, что я поведала тебе — ей точно понравится, — сообщила я влюбленному.

— Вау, очень красиво, — выдохнул парень, — Спасибо огромное!

Рассчитавшись, окрыленный парень ушел. А я, наконец, обратила внимание на молчавшего Дана. Который продолжал внимательно за мной наблюдать. В его серых глазам мелькнула совершенно непонятная для меня искра, которая заставила меня слегка занервничать.

— Что-то не так? — спросила я доктора.

Тот медленно покачал головой, после чего добавил, облекая свои мысли в слова:

— Вы очень увлечены своим делом.

— Да, это так, — не стала спорить я, улыбнувшись против воли, — Цветы — универсальный язык. С их помощью можно сказать практически всё, что угодно. Порой они успешно заменяют слова и здорово помогают таким вот скромникам.

— Да уж, я помню ваше высказывание о моем комнатном растении, — тонко усмехнулся Воронцов, — Но если опустить тот случай, то что бы вы мне посоветовали? Какой цветок мне подходит?

Я задумалась, внимательно глядя на доктора, пытаясь понять, шутит он или нет. Но Дан выглядел абсолютно серьезным, ожидая мой вердикт. Может, это был какой-то хитроумный тест от психотерапевта? В таком случае, мне стоило бы его пройти с наименьшими потерями.

Почесав бровь кончиком пальца, я пожала плечами, после чего немного неуверенно изрекла:

— Может быть, амаррилис.

— Не слышал о таком, — покачал головой мужчина.

Усмехнувшись, я открыла дверь холодильной камеры и пальцем поманила Дана за собой. Тот не стал сопротивляться и вошел в прохладное, мягко освещенное помещение, которое занимало добрую половину моей лавки. Проведя доктора чуть дальше, я остановилась возле ваз, в которых стояли экзотические растения. А точнее — возле одной конкретной, с цветами белого цвета, в которых пестрели красные прожилки. На тонком крепком стебле, без всякого даже малейшего намека на листья. Взяв один цветок, я указала на него Дану, пояснив:

— С языка цветов амаррилис переводится как «мужественность, гордость, неприступность». Его так назвали в честь нимфы, которую воспевал Вергилий. Если девушка дарит мужчине букет, в котором есть такой цветок — значит, он ей не просто друг.

— Вот как… — протянул Дан, рассматривая красно-белый бутон в моих руках.

Чуть подумав, я добавила, возвращая амаррилис обратно в воду:

— Хотя, знаете, вам, наверное, больше подойдет антуриум.

Подойдя к другой вазе, я достала ярко-алый цветок, напоминающий по форме сердце, с хвостовидным соцветием, после чего протянула его Дану. Тот машинально схватился за стебель с пышными листьями, после чего спросил:

— И какое у него значение?

— Храбрость, неординарность. Его считают преимущественно мужским цветком, — пояснила я тут же, — С Антуриумом, кстати, даже связана легенда. Якобы один из жестоких тиранов увидел как-то у бедняка ослепительно красивую птицу. Силой отняв ее, он привёз в свой замок, посадил в золотую клетку и стал заставлять петь. Но птица даже смотреть не хотела на тирана. Был в замке большой праздник. И тиран решил похвастаться своей птицей перед гостями. Открыл клетку, птица вылетела и заметалась по огромному залу в поисках открытого окна. Но все окна были закрыты, и тогда птица, не желая жить в неволе, бросилась в огонь огромного очага. Но боги сжалились над такой красотой, и не успела птица упасть в огонь, как превратилась в прекрасный цветок антуриум, такой же яркий, как гордая птица. А замок тирана рухнул и в одно мгновение покрылся непроходимым тропическим лесом.

— Как вы всё это запоминаете? — бросил на меня чуть удивленный взгляд Дан.

Я лишь пожала плечами:

— Вы же как-то запоминаете все свои научные статьи, выдержки, термины и прочее. Я вожусь с цветами также, как и вы — с пациентами. Осведомленность в своей сфере — один из признаков профессионализма.

— Не могу с вами не согласиться, — кивнул мужчина задумчиво.

Он протянул мне обратно красный бутон, но я, сама не зная почему, покачала головой:

— Оставьте себе. Будем считать, что я, таким образом, зарыла топор неприязни к психотерапии в целом, и к вам — в частности.

— Я даже не знал, что такой топор был кем-то отрыт, — тонко улыбнулся Дан, но цветок всё же взял.

Вернувшись в основной зал, я повернулась к врачу:

— Ну что, о детстве мы поговорили, о мужчинах — вроде как тоже. Снова вернетесь к теме алкоголя?

Тема была, понятное дело, для меня неприятная. Однако я понимала, что рано или поздно мы заговорим об этом — этот человек ведь здесь, чтобы разобраться в моих проблемах. Вряд ли я могу надеяться, что он обойдет стороной столь важный момент.

Однако, сейчас я была явно не настроена рассказывать об этом. И Дан, судя по всему, понял это. Потому что, покачав головой, он мягким, успокаивающим тоном, сказал:

— Не сегодня. И потом — тему мужчин мы только-только затронули. Я хотел бы копнуть чуть глубже. Однако, — добавил он, бросив быстрый взгляд на часы, — Сегодня мы явно это сделать не успеем. Время нашего сеанса подходит к концу.

— Оу… — выдохнула я, не понимая пока, как отношусь к этой новости.

А доктор между тем продолжил:

— Я хочу попросить вас. Считайте это небольшим домашним заданием. Подумайте обо всем, что вы мне сегодня рассказали. О детстве, отрочестве, юности. Вспомните всё и ответьте на вопрос — когда вы перестали любить себя? В какой момент это произошло? Проблему нужно не просто решать — её нужно выкорчевать с корнем. А сделать это можно, лишь если вернуться к самому началу. Вы сможете это сделать?

— Ну, я попробую, — чуть неуверенно кивнула я.

Дан кивнул:

— Только это и нужно. Тогда, увидимся через два дня, Алиса. На этот раз я попрошу вас приехать в клинику.

— Хорошо, — не стала я спорить, — До встречи, доктор.

— Всего доброго, Алиса.

Воронцов вышел, прихватив с собой мой неожиданный — я уверена — для обоих подарок. Я же, бросив ему вслед осторожный взгляд, задумалась. Говорить о чем-то было еще рано, но мне кажется, что этот лёд действительно тронулся. По крайней мере, негативных впечатлений наша встреча у меня не оставила. Мало того — мне совсем не хотелось убивать доктора. Не знаю, с чем это было связано — с тем, что мы сидели в моей обители спокойствия, или с тем, что Дан действительно не наступал на скользкие подводные камни моей личности, но факт оставался фактом.

Воронцов за эти пару часов сделал то, что не смогли мои друзья за 12 месяцев. Он дал мне надежду. Что всё еще можно исправить.

Но его задание…Ох, это будет непросто. 

Глава шестая

Во второй раз в кабинет доктора Дана Воронцова я входила уже более уверенно. Не было ни дрожащих коленок, ни нервно барабанящих пальцев. Нет, я вежливо кивнула секретарю, назвала свое имя — и была допущена в святую святых психотерапии. Правда, при этом девушка послала мне настолько красноречивый взгляд, что я невольно вспомнила свой прошлый визит. С другой стороны, в этом месте к подобному поведению должны были уже привыкнуть — пациенты всё же у Дана наверняка специфические.

Доктор — в очередном модном свитере насыщенно-синего цвета и черных брюках — уже сидел в своем кресле, листая ежедневник. Увидев меня, он тонко улыбнулся и поднялся на ноги, снимая очки.

— Алиса, добрый день, — мягким голосом поприветствовал меня Воронцов, — Сегодня вы, как ни странно, вовремя.

— Ой, я опоздала то всего один раз, — проворчала я по привычке, скидывая легкую курточку.

Мужчина галантно протянул руку за моей верхней одеждой, после чего повесил её в шкаф, кивнув мне в сторону дивана. Присаживаясь на предложенное место, я с удивлением отметила, что горшок с гортензией исчез.

— Что вы сделали с бедным растением? — поинтересовалась я, даже не пытаясь скрыть веселье в голосе.

Дан усмехнулся, прежде чем ответить:

— Попросил свою помощницу Кристину пристроить его в другом кабинете.

— Ваша помощница, к слову, смотрела на меня сейчас так, словно я — особо опасная преступница, — не упустила я шанса пожаловаться.

Дан на это только покачала головой:

— Кристина очень предана работе, и переживает, когда приемы проходят не слишком гладко.

— Или же она просто очень преданна вам, — поделилась я своим наблюдением.

Да, может, оно было слишком поспешным, но было трудно не заметить, что секретарь питает некую слабость к своему начальнику. Её было легко понять — Дан, если отбросить все его недостатки, мужчиной был весьма приятным. Красив, умен, не лишен манер — когда это ему нужно. Да, временами бестактен и в душу готов без мыла влезть, но на лбу у него это не написано. И глаза эти, которые иной раз пугают своим холодом, можно считать изюминкой, вместе с вечно насупленными бровями. Эдакий волчонок — вечно настороже, никому не дающийся в руки.

«Волчонок» лишь закатил глаза, прежде чем ответить мне:

— Вы иной раз ведете себя, как Эдуард. Он тоже утверждает, что Кристина увлечена мной.

— Ну, знаете, если учесть, что с Эдиком я вас не обсуждала, — невозмутимо отметила я, чуть покривив душой, — И уж тем более — не говорила с ним о вашей помощнице. То можно допустить, что мы просто не ошибаемся, и не закрываем глаза на очевидное.

Дан поднял руки вверх, словно признавая своё поражение. Для меня этот жест был, словно бальзам на душу. С маленьких побед всё и начинается.

— Давайте сменим тему. В конце концов — это я ваш врач, а не наоборот, — предложил Воронцов, — Будете чай? Кофе не предлагаю, поскольку допускаю, что вы стараетесь избегать различного вида возбудители нервной системы.

Я кивнула:

— Вы, как это часто бывает, правы. Если есть ромашка — это будет в самый раз.

Кивнув, доктор по селектору попросил свою помощницу сделать две чашки чая. Спустя пару минут Кристина вошла, держа в руках небольшой поднос. Поставив его на невысокий столик, она одарила меня грозным взглядом, доктора — улыбкой, что позволило мне лишь утвердиться в своей теории, после чего, наконец, вышла. И только когда дверь за ней закрылась, мы, заговорили.

— Итак, — начал Дан, присаживаясь в кресло и внимательно глядя на меня, — Вы сделали то, что я просил?

Я вздохнула. Разумеется, я сделала это. Вопреки собственным убеждениям и идя наперекор своему нежеланию копаться в прошлом, именно этим я занималась последние пару дней. Сидя вечером перед телевизором, сжимая ладонями любимую кружку, я перебирала всё то дерьмо, что слышала о себе и про себя, пытаясь в куче мусора найти самый, так сказать, ароматный кусочек.

— Да, — сказала я, наконец, ставя кружку с чаем обратно на столик, — Сделала.

— Вы поделитесь со мной результатами своего домашнего задания? — мягким, успокаивающим тоном спросил Воронцов.

Сглотнув, я кивнула. Это нужно было сделать, напомнила я себе. Я должна доверять этому малознакомому человеку. Он не будет судить меня, потому что мы заключили некое подобие контракта, согласно которому док должен был сделать всё от него зависящее, чтобы я перестала себя чувствовать так, словно совершила преступление.

Повторив мысленно эту мантру, я, не поднимая глаз, негромко заговорила:

— Был один парень. Мне было двадцать, студенчество в самом разгаре, я отрывалась, как могла. Он очень мне нравился, и я думала, что тоже нравлюсь ему. В то время самым важным казалось именно это — знать, что нравишься тому самому мальчику, — с невеселой улыбкой добавила я, — Мы общались, гуляли, веселились вместе. Ходили на концерты, музыкальные фестивали — я тогда была без ума от джаза. Васька такую музыку не любила никогда, так что эту главу жизни я прошла без неё. Еще ей и парень этот не нравился — сейчас мне кажется, что даже больше, чем джаз. А еще мне кажется, что будь она тогда рядом — я бы не натворила столько дел.

Я почувствовала мягкое прикосновение к своей руке и, вздрогнув, подняла глаза. Дан практически бесшумно пересел со своего кресло на место рядом со мной и, глядя мне в глаза, ободряюще сжал мою ладонь в своей. Я только сейчас заметила, что меня всю сотрясает мелкая дрожь — от всех тех воспоминаний, которые я снова пропускала через себя, да еще и рассказывала о них другому человеку.

Взгляд Дана был спокойным и мягким, а руки — теплыми. Длинные, почти музыкальные пальцы слегка поглаживали костяшки на тыльной стороне моей ладони, и это незамысловатое движение странным образом успокоило меня.

— Всё в порядке, — тихо и даже почти ласково сказал Воронцов, — Вы здесь, со мной. То, что было — это лишь прошлое, его не нужно бояться.

Я кивнула, сглотнув образовавшийся в горле ком, и продолжила:

— В этот же период не стало моей мамы — рак щитовидной железы, никто от этого не застрахован. Отец отгородился от всех — теперь мне кажется, что это наша семейная черта. А тогда я не понимала, что не так, и, словно пытаясь еще больше наказать его, просто слетела с катушек. Не ночевала дома, пропускала учебу, выпивала. Я была глупой, пыталась так заглушить боль. Потому что тоже скучала по ней. А тот парень — он всегда был рядом. Поддерживал, помогал — мне так казалось. Я думала, что влюблена. Сложно судить наверняка, ведь подавляющую часть времени я была пьяна. И вот как-то, после очередной вечеринки, он и я…

Уловив мою заминку, Дан мягко уточнил:

— У вас была близость?

— Мы переспали, — я была более точна и даже груба в формулировках, — Один раз, потом другой. Он не был у меня первым, так что небо в алмазах этот парень мне не открыл. Но всё равно мне казалось это чем-то особенным — опять же, может, всё дело было в алкоголе. В общем, я думала, что мы — вместе. Ну, как полноценная пара. И как-то раз имела неосторожность произнести это вслух. Как раз после очередного секс-марафона, — выдернув свою ладонь из руки Дана, я потерла ее об другую, словно пытаясь согреться, а после, не глядя на доктора, перешла, наконец, к сути, — А он рассмеялся и сказал, что с такими девушками, как я, не заводят отношения. Таких только трахают, а после оставляют, чтобы и другие могли попользоваться.

Воронцов едва слышно выдохнул где-то возле моего плеча, но я не повернулась, продолжая сверлить взглядом стол, хотя на самом деле я не видела ничего вокруг. Мысленно я вернулась в тот вечер, когда, выслушав это с каменным лицом, я практически убежала на просторную лоджию. Отца дома не было, так что никто не мешал нам двоим ополовинить бутылку дорогого виски, а после устроить в квартире Содом и Гоморру. Не слышал отец, и как я плакала, как, чуть погодя, тот парень присоединился ко мне на балконе и с недоумевающим лицом вопрошал «Что я такого сказал?». Нет, всё это осталось лишь на задворках моей памяти. Даже Вася и Эдик не в курсе, почему я так резко обрубила все контакты с той тусовкой, забросила все концерты и вечеринки. На время, но всё же.

Моргнув, я, наконец, повернулась к доктору и, нарочито небрежно пожав плечами, негромко добавила:

— Я понимаю, что эти слова не должны были так сильно меня задеть, и тот парень был очень пьян, мог не знать, что несет и тому подобное. Но в тот вечер я почувствовала себя такой…грязной. И иной раз мне кажется, что я так и не смогла отмыться от всего этого. Каждый раз после этого, когда у меня не клеилось с очередным парнем, я мысленно напоминала себе, что всё правильно. Ведь с такими, как я, не строят отношения.

— Ты не права, — резко выдохнул Дан, глядя на меня почти свирепо.

Кажется, он даже не заметил, как перешел со мной на «ты». По-моему, ему вообще было на это плевать. Он сидел рядом со мной на диване, стиснув руки в кулаки, его лицо, кажется, напряглось до самой последней мышцы, и я видела, как на его скулах ходили желваки. Честно — мне стало почти страшно. Воронцов напоминал дикого зверя, но никак не человека, и тем более — доктора.

— Ты очень сильно ошибаешься, — продолжил между тем мужчина, — Ни один урод, каким бы королем он себя не считал, не должен и не может ставить под сомнение твою уверенность в себе, Алиса. Ты очень красива, умна, талантлива, чувство юмора на месте. Не смей принижать себя, тем более имея в качестве аргумента слова какого-то идиота.

Я мягко улыбнулась, чуть удивленная тем пылом, который звучал в словах Дана. После чего спросила, стараясь звучать как можно непринуждённее:

— Это ваш совет, как психотерапевта? Забить на всё и всех болт?

— Это мой совет, как человека, у которого есть глаза, — сказал, как отрезал, Воронцов, — Честно говоря, мне хочется сейчас найти этого ублюдка и как следует вмазать ему.

— Док, — покачала я головой, удивляясь еще больше (надо же, а у него есть чувства, и он даже может их показывать!), — Вы ведь меня совсем не знали в то время. Да и сейчас, по сути, тоже не знаете. Поверьте — если бы вы встретили меня тогда, то пришли бы к идентичному выводу.

— Неправда. Вас это, быть может, удивит, но манеры и правила поведения мне известны с довольно раннего возраста. Родители учили меня, как обращаться с девушками. А его, по всей видимости, нет.

Выдохнув, Воронцов поднялся на ноги и подошел к окну. Я проводила его ладную фигуру взглядом, в котором наверняка всё еще читалось удивление. Интересно, а он на рассказы всех своих пациентов так реагирует? Что-то мне подсказывает, что эти стены слышали что-то похлеще того, в чем призналась я. Если Дан будет так проникаться каждым — его собственной нервной системы надолго не хватит.

— Так, — чуть постояв у окна, мужчина повернулся ко мне, — Признаюсь, вы застали меня врасплох своим рассказом. Я ожидал услышать нечто, вроде «я смотрела на сверстниц, у которых была уже талия, больше грудь, и т. д.», что ваши комплексы растут оттуда. Но, Алиса, вы, как всегда, оказались непредсказуемой.

— Но у вас же есть для меня профессиональный совет? — вежливо спросила я, строя ангельское лицо.

Взгляд доктора смягчился, и он даже попытался мне улыбнуться:

— Смотрите чаще в зеркало. Алиса, я ведь не шутил — вы очень красивы. И про ваш ум я ни капли не лукавил. Не понимаю, почему вы закрываете себя, и так сильно стараетесь скрыть, кто вы есть на самом деле.

— Быть может, это всё оттого, что я не очень хороший человек?

— Это не так, — покачал головой Дан, — Но есть кое-что, что мне, мягко говоря, внушает тревогу. Я пока не берусь делать прогнозы и ставить диагнозы. И в следующий раз мне бы хотелось затронуть нелюбимую вами тему.

— Алкоголь, — без труда догадалась я.

— Алкоголь, — кивнул Воронцов, — Простите, но он пугающе часто мелькает в наших беседах. Мне нужно узнать чуть больше про вашу, так сказать, темную сторону.

Я вздохнула:

— Что же, это было неизбежно. Я знала, что рано или поздно вы захотите влезть в это болото.

Дан чуть усмехнулся:

— В таком случае, увидимся после выходных?

— Осторожнее, док, — хмыкнула я, чувствуя, как напряжение всё же покидает мое тело, возвращая привычную дерзость, — Я могу подумать, что вы приглашаете меня на свидание.

— Еще парочка подобных фраз — и я могу решить, что вы не против. А это, увы, не совсем профессионально, — развел руками Воронцов.

— Я вас поняла, — поднялась я на ноги, — Уже ухожу. Всего доброго, Дан.

— До понедельника, Алиса, — мягкий голос доктора проводил меня до шкафа с моей верхней одеждой, а после и до входной двери.

Попрощавшись с Кристиной, которая явно всё еще не простила мне мою прошлую эмоциональную выходку, я вышла на улицу. Вдохнув теплый апрельский воздух, я неожиданно для самой себя улыбнулась. Жалела ли я, что рассказала Дану то, о чем не знали даже мои лучшие друзья? Как ни странно, нет. Более того — в какой-то момент я даже забыла, что он рядом. Словно я разговаривала сама с собой. А ведь с собой всегда можно договориться, и себе вроде бы как нужно доверять.

Да уж, Воронцов всё же сумел меня удивить. Если он так внимателен с каждым своим пациентом, то меня больше не удивляет его популярность. Доктор он неплохой. Но всё еще говнюк, как человек! Хотя, если вспомнить, как он меня успокаивал и с каким жаром защищал, словно в комнате были невидимые для меня враги, я с неохотой должна признать, что разглядела в нем капельку человечности. Маленькая, но она всё же есть.

*****

Когда за Алисой захлопнулась дверь, Дан выждал пару минут, продолжая стоять у окна. И, лишь когда он увидел, что черноволосая девушка вышла на улицу, мужчина сел за свой рабочий стол и нажал на кнопку селектора:

— Кристина, отмените все мои остальные записи.

— Но, Дан Валерьевич, у вас же еще два пациента — через полчаса и три часа соответственно, — возразила девушка.

Воронцов выдохнул и ответил. Стараясь звучать как можно более спокойно:

— Вот поэтому я и прошу заранее — чтобы вы смогли вовремя всех предупредить.

— Что-то случилось?

Воронцов хотел напомнить своей помощнице, что её это, по сути дела, не касается, но он вовремя себя остановил. В конце концов, Кристина не была виновата в том, что Дан услышал. Срываться на ней мужчина хотел в последнюю очередь.

Поэтому, он довольно мягко сообщил:

— Нет, всё в порядке. Но мне нужно отлучиться по личным делам.

— Хорошо, Дан Валерьевич, я всё сделаю.

Отключив связь, Воронцов достал мобильный телефон и набрал один из номеров. Звонил он на него крайне редко — даже практически никогда. Но в этот момент мужчина осознавал, что только этот человек может внести хоть какую-то ясность в его голову и помочь увидеть картину целиком.

— Дан? — в голосе ответившей девушки сквозило ничем не прикрытое удивление.

— Василиса, здравствуй, — как всегда тщательно контролируя свои эмоции, ровным голосом произнес доктор, — Я не сильно тебя отвлекаю?

— Да нет, что ты. Я как раз закончила договариваться с очередным клиентом.

— Мы могли бы встретиться?

— Что-то случилось? — мигом насторожилась Гейден.

— Я пока еще сам не понял, если честно. Надеюсь, что ты поможешь разобраться, — признался Дан, нервно постукивая пальцами по столу.

— Хм…ну раз вопрос поставлен так. Давай так — мне нужно заскочить в кондитерскую — договориться насчет сладкого угощения. «Карамельная феерия» — это как раз недалеко от тебя.

Мужчина кивнул, хоть Вася и не могла его видеть, после чего добавил уже вслух:

— Я буду там через двадцать минут.

— Отлично. А я — через десять. Там и увидимся. Посидим, попьем кофе, и ты объяснишь мне, что происходит.

Накинув легкое черное пальто и прихватив барсетку, Воронцов попрощался с растерянной Кристиной и вышел из клиники. Сев в машину — свой любимый белый «Ауди А1», подаренный самому себе за успешную защиту диссертации — доктор выдохнул. Включив зажигание, Дан, соблюдая все правила и удерживая себя от того, чтобы утопить педаль газа в пол, поехал в сторону одной из самых популярных в городе кондитерских.

Благо до часа пик было еще далеко, ни в какую пробку мужчина не встал, и был на месте, как и обещал, спустя двадцать минут. Зайдя внутрь теплого, просторного помещения, которое словно пропиталось ароматами ванили, корицы и прочих сладостей, Дан сразу обнаружил Василису — она сидела у окна и неторопливо попивала что-то из большой, пузатой кружки.

Сев напротив, мужчина заказал у подошедшего официанта черный кофе и приличных размеров кусок шоколадного торта. Когда парень удалился, Василиса лишь покачала головой:

— Удивляюсь, как ты, с такой любовью к сладкому умудряешься не поправляться? Знаешь какую-то магическую формулу?

— Просто много работаю вот этой мышцей, — постучал себя длинным пальцем по виску Дан, — Калории сжигаются на раз-два-три. Да и сахар мозгу необходим, для нормального функционирования.

Вася замахала руками перед его лицом:

— Всё, стоп, хватит! Я же просто пошутила! Не нужно закидывать меня какими-то научными фактами или слишком умными словами!

Воронцов усмехнулся:

— Я еще даже не начал. Но раз ты настаиваешь…

Гейден благодарно улыбнулась, после чего продолжила уже более серьезным тоном:

— Итак, ты хотел поговорить. Я так полагаю, речь пойдет о моей дорогой подруге?

Дан кивнул:

— Именно. Я не привык обсуждать ни с кем своих пациентов, и это ставит меня в крайне неловкое положение. Но, честно говоря, я не уверен, что смогу справиться без тебя, Василиса.

Девушка приподняла брови, делая глоток какао, в котором плескались маленькие белые зефирки, после чего спросила:

— И где же ты застопорился?

Вздохнув, мужчина признался:

— По всей видимости, в самом начале. Понимаешь, когда я в первый раз услышал про вашу подругу, то решил, что она — крайне избалованная и неблагодарная особа. Хотя бы потому, что ни разу за все месяцы я не увидел её ни на одной нашей встрече, и при этом вы с Эдом рассказывали, как регулярно бываете у нее. Выводы напрашивались сами собой, а глубже я не копал, ведь это было не мое дело. После, когда она впервые пришла ко мне на прием, я сделал вывод, что Алиса — просто повернутая на своих старых комплексах девушка, которой просто нужно напомнить, какая она на самом деле уникальная. Ну, и что-то сделать с её алкогольной зависимостью. Но теперь, когда я узнал, откуда растут ноги у её проблем — я в растерянности.

— Что ты узнал? — напрягшись, спросила Вася.

— Алиса рассказала про студенческие годы, и что у нее был друг…

— Зубков? — перебила Дана девушка.

Тот пожал плечами:

— Имени она не называла.

— Это фамилия, — мрачно поправила Гейден друга, — Сергей Зубков. Мерзкий человек. Так и знала, что он — корень всех зол. Всё время вился вокруг Лиски, а как получил свое — усвистел, только мы его и видели.

— Ты в курсе того, что у них случилось?

Василиса покачала головой:

— Флорес ничего не рассказывала ни мне, ни Эдику. Но у меня есть глаза, и я умею ими пользоваться. Я видела, что после появления в ее жизни этого засранца Алиса сама не своя. А с его уходом стало еще хуже. У нее всегда были некоторые проблемы с самооценкой.

— Не понимаю, откуда они вообще у нее взялись, — вставил Дан, делая глоток кофе.

— А никто не знает, — развела руками Вася, — Но факт остается фактом — Алиса совершенно не умеет себя ценить. И она словно запрограммировала всех вокруг делать тоже самое. С ней парни обращаются порой просто ужасно, но она свято верит, что ничего другого и не заслуживает. Я не знаю, как вбить ей в голову, что это неправда. Думала, что хоть у тебя это получится.

— Я приложу все усилия, чтобы сделать это, — с самым серьезным видом пообещал Дан, — Но я хотел встретиться с тобой не из-за этого. Мне нужен твой совет.

— Ого, — тут же оживилась девушка, — Я буду давать совет именитому психологу! Давай, конечно, что тебе нужно от тетушки Василисы?

Чуть улыбнувшись, Воронцов сказал, тщательно подбирая слова:

— Дело в том, что когда Алиса всё это мне рассказала, я почувствовал себя… странно. Во мне проснулись какие-то странные эмоции. Очень тёмные. Пойми — я слышал вещи и похуже, общался с бывшими наркоманами, с жертвами насильников и даже убийцами. Но никогда я не испытывал такого. Столь жгучей ненависти. Мне хотелось найти этого парня и бить его до тех пор, пока он не выплюнет на землю все свои зубы, вместе с кровью. Словно только так я могу всё исправить.

Брови Василисы в очередной раз взлетели вверх, а губы растянулись в понимающую улыбку:

— Алиса нравится тебе?

— Она — хороший человек, — отозвался мужчина, — Это видно невооруженным взглядом. И я очень хочу помочь ей. Видимо, свой отпечаток накладывает тот факт, что Алиса — ваша подруга. Я чувствую дополнительную ответственность.

Девушка хмыкнула, но спорить не стала. Её женское чутье подсказывало, что здесь не всё так просто, но пока она свои выводы решила оставить при себе. Вместо этого Вася протянула руку и, мягко сжав ладонь Дана, сказала:

— Тогда стань ей другом. Кажется, Алиса и так тебе доверяет, раз рассказала что-то настолько личное. Но это — не самая темная тайна её прошлого. Если ты хочешь помочь моей подруге победить её демонов, то мало быть просто психотерапевтом. Тебе придется подобраться к ней максимально близко, но при этом и самому сделать несколько шагов навстречу. Это не будет просто, но если ты действительно задался целью — то тебе предстоит забыть обо всем, что ты читал и изучал. Выключить голову, и немного поработать сердцем. Только так.

Вздохнув, Дан откинулся на спинку стула и потер уставшие глаза. Бросив хмурый взгляд на подругу, он негромко сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Во что я позволил себя втянуть? 

Глава седьмая

— Я вчера была в баре.

Вот так незамысловато я начала разговор со своим психотерапевтом после выходных. Я ведь могу его так называть? У нас ведь было уже три сеанса, я пришла на четвертый — думаю, слово «свой» очень даже подходит. Впрочем, неважно. Будь он хоть Папой Римским или председателем ассоциации идиотов (да, я всё еще его недолюбливала, по ряду причин), сути бы это не изменило. С порога, не успев скинуть тонкую кожанку, я покаялась в своем грехе.

Воронцов, приподняв брови, бросил на меня внимательный взгляд сквозь стекла очков, после чего совершенно обыденным тоном сказал:

— Здравствуй, Алиса.

Смотрите-ка, мы опять на «ты». Как вообще прикажете успевать следить за сменами в его поведении? Не то, чтобы оно напоминало американские горки — нет, чаще всего док был до обидного спокоен и сдержан. Наверное, именно поэтому малейшее изменение четко мной подмечалось.

Интересно, а я могу тоже ему не «выкать»? Или всё же стоит сохранить дистанцию и проявить вроде как уважение к своему врачу?

Решив, что негоже к парню, с которым я чисто теоретически могла даже в одно время в школу ходить — разве что на пару классов помладше — обращаться, будто он дед, я кивнула, делая шаг к дивану:

— И тебе не хворать. Я не вовремя? — бросила я взгляд на кипу бумаг, которую перебирал мужчина.

Но тот покачал головой:

— Всё в порядке. Решил просто скоротать время за документами. Увлекся.

Я чуть приподняла бровь, усмехнувшись:

— Коротаешь время за бумажками? Дан, тебе стоит придумать себе более веселое развлечение.

— Сказала девушка, которая вообще никуда не ходила год, запершись в цветочной лавке, — парировал Воронцов, откинувшись на спинку кресла.

— Туше, — с улыбкой признала я.

— Я бы сказал «один-один», — снова остался не согласен доктор, — Ты всё же в чем-то права. Нельзя с головой нырять в столь скучное дело. Лучше я вернусь к своим прямым обязанностям. Итак, ты была в баре?

Я кивнула, тут же мысленно возвращаясь в предыдущий вечер. Сама не знаю, что на меня тогда нашло — я просто сидела дома перед телевизором, бездумно щелкая пультом. Не найдя ничего путного, я со вздохом поняла, что этот вечер прямо-таки обещает ничем не отличиться от сотни таких же, следовавших до этого. И если раньше меня это устраивало, то тот момент я остро ощутила нехватку чего-то. Наверное, самой жизни.

Вспомнился последний прием у Дана, а точнее — его слова, брошенные мне напоследок. Он хочет обсудить одну из главных моих проблем. Меньше чем через сутки нам предстоит встретиться, чтобы, взявшись за руки, дружно нырнуть в один из моих персональных омутов, с не самым красивым названием «алкоголизм».

В итоге я сама не знаю как, но меня занесло в ближайший бар — место, в котором раньше мне приходилось проводить до обидного много времени. Хотя, в те времена мне казалось, что это — лучшие часы в моей бесполезной жизни.

Знакомых я не встретила — либо это был не их день, либо они просто спились за эти месяцы. Зная, каким коварным может быть «зеленый змий», я не исключала и такой возможности.

Так или иначе, я расположилась за высоким барным стулом и, чуть подумав, заказала порцию виски. Знаю — опрометчивый шаг для человека, который десять месяцев и три дня не пил ничего крепче кофе со сливками. Но я могу сразу вас заверить, что не собиралась употреблять алкоголь внутрь.

Нет, я просто держала стакан в руке, невидящим взглядом уставившись на него, изредка побалтывая его содержимое, слушая, как два кубика льда с глухим стуком ударяются о стекло. Я пыталась понять, тянет ли меня сделать глоток, так ли сильна моя зависимость, или я всё же могу считать себя той, кто излечился от этого пристрастия.

В один момент я не удержалась и поднесла стакан к лицу. Но вместо глотка я лишь сделала глубокий вдох, позволив аромату спирта, пшеницы и кукурузы наполнить мои ноздри и проникнуть в легкие. Я всегда любила дорогие, благородные напитки, предпочитая падать на дно со вкусом, не опускаясь до дешевой водки.

Поэтому, вместе с запахом я вдохнула еще и воспоминания. Хорошие, плохие — больше, конечно, было, вторых. Но это всё равно была моя жизнь, пусть я и не горжусь тем, какой была раньше.

И вот теперь, мне предстояло открыть эту часть себя Дану. Который всё еще смотрел на меня, в ожидании ответа. И от его взгляда я словно стушевалась, а вся моя уверенность и готовность вести диалог куда-то испарилась.

— Эм…ну да, — кивнула я без особой уверенности, — Была.

— И? Как всё прошло? — спросил Дан, снимая очки.

— Нуу… — протянула я, не зная, как сформулировать весь свой ворох мыслей в одну связную фразу.

Дан, однако, не зря носил все свои титулы и награды. Он словно почувствовал мое замешательство. Обойдя стол, он приблизился ко мне и, протянув руку, коротко скомандовал:

— Вставай.

От неожиданности я послушалась. Не произнеся ни слова, я ухватилась за протянутую конечность и поднялась на свои две ноги. А Воронцов, явно ощутив свое превосходство, также без лишних слов потянул меня в сторону выхода. Прихватив обе наши куртки и свою барсетку.

— Кристина, — обратился доктор к своей помощнице, — У нас с Алисой прием пройдет вне этих стен, так что на сегодня вы можете быть свободны.

— Хорошо, — кивнула девушка, — Спасибо, Дан Валерьевич.

При этом она бросила внимательный взгляд на наши сцепленные руки. Черт, этот гад продолжал держать меня за ладонь! Дернувшись, будто его конечность обожгла меня (или взгляд этой самой Кристины) — я поспешила высвободить свою из довольно крепкой мужской хватки. Дан бросил на меня короткий взгляд, но ситуацию комментировать не стал. Вместо этого он галантно пропустил меня вперед, придерживая дверь.

На улице мужчина, всё также молча довел меня до парковки, после чего, аккуратно прихватив за локоть, вынудил притормозить возле стильной машины белого цвета. Судя по значку, это была «Ауди», но больше я ничего сказать не могла, поскольку разбиралась в машинах, как медведь в музыке. Вот будь тут Эдик — он бы расписал все плюсы и минуты иномарки, заодно поведал бы, сколько масла она жрет и как часто нужно менять топливо. Или наоборот — менять масло и жрет топливо? Говорю же — не разбираюсь я в этих тонкостях. Машины слишком бездушны для меня.

Только оказавшись внутри довольно уютного кожаного салона, я решилась подать голос. Стоило Дану сесть за руль, как я спросила:

— Куда ты меня везешь?

— В бар, — было мне ответом.

Вот это поворот.

— Эм…а зачем? — проявила я вполне уместное любопытство.

— Я решил, что мне мало твоих слов — мне нужно самому увидеть, как ты реагируешь на подобные места, — пояснил свои действия Воронцов, — Плюс — я заметил, что ты всё же не очень уютно себя чувствуешь в моем кабинете. А мне хочется, чтобы тебе было комфортно.

— Хм…вот как, — пробормотала я, отворачиваясь.

Да уж, догадливость — или зоркость — доктора на самом деле не знала границ. Он был прав — мне не нравилось торчать в клинике. Я при этом чувствовала себя так, словно пришла покаяться в каких-то страшных преступлениях. Или, что я…ну, действительно больна. В то время, как ту же самую встречу в моем магазине можно было бы назвать простой приятной беседой. Никаких диагнозов, оценок поведения и прочего — просто два человека, которые решили встретиться и поговорить.

В итоге довольно скоро мы притормозили возле небольшого заведения с яркой вывеской «R.I.P.». Я только хмыкнула, выбираясь из машины:

— Очень жизнеутверждающее название для питейного заведения.

Воронцов тонко улыбнулся, запирая машину:

— Одно из моих любимых мест. И название сыграло в моем выборе не последнюю роль.

Да уж, добрый доктор открывается с новых сторон. Начнем с того, что я в принципе не ожидала, что Дан ходит по барам, не говоря уже о том, чтобы выбирать среди них любимые. Но вот он Воронцов — галантно протянув мне свой локоть, уверенно ведет к входной двери. Ей-богу, напоминает самое настоящее свидание. С той только разницей, что будь это так — вряд ли бы я начала каяться гипотетическому ухажеру. Ну и, быть может, переоделась. Всё же широкие джинсы, кеды и простая серая футболка, на которой, кажется, осталась пара кусочков земли и удобрений — не самый романтичный вариант.

Дана, однако, мой вид вообще не смущал. Либо он очень хорошо маскировался. Так или иначе, он снова пропустил меня вперед, придержав дверь, и я, шагнув вперед, оказалась в небольшом, скудно освещенном помещении. Играла негромкая, слегка мрачноватая музыка, несколько светильников отбрасывали причудливые тени на кирпичные стены. Бар напоминал склеп, но какой-то очень уж уютный склеп. Как бы странно это не звучало.

— Пойдем, — тронул меня за локоть доктор, кивнув в сторону пустых столиков.

Я вновь проявила просто невероятное послушание, позволив усадить меня на стул. К нам тут же приблизилась молодая девушка неформального вида — проколотая губа, броский макияж, футболка с кричащим принтом, из рукавов которой выглядывали худые руки, сплошь усеянные татуировками. Из общего грозного впечатления выбивалась лишь ее улыбка — широкая и добродушная.

— Дан! — воскликнула девушка, подойдя максимально близко, — С возвращением. Давненько не заглядывал.

— Карина, здравствуй, — ответил на ее улыбку мужчина, — Много работы навалилось. Не до развлечений было.

— Понимаю, сама уже не помню, когда выбиралась на сходку, — кивнула эта самая Карина, после чего обратила внимание и на меня, — О, черт, ты с дамой? Впервые на моей памяти. Девушка, да вы явно колдунья, если умудрились захомутать самого одинокого красавчика в этой дыре!

— Нет-нет, — тут же замахала я руками, чувствуя, как к щекам против воли приливает краска, — Это не то, что вы подумали. Я — его…

— Алиса — моя подруга, — прервал меня мягко Дан, — Алиса — это Карина. Она бывает иногда несколько бесцеремонной, но ты не обращай на это внимания.

— Да, на самом деле я — ангелок в юбке, — ухмыльнулась девушка, — Итак, что вам принести, Дан и его подруга?

— Чай травяной с мятой, черный кофе, — прежде чем я открыла рот, сделал заказ Воронцов, — И двойную порцию виски, — огорошил он меня под конец.

— Какой? — спокойно уточнила Карина, пока я пожирала Дана взглядом.

— Американский, — безмятежно отозвался мужчина.

Кивнув, Карина отошла в сторону бара. Как только я убедилась, что девушка не сможет нас услышать, я прошипела, как кошка, глядя на Дана с нескрываемой злостью:

— Ты нахрена это сделал?!

— Расслабься, Алиса, — спокойным тоном посоветовал доктор, — Я не заставлю тебя его пить. Потому и заказал чай.

— Тогда…зачем это всё? — я даже не пыталась скрыть, насколько всё это сбивает меня с толку.

— Считай это маленьким экспериментом. Или встречей со старым другом. Расскажешь, что чувствуешь, увидев его снова.

Вернулась Карина, расставила на столе напитки, после чего, подмигнув Дану, ушла. Мужчина на это отреагировал…да никак он на это не отреагировал. Скользнул по девушке теплым, но совершенно равнодушным взглядом, Воронцов снова повернулся ко мне.

— Я так понимаю, Карина не в курсе, что ты женат? — спросила я, даже не пытаясь скрыть ехидство в голосе, — Она ведь назвала тебя завидным холостяком.

— Мало кто знает, что я женат, — пожал плечами Дан, — Даже я частенько об этом забываю. Это ведь просто штамп. Мы и полугода вместе не прожили.

— А разводитесь уже сколько? — вдруг проснулось мое любопытство.

— Мы бы развелись уже два года назад, если бы Дарья не отказывалась от этого предложения, — отозвался доктор, — Раз в квартал я предлагаю ей это, но пока моя супруга упорно не желает менять фамилию. А ведь я предлагаю неплохие отступные.

— Ты ведь можешь развестись и в одностороннем порядке, — заметила я, наливая себе в чашку приятно пахнущий травами чай, — Если у вас нет детей, то даже не обязательно присутствие обеих сторон.

— Я в курсе, — кивнул Воронцов, — Но пока мне это особо не мешает. А денег у меня итак много — на двоих хватает. Пусть тратит.

Я только головой покачала, удивляясь, как такой человек — рассудительный, временами суровый, но кажущийся довольно мудрым — может с такой расточительностью относиться к собственным накоплениям, и к жизни в целом. С другой стороны — это ведь не мое дело. Доктор сам решает, кто будет тянуть из него не только финансы, но и нервы.

Видимо, Дан пришел к тому же выводу. Поскольку, сделав глоток кофе, он придвинул ко мне стакан с жидкостью янтарного цвета, после чего мягким тоном произнес:

— Итак. Мы в баре. Перед тобой стакан с виски. Что ты чувствуешь? Только, прошу тебя, будь честна. Со мной — и с самой собой.

Я хмыкнула, но решила послушаться. Придвинув к себе емкость, я второй раз за последние два дня обхватила чуть запотевшее стекло руками, глубоко вздохнула, и, не глядя на мужчину, призналась:

— Ностальгию.

— Тебе хочется сделать глоток? — голос доктора звучал словно издалека, пока я заворожено следила за тем, как чуть колышется напиток.

— Нет, — тут же ответила я, но, чуть подумав, с неохотой призналась, — Может быть.

— Почему ты колеблешься?

— Потому что я помню, какой была моя жизнь в то время, когда я не ограничивала себя никакими нормами. Пила, когда хотела, что хотела и с кем хотела.

— Что ты чувствовала тогда?

— Эйфорию, счастье. Словно вся Вселенная говорила со мной, — вспомнила я свои ощущения, — И я могла ответить ей. Я не чувствовала себя одинокой.

— Тогда почему бы не сделать глоток? Судя по всему, тебе нравилось всё это, — я кожей чувствовала взгляд Воронцова, но поднять на него глаза всё еще не решалась.

— Потому что это чуть не разрушило меня, — почти прошептала я, сжимая пальцами прохладное стекло, — И я не хочу, чтобы прежняя я вернулась. Я боюсь её.

Я почувствовала, как моей руки касаются теплые пальцы и инстинктивно дернулась. Но Дан не позволил мне отстраниться. Вместо этого он осторожно забрал у меня стакан, а другой рукой обхватил мою ладонь. Чуть сжав её, он заставил меня поднять на него взгляд, после чего мягко улыбнулся:

— Всё в порядке. Ты здесь, со мной. В настоящем, где ты смогла победить эту жажду.

— Но я каждый день боюсь, что она вернется, — призналась я, не скрывая дрожь в голосе, — Каждый день напоминает борьбу. Вася думает, что я отказываюсь идти куда-то, потому что не ценю её работу, но это не так. Я просто боюсь сорваться. Одной искры будет достаточно, чтобы всё это безумие снова разгорелось. Вчера я смогла с этим справиться, сегодня — тоже. Но что, если однажды я просто не смогу сказать себе «нет»?

— Алиса, скажи мне, почему ты вообще начала пить?

Я невесело усмехнулась, пожимая плечами:

— У меня не было особой причины. Нет за моими плечами истории о том, как меня не ценили, не любили, и я, чтобы забыть об этом, взялась за бутылку. Нет, такие истории есть у каждого, — тут же поправила я себя, — И одна из них тебе известна. Но не это стало причиной. Всё началось гораздо раньше. Я просто любила вкус алкоголя. Мне нравилось пробовать разные напитки, сравнивать их, находить различия. Я любила это ощущение — когда голова совсем легкая, и сам ты словно в невесомости. И, кажется, будто проблем не существует, а в голове словно созревают, одна за другой, гениальные идеи. И, попробовав один раз, я стремилась вернуть это чувство. Снова, и снова. Забыв о том, что такое нормальная жизнь.

Я боялась, что после моих слов Дан отвернется, или что в его глазах появится то самое чувство, которое я неизбежно замечала у других — отвращение. Потому что я сама себе была неприятна. Вспоминать прошлое было тяжело, но еще тяжелее — понимать, что все эти проблемы и неприятности, в которые я умудрялась вляпаться, были лишь моей виной. И ничьей больше.

Но ни один мускул не дрогнул на лице Воронцова, и глаза его смотрели всё с тем же теплом и заботой. Не знаю, что это было — профессиональная выдержка, или же он был искренен, но я преисполнилась благодарностью к мужчине, который внимательно слушал мою сбивчивую речь, даже не пытаясь перебить.

— Прости, — негромко сказала я, пытаясь улыбнуться.

— Тебе не за что извиняться, — тон Дана был как никогда серьезным, — И дело даже не в том, что я — врач, и вроде как обязан тебя выслушивать. Нет, Алиса. Сейчас ты для меня в первую очередь — девушка, которой немного не повезло. Но которая смогла победить своих демонов.

— Ага, — хмыкнула я невесело, — А попутно загнала себя в депрессию.

— Это мы исправим, — отмахнулся доктор, — Я обещаю. И потом — я уверен, что результаты от наших встреч итак уже есть. Прислушайся к себе — я ведь прав?

Бросив на него вопросительный взгляд, я кивнула, и попыталась снова погрузиться в свой внутренний мир. Раньше его окутывала лишь мгла — вязкая, неприятная, словно пропитанная отчаянием. Теперь же я с легким удивлением поняла, что чувствую…облегчение. Как будто мне, для того, чтобы почувствовать себя лучше, нужно было просто выговориться.

И опять Дан словно прочитал мои мысли. Улыбнувшись, он чуть придвинулся ко мне и шепотом, словно доверяя какой-то невероятно важный секрет, сказал:

— Знаешь, иной раз простые разговоры помогают гораздо больше лекарств. Если бы ты была чуть более откровенна с Василисой — уверен, ты бы не довела себя до такого.

— Я не хочу нагружать её, — упрямо покачала я головой, — И никогда не хотела. Она будет волноваться, переживать. Зачем это?

— Знаешь, — задумчиво протянул доктор, — Я где-то слышал, что друзья для того и нужны, чтобы поддерживать, помогать решать проблемы, а в перерывах даже создавать новые.

Я не смогла сдержать улыбку — настолько забавным в этот момент мне показался всегда серьезный доктор.

— Ты какой-то другой, — вместо ответа перевела я тему, задумчиво морща лоб, — Не такой, как всегда.

— Забавно это слышать от человека, который видел меня раз…пять? — с усмешкой спросил мужчина.

— Может быть, — не стала я спорить, — Но я была твердо уверена, что врач должен быть серьезным, собранным и лишь кивать с задумчивым видом. Еще в моей голове психотерапевт всегда представлялся эдаким дедушкой, с залысинами там, и прочим.

— Ну прости, что не угодил твоим фантазиям, — развел Дан руками, — А насчет моего отношения — скажем так, сейчас я здесь больше как твой знакомый, а не врач.

Я удивленно вздернула одну бровь, после чего протянула:

— Вот как? В таком случае, я должна оплачивать этот сеанс? Или приятельские услуги всё же будут бесплатными?

— Хм…об этом я не подумал, — задумчиво потер подбородок мужчина, — И вообще, — добавил он через секунду, — Прекрати флиртовать со мной! Я ведь могу и повестись.

— Даже и не думала об этом, — пробормотала я, чувствуя, как розовеет от смущения кожа.

Я действительно не пыталась как-то заигрывать со своим врачом. Мало того — я даже не знала, как это делается. Техника соблазнения у меня всю жизнь хромала на обе ноги. До сих пор не до конца понимаю, откуда бралась моя личная жизнь. Наверное, скованные алкоголички — настолько редкий, почти штучный товар, что люди просто тянулись на экзотику. Других объяснений у меня нет.

Погрозив мне пальцем, но при этом не сдерживая легкую улыбку, Дан предложил:

— Раз уж мы выяснили, что я — не старый, лысеющий, серьёзный пенёк — предлагаю заняться нашими напитками. Так, это мы сразу убираем, — ловкими пальцами мужчина подцепил стакан с виски и переставил его на соседний столик.

— Ты мне хоть что-нибудь посоветуешь? — спросила я, понимая, что наши сеансы должны же хоть к чему-то вести.

— Я бы посоветовал обратиться в клинику, — отозвался Дан, делая еще один глоток кофе, — Но уже несколько поздновато. Однако, ты справилась со всеми стадиями лечения алкоголизма самостоятельно. Тебе теперь просто требуется лишь постлечебное сопровождение. Если хочешь — я могу быть этим человеком.

— А что оно в себя включает? — спросила я с подозрением, чувствуя какой-то подвох.

— Это значит, что я буду присматривать за тобой. Следить, чтобы не сорвалась, — «успокоил» меня док, — И если вдруг ты почувствуешь непреодолимую тягу к алкоголю — ты должна в тот же момент связаться со мной.

— И ты примчишься ко мне, спасать от зеленого змия? — усмехнулась я.

— Можно и так сделать, — пожал плечами Дан, — Я думал ограничиться успокаивающей беседой по телефону, но если тебе так проще — то да, буду приезжать.

— Зачем тебе это? — кажется, в который раз спросила я, — Ну, помимо того, что это — твоя работа. Почему ты всё это делаешь для меня?

Легкая, почти незаметная улыбка коснулась губ Дана:

— Скажем так — ты не единственная, кто когда-то поступал неправильно, и решил исправиться. Разве что ты разрушала себя, а я — других.

И снова моя любимая фраза — «вот это поворот». О чем вообще говорит этот приятный молодой мужчина, который ведет себя всё время так, будто он — чертов английский лорд! Какие еще грешки хранят эти спокойные, почти холодные серые глаза?

— Хм… — я кашлянула, размышляя, стоит это делать или нет, но всё же решилась на некий риск, — Откровенность за откровенность?

— Ты о чем? — бросил на меня чуть удивленный взгляд доктор.

Подавшись вперед, я оперлась о стол локтями, и пояснила свою мысль:

- Я вывернула перед тобой душу — ну, частично. Думаю, в качестве награды я заслужила небольшое откровение. Так что, поведай мне, почему ты этим занимаешься? Я имею в виду не хождение со мной по мукам. Почему ты решил стать психотерапевтом?

Почесав подбородок, Воронцов задумчиво отозвался, глядя куда-то поверх моего плеча:

— Я не решил. Мне кажется, эта профессия сама нашла меня. Причем, в очень юном возрасте.

— Как это?

Я правда не понимала, что док имеет в виду. Просто я до самого последнего момента не знала, чем буду заниматься по жизни. Мечтала ли я держать цветочный бутик? Нет! Я и в университет поступала по принципу «куда подруга — туда и я». Васька выбрала сферу туризма, и я рванула за ней, просто потому что учиться вместе мне казалось самым разумным и безопасным. Оступишься — а рядом всегда плечо подруги.

Но так, чтобы с самого детства быть уверенным в том, как повернется твоя жизнь, и кем ты станешь — нет, такого не было. В детстве меня куда больше волновало, как не получить двойку, и скрыть от мамы, что новые колготки испачкались в грязи спустя час после надевания.

Однако, юность доброго доктора, как оказалась, протекала по совершенно иному сценарию. И, сделав еще один глоток кофе, мужчина всё же решил немного посвятить в него и меня:

— Раньше я любил игры. Еще в школе. Родители всегда говорили, что я довольно необычный ребенок, и не могли понять, в кого я такой уродился. Дело в том, что игрушками мне служили люди. Мне нравилось ставить их в те или иные ситуации и смотреть, что из этого получится. Я анализировал поведение, сопоставлял с другими своими «подопытными», делал какие-то записи.

— Звучит жутковато, — призналась я, чувствуя, как по коже против воли бежит легкий холодок.

Дан кивнул:

— Согласен. Эдакой доктор Франкенштейн в шортах и подтяжках. В какой-то момент я понял, что есть в человеческом поведении закономерности, я начал их изучать, выявлять отклонения.

— Твои любимые девиации, — не удержалась я от комментария.

Одновременно с этим я пыталась нарисовать в голове маленького Дана. Получалось неплохо — особенно шортики с подтяжками легко вплелись в этот рисунок. Мне представился сосредоточенный мальчик, с серьезными серыми глазами, губами, сжатыми в тонкую нитку. Еще он в руках держал ниточки и, возвышаясь над другими людьми, дергал за них, управляя человечками на манер кукловода.

Да уж, не самый радужный рисунок.

— Именно. Но был один случай, который навсегда изменил мое отношение к подобным забавам. Один из ребят, как это водится, был изгоем. Стандартная ситуация — никем не понятый ребенок, всеми гонимый, никому не нужный. Он решил покончить со всем этим, спрыгнув с крыши школы.

— О Господи… — выдохнула я, прижимая ладонь ко рту.

Нет, ситуация не была для меня какой-то фантастической. На самом деле я сперва подумала, что док сам подтолкнул запуганного ребенка к этому страшному шагу. Но, оказалось, я слишком плохо думаю о своем лечащем враче.

— Я пробрался на крышу и убедил его этого не делать, — продолжил Дан, вертя между пальцами кофейную ложечку, — Не помню уже, какие аргументы приводил, да это и неважно. После мы еще несколько раз беседовали, я пытался понять, почему он так поступил и смогу ли я убедить его как-то изменить свои взгляды на мир…

Воронцов перевел взгляд на меня, и я невольно сглотнула, настолько серьезными и даже суровыми были его глаза. А еще я против воли отметила, что Дан всё же — потрясающе привлекательный мужчина. И особую изюминку ему придает именно эта его суровость, хмурый вид, насупленные брови. И, словно в противовес этому — очень длинные, тонкие пальцы. Вспомнилось, как он держал меня за руку — осторожно, бережно, словно боялся причинить боль или спугнуть. Это всё совершенно не собиралось в единый облик, вынуждая думать о Дане. Не что-то конкретное, а просто то и дело вспоминать его.

Интересно, а он с женой своей тоже такой внимательный был? Тьфу, блин, мысли куда-то не туда убежали.

— Он был моим первым пациентом, — сообщил между тем Дан мягким, спокойным голосом, — И тем, кто помог мне понять, что я хочу не просто изучать и понимать людей — я хочу им помогать, собирать их разум воедино.

— Это… — я кашлянула, прочищая горло и не понимая, почему мой голос так сипит, — Очень увлекательная история.

— Да уж, — хмыкнул док, — Прямо-таки детектив.

— В любом случае — спасибо тебе за откровение, — улыбнулась я искренне, — Не знаю, почему ты вдруг решил открыться мне, но я ценю это.

— Я и сам не знаю, почему сейчас говорю всё это тебе. Может, действительно почувствовал себя твоим знакомым.

— Бери выше. Такими темпами мы можем даже подружиться, — сказала я с усмешкой.

Сказала — и сама себе ужаснулась. Я что, правда предложила это Дану? Человеку, который всё еще вызывал у меня порой приступы дикого раздражения и желание вмазать ему по его красивой роже? Мужчине, который побуждал во мне слишком странные порывы, и еще при этом не забывал копаться в моей душе, дергая за ниточки, как всё тот же пресловутый кукловод!

С другой стороны, Эдик бесил меня еще чаще — мы ведь знакомы с самого детства, и у него была масса времени на это. Но, несмотря на все ссоры, истерики, и практически драки — я могла назвать Гейдена своим лучшим другом. Ближе мужчины у меня не было — даже отец незаметно отошел на задний план, уступив пальму первенства смешливому ФСБ-шнику.

Так, может, и у Дана есть шанс?

Док странно на меня посмотрел — я не смогла ничего прочесть в его глазах. Словно между нами снова возникла какая-то то ли стена, то ли вообще хрен пойми что. После чего, покачав головой, сказал:

— Поживем — увидим. Ладно, Алиса, пока заканчивать. Идем, я отвезу тебя домой.

Вот вам и подружились. 

Глава восьмая

— Ну, так что ты скажешь?

Голос Васьки, как и всегда, заставил меня вынырнуть из плотного вакуума, который окружал меня во время работы с композициями. Моргнув, я подняла взгляд на подругу и спросила:

— Что, прости?

Гейден вздохнула и повторила:

— Сегодня вечером мы с Эдиком идем в клуб. Хотим вспомнить молодость и всё такое.

— Типа вы уже такие старые! — фыркнула я беззлобно, украшая букет очередной, неизвестной мне невесты.

— Ну, нет, — протянула Вася, — Но мы правда давно с ним никуда не выбирались — слишком много работы. И потом, — хитро улыбнулась девушка, — Хозяин клуба может стать моим потенциальным клиентом. Я хочу разведать обстановку и, по возможности, мелькнуть пару раз перед его носом.

— Пару десятков раз, если быть точной, — с усмешкой поправила я подругу, зная, какой она может быть, если ей что-то очень нужно, — Так, и что нужно от меня?

— Ну, я подумала, может, ты пойдешь с нами?

При этом девушка смотрела на меня с такой неуверенностью, и даже опаской, что я невольно ощутила укол стыда. Вася с Эдиком так носились со мной все эти месяцы, пытались расшевелить, а я постоянно отшивала их. Любой другой на их месте уже давно послал бы меня, но эти двое были слишком уперты. Или слишком любили меня. В это было крайне сложно поверить, но Дан, отвозя меня домой после последнего приема, сказал, что я заслуживаю любви. Клянусь, так и было! И если уж даже Воронцов в это поверил — наверное, мне тоже стоит начать верить.

— Вась, — отложив букет, я притянула опешившую подругу к себе и обняла её, — Ты прости меня. Я вела себя как свинья. Отгородилась от всех, как полная кретинка. Не понимаю, как ты всё это выдержала и не поспала меня. Я бы всё поняла, честно. Ты не заслужила такую паршивую подругу.

Гейден фыркнула и мягко обняла меня в ответ, несильно дернув за собранные в хвост волосы.

— Дурочка, — её голос был очень ласковым, словно она разговаривала с дочерью, которой, к слову, у неё пока не было, — Я ведь всё понимаю. Но ты заставила нас с Эдом понервничать.

— Простите, — шмыгнула я носом, хотя слёз не было, — Я просто слегка запуталась. И заблудилась. Но уже начала искать дорогу обратно.

— Это хорошо.

Потрепав меня по голове, Вася чуть отстранилась и, нахмурившись, спросила:

— Это значит, что ты пойдешь? Или ты так снова пытаешься меня отбрить?

Я бросила задумчивый взгляд в сторону подруги и чуть прикусила губу, пытаясь принять решение. На самом деле, даже это было для меня большим шагом. Старая я — ну, та, которой я была весь последний год — отказалась бы, не раздумывая. Теперь же я всерьез сомневалась, стоит ли проводить пятничный вечер по привычному сценарию — диван, чай и сериалы. Честно говоря, впервые я почувствовала некую тоску и даже отвращение к своему домашнему образу жизни. Захотелось глотнуть новой жизни, словно она была кислородом, которого так не хватало в моем вакууме.

— Думаю, — медленно проговорила я, взвешивая каждое слово, — Мне стоит сходить с вами.

Вася бросила на меня полный недоверия взгляд:

— Ты серьезно?

Я кивнула, запретив себе сомневаться:

— Абсолютно.

Громкий визг, который издала Вася, мог запросто разбить стекла в магазине. Но подругу это не смущало. Издав клич, сравнимый с боевым зовом индейцев, она бросилась ко мне и буквально повисла на мне, подобно коале — обхватив руками и ногами. От неожиданности я пошатнулась, но, вцепившись одной рукой в столешницу, смогла удержать равновесие.

— Ты меня задушишь, — прохрипела я, пытаясь вдохнуть.

Опомнившись, Васька слезла с меня. А мне же, после того, как я отдышалась, пришла в голову идея. Не самая лучшая — я бы даже сказала, ужасная, но ничего поделать я уже не могла. Потому что, прежде чем мне удалось себя остановить, мой рот уже открылся, чтобы выдать:

— А мы можем позвать Дана?

Брови Васьки тут же взлетели высоко на лоб, а губы скривились в понимающей ухмылке:

— Ты что, запала на него?

Но мой возмущенный взгляд, кажется, убедил подругу в обратном. Как и резкий ответ:

— С ума сошла?! Нет, конечно. Просто мы договорились, что если я почувствую какое-то искушение — или желание выпить — то должна связаться с ним. Он же типа мой врач. А в клубе, я так подозреваю, искушений будет просто до жопы.

— Ну да, — кивнула Вася, чуть подумав, — Данчику лучше быть там. Зови. Я уверена, Эдик будет ему рад.

Я тут же полезла за телефоном и, найдя в списке контактов «доктора Зло», нажала на вызов. Док ответил после третьего гудка, неизменно спокойным тоном уронив лишь:

— Алиса.

— Да, это я, — не стала я отрицать очевидное, — Привет, Дан. Скажи пожалуйста, а чем ты занят этим вечером, и даже ночью?

— Интересная постановка вопроса, — хмыкнул в трубке мужской голос, — Никаких конкретных планов я не строил. Есть предложения?

— Вообще-то да, есть, — выдохнув, я попросила, — Сходи со мной в клуб. Ну, и с семейством Гейденов. Вообще они позвали меня, но я же помню, что ты велел мне звонить в случае чего. Просто это клуб, а там всегда много всякого, разного, крепкого и не очень. В общем, мне будет спокойнее, если там будешь ты, — выпалила я на одном дыхании.

Телефон чуть помолчал, после чего выдал голосом доктора:

— Молодец, что позвонила. И что согласилась. Я как раз хотел тебе предложить начать выходить, так сказать, в люди. Конечно, я думал начать не с клубов, а с чего-то попроще, но твой настрой мне нравится.

— Так ты согласен? — нетерпеливо выдохнула я, от волнения покусывая себя за большой палец свободной руки.

— У меня есть условие, — от этих слов я мигом насторожилась, а Воронцов продолжил, — Ко мне в гости приехал брат. Я возьму его с собой.

Я выдохнула и чуть не засмеялась от облегчения.

— Да приводи кого хочешь! Можешь даже жену свою с собой взять!

— Вот уж точно плохая идея, — мигом отозвался Дан, — Это будет, конечно, незабываемо, но может закончиться чьей-то смертью. Ладно, за тобой заехать?

— Да нет, не стоит, — отказалась я, чувствуя почему-то себя крайне неловко, — Я поеду с Васькой и Эдиком.

— Ну тогда пусть Эд пришлет мне адрес клуба. До вечера, Алиса.

— Ага. Пока.

Закончив разговор, я повернулась к Васе, которая притихла за моей спиной, и наверняка прислушивалась к нашему разговору. Готова поставить на это свою зарплату и еще одну почку в придачу!

— Ну, что он сказал? — сделала невинное лицо подруга.

— Придет, — кивнула я, — Вместе с братом.

— Ой как! — явно обрадовалась Васька, — К Данику братик приехал!

— Погоди, — я нахмурилась, опуская ласковое обращение, решив сосредоточиться на другом, — Я впервые услышала, что у Дана есть брат три секунды назад. А ты это знала раньше?

— Ну да, — кивнула с невозмутимым видом Гейден, — Мы же с ним дружим.

— А мне почему не сказала?

— А надо было? — кажется, удивление подруги было более чем искренним.

— Ну…нет, — я поняла, что действительно ляпнула что-то не то, — Просто вы все про Воронцова, кажется, знаете всё. А я в такие моменты чувствую себя глупо.

Вася подошла ко мне чуть ближе и, похлопав по плечу, произнесла снисходительным тоном:

— Лиска, мой тебе совет. Если хочешь что-то узнать о человеке — просто спроси его. Я тебе отвечаю — этот хитроумный способ срабатывает практически всегда!

— Ой, иди ты! — я отпихнула от себя подругу, притворно нахмурившись, но на самом деле ни капельки на неё не сердясь — не на что было.

Хохотнув, Гейден махнула мне рукой, направившись к выходу:

— Мы заедем за тобой в девять! Милая, будь готова к этому времени!

Рабочий день я отработала, как и обычно, до самой последней минуты, справедливо рассудив, что клуб клубом, а голову терять так скоро не надо. Тем более — наряжаться я уж точно не планировала. Потому что — помимо лени — мне было банально нечем щегольнуть. В свое время я избавилось от всего, что хоть как-то напоминало мне о бурной молодости. А новых вещей, понятное дело, не приобрела.

Поэтому, после некоторых колебаний, я решила ничего не выдумывать, и вытащила из шкафа очередные джинсы. Они отличались от рабочих тем, что были чистыми, ну и самую малость обтягивающими. В таких ковыряться в земле было малость неудобно, поэтому они валялись в недрах гардероба, в ожидании своего звездного часа. Вот и дождались.

К джинсам я подобрала самую обычную черную футболку, безо всяких изысков, принтов, стразов и прочей чепухи. Просто мягкая натуральная ткань, которая дарила, как ни странно, чувство защищенности. В такой одежде у меня не было ни малейшего шанса привлечь к себе излишнее внимание. На ноги — удобные черные кеды, волосы в этот раз я оставила распущенными. Никакого лака или мусса — я просто пару раз прошлась по всей длине расческой, в который раз благодаря мысленно свои гены в целом и бабушку — в частности. Чтобы я ни делала, как бы не бухала и не гробила свое здоровье — копна темно-каштановых, почти черных волос никогда не теряла ни густоты, ни блеска.

Раньше — когда я общалась с кем-то еще, помимо Эдика, Васьки и теперь еще Дана — знакомые утверждали, что я наверняка пользуюсь какими-то специальными средствами, и просто не вылезаю из кресла парикмахера. Но нет — всё это было свое, родное. Как и брови, которые теперь выделялись на фоне моего чуть побледневшего от постоянной работы лице. Ни разу я их не красила, не корректировала и что-то подобное. Ну, разве что выщипываю их иногда, чтобы совсем как у Брежнева не разрослись. Собственно, так меня в школе и дразнили — Алиска Брежнева. Да уж, «веселые» были деньки.

Краситься я не стала принципиально — незачем. Это просто встреча с друзьями, делать из этого событие века я не собираюсь.

— Алиска! — практически заорал Эдик, когда я ровно в девять часов вечера открыла ему и Васе дверь.

Парень набросился на меня, угрожая задушить в своих объятиях. И я поняла, что для Гейдена это как раз таки важное событие. Точно — я ведь толком никуда не выбиралась с друзьями детства даже не год, а гораздо дольше. Когда эти двое поженились, почему-то я вдруг решила, что больше они во мне не нуждаются, забрела в другую компанию, и начала тусоваться с людьми…скажем так — другого круга. Ваське с Эдом мои новые приятели, мягко говоря, не нравились, и потихоньку наши гулянки сошли на «нет».

Ну, пора исправлять ситуацию, верно?

— Я тоже тебе рада, — пискнула я, — Но если ты меня не выпустишь — вместо клуба мы поедем сразу на кладбище, минуя морг, опознание и прочие процедуры.

Хмыкнув, друг всё же решил дать свободу мне и моим лёгким. Вася ограничилась смачным поцелуем в щеку — я тут же принялась тереть её, силясь стереть алую помаду, которую подруга, не жалея, щедро нанесла на свои губы.

— Да не ссы ты так, — хихикнула Васька, наблюдая за мной, — Она супер стойкая, на тебе и мазка нет.

Глянув в зеркало в прихожей, я убедилась, что подружка не соврала — покраснела кожа на моем лице лишь от моих же собственных потуг.

— Ты хорошо выглядишь, — отметила между тем Вася, — Мне нравится.

Я хмыкнула, не понимая, правду она говорит, или же просто не хочет меня расстроить. Кто хорошо выглядел — так это Василиса. Причем, это я еще преуменьшила. Подруга надела брючный костюм алого — в тон помаде — цвета, состоящий из не доходящих до колена шорт и слегка удлиненного пиджака. Под ним был простой черный топ с довольно аппетитным вырезом, а ножки девушка втиснула в черные лодочки на внушительной шпильке. Пепельные волосы Вася скрутила в симпатичный аккуратный узел на затылке, но несколько прядок выбились из прически и симпатичными кудряшками-завлекалочками обрамляло лицо подруги. Минимум макияжа на глазах, максимум на губах — «Модному приговору» было бы просто не к чему придраться, вздумай они наведаться сейчас к Васе.

— Ты роскошна, — искренне призналась я, улыбаясь, и не испытывая ни капли зависти.

Я знала, что моя подруга иной раз даже не догадывалась, какая она красивая. Словно эльф — особенно с этими огромными глазами цвета нежной молодой листвы — она смотрела в зеркало и не понимала, что в ней находят люди. Зато это прекрасно понимала я. всё дело было в энергетике, которая кружила вокруг нее — чистой, наполненной добротой и искренним желанием помочь. У Васи всегда находилось время для каждого, будь то человек или животное. Каждую жизнь — даже самую маленькую и ничтожную — она ценила и пыталась сберечь. Люди это чувствовали и тянулись к ней.

Бывало, правда, и такое, когда мою подругу словно подменяли, и она слетала с тормозов. Обычно это случалось, когда кого-то из её близких обижали. Вот тогда Вася напоминала скорее дроу — тёмного эльфа, с неисчерпаемым гневом и жаждой мести. Клянусь, пару раз я видела, как её глаза словно вспыхивали, как от маленьких молний. Пугающее, но вместе с тем завораживающее зрелище. Да и дралась Васька очень неплохо — была пару раз свидетелем.

Несмотря на то, как сильно мы отличались, и каким невероятным человеком была моя Вася — я никогда не сожалела, что именно ей достались все эти качества. Знаете, в народе так говорят — кому-то мясо, а кому-то кости. Так вот — я была даже рада, что мне перепали лишь кости. Я бы вряд ли справилась с тем шквалом внимания, который обрушивался на неё ежедневно. Мне было самое место где-то рядом, вне поля зрения остальных.

— Так, всё, хорош, — в наш небольшой диалог влился Эдик, — Я не понял — меня что, здесь нет? почему никто не говорит, как Я прекрасен?!

Я посмотрела на пышущего праведным негодованием друга и не удержалась от фырканья — настолько смешным он мне показался в этот момент. Красный, взъерошенный, как сердитый воробушек. Воробушек под два метра ростом. Красный тонкий галстук сбился чуть в сторону, отчего и воротничок черной рубашки также покорежился. Ну конечно, супруги оделись в одной цветовой гамме. Ох уж эти парочки с их страстями. Хорошо хоть туфли Эд надел классические, черные, ограничившись лишь алым галстуком и ремнем. Голову даю на отсечение, что одевала его Васька — сам бы парень такое никогда не придумал.

— Прости, дорогой, — без малейшего оттенка раскаяния произнесла я, — Ты, как и всегда, просто красавчик.

— Ой, ну хватит, — махнул рукой в мою сторону Эдик, всё же сменяя гнев на милость и широко улыбаясь, — Пошлите уже. Всё веселье иначе пропустим.

— Ты готова? — спросила у меня Вася, и я поняла, что она не про мою одежду или макияж говорит.

Вздохнув, я прислушалась к своим ощущениям. Желудок дрожит самую малость, выдавая легкое волнение. Готова ли я выйти в свет и доказать всем и себе, что я — живой, не потерянный для социума человек? Не то, чтобы мне было дело до других, просто хотелось самой понять, могу ли я это сделать. А главное — хочу ли.

Бросив короткий взгляд в сторону гостиной, где практически рыдал мой диван, умоляя не бросать его тут одного, я тряхнула головой, отгоняя лишние сомнения. На мой вопрос мог быть только один ответ.

— Абсолютно, — твердо ответила я, хватаясь за ручку входной двери. 

Глава девятая

Ночной клуб «Феникс» расположился в центре города. В это новомодное место, которое открылось всего пару месяцев назад, практически каждый вечер стекались все жители города в возрастном диапазоне от 17 до 35 лет. Уж не знаю, как этого удалось добиться владельцу — загадочному мужчине по прозвищу «Лис», но он словно всех заколдовал — люди, будто ведомые какой-то магией, каждый день исправно приходили в это заведение, спускали бешеные суммы денег, и при этом оставались жутко довольными.

Откуда я это знаю, если совсем не тусуюсь, спросите вы? О, всё очень просто — информацией меня регулярно снабжала Василиса. Она буквально изнемогала от желания заполучить владельца в качестве своего постоянного клиента, но тот как сквозь землю провалился. Кажется, у этого Лиса было несколько клубов в ряде крупных городов, и, кажется, даже за границей. В основном обитал он в Москве, и встретиться с ним было крайне проблематично.

Однако, Васе стало известно из каких-то её тайных источников, что Лис объезжает все свои заведения и — о чудо! — приехал в наш городок. Могла ли подруга упустить такую возможность? Разумеется, нет. Ну, а где Вася — там и Эдик. Собственно, так мы и оказались все в «Фениксе».

Когда мы уже подъехали к внушительному зданию с вывеской насыщенно-алого цвета, сообщающей, что мы прибыли по адресу, у Эдика пискнул телефон. Прочитав полученное сообщение, парень хмыкнул и, чуть повернувшись, сообщил нам:

— Дан написал. Сказал, что у нас вип-ложа, и чтобы на входе мы назвали его фамилию — нас проводят.

Я удивленно хмыкнула, не понимая, как док умудрился такое провернуть. Может, владелец клуба — его пациент? Ну, или его замы — кого этот Лис оставляет заглавного, когда сам колесит по миру?

Бросив взгляд на подругу, я поняла, что та удивлена не меньше моего. Её идеально подведенные брови подпрыгнули вверх, прячась за пепельной челкой, а губы изогнулись в идеальную «О».

— Так, я не поняла, — наконец, выдохнула Вася, — Наш друг связан с шишками, а мы не знали?

Эдик пожал плечами:

— Ты ведь знаешь, что Дан — та еще темная лошадка. Я просто передаю вам его слова. Идемте. Он наверняка уже внутри.

Нам ничего не оставалось, кроме как проследовать за единственным мужчиной в машине. На входе всё прошло как по маслу — обогнув очередь, хвост которой терялся где-то далеко за пределами моих зрительных возможностей, мы назвали пароль, которым служила фамилия моего лечащего врача, и нас тут же впустили внутрь. Едва удержавшись от того, чтобы показать негодующим людям в толпе язык (в самом деле, что за ребячество, Алиса?), я прошмыгнула следом за друзьями в недра ночного клуба.

По ушам тут же ударила громкая музыка — так сильно, что я даже пошатнулась с непривычки. Глаза безуспешно пытались привыкнуть к полумраку, но им мешали стробоскопы, ежесекундно вспыхивающие по всему, поистине огромному помещению. Понимая, что могу запросто тут заблудиться, я схватила идущую впереди Ваську за руку. Та обернулась и, послав мне ободряющую улыбку, крепче сжала мою ладонь в своей. Да, с ней не страшно.

Охранник уверенно вел нас вперед, как ледокол в море людей. Я же, насколько позволяла мне скорость нашего передвижения, вертела головой, впитывая всё, что видела и ощущала. Огромное количество неона — лампы были, кажется, повсюду. Люди, которые знали об этом заранее, оделись в подходящую одежду и то и дело мои глаза находили светящиеся зеленые, оранжевые, розовые и голубые футболки. Ну, и разумеется, белое — этот цвет преобладал в толпе танцующих, вынуждая мои глаза чуть ли не слезиться от всего этого изобилия. Хорошо, что я не красилась.

Путь наш, как оказалось, лежал на второй этаж — там расположились так называемые вип-ложи. При этом всем нам открывался прекрасный вид на танцпол, поскольку особая зона представляла собой широкий балкон, опоясывающий основной зал и разделенная перегородками на те самые ложи. Любой из «избранных» мог наблюдать за толпой, опершись на высокие перила из матового металла, при этом не рискую лишиться слуха — звук на высоте был чуть приглушен.

Проводив нас до одной из таких кабинок, охранник, чуть ли не расшаркиваясь, ушел. Я же, оглядевшись, тут же усадила свой зад на довольно мягкий диван. Ни Дана, ни его брата (которого я ни разу не видела) поблизости не было.

— А неплохо тут, — отметил Эдик, падая рядом со мной и довольно улыбаясь, — Василек, иди к нам, — позвал он свою супругу.

Но та, казалось, его даже не слышала. Нервно озираясь, так покусывала ноготь на большом пальце, и явно неслабо так нервничала.

— Вась? — позвала я подругу, — Ты чего?

— Он должен быть где-то здесь, — вместо ответа изрекла Гейден, — Просто обязан.

— Эм…ты о ком? — нахмурилась я, — За Дана что ли переживаешь?

— Ой, да сдался мне твой Воронцов! — отмахнулась Васька, — Лис! Он должен быть здесь!

Оу, точно. У неё же здесь особая миссия — заманить в свои сети загадочного владельца клуба. Странно, что она взяла с собой мужа — окучивать мужика лучше без своего, так сказать, багажа. Эдик хоть и не был особо ревнивым, но если Васька вздумает пусть в ход тяжелую артиллерию — это может и всегда спокойному ФСБ-шнику не прийтись по душе.

— Вот значит как, — протянул спокойный голос, в котором еще и угадывался смех, — А я-то думал, что мы друзья, Василиса.

Обернувшись, я увидела Дана, который наблюдал за Гейден с легким прищуром. В глубине серых глаз я увидела веселую искорку, которую в обычные дни не замечала. Да и весь вид Воронцова говорил о легкой степени расслабленности — в простых джинсах, футболке и мягких черных туфлях по типу мокасин, он напоминал обычного мужчину, а не сурового гуру психотерапии.

— Алиса, — кивнул Дан мне, — Эд, - не остался незамеченным и наш друг, — Вижу, вы уже устроились. Заказали что-нибудь?

Я покачала головой:

— Мы только сели. А ты давно здесь?

— Некоторое время, — туманно отозвался Дан.

Он выглядел немного…напряженным что ли. Его взгляд блуждал по толпе, словно он пытался кого-то найти. Точно — он же здесь с братом. Родственник потерялся что ли? Интересно, а он младший или старший? Может, второй Воронцов — совсем еще мальчишка, и Дан чувствует за него ответственность?

Я хотела спросить у него об этом, но не успела — взгляд мужчины прояснился, а на губах заиграла мягкая то ли улыбка, то ли усмешка. А еще во взгляде Дана читалось…предвкушение?

— Малой, ты где потерялся? — услышала я полный насмешки, чуть грубоватый баритон.

Проследив за взглядом Воронцова, я чуть повернула голову — и замерла. Передо мной не стоял, я прямо-таки возвышался человек-гора. Серьезно — мужчина представлял из себя сплошную груду мышц. При этом не бесформенную, а упакованную в очень даже симпатичную шкурку. Загорелый до неприличия, наголо бритый, облаченный в дорогие серые брюки и синюю рубашку с коротким рукавом, застегнутую на половину пуговиц — так, чтобы мощная грудь прямо-таки бросалась в глаза. Светло-голубые глаза откровенно смеялись, как и губы, растянутые в насмешливой, но при этом довольно-таки добродушной улыбке.

Да уж, на младшего братишку этот мужчина как-то не тянет.

Но не это заставило кислород застрять где-то в области горла. От мужчины исходила какая-то невероятно притягательная, почти животная энергия. Не знаю, в чем тут было дело — в оголенной груди или невероятных мускулах, которые едва сдерживала одежда, но я внезапно вспомнила, что я женщина. Причем в самом низменном смысле этого слова. И, судя по тому, каким взглядом смерила незнакомца Вася — этот магнетизм ощутила не только я.

Где-то рядом с моим ухом раздалось деликатное покашливание. Стряхнув оцепенение, я повернулась и увидела, что Эдик шутливо грозит своей жене кулаком. Общее женское замешательство не укрылось ни от кого, особенно от Дана, который смотрел при этом только на меня. Поймав мой взгляд, тот неожиданно мягко улыбнулся, после чего сказал, обращаясь к «горе»:

— Изучал обстановку. Друзья, позвольте вам представить моего брата, — эти слова предназначались уже всем нам, — Елисей Воронцов. Бизнесмен, в более узких и специфических кругах известный, как Лис, — на этих словах док неожиданно проказливо улыбнулся, переведя взгляд на Ваську.

Та секунду переваривала информацию, после чего ахнула. Резко повернувшись к Дану, та ткнула в него наманикюренным пальчиком и воскликнула:

— Ты! Ты всё знал! Я тысячу раз причитала при тебе, как сильно мне необходимо познакомиться с Лисом, и ни разу — ни единого раза! — не сказал, что он твой брат!

Воронцов, ничуть не смущенный этими обвинениями, лишь пожал плечами, продолжая улыбаться:

— Ты так забавно носилась со всеми хитроумными планами по завоеванию внимания владельца «Феникса». Было очень интересно за тобой наблюдать. И потом — ты ни разу не просила у меня помощи. А лезть без спроса я не люблю. Вы ведь знаете об этом.

Тут от фырканья не удержалась уже я. Конечно, не любит он лезть. Ага, прямо вот от слова «совсем». И ко мне Дан не лез, что вы. Совсем нет. Это ведь я не слезала с него, пока он не согласился три раза в неделю докучать мне разговорами, копаясь в моих мозгах. Не верите? Вот и я тоже.

— Засранец! — продолжала разоряться подруга, переходя на чуть более повышенный тон, —Поверить не могу, что ты называешь себя моим другом!

— Да, мне тоже кажется, что тебе крупно повезло со мной, — кивнул психотерапевт с самым серьезным видом.

Прежде чем небольшая стычка переросла в самую настоящую драку — в которой я бы поставила на подругу крупную сумму денег, поскольку считаю что искренняя ярость помогает победить намного больше, чем мускулатура — в беседу вмешался второй Воронцов.

— Прошу прощения, вы так орете на моего брата из-за меня? Не то, чтобы мне это не нравилось, — добавил Елисей с улыбкой, идентичной оскалу Дана, — Но всё же мне хотелось бы обойтись без кровопролития хотя бы сегодня. Я не видел мелкого очень давно, хотелось бы провести немного времени с ним живым.

— Оу, да, конечно, — мигом стушевалась всегда бойкая Василиса, — Елисей Валерьевич…

— Просто Лис, — мягко поправил мужчина.

Гейден кивнула:

— Лис, хорошо. Я — Василиса, а это, — кивнула девушка в сторону Эдика, — Мой муж, Эдуард.

— Я так и понял, что вы — пара, — отозвался Лис, — Это, можно сказать, очевидно.

— Ты про то, что они одеты в едином стиле, как все эти типичные парочки? — подхватил слова брата Дан, всё еще продолжая улыбаться.

Черт возьми, кто этот человек, и куда он дел моего доктора? Что за вечные шуточки, улыбочки? Где вечно хмурое лицо с насупленными бровями и непонятными гримасами?

— В таком случае, вы с Алиской тоже пара? — поинтересовался Эдик с самым невинным видом.

Я бросила на него вопросительный взгляд, но тот только кивнул в сторону дока. Повернувшись, я спустя пару секунд поняла, что друг имел в виду. Простая черная футболка Дана была идентична моей. Разве что стоила наверняка раза в три больше. Да и чуть потертые джинсы чем-то напоминали мои. Да, если не знать все тонкости нашего общения, можно подумать, что в этой вип-ложе собрались две парочки и мускулистое «пятое колесо в телеге». Которое наблюдало за всей развернувшейся картиной с нескрываемым интересом.

— Эм…Алиска — это я, если что, — подала я голос, и сразу пояснила, — Но мы с Даном уж точно не пара. Он мой психотерапевт.

— Я в курсе, — кивнул Елисей, — Малой редко говорит со мной о своей работе, но о вас я слышал.

Вот как? Я послала Дану вопросительный взгляд, пытаясь понять, как много старший Воронцов знает обо мне, Но тот только покачал головой, словно говоря мне не обращать внимания. Что я и решила сделать.

— Так значит, вы — брат моего лечащего врача? — решила я хоть как-то наладить контакт с новым членом нашей сегодняшней компании.

Мужчина, к счастью, с готовностью подхватил мой настрой. Буквально упав на диван напротив меня, Елисей кивнул:

— Самый что ни на есть родной. В детстве мы, правда, всячески отрицали свое родство, но теперь уже некуда деваться, приходится быть более честными.

— Ой, кому ты заливаешь, — хмыкнул Дан, садясь, в свою очередь, рядом со мной, — Мы были не разлей вода, — сообщил док мне с таким видом, словно выдает страшный секрет, — Мама рассказывала, что когда я родился — Лису тогда было четыре — он ходил со мной гулять, и катил вперед коляску с таким гордым видом, словно вез царя или императора.

Я, не удержавшись, хихикнула, нарисовав мысленно эту картину. После чего снова обратилась к старшему из братьев:

— У вас очень редкое для нашего поколения имя. Ваши родители знали, что из милого младенца вырастет самый настоящий богатырь, или вы просто поменяли паспорт, и на самом деле вас зовут Ваня или Сережа?

Елисей хохотнул, покачав головой и обратившись к Дану:

— Мне нравится твоя пациентка, братишка, — после чего всё же повернулся ко мне, — Тут, скорее, иная ситуация. Мне приходилось соответствовать имени. Заниматься спортом, зависать в качалках и тому подобное.

— Да и богатырь из него фиговый, — снова не упустил возможность вставить свои пять копеек Дан, — Вот разбойник — это его истинное амплуа. Он постоянно дрался, нарывался на конфликты. Ему даже грозила малолетка, но родители вовремя подсуетились.

Я, не удержавшись, повернулась и спросила прямо в лоб:

— Кто ты? Что ты сделал с Даном? Признайся — ты где-то держишь его в заложниках, чтобы добывать нужную информацию?

Воронцов нахмурился, бросив на меня полный непонимания взгляд:

— Ты сейчас о чем?

— О том, что ты слишком…активен. Все эти разговоры, смешки, шуточки — откуда всё это взялось? Где привычный моему миру серьезный и собранный доктор Воронцов?

Мужчина хмыкнул и пожал плечами:

— Решил оставить его дома. Я вообще сейчас грубо нарушаю врачебную этику, проводя личное время с пациентом. Но, если ты настаиваешь… Алиса, поделитесь своими чувствами. Не ощущаете ли вы некий дискомфорт, находясь в таком шумном, полном людей месте после почти года изоляции? — совсем другим, более знакомым мне тоном спросил Дан.

Я покачала головой, не сдержав легкой улыбки:

— Нет уж, давай по-человечески. Оставим доктора для сеансов.

— Ну а если серьезно — как ты? — мягко и негромко — так, чтобы услышала только я — спросил Воронцов.

Чуть подумав, я ответила:

— Неплохо. Всё еще слегка непривычно, и у меня нет полной уверенности, что я поступила правильно, согласившись на этот выход в свет, но приступов паники не предвидится.

— Если что — я рядом, — чуть наклонившись ко мне, почти шепнул мужчина.

Я сглотнула, чувствуя, как щеки против воли наливаются румянцем — этот гад нагло вторгся в мое личное пространство! Только поэтому мое сердце бешено заколотилось, рискуя прорвать грудную клетку. Просто ко мне слишком давно никто не приближался настолько близко, вот и всё. И красавчик-доктор, выглядящий до обидного роскошно в простой и удобной одежде, здесь совершенно не при чем.

— Голубки! — громкий оклик Елисея заставил нас обоих синхронно вздрогнуть и отстраниться друг от друга, — Хорош там миловаться. Давайте хоть закажем что-нибудь. А то сидим за пустым столом, как будто…

— Будто ты не хозяин клуба? — подсказал брату Дан.

Лис щелкнул пальцами:

— Именно. Спасибо, малой.

Дан чуть поморщился — прозвище явно не приносило ему особой радости. С другой стороны, рядом с мощным Елисеем младший Воронцов действительно смотрелся мелковато. Но при этом я не могла не признать, что и мой врач явно следил за собой — черная футболка весьма плотно сидела на его теле, красноречиво сообщая, что мужчина не пренебрегал спортзалом.

К нам незаметно приблизилась девушка-официант. Серьезно — она выскочила будто из-под земли. Вежливо улыбнувшись, она поинтересовалась, что мы будем пить и какие закуски предпочитаем. Вася, которая уже успокоилась после встречи с тем, кого она так давно мечтала заполучить в свои сети, заказала шампанское и фрукты, Эдик ограничился колой, так как ему еще предстояло отвозить нас домой. Елисей, не думая долго, попросил пиво. Его выбор меня удивил — я-то думала, что он, как большой босс, будет пить дорогой виски, или еще что-нибудь столь же подходящее ему по статусу. Но мужчина, поймав мой взгляд, со смешком пояснил, что больше всего они с братом любят баловать себя пивком.

Хм, вот вам и еще один факт о моем добром докторе.

— Мне тоже пиво, что и брату, — пришел черед Дана говорить о своих желаниях (черт, в моей голове это не звучало так пошло), — А девушка будет содовую со льдом и лимоном.

Что? Я что-то пропустила? Пока я хлопала глазами, силясь понять, что происходит, девушка всё записала и также незаметно исчезла. А Воронцов повернулся ко мне:

— Ничего, что я заказал вместо тебя? — спросил он настолько обыденным тоном, словно мы каждый вечер зависаем вместе.

Справившись с удивлением, я только пожала плечами:

— Всё нормально. Вряд ли ты вынашиваешь тайное желание споить меня, так что я вроде как доверяю тебе в этом.

На другом конце стола, между тем, шла оживленная беседа. Основным источником шума, ясное дело, была Васька. Подруга пыталась то с одной, то с другой стороны подобраться к Лису, в надежде всё же договориться о сотрудничестве. Наверняка она рассудила, что раз уж хозяин клуба оказался настолько близко — только руку протяни — нужно было действовать.

Вот только Елисей явно не разделял мыслей Васи. Устав, по всей видимости, от натиска девушки, мужчина в какой-то момент хлопнул в ладоши, да настолько громко, что даже мы с Даном вздрогнули и обратили на друзей внимание.

— Василиса, — мягко, но твердо сказал Воронцов-старший, глядя на мою притихшую подругу, — Давайте с вами договоримся — о делах мы сегодня не говорим. Вообще. Ни единого слова. Мы будем отдыхать, выпивать и веселиться. А всё остальное оставим на завтра. Или на послезавтра. Я в город приехал надолго — соскучился по малому. Так что мы, судя по всему, увидимся еще не раз. И сможем всё обсудить чуть ли не в мельчайших деталях.

— Хм… — задумчиво протянула Вася, — Я могу вам доверять?

Лис хохотнул, светлые глаза его озорно блеснули, словно его обладателю было не тридцать лет (нехитрые мысленные подсчеты помогли определить возраст бизнесмена), а, максимум, шестнадцать.

— Мне? Ни в коем случае! — покачал тот головой, — Я вообще известен в узких кругах, как мерзкое кидалово. Но, как я уже сказал — вы друзья малого. И, судя по тому, что я уже увидел — хватка у вас, Василиса, просто бульдожья. Мне проще покориться вам.

— А вот это очень правильное решение, — усмехнулась моя подруга, заметно расслабляясь.

Видимо, мысленно он уже была в завтрашнем дне и подписывала договор о сотрудничестве. Который, судя по всему, сулил ей неплохой заработок.

Принесли напитки, и я тут же сделала торопливый, почти жадный глоток — в клубе было жарковато. Когда всё было уже расставлено на столе, и в руках Дана оказалась слегка запотевшая бутылка пива — бокал он почему-то проигнорировал — мужчина вежливо улыбнулся и мягко сказал чуть покрасневшей официантке:

— Благодарю, Диана.

Быстро опустив взгляд на свой бейджик, на котором было красивым шрифтом выведено, собственно, то самое «Диана», та пробормотала что-то невразумительное, после чего буквально сбежала. Черт, это что, всё врачебный магнетизм?

— Дан, — позвал брата Елисей с укором, — Прекрати смущать мой персонал. Ты ее щеки видел? У нее же инфаркт чуть не случился.

— Ты преувеличиваешь, — спокойно отозвался Воронцов-младший, делая небольшой глоток.

— Почему ты всегда зовешь всех по именам? — поинтересовалась я, глядя на своего психотерапевта с плохо скрываемым любопытством.

Я заметила за ним эту особенность — он любил обращаться ко всем, используя именно их имена. Причем, не сокращенную версию, а полный вариант — Василиса, Дарья, Кристина. Исключением был, разве что его брат, ну и Эдик — его Дан называл коротко и лаконично «Эд».

Мой вопрос доктора, кажется, удивил. Бросив на меня внимательный взгляд, мужчина пожал плечами и отозвался настолько снисходительным тоном, что у меня вновь появилось желание его ударить:

— Даже не знаю. Может быть, потому что их так всех зовут?

Едва удержавшись от того, чтобы не закатить глаза — жест, который то и дело проскальзывает у меня во время общения с Даном — я сказала:

— Я не об этом. Просто ты такой акцент всегда ставишь на этом, словно самим именем человека ударяешь.

Воронцов тонко улыбнулся, делая еще один глоток, после чего всё же снизошел до ответа:

— Человеку приятно, когда его имя запоминают. Он чувствует себя значимым, а не одним из толпы. И не важно, кто он — вице-президент компании или же простая девушка-официант. Им всем одинаково важно думать, будто бы именно их выделили и запомнили. Разве я не прав, Алиса? — добавил доктор с хитрой улыбкой.

Я хмыкнула, признавая тем самым, что в словах мужчины есть крупица здравого смысла. Даже, может, чуть больше, но я не была бы собой, если бы так просто признала это.

Зато Елисей, который услышал наш разговор, тут же посчитал нужным выступить.

— Не обращай на него внимания, Алиса, — посоветовал мне здоровяк с добродушной улыбкой, — Малой с детства любил всячески манипулировать людишками. Не спрашивая разрешения, и даже не извиняясь.

— Я так понимаю, ты тоже не избежал этой участи? — спросила я, тоже с удивительной лёгкостью переходя на «ты».

Всё дело было в той странной ауре, что окружала обоих братьев. Они были совершенно разными — и внешне, и по темпераменту — но при этом оба одинаково обезоруживали своим обаянием и располагали к себе. Только если в случае с Даном я еще пыталась сопротивляться, то общаясь с Лисом я позволила себе просто плыть по течению.

Воронцов-старший хмыкнул:

— Было дело, по глупости. Я же вроде как старший, большой брат, который должен оберегать и опекать. Но мы уже давно договорились, что если Данчик вздумает влезть в мою голову — я ему нос набок сдвину. Верно? — скосил Елисей взгляд в сторону брата.

— Верно, — кивнул «Данчик» и добавил, — Но ты всё равно никогда не брезговал пользоваться моими навыками.

— Конечно, когда это не затрагивало напрямую меня, — не стал спорить Лис, — В юности малой помогал мне девчонок клеить, а когда я только начинал создавать свой бизнес — Дан проверял всех моих потенциальных партнеров, отсеивая тех, кто мог меня кинуть. И ни разу, кстати, не промахнулся.

Дан лишь пожал плечами, как бы говоря — мол, ничего особенного, так бы любой поступил.

— Ладно, давайте уже выпьем! — изрек Эдик, поднимая свой стакан с алкоголем.

Мы все с готовностью и шумом поддержали его предложение. И плевать, что у меня была всего лишь содовая — как оказалось, для хорошего времяпрепровождения не нужно много градусов в стакане. Достаточно подходящей компании.

Я постепенно расслаблялась — из-за разговоров и общей атмосферы непринужденности, что окутала нашу ложу. Мы много шутили, от души хохотали, вспоминая разные забавные моменты из жизни каждого. Поскольку половина из нас друг друга знала плохо, истории получались не только веселыми, но и, по большей части, незнакомыми.

В какой-то момент я осмелела настолько, что во мне проснулась даже какая-то игривость и жажда действия. Поэтому, когда прилично так захмелевшая Васька потащила меня вниз, в сторону танцпола, я даже и не думала сопротивляться. Лишь успела схватить за руку Дана.

— Я — очень плохой танцор! — прокричал тот мне практически в ухо, поскольку чем ниже мы спускались, тем громче становилась музыка.

— Плевать! — также громко ответила я, — Ты — мой врач, помнишь? И обещал быть рядом!

На это у доктора — в кой-то веки, в самом деле! — не нашлось что ответить. Так что он смирился и позволил уволочь его в сторону разгоряченной и подвижной толпы.

— Зая! — крикнула мне Вася, практически повисая у меня на шее, — Хочу танцевать!

— Ну так мы уже! — ответила я, не сдерживая смеха — подруга всегда становилась очень забавной, когда выпивала.

В итоге мы оказались чуть ли не в эпицентре веселья. Дан благоразумно прибился к барной стойке, но так, чтобы я не теряла его из поля зрения. И действительно — каждый раз, оборачиваясь, я неизменно натыкалась на внимательный взгляд серых глаз.

— Тебе не кажется, что он напоминает волчонка? — крикнула мне Вася.

Оказывается, она тоже смотрела в сторону нашего телохранителя. Не забывая, правда, при этом танцевать и веселиться.

— Ты тоже заметила? — хмыкнула я, придерживая Ваську за талию, чтобы она со своих шпилек не упала.

— Зая, — Васька бросила на меня полный, как она, наверное думала, снисхождения взгляд, — Я это поняла еще в самую первую нашу с ним встречу. Как и то, что он тебе идеально подходит.

Я не успела даже возмутиться на это заявление, произнесенное моей любвеобильной подругой, поскольку меня отвлекло деликатное похлопывание по плечу. Я обернулась в попытке выяснить, кто и что от меня хотел, но прежде чем я успела даже рот открыть, меня словно ослепила непонятная вспышка. А уже в следующий момент я очнулась на полу, чувствуя, как левая щека горит, словно опаленная огнем, а во рту появляется неприятный металлический привкус.

— Ну привет, Флорес, — пробился сквозь музыку смутно знакомый голос.

Подняв взгляд, я замерла, чувствуя, как по спине поползла ледяная змейка не просто страха, а какого-то первобытного ужаса, смешанного с чувством вины.

Сглотнув, я отозвалась:

— Здравствуй, Аня. 

Глава десятая

Да уж, меньше всего я ожидала встретить здесь именно её — отголосок той моей прошлой жизни, которую я с таким упорством забывала все эти месяцы. И у меня это практически получилось — я уже не вздрагивала всем телом, когда воспоминания тихо, словно стесняясь, стучались в мои двери. Иногда мне даже удавалось вспоминать то, что было, с улыбкой — немного грустной, полной сентиментальности, но это всё же был прогресс, по сравнению с тем, что было раньше.

И тут, одним движением руки все труды — не только мои, но и доктора — оказались перечеркнуты. А точнее — прихлопнуты крепкой женской рукой. Но мне, несмотря на всю дикость ситуации, удалось даже выдавить из себя что-то, что, как я надеюсь, могло сойти за улыбку.

— Сильно бьешь, — заметила я, — Я бы сказала, по-мужски.

Стоящая передо мной девушка комплимент явно не оценила. Скорее даже наоборот — её мои слова словно еще сильнее разозлили. Хотя, казалось бы, куда уж больше — передо мной итак стояла разъяренная фурия. Высокая, крепко сложенная блондинка с синими глазами, в которые я отчаянно старалась не смотреть — слишком они были похожи на другие. Хотя те очи чаще всего были словно подернуты легкой дымкой, а зрачки редко бывали сужеными.

— Кирилл научил, — практически выплюнула она мне в лицо, — Ты еще хотя бы помнишь его?

Знакомое имя, произнесенное с таки вызовом, ударило похлеще ладони. Я отшатнулась, но не смогла сделать и шагу, потому что мы всё еще находились в центре танцпола, окруженные людьми, которые пихались, толкались и явно не понимали, почему мы стоим на месте, а не двигаемся в такт музыке. Но, честно говоря, я уже даже не слышала её, словно ди-джей чуть приглушил звук, позволяя словам, словно пропитанных ядом, долетать до меня. И бить, нещадно лупить, до потери сознания.

Я не успела никак среагировать, потому что неожиданно меня потеснили. Между мной и Аней выросла Василиса. Она словно моментально протрезвела и, почуяв угрозу, бросилась на мою защиту, словно львица, оберегающая детеныша. Мне казалось, что еще секунда — и она зарычит, настолько напряженной была её поза.

— Что тебе здесь надо? — бросила подруга с вызовом.

Разумеется, она тоже узнала девушку, облаченную, как и всегда, в слишком короткое и неоправданно дорогое платье. Ту, с которой я проводила непозволительно много времени и которая, по мнению обоих Гейденов, отравляла мою жизнь. Васе никогда не нравилась ни сама Аня, ни тем более Кирилл, но она всегда уважала мое мнение и тактично молчала. Сейчас же, почувствовав, что я и сама не рада встрече, моя блондинка решила себя не сдерживать.

— Алиса, — я услышала у самого уха негромкий голос Дана, и почувствовала, как он осторожно берет меня за локоть, придвигая чуть поближе к себе, — Ты в порядке?

Я смогла лишь кивнуть, не сводя чуть испуганного взгляда со своей лучшей подруги и второй блондинки. Сейчас Вася с Аней действительно напоминали двух диких кошек, разве что хвостами не были из стороны в сторону.

— Мне? — переспросила Анна, покосившись в мою сторону, — О, да ничего особенного. Просто решила поздороваться.

— Поздоровалась? — холодно поинтересовалась Вася, — Замечательно. Топай давай. И скажи спасибо, что я не оттаскала тебя за волосы в наказание за то, что посмела тронуть мою подругу.

Но Аня явно решила пропустить все слова моей подруги мимо ушей.

— Флорес, — протянула та, не сводя с меня хищного взгляда, — А, Флорес. Как тебе спится то по ночам? Спокойно?

— Девушка, — в разговор решил вступить и мой психотерапевт, — Вам, кажется, ясно сказали, чтобы вы шли своей дорогой.

— Я-то пойду, — сузила глаза Аня, — А вот ты, парень, не боишься?

Мне резко стало дурно, потому что я поняла, что сейчас последует. По хорошему, мне нужно было остановить это. Вспомнить о своих испанских корнях и во всех ярких и красочных выражениях объяснить, куда Ане стоит пойти. Но всё, что я могла — это стоять и жаться к Воронцову, в надежде, что тот у меня удержит.

Еще я мысленно молила его промолчать и не продолжать диалог. Но Дан, всегда тонко угадывающий мой настрой, в этот раз оказался глух к моим мольбам.

— И чего же мне стоит бояться? — с поразительным спокойствием поинтересовался мужчина.

— Что она и тебя доведет до смерти! — буквально выплюнула Аня полным злости голосом, — Как было с моим братом!

Послышался какой-то неясный булькающий звук, и только спустя пару мгновений до меня дошло, что он исходит от Василисы. Подруга буквально давилась смехом, словно пытаясь не дать ему вырваться наружу. Она даже согнулась пополам, но всё же не выдержала. Отсмеявшись и вытерев выступившие на глазах слезы, Вася сказала:

— Не позорь себя! Твой брат был конченым человеком! Напомнить тебе, какими вещами он увлекался, и во что вы оба постоянно втягивали Алису? Или у тебя от наркоты мозг совсем спекся? Честно говоря, удивлена, что ты еще копыта не отбросила, с таким то образом жизни!

— Заткнись! — прошипела Аня, в мгновение оказываясь так близко к Васе, что их носы практически соприкасались.

Не будь я так сильно парализована неожиданной встречей, я бы возгордилась своей подругой — та даже не вздрогнула от маневра девушки. Лишь ее бровь взметнулась вверх, выражая вежливое любопытство.

— А то что? Пожалуешься своему братику-наркоману? Ах да, — всплеснула Гейден руками, — Он же умер! Да, нехорошо получилось. Прости. Ему, видимо, никто не сказал, что не стоит садиться за руль под кайфом.

С визгом Аня кинулась на Ваську, но та словно ждала этого. Мало того — я только в этот момент поняла, что именно этого подруга и добивалась. Она специально выводила девушку из себя, отводя тем самым огонь от меня. Это было несложно — Аня всегда была психически и эмоционально нестабильной. Сказывалось злоупотребление запрещенными веществами.

Однако, стоило Васе нанести один-единственный удар, сбивший что-то визжащую Аню с ног, как на этой импровизированной сцене появились новые действующие лица. Собственно, самое время.

— Что здесь происходит?! — голос Елисея был подобен грому — на него даже обернулись несколько человек.

— Вася! — Эдик подскочил к жене и оттащил её от поверженного врага, — Ты что творишь? А, это ты, — протянул парень, узнав Аню.

— Вы посмотрите только, — выплюнула та слова вместе с кровью — Вася разбила ей губу, — Вся шайка в сборе.

— Так, — поморщился Лис, — Я не хочу даже пытаться понять, что вы не поделили. Охрана! — позвал хозяин заведения одного из громил, чем-то похожих на него, — Выведи её отсюда, будь добр.

Секьюрити кивнул — разговоры в список обязанностей этих парней вообще, кажется, не входил — после чего схватил Аню за локоть. Но та явно не хотела уходить с миром — девушка брыкалась, лягалась и всячески тянулась ко мне.

— Тварь! Ненавижу тебя! — визжала она при этом, — Он был моим близнецом! Ты убила мою половину! Я так надеялась, что ты тоже сдохнешь!

Я вздрогнула, чувствуя, словно вместо слов в меня летят камни. Каждый попадал точно в цель — туда, где, если верить урокам анатомии, находилось мое сердце. Знала бы Анна, что её желание сбылось уже очень давно. Только, даже умерев, я продолжала ходить по земле.

Разбушевавшуюся девушку вывели, и словно снова кто-то врубил громкость на максимум. Все звуки обрушились на меня и, словно под их грузом, я медленно осела на землю, чувствуя, как меня начинает бить крупная дрожь.

Воспоминания, которые я когда-то подчинила себе, вырвались на свободу и кружили надо мной, вспыхивая, подобно фантомам, и словно задавшись целью свести меня с ума. В качестве наказания за то, что так долго держала их на поводке, всячески пытаясь подавить.

— Алиса! — голосом, в котором явно ощущалась тревога, позвал меня Дан, присаживаясь рядом.

Но я не реагировала — ни на него, ни на Васю с Эдиком, которые тоже силились привести меня в чувство. Только Елисей не принимал участия в этом балагане — не только потому, что не знал ни меня, ни ситуацию, которая стала причиной такой скрытой истерики. Но еще и потому что явно не знал, что делать в подобных случаях.

Но зато знала я. Открыв рот и стараясь не прикусить губы, которые отчаянно дрожали, я буквально выдохнула Дану на ухо:

— Увези меня отсюда.

Мужчина, не говоря ни слова, кивнул и подхватил меня на руки. Я словно со стороны наблюдала за тем, как он что-то объясняет явно обеспокоенным Эдику и Васе, бросает пару фраз Елисею, который кивает, параллельно разговаривая по телефону. После чего просто выносит из клуба. Всё это прошло будто мимо меня — такси, которое, как оказалось, вызывал сообразительный Лис. И Дан — везде был он. Нес меня, держал за руку на заднем сидении машины, сопровождал до квартиры — кстати, чьей?

Очнулась я, только оказавшись внутри, на мягком кожаном диване. Рассеянно оглядевшись, я отметила довольно дорогой интерьер в стиле минимализма. Судя по всему, я находилась в гостиной — белые стены, одну из которых занимала огромная плазма, чёрный угловой кожаный диван, пара квадратных кресел, журнальный столик. Сразу позади дивана, на котором я и сидела, за небольшой перегородкой, расположилась кухня, также выполненная в светлых тонах. Сказать что-то большее я не могла, поскольку верхний свет Дан включать не стал, ограничившись одним напольным бра.

Судя по всему, я оказалась дома у своего психотерапевта. Который, покопошившись на кухне, присел рядом со мной, протягивая мне высокий стакан.

— Выпей, — мягко попросил он.

Кивнув, я сделала один глоток и поморщилась — вода слегка горчила.

— Что там? — спросила я и сама удивилась тому, насколько хриплым был мой голос.

— Лекарство, — коротко пояснил Дан, — Оно поможет тебя успокоиться. Выпей, пожалуйста, всё.

Понимая, что уже, наверное, давать задний ход в вопросе доверия, я решила быть послушной. Напомнив себе, что Воронцов не хочет мне навредить, я осушила стакан и, поставив его на столик, прислушалась к себе. Никаких особых изменений я не ощутила, но понимала, что эффект не заставит себя ждать.

И вместе с тем я ждала, когда Дан заговорит. Глупо было ожидать, что он решит просто забыть про то, что увидел и услышал. В конце концов, это было его работой — подмечать изменения в моем поведении и пытаться исправить меня. Исправить. Словно я — сломанная кукла. Какая ирония, ведь именно такой я себя и ощущаю. Ощущала — пока не решилась на лечение. И мне казалось, что результаты есть — я больше не чуралась людей, и за весь вечер ни разу не ощутила желания выпить алкоголь.

Но теперь — честно говоря, больше всего мне хотелось налить себе не водички с таблетками, а чистого виски. Ощутить его вкус на языке — пряный, чуть горьковатый. Чуть покатать во рту, в попытках определить его происхождение и даже год изготовления, и лишь после этого проглотить, ощутив, как обжигающая жидкость течет по горлу, пищеводу, и гнездится в желудке, согревая его.

Но я не могла. Не здесь, и не сейчас. Всё, что мне было доступно — это сидеть и ждать, когда Дан заговорит.

— Алиса, — док не заставил себя ждать, — Посмотри на меня, пожалуйста.

Словно под гипнозом, я послушалась, подняв на него усталый взгляд. Глаза Дана словно светились в полумраке, напоминая расплавленное серебро. И даже привычная хмурая складка не могла скрыть то тепло, что плескалось где-то в глубине его очей.

— Я сейчас стою на распутье, — негромко проговорил Воронцов, — Как твой друг, я должен просто подставить тебе свое плечо, в надежде, что ты сама мне всё расскажешь. Но, как твой врач, я вынужден настаивать на том, чтобы ты объяснила мне всё, что я увидел. Мне не хочется давить на тебя, поэтому, прошу тебя — помоги мне.

Я удивленно моргнула, поразившись не только той мягкости, с которой он говорил со мной, но и самим словам. Дан не встал в позу, как я ожидала — нет, он всё еще позволял мне самой решать, что ему стоит знать, а что — нет. Выбор оставался за мной — готова ли я рискнуть и открыться ему полностью. Воронцов не был мне близким человеком — я и другом его могла назвать с большой натяжкой. Но несмотря на это, я дико боялась того, что он отвернется от меня, что я увижу в его глазах холод, или что он вообще откажется лечить меня. Понимаю, что это — очень глупые предположения, но я всё равно не могла от них до конца откреститься.

Однако, его слова, и та сила, которую я в них ощутила — вера в меня и, как ни странно, доверие — позволили мне отогнать сомнения. И довериться в ответ.

— Прежде всего, — всё еще хриплым голосом начала я, — Ты должен понять, что я не горжусь собой… 

*****

Дан внимательно слушал сидящую перед ним девушку, и по мере её размеренного, почти монотонного рассказа, напряженная складка у него на лбу прорезалась всё сильнее. А руки мужчины, против воли, сжимались в кулаки, выдавая его истинное настроение.

— Мы познакомились где-то два с половиной года назад. Мне только исполнился двадцать один год, я переживала очередной разрыв с очередным парнем. На учебу забила, в университете появлялась от силы пару раз в неделю — в общем, с толком, с чувством, с расстановкой разрушала собственную жизнь. И на очередной вечеринке я познакомилась с Аней, а та уже свела меня со своим братом-близнецом. Мы с Кириллом как-то сразу поймали одну волну — начали постоянно зависать вместе, появляясь то с одной тусовкой, то с другой. Постоянной компании у нас не было, и, казалось, что обоих это устраивало. Я довольно быстро — даже по своим меркам — очаровалась им. Он был всего на пару лет старше и казался мне почти пришельцем. Всегда легкий на подъем, спешащий куда-то, суетной. Словно он боялся, что жизнь пройдет мимо него.

Алиса на пару секунд прервалась, погрузившись в воспоминания. Да, когда всё только начиналось, всё происходящее казалось девушке просто забавным приключением, похожим на сказку — красивый, богатый парень, словно сошедший со страниц любовного романа, который смотрел на нее так, словно она — его персональное солнце.

Вот только ореол очарования рассеялся очень быстро.

— Оказалось, что энергия и резкие порывы Кирилла имеют вполне обоснованную причину. Он увлекался запрещенными препаратами. Аня тоже не брезговала разного рода химией, но всё же не в таких количествах. Кирилл же словно не видел границ. Не имея финансовых ограничений, он мог позволить себе достать всё, что только душе было угодно. И это играло далеко не в его пользу. Он начал падать на дно, вот только упорно не желал замечать этого. Как и я, — добавила девушка с долей горечи в голосе, — Я закрывала на всё глаза. Мне было все равно, даже будь он серийным убийцей. Кирилл любил меня, с ним я была счастлива. Так не всё ли равно, как он расслаблялся? Я ведь тоже была далеко не примерной девочкой, хотя до наркотиков дело всё же не дошло. Но спустя год наших отношений я всё же начала что-то соображать. Толчком к моему пробуждению, стало, как ни странно, предложение. Кирилл попросил моей руки. Разумеется, я согласилась. Потому что — ну разве могло быть иначе?

Алиса моргнула, фокусируя рассеянный взгляд на Дане. Кажется, она только вспомнила, что находится в комнате не одна. Воронцов смотрел на неё, словно одним только взглядом приказывая продолжить свой рассказ. И Флорес просто не могла ослушаться его.

— Друзей я на тот момент растеряла окончательно — даже Эдик и Вася отошли в тень. Они не одобряли мой образ жизни, а Кирилла просто ненавидели, считая, что он обязательно сгорит, и захватит с собой и меня. Может, так бы и вышло, не включись мой мозг в какой-то момент. Я увидела ситуацию той, какой она и была на самом деле. Посмотрела на своего жениха и ужаснулась. За почти полтора года отношений он словно ссохся, от красавца и весельчака, который покорил меня в первый же вечер, осталась лишь бледная тень. Работать он не хотел, имея безграничный доступ к деньгам родителей. А его наркотические эксперименты становились всё более опасными для здоровья. Кирилл всё чаще начал пропадать в каких-то притонах, а его настроение практически круглые сутки оставляло желать лучшего. Только приняв что-нибудь, он словно просыпался. Но его глаза — господи, какими же жуткими они были в такие моменты! Мутные, будто поддернутые какой-то пеленой, с постоянно широким зрачком. Они пугали меня. И я поняла, что не с таким человеком хочу связать свою жизнь. Я любила Кирилла — заботливого парня с доброй улыбкой, но не законченного наркомана.

Дан осторожно коснулся руки Алисы и поразился тому, насколько ледяной она была. Девушку чуть потряхивало, хотя до истерики всё же было далеко — сказывалось действие лекарства. Чуть сжав ладонь девушки всвоей, он попытался таким образом передать ей частичку своего тепла. Флорес же, словно не замечая этого, продолжала говорить, снова глядя перед собой, но явно мыслями находясь где-то далеко за пределами чужой гостиной.

— Мы начали ссориться. С каждым днем — всё чаще и сильней. И однажды я просто не выдержала и сказала, что ухожу от него. Как он разозлился, — покачала головой девушка, — Он рушил всё вокруг. Мебель, посуда, вазы, зеркала — казалось, он хотел разнести всю квартиру до основания. Только меня не трогал — несмотря ни на что, ни разу Кирилл не поднял на меня руку. Хотя бы эту его черту наркотики уничтожить не смогли. Однако, в тот момент мне стало страшно. Поэтому, я воспользовалась тем, что он явно забыл о моем существовании, и просто сбежала к себе домой. Спустя пару часов Кирилл позвонил и потребовал, чтобы я встретилась с ним. Понятное дело, я отказалась. Тогда он заявил, что скоро приедет ко мне домой, и мы во всем разберемся. Клялся, что изменится, и что всё будет, как раньше. Я часто слышала от него подобные речи, так что не верила в них. Пыталась образумить его, объясняла, что так будет лучше, но он словно не слышал меня. Крикнув, чтобы ждала его, Кирилл просто бросил трубку.

Алиса моргнула, желая смочить абсолютно сухие веки и в какой-то степени жалея, что не может расплакаться. Она так давно запретила себе реветь и настолько исправно следовала запрету, что её слезные железы, должно быть, атрофировались за ненадобностью. Девушка чувствовала жжение в глазах и понимала, что кожа вокруг наверняка покраснела, однако ни единой слезинки проронить так и не удалось.

— Он так и не приехал. Я решила, что он просто забыл — из-за всей этой химии Кирилл часто упускал из виду разные мелочи, типа встреч, путал время суток. В общем, я не удивилась ничему, и легла спать. Не стал сюрпризом и утренний звонок в дверь. Вот только, когда я открыла, на пороге стоял не мой уже бывший жених, а полиция. Оказалось, что ночью Кирилл попал в аварию — выехал на встречку и столкнулся лоб в лоб с грузовиком. Водитель второй машины почти не пострадал, а Кирилл скончался на месте. По дороге ко мне.

— Алиса, — мягко позвал девушку Дан, впервые за долгое время подавая голос, — Ты ведь понимаешь, что не виновата в случившемся?

Девушка горько усмехнулась:

— Если учесть, что в его крови обнаружили запредельное количество запрещенных веществ — наверное, да, мне стоило бы понять это. Но вся беда в том, что я хорошо знала Кирилла. И он никогда — никогда! — не садился за руль под кайфом. Это был единичный случай. И причина, почему он вообще решил ехать — это я!

— Но он мог вызвать такси, — возразил Воронцов, — Попросить кого-то из друзей отвезти его, сесть на автобус, в конце концов! Способов добраться до тебя была масса, но он сам выбрал именно этот. Не ты дала ему в руки ключи от машины. Пойми это.

— Полицейский медик сказал мне примерно тоже самое. Пока его коллеги обыскивали мою квартиру, — добавила девушка, — Пытались и у меня найти наркоту. Вот только всё оказалось без толку — я ведь алкоголичка, а не наркоманка.

Дан покачал головой, всё еще пытаясь переварить услышанное. Чего-то подобного он и ждал, но, оказалось, что всё равно был не готов услышать полный откровения и почти пропитанный болью рассказ. Однако, в этот момент он просто не мог позволить человеку взять верх. Говорить и действовать пока предстояло лишь врачу.

— Как ты переваривала эти новости? Пила какие-то лекарства?

Алиса кивнула:

— Да, мне выписал врач, который допрашивал меня, антидепрессанты, чтобы я могла нормально спать. Но я отказалась от них практически сразу. От таблеток я становилась похожа на зомби — ходячий труп, который делает всё на автомате. Разве что мозги не жрала. Я нашла свой способ справляться с тоской по жениху.

Алиса не стала говорить, что это был за способ, потому что оба итак понимали, чем глушила горе девушка. Молчал и Дан, впервые за долгое время не зная, что сказать своему пациенту. Потому что — как не хотелось этого признавать — но Алиса стала ему больше, чем простым подопечным, которому можно было выписать рецепт на лекарство, провести парочку тренингов и отпустить с чистой совестью. Сидящая на диване рядом с ним девушка стала частью его жизни.

Нарушила паузу, как ни странно, Алиса, которая, по всей видимости, решила полностью вывернуть душу наизнанку. Видимо, компенсировала все прошлые недомолвки.

— Помнишь, я говорила, что пила, чтобы почувствовать легкость и избавиться от проблем?

— Да, — коротко отозвался Дан

— Так было только в начале. После его смерти я пила, просто чтобы забыть. Я намеренно заливала в себя всё, чтобы просто спать без сновидений, чтобы не думать, не вспоминать. В мире моих фантазий он всё еще был жив. Я даже на похороны не пошла — не только потому, что Анька меня бы не пустила. Вся ее семья уверена, что я виновата в смерти Кирилла. Но и потому что прийти — значило бы признать, что его больше нет. А я так не могла. Я понимаю — он был не самым хорошим человеком. Быть может, под конец своей жизни он вообще был мало похож на человека, но я всё равно любила его. А он любил меня — такую, какая я есть. Со всеми недостатками и пагубными привычками. Я же просто отвернулась от него в какой-то момент. И это страшно мучило меня.

— И как долго ты убивала себя таким неоригинальным способом?

— Два месяца, — отозвалась Алиса, — Два долгих, полных тоски и бутылок месяца. Я не хотела никого видеть, не хотела говорить — вообще ничего не хотела. Вася пыталась наладить контакт, чтобы помочь мне, но я была весьма сурова. Кричала, что мне никто не нужен, и что люди, которыми я дорожу, гибнут. Вспомнилось всё — и мама, и отец, с которым я на тот момент уже давно не говорила. И, конечно, Кирилл. Я словно хотела утопить себя в алкоголе. Но, когда смерть всё же постучалась и в мои двери — я поняла, что всё же хочу жить.

— Что ты имеешь в виду? — мигом напрягся Дан, хотя был уверен, что итак уже достиг своего эмоционального предела.

— Я загремела в больницу. Алкогольное отравление. Эдик решил меня проверить, и нашел в луже собственной блевотины. До сих пор стыдно за тот случай, — поежилась девушка, — Он вызвал скорую. По словам врача, пара минут промедления — и всё, не спасли бы. А так — всего пара суток реанимации, неделя на капельницах, и я встала на ноги. Но не это главное — врач сказал, что мой организм боролся, сражался за жизнь. Мое сердце билось даже тогда, когда по всем законам жизни должно было остановиться. Я очень хотела жить. И такой шанс упускать точно была не должна.

Дан чуть улыбнулся, наблюдая за тем, как постепенно светлеет лицо девушки. Поборов неясно откуда взявшийся порыв убрать за ухо упавшую ей на лицо прядь волос, мужчина спросил:

— И что ты сделала?

— Для начала приехала домой и вылила в раковину всё, что было хоть на градус крепче воды, — усмехнулась Алиса, — Потом начала думать. Эдик, который к тому моменту уже работал в органах, договорился и мне подмахнули диплом задним числом. Это незаконно — я знаю, но он решил, что я не захочу тратить силы на университет, с учетом того, что я последние полтора года была студентом-призраком, и закрывала сессию лишь чудом. Идея открыть лавку пришла в голову спонтанно. Когда я выписывалась из больницы, врач посоветовал найти хобби, которое бы меня отвлекало от неприятных мыслей. Что-то, требующее большой концентрации внимания. Я с детства любила цветы, мне нравилось ухаживать за растениями, копаться в земле, выбирать удобрения и прочее. А от бабушки мне досталась не только фамилия, но еще и греющая душу сумма в банке. Дело было за малым — я нашла помещение, вложилась в первый закуп, и пошло-поехало. Первое время мне помогали Эдик и Вася, но постепенно магазинчик раскрутился и даже обрел кое-какую популярность.

— А ваши отношения с Васей и Эдом? Вы смогли всё наладить?

— Мы… — Алиса запнулась, пытаясь подобрать нужные слова, — Скажем так — это был непростой период в нашей жизни, но мы справились с ним. Я потеряла всех друзей — намеренно отпугнула их от себя. Но эти двое — они не сдались. Они поддерживали меня, напоминали о том, что в мире есть много светлого и чистого, и то, за что стоит бороться. Оказалось, наша дружба входит в список этих вещей. И я благодарна им за это. Мы стараемся не вспоминать те полтора года. И, честно говоря, до этого вечера успешно справлялись с этой задачей.

— Эта девушка — Анна — ты не виделась с ней со смерти парня?

Флорес кивнула:

— И, честно говоря, не горела желанием видеть. По мере моей, скажем так, реабилитации, я всё отчетливей понимала, что, не уйди я тогда — могла бы закончить очень плохо. Как показала жизнь, я подвержена зависимостям. Чудо, что я не поддалась на уговоры Кирилла и не попробовала ничего из его богатого набора. Но если бы я всё-таки это сделала? Что бы стало со мной? Никто не знает.

Дан в который раз поразился той мудрости, что звучала в словах Алисы. Все его зависимые пациенты, как один, твердили, что не было ничего плохого в том, что они делали. Постепенно, конечно, психотерапевт раскрывал им глаза на правду — они губили себя. С этой задачей также прекрасно справлялись анонимные собрания — алкоголиков и наркоманов. Но суть не менялась — всех приходилось практически заставлять. Но Алиса — она не просто сама признавала наличие у нее проблем. Она также практически в одиночку сумела преодолеть их. Без специалистов, имея лишь поддержку двух друзей, которые лишь приблизительно понимали, через что проходит их подруга, поскольку сами они никогда не падали так низко.

Однако, Воронцов прекрасно понимал, что все проблемы — и алкоголизм, и потеря парня, и практически смерть — произрастали из одной-единственной. Алиса упорно не желала любить и ценить себя. Ведь если бы она это делала —никогда бы не связалась с таким человеком, каким был ее погибший жених. Как уже однажды сказала Василиса — её подруга была убеждена, что не заслуживает лучшего. И никакая любимая работа вместе с трезвым образом жизни не сможет этого изменить.

Значит, это придется сделать Дану.

— Спасибо тебе, — негромко сказал мужчина, чуть сжимая ладонь Алисы.

Та посмотрела на него чуть удивленно:

— За что ты благодаришь меня?

— За откровенность. За ту силу, что я чувствую в тебе. И, как ни странно, за то, что ты сейчас здесь, со мной, — увидев, как девушка тщетно пытается скрыть зевок, Дан добавил с легкой усмешкой, — И, как ни странно, за то, что будешь спать на моей кровати, пока я буду довольствоваться диваном.

— Что? — распахнула уставшие глаза Флорес, — С ума сошел? Нет, я домой поеду.

— Это не обсуждается, — Воронцов был непреклонен, — Отвезти я тебя не смогу — потому что выпил и банально устал. Никаких такси, — видя, что Алиса пытается возразить, мужчина добавил уже чуть мягче, — Ты должна остаться. У тебя был полный потрясений вечер, и я не хочу, чтобы ты была одна.

— Но мне завтра на работу утром, — упорно продолжала бороться девушка, — Привезут товар. А перед этим нужно будет еще переодеться и прочее.

— Ключи от магазина у тебя с собой?

Пошарив по карманам, Алиса показала врачу связку:

— Конечно.

— Прекрасно, — кивнул Дан и забрал ключи.

Девушка вытаращила глаза и почти завопила:

— Ты что творишь?! Отдай сейчас же!

— Нет, — просто ответил мужчина, — Я верну тебе их завтра, когда ты — бодрая и отдохнувшая, приедешь в магазин. К тому моменту я сам его открою и приму товар.

Алиса фыркнула, скрещивая руки на груди:

— А ты не слишком много на себя берешь?

Дан пожал плечами:

— Не больше, чем могу унести. Вторая дверь справа. Постельное белье свежее, дверь в ванную следующая. Спокойной ночи, Алиса.

Поняв, что спорить бесполезно, и принимая поражение — лишь временное, потому что иначе Флорес просто не могла — девушка всё же послушалась своего врача. Уже подойдя к двери в спальню, она обернулась и неожиданно для самой себя слабо улыбнулась. Дан сидел к ней спиной, а потому не мог видеть, каким взглядом на него смотрела девушка. А та поймала себя том, что тугой ком, который сдавливал её грудь с момента, когда она встретила в клубе сестру своего бывшего, потихоньку ослабевает. И всё это — благодаря этому мужчине, что так терпеливо носится с ней, явно превышая свои должностные обязанности.

«Кажется, идея ненавидеть его всё же обречена на провал», — мелькнуло в голове у Алисы, но она отмахнулась от этой мысли и поспешила скрыться за дверью. 

Глава одиннадцатая

Стоило двери с негромким щелчком закрыться, Дан громко и протяжно выдохнул, откидываясь на спинку дивана. Напряжение, так тщательно сдерживаемое всё это время, отчаянно требовало выхода. Пока рядом была Алиса, мужчина был вынужден контролировать себя. Он понимал, что девушка дезориентирована и мало что соображает из-за случившегося, поэтому взял на себя роль лидера. Который забрал, увез как можно дальше от зарождающегося хаоса.

Идея привезти Алису в свою квартиру пришла сама собой. На это был ряд причин, одна из которых — Дан не знал адреса девушки. Но даже владей он такой информацией, существовал еще один, более весомый аргумент — взгляд Флорес. Она напоминала загнанную лань, которую вот-вот пристрелит охотник. В теплых, шоколадного цвета глазах плескался самый настоящий ужас, и какая-то обреченность. Словно всё, что она делала, вдруг разом решило пойти прахом. И Воронцов просто не мог этого допустить.

В очередной раз его напугали собственные эмоции. Глядя на девушку, которую Алиса называла Анной, Дан отчетливо понимал, что может ударить её. Поднять руку на девушку — то есть, сделать то, что сам долго и упорно считал недостойным мужчины. Даже жена, как бы сильно не старалась и сколько бы не ела его мозг огромной ложкой — даже с ней Дан умудрялся сдерживаться. Здесь же он лишь чудом смог взять себя в руки, понимая, что нужен Алисе не в качестве вышибалы.

Сколько он так просидел, прикрыв уставшие глаза и делая дыхательные упражнения, которые должны были его успокоить, Дан не знал. В себя он пришел, только когда входная дверь хлопнула с глухим стуком, а прихожую залил яркий свет. Часть которого проникла и в гостиную. А следом за ним пришел и Елисей.

— Ты чего здесь расселся? — пробасил мужчина, увидев брата.

Тот чуть поморщился, не открывая глаз:

— Говори чуть потише — Алиса спит.

— Серьезно? — удивился Лис, но тон послушно приглушил, — Где?

— В моей спальне.

— Воу. И почему ты не с ней рядом? Не укрываешь одеялком и не оберегаешь её сны? — усмехнулся Воронцов-старший, выразительно играя бровями.

На этот раз Дан открыл глаза и даже чуть повернул голову, окидывая брата коротким взглядом, в котором читалась скрытая угроза:

— Даже не начинай. Всё не так.

— Как скажешь, — пожал плечами Елисей, проходя на кухню.

Вот за что Дан очень ценил и любил своего брата — тот всегда понимал его с полуслова. И был, как ни странно, очень неконфликтным. Нет, драки он любил и нередко был зачинщиком разборок — но только не с Даном. В отношении брата всегда проводилась другая политика — семья должна держаться вместе, и стоять друг за друга. Братья, несмотря на то, что время и обстоятельства расселили их по разным городам, умудрялись оставаться частичками друг друга, и один из способов — честность. Еще в детстве они условились никогда не врать один другому, и никогда не нарушали это правило.

Диван чуть прогнулся под весом Елисея, который уселся рядом с братом и без лишних слов протянул ему бутылку пива, одновременно с этим прикладываясь ко второй. Вздохнув, доктор последовал его примеру, чувствуя, как холодная жидкость приятно стекает по горлу.

— Значит, твоя пациентка ночует у тебя же в спальне, — протянул тем временем Лис, — И часто ты так самоотверженно предаешься работе?

— Не часто, — коротко отозвался Дан.

Он решил умолчать тот факт, что этот случай в принципе был единственным, справедливо рассудив, что сокрытие части правды ложью не считается. Однако, он не учёл, что сложно утаить что-либо от человека, который знает тебя с рождения и даже когда-то менял тебе пеленки.

— То есть ты периодически сдаешь свою спальню психически нестабильным девушкам? Эдакий рыцарь в белом халате.

— Лис, — Дан устало выдохнул и повернулся к брату, — Вот что ты хочешь от меня услышать?

— Правду, Данчик. Хочу понять, что за херня произошла в клубе, и почему мне пришлось выставить за дверь компанию, которая принесла мне больше двадцати штук. И сумма была бы больше, не вмешайся твоя пациентка.

— С каких пор ты стал таким меркантильным? Раньше не замечал за тобой любви к хрустящим купюрам.

— Не съезжай с темы, — пихнул Лис брата кулаком в бок, — Что у тебя с этой Флорес?

— Мы вроде бы как друзья. По крайней мере, мне так кажется, — с долей неуверенности протянул Дан, чуть подумав.

— Хм… а это не идет вразрез с врачебной этикой? Ну, она ведь твой пациент и всё такое.

— Нет, если дело не зайдет дальше дружбы. Дружить с пациентом не возбраняется, насколько мне известно.

— А ты уверен, что уже не зашло это твое самое дело?

Дан повернулся к брату, пытаясь понять, не шутит ли он. Но нет — лицо Елисея оставалось серьезным, а голубые глаза внимательно изучали брата на предмет малейшего изменения в мимике.

— Я наблюдал за тобой, — добавил Лис, — Ты вел себя не так, как обычно.

Воронцов не лукавил — он действительно подавляющую часть вечера не сводил глаз с брата. Не только потому, что соскучился по мелкому, хотя этот факт тоже имел место быть. Елисей не видел Дана с тех пор, как тот разошелся со своей супругой. Даже тогда он не хотел уезжать, но младший брат заверил старшего, что с ним всё в порядке и чудить он не собирается. Лис легко поверил ему, потому что знал, что его малой — не из тех людей, которые в своих действиях руководствуются эмоциями. Нет, Дана всегда вперед вела логика и холодный расчет.

Именно поэтому Лис и не переставал следить за братом в клубе. Потому что, по всей видимости, Дан забыл свои собственные принципы. Младший брат весь состоял, кажется, из эмоций, хотя и пытался это скрыть. Но провести единственного, кто знал его буквально с рождения, ему не удалось.

Больше всего изменения бросились в глаза, когда произошла та самая неприятная стычка. Дан, не думая ни секунды, бросился на защиту Алисы — той, которую упорно называл пациентом, с претензией на дружбу. Его глаза при этом словно светились от плохо сдерживаемого гнева. Он напоминал хищника. Который был готов броситься, стоит жертве лишь дернуться в сторону той, которую дикий волк взялся защищать. И этим человеком была Алиса.

Вот только сам Дан, по всей видимости, либо действительно не понимал, что с ним происходит, либо пытался отмахнуться от этих незнакомых ощущений. Даже сейчас, просверлив брата взглядом, он решил просто сменить тему, рассчитывая на чуткость и понимание Елисея.

— Уже поздно, — сообщил доктор, ставя на столик пустую бутылку из-под пива, — Я бы хотел поспать. Тем более, мне еще магазин с утра ехать открывать.

— Какой магазин? — проглотил наживку Лис.

— Алисы. Я велел ей отоспаться, иначе она весь день будет расклеенной ходить, а это может навредить её итак нестабильной психике. А там ей товар привезти должны с утра. Так что придется ехать мне.

Воронцов-старший поморщился, проклиная себя за слабость, которая в народе именовалась просто — любовь. Протянув руку, он практически потребовал, маскируя за грубым тоном заботу:

— Ой, не ной только. Давай ключи и адрес — сам всё сделаю, — поймав на себе полный здорового скепсиса взгляд, мужчина протянул, — Или ты думаешь, что я не сумею товар принять?

Когда Лис открывал свой первый клуб, ему пришлось поработать одновременно и управляющим, и менеджером, и бухгалтером, и даже барменом. Это уже после он смог позволить себе нанять полный штат и даже обзавестись несколькими замами, а поначалу мужчина пахал, не покладая рук и не разгибая спины. Так что он знал всё о накладных, доставке, приемке товара и многих других мелочах, которые имели место быть в сфере торговли.

— Ну, там всё же не бутылки с водкой, — справедливо заметил Дан.

Но Лис лишь отмахнулся:

— Да один хрен — цветочки, или бухло. Главное правило — что в ведомости, то и в коробке. Давай ключи и вали в мою спальню. Раз уж я встаю через пару часов — мне и коротать остаток ночи на диване.

Улыбнувшись и пожелав брату приятных сновидений, Дан отправился в комнату, которую всегда занимал хозяин квартиры. Которым, собственно, и был Елисей. Доктор мог считать себя лишь квартирантом, который присматривал за дорогой трехкомнатной квартирой, выполненной в стиле хай-тек и минимализма, пока Лис строил бизнес. Переехал в стильные пенаты младший Воронцов сразу после разрыва с Дарьей, и ни разу не пожалел о принятом решении. Вс виду холодных и неуютных стенах он чувствовал себя куда комфортнее, чем в той квартире, которую оформляла супруга.

Вот и в этот раз, приняв душ и нырнув под теплое одеяло, Дан почувствовал, как по венам разливается удовлетворение и спокойствие. Тут же дала о себе знать сонливость, и Воронцов понял, насколько действительно устал за этот вечер. Правду говорят, что мыслительная работа бывает даже утомительней физической — доктору казалось, что его мозг выжали, словно губку. Неудивительно, что стоило его головы коснуться подушки — и он моментально погрузился в глубокий, лишенный сновидений сон.

*****

У лекарства, которое дал мне Дан, определенно был какой-то дополнительный эффект, помимо успокаивающего. Иного объяснения тому, что я прекрасно выспалась в незнакомой, чужой квартире, и при этом меня не мучили ни кошмары, ни вообще какие-либо сновидения, у меня нет. Только химия, которую в меня влил док. Хотя, на вкус это было скорее что-то растительное — травы какие-то. Так или иначе, дело свое Воронцов явно знает отлично — я чувствовала себя бодрой и полной сил, несмотря на то, что вечер, мягко говоря, вышел из-под контроля.

Честно говоря, я до сих пор пребывала в шоке от того, что встретила Аню. Когда-то я считала её своей подругой, но после наши дороги, понятное дело, разошлись. Она так сильно ненавидела меня после того, что случилось с её братом, считая, что всё это — моя вина. Да, что уже скрывать — я ведь тоже до последнего считала себя виновной в смерти собственного жениха. Бывшего, конечно, но сути это не меняет, поскольку в этом статусе он пребывал всего пару часов, прежде чем разбился на машине.

Ну, и если уж совсем отбросить лукавство — я не верила, что мы разошлись навсегда. Для меня наши чувства были искренними, а всё, что происходило между нами, казалось настоящим. И своим уходом я просто хотела подстегнуть Кира, помочь ему понять, что так жить нельзя. Я, наверное, всё же сумасшедшая — надеялась исправить наркомана. Но, видимо, правду говорят — любовь ослепляет.

Мне понадобился год, чтобы убедить себя, что моей вины в случившемся не было. И окончательное осознание пришло накануне — во время разговора с Даном. Воистину этот мужчина обладает каким-то невероятным то ли магнетизмом, то ли хрен пойми чем. Я отчетливо помню, как сильно меня колотило там, в клубе, и что это прошло, стоило Воронцову коснуться меня. Спокойствие, умиротворение, доверие — всё это я ощущала рядом с ним, и впервые осознавала, что я живу. Не существую, делая всё на автомате — работая, разговаривая, улыбаясь. А делаю всё то же самое, но вкладывая в каждое свое движение смысл, эмоции. Разве не это и зовется жизнью?

Хм…

Устав от размышлений, я просто откинула в сторону одеяло и потянулась, с удовольствием слушая, как хрустят суставы. Одернув футболку, которая за ночь нещадно помялась, я натянула джинсы и побрела в сторону ванной. Умывшись и даже почистив зубы — у Дана предусмотрительно оказалась запакованная зубная щетка — я отправилась на кухню. Мне пришло в голову, что Дана стоит отблагодарить за то, что он постоянно превышает свои должностные обязанности и сверх меры опекает меня. И мне был известен лишь один способ — завтрак.

Электронные часы показывали девять часов утра, когда дверь, за которой, как я поняла, пряталась еще одна спальня, отворилась, и миру явился сонный и слегка помятый Дан Воронцов. В серых мягких домашних штанах и такого же оттенка футболке, с едва различимым следом от подушки на щеке — он был настолько…непривычным, что я сперва даже растерялась. Как, по всей видимости, и сам доктор, который, увидев меня, с поварешкой в одной руке и миской в другой, на секунду замер, явно пытаясь что-то понять. После чего, моргнув, чуть улыбнулся, и произнес чуть хрипловатым после сна голосом:

— Доброе утро.

— Доброе, — кивнула я, — Блинчики?

— А я-то думал, что это за ароматы витают в воздухе, — потянув носом, мужчина кивнул, — В этом доме давно никто не готовил что-то круче яичницы.

— Да? — приподняла я бровь, выливая на раскаленную сковородку еще одну порцию жидкого теста, — Никогда бы не подумала, что ты так питаешься. Ты производишь впечатление человека, который ревностно относится к тому, что кладет в свой рот.

— Ну, по сути так и есть, — задумчиво кивнул Дан, подходя к навороченной кофе-машине и нажимая несколько кнопок, — Но у меня нет времени на готовку. Так что, если тебе вдруг понадобится номер хорошего ресторана с быстрой службой доставки — у меня подобной информации в избытке.

— Я это учту, — кивнула я с самым серьезным видом, — Слушай, — вдруг вспомнилось мне, — А ты никуда не опаздываешь? Кто-то ведь обещал открыть магазин вместо меня.

— Елисей вызвался подменить меня, — сообщил Воронцов, наполняя внушительных размеров кружку кофе, — Судя по тому, что диван в гостиной пуст — он уже там. О, — мужчина выудил из кармана штанов телефон, — Только вспомнишь. Да, брат, — сказал он уже в трубку.

Пока Дан с самым серьезным видом слушал, о чем вещал его брат на том конце связи, я быстро накрыла на стол, достав из одного ящика две тарелки, из другого — вилки с ножами. За то время, что я провела в одиночестве, я научилась сносно ориентироваться на чужой кухне. К чести хозяина квартиры, это было несложно, поскольку всё лежало на нужных и правильных местах. На каких, спросите вы? О, всё просто — на тех же, на каких их привыкла оставлять я. Так что, было весьма просто запомнить, где лежит посуда, где мука и сахар, а где — кленовый сироп. Его, а еще заодно шоколадный крем и клубничное варенье я также поставила на стол, помня о любви Дана к сладкому. Для меня в холодильнике нашлась сметана и даже авокадо. А в центр всего натюрморта я водрузила большую стопку ароматных блинов с корицей.

— Алиса, — позвал меня доктор, — Брат спрашивает, какой у тебя код от сигнализации?

Я продиктовала Дану цифры, тот послушно продублировал их брату. И только после этого он, положив телефон на стол, сел завтракать. Увидев весь запас сладких добавок, он только усмехнулся:

— Ты такая внимательная.

— Это — одно из моих профессиональных качеств, — сообщила я, наливая себе чай, а Дану передавая его кружку с кофе, — Многие покупатели приходят регулярно, полезно помнить, что они любят.

— Ты права, — кивнул доктор, — Это действительно очень полезный навык.

Дальше на какое-то время нам стало не до разговоров — рты оказались очень заняты. Оказалось, что я очень проголодалась — сказался вчерашний вечер без ужина. Фрукты и крекеры не в счет. Дан тоже не отказывал себе ни в чем, видимо, считая, что мужчина должен много и плотно питаться. В принципе, я была с ним солидарна — он ведь работает мозгами, а они сжигают массу калорий. Отсюда, по всей видимости, и одержимость сладким — сахарок то ведь главный мыслительный орган питает.

— Должен признать, что у тебя есть еще, как минимум, один замечательный навык, — подытожил Воронцов, отодвигая от себя пустую тарелку и сыто щурясь, — Ты очень хорошо готовишь. Это ваша с Василисой общая черта.

— Ну, мы ведь много времени проводили вместе, — заметила я, — Учились друг у друга, перенимали рецепты, тестировали блюда на Эдике.

— Судя по тому, что он еще жив — эксперименты были успешными, — усмехнулся мужчина.

— Вроде того. Ты сказал, что Елисей спал на диване. А почему?

— Ну, это логично, если учесть, что он живет здесь, а обе спальни были заняты. Мы в одной кровати не спим с тех пор, как мне исполнилось шесть, и менять это ни у него, ни у меня, желания нет.

— Не знала, что Елисей живет у тебя, — честно призналась я и добавила, — Хотя, я ведь вообще о существовании у тебя брата узнала только вчера.

— Это я у него живу, если честно, — сообщил мне Дан, — Это — квартира Лиса.

— Эм…а твоя тогда где?

— Моя стала пещерой дракона, — усмехнулся мужчина, — В ней живет моя жена. После того, как мы оба поняли, что наша совместная жизнь ни к чему, кроме убийства, не приведет, я думал, куда податься. Хотел снять квартиру, но Лис предложил переехать к нему. Он как раз собирался уезжать — открывать новый клуб в столице, поэтому ему нужен был человек, который бы присматривал за жильем в его отсутствие. Я подвернулся ему весьма удачно.

— Но почему вы просто не продали квартиру? Или не разменяли её? — спросила я, в очередной раз не в силах побороть своё любопытство.

Ответ Дана меня, мягко говоря, удивил. Пожав плечами, тот сказал:

— Не хотел заморачиваться. Эта квартира нравится Даше, она там всё обустраивала, оформляла. Мне же там никогда не было комфортно. Поэтому, я решил, что хоть одного из нас она должна радовать.

— Ты в курсе, что ты — святой? — на всякий случай уточнила я.

Я правда не понимала, как можно было настолько небрежно относиться к своим вещам, имуществу, деньгам. Я видела жену Дана всего один раз, но мне хватило и времени, и впечатлений, чтобы составить свое мнение. Эта женщина была самой настоящей мегерой, и если раньше я считала, что Дан заслужил такое счастье, то теперь всё больше сомневалась в этом. Особенно в свете последних событий.

Да и потом, я смотрю на ситуации со своей стороны. Чтобы я после расставания просто ушла, оставив бывшему всё имущество, еще и деньгами своими позволяла распоряжаться — да никогда! А Воронцов — вон, ничего не жалеет для супруги. Понятно теперь, почему она не хочет разводиться. За такого, как Дан, принято держаться до последнего.

Сам доктор, по всей видимости, так не считал.

— Да ну, брось, — отмахнулся он, — На моем месте любой уважающий себя мужчина поступил бы точно также.

Я не стала лишать Дана иллюзий — отчасти потому, что не хотела, чтобы он разочаровывался в своих сородичах по полу, а отчасти потому, что сама до конца не знала, права ли. В конце концов, я не могла похвастаться успешной личной жизнью. Да, мне попадались лишь уроды, но может дело было во мне, и по земле еще бродят адекватные мужчины. Дана я в расчет не беру — он ведь психотерапевт, а значит, априори не может быть адекватным.

Поэтому, вместо споров я решила просто сменить тему. На чуть менее приятную, но более понятную обоим.

— По поводу вчерашнего вечера, — медленно начала я, видя, что улыбка пропадает и с его лица тоже, — Спасибо тебе за всё. Ты был вовсе не обязан…

— Ошибаешься, — как всегда не дал мне договорить Дан, — Обязан. Не только потому, что давал клятву. Просто так вроде бы положено — друзья должны помогать друг другу.

Друзья? То есть, всё уже решено? А я принимала участие в принятии этого решения? Мне это хоть вообще по душе? Все эти вопросы за секунду пролетели в моей голове, и даже, кажется, отразились на лице. По крайней мере, я была точно уверена, что глаза мои расширились до размеров небольших блюдец, а горящие щеки красноречиво шепнули, что стыдливый румянец тоже не заставил себя долго ждать.

Не найдя, что ответить, я молча встала и, захватив пустые тарелки, понесла их в сторону раковины. И, когда руки мои опустели, Дан, словно ожидавший этого, добавил:

— Но, как врач, я всё еще считаю, что нам нужно бороться с твоими комплексами и зажимами. Завтра начнем.

Я резко повернулась, и от меня не ускользнула лукавая искорка, блеснувшая в его глазах. Так, и что всё это значит?

— Что ты задумал? — спросила я подозрительно.

Но Дан лишь пожал плечам и сообщил мне, многозначительно приподнимая брови:

— Да так. Есть у меня одна идея… 

Глава двенадцатая

Когда Дан сказал, что заедет за мной на следующий день, чтобы воплотить свою загадочную идею в жизнь, я, честно говоря, не придала его словам особого значения. В конце концов, до нашего запланированного сеанса было еще два дня, а я ведь знала, что док — человек занятой, и пациентов у него много. Поэтому я спокойно работала себе, никуда не спеша и ни о чем не думая. Подрезала кустовые розы, перебирала увядшие лилии, обрывала загнивающие листы. Ровно до того момента, пока дверь моего магазинчика не распахнулась, и на пороге, под звук колокольчика, не возник добрый доктор.

— Дан? — удивленно приподняла я бровь, — А ты что здесь делаешь?

— Вообще-то приехал за тобой, — заметил Воронцов, оглядывая меня с головы до ног, — И меня удивляет, почему ты еще не готова.

— Я думала, ты всё это несерьезно, — честно призналась я, — У тебя же, помимо меня, есть другие пациенты.

— Сегодня — нет. Ну, точнее, был один, — поправил сам себя Дан, — Но мы уже закончили. Я же не просто так просил тебя вчера ничего не планировать.

— Ну, в таком случае — дай мне пару минут, — попросила я, вытирая влажные руки о полотенце.

Убрав цветы в холодильную камеру и прибравшись на столе, я скинула фартук, прикидывая, достаточно ли прилично выгляжу в простой синей футболке и джинсах. Но уже через секунду одернула саму себя — с каких это пор меня беспокоит собственный внешний вид? В конце концов, Дан ведет меня не на свидание, чтобы я тряслась над тем, хорошо ли сидят на мне одежда. Это всего лишь сеанс у психотерапевта. Правда, судя по всему, он опять будет отличаться от обычных посиделок на диване. С другой стороны — к подобному я уже привыкла.

— Итак, ты расскажешь, куда везешь меня? — поинтересовалась я, уже оказавшись в машине своего лечащего врача.

Тот только усмехнулся, пристегиваясь:

— Это сюрприз.

— Знаешь, я не очень люблю такие вещи, — призналась я, — В моей жизни сюрпризы были не из приятных. Знаешь, когда находишь своего парня в отключке из-за передоза. Или когда сестра этого самого парня устраивает в вашей квартире оргию.

— Оу, — присвистнул Дан, — И такое было в твоей жизни?

— А ты думал, — хмыкнула я, глядя в окно, — Все тридцать три удовольствия. Так что, — подытожила я, переводя взгляд уже на мужчину, — Я не люблю сюрпризы.

— Ну, я надеюсь, что этот тебе понравится. Тебе нужно всего лишь довериться мне. Обещаю — никаких оргий и наркотиков, — с самым серьезным видом заверил меня Воронцов.

Ну вот и как можно ему не поверить, когда он смотрит так, словно одними глазами примораживает к месту, а его слова будто вынуждают отпустить всё, и просто плыть по течению, отдав весла этой маленькой, потрепанной лодки ему. Он не психотерапевт — он чертов маг и гипнотизер.

— Ладно, — буркнула я в итоге, — Но только в этот раз.

Довольную улыбку Дана я не увидела, а скорее ощутила, поскольку решила полностью сосредоточиться на происходящем за окном. Но там, как назло, не было ничего интересного — дома, магазины, редкие деревья. Скукота, одним словом.

Одновременно с этим я ловила себя на мысли о том, насколько то, что я вижу сейчас, отличается от того, что было тогда — каких-то пару недель назад. Я имею в виду не погоду, нет, а своего врача. Я до сих пор отчетливо помнила свое первое впечатление — оно буквально залезло мне под кожу. Наглый, холодный, высокомерный, самодовольный — куда всё это делось сейчас? Почему Воронцов улыбается, заботится, шутит? Господь Всемогущий, я была уверена, что он — робот, который считает юмор вирусом, а потому стирает из своих баз данных.

Тогда что это вообще такое?

— Приехали, — я вздрогнула, услышав спокойный голос Воронцова, и вынырнула из омута своим мыслей, оглядываясь.

Мы остановились возле невысокого и с виду совершенно неприметного здания. Видавшего вида стены, которым явно требовался косметический ремонт, потрепанное крылечко, ступеньки которого тоже явно поистрепались от времени. А мы вообще по адресу? И если да, то зачем мы сюда приехали?

Вопрос явно отразился не только в моих мыслях, но и на лице, потому что Дан, усмехнувшись, открыл дверь машины со словами:

— Не бойся, я не ошибся. Это ведь всего лишь фасад. Всё самое главное внутри.

Хм, ну будьпо-вашему, добрый доктор. Вздохнув, я выбралась из машины и проследовала за Даном. Который, чувствуя себя явно в своей тарелке, уверенно поднялся по ступенькам и толкнул невзрачную входную дверь.

— Проходи, — пригласил он меня, — Здесь начнется твое эмоциональное преображение.

Заинтригованная, я всё же сделала шаг вперед и очутилась в совершенно другом месте. За обшарпанными стенами прятался какой-то удивительный мир. Огромное светлое помещение, по периметру которого выстроились огромные прожекторы — в народе их, кажется, называли софиты. Минимальный набор мебели — черный стул, кожаное кресло, кушетка такого же цвета, журнальный столик, чуть в стороне офисный стол со стулом и раскиданной по тему техникой, огромное — во всю стену — окно закрывала белая полупрозрачная тюль. Видимо, оно выходило в сторону, противоположную той, с которой мы заходили, потому что не заметить его было просто нереально. Но апофеозом этого было несколько фотоаппаратов, установленных на штативы, и юркая девушка, сновавшая туда-сюда.

— Дан! — заметив нас, воскликнула девушка, — Вы пришли! Как всегда в обозначенное время.

— Ты же знаешь, что я не люблю тратить чужое время понапрасну, — отозвался доктор спокойно.

Я только хмыкнула, удивившись переменам, которые снова не заставили себя ждать. Вот только что Дан улыбался, пытаясь меня подбодрить — и вот уже снова надел на свое лицо какую-то восковую маску, выражающую полное равнодушие к происходящему.

— Это и есть моя сегодняшняя жертва? — заметила девушка и меня.

Что? Жертва? Я бросила растерянный взгляд в сторону Воронцова, и тот кивнул:

— Да, это Алиса. Алиса — это Мария, твой фотограф.

Мой кто? Погодите, что вообще происходит? За каким чертом мы приехали сюда и во что Дан пытается меня втянуть?

— Фотограф? — я правда хотела, чтобы мой голос звучал уверенно, но почему-то вместо этого из моего горла вырвался какой-то слабый писк.

— Именно, — кивнул доктор, — Я решил, что тебе нужна небольшая встряска. Считай это частью терапии, которую я тебе прописал.

— Не бойся, — вклинилась в разговор и Мария, — Ты станешь частью моего проекта. Я снимаю девушек, которые борются со своими комплексами.

Что, простите? У меня что, на лбу написано, что я — закомплексована? Почему все приходят к такому выводу?

— Надеюсь, ты делала депиляцию, — добавила девушка, словно желая добить меня, — Иначе придется ретушировать, а это убьет всю душу фотографий.

— Так, — выдохнула я, понимая, что мое терпение подходит к концу, — Что здесь происходит? Какая, к чертовой матери, фотосессия?

— Обычная, — невозмутимо отозвался Дан, — В нижнем белье.

И вот тут я окончательно потеряла способность что-либо понимать. Всё, на что меня хватало — это лишь открывать и закрывать рот, не в силах выдавить из себя ни звука. Дан же, явно воспользовавшись моим состоянием, молча схватил меня за локоть и втолкнул в очередную дверь, которую я не заметила. И за которой, как я поняла, пряталась гримерка.

Усадив меня на небольшой стульчик, Воронцов присел передо мной на корточки и заглянул мне в глаза.

— Ну ты чего? — только и спросил он.

И этот гад еще спрашивает?! Он меня вообще спросил, хочу я сниматься, да еще и в нижнем белье?! Щеголять своими прелестями перед совершенно незнакомыми людьми и собственным врачом, ибо что-то мне подсказывало, что Дан не выйдет за дверь, когда я предстану перед очами фотографа.

Погодите, я что, рассматриваю возможность подобного? Да ни за что! Никаких фотосессий!

— Почему ты не спросил мое мнение? — в итоге только и выдавила я из себя.

— Знал, что ты откажешься, — пожал мужчина плечами, — Проще было просто привезти тебя сюда и уже после всё объяснить.

— Проще? — переспросила я, — ПРОЩЕ? — повторила я, не заметив, что повысила голос на пару октав, — Ты вообще что о себе думаешь? Какого хрена притащил меня сюда?!

— Вообще-то я твой врач, — жестко припечатал меня Дан, — И это, как я уже сказал — часть твоего лечения.

— Что — это? — фыркнула я, — Фотосессия в стиле ню? И как же она мне поможет?

— Не путай понятия, — поморщился Воронцов, — Ты будешь одета. Понимаю, — видя, что я хочу возразить, поднял тот руку вверх, призывая меня к молчанию, — Только в белье. Но оно не откровенное, а скорее практичное. Все важные места прикрыты. У меня нет цели раздеть тебя, облачить в кожу и кружева или что ты там себе уже нарисовала.

Хм, а ведь именно это мое воспаленное воображение и нарисовало. Вот и как он это понял, я вас спрашиваю? Или я настолько примитивно мыслю? Ладно, оставим эти рассуждения на потом. Вернемся к нашим баранам.

— И какова же, в таком случае, твоя цель? — хмуро спросила я.

— Помочь тебе взглянуть на себя со стороны. У Марии есть проект, в рамках которого она снимает девушек и женщин, которые недовольны той или иной частью себя. Она помогает им преодолевать собственные комплексы и неуверенность в себе. Просто взгляни на ее работы — и ты сама всё поймешь.

Я сверлила Дана недовольным взглядом, но тот встретил его абсолютно спокойно. Он был непоколебим, как скала, и, кажется, совершенно не испытывал дискомфортно в неудобной для него позе. Он мягко смотрел на меня, и это смотрелось весьма необычно в паре с как всегда насупленными бровями.

И снова, как под гипнозом, я нехотя обронила:

— Ладно, давай посмотрим, что у этой твоей Марии есть.

Победная улыбка на секунду осветила его лицо, после чего Дан кивнул и, встав, протянул мне руку. Вместе мы вернулись в основную комнату к фотографу, которая продолжала суетиться и что-то настраивать.

— Мария, — позвал девушку Дан, — Ты не могла бы показать Алисе несколько примеров своих работ? Чтобы она примерно поняла, чего мы от неё хотим.

— Конечно, — тут же кивнула девушка и поманила меня в сторону стоящего неподалеку рабочего стола.

Всё еще не выражая своим лицом ничего, кроме неодобрения, я, тем не менее, проследовала за ней. Маша села за стол, и пару раз кликнув мышкой, вывела на экран ноутбука несколько кадров.

— Вот, любуйся, — обронила она небрежно, чуть отодвигаясь и давая мне больший обзор.

На меня смотрели…девушки. Самые разные — высокие, низкие, очень худые и те, у кого была, что называется, широкая кость. Но все они смотрелись удивительно мило и совсем не пошло в черном нижнем белье самого простого кроя — трусики-шортики и лифчик по типу спортивного. Но не это привлекло мое внимание — тело каждой было буквально исписано вдоль и поперек. Слова, выполненные белыми и черными красками, покрывали кожу, словно открывая какую-то историю. «Жируха» — огромные черные буквы пересекали живот одной из моделей. «Аппетитная» — белела рядом друга надпись. «Гигант» — украшало ногу очень высокой девушки, напоминающей модель. «Амазонка» — тут же, словно перечеркивая весь смысл черной надписи, белели буквы на руке. «Динозавр», «Шавка», «Лесбиянка», «Сексуальная», «Уникальная», «Глупая» — слова сменяли друг друга, словно вспыхивая перед моими глазами и заставляли мое сердце стучать всё чаще.

— Что это? — выдохнула я, — просматривая кадр за кадром, не в силах остановиться.

Меня потрясли не столько сами работы, но их исполнение. На лицах моделей застыли выражения обиды, непонимания, грусти, боли. Но их тела — они говорили совсем иное. Каждая поза буквально кричала о том, что все эти девушки оставили свои обиды позади, преодолели их, растоптали и смогли пойти дальше.

— Мой проект, — просто сказала Мария, — «Обидные прозвища». В последнее время у нас в стране увеличилось количество людей, покончивших с собой, и одна из основных причин — все те слова, которые им приходилось слышать в свой адрес. Люди зачастую не понимают, какую боль приносят своими необдуманно оброненными фразами, сколько комплексов они зарождают в людях. Я хочу помочь им преодолеть это. На примере других. Чтобы они посмотрели и подумали «Я тоже так могу. Я сильнее, чем все вы думаете. И я не сдамся под весом ваших мнений».

— Это очень…интересно, — выдавила я из себя, не понимая, откуда взялся этот ком в горле.

- Спасибо, — улыбнулась девушка, — Ну так что? Станешь частью этой истории?

Подняв глаза, я встретилась взглядом с Даном, который внимательно наблюдал за мной, как и всегда. В этот раз он ничего не говорил, позволяя мне самой принять решение. Но на самом деле, мне кажется, он просто прекрасно знал, каким будет мой ответ.

— Да, стану, — кивнула я.

Почему я так решила? Не знаю. Может, вспомнила всё то, что происходило со мной, с какими обидами приходилось сталкиваться мне. Я никогда не уставала повторять, что никому не желаю столкнуться с той жестокостью, которую пережила я. И если вот так я смогу предостеречь и чему-то научить других девушек или даже молодых людей — одиноких, запутавшихся в себе и пытающихся найти свое место в этом мире, то я должна сделать это.

— Отлично! — просияла Мария, вскакивая на ноги, — Тогда пойдем скорее переодеваться. Как раз сейчас и визажист приедет — Дан как знал, что тебя придется уговаривать, и велел им приезжать позже.

Я бросила грозный взгляд в сторону психотерапевта, но тот даже бровью не повел — только в глубине глаз мелькнула озорная смешинка. Ну как мальчик иной раз себя ведет, ей-богу.

В гримерке Маша протянула мне комплект белья, заверив, что он новый, и никто ни разу до меня его не надевал. Об этом же красноречиво говорили и бирки с ценниками. Переодевшись, я встала перед зеркалом, пытаясь понять, как мне сделать так, чтобы мое смущение не бросалось сильно в глаза. А еще я то и дело поправляла тот минимум одежды, который на мне остался. Комплект сел идеально, нигде не давил и не пережимал, так что с этим проблем никаких не было. Да и выглядела я вроде прилично — две руки, две ноги, туловище не слишком плотное. Ну, небольшой животик, конечно, присутствовал, но, как говорил Эдик, женщина без животика — это как диван без подушечки. Красиво, но не слишком удобно.

— Идеально! — оклик Маши заставил меня вздрогнуть и отвернуться от зеркала, — Твоя кожа — это просто нечто! В солярий ходишь?

— Нет, — покачала я головой, — Мой природный цвет.

— Правда? Я тебе даже завидую, — вздохнула девушка, — Ладно, я сейчас запущу к тебе Дана, он проведет инструктаж. Скажет, чего конкретно от тебя хочет. Это же типа какая-то ваша терапия.

— Маш, — схватила я её за рукав, удерживая на месте, — А Дан вообще часто приводит к тебе…ну, таких как я?

Сама не знаю, почему задала этот вопрос. Почему-то мне захотелось выяснить, насколько уникальна его методика, и не использует ли доктор одни и те же методы. Помнится, он сказала мне однажды, что мой случай не уникален. Кто знает, может он каждый день привозит сюда новых девушек.

Фотограф, бросив на меня короткий взгляд, понимающе усмехнулась:

— Расслабься, ты тут такая первая. А если тебе любопытно, откуда мы вообще знакомы, то и тут у меня есть ответ — мы с Даном учились вместе. Только он пошел по профессии работать, а я нашла себя в другом. Хотя, согласись — доля психологии в этом всё же есть. Ладно, пойду позову твоего доктора.

Не дожидаясь моей реакции, девушка вышла. Я же присела на невысокий стульчик, пытаясь понять, почему я так дрожу. Явно не от холода — температура в комнате была более чем комфортной, явно рассчитанной на то, что люди здесь находятся в полуобнаженном состоянии. Волнение? Да, оно явно присутствовало. Ведь я никогда до этого не принимала участия в подобных увеселениях.

— Алиса, — негромко позвал меня Дан.

Я подняла голову и чуть улыбнулась мужчине, пытаясь показать, что на самом деле всё более чем в порядке. Мужчина снова присел передо мной, так, чтобы наши лица оказались на одном уровне и чуть сжал мою ладонь в ободрительном жесте.

— Ты хорошо выглядишь, — сообщил он мне.

Его слова вырвали чуть нервный смешок из моей груди.

— Спасибо.

— Тебе не стоит благодарить за правду. Ты очень красивая молодая женщина. И сегодня мы попробуем убедить тебя в этом. Но одного раздевания будет недостаточно.

Да, я так и поняла. Видела ведь фотографии. И там главным — помимо самой модели — было вовсе не белье. Наоборот — цвет и фасон был выбран максимально простой для того, чтобы не отвлекать от того, что действительно важно. Слова.

— Что ты хочешь, чтобы я написала? — спросила я негромко.

— Это только тебе решать, — ответил Воронцов просто, — Ты должна сейчас подумать и решить, что именно тебе не нравится в себе. На что обращали внимание другие люди, в чем упрекали, обвиняли, над чем смеялись. Я не ограничиваю тебя в количестве слов — это всё остается на твое усмотрение. Но есть условие. Выбрав плохое слово — то, которое визажист напишет черной краской — ты должна придумать еще одно. Переиграй ситуацию так, чтобы твой якобы недостаток выглядел, как достоинство. Сможешь сделать это?

— А ты мне в этом помогать не будешь?

Воронцов покачал головой:

— Нет, ты должна сделать это сама. Я могу сколько угодно пытаться убедить тебя, придумывать слова, но всё будет бесполезно, пока ты сама не поверишь в то, что ты — именно такая. Поэтому, это — только твоя работа.

— Я постараюсь, — кивнула я, чувствуя, как чувство неуверенности снова возвращается ко мне.

— Я в тебя верю, — серьезным голосом сказал Дан, внимательно глядя на меня из-под нахмуренных бровей.

Не понимая, что на меня нашло и прежде чем мне удалось себя остановить, я протянула руку и коснулась его переносицы, словно желая стереть эту надоевшую мне складку.

— Почему ты постоянно хмуришься?

Дан удивленно моргнул. Раз, второй. Посмотрел на меня, перевел взгляд на свое отражение в зеркале, снова на меня. Постоял, помялся, после чего как-то неуверенно протянул:

— Мимика у меня такая. Так, ладно, — кашлянув, он взял себя в руки и подытожил, — Ладно, я за визажистом.

Выдавив из себя это, мужчина поспешно ретировался из гримерки, оставив меня стоять с всё еще протянутой рукой. Погодите, это что сейчас было? Мне что, удалось смутить самого Дана Воронцова? Черт возьми, медаль мне! Срочно!

Но в следующую секунду все мысли вылетели у меня из головы, когда в комнату вошла улыбчивая девушка-визажист и бодро воскликнула:

— Ну, что будем писать? 

Глава тринадцатая

Когда Дан уже после спросил у меня, что было самым сложным в этой работе модели, я честно ответила, что наибольшее затруднение у меня вызвал сам процесс разрисовывания моего тела. Я долго вглядывалась в свое отражение, пытаясь понять, что именно не дает мне покоя.

Хотя, с первой обидой я справилась довольно быстро.

— Жирная задница, — сообщила и визажисту, для наглядности тыча пальцем в свою филейную часть.

Она действительно у меня выделялась на фоне остального телосложения. Я бы никогда не рискнула назвать себя жирной, потому что вес в пятьдесят четыре килограмма при росте метр семьдесят — это, по сути, ничто. Другое дело, что в более юном возрасте я была короче, но вот моя задница была со мной всегда. Я словно родилась с большими булками. Эта черта мне тоже досталась от бабули — она, если верить старым фото, обладала весьма аппетитными формами, что сверху, что снизу. С грудью мне не особо повезло — она была, но явно проигрывала на фоне пятой точки. И вот из-за неё мне иногда приходилось сильно расстраиваться.

Визажист — я уже узнала, что её зовут Катя — хмыкнула, глядя на нижнюю часть моей спины:

— Если тебя дразнили из-за такой сладкой попки, то эти люди — просто идиоты.

— Сладкой? — переспросила я. Задумавшись, — А что, неплохой вариант для позитивной фразы. Только лучше, наверное, даже не так. Не «сладкая», а «сахарная». Да, «Сахарная попка». Мне нравится.

— Чувствуешь прилив позитива и силы? — с улыбкой спросила Катя, выводя надписи на моих бедрах.

— Пока я чувствую только влагу, — честно призналась я.

Мягкая кисточка с холодной жидкой краской касалась моей кожи, вызывая табун мурашек. Я едва сдерживалась, чтобы не поежиться, но старалась стоять неподвижно — Катя убедительно попросила не портить её работу хотя бы первые пятнадцать минут.

— Готово, — изрекла она, чуть отодвигаясь, — Что дальше?

— Хм… — протянула я, изучая своё лицо, — Брови.

— А что с ними? Идеальные дуги, как по мне, — Катя бросила на меня недоумевающий взгляд, — Напоминает актрису Лили Коллинз, у нее тоже брови такие, выдающиеся.

— Да, вот только в школе меня за них прозвали Петровичем, — хмыкнула я, и пояснила, заметив недоумение в глазах визажиста, — Нашего физрука так звали. У него было немного достоинств, брови — одно из них.

— Тогда уж лучше Брежнев, — заметила девушка, — Но я так понимаю, мы пишем «Петрович»?

Я кивнула. Да, нужно ведь вспомнить всё обидное, чтобы было что отбрасывать в сторону. А этот факт моей биографии и анатомии как раз таковым и являлся.

— А что в противовес ставим? — поинтересовалась визажист, выводя черные буквы на моей шее, переходя на скулу.

— Даже не знаю, — протянула я, — В конце концов, сейчас это вроде как моя изюминка. И досталась она мне от предков из Испании. Это — что-то типа моего наследия, мои корни.

— «Испанская изюминка»? — предложила Катя, убивая одну кисть и хватаясь за другую, испачканную в белой краске.

А ведь вариант. Коротко, лаконично, и несет в себе самый что ни на есть правильный настрой. Этого же, кажется, требует от меня Дан? Ну, и фотограф, разумеется.

— Так, с этим разобрались, — подытожила спустя несколько штрихов Катя, — Еще что-нибудь?

Я сглотнула. Было то, что мучило меня. Что-то, по сравнению с чем большая задница и густые брови просто рядом не стояли. Что мучило меня, буквально преследовало по пятам, не давая свободно вздохнуть.

Дан просил доверять ему. Значит, я должна рискнуть и перешагнуть через эту ступень. Показать, что я отпустила это, дала себе возможность жить дальше. Но прежде всего мне нужно это признать.

— «Шлюха», — негромко выдохнула я, смаргивая образовавшуюся на ресницах влагу.

Катя охнула, поднимая на меня глаза. Она явно ожидала услышать что угодно, но только не такое откровенное признание. Но оно прозвучало, и я долгое время была уверена, что это определение правдиво. Так меня окрестили уже в университете — за слишком веселый нрав и любовь к вечеринкам. Да и парней я меняла, мягко говоря, часто. Правда, не спала ни с кем, но не тыкать же мне всем любопытным в лицо справкой от гинеколога с датой последнего полового акта.

Это слово — короткое, емкое — преследовало меня везде, буквально отравляя воздух вокруг меня. Вася бесилась, когда слышала это, как и Эдик, но никто не мог заткнуть людям рты. А потом я и сама поверила в то, что это правда. Буквально сама позволила всем растоптать и унизить меня, решив, что я и не заслуживаю иного отношения.

Но сейчас, глядя на буквы, чернеющие на моей груди, я вдыхала воздух — и больше не чувствовала в нем яда. Признав, что это было со мной, я словно обрубила невидимые нити, сковывавшие меня. Больше у этого слова — унизительного и жестокого — не было власти надо мной. Я была свободна.

— Что будем этому противопоставлять? — тихим и серьезным голосом спросила Катя.

Я мягко улыбнулась, глядя на себя в зеркало:

— «Свободная». Оно пришло мне в голову только что.

— Хорошее слово, — позволила себе улыбку и Катя, выводя белые буквы на моем животе, — Еще будут пожелания?

— Да, одно, — кивнула я, собираясь с силами, — "Алкоголичка".

Это уже было мое наказание. Вслух никто никогда не называл меня так. По крайней мере — в глаза. Но я знала, что это так. Это слово — эта часть моей личности — давила на меня, подавляла, даже сейчас, несмотря на то, что уже давно я не испытывала тяги к выпивке. Но это не меняло того факта, что оно висело надо мной, как Дамоклов меч, заставляло постоянно оглядываться назад, сомневаться в каждом своему шаге. Это действительно мешало мне жить, потому что я сама постоянно напоминала себе о том, насколько я жалкая и ничтожная.

— У тебя довольно насыщенная жизнь, — вымолвила Катя, вырисовывая буквы на моей руке, — И чем ты перекроешь это?

Я думала об этом. Слово, способное перечеркнуть это, сделать то, кем я стала, неважным, должно быть весомым. Таким, чтобы глядя на него, я понимала, что это всё было не зря. Я уже была свободна — благодаря белым буквам, но этого оказалось недостаточным.

Вспомнились слова, которые я сказала Дану. Я пила, чтобы чувствовать. До смерти Кирилла я делала это, потому что под градусом в моей голове рождались просто гениальные идеи. Мир казался выложенным на ладошку — таким простым и понятным. И я ощущала себя частью его.

Так, быть может, «Мыслитель»? Но нет, оно не подходит. Тогда я не злоупотребляла, не пила сутками, не просыхая. Нет, медленно умирать внутри я начала после того, как мой жених-наркоман разбился на машине. Тогда я действительно ощутила, что это значит — быть алкоголичкой.

— Алиса? — позвала меня Катя, — Что ты придумала?

— "Живая", — еле слышно выдохнула я.

— Что? — не поняла меня визажист.

— «Живая», — громче повторила я, понимая, что вот оно — верное слово.

Как бы я не хотела отрицать это, но правда была очевидна — с приходом в мою жизнь Дана я действительно словно заново ощутила жизнь. Каждый день начал иметь значение, он нес в себе новую загадку, какую-то интригу — что на этот раз затеет мой врач? Я не была больше жалкой, словно контроль над собой снова вернулся. Я ощутила некую силу, которая когда-то была у меня, но я сама отдала её. Теперь пришло время вернуть эту силу.

Когда Катя закончила и сделала шаг назад, позволив мне оценить плоды трудов своих, я чуть повернулась — и замерла. Слова будто вспыхивали на моем теле, стоило мне чуть двинуться, поворачиваясь к свету. Презрительное «Шлюха» украшало мою грудь, на подобие небезызвестной Алой букве, и оно, словно эхо, звучало в моих ушах тысячей разных голосов. Было тяжело видеть его на своем теле, но не так, как другое, которое как раз таки начиналось на «А». Рядом с ними унижение моих задницы и бровей казалось просто детским лепетом, шуткой.

Но они словно меркли, когда я чуть переводила взгляд, вчитываясь в ободрения, которые белели на моей смуглой коже. Всё мое тело словно говорило мне — не бойся, всё в порядке, ты всё преодолеешь. Они могут говорить всё, что угодно, но меня это больше не волнует. Камнем можно убить, но словом меня никто не заденет.

— Очень хорошо, — кивнула Катя, наблюдая за мной, — Сохрани это выражение лица до самой фотосессии. Ты выглядишь, словно амазонка, вышедшая на тропу войны.

В каком то смысле, так оно и было. Я действительно собиралась дать бой — своим собственным страхам. И всё, что от меня требовалось — это просто сделать шаг за порог гримерки.

Сама фотосессия прошла для меня, как в тумане. Я помню яркие вспышки, софиты, которые действительно обжигали, помню командный голос Марии, которая требовала мне повернуться то так, то эдак, положить руку сюда, а ногу отставить вот так. Фотограф то просила меня максимально прогнуться в спине — так, что я сама себе начинала напоминать какую-то букву «зю», только в другую сторону завернутую. То, наоборот, хотела, чтобы я сгруппировалась, обняв себя в каком-то защитном жесте.

К концу фотосессии — а длилась она без малого полтора часа — я выдохлась так, как никогда раньше. Даже после очень загруженного рабочего дня я так сильно не уставала. Оказывается, тяжело быть моделью. Краска в некоторых местах размазалась, потому что Маша нередко просила меня то провести рукой по животу, то положить конечность на шею, но это не портило кадры, как оказалось. Когда после фотограф показала нам с Даном несколько снимков на мониторе, мне даже понравилось то, что получилось. Потеки краски можно было даже назвать сексуальными. Но больше всего зацепило меня, как ни странно, не тело. И, оказалось, не меня одну.

— Глаза, — негромко сказал Дан и я сразу поняла, что он имеет в виду.

Радужка насыщенного шоколадного цвета словно сияла, в обрамлении пушистых черных ресниц. Мой взгляд можно было смело назвать суровым, словно я кому-то угрожала физической расправой, но одновременно с этим я заметила в его глубине какую-то искорку. И что-то мне подсказывало, что ради неё всё это и затевалось. Так искра и несла в себе смысл, а точнее — начало моей новой жизни.

Пока я вытиралась влажными полотенцами и переодевалась, Мария из-за ширмы заверяла меня, что фотографии будут готовы в течении недели. Их она, поскольку не знала моего адреса, собиралась передать вместе с Воронцовым. Я против такого расклада не возражала.

Уже в машине, когда я, устало вздыхая, пристегивала ремень безопасности, Дан решил задать еще один вопрос, помимо трудностей в профессии модели.

— Каково это было? Видеть всё это на своем теле?

— А сам как думаешь? — бросила я на доктора быстрый взгляд.

— Алиса, — покачал головой мужчина, — Я сейчас спрашиваю, как твой врач. Не паясничай.

— Прости, я просто запуталась. То ты — Дан из клуба, мой вроде бы друг, то вдруг снова становишься доктором Воронцовым. У меня итак кукушка сдвинута, а тут еще ты со своими масками.

Сама не знаю, почему говорила всё это. Наверное, сказывалась банальная усталость. У меня давно не было таких насыщенных дней, с непривычки это может потрясти, не только физически, но и эмоционально. А лучший способ сбросить напряжение — вступить с кем-то в перепалку.

Понимая, что была не права от слова «совсем», я повернулась к Дану и сказала, прежде чем он успел как-то среагировать на мой выпад:

— Прости. Я не хотела грубить. Просто немного устала. Это было…странно. Мне было не по себе. В конце концов, я открыто признала, что у меня есть проблемы, перед незнакомыми людьми — Катей и Машей. Но сейчас, я чувствую себя намного лучше. Спасибо тебе за эту встряску.

Тонко улыбнувшись, Дан сосредоточил свой взгляд на дороге. Его очки, которые он всегда носил, будучи за рулем, слегка бликовали, отражая лучи заходящего солнца, и понять, о чем он думает, по его глазам у меня не было возможности. Оставалось надеяться, что он поговорит со мной.

Надежды оправдались.

— Я не был уверен, что ты выберешь нужное слово. Что решишься, — негромко сказал мужчина.

— Я тоже, — пришлось мне признаться, потому что я решила быть открытой с этим человеком — хотя бы ради самой себя, — Но это было верное решение. Я чувствую себя действительно свободной. Не такой, как прежде, но всё же это был шаг в верном направлении.

— Приятно слышать, что ты одобряешь мои методики, — усмехнулся Дан, — Я ведь всего лишь дипломированный специалист.

— Ой, вот только давай без этого, — поморщилась я, шутливо пихая мужчину в плечо, — У Эдика этого всего нахватался?

— Алиса, осторожнее, я всё же за рулем, — Воронцов покачал головой, словно не мог поверить в то, что я сотворила такую глупость — посмела отвлекать водителя во время движения.

Но, поскольку попасть в аварию мне хотелось меньше всего, я решила послушаться и села ровнее, сложив руки на коленях. Ни дать ни взять — примерная девочка.

Уже подъехав к моему дому — адрес уже давно не был тайной для Дана — доктор повернулся ко мне и сказал:

— Я всё это затеял не только для того, чтобы развлечь и встряхнуть тебя. Ты увидела себя такой, какой видит тебя весь этот мир. Все те люди, которые дразнили тебя, обзывали, унижали — они все виновны в тех черных словах, которые, словно клеймо испещряли твое тело. Но твоя семья, твои друзья — они всегда были рядом. Давали тебе поддержку, защиту, то, в чем ты так нуждалась. И ты смогла дать отпор. Взглянуть в лицо своим демонам, найти в этой тьме то, за что можно зацепиться и вытащить это наружу.

— Ободряющие слова, — кивнула я, — Белая краска.

— Именно. Урок, который ты сегодня должна была усвоить — и я надеюсь, что ты это сделала — очень прост. Слово не может ранить. Камни, палки — да, они могут сломить тебя, могут раскрошить твои кости и изувечь тело. Но слова не имеют над тобой никакой власти.

Я смотрела на Дана, широко открыв глаза и, кажется, на секунду даже забыв, что мне нужно дышать. Как?! Черт возьми, как он это делает?!

Заметив мой взгляд и ступор, мужчина приподнял брови:

— Что такое?

— Эм… — я, покачала головой, словно отгоняя наваждение, — Ничего. Просто я подумала о том же самом. Еще в гримерке, когда увидела свое тело. Поняла, что слово не может ранить меня.

Дан тонко улыбнулся:

— Ну, значит, урок усвоен. Мы стали еще на шаг ближе. 

Глава четырнадцатая

— У меня для тебя подарок, — сообщила я Дану, переступая порог его кабинета.

Доктор поднял на меня слегка удивленный взгляд, который даже его очки скрыть были не в состоянии. Я его прекрасно понимала — сама не была до конца уверена в том, правильно ли поступаю. Но в последние дни мной овладело какое-то странное чувство. Мне было легко. Во всем — в работе, в общении, в открытии для себя чего-то нового.

С той самой фотосессии прошла неделя, мы с Воронцовым устроили небольшой перерыв в сеансах, поскольку он, увлекшись моим лечением, слегка забросил других своих пациентов. Ну и это дало мне возможность слегка притормозить и подумать о том, на что теперь становится похожа моя жизнь.

Но, механизм, который мы с Даном завели своими действиями, было уже не остановить. Всё моё существо словно отвергало устоявшийся ритм, и отказывалось подчиняться. Во мне проснулась жажда перемен, а удобный диван, на котором я проводила все свои вечера, медленно, но верно, начал внушать отвращение.

Так что, я зачастила приезжать по вечерам к Ваське и Эдику, на радость последним. Мне кажется, что подруга даже иной раз едва сдерживала слезы, наблюдая, как я с аппетитом поедаю очередной её кулинарный шедевр. Муж её был более скуп в проявлении своих эмоций, но его можно было понять — у него в последние дни существенно прибавилось работы. Подробности он опускал, но я знала, что весь его отдел пытается поймать банду, которая занимается контрабандой наркотиков. Всё детали проходили под грифом секретно, но, если учесть, что с течением дней мрачная морщинка не покидала лоб Эдика, то мы с Васей делали вывод, что особых успехов в этом деле пока нет.

Изменилось и мое отношение к самой себе. Те снимки и та работа, которую мы проделали при их создании, показали мне, что на самом деле я — молодая, весьма привлекательная женщина. И мне захотелось не просто поверить в это, но и сделать так, чтобы окружающие заметили это. Я стала следить за собой — укладывать волосы, подкрашивать ресницы. А в минувшие выходные мы с Васькой — о, ужас! — устроили шопинг и даже заглянули в салон красоты, где мне сделали маникюр. Я никогда никому не позволяла заниматься моими руками — да и сама тоже не уделяла им особого внимания — но мне это даже понравилось. Мои ноготки привели в порядок, подровняли и покрыли лаком приятного персикового цвета.

Глупой я не была, поэтому понимала, кого нужно благодарить за все эти изменения. Того, кто изначально дико бесил меня, выводя из равновесия одним только своим видом. Того, кто постепенно, шаг за шагом, искал дорогу в том темном лесу, который раскинулся в моей голове, и помогал мне найти из него выход. Того, кто, сам этого, кажется, не замечая, стал мне другом.

Поэтому, наверное, я и решила сделать ему небольшой подарок. Только по этой причине. То, что я то и дело вспоминала его все эти дни, здесь совершенно не причем.

Удивление Дана стало для меня лучшей наградой. Серьезно — видеть, как всегда спокойное, почти равнодушное выражение его лица растворяется, уступая место вполне человеческой эмоции — это было просто невероятно. Еще одно доказательство того, что Воронцов — человек, такой же, как и все вокруг. А то иногда мне начинает казаться, что он либо робот, либо манекен. Либо роботоризированный манекен — слишком красивый, но еще и бездушный.

— Мне? Подарок? — переспросил доктор, поднимаясь на ноги, — Чем я заслужил это?

— Скажем так — с твоим бесцеремонным вторжением в мое личное пространство моя жизнь изменилась. И я хочу тебя за это поблагодарить.

Сказав это, я вытащила из-за спины…ну, конечно, цветы. Что еще я могла подарить? Только то, в чем разбираюсь. Тем более — помнится, я разнесла в пух и прах вкус Дана, из-за чего несчастная гортензия исчезла из кабинета. Ей нужна была замена.

— Это Анемоны, — сообщила я, протягивая небольшой горшочек с бледно-розовыми цветами, — Их еще называют ветренницей. Они означают «искренность», «надежда». Мне показалось, что этот цветок лучше впишется сюда, чем холодная гортензия.

Хмыкнув, Дан взял из моих рук горшок с цветами и, повертев его в руках, вдруг усмехнулся, поднимая на меня взгляд. Почему-то мне стало неудобно и я, заправив за ухо один из своих чуть подкрученных локонов, спросила:

— Что такое?

— Да нет, ничего, — покачал головой доктор, — Просто помнится, я не так давно сказал Эду, что если мне когда-нибудь подарят цветы — это будет означать, что в моей жизни нужно что-то менять. Правда, он утверждал, что ты можешь подарить мне, кажется, цветущий базилик…

Я не удержалась от смешка. Да, это было бы в моем стиле. Вообще, очень забавно наблюдать за тем, как меняется лицо человека, когда ему дарят цветы с не самым радужным значением. Казалось бы — красота какая, букет роскошный, а как прочитаешь, что он означает, то хоть плач, хоть смейся. Я пару раз составляла такие вот «букеты ненависти», и мне всегда хотелось видеть лица получателей, когда даритель с улыбкой расшифровывал смысл сего презента.

Но в этот конкретно момент я преследовала несколько иные цели. Поэтому, мягко улыбнувшись, я пожала плечами:

— Еще не вечер — может, и этот презент не обойдет тебя стороной. Но, если тебя так напрягает это — представим, что это подарок не конкретно тебе, а твоему кабинету. Всё же, без живых растений он действительно слегка поскучнел. Анемоны, кстати, еще означают «давай устроим праздник».

— То, что нужно в кабинете психотерапевта, — широкая, искренняя улыбка озарила лицо доктора, подобно вспышке, — Спасибо. Нам обоим — мне и кабинету — очень приятно.

Водрузив пузатый горшок на журнальный столик, Дан жестом предложил мне сесть на диван, одновременно с этим снимая очки и усаживаясь в кресло напротив.

А я, вдруг вспомнив о чем-то, воскликнула:

— Подожди! Я ведь уже дарила тебе цветы! Точнее, цветок!

Нахмурившись, Дан задумался, явно перебирая что-то в своей памяти, и через пару секунд его лицо прояснилось, а губы растянулись в легкую улыбку:

— Точно. Как назывался тот мужественный цветок?

— Антуриум, — подсказала я.

— Да, — кивнул доктор, — Он, кстати, простоял не меньше недели. Странно, что я забыл об этом.

— Стареешь, — усмехнулась я, — Но это значит, что тебе уже давно пора что-то менять в жизни.

— Мне кажется, это уже произошло. Ты, кстати, тоже изменилась с нашей последней встречи, — заметил мужчина, изучая меня взглядом, — Мне нравится.

Я слегка смущенно улыбнулась, до конца не уверенная, как на это реагировать. Календарь показывал начало мая, однако погода за окном категорически с этим не была согласна, заявляя, что на дворе уже самое что ни на есть лето. Поэтому, изнемогая от жары и духоты, я надела одну из своих обновок — легкую голубую блузку из натурального хлопка, легкие белые брюки и балетки. Волосы чуть завиты, руки сияют свежим маникюром, который даже моя любимая возня в земле пока не испортила, тушь для ресниц. В общем, небо и земля по сравнению с той Алисой, которая еще совсем недавно впервые пересекла порог этого кабинета.

— Спасибо, — наконец, вымолвила я, борясь с выступившим на щеках румянцем, — Ты тоже. В смысле, хорошо выглядишь.

«Хорошо» — это еще было мягко сказано. Дан оказался от традиционных рубашек, облачившись в темно-синюю футболку-поло, серые брюки и — держите меня! — кеды. Он больше напоминал сынка богатеньких родителей, чем врача.

Дан сдержанно поблагодарил меня за комплимент, и беседа потекла своим чередом. Мы обсуждали мои последние достижения — я честно призналась, что провожу много времени с друзьями, часто и подолгу гуляю, и совершенно не испытываю тяги к выпивке. Никаких особых заданий на сегодня Воронцов не задумал — ему было просто интересно узнать, приносит ли работа плоды. И, судя по всему, результатом он остался доволен. Как и я.

Всё бы ничего, но в какой-то момент нашей беседы я поймала себя на том, что пялюсь на него. Откровенно и практически неприкрыто. На его руки, которые смотрелись неприлично роскошно за счет того, что рукава рубашек больше их не прятали. На эти длинные пальцы, которыми он то и дело постукивал себя по коленке, задавая мне очередной вопрос. Я давно заметила, насколько музыкальные у Дана руки — изящные, чуть тонковатые запястья, слегка вытянутые ладони, которые, собственно, и венчали те самые пальцы. Ему бы очень пошла игра на рояле. Я уж не знаю, как бы звучала музыка в его исполнении, но что он эффектно бы смотрелся, сидя за инструментом — в этом я ни секунды не сомневалась.

Интересно, а почему он до сих пор был один? Понятное дело, с женой мужчине не повезло, но ведь на ней же свет клином не сошелся. Или он был настолько прожжённым мозгоправом, что ни одна ему не подходила, потому что тараканы не разгонялись ни дихлофосом, ни банальной тапочкой?

— Алиса? — мягкий, почти бархатный голос Дана заставил меня вздрогнуть и поднять взгляд на его лицо, — Где ты витаешь?

— Я…просто задумалась, — выдавила я из себя улыбку, не понимая, что, собственно, со мной происходит.

Нет, серьезно — когда я начала так реагировать на своего врача? Когда по моей коже начала пробегать дрожь от одного звучания его голоса, а сама я, как умалишенная, втыкала на чужие руки? Раньше я за собой таких наклонностей не замечала. У этого есть вообще какое-то название, научное объяснение? Слово «одержимость» подходит?

Всего этого вслух я, понятное дело, не произнесла. Вместо этого, чуть помявшись, я задала другой, не менее волнующий меня вопрос:

— Почему ты один?

Воронцов приподнял одну бровь и заметил:

— Я не один. Ты ведь здесь.

— Да я не об этом, — отмахнулась я, стараясь игнорировать мурашки, которые почему-то опять устроили скачки на моей спине, — Почему у тебя нет девушки? Любимой женщины?

Откинувшись в кресле, Дан задумчиво почесал гладко выбритый подбородок (я при этом старалась держать себя в руках, чтобы снова не начать пялиться на его пальцы. Господи, это же не руки, а просто оружие массового поражения!), после чего сказал то, что я меньше всего ожидала от него услышать:

— Я женат.

Клянусь, если бы в этот момент я что-то пила — вся жидкость оказалась бы у Воронцова на футболке. Правда, тогда ему пришлось бы её снять, а это открывает передо мной новые виды…так, стоп! что происходит?! Ну-ка быстро бери себя в руки, Флорес!

— Ты серьезно? Это всё, что ты можешь сказать? Женат? Это твоя отговорка? — спросила я, надеясь, что мне показалось.

Но нет, Дан кивнул:

— Я вроде как сказал в ЗАГСе «Да». Это накладывает некие обязательства.

— Но вы ведь даже не живете вместе, — заметила я весьма очевидный факт, — И что-то мне подсказывает, что твоя супруга не хранит верность вашим клятвам.

Доктор хмыкнул:

— Да, но это ведь не значит, что я должен уподобляться ей. Да и потом — за эти два года я не встретил никого, кто стоил бы того, чтобы нарушить это слово. Ну, или дал бы мне толчок собраться — и всё же подать документы на развод.

— Вот как, — протянула я, изучая идеальное, словно вылепленное искусным мастером лицо, — И что, ты хочешь сказать, что всё это время живешь без секса?

Дан пожал плечами, выражая тем самым полнейшее равнодушие к моему вопросу:

— Я не испытываю с этим трудностей.

— Ты что, робот?! — воскликнула я, не выдержав, — Я ни разу не встречала еще мужика, который бы открыто заявлял «Секс мне не нужен! Лишь твоя прекрасная душа».

— Ну, насколько я могу судить — твои познания в области мужчин в принципе оставляют желать лучшего, — с легкой прохладой в голосе отозвался Воронцов, — Если до этого тебе встречались экземпляры, основная жизненная цель которых — покрыть как можно больше самок — то мне искренне тебя жаль. Бич нашего тысячелетия заключается даже не в одержимости гаджетами, а в изменении ценностей. Секс стал для кого-то разменной монетой, для кого-то — спортом, кто-то просто считает, что заниматься сексом — модно и круто. Для меня же это — еще одно проявление чувств и эмоций, способ иначе сказать «я люблю тебя».

— Зачем ты это делаешь? — спросила я, покачав головой.

— Делаю что? — не понял Дан вопроса.

— Говоришь мне такие вещи. Я ведь могу и влюбиться.

Дан хмыкнул, и, может, мне только показалось, но я заметила на его щеках слабый румянец. Потерев шею, он рывком поднялся на ноги и, обойдя свой стол, сел в рабочее кресло. И лишь оттуда, словно защитившись от меня оградой, негромко сказал:

— Это — просто мои мысли. Меня воспитали так — уважать и ценить женщин. Кстати, немалую лепту внес и Елисей — он наглядно показывал мне, как поступать не надо.

— Да уж, — хмыкнула я, — Значит, мое предположение, что твой брат — сердцеед, оказалось верным.

— Он падок на красивых женщин, но уверяет, что любил каждую из них. Я же думаю, что он просто любит напоминать всем о том, насколько он хорош, — развел руками Дан, после чего мягко добавил, — Спасибо, Алиса, за разговор и откровение думаю, на сегодня мы закончили.

— Ваш вердикт, доктор? — спросила я, поднимаясь на ноги.

— Вижу положительную динамику, — тонко улыбнулся Дан, — Думаю, нам осталось всего пару шагов до полного выздоровления. На этой неделе у меня снова плотное расписание, так что я могу вписать тебя только в пятницу, то есть через четыре дня. Тебя устраивает?

— Ну, разве могу я что-то изменить, — пожала я плечами, — Записывай.

— Отлично. До встречи, Алиса.

Кивнув, я вышла, всеми силами сдерживая рвущиеся наружу слова о том, что не только старший Воронцов хорош — младший ни в чем ему не уступает. Я бы даже сказала — буквально наступает ему на пятки.

Кажется, я попала. 

Глава пятнадцатая.

Когда у меня просыпается необходимость собраться с мыслями — я устраиваю дома уборку. Мне кажется, что, раскладывая вещи по их законным местам, я точно также поступаю и со своими мыслями. Протираю пыль с нейронов своего мозга, пытаясь убедить его снова начать нормально функционировать и перестать страдать ерундой.

А мне это явно было нужно. Поскольку тот хаос, который я навела в собственной квартире, красноречиво говорил, что всё — у хозяйки начался психоз. Иронично, да? Я пыталась вылечиться от депрессии, и в итоге подцепила еще какую-то психологическую болячку. Класс, это же просто мечта всей моей жизни.

На самом деле, наверняка, я сама себя накручивала. Ведь, по сути, ничего критически ужасного не произошло. Я просто иногда думала о своем враче. Пару раз в день. Хорошо — больше, чем пару раз. Ладно-ладно — постоянно. Серьезно — этот человек словно прописался в моих мыслях. Причем, я упорно не могла вспомнить, в какой момент это произошло. Вот, кажется, еще вчера я презирала Дана и желала ему медленной и мучительной смерти, сравнивая с бездушным роботом, и вот — здравствуйте, я тут пришел в ваши мысли. Сидите-сидите, не обращайте на меня внимания, я свои вещи сам разложу. У меня их немного — всего-то воз и маленькая тележка.

Может, всё дело в том, что я целый год закрывалась от людей? И теперь я просто изголодалась по вниманию — настолько, что умудрилась запасть на первого, кто оказался не моим лучшим другом и при этом выглядел чуть симпатичнее обезьяны? Может, будь на месте психотерапевта почтальон или проверяющий из налоговой — эффект был бы тот же? Хотя, нет, точно не с налоговиком — ко мне все время приходит один и тоже мужичок, и он, мягко говоря, не фонтан.

Звонок в дверь помешал мне разгадать эту головоломку. Чертыхнувшись, я крикнула:

— Открыто!

Согласна — не самый разумный вариант ответа. В конце концов, это мог быть вор. Хотя, какой домушник будет звонить, прежде чем ограбить кого-то? Для полноты картины ему не хватало бы еще расшаркаться на пороге и выдать что-то, вроде, «Мадам, не сочтите за грубость, но я хотел бы вас ограбить. Не соблаговолите ли вы передать мне вон тот фамильный сервиз и шкатулку с драгоценностями. За код от сейфа я вам даже длань облобызаю».

Маньяк? Тоже не его почерк. Хотя, ему я бы даже обрадовалась. Вот кто точно смог бы мне помочь. Интересно, а мне удалось бы убедить его просто прикончить меня, без лишнего насилия и любого намека на раздевание? Точно — я бы просто подсела ему на уши так сильно, что он бы сам не выдержал и пустил бы мне пулю в лоб.

Увы, ни одна из моих фантазий не имела никакого права на жизнь. Потому что в квартиру вошла, сияя, как начищенный медный пятак, моя единственная подруга. А Васька, увы, меня точно не убьет. Эх, и тут мимо.

— Привет! Ого! — присвистнула Гейден, оглядывая мою квартиру, — Ты что тут устроила?

Я только пожала плечами, убирая локтем волосы с лица. На руках у меня были резиновые перчатки, которые к тому же были еще и в мыльной воде, так что такие манипуляции были более чем понятны. Вообще за генеральную уборку я взялась основательно. Закрыв на день лавку (заказов не было, так что я решила, что могу себе позволить один законный выходной. Опустим то, сколько я их брала за последний месяц до безобразия часто — из-за посещений психотерапевта), ясперва перерыла все свои шкафы, выкинув почти всю одежду. Оказалось, что у меня слишком много одинаково мрачных футболок непонятного размера и формы, и впервые в жизни у меня это вызвало неприкрытое отвращение. Поэтому, я с чистой совестью отнесла на помойку два мешка с ненужными мне вещами. Может, кому-то из бомжей мои посредственные вкус и стиль придутся по вкусу.

После этого я взялась за пыль, протерев абсолютно все горизонтальные поверхности. Оказалось, что дышу я таким количеством непонятно чего, что остается лишь удивляться, почему я до сих пор не начала страдать галлюцинациями.

Ну и апофеозом всего стало масштабное мытьё полов. Тогда, собственно, и пришла Василиса.

— Да так, порядок решила навести. А ты чего сияешь? Кто-то умер и оставил тебе баснословное наследство?

— Не совсем. Елисей сдался и подписал контракт с нашим агентством. На два года! — воскликнула подруга, — Сумма вышла с таким красивым количеством нулей, что я всерьез подумываю взять отпуск и увести своего мужа на Бали!

— Сказочное Бали, — хмыкнула я, не в силах сдержать смешок, — Только не ставь такой хештег, я тебя умоляю! А если поставишь — то хотя бы нижний слеш не забудь.

— Эх всё равно это лишь мечты, — вздохнула Вася, присаживаясь на подлокотник дивана, — Никуда Эдик не поедет. Не в ближайшее время.

— Что, всё еще пытается найти этих наркоторговцев? — спросила я участливо, забывая ненадолго про уборку и плюхаясь задницей прямо на журнальный столик.

Гейден кивнула:

— Расследование зашло в тупик. Эдик жутко злой ходит. Я его даже иногда бояться начинаю.

— Да ну брось, — отмахнулась я, — Волноваться вообще не о чем. Твой супруг такие дела щелкает, как орешки. И в этот раз справится. Просто ему нужно чуть больше времени, везения и твоей поддержки.

— Не верю, что говорю это, но я думаю, что ты права, — слабо улыбнулась подруга и, прежде чем я успела возмутиться этому намеку, спросила, — Так в честь чего такая уборка грандиозная?

— Говорю же — просто захотелось навести порядок, — попыталась я оправдаться.

Но на Васю мои слабые, я была даже сказала — жалкие — попытки оправдаться ясно не произвели впечатление. Прищурившись, подруга окинула меня внимательным взглядом, в котором явно читалась насмешка, после чего сказала:

— Ты забываешь о том, что я знаю тебя с детства. Тебя — и все твои привычки. Ты убираешь только когда нервничаешь. Я даже шкалу разработала. Перемываешь всю посуду — где-то накосячила. Протираешь пыль с полок — волнуешься перед важной встречей или экзаменом. А это, — указала Вася на масштабную зачистку, — Может означать, что грядет катастрофа. Так что колись, Лиска. Сама знаешь — я без ответов не уйду. Прошли те времена, когда простого «всё нормально» мне было достаточно.

— Решила, что меня всё же нужно пасти? — усмехнулась я невесело.

Гейден покачала головой:

— Просто волнуюсь за тебя. Друзьям, знаешь ли, это свойственно. Так что, рассказывай.

Пожав плечами, я решила всё же послушаться. В конце концов, если бы я была чуть более откровенна с лучшей подругой — быть может, не загнала себя в такую депрессию.

— Дан сказал, что я практически здорова. Еще пару штрихов — и всё, его работа на этом будет закончена.

— Так, а тебе, что, кажется, будто такие выводы делать рановато? Сама как себя чувствуешь?

— Лучше, — призналась я, — Намного лучше. Правда. Словно не было всех этих месяцев. И я не только про последние двенадцать говорю. Я словно вылечилась от болезни по имени «Кирилл». Тот эпизод моей жизни не забыт, но я понимаю, что больше этого не повториться. Да и выпить меня не тянет. Вот совсем. Как отрезало.

— Дан что, свозил тебя в наркологическую клинику? — спросила Вася с, кажется, искренним любопытством.

— Нет — улыбнулась я мягко, — Он устроил мне фотосессию. В нижнем белье.

— Ничего себе! — присвистнула подруга, — Вот вам и приличный доктор! А белье какое было? Кожа и кружево?

— Что? Нет! — воскликнула я, чувствуя, как щеки заливает румянец, — Там суть не в этом было. Скоро фото при отдадут — и я тебе покажу всё. Проще так, чем объяснять все тонкости и детали.

— Поймала тебе на слове, — пригрозила Гейден и почти сразу без перехода спросила, — Так, в чем же тогда дело? Почему тебя так сильно расстраивает то, что ты практически здорова?

Я поджала губы, не зная, как правильно облечь свои мысли в слова. Удивление подруги было понятно — как можно расстраиваться из-за того, что твоя кукушка снова функционирует нормально. Однако, для меня это несло еще немного другой смысл.

— Я просто переживаю.

— О чем? — всё никак не могла уловить ход моих мыслей Вася.

— Ну… Дан — он ведь очень занятой человек. Пациентов у него много наверняка.

— Это да, — кивнула Гейден, — Мы с Эдиком постоянно его зовем куда-нибудь с нами, но он вырывается порой лишь раз в пару недель. Психи атаковали его.

— Вот, и я об этом. Просто, вдруг, когда отпадет необходимость видеться — ну, мы перестанем общаться так, как это происходит сейчас.

Вот. Я сказала это. Смогла. И при этом даже практически не покраснела. Да и без лепета обошлось обычный будничный тон. Я просто победитель!

— Ну, перестанете. Что в этом такого? Погоди-ка, — вдруг выдохнула Гейден, распахивая глаза, — Ты что, запала на него?!

— Эм…нет? — знаю, это прозвучало как вопрос, а не утверждение, но та самая растерянность и неуверенность в себе решили именно сейчас дать о себе знать.

— Не ври мне! Черт возьми, ты запала на Дана! Он ведь бесил тебя!

— Он и сейчас периодически выводит меня из себя, — заверила я подругу, защищаясь, — Просто уже немного поменьше.

— Ага, поменьше! — передразнила меня Василиса, — Настолько, что ты расставаться с ним не хочешь!

Я схватилась за голову, не заботясь больше о том, что руки закованы в мокрые резиновые перчатки. Да уж, ситуация действительно выглядела абсурдной.

— Я не знаю, что со мной происходит! — простонала я тоскливо, — Это просто как наваждение какое-то. Я думаю о нем постоянно! Он застрял в моей голове! Вася, он мне даже снился пару раз!

— Кажется, добрый доктор, излечив одну твою болячку, тут же решил заразить другой, — заметила Вася, подсаживаясь чуть ближе ко мне.

— Не думаю, что он вообще это заметил, — отозвалась я всё с той же тоской в голосе, — Дан вообще, кажется, ничего и никого вокруг не замечает. Реально, при нем хоть голой станцуй — он и бровью не поведет.

— А ты пробовала? Вдруг прокатит? — подмигнула девушка.

— Не смешно! Вась, вот что мне делать? Это же какой-то кошмар!

Василиса вздохнула и, обняв меня за плечи, с некой долей грусти сказала:

— Алис, я не знаю, как ты должна поступить. И я не могу тебе указывать. Я ведь не твой учитель. Максимум — соседка по парте, — заметила Гейден с тенью улыбки, — Могу дать списать, но будут ли мои ответы правильные?

— А Дан, стало быть, учитель? — хмыкнула я, заинтересованная таким сравнением.

Подруга пожала плечами:

— Ну, я не могу утверждать со стопроцентной уверенностью. Может, он — ботаник из старшего класса, у которого чуть больше правильных ответов и опыта за плечами, чем у нас. Но, Лиса — он ведь тоже может ошибаться.

— Знаешь, это так странно, — заметила я вдруг, поднимая голову, — Всё это время, что вы пытались заставить меня пойти к нему, да и большую часть наших сеансов, я была твердо уверена, что не сумасшедшая и мне не нужна помощь. А теперь чувствую себя строго противоположно. Сейчас я не уверена в собственном благоразумии.

— Всё наладится, Лиса, вот увидишь, — заверила меня Вася, — Ты либо перегоришь, либо переключишься на что-то другое. На работу, например.

— А если в этот раз она меня не спасет? — хмуро отозвалась я.

Сомневалась я не зря — Дан у меня теперь был неразрывно связан еще и с моей работой. Не надо было соглашаться на сеанс в моей лавке! Так и знала, что стоит мне пустить его в свою обитель — и всё, жизнь полетит кувырком! Так и оказалось! Мистер Добрый Доктор и там умудрился наследить! Так что я даже в собственной крепости спрятаться от него не могла.

Окружили, демоны.

— Тогда, — заявила подруга, расправляя плечи, — Нам придется брать этот замок штурмом!

— Ты серьезно сейчас сравнила моего лечащего врача с замком? — приподняла я бровь.

Вася хихикнула:

— Ну, согласись, он иногда ведет себя так, словно весь состоит из камня. А эти его глаза и брови — бррр, — подруга передернулась, — Он смотрит так, словно готов душу вынуть. Такой, волчий взгляд. Недобрый.

— Вот! — воскликнула я, поднимая палец вверх, — А я говорила, что что-то с ним не так! С самого начала заметила, что он смотрит как-то неправильно. А вы меня слушать не хотели.

— Ну, мы просто все привыкли, что ты часто фигню несешь.

— Эй! — возмущенно выдохнула я.

Василиска захохотала:

— Да шучу я! Смотри — зато ты смогла отвлечься от невеселых мыслей. И это правильно. Так держать, Алиса. Чуть больше уверенности в себе — и всё получится. По крайней мере, этот твой выбор и я, и Эдик полностью одобряем.

— Ну спасибо, — буркнула я, — Дело за малым — осталось, чтобы этот выбор одобрил сам Воронцов. 

Глава шестнадцатая.

— Ты выглядишь странно, — заметил Дан.

Вздрогнув, я подняла на него голову и состроила недоумевающее лицо.

— О чем ты?

Мужчина отложил в сторону свои записи, и, чуть наклонившись, бросил на меня внимательный взгляд. Мы находились, разумеется, в его кабинете, и по идее, у нас должен был состояться очередной сеанс. Но, судя по всему, что-то пошло не так. Может, всему виной было то, что я все никак не могла сосредоточиться. Пытаясь максимально проникнуться нашей беседой и выкинуть всё лишнее из головы, я добилась строго противоположного эффекта. Все мои мысли в итоге были направлены лишь на этого мужчину. Вот какого черта он надел эти светлые брюки, чертову белую рубашку и жилетку в сине-белую полоску? Он что, не понимает, насколько хорош?

Всего этого я ему, разумеется, не сказала. Вместо этого решила просто прикинуться дурочкой. Вдруг прокатит.

Не вышло.

— Ты рассеяна, витаешь где-то в облаках. И вдобавок почти сгрызла весь свой маникюр, — кивнул Воронцов на мои руки.

Чертыхнувшись, я убрала пальцы от своего лица, только в этот момент осознав, что засунула в рот чуть ли не всю пятерню, в надежде хоть так отвлечься. Блин, как тяжело, оказывается, притворяться, что человек тебе не нравится. Раньше я так никогда не делал. У меня всё было просто — да-да, нет-нет. Не было этих метаний, хождений вокруг да около. Я рассуждала порой, как мужик — получится, значит хорошо. Нет — что же, в море еще полно рыбы, у которых закидонов, может, побольше, зато запросы поскромнее.

Теперь же я действительно словно помешалась. Док казался одновременно и очень близким — только руку протяни, но при этом всё равно недосягаемым. Это заставляло меня нервничать. Очень сильно.

Но я, понятное дело, не могла просто взять и вывалить всё это на Дана. Понимаю — я должна говорить своему врачу правду, только правду, и ничего кроме правды. Почти как в суде. Но не про него же самого! Нет-нет-нет, этого он не должен узнать никогда.

Поэтому, нужно было его как-то отвлечь. Вот только как?

— Сама не знаю, — состроив максимально невинное лицо, пожала я плечами, — Волнуюсь почему-то. Какое-то непонятное, неприятное чувство засело прямо здесь, — ткнула я себя в область груди, — Будто сверлит что-то.

Нахмурившись, Дан спросил:

— Тебя в последнее время что-то тревожило?

«Ты! Ты меня тревожишь!» — хотелось мне крикнуть, но я только покачала головой:

— Вроде бы нет. Никаких стрессов. Вела себя приличней некуда.

— Хм… — задумчиво почесав подбородок, (я при этом сглотнула, стараясь не следить за его пальцами) Воронцов сказал, — Нам нужно выяснить, что же тебя так расстраивает.

— И как ты это сделаешь? — усмехнулась я, — Загипнотизируешь меня и проникнешь в подсознание?

Сказала я это шутки ради, однако взгляд доктора мне не понравился. Тот смотрел на меня, прищурившись, что-то явно прикидывая в уме.

— Так, что ты задумал? — сглотнув, спросила я.

Однако, Воронцов решил проигнорировать мой вопрос, задав свой:

— Что тебе известно об искусстве гипноза?

— Да почти ничего, — дернула я плечом, — Никогда не интересовалась этими трюками.

— Гипноз — не трюк, — покачал головой Дан, — Это целое искусство. Когда человек спит, в полушариях головного мозга идет процесс торможения. При гипнотическом сне он захватывает не все участки коры полушарий, некоторые бодрствуют. Они как раз и обеспечивают контакт клиента с гипнотизером. В психотерапии гипноз широко используется для лечения стресса и устранения его источников, налаживания сна. Также он убирает тревожность и помогает привести общий эмоциональный фон в норму.

— Да, со сном у меня сейчас не всё гладко, — буркнула я и добавила уже более громко, — Хочешь сказать, что ты владеешь этим самым искусством?

Доктор кивнул с легкойулыбкой:

— Целый семестр в университете отвели под изучение гипноза. Я не так часто к нему прибегаю, но в свое время получил высший бал на аттестации.

— Вот вообще сейчас не удивил, — хмыкнула я, мысленно добавив «ботаник», — Так, как это работает? Ты вертишь перед лицом человека маятником, и он засыпает? Или что?

Дан усмехнулся:

— Что-то вроде того. Это называется метод Брейда. Он основан на монотонном выполнении механических действий — вращение маятника, часов или просто каком-то блестящем предмете.

— Это подойдет?

С этими словами я сняла с шеи кристалл аметиста на длинном черном шнурке. Его мне Васька привезла из Дрездена, куда ездила зимой вместе с мужем. Я никогда его до этого не носила, поскольку к украшениям в принципе была всегда равнодушна. Однако, мне показалось, что он хорошо сочетается с персикового цвета сарафаном, который я надела по случаю жаркой погоды.

Взяв в руки украшение, Дан бросил на меня быстрый, но очень уж внимательный взгляд:

— Это значит, что ты согласна?

Я только пожала плечами:

— Почему бы и нет? Проверим твои навыки. Вдруг, это вообще на меня не подействует?

Доктор хмыкнул:

— Сомневаюсь. Очень небольшое количество людей устойчивы к гипнозу. С другой стороны, ты столько раз меня удивляла. Вдруг и в этот раз получится. Ладно, мне нужно, чтобы ты легла на диван.

Скинув с ног балетки, я послушно выполнила просьбу Дана. Тот же, проигнорировал кресло, уселся прямо на журнальный столик, придвинув его чуть поближе к дивану.

— Тебе нужно будет следить за кристаллом. Сама при этом голову не поворачивай, — давал распоряжение Воронцов, — слушай мой голос и думай при этом о сне. Словно ты у себя дома, просто решила отдохнуть после обеда.

— Мне… — сглотнув, я спросила, — Мне будет больно или страшно?

Доктор мягко улыбнулся и покачал головой:

— Нет, ты в абсолютной безопасности. Я буду применять сопровождающий гипноз — ты всё время будешь слышать мой голос, сможешь мне отвечать и при этом контроль сознания останется полностью в твоих руках.

— Но я не смогу тебе соврать? — уточнила я на всякий случай.

— Да, — кивнул мужчина, — Здесь, как в суде — только правда. И еще — когда проснешься, ты не будешь помнить, о чем мы говорили.

— Тогда сразу договоримся — никаких каверзных вопросов, — усмехнулась я, — Например, про цвет моего нижнего белья, или что там еще тебе в голову может прийти. Держите свои грязные мыслишки при себе, доктор.

Закатив глаза и явно пытаясь сдержать улыбку, Дан заверил меня, что постарается обуздать свое любопытство, после чего велел мне лечь и замолчать. Пришлось послушаться. Мое сознание теперь было в его руках.

— Смотри на маятник, — низким, бархатным голосом почти прошелестел Воронцов, — Тебе хочется спать.

Не удержавшись, я хихикнула — и тут же получила в награду грозный взгляд врача.

— Прости, — без малейшей тени сожаления произнесла я, — Просто это так звучит по-дурацки. Как во всех этих фильмах про гипнотизеров.

— Алиса, соберись, — скомандовал Дан, — Ты чувствуешь усталость. Твои веки будто наливаются свинцом, и тебе всё сложнее держать их открытыми. Ты закрываешь их — и медленно, проваливаешься в сон.

Не знаю, то ли тон мужчины подействовал, то ли он действительно был искусным манипулятором, но я внезапно испытала такую дикую усталость, словно неделю не спала. Не в силах сопротивляться этому желанию, я прикрыла глаза. Всего на секундочку — так я себе сказала. Потому что я не собиралась поддаваться гипнозу. Нет, сэр, не выйдет.

— Когда я досчитаю до трех — ты будешь спать. И не проснешься, пока я не скомандую.

Голос Дана был подобен тихому шуму прибоя. Он накатывал на меня, словно волна, то возвышаясь, то вновь затихая.

— Один.

Блин, а это будет не так-то просто. Мое тело будто окаменело. Нет, не так — его словно укрыли теплым, и безумно тяжелый одеялом. Таким, под которым невозможно было даже шевельнуться. Да и не хотелось, если честно.

— Два.

Никакой паники, никакого страха не было. Нет, в голове зазвенел колокольчик тревоги — кто знает, какие сведения выудит из моего подсознания Дан. Но я успокоила себя тем, что он не станет спрашивать ничего из того, что хоть как-то сможет затронуть его. Мои чувства в безопасности.

А после мне вообще стало не до этого. Все мысли улетучились, когда тихий спокойный голос произнес:

— Три… 

*****

Заметив, как замедлилось дыхание Алисы, Дан довольно улыбнулся. Грудь девушки поднималась и опадала в ровном ритме, выдавая то, что она уснула. Отложив в сторону кулон Флорес, мужчина позволил себе пару секунд простого созерцания. Девушка во сне выглядела непривычно мягкой и хрупкой. Но самое главное — не было этой постоянной зажатости, дерганности, которая, несмотря на все их усилия, всё еще до конца не исчезла.

— Алиса, ты слышишь меня? — негромко спросил Дан, помня о том, что человек под гипнозом может испугаться любого громкого или резкого звука.

Воронцов считался лучшим на своем курсе в этой сфере. Во время экзаменов ему удалось погрузить в транс не только двоих подопытных, но и своего преподавателя. А это считалось чуть ли не высшим пилотажем, поскольку его наставник считал, что обладает самой непробиваемой волей. Но и он пал жертвой молодого студента.

Прибегал Дан к этой технике крайне редко — пару раз помогал алкоголикам завязать, еще нескольким пациентам помог разобраться с внутренними проблемами и зажимами. И вот, пришел черед заглянуть в подсознание Алисы. Для этого Воронцов выбрал один из самых гуманных и безопасных методов — никакой шоковой терапии и физического воздействия. Лишь тихая, спокойная беседа.

— Да, — чуть помедлив, ответила Алиса.

— Хорошо. Расскажи мне, где ты сейчас находишься? Что тебя окружает?

У каждого человека было свое безопасное место — то, в которое они отправлялись всякий раз, стоило чему-то в жизни пойти не так. У кого-то оно было вполне реальным — дом, дача, парк, кто-то создавал это место лишь в своем воображении.

— В своей лавке, — чуть подумав, сказала девушка.

Доктор усмехнулся — это было слишком очевидно. Конечно, Флорес могла быть только там — в ее личной крепости, которую она создала после того, как ее жизнь пошла под откос. Такая одержимость своей работой могла удивить кого угодно, но только не Дана — он и сам был таким же. Одержимый желанием помогать, он нередко засиживался в кабинете допоздна, либо изучая истории болезней, либо создавая очередную научную статью.

— Что тебя окружает? — мягко задал Дан очередной вопрос.

— Антуриум. Его очень много.

Воронцов помнил этот цветок — Алиса назвала его мужским. Его же она подарила самому психотерапевту — наверняка неосознанно, просто потому, что привыкла так поступать. Не дарить — продавать, но всё равно расставаться с любимыми цветами.

— Что значит для тебя этот цветок? Почему именно он?

— Он напоминает мне о хорошем, — тихим, монотонным тоном ответила девушка.

— О хорошем человеке или, быть моет, предмете? Может быть, с этим цветком просто связано какое-то воспоминание?

— Это не что-то конкретное. Просто когда я смотрю на него — мне хочется улыбаться.

Дан кивнул, хоть Алиса и не могла этого видеть. Пока он не понял ровным счетом ничего. Винить в этом он мог только себя — Алиса ведь честно отвечала на все вопросы, не способная ничего утаить от него, будучи в трансе. Это лишь значит, что сам доктор задает неправильные вопросы.

Почесав подбородок, Дан решил зайти с другого бока.

— Ты сказала, что у тебя проблемы со сном. Тебя мучают кошмары?

— Нет, — коротко ответила девушка.

— Хм…ты плохо засыпаешь? У тебя бывает бессонница? — сделал еще одну попытку Воронцов.

— Нет, я отлично сплю, — было ему ответом.

Вот тут мужчина действительно почувствовал, что забрел в тупик. И вместе с этим ощутил резкий укол раздражения. Флорес ведь сама сказала ему, что испытывает трудности со сном. Сейчас солгать она ему не могла, выходит, лукавила раньше? Для чего? Просто чтобы потратить его время? Проверить его навыки?

— Тогда что с тобой не так? — чуть более резче, чем следовало, спросил Дан.

— Я… — чуть помедлив, всё тем же монотонным тоном ответила Алиса, — Я не хочу просыпаться.

— Эм… то есть? — вот тут уже настал черед доктора теряться от удивления.

Он ожидал чего угодно, но только не такого ответа. На самом деле мужчина ждал, что его пациентка честно признается в том, что никаких проблем она не испытывает, он спокойно выведет её из транса, немного пожурит за напрасно потраченное время и силы, после чего просто отпустит. Но Алиса в очередной раз умудрилась удивить его.

— Мне снятся хорошие сны, — призналась Флорес, — Очень. И от этого мне тяжело. Потому что наяву всё не так. И я бы хотела, чтобы это длилось вечно. Но утром я просыпаюсь — и от этого чувствую себя несчастной.

Дан взял девушку за руку, и чуть погладил большим пальцем тыльную сторону ее ладони. Он пытался успокоить её, потому что видел, как часто и тяжело задышала его пациентка — она явно понимала, что доктор влез во что-то слишком личное. Но, как бы Воронцов не уважал ее личное пространство, именно туда ему и надо было попасть, поскольку именно так таился корень всех её зол.

— Алиса, — мягко позвал Воронцов девушку, — Всё хорошо. Ты можешь всё мне рассказать. Что именно тебе снится?

— Ты, — еле слышно вымолвила — почти выдохнула — Флорес.

Дан удивленно моргнул.

— Что, прости? — переспросил мужчина, уверенный, что ему послышалось.

Увы, его ждало разочарование.

— Ты. Мне всегда снишься ты, — каялась Алиса всё тем же тихим голосом, — Сны никогда не повторяются. Это не что-то конкретное, никакой закономерности или четкого сценария у сновидений нет. Но в них всегда есть ты.

— И…что я там делаю? — спросил Дан внезапно охрипшим голосом.

— Ты просто рядом, — ответила девушка, — Поддерживаешь меня. Оберегаешь. Любишь. Я чувствую себя рядом с тобой защищенной. И от этого мне хорошо. Я чувствую…счастье. А потом просыпаюсь — и понимаю, что ничего этого нет и быть не может. И на меня снова накатывает тоска.

— Алиса, — голос мужчины чуть дрогнул, но он продолжил, — Ты…увлеклась мной?

— Это не совсем то слово, — призналась Алиса, — Но, наверное, ответ «да».

Воронцов выдохнул, чувствуя, как воздух с шумом покидает его лёгкие. Его это не то, чтобы удивило — мужчина привык, что в какой-то момент некоторые его пациенты проходят эту стадию, которую он называл просто «мнимая влюбленность». Он никогда не придавал этому особого значения, потому что все в итоге просто перестали это. Увлечение своим врачом проходило, словно было еще одним симптомом их собственной болезни.

Но признание Алисы, тем более такое — под гипнозом — оно действительно выбило его из колеи. И одной из причин он счел то, что девушка — лучшая подруга его же собственных друзей. А это значит, что когда он со спокойной совестью напишет в заключении «здорова», то закрыть за Алисой дверь и забыть о ней у него просто не выйдет. Они будут видеться, общаться, что будет давать её чувствам дополнительную подпитку.

Но не только это мешало доктору сделать глубокий вдох. Было что-то еще, какое-то неясное чувство, что ускользало от него, подобно юркой ящерке. И Дану никак не удавалось схватить его за хвост. Он не понимал, что это, а не понимать что-то мужчина не любил. Ведомый логикой и здравым смыслом, он считал, что любое действие и любую эмоцию можно объяснить. У этого же чувства объяснений не было. И это напрягало.

Моргнув, Дан перевел взгляд на Алису, что лежала сейчас на его диване с самым безмятежным лицом. Она даже не подозревала, что и кому сейчас сказала. Для неё это было простым сновидением — одним из тех, что она, как оказалось, регулярно видит. И проснувшись, девушка даже не вспомнит о своем признании. И мужчине это было лишь на руку, поскольку впервые в жизни ему не хотелось говорить о причинах и следствиях. Он вообще успел пожалеть о том, что задал свой вопрос.

— Алиса, — обратился доктор к Флорес, — Когда я досчитаю до трех — ты проснешься, и не будешь помнить о нашем разговоре. Но вместе с тем ты ощутишь легкость и облегчение. И каждое следующее твое пробуждение будет сопровождаться лишь положительными эмоциями. Ты будешь чувствовать лишь эйфорию и желание прожить новый день на подъеме, с широкой улыбкой на лице. Ты поняла меня?

— Да, — коротко и бездушно отозвалась девушка.

— Хорошо. Раз, два, три.

Одновременно с тем, как доктор закончил счет, Флорес распахнула глаза — и тут е рывком села. Поморгав, она повернулась к Дану — и неожиданно широко и открыто улыбнулась ему.

— Док, — протянула она довольным тоном, — Как всё прошло?

Воронцов поднялся с журнального столика и пересел обратно в свое кресло. Он словно неосознанно пытался выстроить между ними преграду — если не эмоциональную, так хотя бы хоть в виде мебели.

— Неплохо, — отозвался мужчина наконец, — Как себя чувствуешь?

Девушка чуть склонила голову набок, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. После чего пожала плечами и подарила Дану еще одну широкую улыбку:

— Знаешь — прекрасно. Словно отлично так выспалась за этот, — короткий взгляд на часы, — Час. Ты что-то узнал? Судя по тому, как я себя ощущаю — ты, как минимум, накачал меня зельем счастья.

Воронцов выдавил из себя улыбку и покачал головой:

— Нет, просто дал твоему подсознанию определенные установки. Больше никакой хандры и апатии. Лишь позитивный настрой.

— Ты волшебник.

Дан вздрогнул от тех ноток тщательно скрываемой нежности, которые все же смог уловить в голосе девушки. Черт возьми, как он раньше их не замечал?! Почему вообще допустил всё это?! Неужели настолько погрузился в работу, что перестал улавливать любые эмоции, которые не касались болезней напрямую?

— Нет, просто неплохой врач, — отозвался Воронцов, чуть помедлив, — Алиса, прости, но я вынужден на этой ноте закончить нашу встречу. Раз уж мы смогли всё выяснить и ты оказалась всё же внушаема — я бы хотел заняться и другими своими пациентами.

Улыбка слетела с лица девушки, оставив на ее месте лишь выражение крайнего недоумения и даже растерянности. Флорес не могла понять, что не так. Вот только что перед ней был милый и приятный Дан, а уже в следующую секунду она разговаривает с доктором Воронцовым — тем, каким она увидела его в первый раз, и невзлюбила с первой же секунды.

— Что-то случилось? — негромко спросила Алиса, — Я сказала или сделала что-то не так?

Вздрогнув от звенящих ноток, что прорезались в голосе девушки, Дан быстро поднял глаза на нее и покачал головой.

— Нет, Алиса, всё в порядке. Просто… — он чуть помолчал, пытаясь собраться с мыслями, — Я с тобой совсем потерял счет времени. Другие мои подопечные могут решить, что мне нет до них никакого дела.

Лицо Алисы просветлело, и она тут же опустила ноги на пол, нашаривая балетки.

— Ну, в таком случае, я просто не могу этого допустить. Откланиваюсь, и оставляю тебя. Эм…увидимся? — чуть неуверенно спросила она, заметив, что доктор снова «завис» в одной позе.

Моргнув, Дан кивнул и тоже поднялся на ноги. Обходя свой рабочий стол, он даже смог несколько рассеянно, но всё же улыбнуться девушке.

— Конечно. Как и договаривались — через два дня.

— Хорошо. Пока, Дан.

Когда дверь за девушкой закрылась с негромких щелчком, Воронцов, наконец, позволил себе выдохнуть. Сев в кресло, он попытался схватиться за волосы, но вовремя вспомнил, что у него их на голове практически и нет. Так что ему пришлось ограничиться лишь поглаживанием короткого «ёжика», и вопроса, заданного в пустоту:

— Как я, нахрен, умудрился это всё допустить?! 

Глава семнадцатая.

Остаток рабочего дня Дана прошел несколько смазано. Пока он принимал последнего пациента, прилагая максимум усилий, чтобы сосредоточиться на его проблеме, забыв о своих, к нему, как оказалось, заглядывала его бывшая сокурсница. Мария оставила у его помощницы флешку с фотографиями, к которой также прикрепила записку. Если верить её содержанию, то фотографии получились просто «бомбическими». И Воронцов был склонен верить профессиональному фотографу.

Лишь оказавшись дома, он смог лично в это убедиться. Включив ноутбук, он загрузил данные флешки и открыл первый кадр. Открыл — и замер, не в силах оторвать свой взгляд от монитора. Алиса была словно рождена для того, чтобы стать не просто моделью, а лицом этого проекта. Она выглядела одновременно очень хрупкой — ее позы словно говорили о том, какую боль причиняли ей написанные на её же теле слова. Но лицо — оно было словно полной его противоположностью. Воинственный взгляд, чуть поджатые губы, слегка презрительный прищур — Флорес словно говорила, что сдаваться она не собирается.

Больше всего Дану понравилось одно фото. На нем девушка просто стояла, сцепив руки в замок и держа их на животе, словно стесняясь своего полуобнаженного тела. Кадр был явно не постановочный — Алиса стояла в пол оборота к камере и, кажется, даже не подозревала, что её снимают. Воронцова зацепил её взгляд — мягкий, почти нежный, и губы, которые были изогнуты в легкой улыбке и приоткрывались, словно она пыталась что-то кому-то сказать. Проследив за её взглядом, мужчина выдохнул — Алиса разговаривала с ним. Что значит — эти улыбка и взгляд также предназначались ему.

Маша сделал еще несколько кадров, запечатлев их обоих — Дана и Алису. На всех фотографиях доктор отчетливо видел это. То, на что так долго и тщательно умудрялся закрывать глаза. Язык тела модели красноречиво сообщал ему, что Флорес испытывала к нему не просто дружескую симпатию. Она напоминала цветок, который отчаянно тянулся к солнцу, и выглядело это так естественно и не наигранно, что у доктора не возникло ни малейшего сомнения — Алиса делала всё это на каком-то подсознательном уровне, даже не задумываясь о своих действиях.

Телефон Дана зазвонил, и тот вздрогнул, оглушенный мелодией. Взглянув на экран, он ответил:

— Здравствуй, Мария.

— И тебе не хворать, Дан, — отозвалась трубка голосом фотографа, — Посмотрел фото?

— Как раз сейчас этим и занимаюсь.

— О, значит, я вовремя! Как тебе?

— Вышло весьма недурно, — сказал Воронцов после секундной заминки, — Особенно последние кадры.

— О, их я сделала специально для вас двоих! — «обрадовала» мужчину Маша, — Решила, что вам могут пригодиться снимки. Ну, для семейного архива.

— Эм…что, прости? — это был один из тех редких случаев, когда психотерапевт умудрился впасть в самый настоящий ступор.

— Ну, фото только для вас двоих. Ты, кстати, молодец, — хихикнула девушка, — До последнего не раскололся, что привел свою девушку. Но меня не проведешь!

— Маша, Алиса — не моя девушка. Она — мой пациент, — ровным, насколько это позволяло настроение, сообщил Дан.

Но фотограф явно не разделала мнение своего бывшего сокурсника. Хмыкнув, Мария сказала:

— Ой, прекрати заливать. Я, хоть и не пошла работать по специальности, но училась не хуже тебя. И отлично понимаю язык тела других людей. А еще — если ты вдруг забыл — глаза у меня тоже на месте. Я наблюдала за вами всё то время, что вы находились в моей студии.

— И что ты заметила? — напряженным голосом спросил Дан, чувствуя, как по спине против воли начинает ползти непонятный холодок.

— Помимо того, что вы — отличная пара? — уточнила девушка, — Между вами буквально искрит. Это заметно во всем — в ваших разговорах, взглядах, даже в том, как вы двигаетесь. Воронцов, ты ведь знаешь, как понять, что вы с собеседником синхронизировались на эмоциональном уровне?

— Конечно, — кивнул мужчина, хотя его собеседница не могла его видеть, — Человек начинает бессознательно копировать жесты и мимику своего собеседника. Кивок головы, взмах рукой и прочее. Это — верный признак того, что копирующий находится в полной власти другого человека. К чему ты это спрашиваешь?

— Потому что именно это я и увидела, — ответила Мария, — Вот только прежде, чем ты начнешь снова мне втирать про пациента и ее доверие к тебе, я отвечу — это ты копируешь её. Не она тебя. Что значит — ты попал, Воронцов. Она полностью захватила контроль над тобой.

Дан с шумом втянул воздух, чувствуя, как кислород обжигает легкие, будто он стал раскаленной лавой. Мужчина мог ожидать какого угодно ответа, но не такого. Да, Алиса была ему несколько ближе, чем все остальные его пациенты, но он не думал, что со стороны всё выглядит именно так. Флорес была лишь его другом. Не больше.

Хотя…Воронцов вспомнил, что чувствовал, когда находился рядом с девушкой. Не во время сеансов — тогда верх над сознанием доктора брал лишь его профессионализм, и ни на что постороннее он не отвлекался. Но, если исключить эти часы…тогда картина вырисовывалась совершенно иная. Дан вспомнил утро, когда он проснулся — и почувствовал в воздухе аромат свежей выпечки. А, выйдя из спальни, увидел Алису — немного сонную, но всё равно свежую и бодрую, которая готовила ему завтрак. И выглядела вся эта картина так…уютно и привычно, что Дану даже в какой-то момент стало не по себе. Он не привык к подобному — его жена никогда не готовила, отделываясь лишь службой доставки и какими-то готовыми смесями, которые и едой то назвать язык не поворачивался.

По сути, о Дане никто никогда не заботился с тех пор, как не стало его родителей. Был, конечно, Елисей, но он заботился по-своему, грубовато, по-мужски. Женскую заботу, руки, которые могли и приготовить вкусную еду, и обнять, прижать к себе — всё это Воронцов ощущал только в присутствии матери. И, слабый отголосок этого давно позабытого чувства проснулся, когда он увидел Алису на своей кухне.

Психотерапевт вспомнил также, что нередко ловил себя на том, как он откровенно любуется Флорес. Первый такой звоночек в его голове тренькнул, еще когда он увидел девушку за работой. Какая-то щемящая душу нежность проснулась в нем, пока он наблюдал за тем, как Алиса собирает небольшой, но красивый и аккуратный букет для совершенно незнакомого парнишки. И та отдача, которую он увидел — то, как преданна девушка своему делу — всё это тоже не укрылось от внимания Дана.

В тот момент мужчина решил, что всё дело в том, что и он был таким же — отдавался работе полностью, без остатка. И ему просто было приятно встретить такого же одержимого человека. Но теперь, в свете новых фактов, он задумался — а так ли это?

— Дан? Алло, ты здесь? — голос Марии вывел Воронцова из некоего подобия транса, в котором он пребывал.

— Да, я здесь. Прости, задумался, — честно признался мужчина.

— Слушай, это ты прости. Я, наверное, лезу не в свое дело. Вы ведь наверняка не просто так скрываете свои отношения. Просто мне хотелось сказать, что вы очень хорошо смотритесь вместе. И здорово, что ты не отвернулся от своей девушки из-за всех ее проблем, а, наоборот, помогаешь ей их решить.

«Девушка». Это слово резануло слух Дана. Он не знал, как относиться к тому факту, что их с Алисой кто-то считает парой. Но он понимал, что спорить с Машей бесполезно — та уже всё для себя решила.

Поэтому, мужчина счел самым разумным просто закончить разговор. Пообещав девушке в ближайшее время передать снимки Алисе, Дан скомкано попрощался, после чего откинул телефон куда-то в сторону. Он буквально чувствовал, как его голова тяжелеет под весом новых фактов, которые ему всё его окружение буквально швыряло в лицо. Казалось, еще секунда — и стены начнут кричать ему, что он — слепой идиот и болван. И Воронцов понимал, что склонен согласиться. Он действительно показал себя удивительно недалеким.

— Я дома! Голодный и злой! Не дай бог моя хозяюшка не приготовила ничего пожрать — я буду очень недоволен!

Громогласный мужской голос и характерный хлопок входной двери сообщили Дану, что его брат тоже вернулся домой. Елисей вообще, приехав в родной город, редко показывался дома, постоянно пропадая на встречах и решая какие-то, только ему известные вопросы и проблемы. Дана это устраивало — он привык много времени проводить в одиночестве. И раннее возвращение Лиса скорее расстроило его, нежели наоборот.

Елисей, не подозревая о мыслях своего младшего брата, шагнул в гостиную. Заметив Дана, тот усмехнулся и довольно прогудел:

— О, ты дома! Значит, я не разговаривал сам с собой. Что делаешь?

— Смотрю фото, — на автомате ответил Дан.

— Чьи?

Сев рядом на диван, Лис придвинул к себе ноутбук, заглядывая в монитор. Он моментально узнал Алису — девушку, о которой довольно часто упоминал его братишка. Дан утверждал, что она — его пациент, но Елисей ни на грамм не верил в это. Он слишком хорошо знал брата, чтобы понимать — о простом пациенте так часто говорить Данчик не будет. Нет, у него случались такие моменты одержимости, но обычно это были маньяки с многолетним стажем, или серийные убийцы, которых ему по доброте душевной подбрасывал Эдуард. А тут — простая девчонка с самыми типичными расстройствами. Нет, всё было слишком очевидно.

— Хорошенькая, — оценив и фигуру Флорес, и качество фотографий в целом, протянул Елисей, — Вот только на кой черт ты пялишься на фотки Алисы здесь, в полутемной гостиной? Чувак, если ты хотел это…ну ты понял — снять напряжение — заперся бы в спальне. Гостиная — это общая территория, здесь мы все ходим в штанах. Договаривались же вроде.

— Иногда мне в голову приходит мысль, что один из нас — приемный, — покачал головой Дан, — И если учесть, что ты видел нашу маму беременной — вариантов, кого из нас подбросили родителям на крыльцо, остается не так уж много.

— Эй, я же пошутил, — фыркнул Лис, беззлобно толкая брата кулаком в плечо, — Ты чего кислый такой?

— Алиса влюблена в меня, — признался Воронцов-младший.

Он сам не понял, почему вдруг решил сказать это. Дан никогда не обсуждал ни с кем свои личные дела — даже свою жену. Он никогда не просил ни у кого совета, не спрашивал, как лучше поступить — просто брал и делал, уверенный, что знает, как будет лучше для него.

Однако в этот момент ему отчаянно захотелось поделиться. И кто мог подойти на роль жилетки больше всего, чем родной брат? Который, к слову, не высказал ни малейших признаков удивления. Лис лишь хмыкнул и спросил:

— Она сама тебе в этом призналась?

— Да. Нет. Не совсем, — вздохнул Дан.

Елисей нахмурился:

— Я сейчас что-то не понял. Выбери какой-то один ответ.

— Алиса сказала мне о своих чувствах. Но она не помнит, как делала это.

— Эм… ты напоил её? — сделал предположение Лис.

Его брат покачал головой:

— Нет. Она была под гипнозом, когда признавалась.

Елисей почувствовал, как нейроны в его мозгу начинают закручиваться в узлы.

— Погоди, — он выставил вперед руку, вынуждая брата замолчать и посмотреть на него, — Ты загипнотизировал девушку, чтобы узнать, влюблена ли она в тебя?

— Да нет же! — воскликнул Дан, чувствуя, что начинает терять терпение — ему то правильный ответ казался очевидным, — Я загипнотизировал её, потому, что у нее были проблемы со сном и тревожностью. И я хотел выяснить причину. Оказалось, что это — я.

— Вот! Теперь я всё понял, — щелкнул пальцами мужчина, — Так, а проблема то в чем?

Дан бросил на брата хмурый взгляд:

— То есть ты действительно не понимаешь?

— Честно? Нет, — искренним тоном отозвался Воронцов-старший.

Для него на самом деле ситуация не казалось критичной или даже вообще заслуживающей внимания. В его мире все было просто: нравится человек — будь с ним, нет — не мучай ни себя, ни его. А его младший брат явно вознамерился всех вокруг ввергнуть в пучину отчаяния. И себя — в первую очередь.

— Знаешь — неважно, — махнул рукой Дан, — Ты не поймешь.

Он только собирался подняться на ноги, чтобы уйти в свою комнату и там спокойно всё обдумать, но грозный голос брата остановил его.

— Сядь, — коротко не то приказал, не то рыкнул Елисей.

От неожиданности Воронцов-младший послушался. Усадив свою пятую точку обратно на диван, тот бросил полный непонимания взгляд в сторону брата.

— Почему ты не хочешь просто поговорить со мной? — уже куда более мягким голосом просил Лис.

Дан пожал плечами:

— Не хочу грузить тебя, наверное.

Сказал — и понял, что поступает в точности так же, как и его пациентка. Алиса упорно отвергала помощь друзей, приводя один-единственный аргумент — ей не хотелось сильно напрягать Василису и Эдуарда. В итоге, это привело не к самым лучшим последствиям.

Лис, по всей видимости, пришел к подобным выводам, хоть и не знал всей истории Флорес. Мягко потрепав младшего брата по макушке, тот сказал:

— А для чего, по-твоему, нужны братья, семья? Дан, ты меня всё больше удивляешь. Не в плохом смысле. Ты знаешь, как вылечить других. У тебя есть так много советов, как будто ты прожил шесть жизней. У тебя всегда есть ответ или пластырь, или простая пачка жвачки.

На этой фразе Дан не выдержал и усмехнулся. Да, это была его особенность — он всегда таскал с собой две вещи — жевательную резинку и пластырь, считая, что где не справится один — всегда поможет другой предмет. Причем носил он их не где-нибудь, а в портмоне, в отделении для мелочи. Такая привычка выработалась у него еще в школе, и с тех пор мужчина так и не смог от неё избавиться. Кто-то считал это милым, кто-то — странным, Воронцов же просто принимал эту черту своей личности. Как и Лис, продолжавший вещать, с самым что ни на есть проникновенным видом:

— Ты придёшь на вечеринку вместе с другом или подругой, чтобы они не чувствовали себя одиноко или неуютно. Хоть и знаешь, что не будешь танцевать, а простоишь весь вечер, подпирая барную стойку и присматривая за товарищем. Ты хорош в улыбках, доброте, позволяешь другим положиться на тебя. Ты помнишь, кем мечтал стать в детстве, до того, как нашел себя в психотерапии?

Дан кивнул, слегка смущенный тем, что Елисей запомнил и это. Он проболтался брату о своих мыслях, когда они, будучи слегка нетрезвыми, возвращались с вечеринки. Дану едва исполнилось шестнадцать, и двадцатилетний Лис считал своим долгом присматривать за мелким. Не то, чтобы тот плохо себя вёл или не контролировал свое поведение, но Елисей всегда ответственно относился к просьбе родителей беречь малыша Данчика. И вот, по дороге домой, «Данчик» чуть заплетающимся языком поведал старшему брату о своих немного нереальных мечтах.

— Я мечтал стать пушистым пледом, — нехотя сказал мужчина, — Или свечой. Я хотел дарить людям свое тепло.

— В итоге ты это и делаешь, — сообщил Лис, — Даришь не только тепло, но и свою жизнь. Линии твоей судьбы всегда связаны с чужими. Ты всегда чья-то последняя надежда, последнее убежище.

— К чему ты сейчас всё это говоришь? — нахмурившись, спросил Дан, — Зачем эта лекция, эти воспоминания?

— Я к тому, что твоя проблема — постоянного самопожертвования — заключается в том, что ты не представляешь, как попросить что-то взамен. Ты привык лишь отдавать, помогать, защищать. Но что случается, когда нужно спасать тебя?

Чуть подумав, доктор голосом, полным сомнений, протянул:

— Такого никогда раньше не случалось.

— Ну, всё когда-то происходит в первый раз, — хмыкнул Елисей, — Поэтому, давай пропустим ту часть, где ты бьешь себя пяткой в грудь, крича, что ты — уже взрослый и сам можешь со всем разобраться. Просто позволь мне сегодня побыть твоим доктором.

Дан поджал губы, все еще гложимый сомнениями. Ему все это было действительно в новинку — открывать кому-то, каяться, признавать собственную несостоятельность, как личности. С другой стороны, как он может требовать от других доверия к себе — по сути, чужому человеку, тогда как сам он не готов сделать тоже самое в отношении самого близкого из существующих людей?

— Хорошо, — приняв, наконец, решение, кивнул мужчина, — Что ты хочешь, чтобы я рассказал тебе?

Елисей усмехнулся:

— Ох, как много соблазнов. Ты ведь весь — в моих руках. Но я не буду пытать тебя, требуя рассказать о своих эротических фантазиях и прочем грязном бельишке. Давай начнем с того момента, где ты признаешься мне, что тоже влюблен в Алису — и плавно переключимся на ту часть, где ты берешь и, наконец, приглашаешь её на свидание.

Дан хотел возразить — он уже открыл рот, чтобы начать всё отрицать — но потом закрыл его, тем самым признавая свое поражение. И этот момент не укрылся от глаз Лиса, который мог, когда хотел, быть очень даже прозорливым.

— Значит, я прав, — удовлетворенно хмыкнул бизнесмен, — И давно с тобой это?

Чуть помолчав, Дан выдавил из себя неуверенное:

— Не могу сказать точно. Какое-то время.

Он не лукавил. Чувства — странные, нежные и почти эфемерные — пробудились в нем неожиданно. Окончательное осознание того, как он попал, пришло к Дану в тот момент, когда признание сорвалось с губ Алисы. Но шестое чувство — и нутро доктора — подсказывало ему, что зародилось всё гораздо раньше.

Печально, но факт — его же пациентка затронула те самые струны в душе, о существовании которых Воронцов даже не подозревал. И теперь мужчина маялся, не зная, что делать и как совладать с той личностью, которая с каждой минутой все выше поднимала в нем свою голову.

Все мучения Дана отражались на его лице. Елисей наблюдал за братом, качая головой. Он и не догадывался, что в его всегда спокойной и рассудительной душе бушуют такие страсти. И как он вообще еще держался?

— Ты мне одно скажи, — подал голос Елисей, не удерживаясь от смешка, — Как ты с таким подходом к жизни умудрился жениться? Если такое понятие, как «чувства» открывается тебе лишь сейчас.

Дан поморщился — разговоры о жене, которая никак не желала переходить в категорию «бывших», он никогда не любил. Но в вопросе брата был резон — зачем человеку, который не видел в принципе смысла тратить время на отношения и семью, сделал всё в точности наоборот?

— Во мне тогда просто проснулась жажда обладания, — нехотя признался Дан, — Дарья была самой роскошной и желанной девушкой в институте. А на меня тогда и родители давили. Ты ведь помнишь их наказы — жить лишь с законной супругой. Ты на это всё плевал, и приходилось мне отдуваться за двоих.

— Вот только не надо сейчас даже пытаться обвинять меня в своих неудачах, — закатил глаза Елисей, — Хорошо, с тем случаем разобрались. А здесь тогда что? Алиса явно не относится к категории самых популярных девиц.

Доктор мягко улыбнулся — той улыбкой, которую он позволял себе лишь в разговорах с Флорес, или когда его мысли так или иначе вращались вокруг неё. И, приходилось признать, что в последнее время происходило это до обидного часто.

— С Алисой всё иначе. Мне хочется оберегать её, защищать от возможных обидчиков, делать счастливой. Я ловлю себя на том, что во мне всё чаще просыпаются какие-то, почти первобытные инстинкты. Когда я слышу про то, как ее раньше задирали или оскорбляли — мне хочется найти обидчика и заставить его пожалеть о своих словах или действиях. А там, в клубе — я впервые подумал о том, что некоторые девушки заслуживают хорошей затрещины. Это…странно. Я никогда не был таким, и не знаю, что делать с такого рода порывами.

Покаявшись, Дан поднял глаза на брата. Который наблюдал за ним, едва сдерживая смех. Но широкую и самодовольную улыбку он все же упустил, и она всецело завладела его лицом.

— Что? — недовольно спросил Дан, чувствуя себя снова школьником, а не взрослым, самодостаточным мужчиной.

— Мои поздравления, малой! Ты влюблён! Причем конкретно так! И это меня радует! А то в какой-то момент я решил, что ты всё же — робот. Но нет, теперь вижу — человек.

С этими словами Елисей хлопнул явно опешившего младшего родственника по плечу, с нескрываемым удовольствием наблюдая за тем, как вытягвается его лицо.

— И что теперь делать? — тихо спросил Дан.

— Ну… — протянул Елисей, почесывая слегка колючую щеку, — Можно свалить в другой город — я часто так делаю, когда дело пахнет керосином. Но я бы посоветовал тебе просто сжать яйца в кулак — и пригласить Алису на свидание.

— Я не могу, — тут же отрицательно помотал головой младший Воронцов, — Врачебная этика запрещает любые неформальные отношения между пациентом и его доктором.

Елисей хотел было напомнить, что Дан на его только глазах нарушал эту самую этику, самое меньшее, два раза, но решил промолчать. Вряд ли эти его слова помогли бы малому — тот итак выглядел, как загнанный в угол зверь. Того и гляди — бросаться начнет. Нет, с братом нужно было действовать иначе.

Поэтому, усмехнувшись, Елисей спросил:

— Тогда что тебе мешает просто вылечить её? Или передать другому доктору? 

Глава восемнадцатая.

Каждый раз, когда в кино показывали сцены с драками в баре, у меня всегда возникал только один вопрос. Точнее, два. Первый — почему нельзя свои отношения выяснять на улице? И второй — собственно, кто потом помогает бармену убирать весь бардак? Ведь вряд ли это делают те, кто эти самые разборки и затеял.

К чему это я. Ах да — мне почти удалось узнать ответы на эти вопросы, так сказать, на собственном опыте. Потому что ноги опять привели меня в бар.

А ведь начало моего дня совсем не предвещало такого финала. Я спокойно себе работала, в своей любимой лавке, потому что — ну, а где же еще? Мне как раз поступил неплохой заказ на оформление серебряной свадьбы, так что я буквально с головой нырнула в цветы. Женская часть ячейки общества любила лилии, так что основой всей композиции был именно символ невинности и непорочности. Чувствовался в этом какой-то каламбур, если учесть, что у юбиляров за годы брака родилось трое детей. Но это был тот редкий случай, когда я не спорила, позволяя заказчику диктовать мне некое подобие условий. В конце концов, лилия — не самый худший вариант. Знавала я людей сеще более странными закидонами.

Звякнувший над входной дверью колокольчик тоже особо не удивил, хотя по будням звучал он не часто — люди всё же вспоминали, что им нужно работать. Так что в основном в такие часы я посвящала всю себя предварительным заказам. Но редкие покупатели все же вносили толику разнообразия в этот процесс.

Так было и в этот день. За исключением того, что, стоило мне поднять голову — как всё, хорошее настроение махнуло мне ручкой и усвистело в неизвестном направлении. Так, где там мои пожизненные запасы цветущего базилика? Пора их доставать.

Нового посетителя — а точнее, посетительницу, я узнала сразу, хоть и видеть мне до этого её довелось всего однажды. Зато какой была эта встреча! Я бы ее даже назвала судьбоносной, если бы хотя бы на секунду поверила в то, что судьба действительно существует, и что мы не в силах изменить ход времени и течение жизни.

Однако, эта дамочка своим появлением смогла внести некое разнообразие в мои скучные и серые будни. Белые волосы, агрессивный макияж, стервозный и надменный взгляд — да, передо мной стояла Дарья Воронцова. Как говорится, во плоти.

Отложив в сторону небольшой секатор — мало ли, вдруг мне в голову придет шальная мысль, что у этой курицы есть парочка лишних пальцев — я вежливо и профессионально улыбнулась:

— Добрый день. Могу я вам помочь?

— Очень рассчитываю на это, — кивнула без пяти минут бывшая жена моего лечащего врача, — Вы ведь здесь цветами торгуете?

— Ну, как видите, не одеждой и даже не обувью, — не удержалась я от негромкого хмыканья.

Нет, я вовсе не намекала на то, что Дарье здесь явно было делать нечего. И мысленно не посылала её на все четыре стороны, называя их, правда, не привычными «Север, Юг, Запад, Восток», а чуть более красочно. Хотя, кого я обманываю — именно этим я и занималась.

Намек мой, правда, пролетел мимо её ушей, угодив в небольшой горшок, в котором вот-вот должен был распуститься гиацинт. А Дарья, явно не узнавая меня, поморщилась, прежде чем выдать:

— Да я понимаю, не дура ведь.

«Странно, а так ведь и не скажешь», — мелькнуло у меня в голове, но в этот раз я удержала язык за зубами и выдавила из себя еще одну профессиональную улыбку.

— Так, что я могу для вас сделать?

Вздохнув — настолько театрально, что мне чуть дурно не стало от всей этой приторности — Воронцова соизволила, наконец, объяснить, какие ветра её сюда притащили:

— Меня вам очень советовали. Ну, не конкретно вас, а этот магазинчик. У моей подруги сегодня день Рождения, и я хотела бы подарить ей что-то особенное. Я выбрала серьги — просто роскошные. И мне бы хотелось подобрать достойный букет, как дополнение к подарку.

Вот и как тут отказать? Хотя, вероятность того, что подруга Дарьи мало чем отличается от неё, но всё равно — я не могла просто взять и сказать «нет». Не тогда, когда речь шла о хорошем настроении в праздник.

Не могла я и работать спустя рукава, в пол силы. К сожалению. Поэтому, вздохнув, я попросила:

— Покажите серьги.

Воронцова без лишних слов послушалась и достала из сумочки черную бархатную коробочку. Вытерев руки о чистое полотенце, я взяла её и открыла. Да, серьги действительно выглядели шикарно — крупные синие камни в россыпи мелкой сверкающей крошки, белый металл. Дорого, вызывающе — и совершенно не в моем стиле. Не то, чтобы мне кто-то предлагал их носить, но ведь это чисто женская черта — примерять всё на себя.

— Очень красиво, — вынесла я свой вердикт, — Серебро?

Дарья посмотрела на меня так, словно я сморозила нечто очень глупое, после чего снисходительным тоном поправила меня:

— Белое золото. И сапфиры.

Прикинув, сколько могло стоить содержимое коробочки, я мысленно присвистнула. Какова вероятность, что подарок куплен на деньги, которые заработал Дан? Моё чутье подсказывает, что она велика. Интересно, а док вообще следит за состоянием своего банковского счета, или ему плевать?

— Дорогой подарок, — сказала я, наконец.

Дарья кивнула:

— Я знаю. И мне нужен букет, достойный этих сережек.

Что же, придется постараться. У меня, правда, был свой взгляд на то, как должен выглядеть букет для молодой девушки. А в том, что именинница молода, я не сомневалась ни секунды — такие вещи, которые одновременно изысканные и словно воздушные, носят лишь девушки. Женщины постарше предпочитают что-то более весомое.

Вернув коробочку с украшениями Дарье, я кивнула сама себе и отправилась в холодильную камеру. Цвет камней натолкнул меня на мысль, что стоит взять за основу.

Когда я вернулась, сжимая в руках охапку пронзительно-синих ирисов, Дарья предсказуемо сморщила нос:

— Что это?

— Ирисы, — отозвалась я негромко, не отрываясь от работы.

— А они не слишком простоваты? — голосом, полным сомнений, выдала Воронцова.

Яподняла на неё взгляд, в голове прокручивая все известные мне мантры, и ровным голосом ответила, напоминая себе, что она — просто очередной покупатель:

— Нет. В самый раз.

— Но я думала, что это будет что-то роскошное. Вроде роз, — продолжала гнуть свою линию Дарья.

Не выдержав, я всё же закатила глаза, после чего ответила:

— Важен не столько вид цветов, сколько их значение. Розы — это банально. Красные розы — еще хуже, ведь они символизируют страсть. Вы ведь не хотите, чтобы ваша подруга подумала что-то не то.

Хотя, не думаю, что и подруга Воронцовой (блин, как же мне не нравится произносить эту фамилию, имея в виду именно эту мадам!) знает хоть что-то о флюрографике и может отличить лилию от каллы. Но всё же, я привыкла вкладывать хоть какие-то знания в головы и букеты своих покупателей.

Дарья фыркнула, вполне предсказуемо скрещивая руки на груди и интересуясь:

— И что же, в таком случае, символизируют эти ваши ирисы?

— Их значение — жизнь, не знающая старости, вечная молодость, — снисходительно пояснила я, параллельно выбирая из стоящей рядом вазы три светлые, почти белые азалии, — А этот цветок символизирует сдержанность.

— Хм… — уронила Дарья, после чего с явной неохотой сказала, — Ладно, это подходит.

— Спасибо за одобрение, — в очередной раз не удержалась я, — Я ведь всего-навсего специалист в этой сфере.

Сказала — и тут же пожалела об этом. Нахваталась от Дана ерунды всякой — он ведь вечно сыпал подобными остротами. А если женушка его сейчас напряжет свои извилины — целую одну — и вспомнит, что мы уже вроде как знакомы, и что я — «любовница» её мужа? Это же будет такая картина маслом, что я вовек не забуду. И лавка моя этого может просто не выжить после сцены, которую незадачливая покупательница устроит. А она на это способна — в этом сомнений нет.

Воронцова бросила на меня острый, внимательный взгляд, после чего спросила:

— А мы с вами раньше не встречались?

Ну вот, что и требовалось доказать. Эти женщины — они могут быть удивительно проницательными в совершенно неподходящее время. И всё, что остается в такой ситуации собеседнику — врать. Нагло и желательно прямо в лицо.

Поэтому, пожав плечами, я отозвалась максимально невозмутимо:

— Не думаю. Я работаю здесь одна, поэтому крайне редко покидаю магазин. У нас просто не было возможности пересечься.

Кажется, мои слова девушку успокоили — по крайней мере, она перестала сверлить меня полным подозрений взглядом, что дало мне возможность сосредоточиться на работе. И, пока я составляла аккуратный букет, меня, как это часто бывает, захватила муза красноречия. Язык бы ей вырвать.

— Между прочим, зря вы так настороженно относитесь к ирисам, — сказала я Даше, не поднимая глаз, — С этими цветами связано очень много красивых легенд. По одной из них, впервые ирис расцвел на Земле якобы несколько миллионов лет назад. Цветок был столь прекрасен, что полюбоваться его красотой пришли не только птицы, насекомые и звери, но и ветер, и вода, которые разнесли созревшие семена ириса по всей земле. А когда проросшие семена зацвели, ирис стал любимейшим растением человека.

Подняв голову, я встретилась взглядом с Воронцовой, которая смотрела на меня так, словно я — инопланетянин. Пожав плечами, я продолжила, как ни в чем не бывало:

— Существует также версия, что Флоренция названа римлянами именно так, поскольку вокруг этого древнего поселения росло огромное количество именно ирисов. Дословный перевод названия города с латинского языка звучит, как «цветущая». Сегодня флорентийский ирис, кстати, украшает герб города.

Мне только показалось, или из ушей девушки пошел дымок? Нет, её мозги не начали свариваться от слишком большого количества информации? Блин, а вдруг я сломала эту куклу? Меня теперь накажут?

Прежде чем я успела, ну там, помахать у Дарьи перед глазами ладонью, чтобы убедиться, что она не «зависла», девушка неожиданно спросила:

— Откуда вы всё это знаете?

Я только дернула плечом, возвращаясь к составлению букета:

— Много читаю. Цветы — это ведь моя работа. Хорошо, когда букет приправлен не только красотой бутонов, но и парой слов. Он тогда несет в себе какую-то свою, особенную историю.

— А еще можете рассказать что-нибудь?

— Об ирисах? — зачем-то уточнила я, чуть сбитая с толку таким напором.

Дарья кивнула, и я прикусила губу, пытаясь выудить из своей памяти что-то, подходящее случаю. Вряд ли Воронцовой придется по вкусу японская традиция ежегодно, 5 мая, в День Мальчиков, совершать ритуальное любование цветами в ирисовых садах. Вханами — садах этих — к слову, ирисы выращивают в воде.

— Ну, есть еще одна, очень красивая легенда, — выдавила я из себя, наконец, — перевязывая букет темно-синей лентой и выбирая подходящую бумагу, — Когда-то в давние времена после сильнейшего ливня небо раскрасила радуга. Но, к удивлению людей, она не исчезла, как бывало всегда, а рассыпалась на мельчайшие частички, которые упали на землю. Очень скоро на местах, куда упали осколки радуги, выросли роскошные, ранее невиданные на Земле цветы. Это и были, собственно, ирисы, которые очень полюбились людям.

— Красиво, — выдохнула Дарья, наблюдая за моими руками, — Я должна это запомнить, чтобы рассказать подруге.

— Могу набросать шпаргалку, — черт, мой язык точно в этот день доведет меня до беды.

Но Воронцова, кажется, не обиделась на мои слова. Или — что более вероятно — просто не поняла мой намек. Она покачал головой, извлекая из сумочки кошелек:

— Думаю, я запомнила. Сколько я вам должна?

Назвав сумму, я протянула девушке букет. И, когда я уже хотела было выдохнуть от облегчения — не узнала — Дарья снова меня удивила. Или разочаровала — я не особо это поняла. Уже схватившись за ручку входной двери, она вдруг обернулась и, взглянув мне в глаза, заявила:

— Я вас вспомнила! Вы обедали с моим мужем где-то месяц назад.

Черт возьми, а ведь счастье было так близко! Ну вот что ей мешало потупить еще пару минут, спокойно уйти отсюда — и не вспоминать обо мне больше никогда? Теперь же придется что-то объяснять. Потому что, судя по тому, как мгновенно преобразилось лицо Дарьи — разговор нам всё же предстоит.

Пришлось изображать сначала удивление, потому узнавание. Для убедительности щелкнув пальцами, я воскликнула:

— Точно! Не узнала вас. Богатой будете.

— Да я итак не бедствую, как ты заметила, — тут же перешла Воронцова на фамильярный тон, — Так что твои приметы малость запоздали.

Я только руками развела:

— Ну, мне кажется, лишним не будет. Вдруг еще какое богатство на голову свалится, — и мысленно добавила «или просто что-то тяжелое».

Дарья мне не нравилась от слова «совсем». И дело тут было даже не в том, что она — напыщенная, самодовольная стерва, которая пользуется благосклонностью своего мужа, с которым — на секундочку — пару лет уже даже не живет. Нет, я банально ревновала. Хоть и знала, что между ними ничего нет — всё равно не могла сдержать себя.

И, словно назло, ехидный голосок в голове нашептывал, что когда-то эти двое были очень даже близки. И если Дан сам выбрал её, то мне это счастье просто не светит. Потому что мы с этой дамочкой разные, как небо и земля.

— Хм, — издала Дарья неясный звук, после чего неожиданно выдала, — А ты изменилась. Выглядишь…лучше.

— Эм… спасибо? — вопросительную интонацию убрать из голоса не получилось, превращая тем самым слова благодарности в некое подобие вопроса.

Просто меньше всего я ожидала услышать от Воронцовой нечто подобное. Я ждала упреков, воплей, истерик, даже парочку разбитых ваз не исключила. Но нет — Дарья смотрела на меня спокойно, чуть с вызовом, но при этом далеко не так враждебно, как в нашу самую первую встречу.

Проследив за её взглядом, я машинально опустила глаза вниз. Ну да, её замечание было более чем уместным. Тогда в кафе на мне красовались простые джинсы, чуть заляпанная футболка и толстовка, да и сама я выглядела крайне не ухоженно. Теперь же я была одета в приталенные брючки синего цвета, голубую рубашку с короткими рукавами, а волосы были заплетены в аккуратную косу. В общем, разница была самую малость очевидна.

— Но это всё еще магазин «Твоё», — хмыкнув, добавила я, дернув себя за край рубашки.

— Я так и поняла, — заметила Дарья, продолжая внимательно рассматривать меня (в какой-то момент мне хотелось предложить ей взять лупу, чтобы детально изучить тушку по имени Алиса Флорес, но я смогла сдержаться. С трудом, но всё же), — Я сейчас стою на распутье, честно говоря. Нужна твоя помощь.

— В чём? — нахмурилась я, не понимая, куда эта девушка клонит.

— Я вроде как должна сейчас ляпнуть какую-нибудь гадость. Как-то оскорбить тебя, или унизить. Ну, чтобы поддержать свой образ стервы, — призналась Дарья, — Но, честно говоря — мне не хочется этого делать. Ты мне помогла, да и ненависти я к тебе не испытываю.

Против воли моя бровь взлетела вверх, а в голосе отчетливо прорезался скепсис:

— Правда что ли? А в кафе мне так не показалось.

Но Воронцова лишь отмахнулась:

— Там ситуация была такая, располагающая. И потом — Дану вовсе не обязательно знать, что мне на самом деле нет до него никакого дела. Выносить периодически ему мозг — моя работа, как жены.

Я была с этим в корне не согласна. Мне роль жены виделась в другом. Может, потому, что перед глазами всегда был пример в виде Васи и Эдика. Да и собственные родители, если уж на то пошло. Все они привили мне чёткое убеждение в том, что жена, наоборот, должна быть якорем для своего мужчины, нести ему спокойствие и уют. Ему ведь и на работе стресса хватает, и домой муж приходит не ругаться, а отдыхать от всего этого.

Однако, Дарье я ничего этого говорить не собиралась, равно как и напоминать, что мужу её на неё тоже, мягко говоря, плевать. Вместо этого я задала другой вопрос:

— Зачем вести себя, как стерва, если на самом деле ты вроде как не такая? Что за желание примерить на себя чужую личину?

Воронцова поморщилась:

— Говоришь в точности как Дан. Всё же конкретно он залез тебе в голову. Он это умеет, как и быть очаровательным, когда это нужно.

Я пропустила эти слова мимо себя, хотя упоминания психотерапевта отозвались уже почти привычным трепетом где-то в области груди. Но я, приложив максимум усилий, чтобы не показать этого, скрестила руки на груди и повторила:

— И всё же — зачем всё это?

Дарья вздохнула, чуть улыбнувшись:

— Тебе сложно меня понять, потому что мы — представители разных миров. Даже, наверное, разных вселенных. В моей, если ты хочешь выжить, тебе нужны три вещи — стальные яйца, акулья пасть и толстый кошелёк. Иначе ты окажешься выброшен на обочину жизни. А я этого, как ни странно, не хочу.

Ну, это хоть как-то прояснило ситуацию. Не то, чтобы сильно — при всем желании я никогда не смогу понять таких, как она — но всё же картинка хоть немного сложилась. Да, мы были разные, но в моем мире правила действовали такие же. Я имею в виду — в том, в котором жила я раньше. Там, чтобы выжить, нужны были печень, деньги и наркота. С последним у меня не сложилось, и я сошла с дистанции. К счастью.

А у Даши были свои зависимости. И соскакивать она с них, судя по всему, не собиралась. Её выбор, не мне учить примадонну жизни.

— Поэтому ты не разводишься с Даном? — озвучила я свою догадку, — Он дает тебе одну из необходимых вещей, и поэтому ты так держишься за этот брак?

Воронцова хмыкнула, снова входя в свой образ и пожимая плечиком, обтянутым тканью блузки, стоящей, наверное, как половина моего гардероба:

— Я ведь не обязана тебе отвечать, ты это понимаешь? Дан — мой муж. Точка. И если ты рассчитываешь, что это изменится, я могу тебя лишь разочаровать. Он должен действительно полюбить, чтобы решиться на такой шаг. Но мы ведь обе знаем, что Воронцов не способен на это. Увлечься — да, сводить на пару свиданий — запросто. Да даже тот же самый секс от него получить можно. Но вот любовь — нет. Он на неё не запрограммирован, в его настройках не хватает нужных кнопок. Так что, вот тебе мой бесплатный совет — в качестве благодарности за помощь. Беги от него, пока еще можешь. Ты влюбилась в него — я вижу это по твоим глазам. Но это всё — безнадежно. Он затянет тебя в свое болото, как это было с другими. Я избежала этой участи, просто потому что уже была влюблена, когда встретила его. Я любила деньги, Дан просто был моим проводником к желаемому. Адьос, девочка.

С этими словами Дарья, наконец, убралась из моей лавки. Оставив меня одну, сжимать побелевшими пальцами столешницу и мечтать придушить кого-нибудь. Чтобы просто стало чуть легче. 

Глава девятнадцатая

Понятно теперь, как я оказалась в баре? Если нет — поясню. Едва я оправилась от неожиданной встречи и снова вспомнила, как правильно дышать, как просто закрыла дверь, включила сигнализацию — и дала деру.

Куда я шла? Понятия не имею. Зачем я вообще это делала? Тоже без понятия. В одном я была уверена точно — слова Дарьи, против моей воли, умудрились меня задеть. Они словно жгли меня, отравляли, вынуждая идти, почти бежать. Ровно до тех пор, пока я не остановилась перед зданием с уже знакомой вывеской «R.I.P.». Выдохнув, я толкнула тяжелую дверь и вошла внутрь полутемного помещения. С момента моего прошлого — и единственного — визита ничего в целом не изменилось. Те же столики, та же музыка, тот же полумрак. Та же девушка — Карина, кажется — которая, завидев меня, тут же просияла и поспешила подойти.

— Подруга Дана! — воскликнула она, поравнявшись со мной, — Привет!

— И тебе не хворать, — отозвалась я со смешком, наблюдая за татуированной девушкой.

— А где твой друг? Давненько он к нам не заглядывал. С другой стороны — в этом весь Дан, — добавила Карина, чуть подумав, — Придет, оставит баснословные чаевые — и пропадет на неопределенный срок.

— Видимо, в этот раз он поступил точно также, — заметила я без улыбки, — Я понятия не имею, где он. Мы должны встретиться завтра, — вспомнила я о запланированном сеансе.

— Передавай ему тогда привет, — попросила официант с улыбкой, — Присядешь а столик?

Но я покачала головой и чуть извиняющимся тоном произнесла:

— Я за бар, пожалуй.

— Как скажешь, — пожала девушка плечами.

Присев за высоким барным стулом, я попросила у улыбающегося парня содовую с лимоном. Тот бодро и быстро выполнил нехитрый заказ, ставя передо мной высокий стакан. Я же, сжимая чуть запотевшее стекло, пыталась вынырнуть из омута мыслей. Которые, как назло, не отпускали.

Каким-то краем сознания я понимала, что Дарья просто пыталась вывести меня на эмоции. Женщина, придумавшая себе какие-то несуществующие отношения между другой женщиной и её практически фиктивным мужем — который, тем не менее, была основным источником её доходов — решила вывести соперницу из игры. А сделать это можно, выбив почву у нее из-под ног и поселив в душе зерна сомнения.

Было во всем этом плане лишь одно «но» — мы с Даном не были парой. Убедительно сыгранная сцена не сделала из нас любовников. Более того — в тот момент, когда я неожиданно для самой себя пришла на выручку к мужчине и поставила его жену на место, он вызывал у меня лишь негативные эмоции. Так что, выскажи мне Воронцова нечто подобное каких-то пару недель назад — я рассмеялась бы ей в лицо. Ну, может, еще плюнула бы разочек. Так, для профилактики.

Однако, самый главный враг человека — это время. И оно сделало так, что слова Дарьи ударили прямо в цель — по моему израненному, замотанному скотчем сердцу. Которое теперь болезненно пульсировало и ныло, требуя к себе внимания. Оно вопило, буквально орало, требуя от меня одного — найти выход из этой ситуации. Но что я могла сделать с тем, что Дан — вот такой? Изменить его точно не удастся. Да и нужно ли это? Я ведь увлеклась именно таким доктором — спокойным и рассудительным, который изредка включал какие-то человеческие эмоции. В последнее время это случалось всё чаще, но вряд ли виной тому была моя скромная персона. Не удивлюсь, если Дан спит и видит, как бы избавиться от меня.

А я тут режим страданий включила, в его любимый бар приперлась. Спрашивается — нафига? Просто решила напомнить себе, что я — неудачница, которая притягивает лишь моральных уродов? И что нормальный мужчина в мою сторону даже не посмотрит? Если так — то я просто прекрасно справилась с этой задачей.

Вася говорила, что мне нужно просто иметь чуть больше уверенности в себе. Но проблема в том, что ей неоткуда взяться. Просто — вы сами посудите. Весь мой опыт — это череда неудач, каждая из которых была щедро приправлена отвратительным мужчиной, который видел саму цель в том, чтобы не оставить на моей самооценке камня на камне. Так и вышло — я сижу на стуле, болтая трубочкой в стакане с содовой, и думаю о том, что какой-то там психотерапевт мне не по зубам. С таким настроением куковать мне одной до скончания веков. Отличные перспективы, не находите?

— Эй, красотка. Познакомимся?

Вздрогнув, я чуть повернула голову, до конца не уверенная, к кому конкретно обращался обладатель чуть грубоватого баса, и искренне надеясь, что объект его внимания — не я. Однако, моим мечтам не суждено было сбыться — прямо на меня смотрел непрезентабельного вида мужчина, в слегка помятой рубашке, с маленькими глазками и впечатляющим шлейфом перегара. Смотрел — и улыбался, демонстрируя не самые ровные и белые зубы.

Я уже говорила, что представляю из себя магнит для уродов? Пожалуйста — вот вам доказательство. Получите, как говорится, и распишитесь.

— Нет, спасибо, — покачала я головой, стараясь звучать как можно более вежливо и отвернулась, давая тем самым понять, что разговор окончен.

Но мужчина явно не собирался так просто сдаваться.

— Я — Дима. А тебя как зовут?

— Никак. Я сама прихожу, — отозвалась я негромко, моля всех известных мне богов, чтобы этот человек просто оставил меня в покое.

— Так почему бы тебе не прийти сейчас ко мне? — глумливо улыбнулся этот самый Дима.

Я почувствовала, как во мне поднимается волна отвращения. С такими представителями человечества раньше я встречалась регулярно — и с той же периодичностью они отправлялись в очень далекое и интересное путешествие. Вот только в такие моменты со мной рядом находилось внушительное подтверждение заданного направления, а именно — ко-то из моих друзей. В одиночку давать отпор, когда ты — хрупкая и не развитая физически девушка — очень сложно.

Но не попытаться я просто не могла.

— А почему бы тебе просто не взять и не отвалить от меня? — мило улыбнувшись, спросила я в ответ, стараясь не морщиться из-за того амбре, что исходило от него

Странное дело — вот я вроде алкоголик в завязке, который в свое время попробовал много алкогольных напитков. Я всегда любила вкус элитных напитков, но вот что никогда не могла вынести — так это запах перегара. Мерзкий, чуть кисловатый, он вызывал у меня приступы кашля и чуть ли не удушья. Наверное, тут как с курильщиками — они, по слухам, ненавидели запах бычков и пепельниц. А я вот морщилась от таких «выхлопов».

Мой выпад, однако, не произвел на мужчину никакого впечатления. Ухмыльнувшись, он придвинулся чуть ближе ко мне и снова открыл рот:

— Почему ты такая злая? Нужно быть добрее к людям.

— Я как-нибудь сама разберусь, — холодно отозвалась я, отодвигаясь от этого типа.

Но тот только хмыкнул:

— Ну-ну. Можешь повыпендриваться. Немного времени у тебя еще есть. Несколько лет максимум.

— Оптимистичный прогноз, — отозвалась я, делая глоток воды.

В горле почему-то пересохло, а по спине пробежал неприятный холодок. Идея прийти в бар уже не казалась такой уж хорошей. Она вообще с самого начала таковой не была, если быть до конца откровенной. Успокаивало одно — по залу то и дело бегала Карина, и я почему-то была уверена, что если придется, она не даст в обиду подругу столь обожаемого ею Дана.

— Главное слово — максимум, — не желал тем временем затыкаться этот странный и неприятный Дима.

Тут я просто не смогла сдержаться. Чуть повернув голову, я хмыкнула и поинтересовалась:

— И что, мне через несколько лет заворачиваться в белую простынь и топать на кладбище? Типа — моя роль в мире сыграна?

Это определенно было ошибкой. Нельзя было отвечать. Нужно было просто игнорировать этого мужика. Не найдя ответа, он бы сам сдался и отправился на поиски новой жертвы. Но теперь, убедившись, что я слушаю, тот вцепился в меня на манер клеща. И отпускать явно не был намерен — это я поняла по огоньку, который блеснул в его чуть мутных глазах.

Да уж, в который раз мой язык сыграл со мной злую шутку.

— Скоро так и сделаешь. Пока ты еще можешь покрутить носом, перебирая мужиков, как товар на рынке. Но единственное, что может дать женщина мужчине — это молодость.

Всё, мне официально это всё надоело. В конце концов, я пришла в бар не для того, чтобы выслушивать пьяные рассуждения какого-то маргинала, которого я знать не знаю. Тем более — вопрос увядающей молодости не должен был волновать меня еще, как минимум, лет пять. А то и дольше.

— Так, закончили разговор, — отрывисто уронила я, предпринимая попытку встать со стула и пересесть за столик.

Однако, мне не дала это сделать рука, которая вцепилась в мое правое запястье и с силой сжала, на манер клешни. Резко повернувшись, я поняла, что женское чутье не зря посылало мне сигналы в виде озноба и пустыни в горле — глаза Дмитрия светились отнюдь не добрым огнем.

— Что, не нравятся мои слова? А правда редко бывает сладкой. Ты в курсе, что донорами яйцеклеток могут быть только женщины до тридцати? А суррогатной матерью стать может только самка до тридцати пяти? Так что женщина после тридцати пяти может сколько угодно убеждать себя, что хорошо выглядит и тому подобное, но с биологической точки зрения она — отработанный шлак. Да и конкурентки помладше подрастать будут. А зачем успешному мужчине тратить время на такую, как ты, если есть более сговорчивые и свежие? Так что — да, пока ты можешь покрутить носом, повыбирать и потешить свое самолюбие. Но совсем скоро ты станешь просто сосудом для спермослива. Так что, советую менять характер и манеру поведения. И начать можешь с меня.

Я настолько охренела, что даже не могла найти ответа на такой выпад. У меня в голове крутилось сразу несколько вариантов — спросить, почему меня вообще должно волновать то, что лет через двенадцать я, с биологической точки зрения, могу смело отправляться на пенсию? В конце концов, не так уж плохо я выгляжу, чтобы решить, будто мне под тридцать.

Еще меня прямо-таки подмывало поинтересоваться, уж не себя ли Дима считает успешным и состоявшимся мужчиной, перед которым молодые самочки должны стелиться и желать отдать ему всё, то у них есть? Если это так, то у меня для него плохая новость — он ужасен. Даже не так — просто отвратителен. Рубашка смята, в паре мест темнеют пятна пота, красное лицо напоминает кусок сырого мяса, а эти маленькие глазки, уж простите, напоминают поросячьи. Пивной живот, к слову, тоже не добавляет очарования.

Но больше всего мне хотелось крикнуть, чтобы этот урод отпустил меня. Потому что хватка на моем запястье усиливалась, и я начинала всерьез опасаться, что на месте, где его пальцы касались меня, останется синяк. Да и крови не помешало бы начать нормально циркулировать — я уже чувствовала слабое покалывание в кончиках пальцев, говорящее о том, что кровоток дал слабину.

Я не успела воплотить в жизнь ни одну из своих задумок. Потому что, когда я только открыла рот, то услышала позади себя негромкое, но полное скрытой угрозы:

— Руки от неё убрал.

Хватка на запястье тут же ослабела, и я смогла, наконец, вернуть себе свою же конечность. Обернувшись, я столкнулась с уже знакомыми светло-голубыми глазами. Вот только я помнила их веселыми, чуть прищуренными, с лучиками-морщинками в уголках. Теперь же они были холодными, прям-таки ледяными, а легкий прищур довершал образ. Делавший из мужчины точную копию брата.

— Елисей, — выдохнула я, чувствуя, как все мои страхи улетучиваются, оставляя после себя лишь неприятную пустоту, которую тут же заполнило спокойствие.

Лис, однако, даже не взглянул в мою сторону. Он продолжал сверлить ледяным взглядом моего обидчика. Который, оценив габариты старшего представителя семейства Воронцовых, явно остался впечатлен. Поэтому, голос его звучал уже не так уверенно:

— Я просто учил девушку манерам. Мы вели светскую беседу.

Мое громкое фырканье ясно дало понять, что я думаю по поводу этой самой «беседы». И, к счастью, мое мнение для Лиса имело больший вес, чем слова нетрезвого мужчины, которого он явно видел впервые в жизни.

— Ты закончил со своими беседами? — холодно поинтересовался Елисей, — А теперь отвали от нее.

Знаете, вот на своем опыте могу сказать, что алкоголь начисто стирает чувство страха. Как и самосохранение. Видимо, то же самое произошло и с незадачливым Димой. Если в первую минуту он казался чуть придавленным морально от присутствия человека-горы (так я ласково окрестила Лиса), то во вторую от страха не осталось и следа. Хмыкнув, тот смерил нас обоих насмешливым взглядом, после чего поинтересовался мерзким тоном:

— Что, тоже хочешь порезвиться? Ладно, забирай. Но только ненадолго.

Кажется, Дан рассказывал, что его брат был зачинщиком многих драк. И я отчетливо понимала теперь, почему. Услышав последние слова Дмитрия, мой защитник побагровел и сделал еще один шаг вперед. Схватив пискнувшего мужика за воротник рубашки, тот просто поднял его — так, словно тот ничего не весил. Я даже сквозь негромко звучащую музыку услышала, как трещит ткань рубашки, грозя порваться и обрушить всю массу Димы на пол.

— Еще одно слово — и ты здесь ненадолго, — почти прорычал Лис.

Оглядевшись, я поняла, что наша незадачливая компания привлекла к себе слишком много внимания. Карина спешила в нашу сторону, как и бармен, который неизвестно где торчал всё это время. Персонал явно вознамерился всеми силами остановить надвигающуюся драку.

Вот, собственно, в этот самый момент я и почувствовала себя героем какого-то дурацкого фильма. И знаете — мне не понравилось это ощущение. Если уж погружаться в фильм — пусть это будет романтическая комедия, а не дешевый боевик.

Поэтому, тронув Лиса за руку (и заодно заценив мощный бицепс), я негромко сказала, стараясь привлечь его внимание:

— Елисей, отпусти его. Он не сказал и не сделал ничего такого, за что его можно ударить.

Вранье — наглое и неприкрытое. Потому что у меня у самой тряслись руки от желания надавать тумаков тому, кто сперва пытался подкатить ко мне, а потом просто начал оскорблять. Но я не могла позволить своему темному началу взять верх — ведь я так долго боролась с ним. И Лис не должен был решать мои проблемы. Не таким образом. В конце концов — мне хватало и одного Воронцова, который регулярно влезал в мою жизнь.

— Я слышал каждое слово, которое вырывалось из этого грязного рта, — отозвался мрачно Елисей, — Не пытайся обмануть меня, Алиса.

Черт. Это провал. Ладно, будем действовать по-другому. Сжав руку на его плече, я чуть более настойчиво повторила:

— Отпусти его. Посмотри на него — он этого не стоит.

Чуть помолчав, Воронцов выдохнул сквозь стиснутые зубы и, наконец, внял моей просьбе. Оттолкнув от себя Дмитрия — так, что тот спиной врезался в деревянную стойку, тот процедил сквозь зубы:

— Проваливай.

К счастью, в этот раз мужчина послушался и, что-то буркнув под нос, исчез. Я же повернулась к подошедшей Карине и попыталась улыбнуться:

— Отбой воздушной тревоги. Драка отменяется.

Девушка кивнула, не скрывая облегчения:

— Отлично. Ловко ты его. Знакомый? — кивнула она в сторону напряженного Елисея.

— Вроде того, — выдавила я из себя усмешку, — Брат Дана. Елисей.

Карина присвистнула:

— Однако, колоритный у него родственник! Остаетесь? Или настроение испорчено?

Бросив в сторону Воронцова внимательный взгляд, я кивнула:

— Остаемся. Эй, здоровяк, — тронула я Лиса за локоть, — Пойдем присядем? Раз ты меня спас — я угощаю.

В этот раз я решила сесть все же за столик — не хотелось привлекать к себе еще больше внимания. Елисей, к счастью, послушно проследовал за мной, по пути заказав у Карины бутылку пива. Ну разумеется, куда же без него.

— Как ты вообще здесь оказался? — спросила я мужчину, едва мы обустроились за самым дальним столом.

Воронцов пожал плечами:

— Малой сказал, что это его любимое место. Мне стало любопытно. А вот что здесь делаешь ты? Насколько я понял, ты с алкоголем не в самых лучших отношениях.

Криво усмехнувшись, я подняла вверх стакан с содовой:

— Это ты верно подметил. Потому — водичка с лимоном наше всё. Просто… — замявшись, я призналась, — Дан приводил меня сюда. Я в таком настроении сейчас, что мне нужно было нечто…подобное, чтобы подумать.

— Что случилось? — прищурившись, спросил Лис.

Я бросила в его сторону осторожный взгляд, до конца не понимая, могу ли ему доверять. С одной стороны, он был для меня незнакомцем. Человеком, с которым мы один раз веселились вместе. Еще в нашей копилке совместных дел ночевка в одной квартире. Ну, и, наверное, открытие моего магазина тоже считается. Принял товар Елисей, к слову, отлично, и даже оттащил цветы в холодильную камеру, что я, безусловно, оценила. Как и мои растения.

С другой стороны — этот почти незнакомец спас меня. Проявил себя истинным рыцарем. Кто знает, что бы тот идиот сделал со мной. К тому моменту, как Карина или охрана сообразили бы вмешаться, могло бы произойти всё что угодно.

Видимо, это и сыграло ключевую роль в моем решении. Я решила, что Лису можно доверять. Всё же он был братом Дана. И тот факт, что он мог помочь мне понять доктора чуть лучше, роли здесь не сыграл. Вот ни капельки.

— Ко мне на работу приходила жена твоего брата, — призналась я, наконец.

— Опа-на! Дарьюшка! — воскликнул мужчина, ухмыляясь, — Эта женщина обладает потрясающим навыком — может отравить всё вокруг себя. Ты с ней, по всей видимости, уже успела познакомиться и до этого?

Я кивнула, ковыряясь в своем стакане — я усердно пыталась раздавить дольку лимона. Я не знала, как построить разговор так, чтобы при этом не выдать себя с потрохами. И не была уверена, того ли я хочу. Может, стоит сказать Елисею всё, как есть? В конце концов — если дело не выгорит, он скажет мне об этом сразу. Я переболею — как сказала Васька — а потом жизнь снова придет в норму.

Моей руки коснулась тёплая мужская ладонь. Подняв глаза, я наткнулась на изучающий, но вместе с тем добрый взгляд Елисея.

— Что она сказала тебе? — негромко спросил мужчина.

Его голос мог бы звучать грубо — на самом деле, так и было. Но его глаза с лихвой перечеркивали эту эмоцию, настолько внимательно и почти ласково он смотрел. Поэтому, сглотнув, я также тихо ответила:

— Сказала, что Дан не способен любить. Якобы у него нет необходимых настроек.

— Вот же сука, — сквозь зубы выругался Лис, — Никогда она мне не нравилась. Мерзкая девица, которой от малого нужны были всегда только деньги.

— Она и сейчас не скрывает своих намерений, — пожала я плечами.

— Клянусь — сделаю всё, чтобы эта пиявка от него отвалилась. Надо будет — за шкирку поведу Дана к адвокату.

Как бы я не старалась, но подавить чувство удовлетворения, которое против воли подняло во мне голову, не удалось. Глядя на хмурого Лиса, я всё отчетливей понимала, что могу заполучить в его лице некое подобие союзника. Родной брат — это не друг, вроде Эдика. Это человек, который знает моего врача, как облупленного, и является хранителем просто колоссального количества информации.

Пока я переваривала всё это в своей голове, Лис снова решил подать голос. Сделав внушительный глоток из бутылки с пивом, он спросил:

— Так, а задели тебя слова этот курицы — да простят меня дамы — почему? Потому что влюблена в моего брата, а подобные утверждения ставят крест на самой идее отношений с ним?

Вот вам и союзник. Выплюнув обратно в стакан воду, которую как раз успела набрать в рот, я закашлялась. Прочистив горло от остатков содовой, я сипло спросила, утирая выступившие в уголках глаз слезы:

— С чего ты это взял?

— Помимо очевидного? — уточнил Елисей спокойно, — Малой сказал. Ты вроде как призналась ему под гипнозом.

Что? Нет, погодите, не так — ЧТО?! ОН ЭТО СЕЙЧАС СЕРЬЕЗНО?! Я правда сделала это? Господи, позор, какой позор! Это конец! Просто конец всех концов! Хуже уже просто быть не может!

Теперь стало понятно странное поведение Дана после того, как он разбудил меня. Док старательно отводил взгляд, избегал встречаться со мной глазами и вообще, кажется, пытался выпроводить меня как можно скорее. Понятно почему — после таких то признаний. Удивительно, как он вообще не высказал мне всё сразу, едва щелкнул пальцами, возвращая мне мое же сознание.

Кажется, весь спектр эмоций — от удивления до конкретного ужаса — отразились и на моем лице тоже. Потому что Лис снова чуть сжал мою ладонь в своей и мягким, успокаивающим тоном произнес:

— Алиса, дыши. Всё хорошо. Тебе не о чем волноваться.

Кажется, это было врожденное качество всех представителей клана Воронцовых — успокаивать голосом. Я имею в виду, разумеется, лишь урожденных владельцев этой фамилии. Дарья в эту категорию точно не попадала. А вот Елисей — еще как вписывался. Слушая его чуть грубоватый, но всё равно приятный голос, я выполняла дыхательные упражнения, которые должны были подавить начинающуюся истерику.

И, когда спустя минуту мне всё же удалось это сделать, я тихо спросила, не в силах поднять глаз:

— Он смеялся надо мной?

— Что? — кажется, Лис не ожидал этого вопроса, — С ума сошла? Нет, конечно. Дан…чуть растерялся.

Я усмехнулась и сказала, даже не пытаясь замаскировать горечь, что так и сквозила в моем голосе:

— Удивительно. Не думаю, что я — первая пациентка в его практике, которая в итоге запала на своего врача.

Лис хмыкнул, но спорить со мной не стал:

— Даже не вторая. Но дело не в количестве. Он растерян, потому что это — ты.

Я всё же рискнула взглянуть в лицо Лису, надеясь найти там ответы на свои вопросы. Но меня ждало разочарование — на нем они написаны не были. Ничего не говорили мне и его глаза.

— Не понимаю, — призналась я, наконец, — Что со мной не так?

Елисей улыбнулся:

— В тебе всё так. Малой — он просто не привык к тому, что девушки бывают такими. Ему попадались разные представители прекрасной половины человечества. Кого-то привлекало его тело, кого-то — ум, некоторых — не будем называть имён — его сбережения. Часть дам он поощрял и, скажем, одаривал своим вниманием. Всё же Данчик — не монах. Были в его жизни и подруги — взять ту же Василису. А тут ему встречаешься ты.

— Я всё еще не понимаю, — заметила я осторожно.

Нет, я никогда не считала себя глупым человеком. Ладно — иногда бывало, но этот случай точно не относился к той категории однако, нейроны в моем мозгу отказывались собирать и обрабатывать полученную информацию. Либо просто Лис не умел объяснять. Этот вариант мне нравился куда больше.

Вздохнув, словно ему был неприятен весь этот разговор — видимо, не привык Елисей копаться в чувствах — мужчина сказал:

— Ты вызываешь у него чувства. Робот-Данчик не привык к такому. Плюс — существует ряд барьеров не психологических, а вполне реальных. Это тоже нервирует братца. А он не любит, когда его что-то заставляет его переживать.

Погодите, мне сейчас не послышалось? Он действительно сказал именно это?

— Я нравлюсь Дану? — тихо, словно боясь спугнуть момент, спросила я, почти не дыша.

Воронцов поморщился:

— Я не должен тебе этого говорить. Даже не так — тебе нужно обсуждать это НЕ со мной. Когда у вас следующая встреча?

— Завтра.

Лис кивнул:

— Вот тогда всё и обсудите. Думаю, малой примет к тому времени решение.

Тон Елисея мне не понравился. Чувствуя, как внутри поднимается знакомое чувство волнения, я спросила:

— Какое решение?

Мужчина пожал плечами:

— Дан думает о том, чтобы передать твое дело другому врачу. Из-за симпатии у него может возникнуть конфликт интересов. Врачебная этика и прочие заморочки, в суть которых я даже не пытался вникнуть. Завтра он всё тебе скажет.

Помните, я говорила, что хуже быть уже не может? Забудьте. Еще как может. 

Глава двадцатая

На следующий день в клинику я шла, словно на казнь. Меня разрывало от самых противоречивых желаний — хотелось одновременно развернуться и позорно сбежать домой, и вместе с тем меня тянуло туда, к Дану. Хотелось хоть что-то выяснить, узнать, понять.

Больше всего я боялась, войдя в его кабинет, услышать от Воронцова, что он передает мое дело другому врачу. Для меня такой вариант развития событий был самым ужасным, что только могла подкинуть мне жизнь. И дело тут было не только в том, что я не смогу видеться с Даном так часто, как мне хотелось бы. Нет, тут еще играл свою роль тот факт, что я не собиралась открывать свою душу перед еще одним незнакомцем. Снова выворачивать себя наизнанку, каяться перед чужаком — нет уж, увольте.

И потом — Воронцов сам сказал, что почти закончил мою лечение. И что, он бросит всё за пару шагов до финала? Нет, я с таким раскладом мириться была не намерена. Это ведь и моя жизнь тоже. Мой диагноз, мое лечение. И я имею право голоса.

Закрепив эту мысль в своей голове, я всё же вошла в клинику. Помощница Дана ни слова не сказала мне, кроме вежливого «Добрый день», и я лично восприняла это, как добрый знак. Ведь если бы док решил избавиться от меня — он бы наверняка предупредил Кристину. Ведь так?

Войдя в кабинет, я тут же нашарила взглядом ладную фигуру доктора. Сердце пропустило один удар, но я прекрасно могла его понять — Дан в черной водолазке смотрелся до греховного хорошо. Тонкая ткань так плотно обтянула его тело, что я невольно сглотнула, всеми силами пытаясь оторвать от него взгляд. И почему я раньше не замечала, насколько он хорош? Хотя нет — замечала, но не придавала этому значения, поскольку была твердо уверена, что Дан — идиот.

Впрочем, если он решит всё же избавиться от меня — я снова начну так о нем думать. И, между прочим, совершенно справедливо.

— Привет, — поняв, что молчать вечно и пялиться как-то неправильно, всё же подала я голос.

Подняв на меня взгляд, мужчина кивнул:

— Здравствуй, Алиса. Не стой на пороге — проходи. Это место должно быть уже для тебя вроде как родным.

«Так и есть!» — хотелось крикнуть мне. И еще добавить «Не прогоняй меня», но это выглядело бы совсем жалко. Поэтому, я решила вообще ничего не говорить, а просто пройти внутрь и сесть на уже привычный диван.

Дан же, как и всегда, занял кресло напротив. Вот только выглядел он как-то непривычно. Не знаю, может, всё дело было в том, что я понимала — он в курсе моих чувств. Или потому что знала — сегодня может что-то решиться. Так или иначе — я смотрела на Воронцова и замечала то, чего не видела раньше. Например, что взгляд у него бегает, словно не в силах остановиться на каком-то одном предмете. А длинные пальцы с такой силой сжимали ежедневник, что мне казалось, на переплете точно останутся вмятины.

— Итак… — многозначительно протянула я, понимая, что Дан, судя по всему, разговор начинать не собирается.

Едва заметно вздрогнув, мужчина поднял на меня взгляд и чуть улыбнулся:

— Прости, я слегка отвлекся.

— Да, ты, судя по твоему лицу, улетел куда-то не туда, — с усмешкой поправила я доктора, — Где был?

Доктор пожал плечами:

— В своей голове. Там в последнее время много всего накопилось, разгребаю. Но хватит обо мне. Как ты, Алиса?

Как я? Он серьезно это спрашивает? О, я просто замечательно. Вот в ту самую минуту, например, усиленно пыталась не пялиться на собственного врача. Выходило, мягко говоря, хреново — Дан притягивал меня, словно магнит. В его безнадежно серьезных глазах очень сильно хотелось утонуть. Просто, чтобы не мучиться. И то, что он не отводил взгляд, делу совсем не помогало.

Моргнув, я всё же смогла разорвать зрительный контакт и, поправив волосы, нарочито небрежным тоном отозвалась:

— В порядке. Села тут на новую диету — хочу убрать пару сантиметров в талии. Еще мне тут большой заказ на свадьбу сделали — нужно украсить зал на триста человек. Пытаюсь вот прикинуть, как всё это сделать и не загнуться.

Я говорила и говорила, вываливая на Дана всё больше информации, словно боясь, что если замолчу — слово возьмет он. И мне не понравится то, что мужчина скажет. Однако в какой-то момент я поняла, что он, кажется, вообще меня не слушает. Дан просто сидел и смотрел куда-то в сторону, и его губы сжимались в тонкую линию, а складка на лбу становилась всё больше и больше.

— Эй, ты чего? — не выдержав, всё же спросила я, обрывая свой рассказ на полуслове.

Вместо ответа Дан протянул руку и тихо спросил, не поднимая глаз и почти не разжимая губ:

— Что это?

Проследив за его взглядом, я чертыхнулась и попыталась прикрыть правую руку, но Дан оказался проворнее. Схватив меня за руку — крепко, но при этом все равно бережно и мягко — он повторил свой вопрос:

— Алиса, что это?

Да — поход в бар не прошел для меня без последствий. Как я и боялась, проснувшись утром, я обнаружила на своем запястье отвратительный синяк. Моя кожа вообще обладала отвратительным свойством — каждый удар или ушиб приводил к гематоме. Если не ошибаюсь, всё дело было в капиллярах, которые были расположены слишком близко к поверхности кожи.

Ну так вот, синяк. Маскировать его косметикой я не стала — всё же из-за работы я постоянно мочила руки, так что это было просто бесполезно. Однако, опасаясь вопросов и реакции окружающих, я, несмотря на жару, надела кофту с длинными рукавами. Один из которых задрался, когда я решила поправить волосы. А глазастый доктор тут же это заметил. Чтоб его.

— Это… — я помялась, но по тяжелому взгляду Дана поняла, что лучше не врать, — Последствия вчерашнего похода в твой любимый бар.

Громко выдохнув, Дан осторожно коснулся кончиками пальцев синяка, очертил его контур, после чего все тем же тихим, почти звенящим голосом задал следующий вопрос:

— К тебе кто-то приставал?

Отрицать очевидное было глупо, поэтому пришлось кивнуть. Криво улыбнувшись, я попыталась отшутиться, чтобы как-то разрядить обстановку:

— Я ведь уже говорила, что притягиваю мудаков.

— Кто это был? — резко спросил Воронцов, словно не слыша меня.

Я только пожала плечами:

— Не знаю. Просто какой-то неприятный тип. Эй, — схватив Дана за подбородок, я заставила его поднять на меня глаза, — Всёв порядке, — твердо произнесла я, — Твой брат не дал меня в обиду.

Моргнув, Дан тихо вздохнул и я, кажется, только сейчас поняла, в какой, собственно, ситуации мы оказались. Наклонившись друг к другу максимально близко, насколько позволяли наши диван и кресло, мы изучали лица друг друга. При этом Рука дана всё еще мягко гладила моё запястье, в то время как я бессознательно повторяла его же движение, только даря такие же осторожные прикосновения его лицу.

Мы как-то резко и одновременно отодвинулись друг от друга, Воронцов при этом покраснел так, что я начала всерьез опасаться за его давление. Вдруг его сейчас удар хватит? Что делать? Вызывать «скорую»? А хотя, мы же в клинике, достаточно будет просто попросить его помощницу прислать одного из коллег Дана.

Но нет — док справился и сам. Сделав еще один глубокий вдох, он откинулся на спинку кресла и поинтересовался будничным тоном:

— Ты виделась вчера с Елисеем?

— Не то, чтобы виделась, — покачала я головой, — Скажем так — он оказался в нужное время в нужном месте. Повел себя, как истинный рыцарь и спас даму.

— Вот как, — пробормотал Воронцов, — Он мне об этом ничего не говорил.

— Правда? — приподняла я бровь, — Странно. На него это непохоже.

Не знаю, почему, но мной вдруг овладело чувство раздражения. Потому что — ну вот он был, тот самый момент! Когда двое людей осознают, что без ума друг от друга, и их уста сливаются в нежном поцелуе. Всё, конец, пускайте титры. Да, я явно пересмотрела романтических фильмов. Но блин! Мне ведь не почудилась эта искра! Я ведь не сошла с ума на фоне своей влюбленности!

Дан поднял на меня взгляд, который можно было посчитать недоумевающим:

— Ты сейчас о чем?

— Ты мне скажи, — хмыкнув, отозвалась я, скрещивая руки на груди, — Лис поведал вчера, что ты явно настроен о чем-то со мной поговорить.

Да — мне надоело ходить вокруг да около. В конце концов — мы договаривались не врать друг другу. Я хотела одно — честности. Потому что жить с чувством, будто все твои внутренности скручиваются в узел из-за страха и неопределенности, мне лично надоело. И если нам предстоит попрощаться — я хотела это, наконец, услышать.

Воронцов побледнел. Вот это терморегуляция у него, конечно — секунду назад сидел красный, как рак, и вот, вся краска слетает с его лица, создавая впечатление, будто передо мной сидит покойник.

— Елисей… — прошипел он себе под нос, — Придушу его.

Я только фыркнула, всё больше заряжаясь эмоциями — не самыми позитивными:

— Зачем же? Твой брат молодец. Если бы не он — когда бы ты сказал мне, что собираешься сплавить меня другому врачу?

— Алиса, — покачав головой, отозвался Воронцов, — Всё не так.

— А как?

Прикусив губу, Дан отвел взгляд, прежде чем выдавить из себя неуверенное:

— Я не знаю.

— В смысле?! — воскликнула я, распахивая глаза.

Поймите меня правильно — простоу этого мужчины всегда были ответы на все вопросы. Он в любой ситуации мог дать дельный совет, указать верный путь и подсказать, как поступить. И в тот момент, когда это оказалось действительно необходимо — не только для меня, но и для него самого — Дан заявляет, что он чего то не знает! Было от чего впасть в ступор.

— Я еще ничего не решил, — сказал Воронцов, — Мне сложно прийти к какому-то заключению. Особенно, когда ты давишь на меня.

— Ну извини, — хмыкнула я, — Не каждый день узнаешь, что за твоей спиной тебя планируют сбагрить другому мозгоправу. Ты мне просто скажи — ты так со всеми пациентами, которые на тебя запали, поступаешь? Или лишь мне посчастливилось впасть в немилость?

— Алиса, — Дан поморщился, словно я сказала что-то неприятное и повторил, — Всё не так.

— А как тогда? Поведайте мне, доктор, почему вы решили избавиться от меня?

— Я этого не хочу! — повысил голос доктор, — Но у меня просто нет выбора!

— Да почему?! — уже крикнула я, вскакивая с дивана.

Вот и испанские корни пробудились. Мои отец и бабушка тоже могли завестись с полпинка и долго их потом ничто не могло успокоить. Теперь я их смогла, наконец, понять — во мне просто бурлил и клокотал гнев. Он — и обида. Я доверилась ему, открылась, а он, едва запахло жареным — решил свалить в кусты. Вот вам и благородный Дан Воронцов.

— Потому что это идет вразрез со всем, чему меня учили и во что я верю! — Дан тоже решил не рассиживать в кресле.

Поднявшись на ноги, Дан бросил на меня сердитый взгляд. Я же против воли сглотнула — уже и забыла, что он выше меня и отчитывать его придется, глядя снизу вверх. Но и это меня не смогло остановить.

Сделав шаг вперед, я ткнула пальцев а грудь мужчины и, полным насмешки голосом, почти крикнула ему в лицо:

— И чему же тебя такому учили?!

— Тому, что нельзя влюбляться в пациента! — тем что, что и у меня тоном, отозвался психотерапевт.

Я уже открыла рот, чтобы бросить ему в лицо очередное обвинение, но вовремя осеклась. Стоп, что он сейчас сказал? Сделав маленький шаг назад, я, вмиг растерявшись, посмотрела на Дана и проблеяла что-то вроде:

— Ты…влюблен в меня?

Вздохнув и покачав головой, словно только сейчас осознавая, с какой клинической идиоткой ему приходится иметь дело, Воронцов протянул руку и, нащупав мою талию, рывком притянул к себе.

— Какая ты всё-таки иногда недогадливая, — едва слышно выдохнул доктор, после чего наклонил ко мне лицо и мягко коснулся своими губами моих.

Словно тысяча игл пронзила всё мое тело — настолько острыми казались ощущения. Вот значит, что чувствуешь, когда твои фантазии претворяются в жизнь. Растерянность, неверие, счастье, эйфорию. Весь спектр этих эмоций вихрем пролетел в моем сознании, после чего я, наконец, догадалась обнять Дана за шею. Очень вовремя, потому что мои ноги в этот самый момент решили ослабеть и подкоситься. Если бы не моя хватка и не руки доктора, которые продолжали крепко держать меня за талию — рухнула бы я к ногам Воронцова. Вот и вся история.

Доктор целовал меня осторожно, словно боялся, что я вырвусь и дам ему пощечину. Но разве вообще было это возможно, хоть в какой-то вселенной? Разумеется, нет. Поэтому, преодолев первый прилив чувств и эмоций, я почему-то робко и неуверенно ответила на поцелуй. И это словно дало сигнал Воронцову к тому, что всё — жертва сдалась. Оставив одну руку на моей талии, вторую он запустил в мои волосы, несильно потянув при этом чуть спутавшиеся пряди. Звук, который при этом против воли сорвался с моих губ, был неожиданным для нас обоих. Вздрогнув, Дан чуть отстранился от меня, словно проверяя, не сделал ли он мне больно. О нет, доктор, можете мне поверить — ничего, даже отдаленно напоминающее боль, я не испытывала.

— Я ответил на твой вопрос? — хриплым шепотом поинтересовался Воронцов, глядя на меня своими серыми глазами, зрачок которых почти полностью перекрыл радужку.

Сделав вид, что задумалась, я покачала головой:

— Нет, что-то я действительно торможу. Объясни мне еще раз.

После чего сама потянулась к его губам. Второй поцелуй мало чем был похож на первый — хотя бы потому что я не привыкла к робости, если дело касалось проявления чувств. Нет — я всё делала на максимум. Объятия — до сломанных ребер, поцелуи — до кровоточащих губ, секс — такой, чтобы утром болели абсолютно все мышцы. Вот и тогда, целуя Дана, я позволила ему прочувствовать всё то, что я испытываю к нему.

На удивление, Воронцов не отставал от меня, отвечая на мои поцелуи с тем же пылом и даже яростью. Кто-то говорил про Дана, что он — робот? Это даже была я? Забудьте! Роботы не способны ТАК целоваться — словно вкладывая в каждое движение и жест невероятные эмоции, которые заставляли мою кровь гореть, а всё тело плавиться. Будто я стала восковой фигуркой, которую слишком близко поднесли к огню. Но я была не хрупкой свечой — нет, я сама была пламенем.

Словно силясь доказать своё превосходство и силу, я толкнула Дана в грудь. Явно не ожидав от меня такой подставы, доктор сделал шаг назад — и практически упал обратно в кресло. Прежде чем он успел что-то понять и попытался как-то остановить меня, я уже села к нему на колени, чтобы вернуться к прерванному занятию. К счастью, Воронцов мой план явно одобрил и даже попытался перехватить инициативу. Вот только у него ничего не вышло — лидерство осталось у того, кто сверху. Уж простите за каламбур.

Когда воздух в легких закончился и они начали нещадно болеть, я с неохотой всё же разорвала наши слишком уж тесные объятия. Открыв глаза, я смогла во всей красе оценить открывшуюся моему взору картину — тяжело дышащий Воронцов, с лихорадочным румянцем на щеках и покрасневшими от долгих поцелуев губами. Эх, жаль, что он стригся почти под ноль — растрепанная шевелюра отлично дополнила бы эту картину.

Мне грела мысль, что до такого состояния его довела я — Алиса Флорес. Ни какая-то там другая девица, и даже не его законная супруга, а именно я. Что этот блеск в глазах — моя заслуга, как и маленький кровоподтек на нижней губе — да, я любила кусаться.

Оценив плоды своих трудов, я улыбнулась и кивнула:

— Вот теперь — да, я получила ответ на свой вопрос.

Подарив мне в ответ милую и открытую улыбку, Дан кашлянул, прочищая горло, прежде чем ответить:

— Я рад, что смог донести до тебя свою точку зрения.

Чуть наклонившись — это было несложно, учитывая тот факт, что я всё еще восседала у дока на коленях — я мягко коснулась его губ своими, после чего шепнула:

— Я не хочу, чтобы меня лечил другой врач. Ты. Это должен быть только ты.

С тихим вздохом Дан отстранился ровно настолько, чтобы взглянуть мне в глаза. Он больше не выглядел пришибленным внезапной вспышкой страсти — нет, в его глазах отчетливо читались грусть и сожаление.

— Алиса, я не могу. Если я останусь твоим врачом — всё это, — обвел он наши фигуры взглядом, — Будет невозможно.

Пришел уже мой черед отстраняться и хмуриться:

— Но почему? Кому мы сделаем плохо своими возможными отношениями?

— Такие правила. Я — врач, а ты — мой пациент. И нарушение этих установок может обернуться чем угодно — до простого непонимания до лишения меня лицензии. На кону не только моя репутация, но и имидж клиники. Поэтому я и хотел передать тебя другому врачу — чтобы иметь возможность строить с тобой отношения, не нарушая этику.

Хм…не так я всё это представляла. Док в очередной раз удивил меня. И снова доказал, насколько много в нем чести и даже какого-то благородства.

— А я думала, ты хочешь сбагрить меня, чтобы избавиться и никогда больше не видеть, — призналась я негромко.

Дан мягко засмеялся и, протянув руку, убрал одну из прядей волос мне за ухо. Коснувшись кончиками пальцев моей щеки, он сказал тихим и ласковым голосом:

— Глупая. Я не хочу разлучаться с тобой. И дело тут даже не в чувствах. Передавать почти вылечившегося пациента другому врачу — это как сойти с дистанции за секунду до финиша. Глупо и даже в какой-то степени унизительно.

— Так не делай этого! — воскликнула я, вскакивая с колен Дана.

Тот покачал головой:

— Я ведь уже сказал…

Но я перебила его, не желая больше слушать эту глупые доводы разума:

— Я слышала всё, что ты мне сказал! И как по мне, эта ваша врачебная этика — полная херня! Мы никому не сделаем плохо, если попробуем построить что-то. Но, раз уж имидж так важен для всех — то мы можем просто никому не говорить.

Воронцов поднял на меня взгляд, привычно хмурясь:

— Что ты имеешь в виду?

Я только пожала плечами:

— Лишь то, что сказала. Мы видимся в этом кабинете три раза в неделю — хорошо, пусть так и будет. Здесь, в этих стенах, ты будешь моим врачом. Будешь копаться в моей черепушке, искать изъяны и исправлять их. Сам сказал — осталось немного. Но вне этого офиса — ты просто мужчина. Который может ходить в кафе, кино, театр и прочее — жить полной жизнью. Окружающим не обязательно знать, кем мы приходимся друг другу. В конце концов, у меня ведь на лбу не написано, что я — твой пациент.

Внимательно изучая мое лицо, Дан словно пытался решить что-то для себя. минуты шли — сперва одна, потом другая. Когда я уже хотела, не выдержав, потормошить доктора, тот подал голос, задумчиво протянув:

— Думаю, в твоих словах есть здравое зерно.

— Вот видишь! — торжествующе воскликнула я, — Ты пока подумай над этим, обмозгуй и реши, чего хочешь. А я пойду — за всеми этими ссорами и примирениями время нашего сеанса подошло к концу.

Сказав это, я направилась в сторону выхода. Мне не хотелось уходить, но умом я понимала, что мне стоит оставить Дана наедине со своими мыслями. Для него этот вечер стал чем-то вроде переломного момента. Всегда неукоснительно следуя правилам и подчиняясь лишь холодному голосу логики, Воронцов никогда не думал о том, что эти самые правила можно не нарушить, но грамотно обойти. Стоит лишь найти лазейку. Ему нужно было многое переосмыслить, и я должна была просто принять это.

Однако, когда я уже собиралась выйти из кабинета, негромкий голос Дана заставил меня обернуться:

— Алиса! На сегодня мой рабочий день окончен.

Не скрывая удивленной улыбки, я приподняла бровь и спросила:

— И? У тебя ко мне есть предложения?

Слегка неуверенная улыбка озарила лицо Воронцова, когда он задал мне встречный вопрос:

— Ты говорила что-то про кино? 

Глава двадцать первая

Меньше всего я ожидала, что очередной сеанс закончится свиданием с моим же лечащим врачом. А в том, что это было именно свидание, я лично не сомневалась ни минуты. На обычную встречу это было похоже, как арбуз на морковку — то есть, совсем никак. Но обо всем по порядку.

Да, мы всё ре решили пойти по стандартной схеме и отправились в кино. Словно самые обычные подростки, мы приехали к кинотеатру, взяли билеты на первый попавшийся сеанс, затарились попкорном — Дан, разумеется, взял карамельный — и заняли места на последнем ряду.

Сразу скажу — нет, никто ни к кому не приставал. Мы как-то негласно решили держать себя в рамках и придерживались норм приличия. Правда, в какой-то момент Дан всё же не удержался и взял меня за руку. Вряд ли его напугал фильм — мы пошли на глупую комедию — но он всё равно сцапал мою конечность и не выпускал до тех пор, пока в зале не загорелся свет. При этом он, явно не сознавая этого — взгляд мужчины ни на минуту не отлипал от экрана — то и дело поглаживал мою ладонь большим пальцем, посылая по всему телу толпы мурашек. Стоит ли говорить, что половину фильма я благополучно просмотрела, сосредоточившись на этой мимолетной ласке?

После фильма мы решили не отходить от общепринятых норм и пошли в кафе. В небольшом, но очень уютном кафе с весьма говорящим названием «Афродита» (чтобы вы понимали — в основном в нем расположились парочки разной степени милости), заказав крепкий кофе для Дана и зеленый чай — для меня, мы предались…нет, не разврату, испорченные вы мои. Мы предались разговорам.

На самом деле никогда не замечала за собой особой любви к простому сотрясанию воздуха. Нет, с Васей мы, понятное дело, постоянно сплетничали. Но это понятно — мы ведь были подругами, девчонками, в конце концов. Кому, как не мне, было предначертано выслушивать все жалобы на Эдика? А они были, уж поверьте мне, особенно первый год после того, как эти голуби расписались. Василиска мужа хоть и любила, но нередко приговаривала, что именно жена станет причиной гибели ФСБ-ника, а никак не шальная пуля или какой-нибудь террорист.

С Эдиком мы тоже поболтать любили, но и этому было вполне логичное объяснение — за годы дружбы он тоже стал для меня подружкой. Очень странной подружкой, которая умудрилась утащить под венец еще одну мою подругу. Но кто я такая, чтобы судить, верно?

Так вот, о чем это я. когда дело касалось других мужчин — я не особо любила разговоры. Не знаю, может, всё дело было в том, что я не любила говорить о себе — по понятным причинам. Жизнь у меня всё же была не самая богатая на события. Но тут роль играл еще и тот фактор, что я просто не хотела разочаровываться. После первых пяти минут разговора я неизменно приходила к выводу, что мой собеседник — не самый разумный представитель человечества. Нет, правда — мне встречались лишь идиоты. Исключения бывали — не спорю, но где присутствовал интеллект, обязательно отсутствовало что-нибудь другое. Манеры, например. Или здоровый образ жизни. Как-то так.

В случае же с Даном я поймала себя на мысли, что могу говорить с ним свободно, ничего не стесняясь и ни в чем себя не ограничивая. Более того — я хотела говорить с ним, мне было интересно слушать его черт возьми, он оказался чертовски умным — настолько, что я даже иной раз терялась и не знала, что ответить. А со мной такое случалось ну крайне редко, поскольку в виду огромного запаса свободного времени я активно налегала на книги. Нет, гением я себя звать всё же не смела, но могла заткнуть иной раз своих собеседников.

Но уж никак не Воронцова. Который, к слову, тоже никогда не производил впечатление общительного парня. А тут прям разговорился, и не на шутку. Может быть, потому что мы подняли одну из любимых его тем — психотерапию. Я не пыталась каким-то образом заработать бонусные очки или что-то подобное — нет, мне правда было интересно слушать его рассуждения. В конце концов, я отлично его понимала — когда речь заходила о моей работе, меня тоже бывало непросто остановить. Словесный фонтан никак не желал перекрываться. Такие вот они — люди, слишком увлеченные своей работой.

Имея на руках несколько козырей, а именно давние упоминания Эдика о достижениях и заслугах моего врача, я имела некоторое представление о том, какие вопросы можно задать Дану. И видеть, как в его глазах вспыхивает едва заметный огонек, который бывает лишь у тех, кто получает удовольствие от разговора и своей компании — это было для меня наивысшей наградой.

Как-то незаметно мы подобрались к студенческим годам Воронцова, а после — и к его диссертации. Не боясь сойти за дуру, я раза три переспрашивала название темы его работы, но Дан терпеливо и с мягкой улыбкой повторял:

— «Латентное торможение — гениальность или сумасшествие».

— А что это за зверь такой? — спросила я, заинтригованная таким мудреным диагнозом.

Усмехнувшись, Дан заказал у пробегающего мимо официанта два куска шоколадного торта — мои возражения по поводу того, что уже поздно и есть сладкое на ночь вредно, док благополучно пропустил — после чего вернул свое внимание мне и нашей беседе.

— Латентное торможение — это явление, обнаруженное учеными в начале девятнадцатого века. Низкий его уровень говорит о психических отклонениях. Доказано, что на ранних стадиях шизофрении химия мозга изменяется, и это приводит к резкому понижению уровня латентного торможения.

Я моргнула, глядя прямо в глаза Дану. Раз, потом второй. В итоге, тряхнув головой, я хмыкнула и протянула:

— Это всё, конечно, очень здорово, и наверняка жутко интересно, но я всё равно не понимаю. Что такое это твое торможение, и за что оно отвечает. И вообще — ты говоришь, что низкий уровень — это плохо, но само определение «торможение» мне лично тоже не навевает никаких хороших мыслей.

Дан хлопнул себя по лбу — надеюсь, ни слишком сильно, потому что нельзя калечить такой гениальный мозг — после чего виновато мне улыбнулся:

— Прости. Иногда мне бывает непросто. Когда ты в чем-то разбираешься — кажется странным, что другие этого не понимают. Мне-то все эти вещи кажутся очевидными и элементарными.

— Да уж, — кивнула я, прищурившись, — Опустим тот факт, что ты сейчас, не желая этого, проехался по уровню моего интеллекта.

— Алиса, я не хотел, — в голосе доктора звучало настолько искреннее раскаяние, что я против воли улыбнулась.

— Ничего. Я отыграюсь в другой день — вывалю на тебя столько информации о цветах, что ты взвоешь.

Воронцов усмехнулся:

— Договорились. Итак, объясняю буквально на пальцах. Латентное торможение — это своеобразный фильтр, который защищает мозг от перегрузки. Он как бы отсеивает тот или иной информационный хлам, который мешает разуму нормально функционировать. Если этот фильтр дает сбой либо работает неправильно, то разум переполняется информацией, поступающей извне через органы чувств. Информационная перегрузка вполне может привести человека к помешательству.

Принесли наши десерты. Когда официант, расставив тарелки и пожелав нам приятного аппетита, удалился, я спросила, всё еще переваривая услышанное и раскладывая термины и понятия по полочкам:

— А как понять, нормальный ли у человека уровень этого самого торможения?

Хмыкнув, Дан кивнул в сторону удаляющегося парня, облаченного в униформу с эмблемами кафе:

— Посмотри на парня и скажи мне, что ты видишь.

Нахмурившись, я послушно перевела взгляд. Парень, как парень, ничего особенного. Две руки, две ноги, на заднем кармане брюк небольшое пятно — не сильно заметное, но всё же оно там присутствовало. Пожав плечами, я озвучила свои наблюдения:

— Обычный парень. Среднего роста, светлые волосы чуть вьются на концах, на цвет глаз внимания не обратила. Ни слишком аккуратный — на брюках пятно.

Воронцов кивнул:

— Об этом еще говорит тот факт, что у него на рубашке пуговицы пришиты разные — среди белых я заметил две серые. А глаза, к слову, голубые.

— Так, и о чем это говорит? — задала я, на мой взгляд, вполне логичный вопрос.

— О том, что твой уровень латентного торможения ниже нормы, — «обрадовал» меня мужчина, — Человек с высоким уровнем ничего из этого бы не заметил. Для него официант был бы простым парнем, который принес кофе и десерты. Это что-то вроде защитного механизма. Так, например, идущий в потоке людей обычный человек сосредоточен только на том, чтобы не столкнуться с двигающимися поблизости людьми. А человек с низким уровнем защиты от поступающего потока информации заметит и запомнит, во что одеты рядом идущие люди, выражение их лиц, обрывки разговоров, запахи. В это время их несчастный мозг будет лихорадочно обрабатывать обрушившиеся на него сведения, не успевая, запутываясь, испытывая сильнейшие перегрузки. Или вот, смотри.

Не успела я ни слова вставить, как Дан взял в руки небольшой декоративный светильничек в форме керосиновой лампы, который стоял на нашем столике, излучая слабое сияние. Чуть покрутив его в руках — я, как обычно, залипла на его длинных, ловких пальцах — мужчина сказал:

— Лампа. Обычный человек воспримет ее, как стандартный источник света и ничего более. Тот же, чей уровень латентного торможения ниже нормы, начнет изучать лампу более детально. Для него это не просто один какой-то предмет, но несколько десятков. Все детали, винтики, загогулинки — всё это не укроется от взора такого человека, а его разум придумает еще сотню способов применения этой самой лампы.

— Ничего себе, — выдавила я, потрясенная не только тем, что именно говорил доктор, но еще и тем, что я вообще понимала, о чем идет речь, — Но ты сказал, что мой уровень низковат. Это плохо?

Я помнила слова Воронцова о том, что такой болячкой страдают шизофреники. Док что, пытается мне намекнуть на что-то? Если так — этот тортик окажется у него на лице. Только и всего.

Но мужчина покачал головой, с легкой улыбкой на лице пояснив:

— Я бы так не сказал. Тем более — я итак знал, что твой уровень ниже нормы. Тест лишь подтвердил это.

Подавившись чаем, который я как раз в этот момент я решила глотнуть, я прокашлялась, после чего спросила сиплым голосом:

— Что, прости? Опять намекаешь, что я — чокнутая?

Вздохнув, Дан отозвался бесконечно терпеливым голосом:

— Алиса, я ведь не сказал, что все люди с низким уровнем ЛТ — чокнутые. Я просто отметил, что у шизофреников с этим вообще беда. А понял я это, исходя из твоей профессии. Одно из исследований, которые проводили ученые, показало, что у креативно мыслящих людей уровень ЛТ в семь раз ниже, чем у других. То есть, говоря научным языком, способность творчески или креативно мыслить — это состояние ненормальности, так как неспособность отфильтровывать информационные потоки является следствием нарушений мозговой деятельности человека. Но это не значит, что я считаю тебя — или Василису — сумасшедшими. Просто вы мыслите немного иначе.

— Мда, — протянула я, не зная, как реагировать на подобную информацию, — Погоди, но если низкий уровень этого твоего ЛТ способствует обработки бОльшего количества информации, то, как следствие, человек приобретает большее количество жизненного опыта. Отсюда все эти творческие порывы и креативные решения. На мой взгляд, это не так уж плохо. Защитные механизмы ведь настроены на помощь человеку выжить, а большой опыт — это ведь плюс в копилку выживания, так?

— Так, — не стал со мной спорить доктор, — Но креативность мышления при низком латентном торможении должна быть уравновешена высоким уровнем интеллекта и изрядным количеством силы воли, дабы иметь возможность анализировать непрекращающийся поток информации. Проще говоря — если человек глупый, то он почти наверняка сойдет с ума. Потоки информации доконают его. Высокий же уровень интеллекта плюс низкий уровень ЛТ приравнивают человека к уровню гения.

— Вот как. Стоп, — вдруг мне вспомнился один момент, случившийся буквально несколько минут назад, — Но ведь ты сам заметил некоторые моменты из внешности нашего официанта, которые даже я упустила.

— Верно, — кивнул Дан, отправляя в рот внушительный такой кусок торта.

— Выходит, что твой уровень ЛТ тоже хромает?

Воронцов кивнул:

— С самого детства. Но, как я уже сказал — острый ум, хорошая память и сила воли не дают сойти с ума. Порой нужно приложить массу усилий, чтобы просто сосредоточиться на дороге, когда я за рулем. Вот у Лиса — у него уровень ЛТ даже, мне кажется, выше нормы. Он всегда ржал и говорил, что мы — один человек. Только я — его голова, а Елисей — мускулы.

— Да, в этом что-то есть, — кивнула я с улыбкой, — Выходит, что секрет гениальности — в оригинальности мысли и способности смотреть на вещи под другим углом?

— Вроде того, — с улыбкой подтвердил мои слова Дан, после чего добавил, — Удивительно.

— Что именно? — не поняла я, придвигая к мужчине свою тарелку с десертом — тот смотрел на мой кусок торта такими глазами, что я просто не могла ему отказать.

— То, что тебе действительно интересно всё это. Я мало с кем могу обсудить свою работу, и уж точно в этот список никогда не попадали те, с кем у меня были отношения.

Сказать, что это простое слово «отношения» обдало меня таким жаром, что щеки моментально запылали — это вот просто взять и промолчать. Клянусь — это то, к чем просто невозможно привыкнуть. Как и к тому, что я могу спокойно взять Дана за руку. Кажется, для него всё это тоже было в новинку. Видимо, поэтому мы оба избегали телесных контактов, ограничиваясь лишь легкими улыбками.

Справившись со смущением, я выдавила из себя слегка нелепое:

— Ну, считай, что тебе очень повезло со мной. Я, как Басков — на всю страну такая одна.

— Это точно.

Мягко улыбнувшись, Дан протянул руку — и уже привычным жестом заправил прядку волос мне за ухо. От его прикосновения я вся затрепетала — настолько всё, что между нами происходило, было для меня волнительно. Черт возьми, и ведь не девочка уже давно, а от одного только вида доктора готова визжать, как школьница.

К счастью, Дан и этот мой настрой, судя по всему, разделял. Поняла я это по тому, как опасно сузились его глаза, и по тихому вздоху, сорвавшемуся с его губ. Ну, и еще мне подсказал это нежный, полный какой-то скрытой магии поцелуй, который он мне, чуть наклонившись вперед обхватив ладонями мое лицо, подарил.

Помня о том, что мы находимся в публичном месте, я старалась держать себя в руках, но выходило у меня это из рук вон плохо — Дан был слишком хорош. Очнулась я, только когда поняла, что кислород в легких весь сошел на нет. А, отстранившись от его губ, я с легкой смесью смущения и удивления поняла, что каким-то образом умудрилась перебраться со своего стула на колени доктора, одной рукой судорожно вцепившись ему в плечо, а второй поглаживая его за шею. Что-то мне подсказывало, что будь его шевелюра чуть более длинной, а не ежиком в сантиметр длиной — я бы уже нагло запустила в неё пятерню.

Что, собственно, сделал и сам доктор. Простое убирание прядки за ухо закончилось тем, что вся его клешня окопалась в моей густой шевелюре, чуть оттягивая тяжелые локоны и тем самым вырывая из моего горла не то вздохи, не то какие-то мурлыканья. Серые глаза при этом внимательно наблюдали за мной, словно подмечая любые изменения в выражении моего лица.

— Ты какая-то просто нереальная, — тихо признался он, словно делясь со мной страшным секретом, — Я просто теряю голову от этого.

— Серьезно? — хмыкнула я, не показывая, как мне на самом деле приятны его слова, — А твоя супруга, помнится, сказала, что ты вообще чувствовать не умеешь.

Взгляд Дана тут же прояснился. Как по мановению волшебной палочки, весь туман из них пропал, как и веселье. Ссадив меня на мое законное место — я при этом даже не пыталась сдержать разочарованный вздох — Воронцов спросил:

— Ты говорила с Дарьей? Когда?

Пришлось рассказать всё — и про встречу в лавке, и про мой побег в бар. Про встречу с Лисом и другим типом я упомянула вскользь — Дан итак уже слышал эту часть истории. Ну, и плюс мне не хотелось, чтобы он снова начал беситься из-за того отморозка. Это, правда, не помогло — губы мужчины снова сжались, а его рука мягко пробежалась по моему запястью, чуть поглаживая синяки. Хм, беру свои слова назад — если он каждый раз так будет делать, то я готова рассказывать ему про того упыря снова и снова.

Когда я закончила свой рассказ, Дан вздохнул, прикрывая на секунду глаза:

— Ну теперь мне хоть стало более-менее понятно, как ты оказалась в баре. Тебя так сильно задели её слова?

Мне хотелось соврать, но серьезный взгляд, которым наградил меня доктор, просто не позволил это сделать. Пришлось неохотно кивнуть и добавить, отвернувшись:

— Не то, чтобы очень сильно. Просто в какой-то момент мне показалось, что она права. Просто — ну это же я. мне никогда не везет. Так почему этот случай должен стать исключением? Ну, то есть — каковы шансы, что умный, красивый, успешный мужчина не пройдет мимо меня? Они ведь равны нулю. Никому не нужна поломанная кукла.

Чуть сильнее сжав мою руку, Дан вынудил меня снова поднять на него взгляд. Его глаза светились искренней нежностью и заботой — такой, что у меня защемило сердце:

— Как видишь, ты ошиблась. Я здесь, и никуда не собираюсь уходить, — чуть наклонившись, мужчина шепнул, — И знаешь, что я сейчас сделаю?

Сглотнув, я спросила, невольно тоже перейдя на шепот:

— Что?

— Съем твой торт, — также тихо ответил Воронцов, после чего, хохотнув, отстранился, придвигая к себе мою тарелку.

Я только покачала головой, не скрывая улыбки. Всё же даже самые взрослые и серьезные мужчины порой ведут себя, как дети. 

Глава двадцать вторая

— Это очень хреновая идея. Более того — это самая хреновая из всех твоих затей. Знаешь, одна из таких, где хрен хрена хреном погоняет, и где-то над ними пролетает еще один огроменный хрен.

Дан вздохнул:

— Алиса, с каждым днём мне всё чаще хочется вымыть твой рот с мылом. Нельзя же так много ругаться и постоянно выражаться.

— А ты вот поменьше своими «гениальными» идеями разбрасывался! — огрызнулась я, изображая пальцами кавычки, — Глядишь, я бы реже нервничала.

Побарабанив пальцами по рулю, Воронцов повернулся ко мне и проговорил, сохраняя спокойствие и глядя мне прямо в глаза:

— Я сейчас разговариваю с тобой не как твой парень, а как твой врач. И мне явно лучше знать, какие мои идеи лишь претендуют на гениальность, а какие стоит воплотить в жизнь.

Я вздохнула, не найдя, что на это ответить. Да, провести четкую параллель, разделив врачебные отношения и личные, было моей идеей. Это означало — никаких объятий, поцелуев и прочего во время рабочих часов. Лишь профессиональная вежливость и не переходящее рамки дозволенного любопытство. Как на людях, так и наедине. Тяжко ли мне было? Еще как! Но это было единственным способом убедить Дана, что мне не нужно менять врача. Нет, лечить мою головушку должен был лишь он, и никто больше. Я твердо стояла на этом, и, дабы все сомнения дока улетучились, клятвенно заверила его, что буду слушаться и вести себя так, как подобает идеальному пациенту.

Но я же не знала, что Воронцов использует мои же слова против меня, заставив делать то, что я считала равносильным смерти! Неделю — ровно неделю — он вел себя идеально. Может, я так решила, потому что у нас и сеансов то не было все эти дни и мне просто было не с чем сравнивать. И вот, теперь мне приходилось сидеть в машине, судорожно вцепившись руками в сидение и отчаянно отказываясь выходить, подкрепляя свои слова крепкими, непечатными выражениями.

— Дан, — протянула я, в конце концов, не придумав никаких аргументов и решив надавить на банальное чувство жалости, — Я не могу. Правда. Это слишком тяжело для меня.

Но моему парню (мамочки, я ведь правда могу его теперь так называть!), видимо, была не ведома жалость. Это как в песне поется «Ни любви, ни тоски, ни жалости». Хотя, с первым я погорячилась — что-то такое там наклевывалось. Так или иначе, но Дан просто покачал головой, твердо повторив:

— Мне лучше знать. Тебе нужно это сделать. Иначе это будет мучить тебя вечно. И мы не сможем назвать тебя полностью здоровой. И ты будешь вечно лечиться в клинике, вынужденная скрывать свои отношения с собственным лечащим врачом. До конца жизни.

Вау. Ему бы сценарии к фильмам ужасов писать. К бабским таким фильмам. Потому что лично меня от представивших перспектив, прошила дрожь, и уж никак не удовольствия.

— Ты забываешь про другой вариант развития событий, — хмыкнула я, как мне кажется, удачно имитируя непринужденный тон, — Я могу просто бросить тебя. И всё — никаких мучений, тайных жизней и прочего.

Бровь Дана взлетела вверх, выражая насмешку и вежливое любопытство.

— Ты правда думаешь, что я поверю, будто ты способна со мной расстаться?

Фыркнув, я отвернулась к окну. Нет, ну каков наглец! Самоуверенный просто до безобразия! И самое обидное, что этот засранец прав. Даже при всем желании я не могла представить, что ему нужно сделать такого ужасного, чтобы я решила, что лучше будет порвать с ним.

Манипулятор чертов.

— Я всё равно считаю, что идея ужасная, — буркнула я, не поворачивая головы.

Теплая ладонь Дана накрыла мою руку, и чуть сжала. Этот сдержанный жест, как и всегда, послал волну тепла по моему телу, начиная от кончиков пальцев захваченной в плен конечности. Мужчина таким образом без слов сообщал мне одну простую истину — он рядом. Всегда готовый поддержать меня, успокоить. И это действовало куда эффективнее любых, даже самых красноречивых клятв.

— Если хочешь — я пойду с тобой, — негромко сказал Воронцов, — Разумеется, как твой врач, но если ты хочешь…

Я кивнула, перебивая Дана коротким иторопливым:

— Да. Хочу.

Кивнув, доктор первым выбрался из машины. Обойдя её, он открыл дверцу с моей стороны. Вздохнув и понимая, что всё, обратной дороги нет, я ухватилась за протянутую руку, выходя наружу и покидая свою зону комфорта. После чего, сделав еще один глубокий вдох, я потянула мужчину в сторону двухэтажного частного дома.

Подняться по ступенькам ухоженного крылечка было неимоверно тяжело — каждая ступенька напоминала путь на эшафот. Ноги словно наливались свинцом при каждом шаге, отказываясь шевелиться. Но у меня был свой личный бульдозер в лице Дана, который снова не позволил мне отступить.

Нажав на кнопку звонка, я мысленно взмолилась, чтобы дома никого не оказалось, хоть и понимала, что это бесполезно — на территории была аккуратно припаркована знакомая мне машина. Так что, звук шагов, а после и возня в замке, не стали для меня сюрпризом.

А вот для женщины, что предстала передо мной, видеть меня было явно непривычно. Первую секунду она чуть растерянно щурилась, словно не веря, что это действительно я. А после она мягко улыбнулась и воскликнула:

— Алиса!

Вымученно улыбнувшись, я выдавила из себя:

— Здравствуйте, Ирина Геннадьевна.

Передо мной стояла мама Кирилла — человек, которого я хотела видеть, наверное, меньше всего на свете. Ирина Геннадьевна была очень доброй, и мягкой, и сердечной. В тот день, когда её сын привел меня в этот дом знакомиться, она приняла меня, как родную дочь. И это при том, что с той самой дочерью отношения у неё, мягко говоря, не сложились — у Ани всегда был непростой характер.

Я не видела эту женщину и её мужа с самой смерти Кирилла. И дело тут было не в запрете его сестры — мне было банально стыдно перед этими людьми. Я боялась, что они придут к тому же мнению, что и Аня — я отняла у них сына. Наследника.

Понимаете теперь, в чем заключался смысл новой «гениальной» терапии от Дана Воронцова? Если нет, то я поясню — ему показалось уместным привезти меня в семью, которую я разрушила, поковыряться в их ранах и посмотреть, что из этого выйдет. Он это называл — получить их прощение.

— Девочка моя, как ты изменилась! — продолжала между тем вещать Ирина Геннадьевна, — Похудела. Но тебе это очень идет. Ой, — заметив Дана, женщина чуть нахмурилась, — Ты не одна.

— Да, это… — я махнула рукой в сторону мужчины, но тот прекрасно справился с представлением и сам.

— Дан Воронцов, — мягко произнес он, пожимая руку женщины, — Лечащий врач Алисы.

Ирина Геннадьевна побледнела. А мне резко захотелось ударить Дана — не хватало еще, чтобы мама моего бывшего слегка здесь с сердечным приступом. Возраст у неё всё же был уже солидный.

— Врач? Алиса, ты больна? Что-то серьезное?

Я замахала руками, останавливая словесный поток:

— Нет-нет, всё в порядки. С физической точки зрения я совершенно здорова. Дан, он…специализируется в другом профиле.

Тень понимания мелькнула на лице женщины, после чего она кивнула и открыла дверь чуть пошире:

— Зайдете? Я как раз приготовила лимонад. В такую жару — самое то.

На улице действительно происходило что-то невероятное. Нет, я понимаю, что в конце мая солнце — это как бы норма, но не тридцать же градусов жары! По такому поводу пришлось доставать из шкафа резервный запас шорт и топов, а волосы скручивать в высокий пучок, чтобы шея не мокла. Дану было еще сложнее — его работа обязывала соблюдать хоть какое-то подобие дресс-кода. Я боялась даже представить, какого ему было в брюках и рубашке — с коротким рукавом, но всё же. Поэтому идею выпить лимонаду мы оба, как мне кажется, встретили с энтузиазмом.

Ирина Геннадьевна проводила нас в гостиную, сама же отправилась в сторону кухни. Дан с самым что ни на есть расслабленным видом сел на кресло, я же устроилась, по старой привычке, на диване. При этом я не могла перестать озираться, подмечая, как и в чем изменился дом. Шторы, например, стали темнее — раньше хозяйка отдавала предпочтение прозрачному и невесомому тюлю, теперь же вместо него висели тяжелые портьеры. Другой ковер, да и на каминной полке прибавилось статуэток.

Поднос, издавший негромкий звякающий звук от соприкосновения со стеклом журнального столика, заставил меня вздрогнуть и поднять голову. Ирина Геннадьевна с самой милой улыбкой, которую я только могла от неё ожидать, наполнила один из стаканов прохладительным напитком и протянула его мне.

— Освежись, милая.

Кивнув, я сделала небольшой глоток. Взгляд наткнулся на одну из фотографий в дорогой металлической рамке. Горло сжал спазм — на меня, улыбаясь во все тридцать два, смотрел Кирилл. Как всегда жизнерадостный, он словно светился изнутри. Или всё дело было в солнечных лучах, что бликовали на стекле?

Проследив за моим взглядом, женщина послала мне чуть извиняющуюся улыбку:

— Никак не найду в себе сил убрать их. Муж говорит, что пора это сделать, но я…просто не могу. Я и комнату Кирюши не разбирала. Там всё так, как было еще при его жизни.

Сглотнув, я получив короткий и полный поощрения кивок от Дана, негромко спросила:

— Как вы? Я имею в виду… после всего…

Чуть помолчав, словно обдумывая мои слова, Ирина Геннадьевна грустно улыбнулась и призналась:

— Если я скажу, что хорошо — это будет наглой ложью. Я ведь потеряла сразу двоих детей. Аня ни разу не приезжала, после похорон, — пояснила она в ответ на мой недоуменный взгляд, — Моя дочь всё время кричала, что это ты виновата, а мы с Робертом, — назвала женщина имя мужа, — Пытались убедить её, что в этом нет ничьей вины. Но она просто не желала слушать. И просто уехала. Я даже не знаю, чем она занимается сейчас.

— Зато мы можем предположить, — подал голос Дан, и то, как он это произнес, мне не понравились.

А вот Ирина Геннадьевна, наоборот, встрепенулась. Повернувшись к доктору, она спросила:

— Вы видели Аню?

Воронцов кивнул:

— Однажды. Она напала на Алису в клубе.

— «Напала» — это преувеличение, — поспешила я успокоить женщину, одновременно с этим бросая Дану грозный взгляд и мысленно обещая убить его.

Но, видимо, Ирина Геннадьевна склонна была верить Воронцову, а не мне. Покачав головой, она повернулась ко мне, и, сжав мою руку, полным раскаяния голосом произнесла:

— Прости меня, Алиса. Из-за нашей семьи ты столько натерпелась.

Я только и могла, что открывать и закрывать рот, широко раскрыв глаза и не в силах поверить в то, что слышу. Я ждала чего угодно — криков, истерик, обвинений, в конце концов! Но никак не извинений.

На выручку мне, как и всегда, пришел Дан. Прокашлявшись, и привлекая к себе таким образом внимание, он заговорил негромким, вкрадчивым голосом:

— Понимаете, Ирина, цель нашего визита — не только дань вежливости. Алиса переживает за вас. За то, как вы справляетесь с утратой.

Невесело усмехнувшись, женщина заметила чуть отстраненным тоном:

— Знаете, я всегда, когда видела в новостях сообщения о погибших детях, тут же переключала канал. Это было слишком тяжело смотреть. Потому что в голове всегда возникал лишь один вопрос — как они живут? Родители — как они могут продолжать жить, когда их ребенка уже нет. В смысле — как они дышат? Ведь это же так тяжело — просто сделать вдох.

Я подняла на Ирину глаза, понимая, что она пытается донести до нас. И от этого желание разрыдаться и упасть в ноги к этой женщине, умоляя её простить меня, лишь возросло. Видеть её такой — внешне спокойной, но явно поломанной внутри — было просто невыносимо.

А Ирина между тем продолжила всё тем же, чуть надтреснутым голосом:

— А теперь — я сама пытаюсь дышать. Прошло уже больше года, но я всё никак не могусмириться с тем, что моего мальчика уже нет. Утром я просыпаюсь — и на секунду забываю об этом. Мне кажется, что вот он сейчас войдет и спросит, почему я не приготовила ничего к его приезду — под конец жизни у него был зверский аппетит, хоть он и сильно похудел. А потом я вспоминаю. Словно тот звонок из полиции раздается снова и снова. Это невыносимо.

Одинокая слеза скатилась по её щеке. Вытерев влагу и взглянув на собственную руку, Ирина перевела глаза на меня. Не знаю, что она увидела в моем лице, но её взгляд смягчился, и на лице, несмотря на слезы, заиграла мягкая улыбка:

— Но я никогда не винила тебя, Алиса. Кир очень любил тебя. Все это видели. Рядом с тобой он становился лучше. В какой-то момент я даже подумала, что, быть может, с твоей помощью он сможет завязать с наркотиками.

— Эм… — я, поперхнувшись воздухом, хрипло спросила, — Вы знали об этом?

Ирина покачала головой, всё с той же мягкой улыбкой женщины, которая прожила долгую жизнь:

— Мне не пятнадцать лет. И я не глупа. Конечно, мне было известно всё о пристрастиях сына. Я хотела отдать его в клинику, но Роберт боялся, что пострадает престиж семьи. Да и нельзя заставить человека бросить, если он сам не хочет. Алиса, — женщина чуть сжала мою руку, — Ты ни в чем не виновата. Верь мне.

Кивнув, я сморгнула набежавшие на глаза слезы, и прошептала:

— Спасибо. Вы даже не представляете, как мне было важно это услышать.

Мы еще недолго посидели в этом наполненном уютом доме, где всё мне напоминало о прошлом. Беседовали, в основном, Дан и Ирина — доктор явно давал ей какие-то мудреные советы. Видимо, он задался целью обзавестись еще одним пациентом. Я же отсиживалась в сторонке, пытаясь унять ту бурю, что гремела внутри меня.

Уже после того, как мы, попрощавшись, собирались выйти из дома, Ирина схватила Дана за руку и сказала, кивнув в мою сторону:

— Обещай, что будешь её беречь.

Чуть нахмурившись, Воронцов кивнул:

— Конечно. Это ведь моя работа.

Но женщина лишь отмахнулась от его слов:

— Не вешай мне эту лапшу. Ты понял, что я имела в виду.

Я не стала слушать эти наставления, хотя и поняла, что тонкости наших взаимоотношений с доктором не стали для Ирины большой тайной. Всё же она, ко всему прочему, оказалась еще и очень проницательной женщиной. Пока Дан выслушивал наставления, я уже торопливым шагом спустилась с крыльца и направилась к припаркованной машине дока. Спустя минуту он нагнал меня, и, открыв дверцу, усадил в нагретый на солнце салон.

Часть пути мы проделали в тишине — Дан даже радио включать не стал, словно понимая, что мне нужна минутка тишины. Я тоже не спешила начинать разговор, пытаясь разобраться в своих чувствах. Понимаю — Дан был рядом как раз для того, чтобы помочь мне с этим, но я упрямо отвергала эту мысль. Мне хотелось попытаться сделать хотя бы это самостоятельно, раз уж Воронцов решил взять под контроль всю мою жизнь.

Я не знаю почему, но в моей душе медленно, но верно, росло чувство раздражения. Да, я знаю — Дан профессионал, и он знает, как лучше поступить. Но, черт возьми, это ведь моя жизнь! Должен же он хотя бы иногда учитывать мое мнение в том или ином вопросе, а не просто переть напролом.

Не спорю — приехать в дом родителей Кирилла было не лишним, как и получить их прощение. Точнее — признание того, что не я была виновна в смерти своего бывшего. Но, черт возьми, я была не готова к этому! К тому, что увижу эту женщину, которая всё еще пыталась оправиться от потери единственного сына. Да, Ирина храбрилась и казалось веселой и приветливой, но ведь я видела сквозь маску, которую она надела. Эта женщина было сломлена, почти раздавлена весом своей потери. Я хорошо понимала её, ведь сама была такой же.

— Всё в порядке?

Голос Дана был подобен грому среди ясного неба. Видимо, мужчина решил, что мы уже достаточно помолчали. Вот только у меня было другое мнение — его слова стали подобны спусковому крючку, что держал на цепи мои натянутые до предела нервы. Поэтому, неудивительно, что следующие слова, слетевшие с моих губ, напоминали скорее рык:

— Останови машину.

Воронцов тут же послушался, сворачивая на обочину. Мы остановились у какого-то не слишком густого подлеска — дом родителей Кирилла находился за городом, и путь занимал примерно час до центра, сопровождаемый то густым лесом, но вспаханными полями.

Едва машина остановилась, я тут же, схватившись за ручку, выбралась наружу. Сделав пару шагов, я остановилась, глубоко вдыхая свежий воздух с примесью выхлопных газов, понимая, что Дан вряд ли остался сидеть в авто. Так и оказалось — послышался негромкий звук приближающихся шагов. И почти сразу — негромкий голос:

— Ты злишься на меня?

Выдохнув, я прикрыла глаза и, покачав головой, выдавила из себя:

— Нет.

Вот только я упустила одну немаловажную деталь — Воронцова было не так-то просто провести. Не вышло у меня и в этот раз.

— Не нужно меня обманывать, — мягко произнес мужчина, — Я ведь вижу твою злость.

— Тогда зачем ты спрашиваешь?

Я почти услышала, как Дан пожимает плечами, прежде чем ответить:

— Даю тебе возможность проявить честность в отношении меня. Ну так что?

Всё также не оборачиваясь, я сжала руки в кулаки — мне казалось, что так я смогу сдержать свои темные порывы и не наговорю глупостей, как это часто со мной бывало до этого. Так было и в самую первую нашу встречу. Хотя, там Дан получил всё же по заслугам.

Мысленно собравшись, я обронила негромкое:

— Я понимаю, что ты прав, но не могу заставить себя не сердиться на это.

Дан сделал еще один шаг и осторожно коснулся моей руки самыми кончиками пальцев. Говорят, что когда люди по-настоящему близки — они могут передавать свои мысли и эмоции одним лишь прикосновением. Не нужно объятий, сотни поцелуев и прочего — только рука, которая может сказать всё, на что не хватает слов.

Так было и в этот раз — я понимала, что Дан пытается успокоить меня, показать, что он рядом. И он подкреплял свои действия словами, произнесенными всё тем же мягким, успокаивающим тоном:

— Всё в порядке. Агрессия — это не плохо. Злость — это всегда взрыв внутренней правды. Это — голос твоей души. Что она сейчас говорит?

Чуть подумав, я медленно, прислушиваясь к себе и тщательно подбирая слова, сказала:

— Мне не нравится то, что со мной делают. Я хочу, чтобы меня защитили и поддержали, а не заставляли проходить через всё это.

— Алиса, я ведь хочу помочь тебе.

Вырвав руку, я отступила на шаг и, обернувшись, послала Дану полный злости и даже какого-то отчаяния:

— Знаю! И понимаю, что не должна испытывать эти эмоции! Но они есть! Они сидят здесь, внутри меня, и буквально кричат! Я слышу их крик в своей голове!

Я не понимала, что сама перехожу на повышенные тона, и практически ору на своего доктора. Но тот даже не вздрогнул. Подойдя ко мне, он обхватил ладонями мое лицо, и, глядя своими серыми глазами словно в самую мою душу, коротко выдохнул:

— Тогда выпусти его наружу.

Его слова подействовали на меня, как прямой приказ. Закрыв глаза, я открыла рот — и закричала. Громко, пронзительно, словно раненый зверь. Дан прижал меня к своей груди, удерживая в крепких и надежных объятиях, пока я буквально сползала на землю, утягивая его за собой. Не беспокоясь о чистоте своих брюк, Воронцов сел на траву, усаживая меня на колени, пока я кричала. С каждым звуком, я словно выталкивала из себя всю ту боль и обиду, что копила все эти месяцы. Всю ту злость на себя и на окружающих. Даже на Кирилла — как мог он взять вот так и бросить меня? Умереть, оставив меня с грузом вины на плечах, страхом быть осужденной и банальной ненавистью к себе?

Дан прижимал меня к себе, шепча что-то на ухо — я не могла разобрать его голос. Наконец, крик в моем горле стих, и я поняла, что по моим щекам текут жгучие слезы. Которые словно вымывали из меня всё это — весь негатив, всю боль. Оставляя после себя лишь пустоту. Которую просто нужно было заполнить чем-то новым.

Обессилев, я просто обмякла на руках Дана, прижавшись лбом к его груди. И, наконец, смогла разобрать его шепот.

— Всё хорошо. Я рядом. Я всегда буду рядом с тобой.

И знаете — я верила ему. В этот раз — без всяких оговорок и ограничений. 

Глава двадцать третья

Знаете, я очень люблю своих друзей. Вот правда — Эдик и Васька были для меня практически всем. Из той редкой категории людей, за которыми я пойду и в огонь, и в воду, и в горящую избу войду, и с конем разберусь. Или это уже из другой оперы? Неважно! Смысл вы уловили.

Но иногда — а точнее, почти всегда — меня просто поражала их активность. Эти двое не могла долго стоять на месте, им нужно было всё время к чему-то стремиться, чем-то заниматься, будь то простой пикник на природе или организация огромного банкета на триста человек.

Казалось бы — что в этом такого? Ну чудят они, веселятся — что в этом такого? Так-то оно так, но им же вдвоем это всё делать скучно. И они регулярно пытаются втянуть меня в свои авантюры. И если раньше я успешно уклонялась от этой работы, то в последнее время им всё чаще удавалось склонить меня на Темную сторону силы. Видимо, я теряла навык.

Об этом я размышляла, пока Эдик бодро вез меня по знакомой дороге к небезызвестному современному зданию. Друг при этом бодро что-то насвистывал и барабанил пальцами по рулю. Таким веселым я не видела его уже давно — у Гейдена всё еще был слишком плотный график, и он, насколько я знала, всё никак не мог разобраться со своей бандой наркоторговцев. Это дело настолько сильно увлекло его, что у бедного парня не оставалось времени ни на что другое. Даже любимую жену он временно задвинул на задний план. И, конечно, Ваське такой расклад не понравился.

Собственно, именно спасением молодой семьи от уныния мы и решили заняться. И заодно совместить это с другим, не менее важным событием.

— Ты уверен, что идти без записи — это хорошая идея? — спросила я у Эдика, выбираясь из машины, — Все же у него могут быть пациенты.

Но Гейден лишь отмахнулся от меня с беспечной улыбкой:

— Я уже звонил ему — типа по делу. Он собирался потратить день на разбор бумажек и заполнение историй болезни. Дан терпеть не может всю эту бумажную волокиту.

— Да, я что-то слышала об этом, — пробормотала я, шагая за другом.

В самой приемной мы задержались от силы на несколько секунд — ровно столько времени понадобилось Кристине, чтобы понять, что держать Эдика бесполезно. Но она вообще-то и не пыталась — лишь скользнула по нему взглядом, остановившись на мне.

— Знаете его? — спросила девушка с усмешкой.

Пришлось кивнуть и добавить:

— К сожалению.

— Это точно, — хмыкнула Кристина, — Проходите. Дан Валерьевич, хоть и занят, но вашему другу глубоко плевать на это.

И правда — Эдик уже целеустремленно шагал в сторону кабинета Воронцова. Пришлось догонять.

— Слушай, — шепнула я, поравнявшись с другом, — А вы с этой Кристиной знакомы?

Гейден фыркнул:

— Не совсем. Я часто угрожаю ей арестом, когда она отказывается пускать меня к Дану.

— Эдик! — воскликнула я возмущенно.

— Алиса! — в тон мне ответил парень, — Я ведь шучу просто! Не мои проблемы, что у этой крошки проблемы с чувством юмора.

— Проблемы будут у тебя, если Вася узнает, что ты кого-то, кроме неё, зовешь крошкой, — мрачно пообещала я.

С этими словами я первой толкнула дверь, оказываясь в кабинете Дана. Следом за мной буквально ввалился Эдик. Наше появление было несколько шумным, и это привело к тому, что доктор, который в этот момент восседал за своим столом, поднял голову и окинул нас несколько удивленным взглядом.

— Эд, Алиса, — поприветствовал он нас, — Чем обязан?

— Привет! — воскликнула я с широкой улыбкой, — А мы за тобой!

Со дня поездки к родителям Кирилла прошла неделя, июнь вступил в свои законные права, и лето практически ударило нас по голове. Нет, я любила тепло, но этот месяц угрожал нам просто аномально высокой температурой. Мы приехали к Дану в полдень, и я уже чувствовала себя, как мокрая мышь, в своих джинсовых шортах и простом голубом топе. Немудрено — градусник показывал двадцать пять градусов в тени! Хорошо хоть в кабинете кондиционер работал исправно, и я могла хоть немного прийти в себя.

Мои слова Дана явно удивили. Во всяком случае, бровь его взлетела вверх весьма красноречиво.

— В каком смысле? — спросил мужчина.

При этом от меня не укрылся его нежный и мягкий взгляд, от чего я моментально покраснела. И жара тут была совершенно не при чем. Мы, как-то не сговариваясь, решили не вспоминать ту мою истерику, и то, как после Дан нес меня, обессилевшую, к машине, устраивал на сидении и вез домой. По дороге я, утомленная слезами и переживаниями, уснула, а в себя пришла лишь в своей постели, укрытая пледом. Собственно, из-за него я и проснулась — стало банально жарко. Воронцова в квартире не оказалось, лишь на тумбочке белел листочек. Развернув который, я прочла послание, написанное аккуратным, ровным почерком:

«Будить тебя не стал — мне это показалось преступлением. Позвони мне, когда решишь, что готова простить мне мои методы лечения — хочу пригласить тебя на ужин»

Стоит ли говорить, что от моей обиды не осталось и следа? Действительно, зачем тратить на это время. В общем, в наших отношениях никаких кризисов не намечалось, однако при друзьях мы держались несколько сдержанно. Секрета мы не делали, просто нам казалось, что нужен более подходящий момент для того, что вскрыть все карты.

Поэтому, засунув глуповатую и полную счастья улыбку как можно дальше, я пожала плечами:

— Нам тут шепнули, что в твоей жизни намечается важное событие. И вот — мы здесь.

Сняв очки, Воронцов потер переносицу и выдохнул:

— Василиса. Ничего ей доверить нельзя.

— Ты не причем, — успокоил друга Эдик, — Ей и Лис разболтал. Он тоже ничего не планировал, и вроде как пожаловался моей жене о том, что вы не проводите время вместе.

— Вот только не надо меня пытаться в чем-то обвинить, — хмыкнул мужчина, поднимаясь на ноги, — Мы не отмечали праздники вместе уже тысячу лет. Вообще никакие. Поэтому, я не думал, что этот раз станет исключением.

Я покачала головой, делая шаг ему навстречу.

— Дан, ну ты такой молодец. Не думал он. У брата день рождения — а ты тут сидишь. Вы не виделись сколько — два года?

— Ну, около того, — неохотно кивнул доктор.

— И за это время, помимо проживания на одной территории, всё, чем вы занимались вместе — это одна вечеринка в клубе? — продолжила я допрос.

— Ну, еще у нас был один очень душевный разговор, — чуть подумав, отозвался Дан, — О жизни, отношениях.

По голосу уловив, что речь шла не о цветах, а, скорее, об их владелице, я позволила себя мягкую улыбку и кивок:

— Ну, вот видишь. Нужно наверстать. Иначе Елисей уедет — и ты будешь жалеть о потраченном напрасно времени.

Хмыкнув, Воронцов почесал подбородок и сделал едва заметное движение головой вверх и вниз, признавая мою правоту.

— И что вы задумали?

— О, тут всё просто, — встрял в разговор Эдик, — Нам нужно просто ехать по адресу, который дала моя супруга — и уже там мы всё узнаем.

— Хм… — помолчав, Дан признался, — Я не знаю, что подарить ему.

Тут уже я не удержалась и выдала одну из самых широких своих улыбок:

— За это не переживай. Есть у меня одна идея. Нужно только заехать в пару мест. В том числе, на мою работу. Так что — собирайся. 

*****

Спустя пару часов мы стояли на центральной городской площади и ждали, собственно, виновника торжества. Я при этом в руках сжимала букет с темно-алыми розами на длинном стебле. Да, в этот раз я решила действовать банально, но просто для моей задумки лучше всего подходили именно эти цветы. Букет чуть оттягивал руки и казался непривычно тяжелым. Ну еще бы, ведь не каждый день цветочные наборы искусственно утяжеляют.

— Как ты вообще до этого додумалась? — покачал головой Эдик, ухмыляясь и прихлебывая холодную водичку — жара всё наступала.

Я лишь улыбнулась, переглянувшись с Даном:

— Мне показалось, что Лису этот презент подойдет, как никому больше.

— Он оценит, — тонко улыбнулся Воронцов, — И очень скоро, — добавил мужчина через секунду, — Вон он, идет, красуется.

Замечание Дана было очень верным — Лис не шел, а буквально плыл, и немалые габариты не были помехой. По случаю жары мужчина нацепил свободные льняные брюки и одну из своих многочисленных рубашек. При этом, как и всегда, добрая половина пуговиц была расстегнута, обнажая загорелую грудь и первые пару кубиков пресса. У меня есть один знакомый, который говорил, что по количеству пуговиц можно определить цели мужчины. Если расстегнута одна пуговица — всё нормально, мужик просто не любит, когда ему ткань кадык натирает, если две — то человек, скажем так, не отказывает себе во внимании со стороны женщин. А если три — то всё, берегитесь все, самец вышел на охоту!

Так вот, судя по всему, вся жизнь Елисея была одной сплошной охотой. Об этом свидетельствовала еще и самодовольная улыбка, которую он дарил всем, на кого падал его взгляд. Правда, глаза его прятались за темными очками, но я была уверена — он раздел взглядом добрую половину площади.

Поравнявшись с нами, Воронцов-старший довольно улыбнулся и пробасил:

— Здарово! По какому поводу собрание и зачем позвали меня?

— Ну это ведь не у нас сегодня важная дата, — отозвался Дан, — Сколько там тебе стукнуло? Пятьдесят?

— Я тебе сейчас стукну, — с милой улыбкой пообещал мужчина брату, — Пятьдесят раз. Замучаешься позвоночник по площади собирать. Хотя — ты ведь просто не сможешь это сделать. Будешь ползать тут, как червяк.

Моя богатая фантазия тут же послушно нарисовала эту картину. Увиденное мне категорически не понравилось, так что я решила вмешаться, пока мирная перепалка не переросла вот что-то более кровожадное. Эти двое, хоть и братья, но оба обладали не самым ангельским характером. Только драк нам для полноты картины не хватало.

— Так, тормозите. Елисей, здравствуй.

Повернувшись, Лис подарил мне широкую улыбку:

— Алиса! И тебе не хворать. Шикарный букет. От кого? Неужели, — добавил он с насмешкой, — Малой решился на романтичный жест? Растет.

— Эм, что? — тут уже проснулся и скучающий Эдик.

Видимо, почувствовал приближающуюся сенсацию. Ну нет, это время точно не годится для открытий и признаний. Поэтому, стремясь отвлечь теперь еще и Гейдена, я покачала головой и протянула букет Лису:

— Вообще-то, это тебе.

Видеть опешившего Елисея — это отдельная эстетика. Мужчина даже очки снял, словно думая, что ему это всё мерещится. Дан точно останется должен мне после этого, поскольку младший Воронцов даже не скрывал довольной улыбки, наблюдая за тем, как вытягивается лицо его брата.

В итоге, помотав головой, Лис выдал короткое:

— Нет.

Но я тоже была не промах. Ухмыльнувшись, я сделала еще один шаг навстречу мужчины, пытаясь впихнуть ему в руки несчастный букет:

— Да.

— Да нет, оставь себе, — продолжал упираться мужчина.

Дан не выдержал первым:

— Черт возьми, Лис, просто возьму уже этот букет.

— Да не буду я его брать! — в тон брату ответил именинник, — Я что, баба, чтобы мне цветочки дарить?!

— Эм…они вроде как с секретом, — подал голос Эдуард, ухмыляясь, — Тебе просто нужно их взять, чтобы понять его.

Все еще недовольно хмурясь, Елисей протянул руку и взял из моих рук эти злосчастные розы. Взвесив их в руке, он хмыкнул и поднял на меня взгляд. Я кивнула, разрешая ему немного порушить плод моих трудов. Раздвинув пышные бутоны, мужчина хмыкнул, а после, не выдержав, расхохотался, привлекая к нашей небольшой компании внимание прохожих.

— Да ладно?! Гениально! Кто придумал? — отсмеявшись, спросил Воронцов.

Эдик и Дан — оба указали на меня. Пожав плечами, я кивнула — мужики беспардонно сдали меня, так что отпираться было бесполезно. Да и не хотелось — я своей задумкой почти гордилась.

— Мне показалось, что ты оценишь, — добавила я с улыбкой.

— И ты, черт возьми, была права!

Еще раз хохотнув, Лис прижал меня к себе, даря крепкие — такие, что ребра затрещали — объятия. Теперь поясню и для вас, что я придумала за те несколько минут, что мне отвели на проработку подарка. Я, хоть и не работала с Васькой, но некоторой долей креативности всё же обладала.

В общем, по дороге в лавку мы заехали в спортивный магазин, где купили довольно увесистую бейсбольную биту. После мы заскочили в салон аэрографии, где на дереве мастера написали незамысловатое «палка-выручалка». Ну а напоследок мы остановились в моей лавке, где я замаскировала нашу палочку в букете самых шикарных роз, которые только у меня нашлись.

В общем, вот такой букетик получился. Дану с Эдиком идея понравилась, так что сомнений по поводу того, оценит ли сам виновник торжества, у меня не оставалось. Мне показалось, что бита, как бы грубо это не звучало, очень подойдет грубоватому и даже какому-то бандиту-Лису. Тем более — однажды он меня спас, и мне казалось, что будь тогда у нас под рукой такая вот палка-выручалка — мы обошлись бы еще меньшей кровью.

Покончив с объятиями — досталось и Эдику, ну и Дану, конечно, тоже — Елисей спросил:

— Так, и какой у нас план? Вы ведь меня не просто так позвали? Василиса тоже звонила мне сегодня, но пробубнила что-то невнятное и положила трубку.

Кстати об этом — Васька в очередной раз проявила себя. За какие-то пару недель они с Елисеем умудрились стать чуть ли не лучшими друзьями. Постоянно созванивались, списывались, о чем-то договаривались, прорабатывали какие-то идеи. Точнее — идеи генерировала Вася, продумывая различные способы прибавить клубу популярности. Не то, чтобы он в этом нуждался, но ведь это была Васька. Все, кто знал её, понимали — ей просто нужно чем-то заниматься, куда-то торопиться и кому-то помогать.

Самое интересное — Эдик относился к новому другу семьи спокойно, и вообще не ревновал. Уж не знаю, как его убедила жена, потому что Гейден был из тех людей, что готовы арестовать случайного прохожего за то, что тот просто бросил взгляд в сторону Васи. Но в Елисее Эдик явно не видел угрозы. Вот и в этот раз, услышав из уст чужого, по сути, мужика, имя своей любимой, Гейден лишь расслабленно улыбнулся и ответил:

— Она дала мне адрес, по которому нам нужно ехать. Ничего брать с собой не надо — Вася сказала, что сама со всеми мелочами разберется. Так что предлагаю просто загрузиться в мою машину — и ехать.

На том и порешили. Отмечу, что процессия из нас получилась забавная — во многом благодарявсё тому же Елисею. Нести букет просто в руках ему явно не хотелось, поэтому он закинул свою запакованную биту на плечо. Со стороны это смотрелось не только забавно, но еще и в какой-то степени вызывающе. Интересно, сколько женщин сегодня поступит в больницу не только с тепловым ударом, но и сраженные наповал харизмой этого здоровяка? Он ведь просто источает сексуальность, словно надушился одеколоном с афродизиаком.

Возле машины вышла небольшая заминка. Обычно я всегда сидела на переднем сидении, если, конечно, его не занимала Вася. Дан, как я поняла, тоже не фанателотрассиживаний позади. Но в этот раз он посмотрел на машину с некоторой долей сомнения, бросая растерянный взгляд в мою сторону. О чем он в этот момент думал — неизвестно.

Ситуацию разрешил Лис. Который, пихнув брата в плечо, заявил, что он — именинник, и не собирается ютиться на заднем сидении и сел рядом с водителем. При этом он послал нам с доктором такую ехидную, но вместе с тем добрую улыбку, что сомнений не осталось — он это сделал специально.

Это понял, видимо, и Дан. Который, усадив меня, устроился рядом и, бросив в сторону Эдика осторожный взгляд, сжал мою ладонь в своей. И было в этом жесте столько чувства и даже какого-то скрытого обещания, что я не сомневалась — этот день запомнится нам надолго. 

Глава двадцать четвертая

План Василисы оказался простым, но вместе с тем не лишенным некого налета романтики. Эдик привез нас в частный коттеджный поселок и остановился у небольшой виллы, с довольно просторным задним двором. Зайдя в который, мы обнаружили бассейн, несколько шезлонгов и большую беседку, укрытую от солнца и ветра. Внутри суетилась Вася, в легком платья яркой расцветки и с распущенными волосами.

Заметив нас, Гейден побросала всё, что было у неё в руках, и устремилась к нам.

— Вы рано! — воскликнула она, даря быстрый, но чувственный поцелуй своему мужу, и обняв поочередно остальных, — Я ждала вас не раньше, чем через час.

— Так получилось, — отозвался Эдик, обнимая супругу, — Никто не опоздал, и пробок не было. Я итак старался ползти, как черепаха. Каждый второй водитель, кажется, был готов проклясть меня.

Васька только фыркнула, и повернулась к нам с довольной улыбкой:

— Ну? Что скажете? — спросила она, — Я арендовала этот домик на неполные двое суток. Завтра вечером мы должны быстренько собраться — и убраться отсюда. И постараться при этом ничего не разрушить.

— Круто! — первым гаркнул Елисей, — Мне нравится! А там что? — кивнул он в сторону беседки.

Но Вася явно не хотела раскрывать все карты раньше времени. Покачав головой, она ткнула пальцем в дом:

— Сперва займите спальни! Идемте, я всё покажу.

Подгоняемая то ли энтузиазмом, то ли энергетическими напитками, подруга потащила нас внутрь — осматриваться. Скажу честно — в таких апартаментах мне еще бывать не доводилось. Весь дом был белым. Я не шучу. Гостиная, кухня, просторная столовая, коридоры — всё было выполнено в молочно-белых оттенках. Мебель, полы, стены, электроника — абсолютно всё. Единственным темным пятном оказалась посуда, которую Вася уже подоставала из шкафов. Черное французское стекло бросалось в глаза на фоне всей этой белизны.

Но, ка ни странно, это совершенно не резало глаза, а, скорее, вносило некую долю умиротворения. Плюс из-за холодных оттенков действие кондиционеров словно усиливалось, даря прохладу не только коже, но и всем нервным окончаниям.

— Здесь довольно мило, — озвучил мои мысль Дан, первым закончив довольно беглый осмотр.

Василиска довольно улыбнулась:

— А то! Фирма, как говорится, веников не вяжет!

— Сколько ты отдала за аренду? — задала я вполне резонный, на мой взгляд, вопрос.

Двухэтажный коттедж с бассейном, придомовой территорией — отдых грозит влететь нам в копеечку.

Но подруга только отмахнулась:

— Это была бартерная сделка. Я делаю одному влиятельному человеку отличную вечеринку, а он одалживает мне свою летнюю виллу. Как по мне — справедливая сделка. Тем более — нам явно есть что отметить, — улыбнулась девушка.

Елисей задумчиво почесал подбородок и как-то неуверенно пробормотал, чуть розовея:

— Спасибо, Васька. Честно — не ожидал.

Но Гейден лишь отмахнулась:

— Ой, да я не про тебя вообще! — но, заметив, как вытянулось лицо именинника, всё же сжалилась над ним, — Ладно, может и про тебя тоже. Но обо всем потом. А сейчас — устраиваться. В доме четыре спальни и три ванных комнаты. Как раз нам всем хватит. Лиска, — обратилась подруга ко мне, — Твои вещички я прихватила, пока тебя за собой хвостом таскал Эдик. Ну а вам, мужчины, я могу предложить прекрасные гавайский наборы — рубашки и шорты — которые прихватила в магазине по дороге сюда.

Хмыкнув, я отправилась наверх — осматривать место своего ночлега. Спальня мне понравилась — светлая, просторная, уютная. Особенно я заценила просторную двуспальную кровать с балдахином. У меня никогда даже намека на нечто подобное не было. Полупрозрачная белая тюль, скрывающее ложе от остального мира, едва заметно колыхалась и, если замереть на месте — можно было услышать шелест ткани. Комод, шкаф, несколько напольных светильников — ничего лишнего, но всё очень красивое и, бесспорно, дорогое. В противоположной от кровати стене была вырезана дверь, заглянув за которую, я нашла ванную. Отлично.

Как раз в тот момент, когда я складывала свои банные принадлежности в навесной зеркальный шкафчик, еще одна дверь открылась, и в ванной оказался Дан. Мужчина уже переоделся в просторную рубашку нежно-голубого цвета и белые шорты. А в руках он сжимал небольшую походную сумочку со стандартным набором средств личной гигиены — с такими обычно люди отправляются в различные командировки.

Заметив меня, Воронцов сглотнул и как-то даже неуверенно улыбнулся.

— Кажется, мы делим одну ванную, — сказал он мне негромко, — Моя спальня — сразу за этой дверью.

Хмыкнув, я ляпнула:

— Запомню, на случай, если захочу лично уложить тебя в постель.

Сказала — и только потом поняла, что именно сорвалось с моих губ. Ощутив, как краска густым слоем залила мое лицо, я опустила глаза, мечтая провалиться сквозь землю. Нет, я понимаю, что была взрослым человеком, и делать намеки мужчине, который вроде как считается твоим парнем — это нормально. Но, как бы вам объяснить — мы не торопились. Вот вообще. То есть шагали со скоростью черепахи, привыкая друг к другу, осознавая, что мы — пара.

Хотела ли я этого удивительного во всех отношениях мужчину? О, еще как! Так, что в последние ночи я всё чаще просыпалась с лихорадочно колотящимся сердцем, сбившимся дыханием и румяными щеками. Меня можно было понять — полтора года без интимной жизни в принципе мало кто может выдержать. Но, едва ли не впервые в жизни я банально не знала, как подступиться к этой крепости по имени Дан Воронцов.

Был и еще один момент. Мне хотелось, чтобы инициатива исходила от него. До появления в моей жизни Дана я всегда с легкостью делала первые шаги. Даже в случае с Кириллом — я была инициатором всех важных аспектов наших отношений. Мне было всё равно, кто рулил этой своеобразной лодкой любви — я или мой избранник. Но, сближаясь с Воронцовым, я поняла, что впервые хочу безоговорочно отдать бразды правления мужчине, и просто побыть хрупкой слабой девушкой.

Дан же…ну, он был мягким, нежным и заботливым. Но он вел себя так, словно я могла сломаться от любого неосторожного движения! Честно — иногда мне хотелось, чтобы он как прижал меня к себе покрепче, да как…ну вы поняли. Но нет — док был сдержан и терпелив. Словно мой парень сделан из железа.

На мою реплику Дан неожиданно усмехнулся:

— А сказку на ночь прочитаешь?

Это что, игривые нотки в его голосе? Неужели боги услышали мои молитвы? Так, ладно, нужно ковать, пока горячо. Пожав плечами, я нарочито небрежным тоном обронила:

— Мне известны лишь неприличные сказки. Если тебя устраивает — то тогда не вижу смысла отказывать.

Продолжая улыбаться, Дан обвил свои руки вокруг моей талии и всё так же осторожно притянул к себе. За секунду до того, как его губы коснулись моих, он шепнул:

— Неприличные истории — мои самые любимые.

Каждый его поцелуй — как глоток свежего воздуха. Словно до этой секунды я медленно умирала в пустыне, а Дан оказался оазисом. Моим личным, с прохладными тенями, живительным источником и бесконечным запасом припасов. Если бы мы оказались не необитаемом острове — я бы, мне кажется, выжила только за счет того, что пила бы его энергию через поцелуи.

Но, всё хорошее имеет свойство заканчиваться. Не успела я как следует распробовать вкус губ своего мужчины, как дверь в ванную хлопнула и за моей спиной раздалось громкое и полное совсем неприкрытого торжества:

— Я так и знала!

Вздрогнув, я отстраниласьот Дана и обернулась. Ну разумеется, на пороге стояла Вася. Поза «руки в боки», глаза мечут молнии, губы сжаты — подруга явно ждала объяснений. Вот черт, кажется, мы влипли.

Дан, как истинный рыцарь, тут же попытался ретироваться. Я его не виню — иногда Васька пугала даже меня, а ведь я знаю её с детства, и всё ее вот эти моськи кирпичом для меня не новы. Что уж говорить про мужчину, который общается с ней всего год

— Эм…мне идти нужно, — пробормотал Воронцов (вот же храбрец, а?!), делая шаг назад.

— Стоять! — рявкнулаГейден, и мужчина послушно замер, разве что по струнке не вытянулся, — Вы какого черта устроили?

— Ты о чем? — прикинулась я овечкой.

Иногда это прокатывало. Но тот день явно нельзя было отнести к особо удачливым. Потому что, не поведя и бровью, Вася мрачно отозвалась:

— Двое взрослых людей — совершеннолетних, между прочим! — с высшим образованием и неплохим запасом мозгов. И что они делают? Шифруются, как школьники! Это что за обжимания в туалете? От тебя я такого не ожидала! — ткнула подруга в меня пальцем.

Дан не удержался от смешка:

— Стало быть, о моих манерах ты изначально была невысокого мнения?

— Так, ты меня сейчас вообще не выводи! Я тебе доверила лечить мою подругу, а не соблазнять её! Впрочем, — отозвалась Вася неожиданно, сменив тон на более мирный, — Мы с Эдиком предполагали нечто подобное. Вы изначально так невзлюбили друг друга, что это могло закончиться либо катастрофой, либо отношениями. Хотя, для некоторых эти слова — синонимы.

— То есть, ты не слишком сильно злишься? — осторожно спросила я.

Вася неопределенно хмыкнула:

— Пока не решила. Дан — брысь отсюда, — велела подруга мужчине, — Я сейчас буду пытать свою лучшую подругу выспрашивая все грязные подробности ваших отношений. Так что лучше тебе ретироваться, если не хочешь краснеть. Вопросы я буду задавать самые что ни на есть откровенные.

Воронцов не упустил возможности скрыться. Предатель. Правда, напоследок он мягко коснулся губами моей щеки, так что я злилась на него не слишком сильно. Этот гад знает, на какие мои рычаги давить.

Я же прошла мимо пышущей праведным гневом лучшей подруги и вывалила свои вещи из сумки на кровать, пытаясь прикинуть, во что переодеться. Вася же, хвостом проследовав за мной, нагло уселась на мое ложе, не сводя с меня внимательного взгляда.

Я молчала, перебирая одежду и ждала. Надолго ожидание не затянулось — меньше чем через минуту Васька не выдержала:

— Ну и? Как давно это продолжается и почему я не в курсе?

Чуть подумав и произведя мысленные подсчеты, я честно ответила:

— Пару недель. Да, где-то так.

— То есть я была права? Доктор не устоял перед твоими чарами? — насмешливо почти пропела подруга.

— Вася, — поморщилась я, — Вот поэтому я и не говорила ничего. Вечно ты надо мной смеешься.

— Эй! — возмущенно выдохнула Гейден, — Неправда! Нет, ну нормально вообще — я тут, значит, из кожи вон лезу, совместный отдых нам организовываю, чтобы вас как-то сблизить, а ты меня в чем-то подозреваешь!

— В смысле? — не поняла я.

— В коромысле! — передразнила меня подруга, — Думаешь, день рождения Лиса — единственный повод сборища? Нет, Лиска, тут много всего наложилось. Очень много векторов пришлось сопоставить, чтобы вот это всё, — обвела она рукой мою спальню, имея в виду явно всё здание и не только, — Стало возможным. Я хотела весь вечер сталкивать вас лбами, подшучивать, вынуждать вас общаться и флиртовать, чтобы вы сблизились!

Я пораженно молчала, глядя во все глаза на подругу, у которой разве что пар из ушей не шёл. Все эти манипуляции, ухищрения и подвиги — ради меня? Точнее — ради нас с Даном? То есть Ваську больше возмущает не факт сокрытия моих отношений, а то, что всё это оказалось лишним?

У меня официально самая лучшая подруга на свете.

— Ну… — протянула я в итоге, чуть глуповато улыбаясь, — В итоге я справилась и сама.

— Да уж, я вижу, — буркнула Гейден, — Спальни им смежные отвела, с общей ванной. А в итоге можно было просто в одну комнату селить.

Но я покачала головой, краснея:

— Это пока лишнее. Мы…ну, не…

— Погоди, — перебила меня Василиса, похабно улыбаясь, — Вы еще не спали?

Я покачала головой, радуясь, что распустила волосы, и они прячут мои пылающие щеки. Я никогда особо не стеснялась разговаривать о своей личной жизни и даже о самых интимных её аспектах, но именно в тот раз ощутила острый приступ смущения. Видимо, отношения с Даном были для меня настолько важны, что мне казалось неправильным обсуждать даже малейшие аспекты.

Однако, их очень хотела обсудить Вася.

— Но почему? — никак не могла она успокоиться.

— Мы вроде как не торопимся, — пробормотала я, теребя в руках край голубого топа, который решила всё же надеть.

— Но тебе хочется? — допрос всё продолжался.

Бросив внимательный взгляд на Васю, я увидела, что она больше не улыбается. В её взгляде не было любопытства или жажда сенсации. Я прочла в глазах подруги только заботу и искреннее беспокойство. За меня.

Поэтому, я кивнула и добавила негромко, но вкладывая в свои слова весь тот спектр чувств, которые испытывала:

— Хочу. Очень. Но боюсь, что если поспешу или надавлю — то потеряю его.

— Почему? — нахмурилась Вася, — Он же не девственник. Взрослый мужик, знает, как вести себя с женщиной.

— Да, это так, — не стала я спорить, — Но секс для него — это проявление чувств, а не просто какое-то примитивное действие. И если он не настаивает — значит, пока его чувства не на том уровне, который нам обоим нужен.

— Ты, мне кажется, несешь что-то, близкое к чуши, — заметила подруга.

Но у меня было свое мнение на этот счет. Которое я не постеснялась озвучить.

— Всю жизнь мне попадались мужчины, которым было важно чувство обладания надо мной. Им всем хотелось моего тела, и только. Получив желаемое, они все либо пропадали, либо начинали использовать меня. И сейчас, встретив того, кому важнее просто держать меня за руку, а не стягивать с меня юбку — я наслаждаюсь этим ощущением. Хочу ли я его? Господи, конечно да! Но случится это тогда, когда мы оба поймем, что готовы к этому.

Гейден лишь покачала головой, мягко улыбнувшись на мою тираду.

— Ты так влюбилась, что даже страшно, — призналась она, — Но это даже хорошо. Мне нравится видеть тебя такой. Живой, полной чувств и надежд.

Я кивнула, возвращая ей улыбку:

— Да, мне это тоже по душе.

— Ну, в таком случае, — воскликнула подруга, поднимаясь с кровати, — Возможно, вся затея напрасной всё же не была.

Я нахмурилась, чуя подвох, и осторожно спросила:

— Ты о чем сейчас?

Плотоядно улыбнувшись, Вася сказала:

— О том, что сегодня мы займемся не постройкой отношений, а их укреплением. Зададим нужный градус и подтолкнем нашего нерешительного доктора к моей не менее тупящей подруге. 

Глава двадцать пятая

«Задавать нужный градус» Вася решила тут же, не откладывая это дело в долгий ящик. Поспособствовать этому должно было, кажется, всё — атмосфера, дом, еда и напитки. Елисей взял в свои крепкие руки заботы о шашлыке — свином и отдельно для меня Васька захватила курицу, поскольку это было единственным мясом, которое я могла положить в свой рот. Эдик дернулся было, чтобы помочь Лису, но тот в ответ так на него посмотрел, что Гейден решил, от греха подальше просто не лезть. В итоге он был торжественно назначен главным по напиткам. То есть, если вдруг в стаканах у нас оказывалось пусто, как в Сахаре — тапки летели в бедного Эдуарда.

Друг, кстати, воспринял новость о том, что мы с Даном теперь в отношениях более спокойно. Просто пожал другу руку и шепотом посоветовал бежать к ближайшей границе. К несчастью для него, я услышала последнюю его реплику, и еще минут десять гоняла его вокруг бассейна, грозясь прибить. Увы, но у этой заразы оказались слишком длинные ноги, и он легко от меня улепетывал, не забывая при этом злобно хохотать. И этот человек работает в органах, обеспечивая нашу безопасность. Куда катится мир.

Елисей же вообще, увидев наше с Даном переплетенные ладони, хмыкнул и заявил, что так он и думал.

— Малой последние дни сверкал так, словно выиграл в лотерею! — добавил он.

Младший же Воронцов пожал плечами и с лёгкой улыбкой сообщил:

— В принципе, так оно и есть.

При этом он послал мне такой красноречивый взгляд, что я тут же вспыхнула до корней волос. Васька же, обмахнувшись пару раз ладошкой, сказала, что на улице резко стало еще на пару градусов жарче, после чего посоветовала нам двоим снять номер. Или, на худой конец, занять одну из спален. Услышав такое предложение, я украдкой пригрозила подруге кулаком. Но она лишь показала мне язык, явно не собираясь прекращать свои похабные шутки.

Хорошо хоть, что Дан реагировал на них адекватно — лишь обнимал меня за плечи, окидывая чересчур активную Васю полным снисхождения взглядом. Но, кажется, даже и не думал ругаться. Я же просто тихо млела, сжимая в руке стакан с апельсиновым соком. В сторону алкоголя, который живописно был расставлен по всему столу, я даже не взглянула. Что, честно говоря, меня бесконечно радовало — меня пьянила сама атмосфера праздника, мои друзья, которые шутили и смеялись. И я чувствовала себя абсолютно счастливым человеком.

Чуть позже, когда на улицу опустились сумерки, а наш стол украсили несколько больших блюд с ароматным мясом, мы решили отдать дань уважения имениннику. Первым слово взял, что неудивительно, младший брат Елисея. Поднявшись на ноги, он чуть помолчал, словно собираясь с мыслями, после чего выдал:

— Я много чего могу сказать об этом парне — и хорошего, и плохого. В нашей жизни не всегда всё было гладко, если уж на то пошло. И иногда во мне просыпалось желание перестать быть старшим братом своему старшему брату. Я любил его, но желание Лиса опекать меня иногда, мягко говоря, выходило за рамки. Столько драк, разборок, почти судимостей — всё это внушало некий страх перед будущим. Особенно это чувство усилилось, когда не стало наших родителей. Автокатастрофа, — пояснил Воронцов, бросая на меня быстрый взгляд, — Нам тогда было девятнадцать и двадцать три. Елисею это всё далось гораздо тяжелей, чем мне. Он мог пропадать где-то до глубокой ночи. Но, проснувшись утром, я всегда находил на кухне завтрак. Неумело приготовленный и чаще всего просто ужасный на вкус, но я знал, что это — проявление заботы и любви. В этом был весь Лис, да и мы оба — никто из нас не умел говорить о любви, но мы всегда стремились доказать это поступками. И сейчас, глядя на него — повзрослевшего, возмужавшего, взявшего свою жизнь в руки и встав у руля, я могу смело сказать, что испытываю гордость от того что зову этого человека своим братом. С днем рождения, Лис.

Честно — я растрогалась. У Васьки так вообще глаза были на мокром месте, и она украдкой вытирала их краем футболки мужа. Даже Лис явно расчувствовался, только выразил это в своем стиле — подошел к брату и так хлопнул его по плечу, что Дан, кажется, на пару сантиметров вбился в землю.

— Долго готовился, малой? — пробасил именинник.

Дан покачал головой, потирая явно ушибленное плечо:

— Нет, импровизация в чистом виде.

Чуть позже выяснилось, что день рождениядействительно оказался не единственным поводом нашей встречи. Узнали мы все об этом, когда слово взяла Василиса.

— Лис. Мы с тобой знакомы всего ничего, но за это время умудрились неплохо так поладить. У меня всегда было врожденное чутье на людей, и меня радует, что оно в очередной раз не подвело меня. И, признаюсь, ты умудрился сбить меня с толку, но сейчас, в окружении наших семей и друзей, могу твердо ответить — для меня честь ответить «да» на твое предложение.

Погодите, что?! Выплюнув сок обратно в стакан, я закашлялась, чувствуя, как сладковатая жидкость выходит еще и из моего носа. Дан мягко похлопал меня по спине, слегка растерянно глядя на гогочущего Лиса.

— Какое, к чертовой матери, предложение? — выдавила я из себя в перерывах между кашлем.

Я не могла так много пропустить, погруженная в омут собственных отношений и лечение. Да и Васька бы никогда не скрыла от меня такую информацию. И вообще — почему Эдик никак не реагирует?! Точнее, реагирует, но несколько не так, как я ожидала. Никаких скандалов и истерик, с попытками убить неверную супругу и её нового избранника. Нет, он просто сидит себе спокойно на месте и мягко улыбается, вертя в руках стакан.

Да и вообще — Елисей и Василиса?! Что их может связывать, они ведь совершенно разные. Нет, я не спорю, что Лис — мужчина роскошный, и наверняка пользуется популярностью у женщин. Но моя Васька любит Эдика! Это закон! Так Вселенная распорядилась еще задолго до их рождения! Им судьбой предназначено любить друг друга!

— Очень заманчивое предложение, — с ухмылкой сообщил Лис, — Такое, от которого просто невозможно отказаться.

— Лис, прекрати, — Васька пихнула мужчину локтем в бок, улыбаясь, — Предложение действительно заманчивое, и когда оно поступило — я порядком смутилась. Но ничего такого, о чем ты только что подумала. Елисей предложил мне работу. А точнее — стать его заместителем и руководить «Фениксом» в его отсутствие.

— Серьезно?! — выдохнула я, мигом забывая про кашель.

Подруга кивнула, сияя, как начищенная монетка:

— Абсолютно. А ты думала, что только у вас получится удивить окружающих? Нееет, ты теперь говоришь с очень важной птицей!

— А как ты планируешь совмещать новую должность со своей работой? — задал, на мой взгляд, вполне разумный вопрос Дан, — Или уволишься?

— Ага, щас! — фыркнула Гейден, — Держи карман шире! Уволюсь из агентства, которое сама же и открыла. Нет, буду совмещать. Я, честно говоря, сама волновалась из-за этого, но Лис заверил меня, что постоянного присутствия в клубе от меня не потребуется.

— Так и есть, — кивнул именинник, — Вася будет уделять клубу ровно столько времени, сколько понадобится, чтобы он нормально функционировал. Так уж вышло, что мой бывший заместитель воровал у меня, так что пришлось его слегка уволить. Обошлось без травм, — добавил Лис, видя, что его брат порывается что-то спросить, — Но у меня в городе не так много людей, кому я могу доверять. И Василиса — одна из них. За нее и малой впрягся, да и муж у нее — парень вроде не тупой.

— Спасибо и на этом, — хмыкнул Эдик.

— Для меня это много значит. Я убедился, что Вася сможет справиться с «Фениксом» — и предложил ей работу.

— Хм…ну в таком случае — поздравляю, — улыбнулась я, — Обоих. Елисей, ты какой-то нестандартный именинник — в свой день рождения не принимаешь подарки, а, наоборот, их делаешь.

Лис усмехнулся, поглаживая лысину:

— Да, я такой.

— А вы двое, — повернулась я к супругам Гейденам, безуспешно пытаясь состроить суровый лик, — Еще получите от меня за то, что держали всё в секрете.

— Ой, кто бы говорил! — протянул Эдуард, обнимая присевшую рядом супругу за плечи.

— Вот именно, — кивнула Вася, — Мисс «Я слишком влюблена в своего врача, но никогда и никому об этом не скажу».

— Не забудь еще добавить про Мисс «Я буду краснеть, и стесняться, но никогда не сделаю первый шаг ему навстречу», — поддержал жену Эдик.

— Вы! Оба! — я даже не могла подобрать слов, чтобы выразить всю степень своего негодования, — Ненавижу вас! Обоих! Чертовы женатики! Повернувшись к мужу, Вася отвесила ему звонкую «пять», после чего они хором произнесли:

— Это любовь, сучка!

Насмотрелись американских сериалов, не иначе.

Больше никаких крышесносящих новостей никто не преподнес, так что мы продолжили праздновать. В лучших традициях загородных пикников — с шумом, музыкой, морей выпивки и тонной шашлыка. И конечно же, не обошлось без танцев.

Я участие во всеобщих гуляниях принимала довольно посредственное. Пока из динамиков не зазвучал давно знакомый и почти позабытый гитарный перебор. Бросив быстрый взгляд в сторону Васи, я убедилась в том, что это — её рук дело.

Я уже почти готова убивать свою лучшую — и единственную — подругу.

Которая, моргнув пару раз своими длинными ресницами, совершенно невинным, почти ангельским голоском произнесла:

— А вы в курсе, что Алиса у нас еще и танцовщица?

Дан бросил на меня чуть удивленный взгляд:

— Это правда?

Я неловко пожала плечами, чувствуя, как краснеют щеки и, мечтая провалиться сквозь землю:

— Раньше занималась фламенко.

— Вот видите! — хлопнула в ладоши Гейден, — И музыка как раз подходящая. Алиса, может, ты продемонстрируешь нам свои таланты?

Я бросила на подругу хмурый взгляд и покачала головой:

— Основной атрибут танца — это юбка в пол с оборками. Это, — дернула я себя за край шорт, — Мало похоже на наряд для фламенко. Как и мои балетки.

Но Васька явно не желала сдаваться:

— А мы подключим воображение. Ну же, Лиска, станцуй!

— Да, Алис, — поддержал её Лис, — В качестве подарка мне на день рождения.

— То есть биты тебе было мало? — уточнила я мрачно, жалея, что не могу эту же биту опустить кому-нибудь на голову.

Но тут в разговор вступил Дан. Вот уже от кого-кого, а от него я такой подставы не ожидала. Взяв меня за руку, он взглянул мне в глаза и мягко, негромко произнес:

— Станцуй, пожалуйста. Для меня.

Ну, вот и как прикажете отказывать ему, когда он смотрит на меня так, словно от этого танца зависит чуть ли не его жизнь? Словно загипнотизированная (а зная таланты доктора, такой вариант исключать не стоит), я кивнула и поднялась на ноги.

Танцевать, когда у тебя из атрибутов только твои руки, непросто. Ни подходящей обуви, ни одежды, кастаньетов или, на худой конец, веера. У меня не было ничего, потому что я уже давно не занималась подобным. Но, танец, и уж тем более, такой страстный, которым и является фламенко — это ведь выражение чувств. А для того, чтобы рассказать о том, что именно ты испытываешь, не нужны никакие атрибуты. Лишь твое тело.

Поэтому, прислушавшись к гитарным переливам, я подняла руку вверх, изогнув их в области запястий, и сделала первый шаг. Балетки не были приспособлены для того, чтобы издавать громкие звуки при топанье, но я вроде бы справлялась. Каждым своим движением я словно пробуждала ту неведомую силу, что дремала во мне. Горячая испанская кровь бурлила во мне, а азарт и легкое чувство возбуждения отчаянно искали выход.

Во время занятий, когда я разучивала каждое движение и пыталась отточить этот навык до совершенства, учитель постоянно ругал меня. Он считал, что я — больше русская, чем испанка, именно потому, что я пыталась учить. Как оказалось, фламенко нужно чувствовать. Фламенко нужно понимать. Фламенко нужно жить. И, лишь усвоив это, я смогла понять этот эмоциональный танец, созданный испанскими цыганами.

Для фламенко не существует каких-либо рамок. Когда твоя душа поёт по-испански, тогда на улице толпы танцуют фламенко. Главное почувствовать ритм каблуков, надеть на ладонь кастаньеты — и окунуться в испанский мир. Мне пришлось ограничиться лишь своим воображением, нарисовав кастаньеты лишь в своей голове. Но, судя по притихшим друзьям, им этого хватило.

Во время занятий учитель также постоянно повторял одно. Он говорил, что в моем танце не хватает Дуэнде. Меня так злило то, что он даже не трудился объяснить, что же это значит, а у отца я спрашивать не хотела, ведь тогда пришлось бы признаться, что у меня что-то не выходит. И лишь после очередного отчетного концерта, к которому я готовилась так отчаянно, что даже сбила ноги в кровь, но я сорвала такие громогласные аплодисменты, что это искупило всё. Так вот, лишь после этого он признал, что это было самое шикарное выступление из всех, что он видел у своих учеников. И, наконец, сказал, что Дуэнде — это душа. И мне удалось вложить её в танец. И моей душой стало фламенко.

Все эти воспоминания пронеслись в моей голове, пока я танцевала, делая это так, как умею лишь я, вкладывая в каждое движение то пресловутоДуэнде. И, лишь когда музыка закончилась, я остановилась, тяжело дыша. А открыв глаза (которые, как оказалось, я закрыла, чтобы не дать себе отвлечься), увидела, что в беседке остались лишь мы с Даном. Который смотрел на меня как-то уж слишком странно.

— А где все? — спросила я, всё еще пытаясь перевести дыхание.

— Ушли, — ответил мужчина, — Василиса сказала, что тут неподалеку есть озеро, в котором им жизненно необходимо искупаться.

— Хм…вот как, — пробормотала я, чувствуя, как от взгляда Воронцова мне становится слегка не по себе, — А ты, стало быть, остался…

Дан сделал шаг ко мне, не разрывая зрительного контакта:

— Как видишь.

— Что, не захотел искупаться? — слегка нервно хихикнула я.

— Захотел. Вот только не купаться.

Мужчина подошел ко мне вплотную, и только тогда я смогла рассмотреть его глаза. Светло-серые — они казались почти черными из-за зрачка, практически перекрывшего радужку. В этот момент он как никогда напоминал мне дикого волка. Вот только страшно мне почему-то не было. Это ведь был мой волк.

— И чего же ты захотел? — чуть понизив голос, спросила я, первой протягивая руки и обвивая его за крепкие плечи.

— Не чего, а кого, — чуть хрипловатым тоном почти шепнул Дан, — Тебя.

Не то, чтобы я шибко сомневалась в этом — в конце концов, вариантов было не так уж и много. Но все равно от его негромкого признания меня словно всю прошибло током — от макушки до пят. А когда он коснулся моих губ своими — я почувствовала, как земля плавно уходит у меня из-под ног. Как хорошо, что я успела вцепиться в его плечи, иначе просто рухнула бы на землю.

Этот поцелуй отличался от всех, что были у нас до того момента. Нет, техника по-прежнему была блестящей — если бы было можно, то я бы смело подняла вверх табличку с отметкой «десять». Разумеется, из десяти. Изменилась сама подача, словно Дан вкладывал в этот поцелуй совершенно другие эмоции. Он казался жадным, требовательным и каким-то…голодным.

И всё тут же встало на свои места. Разумеется, Вася не повела никого «срочно искупаться». Конечно, я не исключаю того, что поблизости действительно было озеро, и именно туда направились наши друзья. Но сам посыл был другим. Просто проницательная подруга поняла то, что укрылось от меня. А именно — её тактика сталкивания нас лбами, недвусмысленные намеки и пошлые шутки принесли свои плоды. И пустой дом был подарком от всех наших друзей.

Ладони Дана заскользили по моим плечам, притягивая меня ближе, словно он хотел вобрать меня в себя. Честно — я бы даже сопротивляться не стала, настолько сильны были мои чувства. В конце концов, стать одним целым, чтобы провести всю жизнь рядом, никогда не разлучаясь — что может быть лучше? Разве не об этом мечтают все маленькие девочки, когда слушают сказки, что рассказывают им на ночь мамы? И пусть я уже давно не девочка, но что мешает мне продолжить мечтать? Тем более, когда исполнение заветного желания так близко — только руку протяни.

Вот только я поступила с точностью до наоборот. Вместо того, что бы сделать шаг навстречу, я разорвала поцелуй и отступила назад. И полный разочарования, на грани боли, взгляд, был лучшей для меня наградой.

— Что такое? — растерянным голосом — и такого тона я не слышала никогда до этого — спросил Воронцов, — Я сделал что-то не так?

Но я лишь покачала головой, чуть прикусывая губу, и понимая, что сейчас не время включать робость и стеснение. Не для того нам была подарена эта возможность и ночь.

Поэтому, сглотнув ком волнения, что застрял где-то в районе горла, я негромко произнесла:

— Нет, всё чудесно. Но, быть может…нам стоит войти в дом?

Хищный огонек, что зажегся в его глазах, был лучше всего положительного ответа. Кивнув, Дан протянул руку, и позволил мне, ухватившись за неё, как за соломинку, отвести его в прохладу белых стен. Но, едва двери закрылись, выдержка, кажется, изменила мужчине. Глухо рыкнув, он рывком притянул меня к себе, буквально впиваясь в мои губы требовательным, жадным поцелуем.

Я отвечала с не меньшим пылом и жаром. Дорвавшись до столь желанного тела, я словно не могла насытиться — мне хотелось прикасаться, гладить, царапать, мять его кожу. Чуть прикусив его нижнюю губу и услышав тихое шипение, я восприняла это, как знак одобрения и, прервав поцелуй, сместилась чуть в сторону, прижимаясь губами к его шее, ощущая на кончике языка солоноватый вкус его кожи. Шумный выдох сквозь сжатые зубы, был словно музыкой для моих ушей. И, желая закрепить успех, я зацепила зубами мочку его уха.

Кажется, это стало последним барьером. Который рухнул к моим ногам, являя передо мной совершенно иного Дана, ведомого лишь инстинктами и желаниями. Того Дана, которого мне так хотелось увидеть всё то время, когда он прикрывался своими щитами из убеждений, логики и правил. Теперь мы были на равных, поскольку оба состояли из чувства и желания. Вполне конкретного желания.

Я смутно помню, как мы добрались до спальни, и чья она была — его или моя — тоже казать было сложно. В конце концов, Вася в очередной раз оказалась права — можно было просто поселить нас в одну комнату. Что примечательно, половину одежды мы растеряли где-то по дороге, поскольку, упав на кровать, я отчетливо ощутила спиной прохладу простыней. А грудью — тепло кожи мужчины, который собирался стать моим во всех смыслах этого слова.

Я не была неопытной девочкой в вопросах плотских страстей. Что уж там скрывать — я могла похвастать довольно обширным послужным списком, и мне было с чем сравнивать. И Дан тое знал об этом. Здесь не прокатывало известное выражение «Кто у нас не первый — тот у нас второй». Ведь изначально он был моим врачом, которому я дала слово рассказывать всё, не опуская деталей. Так что мой мужчина был в курсе большей части моих же похождений. Да и у самого Воронцова явно были дамы и до меня — это стало бы ясно, даже не будь я в курсе, что он женат.

Мы не были первооткрывателями друг друга. Наверное, именно поэтому всё, что происходило между нами, было именно ТАКИМ — настолько чувственным, ярким, волнительным. Мы узнавали друг друга по новому, и словно открывали сами себя, познавая те глубины чувственности, до которых ранее не мог добраться никто. Я могла говорить за себя точно — каждая эмоция была, словно маленький взрыв, а движение словно пробуждала во мне какого-то внутреннего демона.

Дан был потрясающим — ничего общего с роботом, с которым я раньше его сравнивала. Он был страстным, таким ярким и живым, что я почти горела в его руках. А то, как он прикасался ко мне, почти заставляло меня плакать. Никто никогда не обращался с моим телом ТАК. Словно я была каким-то божеством, и ему просто жизненно необходимо прикасаться ко мне — руками, губами, грудью, просто всем телом. И при этом он не позволял мне ни на секунду отвернуться или даже закрыть глаза. Будто он хотел, чтобы я не забывала, что это именно он довел меня до такого состояния. Глупо, ведь даже при всем желании я никогда бы не смогла выкинуть его образ из своей головы. Как и те ощущения, чувства и эмоции, что он дарил мне.

Но я не была бы собой, если бы не попыталась отвоевать статус лидера. В какой-то момент перевернувшись, я оказалась сверху, заставляя Дана шумно выдохнуть. Теперь пришел его черед запоминать, впитывать, понимать. Что рядом с ним именно Я, а не кто-то другой. Наклонившись так, что мои волосы распущенные волосы словно укрыли нас от всего мира, я подарила ему мягкий поцелуй, который закончился очередным укусом. Чуть солоноватая кровь попала на язык, словно подбрасывая еще дров в этот костер из эмоций. Шикнув, Дан подмял меня под себя, снова отбирая пальму первенства.

Безумие — так можно было окрестить то, что происходило между нами. Каждый из нас стремился подчинить себе другого, но неизменно уступал, поддаваясь эмоциям. Это было, как танец — как то самое пресловутое фламенко. И если бы — не дай Бог, конечно — нас увидел бы мой учитель, он пришел бы в экстаз от того Дуэндо, что мы выдавали.

Уже после, лёжа на разворошенной постели и пытаясь привести в норму дыхание, я чуть повернула голову и, не удержавшись, хихикнула. Дан, который выглядел восхитительно помятым и невероятно сексуальным — особенно с темнеющим пятном на шее, которое оставили мои губы — приподнялся на локте и бросил вопросительный взгляд в мою сторону.

— Я сделал что-то смешное?

Покачав головой, я отозвалась, чувствуя, как саднит пересохшее горло:

— Просто в голову пришла одна мысль.

Наклонившись и оставив легкий, почти невесомый поцелуй в области моего плеча, Дан мягко улыбнулся и спросил:

— Озвучишь её?

Кивнув, я широко улыбнулась, прежде чем выдать:

— Доктор, а вам не кажется, что мы сейчас немного нарушили границы этических норм?

Хохотнув, Воронцов почесал подбородок, словно размышляя, а после задумчиво ответил:

— Немного — это явное преуменьшение. За это могут и уволить. Если ты выдашь меня.

Игривое настроение не желало меня отпускать. Так что, повторив позу доктора и приподнявшись на одном локте — тот факт, что мы даже не удосужились прикрыться, меня совершенно не смущал — я хмыкнула, прежде чем ответить:

— Что же, мне придется сильно постараться, чтобы удержать язык за зубами.

Одно быстрое движение — и я снова прижата к постели горячим и чуть влажным от пота крепким телом. Хихикнув, я попыталась вырваться, но разве от Дана можно сбежать? Особенно, когда в его глазах вновь вспыхивает тот самый огонек желания, а губы, наклонившись к моему уху, шепчут:

— Думаю, с этим я смогу тебе помочь.

Хм…какое заманчивое предложение… 

Глава двадцать шестая

Знаете, в чем заключается невероятная «прелесть» моего парня-тире-доктора-тире-доставалы? И да — именно в кавычках. Не знаете? Так я вам расскажу. Он всё самое «приятное» оставляет на десерт. И это я сейчас его методики лечения имею в виду. Хотя, мне казалось, что хуже визита к родителям Кирилла нет ничего, уже через три дня после дня рождения Елисея я поняла, как сильно ошибалась.

К слову об этом — утром Вася, с неизменной усмешкой отдала мне наши топ и рубашку, ангельским голоском попросив в следующий раз всё же дотерпеть до спальни прежде, чем начать раздевать друг друга. Якобы в будущем нам это очень пригодится. Я не стала напоминать Гейден, в каких местах и позах находила их с Эдиком, когда они, наконец, отбросили все сомнения и начали встречаться, поскольку у меня было слишком хорошее настроение. Несмотря на то, что поспать мне удалось, от силы, пару часов.

Но, спустя трое суток от моего хорошего расположения духа не осталось и следа. Поскольку Дан озвучил финальную часть своего плана. А точнее — моего лечения. И это мне, мягко говоря, не понравилось.

— Дан, тебя этими словами, конечно, не удивить, но я всё же попробую, — произнесла я, сидя на диване в его кабинете и раздраженно болтая в воздухе ногой, — Мне не нравится эта идея.

Хмыкнув, Воронцов кивнул:

— Ты права — я совершенно не удивлен. Помнится, в прошлый раз ты говорила ровно тоже самое. Не напомнишь мне, кто в итоге оказался прав?

— Ну, ты, — буркнула я, скрещивая руки на груди.

— Точно! — щелкнул пальцами мужчина, — Может, тогда мы не будем снова проходить все пять стадий, а перейдем сразу к принятию и поедем? Можешь ты хотя бы иногда — в виде большого исключения — не спорить со мной и не критиковать мои методики?

Тут уже я не удержалась от смешка:

— Не могу — это ведь часть моего очарования. Будь я другой — не нравилась бы тебе так сильно.

Слабая улыбка коснулась губ доктора, но вот во взгляде читалось легкое осуждение:

— Алиса, мы ведь договаривались.

— Я помню. Просто мне иногда сложно удержаться. Ты так мило злишься на меня.

Я продолжала играть с огнем, но поделать с собой ничего не могла. После всего, что произошло между нами, мне просто нравилось провоцировать доктора, выводя его на эмоции. Ведь, как показала практика, он был более чем эмоционален. И я словно заряжалась от него, как от большой, очень любимой батарейки.

Вот только почему-то моя батарейка изволила злиться. Ну, или что он там такое делал, недовольно морщась?

— В любом случае — собирайся, — в итоге велел Дан.

Недовольно фыркнув, я всё же поднялась на ноги. Подхватив свою сумку и повесив её на плечо, я повернулась к доктору, задумчиво приподняв одну бровь.

— Признайся — ты ведь просто хочешь познакомиться с моим отцом? — спросила я с улыбкой, — Что, решил заявить о серьезности своих намерений?

Воронцов закатил глаза, хватая свою барсетку, и убирая в неё ежедневник:

— Очень смешно, Алиса Витовна.

Вот тут уже пришел мой черед морщиться. Да, у моего отца было очень красивое испанское имя Вито, которое переводится как «живой», и оно подходило моему родителю, как ничто другое. Почему? Да скоро узнаете, судя по всему. Дан ведь от своего плана ни за что не отступится.

Адрес дома родителей я помнила наизусть, хотя не была там уже пару лет так точно. Столько же времени я не поддерживала с отцом никаких связей. Мы не ссорились, и не было никаких скандалов — просто в какой-то момент поняли, что нас практические ничего не связывает. Отец не одобрял мой образ жизни, а я считала, что он слишком опекает меня. В итоге, получив наследство от бабушки, я решила жить отдельно. И, мне казалось, что этот выбор устроил всех.

Вот только Дан придерживался другого мнения. Он считал, что, отдалившись от семьи, я и навлекла на себя лишние проблемы. И что мне стоит поговорить с единственным своим родным человеком, показать, какой я стала, и дать понять, что с прошлой жизнью покончено. Как по мне — идея была так себе, но я решила всё же подчиниться воле доктора. Тем более — он сказал, что это последний шаг. А это значило, что еще немного — и можно будет не скрывать наших отношений. А уже ради этого я на многое согласна была пойти. Даже на встречу с Вито Флорес.

Дорога заняла от силы полчаса, хотя мне хотелось, чтобы наш путь продолжался вечность. Уже когда Дан парковался возле знакомого с детства подъезда, я поймала себя на том, что у меня мелко дрожат руки. Сцепив их вместе, я почувствовала, как мои зубы тоже начали постукивать в одном с конечностями ритме. Ну просто класс. Только истерики мне здесь не хватало. Воронцову же всё не хватает доказательств того, что его девушка — сумасшедшая. И именно сейчас мой ошалевший организм решил подкинуть ему еще пару-тройку аргументов.

— Алиса? — Дан открыл дверцу с моей стороны, предлагая мне свою руку.

Отказываться, когда тебе протягивают чистую, не потную и без обкусанных ногтей, конечность, как-то неудобно. Так что пришлось ей воспользоваться. Правда, я так вцепилась в неё, что у доктора наверняка не осталось сомнений — я жутко волнуюсь. Так что он наклонился ко мне, и, заправив за ухо одну из прядок моих волос, негромко сказал:

— Просто помни, что я рядом. И всё будет хорошо.

— А вдруг его дома нет? — подумала я вслух, бросая на родной балкон полный надежды взгляд, — Рабочий день в самом разгаре, что ему дома сидеть?

Прищурившись, Дан спросил с улыбкой:

— А не ты мне рассказывала, что твой отец — веб-дизайнер, который после смерти супруги обустроил офис прямо в родной квартире?

Бросив на мужчину хмурый взгляд, я пробормотала:

— Иногда ненавижу тебя и твою хорошую память.

Вместо ответа Воронцов просто перехватил мою ладонь поудобнее, и потащил в сторону подъезда. Крыльцо, четыре лестничных пролета, парочка обшарпанных и потрепанных временем дверей — всё осталось в памяти небольшим смазанным пятном. А вот палец Дана, который утопил в стену кнопку дверного звонка — вот это я запомнила отчетливо. Как и негромкие шаги, и последовавшее за ними открывание двери. А спустя пару секунд я смотрела в глаза, которые являлись точным отражением моих. Ну или я была отражением. Тут так однозначно рассуждать нельзя.

За то время, что мы не виделись, отец мало изменился. Всё такой же загорелый (хотя, в солярий он никогда не ходил), высокий, подтянутый и энергичный. В молодости папа любил активные виды спорта — футбол, баскетбол, волейбол, занимался борьбой и даже по дурости прыгал на резинке. Слышали про такую вещь, как слэклайн? Это когда между двумя, например, деревьями, натягивают широкий эластичный канат — его еще строп называют — и прыгают на нем, пытаясь приэто не просто не расквасить себе нос, но еще и выполнить парочку акробатических трюков. Так вот — вот эти и любил заниматься мой папочка. Сумасшедший!

Удивительно, как у такого красавца и спортсмена выросла дочь-алкоголичка. Жизнь, жестокая ты сука.

Так вот, на первый взгляд мой отец напоминал всё того же молодого энергичного мужчину, каким я его помнила. Разве что седых волос прибавилось, да парочка морщинок прорезала лоб и уголки глаз. Тех самых, что с легкой смесью недоверия и подозрения изучали мое лицо.

— Алиса? — словно всё еще сомневаясь, спросил отец.

Сглотнув, я кивнула, безуспешно пытаясь выдавить из себя улыбку:

— Во плоти. Привет, пап. Впустишь?

— Ой, да, конечно, — родитель посторонился, распахивая настежь дверь, и только тут, видимо, замечая молчавшего Дана, — Ты с другом?

Я кивнула:

— Да, это Дан. Он мой… — я хотела было уже сказать всё, как есть, но Воронцов меня опередил.

Сделав шаг навстречу моему отцу, мужчина протянул руку, после чего четко и ясно, выделяя каждое слово, произнес:

— Я — молодой человек Алисы. Дан Воронцов.

Вот тут пришел мой черед удивляться. А еще бросать в сторону доктора полные священного ужаса, смешанного с негодованием, взгляды. В смысле молодой человек?! А как же наше правило «никому ничего не говорить»?! Или отец — не в счет? Нет, главное маме Кирилла мы сказали всё как есть, а тут он что, выпендриться захотел? Или действительно возжелал познакомиться с моим отцом в качестве не мозгоправа, а законного ухажера? Нет, ну каков жук!

Все эти мысли пронеслись в моей голове за те доли секунды, которые понадобились еще и моему отцу для того, чтобы переварить весточку. Просто я его ни с кем никогда не знакомила, а тут на тебе — явилась. Спустя два года тишины, блудная дочь ступает на порог, держа под руку молодца. Картина маслом просто.

К счастью, папа в себя пришел гораздо быстрее меня. Пожав протянутую руку, он кивнул:

— Вито. Ну, проходите, Алиса и её молодой человек.

В прихожей я чуть притормозила и, схватив Дана за рукав его футболки-поло, заставила сделать тоже самое.

— Какого черта? — прошипела я негромко, — Ты что ему сказал?

— Правду, — не моргнув и глазом, отозвался Дан спокойно, — Тебя что-то смутило?

И он еще спрашивает?!

— Вообще-то да! — ответила я чуть громче, чем следовало, — Мы, кажется, договаривались, что…

— Что на людях не выдаем того, что мы вместе, — закончил за меня мысль Воронцов, — Но это не просто посторонний человек с улицы, и не мама твоего бывшего. Это — твой отец. И рано или поздно он всё равно узнал бы. Я просто слегка ускорил этот процесс.

— Да кто тебя просил?! — чуть ли не взвыла я, — Мы не виделись с ним два года! Два! А тут я заявляюсь с парнем! Что дальше? Пойдешь просить моей руки? Или скажем ему, что я — беременна и нашей молодой семье нужны деньги?!

— А это так? — мягко уточнил мужчина.

— Да ты вообще не видишь проблемы?!

Одно прикосновение кончиков пальцев к моей щеке — и я уже, позабыв о гневе, готова слушать всё, что скажет мне Дан. Чертов гипнотизер! Мое тело совершенно не умеет ему сопротивляться. Как и мозг.

— Послушай, — тихо и вкрадчиво сказал мужчина, — Всё будет хорошо. Мы сейчас пройдем в гостиную — и спокойно поговорим. Ты, быть может, немного поплачешь, но это нормально. Я буду рядом всё это время и не позволю твоему отцу подумать что-то не то о нас с тобой. Просто доверяй мне. Идет?

Кивнув, я на секунду прижалась щекой к его чуть шершавой ладони, после чего позволила отвести себя в гостиную и усадить на мягкий велюровый диван. Вторую половину которого уже занимал отец, внимательно глядящий на нас. А точнее — на Дана, с комфортом разместившегося в кресле.

— Значит, вы встречаетесь? — уточнил мой родитель, не сводя с моего мужчины внимательного взгляда, — Мутите? Так ведь это у вас, молодежи, зовется?

— Пап, — я поморщилась, не придя в восторг от подобной формулировки.

Дана, однако, явно ничего не покоробило. Он кивнул, закованный в свою броню самоуверенности и спокойствия:

— Да, уже пару недель.

— Негусто. Живете вместе? — задал следующий вопрос родитель.

— Пока нет, — покачал головой Воронцов, — Еще слишком рано, как мне кажется. Алиса не готова к такому шагу.

Отец хмыкнул:

— Плохо же ты мою дочь знаешь. Она тут уже, помнится, порывалась пожить с одним. Я того щегла знать не знал, но был уверен, что добром это не кончится. Так и вышло.

— Папа! — воскликнула я, чувствуя, как щеки заливает стыдливый румянец.

— Да что папа-то? — родитель повернулся ко мне, — Ты сама привела ко мне своего парня. Так что я имею права задавать вопросы, чтобы выяснить его намерения. Вдруг он хочет обвести тебя, дурочку, вокруг пальца, и бросить?

— Уверяю вас — это не так, — всё с тем же неизменным спокойствием отозвался Дан.

— Да уж, это всё — знакомые песни, — не торопился верить мой отец, — Все вы так говорите. А дочери потом спиваются, и из дома уходят. Ты вообще в курсе, кто был ее прошлым женишком?

Я была готова провалиться сквозь землю от стыда. Нет, я понимала, что заслуживаю всё это — все упреки, сомнения и скепсис. Удивительно, что отец вообще пустил меня в квартиру, если учесть, в каком настроении я покинула её пару лет назад. Наговорив ему кучу гадостей — разумеется, я была уже изрядно пьяна — я просто хлопнула дверью, сжимая ключи от своей новой квартирки. И мечтая больше никогда не видеть Вито Флорес.

Да — я просто ходячее пособие по тому, как разрушить все до основания, а потом ходить и судорожно думать, как теперь всё починить и исправить.

— Я знаю историю Алисы, — кивнул Дан, — Про её жениха-наркомана, который погиб больше года назад. И в курсе всех её проблем. С мужчинами, самооценкой и алкоголем. Особенно с последним.

— Хм…видимо, у вас очень доверительные отношения, — протянул папа, — А сам-то ты чем занимаешься?

— Я — психотерапевт, — отозвался Воронцов с легкой улыбкой, — Собственно, так мы с Алисой и познакомились. Она была моей пациенткой. И это я настоял на том, чтобы мы сегодня приехали к вам.

— Вот как? — приподнял бровь отец, — И зачем? Я что — часть лечения? Какая-то терапия?

— Да, — не стал отрицать очевидное Дан, — Для вас обоих. Думаю, вам есть что сказать друг другу. Вы молчали слишком долго.

— Дан, — я всё же решилась подать голос, — Я всё же не думаю, что это хорошая идея.

Но мужчина заткнул меня одним своим суровым взглядом. Более того — я инстинктивно вжалась в спинку дивана, словно спасаясь от его гнева.

— Мы договаривались, Алиса, — жестко припечатал доктор.

Я кивнула, не смея поднять глаза. Со мной в одной комнате сидели двое самых важных мужчин в моей жизни, и один из них презирал меня за прошлое, а другой, кажется, вот-вот собирался разочароваться в моем настоящем. И была еще я — та, что сидела на попе ровно и думала, как бы поскорее пережить весь этот ужас.

— Ну а со мной вы ни о чем не договаривались, — заключил между тем мой отец, поднимаясь на ноги, — Так что, если вы не против…

— Сядьте! — неожиданно суровым тоном почти приказал Дан.

*****

Дан потер переносицу, чувствуя, как неприятное, липкое чувство раздражения накрывает его с головой. Алиса и Вито действительно были родственниками — если в первую секунду Воронцов и сомневался в этом, то спустя некоторое время сомнения улетучились. Они реагировали на возможную терапию абсолютно идентично и даже копируя позы друг друга, сверля недовольными взглядами Воронцова.

Вот только на него это не возымело ровно никакого эффекта. Дан привык к подобным вспышкам негодования, и реагировал на них всегда одинаково — никак. Убедить пациента в том, что он — неправ, было делом пары минут. Вот только конкретно в этом случае мужчина позволил эмоциям взять верх над разумом. Наверное, потому что Алиса была не просто его подопечной, а Вито не вписывался в привычный образ родителя. Он был отцом любимой женщины доктора, и тот просто не мог допустить, чтобы всё пошло не по намеченному плану.

Поэтому, глубоко вздохнув и мысленно приказав себе успокоиться, Дан заговорил медленно и спокойно, пытаясь настроить своих строптивых собеседников на нужную волну.

— Вито — вы злитесь на свою дочь. Это очевидно. И вас можно понять. Но вы не можете просто закрыться сейчас от неё, и продолжать держать всё в себе. Вам нужно сказать ей о своих чувствах. Только в разговоре вы сможете найти точки соприкосновения и снова найти свой путь друг к другу. Сможете снова стать семьей.

Но мужчина лишь хмыкнул:

— А вы уверены, что ей это нужно? Алиса прекрасно справлялась сама эти годы.

— Но я же здесь, — буркнула девушка.

— Лишь потому, что твой бойфренд притащил тебя! — парировал Вито.

— Неправда! — воскликнула Алиса, но покрасневшие щеки выдали её.

— Вот как? — голосом, полным здорового скептицизма, протянул отец Алисы, — А всё это время ты где была? Пряталась в своей лавке? Да, я в курсе, чем ты зарабатываешь на жизнь. И, признаюсь, я удивлен.

— Чему? — не выдержала уже и сама Алиса, — Тому, что я не закончила свои дни под забором, упившись вусмерть? Ты же меня такой всегда видел? Маленькой пьянчужкой, которая не умеет себя контролировать?

— Я видел лишь то, что ты мне показывала, дорогая, — отозвался Вито, — Ты постоянно капризничала и требовала к себе внимания, а, не получив его, отправилась шляться по дурным компаниям.

— А тебе напомнить, когда всё это началось?

Голос Алисы так и сочился ядом. Казалось, что еще секунда — и он закапает с её губ. Дан наблюдал за тем, как меняется лицо девушки — как она поджимает губы, а ее глаза сужаются и темнеют от плохо контролируемой ярости. Но Воронцов даже не пытался остановить её или как-то прервать этот поток ругани, поскольку именно этого он и добивался — чтобы эти двое, наконец, обнажили свои чувства и сбросили всё то, что так угнетало их все эти годы.

— И когда же? — поддался на уловку дочери Вито.

— Когда умерла мама! — припечатала Флорес, — Тебе было больно — я это понимаю, но не забывай о том, что не только ты потерял любимого человека. Она была моей МАМОЙ! И я тоже скучала по ней! Мне было плохо! Я хотела, чтобы эта боль ушла — не только моя, но и твоя. Но ты — именно ты! — отгородился от меня, закрылся, оставил один на один с моими страхами и страданиями! Я чувствовала себя брошенной! Сиротой при живом родителе! И я спрашиваю сейчас тебя — что плохого в том, что я пошла искать утешения у других?

— То, что ты связалась с дурной компанией! — повысил голос мужчина, краснея.

— А как я могла понять, что это — плохо?! — взорвалась Алиса, вскакивая на ноги, — Ты бросил меня! Одну! Девочку-подростка, запутавшуюся, растерянную, которой хотелось, чтобы её просто обняли и сказали, что всё будет хорошо! Мне просто нужен был ОТЕЦ! Где был ты, когда я падала вниз? ГДЕ?!

По щекам девушки текли слезы, но она, не мигая, смотрела в широко раскрытые глаза своего отца. Она словно снова стала той самой девочкой, которую так отчаянно не хотела вспоминать. Той, которая часами стучалась в закрытую дверь кабинета отца, надеясь, что он всё же выйдет к ней. Которая готовила ужин, изучая вдоль и поперек кулинарную книгу матери, а спустя несколько часов выкидывала содержимое тарелок, к которым так никто и не притронулся.

Все эти воспоминания обжигали, причиняли боль и заставляли соленую влагу стекать по её лицу. Каждая слезинка для её отца была словно ударом. Он ждал чего угодно от своей всегда уравновешенной дочери, но никак не этой вспышки. Хотя, мужчина уже давно понял, что мало знает о собственном ребенке. И от этого ему тоже было горько и обидно. Как и любому адекватному родителю, ему хотелось не допустить подобных моментов, и признать, что родная дочь — алкоголичка, было непросто. А уж услышать, что виноват в этом он сам — Вито не был готов к подобному.

— Алиса, — мужчина поднялся на ноги следом за дочерью, — Я не…

Он протянул к ней руку, но Алиса отдернулась, сделав шаг назад.

— Где ты был, отец? — повторила она свой вопрос, — Просто скажи мне — где ты был, когда я нуждалась в тебе?

Опустив голову, Вито негромко сказал:

— Не рядом.

— Вот именно! Мы были семьей, и должны были справляться со всем вместе! Но ты отгородился от всего мира! И не говори мне теперь, что я не оправдала твоих ожиданий! Я знаю, что подвела тебя. Но ты — ты тоже подвел меня.

Всхлипнув, Алиса осела на пол, не в силах больше держать себя в руках. Вито и Дан среагировали одновременно, но отец девушки был к ней ближе. Прижав её к себе, мужчина почувствовал, как его самого пробивает дрожь, и сдерживать себя больше он был не в состоянии.

Прижав губы к виску своего единственного ребенка, Вито шепнул, чувствуя, как по щекам начинают течь уже его собственные слезы:

— Прости меня, родная.

Дан деликатно покинул комнату, не желая мешать двум близким людям снова наладить связь. Вместо этого он решил приготовить травяной чай — успокоиться семье Флорес явно не помешает.

Когда Дан, спустя время, вернулся в гостиную, держа в руках две чашки с ароматным напитком, Вито и Алиса уже переместись на диван. При этом, как отметил врач, друг друга из объятий они так и не выпустили. Хороший знак.

— Я немного похозяйничал на вашей кухне, Вито, — с этими словами Воронцов поставил чай на журнальный столик, — Выпейте.

Алиса, зная привычки своего мужчины, взяла в руки чашку и с подозрительным видом понюхала её содержимое.

— Ты туда что-то мешал? — спросила она у Дана.

Но тот покачал головой:

— Там только травы.

В квартире Вито Алиса с Даном провели еще около часа. За это время девушка окончательно успокоилась, и об её истерике напоминала лишь легкая головная боль. Она улыбалась менее скованно, да и в глазах её Дан прочел легкую расслабленность.

Уже стоя возле выхода, Вито вдруг схватил дочь за руку, удерживая на месте.

— Ты ведь еще приедешь? — спросил он.

В голосе мужчины легко угадывалось волнение — он явно боялся. Что дочь никогда не простит его, что связь между ребенком и родителем будет потеряна навсегда, и никакие усилия это не изменят.

Но Алиса мягко улыбнулась, руша его опасения, я кивнула:

— Конечно. Я приеду на выходных.

Притянув к себе явно опешившего отца, Флорес нежно поцеловала его в слегка небритую щеку.

— Люблю тебя, пап.

— И я тебя, моя хорошая, — шепнул мужчина и, переведя взгляд на Дана, добавил, — Спасибо. За то, что вернул её мне.

Губы Воронцова тронула легкая улыбка:

— Не стоит меня за это благодарить. Вы всё сделали сами. До встречи, Вито.

Усадив свою девушку в машину, Дан сел рядом и уже по привычке спросил, чуть хмуря лоб:

— Как ты?

Чуть подумав, Алиса отозвалась неуверенным тоном:

— Нормально. Кажется.

— В этот раз на меня не злишься?

Флорес покачала головой. Протянув руку, она коснулась его ладони и улыбнулась, почувствовав, как Дан переплетает свои пальцы с её.

— Нисколько. Можешь удивляться и поражаться, но я считаю, что ты был прав, настаивая на моем приезде. Я так по нему скучала.

Но Воронцов не стал хвалить себя словами в стиле «Я же говорил». Он просто поднес руку девушки к губам и нежно коснулся тыльной стороны её ладони.

— Я рад. Хочу, чтобы ты была счастлива. Домой? — почти без перехода спросил он.

Но Алиса снова отрицательно мотнула головой:

— Мне нужно на работу. Должны привезти товар. Подбросишь меня до лавки?

Кивнув, Дан с самым серьезным выражением лица произнес:

— Куда только пожелаешь.

И она верила ему. В очередной раз. 

Глава двадцать седьмая

На следующий день после встречи с отцом, по которому, как оказалось, я скучала гораздо сильней, чем хотела в этом признаваться даже самой себе, влиться в привычную рабочую колею было сложновато. Но у меня просто не было выбора — никто за меня мою же работу не сделает.

Я итак позволила себе некоторое послабление — накануне Дан отвез меня в лавку, чтобы я смогла принять свежую партию цветов. Забить на это дело просто не представлялось возможным — поставщики почему-то не принимали в качестве уважительной причины «что-то стало лень». Очень вредные ребята. Но одну вольность я всё же себе позволила — утопленная очередным сеансом, который действительно был эмоционально тяжелым для меня, я не стала разгребать цветочные завалы, а просто затолкала коробки в холодильную камеру, рассудив, что за ночь ничего плохого случиться не должно. А после позволила Дану отвезти меня домой.

Час расплаты пришел на следующий день, когда я всё же добралась до работы. Жара на улице стояла настолько невообразимая, что я действительно волновалась за сохранность своей тушки — мне казалось, что я таю, и с каждым шагом уменьшаюсь, словно снеговик, вытащенный на солнцепек. Так что неудивительно, что, едва открыв магазин, я включила кондиционер на полную, спасая горшечные цветы, а сама нырнула в стеклянную комнату, прячась от жары.

На автомате перебирая розы и расставляя их по вазам, мысленно я пребывала в совершенно другом месте, а точнее — времени. Мы с Даном договорились вместе поужинать — у меня дома. На этой фразе я должна была бы выразительно поиграть бровями, как бы поясняя, что будет на «десерт», но думаю, вы итак это поняли. Это должен был быть тот самый идеальный романический вечер, который, как мне кажется, каждый из нас заслужил — со свечами, негромкой музыкой, вкусной едой и терпким вином. Ну, в моем случае — виноградным соком.

Но, самое главное — именно за ужином я хотела признаться, насколько дорогим и близким стал мне Воронцов. Во всех смыслах. И неважно, что девушкамне положено говорить такое первыми — я всегда действовала в обход всем правилам. У меня существовало лишь одно — действуй, если понимаешь, что так надо. Говори о том, что чувствуешь, не бойся рисковать и жить. Потому что жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на предрассудки. После Кирилла я поняла это как никогда остро.

Ну, и потом — ведь это было правдой. Я любила Дана. Такого вот странного, порой неулыбчивого, но вместе с тем очень заботливого. Он проявлял это весьма своеобразно, заставляя меня проходить какие-то испытания и нередко доводя до истерики и слёз. Но я понимала, что он всё это делает лишь с одной целью — помочь мне стать сильнее, стать лучше. А после, когда я усваивала очередной его урок — он обнимал меня так нежно, с такой осторожностью, а в его взгляде читалось столько всего — от заботы до ничем не прикрытой страсти, что сомнений не оставалось — вот тот человек, которого я так долго искала. И глупо будет молчать об этом.

Дан вернул мне отца — последнюю частичку моей семьи. Ту самую, которая рвала мое сердце на куски, не позволяя ему вновь стать целым. И пусть у нас с папой пока еще всё было так хрупко и зыбко, я увидела то, что должна была — он помнит меня. Помнит и любит. Не презирает за все те ошибки, которые я совершила. Ведь именно поэтому я не приезжала столько времени — не хотела видеть в его глазах разочарование и брезгливость. Раньше я стремилась делать всё, чтобы заслужить его одобрение, мне хотелось, чтобы отец гордился мной, но потом я сама всё разрушила, поддавшись мимолетному порыву, эмоциональному импульсу. Но — благодаря Дану — у меня появился шанс всё исправить. И прожить более достойную, полную радости и счастья, жизнь.

Подумать только — а ведь всего пару месяцев назад я была совсем другим человеком! Неуверенным в себе, сомневающемся в каждом своем слове и шаге, боящимся высунуть нос из своей крошечной, неуютной раковины. И я люто ненавидела Воронцова за то, что он пытался меня из неё вытащить. Правду говорят — от любви до ненависти не так уже и много. Всего лишь несколько сеансов у психотерапевта.

Так, погруженная в свои мысли, я продолжала разбирать коробки с цветами, удивляясь, как много всего я умудрилась заказать. Пять коробок с алыми розами — вот зачем мне столько?! И главное — в ведомости была написана именно эта цифра, и значит, ошибки быть не могло. Видимо, в момент, когда я оформляла заявку, в моей голове назойливо сидел мой любимый доктор. Правдивы, как оказалось, еще и слова о том, что любовь мешает бизнесу. Была уверенной работящей леди, а стала вон кем — барышней, скупающей розы без разбору.

Вдохнув, я открыла очередную коробку, в голове прокручивая различные варианты действий. Можно было устроить акцию или распродажу. Это, конечно, принесет некоторые убытки, но гораздо больше денег я потеряю, если цветы просто завянут, если я вдруг не успею их продать. Можно было еще надеяться на какую-нибудь свадьбу или любой другой праздник — темно-алые бутоны, с широкими, плотными лепестками приходились по вкусу многим, так что идея оформить очередной праздник в алой гамме была также неплохой. Вот только крупных заказов у меня пока не ожидалось. Хм. Ждать чуда или чудить самой?

Ответ на свой вопрос я ни получить, ни придумать не успела. Поскольку, открыв коробку, обнаружила что-то, заставившее меня отпрянуть чуть ли не с воплем ужаса. Нет, на самом верху коробки были розы — красивые, да длинных стеблях и с крепкими бутонами. Высший сорт, что называется. А вот под ними было что-то, чему в коробке явно было не место.

Несколько черных пакетов, плотно обмотанных прозрачной изолентой, ровным слоем застилали дно. Неудивительно, что коробка показалась мне слишком тяжелой для емкости, которую занимали лишь цветы. Взяв один из пакетов, я взвесила его в руке — увесистый. Помяв его пальцами, я почувствовала, что внутри явно что-то сыпучее. Преодолев непонятно откуда взявшееся чувство страха, я канцелярским ножом надрезала пакет. На ладонь мне высыпался белый порошок, по консистенции напоминающий муку. Вот только дурой я не была, и понимала, что в руках у меня явно не ингредиент для выпечки. А кое-что другое — тоже высшего сорта.

Пакет выпал из моих в миг ослабевших пальцев, и белый порошок живописно рассыпался по полу, часть попала на ни в чем не повинные розы. Я же, цепляясь за стеклянную стенку, медленно осела на холодный паркет, чувствуя, как по спине медленно ползет змейка ужаса. Это до боли напоминало какой-то тупой розыгрыш или привет «с того света» — шутка в стиле Кирилла. Только он мог додуматься до того, чтобы прислать мне несколько килограммов своего порошка, просто, чтобы посмотреть на мою реакцию. Зная, насколько сильно я презираю наркотики и всё, что с ними связано, он мог таким образом дать знать о себе. Именно в тот момент, когда у меня началась новая жизнь.

Вот только была одна неоспоримая деталь — Кирилл был мертв. А значит, он не мог этого сделать. Тогда кто? Его любимая сестренка, которой пришло в голову, что я слишком мало страдала и убивалась по её близнецу? Или кто? Кому не жалко выкидывать огромную сумму денег просто, чтобы довести меня? А в том, что стоило это «добро» немало, я была уверена — не вчера родилась.

А, может, мне это прислали по ошибке? Бросившись вон из холодильной камеры, я нашла документы, которые подписывала вчера, принимая товар, и сверилась с именем и адресом получателя. Вдруг я всё же, растерявшись после встречи с отцом, что-то напутала, и присвоила себе чужие цветы? Но нет, всё было точно и верно, до последней запятой. С другой стороны, даже если бы поставщик ошибся, чтобы я сделала? Позвонила тому, кому должны были отгрузить «товар» и сказала, что он у меня? Да, конечно, а потом бы еще попросила подъехать и забрать свои наркотики. Да что уж там — спросила бы адрес и привезла бы сама! Я ведь настолько чокнутая.

Нет, так бы я точно не поступила. Да, и в любом случае — думать об этом мне было больше незачем, поскольку адрес получателя совпадал с моим. Значит, это не было ошибкой. Тогда у меня лишь один вопрос — какого черта?!

Вернувшись в холодильную камеру, я задумчиво и не скрывая брезгливости, взяла в руки вскрытый пакет. В голове мелькнула мысль — а может, это всё же чья-то шутка? Той же Ани, например. Хотя, куда логичнее было бы слать мне ящики алкоголя — ведь это он был моей Ахиллесовой пятой. А не какой-то там неведомый порошок, который на деле вообще мог оказаться мукой.

Проверять свою теорию я, однако, не стала. Вместо этого, схватив пакет, я отправилась к небольшую уборную, которая спряталась в другом конце магазина, и, не испытывая ни капли сожаления, выпотрошила его содержимое в унитаз. Такая же участь была уготована и оставшимся сверткам. И тот факт, что белый порошок растворился, а не превратился, смешавшись с водой, в тесто, безмолвно подтвердил мою догадку — в пакетах была отнюдь не мука.

Не пожалела я и розы, на которые попал этот злополучный порошок. Все цветы беспощадно отправились помойку. Утрамбовав их в мусорном мешке — вместе с упаковками от наркоты — я оттащила всё это на помойку. И лишь после того, как я вымыла весь пол в холодильной камере — лишь тогда я смогла, наконец, выдохнуть.

Сев в плетеное кресло, предварительно налив себе стакан воды, я поняла, что меня слегка потряхивает, ладони мои взмокли, а пальцы так сильно стиснули стекло, что я рисковала остаться без посуды, зато с осколками в ладони. Воду пришлось поставить на столик, во избежание травм, а мозги мои срочно требовалось поставить на место. Мысленно приказав себе успокоиться, я сделала один глубокий вдох, вспоминая, чему учил меня Дан. Честно говоря, в эту минуту мне как никогда сильно хотелось ему позвонить. Но я не хотела, чтобы он лишний раз волновался из-за меня — особенно тогда, когда все проблемы, кажется, остались далеко позади и мы, наконец, начали строить какие-то планы на совместное будущее.

Дыхательные упражнения и мысли о любимом человеке помогли мне немного успокоиться. Как и покупатели, которые словно вспомнили о существовании моего магазинчика. А заодно и о своих многочисленных родственниках, начальниках и вторых половинках, которых срочно требовалось поздравить с каким-то праздником. Всё это прекрасно отвлекло меня от тяжелых и неприятных мыслей.

Так что, к концу дня, когда я, чувствуя легкую, но весьма приятную усталость, закрывала магазин, от липкого и невесть откуда взявшегося чувства страха не осталось и следа. Я смогла забыть этот неприятный инцидент и поспешила отправиться домой — мне еще предстояло готовить ужин для своего мужчины.

Дан уже пробовал мою стряпню, но то был просто завтрак. Блинчики — ничего особенного, любая бы на моем месте справилась с этим. Нет — мне хотелось поразить Воронцова. Зная, что он довольно часто ужинал с семейством Гейден, я понимала, что у меня сформировалась вполне такая серьезная конкуренция — Васька готовила просто космически. И, хоть я прекрасно понимала, что подруга у меня мужика не уведет — и дело тут даже не в том, что она уже вроде как давно и прочно замужем — мне, тем не менее, хотелось показать, что я тоже кое-что могу. Так сказать, не пальцем деланная.

Помня о своей фамилии и желая быть поближе к своим корням, ужин я решила приготовить, самый что ни на есть испанский. Поэтому, забежав в магазин и прихватив всё, что мне было нужно, я добежала до родной квартиры и, переодевшись в простые домашние шорты и футболку, принялась творить.

Мой выбор пал на паэлью — национальное испанское блюдо. Я знала, что Дан — всеяден, и к рису весьма благосклонен, поэтому в выборе своем не сомневалась ни на секунду. Так что в скором времени кухня наполнилась ароматом шафрана и других приправ, которые перемешивались с запахом курицы и креветок. Да, сочетать мясо с рыбой, птицу с морепродуктами — это было типичным для моей родины. И если первое время все знакомые, кому доводилось пробовать испанские блюда, щедро приготовленные мной или моим отцом, с недоверием смотрели в тарелку, то спустя каких-то пару минут их было уже за уши не оттащить от угощенья. Так что я точно знала, что делала.

И слегка удивленный, но довольный вид Дана, когда спустя пару часов я открыла ему дверь в свою квартиру, был лишним тому подтверждением. Чуть втянув носом воздух, мужчина улыбнулся и спросил:

— Что ты там уже такое сотворила?

Но я лишь лукаво улыбнулась:

— Сюрприз. И вообще — разве так встречают свою девушку, которую ты, между прочим, не видел целый день? — поинтересовалась я, картинно надувшись и скрестив руки на груди.

Воронцов лишь покачал головой, не скрывая мягкой полуулыбки.

— Я тебя разбаловал.

— Ты еще даже не начинал, — возразила я, — И в этом-то и заключается наша проблема.

— Проблема? — приподнял бровь Дан, — Ты хочешь об этом поговорить?

Я смогла лишь закатить глаза:

— Господи, выключи на минутку режим доктора и просто поцелуй уже меня!

С этими словами, схватив мужчину за воротник его рубашки, я притянула его к себе, накрывая его губы своими. Ничего не могла с собой поделать — соскучилась. Вот так запросто, за один день. Я слышала, так бывает, когда действительно любишь. Время, проведенное порознь, тянется, как жвачка, и нет ничего слаще того мига, когда вы снова можете видеть друг друга.

Видимо, это со мной и происходило — мне не хотелось отрываться от Дана ни на секунду. Казалось, что я могу простоять так целую вечность — обвив его шею руками, чуть привстав на цыпочки, потому что любимый был немного выше меня, целуя так, словно он был моим личным источником жизни. но, к моей великой радости, мужчина мои взгляды явно разделял — его руки с силой стискивали мою талию, причиняя легкую боль, которая была даже приятной, и посылая по всему телу электрические разряды.

В какой-то момент мне даже уже хотелось послать этот ужин к черту, и преступить уже к десерту. Но громкий звук, который оказался урчанием желудка Дана, вернул меня в реальность. Мне тут же стало стыдно — черт возьми, он весь день работал, наверняка устал, еще и голодный, а я на него набросилась прямо с порога! Ни дать ни взять — заботливая девушка.

С неохотой отстранившись от Воронцова, я виновато улыбнулась:

— Прости. Ты ведь наверняка голоден.

— Есть такое, — кивнул мужчина с самым серьезным видом, но по его потемневшему взгляду я поняла, что он имеет в виду не только голод физический.

Поэтому, легонько шлепнув его по груди, я хмыкнула и сказала:

— Тогда — бегом мыть руки! И на кухню. Я пока всё накрою.

Кивнув и напоследок поцеловав меня в нос — я в этот момент почти растаяла, почувствовав себя очень маленькой девочкой, которая пристает к взрослому дяде — Дан скрылся за дверью ванной. Я же, поборов желание присоединиться к нему, вернулась на кухню.

Однако, не успела я наполнить первую тарелку, как громкий, требовательный звонок в дверь отвлек меня. Недоумевая, кого еще могло притащить, если все, кто мне нужен, уже здесь, я поспешила в коридор. В принципе, это могла быть и Вася — подруга как раз недавно звонила и грозилась нагрянуть в гости. вот только момент подруга выбрала явно неудачный.

Открывая дверь, я уже хотела было высказать ей всё, что думаю про такие вот, неожиданные визиты, как неожиданно дверь с силой толкнули, и холодный металл ударил меня по лицу. От неожиданности я охнула и, сделав шаг назад, споткнулась о свою же обувь, полетев на пол.

В гости ко мне явно пришла не Василиса. 

Глава двадцать восьмая

Услышав шум в коридоре, Дан поначалу лишь усмехнулся. Он привык, что Алиса могла быть временами весьма неуклюжей, и решил, что она, как и всегда, споткнулась о собственную ногу. Мужчина даже успел ощутить легкий укол вины — вспомнил, что не убрал обувь в шкаф, и Флорес вполне могла запнуться об его ботинки. Выключив воду и вытерев руки полотенцем, Воронцов уже готов был выйти и в своей излюбленной манере подшутить над девушкой.

Однако, звуки борьбы, которые он услышал, мигом стерли с его лица все намеки на улыбку. А уж несдержанный женский вскрик, в котором Дан мгновенно узнал голос своей любимой женщины, и вовсе вывели его из равновесия. Не отдавая себе отчет в своих действиях и практически не думая, Воронцов рванул дверь ванной комнаты на себя, тут же оказываясь в коридоре.

Его взору предстала весьма странная картина — в квартиру Алисы ворвались двое мрачного вида парней, крепко сложенных, но явно отбитых на голову. По крайней мере, к такому умозаключению пришел Дан, не заметив в их глазах никакого намека на разум. А уж тот факт, что они посмели поднять руку на Алису, которая лежала на полу, лишил Воронцова последних сомнений. И, не тратя времени на размышления, доктор просто ринулся в атаку.

Крайне редко, но Дан всё же ловил себя на мысли, что они с Елисеем — одной крови. Защищать своих оба были готовы до последней капли крови. Вот только если старший брат в драку бросался, словно в омут — с головой, без раздумий и сожалений, то младший Воронцов стремился уладить конфликты при помощи слов. Однако, порой и в его голове что-то «щелкало», превращая спокойного и рассудительного мужчину в тупую машину, которая жаждет лишь одного — крови своей жертвы.

Тоже самое случилось с ним и в тот момент, когда он увидел беззащитную Алису на полу. Справедливо рассудив, что два маргинала пришли к ней явно не пить чай, Дан, размахнувшись, четким хуком справа уложил первого громилу. Тот, явно не ожидавший атаки — да и, скорее всего, того, что в квартире вообще есть кто-то, помимо хозяйки — рухнул на пол рядом с Флорес. Пнув его для верности пару раз по ребрам, Дан двинулся в сторону второго незваного гостя. Тот, однако, к нападению был уже готов, и эффект неожиданности на нем не сработал. Но Дана не зря учил драться сам Лис, да и мышцы он себе отрастил не простыми походами в качалку. Нескольких точных ударов, от которых костяшки неприятно засаднили — и второй маргинал оказался на полу, кровью заливая явно недешевый паркет.

Не учёл Дан двух вещей. Во-первых, он, хоть и был воспитан Елисеем, всё же оставался более слабой и человечной его версией. И, во-вторых — на лестничной клетке обнаружился еще один мужчина. Который, услышав звуки драки, поспешил на помощь свои подельникам. И напал на воинственного доктора подло, со спины.

От сильного и неожиданного удара в спину Воронцов покачнулся, но на ногах устоял. Однако, не успел он обернуться, как ему прилетело еще два удара — один пришелся на лицо, а резкий выпад в колено заставил мужчину с глухим рыком упасть на пол. А удар тяжелого ботинка в солнечное сплетение вышиб из доктора дух, и он мог только беспомощно открывать рот, безуспешно пытаясь глотнуть воздуха.

Громила между тем помог своим подельникам подняться на ноги — один из них вытирал кровь, которая щедро текла из его разбитого носа, заливая пол в прихожей, а второй держался за ребра. Всё же удар у мирного с виду доктора был поставлен хорошо.

— Тащите их в комнату, — отрывисто бросил самый невредимый из неожиданных гостей, доставая из заднего кармана телефон и набирая несколько цифр.

Пока слабо сопротивляющегося Дана и находящуюся без сознания Алису переносили в более просторное помещение, мужчина терпеливо ждал, когда ему ответят. После нескольких длинных гудков он услышал слегка раздраженное:

— Что?

— У нас проблемы, — так же коротко отозвался нежданный гость.

— И почему меня это не удивляет? — фыркнули в телефоне, — Что случилось?

— Девчонка оказалась не одна. Мы вырубили её, а дружка проучили. Что с ним делать? Убрать?

— Совсем с ума сошел? Тебе было ясно сказано — никакой мокрухи! Действуйте по плану. Ищите товар, а когда найдете — забирайте обоих.

— Но её приятель… — начал было мужчина, но его бесцеремонно перебили:

— Едет вместе с вами! Если Алисе потребуется стимул — он у нас будет. Всё. Работай.

Чертыхнувшись, мужчина убрал телефон и отправился на поиски своих подельников. Которые явно не теряли времени даром — квартира выглядела так, словно по ней пронесся цунами. Все вещи были вывернуты из ящиков, мебель сдвинута, а все диваны, подушки и матрас в спальне были вспороты, обивка же ровным слоем устилала пол.

— Ну? — грубым, зычным голосом осведомился мужчина, — Есть успехи?

— Нет, — покачал головой тот, чей нос перестал, наконец, кровоточить, зато распух так, что закрывал почти полностью глаза, — Порошок не здесь.

— Твою мать, — ругнулся самый не покалеченный, взъерошивая черные, как смоль волосы, — В магазине мы тоже ничего не нашли. Вот и куда эта сучка дела порошок?

— Дэн, может, ее того…ну, развязать ей язык? — предложил третий — тот, что всё еще держался за покалеченные ребра и тяжело, со свистом выпускал воздух из легких.

Но тому, кого назвали Дэном, идея явно не пришлась по вкусу. Покачав головой, он отозвался слегка задумчивым тоном:

— Нет, так мы ничего не добьемся. У нас был четкий план — найти и забрать. Так, — пришел мужчина к решению, — Грузите обоих в тачку, пока соседи шум не подняли. Они итак могли услышать лишнее. Нам светиться ни к чему. Так что забираем голубков, а потом уже будем разбираться.

К тому времени, как пять человек вышли из обычного многоэтажного дома, на улице уже стемнело. И никто не обратил внимания на странную компанию — трёх избитых мужчин, и еще одного, который нес на руках молодую девушку. Черный внедорожник, в который все пятеро загрузились и уехали, так же остался без внимания. 

*****

Просыпаться, когда во рту отчетливо ощущается вкус крови — не прикольно. Понимать при этом, что ты сидишь на стуле со связанными руками — вдвойне неприятно. А уж обнаружить, что у тебя еще и рот заклеен — вообще не фонтан.

В общем, можете себе представить, что я ощутила, когда открыла отчаянно слезящиеся глаза. Голова нещадно раскалывалась, и вообще создавалось ощущение, будто меня били ногами во все доступные участки тела. Но едва я осознала, что мои движения ограничены грубыми веревками — все чувства отступили на задний план, оставив вместо себя лишь страх.

Какого черта происходит?! Где я вообще нахожусь?! И почему, вашу, мать, я связана? Оглядевшись, я поняла, что нахожусь в каком-то заброшенном здании — об этом ясно говорили обшарпанные стены, частично лишенные стекол окна, а также провалы в тех местах, где, в теории, должны были присутствовать двери.

Сказать, что я ощутила себя героиней какого-то дурацкого боевика — это просто скромно промолчать, пошаркав ножкой. Вот только если фильмы такие я еще могла смотреть — желательно, вооружившись миской попкорна и колой, то становиться участницей мне как-то не улыбалось. Поэтому, решив, что с этим надо что-то делать, я начала судорожно дергать руками, пытаясь освободиться. Выходило это крайне плохо — веревки туго врезались в кожу, царапались, вынуждая меня морщиться от неприятных ощущений.

— Я бы на твоем месте этого не делала, — раздался громкий и неприятный голос.

Я замерла, не веря в то, что слышу, но с каждым произнесенным словом всё отчетливей осознавая, что это — не сон, а самая что ни на есть реальность. Очень странная, искаженная, но оттого не менее правдивая.

Всё же иногда я бываю удивительно сообразительной, и логические цепочки худо-бедно выстраиваю. Правда, я не думала, что мелькнувшая мысль может оказаться верной. Но, оказалось, что шестое чувство, или женское чутье, обмануть очень сложно.

Об этом ясно говорил прямой взгляд синих глаз, которые сияли на бледном лице той, кого я честно старалась не вспоминать. Светлые волосы девушки были забраны в высокий хвост, а от привычного гламурного облика не осталось и следа. Плотная фигура была обтянута в джинсу и кожу — всё угольно-черного цвета. Белела лишь улыбка, а точнее — хищный оскал, от которого мне стало слегка не по себе.

— Ну, привет, Флорес, — протянула — почти пропела — Аня.

Всё же я была права, когда решила, что проделки с подброшенными наркотиками — дело рук сестры моего погибшего жениха. Вот только зачем ей понадобилось это всё — я никак не могла понять. А её глумящийся взгляд и злобная улыбка ну вообще не помогали.

— Очень рада тебя видеть, — продолжала между тем вещать девушка, — Так скучала по тебе все эти месяцы. Вот только есть одна беда — ты решила присвоить себе то, что тебе не принадлежит. Отдай — и разойдемся мирно. Может, даже поболтаем, как в старые добрые времена.

Что, черт возьми, несет эта чокнутая?! Она хоть на секунду представляет, как странно всё это выглядит со стороны? Не хватало еще, чтобы подвалили странные типы в черном — вроде тех, что ворвались в мою квартиру — и начали прижигать мне грудь утюгом. Блин, я надеюсь, Анька до этого не додумается. Хотя, если она сейчас под кайфом — то всё может быть.

— Так что, поговорим? — поинтересовалась тем временем блондинка, — Я сниму с тебя этот несимпатичный скотч, если обещаешь не верещать. Иначе мне придется сделать тебе больно. Как ты на это смотришь?

Ответом ей был мой недовольный взгляд. В него я попыталась вложить всю свою ярость и презрение — а именно эти чувства я испытывала в тот момент. Ну и еще чисто физический дискомфорт — веревки продолжали натирать.

Аня, видимо, приняла мой взгляд за согласие. Наклонившись, она одним резким движением содрала скотч с моего лица. Кожу будто обожгло огнем, и я не смогла удержаться от тихого вскрика. А после, подняв на неё полный злости взгляд, я процедила:

— Какого черта ты несешь?

— Порошок, милая, — сладко улыбнулась девушка, — Пять пакетов отменной дури. Куда ты его дела?

— Так и знала, что это — подарок от тебя, — хмыкнула я, откидываясь на стуле, — Вот только зачем было мне его присылать? Хотела меня подставить?

— Что? — переспросила Аня, — Подставить? О, нет, Алиса, всё не так. Товар вообще не должен был оказаться у тебя. Это всё — одна чудовищная ошибка. Поэтому — почему бы тебе просто не вернуть то, что тебе не принадлежит?

Я смотрела на эту сумасшедшую, не веря ни единому её слову. Как вообще наркота может попасть к другому человеку по ошибке? Так же нелепо отмазывался и её брат, когда я находила у него дома заначки. «Это не мое, мне это подкинули, прекрати меня во всем обвинять!» — всё это было стандартными ответами Кирилла. Поначалу я верила, пока, наконец, не усвоила первое правило — наркоманы всегда врут.

— И в чем же заключалась эта самая ошибка? — елейным голосом поинтересовалась я.

От неожиданного глухого стука я вздрогнула. Мои нервы итак были напряжены до предела, а тут еще Аня вздумала буйствовать. Стукнув сжатым кулаком в стену, она полным злости голосом крикнула:

— Да в том, что я работаю с идиотами! Которые ничего нормально сделать не могут!

Так, а вот это уже что-то новенькое. Работа? Какая, нахрен, работа и как с этим связана я?

— Ань, что ты задумала? — как можно более спокойным тоном спросила я, надеясь уболтать девушку и как-то убедить отпустить меня.

Вздохнув, блондинка выудила откуда-то еще один стул и подтащила ко мне. Металлические ножки с неприятным лязгом волочились по полу, но я даже не поморщилась — понимала, что именно этого она и добивается, и не хотела давать Аньке ни малейшего повода для торжества.

Та же, развернув стул, села на него верхом, упершись локтями в спинку, и глядя на меня серьезным, немигающим взглядом.

— Скажи, что ты помнишь о моем брате? — неожиданно спросила она, склонив голову набок.

Я на секунду опешила, а после слегка неуверенно выдавила:

— Много чего. Хорошего, плохого — я помню ЕГО. Что конкретно ты хочешь услышать, и как это связано с ситуацией, в которой мы сейчас оказались?

Кривая ухмылка исказило лицо сестры того, кого я когда-то любила, а голос, когда она отвечала, был полон скрытой нежности:

— Связь самая что ни на есть прямая. Потому что всё, что я сейчас делаю, и все мои поступки — всё это напрямую связано с Киром.

Я нахмурилась:

— Не понимаю.

— Помнишь, как вы обсуждали фильм с накрокортелем? И конкретно свой комментарий относительно провозки наркотиков через границу?

Я кивнула. Тот вечер в принципе было сложно забыть — он был одним из последних мирных в нашей совместной жизни. Тогда я еще не знала, насколько серьезно погряз в этом мире Кирилл, и просто наслаждалась его обществом и нашей любовью. Мне тогда показался глупым метод, которым торговцы переправляли свой товар — через почту. Я тогда хмыкнула и сказала, что это нереально, поскольку нашу почту всегда тщательно досматривают и все посылки вскрываются. И предложила другой вариант.

— Я тогда сказала, что перевозить наркоту лучше с помощью цветочных магазинов, — неохотно призналась я, — Их на таможне досматривают не так тщательно.

Этим маленьким секретом со мной поделился Эдик, который на тот момент заканчивал учебу, и был просто в восторге от всех тех возможностей, которые перед ним открывались. Друг с горящими глазами вываливал переело мной и его любимой всё новые и новые факты, и я каким-то образом умудрилась что-то запомнить.

Видимо, в очередной раз во вред себе.

Аня кивнула и удовлетворенно улыбнулась:

— Правильно. Кир запомнил твои слова. И передал их мне.

— Но зачем? — только и смогла я выдавить из себя.

— У братика была идеяфикс — он хотел открыть свой бизнес. У него были планы, амбиции, деньги на первое время. Не хватило лишь самого времени — спасибо тебе за это, — плюнула ядом на заживающую рану девушка, — Когда Кира не стала — его идея не умерла. Я продолжила его дело, обзавелась нужными связями — и механизм заработал. И всё было прекрасно, пока одна маленькая ошибка не привела меня к тебе, Флорес. Так что просто скажи мне — куда ты спрятала мой товар?

Вот оно что. То есть, это не было актом мести или чем-то вроде этого. Аня — или кто-то из ее подопечных — просто что-то перепутали. Как, однако, всё сложилось. Ведь я всегда заказывала цветы у одного и того же поставщика, но в этот раз он тоже слегка не рассчитал свои силы, и его закрома опустели. Мне пришлось воспользоваться услугами другого человека. Который, по всей видимости, разводил не только цветочки. Я не должна была стать посредником или как-то пострадать — мне «посылка» досталась по ошибке.

Подводя итог всему этому, у меня в голове забился лишь один вопрос — как сказать ей, что её товар уже давно смыт в канализацию? А самое главное — останусь ли я после этого в сохранности?

Так и не найдя ответ на свой вопрос, я решила, что показывать свой страх или неуверенность — неверная тактика. Нужно брать её наглостью. Поэтому, усмехнувшись, я чуть наклонилась вперед — насколько позволяли веревки — и процедила сквозь зубы:

— Отправляйся в ад.

Резкий взмах руки — и пощечина обожгла мою щеку. Совсем как тогда, в клубе. Моя голова непроизвольно мотнулась назад, и я снова поймала себя на мысли, что Анька бьет сильно, крепко, по-мужски.

— Неправильный ответ, — прошипела блондинка мне в лицо, — Попробуй еще раз. Но, прежде чем ты снова сделаешь какую-нибудь глупость — позволь дать тебе небольшую мотивацию. Мальчики!

И только когда она сделала шаг назад, я поняла, какой будет эта мотивация. Мне захотелось самой себе врезать, потому что только в ту минуту я вспомнила, что была в квартире не одна. Дан! Что с ним?!

Оказалось, что всё не так страшно — на первый взгляд. Двое мрачного вида мужчин привели Воронцова, руки которого также оказались связаны, но только спереди. Я с облегчением отметила, что он идет сам и даже почти не хромает. Значит, досталось ему не так сильно. А в том, что его тоже били, у меня сомнений не было — в уголке его рта запеклась кровь, бровь была рассечена, а под глазом наливался внушительных размеров синяк. Вот только глаза горели недобрым огнем. Я за долю секунды поняла, что доктор просто в ярости. И она лишь усилилась, стоило ему увидеть меня, привязанную к стулу.

— Дан, — выдохнула я едва слышно и перевела взгляд на Аню, — Отпусти его. Он вообще не имеет отношения ко всему этому.

Блондинка хохотнула:

— О нет, Флорес! Как показала ситуация — очень даже имеет. Этот парень — моя гарантия того, что ты будешь хорошей девочкой и не натворишь глупостей.

Сделав шаг, Аня приблизилась к Воронцову и почти ласково провела рукой по его груди. Тот дернулся, до один из державших его мужчин резко ударил его в живот, отчего Дан согнулся, а я едва сдержала вскрик. Перед глазами всё поплыло, но я стремилась сохранить сознание максимально ясным, понимая, что истерикой я делу не помогу.

Аня засмеялась и обратилась к Дану:

— А ведь я тебя предупреждала — не водись с Флорес. Она и тебя в могилу сведет.

— Ты сумасшедшая, — равнодушно бросил доктор, — И получишь по заслугам. Я прослежу за этим.

— Вот как, — протянула блондинка, — Я это запомню. А вообще — всего этого недопонимания и никому не нужного насилия можно избежать. Алиса — просто скажи, куда ты дела порошок?

Но я лишь упрямо покачала головой, не произнеся ни слова. Дело было не в упрямстве, просто в тот момент я четко осознала, что если эти люди узнают, куда я дела их драгоценную наркоту — мы с Даном не выживем. Дурой я не была, и понимала, что смыла в унитаз всего-навсего денежное состояние, которое не смогу заработать, даже если продам себя на органы. А потому, единственным выходом было молчать. И думать, как выкрутиться.

Аня вздохнула:

— А я так надеялась, что мы договоримся. Ладно, время у меня пока еще есть. Ты, — кивнула она одному из тех, кто держал моего мужчину, — Уведи его, и не спускай глаз с этой тушки. Дэн, — обратилась она к другому типу, — Останешься с Флорес. Я отъеду по делам. А когда вернусь — мы снова поговорим. И если ты будешь такой же молчаливой — твоему хорошенькому мальчику не поздоровится.

Это было сказано уже мне. Недобро улыбнувшись, Аня махнула мне рукой и вышла. Следом за ней комнату покинули Дан и держащий его мужик. Воронцов при этом пытался сопротивляться, но со связанными руками делать это было сложно. Всё, что он смог сделать — это обернуться и послать мне один из своих коронных взглядов, в котором я прочитала обещание вытащить меня. Нас обоих.

Вот только как?! 

Глава двадцать девятая

Едва Дан скрылся из виду, как я снова начала судорожно дергать руками, пытаясь освободиться. Но все усилия были тщетны, и я лишь вредила себе, царапая нежную кожу рук. Запястья и без того неприятно саднили, но после пары минут борьбы со стулом они начали практически гореть огнем. Я шипела, ругалась сквозь зубы, но не оставляла попыток.

Мужик же, которого Аня оставила следить за мной, смотрел на меня с легкой насмешкой, явно понимая, что я чувствую. Хотя, какой он мужик — так, молодой парень, не старше Дана. И как только умудрился вляпаться во всё это — непонятно. С виду простой приятный человек, в котором ничего не выдавало бандита. Ну да, взгляд немного тяжеловат, но ведь и Воронцов не кажется душкой, однако добрее и нежнее человека я еще не встречала.

Черт, Дан. Воспоминания о мужчине, который пострадал из-за меня, накрыли с головой, вынуждая меня с новыми силами бороться. Я должна освободиться, и спасти его. Не знаю, как, но я просто обязана сделать это. Ведь всё это было моей виной.

Никогда на самом деле не думала, что свяжусь с криминалом. И, хоть официально мои руки оставались чистыми, слова этой чокнутой не шли у меня из головы. Она реализовала мои мысли и идеи, которыми я по неосторожности поделилась с Кириллом. Поделилась, даже не задумываясь, поскольку считала это пустыми разговорами. Кто же знал, что Кир возьмет и запомнит это, да еще и с сестрой поделится. Выходит, что невольно я стала мозгом преступной организации, которая торгует наркотиками — тем, что я ненавижу и презираю всей душой. Класс. Всегда об этом мечтала.

— Прекрати, — устав, видимо, наблюдать за моими потугами, сказал парень — кажется, Анька называла его Дэн, — Ты так только себе вредишь.

— Тебе то какое дело? — огрызнулась я, не прекращая трепыхаться.

Дэн пожал плечами:

— Да в принципе никакого. Но Ане не понравится, если ты пострадаешь.

Я не удержалась от смешка:

— Ошибаешься! Эта сучка ненавидит меня! И ничто не доставит ей бОльшего удовольствия, чем мои мучения.

— Я в курсе, — кивнул парень, — В том то и суть — она хочет проделать всё это с тобой лично. Поэтому, пока она не вернулась — прекрати это всё. Побереги силы. А еще лучше — скажи ей, где товар.

— А больше ей ничего не сказать? — фыркнула я, — Заодно, может, код от сейфа, где деньги лежат?

— Поступай, как знаешь, — пожал Дэн плечами, — Но она будет выбивать из тебя информацию, если потребуется. От этого зависит её жизнь тоже.

— В смысле? — нахмурилась я, даже на секунду прекращая свои жалкие попытки освободиться.

— А ты правда думаешь, что Аня стоит во главе всего этого? — парень позволил себе дерзко усмехнуться, — Нет, она — лишь верхушка айсберга. И может серьезно пострадать, если не вернет «дурь».

Упс. Кажется, я попала гораздо серьезней, чем могла подумать. Если с этой малохольной у меня еще был шанс договориться — маленький, но был — то с её боссами мне тягаться точно не стоит. Проиграю. И прихлопнут меня, как муху. Кажется, можно начинать жалеть о том, что я смыла порошок в унитаз.

А этот Дэн, однако, не такой уж и мерзавец. Да, держит меня тут против воли, и освобождать явно не собирается. Но по нему видно, что парень не совсем отбитый и в голове что-то есть. Стоит себе спокойно, и разговаривает со мной более менее мирно. Если бы не окружающая нас обстановка — можно было бы решить, что мы просто ведем светские беседы.

Вот только всё это было одним сплошным обманом. А еще в голову пришла мысль, которая заставила меня усмехнуться. Кажется, по моей вине в итоге погибнет не один человек. Из-за меня на тот свет к Киру может отправиться и его сестра-близнец. И Дан. Черт возьми, Дан! Он тут вообще не при чем! Просто пришел ко мне на ужин! И почему я несу всем лишь боль и горе?!

От мрачных мыслей меня отвлек тихий шорох. Подняв голову, я уловила какой-то неясное движение позади Дэна. На секунду я испугалась, что Аня вернулась и сейчас начнутся пытки, но в следующий миг я успокоилось, и одновременно с этим мое сердце пустилось в скачки галопом.

Из-за обшарпанного угла выглядывал порядком, потрепанный, но живой Воронцов. Его глаза встретились с моими, и мужчина поднес указательный палец ко рту, призывая меня к молчанию.

Я смогла ответить ему лишь взглядом, чувствуя, как всю мою душу затапливает огромная волна облечения. Целый. Живой. Мой.

Но как он, черт возьми, освободился?! 

*****

Когда Дана грубо втолкнули в непонятного вида каморку, слегка подтолкнув в спину ногой, тот, не выдержав, упал на грязный и пыльный пол. Глухо выругавшись, тот занял сидячее положение, привалившись спиной к стене и бросая на своего тюремщика полный ничем не прикрытой ярости взгляд. Того, впрочем, это не испугало, ведь для того, чтобы испытывать страх, нужно было иметь хоть какие-то зачатки разума. Воронцов же справедливо рассудил, что эволюция этого субъекта обошла стороной.

— Сиди тихо, — пробасил мужчина, осторожно трогая припухшую ссадину на лице — помнил, как доктор приложил его, застав врасплох, — Целее будешь.

Дан лишь стрельнул в него полным бессильной злобы взглядом, но промолчал. Он вообще старался меньше времени тратить на бесполезные вещи — и в данной ситуации разговор относился именно таким. Вместо этого он решил сосредоточить свое внимание на двух проблемах — как освободиться и вырубить этого бугая с наименьшими потерями? И, желательно, без лишнего шума.

Сердце доктора бешено стучало, с головой выдавая его тревогу. Да, он старался храбриться и не показывать свои истинные эмоции. Вот только внутри всё сжималось от леденящего душу ужаса. И боялся мужчина отнюдь не за себя. Нет, перед глазами стояла лишь Алиса — её хрупкая, беззащитная фигурка, съежившаяся на стуле, связанные руки и полный страха взгляд.

Дан слышал всё, что Анна выговаривала его девушке, до последнего слова. И, зная, какой впечатлительной натурой была его любимая, он не сомневался, что в ту минуту, пока он беспомощно лежит на полу, где-то там Флорес сходит с ума, воспитывая в себе новую порцию ненависти, которую направит, опять же, на саму себя. Таким человеком она была — во всем винила лишь одного человека. Того, кого каждое утро видела в зеркале.

Поэтому, Воронцовым двигало лишь одно желание — спасти свою девушку от очередной порции саморазрушения. А это значило — ему нужно найти способ освободиться.

Окинув беглым взглядом грязное полутемное помещение, Дан задумался. В его голове словно что-то щелкнуло, отключая все эмоции и запуская своеобразный сканер, который словно подчищал его взгляд, слой за слоем, убирая всю шелуху и ненужное. Стул — неплохо, но чтобы его взять, нужно иметь свободные руки, кусок металлической трубы — уже лучше, но до него, опять же, нужно еще добраться. Воронцов понимал, что стоит ему хотя бы дернуться в ту сторону — и ему прилетит ногой, обутой в грязный ботинок. Значит, остается лишь одно — включать смекалку и хитрость.

Закашлявшись, Дан сполз по стене на пол, вполне реалистично изображая припадок. Помогли не только актерские навыки, но и богатая профессиональная практика — в его кабинете чего только не происходило за годы работы. Поэтому, покопавшись в памяти, Воронцов примерил на себя роль эпилептика, многочисленные побои которого спровоцировали приступ.

Громила сперва недоверчиво косился в сторону Дана, словно надеясь, что тот просто прикидывается. Доктор, однако, прекращать свое действо явно не планировал. Более того — он начал хрипеть, лицо его покраснело, и со стороны могло показаться, что мужчина задыхается, проглотив собственный язык.

Охранник Воронцова занервничал.

— Эй, ну-ка прекращай, — неуверенно выдавил он из себя, непроизвольно повышая голос.

Он помнил наказ Анны — мужик должен оставаться невредимым. Иначе девчонка на контакт может и не пойти. И если этот докторишка помрет в то время, как его стерег именно он — Аня по головке его явно не погладит. А Дан, словно чувствуя неуверенность своего тюремщика, добавил к своему спектаклю еще и конвульсии, начав беспорядочно дергаться на полу, безостановочно хрипя.

— Ну твою мать, — рыкнул охранник сквозь зубы, — Что там с тобой? — пробормотал он недовольно, наклоняясь над дергающимся Воронцовым.

А тот, словно только и дожидаясь, не стал медлить. Размахнувшись, он ударил ногой своего противника в солнечное сплетение. Громила некрасиво всхлипнул и осел на пол, безуспешно пытаясь глотнуть кислород. Перед его глазами вспыхнули белые пятна, а легкие сжались от нехватки воздуха. Дан мог бы ему даже посочувствовать — Лис нередко прописывал ему «в дыхалку», закаляя тем самым тело и дух — но ему было сейчас не до сантиментов. Вскочив на ноги, доктор пнул противника по лицу, одним мощным ударом вырубая его. И только после того, как мужик, потеряв сознание, бесформенной кучей распластался на полу, Дан выдохнул.

Но отдыхать ему было некогда — его ждала Алиса. Обыскав поверженного противника, Воронцов нашел складной нож и, неловко орудуя пальцами, смог, наконец, освободить руки. Потирая чуть занемевшие запястья, доктор поднялся на ноги и, прихватив на всякий случай нож, отправился на поиски. Он запомнил, какими коридорами его вели, так что составление маршрута не вызвало у него особых затруднений. И уже через пару минут он стоял возле дверного проема, осторожно заглядывая внутрь — и тут же встречаясь глазами с горящим взглядом Алисы.

Его душу тут же затопила волна облегчения — девушка выглядела невредимой. В этом он итак не сомневался — понимал, что той чокнутой блондинке Флорес нужна живой, но визуальное подтверждение всё равно напомнило глоток свежего воздуха. Но внешне он никак это не показал — ни один мускул не дрогнул на его лице. Он лишь поднес палец к губам, мысленно умаляя свою девушку молчать. И та, будто услышав его, послушалась. Она даже изобразила подобие кивка — рефлекторно дернула головой — и перевела взгляд на своего охранника. И, судя по её сосредоточенному лицу, она явно пыталась найти какой-то выход. 

***** 

Повернувшись к Дэну, я, игнорируя радость, которая пробудилась во мне, стоило увидеть Воронцова, начала судорожно размышлять, как бы отвлечь его. Теоретически я допускала мысль, что Дан может вырубить его и без моей помощи, но док выглядел малость потрепанным, и я понимала, что подстраховать Дана будет не лишним. Вот только как?

Взгляд мой зацепился за руку Дениса, и точнее — за край его татуировки, который выглядывал из-за рукава закатанной кожаной куртки. Мой страж вообще, как я поняла, очень любил нательную живопись— то тут, то там, проглядывали кусочки картинок. Но меня зацепила только одна — цветок, который выделялся на фоне остального «рукава» своими мягкими и плавными линиями.

— Кто она? — мягко спросила я, удивляя, кажется, не только Дэна, но и Воронцова — краем глаза я заметила, как вытянулось от удивления его лицо.

— Ты о чем? — немного грубоватым тоном спросил парень.

— Та девушка, которую ты любил и, судя по всему, потерял — кто она? — всё тем же мягким и спокойным тоном повторила я вопрос.

Видимо, общение с Воронцовым всё же приносило свои плоды, поскольку этот тон и мягкость я переняла у него за время наших многочисленных сеансов. И, судя по всему, это приносило свои плоды — несмотря на то, что лицо Дэна всё еще напоминало суровую маску, его взгляд смягчился, и в глубине глаз я увидела слабый отблеск боли. Видимо, я всё же попала в цель.

— Её звали Даша, — негромко отозвался парень, непроизвольно касаясь кончиками пальцев края тату.

— Красивое имя, — улыбнулась я, — Она знала, чем ты занимался?

Дэн покачал головой:

— Нет.

— И ты думаешь, ей бы понравилось всё это? — окинула я взглядом обшарпанную комнату, — Что ты вот так бездарно прожигаешь свою жизнь, мучая беззащитных девушек?

— Что-то я не заметил, чтобы ты сильно страдала, — улыбка Дэна напоминала оскал — хищный и неприятный.

Но я не испугалась — не в тех я была условиях, чтобы позволять своим эмоциям брать верх. Вместо этого я, моргнув и словно задумавшись, пожала плечами:

— Пока, может, и нет. Но ты сам сказал — просто так я отсюда не выйду. А ведь у меня тоже есть семья и любимый человек. А если бы твою Дашу точно также держал взаперти кто-то — как бы ты поступил?

Тень неуверенности легла на лицо парня. Да, я знала, в какие места бить — спасибо Дану за это. Научил на свою голову. Хотя, может, именно благодаря мне мы сможем выбраться, и при этом обойдемся малой кровью. Главное — ни в коем случае не показывать этому человеку, как мне на самом деле страшно.

— Я бы сделал всё, чтобы спасти её, — чуть помолчав, отозвался Денис.

— Вот видишь, — удовлетворенно кивнула я, — Так, быть может, мы договоримся, и ты отпустишь меня? Я не знала Дашу, но мне кажется, что ей бы это не понравилось.

Больше того — я и этого парня совсем не знала. Но почему-то я каким-то шестым чувством осознавала, что мне удастся наладить с ним контакт. В отличие от тех двух других, он не казался мне конченным человеком. Скорее наоборот — мне упорно лезла в голову мысль, что он оказался здесь случайно, и его вся эта ситуация самого не радует. Плюсом был и тот факт, что Дэн меня не бил — в мою квартиру ворвались его друзья, но его самого я не помню.

Может, именно поэтому мне так сильно хотелось достучаться до него, не прибегая к насилию. Я итак его слишком много видела в последнее время, и плодить его мне не хотелось.

— Она любила рисовать, — негромко признался вдруг Дэн, и я вздрогнула, услышав непривычно тихий и мягкий голос, — Даша, — пояснил он в ответ на мой непонимающий взгляд, — Она была очень классной художницей. Все мои татуировки — это её эскизы. Кроме этой, — снова провел он рукой по изящно изогнутому черному цветку, — Мне так сильно не хватает её, что иной раз хочется волком выть. Но это не меняет ровным счетом ничего.

Я слушала эту неожиданную исповедь и боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть момент. А Дэн, словно забыв о моем существовании, продолжал говорить надтреснутым голосом, уставившись в одну точку, и словно напряженно размышляя о чем-то.

— Ладно, — тряхнул он головой, словно вырываясь из омута воспоминаний, — Я отпущу тебя. И твоего парня, что так уютно пристроился за моей спиной. Да, — обернувшись, он встретился глазами с напряженным взглядом Дана, — Я сразу тебя заметил. Надеюсь, ты не убил моего товарища?

— Нет, — коротко выдохнул Воронцов.

Дэн кивнул:

— Хорошо. Мне не нужны лишние разговоры и разборки. Вот как мы поступим — ты вырубишь меня. Чтобы всё выглядело более натурально. А после освободишь свою подругу — и вы сбежите. Ясно?

— Зачем ты это делаешь? — вместо ответа спросил Воронцов, всё еще не доверяя моему охраннику.

И я прекрасно его понимала — альтруизм в среде наркоторговцев был крайне редким явлением. Тем более в том случае, когда у них из-под носа увели довольно внушительное количество товара.

Но Дэн лишь пожал плечами и кивнул в мою сторону:

— Твоя подруга напомнила мне кое-что очень важное. Я продал себя — свое тело, совесть и, скорее всего, душу. Но кое-что у меня еще осталось. Очень крохотная частичка, но она оказалась сильнее. Поэтому — уходите, пока я не передумал.

— Спасибо, — успела я обронить, прежде чем Дан одним мощным ударом вырубил парня, неожиданно подарившего нам свободу.

Денис рухнул на грязный пол, как подкошенный. А Дан, не тратя больше времени, подскочил ко мне, чтобы, наконец, развязать мои порядком онемевшие руки.

— Как ты поняла? — спросил он негромко.

— Что именно? Уточняйте, доктор, я вообще-то по природе своей догадлива.

Я почти почувствовала, как Дан закатывает глаза. Видеть я этого не могла, поскольку именно в этот момент доктор стоял за моей спиной, высвобождая мои руки из плена веревок.

— Про девушку, — соизволил он пояснить свою мысль.

Я, потирая покрасневшие запястья, кивнула на лежащего без сознания парня.

— Его татуировки. Одна из них — ирис, оплетенный черной лентой.

Дан нахмурился:

— И? Что в этом такого?

Понимая, что это сейчас крайне неуместно, но всё равно не в силах скрыть легкое превосходство в голосе, я пояснила:

— Ирисы — траурные цветы. Они символизируют возрождение и показывают, что умерший человек по-прежнему остается в сердце. Не думаю, что человек, всё тело которого напоминает гжель или расписную матрешку, набил бы такую тату просто так. Мама, папа и семья также отпадают — такие маргиналы, чаще всего, не особо жалуют родных. Любимая девушка — другое дело. Ее можно и увековечить на своем теле.

Дан посмотрел на меня так внимательно своими серыми, поистине волчьими глазами, что мне стало даже как-то не по себе, а после, чуть улыбнувшись, сказал слегка задумчиво:

— Знаешь, а ты неплохой психолог.

Я только покачала головой, пытаясь не покраснеть от комплимента:

— Нет, я просто хороший флорист.

Рывком притянув меня к себе, Дан позволил себе короткое, но очень крепкое объятие, после чего коротко, но очень настойчиво поцеловал мои искусанные от волнения губы. Одним прикосновением он просто стер все мои страхи и волнения, и снова смогла поверить в то, что всё позади. Почти.

Прервав поцелуй, Воронцов кивнул и, чуть улыбнувшись, негромко сказал:

— Ладно, флорист. Побежали.

— Подожди, — я схватила его за руку, удерживая на месте.

Дан нахмурился, взглядом спрашивая, почему я задерживаю наш побег. Но я, наклонившись над находящимся без сознания Дэном, обыскала его. Нашарив в одном из карманов мобильный телефон, я сжала его в руке, вздыхая с облегчением.

— Без поддержки далеко мы не убежим, — пояснила я свои действия Дану, параллельно вбивая выученный наизусть номер и слушая долгие гудки.

— Алло? — наконец, услышала я знакомый с детства голос.

Никогда в жизни я не была так рада его слышать. Будь моя воля — расцеловала бы экран. Но, сдержав свой порыв, я проблеяла лишь:

— Эдик, у меня проблемы… 

Глава тридцатая

Ни разу в своей жизни я не слышала, чтобы Эдик ТАК на меня орал. Серьезно — в какой-то момент я начала всерьез опасаться, что он сорвет себе связки. Он плевался и кричал, а его лицо покраснело так, что со стороны могло показаться, будто его хватил удар. Но обо всём по порядку.

Выслушав мою торопливую и сбивчивую речь, Гейден коротко, но весьма весомо выругался и, каким-то совершенно неведомым мне способом вычислив наши координаты, велел затаиться, и не высовывать носа, пока он не велит.

Велел нам Эдик в рекордные сроки — и получаса не прошло, как нечто, сильно напоминающее оперативный отряд, решило взять штурмом здание, в котором мы находились. К несчастью для Ани, именно в этот момент она решила объявиться — наверное, чтобы начать пытать меня. Именно по этой причине сочувствовала я ей не совсем искренне.

В общем, девка попалась, и вместе с ней еще несколько человек оказались в лапах моего лучшего друга. Единственным, за кого я переживала — помимо Дана, разумеется — был Денис. Всё же парень помог нам двоим, и, хоть он занимался незаконной деятельностью, а еще, по словам Воронцова, вырубил его, я не могла на него всерьез сердиться. Поэтому, отведя непривычно хмурого и серьезного Эдика в сторону, я шепотом попросила его попытаться как-то смягчить ситуацию хотя бы для Дэна.

Эдик мой порыв благородства явно не оценил. Смерив меня недовольным взглядом, лучший друг процедил:

— Разберемся. И вообще — нам с тобой предстоит серьезный разговор.

Ох, лучше бы он забыл о нем! Потому что, скрутив всех, кто имел хоть какое-то отношение к группировке, Гейден обратил внимание и на свидетелей. На нас с Даном, то есть. Сперва нас отвезли в какой-то штаб, где долго и нудно допрашивали. Признаюсь честно — не так я себе представляла поход на работу к Эдику. В моих фантазиях всё было чуть более ярким, добрым и беззаботным. Реальность оказалась сурова и напоминала сцену из какого-то боевика — свет в лицо, говорите только правду, и прочее.

Гейден представился мне в совершенно другом амплуа, поскольку ни разу до этого я не видела его при исполнении. У нас всегда было негласное разделение — на работе Эд надевает на себя маску сурового ФСБ-шника, вне её он снова становится стариной Эдиком. И, вот знаете — после того допроса я прямо радуюсь такому решению. Потому что — пусть та сторона его личности в штабе и сидит. Неприятный тип.

Особенно остро я это ощутила, когда призналась, что смыла наркотики — по сути, одно из главных вещественных доказательств — в унитаз. Кажется, только железная выдержка и профессионализм помогли ему выстоять, и не завыть, схватившись за голову. Но по желвакам, которые заходили на его щеках, я поняла — мне конец. То же самое мне сказал — правда, безмолвно — Дан. Он просто взял меня за руку и чуть сжал ладонь, но я сразу поняла — если я выживу этой ночью, то это будет тем еще чудом.

Я понимала, почему Эдик так бесится — оказалось, что группировка, которой я перебежала дорогу, была именно той организацией, на которую вот уже больше месяца вел охоту Эдик и его команда. Именно из-за них мой друг ходил мрачный, а временами еще и подавленный. И даже наш пикник и поход в клуб не могли его отвлечь — наркоторговцы словно засели ему под кожу. Гейден накрывал один притон за другим, но никак не мог выйти на распространителей — они казались неуловимыми. Также он просто не мог понять, как наркота поступает в город, и это бесило его еще больше — ведь, не перекрыв этот канал торговли, он, по сути, не мог остановить продажи. Поймать шестерок — это одно, но главной задачей ФСБ было отрубить все головы этой Гидры, и прижечь всё каленым железом.

И вот, чисто случайно, я перебежала им дорогу. Всего лишь самой крупной группировке. Класс. Я ведь говорила, что просто притягиваю неудачи? Чтобы потом никто не утверждал, что был не в курсе.

В общем, благодаря похищению и моему звонку, у Эдика появилась вполне реальная возможность покончить с наркокартелем. У него была Аня, и хоть она не являлась ключевым звеном, но всё же обладала некоторой важной информацией. В отличии от своих «шестерок». И лишь это приподнимало Гейдену настроение.

Наконец, решив, что с нас уже хватит пыток в виде допросов, Эдик отвез нас ко мне домой. Там нас ждал просто потрясающий беспорядок — я, не сдержавшись, громко застонала, оценив погром. Да я целое состояние потрачу только на то, чтобы заменить всю мебель! Эти скоты порезали всю обивку! А мой матрас! Помимо всех прочих вопросов, в голове созрел еще один — где мне спать?!

Но голос Эдика отвлек меня от этих размышлений.

— А теперь, раз уж мы остались одни, — начал он тоном, не предвещающим ничего хорошего.

И понеслось. Гейден вспомнил всё, чему его учила жена — а она была весьма красноречива, когда эмоции накрывали. Про себя я отметила, что нужно будет ей потом позвонить и сообщить, что её муж — весьма способный ученик, который впитал ругательства, словно губка.

Из всего его ора я разобрала, пожалуй, два момента. Эдик в красках рассказал мне, какая я неблагодарная подруга, и что он чуть не поседел, пока собирал команду спасения. И второе — чтобы я больше никогда-никогда не смела избавляться от вещественных доказательств.

— Почему ты сразу мне не позвонила, как нашла наркоту?! — вопрошал Эдик, сверкая глазами.

— Не знаю, — выдала я самый честный ответ, — Я испугалась. Запаниковала. И сделала первое, что пришло в голову.

— Запаниковала! — передразнил меня лучший друг, — Запомни раз и на всегда, а лучше запиши — в следующий раз сразу же звони мне! Тут же! Это же так просто — берешь и набираешь мой номер!

— Эм…я вроде как не планирую снова попадать в подобную ситуацию, — осторожно заметила я.

— Ты и в этот раз не планировала! — парировал Эдик всё тем же возмущенным тоном, — А в итоге вон что вышло! Сама чуть не убилась, Дана в это впутала. Я сейчас домой приеду — мне что жене говорить?!

— Так, — вмешался в разговор Дан, который всё это время хранил молчание, — Всё, хватит. Эд, ты перегибаешь. Не видишь, что Алисе итак не по себе?

Я и правда чувствовала себя неважно, и дело тут было вовсе не в чувстве вины. Просто, по всей видимости, адреналин отступил, и на первый план вылезли все те эмоции, которые до этого времени оставались где-то на задворках. И я отчётливо поняла, что могла в тот вечер если не погибнуть, то серьезно пострадать. И не я одна.

— Всё нормально, — отозвалась я негромко, — Простите. Я правда не хотела, чтобы так вышло.

Громко выдохнув, Эдик сгреб меня в охапку. От неожиданности я стукнулась носом в его плечо, но Гейден этого, кажется, даже не заметил. Он, продолжая вжимать меня в свою грудную клетку, прогудел где-то над моим ухом:

— Ты не виновата. Просто я очень сильно за тебя испугался. Если бы вы, не дай Бог… не хочу даже думать об этом…

— И не надо, — мой голос звучал глухо, заглушаемый Эдиком, — Я же в порядке. Мы все целы. И ты скоро закроешь это дело.

Наконец, освободив меня из плена своих рук, друг кивнул, снова возвращая своему лицу серьезное выражение:

— Да, осталось немного. И поэтому — мне стоит вернуться на работу.

— Так поздно? — приподнял бровь Дан, незаметно вставая рядом со мной, безмолвно даря свою поддержку и тепло.

— Нужно ковать, пока горячо, — отозвался Эдик, — Ты должен это понимать, как никто другой.

Дан кивнул с лёгкой улыбкой:

— Тогда удачи.

Гейден бросил на меня внимательный взгляд и спросил:

— Ты точно в порядке?

Мягко улыбнувшись, я ответила:

— Точно. Можешь за меня не волноваться.

Удовлетворившись моим ответом, Эдик вышел из моей порядком потрепанной квартиры, и мы с Даном остались вдвоем. Я чуть растерянно оглядела то, во что превратилось мое жилище. Подумать только — прошло всего несколько часов с момента, как я пришла с работы, а ощущение такое, словно целая жизнь позади. И мы словно другими стали. Я по крайней мере — точно. Во мне поселилась твердая уверенность, что я никогда не забуду тот вечер. Но, в отличие от других неприятных моментов моей жизни, этот не будет тянуть меня вниз — нет, он будет толкать вперед. Туда, где будет этот человек. Который, несмотря на опасность, не бросил меня, а пришел на выручку. Он выбрал меня. Впервые кто-то, по сути, посторонний, поставил на первое место не себя и свои интересы, а меня, и мою жизнь.

Улыбнувшись своим мыслям, я подняла глаза на Дана. Тот стоял рядом и смотрел на меня с каким-то совершенно нечитаемым выражением лица. Он был словно сердит, но в его глазах я всё равно улавливала отголоски нежности. Хмыкнув, я неуверенно протянула:

— Знаешь, не таким я представляла себе наш ужин.

Легкая усмешка коснулась губ Воронцова, когда он ответил:

— Да уж, я тоже. Но вечер получился…насыщенным.

— Не то слово, — хмыкнула я, — Я смогу компенсировать хотя бы часть твоих потраченных нервов чаем?

— Ты можешь попытаться, — отозвался мужчина, даря мне мягкую, но очень открытую и искреннюю улыбку.

Пока я шуршала на кухне, заваривая ароматный травяной напиток, Дан попытался привести в божеский вид мою гостиную. Он смел всю выпотрошенную обивку в мешок и, как смог, расставил по местам мебель. Так что устроились мы на моем порядком прохудившемся, но всё еще живом диване.

Сделав один глоток, я поставила чашку на журнальный столик и, повернувшись к Дану, негромко произнесла:

— Прости.

Воронцов нахмурился:

— За что ты извиняешься?

— За всё это, — обвела я красноречивым взглядом гостиную, — За мое прошлое, которое никак не оставит меня в покое. За то, что подвергла тебя опасности. За то, что причинила тебе столько неудобств. И, что-то мне подсказывает, что это еще не конец.

— Не надо, — Дан попытался меня прервать, но я не позволила ему это сделать.

— Ты мог погибнуть! — воскликнула я, повышая голос, — Мог серьезно пострадать! Из-за меня! Из-за моей ошибки. И я не имею в виду наркотики! Всё это — то, что сейчас происходит — это последствия моих прошлых ошибок! Всех тех глупостей, которые я совершила! И они будут преследовать меня! откуда мне знать — вдруг через пять минут в дверь снова позвонят, и там объявится большой Босс, который закончит то, что Аня начала? Или еще какой-нибудь из моих чокнутых бывших решит свести со мной какие-то свои счеты! Я притягиваю разное дерьмо, и я боюсь. За тебя.

Выговорившись, я затихла, чувствуя себя по-настоящему ужасно. Мне казалось, что я съежилась, становясь меньше, и непроизвольно я вжалась в диван, будто пыталась врасти в него. И при этом я не сводила внимательного взгляда с Дана. Который слушал с абсолютно непроницаемым выражением лица.

— Выговорилась? — спросил он спокойно.

Я кивнула, и Воронцов, повторив мой жест, продолжил:

— Теперь моя очередь. И вот что я тебе скажу — я никуда не уйду. Мне плевать, что там за багаж бывших у тебя за спиной, и какие у них к тебе претензии. Если придется с ними разбираться — окей, мы это сделаем. Вместе. Боишься, что придут большие мафиози? Пускай приходят. Я не позволю тебе проходить через это одной.

Поставив свою чашку рядом с моей, Дан придвинулся ко мне и, обхватив ладонями мое лицо, тихо, но четко произнес:

— Ты — моя. Во всех смыслах. И как бы ты не пыталась от меня избавиться — у тебя ничего не выйдет. Поэтому, давай ты уже перестанешь пытаться, и мы начнем, наконец, просто жить, и наслаждаться каждой минутой.

Я слабо улыбнулась, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Он говорил всё то, что я мечтала услышать долгие годы, когда грезила о большой и чистой любви. И я понимала, что эти слова произносятся не потому, что я хочу их услышать, а потому что они — искренни. Я чувствовала это — сердцем, душой, которая так отчаянно тянулась к нему. Словно она раньше меня поняла, что вот он — тот человек, который станет мне опорой, крепостью, моей тихой гаванью.

Он излечил мое тело, мою душу, и даже сердце мое собрал по кусочкам, склеив так, что даже трещинок не видно. Лишь в его руках я впервые за долгое время смогла ощутить себя цельным человеком, личностью. Готова ли я от этого отказаться? Вот уж точно нет!

Поэтому, сморгнув слезы, я, не удержавшись от смешка, сказала:

— Хорошо.

Дан чуть отодвинулся и, словно не веря, переспросил:

— Хорошо?

Я кивнула:

— Мы можем попробовать. Но всё должно быть правильно, — добавила я, — Ты ведь сам говорил — я этого заслуживаю.

Хмыкнув, Дан откинулся на спинку дивана и, почесав подбородок, уточнил:

— Правильно? То есть мне всё же придется развестись с женой?

Вот это поворот. Приподняв бровь, я поинтересовалась, даже не пытаясь скрыть свое удивление, смешанное с негодованием:

— Ты до сих пор этого не сделал?!

Нет, вы это видели? Я понимала, что сама в какой-то степени виновата — нужно было как-то обозначить этот момент с самого начала, а не кидаться в омут страсти. Но мне было в какой-то степени неудобно спрашивать у Дана, на какой стадии его развод. Не хотелось казаться навязчивой и указывать взрослому мужчине.

Который в ответ на мой вопрос лишь развел руками, изображая из себя святую невинность:

— Ну, во-первых, мне было некогда. Я занимался тем, что вправлял тебе мозги. Потом еще спасал тебя от наркоторговцев, доказывал нашему лучшему другу в его супер секретном штабе, что ты смыла вещественные доказательства не по глупости, а из-за испуга…мне продолжать?

Хмыкнув, я покачала головой:

— Не стоит. Лучше скажи, что во-вторых.

Воронцов покачал головой, усмехнувшись:

— Какая любопытная. А во-вторых — рядом с тобой я совершенно не думаю о других женщинах, тем более — без пяти минут бывших жёнах.

Это он уже практически шепнул мне в губы, придвинувшись максимально близко. И, разумеется, я не смогла удержаться от того, чтобы не попробовать его уста на вкус. Дан, кажется, только и ждал от меня этого безмолвного знака капитуляции, мгновенно включаясь в наш безмолвный разговор. Обхватив одной рукой мою шею, а второй стиснув мою талию, мужчина углубил поцелуй, терзая мои губы. Он словно знал, что нужно делать и на какие точки ему стоит нажать, чтобы у меня просто вылетело всё из головы.

Но и я тоже училась противостоять его чарам. В какой то момент, чуть отстранившись и глядя в его глаза с расширившимися зрачками, я негромко сказала:

— Хм…ладно, прогиб засчитан.

Застонав, Воронцов уткнулся своим лбом в мой и спросил:

— Боже, кого я из тебя сделал?

На это у меня был лишь один ответ. Который я поспешила озвучить:

— Женщину. Которая доверяет. Знаешь, если бы я могла составить букет из своих эмоций, то это было что-то очень странное, — добавила я негромко, поглаживая кончиками пальцев шею мужчины и слушая, как постепенно сбивается его дыхание, — Я бы взяла несколько анемонов, которые говорят «мне очень хорошо с тобой», парочку веточек лаванды — они бы сказали, что никто не заменит мне тебя, украсила бы всё гипсофилом — в букетах обычно он не несет смысла, но вообще он значит неуверенность и несмелость, и добавила бы пару желтых крокусов, желая знать, правдивы ли твои чувства. А в центре композиции оказался бы огромный пион, который символизировал бы всю глубину чувств. Да уж, такой ужас я бы точно никому продать не смогла, — хмыкнула я в итоге, отодвигаясь и поднимая глаза на Дана.

Всё, что я сказала, казалось мне глупостью, и я была уверена, что доктор засмеется и попросит меня уделять меньше внимания работе, поскольку ему сложно понять меня. Но Воронцов, вопреки моим ожиданиям, смеяться не спешил. Взгляд его был, как и всегда серьезен, но кроме этого, в нем еще плескалось любопытство.

Сглотнув, Дан негромко спросил:

— А какой цветок дарят, когда хотят сказать «Я искренен, как никогда. Не бойся ничего»?

— Гладиолус, — также тихо ответила я, чувствуя, как сердце начинает колотиться где-то в горле и отчасти боясь поверить в то, что всё происходящее — правда.

Нет, я почти привыкла к мысли, что Дан — мой парень. Мой мужчина. Но, если быть совсем откровенной, до конца поверить в то, что это вот всё — навсегда, я не могла. Что-то мешало мне наслаждаться новыми, нежными и искренними отношениями. Какие-то отголоски старых страхов. И никакие свидания, объятия, поцелуи, секс — ничто не могло смыть это гадкое чувство страха. Что всё это — не навсегда. Что наши отношения рано или поздно закончатся, и я снова останусь с разбитым сердцем.

И все мои ранние заверения о том, что я верю ему — они были искренними. Я знала, что могу доверять Дану, потому что он сам верил в то, что говорит. Но он не Бог, и не может видеть будущего. А значит — никаких гарантий быть не может. Однако, в какой-то степени я была даже рада тому, что следующим, кто разобьет мне сердце, будет именно Воронцов. Он столько всего подарил мне — в эмоциональном плане — что отдать ему свою душу и свои чувства казалось меньшей из всех возможных оплат.

Но, глядя ему в глаза в тот вечер, слушая негромкий, вкрадчивый голос, я поняла одну простую истину — он всё же может видеть будущее. И, судя по всему, наше для него — не такая уж и тайна.

Покусывая губу — я знала, что так Дан делает лишь в приступе сильного волнения — мужчина чуть подумал, после чего также тихо сказал:

— Знаешь, мне, наверное, никогда в жизни не было так страшно. Видеть тебя там, связанную, совсем беспомощную — это та картина, которая будет еще долго преследовать меня в кошмарах. Но, был в этом и плюс. Да, был, — видя, что я хочу возразить, покачал головой доктор, — Такие моменты — они иногда нужны. Людям, которым сложно выражать свои чувства. Мне, например. Я выражаю всё несколько иначе, и иногда мне бывает трудно контактировать с этим миром. Но ты…ты стала для меня удивлением. Открытием. С того момента, как я тебя увидел — мою жизнь словно разделила незримая черта. С одной стороны оказались все мои убеждения, доводы, аргументы, логика, всё то, что я воспитывал в себе долгие годы. А с другой была ты, вся такая разная, неоднозначная, запутавшаяся в себе, но с неиссякаемой жаждой жизни. А с тобой — целый мир, который я так боялся исследовать. Потому что он состоял из эмоций — того, что я просто не мог понять. И передо мной встал выбор — переступить эту черту, или же остаться в своем уютном мире.

— И что ты выбрал?

Я была уверена, что лишь подумала это, но мягкая улыбка Дана показала, что я всё же произнесла это вслух. Как и его ответ:

— Думаю, это очевидно. Я много раз пытался сказать тебе о своих чувствах. Но мне известен лишь язык логики, разума. И я делал это весьма коряво — гипнотизировал тебя, возил в те места, которые были тебе неприятны. Мне казалось, что если я смогу вылечить тебя — это станет лучшим объяснениям моих чувств и намерений. Но сегодня, когда ты так бесстрашно забалтывала того парня, который чтит память своей девушки, забивая тело татуировками, я смотрел на тебя и думал лишь о двух вещах. О том, как сильно я боюсь потерять тебя. И о том, что я должен сказать тебе то, что живет во мне уже давно.

Взяв мою заледеневшую от волнения ладонь, Дан мягко коснулся губами моего запястья, после чего негромко сказал, не сводя с меня пристального взгляда:

— Я люблю тебя, Алиса Флорес.

Я почувствовала, как по моему лицу текут слёзы, но даже не пыталась их вытереть. Мне было вообще не до них — в моей душе медленно распускался огромный цветок из всепоглощающей нежности к этому человеку. Которого кто-то считал грубым (забудем о том, что когда-то таким человеком была я), а некоторые личности утверждали, что он никогда не сможет никого полюбить.

А он смог. И не кого-то, а меня — бывшую алкоголичку, с ворохом комплексов и вереницей проблем. Но, знаете — он прав. Мы всё преодолеем. Вместе. Потому что…

— Я тоже тебя люблю… 

Эпилог.

Прошло два месяца

Это лето просто обязано войти в историю, как самое жаркое в моей жизни. Ну, и как самое счастливое, по всей видимости. Потому что, наконец, я начала действительно пробовать жизни на вкус. Без всяких примесей и добавок, в виде алкоголя и депрессии. Просто чистый, ничем не прикрытый, абсолютно натуральный кайф.

Именно об этом я думала, гуляя по парку жарким июльским днем, подставляя лицо ласковому солнышку и буквально чувствуя, как благодаря его лучам на моей коже высыпают новые конопушки. В моей медицинской карте значилось короткое и лаконичное «здорова», и это не могло не радовать. Как и мужчина, который в данный момент шагал со мной рука об руку.

Дан, судя по всему тоже был доволен сложившейся ситуацией. Накануне мы весьма ярко и красочно отметили его развод, и я, наконец, получила этого мужчину целиком и полностью, без всяких оговорок и ограничений. Не то, чтобы до этого дня нас что-то сдерживало, но, признаюсь честно — мало что грело мою душу также сильно, как небольшой штамп в его паспорте.

Дарья отпускала супруга неохотно, я бы даже сказала — со скандалом. Но Воронцов был непреклонен, и, в конце концов, его супруге пришлось подчиниться. Ситуацию скрасило то, что Дан оставил девушке вполне себе приличные отступные, так что у разбитого корыта она точно сидеть не будет.

И вот, спустя сутки, проводив на самолет довольного, как мартовский кот, Елисея, мы, наконец, остались вдвоем. И, глядя на безмятежно улыбающегося Дана, я просто не могла поверить своему счастью. А тот, поймав мой взгляд, приподнял одну бровь в своей неизменно-ленивой манере:

— Что-то не так?

Я, покачав головой, мягко улыбнулась:

— Нет, всё чудесно.

И это было правдой. Красивый парк, теплое солнце, зеленые лужайки, деревья, в тени которых редкие прохожие спасаются от жары, и роскошный мужчина рядом. Разве это не всё, о чем я когда-либо мечтала?

— Волнуешься за свою стажерку? — лукаво усмехнувшись, спросил Воронцов, чуть крепче сжимая мои пальцы в своей руке.

Как и всегда, этот вопрос заставил меня нахмуриться. А всё потому, что я, поддавшись его уговорам, всё же наняла не одного, а сразу двух продавцов в свой магазин. Дану, конечно, помогала тяжелая артиллерия в лице Васи и Эдика. Да что уж там — даже Лис включился в эту игру «уговори Алису не работать». В итоге, я всё же сдалась.

Первое время я волновалась и продолжала регулярно торчать в лавке, проверяя, насколько хорошо справляются мои помощники. Но время шло, девочки не торопились косячить, и мне пришлось, скрепя сердце, отпустить их в свободное плавание. Нет, я всё еще выходила на работу — два раза в неделю стабильно, но в основном мне всё же приходилось заниматься бумажной работой, поставками и оформлением самых важных и крупных заказов.

В общем, я полностью примерила на себя роль управленца. С заказом цветов, к слов, после той ситуации, я была предельно осторожна, и несколько раз проверяла все коробки, прежде чем поставить свою подпись на бланке.

О, и если вам любопытно — Эдик сумел поймать верхушку наркокартеля. Он сумел убедить Аню помочь ему, и получил даже повышение. А еще — отпуск. И Васькина мечта сбылась — супруги Гейден укатили на моря, отдыхать. Мы с Даном, правда, уже ждали их возвращения — ведь Лис уехал, и его новому заместителю уже пора было приступить к своим обязанностям.

Вынырнув из своих мыслей, я покачала головой:

— Нет. Она справится. Я просто поймала себя на мысли, что очень счастлива. Вот и всё.

Мягко улыбнувшись, Дан поцеловал меня в щеку, после чего, подмигнув, быстрым шагом направился в сторону лужайки. Я с недоумением наблюдала за тем, как он наклоняется, поднимает что-то с земли, и также быстро возвращается обратно.

— Ну, а этот цветок тоже что-то значит?

С этими словами Воронцов протянул мне…одуванчик. Понятия не имею, как он вообще оказался в этом парке, ведь все они отцвели уже в начале июня. Но это был именно он — небольшой, но пушистый и пронзительно желтый.

Осторожно взяв его в руку, и улыбнулась и кивнула:

— Конечно. Забавно, что ты спросил, — добавила я чуть задумчиво.

— Почему?

— Одуванчики редко дарят, — пояснила я, продолжая разглядывать цветок с долей нежности, — Но вообще это намек на то, что человек счастлив. И что он верен.

Лукаво улыбнувшись, Дан притянул меня к себе за талию и, потершись своим носом о мой, тихо шепнул:

— Ну, выходит, я не зря его сорвал.

Когда-то я слышала рассуждения одного очень мудрого человека. Он сказал о том, что мы влюбляемся только в трёх людей в нашей жизни, и у каждого есть конкретная причина. Первая любовь — она носит скорее идеалистический характер. Она похожа на сказки, которые мы читаем в детстве. Мы верим, что это та любовь, которая должна быть. Это любовь, которая кажется правильной. Первую любовь труднее всего отпустить.

В моей жизни таким человеком был Сергей. Тот самый, который нанес столь сильный урон моей самооценке. Да, пора бы уже, наконец, признать, что я любила его. И то, как долго я приходила в себя, наглядно демонстрировало, насколько сильно человек залез мне под кожу. Я хотела быть с ним всегда. Тянулась к нему, потому что он дарил мне те эмоции, в которых я так нуждалась. Но я была молода и глупа, и смогла отпустить его. С трудом, но всё же.

Потому что в мою жизнь пришла вторая любовь. Та, которая, если верить словам того мудрого человека преподносит нам урок о том, кто мы на самом деле и чего мы хотим в отношениях, и какую любовь мы действительно желаем. Эта любовь ранит и приносит боль. Мы хотели, чтобы она оказалась правильной.

Для меня таким человеком был Кирилл. Я отчаянно желала, чтобы у нас всё получилось, хотела исправить его, или же просто закрывала глаза на его ошибки. И, даже расставшись, я не прекращала верить, что нас все равно сведет вместе жизнь. А потеряв его, я чуть не убила и себя саму.

И долгое время верила в то, что он был единственным, что казалось мне правильным, и я думала, что никогда больше не обрету счастье.

Но всё меняется, когда приходит она — та самая, третья любовь. Она неожиданна, и приходит так неторопливо, что кажется невозможной. Это тот тип любви, где связь необъяснима и она ошеломляет, потому что мы не были готовы к ней. Это любовь, в которой мы сходимся с кем-то, и просто подходим друг другу. Любовь, которая продолжает стучать в нашу дверь, независимо от того, сколько времени нам требуется, чтобы ответить на неё. Это любовь, которая просто чувствуется правильной. Та, которая на самом деле продлится. Та, которая показывает нам, почему раньше никогда не выходило.

Дан Воронцов был тем, кто ворвался в мою жизнь так стремительно, что я испугалась и даже возненавидела его. Мне казалось, что мы такие разные и никогда не сможем быть вместе. Я отвергала саму мысль о нас, как о паре. Но постепенно он забрался мне под кожу, изменил меня, сделал меня счастливой. Несмотря на все наши различия, он стал тем, кому я безоговорочно могу доверить всю себя — тело и душу.

И стоя рядом с ним, слушая, как в его груди бьется сильное, бесстрашное сердце, я начинала понимать, почему раньше у меня ничего не получалась. Жизнь готовила меня, готовила нас обоих к этой встрече. И, преодолев всё, мы стали сильнее. И теперь были готовы пройти эту жизнь рука об руку.

Потому что это правильно…

Примечания

1

«Алиса в стране чудес»

(обратно)

Оглавление

Переступая черту

  Глава первая.

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая.

  Глава шестнадцатая.

  Глава семнадцатая.

  Глава восемнадцатая.

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Глава двадцать четвертая

  Глава двадцать пятая

  Глава двадцать шестая

  Глава двадцать седьмая

  Глава двадцать восьмая

  Глава двадцать девятая

  Глава тридцатая

  Эпилог.

*** Примечания ***