Похожи (СИ) [LunarOcean] (fb2) читать онлайн

========== *** ==========

Августовский вечер среды для Драко Малфоя мог пройти гораздо приятнее, если бы он не сидел уже битый час в кабинете главы аврората магической Британии. На протяжении последних двух недель он и тот самый мальчик-который-выжил засиживались до поздней ночи в Министерстве магии и пытались решить вопросы с проявлением тёмной магии британскими волшебниками за рубежом. В этот день к ним присоединились Теодор Нотт, получивший достаточное количество знаний о тёмной магии от своего отца, и Блейз Забини, у которого мать встречается с замом министра магии в Италии.

— Поттер, ты, кажется, говорил, — прервал затянувшуюся между мужчинами тишину Забини, — что к нам сегодня должны были присоединиться Уизли с вашей подружкой.

Главный Герой войны, который пять лет назад убил Волан-де-Морта, сжал свою переносицу указательным и большим пальцами, зажмурившись. Сегодня к их странному собранию действительно должны были присоединиться Рон и Гермиона, которые куда-то исчезли сразу после окончания рабочего дня. Гарри даже отправил им сову, но так и не получил ответа, что заставляло его волноваться ещё и об этом. Безусловно, друзья сообщили бы ему, если бы с ними что-то произошло, но и не в привычках его лучшей подруги было так бесследно пропадать не предупредив.

— Да, должны были, — глухо отозвался тот и посмотрел на часы, — почти одиннадцать, а от друзей по-прежнему ничего.

Малфой обвёл взглядом их компанию и в его голове забилась мысль о том, как странно они бы смотрелись, если бы Золотое трио было в сборе. Слизерин и гриффиндор, давние школьные враги, представители двух разных сторон во Второй магической войне, герои войны и дети ПС-ов, Драко же и сам является оправданным Пожирателем смерти. А теперь вот сидят вместе в одном кабинете и думают, как устранить проблему магического мира Британии.

К тому времени, как стрелка часов перевалила за одиннадцать, они решают разойтись и продолжить мозговую активность завтра, потому что сегодня ничего нового они уже не придумают. И именно в тот момент, когда Нотт и Забини договаривались о встрече в выходные, Поттер писал новое письмо для друзей, а Малфой собирал свои бумаги, в кабинет ворвалась или, может быть, ввалилась она — Героиня войны, обладатель Ордена Мерлина первой степени, золотая подружка Избранного, заместитель главы отдела регулирования магических популяций и контроля над ними, умнейшая ведьма столетия, всезнайка Гермиона Грейнджер.

Драко Малфой может поклясться, что никогда не видел её такой. Тело обтягивает короткое платье кремового цвета, волосы растрёпаны, но всё-таки находятся не в том переполохе, что был ещё в школе, глаза блестят, а сама ведьма странно хихикает. В правой руке он замечает почти пустую бутылку вина и маленькую женскую сумочку. Он давно отметил, что Гермиона привлекательна, но в данный момент она как-будто светилась изнутри и этим делалась ещё более привлекательной.

— Гарри. Джеймс. Поттер, — и она снова захихикала, как будто только что сказала величайшую глупость, а не обратилась к собственному другу.

— Гермиона! — Поттер же не видел ничего смешного, он выглядел обеспокоенным, — Где ты была? Почему не ответила на письмо? Что…

Он так и не смог закончить свой вопрос, так как был прерван громким «тш» в его сторону. Драко вся эта ситуация казалась до одури забавной, и он уже готов был и сам захихикать или сразу громко и в голос засмеяться. Поттер был не на шутку взволнован, а его лучшая подруга — мисс идеальность — с трудом могла сфокусировать на нём взгляд, чтобы призвать к молчанию. В следующую минуту девушка сделала глубокий вдох, будто собиралась произнести большую и пламенную речь, а на деле произнесла короткую фразу:

— Мне нужна помощь.

— Во что ты ввязалась? — тут же отреагировал глава авроров. Слизеринцы же уже откровенно посмеивались.

— Судя по её состоянию, — сказал Нотт, — в бутылку чего-то горячительного.

И слизеринцев одолел смех. Гермионе вдруг тоже стало смешно. Она наконец прошла в кабинет, закрыв за собой дверь и пройдя к столу, приземлилась на мягкий стул.

— Ни во что, — совершенно спокойно ответила она, Грейнджер сделала глоток вина прямо из бутылки, обвела всех присутствующих в кабинете взглядом и с заговорщической улыбкой выдала тихое «пока».

Все взгляды были прикованы к ней: бывшие слизеринцы смотрели с явной смешинкой в глазах, гриффиндорец с беспокойством, а Драко Малфой с интересом. Он видел её такой впервые: выпившей, абсолютно счастливой, привлекательной в своей беспечности и сексуальной — да, однозначно, сексуальной. У неё не было длинных ног, тонкой талии и большой груди, но туфли на каблуке делали её ноги длиннее, обтягивающее платье подчёркивало аккуратные формы и выраженную талию, она была сексуальна в своем озорном взгляде, который так и жаждал приключений. Её сексуальность шла изнутри, от её естественности. И он никак не понимал почему не замечал этого раньше. Мужчина давно отметил, что она изменилась со школы, что стала привлекательнее, не такой угловатой, более женственной. Но не понимал почему же не мог заметить этого раньше, да и собственно зачем ему это вообще. Между ними всё равно ничего не могло бы быть. И не потому что он принадлежит к древнему чистокровному роду, а она магглорожденная ведьма — нет, его давно это не волнует, — а потому что она с Уизли. Из всех миров она выбрала этого рыжего, нерасторопного, туповатого болвана. Что же есть в Вислом такого, чего нет в других? Чем он так её привлёк? Почему она не выбрала Поттера, Крама или кого-либо ещё, почему именно Уизел?

Малфой знал, что не получит ответов на эти вопросы, но ему очень бы хотелось. Размышления прервала сама Грейнджер.

— Я отправляюсь туда, — произнесла девушка, растягивая гласные, — где играет хорошая музыка, подают вкусные коктейли и обитают сексуальные мужчины, — она мечтательно улыбнулась, будто уже находилась в том месте, которое только что описала.

Слышать такое от заучки Грейнджер было как минимум неожиданно и, как максимум, очень странно. Судя по реакции, мальчик-который-победил слышал от подружки такое тоже впервые, но её саму ничего не смущало и не заботило, кроме бутылки вина в её руке, из которой она вновь отпила.

— Я хочу, чтобы ты забрал меня оттуда, несмотря ни на что, в случае, если я не смогу двигаться самостоятельно, — она наконец смогла сфокусировать взгляд весёлых глаз на друге.

Удивительно, что она вообще смогла добраться в таком состоянии до министерства, да ещё и произносит такие сложные предложения.

Тут она встала и направилась к двери. Судя по всему, цель визита была достигнута. Уже около двери Гермиона вновь обратила взгляд на присутствующих мужчин, взмахнув волосами при повороте.

— Ах да, совсем забыла, — она сделала вид, что задумалась, закусив губу, а может она и правда в тот момент задумалась. — Гарри, не вздумай вести меня домой.

Было сложно понять, о чём она думает, потому что её взгляд по-прежнему был весёлым, озорным и жаждущим приключений, но помимо этого в нём появилось что-то ещё, очень далёкое и совсем неуловимое. Малфой посмотрел на своих друзей, которые также, как и он сам, ничего не понимали, зато, кажется, понимал герой магического мира.

— Что произошло у вас с Роном?

Вопрос Поттера прозвучал странно и как-то совсем неуместно, потому что девушка ни разу, за своё короткое пребывание здесь, о своём парне не упомянула. Но так, наверное, думал только Драко. Его друзья как-то странно наклонились в сторону выхода, где и стояла собеседница Поттера, будто сейчас они собирались выслушать самую большую сплетню этого дня. А может так оно и было. Малфой перевёл взгляд с друзей на девушку. На какой-то короткий миг он заметил, как остекленел её взгляд, а свободной рукой она схватилась за запястье другой руки — она однозначно старалась закрыться и абстрагироваться. Но всё это длилось всего каких-то пару коротких секунд, потому что уже в следующее мгновение она выглядела ещё счастливее, чем когда вошла сюда. Она допила остатки своего напитка и так широко улыбнулась, что даже показалось, будто она ненастоящая, потому что люди не могут улыбаться настолько широко. Но она улыбалась широко и счастливо.

— У меня сегодня праздник, Гарри, — она оперлась на дверной косяк с какой-то ленцой и безразличием, прежде чем произнести продолжение своей фразы. — Мы расстались.

Малфой присвистнул и произнес что-то вроде: «Это и правда праздник, Грейнджер!», он сам не понял когда слова успели вырваться из его рта, потому что подумать об этом он точно не успел.

Гермиона перевела на него свой, немного косоватый от количества выпитого, взгляд и посмотрела так, словно видела его впервые. Он сразу узнал оценивающий взгляд, который нередко видел от девушек, но никогда не видел от неё. Она бегло и как-то совсем небрежно пробежалась по нему взглядом, как смотрела бы на диван в мебельном магазине, который совершенно внезапно ей захотелось приобрести. И Малфой мог поклясться, что если она посмотрит так ещё раз, то он готов будет стать таким диваном, что, однозначно, очень странно. Потому что такие истории не про них с Грейнджер, они никогда не станут героями одного романа — их романа, потому что это невозможно. Но что удивило его ещё больше, так это то, что в его брюках стало значительно теснее.

«Это не может быть никак связанно с Грейнджер. Точнее может, но не с ней самой, а с тем, как она сейчас выглядит, как себя ведёт. Это привлечёт любого нормального здорового мужчину. А я нормальный и здоровый, а еще у меня давно никого не было. Да. Именно так.»

Она улыбалась на поздравления Тео и Блейза и хмурилась, сводя брови к переносице и поджимая губы, на какую-то фразу Поттера, которую мужчина, кажется, даже не расслышал.

— Снова, Гарри, снова, а не опять, — она смотрела ему в глаза и казалось, что они общались мысленно. — Но на этот раз окончательно и бесповоротно.

— Хорошо, Гермиона, — отозвался, наконец, брюнет после недолгого молчания и совсем уставшим голосом добавил. — Я вытащу тебя из бара, если тебе понадобится моя помощь.

Тихое «спасибо» от неё сопровождалось лёгким кивком, а потом, отсалютовав сумочкой, она вновь собралась уйти, только её снова что-то остановило. Изучающий взгляд заскользил по Малфою во второй раз за вечер, но на этот раз более внимательный и пристальный.

— Малфой, — остановившись на его глазах, обратилась к нему. — Не хочешь присоединиться?

Он слегка вздрогнул, услышав её голос, обращенный к нему, и он совершенно точно не понимал, почему она позвала с собой именно его. Да и чёрт с ним, позвала. Почему она вообще с ним заговорила?

Они не ненавидели друг друга, потому что они — все, они — были теми, кто строил этот новый мир после войны. Их ненависть давно прошла и осталась где-то впитанной в стены Хогвартса, сейчас ей места абсолютно не было. Но они не общались. Порой им нужно было решить совместно вопросы Министерства, и чаще всего они связывались между собой через секретарей. Они не пытались вместе пообедать или поужинать или хотя бы раз выпить по чашке кофе перед еженедельным совещанием, как было с другими оправданными Пожирателями смерти или их детьми и семьями. Он знал о том, что однажды Забини пригласил её на ланч, чтобы обсудить какой-то вопрос о его бизнесе, хоть это даже и не её область полномочий. Он знал, что его собственная мать встречалась с ней за ужином, чтобы поблагодарить за его освобождение. А чета Гринграсс приглашала на ужин всё Золотое трио. Он всё это знал, но сам почему-то не стремился с ними сблизиться. За эти пять лет он сблизился — если это можно так назвать — только с Поттером и то, только в последний месяц.

А тут она приглашает его отпраздновать её расставание с Уизли.

И он, целиком и полностью отключив свой мозг, согласился.

Последнее, что он уловил, прежде чем покинуть кабинет вслед за Грейнджер, бросившей Поттеру: «Не беспокойся, Гарри, со мной Малфой», это как тот падает на собственные руки на столе, буркнув что-то вроде того, что от этого факта он забеспокоился только больше.

— Малфой, ты знаешь место, где есть хорошая музыка, вкусные коктейли, ну и желательно сексуальные мужчины? — поинтересовалась она, когда они оказались на улице в каком-то маггловском районе.

— Не знаю как сексуальные мужчины, — произнес он, скопировав её мечтательный тон, которым она произносила эту фразу в начале своего появления, — но музыку и коктейли гарантирую.

Он протянул ей руку, чтобы трансгрессировать вместе с ней в необходимое место.

— Да и вообще, зачем тебе сексуальные мужики, Грейнджер? — ухмыльнулся он. — Ты же со мной.

На эту его реплику она закатила глаза, а потом покосилась на его руку, обдумывая свои дальнейшие действия.

— Почему ты уверен, что мне там понравится?

— Потому что два года назад я развёлся и знаю, что такое праздновать свободу.

Решение было принято. А женская ладонь была вложена в мужскую.

***

Бар, в который он ее привёл, находился в маггловском районе почти на другом конце города от магической части Лондона. Внутри было немноголюдно, что в общем-то неудивительно, учитывая, что время близится к полуночи и рабочая неделя ещё в самом разгаре. Несколько людей танцевали в центре зала, забываясь в музыке, кто-то одиноко высиживал у барной стойки, а пара маленьких компаний разбрелась за столики, расположенные у стен за небольшими шторами. Весь зал был выполнен в кофейных и молочных оттенках, кроме диванчиков и барных стульев, на которых обивка была тёмно-зелёного цвета. На квадратных столиках стояли маленькие вазы с сухоцветами. А над диванчиками свисали гирлянды с холодной подсветкой, отливающей серебром. Танцующие в центре люди никак не должны были вписаться в подобную атмосферу, но они подходили туда идеально.

— Малфой, — она полностью прижалась к нему, чтобы дотянуться до его уха, — владелец, — она обвела рукой помещение, не отрывая от него взгляда, — слизеринец?

Сначала он не понял её вопроса, а потом обвёл бар взглядом и увидел его как в первый раз: тёмные цвета, разбавленные зелёным и серебристым — истинные цвета его родного факультета. Удивительно, что он не обратил внимания на это раньше, но зато совсем не удивительно, почему это стало его любимым, хоть и маггловским, местом. Улыбнувшись, он пожал плечами, покрепче перехватил её руку, которая почему-то до сих пор была в его руке, и повел её вглубь зала.

— Что будешь пить, Грейнджер? — усадив её за столик, он собирался пройтись до бара и взять им выпить.

— Ты обещал мне вкусные коктейли, так что доверяю выбор напитков тебе.

Через несколько минут перед Гермионой стоял коктейль светло-палевого цвета, источающий насыщенный сладкий аромат персиков и орехов. Драко внимательно наблюдал за тем, как девушка берет в руки бокал, подносит его к лицу и вдыхает запах коктейля, сделав глубокий вдох. Улыбается, а затем, слегка прислонив ёмкость с напитком к губам, делает глоток. Он следит за каждым её движением, за малейшими изменениями мимики. Гермиона расслабляется, откидывается на спинку дивана и, улыбаясь, выносит короткий вердикт: «Вкусно».

— Малфой, — растягивая гласные переводит свой взгляд на его глаза, — как много тебе нужно выпить, чтобы разоткровенничаться?

— А тебе?

— А мне уже достаточно, — она наблюдала, как левый уголок его губ дергается вверх, а глаза прищуриваются, изучая её, — предлагаю задать по три вопроса каждый, но отвечать честно.

— Идёт, — Драко отпил из своего стакана, — ты начинаешь.

— Почему ты развёлся? — вот так — прямо, сразу в лоб — никаких лёгких вопросов в начале, сразу прямо в душу, в самую глубь. Так может только она — Гермиона Грейнджер. Этот вопрос ему не задавали даже друзья или родители за столько лет его вновь холостяцкой жизни.

— В одном вопросе наши мнения очень разошлись, — мужчина смотрел куда-то в сторону, словно он видел там то, что не заметно больше никому. — В вопросе детей. Я был воспитан так, что наравне с другими устоями мне всегда твердили о важности наличия наследника. У меня должен был быть сын, обязательно. С возрастом и пережитыми событиями я и сам задумался о ребёнке, захотел ребёнка. Астория это знала и была не против…

Драко замолчал. Гермиона тоже молчала. Их тишину разбавляла лишь музыка бара, которая звучала, как издали. Она давала ему время, чтобы сосредоточиться, а Малфой понимал, что именно сейчас он признается в том, в чём не признавался никому. Он мог ей соврать точно так же, как врал родителям, друзьям, прессе — всем, но почему-то сейчас он захотел рассказать ей правду и сам не понимал почему.

— А потом случилось «но». Я узнал, что один из её предков наслал на род проклятье, которое по случайности передалось ей, хоть уже многие годы молчало. Беременность и роды могли привести Асторию к необратимым последствиям, и никто не знал, какими они будут. Проклятье могло начать действовать в любой момент: во время беременности или родов, сразу после рождения ребёнка или только через много лет. И, опять-таки, никто не знал когда точно. Я не хотел её терять, она хотела родить для меня. И к единому мнению мы так и не пришли. Она готова была пожертвовать собой ради этого, ещё даже не зачатого, ребёнка, а мне такие жертвы ради вбитой мне в голову необходимости были не нужны. И вот — мы развелись.

Они молчали какое-то время. Он за эти годы, наконец-то, почувствовал себя легче. Камень с груди упал. Можно дышать. Гермиона же обдумывала то, что услышала. С одной стороны Малфой поступил так же, как и всегда, эгоистично, с другой он думал не только о себе, но и об Астории. Он заботился, он беспокоился о жизни и здоровье своей жены. И вдруг такая простая истина сорвалась с её губ. Это было очевидно. Да, немного странно, потому что это всё тот же Драко Малфой — главный школьный враг их золотого трио, который не упускал момента, чтобы их задеть. Но при этом это было естественно для него, потому что та девушка была его семьей. А к семье он питал сильные чувства.

— Ты любил её.

Драко понимал, что это не второй вопрос, это обычное утверждение, каким обычно сообщают погоду. Однако этим оно и было хуже. Это снова то, в чём он не признавался вслух никому. А она брала и говорила это за него при нём. Будь они сейчас в школе, он обязательно бы ей нагрубил, потому что попала по больному, потому что задела за живое, прикоснулась к тому, чего он сам не касался.

— Любил, — врать и отмалчиваться бесполезно. Грейнджер уже знала правду, а еще у них уговор «не врать» и плевать, что касается это только ответов на вопросы. — А ты? Почему ты рассталась с Уизли? Вы, кажется, были идеальной парой.

— Кажется, — взгляд глаза в глаза, всего одно слово, а сколько смысла. Парочка из золотого трио совсем не идеальная. Где Рита Скитер? Тут сенсация. Только вот Малфой не удивлён, он всё ещё задаётся вопросом:

Что она в нём нашла?

— Мы с Роном не идеальная пара. Ни капельки. Мы разные, у нас разные ценности, разные жизненные ориентиры, разные желания. Мы не как чёрное и белое, мы — я иду налево, а ты идёшь направо. Я любила его, да и он меня тоже. Долго, сильно, а главное по-настоящему. Мы начали встречаться на войне, хоть и понравились друг другу не как друзья намного раньше. Полтора года отношений, пусть и отношениями это назвать сложно. Я в Хогвартсе, он здесь, в Министерстве. Это было послевоенное время, никто не старался жить, все просто пытались прийти в себя. И мы пришли — к расставанию.

Драко слушал внимательно, не перебивал, не вставлял колких замечаний, даже если хотелось.

Гермиона говорила, а сама была где-то не здесь. Она будто снова переживала все эти годы, каждое событие, которое обобщала в короткие фразы. Он ведь о них не спрашивал, его интересовала лишь причина итога.

Почему двое любящих друг друга людей вдруг оказались не вместе?

Удивительно, что этот вопрос можно задать им обоим, двум бывшим школьным врагам, сидящим сейчас за одним столиком. Более удивительно то, что ответы у них абсолютно разные, но идущие к одной истине.

Один идёт направо, другой — налево.

— Год мы провели как друзья. У него новые отношения, у меня тоже. После расставания с той девушкой он больше ни с кем не встречался, чего не скажешь обо мне. У меня было три молодых человека за тот год. Я всё что-то искала. Искала причины неудавшихся отношений с Роном, причины отсутствия удовольствия от работы. И не нашла. После моего очередного расставания Рон предложил попробовать снова, и я согласилась. Только вот лучше совсем не стало. Первые полгода были замечательные, у нас были истинно счастливые отношения. А потом всё пошло по наклонной. Стали часто ссориться, избегать друг друга, но всё равно оставались вместе. Это продлилось почти два года. Всё шло к краху. И тогда Рон сделал мне предложение. Думал, что так спасёт этот абсурд, который мы называли отношениями. Не получилось. Ещё больше ссор, перерастающих в скандалы. И вот сегодня я решила поставить точку. Почему? — Гермиона грустно усмехнулась, пожала плечами и вновь отпила из своего бокала.

— Мы устали. И он, и я. Устали сражаться, устали бороться. Мы делали это почти всю жизнь. Боролись за право быть собой, за право считаться достойными. Сражались против зла, сражались за жизнь. И вот нам пришлось вести эту борьбу ещё и за отношения. Нам обоим нужно спокойствие, нужен покой. Мы не смогли дать его друг другу. Наших чувств оказалось недостаточно.

И вот он ответ на вопрос от них обоих. Два любящих друг друга человека продолжают сражаться за путь к собственному счастью, когда нужно просто взяться за руки и пойти. Вместе. Но их чувств оказывается недостаточно, они растратили их на борьбу друг с другом, а надо было тратить на любовь.

Они молчали какое-то время. Каждый думал о своём. Вот они, такие разные, но испытывающие такое одинаковое чувство. Чувство большой потери, от которой почему-то на душе становится легче. Как будто сбросил тяжёлый груз с собственных плеч.

— Моя очередь задавать вопрос, — он боялся его слышать, если первым она вскрыла его душу, то что сделает вторым? — Вы любили друг друга, тогда почему ты праздновал свободу? Почему день расставания с любимой женщиной стал для тебя праздником?

Вопрос не был лёгким, как и ответ на него не был простым, но Драко выдохнул с облегчением. Наконец-то он сможет кому-то объяснить свои чувства, точно зная, что его поймут. Она его поймет. Гермиона Грейнджер сможет понять его. Потому что она сама знает ответ на этот вопрос. Она сама это чувствует.

— Глупо задавать вопрос, на который не хуже меня знаешь ответ, — и снова глаза в глаза. — В какой-то момент отношения перестают быть отношениями, всё превращается в дешёвый фарс. Появляются еженедельные скандалы, которые превращаются в ежедневные ссоры, а те — в ежеминутные обиды, и всё сводится к игнорированию друг друга. Уходишь раньше, чтобы вместе не завтракать, приходишь позже, чтобы вместе не ужинать. Ни о какой любви здесь и речи уже быть не может. Окрылённость превращается в оковы, любовь становится тяжёлой ношей, которую ты на спине тащишь в горы каждый день — без магии — на собственных плечах. А потом в один день ноша падает, оковы сбрасываешь и больше тебя ничего не держит. Вот она — свобода.

Она всего лишь кивает, говорить тут нечего. Всё и так понятно. Он же следит за ней. Сейчас его очередь спрашивать, и спросить нужно правильно, потому что вопроса у него осталось только два, точнее попытки узнать у неё что-то только две, а узнать хочется много, что очень странно. Драко Малфоя интересует Гермиона, мать её, Грейнджер.

— Грейнджер, почему именно Уизел? Почему не Поттер, например? Или не кто-то из тех троих? Почему именно он?

Вот он вопрос, который так его волнует. Что есть в нём, чего нет в других?

— Потому что мы похожи. Такие разные, но так похожи. Противоположности не притягиваются, это же абсурдно. Два абсолютно разных человека не смогут быть вместе, им нужно хоть что-то, что их объединит. По иронии нашим общим оказалась борьба. Она нас свела, она нас и развела. Борьба за право быть собой, борьба против одного и того же человека, борьба за место под солнцем, борьба за жизнь. Это со стороны, наверное, кажется, что легко быть волшебником в семье маглов или очередным ребёнком в многодетной семье. Это непросто. Каждый день из года в год доказывать, что ты не хуже, что ты отличаешься, но ты не самый худший из всех. Мы оба всегда стремились что-то доказать. Дома — что мы не хуже, в школе — что мы достойны. Быть друзьями Гарри Поттера это сложно, потому что вас почти никто не воспринимает как Рона и Гермиону, вас воспринимают как лучших друзей Гарри Поттера — Рона и Гермиону. Быть другом Гарри для нас стало как третье имя в глазах людей, как статус, как положение в обществе. Боролись против тебя в школе. Из нас троих твоим нападкам больше подвергались мы с Роном, чем Гарри, просто потому что не соответствовали твоим понятиям. Всё это открыло нас для друг друга с других сторон. Мы просто поняли друг друга, вот почему он, а не кто-то другой. Рон меня мог понять.

— Никогда бы не подумал обо всём этом с такого ракурса. Уизли, видимо, не такой уж и идиот.

— Вы вряд ли когда-либо найдёте общий язык, но, Малфой, Рон не плохой, он хороший. Он один из лучших людей в моей жизни, а таких совсем немного.

— Ну что, очередь заключительных вопросов? — ухмылка на его губах становится шире, а она лишь кивает. — Мне кажется, что мы спросим сейчас почти одно и то же, так что предлагаю спросить одновременно.

Она протягивает ему руку со своим коктейлем, он легким движением руки повторяет это, и они чокаются. Снова глаза в глаза, каждый отпивает из своего бокала, ставит тот на столик, и оба спрашивают.

— Почему ты позвала меня?

— Почему ты пошёл со мной?

Оба улыбаются. Вопросы совсем несложные и почти одинаковые.

— Потому что ты бы принимал решение не руководствуясь какими-то другими мотивами, кроме как пойти со мной праздновать — ты не мой друг, как Гарри, и ты один из немногих, кто не пытался заговорить со мной из-за статуса Героини войны, как Блейз и Тео. Мне нужна была компания, а не люди рядом.

— Потому что я никогда раньше не видел тебя такой. Ты была беззаботной, свободной и безумно сексуальной.

Гермиона снова улыбается, допивает свой коктейль и протягивает ему руку.

— Отлично, а теперь идём танцевать!

— Чего? — он был удивлён, не столько её предложению, сколько смене её настроения. Будто ей разом в голову ударил весь алкоголь, выпитый за вечер.

— Танцевать, Малфой. Танцевать.

Не дожидаясь его ответа, она схватила его за руку и вытащила на импровизированный танцпол. Она не ждала от него каких-либо действий, она действовала сама. Закинула руки на его шею и прижалась к нему максимально близко, отчего он рефлекторно положил руки ей на талию. Она вырисовывала бёдрами восьмерку, чем вызывала трение этих самых бёдер о его бёдра. Голова Гермионы была задёрнута к верху, чтобы не разрушать их зрительный контакт.

— Так, значит, ты говоришь, что я сексуальная?

Вместо ответа он прижался к ней бёдрами ещё ближе, что она просто не могла не почувствовать его эрекцию. Но вместо того, чтобы ожидаемо засмущаться и отодвинуться, она прижалась ещё теснее. На её губах заиграла плотоядная улыбка, а потом она, медленно облизав губы, закусила нижнюю, будто о чём-то задумалась. А может так оно и было, потому что следующий её вопрос выбил Малфоя из колеи.

— Если я попрошу, ты меня поцелуешь?

Он долго и пристально вглядывался в её лицо, пытаясь понять шутит она или нет. Было определённо точно понятно, что она не шутит. Она предлагает ему её поцеловать. Но хочет ли этого он?

— Пожалуйста, Драко.

И он срывается. Перекладывает одну свою руку ей на шею, второй прижимая к себе ещё ближе. Хотя куда уже ближе? Наклоняется. Опаляет её горячим дыханием. Закрывает глаза.

Целует.

Она отвечает. Сразу. Отвечает на его поцелуй в ту же секунду, как только он еле коснулся её губ. Её пальчики находят волосы на его затылке и начинают медленно их перебирать.

Они не торопятся. Они пробуют. Пробуют новые ощущения, пробуют друг друга.

Его язык медленно, тягуче проводит по нижней губе, которую она так недавно закусывала. А потом проскальзывает внутрь, встречается с её.

И всё.

Уже не глаза в глаза.

Уже тело к телу. Язык к языку.

Они сорвали не маски друг с друга, они обнажили души. Теперь их тела хотят единения. Такого же, что получили души. Ведь они похожи. Малфой и Грейнджер. Чистокровный волшебник и грязнокровка. Два разбитых сердца от того, что полюбили лучших, но не тех.

Им просто срывает головы.

Медленный, тягучий поцелуй в одну секунду становится диким и страстным. Никакой борьбы. Никакого сражения. Полная капитуляция. Две сильные, одинокие души сдались друг другу. Просто так. Потому что похожи.

Языки сплетаются, руки прижимают сильнее, первый стон слетает с её губ.

И теперь точно всё.

Вся привычная ненависть, вся необходимая неприязнь, такое необъяснимое сходство и такое малопонятное понимание слились в одно — неконтролируемое, дикое, животное

желание.

Ни один из них совершенно точно не помнит как они оказались в безлюдном переулке, откуда трансгрессировали в квартиру Малфоя. К самой его кровати.

Чувство самоконтроля еще где-то висит на подкорках сознания, но вряд ли это надолго. Все мысли заняты только ей. Её кожей, мягкой и бархатистой, её ртом, влажным и сладким, её дыханием, прерывистым и тёплым, её волосами, растрёпанными и мягкими. Ей всей.

От поцелуев Гермионы Драко терял голову. То медленные, то быстрые, то страстные, то немного ленивые, но все как один — сладкие, на вкус мёд с персиком, как тот коктейль, что она пила весь вечер в баре.

Хотелось коснуться её кожи, коснуться там, где ещё не касался. Это было необходимым. Ей тоже. Гермиона судорожно расстёгивала пуговицы на его рубашке, пока он целовал её шею. От линии челюсти до плеча, не оставляя ни миллиметра без внимания. Драко судорожно втягивает воздух через сжатые зубы, как только женские пальчики касаются его торса.

Проводит медленно сначала вверх, к груди, потом скользит по шее к затылку, притягивает ближе. Ощущение, будто она хочет впитать его в себя.

Руками приподнимает её платье, сжимает ягодицы. С губ срывается полувсхлип-полустон, непонятно с чьих — с его или с её. Поднимает руки выше, находит молнию, тянет за собачку вниз — медленно и интригующе. Гермиона помогает снять с себя платье. И вот, они ещё ближе.

Кожа к коже.

Она такая горячая, такая притягательная. Опускает её на прохладные простыни, от контраста температур тело покрывается мурашками. И снова взгляд, глаза в глаза. Уже не такой как в баре, никакого интереса, только ничем не прикрытое желание. Зрачки увеличены, тёмные глаза кажутся черными, веки полуоткрыты, ресницы трепещут, взгляд не сфокусирован, затуманенный и рассеянный. Щёки покрыты румянцем, губы влажные и приоткрытые.

И, Мерлин, какая же она сейчас красивая.

Снова целует, спускается к шее, потом к груди. Драко не понимает в какой момент оставил её без бюстгальтера, также не понимает в какой момент её руки оказались на его ширинке. Легко справляется с ремнем, с замком, ногами стягивает с него брюки.

Он в это время изучает грудь, целует, вбирает в себя один сосок, другой сжимает пальцами. Гермиона выгибается ему навстречу. Ей хочется больше, он это знает.

Чувствует.

Второй рукой проводит от колена — по бедру — до единственной оставшейся на ней вещи, кружевных трусиков. Она уже такая влажная. Находит центр её желания, надавливает. И вот он, её первый отчётливый стон, от которого узел внизу живота становится ещё туже. Пальцами проникает под её бельё, вводит один в неё. Она подаётся навстречу, вводит второй, Гермиона откликается на его действия еле слышными стонами.

— Драко, пожалуйста…

И снова это «Драко, пожалуйста», снова ему срывает голову. Достаёт пальцы, стягивает с себя трусы, подминает её под себя и входит. С их губ одновременно срываются стоны.

И самоконтроль потерян.

Пальцы крепко впиваются в её кожу, толчки резкие, глубокие. Его дыхание вторит её, или наоборот — её дыхание вторит его. Всё смешалось. Звуки, касания, дыхание, тела, души. Вот оно, то, что они оба искали. Нашли. Там, где бы никогда и не подумали. Друг в друге.

Они нашли свой покой. Нашли место, где не нужно сражаться, где не нужно доказывать. Место, где можно просто вместе, где можно создавать, любить. И пусть до последнего им далеко, но попробовать однозначно стоит. Ведь они похожи.

Он чувствует, как её ноги, которые в какой-то момент оказались на его талии, трясутся, чувствует, как она сжимает его внутри себя.

— Чуть-чуть, — он плохо понимает, что она говорит, но догадывается. Она близко, да и он, собственно говоря, тоже.

Делает еще несколько глубоких толчков и в его шею впиваются ноготки, оставляя за собой следы. Секунда и он расслабляется. В его голове всё еще эхом отражается её финальное «Драко», а он утыкается ей в шею и вдыхает сладко-солоноватый запах её духов и пота.

— Это было… — она замолкает, явно пытается подобрать подходящее слово, что наверняка сделать сложно. Мозг не работает совсем, потому что долгожданный покой.

— Я знаю, — перекатывается с неё, притягивает к себе, зарывается носом в её волосы, закрывает глаза. — Я знаю.

И он правда знает, потому что у него то же самое.

Потому что похожи.

***

Утро наступает слишком быстро. Впервые не хочется. Под боком маленькое женское тело, которое дышит ему куда-то в ключицы. Теплая ладошка покоится где-то на его шее, а её волосы лезут в лицо. Но всё правильно. Всё так, как должно быть.

Где-то там его скоро будет ждать Поттер на их очередное собрание. А ему так хочется быть здесь, с Грейнджер.

С трудом встаёт, собирается, пишет небольшую записку и уходит.

Начало рабочего дня проходит спокойно и в десять часов утра он уже сидит в кабинете Поттера, который выглядит слишком счастливым. Может за ночь все вопросы с тёмной магией рассосались сами по себе? Уизли, который выглядит помято, что говорит о бессонной и беспокойной ночи, всё время спрашивает у того, не знает ли он, где Гермиона, что вызывает косые взгляды не только от шрамоголового, но и от Забини с Ноттом.

Череду вопросов прерывает виновница этих самых вопросов. Грейнджер чуть ли не влетает в кабинет, широко улыбаясь, и сразу кидается на шею Избранного. Выглядит она шикарно: выспавшаяся, свежая, с лёгким макияжем, уложенными волосами и одета с иголочки. Она что-то безостановочно говорит, удивительно, что она ещё не задохнулась, потому что ощущение, что произносит она свою пламенную речь на одном дыхании. Из всего лепета уловить можно только: «Поздравляю, Гарри, это чудесная новость». Может и правда вопрос с тёмной магией сам решился? Тогда вряд ли бы они сидели сейчас здесь, а по озадаченному лицу Уизела можно понять, что в курсе новости только эти двое. Ну тогда, пожалуй, Драко это вряд ли касается. Он полностью убеждается в этом, когда в разговоре мелькает имя Джинни, и больше он не прислушивается.

Через пару минут любезности двоих друзей прекращаются и все погружаются в работу. Но прежде он замечает её переглядку с рыжим. Они не произносят ни слова, но и так понятно. Они поставили точку в главе с их отношениями. Теперь они снова друзья. Всё то же невыносимое золотое трио с их дружбой.

Гермиона не произносит ни слова почти на протяжении всего собрания, но она смотрит прямо на Драко, от этого взгляда у него всё зудит под кожей, она как будто трогает его этим взглядом. А может так оно и есть.

Лишь в конце она говорит самую разумную мысль, которая, пожалуй, вскоре решит все их проблемы.

— Вы ищете издалека. Посмотрите прямо перед собой. Министерство магии Италии жалуется, что волшебники Британии используют тёмную магию на их территории, но они их так и не поймали. Они уверены, что это британцы, хоть и ни разу их не ловили. Что, если тёмной магией увлекаются волшебники, вхожие в два министерства?

— Это разумно, — Блейз прав, это разумно. Кто-то просто их водил за нос.

На этой счастливой ноте Грейнджер решает покинуть их мужскую компанию, оставив перед Малфоем записку.

«Зайдёшь, когда закончите?»

Она покидает кабинет прежде, чем до него доходит смысл написанного. Она хочет увидеться с ним наедине. Это может говорить о многом. Но он точно знает, зачем она этого хочет. Потому что чувствуют они одно и то же.

Никто тогда не мог и подумать, что день, когда они праздновали начало своей свободы, станет началом новой главы в их жизнях. Общей главы. Один день станет концом и началом одновременно. Концом бремени и началом чего-то правильного и лёгкого. Их началом.

Потому что они

похожи.