Непреложный обет (СИ) [LunarOcean] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1 ==========

Боль. Холод. Снова боль. Боль-холод-боль. Смысл слова «боль» теряется в ощущениях: глаза печёт, горло саднит, в ушах звенит, а собственное тело не ощущается. Сознание плывёт. Боль повсюду, болит абсолютно всё, а понять, где болит сильнее — невозможно. Болят даже волосы. Во рту отвратительный металлический вкус крови, от которого тошнит. Лёгкие жжёт, дышать нечем. Сердце стучит где-то в висках, голова раскалывается. Больно.

Гермиона не понимала ни того, где она, ни того, что с ней. Всё казалось каким-то нереальным, ненастоящим. Свет был то слишком ярким, то слишком тёмным, словно день и ночь менялись местами каждые несколько минут. Удержаться за какую-либо мысль было невозможно, всё плыло, в голове вакуум. Непонятные звуки складывались в непонятные слова, те — в предложения, смысл которых тоже терялся. Кто-то кричал, кричал громко и надрывно. Это единственное, что Гермиона слышала отчётливо, потому что от этого отчаянного крика в ушах начинало звенеть только сильнее.

— Вы забрались в мой сейф в банке! Что ещё вы там взяли? — кажется визгливый голос Беллатрикс ещё долго будет преследовать её в кошмарах, если Гермиона до них доживёт.

Она всё время говорила о сейфе в банке, но они не были в её сейфе. Как бы они туда попали? Он же находится в Гринготтс. Надо быть сумасшедшим, чтобы решиться ограбить этот банк, тем более ячейку Лестрейнджей.

— Что вы там взяли, что ещё? Правду, говори правду! — боль перестала ощущаться болью. Она переросла в спазм, один сплошной спазм всех мышц и органов сразу. Казалось, что от этого спазма внутри кости ломаются, крошатся, смешиваются с кровью и бегут по венам, царапая изнутри, разрывая плоть. Иначе как объяснить, что она не может пошевелить даже пальцем?

В этот раз боль была сконцентрирована в одном месте — в левом предплечье. Она не такая как прежде, не такая как от круциатуса. Острая, тянущая, режущая. По руке струится что-то липкое и тёплое — кровь. Это была кровь. Она такая тёплая, а Гермионе так холодно, что ей хотелось утопиться в собственной крови, лишь бы согреться. Слишком холодно.

Терпеть было сложно. Кто-то снова кричал. Почему больно Гермионе, а кричит кто-то другой? Или… не может быть. Осознание проходилось крупной дрожью по позвоночнику, прошибало не хуже круцио. Она. Это кричала она. Это её голос надрывался и срывался от боли. Это её крики. Это от собственного голоса в ушах звенело, будто рядом лопнула сотня окон сразу. Кровь на языке не от прокушенной губы, она изнутри — от растерзанных связок, от сжавшихся лёгких. Она захлёбывается собственной кровью.

Было что-то ещё. Крик был не один, их было два. Кричал ещё кто-то. Кричал далеко — это был мужской голос. Где-то за пределами её видения, за стенами. Голос был таким знакомым, таким родным. Он звал её, кричал имя Гермионы. Это Рон, это совершенно точно был Рон. Цепляться за его голос было спасением, сознание прояснялось, Гермиона снова слышала разъяренный голос тёмноволосой ведьмы, которая почти визжала от ярости. И весь свой гнев Беллатрикс направляла на Гермиону.

— Что вы ещё взяли в моём сейфе? ОТВЕЧАЙ! Я клянусь, что зарежу тебя, если ты не скажешь, что вы взяли!

— Ни… ничего, — голос срывался, терялся в кашле, — мы не были в вашем сейфе.

— Ты лжёшь! КРУЦИО!

Новая вспышка боли. Реальность уходила, оставляла Гермиону наедине с этой болью. Мир больше не казался тёмным или светлым, его вообще больше не было. Голова превратилась в аквариум: она слышала шум воды в голове, наверное, это всё-таки кровь, а не вода, но шумела она как настоящее море, голоса вокруг издавали булькающие звуки, а мир был расплывчатым и влажным. Гермиона чётко осознавала только одно:

она сходит с ума.

Последней ясной мыслью в её голове было то, что совсем скоро она станет, как родители Невилла — никогда больше ничего и никого не вспомнит.

Никого.

Она должна помнить, должна!

— Гарри, — еле слышно, чуть приоткрыв рот, чтобы понимать, что это реально, что Гермиона и правда вспоминает их имена, и это не галлюцинации, — Рон, Джинни, Фред и Джордж… ммм… Чарли, — она проводит языком по пересохшим губам, как же ей хочется пить, — П-перси, Билл, Флёр, Молли, Артур, Полумна, Луна… нет-нет-нет, Лу… Лаванда! Да, Лаванда. Невилл, Дин. Симус, Виктор… Др…

— Вы были в моём сейфе! — и снова этот голос, Гермиона слышит голос, понимает его, снова больно. Беллатрикс носится вокруг девушки, как коршун, размахивает палочкой и кричит. — Говори! Что вы там взяли? Ну же! ОТВЕЧАЙ!

Больно. Как же больно. Терпеть больше не может. Она не понимает в какой момент начинает реветь, но осознает, что задыхается в рыданиях. Ей не хватает воздуха. И вот плач перерастает в кашель. Больно. Она сейчас буквально выплюнет собственные лёгкие. Больше не может, как же она устала.

Мерлин, как же хочется умереть.

Просто закрыть глаза и больше никогда не проснуться. Устала. Ей больно и холодно. Ещё ей очень страшно. Гермиона боится. Ей не страшно ощутить боль, не страшно умереть, но страшно забыть. Забыть родителей, друзей. Забыть его.

Нет. Она не может, не может забыть его. Умирать нельзя! Только не сегодня, не сейчас, не здесь. Она должна бороться. Должна.

Ради них.

— Я Гермиона… Д-джин Грейнджер. Я лучшая подруга Гарри У… нет, Гарри Поттера и Рона Уизли. Да, так. Мои родители… родители. Мои родители — дантисты!

Борись. Ради вас и вашего будущего. Сражайся. Не отдавай этой безумной ведьме свою жизнь. Не позволяй.

— Что ещё вы забрали? Вам помог этот паршивый гоблин? — Беллатрикс уже в открытую визжала, её нервный визжащий голос превращался в откровенный истерический писк. — Говори, поганая грязнокровка!

— Мы… мы не были в вашем сейфе, — голос не слушается, горло свело от сухости, язык прилипает к нёбу, говорить сложно. — Этот меч — не настоящий… Это подделка.

Ври, Гермиона. Ври. Тебе нужно спастись.

Думай. Нужно придумать план. Думайдумайдумай.

— Я волшебница. В одиннадцать лет попала в Хогвартс. Училась на… гриффиндоре. У меня есть кот… кот. Жи-живоглот!

Снова какие-то голоса, они снова булькают. Ничего не понятно.

— …ну, что?..

— …подделка…

— Отлично!.. Тёмного Лорда.

Всё вокруг загудело, воздух задребезжал, стал липким и плотным. Страшно и холодно. Однозначно стало холоднее. Если бы Гермиона чувствовала своё тело, то точно смогла бы сказать, что по плечам пробежались мурашки.

— Полагаю, что грязнокровка нам больше не нужна, — голос Беллатрикс изменился, стал почти ласковым, слишком счастливым и воодушевлённым. — Можешь забрать её, Сивый, если хочешь.

Только не сегодня, пожалуйста.

Не умирать.

Не сегодня.

Не здесь.

Пожалуйста.

Она всё еще повторяла слово «пожалуйста». Это был еле слышный неразборчивый шёпот.

Кого и о чём она просила, кажется, не понимала даже сама гриффиндорка.

Гермиона Грейнджер уже приготовилась умирать, потому что видела над собой оборотня, изо рта которого стекали слюни, капая ей на шею. Она чувствовала исходящую от него отвратительную вонь: в ней смешались запахи гнилого мяса и мокрой псины. Он сжал её плечо рукой, когтями впиваясь прямо в плоть.

Ради них.

Не сегодня.

Пожалуйста.

Зубы Сивого касались нежной кожи шеи, когда в него прилетел красный луч заклятия, который отбросил оборотня от Гермионы прямо в стену. А отчаянный крик заполнил собой всё пространство комнаты.

— НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

То, что прозвучало, сложно назвать криком, это был настоящий вопль, душераздирающее рычание, но оно было не одно. Голоса было два. Гермиона не была уверена так в собственном имени, как в том, что голоса было два. И оба ей слишком хорошо знакомы. Одним из них был Рон, но это было не его заклятие. Оно принадлежало другому.

Наступила тишина.

Абсолютная. Ни завывания ветра за стенами, ни ударов стрелки часов — ничего. Кажется, никто даже не дышал. Авторы книг называют такую тишину звенящей, но она не звенит. Тихо. Совершенно тихо. Сердца не бьются, мысли не идут. Страшно шевелиться, потому что постепенно осознание приходит ко всем.

Драко Малфой только что заступился за неё, за Гермиону Грейнджер, за грязнокровку.

Он спас её.

— Драко, — женский тихий голос разрушает образовавшуюся тишину.

Драко.

Спас.

— Не стоит, Цисси, — голос Беллатрикс оставался в прежнем настроении. — Твой сын просто слабохарактерный, от него следовало этого ожидать.

Гермиона чувствует, как сильные руки поднимают её, поставив ногами на пол. На талии железная, но осторожная хватка.

Не больно — не холодно — не страшно.

— Никто её не тронет! — голос властный, сильный и такой родной. Он почти прошипел эту фразу.

Ей тепло. Совершенно не больно. Она в безопасности.

Она не умрёт. Не сегодня.

Ведь Драко с ней. Вместе.

— Драко! — голос мужской, трясущийся, наверняка принадлежит Люциусу Малфою. — Немедленно отпусти эту паршивую грязнокровку!

Драко не отпускает, прижимает крепче, немного заводит за свою спину.

В безопасности.

— Так-так-так, интересно, — Беллатрикс тянет гласные, почти распевает слова так, будто она в предвкушении. — Легилименс!

Гермиона чувствует, как рука Драко сжимается на её талии крепче, и как кто-то копошится в её голове, в её мыслях, перебирает, ищет и находит. Она видит то же, что и человек роющийся в её голове.

… — Ты что плачешь, Грейнджер?

— Не твоё дело, Малфой!..

…Книга падает, руки сами находят его шею, как его губы находят её рот…

…кончиками пальцев нежно касается его скулы, губ, линии челюсти, шеи, груди. Улыбается, когда он прижимает к себе крепче и целует в волосы.

— Доброе утро!..

… — Если этот идиот не перестанет распускать свои руки, то я ему их вырву и засуну в, — прижимает к его губам указательный пальчик, а сама улыбается.

— Он мой друг, Драко, только друг…

— … так сильно…

— …сильнее…

… — Ты не можешь запрещать мне общаться с друзьями, Драко!

— Могу! Ты моя! Запомни это, Грейнджер! Моя!..

… — Твоё появление здесь опасно…

— Плевать, я так скучал, — он стонет ей в рот, как только их губы встречаются. Он правда скучал…

… — Будь осторожна, пожалуйста.

— Ты тоже.

— Люблю тебя…

Воспоминая обрываются резко, хотя воспоминаниями это сложно назвать, это только их обрывки, только часть истории.

— Позор семьи! — голосу Беллатрикс вновь вернулись истерические нотки. — Ваш сын якшался с грязнокровкой! Предатель крови!

— Что?! — вопрос задали несколько голосов сразу, но разобрать хотя бы один из них было сложно.

— Ох, как чудесно! Никто об этом и не знал! Вот так сюрприз! — зловещий смех Беллатрикс отражался от стен, окружая всех, поглощая собой.

Но Гермионе не было страшно. Она с Драко. Она в безопасности.

Она сегодня не умрёт. Не здесь.

Не сейчас.

— Мы сотрём ему это из памяти! Точно! Заставим забыть!

Люциус Малфой так и не успел произнести заклинание забвения, хоть его рот уже и был приоткрыт в букве «О», а конец палочки смотрел точно на Драко. Нарцисса Малфой успела одёрнуть собственного мужа от судьбоносного шага.

— Он наш сын, — голос Нарциссы дрожал, но был спокоен. — Он просто мальчик, он просто совершил ошибку. Нельзя принимать таких радикальных решений!

— Ты права, Цисси, — обращаясь к сестре, Беллатрикс безумно улыбалась, будто в её голове зрел план получше какого-то забвения. — Это его ошибка, которую он ещё может исправить, ему всего лишь нужно выбрать…

Ведьма растянула губы в усмешке, не спуская глаз с пары. Женщина сейчас будет вершить судьбы, их судьбы. В её руках сейчас две жизни и она прекрасно об этом знает. Она позволит Драко выбирать, но будет ли там выбор? Будет ли там из чего выбирать или всё уже предрешено этой безумной, фанатичной последовательницей Волдеморта? Ответ появился, как только она заговорила.

— Драко, милый Драко, хорошо подумай прежде, чем ты ответишь, — и женщина вновь улыбнулась. — Либо мы оставляем грязнокровку себе на роль прислуги, ну а ты сможешь развлекаться с ней, пока тебе не надоест, но мы убиваем её дружков сейчас же, кроме Поттера, конечно, им займётся Тёмный Лорд — она выдерживает недолгую, но мучительную паузу, а затем продолжает говорить почти ласковым голосом. — Либо мы отпускаем её и этого рыжего предателя крови Уизли прямо сейчас, при небольшом условии: вы с ней принесёте непреложный обет о том, что между вами ничего больше не будет.

Ба-бах.

Сердце стучит где-то в глотке, прямо поперёк — не сделать ни вдоха, ни выдоха. Лёгкие снова жжёт, глаза застилает пелена слёз. Снова холодно, снова страшно, снова больно.

Ба-бах.

Чувствует, как сильно сжимается рука на её талии, но она больше не в безопасности.

Он не понесёт ответственность за двоих. Она не позволит ему страдать в одиночку, нести эту ношу одному. Это будет их решение, их выбор. Вместе. Они сделают это вместе.

Потому что выбора нет.

Гермиона долго и пристально изучает лицо Беллатрикс, пытается найти подвох, уловку, шанс на спасение. Пусто. Спасения не будет. На лице ведьмы маской застывает злорадное ликование: безумная кривая улыбка, лихорадочный блеск в глазах; жёсткие чёрные волосы обрамляют угловатые черты лица, подбородок прижат к шее, взгляд из-под ресниц; грудь часто вздымается от неглубокого дыхания, она предчувствует свою победу.

Судьбы сломаны. Она раскрошила их в собственных руках, ни разу не поморщившись. Растирает жизни других людей между пальцами, превращает в пыль, в ничто. Посыпает этой пылью полы мэнора, топчет её ногами. Для неё это пустяк. Жизни двух людей — всего лишь пустой звук. Для неё это ничего не значит, ещё один способ развлечься. Многочисленных пыток и убийств ей недостаточно. Калечить чужие души куда приятнее.

Девушка долго и пристально вглядывается в это безумие во плоти, а потом переводит взгляд на своих друзей. Гарри и Рон стоят и ничего не понимают, в их глазах она видит решимость. Надо спасаться. Надо бежать. Но они просто стоят и ничего не предпринимают, потому что Малфой — их давний школьный враг, Пожиратель смерти — сжимает руку их лучшей подруги и закрывает её от своей фанатичной тётки. Драко, Мерлин не поверит, Малфой защищает Гермиону. После девушка замечает лица Люциуса и Нарциссы. На первом никаких эмоций, восковая маска и то так хорошо не держит лицо, как это делает Малфой старший, на лице же его жены Гермиона замечает и шок, и недоверие и какое-то отчуждение. Всё это её мало волнует, потому что она переводит взгляд вправо около себя, чуть приподнимает голову и они встречаются глазами.

Карие и серые.

Решение принято, выбора не было.

Она внимательно всматривается в его глаза: пытается решить как выбраться из этих пут, что их сковали, но выхода нет. Они не смогут быть вместе, ни в одном из вариантов. Смерть её друзей встанет между ними непробиваемой стеной и каждое счастливое событие будет омрачено утратой. Рон и Гарри не должны умирать из-за них, не должны. Гермиона не может позволить сломать ещё несколько судеб, просто не может заставить страдать своих друзей из-за её счастья. Только не из-за неё. У Драко и Гермионы есть только один шанс попытаться всех спасти — принести собственное счастье в жертву ради жизни других. Только так.

Только непреложный обет.

Они дадут магическое обещание о том, что никогда не будут вместе. Пообещают, поклянутся — не оставят себе не единого шанса. Заберут свой маленький хрупкий мир из рук Беллатрикс, не позволят ей разрушить их счастье. Они сделают это сами. Вместе. Сожмут свой шанс на счастливое будущее в собственных руках, раскрошат свой хэппи энд между пальцев, разотрут его в пыль и останутся гореть среди этого хаоса. Видит всё это в его глазах и понимает, что она

умирает.

Сегодня.

Здесь.

Сейчас.

Гермиона умирает прямо в эту секунду медленно и мучительно. Ей запустили Аваду в самое сердце, а оно продолжает биться, продолжает искать шанс на спасение. Глупый орган.

Ба-бах.

— Мы принесём непреложный обет, — его голос, такой знакомый и изученный Гермионой вдоль и поперёк, звучит слишком непривычно — отстранёно, глухо, пусто.

Гриффиндорка чувствует, как земля уходит из-под ног, как небо падает им на головы, а они стоят вдвоём среди руин и горят — умирают — вместе.

Ба-бах.

Когда же ты остановишься? Бороться больше не за что. От стен эхом отражается смех Беллатрикс, судорожный вздох Нарциссы и непонятное лепетание Рона. Гермионе всё это неважно. Важен только он — родной, любимый, живой, её. Глазами касается каждого сантиметра его лица, в груди селится странное ощущение, что совсем скоро он исчезнет, потеряется навсегда и больше его у неё никогда не будет. Оно забирается прямо под кожу. Подбирается к сердцу и обхватывает своими липкими, грязными лапами. Сжимает. Пытается уничтожить. Пытается выжечь Драко из него. А сердце продолжает бороться. Ба-бах. Глупый орган.

— Люциус, что же ты как не родной? Иди сюда, будешь свидетелем! — Беллатрикс говорит им что-то о том, что они должны взяться за руки, правая к правой, но эти слова теряются где-то на полпути до сознания Гермионы. Она смаргивает слёзы, только чтобы отчётливо видеть его, запомнить каждую чёрточку.

Они одновременно протягивают друг другу руки. Её рука трясётся так сильно, что будь у неё стакан, с водой в нём, она бы всё расплескала. Он обхватывает её руку своей: она такая горячая, в ней так тепло. Как всегда. Он непоколебим, все спрятано на самом дне, в самой глубине его души, куда вход воспрещён всем, кроме неё. Чувствует на запястье поглаживающее движение его большого пальца, а сама не сводит своих глаз с его. Серые, как небо зимой, как море в бурю, как металл. Но всё это меркнет на фоне его глаз. В природе нет ничего, что бы точно передало глубину его серых, её любимых, глаз.

Он больше не держит её за талию, они стоят друг напротив друга, лицом к лицу. Беллатрикс хватается за их скреплённые руки своей, а с другой стороны Люциус касается их рук палочкой.

— Люциус, не делай этого! — голос миссис Малфой впервые звучит так звонко и отчётливо, но всё равно теряется где-то в стуке сердца Гермионы.

Ба-бах.

— Не вмешивайся, Цисси!

Тишина. Снова абсолютная тишина. А Гермионе снова холодно, снова страшно и больно.

— Обещаете ли вы, Гермиона Грейнджер и Драко Малфой, что между вами не будет никаких отношений?

Ба-бах.

Вот оно — решение, одно слово и шаг в пропасть. Зато вдвоём. Вместе.

— Обещаю, — слово срывается с их губ одновременно, как давно отрепетированная речь. Из палочки мистера Малфоя вырывается красная нить, обхватывающая их руки, которые только крепче сжимают друг друга.

Они вместе. Нет ничего важнее этого. Это не Беллатрикс и не Люциус рушат их счастье, они делают это сами. Вместе. Они так долго его строили, так долго собирали по кусочкам, а сейчас так быстро рушат. Сами. Вместе.

Никто другой. Только они.

— Обещаете ли вы, — женский голос стал слишком воодушевлённым, будто она добралась до кульминации своего плана, своей идеи — их конца, — Гермиона Грейнджер и Драко Малфой, что не будете касаться друг друга?

Ба-бах.

Смотрит на него и не видит. Вроде глаза в глаза, а как-то мимо него. В голове всплывают все их прикосновения, все касания: её пощечина ему на третьем курсе, как он впервые схватил за запястье, первые объятия, каждое его касание ночами, каждое её прикосновение к нему по утрам, тайные прикосновения в коридорах мимоходом, быстрые поцелуи в нишах замка и долгие в пустых кабинетах, беглые и резкие в ванной старост и медленные и томные в Выручай-комнате, спешные во время их тайных вылазок на протяжении последних месяцев и неторопливые ещё тогда в Хогвартсе. Смотрит в глаза и видит отражение собственных мыслей — он вспоминает то же самое. Но выбора нет и выхода тоже. Спасения не будет. Руки сжимаются крепче.

— Обещаю.

Из палочки Люциуса вырывается ещё одна нить, сплетается с предыдущей, образуя собой переплетение похожее на модель ДНК. Беллатрикс вновь поддаётся безумному смеху, отпуская руки Драко и Гермионы. А они стоят и боятся отпустить, потому что как только связь разорвётся, они не смогут больше прикоснуться друг к другу. Никогда.

Люциус не отпускает палочку, понимает, что не может первым разорвать связь, иначе его сын тут же умрёт, он не может этого допустить. Гермиона смотрит на Драко, потом на обвившие их руки, магические нити.

Умирает.

Они должны прекратить, они не могут стоять так вечно. Им нужно друг друга отпустить.

— Я так сильно люблю тебя, — шепчет так тихо, как только может, чтобы услышал только Драко и никто больше. Ведь это что-то слишком личное, что-то слишком принадлежащее им двоим и никому больше. Последняя крупица их мира.

— Я сильнее, — он отвечает, а она улыбается, так как улыбаться может только ему. Из палочки вырывается третья нить, обвивает две предыдущих тонкой спиралью, стягивает, закрепляет.

Они отпускают руки.

Ба-…

Запишите время смерти.

Умерла.

Сегодня.

Здесь.

Сейчас.

Бороться больше не за что.

Мир рухнул.

— Прости меня, — не знает за что извиняется, но Гермиона чувствует, что должна. Она уже не может сдерживать слёз, и они заливают ей всё лицо. Драко шепчет, что она ни в чём не виновата и тянется к ней рукой, чтобы стереть слёзы. Он так не любит, когда она плачет. Драко тянется к её щеке, а потом замирает на полпути. Осознание бьёт обоих, парализует, душит, выжигает изнутри.

Нельзя.

Больше ни один из них не может коснуться другого, больше не могут быть вместе. Больше нет их, есть отдельно он и она — Драко и Гермиона, Малфой и Грейнджер. Их нет. Нет «вместе». Больше нет ничего. Осталась только пустота.

Запустите в неё круциатус, пожалуйста. Можно сотню круцио, только не это, только не этот кошмар. Пожалуйста.

Она готова вынести ещё часы пыток, только, пожалуйста, пусть они и дальше будут вместе. Она готова строить их мир на руинах заново, собирать по новой, только, пожалуйста, пусть они будут вместе. Верните ей его, чтобы у неё вновь был смысл жить, чтобы было ради чего бороться.

Пожалуйста.

Драко и Гермиона так и стоят друг напротив друга, когда раздается странный скрип, затем лязг и в метре от них что-то ударяется о пол. Звук битого стекла, осколки впиваются в ладони, разрезая их, заливая пол кровью.

Всё её внимание сконцентрировано на Малфое, который стоит на коленях недалеко от неё. Она видит, как Гарри вырывает у него из рук чьи-то волшебные палочки и подходит к Добби. Чувствует, как её подхватывают поперёк живота и тащат в сторону Гарри с домовиком, но всё, что она видит — это серые глаза. Видит в них отражение собственных эмоций, точнее их полное отсутствие. Опустошение. Обводит Драко ещё раз взглядом, снова останавливает взгляд на его глазах и чувствует, как что-то подхватывает её выше пупка и протягивает через тонкую трубку.

Они трансгрессируют.

И больше она не видит серых глаз. И больше не вместе. Одна. А вокруг пусто. И внутри тоже пусто. Больше нет ничего, кроме разрушенного мира и пустоты. Пожалуй, именно так и выглядит смерть. Потому что жить без него ей не хочется.

Пустота.

Комментарий к Глава 1

Должна признаться, что идею этой работы я вынашивала долго и трепетно и вот начало положено. Сложно сказать насколько здесь будет классическая Драмиона, учитывая сюжет и обстоятельства, которым подвергаются герои. Но я очень надеюсь, что эти Драко и Гермиона смогут покорить вас и заставят вас чувствовать вместе с ними.

Пожалуйста, если вы дочитали главу до конца, оставьте мне ваши первые впечатления, мне очень важна обратная связь!

========== Глава 2 ==========

Стопка газет на столе напомнила Гарри Поттеру о тех временах, когда его и Дамблдора считали сумасшедшими, потому что они утверждали, что Волдеморт вернулся. Только вот Величайшее зло пять лет назад было повержено и в сумасшествии давно никого не обвиняют. Взлохматив ещё больше и без того непослушные волосы, бывший гриффиндорец схватил самую верхнюю газету из стопки.

НАСЛЕДНИК ДРЕВНЕЙШЕГО РОДА, ОПРАВДАННЫЙ ПОЖИРАТЕЛЬ СМЕРТИ — ДРАКО МАЛФОЙ ОБЪЯВИЛ О СВОЕЙ ПОМОЛВКЕ С АСТОРИЕЙ ГРИНГРАСС

Совсем недавно вся магическая Британия обсуждала освобождение Люциуса Малфоя из Азкабана, как тут, его сын объявляет о своей помолвке с наследницей чистокровного рода — Асторией Гринграсс. Избранница младшего Малфоя сообщает, что их помолвка была заключена за несколько недель до освобождения Малфоя-старшего…

О своей помолвке Малфой объявил три дня назад, а Рита Скитер все эти дни только и успевала выпускать пустые статьи из-под своего Прытко Пишущего Пера. Помолвка Драко и Астории стала большим шоком не только для общественности, но и для его близкого круга общения. Что толкнуло Малфоя на такие радикальные меры? Остается только догадываться, потому что объяснить он это не мог или же просто не хотел.

Два бывших школьных врага так и не смогли стать друзьями: уж слишком многое стояло между ними, но они смогли стать неплохими приятелями. Гарри до сих пор удивлялся их нормальному общению, несмотря на то, что длится оно уже четыре с половиной года. Они не прониклись к друг другу неожиданной симпатией или не столкнулись где-то по работе; двое мужчин, которым была дорога одна женщина, всего лишь заполняли пустоту от её отсутствия. Два бывших школьных врага смогли друг друга понять, потому что только они вдвоём знали её лучше других. Вечные соперники перестали таковыми быть. Оба любили её. Каждый питал к ней самые тёплые из всех возможных чувств, но абсолютно разные у обоих.

Главный герой Второй магической войны очень хорошо помнил диалог, который перевернул их с Малфоем жизни, столкнул их не в соперничестве, а в союзничестве.

Была зима. Гарри срочно понадобилось заскочить в Гринготтс, чтобы взять из сейфа немного денег и купить, наконец-то, кольцо для Джинни. Он собирался сделать ей предложение. Мужчины столкнулись на входе, сухо поприветствовали друг друга и уже собрались разойтись, как зеленоглазый юноша услышал свою фамилию.

— У тебя что-то срочное, Малфой? Я тороплюсь, — Гарри был в предвкушении.

Через два дня Джинни приезжает из Хогвартса на каникулы, Рождественские каникулы. Более идеального момента, чем тихий семейный праздник в кругу родных, он просто подобрать не сможет, а ждать до следующего Рождества слишком долго. Он действительно торопился. Гарри Поттер спешил зажить, наконец-то, нормальной и спокойной жизнью с любимой девушкой.

— Где она? — вопрос слетел с губ Малфоя как-то слишком тихо и неуверенно, что, пожалуй, если бы Гарри не видел шевеления губ, то точно бы подумал, что ему послышалось.

Больше он не спешил. Осознание проходило дрожью по рукам. Тихий семейный праздник пройдёт без неё. Она не разделит его радости за столом, не обнимет, пожелав счастья и сказав, что он сделал всё прекрасно. Её там не будет.

— Я не…

— Брось, Поттер! — Гарри даже не успел толком начать фразу, как был перебит. — Не верю! Она не могла исчезнуть так бесследно, чтобы ни одна душа не знала где она! Кто-то должен знать! — голос Малфоя нарастал, он почти кричал, а после резко замолк и с какой-то странной мольбой в глазах спросил. — Она же жива? Да?

Ответить было нечего.

— Малфой, послушай, — говорить было сложно, тем более с ним, особенно о ней. — В независимости от того, где она и что с ней, пойми, это твой шанс начать всё сначала. Не упусти его. Хотя бы ради неё.

Ответа тогда Гарри так и не получил — Малфой молча развернулся и ушёл. Целый месяц Гарри о Драко ничего не слышал и нигде его не видел. А однажды вечером он объявился на пороге дома на Площади Гриммо с бутылкой огневиски. «Пришёл поздравить тебя с помолвкой, Поттер», — именно с такими словами блондин ввалился в жизнь Золотого мальчика четыре с половиной года назад.

В дверь кабинета, где Гарри поддался воспоминаниям, постучали, а затем в дверном проёме мелькнула рыжая шевелюра его лучшего друга.

— Опять газеты? — кивнув на стопку, Рон уселся на стуле напротив Гарри, тот лишь согласно мотнул головой. — Есть что-нибудь новое?

— Ничего, — мужчина уже собирался спросить у Рона о причине его появления, но передумал, заметив его взгляд. Озорные огоньки потухли в голубых глазах, которые были прикованы к газете, до которой Поттер так и не добрался.

ЗОЛОТОЕ ТРИО ОФИЦИАЛЬНО СТАНОВИТСЯ ДУЭТОМ? ПРОШЛО РОВНО ПЯТЬ ЛЕТ С ПОСЛЕДНЕГО ПОЯВЛЕНИЯ ГЕРМИОНЫ ГРЕЙНДЖЕР НА ПУБЛИКЕ, ГДЕ ЖЕ ОНА?

— Я скучаю по ней, — голос Рона прозвучал подавленно, и Гарри его понимал. — Не понимаю, почему она сбежала? Что было не так? Мы победили. Да, понесли потери и очень большие, но всё бы наладилось, всё и так наладилось! Чего ей не хватало?

Малфоя.

Ответить Рону Гарри не мог, потому что его лучший друг тогда, в Малфой-мэноре, так и не понял всей катастрофы, что произошла в жизни Гермионы. Всё это показалось ему полнейшим абсурдом, ничем серьёзным, потому что не могло быть правдой в его понимании. По мнению Рона, их подруга не могла связаться с Малфоем, даже если бы тот наложил на неё Империус. Но Гермиона смогла, их Гермиона добровольно взяла Малфоя за руку и пошла с ним — никто бы её не остановил, если бы не обстоятельства. Она впитала его в себя, этот несносный хорёк залез ей под кожу, въелся в самое сердце. Он был настолько ей важен, что жить без него она не просто не могла, она не хотела.

Наверное, Гарри тоже бы отрицал всю эту странную связь, если бы не поговорил с ней после мэнора на берегу моря, недалеко от коттеджа «Ракушка». Они сидели под одиноким деревом и искали утешения. Каждый пытался смягчить боль другого, безуспешно, но пытался.

После импровизированных похорон, устроенных Гарри для Добби, Поттер вернулся в дом, где он услышал гневные причитания Флёр о Гермионе, которая отказалась от помощи и вышла за пределы защитных чар. Недолго думая, юноша отправился на поиски подруги. Нашёл её быстро, что на самом то деле было неудивительно. Во-первых, Гермиона была очень истощена, чтобы трансгрессировать или просто уйти куда-то далеко. Во-вторых, Гарри слишком хорошо понимал, что ей сейчас было больше всего необходимо.

Одиночество.

Мальчик-который-выжил и сам стремился к одиночеству. Смерть Добби не прошла бесследно, она нагоняла боль и чувство вины. Не приди домовик им на помощь, он бы остался жив. Только вот ничего уже не исправить, да и вряд ли при другом исходе событий Добби не пришёл бы на помощь. Гарри знал, что его подруга хотела побыть одна, потому что в эту ночь тоже понесла утрату. Гарри совершенно не понимал произошедшего, не понимал эмоций Гермионы, но догадывался. Слабый лучик осознания светился где-то на подкорках. Между Малфоем и Гермионой что-то было, что-то, чего гриффиндорец не замечал, что-то, что он просто упустил из вида.

Она сидела на мокром песке, прислонившись к старому дереву, смотрела на линию горизонта и растирала правую руку. Он молча сел с ней рядом, обнял за плечи и притянул к себе. На правой ладони были заметны красные полумесяцы, оставленные её собственными ногтями. Гарри заметил, что пальцы левой руки Гермионы с отстранённой нежностью касались её правового запястья. Она касалась своей кожи так, будто чувствовала там чужие прикосновения, прикосновения Малфоя.

— Он был очень смелым домовиком, отважным эльфом. Добби погиб как герой, — её голос был хриплым, еле слышным и почти неразборчивым от многочисленных криков, но сердце Гарри сжималось от количества боли, различимой в этом голосе. — Мне так жаль, Гарри. Он был тебе очень дорог.

Гермиона оставалась собой даже в такой ситуации. Она была сломлена, разбита, но всё та же Гермиона — девушка, которая заботится о всех, которая умеет всем сопереживать и сочувствовать, даже если в эту минуту она нуждается в этом больше, чем кто-либо другой во всём мире.

Гарри прижал её к себе ещё крепче, упёрся подбородком в её макушку и стал вслушиваться в её дыхание. Спрашивать о чём-то было глупо, она же гриффиндорка — упрямая, сильная и храбрая — всё в себе, всё через себя. Но рано или поздно любая броня трещит, выпуская маленькую испуганную, раненую девочку наружу. Тишину, в которой они сидели, разрушил всхлип Гермионы.

Девочка выбралась.

— У меня мир сегодня рухнул, Гарри. Представляешь? Вот так — в одну секунду, не оставляя ничего, — голос девушки дрожал, а пальцы, сжатые на коленях, подрагивали. — Я жить не хочу. Без него не хочу.

Эта фраза так плотно отпечаталась в памяти Гарри, что он, вспоминая её, до сих пор покрывался мурашками. В ту секунду он понял, насколько сильно была влюблена его подруга в их школьного врага. Её не смогла остановить ни эта вражда, ни заносчивое поведение хорька, ни их нахождение по разные стороны войны. Чувства Гермионы не смогло разрушить ничто, но шанс на счастье смогла разрушить фанатичная ведьма, последовательница Волдеморта. И именно в ту секунду Гарри понял, что никогда раньше он не испытывал чувства ненависти сильнее, чем сейчас. Эти двое разрушили столько семей, столько жизней, столько судеб.

Сейчас Гарри смотрел на друга, который пытался найти объяснение поступку их общей подруги и не находил, потому что Рон не изменился. Рон всё также делил мир на чёрное и белое, забывая, что между ними находится целый цветовой спектр, который включает в себя гораздо больше, чем тёмное и светлое.

— Кстати, я чего пришёл то, — Рон отвёл взгляд от газеты, почесал затылок и посмотрел Гарри в глаза, — Джинни решила позвать на твой день рождения Малфоя с невестой и Забини в придачу.

— Я знаю.

— Знаешь? И ты так спокойно на это реагируешь? — Рон вскочил со стула и посмотрел на своего друга, пытаясь что-то высмотреть на его лице. — Они же слизеринцы! Тем более Малфой!

— Во-первых, бывшие слизеринцы, Рон. Мы не в Хогвартсе, — Гарри тяжело вздохнул, начало этого дня явно не было самым лучшим. — Во-вторых, ты знаешь, что мы с Малфоем давно оставили все обиды в прошлом, ну а Забини его друг и часто мелькает где-то поблизости.

— Всё это бред какой-то! Я отказываюсь это понимать! — Рон нервно заходил по кабинету, тяжело дыша. — У вас с моей сестрой есть договоренность, что ты можешь выдвинуть одно условие и она не сможет отказаться. Воспользуйся им! Скажи, что ты против этих троих на своём празднике!

Гарри потёр переносицу под очками большим и указательным пальцами. Друг всё также бурно реагировал на бывших учеников слизерина. У Гарри в такие моменты складывалось впечатление, что они всё ещё в школе.

— Но я не против, Рон. Мы с ними поддерживаем приятельские отношения, это не Рождество, чтобы звать только самых близких, а всего лишь день рождения — ещё один повод встретиться в неформальной обстановке и только, — Гарри видел, как Рон набирает в лёгкие воздух и сжимает кулаки, собираясь сказать что-то ещё, поэтому прервал его, не дав даже начать говорить. — Тем более, своё условие я уже выставил. Оно потрачено.

— Потрачено? — Рон недоумевал. На что можно было потратить такой шанс, если противные слизеринцы всё ещё ожидаются на празднике? — На что?

— На место для Гермионы.

Замолчали оба. О ней они почти не говорили. Она не появлялась в их жизни пять лет, отправляла лишь какие-то странные открытки на праздники и всё. Рона это задевало. Он скучал по подруге, но обижался на неё не меньше. Она просто их бросила. Исчезла.

— Гермионы? Всё ещё веришь, что она вернётся? Я думаю, что она о нас даже не вспоминает, — Рон презрительно хмыкнул. — Лучше бы потратил условие на слизеринцев.

Бросив последний взгляд на друга, рыжеволосый мужчина вышел из кабинета, негромко хлопнув дверью.

— Вот именно поэтому она и уехала, Рон, именно поэтому, — но Рон фразы лучшего друга, конечно же, уже не услышал.

Знать больше других было сложно, очень сложно. Новость о том, что Гермиона уехала, потрясла всех, кроме него. Она не сказала никому ни слова и даже не попрощалась, оставила записку с фразой «Мне нужно время» и исчезла. Но Гарри знал где она, он лично помогал найти ей жильё, выбрать страну и переехать, но за эти годы так никому ничего и не сказал. Хранить тайны Гермионы не было сложно, было больно и тяжело. Больно видеть её реакцию на новость о помолвке Малфоя, больно видеть как Джинни не хватает подруги, тяжело наблюдать за метаниями Рона между тоской и обидой, тяжело понимать все взгляды Драко в никуда каждый раз, когда он видит её на колдографиях и понимать, когда через пару минут он возвращает себе прежнюю невозмутимость, словно только что он не уходил глубоко в себя, вспоминая самое сокровенное.

Их жизни сильно поменялись за эти пять лет и все они получили один очень важный ресурс — время. Уезжая, Гермиона просила о времени, но уже тогда она знала, что берёт его не только для себя, но и даёт другим. Всем им нужно время, чтобы принять её выбор, чтобы понять её решения, чтобы смириться с наступившими изменениями, чтобы начать всё с чистого листа.

Узнав о помолвке, Гарри спросил, что же сподвигло Малфоя на это решение и ожидал услышать всё, кроме того, что тот просто воспользовался данным ему шансом. Драко Малфой спустя пять лет, наконец-то, решил жить дальше. С чистого листа не получится никогда: тетрадь уже изрядно помята, оставленные кляксы не уберёт никакая магия, а разводы от пролитого огневиски придают своего шарма. И Драко, и Гермиона могли бы завести новую тетрадь — чистую и опрятную, которая не напоминала бы о вырванных страницах, но этот вариант им тоже не подходил, потому что забыть это больнее, чем помнить, а испачканные чернилами руки всё равно запятнают и эту тетрадь старой болью.

Рабочий день всем известного Гарри Поттера в Министерстве магии прошёл тихо, чего не было давно — все эти пять лет Аврорат в своём большинстве занимался поимкой сбежавших Пожирателей смерти, и вот совсем недавно был пойман последний. Битва за Хогвартс оставила большой след на душе Гарри, поэтому возвращаться туда на повторный седьмой курс он не захотел, а сдав экстерном экзамены сразу устроился в Министерство магии аврором. Рон пошёл с ним за компанию, но поняв через два года, что гоняться за преступниками совсем не его, решил выбраться из тени лучшего друга и бросить работу в Министерстве. Рональд пошёл помогать своему брату Джорджу в магазине Всевозможных Волшебных Вредилок.

— Ты сегодня рано, — приход раньше привычного времени вызывал удивление у молодой миссис Поттер.

Тогда, четыре с половиной года назад, несмотря на разговор с Малфоем, Гарри всё-таки купил кольцо для девушки и сделал ей предложение на Рождество. Её звучное «да» всё ещё вызывает на лице мужчины улыбку и, учись он сейчас заклинанию Патронуса, это «да» стало бы причиной удачной попытки — в этом он не сомневался.

— Прячешь любовника? — поцеловав супругу в щёку, волшебник направился к лестнице.

Ему не терпелось переодеться из официальной одежды в более удобную и провести время с Джинни.

— Не заходи в спальню, он в шкафу! — крикнула ведьма, а затем громко засмеялась.

— Я дам ему время перепрятаться!

Гарри переодевал рубашку, когда услышал лёгкие шаги на лестнице. Дверь в комнату тихо скрипнула, впуская Джинни в комнату.

— Ты выглядишь очень уставшим, — она прислонилась к дверному косяку, разглядывая мужа. Вид его был подавленным: он был в глубоких раздумьях, от которых лицо его становилось старше. — На работе точно всё в порядке?

— Да, Джин, всё хорошо, — девушка вглядывалась в лицо мужа долго и пристально, а потом, покачав головой, тяжело вздохнула.

— Гарри, ты не должен держать всё в себе, — обняв мужчину со спины, она положила подбородок на его плечо, посмотрев на него через зеркало, у которого он стоял. — Послушай, ты можешь рассказать мне всё, я пойму.

— Не могу, милая. Извини, — Гарри повернулся к жене, прижав её к себе обеими руками. — Это не моя тайна и я не в праве её рассказывать.

— Это как-то связано с Гермионой? Ты изменился с тех пор, как о ней вновь заговорили в «Пророке», — Джинни посмотрела в зелёные глаза напротив. — Ты знаешь почему она уехала?

Мужчина только кивнул. Он знал, конечно, он знал. Не мог не знать.

— И Рон тоже, только твой брат слишком упёртый, чтобы признавать правду.

— Кстати, о Роне, — положив руки на шею мужчины, Джинни улыбнулась. Самое время перевести тему. — Он категорически против присутствия на твоём дне рождения Малфоя и его компании.

— Я знаю, он приходил сегодня. Просил воспользоваться моим правом выставить тебе одно условие.

— И что ты ему ответил?

— Что потратил его на стул для Гермионы.

— Ох, представляю его реакцию. Он должен был что-нибудь съехидничать и хлопнуть дверью, он делал так в детстве, когда что-то его не устраивало.

— О, он так и сделал. Сказал, что лучше бы я потратил условие на слизеринцев. Я только так и не понял на кого он злился больше — на тебя, меня, Гермиону или слизеринцев?

— Думаю: на всех сразу, — и пара рассмеялась.

Они уже давно привыкли к Рону и совсем на него не обижались. Рон это Рон, а они его любят таким, какой он есть.

— Думаешь, что будет уместно рассказать нашу новость, — уже поздно вечером спросила Джинни, положив руку на живот, — на дне твоего рождения?

— Ты же знаешь: это не самый любимый мой праздник, а эта новость однозначно сделает его лучше, — улыбнулся Гарри, пожелав ещё увидеть там Гермиону.

Новость о скором пополнении в их семье должна стать очередным счастливым событием и Гарри так не хотел, чтобы его лучшая подруга пропустила ещё и его.

В последнее время он вспоминал о ней всё чаще. Навещать постоянно он её не мог, так как секретность её местоположения всё-таки оставалась в приоритете, а в последнее время, в связи с поимкой всех ПС-ов, сложно было куда-то выбраться без ведома Джинни.

Последний раз Гарри видел подругу вечером того дня, когда «Пророк» опубликовал шокирующую новость. Поттер знал, что должен сам рассказать ей об этом, что Гермиона должна услышать это от него.

— Он женится скоро, — тихо и как-то мимоходом за чашкой чая, избегая пристального взгляда карих глаз, — на Астории Гринграсс.

— Хорошо, — в голосе девушки отчётливо были слышны слёзы, но на лице была непроницаемая маска. Он коснулся запретной темы. Они никогда не обсуждали Малфоя. Никогда, до сегодняшнего дня. — Я рада за него. Я хочу, чтобы он был счастлив.

— А ты?

— А я уже счастлива, Гарри, — и она так тепло ему улыбнулась, что он поверил. Почти. — Ты же знаешь: у меня есть Эридан и больше мне ничего не нужно.

Она не врала. Может она и не была абсолютно счастлива, как могла бы быть, но ей хватало и того, что есть. Хватало для того, чтобы жить.

Без него.

Следующий день выдался менее приятным, чем предыдущий. Всё чего хотел Гарри — это чтобы он скорее закончился. Сначала утром на своё самочувствие пожаловалась Джинни, Гарри кое-как уговорил её остаться дома и не идти на работу. Он даже хотел остаться сам, чтобы ей не было скучно, но тут уже убеждала его жена, что она вполне себе самостоятельная и сможет хорошо провести время на диване. Потом ему принесли отвратительный кофе, который к тому же пролился на важный отчёт. Пришлось переписывать. Рон написал гневное письмо с ультиматумом: либо на день рождения Гарри приходит Рон, либо слизеринцы во главе с Малфоем. Но ответ Гарри о том, что он хочет видеть всех, того не устроил. Написав краткое «Всё ясно», Рон пропал. И когда Гарри уже собирался пойти домой, радуясь, что день, наконец-то, подходит к концу, в кабинет ввалился Драко Малфой собственной персоной.

— Привет, Малфой! Зачем пожаловал?

— Привет, Поттер! Ты ужас как негостеприимен, — фыркнул блондин, устраиваясь на стуле. — Где твои манеры, Герой всея магической Британии?

— Судя по всему там же где и твои, Лицо первой полосы в газетах. Так зачем пришёл? — поняв, что домой он попадёт ещё не скоро, Гарри тоже сел на стул.

— Твоя жёнушка пригласила меня с Асторией и Блейзом на день твоего рождения, — Гарри кивнул, дав понять, что он в курсе. — Не будет ли кто-нибудь против нашей компании? Я знаю, что мы уже приняли приглашения, но отказать бывшей Уизлетте страшнее, чем прийти на собрание Волдеморта, — на последних словах Драко еле заметно вздрогнул, что говорило о том, что собрания те проходили не так уж и безобидно.

— Когда тебя волновало общественное мнение, Малфой?

— С рождения? — мужчина приподнял одну бровь, криво ухмыльнувшись, на что Поттер лишь закатил глаза.

— Никто против не будет, — поспешил успокоить Гарри своего собеседника, — только если Рон.

— Ох, ну это-то уж точно не страшно, — вновь ухмыльнулся мужчина и именно в этот момент в кабинет вошёл Рон.

«Проходной двор какой-то», — подпирая лицо кулаком, тихо пробурчал Гарри, который уже намеревался встать, чтобы наконец пойти домой.

— Так ты всё-таки выбрал его? — вместо приветствия произнес Рон, небрежно кивнув на Малфоя.

— Я никого не выбирал, Рон. Это, как минимум, выглядит глупо!

— Так кого из нас ты хочешь видеть на празднике? — его друг никак не хотел успокоиться. И чего он только так завёлся?

— Рон! Не заставляй меня расстраивать твою сестру, которая всем этим праздником и занимается! Возьми себя в руки и смирись, что Малфой будет с нами в день моего рождения! Соплохвоста на тебя нет, неужели ты не можешь перетерпеть всего один вечер? А?

— Я понял, — надувшись, пробасил Рон и тихо добавил. — Лукотрусов манипулятор.

Проигнорировав последнюю фразу друга, Гарри переглянулся с Малфоем, встал из-за стола, чтобы все-таки отправиться к жене домой. Он посчитал, что разговор может быть закончен, он смертельно устал за сегодняшний день и ему хотелось хоть немного его скрасить. В кабинет вошла молодая волшебница, сообщив, что для Гарри только что совой было доставлено письмо. Открыв небольшой конверт, он понял, что день стал самым чудесным, а жизнь вообще налаживается. Его, до странного счастливая, улыбка вызвала вопросы со стороны посетителей его кабинета. Гарри отмахнулся от них, сказав что-то про работу, а сам вновь и вновь перечитывал два слова, написанных до боли знакомым почерком, который он выучил до каждой завитушки ещё на первом курсе:

«Я возвращаюсь»

Комментарий к Глава 2

Эта глава изначально планировалась несколько иной, но то, что получилось мне нравится даже больше. Это так называемый перевалочный пункт между прошлым и настоящим героев, показывающий, что у каждого из них жизнь продолжается, несмотря ни на что.

А также это моя дань уважения дружбе Гарри и Гермионы. Как бы раньше я не считала, сейчас я восхищаюсь их умением быть друзьями для друг друга. Я влюблена в их дружескую любовь.

Я очень надеюсь, что глава вам понравится, и буду рада отзывам и конструктивной критике.

========== Глава 3 ==========

Сквозь открытые окна пробивался ветер, гоняющий по дому запах краски от недавно выкрашенных стен, который смешивался с ароматами лаванды и свежескошенной травы. Пол в доме был заставлен кучей пустых коробок, вещи из которых уже заполнили собой всё свободное пространство. Старое радио тихо проигрывало песни о любви на залитой солнцем кухне, а посреди всего этого хаоса была Гермиона. Раскинув руки в стороны, девушка лежала на мягком коврике у камина. Взгляд был устремлён в потолок белого цвета, пальцы перебирали мягкий ворс ковра, а в голове одно:

она дома.

Уже неделю она пыталась взять себя в руки и разобраться с вещами, но хватало её только на лежание у камина. Она вернулась. Пять лет в Барселоне были по-настоящему чудесными и счастливыми, и, наверное, она могла бы там остаться навсегда. Но она не могла. Сделанный выбор в мае 1998 года разделил её жизнь на до и после. Выбор, благодаря которому она жива.

Сегодня ей предстоял сложный день: она должна будет встретиться с людьми, которых не видела уже очень давно. Гермионе сложно было назвать причину, по которой она прекратила общение с друзьями, и она очень боялась, что сегодня её об этом спросят. И что ей ответить? Сказать, что испугалась? Что не хотела впутывать в свои проблемы других людей? Бред! Она могла хотя бы поддерживать с ними связь, но она просто сбежала. Гермиона знала ответ, как знала и то, что другим он не понравится. Она не хотела оставаться одна, она хотела побыть в одиночестве: чтобы никто не трогал лишний раз, чтобы не учили жизни и не говорили как правильно, а как нет. Ей просто хотелось тишины. Сейчас, возвращаясь к прежней жизни: к друзьям, к родителям, она не жалела ни о чём. Всё казалось правильным, возможно, не всегда справедливым, но бывает ли вообще справедливость?

Ответа не было. Эти несколько дней для Гермионы, когда она могла вот так: ни о чём не беспокоясь лежать на полу и очень медленно наводить порядок, казались настоящим отпуском. Она не была загружена работой, домашними обязанностями или ещё какими-либо заботами, она лежала и ничего не делала. Сегодняшний вечер должен был стать отличным завершением отдыха, за которым следовало возвращение в привычный режим. Вечера девушка ждала с нетерпением, ей так сильно хотелось увидеть своих друзей, что она была готова поехать на место встречи прямо сейчас. На то, чтобы отказаться от этой затеи, было несколько причин: она была совершенно не готова, подарок для Гарри так и оставался некупленным, и странное предчувствие колотилось в грудной клетке. Лёгкие сдавливало, а желудок неприятно пульсировал. Гарри сказал, что лишних никого не будет, а значит — это всего лишь волнение. Но убеждать себя получалось не очень хорошо.

Рыжий мохнатый кот, спустившись с лестницы, лёг рядом с Гермионой, положив голову на на её плечо, при этом громко мурча. Рука девушки рефлекторно дёрнулась к питомцу, чтобы его погладить.

— Как думаешь, сегодня всё пройдет хорошо?

Кот неоднозначно мурлыкнул и закрыл глаза. Гермиона повторила его действие, продолжая перебирать шерсть руками. Предчувствие чего-то неизбежного не покидало.

За время поиска крестражей с Роном и Гарри, Гермиона научилась неплохо справляться с эмоциями и плохим предчувствием. Им не было места тогда, как нет им места в её жизни и сейчас. Гермиона легко разобралась с разбросанными вещами в доме с помощью палочки, быстро избавилась от ремонтного мусора и пустых коробок и соорудила себе небольшой перекус. Сложнее всего было выбрать подарок для друга.

Гарри всё это время был с ней, не упрекнув и не обвинив. Она недолго выбирала кому раскрыть все свои секреты: всё было очевидно. Рон слишком вспыльчивый, а нервы и так были расшатаны, чтобы подвергать их ещё и давлению со стороны лучшего друга. Хоть Джинни и выигрывала у Рона и Гарри, её выбирать не хотелось. Джинни была хорошей девушкой и замечательной подругой, но мальчишек своих Гермиона всё же знала лучше и доверяла им чуточку больше. Гарри не был так вспыльчив, как Рон, но был более эмоционален. Только война не проходит бесследно. Иногда Гермионе казалось, что Гарри исчерпал весь лимит своих эмоций, пока он не заявился на её пороге, сказав, что женится. Она не могла себе позволить умалчивать от Гарри что-то ещё, тайн в его жизни было уже предостаточно. И скрывать от него ей ничего не хотелось, потому что расценивалось это как предательство. Подарок для Гарри должен быть особенным.

Перебирая в голове всевозможные идеи, Гермиона не забывала про выбор наряда. На секунду ей показалось, что ей снова пятнадцать и она готовится к Святочному балу. Было такое же предвкушение и волнение. Остановив взгляд на синем летнем комбинезоне с тонкими бретельками, Гермиона краем глаза уловила маленькую карточку, приклеенную к зеркалу. Небольшое колдо: она, Рон и Гарри сидят в общей гостиной гриффиндора и смеются над чем-то, что в кадр не попало. Они были тогда на третьем курсе, все искали Сириуса Блэка и почти никто лишний раз никуда не выбирался. За краем колдографии сидел Симус и изображал чайник, а рядом с ним с перекошенным лицом сидел Дин, который съел леденец «Берти Боттс» со вкусом чёрного перца. Идея с подарком пришла сама с собой.

Подходя к ресторану в маггловской части города, Гермиона успокаивала себя тем, что нежелательных лиц магического мира она здесь ни за что не встретит. Ей не хотелось, чтобы её возвращение было замечено в первую встречу с друзьями. Она старалась не думать, что выбор заведения Гарри сделал только из-за неё, а о странном предчувствии не думать не получалось. Её желудок делал новый кульбит каждый раз, когда она делала шаг, а воздух в лёгкие уже почти не поступал. Странное волнение окутывало её тяжёлой пеленой. Всё это было похоже на страх. Гермиона абсолютно точно знала, что страх беспочвенный. Он не может оказаться сегодня здесь. Не может. Гарри его бы не позвал. Да он и сам бы ни за что не пришёл.

С такими мыслями Гермиона вошла в ресторан, назвала девушке-хостес имя Гарри и последовала за ней. Они шли к отгороженным столам. Дышать становилось труднее, а в руках появилась странная дрожь. Её тело улавливало что-то такое, чего не уловил ещё её мозг.

— Вам нужно пройти к тому столику в дальнем углу, — миловидная девушка показала рукой в нужном направлении, дождалась кивка Гермионы с кратким «спасибо» и удалилась.

А Гермиона не дышала. Ноги приросли к полу. В ушах был слышен только собственный пульс.

Ошиблась.

Просчиталась.

Не угадала.

Позвал.

Пришёл.

Ей понадобилось меньше минуты, чтобы заметить Драко Малфоя за указанным столиком. Меньше пары секунд на то, чтобы услышать его смех. Меньше доли секунды, чтобы проследить за его рукой, которая лежала на спинке стула милой шатенки. Астория Гринграсс. Его невеста. Он женится.

Она судорожно оглядела зал, пытаясь найти своих друзей за другим столиком, но нет. Они сидели большой компанией и что-то бурно обсуждали, посмеиваясь. Она видела рыжие макушки семьи Уизли, которые были не в полном составе. Артур и Молли отпивали из своих бокалов, поглядывая на шептавшихся Джинни и Гарри. Рон недовольно смотрел на темнокожего юношу, кажется, это был Блейз Забини. Темноволосая женщина пыталась что-то объяснить мальчику лет шести с ярко-розовыми волосами. Тедди Люпин и Андромеда Тонкс. Они все были такими разными, но казались одной большой семьей.

И так неожиданно Гермионе стало грустно. Она вдруг почувствовала себя такой неправильной, неуместной и чужой. В одну секунду тёплое предвкушение от встречи с друзьями сменилось холодной тоской. Она была здесь лишней. Захотелось уйти. Прямо сейчас развернуться и уйти, добраться до дома, собрать вещи и снова скрыться от всех. Потому что пять лет это много. Это очень много, чтобы просто взять и появиться тогда, когда её совсем не ждут. Тогда, когда и без неё все чувствуют себя прекрасно.

Она уже собралась отвернуться, как встретилась взглядом с зеленоглазым брюнетом, которого все в магическом мире знали, как мальчика-который-выжил, но мало кто знал его как просто Гарри. Обычного такого, слегка заносчивого, немного себялюбивого, но такого любящего и преданного. Гарри не улыбался, не отвлекался на разговоры, смотрел прямо на неё. Он будто слышал каждую мысль Гермионы, будто он ждал, когда же она струсит и сбежит. Опять.

Но больше не струсит. Больше не сбежит. Она обещала. Обещала самому дорогому человеку в её жизни. Обещала быть сильной и храброй. Как прежде. Гермиона с большим трудом заставила свои ноги шевелиться. Делать шаг за шагом по направлению к людям, по которым она скучала, которых она хотела увидеть больше всех.

А прошлое… прошлое должно остаться в прошлом.

— А вот и главный гость сегодняшнего вечера, — она была в паре шагов от компании, когда услышала голос лучшего друга.

— Извините, я опоздала. Или кто-то сообщил мне неправильное время.

Тишина. Она наступила так резко, что это было даже неестественно. Рон так и не донёс до рта кусочек мяса, Блейз оборвал предложение на полуслове, а Джинни перестала смеяться. Гермиона кожей чувствовала каждый взгляд, но видела только один. Они встретились.

Серые и карие.

— Гермиона! — гляделки были прерваны крепкими объятиями Джинни, которая не собиралась отцепляться. Джинни сменил Рон, а затем Молли и Артур. Её обнимали, что-то спрашивали, она что-то отвечала, но всё, что она видела — это серые глаза. Они изучали друг друга взглядами всего пару секунд, но ей вдруг показалось, что так тянется вечность. Слишком быстро, чтобы запомнить, и слишком медленно, чтобы понять. Он. Это он.

Перед Гермионой сидел Драко Малфой. Она вдруг подумала, что все эти пять лет жила ради этих пары секунд. Голоса смешались в неразборчивый гул, объятия в одно сплошное прикосновение, а сердце билось так быстро, что рёбра, наверное, могли треснуть. Он. Сидит перед ней живой и здоровый, совсем не бледный и не измученный. Не на коленях под обломками люстры, не опустошённый, как перед её трансгрессией, не испуганный, как в большом зале после битвы, не загнанный, как в суде.

Живой, свободный, не пустой.

На лице застыла непроницаемая маска, ни одной эмоции в глазах. Холодный. Смотрит и не улыбается. Чужой. Первым отводит взгляд. Не её.

И мир больше не сосредоточен на серых глазах, и звуки больше не сливаются в нечто непонятное, и объятия вдруг такие родные и необходимые.

Она дома.

А остальное это так — побочные эффекты.

Оторвать от него взгляд оказалось сложной задачей, но Гермиона справилась. Она сильная. Смотрит на своих друзей и осознаёт: как же сильно она по ним скучала. Уже сама тянется к ним, чтобы обнять. Джинни, Рон и Гарри. Последнему вручает небольшую коробку в обёрточной бумаге жёлтого цвета.

— Я надеюсь там не одна из книг из той страшной коробки, которую, я уверен, ты так и не разобрала? — друг смеётся, а она лишь закатывает глаза. Другого она от него и не ожидала.

— Я бы ни за что не подарила тебе книгу, Гарри Поттер! — по дружески толкает его в плечо, а он снова её обнимает. Они оба ещё не могут осознать, что она вернулась.

— Я должен тебя кое с кем познакомить, — подводит её к женщине, до ужаса похожей на Беллатрикс, но ровно до тех пор, пока к ней не присмотришься внимательней, и маленькому мальчику с уже чёрными волосами. — Гермиона, это Андромеда Тонкс — мама Нимфадоры и Тедди Люпин — мой крестник, а это моя потерявшаяся подруга Гермиона.

— Не обижайся на Тедди, он бывает не слишком дружелюбным, — предупредил её Рон, чем заслужил недовольный взгляд мальчика. Гермиона только улыбнулась.

— Привет, Тедди, мне очень понравились твои розовые волосы, — Гермиона присела, чтобы быть на одном уровне глаз с мальчиком, и, подмигнув, протянула ему руку. — Разрешишь мне быть твоим другом?

Мальчик, немного склонив голову влево, некоторое время пристально её рассматривал, а затем улыбнулся и протянул ей руку в ответ: «Ты мне нравишься!».

Гермиона улыбнулась ещё шире и встала, чтобы поприветствовать Андромеду. Женщина тепло ей улыбнулась, чем показала ещё большую разницу с её сестрой, и протянула руку.

— Рада, что вы вернулись к своим друзьям, Гермиона. Вы поистине замечательная девушка, раз даже Тедди захотел с вами подружиться! Обычно он менее сговорчив.

— Я просто умею находить общий язык с маленькими мальчиками, — Гермиона переглянулась с Гарри и тепло улыбнулась. Она однозначно умела общаться с мальчишками.

— Это Блейз Забини, думаю, что ты его помнишь, — молодой человек отвесил какую-то шутку и поцеловал внешнюю сторону ладони Гермионы. — Это Астория Гринграсс, она училась на пару курсов младше нас, — девушки вежливо пожали друг другу руки. — Ну Малфоя ты знаешь и так, — произошло неожиданное.

Они оба рефлекторно дёрнулись руками в сторону друг друга. Все эти официальные представления привели к тому, что их правые ладони оказались на расстоянии лишь нескольких сантиметров. Оба сначала пристально вглядывались в собственные руки, а потом вновь встретились глазами. Больше не было никаких непроницаемых масок. Осознание и боль. Они едва не коснулись друг друга. Ещё мгновение и она бы почувствовала тепло его кожи. Но… всегда это отвратительное «но».

Нельзя.

Им нельзя касаться. Нельзя чувствовать тепло кожи другого на своей. Противопоказано. Запрещено. Опасно. Смертельно опасно. Одно касание и смерть. Нет права на ошибку.

В этот раз Гермиона первая надела на лицо маску и отвела взгляд. Снова посмотрела на их руки. Оба крепко сжали их в кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Пусть уж лучше так: кровь и следы на коже, чем раны в душе. Тут можно залечить заклинанием, залить всё зельем или на край заклеить пластырем. Душу не залечишь шевелением палочки, не зальёшь зельем и уж точно не заклеишь пластырем. Пусть лучше боль в руке, чем в сердце. С него уже достаточно.

Пауза явно затянулась, происходящее выглядит слишком странно.

— Судорога. Ничего личного, Грейнджер.

— Не оправдывайся, я тоже не горю желанием жать тебе руку, Малфой.

Она видела как его передёрнуло от того, что она назвала его по фамилии. Снова. Сколько она так не делала, лет шесть-семь? Всё возвращается на круги своя. Никакой истории. Никакого прошлого. Только настоящее, где им нет места в жизни друг друга.

Отворачивается и садится рядом с Тедди. Напротив миссис Уизли. Не рядом с ним. Не рядом с Малфоем.

Малфой.

Звучит чужеродно, будто на незнакомом языке. На вкус как что-то давно забытое, неприятное, горькое и отвратительное. Отравляющее. Жгучее, как ненависть.

От любви до ненависти один шаг, как и обратно. Они сделали десять. Остался вопрос: была ли вообще любовь? Или они просто заболели? Подхватили грипп? Что думаешь, Малфой? Какой у вас диагноз? Или больна только Грейнджер?

Она поняла, что не дышала, только когда села рядом с мальчиком, цвет волос которого стал уже в точности как у неё. Гермиона с усилием переключила всё внимание на друзей. Гарри и Джинни всё время перешёптывались, улыбаясь друг другу. Рон рассказывал какую-то историю о Джордже, приключившуюся с ними на работе. Тедди сопротивлялся Андромеде, когда та пыталась накормить его салатом с зеленью. Никто не задавал ей вопросов, будто она не исчезала на пять лет. Они просто не хотят портить Гарри праздник. Это было очевидно. Все догадались, что Гарри знал чуть больше остальных, а выяснение подробностей непременно привело бы к ссоре. Это им сейчас точно было не нужно.

— Тедди, ты любишь квиддич? — мальчишка кивнул, прищурившись, и все стали прислушиваться к их с Гермионой разговору. — Наверняка хочешь стать чемпионом…

— Кто же этого не хочет? — Тедди надул губы и явно о чём-то задумался. Может у него не совсем получается управляться с метлой?

— А ты знаешь, что все чемпионы едят этот салат?

— Это неправда!

— Откуда ты знаешь? Ты же не чемпион, — девушка отпила из своего бокала.

— А если я съем салат, то стану чемпионом? — он всё ещё недоверчиво поглядывал на Гермиону.

— Если будешь есть полезную еду и тренироваться, то обязательно станешь.

— Салат — полезная еда?

— Совершенно точно. Там очень много витаминов и полезных веществ, которые просто необходимы чемпионам.

— Ты не врёшь? — девушка оскорблённо посмотрела на юного мистера Люпина, положив свою вилку.

— Тедди, я Гермиона Грейнджер, я вообще врать не умею! — где-то неподалёку от них Гарри и Рон синхронно подавились своими напитками, а Малфой неопределённо хмыкнул.

Тедди ещё некоторое время изучал Гермиону взглядом, а потом вернулся к своей тарелке и принялся за салат. Девушка же улыбнулась на благодарность миссис Тонкс и сделала вид, что не заметила удивлённых взглядов.

— Обычно заставить его есть никто не может, — нагнувшись к ней, прошептал Гарри, а потом встал и сказал, что у него есть очень важная новость. — Сегодня у меня получился прекрасный день рождения! И я бы очень хотел добавить к радостной новости о возвращении Гермионы ещё одну не менее радостную, — Гарри выдержал небольшую паузу и, обняв вставшую к нему Джинни, сказал: — У нас будет ребёнок!

Взгляд Гермионы неосознанно метнулся к Малфою, который почему-то также смотрел на неё. Между ними висели не озвученные вопросы, не рассказанные тайны и несбывшиеся мечты. Он отчего-то отдёрнул руку от Астории, которая намеревалась подойти к семье Поттеров с ним за руку, и всё также смотрел на Гермиону. Они играли в игру, в которой изначально не могло быть победителей, только проигравшие. Они проиграют оба. Один обязательно отведёт взгляд первым, пока другой продолжит смотреть. И кто из них сильный, а кто слабый? В чём вообще их сила и слабость? Им не победить.

Они уже проиграли.

Выхода нет.

Она отводит взгляд первой. Опять. Обнимает Джинни и Гарри, говоря какие-то поздравления. Это счастье быть родителями, особенно для них. Они так долго шли к тому, чтобы быть вместе, столько пережили и вот, пожалуйста, скоро они станут родителями. Скоро появится тот, кто покажет насколько же сильно эти двое любят друг друга.

— Ты будешь потрясающим папой, — притягивая друга за шею, Гермиона говорила то, в чём не сомневалась ни на секунду. Гарри просто не мог быть плохим отцом. Несмотря на то, кто его воспитал, несмотря на то, что он никогда не видел настоящей отцовской любви, он сможет дать её своему ребёнку. Гермиона это знала.

Еле уловимые нотки ванили и кедрового дерева обволакивали знакомым теплом. Малфой всегда умел выбирать себе парфюм. Он всегда пах дорого, сексуально, по-мужски. Развернувшись, Гермиона обнаружила его стоящим напротив неё. В непозволительной близости. Слишком опасной для них двоих. Она чувствовала жар его тела. Поднимает взгляд. Снова встречается с ним глазами. Он так знакомо склоняет голову вправо, слегка поднимает левый уголок губ и отводит взгляд, в этот раз первый.

Драко Малфой всего лишь взял реванш. Для него это всё не больше, чем игра. Кто кого первый… что? Сломает? Они оба и так уже поломаны — ломать нечего. Сделает больно? Вряд ли получится сделать больнее, чем уже есть и было. Жизнь отравит? Травить нечего, здесь одни руины. Игра, где не будет победителей. Тогда какой в ней смысл? Но разве это имеет значение?

Я согласна, Малфой.

Один — один.

Остаток вечера проходит без происшествий, счёт остаётся неизменным. Гарри выходит проводить Гермиону до места, откуда она сможет трансгрессировать.

— Как тебе новый дом? Уже освоилась? — смотрит слишком пристально, будто за простым вопросом скрыто нечто большее. Но это всего лишь вопрос, никакого подтекста.

— Да, мне там нравится, — отвечает на его взгляд. — Ты не говорил, что вы с Малфоем стали друзьями.

— Мы не друзья, — слишком спешно, но не менее уверенно. Не врёт. — Всего лишь неплохие приятели.

— Рона это, кажется, не радует.

— Рона много чего не радует. Например, ваши гляделки с Малфоем весь вечер, — останавливается в небольшом проулке.

— Затеяли небольшую игру, — Гарри впервые видел на губах Гермионы такую улыбку: фальшивую и пропитанную ядом.

— И кто ведёт?

— Пока ничья. Но у меня есть козырь, ты же знаешь.

— Не боишься, что он тебя возненавидит? — Гарри бьёт по больному. Он точно знает, где у неё болит и, даже если того не хочет, нажимает на это место со всей присущей ему силой. Нажимает и проворачивает. Смотрит как она морщится от боли, но продолжает давить.

— О ком ты, Гарри? — смотрит ему в глаза и видит ответ: он промахнулся. Нажал не туда. Здесь болит не так сильно. Здесь можно потерпеть.

— О Малфое. О ком же ещё, Гермиона? — продолжает водить пальцем, чтобы всё-таки найти нужную точку, чтобы она взвыла от боли. Она не может прятаться от этого чувства вечно.

— Больше, чем уже есть, возненавидеть не сможет.

Она трансгрессирует сразу после того, как ещё раз поздравляет его с днём рождения и скорым наступлением отцовства. Гермиона не даёт ему вставить даже слова. Он слишком близко. Гарри знает её очень хорошо, он промахнулся не случайно.

Что, если он её возненавидит?

Она возненавидит себя сильней. Причин, чтобы жить уже не будет. Его ненависть — это её самый большой страх. Потому что он — её жизнь.

***

Неделя прошла для Гермионы слишком суматошно. Каждый пытался у неё узнать: где же она пропадала и чем всё это время занималась. Работа в министерстве отнимала слишком много времени и на встречи с друзьями его не оставалось. Она только как-то мимоходом согласилась в субботу отправиться в Хогсмид с Гарри, Роном, Джинни и Малфоем. Что там будет делать последний, Гарри объяснять не хотел. Сказал лишь, что это традиция и умчался на лифте на уровень ниже. К концу недели Гермиона уже забыла о договорённости и даже не вспоминала о ней. В пятницу она кое-как вырвалась с работы пораньше, чтобы больше времени провести дома.

Сейчас, вытирая волосы полотенцем, Гермиона пыталась осмыслить всё произошедшее за последние две недели. Она вновь вернулась в Англию. Работает теперь в министерстве магии, а не в маленьком книжном магазине, как это было в Испании. Она вновь вернулась в компанию своих друзей, которая претерпела небольшие изменения. Неведомым ей образом бывшие слизеринцы в лице Малфоя и Забини часто мелькали с её друзьями. К счастью, для неё самой, за эту неделю Гермиона ни разу не пересеклась с Малфоем. Ведьма знала, что он тоже работает в Министерстве, но ни разу его так и не увидела. Кажется, они оба избегали друг друга.

Пока Гермиона вникала в суть своей работы, совершенно упустила из вида отличия Испанского и Британского климатов. Акклиматизация не прошла бесследно для здоровья, что стало причиной её бессонной ночи. Кофе совсем не бодрил, как и холодный душ.

В доме стояла совершенная тишина, которую не нарушали даже звуки с улицы. Какие же чудеса всё-таки творит магия. Умела бы она ещё избавлять от мыслей. Оказавшись дома, Гермиона всё чаще задумывалась о том, насколько правильно она поступила. В один миг ей вдруг стало не по себе. А точно ли всё это время она заботилась не о самой себе? Точно ли её волновал кто-то, кроме неё самой? Она безуспешно пыталась убедить себя в правильности принятых решений. Только вопрос Гарри никак не выходил из её головы.

Что, если он её возненавидит?

Что она будет делать, если через какое-то время он придёт и скажет, что ненавидит её, что он никогда не сможет её понять и простить, что он просто не хочет её видеть.

Она уже знает каково это — терять смысл жизни, но каково это — терять саму жизнь? Что чувствуют люди, которые лишаются жизни? Те люди, которые вроде продолжают жить на Земле, но они уже и не живут вовсе. Просто существуют. Как привидения, только из плоти и крови. Что они чувствуют?

Гермиона понимала, что не хочет этого знать. Было страшно. Кровь в венах превращалась в лёд, она не согревала. Было холодно. Если он её возненавидит — она умрёт. В ту же самую секунду. Его ненависть можно отнести к ещё одному непростительному по отношению к ней. Только вот незадача. Ему она простит всё. И если вдруг он её возненавидит — она сдастся ему без боя.

Глаза щипало только от одной мысли, что тот, кого она любит больше собственной жизни, может её возненавидеть просто потому, что когда-то она решила за него. Взяла на себя ответственность и приняла решение за всех. И она готова нести за это наказание. Потому что любит. И никакой страх смерти не убьёт в ней эту любовь.

Её размышления были прерваны настойчивым стуком в дверь. Поставив чашку с остывшим кофе на стол, Гермиона поспешила впустить незваных гостей. Только таких ли незваных? Увидев на пороге взволнованных друзей и раздражённого Малфоя, который беглым взглядом изучил её с ног до головы, девушка вдруг вспомнила, что договаривалась о встрече с друзьями. Она полчаса назад должна была быть у Гарри дома.

— С тобой всё нормально? — лучший друг, точнее один из них, без приветствий и приглашений вошёл в дом, осматривая хозяйку. — Выглядишь неважно.

— Небольшие проблемы, — Гермиона неоднозначно кивнула куда-то в сторону.

— Всё в порядке?

— Сложности адаптации к местному климату.

Гермиона проводила гостей на кухню, всё время оглядываясь, будто пытаясь что-то найти и тут же это скрыть. От Джинни не утаилось, что девушка всё время нервно поправляла волосы и беспрестанно кусала нижнюю губу.

Расставив перед всеми чашки с чаем, Гермиона опёрлась бедрами о кухонную столешницу и посмотрела на людей за столом.

Она совершенно точно не хотела их видеть в своём доме.

Не сегодня и не сейчас. Всё вообще должно быть не так.

Как только она могла забыть об этой дурацкой встрече? Ей нужно было ещё вчера написать Гарри, что она не сможет прийти. Но она замоталась, Гермионе было не до этого. Да и не помнила она совсем о предстоящей встрече.

— Извините меня ещё раз, но я не смогу сегодня с вами пойти, — Рон от такого заявления подавился.

— Уизел, будь аккуратнее, ты чуть не испортил мне новые брюки! — Малфой кулаком стукнул Рона по спине, чтобы тот перестал кашлять.

— Малфой, не кричи! — она даже не поняла, как шикнула на мужчину. — Будьте, пожалуйста, тише!

Ей так сильно хотелось спать, она устала. Глаза закрывались сами собой, а пальцы рук подрагивали.

Пожалуйста, уходите.

— Ничего не хочешь рассказать? — задумчивый голос Джинни прозвучал слишком неожиданно. Все смотрели на неё с интересом, но молодую миссис Поттер это ничуть не смущало.

— О чем ты, Джин? — Гарри первым решился уточнить. А Гермиона как будто уже всё поняла.

Нет. Джинни не могла догадаться. Просто не могла. Не могла же?

Две ведьмы пристально, не отводя взгляда, смотрели друг на друга. Со стороны это выглядело так, словно они общаются мысленно. Будто они говорят о том, о чём другим знать не следует.

Так и есть. Они не должны узнать. Не сегодня точно. Они ещё к этому не готовы.

— Как назвала сына?

Одной фразой Джинни выбила весь воздух из лёгких. Пульс набатом стучит в голове. Мысли превратились в какую-то кашу. Зато спать больше не хотелось. Она не могла узнать. Тогда почему она спросила?

Все молчали. Смотрели то на одну, то на другую.

— Джин, ты, по-моему, со своей беременностью совсем умом тронулась, — пробурчал Рон, запивая печенье чаем.

— Впервые согласен с Уизелом. Откуда у Грейнджер возьмётся ребёнок? Она же не замужем, а зная её, она бы такого не допустила.

И правда. Откуда? Но Гермиона молчала. Смотрела только на Джинни.

Она догадалась. Узнала.

Только как?

И будто прочитав мысли Гермионы, бывшая Уизли ответила на незаданный вопрос:

— Ты попросила быть тише, — не аргумент. — Легко управилась с Тедди. Ты, которая вообще боялась не то, что заводить детей, а даже общаться с ними, — люди меняются. — На обувной полке стоят детские ботиночки, в углу гостиной детская метла, а на диване маленькая куртка с медвежонком и мягкая игрушка в виде зайца. На столике книжка со сказками, — Джинни водила глазами за пределами кухни, показывая Гермионе детали, на которые обратила внимание только она. — На столешнице сзади тебя коробочки с маггловскими лекарствами и подписью «для детей», а также колдо, — Джинни перевела взгляд вправо от Гермионы, где стояла небольшая колдография в белой рамке. Не задумываясь Гермиона перевернула рамочку, чтобы никто больше не увидел содержимого. — Чудесный снимок.

Все смотрели на Гермиону. Все факты против неё, хоть эти мелочи и заметила только Джинни. Гермиона смотрела на полку, где лежала перевёрнутая рамка. На колдо она подкидывала маленького малыша, который громко смеялся. Джинни права: снимок был чудесным, как и день, в который он был сделан.

— Так что, Гермиона? — рыжеволосая ведьма вновь привлекла внимание к себе. — Как ты назвала сына?

— Мерлин, Гарри, твоя жена и правда свихнулась, — запихивая очередное печенье в рот, сказал Рон, не замечая остолбеневшего взгляда своего друга и того, как сильно была взволнована Гермиона. Малфой в эту минуту, кажется не дышал. А Гермиона смотрела только на подругу.

Пришло время раскрывать все секреты.

— Эридан, — голос показался чужим и неправильным, Гермиона сглотнула. — Моего сына зовут Эридан Фергус Грейнджер.

Комментарий к Глава 3

Это глава является началом основной сюжетной линии, началом взаимодействия героев друг с другом. Теперь чем дальше, тем больше и интереснее.

Буду рада конструктивной критике!

========== Глава 4 ==========

Гермиона ожидала, что после признания наступит тишина — омерзительная, абсолютная тишина, но этого не случилось. Тишины не было. Гермиона слышала каждый звук. Она слышала, как в груди сокращается сердечная мышца, как Рон вновь давится своим чаем, как Малфой даже не реагирует на испорченные брюки. Она слышала очищающее заклинание из уст Джинни и громкое дыхание Гарри.

Гермиона ожидала, что вновь почувствует страх или волнение. Она ожидала, что снова будет чувствовать неприятную дрожь, мурашки по спине и сжатые лёгкие. Ничего подобного не было. Всё, что чувствовала девушка — было облегчение. Ей вдруг стало легко дышать, её желудок не охватывали странные спазмы, в ушах не шумела кровь, пальцы не подрагивали. Гермионе Грейнджер в одну секунду стало в разы легче, чем было последние несколько лет.

Она не хотела рассказывать своим друзьям о ребёнке в ближайшем будущем, потому что в первую очередь её заботил только её сын. Гермиона хотела, чтобы её малыш сначала привык к новой стране, новому климату, «новой маме», которая проводила много часов на работе, а только потом к новым людям и тем более своему отцу. Она не собиралась скрывать сына, это было бы глупо, ведь только из-за него она вернулась.

Может быть Гермиона Грейнджер — лучшая подруга великого Гарри Поттера, умнейшая ведьма своего времени, героиня Второй Магической войны и не покончила бы жизнь самоубийством, как ей порой того хотелось, может быть она просто бы уехала в другую страну или на другой материк и больше никогда бы не вернулась. Гермиона не хотела возвращаться, не хотела думать о прошлой жизни, не хотела вспоминать. Она уехала, уехала на долгие пять лет, не давая о себе знать. Это казалось единственным верным решением. Только она знала, что рано или поздно вернётся. Не ради друзей, семьи или самой себя, она вернётся в Англию — к своему прошлому — только ради сына.

Несмотря на то, что Эридан оказался живым напоминаем о прошлом, он был самым светлым лучиком в жизни Гермионы. С его рождением в её жизни не появились новые цели, и она не обрела новый смысл жить: сын для Гермионы стал самой жизнью. Она ясно помнила тот день, когда впервые прижала кроху к своей груди. 19 декабря. Она не удивлялась, что числа их рождения совпали, потому что день рождения сына стал вторым днём рождения для Гермионы. В тот день она поняла, что значит жить.

Девушка переводила взгляд с одного друга на другого, а с них и на Малфоя. Ждала реакции. Ждала удивлённых возгласов от Рона, сотню вопросов от Джинни и хотя бы взгляда от Малфоя. Не было, ничего из этого не было. Гарри, так же как и она, рассматривал всех присутствующих, а после переводил недоумённый взгляд на Гермиону. Отсутствие реакции пугало больше, чем её яркие проявления. Словно это было затишье перед бурей.

— Я так понимаю, Гарри — отец, — первой в себя пришла Джинни, — осталось выяснить какой…

Гарри смотрел на свою жену с непониманием, а Гермиона это понимание от себя яростно отталкивала. Она была рада, что друг всё-таки решил уточнить у своей жены значение её вопроса:

— Ты о чём, Джинни?

— Мой муж единственный знал о том, куда и почему ты уехала. Мой муж единственный не удивился твоему появлению в день его рождения, а значит он ждал тебя. Мой муж единственный сегодня не удивился тому факту, что у тебя есть сын, — Джинни встала из-за стола, повернувшись так, чтобы видеть и Гарри, и Гермиону, но больше обращалась к Гермионе. — И я очень хочу знать! Какое отношение мой муж имеет к этому ребёнку?

Вопрос рыжеволосой ведьмы повис в воздухе, пачкая его. Гермионе стало неприятно находиться в собственном теле, она вдруг почувствовала себя очень грязной. Судя по смятению и недоверию на лице друга, Гарри чувствовал тоже самое. Кому из них двоих Джинни не доверяла больше?

— Джинни, Гермиона — моя лучшая подруга, она для меня как сестра, — Гарри тоже встал и подошёл к жене. — Для Эри я только крёстный отец и никакой больше. Мы бы никогда с Гермионой не переступили черту нашей дружбы, никогда. Слышишь?

Джинни неторопливо кивнула, тепло улыбнулась мужу, а затем перевела твёрдый взгляд на Гермиону.

— Тогда Рон!

Рон снова чем-то поперхнулся, из-за чего Малфой всё-таки решил от него отодвинуться. Гермиона резко вдохнула воздух, отчего лёгкие неприятно зажгло. Рон? Причём здесь Рон?

— Что? Я не понимаю тебя…

— Ты прекрасно меня понимаешь, Гермиона! — Джинни двинулась к Гермионе, вставая прямо напротив неё. Взгляд её глаз обжигал, а сочившаяся из неё ярость окутывала обеих. — Я хочу знать, на кого из моих родных ты собираешься повесить ответственность за этого ребёнка!

Слова отозвались пощёчиной. Слова Джинни били хлёстко и очень больно. Грудь Гермионы вздымалась очень часто от резкого дыхания: она задыхалась. Воздух стал тяжёлым и очень горячим. Внутри всё пекло, а глаза щипало от подступающих слёз.

— Ты же не хочешь сказать…

Молодая миссис Поттер резко оборвала фразу Гермионы, даже не дав ей закончить.

— Именно это я и хочу сказать! Кому на голову ты решила свалить этого ребёнка?

Подругаговорила о сыне Гермионы, как о какой-то ненужной вещи. Словно Гермиона была нерадивой хозяйкой, которая собиралась отдать его кому-то на попечение за ненадобностью. Такое отношение к её сыну очень злило Гермиону. Сейчас в ней в первую очередь взбунтовалась мать, готовая защищать собственное дитя до последней капли крови.

— Рон не имеет к моему сыну никакого отношения! Эридан — мой ребёнок! И ответственность за него, как и его самого тем более, я скидывать ни на кого не собираюсь!

— Тогда я вообще ничего не понимаю! — Джинни продолжала кричать. — Ты пропала на пять лет. Ты ни разу не дала о себе знать, только слала какие-то дурацкие открытки, в которых ни разу не написала, хотя бы то, что с тобой всё нормально! А сейчас ты появляешься и говоришь, что у тебя есть сын! Да ты и того не говоришь! Не приди мы сегодня, мы могли бы вообще об этом моменте твоей биографии никогда не узнать! Зачем ты приехала, Гермиона? — Джинни уже начинала громко дышать от нескончаемого потока слов, но всё равно продолжала говорить. — Почему ты вернулась? Кто тогда отец этого ребёнка? Сколько ему вообще лет?

— Четыре с половиной…

Джиневра уже открыла рот, чтобы сказать что-то ещё, как резко выдохнула. Она внимательно смотрела на Гермиону, пытаясь осознать только что сказанное. И стоит заметить, что это ей удавалось.

— Когда ты уезжала, ты уже была беременна? — Гермиона только кивнула: сил говорить не было. Сейчас вскроется то, что ей хотелось ещё немного оттянуть. — И на момент победы ты тоже была уже беременна? — голос Джинни стал до неузнаваемости тихим, а Гермиона снова только кивнула.

Джинни ни за что бы сама не додумалась до ответа на недавно заданный вопрос, если бы не реакция окружающих, которые всё понимали куда лучше. Гарри переводил тревожные взгляды с одного на другого, Гермиона смотрела прямо перед собой, а Джинни боялась спросить что-нибудь ещё.

Рон, осмыслив всё происходящее, громко выругался и уронил чашку, расплёскивая остатки чая на стол, себя и не так давно пересевшего от него Малфоя, который в эту минуту даже не дышал. Драко во все глаза смотрел на Гермиону. Он выглядел бледнее обычного и был несколько потерян. Его можно было понять.

Гермиону одолела дрожь. Не так. Он должен был узнать совершенно не так. Они должны были быть наедине. У Гермионы должен был быть шанс всё ему объяснить. Малфой не должен был узнать о сыне как о факте из истории, потому что Эридан не факт из истории, он настоящее этой самой истории. Он тот, кто живёт в эту самую минуту и тот, кто историю творит. Драко не должен был узнать о сыне случайно: в ходе ссоры во время незапланированного визита. Всё должно было быть по-другому. Всё вообще должно было быть по-другому. Гермиона не смогла сдержать слёз.

— Малфой?!

Крик Рона отразился от стен небольшой кухни звонким эхо. Джинни резко закрыла свой рот рукой, будто из него мог вырваться оглушающий крик. Девушка быстро добралась до стула и села, она переводила взгляд с Гермионы на Малфоя и обратно.

Для этих же двоих не было, кажется, больше никого. Гермионе сложно было понять, что он чувствует. Она не представляла, что может ощущать человек в такой момент. Драко не сводил с неё глаз. Ей вдруг показалось, что он хочет её задушить. Просто так: голыми руками, без магии. Ему было больно. Однозначно в эту секунду ему было чертовски больно. И это сделала она — Гермиона Грейнджер.

У Драко Малфоя есть сын от женщины, с которой он не может быть. А ещё он скоро женится на другой женщине. Оставался только один вопрос:

— Ты знала?

Гермионе не требовались уточнения, чтобы понять о чём спрашивал Малфой. Всё было понятно и так. Ответ был ещё более понятен.

— Когда давали обет — понятия не имела. Когда спасла тебя от Азкабана — да.

Вот так просто. Она убивала его быстро, но мучительно. Всё могло быть иначе. Но не было. Гермиона вытащила его из Азкабана и уехала, не оставив и следа. Она даже ни разу с ним не поговорила после происшествия в Мэноре. Он не находил себе места, а тут ещё и ребёнок. У неё ребёнок от него. Сын. Его сын.

— Гермиона, как ты могла родить от Малфоя? — Рон оставался единственным, кого больше всего беспокоил именно факт наличия у Гермионы отношений с Малфоем, а тем более ребёнок от него, чем сам этот ребёнок.

— Рон, не заставляй меня рассказывать тебе о процессе родов, — девушка мягко улыбнулась другу, будто говорила с маленьким мальчиком, а не взрослым мужчиной. — Приятного там не так уж и много.

— Ты не могла родить от Малфоя, Гермиона! — Рон вскочил на ноги, сжимая кулаки, его ноздри гневно раздувались. — Скажи ей, Гарри! Она же бредит!

— Рон, сейчас бредишь только ты! — Гарри подошёл к другу и похлопал того по плечу. — А здесь всё более чем очевидно.

Намёк про очевидность вряд ли кто-то понял. Но Гарри с Гермионой на этой фразе улыбнулись. Очевидность была налицо.

— Не верю!

Рон скрестил руки на груди, взирая на друзей из-под нахмуренных бровей. Он часто дышал и нервно притопывал ногой. Джинни залпом выпила свой чай, всё ещё пытаясь осмыслить произошедшее, Гарри обнимал её за плечи.

— Почему ты…

Фразу Малфоя прервали негромкие мелкие шаги за пределами кухни. Он заметно напрягся, увидев, как Гермиона спешно вытирает уже засохшие на щеках слёзы. Рон это тоже заметил и стал прислушиваться. Шажки были всё ближе.

— Мама! Куда ты ушла? — тонкий голосок прозвучал несколько хрипло, будто его обладатель вот-вот заплачет.

— Я понимаю, что у вас есть ещё много вопросов, — Гермиона говорила быстро, направляясь к арке между кухней и гостиной, где уже появился маленький мальчик. Волшебница тут же подхватила малыша на руки, разворачивая его к гостям спиной. Но очевидное было налицо.

Компания волшебников не могла не заметить копну платиновых волос и светлых больших глаз. Это была маленькая копия Малфоя с некоторыми небольшими, но заметными изменениями. Черты лица были чуть мягче, волосы заметно вились. Нос был совсем не такой, он больше напоминал нос Гермионы. Губы — копия Малфой. Не понять, что перед ними сын Драко Малфоя — было невозможно.

— Но сегодня не лучшее время для того, чтобы их задавать, — закончила свою фразу Гермиона. — Извините.

— Мама, я хочу спать, — малыш на руках Гермионы капризничал.

— Мама тоже хочет… — Гермиона посмотрела на Гарри, тот ей кивнул. Она может идти. Он выпроводит всех сам.

— Я зайду к тебе вечером, Гермиона, — глядя в глаза сказала Джинни.

Кажется, им было о чём поговорить.

Гермиона знала, что Джинни будет задавать много вопросов, а может просто позволит всё рассказать самой. Это уже было неважно. Гермиона не чувствовала себя одинокой. В ту минуту, когда Джинни начала кричать, Гермиона подумала, что потеряла свою единственную подругу. Это было не так. Джинни придёт к ней вечером, чтобы поговорить, чтобы выслушать и узнать правду, и Гермиона готова эту правду рассказать. Она не одна. Она может себе позволить не тащить все свои проблемы на себе. Гермиона не будет их скидывать на других, но она, наконец-то, сможет ими поделиться.

— Почему ты ушла? — голос сына вывел Гермиону из собственных мыслей, переключая всё её внимание на одного человека.

— К нам заходили гости, я должна была сказать им, чтобы они зашли позже.

— Какие гости?

— Гарри и Джинни.

— Какая Джинни?

— Это жена Гарри, помнишь он рассказывал тебе о ней?

— Я хочу к Гарри.

— Не сегодня, милый. Он придёт снова, когда ты выздоровеешь, — Гермиона поцеловала мальчика в лоб, отмечая, что температура всё-таки спала. — А сейчас мы пойдём и ещё немного поспим.

Ждать вечера оказалось волнительно, даже несмотря на то, что полдня Гермиона проспала, отсыпаясь за ночь. Обыденные вещи казались невероятно сложными и отнимающими много сил. Из рук всё валилось, появлялась необъяснимая раздражительность, и Гермиона всё списывала на недосып. Но она волновалась.

Джинни начнёт спрашивать о том, о чём Гермиона давно не вспоминала. Каждое воспоминание окутывало теплом и уютом и ранило в самое сердце одновременно. Вспоминать прошлое — их прошлое — волшебница готова не была. Хотелось спрятаться. Закрыться одеялом, как в детстве от монстров под кроватью, и ждать когда же все проблемы исчезнут.

Гарри прислал с совой небольшое письмо, где сообщал, что его жена решила прийти к Гермионе попозже, точнее когда Эридан будет спать, чтобы они спокойно могли пообщаться, ни на что не отвлекаясь. С одной стороны, Гермиону это более чем устраивало, потому что её сын ещё не был достаточно здоров, чтобы знакомиться с новыми людьми. С другой — Гермиону это огорчало. Это означало, что до встречи с подругой придётся провести много времени в ожидании. Ждать было сложно.

За какое бы дело Гермиона не принялась, она мысленно уже говорила с Джинни. Она обдумывала каждое слово и каждую фразу, которые собиралась сказать, но она совершенно точно не знала с чего же начать.

Были уже имеющиеся факты, о которых Джинни знала, например: у Гермионы есть сын от Драко Малфоя, следовательно, они состояли в каких-то отношениях; всё это каким-то образом происходило во время войны. Всё это было понятно и не требовало озвучивания, но нуждалось в объяснениях. Это было сложнее. Объяснить что-то было сложнее, чем признаться в этом. Гермионе было легче сказать, что она состояла в отношениях, даже если это не совсем так, с Малфоем, чем рассказать как это вообще получилось.

Стрелки часов пробили половину десятого вечера, когда Гермиона села на диван перед камином в гостиной. Эри уже спал, а его мама в это время пила чай и ждала. Ей казалось, что время замерло, но она слышала тиканье секундной стрелки. Время шло. Оно приближало её к тому, к чему Гермиона приближаться не хотела.

Стук в дверь привёл Гермиону в некоторое чувство, ей станет легче, если она кому-то это расскажет, поделится тем, что несла все эти годы в одиночку. Джинни стояла на пороге дома, держа в руках упаковку шоколадного рулета.

— Прости, что приходится заходить так по маггловски, еще есть некоторые проблемы с камином, — впустив подругу, Гермиона сделала приглашающий жест в сторону гостиной. — Что будешь пить?

— Чай.

Джинни прошла в гостиную и встала около дивана, где уже успела разместиться Гермиона. Девушка переступала с ноги на ногу, будто пыталась что-то сказать.

— Джин, ты можешь сесть. Диван не кусается.

— Да, конечно, — ведьма судорожно поправила свои волосы и сделала глубокий вдох. — Я хотела бы извиниться перед тобой, — заметив недоумённый взгляд Грейнджер, Джинни набралась смелости и сказала: — За сегодняшнее утро. Я не должна была тебя спрашивать о том, о чём ты не рассказывала, а тем более я не должна была так реагировать!

— Ты говорила с Гарри? — Гермиона устало выдохнула.

— Немного, он лишь рассказал про обет и твоего сына.

— Сядь, Джинни, — Гермиона кивнула на диван и подвинула чашку с чаем в сторону гостьи. — Тебе не за что извиняться. Я бы, наверное, повела себя ещё хуже.

Джинни всё-таки села на диван и посмотрела на Гермиону. Обе девушки молчали. Нужно было с чего-то начинать, но обе не знали с чего. Им было несколько неловко, они раньше редко говорили на столь близкие темы. Первой тишину прервала бывшая мисс Уизли.

— Расскажешь как ты вообще связалась с Малфоем?

— Это сложно, — Гермиона отвела взгляд на камин, она смотрела куда-то конкретно и в никуда, складывалось впечатление, что она смотрела сквозь время.

— Я понимаю, но я очень хочу знать правду, — рыжеволосая взяла Гермиону за руку. — Это не может быть легко. Вы же ненавидели друг друга в школе.

— Это вряд ли, — Грейнджер посмотрела на миссис Поттер, уловив её недоумение и недоверие. — Мы не испытывали ненависти по отношению друг к другу. Никогда. Неприязнь, отвращение — это да. Этого у нас было хоть отбавляй, но ненависть никогда.

Гермиона сжала руку подруги и снова посмотрела на огонь. Момент настал. Пора раскрывать старые тайны.

— Это произошло на шестом курсе. У вас троих были квиддич, личная жизнь, личные драмы, заботы о тайнах врагов. Всё, что было у меня: это шапочки для домовиков и книги. Я не жалуюсь, нет. Всё это было моим выбором, но мне стало одиноко. Ты знаешь, мне тогда нравился Рон, но он был увлечён Лавандой. Ты была с Дином, а Гарри интересовало только наличие Чёрной метки у Малфоя. Глядя на тебя, я вспомнила, что это я посоветовала тебе попробовать завести отношения с другими парнями, чтобы было легче общаться с Гарри. Мне захотелось попробовать это на себе. Только было одно «но»…

— Ты не я, — Джинни грустно улыбнулась.

— Да. Я не ты и не была на тебя даже похожей. Никогда не была и стать, пожалуй, не смогла бы. Меня это так задело, что я расплакалась. Было поздно, я шла по коридорам Хогвартса и услышала Филча. Ну и зашла в первую попавшуюся дверь. Это оказался туалет для мальчиков. Там был Малфой. Я сначала испугалась: увидеть кого-то так поздно я точно не ожидала, а потом удивилась — он был не один. Он разговаривал с Миртл. Представляешь? Малфой разговаривал с Плаксой Миртл!

Гермиона вытянула свои руки из рук Джинни и взяла чашку с остывшим чаем. Медленно вертя кружку, девушка глубже погружалась в собственные воспоминания. Джинни не перебивала, ей было и любопытно, и тоскливо одновременно. Тогда, учась в Хогвартсе, она даже не обратила внимания на отстраненность Гермионы, Джинни не заметила тоски своей подруги. И от этого ей становилось невыносимо. Их Гермиона, не найдя поддержки и утешения, а главное — спасения от одиночества в лице друзей, нашла всё это у Малфоя — их вечного школьного врага. Человека, который называл её грязнокровкой и всё время задирал. Становилось стыдно.

— Мы тогда с ним поругались. Хотя это очень мягко сказано. Мы были в шаге от того, чтобы запустить друг в друга чем-нибудь непростительным, — Гермиона усмехнулась. Видимо, такое поведение было чем-то очень привычным для них двоих. — О слезах и обидах я и думать забыла, всё это переросло в раздражение, которое целиком и полностью было направлено на Малфоя. И это было взаимно. По каким-то непонятным причинам мы стали чаще сталкиваться, и не могли ни разу просто пройти мимо и промолчать. Мы сталкивались и медленно уничтожали друг друга. Мы ни разу просто так не ругались, мы топили друг друга в собственной злобе. Перепалки Малфоя с Гарри и Роном были детской шалостью по сравнению с тем, что мы обрушивали друг на друга. Ни он, ни я не оскорбляли друг друга, наши семьи, мы били по самому больному, по самому живому, что в нас было. Мы находили слабые места и уничтожали друг друга медленно и с удовольствием. Неприязнь перерастала в ненависть. Жгучую, ядовитую, обжигающую. Однажды я почти сказала ему, что ненавижу его, почти снова ударила его по лицу, но он меня поцеловал. Впервые. Сам. Малфой поцеловал меня, а я ему ответила.

Гермиона встала и подошла к камину. Она повернулась к Джинни лицом и посмотрела в глаза. И тогда молодая миссис Поттер поняла, что историй о большой и окрылённой любви не будет: Грейнджер с Малфоем так не умеют. Они не поверхностные, они не любили или ненавидели легко и непринуждённо, эти двое брали и отдавали на все сто. И конец здесь либо абсолютный хэппи энд, либо разбитые вдребезги два человека. Джинни поняла почему Гермиона решила уехать: она не любила Малфоя, Гермиона им жила, а хэппи энда не предвиделось.

— Сложно сказать, кто кого первый оттолкнул. Мы тогда не сказали друг другу ни слова, кажется, мы и сами не до конца поняли, что произошло. Но какое-то время ещё избегали встреч, даже случайных. Мы тогда не виделись почти месяц, и я поймала себя на мысли, что я скучаю. Скучаю по Малфою, по нашим перепалкам. Я хотела его увидеть, хотела его в очередной раз вывести из себя и… хотела поцеловать.

Гермиона тяжело сглотнула. Она только что призналась Джинни, что нуждалась в Малфое. Гермиона хотела быть с Малфоем тогда, когда её друзья его ненавидели. Она душой рвалась к Малфою, когда Гарри и Рон обсуждали его. Гермиона отчаянно нуждалась в друзьях, которые были заняты собой. Гермиона запуталась. Она и любила, и ненавидела одного человека одновременно. И если бы друзья оказались рядом, то Гермиона ни за что и никогда не выбрала бы эту любовь.

— Через месяц нас поставили вместе патрулировать школу, сбегать было бесполезно. Да и, если честно, не очень то и хотелось. В тот день я позволила себе слабость. Я собственными руками вручила Малфою себя, возможность меня унизить и уничтожить, когда ему только вздумается. Он этого не сделал. Он исполнил мою просьбу. Без вопросов, как будто сам этого хотел. — Гермиона посмотрела на Джинни и улыбнулась, очень печально, но тепло. Словно она скучала по тем моментам. — Я попросила его поцеловать меня.

Гермиона не просто попросила поцеловать себя Малфоя, она позволила себе быть слабой рядом с ним. Сильная и независимая Гермиона, которая всегда заботилась о других, позволила кому-то заботиться о ней. И не просто кому-то, а Драко Малфою!

— Мы не встречались и отношений у нас тоже не было. У нас были только мы сами. Постоянные стычки и поцелуи переросли в секс, ревность, привязанность… любовь? Я не знаю, что это было, но мне вдруг перехотелось делать ему больно. Я знала, что я та, кто может сделать ему больнее всех, но я этого не хотела. Когда мы впервые переспали, я увидела у него метку. Ту самую, за которой так гонялся Гарри. Малфой сидел передо мной такой уязвимый с обнажённой душой, чем я могла легко воспользоваться. Я могла всё рассказать Гарри, но я не хотела. Я тогда разревелась, как маленькая девочка, потому что сама поставила себя перед выбором: либо друзья, либо Малфой.

— Ты выбрала Малфоя…

— Да, — Гермиона снова села на диван, — и, Джинни… я ни разу об этом не пожалела. Пока мы не оказались в Малфой-мэноре. Я виделась с ним в то время, пока мы с Гарри и Роном искали крестражи. Я заколдовала нам с ним такие же монеты, как для ОД. У нас было своё место недалеко от Лондона. Мы выбирались туда и проводили время вместе. Между нами был не только секс, иногда было достаточно просто постоять рядом с ним. Мне было достаточно вдохнуть его запах и понять, что он жив и здоров. Последний раз мы виделись в нашем месте за неделю до событий, которые изменили всё. У нас тогда был очень долгий перерыв во встречах, и нам сорвало головы. Уже были не важны безопасность, контрацепция, собственные чувства, ничего, кроме него. Всё, чего я хотела, это почувствовать его. Живым, здоровым… моим.

— Гарри сказал, что он заступился за тебя, и так Беллатрикс узнала о вас, — Джинни смотрела на подругу и удивлялась тому, что она её почти не знала. Гермиона оказалась намного чувственнее, чем она могла себе представить.

— Да. И тогда передо мной снова встал выбор: либо друзья, либо Малфой.

— В этот раз ты выбрала друзей.

— Нет, Джин. Я всегда выбирала Малфоя. Всегда. Только его. И выбрала бы снова.

Гермиона грустно улыбнулась. Она не врала. Джинни в этом не сомневалась. Перед Гермионой не стоял выбор между друзьями и Малфоем, перед ней стоял выбор: либо они, либо она. Она выбрала их — своих лучших друзей, которые когда-то оставили её одну. Для Гермионы другие всегда были важнее её самой.

— Только в прошлый раз на кону стояли жизни и счастье моих друзей. Я не могла жертвовать ими ради себя. Выбор был, но в тоже время его не было. В мае я узнала, что беременна. Я не была готова к ребёнку. Ты знаешь меня, я — карьеристка. Я мечтала о карьере, а не о детях. Я не смогла сделать аборт, потому что это и его ребёнок тоже. Я приняла решение, что помогу Гарри вытащить Малфоя из суда, а потом сразу уеду. Я не о себе беспокоилась, а о них двоих. Малфой должен был начать новую жизнь, он должен был всё исправить, и я дала ему такую возможность. Со мной у него этого бы не получилось. А Эри вообще хотелось защитить от всего. Его обсуждали бы все, каждый, кому было бы не лень. Он стал бы вторым Гарри, вторым ребёнком, которого обсуждала бы вся магическая Британия. Я не могла допустить этого для собственного сына. И я уехала.

— Но ты вернулась. Почему?

— Я не имею права лишать Эри отца. Неважно, что между нами и как, я должна дать им шанс хотя бы узнать друг друга. А дальше пусть решают сами.

Гермиона смотрела перед собой рассеянным взглядом. Её что-то тревожило, что-то, к чему она оказалась не готова. Джинни посетила смутная догадка. Гермиону тревожили её собственные чувства.

— Чья реакция тебя беспокоит больше? — от вопроса подруги Гермиона напряглась, слишком прямой вопрос, слишком сложный ответ.

За чью реакцию она переживает больше?

— Эридан. Меня волнует только он. Для меня важны только чувства сына.

Сейчас он маленький и, конечно, будет рад встрече с отцом, но когда-нибудь он вырастет. Когда-нибудь Гермиона не сможет рассказать сказку про злую волшебницу, что обрекла его маму с папой на страдания. Когда-нибудь ей нужно будет сказать правду, нужно будет рассказать: почему мама с папой пожертвовали собственным счастьем, почему мама с папой не живут вместе, почему папа женился на другой тёте, почему мама всё это допустила. Гермиона не сможет соврать и тогда её собственный сын сможет её возненавидеть. За ложь, за сказки, за отсутствие в жизни отца. Она боялась этого. Окажись перед ней сейчас боггарт — она знала во что он превратится, точнее в кого. Он станет её сыном, который на неё обижен, который её ненавидит.

Джинни, кажется, понимала мысли Гермионы.

— Он твой сын, Гермиона. Твой и Малфоя. Ты делаешь для него всё, что в твоих силах и делаешь так, как считаешь: будет лучше для него. Ты заботишься о нём. Он не сможет тебя ненавидеть. Ты его мама и так будет всегда.

Гермиона обняла подругу, пробормотав тихое: «Спасибо». Джинни не злилась, она понимала, и Гермионе становилось легче.

— А что сейчас ты чувствуешь к Малфою, Гермиона?

Этого вопроса волшебница боялась больше всего. Она не знала ответа. Она не была уверена, что всё ещё любит, не была уверена, что всё ещё нуждается, не была уверена, что ненавидит. Она не была уверена ни в чём, кроме одного.

— Я думала, что забыла его, пережила, перестрадала, переболела… Я думала, что остыла к нему…

— Здесь должно быть какое-то «но», я угадала?

Гермиона откинулась на спинку дивана и, закрывая глаза, кивнула. Минуту она о чём-то размышляла, а потом посмотрела на Джинни глазами полными слёз.

— Когда я увидела его тогда — в день рождения Гарри — я забыла как нужно дышать.

И всё. Признание готово. Она сама себя распяла, сама себя казнила. Гермиона призналась не только Джинни, но и самой себе, что всё ещё что-то чувствует к Малфою. Что-то очень крепкое и нерушимое.

Привязанность.

Девушек прервал стук в окно. Это была сова, что немного удивило Гермиону. Время уже было позднее.

— Это точно не Гарри, — сделала вывод Джинни, рассмотрев сову. — Кто это, Гермиона?

— Малфой.

— Малфой?! — Джинни подскочила с дивана, закрыв рот рукой, чтобы не крикнуть ещё что-нибудь. — Что ему нужно?

Гермиона перечитывала аккуратно выведенные строчки снова и снова и почему-то совершенно им не верила. Она думала, что это произойдет позже. Значительно позже, но она ошиблась. Это происходило сейчас.

— Да, — голос Гермионы заметно понизился, она была взволнована и обескуражена. Ведьма снова пробежалась по короткому письму глазами. — Он хочет познакомиться с Эри.

Комментарий к Глава 4

Что сказать? Эта глава должна была быть совершенно другой, в моей голове так уж точно. Но что-то пошло не так, и итог мне нравится, пожалуй, больше.

В следующей главе уже появятся настоящие взаимодействия между Драко и Гермионой. А пока решила поделиться их историей, которая в будущем сможет объяснить некоторые поступки и слова героев.

Надеюсь получить от вас отзывы.

========== Глава 5 ==========

Если бы сейчас кто-то спросил Гермиону Грейнджер о том, какой у неё любимый цвет, она не задумываясь бы ответила: «Серый». Несколько лет назад любимым цветом мог быть любой другой: начиная от цветов её родного факультета и заканчивая обычными предпочтениями. Сейчас она не сомневалась, что это именно серый, в точности передающий цвет глаз её сына, который унаследовал оттенок глаз от отца. Признаться в том, что ей нравился цвет глаз Драко Малфоя, в нынешней ситуации было непросто.

Сейчас он сидел на её кухне за её столом и пил чай из её посуды. Кажется, слишком много Гермионы вокруг него. Но вокруг неё его было не меньше. С прошлого воскресенья она постоянно чувствовала запах его парфюма в своей кухне и комнате сына. Перед стиркой она также улавливала его запах на вещах Эридана. На диване в гостиной лежала подаренная им игрушка, а перед сном она читала сыну сборник сказок, который принёс Малфой. Даже кружка, из которой он пил чай в данную минуту, хоть и принадлежала Гермионе, негласно стала его.

Он появлялся в её доме пять раз с прошлой субботы, и они до сих пор не поговорили. Он пришёл в воскресенье после обеда, познакомился с сыном и провёл с ним несколько часов. Потом он пришёл во вторник, бросил ей дежурное «привет», и больше она от него ничего в свой адрес не слышала, пока он не сказал «пока». Тоже самое произошло в среду и четверг. Сегодня суббота, он всё так же поздоровался и больше ничего. Сегодня они планировали всё-таки провести сорвавшуюся в прошлые выходные встречу, именно поэтому сейчас Малфой не проводил время с Эриданом, а сидел на кухне вместе с Гермионой.

— Мама! — размахивая игрушечной волшебной палочкой, на кухню забежал светловолосый мальчишка. — Можно я возьму с собой свою метлу?

Гермиона перевела взгляд со столешницы на сына, который уже что-то рассказывал Малфою, забираясь к нему на колени. Девушка никогда не вмешивалась в их разговоры, она видела, что неожиданное отцовство для Малфоя чуждо и он чувствует некоторые неудобства в общении с Эриданом. Именно поэтому она запретила Гарри приходить в гости вместе с Драко, чтобы не смущать его ещё больше.

— Нет, милый, метлу с собой взять нельзя. Если ты помнишь, то бабушка с дедушкой не волшебники, а значит тебе нельзя приходить к ним в гости с волшебными игрушками.

— Ну пожалуйста, мама!

— Эри, я не думаю, что у тебя будет время полетать на метле. Дедушка хотел свозить тебя в парк на аттракционы.

Мальчик насупившись спрыгнул с колен отца и ушёл в свою комнату. Так как встреча не предполагала наличие маленьких детей, Гермиона решила отправить сына к своим родителям. Они любили внука не меньше, чем он любил их. А самое главное — они не задавали лишних вопросов. Девушка посмотрела на Малфоя, который смотрел на пустую арку между кухней и гостиной, за которой минуту назад скрылся Эридан. Она постучала пальцами по столешнице, а потом решила для себя, что ничего страшного не произойдёт, если она заговорит первой.

— Малфой, — мужчина чуть вздрогнув, перевёл взгляд на Гермиону, приподняв одну бровь. — Как часто у вас проходят такие встречи?

И почему она не спросила это у Гарри или Джинни?

Драко прочистил горло, отпил из чашки и ответил:

— Раз в месяц, иногда два.

Гермиона кивнула.

— Кто обычно на них присутствует?

— Поттеры, Уизел, Блейз и я, — Малфой усмехнулся. — Ещё вопросы?

Гермиона закатила глаза, громко фыркнув. Она схватилась за собственную чашку с кофе, как за спасательный круг, будто создавала дополнительную преграду между ними, если вдруг Малфой решит подойти.

— Несколько. Если ты, конечно, не против, — он отрицательно качнул головой, скрыв очередную ухмылку за чашкой. Она же ответа и не ждала, всё равно бы спросила. — Как в этой странной компании оказался Забини?

Драко неоднозначно пожал плечами.

— Я не хотел оказаться среди гриффиндорцев в одиночестве…

Ох, нет. Он хотел сказать совсем не это, она видела это в его глазах, которые он усердно отводил на окно. Малфой не хотел быть один среди героев. Но Гермиона не обвинит его в сокрытии правды, она всё равно её знает и без его слов.

— Кхм, может быть к вам присоединяется кто-нибудь ещё? — они оба знали чьё имя она хочет слышать, но оба старательно его избегали. Она не спрашивала прямо, и он не видел смысла его называть.

— Иногда, — он встал и направился к раковине, которая находилась в десятке сантиметров от неё. — Блейз раньше звал с собой Пэнси, а Вислый пару раз появлялся в компании девушек.

Ни слова о себе, ни слова об Астории. Гермиона внимательно следила за тем, как он открывает кран, подносит кружку под струю воды и моет её руками, без палочки, без магии. Она смотрела, как Драко Малфой моет кружку своими руками, не используя магических способностей. Её глаза ловили каждый его жест: то, как он выключает воду, стряхивает лишнюю влагу с чашки и отправляет её на полку, как он тянется к висевшему около неё полотенцу и хватает его длинными пальцами. Ей было всё равно как она сейчас выглядела, но она не могла оторвать от его рук взгляда.

Гермиона тут же пришла в себя, как только услышала очередную усмешку, сорвавшуюся с его губ: Малфой заметил её взгляд, заметил её закушенную губу, заметил её поалевшие щёки.

— Грейнджер, — они встретились глазами, и он шумно выдохнул. — Нравится?

Гермиона закатила глаза, на что Малфой только приблизился к ней.

— Не обольщайся, Малфой. Я просто удивлена тем, что ты сделал это настолько маггловским способом.

Она смотрела на то, как Малфой склоняет голову вправо, прищурив глаза. На его губах снова мелькнуло подобие фирменной ухмылки. Он приближался к её лицу, а она забывала как нужно дышать. Его лицо становилось всё ближе. Они уже дышали одним воздухом, буквально дыханием друг друга.

— М-малфой, — Гермиона сглотнула, что также не скрылось от мужчины, — что ты делаешь?

Он не ответил, только продолжал приближаться, сменив траекторию движения. Теперь он приближался к её уху. Его губы почти коснулись её щеки, пока она не отрывала от него глаз. В нос проникал его запах, проходил через гортань в трахею и бронхи, затем в самые лёгкие, наполняя их собой. Гермиона дышала его запахом. Закрыла глаза. Медленно вдохнула. Не выдохнула.

ба-бах…

Где-то там — внутри — подало признаки жизни давно остановившееся сердце. Оно не билось, трепетало. Еле слышно. Еле ощутимо. Будто оно боялось. Будто оно не верило.

Он рядом.

Гермиона почти физически ощущала его губы возле своего уха. Почти. Волосы чуть заметно колыхались от его дыхания. Её обдало жаром.

— Уверена?

Малфой не говорил, шептал. Тихо, едва слышно, медленно, горячо. Он совершенно точно заметил мурашки на её шее. Иначе быть не могло.

— Что?

Гермиона не разобрала его слов. Она никак не могла понять, что же он ей сказал. Малфой улыбнулся. Она не слышала, но чувствовала. Он не касался её, но был близко.

Непозволительно близко.

— Ты уверена, что тебе не нравится?

Его голос укрывал её ватным одеялом. Было тепло и тяжело. В особенности тяжело было дышать.

Гермиона была на грани того, чтобы прикоснуться.

Всего одно касание. Только одно.

Она чувствовала, как её рука дрогнула, покрепче впиваясь пальцами в столешницу.

— Гермиона! У тебя было открыто!

Гарри и Джинни зашли на кухню. Услышав посторонние голоса, Гермиона и Малфой отскочили друг от друга. Бывшая гриффиндорка почти залезла на столешницу, резко выдохнув и вдохнув снова. Не дышала. Она поняла, что всё это время удерживала внутри собственных лёгких запах Малфоя. Он был более необходим, чем кислород. Рядом с ним Гермиона позволила себе забыть, что нельзя. Им нельзя. В ушах зашумело. Гермиона даже не поняла, когда Малфой снова оказался от неё далеко. Шум крови в ушах перекрыл резкую шутку от Драко в сторону Гарри, который всё это время, как и его жена, не сводил глаз с подруги.

— Мама! Я… — голос сына слышался издалека, и она с трудом поняла причину, по которой он так и не закончил свою фразу.

Эридан был на руках её лучшего друга, крепко обнимая того за шею. Гермиона окончательно пришла в себя, когда поняла, что тёплые отношения между этими двумя заметила не только она. Губы Драко плотно сжались, черты лица стали ещё резче, на скулах заиграли желваки. Малфой неплохо поладил с сыном, они быстро нашли общий язык, а Эри уже к нему привязался, но до отношений Гарри и Эри Малфою было очень далеко. И несмотря на то, что голова Гермионы в эту секунду разрывалась от роя мыслей, она понимала, что ситуацию спасти может только она.

— Эри, ты собрал вещи?

Мальчик, сидя на руках известного героя, заметно расстроился, надул губы и посмотрел на мать исподлобья. Гермиона посмотрела на часы, которые висели на стене напротив неё. Без десяти минут одиннадцать. Через минут десять за Эриданом заедут её родители, а также должен прийти Рон, после чего они смогут отправиться в Хогсмид. Как быстро пролетело время, ведь недавно до встречи с родителями оставалось не меньше сорока минут, а на её кухне сидел только Драко Малфой и пил чай. Сейчас же в её голове всё было покрыто вязкой кашей.

— Нет, я не собрался, — выдохнул мальчишка.

— Тогда тебе нужно поторопиться, иначе ты останешься дома и пропустишь всё веселье, — сил улыбаться не было, но Гермиона всё равно это сделала: чувства сына для неё по-прежнему в приоритете.

Гарри уже собирался пойти вместе с Эриданом, чтобы помочь ему, но Гермиона успела их остановить. Она говорила что-то о том, что ей всё равно нужно проверить, какие вещи собрал Эри. Речь бывшей гриффиндорки была сбивчивой и бессвязной, а главное — бессмысленной, но Гарри сдался. В его изумрудно-зелёных глазах она увидела понимание. Ей необходимо побыть на расстоянии от Малфоя. Гермиона нуждается в «свежем» воздухе, где не будет его запаха. Ей нужно разложить всё по полочкам.

В реальности Гермиону сохраняла только маленькая тёплая ладошка, находящаяся в её руке. Она покрепче перехватила руку сына, пока вспоминала о том, что несколько минут назад её рука цеплялась за столешницу до побелевших пальцев, потому что Гермиона была готова прикоснуться к Малфою. Она чуть не нарушила обет. Она почти оставила сына сиротой, только потому что её вдруг потянуло к его отцу.

нельзянельзянельзя

Отвратительное слово набатом било в её голове. Казалось, что череп этого просто не выдержит и уже в следующую минуту расколется.

Она ничего не могла с собой поделать. Его запах не выветривался из лёгких, будто он вместе с кислородом проник в её кровь. Его чистый запах распространился по её грязной крови. Они всегда будут дилеммой. Неправильность их отношений не сможет исправить никакая война, даже десяток войн с этим не справятся, так же как и правильность отсутствия их отношений давно перестала быть таковой.

Гермиона складывала вещи сына в небольшой рюкзак, пока он переодевался. Мысли в голове не переставали зудеть, хотелось залезть в собственную голову и достать их оттуда: вытащить руками, вытравить. Ей вдруг показалось, что не было всех этих лет, не было пыток и не было обета. Малфой был таким же, как когда-то в школе. Также дышал ей в волосы, также сводил с ума своим голосом, также выводил её из равновесия, не также не касался рукой, не также не проводил пальцами по её рёбрам, не также не касался мочки уха губами, пока говорил. Уже всё было не также. Но она также отчаянно льнула к нему, словно Драко Малфой единственное, что её волнует. Не единственное.

Гермиона посмотрела на мальчика, так похожего на своего отца, обвела взглядом его волосы, линию челюсти, и засмотрелась в серые глаза, которые были необыкновенно тёплые. Непривычно. Эти серые глаза горели теплом и любовью, согревали и обволакивали. Совсем не как у его отца: холодные и безразличные, которые обжигают и топят, закатывают под лёд. Лёд и пламя. Один цвет, две стихии. Навсегда небо и земля, а она всегда будет их горизонтом: чем-то неуловимым, почти нереальным, что всегда будет их объединять, потому что Гермиона Грейнджер всегда будет их любить.

— Мама, ты грустная, — маленькие ручки обхватили её за шею, как только она села на кровать.

— Не грустная, милый, — мягкая улыбка тронула её губы.

— Грустная.

— Нет.

Она снова обвела взглядом черты лица, остановившись на глазах.

— Я так сильно люблю тебя.

Слова сорвались с её губ прежде, чем она успела их обдумать.

— Я сильнее, мамочка!

И вдруг что-то очень важное и трепетное колыхнулось в её голове, пытаясь выбраться на свободу из-под груды камней, которыми она это что-то закопала несколько лет назад. Что-то необходимое. Но Гермиона не позволила. Прошлое должно оставаться в прошлом, а сейчас для неё есть только настоящее с горящими серыми глазами.

— Так всё, ты готов? — спросила она, выбираясь из крепких объятий.

— Да! Скорее на улицу! Дедушка уже должен приехать!

И Эридан скрылся за дверью, а на губах Гермионы расцветала улыбка, настоящая, искренняя улыбка.

Пока спускалась по лестнице, она слышала, как Эри прощается с Гарри и Драко, видела, как улыбаясь машет Джинни и хмурясь смотрит на Рона. Гермиона скопировала выражение лица сына. Что Рон успел наговорить? Но подумать об этом девушке не удалось, рядом промчался маленький ураган, который уже забыл про Рона и начал задавать уйму вопросов.

— Мама, ты заберешь меня завтра? Завтра наш день? Мы пойдём в кино? Ты купишь мне игрушку? Ты приготовишь мне торт с апельсинами?

Гермиона не успевала кивнуть, как появлялся следующий вопрос, поэтому она перестала кивать и просто слушала планы сына на их день. Их днём было каждое воскресенье. Обычно они проводили этот день только вдвоём, ни на что не отвлекаясь. Эти дни ценны были и раньше, но сейчас, когда она работала очень много, воскресенье становилось более ценным.

Выйдя на улицу, она смотрела, как сын оказывается на руках мужчины, рядом с которым стоит женщина. Родители. После того, как они простили её за изменение их памяти и приняли со всеми её проблемами, Гермиона поняла, что это те люди, ради которых она должна жить. Она не может себе позволить заставить их страдать.

— Привет, пап, мам. Как вы?

— Всё чудесно, милая, — мистер Грейнджер смотрел на дочь глазами, какие были схожи с глазами Гермионы. — У тебя всё хорошо?

Девушка только кивнула, сказала ещё несколько слов родителям и сыну, а потом попрощавшись зашла в дом. Из кухни доносился смех и шутки Джинни. Гермиона подошла к кухне и опёрлась на стену, наблюдая за своими друзьями. Они так гармонично смотрелись на её кухне, как будто так было всегда: Джинни с помощью палочки разливала чай, Рон недовольно наблюдал за шуточной перепалкой Малфоя и Гарри, а они, не замечая этого, друг друга подначивали.

— Гермиона, я тут немного похозяйничала, — Джинни обвела рукой кухню, показывая на стоявшие на столе чай и печенье. — Надеюсь, что ты не против.

— Всё в порядке.

— Грейнджер, я надеюсь ты уже готова. Мы ждём только тебя.

Семья Поттеров посмотрели на Малфоя с непониманием, а Рон открыл рот, чтобы встать на защиту Гермионы. Но ей не нужна была защита, не от Малфоя. Он поступил очень даже ожидаемо. Проходи Малфой сейчас мимо, то обязательно бы толкнул её плечом, если бы имел такую возможность, а потом скривился бы так, словно встал ботинком в грязь. Это Драко Малфой, и он вряд ли когда-то изменится.

— Рон, я не знаю о чём ты здесь говорил некоторое время назад, но я хочу, чтобы ты прекратил любые оскорбления в сторону Малфоя в моём доме!

Она чувствовала на себе непонимающие взгляды и видела, как один из её лучших друзей задыхается от негодования.

— Гермиона! Ты что заступаешься за этого идиота?

Рон подскочил на ноги, рассматривая свою подругу, как невиданную раннее зверушку. Малфой пробурчал себе под нос: «Кто ещё из нас идиот, Уизел», а Гермиона только сказала короткое «да». Возмущение Рона можно было ощутить кожей.

— Скажи ещё, что ты любишь этого хорька!

В секунду в кухне наступила тишина, никто, кажется, даже не дышал. Гермионе не нужно было время, чтобы обдумать ответ на высказывание, он был очевидным.

— Рон, я люблю своего сына, а для него Малфой почти святой. Так что будь добр не оскорблять Малфоя в присутствии Эридана.

Голос Гермионы звучал твёрдо и уверенно, и Рон не рискнул ей возразить.

— Так, а теперь мы всё-таки отправимся отдыхать! — Джинни радостно соскочила со стула, схватила своего мужа за руку и понеслась к выходу. Уже через несколько минут они стояли в точке аппарации, откуда трансгрессировали прямо в Хогсмид.

Оказавшись в волшебной деревне, бывшая гриффиндорка поддалась воспоминаниям. Она так много времени провела здесь с друзьями. Гермиона вспомнила, как Гарри пробирался сюда через потайные проходы в замке, перемещался в мантии-невидимке и подслушивал разговор о Сириусе, сидя под столом. Она вспомнила «Сладкое королевство» и её любимые сладости оттуда. Воспоминания были разные: и хорошие, и плохие. Вспоминались дружеские походы в Хогсмид во время учёбы иледенящие душу дементоры во время войны. Вспоминались первые собрания ОД в «Кабаньей голове» и проникновение через неё в Хогвартс.

— У меня всё тоже самое каждый раз, — рядом встал Гарри. — Я был здесь уже не один раз и прошло столько лет, а каждое появление здесь и всё по новой. Джинни и Рон этим не страдают, а меня как будто заколдовали. Все эти годы перед глазами проносятся, словно это всё вчера только произошло. Будто я стою на месте, а время проходит мимо меня.

Гермиона положила голову на плечо друга. Джинни, Рон и Драко продолжили движение, даже не обращая внимания на торможение части их компании. Видимо для них было привычно, что Гарри вот так встаёт и не двигается какое-то время. Они давали ему время прожить это всё ещё раз.

Мимо них прошло несколько ребят, и Гермионе вдруг почудился запах курицы из рюкзака одного мальчика. Они с Гарри одновременно повернули головы к краю деревни, туда, где в лесу скрывалась небольшая пещера. Ей показалось, что, если они сейчас схватятся с Гарри за руки, пробегут несколько метров и взберутся на небольшую возвышенность, следуя за чёрным псом, они снова увидят Сириуса. Гермиона посмотрела на друга, он думал о том же самом. Гарри сейчас был не здесь, он стоял запыхавшийся в той пещере и смотрел, как его крёстный жадно поедает принесённую курицу и запивает её тыквенным соком, а Клювокрыл подбирает косточки с земли. Её лучший друг снова переживал потерю единственного родного человека. Каждый раз, возвращаясь, Гарри переживал каждую понесённую потерю, а Рон и Джинни уходили вперёд, давая шанс побыть одному. Время проходило мимо него, как его жена и лучший друг.

Гермиона нашла руку Гарри своей и крепко сжала. Она не позволит ему оставаться одному, как бы ни было больно, она переживёт каждую потерю снова, вместе с ним.

Починить очки известного Гарри Поттера двенадцать лет назад в Хогвартс-экспрессе было правильно, а соврать ради двух невыносимых мальчишек профессору МакГонагалл было одним из её лучших решений.

— Когда-нибудь мы вернёмся сюда, Гарри, и по пути в «Три метлы» ни разу не оглянемся назад. Когда-нибудь мы не остановимся на дороге.

— Думаешь это время наступит?

— Оно не может поступить иначе. Просто не имеет права.

Она заметила пристальный взгляд изумрудных глаз, но больше ничего не добавила. Боль не проходит и никогда не пройдёт, но в один прекрасный день она перестанет беспокоить так сильно, и тогда они не обернутся. Прошлое навсегда останется в прошлом.

Гарри перехватил её за руку и повёл в место их детства, к очередным воспоминаниям и сливочному пиву. В место, где прошлое тесно переплетается с настоящим, откликаясь светлой надеждой на будущее.

***

В баре, за дальним столиком в углу, их уже ждали: перед двумя пустыми стульями стояли две бутылки сливочного пива. Джинни пила сок и препиралась с Забини, пока Рон и Малфой гневно взирали друг на друга. Эти двое точно никогда не перестанут препираться.

— Грейнджер! Поттер! Ждем только вас, — мулат отсалютовал им стаканом с огневиски, а потом снова посмотрел на Джинни. — Отвяжись, Уизли!

— Вообще-то я уже Поттер!

— Меня не волнует, Уизли!

Гермиона перевела взгляд с одного на другого, потом посмотрела на Гарри, который не уделил этому никакого внимания и просто сел рядом с женой, и поняла, что всё так как должно быть. Ведьма молча села на предназначенный для неё стул, который по всем законам подлости стоял напротив Малфоя.

Хорошо, что не рядом.

На некоторое время Гермиона просто отключилась, она пыталась слушать о чём говорят её друзья, но не получалось. Ей хотелось подумать, но и это не выходило. В голове образовался вакуум. Она наблюдала, как мадам Розмерта передвигается за барной стойкой, а несколько небольших компаний смеются над чем-то за своими столиками. «Три метлы» ничуть не изменились, только в силу времени года здесь нет школьников, которые сюда вписываются гораздо лучше остальных.

— Грейнджер, — голос Забини смог таки вырвать Гермиону из вакуума, — где же ты пропадала всё это время?

— Жила в Испании, — Гермиона сделала глоток пива из бутылки. По лицу бывшего слизеринца было понятно, что он жаждет подробностей, но она их давать не собиралась.

— Солнце, пляж и море. Понимаю, — Блейз мечтательно протянул гласные. — Я целый год прожил в Италии, пока моя маман опять не вышла замуж.

— Предлагаю выпить за солнце, пляж и море! — Гарри поднял свою бутылку сливочного пива.

Все дружно его поддержали, и вскоре был слышен стук стекла об другое. Следующий час они обсуждали работу, много шутили и пили. Было весело, и Гермиона перестала чувствовать себя чужой. Забини пытался выведать у неё больше подробностей про Испанию, личную жизнь и карьеру. Гермиона на всё это отшучивалась и не давала внятных ответов.

— Слушайте! Может переберёмся к нам домой? Тут становится слишком многолюдно.

Предложение Джинни оказалось неожиданным, но только для Гермионы. Судя по всему, они избегали большого скопления людей и их можно было понять. Гермионе сразу стало понятно, почему они вообще собираются именно утром, да ещё и в субботу.

— Отличная идея! — Забини был уже немного захмелевшим. — На днях приехала Пэнси, она сказала, что с удовольствием бы присоединилась к нам, если у Уизлетты всё ещё сохранилось то потрясающее вино!

— Сообщишь ей?

Гарри начал подниматься, протягивая руку Джинни и обращаясь к Забини. Малфой допивал остатки из своего стакана, а Рон опирался на спинку стула.

— Да. Она где-то ходила с Асторией. Думаю они придут обе.

Гермиона не хотела, но заметила, как напрягся Малфой: его спина в миг стала неестественно прямой, а взгляд стеклянным. Ему эта идея однозначно не пришлась по нраву. Судя по тому, что никто не спросил Малфоя за всё это время про его невесту, она не так часто появлялась в их компании. Вечер планирует быть интересным.

Сложно сказать уловила ли Гермиона тот момент, когда она оказалась сидящей на кресле в гостиной дома на площади Гриммо 12 с бокалом красного вина. Дом, с которым воспоминаний не меньше, чем с Хогсмидом. Гарри, Рон и Драко обсуждали чемпионат мира по квиддичу, а Гермиона и Джинни говорили о какой-то ерунде. Периодически Гермиона ловила на себе взгляды Малфоя, но старалась на них не реагировать.

Флиртовать с ним утром на её кухне казалось ей правильным, сейчас же, когда с минуты на минуту здесь должна появиться его невеста, Гермиона почувствовала себя ужасно.

Малфой женится. Он несвободен. И по непонятным причинам Гермиона позволила себе об этом забыть сегодняшним утром. Ей становилось тошно от самой себя. Она почувствовала себя грязной и неправильной. Захотелось пройтись.

— Я сейчас вернусь.

Она покрепче вцепилась в ножку бокала, встала с кресла и пошла в столовую. С последнего пребывания здесь дом значительно изменился: стало чище и светлее. Она передвигала ногами, заставляя себя не обращать внимания на взгляды друзей. Побыть одной. Ей просто захотелось побыть одной.

Зайдя на кухню, она оперлась бедрами на стол, поставила рядом с собой свой бокал и закрыла глаза.

Одиночество.

Гермиона старалась дышать глубоко. Утром она не сделала ничего предосудительного. Тогда почему она так отвратительно себя чувствует? Что расстраивает её больше? То, что Малфой женится или то, что не на ней?

Ей не нужно было напрягать слух или открывать глаза, чтобы понимать, что он стоит напротив. Зачем он пришёл? Гермиона снова вцепилась в бокал, словно в спасательный круг.

Ей уже не спастись.

— Что тебе нужно, Малфой?

Она шумно выдохнула и открыла глаза. Он стоял в шаге от неё.

— Хотел поговорить.

— Прямо сейчас?

Гермиона устала. Этот день закончится ещё не скоро, а он уже её вымотал. Лечь бы сейчас спать.

— Да. Думаю, я вряд ли смогу набраться смелости ещё раз.

Она отпила вина и посмотрела ему прямо в глаза. Серые. Холодные. Небрежно кивнула головой, дав знак, что он может говорить.

— Почему ты мне не рассказала?

Вопрос, на который ответить непросто. А есть ли у них вообще вопросы, на которые ответить будет легко? Вряд ли.

— Не захотела.

Её тон был небрежным и уставшим. Она видела, как он закипает. Малфой старался быть вежливым и сдержанным, но разве с ней можно быть таким?

— Ты должна была мне сказать!

— Нет.

Он внимательно изучал её глазами, а уже в следующую секунду сорвался.

— Ты обязана была мне сказать! Это и мой ребёнок тоже!

— Малфой, я тебе рассказала.

— Ты серьезно сейчас? — он выдохнул, уставившись на неё неверящим взглядом. — Ты бредишь! Нет, ты блять сейчас серьёзно?

Он смотрел на неё долго и пристально, но она не отвечала. Грудная клетка Малфоя высоко поднималась от неровного дыхания. Он ударил руками по столу возле неё, роняя бокал с вином. Минутную тишину нарушил звон бьющегося стекла. Она чувствовала под своей ладонью десяток осколков, но лишь покрепче вцепилась в столешницу.

— Ты должна была сказать мне тогда! Не сейчас, спустя пять лет! А тогда! Когда ты вытаскивала меня из грёбаного Азкабана! Зачем ты всё это делала? Нахрена, Грейнджер? Объясни мне! Ты же ни разу со мной даже не поговорила! Что это было за благородство?

— Так было нужно.

— Кому это было нужно? Тебе? Мне? Кому? Что ты молчишь, Грейнджер? Почему ты не сказала, что беременна?

— Что бы это изменило?

Гермиона грустно улыбнулась, покрепче вцепилась в стол, заставляя себя концентрироваться на боли внутри ладони. Он снова был слишком близко. Они опять дышали дыханием друг друга. Он кричал ей прямо в лицо.

— Это всё бы изменило, Грейнджер! Всё! Мы бы что-нибудь придумали! Поженились бы в конце концов! У нас был бы шанс всё исправить!

Она смотрела в его глаза, внимательно изучая. Всё такие же серые, как грозовые тучи. Такие же холодные, как ветер во время метели, такие же колючие, как мороз. Малфой весь был холодный. Он зарос толстой коркой льда. Уже не спастись. В серых радужках плескались надежда и отчаяние. Гермиона долго их разглядывала, пока не заметила собственного отражения в чёрных зрачках. После его слов в ней тоже плескалась надежда, которую вскоре ждала страшная смерть. Потому что ничего бы не изменилось.

Потому что нельзя.

И Гермиона тоже сорвалась.

— Ничего бы не изменилось, Малфой! Мы бы ничего не придумали! Мы бы не поженились! Потому что мы не можем! Потому что нам нельзя! Между нами ничего не может быть!

— Ты должна… — она не позволила ему договорить.

— Я испугалась! Испугалась! Мне было восемнадцать! А тут ребёнок! Я не хотела детей! Не тогда! Мы не могли быть вместе! И я осталась одна! Мне было страшно! Ясно тебе? Мне было страшно… — крик сорвался на еле различимый шёпот.

Она видела как поднимается его ладонь и останавливается возле её щеки, после чего сжимается в кулак. И только после этого она поняла, что плачет. Из-за слёз его образ стал расплывчатым.

— Тебе нужно было рассказать.

— Мы даже не были вместе, как ты себе это представляешь?

— Ты говорила, что любишь…

— Говорила… — Гермиона всхлипнула, она чувствовала во рту солёный вкус своих слёз, которые заливали всё её лицо.

— Хочешь сказать это было не так?

Гермиона слышала, как дрогнул его голос. Делать ему больно не хотелось.

— Нет, не так, — она видела как он отшатывается от неё, и внутри у неё что-то упало, что-то снова разрушилось. — Мы не любили, Малфой! Это не любовь! — она не заметила, как снова начала кричать. — Это болезнь! Чёртова патология! Иначе я не знаю как объяснить эту ломку каждый раз, когда я вижу тебя! Это не чёртовы бабочки и цветочки в животе! Это горные тролли, которые разрушают всё! Они разрушают нас! Это не любовь…

Гермиона смотрела на Малфоя, и с каждой секундой внутри становилось всё тише. Рухнувший мир горел. Огонь уничтожал всё живое. Она умирала снова. Это она зажгла этот огонь, она сожгла всё. Возвращаться больше некуда.

— Не любили… — он еле слышно повторил её слова. Гермиона видела внутри него тот же самый пожар. Он тоже горел. — Тогда я ненавижу.

— Что?

Гермиона не была уверена, что он услышал, потому что сама еле поняла, что сказала. Но он услышал.

— Я ненавижу тебя, Грейнджер, — его голос звучал низко и спокойно, Малфой почти рычал ей эти слова в самые губы. Несколько миллиметров до касания. Он снова близко. Непозволительно близко. — Я ненавижу каждую минуту с тобой. И будь у меня возможность, я бы всё исправил, чтобы снова… не заболеть.

Гермиона не могла дышать, не получалось вздохнуть. Слёз больше не было, но глаза невыносимо щипало. Правая рука саднила. Гермиона потерялась в реальности. Мира больше не было. Остался только пепел и она среди него. Вдыхает вместо кислорода, раздирает внутренности и умирает. Слишком медленно. Слишком долго.

— Отойди, — её голос хрипел, был не разборчивым.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты отошёл.

Снова смотрит ему в глаза. Ни льда, ни холода — сплошная пустота. Малфой забегал по ней глазами, будто пытался понять что только что произошло. Делает неуверенный шаг назад. Гермиона сжимает правую руку в кулак и направляется к выходу. Тормозит у дверей и не поворачиваясь говорит единственную фразу:

— Будь у меня возможность, я пережила бы каждую минуту ещё тысячу раз.

И выходит из кухни. За спиной что-то снова бьётся. Но уже всё равно.

Как назло у входа она сталкивается со всеми. Пришли Блейз, Пэнси и Астория. Рон, Гарри и Джинни тоже там.

— Гермиона? — голос Джинни какой-то странный, очень далёкий, будто из другой вселенной. — Всё нормально?

— Мне нужно уйти, потом всё объясню.

Она выбежала за дверь, слыша лишь чей-то чужой голос, который обращался к ней: «Грейнджер, что с рукой?».

Но она не обращала внимания. В голове звучал только один голос, который беспрестанно твердил:

ненавижу.

Комментарий к Глава 5

Потратила на эту главу очень много сил и даже не знаю что про неё можно сказать. Надеюсь, что эмоциональные качели здесь чувствуются, хоть они и не совсем здесь привычные, но в моём понимании они должны быть именно такими.

Спасибо за то, что вы читаете эту работу!

========== Глава 6 ==========

Гермиона посмотрела на свою правую ладонь: ни царапинки, ни маленького шрамика, ничего другого, обычная чистая с привычными линями ладонь. Однако зуд не прекращался, отчего девушка в очередной раз потёрла ладонь. Может быть эту странную боль в руке она просто придумала, чтобы использовать, как способ абстрагироваться от боли в душе? И стоило только такой мысли пронестись в голове стрелой, как она нашла точную цель: зуд в ладони усилился. Гермиона сжала руку в кулак.

— Милая, у тебя всё хорошо?

Мягкий голос мамы убаюкивал и позволял чувствовать себя маленькой девочкой. На неуверенный кивок головы женщина только спросила: «Уверена?». Ответа не было. Гермиона тяжело задышала, подмяла под себя ноги и положила голову на колени матери.

— Мам, я так устала, — из груди вырвался судорожный всхлип, но слёз не было. — Просто устала.

Нежные касания маминых рук к коже головы приносили несказанное удовольствие. Пальцы перебирали волосы, и глаза Гермионы закрывались. Она слышала, как её мама начинает напевать какую-то незамысловатую песенку, которая так сильно напоминает о детстве.

Маленькая кучерявая девочка лежала головой на женских коленях и хлопала своими большими карими глазами, пока тонкие пальцы распутывали её непослушные кудряшки, а родной голос напевал что-то весёлое.

— Мам, он отвратителен! — голос маленькой Гермионы звучал так резко, что, наверное, мог послужить сигналом к боевой готовности в армии. — Его поведение ужасно! Он всё время кричит и что-то жуёт, а когда его о чём-то спрашивают, то он начинает чесать затылок и непонятно мычать!

— Он просто мальчишка, а ты к нему слишком строга.

Голос мамы успокаивал и уменьшал запал Гермионы, но только до тех пор, пока она снова не вспоминала про своего невыносимого одноклассника Люка.

— Он похож на дикую обезьяну!

— Может быть, он тебе нравится?

Вопрос мамы выбил Гермиону из колеи. Она соскочила с дивана на ноги и, громко топнув, закричала:

— Глупости! Как он вообще может кому-то нравиться?

А вот алеющие щёчки, бегающие большие глаза и сжимающие юбку пальцы говорили об обратном.

***

Всё на том же лиловом диване сидела женщина и перебирала кудрявые волосы своей дочери, которая вновь оказалась на её коленях с пылающим взглядом. Она только вернулась из своей школы чародейства и волшебства.

— Неужели все мальчишки такие глупые? Я же просто беспокоилась о них! Рождество давно прошло, и та история с метлой забылась, но Рон всё продолжает мне об этом напоминать! Я же оказалась права, когда сказала от кого подарок! Да, зла Гарри причинить никто не хотел, но мы же не знали этого!

Элис продолжала массажировать голову дочери, напевая детскую песенку про утят, пока Гермиона распалялась всё больше.

— Он ведёт себя, как маленький ребёнок!

— Вы и так дети, милая, — на губах женщины появилась снисходительная улыбка. — Может быть твой друг тебе нравится?

— Глупости! — девочка оказалась на ногах, громко топнула и сердито сказала: — Он не может мне нравиться!

Девичьи щёчки вновь краснели, а пальцы на юбке сжимались крепче.

Сейчас Гермиона лежала на коленях матери с закрытыми глазами совершенно спокойная и даже пыталась напевать вместе с ней песенку про крякающую утку, что потеряла своих утят.* На ней больше не была надета школьная юбка, её заменили узкие джинсы, а о румянце на лице не было и речи. Бывшая гриффиндорка была слишком бледной.

— Будешь говорить о том, какой он противный? — Гермиона отрицательно помотала головой. — А о том, что ему место в зоопарке? — снова отрицательный ответ. — А отрицать, что он тебе нравится начнёшь?

С губ сорвалось только слово «глупо».

— И почему же?

— Хотя бы потому, что у меня есть от него сын.

Элис понимающе кивнула, но ничего не сказала. Гермиона открыла глаза и посмотрела на мать снизу вверх, немного прищурившись.

— Эри уже разболтал, да?

Ответ Гермионе не требовался. Конечно же, Эридан не мог не поделиться с бабушкой и дедушкой такой радостной новостью, как знакомство с родным отцом. Только вот рассказывать о вчерашнем разговоре Грейнджер точно никому не хотела. Слишком личное. Слишком её.

— Кстати, где они с папой?

Стоило только Гермионе спросить, как в гостиную ворвался её личный маленький ураган. Мальчик залез на её живот, удобно устроился и стал рассказывать о прошедшем выходном. Гермиона смотрела на сына и пыталась представить себе маленького Драко. Интересно, в детстве он был такой же энергичный, как Эридан, или был тихим и закрытым, как есть сейчас? В момент перед глазами появился образ одиннадцатилетнего светловолосого мальчишки, который вечно задирал Гермиону с её друзьями. Она даже вспомнила, как однажды Драко обманом вытащил Гарри и Рона ночью в коридор. Он был слишком вредным и противным мальчишкой, в Эридане девушка подобного не замечала.

— Мама! Дедушка учил меня кататься на велосипеде! У меня получилось! Я сам крутил педали!

Она перевела взгляд на говорящего без умолку сына и улыбнулась. Гарри говорит, что она выглядела так же в пятнадцать, когда её вязаные шапочки пропадали ночью, а она думала, что их забирают домовики. Детство. Как же ей иногда хотелось в него вернуться. Сидеть так же в гостиной с родителями и рассказывать им что-нибудь, возможно, о новой прочитанной книге или о сложном выученном заклинании. Обвела взглядом комнату, останавливаясь на родителях и Эридане. Теперь Гермиона уже сама мама, пришла её очередь выслушивать истории о победах и поражениях, которые ощущаются как свои. Вот и сейчас ей казалось, что это она впервые села на велосипед, и это она сама смогла крутить педали. Восторг. Но это сделал её сын. Восхищение. Он научился ездить на велосипеде с помощью её отца. Благодарность.

— Не останетесь у нас? Мы могли бы вместе пообедать, — мистер Грейнджер сел рядом с женой, потрепав при этом дочь по макушке.

Гермиона нахмурилась, пытаясь увернуться от руки отца, которой тот продолжал взъерошивать и без того непослушные волосы.

— Так, что насчёт обеда, Гермиона? — миссис Грейнджер решила не отставать от мужа, — Мы так давно не проводили время вместе.

Гермиона тяжело вздохнула. В голове был рой мыслей, с которым разбираться совсем не хотелось, не сейчас. Она посмотрела на родителей и, насколько это было возможно, кивнула, добавив тихое: «Мы останемся». Эридан тут же соскочил с матери, схватил дедушку за руку и повёл его к выходу в сад, говоря о том, что он хочет овощи-гриль. Гермиона поднялась с колен матери и села на диван, собираясь встать и пойти на кухню, но её остановил голос Элис.

— Гермиона, — девушка обернулась, встречаясь с голубыми глазами мамы. — Я знаю, что ты уже взрослая, и ты привыкла полагаться на себя. Только… я год жила без дочери. Я целый год просыпалась и осознавала, что в моей жизни не хватает чего-то очень важного. Каждый день. Я теряла тебя каждое утро, как только открывала глаза. Я не знала, что у меня есть дочь, и что в любой момент я могу потерять её навсегда. Но я всё равно теряла… и теряю до сих пор. Ты теперь и сама мама, поэтому поймёшь меня. Пожалуйста, девочка моя, не позволяй мне ещё раз остаться без дочери.

Гермиона долго и пристально смотрела на лицо сидящей перед ней женщины, пытаясь что-то найти. В груди поселился неприятный холодок. Он опускался в живот, покрывая инеем внутренности. Она замерзала изнутри, обрастала льдом, на котором кривым узором вырисовывалось осознание.

— Пять лет назад ты вернула нам с Томом память, но не вернула дочь.

Всхлип из груди вырвался неожиданно, Гермиона судорожно подорвалась и обняла маму за шею. Изо рта бессчётное количество раз вырывалось слово «прости», а она заливала шею одного из самых родных людей слезами, вдыхая необходимый ей запах свежести. От Элис всегда пахло свежестью: летним ветерком и утренней росой. «Я так люблю вас, так сильно, люблю» — слова лились из неё непрерывным потоком, Гермионе казалось, что не скажи она этого, жизнь остановится. Она стоит на месте, а время проходит мимо неё. Женщина обняла её в ответ, и Гермиона сделала первый шаг.

Она тоже будет идти.

— Так он тебе нравится?

Элис задала свой вопрос, как только её дочь перестала всхлипывать на её плече. Гермиона оторвалась от мамы, проследив за её руками, которые коснулись лица бывшей гриффиндорки и стёрли мокрые дорожки от слёз. Девушка нахмурилась.

— Мам, глупый вопрос. Правда, — она еле заметно усмехнулась.

— Хорошо. Тогда, может, ты влюблена в него?

— Нет! — слова сорвались с губ раньше, чем Гермиона поняла вопрос. Она задумалась. Влюблена ли она в Драко Малфоя? — Нет, я не влюблена в него.

Влюблённость слишком лёгкое и окрылённое чувство по сравнению с тем, что она испытывала.

— И предвещая твой очередной вопрос, я не люблю его. Раньше думала, что любила, а сейчас…

Она задумалась. Как описать её чувства? Нет. Как описать симптомы её патологии? Она зависима от него, он просто нужен рядом. Всегда.

— Раньше ты любила его, а сейчас просто привязана.

— Я не… — но договорить она так и не смогла, Элис как-то слишком по-доброму улыбнулась.

— О, нет, дорогая. Ты любила его, — Гермиона смотрела с недоверием, она сама не понимала своих прежних чувств, так откуда о них знать её матери? И, будто отвечая на её вопрос, миссис Грейнджер добавила: — Может быть я плохо знаю вот эту девушку, — она мягко коснулась указательным пальцем груди бывшей гриффиндорки, — но я хорошо знала ту девочку, что жаловалась мне на мальчишек, сидя на этом диване. О нём ты не проронила ни слова. Это произошло на шестом курсе, верно? — Гермиона кивнула, закрывая глаза. Её мама знала что-то, чего не понимала она сама. — Ты волновалась за него. Тем летом, когда ты собирала вещи, ты могла всё бросить и схватиться за газету. Ты перечитывала одни и те же статьи, которые, наверное, знала наизусть, но читала так внимательно, будто в прошлый раз могла что-то упустить. Ты искала в этих статьях его имя.

— Всё было так сумбурно: и наши чувства, и наши встречи, и расставание.

— Но это не значит, что ты его не любила, — Элис обняла Гермиону за плечи. — Идём, накроем стол в саду.

— Да, конечно, — они встали с дивана и направились на кухню за посудой. — Мам, — женщина обернулась, — так значит любовь это не всегда бабочки в животе?

Элис вновь улыбнулась.

— Дорогая, ты же умная девочка, и должна знать, что бабочки бывают ядовиты.

И она зашла на кухню, а Гермиона так и осталась стоять посреди гостиной.

Её бабочки — её зависимость. Они нужны ей вместе с этим ядом, который отравляет её, который убивает. Потому что так есть хотя бы что-то, хотя бы эти разрушения. Лучше так, чем ничего.

Бабочки бывают ядовиты, но это не значит, что они не прекрасны.

Она ещё долго стояла и смотрела на дверь, ведущую на кухню, пока её не позвала мама. Рой мыслей резко затих, обрушивая на неё лавину вины и злости. Перемотать бы время назад. Хотя бы на один день. И тогда… Ничего бы не изменилось. Уже ничего нельзя изменить, не спасёт даже маховик времени.

Сидя за родительским столом в саду, Гермиона смотрела, как её сын пытается поймать бабочку с помощью рыболовного сачка. Иронично. Мистер Грейнджер не упускал возможности отпустить какую-нибудь шутку в сторону своей жены, которая каждые десять минут спрашивала каждого о желании съесть или выпить ещё чего-нибудь. Гермиона смотрела на своих родителей, улыбалась и за столько лет впервые чувствовала себя дома, по-настоящему дома.

Дочь вернулась.

— Может быть, задержитесь ещё ненадолго? — спросил Том свою дочь, когда они с его внуком собрались домой.

— С удовольствием бы, пап, но вечером к Эридану обещал зайти Драко, — она виновато улыбнулась.

— Папа придёт?

Эридан начал нетерпеливо дёргать Гермиону за руку, на что девушка только кивнула, продолжив прощаться с родителями. Перед глазами всё ещё стояло письмо, через которое Малфой и сообщил, что собирается зайти вечером, чтобы увидеться с сыном. О Гермионе не было ни слова, даже малейшего обращения к ней. Сухой факт, что он придёт.

— Увидимся завтра, милый? — Элис поцеловала внука в щёчку, а Эридан только больше торопил Гермиону.

— Пока, мам, пап, — Гермиона помахала родителям и, взяв сына за руку, вышла из дома.

Она держала Эридана за руку и вела его по улице, по которой когда-то бегала громко крича, когда ей самой было пять, и на которой когда-то случился её первый выброс магии. Гермиона тогда так испугалась выскочившей кошки, что чёрный окрас той позеленел. Наверное, именно такого цвета был бы её страх в ту минуту, если бы её попросили его нарисовать.

— Мама, а папа проведёт с нами наш день? — Эридан поднял голову вверх, чтобы посмотреть на Гермиону.

Она вздохнула. Время неудобных вопросов.

— Нет, милый, не думаю, что это хорошая идея. Будет лучше, если ты поиграешь с папой, пока я пеку апельсиновый пирог.

— Но почему мы не можем поиграть вместе?

Гермиона крепче сжала руку сына, а потом остановилась и присела перед ним на корточки, чтобы держать зрительный контакт.

— Понимаешь, Эри, мы с твоим папой немного поссорились…

— Но я хочу, чтобы мы провели наш день с папой!

Снова тяжёлый вздох. Всего на секунду бывшая гриффиндорка закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями, чтобы собрать оставшиеся крупицы самообладания и объяснить сыну всё правильно.

— Я понимаю, милый. Мы же будем вместе, просто вы с папой будете играть, а я испеку пирог к чаю.

Мы будем все вместе, но каждый по отдельности.

Больше всего она не хотела оказываться в подобной ситуации, не хотела, чтобы Эридан почувствовал неудобство и напряжение между ними.

— А мы можем сделать наш день и папиным?

Он смотрел на неё своими серыми большими глазами с такой надеждой, что Гермиона была готова положить мир к его ногам, но пообещать провести настоящий семейный день, как у неё сегодня…

— Я что-нибудь придумаю.

— Обещаешь?

Конечно же, она обещает. Встанет себе на горло, но сделает сына счастливым. Потому что их с Малфоем ядовитые бабочки не должны коснуться их сына.

— Обещаю.

***

Маленькую кухоньку заполнял яркий запах цитрусов и сладкой выпечки, радио снова пело о любви, а из гостиной доносился звонкий мальчишеский смех, который дополнял глубокий мужской, эхом отдающийся в её голове. Гермиона тихо подошла к арке, ведущей из кухни в гостиную, опёрлась спиной на стену и стала наблюдать.

Малфой сидел на диване, а Эридан сидел на его коленях и пытался научить того пользоваться вертолётом на радиоуправлении. Вертолёт врезался в стены, совершал невероятные пируэты в воздухе и камнем приземлялся на мягкий ковёр, отчего мальчишеский смех становился только громче. «Крушение! Крушение! Вертолёт потерпел крушение!» — Эри соскочил с колен отца и, подняв вертолёт с пола, стал бегать по комнате, крича о крушении. В следующую минуту мальчик уже сидел на шее Малфоя, командуя тому идти в детскую. Что стало для Гермионы открытием, так это беспрекословное подчинение. Малфой встал, берясь руками за детские колени, что находились у его лица, и направился к лестнице, ведущей на второй этаж, где и находилась детская.

Гермиона вернулась на кухню, чтобы достать из духовки пирог. Она ставила блюдо на стол, когда услышала возмущения сына по поводу того, что Малфой ничего не знает о хоккее. На её губах появилась лёгкая улыбка. Встав так, чтобы не выходить из кухни, но при этом видеть, что же происходит за пределами, она вновь стала наблюдать.

Эридан спускался по лестнице в хоккейном шлеме на голове, держа в правой руке свою метлу. Малфой шёл сзади него, поджимая губы и сжимая руки в кулаки. Эри продолжал спускаться, размахивая метлой и сетуя на неосведомлённость отца о его любимом виде спорта. Он был так взволнован этим, что снёс стоящую у лестницы вазу магическим видом транспорта. Пошатнувшись, ваза упала с тумбы, разлетаясь по полу осколками.

— Ой!

Эридан тут же отскочил назад, упираясь спиной в ноги Малфоя, который уже спрашивал мальчика, не поранился ли он. Эри отрицательно мотал головой, смотря на разбитую вазу. Гермиона поджала губы.

— Мама расстроится, — детский голос прозвучал жалобно и почти неслышно. Мальчик всхлипнул. — Она так любила эту вазу. Её дедушка купил.

Несколько слезинок сорвались с ресниц мальчика. Малфой присел перед ним на корточки, беря сына за руки.

— Мы сейчас всё исправим, хорошо? — он посмотрел в глаза, которые были в точности, как у него. — Только не расстраивайся.

Мужчина достал из кармана брюк волшебную палочку, взмахнул ей над разбитой вазой и сказал: «Репаро!». Осколки быстро стали склеиваться между собой, и через несколько мгновений перед отцом и сыном стояла целая ваза.

— Вот, — беря вазу в руки и возвращая её на тумбу, обратился Малфой к Эридану. — Теперь мама не расстроится?

Мальчик энергично замотал головой, а на его губах стала расцветать улыбка. Он отбросил метлу и кинулся к отцу, обнимая того за ноги.

— Папа, ты самый лучший!

Глаза Гермионы запекло, и всё стало расплываться от нахлынувших слёз. Она отвернулась от вида на гостиную, оставляя этих двоих наедине. Ей вспомнились собственные слова, которые она сказала Рону только вчера. Малфой почти святой для Эридана. Он ему необходим. Гарри неоднократно произносил это заклинание над случайно сломанными вещами во время игры, а мистер Грейнджер несколько раз вручную чинил что-то для мальчика. Но ни один из этих мужчин не слышал из этих детских уст подобных слов. Они были дороги для Эридана, но не были для него лучшими, в отличие от Малфоя. Рон сейчас бы возразил.

Малфой лучший.

Гермиона ошиблась, когда решила, что Малфою далеко до отношений Эридана и Гарри. Он их слишком быстро перегнал. Может их взаимодействие друг с другом ещё не было таким лёгким и непринуждённым, как между крёстным и крестником, но духовно они были значительно ближе. Между Малфоем и Эриданом была связь, которую не сможет объяснить ни один учёный мира, что волшебного, что маггловского. Связь между отцом и сыном. Связь, которая таинственнее магии. Связь, о которой не прочитать в книгах, даже если забрести в запретную секцию в библиотеке Хогвартса. Что-то совсем необъяснимое, но что-то очень важное. Единение.

Она старалась не прислушиваться к ним, а заниматься своими делами, но это было сложно, когда из гостиной то и дело доносились разные выкрики. «Лови!», «Да! Вот так!», «Хватай его рукой!», «Ура!». Тело Гермионы отзывалось мурашками на голос Малфоя. Она смотрела на пирог, и всё казалось таким естественным и обычным, что на секунду она позволила назвать себе этот день семейным.

— Мама! — в кухню вбежал Эридан, прерывая размышления бывшей гриффиндорки. — Мама! Я поймал снитч! Сам! Представляешь? Поймал снитч! Мне папа помог!

— Вы с папой молодцы! — она потрепала сына по волосам и посмотрела ему за спину.

Малфой опирался плечом о косяк, не сводя при этом глаз с руки сына, которую тот тряс перед лицом Гермионы, а в руке был зажат золотой шарик с тонкими крылышками.

— Мама! Ты испекла пирог? Уже?

— Да, испекла, — она снова посмотрела на сына. — Иди собирай свои игрушки, мойте с папой руки, и будем пить чай.

— А потом?

— Потом? — Гермиона посмотрела на часы. — Потом ты отправишься спать.

— Можно папа прочитает мне сказку?

Эридан снова смотрел на неё тем самым взглядом, после которого она готова положить к ногам сына весь мир. А тут всего лишь лишние минуты присутствия Малфоя в их доме.

— Если папа не против, — Гермиона посмотрела на стоявшего неподалёку Малфоя, который впервые за этот вечер посмотрел на неё.

— Папа? Ты почитаешь мне сказку?

Она видела на лице Малфоя колебания, а потом полное подчинение. Он тоже готов положить мир к ногам сына за этот взгляд. И даже побыть с Грейнджер в одном доме лишние минуты.

— Конечно, а теперь идём собирать игрушки, — он протянул мальчику руку. — Я пью чай без сахара.

Гермиона точно знала, что последняя фраза была брошена ей, но ей было так непривычно не слышать свою фамилию из его уст, что даже показалось, что обращается он всё-таки не к ней. Но когда Малфой и Эридан вышли из кухни, она поняла, что от их былого прогресса в общении не осталось ничего. Они вернулись назад.

Она разливала чай по чашкам, когда услышала смех сына сзади себя. Обернулась. Эридан лежал животом на руках Малфоя и изображал самолёт, пока бывший слизеринец лавировал сыном между предметами интерьера по направлению к кухне.

Гермиона с помощью своей волшебной палочки отлевитировала чай на стол, а потом шепнула: «Акцио, камера». Через несколько мгновений в её руках лежал небольшой маггловский фотоаппарат. Она поднесла устройство к глазу, поймала в кадр двух блондинов и нажала на кнопку, запечатлевая момент навсегда.

Малфой поднёс Эридана к стулу, стараясь того усадить, но мальчик сопротивлялся. Он пальцем показал на другой стул, и Малфою ничего не оставалось кроме того, чтобы подчиниться. А Эридан в это время заканчивал свой полёт официальным объявлением: «Посадка была совершена в месте назначения. Полёт совершили капитан самолёта Эри и главный пилот Папа».

Гермиона отрезала кусочек пирога, положила его на тарелку и подвинула к сыну.

— Ваше подкрепление, мистер Капитан самолёта Эри! — она приставила правую руку к виску, как бы отдавая честь.

Она снова повторила махинации с пирогом, но тарелку уже поставила перед Малфоем.

— А это ваше подкрепление, мистер Главный пилот Папа, — она еле заметно улыбнулась, видя, как Малфой закатил глаза.

Эридан, пока ел пирог, ни на кого не обращал внимания, но до тех пор, пока Малфой не спросил: «Это что апельсины?». Гермиона увидела, как бывший слизеринец сморщил нос, цепляя вилкой дольку апельсина.

— Папа! Ты что не любишь апельсины?

Удивлённый голос Эридана эхом отражался от стен. Малфой отрицательно покачал головой.

— Они же вкусные!

— Вообще-то они кислые!

Гермиона с трудом сдерживала смех, скрывая его за кашлем.

— А что ты любишь?

Она видела как тяжело усидеть сыну, он уже готов был опровергнуть его любой ответ, как слышит:

— Зелёные яблоки!

Эридан шумно выдохнул, не произнёс ни слова, а потом резко скривил лицо, произнося при этом: «Беее!». А Гермионе всё труднее было сдерживать смех, Малфой это заметил. Он нахмурил брови и начал смотреть на неё исподлобья. И она больше не могла сдерживаться. В следующее мгновение оба блондина смотрели на Гермиону негодующим взглядом, отчего она начала смеяться ещё сильнее. От смеха сводило скулы и даже заныли мышцы живота. Чуть успокоившись, она сказала:

— Ты как ребёнок, Малфой!

— Как только можно есть эти апельсины? — она пожалела, что в этот момент не догадалась сфотографировать его, потому что надутый Малфой с перекошенным лицом — дорогое зрелище.

— Как только можно есть зелёные яблоки? — повторил реплику отца Эридан, меняя её на свой лад.

Дальнейшее чаепитие прошло почти в тишине, которую нарушали лишь редкие смешки Гермионы, когда она видела с каким недовольством Малфой ел пирог, запивая его большим количествам чая. Она даже предлагала ему перестать себя мучить и не доедать, но он отказался.

После того как тарелки и чашки опустели, Гермиона отправила Эридана спать. Мальчик схватил отца за руку и потянул к выходу, твердя ему о какой-то интересной сказке про драконов.

— Малфой, не уходи сразу, — она заметила, как он затормозил в арке. — Нам надо поговорить.

Его плечи напряглись, и он развернулся, сверля её пристальным взглядом. Гермиона заметила его напряжение и взгляд, направленный на её правую руку. Рефлекторно сжала кулак, ладонь снова зудела. Они оба помнили вчерашний разговор.

— Пожалуйста. Это важно.

Он кивнул, а затем вышел вслед за сыном.

Она мыла тарелки и кружки так же руками, как он в прошлый раз, хоть для неё это и было более привычное занятие, нежели для него. Гермиона почувствовала присутствие Малфоя ещё до того, как он дал о себе знать. Оба молчали. Она затылком ощущала его взгляд, а он стоял в своей излюбленной позе. Гермиона повернулась к нему лицом, и они встретились глазами.

Серые и карие.

Их личное противостояние. Их личное сражение. Их личная игра.

Кто отведёт взгляд первым? В чью пользу сегодня останется счёт? Как думаешь, Малфой?

Он сдаётся первый.

Два — один.

— Ты хотела поговорить, — он заметил на подоконнике конверт оливкового цвета, подошёл и взял его в руки.

— Да, — она кивнула, а затем перевела взгляд на конверт в его руках. — Твоя мама прислала это приглашение в пятницу вечером.

Малфой отбросил конверт обратно и провёл пятернёй по волосам.

— Я надеюсь, ты не об этом собиралась поговорить. Моя мать постоянно устраивает приёмы и балы и приглашает она туда всех, особенно героев.

— Я не…

Он даже не заметил её попытки ответить.

— Всем были отправлены приглашения ещё месяц назад, но ты внезапно вернулась, и мама решила не упускать возможность и пригласить тебя.

— Малфой! — он наконец-то замолчал. — Я не собираюсь обсуждать с тобой треклятый бал!

Он выгнул левую бровь, сверля её взглядом. Его грудь тяжело вздымалась после продолжительного монолога.

— Я хочу знать о твоих планах на Эридана.

— Прости?

Его недоуменный тон давал ясно понять, что Малфой действительно не понял вопроса Гермионы. Она сделала три глубоких вдоха и выдоха, а рукой в это время теребила край своей кофты. Проведя языком по пересохшим губам, она произнесла:

— У тебя есть невеста, родители, друзья. И если ты хочешь быть частью жизни сына, то они имеют право знать друг о друге. Но если ты думаешь исчезнуть в какой-то момент, то лучше это сделать сейчас.

Она смотрела на него долго и пристально, даже не дышала. Ждала.

— Ты совсем чокнутая, Грейнджер? Я не собираюсь бросать сына!

Несмотря на брошенное оскорбление и несколько грубый тон, она выдохнула с облегчением.

—Хорошо.

— Хорошо.

— Тогда…

Он скрестил руки на груди и смотрел, как она кусала свою нижнюю губу. Её глаза бегали по нему, не останавливаясь ни на секунду.

— Я думал, ты против общения с моими родителями.

— Речь не обо мне.

Сегодня они не сокращали расстояние. Между ними было как минимум два метра.

— Тем не менее. Они не изменились, Грейнджер.

— Как я уже сказала, они имеют право знать друг о друге. И если твои родители захотят общаться с Эриданом, то я не буду против.

Он кивнул. Несколько минут они стояли в полной тишине.

— Я напишу тебе на неделе.

А потом он махнул ей рукой и ушёл.

***

Письмо от Малфоя сова принесла уже на следующий день поздно вечером. Текст был коротким.

Они хотят познакомиться с Эри. Мама предложила встретиться нам всем вместе в среду за ужином. Тебя это устроит?

Д.М.

***

В среду без пятнадцати минут шесть Гермиона стояла в собственной ванной комнате напротив зеркала, сильно вцепившись руками в раковину. Ей предстоит встреча с людьми, с которыми встречаться она никогда бы не захотела. Эти люди — родители Драко. Они важны для него, какими бы они ни были, а значит они важны и для её сына.

Посмотрев на себя ещё раз в зеркало, Гермиона сделала глубокий вдох и, отпустив раковину, вышла из ванной. Эридан ждал её в гостиной. Он теребил края своей мантии и переступал с ноги на ногу, всё время хмуря брови. «Готов?» — это единственное, что Гермиона смогла из себя выдавить, горло пересыхало. Мальчик кивнул, обтёр о штаны ладошку и протянул её маме.

Гермиона бросила в камин летучий порох, покрепче перехватила руку сына, вступила в зелёное пламя и еле выдавила из себя: «Малфой-мэнор».

Через несколько недолгих мгновений они с сыном оказались в небольшой гостиной, где их уже ждали. Напротив камина стоял Малфой, справа от него его родители, а слева за его спиной мельтешил улыбающийся Блейз Забини. Эридан, как только увидел отца, сразу отпустил руку Гермионы и направился к Малфою. Тот присел перед сыном и заключил его в объятия.

— Пап, а это мои бабушка и дедушка? — Эридан кивнул в сторону мистера и миссис Малфой.

Пара подошла к мальчику. Люциус Малфой беглым взглядом обвёл Эридана, а затем устремил пристальный взгляд прямо на Гермиону. Она стойко игнорировала желание передёрнуть плечами, чтобы сбросить это ощущение чужого присутствия на своей коже. Нарцисса Малфой на удивление вела себя очень даже дружелюбно. После знакомства с Эриданом, оставив его на попечение Блейза и своего сына, она подошла к Гермионе.

— Мисс Грейнджер, я очень рада, что вы приняли наше приглашение, — женщина улыбнулась и протянула руку. Гермиона с удовольствием её пожала. Нарцисса Малфой была красивой женщиной, и, глядя на неё, Гермиона понимала, что Эридан внешностью пошёл в семейство Блэков. Гермиона улыбнулась в ответ.

Не отставая от жены, Люциус Малфой встал напротив Гермионы и, не сказав ни слова, протянул ей руку в знак приветствия. Как только рука Гермионы дёрнулась, чтобы подать свою руку, мистер Малфой усмехнулся и почти пропел:

— Не боитесь умереть, мисс Грейнджер?

Она поняла намёк. Конечно, он отец Драко, близкий родственник. Он опасен для неё. Магия может воспринять это, как нарушение обета. Но Гермиона уже почти шесть лет живёт вместе с прямым наследником Драко Малфоя и до сих пор жива, так что Малфой-старший уж точно не представляет для неё угрозы. Она протянула руку и крепко сжала мужскую ладонь, нарушая все правила этикета и морали. Между ними трещало напряжение.

— Я думаю, что мы можем отправиться в столовую, а после ужина уже пообщаться поближе, — Нарцисса тактично взяла своего мужа за руку. Гермиона же ей только улыбнулась.

Когда Малфой, Забини и Эридан подошли к ним, все собрались уже идти в столовую, но перед ними возник маленький домовик с большими зелёными глазами и хлопающими ушами.

— Тикки хотела сказать, что ужин подан, — эльфийка поджала уши и пропищала конец фразы совсем невнятно, недоверчиво поглядывая на Эридана и Гермиону.

Эридан, отпустив руку отца, подбежал к матери. Он смотрел на домовика, склонив голову к правому плечу, а в глазах плескался восторг и предвкушение.

— Мама! — мальчик схватил Гермиону за руку. Все взгляды были устремлены на них. — А Тикки тоже ругается?

Гермиона тяжело вздохнула. Кикимер!

— Не думаю, милый, — Гермиона посмотрела на сына и улыбнулась. — Мне кажется, что Тикки вежливый домовик.

— Разве Кикимер не вежливый? — Гермиона заметила, как на губах Нарциссы Малфой расцветала улыбка, а Блейз и Драко уже были готовы в голос засмеяться. Они все были хорошо знакомы с Кикимером. — Он кормил меня мороженым, когда ты не разрешила. Ой!

Бывшая гриффиндорка закатила глаза и снова вздохнула, пока два лучших друга уже в открытую смеялись.

— Эри, то, что Кикимер кормит тебя мороженым, когда мама этого не разрешает, не значит, что он вежливый.

— А что значит «вежливый»?

— Это значит, что сейчас ты оставишь все вопросы при себе и задашь их потом дома, когда мы останемся одни.

Эридан нахмурил брови, некоторое время смотрел на Гермиону, а потом только спросил:

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Вам повезло, мисс Грейнджер, — направляясь в сторону столовой, сказала миссис Малфой. — С Драко такие приёмы не работали.

— Миссис Малфой, при всём моём уважении, — Блейз театрально поклонился, — я бы на месте Эридана тоже её слушался. Когда Грейнджер патрулировала школу, мы всем факультетом сидели в нашей гостиной за полчаса до начала комендантского часа.

Гермиона заметила, как Нарцисса поджимает губы, сдерживая улыбку, а Малфой пихает Забини в плечо.

Люциус Малфой всё так же молчал и не принимал никакого участия в разговоре. Он только всё время следил за общением Нарциссы и Драко с Эриданом, а также не сводил глаз с Гермионы. Ей было некомфортно, мистер Малфой не сводил глаз с Гермионы ни тогда, когда они рассаживались за стол, ни когда они ужинали, ни когда его жена напрямую обратилась к бывшей гриффиндорке, хотя всё это время уделяла внимание только внуку и сыну и совсем немного Забини.

— Мисс Грейнджер, я хотела бы вас спросить о имени Эридана. Мне раньше не доводилось встречать мужчин с подобным именем, возможно, что я просто их не запомнила. Это имя принадлежит маглам?

Гермиона промокнула губы салфеткой и улыбнулась, заметив, как скривилось лицо Люциуса.

— Не совсем. Эридан — это созвездие южного полушария. Стоит отметить, что очень красивое.

— Созвездие? — она слышала, как на вопросе дрогнул голос миссис Малфой, она заметила шокированный взгляд Драко и ещё более пристальный его отца.

— Да, всё верно, созвездие. Мне понравилась традиция рода Блэков насчёт имён, а так как мой сын является хоть и не прямым, но наследником этого рода, я решила, что будет правильно последовать этой традиции.

Нарцисса Малфой старалась скрыть слёзы, стоящие в её глазах, но удавалось ей это с трудом. Мистер Малфой прочистил горло и впервые за вечер произнёс:

— А какое же второе имя? Драко?

Гермиона еле заметно усмехнулась и уже готова была ответить, но её перебил Драко:

— Нет, второе имя Эридана — Фергус.

— Ого, — Забини присвистнул, глядя на ничего непонимающего мальчика. — Оно же какое-то старинное, да?

Гермиона кивнула.

— Оно шотландско-ирландского происхождения, имеет значение «сильный», — Гермиона перевела взгляд на мистера Малфоя и, глядя в глаза, сказала: — Эридан сильный мальчик, и я посчитала, что самым правильным будет, если его второе имя будет это отражать.

— Гермиона, — миссис Малфой впервые за вечер обратилась к девушке по имени, — вы выбрали замечательное имя для ребёнка с таким наследием.

Гермиона видела, как еле заметно приподнялись уголки губ женщины, и она знала, что Нарцисса Малфой имела ввиду не только наследие Малфоев и Блэков, но и гены Гермионы. Леди Малфой принимала не только своего внука, но и его мать.

Основные блюда сменили десерты, а затем компания незаметно перебралась в небольшую гостиную. Люциус Малфой, как и Гермиона, сидел на кресле. Их разделял небольшой столик, они сидели лицом к лицу, но всё внимание Гермионы было приковано к дивану, где сидели Драко, Забини и миссис Малфой с Эриданом. Мальчик всё время что-то рассказывал, иногда прерывался, соскакивал с дивана и пытался показать что-то жестами, а потом возвращался на диван и снова что-то рассказывал.

Гермиона по-настоящему наслаждалась вечером и вином, что ей налили. Оно было вкусным и изысканным, как и всё в этом поместье. Она наблюдала, как её сын притягивает к себе внимание, и как он им наслаждается. Он был настоящим сыном Драко Малфоя. Он так же, как и его отец, умел подавать себя, даже несмотря на то, что ему нет ещё и пяти.

Гермиона заметила, как Драко и Эридан встают с дивана, и не успела ничего понять или спросить, как мистер Малфой позвал Тикки.

— Тикки, проводи нашего юного гостя в уборную!

Эльфийка тут же взяла мальчика за руку и повела в сторону выхода из комнаты.

— Драко, сядь! — Малфой подозрительно прищурился, но всё-таки сел. — Мисс Грейнджер, я бы хотел сказать вам пару слов.

Гермиона тут же села в кресле менее расслабленно, она выпрямила спину так сильно, что ещё чуть-чуть и она почувствовала бы, как соединяются её лопатки. Левой рукой поправила волосы, пытаясь при этом контролировать своё дыхание.

— Конечно, мистер Малфой.

Она учтиво кивнула, для большей убедительности в своих словах.

Стало тихо.

— Мисс Грейнджер, я наблюдаю за вами весь вечер и не могу понять только одного: чего вы хотите?

— Отец! — Драко снова вскочил с дивана, но Люциус даже не дрогнул.

— Сядь, Драко! Я говорю не с тобой! — он снова посмотрел на Гермиону. — Так что, мисс Грейнджер, вы ответите на мой вопрос?

— Я не понимаю, что вы хотите узнать, мистер Малфой, — голос даже не дрогнул, Гермиона же думала, что это обязательно произойдёт. Она слишком расслабилась. Вечер не мог пройти идеально.

— Что вы хотите от рода Малфоев?

Гермиона чуть не подавилась воздухом. Он только что обвинил её в меркантильности? Она видела, как сжимаются руки Драко в кулаки, видела, как Блейз кладёт свою руку на плечо друга в успокаивающем жесте, видела, как Нарцисса Малфой закрывает глаза в разочаровании. Этой выходки не ожидал никто.

— Всё, чего я хочу, чтобы мой сын общался со своим отцом!

Люциус усмехнулся и расслабленно откинулся на спинку кресла.

— Я надеюсь на это, мисс Грейнджер, потому что если вы сейчас соврали, то мне ничего не стоит лишить вас сына. Драко имеет на него столько же прав, сколько и вы.

— Люциус! — тут уже не выдержала миссис Малфой.

А в Гермионе забурлила кровь, закипел гриффиндорский запал, взбунтовалась мать.

— Не стоит, миссис Малфой. Спасибо, — она приветливо улыбнулась обеспокоенной женщине. — Вы угрожаете мне, мистер Малфой?

— Что вы? Разве я могу угрожать Героине войны? Это лишь небольшое предупреждение, — он отсалютовал ей стаканом с огневиски и уже собирался встать, чтобы уйти.

— Мистер Малфой, разве вы не знаете, что невежливо уходить, не закончив разговор?

Она заметила, как на лице мужчины дрогнули желваки, а где-то на диване послышался судорожный вздох. Гермиона Грейнджер только что в открытую оказала сопротивление, бросила вызов Люциусу Малфою.

— Вы сядьте, мистер Малфой. Я собираюсь рассказать вам несколько фактов из истории.

Люциус Малфой вернулся в кресло, поставив свой стакан с огневиски на стол с громким стуком. А на диване из груди Забини вырвался нервный смешок. Гермионе осталось только поднять руку, и все представят, что они снова в школе.

— Вы знаете, я рано стала матерью, а поэтому всё больше искала идеалы материнства извне. Безусловным образцом для подражания для меня, конечно же, является моя мама. Понимающая, всепрощающая и очень мудрая. Но думаю, что обычная женщина-магла не будет для вас эталоном материнства, поэтому я назову четырёх волшебниц, лучше которых мам я не встречала.

Гермиона говорила спокойно и размеренно, она уже поняла, что эльфийка должна была занять её сына на некоторое время, а значит за него можно было не переживать.

— Первая — это Нимфадора Тонкс. Она племянница вашей жены. Погибла в битве за Хогвартс. Ради счастливого будущего своего сына она отдала свою жизнь на поле боя. Вторая — Молли Уизли. На глазах многих она убила Беллатрикс Лестрейндж, и причина была только одна. Ведьма угрожала детям миссис Уизли. Третья женщина — это Лили Поттер. К сожалению, она умерла. Но она умерла за своего сына. Эта мать не испугалась встать на пути у самого тёмного волшебника, чтобы хотя бы попытаться спасти своего сына. И она это сделала, без палочки или магии, она спасла его своей любовью. Вы догадались, кто будет четвёртой женщиной, мистер Малфой?

В комнате стояла оглушительная тишина. Она видела, как Люциус Малфой бледнеет, беглым взглядом осматривая свою жену. Конечно же, он догадался.

— Это ваша жена — Нарцисса Малфой. Она солгала в лицо Волдеморту, чтобы найти и спасти своего сына. Она знала, что её ложь может раскрыться, но она всё равно пошла против вашего Тёмного Лорда, только из-за сына.

— Что вы хотите этим сказать, мисс Грейнджер? — Люциус вскочил на ноги, его глаза судорожно бегали по комнате. — Вы угрожаете мне?

— Нет, мистер Малфой, я всего лишь предупреждаю, — Гермиона тоже встала и максимально, насколько это было возможно из-за стоявшего между ними столика, приблизилась к лицу Люциуса. — Подумайте на досуге о том, на что способна мать, защищающая своего ребёнка.

— Вы не эти женщины!

— Так и вы не Волдеморт, — она обвела мужчину взглядом, а затем скопировала его усмешку. — Но если вы встанете между мной и моим сыном, то вы узнаете, что из себя представляет Гермиона Грейнджер! — мистер Малфой судорожно сглотнул, а Гермиона от него отдалилась. — А теперь извините, нам пора домой. Думаю, мой сын немного утомился.

И именно в эту минуту Тикки привела довольного, но действительно уставшего Эридана.

— Миссис Малфой, — Гермиона подошла к поднявшейся на ноги женщине, — спасибо за приглашение! И извините меня за эту сцену.

Нарцисса Малфой ничего не ответила, а только покачала головой, вновь пытаясь сдержать слёзы.

— Я провожу вас, — Драко взял Эри на руки и подошёл к Гермионе.

— Доведи нас, пожалуйста, до ближайшей точки, откуда мы сможем аппарировать, — они уже подошли к выходу из гостиной, когда она осмелилась озвучить свою просьбу. — Хочу подышать воздухом.

Малфой только кивнул, направляясь к выходу из поместья. Оказавшись на улице, Гермиона закрыла глаза и вдохнула полной грудью.

— Извини за отца.

Голос Малфоя звучал разочаровано. Она посмотрела на то, как Эридан обхватил отца за шею и пристроил свою голову на плече Драко. Губы растянулись в тёплой улыбке.

— Это я должна извиняться.

— Нет, не должна. Он повёл себя отвратительно, а ты поступила именно так, как и поступила бы Золотая девочка.

Какое-то время они шли в полной тишине, но Малфой её прервал:

— Мама права, ты выбрала идеальное имя для нашего сына.

Гермиона кивнула, сил говорить почти не осталось, и, кажется, не только она поняла подтекст фразы Нарциссы.

— Мне стало интересно. А был вариант имени на случай, если родится девочка, или ты была уверена, что будет мальчик? — Гермиона повернулась к Малфою, они уже вышли за пределы поместья, и она чувствовала, как они преодолевают антиаппарационные чары.

— Лилия Фридесвида, — она улыбнулась, когда глаза Малфоя увеличились в размере.

— Ладно, — протянул он, — Фридесвида, наверное, старое имя, которое значит сильная, но Лилия…

— Фридесвида — имя времён королевы Елизаветы, которое дословно переводится, как сильный мир, — она посмотрела на небо, пытаясь отыскать созвездие Овна. — А Лилия это звезда, которая является частью созвездия Овен — Лилия Борея. А ещё раньше было созвездие Лилии, оно теперь является частью созвездия Овна. И ещё одной причиной такого выбора стало совпадение имени с названием цветка, так же, как у твоей мамы.

— Почему ты решила последовать традициям Блэков? Они же были помешаны на чистоте крови.

— У многих чистокровных семей есть пунктик на статусе крови, но Блэки умели быть преданными и умели любить. Имя по традиции и эти два качества — лучшее, что можно получить от этого рода. Мне нравится то, что мой ребёнок часть этого рода.

— Грейнджер, почему ты так сильно пыталась связать Эридана со мной и моей семьёй? Ты же могла дать ему обычное имя.

Малфой и правда хотел знать, ему было важно знать.

— Могла, только Эридан не простой ребёнок, он наш с тобой ребёнок, — она забрала сына с рук Малфоя на свои. Они снова слишком близко друг к другу. — А про семью… Эридан и так часть твоей семьи, что бы и как бы ни было.

Гермиона посмотрела в его глаза.

Серые и карие.

Снова.

Почему ты так сильно пыталась связать Эридана со мной?

Она первая отводит взгляд.

Два — два.

И, прежде чем трансгрессировать, она признаётся не только ему, но и самой себе:

— Потому что он часть тебя.

Комментарий к Глава 6

* Речь идёт об английской детской песенке “Five little ducks”.

Здесь должны быть несколько слов о главе, но всё, что я хотела, уже сказала в главе. Но у меня есть несколько вопросов к вам.

1) Всего ли вам хватило в главе: героев, чувств, эмоций, классных сцен?

2) Какая сцена вам понравилась больше?

Мне нравятся абсолютно все, но Гермиона, которая ставит Люциуса на место — моя отдельная любовь🖤

3) Как вам имя Эридана, точнее его история?

Я люблю Скорпиуса и даже хотела ввести его в историю, но потом поняла, что здесь должен быть другой ребёнок.

P.S. Начиная с этой, главы будут выходить по средам.

========== Глава 7 ==========

Комментарий к Глава 7

В тексте используется перевод песни Bruno Mars - Talking to the Moon

Вы можете её не включать во время чтения, но я настоятельно рекомендую её послушать, чтобы прочувствовать момент ещё лучше!

— Гермиона? — после негромкого стука в дверь, в кабинет волшебницы вошёл её лучший друг. — Ты почему ещё здесь? Разве вы не должны встретиться с Джинни?

Гермиона, посмотрев на друга, отложила пергаменты, которые находились у неё в руках, и устало сжала виски пальцами рук. Джинни будет ждать на площади Гриммо через пятнадцать минут. Гермиона откинулась на спинку кресла, расслабляясь.

— Привет, Гарри! Должны.

— Тогда почему ты ещё здесь, а не выбираешь себе платье для бала?

— Потому что, — Гермиона кивнула на лежащие перед ней бумаги, — мне нужно разобраться с бунтами русалок.

Бывшая гриффиндорка улыбнулась, когда заметила, как скривилось лицо её друга при упоминании волшебных существ. Она рассмеялась, когда Гарри пробурчал себе под нос о том, насколько же противный народ русалки. Гермиона постаралась посмотреть на мужчину с укором, но это удалось ей с трудом.

— Не хочешь перевестись в аврорат? Там найдётся применение твоему уму, и тебе не придётся мучаться со всякими… — Гарри сморщил нос, пытаясь подобрать слово, которым можно было бы охарактеризовать русалок.

— Мне и здесь неплохо. К тому же есть возможность попытаться реализовать детские мечты.

Волшебник закатил глаза, потом подошёл к Гермионе, сел на подлокотник её кресла и заглянул в бумаги.

— Вряд ли русалки помогут тебе освободить домашних эльфов, а уж тем более вряд ли они выберут за тебя платье.

Гарри забрал из рук девушки бумаги, которые она уже успела вновь взять.

— Я не узнаю своего лучшего друга! Верните мне Гарри Поттера, который не любит наряжаться и посещать балы! — она шутливо пихнула того в плечо.

— О, это невозможно! Он женился на Джинни Уизли.

— Кто-то произнёс моё имя?

В эту же секунду из-за дверей возникла рыжеволосая ведьма с широкой улыбкой на лице.

— Гермиона, ты почему ещё не готова?

— Потому что я работаю, а вы мне не даёте доделать свои дела! Нужно наслать на ваши имена табу! Чтобы вы не возникали в моём кабинете при одном только упоминании!

Гермиона, пытаясь сделать укоризненный взгляд, посмотрела на семью Поттеров. Джинни не обратила на это никакого внимания, она подошла к Гермионе и вырвала у неё из рук пергаменты, что та изучала.

— На сегодня твой рабочий день окончен! Мы идём за покупками!

Гарри похлопал Гермиону по плечу, оказывая тем самым ей поддержку, поцеловал свою жену и, пожелав обеим ведьмам удачи, удалился из кабинета.

— С нами будет Пэнси Паркинсон, она очень хотела с тобой увидеться, — бывшая мисс Уизли села на тот же подлокотник, где парой минут раньше сидел её муж.

— Не слишком ли много слизеринцев в вашей жизни?

Джинни неопределённо пожала плечами.

— Мы к ним как-то уже попривыкли, — она о чём-то задумалась, а потом соскочила с кресла и, взяв Гермиону за руку, сказала: — А теперь мы всё-таки идём за платьями!

Они без труда пробрались через толпу спешащих на выходные волшебников к каминам, откуда отправились в Косой переулок. Джинни легко передвигалась среди толпы, ведя при этом Гермиону за собой, и всё время о чём-то говорила.

— Пэнси должна ждать нас уже в «Твилфитт и Таттинг». У неё неплохой вкус в одежде, думаю, что она сможет нам что-нибудь посоветовать.

— Давно вы с ними со всеми общаетесь?

Задавать этот вопрос Гермионе было неудобно: он вновь напоминал об её долгом отсутствии. Но Джинни не обратила на это никакого внимания или сделала вид, что не обратила. Она немного притормозила, посмотрела на Гермиону и на несколько минут задумалась. Потом вновь пожала плечами и двинулась к магазину одежды.

— Гарри и Малфой общаются уже почти пять лет. Сначала они встречались только вдвоём, примерно раз в месяц. Потом после выпуска из Хогвартса к ним присоединилась я, ещё чуть позже Рон. Малфой позвал Забини, чтобы не чувствовать себя угнетённым среди нас. А Забини привёл с собой Паркинсон. Так что мы все общаемся в общей сложности около четырёх лет.

Гермиона только кивнула. Её друзья уже как минимум четыре года дружили со слизеринцами, а она узнала об этом только сейчас. Ей снова начало казаться, что она чужая. Гермиона снова почувствовала себя неправильной среди своих друзей. И она понимала, что в этом виновата только она, потому что это был её выбор и только её.

Через несколько минут они уже были около нужного им магазина. Джинни встала напротив дверей, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы восстановить дыхание, и потянула Гермиону за руку. Внутри было уютно, тихо и совсем немноголюдно. В воздухе витал запах травяного чая, сладостей и смешанного запаха парфюма.

— Ну наконец-то! Я вас уже заждалась!

С небольшого кожаного диванчика поднялась Пэнси Паркинсон. Она похорошела. Совсем перестала быть похожей на корову или мопса. Её шелковистые чёрные волосы были уложены, фигура стала более аккуратной, а лицо расслабленным. Впервые в жизни Гермиона была согласна признать, что Пэнси Паркинсон была привлекательной девушкой. Её голос уже не был таким же резким и звонким, он стал значительно мягче, из её рта не вырывались лающие звуки. И Гермиона поняла, что это именно Пэнси спрашивала у неё про руку неделей ранее.

— Это всё Гермиона, я еле оторвала её от работы! — Джинни подошла к вешалкам с различными нарядами. — Ах, да. Привет, Паркинсон!

Бывшая слизеринка звонко рассмеялась. Её смех окутывал и заражал. Пэнси напоминала Гермионе Джинни, только чуть более грубую и резкую.

— Привет, Уизли!

Гермиона смотрела на то, как Джинни проходится вдоль ряда с платьями, хватая некоторые из них, а потом отправляется в примерочную. По пути она ещё о чём-то переговаривается с Пэнси, которая сообщает, что уже нашла для себя несколько вариантов и ей осталось только выбрать один из них. Гермиона стояла и не знала куда ей себя деть. Она чувствовала себя посторонней. Она не могла так легко перебрасываться шутками с Пэнси, она не могла так непринуждённо обсуждать с Джинни нижнее бельё. Гермионе даже показалось, что Джинни и Пэнси являются более близкими подругами, чем она и Джинни. Но это было ровно до тех пор, пока миссис Поттер не назвала Гермиону истуканом и не попросила отключить мозг и просто взять да выбрать себе платье.

Бывшая гриффиндорка встрепенулась и направилась к нарядам. Она видела множество платьев разных цветов и фасонов, она внимательно разглядывала каждое из них, но ей ничего не хотелось примерить.

Гермиона чувствовала взгляд Паркинсон лопатками, однако старалась не обращать на него никакого внимания. Она знала, что Пэнси изучает её так же, как сама Гермиона изучала её ранее. Не только Гермионе было некомфортно в этой новой обстановке. Она проходила вдоль платьев туда и обратно несколько раз, обводя каждое безразличным взглядом. Ничего не привлекало, взгляд Пэнси отвлекал. Гермиона обернулась. Паркинсон не смутилась и даже не постаралась отвести взгляд.

— Что у вас с Драко?

Вопрос прозвучал неожиданно. Гермиона вздохнула и не выдохнула. Как много Пэнси уже узнала от Малфоя? Как много она хочет узнать от Гермионы? Глаза бывшей гриффиндорки забегали по магазину в поисках того, за что можно было бы зацепиться, в поисках того, где можно найти ответы.

— Он сказал, что у вас было что-то в школе и что теперь у вас есть сын. И при всём этом вы не можете быть вместе. Что между вами?

Малфой рассказал об Эридане. Он рассказал о сыне не только родителям и Забини, он рассказал всем дорогим ему людям.

Гермиона склонила голову к левому плечу, пожав им.

— По-моему, он и так тебе всё рассказал.

Паркинсон продолжала наблюдать, не отрывая от Гермионы глаз. Из примерочной доносились причитания Джинни о том, что она растолстела и ей ничего не идёт. Подруга не придёт на помощь. Неприятный разговор состоится.

— Хорошо. Задам вопрос по-другому. Что произошло между вами в прошлую субботу?

Гермиона хотела соврать, очень хотела. Только в этом не было никакого смысла. Пэнси Паркинсон не хотела знать что произошло, она хотела знать почему. Она хотела найти ответы на вопросы, на которые Малфой ответов не дал.

Что произошло в прошлую субботу?

Ничего нового. Они вернулись к истокам. К тому, о чём Гермиона не так давно рассказывала Джинни. К тому, чтобы сделать друг другу как можно больнее. Она не хотела делать ему больно, но делала. Она знала его слабые места и била именно по ним так же, как и он сам бил по её слабым местам. Они доводили друг друга до исступления.

Почему?

Потому что запретный плод сладок.

— Слушай, Пэнси, было ли у тебя в детстве что-нибудь, что тебе нельзя?

Паркинсон на несколько секунд ушла в себя, затем кивнула и назвала шоколад.

— А теперь представь. Тебе грустно, ты чувствуешь себя одинокой, бродишь по дому и находишь там плитку шоколада. Она большая в красивой обёртке, но вся переломанная внутри и жутко горькая. Этот шоколад лежит там, где не должен, и лежит там уже давно. Но тебе настолько грустно, что ты всё равно ломаешь этот шоколад на необходимые тебе дольки и пробуешь. Он горчит, жжёт язык и горло, оставляет после себя привкус плесени. Шоколад лежит так уже слишком долго.

Гермиона наблюдала за тем, как бывшая слизеринка пыталась вникнуть в её слова. Пэнси смотрела на леденцы, что стояли перед ней на маленьком столике. Гермиона провела рукой по платью, ощупывая ткань кончиками пальцев. Мягкое и нежное.

— Ты знаешь, что там — в твоей комнате — тебя ждут леденцы, сладкие и вкусные. Те, что тебе можно есть и те, что ты ела всегда. Но ты наперекор здравому смыслу берёшь эту шоколадку и снова пробуешь. Каждый день понемногу. И однажды, откусывая очередную дольку, ты понимаешь, что за всей этой горечью ты чувствуешь настоящий вкус. Тот самый, что туда когда-то был вложен. И больше ты не можешь остановиться.

Гермиона видела, как Пэнси следила за её руками. Она вновь осмотрела платье, перебирая пальцами ткань. Цвет, как те апельсины в её вазе для фруктов на кухне.

— Но однажды тебя застают с этой шоколадкой. У тебя вырывают её из рук, запрещают её есть. Не просто запрещают, тебе нельзя пробовать её даже иногда. Тебе даже нельзя взять её в руки. Тебя не спрашивают, просто лишают того, в чём ты находила утешение, в чём ты нуждалась. И ты снова разбита. Только вот все забывают, что когда нельзя, хочется сильнее.

Какое-то время они обе молчали. Обратили всё своё внимание на вышедшую из примерочной Джинни. На рыжеволосой ведьме было надето тёмно-бордовое бархатное платье с открытыми плечами и вырезом в зоне декольте. Джинни выглядела превосходно, о чём две ведьмы ей и сообщили. Девушка вернулась в примерочную, оставляя Гермиону и Пэнси вновь наедине.

— Я поняла тебя, Грейнджер, — Пэнси отвела взгляд и как-то слишком грустно усмехнулась. — Кажется, даже лучше, чем мне бы того хотелось. Только… Астория и Драко вместе, они скоро женятся и…

— Я не претендую на него, — Гермионе пришлось приложить много усилий, чтобы голос не дрогнул, а с ресниц не сорвалось ни одной слезинки. — Я хочу, чтобы он был счастлив, и если Астория может его таким сделать, то…

Паркинсон её перебила.

— Она может.

Гермиона кивнула.

— Тогда пусть сделает.

Гермиона снова посмотрела на платье. Вырез на ноге, с одной стороны длинный рукав, с другой открытое плечо. Просто и лаконично, ничего лишнего. Как ей нравилось. «Я думаю, что оно тебе пойдёт, Грейнджер», — голос Пэнси вывел Гермиону из раздумий, и она скрылась в примерочной. Платье выбрано.

Вся неделя до приёма выводила Гермиону из себя. После того, как все три девушки приобрели себе платья, Гермиона забрала сына от родителей и отправилась с ним домой. И всё было хорошо, пока Эридан не спросил, придет ли папа в воскресенье. Конечно же не придёт, потому что Гермиона его даже не позвала. Она не разрешила прийти и в субботу, иначе Эри позвал бы Малфоя сам. Гермиона не хотела обижать сына, но она так же не могла позволить ему поверить в то, что у них нормальная семья. Потому что так никогда не будет. Они не могут быть с Малфоем вместе. Нельзя. Эридан обижался все выходные, и не спасла даже встреча с Гарри и Джинни.

Весь день субботы Гермиона пыталась объяснить ребёнку, что папа просто занят, но когда под вечер нервы стали сдавать, она решила, что лучше пойти к друзьям. Гарри проводил время с Эриданом, хоть как-то компенсируя мужское внимание, которое так требовал мальчик. А Джинни выуживала из Гермионы все тонкости её беременности. Гриффиндорка смогла расслабиться.

В воскресенье с самого утра Эридан вновь начал капризничать и требовать, чтобы Гермиона позвала Малфоя. Не спасали ни мультики, ни сладости, ни любимый хоккей, ни прогулка в парке. К вечеру нервы всё-таки сдали, и Гермиона отправила сына спать значительно раньше положенного времени.

Понедельник стал ещё более отвратительным. Русалки продолжали бунтовать. И теперь они объединились с русалками из других стран, входящих в состав Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии. Пришлось идти на сотрудничество с международным отделом Министерства магии. Где ей в компаньоны, конечно же, дали Малфоя.

Во вторник они разругались в её кабинете. Всего лишь не сошлись во мнениях. К счастью, Гарри собирался в это время зайти к подруге, и успел вовремя наложить заглушающее заклятье. Иначе об их с Малфоем сыне услышало бы всё Министерство. Потому что после рабочих моментов они решили обсудить личные, а именно то, что Гермиона запретила Малфою приходить в выходные. Конечно же, вечером этого же дня обо всём знал и Эридан. Сын снова был в обиде.

Именно это она решила обсудить с Малфоем утром среды. Как итог, она разбила любимую кружку, из которой каждое утро пила кофе. Как хорошо, что часть оставшегося напитка осталась на рубашке и брюках Малфоя. Естественно, для него это не было большой проблемой: один взмах волшебной палочкой, и костюм снова в порядке, как и чашка Гермионы цела.

В четверг начальство стало давить на Гермиону из-за того, что проблемы с русалками не сдвинулась ни на шаг ни в одну сторону. Вечером она даже написала заявление на увольнение. Но к ней вовремя заглянул Рон, собиравшийся пригласить её поужинать. Вместо ужина он напоминал ей о том, какой настырной она была в школе и как легко справлялась со всеми проблемами. Эридан впервые остался с ночёвкой у Гарри и Джинни.

Всю ночь Гермиона просидела в Министерстве, окружив себя крепким кофе и книгами. К утру у неё был план, но Малфою он пришёлся не по вкусу. Они снова разругались. Каждая ссора лишний раз напоминала им обоим о том, что они не могут друг друга коснуться. Гермиона не единожды ловила себя на мысли, что хочет его ударить, ну или поцеловать. Главное, чтобы он замолчал. Вместо этого она снова запустила в него кружкой, но он успел закрыть дверь с другой стороны. Девушка сделала для себя вывод, что больше никогда не согласится работать вместе с Малфоем над чем-либо. Иначе они просто друг друга убьют.

В субботу утром она отправила отчёт о проделанной работе. К обеду увела Эридана к своим родителям, задумываясь о том, что нужно куда-то устроить сына, чтобы не напрягать родителей лишний раз. Ближе к вечеру она с трудом уговорила себя начать собираться.

Платье лежало на кровати, туфли стояли рядом, а всё свободное пространство полочки в ванной было занято косметикой и уходовыми средствами. Стоя под горячими каплями воды в душе Гермиона старалась представить ожидающий её вечер. С одной стороны, ей было неудобно перед миссис Малфой за свою прошлую выходку в её доме. Да, она считала себя правой, но то, как она поступила, нельзя было оправдывать. С другой стороны, Гермиона впервые выйдет в свет после долгого отсутствия, ей снова будут задавать много вопросов.

Она не без труда уложила свои волосы в красивые локоны, заколов их с одной стороны, открывая шею. После чего почти час Гермиона потратила на то, чтобы справиться с косметикой. Платье на неё село идеально, а чёрные лодочки делали фигуру стройнее. Гермиона была готова. Только отчего-то ей хотелось всё с себя снять, снова принять душ и засесть за чтение книг. Она выдохнула и подошла к камину.

Небольшая горсть летучего пороха, тихое «Малфой-мэнор», и она в небольшой гостиной, где её уже встречали Люциус и Нарцисса Малфой. За ними находилась дверь, откуда доносились шум голосов и приятная музыка. Осталось совсем немного.

— Добро пожаловать, мисс Грейнджер.

Нарцисса приветливо улыбнулась девушке и протянула руку. Гермиона пожала её в ответ. Люциус сделал то же самое. Они втроём делали вид, что ничего не произошло. Они все понимали, что есть тот, о ком знать большинству присутствующих не следует.

Гермиона услышала треск поленьев позади себя и отступила. Она направилась в главный зал.

Войдя в открывшиеся перед ней двери, она замерла на месте. Не смогла пошевелить ни одним из пальцев на руках. Воздух вдруг стал каким-то слишком тяжёлым и спёртым. Гермиона в том самом зале. Они его отремонтировали и изменили, но она могла поклясться, что узнает его из тысячи. Перед глазами пронеслись картинки, которые Гермионе хотелось бы забыть больше всего в жизни. Те, что она видела во сне, вскакивая с кровати посреди ночи, только чтобы убедиться, что всё давно закончилось. Ей казалось, что на полу она видела собственную кровь, в которой когда-то хотела утопиться, чтобы согреться. Она слышала хруст стекла недалеко от себя, где проходили несколько волшебников, и замечала капельки крови на осколках хрустальной люстры, которая, конечно же, на полу не лежала. Стекло не хрустело. Крови не было. Это было другое место, которое хранило в себе слишком много воспоминаний.

Гермиона быстро отыскала в толпе своих друзей: две рыжие макушки выделялись на фоне чёрных, каштановых и блондинистых волос. Ей даже показалось, что кроме семьи Уизли в волшебном мире никто не обладает подобным цветом волос. Она направилась к ним, здороваясь по пути со многими волшебниками. Некоторых она знала по работе в Министерстве, некоторых когда-то видела в Хогвартсе, а нескольких видела впервые.

Её друзья стояли небольшой компанией, которую составляли Рон, Джинни, Гарри, Забини, Паркинсон и Малфой. С Асторией. Его рука непринужденно лежала на её талии, пока он перекидывался шутками с Блейзом. Она сделала глубокий вдох и взяла бокал шампанского у проходящего рядом официанта. Ещё несколько шагов и она подошла к нужным ей людям.

— Гермиона! Ты шикарно выглядишь!

Джинни, которая выглядела не менее шикарно, обняла подругу. Следом Гарри и Рон, последний вновь был чем-то недоволен. Кажется, ему даже спустя десяток лет будут неприятны слизеринцы, а тем более, если они находятся в одной с ним компании. Гермиона обменялась парой реплик с Блейзом и Пэнси, а только потом обратила внимание на Малфоя и его невесту.

Они стояли так же, как парой минут раньше. Только Малфой стал чуть более напряженным, а Астория не переставала улыбаться. Она протянула Гермионе руку.

— Как я рада снова тебя видеть, Гермиона!

Слова ведьмы показались бывшей гриффиндорке неестественными, будто Астория выдавила их из себя. И ведьма даже подумала, что улыбка невесты Малфоя тоже не выглядит натурально. Она была широкой и застывшей, глаза совсем не улыбались. Астория Гринграсс смотрела на Гермиону с еле заметным прищуром. Она знала об Эридане. Малфой рассказал и ей. Гермиона протянула руку в ответ.

Они не соперницы.

Девушке показалось, что всё копившееся целую неделю напряжение достигло своего пика. Она не могла нормально вздохнуть, не могла сделать глотка шампанского, не могла просто расслабиться. Было ощущение, что внутри всё скрутилось и завязалось в тугой узел. Ненавязчивая музыка давила на виски, а огромное количество людей вызывало приступ паники. Гермионе был необходим свежий воздух. Но она не могла вот так взять и уйти в самом начале. Она пыталась проникнуться разговорами и шутками, пыталась влиться в компанию друзей, но ничего не получалось. После очередной реплики невпопад Гермиона приняла решение просто слушать.

Вдалеке она увидела Луну и Невилла, и у неё возникло желание к ним подойти, будто там будет этот долгожданный глоток воздуха. Она уже собралась сделать шаг в сторону, как услышала голос Нарциссы Малфой, громкость которого была увеличена заклинанием. Она стояла на небольшом возвышении в тёмно-синем платье, эта женщина могла не стараться, все и так смотрели бы только на неё, её слушали бы, к ней стали бы прислушиваться, потому что её голос был таким мягким и струящимся, что напоминал Гермионе маленький ручеёк на её любимой поляне из детства.

— Я рада вас всех приветствовать на своём балу! Вы знаете, что ни один мой бал не проходит без посвящения кому-либо. Это были и герои, и пострадавшие, и погибшие, и нуждающиеся, и много кто ещё. Но ни один из моих приёмов не был посвящен тем, кто этого заслужил чуть ли не больше остальных — матерям. Одна девушка не так давно напомнила мне, что значит быть мамой. Обычно для своих детей мы делаем всё, не задумываясь. Эта девушка смогла показать мне, что не имеет значения статус крови или положение в обществе у женщины, которая является матерью. Все мы одинаково не спим ночами, когда режутся зубки, дуем на первые разбитые коленки и плачем из-за потери любимой игрушки. Все мы одинаково переживаем, отдавая детей в школу, мы переживаем вместе с ними их первую любовь. Мы делим с ними жизнь, взрослеем и видим, как наши дети принимают решения, которые мы бы не хотели, чтобы они принимали. Мы идём наперекор собственным принципам ради детей, мы готовы отдать за них жизнь. Поэтому я хочу, чтобы сегодняшний вечер мы посвятили женщинам, которые гордо носят статус «мама»!

Гермиона слышала одобряющие восклицания, поддерживающие слова и почти неуловимые всхлипы. Но видела только голубые глаза, которые смотрели на неё почти через весь зал. Она осторожным движением руки приподняла свой бокал, слегка кивая миссис Малфой. Женщина чуть приподняла уголки губ и отпила из своего бокала. Гермиона сделала то же самое. Она не одна.

Начались танцы. Первыми в середину зала вышли хозяева вечера — Люциус и Нарцисса, к ним присоединились Драко и Астория, а затем все остальные. Гермиона и правда хотела посмотреть на всех, но неосознанно каждые несколько секунд вылавливала взглядом платиновую макушку. Она наблюдала как Малфой касается Астории, как его левая рука лежит на её талии, как он правой держит её ладонь. Гермиона такжезаметила, как крепко Астория держала Малфоя за плечо. Глаза девушки блестели, она смотрела на Малфоя с нескрываемым обожанием. Астория Гринграсс могла себе это позволить.

Гермиона почувствовала, как её руку крепко сжимают. Рядом стояла Джинни. Она тепло улыбнулась Гермионе. Волшебница постаралась выловить в толпе Рона и Гарри, но ей это не удалось. Джинни сказала, что они ушли подышать. Обе прекрасно были осведомлены о «любви» этих двоих к танцам.

— Они красиво смотрятся вместе, да?

Ладонь сжали сильнее, но Гермионе это не было нужно. Она спросила сама, потому что знала, что да. Астория Гринграсс и Драко Малфой смотрелись вместе идеально, словно две детали от пазла. Они друг друга дополняли, и Гермиона это понимала. Пэнси была права: Астория сможет сделать Драко счастливым. Гермиона смотрела, как Малфой кружил свою невесту в танце и улыбался какой-то её реплике.

— Ты загнала меня в тупик, — Гермиона перевела вопросительный взгляд на Джинни. — Любой мой ответ сейчас сделает тебе в разы больнее.

Ответить Гермиона не успела: перед ней возник Люциус Малфой. Он улыбнулся обеим девушкам, а потом вперил взгляд в Гермиону.

— Мисс Грейнджер, окажите ли вы мне такую честь и потанцуете со мной?

Она смотрела на протянутую ладонь мистера Малфоя пару секунд, а потом встретилась своими глазами с его. Серые. Как у Малфоя, как у её сына. Она старалась уловить хоть что-нибудь на лице мужчины, но там вновь была застывшая маска. Ничего. Абсолютно пусто. Гермиона протянула свою руку в ответ.

— Конечно, мистер Малфой, я потанцую с вами.

Они двигались к самому центру зала, именно туда, где чуть больше пяти лет назад он был свидетелем их с Драко непреложного обета. Люциус крепче перехватил руку Гермионы, кладя вторую свою руку чуть выше её талии, на рёбра. Мужчина повёл.

— Вы же не просто так пригласили меня на танец, мистер Малфой. Верно?

— Вы и правда очень умная девушка, мисс Грейнджер.

— Что вы хотите? Снова угрозы?

Люциус рассмеялся, чуть откинув голову назад, ни на секунду не сбившись с ритма.

— Что вы? Я же сказал, что никаких угроз. Лишь только небольшое предложение, я бы даже сказал просьба.

Гермиона усмехнулась, улавливая боковым зрением пристальный взгляд других серых глаз.

— Хотите меня о чём-то попросить? Что ж, я удивлена.

— Знаете, мисс Грейнджер, моя жена прониклась к вам странной симпатией, а уж о вашем сыне и говорить не стоит, — мужчина лёгким движением руки покружил Гермиону вокруг своей оси. — И мы очень хотели попросить вас позволить нам проводить с ним больше времени. Видите ли, он наш первый и пока единственный внук.

— То есть вы просто хотите проводить время вместе с Эриданом?

Гермиона удивлённо выгнула бровь. Она ждала чего-то совершенно другого. Сейчас главной задачей было не сбиться с ритма танца.

— Если вы позволите, конечно.

Малфой-старший учтиво ей кивнул.

— И это всё?

Гермиона не верила, что Люциус Малфой стал бы заморачиваться из-за встреч с Эри. У него должен был быть свой мотив.

— На самом деле я хотел узнать ещё кое-что… — они отступили на несколько шагов друг от друга, а потом вновь сошлись. — Какие у вас планы на моего сына?

На мгновение в голове у Гермионы наступила тишина, но через секунду все звуки вернулись обратно. Волшебница сначала хотела переспросить, чтобы убедиться, всё ли она правильно услышала. Но сомнений не было. Всё прозвучало верно.

— Я не претендую на вашего сына, если вы об этом, мистер Малфой.

Она устремила твёрдый взгляд карих глаз ему в лицо. Он должен поверить, потому что она не врёт. Люциус и Гермиона хотят одного и того же: чтобы Драко был счастлив. Малфой-старший улыбнулся, а потом перевёл взгляд ей за спину.

— Речь же не только о вас, мисс Грейнджер…

Ей не нужно было спрашивать или оборачиваться, чтобы понять, что за её спиной стоит объект их обсуждения. Люциус Малфой в эту секунду смотрел на своего сына.

— За время нашего с вами танца он ни на секунду не упустил вас из вида.

От его слов сердце Гермионы забилось быстрее, она чувствовала, как сильно оно бьётся о рёбра. Снова захотелось на свежий воздух.

— Ему просто нужно время.

— У него свадьба в ноябре. Вы же знали об этом, не так ли?

Не знала, конечно же, она не знала. Потому что он не говорил, а она не спрашивала. Два месяца, может чуть больше, всего два месяца до их с Асторией свадьбы. Только вот что это меняет? Ничего.

Ей нечего было ответить, и она просто кивнула.

Она уже слышала последние аккорды, когда мистер Малфой снова заговорил.

— Я прошу вас только об одном. Мисс Грейнджер, пожалуйста, не испортите ничего за эти два месяца.

Они закончили свой разговор одновременно с танцем, Малфой-старший проводил её до места, где стояли её друзья, и отпустил.

— Спасибо за танец, мисс Грейнджер.

И он удалился к своей жене. Гермиона кожей чувствовала взгляды бывших гриффиндорцев и слизеринцев, которые по странным стечениям судьбы стали одной большой компанией. Она решила сделать вид, что не заметила этого; Гермиона подошла к подруге и спросила у той о самочувствии. В своё время она бы вряд ли смогла долго продержаться на подобном мероприятии.

Прошла пара часов с момента их танца с Люциусом Малфоем, прежде чем Гермиона поняла, что дышать уже действительно трудно. Ей было необходимо выйти на свежий воздух. За эти часы ведьма успела станцевать ещё несколько раз, выпить ещё пару бокалов шампанского и переговорить с огромным множеством людей. Некоторые встречи были приятными, например, с Луной и Невиллом, а некоторые не очень, особенно, когда люди пытались выяснить причины, по которым Гермиона исчезла. Не выдержав этого всего, Гермиона скрылась за неприметной дверью, ведущей в сад.

В дали она видела белых павлинов, гуляющих около пруда. По границе дорожки, по которой и шла Гермиона, росли невысокие кусты, которые были покрыты белыми цветами. Гермиона шла в сторону беседки. Хотелось уединения. Она глубоко дышала, наслаждаясь запахом ночи и цветов. Лунный свет освещал беседку, создавая атмосферу сказки. Чего-то очень красивого и по-настоящему волшебного.

Я знаю, ты где-то там,

Где-то очень далеко.

Гермиона зашла в беседку, прошла через неё всю и облокотилась на перегородку. Закрыла глаза и сделала очередной глубокий вдох. Перед глазами стояли танцующие Малфой и Астория. Глаза странно пекло, но слёз не было. Она ощущала тоску. В прошлую пятницу она сказала Пэнси самые правильные слова: «Когда нельзя, тогда сильнее хочется».

Я хочу вернуть тебя,

Хочу вернуть тебя.

Чем чаще в голове всплывало слово «нельзя», тем сильнее Гермиона хотела коснуться Малфоя, ничего больше. Только одно касание. Всего лишь одно. Но нельзя. И тогда она срывалась.

Мои соседи думают,

Что я сошёл с ума.

Но они не понимают,

Ты — всё, что у меня есть,

Ты — всё, что у меня есть.

Они оба поступали именно так. То взлетали от маленьких жестов, вроде зелёных яблок в вазе с фруктами, то падали от слов, которые били сильнее, чем что-либо. И так каждый раз. Они не хотели делать друг другу больно, но чем выше они взлетали, тем больнее было падать. Оставалось два месяца, и за них просто нужно было ничего не испортить. Гермиона сама в это не верила, но Люциус Малфой был прав.

По ночам, когда звёзды

Освещают мою комнату.

Я сижу в одиночестве

И говорю с Луной.

Она закрыла глаза, хотелось абстрагироваться от всего этого. Гермиона была волшебницей и могла использовать магию в любую минуту, но ей хотелось волшебства. Это было самым странным желанием за всю её жизнь. Вспомнился зачарованный потолок в Большом зале. Он создавал волшебство для тех, кто сам умел его творить.

Пытаюсь докричаться до тебя,

В надежде, что ты — там,

На другой стороне,

Говоришь со мной тоже.

Сзади раздались тихие шаги. Это мог быть кто угодно, но Гермиона точно знала, что это он. Тот самый человек, который мог подарить ей волшебство только своим присутствием. Драко Малфой.

Ох, да я просто дурак,

Который сидит один

И разговаривает с Луной.

— Решила сбежать с бала, как Золушка?

Она слышала его усмешку и даже могла её видеть, игнорируя свои закрытые глаза. Слишком хорошо знала.

— Откуда ты знаешь кто такая Золушка?

Гермиона открыла глаза и повернула голову в его сторону. Она следила за каждым его движением. Наблюдала за тем, как он приближается и останавливается в десяти сантиметрах от неё.

— Эри заставил ознакомиться с маггловскими сказками.

Гермиона улыбнулась и заметила, как Малфой отразил её жест. Он так редко улыбался. Вот так, по-настоящему, без усмешек и кривых ухмылок.

— И какая же тебе понравилась больше всего?

— Про Спящую красавицу.

— Почему?

Гермиона наблюдала за тем, как горят его глаза. И ей казалось, что в мире что-то поменялось. Что-то очень важное и ощутимое.

— Потому что её оживил обычный поцелуй.

Именно поэтому она не любила эти сказки. В жизни так не бывает.

— Чёрт, Грейнджер, — он максимально приблизился своим лицом к её. — Будь мы героями сказки, все наши проблемы решил бы всего один поцелуй.

Ей не хотелось делать ему больно. Ей не нравилось делать ему больно. Но именно она каждый раз наносила ему новые раны и делала ему больно. Именно она скидывала его с их небес. Так же, как это делал он. Они уничтожали друг друга сами. Снова.

— Но мы не в сказке, и поцелуй в нашем случае карается смертью.

Чувствую, что я прославился на весь город,

Раз все судачат обо мне.

Говорят,

Что я сошёл с ума,

Да

Я потерял рассудок,

Но они же не знают,

То, что знаю я,

Они молчали друг напротив друга несколько минут. Гермиона видела, как гаснет огонёк в его глазах. В её происходило то же самое, потому что они снова это сделали, они снова друг друга толкнули. Падать больно.

Он протянул ей руку. Она в удивлении подняла на него глаза.

— Давай потанцуем, Грейнджер.

На губах кривая усмешка. Опять. Маска. Такой родной и знакомый и в ту же минуту такой чужой.

— Издеваешься, Малфой?

Бывший слизеринец пожимает плечами и отрицательно мотает головой.

— Да вроде нет, всего лишь предлагаю потанцевать.

Ведь когда

Садится солнце,

Кто-то отвечает мне,

Да

Мне отвечают.

Протянула руку в ответ, замирая в нескольких сантиметрах от его кожи. Малфой протянул вторую руку к её талии и тоже замер. Гермиона провела правой рукой вдоль его предплечья, плеча и остановила её у самой шеи.

Снова непозволительно близко. Но недостаточно. Хочется ещё ближе, под самую кожу. Чтобы впитать его вместе с кислородом в свои лёгкие. Потому что он, не зная, исполнил её мечту. Драко Малфой подарил ей волшебство.

По ночам, когда звёзды

Освещают мою комнату.

Я сижу в одиночестве

И говорю с Луной.

Они сделали первый шаг, полностью концентрируясь друг на друге. Нельзя коснуться. Никаких сложных пируэтов и выпадов. Лёгкое покачивание и шаг нога к ноге. Но Гермионе вдруг показалось, что время остановилось. Исчезли миры и вселенная, остались только они. Вдвоём. В этом большом саду, в этой пустой беседке, Драко и Гермиона под луной. Вселенная сузилась до серой радужки глаз. Она позволила себе закрыть свои. Только на секунду.

Пытаюсь докричаться до тебя,

В надежде, что ты — там,

На другой стороне,

Говоришь со мной тоже.

Чувствует, как крепко он сжимает её руку в своей. Левую Драко прижимает к её пояснице, впечатывая Гермиону себе в грудь. Она чувствует его горячую руку на своей пояснице. Гермиона чувствует своей грудью его, чувствует, как он дышит. Ощущает биение его сердца. И горячее дыхание на лице. Знакомое и родное. Привычное. Правильное. Выдыхает ему в самые губы.

Ох, да я просто дурак,

Который сидит один

И разговаривает с Луной.

Ты слышишь как я зову тебя?

Ещё мгновение, и она почувствует вкус его губ на своих. Гермиона через секунду почувствует каждую трещинку на его губах. Только одно мгновение.

Потому что каждую ночь,

Я говорю с Луной,

Всё ещё пытаясь

докричаться до тебя.

Сжимает рукой его пиджак у самой шеи. Щекой чувствует трепыхание его ресниц. Пожалуйста. И вот оно. Касание.

В надежде, что ты — там,

На другой стороне,

Говоришь со мной тоже.

Открыла глаза. Их руки всё ещё находились в нескольких сантиметрах друг от друга. Они непозволительно близко, но недостаточно.

Серые и карие.

Ох, да я просто дурак,

Который сидит один

И разговаривает с Луной.

— Ты тоже это представила?

Голос Малфоя прозвучал низко и хрипло. По спине пробежались мурашки. Драко склонил голову к её шее, она чувствовала его дыхание. Она обрадовалась, что он не мог узнать о её влажных ладошках, но он всё равно знал о её состоянии. Она слишком часто дышала, глаза лихорадочно блестели, а щёки подозрительно раскраснелись. Гермионе не нужно было говорить, Малфой и так знал ответ, но она всё же ответила:

— Нет, не представила, — подождала, когда он поднимет глаза на её лицо. — Я буквально это почувствовала.

Я знаю, ты где-то там,

где-то очень далеко.

В животе порхали бабочки. Ядовитые, разрушительные, но такие прекрасные. Малфой подарил ей волшебство.

Гермиона отошла от него на несколько шагов.

— Всё-таки сбегаешь?

— Быть Золушкой, так до конца.

Она улыбнулась и отвернулась, направляясь к поместью. Но прежде, чем ступить на тропинку, замерла.

А мы можем сделать наш день и папиным?

Конечно, можем. Один день ничего не испортит.

— Драко, — она повернулась к нему лицом, — я думаю, что Эридан был бы счастлив, если бы ты провёл с нами воскресенье.

Малфой смотрел на неё и улыбался. Грейнджер назвала его по имени. Снова.

Комментарий к Глава 7

Ох, сколько же мучений было с этой главой! Не знаю, чем она так не понравилась Вселенной, но эта глава писалась с трудом, а с каким трудом она выкладывалась!

Мне нечего сказать, поэтому надеюсь на вашу обратную связь. Надеюсь прочитать хотя бы пару слов об этой главе.

Сцена танца была одной из первых придуманных в этом фф, ещё до того, как появился полноценный сюжет. Песня Talking to the Moon одна из моих любимых уже очень много лет, и я ни секунды не сомневалась, что этот танец должен быть именно под эту песню. Она идеально сюда подходит.

А ещё, что касаемо песен, Драко и Гермионе из НО отлично бы подошла песня Лободы - Родной😅 Она идеально подходит этим двоим! Я серьёзно!

P.S. Если кто-то захочет поспорить, что такой танец невозможен, это предложение для вас. Во-первых, у этих двоих огромный стимул - не умереть. Во-вторых, я проверила - это возможно!

Спасибо, что прочитали не только главу, но и примечания!

========== Глава 8 ==========

Он смотрел ей вслед ещё несколько минут, а потом облокотился на ограждение беседки, закрыв глаза и шумно выдохнув. В воздухе всё ещё витал запах Грейнджер: она пахла розами так, как пахнут едва распустившиеся бутоны, пахла корицей и книгами. От неё веяло уютом, который обволакивал его с ног до головы. Ещё секунда — и Малфой в нём утонет. Глаза были закрыты, но перед ними всё ещё стоял вид, который Драко забудет не скоро: изгиб шеи Грейнджер, обтянутый её бархатной кожей, которая переливалась странным блеском под лунным светом; табун мурашек на её шее под самым затылком, когда он дышал ей в плечо; струящиеся по спине локоны; обтягивающее фигуру платье, напоминающее цветом апельсины с её кухни, но значительно приятнее для глаз; россыпь еле заметных веснушек на переносице; длинные ресницы, обрамляющие карие, словно кофейные зёрна, глаза; манящие губы, которым стоило только открыться, как из её рта вырвались убивающие его слова. Малфою показалось, что стоило Грейнджер отойти, как на его плечи взвалили целый мир, под тяжестью которого плечи опускались. Больше не было той гордой осанки, которую он держал весь вечер. Внутренний стержень надломился.

— Неплохо танцевали. Мне даже показалось, что ещё чуть-чуть, и ты её поцелуешь.

Неожиданно прозвучавший в тишине голос не заставил Малфоя даже вздрогнуть. Он так привык к нему за двенадцать лет, он столько раз слышал его по утрам-вечерам-ночам, он столько раз слышал этот тембр под влиянием алкоголя, что, наверное, этот голос мог узнать из тысячи.

— Чего ты хочешь, Блейз?

Малфой открыл глаза и, тяжело вздохнув, посмотрел на друга. Забини стоял напротив него, опираясь на колонну. Его руки были скрещены на груди, а глаза прищурены. Он изучал стоящего напротив Драко взглядом в течение нескольких минут, после чего разочарованно покачал головой.

— Насколько всё плохо, Малфой?

Драко снова закрыл глаза. Он всё ещё чувствовал запах роз, и он точно знал, что этот запах не с ближайшей клумбы. Ему казалось, что вокруг него искрится магия. Насколько всё плохо? Малфой усмехнулся.

— Блейз, — он посмотрел на друга, по-прежнему кривя губы в грустной усмешке, — это полный пиздец.

Темнокожий юноша оттолкнулся от колонны и медленно подошёл к Драко, вставая рядом с ним — плечом к плечу. Сначала Блейз молчал, ожидая, что его друг сам объяснит свою реплику, но тот тоже молчал.

— Ты любишь её?

От бывшего слизеринца не скрылось, как его друг вздрогнул от вопроса и посмотрел на него остекленевшим взглядом. Вряд ли он получит утвердительный ответ. Для Малфоя за этим вопросом крылось что-то личное, что-то такое, что не рассказывают даже друзьям.

— Ладно, ты влюблён в неё?

Драко вперил взгляд серых глаз в лицо друга, постукивая длинными пальцами по перилам. Затем он развернулся, переводя взгляд на небо, пытаясь различить созвездия. Он вряд ли сможет обнаружить созвездие Эридан, но может быть удастся заметить Овна. Малфой пожал плечами, произнеся при этом тихое «навряд ли». Он чувствовал, как ветер путается в его волосах, и понимал, что должен сказать Забини правду. Возможно, что так ему станет легче. Возможно, Блейз ему что-то посоветует. Возможно.

— Меня тянет к ней.

— Насколько сильно?

Малфой не ответил. Потому что… А почему? Что ему нужно было ответить? Что его выламывает изнутри, когда Грейнджер рядом? Или что ему пальцы сводит от того, как он хочет к ней прикоснуться, когда чувствует её запах? Или что ему хочется впечататься в её губы каждый раз, когда она называет его по фамилии? Что ему нужно было рассказать Забини? Что он с ума сходит без ощущения её кожи под своими пальцами? Что ему приходится сжимать руки в кулаки, стоит ей только заделать свои волосы в непонятно что? Потому что ему нравится, когда её волосы лежат на её хрупких плечах. Может стоило рассказать, что он в её глазах утопает? И он хотел всё это рассказать хоть кому-то, только вот никто не поймёт. Потому что Грейнджер была права. Чёртова гриффиндорская заучка вновь оказалась правой. Это не любовь. Это патология.

— Настолько, что меня не пугает даже смерть. Если бы мне нужно было сейчас умереть, и я мог бы выбрать способ… Я бы умер самым счастливым человеком. Я бы умер от её касания.

И больше не нужно было слов. Они уже ничего не значили. И Блейз это понимал. Его друг утопал в самом отвратительном чувстве из всех. Драко Малфой тонул в привязанности к лучшей подруге их школьного врага. Хуже не придумаешь.

— Обычно в таких случаях рекомендуют просто переспать, но…

— Переспать. Отличный метод!

Малфой засмеялся. Сначала его смех был искренним и заразительным, как от удачной шутки, но вскоре он перерос в истерические всхлипы. Не знай Блейз Драко, он бы подумал, что тот ревёт. Но Драко Малфой не проронил ни слезинки. Он хватался руками за живот и смеялся. Громко. Надрывно. Невесело. Он хватал ртом воздух, закашливался и снова смеялся. Это продолжалось минут десять. Забини смотрел на то, как его друг медленно сползает на корточки, пытаясь отдышаться. И почему он не заметил проблемы ещё в самом начале? Почему Забини не заметил этого тогда — в Хогвартсе? Потому что несмотря ни на что, Малфой был счастлив. Проблемы не было.

— Ты в дерьме, дружище.

— Я знаю.

Малфой сел на пол. Ему было всё равно на то, что кто-то может выйти в сад и увидеть его неподобающий вид и поведение. Плевать. Он и так уже на дне. Ниже падать некуда. Пусть думают, что хотят.

— У нас ещё есть время, мы что-нибудь придумаем! Слышишь? Драко?

Малфой посмотрел на лучшего друга. Сил не было даже на усмешку.

— Думаешь, непреложный обет можно разрушить?

— Мы что-нибудь придумаем! Весь магический мир перевернём, но выход найдём!

Драко смотрел на друга и пытался найти на его лице хотя бы тень улыбки. Её не было. Блейз Забини говорил абсолютно серьёзно. Вечно весёлый, постоянно смеющийся, любящий выпить и всех подколоть Забини обещал Драко перевернуть весь магический мир, только чтобы разрушить их с Грейнджер непреложный обет.

— Какая тебе выгода от этого?

Забини тоже посмотрел на Малфоя. Даже попытался скопировать его усмешку.

— Никакой. Я просто не готов смотреть на то, как ты сохнешь по девчонке, — Забини замолчал на некоторое время, а потом дёрнул руками, ударяя себя по бёдрам, и воскликнул: — Мой лучший друг, Драко Малфой, сохнет по Гермионе Грейнджер. Блять! Я готов съесть соплохвоста!

Драко усмехнулся. Перевернуть магический мир? Ерунда. Снять их с Грейнджер непреложный обет? Они попробуют. Обязательно попробуют. Главное — не сдаваться. А со всем остальным они разберутся.

***

Гермиона лежала в своей гостиной на диване, сбоку доносилось потрескивание поленьев в камине, а из окна в дом врывался лёгкий ветерок, который обдавал утренней прохладой, отчего кожа девушки покрывалась мурашками. Бывшая гриффиндорка смотрела в белый потолок, а перед глазами проносился прошедший вечер. Люциус Малфой просил её ничего не испортить за два месяца, а его сын окутал Гермиону своими флюидами, что желание коснуться Драко ощущалось физически. Гермиона чувствовала, как зудят кончики пальцев, которые всего несколько часов назад были в паре сантиметров от его кожи.

Глаза Гермионы болели от пристального взгляда в потолок, но она ничего не могла с собой поделать. Ей не хотелось даже моргать. Если любимым цветом бывшей гриффиндорки был бы серый, то белый однозначно стал бы цветом магии и волшебства. Цветом счастья. Белые цветы на кустах, белые павлины, белая беседка, белая луна, белая рубашка Малфоя и даже его волосы были своеобразным оттенком белого. После этого вечера белый всегда будет ассоциироваться у Гермионы с Малфоем, даже если этот цвет не мог описать ни одной минуты его жизни. Малфой был светом. Белым лунным светом. Холодным светом. И, наверное, только врождённые храбрость и отвага, граничащие с безрассудством, толкали бывшую гриффиндорку на этот свет. Иначе почему её так сильно к нему тянуло?

Гермиона шумно выдохнула и закрыла глаза. Больше никакого белого. Нельзя ничего испортить. Девушка поднесла ладони к лицу, нажимая пальцами на веки, отчего перед глазами в полной темноте поплыли разноцветные пятна. Она резко села, оперлась руками на диван, будто собиралась встать, и вперила взгляд на стоящую в углу коробку. Единственная коробка, которую она так и не разобрала с момента переезда. Прошло уже полтора месяца.

Гермиона резко встала, перед глазами немного помутнело, но она всё равно пошла в направлении коробки. Присела на корточки и занесла руку вверх, пальцы подрагивали. Бывшая гриффиндорка дрожащими пальцами проводила по картону, ощущая кожей неровности и шероховатости поверхности. Надежда. В этой коробке жила её надежда, которую она собрала, закрыла и заклеила полгода назад. Она оставила маленький лучик надежды внутри себя, в самой глубине. Гермиона позволяла ему жить внутри себя, позволяла этому лучику создавать солнечных зайчиков и играть на струнах её души. Жить с надеждой было больно, но не настолько, как жить без неё.

Гермиона хорошо помнила, как собирала эту коробку. С каждой новой вещью в ней её лучик становился всё меньше. Она оставляла от него почти незаметную кроху, убирая свою надежду. И вот сейчас она уже потянулась к коробке, чтобы открыть её. Гриффиндорка была готова позволить этому лучику в её душе разрастись, готова была позволить ему припекать её душу и сердце, обжигая и оставляя красные пятна. Была готова снова поверить в лучшее. Сзади раздался треск из камина и промелькнули зелёные тени.

Гермиона развернулась к камину, закрывая собой коробку. На её мягком ковре в чёрных брюках и белой рубашке стояла причина её необдуманных поступков. Причина, по которой она позволила расти надежде внутри неё. Снова. Посреди её гостиной стоял сам Драко Малфой. Они смотрели друг на друга в течение нескольких минут, после чего одновременно сказали: «Привет». Гермиона нахмурилась, сведя брови к переносице. Склонила голову к плечу, закусила губу и стала заламывать пальцы. Он пришёл к ней в шесть утра. Лишил её возможности подготовиться к встрече.

— Грейнджер, ты извини, что я так без предупреждения. Ты не уточнила время…

Гермиона его перебила.

— И ты решил прийти в шесть утра. Неплохо, Малфой, — она кивнула, направляясь в сторону кухни. — Кофе будешь?

Драко кивнул.

Именно так они оказались в шесть утра на её кухне, пьющими кофе. Гермиона сидела на столешнице, широко улыбалась, глядя на Малфоя и обхватывая кружку двумя руками. Её гость, стоя у подоконника, с недовольством смотрел на то, как она усаживалась на столовую поверхность; морщил лоб, стоило ей схватиться за чашку обеими руками; кривил губы каждый раз, когда она делала глоток. Несколькими минутами ранее он внимательно следил за тем, как Гермиона маггловским способом наливала кофе. Малфой подмечал каждое её движение: то, как она засыпала молотые зёрна в кофемашину, как заливала всё это водой и как следила за варкой кофе; он смотрел на то, как она ставит их чашки перед собой, засыпает в них сахар: одну ложку для него и две для неё; прищуривался, когда она разливала напиток из кофейника, размешивала сахар; Драко кривил губы, когда наблюдал за тем, как она разбавляет кофе в своей чашке огромной порцией молока. Гермиона это заметила. Её улыбка становилась только шире, когда он вновь кривился и начинал сетовать на то, что она пьёт не кофе, а сладкую фигню. Бывшей гриффиндорке даже захотелось добавить в свой напиток ещё одну ложку сахара, и она даже позволила себе потянуться к сахарнице. Но выпученные глаза Малфоя, сведённые вместе брови и открытый в возмущении и отвращении рот ей этого не позволили. Отставив чашку в сторону, Гермиона рассмеялась.

Девичий смех разносился по кухне, отражаясь от стен и заполняя собой каждый уголок. Её пальцы сжимали край столешницы, пока Гермиона не сводила лихорадочно блестевших глаз с Малфоя. Из груди вырывался мелодичный и заливистый смех, который отзывался улыбкой на лице Драко. Это не была та же самая улыбка, что Гермиона видела на его лице прошлым вечером. Совершенно точно нет. Уголки его губ были чуть приподняты, глаза странно поблёскивали, а в их уголках образовывались маленькие морщинки. Это точно не были его фирменные усмешки или ухмылки. Малфой улыбался, пока Гермиона смеялась, сидя на столешнице. Момент абсолютного счастья. Момент нормальности в их жизнях.

Именно в этот момент Эридан и застал своих родителей. Мальчик стоял в арке между кухней и гостиной, потирая маленьким кулачком правый глаз, пока левой рукой сжимал за ухо плюшевого зайца.

— Мама?

Гермиона перевела взгляд с одного блондина на другого, смех стих, но небольшие смешки всё ещё вырывались из её груди.

— Эри? Доброе утро! — Гермиона посмотрела на часы. — Ты сегодня рано.

Мальчик почесал голову, а потом посмотрел на своего отца. Он изучал его несколько минут, и Гермиона могла с уверенностью сказать, что наконец-то поняла, о чём говорили Гарри и Рон, когда утверждали, что слышат, как в её голове работают шестерёнки. В голове Эридана, кажется, сейчас происходило то же самое. Но вскоре Гермиона уже наблюдала за тем, как Эри несётся к Малфою с криком «Папа!», тот же успел вовремя присесть на корточки, чтобы заключить сына в объятия. Бывшая гриффиндорка наблюдала за тем, как маленькие ручки обвивают мужскую шею, прижимаясь щекой к его щеке. Малфой положил подбородок на плечо сына и смотрел прямо в глаза Гермионе. И в эту минуту в голове у неё пронеслась самая непозволительная мысль из всех возможных:

вот так выглядит семья.

Иногда можно было подумать, будто Драко мог читать мысли Грейнджер. Он всё ещё смотрел на неё, но взгляд, словно остекленел. Он не читал мыслей Гермионы, он читал её саму. Тёплая улыбка на её губах, возникшая всего на секунду, говорила красноречивее любых слов. Он был уверен, что мысль о семье пронеслась в их головах одновременно. Малфой не знал про её жизнь за последние пять лет, но он знал про свою. И он мог поклясться, что за пять лет, это самое идеальное утро в его жизни. Утро, которое наполнено теплом, уютом, счастьем и запахом Грейнджер. Она отвела глаза первой.

— Так, Эри, я думаю, что тебе нужно пойти и умыться, — голос звучал ровно, хотя внутри всё переворачивалось. — А я пока приготовлю для нас завтрак.

Нас. Она говорит так всегда про них с сыном, но сегодня в «нас» входил и Малфой тоже.

Семья. Нас. Не испортить.

Гермиона моргнула, пытаясь отогнать непрошеные мысли и чувства. Слишком приятные мысли и чувства. Слезла со столешницы, убирая кружку в раковину. Сейчас первостепенной задачей является завтрак. Гермиона смотрела на то, как Эридан берёт Драко за руку и ведёт к выходу из кухни. Они о чём-то говорили, но Гермиона не могла разобрать ни единого слова. Все звуки смешались в одно единственное слово. Но девушка отгоняла его от себя другим словом. Отвратительным. Отравляющим. Убивающим.

Нельзя.

Как только спина Малфоя скрылась из вида, Гермиона села на пол, вдавливая затылок в дверцу шкафчика. Запустила руки в волосы, сжимая те пальцами и оттягивая у корней. Когда она принимала решение вернуться, Гермиона надеялась, что будет легче. Но легче не было, всё стало только сложнее. Их общение с Малфоем было качелями. Они качались на нервах друг друга, то доводя до исступления, то — до эйфории. Гермиона злилась. Она злилась на Малфоя, на себя и на весь мир сразу. Она знала, что эта злость вскоре выльется в их с Малфоем ссору, потому что так было всегда.

Рыкнув себе под нос, Гермиона поднялась с пола и решила всё-таки заняться завтраком. Ей всего лишь нужно было потерпеть до вечера, выпроводить Малфоя и расслабиться. Сегодняшний день в первую очередь для Эридана, и Драко она тоже пригласила только ради сына. Потому что Эридану это нужно. Потому что её сын нуждается в отце, и она не может его этого лишить.

Переворачивая блинчики на сковородке, Гермиона прислушивалась к посторонним звукам в доме. Она пыталась понять, где находятся Малфой с Эри и чем они занимаются. Постукивая деревянной лопаткой по столешнице, девушка посмотрела на своего домашнего любимца. Кот лежал на подоконнике, обводил своими оранжевыми глазами кухню, останавливаясь на хозяйке и тихо мурча. Обычно, когда приходили гости, Живоглот скрывался в одной из комнат. Но, кажется, Малфой настолько часто появлялся в их доме, что даже привередливый любимец гриффиндорки принял его за своего человека. Что ни капельки не радовало Гермиону. Она тяжело вздохнула и принялась переворачивать новую порцию блинчиков.

— Почему ты не используешь магию дома?

Рука дёрнулась, когда она услышала мужской голос за спиной, это было непривычно. Непривычно слышать голос Малфоя в такой бытовой ситуации. Гермиона поправила сковородку и повернулась к Драко лицом.

— Меня это расслабляет. Я не избегаю магии, если ты вдруг об этом подумал. Просто такие мелочи вроде ничего и не значат, но при этом заставляют почувствовать себя более сильной, более живой.

Гермиона махнула рукой с лопаткой, нахмурилась и пожала плечами, сказав: «Не знаю в общем, мне это просто нравится». Малфой кивнул, обвёл кухню взглядом и остановился на небольшой фотографии, что стояла рядом с колдографией Гермионы и совсем маленького Эридана. Фото было маггловским. Но для Малфоя оно было одним из самых замечательных из всех существующих. На нём был изображен сам Драко, на руках которого лежал Эридан, изображая самолёт. Гермиона проследила за его взглядом.

— Магия, она упрощает. Оставляет много свободного времени. Позволяет больше думать. А иногда больше всего на свете хочется сбежать от собственных мыслей.

— Я понял, Грейнджер. Наверное, не живи я с рождения рядом с магией, поступил бы точно также.

Они снова посмотрели друг на друга. Гермиона попыталась улыбнуться, приподняв уголки губ, но ничего не вышло. Всё было слишком хорошо и плохо одновременно. Бывшая гриффиндорка потянулась к шкафчику, где стояли кружки. Рядом с её протянутой к полочке рукой появилась мужская.

— Лучше я, — она чувствовала шевеление за своей спиной, но сама не сделала ни вдоха, ни выдоха. — Ты же подскажешь мне, как правильно, да?

Лёгкие заполнил его запах. Малфой уже не стоял за её спиной, он стоял сбоку от Гермионы и расставлял кружки. Драко выжидающе посмотрел на девушку, выгнув правую бровь. Грейнджер откашлялась.

— Я пью с двумя ложками сахара и без холодной воды. Эридан с одной ложкой сахара и разбавленный холодной водой. Ты пьёшь неразбавленный без сахара.

Драко усмехнулся, наблюдая за тем, как Гермиона выпаливает информацию о чае на одном дыхании. Гриффиндорка нахмурилась, заметив то, как Малфой пытался подавить рвавшийся из груди смешок.

— Грейнджер, — он протянул каждую гласную в её фамилии, наливая в кружки чай из заварочного чайника. — Спасибо, что напомнила мне то, какой чай я предпочитаю.

Гермиона смотрела на него около минуты, осознавая смысл сказанного. Она закусила губу и судорожно поправила волосы, выбивающиеся из пучка. Почему она вообще помнит, какой он предпочитает чай? Разозлившись на себя и Малфоя, она занялась сервировкой стола.

Драко улыбался всё шире каждый раз, когда слышал, как о стол ударяется неаккуратно поставленная тарелка, как звякает упавшая вилка, и как яростно закрывается холодильник. Он прошёл мимо хмурой ведьмы, неся в руках чашки с горячей жидкостью. Даже Гермиона не расставляла чай вручную. Только с помощью магии. Как много в его голове мыслей, которые не дают ему спокойно жить? Гермиона обвела Малфоя взглядом с ног до головы. Наверное, слишком много. Точно не меньше, чем у неё.

— Я пойду, позову Эридана, — Гермиона направилась к выходу из кухни.

— Не стоит, он придёт сам, — она обернулась к Малфою. — Он пошёл составлять план на сегодня.

— И ты доверил ему это? — Драко пожал плечами, спросив при этом, почему он не должен был этого сделать. — Не боишься, что окажешься где-нибудь в маггловском кинотеатре или ещё чего похуже?

— Если ему это важно, то не боюсь.

Гермиона услышала топот ножек по лестнице и села за стол. Она старалась игнорировать пристальный взгляд Малфоя. К её облегчению, через минуту в кухню ворвался Эридан с криком: «Мы идём на карусели!».

Именно так воскресным утром они оказались в парке аттракционов. К счастью Малфоя, утром первого сентября в парке было немноголюдно.

Эридан схватил обоих родителей за руки и потащил в направлении каруселей. Гермиона наблюдала за лицом Малфоя, которое напоминало ей её сына. Такой же восторг, страх перед неизведанным и рвущееся наружу отвращение к маглам, которое ему впиталось вместе с молоком матери. Драко изменил свою точку зрения после войны, но от привычек избавляться было непросто.

Они проходили мимо каруселей, на которых катались дети, громко смеясь; проходили мимо аттракционов, которые поднимались слишком высоко, и оттуда уже визжали взрослые. Отовсюду доносился сладкий запах конфет и кофе, мороженого и шоколада. Их окружали смех, визг, весёлая музыка от аттракционов и песни, разносящиеся по всему парку. Вокруг них царила жизнь.

Ничего не испортить.

Они же ничего не испортят одним днём, если позволят себе жить. Они не испортят ничего, если хотя бы на мгновение позволят прожить жизнь, которую у них отняли. Всё, что этим троим было нужно — это почувствовать себя нормальными, почувствовать себя живыми, почувствовать себя семьей. До тех пор, пока Эридан держит их за руки, не существует никаких слов, кроме одного. Семья.

Столько, как в этот день, Гермиона ещё не улыбалась, наверное, никогда. Последние несколько лет так точно.

Эридан заставил их прокатиться на всех каруселях, где он мог быть вместе с родителями. В какой-то момент им даже пришлось взять передышку, пока белый как мел Малфой приходил в себя после очередного аттракциона. Он говорил, что Министерству магии нужно обязательно найти способ и поделиться магией с магглами, потому что их способы творить своеобразную магию просто убийственны. Эридан и Гермиона на это заявление только рассмеялись и повели Малфоя к следующему аттракциону.

Маггловские сладости, вроде мороженого и сладкой ваты, пришлись чистокровному волшебнику по вкусу. Он даже признал, что маггловское мороженое ничуть не хуже магического.

Добрый настрой по отношению к магглам сменился у Малфоя после того, как какая-то женщина случайно облила его своим лимонадом. Гермиона с трудом смогла уладить возникший конфликт, и, в отместку за возникшие неприятности из-за характера Малфоя, облила того водой. Так они нашли палатку с игрушками и купили три водных пистолета. Прячась от глаз обычных людей, они наполняли игрушки водой с помощью Агуаменти и продолжали обливать друг друга. После чего, стоя за аттракционом, сушились с помощью тех же волшебных палочек.

В какой-то момент водные пистолеты были заменены на маленькие бутылочки с мыльной жидкостью. Гермиона показывала Малфою, как создавать волшебство без магии. И каждый раз жалела, что не взяла с собой камеру. Детский восторг на лице Драко отпечатается в её голове навсегда.

Вечером они оказались дома с кучей игрушек и большой охапкой воздушных шаров. Эридан настоял на просмотре мультика. Пока мужская часть компании готовила место для домашнего кинотеатра, Гермиона занималась приготовлением напитков и сладостей.

Эри настоял на просмотре «Шрека». Малфой в течение всего просмотра возмущался существованию зелёного огра и говорящему ослу, а Эридан в это время так сильно смеялся, что пролил свой сок, оставив пятна на диване и ковре. Гермиона порой вздрагивала от неожиданных восклицаний Малфоя, просыпая свой попкорн. Она пыталась убедить Малфоя в том, что для него, как для волшебника, этот мультик не должен казаться настолько абсурдным, насколько кажется. Хотя бы потому, что в его мире живут драконы, горные тролли и ещё огромная куча различной живности. Но мужчина продолжал возмущаться, отчего спор между этими двумя никак не заканчивался, что смешило Эридана ещё сильнее. К концу мультфильма они все успокоились и просто наслаждались просмотром и атмосферой.

Они чувствовали себя семьёй.

На экране появились титры, Гермиона посмотрела на сына, который уже почти уснул, навалившись на плечо Малфоя. Девушка уже хотела взять ребёнка на руки, когда тот заявил о том, что хочет, чтобы папа прочитал сказку. Гермиона посмотрела на Малфоя, дождалась его кивка и убрала руки от сына. Драко легко взял мальчика на руки и отправился с ним к лестнице. Гермиона взяла свою палочку и стала наводить порядок: очистила ковёр и диван от пролитого сока, собрала просыпанный попкорн и убрала всю посуду. Было тихо, только из камина доносился еле слышный треск и неуловимый голос Малфоя из детской. Бывшая гриффиндорка медленно поднялась на второй этаж, дверь в детскую была открыта, и Гермиона могла слышать Малфоя очень отчётливо. Подошла к лестнице и села на верхнюю ступеньку.

— … Приглянулась королевичу маленькая фея. Ночная волшебница ничуть не испугала его. Подошёл он к маленькой фее и взял её за руку…*

Голос Малфоя был мягким и бархатным, он звучал тихо и спокойно, обволакивал и убаюкивал. Гермиона навалилась на стену, вслушиваясь. Как бы ей хотелось сейчас оказаться в той же комнате, чувствовать тепло маленького тела, слышать сопение и смотреть на то, как Малфой читает сказку. Хотя, пожалуй, Гермиона могла уже сейчас считать себя счастливицей: вряд ли кроме неё кто-то ещё слышал, как Драко Малфой читает маггловские сказки.

Сзадираздались тихие шаги, а потом их обладатель сел рядом с Гермионой. Она повернула голову, он сидел на той же ступеньке, что и Грейнджер, и смотрел на неё. Оба молчали. Эридан спит, а значит слово «семья» меняется на слово «нельзя». Бывшая гриффиндорка поджала губы.

— Отличный получился день, да?

Она прервала образовавшуюся тишину спустя несколько минут. Они всё ещё сидели в прежних позах и смотрели друг на друга. Малфой кивнул, затем посмотрел на стену, словно о чём-то задумался, а потом снова на Гермиону. Прежде чем заговорить, он осмотрел её с ног до головы беглым суетливым взглядом.

— Мы должны найти способ разорвать обет.

Гермиона моргнула, вникая в услышанные слова. Перед глазами появилась непримечательная коробка, а на пальцах ощущение от прикосновения к шершавой бумаге.

— Зачем?

Где-то в глубине души всё ещё горел маленький лучик надежды, маленькая искорка, которая готова была зажечь пламя в любой момент. Либо согреет, либо сожжёт.

— Чтобы сегодняшний день был не единственным. Ты этого не хочешь?

Гермиона покачала головой.

— Проблема не в том, чего мы хотим или не хотим, а в том, что мы чувствуем.

— И что же мы, по-твоему, чувствуем?

Драко злился. Гермиона понимала это, но всё равно продолжала говорить.

— Что-то вроде фантомной боли, — она заметила его вопросительный взгляд. — У магглов есть такое понятие. Его используют, когда человек чувствует боль в ампутированной конечности. Болеть нечему, но оно болит.

— Ты только что сравнила наши чувства с ампутированной конечностью?

Мягкий и бархатный голос стал резким и вкрадчивым, спокойные нотки пропитались ядом.

— По-твоему, это не так? И вообще-то нам не было запрещено чувствовать, нам запрещено нечто иное. То, что эти самые чувства помогло бы выразить.

Они молчали ещё какое-то время. Сейчас Гермионе предстояло сделать то, что делать она бы не хотела, но это было необходимо. Она должна убедить Малфоя в том, что искать ничего не стоит. Не стоит разжигать пламя, потому что оно не согреет. Оно сожжёт.

— У нас всё закончилось, Малфой, — она смотрела за его плечо, на перила, пока он не сводил глаз с её лица. — Да, резко, грубо и совсем неправильно. Но закончилось, — посмотрела ему в глаза. Голос дрожал, но ей нельзя было плакать. — У тебя есть Астория. Вы можете быть с ней счастливы. По-настоящему счастливы. Она может сделать тебя счастливым, и она это сделает. Тебе всего лишь нужно ей довериться…

Драко грубо перебил девушку.

— Ты что несёшь?

Но Гермиона будто его вовсе и не слышала.

— Через несколько лет ты проснешься от этой странной боли там, где болеть нечему, обнимешь свою жену и поймёшь, что счастлив. Астория сделает тебя счастливым, не я.

— Ты опять бредишь, Грейнджер.

Она устало покачала головой. Искать ничего не нужно. Искать нечего.

— Ты просто должен дать Астории шанс, Малфой.

— Ты сейчас серьёзно предлагаешь мне построить с ней отношения, выходящие за рамки брака по расчёту?

Перекладываешь ответственность на Гермиону, Малфой? Хорошо. Она её понесёт.

— Да.

Одно слово. Всего одно слово рушило всё. Последний лучик начал гаснуть, даже не имея возможности посветить.

Малфой разочарованно покачал головой и усмехнулся.

— Отлично, Грейнджер! Прямо сейчас этим и займусь!

Он поднялся на ноги и дошёл до входной двери за несколько секунд. Этот ужасный хлопок ещё долго звенел в её голове вместе с его словами. Но она всё сделала правильно.

***

Среда для Гермионы выдалась самым лёгким днём из прошедших двух. На работе не было завалов, вечером предстоял ужин с родителями, и настроение в целом было хорошим. Конечно, ей придётся опять искать причины отсутствия в их доме столько дней Малфоя для Эридана, но гриффиндорку не пугало даже это.

На самом деле её пугало только то, что ей и самой уже не хватало Драко в их с Эриданом доме. Было слишком тихо, ничего не разбивалось, не было пятен от пролитого сока, за столом во время ужина было пусто. Малфой заполнял всё их свободное пространство собой, а когда он исчезал, становилось пусто.

— Гермиона, отнеси, пожалуйста, эти документы мистеру Малфою, — в кабинет вошёл низкорослый мужчина с мелкими глазами-бусинками почти чёрного цвета. — Это отчёт о проделанной вами работе с подписью.

На столе перед Гермионой оказалось несколько бумаг с отчётом, который она сама лично писала предыдущие два дня. Ей хотелось возразить, что если Малфою так нужны эти бумажки, то он может прийти за ними и сам. Но, конечно же, она этого не сделала. Гермиона кивнула и отложила бумаги на край стола. Мужчина развернулся в дверях и, прежде чем выйти, добавил: «Сегодня, мисс Грейнджер».

Гермиона устало выдохнула и положила голову на сложенные перед собой руки. Малфой избегал её, значит по каким-то причинам он не хотел с ней пересекаться. А она не хотела лишний раз выводить его из себя. Поэтому Гермиона как могла тянула время, но когда рабочий день приблизился концу, ей пришлось пойти к Малфою.

По пути к нужному кабинету она встретила своего лучшего друга. Ей даже пришла идея отдать бумаги с Гарри, но эту идею гриффиндорка быстро отмела. Если Малфой избегал Гермиону, это не значило, что и она должна была делать так же.

— Так зачем ты идёшь к Малфою?

Близкое общение её друзей со слизеринцами для Гермионы всё ещё было странным.

— Мы с ним решили вернуть старую традицию и посидеть где-нибудь вдвоём, — Гарри неопределённо махнул им за спины, будто стараясь объяснить что-то. — Как у вас с ним?

Гермиона посмотрела на друга и улыбнулась.

— Ни один из нас ещё не применил непростительного по отношению к другому.

Поттер хохотнул.

— Я серьёзно, — мужчина легко толкнул подругу в плечо.

— Гарри, — она чуть наклонила голову в бок, свела брови к переносице и сказала: — Я тоже. Но ты же если что встанешь на мою сторону?

— Моя мантия всегда в твоём распоряжении!

Они засмеялись. Так искренне, как когда-то, когда обсуждали первый поцелуй Гарри с Чжоу Чанг. Только вот внутри у Гермионы было что-то ещё, что-то очень странное и неопределённое. Её мама назвала бы это дурным предчувствием.

Жаль, что сама Гермиона всё ещё не научилась его определять. Очень жаль.

Они вошли в кабинет Малфоя вместе с Гарри. Драко сидел за своим столом, рядом с которым стояла Астория. Её волосы были растрепаны, будто секунду назад там были чьи-то руки. И Гермиона даже знала чьи. Обычно тонкие губы были чуть припухшими, а голубые глаза лихорадочно блестели. Астория почти неуловимым движением руки поправила свою юбку. Гермиона ждала от девушки высокомерного взгляда, который бы кричал, что она победила. Но его не было. Астория смотрела с некоторым сожалением. Словно она понимала чувства Гермионы. Потому что для неё этот брак не был по расчёту. Астория любила Малфоя.

Гермиона перевела свой взгляд на Драко, замечая каким медленным движением он поправил воротник своей рубашки. Малфой сделал это специально. Он закрывал красное пятно от поцелуя на своей шее так медленно только для того, чтобы этот след заметила Гермиона. Он, не открывая рта и не издавая ни звука, кричал: «Ты сама сказала мне это сделать, и я сделал». Она подметила, как он неторопливо провёл рукой по своим растрепавшимся волосам. Он дал Астории шанс, он дал шанс себе.

Гермиона слышала голос своего друга, но не разбирала слов. Она стояла на месте, пока время проходило мимо неё. Пока жизнь проходила мимо неё.

Сжала свободную руку в кулак. Она сделала это сама, жалеть не о чем. Болеть тоже нечему. Это всего лишь фантомная боль. Да. Фантомная. Болит то, что болеть не может.

Приподняла один уголок губ, показывая Малфою и только ему, что это ничуть её не задело. Не задело же, верно? Второй рукой плотнее прижала к себе пергаменты. Сделала вдох и задержала дыхание. Она не позволит его запаху проникнуть в её лёгкие. Перетянет все эти чувства жгутом, чтобы не кровоточили. Сделала шаг по направлению к его столу. Второй. Через несколько секунд она стояла в считанных сантиметрах от него. По-прежнему не дышала. Протянула бумаги и положила перед ним на стол, возможно, именно туда, где несколькими минутами ранее сидела Астория. Прижала документы ладонью и посмотрела на него. Переборола себя и сделала вдох.

— Отчёты о нашем деле. Спасибо, что помог.

Почти формально, почти без злобы и обиды. Но злиться не на что. Только на саму себя, потому что он хотел всё исправить, Гермиона не позволила этого ему. Запретила, пресекла всё на корню. Встретились взглядами.

Карие и серые.

Она отвела взгляд первой, но впервые почувствовала себя победительницей. Она смогла перехитрить слизеринца, смогла убедить его. Теперь искру можно гасить. Надежды больше не было. Пламени тоже не будет.

Убрала руку с документов, бросила всем что-то на прощание и вышла из кабинета. Ногти впились в ладони. Явно останутся следы. Но всё это уже не имело никакого значения.

Гермиона не помнила, как она дошла до своего кабинета, как заполнила ещё несколько документов, и как она оказалась у родителей. Она помнила, что ела овощи с рыбой, но не помнила их вкуса. Гермиона помнила, что рассказывала родителям о некоторых тонкостях своей работы, но абсолютно не помнила, о каких именно. Она отчётливо помнила, что сын рассказывал ей о спасении котёнка, но она не помнила никаких подробностей. Она даже не могла вспомнить, какой цвет шерсти назвал Эридан. Она помнила, что разрешила сыну остаться у своих родителей с ночёвкой, но не помнила, когда он её об этом попросил.

Для Гермионы всё было в тумане. Он разъедал глаза, обдавал кожу холодом, оставлял капли росы на её лице. Это была не роса. Она даже не помнила, в какой момент оказалась около своего дома. Она судорожно пыталась открыть дверь ключом, но ничего не выходило. Ключи всё время падали, ударялись о дверь, но не попадали в замочную скважину. Гермиона раздражалась. Она достала свою палочку и попыталась произнести отпирающие заклинание. Но к её собственному удивлению, она его совсем не помнила. Всё, что знала Гермиона, это то, что она использовала его ещё на первом курсе школы, и оно начинается на «А».

Гермиона водила волшебной палочкой возле своей двери, пытаясь произнести заклинание, но ничего не выходило. Она судорожно хваталась за ручку, и начинала её дёргать. Глупо было надеяться, что таким способом она сможет открыть дверь. Гермиона пнула дверь. Опёрлась на неё спиной и скатилась на пол, закрыла лицо руками, надавливая пальцами на закрытые глаза. Шумно дышала, пыталась успокоить бешено бьющееся сердце. Ничего не выходило.

Снова встала. Достала ключи и попыталась открыть дверь. Руки тряслись, пальцы дрожали, и ключ не попадал в нужное отверстие. Он снова падал, Гермиона нагибалась и поднимала его. И так по кругу. После несчётного количества попыток, она снова хваталась за палочку и пыталась вспомнить отпирающее заклинание. На ум приходила только Бомбарда. И мысль взорвать собственную входную дверь с каждой минутой казалась ведьме всё менее абсурдной. Гермиона упёрлась лбом в дверной косяк.

— Оно называется «Алохомора».

Гермиона резко развернулась к прозвучавшему за спиной голосу. Малфой стоял перед ней в той же одежде, что был несколькими часами ранее в Министерстве. Его поза так и говорила, что ему не хватает рядом стены, на которую он бы мог опереться плечом. Его серые глаза странно блестели. Он был пьян. Они же собирались с Гарри в бар, возобновить старую традицию.

— Почему ты здесь?

Он усмехнулся и пожал плечом, кивая головой на дверь.

— Может быть, мы сначала войдём?

— Я не приглашала тебя в гости.

— Хорошо, я не пойду к тебе в гости. Я просто провожу тебя до ванной, ты примешь душ, а потом я прослежу, чтобы ты легла спать и ничего не натворила.

— Зачем тебе это?

— Я просто так хочу.

Малфой наклонился к полу, поднял ключи и открыл дверь с первого раза. Махнул рукой, пропуская Гермиону вперёд. Спорить не было сил. Она зашла в дом. На ходу скинула мантию и даже попыталась повесить её в шкаф. Не останавливаясь и не оборачиваясь на звук падающей ткани, прошла к ванной. Прикрыла дверь и встала напротив зеркала. Пустой, стеклянный взгляд. Внутри был бушующий океан из эмоций, и она была посреди него. В самой гуще, жадно хватала воздух, стараясь не наглотаться воды. Собственных эмоций.

Сняла блузку, юбку, даже не попыталась всё это аккуратно сложить. И прямо в нижнем белье залезла в ванну. Взглядом обвела ванную в поисках своей волшебной палочки, но ничего не обнаружила. Потянулась рукой к вентилям, открывая оба. Вода получилась холодной. Но было всё равно.

Гермиона не знала, сколько времени она так просидела. Она просто сидела в ванне, пока сверху на неё лилась холодная вода, и смотрела в стену. В голове не было даже мыслей. Откуда-то издалека услышала стук, но не отреагировала. Стук повторился. Ей всё равно. Даже если за стенами сейчас апокалипсис, она не шелохнётся.

Через пару минут она уловила сбоку от себя какие-то шевеления. Повернула голову. Малфой проходил через ванную, приближался к Гермионе, обводя её тело взглядом. Она заметила, как крепко он сжал кулаки. А потом Драко сел на бортик ванной. Они сидели в тишине. Гермиона продолжала изучать белую кафельную стену перед собой, а Малфой Гермиону.

Он подставил руку под душ, проверяя воду. Поджал губы и покачал головой. Снова посмотрел на Гермиону, а потом потянулся к вентилям и настроил воду. Теперь она была тёплой, немного горячей. От контраста температур кожа покрылась мурашками. Драко достал свою волшебную палочку и наложил на комнату согревающие чары. Но Гермиона будто этого всего совсем не чувствовала. Ей действительно было всё равно. Потому что надежды больше не было.

— Какого гиппогрифа у тебя такое состояние, Грейнджер?

Волшебница наконец-то оторвала свой взгляд от стены и посмотрела на Малфоя. Но это была её единственная реакция. Больше ничего. В отличие от Малфоя. Тот поджимал губы, сжимал руки в кулаки, хмурил брови и периодически поправлял свои волосы.

— Ты же сказала, что я должен дать шанс Астории! Ты сказала, что мы будем счастливы!

Гермиона кивнула. Она действительно это говорила. В воскресенье на лестнице в её доме, пока за стеной спал её сын. Она и правда сама толкнула Малфоя в объятия другой девушки. Да, она говорила.

— Так какого чёрта ты тогда сидишь здесь и не сияешь от счастья?

Гермиона нахмурила брови, впивая пристальный взгляд в глаза Малфоя. Причём здесь она?

— Мы должны быть счастливы! Это же твои слова, Грейнджер? Так почему ты несчастлива сейчас?

В серых радужках она пыталась найти нужные ответы, и она находила. Только вот ответы ей совсем не нравились.

— Говоря «мы», ты имеешь ввиду…

Её голос хрипел от долго молчания и сдерживаемых слёз.

— Нас с тобой! Кого же ещё?

Ответ имел эффект отрезвляющей пощечины, потому что Гермиона в одну секунду пришла в себя и даже вспомнила отпирающее заклинание.

— Нас? — она переспросила. Не знает зачем, но переспросила. Она обхватила колени руками. — Разве кто-то говорил о нас?

Она ждала, когда сможет увидеть в его глазах осознание. Она ждала, когда он поймёт. Ждала, когда эта ужасающая правда дойдёт и до него.

И Малфой понимал. Смотрел в её карие глаза, обводил её ещё раз взглядом и понимал. Вспоминал эту холодную воду, под которой она сидела не меньше сорока минут и понимал. Он вспоминал её несфокусированный взгляд около дверей её дома, валяющиеся на полу ключи и волшебную палочку, которая выпала из её рук, пока Гермиона шла к ванной. Драко вспомнил её внимательный изучающий взгляд карих глаз в его кабинете сегодня днём и падал. Она снова его толкнула. Ему казалось, что он упал ещё в воскресенье, но это ему только казалось. Падал он сейчас, в эту самую минуту. Он так ждал, когда же она скажет хоть слово, пока он сидел на бортике ванной, но она молчала. А сейчас, когда больше всего ему хотелось наложить на неё Силенцио, она говорила. Этой ведьме не нужна была магия или маггловское оружие, чтобы убить его. Ей достаточно было говорить. Этим оружием она владела безукоризненно.

— Я говорила только о тебе, Драко.

Ему хотелось кричать «Замолчи!» бесконечное количество раз, только бы не слышать её голоса, не слышать её слов. Ему хотелось наложить на неё больше, чем Силенцио. Хотелось, чтобы она молчала и никогда не произносила тех слов, что только что произнесла. Драко видел, как из её груди рвётся нервный смешок. Гермиона вот-вот засмеётся. Она засмеётся тем самым смехом, что смеялся и сам Малфой пару дней назад. Грейнджер на грани истерики. Она так ловко провела его, что он не заметил подвоха. Зациклился на том, чтобы доказать ей что-то, и в итоге уничтожил их обоих. Никому ничего не доказал, кроме того, что они — идиоты.

Рубашка неприятно липла к коже, она промокла от попадающих на неё капель. На шее появилась испарина от горячего пара, но Малфою было всё равно. Теперь им обоим было всё равно. Две изломанных, искалеченных души встретились в этой дурацкой ванной. Больше не было больно или не больно, теперь было всё равно.

Драко смотрел на то, как Гермиона старалась сдержать рвущиеся из груди смех и рыдания. Получалось у неё из ряда вон плохо, но она старалась. Всё так же держалась руками за собственные ноги, прижимая колени к груди. Её намокшие волосы облепили её щёки и шею, но ей было плевать. Гермиона этого даже не замечала.

Сил оставаться с ней наедине больше не было. Потому что ещё немного и… И завтра утром Рита Скитер написала бы свою самую громкую статью о смерти бывшего Пожирателя смерти и Героини войны в одной ванной. Иронично. Интересно, его бы обвинили в её смерти? Драко наклонился к её лицу и прошипел в самые губы:

— Ты идиотка, Грейнджер! Просто круглая дура!

Он поднялся с бортика ванной и направился к выходу. А потом остановился и так же, как она когда-то, не поворачиваясь сказал:

— Ты моё наказание, Грейнджер! Я не знаю за что, но ты — наказание. И появись у меня возможность прожить эту жизнь заново и избежать всех ошибок, я бы совершил каждую из них и, наверное, даже больше.

Дверь в ванную хлопнула. А через пару мгновений и входная тоже.

Сдерживаться Гермиона больше не могла. Она лежала на дне ванной, её плечи содрогались от истерического смеха, лопатки больно бились об акриловую поверхность, вода на лице смешалась со слезами. Комнату наполняли всхлипы, возникающие посреди смеха, и шум воды.

Искра погасла. Но, может быть, пламя можно разжечь и без неё?

Комментарий к Глава 8

* Английская народная сказка “Крошка фея”

У меня нет слов. Всё, что мне хотелось сказать, сказано на страницах выше. Постепенно мы подбираемся к самому интересному в этой истории.

========== Глава 9 ==========

Утро четверга для Гермионы началось с головной боли, отвратительного на вкус кофе и письма от Нарциссы Малфой с предложением встретиться в пятницу вечером. Сначала Гермиона подумала, что Нарцисса хочет встретиться с Эриданом, но, перечитав письмо, о сыне бывшая гриффиндорка не нашла ни слова.

Она сидела на собственной кухне, отпивала из чашки кофе, не переставая при этом морщиться, и продолжала вчитываться в написанные аккуратным почерком строки. Казалось, что Грейнджер уже знает их наизусть и может рассказать, как стишок, встав на табуретку с абсолютно неподходящей интонацией. Потому что каждый раз, перечитывая несколько предложений, Гермиона находила в них всё новый смысл, и ни на одном она не собиралась останавливаться.

Судорожно откинув от себя пергамент, предварительно поставив на стол чашку, бывшая гриффиндорка потёрла свои глаза. Вчерашняя истерика продлилась около часа. Грейнджер лежала в ванной до тех пор, пока не стала задыхаться от смеха, а глаза не стало печь от сухости. Слёзы буквально высохли, как капли воды на сковородке, будто их кто-то подогревал. Будто кто-то нарочно пытался их высушить. А после засыпать глаза песком.

Она долго ещё пыталась отдышаться, делая глубокие рваные вдохи ртом. Она глотала льющуюся сверху воду вместе с кислородом, закашливалась и снова вдыхала. Этот бесконечный круг никак не хотел кончаться, но Гермиона нашла в себе силы это остановить. Сначала она с трудом села, хватаясь руками за бортики в ванной с такой силой, что окажись у неё в руках хрусталь, она раскрошила бы его в пыль. Потом она дотянулась одной рукой до ненавистных вентилей и закрыла воду, после чего сделала глубокий вдох.

Грейнджер была в закрытом помещении, откуда Малфой ушёл не так давно, но было странным, что его запаха она совсем не чувствовала. Как будто Драко никогда не сидел на бортике её ванной, называя идиоткой и дурой. Пожалуй, такой она и была. Так же, как и Малфой был в её ванной, наблюдая за началом истерики, толкая её в пучину собственных эмоций. А его запах… Это просто пустяк, точнее пустяк его отсутствие. Потому что он не отсутствовал. Нотки ванили и кедрового дерева давно распались на молекулы, на мельчайшие атомы и стали неотъемлемой частью воздуха в этом доме. Гермиона не чувствовала этого запаха, потому что дышала им каждый день.

Бывшая гриффиндорка еле передвигала ногами, пока двигалась в сторону спальни. Она даже не удосужилась одеться. Добрела до своей комнаты, медленно забралась на кровать, спрятавшись с головой под пуховое одеяло. Как в детстве, пряталась от воображаемых монстров. Но детство кончилось, а монстры перестали быть воображаемыми. Они жили в её голове, скулили и просились на свободу. От них прятаться было некуда. И впервые Гермиона была счастлива, оставив сына у родителей. Потому что у неё не было сил позаботиться о ком-то. Её монстры забрали всё себе.

Открыла глаза. Ей пора было на работу. В голове назойливой мыслью билась идея взять отгул и просто никуда не выходить. Но Гермиона не была бы Гермионой, если бы позволила этой идее взять вверх. Грейнджер ни за что не пропустит работу.

Так, через двадцать минут она вышла из камина в Атриуме Министерства. С лёгким макияжем, свежей одеждой и уложенными волосами. Ни следа от прошедшего вечера. Словно пыталась кому-то доказать, что всё в порядке, что с ней всё нормально, что это было просто временное помешательство.

Нормально.

Она создавала видимость нормальности. Хотя казалось, что нормальности в её жизни никогда и не было. Потому что вместо беготни со сверстниками она сидела за книгами, вместо вредного одноклассника по имени Люк она выбрала взъерошенного Рона. Потому что вместо обычной школы и семьи она выбрала школу волшебства, потому что Гермиона не стыдилась звания «грязнокровка», она гордилась им. Потому что родиться в семье магглов волшебницей — значило быть особенной, быть ненормальной. Потому что ненормально влюбляться в своего школьного врага, который унижал и оскорблял тебя на протяжении многих лет. Потому что ненормально видеть добро среди зла. Но она видела, потому что добро среди зла было. У него были платиновые волосы и серые глаза, что передались её сыну. В их радужках текла раскалённая ртуть. И это тоже было ненормально. Именно поэтому Гермионе только и оставалось, что создавать видимость нормальности. Потому что такой она никогда не была.

Звук закрывающегося за спиной лифта привёл Гермиону в чувство. Она поздоровалась с такими же спешащими на работу волшебниками и терпеливо ждала, когда окажется на четвертом уровне. В первую очередь она собиралась ответить на письмо миссис Малфой. Любопытство раздирало изнутри, толкало на необдуманные поступки, как давление и пузырьки газа толкают пробку из бутылки шампанского. Оно буквально выедало изнутри. Грейнджер хотела знать, какая же из интонаций будет правильной для чтения письма. Гермиона хотела знать, чего стоит ожидать от Нарциссы Малфой.

К четвёртому уровню в тесной кабинке почти никого не осталось, что позволило Гермионе выйти из лифта лёгкой походкой и тут же угодить в тёплые объятия. Перед глазами только успела мелькнуть рыжая шевелюра, а в нос ударил запах скошенной травы и мяты. Губы расплылись в тёплой улыбке, пока подбородок уютно расположился на дружеском плече прямо посреди четвёртого уровня Министерства магии. Ноги еле касались пола, пока руки обвивали мужское тело в районе рёбер.

— Рон, я так рада тебя видеть! Почему ты здесь?

Бывшая гриффиндорка отстранилась от друга, оставляя свои руки на его рёбрах так же, как он оставил свои на её талии.

— Решил спасти хотя бы тебя от влияния этих змей!

Гермиона негромко хихикнула, наблюдая за покрасневшими лицом и шеей друга и сведёнными вместе бровями.

— Злишься на Гарри?

Грейнджер отстранилась от друга и кивнула в сторону своего кабинета. Через минуту они уже оказались за закрытой дверью с наложенным заглушающим заклинанием. Гермиона прошла к своему столу и села на кресло, отмечая, что за ночь бумаг с пометкой «срочно» на столе выросло чуть ли не вдвое. Отодвинув все документы, ведьма положила перед собой чистый пергамент и перо, поставив рядом чернильницу. И только потом посмотрела на своего друга. Рон уже успел расположиться на гостевом стуле, развернув его спинкой к Гермионе. Она ожидаемо закатила глаза и поджала губы, хотя даже на это сил почти не было. Гермиона была вымотана.

— Я не злюсь на Гарри, — Рон, наконец-то, решился дать ответ на поставленный вопрос. — Давно не злюсь, просто это кажется уже чем-то привычным. Точно таким же, как ты смотрящая на нас с укором, когда мы делаем что-то не так.

Рон демонстративно кивнул на стул, на котором он сидел. Гермионе и правда следовало давно перестать так делать, потому что такие поступки часть её друзей, но даже спустя пять лет жизни вдали от них, она не могла в себе это искоренить. То же самое было с Роном. Потому что для него вражда со слизерином была тем же самым, что отношение к грязной крови для семьи Малфоев. Тем, что впитывается с молоком матери. Тем, чего не отнять. Потому что это привычно. В детстве вместе с умением правильно надевать ботинки одних научили враждовать со слизерином, других — быть нетерпимыми к магглорождённым. Всё просто. Для них это всего лишь аксиома — теорема, которую не нужно доказывать. Ведь это точно такое же знание, как то, что после весны наступает лето, а после ночи — утро.

Гермиона улыбнулась. Её другу приходилось сложнее, чем ей или Гарри. Рон не мог принять слизеринцев, даже если очень сильно этого хотел. Так же, как и Малфой не мог принять магглов и магглорождённых. Драко всего лишь сделал исключение, только одно, которое всего лишь подтвердило правило. За нарушение устоев приходится платить, и он заплатил. Слишком дорогую цену, чтобы проявить к неволшебникам снисхождение. Его чистая кровь могла позволить ему проявить только терпимость и больше ничего. Именно поэтому Малфой терпел, потому что в своё время сделал исключение. За Рона исключение сделали лучшие друзья, и поэтому он тоже просто проявлял терпимость.

— Мы могли бы с тобой пообедать сегодня вместе, — Гермиона закусила губу, будто сомневалась в своём решении. Или в решении Рона. Она всё ещё не знала, как на самом деле относится к ней друг. — Если ты не против, конечно.

Рон широко улыбнулся и кивнул, а потом неуверенно почесал затылок. Он так делал всегда, когда был готов ляпнуть какую-нибудь глупость.

— Я вообще-то сюда за этим и пришёл.

Гермиона окинула друга скептическим взглядом, напомнив ему, что он явился сюда раньше, чем начался её рабочий день. Рональд потупил взгляд, после чего сообщил, что его старший брат решил устроить ему незапланированный выходной — Джордж захотел устроить себе свидание с Анджелиной. Грейнджер сдержано улыбнулась, закусывая изнутри губу, пытаясь подавить рвущийся наружу смешок. Рон напоминал ей ребёнка, который впервые застукал двух целующихся взрослых.

Через полчаса тишины, упорной работы Гермионы и шатающегося по кабинету Рона, разглядывающего привычный безупречный порядок лучшей подруги, в кабинет влетели несколько самолётиков. В одном волшебница увидела напоминание о срочности заполнения документов, а в другом приглашение на встречу к министру.

— Я тогда пока пойду к Гарри, — Уизли направился к двери.

— Рон! — молодой человек обернулся. — Если тебе несложно, отправь, пожалуйста, это письмо.

Рональд молча кивнул и взял конверт из протянутой руки подруги, читая имя получателя.

— Нарцисса Малфой? — брови рыжеволосого мужчины выгнулись в удивлении.

— Она пригласила меня на встречу.

Гермиона оторвала взгляд от документов, переводя его на друга.

— И ты согласилась?

— У меня нет причин, чтобы отказываться, — Гермиона пожала плечами.

— Ладно, зайду перед обедом, — Рон отсалютовал конвертом и вышел за дверь, даже ей не хлопнув.

Терпимость.

Несколько часов подряд Гермиона не была свободна и минуты. Она всё время получала самолётики, отправляла ответные, заполняла какие-то документы с пометкой «срочно» даже несмотря на уверенность в том, что они могли бы и подождать. На встрече Кингсли промурыжил Грейнджер почти час, пытаясь вывести её на более высокую должность. Но в итоге сдался, так и не получив ответа на вопрос «почему нет?». У Гермионы даже не было времени, чтобы обдумать свой категорический отказ и возможности согласия. Она будто специально забрасывала себя работой, чтобы у неё не было и секунды на подумать.

Ворвавшийся без стука за пять минут до обеда Рон стал спасением из её личного Ада, куда Грейнджер сама себя и засунула. То, что Рон ведёт её не в местный буфет, Гермионе стало понятным, только когда они оказались на улице. Уизли крепко держал Гермиону за руку и вёл к точке аппарации.

— Я знаю одно неплохое кафе неподалёку, — объяснил он свой поступок.

Оказавшись в тёмном переулке между обшарпанными стенами старого здания, Рональд покрепче обхватил девичью руку и аппарировал. После убеждённости в твёрдой почве под ногами Гермиона открыла глаза. Ей показалось, что магическое перемещение было всего лишь её фантазией, потому что перед глазами были всё те же обшарпанные стены. Но по уверенной хватке друга и тому, как целенаправленно двигался Рон, Гермиона поняла, что друг знает, что он делает.

Ей сделалось даже немного странно. Потому что привычнее было, когда их вела она или Гарри, инициатива от Рона была чем-то неизведанным. Чем-то похожим на экзотический фрукт. Такой манящий и пугающий, а в итоге безумно вкусный. Следовать за Роном было так же, как есть экзотический фрукт. Непривычно и сладко. Быть ведомой в принципе было приятно.

Через некоторое время они оказались у небольшого кафе, откуда доносился сладкий запах выпечки и кофе. Друзья выбрали маленький столик у стены, откуда открывался вид на всё кафе, но их было бы видно хуже из-за стоящего рядом цветка.

— Как у тебя в целом дела? — спросила Гермиона, как только от их столика отошёл официант.

— Всё отлично, недавно был у родителей. Они хотят с тобой увидеться и были бы не против познакомиться с Эриданом.

— Ты рассказал им? — голос девушки поднялся на несколько тонов от удивления, а Рон от вопроса только стушевался.

— Да. Извини, я думал ты не будешь против.

Он виновато смотрел на подругу, пока сама Грейнджер пыталась осмыслить произошедшее.

— Нет-нет. Рон, всё в порядке. Я совсем не против, — она говорила слишком быстро, что Уизли даже не каждое слово мог разобрать. — Просто… я думала, что твоё отношение к Эридану несколько иное.

Под конец фразы голос Гермионы совсем стих. Рональд смотрел на подругу с прищуром и каким-то неверием. Иногда он удивлялся, как его подруга, мозг их Золотого трио, умудрялась говорить невероятные глупости.

— Гермиона, — он терпеливо дождался, когда бывшая гриффиндорка поднимет на него свои глаза, после чего продолжил говорить: — Как бы я не относился к Малфою, в первую очередь этот ребёнок для меня твой сын. Он крестник моего лучшего друга. Я не могу относиться к нему плохо.

Девушка всхлипнула.

— Извини, я стала слишком сентиментальной.

Рон улыбнулся.

— Как будто ты когда-то такой не была.

Молодой человек долго и пристально смотрел на лицо лучшей подруги, отмечая каждую смену эмоций: от хмурого непонимающего взгляда до наигранной злости. Грейнджер толкнула парня в плечо, после чего оба рассмеялись. Гермиона вновь и вновь убеждалась, что у неё потрясающие друзья. И решение подружиться с двумя несносными мальчишками, которые не особо любили учиться и совсем с ней не были похожи, всегда будет одним из лучших.

Обед с Роном, как и оставшаяся часть дня, прошёл очень даже неплохо. И вот сейчас Гермиона сидела за своим рабочим столом и готовилась ко встрече с Нарциссой Малфой. Возможно, правильным решением было бы отказаться от встречи, но, как и было озвучено Рону, причин отказываться просто не существовало. Да и любопытство никуда не делось. Гермионе часто казалось, что это из-за мальчишек она встревала во всякие неприятности, но это было не так. Безусловно, Гарри и Рон сыграли не последнюю роль во всём этом, но не будь Грейнджер такой любопытной, то вряд ли она последовала бы за ними хоть раз. Кому в школе и не везло от приключений трио, так это Невиллу. Несмотря на то, что его невнимательность часто сталкивала его с любителями нарушать школьные правила, Невилл Лонгботтом шёл за ними не из-за страсти к неизведанному, в отличие от Гермионы. Этой волшебнице хотелось знать всё, даже если её мозг в принципе не мог уместить столько информации.

Гермиона поднялась с кресла, прихватила свою сумочку и направилась к лифту. Ей нужно было дойти до каминов и отправиться в «Дырявый котёл», откуда она смогла бы попасть на Косую аллею, а там уже и в чайную Розы Ли, где Гермиона и договорилась встретиться с миссис Малфой.

Она шла по коридорам Министерства, думая о Малфое. Точнее об его отсутствии. Она не спускалась к нему в офис, но за два рабочих дня Гермиона его ни разу не встретила. Ей было важно знать, появится ли Драко в выходные на пороге её дома или нет, потому что сыну придётся многое объяснять, а Грейнджер не была к этому готова. Ей было важно знать, пропал он только на несколько дней или решил исчезнуть навсегда. Гриффиндорка даже набралась смелости и отправила ему письмо.

В Атриуме было шумно и многолюдно. Все старались поскорее уйти с работы. Было душно. Грейнджер несколько раз провела рукой по грудной клетке, под шеей, растирая. Сложно дышать. На состоянии волшебницы сказывались давка и волнение. Она обычно уходила с работы чуть позже, когда работников в холле было значительно меньше. А чего ждать от встречи с матерью Драко, она вообще не представляла. Ей была понятна позиция Люциуса во всей этой ситуации, но позиция Нарциссы оставалась загадкой. Женщина была максимально вежливой с Гермионой, но это совсем не значило, что она одобряла Гермиону. Хотя это даже звучало абсурдно. Одобрять было нечего.

Грейнджер зашла в камин, предварительно кинув туда горсть летучего пороха, и назвала место назначения. Через минуту её уши были заложены от шума и гомона. Отовсюду доносились различные голоса, звуки ударяющегося стекла о другое стекло и разливающихся напитков. В нос забились запахи сливочного пива и терпкого огневиски, смешанные с запахами старого дерева от пола и множества парфюмов. Гермиона поспешила скорее выйти на свежий воздух. В пабе было не менее душно, чем в Министерстве, но, ко всему прочему, духоту дополняла какофония звуков и запахов. Оказавшись у кирпичной стены, Гермиона достала свою палочку и коснулась нужных камней, открывая тем самым для себя проход в Косую аллею.

Она ступила на брусчатую дорожку, вылавливая взглядом среди зданий нужное ей. Маленькое, невысокое здание из светлого камня с большими панорамными окнами в французском стиле. Вход в кафе был через дверь тёмно-зелёного цвета с маленькой овальной табличкой над ней, где была нарисована пышная роза, над которой имелась надпись «Чайный пакетик Розы Ли». Людей на улице было немного, поэтому Гермиона без проблем добралась до нужного ей кафе.

Гриффиндорка хотела бы заглянуть внутрь через окно, но, к сожалению, окна были защищены от того, чтобы снаружи было видно, что происходит внутри. Гермиона разочарованно выдохнула и потянула дверную ручку на себя — она знала, что за ней скорей всего наблюдает пара голубых глаз. Маленький колокольчик прозвенел у неё над головой, как только она вошла. Внутри было тепло, пахло травами, фруктами и другими наполнителями для чая, а также лимонными и тыквенными пирогами. Прежде чем заметить Нарциссу Малфой за крайним столиком у окна, Гермиона успела отметить, что в кафе было немноголюдно и, к её счастью, совсем не душно.

— Добрый вечер, миссис Малфой, — Гермиона протянула женщине руку, как только подошла к столику.

— Рада вас видеть, Гермиона, — Нарцисса лёгким касанием пожала протянутую ей руку. — Я заказала ромашковый чай и лимонный пирог, если вы не против, — Гермиона отрицательно покачала головой, усаживаясь напротив матери Драко. — И зовите меня Нарциссой, пожалуйста.

Миссис Малфой сдержанно улыбнулась, поднимая рукой блюдце с чашкой. Грейнджер внимательно наблюдала за тем, как тонкие аристократические пальцы держат чашку за ручку; как тонкие губы невесомо касаются фарфорового края; как не торопясь Нарцисса глотает горячий напиток; и как совсем неслышно возвращает чашку на блюдце. Карие глаза Гермионы встречаются со смеющимися голубыми, хотя лицо сидящей напротив волшебницы совсем не изменилось. Грейнджер чувствовала, как её щеками завладевал румянец, поэтому она прочистила горло и перевела взгляд на маленький чайник, из которого пахло ромашкой и мятой. Они сидели в тишине минут пять, пока Гермиона делала первый обжигающий глоток из чашки, и пока перед ними ставили тарелки с кусочками лимонного пирога. Девушка нервно перестукивала пальцами по деревянной поверхности, закрытой пепельно-розовой скатертью.

— Гермиона, спасибо, что согласились прийти, — миссис Малфой отодвинула от себя блюдце, сцепляя пальцы рук перед собой. — Я хотела бы вас поблагодарить.

Гермиона оторвала свой взгляд от светло-жёлтого бисквита, вглядываясь в лицо сидящей напротив женщины. Поблагодарить?

— Спасибо, что позволили нам видеться с Эриданом. Знакомства с внуком я ждала слишком долго.

Грейнджер пыталась уловить суть сказанного. Нарцисса Малфой ждала встречи с внуком слишком долго. Но она не могла ждать долго, потому что они узнали о нём совсем недавно. Только если…

— Вы знали?

Нарцисса кивнула.

— Понимаете, Гермиона, у всех чистокровных семей есть гобелены с семейным древом. Возможно, вам удалось увидеть нечто подобное в доме на площади Гриммо. Появление на древе Эридана очень удивительно. Обычно на эти гобелены наложены чары, что на них не отображаются нечистокровные супруги членов семьи, не говоря уже о детях. Но Эридан появился, даже будучи рождённым не в браке.

— То есть вы хотите сказать, что Драко и ваш муж…

— Ох, нет-нет, — Нарцисса небрежно махнула рукой, словно Гермиона только что сказала величайшую глупость. — Мой муж в эту комнату не заходил с нашей с ним свадьбы, а Драко… Он не живёт в мэноре с окончания войны. Появляется пару раз в месяц, но не проходит дальше гостиной.

Гермиона видела, как тяжело дается улыбка миссис Малфой. Все эти годы она тоже жила в одиночестве. Её муж был заключён в Азкабан, а сын искал утешение от собственного горя. Грейнджер протянула руку и сжала ладонь миссис Малфой в своей.

— И ещё кое-что, мисс Грейнджер, — женщина сжала руку Гермионы в ответ. — Мне очень нравится моя невестка. Астория — отличная партия для Драко, она идеально подходит на роль леди Малфой. Но если вдруг сложится так, — миссис Малфой замолчала на некоторое время, отведя от Гермионы взгляд, — что вы с Драко найдёте выход из вашей ситуации, я поддержу сына в его выборе.

***

В воскресенье вечером Гермиона читала сыну сказку перед сном, всё время теряя нить повествования и суть рассказа. Она мысленно возвращалась к пятничному разговору с миссис Малфой и письму Драко, на которое так и не получила ответа.

Ей пришлось неоднократно соврать Эридану за выходные, что папа просто уехал по делам в другую страну и скоро обязательно вернётся. Но она не знала насколько это правда. Ей было неудобно спрашивать о Малфое у Нарциссы, ей бы пришлось объяснять всю сложившуюся ситуацию, но Гермиона не была к этому готова. Их ситуация была слишком сложной.

Грейнджер поймала себя на том, что снова отвлеклась и перестала читать. Она нашла нужную ей строчку и собралась её прочесть, когда поняла, что слышит сбоку только тихое сопение и никаких комментариев происходящему. Она повернула голову вбок. Эридан спал, и судя по всему уже давно: он отодвинулся от Гермионы на приличное расстояние и раскинул руки в стороны. Девушка улыбнулась, закрыла книжку и поцеловала сына в висок. Эри немного сморщился, а потом совсем отвернулся.

Лицо спящего сына стояло передглазами, пока Гермиона пыталась составить план проекта по освобождению домовых эльфов. Её взгляды с детства остались теми же, чуть изменившимися, но теми же. Она всё так же собиралась бороться за справедливость и свободу домовиков. Только теперь она хотела, чтобы её задумка была доложена всему магическому миру Англии правильно.

Ведьма откинулась на спинку кресла, запрокинув голову назад и сжав виски пальцами. В понедельник она была свободна от всех бумажек, документов и пометок «срочно», поэтому весь день собиралась посвятить своему проекту. Она даже пропустила обед. На подкорках крутилось осознание того, что делает это Гермиона только чтобы избавить себя от свободного времени. От времени, когда она могла бы думать о Малфое. Куда он мог подеваться? Утром Грейнджер отправила еще одно письмо на его имя, надеясь получить ответ. Потому что в каждой строчке она упоминала имя Эридана. Раздражающие размышления прервал стук в дверь.

На пороге кабинета стоял человек, которого Гермиона ожидала там увидеть меньше всего.

— Здравствуй, Гермиона. Я могу войти?

— Привет, Астория. Конечно.

Ведьма медленным, но уверенным шагом приблизилась к столу бывшей гриффиндорки и села на гостевой стул. Её волосы были аккуратно уложены, на лице еле заметный макияж. И всё было бы отлично, если бы взгляд голубых глаз не был слишком пристальным и изучающим, а нижняя губа всё время не оказывалась бы в плену зубов.

— Ты хотела о чём-то поговорить?

Гринграсс кивнула, судорожно вздохнула и посмотрела в глаза Гермионе.

— Где Драко?

От такого вопроса Гермиона подавилась воздухом. Она поудобнее села в кресле, изучая невесту Малфоя.

— Астория, — Гермиона облокотилась на стол, сцепив пальцы рук между собой. — Я думаю, что этот вопрос было бы уместнее мне задать тебе, чем наоборот.

— Он прислал в среду вечером письмо, что ему нужно уехать на некоторое время. Ничего не объяснил. Я отправляла ему письма, но он ни на одно не ответил. Я подумала, что он с тобой.

— Он не может быть со мной.

— Да-да, я знаю про ваш Непреложный обет. Но только вот я знаю про его чувства.

Гермиона отрицательно покачала головой, на что Астория ответила лишь вопросительным взглядом.

— Мне он тоже не ответил.

Гермиона посмотрела за плечо Гринграсс, пытаясь осознать, когда её жизнь успела превратиться в дешёвую комедию. Она сидела в своём рабочем кабинете с невестой её бывшего, который по совместительству отец её ребёнка, пытаясь выяснить куда этот идиот запропастился.

— Ты спрашивала у его друзей? Забини же должен знать.

Астория покачала головой.

— Мы с ними не очень хорошо общаемся. Они больше общаются с моей сестрой, Дафной.

Грейнджер решила связаться с Забини через Гарри, но они оба оказались не в курсе местоположения Малфоя. Гермиона обвела пергамент с планом её проекта грустным взглядом. Ей опять не до этого. И о какой нормальности могла идти речь?

***

Малфой сидел на кожаном диване, пил из стакана огневиски и в сотый раз вчитывался в текст. В глазах уже двоилось, буквы расплывались, но он усердно продолжал читать.

— … магический обряд, который не имеет стороны и цвета, только нейтральная магия…

Книга полетела на пол, а руки взметнулись к шее. Кажется, эта часть тела у Драко была уже непригодной. Продолжая растирать шею, Малфой закрыл глаза в надежде вздремнуть. Но перед глазами калейдоскопом плыли слова: магия, клятва, нейтральна, цвет, смерть.

Резкий стук в дверь заставил Малфоя вздрогнуть и открыть глаза. По двери с обратной стороны били так, что казалось, будто её собираются выломать. Сжав в руке палочку, он открыл дверь.

— Малфой!

Забини ввалился в квартиру, осматривая друга со всех сторон. Следом за ним вошла взволнованная Пэнси.

— Ты идиот, Малфой! — девушка приложила максимум силы, когда ударила блондина в плечо.

— Мы тебя, придурок, неделю ищем! Ты зачем камин закрыл?

Драко переводил ошарашенный взгляд с друга на подругу, пытаясь осознать, что вообще происходит.

— Выглядишь не очень, — Паркинсон протянула руку и пощупала лоб Малфоя. — Вроде здоров.

Забини в это время уже прошёл в гостиную, где и обнаружил причины состояния друга.

— Ты всю неделю этим занимался?

Малфой кивнул.

— Еще в Норвегию ездил. Там раньше жил маг, который тщательно изучал Непреложный обет.

Пэнси прищурилась, изучая друзей взглядом. До неё постепенно доходила суть происходящего.

— И как?

Забини допил виски из стакана Малфоя, ответив на недовольство друга тем, что ему уже хватит.

— Никак. Его семья давно переехала. Информации ноль.

Драко рухнул на диван рядом с Забини. Пэнси прошлась по комнате, а потом встала напротив друзей.

— Ты хочешь разрушить ваш с Грейнджер обет? — Драко кивнул. — Зачем?

— Пэнс, по-моему, это очевидно, — Забини постучал указательным пальцем по виску, как бы добавив к своей фразе «Сама подумай».

— У вас же с Асторией всё хорошо. Чего тебе не хватает?

Малфой поднял взгляд на подругу и усмехнулся.

— А тебе? Паркинсон, — ведьма вздрогнула, друзья слишком редко называли её по фамилии, — чего тебе не хватает с твоим французом, что ты постоянно возвращаешься в Англию?

— Это другое, — девушка судорожно поправила свои короткие волосы, резко вздохнула, а потом скрестила руки на груди. — У меня другая ситуация.

Малфой растянул губы в ещё более печальной ухмылке.

— То же самое, Пэнс. Тебе не хватает чего-то большего, чего-то феерического. Только я не пойму, почему ты никак не остановишься на чём-то одном.

Паркинсон притихла так же, как и сидящий рядом мулат. Драко посмотрел на друга.

— Извини, Блейз.

Но тот лишь махнул рукой.

Трое друзей сидели в полной тишине полчаса, каждый думал о своём. Но все их мысли сводились к чему-то общему. Несправедливости и чему-то фееричному. Чему-то большему. Первым голос подал Блейз.

— Тори виделась с Грейнджер.

Как только слова дошли до мозга Малфоя, он закрыл ладонями лицо и разочарованно застонал.

— Что, боишься, что одна из них узнает чего лишнего?

Драко слышал в голосе подруги ядовитые нотки, он улавливал ничем не прикрытый сарказм и грязную иронию. Но абсолютно не хотел на это реагировать. Потому что это Пэнси Паркинсон. Потому что это её суть. Говорить резко и грубо, не прикрывая фальшивой заботой ни один слог. Настоящая слизеринка. Настоящая змея. Яркая. Ядовитая. Выделяющаяся внешность не признак красоты, это сигнал. Стой! Не приближайся! Опасно! Но Драко знал её слишком давно, слишком долго. У него было время выработать на её яд иммунитет.

— Боюсь, что в этой лохматой голове появится ещё какая-нибудь бредовая идея, которая выльется мне на голову.

Паркинсон хмыкнула, поняв, что её проигнорировали. Блейз на этот жест только улыбнулся. Он был лучшим другом двух самых ядовитых змей, которые постоянно забрызгивали друг друга собственным ядом. Шипели, кидались, даже кусали. Но вреда друг другу не причиняли.

— Тогда может пора заявиться на порог к гриффиндорской принцессе, пока она ничего не придумала? — Забини помахал перед лицом Малфоя двумя распечатанными конвертами. Письмами. От Грейнджер. Он на них так и не ответил.

Посмотрел на друзей и кивнул. И правда, пора подключать к их делу умнейшую ведьму столетия. А если она не захочет, то он заставит её силой. Просто не оставит ей выбора. Потому что хватит с неё уже этого выбора. Пусть сидит и помалкивает, читая книжки. А Драко будет со всем разбираться.

Так, трое бывших слизеринцев оказались на пороге дома героини войны. Малфой смотрел на Грейнджер, усмехаясь, пока карие глаза темнели с каждой секундой всё больше.

Комментарий к Глава 9

Глава-передышка по мнению беты, очередной перевалочный пункт по моему мнению. Хотя согласна с обоими мнениями)

Неосознанно в работе появляется много второстепенных персонажей, каждому хочется уделить внимание. Пусть эта глава будет данью для них.

Вся работа посвящена Хелен МакКрори, поэтому Нарцисса для меня особый персонаж в этой истории. Хотя я люблю её всегда!

Как вам неистеричная Астория и не гад Рон?

P.S. Самый простой способ сбавить накал эмоций в этой работе (да и в других, пожалуй, тоже) - это развести Малфоя и Грейнджер по разным углам. В общем-то это я и сделала, только ненадолго😏

========== Глава 10 ==========

Гермиону никогда не волновали женщины Малфоя. Она осознавала и даже принимала факт наличия таковых у Драко, потому что пять лет — это большой срок. У неё тоже были другие мужчины, и она не испытывала чувства вины. Всё было правильным. Было лишь одно маленькое и совсем незначительно «но». Женщины Драко Малфоя никогда не были конкретными, всего лишь расплывчатые пятна акварели на холсте от руки маленького ребёнка. Бывшая гриффиндорка избегала газет, а следовательно, никогда не читала о романах Малфоя. И все эти женщины всё это время не имели цвета волос или глаз, у них не проявлялся оттенок кожи, а россыпь веснушек не подчёркивала индивидуальность. Пятно не имеющее очертаний. Всё было именно так ровно до прошлого понедельника. Всё изменилось. Теперь Гермиона с лёгкостью могла представить себе девушек Драко, потому что их образ соединился в одной. Каждая из них имела блестящие каштановые волосы, волнами лежащие на плечах; яркие голубые глаза, которые смотрели на всё и всех с лёгким прищуром; несколько маленьких родинок на шее, под линией челюсти; прямую осанку и выверенную до сантиметра походку.

Грейнджер не первый раз видела Асторию, и даже видела её в компании Малфоя, но почему-то никогда не осознавала значимость Гринграсс в жизни Драко. Гермиона неоднократно говорила, что Драко должен дать Астории шанс, но никогда не понимала собственных слов. Потому что даже Астория была расплывчатым пятном. До того самого момента, пока она не пришла к Гермионе, чтобы узнать местоположение Малфоя. Ни статус их с Драко отношений, ни красные пятна на шее, ни растрепанные волосы не делали Гринграсс значимой, пока она не проявила заботу. Забота. Вот, что превратило серое полупрозрачное — призрачное — пятно в конкретную личность. И после того, как за девушкой захлопнулась дверь, Гермиона повторила для себя слова Люциуса Малфоя.

Ничего не испортить.

Потому что портить было что. Грейнджер знала, что шансов у них с Драко никаких нет и быть не может, а значит он должен позволить себе стать по-настоящему счастливым. Позволить себе построить настоящую семью, а не семью на один день, который начинался с пробуждением и заканчивался с засыпанием одного маленького мальчика.

— Гермиона? — Джинни положила свою руку на плечо Грейнджер. — Ты в порядке?

Гермиона вздрогнула, а после перевела взгляд на подругу. Джинни сидела на диване, наклонившись к креслу Гермионы, хотя ещё несколько минут назад она лежала на том же самом диване, положив голову на колени Гарри.

— Да, всё нормально.

Гермиона неосознанно кивнула, словно пытаясь подтвердить собственные слова, а затем протянула руку к своему бокалу с вином. Друзья пришли к Грейнджер около часа назад, чтобы составить ей компанию, потому что, как им казалось, Гермиона совсем себя извела. Она старалась это отрицать, но, глядя на лицо Джинни, понимала, что скорее всего друзья были правы.

Сначала она всё время думала о разговоре с Малфоем, затем о его внезапном исчезновении. А теперь она думала о его невесте. Всё казалось каким-то нереальным и абсурдным. Буквально сюрреализм в действии. Каждое действие Гермионы по отношению к Малфою было парадоксом: сначала, она разрешает ему провести с ними день, затем заявляет, что он должен создать семью, и заканчивается всё её необоснованной ревностью. Абсурд.

— У вас опять что-то с Малфоем произошло? — спросил Гарри.

Гермиона перевела взгляд на друга. Больше всего ей хотелось объявить табу на фамилию Малфоя в её доме, но потом поняла, что сама же его и нарушит в первые минуты. Он точно стал её навязчивой мыслью, идеей фикс.

— Нет, Гарри, у нас ничего не произошло, — Гермиона откинулась на спинку кресла. — Просто Малфой куда-то делся, не отвечает на письма, а я понятия не имею, что говорить сыну.

— Уверена, что проблема только в этом?

— Да, — Гермиона еле заметно кивнула. — Всё правда в порядке.

Гарри прищурился, разглядывая подругу, а в его зелёных глазах отразилось пламя из камина. Грейнджер улыбнулась и посмотрела на Джинни. Она легко перевела тему на беременность самой младшей Уизли.

Со временем обстановка перестала быть напряжённой. Трое друзей говорили на нейтральные темы, смеялись над шутками и всё было хорошо.

Было бы, если бы мысли о Малфое не продолжали преследовать Гермиону. Она уже собиралась написать ему третье письмо, и ей даже расхотелось обманывать саму себя и говорить, что она беспокоится о нём только из-за Эридана. Ничего подобного. Она и сама за него волновалась. Но он никому не давал о себе знать.

Джинни и Гарри не могли не заметить, как их подруга выпадала из разговора или неожиданно переставала смеяться, будто в какой-то момент понимала, что шутка ни чуточку не смешная. Однако они продолжали говорить, как ни в чём не бывало, игнорируя западания Гермионы. Или делая вид, что игнорируют. Оба прекрасно понимали, в чём проблема, и оба совершенно не знали, что же произошло.

Гарри до сих пор с удивлением вспоминал как Гермиона ворвалась к нему в кабинет в понедельник и начала расспрашивать о Малфое. Подруга была нервной, всклоченной и слишком собранной. Она точно знала, о чём ей нужно было узнать, и у кого она могла об этом спросить. Сегодня был вторник. Прошёл один день, а смотря на подругу, Гарри думал, что прошло не меньше, чем вечность. Потому что всегда собранная и рациональная Гермиона Грейнджер была рассеянной и неорганизованной. Она не могла сконцентрироваться на одной мысли более, чем на минуту.

Её глаза всё время бегали, останавливаясь на разных предметах интерьера, пальцы то постукивали по бокалу, то мяли фантик от конфеты. Говоря о чём-то, Гермиона легко теряла свою мысль и переключалась на другую. Всё это было для неё неестественно и непривычно.

Гарри Поттер видел свою лучшую подругу в разных состояниях, но никогда не видел её такой потерянной. Она напоминала только что родившегося котёнка, ещё совсем не умеющего передвигаться и совсем неспособного видеть. Герой волшебного мира смотрел на девушку и понимал, что она впервые, наверное, в своей жизни передвигается по собственным мыслям на ощупь. Гермиона всё время пыталась обойти препятствие, отворачивалась и снова на него натыкалась. Потому что Малфой не входил в её жизнь или мысли, он буквально её окружал. Обвивал, как удав, чтобы потом сжать, переломав все кости. Они друг друга уничтожали. Загоняли в собственные ловушки и попадались сами.

Гарри посмотрел на свою жену, которая молча смотрела на него, а потом они оба перевели взгляд на Гермиону. Пальцами она перебирала в руках уже изрядно помятый фантик, а взгляд карих глаз был направлен прямо пред собой, но ни на чем не был сфокусирован.

— Гермиона, — мужчина осторожно позвал подругу, но та совсем не отреагировала.

Он снова посмотрел на свою жену. Джинни пожала плечами и навалилась на плечо мужа.

— Как думаешь, у них всё наладится?

— Я надеюсь на это, Джинни. Больше ничего здесь и не остается.

Джинни обняла мужа и посмотрела на подругу, но Гермиона была где-то слишком далеко от реальности.

— Ты как себя чувствуешь? — Гарри выводил пальцами незамысловатые узоры на плече Джинни.

— Нормально, только хочется чего-нибудь.

— Например?

— Не знаю. Кстати, ты очень странно пахнешь.

Гарри вскинул брови, посмотрев на жену.

— Странно пахну?

Джинни закивала, сказав, что её даже подташнивает. Гарри нахмурился, а бывшая Уизли громко рассмеялась, отчего Гермиона вынырнула из своих мыслей. Она глубоко дышала и смотрела на смеющуюся подругу. Гарри сетовал на странные причуды беременных, а Джинни хохотала, продолжая жаловаться на запах. Гермиона решила вмешаться.

— Как думаешь, Джинни, если тебе дать понюхать амортенцию, тебя затошнит?

Пара перевела взгляд на ведьму, которая чуть улыбнулась, смотря на друзей. Гермиона видела, как в глазах Джинни загорается идея понюхать амортенцию, пока в глазах лучшего друга плескалась неизбежность и отчаяние. Кажется, Джинни неплохо играла на его нервах. Миссис Поттер почесала щёку, посмотрела сначала на Гарри, потом на Гермиону, и так ещё несколько раз, и только через пару минут заговорила.

— Моя амортенция будет пахнуть сливочным пивом. Потому что сейчас оно мне нравится больше всего.

Друзья рассмеялись. Их веселье было прервано настойчивым стуком в дверь. Все трое резко замолчали и посмотрели в направлении входной двери.

— Ты ждёшь кого-то ещё? — спросил Гарри.

— Нет, Рон сказал, что прийти не сможет, — Гермиона поставила свой бокал на стол и встала с кресла. — Пойду открою.

Гермиона быстро подошла к двери и открыла её. Каким же было её удивление, когда на пороге собственного дома она увидела трёх бывших слизеринцев во главе с похитителем её мыслей и главной пропажей недели.

Удивление стремительно сменилось злостью. Грейнджер смотрела в серые глаза и видела там странную решительность. Но она решила не обращать на это внимания, потому что, в первую очередь, ей хотелось получить ответы на свои вопросы.

Гермиона чувствовала, как по её венам вместе с кровью бежит раздражительность. Вся её нервозность в мгновение сосредоточилась на одном человеке.

— Малфой, — растягивая гласные произнесла она, опираясь плечом о дверной косяк. — Давно начал стучаться? Обычно ты входишь просто так, без приглашения.

— Я тоже рад тебя видеть, Грейнджер. А теперь впусти нас, нам надо поговорить.

— Наговорились уже.

— Ну да. Только в этот раз говорить в большей степени буду я.

Гермиона перевела взгляд за спину Малфоя, бегло оглядывая Блейза и Пэнси. Её хватило только на сдержанный кивок, а потом, тяжело выдохнув, она махнула рукой в приглашающем жесте.

Забини и Паркинсон спокойно прошли в дом, направляясь сразу в гостиную, откуда уже через минуту доносились приветствия. Видимо, встреча с семьёй Поттеров прошла более удачно, чем с Грейнджер.

— У тебя гости?

— Тебя это волнует?

Малфой прищурился, а потом, раздраженно фыркнув, прошёл в дом, намеренно проходя максимально близко к Гермионе. Непозволительно близко. Она неосознанно сделала глубокий вдох, наполняя лёгкие его запахом. Его парфюм был самым обычным, но для Гермионы он был самым особенным, в частности, когда смешивался с запахом его кожи. Драко усмехнулся, заметив её реакцию.

Она намеренно обогнала его, направляясь в гостиную, откуда уже доносился смех. Была бы у Гермионы возможность, она пихнула бы Малфоя плечом. Но от того, что сделать этого не могла, она раздражалась ещё больше.

Пройдя через всю гостиную, она села в свое кресло, игнорируя всех и вперив свой взгляд в журнальный столик.

Гермиона разминала пальцы рук, пытаясь игнорировать неприятное зудение в скуле, куда и был нацелен пристальный взгляд серых глаз.

— Хватит строить обиженку, Грейнджер, — Драко сел в кресло напротив.

Она плотно сжала кулаки, а потом посмотрела на него, выгнув одну бровь.

— Мог и ответить. Хотя бы на одно.

Малфой прищурился.

— О чём ты говорила с Асторией?

Гермиона открыла рот в возмущении. Он в наглую её игнорировал и даже не собирался отвечать на вопросы. Она скрестила руки на груди, демонстративно отворачиваясь к друзьям. Но те уже не смеялись, а внимательно следили за развитием их с Малфоем разговора. Гермиона фыркнула, снова обращая свой взгляд на Драко.

— Надеюсь, ей ты ответил хоть на одно письмо.

— Ты не ответила на мой вопрос!

Она видела, как весёлость Малфоя спадала, как он начинал раздражаться. Но она не собиралась сдавать позиций. Гермиона тоже злилась, она тоже была раздражена.

— Ты на мои тоже!

Малфой приглушённо рыкнул, вперив в неё свой взгляд. Будь у него возможность поджигать взглядом, от неё уже не осталось бы даже пепла. Но даже зная это, Гермиона не собиралась сдаваться. Она приподняла один уголок губ, копируя его усмешку.

— Я надеюсь, ты отлично провёл время, потому что именно так я и сказала сыну, когда он спрашивал о тебе.

Гермиона не без удовольствия наблюдала, как резко сменялись эмоции в глазах Малфоя. Ей нравилось видеть, как маска злости слетает с его лица, меняясь на вину. Она была слишком зла, чтобы не позлорадствовать.

— Я искал информацию об обете.

Слова из уст Драко прозвучали слишком резко и слишком громко. Или ей так показалось. Обычно так звучит гром весной. Звонко, объемно, с удовольствием, эхом отражаясь от подкорок.

— Ты что?

Если голос Драко звучал уверенно и ровно, то голос Гермионы звучал в точности наоборот. Рвано и еле слышно.

— Искал информацию об обете.

Он продолжал на неё смотреть, прищурившись, когда она пыталась найти опору под ногами. Хотя, кажется, она даже не была ей нужна, ведь Грейнджер сидела на кресле.

— Я подумал и решил, что мы начнём искать выход из сложившейся ситуации…

Гермиона его перебила.

— Это бессмысленно.

— Что?

— Это бессмысленно, Малфой. У тебя свадьба скоро, и я не собираюсь её расстраивать.

Внутри загорелась искорка надежды, но Гермиона уже успела от неё отвыкнуть. Она уже училась жить без неё.

— Это старая пластинка, Грейнджер.

Она отрицательно кивала головой. Искать что-либо смысла не было. Малфой снова начинал злиться.

— Грейнджер, — неожиданно сменившийся голос заставил посмотреть Гермиону на его обладателя. Забини сидел на подлокотнике дивана и изучал её пристальным взглядом карих глаз. — Когда ты перестала искать?

Ей нужен был воздух. Срочно. Она задыхалась. Гермиона чувствовала на себе пять взглядов и знала, что только один не ждёт от неё ответов. Она была как мышь, загнанная в угол стаей дворовых голодных котов. Ей было страшно. Она уже чувствовала, как в неё будут впиваться чужие зубы, как клыки будут рвать кожу. Гермиона была этой мышью.

— О чём ты, Блейз?

Драко перевёл взгляд с Гермионы на друга. Навязчивая мысль билась в его голове, но он никак не хотел её понимать. Не хотел даже принять. Он боковым зрением заметил, как понимающе улыбается Пэнси, и как она кладёт руку на плечо Забини, несильно сжимая.

— Глупо было с нашей стороны полагать, что главная заучка Хогвартса не изучила проблему, с которой столкнулась.

Пэнси даже не смотрела на него, она, как и остальные, смотрела на Гермиону. Та была бледнее смерти. Казалось, прикоснись к ней сейчас и обожжешься холодом. Грейнджер будто покрылась коркой льда.

— Так что, Грейнджер, когда ты перестала искать?

Блейз продолжал задавать свой вопрос. Глаза Гермионы не бегали привычно по интерьеру, они были устремлены в переносицу Малфоя. Волшебница тяжело сглотнула. Будто во рту была не слюна, а битое стекло. Словно она смачивала горло не слюной, а собственной кровью. Ей даже удалось почувствовать металлический вкус на языке. Наверное, от прокушенной губы. Встретилась глазами с Драко.

— Полгода назад.

Она тут же отвела глаза от Малфоя. Смотреть на него не хотелось, боялась его реакции.

— То есть ты… — Драко замолчал на пару секунд, подходя к ней, — ты все эти годы изучала обет?

Гермиона кивнула.

— Гермиона, почему Гарри стал крёстным Эридана? — Джинни спрашивала тихо и очень аккуратно, словно ступала на опасную тропу. — Насколько тебе было опасно его рожать?

Гермиона даже не повернула головы к подруге, смотрела только на Драко, но не в глаза.

Эридан был опасен для тебя?

Этот вопрос не нужно было озвучивать, он висел между ними натянутой тетивой. Кто-то должен её отпустить, что бы стрела попала в цель. В самое сердце. Глупый орган.

— Между нами не может быть не только прикосновений, но и отношений. А ребёнок в это условие не совсем вписывается.

Она не узнавала собственный голос. Он был слишком далёким и отстранённым. Ненастоящим, искусственным. Механическим.

Малфой сжал руки в кулаки и минут пять стоял молча, пристально всматриваясь в лицо Гермионы. А потом молча развернулся и ушёл в сторону кухни.

— Мы, наверное, лучше пойдём. Вам стоит поговорить наедине.

Пэнси подтолкнула Блейза, а Джинни согласившись схватила за руку Гарри. Они быстро распрощались с Гермионой и направились к камину. Из обрывок коротких фраз Гермиона смогла уловить только вопрос Джинни о том, где достать амортенцию. Ей даже захотелось улыбнуться. Но из кухни раздался звук чего-то бьющегося.

Грейнджер вздрогнула. За звуком битого стекла послышался звук бьющих ладоней по деревянной поверхности столешницы. Гермиона зажмурилась, сделала несколько вдохов и выдохов и встала.

Им пора научиться решать все вопросы, а не копить обиды.

Драко стоял к ней спиной, уперевшись ладонями в столешницу. Рядом с ним на полу валялись осколки разбитой вазы, а по всей кухне раскатились зелёные яблоки и апельсины.

Она осторожно подошла к нему. И будь всё нормально, она положила бы свою руку на его плечо в успокаивающем жесте. Но у неё не было даже такой возможности. Потому что всё не нормально.

— Не ходи здесь, порежешься, — голос Малфоя был слишком опустошён.

И Гермиона так боялась, что когда он повернётся, то в привычных серых глазах, в его личных ураганах, она увидит безразличие и разочарование.

Парадокс.

Она пихала его в объятия другой девушки, но продолжала мечтать о том, чтобы не видеть в его глазах безразличие.

Повернулся.

Встретились глазами.

Серые и карие.

Обида и непонимание.

Никакого безразличия.

Глаза запекло.

Драко достал из кармана палочку, взмахнул ей, произнося «Репаро». Ни один из них даже не посмотрел на то, как осколки становятся снова целым. Жаль с разбитым сердцем так не сделать. Ещё один взмах палочкой, и ваза снова на столе, наполненная фруктами.

— Я ненавижу чёртов гриффиндор с его замашками о спасении мира.

— Я знаю, — она сделала к нему ещё полшага, оказываясь в его личном пространстве, где её окутывали его тепло и запах.

— Почему вы никогда не думаете о себе? Просто почему, Грейнджер? — он говорил тихо, срываясь на шепот.

— А почему вы не думаете о других? — она грустно улыбнулась, когда с ресниц сорвались первые слёзы.

— Расскажи мне всё, что ты скрываешь, — он протянул к ней руку, проводя ей вдоль её волос, Гермиона закрыла глаза. — Пожалуйста, Гермиона.

Из её груди вырвался судорожный всхлип. Сдерживать рыдания не было больше никаких сил.

— Больше ничего. Честно.

Она с силой закусила свою губу, когда открывала глаза, чтобы посмотреть на него. Рука Драко всё ещё висела в воздухе, около её волос.

— Как думаешь, случится что-нибудь, если я их задену?

Она пожала плечами.

— Непреложный обет — это магия, которая сама…

— Да-да, которая сама решает, что является нарушением клятвы. Я прочитал всё это в этих дурацких книжках.

— Драко, послушай.

— Грейнджер, если ты собираешься заводить старую песню, то лучше не стоит, — он убрал от неё руку, кладя её на столешницу и сжимая. Обычно это делала Гермиона.

— Пожалуйста. Просто подумай об Эри. Мы не можем искать ответы вечно. Мы просто возненавидим друг друга, и это не сделает нас счастливее. Ни нас, ни нашего сына. У тебя есть возможность построить семью и не разрушить свою жизнь, и ты должен этой возможностью воспользоваться. Ради сына, — она подняла на него глаза полные слёз. — Ради меня.

Гермиона приблизилась к нему ещё ближе и положила свою руку рядом с его.

— Пожалуйста, Драко. Давай перестанем делать друг другу больно. Я больше не выдержу.

Он склонил свою голову к её лицу, обдавая скулу горячим дыханием. Приблизился носом к волосам и сделал глубокий вдох.

Гермиона почувствовала, как по спине пробежал табун мурашек. Она резко выдохнула.

— Ладно. И я бы хотел забрать Эри к себе на пару дней, если ты не против, — его голос у самого уха заставил сжать пальцы сильнее.

Она отстранилась и кивнула, стирая ладонями слёзы с щёк.

— Конечно, он у твоих родителей.

Драко кивнул. Они стояли несколько минут в тишине, а потом Гермиона сделала шаг назад, позволяя ему уйти. Он сделал шаг вперёд, вставая с ней рядом.

— Ты, как и раньше, пахнешь розами.

А затем он ушёл. Кажется, впервые через камин.

Гермиона постояла ещё какое-то время на кухне, переосмысливая произошедший разговор. Надо же — они умеют спокойно разговаривать. Наверное, они уже оба устали. Поправила волосы и пошла в гостиную, направляясь к той самой коробке.

В груди что-то теплело.

Открыла коробку. Изнутри на неё смотрели старые книги, дневники и пергаменты. Всё, что могло дать хоть какую-нибудь информацию о Непреложном обете. Провела пальцем по корешку одной из книг. В ней рассказывается о магии обета, она сравнивается с кровеносной системой. Словно заключая Непреложный обет, волшебник приобретает ещё одну кровеносную систему. Только ту, которая может убить в случае неповиновения.

Взяла в руки тонкий дневник одной чистокровной волшебницы. На обложке тонким каллиграфическим почерком были выведены буквы, которые складывались в имя волшебницы «Клементия Фейтфулл». Молодая девушка с печальной историей. Почти как известная всем Джульетта из пьесы Шекспира. Влюбилась в магглорождённого волшебника, чего чистокровные родители, конечно же, не оценили. Заставили единственную дочь дать Непреложный обет, который запретил ей иметь отношения с любимым. Через полгода девушка умерла. Прямо в день собственной свадьбы. У самого алтаря, сразу после дачи клятвы в вечной любви. Клементия Фейтфулл умерла в один день со своим любимым магглорождённым мужем Джереми Шервудом. Вышла замуж против воли своих родителей и умерла, но умерла самой счастливой девушкой на свете. А чистокровный род Фейтфулл навсегда прекратил своё существование.

Гермиона вновь погрузилась в эту историю. Она любила её перечитывать последние четыре с половиной года. Это заставляло её надежду жить. Джереми и Клементия не нашли выхода, но они и не искали. Они просто приняли свою судьбу.

А что делать им — Драко и Гермионе?

***

Гермиона сидела в своём кабинете, ожидая завершения рабочего дня и крутя в руках письмо. Драко написал адрес, откуда она сможет забрать Эридана, а также, что она сможет попасть туда через камин из своего дома. Доступ был открыт.

Гермиона откинула от себя пергамент и посмотрела на стоящие на столе цветы. Пионы. Они источали сладковатый запах, заполняя им весь кабинет, что поднимало Грейнджер настроение в течение дня. Провела пальцем по бутонам, вспоминая, как утром Рон, Гарри и Джинни ворвались в её кабинет, поздравляя с днём рождения. На губах заиграла улыбка.

Девушка поднялась с кресла, подхватила букет, свою сумочку и направилась домой. Через полчаса она переступала камин в неизвестной ей квартире. Всюду стоял полумрак. Комната освещалась маггловскими гирляндами и свечами, а повсюду стояли букеты с гортензиями. Цветы были самых разных цветов: от нежно-розового до насыщенно-синего.

Она неуверенно ступила на небольшой коврик у камина, стряхивая остатки пепла и сажи. Постаралась оглядеться, но ничего приметного не заметила. Неожиданно из-за угла выбежал маленький светловолосый мальчик в праздничном колпаке, громко крича: «С Днём Рождения!». Гермиона вовремя сориентировалась и успела подхватить сына на руки, который тряс перед её лицом листочком с цветными кляксами.

— Мамочка, с Днём рождения! Я очень тебя люблю! — Эридан впечатался своими губами в щёку Гермионы, вручая ей рисунок.

Три человечка, нарисованные цветными карандашами. Два взрослых по краям и маленький мальчик посередине. Коричневые волосы у девушки и жёлтые у мальчиков. Сверху кривым почерком выведено слово «семья». Гермиона крепче прижала к себе сына, утыкаясь носом к нему в шею. И только сейчас замечая стоящего напротив Драко.

Взлохмаченные волосы, на которых красовался такой же колпачок, как и у Эридана. Несложно было догадаться, чья это идея. Девушка улыбнулась.

— Ну раз уж сын решил, что дарить подарки нужно сразу, то я не буду нарушать его правил, — Драко подошёл к Гермионе с Эриданом и протянул ей маленькую коробочку. — С Днём рождения!

— Спасибо, — Гермиона улыбнулась и взяла в руки коробочку. Она была немного тяжёлой.

— Открой, когда захочешь вспомнить наше воскресенье.

— Это… — она выгнула одну бровь.

— Ручной омут памяти, — Драко протянул руки и забрал у Гермионы Эридана. — Он уже тяжёлый, чтобы его таскать.

Эридан надул губы на руках отца, а затем улыбнулся маме.

— Пап! Пошли есть торт! Хочу торт!

— Эри, вообще-то это был ещё один сюрприз для мамы.

Гермиона и Драко переглянулись и засмеялись. Эридан соскочил с рук Малфоя, взял обоих родителей и повёл на кухню.

— Ну вы что, не понимаете? Ребёнок хочет торт!

Гермиона и Драко, ведомые сыном, оказались на кухне. Гермиона старалась подмечать мелочи интерьера, но это было сложно, учитывая какой стоял в квартире полумрак.

— Как ты умудрился установить настоящий камин в жилом комплексе? — спросила Гермиона, пока Драко выдвигал для неё стул.

— Я же волшебник, Грейнджер.

Гермиона на реплику только закатила глаза. Эридан сел в центре стола по правую руку от Гермионы, а Драко сел напротив неё. Как только они уселись, на столе появилось разнообразие блюд, в центре которого стоял торт с апельсинами. Гермиона посмотрела на Малфоя, спрашивая про апельсины. Насколько она помнила, он их на дух не переносил.

— Сегодня твой праздник, и тем более ты же покупаешь домой зелёные яблоки, а вы их оба не любите.

Малфой подмигнул, давая понять, что он заметил. И Гермионе хотелось сообщить о том, что это настоял Эридан на данном виде фруктов, но на самом деле в последний раз она купила их сама. Совершенно неосознанно. Грейнджер почувствовала, как по лицу распространился жар. Она опустила голову, стараясь скрыть алеющие щёки за волосами.

Через секунду перед ней оказалась тарелка с овощным салатом. Её любимым. Ей даже не хотелось спрашивать специально это приготовлено или так совпало случайно. Захотелось побыть маленькой девочкой, которой дарили волшебство. И разрушать это волшебство собственноручно она не собиралась.

— Мама! Я хочу торт! — Эридан демонстративно отодвинул от себя тарелку со вторым, которое вскоре появилось вместо салата.

— Милый, сначала съешь второе. Десерт в конце, — Гермиона положила себе в рот кусочек мяса. — Очень вкусно, между прочим.

— Я наелся, пап, — Эридан понял, что с Гермионой ему не договориться и посмотрел на отца. — Я хочу торт.

Драко засмеялся, поглядывая на Гермиону, которая так же пыталась скрыть улыбку.

— Эри, съешь чуть-чуть мяса и картошки, а потом будем есть торт. Давай не будем расстраивать маму.

Мальчик насупившись всё-таки вернул тарелку на место и стал есть мясо.

— Как-то он быстро сдался. Я надеюсь, что он не поступит на Пуффендуй, — Драко нахмурился, кося глаза на сына.

— Он всего лишь не захотел меня расстраивать. Что очень похоже и на Гриффиндор, и на Слизерин. Но больше всё-таки Гриффиндор.

— Думаешь, Эридан будет учиться на Гриффиндоре?

Гермиона отодвинула тарелку, которая тут же исчезла. Взяла в руки бокал с соком и отпила.

— Естественно. Это же мой сын. Он будет потрясающим гриффиндорцем.

— Вообще-то, Грейнджер, он и мой сын, — Драко повторил её «трюк» с тарелкой. — Так что Эридан будет слизеринцем!

— Он будет учиться на Гриффиндоре! Я уверена!

— На Слизерине!

— Мам, пап, а когда будет торт?

Двое спорящих взрослых посмотрели на сидевшего в центре стола ребёнка. Гермиона положила сыну торт, а потом перевела взгляд обратно на Драко. Они смотрели то друг на друга, то на сына ещё несколько минут, а потом резко оба выкрикнули:

— Я же говорю, что Гриффиндор!

— Я же говорю, что Слизерин!

Они бы спорили еще очень долго, если бы не заметили, что предмет их спора уже почти спал на столе.

Драко встал из-за стола и взял сына на руки, после чего понёс в сторону спальни. Гермиона пошла за ними.

В комнате не было ничего лишнего. Большая двуспальная кровать посреди комнаты, две прикроватные тумбочки из тёмного дерева и в цвет им большой платяной шкаф. Окно закрыто плотными шторами тёмно-серого цвета.

Гермиона убрала с кровати плед, позволяя Малфою положить сына.

— Мам, почитай мне сказку, — Эридан чуть приоткрыл глаза, глядя на маму и хватая папу за руку.

Молодые родители переглянулись между собой и легли с двух сторон от сына. Драко взял со своей прикроватной тумбочки книгу и протянул её Гермионе. Мужчина подложил руку под голову и полностью лёг рядом с Эри, пока Гермиона уместилась на кровати полусидя, подкладывая под спину подушку.

Она начала читать первую попавшуюся сказку про зайца и волшебное дерево. Она даже не сразу заметила, что слышит два ровных дыхания вместо одного. Она перевела взгляд от книги вбок, где Драко и Эридан спали в одинаковых позах со смешными колпаками на головах.

Грейнджер отложила книгу. Потянувшись к сыну, она осторожно сняла с ребёнка праздничный головной убор и поцеловала его в висок. Затем она посмотрела на Малфоя, и ещё более аккуратными и осторожными движениями сняла колпак и с него.

Она опустилась со своей подушки, устраиваясь лицом к лицам двух блондинов и улыбнулась. Хотелось запомнить каждую деталь этого момента, чтобы потом пересматривать его, открывая свой ручной омут памяти.

И она обязательно это сделает. Поместит этот счастливый миг в маленькую коробочку, чтобы прокручивать его перед глазами сотни раз.

Но всё это будет завтра.

А сегодня ей двадцать четыре, у неё есть невероятный сын, и сейчас она счастлива.

***

Гермиона открыла глаза. Напротив неё лежал Эридан. Он спал, подложив ручки под голову. Его губы были сложены в подобие трубочки, а волосы взлохмачены. Губ гриффиндорки коснулась ленивая улыбка. Грейнджер приподнялась, опираясь на локоть и наклонившись поцеловала сына в щёку. И только после этого перевела взгляд за его спину.

Пусто.

Она была уверена, что уснула после Малфоя, а значит либо ей показалось, либо он уже проснулся. Верить во второй вариант хотелось гораздо больше. Гермиона легла обратно и на секунду прикрыла глаза.

Чего ей следовало ждать?

Неизвестность пугала. Ожидание еще больше. Это как аттракцион с эффектом свободного падения: сначала тебя поднимает на высоту, а затем резко опускает вниз. Но между этими двумя действиями происходит третье — ожидание. Момент, пока ты замираешь в самой высокой точке и ждешь. И в одну секунду ты теряешь бдительность, отвлекаешься на окружающий мир, и именно в эту самую секунду тебя опускает вниз. Резко. Быстро. Без предупреждения.

Гермиона открыла глаза. Она не будет сидеть и ждать, когда же Малфой вернётся в спальню. Она задаст этой игре свои правила. Глубоко вздохнула и встала с кровати. Ещё раз взглянула на сына, поправила у него одеяло и направилась к выходу из комнаты.

Во всей квартире стояла абсолютная тишина, которая разбавлялась стойким запахом кофе в воздухе. Так всегда пахло у неё в доме по утрам, за что родители называли её ненастоящей англичанкой. Гермиона любила чай, но гораздо сильнее она любила кофе. Она не могла проснуться без чашечки своего любимого кофе. Сладкого и с молоком.

Медленными шагами, пытаясь не издавать ни звука, Грейнджер двинулась к кухне. В квартире Малфоя, как и в её собственном доме, кухня не отделялась от остальной части дома дверьми. У Гермионы кухню с гостиной разделяли арка и стена, у Малфоя это была книжная полка.

Она заметила его ещё до того, как вошла в кухню. Драко стоял к ней спиной, пил кофе и смотрел в окно. Будь на нём выглаженный костюм и рубашка, а не одни спортивные штаны, сидящие низко на бёдрах,Гермиона сравнила бы его с главными героями женских романов и фильмов — успешными, вечно занятыми бизнесменами. И что-то общее у них всё же было.

— Долго ты ещё собираешься добираться до кухни?

Его голос звучал хрипло и размеренно, совсем не резко, но Гермиона всё равно вздрогнула. Потому что для неё голос Малфоя прозвучал слишком неожиданно.

Именно в ту секунду, когда теряешь бдительность.

Она отмерла и продолжила свой путь. Грейнджер даже не заметила того момента, когда вообще остановилась. Находясь с ним рядом она всегда теряла бдительность, всегда становилась слабой. И он об этом знал. Он знал о её слабых местах.

— Доброе утро. Ты рано встал.

Гермиона успела посмотреть на часы, пока выходила из комнаты. Шесть часов восемь минут.

— Я всегда встаю рано, забыла?

Она отрицательно помотала головой. Не забыла, конечно же, нет. Но он так небрежно напомнил ей о прошлом. Он будто спрашивал о погоде. Да черт с ней с погодой. Так даже не спрашивали домашнее задание в школе. Гермиона нахмурилась.

Малфой повернулся к ней лицом, оперся бёдрами о подоконник и смотрел на неё, улыбаясь.

— Ты очень милая по утрам.

Она совершенно неосознанно дёрнулась рукой к волосам и попыталась их поправить, но ставшая ещё шире улыбка на лице Малфоя заставила Гермиону остановиться. Хотелось понять его мотивы. Она нахмурилась ещё больше, складывая руки на груди.

— Когда мы с Эриданом должны уйти?

Малфой чуть нахмурился, но улыбаться не перестал. Он неопределённо дёрнул плечами.

— Когда захотите. Я не против вашего здесь присутствия.

Гермиона кивнула.

— И, Малфой, — он перевёл взгляд на её глаза. — Спасибо за вчерашний праздник.

— Ты достойна больших праздников. И раз уж ты заговорила, я не хотел поднимать эту тему вчера, поэтому даже рад, что ты проснулась раньше Эри.

Она подошла к нему ближе. Их разделяла всего пара шагов.

— Я согласен с тем, что растягивать поиски информации на всю жизнь глупо и бессмысленно. Но мы могли бы растянуть их на два месяца.

— На два месяца? — Гермиона переспросила. Кажется, её мозг даже не успел до конца переосмыслить услышанное, когда рот уже выдал ответ.

— Да, два месяца. Мы будем искать информацию и способы снятия обета два месяца. И если у нас ничего не получится, то я женюсь на Астории и стану примерным семьянином.

Гермиона наблюдала за тем, как Малфой медленно с ленцой отталкивался от подоконника и подходил к ней. Как лев во время охоты, когда следит за своей жертвой. За минуту до рывка.

— А как же Астория?

Малфой усмехнулся. Он не выглядел удивлённым или смятённым, он будто бы ждал её вопроса. Словно он знал каждый её ответ наперёд. Словно ему вручили сценарий перед началом разговора. Прислали совой в начале дня.

— Грей… Гермиона, — её имя из его уст звучало слишком непривычно. Ей так это нравилось, но он так редко использовал его в разговорах с ней. — Давай договоримся: на эти два месяца существуют только два человека, чьи чувства тебя беспокоят — это ты и наш сын. Всё остальное я беру на себя.

Они стояли друг напротив друга несколько минут. Всего в шаге друг от друга. Она изучала взглядом его лицо, которое по-прежнему оставалось беспечным, слегка улыбающимся, но в данный момент серьёзным.

Гермиона выдохнула.

— Хорошо.

Его улыбка стала шире. Он поставил свою пустую кружку на стол, стоящий рядом с ними, и она тут же исчезла. Эльфы. Ну конечно. Малфой наклонился ближе к её лицу.

— Я же не спрашивал, — горячее дыхание обожгло её щёку. — И еще. На столе стоит твой кофе.

Он взглядом указал ей на стоящую на столе чашку. Ещё раз посмотрел в глаза и отстранился. Кинул ей небрежное «я в душ» и скрылся у неё за спиной.

Гермиона подошла к столу, взяла в руки ещё горячую чашку и вдохнула терпкий запах кофе. Кофе с большим количеством молока. Малфой вышел из кухни, пробурчав при этом себе под нос почти неразличимое: «И как только можно пить такой отвратительный кофе?». Она посмотрела на его спину и попыталась скрыть улыбку за чашкой, что по-прежнему была в её руках. Кофе был сладким. Именно таким, какой она любит.

Комментарий к Глава 10

Ну что, дорогие мои читатели, десятая глава. Мы на середине. Герои и мы вместе с ними прошли ровно половину истории, многое пережили, а многое ещё только предстоит пережить.

Как вам глава?

Давайте поделимся в комментариях мнениями о работе: что нравится, что нет, есть ли уже любимая глава или любимые моменты, чего ждёте от дальнейшего развития событий. А потом в конце работы сравним😅

Я начну. Мои любимые моменты: разговор с мамой; сцена в ванной; танец в беседке; и, конечно же, момент, когда Гермиона ставит Люциуса на место❤️ главы как таковой любимой нет, но, возможно, это 6.

P.S. Спасибо людям из тт, которые пишут цитаты, выкладывают с ними видео, советуют НО другим. Я вижу не всё, но многое. Люблю вас🥰

Спасибо каждому, кто взялся за эту работу, пока она ещё в процессе. Вы неотъемлемая часть этой истории✨

========== Глава 11 ==========

Два месяца. У них с Драко было два месяца, чтобы найти информацию о том, как снять или обойти Непреложный обет. Только что можно было найти за два месяца, чего Гермиона не нашла за четыре с половиной года? Она не знала, но что-то очень маленькое грело её изнутри. Надежда. Она появилась снова, хотя, наверное, она никуда и не пропадала. Из-за надежды Гермиона прекратила изучать обет, ей казалось, что исчезни надежда, и Гермиону ничего не удержит от шага в пропасть.

Гермиона откинулась на подушку, тихо застонав. Странное чувство безысходности и какого-то бессилия сдавливали грудь железными прутьями. Девушка не могла сделать даже вдоха. Одновременно хотелось и заплакать и закричать, но почему-то ни того ни другого у неё не получалось. Гермиона закрыла лицо руками, глухо рыкнув в ладони. Гриффиндорка ненавидела это чувство полного непонимания ситуации и отсутствия над ней контроля. Грейнджер не знала и не могла предвидеть ни итогов изучения обета, ни последствий этих итогов. Она словно смотрела на море, пытаясь высмотреть берег за линией горизонта. Бесполезное занятие, не приносящее результатов.

«Папа! Лови её!» — голос и громкий смех сына заставили Гермиону убрать руки от лица и сесть на кровати, вместе с детским смехом был слышен тихий мужской голос и звук бьющейся посуды. Грейнджер закатила глаза. Не будь они волшебниками, от её дома уже не осталось бы и следа.

Она встала с кровати и направилась к выходу из спальни, поправляя на ходу топ от пижамы. Из кухни по-прежнему доносился звонкий смех сына и резкие чертыхания Малфоя, только теперь Гермиона слышала, как звенит посуда, и чувствовала запах кофе и чего-то горелого. Девушка старалась ступать как можно тише, чтобы не разрушить царившую на кухне идиллию. Она подошла к арке и навалилась плечом на стену в излюбленной позе Малфоя.

Драко стоял у плиты и пытался что-то приготовить, судя по запаху получалось у него это не очень хорошо, рядом с ним лежала его волшебная палочка и стояла его кружка, которая наверняка была разбита и восстановлена несколькими минутами ранее. Эридан сидел на столе в позе лотоса, ел печенье, запивал его соком и подшучивал над Малфоем.

— Пап, завтрак невкусно пахнет, — Эри сначала наклонился над сковородкой, а потом, сморщившись, закрыл нос и рот руками.

— Сейчас мы позовём Тикки, и она всё исправит, — Малфой отодвинул от себя посуду и посмотрел на сына, пожимая плечами. — Завтрак у нас с тобой не удался, зато мы приготовили отличный кофе.

— Мама любит кофе.

Губы Гермионы изогнулись в мягкой улыбке.

— И должна признаться, ваш кофе пахнет куда привлекательней завтрака.

Оба блондина резко повернулись на женский голос, выпячивая серые глаза. Их рты одинаково приоткрылись, и они сделали каждый по резкому вдоху. Грейнджер же только шире улыбнулась, подмечая очевидные сходства отца и сына. Она подошла к сыну и поцеловала в щёку, потрепав при этом по волосам, отчего мальчик только нахмурился.

— Ты напугала нас, мама!

— Извини, милый. Но я должна была спасти Тикки от поручений твоего папы, — Гермиона невинно пожала плечами, а потом перевела взгляд на Малфоя.

— И где мой вкусный кофе?

— И тебе доброе утро, Грейнджер, — Драко помог Эридану слезть со столешницы и отправил того переодеться.

Гермиона следила за тем, как её сын спешно допивает свой напиток, а затем резво скрывается за пределами кухни. Девушка подошла к плите, убирая сковородку и выкидывая из неё обуглившиеся остатки пищи.

— Давно ты начал готовить без магии? — спросила Гермиона, когда рядом с палочкой и кружкой Малфоя оказалась чашка с кофе.

— Лучше бы ты спросила, давно ли я вообще начал готовить.

Гриффиндорка хмыкнула и взяла в руки кружку, неспешно отпивая из неё. Идеальное количество сахара и молока, идеальная крепость. Всё слишком идеально. Всё слишком как она любит.

— Ты знаешь, что ты не можешь так врываться без предупреждения в мой дом по утрам? — вопрос с её губ сорвался раньше, чем она решила хочет ли его озвучить.

— Почему нет?

Драко внимательно следил за тем, как ведьма поливает сковородку маслом, разбивает туда яйца, посыпает их солью и специями, добавляет воды и, закрывая всё это крышкой, поворачивается к нему.

— Это очевидно, — она подняла глаза, встречаясь с его, — я могу быть не одна.

Гермиона отпила из кружки, закрывая глаза, а потом снова вернула взгляд Драко. Он смотрел на неё с прищуром, хмуря брови, но ничего не говорил.

Гермиона принялась наливать чай, пробегаясь глазами по кухне в поисках своей палочки, но заметила только палочку Драко. Ну конечно, она же вышла из комнаты на смех сына и про волшебную палочку даже не вспомнила.

Она кивнула с Малфоя на его палочку и спросила не будет ли он против, на что Драко только отрицательно мотнул головой, продолжая сверлить девушку взглядом. Она взяла его палочку, которая оказалась чуть тяжелее её собственной и на пару сантиметров короче, но тем не менее легла палочка в руку волшебницы очень правильно и уместно. Гермиона несколько раз взмахнула палочкой Драко, открывая тем самым окно и расставляя посуду на столе.

— Ты сказала, что можешь быть не одна… — голос Малфоя прозвучал неожиданно в образовавшейся тишине, но Гермионе удалось даже не вздрогнуть.

— Сказала. Тебя что-то смущает?

Малфой склонил голову к плечу, изучая стоящую перед ним ведьму. Его руки то сжимались в кулаки, то разжимались, будто ему их сводило.

— А с кем?

Гермиона чуть улыбнулась, приподняв одни уголки губ, когда заметила в голосе Малфоя стальные нотки. Она беспечно, посмотрев из-за плеча, повернула в его сторону только голову и негромко хмыкнула.

— Утром ко мне иногда заходят родители.

Она снова вернулась к сервировке стола, выставляя на середину вазу с фруктами. Через минуту Гермиона почувствовала за спиной чужое присутствие. Развернулась, оказавшись в непозволительной близости от Малфоя. Хотя они столько раз нарушали это расстояние между ними, что казалось, что никакой позволительности и не существует вовсе. Только вот стоило ему оказаться рядом, и она расслаблялась, полностью доверяя ему.

— Родители?

Он по-прежнему щурился, когда смотрел на неё. Грейнджер даже захотела пошутить, только отчего-то у неё не получалось. Драко сделал ещё полшага к ней.

— Ты хочешь сказать, что я не могу приходить по утрам из-за твоих родителей?

Гермиона закусила губу, склонив голову к плечу на его манер.

— Мгм.

Он смотрел на неё и видел, как в карих глазах загорались озорные огоньки.

— Я не использую магию при них, а появление кого-либо через камин как-то уж слишком.

Она закусила губу, сдерживая улыбку.

— Ты невыносима, Грейнджер! — Драко закатил глаза, а потом отстранился от девушки, улыбнувшись. — Значит буду заходить через дверь.

Он посмотрел на неё ещё раз, а затем вышел из кухни, сказав, что пошёл к сыну. Гермиона больше не могла сдерживать улыбку, которая превратилась в смех.

Через некоторое время они сидели за столом, завтракая и обсуждая какие-то мелочи.

— Мы, кажется, договаривались встретиться у тебя, — Гермиона посмотрела на Малфоя, положив кусочек яичницы в рот.

— Да, просто захотел увидеть Эри. Я, кстати, договорился с Блейзом, он готов провести день с Эриданом.

— Блейз? Неожиданно.

— Почему нет?

— Он мне не казался человеком, который рад проводить время с детьми. И ему нужно будет отвести Эри к Гарри с Джинни, они хотят взять его с собой в Нору. Там Тедди будет гостить.

— Ты ошиблась насчёт Блейза, Эридан отлично проведёт с ним время.

— Хорошо, — Гермиона отпила немного чая, наблюдая, как сын начинает что-то рассказывать Малфою.

Два месяца видимости семьи? Почему бы и нет, если это может сделать счастливой хоть на мгновение.

***

Гермиона ходила по дому, собирая вещи Эридана и заставляя того переодеть футболку. Забини сидел за столом, попивая кофе, а Малфой опирался бёдрами о стол. Он даже не заметил, когда у него появилась эта привычка. Из головы никак не уходили утренние слова Грейнджер. Он раньше никогда не задумывался об её отношениях с другими мужчинами. Ему казалось, что всё своё время она посвящает сыну, но, наблюдая, как легко она отправляет Эри к своим и его друзьям, а также к родителям, он переставал быть таким уверенным в отсутствии у неё личной жизни.

— Блейз, — Малфой протянул гласные в имени друга, переведя взгляд с арки на молодого человека, а затем обратно, — как думаешь, у Грейнджер есть кто-то?

Мулат подавился своим напитком и уставился широко открытыми глазами на друга.

— Она ведёт себя как-то странно.

Забини проследил за взглядом друга, замечая сидящую на диване Грейнджер. Она поправляла волосы ребёнка и что-то ему говорила.

— По-моему, как обычно.

— Нет, не обычно. Она какая-то не такая. Что если в её спальне сейчас кто-то скрывается?

Блейз прыснул в кулак, пытаясь сдержать смех.

— Малфой! Ты сбрендил! Я уверен, что ты сидишь у неё уже не первый час, и будь в её спальне сейчас какой-нибудь мужик, ты бы об этом уже знал.

Драко невесело хмыкнул, но взгляда от Гермионы не оторвал.

— Ты её так воспламенишь, — Блейз улыбнулся, наблюдая за нервными движениями своего друга.

— Я уверен, что у неё кто-то есть.

— Ага, ты. Нет, вот я не понимаю, Грейнджер умнейшая ведьма столетия, а связалась с тобой. Видимо её мозг был занят мыслями о спасении задниц её друзей, а не её самой.

Забини рассмеялся с собственной шутки, отчего Драко наконец-то оторвал взгляд от Грейнджер, посмотрев на друга. Несколько секунд он смотрел на него ничего не понимая, а когда до него дошла шутка, кинул в друга кухонным полотенцем, находившемся под рукой.

Некоторое время они молчали и даже не смотрели друг на друга. Малфой по-прежнему наблюдал за сыном и Гермионой, а Забини допивал свой кофе. Тишину прервал Драко.

— Как у вас с Пэнс?

Блейз замер, так и не донеся кружку до губ. Поставил обратно на стол. Тяжело вздохнул и встретился своими глазами с серыми.

— Всё как обычно, — Забини поджал губы.

— Она всё ещё сохнет по этому идиоту? — Драко изогнул бровь, следя за движениями друга.

Блейз тяжело вздохнул и усмехнулся.

— Ты же всё ещё сохнешь по Грейнджер.

— Это не одно и то же, — Драко скрестил руки на груди, сводя брови на переносице и сжимая челюсти.

— Не ты ли несколько дней назад заявлял ей, что это то же самое?

Забини встал из-за стола и подошёл к другу, поворачиваясь лицом к гостиной. Эридан бегал по комнате, размахивая какой-то игрушкой, пока Гермиона складывала одежду мальчика в рюкзак.

— Я говорил про то, чего не хватает, а не про то, почему хочется обратно.

— Есть разница? — мулат посмотрел на Малфоя, который, кажется, ещё ни на минуту не оторвал взгляда от Грейнджер.

— Незначительная. Но Пэнс была права, у нас разные ситуации.

— В чём они разные, Драко? В том, что она любит одного, жить вынуждена с другим, а утешения просит у третьего?

Малфой посмотрел на друга, и его губ коснулась грустная усмешка.

— Разница в том, что у неё есть третий, который может стать и первым и вторым.

Мулат покачал головой, тихо сказав короткое слово «бред».

— Не бред, Блейз. Она никому ничем не обязана, и стоит ей забыть Нотта, как она легко сможет бросить своего француза. И остаёшься только ты.

— Забыть Нотта? Какого гиппогрифа ты всё ещё не забыл Грейнджер? У тебя в отличие от Пэнси прошло больше времени.

— Потому что я хочу, чтобы она была моей, только не могу. Мы с ней вместе продолжаем танцевать на собственных костях, пытаясь откопать шанс на спасение. А Тео просто взял и отпустил Паркинсон, он даже не попробовал за неё побороться. Хотя бы из-за этого она должна его возненавидеть.

Драко смотрел на друга, пытаясь понять собственные ощущения. Внутри что-то обрывалось. Он слышал, как лопались тросы, что держали его над пропастью. И органы сводило спазмом в ожидании падения. Как он смог её отпустить? Неужели от Пэнси было так легко избавиться? Вычеркнуть все образы из головы? Забыть голос, запах, гладкость кожи? Как он так легко смог выкинуть её из своей жизни?

Почему ты не поделился советом, Тео? Неужели тебе было так сложно подсказать?

Забини прищурился, когда Малфой снова посмотрел на Гермиону.

— А ты не легко избавился? — словно читает мысли. Будто он знает, о чём думает Драко. Будто знает каждую его мысль наперёд.

— Легко? Это Нотт сидел в кабинете с мистером Паркинсоном, пока Пэнси спала в своей комнате на мягкой кровати с кучей подушек под тёплым одеялом и морщилась от утренних лучей солнца, подписывая документы. А я соглашался, когда Грейнджер стояла передо мной полуживая без возможности контролировать своё тело и вся в крови с сорванными связками. Я до сих пор подскакиваю по ночам, слыша её крики во сне.

Блейз положил руку на плечо Драко и крепко его сжал. Жест, который громче любых слов.

— Кажется, Эридан готов.

Голос Забини прозвучал тихо, но твёрдо. Они закрыли тему, сделав каждый свои выводы. Драко надеялся, что его друзья смогут быть счастливыми. Они вышли из кухни в гостиную, где Эридан уже ждал Блейза, рассказывая Гермионе о каком-то матче. Девушка сдержанно кивала, где-то удивлялась. Драко сразу понял, что интерес Гермионы поддельный, но судя по довольному лицу сына, её реакции были уместны.

Драко и Гермиона проводили Забини с их сыном до камина, а сами остались посреди гостиной. Они стояли в тишине какое-то время, пока Гермиона не повернулась к Малфою.

— Остаёмся здесь или к тебе?

Он посмотрел на Гермиону, всё ещё пытаясь заметить в ней изменения. Ничего не получалось. Она была прежней.

— Ко мне. Все книги там.

Девушка кивнула.

Через несколько минут они переступали камин в квартире Малфоя. Сейчас у неё была возможность рассмотреть её получше, чем в прошлый раз. Гостиная была сделана в бежевых и серых цветах, что разбавляли яркие акценты в виде тёмно-синих штор и маленьких голубых подушек на диване.

— Почему ты живёшь не в магической части города?

Гермиона посмотрела на Малфоя через плечо, проведя кончиками пальцев по мягкой обивке дивана, который несколькими секундами ранее казался ей кожаным. Красиво.

— Потому что здесь никто не тычет пальцем и не называет Пожирателем смерти, — он ответил на её вопрос бесстрастно и буднично, она же только нахмурилась.

— Так сейчас никто не делает.

— Именно. Сейчас, но не пару лет назад.

Гермиона села на диван, который изучала тактильно несколькими минутами ранее, посмотрев на журнальный столик. Он был стеклянным, но этого не было видно, потому что он полностью был завален книгами и пергаментами, на которых без труда можно было заметить слова: непреложный обет, обещания, клятвы и волшебные контракты.

— Ты прочёл их все?

— Нет, это новые. Те, что нашёл в Мэноре. Те, что прочитал в коробке, — он небрежно кивнул головой в угол комнаты, усаживаясь рядом с Грейнджер. Она проследила за его взглядом и заметила обычную картонную коробку, стоящую в углу гостиной. Точно такая же, как у неё.

Она оторвалась от коробки и посмотрела на лежащие перед ней книги. Что-то внутри подсказывало, что всё это бесполезная трата времени, но она упорно отгоняла это чувство. Хотелось и дальше верить в лучшее.

***

— Малфой, отодвинься, у меня ноги затекли! — Гермиона откинула от себя книжку, наваливаясь головой на подлокотник дивана.

— Мне некуда двигаться, вытяни их так!

Драко тоже убрал книгу, которую читал, и посмотрел на Гермиону, что приоткрыла глаза и выгнула бровь. Он перевёл взгляд на её согнутые ноги, которые находились в нескольких сантиметрах от его.

— Ну да, не подумал, — он взял несколько подушек и положил себе на бёдра. — Давай, вытягивай свои ноги. Теперь это не несёт в себе смертельной опасности, — из его рта вырвался короткий смешок.

Гермиона скептически оглядывала подушки, что полностью защищали её от телесного контакта с Малфоем. Но Непреложный обет был магией, и никто не знал, где он почувствует нарушение. Только ей стало плевать. Она могла сделать их «непозволительно близко» еще ближе. Они практически обманывали магию.

Она приподняла одну ногу, вытягивая её, и медленно опустила на подушку, что лежала на бедре Драко. Она почувствовала, как подушка слегка приподнялась от того, что мышцы ног Малфоя напряглись. Гермиона сглотнула, касаясь пяткой другого конца дивана. То же самое она проделала со второй ногой. Они оба были напряжены. Через пару минут Грейнджер почувствовала, как подушки становятся мягче: Драко расслабился. Ничего не произошло. Они оба всё ещё живы. Она тоже расслабилась.

— Мы должны будем провести трюк с твоими волосами.

— Мы не можем обманывать магию вечно, — Гермиона вернула к себе в руки книгу, которую читала ранее. Но буквы никак не хотели складываться в слова. Кожа на щеке зудела от пристального взгляда Малфоя.

— Кто сказал, что мы её обманываем, Грейнджер? — она опустила книгу от лица, встретившись с ним глазами. — Магия сама позволяет нам некоторые вольности.

На лице Малфоя мелькнула эмоция, но Гермиона не успела её разобрать. Ей даже на секунду показалось, что его зрачки увеличились в размерах.

— В какой-то момент мы можем преступить грань дозволенного, — она старалась сделать свой взгляд максимально строго, даже на секунду представила, как отчитывает Гарри и Рона. — Мы не можем так рисковать.

— За-ну-да.

Драко взял маленькую подушку и собрался бросить её в Гермиону, когда та выставила руку вперёд в защитном жесте, неосознанно хватаясь за ту же подушку. Она резко дёрнула рукой, даже не понимая, что всё ещё крепко держит предмет декора так же, как и Малфой. Несколько секунд, его быстрая реакция, и рядом с её головой оказался его локоть, а он лежал навалившись на неё. Их разделяли пара подушек, что он подложил ей под ноги. Пара подушек и считанные сантиметры. Она чувствовала его дыхание на собственной коже.

Она смотрела на его глаза, когда он в то же время не сводил своих глаз с её губ. Она тяжело сглотнула и провела языком по пересохшим губам. Он резко выдохнул и, кажется, наклонился ещё ближе.

— Не делай так больше, — голос слишком хриплый и слишком низкий, — пожалуйста.

— Как так? — шёпот. Неразборчивый, мягкий, чарующий, вкрадчивый. Она снова облизала губы, когда он посмотрел ей в глаза. Она видела каждую его ресницу и светлые венки под тонкой кожей в уголках глаз, на носу.

Он, конечно же, заметил её движение, хоть и был занят разглядыванием её маленьких веснушек на переносице. Они так чудесно сочетались с её карими глазами. Топлёный шоколад. Не иначе.

Из его груди вырвался какой-то совершенно нечеловеческий рык. Отчего она закусила губу. По спине пробежались мурашки, а внизу живота появилась давно забытая тяжесть.

— Ты, чёрт возьми, можешь ничего не делать своими губами? — он быстро перевёл взгляд на её губы, а потом обратно на глаза. — Или ты решила проверить, насколько далеко магия позволит нам зайти?

— Может, ты просто встанешь?

— Не сейчас, — он наклонился к её волосам, глубоко вдохнув. — Я обожаю твой запах.

— Может тогда тебе пора обратиться в Мунго за помощью? Это смахивает на психическое отклонение.

— Плевать.

Он наклонился ещё ближе, а ей было страшно даже вздохнуть. Потому что они были не просто непозволительно близко. Они были чересчур близко. Слишком близко.

И она ни за что бы не призналась ему, что обожает его запах не меньше. Резкий кедр и сладкая ваниль. Так точно описывали его этот запах. Потому что Малфой был таким: резким с чужими и мягким с родными, не с ней. Нет. С матерью, с Эриданом, но никогда с Гермионой. С ней он был таким же, как его парфюм. Сочетал несочетаемое. Резкий и вспыльчивый, но в то же время заботливый и отходчивый. Противоречивый. Именно этим он её и привлекал.

Как сейчас, заставляющим замолчать, но готовым мурчать кошкой ей на ухо от удовольствия. Неправильно. Неестественно. Но так необходимо им обоим.

Минутка нормальности в их ненормальных жизнях. Минутка жизни в несправедливости существования. Минутка их там, где их быть просто не может. Потому что нельзя. Опасно. Потому что в эту минутку к смеси запахов ванили, кедра и розы примешивается запах смерти. Холодный, влажный, землянистый. Как мох в лесу после дождя.

Она закрыла глаза в надежде, что получится, как в момент танца. Хотя бы на секунду почувствовать его прикосновение. Всего лишь на секунду. Всего лишь одно касание.

Она открыла глаза, он лежал по-прежнему, нависнув над ней, но уже заметно дальше.

— Если бы не Эри, я бы тебя поцеловал сейчас.

— Я бы ответила.

— Ты чертовски красивая.

Она улыбнулась ему, а он всё-таки встал.

— Давай сегодня больше не будем ничего искать? Закажем пиццу, ну или что там заказывают магглы, и просто проведём вечер вместе?

— Это слишком похоже на свидание, ты знаешь? — она села на диване, оставляя свои ноги на его бедрах. Их всё ещё разделяли подушки

— Назовём это ещё одной маленькой вольностью. Подарком от магии. Как тебе идея?

— Звучит потрясающе, я люблю сырную пиццу.

— Заказывать придётся тебе, я в этой ерунде не разбираюсь.

Они сидели на диване, ели пиццу и смотрели хоккей по телевизору, который каким-то совершенно чудесным образом оказался в квартире Малфоя. Она пыталась объяснить ему правила игры, а он всё время старался сравнить маггловский вид спорта с магическим.

— Ну вот и чем они похожи? Я не понимаю.

Драко откусил кусочек пиццы и посмотрел на Гермиону, которая весь вечер улыбалась.

— Они одинаково травмоопасные, в них большие скорости и принцип игр в целом очень похож, — она объясняла ему это уже в пятый раз, а шёл только второй период.

— Как Эридан вообще полюбил это? — он посмотрел в экран телевизора хмурым взглядом. — Я помню себя в детстве, и любовь к квиддичу появилась у меня только в лет семь. После того, как отец свозил меня на настоящий матч.

— Он полюбил хоккей ещё до рождения.

Гермиона откинулась на спинку дивана и неосознанно положила руку на живот. Драко заметил это её движение. Как много всего важного он упустил. Малфой из всех сил старался отогнать от себя эти мысли, но получалось из ряда вон плохо. Спасала только тлеющая в груди надежда на то, что они смогут всё исправить и наверстать упущенное. Хотя бы таким способом, как сейчас. Через рассказ. С её слов. С её точки зрения. Это всё, что у них было.

— Я была почти на восьмом месяце беременности, когда Эридан стал слишком активным малышом. Особенно ночами. Сначала спасалась разговорами с ним, но надолго этого не хватило. Стоило мне заснуть, как он снова начинал много двигаться. Тогда я стала включать телевизор и заметила, что он успокаивается под хоккейные матчи. В общем почти два месяца я спала только под хоккей.

Гермиона провела рукой вдоль живота поглаживающим движением, а потом, убрав руку, заняла её стаканом с соком.

Он положил свою руку на спинку дивана за её спиной, подкладывая между ними подушку. Видимость объятий. Они слишком много создают видимостей. Лишь бы самим не поверить, что всё нормально.

— Как ты думаешь, как бы всё было, сложись всё иначе?

Она перевела взгляд карих глаз с экрана телевизора, где мужчины продолжали сменять друг друга, гоняясь за одной шайбой, на Малфоя.

— Всё было бы иначе.

***

Она вышла из душа, вытирая волосы полотенцем. Она обожала магию за то, что она упрощала жизнь. Взмахнула палочкой, и ванна наполнена; ещё раз, и вода наполнена мыльными пузырьками; еще взмах, и волосы совершенно сухие. Но в последнее время ей так нравилось делать это всё руками.

Гермиона прошла в гостиную, где воздух был холоднее, чем в ванной. От этого её ноги покрылись гусиной кожей, а она сама поёжилась. Чёрная рубашка Драко доходила ей до середины бедра. Ещё одна маленькая вольность, которую она себе позволила. Конечно, она могла надевать после душа свою одежду, но иногда так хотелось чего-то запретного. Хотя бы его одежды на её теле. Судя по его взглядам, эта вольность ему также приходилась по вкусу.

Она встала в проходе между маленьким коридорчиком, где и находилась ванная комната, и гостиной, где они обычно изучали информацию об обете.

Драко сидел на диване, спиной к Гермионе, и что-то читал. Она почувствовала, как её обволакивала тёплая пелена. Согревающие чары. Только после этого она заметила волшебную палочку в его правой руке.

— Сколько раз тебе повторять, чтобы ты теплее одевалась после душа? — он оторвался от книги и повернулся к ней, осматривая с ног до головы. Гермиона успела заметить, как дрогнул его кадык, когда он сглотнул. — Тебе идут мои рубашки.

Грейнджер закатила глаза и стала подходить к нему.

— Зачем мне одеваться теплее, если мне идут твои рубашки, и ты всегда применяешь на мне согревающие чары?

— Я их применяю только потому, что тебе холодно, — он подпер голову кулаком. — А рубашки ты уже все истаскала за эти две недели.

Она заметила, как сорвался его голос на словах «две недели». Две недели поисков. Две недели отсутствия результатов. Две недели стояния на одной точке.

Гермиона подошла к дивану и села на его спинку, рядом с рукой Малфоя. Её бедра оказались на одном уровне с его лицом. Грейнджер провела ладонью около его волос, будто пытаясь растрепать и без того взлохмаченные волосы. Ей нравилось, когда он сидел перед ней вот такой идеально неидеальный. Никаких уложенных волос, выглаженных рубашек и идущих ему костюмов. Спортивные штаны и футболка. Иногда.

Они как будто действительно бросали вызов магии. Ну или самим себе. Потому что было непонятно, кто сорвется раньше — они или бурлящая внутри магия, которая запрещала им отношения.

— Нам нужны новые книги, это всё просто зря переведенные чернила, — он небрежно кивнул в сторону коробки, куда они сложили все изученные книги. Гермиона же посмотрела на журнальный столик. Под ним был мягкий коврик пепельного цвета с пятном от кофе, который она пролила четыре дня назад, до сих пор непонятно почему они ещё не избавились от этого пятна. Могли попросить хотя бы эльфов. Но всё это было неважно. Она смотрела на ковёр через стеклянную поверхность столика. Ни одной книги.

— У тебя есть идеи? — Гермиона боялась своего такого голоса, который срывался на хриплый шёпот от волнения.

— Да, парочка. Я в них пока не уверен, но думаю, там мы что-то найдём, — она следила за тем, как он теребит уголок голубой декоративной подушки пальцами рук, а его серые глаза не останавливаются ни на одном предмете в комнате дольше, чем на пару секунд.

Нет. У меня нет идей. Всё бесполезно.

Так должен был звучать его ответ, но он продолжал вселять в неё надежду, хотя с каждым днём сам лишался её всё больше.

Гермиона поджала губы и положила свою руку рядом с его. Драко посмотрел ей в глаза, и в них она видела ураган из эмоций. Самыми яркими были паника и безысходность. Волшебница постаралась ободряюще улыбнуться.

— У нас есть ещё время, мы что-нибудь придумаем.

Драко кивнул. Маленькая идиллия, состоящая из взаимной поддержки и подбадривания. Иногда ей казалось, что если им скажут, что через минуту все люди на планете умрут, они вдвоём продолжат твердить друг другу, что время ещё есть, и они обязательно найдут выход.

Идиллию прервали треск из камина и зелёная вспышка света. Они оба обернулись к гостю.

Камин перешагнули стройные ноги Астории, которая старательно делала вид, что её мало волнует внешний вид и положение Драко и Гермионы.

— Я пришла, чтобы вам помочь.

Комментарий к Глава 11

Ну что, как вам глава? Что думаете об Астории?

И вот что касаемо Астории. А точнее её и Драко. Мне тут скинули видео из тт (стоит сказать, что видео прекрасное), и многие нашли там сходство с “НО”. Я же сходств не увидела. Суть видео в том, что Драко говорит Гермионе о своей любви к Астории, при этом признаваясь, что и Гермиону он любил. Так вот вопрос: как вы думаете, что Драко испытывает к Астории в этой работе на самом деле?

P.S. Всем любителям танца из 7 главы посвящается! Это слишком прекрасно! Настя, спасибо тебе ещё раз за “экранизацию” этого волшебства!❤️

https://vm.tiktok.com/ZSJxq2BHD/

========== Глава 12 ==========

Гермиона сидела на стуле, подогнув под себя одну ногу. Совсем неправильно и неидеально в отличие от Астории, которая сидела рядом с прямой спиной, чуть вздёрнутым подбородком и ногами, которые находились в том самом положении, которое описывается во всех книжках по этикету, наверное, даже угол наклона совпал бы без единой погрешности. Девушка была идеальна во всём: бежевые лодочки, делающие ноги ещё длиннее; чёрное приталенное платье, подчёркивающее каждый изгиб фигуры; волосы Астории как всегда были уложены аккуратными волнами и лежали на спине, ни одна прядка не выбивалась из причёски; в голубых глазах не было ни одной лишней эмоции, кроме решительности. Грейнджер тяжело сглотнула и закусила губу, сцепив руки перед собой в замок, сдавливая пальцы. Она опустила взгляд на собственную одежду: всё та же рубашка Драко, в спешке надетые джинсы и босые ноги. Её волосы после душа даже не были приближены к укладке, а уж тем более порядку — местами ещё влажные завитки, которые ведьма запрятала в небрежный пучок несколькими минутами раннее, из которого уже выбилось несколько непослушных кудряшек. Гермиона не хотела сравнивать себя с Асторией, но продолжала это делать, каждый раз проигрывая.

Астория — отличная партия для Драко, она идеально подходит на роль леди Малфой.

Гермионе никогда не стать такой, как Астория, ей даже не приблизиться к ней. Она может перечитать сотню учебников по этикету, выучить десятки танцев для балов, заучить необходимые слова и фразы и даже научиться их вовремя использовать, но Гермионе никогда не догнать Гринграсс в этой гонке за идеальность, за статус, потому что Астория перегнала её ещё при рождении.

— Драко, ты не предложишь мне чай? — голос Гринграсс был слишком мягким, но при этом оставался требовательным. Она ставила себя наравне с Малфоем, и не позволяла себе под него прогнуться. Отличная партия.

Малфой вышел из-за спины Гермионы всё в тех же спортивных штанах, но уже в футболке и с уложенными волосами. Как будто под стать. Только не Гермионе.

— Конечно, — она не смотрела на него, но слышала в голосе улыбку. Он подыгрывал, делал вид, что всё в порядке. Будто всё так, как должно быть. — Тори, не хочешь ли ты чаю?

Тори.

— Ты так вежлив, Драко. Спасибо, я не откажусь, — она плавным движением руки провела по волосам, поправляя их. Будто бы там было что поправлять.

Малфой еле заметным взмахом палочки наполнил чайник водой и вскипятил её. На столе перед ним оказалось три чашки, и, прежде чем наполнить их водой, он повернулся к ним с Гринграсс лицом, обращаясь к Гермионе:

— Грейнджер, ты как, чай будешь? — она кивнула, даже не замечая, как брови Малфоя сдвинулись к переносице, а он сам вглядывался в её лицо. И, конечно же, она не видела сочувствующей улыбки Астории и того, как девушка разочаровано посмотрела на Драко. Гермиона, кажется, вообще ничего не видела.

Грейнджер.

Собственная фамилия из его уст впервые прозвучала так… как? Чужеродно? Неправильно? Неестественно? Он всегда звал её по фамилии, Драко почти никогда не использовал её имя, только фамилия и никак иначе. Никаких сокращений, милых прозвищ или чего-то подобного. Только грубое и резкое «Грейнджер». И ей это нравилось, потому что его интонация всегда была особенной. Её фамилия была особенной. До этого самого момента.

Тори. Грейнджер.

Контраст. Как наждачкой по коже. Как перепутать вентили и включить холодную воду вместо горячей. Как чёрной краской по белому холсту. То же самое, что вставить кадр из фильма ужасов посреди мелодрамы. Добавить рок-композицию в плейлист с классикой.

Детская привычка, которую уже не искоренить. Её фамилия всегда будет вместо имени, потому что этой привычке слишком много лет. С ней слишком много связано. Но и с Тори, она была уверена, связано не меньше. Потому что имя не сокращается случайно. Потому что Джинни стало Джин не потому что так удобнее и быстрее, а потому что Джинни она для всех, но для своих людей она Джин и ей будет всегда. Это о доверии. О личных историях, о разговорах, которые больше никто не слышал. И у них всё это было, но только не было чего-то более близкого и родного, чем собственные фамилии.

Звук поставленной чашки на стол отвлёк Гермиону от собственных мыслей. Длинные пальцы, держащие белое блюдце, почти сливающееся по цвету с его кожей. Она была уверена, что другие чашки он отлевитировал. Красивый жест, вместо слов. Будто знает, что именно её задело. Будто если бы он мог, то обязательно коснулся бы её руки, обязательно бы сжал спинку стула, на котором она сидела. Он обязательно бы коснулся её кожи на плече в извиняющемся жесте. Поддерживая. Успокаивая. Становясь опорой. Но он не мог. И она не была уверена, что хотела бы этого.

Чашка была жестом, показывающим её особенность. Вместо касания. Только была ли Гермиона особенной? Это место по статусу принадлежало Астории, которая сидела рядом. Особенной была Тори, которая поднимала чашку вместе с блюдцем, а затем беззвучно всё возвращала на место. Как Нарцисса — его мать. Гринграсс была отличной партией, а кем была Гермиона? Что она значила? Для чего им все эти мучения с обетом?

Эридан.

Имя сына в голове всплыло слишком резко. Всё это было для него. Раньше. Что изменилось сейчас? Когда фраза «ради сына» перестала быть морфемой в её словах? Уехала ради сына. Вернулась ради сына. Общается с Малфоем ради сына. Пригласила в воскресенье ради сына. Всё было ради сына. Но оставалось ли так сейчас? В какой момент воскресенье перестало иметь значение без Малфоя? В какой момент утренний кофе, приготовленный его руками специально для неё, стал обыденностью? Когда на её кухне в вазе с фруктами появились зелёные яблоки, которые они с сыном просто не переносят? Когда его приход сразу после работы к ним с сыном домой стал правильным? Когда она перестала спрашивать у него, останется ли он на ужин? Ведь Гермиона знала, что Малфой останется. А потом искупает Эридана и пойдёт читать ему сказку. Или, возможно, они втроём окажутся в детской и уснут все вместе, как в её день рождения. В какой день недели для неё стало естественным принимать душ в его квартире? В его ванной комнате появилось две дополнительные зубные щётки в тот же момент, когда у Гермионы с Эриданом стало два дома вместо одного. В какое время суток квартира Малфоя была названа домом её голосом? Когда стало необходимым носить его рубашки вместо своей одежды? В какую чёртову секунду Малфой заполнил собой всю её жизнь?

Гермиона несколько раз моргнула, после чего перевела взгляд с Малфоя на Гринграсс. Гермиона была близка с Драко и оставалась для него Грейнджер, насколько же с ним была близка Астория с этим сокращением её имени до четырёх букв? Ответов не было. Только сердце билось как-то слишком быстро, и желудок скручивало спазмом. Было страшно представить это их близко до головокружения, до ряби в глазах. Хотелось только закрыть глаза и уши и закричать, лишь бы не слышать и не видеть ни одного подтверждения этому близко. Не замечать взглядов друг на друга, незамечать взаимопонимания между ними, не слышать шуток.

Хотелось уйти.

— Я пришла, чтобы вам помочь, — Гермиона повернулась на голос Астории. — В моей семье была история с Непреложным обетом.

— Мерлин, Астория! Мне кажется, у любой чистокровной семьи есть, как минимум, одна история с Непреложным обетом, — он не злился, его голос звучал буднично. Обычно он так же говорил с Эриданом.

Гермиона поджала губы.

— Драко! — голос Астории прозвучал звонче, чем обычно. — Не перебивай меня!

Гринграсс позволяла себе повысить на Малфоя голос, а он ничего не говорил в ответ. Драко скрестил руки на груди, прищурился и недовольно фыркнул, но промолчал, позволяя Астории продолжить говорить.

У них так никогда не было.

Мне нравится моя невестка.

Только ли вам, миссис Малфой?

— У моего дедушки была сестра — Сара Джейн. Она вышла замуж за итальянца, когда ей только исполнилось восемнадцать. Родители её очень любили, Сара была долгожданным и очень желанным ребёнком. Ты знаешь, Драко, — Астория посмотрела на Драко и слегка пожала плечами, — что в чистокровных семьях редко бывает больше одного ребёнка, — Драко кивнул в ответ. — Мать Сары была первой женщиной в роду Гринграсс, которая осмелилась родить второго ребёнка. И после рождения Сары род Гринграсс был проклят одной старушонкой, которая была членом семьи. Её задело то, что ей в своё время не разрешили родить ещё, а заставили остановиться на единственном сыне. С того времени любая женщина нашей семьи, которая рискнёт родить после появления сына ещё детей — умрёт в муках во время родов или сразу после.

Астория отпила из своей чашки, но, как казалось Гермионе, её чай давно должен был закончиться. Только если Драко его не подливал, а его Грейнджер старательно игнорировала. Она вертела свою давно пустую чашку в руках, осознавая, что это тоже неприлично. И будь на её месте Рон, она бы первая сделала ему замечание. Только почему-то ей хотелось отличаться от Астории. Отличаться ещё больше, чем уже было.

Гермиона старательно обдумывала услышанное в минутную паузу, сопоставляя некоторые детали.

— Подожди, — Гермиона даже не заметила, как Малфой дёрнулся от её голоса. Ей вдруг стало тяжело сидеть на собственном стуле, потому что Астория стала источником новой информации, которую бывшей гриффиндорке не терпелось скорее узнать. — Вас в семье двое: у тебя есть сестра, — Астория кивнула, а Гермиона вспоминала все книги, что читала о чистокровных семьях. — И у твоего отца есть младший брат…

— На нас с Дафной проклятье сработать не может, у родителей нет сына. А вот почему оно не сработало на бабушке никто не знает. Она умерла через пятнадцать лет после рождения дяди, папе тогда уже было девятнадцать. Возможно, никакого проклятия вовсе и нет уже, а может и не было.

Гермиона закусила губу и растирала собственные пальцы на руках, сведя брови к переносице. Она даже не заметила, как её чашка снова наполнилась чаем.

— Какое отношение всё это имеет к Непреложному обету? — спросил Драко.

Гермиона подняла голову, посмотрев на него, но серые глаза были прикованы к другой девушке. Гриффиндорка резко выдохнула.

— Сара была желанным ребёнком, и, конечно, её родители не хотели, чтобы она умерла, — Астория провела по безымянному пальцу левой руки большим и средним пальцами правой. Словно собиралась повернуть кольцо. Ну конечно. Там должно быть помолвочное кольцо. Почему его нет?

— Родители заставили дать её Непреложный обет, — Гермиона сама не поняла, какую интонацию старалась вложить в эту фразу: утвердительную или вопросительную.

Гринграсс кивнула, возвращая руки к чашке с чаем.

— Да, Сару и её мужа Никколо Медичи. Прямо в день свадьбы молодожёны поклялись, что у них не будет детей.

Малфой издал непонятный звук, а изо рта Гермионы вырвалось только слово «жестоко». Астория переспросила, посмотрев на Гермиону.

— Это жестоко запретить собственной дочери иметь детей, учитывая, что они и сами прекрасно знали каково это: желать, чтобы были дети, — голос Грейнджер звучал уверено.

— Разве это не разумно? — Астория выгнула одну бровь, бросив на Гермиону снисходительный взгляд, после чего принялась разглядывать что-то за спиной девушки. — Вряд ли бы Сара и сама пошла на рождение ребёнка, зная, что может умереть.

— Она бы даже ни у кого не спросила разрешения, Астория, — Гермиона посмотрела в голубые глаза и заметила, как дрогнули хрупкие плечи от резкого звука. Малфой слишком перестарался с тем, чтобы поставить свою чашку на стол.

Они молчали около пяти минут. Малфой был раздражён, а обе девушки понимали, что ему нужно время остыть. Пусть Астория и не до конца понимала причины злости Драко, она всё равно давала ему возможность успокоиться.

— Стоп-стоп, — в голосе Малфоя всё ещё были слышны стальные нотки, но руки уже не были сжаты в кулаки, — они сначала дали им возможность пожениться, а потом запретили заводить детей? — Астория вновь кивнула. — Как они себе это представляли?

— Контрацептивные зелья были изобретены в середине девятнадцатого века, а заклятия на несколько десятков лет позже, — тон Гермионы был поучительным, и, несмотря на злость, Малфой улыбнулся. На секунду ему показалось, что они снова в школе, и сейчас его ждёт очередная лекция. — Так что не думаю, что с этим могли возникнуть проблемы.

— Гермиона права, — Астория провела рукой по волосам, хотя они всё ещё оставались в прежнем состоянии. — Да и я не думаю, что кого-то это особо сильно заботило. Задача состояла в том, чтобы продлить жизнь дочери, и они её выполнили.

— Ладно, окей, — Малфой встал со стула и несколько раз прошелся по кухне, запуская руки в волосы и взлохмачивая их. Он вернулся к столу, но не сел, опёрся на него руками, наклоняясь к Астории. — В чём суть? Чем закончилась вся эта история?

Гринграсс улыбнулась чему-то своему, будто кто-то в её голове очень смешно пошутил, потому что в реальности никто не смеялся. Гермиона постукивала подушечками пальцев по столешнице, пытаясь избавиться от неизвестных ей покалываний тысячи иголок под кожей. Малфой всё так же стоял с непроницаемой маской на лице. Было сложно сказать, что он испытывает: злость, раздражение или полное безразличие. Но Гермиона была уверена, что сейчас он — пороховая бочка, а зажжённая спичка в руках Астории. И вопрос был только в одном: бросит ли она эту спичку или всё-таки затушит?

Драко стоял к ней в профиль, и Грейнджер не могла видеть его глаз, однако она была уверена, что повернись он сейчас, и она заметит там искорку надежды. Маленькую, светящуюся, согревающую. Вдавливая ладони в холодное стекло, он ждал и верил, что сейчас Астория скажет о том, что обет снять можно, а после этого выдаст ему подробную инструкцию со всеми вытекающими, потому что она пришла помочь. Гермиона давно не верила в сказки, а такие желания были свойственны только им.

Гермиона только надеялась на то, что Астория сейчас расскажет им о древней книге или каком-нибудь ритуале, где обязательно будет пошаговый план действий для снятия Непреложного обета. И она надеялась, что они с Малфоем справятся и снимут их личное проклятие, а потом… Но что потом, Гермиона? За все эти годы она прочитала около сотни книг, которые хотя бы немного были связаны с магическими клятвами. Она читала книгу, даже если по нужной ей теме была всего одна страница, читала в надежде найти ответы. Гермиона находила только истории, сотни историй волшебников, которые столкнулись с Непреложным обетом. Кто-то исполнял обещания и начинал жить нормальной жизнью, без симптомов нарушения клятвы; кто-то просто отказывался и ждал своей смерти; кто-то ступал в её объятия добровольно. Но ни одной истории о том, как кто-то просто избавился от обета, не исполнив данного обещания. Либо выполни, либо умри. Именно таким было название одной книги, где описывались симптомы невыполнения или почти нарушения обета.

У неё не было ни одного.

Ей даже захотелось поверить, что они действительно обманывают магию. А ещё лучше, что она сама им позволяет нарушать запреты. Но Гермиону не просто так считали умнейшей ведьмой столетия и когда-то лучшей ученицей курса. Она была рациональна, не полагалась на мечты и избегала сказок.

Непреложный обет был магией, заполняющей волшебника изнутри, почти вторая кровеносная система. И нарушать запреты этой магии было тем же самым, что бросать вызов собственной судьбе. Это задыхаться в приступе астмы, но не сдвинуться ни на сантиметр к лежащему в метре ингалятору. Это вставать каждый раз и ждать, когда же в магических венах образуется тромб. Они оба ступали по краю, зная, что ни у одного из них нет страховки. Есть маленькая тоненькая ниточка, которая заставляет их цепляться за воздух и увереннее ставить ногу на землю. Их сын. Тот самый трос, заставляющий их врать самим себе, что они стоят не у пропасти или обрыва, а на равнине, посреди цветущего поля; что они вдыхают не холодный колючий воздух, а запах цветов и пшеницы, может быть, мокрой травы.

И Гермиона знала, что они бесконечно могут врать друг другу, себе и всем в округе, что между ними ничего нет и нет даже намёка на отношения. Могут кричать на каждом углу, что они даже не приближаются к друг другу, чтобы ненароком не коснуться. Только вот она также знала, что всё это просто откровенная ложь. У их отношений был серый цвет глаз, словно холодное серебро, и запах старинных пергаментов. У их «не касаться» была шёлковая нить его рубашек на её коже и несколько декоративных подушек на его бёдрах под её ногами каждый вечер. Они нарушали свой обет каждую чёртову секунду, и им обоим только и оставалось, что ждать: а когда же тромб оборвётся.

Они босиком ходили по минному полю, даже не стараясь посмотреть себе под ноги. И каждый раз наступали на мины, только те почему-то не взрывались. Словно поле было усеяно муляжами, среди которых обязательно найдётся настоящая. И каждый раз, засыпая в одной кровати, положив между собой сына, они испытывали собственную удачу.

Оба прекрасно знали, что играют с магией в русскую рулетку, однако, продолжали ставить на кон собственные жизни.

Гермиона посмотрела на Асторию, которая продолжала чему-то улыбаться. В её руках были козыри, которых не было больше ни у кого. И Грейнджер впервые задумалась о том, насколько Гринграсс была бескорыстной. Слизерин славился тем, что туда поступали волшебники хитрые, находчивые, которые всегда добиваются своих целей, даже если ради этого потребуется пожертвовать кем-то на пути.

Хочешь ли ты помочь, Астория? В чём твоя личная выгода?

— У Сары Джейн и Никколо Медичи есть прекрасная дочь Агата, — голос Астории прозвучал слишком ласково, почти нежно.

Гермиона неосознанно провела параллель между Асторией и Беллатрикс. Голос Лестрейндж звучал точно так же, когда она просила их с Драко дать обещание, разрушившее их будущее. Грейнджер слышала те же ноты в голосе, только, кажется, они были добрее. И ей так не хотелось ошибиться.

Гермиона посмотрела на Малфоя, тот даже не дышал. Он всё так же вдавливал собственные ладони в столешницу, а по вздувшимся венам было понятно, насколько он был напряжён. Она перевела взгляд на его лицо, Драко по-прежнему стоял к ней в профиль, но это не помешало разглядеть его немигающий взгляд. Он смотрел куда-то за плечо Астории расфокусированным взглядом. Его губы образовывали тонкую линию, а челюсти так плотно сжаты, что на скулах ходили желваки.

Астория смотрела на Малфоя несколько минут, а затем, наклонившись к Гермионе, сказала, что отойдёт в уборную. Грейнджер дождалась, когда девушка окажется за пределами кухни, а только потом встала со своего стула и подошла к блондину.

— Драко, — почти не размыкая губ, еле слышный шёпот вырвался из её рта.

Малфой вздрогнул и развернулся к ней, опираясь бёдрами о стол. Его ноги были широко расставлены в стороны, а Гермиона переминаясь с ноги на ногу, встала между его, став к нему ближе позволенного. Он склонил к ней голову, приподнимая один уголок губ. А его глаза впервые за долгое время были настолько наполнены яркими эмоциями, их было так много, что Гермиона не смогла выделить даже несколько. Он поставил свои руки на стеклянную поверхность рядом со своими ногами, продолжая рассматривать лицо стоящей напротив волшебницы.

— У тебя веснушек стало меньше, — хмыкнул Драко, улыбаясь реакции Грейнджер: она приоткрыла рот и вскинула брови, широко открыв глаза.

— Серьёзно хочешь поговорить о моих веснушках? — он ощутил её возмущение почти физически, но его продолжали забавлять её реакции. Особенно то, как она скрестила руки на груди и нахмурила брови. Словно она могла на него сейчас по-настоящему сердиться. Малфой пожал плечами. И новая волна возмущения накрыла бывшую гриффиндорку, но она решила не развивать эту тему. — Если мы решим вопрос с обетом…

Малфой перебил её.

— Не если, Грейнджер, а когда.

Она согласно кивнула, исправляя свою реплику:

— Когда мы решим вопрос с обетом, то что мы будем делать дальше?

Драко даже не задумался. Ни на секунду.

— Тебе в деталях или будет достаточно общих черт? — его голос превратился в сладкую патоку, тягучий мёд.

Его лицо оказалось в паре сантиметров от её, а грудь почти касалась груди от частого неглубокого дыхания. Гермиона прищурилась. Она видела, как в его глазах загораются маленькие искорки, вокруг которых пляшут маленькие чертята. Его зрачки значительно увеличились, а ртутные глаза стали цвета мокрого асфальта. Грейнджер спустилась глазами ниже, к его губам. Он провёл по ним языком, а потом закусил нижнюю. И ей вдруг вспомнились уловки девушек, когда они пытаются кого-то соблазнить. Снова взгляд глаза в глаза, улавливая в серых весёлые блики, отголоски не прозвучавшего смеха.

— Малфой! — она вскрикнула, оглядывая кухню в поисках предмета, которым могла бы его ударить. — Я серьёзно!

— Так и я не шутил, — его вырвавшийся из груди смех заполнил собой всю кухню.

Гермиона схватила со стола чайную ложку и ударила Малфоя ей по плечу, что не принесло ему и малейшего вреда. Разочарованно выдохнув, она отошла от Драко и вернулась на своё место. Продолжая смеяться, Малфой поднял упавшую ложку и заметил вернувшуюся Асторию. На её лице проскользнула тень печальной улыбки. Как много она слышала?

— Ладно. Предыстория закончилась, теперь ближе к делу, — Астория прошла по кухне, возвращаясь на свой стул. — У Сары осталось очень много дневников, которые были перевезены из Италии в наше поместье здесь, в Англии.

— Ты одолжишь их нам на время? — спросила Гермиона.

— Я бы с радостью, но, к сожалению, на них кровная защита: их нельзя вынести за пределы библиотеки нашего дома, — Астория вздохнула, проведя рукой по волосам. — Мы могли бы все вместе отправиться в наше поместье и изучить всё вместе.

— Это отличная идея, — Малфой тут же отреагировал на предложение Астории, которое не понравилось Гермионе, о чём она поспешила сообщить.

— Астория, — она посмотрела на девушку, — я думаю, что это будет не совсем уместно.

— Грейнджер! — Драко буквально прорычал её фамилию, но она даже не повернулась, продолжая смотреть только на Асторию.

— Драко может приходить в удобное ему время, если он захочет, — Гринграсс кивнула на Малфоя, даже не повернувшись в его сторону. — А так я готова изучить всё сама, конспектируя основные моменты.

— Если тебя это не затруднит, — Грейнджер чувствовала, как зудит её кожа на шее от пристального взгляда Малфоя, но продолжала его игнорировать, не отворачиваясь от Астории.

— Никаких проблем, Гермиона, — она улыбнулась. — Я сама предложила помощь, и я готова её предоставить. Только мне бы тогда хотелось знать то, что уже успели выяснить вы, чтобы я не тратила время впустую.

— Конечно, с этим не будет никаких проблем, — Гермиона тоже улыбнулась и, наконец, повернулась к Драко.

Если бы взглядом можно было обжечь, она бы горела. От его весёлого настроения не осталось и следа. Линия челюсти выделялась слишком сильно, а скулы стали острыми. Его ноздри раздувались от сдерживаемого гнева. Драко перевёл взгляд на Асторию, и Гермиона понадеялась, что он хоть немного смягчил взгляд. Однако ничем неприкрытое удивление на её лице говорило об обратном. Голубые глаза волшебницы быстро пробежались по Гермионе, а затем вернулись к пышущему гневу мужчине.

— Тори, — он сказал это таким ласковым голосом, что девушку даже передёрнуло. Малфой звучал неестественно. — Ты не могла бы оставить нас с Гермионой наедине на пару минут? — Драко совершенно точно увидел в глазах Гринграсс сомнение. — Пожалуйста.

Девушка неуверенно кивнула, поднялась на ноги, чуть оступившись, и засеменила к выходу из кухни. Бывшая гриффиндорка проследила за тем, как волшебница проходит по гостиной и садится на диван, всё время оглядываясь на кухню. Гермиона даже смогла усмехнуться этому. Неужели милая Тори ни разу не познала гнева Малфоя? А ведь она без пяти минут его жена. И кому из них двоих повезло больше? Гринграсс, которая не познакомилась с этой стороной Драко? Или Грейнджер, которая знала даже эту его сторону?

Она посмотрела на Малфоя, который не сводил с неё взгляда. Она должна была испугаться его так же, как это сделала Астория. Но этого не происходило. Она будто бы ждала этого. Ждала момента, когда же он сорвётся, когда он больше не сможет терпеть все её выходки. И вот он, момент настал.

— Грейнджер! — он наклонился к ней ближе, стремительно сокращая расстояние.

Как же хорошо, что между ними стоял стол.

Подняла на него глаза, встречаясь с серыми льдинами. В его глазах была буря — ветер, разносящий ледяную крошку, а она так смело ступала в объятия этой бури, что ей становилось страшно от самой себя. Это ненормально. В общем-то, как всегда.

— Что значит «это неуместно»? — он шипел ей эти слова в лицо. Не спасал даже стол.

И как прекрасно, что их сдерживал Непреложный обет.

Потому что она так красочно представила, как он соскакивает со своего стула, хватает её за запястья и дёргает на себя. На коже обязательно бы остались багровые пятна, которые чуть позже посинели бы и вызывали бы боль от любого прикосновения.

Он не мог так сделать, и она даже не была уверена, что была от этого счастлива.

— То и значит, Малфой, — её голос оставался спокойным, немного даже равнодушным и безразличным. И это злило его ещё сильнее. — Астория всё ещё остаётся твоей невестой.

— Блять, Грейнджер! — он выкрикнул это так громко, что Гермионе удалось заметить боковым зрением, как дёрнулась Астория в гостиной на диване.

— Драко, давай поговорим спокойно, — она глазами показала ему на Асторию, которая сидела на диване с чересчур прямой спиной, словно ей вставили в позвоночник спицу.

Он проследил за её взглядом и наложил на кухню заглушающее заклинание, схватив перед этим палочку со стола.

— Драко, — она тоже встала и подошла к нему, положив руку на стол. — Она всё ещё твоя невеста, и мы не можем заявиться в её дом, чтобы найти способ снять обет. Это неправильно. В первую очередь, по отношению к ней.

— Я же сказал тебе! — он всё равно срывался на крик. — Эти два месяца тебя волнуют только ваши с Эриданом чувства!

— Она не обязана смотреть на нас двоих! И на то, как мы ищем способ по сути расстроить вашу свадьбу! — она тоже сорвалась на крик. — И я тоже не хочу смотреть на вас двоих!

— Не хочешь смотреть на нас двоих? О чём ты? — он всплеснул руками.

— Я о тебе и Тори!

— Тори? — гнев сменился недоумением, захлестнувшим Малфоя с ног до головы.

— Тори, не хочешь ли ты чаю? — она старалась максимально точно передать его интонацию, но, кажется, она терпела крах, делая тон издевательски-слащавым. — Тори, ты нас не оставишь? Да пошёл ты, Малфой, вместе со своей Тори!

Он проследил за её рукой, которой она неосознанно махнула в сторону гостиной, где по-прежнему сидела Астория. На его губах возникла довольная улыбка. Ему в секунду расхотелось с ней ругаться и спорить. Грейнджер приревновала.

— Так ты хочешь, чтобы я называл тебя иначе? — его голос вновь превратился в патоку. — Гермиона.

— Малфой! — она рыкнула в его сторону, становясь ещё ближе. — Иди к чёрту!

— Только вместе с тобой, милая, — она следила за тем, как его губы растягиваются в улыбке, распаляясь всё больше. — Подожди меня, я пойду провожу Асторию, — он сделал акцент на имени, и, усмехнувшись, направился в гостиную, развернувшись к Гермионе у самого выхода из кухни. — Там в холодильнике есть апельсины, надеюсь, они поднимут тебе настроение.

***

Он слышал, как Гермиона хватала ртом воздух, задыхаясь от собственного негодования. Малфой мог поклясться, что знал выражение лица, которое сейчас застыло на ней маской: прищуренные глаза, нахмуренные брови, сжатые зубы и вздёрнутый к верху нос.

Всё это было странно, потому что это не было нормально — знать её до таких мелочей, до деталей. Драко знал наверняка, что будь у неё волшебная палочка, она запустила бы в него проклятьем. Но волшебной палочки не было ни в руках, ни где-то поблизости. Она лежала под журнальным столиком, выставляясь рукояткой наполовину и преграждая путь к дивану. Малфой запинался об древко несколько дней, заставлял прибирать её на место, но вскоре просто начал автоматически её перешагивать.

Грейнджер уходила в душ без палочки, что несказанно его удивляло, потому что Уизлетта постоянно жаловалась на неумение Поттера расставаться с волшебной палочкой, а он всегда отшучивался, только в компании. Однажды они опустошили почти две бутылки огневиски за пару часов, и Поттер признался, что просто не может быть без палочки, потому что так родные ему люди в безопасности. Он рассказал о их скитаниях по лесам и о том, как они по очереди засыпали, крепко сжимая в руках древко, которое стало для них почти ещё одной конечностью. Драко был уверен, что у Грейнджер с её желанием всех спасти в купе с материнским инстинктом и привычкой палочка должна была врасти в ладонь.

Однако, каждый раз переступая камин его квартиры, она откидывала своё магическое оружие за ненадобностью, проходила на кухню, где заваривала себе чай, и устраивалась на диване, снова откидывая палочку, но уже на пол под журнальный столик, где древко проводило всё время, пока она не уходила к себе. Грейнджер никогда не возвращалась за своей палочкой, даже если она была ей необходима, например, на кухне. Бывшая гриффиндорка всегда брала палочку Малфоя, которая почему-то беспрекословно её слушалась и слишком идеально ложилась в её ладонь.

Драко слышал, как брякнула дверца холодильника, и он просто не смог сдержать улыбки. Грейнджер всё ещё на него злилась. Она его приревновала. Этот факт растекся по его венам вязкой карамелью, бережно взращивая и впуская в его кровь серотонин, заставляя тот бежать по венам к мозгу. Малфой и сам не понял, как за секунду сменил гнев на милость. В одну секунду ему стали неважны её реплики о недопустимости, потому что мозг проигрывал в голове каждую ревнивую нотку, словно заевшую пластинку.

Малфой посмотрел в сторону дивана, встречаясь с голубыми глазами, в которых всё ещё плескался ничем не прикрытый страх. Так не аристократично показывать собственные эмоции, но ему не удавалось обвинить в этом Асторию, потому что он просто этого не хотел.

Его мать обожала Гринграсс за воспитание и манеры, отец — за чистоту крови. Они любили её, как родную дочь, и ждали того дня, когда, наконец-то, с ней породнятся. И только за это она должна была ему нравиться, потому что Астория не была выгодной сделкой или договорным браком, она, в первую очередь, была девушкой, которая полюбилась его родителям за саму себя, а не за наследство и статус. Хоть те тоже сыграли не последнюю роль. Она должна была ему нравиться. Хотя бы за свой покорный характер, ведь именно поэтому Астория никогда не видела его в гневе, она не противилась ему: высказывала своё мнение, не соглашалась, но не вынуждала признавать себя неправым. В отличие от… неважно. Она должна была ему нравиться за обёртку, потому что Астория Гринграсс была красива.

И Малфой готов был признаться, что любил внешность Астории. Девушка обладала восхитительной фигурой, длинными ногами, аккуратными формами, влюбляющими в себя голубыми глазами. Но Драко почти любил её каштановые волосы, которые всегда были уложены мелкими волнами на её спине. Почти кудряшки. Почти любил. Ему нравилось накручивать их на палец, когда они проводили время вместе, но вскоре он понимал, что её волосы слишком идеальны, чтобы их любить. Как и она сама.

Драко замечал в ней вымеренные движения, отшлифованные ещё в детстве до неестественности. Мужчина смотрел на то, как правильно она сидит, будь то стул за ужином или кресло в библиотеке после. Она должна была ему нравиться за те черты, что в ней любили его родители, но он её за них ненавидел. Потому что слишком идеальная, слишком правильная, слишком покорная, слишком нормальная.

Астория встала с дивана, повернувшись к нему всем телом, но так и не скрыла своего напряжения. И это было так неправильно, что вызывало в Малфое диссонанс. Потому что Тори должна поступать иначе. Но отчего-то она не поступала, а только сжимала в руке свою сумочку, проводя второй по идеальным волосам.

Астория никогда не видела его таким, потому что просто никогда не выводила его на подобные эмоции. Потому что просто принимала, даже не зная, что же за кот сидит в мешке. Малфой передёрнул плечами, словно стараясь сбросить взгляд с зудящей кожи. Он даже знал чей.

— Извини меня за это, — он неопределённо махнул головой себе за спину.

Как двусмысленно. За что ты извиняешься, Малфой? За то, что не сдержал эмоций? Или за то, как вас с Грейнджер застала Астория? Трижды за один день.

— Брось, Драко, — девушка сделала несколько шагов в его сторону, приблизившись, но ни на миллиметр не нарушив его личного пространства. Потому что так правильно, так положено.

Малфой выдохнул.

— Есть, Тори, и ты это знаешь, — уголки его губ дрогнули, якобы в мимическом спазме.

Да, конечно.

В голове нарисовалась слишком яркая картинка того, как Грейнджер передразнила его произношение имени Гринграсс-младшей, чтобы он на это не отреагировал.

Астория нахмурилась, отчего на её лбу между бровей образовалась маленькая складочка, которую Драко тут же разгладил большим пальцем правой руки, проведя им по коже. Они дёрнулись оба. Не чужой жест в их отношениях, но такой чужой в их ситуации. Он сжал губы. Внутри всё переворачивалось только от одной мысли о реакции Грейнджер на этот его жест. Он знал: очередного скандала не избежать. Тяжело выдохнул.

Ему всё время буквально не хватало воздуха.

— Я приду к тебе завтра, — он вернул свою руку на место, заговаривая с Асторией. — Расскажу тебе всё, что мы узнали.

— Конечно, Драко, — она улыбнулась и сделала полшага вперёд. — Напиши мне о времени твоего прихода.

Малфой кивнул и первым притянул девушку к себе, заключая в объятия. В нос ударил цветочный запах с примесью каких-то специй. Они отстранились одновременно друг от друга, и Драко успел заметить, как голубые глаза метнулись в сторону кухни на пару секунд.

Астория перешагнула камин, продолжая улыбаться. Драко закрыл глаза, делая глубокий вдох, как только зелёное пламя скрыло от него волшебницу. Он ждал, что, открыв глаза, увидит перед собой собирающуюся Гермиону, но этого не произошло. Ему даже показалось, что он задремал стоя, упуская, как ведьма сбегает из его квартиры. Однако её волшебная палочка всё ещё лежала на своём привычном месте. Малфой развернулся к кухне. Гермиона сидела на стуле, поставив пятки рядом с ягодицами — согнув ноги, и положив на колени подбородок. Девушка задумчиво смотрела на книжную полку, автоматическими движениями очищая дольки апельсина от ненужного. Грейнджер настолько не менялась в лице, что он подумал: а чувствует ли она вообще сейчас что-то.

Чувствовала. Его взгляд, как минимум. Слегка вздрогнув, выбираясь из оцепенения, она посмотрела на него.

Серые и карие.

Весь его мир сжался до карих радужек глаз. Из лёгких уже выветрился восточно-цветочный аромат парфюма, сменяясь на запах роз и корицы. Иногда Драко думал, что так пахнет всё в его квартире, вплоть до его одежды.

Они смотрели друг на друга несколько минут, не предпринимая попыток заговорить, Драко всё ещё ожидал очередной ссоры. Гермиона же судорожно поджала губы, опуская глаза к фрукту в её руках.

Драко сделал неуверенный шаг вперёд, ожидая её реакции, которой не последовало. Выдохнул и прошёл на кухню, садясь напротив неё. Мелкие, резкие движения пальцами, покрасневшие щёки и подрагивающие ресницы с сжатыми в тонкую линию губами. Злится. Его пугало, когда она молчала, не высказывала всего, что думает, и никак не провоцировала его на собственные эмоции. Это было какое-то помешательство на её реакциях. Биполярное расстройство, не иначе. Когда она молчала, ему больше всего хотелось, чтобы она кричала, но стоило ей открыть рот, издавая звуки, хотелось запустить в неё Силенцио.

Противовес из собственных эмоций и чувств никак не отпускал. Астория была водной гладью — его личной тихой гаванью, с которой у него была уверенность в завтрашнем дне. Грейнджер была оголённым проводом, канистрой с бензином — поднеси спичку и всё вспыхнет, сжигая к чертям, не оставляя после себя ничего. С ней не было уверенности даже в следующей минуте.

Только вот стоило ему посмотреть на неё такую: обиженную, расстроенную, немного раздражённую и обозлённую на весь мир из-за него, и ему хотелось простить ей всё на свете. Только пусть и дальше будет рядом.

— Нам в Хогсмид скоро, — его голос прозвучал слишком тихо, тише, чем ожидалось, однако она всё равно подняла на него свои глаза. — Отправимся туда от нас или от Поттера?

— Вы всегда идёте туда вместе, — она откусила кусочек апельсина от последней дольки, — будет правильно, если мы не будем этого нарушать.

— Знаешь, Грейнджер, — он подождал, пока она поднимет на него взгляд, а только потом продолжил говорить, — единственное в чём я уверен в этой жизни: это то, что даже в восемьдесят ты будешь рассуждать о том, что правильно для других, а не предпочтительно для тебя.

Гермиона закатила глаза.

— Зато ты, как и всегда, будешь думать о себе, — она обернулась в поисках его палочки, чтобы убрать мусор.

— Думаешь, что-то изменится в мире, если мы вдруг поменяем своё мышление хотя бы на пару минут? — он невербально призвал свою палочку и сам убрал кожуру от апельсина.

— Как минимум, произойдёт маленькая катастрофа.

Драко усмехнулся.

У них и так постоянно происходила катастрофа. Буквально каждую минуту.

Грейнджер встала со стула и, не проронив ни слова, ушла в спальню переодеваться.

***

— Гарри, Джинни! Я так рада вас видеть, — Грейнджер повисла на шеях своих друзей так, словно не видела их десять лет. Хотя даже после пяти лет отсутствия она была не менее эмоциональной. — Рон!

— Малфой, — выбравшись из объятий лучшей подруги, Гарри подошёл к Драко, протянув ему руку.

— Поттер, — Драко ответил на рукопожатие, заметив приближающегося к ним Уизела.

Они обменялись с Роном сухими приветствиями.

— Блейз с Пэнси будут ждать нас там, — произнёс Драко, ненароком возвращаясь глазами к стоявшей неподалёку Грейнджер.

Он настолько привык её наблюдать в зоне своей видимости, что потерять Грейнджер из вида казалось чем-то кошмарным, сродни катастрофе.

— Тогда можем отправляться, — Поттер позвал девушек, и они всей компанией отправились на улицу, откуда трансгрессировали в Хогсмид.

***

Драко знал, что Поттер задержится на несколько минут, останавливаясь посреди улицы. Он всегда так делал, пока Драко вместе с малой частью семейства Уизли направлялся в «Три метлы» — бар, пропитанный воспоминаниями о беззаботном детстве, когда можно было бесконечно задевать Золотое трио, и разбитый грязнокровкой нос оказывался самой большой проблемой. Сейчас он отправлялся в этот бар в компании своих друзей и всё того же небезызвестного Золотого трио, а та самая грязнокровка была матерью его сына. Забини всегда ему говорил, что у жизни самое отвратительное чувство юмора. Драко в этом убедился.

Он обернулся всего на секунду, чтобы не упускать Грейнджер из вида, и заметил её стоящей рядом с Поттером и сжимающей ему руку. Он всегда думал, что главная поддержка после свадьбы — жена, а лучший друг тот, с кем ты обсуждаешь проблемы в пьяном бреду. Думал. Раньше. Глядя на Поттера он понимал, что есть вещи, которые не все могут понять. Как сейчас у Поттера и Грейнджер. Между ними висело, как минимум, около сотни неозвученных мыслей, но было такое понимание, какого люди после брака не достигают. Между этими двумя были истории и эмоции, которые не были доступны другим. Драко только удивляло, что Вислый не стоял рядом с ними, а шёл в «Три метлы» и перебрасывался шутками с сестрой. Так же, как и другом был не тот, с кем ты напиваешься до развязанного языка. Потому что вряд ли бы Малфой смог назвать Гарри Поттера своим другом. Им был Блейз, умеющий вовремя похлопать по плечу или подать стакан (не всегда с водой).

Драко знал, что Уизли так увлечены своим разговором, что не обратят внимания на его замедлившийся шаг, а бездумно под него подстроятся. Он этим воспользовался. Ему не хотелось терять её из виду ни на секунду, и он никак не мог себе этого объяснить.

Поттер и Грейнджер догнали их через пару минут, и в бар они вошли полным составом. Обнаружить Блейза и Пэнси не составило никакого труда. Они сидели за самым дальним столиком, о чём-то переговариваясь. От глаз Драко не скрылось, как лежала рука Забини на спинке стула Пэнси, касаясь её спины. Малфой с трудом сдержал улыбку.

Отправив других за столик, они с Поттером отправились за выпивкой, обнаружив, что на столе было абсолютно пусто. Бутылка огневиски для них, стакан сока для Джинни и бокал сливочного пива для Грейнджер. Всё по стандартам.

Вернувшись к столу, они сели на свободные стулья. В этот раз Драко пришлось сесть рядом с Грейнджер. Он поставил перед ней её сливочное пиво, пока Поттер выслушивал возмущения своей жены по поводу того, что она просила пиво, а никак не сладкий сок. Каждый раз, смотря на этих двоих, Малфой старался представить себе беременную Грейнджер. Ему казалось, что она должна была быть ещё более занудной, чем обычно, но от этого и более милой.

Он не знал, почему считал её именно милой. Обычно девушки слышали от него другие комплименты, но она всегда была просто милой. Просто. Это даже забавно. Вряд ли Драко мог отнести Грейнджер в разряд просто. С ней никогда не было просто.

— Забини, — её голос растекся патокой по его венам, несмотря на то, что обратилась она даже не к нему, — ты не скажешь мне, почему мой сын утверждает, что все проблемы можно решить бутылкой огневиски?

Малфой прыснул. Он всё ещё с ужасом вспоминал её негодование после того, как Эридан, вернувшись от Блейза, заявил, что хочет огневиски на завтрак, якобы ему нужно решить проблемы.

— Грейнджер, — мулат с трудом сдерживал смех, отчего растянул гласные в фамилии девушки, — твой сын смышлёный малый и понял всю суровость жизни ещё в детстве. Нет поводов для расстройства.

— Да? — она выгнула одну бровь. — А снятие стресса способом, до которого я ещё не доросла, ты тоже назовёшь суровостью жизни?

Пэнси, закусив губу, положила на плечо Забини руку в поддерживающем жесте, пока бывшие гриффиндорцы (кроме Гермионы, естественно) откровенно посмеивались, скрывая улыбки за стаканами.

— Вот это и правда получилось совершенно случайно! — Блейз выкрикнул эту фразу, выставив руки вперёд, чуть их приподнимая, будто Гермиона могла броситься на него в любую минуту. — И вообще! Он же будущий мужик, тем более слизеринец! Так что всё нормально, Грейнджер.

Малфой сочувственным взглядом посмотрел на друга, протянув при этом недолгое «ууу». Они столько раз с Гермионой спорили на тему будущего факультета сына, что ему это просто надоело, и он смирился с мнением Грейнджер. Тем более на подкорках сознания он был с ней согласен. Эридан был слишком храбрым и местами безрассудным. Прямо как Поттер.

От споров их отвлёк громкий возглас где-то у входа, на который они все и обернулись. Теодор Нотт приветственно махал какой-то блондинке у бара, направляясь прямо к ней. Драко бросил быстрый взгляд на подругу, замечая её побледневшее лицо и крепко сжатую руку Блейза на её плече.

— Вы уже слышали новость о вратаре из «Пушек Педдл»? — перевести тему на квиддич было самое верное решение, все тут же забыли о споре на тему будущего факультета Эридана и громком появлении Нотта в Хогсмиде.

Драко повернулся к Гермионе, которая молча пила своё сливочное пиво. Она всё так же не интересовалась спортом. Ему даже стало интересно, как она терпит хоккей, но потом подумал, что этот маггловский вид спорта просто вызывает у неё приятные ассоциации.

Грейнджер перевела задумчивый взгляд с Пэнси на него и сдержанно улыбнулась. Иногда ему казалось, что стоит ей на него посмотреть, и время тут же останавливалось. Жаль, что это было не так.

***

На следующий день он, как и обещал, переступал камин в поместье Гринграсс. Астория уже встречала его.

— Привет, — она улыбнулась, обнимая его в приветственном жесте. — Пойдём сразу в библиотеку, чтобы не задерживаться.

Он прищурился, уловив в словах девушки двойной подтекст, но решил это просто проигнорировать. Ему действительно хотелось разобраться со всем поскорее, чтобы вернуться в квартиру, где его обещала ждать Грейнджер вместе с Эриданом.

Они прошли в библиотеку, где за небольшим столом уже было разложено огромное множество книг и старинных дневников с пожелтевшими страницами. Рядом со всем этим беспорядком стояла чашка с давно остывшим кофе. И во всём этом Малфою обнаружилось что-то очень знакомое, где-то даже любимое.

— Я уже начала кое-что читать, — Астория кивнула головой на стол, предлагая Малфою присесть на небольшой диванчик.

— Нашла уже что-нибудь? — он старался сделать свой тон максимально дежурным, не выдавая особого интереса. Спрашивал так, как это было бы правильно в аристократическом обществе.

— Все дневники Сары на итальянском, — она пожала плечами, — пока тружусь над переводом.

— Спасибо тебе, Тори, — он протянул к ней руку, чтобы сжать её ладонь, — за помощь.

— Пока не за что, Драко, — она провела большим пальцем руки по тыльной стороне его ладони. — Так что? Поделишься информацией?

Следующие полчаса Драко рассказывал Астории всё о Непреложном обете, что ему удалось узнать за последние пару недель. Гринграсс внимательно слушала, иногда вставляя свои какие-то реплики, так как и сама успела кое-что изучить.

— Итак, мы имеем дело с магией, — она поднялась с дивана, медленно проходясь вдоль него по библиотеке, — которая не подвластна ни одному магическому закону, — Драко кивнул. — Магия, которая сама распоряжается и ни от чего не зависит.

— Да. Которая имеет несколько симптомов, которые запускаются, если волшебник не укладывается в сроки, если они были обговорены, или просто не прямо, но нарушает обещание.

— Мгм, — Астория провела рукой по волосам. — Головная боль и головокружение, тошнота, тремор рук, ломота в мышцах, верно?

— Да, симптомы, которые легко приписать простуде или проблемам с давлением.

— Ещё что-нибудь? — она посмотрела на Драко.

— Нейтральная магия, не относящаяся ни к светлой, ни к тёмной стороне, улавливающая любое слово или действие, — Драко потёр лицо руками. Ему казалось, что даже если его разбудить посреди ночи, он сможет выдать всю эту информацию, не запнувшись.

— То есть? — Астория подошла к своим книгам.

— Никаких пояснений в книгах, — он встал с дивана. — Возможно, речь о выполнении обещания.

— Хорошо, я всё поняла, — Гринграсс подошла к Драко, мягко касаясь его плеч руками. — Мы найдём выход, Драко.

Он посмотрел ей в глаза и впервые задумался о словах Гермионы.

— Зачем ты всё это делаешь, Астория?

Она на секунду сжала его плечи, а затем отпустила, отворачиваясь.

— По той же причине, что и Гермиона просит тебя жениться на мне, — её голос дрогнул, но когда она повернулась, её лицо было прежним.

— Тебе же от этого никакой выгоды.

— Счастье лю… — она запнулась, но быстро исправилась, — дорогого тебе человека порой важней каких-то выгод.

Астория улыбнулась, а Малфой даже не понял как оказался в гостиной с камином, через который пришёл сюда часом ранее. Он спешно попрощался с девушкой и переступил камин, бросив летучий порох под ноги и назвав адрес своей квартиры. Он с необъяснимым трепетом ожидал встречи с Грейнджер и сыном. Ему так хотелось провести с ними время в спокойствии, хоть на немного забыть о проблемах.

Переступил камин своей квартиры, бросая взглядна журнальный столик, под которым почему-то не лежала привычно волшебная палочка из виноградной лозы. И вообще в квартире было слишком тихо, и его почему-то никто не встречал.

В квартире было пусто. Никого не было. Его не просто никто не ждал, кто-то старательно сбегал перед его приходом.

Драко разочарованно вздохнул.

— Какая же ты идиотка, Грейнджер.

Комментарий к Глава 12

Ну что, как вам новая глава?

Теперь официально это моя любимая глава❤ Моя бета поинтересовалась, почему же именно эта глава стала любимой, а я не знаю. Единственная глава, где люблю не определённый момент/фразу/строчку, а каждое слово.

Мне очень нравится комментарий о надежде на поцелуй. Предлагаю сделать ставки, когда это произойдет (ну, если вообще произойдёт, конечно)?😁

========== Глава 13 ==========

Комментарий к Глава 13

Мы сегодня припозднились, но не опоздали)

Приятного вам чтения! Жду вашей обратной связи!)

Треск, запах пепла, частицы летучего пороха, забившиеся в нос, сопровождали лёгкое головокружение — привычные последствия магического перемещения по каминной сети. Нога ступила на мягкий ковёр, лёгкий взмах палочкой и остатки пепла исчезли с одежды. Малфой осмотрелся, его никто не встречал. Нахмурив брови, поднял руку и посмотрел время на часах. Из детской донёсся смех, точнее два: детский и мужской. Плечи Драко напряглись, он сжал палочку, судорожно сглотнул и убрал волшебное древко в карман. Эридан смеялся, а значит, сын был в безопасности. Палочки в руке не было, но она всё равно оставалась сжатой в кулак. Драко был уверен, что не слышал Грейнджер, и это беспокоило его ещё сильнее. Он старался шагать, как можно тише, у него даже промелькнула мысль, чтобы кинуть на собственные ноги заглушающее заклятие, но Малфой быстро отмёл её в сторону. К его счастью, пол под ногами ни разу не скрипнул. Мужчина стоял напротив двери из светлого дерева, прислушиваясь к звукам. Левый уголок губы дёрнулся вверх, когда Драко смог разобрать лепетания Эридана, а затем смог облегчённо выдохнуть, услышав голос известного героя. Малфой даже не понял, в какой момент успел задержать дыхание.

— Поттер, — открыв дверь, в первую очередь Драко бросил взгляд именно на взрослого волшебника, а только потом посмотрел на сына и присел на корточки, раскрыв руки для объятий.

— Малфой, рад видеть, — Гарри кивнул в приветственном жесте, улыбнувшись, глядя на мальчика, что уже начал рассказывать очередную историю.

— А где…? — Драко обвёл комнату взглядом, остановившись на своём собеседнике. Он взял сына на руки и встал.

— Она ушла по срочным делам, что-то у родителей стряслось, — Поттер подошёл к Драко и протянул руку.

Малфой также протянул свою и сжал ладонь бывшего школьного врага. Он негромко хмыкнул и едва удержался, чтобы не закатить глаза.

Поведение Грейнджер выводило его из себя. Он чувствовал, как по венам растекается это саднящее чувство раздражения, обжигая все его внутренности. Как горячая вода, наполняющая ванну, которая бежит по дну к ступням, обволакивая их и обжигая кончики пальцев. Драко казалось, что сердце качает не кровь, а расплавленное железо. И виной тому была Грейнджер, а точнее её поведение.

Она поступала так по-детски, что не знай Драко наверняка, он ни за что бы не поверил, что у неё есть ребёнок, и что она когда-то пережила войну. Ведьма бегала от него уже почти неделю. В Министерстве он никак не мог застать её на рабочем месте, у него она не появлялась с тех пор, как сбежала в воскресенье, пока Малфой был у Астории. Он никак не мог назвать это по-другому. Грейнджер будто бы пряталась от него. Когда Драко заявлялся к ним, она тут же уходила, оставляя их с сыном наедине.

Однако больше всего Малфоя бесило именно то, что он не понимал мотивов её поступков. Драко ни разу не переступил границ с Тори, и Грейнджер сама отказалась от того, чтобы посетить поместье Гринграсс. Написала ему вечером того же дня какое-то короткое письмо с просьбой рассказать то, что он узнал, и ни слова больше.

— Что у вас с ней? — голос Поттера выдернул его из раздумий.

Драко поудобнее перехватил сына, и, посмотрев на него, пожал плечами:

— Понятия не имею.

Оба мужчины одновременно посмотрели время на часах, Драко поставил Эридана на пол.

— Поттер, ты можешь идти. Я заберу Эри к себе, а Грейнджер оставлю записку, — Драко поправил волосы и, наклонившись к сыну, отправил его собирать вещи. — Я тебя провожу.

— Конечно, — Гарри присел перед Эриданом на корточки, и малыш тут же его обнял. — Пока, дружище, много не шали, — он потрепал ребёнка по волосам, взлохмачивая их, и вышел из детской вслед за Малфоем.

Драко шёл вперёд, чувствуя на спине чужой взгляд, который нервировал его ещё больше. Он старался игнорировать Поттера, его вопрос об их отношениях с Грейнджер и собственное раздражение. Он знал, что сейчас заберёт к себе сына, встретится со своими друзьями, и всё будет отлично.

Ему бы этого хотелось.

Но он совершенно точно не был в этом уверен. Потому что в его квартире выветривался запах роз и корицы, потому что все его рубашки висели в шкафу идеально выглаженными и свежими, потому что уже пять дней он не варил утром сладкий кофе с молоком, и потому что вчера он выкинул испортившиеся апельсины в мусорное ведро. Драко всё ещё переступал пространство на полу около журнального столика, где обычно лежала её волшебная палочка. Ему было дико неудобно класть декоративные подушки под спину, но ещё неудобнее они ощущались на бёдрах без дополнительного веса стройных ног. Казалось бы, всего пять дней, а его квартира так резко опустела, лишившись чего-то очень важного, чего-то очень необходимого. Будто бы из его дома выкачали весь воздух разом, не оставив ему и капельки, чтобы он смог сделать последний вдох.

Ему было странно.

Сидя на работе, он всё время поправлял воротник рубашки, словно тот душил его. Драко не понимал собственных ощущений. Это было что-то очень знакомое, возможно, уже им забытое. Переступая камин собственной квартиры, Малфой готов был скулить от окружающей его пустоты. Это было необычно. Ему хотелось провести по себе руками, чтобы зацепить кожу и снять её, как плёнку с экрана нового телевизора. Он жмурился, закрывал изо всех сил глаза, тёр их руками, но картина мира всё равно была не такой. Местами тусклой и серой и совсем не интересной. Садясь на диван с очередной бесполезной книгой, Драко хотелось вцепиться в собственную грудную клетку руками и раскрыть её, чтобы понять, что же там так тянет. Внутри человека не может образоваться чёрная дыра, поглощающая всё вокруг. Ведь не может, правда? Но правды не было, просто не существовало, как и способа оживить умершего. Правда была самой нереалистичной вещью во всей Вселенной, не говоря уж о мире. Потому что правда преломляется, как луч света, отразившийся в зеркале, пока летит из одних уст в другие. А значит, и чёрная дыра в груди могла существовать. И она существовала. Она даже имела название. Такое чуждое и непривычное Малфою. Тоска.

Он скучал.

— Так всё же, Малфой, — Гарри затормозил у самого камина, обращаясь к стоявшему сбоку от очага мужчине, — что у вас произошло?

— Я уже те…

Поттер его перебил, не дав проговорить и половины предложения.

— Брось, Малфой! Я в это не поверю! — бывший гриффиндорец следил за тем, как Драко берёт вазочку с летучим порохом и протягивает её ему.

— Тебе придётся поверить, Поттер, — Драко кивнул на ёмкость в его руках. — Я хотел бы знать ответы не меньше твоего.

Темноволосый волшебник резко выдохнул и, покачав головой, протянул руку к пороху, набирая его в кулак. Он ступил в камин и, прежде чем бросить порох под ноги, спросил:

— Вы когда мучить друг друга перестанете?

Не дожидаясь ответа, мужчина назвал нужный адрес и скрылся в зелёном пламени, оставляя Драко наедине со своими мыслями.

— Папа! Я собрался! — в ноги бывшего слизеринца со всего размаху врезалось маленькое тело, обхватывая их.

Драко улыбнулся. Вот он — тормоз, не позволяющий сорваться в пучину собственных мыслей и терзаний. Эридан был страховкой от необдуманных действий, потому что больше, чем провести время с сыном, Малфой хотел только схватить Грейнджер и прижать к какой-нибудь вертикальной поверхности, не позволяя ей выбраться. Он знал только один действенный способ заткнуть её вечные лекции и нравоучения, которые Уизел и Поттер как-то терпели столько лет. И Драко интересовало только одно: насколько далеко он успеет зайти, прежде чем магия их раскусит. Это было неважно.

Было бы.

Если бы в их жизнях не существовало сына.

Малфой нашёл у Гермионы маггловскую ручку с листочком и написал записку, чертыхаясь на её любовь к маггловским штукам, что забрал Эридана к себе и приведёт его завтра. Драко помог надеть сыну на плечи маленький рюкзачок, в котором, он не сомневался, лежали только игрушки, и взял его на руки, переступая камин.

Через несколько томительных секунд Эридан уже нёсся на кухню с криками «Блези», а Малфой заключал в дружеские объятия Пэнси.

— Эти двое, кажется, подружились, — выбираясь из крепких объятий и смотря на шепчущуюся на кухне парочку, произнесла девушка.

Малфой посмотрел в сторону кухни и увидел через пустые книжные полки Эридана на руках Блейза. Они оживлённо о чём-то говорили, а шокировано-радостные глаза ребёнка давали понять, что беседа не приведёт к полезным знаниям ни одного из собеседников.

— Ещё бы они не подружились, — Драко фыркнул. — Только боюсь, что из-за этой дружбы полетят головы.

— Ваши с Блейзом, я так понимаю, — хохотнула Паркинсон, прикрывая рот ладонью.

Малфой схватил с дивана подушку и кинул её в подругу, как раз в тот момент, когда из кухни выбежал Эридан, вслед за которым медленно шёл мулат. На лицах обоих были растянуты широкие улыбки, но ни один из них не произносил ни слова. Пэнси села на диван, откинувшись на спинку и прижав к груди подушку, которую в неё минутой ранее кинул Драко. Он же сам прищурился, складывая руки на груди.

— Папа, а Блези научил меня говорить бл… — в ту же секунду рот мальчика был накрыт темнокожей большой ладонью, а на лице бывшего слизеринца появилась виноватая улыбка.

— Это случайно! Я просто ударился мизинцем о твою чёртову полку! — вскрикнул Забини, отпуская малыша.

Эридан какое-то время смотрел на взрослых, пытаясь обдумать услышанные реплики. Он не понял, что имел ввиду его отец, говоря, что Забини на очереди мамы будет первым, обращаясь к Пэнси, но ему это и не было интересно. А вот…

— Папа, что значит «чёртова полка»? — Эридан задумчиво нахмурил брови, не замечая, как, закрыв лицо подушкой, засмеялась Пэнси, как округлились глаза Забини, и как закатил глаза его папа.

Драко присел перед ребёнком на корточки, положив руки ему на плечи.

— Дружище, давай договоримся, что ты не будешь повторять всё, что говорит Блейз, — Драко посмотрел в глаза напротив, которые были точной копией его.

— Особенно при твоей маме, — из груди Забини вырвался какой-то нервный смешок. — А то я немного её побаиваюсь.

Эридан нахмурился, но согласно кивнул, сказав напоследок, что его мама хорошая. Он обнял всё ещё посмеивающуюся Пэнси и, схватив Забини за руку, повёл его обратно на кухню. Зачем они приходили, бывшие сокурсники так и не поняли.

Драко устало выдохнул и сел на диван, рядом с подругой. Сын своей непринужденностью и Блейз своей глупостью смогли немного отвлечь его от собственных мыслей. Женская рука несильно сжала его плечо, и он повернул голову влево.

— У тебя всё хорошо? — Пэнси подогнула под себя ноги и полностью повернулась к Драко лицом. — Выглядишь не очень.

— Всё нормально, Пэнс, — он попытался улыбнуться, но, судя по напряжённому лицу подруги, у него не очень хорошо это получилось. — Скажи лучше, когда ты обратно во Францию?

Пэнси опустила взгляд, внимательно рассматривая обивку дивана, и на секунду Малфою даже показалось, что она немного покраснела.

— Мы с Блейзом решили съехаться, — девушку закусила нижнюю губу и подняла взгляд на друга. — Поэтому завтра отправляемся туда вместе, чтобы забрать мои вещи.

— Так ты всё-таки определилась?

— Патрик знал, что я ему не принадлежу, а… — она замолчала на какое-то время, нервно теребя края подушки, — а прошлое давно должно было там остаться, я решила просто отпустить.

— Я рад за тебя, — в этот раз Драко удалось по-настоящему улыбнуться.

Ему надоело смотреть на то, как его подруга страдает из-за неудавшейся любви, пытаясь угодить всем и доказать, что её это никак не тревожит, и не давая шанс чему-то действительно важному.

— А что ты? — Малфой вопросительно выгнул бровь. — Может быть, тебе тоже пора отпустить своё прошлое? Хотя бы одно из двух…

Бывший слизеринец невесело хмыкнул.

Отпустить прошлое было бы отличной идеей, только он думал, а есть ли вообще это прошлое. И Гермиона, и Астория стали его настоящим, каждая имея шанс на будущее. Он не мог представить себя счастливым с Асторией через десять лет, как это старалась ему вбить в голову Грейнджер, но видел счастливую Асторию. Счастье дорогого человека важнее выгод. Её слова каждый день позволяли ему внушать себе, что всё нормально, что он не поступает аморально по отношению к своей невесте. Только это был её выбор, не его. С Грейнджер же всё было совсем иначе. С ней он не просто видел себя счастливым, он чувствовал себя таковым, стоило ей всего лишь оказаться рядом. И не раздражать его своими глупыми выходками.

— Мне нечего отпускать, Пэнс, — Малфой пожал плечами и положил голову на спинку дивана. Туда, где ещё совсем недавно лежали их руки в паре сантиметров друг от друга.

— Хотя бы Асторию, — он не повернулся на женский голос, а только прикрыл глаза, пытаясь уловить по звукам, что происходило на кухне. — Не считаешь, что это неправильно по отношению к ней — не разрывать вашу помолвку?

— Считаю, — он кивнул, но по-прежнему не открыл глаз. — Но это был её выбор: оставить всё, как есть.

***

Драко ходил по своей квартире, не останавливаясь ни на минуту. Слова Грейнджер пробивались ему в самые поры, прорывали эпидермис и въедались в самую плоть, делая мышцы тяжёлыми. Он пытался представить себе, что же будет, если они не смогут найти ответы, если не смогут снять обет. Они будут вечно строить какое-то подобие семьи, не признавая собственных отношений, будут создавать иллюзию нормальности для сына, начнут в неё верить сами и в итоге просто возненавидят друг друга за это. Всё прекрасное между ними просто превратится в отравляющее и самое отвратительное чувство, которое испачкает их изнутри. Измажет всё липкой смолой и зальёт нефтью, отравляя.

Малфой, как только вернулся домой, сразу же написал письмо Астории с просьбой прийти к нему, как только сможет. Он не мог толкать в это болото и её. Они с Грейнджер барахтаются там уже давно, и только недавно это поняли, заметив друг друга. Астория всё ещё ходила по скользкому берегу, ступала на грязь и, кажется, даже не понимала, во что она может ввязаться.

В камине раздался треск. Драко смотрел на то, как женские ноги переступают камин, как их обладательница взмахом палочки очищает одежду, и как бережно она поправляет волосы. Он смотрел на её лицо и ждал, когда она поднимет свой взгляд, встретившись с ним глазами. Драко не знал что и как будет говорить, но он знал, что должен поговорить с Тори. Ему нужно было оттолкнуть её от этого болота, отправляя на солнышко, потому что она этого заслуживала.

— Привет, Драко, — она наконец-то подняла на него свои голубые глаза и чуть улыбнулась, так было положено по этикету. Чёртов этикет. Пусть сгорит в Аду! — Ты хотел о чём-то поговорить?

Он смотрел на неё и не понимал, почему она так спокойна. Драко знал, он был уверен, что Астория понимала, зачем он позвал её. Переступая камин, она знала, что Малфой собирается её бросить. Драко видел в её глазах собственный выбор и не знал, что ему с этим делать. Астория же совершенно спокойно прошла и села на диван.

— Послушай, Тори, — Мерлин, какое отвратительное начало! Драко вздохнул, закрыв лицо руками на пару минут. — Я не хочу, чтобы ты переживала весь этот кошмар, и поэтому считаю, что будет правильным расторгнуть нашу помолвку.

Он следил за мимикой на её лице, пытаясь отследить настроение, но она слишком хорошо держалась. Тори была истинной аристократкой, отличной претенденткой на роль леди Малфой, но не той, кого бы Драко хотел видеть в этой роли.

Их отношения были прекрасны в своём существовании. Они были знакомы ещё со школы, потому что за Дафной — шикарной блондинкой, умеющей определять настроение человека за пару секунд и классно шутить — всегда бегал маленький темноволосый хвостик, который отличался от сестры не только внешностью, но и характером. Тори была более спокойной и рассудительной, нежели Дафна, готовая в любой момент ввязаться в новую авантюру. Наверное, именно поэтому в школе Блейз остановил свой выбор на ней. Асторию же особо никто не замечал. Все привыкли видеть её где-то поблизости, помогать решать проблемы в школе, когда её сестра была занята чем-то другим и просто помогать с домашними заданиями. Астория была частью компании, но по сути своей никогда в неё не входила.

После войны тем, кто смог вернуться в школу, уже было не до веселья. Нарцисса настояла на том, чтобы Драко вернулся в Хогвартс, это как дополнительный способ отбелить своё имя. Так думала Нарцисса, Драко вернулся в Хогвартс только по той причине, что был уверен в возвращении в школу Грейнджер. Каким же было его удивление, когда её не назвали в списке вернувшихся студентов на повторный седьмой курс, как не назвали Поттера и Вислого. Ему показалось сначала, что Золотое трио просто в этом не нуждалось или избегало лишнего внимания, что было очень глупо. Он видел их колдографии в газетах, которые никогда не читал. Те пару месяцев, что он был свободен от Азкабана до школы, он провёл в собственной комнате в Мэноре, почти совсем не выходя оттуда.

Все его домыслы разбились, когда он случайно услышал разговор гриффиндорцев, среди которых оказалась младшая из Уизли. Её о чём-то спрашивали, а она всячески пыталась слезть с темы, однако в какой-то момент она просто не выдержала и громко крикнула, что никто из них не знает, где Гермиона.

Тогда Малфой впервые познал, что значит быть потерянным в пространстве и каково это, когда пропадает почва из-под ног. В марте он был в состоянии аффекта и действовал по наитию, как будто каждое его действие было заранее прописано в сценарии. В этот раз он не мог поделать ничего. В глазах мутнело, а он терялся в собственных ощущениях.

На следующее утро он впервые за несколько месяцев прочёл газету, где одной из главных новостей была пропажа Грейнджер. Скитер писала, что девушка после войны почти не появлялась на публике, а в конце июня и вовсе куда-то скрылась. Её друзья не били тревогу, но и ситуацию никак не комментировали, и всем только и оставалось, что строить домыслы.

Драко пытался её найти, выйти с ней на связь, но всё было безуспешно. Он даже умудрился вырваться из Хогвартса на пару дней раньше, чтобы встретиться Поттером. И это тоже не возымело успеха. Рождественские каникулы и две недели в школе прошли для Драко, как в тумане. И только новость о помолвке Поттера и Уизлетты заставляла верить, что всё происходящее реально. Он не помнил, как наплёл что-то МакГонагалл, как достал огневиски, а только помнил, что в какой-то момент обнаружил себя стоящим у дома всеобщего любимца магической Британии.

Именно Астория помогла ему не утонуть в ненависти к миру. Она не пыталась с ним заговорить и что-то выяснить, а просто приходила и сидела с ним вечерами в слизеринской гостиной у камина, прикрывала, когда он несанкционированно выбирался в Хогсмид на встречи с Поттером и приносила ему антипохмельные зелья на следующее утро. Малфой хорошо помнил их первый поцелуй, который случился за пару часов до Хогвартс-экспресса домой. Астория Гринграсс стала первой и, пожалуй, единственной девушкой, вид которой его не раздражал, а мысль о поцелуе не вызывала приступ тошноты. Малфой не знал зачем поцеловал её, наверное, это была своего рода благодарность. Так глупо и пошло. Но это было всё, на что он был способен.

Драко не хотел отношений, и именно поэтому они с Асторией не виделись целый год, пока она доучивалась в Хогвартсе. Потом благотворительный бал, пара бокалов шампанского и, кажется, его первая искренняя улыбка. Тори была его лекарством. Она это знала, но ничего не меняла. Они не афишировали свои отношения даже друзьям, но, наверное, потому что их встречи переросли в отношения только через три года после того бала. А ещё через полгода он зачем-то сделал ей предложение. Женитьба не входила в планы Малфоя, но Драко знал, что так будет правильно, правильно по отношению к Астории.

Он мог попытаться сделать её счастливой.

Прямо как сейчас, когда просил о расставании.

— Драко, мне кажется, что ты поторопился с этим решением, — её мягкий голос разрезал тишину комнаты, как острое лезвие резало бумагу. С характерным хрустом.

Он смотрел на неё немигающим взглядом, ожидая пояснений, но Астория молчала. Потому что она не хотела его отпускать. Ей было страшно. Ведь он тоже был её лекарством. Маленькая девочка. Тень собственной сестры, не имеющая ничего своего. И как-то совершенно случайно сумевшая стать важной для кого-то, такой, какой она была. Драко не требовал от неё никаких изменений. Он принимал её со всеми её недостатками, со всеми её попытками отличиться от сестры. Другая укладка, другой цвет помады и точно другой стиль одежды. Рядом с ним Астория чувствовала себя собой.

Она знала своё значение в его жизни, она знала о его не любви, а о какой-то странной привязанности. Она была словно аппарат искусственного дыхания в его жизни, но Тори всегда знала, что однажды войдёт доктор и заставит дышать его самостоятельно. И, наверное, она должна была догадаться, что этим доктором с волшебной пилюлей от всех его болезней была Гермиона. Должна была догадаться по его напряженному взгляду, когда ведьма подошла к их столику в ресторане в день рождения Гарри Поттера. Должна была догадаться по неестественному смеху, избеганию им прикосновений и странной реакции на её протянутую ладонь. Астория должна была догадаться. Но, наверное, она просто не хотела.

Потому что Малфой пока просто нуждался в ней, словно в ежедневной порции болеутоляющего, Астория давно излечилась и приняла его таким. И это принятие стало отправной точкой в её чувствах, ведь до этого она боролась. Она боролась с той призрачной виновницей его страданий, о которой он никогда не говорил. Она знала, что их отношения появились на шестом курсе, она знала, что они расстались во время войны. Она надеялась, что они просто расстались. Потому что с живой девушкой был смысл бороться, ведь если она умерла, то уже сразу выиграла, и Астория никогда не сможет занять её место. Тори всё это знала, потому что Драко никогда не говорил о шестом курсе, о войне. Все думали, что он просто не хочет вспоминать, но Гринграсс знала, что Драко вспоминает каждую минуту, когда застывает с вилкой и кусочком яичницы у рта за завтраком, когда теряет суть разговора у камина, прежде чем они разойдутся.

И Астория всё это приняла и смирилась. И по закону подлости именно в это время стоявший между ними призрак прошлого материализовался.

— Ты же понимаешь, Тори, что как прежде уже ничего не будет? — он смотрел на неё так внимательно, что у неё перехватывало дыхание. Потому что этот взгляд был для неё и ни для кого больше. — Даже если мы… мы с ней не будем вместе, она не исчезнет. У нас с Грейнджер есть сын.

Сын.

Удивительно, но она надеялась когда-то, что как только она ему родит, Драко забудет обо всех и будет принадлежать только ей. Сейчас она понимала, что этого не произойдет, даже будь у неё от Малфоя десять детей.

Гермиона вновь оказалась первой.

Было глупо с ней соревноваться. Они находились в разных рейтинговых таблицах, и они обе лидировали. Одна, как идеальная претендентка на роль леди Малфой, другая, как любимая женщина Драко Малфоя.

Было больно и обидно, но Астория сама согласилась на это. Винить было некого.

— Однажды я смогла помочь тебе пережить это, может быть, у меня получится во второй…

Он стоял перед ней, закрывая лицо руками. Хотелось встать и обнять его. Но Тори не могла.

— Послушай, Драко, — она тоже встала и подошла к нему, не нарушив и толики его личного пространства, — у вас будет два месяца. Мы всегда сможем разорвать помолвку, но так ты не лишишься будущего.

Драко странно дёрнулся от её слов, и Астории очень не хотелось понимать, что он всё это уже слышал. От другой. Потому что если Гермиона хотела его счастья, то Астория боролась за своё.

Тори смотрела на колоду карт, пытаясь вытянуть козырный туз, даже не подозревая, что он запрятан в кармане его брюк. И если встанет выбор, то Малфой никогда не отдаст эту карту ей.

— Это неправильно, Тори, — он посмотрел на неё уставшим взглядом, даже не скрывая вселенской тяжести, свалившейся ему на плечи.

— Ты никому не изменяешь, Драко, а всего лишь решаешь свою проблему. А мы даём тебе время.

***

— И жили они долго и счастливо, — Драко закрыл книгу и повернулся на бок к сыну в надежде, что тот уже спит.

— Пап, — Эридан так же повернулся на бок и подставил под голову кулак, оперевшись на локоть и полностью скопировав положение Драко.

— Что?

Они только недавно проводили Пэнси и Блейза. Малфой ценил своих друзей. Пока Пэнси проводила сеанс психотерапии, хоть это и было взаимно, Забини нянчился с Эриданом. Драко вообще показалось, что Блейз получал от детских игр не меньше удовольствия, чем Эри. Малфой даже подумал, что будь всё несколько иначе, то они с Грейнджер спорили бы все девять месяцев её беременности о том, кто же станет крёстным для их ребёнка. И глядя на общение Эридана с Поттером и Блейзом, Драко понимал, что вряд ли бы они решили этот вопрос мирно.

Бывший слизеринец очень хотел, чтобы его друзья нашли своё счастье. Они оба были научены прошлым, и оба заслужили своего своеобразного покоя. Если с Блейзом Драко сдружился уже значительно позже, то Паркинсон липла к нему с самого детства. Была его ручной пиявкой, как он всегда её дразнил. Они не испытывали к друг другу романтических чувств, но всегда держались вместе. Пэнси было позволено больше, чем остальным его подругам и сокурсницам, она даже пошла с ним на Святочный бал на четвёртом курсе. Драко хорошо помнил, как они с ней обсуждали появление Грейнджер вместе с Крамом. Она тогда сама на себя не была похожа, и они не скупились на «комплименты». Вот бы ему тогда кто-нибудь сказал, какая история его ждёт с этой гриффиндорской заучкой. Вряд ли бы он рассмеялся, скорее скривился в отвращении и попытался сдержать рвотный порыв. Удивительно, что в человеке можно было воспитать даже это. Но Грейнджер было плевать на правила и приличия, и она напролом пробивала все его устои, нарушая личное пространство. Смешно.

Ведь это Драко поцеловал её первый.

И это она попросила поцеловать её во второй раз.

Он не рассмеялся ей тогда в лицо, а набросился, как оголодавший.

Смешно.

Вся их история была полна сплошными «смешно», «нелепо», «глупо», но зато правильно и необходимо.

— Все же сказки заканчиваются счастливым концом? — в голосе Эридана не было и капли любопытства.

Слишком взрослые вопросы, которые Малфой не хотел бы слышать. Он знал, каким вопросом всё закончится. И совершенно не знал, как ответить на него сыну.

— Нет, дружище, есть сказки, которые не заканчиваются так хорошо, — но их чертовски мало, чтобы в это верить.

— Мама сказала мне, что вас заколдовала злая колдунья, — голос мальчика дрожал.

Драко не видел в глазах сына слёз, но голос сквозил обидой. Детской и непосредственной. Обидой и несправедливостью. В сказках обычные люди справляются со злыми колдунами, а тут настоящие волшебники не могут. Но проблема была не в этом.

Их заколдовала не злая колдунья, а безумная.

Безумство куда страшнее зла. Оно непредсказуемо. Драко до сих пор иногда вскакивал с кровати, слыша во сне смех своей родной тётки. Он помнил время, когда хотел навсегда отгородиться от собственной семьи, но он не мог бросить маму. Нарцисса не была ни в чём виновата, чтобы Драко её наказывал. Отец шёл по умолчанию в комплекте, хотя и он ничего не сделал. Малфой-младший понимал, что бездействие хуже действия, но они были его родителями, и с этим он не мог ничего поделать. Да и не хотел. Какими бы они не были. Ведь Драко и сам не был идеальным родителем.

— Мама права.

— Пап, — Эридан подвинулся ближе и почти прошептал: — Добро же всегда побеждает зло.

Эри не спрашивал, но Малфой всё равно ответил:

— Всегда.

— Тогда почему ты не живёшь с нами?

Удар под дых. Не иначе. Драко не мог сделать ни вдоха, ни выдоха. Его лёгкие, словно заполнились водой, а на плечи опустились огромные булыжники. Непосильная ноша.

Бывший слизеринец хорошо помнил, когда узнал о том, что у него есть сын. Он находился в этой же квартире, лежал на этой же кровати и смотрел в потолок. Было дикое желание обвинить во всём Грейнджер и взвалить весь груз ответственности на себя. Но это был и её ребёнок тоже. И какое-то совершенно полное мазохизма желание с ним познакомиться. В этом полубреду он написал Гермионе письмо. Странно. Потому что он был не готов, а сейчас этот самый ребёнок — его ребёнок — лежал в кровати и задавал трудные вопросы.

Драко не был готов к отцовству, и многому ещё только учился, но сейчас он готов был отдать всё, что у него есть, положить весь мир, только бы эти слова никогда не срывались с этих губ. Кажется, Драко впервые захотел заплакать.

Вся несправедливость мира сжалась в одну фразу, произнесённую для Малфоя особенным голосом. Были в мире дети, которых бросали, которые теряли родителей и куча других факторов. Но почему-то именно сын Драко познал что такое, когда двое любящих человека могли сделать его самым счастливым, без собственного желания делали несчастным.

Драко Малфой никогда не произносил убивающего заклятия. Он использовал Империус и Круциатус, но никогда — Аваду. Это и спасло его когда-то от Азкабана. Глупо было судить подростка, принявшего метку из-за своего отца и использовавшего непростительные, которые использовал даже всемирный любимчик. Но Драко знал, окажись перед ним сейчас Беллатрикс Лестрейндж, он не задумался бы ни на секунду.

Ему бы даже не пришлось злиться.

— Потому что ты наше с мамой добро, — мужчина наклонился и поцеловал мальчика в макушку. — А теперь спать.

Он знал, что не дал нужного ответа, точнее того ответа, который Эридан бы правильно истолковал. Но Малфой просто не мог. В нём не было таких сил, чтобы признать очевидное.

Эридан был их добром. Ведь иначе они бы вообще вряд ли встретились, вряд ли бы она с ним просто заговорила. И, конечно, у них бы не существовало никаких отговорок, чтобы искать ответы.

Они всё делали ради сына.

Безусловно. Только ради Эридана.

***

Гермиона сидела на кухне в доме на Площади Гриммо, вокруг неё суетилась Джинни, предлагая чай, конфеты и прочие вкусности. Гермионе ничего не хотелось.

— Гермиона, — Джинни присела на корточки рядом со стулом Грейнджер и взяла её за руки, — у тебя что-то случилось?

Ведьма только кивнула. Сил говорить не было. Ей казалось, что эти кошки-мышки с Малфоем выкачали все силы. Было сложно его избегать, когда у них был такой своеобразный способ пересечения в виде их общего ребёнка.

— Что-то серьёзное? — голос молодой миссис Поттер был тихим.

Гермиона подняла глаза с переплетённых рук и встретилась с ярко-карими. Не такими, как у неё. Её глаза были темнее. Джинни вообще вся была яркая, чем не могла похвастаться Гермиона.

— Очень.

— Расскажешь?

Грейнджер не знала, что должна была рассказать. Она неделю пыталась пережить весь ужас ситуации, но ничего не получалось.

Гермиона проводила Малфоя, пообещав, что никуда не уйдёт. Она и не собиралась. Ей внезапно захотелось пройтись по его квартире, и тогда её мозг активизировался. Он подкидывал ей странные картинки «общения» Малфоя с Асторией, напоминал о Тори, его жестах и поведении. Гермиона понимала, что чувствует, но не понимала причин.

Она осматривала его квартиру и понимала, как её в ней много. Не только Малфой поселился в её жизни, но и наоборот. Только если он делал это ненамеренно, то Гермиона будто пыталась изменить в его жизни вообще всё. Она поставила в другом порядке тарелки в шкафчике, развернула кружки в другую сторону, переставила книги на полках и даже поменяла покрывало на кровати. Драко сказал, что ещё никто не хозяйничал в этой квартире. И эти слова разлились по венам горячей карамелью.

Астория не была здесь хозяйкой.

Она улыбалась, проводила пальцами по стенам, предметам мебели и декора, направляясь к дивану. Она кинула несколько подушек в ту сторону, где должны были быть ноги Малфоя, если бы он сидел сейчас здесь с ней. Легла на диван, закрыв глаза. В квартире стояла тишина, отчего мысли в голове звучали только громче.

Грейнджер снова перебирала прошедший день, пыталась всё анализировать и найти подвох в словах Астории. Она ни в какую не хотела верить в чистоту её намерений. Гермиона боялась его потерять. Снова.

Страх его лишиться нагнал на девушку неутешительные мысли, после которых она быстро соскочила с дивана, вернула всё на свои места и ушла через камин. Она даже развернула обратно кружки.

Гермиона тогда только переступила камин, как выбежала из дома в сторону точки аппарации и трансгрессировала к своим родителям, где должен был быть Эридан. Её мама тогда сильно удивилась, увидев растрепанную и запыхавшуюся дочь, но спрашивать ничего не стала. За это Гермиона была отдельно ей благодарна. Она думала, что сможет справиться самостоятельно, но ничего не выходило. Она начинала скучать по Малфою, и это заставляло её бегать от него ещё больше. Скрывалась за странной работой в Министерстве, вспоминала про неотложные дела, а сама гуляла в парке неподалёку, возвращаясь перед его уходом. Не давала вставить ему и слова, буквально выпихивая его из дома. Хоть это и было сложно сделать без прикосновений.

Сегодня она написала Гарри, соврав, что-то про плохое самочувствие родителей, попросила его посидеть с Эриданом до прихода Малфоя. Она видела, как сильно он раздражается каждый раз, когда Гермиона в очередной раз ускользает. И Грейнджер понимала, что он скоро не выдержит. Ей было необходимо с кем-то поговорить и всё обсудить.

Именно поэтому вместо парка или дома родителей в этот раз она выбрала дом друзей. Гермиона могла положиться на Джинни и на Гарри. Но последний и так постоянно выслушивал её пять лет подряд, ему тоже нужен отдых.

Джинни была разной. Она могла выслушать, пошутить, посоветовать и, если понадобится, просто помолчать. Это было тем, в чём так сильно нуждалась Гермиона. Хотелось рассказать и помолчать.

Гермиона смотрела в карие глаза и взвешивала все «за» и «против». Вновь пыталась осознать все свои умозаключения и просто в них поверить. Признать и принять. Потому что пути назад уже не будет. Как только она озвучит хоть одну мысль, она подпишет себе почти смертный приговор. Она позволит себе поставить свою жизнь на кон в очередной раз, позволит самой себе её вновь разрушить.

— Джинни, я влюбилась…

Сначала ведьма уставилась на Гермиону во все глаза, пытаясь осмыслить услышанное, а потом кинулась на шею с крепкими объятиями.

— Годрик, Гермиона! Это же чудесно! — прижимая девушку к себе, Джинни не переставала тараторить. — Да, у вас непростая ситуация с Малфоем, но он же и сам скоро женится, так что это совсем не ужасно, а очень даже наоборот! Пресвятой Мерлин! Гермиона! Ты меня так напугала! Устроила тут драму!

Младшая из Уизли замолчала и посмотрела на подругу, ожидая увидеть радость, но вместо этого только заметила дрожащие руки и глаза полные слёз. Гермиона совсем не была счастлива. Для неё и правда всё было ужасно.

Джинни заправила прядь волос Гермионы ей за ухо и стёрла большими пальцами рук солёные дорожки с лица. Грейнджер совсем не была похожа на влюблённую девушку. Она была разбита.

— Гермиона, — она привлекла внимание плачущей волшебницы к себе и подождала, пока та сфокусирует на ней взгляд, — кто он?

Плечи Гермионы дёрнулись, закусив губу, она закрыла глаза, будто пытаясь сдержать рыдания. Будто она была на грани истерики.

Прошло пару минут перед тем, как Гермиона мягко отстранилась от рук подруги, сама стёрла слёзы и грустно улыбнулась. Ей не нужны были палачи. Она отлично справлялась сама. Она сама подводила себя к гильотине. Так было всю её жизнь. Ведь Гермиона Грейнджер никогда не выбирала простых путей.

— Малфой, — хрипло, тихо, надрывно.

Она снова закусила губу, тяжело дыша, и смотрела на подругу. Слёзы появились даже у Джиневры. Той самой девочки, которая всегда была сильной духом, не боялась трудностей и уж точно не была любительницей полить слёзы. Даже когда Гарри не отвечал ей взаимностью, и даже когда встречался с Чжоу. Но сейчас слёз не смогла сдержать и она.

Это действительно был почти смертный приговор. Ведь так легко сдерживать себя, отталкивать его, без этих порхающих в животе крылышек. Так легко твердить себе, что всё ради сына, пока мозг не разрывается от количества серотонина и эндорфинов. Легко лгать себе, пока не признаешь правду.

Гермионе нравилось нарушать их запреты, ей нравилось это чувство полёта. Только падать ей не нравилось. А если они не найдут выход, она упадёт. Либо в день, когда осознает, что всё: шансов нет; либо в момент, когда он перестанет быть свободным, а безымянный палец его левой руки утяжелится.

Гриффиндорская храбрость, граничащая с безрассудством. Влюблённость по сути своей тоже безрассудство. И почему-то ей ещё никогда не хотелось так сильно ему поддаться, как сейчас.

Джинни притянула Гермиону к себе, заключая в объятия. Не такие, как были минутами ранее. Другие. Те, что тихо шепчут: «Ты не одна. Всё получится. Ты справишься. Всё будет хорошо».

Лживые и бесполезные фразы, ничего в себе не несущие. Им никто давно не верит, но каждый жаждет услышать. Будто от этой фразы рана перестанет кровоточить. Такие же бесполезные, как пластырь на открытый перелом, и такие же болезненные, как зелёнка на разбитую коленку.

Она не верила этим фразам, но от них действительно становилось легче. Она ведь уже падала и ничего. Жива. Может немного покалечена, но хотя бы всё ещё дышит.

***

В доме стоял запах цитрусов, сладкой выпечки и травяного чая, когда раздался треск камина. Гермиона выглянула из кухни, раскрывая для сына объятия.

— Привет, мой милый, — она крепко прижимала мальчишку к себе, целуя его в плечо.

— Мамочка, я соскучился!

Маленькие ручки на шее позволили забыть на несколько минут о том, что за спиной сына стоял Малфой. Будто о нём можно было забыть.

— Иди мой руки, — отрывая от себя сына, произнесла Гермиона, — и пойдем есть твой любимый пирог.

— С апельсинами?

— С апельсинами, — она улыбнулась детскому восторгу сына.

Как хорошо быть ребёнком, так мало нужно для счастья.

— А папочка останется? — Эридан развернулся к Малфою.

Гермиона даже не успела подумать о его отказе, как он уже согласно кивнул, не отводя от неё глаз. Она сглотнула.

Эридан тут же подпрыгнул на месте, хлопнув в ладоши и умчался в ванную.

— Ты же не любишь апельсины, — она не знала зачем сказала это, но хотелось начать говорить первой.

Надеялась, что он всё-таки уйдёт. Конечно, это была ложь. В её животе уже порхали её прекрасные ядовитые бабочки, размахивая крылышками, учащая её дыхание и пульс.

— Не люблю, — он сделал шаг вперёд, уменьшая расстояние между ними, она рефлекторно отступила, возвращая прежнее. На его губах заиграла усмешка. Другого он от неё и не ожидал. — Но знаешь, мне безумно нравится твой пирог с апельсинами. Я не могу не остаться.

Он сделал ещё шаг вперёд, а она попыталась сделать назад, но места больше не было. Стена. Господи, как тривиально. Она не могла на это попасться. Но попалась. Чувства лишают разума.

— Тогда я пойду приготовлю чай, — она повернулась к арке и уже приготовилась сделать шаг, когда перед самым её носом возникла мужская рука. Гермиона пискнула.

Ваниль и кедр.

Она глубоко вдохнула. Это не скрылось от Малфоя. Он наклонился к ней ближе, не отрывая взгляда от её перепуганных глаз.

— Вот ты и попалась, Грейнджер, — шёпотом. Так, будто знал все её секреты.

Но на самом деле не больше, чем просто игра. Кошки-мышки. Мышка в клетке. Точнее в лапах. Спасения не будет.

— Теперь ты мнескажешь, что это ты устроила и почему, — ей показалось или его голос прозвучал холоднее?

Наверное, нет. Ведь Малфой злился. Снова. Из-за неё. Опять.

— Я ничего не устроила, — голос дрогнул, но она сделала вид, что не заметила, — просто так будет лучше.

Драко раздраженно закатил глаза.

— Грейнджер, только не начинай…

— Я не начинаю, Малфой, — она уверенно подняла глаза, встречаясь с его, хоть это было и сложно. Он буквально облизывал её взглядом.

— Что случилось? — переставляя руку, почти касаясь её волос, щекоча кожу дыханием.

И так странно, но в одну секунду ей стало легче. Она почувствовала себя в безопасности, как всегда было, стоило ей только переступить камин в его квартире. Она даже не нуждалась в собственной волшебной палочке.

Как было раньше, когда Драко был с ней рядом.

— Я просто не справляюсь, — поджала губы, переводя взгляд на его.

— Не справляешься с чем, Грейнджер? — он был спокоен, но она слышала эти еле различимые нотки раздражения в его голосе.

Даже улыбнулась этому. По-настоящему.

— С чувствами, — правда сорвалась с языка слишком просто. Признаться Джинни и самой себе было в разы сложнее, чем Малфою. Поразительно.

— Грейнджер, я же сказал тебе… — голос Драко не звучал раздраженно или зло, скорее устало. Как звучит учитель, объясняя в сотый раз, почему в слове «хорошо» не пишется буквы «а».

Она перебила его. Необъяснимая особенность: ей нравилось его перебивать. Хотя может и не такая необъяснимая. Это не нравилось ему. А его раздражение всегда вызывало у неё приступы веселья.

Она поддалась вперёд, впервые сама, приближаясь. И почти в самые губы произнесла:

— Малфой, ты так и не понял, — она посмотрела ему в глаза, расслабленно навалившись на стену. — Я не справляюсь со своими чувствами.

Комментарий к Глава 13

Я, кажется, впервые не знаю чего бы такого спросить😅 Я тут просто осознала, что всё - работа почти закончена и скоро надо будет прощаться с героями, а я к ним так прикипела🤧

В общем, как вам глава? В самом начале работы было много Гермионы, теперь много Драко. Скучаю по своей сильной девочке, в следующей главе будет много Гермионы)

========== Глава 14 ==========

Его рука по-прежнему находилась в нескольких сантиметрах от её головы, на губах Гермиона чувствовала чужое горячее дыхание, которое заставляло её кожу покрываться мурашками. Она смотрела в серые глаза Малфоя и считала секунды. Странное занятие. Это было так бессмысленно, потому что ничего бы не произошло ни через пару секунд, ни через пару минут. Грейнджер не была в этом уверена, но продолжала надеяться.

Драко стоял совсем рядом и не собирался отодвигаться, а как будто даже наоборот. Её признание повисло между ними оголённым проводом с высоковольтным напряжением. Они оба чувствовали искорки от этого напряжения, попадающие им на кожу и зажигающие что-то внутри них. Слышали треск этого напряжения, но даже не пытались увеличить между собой расстояние.

Гермиона провела языком по пересохшим губам и отметила, как дрогнул кадык Малфоя, когда тот судорожно сглотнул. Ей казалось, что он не переставал смотреть ей в глаза и просто не мог подмечать таких мелочей, но он это делал. Как и она.

Это был особый вид магии. Это было искусство в чистом виде. Что-то незримое, но ощутимое. Им не нужно было касаться друг друга, чтобы чувствовать. Ей не нужно было видеть его мимику, чтобы знать эмоции. Закройте ей глаза и уши, и она сможет узнать его настроение по колебаниям воздуха от его малейших движений. Новая ступень сумасшествия. Их общей патологии, которую все в мире почему-то возвышают. Пишут песни и картины, заточают на страницах романов и внедряют в детские сказки. Называют волшебством.

Гермиона в это не верила. Ей в общем-то было и неважно, как всё это называется. Будь это болезнь, патология, новая грань безумия или нечто волшебное, прекрасное и фантастически сказочное — оно делало больно. Пока Грейнджер стояла, прислонившись к стене, а Драко был в их привычно непозволительной близости и дышал ей в лицо, внутри что-то обрывалось. Каждую секунду она чувствовала внутри себя пучину чувств, и с каждым взмахом его ресниц она ныряла в неё с головой. Внутри неё просто что-то обрывалось, оно рвалось — трещало по швам, вырывая нитки и оставляя после себя уродливые шрамы.

Она заметила, как он склонился к ней ближе — куда уж ближе, чёрт возьми? — его локоть немного согнулся. Малфой оказался в одном движении от её губ, в маленьком рывке. В её приподнятых пятках. Одно движение. Гермиона никогда и представить не могла, что будет настолько желать поцелуя, хотя бы лёгкого касания.

Ведьма не сводила глаз с лица Драко, пытаясь разглядеть то, что ещё не было ей знакомо. Словно такое вообще могло быть. Малфой же смотрел на неё не отводя взгляда и, кажется, даже не моргал.

Давай же, Драко, моргни, и я сдамся. Пожалуйста.

Шаг до белого флага. Мгновение до полной капитуляции. Всего два движения его веками, чтобы она нырнула в пучину. Положить руку ему на затылок, зарыться пальцами в его мягкие волосы и шагнуть в бездну. Гермиона знала, что его волосы мягкие — она это помнила.

***

— Чёрт возьми, Грейнджер! — она даже не успела прийти в себя, как её тут же впечатали в стену.

Гермиона болезненно поморщилась от столкновения с холодным камнем, но всё это стёрлось на фоне прикосновений Драко к её коже. Руки Малфоя были холодными — он тоже только трансгрессировал. Она успела встретиться с его глазами только на секунду, а уже в следующую — ощущала его губы на своих.

Каждый его поцелуй заставлял её колени подгибаться, Гермиона положила руку ему на шею, зарываясь пальцами в волосы на затылке. Шёлк. Прикосновения к его волосам можно было сравнить с прикосновениями к шёлку. Никакой разницы.

Его язык прошёлся по её нижней губе, проникая внутрь. Столкновение. Всего лишь поцелуй, а в ней взрывались фейерверки. Они не виделись два месяца. Гермиона отчётливо запомнила их предыдущую встречу. Немногим позже их с Гарри вылазки в Годрикову впадину. Малфой тогда так кричал, что казалось, его голос должен был охрипнуть. А потом он час не выпускал её из объятий, прижимая к себе и называя идиоткой.

Идиотка. Должно быть обидно, но почему-то от него это звучало по-домашнему, по-родному. Грейнджер и правда была идиоткой, если принимала всё это и соглашалась. Но, наверное, в ней жили слишком сильные чувства, чтобы она могла закрыть на такие мелочи глаза.

Малфой расстегнул её куртку, не отрываясь от губ, и просунул руку под свитер, запуская по её коже стаю мурашек. Скользнул рукой на поясницу, притягивая к себе ближе. Увеличивая площадь соприкосновения их тел.

Грейнджер положила руку ему на щёку, наклоняя его к себе и делая их поцелуй ещё глубже. Он оторвался всего на секунду, чтобы сделать вдох, но Гермиона успела этим воспользоваться и проложила дорожку коротких поцелуев по линии челюсти. Большим пальцем руки она выводила непонятные узоры на его скуле. Драко почти мурчал ей в самое ухо.

Гермиона опустила свои руки ему на грудь, ощущая под ладонями гладкость ткани. На нём не было верхней одежды, Драко успел её снять. Он пришёл в их место раньше неё. Провела по груди, обводя мышцы кончиками пальцев по памяти. Не забыла бы, даже если бы очень сильно захотела. Проложила пальцами дорожку ещё ниже, вытаскивая водолазку из-под брюк и нащупывая её край, забралась под неё. Сменила гладкость ткани на бархатистость кожи. Гермиона чувствовала, как напрягаются мышцы торса под её прикосновениями. И это сносило ей голову.

Малфой спустился поцелуями на её шею, оттягивая ворот свитера. Лёгкие поцелуи сменялись более страстными с ощутимыми укусами и завершались почти невесомыми. Драко прокладывал мокрые дорожки по всему её горлу, вызывая у неё надрывные вздохи-всхлипы. Особое внимание он уделял никому неведомой точке, о которой знал только он: маленький участок кожи в сгибе шее под самым подбородком. Слизеринец провёл языком и втянул в себя немного кожи, вызывая у Грейнджер первый стон. Малфой улыбнулся, выпуская нежную кожу из плена своего рта и замечая маленькую метку. Его. Именно это она видела, когда заглядывала в его серые глаза. В ураганы. Чёрные, увеличившиеся зрачки, почти закрывающие кристальную радужку — бушующее море.

Потянула его водолазку вверх, оголяя торс и заставляя Драко оторвать от неё руки. Он помог ей избавить себя от одежды, и не успел ещё свитер коснуться пола, как Гермиона снова была припечатана к Малфою. Её руки были повсюду, а губами она прижималась к его губам.

Ей хотелось, чтобы мир вообще остановился. У них было так мало времени, а они так давно не виделись. Гермиона скучала. Именно это она пыталась безмолвно сообщить Малфою, всё отчаяннее прижимая его к себе руками и всё глубже целуя.

Рядом с ним ей было плевать на весь чёртов мир.

Ей просто хотелось секунду тишины. Рядом с ним. Больше ничего.

***

Удивительно, что сейчас у них было больше секунд — у них были часы времени, чтобы быть вместе, рядом. Но у них абсолютно не было для этого возможностей. Поперёк горла, как рыбная кость, царапающая глотку, стояло слово «нельзя».

Грейнджер посмотрела в его глаза. По-прежнему бушующее море, способное снести всё на своём пути. Целый мир скрывался в светло-серых вкраплениях его глаз.

Гермиона, словно в замедленной съёмке, видела, как Драко моргает. Будто кто-то позволил ей ещё раз всё обдумать, растягивая момент её падения. Падения ли?

Грейнджер сглотнула. Это было последней каплей. Последним шансом, чтобы остановиться. Но это давно потеряло свой смысл. Потому что спасения никогда не было и уже никогда не будет. Их вечный личный Ад.

Она почувствовала, как пятки оторвались от пола. И, наверное, будь ей это под силу, она бы считала пройденные миллиметры. Как же они скучали. Малфой выдохнул ей в самые губы. И пусть…

Звук чего-то бьющегося заставил Гермиону прижаться обратно к стене, а Драко сделать шаг назад и развернуться, закрывая собой девушку. Рыжее мохнатое создание сидело на тумбочке и не сводило глаз с пары. Рядом, на полу, валялись осколки от любимой вазы Грейнджер. Громкое «мяу» заставило её вздрогнуть. Живоглот. Вечно теряющееся в доме создание.

— Мама? — от раздавшегося рядом голоса плечи волшебницы дрогнули.

Грейнджер перевела затуманенный взгляд на стоявшего рядом с ней сына, в одной руке которого был зажат плюшевый заяц.

— Я шёл к тебе спать, а тебя не было. Папа уже ушёл?

— Да, милый, папе нужно было домой, — Гермиона потрепала мальчишку по волосам, допила в своём стакане воду и встала. — Идём спать?

Эридан схватился свободной рукой за протянутую ему руку Гермионы, крепко сжимая. И в такие моменты ведьме становилось по-настоящему стыдно перед собственным сыном. Рядом с Малфоем она теряла голову. Для неё вообще всё переставало иметь смысл. Всё, чего ей хотелось — Драко.

— Мам, а почему папа ел пирог сегодня? — Гермиона вопросительно выгнула бровь, пока Эридан, склонив голову к плечу, смотрел на неё.

— Потому что папа хотел пирог, — утверждение прозвучало вопросительно, Гермиона не улавливала сути вопроса, и ей казалось, что она попросту что-то упускает.

— Папа не любит апельсины.

В голове тут же всплыл образ кривившегося Малфоя каждый раз, когда в сладком бисквите ему попадались кислые кусочки цитруса. Он запивал их большим количеством чая, но продолжал есть. Почему?

— Может папа просто его захотел? — как объяснить ребёнку то, чего не понимаешь сама? Почему этого не пишут в дурацких книгах по воспитанию детей?

— Ему не нравятся апельсины, он не может захотеть, — Эридан притопнул ногой.

Гермиона на мгновение закрыла глаза, стараясь сдержать в себе злость на Малфоя. Вот зачем он остался? Ради чего? Чтобы позлить её? Чтобы найти способ поговорить? Что ему было нужно? Почему он начал есть этот треклятый пирог с апельсинами? Зачем она вообще его приготовила, зная, что Эридана приведёт именно он?

Грейнджер присела перед мальчиком на корточки, оказываясь с тем лицом к лицу.

— Милый, давай ты спросишь об этом папу? — Эридан нахмурил брови, ему никогда не нравилось, когда он не получал нужных ему ответов. — Вы же завтра собирались к бабушке с дедушкой, вот тогда бы ты и спросил.

— Мама! — услышав про родителей Малфоя, Эридан воодушевился. — А ты же пойдёшь с нами?

Гермиона чувствовала, как увеличиваются её глаза от испытываемого удивления, такого вопроса она точно не ожидала услышать.

— Эридан, вообще-то я не планировала…

— Мама! Папа сказал, что ты пойдешь с нами, — на секунду серые глаза прищурились, а затем маленькие ручки обвили женскую шею, притягивая Гермиону ближе к малышу. — Ну, пожалуйста, мамочка, давай ты пойдёшь с нами. Тебе понравится у бабушки с дедушкой. Там в саду ходят пал… палв…

Гермиона не могла видеть, но знала наверняка, что в эту минуту маленькие бровки сходятся на переносице, отображая недовольство своего обладателя.

— Павлины, — тихо подсказала она.

— Да, палвины, — девушка улыбнулась на исковерканное название птицы и отодвинулась от ребёнка. — Они белые! Вот увидишь! Ты же пойдёшь?

В это мгновение в голове Гермионы появилась совсем глупая мысль: ей почему-то вспомнилось, что магглы считали колдунами обладателей рыжих волос и зелёных глаз. Поразительно, что она с лёгкостью могла противостоять Джинни и легко отказывать Гарри и Рону, но стоило перед ней оказаться двум блондинам с серыми глазами, и Грейнджер тут же теряла рассудок. Наверное, это просто ген вейлы в их крови. Хотелось в это верить, ведь признавать свою слабость перед одним из этих двоих ей точно не хотелось. Даже если она уже это сделала.

— Конечно, я пойду с вами, — она улыбнулась. — А теперь спать.

А вообще, твой папа слишком много на себя берёт.

И, конечно же, ни слова вслух, только про себя. Ведь для Эридана Малфой идеальный. Самый лучший. И может для Грейнджер Драко не был идеальным, но… Всё это неважно.

Она перебирала волосы сына, прислушиваясь к звукам за пределами комнаты. Ждала. Ей не терпелось услышать потрескивание камина, а затем тихое перестукивание посуды на кухне. Гермиона не сомневалась, что Драко придёт. Малфой всегда так делал: просыпался раньше и варил кофе. Он не готовил завтрак, оставляя это на неё, но кофе для неё готовил он. Она уже привыкла к этому, это уже было настолько правильно, что Грейнджер до сих пор не понимала, как прожила без этого неделю.

На какой-то миг ей и правда показалось, что Драко не придёт. Что он отвык и потерял интерес, что для него это не имеет такого же значения. Так глупо. Он совершал не один поступок ради неё, а ей хотелось верить в утреннюю чашку кофе.

Девушка даже не заметила, как улыбнулась, прикрывая глаза, когда в гостиной раздался характерный треск камина. Она узнавала его даже по шагам. Под его ногами не скрипнула ни одна ступенька, будто подстраиваясь под него. Словно на её маленький домик была наложена специальная магия, как бывает в больших поместьях. Первой он открыл дверь детской. Конечно, там пусто. Её пальцы всё ещё находились на светловолосой макушке.

Дверь в её спальню Малфой открывал с особой осторожностью. Она ждала, когда можно будет открыть глаза и представить его, оперевшегося о дверной косяк. Но было тихо. Ни шагов, ни закрывающейся двери. Ничего. Тишина.

Гермиона приоткрыла один глаз, встречаясь взглядом с его серыми глазами. Резко зажмурилась. Поздно. Он заметил. Открыла глаза. Драко стоял, прислонившись к дверному косяку, как она и представляла. Его губы были растянуты в улыбке, как она и хотела. В глазах плясали весёлые искорки, как она и желала. Почему-то утро в её доме — их совместное утро — всегда выдавалось каким-то особенно счастливым. Особенно в воскресенье.

Драко кивнул взад себя и вышел, бросив быстрый взгляд на развалившегося посередине кровати Эридана. Подождав пока Малфой скроется из вида, Гермиона встала с кровати, поцеловав перед этим сына в висок.

Через несколько минут она стояла на кухне, наблюдая за тем, как Драко наливает им кофе. Терпкий запах разносился по всему дому, заставляя вырабатываться слюну. Грейнджер подошла к столу, когда Драко развернулся, протянув ей чашку.

— Как дела у Астории? — забирая напиток из его рук, спросила девушка.

— Астории?

— Ну да, у Астории. Что с дневниками? — она старалась не обращать внимания на его облегчённый выдох, который заставлял её напрячься.

— Ей удалось выяснить, что Сара с мужем ездили в Шотландию за несколько месяцев до появления у них ребёнка, — Драко отпил из чашки, не отводя глаз от Гермионы.

Интересно, их гляделки когда-нибудь прекратятся?

— То есть она была беременной во время поездки? — Гермиона поставила свой кофе на стол, скрестив после этого руки на груди.

— Возможно, ведь насколько нам известно ей было запрещено иметь детей, а не быть беременной, — Драко так же убрал свою чашку из рук.

— На определённых сроках беременности плод — это уже ребёнок, — Гермиона старалась выстроить в голове логическую цепочку, но от неё всё время что-то ускальзывало.

— Сейчас — да, но раньше всё могло быть иначе, — Малфой прошелся по кухне и сел на стул.

— Вот именно, раньше совсем по-другому относились к беременности, нежели сейчас. Да и вообще, она знала про запрет и всё равно забеременела? — Грейнджер подошла к окну.

— Слушай, не нам с тобой говорить о незапланированных детях, — ведьма слышала, как сзади неё отодвигается стул и затем тихие шаги. — К тому же, судя по всему, во время поездки она была уже на приличных сроках. С того времени до появления у них дочери не прошло и полгода.

— Тем более! Беременная волшебница перемещается в другую страну на приличных сроках! — Гермиона воскликнула. Ей не нравилось, когда она чего-то не понимала. Будто упускала что-то очень значимое.

— Существовали же уже магические спо…

Грейнджер перебила:

— Они запрещены. Расписаны по месяцам: сначала трансгрессия, потом портключи и последнее — каминная связь. Последний способ позволителен в редких случаях, первый только в экстренных и только в парной трансгрессии.

— Там вообще очень много неясностей. Я пролистывал эти дневники, я не знаток итальянского, но кое-что понимаю. Я не встретил ни единого слова о её беременности. Но в Шотландию они отправились из-за обета и это точно.

Грейнджер тяжело вздохнула, наваливаясь бёдрами на подоконник.

— Как много вопросов и как мало ответов.

— Всё будет хорошо, — Малфой сделал шаг вперёд, вторгаясь в её личное пространство. Иногда Гермионе казалось, что этого личного пространства вообще не существует. Что кто-то его просто выдумал. Что это просто очередной миф, как и фраза «всё будет хорошо».

— Ты сам-то в это веришь? — она приподняла голову, чтобы видеть его глаза.

Глаза Малфоя были особой формой зависимости. Хуже любого наркотика. Потому что она не понимала, что её ломает, пока не встретится с ним взглядом и не поймёт, что дышать стало легче. Что внутри ничего не скручивается и не выворачивается наизнанку.

— Я верю в то, что однажды смогу узнать, каково это жить с беременной Гермионой Грейнджер, но надеюсь, что к тому времени ты будешь уже Малфой, — его вкрадчивый шёпот доносился до её сознания, отзываясь ускорившимся пульсом.

Ей тоже хотелось в это верить. Они как никто другой заслужили счастья. Их счастья, вместе. Грейнджер убивала эта несправедливость: для неё, как для героини войны были открыты все дороги и возможности, но минуты собственного счастья ей приходилось красть, забирать себе тайком, изворачиваясь. Обманывая магию.

— Твой отец был бы в бешенстве, — и это заставляло её улыбнуться. Злость Люциуса Малфоя заставляла её сердце биться быстрее от восторга.

— Вот сегодня и начнёшь его раздражать, — Малфой улыбнулся и, подмигнув Гермионе, направился к выходу из кухни.

— Кстати об этом, Малфой! — Гермиона сделала шаг в его сторону.

— Не начинай, Грейнджер! Я пошёл будить сына, — из гостиной донёсся мужской смех.

Девушка лишь закатила глаза и покачала головой.

С Малфоем всегда было так. Сначала они готовы были поубивать друг друга одними взглядами, а потом могли перекидываться дурацкими шутками и быть счастливыми. И это её пугало, Гермиону это настораживало, потому что порой они забывали о самом главном — о том, что у них нет шанса строить их жизнь нормальным способом. Все люди влюбляются, приживаются, женятся, заводят детей и остаются счастливыми. Но у этих двоих это априори невозможно. Они давно перепрыгнули пару пунктов, пропустив их, а некоторые для них вообще представляют смертельную опасность.

Через несколько часов Гермиона сидела в саду Малфой-мэнора рядом с Нарциссой Малфой и наблюдала за сыном. Эридан всеми силами старался превратить павлина в личную лошадь и оседлать его. Тот стоически боролся, но, кажется, силы на сопротивление уже заканчивались. Грейнджер улыбнулась.

— Гермиона, как продвигаются дела с вашей с Драко проблемой? — Нарцисса так же улыбалась, наблюдая за светловолосым мальчишкой, одолевающим бедных птиц. — Драко был таким же: всё время изводил бедных животных, а потом катался на них верхом.

То, как тепло миссис Малфой смотрела на Эри, грело Гермиону изнутри. Её сын — удивительный малыш. Его любят все. Даже строгий Люциус Малфой позволял мальчику называть его «деда Люци».

— Эридан очень сильно похож на Драко, но больше внешне, — ведьма перевела взгляд на бабушку сына. — Мы ищем информацию, есть кое-какие интересные детали, но пока они вызывают слишком много вопросов.

Нарцисса кивнула.

— А какие между вами отношения? — тон женщины был непринуждённым. И Гермиона никак не могла понять: это просто воспитание или мать Драко и правда интересуется.

— Вы же знаете… — Нарцисса не перебивала, но отрицательно покачала головой, давая понять, что она спрашивала не об этом.

— Гермиона, какие ваши отношения?

Волшебница усмехнулась. Она поняла, о чём её спрашивала миссис Малфой.

— Как на вулкане. Вот-вот произойдёт извержение, — на некоторое время обе женщины замолчали, обдумывая услышанное. — Нарцисса, почему вы не сказали ему о сыне?

— Это сложно, дорогая моя, — Нарцисса подсела ближе к Гермионе, пододвинув стул. — Я хотела ему сообщить. Рвалась, всё время искала правильный момент. Он имел право знать.

— Извините меня за это, — Гермиона сжала руку миссис Малфой, которую та протянула девушке.

— Ты ни в чём не виновата. Это исключительно наша вина. Мы совершили не одну ошибку, воспитывая сына, и допустили непозволительно много погрешностей. Позволили Драко стать частью того, от чего родители должны оберегать детей собственной кровью. Но самая страшная наша ошибка — это вмешательство в ваши с ним отношения. Никто не имел право делать то, что сделал. И меня трогает, что несмотря на всё это, вы от нас не отвернулись. Эридан — прекрасное имя, — Гермиона улыбнулась. — Я не сказала ему, потому что больше не могла вмешиваться в его жизнь. Никто не мог предсказать последствий этого знания, и я не хотела вторгаться в вашу жизнь, ведь это ты решила уехать, а значит так было нужно.

— Миссис Малфой, спасибо вам.

Гермиона понимала чувства женщины, сидящей напротив. Потому что она тоже была матерью, она тоже переживала эти чувства. Пусть и не так жестоко, но Гермиона знала, что Нарцисса никогда не навредит Драко и Эридану. Она любит их обоих.

— Папа! Он кусается! — Эридан отскочил от недовольной его поведением птицы и побежал в сторону Драко. Он только вышел из дома и шёл вместе с Люциусом в их сторону.

Малфой подхватил мальчика на руки и стал вслушиваться в его детский лепет и недовольства, при этом улыбаясь ему и кивая. Эридан продолжал жаловаться на вредных палвинов только уже Люциусу. Тот, смеясь, что-то отвечал. Эта была такая идиллия, что Гермионе попросту не верилось, что это происходит с ней.

— Мисс Грейнджер, — Люциус сдержанно улыбнулся, — не будете ли вы против, если Эридан останется в Мэноре на несколько дней?

— Я сомневаюсь, что это будет удобно, — Грейнджер перевела неуверенный взгляд на Малфоя, безмолвно прося помощи.

Драко пожал плечами, а затем, посмотрев на прыгающего и кричащего «хочу» Эридана, согласно кивнул.

— Гермиона, — Нарцисса обратила на себя внимание, — всё действительно в порядке. Эридан уже оставался у нас, и всё прошло замечательно. Не переживай понапрасну.

— Мамочка, пожалуйста, — Эридан залез к Гермионе на колени, обхватывая её за шею и целуя чуть выше щеки.

— Хорошо, уговорили, — Грейнджер обняла сына, целуя того в висок.

***

Вечером бывшая гриффиндорка сидела в квартире Малфоя в его рубашке, закинув ноги на журнальный столик.

— Твой чай, — Драко поставил чашку с дымящейся жидкостью рядом с её ногами. — Нашла что-нибудь?

Гермиона откинула от себя очередную бесполезную книгу.

— Да. Ты знал, почему нити Непреложного обета красные? — Грейнджер взяла свою чашку и отпила чай. Вкусно. Для неё вообще всё, что приготовил Малфой, было вкусно. Кроме сгоревшего омлета.

— И почему же?

— Алфорд Копленд — создатель Непреложного обета в детстве много времени проводил с дедушкой, который был магглорождённым волшебником. Он был очень старым и часто рассказывал всякие истории из детства. Особенно сильно мальчику запомнилась история клятвы дедушки и его друга, которую они дали друг другу. Они пообещали не предавать друг друга и закрепили обещание кровью.

— Кровь, — Драко хмыкнул. — Отсюда и красный.

— Да. Они считали, что раз смешали кровь друг с другом, то предательство вскроется, и кровь другого убьёт предателя.

— Ну и жуткими же вещами занимаются магглы, — мужчина отпил из своей кружки, отодвигая книги, лежащие на столе.

— Вы пьёте зелья из всякой гадости, — для пущей убедительности своего недовольства, девушка сморщила нос.

— Если особо не задумываться, то это всего лишь зелья, — Малфой беспечно пожал плечом.

— Если особо не задумываться, — перекривила она его, — то клятва на крови всего лишь порез на ладони.

— Ты вроде в душ собиралась, — Гермиона недовольно схватила палочку Драко и призвала к себе полотенце.

Она уже привстала, чтобы отправиться в душ, но внезапно вспомнила давно интересующий её вопрос.

— Драко, — ведьма положила полотенце на столик и села на диван, подогнув под себя ногу.

— М?

— А что у Пэнси с Блейзом?

— Это называется отношениями, Грейнджер, — он поднял на неё взгляд. — Я думал, ты знаешь.

Гермиона раздражённо закатила глаза и недовольно поджала губы, при этом громко цокнув.

— Я серьёзно, Драко! — она кинула в него подушкой, вызывая его недовольный взгляд, на что только показала ему язык. — У неё же что-то с Ноттом было, да?

— Откуда ты знаешь?

— Я просто наблюдательная, — девушка пожала плечом.

— Ты заноза в заднице, Грейнджер, а не наблюдательная, — он убрал книгу. — Они встречались в школе, но отцу Пэнс это не нравилось. Он пытался её отговорить, но пытаться отговорить Пэнси — самое бесполезное занятие в этом мире. В общем, когда мистер Паркинсон понял, что дочь чересчур упряма, пошёл в обход — к Тео. Сказал тому, что либо он бросает Пэнси и живёт припеваючи, либо лишится всего, что имеет.

— И он от неё отказался? — воскликнула Гермиона, подскочив на диване.

— Эридан — копия ты, — Драко улыбнулся. — Да, подписали с её отцом магический контракт, и больше мы его не видели. До недавней встречи в Хогсмиде.

— По ней совсем не заметно, что она жертва несчастной любви, — Грейнджер крутила в руках палочку Малфоя. А он внимательно за ней наблюдал.

— Думаешь, по тебе заметно? — он склонил голову к плечу.

— А кто сказал, что я жертва несчастной любви? Я была счастлива, — она закусила нижнюю губу. — А что у Паркинсон во Франции?

— Скорее кто, — блондин навалился на спинку дивана. — Он был одним из одобренных её родителями вариантов, и единственный живёт дальше остальных.

— Она просто сбежала?

— Есть у вас что-то с ней общее, да?

Гермиона видела на его лице улыбку, но всё равно кинула в него ещё одной подушкой.

— Ладно, я пойду в душ, — Грейнджер встала с дивана и пошла в сторону ванной комнаты.

Она пыталась переосмыслить только что услышанную историю. Пэнси Паркинсон смогла отпустить прошлое и начать строить новую жизнь с другим человеком. И, кажется, она была счастлива. А что же Гермиона? Всё ещё пыталась спасти свой разрушенный мир.

Грейнджер зашла в ванную и начала расстегивать пуговицы на рубашке. Она настолько была погружена в свои мысли, что даже не услышала щелчка закрываемой двери.

— Ты забыла полотенце, — голос Малфоя, раздавшийся сзади, заставил Гермиону вздрогнуть и развернуться.

Гермиона стояла перед Малфоем в его почти полностью расстегнутой рубашке, из-под которой открывался отличный вид на её нижнее бельё. Чёрное. Обычное чёрное бельё без кружева и всяких рюшечек. От одного взгляда Малфоя под кожей разлился жар. Горячая лава.

Грейнджер не спешила закрыться или отвернуться, или хотя бы просто выгнать Малфоя за дверь. Они оба так и стояли друг напротив друга: Драко блуждал глазами по её телу, а Гермиона смотрела на полотенце в его руках. И как она умудрилась его забыть?

Её кожа горела под его взглядом, она плавилась. Гермиона видела, как выскальзывает полотенце из его рук и падает на пол с глухим звуком от удара. Его бы не было слышно, если бы они не стояли в полной тишине. Малфой сделал шаг вперёд. Гермиона инстинктивно отступила назад, увеличивая между ними расстояние и ударяясь бёдрами о тумбу.

Она растерянно смотрела на Малфоя, пока тот медленно к ней приближался. Между ними было расстояние в пару метров, но Драко преодолевал его не спеша. Он будто бы издевался над ней. Малфой не шёл, он подкрадывался.

— Д-драко, что ты делаешь? — она облизала пересохшие губы, что не скрылось от внимательных серых глаз.

Его зрачки уже заметно увеличились, почти полностью закрыв светлую радужку. От этого вида её дыхание стало прерывистым и частым. А пульс участился, стоило ей обратить внимание на его торс — он опять не надел футболку — мышцы перекатывались под кожей от каждого его движения.

— Как думаешь, Грейнджер, как далеко мы можем зайти? — он ухмыльнулся, приподнимая один уголок губ и останавливаясь в полушаге от неё. — Естественно, не нарушая запретов, — он поймал её ничего не понимающий взгляд и прошептал в самое ухо: — Никаких прикосновений, Грейнджер.

— Но… — Драко остановил свой указательный палец в паре миллиметров от её губ.

— И никаких нравоучений, — его голос звучал значительно ниже и мягче, чем обычно.

Малфой немного отдалил палец от её лица, позволяя ей тем самым дышать, и повёл им по линии челюсти, опускаясь к шее. Он отслеживал глазами каждое действие своей руки. Они по-прежнему были непозволительно близко, по-прежнему недостаточно. Но они переступали тысячу граней одним махом.

— Сядь, пожалуйста, — он повторил губами путь своей руки, но в этот раз опаляя кожу дыханием. Ей было страшно просто дышать. Гермиона не знала, чего боится больше: что этот момент закончится, или что она просто потеряет контроль.

— Что? — она несколько раз моргнула, пытаясь прокрутить в голове его фразу ещё раз.

Малфой улыбнулся.

— Я не могу посадить тебя на тумбу, поэтому сделай это сама, — он на секунду отвёл от неё взгляд, указав им на объект за спиной девушки. — Пожалуйста, Гермиона.

Она беспрекословно выполнила его просьбу. О контроле не могло идти и речи. Рядом с ним такого понятия вообще не существовало. Просто набор букв. Пустой звук. Обычный пшик от открывшейся бутылки с газировкой. Контроля не существовало. Ничего не существовало, кроме Малфоя. Только он. И она. Равновесие нарушено. Они разом нарушили все запреты. Они встали на эту чёртову настоящую мину. И оставалось только ждать.

Но ждать вдвоём было куда интереснее, чем поодиночке.

Драко опустил руки на полы её-его рубашки, проводя по пуговицам и расстегивая оставшиеся. Гермиона вцепилась руками в край тумбы, следя за его руками. Он ловко расстегивал маленькие пуговички, разводя полы рубашки шире. Ноги Грейнджер были широко разведены в стороны, а Малфой стоял между ними. Вся её концентрация уходила на то, чтобы в порыве не обхватить его талию ногами. Чтобы не положить руки на плечи и не притянуть его за шею к себе. Чтобы не поцеловать в ключицу, оставляя следы. Драко снял с неё рубашку, оставляя только в белье. Ему нравилось чёрное. Она знала это, запомнила, когда он сказал ей это однажды. И, наверное, поэтому в её ящике с нижним бельём большинство комплектов были этого цвета.

Гермиона кожей бёдер чувствовала хлопок рубашки, лежащей рядом с её ягодицами. И она даже позавидовала Малфою, потому что ей с него снять было нечего. Карие глаза проскользили по мужскому телу, обводя каждую деталь и каждую родинку — их было совсем не много, но этим они и запоминались ещё больше. Грейнджер заметила разницу. Она уже была в одном белье, пока на Малфое были брюки. Она улыбнулась своим мыслям и протянула руки к ремню. Его руки дёрнулись в жесте, чтобы её остановить, но он не мог. И это заставляло улыбаться её ещё сильнее. Она осознавала опасность их действий, но адреналин в крови зашкаливал. Обманывать магию было верхом экстрима. То, что они сейчас делали, было сродни полёту на драконе. Не меньше.

Пальчиками коснулась пряжки его ремня, чувствуя, как натягивается ткань брюк ниже. Тяжело сглотнула, но даже не подняла взгляда на его лицо. Ей бы хотелось его видеть, но Гермиона продолжала цепляться за мнимый контроль. Учитывая то, что она уже делала — контроль просто растворился в воздухе. Сгорел от напряжения, повисшего между ними. Когда с ремнём было покончено, Драко втянул живот, позволяя ей захватить край штанов, чтобы она могла продолжить. Пальцы неистово дрожали то ли из-за страха, то ли из-за возбуждения, но Гермиона легко справилась с пуговицей. Закусила нижнюю губу, чтобы хоть как-то привести себя в чувство. На секунду закрыла глаза, сделала глубокий вдох и схватилась за собачку, потянув её вниз, открывая себе вид на серые боксеры.

Посмотрела на него, больше она не сделает, переложила руки себе на колени и медленно провела ими по своим ногам, поднимаясь выше. Грейнджер видела, как Малфой жадно ловит каждое её движение. Драко руками стянул штаны вниз до колен, наклоняясь к Гермионе максимально близко, дальше помогая ногами избавиться от ненужного предмета гардероба.

Он взял в руки не пойми откуда взявшуюся палочку и наколдовал себе кубик льда. Гермиона хмурила брови, следя за его движениями, пока Малфой не переставал улыбаться. Он не произнёс ни слова, просто молча взял кубик льда в рот, зажав зубами и выставив большую его часть наружу, и наклонился к девушке. Драко прислонился холодным кубиком к её губам, склонив голову так, чтобы не коснуться. Гермиона резко втянула в себя воздух от остроты ощущений и каким-то странным порывом перекинула волосы на одну сторону и наклонила голову вбок, освобождая большое пространство кожи. Для него. Малфой медленно провёл ледяным кубиком от губ к линии челюсти, очерчивая её и спускаясь к шее. Кожа Гермионы от количества ощущений покрывалась мурашками: разгорячённая кожа топила холодный лёд, заставляя капельки воды стекать по коже и теряться за кромками бюстгальтера. Драко провёл почти губами по коже её ключиц, опускаясь ниже, обводя края нижнего белья. В какой-то момент Гермиона перестала ощущать его дыхание на коже и открыла глаза. Когда она успела их закрыть?

Малфой улыбался, перебирая языком остатки льда и спросил, кивнув на лифчик:

— Снимешь?

Грейнджер несколько секунд пыталась понять, что он от неё хочет, а потом заторможено кивнула. Ей казалось, что на неё наложили Империо, потому что она вообще ничего не понимала. Все чувства концентрировались внизу живота, стягивая всё в тугой узел. Девушка завела руки назад и расстегнула одну из преград к её телу. Такая мелочь для него. Он видел её душу. Гермиона лёгкими движениями стянула с плеч бретели, позволяя бюстгальтеру упасть на её бёдра, оголив грудь.

Драко вновь зажал кусочек льда в зубах. Там уже не должно было ничего остаться, и его манипуляции становились опаснее, но от этого их ощущения становились острее. Малфой начал с впадинки на шее, опускаясь ниже — к груди — он прошёлся кубиком по прямой до впадины между грудями. И только потом направился к правой, медленно обводя ореолу и касаясь стоявшего от напряжения соска.

Из её горла вырвался первый стон, и она могла поклясться, что видела, как его руки сжались в кулаки. Он вдавливал костяшки в поверхность тумбы рядом с её ногами.

Малфой не торопясь перешёл от правой груди к левой, повторяя манипуляции и вызывая у неё полустоны-полувсхлипы. Он спустился ниже, обводя пупок и касаясь оставшимся кусочком кромки её белья. Находясь у места, где в данную минуту было сконцентрировано всё её желание, Драко посмотрел на неё. Его взгляд был затуманен, глаза заволокло мутной дымкой, и Гермиона не сомневалась — её глаза были такими же.

Он втянул в себя оставшийся кусочек льда, рассасывая и проглатывая его.

И всё, чего ей сейчас хотелось — это притянуть Малфоя к себе и впиться в его губы. Но вместо этого она только сильнее впивалась пальцами в поверхность, на которой сидела.

Они не просто наступили на мину, они на ней танцевали. По очереди убирали ноги и наступали обратно. Они оба уже должны были быть мертвы. Но, кажется, магия оказалась той ещё сукой. Она позволяла зайти им так далеко, что выбраться обратно шансов уже не будет. И если их не убьёт она, то они сделают это сами.

Ромео и Джульетта современности. Просим вашего внимания, дамы и господа! Мы приближаемся к развязке!

Как иронично. Она так любила в детстве эту пьесу, зачитывалась ей допоздна и перечитывала. Однажды даже прочитала Малфою. Он разозлил её, и она притащилась в Выручай-комнату с этой книжкой и целый вечер зачитывала ему любимые отрывки. Кто же знал, что они сами станут героями печальной истории? Хотелось верить, что никто.

— Ты же закончишь сама? — удивительно, что он не усмехнулся, а просто по-доброму улыбнулся.

Ради этой улыбки она сделает всё что угодно.

Это правда её поражало. Она должна была смутиться, возразить. Сделать хоть что-то. Но она сидела перед ним почти полностью обнажённая, в одних только трусиках, чувствовала, как горят её щёки и вообще вся кожа, как внизу живота приятно тянет, требуя к себе внимания, и позволяла себе смотреть на него.

На них было одинаковое количество одежды. Зрачки Драко почти полностью закрыли радужку, а щёки были покрыты румянцем. Не стеснением — возбуждением. Его губы были приоткрыты, и он часто дышал. Улыбка скидывала ему несколько лет, и ей казалось, что перед ней стоит тот самый восемнадцатилетний парень, которого она когда-то так сильно любила, что готова была на всё. В общем-то и сейчас мало что изменилось.

— А ты? — она посмотрела на него, чуть отклонившись назад, упираясь лопатками в стену.

— Ты этого хочешь?

Это было так странно. Стоят оба почти раздетые и до боли возбуждённые и разговаривают о том, доведут ли они себя сами до оргазма?

— Да, — её тон был слишком будничный.

Наверное, они оба привыкли к тому, что они всегда рядом, но никогда не вместе. И это ужасало. Это шевелило волосы на затылке и гоняло по коже мурашки. От этого плечи нервно передёргивались. Однако ни один из них не собирался отступать. Это был верх мазохизма. Они и правда оба больны.

Гермиона положила правую руку себе на шею, провела ею вниз, касаясь груди и прихватывая соски. Она повторяла траекторию его движений. Воспроизводила в памяти ощущения от его недокасаний, контраста от взаимодействия кожи и льда. Провела подушечкой пальца по кромке белья и скользнула внутрь. Глядя ему в глаза, коснулась своего клитора, прикрывая глаза от захвативших её эмоций. В голове возник густой туман, обволакивающий сознание и позволяющий не стесняясь вырисовывать круги на своей плоти, чувствуя на пальцах влагу.

Малфой наблюдал за ней, недовольно морщился, когда понимал, что она не собирается снимать белья, но решил повторять за ней. У него не было возможности проложить свежие дорожки её прикосновений на себе, но он знал наизусть все старые. Она должна была вспомнить. Она следила за ним из полузакрытых глаз, но всё равно отмечала каждое его действие. То, как он взъерошил волосы, скользнул рукой за ухом, переходя на шею. Он несколько раз провёл ладонью по ключицам — их она любила особенно сильно — спустился на грудь, стараясь повторить именно еёдвижения. Рука опускалась всё ниже, к торсу, очерчивая мышцы пальцами. Его ладонь легла рядом с пахом, но не притрагиваясь к подрагивающему члену, пропуская и спускаясь к бедру. Она резко вздохнула, не понимая отчего больше: от приближающегося оргазма или от узнавания его движений. Он, словно рисовал карту её поцелуев, её касаний. И только прочертив каждую деталь, он приспустил трусы и обхватил член, шумно выдохнув.

Гермиона чувствовала дрожь в кончиках пальцев, сильнее сжимала край тумбы свободной рукой и еле слышно всхлипывала. Это было сумасшествие. Грейнджер чувствовала его взгляды, ей не нужно было, чтобы он касался её, она ощущала его и так. Просто пока он стоял рядом и смотрел на неё. Пока дышал с ней одним воздухом.

Его рука ускорилась, приближая к концу, так же как и Гермиона понимала, что она близка. Внутри туго сжималась пружина, готовая вот-вот выпрямиться. Отпустить. Гермиона провела языком по губам и встретилась с Малфоем глазами. И именно в это мгновение рука, лежащая на тумбе, сжалась сильнее, а внутри что-то взорвалось. Не тысячи фейерверков и не звёзды перед глазами. А будто щёлкнул предохранитель и вскоре будет спущен курок. Грейнджер шумно выдохнула имя Малфоя, прижимаясь затылком к стене и закрывая глаза, слушая как Драко дышит где-то рядом. Такой неправильно правильный момент.

— Напомни мне больше не приносить тебе полотенце в ванную, — хриплый шёпот был полон странного веселья.

Гермиона открыла глаза. Драко стоял напротив в уже надетых трусах. В одной руке была сжата волшебная палочка, а другая лежала рядом с женским бедром. Малфой наклонился к её лицу, замирая губами около виска. Девушка слышала его печальный хмык. И вдруг в её голове возникли сотни поцелуев яркими вспышками. Он всегда целовал её в висок: на прощание, после секса, перед сном, когда успокаивал, когда она читала. Всегда.

Так вот откуда у неё эта привычка.

Вот почему она целует Эридана исключительно в висок.

Потому что это их жест.

И теперь им уже точно будет не выбраться.

Извержение началось.

Комментарий к Глава 14

Я сегодня очень уставшая, чтобы писать большие примечания. Потому по классике: как вам глава? Жду ваших впечатлений внизу!

И ещё хочу сказать, что безумно вас всех люблю, кто читает эту работу! Спасибо❤

========== Глава 15 ==========

Комментарий к Глава 15

Если вдруг у вас съезжает текст и превращается в нечитабельную кашу, то откройте главу с телефона/другого браузера или просто скачайте. После обновлений на сайте происходят некоторые сбои.

— Ты как? — мягкий голос Джинни донёсся из-за дверей.

Гермиона облокотилась о раковину, включая холодную воду. Её лихорадило, руки не слушались, и простые действия требовали слишком много усилий. Девушка опустила руки под поток ледяной воды. Она старалась дышать как можно глубже, чтобы ослабить спазмы в животе. С большим трудом она сложила руки в форму чаши и набрала в них воды, после чего ополоснула лицо, смывая капельки пота со лба. Выбившиеся пряди неприятно липли к щекам, глаза слипались от подступающих слёз. Гермиона прополоскала водой рот и выключила воду. Не вытираясь, она подошла к двери, открывая её и наваливаясь на косяк. Джинни сидела в кресле и читала какой-то журнал.

— Я больше никогда не буду есть в министерской столовой, — голос Грейнджер был хриплым и обессиленным.

— Ты уверена, что это отравление? — Джинни отложила журнал и подошла к Гермионе, прикасаясь ладонью ко лбу подруги.

Рука бывшей Уизли была холодной, что неосознанно Грейнджер дёрнулась ей навстречу. Девушка провела по пересохшим губам языком. Хотелось пить и спать.

— Больше это ничего не может быть, — ведьма оттолкнулась от дверного косяка, проходя мимо подруги и направляясь к дивану. — Шла бы ты домой, Джин. Возишься тут со мной, как с маленьким ребёнком.

— Я обещала Малфою, что буду сидеть с тобой до его прихода, — рыжая помогла Гермионе лечь, укрывая её одеялом. — Поспи пока.

— Я бы с удовольствием, но сил нет даже на это.

— Может тебе нужны какие-нибудь зелья? Или что-то вроде того? — миссис Поттер гладила подругу по голове, нежно перебирая кудряшки, напоминая тем самым девушке маму.

— Нет, Джинни, спасибо, — вялая улыбка на секунду возникла на губах. — Я уже выпила всё, что только можно было.

Ночью Гермиона проснулась от спазмов в желудке и тошноты. К утру всё это переросло в головокружение, рвоту и полное бессилие. Она с трудом написала письмо Малфою, в котором просила того забрать Эридана от его родителей. Мальчику настолько понравилось в Малфой-мэноре, что он готов был проводить там каждый день. Через полчаса Драко стоял у её кровати вместе с домовиком и заливал в неё зелья. Написал вместо неё письма: одно для её начальника в Министерство с просьбой о выходном, второе для Джинни с просьбой проследить за ней. Потом ушёл на работу, обещая вернуться.

Такая забота волновала. Грейнджер отвыкла от того, чтобы за ней кто-нибудь ухаживал. Заболеть, когда на руках у тебя маленький ребёнок было той ещё проблемой, но она справлялась. Сейчас вокруг неё было множество людей, готовых прийти на помощь. Снова. Она не понимала, как сама смогла себя этого лишить. Глаза закрывались. Положив голову на женское бедро, на диване спал Живоглот. Единственный, кто проживал с Гермионой буквально всё. Протянув руку, она почесала его за ухом.

— Как Рон? — не открывая глаз, спросила Гермиона. — Я давно его не видела. В Хогсмиде, кажется, в прошлый раз.

— Я и сама видела его давненько. Он не заходит ни к нам, ни к маме, — по голосу было слышно, что Джинни улыбается. — Мы с мамой думаем, что у него кто-то появился.

Грейнджер приподняла голову, открывая глаза, и с интересом посмотрела на подругу. Рыжеволосая выглядела слишком счастливой и довольной для девушки, которая не знала подробностей личной жизни одного из старших братьев. Девушка закусила губу, словно старалась себя сдержать, а её карие глаза искрились неподдельным весельем.

— Я так понимаю, ты уже узнала кто она, — Гермиона коротко хохотнула, когда Джинни резко повернулась и активно закивала головой. — Иии?

— Это Айла Дэвис, она окончила Хогвартс два года назад, училась на Хаффлпаффе. Блондинка, работает в книжном, недалеко от Вредилок, — девушка говорила быстро, размахивая руками, и ни на секунду не прерывалась. — Они познакомились в чайной три месяца назад.

— И ты узнала об этом только сейчас? — конечно, Грейнджер была удивлена, что Джинни вообще всё это узнала, но эта была Джинни Уизли, она не могла не узнать. Слишком внимательная к деталям.

— Мерлин, Гермиона! Представляешь? — ведьма подскочила на диване, испугав резкими движениями кота. — Я заметила это только через два с половиной месяца! Теряю сноровку! С этой беременностью я стала совсем рассеянной.

Подруга преувеличивала, и Гермиона об этом знала. Иногда ей казалось, что молодая миссис Поттер вообще забывает о своём положении, пока её не начнёт раздражать парфюм мужа или ей не захочется сливочного пива. Будущий член семьи совсем не беспокоил свою маму, в отличие от Эридана в своё время. Сейчас это вызывало у Гермионы только лёгкую улыбку и ностальгию, но когда-то она готова была возненавидеть весь мир.

Она снова легла на подушку, закрывая глаза. Джинни рассказывала всё, что смогла узнать про девушку Рона, и возмущалась тем, что брат сам ничего не рассказывает. Грейнджер провалилась в лёгкую полудрёму, которую разрушил неожиданный хлопок посреди гостиной. Бывшая Уизли замолчала, а Гермиона резко села, поморщившись от неприятных ощущений. В середине комнаты на пушистом ковре стояло человекоподобное невысокое существо, с большими ушами и глазами голубого цвета. Домовик стоял посреди комнаты и хлопал глазами. Грейнджер, увидев знакомого домовика, облегчённо выдохнула и легла обратно. По-прежнему спящий Живоглот только шикнул куда-то в сторону и улёгся обратно, а Джинни непонимающе смотрела то на подругу, то на неизвестного ей эльфа.

— Отто не хотел напугать Мисс, — домовик неуклюже наклонился и замахнулся на себя собственной рукой. — Хозяин сказал, чтобы Отто проверил Мисс. Как Мисс себя чувствует?

— Отто, всё в порядке, — Гермиона слабо улыбнулась, а потом перевела взгляд на подругу. — Это домовик Малфоя, — и снова посмотрела на эльфа. — Спасибо, Отто, мне уже лучше.

— Мисс совсем бледная, — домовик щёлкнул тощими пальцами, и перед ним появилось несколько склянок с цветными жидкостями. — Мисс должна выпить это.

Увидев переливающиеся зелья, Гермиона скривилась и поморщила нос. Ей казалось, что её сейчас снова стошнит.

— Отто, я это не выпью. Мне от них ещё хуже, — ведьма никогда не вела себя так по-детски, но сейчас она думала, что если понадобится, то она найдёт в себе силы, чтобы захныкать и потопать ногами. Она не могла пить даже воду, а это создание заставляло её принимать невкусные зелья.

— Мисс ведёт себя как ребёнок, — недовольный тон домовика рассмешил притихшую Джинни. — Я скажу хозяину Драко, что Мисс капризничает.

Заливистый смех рыжеволосой ведьмы был настолько заразительным, что Гермиона улыбнулась. Было бы забавно посмотреть на лицо Малфоя, пока домовик жалуется ему на Грейнджер.

— Ладно, я это выпью, — девушка приподнялась, поудобнее подкладывая подушку под спину.

Эльф улыбнулся, а его уши заметно дрогнули. По его велению к Гермионе отлевитировали три склянки. Первой она выпила жидкость тёмно-малинового цвета с ужасным горьким вкусом. Вторым было зелье аквамаринового цвета с цветочным сладким запахом и не таким ужасным вкусом. Третья склянка была с полупрозрачной жидкостью медового цвета, не имеющая вкуса и запаха.

— Сейчас Мисс уснёт и Мисс быстро поправится, — по щелчку пустые склянки исчезли.

Гермиона почувствовала, как её глаза стали медленно закрываться. Веки заметно потяжелели, по всему телу прошло приятное тепло, а спазмы в желудке уменьшились и стали почти незаметными.

— Джин, ты иди домой, — язык будто онемел, шевелить им было крайне трудно, а губы совсем не размыкались. — Я думаю, что просплю до вечера, не беспокойся.

Рыжая обвела взглядом комнату, с прищуром посмотрела на домовика, а потом, кивнув собственным мыслям, встала с дивана. Она пожелала Гермионе скорого выздоровления, попросила сообщить о своём самочувствии, как та проснётся, и только после этого исчезла в пламени камина.

— Мисс нужна помощь Отто? — скрипучий тихий голос заставил девушку приподнять голову.

— Нет, Отто, ты можешь идти, я посплю.

Последнее, что слышала Гермиона, был хлопок, означающий трансгрессию. В следующую секунду её веки закрылись.

***

Резкий треск и неизвестные шорохи пробирались в сознание. Девушка поморщилась, а затем открыла глаза. В комнате было темно: весь свет выключен, шторы задёрнуты, и только огонь в камине давал немного света. Около кресла был заметен силуэт, и по платиновой макушке Гермиона смогла узнать человека. Малфой снял мантию и кинул на спинку кресла, после чего подошёл к Грейнджер и присел на корточки напротив её лица.

— Ты как? — его голос прозвучал очень тихо, но так по-особенному нежно, что волшебнице захотелось улыбнуться, перевернуться на другой бок и продолжить спать.

— Отто опоил меня кучей зелий, — она подложила руку под подушку и посмотрела на Драко из-под полуопущенных век.

— Их было всего три, — ведьма видела на губах Малфоя улыбку, но ей совсем не хотелось спорить. — Хочешь чего-нибудь?

Она не знала причин, но на её глазах застыли слёзы. Внутри словно что-то щёлкнуло. В одну секунду на неё будто бы обрушился весь мир. А в голове была только одна мысль, одно маленькое неконтролируемое желание.

— Драко, — он облокотился на диван, рядом с её лицом.

— М?

— Сделай мне, пожалуйста, чай, — собственная просьба показалась ей до ужаса глупой.

Ей вспомнилось, что папа всегда готовил для неё сладкий чай, когда она болела. Мама поила чаем с молоком и мёдом, а папа делал самый обычный с большим количеством сахара, но это был самый вкусный напиток в её жизни. Она иногда баловала таким чаем Эридана. И сейчас ей захотелось такого же чая от Драко. Для неё вообще всё, что он делал, имело какое-то особое значение.

— Чай? — его удивлённое лицо вызывало улыбку.

На секунду ей показалось, что это был самый интимный момент за всё их знакомство. Это был самый интимный момент в её жизни, самый запоминающийся. Как первое прикосновение к сыну. Она так долго его ждала, а потом ей положили этот сине-красный комочек на грудь, и она почувствовала себя самой счастливой на свете. И сейчас, когда Малфой сидел так близко, пока она просила приготовить ей чай, Гермиона тоже была счастлива. Кажется, впервые за долгое время.

— Мгм, только послаще, — она неосознанно кивнула. Из-за пелены слёз его лицо расплывалось, но это было неважно. Он просто был рядом, и этого было достаточно.

— Хорошо, — он встал. — Добавить ещё что-нибудь?

Грейнджер отрицательно помотала головой. Драко кивнул и ушёл на кухню, а с её ресниц сорвались слёзы. Она не могла их объяснить, назвать причины, они просто были и скатывались по её щекам. Наверное, она устала.

Гермиона вслушивалась в тихие шаги Малфоя по её кухне, в звук кипящей воды. Она слушала каждое тихое шипение волшебника, каждый удар ложки о бортик кружки. Драко не включал свет, на кухне было небольшое свечение, которое, вероятнее всего, было от его палочки. Грейнджер хотела, чтобы вернувшись, Драко обнял её. Обхватил руками и прижал к своей груди. Ей просто хотелось слушать его сердцебиение и ничего больше. Неужели она так много просит?

Через несколько минут она сквозь дрёму услышала, как Малфой ставит кружку на журнальный столик и садится рядом с ней.

— Я тебе чай принёс, — его шёпот отзывался сладкой истомой.

Девушка открыла глаза и посмотрела на него. Он сидел на полу, рядом с диваном, подперев лицо кулаком. Он изучал её лицо глазами и чему-то улыбался. Гермиона любила за ним наблюдать: за тем, как сменяются его эмоции; как в глазах пляшут искорки или потирают руки маленькие чертята; как он хмурит брови и поджимает губы, когда чем-то недоволен; как его губ касается улыбка, когда он счастлив; или как его щёки покрываются румянцем, а глаза заметно темнеют, когда он возбуждён; как медленно ресницы стремятся коснуться щеки, когда моргает; как образуется ямочка на щеке, когда губы кривятся в усмешке. Грейнджер знала его лицо до миллиметра, до каждой клетки. Знала, но не переставала восхищаться.

— Сладкий?

— Попробуй, — Драко протянул ей кружку. Большую, её любимую.

Девушка сделала глоток. Чай был тёплым, немного горячим и приторно сладким. Как она и хотела. Она сделала несколько крупных глотков, закрыв глаза. Сейчас никто бы не смог её убедить, что счастье не может заключаться в кружке горячего чая. Живоглот, недовольный разговорами и шевелениями своей хозяйки, негодующе мяукнул и спрыгнул с дивана, скрываясь на лестнице.

— Ты как себя чувствуешь? — Малфой вытянул одну руку и положил её на подлокотник дивана, за спиной Гермионы.

— Уже лучше, но голова ещё болит немного, — Грейнджер приподнялась, чтобы убрать пустую кружку, но Драко перехватил её и убрал сам.

— Уверена, что это просто отравление? — он прищурился. — С отравлением зелья справляются быстрее.

Она знала, о чём он думал. Всё это слишком похоже на симптомы нарушения клятвы. Они нарушали её постоянно, даже сейчас. Им нельзя быть в отношениях друг с другом, но что тогда между ними, если не отношения? У неё было только одно предположение, почему же они ещё оба живы. Ответ состоял из семи букв, скрывался в одном имени. Малфой официально состоял в других отношениях, и пока, кажется, магию между ними это устраивало.

— Да, просто съела что-то не то вчера в Министерстве, — Гермиона улыбнулась. — К тому же немного устала в последнее время. Я отвыкла от такой насыщенной жизни.

— Хочешь, посмотрим фильм или как это у вас называется? — Драко мотнул головой в сторону, где у Грейнджер стоял телевизор.

— Вообще-то я хотела попросить тебя забрать Эри от твоих родителей, — ведьма закусила губу.

— Они не имеют ничего против, а наоборот только рады. Мама запрягла домовиков ремонтом детской, а отец купил детскую метлу и даже оформил специальную площадку в саду для полётов на ней.

— Не в этом дело, — Гермиона вздохнула. — Эридан расстроен тем, что мы стали проводить с ним меньше времени. Он счастлив общаться с бабушками, дедушками, многочисленными дядями и тётями, но они не могут заменить нас с тобой.

— И ты хочешь, чтобы я забрал его к себе? — Малфой слегка отдалился.

— Для него это было бы лучше, чем в очередной раз остаться в Мэноре, даже если ему там нравится, — волшебница провела языком по пересохшим губам. — Но если ты хочешь, то мы могли бы провести вечер все вместе. Уверена, Эри был бы счастлив.

— Только никаких мультиков про зелёных монстров!

— Огры, Малфой, а не монстры, — она улыбнулась. — Дашь мне свою палочку? Я хочу воды.

Драко закатил глаза, но взял волшебную палочку и наполнил пустую кружку водой. Через пятнадцать минут Гермиона доказала Малфою, что может стоять на ногах и вполне себе способна двигаться. Он заставил её несколько раз пройтись вдоль дивана и унести свою кружку, и только после таких своеобразных проверок переступил камин и скрылся в зелёном пламени.

За то время пока Драко забирал Эридана из Малфой-мэнора, Грейнджер успела принять душ и попробовать перекусить. Еда всё ещё отзывалась неприятными ощущениями и тяжестью в желудке, поэтому волшебница не рискнула съесть ничего, кроме простого печенья. Ей не хотелось пить больше никаких зелий, и поэтому она выпила обычную маггловскую таблетку обезболивающего.

Неделя выдалась действительно трудной. На работе был огромный завал с документацией, после нескольких бунтов магического населения водоёмов и лесов. Эридан часто капризничал, жалуясь на то, что Гермиона и Драко уделяют ему мало внимания. И всё время был чем-то недоволен: то Гермиона отправила его к Гарри с Джинни, а он хотел к Блейзу и Пэнси, то она включала не тот мультик, завтраки стали либо слишком солёными, либо слишком пресными. К тому же время шло слишком быстро. С момента их договорённости с Малфоем прошёл месяц. Результата всё ещё никакого не было, кроме того, что Астория переводила непонятные дневники своей дальней родственницы. Всё это вызывало вопросы, а её порывы помочь ни капельки не утешали. Гермиона попросту не хотела верить бывшей слизеринке. Но, как бы там ни было, на факультеты отправляли за определённые черты характера, и учёба на Слизерине не могла пройти незаметно. Грейнджер ждала подвоха.

Сидя в среду на работе и разбирая документы, ведьма подумала, что Астория таким образом просто тянет их время. Ведь как только она предложила свою помощь, они с Драко заметно расслабились. Да, книги, которыми они владели, были бесполезны, но они даже и не особо в них уже вчитывались. Они по сути скинули на Асторию их проблему, которая выгодна для неё. Не найди они решения, и Астория станет женой Драко.

Затрещавший камин и смех Эридана отвлекли Гермиону от готовки попкорна. Она развернулась на голоса: Эри размахивал игрушечной волшебной палочкой, а Драко подсказывал ему безобидные заклинания.

— Мама! — мальчик заметил Грейнджер и тут же слез с рук отца. — Ты больше не болеешь? Папа сказал, что мы будем мультик смотреть.

— Нет, милый, больше не болею, — девушка обняла сына, присев перед ним на корточки. — Какой будем смотреть мультик?

— Хочу про лошадку, — Эридан выбрался из объятий матери и пронёсся мимо к телевизору, бросая по пути свою «волшебную» палочку на пол, напоминая тем самым Гермионе её саму в квартире Малфоя. И, судя по улыбке последнего, не только ей.

— Ну что, про лошадку лучше, чем про огров? — улыбнулась Гермиона, направляясь на кухню.

— Однозначно, — Малфой обогнал девушку и встал перед ней. — Иди включай мультик, я сам всё принесу.

Просмотр фильма сопровождался постоянным хныканьем Эридана о том, что ему жалко лошадку, слезами Гермионы на особенно грустных моментах и закатыванием глаз Малфоя, когда он смотрел на этих двоих. Гермиона обнимала сына, перебирая его волосы пальцами, пока он ел воздушную кукурузу вместе с Малфоем.

Маленькая идиллия. Семья.

— Ты заберёшь его к себе на ночь? — Грейнджер повернулась вбок. — Мы всё равно завтра собирались к тебе, а я утром хотела зайти к родителям.

— Да, хорошо, — блондин отправил сына за вещами, с помощью волшебной палочки убрал посуду, а потом вернул своё внимание Грейнджер. — Точно всё нормально?

— Всё правда хорошо, — она старалась звучать уверенно, но сказанная фраза не придавала нужного тона голосу. Малфой скептически прищурился. — Слушай, если бы в моём отравлении был виноват обет, страдала бы не только я.

И это была правда. То, что позволяло ей дышать спокойно целый день. Не только она нарушала обет. Малфой тоже это делал, а значит магия всего лишь позволяла им ещё одну вольность. Позволяла зайти дальше. Они шли по пустынному полю с завязанными глазами. Оба знали, что рано или поздно они найдут край, за которым последует пропасть. Знали, но всё равно продолжали шагать.

— Тори перевела все дневники, — его голос был отчуждённым, и она молилась, чтобы это ничего не значило. — Говорит, что вопросов стало только больше. Непреложный обет почти не упоминается, о беременности вообще ни слова, а дочь появилась через три месяца после поездки в Шотландию.

— То есть мы потратили месяц впустую? — на последнем слове голос сорвался на хрип. — Теперь у нас есть только чуть больше трёх недель?

Малфой молчал. Тут нечего было говорить. Это как смотреть в окно, видеть метель и говорить, что идёт снег. Пустые слова, озвучивающие известный факт. Пустой звук. Маленькая снежинка, упавшая на покрасневшую щёку. Капля воды и ничего больше. Ни уникальных узоров, ни колючих граней.

Три недели. Меньше месяца. А у них нет ничего.

— Грейнджер…

— Это бессмысленно, Драко, — она встала с дивана, повернувшись к нему. — И ты это знаешь.

— Ты сдаёшься? — в голосе ни усталости, ни злости. Ничего. Безразличие.

Смирение.

— Я всего лишь готовлюсь принять нашу реальность, — Гермиона старалась улыбнуться, старалась придать голосу хоть толику чего-то доброго. Но он был пустым. — Чудес не бывает.

Малфой покачал головой. Поднялся с дивана одним резким движением и приблизился к её лицу, нарушая все мыслимые и немыслимые личные границы. Кожа горела и покрывалась мурашками от его дыхания на её щеке.

— Я не принимаю, Грейнджер, — он шипел ей эти слова в самые губы. — Ясно? Я не принимаю эту реальность! Потому что она мне нахрен не сдалась, если в ней нет тебя и нашего сына.

***

Гермиона сидела на диване перед камином уже почти полчаса. Она вернулась от родителей и приготовилась идти к Малфою, но в одну секунду её одолело волнение. Девушка не понимала собственных эмоций, но ей было тревожно. Она кусала губы, бесконечно поправляла волосы и то вставала, то обратно садилась на диван.

Всю ночь она не смыкала глаз, вертелась на кровати, пила чай, добавляла в него пару капель зелья для сна, но ничего не помогало. Сон не шёл. В голове, как плёнка с фильмом, прокручивались слова Драко. Грейнджер старалась выстроить логическую цепочку, сопоставляла события, известные факты и огромное количество вычитанной теории — всё впустую. Сознание тихо напевало ей, что Гермиона упускает нечто важное. Что она забыла что-то колоссально важное. Однако, чем больше она об этом думала и чем сильнее старалась вспомнить, тем тяжелее становилось думать. Гермиона не могла сконцентрироваться, её мысли пролетали перед ней пулемётной очередью, не задерживаясь ни на секунду.

Когда они с Малфоем читали книги, то неоднократно натыкались на то, что нарушившего данную клятву ждёт неминуемая смерть, но именно магия, заключённая внутри них, решает, что является нарушением обета. В голове всплывали все моменты с Драко за последние два с половиной месяца. Они так и не нарушили своих клятв, но бесстрашно к этому приближались. И после таких моментов Гермиона задавалась только одним вопросом: «А как это, умирать?». Ей доводилось видеть смерть, и она всегда была разной, но никогда перед ней не умирали люди, нарушившие Непреложный обет. Она никогда не видела людей, умирающих от прикосновений.

Непреложный обет — магия. Она сама решает, что является нарушением. Красный цвет нитей от заклинания не несёт в себе ничего, кроме давно заложенного сравнения с кровью. Обет не спадает со смертью свидетеля или человека, которому дали обещание. Клементия Фейтфулл — девушка, которая не стала мириться с запертом, и нарушила клятву, выбрав любимого. Девушка, которая пожертвовала жизнью, чтобы стать счастливой. Гермиона так поступить не могла, у неё было маленькое оттягивающее обстоятельство, запрещающее ей подобные безрассудства. Её сын. Другая девушка — Сара Джейн Медичи, которой не запрещали быть с любимым человеком. Ей запретили другое, не менее страшное и болезненное — иметь детей. Выходя замуж, Сара Джейн обрекла себя на мучения, страшный порок в то время. Но позже у неё родилась замечательная дочь. И Сара осталась жива, как и её муж. У них был ребёнок, и они оба были живы. И до этого они ездили в Шотландию.

Шотландия.

Они должны поехать в Шотландию.

Гермиона мигом соскочила с дивана и бросилась к камину. Она не поняла, в какой момент успела кинуть под ноги летучего пороха и назвать нужный адрес. Но уже через несколько коротких мгновений она стояла в квартире Малфоя, на пепельном коврике. На диване перед ней сидела Астория, перебирающая какие-то пергаменты, вокруг бегал Эридан с пакетом конфет, а с кухни шёл Малфой.

— Мамочка, привет! — разобрать слова ребёнка было сложно из-за его набитого сладостями рта. — Смотри, что мне подарила Тори!

На короткий миг губы ведьмы скривились, но она быстро взяла себя в руки и улыбнулась, бросив короткое «здорово». Гермиона поприветствовала девушку, сидящую на диване, и подошедшего Драко. Она даже забыла о своём воодушевлении, потому что первостепенной задачей стало выяснение причин присутствия Астории.

— Гермиона, рада тебя видеть, — шатенка приветливо улыбнулась, пока Гермиону передёргивало, и она старалась скрыть дрожь в руках. — Я принесла переводы дневников, возможно, вы сможете увидеть то, что не увидела я. Вы всё-таки владеете большим количеством информации.

Малфой поставил перед Гринграсс чашку с чаем, а сам встал за диваном. Он предложил что-нибудь выпить и Гермионе, но она отказалась. Эридан бегал по квартире, не обращая внимания на взрослых.

— Мы должны поехать в Шотландию, — прохрипела после долго молчания Грейнджер. На неё уставились две пары удивлённых глаз, и она тут же решила пояснить: — Сара с её мужем ездили в Шотландию, чтобы найти информацию об обете. Значит, там есть кто-то владеющий этой информацией.

— Мы должны найти либо этого человека, либо его родственников, — сделал вывод Малфой, на что Гермиона только кивнула.

— Или хотя бы его сохранившиеся записи, — тихо добавила Астория.

Именно этот разговор выбил их из привычной колеи на две недели. Гермиона не помнила, когда она нормально спала или проводила с собственным сыном больше пары часов в сутки. К ним подключились и семья Поттеров, и Забини с Паркинсон. Астория также не отставала. Они всевозможными способами старались узнать хоть что-нибудь о поездке семьи Медичи в Шотландию. Драко, Астория, Пэнси и Блейз перерыли всю библиотеку вдоль и поперёк в поместье Гринграссов. Они перечитывали дневники, пытаясь найти упущенную информацию. Забини обратился к знакомым в Италии, а Гарри и Гермиона вместо выполнения своей работы, пользовались привилегированным статусом героев и копались в архивах Министерства. К ним собирался подключиться даже Рон, но ему отвели не менее важное дело — быть одной из нянь для Эридана.

Грейнджер знала, что сын сильно обижается и расстраивается на вечное отсутствие родителей, но каждый раз она твердила себе, что всё это делается ради него. Чтобы у него была нормальная семья, чтобы Эри был счастлив.

К началу ноября они смогли только выяснить имя волшебника, к которому обращались Сара с её мужем. Шотландец по имени Воган принадлежал к древнему чистокровному роду Ламонт. Никто из семьи не был зарегистрирован в числе, носящих заклинание Непреложного обета. Но многие годы представитель этого рода тратили на изучение этой магии. Воган погиб несколько лет назад.

Все были в невероятном напряжении, постоянно злились и порой даже срывались друг на друга. Оставались считанные дни на решение проблемы, последний месяц осени вступил в свои права. Холодный ветер будто смеялся над чужим горем. Гермиона всё чаще замечала пасмурную погоду за окном, почти каждый день были дожди, а видимость уменьшал густой туман. Грейнджер никак не могла понять, почему же Астория выбрала такой месяц для собственной свадьбы. Безусловно, они волшебники, и погодные условия для них не помеха. Но ведьма знала, что сама бы никогда не выбрала дату своей свадьбы в ноябре. Ей хотелось, чтобы её семья родилась в тёплых лучах августовского солнца. Чтобы в воздухе уже витал чуть уловимый запах осени, но все бы знали, что ещё лето. Маленький символизм в больших вещах.

Был ли такой символизм в свадьбе Астории? Наступят ли в её жизни холода после бракосочетания?

Гермиона заметила, что последние несколько дней девушка ходила очень грустной, часто останавливалась взглядами на Драко и как будто хотела с ним поговорить. Грейнджер видела несколько раз, как Астория подходила к Малфою, открывала рот, чтобы начать говорить, но в итоге просто брала что-то лежащее рядом и уходила. Это было странно.

Новость о кончине Вогана заметно всех подкосила, несколько дней они ходили, словно в воду опущенные. Будто бы они все разом подверглись поцелую дементора. Их не было, были только оболочки. Забини случайно узнал, что у Вогана был сын — Дугальд Ламонт. Прямой наследник чистокровного рода, и всей их компании только оставалось верить, что сын Вогана перенял древние традиции и маленькое семейное увлечение.

Ещё почти неделя ушла на поиски информации об этом человеке. Он был жив, и это радовало. Дарило маленькую надежду. О нём ничего не было известно, кроме того, что он жил в маленьком городке Данкелд. Гарри смог достать портключ до Эдинбурга и разрешение на пребывание в стране для троих человек на два дня: Драко, Гермионы и Эридана.

Ни Малфой, ни Гермиона не сомневались, что возьмут сына с собой, они и так чувствовали себя виноватыми перед ним. Он всё время проводил то в Мэноре, то у родителей Грейнджер, то в Норе с Роном. Что бы их не ждало в Шотландии, время давило, и им хотелось просто провести хотя бы один день своей маленькой семьёй.

Портключом служил маленький блокнот, совершенно ничем не наполненный, как сказал Гарри: «Первое, что попалось на глаза». Им в общем-то было и неважно чего коснуться, чтобы перенестись в другую страну. Туда был один проводник, обратно два. Разные политики бесили Малфоя, ему не нравилась перспектива возвращаться из Шотландии по отдельности, хотя никто не понимал причин. Блокнот активируется в определённое время, портключи из Эдинбурга действуют всегда, стоит только прикоснуться.

На заднем дворе дома Гермионы собралось большое скопление людей: Джинни ела тыквенный пирог, Гарри давал Малфою последние рекомендации, Блейз и Пэнси развлекали Эридана, что очень не нравилось Гермионе — Забини плохо влиял на её сына, а Астория стояла в стороне и переминалась с ноги на ногу, нервно озираясь на Малфоя. Гермиона решила к ней подойти. Что-то колючее вертелось внутри неё, заставляя остановиться. Но она никогда не умела прислушиваться к своим предчувствиям.

— Астория, у тебя всё в порядке? — Грейнджер легко коснулась плеча шатенки.

Девушка вздрогнула и посмотрела на бывшую гриффиндорку округлившимися глазами. Гринграсс бегала глазами по лицу Гермионы, и было видно, как она закусывает щёку изнутри.

Гермионе это совершенно точно не нравилось.

— Да, всё отлично! — Астория буквально воскликнула. Её голос был слишком высоким и звонким в этот момент, чтобы поверить ей. Гермиона прищурилась, чувствуя, как быстро бьётся сердце о рёбра. — Не совсем. Я должна кое-что сказать тебе.

Ба-бах

— Мне? — Грейнджер сглотнула.

— Да, — Тори бросила быстрый взгляд на Драко, после чего вернула всё своё внимание стоящей перед ней девушке. — Мне не хватит смелости признаться ему.

— Признаться в чём? — глухо и почти неслышно; ответа не было. — Астория?

На секунду голубые глаза встретились с карими. Контраст. Непохожесть. Всего секунда, но Гермионе её хватило с головой, чтобы захлебнуться в количестве сожаления, плескающегося в этой голубизне.

— Полторы недели назад я связалась с Агатой — дочерью Сары и Никколо. Хотела спросить, может у них остались какие-нибудь другие дневники. Может родители что-нибудь ей рассказывали…

Астория подавила в себе всхлип. Она нервно перебирала пальцами, разминая ладони.

— И?

— Гермиона, — из голубого глаза сорвалась одна слезинка, которую хозяйка тут же стёрла с покрасневшей щеки, — обет не запрещал Саре иметь детей, ей запрещено было их рожать.

Удар. Осознание пришло слишком быстро. Ни секунды на размышления. Гермиона посмотрела в сторону. Эридан сидел на руках Малфоя и что-то активно всем рассказывал.

— Агата их приёмная дочь, — Гринграсс говорила очень тихо, но Грейнджер всё слышала. Каждую запинку, каждый еле заметный срыв на шёпот. — Я не смогла сказать ему об этом, это же его просто уничтожит.

Обет нельзя снять. Только выполнить. Их единственная надежда — Сара Джейн Медичи — выполнила своё обещание, она не родила ни одного ребёнка.

— Брат Никколо, родной отец Агаты умер от болезни, а её мать скончалась ещё при родах. Малышка осталась совсем одна.

— И твои родственники решили её удочерить, — Гермиона вновь посмотрела на Асторию. — И для этого они поехали в Шотландию, чтобы узнать, насколько это безопасно.

— Да, — шатенка совершенно неожиданно подошла к Гермионе и заключила ту в объятия. — Мне так жаль, Гермиона. Прости меня, пожалуйста.

— Ты ни в чём не виновата, — Грейнджер провела рукой по спине Тори, встречаясь взглядом с недоумевающей Джинни.

Закрыла глаза. Нельзя плакать. Нужно быть сильной. Они хотели семейный день, и он у них будет. Их последний общий семейный день.

Она столько раз говорила, что умерла, упала, разбилась, что её мир рухнул, сгорел дотла, но каждый раз, когда это повторялось, у неё хватало сил только на то, чтобы спросить: «Когда же уже будет последний?». У неё не было сил терпеть всё это, она смертельно устала. Устала падать, устала гореть. Как только ей удавалось смириться с одной проблемой, жизнь подкидывала другую. Нескончаемый поток.

И в этом была виновата только она. Она сама привязала себя к Малфою. В тот самый день, когда решилась родить в девятнадцать, когда позволила себе остаться без поддержки друзей. В тот самый день, когда посчитала, что сын и отец должны познакомиться. В тот самый день, когда согласилась дать им шанс и срок в два месяца. Она сама подводила себя к гильотине.

Иногда она спрашивала себя: «Если бы тебе разрешили, ты бы изменила тот самый переломный момент?». Она всегда отвечала нет. И это был ещё один шаг к самой себе в одеяниях палача. Гермиона никогда не задумывалась о том, когда же случился этот переломный момент. Она знала точно. Это был тот самый день, когда Малфой поцеловал её впервые. Тот самый день, когда она так и не сказала ему, что ненавидит. Казалось бы, всего одна фраза не слетевшая с губ, а сколько судеб могло измениться.

Гермиона горела. Горела заживо каждую секунду с тех самых пор. Она всегда думала, что внутри неё просто живёт надежда. Как же она ошибалась. Это была не надежда, даже близко нет. Это было убийственно прекрасное чувство, отравляющее сладкое и томящееся. Капля сюрреализма в мире хаоса. Самый прекрасный звук и самое чудесное сочетание букв. То, что каждый раз скидывало её в пропасть, но никогда не давало упасть.

Грейнджер осторожно выбралась из объятий Гринграсс.

— Спасибо, что рассказала, — Гермиона улыбнулась. — Хотя бы один из нас должен быть готов к правде.

— Гермиона, я верю, что вы сможете найти выход, — Астория сжала руки гриффиндорки.

Та покачала головой. Не найдут. Уже слишком поздно.

— Давай, нам нужно вернуться к остальным, — она была на грани.

Но всё, в чём Гермиона была уверена — это то, что она должна быть сильной. Ради Драко и Эридана. Всего лишь один день. Прогулка по Эдинбургу: они должны пройтись по Королевской миле, съесть местный Хаггис и обязательно должны посмотреть на Национальную библиотеку. А уже потом они сядут на поезд, за пару часов доедут до маленького городка Данкелд, найдут там старого волшебника… и всё. Весь песок, которым они строили свои замки эти два месяца, просочится сквозь пальцы, не оставив и крупинки на память.

Всё это будет, но не сейчас.

Девушки подошли к остальной компании. Гермиона чувствовала на себе пристальный взгляд Джинни, но никак на него не реагировала. Один зрительный контакт, и плотина её эмоций рухнет.

Время девять утра. Они втроём касаются краёв маленькой книжечки. И через минуту их что-то подхватывает, крутит, вертит и выбрасывает на неизвестной земле. Первым делом, как только они встают на ноги, Гермиона поплотнее застёгивает куртку сына и натягивает на него шапку.

— Ты уверена, что хочешь гулять здесь в такую погоду? — кутаясь в куртку, спросил Драко.

— Да, непогода не повод отменять наши планы, — Грейнджер осматривается вокруг. — Дождя же нет.

Лучше бы был. Каждый раз, когда она смотрела на Драко и Эридана, в неё запускали десяток стрел, вертели ими и вынимали, а потом смотрели на то, как она истекает кровью. Ей оставалось только ждать. Ей всегда оставалось только ждать. Ждать, когда кто-то захочет дружить с заучкой Грейнджер. Ждать, когда они наконец-то разберутся с философским камнем. Ждать, что с Гарри всё будет в порядке. Ждать, что её расколдуют от встречи с Василиском. Ждать, что Малфой её не оттолкнёт. Ждать рождения сына. Ждать встреч. Ждатьждатьждать.

Сейчас она не хочет ждать, потому что на это нет времени. Она хочет побыть семьёй с человеком, с которым ей никогда семьёй не быть. Гермиона смотрела на державшихся за руки Малфоя и Эри, и внутри неё что-то обрывалось.

Они проходили мимо различных торговых лавок, милых кофеен, и наслаждались каждой минутой. Гермиона приложила максимум сил, чтобы хоть ненадолго отключить все свои мысли. Она восхищённо смотрела на Национальную библиотеку, и они все вместе кривились от традиционного шотландского Хаггиса. Обошли Эдинбургский замок, подошли к собору Св. Джайлса. Они наслаждались старыми зданиями и атмосферой города, проходясь по мощённым улочкам. Маленький праздник. Последний замок.

Поезд напоминал собой Хогвартс-экспресс, поэтому Гермиона с Драко не смогли удержаться и набрали с собой всяких сладостей. Беззаботность, громкий смех, счастье. Большего им было не нужно.

К сожалению, в Шотландии не было кучи друзей и родственников, готовых посидеть с малышом. Грейнджер до паники в глазах не хотела брать сына с собой. Она не хотела, чтобы он запомнил эту беспомощность в родительских глазах. Ей хотелось, чтобы он помнил её смех, когда Малфой запнулся на ровном месте и чуть не распластался посреди улицы. Ей хотелось, чтобы Эридан помнил кривые лица родителей, когда они пробовали блюдо из бараньих субпродуктов, а потом запивали всё это большим количеством воды. Гермиона хотела, чтобы сын помнил моменты счастья, а не те, когда его родители тонули в собственных чувствах.

Грейнджер крепко сжимала руку Эридана, как делал это с другой рукой Малфой. Семья. Они приближались к маленькому серому домику, стоявшему на окраине города. Домишко совсем не был похож на поместье чистокровного рода.

— Я узнал немного про их семью, — Малфой обвёл взглядом дом и повернулся к заинтересовавшейся Гермионе. — На их дом было наслано какое-то проклятье, и Дугальд не захотел его восстанавливать. Семейные драмы.

— В стиле чистокровных аристократов, да? — в её глазах мелькнула весёлая искорка.

Пройди хоть тысяча лет, а она никогда не устанет подшучивать над его происхождением и манерами.

— Обсуждала меня с мамой? — от того, как Малфой закатывал глаза, а Эридан весело подпрыгивал, ей становилось спокойнее. На йоту, но спокойнее. Чуть-чуть легче.

— Говорили с Нарциссой о том, какой ты противный, — Гермиона старалась сделать тон голоса максимально серьёзным. — Сложно проводить больше времени с матерью?

— Ооо, да я смотрю, вы спелись, — на его губах заиграла улыбка. — ну я посмотрю на вас, когда мырешим всю эту фигню с обетом и переедем в Мэнор.

Одно предложение, а Гермионе больше не было весело. Решим с обетом. Переедем в Мэнор.

Этого не произойдёт, Драко. Уже никогда.

И ни слова вслух.

Они подошли к нужному домику, где их тут же встретил старый домовик в серой, в тон дому, наволочке. Они прошли в гостиную, где приятно переливались блики от огня в камине на стенах. Играли на дорогих позолоченных предметах интерьера. Внутри дом был больше похож на поместье чистокровного аристократа, чем снаружи.

Маленький щупленький старичок спустился к ним с неприметной лестницы. Его чёрные глазки сверкали в полумраке, напоминая гагат. Волшебник опирался на вычурную трость, а на его седых волосах была заметна чёрная сетка. На кончике носа висели большие овальные с толстыми стёклами очки, из-за которых глаза мужчины становились ещё меньше.

— Добро пожаловать, — когда он говорил, то издавал неприятные чавкающие звуки, будто вот-вот подавится собственным языком. — Я так понимаю, вы мистер Малфой и мисс Грейнджер, — они кивнули. — Я ждал вас. Садитесь, не стойте.

Эридан прижимался к ноге Малфоя, и Гермиона сознательно его отпустила, чтобы избежать казусов с Драко. Стоящий перед ними мужчина казался избалованным старикашкой, любящим свои деньги. Но воспоминания о внешнем виде дома и его размерах немного притупляли это предположение.

— Рудни, — посреди комнаты тут же материализовался эльф, — принеси нашим гостям горячего чая с ромашкой, — Гермиона только собралась открыть рот, чтобы отказаться, как её грубо перебили: — Не вздумайте отказываться, мисс Грейнджер, — мистер Ламонт сел в большое кресло напротив. — Итак, прежде чем вы начнёте спрашивать, я скажу то, что знаю.

Гермиона напряглась, и знала, что Малфой сейчас не менее расслаблен. Только вот она уже была готова ко всему.

— Есть только два способа разобраться с обетом: это выполнить его, либо нарушить и умереть.

Перед ними материализовался домовик, а по его щелчку пальцев появился маленький деревянный столик и чайный сервиз. Чай разлился сам и возник перед каждым присутствующим. Взмахом волшебной палочки Драко остудил чай Эридана и передал ему в руки.

— Подождите, — Малфой задумался, но так и не успел закончить свою мысль, потому что снова был перебит.

— Да, иногда бывает возможность исхитриться, но это зависит от слов, которые были произнесены во время клятвы. Точность обещания.

Вот он — их конец. Точность обещания. У них всё было слишком предельно ясно.

Драко вскочил на ноги, отчего Эридан пересел поближе к Гермионе, чуть не расплескав чай.

— Должен же быть какой-то способ: тёмная магия, увёртки, хоть что-то! — Малфой сдерживал себя, но она знала, что это не надолго. Не будь здесь Эридана, Драко бы уж кричал.

Безысходность.

— Мистер Малфой, мне очень жаль, — Дугальд посмотрел на Гермиону. — Мисс Грейнджер, можно вашу руку?

Гермиона машинально протянула правую ладонь. Эридан посильнее схватил её за левую ладонь, а Драко отслеживал каждое движение волшебника. Мужчина взмахнул палочкой, прошептав что-то неразборчивое, и её запястье обвили красные нити, образующие тонкое плетение.

— Как много вы дали обещаний? — он смотрел на них из-под очков.

— Два, — голос надорвался.

— Извините меня за мою бестактность, но не могли ли вы поделиться со мной воспоминаниями об этом моменте вашей жизни? — на лице старика возникло такое странное выражение неподдельного интереса, что он тут же стал выглядеть на десяток лет моложе.

— Конечно, — девушка кивнула, — но вам лучше воспользоваться воспоминаниями Драко, — она кивнула на блондина. — Думаю, его воспоминания чуть чётче.

— Ох, если мистер Малфой не будет против, я бы изучил воспоминания вас обоих, — слизеринец кивнул. — Что вы пообещали?

Старик подошёл к ним и, призвав два пустых пузырька, стал ковыряться в их воспоминаниях. Он орудовал памятью очень умело, это напоминало лёгкое дуновение ветерка. Никакого дискомфорта. Через пару минут склянки излучали голубое свечение.

— Нам запрещено касаться друг друга и состоять в отношениях, — ответил Малфой на давно заданный вопрос.

— Хмм, — мистер Ламонт посмотрел на Эридана, а потом на двух молодых волшебников, — это ваш общий сын?

— Да, — Гермиона слышала в собственном голосе напряжение. Она знала, к чему ведёт Дугальд. Эридан — прямое нарушение их обета.

— Удивительно, что вы оба не умерли в ту же секунду, как мальчик родился, — мужчина сверкнул своими чёрными глазами и направился к лестнице.

— Мистер Ламонт, так мы можем что-нибудь сделать с нашим Непреложным обетом? — голос Малфоя явно дрожал, но, кажется, ему было абсолютно всё равно.

Волшебник обернулся, и в его глазах Гермиона увидела те же эмоции, что видела утром в голубых глазах Астории.

Тонны сожаления. Искреннего и неподдельного.

Шансов нет и никогда не было.

Им давно нужно было смириться. А теперь только дождаться ответа, равного выстрелу в самое сердце.

И слушать оглушающую тишину чужого дома в незнакомой стране.

— Мне очень жаль.

Комментарий к Глава 15

1. На моменте с мультиком речь шла о “Спирит:душа прерий”;

2. Эдинбург — столица Шотландии, Эдинбургский замок — одна из главных достопримечательностей (всем, кто вспомнил “Аукцион” привет с большой любовью❤);

3. Королевская миля — череда улиц в центре Эдинбурга, одна из главных достопримечательностей. Её протяженность одна шотландская миля, которая длиннее британской на 200 метров (всего 1,8 км);

4. Хаггис — традиционное шотландское блюдо.

Хочу напомнить, что все герои, которые имеют отношение к НО, а так же девушка Рона — оригинальные персонажи этой истории и к канону никакого отношения они не имеют.

**Очень важно!** Следующая глава (16) выйдет не в среду, как мы все привыкли, а в понедельник **19 июля**!

Как вам путешествие в Эдинбург? Как думаете, есть у этих двоих ещё хоть какие-нибудь шансы или уже всё?

(Автор ревела пока писала, переживаю вместе с вами🤧😭)

P.S. Для тех, кто пропустил последнее обновление ФБ. Теперь, чтобы вам приходили уведомления о новых главах, нужно нажать кнопку “подписаться”.

С любовью, Ксюша❤

========== Глава 16 ==========

Комментарий к Глава 16

Hard For Me - Michele Morrone (к прослушиванию)

Да-да обещала в понедельник, а уже вторник, но я опоздала не сильно:)

Не один автор писал известное выражение «море волнуется». Наверное, их было не меньше сотни. А кто-то говорит, что оно бушует. Удивительное явление природы, которое все называют так по-разному. Волнуется. Оно разбивает волны о скалы, беспощадно выкидывает морскую пену на сушу, где её ждёт неминуемая смерть. Уничтожает самого себя. Но это всегда так красиво, так чарующе. Это буквально смерть и она прекрасна.

Но что, когда волнуется человек? Что выступает в роли волн? Душа? А в роли пены? Может быть сердце? Так ли это красиво, когда разбивается душа? Отчаянно кричит и рвётся наружу, а сердце пытается пробить рёбра. Поразительное явление. Ни одна метафора не опишет этих ощущений, не передаст. Просто не справится с наплывом этих чувств.

Это не как море. Даже близко нет. Это шторм внутри. Разрушающий, не щадящий, не оставляющий после себя ничего. А снаружи непроницаемая маска. Холодный взгляд, и ни единого дрогнувшего мускула на лице. Полное отсутствие даже лёгкой дрожи, пока пальцы продевают жемчужные пуговицы в петельки, застёгивая на груди рубашку молочного цвета.

Ему никогда не нравился этот оттенок белого. Он был грязным, ничуть не привлекательным. А сейчас он надевал рубашку молочного цвета. Иронично и, наверное, даже саркастично, но так было нужно. Это был не его выбор. Он не хотел ни этой рубашки, ни этого дня, ни этих мыслей. Ничего, пожалуй. Кроме… в общем-то это уже не имело никакого значения.

Её платье тоже было молочного цвета. Он не должен был этого знать. Не должен был, но знал. Пэнси рассказала. Пришла прошлым утром, не постучавшись вошла в комнату, раздёрнула шторы и стянула с него одеяло. Было всё равно. Драко молча перевернулся на другой бок, ложась лицом в противоположную сторону от подруги. Не хотелось ничего слышать и ни с кем говорить. А она так нагло и беззастенчиво врывалась в его личное пространство, нарушая все границы морали и нормы приличия. Волшебник почувствовал, как рядом с ним прогнулся матрац, а на его плечо легла маленькая тёплая ладонь.

— Драко, — ответа не последовало. — Слушай, ты не можешь прятаться под одеялом, словно пятнадцатилетняя школьница, и избегать весь мир.

— Я не избегаю, — буркнул он себе под нос, даже не повернувшись.

— А что ты делаешь? С кем ты пообщался за эту неделю? — Драко открыл рот, чтобы ответить. — Твой сын не в счёт.

Малфой промолчал. Ему действительно нечего было ответить. С возвращения в Лондон он ни с кем не общался, закрывался в своей комнате Мэнора и каждый день выбирался к Грейнджер, чтобы провести время с Эриданом. Он не жил в Мэноре с окончания войны, перебрался в квартиру сразу после освобождения из Азкабана и умчался в Хогвартс. Наведывался в поместье только для того, чтобы проведывать мать и никогда не проходил дальше гостиной, а с возвращением отца — дальше его кабинета.

— Вы говорили с ней? — голос Пэнси разрезал образовавшуюся тишину, а Малфой на секунду обернулся и только кивнул. — И что? — бывший слизеринец промолчал. — Салазар, Драко, не заставляй меня вытягивать из тебя каждое слово!

— Ты получала письмо об отмене? — девушка отрицательно покачала головой, прикусив щёку изнутри. — Тогда какой смысл спрашивать?

— Драко, — девушка еле слышно протянула имя друга, но тот лишь дёрнул плечом.

Ведьма встала с кровати и пошла в сторону двери. Малфой слышал, как тяжело вздохнула Паркинсон, и чувствовал её взгляд на своей коже. Но ему действительно было всё равно. Он прислушивался к стуку её каблуков о паркетное покрытие, и в какой-то момент следующего шага не произошло, но Драко знал, что Пэнси всё ещё в комнате. Он приподнял голову, находя её глазами: волшебница стояла у шкафа, на дверце которого висели чёрный костюм и рубашка молочного цвета. Малфой увидел его впервые, и он даже не знал, кто его принёс. Наверное, это были домовики.

— Её платье такого же цвета, — девушка провела рукой по воротнику рубашки, слегка повернувшись к Малфою лицом. — Он красивый.

Драко встретился с Пэнси глазами, отвечая:

— Да, отвратительный, — хмыкнул Малфой, хватаясь за одеяло и натягивая его повыше, до самого подбородка.

Паркинсон посмотрела на него взглядом полным сожаления и печально улыбнулась. В следующее мгновение она снова подошла к кровати, садясь рядом с другом, но уже с другой стороны, оказываясь к нему лицом. Он хотел от неё отвернуться, но девушка успела его остановить, положив руку на плечо, несильно сжав его.

— Послушай, я понимаю каково тебе сейчас, и каково сейчас Грейнджер. Но это не конец света. Драко, жизнь не заканчивается, — он скептически на неё посмотрел. — Да, Малфой! Представляешь? Если всё идёт не по плану, это ещё не означает крах. Сейчас тебе обидно и больно, но это не продлится вечно. Я не знаю Асторию, как её знаешь ты, но она может сделать тебя счастливым. И не кривись, пожалуйста, — он слышал в её голосе невыплаканные слёзы, которых не было на лице, и это лишь подтверждало то, что Пэнси и сама поступает себе наперекор. Она всё ещё не отпустила. — Вы должны друг друга отпустить, чтобы стать наконец-то счастливыми.

Пэнси вышла из комнаты, так и не получив никакого ответа, не услышав никакой реакции. Дверь за ней закрылась с лёгким стуком, так непривычно для импульсивной слизеринки. Сейчас он стоял в комнате совершенно один, одетый в чёрные брюки и белую рубашку грязного оттенка. Все считали его тёплым, этот оттенок. Но он таким не был. Не для Драко. Гринграсс словно пыталась создать видимость хорошей погоды, будто бы там, за несколько десятков метров от поместья, где перестаёт ощущаться магия, не льёт дождь, затапливая улицы. Будто бы там не было холодного ветра, гнущего деревья. Будто бы ничего не существовало за пределами поместья, где собирались сотни гостей, где не было ни ветра, ни дождя.

Драко смотрел в окно, наблюдая, как прибывшие гости проходят из дома по тропинке под навес. Тоже белый. Его ещё никогда так не раздражал белый цвет. Уже завтра он будет его ненавидеть. Люди улыбаясь проходили под навес, общаясь между собой, они оценивали окружающую их обстановку, обсуждали. Событие. Счастливый день. Малфой навсегда перечеркнёт его в своём календаре.

Перевёл взгляд на стол: рядом, на спинке кресла, лежал пиджак, а на столешнице лежала маленькая бутоньерка. Лилии. Они ему тоже никогда не нравились. Слишком резкий запах, который раздражает слизистую носа. Драко знал, что внизу всё пестрит лилиями разных оттенков белого, из них составлена не одна композиция. Он знал, и это было ещё одной причиной, почему он не хотел спускаться. Одной из множества.

Если бы сейчас кто-то попросил Малфоя назвать одну причину, почему он не хочет спуститься — он назвал бы, как минимум, сто. Сложно сказать, насколько эти причины были бы нереальны и абсурдны. Глупы в своём существовании, но они бы были и значили бы для Драко слишком много. Но главным было не это. Главным было то, что все эти причины были. Только Малфой не мог себе позволить не спуститься. Не мог.

Снова посмотрел в окно. Найти маленькую фигурку в светло-голубом платье было несложно. Это было самой лёгкой задачей на сегодняшний день: отыскивать её в толпе за пару секунд несколько десятков раз каждые пятнадцать минут. Это было что-то необъяснимое. Что-то, к чему его тянуло, не давало покоя: искать её и находить, наблюдать за тем, как она со всеми общается, как старательно улыбается и постоянно что-то говорит своим друзьям, которые постоянно что-то спрашивают. Он знал что. Потому что Пэнси и Блейз спросили его за утро несчётное количество раз, пока он не выпер их из своей комнаты.

Как ты?

Ты в порядке?

Точно нормально?

Он выдавливал из себя улыбку и говорил, что всё отлично. Смешно. Ни капельки. Хотелось рвать. Мебель, одежду, волосы, собственную кожу. Внутри действительно бушевало настоящее море. Шторм. Малфой не умирал, и его мир не рушился. Он просто переставал существовать. Становился не его. И вот это его убивало. Напрочь. Не оставляя после себя ничего. Пустоту и только.

***

— Драко, а вы обсуждали, что будет после? Ну, если ничего не выйдет? — Забини смотрел на Драко с прищуром, ожидая ответа.

Малфой не придал вопросу ни одной лишней мысли и ответил максимально честно:

— Я женюсь на Астории, — волшебник отпил из стакана.

Они собрались с Блейзом вдвоём за бутылкой крепкого алкоголя. Совместные тусовки с героями, конечно, были хороши, но иногда хотелось чего-то более привычного и правильного, более естественного. И этим чем-то были встречи с Блейзом. Они случались реже, чем встречи с бывшими гриффиндорцами, но были не менее ценны.

Блейз смотрел с непониманием, будто ожидал продолжения. Драко вопросительно выгнул бровь.

— А Грейнджер? — голос Забини не был издевательским, он был обычным. Будничным. Он просто спрашивал, без задних мыслей.

А у Драко выбило весь воздух из лёгких. И казалось, что на него снова наслали Сектумсемпру. Он ощущал на своей коже холодную воду, и чувствовал холод, какого, наверное, не было даже в Антарктике. Ему казалось, что кровь снова покидает его через порезы на груди. Только в этот раз они не были ровными полосами, они были рваными ранами. Он смотрел на Забини — своего лучшего друга, — которого знал всю свою жизнь, и не видел, не узнавал. Он и себя бы не узнал сейчас. Бледный, с большими, полными ужаса глазами, почти не дышащий. Понимание затапливало, но не лишало рассудка. Обостряло. Делало чётче и ярче, чтобы он не пропустил ни одной детали. Чтобы видел каждую трещинку, каждую пылинку в солнечном свете.

Они ни разу не обсуждали её личную жизнь. Ни прошлую, ни будущую. Он верил, что сейчас у неё никого не было. Не могло быть. Не имело права. Просто не должно было быть.

Но у тебя есть Астория, так почему не может быть кого-то у Грейнджер?

Потому что она моя.

Она всегда была его. Каждую секунду своего существования. Каждый её вдох и выдох. Каждый чёртов день. Каждое мгновение вместе и по отдельности. Грейнджер была его с тех самых пор, как он поцеловал её. С той просьбы поцеловать её. С того момента, когда она ворвалась посреди ночи зарёванная в мужской туалет. Вся его.

И она просто не могла быть чьей-то ещё.

— Мерлин, Драко, только не говори мне, что ты даже не подумал о том, что у неё тоже может быть личная жизнь? — теперь голос Забини звучал по-настоящему удивлённым. Но ни грамма насмешки.

Но Драко молчал. Ему нечего было сказать. Потому что он не думал об этом и не хотел думать.

— Ты же в тот раз спрашивал меня о ком-то? Когда мы были у неё, — мулат убрал свой стакан и подошёл к другу.

Спрашивал. Она тогда сказала, что может быть не одна, и Малфой просто заволновался. Приревновал. Это эмоция. Яркая и прижигающая. И только. Он ведь никого не видел, ни о ком не слышал. Никто и никогда не обсуждал её личную жизнь всерьёз.

Сейчас тоже никого не было. Наверное, не было. Но он не ревновал. Кровь не кипела в жилах, не бурлила, не жгла, и сердце не билось в бешеном ритме. Оно вообще замерло, и кровь застыла. Он не был в Антарктике — он был Антарктикой. А ведь Малфой всего на секунду позволил себе представить, что его кареглазый мир больше не его. Чужие руки на её тонкой талии, чужие пальцы в её кудрях, чужие губы на её коже. И ему захотелось спалить всю Вселенную к чертям.

Малфой посмотрел на друга.

— Мы обязаны найти выход.

***

И сейчас, наблюдая за ней через окно, Драко мысленно сжигал каждого, кто слишком долго ей улыбался, каждого, кто чересчур долго касался её ладони, каждого, кто прижимал её слишком близко при объятиях. Малфой готов был расчленить каждого. И себя, пожалуй, первым.

Потому что ему не было доступно ничего из этого. Больше нет. С этого самого дня.

Гермиона была красивой, с этим не мог поспорить никто. Ей безумно шло это светло-голубое платье. Как на четвёртом курсе её мантия, которая свела всех с ума. Точнее нет. С ума свела всех Грейнджер. Драко тогда не понимал — не признавал — что она была самой красивой. Теперь она стала старше, мантия сменилась платьем, край которого ласкал её колени, а длинные рукава нежно обнимали руки до самых запястий. Никаких лишних украшений, только маленькая жемчужина, затерявшаяся в ямке между ключиц. Её волосы были собраны в низкий пучок, а непослушные пряди всё время выбивались и лезли ей в лицо. Она злилась, Драко определил это по нахмуренным бровям и резким движениям руками, когда Грейнджер поправляла причёску. В руках была только маленькая сумочка и ничего больше. Ни одного цветочка.

Всё было неправильным.

В её руках не должно быть сумки. Пальцы должны сжимать стебли свежих цветов. И в причёске должны быть цветы. Их должно быть много. Потому что Гермиона любит цветы. И платье не должно быть таким. Оно должно быть белым. Пусть даже если молочного оттенка. И пусть в руках будут вонючие лилии. Только пусть она не стоит среди гостей. Пусть она ждёт своей минуты в комнате. Пусть все взгляды будут устремлены на неё, чтобы каждый знал, что она его. И только. Что Грейнджер больше не Грейнджер. Она, чёрт возьми, Малфой.

Драко резко развернулся, отпинывая от себя кресло, на котором по-прежнему лежал чёрный пиджак. Бутоньерка улетела куда-то в сторону, а по всей комнате разнёсся звук битого стекла. Стоящий рядом маленький столик тоже отлетел в сторону, оставляя вмятину в стене.

Повернулся обратно, впиваясь пальцами в подоконник, пока не начали белеть костяшки. Испачкал кровью белоснежную поверхность подоконника. Даже не заметил, когда порезался. Наверное, когда разбил вазу. Или что это было? Белый и красный. Так значительно лучше. Так не тошнит от этой грязной белизны.

Секунда. Ему нужна одна секунда, чтобы найти её в цветастой толпе гостей. Стоит рядом с его отцом, улыбается. Своей самой прекрасной улыбкой. Ядовитой, буквально кричащей о её ненависти. Он видел такую. Тогда, в самый прекрасный день его жизни. Когда все семейные принципы полетели в тартарары. Когда Драко Люциус Малфой впервые поцеловал грязнокровку. И какую? Лучшую подругу знаменитого Гарри Поттера. Гриффиндорскую заучку.

Самую прекрасную девушку в его жизни.

***

— Ох, вы только посмотрите, грязнокровка опять шляется по ночам! — Малфой вальяжно развалился на подоконнике мужского туалета. — А женские комнаты тебя не устраивают, Грейнджер?

— Заткнись, Малфой, — Гермиона зло прищурилась, шикнув на слизеринца. — Там Филч ходит.

— О, ну конечно, наша гриффиндорская заучка беспокоится о своей святости, — Драко громко захохотал. — Брось, Грейнджер, в это давно никто не верит.

— Придурок, — подойдя к нему, Гермиона прошептала, всё ещё прислушиваясь к звукам из коридора, — ты можешь заткнуться хоть на секунду?

— Грязнокровка в туалете! — Малфой соскочил на пол, громко крича.

— Замолчи, гадкий хорёк! — Гермиона шипела на слизеринца, как настоящая змея.

Быстрым движением руки она вытянула из кармана палочку и наложила на своего вынужденного компаньона Силенцио. Но этим она только сильнее разозлила юношу, Драко достал свою палочку, снял с себя заклятие немоты и шагнул в сторону притихшей Гермионы. Это напоминало игру в кошки-мышки. Только вот они каждый раз менялись ролями. И никто не знал, кто окажется в ловушке через минуту.

— Ты решила поколдовать, поганая грязнокровка? — Драко максимально приблизился к перепуганной гриффиндорке, направляя свою палочку прямо ей в лицо. — Может ты хочешь вернуть себе свои чудесные зубы? М? Или мне быть более оригинальным? Как думаешь?

— Малфой, — Гермиона сделала шаг назад.

— Может мне наложить на тебя Империо? — Гермиона вздрогнула, и Малфой это заметил. — О, тебе тоже нравится эта идея? Ты только представь, что я могу тебе внушить.

— Малфой, — голос Грейнджер охрип от волнения. — Ты не посмеешь.

— Думаешь?

— Да, — ведьма вздёрнула подбородок. — Потому что ты всего лишь жалкий трусливый мальчишка!

— Ты перепутала меня со своими недалёкими дружками, Грейнджер, — Драко усмехнулся.

— Это ты перепутал моих друзей со своими прихвостнями, Малфой!

— Удивлён, что у тебя вообще есть друзья, грязнокровки же бракованные. Не уверен, что вы вообще что-то чувствуете, — он убрал свою палочку, заметно расслабившись.

Их стычки происходили каждый день. Они уже не удивляли. Он каждый день называл её грязнокровкой и бросался колкими фразами, Грейнджер каждый день называла его хорьком и пыталась задеть за живое.

Но сегодня он впервые сказал ей что-то новое. Что она не способна чувствовать. И это была самая откровенная ложь из его уст. Потому что её раздражение он всегда чувствовал физически. Оно искрилось вокруг них особым типом магии. Прямо как сейчас.

Грейнджер улыбнулась. Впервые ему улыбнулась. Не усмехнулась, не оскалилась, а просто улыбнулась. Но, Мерлин, если бы Драко мог, он захлебнулся бы в яде, сочившемся из этой улыбки. Лучше бы она просто ударила. Потому что это было уже не раздражение. Это было нечто более мощное. Более правдивое. Честное. Настоящее. Холодное, как сталь. Настолько ледяное, что обжигало. Жгло его кожу. Потому что её магия опять искрилась. По-новому.

И ему это совершенно точно не нравилось.

Ненависть Гермионы наполняла собой молекулы кислорода, проникая в его лёгкие.

Она открыла рот, чтобы сказать. Было неважно что, потому что в следующее мгновение маленькое тело было впечатано в его грудь. Длинные пальцы зарывались в растрёпанные волосы. А на губах остывал горячий поцелуй.

Её губы были мягкими и податливыми. Её язык был горячим и влажным. И внутри него всё переворачивалось. Искрилась уже его магия. Потому что из груди Грейнджер вырвался еле слышный всхлип, когда он слегка прикусил её нижнюю губу.

Он молил Мерлина, чтобы она его оттолкнула, пока прижимал её ближе.

Он требовал у Салазара, чтобы она его ударила, когда её маленькая ладошка скользила по его щеке, задевая ухо и зарываясь в волосы.

Он готов был пасть на колени перед Волдемортом, чтобы метка на левом предплечье начала гореть адским пламенем, когда Грейнджер льнула к нему ещё ближе.

Ближе уже было некуда. Она была под кожей.

Он никого не просил, когда её ноготки впивались в кожу шеи под ухом, царапая. Он прижимал её ещё ближе. Делал поцелуй ещё глубже. Желал сделать её всхлип громче.

Таким же громким, как звук ударяемой волшебной палочки о каменный пол.

Секунда, и губы не касаются губ. Ещё одна, и руки не касаются бархатной кожи. Другая, и на шее нет холодных пальцев. Ещё, и шаг назад. Ещё одна, и глаза в глаза. Серые и карие. Другая, и эхо от закрывшейся двери бьёт по черепной коробке.

С Грейнджер всё измерялось в секундах.

Потому что именно так тянется вечность.

Слишком быстро, чтобы запомнить, и слишком медленно, чтобы понять.

***

Гермиону тошнило. Голова кружилась, и ей казалось, что в следующее мгновение она просто упадёт. Вокруг было слишком много людей, а платье в груди оказалось слишком узким. Всё было не таким. Ей резало нос от резкого запаха лилий. Как можно было украсить место церемонии такими неоднозначными цветами? Гермиона бы никогда так не сделала. Она уверена в этом. У неё были бы гортензии или пионы. И не только белые. Может нежно-розовые или светло-голубые. Любые, только бы не так много белого.

Кажется, её тошнило от количества белого.

Гарри, Рон и Джинни всё время спрашивали её о самочувствии и настроении. Словно думали, что рано или поздно она скажет правду. Не скажет. И не сказала бы ни при каких обстоятельствах. Потому что это слишком личное, слишком её.

Стоило друзьям отойти, как её окружали незнакомые люди, которых всё ещё интересовало её внезапное исчезновение пять лет назад. Это ведь ничего не меняло. Её исчезновение. Ничья жизнь от этого не стала хуже. Все продолжали жить так, словно её никогда и не было, вспоминая только, когда эту тему поднимала Скитер.

Они были на улице, но Гермионе было душно. Ей не хватало воздуха, и она не знала точной причины: узкое платье или большое количество людей. На её свадьбе ни за что не будет много людей. Ни при каких обстоятельствах. Только самые близкие.

Она кружила между всеми этими волшебниками, которые оценивали всё, что их окружало. Интерьер, декор, людей. Некоторые кривились, когда им что-то приходилось не по вкусу. Они будто бы пришли не на свадьбу, а на выставку. Все постоянно говорили, шептались, смеялись, отчего голова Гермионы начинала жутко болеть. На неё давило абсолютно всё.

Ей всё время казалось, что на неё кто-то смотрит. Она оборачивалась, скользила глазами по всем гостям, но не встречала пристальных взглядов. И это её раздражало. Она никак не могла взять под контроль свои эмоции. Пульс зашкаливал, и она правда была готова упасть.

Официанты разносили напитки, Грейнджер судорожно хваталась за ножку бокала с шампанским и не могла сделать и глотка. В горле стоял непроходимый ком, от которого всё першило и на глаза накатывались слёзы. Она поднимала глаза вверх, смаргивала лишнюю жидкость и снова натягивала на лицо улыбку и радость.

У неё уже сводило скулы.

Карие глаза остановились на небольшой арке, украшенной большим количеством ленточек молочного цвета и лилий. В глазах рябило, но она продолжала смотреть. До конца оставалось совсем немного. Считанные мгновения. До её личного конца.

И так решила она.

***

— Мам, а почему папа сегодня не пришёл? — Эридан смотрел на девушку полузакрытыми глазами. — Он же обещал.

— Милый, папа просто не смог прийти, — она сглатывала комок слёз, улыбаясь сыну.

У папы завтра свадьба, дорогой.

— Но он же придёт потом? Да? — серые глаза сына резали Гермиону без анестезии. — Вы с папой изменились после нашего путешествия. Тот дядя сделал что-то нехорошее?

Грейнджер обняла Эридана, крепко зажмуриваясь.

— Нет, милый, просто мы с папой не смогли разрушить наше заклинание, — голос дрожал.

— Но вы же с папой любите друг друга, — мальчик старался отодвинуться, чтобы заглянуть в глаза матери, но Гермиона не могла позволить ему увидеть эти солёные дорожки на её щеках.

— Мы любим тебя, милый, — она поцеловала сына в макушку. — А теперь спи, завтра тебя в гости ждут бабушка с дедушкой.

— Элли и Том?

— Да, милый. Всё, спи.

Грейнджер поднялась с кровати и вышла за дверь на негнущихся ногах. Её всю трясло, и она никак не могла это остановить. Но стоило дверям закрыться, как Гермиона оказалась на полу. Слёзы непроизвольно текли из глаз, пока она закусывала губу, чтобы не издать ни звука.

Треск камина, раздавшийся через несколько минут, заставил её подняться на ноги, стереть слёзы и спуститься в гостиную. Чтобы она утонула в собственной боли.

Драко стоял перед ней, засунув руки в карманы брюк. Не улыбался, ничего не говорил. Просто стоял и смотрел на неё. Под его глазами залегли заметные тени, а губы были потресканы. Она не обращала на это внимания, стараясь его избегать. Как сбежала из Эдинбурга. Молча, не оставив записки, просто забрав сына.

Они стояли на расстоянии полутора метров друг от друга. Но этого было достаточно, чтобы чувствовать его запах и видеть мятую рубашку. Он не особо готовился к этой встрече. Как если бы она была спонтанной.

— Эридан ждал тебя, — голос тоже дрожал.

— Я извинюсь перед ним потом, — он сделал полшага вперёд. — Давай проведём вечер вместе?

— Прощаться будет больно, — Гермиона постаралась улыбнуться.

Только бы не заплакать. Не сейчас. Не перед ним.

— Как будто сейчас как-то иначе, — она никогда не слышала в его голосе такого отчаяния.

Даже в ту минуту, когда они давали друг другу обет.

— Драко, почему всё так нечестно? — она тоже сделала шаг вперёд.

Снова близко. Достаточно для того, чтобы дышать его дыханием. Но всё равно недостаточно для неё.

— Наверное, мы украли слишком много возможностей.

— Это будет наш последний вечер, — он вопросительно выгнул бровь. — Ты женишься завтра. Больше никаких совместных завтраков и ужинов, никаких ночёвок. У тебя будет другая семья.

— Ты этого хочешь? — его голос заметно дрогнул.

Нет.

— Ты обещал мне, что если не получится найти выход — ты станешь с ней счастливым.

— Это будет завтра, — он наклонился к её лицу, — а сегодня ты моя.

И всегда буду.

Потому что никогда не смогу от тебя уйти.

***

Через двадцать минут он станет мужем Астории. И больше никогда не будет её. Ни одной секунды. Ни одной маленькой вечности.

В голове всплывало множество моментов, связанных с ним. Воспоминания вспыхивали перед глазами маленькими вспышками. Все его фразы, все его почти касания. Незначительные детали. И внутри неё постоянно что-то обрывалось. Потому что вот он — шаг в пропасть. И все тросы давно были перерезаны.

— Ты уверена, что тебе не нравится?

— Это всё бы изменило, Грейнджер! Всё! Мы бы что-нибудь придумали! Поженились бы в конце концов! У нас был бы шанс всё исправить!

— Я ненавижу тебя, Грейнджер, — его голос звучал низко и спокойно, Малфой почти рычал ей эти слова в самые губы. Несколько миллиметров до касания. Он снова близко. Непозволительно близко. — Я ненавижу каждую секунду с тобой. И будь у меня возможность, я бы всё исправил, чтобы снова… не заболеть.

— Мама! — в кухню вбежал Эридан, прерывая размышления бывшей гриффиндорки. — Мама! Я поймал снитч! Сам! Представляешь? Поймал снитч! Мне папа помог!

Она разливала чай по чашкам, когда услышала смех сына сзади себя. Обернулась. Эридан лежал животом на руках Малфоя и изображал самолёт, пока бывший слизеринец лавировал сыном между предметами интерьера по направлению к кухне.

Гермиона с помощью своей волшебной палочки отлевитировала чай на стол, а потом шепнула: «Акцио, камера». Через несколько мгновений в её руках лежал небольшой маггловский фотоаппарат. Она поднесла устройство к глазу, поймала в кадр двух блондинов и нажала на кнопку, запечатлевая момент навсегда.

— Чёрт, Грейнджер, — он максимально приблизился своим лицом к её. — Будь мы героями сказки, все наши проблемы решил бы всего один поцелуй.

— Давай потанцуем, Грейнджер.

— Грейнджер, — он протянул каждую гласную в её фамилии, наливая в кружки чай из заварочного чайника. — Спасибо, что напомнила мне то, какой чай я предпочитаю.

Вечером они оказались дома с кучей игрушек и большой охапкой воздушных шаров. Эридан настоял на просмотре мультика. Пока мужская часть компании готовила место для домашнего кинотеатра, Гермиона занималась приготовлением напитков и сладостей.

— Ты моё наказание, Грейнджер! Я не знаю за что, но ты — наказание. И появись у меня возможность прожить эту жизнь заново и избежать всех ошибок, я бы совершил каждую из них и, наверное, даже больше.

Обида и непонимание. Никакого безразличия. Глаза запекло. Драко достал из кармана палочку, взмахнул ей, произнося «Репаро». Ни один из них даже не посмотрел на то, как осколки становятся снова целым. Жаль с разбитым сердцем так не сделать. Ещё один взмах палочкой, и ваза снова на столе, наполненная фруктами.

— Я ненавижу чёртов гриффиндор с его замашками о спасении мира.

— Ты невыносима, Грейнджер! — Драко закатил глаза, а потом отстранился от девушки, улыбнувшись. — Значит буду заходить через дверь.

— Не сейчас, — он наклонился к её волосам, глубоко вдохнув. — Я обожаю твой запах.

— Так ты хочешь, чтобы я называл тебя иначе? — его голос вновь превратился в патоку. — Гермиона.

— Сядь, пожалуйста, — он повторил губами путь своей руки, но в этот раз опаляя кожу дыханием. Ей было страшно просто дышать. Гермиона не знала, чего боится больше: что этот момент закончится, или что она просто потеряет контроль.

— Хочешь, посмотрим фильм или как это у вас называется? — Драко мотнул головой в сторону, где у Грейнджер стоял телевизор.

И ещё десятки его фраз.

В голове образовался вакуум. Гермионе казалось, что она падает. Бесконечно далеко, потому что никак не может достигнуть земли. И наконец-то уже разбиться.

Как же она устала. Она не вынесет всего этого. Просто не выдержит. В ней нет столько сил. Ей больно. Она не хочет всё это чувствовать. Потому что это ужасно. Ей страшно. Одиноко. И холодно. Ей снова больно и холодно. Только вот никто не кричит «круцио», под спиной нет холодного камня, и кости не ломаются от мышечных спазмов.

Ей нужно уйти. Срочно. Как можно быстрее. Пока никто не вышел. Пока он не вышел.

Гермиона направилась в сторону поместья, чтобы воспользоваться камином и уйти домой. Закрыться в ванной и кричать от боли, раздирающей её душу. Только бы уйти.

Она сделала ещё шаг вперёд, и перед ней возник Люциус Малфой.

— Мисс Грейнджер, я хотел бы поговорить с вами пару минут, если вы не против, — мужчина учтиво улыбнулся, давая понять, что не позволит ей уйти.

Всё, чего ей хочется — послать его. Пусть катится со своими разговорами. Только, пожалуйста, не трогайте её никто.

— Конечно, мистер Малфой, — выдавливает из себя улыбку.

Ей даже удалось заметить недовольный прищур на всегда сдержанном лице. Ему явно не понравилась её улыбка.

— Я хотел всего лишь вас поблагодарить, мисс Грейнджер, — Люциус кивнул мимо проходящему волшебнику, а потом снова вернул своё внимание собеседнице. — Вам удалось ничего не испортить.

Эта фраза лишает её всего. Потому что ей не удалось. Она всё испортила. Об этом говорили зелёные яблоки на её кухне. Те самые, что она покупает ради Малфоя. Об этом говорили дополнительные зубные щётки в их домах. И одежда, которой быть не должно.

И осознание этого затапливало Грейнджер с головой.

Не попрощавшись, она рванула к дверям, ведущим в поместье. Ей срочно нужно убираться отсюда. Пульс стучал в ушах, не давая здраво мыслить. Она даже не поняла, в какой момент перед ней оказался Гарри. Он что-то спрашивал, но она не могла выдавить из себя ни единого слова. Мир кружился. Плясал перед глазами разноцветными пятнами.

А Грейнджер хотелось выть. Громко, чтобы каждый слышал, насколько ей больно.

— Гермиона, всё в порядке? — Гарри сжал предплечья подруги.

— Да, мне просто нужно уйти, — она с большим трудом смогла сконцентрироваться на голосе друга. — Я себя переоценила.

Поттер понимающе кивнул, предлагая её проводить. Но ей никого не хотелось видеть. Она говорила что-то о том, что он не должен оставлять Джинни, а сама спешила поскорее убраться. Её колени подгибались, не давая ей шанса спокойно уйти. Ей срочно нужна опора.

Она чуть ли не вбежала в поместье, сбив по дороге официантку. Та тут же принялась извиняться и стремилась что-то исправить на платье Гермионы. Но самой Грейнджер хотелось только убраться.

Она еле переставляла ногами, добираясь до ближайшего поворота. Там оказалось пусто. Гермиона навалилась на стену, медленно скатываясь по ней. Виски сжимало невидимыми тисками. Она впивалась пальцами в колени, пытаясь унять дрожь. Ничего не выходило. Грейнджер даже не заметила раздавшегося рядом хлопка.

— Мисс себя нехорошо чувствует? — скрипучий голос привлёк её внимание. — Мисс нужна помощь?

Девушка подняла взгляд, узнавая домовика, что совсем недавно её опекал и опаивал зельями, когда она отравилась.

— Отто, — она чуть приподнялась, решаясь воспользоваться помощью эльфа, — отведи меня к Драко, пожалуйста.

Гермиона видела, как домовик старательно обдумывал её просьбу, но, видимо что-то вспомнив, согласно кивнул и протянул ей морщинистую руку. Она не раздумывая вцепилась в ладонь эльфа. Он напоминал ей Добби. Такой же добрый и готовый всегда прийти на помощь. Это заставило её улыбнуться.

Через мгновение неприятных ощущений она оказалась перед деревянной дверью. Ничего примечательного. Обычная, без вычурных узоров и деталей. Когда она обернулась, чтобы поблагодарить Отто, его уже не было. Она коротко постучала и, не дожидаясь ответа, вошла.

В комнате царил настоящий хаос, в центре которого стоял Малфой. Он смотрел на неё из полуопущенных ресниц, сжимая кровоточащую ладонь. Гермиона приметила на столе его палочку и молча подошла взять её. После чего подошла к Драко.

— Вытяни ладонь, пожалуйста, — Грейнджер подняла глаза, сталкиваясь с Малфоем взглядами.

И отчего-то ей захотелось улыбнуться.

Драко молча протянул ей свою ладонь. Она осторожно взмахнула палочкой, произнося исцеляющее заклинание. Гермиона внимательно следила за тем, как стягивается его кожа.

— Почему ты здесь? — его голос был хриплым от долго молчания.

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Что-то важное? — она опустила глаза, не выдержав его пристального взгляда.

Сделала шаг назад. Призвала к себе его пиджак и бутоньерку.

— Надень, — она протянула верхнюю часть его костюма.

Он хмыкнул, но всё равно надел пиджак. Гермиона вернула прежнее расстояние, вставляя бутоньерку в петличку. Она изучала белые лепестки лилии, зная, что он смотрит. И зная, что их время на исходе. Снова отошла от него, возвращая палочку на место.

— Драко, я, наверное, сейчас всё испорчу, но я не могу позволить тебе жениться, не узнав кое-что важное.

Ведьма видела, как напряглись его плечи. Она улыбнулась этому его жесту. В её голове была только одна мысль. Одна фраза. Слова, которые они говорили друг другу прощаясь.

Глубоко вдохнула.

— Я так сильно люблю тебя.

И снова глаза в глаза.

Серые и карие.

Маленькая вечность, прежде чем она слышит ответ.

— Я сильнее.

Теперь всё действительно правильно. Она смогла полюбить его снова. Влюбиться по-новой и испытать с ним весь спектр эмоций. Не касаясь. Им не нужны были физические прикосновения. Они касались друг друга душами.

Гермиона развернулась, делая несколько шагов к двери. В глазах резко потемнело. Голова закружилась, а желудок скрутило в спазме. Колени подогнулись. Она сильно ударилась головой о пол. И последним, что она видела, был шаг Малфоя в её сторону, а затем он так же упал. А вокруг его правого запястья вились тонкие красные переплетения магии.

***

Герои стояли своейпривычной компанией, какой они обычно выбирались в Хогсмид: Гарри, Джинни, Рон и Блейз с Пэнси. Они о чём-то тихо переговаривались, иногда громко смеясь над нелепыми шутками Уизли. Никто из них не вспоминал о времени. Они все облегчённо выдохнули, когда Гермиона решила уйти. Друзья переживали за неё, но ей так действительно будет лучше.

— Блейз, — к ним подошла взволнованная миссис Малфой, — ты не видел Драко? Он давно должен был спуститься.

Мулат посмотрел на часы, а потом на Нарциссу.

— Его здесь ещё не было, — Забини переглянулся с друзьями, пытаясь найти в них поддержку.

Вся компания дружно закивала. Только вот от этого легче не стало.

В груди Гарри заплескалось знакомое волнение. Оно давно не давало о себе знать. С тех самых пор, когда Волдеморт пал. С того момента, как угроза перестала висеть над родными людьми.

— Миссис Малфой, а кто-нибудь уходил из поместья? — он почувствовал на своей руке железную хватку Джинни. И заметил, как напряглись все остальные.

Вопрос должен был звучать иначе. Ушла ли Гермиона?

— Нет, никто не уходил, — Нарцисса непонимающее смотрела на молодых волшебников. — Проблемы?

Все молчали, переваривая информацию. Первым в себя пришёл Рон.

— Срочно в комнату Малфоя!

Они кинулись всей компанией в сторону дома, врываясь в двери. Им были неважны опешившие лица гостей. Важно было только одно. Чтобы те двое не натворили глупостей.

Забини вырвался вперёд, ведя всех к спальне Малфоя. Они преодолели несколько этажей за пару минут и замерли перед дверью, тяжело дыша. Страх висел над ними густым туманом. Напевал свою кошмарную песню.

Пэнси толкнула дверь.

В метре друг от друга на полу лежали Малфой и Гермиона. Гарри тут же бросился к подруге. Впервые он молился. Его пальцы дрожали, пока он тянул их к шее Гермионы. Коснулся бархатистой кожи там, где должен был быть пульс. Посмотрел на жену, замечая за её спиной Нарциссу и Люциуса. Они выглядели как привидения. Почти прозрачные. Все смотрели в одну точку. В место, где сливались красные проволоки, тянущиеся от рук лежащих на полу волшебников.

И никто, кажется, не дышал.

Комментарий к Глава 16

Самая сложная глава для меня это была, поэтому без моих комментариев.

Кто нашёл отсылки к первой встрече Драко и Гермионы? Те молодцы)

========== Глава 17 ==========

Комментарий к Глава 17

Обычно я оставляю свои комментарии в конце, но сегодня будет исключение.

Есть две причины, по которым на этой неделе вышло две главы:

1) Я не могла оставить вас с грузом 16 главы надолго

2) У меня сегодня день рождения.

И из-за второй причины я пишу свой комментарий в начале главы. В первую очередь я хочу выразить огромную благодарность всем тем, кто оставляет свои отзывы под каждой главой. Я вас безмерно сильно люблю❤

А во вторую я хочу немного понаглеть на правах именинницы. Я знаю, что фф читает большое количество людей, но очень маленькое даёт обратную связь. Пожалуйста, оставьте сегодня своё мнение о главе/о предыдущей главе/о работе в целом. Я не прошу вас писать полотна текста, хотя бы пару слов. Очень сложно собирать ваши мнения на просторах тт, хочу собирать их здесь. Поэтому, пожалуйста, сделайте сегодня исключение из своих правил и оставьте под этой главой свой отзыв. У вас это не отнимает много времени, а мне будет приятно)

А теперь о самой главе. Она небольшая, но уверена, что вам она понравится😏 Это вам мой маленький подарочек)

С любовью, Ксюша❤

Приятного чтения!)

В голове стучали сотни маленьких молоточков, создавая неприятное эхо. В ушах шумело так, будто внутри них сломался старый телевизор. Нельзя сказать, что перед глазами было темно. Точно нет. Было множество цветных и белых пятен. Они смешивались между собой, образуя невероятный калейдоскоп красок. Голова казалась неестественно тяжёлой, а веки слипались. Всё тело ощущалось как тряпичная кукла, наполненным ватой. Не было возможности пошевелиться. Просто не получалось.

Она слышала голоса, но они были нечёткими и далёкими. Гермиона, словно лежала на дне аквариума, не имея возможности двигаться, а снаружи — с другой стороны тонких стёкол — был кто-то способный ей помочь. Ей всего лишь нужно было позвать. Но кого позвать? Куда позвать? И почему она вообще должна кого-то звать?

Голова болела. И эта боль была настолько сильной, что хотелось зажмуриться до белых пятен перед глазами. Но они уже были. Пятна. Не только белые, но и цветные: тёмные, светлые, яркие и не очень. Их было немного, но они смешивались, превращаясь в несчётное множество оттенков.

В горле всё пересохло и было неприятное чувство тошноты. Мерлин, она хоть когда-нибудь от него избавится? Губы были ужасно сухими. Гермиона чувствовала на них маленькие трещинки, которые, скорее всего, впоследствии будут кровоточить. От сухости саднило горло. Так бывает, если долго кричать. Она знала об этом, это не было самым неприятным из известных ей ощущений, и всё-таки оно было нежелательным.

Грейнджер старалась определить, что её окружало. Это было сложно, потому что единственным чётким пониманием было то, что её тело ощущалось непривычно. Она пыталась сконцентрироваться на кончиках пальцев, чтобы уловить покалывания магии на коже. Колючие искорки. И они были. Покалывали подушечки пальцев тоненькими иголками, заставляя концентрироваться лучше. Ощущать кожей мягкую ткань. И это было маленькой победой. Чувствовать под руками тонкие нити, переплетающиеся между собой в сложные конструкции.

Ей пришлось приложить немало усилий, чтобы сглотнуть вязкую слюну. Гермиона попыталась взять под контроль собственное дыхание. Нужно дышать. Глубоко и размеренно. Она не понимала, чего хочет добиться, и просто следовала неведомым ей инструкциям. Ей нужны были силы, чтобы пошевелить пальцами. Этого было бы достаточно.

Гермиона понимала, что дышит, но всё равно отчаянно заставляла себя сделать вдох. Ей нужно было сделать это осознанно. Она буквально приказывала себе дышать.

Первый вдох оказался шумным и жутко болезненным. Кислород, поступивший в организм через лёгкие, обжигал внутренности, царапал гортань. Внезапно стало тихо. Голоса смолкли, а в ушах перестало шуметь.

— Гермиона, — голос казался очень знакомым, но девушка никак не могла понять, кому он принадлежал.

Сильно зажмурилась, а затем открыла глаза. Веки были опухшими, она осознавала это, потому что те неприятно кололись и давили на глазное яблоко.

Как долго она спала?

В глазах всё плыло, яркий свет слепил. Над ней возникло пятно, напоминающее очертаниями человека. Несколько раз моргнула, сбивая пелену. Полный мужичок с гладко выбритым лицом смотрел на неё с прищуром, осматривая. Сканируя взглядом. От этого ей делалось неуютно.

Руки коснулось что-то горячее. Грейнджер осторожно перевела взгляд вправо, замечая на своей ладони чужую — большую и мужскую. Проскользила по предплечью и плечу, отмечая вязаный свитер тёмно-бордового цвета. Рон. Губы дрогнули в нервном спазме, когда волшебница попыталась улыбнуться.

Мужчина, который по-видимому был колдомедиком, проводил над Гермионой волшебной палочкой, материализуя над ней различные сплетения магических рисунков. Она была слишком слабой, чтобы понять хоть что-то, да и в магической медицине была несильна. Её максимум это пара известных зелий и исцеляющих заклятий, полезных в быту, но по своей сути совершенно бесполезных.

Через пару минут колдомедик прекратил свои манипуляции и отошёл от Гермионы, нахмурив лоб.

— Я отойду к мистеру Поттеру, — он отошёл к двери, а затем повернулся к Рону. — Вы будете здесь, мистер Уизли? — Рыжеволосый волшебник кивнул, тем самым выгоняя доктора из палаты. Гермиона подождала, пока тот покинет помещение и повернулась к другу. В голове вертелась уйма вопросов, и нужно было выбрать только один.

— Где Эридан? — сжала пальцами простыню от неприятных ощущений, появившихся при её голосе.

Уизли это заметил, взял с тумбочки стакан и наполнил его водой, используя Агуаменти. Протянул Грейнджер, помогая ей приподняться. Пить было тоже трудно, и ведьма сделала только пару глотков, но ей всё равно стало значительно лучше.

— У Гарри, сидит вместе с Джинни на Гриммо, 12, — Рон присел на краешек кровати, сжимая руку подруги.

— Сколько я спала? — на слове «спала» тон голоса стал чуточку выше.

— Три дня, — Гермиона осторожно кивнула, а затем, прищурившись, открыла рот, чтобы спросить, но Рон опередил её вопрос: — Малфой тоже. Он пришёл в себя на полчаса раньше.

— Что с нами? — она поудобнее уселась, чувствуя, как состояние постепенно стабилизируется. Наверное, действуют зелья.

— Вообще-то мы думали, что вы нам поведаете, — Рон хмыкнул, скосив взгляд от подруги. — Не будь вы в отключке, они бы нас давно отсюда выперли. Вы оба абсолютно здоровы.

— Я не знаю, мы поговорили, я собралась уже уходить, — Грейнджер потянулась к стакану с водой, стоявшему на тумбочке. — Точнее я уже уходила, а потом резко стало плохо, и я упала.

— У Малфоя примерно всё тоже самое, — Уизли растрепал свои волосы. — Он там, кстати, к тебе рвётся. Гарри старается его сдержать. Хорьку слишком не понравилось, что отключилась первой ты, а в себя пришёл он.

Гермиона закатила глаза, когда услышала старое прозвище Драко из уст друга, о чём тут же пожалела. Привычный жест вызывал дискомфорт и неприятное давление в области глазных яблок, которое причиняло боль. Грейнджер опустилась ниже на подушку, отдав стакан с водой Рону.

— Ты как себя вообще чувствуешь? — Рон потянулся к прикроватной тумбочке, ставя туда стакан.

— Очень спать хочется, — она наклонила голову, касаясь щекой подушки. — И слабость ужасная.

— Может позвать кого-нибудь, чтобы дали тебе зелий?

— Нет-нет, только никаких зелий, — Грейнджер чуть ли не подскочила на кровати, немало удивив тем самым Рона. — У меня от них голова мутная.

— Тебе отдыхать нужно, Гермиона, — волшебник потянулся рукой к лицу девушки и заправил маленькую прядку за ухо.

— Отведи меня лучше к Драко, пожалуйста, — она приподняла одеяло, намереваясь встать, но Рон поставил рядом с ней руку, перекрывая ей возможность уйти.

— Давай ты сейчас поспишь, — он легко надавил ей на плечи, заставляя лечь, — а потом Малфой сам придёт к тебе. Он получше выглядит.

— Рон, — ведьма протянула единственную гласную в имени друга, никогда ещё она так к нему не обращалась. Обычно его имя звучало строже и никак иначе.

И, судя по лицу Уизли, его это тоже немало удивило. Он, ничего не говоря, укутал её в одеяло до самого подбородка, дав понять, что никуда её не выпустит.

Грейнджер тяжело вздохнула и повернулась на бок, сдаваясь. Она легла лицом к Рону и посмотрела на его веснушчатое лицо полузакрытыми глазами. Губ коснулась еле заметная улыбка. Их дружба — дружба Золотого трио — была поистине удивительным явлением. Что-то совершенное. Что-то, что не имело начала и конца. Поразительно. Она могла сомневаться во всём мире, но никогда в своих двух лучших друзьях. Их дружба одна из тех вещей, которая предопределена заранее. Они могли не столкнуться в Хогвартс-экспрессе, могли не оказаться в одной туалетной комнате с горным троллем, но они нашли бы тысячу других способов, чтобы подружиться. Их дружба была тем, от чего никогда и никуда не скрыться. Три разных и, казалось бы, несовместимых человека были единым целым. И это было одной из причин, почему она до сих пор не сломалась. Где бы она не находилась, у неё всегда были её мальчики. Её Гарри и Рон. Дружба, преодолевшая не одно испытание и стойко выдержавшая каждое из них.

***

В жизни существовало несчётное множество из неприятных ощущений, но одну из лидерских позиций занимало то, когда на тебя пристально смотрят. Мотнула головой, стараясь скинуть с себя чужой взгляд, но это не помогало. Гермиона только услышала тихий смешок, который она узнала бы в любом состоянии.

Приоткрыла один глаз, замечая напротив серые глаза. Малфой выглядел неплохо, насколько это было возможно. Больничная рубашка, которая делала его кожу ещё бледнее — болезненно серой. Волосы были растрёпаны и явно не первой свежести. Под глазами залегли тени, небольшие и не очень яркие, но ощутимые. Для неё так точно. Драко закусил нижнюю губу, что было не совсем привычным жестом для него. Кожа выглядела мятой и вялой. Однако он сидел перед ней и улыбался, пока в серых как сталь глазах отражались маленькие блики смеха, который Гермиона слышала минутами ранее.

— Привет, — её голос был хриплым после сна.

— Ты слишком много спишь, Грейнджер, — он облокотился на тумбочку, подпирая лицо кулаком. — Я здесь уже пятнадцать минут сижу.

— Мог не сидеть, — Гермиона обратно закрыла глаза, не видя, как Малфой закатил глаза.

— Я не женился, — она резко посмотрела на него, тут же взбодрившись. Даже не подумала об этом. — По-моему, это был самый лучший знак того, что я чуть не совершил ошибку.

— Давно ты начал верить в знаки? — она приподнялась на кровати, подкладывая под спину подушку.

— Когда сегодня проснулся неженатым человеком, — Малфой наполнил стакан водой и отпил оттуда.

— Так сильно не хочешь жениться? — Грейнджер приподняла один уголок губ.

— Ты поняла, что я имел ввиду, — Драко вернул стакан на место и наклонился к девушке, оставляя между ними минимальное расстояние.

Он собирался сократить это расстояние ещё больше, но между ними, словно пролетела искра, больно щипая кожу. Гермиона поморщилась, а Малфой отодвинулся, смотря на девушку с непониманием.

— Это что ещё за фокусы? — он приблизился рукой к её коже, и оба почувствовали уже знакомое покалывание.

Гермиона пожала плечами, насколько это было возможно в её положении:

— Просто статическое электричество, я думаю.

Малфой неопределённо хмыкнул, но приближаться больше не стал. Откинулся на спинку стула, наблюдая за ней.

— Что они сказали Эридану? — Гермиона села на кровати, свесив ноги и уперевшись руками в матрац.

Малфой пристально наблюдал за её махинациями.

— Сказали, что мы с тобой заболели. Поттер сказал, что Эри разнёс у них полдома, — из груди Драко вырвался короткий смешок.

Они оба знали, что Эридан был на это способен.

— Я уже соскучилась по нему, — девушка всхлипнула. — Боюсь представить, что он чувствует.

— Эй, Грейнджер, не раскисай! Эридан — умный малый, он всё понимает, — мужчина положил руку рядом с её бедром, но сохраняя некоторое расстояние. — К тому же завтра утром нас отпустят.

Гермиона прикусила кончик своего языка, бегая глазами по лицу блондина. Драко смотрел на неё с прищуром, будто чего-то ожидая. Она стукала пальцами по кровати, скрещивая ноги в лодыжках. Они молча смотрели друг на друга в течение нескольких минут, пока девушка не решилась нарушить тишину:

— Астория приходила? — она зажала простыню между указательным и большим пальцами руки.

Драко тяжело вздохнул.

— Да, — кивнул и посмотрел Гермионе за спину. — Мы решили поговорить с ней позже.

— Что ты планируешь делать? — она подвинула руку, приближая её к его.

Они оба чувствовали покалывания и, будь в палате темнее, наверное, смогли бы увидеть искорки. Но ни один из них не собирался отодвигаться.

— Я уже сказал тебе, этой свадьбы не будет, — Драко вздёрнул брови.

— А что потом? — она даже не заметила, когда перешла на шёпот.

— Не знаю, что дальше, но сначала мы с тобой разберёмся со всем этим, — Малфой помахал правой рукой перед лицом ведьмы.

— Я думаю, что было бы неплохо снова связаться с Дугальдом, — она провела языком по пересохшим губам, ловя взгляд Драко и улыбаясь ему.

— Значит свяжемся.

***

Утром, пока целители проводили последние диагностики, Малфой разрывался между палатами. Гермиона над ним посмеивалась, называя маленьким ребёнком. Обычно так бегали дети, которые никак не могли усидеть на месте, дёргали родителей вопросами по типу: «А когда мы уже пойдём?». Точно так же бегал и Драко.

— Малфой, ты можешь успокоиться? — Гермиона переодевала больничную рубашку, сменяя её на тёплый свитер.

Она стояла к Малфою спиной, обернувшись на секунду. Драко не сводил с неё взгляда, а когда девушка попросила его выйти, он назло ей сел на стул, вальяжно развалившись. Волшебник закинул руки за голову и склонил голову к плечу.

— Мы сразу на Гриммо? — тон голоса Малфоя был ленивым, буквы растянутыми, и создавалось впечатление, что Драко сейчас просто уснёт.

— Да, а есть ещё варианты? — натянув на себя свитер, Гермиона полностью повернулась.

— Нет, никаких, — Драко встал. — Готова?

Грейнджер кивнула, взяв с прикроватной тумбочки свою сумочку. Они вышли из палаты и направились к выходу из больницы. Ни Драко, ни Гермиона ничего не говорили, молча двигались по коридорам, спускаясь вниз и выходя на улицу.

На улице была мелкая морось, которая неприятно касалась кожи, оставляя мокрые точки на лице. Ноябрьский ветер обострял прикосновения капель, делая их ещё более колючими. Драко осмотрелся и двинулся к тёмному переулку, откуда они смогут трансгрессировать. Грейнджер уверенно шагала за ним, чуть отстав. Малфой шёл не оглядываясь, его спина была прямой, и Гермиона даже со спины видела вздёрнутый подбородок. А может просто знала. Такие мелочи имели огромное значение, но всегда казались странными и смешными. Казалось ненормальным, знать, как человек поправляет свои волосы или воротник пальто. Ненормальным, но до безумия важным. Будто солнце перестанет светить, если Гермиона забудет о том, как Малфой склоняет голову к плечу в моменты, когда его настигает любопытство.

Он остановился, свернув в проём между двумя домами. Там не было ничего, кроме голых кирпичных стен и пары баков для мусора. Так себе обстановка.

— Нормально себя чувствуешь? — Малфой прищурился. — Сможешь трансгрессировать?

— Да, Малфой, — Грейнджер закатила глаза. — Я в Мунго оказалась по той же причине, что и ты.

Драко смотрел на Гермиону долгим пристальным взглядом, изучая её лицо, ожидая подвоха. Грейнджер не выдержала, достала свою палочку и трансгрессировала, не проронив ни единого слова напоследок.

Она стояла на крыльце старого дома, когда раздался хлопок от трансгрессии, и в паре метров от неё появился Малфой. По поджатым губам и слишком крепко зажатой волшебной палочке было понятно, что выходка Грейнджер не пришлась ему по вкусу. Но именно это недовольство Малфоя заставляло Гермиону улыбаться.

Она развернулась и постучала в дверь. Через мгновение перед ней уже стояла взъерошенная Джинни, которая в одной руке держала стакан с соком, а в другой надкусанную морковку.

— О, вас уже выпустили из этой белой тюрьмы? — Джинни сдула прядь волос, которая лезла ей в глаза. — Проходите скорей! Чего застыли?

Гермиона переглянулась с Драко и, пожав плечами, вошла в дом. Она слышала сзади себя шаги Малфоя и щелчок от закрывающейся двери. Обернулась через плечо, отмечая непроницаемое выражение лица Малфоя. От весёлого молодого человека, сидевшего в её палате, пока она переодевалась, не осталось и следа. Вся суть Драко: он в доме знакомых и даже близких ему людей, но всё равно закрывался и прятался в своём панцире.

— Гарри и Эридан наверху, они скоро спустятся, — Джинни провела их в гостиную и уселась на спинку дивана, стоявшего в центре комнаты. — Эри консультирует будущего отца в дизайне детской.

Джинни хохотнула, пока Гермиона в красках представляла пожелания сына по поводу изменений его комнаты. Она расстегнула куртку, как только услышала топот детских ножек. Грейнджер видела боковым зрением, как Драко снял своё пальто и кинул на спинку рядом стоящего кресла. Они всё ещё стояли рядом друг с другом.

Эридан замер на лестнице на секунду, когда увидел обоих родителей, а потом со всех ног помчался им навстречу. Оба взрослых присели на корточки. Они всегда так делали после разлуки, заключая ребёнка в объятия. Эри не думал, кого обнять первым, он вклинился между родителями, притягивая тех за шеи к себе.

Она просто оступилась. Не удержала равновесия. Её рука крепко вцепилась в бедро Малфоя, находившегося рядом. Неосознанно. Рефлекторно. Не подумав.

Немая сцена.

Счастливый Эридан обнимает родителей, которые с ужасом смотрят друг на друга.

Оба перевели взгляд на женскую руку, покоившуюся на мужском бедре. Ни один из них не дёрнулся, не попытался отодвинуться. Они молча смотрели на руку Гермионы.

Она глубоко дышала. Старалась контролировать каждый свой вдох и выдох. Под пальцами левой руки она ощущала грубую ткань брюк. Она слышала такое же громкое дыхание Малфоя и неясное лепетание их сына. Он был рад возвращению родителей, которые мысленно считали секунды. Одну за другой.

В другом конце комнаты — на самом деле совсем близко — пискнула Джинни. Гарри стоял неподвижно. Внимание всех взрослых волшебников было сконцентрировано в одном месте. Месте, где соприкасались двое, которые ни при каких обстоятельствах не должны были этого делать.

Мир просто замер.

Кроме ткани брюк она кожей чувствовала лёгкое жжение в пальцах. Странное и неправильное чувство, но такое неважное.

Гермиона касается Драко. Чувствует его тепло. По-настоящему чувствует. Не иллюзия, не фантазия. И она должна была отпустить руку, должна была. Но вместо этого сжала пальцы ещё сильнее. Ему не было от этого больно, может чуть дискомфортно. Но всё это не имело значения.

Это была мина. Та самая, которую они так виртуозно обходили с конца июля. Та самая, которая каждый раз оказывалась муляжом. В этот раз настоящая. И спасения точно не будет. Помочь мог только сапёр, которым — вот же ирония! — оказалась магия. Та самая, которая водила их за нос всё это время. Та, которая дарила возможности, позволяла на мгновение почувствовать себя нормальными, а потом резко обрывала все канаты. Она давала всё, но забирала ещё больше.

Напротив стоял маленький мальчик с потрясающими серыми глазами. В точности, как у его отца. Бушующее море, океан. Холодная сталь. Зимнее небо с его свинцовыми тучами. Ураган эмоций на детском лице. Одно трепыхание ресницами, и весь мир закрутился со скоростью света.

Гарри куда-то зовёт Эридана, Джинни подходит к Малфою с Гермионой. А они сидят не шелохнувшись. Потому что движение и крах.

Почему ничего не произошло?

Поттер скрывается с Эриданом в зелёном пламени камина. Гермиона подняла глаза с собственной руки, переведя взгляд на лицо Драко. Он глубоко дышал, смотря на неё, не моргая. Вот так длилась вечность. Их личный Ад.

Она медленно разжала пальцы и подняла ладонь на несколько сантиметров от ноги Малфоя.

Секунда.

Весь мир кружился перед глазами, смешиваясь в грязное мутное пятно. Не было красок, предметов, оттенков и очертаний. Не существовало вообще ничего, кроме сидящего рядом Драко. И это в своём роде было одновременно самым правильным и неправильным вместе.

Две.

Постепенно миру возвращались звуки. Треск поленьев в камине, десятки вопросов от Джинни, громкое дыхание Малфоя, шум в ушах и биение собственного сердца.

Ба-бах.

Три.

Возвращались очертания. Пальто Драко на спинке кресла, диван, на спинке которого сидела Джинни, лестница, по которой спускались Гарри и Эридан.

Четыре.

Появлялись цвета. Странный бордовый ковёр на полу, коричневая обивка дивана, оранжевый огонь в камине, который на мгновение сменил свой цвет на зелёный, рыжие волосы Джинни и платиновые Драко.

Пять.

Мир обретал движения. Сидящий рядом Драко поднялся с корточек, Поттер переступил камин, стряхивая пепел на тот самый бордовый ковёр, Джинни выпивающая залпом свой сок.

Секунды шли, а она их считала. Не упуская ни одной. Пока не дошла до ста. Ничего не происходило. В глазах не темнело, желудок не скручивался в неприятном спазме, голова не кружилась. Ни одного намёка на предстоящий обморок. Драко тоже был в порядке.

— Как быстро должны настичь последствия? — голос Поттера разрезал образовавшуюся между волшебниками тишину. До этого её нарушали только окружающие звуки и бормотания портретов.

— В книгах было написано, что моментально, — она тоже поднялась с корточек, твёрдо вставая на ноги.

— Тогда почему ничего не произошло? — Джинни подошла к своему мужу, не сводя глаз с друзей.

— Нужно срочно написать Ламонту, — Малфой говорил отчужденно, но твёрдо и уверено.

Вся их жизнь последнее время состояла из сплошных противоречий, не давая ни одной ясности. Убивая надежды и уверенность. Они ни в чём не были уверены. Но им действительно нужно было написать Дугальду, потому что он был тем, кто должен был быть уверен в своих словах. Хоть немного.

Магия может творить чудеса, но разве такие? И разве это вообще чудеса? Это издевательство в чистом виде. Пытка. Самая изощрённая из всех возможных. И после этого никто не должен сомневаться в искусности Беллатрикс Лестрейндж к этому виду издевательств. Её круциатус был чем-то совершенно безобидным по сравнению с этим. Потому что он действовал быстро и наверняка. Бил в определённую цель, без сожалений, без проблесков облегчений. Эта магия действовала медленно и изворотливо. Она позволяла выдохнуть, побыть счастливым, а потом закидывала в мясорубку собственного изготовления. С особым видом лезвий. Которые били всегда наугад.

Они разошлись почти так же молча, как находились всё это время в доме Поттеров. Гарри и Джинни просили держать их в курсе. Только никто из них не знал, в курсе чего. Драко отправился к себе домой, чтобы написать письмо Дугальду. Они решили, что нужно обрисовать ему всю ситуацию и пригласить в Англию. Ему одному приехать было проще, чем им, как минимум, вдвоём. Гермиона ушла в Нору, чтобы забрать оттуда Эридана.

Вечером она перебирала волосы сына, целуя того периодически в висок, и пыталась думать, выстраивать логические цепочки. Но всё было тщетно. Казалось, что она просто упускала что-то очень важное и значимое из виду.

Драко обещал прийти. Гермиона ждала его целый день, но так и не дождавшись, ушла укладывать сына спать одна. Эридан задавал много вопросов, интересуясь о том, что произошло утром. Он спрашивал про их неожиданную болезнь, про странное поведение, про нехорошие разговоры Гарри и дяди Рона. Грейнджер всячески пыталась отвлечь сына от нежелательных тем. Она не просто не хотела об этом говорить. Ей нечего было ему сказать.

Эри капризничал, отказывался спать и слушать сказку. Гермиона находилась на грани. Ей сложно было даже представить, что произойдёт первым: она разозлится или расплачется. При сыне определённо точно не хотелось ни того, ни другого.

Она спускалась по лестнице, когда в гостиной затрещал камин. Сначала Гермиона вздрогнула, но потом вспомнила, что чужой никто прийти не мог. Остановилась за две ступеньки до конца лестницы, изучая гостя. Руки в карманах, спина напряжена. Он смотрел в окно, наблюдая за чем-то. На подоконнике лежал свёрток пергамента. Он лежал на расстоянии, но Грейнджер понимала, что он необычный. Непривычный. Не такой, как всегда, и однажды она уже такой видела. Когда Дугальд Ламонт согласился с ними встретиться и приглашал их в своё поместье. Хотя его домишко совсем не было похоже на поместье. По сравнению с Малфой-мэнором так точно.

Она до конца спустилась с лестницы и сделала несколько маленьких шагов в сторону Драко. Он обернулся и опёрся бёдрами о подоконник.

— Я связался с Дугальдом, — он помахал пергаментом в воздухе, — и он ответил.

Гермиона сделала ещё несколько шагов к Малфою. Она видела, как он следит за каждым её движением. И ей должно было быть неуютно под таким взглядом, но ей было хорошо. Надетая пижама, состоящая из топа и шорт, не сковывала движений, а надетый сверху кардиган согревал. Встала прямо напротив Малфоя, в шаге от него.

— И что он тебе ответил? — говорила тихо, чуть громче шёпота.

— Написал, что прибудет в Лондон через три дня, — Драко протянул пергамент, который Гермиона тут же перехватила.

Она раскрывала его, стараясь делать движения неспешными и плавными, но они получались нервными и резкими. Грейнджер жадно вчитывалась в строки, которых было совсем не много.

Мистер Малфой,

Я рад, что вы написали мне сами. Я как раз собирался связаться с мистером Забини. К сожалению, у меня не было ваших контактов или контактов мисс Грейнджер, но мне необходимо с вами поговорить. Я с большим удовольствием навещу вас в Лондоне. Я уже решаю вопросы с портключом, мне должны выдать его через два дня. На третий я буду уже в Англии.

Должен сообщить Вам, что Вы с мисс Грейнджер глубоко ошибаетесь по поводу своих клятв. Ваш Непреложный обет не так прост, как кажется на первый взгляд. К сожалению, я не могу ничего утверждать, пока не встречусь с Вами лично. Поэтому откладываю наш разговор до встречи.

С уважениемДугальд Ламонт.

— Что это значит? — её голос дрожал так же сильно, как дрожали руки, в которых всё ещё был твёрдый пергамент.

— Я сам мало что понял, но могу предположить, что мы упустили что-то очень важное, — он оттолкнулся от окна и вытянул из её мокрых ладошек письмо.

— Как мы могли что-то упустить? — она подняла на него глаза, встречаясь с его.

Малфой пожал плечами.

— Я знаю только одно, — и почему от его низкого тембра её кожа покрывается мурашками? — этот странный старик знает то, чего не знаем мы.

Драко наклонился к её волосам, вдыхая аромат.

— Но, Драко, — она отстранилась, чтобы видеть его лицо, — он же сказал в прошлый раз, что всё очевидно, что у нас нет выхода.

— Может он ошибался? — он провёл носом вдоль её щеки.

В глазах Грейнджер стояли слёзы. Им снова давали надежду. И она ненавидела такие моменты. Потому что потом их надежду разбивали, скидывая с высоты многоэтажного дома. Надежда разлеталась, как разлеталась на осколки любимая ваза Гермионы во время игр сына.

— А что, если нет? — Драко отстранился, заглядывая ей в глаза.

— Вот сейчас и проверим, — шёпот, запускающий в её организме особые реакции.

Спускающий всю её выдержку с тугого поводка. Никакого контроля. Никакого чувства самосохранения. Она и так с ним была в безопасности.

И в следующую секунду ей было это абсолютно неважно.

Потому что большая ладонь сжимала её талию. А грудь касалась его груди.

Он впечатал её в себя так же, как во время их первого поцелуя.

Вторая его рука зарывалась ей в волосы, оттягивая. Совсем не больно.

Но самым главным было совсем не это. Главным были его губы, касающиеся её губ.

Поцелуй.

Настоящий и только их.

Подняла свою руку, касаясь его щеки. Скользнула по уху к затылку. Царапнула позвонки на шее и зарылась в мягкие волосы.

И пусть весь чёртов мир подождёт.

Сейчас существовало только это мгновение.

Эта вечность.

========== Глава 18 ==========

Несмотря на то, что Малфой не жил в Мэноре уже несколько лет, он не мог отрицать того, что всё равно считал это место своим домом. Драко родился и вырос в этом мрачном поместье со странными павлинами-альбиносами. Он испытал там первые радости и первые разочарования, первые победы и поражения. В этом доме были пережиты его первые промахи и ошибки, первые трепет и бабочки в животе.

Им было по тринадцать, они только вернулись из Хогвартса, и родители Драко решили устроить для сына праздник в честь его прошедшего дня рождения. Когда взрослые ближе к ночи углубились в разговоры о своих проблемах, позволив себе немного забыться и оставить детей без присмотра. Чем юные слизеринцы и решили воспользоваться. Вчетвером — Драко, Тео, Пэнси и Дафна — сбежали от родительского надзора в сад, к небольшому скоплению цветущих деревьев, где их точно никто бы не смог найти. Их детские умы решили поиграть в недетские игры. Бутылочка. Они мало понимали смысл данного «мероприятия», но старшеклассники любили такой вид развлечений.

Тео и Драко узнали об этом, когда одним субботним вечером решили спуститься в общую гостиную, и застали там компанию старших товарищей. По количеству бутылок и громкому смеху было понятно, что студенты заняты не учёбой, и Малфой с его другом решили за ними подсмотреть. Их вело детское любопытство и только. Было не так уж и интересно наблюдать за пьяной молодежью, и когда юные слизеринцы решили вернуться в спальню, кто-то из старшекурсников предложил сыграть в бутылочку. Драко и Тео заинтересовались данным предложением и следующие двадцать минут наблюдали за тем, как их «старшие наставники» целовались в случайном порядке. Это вызвало отвращение, но потом друзья застали эту игру ещё несколько раз, и им захотелось это попробовать.

День рождения Драко оказался отличным поводом испробовать взрослое развлечение, а уговорить Пэнси и Дафну не составило особого труда. Они всегда были готовы на какие-нибудь авантюры. Так четверо ребят оказались в саду, сидящими на газоне, подогнув под себя ноги, а в центре лежала стеклянная бутылка, которую они стащили из-под носа одного из домовиков поместья. Первым бутылочку крутил Драко на правах именинника, горлышко указало на Паркинсон. Они сидели рядом друг с другом, и им всего лишь нужно было повернуться, чтобы оказаться лицом к лицу. Именно таким был его первый поцелуй. С лучшей подругой, в тринадцать лет, в саду его поместья, пока они с друзьями играли в бутылочку.

Сложно было назвать это поцелуем, судорожные касания губ, которые кто-то из них перед этим умудрился облизать. Мокро, скованно и совсем не так приятно, как это ожидалось. Но внутри всё равно что-то колыхалось. Тогда они назвали это бабочками сразу после того, как Дафна и Тео тоже поцеловались. Никто из них не знал, что это всего лишь гормоны, а своих первых бабочек в животе они почувствуют с другими людьми и значительно позже. Игру прекратили, как только бутылочка перестала им поддаваться и выбрала для Теодора Драко. Мальчишки скривились и предложили прекратить игру. И тогда они тоже не предполагали, что на шестнадцатый день рождения Драко они снова вернутся к этой игре, немного другой компанией, более расширенной, и с бутылкой из-под крепкого алкоголя, который они перед этим будут распивать. Наутро ни Тео, ни Драко не вспомнят своего поцелуя, но вспомнит Пэнси.

С ней Драко тоже поцеловался ещё раз. Через полтора года после первого раза, они сбежали после отбоя из гостиной и в какой-то момент дали себе ещё один шанс. Поцелуй получился намного лучше и значительно приятнее, чем в тринадцать, но совсем не будоражащим. После этого они долго говорили и остановились на том, что быть просто друзьями им гораздо проще. К тому же Пэнси нравился Тео.

Поцелуи с Паркинсон были обычными, Драко понял это не сразу. Только после того, как впервые поцеловал Грейнджер в этом чёртовом туалете. Тогда он действительно узнал, что такое бабочки в животе. И тогда, и в следующий раз, и потом ещё сотни других поцелуев переворачивали его внутренности. Они гоняли по его позвоночнику стаю мурашек, заставляли пальцы подрагивать, а глаза закрываться. От удовольствия. Словно только что съел целую ложку мёда или сгущёнки. Безумно сладко, что сводит скулы, но невероятно вкусно, чтобы отказаться от повторения.

Сейчас он касался её губ. Это был их уже неизвестно какой по счёту поцелуй, но чувствовался, как тот самый, первый и неповторимый. Проводить языком по её губам было особым видом наслаждения, сталкиваться с ней языками было невероятным ощущением. Как если бы он ходил по мокрому песку, а его ног касались бушующие волны океана. Как если бы он находился на краю земли, и весь мир принадлежал только ему. Будто бы солёный ветер ласкал его кожу. Но это были её руки, касающиеся щёк, шеи и плеч. И он действительно находился на краю земли. Шаг, и он окажется в пропасти. Хотя, наверное, он сделал их уже более сотни. Потому что мир принадлежал ему. У этого мира были непослушные кудрявые волосы, над которыми он подшучивал в школе. Были карие глаза, в которых он тонул без шанса на спасение.

Поцелуи Грейнджер были восьмым чудом света. Не иначе. Они чувствовались, как вишня во рту. Тот самый момент, когда ты перекатываешь спелый плод на языке, пытаясь извлечь косточку, а сок от ягоды стекает по языку в самое горло. Немного кисло, немного горько, но всё равно вкусно. По-особенному.

Малфой чувствовал именно это, целуя Гермиону. Горечь от разрушенных принципов, кислость от необдуманных решений, но её вкус. И это было лучшим.

Драко не жил в Мэноре, но не мог отказаться от него как от дома. Там было пережито слишком много, чтобы можно было всё это просто вычеркнуть. И если там он испытывал первые радости и первые разочарования, но никогда их не видел, то он знал что всё может быть по-другому. Он знал вкус обиды, боли и разочарования. Он знал звук счастья, радости и любви. Всё это отражалось в карих глазах. В его втором доме. В целом мире. В одной маленькой хрупкой девочке. В его Грейнджер.

Она заполняла собой всё вокруг него с первого своего появления посреди ночи в туалетной комнате для мальчиков. Воздух был наполнен запахом роз и пряной корицы. А эмоции скакали из одного состояния в другое со скоростью света. В одну секунду он ненавидел её и все её привычки, в другую — он хотел, чтобы Гермиона всегда была рядом.

Именно поэтому он сжимал руки крепче на её талии, прижимая ближе. Если магия позволяла им вольности, то они воспользовались всеми её привилегиями разом. Они вдвоём перешагнули тысячи границ дозволенного одним шагом. Шагом друг к другу. Навстречу. В пропасть. К неизбежному. Их срыв был всего лишь вопросом времени, оба это прекрасно понимали. Оттягивали. Обманывали. Не магию, самих себя. Думали, что могут быть не вместе. Смешно. До истерического смеха, до нехватки воздуха в лёгких, до всхлипов. До икоты. До слёз. Это была самая большая ложь в их жизнях, что они смогут друг друга отпустить. Они давно больны. Зависимы. И если другим нужен кислород, чтобы дышать, чтобы жить, то им будет достаточно друг друга рядом.

Свадьба с Асторией была самой большой глупостью из всех возможных, которые он мог совершить. Свадьба — это создание семьи, но у него уже была семья. Прямо здесь. На первом этаже маленького домика на окраине маггловского Лондона. Там, на втором этаже, где спала его маленькая копия с характером одной невыносимой гриффиндорки. Драко не нуждался в создании семьи, потому что она уже у него была.

Он отрывался всего на секунду, чтобы вдохнуть, и вновь прижимался к её губам. Малфой не знал, как долго это длилось, и ему это не было важно. Время замерло, и он благодарил Мерлина за это. За лишние украденные секунды у жизни, чтобы побыть счастливым. Просуществовать без проблем, без мыслей. Рядом с ней. Грейнджер.

Драко не сразу понял, когда перестал чувствовать её губы на своих. И не сразу осознал, что больше не чувствует тепла её рук на своей шее. Шумно выдохнул и посмотрел на стоящую напротив Грейнджер. Неровное дыхание, раскрасневшиеся щёки и пристальный взгляд.

— Малфой, — звук её голоса получился ужасно раздражительным и болезненным из-за слишком высокого тембра, — ты совсем страх потерял? Ты что творишь?

— Грейнджер, расслабься, — Драко вернулся обратно к подоконнику и опёрся на него бёдрами в своей излюбленной привычке. — Ничего не произошло.

— Скажи «спасибо», что не произошло! Малфой, это безответственно! — она быстро вернула своему голосу привычную твёрдость, и он не смог сдержать улыбки, разозлив Гермиону этим ещё больше. — Тебе смешно?

Драко выдохнул и, не переставая улыбаться, сделал шаг к ней. Гермиона тут же отступила, выставляя перед собой руки.

— Не смей ко мне приближаться, — он снова сделал шаг вперёд. — Малфой, я не шучу! Серьёзно! Не подходи ко мне!

— Грейнджер, — Драко растянул все гласные в её фамилии.

— Малфой, больше никаких прикосновений и поцелуев до тех пор, пока мы не встретимся с Ламонтом, — она ткнула в сторону его лица указательным пальцем, сделав несколько шагов назад.

Драко закатил глаза, но согласно кивнул. Он максимально приблизился к её лицу, прошептав в самые губы:

— Но не думай, что потом ты от меня легко отделаешься, Грейнджер.

Малфой усмехнулся, заметив, что она задержала дыхание, отстранился и направился в сторону камина. Прежде, чем скрыться в зелёном пламени камина, он успел подмигнуть Грейнджер, отметив, что её дыхание всё ещё не пришло в норму.

Оказаться в своей квартире после недельного отсутствия было сродни тому, что вернуться в Хогвартс после каникул. Ты вроде был дома, но вернулся в место не менее близкое и родное. Он жил в этой квартире уже пятый год, и она была для него тем же самым, что его комната в Мэноре. Место полное его самого, его мыслей, чувств, воспоминаний. Но квартира былапрекрасна тем, что в ней было множество воспоминаний, связанных с Грейнджер.

Драко прошёл на кухню, замечая на столе конверт. Скорее всего перенесли домовики из Мэнора. На лицевой стороне имя Астории. Он писал ей сегодня, предлагая встретиться завтра днём. Им многое нужно было обсудить. Вскрыл конверт, не заботясь о сохранности бумаги. Короткое предложение с выраженным согласием.

Прекрасно.

***

Астория сидела за столиком у окна в маггловском кафе. Её волосы привычно были уложены волнами, а в чашке был налит кофе. Драко хмыкнул. Не торопясь подошёл и сел напротив.

— Привет, Драко, — Гринграсс улыбнулась, но Малфой отлично видел, что косметика не очень-то хорошо справлялась со своими задачами по скрытию усталости и бессонных ночей. Бессонными в жизни Астории они должны были быть сейчас по другим причинам.

— Тори, извини меня за всё это, — он действительно чувствовал себя виноватым. Эта хрупкая девушка не заслужила всего этого.

— Драко, мы оба знали, на что шли, когда начинали эти отношения, — девушка теребила пальцами ручку кружки, пока её голос безостановочно дрожал. — Ошибки случаются у всех…

— Тори, посмотри на меня, — девушка подняла голубые глаза, полные слёз на Малфоя. — Наши отношения не были ошибкой, они были нужны нам обоим. Ошибку совершил только я, когда поддался на твои уговоры не отменять свадьбу два месяца назад. Я должен был отпустить тебя ещё тогда. И за это я прошу прощения.

Она кивнула.

— Драко, если бы всё было иначе, — с глаз сорвалась слезинка, — ты бы смог полюбить меня?

Он смотрел на неё долго и пристально.

Голубые глаза, точеная фигура, манеры. Идеальная. Лучшая на роль леди Малфой.

Каштановые волосы, уложенные в кудри, цветочный аромат с примесями специй, кофе в чашке вместо чая. Совсем неправильно. Её маленький бунт против сестры. Это не она.

Это больше похоже на… Грейнджер с её вечным противостоянием за справедливость.

Вот почему Гринграсс, а не кто-то другой.

— Проблема не в том, что я не могу полюбить тебя, Тори, — он замолчал на пару секунд, пока она стирала с лица слёзы, вглядываясь в его глаза. Серые и голубые. Идеально, но всё равно не так. — Проблема в том, что я не могу полюбить в тебе тебя.

Она выдохнула, улыбнувшись, а он понял, что это конец.

Вот так ставятся точки в историях, а не многоточия. Так обрываются главы в книгах. Так заканчиваются длинные и нудные уроки. Легко и безболезненно. Он только тянется бесконечно долго, мучая духотой и сонливостью. Но заканчивается всегда облегчением. Потому что и спать вдруг больше не хочется, да и в классе, оказывается, не так уж и душно.

Они с Асторией поняли свои ошибки, теперь осталось только их исправить. И они обязательно с этим справятся, но уже не вместе. С этой секунды каждый из них пойдёт отдельно, пойдёт своей дорогой.

И может быть когда-то они встретятся в маггловском кафе за чаем и поделятся тем, как они оба счастливы.

***

— Так что у вас с Малфоем? — Гермиона вздрогнула, когда перед ней с шумом была поставлена чашка с чаем, вырвав её тем самым из размышлений.

Грейнджер перевела взгляд на Джинни.

— Я запретила ему ко мне приближаться после того, как он меня поцеловал, — Гермиона сделала глоток из чашки, отмечая реакцию подруги.

Бывшая Уизли подавилась своим напитком и уставилась на Грейнджер, выпучив глаза.

— Он тебя что?! — ведьма подскочила на своём стуле, наклонившись ближе к Гермионе.

— Поцеловал, — она спокойно кивнула Джиневре на стул сзади неё, предлагая сесть. — Тем же вечером, что мы ушли от вас.

— И ничего не произошло? — Джинни села, положив одну руку себе на ещё небольшой живот, чуть ли не прошептав эту фразу.

— Ну, как видишь, я сижу перед тобой, и со мной всё в порядке.

Она говорила совершенно спокойно, пытаясь убедить в своих словах не только подругу, но и саму себя. Вчера она целый день провела с сыном, получив утром от Малфоя письмо, в котором он сообщал ей, что не сможет к ним присоединиться. Гермиона догадывалась, что он должен был встретиться с Асторией, но ей не хотелось об этом думать. Драко сказал ей, что свадьбы точно не будет, но Грейнджер всё ещё не доверяла его — она надеялась — бывшей невесте. Сегодня утром Эридан заявил, что соскучился по бабушке Цисси и дедушке Люци. И ей пришлось его отвести к ним, к счастью, те совсем не были против провести время с внуком. Гермиона же решила это время пообщаться с единственной своей подругой.

— А почему тогда ты запретила ему к себе прикасаться? — Джинни прищурилась, а Гермиона осознавала, насколько это сложный вопрос.

— Хочу сначала пообщаться с Дугальдом, — тембр её голоса стал ниже, и она нервно провела указательным пальцем по краю чашки.

— Ты уверена в этом? — Грейнджер подняла вопросительный взгляд, и Джинни исправилась: — Что именно это причина?

— Нет, — девушка выдохнула и откинулась на спинку стула. — Мне страшно. Я не понимаю, что происходит, и даже представить не могу, что будет дальше.

— Ох, дорогая, — миссис Поттер поднялась со своего стула и подошла к Грейнджер, обнимая ту со спины за плечи. — Всё будет хорошо.

Гермионе действительно хотелось в это верить. Она не понимала своих реакций. Сначала всё было хорошо, и она наслаждалась прикосновениями Драко, а потом появился необъяснимый страх. Её мурашки перестали быть приятными, от них шёл холод. А страх липкими пальцами скользил по позвоночнику. Девушка сама не поняла, как она его оттолкнула, как они оказались на расстоянии вытянутой руки. Очнулась только, когда увидела его кристально-серые глаза напротив, его обычно тонкие губы были слегка припухшими, и в глазах сверкали искорки. Как если бы ему снова было семнадцать.

Гермиона подняла свою руку и провела ладонью по руке Джинни, несильно сжимая её ладонь. Она откинула голову на плечо подруги, позволяя её рыжим волосам упасть ей на глаза. Джинни была полной её противоположностью. Всегда. Отличалось её мироощущение, скорость жизни, планы, мечты. Они всегда были разными. Даже, казалось бы, одинаково карие глаза были значительно разными. У Гермионы они были тёмными, напоминали цельные зёрна кофе, слегка подгоревшую выпечку. Они горчили своим цветом. Глаза Джинни были светлее, они напоминали выдержанный огневиски, некрепкий чай. И они тоже горчили. В этом и было сходство. Одно маленькое и необъяснимое. Глаза обеих притягивали своей красотой, затем обдавая горечью. А сами они обе умели любить. Сильно и без остатка.

— Ой, — Уизлетта резко дёрнулась, немного отскочив назад.

Она смотрела на Грейнджер большими перепуганными глазами и даже не дышала. Гермиона тут же встала со своего стула, подошла к подруге и положила свою ладонь на её руку.

— Что-то болит? — голос дрогнул, но ни одна из ведьм не обратила на это и малейшего внимания.

Джинни смотрела на Гермиону, и её глаза застилала пелена слёз. На её губах вырисовывалась неуверенная, но совершенно точно счастливая улыбка, а сама девушка начала медленно дышать.

— Он толкнулся, — она хмыкнула, переведя взгляд на живот, а затем обратно. — Толкнулся. Представляешь? Впервые.

Грейнджер расслабленно выдохнула, улыбнувшись в ответ будущей мамочке. Она прекрасно понимала чувства подруги и искренне за неё была рада. Грейнджер обняла подругу, пошутив что-то о том, что они уже совсем большие. Их разговор об их с Малфоем отношениях сам собой отошёл на задний план. И, пожалуй, так было даже лучше. Джинни могла расковырять всю правду, и так было бы правильно — узнать всё это, но Гермиона не была к этому готова.

Сначала разговор с Дугальдом, а уже потом всё остальное.

Она ушла от Поттеров через полчаса, успев застать Гарри и немного с ним пообщаться. Друзья предлагали ей задержаться, но Гермиона видела светящееся лицо Джинни и то, как нетерпение рассказать о маленьком событии мужу искрилось в её глазах. Поэтому она поспешила уйти, дав близким ей людям возможность провести семейный вечер вдвоём. К тому же у неё намечался свой семейный вечер.

Она знала, что Драко точно придёт сегодня вечером. Не мог не прийти. Даже если он мог обидеться на неё, то к сыну он не смог бы не прийти. Хотя она сомневалась, что он на неё обиделся. Может быть Драко не понимал её, но точно не обижался. Об этом говорил его последний жест перед тем, как он ушёл. Об этом кричала его брошенная ей улыбка. И поэтому Гермиона была уверена, что он придёт. И Эридан обязательно найдёт способ свести родителей.

Она написала Малфою письмо с просьбой забрать от его родителей Эридана. Из головы никак не выходили слова Дугальда о том, что они с Драко что-то упускали, которые он написал в письме. Гермиона взяла в руки одну из оставшихся у неё дома книг, связанных с Непреложным обетом и подобной магией. Она читала её уже не один раз, и решила почитать снова. Должна была быть подсказка, которая всё бы расставила на свои места.

Вчитываясь в уже известные строки, она даже не заметила, как пролетело время, и в камине раздался характерный треск. Грейнджер, потягиваясь, перевела взгляд на пришедших, которыми оказались Драко и Эридан. Последний как всегда сидел на руках отца и что-то безостановочно рассказывал, размахивая руками.

— Мама, представляешь, дедушка подарил мне новую метлу! — как только Эри заметил девушку, он тут же соскочил с рук отца и подбежал к Гермионе, залезая к ней на колени.

— Правда? — сделать удивлённое выражение лица было сложно, но восторг сына затмевал его разум, и он совсем не обратил внимания на неискренность матери. Месяц назад Люциус спрашивал у неё разрешение для того, чтобы купить эту метлу. — Я очень рада. Надеюсь, что она тебе понравилась.

— Конечно! — Эридан наклонил голову к плечу, изучая книгу в руках волшебницы. — Ты снова читаешь? Мама, ты совсем не умеешь развлекаться!

Гермиона в удивлении выгнула бровь, пока стоявший неподалёку Малфой прыснул в кулак, скрывая смех за кашлем. Она прищурилась, посмотрев на Драко. Он отрицательно помотал головой и подошёл к ним, садясь на диван рядом с её ногами. Они оба заметили, как она непроизвольно дёрнулась от него в сторону. Но оба сделали вид, что ничего не произошло. Малфой знакомым жестом склонил голову к плечу, так же изучая книгу, которую Грейнджер читала.

— Ты же её наизусть уже знаешь, — он схватил книгу сверху и легко вытянул её из рук девушки.

— Дугальд сказал, что мы что-то упускаем, — она приподнялась на руках, полностью садясь на диван. — Так что не имеет значения то, что мы уже знаем.

— Может это и имеет значение, просто мы не понимаем того, что знаем, — он пожал плечами, а потом посмотрел на Эридана. — Приятель, может ты сходишь переодеться, а потом мы все вместе что-нибудь посмотрим?

— Вместе? — Драко кивнул. — Ты, я и мама?

— Да, милый, — Гермиона потрепала мальчика по волосам. — Я, ты и папа.

Эридан весело воскликнул и побежал в свою комнату, на ходу выкрикивая названия различных мультиков. Минута прошла в тишине, а потом Гермиона посмотрела на Малфоя, который, судя по всему, не сводил с неё взгляда всё это время.

— Как прошёл твой разговор с Асторией? — она улыбнулась, когда его лицо вытянулось в удивлении.

— Откуда ты…

— Откуда я знаю? — он кивнул, а она громко фыркнула. — Было несложно догадаться, учитывая то, что ты решил утаить от меня подробности встречи, — Драко вопросительно выгнул бровь, склоняя голову к плечу. — Обычно ты так не делаешь.

— Мне должен льстить тот факт, что ты знаешь, как я обычно делаю или не делаю, — Малфой склонился к ней ближе.

— А меня он пугает, — она оттолкнулась от дивана руками и резко встала.

Малфой хохотнул, и она так и не смогла понять, догадался ли Драко, что она говорила абсолютно серьёзно. Она отправила его к Эридану, чтобы тот помог сыну переодеться, а она пока включит какой-нибудь мультфильм. Типичный семейный вечер. Их вечер.

Драко ушёл, а она смогла остаться одна. Ей должно было хватить того времени, чтобы побыть наедине с собой, но не хватало, потому что стоило только Драко появиться в поле её зрения, как Гермиона терялась в собственных мыслях и ощущениях. Он будто бы испытывал её на прочность. И самым страшным было то, что ему не приходилось для этого ничего делать. Достаточно было быть рядом с ней.

Гермиона несколько раз провела ладонями по лицу вверх вниз, растирая пальцами глаза. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, она подошла к телевизору, включая мультфильм. Она даже не заморачивалась с выбором, взяла первый попавшийся. Леди и Бродяга. Иронично. Она молча села на диван, сегодня ей не хотелось ничего готовить к просмотру. Малфой и Эридан точно вернулись из поместья не голодными, а у неё не было никакого аппетита.

Драко с сыном спустились через несколько минут, тут же садясь рядом с ней. Эридан вклинился между родителями, за что Гермиона была ему благодарна. Она всячески старалась понять собственные чувства, но они ей не поддавались, всё время куда-то ускользая. Не получалось ухватить ни одного. Мысли смешивались, они не превращались в кашу. Они клубились словно змеи. Шипели, кидались в её сторону, раздражающее гремели хвостами, но не давались. И это напрягало, не давало покоя. Она не могла есть, спать, мысли не позволяли, продолжая держать её в тонусе. И от этого она устала. Потому что вечный анализ утомлял, а она никак не могла перестать искать решение.

— Папа, смотри! — Эридан указывал пальцем в экран телевизора, где крупным планом показывали собаку. — У тёти Мэри есть такая же собачка, её зовут Сосиска!

— Странное имя для собаки, — Малфой скривился, но заметив строгий взгляд Грейнджер, решил не развивать тему причуд магглов. — Кто такая тётя Мэри?

Эридан надул губы, задумавшись, а Гермиона решила прийти на помощь ребёнку.

— Это соседка моих родителей, — Гермиона улыбнулась. — Милая старушка.

— Такая же милая, как МакГонагалл? — Драко хмыкнул, вернув взгляд к телевизору.

Гермиона задумалась, вспоминая неуклюжую женщину, которая обожала животных и была немного больше типичных старушек.

— Скорее как Хагрид, — Грейнджер наблюдала за мимикой Малфоя, пока он осознавал услышанное, а потом оба громко рассмеялись.

Кажется, они оба представили лесничего в образе милой старушки с длинной собакой по имени Сосиска.

— Уж лучше Сосиска, чем дракон или огромный паук с выводком в лесу, — Драко бросил быстрый взгляд на сына, который совсем не обращал внимания на родителей, сосредоточившись на мультяшных персонажах, а потом снова посмотрел на Гермиону.

— Ты знаешь? — будь Эридан чуть более внимательным сейчас, он бы понял, что это удивление было настоящим.

— Мгм, — Драко зевнул, — Поттер как-то рассказал о ваших приключениях.

— И об оборотном на втором курсе, чтобы выведать твои секреты? — она лукаво улыбнулась.

— Чего?!

— М? Что? — она смотрела на то, как Драко чуть ли не подпрыгнул, услышав её предыдущую фразу. — Ну да, было такое.

— Грейнджер! — Драко рыкнул, наклонившись к ней, чем заставил Эридана испытать неудобство.

— Папа, ну ты чего? — мальчик толкнул того в грудь. — Отодвинься.

Гермиона тихо посмеивалась, наблюдая за насупившимся Малфоем, а тот сделал максимально обиженный вид, уставившись в экран, где одна за другой сменялись картинки. Такой вечер был идеальным. И она безмерно сильно любила их такие вечера.

— Папа, ты почитаешь мне сказку? — как только цветная картинка сменилась титрами, Эридан задал уже привычный вопрос.

Грейнджер перевела взгляд на двух блондинов, ожидая развязки данной ситуации. И почему-то она подумала, что если Малфой сейчас откажется, а Эридан начнёт его уговаривать, то она обязательно присоединится к сыну.

— Ну если твоя мама не против, то, конечно, я почитаю тебе сказку, — теперь две пары серых глаз смотрели на неё.

— Вы оба сейчас похожи на кота из Шрека, — она улыбнулась, когда отец с сыном переглянулись. — И да, я не против, чтобы папа почитал сказку.

— Я люблю тебя, мамочка! — маленькие руки в секунду обвили женскую шею, прижимая маленькое тело к Гермионе.

Она же смотрела в серые глаза и тонула. Каждый раз позволяя нечто подобное, она сдавалась ему. Признавала своё поражение. Да, она сказала, что любит его несколько дней назад, но продолжала бороться, боясь показать слабость. Слабость перед ним. В этом была вся суть их отношений. Любить, но продолжать бороться.

Она плохо помнила, как они оказались в детской. И плохо помнила, какую Драко читал сказку. Она даже не заметила того, как уснула. Утром в кровати она оказалась одна, но с кухни доносился привычный шум. И это вызывало улыбку. Это делало её счастливой, потому что впервые она знала, что на кухне орудуют только её мужчины.

На кухне был привычный кавардак. Эридан сидел на столешнице, размахивая лопаткой, пока Драко вновь испытывал свою удачу и пытался приготовить яичницу. На столе стояла кружка Гермионы, наполненная её любимым кофе. Она взяла её в руки и сделала глоток, окончательно просыпаясь. Несколько шагов и она оказалась за спиной Малфоя.

— Давай лучше я, пока есть шанс спасти наш завтрак, — Гермиона говорила спокойно, чуть хриплым ото сна голосом.

Малфой вздрогнул и резко обернулся. Грейнджер сделала шаг назад, избегая их телесного контакта. Сидящий на столе Эри улыбнулся и сказал: «Доброе утро». Гермиона забрала у него лопатку, и, убавив газ, накрыла сковородку крышкой.

— Друг мой милый, — глянув на сына, Гермиона продолжала раскладывать яичницу по тарелкам, — ты решил, у кого останешься сегодня?

— Папа сказал, что я могу пойти к Блези, — Эридан залез на руки Малфоя.

— Нет! — Гермиона крикнула, сама от себя подобного не ожидая.

— Тебе что, не нравится Блези? — Эри нахмурился.

— Да, что ты имеешь против Блейза, Грейнджер? — Драко выгнул одну бровь в вопросительном жесте.

— Ничего я не имею против Забини, но Эридан от него не учится ничему хорошему! — Гермиона поставила на стол тарелку с завтраком, явно немного переусердствовав, потому что одна из долек помидора оказалась на столе.

— Папа, я что, не пойду к Блези? — она слышала в голосе сына слёзы, но старалась на это не реагировать.

— Конечно пойдёшь, Эри, — Малфой улыбнулся ребёнку, бросив в сторону девушки укоризненный взгляд. — Просто мама сегодня встала не с той ноги.

— Малфой!

— Брось, Грейнджер, — Драко посадил сына на стул, пододвигая к нему тарелку, а затем выдвинул стул для Гермионы, приглашая сесть. — Ни твои, ни мои родители сегодня посидеть с Эриданом не могут, Поттеры заняты ремонтом детской, а договориться с Уизли мы уже не успеем, — он кивнул на часы. — Остаётся только Забини. К тому же там будет Пэнс, она его притормозит, если его вдруг начнёт заносить.

Гермиона понимала, что другого выхода у них просто не было.

— Ладно, — она раздражённо выдохнула и села на предложенный стул.

Завтрак прошёл более менее нормально, и пока Гермиона приводила кухню в порядок, Драко увёл Эридана к друзьям. Она ждала возвращения Малфоя в гостиной, прохаживаясь вдоль дивана. Пальцы рук были ледяными, а сердце выбивало бешеный ритм. Через несколько минут они встретятся с человеком, который даст ответы на все вопросы. Грейнджер дышала редко, делая медленные глубокие вдохи и такие же медленные выдохи.

В голове было пусто, абсолютный вакуум. Ни одной мысли, ни одного переживания. Только нетерпение во всём теле, желание узнать, наконец-то, правду. Она даже не услышала треск камина.

— Готова? — обернулась на голос Малфоя. — Он уже ждёт нас в Мэноре.

Кивок.

Мгновение до истины.

***

Всё тот же маленький щупленький старичок с маленькими чёрными глазками сидел в одном из кресел в маленькой гостиной Мэнора. Тоже одной из. Седые волосы были уложены назад, плотно прилизанные к голове. Гермиона улыбнулась, вспомнив Драко на первых двух курсах. Большие очки по-прежнему висели на кончике носа, а пальцы нервно постукивали по трости.

— Мистер Ламонт, — Драко на правах хозяина подошёл к мужчине, протянув ладонь для рукопожатия. — Хотите чего-нибудь?

— О, нет-нет, мистер Малфой, — старик ответил на рукопожатие, — ваши родители уже успели угостить меня чаем. Спасибо. Ваша семья очень гостеприимна.

Малфой сдержанно улыбнулся, и Гермиона поняла, что это типичный разговор двух аристократов.

— Я бы спросил, Мистер Малфой, вас о денежных акциях или вашей неудавшейся свадьбе, но, боюсь, мисс Грейнджер такие разговоры покажутся утомительными.

— Думаю, нам всем хочется поскорее закончить начатое, а не вести светские беседы, — Гермиона улыбнулась и села в другое кресло, напротив Дугальда.

— Мистер Ламонт, нам показалось, что вы смогли что-то узнать, — Драко сложил руки в замок перед собой. — Что-то, что касается нашего Непреложного обета.

— Ах, да-да, конечно, — старик вынул волшебную палочку. — Позволите ваши руки?

Драко и Гермиона одновременно вытянули правые ладони. Волшебник произнёс уже известное заклинание, взмахнув над их запястьями, но ничего не произошло. Ни одной красной нити.

Дыхание участилось, а сердце было на грани остановки.

Что это всё значит?

— Как я и предполагал, — чавкающие звуки, вырывающиеся изо рта мужчины, в этот раз совсем не раздражали. Гермиону волновало только одно. Что с их обетом? — Ваш Непреложный обет был снят.

Абсолютная тишина. Она слышала такую не один раз, и ещё никогда она не предвещала чего-то хорошего. Гермиона буквально ждала, что в следующее мгновение случится что-то хорошее. Малфой пришёл в себя первым.

— Как?

— Мистер Малфой, вы с Мисс Грейнджер ошибались, когда говорили мне, что дали только два обещания, — старик странно улыбнулся, что больше напоминало нервный тик. — У вас их было три, но Непреложный обет — магия, и вместо того, чтобы их разделить, она их объединила.

— Такого не бывает, — Гермиона недоверчиво мотала головой.

— Мисс Грейнджер, вы когда-нибудь задавались вопросом, почему же вы всё-таки попали в Гриффиндор, а не в Когтевран? — старик постучал тростью по полу. — Вы, несомненно, очень умная и мудрая девушка, к тому же начитанная.

— Это плохо? — в горле пересохло, отчего голос становился сиплым.

— Что вы? Конечно же нет, — старик коротко и неприятно рассмеялся, его смех напоминал скрип пальца по мокрому стеклу. — Это особенно и совсем немного проблематично. Вы всегда смотрите вглубь, а порой ответы лежат на поверхности.

— И где же тогда наши ответы? — она встала. — Что такого произошло, что Непреложный обет пал? Ведь наши обещания невозможно выполнить?

— Мне кажется, вы кое-что забыли, юная леди, — Дугальд встал. — Например одну, особенную для вас с мистером Малфоем, фразу. А теперь извините меня, я очень устал с дороги. Хочу отдохнуть. Провожать не нужно.

Она слышала, как стучит трость Ламонта о мраморный пол, но абсолютно на это не реагировала. Особенная фраза. Ну конечно. Каждый раз, прощаясь, расставаясь надолго они говорили только одно. То, что не имело смыслов и имело их миллионы.

Я так сильно люблю тебя.

Я сильнее.

Момент на свадьбе в точности повторял события марта девяносто восьмого года. С некоторыми изменениями. Они не были в отношениях, потому что Малфой должен был вот-вот жениться. Они не касались друг друга. Они готовились снова отпустить. Они вновь расставались. И вновь признавались в любви. Та самая третья красная нить, оплетающая две предыдущие, которую она совсем не запомнила. Потому что тогда для неё это было совсем неважно. Знала бы она насколько это третья нить важна, впечатала бы себе в мозг. Выгравировала бы на глазницах. Чтобы никогда не забывать.

Магия им позволяла не потому, что издевалась. А потому что им можно было нарушать все эти границы. Потому что их обещание выходило за пределы «не отношения» и «не касаться». Их обещанием было: любить несмотря ни на что.

Вопреки.

И они его сдержали. Выполнили свою чёртову клятву, даже не заметив. Потому что он смог влюбить её в себя снова. Смог подарить ей весь этот круговорот из эмоций.

Потому что каждый раз, расставаясь, они пытались отпустить, но связывались только крепче.

Любовь — это тоже магия. И у неё свои законы, неподвластные никому.

Грейнджер слышала, как из соседнего кресла встал Малфой. Она повернулась к нему. Глаза сияли, а лицо не выражало никаких эмоций. Это был шок. Одно дело ступать на скользкую дорожку и нарушать запреты, другое — знать, что запретов больше не существует.

Драко протянул свою руку, обхватывая Гермиону за запястье. Она вздрогнула. Но его прикосновение запустило по её венам электричество. То самое, которое не сможет объяснить ни один закон природы. Потому что это тоже магия.

Он потянул её на себя, впечатывая в грудь. Слишком близко. Позволительно близко. Подняла свои руки, касаясь его запястий, и провела ими вверх по его предплечьям к плечам. Его руки легли ей на бёдра, лёгкими движениями, поднимаясь выше. К талии. Скользнули на поясницу, прижимая ещё крепче, еще ближе. Провела по его плечам, шее, коснулась позвонков, обтянутых кожей. Привстала на носочки. Положила голову на плечо, утыкаясь носом в сгиб между плечом и шеей, прижимая его к себе. Его руки сжались крепче вокруг талии, словно он старался впитать её в себя. Уткнулся носом в её макушку.

Розы и корица.

Ваниль и кедр.

Близко. Правильно. Необходимо.

В его объятиях.

Комментарий к Глава 18

Вообще я хотела здесь вставить только вопрос “Готовы ли вы к финалу?”, но мне есть что сказать)

Во-первых, спасибо вам за такую активность под предыдущей главой. За все ваши добрые слова, поздравления и пожелания, за теории и предположения! Спасибо! Я не устану повторять, как много вы значите в этой истории. Все те, кто читают её, пока она в процессе - вы часть этой истории. Неотъемлемая и очень важная!

Во-вторых. Уже очень скоро финал и окончание этой истории. У меня есть много мыслей и по поводу самой работы, но больше именно по окончанию. Я не хочу писать их в примечаниях под эпилогом или отдельной “главой”, потому что они должны существовать где-то отдельно. И мне поступила такая идея от прекрасного человека и фаната этой истории, чтобы записать видео в инстаграм в IGTV. Так вот вопрос. Будет ли это вообще кому-то интересно и будете ли вы это смотреть в случае чего?

И не забывайте делиться впечатлениями от главы) Я думаю вам есть что сказать))

========== Глава 19 ==========

Прикосновение плеча к плечу отзывалось дрожью в теле и вызывало необычные реакции мозга. Неконтролируемый страх и необъяснимое чувство паники. Это было странно и неприятно. Это происходило уже неделю, любой контакт друг с другом, длись он минуту или пару коротких секунд, заканчивался одинаково. Драко и Гермиона резко отскакивали друг от друга на расстояние в метр, опускали глаза в пол, бормотали извинения, а затем недовольно поджимали губы. Это было рефлекторно. Абсолютно каждое действие происходило как по давно заученному плану. Механически и неосознанно.

— Грейнджер, — Драко повернул её к себе лицом, схватив за предплечье.

Он смотрел на место их соприкосновения, будто бросал сам себе вызов. Гермиона по привычке начала отсчитывать секунды. Потому что этот вызов изначально не имел шансов на победу Малфоя. Кто-то из них обязательно отступит. Кто-то обязательно почувствует тепло кожи другого сильнее, чем это есть на самом деле. Обычное прикосновение будет сродни пролитой лаве на кожу, того и глядишь, слезет эпидермис, растворится плоть и останется дотлевать только кость. Гермиона так же смотрела на руку Драко, аккуратно поведя плечом назад. Он поднял взгляд на её лицо, прищурившись.

— Отпустишь мою руку? — голос дрогнул и прозвучал неуверенно, словно Гермиона сомневалась не только в произнесённой фразе, но и в буквах, из которых эта фраза состояла. — Пожалуйста.

По лицу Малфоя было понятно, что он хотел ей возразить. Однако неприятные ощущения тревожили не только её. Порочный круг из проблем и сложностей, который они никак не могли разорвать. Драко недовольно поджал губы, сделал глубокий вдох, на короткое мгновение сжал предплечье Гермионы сильнее, а после отпустил.

— Как думаешь, что это и сколько оно продлится? — он сделал шаг назад, а Грейнджер отвернулась к раковине, в которой стояли пустые кружки.

Со стороны Гермионы раздался тяжёлый вздох. Она провела рукой по собранным в неопрятный пучок волосам, а затем, опёршись руками на кухонную тумбу, сказала:

— Я не знаю, я даже не понимаю.

Плечо зудело, и она знала, что причиной этого дискомфорта являлся Малфой, а точнее его пристальный взгляд. По обычаю он сейчас должен повторить свою попытку прикоснуться. Должен хотя бы немного занести руку в воздухе. Но никаких колебаний. Гермиона повернула голову в сторону бывшего слизеринца.

Драко стоял, засунув руки в карманы брюк, его голова была наклонена к плечу, а глаза нацелены на Грейнджер. Она смотрела на него и не узнавала: вместо гордой идеальной осанки опущенные плечи, вместо самоуверенного взгляда лёгкий прищур. Усталость чёрной тенью нависла над ними, не давая возможности свободно дышать. Она сковывала движения, затмевала разум. Мир не был сюрреалистичной картиной, он превратился в стерильную палату.

Воздух был наполнен запахом медикаментов, от которого горели лёгкие. Каждая мысль была белой стеной, не имеющей ни одной шероховатости. Каждый вопрос был инструментом хирурга. Новый, нетронутый, переливающийся металлическим блеском в свете ламп. И, казалось бы, вот он чистый лист, новая возможность начать всё правильно. Возможность побыть счастливыми. Но кто-то заходил в их мир в нечищеных ботинках, с которых сыпались комья грязи, оставляя мутные разводы на кристально-белой кафельной плитке.

Непонимание.

Грейнджер не могла говорить за Драко, но могла отвечать за себя. Хотела бы. На протяжении недели она должна была нежиться в объятиях любимого человека, должна была быть самой счастливой девушкой в мире полного хаоса. Но она была девушкой в смирительной рубашке в белой комнате, где непонимание пачкало полы.

Не было ощущения абсолютного счастья, не было трепета от его прикосновений. Только чувство полного опустошения и желание увеличить расстояние.

Гермиона смотрела на Драко и пыталась найти ответы. Что было не так? Почему остался трепет, но пропало это болезненное желание прикоснуться? Что произошло? А главное, когда? В какую минуту смысл её существования последних месяцев перестал быть смыслом существования?

Гермиона закусила губу, словно обдумывала что-то, будто бы готовилась что-то сказать. Набрала в грудь воздуха и дёрнулась от резкого стука в окно. Они повернулись с Малфоем одновременно. За оконным стеклом сидела рыжая сипуха. Птица нервно постукивала по стеклу клювом, сжимая в лапках свёрток пергамента. Гермиона тут же направилась к «гостье».

— Ждала от кого-то письма? — Малфой окинул Гермиону взглядом и сел на ближайший к нему стул.

— Да, — Грейнджер обернулась на мгновение и еле заметно кивнула. — Я написала Дугальду позавчера, — открыла окно, впуская пернатое животное, — хотела получить некоторые ответы.

— Надеюсь, ты спросила про нашу проблему? — Драко кивнул на свою руку, лежащую на столе, так, как если бы в ней заключались все их проблемы.

— Нет, — она угостила сову орешками и забрала письмо. Сипуха тут же улетела, ласково ущипнув Гермиону за руку на прощание. — Меня интересовали другие вопросы.

— И какие же? — Малфой выгнул бровь, а в голосе был слышен откровенный интерес.

— Сейчас, подожди, — она развернула пергамент и начала вчитываться в строчки, пока Драко не попросил её делать это вслух. — Дорогая Мисс Грейнджер…

— Грейнджер, — Малфой нагло её перебил. — Давай ближе к сути, это не интересно.

Она зло прищурилась и цокнула языком. Ей не хватало для полноты картины только закатить глаза. Гермиона сделала медленный вдох, обвела взглядом свою кухню, выдохнула и посмотрела на письмо.

— Дорогая Мисс Грейнджер, благодарю вас за письмо, — совсем рядом раздался недовольный фырк, заставивший Гермиону улыбнуться. — Мне стоило рассказать вам всё ещё в прошлый раз, а не уходить так внезапно.

— Да ладно? — Драко всплеснул руками. — А мы об этом совсем не подумали.

— Но сами понимаете, далёкое путешествие и мой возраст дают о себе знать.

— Ага, дают знать, что ты свихнулся, — Малфой отвечал так, словно старик сидел прямо перед ним.

Гермиона всё-таки закатила глаза, после чего посмотрела на Малфоя с толикой недовольства.

— Я с радостью ответил на ваши вопросы, — Грейнджер неосознанно выпрямилась, а Драко перестал паясничать. — Во-первых, то, что вы с мистером Малфоем потеряли сознание, совершенно нормально. Прошло достаточно большое количество времени с момента дачи клятв, и всё это время магия держала ситуацию под контролем, а когда вы выполнили обещания — это прекратилось. Это как если бы вы потеряли много крови.

— Звучит логично, — Гермиона посмотрела на заговорившего Малфоя. — К тому же в книгах нередко упоминалось, что Непреложный обет — почти вторая кровеносная система. По сути мы лишились части нас.

Лишились части нас. Гермиона кивнула невпопад, задумавшись. Эта фраза так точно отпечаталась в голове, что её никак не получалось выкинуть оттуда. Это не объясняло причин резких изменений между ними, но звучало действительно логично. И, наверное, было легче убеждать себя, что всё нормально. Они просто лишились части себя.

Грейнджер прочистила горло и вернулась глазами к исписанным строчкам. Почерк Дугальда был резким, часто с недописанными до конца буквами. Это так соответствовало его обладателю, который за две личные встречи обрывал свою речь и заканчивал разговор, как только произносил очевидные для него факты. Он не задерживался ни на секунду, чтобы выслушать или попрощаться. Вставал и уходил, будь он дома или в гостях.

— Во-вторых, те покалывания и искры, что вы чувствовали при прикосновениях — всего лишь остаточная магия обета. Это вскоре должно пройти, — она взяла письмо только в одну руку, растирая пальцы другой руки между собой. — В-третьих, вам не о чем беспокоиться, магия не вернётся, и ничего неожиданного не произойдёт. Вы с мистером Малфоем выполнили свои обещания, теперь можете жить спокойно и забыть про Непреложный обет, — Гермиона мельком посмотрела на Драко, который задумчиво смотрел ей за спину, скрестив руки на груди. — Спасибо, что написали мне. Желаю вам счастья. С уважением, Дугальд Ламонт.

— Это всё? — Драко перевёл уже осознанный взгляд на неё, склонив голову к плечу. — Этот старик, как всегда, не добавил ни одного лишнего слова нужной информации.

Малфой раздражённо поднялся со стула, чуть не опрокинув его, и стал расхаживать по маленькой кухне. Гермиона так и стояла у окна, немного навалившись на стену, больно упираясь лопатками в угол. Она наблюдала за метаниями Драко и пыталась хоть что-нибудь придумать.

У неё не было проблем с тем, чтобы придумать план действий или поискать способы решения проблемы. Так случалось только дважды. Впервые, когда они с Гарри остались одни после того, как Рон их покинул. Она не знала, что делать с друзьями, как разрешить конфликт, и она не знала, куда им отправляться дальше, не знала, где искать следующий крестраж. И вот сейчас она тоже совсем не понимала, что делать и в каком направлении двигаться. И причина всему этому была только одна. Отсутствие информации. Она понимала Рона, понимала все его переживания за родных и оправдывала срыв тем, что на его шее висел крестраж. Но она понимала и Гарри, и в этот момент не понимала Рона. У неё не было информации, где находился Рон, куда он ушёл и чем занимался, и она ничего не могла сделать, чтобы примирить друзей. У неё не было никакой информации о крестражах, кроме той, что рассказал Гарри, а ему Дамблдор, но это никак не помогало. Они были в тупике и действовали наугад. Сейчас снова это происходило. Ламонт рассказал им, что обет снят, развеял некоторые сомнения и страхи, но никак не объяснил то, что происходило на самом деле. И Гермиона не знала, что с этим делать. Она не видела самой проблемы, не знала её.

Она чувствовала себя загнанной не в угол, а в маленькую комнатку без окон с единственной дверью, которую кто-то запер с другой стороны. Её накрывала паника, она часто дышала и лишала себя самого важного — кислорода. Грейнджер искала выход из сложившейся ситуации так же, как искала бы выход из этой комнаты. Судорожно бегала по периметру, ощупывая стены, царапая краску короткими ногтями. Краска обязательно бы соскабливалась, забивалась бы под ногти, царапая и раздражая кожу. Точно так же, как прикосновения Малфоя. Они просто стали не интересны.

Как если бы она так долго шла к цели, что в какой-то момент целью стал сам путь. Приз уже не имел бы никакого значения.

И вот ей снова приходилось действовать наугад.

— Ты можешь остановиться? — она оттолкнулась от стены и села на стул, отмечая, что Малфой всё-таки притормозил. — Как отреагировал твой отец на то, что ты отменил свадьбу с Асторией?

Собиравшийся вновь продолжить свои хождения взад-вперёд Малфой замер, вопросительно посмотрев на Гермиону. Она не повела и бровью и продолжила смотреть на него тем же спокойным и немного любопытным взглядом. Наверное, этот взгляд будет у неё всегда. Эти маленькие искорки любопытства. И, возможно, именно они всегда вызывали у Драко улыбку.

— Почему ты спрашиваешь только про отца? — он прищурился, будто вспомнил что-то важное. — У меня есть ещё и мать.

— Я прекрасно помню, что у тебя есть оба родителя, Малфой, — она закатила глаза, растянув его фамилию. — И я примерно представляю реакцию Нарциссы, ей гораздо важнее твоё здоровье, нежели семейное положение.

И она говорила, что примет любой выбор.

— Ну не скажи, — он усмехнулся. — Обычно матери первые стараются женить своих детей.

— Мгм, — Гермиона улыбнулась, — когда хотят понянчить внуков. Ты обошёл систему, и твоей маме твоя женитьба не особо-то и важна теперь.

Грейнджер улыбнулась, когда Драко растерянно смотрел на неё, анализируя только что услышанное.

— Так что? Как отреагировал Люциус?

Малфой ещё пару раз прошёлся по кухне, а затем сел на стул напротив Гермионы.

— Сначала он был в бешенстве, — он беспечно пожал плечами, другого никто и не ждал от Люциуса Малфоя. — А потом вроде успокоился и сказал, что от гриффиндорцев не следовало ждать чего-то другого, — Драко поставил локоть на стол и подпёр лицо кулаком. — Что бы это значило, Грейнджер? М?

— Не лучше ли тебе спросить у своего отца? — она улыбнулась и, встав со стула, пошла в гостиную. — Скоро уже Гарри приведёт Эри. Боюсь представить, что он на этот раз насоветовал ему с детской.

Малфой рассмеялся, вспоминая недоумение Поттера, когда Эридан посоветовал наклеить на стену огромный плакат с лучшими игроками хоккея. Драко тоже встал и пошёл вслед за Грейнджер.

— Может вечером сходим все вместе куда-нибудь? — он сел на диван, пока Гермиона убирала раскиданные сыном вещи. — Погода сегодня вполне приличная.

— Кстати, насчёт вечера, — она остановилась и посмотрела на Драко. — Вместе не получится, я хотела попросить тебя посидеть сегодня с Эриданом. Мне нужно будет отойти на некоторое время.

Она заметила, как напряглись плечи Малфоя, он сам подался вперёд и прищурился. Гермиона смотрела на него, и ей безумно сильно хотелось улыбнуться. И это давало надежду. Какие-то привычные реакции ещё сохранились, они продолжали существовать. И, кажется, не только у неё.

— Куда ты собралась? — он встал с дивана.

— На встречу, — пожала одним плечом, сделав тон голоса будничным.

— С кем? — Малфой сделал несколько шагов к ней.

— Я всё равно тебе не скажу, не старайся напрасно, — Гермиона сделала шаг вперёд, а потом проскользнула сбоку к лестнице, ведущей в спальню. — Я пошла собираться, а ты убери оставшиеся здесь игрушки.

***

Оставлять Эридана с Малфоем одних уже давно не было чем-то непривычным. Но наблюдать за тем, как Драко пытался выяснить у сына, куда же собралась Грейнджер, было по-настоящему увлекательно. Он не показывал вида, но она слишком хорошо его знала, чтобы не заметить его напряжения и раздражения. Малфой проанализировал всё: и как она одета, и как накрашена, и как собраны её волосы. И вроде он уже был готов успокоиться, как Гермиона заявила, что уходит не через камин, что ей нужно трансгрессировать. Драко стоически пытался уговорить Грейнджер уйти через камин, но она никак не соглашалась. Он не верил, что её встреча будет проходить в маггловской части города и туда просто невозможно попасть через камин. Всёэто забавляло Гермиону. До тех пор, пока звук собственной аппарации не отразился от стен в тёмном переулке.

Вечерний городской воздух успокаивал, а холодный ноябрьский ветер не давал утонуть в своих мыслях, отрезвляя уже зимней прохладой. Обшарпанные стены должны были навевать ужас и страх, но опыт пережитого легко превращал это в обычную тоску и печаль.

Гермиона посильнее запахнула тёплое пальто на груди и вышла на оживлённую улицу. Как бы она не любила магические способы передвижения, но в холодную погоду возможность попасть из одного места в другое по каминной сети спасала от носки лишних вещей. Грейнджер глубоко вдохнула и задержала дыхание, увидев свою конечную цель. Маленькое кафе на пересечении двух улиц, в окне которого приветливо сверкали гирлянды.

Беспокойство волной прошлось по позвоночнику, оставляя там холодные капли пота. Лёгкие жгло от сдерживаемого дыхания, но Гермиона никак не могла заставить себя выдохнуть. Будто бы мозг забыл подавать команды об этом. Будто бы организм был больше не в силах делать этого самостоятельно.

Звук цокнувшего о тротуарную плитку каблука звонким эхом отразился от стенок черепной коробки, заставляя ненадолго зажмуриться. Она физически не могла слышать его настолько громким, это было нереально, но это было. И стук собственного сердца посреди горла тоже был. И шум крови в ушах, перекрывающий шум оживлённой улицы и проезжей части дороги, тоже.

Грейнджер вымеряла каждый свой шаг, что если бы сейчас кто-то объявил конкурс на самый ровный и идеальный шаг, то она несомненно одержала бы победу. Каждый следующий шаг был равен предыдущему. Гермиона была в этом уверена.

Вход в кафе, как и оно само, становился всё ближе.

Гермиона смотрела через маленькие окошки, пытаясь выяснить количество гостей и найти определённого человека. Но светящиеся огоньки гирлянды отвлекали фокус зрения на себя, не позволяя ничего за ними разглядеть.

В животе всё скручивалось в тугой узел, а руки дрожали. Эта встреча обязана была состояться, но Грейнджер и представить себе не могла, что она — гриффиндорка, героиня войны, лучшая подруга Поттера — будет трусить.

Ей хотелось побороть волнение, потому что без него разговор пройдёт намного лучше, но она никак не хотела побороть сожаление. Странное чувство, поселившееся в ней не так давно. Она всегда заботилась и думала о других больше, чем о себе. Но испытывать сожаление из-за собственных выборов ей доводилось не слишком часто. Это вообще было одной из её отрицательных черт — неумение признавать собственные ошибки.

Только сейчас она была уверена, что не совершила ни одной ошибки. Была неправа, поступила неправильно, но не ошиблась. Ни разу.

Кафе встретило Гермиону тихими разговорами, запахом кофе и имбирных пряников. Рождество становилось всё ближе, и в эту самую секунду больше всего на свете ей захотелось оказаться в небольшой гостиной, смотрящей мультфильмы в самой лучшей компании, и, чтобы в углу стояла пышная ёлка. Волшебство.

Это было маленькое желание, секундное помутнение, потому что в следующее мгновение она шагала к нужному ей столику. Тонкие пальцы держали маленькую чашку с дымящимся напитком. Грейнджер успела заметить дольку лимона, прежде чем Астория поднесла чашку к губам.

Девушки встретились глазами и на минуту время замерло. Как если бы кто-то нажал на паузу, и фильм замер в такой важный момент. Они и до этого встречались взглядами, и между ними мелькали разные эмоции. Соперничество. Сопереживание. Сочувствие. Поддержка. И сейчас впервые они встречались на равных, ни у одной из них не было преимуществ. Потому что они впервые встретились, зная, кто есть кто. У них больше не было камня преткновения, всё было решено и определено.

Им просто было необходимо поговорить.

— Здравствуй, Астория, — Гермиона сняла пальто и присела напротив ведьмы.

— Привет, Гермиона, — Гринграсс лучезарно улыбнулась и подозвала официанта.

Заказывая капучино и лимонный чизкейк, Грейнджер успела поймать на себе заинтересованный взгляд голубых глаз. Перед Асторией стоял медовик и чёрный чай с лимоном.

Гермиона позволила себе изучить глазами бывшую невесту Малфоя. Астория улыбалась и это было искренне. На лице была заметна усталость или даже утомлённость, которую не скрыла бы ни маггловская, ни магическая косметика. Нельзя было сказать, что Астория была счастлива, но она была рада. Гринграсс выглядела одушевлённой, и Гермиона могла поклясться, что такой она видела её впервые.

— Как твои дела, Гермиона? — Тори улыбнулась и заигрывающе подмигнула. — Уже готова к Рождеству?

Грейнджер смотрела на Асторию и понимала, что та совсем не соответствовала ожиданиям. Конечно, она не ждала, что Гринграсс придёт на встречу в поношенных вещах, с грязной головой и отёкшим от слёз лицом. Но она и не ожидала, что Астория будет так ярко улыбаться и спрашивать о Рождестве.

И она точно заметила, что в Астории что-то было не так, что-то изменилось. Только Гермиона никак не могла понять что.

— Всё хорошо, спасибо, — Гермиона помешала кофе, который успел принести официант. — На Рождество планов ещё нет. Ты как?

— Всё прекрасно, собираюсь уезжать в Италию на Рождество, — на этих словах Астория улыбнулась ещё шире. — Дафна пригласила к себе на праздники.

— Я очень рада за тебя, — она вздохнула. — Астория, я бы хотела попросить у тебя прощения. Я перед тобой по-настоящему виновата.

Гринграсс отрицательно помотала головой и, поставив чашку на стол, махнула рукой.

— Неправда. Ты нисколько не виновата, — тон голоса был беспечным, но Грейнджер была уверена, что он напускной.

— Ты любишь его, — она сглотнула, заметив, как весёлость Тори сменилась лёгкой грустью.

— Как и ты, — Астория дёрнула одной бровью, чуть заметно усмехнувшись. — Думаю, ты заметно меня опередила, так что вопросов и быть не может.

— Ты могла нам не помогать, — утверждение прозвучало вопросительно, а Астория вновь улыбнулась. — Тебе же это вообще было невыгодно. Зачем ты это делала?

— Гермиона, а зачем ты уговаривала его жениться на мне? — вопрос прозвучал неожиданно. И, кажется, шок отразился на лице Грейнджер, потому что Астория добавила: — Он рассказал мне об этом однажды.

Что-то подсказывало, что Гермиона точно не хотела бы знать, когда и при каких обстоятельствах Малфой рассказал о таком моменте Гринграсс.

— Я думала, что в нашем случае обет снять нельзя.

— Ты не поняла вопроса, — Астория отодвинула от себя чашку и немного наклонилась вперёд. — Я не спрашивала, почему ты это делала, я спросила «зачем».

Грейнджер окунулась в воспоминания, когда постоянно твердила Малфою, что тот должен жениться на Астории, что так будет правильно, что так он сможет стать счастливым. Они так долго спорили на эти темы, даже после того, как он узнал о том, что Гермиона изучала обет. Они спорили, но Малфой никогда не спрашивал, зачем она это делает. Почему — да, но не зачем. Она хотела, чтобы он женился, потому что думала, что обет не снять, потому что они никогда не смогли бы быть вместе. Но зачем? И ответ был более прост, чем казалось бы на первый взгляд. Затем, чтобы хоть кто-то помог залечить ему все эти раны, которые Гермиона наносила ему каждый раз.

Ответ сорвался с губ неразборчивым шёпотом:

— Чтобы ты сделала его счастливым.

Астория не должна была разобрать ни слова, но она кивнула. И не потому что не могла переспросить из-за вежливости, и не потому что её это не волновало. Она знала. Знала это, как самую простую истину. Как аксиому.

— Вот видишь, как сильно совпадают наши ответы, — в глазах Астории блеснули слёзы, но она посмотрела на потолок и не дала им скатиться вниз.

— Но в отличии от меня ты могла это сделать в тот момент, — голос начал хрипеть. Вот будет весело, если к концу разговора они обе разревутся за этим маленьким столиком в маггловском кафе.

— Могла, — Гринграсс кивнула. — Наверное. Я была так счастлива, когда он подпустил меня к себе на его повторном седьмом курсе. Я всю свою жизнь соперничала с Дафной — своей чудесной старшей сестрой, она всегда была такой яркой, обаятельной. Её всегда все замечали, а я была обычной. Никто меня не замечал, если видели меня, то спрашивали о Дафне, никого не интересовала я. И я захотела отличиться. Стала по-другому укладывать волосы, одеваться, больше учиться. Стала подчёркивать все наши отличия, чтобы выделиться. А потом появился Драко, который сделал мне предложение. Меня заметили. Это не самый лучший способ, но в нашем обществе выйти удачно замуж — это лучший исход для девушки. Я это всегда понимала, нас так воспитали родители, но это был единственный способ. К тому же я его действительно любила. Представляешь, он за пять лет ни разу не рассказал о ваших отношениях. Он не избегал этой темы, не скрывал имени, Драко просто никогда не говорил об этом. Я пыталась выяснить, мне было важно знать, что произошло, потому что я видела, как это было важно для него. Никто ничего не знал или просто делал вид, что не знал. И тогда он попросил меня, чтобы мы никогда и ни при каких обстоятельствах не вспоминали о войне. Как всегда, он не сказал ничего прямо, но я хорошо усвоила, что тема того времени останется его тайной. Ты останешься его тайной. Поэтому ты не виновата, Гермиона. Я соглашалась выйти замуж за человека, который хранил в своём сердце другую девушку. Это был мой выбор, и я вынесла из него уроки.

Кто бы знал, что такая хрупкая и добрая девушка всю жизнь за что-то боролась. За что-то и с кем-то. За внимание общества со старшей сестрой, за внимание любимого человека с неизвестной ей девушкой. Но это и правда был её выбор. Она так же выбирала, как когда-то Гермиона.

— Он же подпустил тебя к себе, — Гермиона так же отодвинула от себя чашку и протянула руки к Астории, но не коснулась. — Значит, у тебя был шанс.

Гринграсс усмехнулась и кивнула, а потом всё-таки сжала руки Грейнджер.

— Ты знаешь, я вообще была самая идеальная партия из всех, только у меня был один существенный недостаток, — она замолчала, но и Гермиона не спешила говорить. Они будто негласно договорились, что Астория ответит без вопроса. — У меня глаза слишком голубые.

И в эту самую секунду Гермиону осенило, что было не так. В каштановых волосах Астории были заметны светлые пряди, которых совершенно точно не было раньше. И они не были волнистыми, обычно завитые волосы лежали на плечах прямыми прядями. Заметив взгляд Грейнджер, Астория хохотнула:

— Немного решила сменить имидж.

— Тебе это очень к лицу, — голос сорвался на шёпот.

— Спасибо, — Тори улыбнулась. — Гермиона, я не знаю, как у вас сейчас всё с Драко, да и не готова сейчас это узнавать, но я искренне верю, что однажды получу приглашение на вашу свадьбу, ну или хотя бы узнаю о ней из газет.

Астория пригласила официанта, попросив у того счёт. И, прежде чем она встала, Гермиона произнесла:

— Мы можем договориться? — Астория кивнула. — Ты получишь приглашение на свадьбу, если я смогу вписать туда своей рукой ещё чьё-то имя.

— Ты точно не должна была попасть на Слизерин?

— Ты заслужила быть счастливой, Астория, — Гермиона заплатила за заказ. — И я искренне тебе этого желаю.

— Счастливого Рождества, Гермиона, — Гринграсс надела пальто и повернулась к выходу.

— Счастливого Рождества, Тори.

***

Малфой сидел на диване, закинув ноги на журнальный столик. В руках он держал какую-то книгу, но совсем её не читал. Он каждые пару минут поглядывал на часы. Грейнджер написала, что придёт к нему ближе к восьми. Уже было двадцать минут девятого.

Неделю назад она вернулась со своей таинственной встречи и так ничего ему и не сказала. Ни с кем виделась, ни зачем. Он думал, что это как-то связано с их обетом, а точнее с его последствиями, но Драко был уверен, что тогда бы Грейнджер точно ему рассказала.

Три дня назад он предложил ей съехаться. Потому что ему казалось это правильным. У их сына должна быть нормальная семья. Гермиона отказала. Он благодарил Мерлина, что решил обсудить это, когда Эридан был не дома. Наверное, их ссору слышали все соседи.

У них не было какого-либо плана действий на тот случай, если бы они сняли обет, что они в общем-то и сделали. Но если бы план был, то Малфой уверен, он бы провалился ещё на первом пункте. Всё вообще не было идеально. Не так, как когда-то представлялось. Они сняли обет и имели право друг друга касаться. Но почему-то не могли. Стоило коснуться её кожи, и ему хотелось снять с себя свою, потому что её жгло. Они отскакивали друг от друга как мячики, случайно столкнувшиеся на детской площадке. Отрывали друг от друга руки, словно их ошпарили кипятком. Это было странно.

После того, как Грейнджер прочитала письмо от Ламонта, и они не нашли там ответа на новую проблему, Драко написал своё письмо. Рассказал об ощущениях и чувствах. Дугальд ответил. Написал, что это необычно и, наверное, пройдёт само. Главное, по его мнению, то, что это не несло в себе опасности.

И для Драко это должно было быть главным. Должно было. Но не было. Его волновал сам факт наличия проблемы, которую он не понимал. Люциус донимал его сроками новой свадьбы, но Малфой вообще не думал о свадьбе. Не мог думать.

У него проскальзывала мысль, что у Гермионы кто-то появился, но она сказала, что любит его. И Драко знал, что это было правдой.

Однако почему-то сейчас больше всего он боялся, что Грейнджер придёт и скажет, что между ними ничего не будет. Он бы сказал, что в таком случае просто привяжет её к себе и запрёт дома. Но также Драко знал, что никогда бы с Грейнджер так не поступил.

Малфой отбросил книгу к подлокотнику дивана и поднялся на ноги. Все мышцы были напряжены, было ощущение, что голова сейчас разорвётся от мыслей. Но он не мог поймать ни одной. И это раздражало его ещё сильнее.

Он пошёл на кухню, чтобы попить, когда в камине раздался характерный треск. Медленно обернулся. Гермиона с помощью палочки избавила себя от пыли и привычно бросила ту на диван. На ней были обычные маггловские джинсы и странный свитер тёмно-зелёного цвета.

— Ты говорила, что придёшь с Эриданом, — он всё-таки прошёл на кухню, зная, что Грейнджер сделает то же самое.

— Мы были у Уизли, и туда пришли Андромеда с Тедди, — Гермиона закусила губу. — Эри захотел остаться.

— Понятно, — Драко подошёл к чайнику. — Чай будешь?

— Нет, спасибо, — он заметил, что Грейнджер не села на стул, как делала это обычно. Она подошла к нему. — Давай поговорим?

— Говори, — он не хотел грубить, но почему-то сейчас, когда она стояла перед ним такая домашняя, злость заставляла кровь бурлить, а голос становиться резче.

— Драко, я знаю, что ты злишься, — она повернула его к себе за плечо, и тут же опустила руку. — Я хочу объясниться. В прошлый раз ты меня неправильно понял, — Драко фыркнул. Он никогда не думал, что Грейнджер — его Грейнджер — скатится до таких дешёвых и фальшивых разговоров. — Я имела ввиду, что не хочу торопиться. Понимаешь?

— Честно? — он встретился с ней глазами. — Нет.

— У нас сейчас всё непросто. Мы с тобой в какой-то момент забыли, что хотим не просто избавиться от обета, а быть вместе. Быть семьёй и воспитывать сына. Мы забыли о самом важном — об Эридане. Мы всё ещё не можем нормально контактировать, потому что у нас привычка «не касаться друг друга». И если мы сейчас начнём играть в семью, то из этого не выйдет ничего хорошего.

— Кто тебе сказал, что мы будем играть в семью? — он фыркнул, поставив одну руку на столешницу. — Может мы ей будем?

— Не будем, только не сейчас, — она отрицательно помотала головой, а Драко заметил в её глазах слёзы. — Семья — это не только смотреть мультфильмы по вечерам, и это не забрать Эридана откуда-то, не посидеть с ним иногда. Это большой труд. Ежедневный. И мы не готовы к нему. Пострадаем либо мы с тобой, либо Эридан. Сын для меня важнее всего.

— Что ты хочешь? Прекратить это всё?

— Я хочу, чтобы мы попробовали постепенно.

Она не сказала «да». Это обнадёживало.

— Постепенно? — он переспросил, а она кивнула. — Отлично.

В следующую секунду Драко положил руку на щёку Гермионы и прижался к её губам своими. Грейнджер пискнула что-то неразборчивое, но не оттолкнула его.

Руку, что опиралась на кухонную тумбу, Малфой переместил на талию Грейнджер. Языком провёл по девичьей нижней губе и скользнул внутрь, сталкиваясь с её. Её рука привычным маршрутом скользнула по его щеке, уху и на затылок. Тонкие пальчики зарылись в волосы, слегка оттягивая. Драко целовал её самозабвенно, и даже не понял, в какой момент они направились в спальню.

— Говоря «постепенно», я имела ввиду немного другое, — она оторвалась от его губ на пару сантиметров, чтобы сказать это.

Однако, её горячее дыхание ему в самые губы сбивало его со всех мыслей, и Малфой даже не понимал, о чём идёт речь. Он только слышал её «постепенно».

— Мы обсудим это завтра, Грейнджер, — он чуть ли не прорычал эту фразу, а затем снова впился в её губы. — Я обещал тебе, что ты не отделаешься от меня легко.

Становилось душно. Жар зарождался на его затылке и шее, где её проворные пальцы касались кожи, и скатывался вниз по позвоночнику, останавливаясь в паху. Он прижал Грейнджер к себе ещё ближе, чувствуя кожей на предплечье грубую вязку её свитера. Он плавно спустил обе руки к полам верха её одежды и, схватив за низ, потянул кверху. Гермиона покорно подняла руки, помогая Малфою избавить её от одежды. Прохладный воздух испарялся на её разгорячённой коже, запуская стаи мурашек.

Дверь в спальню поддалась слишком легко, как и Грейнджер, которую он легко подтолкнул, опуская её на заправленную постель. Он оставил на её губах целомудренный поцелуй, а после спустился к шее. Проложил дорожку из мокрых касаний губами от мочки уха до плеча.

Он почувствовал, как колени Грейнджер проскользили по его бёдрам, зажимая его в тиски. Она поудобнее ухватилась за его шею, предварительно взъерошив волосы. Её губы коснулись его кожи за ухом. Её поцелуи ощущались, как прикосновение лепестков цветов, как трепыхание крылышек бабочек. Мягко, нежно. Гермиона покусывала его кожу на шее, проводила по ней языком, пока он шумно дышал ей в ухо. Запуская особые реакции.

На мгновение она опустилась на кровать, провела ладонями по его груди и торсу, стянула футболку. Он смотрел ей в глаза, замечая, как её щёки покрывались румянцем. И от этого зрелища напряжение в паху увеличивалось сильнее. Потому что то, как она краснела, запускало в нём реакции. Особые реакции.

Она часто смущалась, её кожа нередко краснела. Смутить её было таким же лёгким делом, как вывести из себя. Но Малфою всегда казалось, что с ним она даже краснеет иначе. Для него. Только для него. И это тешило его самолюбие. Это пускало по коже мурашки, это шевелило волосы на затылке. Нагревало воздух вокруг.

Гермиона провела руками по его плечам к груди, спустилась к торсу, обводя каждую мышцу пальцами. Не прикасаясь ладонями. И это было её движением. Так не делал никто, кроме неё. Она слегка приподнялась, а Драко, воспользовавшись этим, подложил ей под спину свою руку, прижимая к себе сильнее. Её губы коснулись ключиц. Его ключиц. Её любимых ключиц. Она проложила по ним несколько дорожек из поцелуев, задерживаясь на каждом миллиметре. Рукой спустилась к бедру, провела по брюкам, а затем потянулась к ремню.

Малфой провёл рукой её спине, цепляясь пальцами за бюстгальтер и ловко расстегивая крючки. Губами коснулся выпирающих ключиц, поцеловал в плечо и зубами стащил бретельку. Повторил всё это с другой стороны. Грейнджер, справившись с ремнём, помогла ему с бюстгальтером.

Малфой смотрел на её полушария груди, и в штанах ему становилось крайне тесно. Но это был не тот случай, когда можно по-быстрому. С ней вообще никогда нельзя было по-быстрому. Она была достойна гораздо большего. И сейчас он готов был показать ей это сполна.

Он поцеловал одну из грудей, обведя ореолу языком и вбирая в рот набухший сосок. С губ Грейнджер сорвался первый протяжный стон, что вызвало у Малфоя рефлекторную реакцию. Он подался вперёд бёдрами, прижимаясь пахом к промежности Грейнджер, срывая с её губ ещё один стон. Он оставил на груди целомудренный поцелуй, усмехнувшись.

— Кажется, прелюдия получится непродолжительной, — он немного приподнялся, заглядывая ей в глаза.

— Может, ну её, эту прелюдию? — она провела языком по губам, и Малфой тут же поймал это движение жадным взглядом. Не раздумывая, припал к её губам, целуя.

— Ты серьёзно? — оторвался от губ, чтобы сделать вдох.

Гермиона кивнула.

Драко, не раздумывая, потянулся к её джинсам. Пальцы дрожали, но он легко избавил её от остатков одежды. Малфой не церемонился, стягивая с неё нижнее бельё вместе с джинсами. Он стягивал с них одежду, пока она судорожно хваталась за его плечи.

Малфой взял в руку подрагивающий член и провёл головкой между её влажных складок.

— Уверена, что без прелюдии? — она вцепилась в его плечи ноготками и, закатив глаза, нетерпеливо кивнула.

Драко перенёс вес тела на свободную руку, поставив её на матрац, рядом с плечом Гермионы. Проведя головкой ещё несколько раз по промежности, намеренно задевая клитор и заставляя Грейнджер вздрагивать от нетерпения. Он рукой направил член ко входу и медленно скользнул внутрь, растягивая этот момент. С их губ одновременно сорвались стоны, а Гермиона кротко подалась бёдрами вперёд, позволяя Драко двигаться дальше.

Ему казалось, что он стоит на обрыве, а шаг вперёд ему не позволял сделать ветер, удерживающий Малфоя на краю. Пока Грейнджер прерывисто дышала ему в шею, пытаясь произнести его имя, прерываясь в середине на полустоны-всхлипы, за которые он готов был продать душу. Не меньше. Пока его пальцы впивались в нежную кожу её бедра, оставляя красные разводы, которые уже наутро сменятся синяками. Пока он вколачивался в её тело, успевая оставить короткие поцелуи где-то на её коже между толчками.

Её запах становился концентрирование с каждой секундой. Запах роз и корицы проникал в его лёгкие, оседая густым осадком. Проникая в кровь вместе с кислородом. Разносясь по венам красными реками. И попадая в самое сердце. Подчиняя.

Он был в её власти.

Всегда.

Грейнджер была его наркотиком. Особой зависимостью. Неконтролируемым удовольствием.

Понимая, что вот-вот кончит, Малфой провёл рукой по бедру, приближаясь к клитору и немного надавливая на него пальцем. Стон. Её стон сокращал его время в разы. Несколько коротких круговых движений, и он почувствовал, как мягкие стенки сокращаются вокруг его плоти. Ещё немного, и недосказанное «Драко» слетает с губ Гермионы. Пару толчков, и Малфой себя отпустил.

Белые пятна, напоминающие бесцветные фейерверки, плясали перед глазами. Шумно выдохнул, и опустился на Гермиону, стараясь удержаться на руках.

Поцеловал её в висок, задерживаясь губами на коже.

Выйдя из неё, призвал невербально палочку и произнёс очищающее заклинание. Гермиона лежала с закрытыми глазами, её волосы разметались по подушке.

Малфой хотел подвинуть её к себе и заключить в объятия, но от прикосновений уже снова жгло кожу. И почему они не замечали этого? Он молча лёг на соседнюю подушку.

— Грейнджер, — прервав затянувшееся молчание, он решил задать самый волнующий его вопрос. — Какова вероятность того, что утром я проснусь один?

Она молчала некоторое время, но Драко знал, что она не спит. Чувствовал на коже её пронзительный взгляд.

— Такая же, как та, что я проснусь первой, — он слышал в её голосе улыбку.

Это был хороший знак. Она счастлива. И ради этого он готов был поработить весь мир, если понадобится.

Она не собиралась уходить, и это делало его счастливым.

— Драко, — она повернулась к нему лицом, и он не смог не повторить её движения, — я…

Малфой отрицательно помотал головой.

— Не надо ничего говорить, — чуть улыбнулся. — Не сегодня уж точно.

Грейнджер кивнула, улыбнувшись, а через несколько минут её глаза стали закрываться. Он наблюдал за этим, не замечая, что и сам уже мало, что понимал.

Драко и Гермиона засыпали, слушая тихое дыхание друг друга, даже не представляя, как громко завтра утром в их головах будет стучать хлопок закрывшейся входной двери.

Комментарий к Глава 19

Остался только эпилог…

========== Эпилог ==========

Спустя 6 месяцев

— Мама! Мама! — Эридан бегал на заднем дворе дома родителей Гермионы, а в руках у него был летучий змей. — Посмотри, как он умеет!

Она сидела на небольшой лавочке, пока её отец жарил мясо на гриле, а мама бегала из дома на улицу и обратно, сервируя стол. Грейнджер тоже хотела помочь, однако, по неизвестным ей причинам, её заставили сидеть и отдыхать. В общем-то она могла отказаться и никто бы не смог её заставить делать что-то против воли, но Гермиона не хотела. Последний месяц выдался на работе крайне сложным. В Министерстве запускали новый проект по улучшению жизни кентавров, а также весь месяц вели переговоры с гоблинами, призывая не просто к перемирию, но и к дружбе. Грейнджер уходила на работу рано утром и возвращалась уже чуть ли не глубокой ночью. Всё это её несказанно выматывало.

К счастью, у Эридана было большое количество нянек, и он не успевал особенно сильно заскучать на неделе, пока Гермиона не закрывалась с ним дома в воскресенье. К тому же теперь он занимался с преподавателями и осваивал некоторые правила этикета и доступные для него магические дисциплины. Работать с магией ему нравилось. Особенно после первого магического выброса, случившегося совсем недавно. Никто, к счастью, не пострадал, кроме ментального здоровья его дедушки — Люциуса Малфоя — и его обширной коллекции дорогого огневиски. Эридан тогда вместе с Драко вернулись с матча по квиддичу, и впечатлений ему хватило настолько, что он неосознанно запустил поток энергии в сторону стоящего у тумбы с алкоголем Люциуса. И если изучать магию ему нравилось, то уроки этикета, на которых настояла Нарцисса, были невыносимы для него. Он использовал различные способы и ухищрения, чтобы на них не ходить. Пришлось искать компромиссы. Том — отец Гермионы — порекомендовал отдать малыша в секцию по хоккею и даже сам его туда регулярно водил. Эри был в полном восторге.

Гермиона помнила, с каким волнением оставляла раньше Эридана в Малфой-мэноре, беспокоясь о нём и заботясь, чтобы кто-нибудь из родителей Малфоя не сказал чего-нибудь лишнего. Но теперь она знала, что сын обожает свою детскую в поместье не меньше своей родной комнаты. А родители Драко настолько сильно любят внука, что в какой-то момент Малфой даже приревновал. Это было по-настоящему забавное зрелище. Наблюдать обижающегося двадцати трёх летнего аристократа, который однажды чуть ли не женился, и у которого был пятилетний сын, было по истине великолепным зрелищем.

Отношение к Гермионе с их стороны было тоже прекрасным, насколько это вообще было возможным. Нарцисса сохранила своё дружелюбие, часто приглашала Гермиону на чай и любила делиться с ней светскими новостями. Эта женщина была воспитана наилучшим образом, и иногда Грейнджер ловила себя на мысли, что даже завидует чувству такта и меры миссис Малфой. Мать Драко легко обходила ненужные темы и безукоризненно сглаживала все острые углы. Люциус оставался холодным и сдержанным в присутствии Гермионы, но и приветливым. Он не кривился при виде её, не отворачивался, а мог себе позволить короткий разговор. Чаще всего они обсуждали дела Министерства и образование Эри. И Гермиону всё устраивало, она не ждала распростёртых объятий и вселенской любви по отношению к себе. Есть вещи, которые никто и никогда уже не сможет изменить. Например, предвзятое отношение Люциуса Малфоя к маглорождённым и уж тем более маглам.

Элис поставила на небольшой обеденный стол тарелку с фруктами и присела рядом с дочерью, лучезарно улыбнувшись мужу. Это был первый пикник в этом году. Чаще всего они с семьёй устраивали первые вылазки на задний двор ещё в конце марта, на день рождения Тома, но в этом году значительно припозднились, выбравшись только в мае.

— Как ты, дорогая? — миссис Грейнджер заправила выбившийся из пучка Гермионы локон. — Выглядишь совсем уставшей.

— Всё в порядке, мам, — Гермиона улыбнулась, переведя взгляд с Эридана на родительницу. — Просто было много работы в этом месяце.

— А как же ты с Эриданом управлялась? — Элис расставляла тарелки на столе, протирая их перед этим полотенцем.

— Он почти весь месяц прожил у Драко, — она потёрла глаза. — Я либо приходила к нему, либо забирала Эридана на выходные. Но чаще всего мы всё равно оказывались все вместе.

— Он хороший мальчик, — губы женщины дрогнули в лёгкой улыбке, после чего она перевела взгляд на бегающего со змеем внука.

— Мааам, фу, это звучит отвратительно, — Грейнджер скривилась, будто съела только что целый лимон.

Её намёки на удачную партию в лице Малфоя удручали, и Гермиона всегда старалась избегать этой темы с тех пор, как её родители познакомились с Драко. Это была до ужаса сумбурная встреча в конце февраля. Малфой наплевал на предупреждение Грейнджер о том, что приходить к ней по утрам без предупреждения плохая затея. Они столкнулись почти на пороге. И несмотря на то, что каждая из сторон знала о существовании другой, все были удивлены и шокированы этой встречей. Драко невпопад кивал, терялся в словах, мама Гермионы беспрестанно что-то спрашивала и иногда даже не замечала, что повторялась в вопросах. Том оставался холоден и почти ничего не говорил, больше наблюдая со стороны. После было сделано несколько выводов. Малфоем то, что маглы всё-таки не дикие животные, которых нужно держать в подземельях. А четой Грейнджеров то, что Драко хороший мальчик.

Гермиона так ярко запомнила свою реакцию, когда мама впервые его так охарактеризовала. Она не знала, что вызывает в ней большее смятение. То, что Малфой никогда не был хорошим? А уж тем более, когда был мальчиком. Или именно то, что он давно перерос категорию «мальчиков» и являлся, как минимум, молодым человеком? Или вообще вся эта формулировка, которая обычно используется мамами в контексте хорошей партии для их детей. Хорошая девочка. Хороший мальчик. Мол, вот тебе, пожалуйста, смотри какой прекрасный.

— Как у вас с ним дела? — Элис продолжала вести разговор о Малфое беззаботным тоном, не переставая улыбаться. — Вы ещё не надумали пожениться?

— Мам, повторяя в десятый раз, — Гермиона наклонилась немного вперёд, чтобы быть ближе к родительнице. — Мы с Драко не состоим в отношениях и жениться точно не планируем. Не на друг друге уж точно.

Уйти тем утром от Малфоя было сложным решением. Проснуться первой было странно и непривычно. Первую минуту после пробуждения она прислушивалась к звукам, стараясь уловить побрякивания посуды с кухни, но стояла абсолютная тишина. Было слышно только ровное дыхание где-то сбоку. Гермиона не хотела поворачиваться и узнавать, что Драко спит на соседней половине кровати, а не готовит её любимый кофе на кухне. Не хотела. Но отсутствие каких-либо звуков с кухни заставило её повернуться.

Малфой спал на спине, подложив одну руку под голову, а вторая лежала вдоль тела, почти около Гермионы. Грудь медленно вздымалась и опускалась от равномерного дыхания, а ресницы чуть заметно трепетали. Возможно, ему что-то снилось.

Первым желанием стала тяга его коснуться. У Грейнджер буквально зачесались руки, настолько ей хотелось дотронуться до Малфоя. Может быть, ей просто нужно было убедиться, что он настоящий, и что всё происходящее не являлось сном. Рука зависла в воздухе, в нескольких сантиметрах от кожи Драко, когда кончики пальцев стало покалывать. Гермиона глубоко вздохнула и положила руку на место. Ей точно не нужно было, чтобы он проснулся сейчас.

Вторым желанием стало желание уснуть самой. Неконтролируемая сонливость одолела за секунду. Всё, чего хотелось Грейнджер, это подвинуться к нему, положить руку рядом с его торсом и уснуть. Потому что она знала, что усни она, и в следующий раз она точно проснулась бы второй. Гермиона даже закрыла глаза на пару секунд.

Но осознание сходило снежной лавиной на голову, осыпаясь на позвоночник колючими льдинками. Замораживая. Отрезвляя. Истины, которые она понимала, но не хотела принимать. Им нужно было время. Снова. Им опять требовалось время. Потому что им снова нужно было учиться существовать по-новому. Теперь они могли касаться друг друга, они имели на это полное право, и ни одна живая душа (да и неживая тоже) не смогла бы их в этом обвинить. Но они с Малфоем разучились друг друга касаться. Они привыкли держать дистанцию, привыкли ощущать тепло друг друга без прикосновении. На расстоянии. Через десятки молекул воздуха. Они настолько к этому привыкли, что настоящие прикосновения их обжигали. Потому что они привыкли быть непозволительно близко. Слишком близко, но недостаточно. Привыкли. Научились. И теперь настоящее «близко» было болезненным. Недостаточное стало более, чем достаточным. И ближе стало чересчур близко.

Им нужно было учиться общаться с сыном. Не по отдельности. Вместе. Им нужно было научиться быть вместе, не забывая о самом главном в их жизнях. Они должны были это сделать. Переступить через себя, через свои желания. И Гермиона не была уверена, что они это сделали бы, если Малфой проснулся бы первым. Поэтому она решила уйти. Снова.

В этот раз она никого не бросала и не оставляла. В этот раз она не боялась последствий, не боялась настоящего. В этот раз она заботилась о себе. Грейнджер никогда бы не смогла себе простить, если бы в какой-то момент поставила кого-то выше Эридана. Даже, если этим кем-то оказался бы Малфой. Это было неправильно.

Она была уверена, что не ошибалась.

Уходить было сложно. Было сложно выбираться из тёплой постели. Было сложно собирать свою одежду с пола. Было сложно её надевать. Было сложно не посмотреть на себя в зеркало. Не провести пальцем по единственной красной отметине на шее. Не поправить волосы, которые растрепались за ночь. Не поправить свитер. Не поднять его вещи. И не сложить их тоже было сложно. И не сходить на кухню, чтобы попить.

Было несложно забыть, где оставила свою волшебную палочку. И надеть неправильно свитер, который она столько раз поправляла, но даже не заметила. Потому что не заметить тоже было несложно. И пойти в спальню в поисках палочки. Забыть, где у Малфоя находился летучий порох.

Конечно же, она знала, что всего лишь тянула время. Гермиона хотела, чтобы он проснулся и не дал ей уйти. Но ещё больше она хотела, чтобы всё было правильно. Не могло быть всё просто. Только не у них. Чудес не бывает. Они не в сказке.

Зелёное пламя унесло её за одно короткое мгновение. Но она точно успела услышать, как хлопнула дверь в ванную. И зелёное пламя тогда померкло, но улыбающийся с колдографии Эридан давал понять, что Гермиона всё сделала верно.

Смеющийся Эридан, который сидел на плечах Тома, вырвал Гермиону из мыслей. Элис понимающе улыбалась, а Том смотрел взглядом, наполненным отцовской заботой. Грейнджер смотрела на эти счастливые лица и просто не могла им не улыбнуться.

Они с Малфоем не в отношениях, но она всё равно была счастлива. Он был её зависимостью, но Гермиона могла обходиться без него. Точнее она могла быть с ним в том положении, в котором они были сейчас.

***

— Мам, а папа придёт сегодня? — Эридан ходил по дому с игрушечной волшебной палочкой, пока Гермиона готовила ужин.

— Он же обещал тебе, — Грейнджер улыбнулась. — Значит придёт.

— Он давно уже должен был прийти, — Эри обнял Гермиону за ноги, надув губы. — Почему он всё еще не пришёл?

— Милый, — она присела на корточки, заглянув сыну в глаза, — возможно его кто-то задержал. Вот увидишь, папа скоро придёт, — именно после этих слов в гостиной затрещал камин, и Гермиона улыбнулась. — Вот видишь.

Только Эридан захотел побежать в гостиную, как Малфой вошёл на кухню. Хлопковая белая рубашка обтягивала плечи, пока Драко протягивал Гермионе букет пионовидных роз.

Она улыбнулась, поблагодарив за приятный сюрприз. Малфой поднял на руки сына, выслушивая от того очередную историю о том, как же ужасны уроки этикета. Он приходил так постоянно. Дарил ей цветы, общался с Эриданом. Иногда наедине, иногда вместе с Гермионой. И тогда Грейнджер понимала, что убитый на разговоры декабрь был потрачен не зря.

Драко учился «быть семьёй».

Она знала, что ему сложно. Понимала, что трудно перестроиться и в первую очередь всегда думать не о себе или ком-то другом, а о конкретном человеке. В первую очередь всегда Эридан, потом все остальные. Для Малфоя, привыкшего получать всё и сразу, с детства купающегося во всеобщем внимании, это было невероятно трудно. Но он старался. И Гермиона это ценила. Потому что знала, что они с Эриданом для него не пустой звук.

— Папа, ну ты представляешь? — Эридан взмахнул руками, чуть не зарядив Драко пощёчину. — Они говорят, что все воспитанные мальчики должны уметь танцевать!

Увернувшись от маленькой руки, пролетевшей в опасной близости с глазом, Драко улыбнулся.

— Ну, конечно должны, — он потрепал сына по волосам. — Ты же не хочешь отдавить девочке ноги, как твой крёстный?

Эридан резко замолчал, уставившись на Малфоя, а Гермиона лишь тяжело вздохнула и закатила глаза.

— Гарри что, отдавил кому-то ноги? — Эри был так шокирован, что Гермиона даже заволновалась о его моральном состоянии.

— Я уверен, что да, — Малфой кивнул.

— Эри, не слушай папу, — она укоризненно прищурилась, а потом, улыбнувшись, поцеловала сына в щёку. — Гарри никому не отдавливал ноги, спроси потом у Джинни.

— Папа, ты что соврал мне? — Эридан слез с отцовских рук и поставил руки на пояс.

— Папа ошибся, — Грейнджер хохотнула, когда увидела растерянного Драко, которого пятилетний сын отправлял в угол за непослушание.

— Ну тогда танцы точно не нужны! — Эридан топнул ногой и смотрел на родителей, ожидая их подтверждения.

Драко присел перед ним на корточки и что-то прошептал на ухо. Эри, просияв самой яркой из всех возможных его улыбок, сел за стол, а Малфой поднялся на ноги. Он сделал шаг к Гермионе и, слегка поклонившись, пригласил её на танец.

Она не знала, что и зачем делает, но уверенно вложила руку в его ладонь. Горячая кожа его ладони обдавала её руку приятным теплом. Согревая. Укутывая. Вторая легла на её поясницу, притягивая к нему ближе. Запуская мурашки по её коже.

Резкий кедр и сладкая ваниль.

Она почувствовала этот концентрированный запах, приблизившись к его шее. В голове вспышками пронесся момент из беседки Малфой-мэнора. Драко вновь дарил волшебство. Только здесь, на её маленькой кухне, под внимательным взглядом их сына, пока в духовке запекался картофель с мясом. Без платьев и причёсок. Без музыки. Под ритм их сердец.

Чувствовать его прикосновения было непередаваемо. Никакого жжения. Никаких покалываний. Только тепло и лёгкая дрожь. Они так долго к этому шли.

Все эти полгода они учились не только быть семьёй, но и касаться друг друга. Говорить. Начали с простых рукопожатий. Нелепых и неуместных. И таких необходимых. С каждым разом рука в руке находилась всё дольше. С каждым разом неприятных ощущений становилось меньше. Потом учились друг с другом сидеть или стоять. Всегда и везде становились рядом, чтобы хоть немного касаться. Коленом, бедром или плечом.

В какой-то момент пришли объятия. Сначала быстрые и неловкие. Но потом совсем другие. Более тёплые, доверительные. Долгие и крепкие. В его руках она могла расслабиться, позволяя Малфою брать на себя ответственность. Это было по-настоящему важно для них обоих.

Научиться быть вместе.

Сейчас они покачивались в такт воображаемой музыке, и оба понимали, что весь мир сузился до размеров этой кухни. До места, где была их семья.

— Когда Забини возвращаются из своего свадебного путешествия? — Гермиона подняла голову, встречаясь с Драко взглядами.

Серые и карие.

— Забини? — он усмехнулся. — Не вздумай это сказать при Пэнси.

— Разве она не стала в марте миссис Забини? — она выгнула одну бровь, улыбнувшись. — Кажется, я хорошо помню их свадьбу.

— Да, только она взяла двойную фамилию. Она миссис Забини-Паркинсон, — Драко покружил Гермиону вокруг её оси. — Блейз сказал, что они хотят ещё погулять по Европе.

— Мне кажется, что твои друзья сбежали от журналистов. Навели шума в Англии и укатили в Европу, — Гермиона провела рукой по плечу Драко, приблизившись к шее, и подушечками пальцев стала очерчивать позвонки. — Свадьба получилась с размахом.

— Всё в стиле Пэнс, — он пожал свободным от её рук плечом.

— А Блейз? — Грейнджер закусила губу. — Я думала, он такой же.

— Ему важна компания, а не помпезность, — он стал выводить на её пояснице круги пальцами. — А Пэнс всегда любила себя показать.

— И в этот раз у неё это точно получилось, — оназадумалась. — Я так устала за этот месяц, хочется выбраться в Хогсмид привычной компанией.

— Так ещё же Уизела не хватает, — Драко провёл рукой по спине Гермионы, заставив её вздрогнуть.

— Они с Айлой уехали только на пару дней к её семье, — Гермиона пожала плечами. — Они послезавтра уже будут дома.

— Папа! Мама! — Грейнджер и Малфой отвлеклись друг на друга и перевели взгляд на сына. — У меня получается?

Эридан залез на стол, взял на руки Живоглота и старался с ним танцевать. Малфой похвалил ребёнка, а Гермиона с сочувствием смотрела на любимого питомца. Этот рыжий кот, конечно, за свою жизнь повидал многое, но вряд ли ему приходилось когда-то танцевать на столе медленный танец с ребёнком.

Грейнджер выбралась из рук Драко и подошла к столу. Она ласково забрала кота из рук сына, мотивируя это тем, что пора ужинать. Эридан был недоволен таким раскладом событий, но не возражал.

Гермиона унесла кота в гостиную, поглаживая того по макушке, боковым зрением замечая, как Драко и Эридан готовили кухню к ужину и о чём-то переговаривались.

Ужин проходил в лёгкой и непринуждённой обстановке. Гермиона смотрела на сына и Драко и понимала, что ей хотелось бы, чтобы так было каждый день. Чтобы они ужинали все вместе. Шутили, смеялись. Потом бы Драко шёл купать Эридана, а Грейнджер убирала бы беспорядок. Потом они все вместе читали бы сказку и засыпали.

Утром она проснулась рядом с сыном. Противоположная половина кровати была пустой. Но она точно знала, что Малфой не ушёл. Почему-то она была уверена, что он не мог уйти. И это подтвердилось, когда с кухни донёсся непонятный звук. Кажется, этого не было уже тысячу лет. Хотелось выпить утренний кофе, который Малфой приготовил специально для неё.

Она скучала.

Гермиона поцеловала сына в висок и выскользнула из кровати. На кухне было тихо. Не было звона посуды, кипятящегося чайника или ещё каких-либо звуков. Медленно вошла. На столе стояла чашка кофе с молоком. Драко стоял у окна, вертя в руках какую-то бумагу.

— Доброе утро, — она улыбнулась, а потом подошла к своему напитку, вдыхая его аромат. — Ты снова проснулся первым.

— Как будто бывает иначе, — он сказал это неосознанно.

Грейнджер поняла это по его реакции, Драко слишком резко замолчал. Его глаза внимательно следили за ней, словно чего-то ожидая. Ей хотелось возразить. Гермиона хотела сказать, что бывает. Точнее было. Но потом в голове проплыла брошенная случайно Малфоем фраза.

Как будто бывает иначе.

Первым её накрыло отрицание. Гермиона не могла так просчитаться. Не могла так ошибиться. Но Малфой выдохнул и расслабленно опустил плечи. Давая ей возможность додумать всё самой. Грейнджер отрицательно помотала головой, словно кто-то завёл механизм, покрутив ключик, и она никак не могла этому механизму воспротивиться.

Понимание свалилось на голову неожиданно. Её бросало то в жар, то в холод. Гермиона воспроизводила тот день в голове вплоть до каждой миллисекунды. Верить в это не хотелось.

Малфой тогда не спал. Притворился. Оставался только один вопрос.

— Зачем ты это сделал? — слова сорвались с губ хриплым полушёпотом.

— Я ничего не сделал, — Драко пожал плечами и склонил голову вбок. — Всего лишь дал тебе выбор.

— Я хотела остаться.

— Грейнджер, уйти ты хотела больше. И я рад, что ты выбрала именно это, — он сделал шаг к ней навстречу.

— Почему?

— Потому что ты наконец-то подумала в первую очередь о себе, а не о других, — он сделал ещё шаг, пока Гермиона оставалась неподвижной. — Ты делала не то, что правильно, а то, что ты хотела.

Он стоял в шаге от неё. Но больше не двигался. Это значило только одно.

Он снова давал ей выбор.

— А ты, кажется, наконец-то подумал о ком-то другом, — она не сдвинулась с места, произнося эту фразу. Драко кивнул. А Гермиона вспомнила о бумаге в его руках. — Что у тебя там?

Малфой проследил за её взглядом и остановился на конверте. Чему-то улыбнулся.

— Отто принёс недавно из моей квартиры, — Драко покрутил конверт в руках. — Письмо от Астории, — Гермиона подняла глаза, посмотрев в лицо Малфоя. — Тебе.

— Мне? — он кивнул. — И что там?

— Я не читаю чужих писем, Грейнджер, — он протянул ей пергамент.

— Брось, Малфой, — она слишком хорошо его знала, чтобы поверить. — Ты бы и слова не сказал, не читай ты его. Просто бы отдал.

Сверху послышались разные звуки, и это значило только одно. Эридан тоже проснулся. У них есть пара минут, чтобы договорить. Чтобы ответить на все вопросы.

Принять решение. Очередное судьбоносное. Их судьба снова в их руках. От их мира остался только пепел. Но что, если их мир изначально был фениксом? Волшебной птицей. Чудом света. Фениксом, возрождающимся из пепла?

— Она написала о каком-то приглашении, — он шумно выдохнул. — Говорит, что если сова просто заблудилась, то ты смело можешь отправить ещё одну.

— Это всё? — Гермиона расслабилась.

Догадка мелькнула в голове. Астория не стала бы просто так ей писать о приглашении. Только не Гринграсс.

— Нет, она ещё попросила, чтобы ты не забыла вписать туда некого Итана Брауна, — Драко отдал конверт Гермионе.

— Итан Браун, значит? — Грейнджер улыбнулась, закусив нижнюю губу. — Нужно сообщить твоей бывшей невесте, что скорее мы побываем на её свадьбе с Итаном, чем она на нашей.

— То есть, этот Итан, это… — Драко замолчал, подбирая слова.

— Да, человек, который делает её счастливой, — Грейнджер пожала плечом.

Эридан уже кричал из гостиной, когда из камина раздался характерный треск, а затем детский плач. Гермиона сообщила Драко, что это Гарри с Джинни и их сыном, и собралась пойти их встречать, но крепкая хватка на плече не позволила ей этого сделать. Она остановилась.

— Грейнджер, может мы всё-таки создадим свою семью? — он плавно опустил руку на её ладонь и легко сжал. — Сколько можно жить на два дома? Я смог влюбить тебя в себя дважды, ты же понимаешь, что я способен сделать это и в третий раз?

Она не успела ему ответить. На кухню ввалился Гарри, на руках которого находился трёхмесячный Джеймс. Джинни, несущая торт. И счастливый Эридан, который уже уплетал шоколад.

— А я-то думаю, чего это вы так задержались в гостиной, — Гермиона посмотрела на сына строгим взглядом, отчего тот тут же залез на руки Малфоя.

Гарри одной рукой обнял подругу и уселся за стол, пока Джинни причитала о том, что она не выспалась и ей срочно необходима доза чая. Конечно, все понимали, что чай не взбодрит, но в этом была вся Джинни. Легко заминала все ситуации.

Эридан внимательно следил за улюлюкающим Джеймсом несколько минут не отрываясь, а потом поднял глаза и спросил:

— Мама, а Лилия будет такая же?

Гермиона подавилась воздухом, а все остальные резко замолчали.

— Мы чего-то не знаем? — Гарри подмигнул подруге, широко улыбнувшись.

— Я, кажется, и сама чего-то не знаю, — она шокировано посмотрела на Малфоя, который не переставал улыбаться.

— Ой, папа, — Эридан выпучил глаза и закрыл рот ладошкой. — Я выдал маме нашу тайну.

Малфой постарался успокоить расстроенного ребёнка, Джинни перевела тему на день рождения Драко и желание куда-нибудь выбраться.

Грейнджер была дома.

Больше не было больно и холодно.

Она была, кажется, счастлива.

Гермиона смотрела на двух смеющихся над какой-то шуткой блондинов и улыбалась. В голове вспыхнул яркий образ кучерявой девочки с карими глазами, которая обязательно бы скривилась при виде апельсинов. Лилия. Неосознанно потёрла рукой правое запястье. По венам разливалось тепло и спокойствие. Счастье. Сегодня. Здесь. Сейчас.