Отпусти меня [Анастасия Малышева] (fb2) читать онлайн

Отпусти меня

Глава первая

Кем вы хотели стать, когда были маленькие? Знаю, странно, начинать знакомство с такого вопроса, но с другой стороны — почему нет? Кто сказал, что правильно будет сперва поздороваться, потом назвать своё имя, возраст, пол (если вдруг с первого взгляда непонятно, какой он), род занятий и прочие мелочи, которые никто всё равно с первого раза не запомнит? Я, например, сразу отфильтровывала эту информацию. Она казалась мне пресной, скучной и неинтересной. А вот мечты, особенно детские — это интересно, и даже интригующе. Можно было сразу понять, есть ли у человека фантазия.

Ответы, на самом деле, всегда были примерно одинаковые. Космонавты, рыцари, ветеринары, принцессы. А уж сколько фей я встретила за свою жизнь — и не упомнить. Если бы хотя бы треть из них осуществили задуманное — мир стал бы одной сплошной сказкой. Той самой, в которой радужные пони и единороги, которые питаются радугой и какают бабочками. Разумеется, только розовыми. Всё же по серьёзному.

Я на вопрос «кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», всегда отвечала одинаково. Мамой. Это было моё самое большое желание. Завести большую семью, где обязательно будет несколько детей, которых я буду любить всей душой. План был на троих, но я была готова и торговаться. Лишь бы малыши вообще были.

Хотите знать, сбылась ли моя мечта? Она ведь такая земная, простая, и ради этого мне даже не нужно было бы проходить военную подготовку или учиться в школе фей. Просто встреть того самого мужчину — и вуаля. Плодитесь и размножайтесь.

Нет. Я стала карьеристкой. Тоже достаточно простое желание, и — о чудо — оно оказалось выполнимо. Нужно было всего-навсего пахать, как стадо этих проклятых пони. Но, когда в сутках целых двадцать четыре часа, а, кроме работы, у тебя, по сути, и нет ничего — это не кажется такой уж невыполнимой задачей.

Но обо всё по порядку. Пришло время и для церемониала. Меня зовут Маша. Маша Сергеева. Мне двадцать восемь лет, из них три года я отдала крупнейшему в нашем городе новостному интернет-порталу. Пришла я туда простым копирайтером, но сумела дослужиться до выпускающего редактора. Мой любимый фильм — «Дьявол носит Prada», и мысленно я всегда сравнивала себя с Энди — милой скромной девушкой, которая так сильно хотела стать настоящим журналистом. Но на деле, как мне однажды сказала коллега и подруга Даша, я оказалась Мирандой Пристли. Не начальницей — такое счастье мне было не нужно — а стервой. Капитальной. И влюблённой в свою работу.

Да, сайт стал моим ребёнком. Хотя, нет, он скорее был парнем. У нас были такие тесные отношения — знаете, как бывает после нескольких лет совместной жизни. Вы проходите вместе через огонь, воду и прочее дерьмо, учитесь взаимодействовать, иногда косячите, но работаете над этими отношениями, чтобы они функционировали. Потому что вам на них не наплевать. Вот у нас было примерно также. Я нежно любила свою работу. И, как лучший из мужчин, мой сайт кормил меня. Оплачивал мою квартиру, еду, маникюр, педикюр, новое бельё и прочие женские приблуды. Хорошо хоть, что на краске для волос удалось сэкономить — медно-рыжий цвет был со мной с самого рождения, и я, без лишней скромности считала его прекрасным.

— Сергеева!

Вздрогнув, я подняла взгляд от монитора, чтобы взглянуть в глаза своего директора. Денис — просто Денис, ведь у нас на работе царила политика «никаких отчеств и выканья» — буравил меня далёким от доброго взглядом. Так, кажется, мне грозила головомойка.

— И тебе добрый день, — равнодушно уронила я, сдергивая с носа очки и чуть устало моргая.

Но начальник не повёлся на мою вежливость, продолжая разглядывать меня так, словно надеялся одним взглядом прожечь во мне дыру. Поясню сразу — мой директор был мудаком. В каком-то смысле. Знаете, из той категории, которые хвалят редко, ругают часто, иногда по делу, но чаще всего просто ради того, чтобы твой зад не забывал, что такое вазелин. Первые месяцы работы я жутко переживала, и каждый свой косяк воспринимала, как личную трагедию. И всякий раз, когда Денис в корпоративных чатах ругал меня или указывал на промах, мне казалось, что он хочет меня ударить и думает «Господи, как я только взял такую идиотку на работу». Но это прошло. Не без посторонней помощи, но я всё же усвоила, что являлась человеком, а не роботом, и могла ошибаться. Что делала периодически — чтобы меня хотя бы было, за что ругать.

В какой-то момент я просто научилась абстрагироваться и выключать все посторонние эмоции, равнодушно выслушивать порцию яда директора, и как ни в чем не бывало, возвращалась к работе. В конце концов, чаще доставалось не мне, а главреду. Вот уж кому я точно не завидовала. Постоянно общаться с Денисом — бррр, удовольствие сомнительное.

— Ты не ответила на сообщение. Что за фигню ты написала в новости про новые тарифы? — недовольно спросил директор.

Бросив быстрый взгляд на монитор, я нахмурилась. Он вообще о чём? Ах, вот, точно. Да, в одну из заметок закралась ошибка. И я прочитала об этом час назад. Да уж, долго же он ждал ответа. Пожав плечами, я ответила:

— Во-первых, это был не мой текст, а стажёра. Признаю — я упустила этот момент, и новость вышла с ошибкой. Можешь меня за это наказать. Во-вторых — я уже давным-давно всё поправила. Примерно, — взглянув на часы, я добавила, — пятьдесят семь минут назад.

— Но почему ты не ответила? — не унимался Денис.

— Не видела смысла, — отозвалась я равнодушно, — Ты же знаешь — я не из тех людей, которые будут биться головой об стол, причитая о том, какие они бестолковые. Я молча исправила косяк и продолжила работу. Но, если тебе так будет спокойнее — отныне я буду рассказывать тебе о каждом своём шаге.

— Не передёргивай, — поморщился начальник, — Просто хотя бы «ок» в следующий раз поставь, чтобы я понимал, что ты приняла к сведению мои слова. Этого будет достаточно.

Я приподняла бровь, изображая крайнюю степень изумления:

— Что, и даже не нужно докладывать тебе, если я вдруг решу отлучиться в уборную? А на обед у тебя лично отпрашиваться не нужно? Или в конце рабочего дня предупреждать, что я ухожу домой? Вдруг, ты хочешь, чтобы я поработала сверхурочно?

— Сергеева, — в голосе Дениса послышалась угроза, — Ты забываешься.

Усмехнувшись, я подняла руки вверх:

— Ладно, прости. Я просто не выпила свой кофе с утра, вот меня уже и накрывает. Больше этого не повторится, Хозяин.

Уголки губ мужчины дрогнули, а взгляд самую малость потеплел. На сотую часть градуса, но всё же, это было уже что-то.

— Другое дело. И выпей кофе.

С этими словами Денис соизволил уйти в свой кабинет. А мне в «телеграмме» пришло сообщение от продюсера Даши, которая, как и вся редакция из тринадцати человек, наблюдала за этой сценой.

«Подруга, с огнём играешь»

Хмыкнув, я быстро напечатала ей ответ:

«Да ну брось. Посмотри на него — безобидный мужчинка»

«Рано или поздно он прикуёт тебя наручниками к батарее — и заставит ответить за всё!»

Прикусив губу и сдерживая рвущийся наружу смешок, я ответила:

«Нет, этот только говорить горазд. Знаешь, если люди слова, а есть люди дела. Вот Денис наш — из первых. Но, если он вдруг это всё же сделает — обещаю, ты узнаешь первой»

Подкрепив сообщение подмигивающим смайликом, я решила всё же вернуться к работе. Ведь до конца рабочего дня было еще целых три часа.

Дашу я нежно любила, да и было за что. В конце концов, именно благодаря ей я оказалась там, где была и добилась того, что имела. Она приволокла меня чуть не за ручку на собеседование, когда я пожаловалась, что на старой работе меня не ценили и вообще умудрились урезать мне зарплату без малого в три раза. Правда, на самом собеседовании разговаривать мне пришлось самой, но что-то мне подсказывало, что Денис взял меня далеко не за мои профессиональные навыки, поскольку на сайтах я до этого не работала и эти самые навыки были равны нулю. Вероятнее всего, вариантов просто не было, и он понадеялся на авось. Типа — а вдруг из этой бестолковой всё же выйдет толк.

Так и завертелась эта карусель. Дальше мне, конечно, пришлось выплывать самой, но первый пинок под зад дала мне именно Даша, которая стала мне не только другом, но еще и начальником. И я была счастлива, что она вообще когда-то появилась в моей жизни. Весёлая, немного сумасшедшая, она терпеть не могла одну вещь — нытьё. В этом мы были солидарны, за исключением того, что были времена, когда я срывалась и ей приходилось встряхивать меня и напоминать, что я — не тряпка, а взрослый, самодостаточный человек. Которому для счастья нужна была прежде всего я сама, а не окружающие.

От размышлений, да и от работы, меня отвлёк телефонный звонок. Взглянув на экран, я улыбнулась, прежде чем ответить:

— Привет, Близняш.

Да, совсем забыла сказать — я была половинкой одного целого. Существовала не только Маша, но еще и Карина Сергеева. Точнее, уже Михайлова — постоянно забывала, что она вышла замуж, хоть и прошло уже четыре года с того знаменательного события. Моя сестра была для меня всем — моей жизнью, моим компасом, путеводной звездой — называйте, как хотите. Периодически она выступала в роли моей совести, но она ей не давалась — свою совесть я уже давным-давно обменяла на возможность есть и не толстеть. Ну а ещё на хорошую кожу. Судите сами — мне было двадцать восемь лет, и я ни разу еще не обращалась за помощью к косметологу. Что это было, если не проделки дьявола?

На самом деле, называть нас близнецами было, как минимум, странно. Мы всё же были двойняшками. Общие черты лица у нас присутствовали — всё же, одна кровь, общие родители, и все дела. Но мы также сильно отличались — Карина была русоволосой, с пышными губами, огромными глазами и грудью твёрдого третьего размера. Я же…скажем так, была слеплена из тех кусков теста, что остались в утробе матери. Как-то так.

— Как думаешь, день рождения в стиле Дисней — это не перебор? — сразу без приветствия взяла сестра быка за рога.

— Ну… — я задумчиво побарабанила пальцами по столу, — Если для нашего с тобой — то такое себе, конечно. Всё же, мы уже взрослые. Я если для Алины — то почему нет?

— А вдруг ей не понравится? Три года — это сложный возраст, дети начинают делать вид, что у них есть свой стиль, вкус и прочее, — в голосе сестры причудливым образом переплелись лёгкое пренебрежение и любовь.

Да, вот у моей двойняшки получилось осуществить мою мечту — она была мамой. Даже не так — она была Мамой. С большой буквы, и никак иначе. Алина — моя маленькая племянница, которой, как вы догадались, скоро должно было исполниться три года, держала в своих крошечных ручках сердца всех без исключений членов семьи. Даже нашего отчима, которому, по сути, мы были не сильно то и родные. Просто этот детский шарм, непосредственность и очарование никого не могли оставить равнодушными.

Мы с сестрой всегда были неразлучны. С самой утробы — всё всегда вместе. Общая комната, парта в школе, скамья в университете. Все невзгоды и тяготы мы делили поровну, понимая, что вдвоём мы могли вынести всё, что угодно. И даже ядерную войну. Наш общий друг однажды сказал, что мы две — живучие, как тараканы, нас можно было убить только тапочком, и то — шансы на выживание оставались.

Не сошлись мы в двух вещах — работе и личной жизни. Карина подалась в издательский дом, я же пыталась найти себе в телевидении. В итоге я ушла в интернет, а сестра — в декрет. Но я в тайне надеялась перетащить её к себе под бок, и даже грела ей местечко. Всё же Сергеевы — даже если они были уже и бывшими — должны были держаться вместе.

Ну, а что касалось личной жизни — тут вы, я думаю, и сами всё поняли. Карина была замужем, воспитывала дочь, и — я уверена — уже подумывала о сыне. Я же в какой-то момент просто забила на всё это и начала активно, кирпичик за кирпичиком, ваять свою карьеру.

— Сделай ей день рождения в стиле «Бесстыжих», — назвала я наш любимый сериал, — Закажи много пластиковых бутылочек в форме пивных, рассыпь по дому сахарную пудру, переодень всех в лохмотья. А ведущего заставь одеться, как Фрэнк Галлагер^[1]. По-моему, идея шикарная.

— Ага, а конкурсы у них какие будут? — фыркнула в трубку сестра, — Кто быстрее зафигачит ведущего битой? Или зашьёт на кухонном столе задницу, которую до этого прострелили дробью из ружья?

— Вот видишь, — удовлетворенно кивнула я, хоть двойняшка и не могла меня видеть, — Ты и сама просто фонтанируешь идеями. И главное, помни — продукты покупать нельзя. Всё, что будет стоять на столе, должно быть обязательно украдено. У Галлагеров только так.

— Спасибо, Маш. Что бы я без тебя делала.

— Страдала, разумеется, — хмыкнув, отозвалась я, — Ладно, сестрёнка, я тут работать пытаюсь, давай после обсудим все детали. Алине и Вадиму привет.

— И тебе от них, — отозвалась Карина, — Мелкая всё спрашивает, когда её тетя соизволит навестить нас.

— Как только — так сразу, — туманно ответила я, — Честно, сама не знаю, когда вырвусь. Работы до самой задницы. А в выходные вас дома поймать нереально. Всё, люблю тебя. Пока.

Но поработать мне так и не дали. Не прошло и пятнадцати минут, как мне в телеграмм пришло сообщение от Дениса с лаконичным «Зайди ко мне». Вздохнув, я открыла другое окошко и написала Даше:

«Прикрой меня. Гном вызывает к себе»

Прозвище радикально не отражало того, кем на самом деле был наш директор. Хотя бы потому, что рост Дениса был не метр с кепкой, а приличные такие сто девяносто восемь сантиметров — я как-то шутки ради полюбопытствовала. Гномом мы с Дашей звали его за глаза и только между собой, шифруясь, чтобы окружающие не поняли, о ком на самом деле шла речь. Чаще всего еще добавляли «злобный», но тут всё зависело от настроения. Еще он был красавчиком, и харизматичной падлой, который знал о себе всё это и пользовался своими навыками вовсю. Говорила же, мой начальник — мудак.

«Я так и знала! Вот и пришёл час расплаты! Наручники с собой прихватила?»

Прочитав сообщение от подруги, я только хмыкнула.

«Дома оставила. Придётся сегодня ограничиться шлёпаньем линейкой по моей пятой точке»

«Клянусь, если бы я не знала, что это всё — шуточки, решила бы, что тебе это нравится. Иди уже, я за тебя на ленте посижу. Не зли гнома еще больше».

Вздохнув и на всякий случай нацепив на лицо маску глубочайшего раскаяния, я поднялась на ноги и, одёрнув юбку, поспешила в кабинет Дениса. В который, как и всегда, вошла без стука, чуть ли не выдернув с корнем ручку, которая, к слову, итак держалась на честном слове.

— Я работаю здесь три года, и за всё это время ты так и не удосужился почить эту треклятую штуку, — хмыкнула я, прикрывая за собой дверь, — А ведь серьёзная контора вроде, деньги есть. В чём проблема отремонтировать дверь?

Правильно, именно так и нужно было входить в кабинет начальника. Простите, я сказала «входить»? Вернее будет — вламываться, а ещё лучше, открывать дверь с ноги с громким «не ждали?!». Ну а что, если получать люлей, так хоть делать это с чувством, с толком, с расстановкой, и на своей волне. Таким был мой девиз по жизни.

Денис, оторвав взгляд от монитора компьютера, только усмехнулся:

— А может, мне нравится, как ты постоянно вопишь «караул!», заходя в мой кабинет? И поэтому я ничего не чиню. Что ты на это скажешь?

— Скажу, что ты — редкостный извращенец, — прямо заявила я, — И добавлю, что мне это и без того известно.

Ухмыльнувшись, я подошла к столу мужчины и, не дожидаясь приглашения, усадила свой зад в стоящее рядом кресло. Денис же, отодвинув в сторону клавиатуру, на которой он за минуту до этого что-то крайне увлечённо печатал, улыбнулся и спросил:

— Как дела?

Моя бровь против воли взлетела вверх:

— Ты за этим меня позвал? Спросить, как мои дела? Серьёзно?

— А что, я не могу поинтересоваться, как поживает мой сотрудник? — парировал мужчина.

— Хм…признаю, в трудовом кодексе по этому поводу никаких ограничений и ссылок нет, — кивнула я задумчиво, — Всё нормально, работаю в поте лица. У меня, знаешь ли, начальник — зверь. Чуть что — сразу орать начинает и грозить физическим наказанием.

— Да ты что, — покачал головой Денис, — Мудак просто.

— И не говори, — вздохнула я, — Не живу, а мучаюсь.

— Вот как, — протянул директор, барабаня пальцами по столу, — Какие планы на вечер?

Пожав плечами, я ответила:

— Ничего особенного — приготовить ужин, почитать книгу, может быть, осилить какой-нибудь фильм. Всё обыденно.

— Я могу внести коррективы? — вдруг улыбнувшись, спросил Денис.

Всё сразу стало ясно. Усмехнувшись, я спросила:

— Инна куда-то опять уехала?

— А ты догадливая, — отзеркалил мою усмешку мужчина, — Ну так что?

Чуть подумав, я пожала плечами:

— Как я уже сказала — никаких планов у меня не было. Напиши вечером.

— Я вызову тебе такси. Как обычно, — добавил Денис, и я увидела, как его глаза прямо-таки загорелись от предвкушения.

Но я не была бы собой, если бы промолчала:

— Окей. Будешь себя хорошо вести — может быть, я даже в него и сяду.

Закатив глаза, мужчина хмыкнул:

— Ладно, иди работай, кокетка. До вечера.

Когда я уже была на пороге и держалась за ту злополучную ручку, Денис снова меня окликнул. А когда я обернулась, улыбнулся мне и заметил:

— Отлично выглядишь.

Я на это только самодовольно хмыкнула и вышла, не забыв перед этим сделать вид, что совершенно не рада походу в кабинет директора. Меня ведь там типа ругали, как говорится, и в хвост, и в гриву. А нет, погодите, это ведь ждало меня вечером.

Вернувшись в редакцию и сев за свой стол, я задумчиво прикусила губу, размышляя по поводу предстоящего вечера и прикидывая, что надеть. Отвлекло меня новое сообщение от Даши.

«Ну, как всё прошло?»

«Как видишь — я жива. Так, попенял немного. Как обычно»

Ответив, я почувствовала, как внутри что-то кольнуло. В конце концов, я врала подруге. Но, я не думала, что она оценит по достоинству мой поступок, если узнает правду. Точнее, все мои поступки, которые я совершала не один месяц. Да и потом — я обещала, что она узнает первой про наручники и батарею. А вот этого как раз не было.

Да, ещё один факт моей не самой богатой на события биографии — я спала со своим боссом. Помните, я говорила, что он — мудак? Так вот, он дважды нехороший человек, и не потому, что поддерживал такие отношения со своей подчинённой, а потому что был женат. И да — я знала об этом с самого начала. И нет — меня это не трогало. Собственно, я и встречалась с ним отчасти именно потому, что он был несвободен. Нет, это не было моим своеобразным фетишем. Просто…так было нужно. Прежде всего, мне самой.

Сколько это продолжалось? Полтора года. Денис очень помог мне в своё время — он буквально спас мне жизнь, или то, во что я умудрилась её превратить. И мы как-то незаметно сблизились. Заранее обговорив все детали. Прежде всего — на нашей работе это никак не должно было сказываться. Постель — постелью, но мне не нужно было, чтобы меня выделяли только потому, что я хорошо выгляжу без одежды и знаю чуть больше позиций, чем просто сложиться под одеялком бутербродиком. Для Дениса же было важно, чтобы от этого не пострадал его брак. Собственно, я была обеими руками за. И даже ногами — мне такое счастье в виде брошенного Дениса или его разгневанной жены было не нужно.

Думаете, я была ужасным человеком? Разлучницей, аморальной девицей, которая позарилась на чужое? Может быть, это было и так. Но, прежде чем виноватить меня, задумайтесь — я была свободна. Не отчитывалась не перед кем, никому не была должна что-то. Денис же — он да, нёс ответственность. Но он сам пошёл на это, в свою постель я его не тащила. И если его совесть позволяла ему так поступать, то кто я такая, чтобы грузить этими думами свою? Тем более, если вспомнить, что я обменяла её на фигуру и кожу.

Карина несколько раз порывалась надоумить меня прекратить это всё, просила поставить себя на место его жены. А я не могла. Потому что, чтобы оказаться на её месте, нужно было знать, как это — быть женой. А я ей не была. И становиться не собиралась.

Нет, эта глава жизни оказалась для меня закрыта навсегда. Увы. Мне оставалось лишь собирать объедки с чужого стола.

Глава вторая

— А я тебе говорю, что рано или поздно она меня доведёт до ручки!

Я наблюдала за Дашей, которая, живописно размахивая руками, кажется, пыталась наслать на кого-то проклятье, с долей вежливого любопытства. Хотя почему «кого-то»? Я прекрасно знала, кто стал причиной народного гнева. Наш новый продюсер Таня, которая была, мягко говоря, недалёкой. Нет, как человек она была очень даже неплохой — наверное, ведь близко мы знакомы всё же не были. Но вот как сотрудник — тут была просто труба. Рассеянная, несерьёзная ненадёжная, необязательная, да и просто немного глупая. И это была только верхушка айсберга — уверена, там, в глубине, было еще много интересного.

Обиднее всего, что она не воспринимала критику, от слова «совсем». А любую попытку подсказать или направить считала личным оскорблением. Видимо, тут имели место быть психологические травмы — в большом количестве. Иногда мне её даже было жалко. Очень иногда.

Всё бы ничего, но было одно «но» — когда косячила одна из них, Денис, недолго думая, штрафовал обеих. Такая вот у него была странная политика. А получать за чужие ошибки «на орехи» моей подруге как-то не улыбалось. Особенно если учесть, что тем утром она проснулась от потрясающего сообщения в их продюссерском чате.

— Он оштрафовал нас! На три тысячи рублей! Каждую! За то, что эта идиотка пропустила несколько тем! Где справедливость вообще?! — пылала праведным гневом Даша.

— Ну…я могу тебе тут только посочувствовать, — чуть подумав, сказала, я, — Гном немного перегнул. Но ты ведь понимаешь, что он не из тех людей, кто будет копаться в этих деталях, выяснять причины и следствия.

— Да это понятно! — махнула рукой Дашка, — И я его прекрасно понимаю. Его главная головная боль — чтобы этот механизм работал. Но не выходит. Потому что у нас одна почка, блин, отказала.

— Втащи ей, — спокойно посоветовала я, слизывая с небольшой кофейной ложечки молочную пенку.

Было чудесное время обеда, и мы выбрались перекусить в расположенном неподалёку кафе. Заказали роллы, кофе, десерты — и, как истинные женщины, взялись за сплетни. Ведь это же было лучше любой еды — возможность перемыть косточки ближнему своему. Ни одна из нас не хотела упускать такую возможность.

— На работе нельзя, — мрачно изрекла Даша, — Но скоро я не выдержу и выскажу ей всё. А что — ей можно мне истерики закатывать, а мне нет? Чем я хуже?

— Ничем, — кивнула я с усмешкой, — И когда это произойдёт? Включи в этот момент, пожалуйста, диктофон. А если решишь её бить — то еще и камеру. Хочу ощутить эффект присутствия. — Это будет публичное действо. Так что ты всё увидишь своими глазами, — пообещала подруга.

— Оу, так даже лучше, — ухмыльнулась я, — А вообще, я бы на твоем месте забила на неё. Ты сама мне говорила, что не стоит так сильно переживать по пустякам. Помнишь, как я сказала, что если поменьше эмоционировать — то всё в мире кажется очень даже сносным? Уверена, это сработает и с Таней.

— Если бы каждый из нас сам отвечал за свои косяки — безусловно. Но три тысячи, Маша! Три куска! Это продукты на неделю, новая игрушка сыну и ещё даже немного останется про запас.

С её прямо-таки железобетонными аргументами было сложно поспорить. Так что, чуть подумав, я кивнула:

— Тогда да. Только порка. Прилюдная. Порка и унижение. Можешь ещё плюнуть ей в лицо. А я — так уж и быть — сниму это всё, для потомков.

Смерив меня недовольным взглядом (я в этот момент старательно изображала из себя ангела), Даша заявила:

— Твоя язвительность меня раздражает. Как и этот сарказм.

— Прости, — развела я руками в стороны, не чувствуя при этом ни капли раскаяния, — Ты же знаешь, такова моя натура. Я — как маленький злобный хомяк, который прячет яд в защёчных мешках. И изредка выплёвывает его на окружающих. Достаётся всем.

— Ты такой была не всегда, — заметила Даша, — Колись — всё еще депрессуешь из-за прошлого?

На этих словах я только поморщилась:

— Не говори ерунды. Со мной всё в порядке.

Но подруга моим словам явно не поверила. Приподняв одну бровь, она протянула:

— Ну да, конечно. Именно поэтому ты ни с кем до сих пор не встречаешься.

— Я ни с кем не встречаюсь, потому что значимость отношений переоценивают, — парировала я равнодушно, — Эти странные идеалы — стремление найти свою половинку, чтобы провести жизнь вместе, а потом состариться и умереть — их слишком возвышают. Мне не нужна половина — я итак целая. Ну, если не брать в расчёт Каринку.

— А тебе никто про идеалы и не говорит, — заметила Даша, — Я тебе про нормальные здоровые взаимоотношения. Секс, в конце концов. Которого тебе явно недостаёт.

На этих словах я едва сумела сдержать усмешку, вспомнив прошлый вечер. А еще предыдущий, ночь до этого и заодно напомнила себе, что и в тот день меня вечером ждала встреча. Да уж, «недостаёт» было немного не тем словом. Но моей замужней подруге знать такие тонкости моей интимной жизни было вовсе ни к чему. Поэтому, натянув на лицо очередную маску показного равнодушия, я пожала плечами:

— Да нет, я как-то уже смирилась со своим Великим постом.

Но было крайне сложно разубедить в чём-то Дашу, особенно когда она садилась на своего любимого конька. Покачав головой, она сказала с таким видом, словно знала обо мне всё на свете:

— Тебе нужно срочно завязывать со своей изрядно затянувшейся хандрой и возвращаться в мир большого секса! Сходи на свидание с каким-нибудь красавчиком и переспи с ним! Прямо не отходя от кассы. Потому что смотреть на тебя иной раз ну просто больно.

Тут я уже, несмотря на все усилия, всё же не сдержалась и громко фыркнула. Так, что на нас обернулись сидящие за соседним столиком люди. А когда подруга послала мне вопросительный взгляд, я только отмахнулась:

— Всё в порядке. И да — я подумаю над твоими словами. На этом хватит обсуждать мою сексуальную жизнь. Давай лучше поговорим о нашем завтрашнем походе в бар. Всё же пятница, все дела. Я ради этого вечера даже нарушу свой сухой закон.

Глава Дашки загорелись и она с энтузиазмом приняла моё предложение. Я же, слушая её, могла только тихонько посмеиваться и думать о том, как сильно за последние пару лет я отточила свои актёрские навыки. Или просто научилась, наконец, как следует врать…

— Ты серьёзно? — со смешком спросил у меня Денис, затягиваясь сигаретой.

Я кивнула, потягиваясь на кровати, как довольная кошка. Хотя, почему как? Вечер был весьма неплох, как и предыдущие. Вкусная еда, душевная компания, отличный секс. Что еще нужно было человеку для счастья? Не отвечайте. Уверена, мы бы разошлись во мнениях. — Более чем. Даша посоветовала мне срочно вернуться в большой секс. Якобы смотреть на меня невозможно. Нет, она прямо-таки велела мне найти красавчика и трахнуть его.

На этих словах Денис хмыкнул:- И ты, я смотрю, поспешила выполнить её наказ?

Ох, ну конечно я не могла не съязвить. При этом — не стирая с лица выражение спокойного равнодушия:

— Ну…с красавчиками тут, конечно, напряжёнка, но на безрыбье, как говорится…

Покачав головой, мой начальник протянул:

— Сучка…

— Знаю. За это ты меня и ценишь.

На этих словах я требовательно протянула руку, и Денис, безошибочно разгадав мой намёк, протянул мне тлеющую сигарету. Я затянулась, чувствуя, как горький дым проникал в мои лёгкие. Да, ко всем прочим моим «достоинствам», я еще и такими вещами увлекалась. В свою защиту скажу, что когда я ещё лелеяла мечту обзавестись потомством, то не то, что не курила — не пила даже по большим праздникам. А когда всё маленько пошло не по плану, решила дать себе волю.

Начиналось всё, правда, донельзя банально. Кто-то говорил, что курение помогало снять напряжение. Но это была не моя история. Я позволяла никотину травить меня по другой причине. Когда я чиркала зажигалкой, подносила эту палочку с ядом к губам и делала глубокий вдох — я чувствовала себя ближе к другому курильщику. К очень важному для меня курильщику. Пометка — уже НЕ важному. Но, статус поменялся, а привычка осталась.

— Так ты ей ничего на это не сказала? — отвлёк меня от размышлений Денис.

Фыркнув и едва не подавившись дымом, я покачала головой, прежде чем ответить:

— Нет, что ты. Я тут же решила исповедоваться, и созналась, что уходила из Большого секса всего на полгода, и вот уже полтора как состою в аморальных, просто отвратительных отношениях со своим начальником, который, ко всему прочему, самую малость женат, — глядя, как вытягивается лицо мужчины, я всё же смягчилась, — Денис, ну, разумеется, я ничего не сказала.

Усмехнувшись, тот кивнул:

— Хорошая девочка.

Против воли я поморщилась. И виной тому была отнюдь не горечь сигареты:

— Не надо. Ты же знаешь, как я не люблю, когда ты так говоришь. Чувствую себя собачонкой.

— Прости, — мягко произнёс Денис, — Заказать тебе что-нибудь? Кофе?

Чуть подумав, я кивнула:

— Чай. Травяной какой-нибудь. Можно с мятой.

Глядя, как мужчина берёт трубку стационарного телефона и делает заказ, я в очередной раз подивилась тому, насколько всё это было с одной стороны дико, а с другой — уже привычно. Мы всегда действовали по одной и той же отработанной схеме. Денис вызывал мне такси, которое отвозило меня в место нашего, так называемого, свидания. Это всегда была какая-то гостиница — иногда попроще, иногда изысканная, где были всякие бонусы, вроде доставки в номер и прочее. Как Денис объяснял свои траты жене — я не знала. И не то, чтобы меня сильно это волновало.

Мы никогда не встречались дома — я в свою квартиру никого, кроме подруг и семьи, уже давно не пускала, а ехать к Денису… ну нет. Я, конечно, была сукой, но даже у меня была хоть какая-то мораль. И ехать в дом чужой женщины — на такое даже я не была способна. Снимать квартиру никто из нас не желал — мы оба признавали, что такой шаг отдаёт уже каким-то подобием серьёзности, а именно её мы и не хотели.

За что я всегда ценила Дениса, так это за то, что он был со мной честен. Не пускал пыль в глаза, не вешал лапшу на уши, не клялся в вечной любви. Нет, он еще в первые дни, когда я пришла работать, сказал, что от меня исходит какая-то невероятная сексуальная энергия, из-за которой временами ему приходится напоминать себе о том, что он женат. Тогда я перевела это всё в шутку, сказав, что причина в моём долгом воздержании и только. Но периодически эти разговоры повторялись, и однажды Денис прямо сказал, что да — он хочет меня. Не любит, но я ему очень нравлюсь, и он был бы не против узнать меня с другой стороны.

В тот период моей жизни произошло сразу несколько событий, которые свели подобные размышления на нет, но, как показало время, Денис был упорным и своего добиваться умел. Говорила же — обаятельный, чертяга.

Иногда мне очень хотелось рассказать всё Даше. Особенно, когда она заводила разговоры о моей личной жизни и всерьёз предлагала мне записаться на эти минутные свидания. Но я знала точно — подруга не поймёт. Будучи сама замужней женщиной, она не оценит таких изменений в моей, скажем так, биографии. Знала я это еще и потому, что как-то, услышав наши с Денисом шутки, она сказала мне, что заигрывать с боссом — это не уважать, прежде всего, саму себя. А ведь в тот раз я даже не пыталась флиртовать — просто ответила мужчине и улыбнулась. Что бы она сказала, если бы узнала, чем всё в итоге обернулась — о, мне оставалось только гадать.

Карина знала — и сердилась на меня за это. Пыталась вправить мне мозг, самую малость, сотню раз, но, чтобы это провернуть, нужно было, чтобы в черепной коробке хоть что-то было. Я же, в редкие минуты самокопания и самобичевания с поразительной ясностью осознавала, что нет — ничего там уже не осталось.

Матрас рядом со мной прогнулся и Денис, проведя широкой ладонью по поему плечу, накрутил одну из медных прядок на палец. По коже тут же побежала толпа мурашек — я всегда отличалась гиперчувствительностью к прикосновениям. Кинестетик до мозга костей, я и сама обожала трогать людей. Но только тех, кто был мне приятен.

— О чём задумалась? — мягко спросил мужчина, и я в очередной раз удивилась тому, насколько проницательным и чутким он мог быть, когда ему это было нужно и выгодно.

Мы были не только любовниками, но еще и друзьями. Однажды Денис умудрился вытащить меня из очень большой задницы, и я была благодарна ему за это. Потому что неизвестно, чем бы закончилась та история, если бы он не появился и не спас меня, буквально вдохнув в меня желание жить. С ним было легко — отпадала необходимость притворяться и казаться лучше, чем я была на самом деле. Но, как ни странно, за все три года, что мы были знакомы, никаких романтических чувств к Денису у меня не проснулось. Что, безусловно, было хорошо.

Поэтому, покачав головой, я отозвалась с лёгкой улыбкой:

— Просто мысли бродят. Не обращай внимания. 

Глава третья

Выходные — это потрясающее время. Не такое, конечно, как отпуск, но всё же в них было своё очарование. Особенно, когда они начинались в пятницу вечером, после довольно напряжённого рабочего дня.

Мы с Дашей планировали поход в бар последние пару месяцев, но постоянно что-то шло не так, и мы отменяли посиделки. Но подруга не успокоилась, пока мы всё же не смогли сделать это — выйти в люди, чтобы, как она выразилась, «вести себя аморально».

План был прост — напиться, натанцеваться, и закончить вечер либо в караоке, либо в обнимку с унитазом. Я активно голосовала за первый вариант, поэтому на спиртное особо не налегала. Всего несколько коктейлей на основе рома. Золотое правило — не смешивать алкоголь и, выбрав что-то одно в карте бара, не изменять своему напитку. Я в принципе не изменяла — во всех аспектах своей жизни. А что — у меня тоже были свои принципы.

Вместе с нами отдыхала сводная сестра Даши, и вдвоем они неслабо так зажигали. Я же, как образец сдержанности и неумения веселиться, по большей части берегла наши места за баром. И не зря, ведь стоило отвернуться — и рядом неизменно нарисовывались курицы или бараны, которые норовили посадить свой зад на стулья. Приходилось прогонять их, нередко получая в свой адрес проклятия.

Когда я, посасывая коктейль через трубочку, в очередной раз заметила краем глаза подозрительное шевеление рядом с собой, то уже по привычке развернулась со словами, полными раздражения:

— Здесь занято!

Да так и осеклась. Потому что на меня смотрели подозрительно знакомые серые глаза, в глубине которых плескались синие искры. Они украшали не менее знакомое лицо, на котором удивление смешивалось со…смущением?

— Маша, — произнесли знакомые губы.

Сглотнув и вспомнив, где я нахожусь, и что хладнокровие и равнодушие — моё лучшее оружие, я, сглотнув, кивнула:

— Привет, Миша.

Передо мной сидел один из главных призраков моего прошлого — Михаил Павлов, врач, который в своё время ни много ни мало, но спас мою тушку от операционного стола. 

*****

Два с половиной года назад

Маша никогда так сильно не радовалась тому, что решила остаться ночевать у своей сестры. Карина буквально уговаривала двойняшку, потому что та каким-то магическим образом успокаивала свою племянницу и малышка в присутствии тёти почти не плакала. А молодой маме очень, просто до дрожи хотелось тишины и покоя. Поэтому она вцепилась в Марию руками и ногами, обещая ей все блага мира, если та останется.

Так вот, одной Сергеевой повезло, в то время, как другой — нет. Потому что столь желанный покой она так и не получила. Среди ночи она проснулась от криков — не полугодовалой дочери, а своей сестры. В панике, толком не проснувшись и даже не накинув халат, в одной футболке, она поспешила в соседнюю комнату, потому что понимала — Маша без причины орать на весь дом не стала бы.

Вторая Сергеева лежала на разобранном диване, уткнувшись лицом в подушку, и отчаянно сдерживала рвущиеся наружу крики. Ей было дико больно — до такой степени, что держать это в себе она не могла. Болел живот, но далёкая от медицины Маша всё равно понимала, что это не связано с аппендицитом, болями при критических днях или съеденной накануне шавермой.

— Машка, что болит? — бросилась к ней сестра, теряя всё своё хладнокровие и лихорадочно размышляя, чем помочь двойняшке.

Девушка открыло было рот, чтобы что-то ответить, но вдруг с силой оттолкнула от себя сестру. Та сперва опешила, но когда Маша перегнулась через кровать и её обильно стошнило, поняла, что девушка просто не хотела, чтобы её задело. Одновременно с этим пришло также понимание того, что дело было плохо, очень плохо. И пора было будить мужа.

— Прости, — шепнула Маша, дрожащей рукой вытирая мокрый лоб и мечтая только об одном — умереть, чтобы эта агония больше не мучила её, — Я испортила ковёр.

— Не говори ерунды, — отмахнулась Карина, — Всё можно заменить. Кроме тебя. Я вызываю врача.

Мария, которая терпеть не могла докторов, только слабо кивнула, потому что сама понимала, что домашние лекарства и самолечение здесь не помогут.

Карина вызвала скорую и параллельно растолкала супруга. Вадим сперва не понял, что произошло и почему кто-то решил нарушить его покой, но выслушав жену, кивнул и тут же принялся одеваться. Так что, когда медики приехали, вкололи что-то бледной, мокрой и дрожащей Маше, а после заявили, что её нужно везти в больницу, мужчина заявил, что поедет с ней.

От лекарства Сергеевой не стало легче — она чувствовала, как всё внутри сжимается, живот скручивают спазмы, но желудок был уже слишком пуст, и наружу ничего не выплёскивалось. Она лежала на холодной, жесткой и жутко неудобной койке в машине, сжимая руку сосредоточенного и мрачного Вадима, и мечтала только о том, чтобы это как можно скорее закончилось.

Но Вселенная определённо её не слышала. Потому что в первой больнице, куда её привезли посреди ночи, не оказалось дежурного хирурга, а все остальные специалисты лишь разводили руками в стороны и не могли понять, что с Машей. Всё, чем ей смогли помочь — предоставили уборную, где она выплюнула в унитаз уже чистую желчь, без примесей остатков пищи. Затем ей вкололи еще одну порцию обезболивающего, загрузили в машину — и повезли в другое учреждение. Где ситуация повторилась. Злой, невыспавшийся и волнующийся за сестру своей жены Вадим, не сдержавшись, наорал на персонал, после чего велел скорой везти их в частную клинику. Водитель кареты настолько опешил, что даже возражать не стал. Маша же просто хотела оказаться в кровати, потому что от всех этих переживаний, судорог и попыток выплюнуть собственный желудок её организм желал вырубиться и отказать уже на месте.

В клинике — частной и довольно дорогой — Вадима и Машу встретили, как дорогих гостей. Уже синюю девушку положили на каталку, после чего увезли в один их процедурных кабинетов. К мужчине подошёл врач, который, несмотря на поздний — или ранний час, как посмотреть — выглядел более чем бодрым и свежим. Разве что в глазах читалась лёгкая усталость:

— Здравствуйте, я — Михаил Олегович Павлов, дежурный хирург. Девушка — ваша супруга?

Вадим покачал головой:

— Сестра моей жены. Она ночевала у нас сегодня, и среди ночи с ней случилось…а что, собственно, случилось? Что с ней?

Доктор покачал головой:

— Пока ничего не могу сказать — нужно сделать несколько анализов. Но в одном я уверен — хорошо, что она была с вами. Не факт, что девушка смогла бы сама себе вызвать врача.

— Маша, — поправил Вадим мужчину, — Мария Андреевна Сергеева.

Михаил Олегович кивнул:

— Конечно. Собственно, я об этом и хотел вас попросить — помогите медсестре заполнить карту пациента Марии. Я же пока вернусь в процедурную, чтобы найти для нас всех нужные ответы.

На этих словах доктор скрылся за одной из дверей, оставляя Вадима наедине с молоденькой девушкой в форменном халатике. В это же время уже мало что соображающая от стресса и недосыпа Маша пыталась сдать кровь и другие анализы, которые от неё бесконечно вежливо, но вместе с тем настойчиво требовали. После, забрав все нужные баночки, еще одна медсестра удалилась, и в кабинет вошёл врач. Он присел на стул рядом с кушеткой, на которой трупом — иначе не скажешь — лежала Сергеева. — Вы заставили всех понервничать, Мария Андреевна.

Разлепив пересохшие губы, девушка почти шепнула:- Что сказать — я люблю эффектные появления, доктор.

Михаил Олегович добродушно усмехнулся:

— Я это заметил. Мария Андреевна, я знаю, что вы устали, но нам для полного анамнеза нужно задать вам пару вопросов. А затем вас отвезут в подготовленную палату, и вы сможете отдохнуть. Договорились?

— Как будто у меня есть выбор, док, — Маша попыталась пошутить, но вышло у неё, мягко говоря, паршиво.

Павлов попытку оценил, но всё же настроился на работу и начал стандартный опрос — что ела пациентка, когда почувствовала первые приступы боли, где именно болело, и на что было похоже это чувство. Записав все её ответы, и чуть подумав, Михаил Олегович кивнул и мягко улыбнулся:

— Ну, вот и всё. Сейчас вас отвезут в палату, вы поспите, а утром мы с вами снова увидимся. И решим, что нам дальше делать.

— Мы еще не расстались, а вы уже назначаете мне новую встречу? — лёгкая усмешка коснулась бледных Машиных губ, — Доктор, я понимаю, что вам не терпится снова меня увидеть, но держите себя в руках. Не при всех же сознаваться в своих порывах.

Медсестра, которая в этот момент помогала Сергеевой перелечь на каталку, подняла на доктора удивлённый взгляд и с изумлением отметила, что щеки последнего порозовели. Покачав головой, Павлов откашлялся и мягким, успокаивающим тоном произнёс:

— Отдыхайте, Мария Андреевна. Вы заслужили…

*****

Моргнув, я вынырнула из воспоминаний о не самом простом вечере моей жизни и сосредоточилась на мужчине, который в тот самый момент был передо мной. Он мало изменился с нашей последней встречи, разве что седых волос стало чуть больше. Это же сколько ему уже было? Тридцать два…как быстро летело время.

— Не ожидала тебя здесь увидеть, — сказала я просто для того, чтобы заполнить паузу.

Хотя, на самом деле так и было — я не ожидала, что встречу Мишу. Хотя, мы ведь жили не просто на одной планете — в одном городе, в соседних районах и у нас были некоторые точки пересечения. И дело даже не только в больнице, где я лечилась от не самой приятной болячки. Просто я настолько привыкла, что он словно сквозь землю провалился, что наивно полагала, будто хирург улетел на космическомкорабле спасать жизни инопланетянам. Желательно — в соседней галактике.

— От чего же? Это мой любимый бар, — отозвался Миша, — А вот тебя я здесь вижу впервые.

Я с некоторым удовлетворением отметила, что мужчина нервничал. Мной же, наоборот, овладело странное спокойствие, словно я вдруг стала хозяйкой положения. Так что, расправив плечи, я кивнула:

— Потому что я здесь впервые. Даша притащила меня. Они с сестрой на танцполе — зажигают, пока я топлю себя в роме, сливках и кокосовом сиропе, — кивнула я на свой коктейль.

— Вот как, ясно, — кивнул доктор, — Как поживаешь?

От этого дежурного вопроса мне захотелось рассмеяться. Он был таким банальным, скучным и пресным. Его всегда задавали, когда либо волновались, либо мечтали как можно поскорее смыться. Но в глазах у Миши при этом было только искреннее любопытство, словно он был из другого теста слеплен и ему правда было не наплевать. Так что, пожав плечами, я небрежно обронила:

— Прекрасно. Стала выпускающим редактором. Выкупила квартиру, которую раньше снимала, недавно закончила ремонт в ванной. Сам то ты как? Всё еще пытаешься спасти мир вместе со своими коллегами?

Миша улыбнулся:

— Вроде того. Работаю в клинике у Андрюхи.

— Смык всё же осуществил свою мечту?

Удивлены, что я знала друзей своего лечащего врача? О, это лишь малая доля того, что мне было известно. Скажу вам одно — когда проводишь неделю в больнице, в одиночной палате со странным диагнозом и хорошеньким доктором, это может привести к некоторым последствиям. Для кого-то — к хорошим, а для некоторых — к разрушительным. Так что сто раз подумайте, прежде чем жрать что попало.

Миша кивнул:

— Я ему слегка помог, и в итоге он меня перетянул к себе.

— Да, я помню. У него были с лицензией проблемы. Смык записал тебя в штат, и это всё решило.

Я занималась мазохизмом — извлекала наружу воспоминания, которые давным-давно похоронила в глубинах своего сознания. И была уверена, что никогда мне больше не придётся возвращаться к ним, но вот оно — живое воплощение моего прошлого, сидело передо мной и, словно отвёрткой, ковыряло старую рану.

— Машка! Ты зря времени не теряла!

У меня на шее повисла Даша, которая была слегка мокрой и запыхавшейся — видимо, они с сестрой неслабо зажгли на танцполе. Подруга, судя по всему, заметила, что я разговорилась — о боже! — с мужчиной, и поспешила узнать, в чём дело и насколько серьёзны намерения этого самца в отношении меня.

Однако, сфокусировав свой взгляд и приложив толику усилий, Даша, судя по всему, узнала этого самого самца. Я почувствовала, как рука, которой подруга обнимала меня за плечи, напряглась, и она с недоверием протянула:

— Миша?

Павлов кивнул:

— Во плоти, как говорится.

— Мммм…. Класс, — протянула подруга, — И что ты тут делаешь?

— Да, на самом деле, хотел взять себе выпить, — признался мужчина, — Официант к нам не подходит. Я занял твоё место? — кивнул он на стул.

На это Даша только фыркнула:

— Вот уж точно нет. Моё место занять невозможно. А вот твоё — запросто! И это давно уже сделали. Так что ищи выпивку в другом месте.

Да уж, подруга, это была отличная игра слов. Я бы поаплодировала стоя, если бы мне не было так…всё равно? Да, наверное, это самое верное определение моего состояния на тот момент. Я наблюдала за тем, как Даша буравила Мишу тяжёлым взглядом — таким, что мужчина невольно поёживался, и понимала, что нет — я не чувствовала ничего. Ни радости, ни огорчения. Мне не хотелось ни защитить Мишу, одернув Дашу, ни подтвердить её слова в ответ на вопросительный взгляд Павлова. Мне вдруг резко захотелось, чтобы все оставили меня одну. А ещё лучше — чтобы я за секунду перенеслась в свою квартиру, в тишину и покой моей крепости.

— Я…пойду, наверное, — с этими словами Михаил поднялся на ноги.

— Очень верное решение, — кивнула Даша мрачно.

— Рад был видеть тебя, Маша.

— Взаимно, — отозвалась я, даже не осознавая, что именно отвечала.

Когда мужчина скрылся в толпе, Даша, перестав буравить его спину взглядом, резко обернулась ко мне.

— Ты как? — требовательным тоном спросила она.

Я дернула плечами и отозвалась равнодушно:

— Нормально.

— Точно? — голос подруги самую малость смягчился.

Пришлось повторить:

— Нормально.

Сама я в тот момент боролась с присущим всем женщинам порывом, подстегнутым любопытством — обернуться, чтобы посмотреть, за каким именно столиком сидел Миша с друзьями, и собственно, какой конкретно была их компания. Были ли там девушки, и если да — то была ли среди них новая подруга Миши. Или он всё еще был один?

А хотя, какая была разница? Мне не должно было быть никакого дела до этого. И ведь так и было. Просто…не знаю. Это было так странно — увидеть его спустя столько времени. Я была не готова к подобному. И, хоть моя броня не рассыпалась и даже не покорёжилась от его взглядов и слов, я бы соврала, если бы сказала, что внутри ничего не дрогнуло.

В конце концов, как вы наверняка догадались, Михаил Олегович Павлов был для меня не просто хирургом и лечащим врачом. Он был чёртовой любовью всей моей жизни. 

Глава четвёртая

В тот вечер посиделки в баре закончились чуть раньше задуманного. Неожиданная встреча с бывшим немного выбила меня из колеи. Хорошо хоть, что Даша поняла меня без слов и сама предложила свернуть наш праздник жизни. И мы вызвали такси.

Придя домой, я скинула верхнюю одежду и, пройдя в гостиную, которая также служила мне спальней, а в дни, когда мне было особенно лениво завтракать на кухне — еще и столовой, села на диван. Всё это время я была свято уверена, что переболела. Что эти отношения, которые закончились так давно — в прошлом. Там, где им и было положено быть. Однако, эта встреча — нет, она не заставила моё сердце биться чаще, и мне не хотелось броситься на шею к Мише, крича о том, как долго я ждала его. Нет, я действительно переросла, переболела.

Однако, его глаза…Они заставили меня на секунду снова вернуться туда, в то самое запретное прошлое. И, прежде чем я успела себя остановить, мои руки уже сами потянулись к коробке, стоящей на одной из многочисленных полок. Выудив из её недр одну одинокую бумажку, испещренную бисерным почерком, я совершила ещё одну, почти фатальную ошибку — позволила прошлому утянуть меня назад…

******

Два с половиной года назад.

Маша в который раз попыталась повернуться, чтобы поудобней улечься на больничной койке, но у неё ничего не вышло. И дело было не в кровати — нет, она оказалась более чем удобной (сказывался тот факт, что клиника была частной, и удобства пребывания у пациентов были более чем приличные). Вся загвоздка заключалась в иголке, которая была воткнута в руку девушки, и соединяла её с капельницей. Из-за неё Сергеева могла лежать только на спине, и это её изрядно раздражало, потому что она никогда — никогда! — не спала в таком положении. Но ей приходилось мириться с этим, потому что есть ей запретили, и физраствор был её единственной пищей.

Маша, после напряжённой ночи, чувствовала себя измождённой, хоть ей и удалось поспать. Радовало и то, что Вадим съездил к ней домой и привёз некоторые вещи рыжей, так что она смогла переодеться из грязной футболки и джинс в свою любимую плюшевую пижаму с пингвинчиком на груди и тёплые вязаные носки. А что — на дворе стоял самый что ни на есть декабрь, так что утеплиться было не лишним. Умывшись и расчесав спутанные волосы, Маша и вовсе почувствовала себя человеком. А после её положили под эту чёртову капельницу.

Когда оба пакета с растровом опустели, к Маше, помимо улыбающейся медсестры, заглянул и сам доктор. Который выглядел слегка помятым.

— Бессонная ночка, док? — спросила рыжая, потягиваясь и занимая сидячее положение.

Мужчина мягко улыбнулся и кивнул:

— Вроде того. Изучал ваши анализы. Но давайте начнем с главного. Меня зовут Михаил Олегович, и вы находитесь в моём отделении, а значит — под моей ответственностью.

— Вот как, — хмыкнула Маша, — А я-то думала, главное — узнать, что со мной. Но раз вы настаиваете на формальностях — я Маша.

— Ваше имя мне итак известно, — заметил мужчина, — И да, по поводу диагноза. Как я уже сказал — я изучил ваши анализы, и даже подключил к этому делу своего коллегу, Андрея Валерьевича.

— Мне его имя ровным счётом ни о чем не говорит, но приятно, что моей проблемой заинтересовалось такое количество мужчин, — хмыкнула Маша, — И, вы хотите порадовать меня результатами вашего мозгового штурма?

Михаил Олегович покачал головой:

— Не совсем. У нас есть подозрение, но более точно мы сможем что-то сказать после того, как сделаем несколько снимков. Поэтому, я выписал вам направление, и вас уже ждут.

— Блеск, — недовольно протянула Сергеева, свешивая ноги с кровати и пытаясь нашарить домашние тапочки-угги (еще одно мерси Вадиму), — Всегда мечтала проводить свой досуг именно так. Сперва выблёвывая свои внутренности, а потом еще и демонстрируя их всему миру.

— В таком случае — хорошо, что вы оказались в месте, где могут предоставить все эти тридцать три удовольствия, — просиял доктор, — Лариса проводит вас в нужный кабинет. А после мы снова встретимся.

На этих словах Михаил Олегович, подарив слегка растерявшейся от такой порции оптимизма и некой харизмы Марии еще одну улыбку, вышел из палаты. Рыжая же, повернувшись к медсестре, поинтересовалась:

— А он со всеми такой милый?

Та кивнула и добавила:

— И вежливый. А ведь он очень молодой — ему всего двадцать девять. Но ощущение, будто он вообще из другой эпохи. Вы можете представить себе, чтобы мужчина его возраст говорил «душа моя»?

— Эм…нет, — честно призналась Маша.

— Вот, а это — любимое обращение доктора. Очень он обаятельный, — добавила молодая медсестра, после чего подмигнула своей пациентке.

Но рыжую амурные дела и намеки в тот момент волновали мало. Она вдруг осознала, что находится не в государственном медицинском учреждении, а в частной клинике. Платной клинике. Так вот — в какую копейку ей встанет лечение и не наведаться ли ей сразу к хирургу, с предложением вырезать, ну, например, почку? Или что там у неё здоровое было? Ответ на этот вопрос Маша могла получить только после снимков.

Сделав которые, девушка тут же позвонила сперва своей сестре. Карина, выслушав весьма скудный на события рассказ своей двойняшки, успокоила её, сообщив, что родители уже в курсе, и что с оплатой лечения они все вместе всё решат. В любом случае, сказала младшая сестра (на пятнадцать минут, но всё же), главное — это поставить Марию на ноги. С остальным будут разбираться по ходу.

Второй важный звонок — на работу. Точнее, своему главному редактору. Маше было стыдно, потому что она устроилась всего за несколько месяцев до этого, и её напарница как раз незадолго до этого уволилась, так что работать приходилось много и все были, мягко говоря, на нервах. А тут еще непредвиденная госпитализация. Однако, начальство отнеслось ко всему более чем благосклонно, пожелав скорейшего выздоровления и прямо-таки потребовав ни о чем не волноваться, а заниматься только своими делами. И это было еще одной причиной, почему рыжая так любила свою работу — золотые коллеги решали если не всё, то многое.

Так что, когда Михаил Олегович пришёл с очередным визитом, Маша встретила его уже чуть более благосклонно. Тем более, что в руках он держал её медицинскую карту и снимки.

— Ну как вы тут? Не скучаете? — спросил мужчина, присаживаясь на стул рядом с кроватью девушки.

Та пожала плечами:

— Если только самую малость. У вас тут не курорт и даже не парк развлечений. Так что еще пара дней — и начну выть на луну. Если, конечно, вы не выгоните меня раньше.

— Не выгоню, — «обрадовал» Машу доктор, — Я посмотрел ваши снимки. Очень внимательно, смею заметить.

— О, док, вы изучили мой внутренний мир, — протянула рыжая с усмешкой, — Что же вы там увидели? Не томите меня.

Она ничего не могла с собой поделать — флирт был чем-то вроде частью её натуры. А наглость — защитным механизмом. Рыжая прибегала к ним, когда пыталась скрыть, как на самом деле нервничала, а не потому что пыталась доказать всем, насколько неотразима она была. Ну, иногда и это тоже, конечно. Но явно не в тот день.

— Диагноз, который я вам поставил перед этим, подтвердился. Воспаление лимфоузлов кишечника, — с умным видом заключил хирург.

— Эм…что? — Маша смотрела на мужчину так, словно у него выросла вторая голова или он предложил ей переехать к нему жить, — Воспаление чего?

— Лимфоузлов кишечника, — повторил Михаил Олегович, — Редко встречается такая дрянь.

— Да уж, — хмыкнула Сергеева растерянно, — Я даже не знала, что у кишечника есть лимфоузлы. Не говоря уже о том, что они могут воспалиться. А с чем это связано?

— Тут несколько факторов, — заметил доктор, изучая записи в карте Марии, — Прежде всего — еда. Как я понял со слов вашего родственника Вадима, у вас был достаточно плотный и жирный ужин. А недавно перенесённая простуда стала вторым фактором. Не удивлюсь, если выяснится, что вы работаете в прохладном помещении, и вам периодически продувает спину.

Маша машинально кивнула и отметила:

— Каждый понедельник в редакции начинается с одного и того же вопроса «какого хрена так холодно?». То есть, всё дело в этом?

— Именно. Ваш ужин стал, скажем так, финальной точкой. Это могло случиться в любой другой день. Но я считаю, что вам повезло. Если бы вы были в этот момент одна…

— То не смогла бы справиться с приступом сама и вызвать помощь, — закончила за него мысль Сергеева, — Так, и как мы будем меня лечить, док?

Михаил Олегович, закончив изучать записи, поднял взгляд на Машу. Чуть подумав, он сказал:

— Есть два варианта. Операция. Но я бы не хотел к ней прибегать.

Брови девушки против воли взлетели вверх.

— Странно слышать подобное от человека вашей профессии, — заметила она со скепсисом.

Доктор улыбнулся:

— Нет, мы, конечно, практикуем методы мазохизма — сперва больно, потом приятно — но всё же мне бы хотелось избежать этого. После операции восстанавливаться дольше. И потом — у вас не настолько запущенный случай, Мария Андреевна, чтобы прибегать к хирургическому вмешательству. Ну, и, в конце концов, операция будет стоить около тридцати тысяч.

И вот последний аргумент убедил рыжую, как ничто другое. Немного очумев от цифры, которую она услышала, та кивнула и заметила:

— Да уж, если вы меня прооперируете, то мне придётся переехать к вам, доктор. А это неправильно, ведь мы еще даже на первом свидании не были.

Михаил Олегович потёр шею, которая если не покраснела, то окрасилась в нежно-розовый цвет точно. Оставив слова своей острой на язык пациентки без внимания, медик продолжил:

— Второй вариант — уколы. Они снимут воспаление, приведут общее состояние организма в порядок, и вы будете здоровы.

— А улыбаться я смогу? — поинтересовалась Маша.

— Ну, — сделав вид, что задумался, произнёс врач, — Зубы вам тут выбивать не планируют. Так что, думаю, что с этим проблем у вас возникнуть не должно.

Рыжая посмотрела на хирурга с одобрением. А он тоже был не так прост, и умел грамотно отвечать людям. А то девушка в какой-то момент уже решила, что он — скромняга, который краснеет при любом удобном случае.

— Значит, уколы, — кивнула Маша задумчиво, — Лучше, чем скальпель и операционный стол. Давайте попробуем. Куда будете колоть?

— В самое мягкое место, разумеется, — с усмешкой заметил доктор.

— Сделаю вид, что не заметила явного оскорбления в адрес своей задницы. А вы, доктор, не промах, — хитро улыбнулась Маша, в очередной раз не в силах промолчать, — Пытаетесь оставить меня без штанов. Причём, буквально. Но мы еще слишком мало знакомы для такого.

Михаил Олегович поднялся на ноги, и с очередной широкой улыбкой сказал:

— В таком случае, хорошо, что уколы делать будет Лариса, а не я. На этом я откланиваюсь. Моя смена закончилась, и с вами мы уже увидимся завтра. Отдыхайте.

После этого доктор вышел из палаты, оставив Машу наедине с собой, и с широкой улыбкой на лице. Глядя на закрывшуюся дверь, рыжая негромко произнесла:

— Туше, Док.

*****

Я отложила в сторону листок с назначениями доктора, подавив вздох. Да, начиналось всё так…невинно. Я и подумать не могла, что всё закончится вот так. И что под «уколами» Михаил Олегович будет подразумевать шесть шприцов в день! По два три раза в сутки, аккурат перед приемом пищи. К концу моего пребывания в больнице мой зад превратился в один сплошной синяк. А сердцем полностью завладел чёртов хирург. Который, как мне тогда казалось, даже не подозревал о том, какой властью обладал надо мной. Он просто приходил, спрашивал меня о моём самочувствии, давал какие-то наставления — и уходил.

Он уходил — а я оставалась в грёзах. И ведь внешне он был совершенно обычным — типичный представитель рода мужского, высокий, правда, и обаятельный, как грех. Хотя…чуть удлинённые тёмные волосы, лёгкая щетина, которую сбривал он крайне редко, внимательные и выразительные глаза, пухлые губы…Да кого я обманывала, он был тем еще лакомым кусочком.

Я и сама не заметила, как увлеклась им. В одну минуту я с равнодушием смотрела на этого мужчину, а в другую уже была готова паковать свои вещи — и следовать за ним на край света. Говорят, любви с первого взгляда не бывает, так вот, ко мне она пришла со второго. Сильная, крепкая, пьянящая, страстная, всепоглощающая любовь. Такая, которая заставляет тебя растворяться в любимом человеке, жить им и дышать тоже только им. Которая определяет всё твоё дальнейшее существование.

Та любовь, которая разрушила меня изнутри. Оставив только пустую красивую оболочку. 

Глава пятая

Выходные прошли под лозунгом «Сон — лучшее лекарство». Серьёзно — два дня я спала, изредка прерываясь на еду, естественные нужды и сериалы. А что — отличный уикенд сильной независимой женщины. Хотя, нет, вру — ещё я шарила по интернет-магазинам в поисках идеального торшера, который бы достойно вписался в интерьер комнаты. Вот уже пару недель, как я загорелась этой идеей, но мне не попадалось ровным счётом ничего достойного. Однако, сдаваться я не была намерена.

Денис был очень занят своей молодой супругой, что меня бесконечно радовало — не хотелось видеть ровным счётом никого. Может быть, поэтому, в понедельник я чувствовала себя более чем бодрой и прекрасно отдохнувшей. Иногда изоляция была лучшим лекарством от всех болезней.

Так или иначе, но рабочая неделя началась без происшествий. За выходные никто не умер, не захватил самолёт и даже не устроил вселенский переворот. Как простого жителя планеты Земля, меня это даже радовало, как одного из редакторов новостного портала — немного расстраивало. Профессиональная деформация на лицо.

Вечером, когда я, отработав этот пустой понедельник, решила побаловать себя вкусненьким стояла в супермаркете, разрываясь между шоколадкой и апельсинами, мне решила позвонить сестра.

— Близняшка, ты как? — не тратя силы и секунды на приветствие, спросила Карина.

— Всё путём, — отозвалась я, делая выбор в пользу шоколада и целенаправленно шагая в сторону нужного мне отдела.

— Точно? — не поверила мне сестра, — У меня какое-то странное чувство свербит в животе, аккурат со вчерашнего дня. Дочь в порядке, муж — тоже, остаёшься ты в моём списке подозрения.

Да, и говорите после этого, что этой мистической связи не бывает, или что она возникает только между однояйцевыми близнецами. Сестра бы плюнула вам в лицо и заявила, что это всё — чушь. Потому что Карина всегда очень чутко улавливала моё настроение. Даже по сообщениям, где эмоции вообще проследить невозможно. В ней просто погибал великий детектив. Ну, не погибал, а просто сидел в отпуске по уходу за ребёнком.

Поняв, что отпираться бесполезно, я призналась:

— Вчера встретила Мишу.

— Погоди. Того самого Мишу? — переспросила Карина.

— Ну, Миш у меня, кроме того самого, больше не было. Так что, наверное, да, мы говорим об одном и том же человеке.

— Хм…вот как. И что, как он там? — спросила близняшка и я отчётливо услышала в её голосе неприязнь.

— Да, вроде нормально, — неопределённо отозвалась я, — Мы поговорили то всего минуту от силы. Пришла Даша и спугнула его.

— Зря. Нужно было напасть на этого мудака со спины и придушить, — никогда не стеснялась в выражениях моя сестрёнка.

— Не сомневаюсь, что ты бы так и поступила. Но в том баре было слишком много свидетелей, всем мы бы рты не заткнули.

— А жаль, — хмыкнула Карина.

— Знаешь, мне иногда кажется, что ты ненавидишь его гораздо больше, чем я. А ведь он — мой бывший.

— Поправочка, Близняшка — я его в принципе ненавижу. Ты этим чувством к нему так и не воспылала. И даже не пытайся убедить меня в обратном. Но ничего — я могу ненавидеть его за двоих. Меня хватит. Однако, расскажи мне, как ты после этой встречи?

Кинув в корзинку пару плиток шоколада, я пожала плечами, хоть и знала, что сестра не могла меня увидеть:

— Нормально. Вроде бы ничего не дрогнуло. В конце концов, зря я, что ли, так старалась и училась игнорировать любые раздражители, которые могут попытаться нарушить мой покой?

— Твоя беда не в этом, Маша. Ты не игнорируешь чувства — ты просто прячешь их под замок. Рано или поздно они либо прорвутся наружу, как уже было раньше. Либо же просто уничтожат тебя изнутри.

— Этого не случится, — твёрдо произнесла я, — Чтобы что-то прорвалось — нужно, чтобы внутри что-то в принципе было. Карина, для меня это всё — пройденный этап.

— Я запомню эти слова и верну их тебе в будущем, когда в очередной раз окажусь права. Ну да ладно. Скажи мне лучше, ты помнишь, что завтра тебя ждут в клинике для осмотра?

Одно из последствий моего заболевания более чем двухгодичной давности — необходимость регулярно проходить осмотры, чтобы избежать повторного приступа. Ну, и еще ограничения в питании, диета, и многое другое. Моим лечащим врачом, как вы уже поняли, был Миша, но мне пришлось его поменять. Точнее — отказаться от его услуг в принципе и проходить осмотры где придётся. Однако, Карина заявила, что нашла очень хорошее учреждение, и записала меня на приём. Близняшка заботилась о моём здоровье больше, чем я сама.

— Конечно, помню. Ведь я отказалась от законного обеда и еще часа работы, чтобы позволить какому-то медику изучать мои внутренности, — хмыкнула я.

— А как звучит то. Ладно, Маш, тут малая чего-то раскапризничалась, требует моего внимания. До связи. Люблю тебя.

— И я тебя.

Убрав телефон, я остановилась возле стеллажа с вафлями, изучая содержимое полок. Мой взгляд наткнулся на бело-голубую упаковку с черной надписью «Knoppers». И тут же, как по заказу — новое воспоминание. Соскучились они по мне что ли. Столько времени я к ним не возвращалась…

*****

Два с половиной года назад

— И нужно будет пересмотреть ваше питание. Не сильно, потому что это может также негативно отразиться на общем состоянии, и простите, стуле.

На этих словах Маша смутилась. Хотя, казалось бы, её врач говорил очень правильные и абсолютно нормальные вещи, и, в конце концов, он просто делал свою работу. Но одно дело — выслушивать подобные вещи от постороннего хирурга, и совсем другое — от доктора, который к тому же был чертовски привлекательным.

Но всё это меркло по сравнению с тем, что для Сергеевой настал тот самый день — день, когда её выписывали. Неофициально — рыжая договорилась с врачом, что тот отпустит её под честное слово, но официально её больничный продлится ещё пару суток. Как бы комфортно ей не было в одиночной палате, особенно после того, как её сняли с жидкой диеты и разрешили нормально питаться, Маша мучительно сильно хотела домой. Элементарно помыться в своей ванной, уложить волосы, в конце концов — просто поспать в своей постели. Да и обидно было платить за съём квартиры, в которой её уже несколько дней не было. — Однако, я бы настоятельно рекомендовал вам питаться согласно диете, которую я для вас составил, — продолжил тем временем Михаил Олегович.

Вздохнув, рыжая с тоской протянула:

— Ну вот. Скоро же Новый год. А как же набить брюхо за праздничным столом?

Доктор понимающе улыбнулся:

— Оливье? — и, чуть подумав, добавил, — Без горошка.

— Эм…мне теперь нельзя горошек? — спросила Маша озадаченно.

— Нет, вам можно. Просто я не ем горошек и вообще бобовые.

Маша кивнула, не рискнув задать вполне резонный вопрос «зачем мне эта информация?». Доктор вообще в последние дни был удивительно разговорчив — за день до этого признался, что любит черничное варенье и торт медовик, но, как ни странно, без мёда, на который у медика была аллергия. Сергеева только диву давалась, откуда взялись все эти откровения, но ей это нравилось. Она получала удовольствие от бесед с доктором и с тоской думала о том, что скоро это всё должно было закончиться. За дверью её уже ждал Вадим, готовый отвезти сестру своей супруги домой.

— Хорошо, а что с десертами? Сладкое мне есть можно? Я, знаете ли, фанат блинчиков с кленовым сиропом и вафель-батареек.

Михаил Олегович с улыбкой спросил:

— А «кнопперсы» вы пробовали?

— Эм…а что это за зверь такой? — с подозрением спросила Маша.

Глаза доктора расширились в неподдельном удивлении:

— Как? Вы не пробовали «кнопперсы»? Быть того не может!

— Док, я бы смогла ответить на ваш вопрос, если бы вы мне объяснили, что это такое, эти ваши «кнопперсы».

Михаил Олегович без лишних слов полез в карман. Достав телефон, он вбил что-то в поисковик, после чего протянул телефон девушке, и она смогла на экране увидеть вафлю, завернутую в бело-голубую этикетку.

— О, я видела их в магазине. Но не пробовала, — заметила рыжая.

— Очень зря. Это — самые вкусные на свете вафли. Все остальные меркнут перед ними! — заявил доктор уверенно.

Глядя на него, Маша не смогла сдержать лёгкий смешок. А после, поймав вопросительный взгляд мужчины, покачала головой, заметив:

— Вы убедили меня. Я обязательно их попробую.

На этом их беседу прервала медсестра, которая напомнила, что их пациентку уже давно ждали. Михаил Олегович, передав Маше рекомендации и напомнив, когда он будет ждать её для оформления бумаг, необходимых для официальной выписки, ушёл. Сергеева же сдалась в руки Вадима, который, прихватив её мало что соображающую от переизбытка эндорфинов тушку, отвёз в маленькую и любимую квартирку.

Стоило ли говорить, что следующие два дня девушка потратила на поиски этих треклятых вафель? Которых, как назло, нигде не было. Лишь перед самой поездкой в клинику Маша набрела на какой-то польский магазинчик, где — о чудо! — наткнулась на искомое. Прихватив сразу три упаковки и отконвоировав их домой, Сергеева поспешила на встречу с доктором. В рюкзак она предусмотрительно забросила пару бело-голубых квадратиков.

Когда Маша, постучав в дверь, скромно засунула голову в кабинет врача, мужчина поднял на неё глаза и приветливо улыбнулся.

— Мария Андреевна, вечер добрый.

— И вам не хворать, док, — с лёгкой усмешкой отозвалась рыжая, присаживаясь в предложенное кресло.

— Как чувствуете себя? — сразу приступил к делу Михаил Олегович.

— Спасибо, чудесно, — кивнула Маша, — Спать дома — это такой кайф, что просто словами не передать. А моя ванная! Ммм, оказаться в ней вновь было лучшим, что случалось со мной за очень долгое время.

— Ваш энтузиазм меня, безусловно, радует. Как и то, что я могу теперь со спокойной совестью официально вас выписать.

— И вынудить меня вернуться на работу, — со вздохом отметила рыжая, — Как это печально.

Хотя, здесь она слегка покривила душой. За время своего вынужденного отдыха Маша успела соскучиться и по редакции, и по коллегам. Тем более, она устроилась не так давно, только обучалась и банально боялась растерять новоприобретённые навыки. Но доктору знать об этом было вовсе не обязательно.

Михаил Олегович, между тем, быстро заполнил все необходимые документы, подписал больничный лист для девушки, и еще набросал несколько рекомендаций по питанию. Когда он начал проговаривать их вслух, Машу осенило.

— Док! — воскликнула она, бросаясь к своему рюкзачку из бежевой кожи, — Я же вам кое-что принесла!

— Ого, — явно удивился мужчина, — Что же это?

Хитро улыбнувшись, Сергеева жестом фокусника извлекла из недр своего баульчика вафли. У Михаила Олеговича буквально полезли на лоб глаза, а щеки окрасились в приятный нежно-розовый цвет. Широко улыбнувшись, он сказал:

— Спасибо большое. И за вафли, и за вашу память.

— О, Док, она у меня просто отменная, — махнула рукой Маша, — Я помню. И про оливье без горошка, и про медовик без мёда. Дайте кухню — и я пройду все ваши испытания.

На это доктор только покачал головой:

— Тут есть еще одно важное условие. Оно называется кот. С которым я живу.

— Так вы из тех, кто встречается только с теми, кого одобрит питомец? — брякнула Маша, недолго думая, — Так тащите его сюда. Уверена, я с честью выдержу и это. С маминым котом я же как-то поладила.

Михаил Олегович смотрел на Машу, и явно не мог понять, откуда она такая взялась. Яркая, искренняя, непосредственная и совершенно бесхитростная. Она просто говорила всё, что думала, не задумываясь о том, какое впечатление произведёт своими словами. И это невероятно подкупало. Честность в наши дни настолько редко встречалась, что люди иной раз ценили её гораздо больше, чем красоту, роскошную фигуру и прочее.

Хотя, подумал Михаил, окидывая Сергееву взглядом, и тут её природа не обделила. Но это было не самым главным достоинством Маши. Определённо.

— Вы же меня совсем не знаете, — заметил доктор резонно, — А вдруг я — ну, не знаю — люблю по вечерам переодеваться в принцессу Лею*?

— Мммм… — протянула рыжая, — Ролевые игры. Какая прелесть. Док, я готова к открытиям. Не из пугливых, знаете ли.

Обойдя стороной вопрос игр и кота, мужчина завязал непринуждённую беседу, которую Сергеева тут же подхватила. Ей нравилось слушать его приятный, мягкий голос с лёгкими бархатными нотками, наблюдать за губами, которые изгибались в лёгкой улыбке, глазами, в уголках которых собирались мелкие морщинки. Маша увлеклась настолько, что забыла о цели своего визита, да и об окружающем мире в целом.

Вот только он о них не забыл. В какой-то момент в кабинет ворвалась — иначе не скажешь — Лариса и, окинув помещение взглядом, заявила:

— Доктор! Тут вообще-то убраться нужно! Покиньте помещение!

Повернувшись к рыжей, Михаил заметил:

— Нас выгоняют. Думаю, стоит подчиниться.

— Ну вот, — вздохнула Маша, поднимаясь на ноги, — На самом интересном месте.

Чуть подумав, и явно взвешивая мысленно все «за» и «против», доктор предложил:

— Вы можете меня подождать. Моя смена уже закончилась, и я мог бы отвезти вас домой.

Маша лишь чудом удержала свою челюсть от падения на пол — настолько велико было её удивление. Пару секунду она смотрела на доктора, в то время, как в голове у неё звучало что-то вроде: «ААААААААААААААААААААААААААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!! ОН ЕЩЕ СПРАШИВАЕТ?!?!?!». Вслух же девушка, тонко улыбнувшись, уронила лишь:

— А вы знаете, с удовольствием.

Мужчина переоделся довольно быстро, и когда он подошёл к ожидавшей его у стойки регистрации Маше, та снова на мгновение потеряла дар речи. Михаил был очень хорош. Чёрные джинсы, водолазка, стильное пальто, небольшая сумка — всё казалось простым, но так сильно шло ему, что рыжая даже растерялась. А когда он приблизился к ней, и она уловила аромат его парфюма — Сергеева поняла, что попала. Окончательно и бесповоротно.

— Ну что, идёмте? — с улыбкой предложил Михаил.

Рыжая смогла лишь кивнуть, лихорадочно размышляя, о чем они будут говорить, и будут ли вообще. Может, доктор собирался всего лишь подбросить её до дома и сбежать. И делать это всё он планировал в полной тишине.

Оказавшись на улице, доктор глубоко вдохнул прохладный воздух и сказал:

— Простите, но первым делом мне нужна сигарета. Курить хочу, как сука.

После чего он повернулся к слегка опешившей Маше — и подмигнул ей, будто мальчишка. Девушка лишь подивилась перемене, которая произошла с безукоризненно вежливым врачом и кивнула:

— Конечно. Я совершенно не возражаю.

Мужчина провёл Сергееву до машины и открыл перед ней дверцу.

— Даже так? — приподняла бровь девушка.

Михаил же усмехнулся:

— Знаете, по этому поводу есть одна шутка. Мужчина открывает дверь девушке только в двух случаях — когда это новая девушка или когда новая машина.

— Хм…вот оно что, — задумчиво протянула Маша, не в силах стереть довольную улыбку с лица, — И как давно у вас это «Шкода»?

— Пару лет, — коротко отозвался Павлов.

Обогнув иномарку, доктор занял места водителя и заявил:

— А теперь, мы, наконец-то можем перейти на «ты»!

— Думаете, получится? — поинтересовалась рыжая.

— Ну, не сразу, но я в нас верю, — хмыкнул Михаил.

Выкурив долгожданную сигарету, мужчина завёл машину. Когда авто выехало на главную дорогу, Михаил неожиданно спросил:

— А ты вообще домой сильно торопишься?

Маша пожала плечами:

— Не особо. У меня ведь нет кота, который ждёт моего возвращения.

— Тогда, предлагаю прокатиться. Люблю дорогу, — признался доктор, — Здесь у вас, конечно, всё близко и долгие поездки — редкость, но всё же.

— А откуда ты? — поинтересовалась Маша, гадая, из каких земель принесло этого красавчика.

Михаил раскрыл и эту тайну. Оказалось, что он родился и вырос в Караганде — да, том самом городе, о котором ходит столько шуток и баек. Доктор также признался, что был женат и на вопрос, почему ячейка общества развалилась, признался, что факторов было много, но основной — нежелание его жены иметь детей. Что удивило Машу — по её опыту, обычно это женщины уходят от супругов по этой самой причине.

Молодые люди разговорились и девушка не заметила, как Павлов привёз их на море. Они немного прогулялись — бушевал самый настоящий шторм, и все слова сносило ветром, но Маша всё равно слушала. Она была болтушкой по своей натуре, но это был тот самый редкий случай, когда она отмалчивалась, предпочитая использовать исключительно свои уши.

А вот Миша, наоборот, вываливал байку за байкой. Про свои студенческие годы — рыжая чуть ли не за живот хваталась, когда доктор рассказывал ей о своей практике в морге, и что однажды при осмотре тела у него заурчало в животе — громко, так, что было слышно всем остальным студентам. Или как Павлов послал своего преподавателя за то, что тот поставил ему тройку — специально, хоть и понимал, что студент знал предмет на «отлично». Да, это было за дверью преподавательской, но слышали Михаила все.

— И когда он выглянул из кабинета, я повернулся к нему и сказал «да-да, именно туда», — со смешком закончил историю Павлов.

Маша смотрела на него — и удивлялась тому, насколько сильно этот мужчина отличался от того, который лечил её. За стенами клиники он словно преобразился, стал другим человеком. Он ругался — красочно, выбирая очень витиеватые эпитеты, и довольно часто. При этом он оставался всё таким же вежливым, хоть и не открывал больше перед Сергеевой дверь — на это они оба со смешком признали, что этап «новая девушка» успешно пройден.

Он был остроумным, хоть и немного пошлым. Но его шутки были настолько тонкими и попадали всегда так сильно в цель, что в какой-то момент Маша поймала себя на мысли, что у неё болели щеки — от слишком широкой и искренней улыбки.

Сергееву не коробила ни его любовь к сквернословию, ни это своеобразное раздвоение личности. Скорее, наоборот — она вбирала в себя оба образа, соединяя их у себя в голове. И ей нравилось то, что она видела. Её устраивало, как складывалась эта мозаика. Маше хотелось знать еще больше, услышать ещё какие-то истории. И Миша щедро делился с ней, делясь какими-то подробностями своей жизни.

Но, когда он признался, что уже давно нашёл все её страницы в социальных сетях, у рыжей глаза на лоб полезли от удивления.

— Но почему ты тогда ни разу не написал? — спросила девушка.

— Всему своё время, — туманно отозвался мужчина.

Пара еще пару часов поколесила по городу и области, разговаривая обо всём на свете, и около одиннадцати часов Михаил припарковался возле дома, в котором жила Маша. Он проводил девушку до самого подъезда и, улыбнувшись, сказал:

— Я думаю, мы ещё увидимся.

На это рыжая только пожала плечами:

— Это зависит от вас, Док.

Мужчина кивнул:

— Я знаю. Спасибо за вечер. Спокойной ночи, Маша. — Приятного сна, — кивнула Маша с мягкой улыбкой.

Поднявшись в свою квартиру, Сергеева села в кресло, пытаясь стереть с лица улыбку абсолютного счастья, но терпела сокрушительное фиаско. Потому что этот вечер был потрясающим. И особенным. Таким, о котором не жалеешь, даже если в итоге он оказывается единственным.

Чуть посидев, Маша включила ноутбук. Она уже пыталась раньше найти доктора, но у неё не получалось. Но в тот вечер, загрузив страницу и введя в строку поиска его имя, фамилию и год рождения, она тут же нашла совпадение. Однако кидать заявку на дружбу девушка не стала. Нет, если он её нашел раньше, то должен был сделать это сам.

И всё же, почему раньше найти его не получалось? Может, Миша был прав, и всему было своё время? И пришло то самое, ИХ время?

*****

Вынырнув из того омута воспоминаний, в который меня ненароком затянуло, я помотала головой, словно надеясь, что все эти картинки просто уберутся из моей головы. Напрасно — я раньше уже пыталась, и не один раз. Чёртовы вафли, я могла бы сказать, что всё началось с них, но нет — это случилось гораздо раньше. Спустя всего каких-то пару недель после нашего первого официального свидания Миша признался, что сфотографировал мою медкарту, в которой был указан номер телефона, в первый же день, как я поступила в клинику. Он просто ждал удобного случая, чтобы позвонить. А к моменту выписки Павлов, по его словам, уже знал, что мы встретимся вне клиники. Вафли стали лишь толчком, который показал ему, что желание это — обоюдное.

Чёртовы вафли. И всё равно я винила их. Потому что порой мне нужно было хоть кого-то обвинять, чтобы стало легче.

В лёгком раздражении я швырнула упаковку обратно на полку, намереваясь пройти мимо. Однако, дойдя уже до края отдела, я всё же развернулась и почти воровато закинула пару упаковок в корзинку.

Тупая Маша. 

Глава шестая

— Куда мы идём? — спросила Маша своего высокого спутника.

Она не переставала мысленно отмечать этот факт — что в Мише, этом обаятельном, умном и остроумном брюнете, помимо всего прочего, было ещё сто девяносто два сантиметра роста. Нет, рыжая не была ханжой — её предыдущий молодой человек был её ровесником — во всех смыслах. Но всё же была какая-то невероятная прелесть в том, чтобы задирать голову, силясь взглянуть в его глаза. Которые меняли цвет в зависимости от настроения, от серого до зелёного. В тот вечер они отсвечивали голубым — как сам доктор признался, это знак того, что ему очень хорошо, почти близко к счастью. У Сергеевой таким оттенком был зелёный, и она была уверена, что в тот вечер именно таким цветом отдавали её собственные очи.

— Просто гуляем, — отозвался Михаил.

Он снова привёз её на море, но на этот раз там было спокойнее, поэтому они добрели до любимого парка мужчины, расположенного прямиком на обрыве. Хотя, Маше было, по сути, всё равно, где гулять с Павловым. Лишь бы он был неизменным спутником того вечера.

Обойдя парк, пара спустилась вниз, к причалу. Сергеева уже почти привычно держалась за локоть мужчины — всё же хвататься за ладонь ей казалось преждевременным, хоть ей и хотелось этого. Она в принципе поймала себя на мысли, что ей хотелось постоянно прикасаться к Мише, ощущать тепло его кожи под своими пальцами. Словно она лишний раз желала убедиться, что он был настоящим.

Спустившись к морю, которое встретило пару почти приветливым шумом волн, Маша развернулась лицом к Мише, и, прежде чем успела себя остановить, просто уткнулась щекой в его грудь. И тут же ощутила, как крепкие мужские руки обхватили её плечи, прижимая хрупкую девушку к себе.

Маша стояла, обняв мужчину за талию, и слушала, как гулко колотилось его сердце, в едином ритме с её собственным.

— Мне так спокойно с тобой, — негромко шепнула девушка, — Что даже не верится. Что это всё — реально.

— Я здесь, я рядом с тобой, — также негромко ответил ей мужчина.

Его слова одновременно ранили и дарили самое настоящее счастье. Потому что Миша попал в точку, засранец.

Маша жаждала всего этого. Тех эмоций, что мог подарить один человек другому. Спокойствия, счастья, уверенности. Маша жаждала любви. Она так долго копила её внутри, не позволяла себе привязываться к другим людям, что в какой-то момент она начала душить её, желая найти выход.

Маша изголодалась по любви.

Постояв немного на набережной, пара неторопливо пошла обратно — становилось всё холоднее. Михаил всё же смог, преодолев смущение девушки, взять её за руку и, сжимая её в своей, продолжал что-то увлеченно рассказывать — Маша слушала, с жадностью изучая его лицо, впитывая в себя каждую черточку, и с поразительной четкостью осознавала, что нужно было бежать, пока не поздно. Оттолкнуть этого мужчину от себя, пока его имя ещё не выгорело болезненным пятном на сердце. Самым большим из всех, прямо по центру.

Когда они были уже в двух шагах от машины Миши, тот остановил рыжую, мягко разворачивая к себе и высвобождая руки.

— Что, конец рассказа настолько захватывающий, что тебе нужны обе руки для жестикуляции? — чуть насмешливо спросила девушка.

Михаил с улыбкой кивнул, не прерывая повествования. Однако, в какой-то момент, видя, с какими горящими глазами Сергеева смотрит на него, вслушиваясь в каждое слово, мужчина не выдержал. Улыбнувшись, он мягко обхватил длинными, почти музыкальными пальцами её лицо и, чуть погладив большими щеки девушки, наклонился и осторожно коснулся её губ своими.

И именно в этот момент Маша с поразительной чёткостью поняла — поздно. Она не сможет его больше оттолкнуть. Даже если весь мир вспыхнет — Машино место определено. И оно было рядом с этим мужчиной.

*****

Резко открыв глаза, я села на кровати, чувствуя, как в груди бешено колотилось сердце. Моя спина была вся мокрая от пота, от этого атласная ночнушка прилипла и неприятно стягивала тело. Да какой там — даже мои волосы были влажными, а по лбу чуть ли не струился пот.Создавалось ощущение, словно я, как минимум, убегала от стаи диких собак. На деле же мне просто приснился первый поцелуй с моим бывшим парнем

Ну, вот какого черта?! В последний раз мне Миша снился…хм…года полтора назад. И это было весьма болезненное сновидение. Но с тех пор, как я нашла способ отвлечься и запечатать свои воспоминания, Павлов исчез из моей жизни целиком и полностью. Так почему он снова заявился? Неужели наша неожиданная встреча стала тем самым рычагом, который выпустил всех моих чертей из этого ящика Пандоры?

Но тот вечер…он был действительно прекрасным. Таким, подкреплённым ожиданием. Мы с Мишей не виделись неделю, но регулярно списывались. Я написала первая — каюсь. Скинула свою любимую песню, которую мы обсуждали во время нашей поездки. Док ответил мне, завязалась переписка, но заявку на дружбу я по-прежнему не кидала. И, о чудо — через десять минут активного общения мне пришло уведомление, что Михаил Павлов желает со мной дружить. Это была моя первая маленькая победа, и я ей невероятно гордилась.

Спустя сутки я лазала по его странице и, наткнувшись на одну запись, которая очень чётко характеризовала мою любовь к чаю, не удержалась и поставила под ней сердечко. Спустя минуту мой телефон зазвонил — и голос доктора произнёс:

— Так, и какой пакетик чая ты предпочитаешь макать в Тихий океан?

Я, помнится, только рассмеялась и ответила какую-то ерунду. Я вообще в тот вечер много смеялась. Да и в последующие тоже. Мои соседи наверняка были недовольны таким раскладом, но, честно говоря, мне было на них плевать. Да и как можно было сдерживать себя, когда Док мочил такие коры, что я могла только за живот хвататься и умолять его прекратить, потому что так много ржать я просто-напросто отвыкла.

Мы списывались по утрам, он писал мне днём, а вечером, после работы, доктор обязательно звонил и интересовался, как прошёл мой день. Такое внимание одновременно и радовало, и сбивало с толку. Потому что я к такому не привыкла. Нет, я никогда не считала себя уродом — всё же у меня были глаза, я умела ими пользоваться, и осознавала, что была достаточно привлекательной молодой женщиной. Но в то же время я всегда с поразительной четкостью понимала, что мне катастрофически не везло с мужчинами. Вот капитально. Или я просто таких выбирала. Знаете, тех, которые просили очень много, но совершенно ничего не жаждали отдавать взамен.

Миша был иным. Он всегда с поразительной четкостью понимал моё настроение даже на расстоянии. И мне казалось, что он был готов просто весь мир положить к моим ногам, если бы я высказала такое пожелание. И комплименты — о, как он был щедр на них. Я помнила тот день, когда мы переписывались о какой-то ерунде, и тут мне неожиданно приходит сообщение:

«Ты такая красивая».

О, там я просто растаяла. Чтобы вы понимали, я была на работе и должна была строчить тексты с невероятной скоростью, чтобы редактор и Денис были мной довольны. Но я умудрялась находить минутки, чтобы ответить своему доктору. Который, я надеялась, в этот момент никого не резал и мы таким образом не рисковали ничьей жизнью. В общем, о работе в ту минуту и речи быть не могло — я просто сидела за столом и светилась, как начищенная юбилейная монетка. И чувствовала себя невероятно счастливой.

Доктор называл меня Мандаринкой. Разумеется, из-за волос. Сперва он, правда, пытался обзывать меня Морковочкой, но я воспротивилась. Мне в принципе все эти прозвища были не особо понятны, но с ним…да, мне захотелось, чтобы он обращался ко мне как-то по-особенному. Так и родилась Мандаринка.

И всё это произошло за неделю, что прошла с нашего первого свидания. Стоило ли говорить, что второго я ждала больше, чем новогоднюю премию, которая, к слову, была немаленькой? Миша заехал за мной после работы, и мы поехали гулять. И когда приехали к морю, первое, что я сделала, выйдя из машины — это обняла его. Да — то объятие на причале было уже вторым. Потому что я не выдержала — так сильно мне хотелось до него дотронуться. А вы думали, я шутила, когда говорила, что мне хотелось постоянно ощущать его присутствие, всеми доступными способами? Нет, это была самая что ни на есть суровая реальность.

В общем, чтобы вы понимали — попала я капитально. За каких-то несколько дней умудрилась так сильно упасть в другого человека, как в омут, что вынырнуть и выплыть у меня не было ни единого шанса. Но меня радовало то, что это было взаимно. Я поняла это в один из наших телефонных разговоров, когда в ответ на моё самодовольное:

— Да куда ты денешься от меня? — доктор, чуть подумав, ответил:

— Похоже, что уже никуда.

Теперь вы понимаете, насколько болезненной должна была быть наша встреча, спустя столько времени? Должна была — но не стала. Потому что я не почувствовала ничего. Заставила себя. По крайней мере, головой я понимала, что не нужно было убиваться и грустить из-за всего, что было.

Но моё сердце, по всей видимости, решило иначе. И подсознание, пытаясь угодить этому глупому органу, подсовывало мне разные картинки, фрагменты, выуживая их из волшебной коробочки, подобно фокуснику. Первое свидание? Ловите. Первый поцелуй? Пожалуйста. Первое признание? Получите и распишитесь. Его, правда, пока не было, но я уже ни в чем не могла быть уверена.

Бросив взгляд на часы, я едва подавила стон — пять утра! Я могла спать еще два с половиной часа! Чёртов Павлов! Встав с постели, я сдернула с себя мокрую ночнушку, после чего пошлёпала в ванную. Ополоснувшись в душе, я переоделась в чистую и — что важно — сухую футболку, и, наконец, снова смогла вернуться в кроватку. Я была твёрдо намерена взять от той ночи максимум.

Вот только у моего организма были явно другие планы. Как я не пыталась, но сон не шёл ко мне. Я ложилась и так, и эдак, и на живот, отлежала оба бока, даже попыталась на спину опрокинуться, чего вообще никогда не делала. Но заснуть я так и не смогла. В итоге, когда зазвонил будильник, я села на кровати с чувством, как будто меня обманули. Я не знала, в чём именно, но надувательство буквально висело в воздухе.

В общем, на работу я пришла немного сонная, и оттого раздражительная, почти злая, сжимая в руках захваченный в ближайшей забегаловке кофе. Даша, которая уже была в редакции, подняла на меня глаза и протянула:

— Ууууу…кто-то сегодня не в настроении.

— Как ты это поняла? — спросила я, скидывая лёгкий плащ и водружая его на вешалку.

— Ты использовала полный арсенал косметических средств, — пояснила подруга, — Это значит, что либо у тебя свидание, либо ты чем-то недовольна и пытаешься замаскировать это макияжем. Плюс — кофе. Ты его берешь крайне редко. Значит, плохой сон. Отсюда и недовольство.

— Да ты просто Шерлок, — хмыкнула я.

Даша была права — чтобы замаскировать свой настрой и синяки под глазами, я прибегла к тяжелой артиллерии. А именно — к своей косметичке. Чуть поднапрягшись, я смогла нарисовать нормальное лицо поверх своей помятой морды — бровки, небольшие стрелочки, капельку румян на скулы и яркие, почти рубиновые губы. Помады были моей слабостью, самой, наверное, большой. Если у меня было плохое настроение — я шла в магазин косметики и скупала всё, что имело матовую текстуру и хоть как-то было похоже на красный. И плевать, что этот оттенок — не для повседневной носки. Я любила красный. Почти как Шерил Блоссом^[2], разве что не утверждала, что изобрела этот оттенок. — Так, что случилось? Кто успел испортить тебе настроение так рано?

Мне очень хотелось ответить «Миша», но тогда пришлось бы слишком многое объяснять. Поэтому, я отделалась лаконичным:

— Не выспалась.

— Ясно, — кивнула Даша, — Давай направим твоё недовольство в более продуктивное русло. Например — напишем целую кучу годных новостей и поднимем статистику до небывалых высот.

— Ну, собственно, я здесь для этого, — отозвалась я, включая компьютер.

Просьбу своей подруги и по совместительству начальницы я выполнила, как мне самой казалось, процентов на девяносто — мы в редакции придерживались мнения, что идеал недосягаем. Но я была к нему максимально близка. Особенно если учесть, что мне пришлось работать без обеда, чтобы иметь возможность уйти пораньше — да, про посещение врача я не забывала.

Поэтому, около четырёх часов дня я начала собираться со словами:

— Котики, надеюсь, дальше вы без меня справитесь.

— А мы надеемся, что ты не покусаешь доктора, — отозвалась Даша с невинной улыбкой.

— Ха-ха, как смешно, — поморщилась я.

Да, все в редакции знали, как сильно я «любила» врачей. И даже знали причину этой нелюбви. Еще бы — ведь они все рассчитывали если не на приглашение с двумя голубками, то хотя бы на приличную такую проставу. Мы были семьёй, поэтому такие мелочи, как личную жизнь, не скрывали. Потому что всегда приятно порадоваться за друга. А пережить горе легче, когда рядом есть плечо, в которое можно уткнуться и дать волю слезам.

Это уже потом я закрылась и перестала обсуждать свою личную жизнь даже с той же Дашей. Потому что — ну, а смысл обсуждать то, чего нет? Ведь для всего мира я была Машей Сергеевой — девушкой, которая всё еще была не готова к общению с мужчинами. Да и негоже иметь настолько формальные отношения с руководством, которые я себе позволяла.

До клиники я добралась довольно быстро. В этом месте я оказалась впервые — учреждение открылось всего пару месяцев назад, да и необходимости в посещении сего здания у меня не возникало. Карина утверждала, что там работают лучшие врачи. Ей об этом сказали её друзья, тем — их приятели, и так далее и тому подобное. В общем, сарафанное радио работало лучше любой рекламы, за которую мы, между прочим, брали немалые деньги.

Войдя внутрь чистенького (читать — кристально чистого, будто даже полы там рабы мыли своими языками) помещения, я приблизилась к стойке регистрации, и на меня подняло глаза ну просто невероятно небесное создание. Белокурые локоны, пухлые губы, огромные голубые глаза-блюдца — ну ей богу, либо куколка фарфоровая, либо ангел во плоти. На бейджике которого было написано вполне земное имя «Виктория».

— Добрый день и добро пожаловать! — прощебетала девушка.

— Здравствуйте, — кивнула я в ответ, — Мне вроде как назначено. Мария Сергеева.

Полистав какие-то свои бумажки и сверившись с компьютером, девушка кивнула:

— Да, вы записаны. Доктор вас уже ждёт. Кабинет 203.

Узнав, в какую сторону мне было нужно двигаться, я побрела по сверкающим коридорам. У меня в сумке лежали результаты всех анализов, которые я сделала заранее. От медика, к которому я шла с такой неохотой, требовалось одно — чтобы он подтвердил, что я осталась совершенно здоровой. Было бы неплохо, если бы он добавил, что мне можно было сожрать картошку фри — я жутко соскучилась по этой дряни, потому что из-за диеты позволяла её себе крайне редко.

Дойдя до кабинета, я постучалась и сразу же распахнула дверь. Ну а что, мне же сказали, что доктор уже ожидал меня. Вряд ли он сидел у себя — ну, не знаю — например, со спущенными штанами. Так что я прибегла к своей излюбленной тактике — открыла дверь с ноги с громким:

— Здравствуйте!

Следующие слова застряли у меня в горле, и я проглотила их с неприятным булькающим звуком. Потому что за столом сидел тот самый гад, из-за которого я не смогла той ночью выспаться. Сидел — и смотрел на меня, при этом даже не пытаясь стереть с лица лёгкой улыбки. — Добрый день, Мария Андреевна, — поприветствовал меня Михаил, чтоб его, Олегович.

Глава седьмая

— Вы опоздали. Вся страна вас ждёт, — продолжал между тем доктор, нагло рассматривая меня и при этом — вы только представьте! — не переставая улыбаться.

— Что ты здесь делаешь? — процедила я, даже не пытаясь быть вежливой.

— Работаю, — ответил мне этот негодяй, — Мария Андреевна, да вы не стойте на пороге. Проходите, садитесь, доставайте все свои бумажки.

Фыркнув, я всё же сделала несколько шагов вперёд и опустилась в довольно-таки уютное мягкое кресло. И, хоть я понимала, что это было очень глупо, но в тот момент я порадовалась тому, что потратила утром так много времени на то, чтобы выглядеть, ни много ни мало, сногсшибательно.

— Ты знал, что я — твой пациент? Опять, — добавила я невольно.

Миша кивнул:

— Конечно, у меня мелькала мысль, что ты — не единственная Сергеева Мария Андреевна в этом городе, но твоя история болезни расставила всё по местам. Как я уже говорил раньше, воспаление лимфоузлов кишечника — довольно редкое заболевание.

— Почему ты не отказался? Или не передал меня другому врачу? Да и вообще — какого чёрта ты работаешь именно здесь?

Вопросы продолжали сыпаться из меня, как горох — из порванного мешка. Во мне в этот момент жили два человека — журналист, который всегда и везде хотел быть в курсе событий. И женщина, которую действительно удалось застать врасплох.

— А зачем мне передавать тебя другому? — пожал плечами Павлов, — Я прекрасно знаю твою историю болезни, а моему коллеге пришлось бы вникать во всё с нуля. А по поводу того, что я здесь делаю — я ведь уже говорил тебе, что сменил клинику и работаю с другом.

— Хочешь сказать, — недоверчиво протянула я, — Что это — клиника Смыка?

Мужчина кивнул:

— И его жены. Семейный бизнес, все дела. Ты хорошо выглядишь, — в своей излюбленной манере, без перехода заявил доктор.

Если бы в этот момент у меня было что-то в руках — я бы точно это выронила нафиг, настолько его слова выбили из-под меня почву. А в груди что-то противно заскреблось, словно просясь наружу. Но я не была бы собой, если бы не смогла сдержать сей порыв. Так что, поправив длинные, чуть завитые на концах медные локоны, я заявила:

— Так я выгляжу всегда. Док, давай без вот этого всего. Делайте свою работу — и разойдёмся, как в море корабли.

Странно, наверное, что хирург не резал меня, а всего лишь хотел изучить результаты моих анализов? Меня это тоже первое время удивляло, пока Миша не объяснил мне, что был, во-первых, многопрофильным специалистом, а во-вторых — любил вести своего пациента с самого начала, а не только встречаться с ним на операционном столе. Хотя, судя по отзывал, скальпелем Павлов владел профессионально, но также, по словам пациентов, он обладал кое чем еще, чего медикам часто не доставало. У него была душа, что выгодно отличало его от других представителей этой довольно жестокой и кровожадной профессии.

Жаль, что это касалось только его работы, а не личной жизни.

Выслушав моё пожелание с самым что ни на есть серьёзным видом, Миша кивнул:

— Конечно. Если ты всё же передашь мне результаты своих анализов, то дело пойдёт куда быстрее.

Хмыкнув, я потянулась к своей сумке. Которая, выскользнув из моих рук, с глухим стуком упала на пол. Чертыхнувшись, я наклонилась, чтобы поднять баульчик, волосы полезли мне в лицо, и я с лёгким раздражением откинула их назад. В тот день вся Вселенная, кажется, была настроена против меня.

Сев, наконец, прямо, я подняла взгляд на Мишу. Который наблюдал за мной с неподдельным интересом.

— Что? — спросила я нервно.

— Ты сделала тату? — поинтересовался доктор.

Я на это только хмыкнула, мысленно проклиная свои треклятые волосы. Идея забить своё тело пришла мне в голову спонтанно. Но постепенно она крепчала, и однажды я твёрдо решила, что да, я это сделаю. Аккурат на полгода с тех пор, как мы расстались.

В тату салон меня привёз Денис. Я сказала ему, что хочу это сделать, и мужчина тут же нашёл мне мастера, который предложил эскиз, идеально отражающий мою задумку. Мой директор и в течение всего сеанса тоже просидел рядом, наблюдая за тем, как специальная машинка протыкала мою кожу.

Идея была простая, но вместе с тем очень символичная лично для меня. Я захотела набить мандариновую дольку, запечатанную в кубике льда. Улавливаете связь? Да, это была я. Но лёд не означал, что я впала в анабиоз или что-то подобное. Это было скорее что-то вроде брони, под которой я хотела спрятать свои чувства. Почти похоронить. Заморозить.

Был у этого еще один смысл, о котором я потом призналась Карине, которая мою идею, мягко говоря, не оценила. Я хотела помнить. Всё, что было у нас с Мишей. Не только потому, что со временем поняла, насколько потрясающими и нежными были наши отношения. Я сделала это для того, что помнить, и впредь не допускать такой же ошибки. Не подпускать никого настолько близко, не растворяться в человеке. Не любить.

Денис после сеанса со смешком говорил, что ждал от меня криков, слёз — хоть какого-то намёка на то, что мне было больно. Но мне не было. Честно — я не почувствовала ничего. Колоть было решено на шее — прямо за ухом. Не знаю, почему — мне просто понравилось это место. Я думала, что это будет похоже на агонию и даже подумывала об анестезии, но мастер сказал, что от этого картинка может получиться не такой яркой, и я передумала.

Вся правда в том, что мне понравилось. Было действительно не больно — в какой-то степени это было даже приятно. Видимо, поэтому, ни один мускул на моем лице не дрогнул за время двухчасового сеанса. Я сидела, полностью растворившись в своих мыслях. И видела не сидевшего напротив Дениса — нет, рядом со мной стоял он. Миша. Я чувствовала малейшее движение иглы, и с каждой линией, что появлялась на моей коже, я ощущала, как воспоминания словно запечатываются. Каждое прикосновение, слово, жест, поцелуй, каждая наша ночь, свидание, признание, обещание — всё это вместе с краской входило под мою кожу, чтобы остаться там навсегда. Как горящее клеймо, говорящее о том, насколько болезненной может быть любовь. Как сильно могут ранить даже самые, казалось бы, близкие люди. И как важно не позволять себе погружаться полностью в другого человека. Что нужно уметь вовремя сказать себе «стоп».

Сфокусировав взгляд на Мише, я пожала плечами:

— Как видишь.

— Мандаринка во льду. Интересное решение, — задумчиво протянул доктор.

— И весьма символичное, — прохладным тоном отозвалась я.

— Да, я это почувствовал.

Затем мы, наконец-то, перешли к делу. Изучив все бумажки, что я щедро предоставила, Павлов похвалил меня и сказал, что в целом, волноваться не о чем, и я могу себе иногда позволять отклоняться от диеты. Без фанатизма, разумеется.

— Раз в неделю ты можешь даже картошку фри со своим любимым горчичным соусом есть, — заметил Миша, записывая что-то в моей карте, — Двойным, — чуть подумав, добавил он.

Моя идеально нарисованная бровь взлетела вверх:

— Удивлена, что ты помнишь.

— Обижаешь, — улыбнулся мужчина, — Я ведь привозил её тебе из Макдональдса, когда тебе было лень готовить. С клубничным молочным коктейлем.

— Это не объясняет тот факт, что ты не выбросил это из своей головы, — парировала я, добавив с гаденькой интонацией, — Как, например, меня.

Вздохнув, Миша поднял на меня взгляд:

— Маша…

Но я не дала ему закончить мысль, поднявшись на ноги:

— Не надо ничего говорить. Я переборщила, знаю. Если мы закончили — я бы хотела уйти.

Кивнув, мужчина кивнул мне на дверь и вышел вслед за мной. Он был настолько галантен, что даже проводил меня до стойки регистрации, где сидела и улыбалась своими наверняка ненастоящими, идеально белыми зубами, Виктория.

Павлов передал девушке какие-то бумажки, а затем повернулся ко мне, протянув справку:

— В целом, вы здоровы, Мария Андреевна, но я бы хотел, чтобы вы прошли еще пару обследований уже здесь, у нас.

— Что-то не так? — уточнила я, убирая бумажку в сумку.

— Состояние среды удовлетворительное, но не идеальное, — объяснил мужчина, — Вы ни на какую диету не садились?

Я пожала плечами:

— Вроде бы нет. Разве что от мяса отказалась. Это могло повлиять?

— Вполне, — кивнул Миша, — Точно скажу после обследования.

— Ладно, — махнула я рукой, решив, что хуже уже всё равно не будет, — Мой номер у вас записан, доктор?

Услышав эти мои слова, Вика, которая до этого была словно погружена в свой собственный мир, встрепенулась. Подняв на меня свои глаза-блюдца, она прощебетала:

— Ой, а что, вас должны вызвать? Мне нужно куда-то вас записать?

Прежде чем я ответила, Миша покачал головой и мягким тоном заметил:

— Это было сказано не тебе, Вика.

— Да, это было сказано не вам, — подтвердила я слова дока.

Два с половиной года назад, у нас состоялся точно такой же диалог, когда я выходила из клиники. Он был идентичен до последнего звука. С той только разницей, что в прошлый раз в моём голосе звучали игривые нотки, а в этот — лишь сталь, закалённая льдом.

Кивнув обоим на прощание, я поспешила в сторону выхода. Но не успела я сделать и пары шагов, как меня остановили. Миша, нагнав меня, коснулся моего локтя, вынуждая остановиться и развернуться.

— Что? — процедила я недовольно, чувствуя, что еще немного — и меня разорвёт.

Поймите меня правильно — я провела более сорока минут наедине с мужчиной, которого когда-то очень сильно любила. Так сильно, что когда он ушел — я оказалась буквально уничтожена. Мне пришлось собирать себя по крупицам, пытаясь научиться жить в этом странном, чужом мире, в котором его уже не было. И в какой-то момент я смогла убедить себя, что мы больше никогда не увидимся. Но вот, я сидела напротив него, слушала его мягкий, с бархатными нотками голос, который вещал мне о каких-то кислотах, балансе и прочем. И при всём этом, я старательно гнала от себя назойливые воспоминания о том, как он говорил мне совершенно иные вещи. Порой — весьма неприличные. Как я краснела, смущалась, но подсознательно хотела слушать их снова и снова.

Моя выдержка за годы так и не стала железной. У неё были пределы. И я понимала, что если не окажусь от Миши как можно дальше — случится что-то ужасное. Что-то, о чем я потом пожалею.

— Маша, моя смена уже закончилась. Может, я подвезу тебя?

Простите, что? Нет, не так. ЧТО?! Да, вот это верная интонация. Михаил Павлов, этот грёбаный доктор, который на два года словно умер, а потом воскрес и начал шевелить палкой осиной гнездо под названием «чувства Маши», предложил что?!

Уняв сердце, которое с неожиданной силой заколотилось, словно желая пробить нахрен грудную клетку, я прищурилась и спросила, понизив голос:

— Ты издеваешься? Да я к маньяку в машину сяду с бОльшим удовольствием. Даже если у него на капоте будет крупно написано «Насилую исключительно рыжих женщин».

Павлов поморщился:

— Это перебор, тебе не кажется?

— Нет, не кажется! — отрезала я, — Перебор — это пытаться быть милым с той, кого ты бросил два года назад в надежде, что она забыла, как по скотски ты поступил! Или что это? Попытка загладить вину? Неужели наш добрый доктор плохо спит ночами из-за того, что разбил сердце маленькой наивной журналистке?

— Маша, я просто пытаюсь быть вежливым, — попытался как-то оправдаться Миша, но мне было не до этого — меня прорвало.

— Знаешь что? Засунь свою вежливость в свой собственный зад! — выкрикнула я.

Своим эмоциональным всплеском я привлекла к нам внимание нескольких пациентов и парочки медсестёр. Даже Вика вынырнула из своего эфемерного мирка и взглянула в нашу сторону с живым интересом. Женская душа почуяла свежую сплетню. Вот только я была не настроена на то, чтобы утолить её любопытство. Вместо этого, смерив доктора, как я надеялась, презрительным взглядом, я развернулась — и почти бегом бросилась в сторону выхода.

Оказавшись на крыльце, я поняла, что тот день смог стать еще хуже. Потому что на улице шёл дождь. Даже не так — так был самый настоящий ливень. Такой, словно само море решило вылиться на наши бестолковые головы. И зонта у меня с собой не было. Потому что я, написав прогноз погоды, просто напросто проигнорировала его, решив, что синоптики в очередной раз соврали. Молодец, Маша. Это вышка.

Дойти до автобусной остановки и при этом не вымокнуть до нитки, у меня не было ни единого шанса. Поэтому я решила воспользоваться старым добрым такси. Но не тут-то было — популярное приложение говорило мне, что машину я буду ждать минут сорок, как минимум. А позвонив в другие сервисы, я услышала от операторов разной степени вежливости, что свободных машин не было.

Мне хотелось выть. Ибо я застряла на крыльце частной медицинской клиники и, как сахарная, боялась сделать шаг. Потому что — ну серьезно? Там же настоящая стена дождя была. Просто лило как из ведра. Я любила принимать душ, но не таким вот образом.

Пока я, покусывая ноготь на большой пальце, отчаянно размышляла, как поступить, кому звонить и куда податься, к крыльцу подъехала машина. И даже сквозь пелену воды я узнала эту синюю иномарку. Одно стекло на переднем окне симпатичной «Шкоды» опустилось, и знакомый голос крикнул:

— Маша, садись!

Но я упрямо покачала головой:

— Спасибо, но я как-нибудь сама.

— Сергеева, не глупи! — в голосе Миши впервые я услышала нотки раздражения, — Такси ты не дождёшься. Точно не сегодня — они бастуют из-за каких-то своих внутренних разборок. Так что завязывай вредничать и полезай в машину.

Помните, я говорила, что если проведу с Павловым еще немного времени, то случится что-то ужасное? Ну, так вот, я накаркала. Потому что, чуть подумав, я всё же смирилась с неизбежным и, прикрыв голову сумкой, сбежала по ступенькам, устремившись в сторону машины. А Док, добрая душа, тем временем уже открыл для меня дверцу, перегнувшись через сидение. Я нырнула в тёплый и сухой салон, после чего выдохнула:

— Спасибо.

За те несколько секунд, что я провела под открытым небом, мой плащ вымок насквозь, так что я сняла его и бросила на заднее сидение. Брюки тоже были слегка влажными, но их я снимать при докторе не стала. Еще чего не хватало.

Если я была, мягко говоря, недовольна сложившейся ситуацией, до Док, наоборот, сверкал, как начищенный медный пятак. А вот мне больше всего хотелось ему двинуть. Можно даже в тот же самый пятак.

— Адрес, насколько я помню, не поменялся? — поинтересовался Миша.

— Нет, — отозвалась я лаконично.

Решив, что раз уж нырнула в это пекло, то нужно хотя бы не усугублять ситуацию, я отвернулась к окну. Мои намерения были более чем понятны и просты — игнорировать его. Максимально. Думать о птицах, бабочках и прочем, смотреть на дождь — да на что угодно, только не на Мишу. Не говорить, не думать, не чувствовать.

Слава богам, что Павлов решил не рисковать своей головой и не доставал меня. Он включил приёмник и просто вёз меня в сторону дома. А я всё отчетливее понимала, что у меня начинали трястись руки. И влажная одежда была тут не при чём. Просто он был слишком близко. Всё это было…слишком. Перебор. Я была не готова.

Когда машина, наконец, притормозила возле моего подъезда, я почти рывком схватила свои сумку и плащ. Когда я уже взялась за ручку двери, Миша неожиданно подал голос:

— Телефон?

— Эм…что? — растерянно спросила я.

— Проверь, чтобы телефон был у тебя.

Нахмурившись, я достала аппарат из сумки и показала доктору. Тот кивнул и вдруг спросил:

— Помнишь, как ты оставила его в моей машине, а потом бегала по городу в поисках интернета?

Против воли я улыбнулась. Потому что история была действительно забавная. И попасть в такую идиотскую ситуацию могла только я.

*****

Два года и четыре месяца назад.

— Ну, всё, Мандаринка моя, приехали, — Миша, заглушив двигатель, повернулся к сидящей рядом девушке.

Пара только вернулась из кино — они решили побаловать себя ночным сеансом, и рыжая едва сдерживала зевки. Её спутник тоже держался из последних сил — ему утром ещё нужно было рано вставать и ехать в клинику, спасать жизни. Поэтому он привёз любимую не к себе, а в её родные стены — точнее, те, которые она снимала.

— Это был хороший вечер, — с улыбкой признала Маша.

— Это точно. А уж видеть тебя в этих очках…просто уффф… — протянул Павлов, заставляя девушку в очередной раз покраснеть.

Рыжая из-за своей работы начала потихоньку терять зрение. Очки или линзы с диоптриями она надевать пока не решалась, да и врачи говорили, что от этого процесс лишь ускорится. Однако, не желая лишний раз напрягать глаза, она носила специальные очки, с защитными стёклами. Они были ещё слегка затемнены, от чего картинка не била так сильно по глазам, и они не так сильно уставали. Это был их первый поход в кино, несмотря на то, что Миша и Маша были вместе уже пару месяцев. Их конфетно-букетный период протекал несколько неправильно — они много гуляли и часто бывали у него дома, но вот такими вещами, вроде катка или кино, баловались редко. И Миша решил, что это нужно изменить. Потому что, по его словам, «когда они съедутся и у них появятся дети, они будут жалеть, что не делали этого». Да, доктор уже всерьез поднимал тему совместного будущего, заставляя Машу и радоваться, и смущаться, и удивляться одновременно. Потому что раньше такого не было. Никто никогда не строил таких планов на девушку, не хотел этого. Будущего с ней.

Так вот, очки. Увидев их на Маше, Павлов сперва опешил. И не потому что они рыжей не шли — очень даже наоборот. Просто доктор мысленно уже нарисовал несколько не самых приличных сцен, в которых главной героиней была сама Маша. И обязательно на ней были эти очки. И Михаил не упустил возможности поделиться своими соображениями с Машей, шепнув ей их на ухо и услышав сдавленное:

— Пошляк! — а затем, после небольшой паузы, — Хм…что-то в этом есть.

Мише нравилось это — открывать новую сторону девушки. Она была довольно темпераментной, но словно стеснялась этого. Рыжая постоянно извинялась за что-то — за свои слова, какие-то действия, она смущалась своих собственных желаний, даже если они совпадали с его. Павлову нравилось помогать ей преодолеть это, он словно — нет, не учил её. Скорее, раскрепощал, помогал узнать саму себя и примириться с этой стороной. Которую мог видеть только он. И с каждым днём она открывалась ему всё больше. И Миша видел, что потенциал у его половинки был просто неиссякаемый. Что ему невероятно нравилось.

Фильм они всё же посмотрели, несмотря на некоторые поползновения мужчины в сторону коленок своей девушки. Маша не била его, нет — она с улыбкой брала его за руку и включалась в эту игру. И уже доктору приходилось кивать в сторону экрана и говорить:

— Смотри.

После Миша, как и обычно, отвез девушку домой. И они — снова по привычке — сидели в машине еще, по меньшей мере, минут пятнадцать, не в силах оторваться друг от друга.

В какой-то момент доктор, на правах более взрослого и потому мудрого человека, смог прервать поцелуй и даже почти убрал руки от талии девушки:

— Мандаринка, отпускай меня.

— Я тебя и не держу, — шепнула Маша, глядя на мужчину пронзительно зелёными глазами.

— Ты даже не представляешь, как сильно ошибаешься, — также тихо сказал мужчина, — Но мне правда пора. Завтра тяжёлый день.

Вздохнув, рыжая кивнула:

— Конечно. Напиши, как будешь дома.

— Конечно, моя милая. И ты тоже, — добавил он с улыбкой.

— Ну, мне тут три этажа подняться — и дело сделано, — заметила Маша.

— И всё равно — напиши, — настаивал Павлов.

— Хорошо, убедил.

Поцеловав любимого на прощание, девушка, прихватив свой кожаный рюкзачок, вышла из машины и нырнула в подъезд. Оказавшись в квартире, она полезла в карман за телефоном — и не обнаружила его там. Нахмурившись, Маша заглянула в рюкзак, но и там аппарата не было. Рыжая вытряхнула всё содержимое баульчика прямо на пол, но это ничем не помогло — телефона не было.

Пожав плечами, Маша разулась и пошла в комнату, намереваясь включить ноутбук и написать Мише, что она, по всей видимости, где-то оставила аппарат, но на полпути замерла. Потому что осознала одну простую вещь — она никак не сможет связаться с ним.

Всё дело было в том, что Сергеева переехала в ту квартиру за пару недель до знакомства с Мишей, и она всё время забывала провести интернет. Её вечно что-то отвлекало — точнее, кто-то. Да и не проводила она столько времени дома, чтобы напрягаться и потом платить за слугу, которой, по сути, и не пользовалась. Маша раздавала себе вай-фай с телефона. Которого у неё не было. И никакого другого, запасного аппарата, под рукой тоже не было. То есть Сергеева оказалась фактически отрезана от внешнего мира.

Одновременно с этим рыжая осознала еще одну вещь — она не помнила, где оставила телефон. Он мог выпасть из кармана брюк в машине и остаться на сидении — тогда Миша запросто увидел бы его и вернул девушке. Но была также вероятность, что Маша бросила его в бардачок, вместе с влажными салфетками, которые она брала в кино и держала в том же кармане. Тогда Павлов бы его не увидел, а поднявшись в свою квартиру и позвонив ей — не услышал бы звонок. Утром бы аппарат просто сел и доктор снова не понял бы, почему девушка решила не отвечать на его звонки и сообщения.

Существовал и третий вариант. Маша могла выронить телефон где-то по дороге. Или оставить его в кинотеатре. Исход был один — она бы никак не смогла связаться с Мишей. Да и вообще ни с кем, потому что номеров наизусть она не знала. И интернета у неё тоже не было.

Вот так, в современном мире и терялись люди. Не было телефона — и всё, человек, считай, пропал. Обо всем этом девушка думала, пока судорожно обувалась и, схватив кошелёк, выбегала из квартиры. Её расчет был прост — добежать до редакции, которая расположилась в трёх минутах от её дома, включить рабочий компьютер и написать Мише. Просто чтобы он понимал, что случилось. А дальше действовать по ситуации.

Но её план провалился с треском, когда Сергеева, добежав до работы, уткнулась носом в запертую дверь. Охранник повесил замок и магнитный ключ был бесполезен. Маша сдержала свой первый порыв — пнуть дверь, и начала судорожно размышлять, что делать дальше. Время приближалось к половине первого ночи и искать прохожих, чтобы попросить телефон ради выхода в социальную сеть, было бесполезно. Но Маша была всё же сообразительной девочкой. Она вспомнила, что недалеко от редакции — да и от дома — расположился интернет-клуб, который работал круглосуточно. В молодости она часто зависала там со своим не то другом, не то парнем. В общем, это были детали. Главное, что это место всё ещё работало, и там был относительно дешёвый интернет.

Сергеева никогда так быстро не бегала. Она за несколько минут почти долетела до здания, на котором светилась неоновая вывеска «Джедай». Поднявшись на второй этаж, она купила карточку с двумя часами интернета (меньше просто не было) и, вставив её в специальный паз, открыла браузер и ввела свои логин и пароль. В этот момент она радовалась тому, что не послушалась своих друзей, которые давно советовали ей поставить дополнительную защиту на свою страницу — чтобы при попытке зайти с чужого компьютера ей на — внимание! — телефон приходил специальный код подтверждения. Сделай она это — и всё, плакали её надежды.

Стоило странице загрузиться, как Маша перешла в раздел «личные сообщения». Где уже висело послание от Миши с коротким:

«Скажи номер квартиры»

Выдохнув, Маша написала:

«Миша, это перда! Телефон у тебя?»

«Да. Открой дверь»

Маша закусила губу. Значит, аппарат всё же остался на сидении. И её мужчина уже успел найти его и даже вернуться к её дому. Придвинув к себе клавиатуру, рыжая быстро настрочила ответ:

«Я поздравляю себя! Я не дома! У меня ведь дома инета нет. Я пошла его искать. Я в «Джедае». Интернет-клуб. Пипец. Такое могло только со мной случиться»

Миша был лаконичен, ответив коротким:

«Сиди там. Сейчас приеду».

«Напишешь — я спущусь», — отозвалась Маша и приписала полное раскаяния, — «Прости».

Ей действительно было стыдно. Потому что она понимала, что из-за неё любимый мужчина, вместо того, чтобы ложиться спать, ехал домой к рыжей дурёхе, чтобы вернуть ей телефон, а в итоге был вынужден еще и искать какой-то там интернет-клуб.

Миша приехал быстро. И, вопреки просьбе, сам поднялся к Маше, которая сидела на высоком барном стуле и смотрела на него взглядом побитого щенка. А вот Павлов, наоборот, улыбался и был настроен весьма оптимистично.

— Привет, похитительница моего сна! — заявил он громко, приблизившись к девушке.

Маша же, вздохнув, уткнулась лицом в его грудь и пробормотала:

— Да-да, а еще я в неё ем.

Это была их маленькая шутка — ответ на негласный вопрос «зачем тебе голова?», который повисал в воздухе в тот момент, когда кто-то из них двоих тупил. И Маша могла с честью сказать, что нередко задавала этот вопрос и самому доктору.

Который, приобняв девушку и поцеловав в макушку, спросил:

— Ну, что, попытка номер два подбросить тебя до дома?

— Давай, — кивнула Маша.

— И вообще, это что за дела? — спросил Павлов, когда они сели в машину, — Я её довожу до самого подъезда, чтобы ничего, не дай бог, не случилось. А стоит мне отъехать — и ты уже за порог! В какие-то интернет-клубы убегаешь.

— Это что, — хмыкнула рыжая, — Знал бы ты, какой у меня был забег.

И девушка рассказала малость опешившему мужчине, как сперва пыталась попасть к себе на работу. Тот только подивился той скорости, с которой двигалась его любимая. Он-то телефон обнаружил, когда уже подъехал к родному двору — а жил он в минутах десяти от Маши. За это время Сергеева пробежала настоящий марафон.

Сам же Миша, вернувшись, попал в подъезд, благо домофон уже три месяца как не работал. В квартире Маши он ни разу не был, но твердо собирался проверять каждую, пока ему бы не открыла рыжая. Сперва он, конечно, написал ей, но потом вспомнил, что ответить она ему никак не могла. И когда Павлов уже собирался звонить в первую дверь — ему пришло сообщение. И он узнал, что его Мандаринка не дома.

Припарковавшись, доктор повернулся к пристыжено молчавшей Маше:

— Телефон?

Девушка подняла руку с зажатым в ней аппаратом:

— Есть.

— Ну, всё, беги. На этот раз точно спокойной ночи.

— Приятного сна, любимый.

Клюнув мужчину в щеку, Маша поднялась к себе и выдохнула. Да уж, история получилась. Девушка с каким-то нервным смешком подумала, что это приключение достойно того, чтобы быть рассказанным детям. Нелепое, но смешное. Которое показало, что Миша ей правда дорожил. По сути, он ничего такого не сделал — пожелал вернуть ей её же вещь. Но все равно, в каждом слове, жесте, в том, что он приехал за ней и даже поднялся — во всём этом сквозила забота. Доктор показывал, как сильно дорожил ей, как для него она была важна.

И Маша понимала, как сильно она любила его.

*****

Воспоминания той ночи пронеслись перед моими глазами. Всё это было таким чётким, словно случилось вчера, а не больше двух лет назад. Я снова ощутила, как сбилось моё дыхание от бега, как было холодно — ночь, февраль, мороз, гололёд. Как сильно я боялась, что не смогу с ним связаться и Миша, не дай бог решит, что я не хочу с ним разговаривать. А если выяснится, что телефон потерялся с концами — то, как мне восстанавливать все контакты? Столько мыслей в голове, но среди них набатом стучала одна, главная — я не смогу связаться с ним. С главным человеком в моей жизни.

И вот, он сидел передо мной, такой близкий — только руку протяни. И одновременно с этим — такой далёкий. Потому что больше мне нельзя было ни касаться его, ни обнимать, ни целовать. В идеале мне даже разговаривать с ним не стоило, потому что всё это будило во мне что-то, что я, как мне казалось, давно похоронила. А практика показывала, что, видимо, просто уложила в долгую спячку.

Тряхнув головой, я подняла на него взгляд и кивнула:

— Конечно, помню. Я ничего не забывала. К сожалению.

Миша, который всё это время наблюдал за мной, вдруг сказал, чуть задумчиво:

— Ты так изменилась. Смотришь и говоришь как-то…иначе.

Я лишь хмыкнула в ответ на это замечание:

— Нет. Я всё та же. Просто ты раньше не видел эту часть меня. Потому что не знал, какая я, когда не влюблена в тебя. Спасибо, что подбросил.

Сказав это, я рывком распахнула дверцу и позорно сбежала, нырнув в тепло и безопасность собственного подъезда. Я почти гордилась собой — ведь смогла же не растаять, не поддаться. А сердце — ну, что с него взять. Поколотится — и успокоится. Не в первый раз всё-таки. Еще немного — и я привыкну к тому, что Док нагло вернулся в мою жизнь. И тогда я смогу понять, как защититься от него и не дать разрушить то, что я так старательно строила эти долгие два года.

Он меня не сломает. Только не снова.

Глава восьмая

Следующие несколько дней были для меня на редкость нервными, если такое вообще было возможно. Я винила во всём чёртового доктора, хотя когда-то дала себе зарок не виноватить никого — одна из аксиом, которым меня научила Даша. Ну и её мама, которая по совместительству была моим психотерапевтом. Что, вы не знали? Да, было время, когда я позволяла другим людям копаться в своей головушке, чтобы найти способ избавиться от многих зажимов, которые мешали мне жить. Это было до появления в моей жизни Миши, если что. А точнее — за месяц до того, как я его встретила. Полезный опыт, к слову. Многому меня научил.

Так вот, несмотря на всё это, мне очень нужно было найти кого-то, на ком я смогла бы выместить злость. Мысленно я проклинала доктора, который так «вовремя» возник на горизонте. Но параллельно доставалось всем. К сожалению, не обошла эта буря стороной и Карину. Которой я позвонила на следующий день, когда всё же хоть чуть-чуть остыла.

— Ты знала, что в этой чертовой клинике работает Миша? — тут же выпалила я, стоило Близняшке ответить на звонок.

— Эм…что, прости? — голос сестры звучал несколько растерянно, но на меня это не подействовало.

— Миша. Павлов. Работает в этой треклятой клинике, — медленно и чётко повторила я, после чего добавила, — Специально отправила меня к нему?

— Что? Как тебе такое в голову могло прийти? — воскликнула Карина.

— Да вот почему-то пришло! — в тон ей ответила я.

Я услышала глубокий вздох — похоже, сестра пыталась успокоиться. Да, я и сама понимала, что зря наговаривала на неё, но такова натура людей — мы готовы были спускать на самых близких всех собак. А я, уж поверьте, крайне редко себе это позволяла, предпочитая всё держать в себе. Но иногда меня прорывало. Ненадолго, но так, массово.

Но, в чем была особая прелесть моей сестры — она была еще и мудрой. Подозреваю, её этому научило материнство. Поэтому, призвав на помощь, видимо, всё своё терпение, Карина сказала:

— Маш, я тебе клянусь, что не знала. Ты думаешь, я бы записала тебя к нему, помня, как тяжело ты переживала ваш разрыв? Я не настолько жестока.

Да, в её словах было здравое зерно. Я бы сказала — даже целое дерево. Поэтому, помолчав, я с некоторой неохотой, но всё же сказала:

— Прости. Я просто…это было неожиданно.

— Да уж, представляю, — хмыкнула близняшка, —Подозреваю, что доктор всё же пережил вашу встречу?

— Ну…от моего крыльца он уезжал живой, — хмыкнула я.

— От твоего чего?! — воскликнула Карина, — Мария Сергеева! Во что ты опять влезла?

— Ни во что! — тут же открестилась я, — Он просто выручил меня в минуту крайней нужды и довёз до дома.

— Ага, как же. В прошлый раз всё примерно так и начиналось. Только он немного спас тебе жизнь. Ну, или что там тебе грозило.

— Я была молодой и глупой. Второй раз на этот крючок я не попадусь, — твёрдо ответила я.

Мне хотелось верить в собственные слова. Вот только настроение у меня после посещения клиники испортилось максимально. И я сама не знала, что именно было причиной. Но раздражало меня буквально всё — друзья, семья, работа. Особенно последнее. И дело было в одном конкретном человеке. Да, вся моя злость обратилась в сторону новенькой — второго продюсера Тани.

Помните, я говорила, что мы были семьёй? Так вот, Таня была тем родственником, с которым хотелось видеться как можно реже. Желательно — никогда. Даша, которая обычно сравнивала редакцию с единым организмом, называла второго продюсера неработающей почкой, и это было весьма метким сравнением. Я бы сказала — попадание в десяточку.

Так вот, наша новенькая решила, что наезжать на меня по поводу и без — это очень хорошая идея. Я всегда молчала о том, что она делала свою работу спустя рукава, и чаще всего мне приходилось перепроверять за неё информацию, чтобы не было никаких ошибок. Поскольку я была противником публичных порицаний, я старалась не выносить Танины косяки в общие чаты, обсуждая всё в личной переписке и потихоньку решая все вопросы. Это устраивало всех — особенно, как мне кажется, Таню.

Но в ту неделю девочка как с цепи сорвалась. Может, у неё были какие-то проблемы, и она решила, что сорваться на мне — отличный выход. Вот только вся беда была в том, что я оказалась в той же ситуации. И когда мы схлестнулись, оказалось, что я была более зубастой.

Всё началось банально — Таня обвинила меня в том, что я пишу новости выборочно, выбирая из списка те, что полегче, игнорируя сложные. Она припомнила мне несколько случаев, которые действительно случались за те несколько дней, но я не брала их просто потому, что информации в них было ноль. И ещё потому, что Денис сам сказал «Не понимаешь тему — не берись, иначе накосячишь».

В итоге мне начали сыпаться сообщения не самого лестного содержания. Устав от этого колхозного и язвительного тона, я не выдержала и вслух, на всю редакцию, произнесла:

— Ты задрала меня!

Таня, вздрогнув, оторвала глаза от монитора компьютера и подняла взгляд на меня. Да и вся редакция, если уж на то пошло, последовала её примеру. Мне стоило бы промолчать — быть умнее и всё такое. Но я не выдержала. У меня от всего происходящего просто забрало опустилось и я не особо уже фильтровала, что лилось из моего рта.

— Таня, если тебе больше нечем заняться, кроме как подсчитывать чужие косяки, то у меня для тебя одно прекрасное предложение — завали свой рот и прекрати заниматься ерундой! Этот детский сад, вторая группа, меня уже задолбал! Я знаю, что это непрофессионально, но если ты не заткнёшься прямо сейчас — я ударю тебя. Прямо в лицо. Клянусь.

Боковым зрением я заметила, как расширились от удивления глаза Даши, а другой наш коллега, Олег, украдкой показал мне большой палец. Но мне было всё равно — я смотрела на Таню, которая молчала и кажется, впервые не знала, что привести в качестве аргумента. Ну, надо же.

Однако, мой порыв оценили далеко не все. Поняла я это, когда услышала сухое и весьма громкое:

— Сергеева. Ко мне в кабинет.

Скосив взгляд, я увидела Дениса, который выглядел весьма сурово — знаете, скрестил руки на груди, глаза метали молнии, губы сжаты в тонкую нитку. Да, он явно вызывал меня не для того, чтобы похвалить или договориться об очередном свидании. Упс.

Тряхнув волосами и послав Даше ободряющую улыбку, я поднялась на ноги и последовала за мрачным и грозным, аки туча, директором. А оказавшись в его кабинете, нагло заняло одно из кресел, твёрдо встретив его взгляд.

— Что это сейчас было? — спросил мужчина без намёка на улыбку.

— Яйца, — усмехнувшись, заявила я, — Которые, судя по всему, остались только у меня. Никто ведь больше не сказал этой колхознице, что она маленько тупа.

Денис поморщился:

— Избавь меня от этих женских драк. Что с тобой в последнее время происходит? Ты какая-то злая, постоянно огрызаешься, нервничаешь без повода, косячить стала больше. Да и, если уж на то пошло, упорно игнорируешь меня, — добавил он.

— Ты сейчас интересуешься как директор, или как мужчина, которому давно не перепадало? — фыркнула я, скрестив руки на груди и не желая открываться.

Начальник вздохнул, словно набираясь терпения, прежде чем ответить непривычно мягким тоном:

— Я сейчас говорю с тобой, как друг. Которому не наплевать на тебя. И прекрати ёрничать — я-то знаю, что на самом деле ты не такая. Что случилось, Маша?

— Это лучше ты мне скажи, что происходит, и почему, что бы эта недалёкая не сделала — достаётся всегда кому угодно, но только не ей? Не увиливай, Денис. Я ведь прекрасно знаю, что за последние пару месяцев на Таню жаловались все — от главреда до дежурных. Кажется, только уборщица еще не заглянула к тебе в кабинет с недовольным лицом. Но ты всех разворачиваешь. Что это — надежда на то, что у Тани откроется какой-то скрытый от всех потенциал, или ты знаешь больше нас про её таланты?

Отличный лайфхак: хочешь избежать разговора о своих проблемах — переведи все стрелки на другого. Я знала, что Дениса доставали все эти жалобы и он правда пропускал их мимо ушей. Но моё женское начало шептало мне, что вдруг у меня будет куда больше шансов докопаться до истины, чем у других. В конце концов, мы с Денисом в каком-то смысле были не чужими людьми.

Но мужчина лишь хмыкнул:

— Даже не пытайся. Я не буду обсуждать с тобой кадровые вопросы. И тем более — Таню.

— Даже так, — протянула я, понимая, что, подобно гончей, напала на нужный след, — То есть ты видишь что-то, чего не замечают остальные. Что-то, помимо её скудного мозга, пухлых губ и большой груди. Или…погоди-ка, — хмыкнула я, заметив подозрительно знакомый блеск в глазах директора, — Только не говори, что именно это ты и видишь?

— О чем ты? — Денис попытался прикинуться дурачком, но я не повелась.

Сразу стало понятно, почему он в последнее время стал реже звонить, и когда я отказывалась от встреч — не казался сильно расстроенным. Этот чёртов самец выбрал себе новую жертву.

— Ты запал на неё! — воскликнула я, абсолютно уверенная в своей правоте.

Честно говоря, подобную теорию выдвигала и Даша, но я, видимо, была слишком хорошего мнения о Денисе. Либо наивно думала, что одной пассии на работе ему должно было хватить. Но нет — он оказался не только не самым порядочным мужем, но еще и обладал задатками альфа самца, у которого была цель покрыть как можно больше самок. Какая гадость.

— Что? Ты вообще в себе? — попытался защититься Денис, но это было бесполезно.

С другой стороны — его можно было понять. Таня была красивой девушкой. Натуральной блондинкой, что в наше время было редким явлением. У неё были красивые голубые глаза, которые смотрели на этот мир слегка наивно и, кажется, всё еще верили в лучшее. Большие губы, которые девушка умело подкрашивала яркой помадой. Точёная фигурка, которую венчала реально большая грудь — я со своей единичкой могла лишь скромно стоять в сторонке и радоваться тому, что хотя бы могла спать на животе и не испытывать при этом дискомфорта. Ноги у Тани тоже были что надо и росли, кажется, от ушей. Ну, и еще один бонус — полное отсутствие мозгов. А это мужчины ну очень любили.

Так что на возмущённый тон Дениса я не повелась. Вместо этого я чуть придвинулась вперёд и сказала:

— У меня к тебе тот же вопрос. Ты чем думаешь? Держишь на работе бесполезную девчонку только ради того, чтобы залезть ей под юбку? Ты вообще в себе?

— Всё немного не так, — покачал головой мужчина и с явной неохотой добавил, — Я это вроде как уже сделал.

— ТЫ ЧТО?! — у меня глаза разве что на затылок не ускакали от удивления.

— Тихо ты! — прикрикнул на меня Денис, — Не ори так.

— А ты не шокируй меня подобными признаниями. Погоди, — тут до меня дошло, — Хочешь сказать, что переспал с Таней — и теперь не увольняешь её именно по этой причине? Чтобы иметь возможность и дальше это делать?

— Не совсем, — было видно, что он не хотел продолжать этот разговор, но разве можно было спорить с бульдозером по имени Маша, который продолжал напирать.

И тут до меня дошло. Сразу стал понятен и этот его виноватый взгляд, и нервные подергивания пальцами. Мужик явно попал под некоторую раздачу.

— Ты не хочешь увольнять её, потому что опасаешься, что она накапает твоей жене о вашей небольшой интрижке? — прямо спросила я.

Денис кивнул, а я лишь вздохнула, понимая, что не должна была его жалеть. В конце концов, он был сам виноват в сложившейся ситуации. Я в принципе всегда была противницей измен — когда это касалось моей жизни. То есть сама я своим партнёрам не изменяла, но запретить это делать другим не могла. Я и самому Денису всегда говорила, что моя совесть была чиста — ведь это не я и не мне изменяли. И если он не уважал свою жену настолько, что смотрел по сторонам — что же, это были проблемы лишь их семьи. Я его силком за собой не тащила. Скорее, всё было даже наоборот.

И, тем не менее, мне было его жаль. Я вообще всегда питала слабость к детям и идиотам, которые сперва наламывали дров, а потом не знали, что с этим делать.

— Вот поэтому и нельзя заводить интрижки там, где работаешь и живёшь, — хмыкнула я в итоге, — Потому что это может аукнуться.

— Не забыла, что тоже работаешь здесь? — со смешком поинтересовался мой директор.

— Тут другое дело, — возразила я, — Мы с самого начала всё обговаривали и ты прекрасно знаешь, что я тебе никогда не желала зла. Не считала всё это правильным, но всё же не планировала топить тебя таким вот образом. Мы разделяем работу и личную жизнь. Мне не нужна была от тебя любовь до гроба — лишь малая толика твоего внимания, как мужчины. Но Денис, нельзя же было думать, что все женщины одинаковые. И вот теперь ты мучаешь всю редакцию, потому что повёлся на зов природы. Погоди, — вдруг поймала я одну шальную мысль и нахмурилась, — Ты ведь меня держишь здесь не из-за этого? И повысил не потому, что мы спим?

Денис усмехнулся и покачал головой:

— Нет. Ты здесь, потому что заслуживаешь этого. Ты правда хороший работник, Маша. А с Таней я разберусь. Позже. Но давай вернёмся к тебе. Не увиливай, я же вижу, что тебя что-то гложет. Поделись с другом.

Вздохнув и поняв, что от него просто так не отмахнёшься, я всё же призналась:

— Я встретила Мишу. И, видимо, это повлияло на меня гораздо сильнее, чем я думала.

— Погоди, — нахмурился Денис, — Того самого?

— У меня был всего один мужчина с таким именем, — хмыкнула я невесело, — И тем более — единственный, кого знал ты. Так что да — того самого.

— Эвона как, — крякнул друг, — И что, ты хочешь сказать, что чувства вспыхнули с новой силой, ты влюбилась и прочая канитель?

Я посмотрела на него, как на умалишённого:

— Ты вообще в себе? Нет, конечно. Я сама не понимаю, что со мной. Просто все эмоции как-то обострились, и всё вокруг стало раздражать меня в разы больше, чем обычно.

Чуть подумав и почесав небритый подбородок, Денис заявил:

— Иди домой.

— Прости, что? — моргнув, спросила я, — Ты выгоняешь меня?

— Вроде того, — не стал спорить мужчина, — Ты явно сейчас не в состоянии работать. Возьми отгул. Сегодня пятница, прихвати с собой Дашу, сходите куда-нибудь, развейтесь. А в понедельник возвращайся — и заступай на службу.

— Зачем ты всё это делаешь? Еще и Дашку приплетаешь, — я упорно не понимала логику этого человека.

Просто чтобы вы понимали — он всегда повторял мне, что человек, приходя на работу, должен был, что называется, переобуваться. Домашние лыжи, со своими проблемами, болью и прочим, оставлять за порогом, а в редакции думать лишь о работе. Это был правильный подход и я его полностью разделяла. Первое время после расставания только это мне и помогало выживать — способность «переобуваться». Я проводила на работе дни и ночи, зарываясь в новости и не желая возвращаться к реальности.

Но в тот день я не смогла оставить лыжи за порогом. И Денис не просто не отчитал меня — он пошёл мне навстречу. На него это было не похоже. Неужели, ему было стыдно за то, что я узнала про него и Таню?

Но реальность оказалась несколько иной. Пожав плечами, мужчина сказал:

— Потому что я твой друг. Маша, тебе напомнить, кто вытаскивал тебя в прошлый раз из того эмоционального болота, в котором ты пыталась себя утопить? Я просто не хочу, чтобы моя работа пошла прахом. Передохни, приведи мысли в порядок — и возвращайся. Ты мне нужна такой, какой я тебя знаю — язвительной, в меру болтливой и умной сотрудницей. Я ведь действительно держу тебя здесь не за твою задницу или какие-то постельные навыки. Мне нужен назад мой выпускающий редактор, который не эмоционирует без повода. И если для этого мне нужно на денёк отпустить тебя и одного продюсера — пусть так. Иди.

Хмыкнув, я улыбнулась и поднялась на ноги. После чего, не удержавшись, поцеловала мужчину в щеку и убежала из кабинета, пока ему не пришло в голову что-нибудь менее невинное. А что — с него станется.

Вернувшись в редакцию, я тут же попала под прицел пары десятков глаз. Тряхнув волосами, я взяла свою сумочку, подошла к малость растерянной Даше и сказала:

— Вставай. Приказ Дениса — мы уходим отсюда до понедельника.

— Что, прости? — подруга, видимо, решила, что это шутка.

— Я серьезно, — повернувшись к главному редактору, я добавила, — Денис дал нам обеим отгул. Все вопросы к нему.

— Как скажете, — пожала плечами начальница.

— Пошли, — повторила я Даше.

Подруге пришлось подчиниться. Когда мы вышли из редакции, она спросила:

— Так всё же — что это было?

— То и было, — пожала я плечами, — Денис сказал, что мне нужен отгул. Поэтому я должна уйти, прихватив тебя, и хорошенько оттянуться. Что мы и сделаем. Есть идеи?

Всё еще малость шокированная подруга задумалась. Спустя пару секунд морщинка на её лбу разгладилась, а губы растянулись в предвкушающей улыбке:

— Еще как. Детка, это будет лучший вечер в твоей жизни! 

Глава девятая

Лучший не лучший, но тот вечер я бы точно вряд ли смогла когда-нибудь забыть. Хотя бы потому, что Даша притащила меня в караоке! Которое я не то, чтобы не любила — я ни разу там не была. Потому что просто ненавидела петь на людях.

Я была скорее певица-одиночка. Знаете, те, которые голосят не в душе, а в своей квартире, используя вместо микрофона расчёску. Вот такие концерты я могла закатывать хоть каждый день. Но взять в руки настоящий микрофон и исполнить что-то — нет, лучше сразу убейте меня. И даже литры алкоголя меня бы не уговорили.

Но подруга давно лелеяла эту мысль — проорать «Шальную императрицу», которая, кажется, могла лечить все болезни. По крайней мере, душевные. Я в эту странную панацею не верила, но воле Даши подчинилась. И мы, вырвав заодно из семейной рутины мою Карину, устремились в это царство алкоголя и фальшивых нот.

Мы заняли весьма уединённую кабинку, и я, откинувшись на спинку дивана, глубоко вздохнула, пытаясь убедить себя, что это было именно тем, что мне нужно. Музыка, девочки рядом, немного алкоголя — и всё, жизнь тут же снова заиграет моими любимыми красками пофигизма. Это ведь было так просто — взять и забить на всё. Почему же я не могла снова дёрнуть этот переключатель и включить злую суку? Не изображать её, что мне приходилось делать в последнее время, а действительно стать ей?

— Хей, — тронула меня за плечо Карина, — Ты как, порядок?

Я кивнула, растягивая губы в улыбку:

— Всё путём. Что будем заказывать?

— Ну, не знаю, — хмыкнула Даша, листая меню, — Ты как, пьешь? Или снова решила вернуться на свой праведный путь?

Я только покачала головой. Да, я уже говорила, что долгое время отказывалась от всего, что могло хоть как-то навредить моему организму. Лишь за пару месяцев до описываемых событий я нарушила свой сухой закон и начала выпивать. В небольших количествах — я всегда считала алкоголь еще и гадким на вкус. Но если добавить его в какой-нибудь коктейль, и он не будет горчить на языке — то почему бы и нет.

— Пью. Парочку коктейлей осилю. Иначе эта обстановка просто сведёт меня с ума.

Сделав заказ, Даша отлучилась в уборную. Проводив её взглядом, Карина повернулась ко мне.

— Ну? — требовательно выпалила сестра.

— Эм…что? — подняла я на неё полный искреннего непонимания взгляд.

— Тебе дали отгул. Почему? Что задумал этот твой Денис-яйцами-повис?

Я поморщилась:

— Карина, я просила тебя его так не называть…

— Он слизняк, который связывается с честными, но слегка запутавшимися женщинами! — отрезала Близняшка, — Так что буду называть, как захочу! Почему он тебя отпустил?

— Просто я слегка перегнула палку в общении со вторым продюсером, и Денис решил, что мне нужно передохнуть. Перезагрузиться. Как-то так, — попыталась я объяснить замысел своего директора и по совместительству друга.

— Как благородно, — хмыкнула Карина, — Хорошо хоть не предложил поднять тебе настроение вашим привычным способом.

— Не думаю, что сейчас он настроен на это, — усмехнулась я и, не удержавшись, добавила, — Он положил глаз на ещё одну девушку. А на всех у него просто здоровья не хватит.

— Вот же кобель! — воскликнула сестра, даже не пытаясь скрыть своё презрение, — Я не знаю, какой он как директор, но как мужик — полное мудло!

— Кого обсуждаете? — рядом села Даша, с любопытством переводя взгляд с одной на другую.

— Героя одного сериала, — не моргнув и глазом, соврала Карина, — С виду кажется приличным человеком, но внутри — такая гниль.

— Такое часто бывает, — кивнула моя подруга, — Но мы сегодня не будем говорить и думать о плохом! Нет, мы будем пить и петь!

— Отличный план! Присоединяюсь — отозвалась Близняшка, поднимая вверх руку, в которой она сжимала только что принесённый стакан с коктейлем.

Мы с Дашей поспешили последовать её примеру. А дальше всё завертелось, закружилось. Мои дамочки довольно быстро наклюкались — обе были матерями, которые отдыхали крайне редко, поэтому, если такая возможность появлялась — они делали это с чувством. Так сказать — шли в отрыв, веселясь на максималках. Народу в баре было достаточно много, но всё равно подруженьки мои умудрялись достаточно часто отбирать у всех микрофоны и горланить любимые песни. Я скромно отсиживалась в уголочке, попивая коктейли и размышляя, в какой момент будет достаточно удобно свалить.

Мой стакан (уже третий) опустел слишком быстро, а официант к нам подходить не спешил. Потому я, крикнув Даше и Карине что-то из серии «Варвара, меня всё доконало», пошла к бару. Протиснувшись сквозь толпу, позвала бармена и попросила смешать мне виски с колой. Получив свой напиток, щедро сдобренный льдом, я успела сделать только первый глоток, прежде чем услышала:

— Маша?

Повернувшись, я чуть не поперхнулась — на меня, не скрывая лёгкого удивления, смотрел Миша. Прежде чем мозг успел остановить мой язык, я выпалила:

— Ты что, чёрт возьми, меня преследуешь?!

Павлов оправился довольно быстро. Хмыкнув, он покачал головой и заметил:

— Вообще-то это — тоже одно из моих любимых заведений. Мы с друзьями здесь частенько бываем. А вот тебя я здесь раньше не видел. Так что — кто кого преследует.

— Ха-ха, как смешно. Просто обхохочешься, — фыркнула я, делая ещё один глоток — без алкоголя поддерживать беседу я бы точно не смогла.

Вообще, это уже начинало откровенно напрягать. Ну, серьёзно. Посудите сами — мы стали пересекаться слишком часто. Я бы свалила всё на судьбу, если бы всё еще верила в существование этой вероломной стервы. А так мне оставалось только гадать, за какие грехи меня вознаградили вот этим вот всем спустя столько времени.

Миша же, который о моих мысленных терзаниях даже не подозревал, продолжил всё тем же мягким, успокаивающим тоном, в котором звучал лёгкий намёк на веселье:

— Вообще, помнится, я столько раз пытался тебя сюда вытащить. Но ты сопротивлялась до последнего.

Я его настроение не разделяла. Скорее наоборот — чем шире он улыбался, тем гаже становилось у меня на душе. И, услышав его замечание, я сухо обронила:

— Да, ведь я не пою на людях. Никогда.

— Однако, сегодня ты здесь. Почему? — Павлов бросил на меня пытливый взгляд, в котором читалось искреннее любопытство.

И я не знаю — то ли выпитый алкоголь дал о себе знать, то ли мне просто захотелось посмотреть, как эта мягкая улыбка исчезнет с его лица. В любом случае, сделав еще один глоток из стакана, я повернулась к Мише и, пожав плечами, с усмешкой произнесла:

— Что могу сказать, Док. Я — ниточка, а ты — иголочка… 

***** 

Два года и три месяца назад

— Канада? Серьёзно?

Рыжеволосая девушка поражённо смотрела на парня, который, в свою очередь, с самым невозмутимым видом сидел на стуле возле плиты и, включив вытяжку, самозабвенно курил. Маша на это всегда несколько недовольно хмыкала, но поделать ничего не могла — в конце концов, это была его квартира, не её. Девушка была ярой противницей курения в доме, свято веря, что для таких вещей существовала лестничная клетка, ну или на худой конец балкон. Однако, она была вынуждена признать, что в доме доктора никогда не пахло табаком — видимо, сказывалась очень качественная вытяжка. Так что Павлов дымил, самодовольно улыбаясь и от этого выражения его лица сердце Маши щемило от слишком острых приливов нежности.

Но в ту секунду даже это не могло сбить её с толку.

— Нет, ты правда не шутишь?

— А должен? — поинтересовался в ответ мужчина.

— Но почему Канада? — никак не унималась девушка.

Она была малость сбита с толку, и её можно было понять — в конце концов, не каждый день ей признавались, что рассматривают вариант переезда. И не просто в другой город, а в другую, мать её страну!

— Там очень хорошие условия для врачей, — пожал плечами Михаил, — Зарплата, подъёмные. Язык я знаю, диплом у меня международного образца, так что защищать по новой мне его не придётся.

— Я смотрю, ты всё предусмотрел, — буркнула девушка.

От мужчины не укрылось настроение Маши — не то, чтобы она сильно пыталась его скрыть. Потушив сигарету, он подошёл к девушке и, мягко улыбнувшись, спросил:

— Что не так?

Сергеева подняла на него глаза:

— И ты еще спрашиваешь? Обо мне ты подумал?

— Конечно, — кивнул доктор, — Ты со мной поедешь.

Рыжая фыркнула и, даже не пытаясь скрыть язвительность в голосе, заявила:

— Шутишь? А что я там делать буду? Без языка, образования, друзей!

— Детей воспитывать, — пожал плечами доктор.

— Каких ещё детей? — приподняла бровь Маша.

— Наших, глупая, — щёлкнул её по носу Павлов.

От его слов у девушки уже привычно перехватило дыхание. Так было всякий раз, когда он делал это — говорил о будущем. Их будущем. Строил планы на то, как сложится их жизнь, как они будут жить. Всегда было «они», уже давно не звучало гордого и самодовольного «я». Машу это первое время слегка пугало — прежде всего своей новизной. У рыжей и раньше были отношения, но они никогда не были такими. Реальными. Никто никогда не строил таких далеко идущих планов. Не хотел этого. Семью. Детей.

Миша хотел. И говорил об этом. Показывал это каждым жестом и словом. Но всё равно, Мария не была готова вот так слепо подчиниться ему. Поэтому, покачав головой, она сказала:

— Я не поеду! И ты меня не убедишь!

Мягко рассмеявшись, мужчина сел на диван и, притянув к себе девушку, усадил к себе на колени.

— Глупенькая. Ну как это не поедешь? Ты — ниточка, а я — иголочка. Куда иголочка ведёт — туда и ниточка идёт.

Эта фраза, произнесённая таким нежным, мягким тоном, что-то словно сломила внутри рыжей. Какой-то последний прутик, который сопротивлялся чарам хирурга и продолжал стойко держать ту плотину чувств, что которую неделю грозила накрыть девушку с головой. Но и он не выдержал этого обаяния, этих заботы и ласки, которыми Сергееву одаривали так щедро, что это казалось чем-то нереальным.

Поэтому, робко подняв на мужчину взгляд, Маша немного неуверенно произнесла:

— В принципе, у нас на сайте некоторые работают по удалёнке. Интернет ведь там будет.

Миша довольно улыбнулся, уже празднуя свою победу:

— Вот видишь! Так что тебе будет, чем заняться. А когда родится третий ребёнок — работать тебе уже и не разрешит никто. Будешь очагом семейным заниматься. И потом — я же не сказал, что поеду. Только, что рассматриваю такую возможность.

Сергеева покачала головой, пряча робкую улыбку. Это была их старая, почти шутливая договорённость. Они оба придерживались мнения, что женщина должна работать — просто, чтобы не скучать и не сходить дома с ума. Михаил подчёркивал, что работа должна быть обязательно приятной, и зарплата при этом тратиться исключительно на радости женщины — тряпки и косметику. У Павлова была только одна оговорка — родив троих детей, дама садится дома. Всё, своё она отработала. Потому что настолько большая семья требует всё же большого внимания со стороны женщины.

Пока Маша крутила в голове все эти мысли, смакуя их и уже прикидывая, как всё сложится в случае, если доктор всё же воплотит свою задумку, доктор прижал её к себе и со смешком обронил:

— Не поедет она. Я тебе дам — не поедет. Силой увезу.

И Маша, глядя на него — такого привычно ласкового, солнечного, нежного, ни секунды не сомневалась — увезёт. Силой, или нет, но он сдержит обещание… 

***** 

Глядя на моментально вытянувшееся лицо Миши, я поняла, что он тоже вспомнил тот вечер. Я не смогла сдержать полную мрачного удовлетворения улыбку, как и полные если не яда, но язвительности точно, слова:

— Тебе что, нечего ответить? Господи, этот день войдёт в историю.

— Маша… — начал было Миша, но я взмахом руки оборвала его на полуслове:

— Не стоит. Не уверена, что ты скажешь что-то, что мне будет интересно.

— Я хотел извиниться.

— Ты уже это делал. Несколько раз. Не думаю, что от количества твоих «прости» что-то изменится, — хмыкнула я.

— Я виноват перед тобой, — Миша словно не слышал меня, продолжая гнуть свою линию.

Я хотела было встать и уйти, чтобы не слушать это — не позволять его словам проникать в мою голову. Но Павлов своим взглядом словно удерживал меня на месте, как будто его руки не держали стакан, а сжимались вокруг моих запястий. Меня бесило, что даже спустя столько времени у него оставалась какая-то, далеко не призрачная власть надо мной. Я злилась, мысленно материлась и костерила его, на чём свет стоит, но продолжала стоять и смотреть на него.

А выглядел он, мягко говоря, неважно. Нет, Миша был роскошен, как и всегда — чёрный пуловер из мягкой шерсти (он всегда любил такие, у него шкаф ломился от подобных вещей), стильные джинсы, дорогие часы на запястье, и в волосах совсем немного седины, которая его, как ни странно, не портила. Но глаза — они выдавали его с головой. В них было что-то такое, что даже я, имея все причины на агрессию, просто не смогла разозлиться.

Поэтому, покачав головой, я сказала:

— Нет. Признаюсь, я долгое время виноватила тебя. Я злилась так сильно, что мне просто физически необходимо было обвинить кого-нибудь. Себя — да, не без помощи мамы я корила себя, пыталась понять, где и что сделала не так. Потом решила, что нет — виноват ты. И долгое время эта мысль помогала мне засыпать вечером. Но на самом деле — никто из нас не виноват, Миш. Так просто бывает. Люди пробуют, и у них не получается. Наша основная проблема заключалась в том, что мы слишком замечтались. Я замечталась. И позволила тебе увлечь меня настолько, что перестала ощущать реальность. Но сейчас у меня нет с этим проблем. А теперь — извини меня, пожалуйста. Меня ждут.

Сумев всё-таки побороть чары Дока, я вежливо улыбнулась ему — и вернулась к девочкам. По дороге я всё же не удержалась и обернулась. Найдя мужчину взглядом, я поняла, что он отдыхал со своими друзьями в исключительно мужской компании. Я прогнала чувство облегчения, едва оно только посмело закрасться в мою душу. И, хотя я оставалась со своими девочками и больше даже не пыталась приблизиться к бару, я всё равно нет-нет, да и бросала осторожные взгляды в сторону Миши. И потому заметила, когда он и его друзья собрались и ушли. Не то, чтобы меня это сильно волновало, но всё же машинально я это отметила. Как и то, что Даша с Кариной ближе к часу ночи оказались уже изрядно «укушанные». Так что я вызвала нам всем такси и, сдав девочек на руки мужьям, отправилась домой. Чтобы, наконец-то позволить тому дню закончиться.

Жаль, что у жизни были свои планы. Вдвойне жаль, что они всегда расходились с моими… 

Глава десятая

Если я думала, что тот вечер закончится походом в караоке и небольшим количеством спиртного, то меня ждало разочарование. Хотя, не совсем. Вечер то закончился. Я приехала домой, постояла немного под душем, чтобы смыть с себя лёгкий хмель, и легла спать. Так что вечер закончился. Началась ночь. «Потрясающая». Но обо всё по порядку.

Громкий звонок телефона заставил меня вздрогнуть и проснуться. Едва сдерживая рвущиеся сквозь зубы маты, я нашарила телефон и, прищурившись, попыталась прочитать имя абонента. Что, простите? Я всё еще спала, или свет экрана мешал мне сфокусироваться?

Сев на кровати, я еще раз внимательно вчиталась в высветившееся имя. Да нет, всё верно. Тогда назрел новый вопрос — какого чёрта абонент «Михаил Олегович» хотел от меня в — погодите — три часа ночи?! Не всё сказал вечером?

Решив не гадать, я всё же провела пальцем по экрану, принимая вызов:

— Алло? — голос скрипел, как наждачная бумага, но мне было плевать — этот мужчина слышал от меня и не такое.

Я услышала сперва только шорох, треск, обрывки музыки, а после неуверенное:

— Простите, это…Мандаринка?

Я выдохнула. Голос явно не его. Да и не мог Миша забыть, как меня зовут. Однако, он, судя по всему, так и не переименовал мой контакт. Чудесно. Добавить нечего.

Прокашлявшись, я ответила:

— Вообще, в народе просто Маша, но да — вы по адресу.

— Маша и Миша. Как оригинально, — услышала я смешок.

— Простите, а с кем я вообще говорю, почему с телефона Михаила и собственно, где он сам? — решив даже не пытаться изображать из себя вежливого собеседника, спросила я, едва сдерживая зевок.

— Ну, тут такое дело, — человек с той стороны словно бы замялся, — В общем, мы тут поехали в караоке, потом в бар, и Миха слегка не рассчитал. И…это…

— Он напился, — подытожила я эту нехитрую историю, — Хорошо, это я еще могу понять. Но я то тут причем? Вызовите ему такси и отправьте домой.

Я действительно не могла взять в толк, почему друг моего бывшего решил позвонить именно мне. Это всё напоминало какую-то странную, почти абсурдную американскую комедию. С той только разницей, что мне было совершенно не смешно, а очень хотелось спать. И вообще — мы виделись за несколько часов до этого, и Миша выглядел весьма бодрым. Когда и зачем он успел надраться то?

— Он всё время повторял что-то про мандаринку, и сказал, что уедет только с ней. Мы сначала решили, что он бредит, а потом, когда Миха вырубился, залезли в его телефон — и нашли ваш контакт.

Чудненько. Час от часу легче не становилось. Миша надрался, начал бредить, и друзья, вместо того, чтобы разобраться с этим, как взрослые люди — окунуть его под кран с холодной водой и отправить домой, решили просто пойти у него на поводу.

И, что самое ужасное, кажется, я тоже собиралась последовать их примеру.

— Что вы предлагаете? — вздохнув, спросила я.

— Может быть, вы заберёте его? — голос незнакомого мне человека так и звенел от надежды.

— Ну…везите его ко мне, что поделать, — подумав секунду, я добавила, — А нет, нельзя. У него же дома это блохастое недоразумение.

Тут я всё же кривила душой — Хана я любила. Несмотря на то, что этот негодник однажды не оценил моё желание поиграть и оцарапал. Да так, что на запястье до сих пор виднелся шрам. Помню, Миша тогда сокрушался, что его любимец никогда себе такого не позволял, а я пыталась убедить мужчину, что сама была виновата — полезла со спины и вообще появилась не вовремя.

Стряхнув с себя воспоминания, я вернулась в реальность. Ту, в которой мой вусмерть пьяный бывший не мог самостоятельно добраться до дома. Чуть подумав, я приняла единственно верное (нет, это не так) решение:

— Диктуйте адрес. Сейчас приеду.

Получив чуть ли не чёткие координаты, я положила трубку и, вздохнув, включила ночник. Какого чёрта я в это лезла вообще?! Почему позволяла давно забытой драме, которую я перестрадала и пережила, снова просочиться в свою жизнь? А хрен его знает, если честно. Я просто чувствовала, что человек нуждался во мне. И не могла так легко отмахнуться от этого. Тупая Маша.

Вызвав такси, я быстро оделась. Джинсы, футболка, кенгуруха, кеды — выделываться было особо не перед кем. Дав себе слово, что просто помогу Мише добраться до дома и уберусь восвояси, я села в уже прибывшую машину и поехала в бар.

Оказавшись на месте, вошла в полутёмное помещение и осмотрелась. Друг Михаила сказал, что они заняли большой столик в углу, так что центр я благополучно опустила. О, а вот и они. Сложно было не узнать почти двухметрового брюнета, с которым в тот вечер меня уже сводила нелёгкая. Даже если он и спал, откинувшись на спинку дивана и запрокинув голову.

Подойдя к компании, состоявшей из пяти мужчин, я заметила, кивнув головой в сторону Миши:

— Вы бы его так не держали. Если он начнёт блевать — может и захлебнуться, — заметив удивлённые взгляды присутствующих, мне пришлось добавить, — Я Маша. Прибыла на вызов.

— О, — один из мужчин вскочил на ноги, делая шаг ко мне, — Привет. Я — Андрей. Это я тебе звонил.

— Да, я знаю, кто ты, — кивнула я, тонко улыбнувшись, — Ты — Смык. Прости, ни разу не слышала твой голос до этого, поэтому не узнала.

— Эм… — протянул Андрей, явно недоумевая, — Мы…?

Пришлось успокоить его — не хватало еще, чтобы взрослый мужик думал, что он либо страдает амнезией, либо допивается до такой степени, что она уже начинает давать о себе знать.

— Нет, официально мы ни разу не были представлены друг другу. Не сложилось. Но Миша в своё время много о тебе рассказывал. Так что я вроде бы как заочно знаю тебя. А вот с тобой, — кивнула я в сторону другого мужчины, у которого на этих словах вытянулось лицо, — Мы виделись. И даже больше — ты изучал мои анализы, уж простите за подробности. И ты тоже Андрей. Чёрный, верно?

Мой собеседник с полминуты изучал моё лицо, почёсывая подбородок, после чего неуверенно выдал:

— Ты…ты лечилась у Мишки. Да, он ещё просил посмотреть твою карту, потому что не был до конца уверен в диагнозе. Мария Сергеева.

Усмехнувшись, я кивнула:

— Бинго. И, раз уж мы всё прояснили — помогите мне дотащить этого бедолагу до такси. Водитель нас наверняка уже заждался.

Оба Андрея поспешили выполнить мою просьбу. Махнув на прощание остальной компании, я неторопливо побрела в сторону выхода, продолжая размышлять на тему «как меня угораздило так вляпаться?»

Загрузив тело Миши в машину, Смык повернулся ко мне:

— Сама дальше справишься? Я просто тоже хотел бы уже смыться домой, жена наверняка волнуется. Его, — кивнул он в сторону друга, — Бросать не хотел.

Я кивнула, позволив себе мягкую улыбку:

— Конечно. Ты очень хороший друг, и я уверена — такой же прекрасный муж.

Андрей порозовел и, почесав затылок, пробубнил:

— Эм…спасибо. Уверен, ты…ну, тебе тоже со спутником повезло.

Хмыкнув, я покачала головой:

— Вот уж точно нет. У меня такого не имеется. А несостоявшийся муж, если его можно так назвать, сейчас в полном отрубе. Спит на заднем сидении такси.

— Оу…вот как, — протянул Смык.

Второй Андрей, который тактично стоял в сторонке, бросил в мою сторону удивлённый взгляд. Видимо, Миша так и не сказал другу, что тот помогал ему лечить не просто девушку, а впоследствии ЕГО девушку. Да уж, напустил туману парень.

Тряхнув головой, я сказала:

— Ладно, мы поедем. Ключи, телефон, кошелёк — всё при нём?

Смык кивнул, а Чёрный добавил:

— Всё в его сумке.

— Кто бы сомневался, — пробормотала я, — Спасибо, ребят, что позвонили.

Я не понимала точно, почему вообще их благодарила. В конце концов, я не была женой или девушкой этого тела, которое еще пару часов назад являлось мужчиной. Блин, мы не были даже друзьями — после того, что между нами было, друзьями не становились. И, тем не менее, вот она я — садилась в такси рядом с Мишей, диктовала, казалось бы, давно позабытый адрес водителю и параллельно следила, чтобы моего бывшего не укачало. Тупая Маша. Я это уже говорила? Ну, так вот вам еще раз — тупая Маша.

Приехали мы быстро, а вот дальше началась комедия. Я ведь отпустила Мишиных друзей восвояси, видимо, решив, что было таем ещё Гераклом. Но нет — я едва доставала мужчине до шеи, была на пару десятков кило меньше и утащить его не смогла бы ни при каких условиях. Тем более, что спящий человек словно еще больше прибавлял в весе — расслабленные мышцы, все дела.

В общем, пришлось унижаться и просить таксиста помочь мне. За отдельную плату, разумеется. И вдвоем мы смогли сперва дотащить Мишу до подъезда, затолкать в лифт, поднять на восьмой этаж и — бинго! — попасть в квартиру. Где нас встретил явно недовольный Хан.

— Дружочек, дай минутку — и я тебе всё объясню, — пропыхтела я, нашаривая кнопку выключателя и щурясь от света.

Безошибочно найдя путь в спальню, я — не без помощи, конечно — скинула тело хозяина квартиры на кровать, после чего рассчиталась с таксистом и всё же захлопнула входную дверь. А после громко выдохнула, пытаясь унять почему-то бешено колотящееся сердце.

— Дом, милый дом, — пробормотала я, озираясь.

Я не была в той квартире долгих два года, хотя до этого чуть ли не жила здесь. Знала каждый уголок, что где лежало — особенно на кухне, ведь она было моей вотчиной. Я всё еще помнила, как Миша, приведя меня в свой дом, с усмешкой заявил, чтобы я осматривалась и осваивалась, ведь мне предстояло готовить на этой кухне всю оставшуюся жизнь. Я на это только отшучивалась, а сама нет-нет, да и поглядывала, что там да как. А после — действительно освоилась. К сожалению.

Повернув ключ в замке, я прислонилась к прохладному косяку лбом. Блин, нахрена я всё это делала? Ах да, я же недалёкая. Хорошая теория, многое объясняла.

Требовательное мяуканье прервало столь увлекательный процесс самобичевания. Обернувшись, я столкнулась с явно недоумевающим взглядом пушистого кота. Хан сидел в шаге от меня и не мог понять, что происходило. Ох, милый, тут мы были на одной волне. Определённо.

— Ханси, — позвала я животное, присаживаясь перед ним на корточки, — Твой тупой хозяин налакался, поэтому, тебе придётся немного потерпеть моё присутствие. Надеюсь, ты не загрызёшь меня? Помнится, когда-то мы были добрыми друзьями.

Кот посмотрел на меня, моргнул, а после, приблизившись, вдруг потёрся о мои ноги. Сказать, что я опешила — это просто взять и промолчать. Я помнила, что этот зверь в принципе весьма подозрительно относился ко всему живому, за исключением своего хозяина. Он ко мне присматривался не одну неделю, и всё время бросал в сторону Миши тоскливые взгляды из серии «Хозяин, зачем ты её привёл? Нам же было так хорошо вдвоём!». В моей памяти отпечатался момент, когда я поняла, что Хан принял меня — ну, или смирился с тем фактом, что я существую на одной с ним территории. Однажды утром он просто пришёл ко мне на кухню и, улёгшись на пол, перевернулся на спину, подставляя живот и призывно мякнув. Зверь требовал, чтобы ему мяли и чесали пузо. Миша тогда, узрев эту картину, умилился и заявил, что Ханси нашёл еще одного раба, которому позволено касаться его королевского величества.

Поэтому, поняв, что кот не просто настроен миролюбиво, но и явно помнил меня, я удивилась и даже умилилась. Потрепав его по мохнатой голове, я всё же разулась — и пошла проверять, не умер ли его хозяин.

Миша мирно спал. Точнее — валялся трупом в том же положении, в котором мы с таксистом его оставили. Удивительно, как его так накрыло то. Я помнила, что у мужчины был довольно крепкий организм, и он, как врач, знал тысячу и один способ не только не болеть с утра, но и пить, не пьянея. Где в своём уравнении он допустил ошибку, и самое главное — почему?

Спящий он мне ответы точно бы не дал, поэтому, решив не гадать, я просто предпочла его раздеть. Без подтекста — просто, чтобы было не так неудобно спать. Судя по всему, Мишу итак ждало не самое лучшее утро. Меньшее, что я могла сделать — это избавить его хотя бы от такого дискомфорта.

Стянув с него обувь и поставив её на полку в коридоре, я стащила с мужчины брюки, пуловер, носки. Он даже не пошевелился. Клянусь, если бы я не видела, как вздымалась и опадала его грудь, то решила бы, что он помер. Оставалось только гадать, сколько же алкоголя он влил в себя. Достав из шкафа плед (вытащить одеяло из-под Миши даже пытаться не стала), я укрыла им своего бывшего и после, с чувством выполненного долга вышла из спальни, прикрыв за собой дверь.

— Мау?

Опустив глаза вниз, я снова увидела у своих ног Хана.

— Дружочек, прости, но папочке нужно отдохнуть, — сказала я негромко, — Давай не будем ему мешать. Пойдем, покормлю тебя.

Включив свет на кухне, я прищурилась. Да, там явно ничего не изменилось. Разве что скатерть на круглом столе была другой, а так — всё осталось таким же. Достав из холодильника упаковку кошачьей еды, я наполнила миску, а после присела на диван, всё еще пытаясь разложить всё по полочкам.

Суббота, уже четыре часа утра, я на кухне-столовой своего бывшего парня, кормила его кота, в то время как он сам дрых как убитый в своих чёрных боксерах. Так, откуда этот акцент на бельё? Забыли. Вычеркнули. Делать то что?

Был один плюс — на работу утром мне было не нужно. Иначе всё стало бы гораздо сложнее. Потому что с такой ночкой работать я бы точно не смогла. Со всей этой беготнёй мой мозг грозился ещё не скоро отключиться. И хотя тело кричало об усталости и требовало не мучить его, разум гнал мысли о сне прочь. Нет, он лишь лихорадочно перебирал в голове варианты дальнейшего развития событий.

Самое правильное, что я могла сделать — и должна была — это уехатьдомой. Я выполнила свою миссию, Миша был дома, в относительной безопасности, в своей кровати, и мне стоило бы последовать его примеру. Но я не могла. Не знаю почему, просто не могла и всё тут. Смотрела на Хана, который наяривал, опустошая свою миску, и понимала, что он тоже не отпускал меня. Память услужливо подкинула старый, почти позабытый факт — в восемь утра этот зверь всегда будил нас, чтобы ему:

а) Дали еды;

б) Почистили горшок;

в) Немного поиграли.

И всё это он мог запросто не получить, потому что его хозяин был не в себе. Если алгоритм нарушался — Хан начинал истошно вопить, скакать по кровати, перепрыгивая на голову и так или иначе, но всё равно получал желаемое. Или его просто выставляли за дверь. Как-то так.

Вздохнув, я бросила еще один взгляд в сторону Ханси, и буркнув:

— Это всё ты виноват, жопа волосатая, — пошла в ванную, умываться.

Сполоснув лицо, я полезла в ящики, пытаясь найти запасную зубную щетку. А что — имела право. На одной из полок я нашарила небольшой пластиковый контейнер, в котором лежали беруши. Ровно пять пар и всё бы ничего — ну, затычки для ушей и ладно — но они были МОИ. Точнее, покупались когда-то для меня… 

***** 

Два года и три месяца назад

— А я тебе говорю, что с этим нужно что-то делать! — воскликнула девушка, размахивая ножом, не то пытаясь нарезать бутерброды, не то стремясь убить своего парня, чтобы не мучился.

— Мандаринка, ну успокойся, — брюнет вздохнул, не решаясь, впрочем, приблизиться к своей половинке, пока та не отложит острые предметы в сторону.

— Мне не нравится, что мы не можем нормально спать друг с другом, — вздохнув, призналась невысокая девушка с заспанным лицом и собранными в небрежный пучок медного цвета волосами, — И я сейчас не секс имею в виду. С ним-то у нас всё более чем прекрасно, — добавила она, чуть порозовев.

Брюнет улыбнулся, в очередной раз умиляясь тому, какой стеснительной порой бывала его всегда бойкая девушка. Она за словом в карман никогда не лезла и могла уболтать любого, с пеной у рта отстаивая свою позицию. Но, когда дело касалось их интимной жизни — тут она включала Мисс Скромность, начинала краснеть, смущаться и чуть ли не заикаться. И это преображение всегда удивляло и одновременно восхищало его. Словно он встречался с двумя разными девушками, и понять, какую он любил больше, было невозможно. Потому что одна без другой не могла существовать.

— Машенька, — рискнув всё же подойти к ней, мягко произнёс мужчина, — Меня это тоже не радует. Идея спать рядом и даже не иметь возможности обнять тебя — это неприятно. Не говоря уже о том, что после сна на одном боку у меня жутко болит челюсть. Но что поделать, если я храплю, когда переворачиваюсь, и от этого ты просыпаешься?

— Я не знаю, — вздохнув и чуть ли не плача от нелепости ситуации, пробормотала рыжая, — Но что-то ведь нужно делать. Если мы хотим…

— Жить вместе, — закончил за неё мужчина, помня и о том, что его любимая редко решалась заводить подобные разговоры первой, — И мы придумаем. А теперь — давай есть.

Накрыв на стол, пара села завтракать. Но у Маши аппетита не было — она лишь вяло ковырялась в своей овсянке, размышляя о том, как же им быть. И беспокоилась в этот момент она не о своём комфорте — нет, она думала о том, что рядом с ней её любимый человек не чувствовал себя комфортно. Точнее — из-за её неудобств он тоже страдал, плохо спал и по утрам был вялым. А ведь ему, как врачу, было крайне важно сохранять ясную голову, и сон был для него крайне важен. О какой нормальной семейной жизни можно было говорить, если их итак нечастые совместные ночёвки приводили к тому, что они оба не могли нормально отдохнуть?!

Вздохнув, Маша отодвинула от себя почти полную тарелку и со словами:

— Я не голодная, — ушла в спальню.

Застелив кровать, девушка села на самый её край, задумчиво проводя рукой по леопардовому покрывалу. Голова гудела, потому что поспать ей удалось от силы часа четыре. Суббота шла явно не по плану — в фантазии Маши они должны были провести все выходные в отличном настроении. Сперва погулять, потом приготовить вместе ужин, может быть, посмотреть несколько фильмов. И в перерывах между всеми делами — или даже иногда в процессе — заниматься любовью. Это было чуть ли не самым важным аспектом уикенда. Но всё, чего ей хотелось — это спать. И немного плакать. Из-за чего, рыжая и сама не могла до конца понять. Девушки. Чудные создания.

— Милая, — матрас рядом с ней прогнулся, и рядом сел её любимый, — Ну ты чего такая? Как я могу тебе помочь? Что мне сделать, чтобы ты почувствовала себя лучше?

Маша покачала головой, выдавливая улыбку:

— Всё нормально. Я просто размышляла. Иногда балуюсь такими вещами.

Брюнет хмыкнул:

— И куда завели тебя размышления?

Рыжая пожала плечами:

— Пока никуда. Хотя… — чуть подумав, девушка подняла глаза на мужчину, — А что если…беруши?

Брюнет непонимающе нахмурился:

— Беруши?

— Ну да, — кивнула Маша, — Когда я жила в одной комнате с отцом, только они меня и спасали. А храпит папенька похлеще тебя. Но с затычками я отлично высыпалась.

Хмыкнув, мужчина кивнул и поднялся на ноги:

— Ну, тогда собирайся.

— Куда? — бросила на него удивлённый взгляд Маша.

— В аптеку. За берушами, — усмехнувшись, брюнет добавил, — Заодно презервативы купим. Осталось всего шесть штук, не думаю, что нам этого даже до вечера хватит.

— Миша! — мгновенно вспыхнув до корней волос, воскликнула Маша, вырывая у своего парня новую порцию смеха… 

***** 

Вынырнув из воспоминания, которое просто накрыло меня с головой, я сжала в руке коробочку, а после бросила её на место. Мы купили эти затычки в тот же день, и — о чудо — это сработало. Благодаря им храп Миши не беспокоил меня, я спала рядом с ним как никогда крепко, и разбудить меня не смогла бы даже ядерная война. Хотя, тот же самый Михаил будил меня с лёгкостью, когда просыпался среди ночи в игривом настроении. Но это уже совсем другая опера.

Прокравшись на цыпочках в спальню Павлова, я достала из шкафа подушку и еще один плед, после чего ушла на кухню. Во второй комнате стояла кушетка, но для сна она явно не годилась, зато в блоке питания, соединённого со столовой, был вполне приличный диван. Помнится, когда мы ругались — шутливо, разумеется — спорили, кто будет там спать. Миша вечно сокрушался, что ему придётся не быть джентльменом и выгнать туда меня, потому что кроватка — это святое. В итоге, чтобы никому не было обидно, мы мирились.

Скинув декоративные подушки на пол, я обустроила себе спальное место и, стянув джинсы с кенгурухой, нырнула под плед. Хан, который таскался за мной хвостом и наблюдал за всеми этими манипуляциями, сел передо мной на полу и вопросительно мяукнул. Зевнув, я хлопнула по месту рядом с собой:

— Ханси, могу тебе предложить только этот уголок. К папочке я тебя, уж прости, не пущу. Он сейчас малость мёртвый.

Зверь, чуть подумав, всё же вспрыгнул на диван и, немного помяв меня лапами, устроился под боком, свернувшись в клубок и заурчав. Слушая, как работал этот мини-моторчик, я чувствовала, как тяжесть ночи наваливалась на меня, вынуждая вырубиться. И, вот знаете, у меня не было ни малейшего желания сопротивляться. 

Глава одиннадцатая

Проснувшись утром, я не сразу сообразила, где находилась, почему мне было так мало места, и откуда возле моего бока оказалась грелка. Лишь спустя пару секунд я сообразила, что это был Хан, который мирно дремал, свернувшись в некое подобие кренделька. Правда, когда я зашевелилась, зверь тут же распахнул глаза и уставился на меня, кажется, с не меньшим удивлением. Судя по всему, не я одна недоумевала и всё еще переваривала произошедшее ночью.

Зевнув, я чуть потянулась и села, пытаясь сообразить, который был час. Миша всегда по вечерам опускал все ролл-ставни, чтобы ни один возможный луч солнца не смог нарушить его покой. Так что приятный полумрак не смог ответить на мой вопрос. А вот телефон, который я выудила из штанов, с этой задачей справился, сообщив мне, что я проспала около пяти часов. И что Хан уже час как должен был быть накормлен.

— Ну что, жопа волосатая, — обратилась я к коту, — Завтракать будем? Думаю, в холодильнике твоего хозяина найдётся вкусняшка и для меня.

На том и решили. Поднявшись и заметив, что дверь в спальню Миши была всё еще закрыта, я оделась, умылась, наполнила миску Хана и заварила себе чай. Есть не хотелось, а вот от еще пары часиков сна я бы не отказалась. Но я решила отложить это до того момента, пока не окажусь снова в своей квартирке. Правда, когда это могло случиться, сказать было сложно.

Решив не маяться от безделья, я изучила книжные полки, до отказа забитые самой разной литературой. Параллельно мой мозг отметил, что полки в принципе появились — на моей памяти мы с Павловым лишь обсуждали, где они теоретически удачно бы встали. Отвергнув секцию с медицинскими справочниками, я нашла вполне себе безобидный роман и, пристроившись на кушетке, которая напоминала смесь ложа у психотерапевта и кресла у дантиста, я погрузилась в чтение. Кот, как хвостик, следовал за мной. Уж не знаю, то ли ему просто одиноко было, то ли он следил, чтобы я ничего не утащила.

Так прошло по меньшей мере два часа. После чего я услышала это — звук, напоминающий крик раненого ламантина. Усмехнувшись и подмигнув мигом насторожившемуся Хану, я отложила книгу в сторону. Кажется, Спящая красавица изволила таки открыть глаза. А это значило, что доку было очень, ну просто невероятно хреново. И я даже не знала, чего мне хотелось больше — посочувствовать ему или же поглумиться.

Решив совместить приятное с полезным, я пошла на кухню и достала из холодильника все продукты, которые уже обнаружила ранее. Доктору, как бы это не звучало, нужно было лекарство.

Стон из спальни повторился. Господи, надеюсь, он там не рукоблудствовал. А что — мало ли, как Павлов избавлялся от похмелья. На моей памяти он так сильно никогда не надирался, так что эта территория была мной не изучена.

За закрытой дверью послышался шорох, после — глухой стук. Видимо, Миша пытался собрать себя по кускам и поднять с кровати. И, судя по всему, он терпел фиаско. Как я это поняла? О, всё просто — спустя еще пару секунд я услышала полное тоски и неприкрытого горя:

— Убейте меня, немедленно.

Видимо, Док справедливо полагал, что единственным, кто мог его услышать, был Хан. И как бы сильно мне не хотелось увидеть лицо мужчины, когда он всё же выйдет из комнаты — и увидит такую красивую меня, я всё же сжалилась и предупредила его. В своей манере.

Достав из шкафа высокий стакан, и с довольно громким звуком поставив его на столешницу, я нарочито небрежно, но достаточно громко произнесла:

— Так не получится. Но кто знает, вдруг после моего завтрака и убойного антипохмельного коктейля твоё желание исполнится.

Несколько секунд в квартире стояла оглушительная тишина — кажется, даже Хан притих, ожидая, что будет дальше. Затем я услышала что-то, напоминающее грохот, шипение, мат, а после дверь распахнулась — и на пороге появился Миша. Сонный, помятый, с опухшим лицом, на котором краснели полоски от подушки. При этом он смотрел на меня так, словно я была призраком его покойной — ну не знаю, первой жены, например.

— Маша? — хриплым голосом спросил он.

Я окинула себя изучающим взглядом, после чего кивнула:

— Во плоти. Можешь потрогать даже, — протянула в его сторону ладонь, — Только я тебя прошу — сперва штаны хоть надень.

Ах да — Док решил над своим внешним видом не заморачиваться и предстал перед нами с Ханси в своих чёрных боксерах. Хоть бы пледом прикрылся, негодяй. Я-то ладно, и не такое видела, а вот бедный кастрированный котик. Хотя…если вспомнить, свидетелем чего он был…в общем, хорошо, что животные не разговаривают.

Тем временем Миша протер чуть покрасневшие глаза, явно пытаясь сообразить, какого чёрта вообще происходило. Ох, Док, вставай в очередь. Нас там таких было несколько. Заметив сложенные на диване подушку и плед, мужчина удивлённо приподнял бровь, после чего снова повернулся ко мне и спросил:

— Что ты здесь делаешь?

— О, за это можешь благодарить своих друзей, — с готовностью сдала я докторов, — Они позвонили мне среди ночи — с твоего, между прочим, телефона. И заявили, что ты, милый мой, налакался и наотрез отказался уезжать, пока не приедет Мандаринка, — сделала я акцент на этом прозвище, — И не заберёт тебя. И вот — я здесь. Как говорится — бойтесь своих желаний.

Миша покраснел. Точнее, алыми пятнами пошла его шея. Либо он вспомнил всё, что натворил ночью, либо просто догадался о нехитрых выводах, которые я сделала. Всё же он был сообразительным малым. И в ту минуту шестерёнки в его мозгу крутились, отчаянно пытаясь придумать, что на это ответить.

— Эм…я… это… — жалобно проблеял этот взрослый, двухметровый мужчина с лёгкой сединой с волосах цвета горького шоколада.

Неожиданно даже для самой себя я смягчилась. Кивнув в сторону ванной, я сказала:

— Не говори ничего. Иди, прими душ — и будем тебя лечить. Потом обсудим, почему ты до сих пор не переименовал мой контакт, и с какой стати я стала твоим телохранителем.

Павлов послушался меня и скрылся за дверью ванной комнаты. Я бы сказала — позорно сбежал, но не стала этого делать. Бедолаге явно и без того было не по себе.

Пока доктор приводил себя в хотя бы относительно человеческий вид, я занялась приготовлением лекарства. Особого — оно, по моему мнению, должно было помочь Мише прийти в себя. Так что, найдя блендер, я приступила к делу. И когда Док, умывшись и переодевшись в такие знакомые мне домашние клетчатые штаны и простую чёрную футболку, сел за стол, я с готовностью поставила перед ним высокий стакан. Наполнен он был довольно густой субстанцией, по виду напоминающей то ли сопли, то ли блевотину. Ну, я же говорила, что оно будет полезное, а не красивое. Или вкусное.

— Приятного аппетита! — бодро произнесла я, пока Док морщился, явно испытывая дискомфорт из-за громких звуков, — Как ты любишь — стакан полон до краёв!

Да, это была его особенность — или странность, с какой стороны посмотреть. Для Миши стакан был полон только тогда, когда из него содержимое уже чуть ли не выплёскивалось. В остальных случаях он был скорее пуст. Павлов был человеком крайностей, максималистом, чем-то напоминая в этом мне саму себя. Разве что я привыкла и смирилась с несовершенством мира, а Док упорно верил, что сделать его идеальным возможно. А ведь вроде бы с виду взрослый человек, и в сказки верил. Чудеса.

— Что это? — глядя на стакан с лёгким недоверием, спросил Миша.

— Лекарство от твоей болезни. Называется «перепил», почти как та маленькая птичка.

— И что здесь намешано?

Усмехнувшись, я покачала головой:

— Поверь, лучше тебе не знать. Пей. Это поможет.

Хмыкнув, Павлов взял в руки стакан и, принюхавшись, осторожно сделал первый глоток. Он тут же скривился так, словно проглотил лимон, щедро сдобренный красным перцем и уксусом. Сделав мощное глотательное движение, мужчина сиплым голосом произнёс:

— У меня ощущение, будто я пью смолу.

— Ну… — протянула я, не удержавшись от смешка, — По крайней мере, вкусовые рецепторы у тебя в порядке. Учти — выпить нужно всё. Иначе эффекта не будет.

— Ты просто наслаждаешься моими мучениями, верно?

— Не без этого, — кивнула я, — Ты же знаешь — я всегда питала слабость к идиотам. И ты — товарищ, который напился до такой степени, что тебя пришлось тащить до кровати, пока что на первом месте в моём персональном рейтинге.

— Даже не знаю, почётно это или же позорно, — чуть подумав, признался Миша, делая еще один глоток.

— Я тоже. Но сейчас не об этом. Что вчера произошло такого, раз ты так налакался? Даже не пытайся делать вид, что это хоть как-то связано со мной, — тут же предупредила я мужчина, видя, что он уже открыл рот, чтобы что-то сказать.

— Позволь поинтересоваться, почему?

Я посмотрела на него, как на болвана, после чего снисходительно улыбнулась и пояснила:

— Потому что мы оба понимаем, что это — невозможно. Ты и я, да и всё вот это, — обвела я кухню взглядом, для большей наглядности взмахнув рукой, — В прошлом. А ты слишком умён и рассудителен, чтобы убиваться или даже переживать из-за девушки, которую сам, между прочим, и бросил. Так что придумай что-то более убедительное.

— Хм… — Павлов задумался, почесывая отросшую за ночь щетину, — На работе завал, я немного не рассчитал. А о тебе вспомнил…ну, не знаю, может, потому, что встретил незадолго до этого. Я был пьян. Хочешь получить ответы на свои вопросы — напои меня снова и спроси у моего пьяного мозга, — тут же занял Док оборонительную позицию.

— Нет, спасибо, — хмыкнув, отказалась я, — Вообще, странно, что это произошло именно с тобой. Ты — единственный из моих знакомых, кто не просто может пить водку в больших количествах, но еще и смаковать её! Получать удовольствие от распития этого отвратительного напитка.

— Я тебе говорил, что главное — это правильно выбранная закуска, — назидательным тоном произнёс Миша.

— Да. Видимо, ты вчера вообще не закусывал, — тут же вставил я шпильку, — И теперь вынужден терпеть моё общество. И пить мой особый коктейль.

— Напиток, конечно, гадость редкостная, но компания меня более чем устраивает, — заметил мужчина, чуть улыбнувшись.

Я не нашлась, что ответить. Абсолютно. То есть, всё, на что меня хватило — это сидеть и пялиться на помятого, небритого мужчину в клетчатых штанах и чёрной футболке, который, чёрт возьми, даже в таком виде умудрялся источать привлекательность и уверенность в себе. И это настолько всё сбивало меня с толку, что всё, на что меня хватило, так что на слегка недовольное:

— Пей давай.

Чтобы чем-то себя занять, я встала из-за стола и начала убирать продукты обратно в холодильник. После запихнула те части блендера, что можно было чистить, в посудомойку, а оставшиеся сунула обратно на полку. Миша, который по какой-то неведомой мне причине, следил за каждым моим действием, решил подать голос.

— Как твоя мама?

Молодец. Самый нужный в тот момент вопрос. Мысленно закатив глаза и едва сдержав рвущееся с губ ругательство, я пожала плечами, прежде чем ответить максимально ровным тоном:

— Нормально. Вышла замуж спустя месяц после нашего расставания.

Миша кивнул:

— Да, я помню, что они подавали заявление. Мои поздравления, хоть и с опозданием.

Тут я всё же не смогла удержаться от фырканья. Да еще и такого громкого, что даже Хан, который задремал на диване, приподнял морду и послал мне вопросительный взгляд. Который в точности повторял тот же, что был у его хозяина. Пришлось объяснять, раз уж они оба оказались настолько недалёкими:

— Думаю, ты не станешь возражать, что я их не передам. Моя мама тебя не любит.

Павлов нахмурился. То ли думал о чём-то, то ли коктейль оказался настолько плох. Видимо, всё же первый вариант, потому что после недолгого молчания, док сказал:

— Понимаю. Её сложно за это винить.

Не удержавшись, я добавила:

— Если уж совсем откровенно — твоё имя для нашей семьи в принципе табу. Ты вроде нашего персонального Волал-де-Морта.

Док издал что-то среднее между кряхтением и кряканием:

— Да уж, не самое лестное сравнение. Ну, хоть не Дарт Вейдер — и на том спасибо.

— Нет, ты этой роли не достоин, — качнула я головой, — Он в конечном итоге оказался всё же неплохим парнем.

— А я, выходит, безнадёжен, — заключил мужчина.

— Я не медик, чтобы ставить диагноз, — парировала я, — Это, скорее, по твоей части. Хотя, тут всё же нужен не хирург, а мозгоправ.

— То, что мне сейчас точно нужно — так это сигарета. Я бы сказал — она мне жизненно необходима.

— Если ты уверен, что после этого тебя не стошнит — то кто я такая, чтобы запрещать тебе это? — пожала я плечами и махнула рукой в сторону вытяжки.

Миша подтащил к ней стул и, усевшись на него, достал из пачки сигарету. Один из тех моментов, которые мне сперва не пришлись по душе. Я была противником курения в доме. Категорическим. Для этого существовал балкон. Или подъезд, или что угодно, но квартира — святая обитель и запретная территория.

Однако, в этой квартире царили свои правила, и одно из них гласило «хозяину дозволено курить на кухне, строго в вытяжку». Такое себе, конечно, но в итоге я признала, что, несмотря на то, что Павлов дымил похлеще паровоза, в помещении не оставалось даже намёка на неприятный запах. Магия, да и только.

Док между тем чиркнул зажигалкой — и я, будто почуявшая добычу гончая, подняла голову. Мои глаза за секунду нашли нужный объект в его руках. Сомнений не осталось — зажигалка была той же самой. И, прежде чем я успела себя остановить, мой рот брякнул:

— Ты её сохранил.

Миша удивлённо приподнял бровь, но, проследив за моим взглядом, понимающе улыбнулся и кивнул. Зажигалка была моим подарком. На какой праздник? Да ни на какой. Просто так, без повода. Мне захотелось порадовать его. Мы как-то обсуждали с Доком вопрос подарков, и он признался, что ему всегда хотелось иметь зажигалку с выгравированным на ней «Соколом Тысячелетия» — звездолетом, на котором летал один из главных героев «Звёздный войн». Вы ведь уже поняли, что Миша был фанатом саги? Догадаться не сложно, на самом деле — даже котика мужчина любовно назвал Ханом Соло. Тем самым капитаном.

Так вот, зажигалка. Док говорил, что это такая вещь, которая кажется неважной — ведь есть его любимые «крикеты». Но иметь её все равно было бы приятно. Он сказал — а я запомнила. Нашла зажигалку — Zippo, между прочим. Отыскала место, где делали гравировку на металле, мы с мастером выбрали наиболее удачный кадр звездолёта, шрифт для инициалов — и вуаля. Готово.

Лицо Миши в момент, когда он получил подарок, было незабываемым. В тот вечер он приехал ко мне после работы на ужин. Он рассказал, что его день был не самым лучшим, и тогда я с вопросом:

— Хочешь, я сделаю его немножко лучше? — вручила ему тщательно упакованную маленькую коробочку.

После были почти удушающие объятия и признания в том, что я — самая лучшая. А еще то, что я — единственная девушка, которая не просто не ругалась на него за курение, но еще и поощряла это, в какой-то степени. Целовала его сразу после того, как он тушил сигарету — или даже в перерывах между затяжками. Я помнила, как на нашем втором свидании, когда Миша затушил сигарету, и я потянулась, чтобы поцеловать его, тот отодвинулся со словами:

— Нет. Я воняю.

Я тогда только засмеялась и сказала, что мне всё равно. Потому что так и было. Я не чувствовала никаких неприятных запахов и сравнение с пепельницей нам точно не подходило. И мне было искренне жаль тех девушек, которые кривились, ругались, пытались стыдить его. Лично я хотела целовать его всегда. По утрам, до посещения ванной комнаты, после сигареты, алкоголя, острой пиццы с луком и чесночным соусом. Всегда. Касаться, обнимать, целовать, вдыхать — жить им.

— Да. Она моя любимая.

Голос Миши заставил меня вздрогнуть и сфокусировать внимание на настоящем. А не на прошлом, которое казалось моим персональным раем. Реальный доктор, хоть и смотрел на меня с долей нежности, но без той любви, которая была во взгляде Дока призрачного, меж тем, продолжил:

— Конечно, фитиль, да и кремний, пришлось уже несколько раз менять, но твой подарок функционирует на ура.

— Слишком много сложных слов для твоего похмельного мозга, — хмыкнула я, пытаясь скрыть чувство неловкости, — Только не перенапрягись.

— Ты всегда огрызаешься, когда смущена? — поинтересовался Миша, туша сигарету, — Раньше, помнится, твоей бронёй было чувство юмора. И иногда сарказм.

— Просто выросла, — ответила я с лёгким вызовом, — Доспехи поменялись.

— Жаль. Мне старые нравились.

С этими словами Павлов вытряхнул содержимое пепельницы, поставил пустой стакан в посудомоечную машину, после чего повернулся ко мне.

— Я рад, что ты здесь. Правда.

Его неожиданное во всех смыслах признание прозвучало для меня, как гром среди ясного неба. Я подняла на него взгляд, что было совершенной, абсолютной, просто невероятной ошибкой. Потому что слишком много знакомого увидела в его глазах. Того, что наверняка сама себе надумала, но мозг уже торопился обработать данные и подкинул мне новые воспоминания. Множества моментов, связанных с этой квартирой. Тех, где я была абсолютно, окончательно и бесповоротно счастлива. 

***** 

Два года и два месяца назад

— Мне кажется, нам нужно срочно завязывать с газировкой. Она жутко калорийная, — вздохнув, признала Маша, закрывая дверцу холодильника.

— Ты тоже заметила, что я поднабрал? — поморщившись, спросил Миша.

Девушка на это только отмахнулась:

— Да причём тут ты. Я жирная. Скоро ни в одну дверь не влезу — и придётся их расширять!

Павлов добродушно усмехнулся, окидывая ладную фигуру рыжей внимательным взглядом:

— Не наговаривай на себя. Но в одном ты права — колу точно пора прекращать покупать. Я в зале потею по несколько часов не для того, чтобы потом за час весь результат спускать в унитаз. Буквально.

— Вот-вот. Сколько ты там уже наел? А? — хмыкнув, поинтересовалась Маша, пихнув мужчину в бок.

Тот же, пожав плечами, взял девушку за руку и повел в одну из комнат. Там в углу сиротливо стояли дорогие, электронные и суперточные весы. Встав на них, Миша дождался, пока аппарат выдаст результат, после чего заключил:

— Ну, всё не так уж плохо.

— Да? А со мной что?

Бесцеремонно оттолкнув любимого, Маша заняла его место. Весы помигали, «подумали» — и показали цифру. Увидев которую, Сергеева взвизгнула — и отпрыгнула в сторону.

— Они всё врут! Я не могу столько весить! Это обман!

Миша же, заинтересовавшись, спросил:

— Ну, сколько там?

— Не скажу я тебе ничего! Даже в присутствии своего адвоката! Эта тайна умрёт вместе со мной! — заявила рыжая, скрестив руки на груди.

Павлов же, бросив быстрый взгляд сперва на девушку, а после на весы, вдруг улыбнулся. Широко и весьма шкодливо. Маша, заметив это, попятилась. Она знала мужчину уже достаточно хорошо, чтобы понимать значение ТАКОГО его взгляда.

— Нет. Даже не думай об этом, — предупредила девушка, выставив руку в оборонительном жесте.

Миша же, кивнув, сделал шаг навстречу Сергеевой, после чего, моментально перехватив её за запястье, притянул к себе.

— Нет! Отпусти! Пусти меня! — визжала девушка.

— Конечно. После того, как мы тебя взвесим, — пообещал доктор, тяжело дыша.

Маша сопротивлялась, как могла. Она знала, что задумал Павлов. Сообразительный доктор решил встать на весы вместе с рыжей, а потом просто отнять из получившейся цифры свои килограммы. Вот только осуществить задуманное оказалось не так-то просто — Сергеева брыкалась, вырывалась, цеплялась руками и ногами за косяк и даже пыталась ударить мужчину. Всё это сопровождалось криками и визгами, в которых прослеживалась угроза. Маша обещала Павлову всяческие кары — как небесные, так и вполне земные. С улыбкой, конечно, но от этого её голос звучал не менее угрожающе.

В конце концов, рыжей удалось вырваться. Или доктор отпустил её сам, решив поддаться — точно сказать не мог никто. Отбежав от мужчины на приличное расстояние, красная от борьбы и праведного возмущения Маша заявила:

— Спишь сегодня на диване! Злодей!

Михаил на это в очередной раз улыбнулся и покачал головой:

— Милая, нельзя меня выгонять куда-то в моём собственном доме.

— Посмотрим! — вздёрнув нос, фыркнула девушка, а после, не выдержав, рассмеялась — искренне и громко.

За всей этой картиной наблюдал сидевший на кушетке Хан. Его вид красноречиво говорил о том, что ему приходилось делить территорию с двумя сумасшедшими. Но, подумал кот, начав вылизывать заднюю лапу, и пусть. Лишь бы еду вовремя давали, и играть не забывали. 

***** 

Вздрогнув так, словно меня ударили — сильно и по лицу — я отвела взгляд и вскочила на ноги.

— Мне пора! — заявила так громко, что меня, наверное, услышали соседи.

Ровно, как и в тот вечер — заботливо шепнул мне внутренний голос. Удивительно, как они только полицию не вызвали — я орала так, будто меня резали. Но, видимо, они привыкли ко всему. Как и Хан, который в очередной раз наблюдал за нами с ленивым любопытством и наверняка прикидывал, что еще мы отмочим.

Миша от моей моментальной смены настроения растерялся.

— Куда? — спросил он.

— Домой вообще-то. У меня выходной. Ты в порядке, умирать не собираешься. Моя миссия выполнена, мать Тереза — точнее, Мария, может быть свободна.

Всё это я протараторила, уже стоя в коридоре и пытаясь натянуть кеды. Миша, который вышел следом за мной, непонимающе хмурился.

— Всё в порядке? — спросил он.

«НЕТ! Всё НЕ в порядке»! — хотелось крикнуть мне. Но я ограничилась лишь коротким:

— В полном.

— Может, тебе такси вызвать? — предпринял Док еще одну попытку выйти на диалог, но я снова оборвала его:

— Справлюсь. Я большая девочка. Пока.

С этими словами я буквально выбежала из квартиры, хлопнув дверью. Только скрывшись в кабине лифта, я выдохнула. Всё, хватит, Маша. Пора было завязывать с этим хождением по лезвию. Это могло кончиться очень и очень плохо. Но тогда почему мне так сильно хотелось послать куда подальше этот голос разума и остаться? Какого чёрта вообще происходило? 

Глава двенадцатая

— Ну, ты, конечно, отмочил на выходных. Это было нечто, совершенно не в твоем стиле. А ведь я тебя знаю не первый день, и думал, что изучил всё твои степени схождения с ума.

Михаил в ответ на слова друга только закатил глаза, нетерпеливо барабаня по рулю пальцами. Он уже жалел, что согласился подвезти Чёрного, но что поделать — дружба не была для него пустым звуком. Поэтому доктору приходилось мириться с беззлобными, но в то же время меткими подтруниваниями Андрея, пока они стояли в небольшой пробке.

— Нет, правда, я думал, ты либо сдохнешь, либо…хотя, о чём это я. Никаких «либо» не было. Только сдохнешь, — продолжал тем временем мужчина.

— Напомни, почему ты сейчас сидишь в моей машине? — спросил Павлов.

— Потому что я — твой друг, — с усмешкой отозвался Чёрный, — И потому что ты когда-то сам решил быть добрым, когда понял, что патронов на всех не хватит.

Миша фыркнул. Андрей постоянно его подкалывал тем, что тот любил репостить к себе на страницу в соцсетях разные забавные цитаты и мемасики. Он был не одинок в своем желании вставить шпильку, но Павлов привык к подобному проявлению внимания от своей компании.

— О, глянь! — вдруг в бок Дока прилетел весьма ощутимый тычок.

— Какого хрена, Андрюх?! — возмутился Миша, но его друг только кивнул, глядя в окно.

— Смотри, твоя спасительница идёт.

Павлов проследил за взглядом Андрея и невольная улыбка тронула его губы. Черных не обознался — чуть в стороне по тротуару бодро шагала Маша. При этом она умудрялась лавировать между людьми и что-то строчить в телефоне, не врезаясь ни в кого и даже не сбиваясь с шага.

— А она хороша. И выглядит иначе, чем тогда, когда забирала твоё тело из кабака. Если бы не волосы — не узнал бы, — отметил Черных.

Друг в очередной раз попал в точку. Маша выглядела очень мило, но довольно ярко. Белые брючки, плотно обтягивающие стройные ноги, ярко-желтые босоножки и такого же цвета просторный плащик и укороченными рукавами. Он был застёгнут, поэтому понять, что пряталась под ним, было сложно, но Михаил не сомневался, что под верхней одеждой скрывалось что-то не менее элегантное и красивое. Длинные медного цвета волосы Сергеева убрала наверх, заплетя какую-то невероятно сложную и многоуровневую причёску, а на носу её красовались большие солнцезащитные очки в белой оправе. Ничего общего с джинсами, кедами и кенгурухой, в которых рыжая убегала из его квартиры.

Миша настолько засмотрелся на девушку, что когда она прошла мимо, он непроизвольно вдавил педаль газа в пол, словно подсознательно желая поехать за ней, чтобы не упускать из виду.

— Эй, друг, ты чего? — голос Андрея вернул его к реальности и, моргнув, Михаил покачал головой.

— Всё нормально.

— Не похоже, — заметил Чёрный, внимательно изучая лицо друга, — Ты что, правда собирался поехать за ней? Это попахивает сталкерством, дружище.

— Ничего я не собирался, — огрызнулся Павлов, но вышло у него это вяло — настолько, что он сам себе не поверил.

— Вообще, знаешь, — вдруг сказал Андрей, продолжая рассматривать Мишу так, словно видел впервые, — У меня накопилось несколько вопросов к тебе. Поскольку оказалось, что ты — та еще тёмная лошадка.

— О чем ты? — нахмурился Павлов.

Пробка потихоньку начала рассасываться, поэтому мужчина вернул всё своё внимание дороге. Тем более, что яркая и похожая на экзотическую птичку Маша уже буквально перепорхнула пешеходный переход и скрылась за ближайшим углом. И от этого мужчина почувствовал…разочарование?

— Ну, начнём с того, что ты скрывал от своих друзей тот факт, что встречаешься с кем-то. И мы все узнали это не только спустя, судя по всему, долгое время после того, как вы разошлись, но еще и весьма необычным способом. Объяснишься?

— А я обязан? — хмыкнул Миша, занимая оборонительную позицию.

— Не то чтобы, — пожал плечами Андрей, — Но мы вроде как друзья. По крайней мере, мне так казалось.

— Вот только не нужно давить на это, — поморщился мужчина, — Это не работает уже очень и очень давно.

— И всё же. К чему такая таинственность? Тем более, что я уже видел Машу раньше. И даже её анализы, что вообще сродни знакомству с родителями!

Миша, чуть подумав и пожевав губу, наконец, нехотя признался:

— Не хотел спугнуть это.

— Что — это? — недоумевающее перепросил Чёрный.

— Счастье, — негромко отозвался мужчина.

Оно было — поначалу такое хрупкое, эфемерное, но от того не менее реальное. И Павлов, который, несмотря на то, что развёлся за два года до встречи с Машей, долгое время не мог поверить в реальность происходящего. Сергеева казалась ему мечтой — редко когда в одном человеке умещались все те качества, которыми обладала эта рыжая хохотушка. И Миша просто не хотел спугнуть всё это. Спугнуть Её. Счастье действительно любило тишину, и мужчина не хотел впускать кого-то еще в мир, который создавали лишь они двое. А после…было уже как-то не с руки. Смысл говорить о том, чего больше не было.

— Счастье? — переспросил Андрей, — То есть ты был счастлив с ней? — дождавшись кивка, он продолжил, — И вы всё равно расстались?

— Как видишь, — процедил Михаил.

— Не понимаю. Кто был инициатором? Хотя, погоди, дай угадаю. Ты?

— Как понял это?

— По этому выражению раскаяния на твоём лице. Но я всё равно не догоняю, — никак не мог уняться Чёрный, — Почему? Если всё было хорошо? Ты был счастлив, у вас — судя по тем обрывкам фраз, что обронила эта твоя рыжая — были планы на жизнь. Что пошло не так?

Павлов помолчал, обдумывая, не послать ли друга куда подальше. Потому что отвечать на этот вопрос он не хотел, ведь сам до конца не мог разобраться, зачем поступил так. Поддался порыву, который накрыл его с головой и не отпустил.

Одно Михаил знал точно — он испугался. Всего, чего наобещал, а в итоге решил не выполнять. Того, что их жизнь действительно могла бы стать такой. Они могли остаться вместе до конца своих дней — мужчина знал, что это было абсолютно реально. Они с Машей были очень похожи. Во взглядах, планах на жизнь, целях, стремлениях. Она была как его отражение, только девушка. Нет, были и отличия — например, Сергеева не любила мясо и готовила его исключительно для него. Миша же не понимал страсти девушки к авокадо. У неё была творческая профессия, а он…хотя, некоторое подобие творчества прослеживалось и в его работе. Им всегда было о чем поговорить, и темы не заканчивались никогда.

Но самое главное было даже не это. Не их взгляды, а то, куда они были направлены. Михаил и Мария смотрели не друг на друга — они глядели в одну сторону. И Павлов, который уже был в браке, понимал, насколько это важно. Потому что влюблённость, розовые очки, одержимость и бесконечное сексуальное желание — они все рано или поздно сходили на «нет». Но когда у вас были общие цели, комфорт, уважение — всё это грозило остаться с вами до конца. Поддержка во всех начинаниях, уют и настоящий семейный очаг — это было то, чего Миша так сильно желал.

И, тем не менее, именно он был тем, кто сбежал от этой картины. Отказался от так тщательно выстроенного сценария.

 — Всё…стало слишком реально, — наконец, признался Павлов.

Андрей чуть помолчал, надеясь на продолжение. Не получив его, мужчина протянул:

— Не понял…

— Всё это — наша жизнь, будущее, дети — стало реальным. И напугало меня. Маши…стало слишком много. Я приезжал к ней — и она буквально окружала меня. Но при этом, когда я уезжал — мне хотелось её увидеть. А со временем и это прошло. Мы так плотно вошли в жизни друг друга, что в какой-то момент мне стало тесно в собственном мире. И я испугался того, что такой вот и станет моя жизнь, — Миша говорил медленно, тщательно подбирая каждое слово, — И я сказал, что не люблю её. Попросил отпустить.

Чуть подумав, Чёрный констатировал:

— Какой-то бред. Чувак, это вообще-то так и происходит. Вы знакомитесь, влюбляетесь, женитесь, съезжаетесь — или наоборот, тут кто как решит. Вы становитесь частью друг друга. Это нормально. Уж ты-то должен знать — однажды уже проходил через это.

Миша кивнул, решив не уточнять, что у них с бывшей супругой были несколько другие отношения. И вообще — они были не самым лучшим примером, особенно если вспомнить, что развод встал ему в очень большую копеечку.

— Знаю. И мне казалось, что я был готов к этому. Я ведь уже и кольца выбирал — и собирался носить своё. А ты ведь знаешь, что я терпеть не могу их и раньше обручалку вообще не носил.

Павлов помнил, как обсуждал это с Машей — правда, по телефону. Он на полном серьёзе говорил, что банальные золотые покупать не будет, потому что ему хотелось, чтобы их кольца отражали их отношения, были уникальными, особенными. И точно не из жёлтого металла. Девушка тогда только рассмеялась и напомнила мужчине, что у неё в шкатулке не было ничего золотого — она не любила этот металл, ей казалось, что он плохо смотрелся с её кожей. И Миша в очередной раз убедился, что они мыслили одинаково — даже в таком вопросе.

— И ты всё равно сдрейфил, — отметил Андрей.

— Именно.

— Идиот, — припечатал друг, но без особой злости в голосе — скорее, с сожалением, — Она хорошая девушка.

— Ты это как понял? — хмыкнул Миша, впрочем, не споря с товарищем, — По её анализам?

— Да нет, не по ним, — отозвался Андрей, — А по тому, что она, не раздумывая, приехала забирать тебя. Тут возможно два варианта — либо она святая, либо ты ей не безразличен. А поскольку нимба над её головой я не заметил — остаётся лишь второй вариант.

— Вряд ли, — покачал головой Павлов, — Ты не видел, как она смотрит на меня. Словно я самый ужасный человек, и окажись мы на необитаемом острове — она бы прикончила меня без раздумий.

Мужчина мысленно нарисовал перед собой девушку, которую вот уже которую минуту обсуждал со своим другом. А после, не без труда, выудил из памяти другую картинку. Это была Маша, но другая — та, которую он знал два года назад. Она не сильно поменялась, но вместе с тем была иной. Когда они только познакомились, Мишу удивил её взгляд. Он был слегка наивный, доверчивый — и вместе с тем бесконечно удивлённый. Она смотрела на доктора так, словно не могла поверить в то, что была ему действительно интересна. Та Маша словно не замечала, какое впечатление производила на людей — или действительно не понимала этого. Она почти не использовала косметику, очень много улыбалась и была словно привязана к кухне. Миша, который отвык от горячих ужинов, только диву давался тому, как сильно она его баловала. Готовила каждый день что-то новое, а когда доктор уходил — заворачивала ему авоську с собой, чтобы он не думал об обеде на следующий день. Такая забота смущала, сбивала с толку — и бесконечно радовала.

Маша, которую Павлов встретил спустя два года, почти не улыбалась — лишь саркастично усмехалась, не забывая добавить какую-нибудь колкость. Это была уже не наивная девчушка с широко распахнутыми глазами — нет, то была женщина, с хитрым прищуром, которая прекрасно знала себе цену. Она понимала, как выгодно подать себя и при этом выглядеть благородно, а не дёшево. Рыжая привлекала к себе внимание — один жёлтый плащ чего стоил — и наслаждалась им. Она больше не стремилась подарить своё время другим, нет, Маша снисходительно позволяла людям быть подле неё. Наивная девчушка канула в небытие.

Либо — Сергеева была права, и Павлов просто не видел её, не влюблённой в него. Миша не исключал и такой вариант — что это нутро сидело в рыжей всегда, просто чувства к нему смягчили девушку, сделали её той домашней кошечкой, которая так льнула к нему, ища тепло, поддержку, любовь…Любовь. Какое жуткое и одновременно желанное слово. Мужчина помнил, как услышал его от неё в первый раз… 

***** 

Два года и четыре месяца назад

— Обожаю этот диван, — выдавила из себя девушка, тяжело дыша и пытаясь поправить чуть дрожащей рукой растрепанные медного цвета волосы.

Второй она крепко держалась за плечо мужчины, на котором сидела верхом. Вид ей открывался потрясающий — чуть раскрасневшийся, с взмокшим лбом, также пытающийся восстановить дыхание. Бесконечно красивый. У Маши сердце каждый раз заходилось, когда она смотрела на него. Тот случай не стал исключением — и только что пережитый оргазм был тут вовсе не причём. Точнее, почти не причём. Лёгкая усмешка коснулась малость припухших губ Павлова:

— А мне очень нравится эта юбка.

С этими словами он мягко дёрнул на себя ткань, что сбилась вокруг бёдер Маши. Девушка ухмыльнулась — ей этот элемент гардероба был тоже по душе. Она перевезла её, когда поняла, что бесконечно таскать футболки Миши просто уже некрасиво. Длинная, в пол, чёрная с узором из языков пламени — она моментально привлекла внимание мужчины, просто потому что была с запАхом. Её нужно было обмотать вокруг бёдер и завязать сзади ленту — и всё, вы великолепны. Но самое главное — её не нужно было задирать или стягивать — достаточно было просто чуть распахнуть её полы. Что Михаил с удовольствием продемонстрировал своей девушке.

— Надо нам почаще так готовить завтрак, — отметил мужчина, пока сидящая у него на коленях девушка поправляла чёрный топ, возвращая лямки на положенное место.

— Да уж, так мы доеды не скоро добираться будем.

Миша мягко рассмеялся на её слова, и у Сергеевой перехватило дыхание. Он был таким…невозможным. Нереальным. И вместе с тем — материальным настолько, что это ощущалось каждой клеточкой тела. Машу просто накрывало такой сильной волной эмоций и чувств, что она тонула в них. Но такая пытка была ей в радость. Она желала её.

Но также ей хотелось и другого. Сглотнув, Маша погладила мужчину по щеке кончиками пальцев, очертила его такие идеальные губы, пробежалась по затылку, чуть помассировав кожу головы, и спустилась к шее. Она набиралась храбрости и Миша, словно почувствовав это, молчал, давая девушке собраться с мыслями. Наконец, девушка заговорила. Тихо, но вместе с тем её слова будто усиливались, разбиваясь о стены, и Павлов отчётливо слышал каждое слово.

— Я хочу тебе кое-что сказать. Но постарайся понять это правильно и не раздувать из мухи слона, хорошо?

Михаил кивнул, мягко поглаживая бёдра девушки, словно пытаясь её подбодрить таким образом. Вздохнув, Сергеева продолжила:

— Каждый раз, когда я смотрю на тебя — в моей голове бьётся только одна мысль. Она словно пульсирует, просится наружу. И я понимаю, что это может отпугнуть тебя. И я не должна говорить этого.

— Тогда…может, не стоит?

Миша спросил это с улыбкой, но вместе с тем в его тоне прослеживалось беспокойство. Он смутно представлял, что именно Маша хотела ему поведать, но меньше всего он сам желал, чтобы она говорила то, в чём не была до конца уверена, или то, что заставляло её так сильно волноваться. Поэтому, он дал ей возможность отступить, переждать, до того времени, пока она не будет готова.

Но рыжая упрямо покачала головой, отметив:

— Но я хочу этого. Мне кажется, что если я этого не скажу — станет только еще хуже.

Доктор коснулся её щеки, и Маша прильнула к ней, млея от этой ласки. Она всё больше напоминала ему кошку — совсем даже не дикую, а домашнюю и ручную. А Михаил всегда был кошатником.

— Тогда — я слушаю тебя. И постараюсь не пугаться, — пообещал мужчина.

Маша кивнула, в очередной раз собираясь с мыслями. Его ладони не сильно помогали сконцентрироваться, но меньше всего девушке хотелось, чтобы Миша отпускал её. Более того — она мечтала, чтобы он держал её всегда, всю её жизнь. ИХ жизнь.

— Так вот, эта мысль. Я смотрю на тебя и думаю «как же сильно я влюблена в этого мужчину».

Павлов негромко выдохнул, глядя на явно смущённую девушку. Не в силах произнести ни слова, он молча притянул её к себе, зарываясь одной рукой в чуть влажные волосы и жадно целуя, без слов пытаясь показать, как много значили для него эти слова. Как много ОНА значила для него. 

***** 

Миша вздохнул, отгоняя воспоминания. Он не ответил тогда на признание — был не готов. После неудачного брака и вымотавшего нервы развода он считал эти слова словно запятнанными. Он говорил их другой женщине — и из этого не вышло ничего хорошего. Павлов знал, что это было глупо, но всё равно ничего не мог с собой поделать.

Он сказал их — несколько раз, так тихо, что могло показаться, будто это просто ветер шевелил листву. Но Маша понимала его — и её глаза каждый раз загорались тем самым, невероятным, изумрудным огоньком, в котором читалось неверие. «Ты? Любишь меня?» — она словно спрашивала его взглядом, и Павлом кивал, подтверждая свои слова.

Маша как-то отметила, что ей не нужны были от него признания — она чувствовала его любовь.

— Ты даёшь мне всё, что нужно! — заявила она как-то в супермаркете, выбирая шоколад, — Заботу, ласку, любовь. Я чувствую её. У меня есть всё, что нужно для счастья.

— Ну, еще не всё, — отметил мужчина и в ответ на её вопросительный взгляд добавил, — У тебя всё еще нет моей фамилии. И моих детей. Пока что.

Вспомнив это, Миша сжал руками руль, стискивая зубы. Он чувствовал себя идиотом — потому что говорил это, строил планы, обещал. А после просто сбежал, струсив. Испугавшись даже посмотреть ей в глаза.

— Она такая красивая, — выдохнул мужчина негромко.

— Это точно, — согласился Андрей, — И, как мне кажется, искренне тебя любила. Жаль, что ты недалёкий, дружище.

Миша, даже если и хотел ударить друга, сумел побороть этот порыв. Причина простая — Чёрный был прав.

Подбросив Андрея, мужчина отправился на работу, хотя до нужного настроя ему было далеко. Но выбора особого не оставалось — доктору предстояло встретиться с тремя пациентами и провести две операции. Не самые сложные, но это не отменяло того факта, что Мише нужна была ясная голова. Так что, приходилось настраиваться уже на ходу.

Доехав до клиники, мужчина выпил кофе и, переодевшись, поспешил в свой кабинет. До первой встречи было еще пятнадцать минут. В ожидании пациента, мужчина бездумно ковырялся в компьютере, переключая вкладки браузера. У него их было, по меньшей мере, два десятка. Тоже самое обстояло и с головой. Павлов любил иной раз шутить (или нет) о том, что ему, к сожалению, достался интеллект выше среднего. А ведь он всего лишь хотел прожить счастливую жизнь. Поэтому, его мозг напоминал браузер, в котором было открыто 12 вкладок, 5 из них не отвечали, где-то на фоне звуки порно и откуда вообще эта тупая музыка?!Чуть подумав, Миша вздохнул и, воровато оглянувшись, словно боясь, что его застукают за крайне неприличным занятием, открыл вкладку социальной сети и нашёл страницу Маши. Он редко это делал, но периодически в ленте новостей мелькали обновления от Сергеевой. Которая жила довольно активной жизнью, скидывая всё новые фото, видео, цитаты и мысли. Первое время Павлов изучал их, сам не понимая, зачем, но со временем этот порыв угас, рутина утянула его в свои сети, и доктор отключил функцию интереса к окружающему миру.

И вот, он снова это сделал. На этот раз — целенаправленно. И очень удачно, потому что в ту самую минуту Маша добавила новый пост. Точнее — репост с паблика. Объявление о надвигающемся постапокалиптическом фестивале «Ржавый дракон». Павлов лишь хмыкнул над этим весьма неказистым названием, но его зацепила приписка от самой девушки.

«Смысл дожить до июля. Я туда поползу, даже если у меня откажут ноги!»

Заинтересовавшись, доктор углубился в чтение. Три дня в палатках на территории складов заброшенного военного аэродрома, костюмы в стиле «Безумного Макса», никакого интернета и мобильной связи, бои, чёрный рынок, концерты, поселения выживших после Апокалипсиса — да уж, там было, где разгуляться. Не удивительно, что Машу так сильно зацепило мероприятие — она из подобных сборищ черпала вдохновение.

Чуть подумав, Павлов усмехнулся и, достав телефон, набрал один из заученных наизусть номеров.

— Алло, Смык? — дождавшись ответа, бодро спросил мужчина, — Как ты относишься к палаткам, дракам и Апокалипсису? 

Глава тринадцатая

Следующие пару недель прошли для меня относительно спокойно. На работе всё было ровно — никто никого не увольнял и, судя по всему, не собирался. Лёгкая алкогольная и эмоциональная встряска сделала своё дело — я перезагрузилась, настроила свой внутренний компас и могла снова двигаться в нужном мне направлении. Неприятный инцидент с Таней оказался позабыт и мы снова начали плодотворно трудиться на благо будущего нашего сайта.

Кроме того, я сдала все анализы, которые требовал от меня Миша. Да, для этого мне приходилось с ним видеться, но мы не вспоминали про ту наполненную событиями ночь и вообще сводили общение к минимуму. Точнее, так поступала я. Павлов же пребывал в удивительно бодром расположении духа — он был весел, постоянно шутил и то и дело пытался втянуть меня в диалог. Я отбрыкивалась, но док не унывал. Или — что лично меня невероятно раздражало — мужчина вел диалог от моего лица, когда сама я по тем или иным причинам, не могла говорить. А такое случалось — Михаил Олегович ведь решил, ни много ни мало, а прогнать меня по всем лабораториям, и в какие только места медики не заглядывали за те дни. Рот исключением не стал. Миша то и дело вставлял какую-то безобидную, но шпильку, а после с ангельской улыбкой спрашивал:

— Что такое, Мария Андреевна? Не можете мне ответить?

Я терпела, одаривая доктора лишь бесконечно недовольным взглядом. Но однажды не выдержала и показала ему средний палец — на глазах у малость изумлённой медсестры. Еще бы — такое поведение в приличных кругах считалось малость неприемлемым. Но он меня вынудил. И, что самое важное — после этого Миша всё вроде бы понял и отвалил от меня. Аллилуйя.

К счастью, всё имеет свойство заканчиваться. И даже многочисленные анализы, которые подразумевали под собой походы в клинику (читать — к Мише). Док был вынужден признать, что я крайне бережно относилась к своему телу, проставить штампы, что я здорова, и отпустить. Я же, с чувством небывалого облегчения, забросила все эти справки и бумажки куда подальше и забыла, как минимум, еще на полгода — до тех пор, пока мои родные не вспомнят, что мне снова стоит сходить провериться. З — забота.

Так что я снова смогла полноценно посвятить себя только работе — и своим друзьям, среди которых был и Денис. После того неожиданного отгула мы почти не виделись и не общались, но я была не расстроена — и без того дел хватало. Тем не менее, то утро просто обязано было стать исключением. Потому что у нашего любимого директора был день рождения.

Денис не любил всю эту суету — поздравления, дерганья за уши, проставы. Он каждый год пытался избежать этого, но всегда это заканчивалось одинаково — мы забивали на его пожелания и делали по-своему. Тот год исключением не стал. Поэтому, когда мужчина пришёл на работу — его уже ждали довольные и многочисленные мы.

— С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ! — прокричала хором новостная редакция, пока притворяющийся равнодушным Денис безуспешно прятал улыбку.

— Спасибо, коллеги, — сказал мужчина, когда мы притихли, после чего добавил, — Традиционной проставы в обед не будет.

Ребята начали гудеть, я же вопросительно приподняла бровь, ожидая продолжения. Денис, несмотря на все свои недостатки, жмотом никогда не был. Он в день, когда мы установили новый рекорд по статистике, такую поляну в редакции накрыл, что я не обедала и не ужинала. А тут как бы не рядовое событие. Значит, этот жук просто затеял что-то иное.

Конечно же, я оказалась права. Пока коллектив не начал вслух выражать своё недовольство, Денис продолжил:

— Простава будет вечером. Я заказал столик в одном ресторанчике. Так что, если у вас нет планов на вечер — всех приглашаю.

Ого. Такого я от него не ожидала. Да и другие, видимо тоже. Мы с Дашей переглянулись, и её лицо выдавало те же эмоции, которые испытывала я — удивление вперемешку с радостью. Халявный вечер в ресторане. Кто вообще отказывается от такого?

Меж тем, все начали по очереди обнимать Дениса, я же спокойно стояла в сторонке, ожидая своей очереди. Я-то друга уже поздравила — пока он ехал, черканула ему сообщение.

«Хозяин, с днём рождения! Я речь пока не придумала, но если что соображу — обязательно её озвучу)»

Это была наша старая шутка — когда я портачила или просто хотела вызвать у Дэна улыбку, называла его «Хозяин». Началось всё с того, как мы сидели под конец рабочего дня и правили мой текст. Денис терпеливо вычищал все ошибки, выбирал материалы для предыстории и прочее. Стрелки часов уже давно перевалили за отметку в шесть часов, когда мужчина остался доволен. Я спросила, можно ли Добби^[3] идти домой, а когда получила положительный ответ, не удержалась и воскликнула:

— Спасибо, Хозяин!

Денис тогда только посмеялся и сказал, что ему нравится, какие обращения я выбираю. Постепенно такой позывной за ним закрепился. Правда, только среди нас двоих.

Когда все уже пожамкали именинника, я всё же решила не отваливаться от коллектива. Приблизившись к довольному директору, спросила:

— Обнять разрешишь?

Денис кивнул с лёгкой улыбкой, в которых читалась хитринка, свойственная мальчикам, а никак не взрослым мужчинам, занимающим руководящие должности. Я обхватила друг за плечи и, чмокнув в щеку, шепнула:

— С днём рождения, мой хороший.

— Спасибо, солнце, — ответил тот также негромко.

А когда я попыталась отстраниться, то поняла, что друг продолжал меня удерживать. Пришлось кашлянуть и усилить нажим, добавив:

— Денис, отпускай меня.

— А, что? — видимо, вспомнив, что мы не одни, поднял голову мужчина.

Я же, стремясь перевести всё в шутку, хлопнула его по плечу:

— Ну, ты чего. Это становилось уже почти неприлично!

Дэн усмехнулся:

— Ну да, точно. Тысяча извинений твоей добродетели. Итак, коллеги, — обратился он уже ко всей редакции, — Жду всех в восемь часов вечера. Адрес скину в общий чат.

Все вернулись к работе и спустя минуту ко мне прилетело сообщение от Даши:

«Ты идёшь?»

«Спрашиваешь? Когда я упускала возможность поужинать нахаляву в ресторане? Я еще и платье красивое надену по такому случаю!»

«Блин! А я не успею до дома и обратно. Буду как лох!»

Сообщение подруги было пропитано чисто женским горем. Решение в голову пришло моментально — честно говоря, тут даже далеко за ним ходить не пришлось.

«У нас один размер. А живу я, сама знаешь — ближе только если над редакцией комнату снять. Так что можем собраться у меня и поехать вместе».

«Ты — лучшая из людей, в курсе?»

Лично у меня были сомнения на этот счёт, но я решила о них Даше не говорить. Ни к чему ей мои душевные терзания выслушивать. Так что я ограничилась коротким «Вот и договорились», после чего вернулась к работе.

Вечером мы с Дашей, как и планировали, собрались у меня, прихватив с собой бутылочку шампанского. Под него вообще всё идет всегда куда веселее, наши сборы исключением не стали. В порядок мы себя привели довольно быстро — подруга заплела мои волосы в две французские косы, вытащив несколько прядок и заколов их шпильками. Макияж я выбрала самый что ни на есть вечерний — тёмный смоки айс, рубиновые губы, чуток румян и немного карандаша для бровей.

С нарядом возни тоже особой не было — в моём шкафу уже давно висело платье, дожидаясь своего часа. Черное, из тонкой ткани, на ладонь выше колена, с низким вырезом, который был полностью задрапирован кружевом, создавая ощущение, что всё вроде бы прикрыто. Из того же материала были сделаны рукава. Футляр плотно обтянул мою фигуру, и чёрные босоножки на тонком каблуке чуть удлинили мои ноги. В целом получилось неплохо.

— Ты как будто на свиданку собралась, ей-богу, — отметила Даша, окидывая меня оценивающим взглядом.

На это я лишь пожала плечами:

— Как я уже говорила — упускать халявный шанс поесть и покрасоваться не буду.

Подруга остановила свой выбор на одном из моих платьев — изумрудном и тоже кружевном. Опустошив бутылочку игристого, мы вызвали такси и в ресторане оказались одними из последних.

— А говорят, что леди не опаздывают, — заметил Денис с усмешкой.

— Ну, так, а разве кто-то опоздал? — в тон ему ответила я, чуть приобнимая именинника за плечи и оставляя след от своих губ на его щеке.

— Я приберег для вас лучшие места, — отметил директор, кивая на два удобных кресла.

Ну, разумеется, мне выпало сидеть по правую руку от Дениса. Даша, пока я думала, заняла соседнее место. Дэн осторожно подмигнул мне. Да, я понимала, к чему он клонил — мы никуда и никогда не выходили вместе, но здесь у нас была возможность спокойно и без лишних напрягов общаться, и при этом не выглядеть…ну, ненормально.

Поздоровавшись с коллегами, я окинула быстрым взглядом стол и, хмыкнув, двинулась в сторону бара.

— Ты куда? — удивлённо спросила Даша.

— За коктейлями, — отозвалась я с бодрой улыбкой, — На столе только вино и коньяк — не мой вариант. Сейчас вернусь.

— Скажи на баре, чтобы записали на мой счёт, — почти приказал Денис.

Я кивнула. Напиться задарма? Такую возможность я не собиралась упускать. Заказав несколько шотов у улыбчивого бармена, я облокотилась о стойку в ожидании. Чуть повернувшись, удивлённо выдохнула и прежде чем успела себя остановить, произнесла:

— Миша?

Доктор — в белоснежной рубашке с закатанными до локтя рукавами и чёрных модных джинсах — услышал своё имя и обернулся. Заметив меня, мужчина хмыкнул, окинув меня изумлённым взглядом.

— Маша, — констатировал он, после чего добавил, — Привет.

— Доктор, вы меня преследуете? — поинтересовалась я, скрещивая руки на груди.

Павлов поднял руки вверх, словно я навела на него пистолет, и даже почти попятился.

— Клянусь — у меня даже в мыслях не было. Мы здесь с коллегами собраться решили.

С этими словами док кивнул в сторону довольно большого стола, за которым собралась не менее впечатляющая компания. Среди светил медицины я узнала двух Андреев — Чёрного и Смыка, которые, заметив мой взгляд, приветливо мне помахали. Ответив им тем же, я повернулась к Мише.

— Ясно. А мы день рождения директора отмечаем, — махнув рукой в сторону своих, я зачем-то добавила, — За коктейлями вот заскочила.

— Да, я тоже. Ничего крепкого не хочется, — признался брюнет.

Разумеется, я не смогла удержаться от шпильки. Присутствие доктора почему-то начало меня нервировать. Не знаю, было дело в том, что вокруг нас находилось слишком много людей, знавших нашу историю, или в том, что я насчитала среди его друзей слишком много девушек…хотя, нет, это тут точно было не при чём! В любом случае, я вскинула на него глаза и, чуть прищурившись, заявила:

— Да уж, постарайся хотя бы сегодня не накидаться. Больше я тебя на себе тащить до дома не буду!

С этими словами, прихватив свои шоты со стойки, я отвернулась от Миши, который смотрел на меня несколько растерянно и удивлённо, и спокойно почти продефилировала к своим. А после осторожно коснулась плеча Дениса, тут же увлекая его в беседу.

Вечер плавно тёк своим чередом. Мы ели, выпивали, разговаривали, смеялись — очень много. Это был действительно приятный вечер, но я то и дело бросала осторожные взгляды в сторону врачей. Правда, спустя секунду после этого я одергивала себя и возвращалась к своим, но это не меняло главного — я чувствовала присутствие Миши. И это не давало мне полностью расслабиться. В отличие от шотов, которые я поглощала умеренно, но регулярно. На вопросы как Дениса, так и Даши, я лишь отмахивалась и говорила, что всё в порядке. На самом деле я просто надеялась, что вместе с дынным ликёром, водкой, лимонным соком по моим венам потечёт спокойствие. А коктейльная вишенка закупорит ту рану, из которой норовили вырваться чувства.

В общем, я отчаянно пыталась доказать всем вокруг, что всё замечательно. Но прежде всего мне хотелось убедить в этом одного человека. Саму себя. Потому что тонкий голосок в голове упорно твердил одно — всё давным-давно полетело к чертям. И я лично управляла этим терпящим бедствие лайнером. 

*****

Миша сидел и наблюдал за Марией, которая с большой компанией расположилась всего в нескольких метрах от него.

Красивая.

Такая блядски красивая.

Мужчина сжал челюсть, наблюдая, как рыжая, откинувшись на спинку наверняка удобного кресла, о чем-то оживлённо переговаривалась с каким-то мужиком и улыбалась.

У л ы б а л а с ь. Твою мать.

Не просто тянула уголки вверх в вежливой улыбке, а откидывала голову назад и заразительно смеялась. От этого веснушки, рассыпанные хаотичными созвездиями по ее лицу, будто светились вместе с глазами цвета незабудок, а на щеках появлялись удивительные ямочки, приковывающие к себе внимание. Её медные локоны были убраны в туго заплетенные косы, покоящиеся на груди, и Миша поймал себя на мысли, что ему до скулежа хотелось бы узнать — каково было бы их расплести, стягивая в кулак.

Павлов устало прикрыл веки, потирая переносицу двумя пальцами. Эта девушка сидела у него в печёнках последние недели, со всеми обследованиями, в которых — доктор был уверен — необходимость существовала. Миша шутил, смеялся над девушкой, с которой когда-то расстался, наблюдал за её злостью, почти яростью, и редкими вспышками веселья. Мужчина кайфовал от этого — Сергеева самим своим присутствием словно вдыхала саму жизнь в стерильные стены клиники, в бездушные кабинеты, да даже в сам воздух.

Когда же всё это закончилось, Павлов поймал себя на мысли, что он, словно околдованный, продолжал почти интуитивно искать её в толпе. А когда получалось — он следил за ней взглядом, полным непонимания, какой-то злости и симпатии, пытаясь понять причину последней. Ведь всё же прошло, осталось в прошлом, о чём сама Маша неоднократно напоминала всем своим видом.

Так в чём же было дело? В том, что, как сама Сергеева выразилась, он ни разу не видел её не влюблённой в него, и теперь эта новая Маша разжигала в нём любопытство? Или тот шаг, который он сделал в прошлом, действительно был ошибкой, и это всё вернулось, чтобы пнуть его под зад. Закон бумеранга? Карма? Просто тупость человеческого разума? Миша не знал.

Между тем, Маша прикусила нижнюю губу, слушая собеседника, а затем заправила выбившуюся прядь вьющихся волос за ухо, выглядывая из-под ресниц. Павлов ощутил, как в груди у него закипела ярость — липкая и вязкая.

«Уйди же. Уйди», — мысленно шептал доктор, но непонятно, в действительности, к кому обращаясь: к себе, к ней, или к этому остолопу напротив, что, кажется, решил, будто он Маше и впрямь интересен? Будто он — причина ее живой улыбки.

Когда рыжая, бросив что-то своему собеседнику, встала и удалилась в сторону уборной, Миша, не успев себя остановить или хотя бы подумать о неразумности своего поступка, поднялся на ноги и пошёл за ней. А затем вероломно проник в дамскую комнату. В которой — как удачно — не было никого, кроме Маши, моющей руки в раковине.

— Помощь нужна?

Его голос, неожиданно прозвучавшей в тишине комнаты, заставил Машу вздрогнуть и резко поднять глаза. Их взгляды пересеклись в зеркале, и у Павлова на секунду перехватило дыхание. Она была так прекрасна, и бурбон, который мужчина уже успел выпить, был тут вовсе не при чём.

Узнав Мишу, рыжая прищурилась, а её накрашенные алой помадой губы чуть скривились.

— Тебе сюда нельзя! — заявила она.

Мужчина хмыкнул:

— Может и так. Но когда это вообще кого-то останавливало? — заметив её чуть растерянный взгляд, доктор добавил, — Расслабься, я не сделаю тебе ничего плохого.

— Сам расслабься, — по привычке огрызнулась Маша, снова натягивая свою мысленную броню.

Она схватила лежащую на раковине маленькую сумочку, желая как можно скорее покинуть уборную. Но судьба-злодейка распорядилась иначе — застёжка оказывается открыта и всё содержимое рассыпалось по полу.

Чертыхнувшись, Сергеева присела на корточки, собирая свои вещи. Её движения были резкими и слегка нервными, а руки малость подрагивали, и рыжая не понимала, то ли это от нервов, то ли от алкоголя, то ли само присутствие Миши так на неё действовало.

Девушка, молча ругаясь, убирала в сумочку пудру, когда заметила перед глазами блестящие носки мужских начищенных ботинок. Тяжело вздохнув, она подняла ресницы и наткнулась на знакомый взгляд. Мужчина, сидя на корточках рядом с ней, осторожно протянул ей красную помаду, также упавшую в поднятой ею суматохе.

Сергеева бросила холодный взгляд на мужчину.

— Я не просила помощи, — заявила колючим голосом, протягивая руку.

Это было странно — слышать такой её тон. Казалось, что они уже преодолели этот барьер и даже научились вполне по-человечески общаться. И вот снова — резкость, грубость, желание нахамить и надавить на что-то, на какое-нибудь больное место. Рыжую бросало из стороны в сторону, словно её эмоции представляли из себя американские горки и она сама уже не знала, чего ждать от себя на следующем вираже. И Мише это было тем более неизвестно. Но его подстёгивало любопытство, профессиональное стремление разгадывать загадки и какое-то не до конца осознанное желание.

Меж тем, помада не поддалась, когда Маша попробовала забрать её, и Павлов с легкостью прочитал раздражение в глазах девушки. Неожиданно поверх её тонкой руки опустилась теплая ладонь. И у нее внутри снова что-то затрепетало, будто стая бабочек махнула своими крыльями.

Доктор заметил, что она растерялась. Её глаза метались, не в силах встретиться с ним взглядом. Маша не понимала, куда следовало смотреть — то ли на него, пересилив себя, то ли на их руки, то ли вообще по сторонам, в поисках чего-либо, способного уберечь ее от этой щекотливой ситуации. Рыжая почувствовала, как её щеки залил румянец и лишь надеялась, что со стороны это не было заметно.

— Отпусти меня, — шепнула Маша.

Вспомнив о гордости и силе воли, она подняла взгляд, настойчиво и резко глядя в его глаза. Которые в тот момент напоминали два тёмно-серых омута. Шагни не туда — и всё, утонешь, и никто тебя больше не спасёт. Маша знала об этом. И она этого больше не хотела.

— Нет.

Такой простой ответ, сорвавшийся с его губ, заставил её резко выдохнуть. От возмущения, испуга, но еще больше — от того, что эти три буквы и его настойчивость отозвались в ней чем-то опасным и пристыжено желанным.

«Он просто смеется над тобой. Он не любит тебя», — напомнила себе Маша

— Отпусти меня, — настойчивее, но руку отчего-то не дернула.

— Нет.

Миша сжал челюсть, молча наблюдая за ней, словно заново изучая. Он провёл большим пальцем по тыльной стороне ее ладони, и она превратилась в сгусток эмоций, сдерживаемых под огромным железным замком. С её ярко-алых губ сорвался слабый вздох, привлекший его внимание. Он, словно загипнотизированный, уставился на её рот — влажный, желанный, все еще не улыбнувшийся ему ни разу за тот вечер. Тени мерцали на его лице, а голова начала кружиться. И всё тело было словно под напряжением.

Его пальцы ползли вверх по её руке, и он начал выводить узоры на её кисти, с легкостью ощущая, как у нее ускорялся пульс. Миша смотрел так, что у рыжей дыхание заходилось, и мужчина отметил и это тоже. Он буквально поедал её глазами и, не разрывая зрительный контакт, не прекращая изводить ее касаниями, Павлов взял её за кончики пальцев, наклонился и оставил слабый поцелуй, вызывая мелкую дрожь.

— Ох, Маша, такая упрямая, — шепот ласкал кожу, и она чувствовала, как он улыбался, все еще касаясь губами ее руки.

Маша позволила себе крошечный выдох, мечтая лишь об одном — не шелохнуться. Не дать себя поймать.

Его взгляд светился неподдельной радостью, когда он поднял к ней лицо и нашёл широко распахнутые глаза. Он выпрямился, поднимая девушку за собой, и Маша молилась всем известным ей божествам, чтобы только её не подвели ватные ноги. Не хватало только распластаться у него перед носом.

— Моя упрямая Маша, — повторил доктор, продолжая улыбаться.

Потому что он для себя уже всё понял. И сделал свои выводы. Рыжая могла улыбаться, кому хотела. Всё равно ТАК она не смотрела ни на одного из своих идиотов.

А ещё Павлов ответил на свой собственный вопрос. Нашёл причину своего наваждения. Дело оказалось вовсе не в том, как вела себя девушка, и что она так упорно сопротивлялась ему. Нет. Прикоснувшись к ней, чувствуя, как лёгка дрожь пробегает по её телу, доктор всё понял. Дело было в ней самой. Она оказалась тем самым пинком под зад. Его наказанием, и одновременно наградой. Возможностью переиграть всё, исправить одну крохотную, но такую глупую ошибку.

Карма. Она оказалась действительно той еще сучкой.

Глава четырнадцатая

Накидаться коктейлями и танцевать до утра со своей подругой? Сделано. Выдержать странную, пропитанную напряжением, негодованием и одновременно желанием сцену со своим бывшим в женском туалете? Сделано. Напиться так, чтобы утром не помнить этого, но чувствовать лёгкий стыд? Миссия провалена.

Так что на следующий день я материла себя, на чём свет стоял. Правда, всё больше мысленно и в перерывах между работой. Да, её никто не отменил, и даже девиз «среда — это маленькая пятница» не означал, что четверг стал субботой. Так что пришлось брать себя в руки, вытряхивать из кровати — и выпинывать за порог.

День пронёсся со скоростью звука — я даже напрячься не успела, как уже была свободна. Коллеги захотели продолжить предыдущий вечер, правда, с меньшим размахом, но я чувствовала, что второй посиделки могу просто не пережить. Поэтому, откланявшись, ушла домой. А после занялась единственным, что действительно могло меня отвлечь — готовкой.

Спустя почти час, когда по квартире уже вовсю гуляли прекрасные запахи мяса, специй и чеснока, в дверь позвонили. Я нахмурилась, потому что, как минимум, никого не ждала, а как максимум — ну, правда, не ждала же. Мама всегда заранее предупреждала о своих визитах — всё еще думала, что на самом деле я устраивала в квартире оргии и кокаиновые вечеринки. А с Каринкой я говорила не так давно и та жаловалась на лёгкую простуду дочери. В таком состоянии Близняшка Алину бы не оставила даже при угрозе ядерной войны. Что нам снаряды, когда у ребёнка из носа течёт, как из водопада?

Подойдя к входной двери, я заглянула в глазок — и малость опешила. Но спустя секунду смогла взять себя в руки и, нацепив на лицо маску спокойствия, открыла дверь, желая убедиться, что глаза меня не обманывали.

— Привет, — произнёс мой нежданный гость.

Я окинула стоящего за порогом мужчину внимательным взглядом, словно желая убедиться, что это был действительно он. Да, внешне был похож на Мишу. Правда, мой бывший никогда не мялся на пороге, словно боялся, что его отпинают. Хотя, вру, один раз такое было. В тот день, когда он привёз мне мои вещи и официально объявил, что нам больше не по пути.

Так, но мы вроде преодолели этот рубеж. Что же его так колбасило, словно он пришёл на казнь? И потом — сам ведь явился, без звонка, предупреждения — даже почтового голубя не прислал. Шантажом его заманили, что ли? Если да — то кого мне стоит за это «благодарить»?

— Здравствуй, — кивнула я, наконец, — Проходи, — пришлось добавить, когда до меня дошло, что док не делал ни единой попытки попасть в мою обитель.

Признаться честно, я тоже маленько нервничала. За всё время, что я жила в этой квартире, её посещали всего двое мужчин — Миша и мой отчим Сергей. Последний появился там только после того, как мы расстались. То есть, за два года никаких левых мужиков в моей обители не было. Даже Денис, который помогал мне с покупкой и оформлением бумаг, ни разу не увидел, с чем он, собственно, и помогал.

Я не знаю, почему так получилось. Хотя, подсознание шептало мне, что всё было в нежелании видеть здесь других. Каждый был не им. Не Мишей, который так сильно запал мне в душу и сердце. Пустить кого-то в свой дом было равносильно тому, чтобы снова позволить кому-то оказаться в опасной близости ко мне. Эмоциональной близости.

И, тем не менее, я с такой лёгкостью открыла двери ему. В очередной раз. В прошлый он тоже проник сюда легко, хоть и не сразу. Сперва Миша просто привез мне картошку фри с горчичным соусом и молочный коктейль. Привёз, поцеловал — и уехал, потому что был уставший после двенадцатичасовой смены и дома его ждал Хан. Затем — оказался в прихожей, потому что у меня было много сумок и он не позволил мне самой их заносить. А после, в один прекрасный день, я пригласила его на ужин. И с тех пор это стало уже привычным — готовить на двоих, ждать его после работы, и обязательно заворачивать ему порцию с собой. Такой и была наша жизнь — будни мы проводили у меня, выходные — у него.

Закрыв за странно молчаливым Мишей дверь, я будничным тоном спросила:

— Голодный?

— Не особо, — покачал головой мужчина.

Я пожала плечами:

— Как хочешь. Котлетки только пожарились, и овощи для салата есть. Могу быстренько всё нарубить.

— Почему ты всё это помнишь? — поинтересовался Павлов, разуваясь.

Я чуть подумала, а после снова повторила то коронное движение плечами:

— Это вроде как несложно. Ты был единственным, кому я готовила. И потом — ты тоже на память не жалуешься. Про картоху фри вон, не забыл, — припомнила я ему один из наших недавних разговоров.

— Есть такое, — признал Миша, — Вау, — выдохнул он, оказавшись в комнате, — Ты сделала перестановку.

Да, отрицать очевидное было бы глупо. Мы с Близняшкой переставили всё через неделю после того, как Миша ушёл. Потому что мне было мучительно больно находиться в этой комнате, видеть все те вещи и вспоминать, что вон в том углу, за столом я накрывала нам ужин, он сидел в том кресле, а после мы валялись на диване, который стоял вот в этой самой нише. И на этом же диване мы сидели, когда он говорил мне, что уходит, боясь даже поднять на меня глаза. Поменять мебель я не могла — всё же квартира была не моя. Да и дорого это было. А вот переставить всё — запросто.

Выкупив квартиру, от мебели я так и не избавилась. Хотя подумывала об этом. Но, повторюсь — это было недёшево.

— Мне нужны были перемены, — кивнула я, чуть подумав, — Ну, знаешь, кто-то стрижёт волосы, уходит в запой и прочее. А я — двигаю мебель и бью татуировки.

— Ты всегда отличалась от других, — с мягкой улыбкой заметил Миша.

Мне хотелось спросить у него «ты поэтому меня бросил?», но я удержалась. Вместо этого я наблюдала за тем, как Павлов осматривался в моём жилище. Оно сильно изменилось — это было глупо отрицать. И дело было даже не в мебели — новая появилась только в ванной и на кухне. Когда мы с доком познакомились — я только переехала. Квартира была практически безликой — так, пара моих мелочей, куча косметики, но в целом было пусто. Ни интернета, ни нормального кухонного гарнитура. Даже духовка — и та не работала.

Каюсь, но я не занималась жильём всё то время, что длились наши отношения. Миша так скоро убедил меня, что я перееду к нему, что мне и не хотелось что-то делать. Это жильё казалось мне чем-то временным, местом, где я иногда ночевала, и я не желала тратить на это усилия.

Когда док ушёл, оказалось, что работа и та квартира — единственные постоянные в моей жизни. И постепенно во мне проснулся интерес к тому месту, где я жила. Началось всё со стен — я постепенно заполнила их моментами своей жизни. Путешествиями — их было немного, но вот фото оказалось почти неприличное количество. Потом новые лампы, чехлы на кресла, цветы на балконе — у Миши была аллергия на пыльцу, так что клумбы были для меня непозволительной роскошью.

Я обустроила своё гнездо — медленно, шаг за шагом, вкладывая в каждую новую вещь немного себя. А после заработала столько, чтобы хватило на первый взнос. Ну, и редакция — в лице Дениса — дала мне беспроцентный кредит на остальную сумму, и я выкупила то место, которое стало моим домом. Которое я сама слепила.

Павлов подошёл к одной из полок, на которой я держала разную сувенирку, и не без удивления отметил:

— Ты хранишь еду?

Проследив за его взглядом, я смутилась. Он смотрел на картонную коробку с прозрачной крышкой, в которой лежали пряники. Фигурные. Я, кажется, говорила, что мы с доком были фанатами саги «Звёздные войны». Отсюда кличка кота, зажигалка, на Хеллоуин мы планировали одеться как Хан Соло и принцесса Лея (и еще неизвестно, кто кем был бы).

Так вот, когда Карина скинула мне ссылку на сайт, который оформлял сладкие подарки по теме — я просто не смогла пройти мимо и заказала самый большой набор. Там была голова Дарта Вейдера — розовая, конечно же, сердечко, выполненное в стиле Звезды Смерти, влюблённый Штурмовик — с маленьким сердечком на шлеме, большая плитка с надписью «Star Wars», еще одна с романтическим спичем «Ради тебя я достану с неба звезду» и парочка пряников-сердец.

Повода для подарка не было — никакой даты или особого события не намечалось. Как и в случае с зажигалкой, мне просто хотелось, чтобы мой мужчина улыбнулся. В момент, когда я оформляла заказ, мне было не ведомо, что за десять дней до того, как посылка придёт, она потеряет свою актуальность. Потому что дарить её будет уже некому.

Мама предлагала нам всем дружно съесть эти пряники, но я не смогла. Мне приходила мысль отдать их — я даже размещала пост у себя в соцсетях, чтобы найти посылке нового хозяина. Но и это сделать мне духу не хватило. В итоге я просто оставила их у себя. Пристроила на одной из полок — рядом с орденом «Самой обаятельной», сделанным из шоколада.

Чуть помолчав, я ответила:

— Это вроде как твоё.

Док повернулся ко мне и удивлённо спросил:

— В каком смысле?

Врать и юлить я смысла не видела. Поэтому, пожав плечами, ответила:

— Я заказывала их для тебя. Два года назад. Но не успела отдать — мы уже расстались. Однако, если хочешь — можешь забрать их сейчас. Правда, на твоём месте я бы есть их не стала. Если, конечно, тебе дороги зубы.

Мужчина перевёл взгляд на пряники, потом обратно на меня. Помолчал, после чего негромко произнёс:

— Я не знал.

— Чего именно? — поинтересовалась я с усмешкой, — Что я заказала для тебя сладкий подарок? Или что я готова ради тебя достать с неба звезду? Была готова, — поправила я саму себя, поняв, что меня унесло куда-то не туда.

— И ты хранила их всё это время?

— Мне было жалко потраченных денег, — отозвалась я, — Дело было вовсе не в тебе. Я…просто не смогла ничего с этим сделать.

Признание само сорвалось с моих губ, но главное я сумела удержать в себе. Что всё это — пряники, справки, фотографии — всё было связано с ним. И я долгое время отчаянно цеплялась за каждое напоминание о нас. Я была больна, и много дней, недель, месяцев, отказывалась принимать лекарства. А после всё это просто стало частью моей привычной жизни и перестало причинять боль, вызывать эмоции.

Но в тот вечер всё снова пошло не по плану. Видя его в своей квартире — мужчину, который стоял и разглядывал ту треклятую коробку, я чувствовала, как меня накрывало. Бесило то, что я не могла точно понять, что значил его взгляд, пугало то, что я узнавала тень эмоций, что плескалась в их глубине.

Это было похоже на то же наваждение, что накрыло меня в клубе. Я понимала, что это было чушью, но он так сильно напоминал мне того самого Мишу, которого я встретила — того, который смотрел на меня так, словно больше никого рядом не было. Это казалось настолько настоящим, что мне приходилось напоминать себе, какова была реальность. Я вынуждала себя возвращаться в неё, убеждая себя, что это было лишь игрой света и моего воображения. Не более.

Вот и тогда, в комнате, когда Миша повернулся ко мне, и я увидела в его взгляде знакомый блеск, лучшее, на что меня хватило — это сглотнуть и сказать:

— Пойду, заварю нам чай. Проявлю хоть немного гостеприимства.

Док не стал меня останавливать, и я скрылась на своей небольшой кухоньке. Поставив чайник на плиту, выудила из шкафчика пакетик зелёного с мятой для себя и классический чёрный — для Миши. Ему же досталась и самая большая чашка. Да, док был тем еще чаеманом. И это я тоже до сих пор помнила. У меня вообще была до обидного хорошая память. И всё происходящее слишком напоминало один из наших привычных вечеров, что мы проводили у меня, глядя сериалы и поглощая ужин. С той только разницей, что это было не так. И мне точно не стоило забывать об этом.

Я выключила газ и почти взялась рукой за чайник, как вдруг спиной почувствовала присутствие Миши, в опасной близости от меня. Спустя секунду его рука коснулась моей талии — и я ощутила, как по моему позвоночнику словно пронесся электрический разряд. Это было похоже на удар молнии, которая сначала прокатилась по всему телу, а после сосредоточилась в одном месте — там, где его пальцы касались меня. Я чувствовала их тепло, несмотря на то, что мою кожу скрывала футболка. Это никогда на самом деле не спасало. Стоило Мише коснуться меня — и всё, остальной мир словно переставал существовать.

Его пальцы чуть сжали моё тело, другой рукой он убрал мои волосы, и я ощутила на своей шее тёплое дыхание мужчины. Толпа мурашек поприветствовала меня, дружным строем появившись на коже, и кончики моих пальцев стало покалывать от острого желания ответить Павлову тем же и вцепиться в него.

Но я нашла в себе силы чуть отодвинуться и сказать:

— Не надо.

Простите, сказать? Нет, я пыталась, чтобы это звучало твёрдо, уверенно, желательно с вызовом или даже насмешкой. Ведь я была вся такая независимая, которая со всем справилась, победила свои постыдные позывы и просто жила дальше. На деле же мой голос подвёл меня и звук, который я издала, напоминал скорее мяуканье котёнка, выброшенного на улицу. Я не смогла убедить даже себя, что уж говорить про Мишу.

Который легко развернул меня к себе и, положив уже обе руки чуть выше моих бёдер, придвинул меня к себе. Его взгляд при этом был настолько шальной, что мне могло бы стать не по себе, не знай я его истинную причину. Но я была в курсе, что означал ТАКОЙ его взгляд, и — о Боги! — в тот момент я как никогда разделяла его.

Но всё же, остатки разума, которые еще не потонули в этом море безумия, приправленном каплей тоски по прошлому и щедро сдобренном предвкушением (ведь я знала, чего от Миши можно было ожидать), сопротивлялись. Они взывали ко мне, и я предприняла еще одну жалкую попытку:

— Я не хочу…

Но Миша лишь покачал головой:

— Хочешь. Я вижу это. Чувствую, как колотится твоё сердце, — мужчина пробежался самыми кончиками пальцев по моей груди и глупый орган словно подался ему навстречу, — Слышу, как сбивается твоё дыхание, хоть ты и пытаешься его контролировать, — На этих словах я чуть не задохнулась от почти искреннего возмущения, но он не дал мне и слова вставить, — Я вижу, как твои губы чуть раскрываются, а тело — само подаётся навстречу моим рукам. Ты хочешь этого. Не сопротивляйся мне. Пожалуйста.

И я сдалась. Проиграла. Позорно капитулировала, показала белый флаг. Потому что так устала — сопротивляться, бороться с собой, постоянно контролировать свои мысли, поступки. Мне надоело не быть собой рядом с единственным человеком, который в свое время разглядел меня настоящую. Которому я обнажила душу. Почему же я не могла обнажить и тело, чтобы получить, хоть и короткую, но вспышку того призрачного счастья, что было у нас в прошлом? — Ненавижу тебя, — шепнула я, прежде чем приподняться на цыпочки и, обняв мужчину за шею, прижаться к его губам своими.

Миша поспешил ответить, мигом перехватывая инициативу, и я снова поддалась. Потому что всегда знала — он не причинит мне дискомфорта. Точно не в этой части наших взаимоотношений. Он всегда так тонко чувствовал малейшее изменение моих эмоций и желаний, что в какой-то момент мне начинало казаться, что он мог читать мои мысли.

Ничего не изменилось с годами. Без слов поняв, чего я хочу, док подхватил меня под ягодицы, чуть приподнимая над полом и позволяя обвить его талию ногами. После чего, не прекращая целовать меня, Миша развернулся — и понёс меня в комнату.

Где-то на краюмоего сознания мелькнула мысль, что за все месяцы наших отношений мы ни разу не занимались сексом в моей квартире. Это была как девственная территория — никого не было до и никого после. Это стало неким барьером, который я ни с кем не хотела переступать. И вот, я была готова и эту честь отдать Мише. Не просто готова — я СОБИРАЛАСЬ сделать это.

Миша сел на диван, не выпуская меня, и я оказалась сверху. Наша любимая позиция — она создавала имитацию, будто я могла что-то контролировать, но на самом деле мы оба понимали, кто заправлял всем. Кто был лидером. Тот, кто, намотав мои волосы на руку и сжав их в кулак, целовал меня — жадно, неудержимо, до припухших губ и привкуса крови во рту. Так, словно это ему, а не мне, было больно все эти месяцы.

Мне было мало. Я словно с цепи сорвалась — мне нужно было видеть больше, слышать, чувствовать, прикасаться. Подхватив ткань его черной футболки, я рывком сдернула её с него, вынудив мужчину отстраниться от меня. Всё это в полной тишине, прерываемой лишь дыханием — тяжелым, смешанным, одним на двоих.

Я смотрела на него — такого растрёпанного, с лихорадочно блестящими глазами, в которых я с почти животной радостью увидела голубые искры, и не могла поверить. Он снова был моим. На одну ночь, пару часов, да даже несколько минут — но они были мои. И я собиралась использовать каждое мгновение, пить его, как изысканное вино, и молиться только о том, чтобы бутылка не заканчивалась.

Миша, подхватив мой настрой, помогал мне избавиться от одежды. Но он, в отличие от меня, действовал медленно, осторожно, словно смакуя каждый момент. Он оглаживал каждый сантиметр моей кожи, и я дрожала, некстати вспомнив, как мы всегда в шутку говорили «Эти руки не для скуки». Так и было — они всегда находили именно те точки, на которые нужно было нажать, чтобы я забыла обо всем и отключилась от реальности.

То же самое — выражение лица верующего, увидевшего святыню — я увидела на его лице снова. В тот самый вечер, когда мы, решив забить и не отвлекаться на раскладывание дивана, стащили с него пушистое покрывало вместе с пледом и устроились на полу. И я не знала, что это было — гениальная актёрская игра или же я выдавала желаемое за действительное, но мне было так плевать. Потому что я снова ощутила это — я почувствовала себя живой. Желанной, значимой, любимой.

И да — это тоже не изменилось с годами. Секс — он был таким же. Головокружительным, таким глубоким и чувственным, таким телесным — я ощущала каждую свою мышцу, двигающуюся в этом безумии, чувствовала, как рвано потоки воздуха проходили через мою глотку, вырываясь хриплыми стонами, как кровь, разгораясь, бежала по венам быстрее, стуча в висках. Миша обволакивал меня собой, заглушая все вокруг, отгораживая от всего остального мира. Были только мы двое — сплетались воедино, скользили пальцами по чужой коже, ласкали, кусали, целовали. Только мы в жарком коконе одеял, пледов, покрывал, ничего и никого больше.

После, когда я пыталась снова научиться дышать и чувствовать своё тело, я почувствовала, что улыбаюсь. По-настоящему. Это было так странно и непривычно, словно мне пришлось задействовать те мышцы, которые я не использовала уже очень-очень давно. Чуть повернув голову, я встретилась взглядом с глазами Миши, который выглядел подозрительно довольным.

— Что? — спросила я, пытаясь стереть улыбку со своего лица, но почему-то терпя поражение.

— Всё хорошо, — тяжело дыша, качнул головой мужчина, — Дай мне несколько минут, перекур — и я покажу тебе, насколько всё хорошо.

Я шлёпнула его по чуть влажной груди:

— Извращенец. Мне завтра на работу. Я должна выспаться, чтобы хоть что-то соображать.

— Мне тоже. Выпьем кофе утром, — отмахнулся мужчина и повернулся, подминая меня под собой и нависая сверху, — А знаешь, я передумал насчёт перекура. Раз нам нужно еще поспать — не стоит тратить время понапрасну… 

Глава пятнадцатая

Открыв глаза на следующее утро, я не сразу сообразила, где находилась и что вообще произошло. Но, скосив глаза чуть в сторону, я увидела мирно спящего Михаила — и это моментально вернуло мне память. Которая, не стыдясь, подкинула мне парочку наиболее пикантных картинок прошлой ночи.

Господи, это что, Я творила?! Все те штуки, вспоминая которые, мои щеки покрывались густым румянцем. А я-то думала, что такая вещь, как стеснение, уже давно покинула меня, и удивить мою фантазию будет крайне сложно. Но нет, Док явно решил показать, что он вертел эти мои рассуждения. И не только их, если подумать. Какой кошмар. И это приличный с виду человек! Я такого даже в самом смелом порно не видела!

И вот, пожалуйста — спал без задних ног! Хотя, понять его было можно — половину ночи он активно доказывал, кажется, мне, моим соседям и всему миру, что все эти месяцы тщательно штудировал Камасутру. И мне даже не хотелось знать, на ком он шлифовал свои навыки. Благо тоже была далеко не невинной девочкой. И вообще — меня его жизнь не касалась.

С этими мыслями я выскользнула из-под одеяла, перебралась через безмятежно спящего Дока и, мысленно ругаясь, побрела в ванную. По дороге прихватила телефон, взглянув на дисплей которого, поняла, что проснулась за десять минут до будильника. Отлично, будет чуть больше времени на то, чтобы отмокнуть в душе.

Мышцы ныли и походили на желе. Всё это слишком остро напоминало о прежних деньках, когда мы только познакомились. Помнится, незадолго до этого в шутку говорила Даше, что мужчине, который будет у меня первым спустя два года одинокой жизни, я хотела бы прежде всего пожелать здоровья. Потому что, говоря простым языком, «слезать» с него не собиралась. Подруга тогда только посмеялась и отметила, что мне может попасться такой, что это Я буду молить о пощаде.

Как и всегда, Даша попала в десятку. Док был…ох, что уж там говорить. Пощадить меня не просила, но бывали моменты, когда я чувствовала лёгкую усталость. И вот, это чувство — словно ты пробежала суточный марафон, но при этом он тебе очень понравился и ты не прочь повторить — вернулось. И моё тело оказалось к этому малость не готово.

После горячего душа — такого, что кожа покраснела и стала даже ярче, чем моя самая любимая помада — я почти на цыпочках пробралась на кухню и снова включила газ под чайником. Миша явно никуда не собирался и во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны хотелось дать ему передохнуть, с другой — какого хрена я должна была вести себя, как мышка, в своей собственной квартире?! Я привыкла собираться громко, включив музыку, хлопая дверцами шкафчиков. Но Павлов всегда спал очень чутко, и ценил свой сон, потому что у него его всегда было мало. Моя квартира в плане тишины была самым невыгодным местом, потому что в ней было всего две двери — входная и ведущая в уборную. Так что я не могла даже включить приёмник на кухне — всё было слышно.

Пока я думала, будить Мишу или всё же сжалиться над ним, чайник решил всё за меня. Он закипел, и громкий свист сообщил об этом мне, Доку, парочке соседей и, возможно, пролетавщей мимо вороне. В ту же секунду, как я выключила огонь, послышалось приглушённое:

— Ты ведь это специально?

Выглянув из кухни, я увидела, что мужчина лежал поперёк дивана, спрятав голову под подушку. И он явно всё еще не собирался подниматься.

— Тебе разве на работу не нужно? — поинтересовалась я вместо ответа.

— Ага. К трём часам, — сообщил мне Док, вытаскивая лохматую голову.

— Погоди, то есть вчера ты мне соврал, когда сказал, что тебе тоже нужно рано вставать? — спросила я, приподнимая бровь и расчесывая пальцами влажные волосы.

— Мне пришлось, — признался этот наглец, при этом не было похоже, чтобы он хоть в чём-то раскаивался, — В противном случае ты выставила бы меня слишком рано. И мы бы не порадовали твоих соседей еще три раза. Их же было три, верно? — поинтересовался он с лёгкой усмешкой.

— Как будто я считала, — хмыкнула я, пряча за мокрыми прядями пылающие щёки.

Решив, что раз Док проснулся, таиться уже нечего, и втайне желая немного напакостить за то, что он меня обманул, я начала собираться. Высушив в ванной волосы и заплетя их в обычную косу, вышла и начала копошиться в шкафу, пытаясь найти, что надеть.

— Красивый вид, — послышался довольный голос со стороны дивана.

Бросив в его сторону быстрый взгляд, я увидела, что Миша полулежал, подпирая голову локтем, и совершенно не таясь, разглядывал меня. Его, наверное, можно было понять — я выскочила из ванной в костюме Евы, оставив полотенце сушиться. Собственно, я ведь была у себя дома, и мне было нечего стесняться.

Достав из верхнего ящика комода черное бельё, я неторопливо натянула его, прежде чем равнодушно отозваться:

— Я в курсе. Ты вообще вставать собираешься? У тебя дома кот не умрёт?

— Я оставил Ханси достаточно еды. И даже целых два пакета, чтобы малыш не скучал, — добавил Миша, широко зевая.

Да, это особенность любимца Дока — тот больше всех игрушек обожал пластиковые пакеты. Шуршащие. Вот с ними он носиться мог часами. Но самым забавным было то, что он любил просунуть морду в одну из ручек — и бегать, изображая из себя Супермена, с шуршащим плащом за спиной.

Мысленно я отметила, что этот гад даже не собирался вчера уезжать от меня. Всё рассчитал, хитрец. Небось ещё и на утреннее продолжение банкета рассчитывал. Но тут его всё же ждал облом.

— Так, и? Планируешь валяться до обеда? — спросила я, влезая чёрную юбку-карандаш и синюю блузку из полупрозрачной ткани.

— А так можно? — мигом оживился мужчина.

Окинув его оценивающим взглядом, я пожала плечами:

— В принципе, никто не запрещает. Но у меня один комплект ключей. Так что, прежде чем уйти — тебе придётся забросить их мне.

— Без проблем. Я помню, где ты работаешь.

— Кто бы сомневался, — пробормотала я, ретируясь на кухню.

Приготовив себе лёгкий завтрак из овсянки, йогурта и горячего чая, быстро перекусила. Аппетит после почти бессонной ночи был просто зверским, но я старалась не налегать, помня о диете и фигуре. Покончив с едой, покосилась на стену, за которой валялся мой неожиданный гость. Делать что-то для него не хотелось, но чёртово гостеприимство не позволило мне проигнорировать двухметрового мужика. Мысленно выругавшись, я соорудила для него полуфабрикат завтрака и двинулась в сторону прихожей. Уже оттуда довольно громко произнесла:

— На столе для тебя собраны сендвичи — засунь их в бутербродницу на пять минут — и будет тебе счастье. Яйца и овощи для твоего якобы омлета — в холодильнике.

Меня всегда удивляло, что Миша называл яичницу с болгарским перцем и репчатым луком омлетом. Просто — ну там же не было ни капли молока! Но Док упорно употреблял этот термин, так что я просто смирилась.

— Ты супер, — отозвался Миша, всё еще не делая ни одной попытки встать с постели.

Обувшись и накинув плащик, я попросила его:

— Закрой за мной. И напиши смс, когда привезёшь ключи — я спущусь.

— Договорились. А поцелуй на прощание? — вдруг выдал Павлов.

Громко фыркнув — так, что слышно было, наверное, на всю квартиру, я ответила:

— Обойдёшься! Всё, ушла.

В редакции обнаружилась только Даша. Та подняла на меня крайне удивлённый взгляд, прежде чем спросить:

— А ты чего тут так рано делаешь?

Посмотрев на часы, я поняла, что выбежала из квартиры за полчаса до начала рабочего дня. Да уж, вот что только не сделаешь, чтобы сбежать от бывшего, с которым провела ночь и пытаешься избежать каких-либо разговоров.

— Да так, собралась быстро, и сидеть дома не хотелось, — махнула я рукой, — А ты тут почему?

— Как обычно, собираю нам материал для работы, — отозвалась подруга.

Я кивнула, скидывая верхнюю одежду и включая чайник. Даша, которая всё это время следила за мной, вдруг спросила:

— Ты в порядке?

Я тут же подняла на неё взгляд:

— В смысле?

— Как-то выглядишь иначе. Двигаешься. Ведёшь себя.

Я пожала плечами, улыбнувшись как можно беззаботнее:

— Всё как обычно. Не выспалась разве что. Был…плохой сон.

Даша смерила меня подозрительным взглядом, но продолжать допрос не стала. Я не знала, удалось мне её убедить, или же подруга просто решила не лезть ко мне, рассчитывая, что рано или поздно я выдам всё сама.

Потихоньку подгребли остальные наши коллеги, и стало не до разговоров. Я настолько погрязла в текстах, заметках, гайдах и пресс-релизах, что думать забыла про Мишу. А он, как оказалось, помнил обо мне. Около полудня мой телефон ожил, оповестив о входящем звонке. Бросив взгляд на дисплей, я нахмурилась — просила же написать, а не трезвонить!

— Да, — ответила я недовольно.

— Мандаринка, я у тебя внизу. Заберёшь ключи? А то мне бы еще до дома добраться перед работой.

— Сейчас спущусь, — негромко ответила я, не желая привлекать к себе лишнее внимание.

Прихватив ключ-карту, я вышла из здания, в котором расположился весь наш холдинг. Миша стоял возле своей машины, облокотившись о капот и скрестив руки на груди. На указательном пальце одной из них висело колечко с моими ключами.

Подойдя к мужчине, я попыталась сдернуть брелок, но Павлов ловко увернулся и отвёл руку в сторону. Я нахмурилась:

— Не поняла. Кто-то выспался и решил поиграться?

Док улыбнулся:

— А кто-то, как я погляжу, наоборот, недоволен? Я думал, что сумел поднять тебе настроение.

Я на это лишь закатила глаза:

— Если ты думаешь, что мне для этого всего лишь нужен секс — то, оказывается, совсем не знаешь меня. Отдай ключи. И вообще — я просила написать, а не звонить!

— В чём разница? — пожал плечами Миша.

— В том, что так я бы молча спустилась — и всё. Не люблю привлекать к себе ненужное внимание.

— Ты правда думаешь, что кому-то интересно, куда ты отошла? — приподнял бровь доктор, — Клянусь, иногда ты становишься слишком мнительной.

— А ты — упрямец, которому сложно хотя бы изредка делать то, что просят! — выпалила я, закипая, — Ключи!

Вздохнув с таким видом, словно он имел дело с неразумным ребёнком, Миша протянул мне брелок, в который я тут же вцепилась. Когда уже собиралась уходить, брюнет выдал:

— Ты не права. Я всегда делал то, что ты просила. Особенно сегодня, — добавил он с усмешкой.

— Пошляк. И маньяк, — добавила я, стараясь не обращать внимания на порозовевшие щеки.

— И нравлюсь тебе таким.

Громко фыркнув, я заявила:

— Ошибаешься. Ты мне не нравишься никаким.

— Поживём — увидим, — подмигнул мне этот наглец, открывая дверцу машины, — Я позвоню тебе, Мандаринка.

— Не утруждай себя, — покачала головой, пятясь в сторону входной двери.

— Что ты. Мне это вовсе не в тягость, а очень даже наоборот.

С этими словами Миша сел в машину и, послав мне еще одну широкую и до непонятного довольную улыбку, уехал. Я же, маленько офигев от наглости и сжимая в руках ключи, поднялась обратно в редакцию.

Не успела сесть за стол, как мне тут же пришло сообщение.

«Я всё видела!»

Я подняла взгляд и заметила, что Даша смотрела на меня с выражением неодобрения на лице, смешанного с шоком. Сразу же захотелось написать Мише, что он — идиот, а я как всегда оказалась права. Слишком мнительная? Никто не обратит внимания? Три ха-ха два раза! Лучшая подруга никогда не дремлет и не берёт выходных.

Но я не была бы собой, если бы не попыталась отмазаться. Так что, пожав плечами, написала:

«Не понимаю, о чём ты»

«Вот только дурочкой прикидываться не надо. Я видела доктора Павлова. Что он тут делал и о чём вы разговаривали? Учти — я с тебя не слезу, пока ты не расскажешь мне всё!»

Я вздохнула. Да, подруга обладала очень ценным в мире журналистики качеством — она умела вцепиться в человека, как бульдог, и не отпускала, пока не добывала всю необходимую информацию. Так что, деваться мне было особо некуда.

Но всё равно, сдаваться так просто я не собиралась. Хотя бы потому, что понимала — разговор мог затянуться не на одну минуту. Поэтому, вздохнув, я написала:

«Вечером. После работы. Сядем где-нибудь — и я тебе всё расскажу»

Дашу такой расклад не факт, что устроил. Но, по крайней мере, она, смерив меня чуть недовольным взглядом, кивнула. И я поняла, что получила пусть и небольшую, но отсрочку. Но вечером мне было не отвертеться.

Остаток рабочего дня я пыталась прикинуть, как лучше объяснить Даше, что вообще произошло. И параллельно прислушивалась к своим ощущениям, чтобы оценить, а что, собственно, предыдущая ночь значила для меня. Мне было хорошо? Безусловно. Хотела бы я повторить? Чёрт, да. Заверните мне этого красавчика в сексуальное рабство до конца его дней. Значило ли это что-то в эмоциональном плане? Тупик. Сбой программы. Я так давно ничего не чувствовала, что не могла понять, как на самом деле относилась к произошедшему. Как к простому приключению, или с перспективой на какой-то дальнейший виток событий. Хотя…о чём это я. Док то ведь точно ничего такого не думал. Он, довольный, как нагулявшийся кот, поехал резать людей. Говорила же — маньяк.

В итоге, когда мы вечером сели с Дашей за столик в одном из баров в центре города, я так и не смогла расставить всё по полочкам. Подруга, меж тем, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения, почти орала на меня:

— Ну!!! Рассказывай!

Вздохнув, я начала каяться:

— Миша заносил мне мои ключи.

— Вот как, — протянула девушка, — Позволь поинтересоваться — а что они у него делали?

— Он ими закрывал дверь моей квартиры, — сообщила я вполне очевидную вещь, и добавила, — После того, как проснулся и собрался.

Идеальные Дашины брови взлетели вверх, что могло означать крайнюю степень изумления. Обычно она задействовала только одну — либо левую, либо, методом исключения, правую. Если же в игру включались обе — значит, всё, это был край.

— То есть, я правильно поняла, что твой бывший сегодня ночевал у тебя?

Отрицать очевидное было бы глупо. Так что я кивнула:

— Ты как никогда проницательна.

— И что же вы делали, уж прости за нескромный вопрос?

— Ну… — протянула я, пытаясь правильно подобрать слова, — Думаю, судя по тому, как себя чувствует моё тело — готовились к акробатическому выступлению в цирке.

— Переспали? — прямо спросила Даша.

Я кивнула, и зачем то добавила:

— Четыре раза.

Подруга присвистнула:

— Фига се вы кролики. Мне такое только в самых смелых снах может привидеться. Но, Маша, какого чёрта?

— Хотела бы я знать, — хмыкнула я, делая глоток вишнёвки со льдом, которую нам принёс проворный официант.

— Вы же расстались, — сказала девушка.

— Ага.

— Он бросил тебя, — продолжила Даша.

— Было такое.

— Разбил сердце, — не унималась подруга.

— Я бы сказала — швырнул его под бульдозер. Да, так будет вернее.

— И ты всё равно с ним переспала!

Я развела руками в стороны:

— Что я могу сказать? Тело подвело меня.

Даша поморщилась:

— Брось свои шуточки, Сергеева. Что делать то дальше планируешь? Вы как, вместе?

Я посмотрела на неё так, будто она сморозила невесть какую глупость. В какой-то степени так оно и было.

— С ума сошла? Оно мне надо вообще?

— Тогда я вообще ничего не понимаю!

— Я тоже, — призналась, делая еще один глоток, — Он просто пришёл вчера, заявился ко мне домой, чуть ли не вывалив все свои достоинства и богатства. Ну, а ты же знаешь, как я всегда реагировала на него.

Даша хмыкнула:

— Да уж, такое не забудешь. Ты как с больницы вышла — так всё, считай, околдовали девку. Как подменили мою подругу. Я даже завидовала — у нас с мужем после семи лет совместной жизни такие всплески эмоций бывают крайне редко.

— Зато супруг тебя не бросает, — отметила я, — Что тоже несомненный плюс.

— Не могу не согласиться. Так, что будешь делать? Вы до чего-то договорились?

— Ну…он пригрозил, что позвонит. Пока, кстати, тишина. Видимо, режет какого-то бедолагу, — хмыкнула я, — Но вообще…не думаю, что нам стоит повторять подобное.

— Почему? — поинтересовалась Даша.

Чуть подумав, я ответила:

— Потому что хочу сохранить хотя бы жалкие остатки самоуважения. От них итак осталось не так уж много.

Подруга нахмурилась, явно не понимая, что я имела в виду. Еще бы, она ведь не знала, как в точности обстояли дела. Так сказать, не видела картину целиком.

— Ты думаешь, что тебя станут меньше уважать, если узнают о сексе с бывшим? Милая, ты в каком веке живёшь? Всем давно плевать на это.

— Мне не плевать. Даша, ты просто не знаешь всего, — заметила я.

Знаете, я давно уже рассталась с такой вещью, как стыд. Наверное, в ту секунду, когда позволила себе подумать о женатом мужчине не в том ключе. И это чувство умудрилось вернуться ко мне, когда я поняла, что, вроде как, начала спать с двумя мужиками одновременно. Нет, с Денисом мы уже давно не виделись, и я не была уверена, что планировала менять это. Да и с Мишей это вроде как была единичная акция. Но всё равно — неприятное чувство, что я поступила неправильно и некрасиво, никуда не уходило. Вот они, муки совести, явились, откуда не ждали.

— Чего же я не знаю? — голос Даши отвлёк меня от размышлений. Я подняла на неё глаза, думая, как поступить. Все два года я как-то обходилась без чужих советов — мне было проще разбираться со всем самой, принимать только собственные решения. Но в этой ситуации я чувствовала, что в одиночку мне не осилить такой мозговой штурм.

Так что я призналась:

— Миша — не единственный, с кем у меня за последние два года был секс. И, мне кажется…короче, у меня башка кругом от всего этого. Я с одними НЕ отношениями не знаю, что делать. Нахрена мне вторые?

— О как. А вот с этого места поподробнее. И кто это?

Сделав еще один глоток — большой такой, добротный, для храбрости — я сказала максимально равнодушным и ровным тоном:

— Денис. Я сплю с Денисом.

Даша, которая в этот момент тоже отпивала из стакана, поперхнулась. Прокашлявшись, она посмотрела на меня так, словно у меня выросла вторая голова и переспросила:

— С Денисом? С нашим Денисом? Который самую малость женат?

— Я догадывалась, что твоя реакция будет примерно такой. Да, с ним.

— И давно? — сиплым голосом спросила подруга.

Отведя глаза, я решила, что раз уж быть честной — то до конца. Поэтому, прикинув в уме, сказала:

— Полтора года. Плюс-минус пара недель.

Чуть подумав и явно пытаясь переварить услышанное, Даша медленно произнесла:

— Не подумай, что я осуждаю…

Я перебила её:

— Именно это ты сейчас и делаешь. Но я понимаю — сама бы на твоем месте была не в восторге. Знаю, это аморально, неправильно, и вообще — идёт вразрез с неписанным женским кодексом. Чужой мужчина — табу. И кодекс компании «не спать с тем, на кого работаешь» — тоже в пролёте. Так что давай не делать вид, будто я тебя не разочаровала. Пусть и самую малость, но всё же.

— Просто скажи — почему?

— Почему я сплю с ним, или почему я не рассказала об этом раньше? — уточнила я, параллельно прося официанта повторить мой напиток — вечер нам явно предстоял насыщенный.

Хмыкнув, Даша сказала:

— Наверное, и то и то.

— Ну, не сказала я, потому что не хотела вот такой реакции. Я всё же не до конца отбитая, и понимала, что поступаю некрасиво. А почему я вообще в это ввязалась… — чуть подумав, я ответила, — Ну, мы вроде как друзья.

— А, то есть это секс по дружбе? — в голосе подруги звучал плохо прикрытый скепсис.

— Ну, уж явно не по любви, — хмыкнула я, — У меня нет к нему чувств, я не мечу на место его жены или что-то подобное. Он давно ухаживал за мной, и я просто…приняла это.

— Да уж…

Чуть помолчав, я отметила:

— Ты сама говорила, что мне не помешало бы отвлечься. Я это сделала.

— Но не с Денисом же! — воскликнула Даша, — Маша, он женат! Я уже молчу про то, что он — наш начальник! Это неправильно вдвойне! Но даже если опустить оба эти пункта — это же Денис! Мы зовём его Гном, он любит ругаться без повода и постоянно вызывает тебя к себе, чтобы отчитать! Погоди, — вдруг запнулась подруга, — Он вызывал тебя не за этим? Боже, только не говори, что вы в кабинете…

— Что? Фу, нет! — скривилась я, поняв, на что она намекала, — Он звал меня чаще всего просто поболтать. Говорю же — мы дружим. Странно и по-своему, но это дружба. С ним есть о чём поговорить, и он заботится обо мне. Своеобразно.

— Всё равно, я не понимаю. Почему из всех возможных вариантов ты выбрала Дениса.

Сжав в руке стакан, на две которого таяли кубики льда, я негромко произнесла:

— Потому что он помог мне пройти через всё это. Пережить расставание. Он был рядом. Да — наверняка потому что преследовал какие-то свои цели. Но он был. Однажды он задержался в редакции и, уходя, увидел в кабинете меня. Я не помню, чем я тогда занималась — наверное, в очередной раз листала страницу Миши.

Я погрузилась в воспоминания, выуживая из них тот самый вечер. Со временем картинка потеряла чёткость, и я могла упустить детали, но общий смысл не терялся.

— Денис спросил, почему я не ушла домой — и я разрыдалась. Просто неожиданно меня снова накрыло. Гном сперва так растерялся, но в итоге смог меня успокоить. Затем он отвёз меня в ресторан, накормил ужином. И мы разговорились. Без подтекстов, намёков и флирта. Мы просто говорили и меня потихоньку отпускало, — помолчав, я продолжила, — После этого дня мы…сблизились. Стали общаться, он постоянно кидал мне всякие забавные мэмчики, поддерживал по работе — ну, то есть, не лютовал так сильно. Он стал мне другом. Отвёз меня в тату-салон, а после обрабатывал мою кожу, потому что сама я картинку полностью не видела. А потом всё просто…случилось. Я сама этого захотела. Я так сильно мечтала выжечь Мишу из своего сознания, что попросила Дениса — своего начальника, своего друга — снять номер в гостинице и сделать, наконец, всё то, что он мне обещал до этого. И мы это сделали. И я не возненавидела себя. Мне было…никак. Но постепенно я снова начала чувствовать. И в какой-то момент я поняла, что всё — отпустило.

Даша, которая молча слушала мою исповедь и ни разу не перебила, дождалась, пока я притихну, после чего негромко спросила:

— Почему ты не говорила, как тебе плохо?

Мягко улыбнувшись, я пожала плечами:

— Потому что так устроены люди. Так Я устроена. О своём счастье хочется кричать всему миру. Но своё горе каждый из нас лелеет в одиночестве. Да и потом — вы все говорили, что я так хорошо справляюсь. Мне не хотелось разочаровывать вас, признаваясь, что на самом деле я горю изнутри.

Я, правда, постоянно слышала это — какая я молодец, как быстро я снова стала смеяться, участвовать в разговорах и вылазках, как я ожила. Но никому не приходило в голову, что я просто научилась очень хорошо играть свою роль. Настолько, что сроднилась с ней. А, приходя домой, я снимала этот костюм — и плакала. Сидела на диване, кресле или просто на полу — и давала волю чувствам, что так старательно гнала от себя днями.

Дашина прохладная ладонь накрыла мои, которыми я продолжала судорожно сжимать стакан. Несмотря на мои опасения, она смотрела на меня всё также — как на лучшую подругу. Разве что в глазах плескалась нежность и вместе с ней печаль.

— Милая, он так сильно ранил тебя? Я не знала…

Я покачала головой.

— Даш, он меня не ранил. Он уничтожил меня. Сломал, и я просто пыталась снова собрать себя по кускам. Мы ведь уже кольца выбирали. И это была не моя инициатива. Ты ведь помнишь — я рассказывала тебе… 

***** 

Два года и полтора месяца назад

— Вот, и мы сошлись во мнении, что хотим кольца из белого металла, — заключила рыжеволосая девушка, делая ещё один глоток чая.

Её подруга улыбнулась:

— Я рада, что у вас всё хорошо. Немного поспешно, но не мне вас учить — мне муж предложение сделал спустя неделю после знакомства. Если ты в нём уверена — то это самое главное.

Маша кивнула с сияющими глазами:

— Уверена. На все сто. Я люблю его, Даш. Так сильно, что иногда это даже больно. Я так счастлива с ним.

— А я счастлива за тебя, — отметила девушка, сжимая руку подруги, — Видит Бог — я так долго ждала, когда ты встретишь своего мужчину. Который будет любить тебя, ценить и дарить радость.

Их разговор прервал рингтон смартфона Сергеевой. Взглянув на дисплей, рыжая моментально расцвела и поспешила принять вызов:

— Михаил Олегович?

— Мария Андреевна, — мурлыкнул любимый голос, — Вы всё еще у подруги?

— Да, пьём чай, сплетничаем. Хочешь к нам? — спросила Маша.

— Я думал предложить забрать тебя. Но от чая не откажусь. Сбрось мне сообщением адрес — и я приеду.

— Хорошо, ждём.

Выполнив просьбу Миши, рыжая с улыбкой повернулась к подруге:

— Ну, вот. Сейчас приедет.

Даша усмехнулась:

— Поставлю чайник. Раз у нас плюс один.

Павлов приехал быстро. Хозяйка дома встретила его, после мужчина познакомился с Дашиным сыном и только после этого прижал к себе Сергееву, усадив к себе на колени. Правда, вскоре девушка пересела на соседний стул, потому что пить так чай было несколько неудобно. Но, мигом сориентировавшись, доктор взял в плен её руку — или Маша его, тут сложно разобраться, кто был первым. Девушка такими вещами голову не забивала — она просто чувствовала, как тёплые пальцы осторожно гладят её кожу, посылая волны мурашки по всему телу. Она улыбалась — много, искренне, глядя на то, как легко находили общий язык её лучшая подруга и любимый человек.

Разговор плавно и как-то незаметно перешёл к первому браку Миши, точнее — к разводу. Доктор признался, что сам процесс обошёлся ему недёшево — за свою свободу ему пришлось отдать, ни много ни мало, а два с половиной миллиона рублей.

— Серьёзно? — спросила Маша, — А почему так много?

Павлов пожал плечами:

— Совместно нажитое имущество. Ну, по её словам. Квартиру я продавать и делить не захотел, поэтому договорились на выплатах. Вот, только недавно рассчитался. Там вообще мутная история, не будем об этом.

Настаивать никто не стал — тема действительно была щекотливой, и копаться в чужом белье никто не хотел. Поэтому, ребята перевели разговор в более невинное русло. Вечер пролетел незаметно — для всех троих. Но он закончился, и влюблённые засобирались. В коридоре, пока Даша открывала дверь, Миша воспользовался возможностью и быстро, но крепко поцеловал Машу — так, что у нее перехватило дыхание и почти подкосились ноги. А после этого, как ни в чем не бывало, вышел на улицу.

В машине Павлов отметил, что у его девушки очень хорошая подруга и что он действительно хорошо провёл время. Для рыжей это много значило — Даша была ей дорога, и она хотела, чтобы все близкие ей люди ладили между собой. Также она надеялась, что в своё время придётся по душе и друзьям Дока.

Когда мужчина привёз девушку домой, та написала подруге:

«Итак, насколько мы очаровательны по десятибальной шкале?»

«На 20! Милашки такие» — пришло ей в ответ.

Сергеева просияла:

«Правда?»

«Абсолютная! Вы классные. За ручку держитесь. Мимими. Как влюбленные голубки! Правда, на вас приятно смотреть. Я рада и счастлива видеть тебя любимой женщиной»

Отложив телефон в сторону, девушка улыбнулась. Значит, это замечали и окружающие. То, как сильна была их любовь. И это было прекрасно. От этого в душе рыжей расцветал не просто прекрасный цветок, а целый букет самых разных чувств. Но все они так или иначе были связаны с ним. С любовью всей её жизни. 

***** 

— А теперь он вернулся, и ведёт себя так, словно этих двух лет не было. И я не знаю, как себя вести, — призналась я.

Мы приканчивали уже по третьему стакану настойки, но настроение у меня не поднималось. Скорее наоборот — я чувствовала, как меня затапливает холодное и липкое отчаяние. Я понимала, что запуталась. В чувствах, эмоциях, своих желаниях. Больше всего мне хотелось, чтобы все просто оставили меня в покое.

— Но, тем не менее, кое-что ты уже сделала, — заметила Даша.

— Не без этого. Он застал меня врасплох. Но это не значит, что я захочу чего-то большего. Нет, — покачала я головой, — Для нас это пройденный этап.

Чуть подумав, подруга спросила:

— Тебе было хорошо с ним? Я имею в виду сегодня.

Я усмехнулась, прежде чем кивнуть:

— Ещё как. То, что мы делали, лично Гному даже в самых смелых фантазиях не могло привидеться.

Даша поморщилась при упоминании Дениса. Да, я понимала, что мне это будут припоминать еще долго. Но о признании я не жалела. Мне стало как-то легче от того, что больше не нужно было выносить всё это в одиночку. Всё же хорошо иметь человека, которому можно было доверить всё, и который при этом не отворачивался от тебя.

— В таком случае, тебе не о чем жалеть, — отметила девушка с улыбкой, — Живи этим моментом. Радуйся тому, что отлично провела время.

— А если он снова объявится? — спросила я.

В ответ Даша выразительно поиграла бровями и сказала:

— Тогда выполни свою давнюю угрозу и сделай так, чтобы он уползал от тебя, моля о пощаде!

— Даша! — воскликнула я, чувствуя, как щеки покрываются румянцем.

Наш разговор подкинул мне пишу для размышлений, но вместе с тем принёс и облегчение. Я выговорилась. Выплеснула если не всё, то хотя бы часть того, что копила в себе долгое время. И от этого мне стало…хорошо. 

Глава шестнадцатая

Следующие пару дней прошли относительно спокойно. Наступили выходные, которые я очень хотела провести дома, в тишине и покое. Денис пытался убедить меня изменить планы и уехать с ним на побережье, но я была не настроена на романтику. Или конкретно на его компанию. Сложно сказать. Я чувствовала, что мы отдалялись — всё меньше проводили время вместе, ограничиваясь редкими разговорами. Но меня это не расстраивало, скорее наоборот — всё потихоньку вставало на свои места. Я чувствовала к мужчине то же, что и раньше — дружеское тепло, и понимала, что если у него вдруг проснулась совесть, то так было бы даже лучше. По крайней мере, сильно обиженным он не казался, когда я мягко, но вместе с тем решительно отказалась скрашивать его одиночество.

У меня был грандиозный план — провести выходные на диване, глядя сериалы и методично поедая чипсы, поп-корн и прочую дрянь. Как раз в морозилке сиротливо пристроилось ведёрко с моим любимым мятно-шоколадным мороженым.

Когда я, обложившись вредной снедью, устроилась на своём почти царском ложе с ноутом на коленях, мой телефон решил ожить. Вот знала же, что нужно было его нафиг выключить. Но нет — работа велит всегда оставаться на связи. Взглянув на дисплей, я хмыкнула, прежде чем ответить:

— Михаил Олегович?

Док, к слову, все эти дни молчал, и я уж решила, что его слова о звонке — не более, чем угрозы. Однако, Павлов меня в очередной раз удивил.

— Мария Андреевна, как ваши дела? — услышала я мягкий голос, в котором легко угадывалась улыбка.

Я пожала плечами, хоть мужчина и не мог меня видеть, прежде чем ответить:

— Всё путём. Сам как?

— Уже лучше. Было много работы, поэтому я не звонил. Прости.

— Да меня это как бы не сильно печалило, — хмыкнула я, — А сейчас чего хочешь? Похвастаться своим выходным?

Мне послышался негромкий смешок, после чего Миша спросил:

— Как насчёт того, чтобы поужинать сегодня?

Вот те здрасьте. Еще один самец пытался вытащить меня из дома. Сговорились они что ли? И чего вот всем так не терпелось провести время в моей компании? Нет уж, ну их всех.

Я уже открыла рот, чтобы отказаться от предложения мужчины, но неожиданно выдала:

— Ну…давай. Ужин — это хорошо. У тебя или у меня?

В ту же секунду я прикусила язык, который почему то отказался меня слушаться, но было поздно. Послание достигло ушей адресата. Который, судя по тону, остался доволен ответом.

— Вообще я думал, что мы куда-то выберемся. Ну, знаешь, ресторан, манты, или шашлык. Твой любимый — из куриных бёдрышек.

Да — я была не фанатом свинины и говядины, предпочитая птицу. В основном грудку, но шашлык из неё получался невероятно сухим. Таким, что мой бедный многострадальный желудок жалобно мяукал, требуя пощады.

Пока Док распинался, я судорожно размышляла, как бы всё переиграть и в итоге остаться дома. О после вспомнила Дашу, которая советовала не упускать возможностей. Действительно, чего это я? Мужчина звал меня поесть нахаляву, а я еще размышляла, принимать ли его приглашение? Тем более, с ним, в отличие от того же Дениса, я могла спокойно появляться на людях, без всяких слушков и обсуждений.

Так что, чуть подумав и взвесив все «за» и «против», я поднялась с дивана и засунула мороженое обратно в морозилку. После чего ответила ожидающему мужчине:

— Ладно. Мне нужно пару часов на сборы. Заезжай в семь.

— Договорились, — отозвался Миша, — Есть пожелания?

— Никаких. Ты же мой лечащий врач. Выбери такое место, в котором самый богатый для меня выбор блюд.

Павлов усмехнулся:

— Я тебя понял. Тогда до встречи.

Оборвав звонок, я вздохнула. Ну что, спокойные выходные полетели в помойку. С другой стороны — я так проводила чуть ли не каждый свой уикенд. Пора было внести небольшое разнообразие в эту рутину. И заодно встряхнуть хирурга. Ему явно не хватало острых ощущений, раз он вспомнил обо мне. Так добавим же перцу в это шоу. С такими мыслями я скрылась в ванной — нужно же было навести марафет и как следует подготовиться к ужину с бывшим.

Когда спустя сто двадцать минут автомобиль Павлова подъехал и мужчина сбросил мне сообщение с лаконичным «спускайся», я была во всеоружии. Чисто женском — красивая укладка, сдержанный макияж, чёрные брюки под кожу и такого же оттенка блузка. Нацепив лодочки на шпильке и плащ, а также прихватив сумочку, я, глубоко вздохнув, словно перед затяжным прыжком, поспешила навстречу приключениям.

— Вау, — выдохнул Миша, когда я села тёплый салон автомобиля, — Роскошно выглядишь.

— Не то, чтобы ты открыл мне глаза, но спасибо, — отозвалась я с невинной улыбкой, — Ты решил, куда повезёшь меня? Док кивнул. Оказалось, что он забронировал столик в одном из дорогущих ресторанов на морском побережье. Причём, выцепил местечко у окна, и мы могли полюбоваться закатом. Этот гад основательно подготовился. Я бы могла даже решить, что это свидание, если бы не знала, какие отношения связывали нас на самом деле.

— Выпьешь? — поинтересовался Миша после того, как помог мне снять верхнюю одежду и сесть за стол (ну просто сама галантность).

Я покачала головой:

— Никакого алкоголя. Ты уж прости, но я предпочитаю рядом с тобой сохранять ясную голову.

Павлов хмыкнул:

— Смелое заявление. И искреннее. Позволь поинтересоваться, с чем это связано?

Но я не собиралась давать ему ответы на все интересующие его Светлость вопросы. Поэтому просто пожала плечами:

— Чувствую, что это будет не лишним. Итак, по всем правилам этикета, нам стоит занять друг друга наиувлекательнейшей беседой. Предлагаю не отходить от сценария.

Мужчина поддержал мою идею. Мы сделали заказ — побольше мяса для Миши и красную рыбу мне. Разумеется, повара всё делали на углях. Пока еда готовилась, мы развлекали друг друга разговорами. И я не без сожаления отмечала, что нам, как и всегда, было о чём поговорить.

Ветер плавно тёк своим чередом. Со стороны мы наверняка напоминали милую пару — красивый мужчина в модных джинсах, сером пуловере с закатанными рукавами. Левое запястье венчали дорогие часы, на шее блестела цепь, которая скрывалась за воротом. А напротив — стройная девушка с чуть завитыми на концах медными волосами, которые она то и дело заправляла за уши, при этом браслеты на её запястьях издавали тихий звон, а несколько колец на пальцах переливались в свете искусственных огней.

Мы всегда казались мне красивой парой. Органичной. Миша идеально вписывался в образ спутника со своими длинными ногами, узкими бёдрами, широкими плечами и неизменной улыбкой. Да дело было даже не во внешности — он ослеплял своей харизмой. Будь он хоть горбатым и косым — энергетика перекрывала всё. Даже официантка то и дело бросала на него внимательные и почти томные взгляды. Что уж говорить обо мне, сидящей напротив? Немного спасало то, что я уже была знакома с ним, и успела испытать на себе не только действие его чар, но и их последствия.

Но я бы солгала, если бы сказала, что не наслаждалась тем вечером. Он был таким лёгким, лишённым любого напряга. Мы просто сидели друг напротив друга — и разговаривали. Обо всём. Я с удивлением отметила, что делилась с ним какими-то историями о своей работе, хвасталась успехами, рассказывала последние события из мира новостей. Док тоже не отставал, восполняя пробелы своей биографии, которые возникли в моей голове за те два года.

Это было тем, чего мне больше всего не хватало после нашего разрыва. Наших бесед, долгих, многочасовых. Я лишилась не только парня, без пяти минут жениха и отца своих будущих детей — от меня ушёл друг. Один из лучших, тот, которому я всегда могла рассказать абсолютно всё. Первые месяцы я то и дело на автомате хватала телефон, чтобы написать ему и рассказать что-то. Это напоминало чувство, будто я пыталась управлять ампутированной конечностью — фантомное ощущение, словно отрезанная рука всё еще у меня была. Каждый день происходило столько всего, о чем мне хотелось поделиться с Павловым. Когда новости касались Казахстана — места, где он родился и вырос — я всегда пыталась представить, как бы он прокомментировал это, что бы сказал. А когда меня повысили, хоть это и произошло уже почти спустя полгода после нашего расставания — я всё равно задалась вопросом, как бы Миша отреагировал на это.

Тяжело терять любимого. Но гораздо больнее — друга. А уж если они два в одном — то вообще труба.

После ужина мы прогулялись по променаду. Уже стемнело, и зажглись фонари. Мы неторопливо брели по набережной, разговаривая обо всём и при этом ни о чём, было слышно, как негромко шелестят волны, лижущие песчаный берег, да мои шпильки стучали по бетону. Я ловила себя на мысли, что мне было очень спокойно и легко. Будто я была…дома. Чёрт, нет, это были плохие мысли. Они настраивали меня на ненужный лад — тот, поведясь на который, я бы снова расслабилась и позволила ранить себя. Нетушки, в этот раз королевой положения предстояло быть мне.

Видимо, при этих мыслях я чуть сильнее сжала локоть Миши (да, я ухватилась за его конечность. Просто…ну, а вдруг бы я упала, на таких-то шпильках!). Потому что, чуть притормозив, мужчина спросил:

— Всё в порядке?

Очнувшись от своих мыслей, я кивнула:

— Да, в полном. Просто…устала немного.

— Может, тогда поедем? — предложил мужчина.

— Думаю, так будет лучше всего, — согласилась я и первая потянула его в сторону парковки, где Миша оставил свою машину.

Уже в салоне Док, будто невзначай спросил:

— А ты вообще сильно вымоталась?

— Ну, так, относительно, — чуть подумав, отозвалась я, — А что такое?

Чуть помявшись и словно собираясь с мыслями, мужчина сказал:

— Я просто подумал…может, заедем ко мне? Хан по тебе скучает.

Усмешка сама собой сорвалась с моих губ:

— Прямо-таки скучает? Он сам тебе об этом сказал?

— Вроде того, — чуть улыбнувшись, кивнул Миша, — Ну так, что скажешь?

Я задумалась, думая, как поступить. По хорошему, мне стоило бы отказаться от этого предложения и попросить отвезти меня домой. С другой — зря я, что ли, кружевное бельё надевала? И потом — Даша же попросила в случае чего немного наказать Павлова. Впереди был второй выходной, то есть, торопиться мне было особо некуда. Да, мужчина даже намека не делал на исход событий, в котором мы бы срывали друг с друга одежду, но, чёрт возьми…это ведь был Миша. Я бы не удивилась, если бы узнала, что мысленно он уже десять раз раздел меня и проделал всё то, о чём я могла бы только догадываться.

Тем более…всё это — вечер, ужин, прогулка — слишком сильно напоминали мне свидание. Само это слово несло в себе слишком большую эмоциональную составляющую. Мне хотелось избавиться от этого шлейфа романтики и дать Мише понять, на какое именно общение он мог рассчитывать.

В итоге, я кивнула:

— Да. Давай навестим твоего кота.

Всю дорогу мы молчали. Я смотрела в окно, размышляя о превратностях судьбы. Всего каких-то два с половиной года назад я вот также ехала в этой машине с прогулки всё у того же моря и думала о том, что не хочу расставаться с этим мужчиной никогда в своей жизни. Я мечтала о том, что мы будем любить друг друга, и всё у нас будет хорошо. И вот — я снова была там, в этом салоне, а в голове билась совершенно иная мысль. «Никаких, нахрен, чувств!». От этого могло бы стать очень грустно, если бы не было так…всё равно.

Приехав, мы также молча поднялись на восьмой этаж, после чего оказались в знакомой мне квартире. Ханси встретил нас удивлённым «мау», после чего, немного подумав, позволил мне почесать себя за ушком. А затем отошёл, позволив мне разуться и пройти в кухню, совмещённую с прихожей. Док в этот момент уже вовсю лазил по шкафчикам. Обернувшись, он спросил:

— Чай? Кофе? Всё-таки алкоголь? — добавил он с улыбкой.

— У меня есть идея получше. Как ты смотришь на то…

Я скинула плащ и бросила его нарочито небрежным движением в сторону дивана. Хана такое вольготное поведение явно не порадовало — он кинул на меня полный молчаливого укора взгляд и поспешил ретироваться в другую комнату. Умное животное, видимо, почувствовало, что ничего занятного для себя он там не увидит.

— … чтобы заняться сексом прямо сейчас на любой случайно выбранной поверхности твоей квартиры, — продолжила я, подойдя к обеденному столу и упершись в него кончиками пальцев, — Давай, я загадываю пять мест, а ты называешь мне цифру.

Клянусь — выражение лица Миши было самой лучшей для меня наградой. Я редко видела его растерянным, и это был как раз таки именно тот случай. Чуть подумав, он сглотнул, прежде чем ответить:

— Всё-таки чай.

— Это не число, — отметила я, чувствуя, как у самой всё внутри слегка подрагивало от лёгкого волнения.

Я боялась, что он не поведётся на эту игру. Что начнёт говорить, не дай бог — размышлять о нас и каких-то чувствах. Тот вечер итак был излишне наполнен ЭМОЦИЯМИ, что категорически мешало мне мыслить трезво. Я должна была перестать играть по его правилам и перетянуть одеяло на себя. Не дать этому зайти слишком далеко — именно в плане чувств.

— Маша, не думаю, что это хорошая идея.

— Почему? — пожала я плечами, — Как по мне — отличное завершение этого вечера. Мы ведь оба этого хотим, так что даже не пытайся делать из меня чудовище, которое совращает невинного парня.

Павлов покачал головой:

— Я не планировал этого. Ужин, чай — и всё.

— Ну, в таком случае, как здорово, что я решила внести разнообразие в твой график. Итак, цифра? — нетерпеливо повторила я.

Однако, Мише можно было поставить памятник за выдержку. Чуть покачав головой и отведя взгляд, он выпалил на одном дыхании:

— Я тебя не хочу.

Вот тут я, конечно, удивилась. Не так сильно, как Миша, вероятно, рассчитывал, но моя бровь всё равно против воли взлетела вверх. Но я быстро справилась с собой и, усмехнувшись, расстегнула несколько пуговиц на блузке. Она была полупрозрачной и потому итак скрывала слишком мало, но я рассчитывала на то, что открывшийся вид поможет Доку принять верное решение.

Мой манёвр определённо удался — я увидела, как Павлов сглотнул, в то время как мои руки продолжили свой путь, желая закрепить успех.

— А теперь? — поинтересовалась я невинным тоном.

Распахнув полы блузки и открыв чуть покрасневшему (и откуда только взялось это смущение у взрослого мужчины) Мише вид на чёрное с тонким кружевом бельё, я чуть приподняла голову и медленно провела кончиками пальцев от подбородка вниз, к краешку брюк.

Мужчина выдохнул сквозь зубы:

— Всё ещё нет.

А он оказался крепким орешком. Но и я тоже не была намерена сдаваться. Чуть приспустив прохладную ткань с плеч, я крутанулась вокруг своей оси, промурлыкав известную всему миру песню:

— I wanna be loved by, just you, and nobody else but you, пурум-пурум, I wanna be loved by you, alo-о-оne…

Миша покачал головой и мягко рассмеялся. И я почувствовала, что против воли мои губы тоже растягивались в лёгкой улыбке.

— Пу-пу-пи-ду, — закончила я, полностью сняв блузку и откинув её куда-то в сторону.

Миша смотрела на меня, его грудь вздымалась и опадала так медленно, но глубоко, словно ему было невероятно тяжело дышать, а глаза были такими тёмными, что мне даже стало не по себе. Но лишь на секунду. В другую же я поймала себя на мысли, что он был таким красивым. Меня злило это — то, что эта мысль назойливо крутилась у меня в голове всякий раз, когда я смотрела на него. В конце концов, дело уже давно было не в симпатичном личике. Если уж на то пошло, внешность Павлова занимала меня от силы первую неделю нашего знакомства. После это всё перешло в другую плоскость — когда начинаешь ценить только красоту человеческой души.

Но в тот вечер даже её я постаралась задвинуть на задний план. Никаких чувств, эмоции на ноль — всё, что угодно, лишь бы обезопасить своё маленько потрёпанное сердце. И всё же, глядя на мнущегося Мишу, мной впервые за вечер овладела лёгкая неуверенность. А что если он правда всего это не хотел? Что если в его планы действительно входил только ужин? Да ну, нет, бред какой-то. В конце концов, даже если всё так и было — почему меня вообще должно было волновать то, чего хотел Павлов?

Подняв на мужчину взгляд, я негромко произнесла:

— Иди ко мне.

В тот момент я почему-то как никогда сильно боялась быть отвергнутой. Мне казалось, что если он откажет мне — случится что-то ужасное. Но нет — стоило последнему звуку сорваться с моих губ, как Миша сорвался с места и почти рывком притянул меня к себе.

Я победила. Снова. 

Глава семнадцатая

Несмотря на то, как всё закрутилось, время всё-таки не прекратило свой ход. Дни сменяли один другой, наступил июнь, а за ним — июль. Я работала, как проклятая, чтобы сделать все дела до запланированного мини-отпуска. А в перерывах — да, каюсь, я виделась с Мишей. Мы встречались по пятницам. Почему этот день? Всё просто — он оказался самым свободным у Дока. Тот тоже много работал — нередко ему ставили двойные смены, и тот писал мне полные сожалений сообщения. Трогало ли меня это? Нет. Ну, ладно, может быть, самую малость. Я всё-таки оставалась женщиной, несмотря ни на что.

Тем не менее, как я уже сказала, время шло. Наступил день, которого я ждала почти два месяца. К которому готовилась, выбирала себе костюм, покупала палатку, спальник, матрас (спать на голой земле? Ну, уж нет!) и прочие приблуды, необходимые для жизни в лагере.

Ах да, я же не рассказывала. У нас на косе организовали постапокалиптический фестиваль. Да не где-нибудь, а на территории заброшенных складов при военных ангарах. Три дня в палатках в созданном поселении выживших — класс! Цивилизации нет в радиусе нескольких километров, мобильной связи и интернета — тоже, выживай, как умеешь. Тем более, обещали настоящих поселенцев, а это значит — драки, чёрный рынок, головорезы и прочее. Короче, я жила этой поездкой, чуть ли не зачеркивая дни в календаре.

Даша такие сборища не любила, Каринка не могла оставить семью. Поэтому я ехала с другой своей коллегой Алёной и её друзьями. Девушка всё приговаривала, что найдёт мне спутника, который будет охранять меня. Я на эти слова только морщилась — только вот еще одного сомнительного самца мне не хватало в жизни. Так сказать, для полноты картины.

К жизни в мире постапокалипсиса я подготовилась основательно. Разумеется, я имею в виду свой внешний вид. Наряд продумывала не то, чтобы долго, но частичку души всё равно в него вложила. Это был простой джинсовый комбинезон, в нескольких местах заляпанный краской — в нём я за неделю до этого красила перила на балконе. Серая футболка, кожанка на случай прохладного вечера и простые кеды. Волосы заплела в два «бублика» по принципу одной из героинь неизменных «Звёздных войн» принцессы Леи, а на макушку нацепила заказанные в интернете очки сварщика. Догадались, на кого я была похожа? Нет? Эх, жаль, я-то думала, у вас с фантазией всё в порядке.

В общем, до парома мы добирались на машине, большой и шумной компанией из десяти человек. Имена я даже не пыталась запомнить — у меня всегда были с этим проблемы. У станции мы бросили авто на специально заготовленной стоянки и погрузили на сам паром, который доставил нас на — ура! — косу. А дальше мы вместе с другими участниками, которых насчиталась парочка сотен точно, дружной толпой отправились на другой конец этого острова, подальше от всех благ современного мира.

Я чувствовала лёгкий мандраж, который смешивался с предвкушением. От этой поездки я ждала очень многого. Мне хотелось эмоционально разгрузиться, стряхнуть с себя часть забот, которые казались частью существования, но при этом здорово так мешали, а порой и просто тяготили. Ну, и кроме этого — чувствовалось, что выходные пройдут для меня не впустую.

До поселения мы добрались минут за сорок. При этом все успели перезнакомиться друг с другом. Оказалось, что это только первая партия участников, и ещё одна собиралась прибыть на втором пароме через пару часов. Ну, им же хуже — к тому времени мы разберём все самые лучшие места для стоянки.

В месте проведения «Ржавого дракона» вовсю кипела жизнь. Организаторы установили несколько палаток и кафешек, так что с питанием ни у кого не должно было возникнуть проблем. Чуть в стороне от основного лагеря расположился ринг — понятное дело, для показных и не очень боёв, еще дальше возвышалась специфически оформленная сцена — чем-то она напоминала передвижную махину из последнего «Безумного Макса» с красавчиком Томом Харди в главной роли. Организаторы заморочились настолько, что даже построили парочку хибар — для тех, кто будет проводить основные мероприятия и сыграет роли настоящих дикарей.

Мы с Алёной и её компанией заняли полянку с краю, чуть в стороне от остальных. Понятное дело, что когда прибудет остальная банда, нам всем придётся потесниться, но, по крайней мере мы отвоевали себе действительно неплохой уголок. Палатку я смогла поставить сама — специально брала себе небольшую, с которой справилась бы в одиночку. Рядом, как грибы, выросли ещё пять похожих. Ну, красота. Всё, что меня волновало — чтобы вещи никто не тырил. А то это дело такое, за людьми не заржавеет.

Разобравшись с житейскими вопросами, мы отправились на разведку. Сразу же нашли местный «чёрный рынок», где за обмен на ценные вещи (или какой-то хлам) можно было приобрести местное пойло (обычную самогонку), разные деликатесы в виде вяленого мяса, чипсы, сухари (конечно, их ведь ядерная война уничтожить не смогла — в них итак полно химии) и прочие вещи, которые могли бы скрасить вашу жизнь в мире постапокалипсиса.

Нашли мы и обычный базар, где продавались шмотки, обувь, аксессуары. Его организовали для тех, кто не стал продумывать свой костюм, но, приехав, решил всё же проникнуться атмосферой вечеринки. И, как я заметила, таких было много. Какие скучные ребята, в самом деле.

На сцене разогревались музыканты. Поговаривали, что вечером нас всех ожидало даже файер-шоу. Я такие штуки любила. Люди, которые выполняли трюки с горящими предметами, казались мне безумцами, но это всё было настолько зрелищно, что у меня просто дыхание перехватывало всякий раз, когда я это видела. Помню, один раз я увидела как пара поцеловалась, не переставая при этом вращать горящие файер-болы. Вот что значит «воспламеняющая страсть».

— Перекусить не хочешь? — спросила у меня Алёна, утягивая в сторону одной из кафешек.

Я прислушалась к своему организму и, чуть подумав, кивнула. Да, закинуться какой-нибудь постапокалиптической едой было бы недурно. Особенно, если нам предстоял жаркий вечерок.

Мы набрали какой-то ерунды — консервы, каша, вода — и заняли один из столиков. Не успела я погрузить ложку в свою миску, а после засунуть её в рот, как меня окликнули. Повернувшись, я с громким и неприличным «тьфу» выплюнула содержимое на землю. Каша только чудом не заляпала ботинки Миши, стоящего передо мной.

— Какого хрена?! — даже не пытаясь сдержаться, воскликнула я.

Павлов усмехнулся:

— Я тоже рад, что ты выжила после ядерного удара.

— Маша, это кто? — спросила у меня Алёна.

Оправившись от шока и взяв себя в руки, я пожала плечами:

— Так, один знакомый и по совместительству мой врач. И, судя по всему, он не один, — добавила я, заметив компанию мужчины.

За соседним столом расположилась уже знакомая мне команда медиков. Я увидела приветливо машущего Смыкалова, который второй рукой обнимал за плечи свою, судя по всему, супругу. Которая, кажется, либо проглотила воздушный шар, либо была конкретно так беременна. Напротив сидел второй Андрей (как их Миша только не путал?), но, в отличие от друга, он не казался таким уж довольным. Рядом пристроилась его дама сердца, а по соседству восседали еще пять человек. Все, как один — в тематических одеждах.

— Что вы здесь делаете? — спросила я у Миши.

Невольно мне в глаза бросился и его наряд. Павлов выглядел…интересно. Чуть потёртые штаны цвета хаки он заправил в высокие военные ботинки, чёрная кофта, а сверху — удлинённая куртка-балахон, с множеством карманов и капюшоном. На руки Док нацепил кожаные перчатки без пальцев. Интересно, ему было не жарко? Всё же на дворе стоял июль.

На мой вопрос мужчина пожал плечами, прежде чем ответить:

— Как и все — приехали на фестиваль. Как можно было такое пропустить? Даже отказ конечностей — например, ног — не может стать уважительной причиной, — добавил он с усмешкой.

Я хотела было что-то сказать, но так и замерла с открытым ртом. Этот гад процитировал мою же собственную запись в соцсетях! Я говорила, что приползу на косу, даже если у меня откажут ноги! Это что, выходит, что он следил за моей страничкой? Чёртов маньяк!

Пока я лихорадочно размышляла, складывая все переменные этого уравнения, голос подал Смык:

— Мария, мы удивлены не меньше вашего. Представьте мою реакцию, когда Миха позвонил и заявил, что через полтора месяца мы едем на выходные в палатками, да ещё и в столь экзотическое место. Он же жутко ленивый, и его в выходные пинками из дома не выкинуть.

Тут я уже не смогла удержаться от улыбки. Всё же искренность и непосредственность Андрея делала своё дело.

— Да уж, мне ли не знать, — хмыкнув, ответила я на замечание медика.

Миша же только поморщился. Бросив недовольный взгляд в сторону друга, он заметил:

— Ленивый — это какое-то дебильное слово. Я предпочитаю термин «выборочное участие». И вот — я выбрал, в чём точно стоит поучаствовать.

— Ага, после того, как узнал, что здесь буду я, — тут же сдала я Павлова.

— Если я узнал о фестивале на твоей странице, то это не значит, что я тут из-за тебя, — парировал Миша, но всё с той же неизменной улыбкой, — Может, мне просто нравится такое.

— Ну-ну, — усмехнулась я, не желая, впрочем, накалять обстановку, — С другой стороны, целая компания докторов — это же просто клад для мира постапокалипсиса. Так что вы тут точно к месту. Если повезёт — увидимся.

С этими словами я встала из-за стола, утянув за собой до сих пор молчавшую Алёну, и потащила её в сторону первой попавшейся площадки. Когда мы отошли уже на приличное расстояние, она негромко спросила:

— А всё-таки, кто это такой?

— Мой бывший, — призналась я, не видя смысла скрывать очевидное.

— О как. Погоди, тот самый доктор? — распахнула глаза девушка.

Я уже говорила — все на работе были в курсе моей драмы двухгодичной давности. И, хотя никто, кроме Даши, не был знаком с Павловым, его всё равно знали все. Так что я кивнула и Алёна, правильно истолковав моё молчание, тактично оборвала разговор. За что я была ей несказанно благодарна.

Присутствие Миши на фестивале…напрягало. Не сказала бы, что в плохом смысле. Просто я ловила себя на том, что невольно оглядывалась и искала его в толпе. Для того, чтобы оказаться поближе или, наоборот, убраться подальше — я не знала. И именно это и вызывало то самое напряжение, что струилось по моему телу вместе с кровью в венах.

В конце концов, чтобы отвлечься, я пошла к рингу. Там как раз один из организаторов проводил мастер-класс боя на каких-то палках. Как истинный геймер (в прошлом, разумеется), я всегда любила оружие в каждой руке. А уж наблюдать за тем, как высокий и харизматичный мужчина с двумя тростями, длиной примерно до локтя, изящно двигался по небольшой огороженной территории, при этом еще умудряясь одновременно рассказывать что-то и драться — ох, держите меня.

Отправив очередного новичка на пол, мужчина, откинув со лба длинную белую чёлку, выпрямился и спросил:

— Кто ещё хочет попробовать?

Тишина была ему ответом. Я посмотрела на толпу зрителей, и неожиданно для самой себя подняла руку вверх:

— Я бы рискнула.

Тренер окинул меня чуть удивлённым взглядом — видимо, девушки добровольцами вызывались редко — после чего кивнул, широко улыбнувшись:

— Тогда, прошу на ринг.

Я наклонилась и пролезла под канатами. Взяв в каждую руку по трости из гладкого, чуть нагретого на солнце дерева, бросила взгляд на мужчину и спросила:

— Итак, мастер, что с этим делать?

Усмехнувшись, мужчина сказал:

— Защищаться. Я буду нападать медленно. Твоя задача — следить за моими руками и ногами и не дать мне дотронуться до тебя. Но при этом сама ты не нападаешь. Только защита.

— Как скучно, — хмыкнула я, но послушно повторила позу, которую показал мой новоявленный наставник.

Он не соврал — мастер действительно действовал крайне медленно, позволяя мне запомнить и изучить его движения. При этом он параллельно объяснял мне каждое действие, жест и выпад, позволяя прочувствовать и продумать свои шаги. А чуть позже, когда мы более или менее разобрались с теорией, мужчина решил устроить нам что-то вроде боя. И вот тут я реально попотела, потому что больше он меня не щадил. Нет, бить меня не били, но движения наставника обрели реальную скорость, и я не успевала за ним следить. Вот он стоял передо мной — и уже где-то сбоку, мягко тычет меня в бок кончиком палки.

К концу нашего небольшого, пятиминутного сражения я была уже красная, как рак, и злая. Но что самое обидное — я ни разу не смогла даже дотронуться до мастера. Он же, в свою очередь, меня чуть ли не избил — правда, едва касаясь своим оружием. Но будь бой настоящий — я бы уже валялась на ринге.

— Ты слишком резко всё делаешь, — сказал блондин, когда я в очередной раз открылась и получила тычок под рёбра, — Быстро выходишь из себя, теряешь бдительность — и открываешься. Так сильно хочешь ударить меня, что сама получаешь. Тебе нужно успокоиться и отбросить в сторону все эмоции.

— Да, Маша такая, несдержанная, — услышала я голос из толпы.

Обернувшись и сдув со лба выбившуюся из причёски прядь волос, я увидела Мишу. Не заметить его было крайне сложно — двухметровый мужчина практически возвышался над остальными. Да и выглядел он слишком довольным — чуть ли не светился от радости.

Мои же эмоции были строго противоположными. Так что, едва сдержав рык, я спросила, кивнув в сторону ринга:

— Раз такой умный — может, сам попробуешь?

Павлов пожал плечами, делая шаг вперёд:

— Да легко.

Наставник протянул руку, чтобы забрать у меня палки, но я лишь покачала головой. В ответ на его вопросительный взгляд пояснила с усмешкой:

— Он попробует со мной. Глядишь, больше не будет так широко улыбаться.

Блондин хмыкнул:

— Планируешь выбить ему зубы?

— Как пойдёт, — туманно отозвалась я, разминая шею и расправляя плечи.

Мастер провёл короткий инструктаж с Мишей, который слушал его с таким серьёзным выражением на лице, словно от этого зависела его жизнь. Хотя, в какой-то степени так и было, ведь жалеть доктора я не планировала. Нет, я собиралась выбить из него весь оставшийся мозг. Согласна — это было нетрудно.

Миша, выслушав инструктора, повернулся ко мне, занимая позицию с этими чёртовыми палочками в руках. При этом на губах у него продолжала бродить эта до нельзя довольная улыбочка.

— Ну что, потанцуем, Мандаринка? — спросил он, подмигнув.

Фыркнув, я перехватила поудобнее оружие — и ринулась в атаку. Да-да, знаю — я мгновенно забыла всё, чему меня учил тот блондинчик. Но, это ведь был Павлов — мужчина, который ворвался в мою жизнь, потом также стремительно из неё свалил, чтобы через два года объявиться с непонятно какими намерениями. Да — мы не обсуждали то, что происходило, предпочитая просто получать друг от друга необходимые гормоны и эмоции. Я запрещала себе что-то планировать и загадывать, потому что понимала — это всё ни к чему хорошему не приведёт и сама мысль о возможных отношениях была мне неприятна и почти противна.

Тем не менее, отрицать тот факт, что у меня были чувства к Доку, было глупо. Их было очень много — раздражение и негодование от того, что он снова вернулся. Нежность — от того, как мило он выглядел во сне (каюсь, я всегда просыпалась раньше. Либо, чтобы свалить по-тихому, либо, когда мы были у меня — чтобы вытолкать его нафиг). Симпатия и уважение к нему, как к человеку. Презрение — в память о том, как он бросил меня, труся даже взглянуть в мои глаза. Всё это замешивалось в невероятный коктейль, и я сама не могла понять, чего вообще хотела от этого человека. Его было одновременно слишком много, и при этом очень мало. Он был будто везде, и при этом держался на расстоянии от моей жизни. По крайней мере, больше не рвался покупать продукты в мой дом и не пытался чинить мои двери. Либо потому что ему это было не нужно, или просто знал — я этого не позволю.

В общем, я запуталась в себе и своих эмоциях. Поэтому решила, что лучше всего мне поможет хорошая драка. Разумеется, именно с Мишей.

Док на мои действия отреагировал мгновенно, блокируя удар, и тут же отвечая. Но уже я проявила бдительность, выставив вперёд скрещённые палки и парируя. Это напоминало танец — мы двигались по кругу, нанося удары, но неизменно блокируя выпады друг друга. Я сосредоточилась на бое и попыталась выкинуть все мысли из головы. Для них найдётся более подходящее время, мне же нужно было уделать этого гада.

В какой-то момент я упустила из виду Мишу, тот чуть присел — и в следующее мгновение, отбив мой удар, направил палку на меня, остановившись в миллиметре от моего лица. Когда я отбила её — он взмахнул другой рукой. Чуть усмехнувшись, Док с негромким:

— Буп-буп, — дотронулся кончиком палки до моего носа.

Офигев от такой наглости, я отбила деревяшку — и снова ринулась в атаку. Миша оказался удивительно проворен и техничен — он атаковал, защищался и двигался так, словно раньше занимался уже этим. И меня бесило, что даже в этом он оказался хорош, в то время, как я уже почти выдохлась и воздух с хрипом вырывался из моих лёгких.

В какой-то момент я сама не поняла как, но Павлов провернул какую-то хитрую комбинацию, чуть ли не завязав мои руки в узел. В итоге я стояла со своими же палками, скрещёнными возле моего горла, а Миша, удерживая меня всего одной, кончиком второй снова сделал это своё дебильное:

— Буп-буп, — по моему носу.

При этом он стоял так близко, что я чувствовала его дыхание на своём лице. И, по тому, как быстро поднималась и опадала его грудная клетка, я понимала, что Док тоже выдыхался. Хоть и пытался держаться.

Мне в нос ударил его запах — терпкий, с нотками муската, и от этого у меня едва не закружилась голова. Я всегда любила, как от него пахло — в этом плане как никогда чувствовала себя животным. Они ведь подбирали себе пару именно по этому принципу. И люди, как бы не пытались отрицать это, но тоже придерживались таких повадок. Человек мог быть сколько угодно красив, обаятелен, умён, обладать невероятно роскошным телом и быть самим совершенством. Но если тебе не нравилось, как от него пахнет — можно было смело утверждать, что ничего не получится. А я всегда была чувствительна к запахам, равно как и к прикосновениям. И аромат кожи Миши порой просто сводил меня с ума. Как тот самый пресловутый личный сорт наркотика. С которого невозможно было соскочить.

Тряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения и стряхнуть с себя это оцепенение, я оттолкнула Мишу. Тот, к слову, тоже выглядел так, словно его пыльным мешком прибили. Воспользовавшись моментом, я сделала небольшую подсечку, ударив мужчину палками по ногам, и тот с негромким вскриком упал на ринг. Сделав шаг и чуть склонившись над ним, я с усмешкой сказала:

— Ну что, вот ты и на лопатках, Док.

Секунда — и этот гад повторил мой же манёвр. И уже я с глухим стуком падаю на спину, чуть ударяясь затылком. Миша же, либо желая закрепить успех, либо хрен знает зачем, садится сверху на мои бёдра и, приставив к моему горлу кончик палки, после чего произносит:

— Мне, конечно, нравится, когда ты сверху, но не в этот раз.

Я бы задохнулась от такой наглости, если бы при падении из меня итак не вышибло весь воздух. Вместо этого я оттолкнула в сторону его оружие и процедила:

— Слезь с меня.

При этом я молилась, чтобы он не почувствовал, как напряглось моё тело от такой почти интимной позы. Оно всегда предавало меня рядом с ним, но не на глазах же у всех тех зевак, что столпились по ту сторону от канатов. Это было бы совсем ужасно.

К счастью, Док послушался меня. Поднявшись на ноги, он переложила обе палки в одну руку, а вторую протянул мне. Чуть подумав, я всё же приняла предложенную помощь. Ну а чего совсем-то ломаться?

— Это был хороший бой, — отметил Павлов.

Усмехнувшись, я кивнула:

— Просто тебе повезло с партнёром.

Сказав это, я развернулась и, бросив палки на ринг, вылезла за канаты, мечтая только об одном — холодном душе. Большом количестве холодного душа. Можно даже ледяного.

Док нашёл меня поздно вечером, когда я, устав от концерта, шоу и всеобщего постапокалиптического безумия, шла в сторону своей палатки. Павлов, как истинный маньяк, вырос как будто из неоткуда. Я бы испугалась, если бы не была настолько вымотана. Всё, на что меня хватило — это скрестить руки на груди и спросить:

— Вот нафига меня пугать?

— Я не специально, — отозвался Миша, — Просто заметил, как ты идёшь — и не смог себя остановить.

— Да, я в курсе, что у тебя с этим трудности, — съязвила я, прежде чем успела прикусить язык.

Мужчина не стал отвечать на мой выпад. Вместо этого он, окинув меня внимательным, изучающим взглядом, сказал:

— Ты похожа на постапокалиптическую Гаечку.

Я удивлённо улыбнулась. Надо же, он был первым, кто заметил это. Более того — отметил это сам, без моего вопроса «что напоминает мой костюм?». Ну, любила я мультики. Гаечка тем более была ещё и рыженькая. Конечно, у неё волосы были распущенные, но сделать ушки иным способом я бы не смогла. Но очки на макушке — они то должны были намекнуть. Но нет — никто не соображал, пока я прямо не говорила, кто я была. А Док, блин, и тут выделился.

— Такой был план, — отметила я в итоге.

Миша чуть подумал, после чего выдал:

— Как думаешь, ты сочтёшь меня полным извращенцем, если я скажу, что всегда мечтал заняться сексом с Гаечкой?

Тут я уже не сдержалась и рассмеялась. Мужчина приподнял бровь, без слов спрашивая, что вызвало такую бурную реакцию. Справившись с эмоциями, я ответила:

— Док, я итак знаю, что ты — извращуга. Твои слова лишь подтвердили известную истину.

На мои слова Павлов усмехнулся, после чего подошёл ко мне и, схватившись за верх моего джинсового комбинезона, притянул меня к себе.

— Тогда тебя не удивит, если я украду тебя в свою палатку?

Я говорила что-то об усталости? Или о том, что не понимала своего отношения к Павлову? Забудьте. В конце концов, это был постапокалипсис, мы тут вроде как все пережили ядерный удар, могли не дожить до следующего дня. Почему бы не действовать так, словно каждый час действительно мог стать последним?

Поэтому, чуть приподнявшись на цыпочках и прикусив ухо шумно выдохнувшему мужчине, я шепнула:

— До моей ближе.

Этот фестиваль нам точно запомнится надолго. В этом я больше не сомневалась ни секунды. 

Глава восемнадцатая

Фестиваль прошёл на ура. Как и вся следующая неделя. В городе установилась настоящая, почти адская жара, которую я, как истинная мерзлячка, просто обожала. И, пока все остальные обливались потом и мечтали о дожде, я подставляла лицо ласковому солнышку, позволяя ему усыпать мои нос и щёки веснушками.

Но в то субботнее утро я подставляла лицо не небесному светилу, а чуть распухшим губам Миши. Доктор после недолгого сна выглядел каким-то подозрительно довольным, и всё никак не мог перестать меня нацеловывать. Я же, разомлевшая от жара не только солнца, но и его тела, не видела смысла сопротивляться. В конце концов, это было очень приятно.

Но в какой-то момент мой желудок громко и совсем неприлично заурчал, сообщая, что телячьи нежности не могут заменить еду, кофе и прочие земные блага. Чуть отодвинувшись от Миши — настолько, насколько позволял мой не самый широкий диван — я заметила:

— Пора подниматься. Я голодная. Да и ты, наверняка, тоже.

Хитрая усмешка коснулась губ мужчины:

— А может, мне хочется далеко не еды.

— Маньяк! — воскликнула я, уворачиваясь от его объятий и при этом чуть не упав на пол.

Док поймал меня и притянул к себе. Но, прежде чем он успел перейти к более активным действиям и заставить меня передумать насчёт завтрака, мой телефон ожил. Посмотрев на дисплей, я чуть улыбнулась, прежде чем ответить:

— Привет, сестрёнка. Чего звонишь в такую рань?

— Это у тебя рань, — отозвалась Карина бодрым тоном, — А я уже давно на ногах. Чего и тебе советую.

— Я…эм…поздно легла.

Как раз в этот момент док решил, что щекотать меня — это разумно. Он пробежался кончиками пальцев по моим рёбрам, и мне пришлось закусить губу, чтобы никак не выдать себя.

— Ну, придётся тебе отложить валяние и ничего не деланье. Нас ждут великие дела! — заявила Близняшка голосом, не терпящим возражений.

— Такие великие, что я даже не успею позавтракать? — на всякий случай уточнила я, чуть отодвигаясь от Миши.

— Такие, как местный филиал Всемирного потопа. На завтрак нет времени.

Ого, как серьёзно всё было. С другой стороны, причина такого настроения сестры была мне понятна — близился день рождения нашей мамы. До него оставалось еще две недели, но Карина была мастером планирования, и наверняка собиралась устроить что-то с по-настоящему королевским размахом.

Понимая, что с этим бульдозером, который заправлялся не бензином, а вдохновением и целеустремлённостью, бесполезно спорить, я подчинилась. Вздохнув, села на кровати, подтягивая тонкое одеяло к груди:

— Тогда мне нужен спасательный круг и кофе.

— Твоим кругом буду я. Да и кофемашиной тоже. Открывай, — сказав это, Карина сбросила звонок.

Одновременно с этим громкое «дзинь» дверного звонка сообщило, что блюдо под названием «сестра и её бывший в одной постели с гарниром из скомканных простыней» готово и подано к столу. Я повернулась к Мише, который, впрочем, не выглядел особо расстроенным или удивлённым, и произнесла только одно слово:

— Пи*дец.

Полный, дамы и господа.

Док, не разделяя моей тревоги (читать — ужаса!), спросил:

— Что-то случилось?

Нервно хихикнув, я кивнула:

— Да, за дверью стоит моя сестра, которая вот-вот увидит тебя. Потому что, чёрт возьми, у меня однокомнатная квартира и нет подходящего шкафа, куда поместятся все твои сантиметры. Хотя…балкон имеется.

Брови Павлова взлетели вверх:

— Какой шкаф? Нафига балкон? Ты перегрелась?

— Карина не знает о том, что мы с тобой…общаемся! — пыталась я вбить это в бестолковую голову доктора.

Но тому явно было это до лампочки. Мужчины, что с них взять. Миша нахмурился, прежде чем сказать:

— И? Маша, ты взрослый человек, а не пятнадцатилетка. Никого не волнует, с кем ты встречаешься.

Меня весьма натурально передёрнуло от этого слова. «Встречаемся». Господи, кошмар какой. Но спорить я уже не могла — Карина еще раз позвонила в дверь, и я поняла, что экзекуции не миновать. Так что, накинув лёгкий халатик и попытавшись пригладить безнадёжно растрёпанные волосы, я глубоко вздохнула и пошла в коридор (читать — на казнь).

— Почему так долго? — спросила сестра, стоило мне распахнуть дверь, — Прятала наркотики и алкоголь? Не стоило, поверь. Я видела и не такое.

— Да, просто, споткнулась, упала, — махнула я рукой, — Ну, ты же меня знаешь. Я — сама Грация.

— Это точно, — усмехнулась Карина, протягивая мне картонный стаканчик из моей любимой кофейни и шуршащий пакет, — Тут фисташковый раф — не знаю, как ты пьёшь эту гадость, и витушка с маком. Корицы не было, так что придётся выковыривать мак из зубов, уже прости.

Всё это Близняшка приговаривала, разуваясь и целеустремлённо, как бульдозер проходя по коридору в глубь моей квартиры. Мне же не осталось ничего другого, кроме как идти за ней.

— Так вот, давай скорее собирайся, потому что нам нужно… — монолог оборвался на полуслове, после чего сестра продолжила чуть напряжённым и неестественно высоким голосом, — Хм, Маша, у меня для тебя очень плохие новости. В твою постель проскользнула скользкая, лживая, мерзкая гремучая змея. Будь здесь, я вызову санэпидемстанцию. Или кто там способен вытравить эту заразу из квартиры.

Зайдя в комнату, я увидела, как Карина разглядывала Мишу с таким видом, словно он был ну очень противным тараканом. Из тех, которые шипят и мерзко так шевелят усишками. Затем сестра перевела взгляд чуть в сторону, оценивая разворошенные простыни и наверняка отмечая специфические ароматы, которые витали в квартире. Знаете, такой неповторимый запах, который бывает только после секса. Эх, всё-таки идея спрятать Дока на балконе была не такой уж и плохой.

После Карина повернулась ко мне, оценивая мой растрёпанный вид, и я поняла — всё, назад дороги не было. Пришла если не моя смерть, то жестокая кара — уж точно. Слишком знакомо блестели глаза сестры, а ноздри раздувались так, что мне казалось, еще секунда — и я увижу языки пламени.

— Та-ак! Либо у меня галлюцинации, и я вижу голого ублюдка в твоей постели, либо у тебя поехала крыша, и ты правда спишь с ним! Маша, о чем ты думаешь?! — воскликнула Карина, — Как ты можешь?! После того, как ты часами рыдала мне в трубку? После голосовых сообщений, на 90 % состоявших из слез?! После того, как я тебя по кускам собирала? Ты и ОНО?! Снова?! Те же грабли?!

Близняшка нервно тыкала пальцем в Мишу. Мне казалось, она до последнего надеялась, что мужчина был миражом. Но нет — он оказался реальностью. И два небольших засоса на моих ключицах, которые я безуспешно пыталась спрятать под халатом, были тому доказательством.

— Вообще-то я тоже тут, — попытался вставить свои пять копеек Док.

Карина резко повернулась к нему, и мужчина непроизвольно сжался. В ту секунду я понимала Павлова как никогда — мне тоже очень хотелось спрятаться от родной сестры.

— Ох, ковбой, поверь, я тебя заметила! И если ты не поправишь простынку, то я увижу больше, чем хотела бы! А теперь закрой рот, мы здесь обсуждаем временное помешательство моей сестры и её повальную неразборчивость в особях мужского пола.

Вздохнув, я максимально мягко, но вместе с тем тоном, не терпящим возражений, произнесла:

— Карина, пожалуйста, иди на кухню.

— Что, прости? — глаза Близняшки распахнулись еще шире, хотя мне казалось, что это было невозможно.

Я кивнула в сторону всё еще сидящего в ворохе простыней доктора:

— Ему нужно одеться, ведь как ты заметила, Миша сидит здесь голый. Абсолютно. Хочешь, чтобы он делал это при тебе? Ему несложно, можешь мне поверить.

Карина смерила Павлова ещё одним брезгливым взглядом, после чего процедила:

— Боюсь, моя психика не выдержит такого зрелища. Но это не значит, что разговор окончен.

Когда сестра, прихватив кофе и булочки, скрылась за стенкой, я повернулась к Доку:

— Тебе пора.

— Да уж, — хмыкнул мужчина, откидывая одеяло в сторону и нашаривая свои боксеры, — Весёленькое утро.

— Скажи спасибо, что тебя вообще не убили. Я ведь говорила, какого мнения моя семья о тебе.

— Я помню, — кивнул Миша, натягивая чуть смятую футболку и джинсы, — Но они не смогут злиться вечно.

— Конечно, нет, — сказала Карина, которая, разумеется, слышала каждое слово, — Всего лишь до конца твоей жизни. И совсем немного после неё.

Закатив глаза и усмехнувшись, я вытолкала доктора в коридор. Тот обулся и, прихватив свою неизменную барсетку, спросил:

— Я позвоню тебе вечером?

— Попробуй, — пожала я плечами, — Всё, давай, уходи, пока Карина не передумала и не порвала тебя на сувениры. С неё станется.

Быстро поцеловав меня куда-то в область шеи, Миша почти выбежал из квартиры. Видимо, чувство самосохранения всё же было ему знакомо. Я же, поняв, что оттягивать этот разговор бесполезно, пошла на кухню.

— Итак, — начала сестра, стоило мне появиться в поле её зрения, — Ничего не хочешь мне рассказать? Можешь начать с моего любимого «ты была права, Карина, когда говорила, что у меня еще остались внутри чувства». Правда, признаюсь, я думала, что ты направишь их на какого-нибудь молодого красавчика, доселе нам незнакомого, а не вернёшься к старому, слегка потасканному доктору.

Я поморщилась:

— Ну, тут ты не права. Не такой уж он и потасканный. Сама же видела только что — он весьма неплохо сложен.

— Не обратила внимания! — отрезала Близняшка, — В тот момент мне больше всего хотелось выколоть себе глаза, чтобы не видеть этого кобелину в твоей постели. Так, какого хрена, Машенька? Вернулись былые чувства и ты решила всё простить?

— Что? Фу, нет! — воскликнула я, — Мы не встречаемся!

— А что вы делаете? — приподняла бровь сестра.

— Ну…встречаемся, — поправила я саму себя, — Но не в том смысле. Это так…можешь считать лечебной гимнастикой. Для здоровья.

— А Док в курсе, что он — твой тренажёр? — поинтересовалась Карина, даже не пытаясь скрыть скепсис в голосе.

Но я лишь пожала плечами:

— Я у него не спрашивала. Его мнение в этом вопросе меня в принципе волнует мало. Также, как его не волновало моё, когда он меня бросал. Так что, думаю, я заслужила урвать кусочек его отлично сложенного тела, ничего не давая и не обещая взамен.

— Ох, милая, — покачала сестра головой, — Я так тоже думала про Вадима, и чем всё закончилось? Если ты вдруг забыла — я вышла за него замуж. И родила от него дочь.

— Вы — другое дело, — возразила я, — Вадим любит тебя. И всегда любил. А Док — нет. Но это не мешает мне просто кайфануть. И, я прошу тебя — не надо об этом больше. Да, я у тебя глупая, но в этот раз всё иначе. Потому что вот тут, — коснулась я грудной клетки, — Ничего нет. И не будет.

Близняшка покачала головой, сдаваясь:

— Ладно, я сделаю вид, что поверила тебе, и просто ещё немного подожду. А теперь — иди, собирайся. Я пришла не для того, чтобы испортить тебе секс-вечеринку. У нас правда полно дел. 

*****

Уже во второй половине дня Карина всё-таки отпустила сестру, перед этим чуть ли не вынув из неё душу. На деле же они всего лишь обошли несколько торговых центров, покупая всё для предстоящей вечеринки, но Маша, которая не была фанатом шопинга, выдохлась очень быстро. Так что Близняшка, немного поворчав, всё же отпустила её.

Сразу после того, как силуэт сестры растворился в толпе, Карина достала телефон. Вбив в него номер, который она осторожно переписала из смартфона Маши, пока та собиралась, девушка нажала на кнопку вызова. Спустя пару гудков ей ответили негромким:

— Алло.

— Михаил Олегович? Карина Андреевна вас беспокоит, — отчеканила девушка.

Послышался негромкий шорох — Карина уж было решила, что Док не захочет с ней говорить и малодушно оборвёт звонок. Но нет — тот выждал пару секунд, прежде чем отозваться:

— Неожиданно. Чем обязан?

— Хочу с тобой поговорить. Так что тащи свою задницу в «Не чайную», — назвала девушка свою любимую кофейню.

— Хм…а если я занят сейчас?

— А не волнует меня это! — отрезала Карина, — Судя по тому, как ты не торопился вылезать из постели моей сестры — особых планов на эту субботу у тебя не было. Так что давай, ноги в руки и — и вперёд. Увидимся через час.

На этих далёких от добрых словах девушка сбросила вызов. Она была уверена, что мужчина не проигнорирует её приглашение — что-то ей подсказывало, что их встреча была прежде всего в его интересах.

Карина не прогадала — спустя сорок минут дверь кофейни распахнулась и явила миру Михаила Павлова. В лёгких брюках и серой футболке он был весьма хорош — девушка не могла отрицать очевидного. Увы, на его натуре внешняя красота никак не сказывалась.

Найдя Карину взглядом, доктор направился к ней и занял место напротив.

— Доктор, как приятно видеть вас полностью одетым, — хмыкнула та, — Руку жать не буду. Я, конечно, знаю, что медики все крайне чистоплотные, но кто знает, какую заразу вы трогали.

— Боюсь, только твою сестру, — отозвался Миша.

Карина нахмурилась и процедила:

— Осторожнее со словами. Можно и схлопотать ведь.

— Я это учту. Теперь ты расскажешь мне, к чему столько спешки и таинственности?

— Не раньше, чем ты объяснишь, какого чёрта тебе нужно от моей сестры.

Павлов смерил Карину удивлённым и чуть задумчивым взглядом. Он знал, что они с Машей были двойняшками, но его всегда поражало то, насколько непохожими онибыли. Старшая Сергеева была похожа на мать — Миша слышал, что медные локоны Мария унаследовала именно от неё. Карина же со своими светло-русыми волосами и ярко-синими глазами явно была папиной девочкой. Да и общих черт лица у девушек было сравнительно мало, делая их скорее подругами, нежели сёстрами.

И всё же — их связывало кровное родство. И любовь. Она ощущалась в каждом жесте и слове. Даже в том, как Карина смотрела на Мишу всё с тем же презрительным выражением на лице. При этом на нём также было написано любопытство и удивление. Словно Карина всё никак не могла понять, почему из-за Павлова был весь этот сыр-бор. Что в нём было такого, что её сестра сперва полгода витала в облаках, а после — так сильно мучилась? Но главное — почему подпустила его снова к себе?

После недолгих раздумий, Миша негромко и максимально мягко произнёс:

— Не думаю, что тебя касаются наши отношения.

— Прости, мне показалось, или ты сказал «отношения»? — переспросила Карина, — Ты правда думаешь, что между вами именно это? После всего, что ты сделал? После того, как наобещал небо в алмазах, приправленное всеми благами мира, а после бросил, потому что…а, кстати, почему? Передумал? Испугался? Осознал, что ты — гей? Хотя, последний вариант не подходит — ты ведь снова к ней пришёл. А на мужика моя сестрёнка не тянет.

Миша вздохнул. Он понимал, что рано или поздно подобный разговор всё равно должен был состояться. Вторжение младшей Сергеевой (в девичестве) просто ускорило процесс. Но это не отменяло раздражения мужчины. Вместе с тем он напоминал себе, что эта девушка была Машиной сестрой, и им всё равно нужно было хотя бы попытаться наладить контакт. После того, как он напортачил в прошлом, это было сложно, но не невозможно.

Поэтому, доктор попытался как можно мягче произнести:

— Карина, я понимаю, что ты переживаешь за сестру, но не стоит. Я не обижу её.

Девушка хмыкнула:

— Серьёзно? В прошлый раз я уверена, что ты тоже нечто такое заливал. Память просто подводит. Чем всё кончилось?

— Ты меня явно прощать не планируешь, — озвучил Миша очевидную истину.

Карина с готовностью кивнула и добавила:

— Всё сострадание в нашей семье досталось Маше. Она у нас вечно сирых и убогих пригревает под своим боком. Я же действую по принципу Спарты. Всё убогое, кривое, мерзкое и лживое — пинком с обрыва.

— И я точно попадаю в одну из этих категорий, — кивнул Павлов, — По твоему мнению. Но ты не можешь изменить одного — мы с твоей сестрой вместе.

Девушка вздохнула. Ей на секунду даже жаль стало этого мужчину. Надо же, тридцать два почти — а такой глупый. И элементарных вещей не понимает. Но ничего, Карина ему была готова помочь найти путь к просветлению. Что с готовностью и сделала.

— Док, вы не вместе. Мне не хочется лишать тебя воздушных замков, которые ты себе настроил…а, хотя нет, — поправила девушка саму себя, — Очень даже хочется. И я это делаю прямо сейчас. Вы не вместе. Если не веришь мне, то подумай — она не сказала мне о тебе. Мне! Своей сестре. Для сравнения — я узнала о тебе сразу же, как только ей дали в руки телефон тогда в больнице, два с половиной года назад. Маша устроена таким образом, что не понимает значения фразы «счастье любит тишину». Она так сильно влюбилась в тебя, что была готова говорить о тебе сутками. И иногда это реально напрягало. А сейчас — тишина. Не думаю, что это связано со страхом перед моим гневом. В конце концов, она большая девочка и я бы не ругала её слишком сильно.

Павлов слушал Карину, чуть нахмурившись. А когда она замолчала, сказал:

— Может, она просто выучила эту фразу?

— Или ей действительно всё равно, — парировала девушка, — Подумай сам. Вы обсуждали, что между вами происходит? Строили какие-то планы, собирались вместе в отпуск — например, в тот же Казахстан, ведь ты так хотел показать ей ночное небо в твоих родных краях. Или вы просто трахались, как кролики?

Миша помрачнел еще больше. Не только потому что слова о небе напомнили ему о тех обещаниях, которые он не сдержал в прошлом. Мужчина понял, что Карина была права — они правда никогда не поднимали тему будущего. Стоило ему только заикнуться об этом — Маша тут же затыкала ему рот, либо едой, либо собой. Чаще, конечно, был второй вариант.

И всё же, доктор продолжал упорно гнуть свою линию:

— Ладно, пусть сейчас всё и так. Но на этот раз история закончится иначе. Потому что…

— Что? — перебила его девушка, — Только не говори, что любишь её. Сейчас хотя бы не лги. Честно признайся, что тебе от моей сестры нужен только секс, я плесну тебе кофе в рожу, назову ублюдком — и мы разойдёмся, как в море корабли. Не вынуждай меня верить в твои слова и снова проникаться к тебе симпатией.

Карина смотрела на Мишу странно серьёзным и почти требовательным взглядом. Было время, когда он ей действительно нравился. Они не были близко знакомы, но его любила её Близняшка — один из самых дорогих ей людей. Они были с Машей вместе со времён клетки, и даже раньше, когда были просто громким «ааааах» их родителей. И старшая из сестёр правда не особо разбиралась в мужчинах, выбирая всегда не тех. Её партнёры — иначе их назвать не получалось — всегда стремились как можно больше взять, и при этом не торопились давать что-то взамен.

А потом Маша встретила его. Карина не могла нарадоваться, глядя на сияющую сестру, когда та рассказывала об очередном поступке её мужчины. Как тот приезжал ей чинить ручку двери в ванной, потому что Сергеева не вовремя включила своего внутреннего Халка. Или как покупал ей продукты в дом, не позволяя даже доставать кошелёк. Он действительно заботился о ней, и Карина была счастлива за сестру. Которая так сильно полюбила человека и была как никогда близка к той жизни, о которой всегда мечтала. К семье, которую так сильно хотела.

А после он ушёл. И не только Маша — Карина тоже почувствовала себя так, словно её обманули. Потому что она-то всегда хорошо разбиралась в людях, и как в итоге не разобралась в том, кто подошёл так близко в её сестре? Почему допустила это и в итоге была вынуждена смотреть, как родной человек сгорал от боли? А после — стал вот этим. Почти бездушной, не имеющий моральных принципов куклой, которая, кажется, забыла о желании стать женой и матерью, а просто…прожигала жизнь впустую.

— Прости.

Карина подняла глаза на Мишу и нахмурилась.

— За что?

— За то, что не могу сказать то, о чём ты просишь, — пояснил мужчина, — Мне от Маши нужен не просто секс. Мне нужна она. В этот раз — целиком. Без условий и опций под звёздочкой.

Его собеседница хмыкнула. Она всё еще считала, что Павлов — гад и слизняк, но в то же время в ней что-то шевельнулось. Какой-то отголосок эмоции. Понимание. И признательность. В конце концов, Карина не могла отрицать одного — её сестра выглядела иначе тем утром. В её глазах девушка увидела жизнь. Они снова отливали изумрудом — тот оттенок, который появлялся в них лишь в моменты внутренней гармонии, граничащей со счастьем. И это, как ни прискорбно, было заслугой доктора.

В итоге Карина фыркнула и заметила:

— Ну, по крайней мере ты лучше, чем этот слизняк, её начальник.

Миша нахмурился:

— Ты сейчас о чём?

— Погоди, а ты не в курсе? — приподняла бровь девушка, — Хотя, откуда, вряд ли Маша стала бы этим хвастаться.

— О чём ты? — нетерпеливо спросил мужчина.

Он чувствовал, что следующие слова Карины ему не понравятся, но при этом также понимал — ему нужно их услышать. Возможно, именно они помогут ему понять эту новую Машу, а также, как ему подступиться к ней и всё же обсудить их будущее.

— Маша спит со своим начальником. Ну, или спала, до того как появился ты.

Эти две фразы припечатали Мишу к стулу. Он сидел, словно оглушённый этим признанием и пытался переварить его. Павлов помнил, как Маша рассказывала, что её директор пытался с ней флиртовать. Это было давно — когда они строили отношения в первый раз. Одного этого хватило, чтобы доктор воспылал к начальнику своей девушки не самыми добрыми чувствами. Он даже начал размышлять, а не убедить ли рыжую бросить работу, но также Миша осознавал, что без дела девушка тоже не сможет.

И вот, в итоге он узнал, что план Машиного директора всё же осуществился. Доктор понимал, что не должен был злиться или ревновать — в конце концов, он расстался с девушкой и она имела полное право строить свою жизнь так, как ей хотелось. Но всё равно — его это злило. Так сильно, что ему хотелось найти этого самого Дениса и популярно объяснить, что бывает, когда, во-первых, изменяешь жене, а во-вторых — делаешь это с чужими женщинами.

Справившись с не самыми добрыми эмоциями, Миша в итоге выдавил из себя:

— Вот как. Спасибо за информацию.

— Не благодари. Просто хочу, чтобы ты понимал — тебе удалось вернуться только в её постель. Но с сердцем это так просто не прокатит.

С этими словами Карина поднялась на ноги, чтобы уйти из кафе. Её дома ждала своя семья. Но, проходя мимо, она всё же не удержалась и коснулась плеча Миши. Да, его прошлый поступок показался ей глупым, несерьёзным, алогичным и недостойным взрослого мужчины. Тем более — взрослого, который уже был в браке и должен понимать, что стоит произносить вслух, а что можно и поберечь до лучших времён.

И при всём этом Карина чувствовала, что её последние слова задели доктора, и он пытался придумать, как поступить. Найти выход из ситуации. И как ни странно, девушка была уверена, что у доктора всё получится. Потому что знала одно — выхода нет только из гроба. А эти двое были живы. Значит, шансы еще оставались. 

Глава девятнадцатая

Вы любите незваных гостей? Лично я — нет. Потому что они всегда приходят не вовремя, и чаще всего приносят с собой не самые радужные новости. Ну и еще я просто не самый общительный и доброжелательный в мире человек. Серьёзно — меня никогда не тяготило одиночество, а большие толпы вызвали некое подобие страха. Мой любимый формат общения — один на один с человеком. Но даже в этом случае я предпочитаю, чтобы люли заранее предупреждали меня о своём визите.

Но, как оказалось, есть еще более печальные варианты развития событий. Например, когда ты сидишь у себя дома, и неожиданно кто-то открывает входную дверь. Которая, на секундочку, всегда заперта на ключ. В такие минуты начинаешь перебирать все варианты развития событий — от банального ограбления до нашествия призраков. Правда, последние, скорее всего, не стали бы пользоваться дверью. Стены, окна, пол и потолок — что угодно, но не тот банальный дверной проём.

Тем не менее, в один из вечеров именно этот звук заставил меня насторожиться и, вооружившись длинной, десертной ложкой, которой я до этого самозабвенно поедала арахисовую пасту, идти на разведку. Выставив своё устрашающее оружие вперед наподобие шпаги, я сделала несколько шагов и осторожно выглянула из-за угла. После чего — громко ругнулась, узнав своего гостя.

— Павлов! Какого хрена?! — воскликнула я, едва удержавшись от того, чтобы не стукнуть его той самой ложкой по лбу.

Док, который до этого невозмутимо разувался, поднял на меня глаза:

— Что такое?

— Ты ещё спрашиваешь? Какого чёрта ты здесь делаешь? И как открыл дверь?

Вопросы сыпались из меня, как горох из порванного мешка, а сердце колотилось так, что я всерьёз начала опасаться за своё здоровье. Ещё бы! В моих мыслях меня уже избили, ограбили и напоследок изнасиловали! А это оказался всего лишь хирург, который мог осуществить разве что последний пункт. Ну, и ещё, возможно, первый, но только по обоюдному согласию.

— Я сделал дубликат, на всякий случай, — ответил Миша только на последний вопрос, для убедительности показав мне связку ключей.

— И, на какой такой случай? Чтобы иметь возможность обчистить меня, когда я буду на работе? — поинтересовалась я, упираясь руками в бока.

Мужчина хмыкнул, вешая свою сумку на один из крючков в прихожей:

— Интересные у тебя фантазии, но нет. И вообще — за кого ты меня принимаешь?

— За человека, который делает дубликат ключей человека, даже не предупредив его об этом, — заметила я резонно.

— Ну, видишь, я тебя предупредил, — парировал Павлов, — Просто чуть позже, чем следовало бы.

— Ладно, к этому мы вернёмся потом, — махнула я рукой, проходя на кухню, — Что ты здесь делаешь?

Я спрашивала нарочито небрежным тоном, но сердечко всё равно предательски ёкнуло при виде этого нахала, которого, к слову, действительно никто не ждал. Это была не наша обычная трахательная пятница, поэтому появление Дока вызывало больше вопросов, чем ответов.

— Приехал в гости, — пожал плечами мужчина.

— Сегодня вторник, — отметила я, окуная ложку в банку с пастой и слизывая густую массу, — Ты не должен быть здесь.

— Ты занята? Ждёшь кого-то?

На этих словах Миша нахмурился. Он вообще выглядел каким-то дёрганным, нервным и вообще — вёл себя как-то странно. Я бы решила, что он под чем-то, но Док не употребляя никогда запрещённые препараты, а алкоголем от него не пахло.

— Нет, — в итоге покачала я головой.

— Тогда в чём проблема?

Я удивлённо вскинула глаза на Мишу. Он правда начал меня пугать. Даже не так — я начала волноваться ЗА НЕГО. Что было само по себе странно — ведь я запретила себе испытывать по отношению к нему такие эмоции. Забота, переживания — всё это осталось для нас в прошлом. Это был удел парочек, кем мы абсолютно точно не являлись.

Тогда почему у меня внутри всё переворачивалось, когда я видела его таким? Потерянным, будто сломленным, почти мальчишкой, которого хотелось уберечь от всего.

Прежде чем я успела себя остановить, моя рука уже коснулась его лба, пытаясь разгладить небольшую складку, что там образовалась. А после я спросила непривычно мягким тоном:

— Эй, ну ты чего? Что-то случилось?

Миша покачал головой, и прежде чем я успела что-то сказать или хотя бы попытаться возразить, он уже поймал меня в капкан своих рук и жадно, несдержанно поцеловал. Стон неожиданности сорвался с моих губ, чем Док тут же воспользовался, запуская язык в мой рот. Он развернул меня к стене, от чего я не больно, но довольно ощутимо ударилась спиной и головой. В отместку я прикусила губу мужчины — сильно, так что мы оба ощутили металлический привкус крови. В этом были мы — никаких границ, сдержанность в топку, все действия на максималку, педаль газа — до упора в пол. Так и жили.

Я не помню, как мы добрались до дивана, который я уже заботливо разложила ранее, желая просто поваляться с ноутбуком и вкусняшками. Планы поменялись, когда я очнулась, уже полностью обнажённая, пытаясь трясущимися от возбуждения руками расстегнуть Мишины брюки. В ту секунду я проклинала свой маникюр, который я совершенно точно могла бы испортить, если бы Док в очередной раз не перехватил инициативу. Он двигался резко, порывисто, словно боялся, что нас кто-то прервёт. Но это было невозможно — моя сестра уж точно не собиралась в тот вечер ко мне в гости, а больше никому я и не сдалась.

Это было не похоже ни на одну из ночей, которые были у нас до этого. Даже на те, двухгодичной давности, когда мы изучали друг друга и готовы были заниматься сексом в любую свободную минуту, как одуревшие от гормонов подростки. Это было словно безмолвными диалогом, но я, как ни прислушивалась, не могла разобрать слов. Либо же просто не желала их слышать, опасаясь того, что Миша мог мне сказать.

Но, признаюсь, видеть его таким — несдержанным, раскрасневшимся, с лихорадочно блестевшими глазами — это было для меня самым главным подарком. Даже большим, чем то удовольствие, что он мне дарил. В этом мы тоже были похожи — в своем НЕ эгоизме, когда кайф партнёра был нам важнее собственного. Именно поэтому мы всегда оставались вымотанными до приятной пустоты в голове, но довольными и собой, и друг другом.

В какой-то момент Мишу пробило на поговорить. Видимо, языка тел ему было маловато. Чуть отстранившись, но не прекращая двигаться, мужчина огладил мои грудь и плечи, оставляя красные следы своих длинных пальцев на моей коже, и шепнул:

— Я думал только об этом, весь этот невыносимый день. О тебе, только о тебе, только о тебе…

Он выглядел так греховно, что мне было больно на него смотреть. Я всегда в такие моменты отворачивалась, прикрывала глаза, закрывалась от него ладонями либо зарывалась лицом в подушку, или же впивалась зубами в собственное запястье, либо в его плечо. Потому что держать визуальный контакт было просто выше моих сил.

Мише же, наоборот, это нравилось. Как-то он признался мне, что ему буквально башню сносило, когда мы смотрели друг другу в глаза. В такие моменты он всегда двигался нарочито медленно, вглядываясь в каждую эмоцию на моём лице, впитывал ее и сходил с ума. Срывался с выбранного им самим ритма, обвивал руками мою шею, прижимаясь всем телом, упираясь лбом в мой, и смотрел в глаза как в душу.

— Заткнись, — шепнула я не слишком-то вежливо, потому что слушать всё это было слишком.

Но Миша с успехом проигнорировал мою просьбу, продолжая лихорадочно приговаривать:

— Ты такая прекрасная сейчас. Такая открытая, беззащитная и в то же время — совершенно недостижимая.

Его слова выбивали из меня всю душу, вместе с движениями, но я всё равно упорно повторила:

— Да заткнись же ты, черт возьми!

— Почему? — шепнул Павлов, чуть меняя угол, от чего я почти взвыла в подушку, зарывшись в неё лицом, топя в ней свой крик. — Не закрывайся от меня… не закрывайся… будь со мной.

— Я не могу, — выдавила из себя вместе со стоном, — Не могу… это всё слишком.

Миша поймал моё лицо ладонями и поцеловал, прикусывая губу. Я обхватила его за шею, прижимая к себе так, словно мечтая раствориться в нём без остатка. Или же просто придушить, чтобы перестал меня терзать.

— Посмотри на меня, — шепнул мужчина, отрываясь от моих губ, — Пожалуйста… смотри на меня.

Мы почти съехали с дивана — я чувствовала пропасть под своей головой и потому переместила свои руки ниже, цепляясь за плечи Павлова дрожащими пальцами.

В голове звенело, а Миша был повсюду — в моём теле, мыслях, в моём сердце. Чёрт, похоже, он всё же забрался и туда. Как бы я не сопротивлялась, Док всё же добился своего. Я провела ладонью по его спине, прижимая к себе, замедляя его темп, и наконец, сдавшись, поймала его голодный, пронзительный взгляд. В которых плескался настоящий океан — такой же пронзительно-синий и беснующийся.

Миша судорожно выдохнул.

Нас обоих сорвало почти сразу, хватило всего пары секунд и глубокого влажного поцелуя, чтобы меня отшвырнуло куда-то за грань. Казалось, что постель под нами горела, и честно — я уже не понимала, где я сама, где Миша. Душная, почти болезненно приятная волна смыла все мои мысли, обнажила меня и я потеряла контроль. До этого я всегда держалась — все те недели, что мы снова делили одну постель, все те ночи, что провели вместе, я никогда не теряла себя настолько, не отдавалась полностью. И никогда не осознавала этого так ясно, как в ту секунду, когда все мосты, что я так тщательно выстроила для побега, оказались в огне.

Больше никаких мостов, никаких стен, никакой опоры, совсем — ничего больше не было.

И, чёрт возьми, как же это было потрясающе. Будто все мои органы чувств потеряли свои границы, будто я могла вдохнуть весь мир, потрогать воздух и объять взглядом галактики. И краски вселенной оседали на моей коже поцелуями чужих губ.

В себя я пришла, кажется, спустя целую вечность. На деле же наверняка прошло не больше пары минут. Мои мышцы всё еще подрагивали, и космос продолжал звенеть в голове. Миша лежал рядом, почти вплотную, смотрел на меня, чуть улыбаясь и облизывая пересохшие и искусанные губы.

— Тебя унесло куда-то, — шепнул он довольно.

— Если только слегка, — согласилась я хриплым голосом и закашлялась.

В ту минуту я мечтала только об одном — стакане воды. Ну, ладно, ещё о влажном полотенце, потому что я не была уверена, что ноги донесут меня до ванной комнаты и позволят простоять в душе столько, сколько понадобится для того, чтобы смыть с себя свой и чужой пот.

— Это было очень хорошо, мне кажется, это лучшая ночь из тех, что у нас были, — продолжил тем временем Миша.

Я чуть повернула голову — максимум, на что хватило сил, и спросила:

— Ты же не ведёшь рейтинг, правда?

Павлов усмехнулся и чмокнул меня в плечо. Я была готова поспорить на немаленькую сумму денег, что у Дока была шкала оценки. Может, даже графа с минусами и плюсами, а также возможные поправки и пожелания к следующим встречам.

Но мужчина покачал головой:

— Нет, но если бы вёл, это было бы десять из десяти.

Ветерок из окна охлаждал разгоряченное тело, и это было невероятно приятно. Настолько, что я не стала даже икать плед, чтобы прикрыться. Какой, к чёрту стыд, после всего, что видели эти стены?

Миша тихо рассмеялся своим собственным словам. Он выглядел уже гораздо лучше, чем — быстрый взгляд на часы — два часа назад, тревожная складка на лбу разгладилась, он был расслаблен. Не удержавшись, я чуть взъерошила его волосы, прежде чем спросить:

— Как прошёл день?

Извернувшись, Док поцеловал моё запястье, прежде чем ответить:

— Прошёл — и слава богу. Ты — это лучшее место, в котором я побывал сегодня.

— Ох, заткнись, — фыркнула я, шлёпнув его по бедру.

Да, с ним определённо всё было в порядке. Если Павлов начал пошло шутить — значит, пациент был скорее жив, чем мёртв.

— Закажем еды?

С этими словами Миша выпутался из моих рук, взъерошенный, раскрасневшийся. Во мне снова всё затрепетало от самых противоречивых чувств, а разум вступил в уже привычную схватку с сердцем. Мамочки, кажется, я по уши в заднице. Самой настоящей. Потому что он был такой…опять это слово…красивый, смотрел на меня сияющими глазами, и ластился, как кот. Которым он и был — по восточному календарю.

— Ну пожа-а-алуйста.

Вдох-выдох. Возьми себя в руки, Сергеева. Чёрт возьми. Нарочито равнодушно пожав плечами, я спросила:

— Что ты хочешь?

— Мм, громадную жирно-сырно-помидорную пиццу!

— Будешь, как Ханси, — не удержалась я от хихиканья и провела ладонями по его бокам, животу, бёдрам, — Наешь себе сальце и отрастишь бочата, прямо вот здесь.

— Прошу прощения? — возмутился Миша, — Ты вообще меня видела? Эти мышцы?

Мужчина достаточно ловко вскочил на ноги, и замер посреди разворошенного дивана, встав в расслабленную позу, демонстрирующую все его достоинства. А они у него были, уж поверьте.

— Я Аполлон, — заявил Док, — я Давид, я — произведение искусства, а эти мышцы — сталь, никакая пицца им не навредит!

Я хмыкнула:

— Что-то не припомню, чтобы Аполлона изображали с бесстыдно торчащим членом. А у Давида, к твоему сведению, косоглазие.

Миша бросил на меня полный возмущения взгляд, а после со смехом повалился обратно, тут же сгребая меня в объятия. Он невесомо поцеловал меня в лоб, и вдруг начал касаться губами всего лица, по очереди — глаза, нос, щеки, губы, шея. Я же, как глупая девчонка, не уворачивалась, а наоборот, подставлялась, не сдерживая глупого хихиканья. 

*****

Миша целовал девушку — и просто не мог остановиться. Он пытался, но это было сильнее его. Рыжеволосая ведьма обладала какой-то волшебной силой, она могла удержать его одной только силой мысли. Тут же она еще и активно помогала себе руками и ногами, обвив его тело и прижимая к себе. У Павлова кружилась голова от одного только осознания того, что она была рядом с ним. Такая горячая, нежная и страстная одновременно. Он мог делать с ней всё, что только пожелает, и при этом всё равно королевой ситуации оставалась она. Его Маша.

Мужчине всё еще было не по себе от всех тех слов, что ему сказала Карина. Он не один день ходил, терзая себя самыми разными мыслями. Чуть ли не каждый час он тянулся к телефону, желая позвонить Маше. Узнать, где она, что делала, но главное — с кем она? Как проводила время, когда они не были вместе? Снова ли была со своим начальником? Эти мысли не давали ему покоя, чуть ли не сводя с ума.

Не выдержав, мужчина сорвался и после работы поехал не домой, а к Сергеевой. Та его явно не ждала, но причина, похоже, была всё же не в другом мужчине. Что Мишу если не успокоило, но точно обрадовало. Как и продолжение вечера.

Ему еще предстояло разобраться с тем, что происходило в душе Сергеевой, какие отношения связывали её и Дениса (от одного этого имени у Миши уже начинала закипать от ярости кровь), и что делать им самим. Но в тот момент мысли доктора ускользали, уступая место желаниям. Он пытался с этим бороться, но в одиночку это сделать было сложновато. Маша же и не думала ему помогать. Наоборот, она еще больше сбивала его с мысли, потираясь об него бёдрами.

— Не дразни меня, — шепнул Миша, прикусывая нижнюю губу девушки.

Сергеева на это только рвано выдохнула и впилась в его рот поцелуем. И Павлов с сокрушением осознал, что и этот раунд он проиграл. Он был по уши в этой девушке. 

Глава двадцатая

Неторопливые выходные, полные валяние на диване и ничего не деланья. Идеальный план, как думаете? Чёрта с два! Точно не в моей Вселенной и не с моей семьёй.

Нет, начиналось всё более чем прекрасно — я проснулась около полудня, в кой-то веки в одиночестве. Доку поставили дополнительную смену — какая-то срочная операция, так что он закончил поздно и после работы отправился сразу домой. Я воспользовалась этой небольшой передышкой — мы ведь итак виделись в начале недели, к чему перебарщивать? А то так и привыкнуть можно.

В общем, я уже почти приготовилась к балдёжничеству, как мой телефон решил ожить. Звонила Карина. Когда я взяла трубку, сестра спросила:

— Ну что, во сколько ты приедешь?

— Эм…а должна? — спросила я, пытаясь вспомнить, договаривались ли мы о чём-то.

— Ну как бы да, — хмыкнув, отозвалась Близняшка, — Мы на трибьют-концерт Queen идём сегодня. Или твой хирург тебе последние мозги вытрахал?

Я поморщилась. Сестрёнка всё еще была недовольна моим выбором партнёра, о чём оповещала, не стесняясь в выражениях. Чуть позже до меня дошёл смысл её слов, и я нахмурилась.

— Погоди, я думала концерт через неделю.

— Поздравляю, Шарик, ты балбес! — заявил телефон голосом Карины, — Нет, милая моя, сегодня! Дай угадаю — ты лежишь дома на диване в трениках и футболке с мужского плеча?

Я окинула взглядом свой наряд и добавила:

— Ещё в носочках.

— Ну, это в корне меняет дело. Ладно, концерт через три часа. Успеешь доехать до родителей? Стартуем оттуда.

Чуть подумав, я ответила:

— Конечно. Лицо себе быстро нарисую — и в такси.

— Вот и договорились. Всё, люблю тебя.

Оборвав звонок, я вздохнула. Вот так всегда. Я же помнила про этот концерт — мы билеты покупали еще за два месяца. Но я свято верила, что шоу будет в следующую субботу. Даже специально ничего не планировала на тот день. А тут на тебе, сюрприз. Правильно мы с Мишей все свои планы отменили. Хоть время собраться по-человечески появилось.

Правда, хватало его на что-то одно — макияж или причёску. Глянув на себя в зеркало, я решила, что прямые волосы — это вечная классика, так что лучше уделить время своему лицу, а точнее — нарисовать нормальное поверх того, каким наградила меня природа. С задачей я справилась довольно быстро, как и с выбором наряда — классическое платье в черно-белую полоску с красным пояском. В тон ему как раз удачно подошли накрашенным алой помадой губы. Босоножки на шпильке, пара колец, серьги, маленькая сумочка — красотка готова к выходу в свет!

До родителей я добралась вовремя. Там мы с Кариной (Вадим остался дома с дочерью) загрузились в машину отчима — и покатили в сторону концертного зала. Потом пока нашли парковочное место, пока отстояли очередь — как раз время приблизилось к заветным шести часам. Правда, перед самым началом мама с Близняшкой вспомнили, что не помешало бы сходить в туалет — и упорхнули, оставив мне свои билеты и сумочки. Махнув рукой отчиму, чтобы не ждал, я осталась возле входа в концертный зал.

Я стояла в ожидании, пока Карина с мамой, что называется, припудрят носики. Почувствовав чей-то взгляд, обернулась — и увидела Мишу. Тот стоял с друзьями в полутора метрах от меня, и в его взгляде явственно читалось удивление. Наверняка мой был точным отражением его, потому что я точно не ожидала его там встретить. Мы не обговаривали, как проведём выходные с учётом изменённых планов, поэтому знать, что я пойду на концерт, он не мог. Особенно если учесть, что я сама об этом забыла. Конечно, моя любовь к Queen была известна Павлову, как и мне его. В конце концов, мы даже ходили на караоке-версию фильма «Богемская рапсодия» вместе — тогда, помнится, мы знатно поорали все любимые песни на последнем ряду.

И всё же — видеть его там было странно. Как и то, что в толпе из нескольких сотен людей мы умудрились разглядеть друг друга. Что это было? Совпадение? В стерву-судьбу верить не хотелось, если честно. Она итак в последнее время меня здорово пугала.

Я понимала, что нужно было как-то отреагировать, потому что мы уже полминуты стояли и молча пожирали друг друга взглядами. Первый порыв — отвернуться — я всё же смогла подавить. А после, неожиданно для самой себя, мягко улыбнулась Мише и чуть кивнула головой в знак приветствия. Док, видимо поняв, что я не собираюсь шугаться его на людях, расплылся в широкой улыбке и задорно мне подмигнул. На это я только закатила глаза — он снова садился на своего любимого Конька-Горбунка.

— Заждалась? — голос Каринки над самым ухом заставил меня чуть ли не подпрыгнуть.

— Ага. А теперь ещё и оглохла. А ведь шоу, прошу заметить, ещё даже не началось, — отметила я, потирая ухо.

— Ой, вот всё тебе лишь бы жаловаться. Пойдём места занимать!

С этими словами Близняшка целеустремлённо потянула меня в сторону входа в ту секцию зала, где были наши места. Я только успела послать быстрый взгляд Мише и даже махнула ему рукой, мылено желая хорошо повеселиться.

— Кому машешь? — тут же отреагировала чересчур внимательная сестра.

— Да так, знакомого увидела, — не желая провоцировать возможный скандал, пожала я плечами.

Мы заняли места — они оказались прямо по центру, что я расценила, как небывалую удачу. Всё будет чётко видно, и при этом из середины зала мне будет казаться, что на сцене настоящий Фредди. Если вокалист группы, конечно, сумеет передать энергетику главной королевы Англии.

Уже сев на кресло, я услышала возмущённый вздох Карины. А после и голос, который сказал:

— Они сделали фан-зону! Почему мы не там?!?!

Проследив за её взглядом, я убедилась, что сестрёнка была права — возле самой сцены огородили зону, на которой уже собирались любители не только слушать музыку, но и двигаться под неё. Возмущение Карины было мне не просто понятно — я его полностью разделяла. Да что там мы — даже наша мама, казалось, была готова перепрыгнуть через все ряды, чтобы оказаться в фанке. И только отчим, который и покупал билеты, казался абсолютно невозмутимым. А на наши вопросы ответил только:

— Туда места стоили в три раза дороже. Так что сидите.

Мы с сестрой переглянулись, но спорить с взрослыми не стали. Тем более — все уже заняли свои места и шоу началось.

Ох, у меня с самых первых секунд мурашки побежали по коже. Потому что сперва на экране показали небольшую видеонарезку из гастролей и клипов легендарной группы всех времён. А уж когда на сцену поднялся барабанщик — чуть растрёпанный блондин в водолазке в чёрно-белую полоску и в солнцезащитных очках, я чуть не завизжала. Он выглядел точь-в-точь как Роджер Тейлор в клипе Queen «The Miracle» и уже в ту секунду я поняла — концерт будет что надо.

Первая же песня заставила меня чуть ли не прослезиться. На сцене был вокалист, который был одет как Фредди, двигался как Фредди, у него был практически идентичный голос, и даже стойка для микрофона в его руках была такой же. И если это не было путешествием во времени, то я не знаю, как еще это назвать.

Спустя примерно десять минут после начала концерта я услышала недовольный шёпот и заметила какое-то движение. По нашему ряду шёл, чуть пригнувшись, какой-то парень. Видимо, из опоздунов. Однако, поравнявшись со мной, он остановился и, наклонившись, громко спросил:

— Маша?

Подняв на него глаза, я удивлённо кивнула. Парень улыбнулся и, протянув мне руку, заявил:

— Я — Дима. Идём!

— Эм…куда? — малость опешила я.

И не только меня настигло это чувство — сидящая рядом Карина явно уже прикидывала, что сделать с этим незваным гостем. Как и другие зрители, которым этот парень определённо мешал.

Ему же, кажется, всё было до лампочки. Безмятежно улыбнувшись, тот кивнул в сторону сцены:

— Туда. В фан-зону.

— Не поняла, — нахмурилась я.

Но тут уже один из соседей не выдержал:

— Девушка, давайте вы в другом месте выясните отношения! Ну, мешаете же.

Переглянувшись с Кариной, я шепнула ей:

— Прикрой меня перед родителями, я на разведку, — после чего поднялась на ноги, и мы с парнем под недовольное шиканье покинули уже почти родной для меня шестнадцатый ряд.

Мой спутник по имени Дима подхватил меня под руку и почти потащил вниз, в сторону первых рядов. Возле входа в фанку он повернулся ко мне — и надел на шею какой-то бейдж. На мой вопрошающий взгляд мужчина пояснил:

— Это пропуск. Без него никак.

— А ты? — задала я вполне резонный вопрос.

Но Дима только пожал плечами:

— Посмотрю с твоего места. Я не капризный. А ты — иди. А то всё самое интересное пропустишь.

С этими словами мой неожиданный то ли добрый фей, то ли хрен пойми кто, чуть ли не втолкнул меня в фан-зону, после чего исчез. Я же, отряхнув юбочку, решила не упускать свой шанс, раз уж мне удалось каким-то чудом попасть максимально близко к сцене.

Неожиданно чьи-то руки коснулись моей талии. Я резко обернулась, намереваясь вмазать засранцу или хотя бы высказать всё, что думаю, но осеклась. Разумеется, на меня смотрел крайне довольный Миша. Сложив дважды два, я спросила, пытаясь перекричать музыку:

— Дима — один из твоих друзей?

Павлов кивнул и с широкой улыбкой пояснил:

— Я заметил, куда ты села. Партер не для тебя.

— Вот как? — приподняла я бровь, — Это ещё почему?

Наклонившись, Док почти шепнул мне на ухо, посылая по телу толпы предателей-мурашек:

— Потому что ты — дикая девчонка. И твоё место тут, в фан-зоне, где ты можешь быть собой. Танцевать до стертых в кровь ног и петь до сорванных связок.

Чуть отодвинувшись, я спросила:

— Как ты уговорил друга отдать мне свой пропуск?

Миша пожал плечами:

— Я умею быть убедительным. Пойдём, мы заняли места поближе к сцене.

Развернув меня к себе спиной и обняв за талию, мужчина принялся осторожно, но в то же время настойчиво подталкивать меня в нужном направлении. Мне ничего не оставалось, кроме как послушаться. Я заметила обоих Андреев со своими дамами, которые тут же поздоровались со мной. Я ответила им тем же, но сделала это скорее на автомате — всё моё внимание переключилось на сцену и на то, что на ней, собственно, происходило.

Ох, я никогда так не отжигала! Мы с ребятами прыгали, танцевали, орали дурными голосами и подпевали вокалисту. А когда заиграла «Radio Ga-Ga» — дружно хлопали на припевах. Но когда солист спрыгнул к нам в фанку — тут я думала, меня просто разорвёт. Да, это был не Фредди, но чёрт возьми, как же легко было забыть об этом на волне всеобщей эйфории. Я уже почти убежала к нему, чтобы сфоткаться, потанцевать, оторвать себе кусок на память — да хоть что-нибудь сделать! Но цепкие руки перехватили меня на полпути, а мягкий, но в тоже время грозный голос произнёс:

— Куда? Нечего тебе там делать. Затопчут.

Пусть и с неохотой, но я всё же подчинилась. Миша, когда хотел, умел быть убедительным. Настолько, что я даже доверила ему охранять мои туфли, когда устала от каблука и просто скинула обувь, чтобы нормально попрыгать, без риска сломать себе шею. И всё время, каждую минуту концерта я ощущала присутствие Миши. Он был рядом, охраняя от возможных посягательств и просто присматривая за неугомонной мной, которая веселилась так, словно это был последний концерт в моей жизни.

Шоу пролетело, как один миг. Группа выходила на бис, но это тоже было точно капля в море. Мне хотелось ещё и ещё, но увы — получить этого я не могла. Обувшись в заботливо врученные мне туфли, я заозиралась, пытаясь понять, где была моя семья. Мне помог телефон, который, словно поняв о моих трудностях, зазвонил.

— Карина, где вы? — спросила я у сестры, принимая вызов.

— Уехали, — «обрадовала» меня Близняшка, — Тот парниша сказал, что ты со своим хмырём-докторишкой, так что я сказала родителям, что тебя отвезут. Передай хирургу, чтобы не благодарил.

Я офигела. Честно. Даже проверила, точно ли мне Карина звонила. Но нет, номер был её, голос — тоже. Чуть подумав, я спросила:

— С чего ты вдруг решила подобреть к Павлову?

Трубка хохотнула:

— Нет, даже не надейтесь. Я всё ещё протестую и думаю, что тебе нужно провериться у еще какого-нибудь доктора — вдруг заразу какую подхватила. Но, увы, я бессильна что-то изменить, а сажать тебя на цепь — тоже не дело. Так что — вперёд, моя милая. Ошибайся, разбивай себе сердце, но только живи. Мне нравится видеть тебя такой, какая ты рядом со своим докторишкой.

— Какой же? — полюбопытствовала я, косясь в сторону поджидающего меня Миши.

— Настоящей, — просто ответила Карина, — Я тебя ещё об одном попрошу — разберись с ним. По секрету тебе поведаю — хирург уверен, что вы вместе. Ты либо подтверди это, или уж верни парня с небес на землю. Во втором случае настаиваю на максимально экстремальной посадке, чтобы прям мордой об землю.

— Хм…вот как, — выдавила я из себя, сглатывая.

Значит, мне не показалось. Для Миши это был уже не просто секс. Я сомневалась, но тот концерт и слова Близняшки поставили всё на места. Павлов вёл себя иначе, и уже довольно давно. Просто я старалась закрывать на это глаза, повторяя, что это бред и мне просто казалось. Но нет — он показывал меня своим друзьям, не боялся гнева моей сестры и даже прямо говорил, что мы «встречаемся». А теперь еще и Карина заявила, что, оказывается, Док уверен в нашем будущем. Или настоящем — я уже сама запуталась во всём. Знала только, что не была в восторге от такого расклада.

В итоге, сглотнув, я сказала:

— Спасибо, Близняш. Я учту твои слова.

— Звони, когда разберёшься. Если вы сойдётесь — я выпью с тобой, отметив окончательную потерю твоего разума. А нет — тогда помогу прикопать доктора. Ты меня знаешь — парочка лопат на моём балконе всегда найдётся.

— Ты лучшая. Люблю тебя.

На этой ноте я завершила звонок и, вздохнув, приблизилась к Мише. Который выглядел просто до неприличия довольным.

— Ребята спрашивают, поедем ли мы с ними гулять дальше или у нас своя программа. Что думаешь? — поинтересовался Док у меня.

Чёрт. Похоже, все вокруг уверовали, что мы с Павловым снова встречаемся. Где я была, когда принималось такое важное решение? В коме? Или, быть может, сразу в Аду? Хотя нет — в нём я, судя по всему, проснулась, выйдя из этой самой комы. Замечательно. Просто отлично.

Покачав головой, я ответила:

— Мне хочется домой. Устала.

Миша кивнул:

— Хорошо. Я отвезу тебя.

Ещё бы — мои ведь уехали, оставив на попечение этого мужчины. Предатели. Уж от кого, а от семьи я такого не ожидала. Но, менять что-то было уже поздно. Поэтому, кивнув, я позволила Мише усадить меня в машину.

Всю дорогу я молчала, глядя в окно, и делая очередную попытку разобраться в том, что творилось в моей же собственной душе. Как я вообще позволила всему этому зайти так далеко? Нет, мы ни о чём не договаривались — это да. Но почему моё молчание расценили, как согласие начать всё сначала? В конце концов, меня никто об этом не спрашивал. Если бы такой вопрос задали — разумеется, я бы ответила, что ни о каких отношениях и речи быть не могло. Здоровый, просто крышесносный секс — запросто, походы куда-нибудь, чтобы развеяться — легко, но отношения, не дай бог, семья…нет. Мне один раз такое уже пообещали. Больше я на это не куплюсь.

Зазвонивший телефон, как обычно, отвлёк меня от столь увлекательного процесса самокопания. Взглянув на дисплей, я нахмурилась — начальство изволило меня искать.

— Денис? — спросила я, ответив, — Что-то случилось? Форсмажор? Пожар? Убийство? Я не дома сейчас, так что включиться в работу вряд ли смогу в ближайшее время.

Я почувствовала, как сидевший за рулём Миша напрягся. От него буквально исходили волны недовольства. Но его причина была мне непонятна. Как и то, почему меня это вообще трогало.

— Нет, Маш, всё в порядке, — успокоил меня директор, — Я звоню не поэтому.

— Тогда, зачем? — задала я вполне резонный вопрос.

В последнее время виделись мы исключительно на работе — наш сайт занимался поглощением другого интернет-портала, это занимало много времени и сил руководства. Ну и плюс — Денис активно окучивал нашу Таню и, кажется, еще парочку девочек из рекламного отдела. Короче, ему было слегка не до меня. А мне, так уж вышло — не до него.

— Хотел вытащить тебя погулять. Погода хорошая, птички поют, а мы давно не общались. Я вроде как соскучился.

— Хм… вот как, — протянула я, невольно скашивая глаза в сторону Павлова.

Кажется, динамик у моего телефона был слишком хороший. Иначе, как объяснить недовольную мину, что застыла на лице Дока? Или тот факт, что он сжал руль до побелевших пальцев, кажется, желая оставить на нём вмятины?

В общем, желая спасти прежде всего машину Миши, нежели его нервы, я быстро ответила:

— Нет, Денис, сегодня никак. Давай позже свяжемся, ок? Супруге привет.

Оборвав звонок, я затолкала телефон поглубже в сумочку и бросила осторожный взгляд в сторону Дока. Тот молчал, и явно о чём-то размышлял. Божечки, я надеюсь, меня не ждал вынос мозга от ревнивого Павлова? Я просто не готова была выслушивать возможные «восторги» от своего НЕ парня.

Мои молитвы, как обычно, не были услышаны. Как я это поняла? Всё просто — чуть помолчав, Павлов спросил:

— Директор звонил?

— Ага, — кивнула я, продолжая смотреть в окно.

— Тот самый, с которым ты спишь?

Опа. Моя голова так резко повернулась в сторону, что я услышала, как хрустнула шея. А Док умудрился меня удивить. Интересно, кто меня сдал? Даже не так — Карина это сделала или Карина? Ведь ни у кого другого больше не было ни возможности, ни желания донести до Миши «добрую» весть.

В конце концов, я ответила:

— У меня один директор.

— То есть я угадал, — резюмировал Павлов.

— Видимо, да, — кивнула я.

— И тебя ничего не смущает? — поинтересовался мужчина.

Чуть подумав, я отозвалась:

— Немного напрягает тот факт, что мыобсуждаем мою личную жизнь. Она вроде бы как тебя не касается.

— А мне кажется иначе.

— Тебе кажется, — уверила я Мишу.

Точнее, попыталась. Тот явно не был готов меня слушать, потому что в следующую секунду тот заявил:

— То есть меня не касается личная жизнь моей девушки? Которая совсем немного связана с моей?

И вот тут я офигела. Резко повернувшись, спросила:

— Твоей кто? Миша, мы не встречаемся! Мы спим вместе! Ты не видишь разницу? Правда? Неужели то, что происходит между нами сейчас хотя бы немного напоминает то, что было два года назад?

— Согласен — мы начали немного не с того. Но это уже давно не просто секс. И ты сама это знаешь. Ты это чувствуешь, просто сопротивляешься.

Я покачала головой, не желая слушать его слова. Они будто выгрызали мою броню, точнее — её жалкие остатки, проникали под кожу, бежали по венам, и мне было мучительно больно. Потому что хотелось верить ему, но я не позволяла себе этого. Запретила, ведь помнила, чем может обернуться вера в его слова.

Поэтому, покачав головой, я негромко произнесла:

— Я не могу так. Я не хочу этого всего, — обвела я рукой салон машины, — Нас. Не хочу.

— Но при этом ты ещё и спишь с этим…Денисом! — воскликнул Миша.

Хмыкнув, я отметила:

— Не то, чтобы тебя это касалось, но я не спала с ним с тех пор, как мы с тобой…ну вот это вот всё.

— Скажи это! С тех пор как мы снова сошлись! — настаивал Павлов.

Но я покачала головой:

— Мы не вместе! Это просто секс!

При этом я непроизвольно повысила голос, словно надеясь, что это поможет достучаться до Дока. БЕС-ПО-ЛЕЗ-НО. Тот продолжал гнуть свою линию, всё крепче сжимая руль:

— Ты сама-то веришь, в то, что говоришь?

— Вот! — воскликнула я, — В это вся проблема! Ты не слышишь меня! Мы хотим разного! Хочешь знать, почему я с ним? Потому что мы не вместе. Мы проводим время вдвоем, мы спим, точнее, спали — это да. Но вот сюда, — положила я руку на грудь, — Ему хода нет. И он это знает. И, что самое главное, ему это и не нужно. Он ничего мне не обещал, я ничего от него не жду. И поэтому, он никогда не сделает мне больно. А ты сделаешь. Уже делал. Я беззащитна перед тобой. Ты видел меня обнажённой. Я не про тело — ты видел мою душу. Ты опасен для меня.

Миша замолчал. Я тяжело дышала, чувствуя, как все мои мышцы сжались от того напряжения, что витало в салоне его «Шкоды». Мише захотелось выяснить отношения. Желание, конечно, похвальное, но он не спросил моего мнения. Я же оказалась к этому не готова. Он заставил меня произнести вслух то, что я так долго сдерживала в себе. И я чувствовала, что этот фонтан просто так заткнуть не получится.

— Останови машину, — негромко произнесла я.

— Что? — то ли не расслышал, то ли не понял Док.

— Останови эту чёртову машину! — повторила я громче.

Видимо, Миша услышал те самые истеричные нотки, которые всё же проскользнули в моём голосе. Иномарка остановилась, и я почти вывалилась из салона, оставив сумочку на сидении. Мы были возле какого-то поля, и я, недолго думая, побрела в его сторону. Солнце уже село, фонарей у дороги не было, так что шла я скорее интуитивно, чем реально понимая, куда лежал мой путь. Тонкие каблуки застревали в земле, что вызывало новые приступы раздражения. Но это не шло ни в какое сравнение с тем комом, который разгорался у меня внутри. Тот самый, что копился долгие месяцы, рос, одна эмоция наслаивалась на другую. Вся та боль, обида, злость, вина — даже она, ведь я считала себя виновной в том, что мы разошлись. Думала, что я была недостаточно хороша для него, не смогла дать того, что он хотел. И потому он ушёл. Все те ночи, полные слёз и истерик, когда я не могла дышать, те походы в кино, которые прошли без него. Прошедший концерт, который показал мне, как всё могло быть, если бы мы не расстались. Таким мог быть каждый наш поход куда угодно.

Всего это было так много, это упало на меня и придавило так сильно, что мне хотелось кричать. И я это сделала. Закричала — громко, надрывно, выплёскивая на этом поле всё своё горе. Боль брошенной девушки, у которой в один день отобрали всё то, что она так любила, ту жизнь, которую ей обещали. А после вернулись, как ни в чём не бывало — и засунули палку в эту дыру в груди. А после еще и поковырялись.

Миша сунулся было ко мне, но я взмахом руки остановила его. Либо же помог мой возглас:

— Не подходи!

Я вываливала всё, что было у меня внутри, чувствуя, как по щекам текли слёзы. Я кричала и ревела — впервые за очень долгое время, с того дня, как сделала то тату на шее. Я была уверена, что избавилась от всех эмоций, но моя сестра оказалась в очередной раз права — я просто спрятала их, затолкала как можно глубже. И вот, они прорвались наружу, при этом грозя вырвать из меня душу вместе с органами.

— Маша, — осторожно позвал меня Павлов.

Резко обернувшись к нему, оставаясь при этом на расстоянии, я крикнула:

— Неужели ты не видишь, что я сломана?! Разбита, раскрошена на осколки! Тебе это нравится?! Ты можешь честно, глядя мне в глаза, сказать, что тебе нравится то, что ты видишь перед глазами?!

Несмотря на мой запрет, Павлов всё же приблизился ко мне, а после, преодолев сопротивление, обнял, прижав к себе. Вдохнув его запах — такой знакомый и такой родной, я заплакала пуще прежнего, но уже не кричала. Просто осела в том поле, утянув доктора за собой. Тот послушно опустился на землю, баюкая меня в своих руках. И, когда я выплеснула все эмоции на его рубашку и притихла, Док осторожно довёл меня до машины, усадил в тёплый салон и повёз в сторону дома. Всё — в полной тишине.

Когда автомобиль остановился перед моим подъездом, слёзы уже высохли, но выглядела я наверняка не фонтан. Павлов молчал, я не знала, ждал ли он, пока я выйду, или же просто не мог подобрать слов. Но они были у меня. Очень долгое время ждали своего часа. И, раз уж мы заговорили об отношениях — момент настал.

Не поворачиваясь кМише, я негромко спросила:

— Ты помнишь тот день, когда мы расстались? Оба дня…

— Помню, — также тихо ответил мужчина.

— А ты помнишь, о чём попросил меня тогда? 

Глава двадцать первая

Два года назад

Тот день определённо нельзя было назвать лучшим в жизни Маши. Нет, со стороны всё казалось прекрасным — она сходила на маникюр, сделала милые, розовые, девчачьи ноготки с парочкой сердечек, заглянула в свою любимую кофейню и, вместе с кофе прихватила пару булочек, после чего с чистой совестью вернулась домой. Обычный, ничем не примечательный выходной.

И всё же — что-то казалось иным. Может быть, тот факт, что она планировала провести субботу без Миши — он собирался на какой-то сабантуй со своими коллегами. При этом, до последнего было не ясно, пойдут они куда-то или нет, всё решалось чуть ли не в последнюю минуту. И Маша, как бы малодушно это не звучало, мысленно молилась о том, чтобы Павлов никуда не ушёл. Она скучала — на неделе у них обоих было не так уж много свободного времени, и они всего лишь разок встретились и сходили в кино. Перед этим, конечно, пару часов колесили на машине по городу и окрестностям, болтая о пустяках. Миша поделился своими планами — Смык позвал его поработать в клинике, которую тот открыл, и мужчина взвешивал все «за» и «против».

Он в принципе казался сильно замороченным в ту неделю. Было много сложных операций, а Миша всегда слишком сильно погружался в работу, отключаясь от реальности. Сергеева понимала это — у неё и самой после увольнения второго райтера деньки выдались почти адскими, и после работы она мечтала лишь о мягкой кроватке и порции сна.

Но, несмотря на всё это, рыжая чувствовала — что-то не так. Какое-то неприятное чувство поселилось в её груди, где-то в области сердца, и периодически словно невидимая рука сжимала орган, мешая ему правильно работать. Это было так странно и непохоже на Машу. Она не узнавала саму себя. Особенно когда, узнав о том, что Миша всё же поедет гулять с коллегами, не выдержала и расплакалась. Это было, мягко говоря, не в её стиле — девушка всегда с охотой отпускала любимого проветриться, понимая, что невозможно проводить бок о бок всё своё свободное время. Все вылазки доктора поощрялись, ведь они его радовали, а для Маши не было ничего важнее счастья её мужчины.

Однако, в тот день организм и понимание дали сбой. Либо, женское нутро чувствовало — что-то грядёт. Что-то, что изменит её жизнь навсегда. И эти перемены Машу пугали.

День она провела лениво — за просмотром фильмов. Ей было скучно и немного грустно. За полгода она так сильно привыкла каждый выходной проводить с Мишей, что без него просто не знала, куда себя деть. Вся её жизнь уже давно вращалась вокруг него, и, оказавшись в одиночестве, рыжая почувствовала себя собакой, которую бросил хозяин. Ужасное, но очень верное сравнение. Это коты — существа самодостаточные, которые больше всех любят только себя. А собакам — им человек нужен, они без него тоскуют.

Вечером Маша покосилась в сторону молчавшего телефона и написала короткое «Как день?». Меньше чем через минуту её телефон зазвонил и, не скрывая широкой улыбки, девушка ответила:

— Привет.

— Привет, Мандаринка, — ответил её самый любимый в мире человек.

— Как отдыхаете? Время уже десять, вы там наверняка уже веселые, — отметила рыжая с усмешкой.

Трубка чуть помолчала, после чего голосом Миши выдала:

— Я дома. Не поехал никуда.

Сергеева даже села от такого заявления. С её языка чуть было не сорвался закономерный вопрос «тогда почему я сейчас не с тобой и мы проводим выходной отдельно?», но девушка проглотила его. Причин могло быть много. Вдруг, он решил всё действительно в последний момент, где-то за минуту до звонка. Или же ему просто нужно было немного свободного времени и пространства. Такое возможно, это нормально. Людям свойственно отдыхать друг от друга. Особенно, когда они чуть ли не связали жизни вместе. Иногда приходит и усталость. Нужна перезагрузка.

Мысленно прочитав эту мантру, девушка сказала:

— Понятно. А завтра какие планы у тебя?

— Завтра я приеду к тебе.

— Интересный поворот, — протянула Маша игриво, — И что мы будем делать?

— Разговаривать, — секундное молчание и негромкое, — О нас.

У рыжей будто все внутренности оборвались. Словно кто-то перерезал невидимые ниточки, которые держали всё на своих местах, и органы рухнули, сбились в бесформенный комок. Она вскочила с дивана, на котором так удобно расположилось до этого, и чуть ли не крикнула полным паники голосом:

— Зачем? Разве с нами что-то не так?!

У неё сердце ходуном ходило — того и гляди выскочит. Нет, можно было предположить, что Павлов решил сделать ей предложение, вот только интонации в его голосе красноречиво намекали на то, что колечка на пальце не будет.

— Маша… — голос мужчины самую малость дрожал, — Давай завтра. Пожалуйста.

— Нет! — всё-таки выкрикнула девушка, которая уже была близка к истерике, — Я до завтра просто не доживу, если ты не скажешь мне это сейчас. Ты что… — Сергеева запнулась и добавила еле слышно, — Хочешь расстаться?

Тишина. Гнетущая, давящая на уши, плечи, сердце, мозг — на всё. А после — тихое, но твёрдое:

— Да.

И всё — она сорвалась. Нырнула в ту самую истерику. Хождение по краю закончилось. Маша оказалась в самом эпицентре омута, и с трудом понимала, что происходит.

— Почему? — также тихо спросила девушка, понимая, что повысь она голос — и всё, её накроет, — Что я сделала не так?

— Дело не в тебе, — попытался объяснить мужчина, но рыжая его прервала истеричным:

— Да конечно во мне! Это ведь ты хочешь со мной расстаться, а не я с тобой! Разумеется, я виновата!

— Нет…просто…я не могу так.

— Как? — шепнула Маша, — Ты не любишь меня?

Казалось, прошла вечность, но на самом деле тишина длилась не больше трёх секунд, после чего рыжая услышала не слишком уверенное, но, как ни странно, твёрдое:

— Не люблю.

Дальнейшее Сергеева помнила смутно. Миша что-то говорил — что он не случал по ней, последние полторы недели сводил их встречи к минимуму, и всё чаще старался сбежать от неё. Признался, что в последние дни звонил и писал не потому что хотел, а потому что чувствовал, что должен. Что делал всё для неё не из-за желания, а потому что нёс за неё ответственность. Ведь они были вместе — Маша была его девочкой, которую он пообещал оберегать и защищать. Но она стала обузой и начала душить мужчину.

Сергеева повела себя неправильно — это она поняла уже позже. Она не стала гордо поднимать голову, как наверняка сделала бы Даша, благодарить за проведённое вместе время и прощаться. Нет, рыжая начала плакать — рыдать в трубку, умоляя не бросать её. Она открыто призналась, что не хочет этого — жить в мире, в котором нет его. Это слишком больно. И, что важно — непонятно. Ведь они разговаривали за несколько часов до этого, и всё было прекрасно. Это была хорошая актёрская игра?

Оказалось — да. Миша признался, что думал об этом уже несколько дней, что он пытался отдалиться, и девушка наверняка заметила, просто не хотела это принимать. Некстати вспомнилось неприятное предчувствие и дневные слёзы — да, он оказался прав. Но легче от этого не становилось.

Миша пообещал приехать на следующий день, чтобы поговорить с ней. Потому что она — хорошая девушка и заслужила правильного поступка. Маша не стала говорить, что правильный поступок — это не бросать её. Просто тихо поблагодарила его и позволила ему положить трубку. Она не хотела этого, но чувствовала, что разговор тяготил его. Ему тоже было больно от всего этого — не так, как ей, но Сергеева в очередной раз поставила своего мужчину выше себя. Поправочка — уже не своего мужчину.

Трясущимися руками Маша набрала свою сестру. Карина мудрая, она — почти как её личная волшебница. Карина сможет что-то исправить. Она поможет.

— Близняшка, ты чего так поздно звонишь? — удивлённо спросила сестра после нескольких гудков.

Вместо ответа Маша всхлипнула, не в силах сдержать слёзы.

— Маша? — голос Карины напрягся.

Кое-как взяв себя в руки, рыжая выдавила из себя:

— Он бросил меня…

На том конце связи чуть помолчали, после чего удивленно спросили:

— Ты серьёзно? Или вы просто поссорились?

Это само по себе было странно — Маша и Миша никогда не ссорились. Ни разу. Только если в шутку. Им всегда удавалось лавировать, обходя скользкие темы, а все вопросы, связанные с ревностью или прочим, заминались. Даже бытовуха их не съедала — они чуть ли не жили вместе, но при этом это не давило. Так казалось. На деле же выяснилось, что нет — одного из них это всё же угнетало.

— Серьёзно, — всхлипнула Маша.

— Почему? — только и спросила Карина, явно пытаясь переварить услышанное.

— Потому что он не любит меня. Завтра приедет разговаривать. И вещи мои привезёт.

Сергеева выдавливала из себя слова, в надежде, что если она это сделает — они испарятся, и унесут с собой эту жуткую реальность. Ту, в которой любимый человек, единственный, которому она так сильно раскрылась и с которым на полном серьёзе собиралась быть счастливой до конца своих дней, просто ушёл. Потому что не любит.

— Странно как-то… — растерянно пробормотала Карина, — Вроде все отлично было. Разговоры о детях и любви, а тут на тебе.

Маша в очередной раз всхлипнула и смогла выдавить только глухое:

— Да…

— Даже у меня это в голове не укладывается, представляю, что творится с тобой… Мышка моя, не грусти сильно. Все будет хорошо. Может с ним, а может и не с ним, но будет, — мягким тоном произнесла её сестра, — Выслушаешь его завтра, поговорите, может, и договоритесь до чего-то хорошего… Ведь явно он к тебе не просто как к девчонке по соседству относился.

Слова, которые должны были успокоить Машу, делали всё ровно наоборот — девушка только сильнее плакала. Потому что с каждой секундой всё чётче вырисовывалась одна истина — он ушёл.

— Мне так плохо, что даже дышать больно, — хриплым от слёз голосом произнесла девушка.

— Объясни толком, что произошло? Или сама не знаешь? Он просто проснулся утром и решил, что ничего не выйдет?

— Вроде того, — хмуро отозвалась Маша.

— Бред какой-то, — твёрдо произнесла Карина, — К чему тогда было всю эту романтику разводить и разговоры о будущем. Его никто не заставлял идти с тобой на близость. Или ухаживать. Я даже не знаю, что тебе посоветовать. Конечно, хочется вспомнить, что сама я рыдала и выла как банши из-за Вадима не один раз, и даже не сотню. А в итоге все хорошо. Может и это хорошая история в итоге будет.

— Я так боюсь завтра, — призналась Сергеева.

Её действительно пугало воскресенье. Потому что Миша приедет. Он посмотрит ей в глаза и повторит те страшные слова. Что он не любит её. Рыжая была уверена — это убьёт её. Если не физически, то морально. Душу свою спасти после этого она просто не сумеет. Никто не реанимирует, а некромантов в её окружении не было.

— Не рассматривай завтра как час, когда наступит конец света. Завтра день, когда ты увидишь любимого человека. День, когда появится шанс все исправить. Может и небольшой, но есть же.

Увы, в этот раз всегда проницательная Карина ошиблась. Миша приехал ближе к обеду. Мария к тому времени чуть ли не на стенку лезла. Девушка спала от силы четыре часа — она заснула с рассветом, и уже в восемь открыла глаза, понимая, что больше поспать не получится. Ей хотелось отдохнуть — глаза были красными, воспалёнными и горели так, словно в них насыпали песка. Но стоило прилечь — и на грудь словно ложился непомерный груз. Весь кислород пропадал, и девушка вскакивала, судорожно хватая ртом воздух.

Она пыталась чем-то занять себя. Убиралась в квартире, мыла посуду, окна — что угодно, лишь бы не сидеть без дела, глядя на часы. Иногда она начинала плакать — тихо, беззвучно, слёзы просто сами катились по щекам. Потому что чувствовала — своё решение Док не изменит.

Так и оказалось — мужчина привёз пакет с вещами своей уже практически бывшей девушки. Он был в смятении, его глаза бегали, руками он судорожно сжимал кепку. Маша негромко предложила ему пройти в комнату. Мужчина сел на диван, не глядя на рыжую и спросил:

— Что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Правду, — просто ответила Сергеева, твёрдо пообещав себе не плакать, — Всё то, что ты сказал мне вчера по телефону.

И Миша послушно повторил их ей. Точнее, ламинату, который он сверлил напряжённым взглядом. Он нервничал — сидел перед ней с красным лицом, на лбу собирались градины пота, он заламывал свои длинные, красивые пальцы, словно пытаясь хоть чем-то занять себя, отвлечь. В один момент Маша не выдержала и спросила:

— Почему ты не смотришь мне в глаза?

Наконец, Павлов поднял на неё взгляд и негромко признался:

— Потому что мне стыдно перед тобой.

Тонкая, полная боли улыбка коснулась её губ:

— За что? За обманутые надежды? За семью, которую пообещал подарить, но в итоге понял, что не хочешь этого?

— Да, — тихо, едва слышно, — За это.

— Я не понимаю, почему. Зачем ты всё это говорил? Звал нас семьёй? Выбирал кольца, даже имена нашим детям? Ты ведь не будешь утверждать, что я была инициатором?

— Нет, я говорил это всё.

— Зачем? — повторила вопрос Маша.

— Я не знаю, — честно признался мужчина, — Поначалу я думал и верил, что действительно всего этого хочу. А потом, под конец, я говорил это только потому, что ты ждала от меня этого. Но я так не могу. Отпусти меня, пожалуйста. Иначе в один день я просто сбегу сам.

Маша молчала. Она отчаянно боролась со слезами, которые душили её. Нельзя. Она не должна. Итак слишком много показала накануне. Хватит плакать. Сглотнув комок, она негромко произнесла:

— Знаешь, мне не было бы так больно, если бы не твои слова. Такое бывает сплошь и рядом — люди встречаются, не подходят друг другу и расходятся. Но тут…это была даже не Надежда. Ты подарил мне самую настоящую Веру. В то, что всё будет хорошо, что, наконец-то я встретила человека, который любит меня, ценит, который хочет со мной будущего. И именно поэтому мне сейчас больно настолько, что порой просто нечем дышать.

— Прости меня, — тихо, на грани слышимости, произнёс мужчина.

— Я просто не понимаю. Всё было хорошо всего каких-то пару дней назад. И потом — я думала об этом. О том, какой была бы наша жизнь. Насколько мы подходим друг другу. И знаешь — мы идеальны для нас обоих. Мы привлекаем друг друга физически — тут грех спорить. Мы считаем друг друга красивыми и визуально. В быту мы тоже сошлись — тут ты также не будешь спорить, — Павлов кивнул, — Но и даже это не главное. Главное то, что мы хотим от жизни одного и того же. У нас одинаковые планы, желания, стремления, есть уважение друг к другу. Потому что влюблённость уходит, с годами вся эта страсть исчезает, розовые очки спадают — и приходит разочарование. В нашем случае его бы не было — ведь мы не тупо пялились друг на друга. Нет, мы строили планы. И я хочу бороться за нас. Но в одного я эту партию не разыграю. А ты этого не хочешь.

Миша отвёл глаза и, кивнув, негромко произнёс:

— Не хочу.

— Ты говорил об этом с мамой?

Кивок — и девушка понимает, что обратной дороги не будет. Мама, которая осталась в Казахстане, была одним из самых важных людей для Павлова. Она была первой, кто узнал про то, что у её сына появилась новая любовь. Эти двое очень много общались по видео связи, и мужчина нередко советовался со своей родительницей. И если он сообщил ей о решении разорвать отношения — всё, дороги назад не было.

Чуть подумав, Маша призналась:

— Мне так хочется тебя удержать. Но мне даже нечего тебе предложить. Всё самое дорогое я тебе итак отдала — саму себя. Это — самое ценное, что у меня было. Моё сердце. Но тебе оно не нужно, ведь ты меня не любишь. А больше у меня ничего нет. Я очень сильно тебя люблю, поэтому могу только отпустить. А я…со мной всё будет хорошо. Точно не сегодня, и вероятнее всего, не завтра. Но я буду в порядке, — несколько слезинок скатилось по её щекам, и девушка торопливо вытерла их, — Чёрт, я ведь не хотела плакать. Прости за это.

Маша проводила мужчину до двери, а после — пошла на кухню. По старой привычке открыла окно и выглянула. Раньше Павлов всегда, уходя, прикуривал, поднимал голову — и слал своей девушке воздушный поцелуй. Но в тот раз он лишь щелкнул зажигалкой — её подарком — и пошёл к припаркованной машине. С другой стороны, чего еще ждала Маша, если он даже сидя напротив, не смел поднять на неё глаза? И, буравя взглядом его спину, девушка шепнула еле слышное:

— Прощай. 

*****

— В какой-то степени, мы правда уникальная пара. Ведь расставались не один день, а два, и каждый месяц я скорбела двое суток. Знаешь, первое время я была даже не расстроена, а растеряна, — негромко произнесла, так и не дождавшись ответа от Миши, — Несколько недель пыталась понять, что не так. Как я умудрилась пропустить тот момент, когда всё стало не таким? Когда всё изменилось? Я не воспринимала саму реальность. Просто, мне казалось, что если мы с тобой оказались ненастоящими — то, что в этом мире вообще могло быть настоящим? Мне жить не хотелось, — поймав резкий взгляд Дока, я покачала головой, — Нет, ни о чём таком я не думала — в конце концов, не дура. Но мне не хотелось просыпаться по утрам. Я не верила вообще никому. Как вообще можно доверять кому-то, если самое реальное в моей жизни оказалось просто пшиком?

— Маша, мне жаль, — негромко произнёс мужчина, но я только горько усмехнулась:

— О, я верю тебе. Ведь мне тоже жаль. Жаль, что я позволила самому светлому чувству, что только завладевало мной, меня же и уничтожить.

— Я…я не знал, — голос Миши был растерянным.

Повернувшись, я заметила его взгляд — в нём читалось смятение, обида, боль. Интересный коктейль, если вспомнить, что это я была главной жертвой той истории. Но я знала причину такого выражения на его лице. Миша, несмотря на все свои достоинства и плюсы, жил в тени своих комплексов. Которые щедро отсыпали ему предыдущие девушки, а также бывшая супруга. Он не верил, что его могли так сильно любить. Все, с кем он был раньше, всегда на первое место ставили себя. Я же возвела на пьедестал мужчину. Моя большая ошибка.

— Конечно не знал. Потому что ты не знаешь, что значит любить тебя. Когда мы были вместе, каждая клеточка моего тела кричала, что это правильно, что мы — идеальная пара, и такая любовь может изменить всю мою жизнь. Но когда тот, кто давал тебе такие эмоции, вдруг уходит, наступает пустота.

Мой голос звучал глухо, я наверняка выглядела, как человек, который устал от всего. Собственно, так и было. Но я понимала, что не могу уйти, не сказав всё, что накопилось. Всё, что так сильно хотела сказать ему все те месяцы, до того дня, как мне стало всё равно.

— Знаешь, как я поняла, что пошла дальше? Я проснулась однажды утром — и не вспомнила о тебе. А после — не вспомнила, что не вспомнила. Как бы бредово это не звучало. Но жизнь постепенно замостила твой образ другими и вытеснила тебя из моего разума. Да, это, в основном, была работа, но всё же. Я пошла дальше. Вот только отношения завязывать перехотела. Тут да, прогресса нет.

— Маша, девочка, моя, Мандаринка, — заговорил Павлов, протягивая руку и накрывая мою чуть дрожащую ладонь своей, — Я могу всё исправить. Дай мне шанс. Дай нам шанс. Прошу тебя.

Но я лишь упрямо покачала головой. Хватит. Плавали — знаем. Поведёшься еще раз — и пропадёшь. Заглянешь в эти синие глаза — и никогда не вынырнешь. Он имел все шансы погубить меня. Окончательно. Я этого не хотела.

Поэтому, сбросив его руку, я растянула губы в усмешке:

— Что ты исправишь? Отмотаешь время назад, чтобы этих двух лет не было? И чтобы мы пошли на Хеллоуин в костюмах Хана Солы и принцессы Леи, как планировали? А на день рождения я подарила тебе тот самый громкоговоритель, чтобы ты матерился на идиотов-водителей? Или мы сходим в кино и посмотрим все те фильмы, на которые я ходила без тебя, хотя мы должны были это делать вместе? Я знаю, что это мелочь, но всё равно — можешь себе представить, что это такое? Я через всё это прошла одна! Потому что тебя не было рядом! И сейчас ты приходишь — и начинаешь задвигать речи о том, что это не просто секс! Нет, это именно он и есть! Тогда — да, не был, но я отдала тебе всю себя. Я душу вынула — и положила её на алтарь наших отношений. Так что сейчас я пустая. Осталось только вот это.

— Маша… — начал было говорить Павлов, но я перебила его, повторив свой вопрос:

— Помнишь, о чем ты меня попросил, когда уходил?

— Да, — тихо ответил Док.

— Скажи это, — мой голос был твёрд, а глаза — сухими.

И только внутри что-то неприятно кольнуло, когда Миша произнёс ту самую фразу, которая навсегда надломила что-то во мне:

— Я попросил отпустить меня…

Кивнув, словно я сомневалась в его памяти, наконец, взглянула в его глаза и сказала:

— А теперь я прошу того же. Отпусти меня.

С этими словами вышла из машины, негромко хлопнув дверцей. Моя спина была прямой, словно я проглотила палку, и я держала себя в руках, пока пыталась нашарить в сумочке ключи. Один раз я не сдержала слово, данное себе, и заплакала при нём. Но за два года я хоть немного научилась держать себя в руках. Так что Миша не узнал, что стоило мне закрыть за собой металлическую дверь подъезда — мои ноги подкосились, и я рухнула на бетонные ступеньки, содрогаясь в рыданиях.

Да, я победила. Но как дорого мне обошлась эта победа. Остатками моего израненного сердца и в клочья разорванной души. 

Глава двадцать вторая

— Миша, где ты витаешь?

Мужчина моргнул и, сфокусировав взгляд, вяло улыбнулся сидевшей рядом женщине.

— Прости, Тань, я отвлёкся, — честно признался он, — Что ты говорила?

Его знакомая лишь закатила глаза и терпеливо повторила:

— Как думаешь, в какой цвет нам лучше покрасить детскую? Я спрашивала мнение Андрея, но тот, как всегда, стоит прозвучать слову «ремонт», крестится, словно я предлагаю вызвать Сатану, а нас стенах нарисовать пентаграммы. Странный, в общем, у тебя друг, — добавила она.

— Он по совместимости ещё и твой муж, — отметил доктор, с тенью насмешки глядя на мадам Смыкалову.

Но та лишь махнула рукой:

— Досадное недоразумение. Он просто слишком обаятельный, так что я просто не смогла сказать ему «нет», когда он решил сделать мне предложение.

На это Павлов только покачал головой, не находя, что ответить. Да и смысла спорить с Таней не видел — маленький колобок на седьмом месяце беременности вызывал какие угодно эмоции, но не негативные.

Наверное, по этой причине Миша проводил с семьёй Смыкаловых последние несколько дней — с того самого вечера, как Мария дала ему от ворот поворот. Мужчина чувствовал, что ему не стоило оставаться одному, иначе он рисковал наделать каких-то глупостей. Например, решил бы засесть под окнами Маши, в ожидании, когда она сдастся и всё же даст им ещё одну попытку.

Её отказ не то, чтобы поразил его — нет, подсознательно, он примерно к такому раскладу и готовился, хоть и пытался быть оптимистом. Разговор с девушкой отрезвил его. Она открыла ему душу, высказав всё то, что держала в себе. И Мишу практически затопило той волной боли, что он ощутил. Она была такой острой, яркой, почти пульсирующей, что мужчина испугался — один человек не мог чувствовать столько. Его бы просто разорвало.

А Маша — его Маша, несмотря ни на какие её слова и доводы — она не просто ощущала это. Она жила с этим грузом. Который по доброте душевной отсыпал ей он сам. Павлов хотел избавить её от этого груза — не потому, что это диктовали ему совесть или чувство такта. Нет, просто в какой-то момент Док с запозданием понял, что эта девушка значит для него если не всё в жизни, то очень многое. И за её улыбку он готов был продать жизненно важные органы, предварительно вырезав их собственными руками.

В этой картине мира была лишь одна проблема — поезд, по всей видимости, ушёл. Сергеева ясно дала понять, что он в её жизни — всего лишь страница. Приятный досуг, развлечение — не больше. И, опять же, это было лишь его виной.

И всё же — Миша не верил ей. Нет, он знал, что она была честна — видел это по Машиным глазам. Но всё равно — червячок сомнения терзал его, словно пытаясь сказать, что не всё было так просто, как казалось. Словно Сергеева сама запуталась и не понимала, что для неё хорошо, а что не очень. И с каждым днём Павлов всё яснее понимал, что оставлять её в одиночестве было не самой лучшей идеей. Но иного пути он не видел — чувствовал, что это спровоцировало бы лишь новую истерику, и он бы ровным счётом ничего не добился.

Громкий хлопок по столу заставил мужчину вздрогнуть и удивлённо посмотреть на подругу.

— Таня, ты чего?

— Нет, это ты чего? — вернула ему вопрос женщина, — Где ты витаешь? В каких мирах? Там что, интереснее, чем тут, со мной?

— Ну…как тебе сказать, — криво улыбнулся мужчина, ероша волосы.

— Прямо! — припечатала его Татьяна, — Ты уже который день всё ходишь вокруг меня и вздыхаешь так тяжко, что у меня ребёнок начинает пинаться еще активнее — наверное, чувствует, что будущему крёстному нелегко. И взгляд у тебя, как у побитой собаки. Так что, давай, выкладывай. Это как-то связано с твоей бывшей девушкой, с которой мы видели тебя на том странном фестивале?

Миша удивлённо вскинул брови:

— Откуда ты знаешь, что она — моя бывшая?

Таня лишь пожала плечами:

— Да это вроде как очевидно. Вы так смотрели друг на друга, словно собирались либо поубивать друг друга, либо сорвать одежду. Зубами. Ну, и еще Андрей мне рассказал, — сдала супруга женщина.

Павлов покачал головой:

— Кто бы сомневался. Это же Смык.

— Ну, так что там у вас? — нетерпеливо ерзая, спросила Таня, — Порадуй меня — в последнее время все мои разговоры вертятся вокруг анализов, ремонта и выбора имени для сына. Ну, и еще вокруг унитаза, потому что милый токсикоз всё еще меня не покинул. Так что, не томи, плесни в мою жизнь немного красок.

Миша чуть подумал и, решив, что хуже не будет, рассказал подруге всё. С самого начала. О знакомстве, отношениях, планах, расставании, беззаботной жизни после, встрече и дальнейшему маскараду, который можно было бы назвать «всё пошло по пи*де». Таня внимательно слушая, не перебивая и лишь изредка хмурясь. А когда словесный фонтан иссяк, чуть подумав, она изрекла глубокомысленное:

— М-да…

— И это всё, что ты можешь мне сказать? — поинтересовался Павлов.

— Еще могу добавить, что ты — редкостная сволочь, но ты мой друг, и я не стану так поступать, — «обрадовала» мужчину Смыкалова, — Это же надо так изгваздать прекрасные отношения с, судя по всему, отличной девушкой. Которая мало того, что любила тебя, так ещё была весьма неглупой. Если твой рассказ правдив.

— До последнего слова, — кивнул мужчина.

— Тогда мне остаётся лишь повторить свой вердикт. И, чего ты сейчас хочешь? Мудрого совета? Утешения? Пинка под зад? Последнее могу даже выдать не в штучном экземпляре, — добавила Таня со смешком.

— Наверное, всё же совет, — чуть подумав, неуверенно протянул Павлов, — Понимаешь, мне кажется, что она всё это — про то, что мы не вместе — сказала не всерьёз. Словно пыталась убедить в этом не меня, а саму себя.

— Я тебе открою одну истину. Любовь — это серьёзно. Если она настоящая, конечно. Я в детском садике каждый день в нового мальчика влюблялась. Но это так, просто для тонуса было.

— Мужу только про свою бурную молодость не рассказывай. Может, я просто сам себе всё это придумал. Потому что привык везде видеть двойное дно.

— Двойное дно — это интересно, — заметила Таня, делая глоток давно остывшего чая, который они, собственно, и пытались пить, — У моей бабушки была шкатулка с двойным дном, сверху она хранила всякие скучные штучки, блестящие, но не сильно красивые. А внутри вот — там лежало только очень ценное, она это никому не показывала, даже мне. Может, у твоей Маши там тоже ценное?

— Что ты имеешь в виду? — не понял сравнение Павлов.

Таня посмотрела на него, как на идиота, после чего пояснила снисходительным тоном:

— То, что ты сам сказал — она пытается сделать вид, что всё классно. Выстроила вокруг себя стену, за которую не пускает никого, и заявляет всем и каждому, что счастлива жить вот так. Говорит тебе, что между вами только секс, и кичится своими отношениями с начальником, потому что там — тоже только секс. И на каждом углу твердит, что всё замечательно, это её выбор и он прекрасен. Нет ничего лучше свободы и так далее. Но за этой стеной, как под потайным дном, прячется маленькая девочка, которая просто боится, что все вокруг — враги, и каждый норовит причинить боль. Ей страшно любить, более того — она не верит, что это чувство может быть ответным. Ты, кстати, поступаешь точно также, — добавила вдруг Смыкалова.

Миша нахмурился:

— То есть?

— Ты делаешь вид, что всё замечательно, и расписываешь эти два года как «беззаботные». Но я знаю, что это не так. Вижу по твоим глазам. Ты пытался за это время построить отношения трижды. И каждый раз что-то получалось не по-твоему, и вы расставались. Или я не права?

Павлов кивнул. Да, он знакомился с девушками — с разными, по характеру, возрасту, взгляду на жизнь и даже фигуре. Мужчина пытался — ходил на свидания, кино, рестораны, подарки, но всё неизменно заканчивалось расставанием. Миша успокаивал себя тем, что у него просто не хватало времени на что-то, кроме коротких романов, да и Хан его барышень не жаловал. Но на деле всё обстояло несколько иначе — он не видел в девушках той невесомой искры, которая заставляла глаза светиться, а смех — переливаться колокольчиками. Они казались ненастоящими — искусственными, почти бумажными. И Михаил уходил.

— Они были…не теми, — нехотя буркнул мужчина.

— Они не были ей, не так ли? — дождавшись кивка, Таня улыбнулась, — Ну, вот ты, наконец, это и понял.

— Что именно? — недоверчиво протянул Миша.

— Что тебе нужно для счастья, дубина. Ты не нуждаешься в советах, потому что итак знаешь, как поступить. Ты доберёшься до её второго дна, добудешь это сокровище — и больше никогда не отпустишь. Я знаю тебя, Павлов. Ты упорный.

Доктор усмехнулся, не слишком убеждённый словами подруги. Но он хотел верить, что та не ошибалась. Подняв на неё глаза, он спросил:

— Ты правда в это веришь?

Подруга кивнула:

— Вы ведь оба живы. Значит, еще повоюешь. 

***** 

Знаете, в чём плюс бессонницы? В какой-то момент от усталости границы реальности размываются, и ты перестаёшь понимать, где заканчивается боль физическая и начинается душевная. Знаю, это было слабым утешением, но, как любил повторять Миша — за неимением горничной пришлось иметь беднягу дворника. Другими словами — пользуемся тем, что есть.

Я думала, что во второй раз пережить разрыв с Павловым будет проще — в конце концов, мы и вместе-то толком не были, да и вообще, я всё это уже проходила. Как же сильно я ошибалась. Ситуация была не похожая — было хуже.

Я отчётливо помнила прошлый раз. Не само расставание, а его последствия. Потому что первое время мне так или иначе приходилось затрагивать эту тему. Возникали вопросы, со мной пытались знакомиться другие мужчины, ну или просто так или иначе это всё всплывало. И когда малознакомые люди, которые не проживали это всё бок о бок с нами, спрашивали «сколько вы были вместе?», я никогда не называла точный срок. Потому что считала его неважным. Люди могут привязаться друг к другу за пять минут, через сутки сделать предложение и провести всю жизнь вместе. А бывают случаи, когда за десять лет вы так и остаётесь друг другу чужими.

Но я не врала. Ни единого раза. Я всегда отвечала неизменное:

— Недостаточно.

И это было правдой. Мне было мало его. Я им дышала. Миша заменил мне кислород и все жизненно важные органы. Я как-то подзабыла, что он был человеком, а не аппаратом искусственного дыхания. А людям свойственно уходить.

Но я пережила это. Думала, что стала сильнее, но оказалось, что нифига подобного. Потому что в этот раз чувство было такое, словно меня не отключили от аппарата, а просто вырвали нахрен лёгкие. С корнем. Оставив лишь глубокие рваные раны. И обиднее всего было осознавать, что я это сделала сама, притом — голыми руками. Точнее, словами.

Чтобы вы понимали — первые несколько дней я не вставала. Просто лежала на не разобранном диване, свернувшись в клубок, и плакала. Иногда спала — урывками, это было больше похоже на дрёму, нежели что-то большее. Тело отчаянно нуждалось в отдыхе, но стоило мне закрыть глаза, как меня словно накрывала волна. Мне было нечем дышать, и я вскакивала, судорожно глотая воздух. Как когда-то.

Вот вам и «не влюбляюсь больше». Хотя, я ведь выполнила своё обещание. Ни в кого нового я не влюбилась. Всего лишь обновила чувства к своему бывшему. Я бы сказала, что это не считается.

Ещё я много курила. Причём — не вставая всё с того же дивана. Просто приткнула пепельницу и пачку на одну из полок стеллажа и дымила. Знаю — неправильно, я вообще терпеть не могла, когда так делали, ведь мебель отлично впитывала запахи, да и вообще, ну кто так делал?! Оказалось — я. Пустой желудок, ошмётки лёгких, наполненные дымом — да, я определённо планировала оказаться на больничной койке.

На работе меня не искали — я позвонила главному редактору и сказала, что заболела. Голос у меня при этом был такой, что меня не то, что отпустили без лишних слов, а ещё предложили вызвать врача или принести лекарства. Но я лишь отмахнулась — сердечные раны пилюлями не залечить. Пробовали.

С Дашей я тоже не разговаривала — просто не хотелось. Подруга у меня всегда отличалась пониманием и проницательностью, поэтому она просто оставила меня в покое, позволяя самой разобраться в себе. Что я и пыталась сделать — в перерывах между истериками.

На самом деле я определённо оправдала смысл фразы «тупая Маша», которым нередко награждала себя. Подумайте сами — меня бросил парень, через два года он вернулся, решил, что всё осознал и попросился обратно. Всё, как в тех слезливых мелодрамах, которые пачками штампуют режиссёры. С той только разницей, что в реальной жизни всё происходит иначе. Нет счастливого конца, и вы не целуетесь под дождём \ на закате \ на берегу моря, а на заднем фоне не играет попсовая музыка. И в конце не будет затемнения экрана, и по нему не побегут бодро титры.

Нет, на самом деле всё выглядело вот так — диван, сигареты на пустой желудок и отчаянные попытки дышать. Почему так? Почему не пошла навстречу, не позволила себе быть девушкой и просто любить? Всё просто — потому что страшно. Ведь такое с нами уже бывало. Именно с нами. Никто не мог мне дать гарантий, что подобное не повторится.

И всё же, несмотря на то, что всё для себя решила, подсознательно я всё равно ждала звонка. Или визита. В конце концов, этот мужчина не привык ни сдаваться, ни уходить навсегда. Однако, дни шли, а он не появлялся. И я перестала ждать. Смирившись с тем, что похерила всё сама.

Эта мысль злила, но вместе с ней приходила и горечь. Сама виновата. А после подгребало и смирение. Ничего. Я с этим справлюсь. Не в первый раз, в конце концов.

Я настолько глубоко погрязла в своих мыслях, что когда услышала дверной звонок, подумала, что у меня от недосыпа и голода начались глюки. Но, стоило мысли оформиться в сознании, как я подскочила на ноги. Мир опасно накренился (всё же стоило хотя бы глюкозки себе прокапать), но я лишь мысленно отмахнулась. Чёрт, он пришёл! Глянув в зеркало, я простонала — видок у меня был такой, что краше только в гроб клали. Голова нечёсаная, под глазами — огромные синяки, сама вся бледная, осунувшаяся. Да уж, красавица, нечего сказать.

Может, притвориться, что никого нет дома? Да нет, это глупо. Тем более, что грохот, с которым я поднялась на ноги, слышно было чуть ли не на первом этаже. Тонкие стены и хорошая слышимость — наше всё. Так что придётся сдаваться.

Пригладив торчащие и всклокоченные волосы, я вздохнула — лучше не стало. Ну, делать нечего, придётся открывать так.

— Маша, почему так долго?! — воскликнул мужчина, стоило мне дрожащей рукой открыть дверь.

Я сделала шаг назад, растерянно глядя на стоящего передо мной человека. НЕ того человека.

— Денис? — проблеяла тонким голосом, даже не пытаясь скрыть разочарование, которое наполнило меня до краёв.

— А ты кого ждала? — хмыкнул тот, заходя в квартиру и занося два огромных пакета, — Фига се, — присвистнул он, видимо, всё же рассмотрев меня как следует, — Мне, конечно, сказали, что ты серьёзно заболела, но я был уверен, что привирали. Однако…видок у тебя, откровенно говоря, паршивый.

— Я в курсе, — вяло огрызнулась, тут же занимая позицию нападающего, — Что ты тут делаешь?

— Да вот, подумал, вдруг ты тут с голодухи помираешь. Принёс продуктов, — потряс другпакетами, — Там еще лекарства, но я не знал точно, что с тобой. Поэтому взял всего понемногу.

— Мышьяка там случайно нет? — буркнула я, — Мы же вроде договаривались — ты сюда не приходишь. Никогда.

— Ну прости. Я как лучше хотел. Так что — пустишь, или так и будем на пороге стоять?

Чуть подумав, я махнула рукой. Да плевать. В конце концов, он своим присутствием вряд ли отравит воздух в моей квартире. Терять мне, в любом случае, было нечего.

Разувшись и пройдя в комнату, Денис принюхался и поморщился:

— У тебя тут что, вечеринка была?

— Эм…нет.

— А воняет так, как будто была. И причем такая, курительная туса. Признавайся, кого принимала? — допытывался Денис.

— Да не было тут никого! — взорвалась я, — Я тут курила! Я!

Мужчина приподнял бровь:

— А проветривать не пробовала? Говорят, помогает.

— Слушай, я как-то выживала без твоих советов. Думаю, и сейчас справлюсь.

— И это лишний раз доказывает, что ты думаешь неправильно, — спокойно парировал мужчина, — Рассказывай.

Я хмыкнула:

— Что, сам не в состоянии разобраться, куда продукты деть? Познакомить тебя с холодильником?

— Сергеева, уволю, — кажется, мой начальник начал терять терпение.

Я же, крайне довольная собой (а что, форму, значит, не потеряла), лишь пожала плечами:

— Не имеешь права. Мы не на работе.

— Да, потому что ты якобы болеешь. Повторюсь — выглядишь ты паршиво и сперва я подумал, что история про болезнь — правдива. Но теперь вижу, что ты просто нихрена не ешь и не спишь, — принюхавшись, Денис добавил, — И упорно игнорируешь душ. Так что повторяю — рассказывай.

Я вздохнула. Иногда он бесил меня своей проницательностью. С другой стороны — он был журналистом с многолетним опытом, и умел видеть людей насквозь. Навык, безусловно, полезный, но со мной он периодически играл злую шутку. Как, например, в тот день.

С другой стороны, он ведь был мужчиной, с претензией на интеллект. Может, он мог бы мне посоветовать что-нибудь дельное? Чуть подумав, я всё же рискнула:

— Я рассталась с Мишей. Опять.

— А вы сходились? — приподнял бровь Денис.

— Ты много пропустил, гоняясь сразу за несколькими юбками, — не упустила я возможности поддеть мужчину, — Так что не удивительно, что какие-то факты моей жизни прошли мимо тебя.

— Не паясничай. Лучше скажи, как ты?

Я раскинула руки в стороны, криво улыбнувшись:

— По мне не видно? Радуюсь, сука, жизни. Разве что не свечусь от счастья.

— Да уж…и что произошло? Какую причину твой дружок придумал на этот раз?

Хмыкнув, я присела на табуретку и, пожав плечами, отозвалась:

— В том то и дело, что ничего. Он хотел остаться. Это я решила, что нам не по пути.

Денис смерил меня чуть удивлённым взглядом. Таким, словно искал что-то. Надеюсь, не мозг. Хотя, если он пытался обнаружить его где-то, вне моей головушки, значит, наконец-то начал сомневаться в том, что я — умный человек. Эх, а ведь он держался до последнего, верил в меня, зараза. Зато я могла гордиться собой — за несколько дней умудрилась разочаровать не одного, а целых двух мужчин. К успеху шла.

— То есть ты прогнала его — и теперь убиваешься из-за этого? Я правильно тебя понял? — уточнил мужчина.

Чуть подумав, я кивнула. Ведь, по сути, так и было. Но меня можно было понять! В конце концов, как там говорится? Обжегшись на молоке — дуем на воду. А Миша был не какой-то там водичкой — он был самыми настоящими сливками. Вредными, жирными, вызывающими такое адское привыкание, какое никакая наркота не переплюнет. Так что меня нельзя ругать лишь за то, что я подумала о себе и своей безопасности.

— Я, конечно, более чем уверен, что у тебя были причины так поступить, — продолжил тем временем Денис, — Но всё же, порадуй мою душу, и расскажи, нахрена ты это сделала?

— Удивлена, что тебя это беспокоит, — приподняла я бровь, — Ты ведь должен радоваться. Сам знаешь — я не изменяю, а останься я с ним — и всё, тебе доступ к моему телу был бы закрыт.

— Как будто сейчас он у меня есть! Ты меня, конечно, извини, но у тебя сейчас такой вид, что от лягушки будет проще получить какую-то эмоциональную отдачу, чем от тебя. А трахать, прости, просто тело, мне не интересно. Да, и давай будем откровенны — наша с тобой интересная и насыщенная удовольствием история уже какое-то время как подошла к концу. Правда, я думал, что ты просто нашла кого-то нового, но нет — ты решила вернуться к старому.

— Ни к кому я не возвращалась, — буркнула, отведя взгляд, — Он сам нарисовался. Свалился, блин, на мою голову.

— Но ты была этому рада, — отметил Денис, — Ты можешь отрицать, но это заметили все.

— О чем ты? — нахмурилась я.

— Ты светилась, — просто ответил мужчина, — Изнутри, словно в тебя снова вдохнули жизнь. И это даже не мои слова — Настя, — назвал он имя нашего главреда, — Сказала мне это на одной из последних планёрок. Она — да и все остальные — были рады, что ты, судя по всему, снова влюбилась.

Я покачала головой, не зная, что ответить на это. Получается, все вокруг что-то видели, и только я упорно говорила, что это так, развлечение? Это со всем миром что-то не так, или со мной? А, быть может, и с тем, и с другим?

— Я не хочу его любить, — наконец, произнесла я тихо, — Я боюсь его любить, — добавила, чуть подумав.

— Боишься, что снова обманет?

Я кивнула, поднимая взгляд на Дениса. Я мечтала, чтобы он сказал что-то — подтвердил мои мысли или же, наоборот, опроверг их. Потому что сама я уже ни черта не соображала. Я запуталась в этой реальности, и мой нифига не отдохнувший мозг никак не помогал сосредоточиться.

Мужчина, кажется, прочитал мои мысли. Потому что, чуть улыбнувшись, он отрицательно покачал головой и сказал:

— Тебе не нужен от меня совет. На самом деле ты для себя уже давно всё решила, и ты просто ждёшь, что я скажу тебе, будто ты права. Или же нет. Но этого не будет. Не мне давать тебе такие советы. Прости, милая.

— Но я ничего не решила, — пробормотала я, потирая наверняка красные глаза.

— Решила, — упрямо повторил Денис, — Просто пока боишься принять это. Но ничего — это придёт к тебе. А сейчас — просто успокойся и ляг спать. Если что — в одном из пакетов я припас для тебя бутылочку вишневой настойки. Она поможет уснуть. А я пойду.

С этими словами мой начальник-тире-друг мягко обнял меня, чмокнул в макушку и вышел из кухни. Через минуту я услышала, как негромко хлопнула входная дверь. Вздохнув, встала и закрыла её на ключ. Только незваных гостей в виде не всегда адекватных соседей мне не хватало.

Разложив продукты по полкам (Денис, щедрая душа, набрал моих самых любимых деликатесов, и даже про красную рыбу не забыл!) и убрав в аптечку лекарства, я чуть подумала, а после всё же замахнула стопку настойки. Приятное тепло разлилось по организму, ошпарило пустой желудок, и я захмелела, кажется, через минуту. Убрав бутылку в холодильник, я добрела до дивана и, не раздеваясь, упала на него, проваливаясь в такой необходимый мне сон.

Проснулась утром, я как ни странно, в более чем адекватном состоянии. Голова не болела совершенно, и я чувствовала себя более чем отдохнувшей. Но, что самое главное — я понимала, что проголодалась. Причем — просто до жути.

Приготовив себе богатырский завтрак — сендвичи, омлет с авокадо и литровое ведро чая, я уничтожила его за секунду. После чего, кажется, в первый раз взглянула на себя в зеркало — и ужаснулась. Это что за бомжиха смотрела на меня?! Откуда эти нечесаные лохмы, круги под глазами, да и сама кожа почему такая серая и отвратительная на вид? Это что, я? Нет! Быть того не могло!

Скривившись от одного своего вида и заодно вспомнив, что был за день, я бросила быстрый взгляд на телефон, отмечая, что времени еще у меня было полно. Так что, тряхнув спутанными волосами, я поспешила в душ. Моему тельцу определённо требовался абгрейд.

Пока я намыливала волосы, свою тушку, скребла кожу, делала массаж головы и вообще — шуршала, как только можно, пытаясь сделать из себя человека, мой мозг лихорадочно работал. Ещё бы — он отдохнул, и я напитала его под завязку! Мысли были самые разные, но главным образом — я ругала себя. Потому что посмела себе впасть в это уныние. «К чёрту!» — подумала я, яростно взмахивая мыльной мочалкой.

Ишь, что удумал! Захотел вернуться! Правильно я поступила, что послала его! Не нужен он мне! Решено! Я буду другой! Смелой, улыбчивой, живой. И обязательно счастливой — такой, какой меня вообще никто никогда не видел! Я буду регулярно выходить в свет — вечеринки, много вечеринок! Никакого затворничества — нет, хватит, я итак слишком долго вечера проводила либо дома с книгами, либо с Денисом или вообще с Мишей. Хватит, будем учиться жить заново. И это будет хорошая жизнь.

«И я обязательно заведу мужчину», — подумала я с усмешкой, вытирая капли воды полотенцем и проходя в комнату. А лучше — сразу двух! На случай, если один окажется мудаком. Хм, а если и второй тоже будет из этой категории? Эх, была не была — заведу женщину! С ней мы точно будем понимать друг друга. Хотя, бабы иногда бывают хуже мужиков. Блин, что же делать? Точно! Заведу кошку! Её нужно будет всего лишь кормить, да убирать горшок. Я справлюсь.

Кивнув самой себе, я высушила волосы и, чуть завив их на концах, оделась в узкие джинсы и клетчатую рубашку. А что — одновременно мило и просто. Самое то для того места, которое я собиралась посетить. Немного косметики, чтобы скрыть бледность — и вуаля! Конфетка снова была в красивой упаковке.

Когда я уже была готова обуваться и выходить из дома навстречу своей новой жизни, в дверь неожиданно позвонили. Странно, мы с Кариной вроде не договаривались, что поедем вместе, а больше никто прийти и не мог. Ну да ладно, значит, сэкономлю на дороге. С этими мыслями я распахнула дверь — слова приветствия застряли у меня в горле. Вместо этого послышалось бульканье, а после сдавленное:

— Ты?

Так, кажется, новой жизни придётся подождать. Например, того момента, когда я обзаведусь новым сердцем. Ибо старое уже нахрен ничего не выдерживало. Особенно — вида Михаила Олеговича Павлова на пороге моей квартиры.

— Привет, — негромко произнёс он, делая шаг и бесцеремонно проникая в моё жилище.

— Ага, — выдавила я, глядя на него с некоторой долей опаски.

Нет, ну нафиг, точно женщину заведу! Она меня, по крайней мере, не будет доводить до сердечного приступа одним своим видом! У мужиков в этом плане было гораздо больше шансов и возможностей.

Машинально я отметила, что Док выглядел малость помято. Так, словно не только у меня в последние дни были проблемы со сном. И, судя по его чуть бегающему взгляду, Павлов не брезговал подпитываться кофеином.

— Я много думал! — заявил мужчина, делая шаг ко мне.

— Эм…я тебя с этим поздравляю, — кивнула, выставляя вперёд руку, не давая ему приблизиться, — И о чём же, позволь поинтересоваться?

Облизав губы, Миша вздохнул и спросил:

— А ТЫ помнишь, что сказала мне тогда?

Я вздрогнула так, словно меня ударили. Он использовал запрещённый приём, и прекрасно знал об этом. Потому что — ну, конечно, я помнила. Каждую секунду, каждое слово — произнесённое, как им, так и мной. Удивительно, что Миша их не забыл. Он в тот день очень торопился, уходя.

Сглотнув, я коротко ответила:

— Да.

— Сможешь повторить? — допытывался мужчина.

Вот же гад! Он бил меня моим же собственным оружием. Миша смотрел на меня с долей вызова, но при этом в его глазах я видела так же что-то другое. Искорку веселья, нежности — и надежды. И я сама не заметила, как мой язык произнёс ту самую фразу:

— Я сказала, что если ты поймёшь, что совершил ошибку — мои двери будут всегда для тебя открыты…

Кивнув, словно он до последнего сомневался, Миша мягко взял меня за руку и, чуть отведя её в сторону, подошёл ко мне вплотную. У меня перехватило дыхание — он был слишком близко, так, что от аромата его кожи у меня кружилась голова. Кажется, слезть с этой наркоты будет гораздо сложнее, чем я думала.

— Мне понадобилось очень много времени, чтобы понять это, — негромко произнёс мужчина, — Иногда я бываю невероятно туп. Например, как в тот день, когда решил, что смогу жить без тебя. Ты просишь отпустить тебя, но я не могу. Пытаюсь — не выходит. Так что, ты возьмёшь свои слова обратно или всё же откроешь свои двери для меня?

Он говорил это мягким голосом со своими неизменными бархатными нотками, при этом мягко поглаживая мою ладонь. И я чувствовала, как моя решимость откреститься от всего и завести женщину тает. Потому что это был он — Миша Павлов. Мужчина, которого я любила тогда, и которого продолжала любить, несмотря ни на что.

Сглотнув, я вдруг вспомнила, что уже опаздывала в другое место. Лукавая мысль прокралась в мою голову, и губы сами растянулись в улыбке. Предвкушающей. Сжав его пальцы, я подтолкнула его в сторону выхода с коротким:

— …поехали.

— Куда? — недоумевающим тоном спросил Док.

— У моей мамы день рождения сегодня. Я обязана быть на этом празднике жизни. Хочешь, чтобы я простила тебя — пройди это испытание. Победишь дракона — я, так и быть, рассмотрю твоё предложение.

И ошарашенный взгляд Павлова был настоящим бальзамом для моего сердца. Шрамы на котором, кажется, начали затягиваться… 

Глава двадцать третья

— Куда ехать, помнишь? — спросила я Мишу спокойно, когда мы сели в машину.

— Конечно, — кивнул мужчина, — Но ты уверена, что это стоит делать?

На это я лишь пожала плечами:

— Если ты хочешь быть со мной — тебе всё равно предстоит снова завоевать любовь моей семьи.

— Это понятно. Но начинать вот так — заявляясь на день рождения твоей мамы… Это нагло даже для меня.

— Хм… ну, если ты настаиваешь, — протянула я чуть насмешливо, — Если ты испугался, то я, конечно же, не смею настаивать…

Как я и думала, мои слова подействовали на Дока. Он всегда был чуточку тщеславным и самоуверенным, я же в какой-то момент научилась давить на это. Помнится, он хвастался тем, что никогда не боялся знакомиться с родителями и заявлял, что лишь от меня зависело, когда я представлю их друг другу — он, дескать, готов всегда. К слову, тут Павлов не врал — он правда с честью выдержал это испытание, произведя на мою маму хорошее впечатление. А отчим, который сам родился и вырос в Казахстане, тут же нашёл в земляке отличного собеседника, который во многом разделял его взгляды и вообще, они словно говорили на одном языке. В общем, я гордилась тем, что Миша так ловко вписался в нашу семью.

И, чтобы всё получилось, мужчине нужно было выдержать это снова. С учётом того, что он сделал — испытание явно было посложнее предыдущего. Но я почему-то не сомневалась — Док перед трудностями не спасует. Он вообще был не из таких людей. Вернулся же он, после того, как я его прогнала.

Приехали мы довольно быстро — уже спустя двадцать минут машина притормозила перед симпатичным синим забором, за которым прятался родительским дом. Отмечать было решено в беседке на заднем дворе, потому что никакой ресторан не мог заменить домашнего барбекю, летнего солнца и бадминтона. Ну и всего того, что наверняка придумала Карина.

Которая, к слову, первая выбежала меня встречать. И, узнав машину, а также её обладателя, лишь хмыкнула.

— А я всё гадала, притащишь ты его с собой или нет, — отметила Близняшка, целуя меня в щёку, — Не самая лучшая идея, сестрёнка. Мама ведь не в курсе?

Я покачала головой:

— Это было спонтанное решение. Можно сказать, секундный порыв.

— Да уж, знаю я твои порывы, — покачала головой сестра, — Ладно, все уже на заднем дворе, так что иди туда и осторожно подготовь матушку к ещё одному гостю. А ты, — кивнула она Павлову, — За мной.

— Куда? — поинтересовался мужчина.

В его голосе звучало не опасение, но настороженность. Его можно было понять — с сестрёнки станется засунуть его в подвал, приковать к трубе цепями и пытать. Просто так, от скуки.

Карина закатила глаза. Схватив мужчину за руку, она потащила его в сторону дома:

— Да не съем я тебя! На кухню. Поможешь мне. Так сказать, начнёшь зарабатывать бонусные очки.

Миша оглянулся, посылая мне вопросительный взгляд, но я лишь пожала плечами. Он знал, куда ехал. Так что, ему оставалось лишь терпеть. Я же, тряхнув головой и нацепив на лицо самую милую из имеющихся у меня улыбок, поспешила на задний двор — поздравлять именинницу.

Там действительно собралась вся наша семья — отчим Сергей вовсю прыгал возле мангала. Ему вторил Вадим, а мама развлекала маленькую Алину. Внучку свою она обожала и сокрушалась лишь об одном — что она у неё была одна. На этих словах она всегда бросала в мою сторону выразительные взгляды, которые я упорно игнорировала — идею заводить детей я похоронила вместе со своей большой любовью.

Подойдя к сидящей в плетёном кресле маме со спины, я наклонилась и, обняв её за плечи, с улыбкой произнесла:

— С днём рождения, мамочка!

Вздрогнув, она обернулась и выдохнула:

— Маша, напугала. Знаешь же, что я терпеть не могу, когда ко мне подкрадываются со спины.

— Ага, я тебя тоже люблю, — хмыкнула я, целуя родительницу в щеку, — Привет, Егоза, — подмигнула я племяшке.

Та тут же бросилась ко мне на шею, и я охнула — эти трёхлетки были ужасно тяжёлыми. Прошли те времена, когда я могла держать малышку одной рукой. Хорошо, что это была не моя обязанность, а моей сестрёнки. Она наверняка накачала такую бицуху, что могла и мужика зашибить. М-да, похоже, зря я отпустила с ней Мишу.

Кстати, о нём…

— Мам, ты только не ругайся, но я пришла не одна, — осторожно, пробуя на вкус каждое слово, произнесла я.

Матушка удивлённо вскинула брови:

— И с кем же? С Дашей?

— Нет. Это…мужчина, — отозвалась я уклончиво, решив подбираться издалека.

— Батюшки! Ты что, наконец-то познакомилась с кем-то новым?! — всплеснула мама руками, — Это же чудесно! Лучший подарок на день рождения!

— Ну, не с таким уж и новым, — протянула я, лихорадочно думая, как бы вывалить на неё новости.

Но, как и всегда, всё решилось за меня. Потому что с громким:

— А вот и мы! — на сцене появились новые действующие лица, а именно — Карина с тазиком салата и Миша, который тащил большую кастрюлю с, судя по всему, картошечкой по нашему фирменному, семейному рецепту.

Глядя, как мама сперва непонимающе хмурится, а потом на её лице мелькает тень узнавания, и следом губы сжимаются с тонкую нитку, я поняла — денёк будет тот ещё… 

***** 

Стоило Мише и Карине скрыться в доме, как девушка обернулась и, наставив на мужчину указательный палец, заявила:

— Значит так, давай мы с тобой сразу расставим точки на «и»! ты мне всё еще не нравишься. А вот моя сестра — да, и даже очень. И я желаю ей счастья. Вряд ли она будет им наполнена, если ты свалишься с сердечным приступом от гневного взгляда нашей матушки. Так что сегодня я на твоей стороне.

— Эм…спасибо… — кивнул доктор.

Михайлова отмахнулась:

— Пока ещё не за что. День только начался, и я тебе гарантирую — он будет, как минимум, интересным. Надеюсь, обойдётся без драки.

— А ты умеешь задать нужный настрой, — отметил Павлов.

Он проследовал за Машиной сестрой на кухню и послушно принялся чистить уже сваренную в мундире картошку.

— То ли ещё будет, — отозвалась Карина, нарезая овощи, — Но, как говорит мой муж «Главное в нашем деле что? Правильно — не ссать!».

— Твой супруг очень мудрый. Я сам предпочитаю пользоваться этой аксиомой.

Девушка поморщилась:

— Так, ты мне тут не умничай. Лучше запоминай. С Серёжей говори о футболе — это его козырёчек. Обязательно спроси, играет ли он до сих пор, он ответит «да» — и тут уже подключай фантазию. Можешь даже загуглить какие-то термины, если тебе это поможет.

— Карина, ты ведь помнишь, что я уже знаком с ним?

Та в ответ смерила его пренебрежительным взглядом:

— Ага, и еще мне известно, как он относится к тебе после того, как ты бросил дочь его супруги. Мне продолжать?

— Я имел в виду немного другое. Я знаю, что он футболист и в курсе, на какие темы с ним общаться. Лучше подскажи, как мне выжить? А уж о чём говорить — я разберусь.

Чуть подумав, Карина усмехнулась:

— А ты молодец, в обиду себя не даёшь. Хочешь выжить? Всё просто. Держись меня. Ну и Маши. Мы защитим. И ещё — на вопросы мамы не ведись. Она будет тебя провоцировать, не позволяй ей это. Заберется в твою голову — и всё, считай, мы тебя потеряли.

— Хорошо, я запомню это, — кивнул Миша с самым серьёзным видом.

— Молодец, — резюмировала девушка, подхватывая тазик с салатом, — А теперь, раз мы это выяснили — пойдём. Перед смертью, как говорится, не надышишься.

Когда они появились на заднем дворе, встретили их, мягко говоря, прохладно. Нет, Карину все были более чем рады видеть — особенно Алина, которая тут же кинулась помогать матери. Но Михайлова кожей ощутила ту порцию холода, которой одарили Павлова. Исходил этот поток, разумеется, от именинницы — рыжеволосая женщина смотрела на доктора так, словно он был её персональным, кровным врагом. Хотя, обидевший её ребёнка не мог быть никем другим.

Вздохнув, Михайлова подтолкнула его:

— Помни — не ссы. Всё обойдётся.

Кивнув, мужчина приблизился к Машиной маме и, искренне улыбнувшись, произнёс:

— Здравствуйте, Оксана Павловна. С днём рождения. Выглядите прекрасно.

— Я в курсе, — процедила та сквозь зубы, — Ты что тут делаешь и почему не забыл дорогу в наш дом?

— Мама, — мягко произнесла Маша, касаясь плеча женщины, — Я его пригласила. Миша…

Женщина резко обернулась:

— Вы что, снова вместе?!

— Ну…не совсем, — покачала головой её медноволосая дочь.

— Но мы работаем над этим, — вставил свои пять копеек Павлов.

Карина с Машей едва сдержались, чтобы не застонать в голос. Этот человек упорно копал себе могилу. Причём делал это не банальной лопатой — нет, он пригнал самый настоящий бульдозер, чтобы управиться максимально быстро и качественно.

— Вот как, — процедила Оксана Павловна, — Как это…мило…

Никто из присутствующих не поверил в искренность её слов. Но именинница, к слову, и не пыталась этого добиться. Нет, она смотрела на мужчину, который когда-то разбил сердце её дочери и лишил её возможности еще разок стать бабушкой — и мечтала о том, чтобы использовать его как пиньяту. А именно — подвесить на верёвке и избить битой до такой степени, чтобы содержимое вывалилось на лужайку. Да, характером дочери точно пошли в неё.

Сергей и Вадим, почувствовав, как накалилась обстановка, решили вмешаться.

— Вы принесли гарниры. Замечательно. Мясо почти готово, — сообщил отчим девушек, подходя к ним и пожимая руку Мише, — Привет, давно не виделись.

— Здравствуйте, — ответил Док, предварительно поставив кастрюлю на специальную подставку.

— Как жизнь? — спросил Вадим с вполне искренней и доброжелательной улыбкой.

Между мужчинами завязалась непринуждённая беседа, и они незаметно отошли к мангалам. Маша поняла, что Павлова увели из зоны обстрела и с облегчением выдохнула. После чего повернулась к недовольной матери и попросила:

— Только не убивай его, пожалуйста.

Раздражённо хмыкнув, женщина ответила:

— Маша, я не понимаю тебя. Почему он? Неужели нет других?

— Для меня — нет, — негромко призналась девушка, — Я люблю его. И привела сюда только для того, чтобы и вы это поняли.

— То есть, вот с ним ты в итоге видишь своё будущее? — резюмировала Оксана Павловна.

Но её дочь покачала головой:

— Я пока ничего не решила. Он просит дать ему шанс, я согласилась подумать только, если он переживёт этот вечер. Но я вас прошу — не убивайте его.

Карина обняла сестру за плечи:

— За меня можешь быть спокойна — пока ты не попросишь, я не достану из своего тайничка биту. И ядовитые шпильки в волосах я заменила на обычные. Всё для тебя.

Улыбнувшись, Маша бросила матери полный мольбы взгляд. Та, чуть подумав, всё же кивнула:

— Хорошо, я постараюсь. Но стопроцентной гарантии не дам.

Рыжая кивнула:

— Большего и не надо. Идёмте к столу. В конце концов, мы тут собрались по прекрасному поводу.

Дальше всё шло на более чем позитивной ноте. Вся семья и незваный гость расположились за столом, который ломился от самой разной еды. Карина кормила Алину и параллельно всячески развлекала мать. Маша ей вторила, мужчины о чем-то беседовали между собой. Всё это периодически прерывалось какими-то общими историями, тостами или музыкой, которая лилась из установленного на крыльце дома приёмника.

Маша наблюдала за всем этим и понимала, что ей хорошо. Её близкие рядом, Миша живой и кажется, никто не собирается ему вредить. Еда вкусная, она действительно отдохнула, солнышко ласково припекало — что еще было нужно для счастья?

Ответ она узнала очень скоро. Заиграла медленная песня и к рыжей подошёл доктор.

— Потанцуем? — с улыбкой спросил он.

Чуть покраснев, Маша всё же кивнула и позволила ему утянуть себя на лужайку. Его примеру последовал Сергей, пригласив именинницу, Вадим же сделал выбор в пользу своей младшей любимой женщины. Впрочем, Карина не расстроилась — она без зазрения совести променяла танцы на шашлык и рёбрышки.

Миша, обняв девушку за талию, мягко кружил её, касаясь губами его волос. Он чувствовал себя отлично — у него на душе царило удивительное умиротворение, несмотря на то, что Машина мама, кажется, не теряла надежды убить его взглядом. Хорошо, что он уже давно сделал себе прививку против подобных выходок.

— Мне кажется, всё проходит более чем хорошо, — негромко сказал Павлов девушке на ухо.

По Машиной спине побежали мурашки от этого вкрадчивого шёпота. Сглотнув, та ответила:

— Не зарекайся. Ещё даже торт не вынесли. Всё может измениться за секунду.

— Я всё же верю в лучшее, — отозвался Михаил, — И знаешь — мне очень нравится проводить так с тобой время. Я даже подумываю о том, что нам с тобой точно нужен будет дом.

— Хватит, — сдавленно выдохнула рыжая, — Не делай этого. Не строй планы. Я пока не дала своего ответа.

— Прости, — мягко попросил Док, осторожно целуя её в макушку, — Просто крайне сложно запретить себе мечтать, когда ты рядом.

Маша ничего на это не ответила. Вместо этого она чуть крепче обняла мужчину, прижимаясь к нему, и вдохнула аромат его кожи. Ей тоже было тяжело остановить поток мыслей, который правил балом в её голове. Потому что всё это снова стало слишком реально — их жизнь. Совместная. Где были только они вдовеем. Поначалу. А позже их становилось уже больше…

Когда музыка стихла, рыжая осторожно выпуталась из Мишиных объятий и сделала шаг назад, в сторону дома:

— Я до дамской комнаты. Не теряйте меня.

Павлов кивнул и вернулся к столу. Но не успел он попытаться завязать беседу с сидевшим неподалёку Вадимом, как услышал недовольное:

— Ты мне не нравишься.

Повернувшись, он наткнулся на суровый взгляд Оксаны Павловны. Сомнений, что она обращалась к кому-то другому, не было. Поэтому, Миша кивнул:

— Я это понимаю.

— Будь моя воля — ты бы никогда не оказался снова даже близко рядом с моей дочерью. После того, что сделал, — продолжила женщина.

Да, было бы глупо думать, что его так просто простят. И мужчина был готов к тому, что на него будут смотреть, как на врага и грозить различными карами. В конце концов, это была Машина семья — люди, которые любили её и желали ей счастья. Но и сам Павлов был одним из этих людей. Он готов был сделать всё, чтобы девушка не просто улыбалась, а чтобы она не знала, что такое горе. И при этом верила ему.

— Я знаю, что поступил неправильно. И мне за это стыдно.

Оксана Павловна поморщилась:

— Ой, вот только не надо всех этих слов. Знает он. Ничерта ты не знаешь. Тебя не было рядом с ней, когда ты ушёл. Ты не видел её.

Сглотнув, Миша произнёс:

— Простите. Я не могу изменить того, что сделал тогда, но могу пообещать, что потрачу всю оставшуюся жизнь на то, чтобы попытаться исправить это.

Женщина какое-то время изучала его, рассматривая снизу вверх. Док чувствовал себя насекомым, попавшим под микроскоп. Не самое приятное ощущение. Но он терпел, потому что понимал — ему важно не только завоевать Машу, но и вернуть доверие её семьи. Она любила их, и без благословения родных не смогла бы быть по-настоящему счастливой с ним.

Наконец, мать рыжей заговорила. Медленно, подбирая слова:

— Знаешь…я хочу пожелать тебе только одного. Чтобы твой ребёнок никогда не оказался в подобной ситуации. Нет, пусть он влюбляется, и даже пусть ему разбивают сердце, ведь это закаляет. Но не так. Я желаю, чтобы на пути твоих детей никогда не встречались люди, которые, уходя, прихватят с собой и их души. Потому что, видит Бог — нет ничего более страшного для родителя, чем видеть, как больно его ребёнку — и не иметь возможности помочь ему. Потому что это та боль, от которой нет лекарства, и никто не поможет пройти через это. Это можно только переждать, переболеть — и попытаться снова жить.

Слова женщины, произнесённые таким спокойным, но вместе с тем холодным тоном, заставили Дока поёжиться от внезапного озноба. А та, будто не замечая, продолжила говорить, словно желая добить его…. 

*****

Два года назад

Нужно было успокоиться. Просто успокоиться. Девушку трясло — так, что челюсть сводило, а в груди крутило так, словно кто-то включил огромные лопасти. Дышать больно. Стоять трудно. Жить невозможно. Первый раз в жизни её руки дрожали настолько сильно. Девушка подумала — может, где-то есть источник тока? Ведь не могло так трясти тело.

Маша очнулась, сидя на полу и заходясь в рыданиях. Она не понимала, сколько прошло времени — вроде вот только она провожала ЕГО взглядом в окно, и вот уже сидела, прислонившись к стене и пытаясь унять дрожь. И сделать вдох — это было очень важно. Потому что — как жить без кислорода? С другой стороны — а стоило ли вообще пытаться?

ОН ушёл. А её накрыло. Это было похоже на волны. Маша делала что-то — механически, отключив голову, просто чтобы руки были чем-то заняты. А потом вдруг она снова находила себя сидящей на полу, сжимающей грудь руками и пытающейся сделать вдох. Выходило у неё не очень — внутри словно зияла огромная дыра, и её было нечем заполнить. Она рыдала — некрасиво, в голос, захлёбываясь, а в голове пульсировала лишь одна мысль. «Как же больно». И как сильно ей хотелось, чтобы это прекратилось. Потом её отпускало ненадолго, но следом за первой волной приходила вторая. И всё начиналось заново.

Маша пыталась лечь спать, но у неё не получалось — чувство, будто она задыхалась, снова возвращалось. Поесть тоже не выходило — любая мысль о пище вызывала тошноту. Маша словно горела.

Она позвонила маме, но когда та взяла трубку, девушку хватило лишь на жалкий всхлип.

— Маша? Что случилось? — голос женщины звенел от волнения.

Собравшись с силами, рыжая выдавливает из себя:

— Он ушёл, мам.

— Кто ушёл? — явно не поняла Оксана Павловна.

— Миша, — сорвалось с губ девушки вместе с очередным рыданием.

— Не поняла. Что произошло?

— Он…он сказал…что не любит меня.

Каждое слово обжигало, будто огнём, но Маша сглотнула, словно надеялась, что это поможет.

— О, Господи, — только и смогла вымолвить её мама.

— Он ушёл, мам. Он совсем ушел. Мне так больно, что нечем дышать. Я пытаюсь сделать вдох, но у меня на груди будто лежит груз, — рыдала Сергеева, не в силах больше сдерживаться.

— Я знаю, моя хорошая, знаю. Это больно. Но всё пройдёт. Тебе просто нужно это пережить. Переждать. Перетерпеть.

Женщина пыталась подобрать слова, которые бы смогли успокоить её ребёнка. Она повторяла, как сильно любит её, и что всё обязательно будет хорошо. Помогало это мало — её дочь только сильнее заходилась в рыданиях. Она, словно заведённая, повторяла:

— Он ушёл. Мне так больно.

И у Оксаны Павловны сердце кровью обливалось от того горя, что испытывал ей ребёнок. Она заставила дочь вызвать такси и приехать к ней. А после — прижала её к себе, позволяя рыдать у себя на груди. Её домашняя футболка быстро промокла насквозь, но женщина ни слова не сказала — ведь это была всего лишь ткань. Если бы это могло помочь — она отдала бы дочери все свои лучшие наряды, чтобы та заливала их какими угодно жидкостями. Увы, это явно бы не помогло.

Когда спустя несколько часов ребёнок всё же успокоился, Оксана Павловна насильно накормила её супом, потому что понимала — Маше нужны были силы. Та вяло ковырялась в тарелке, но хотя бы больше не плакала. Так, лишь изредка шмыгала носом. Женщина говорила что-то, сама не замечая, что именно — просто какие-то шутки, истории. Что угодно, чтобы Маша отвлекалась. Это могло, но ненадолго — когда отчим повёз её домой, девушка поняла, что снова плачет. Тихо, неслышно — по её щекам просто бежали слезы. Она не пыталась их вытирать. Бесполезно. Серёжа пытался её как-то подбодрить, но он мужчина, и не мог понять до конца, какие чувства обуревали женское сердце.

А дома пришёл новый приступ. Сергеева сползла по стенке, рыдая в голос, и судорожно заставляя себя дышать. Потому что всё вокруг напоминало о нём. Ведь он был там, в её крепости.

И словно сам воздух другой, и, чуть подумав, Маша поняла, в чём было дело. Её вещи. Одежда, которая уже была у него, и которую он привёз, пропахла им. Его домом, его квартирой. И Маша сидела на полу, зарывшись в неё носом, глубоко дыша, а после убрала её в пакет и спрятала. Потому что боялась, что рядом с другими её вещами запахи смешаются, а после вовсе пропадут. Глупо, но она держалась за это, как наркоман, которому резко, в один день, пришлось соскочить с иглы.

Мамин суп не задержался в желудке, и девушка избавилась от него, чувствуя, как тугие спазмы сжимали желудок и горло. Так было даже лучше — ВСЁ лучше, чем невозможность дышать. И эти слезы — они были везде. Маша уже устала плакать, но они всё равно текли, и их было не остановить. Она снова позвонила маме, и та приехала. Она провела с дочерью всю ночь, гладя её по волосам и убеждая поспать. Та пыталась, честно. Ей хотелось этого — провалиться в забытье, ведь там ей было хоть немного, но легче. И дыра в груди казалась чуть более терпимой. Но ещё страшнее ей было просыпаться, потому что не хотелось открывать глаза в этом новом мире. В котором рядом не было ЕГО.

*****

— Она завтракала чаем, йогуртом и валерьянкой. Обед, в принципе, был таким же. Потому что ничего, кроме жидкости и лекарств, её желудок удержать не мог. Маша больше не плакала — кажется, после той ночи слёз у неё больше не осталось. По крайней мере, мне она их не показывала. Но я знала, как ей было больно. Она отдалилась от нас. Перестала приезжать. Не только ко мне — Карину она тоже стала сторониться. Сперва я не могла понять, почему, ведь мы-то её ничем не обидели. А потом поняла. На своей свадьбе, когда во время своей речи она всё же проронила несколько слезинок. Маше было больно смотреть на чужое счастье. Каждый раз у неё при этом был такой вид, словно её обманули. Пообещали что-то, но в последнюю секунду отобрали. Оставили ни с чем.

— Я всего этого не знал, — произнёс Миша.

Его голос звучал глухо, а взгляд был направлен вниз, на зелёную траву. Каждое слово, что произносила эта женщина, било его, словно пощечина. Потому что он представлял себе всё это. В красках. Его Машу, которая сломалась. Из-за него. И которая пыталась починить себя сама. Пережить его предательство.

— Ещё бы, — хмыкнула Оксана, — Да и даже если бы узнал — неужели это что-то бы изменило? Нет, ты бы всё равно ушёл. Так что мой тебе совет, если решил снова поиграться — откажись от этого сразу и уходи. Не издевайся над человеком. Вы, хирурги, конечно, умеете обращаться со скальпелем, но резать сердце дочери я больше не позволю.

Миша хотел было что-то ответить, но не успел — рядом оказалась младшая Сергеева, которая первым делом спросила:

— О чём разговариваете?

***** 

Разумеется, я слышала их беседу. Не всю, но мне хватило и части, чтобы понять — дело плохо. Вид Миши только подтвердил мои опасения — он выглядел, как нашкодивший щенок. Похоже, маменька пропесочила его по первое число. Ну, класс. Только этого мне не хватало — здоровенного, взрослого мужика, снедаемого чувством вины. Спасибо, блин, мама.

Остаток вечера прошёл без эксцессов. Ну, почти. Когда Павлов, попрощавшись со всеми, пошел к машине, я, подчинившись молчаливому приказу мамы, чуть задержалась. Стоило мужчине оказаться по другую сторону заборы, наша именинница заявила:

— Мне всё это не нравится! Всё ещё!

— Что — это? — поинтересовалась я, даже не пытаясь скрыть то, насколько сильно меня утомили все эти разговоры.

— Я видела, как ты на него смотришь! Маша, не смей! Не вздумай снова с ним сходиться! Я никогда не одобрю этот союз.

Боги, как же я устала! От всего — отношений, который выжимали из меня все силы, друзей и родственников, пытающихся дать мне очень «нужный» и «дельный» совет. И мне точно не помешало бы проверить голову на предмет седых волос — чувствовалось, что они таки появились.

Отбросив все эти мысли, я произнесла максимально твёрдо:

— Мама. Не надо. Не заставляй меня сейчас приводить аргументы.

— Какие, например? — хмыкнула родительница.

Ох. Окей. Сама напросилась.

— Такие, что Сережа уходил от тебя сколько раз? Три, кажется? — припомнила я ей её личную драму, — Метался, не зная, как лучше поступить — остаться с тобой или вернуться к бывшей жене.

— То было другое. Его хватало на неделю максимум. Этот же пропал на два года. Ты была убита! — воскликнула мама.

Но я лишь резонно отметила:

— Как и ты. Неважно, сколько его не было — это в любом случае ранило. Но ты простила Сергея. Карина с Вадимом тоже несколько лет то сходились, то расходились. Давайте признаем, что это кредо женщин этой семьи — прощать своих мужчин. Потому что мы их любим, и они делают нас счастливыми.

— Что верно, то верно, — хмыкнула стоящая рядом Близняшка.

— Поэтому, что бы я не выбрала — уважайте мое решение. В конце концов, я уже выросла и за свою жизнь отвечаю только перед самой собой.

С этими словами, обняв маму и поцеловав в щеку сестру, я поспешила в машину, где меня уже ждал Миша.

Всю дорогу Павлов молчал, лишь судорожно сжимал руками руль и смотрел на дорогу. Да уж, похоже слова маменьки неслабо его проняли. Вот и что мне с ним было делать? Совета спросить не у кого — значит, нужно было справляться самой.

Когда иномарка остановилась возле моего подъезда, я негромко спросила:

— Зайдёшь?

Мужчина кивнул и мы поднялись в мою квартиру. Не задерживаясь на пороге, я прошла на кухню и поставила на плиту чайник. Затем достала кружки и чай. За всеми этими манипуляциями я не заметила, как на кухне оказался Миша. Что моё уединения прервали, я поняла только когда услышала негромкое:

— Прости меня.

Обернувшись, я нахмурилась:

— За что? Что ты успел натворить за те две минуты, что я оставила тебя одного?

Док покачал головой:

— Ты знаешь, о чём я.

Вздохнув, я кивнула. Да, отрицать очевидное было глупо. Павлов извинялся — в очередной раз — за проступки двухгодичной давности. Если бы его «прости» были деньгами — я бы уже выстроила небольшой коттедж за городом. С бассейном.

— Я просто так и не поняла одного — почему ты ушёл тогда? — отозвалась я после недолгого молчания.

— Испугался.

Против воли мои брови взлетели вверх:

— Что, прости?

— Я струсил, — повторил Док, — Мы планировали так много всего, что я просто…зассал. И решил, что проще дать задний ход. И…вот.

Я задумчиво хмыкнула. Да уж. Это не то, чтобы облегчало ситуацию, но хотя бы немного объясняло её. По себе знаю — тяжело с возрастом менять привычный уклад жизни. Сама была такой же — всё новое пугало меня, и я крайне неохотно вписывала в свой график что-то новое.

Нет, это не оправдывало Павлова — он поступил отвратительно и не по-взрослому. Но тот факт, что он открыто признался в трусости — это подкупало. Или просто я хваталась за соломинки.

В любом случае, я пожала плечами и ответила:

— Ну, я могу сказать лишь, что ты был не одинок.

— Что, прости? — переспросил доктор.

— Не только тебе было страшно.

— Серьёзно? — кажется, у мужчины возникли сложности с восприятием информации.

— Ну, конечно, — кивнула я, — Это же совершенно другая жизнь. Что-то новое, неизведанное. Естественно, меня пугали перспективы. А вдруг бы не получилось? И мы бы развелись? А если бы у нас уже были дети? Но, видишь, в чём разница — я была готова рискнуть.

— А я хочу сделать это сейчас, — негромко произнёс Миша, — Ты нужна мне. Я не думал, что буду так сильно нуждаться в ком-то. Но вот я стою перед тобой — и прошу позволить мне вернуться в твою жизнь. Я хочу сделать тебя счастливой. Только тогда я смогу быть счастлив сам.

— Ты любишь меня? — прямо спросила я, устав от хождения вокруг да около.

Мужчина чуть подумал и покачал головой. Но, прежде чем я успела хоть как-то на это отреагировать, он произнёс:

— То, что я чувствую — это гораздо больше, чем любовь. Я не могу облечь это в слова, да и не считаю это нужным. В этот раз пусть за меня говорят поступки.

Я молчала. Думала, взвешивала все «за» и «против», кусала губы, заламывала руки. Это был тот самый, решающий момент. Всё стояло на кону. Пан или пропал. Срываем большой куш или расходимся ни с чем. Что же мне выбрать?

Чуть подумав, вздохнула, и с моих губ сорвалось признание:

— Я очень сильно злилась на тебя. Любила — и злилась одновременно. И это может никогда не пройти до конца.

— Ты хочешь, чтобы я ушёл?

Я посмотрела на Мишу, и увидела в его глазах то, что, как мне казалось, никогда там не поселится. Покорность. Моя сестра — да и я сама — сумели поселить в нём надежду. Но маменька спустила Мишу с небес на землю. Он был как лев — свирепый и готовый сражаться, но в какой-то момент его либо приручили, либо он просто забыл, что такое свобода. Или же просто зверь позволил запереть себя. Он сидел возле меня — гордый дикий кот, но в то же время понурый и жаждущий ласки, тепла, любви.

Протянув руку, я коснулась его щеки и развернула лицо мужчины к себе.

— Нет. Я хочу, чтобы ты остался и позволил мне злиться на тебя, — чуть подумав, я добавила, — Надеюсь, ты хорошо отдохнул эти два года. Насладился свободными деньками. Потому что они закончились. Навсегда. Ведь если ты решишь снова бросить меня — я просто убью тебя.

Эпилог

Пять лет спустя

— София, если ты сейчас же не прекратишь мучить несчастное животное — я отдам все твои игрушки Паше!

Знаю, что вы скажете — наглый шантаж. Но я ничего не могла с собой поделать — эта пигалица слушалась только своего отца, а ябыла не в том состоянии, чтобы во-первых, драться с двухлетним ребёнком, и во-вторых — генерировать более гениальные идеи.

Малышка с успехом меня проигнорировала, пытаясь вытянуть Хана из-под шкафа. Животное жалобно мяукало, но уже не скребло когтями по полу — видимо, бедолага просто смирился со своей участью. Я же, бросив полный сочувствия взгляд коту, а точнее, его торчащей задней лапе и кончику хвоста, вернулась к своему занятию — помогала одеться маленькому мальчугану, который сидел на низеньком стульчике и смотрел на меня своими удивительно умными для такого возраста серыми глазами.

— Что за шум? — из ванной комнаты выглянул глава этого слегка сумасшедшего семейства.

— Твоя дочь мучает Хана. Опять, — без зазрения совести сдала я собственного ребёнка.

— Малышка моя, ты зачем Ханси обижаешь? — тут же запричитал Миша, присаживаясь на корточки и приглашающее распахивая свои объятия.

Соня, забыв про кота, тут же с визгом бросилась к отцу. Знаете, в такие моменты во мне беспричинно начинала просыпаться ревность. Вспоминались сразу все те слова, вроде «ты мучаешься, вынашиваешь их, рожаешь, а они потом папу больше любят». Хотя, меня и радовало то, как хорошо доктор ладил с детьми. В конце концов, нередки случаи, когда отец вообще не принимает участия в воспитании. У меня такой пример всю жизнь был перед глазами. Так что, как говорила моя мама «тссс, не спугни».

Утешало и то, что Паша был моим сыночком. Он ходил за мной хвостиком и регулярно напоминал о себе. Правда, в последнее время в нём проснулось это детское «я сам». Мой мальчик решил, что он уже взрослый мужчина и отказывался от постоянных обнимашек, помощи и прочего. Мне этого не хватало — я как-то быстро приноровилась следить и за излишне кровожадной Софи, и за слегка меланхоличным и спокойным Пашей. Так что эта часть свободного времени, которую он мне освободил, зияла, как дыра, и требовала, чтобы её чем-то заполнили.

Но мой мальчик был еще и очень умным. И чувствительным. Тем утром Паша, заметив, как я с тоской следила за его сборами, чуть подумал и спросил:

— Мама, а ты поможешь мне надеть сандалики?

Ох, материнское сердце чуть не растаяло от этого голоска. Я быстро кивнула, боясь упустить момент, со словами:

— Конечно помогу, мой хороший.

— Но шортики и футболку я надену сам! — тут же добавил ребёнок, словно боялся, что я засомневаюсь в его мужественности.

Так что я пользовалась крохами щедрости своего сына и с какой-то странной, почти нежной тоской думала о том, что рано или поздно он перестанет это делать. Просить что-то, нуждаться во мне. Как и Софи. Все наши дети вырастут. А мне так хотелось остановить то мгновение.

Рядом со мной присел мужчина моей мечты и с улыбкой спросил:

— Ну что, вы собрались?

Я кивнула, поднимаясь на чуть отёкшие ноги:

— Этот дом становится слишком маленьким для нас всех. Хану скоро будет негде скрыться от этих цепких ручек.

Миша покачал головой:

— Ничего, скоро закончится ремонт в доме, и мы переедем. Мастера обещали, что успеют до дня Икс, Мадам Павлова, — добавил доктор, кладя руки на мой довольно внушительный живот.

В общем, как вы поняли, у нас всё было хорошо. Не сразу, конечно, но мы этого добились. Путь был тернист, полон сложностей и подводных камней. В основном палки в колёса вставляла, конечно же, я. Не специально, просто была насторожена. Знаете, как говорят, предавший единожды — сделает это снова.

Но Миша был терпелив, он завоевывал меня и всю мою семью медленно, шаг за шагом. И в один день сделал мне предложение. Просто, без пафоса и фейерверков, в окружении всей нашей семьи. Он преподнёс мне кольцо — довольное интересное. Мой палец обвивало несколько тонких веточек из белого золота, усыпанных шипами, а вершину венчал небольшой, но невероятно красивый бриллиант. Обручальные кольца были выполнены в том же стиле — у меня узкое, у Миши чуть пошире. Они символизировали то, насколько непростым был наш путь, но что мы всё же смогли преодолеть его и быть вместе.

Сама свадьба была скромной, как мы и хотели. Нас расписали на вершине тридцатиметровой башни в том самом парке на морском побережье, где мы в первый раз поцеловались. Да, мы оказались настолько сентиментальными. На мне были джинсы и футболка с надписью «невеста», на Мише — такой же комплект, но, понятное дело, что на его одежде красовалось гордое «жених». Гостями — опять же — были только наша семья. Но зато за неделю до этого мы устроили себе знатные мальчишник с девичником.

Мы расписались через десять месяцев, как снова сошлись. На следующий день — съехались. Я прихватила с собой кошку, которую всё же завела. Назвала её Скай. Вообще пушистую дымчато-серую малышку полностью звали Лея Скайуокер, но коротко — Скай. А что — каждому Хану Соло была положена своя принцесса Лея. Ханси, к слову, от кошечки был просто в восторге — таскался за ней хвостом, оберегал, ложился с ней рядом спать и всё время, кажется, норовил вылизать. Отношения у них, разумеется, были чисто платоническими — оба были стерилизованы — но от того не менее нежными.

Так вот, мы переехали. А через неделю я родила Пашу. Да, вот такая негодяйка. Потому что Павлов предлагал мне выйти за него не меньше тысячи раз, но я морозилась до победного. Мама, помнится, ворчала на меня, что так нельзя, и дети должны носить с родителями общую фамилию. Ну, что я могу сказать — её волю мы выполнили. Я меняла паспорт одновременно с тем, как оформляла документы на сына.

С работы мне всё же пришлось уйти. Ну, пока не официально. Просто так получилось, что один декрет следовал за другим, и я из него просто не выходила. А после рождения третьего ребёнка, по нашему давнишнему уговору, я могла смело забить на журналистику и посвятить себя своей семье, пописывая заметки просто для развлечения. Что я и планировала делать. А Миша только радовался — он мне связь с Денисом до сих пор припоминал. И даже свадебный подарок от директора — полностью оплаченное путешествие в Италию на двоих — не смог его умаслить. Думаю, это стало одной из причин того, что доктор так быстро решил утянуть меня в декрет. А потом закрепил успех. Дважды. Чтобы наверняка. Так что, в конце концов, я получила то, чего так сильно хотела. То, что было написано в моём дневнике желаний. Я научилась быть мамой.

Карина говорила, что мы сошли с ума и что я никогда не высплюсь, если мы не перестанем плодить маленьких Павловых, но я просто не могла себя остановить. Или Миша. Или мы оба. Мы так сильно любили друг друга, что оно как-то происходило само собой. Сперва Паша, потом Софийка, и теперь вот мы снова ждали маленького. Кого — пока не знали, да и не хотели узнавать. Решили, пусть будет сюрприз. Так что детскую в нашем новом, большом и просторном доме, красили в нейтральный, персиковый цвет.

Жалела ли я о том, что было между нами? Может быть, немного. Мне было жаль потерянного времени. Но люди правильно говорили. Чтобы понять ценность чего-то — нужно это потерять. Или отпустить. Так было с нами. И мы правда научились ценить и беречь друг друга.

У меня часто спрашивали, почему я вообще решила простить его, как жила с этим, и неужели не осталось даже капельки злости. У меня всегда был один ответ — мне не за что было прощать Мишу. Он совершил ошибку, но она была только его. Важно было, чтобы он простил себя сам. Моя карма, совесть и прочее остались чисты. Я любила его, и поэтому, как бы сильно не пыталась — по-настоящему разозлиться и возненавидеть его у меня не вышло. Но я преподала ему урок, который он, как мне казалось, запомнил. Периодически я ловила на себе его полный тоски и сожаления взгляд и понимала, что он снова вернулся мысленно в тот день, когда решил уйти. И знаете — мой ангел мести был доволен этим. Что Миша помнил. И понимал, каким был идиотом.

Но я любила его. И говорила это, напоминала ему, как он важен, несмотря на все свои косяки. Однажды я спросила:

— Ты же понимаешь, что никто никогда не будет любить тебя сильнее, чем я?

На что Док улыбнулся и ответил:

— Будут. Наши дети.

И знаете, этот гад оказался прав. Паша и Софийка души в нём не чаяли. И что-то мне подсказывало, что наш третий малыш пойдёт по их стопам.

— Ну что, семья? — отвлёк меня от размышлений мужчина моей мечты, — Готовы ехать к бабушке с дедушкой?

— Да!!! — в один звонкий голос слились ответы детей.

Когда мы усадили малышей в машине — я не удержалась и взъерошила тёмные, как у отца, Пашины волосики — муж взял меня за руку и, отведя чуть в сторону, наклонился, коснувшись своим лбом моего.

— Что ты делаешь? — негромко спросила я, — Нас же дети ждут. Отпусти меня.

На это Миша только улыбнулся и, крепче сжав мою ладонь и глядя мне в глаза, ответил твёрдым тоном:

— Никогда.

И я верила ему. Как никогда раньше.

Примечания

1

Френк Галлагер — главный герой сериала «Бесстыжие»

(обратно)

2

Шерил Блоссом — героиня молодёжного сериала «Ривердейл».

(обратно)

3

Добби — эльф-домовик из вселенной Гарри Поттера. Домовики — слуги волшебников, и не могут ослушаться хозяев

(обратно)

Оглавление

Отпусти меня

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвёртая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Эпилог

*** Примечания ***