Кровь Аэнариона [Уильям Кинг] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Уильям Кинг Кровь Аэнариона
Предисловие
Это тёмная эра, эра крови, пора демонов и колдовства. Это время битв и смертей, мир подходит к концу. Среди пламени и ярости этого времени существуют могучие герои, великие дела и отважные подвиги. Это суровые времена. Через весь Старый Свет, от сердца Империи Людей и рыцарских дворцов Бретонии до скованного льдом Кислева на далёком севере, идут слухи о войне. В высоких горах Грани Мира орочьи племена собираются для очередной атаки. Бандиты и отступники изматывают дикие южные земли Принцев Границы. Идут слухи и о крысолюдах-скавенах, что появляются из подземелий и болот и бродят по земле, в то время как на пустошах севера вечно присутствует угроза Хаоса, демонов и зверолюдов, заражённых скверной Тёмных Богов. Древняя гордая раса Высоких Эльфов происходит с таинственного острова Ултуан, полного равнин, труднодоступных гор и сверкающих городов. Ею правят благородный Король-Феникс Финубар и Вечная Королева Алариэль. Ултуан это земля продвинутой магии, известная своими волшебниками и трагической разрушительной историей. Великие мореплаватели, воины и ремесленники, Высокие Эльфы защищают свою древнюю родину от врагов близких и дальних. А ближе и дальше всех для них их злые сородичи — тёмные эльфы, против которых они сражаются в горькой войне уже многие века.Пролог
79-й год правления Аэнариона, Утёсы Скалдерака, УлтуанС высокой вершины Утёсов Скалдерака Аэнарион смотрел на лагерь его врагов, расположившийся внизу. Огни хаосопоклонников ярко светились во тьме, числом большим, чем сами звёзды. Там были сотни тысяч его чудовищных противников, и даже если бы он убил каждого из них, ещё больше пришло бы вслед за ними. Он собирался умереть. Весь мир готовился к смерти. Не было ничего и никого, кто смог бы остановить это. Он попытался, со всей своей огромной силой, со всеми своими смертельными уловками, с силой, большей, чем когда-либо обладал кто-либо из смертных. Оружие Аэнариона было настолько полно зла, что сами боги считали его запретным, и всё же воитель не смог остановить силы Хаоса. Их армии как прилив ударились об Ултуан, круша последнее сопротивление эльфов. Воющие орды жадных до крови безумных зверолюдов проломили финальные рубежи обороны. Армии мутантов разбили последних стражей островного континента. Легионы демонов праздновали на руинах древних городов. Спустя длившейся десятилетия войны, Хаос был могущественней, чем когда-либо, а его народ достиг зенита своей силы. Победа была невозможна. Для Аэнариона было бы безумием думать иначе. Он обратил взор на свой собственный лагерь. Когда-то, он считал свою армию могущественной. Сотни драконов дремали посреди раскинувшихся по всей горной вершине шёлковых шатров. Десятки тысяч тяжеловооружённых эльфийских воинов ожидали его команды. Стоило ему отдать приказ, как они бы сразу бросились в атаку, даже если бы преимущество врага было двадцать к одному. Ведомые им, они бы могли даже одержать победу, но она была бы бесплодной. Армия Хаоса у подножия скал была только одной из многих. Существовали армии, равные по силе и размеру и даже ещё более могущественные, разбросанные по всему Ултуану и, как он знал, по всему миру. Он бы не смог победить их теми силами, которыми располагал. Аэнарион развернулся и вернулся в свой шатёр: рассматривать количество врагов было бесполезным занятием. Он вынул из ножен Меч Каина. Меч светился чёрным пламенем, отбрасывая голодные тени, что затмили свет висевших в высоком шёлковом шатре фонарей. Алые руны пылали на клинке, выкованном из чужеродного металла. Меч нашёптывал ему тысячами голосов, и каждый голос, командуя ли, упрашивая или обольщая, требовал смерти. Это было могущественное оружие, и ему всегда было мало. Оно было тяжело в его руке из-за веса его неудач. Несмотря на всё то хорошее, что он сделал, он продолжал использовать Сунфанг, меч Каледора, который прикрывал ему спину в то время, когда они ещё были друзьями. Оружие Каина медленно убивало его, выпивая его жизнь по капле с течением времени. Каждый час жизни был для него словно целый день для другого эльфа. Только неестественная живучесть, которую он приобрёл, пройдя через Пламя Азуриана, позволяла ему так долго выживать, но и это не могло длиться вечно. Если меч не пил жизни, то начинал вместо этого питаться своим хозяином. Это было частью дьявольской сделки, которую Аэнарион заключил, когда ещё считал себя героем и рассчитывал спасти мир. Морати пошевелилась во сне, отбросив рукой шёлковое покрывало и обнажив прекрасную грудь, она закусила губу вместе с прядью своих длинных тёмных вьющихся волос, изогнувшись в эротической неге. Микстуры всё ещё действовали на неё, в них она до сих пор могла найти сон и покой от тревог. Но на Аэнариона уже не действовали никакие наркотики, даже в таких дозах, которые убили бы любого другого. Не было услады в вине. Еда не имела вкуса. Он жил в мире движущихся теней, ещё более тёмных чем та, которую он знал в качестве смертного. Он сдался, чтобы спасти свой народ, свою семью, идеалы и саму душу. «Убей её. Убей их всех». Древние голоса из Меча продолжали нашёптывать в его голову. Тихой ночью он всё ещё мог игнорировать их. Были времена, когда на него действовала безумная жажда крови, которую он не мог контролировать и за которую ему было настолько стыдно, что он очень жалел, что вино больше не позволяло ему найти в себе забвение. Было всё ещё достаточно времени до наступления дня, когда он больше не смог бы сопротивляться призывам Убийцы Богов, и тогда ничто в пределах его досягаемости больше не было бы в безопасности. Если бы демоны не привели мир к концу, то он сделал бы это сам. Аэнарион мягко рассмеялся. Теперь он звался Королём-Фениксом. Он прошёл через священное пламя и вышел с другой стороны, не сожжённый, но более сильный, быстрый, более живучий, чем любой смертный. Он предложил себя как жертву, чтобы спасти свой народ, в то время как боги отклонили всё остальное, и они взяли его плоть и его муки в качестве жертвоприношения и вернули его назад, преобразовав его для исполнения их воли. Он умер и был рождён заново в тот день, пройдя через Пламя Азуриана. Он мельком увидел вещи, которые взорвали его воображение. Он увидел обширное повреждение часового механизма упорядоченной вселенной, а также то, что лежит под ней и за её гранью. Он узрел Хаос, что бурлил вокруг целую вечность. Он видел улыбку демонического бога, который ждал, чтобы пожрать души его народа. Аэнарион увидел миры, которые боги хаоса населяют своими рабами и используют их как игрушки. Эльф бросил взгляд на разрывы в ткани реальности, через которые проникала сила тёмных богов и их слуги, чтобы завоевать его мир. Он видел вечности ужаса и вернулся изменившийся, переделанный, рождённый заново, чтобы бороться. Со всей своей новоприобретённой силой он попытался спасти свой народ от потока демонической скверны, поглощающей мир. Поначалу он думал, что может победить. Боги одарили его силой за гранью любого смертного, и он использовал её, чтобы вести эльфов от победы к победе, но за каждый триумф ему пришлось платить незаменимыми жизнями, в то время как противник заменял двумя живыми каждого своего павшего. Тогда он не понимал, что это всего лишь чёрная космическая шутка и что он лишь замедляет уничтожение своего народа, делая его более мучительным. Аэнарион сделал Вечную Королеву своей женой, а она родила ему двоих чудесных детей, что обещало блестящее будущее или, по крайней мере, давало знак о том, что завтра будет наставать. Тогда он верил в это, но его семья была похищена и убита демонами. Он даже не смог защитить собственную семью, и эта потеря разрывала ему сердце. И тогда он нашёл Губительный Остров и Убийцу Богов. Это было оружие, которое никогда не должно было покинуть Алтарь Каина, но он вытащил его. Если боги дали ему силу, то меч сделал его почти непобедимым. Всюду, куда он шёл, демоны умирали. Где бы он ни был — победа была неизбежна. Но Король-Феникс не мог быть везде, и с каждым днём противостоящих ему сил становилось всё больше, а тех, кто следовал за ним — всё меньше. Зло меча просочилось внутрь эльфа и изменило его, сделав его злее и безумнее, настроения против него усиливались. Самые близкие друзья избегали Аэнариона, а народ, который он поклялся спасти, уходил прочь от него, оставив с ним только таких же жестоких и смертоносных воинов, как и он сам. То был легион воителей почти таких же безумных и искажённых, как и противники, с которыми они сталкивались. Они тоже были испорчены тёмным влиянием нечестивого оружия. Он слишком хорошо научил своих людей вести войну. Он познал отчаяние и безысходность, и в тот самый тёмный период своей жизни он нашёл Морати. Эльф посмотрел как она прекрасна во сне и испытал одновременно и желание и ненависть. То, что было между ними, нельзя было назвать любовью. Он вообще сомневался в том, что сможет снова испытать нежность к какой-либо женщине, даже не такой испорченной, как его нынешняя жена. Это было больной безумной страстью. В диких любовных ласках с Морати Аэнарион находил отдохновение и забвение, отсрочку от своих тревог. Она варила зелья, которые позволяли ему спать и почти заставляли его успокоиться. И она родила ему сына, Малекита, что позволило ему понять, что внутри него всё ещё осталась искра чувств. Король нашёл за что сражаться и вернулся к войне если не с надеждой, то с определённой решимостью. Но теперь, он, наконец, увидел, что всё кончено, и что его народ обречён на смерть и вечное проклятие. Жар в воздухе предупредил его. Длинные тени с острыми краями затанцевали вокруг него. Он развернулся и поднял готовый к удару меч, но в последнее мгновение биения сердца остановил свою руку. — Аэнарион, ты можешь меня слышать? — спросил голос в жуткой тишине, раздававшийся так, будто ветер принёс его от самого мрачного и пустынного края мира. Рядом с ним стоял Каледор. Или, по крайне мере, его образ — мерцающий прозрачный призрак — перенесённый через далёкое расстояние с помощью магии волшебника. Аэнарион изучал своего бывшего друга: самый могущественный в мире маг выглядел полумёртвым, он исхудал, его щёки впали, а лицо было похоже на череп. Маг пытался изображать невозмутимость, но в его глазах был ужас, которого до сих пор король не видел ещё в глазах ни одного из эльфов. — Аэнарион, ты там? — изображение замигало. Аэнарион знал, что ему надо просто подождать и заклинание рассеется. Он не хотел разговаривать с тем, кто повернулся к нему спиной и сбежал от той судьбы, к которой, как чувствовал волшебник, вёл народ король. Он обуздал свой гнев, чтобы воздержаться от резких слов. В моменты просветления он понимал, что Каледор сделал правильную вещь, выведя остатки его народа из-под тени Меча и гибели, которую Аэнарион принёс вместе с ним. — Я здесь, Каледор, — сказал король. — Чего ты хочешь от меня? — Мне нужна твоя помощь, мы осаждены и с земли, и с моря. Аэнарион горько рассмеялся: — Теперь вы нуждаетесь в моей помощи! Вы повернулись ко мне спиной, но не постеснялись попросить меня о помощи, когда она вам понадобилась. Каледор медленно покачал головой, и Аэнарион увидел, что он сокрушён усталостью. Волшебник достиг своего предела, истощались последние ресурсы его силы. Только сила воли позволяла ему идти дальше. — Я никогда не поворачивался спиной к тебе, к моему другу, только к той проклятой вещи, которую ты несёшь с собой, и тому пути, на который она направляет твои ноги. — Опять всё тоже самое. Я видел путь, который спасёт наш народ. Путь, по которому ты, в твоём высокомерии, отказался следовать. — Есть такие пути, по которым лучше не следовать, даже если это единственный способ избежать смерти. Твой путь сделал бы нас ещё хуже чем то, с чем мы столкнулись. Это был бы просто другой вид поражения. Наши враги победили бы в конце так или иначе. В глубине души Аэнарион был согласен с ним, но был слишком горд, чтобы признать своё безумие. Вместо этого он дал выход своей горечи гневу. — Ты проклял меня, проклял до конца времён, вместе с моим семенем. И ты ещё смеешь просить меня о помощи? — Я не проклинал тебя, Аэнарион. Ты сам проклял себя, когда достал тот клинок. Возможно, на тебе было проклятие и до этого. Я знаю, что ты избран судьбой, и это само по себе — проклятие. — Ты искажаешь мои слова, придаёшь им иное значение, так как тебе нужна моя помощь. Гнев отобразился на лице Каледора. Его губы искривились в насмешке. — Наступает конец света, а ты всё ещё находишься в рабстве у своей гордости. Она для тебя важнее жизни нашего народа. Ты не хочешь помогать мне из-за резких и правдивых слов, что я сказал однажды, ты похож на ребёнка, Аэнарион. Тот рассмеялся: — Я не сказал, что не буду вам помогать. Чего ты хочешь? — Есть только один способ спасти мир. И мы оба знаем какой. — Ты хочешь осуществить свой план по созданию заклинаний, которые должны будут вытянуть магию из мира. — Это не то, чего я ищу, и ты это знаешь. — Морати сказала, что таков будет эффект от того, что ты сделаешь. — Сомневаюсь, что твоя жена знает о магии больше, чем я. — И кто из нас обезумел от гордости, Каледор? — Врата Единых открыты. Ветра магии дуют чрез них подобно урагану. Они несут магию, которая заставляет людей мутировать и позволяет демонам оставаться здесь. Без этой энергии они должны будут оставить наш мир или умереть. Такова истина. Мы выстроили могучую сеть заклинаний, которая направит энергию по каналу, вытянет её прочь, позволит использовать в наших собственных целях. Всё, что сейчас нужно — это активировать сеть. — Мы говорили об этом сто раз. Слишком многое может пойти не так, как надо. — Мы умираем, Аэнарион. Скоро не останется никого из нас, чтобы противостоять Хаосу. Мы пытались идти твоим путём. Это не работает. Силы Хаоса стали ещё более могущественнее, чем в тот день, когда ты прошёл через Пламя Азуриана. — Это не моя вина, колдун. — Нет, но такова правда. — Тебе нужно моё разрешение на твой план? — Нет. — Нет? — Мы уже и так начали. — Вы посмели что-то предпринять, хотя я запретил вам это? — Ты наш лидер, Аэнарион, но мы тебе не рабы. Настало время бросить кость. — Мне решать, когда это будет. — Уже поздно для чего-то ещё, Король-Феникс. Если этого не сделать сейчас, шанса уже не будет. Силы, нам противостоящие, слишком велики. Возможно, они уже здесь. — Если тебе плевать на моё мнение, зачем ты решил рассказать? — Потому, что демоны чувствуют, что мы пытаемся сотворить, а у нас нет возможности от них защититься. — Так значит, несмотря на то что ты не хочешь слушать моё мнение, ты всё же нуждаешься во мне. — Мы — единый народ. Последние остатки эльфов. Если ты хочешь помочь мне, это твой выбор. — Будут другие битвы. — Нет, эта будет последней. Если наши заклинания пойдут не так, как надо, ватерлиния Ултуана будет разрушена, и континент будет затоплен вместе с нами и нашими врагами. Возможно, что и весь мир будет разрушен. — Несмотря на это, вы продолжаете. — Другого выбора нет, Аэнарион. Ты сказал мне однажды, что мой совет продиктован отчаянием, и ты найдёшь другой способ победить в войне. У тебя получилось? Король хотел бы вбить слова мага обратно ему в зубы, но он был слишком горд и честен, чтобы так поступить. Он покачал головой. — Так ты придёшь к нам на Остров Мёртвых? Ты нам нужен, — сказал Каледор. — Я подумаю над этим. — Ты думал слишком долго, Король-Феникс. Каледор соединил вместе руки, поклонился и исчез. Глаза Морати моментально открылись, и она закричала. Аэнарион повернулся к своей жене, та смотрела на него так, будто увидела призрак. — Хвала богам, ты не мёртв, — сказала она. — Вроде нет, — ответил он. — Не шути с такими вещами, Аэнарион. Ты знаешь, что я вижу будущее, и сегодня ночью мне пришло видение во сне. Приближается битва. И если ты примешь в ней участие, ты умрёшь. — Да? — Если ты оставишь меня, ты погибнешь. Он посмотрел на неё, желая спросить, откуда она это знает, но боясь ответа и того, что он бы сделал, если бы она его дала. Морати изучала пути его врагов очень долгое время и, как он подозревал, зашла слишком далеко. Бывало, он задумывался над тем, где лежат её истинные мысли. Аэнариону было известно только то, что она смотрела на него точно так же, как и он на неё: с примесью похоти, уважения, ненависти и гнева. Это было мощное, сногсшибательное варево, которое подарило им множество незабываемых дней и ночей. — Все умрут, — сказал король. — Я нет, — ответила она. — И твой сын Малекит тоже не умрёт. А если ты послушаешь меня, то тоже останешься в живых. Если сегодня ты уйдёшь, то утратишь бессмертие. Останься со мной и живи вечно, — она протянула в просьбе свою руку. На мгновение могло показаться, что она даже будет умолять. Она бы никогда так не сделала. И всё же… — Это невозможно, — быстро ответил он, разрушив волшебный момент. — Ты Король-Феникс. Нет ничего невозможного для тебя. — Чем бы я ни был, я воин, и сегодня, возможно, последняя битва в истории эльфов. — Ты идёшь помогать дураку Каледору исполнить его безумный план, — сейчас она была в ярости. Но она не делала её уродливой. Наоборот — она была ещё более прекрасна и опасна. Он отважно посмотрел на неё: она никогда его не пугала, и он заподозрил, что заинтриговал её. Вероятно, Аэнарион был единственным, кого не страшил её гнев. — Это единственный путь победить в этой войне. Теперь я это понимаю, — спокойно проговорил он, зная, что провоцирует этим её ещё больше. — А я говорю тебе, что если ты пойдёшь, то умрёшь. Король пожал плечами и начал надевать свои доспехи. Закрепив застёжки, он произнёс слова, активировавшие спящие в броне силы. Поля магической защиты титанической силы замерцали вокруг него. Мощное волшебство увеличило его и без того огромную силу. Это был барьер, который, как он думал, отделил бы его от Морати. Она подошла к нему с протянутыми в мольбе руками: — Прошу, останься со мной, я не хочу навсегда потерять тебя. Как и всегда, он был поражён её красотой. Он сомневался, что могла быть женщина более прекрасная, чем Морати. И в то же время, её чары не трогали его. Им было не за что зацепиться. И этого не было никогда. Он знал, что это было что-то вроде тайной власти, которую он имел над ней. Аэнарион знал, что другие эльфы могли обезуметь от страсти к ней, но он — нет. В нём был лёд, который она не могла растопить, но не оставляла своих попыток. Он надел свои перчатки и, протянув руку, коснулся её щеки. Король не мог прочувствовать мягкость её кожи, но это не отличалось от того, что он чувствовал без брони: он не мог чувствовать ни удовольствия, ни боли как простые смертные после того, как прошёл через Пламя Азуриана. — Я вернусь, — сказал он. Она покачала головой: — Нет. Не вернёшься. Ты дурак, но я люблю тебя, Аэнарион. Слова повисли в воздухе. Она первый раз говорила такие слова. Морати стояла в ожидании того, что муж что-то скажет в ответ на очевидную просьбу в её глазах. Он знал, сколько ей стоило такое сказать. Не услышать ответ было бы оскорблением для её огромной гордости. Но не было ничего, что он мог или хотел бы ей сказать. Он любил только одну женщину, а она умерла вместе с детьми, которых ему родила. Ничто не могло изменить этого факта. Абсолютно ничего. Морати была злом, и она вовлекла его в своё зло. Даже сейчас она пыталась помешать ему вступить в бой с врагом. В тот момент он уверился в том, что она была в числе врагов его и его народа, и всегда будет им. «Убей её», — прошептал Меч. Он бы оказал эльфам услугу, если бы убил её. Аэнарион уставился на неё в тот момент, уверенный в том, что она знала о том, о чём он думает. И в то же время её не заботило то, что он мог бы сделать. Она придвинулась ближе, будто хотя его ударить. Он протянул руку и резко дёрнул её к себе и впился в её губы, поместив всю свою похоть, гнев и ненависть в один жестокий поцелуй. Она отплатила той же монетой, прижавшись к его заключённому в металл телу, пока он не оттолкнул её голое тело, кровоточащее в дюжине мест из-за острых граней его брони. Он жестоко улыбнулся ей, развернулся на пятках и покинул шатёр без единого слова. Ему послышалось, что она заплакала, когда он ушёл, но сказал себе, что ему всё равно. Индраугнир стоял перед ним словно живая гора. Размах крыльев дракона затмевал небеса, его голова склонилась на подобной огромной колонне шее. Аэнарион посмотрел ему в глаза и увидел там ту же свирепость и гнев, которые были и внутри него самого. Индраугнир ощутил обречённость своего хозяина и ответил на это рёвом. Другие драконы подхватили его боевой крик, отразившийся среди гор подобно раскату грома. Зазвучали рога, призывая эльфов к войне. Драконьи наездники помчались вперёд, приветствуя рассвет, сжимая свои длинные копья, привязав их к своей блистающей броне, заставив воздух засиять на их зачарованном оружии. Конюхи присоединили сбрую и сёдла к шеям драконов. Воздух вонял серой, кожей и смертельным газообразным дыханием великих зверей. Все глаза сейчас были устремлены на него. На него смотрела целая армия. Все они были мрачными, покрытыми шрамами эльфами с тяжёлым взглядом и жестокими усмешками на устах. Все они пострадали в этой долгой войне. Все они были поглощены ненавистью к врагу, которого Аэнарион понимал слишком хорошо. Все они знали, что их призывает некая могущественная сила. За ними формировались огромные шеренги наземных войск, которые были бы бесполезны в ближайшем сражении. Никто из них не смог бы достаточно быстро достигнуть Острова Мёртвых, чтобы принять участие в битве. Они ожидали, что король будет говорить. Волшебство драконьей брони несло нотки спокойствия даже к самым далекостоящим воинам собранной армии. — Вы далеко зашли со мной. Некоторые из вас должны последовать ещё дальше. Мы должны поспешить в дальний край, и только наездники на драконах будут достаточно быстры для этого дела. Остальные останутся здесь, чтобы охранять мою королеву. Он увидел гнев и гордость войны на лицах пехоты и кавалерии. Они знали, что он уже потерял одну жену, и они бы не позволили ему потерять вторую. Эти войска следовали за ним через ад и любили его холодной, жестокой любовью. — Те из вас, кто останутся, должны охранять это место и превозмогать. Завтра вы можете остаться последними эльфами в мире. Вы должны будете следовать за моей королевой и моим сыном и восстановить наше королевство, что бы ни случилось. Они услышали в его голосе знание собственной смерти, и он понимал это сам. Он дал им скрытые инструкции по правопреемничеству. Эти ветераны понимали, что они будут выполнены. Аэнарион обратил своё внимание на драконьих всадников, элите элит, самым великим воинам эльфов. Он сделал паузу на мгновение, позволив своему пристальному взору охватить их всех, поймав взгляд каждого солдата. Индраугнир, подражая ему, заревел снова, и драконы ответили ему общим хором, эхом отразившимся в горах. — Сегодня будет наша последняя битва. Сегодня, к благу или к худу, эта война закончится! — он закричал, и его голос пронёсся даже поверх драконьего рёва. — Сегодня мы отправимся отсюда к победе или гибели. Готовьте свои доспехи. Готовьте копья. Мы отправляемся! Аэнарион запрыгнул в седло и взял за уздцы. Индраугнир взмыл в небеса, его огромные кожистые крылья сотрясали воздух подобно шторму, обрушившемуся на паруса океанского судна. Ветер ревел в ушах короля, когда армия достигла высоты, большая линия драконорождённых эльфийских воинов перестроилась позади него, пока он не стал подобен огромному наконечнику стрелы в небесах. Впервые за долгое время, его наполнила дикая радость. Этот рассвет мог быть последним, который он видел, но в мире всё ещё были чудеса, которые могли взволновать его сердце и заставить его биться быстрее. — К Острову Мёртвых! — закричал он, но ветер унёс его слова, поэтому только Индраугнир услышал его. Ему не нужно было знать направление полёта: издалека было видно жуткое свечение, конкурировавшее по яркости с рассветом. Эльфийские чувства короля говорили ему, что там собралась большая концентрация магических энергий. Каледор зажёг маяк, который привлечёт внимание любого, кто чувствителен к волшебству. Творимые там заклинания ощущались на расстоянии тысячи лиг. Во время их путешествия драконы неслись над горами, равнинами, лесами и морями. У короля было время полюбоваться этой дикой красотой, которую он когда-то поклялся защищать. Даже будучи омрачённой ордами Хаоса, это было прекрасно. Лиги и часы проносились мимо, земля под ним ожила и пришла в движение: монстры, мутанты и демоны все неслись к тому месту, где творилось могущественное волшебство. Когда они приблизились к Острову Мёртвых, ужас и удивление заполнили разум Аэнариона в равной степени. Тысячи грубых судов заполонили море, доставляя на берега острова легионы монстров. Сотни тысяч искажённых существ высаживались на пляжи: некоторые были размером с эльфов, некоторые размером с драконов, а также и иных размеров и промежуточных форм. Тут и там существа поднимали руки, когти или посохи и посылали разряды магической энергии, взрывавшиеся в небесах, бессильные против драконов. На таком расстоянии и высоте не было ничего, что могло бы им навредить со стороны противников. Те существа Хаоса, что смели подниматься в воздух и бросать вызов драконам, низвергались с небес силой дыхания дракона или волшебства эльфа. Перед собой король мог видеть открытую крышу храма, который Каледор избрал местом проведения своего ритуала. Воздух над ним мерцал из-за собранной здесь силы. Даже небо изменило свой цвет, облака становились и жёлтыми, и золотыми, и тёмно-красными, и сапфировыми, закручиваясь в воздухе подобно урагану. Мерцали разноцветные молнии, а ветер становился всё сильнее, замедлив полёт даже такого могущественного дракона как Индраугнир. Аэнарион спустился пониже. Он увидел линии учеников чародеев, стоявших в геомантической формации вокруг центра храма, напевая слова власти и кормя своей силой архимагов, каждый из которых стоял у колонны. Каждый из них добавлял каплю к бассейну колдовской энергии. В центре всего этого стоял Каледор и его круг самых великих эльфийских магов. От каждого из них исходила аура ужасающей силы. От их протянутых рук исходили разряды магической энергии, которые кормили сложное волшебство, творимое в их среде. Сила колдовства в центре той сети была уже настолько большой, что ничто незащищённое не могло выжить там. Король ощущал, что заклинание вращалось на краю неконтролируемого. Что-то достаточное для уничтожения мира формировалось там. Ничего подобного не предпринималось прежде, и Аэнарион сомневался, что могло бы быть предпринято когда-либо вновь. Демонов влекло сюда как акул на запах крови. Умные понимали, что то, что здесь творится, явно не к их выгоде. Менее умные просто хотели забрать это сокровище великой силы. Бесконечная, на вид, орда хаосопоклонников окружила это место, размахивая флагами четырёх великих богов, которым они поклонялись: Кхорна, Слаанеш, Тзинча и Нургла. Каждая из армий возглавлялась великим демоном, поклявшимся в верности одной из Сил, выбравшей его своим представителем. Их мощь была за гранью понимания смертных. Они привели свои силы к бесчисленным победам в бесчисленных местах. Тот факт, что все они собрались здесь, говорил о том, что демонические вожди поняли, что именно сегодня и в этом месте будет решаться судьба мира. Аэнарион бросил взгляд на поле битвы, инстинктивно поняв играющие на нём силы. Эльфы были обречены. Их противники были слишком многочисленны и слишком могущественны. Ничто не могло бы остановить силы Хаоса в их сегодняшнем триумфе. Единственное, что король и его воины могли бы сделать, это дать время Каледору закончить заклинание. «Да будет так», — подумал Аэнарион. Если путь к победе лежит через смерть, то пусть будет так. «Убей», — прошептал Меч. Аэнарион поднял свой клинок, и первое крыло драконов спикировало вниз, обрушившись на продвигающиеся вперёд орды Хаоса. Они пронеслись над множеством врагов, дыханием огня очищая испорченную землю. Хаосопоклонники столпились так плотно друг к другу, что не было никакого способа избежать огня, льющегося с неба дождём. Они умирали тысячами, словно колонна муравьёв, марширующая в лужу с горящим маслом. Волна за волной спускались драконы. Легион за легионом поклонники Хаоса умирали. Запах горелой плоти достиг даже ноздрей Аэнариона, когда он кружил над полем битвы. Ветра становились сильнее. Огненные колонны на вершине храмы стали более яркими. На расстоянии земля разрушалась в ответ на содрогающиеся от заклинаний Каледора и поддерживающих его волшебников башни. Насколько мог охватить глаз, столпы закручивающегося магического света ударяли в небеса, освещая темнеющую землю и показывая великие орды чудовищ Хаоса, мчащихся к месту сражения. По всему Ултуану происходило то же самое, поскольку вихрь Каледора ожил. Теперь облака закрывали всё небо. Внизу же было темно, как ночью, только адское освещение пылающих колонн освещало всё вокруг, ослепительная вспышка многоцветной молнии разделила небеса. Геомантическая фигура эльфийских магов теперь была ясно видна: великая руна, созданная из плоти и света, была видна с неба, откуда на неё смотрел Аэнарион, чьё сердце заполнили ужас и изумление. Это было интересным зрелищем, даже если ценой этого была жизнь мира. На расстоянии море бурлило от судов и огромных монстров. Все ощутили, что пришёл час заключительного сражения. Вопящая орда достигла ступеней святилища. Остров Мёртвых никогда не был крепостью, но был святым местом. Импровизированная защита эльфов была разбита неистовствующими демонопоклонниками. Колдуны Хаоса на пылающих дисках света парили в небесах, ревя заклинания, с помощью которых они пытались разрушить стены заклинаний, защищающих святыню. Барьеры падали один за другим, поскольку поддерживающих их волшебников-эльфов было недостаточно. Слишком многие посвятили себя созданию вихря. Пролетая сверху, Аэнарион видел флаги, трепетавшие на огромных движущихся башнях. На каждом из них был знак великих демонов, которые были генералами и чемпионами осады. Даже в тени гигантского заклинания, что плёл Каледор, Аэнарион ощущал власть этих смертельных существ. Они были самыми могущественными из своего вида, будучи закалёнными тысячелетиями постоянной войны в том аду, из которого они пришли. Обычно, они были друг другу смертельными врагами, но в этот день и в этом месте они заключили перемирие, чтобы сокрушить единственную угрозу их доминированию в этом мире. Драконы нападали и убивали подобно большим хищным птицам. Холмы тлеющих трупов громоздились на пути к храму, но это не имело значения. Не имело значения, как много они убивали, ещё больше продвигалось вперёд, мчась вперёд к неизбежной смерти словно в объятия любовника. Драконий огонь начал слабеть, так как великие звери достигли своего предела. Скопления крылатых демонов окружали отдельных драконов и сбрасывали их с небес. Они не могли остановить продвижение великой орды, достигающей внешней защиты храма и сталкивающейся уже с тонкими линиями отчаянных воинов-эльфов, ожидавших там. Ужасная волна муки и ужаса изверглась из храма. В этот момент, огромное заклинание в его центре задрожало и начало угрожать разрушением. Аэнарион спустился ниже и увидел, что один из архимагов упал вместе со всеми связанными с ним учениками: сила заклинания выжгла в нём жизнь. Целостность созданного Каледором заклятья готова была рухнуть как дворец, поражённый землетрясением. Так или иначе, волшебнику в центре удалось предотвратить бедствие и продолжить. Структура заклинания стабилизировалась, ритуал продолжался. Аэнарион не был уверен насчёт того, сколько ещё он мог бы держаться. Сколько ещё архимагов могло умереть прежде, чем Каледор смог бы ограничить силы разрушения, готовые ударить по ним всем? Как бы там ни было, король был уверен, что всё скоро будет закончено. Четверо гигантских монстров пробились в храм, каждый из них был окружён могучими телохранителями. Величайшие демоны, возглавлявшие орду Хаоса, соперничали между собой в праве первым увидеть и покончить с Каледором и той угрозой, которую он представлял. Каждый из великих врагов хотел поучаствовать в убийстве. Перед ними стояла первая волна достигших храма, собиравшаяся прорваться дальше и прервать ритуал. Если их не остановить, то они добьются успеха. Король бросил Индраугнира в середину рукопашного боя. Он приземлился наверху одного из самодвижущихся орудий осады, в каждом из которых была заключена целая дюжина демонических сущностей. Дракон подхватил таран когтями, взвился ввысь и отпустил его, бросая на противников, сокрушив его весом целую сотню. Таран сломался и остался лежать там, словно перевернувшийся на спину жук. Индраугнир врезался в массу тел, разрывая противников когтями, испепеляя их своим дыханием, хватая монстров Хаоса своими челюстями и отбрасывая прочь. Группа эльфийских солдат попыталась пробиться к ведущему бой Королю-Фениксу, но они погибли прежде, чем достигли его, сражённые превосходящим их числом противником. Аэнарион спрыгнул со спины Индраугнира словно ныряя в море чудовищной плоти. Его клинок сверкал быстрее, чем мог заметить смертный глаз, рассекая врагов так, будто они были сделаны из тонкого дерева. Зверочеловек прыгнул на него, разевая свои челюсти, но он поймал его рукой в воздухе и ударил так, что тот с щелчком отлетел на сотню ярдов. Оно полетело, кувыркаясь в воздухе, пока не разбилось в лепёшку о стену святыни. Аэнарион прорубался сквозь своих противников, убивая всех в пределах досягаемости, его чёрный меч посылал разряды чёрного света по всему полю битвы, красные руны пылали из-за количества выпитых жизней. Его враги умирали сотнями и тысячами. Ничто не могло противостоять ему, и видя это враги развернулись, чтобы сбежать. На одно мгновение, король решил, что повернул ход сражения, но потом воздух перед ним замерцал, открывая окно в ткани действительности. Ужасная фигура явилась там, она была вдвое выше любого зверочеловека и имела чудовищные крылья на спине. Огромная голова, похожая на голову стервятника, посмотрела вниз, а в её глазах было мудрости больше, чем у любого эльфа. Явление могущественного Лорда Изменения остановило бегство демонов. — Я долго ждал встречи с тобой, Король-Феникс. Час твоей смерти уже близок, — голос демона был высок и срывался на вопль, что сломило бы нервы любого воина, но только не Аэнариона. — Каково твоё имя, демон? — спросил Аэнарион. — Мне нужно написать его на той стеле, которую воздвигнут в честь моей победы над тобой. Демон рассмеялся. Его безумная радость свела бы с ума большинство смертных. — Я Кайрос, Ткач Судьбы, и я пошлю твою душу Тзинчу в качестве безделушки для его развлечения. Кайрос хищно протянул свои когтистые руки и выстрелил в Аэнариона потоками разноцветного света. То, чего они касались, живое или неживое, деформировалось и изменялось. Зверочеловека превратило в протоплазму, а камень потёк как вода. Аэнарион поднял свой клинок навстречу демону и продвинулся вперёд, рассекая свет на две части, словно пловец наперерез бурному потоку. Лорд Изменения взревел в гневе и ярости и призвал другое заклинание, но лишь только оно было закончено, чёрное лезвие Аэнариона вонзилось в его демоническую плоть. В месте удара плоть разлетелась на куски, брызнула удушающим облаком эктоплазма. Демон закричал: он не думал, что хоть что-то может причинить ему такую боль. Его могучие когтистые руки протянулись, чтобы схватить Аэнариона. «Какой деликатес, — прошептал Меч в голове короля. — Ещё». Искры посыпались из тех мест нагрудника, за которые демон схватил Аэнариона. Лорд Изменения был существом ужасной магической силы, и поэтому даже мощные заклинания, вплетённые в броню эльфа, не могли в полноте сопротивляться ему. Когти впились в плоть и начали вытягивать кровь, стремясь добраться до сердца Короля-Феникса. Аэнариона задушил его собственный крик боли, и, зная, что у него есть только один шанс выжить, эльф ударил чёрным лезвием прямо в драгоценный мозг демона. Он разлетелся на тысячу кусков. Сила взрыва подбросила короля в воздух, после чего он растянулся на земле в нескольких шагах от храма. Аэнарион почувствовал, что ударной волной ему сломало рёбра. Позади него Вихрь вырос, заполняя его уши высоким сильным рёвом. В воздухе пахло озоном. Тысяча голосов закричала в унисон, поскольку их настигла смерть: пал ещё один архимаг. Аэнарион задумался, кто бы это мог быть? Рианос Сильверфаун? Дориан Старбрайт? Одно было точно: это был тот, кого он знал, но не имел времени, чтобы облачиться по нему в траур. Он оцепенело огляделся вокруг и увидел ещё одну гигантскую фигуру, убивающую последних стражей ворот, за которыми Каледор и его волшебники всё ещё изо всех сил пытались поддерживать своё заклинание. Защитные заклятья не могли остановить монстра, а стражники даже и не пытались. Они охотно бросались на когти демона и приветствовали смерть, будто бы бросаясь на любовника. Было что-то непристойное в том способе смерти, который они выбрали. У Аэнариона упало сердце: он знал это четырёхрукое существо. Однажды, потребовалась вся его сила, чтобы убить его, и теперь оно снова было перед ним. Это был Н’Кари, Хранитель Тайн, один из самых смертоносных слуг бога Хаоса Слаанеш, Лорда Удовольствий. — Похоже, мне придётся убить тебя снова! — крикнул король, привлекая внимание монстра. — Или ты вновь избежишь смерти благодаря какой-то уловке, как ты сделал в руинах Эллириона? Н’Кари рассмеялся прекрасным женским смехом, ветер принёс к ноздрям Аэнариона острый эротический аромат. Обычные смертные были бы ошеломлены, но король был укреплён против любого искушения, которое, возможно, этот запах мог породить. — Высокомерный смертный, однажды я оставил тебе жизнь, чтобы испытать чувство поражения. Теперь же я пожрал десять тысяч душ, и я непобедим. Бойся! Твоя душа испытает муку и наслаждение при ударе плетью Тёмного Принца Удовольствий, как только я пошлю её к нему. Н’Кари прыгнул, его огромный зигзагообразный коготь схватил воздух там, где только что стоял Аэнарион. Но это был обманный манёвр, и монстр схватил короля другой рукой. Яды афродизиаков лились из когтей демона, его надоедливое ароматное дыхание заполнило ноздри Аэнариона. На мгновение, король испытал головокружение, а его ноги угрожали подкоситься. — Настал момент наивысшего наслаждения, — сказал Хранитель Тайн. — Ты падёшь передо мной на колени и выкажешь мне своё обожание перед тем, как умрёшь, Король-Феникс. Аэнарион бросился на него с клинком, разрезая грудь существа. Сила демона была такова, что плоть попыталась соединиться в тот же момент, когда была рассечена, но ничто не могло сопротивляться фатальной власти Меча, и плоть Н’Кари задымилась и загорелась. — Я не боюсь тебя или твоего меча, — сказал демон, но в его голосе послышалось странное напряжение. — Я научу тебя бояться прежде, чем кончится этот день, — ответил Аэнарион. Глаза демона наполнились гневом от этой насмешки. Массивный коготь качнулся и сжал грудь короля. Аэнарион почувствовал, что его ослабевшая броня прогнулась, а рёбра хрустнули. — Тебя не победить меня опять, смертный. Король-Феникс протянул руку в полость, оставленную чёрным мечом. Он вырвал демоническое сердце и поднял его перед монстром. — Нет! — проревел Н’Кари. Аэнарион сжал кулак и сокрушил сердце. Демон согнулся так, будто превращённое в бесформенную массу сердце было всё ещё в его груди. Ядовитая кровь стекала по бронированному кулаку короля, прожигая броню и угрожая сделать руку бесполезной. Аэнарион брызнул в глаза монстру его же собственной кровью, ослепив демона, после чего поднял лезвие и снова вонзил его в разорванную грудь Н’Кари. Из-за того, что демон попытался уклониться от смертоносного меча, брызнула эктоплазма. Его сущность распалась на крошечные фрагменты, которые замерцали в воздухе и устремились в Вихрь, после чего исчезли. Как только это случилось, некоторые из поющих волшебников застонали в экстазе и умерли. Аэнариона шатало. Его левая рука была сожжена и была теперь бесполезна. Его грудь была котлом из огненных мук. Боль смешивалась со странным удовольствием, вызванным эффектом крови демона. «Больше. Больше. Больше», — голоса в его голове теперь были одержимы сумасшедшей страстью. Меч пировал сущностями, более сильными, чем те, которыми он питался прежде, и он радовался своей пище. Над ним нависла монструозная хихикающая форма. Запах экскрементов и аромат гниющей плоти заполнили собой всё остальное. Аэнарион поднял голову и увидел высокую фигуру Нечистого, могущественного слуги Чумного Лорда Нургла. Этот демонический принц был больше всех остальных. Оно нависло над королём как ожившая гора грязи, его обширное дряблое брюхо колыхалось одновременно с идиотским смехом. — Двое из моих союзников пали пред тобой, Король-Феникс, я даже не думал, что такое возможно, — голос демона был глубок и полон юмора. Его тон был панибратским. Жестокость его пристального взгляда противоречила его тёплому поведению. — Но я, Любезнейший Извергатель Рвоты, приложу все усилия для победы. Великий Нечистый изверг на эльфа массу личинок и желчи. Они сразу начали рыть свой путь в плоть Аэнариона через зазоры в его броне и просовывать себя в его глаза и рот через открытый щиток его шлема. Он пытался держать рот закрытым, но они лезли ему в нос и уши. Найдя промежутки в его доспехах, они начали зарываться в его плоть. У каждой из личинок было крошечное лицо, которое являлось точной копией лица изрыгнувшего её демона. Все они хихикали с безумной радостью, подражая Нечистому. Они кусали и грызли эльфа, и каждый их укус был заразен. Он чувствовал огонь Феникса внутри себя и как утекает из него жизненная сила. Через короля прошла волна пламени, более горячего, чем в сердце вулкана, и более яркого, чем солнце. Крошечные демоны были испарены этим огнём. Аэнарион, прошедший через Пламя Азуриана, остался стоять. Через пламя он увидел, как Индраугнир взорвал демона своим пламенем и растерзал могучими когтями его гнилую плоть. Аэнарион поблагодарил своего товарища, разорвавшего противника на части и превратившего его вбольшую вонючую лужу. Индраугнир поднял свою голову к небу и издал долгий триумфальный рёв. Внезапно, в лицо Аэнариону полетела драконья кровь и плоть. Огромная глубокая рана появилась на драконе, из которой появился горящий топор. Индраугнир завалился назад с огромной раной в боку. Его триумфальный рык умер у него в глотке. У короля упало сердце: перед ним возник Жаждущий Крови, великий демон Кхорна, что был, возможно, самым смертоносным созданием во всём мироздании, которого сам Кровавый Бог назначил своим охранником. Это был массивный монстр с могучими крыльями и чудовищной головой животного. Его глаза сверкали как падающие метеоры, а его огромное тело было заключено в руническую броню из бронзы и чёрного железа. Оно излучало такую могущественную ауру силы, какую Аэнарион прежде не видел ни у одного живого существа. Жаждущий Крови с силой тысячи молний ударил снова, Индраугнир взревел. Его хвост дёрнулся последний раз, и вся жизнь, казалось, ушла из него. Сознание Аэнариона сузилось до него одного и демона напротив. Казалось, они остались последними живыми существами на руинах мёртвого мира. «Убей. Убей его», — пели хором голоса в голове эльфа. Они казались ещё более сумасшедшими, чем когда-либо, они советовали использовать всю его уменьшающуюся силу против этого почти непобедимого противника. Мучительно хромая, Аэнарион заставил себя вступить в бой с последним, самым могущественным противником. Демон, увидев его, откинул голову назад и рассмеялся. Эльф понимал его радость. Его тело было изувечено, броня сломана, плоть иссушена очистительным пламенем. Яд и болезнетворные споры циркулировали в его крови. Это была гонка между ним и кровопотерей, которая могла убить его прежде, чем это сделал бы великий демон. Пошатываясь, король двинулся к Жаждущему Крови, держа клинок наизготовку обеими руками. Демон прыгнул вперёд в облаке пламени и серы. Его оружие устремилось к Аэнариону, попытавшемуся пригнуться, чтобы избежать удара. Оно ударило эльфа по уже травмированной руке, ломая броню и круша кости, отправив Короля-Феникса в полёт через двери храма, после чего тот приземлился посреди последних нескольких выживших волшебников, всё ещё певших заклинание. Аэнарион потрясённо огляделся: волшебников осталось так мало. Все они пожертвовали собой, чтобы создать Вихрь. В центре комнаты, поблизости от закручивающейся магической энергии, только несколько магов осталось рядом со стоявшим в центральной руне Каледором, который отчаянно пытался закончить заклятье, пусть усилия и убивали его. Великий демон издал триумфальный рык. — Я побеждаю! — сказал он голосом, подобным звуку тысячи медных труб. — Скоро останусь только я, этот мир станет моим, и я буду делать с ним всё, что захочу. Я заберу себе всё ту силу, которую вы так удобно собрали и используете, чтобы изменить лицо мироздания. Аэнарион вынудил своё изувеченное тело встать между Жаждущим и его добычей. Демон уставился на него горящими глазами. — Ты не переживёшь этого, Король-Феникс. — Я не хочу жить, — ответил тот спокойно. — Мне просто нужно убить тебя. — Это невозможно, смертный. Я Харгрим Ужасающий Топор, и я непобедим. Я никогда не знал поражений. Демон атаковал как тигр, прыгающий на оленя. Его скорость была слишком высока, чтобы за ним мог уследить глаз смертного, а сила почти неодолима. Аэнарион высвободил остатки своей последней силы. Могучий удар прошёл по дуге вниз. Меч возликовал, разбивая зачарованную броню, ударяя в неземную плоть, круша кости и рёбра, разрубив демона от плеча до паха. Он упал на землю, почти разрубленный надвое, быстро испарившись перед Аэнарионом. — Всё случается в первый раз, — сказал Аэнарион. Король-Феникс повернулся и посмотрел на колдунов. Он достиг предела своей силы и вспомнил пророчество Морати. Предсказание его жены вновь сбывается: скоро он умрёт. Теперь только Каледор остался стоять, сияя от своей силы. Прогремел гром. Ударила молния. Башни из света сверкали, ещё более яркие, чем солнце. Плоть Каледора высыхала и становилась чёрной, делая волшебника похожим на мумифицированный труп, всё ещё остающийся на ногах, что-то напевая. Затем и эта высохшая шелуха взорвалась и развеялась по ветру, оставив перед глазами Аэнариона светящийся дух волшебника, похожий на блик солнца в зрачке после закрытия век. Аэнарион облокотился на меч, неспособный двигать своим изувеченным телом. Боль сжигала каждый его нерв. Дыхание было рваным. Что-то булькало в его груди: наверное, лёгкие заполнились кровью. Выпавшее ему наказание было большим, чем могло выдержать даже его могучее тело. Он был разбит, отравлен, сожжён огнём и волшебством. Он победил четырёх самых могущественных во всём мироздании демонов. Его армия почти погибла. И тем не менее, заклинание не было закончено полностью. Они кинули кости, и они проиграли. Последняя ставка эльфов была сделана, и теперь они должны были познать цену неудачи. Король поднял голову и засмеялся. Они попробовали, но не было никого, кто бы мог засвидетельствовать их неудачу. Он бросил взгляд через плечо, посмотрев на полусформировавшийся Вихрь. Аэнарион был готов предложить себя как жертву, как он это сделал, пройдя сквозь Пламя Азуриана, но он знал, что теперь это не сработает. Ничего не оставалось, кроме как вернуться в бой и сражаться, пока к нему не придёт смерть. «Да, — шептали голоса. — Иди! Убивай, пока мир не придёт к концу». Наступил момент страшной тишины. Вихрь закручивался и танцевал перед ним, будто собираясь упасть как уставшее дитя. Аэнарион смотрел на него, зачарованный и испуганный, поскольку вихрь начал разрушаться. Вдруг, исчезающий образ Каледора стабилизировался. Призрак повернулся к Вихрю и продолжил заклинание. Мерцающие фигуры появились вокруг мага, будто вызванные сюда по его желанию. Аэнарион узнал в них призраков павших архимагов. Каким-то образом, они смогли выжить в этом месте, что-то связало их с ним даже в смерти. Духи остальных архимагов присоединялись к ритуалу, отправляясь в Вихрь друг за другом и исчезая. Аэнарион смотрел на них своим быстро темнеющим взором. Он увидел, что они застыли, будучи пойманными в ловушку в центре заклинания, но тем не менее они продолжали ритуал. Что-то внутри подсказало ему, что призраки отдали себя вечности, чтобы закрепить сотканное ими заклятье. «Нет! — завопили голоса в голове эльфа. Он чувствовал, что хор безумной ненависти рос в его голове, угрожая пересилить его волю. — Разрушь это! Уничтожь их всех! Уничтожь мир!». Эти вопли были соблазнительны. Он хотел им повиноваться. Почему кто-то должен жить в то время, как он умрёт? Какая ему была разница, продолжит ли мир своё существование, когда его в нём не будет и он не сможет им править? Он медленно двинулся к центру Вихря. Призрак Каледора предстал пред ним и сделал останавливающий жест. Архимаг покачал головой и указал на клинок. Меч выл в руках Аэнариона, убеждая его убить Каледора, а затем прыгнуть в Вихрь, зарезав всех вокруг. Сделав так, он бы отменил всё, уничтожил бы весь мир, развязав всё сдерживаемое волшебство, с которым так долго боролись волшебники и которым было так сложно управлять. Король испытал искушение. Он бы мог закончить всё, убить всех, его клинок мог бы попировать на смерти целой планеты. Часть его хотела сделать это, закончить всю остальную жизнь вместе со своей собственной. Если он должен был умереть, то почему бы не забрать с собой всё остальное? Он встал там, пристально глядя на призрак эльфа, который когда-то был его другом. Дух Каледора ощущал его внутреннюю борьбу, но не мог сделать ничего, что бы могло помочь или помешать королю. Решение было только за самим Аэнарионом, или же его Мечом. Эта мысль заставила Аэнариона заколебаться. Он сам был себе своим хозяином. Он всегда шёл своим путём. Он не покорился своему народу, Хаосу и богам эльфов. И в конце концов он не покорился бы Мечу, который выл в разочаровании, как будто ощущая его решение и борясь против него. Каледор улыбнулся и махнул рукой на прощание, а затем развернулся и отправился в ловушку, в которой он будет пойман до конца времён. Аэнарион развернулся спиной к Вихрю и пошёл прочь. Меч боролся с ним на каждом шагу. Снаружи творилось настоящее безумие. С небес ударила молния. Время текло странно в диапазоне влияния Вихря. Демоны исчезали, возвращаясь в царство Хаоса, который сформировал их когда-то. Хаосопоклонники старели: годы проходили для них за секунды, разлагая плоть, которая отпадала от падающих на землю трупов. Всюду формировались груды костей. Аэнарион стоял и смотрел. Даже эльфы старели под влиянием новорождённого Вихря. Король жестами призвал оставшихся в живых бежать, и они повиновались. Король-Феникс знал, что умирает от ран и ядов, жгущих его вены. Он знал, что должен пойти и вернуть Меч на его место. Он не мог рисковать тем, чтобы клинок попал ещё в чьи-то руки. Не так близко от сердца Вихря. Ни один демон или злое существо не должно было найти его. Теперь он понимал, почему боги не хотели, чтобы мечом кто-либо владел. Аэнарион посмотрел на тело Индраугнира: — Жаль, что ты больше не сможешь мне помочь, старый друг, — сказал он. Открылся огромный глаз, и дракон попытался взреветь. Вместо его обычного гордого рёва, из глотки дракона вырвалось лишь шипение, но он смог встать на ослабленные ноги и стоял там, пошатываясь и истекая кровью. — Один последний полёт, — промолвил Аэнарион, и дракон кивнул, как бы соглашаясь. — Мы вернём Меч на Губительный Остров и воткнём его в алтарь так глубоко, что больше никто не будет в состоянии его вытащить. Аэнарион заставил себя сесть на спину умирающего дракона и привязать себя к нему. Он в последний раз взглянул на разрушенное место. Странное волшебство текло вокруг него. Тёмные очертания призраков вырисовывались в руинах храма, что пытались исполнить обряд великого непостижимого ритуала. Он взялся за уздцы, и дракон взмыл в небеса через облака, которые закручивались и поднимались к солнцу. Ветра магии выли на крыльях Индраугнира, когда он и его наездник улетали в легенду. Н’Кари, Хранитель Тайн, наблюдал за ними изнутри Вихря. Он понимал, что ему посчастливилось остаться в живых. Мощь оружия Короля-Феникса оказалась даже за пределами воображения демонов. Никогда, за все долгие эоны своего существования, Н’Кари не испытывал ничего подобного. Его уменьшили до мельчайшей частицы чувств, превратили в нечто, немногим большее, чем личинка или человек, едва осознающих собственное существование. Единственное, что ему удалось сделать, это сбежать от Аэнариона, скрывшись в ревущих волшебных энергиях, вызванных эльфийскими архимагами. И он едва ли был тенью себя прежнего. Меч ослабил его настолько сильно, что он ещё даже не понимал насколько. Он смог только убежать, но его сила вырастет и вернётся обратно, как и всегда. Демон пожелал попасть в другое место, погрузиться в великое Царство Хаоса, чтобы вечно купаться в его обновляющих энергиях. Ничего не произошло. Он не мог сбежать. Гнев и нечто такое, чего он ещё не понимал, заполнили его разум. Возможно, это был страх. Демон был пойман в ловушку в огромном заклинании эльфов, которое мешало ему попасть из этого мира в его собственный. Какое-то чувство вроде самосохранения попросило вести себя тихо, ничего не делать и набираться сил. Вокруг него были существа ужасной силы — призраки архимагов — которые отдали свои жизни, чтобы соткать это заклинание. И они всё ещё продолжали свою работу. Его столкновение с Аэнарионом оставило его настолько ослабленным, что у него не было бы ни шанса, если бы кто-то из тех ужасных привидений обратил внимание на него и небольшой дефект в обширной матрице заклятья, который он занял. Они были могли лишить его существования голым усилием воли. Это было болезненно и оскорбительно для Н’Кари: допустить для себя такое тяжёлое положение. Но прошло уже много времени с тех пор, как он наслаждался подобными ощущениями, и он решил смириться с этим. Теперь ему нужен был план, способ выбраться из этой огромной ловушки, и чтобы призраки его не заметили при этом. Он должен был ждать и экономно использовать свою силу, позволить ей вырасти, пока он не сможет вновь стать самим собой. Он не сомневался, что как только это станет возможным, он сможет выйти из этого места. Всё-таки он был демоном: время имело для него мало значения, даже при странном течении времени в Вихре. Пока он будет осторожен и не будет привлекать к себе внимание, он выживает и разработает способ как вновь стать свободным. Тогда он насладиться совсем другим ощущением — местью Аэнариону и всем, кто его крови.
Глава 1
«Есть те, кто выражает удивление, что Аэнариону никогда не говорили, что Морелион и Иврейна, его дети от Вечной Королевы, выжили. Если бы он узнал, это могло бы изменить всё течение эльфийской истории. Возможно, король бы тогда не посетил Губительный Остров и не вытащил бы Меч Каина. Он бы мог никогда не встретить Морати, и Малекит бы не был рождён. Такие размышления бесполезны. Что случилось, то случилось. Меч был высвобожден. Эльфы Нагарита последовали за Аэнарионом в тень и проклятье. И мир был спасён. Возможно, как раз потому, что Аэнариону не сказали, что его дети живы. Многие учёные думают, что когда Меч был освобождён, Сердцедуб и его доверенные принцы были правы, что сохранили от Аэнариона тайну о его выживших детях. Они указывают на то, что случилось с теми эльфами, что последовали за Королём-Фениксом, а также на то, что произошло с Малекитом, который стал известен как Король-Чародей. Держа детей подальше от их отца, они тем самым спасли их от гибельного влияния Меча Каина. И таким образом, в Иврейне, эльфы обрели Вечную Королеву с чистой репутацией, и ей все мы должны возносить хвалу. Возможно, те, кто хранил секрет от Аэнариона, имели и иные причины. Учёные говорят, что, учитывая те планы, которые Морати имела насчёт своего сына Малекита, маловероятно, что дети бы прожили бы долго в Нагарите, где она легко могла бы схватить их. Вторая жена Аэнариона стала известна благодаря её знаниям о ядах, зельях и злом колдовстве. Кто знает, как долго бы Морелион и Иврейна смогли бы прожить, если бы она узнала об их существовании? Какими бы ни были причины, действия Сердцедуба и принцев обеспечили выживание линии Аэнариона в двух главных ветвях: одна дала нам линию удачных Вечных Королев по настоящее время. Другая линия благословила и прокляла Ултуан множеством наследников блестящей и испорченной Аэнарионовой крови. В частности, они, как и их великий предок, дали эльфам столько же причин как проклинать их, так и быть им благодарными».10-й год правления Финубара, вилла Арафиона, Котик (2173 имперский год)Принц Илфарис, История Крови Аэнариона.
Тирион сидел на краю стены виллы своего отца, свесив ноги и радуясь чувству опасности. Позади него лежал двадцатифутовый обрыв, а тот, что был впереди, был еще круче, потому что земля уходила вниз по склону. Если он упадёт отсюда, то может переломать себе все конечности на усыпанной камнями земле внизу. В ясном голубом небе поздней зимы ярко горело солнце. Высоко в горах Котика было холодно. Его дыхание превращалось в облачка ледяного пара, он чувствовал, как замерзает сквозь тонкую ткань своей изодранной кожаной туники и залатанный шерстяной плащ. Вдалеке он увидел отряд всадников, скачущих вверх по склону к вилле на вершине холма. Путешественники были редки в этой части Ултуана. Очень немногие люди когда-либо приходили к ним в гости. Большинство из них были проезжими охотниками, бросавшими часть своей добычи в качестве десятины для охоты на землях его отца. Один или двое из них были горными жителями, которые пришли посоветоваться с его отцом по поводу болезни в их семье или по какому-то незначительному вопросу магии или науки. Все было иначе, когда его мать была жива, по крайней мере так утверждала Торнберри. Когда его родители приехали сюда на один-два летних сезона, спасаясь от жары в низинах, в доме было полно народу. Колдуны и ученые со всего Ултуана приезжали сюда вместе с богатыми родственниками его матери. Народ любил его мать, и многие были готовы отправиться даже в это отдаленное место, чтобы навестить её. Но Тирион не знал ни о чём из этого. Его мать умерла во время трудных родов, дав жизнь ему и его брату, и он никогда не знал каково было жить с ней. В одном он был уверен — никто из местных жителей, кроме его отца, не мог позволить себе купить лошадь, не говоря уже о боевом коне. Глаза Тириона были остры, как у орла, и он увидел, что незнакомцы сидят верхом на конях еще больших, чем у его отца, и одеты так, как он видел только на иллюстрациях в книгах. Большинство из них были вооружены копьями. Он не мог себе представить, что еще может быть в этом длинном шесте с развевающимся вымпелом. По правде говоря, он не хотел, чтобы это было что-то еще. Он хотел, чтобы они были рыцарями, блестящими воинами, о которых он и его брат всегда читали в старых книгах своего отца. Он подумал, не связано ли это каким-то образом с его днем рождения, который должен был состояться завтра, хотя отец, похоже, опять забыл об этом. Он почему-то чувствовал, что так оно и есть. Это казалось правильным. Он вскочил, балансируя на тонком выступе стены, затем пошел вдоль нее к крыше конюшни, вытянув руки по бокам, чтобы сохранить равновесие. Он пролез внутрь через большое отверстие в покрытой шифером крыше и спрыгнул на опорную балку. Пыльный, затхлый запах старого здания наполнил его ноздри вместе с теплым животным запахом отцовской лошади. Он пробежал вдоль балки, схватил веревку, которую оставил привязанной к краю, и прыгнул. Это всегда было самым приятным: долгий спуск на землю, головокружительное ощущение скорости. Эльф накренился вниз и отпустил верёвку, приземлившись и прокатившись по тюкам сена. Это всегда вызывало у него улыбку. Он выбежал из конюшни мимо испуганной Торнберри. Морщинистая старая эльфийка наблюдала за ним с выражением смущения на лице, как будто энергия молодого Тириона каким-то образом сбивала ее с толку и расстраивала. — Приближаются чужаки! — крикнул Тирион. — Я пойду расскажу отцу. — Тише, юный Тирион, — сказала Торнберри. — Твой брат опять заболел. Иди разбуди его. — Брат уже проснулся. Торнберри подняла бровь. Она не стала спрашивать, откуда Тирион мог это знать. Тирион все равно не смог бы ей ответить. Он понятия не имел, как это возможно, что, находясь рядом с братом, он иногда может сказать, спит он или бодрствует, счастлив или печален, или испытывает сильную боль. По правде говоря, ему всегда казалось странным, что другие не могут этого делать. Может быть, это как-то связано с тем, что они были близнецами. — Он здесь, а ты производишь столько шума, — сказала Торнберри. Её тон был раздражённым, и она пыталась сделать свое лицо строгим, но её взгляд, как всегда, был добрым. Тем не менее, как и всегда, ей удалось заставить Тириона почувствовать себя виноватым. Он помчался наверх и вбежал в покои отца. Его отец поднял руку, призывая к тишине. Он стоял над своим верстаком, всматриваясь во что-то через окуляр магнаскопа. — Тише, Тирион, я сейчас. Тирион встал там, едва не лопаясь от желания сообщить новости, но он знал, что его отца нельзя торопить, когда он занимается своими исследованиями. Чтобы занять себя, он обвел взглядом комнату, рассматривая огромную библиотеку отца с книгами и свитками, столь любимыми Теклисом, стеклянные банки с маринованными головами чудовищ, странные химикаты и диковинные растения из джунглей Люстрии и тропических лесов к востоку от Дальнего Катая. Его взгляд, как всегда, был прикован к гигантскому, ужасающему доспеху, стоявшему на проволочном каркасе в углу, и как бы он ни старался этого избежать. Он выглядел для всех как какой-то чудовищный голем, ожидающий своего оживления. Его отец утверждал, что эти доспехи были выкованы в магических печах Наковальни Ваула для их легендарного предка Аэнариона, и что теперь они сломаны и мертвы, нуждаясь в магии, чтобы вернуть их к жизни, наделить силой и снова сделать пригодными для ношения героем. Тирион не был полностью уверен в правдивости этих слов, но надеялся, что так оно и есть. Доспех был обесцвечен вокруг груди и рук, где его отец собственными руками чинил древнюю поврежденную металлическую конструкцию. В этих местах доспехи не имели той возрастной патины, которая была в других местах. Это была работа всей жизни его отца: сделать доспехи снова целыми. Он посвятил ей всю свою учёную жизнь, с тех самых пор, как унаследовал доспехи от своего отца, который унаследовал их от своего отца до него и так далее в тумане времени. По семейным преданиям, эти доспехи были подарены их предку Омариону самим Тетлисом в награду за спасение жизни его сына. Это была самая драгоценная семейная реликвия. Насколько Тирион знал, его отец был первым из его рода, кто попытался переделать доспехи. До сих пор его усилия были бесплодны. Всегда требовалась ещё одна вещь, ещё один кусок редкого металла, ещё одна мифическая руна, которую нужно было заново открыть и переписать, ещё одно заклинание, которое нужно было переплести. Много раз Тирион слышал, как его отец говорил, что на этот раз он сделает это, и всегда был разочарован. Доспех стоил его отцу немалого состояния и всей его жизненной энергии, но всё ещё не был завершён. Тирион посмотрел на отца и понял, насколько слаб тот был. Его волосы были тонкими, как серебряные нити, и белыми, как снег на вершине горы Старброу. Сеточка морщин покрывала окружность его глаз и большую часть лица. Пурпурные вены тонко выделялись на его руках. Тирион посмотрел на гладкую кожу своих собственных рук и сразу же увидел разницу. Жизнь, полная неудач, преждевременно состарила его отца: принцу Арафиону было всего несколько столетий. — Скажи мне то, что хотел сказать, придя сюда, сын мой, — сказал Арафион. Его голос звучал спокойно, мягко и отстраненно, но не без насмешки. — Что такое привело тебя в мою мастерскую, раз ты даже не постучался? — Приближаются всадники, — ответил Тирион. — Воины верхом на боевых лошадях. — Ты уверен в этом? — спросил его отец. Тирион кивнул. — Откуда? — его отец считал, что наблюдения должны быть проверены и обоснованы. Это было частью его метода познания. «Не одно лишь книжное обучение» — было его лозунгом. — Лошади были слишком большими, чтобы быть обычными скакунами, и всадники несли копья со знамёнами на них. — Чьи знамёна? — Не знаю, отец. Они были слишком далеко. — А не лучше ли было бы, сын мой, подождать, пока сам всё не увидишь? Тогда бы ты смог рассказать мне больше о том, кто были эти незнакомцы и каковы их цели. Как всегда, Тирион не мог отделаться от ощущения, что он чем-то разочаровал своего ласкового, учёного отца. Он был слишком громким, слишком шумным, слишком активным. Он не был таким умным, как Теклис. Отец улыбнулся ему в ответ. — В следующий раз, Тирион, будь внимательнее. — Да, отец. — К счастью, у меня есть подзорная труба, которая позволит мне узнать информацию, которую ты упустил. Несмотря на то, что эти старые глаза не так остры, как твои. А теперь беги и расскажи своему брату. Я знаю, что ты умираешь от желания сообщить ему эту новость. Теклис лежал на огромной кровати с балдахином, укрытый грудами изношенных, залатанных одеял. В комнате было так темно, что невозможно было разглядеть, насколько изъеден молью полог кровати и как стара и шатка мебель в комнате. Теклис громко кашлянул. Это прозвучало так, словно внутри него оторвалась кость и теперь гремела в груди. Он повернулся в клубке одеял и посмотрел на брата блестящими лихорадочными глазами. Тирион гадал, действительно ли на этот раз Теклис умрет, и не эта ли болезнь в конце концов настигнет его. Его брат был теперь так слаб, так слаб, так полон боли и отчаяния. И Тирион эгоистично гадал, что же тогда с ним будет. Он чувствовал отголоски боли и слабости своего брата. Что будет, когда Теклис отправится в своё тёмное путешествие? Неужели Тирион умрет? — Что привело тебя сюда, брат? На улице всё ещё светло. Ещё не время для чтения. Тирион виновато посмотрел на экземпляр «Сказаний о Каледорской Эпохе», лежавший на выщербленном столике рядом с кроватью. Он подошел к окну. Занавески были пыльными и пахли плесенью. Холодный воздух со свистом врывался в щели между ставнями, несмотря на рваные клочья мешковины, которыми забили щели. На старой вилле не было места, где Теклис мог бы укрыться от холода, который, казалось, высасывал из него все жизненные силы. — У нас гости, — сказал Тирион. В глазах Теклиса мелькнул интерес, и на какое-то мгновение он уже не казался таким вялым. — А кто они такие? — этот тон был сухим эхом голоса их отца, как и сам вопрос. Тирион удивился этому сходству. При всей своей слабости Теклис был во многом сыном своего отца, хотя Тирион никогда не чувствовал себя таковым. — Я не знаю, — вынужден был признать он. — Я не стал ждать, чтобы проверить их геральдические знамёна. Я просто вбежал с новостями, — он не мог скрыть угрюмости в голосе, хотя и знал, что его брат этого не заслуживает. — Я вижу, отец снова подвергает тебя пыткам, — сказал Теклис, и его снова охватил долгий, ужасный приступ кашля. В его случае смех иногда был ошибкой. — Он заставляет меня чувствовать себя глупо, — признался Тирион. — Ты заставляешь меня чувствовать себя глупо. — Ты вовсе не глуп, брат. Ты просто не такой, как он. Ваш ум работает в разных каналах. Вас интересуют разные вещи, — Теклис старался быть добрым, но не мог скрыть некоторого удовлетворения в своем голосе. Его близнец постоянно сознавал свою физическую неполноценность. Его чувство интеллектуального превосходства помогло уравновесить это чувство. Обычно это не беспокоило Тириона, но сегодня он чувствовал себя неуверенно. Теклису не потребовалось много усилий, чтобы вывести его из равновесия. — Сражения, оружие и тому подобное — вот что тебя интересует. Тон голоса брата дал Тириону понять, насколько незначительными он считает подобные вещи в Великом Замысле. — Один из всадников, по крайней мере, воин. Он нёс копье, и его доспехи ярко сверкали на солнце. Сначала Тирион подумал, что он выдумывает последнюю деталь, но даже когда он сказал это, он понял, что это правда. Он заметил больше, чем думал. Жаль, что отец не расспросил его об этой детали. — А как же остальные всадники? — спросил Теклис. — Сколько их было? — Десять с копьями. Один без. — А кто бы это мог быть? — Не знаю, может быть, оруженосец или слуга. — Или маг? — Зачем магу приходить сюда? — Наш отец — волшебник и ученый. Возможно, он пришел посоветоваться с ним, а воины — его телохранители. Тирион видел, что Теклис искажает события в соответствии со своими собственными взглядами и фантазиями. Он хотел, чтобы один из этих всадников был ученым, а остальные, воины, находились в более низком положении. Это было больно. Он чувствовал, что должен что-то сказать, но не мог придумать, что именно, и тогда Теклис рассмеялся. — Мы действительно как деревенские мыши, не так ли? Мы сидим в своих комнатах и обсуждаем незнакомцев, которые могут прийти к нам в гости, а могут и не прийти. Мы читаем о великих битвах Каледорской Эпохи, но некоторые всадники в поисках ночлега являются для нас источником большого волнения. Тирион засмеялся, радуясь, что ему не придётся спорить с братом. — Наверное, я мог бы пойти и спросить чего они хотят, — сказал он. — И лишить нас восхитительной тайны и предвкушения ее разгадки? — спросил Теклис. — Они уже скоро будут здесь. Едва он произнес эти слова, как зазвонил большой колокол у ворот. В его звоне было что-то зловещее, и Тирион не мог отделаться от ощущения, что он предвещает какую-то огромную перемену, что по какой-то пока еще неизвестной причине их жизнь никогда не будет прежней после сегодняшнего дня. Большой колокол зазвонил снова, и Тирион помчался вниз во двор. Он подошел к воротам одновременно с Торнберри. Некоторое время они стояли лицом друг к другу, ожидая, что же предпримет другой. — Кто приехал?! — закричал Тирион. — Корхиен Айронглайв и Леди Малена из Дома Изумрудов со своею свитой. У нас есть дело к принцу Арафиону. — И что же это будет за дело? — спросил Тирион. Он был ошеломлен очарованием этих имен. Его отец говорил о Корхиене. Дом Изумрудов был родичами его матери, торговыми князьями великого города-государства Лотерн, где близнецы жили, когда были маленькими детьми. Что им здесь могло понадобиться? — Это я должен обсудить с принцем Арафионом, а не с его привратником, — голос эльфа звучал нетерпеливо. В нём определенно было что-то воинственное. Он был ясен, как огромный бронзовый рог, предназначенный для того, чтобы звучать над полем боя. — Я не его привратник, я его сын, — ответил Тирион, чтобы показать, что он не испугался, хотя и был немного напуган. — Тирион, открой ворота, — послышался мягкий голос у него за спиной. Тирион обернулся и с удивлением увидел там своего отца. Он также был одет в свой лучший плащ, а на голове у него был обруч из замысловато обработанного золота, в который были вставлены сверкающие и мистические драгоценные камни. — Не стоит заставлять гостей ждать. Это очень грубо. Тирион пожал плечами и взялся за стержень, поднимавший решетку ворот. Она легко поднялась, потому что юный эльф был очень силен для своего возраста. Он отступил назад, когда ворота распахнулись, и обнаружил, что смотрит на верховых незнакомцев. Один из них был самым высоким эльфом мужского пола, из всех, что Тирион когда-либо видел, таким же высоким и широким, как и он сам, с огромным топором за спиной и мечом, привязанным к боку. В руке он действительно держал длинное копье. На плечах у него был плащ из шкуры белого льва. Тирион был в восторге. Он никогда раньше не встречал членов легендарной охраны Короля-Феникса. Что может здесь понадобиться такому человеку? Рядом с Белым Львом стояла эльфийка в прекрасно сшитом дорожном платье с капюшоном. Выражение ее лица было высокомерным, янтарные глаза смотрели пронзительно прямо. Она носила множество светящихся амулетов, которые выдавали в ней мага. Прядь длинных иссиня-черных волос выбилась из-под капюшона ее плаща. Позади них виднелась группа всадников, сидевших верхом на разукрашенных лошадях. Все они были одеты в одинаковые плащи и имели одинаковую эмблему на вымпелах своих копий — белый корабль на зелёном фоне. За ними тянулась вереница запасных лошадей и вьючных мулов. Похоже, это была весьма впечатляющая экспедиция. Прежде чем Тирион успел что-либо сказать, Белый Лев воткнул копьё в землю у ворот, спрыгнул с седла, пересёк двор и крепко обнял Арафиона. К большому удивлению Тириона, его отец не возражал, весело засмеявшись. Это был первый раз, когда Тирион видел своего отца таким. Он взглянул на женщину, чтобы убедиться, что она так же удивлена, как и он, и заметил, что выражение её лица было кислым и неодобрительным. Она оглядела двор, словно осматривала свинарник. Её конь был меньше, чем у воинов, но ещё красивее в седле. Она заметила, что Тирион наблюдает за ней, и нахмурилась. Однако он встретил её пристальный взгляд своим и смотрел, пока она не отвела глаза. — Корхиен, старый боевой пес, как я рад тебя видеть, — сказал принц. — И я тебя, Арафион, — сказал воин, хлопнув отца по спине с такой силой, что Тирион испугался, как бы тот не пострадал. Его отец поморщился от удара, но не стал протестовать. Внезапно Тириону пришло в голову, что Корхиен и его отец были друзьями. Это была совершенно новая концепция. За все годы своего детства Тирион не мог припомнить, чтобы его отец проявлял привязанность к кому-либо или чему-либо, даже к своим сыновьям. — И как давно это было? — С тех пор как ты ушел отсюда, после Алисии… — сказал Корхиен, и по тому, как изменилось выражение его лица, было видно, что он уже знал, что совершил ошибку. Он закрыл рот. Волна печали промелькнула на лице отца, и он посмотрел вдаль. — Леди Мален, — наконец произнес его отец. — Добро пожаловать в мой дом. — Так вот где умерла моя сестра, — сказала женщина. — Это не очень хорошо… располагающее место. Ещё один шок сотряс грудь Тириона: эта женщина была его тетей. Теперь он изучал её ещё внимательнее, задаваясь вопросом, насколько она похожа на его мать. Теперь, присмотревшись, он увидел, что некоторые черты ее лица были похожи на черты Теклиса и даже на те, что он видел в зеркале. Она так же пристально смотрела на него. В этом взгляде была враждебность и что-то еще, чего он не мог разобрать, возможно, любопытство. Она протянула ему руку и снова посмотрела на него. Ему пришло в голову, что она была леди, которая не привыкла садиться или слезать с коня без посторонней помощи. Он почувствовал искушение подойти и помочь ей, но что-то в нём восставало против этого, и через мгновение он понял, почему. Это должны были делать слуги, а он определенно не был ее слугой. Она увидела, что это знание поразило его, и холодно улыбнулась, грациозно спешилась и подошла к нему. Она обошла его кругом, разглядывая так, как горная домохозяйка разглядывает теленка, которого собирается купить. Тириону не понравилось, как она это сделала. — Вам нравится то, что вы видите? — спросил он. — Тирион, — неодобрительно произнес отец. Воин рассмеялся. Ответ эльфийки удивил его. — Да, очень, — ответила она. — Хотя его манеры можно было бы улучшить. Корхиен тоже рассмеялся. Тирион почувствовал, что краснеет. Он вызывающе сжал кулаки, не привыкший, чтобы над ним издевались, кроме отца или Теклиса. Потом он увидел смешную сторону и сам рассмеялся. — Ты похож на неё, когда смеёшься, — сказала Мален, и в ее голосе прозвучала печаль, которая напомнила ему отца. — Алисия всегда была веселой душой. Алисией звали его мать, и по тону Мален было очевидно, что она скучает по ней. Ему пришло в голову, что, возможно, эта гордая, холодная женщина станет чем-то вроде него, если Теклис умрет, и тогда он почувствовал к ней некоторую симпатию. — Неужели мы весь день будем стоять здесь в пыли? — спросил Корхиен. — Или ты пригласишь нас войти и угостишь прекрасным старым вином из твоего погреба, которым ты всегда хвастался? — Конечно, конечно, — сказал Арафион. — Входите, входите. Это был первый раз, когда Тирион услышал о прекрасных старых винах в их погребе. Это определенно был интересный день. Всадники всё ещё сидели на своих лошадях, бесстрастные, словно ожидая нападения. В их неподвижности была какая-то угроза. — Возможно, твои слуги захотят присоединиться к нам, — добавил его отец. — Похоже, ваша компания немного великовата для светского визита. Тирион не пропустил быстрый предупреждающий взгляд, мелькнувший между отцом и Корхиеном. — Дороги снова становятся опасными, — сказал Белый Лев. Тирион почувствовал, что он хотел бы сказать что-то еще, но его сдерживало присутствие остальных. Что же здесь происходит?
Глава 2
В гостиной было сыро, пыльно и холодно, и Тирион понял, что на леди Мален это не произвело особого впечатления. Впервые ему стало стыдно за отца и за свой дом. Глядя на ее одеяние, сотканное из шелков и магических тканей, которые он даже не мог назвать, Тирион впервые увидел, как бедно одеты он и его отец. Так долго ему было не с чем сравнивать свою семью, кроме как с местными жителями, которые, как он теперь понял, были простыми горцами. Было очевидно, что Корхиен и Мален принадлежали к совершенно другому сословию людей, и он чувствовал, что ни он, ни его отец к этому сословию не принадлежали. Возможно, его отец когда-то и был им равным, но теперь — нет. Леди Мален втянула в ноздри воздух и посмотрела на обшарпанные деревянные кресла. Они не были обиты мягкой тканью, и он догадался, что это было чем-то таким, к чему она не привыкла. Корхиен рассмеялся: — Я бывал в армейских лагерях, которые были более удобны, Арафион. Не так уж много шансов, что ты тут размякнешь. — Садитесь, я скоро разведу огонь, — сказал отец Тириона и сдержал свое слово. Он вышел из комнаты и вернулся с частью их драгоценного запаса зимних поленьев. Он бросил их в камин и зажёг с помощью слова силы. Стоило ему только произнести слова, все поленья одновременно вспыхнули синим мистическим пламенем. Искры замерцали, и слабые хлюпающие звуки наполнили воздух, когда сок внутри воспламенился. Тирион удивлённо посмотрел на отца: это была самая наглядная магия, которую он видел за все эти годы. Он хотел побежать и рассказать обо всем Теклису, но его удерживало любопытство, желание посмотреть, что же произойдет дальше. Торнберри принесла глиняную бутылку вина и три кубка на старинном бронзовом подносе. Она казалась смущенной, но старалась не показывать этого, сохраняя каменное выражение лица. Она поставила вино на низкий столик и быстро вышла из комнаты. Отец жестом пригласил гостей садиться: — Скоро здесь будет еда. Тирион удивился и этому тоже: его отец, должно быть, дал указания приготовить еду, что само по себе было чем-то удивительным. Часто он забывал поесть на несколько дней, и когда Торнберри не было дома, Тириону приходилось готовить еду для себя и Теклиса. Корхиен и Мален сидели, пока его отец разливал вино. Тирион подошел к огню и встал к нему спиной, наслаждаясь непривычным теплом. — Чему мы обязаны честью этого визита? — наконец спросил его отец. — Пора, — сказал Корхиен. — Близнецы уже почти достигли того возраста, когда их можно представить ко двору Короля-Феникса. — Это их право, — сказала леди Мален. — А также их долг. В них течёт кровь Аэнариона. — Да, это так, — сказал Арафион. Он говорил странно резко и выглядел более воинственным, чем когда-либо видел его Тирион. Его отец никогда ни с кем не был агрессивен. — Мне интересно, почему Дом Изумрудов решил послать за ними свою самую прекрасную дочь и самого большого союзника при дворе? Тирион почувствовал еще один шок. Забрать их. Что имел в виду его отец? По выражению лица Мален он понял, что она тоже не ожидала такого ответа. У нее был вид женщины, с которой люди не разговаривают таким тоном. Корхиен тоже смотрел на отца Тириона странно, но не без восхищения. — Что вы имеете в виду? — наконец спросила Мален. — Я имею в виду, что за последние пятнадцать лет Дом Изумрудов почти не проявлял интереса к моим сыновьям. И всё же сегодня ты здесь, напоминая мне о моем отцовском долге — представить их перед троном Феникса в компании отряда воинов в доспехах. Мне любопытно, почему это так? — Они должны быть представлены, — сказал Корхиен. — Ты знаешь закон не хуже меня, Арафион. Они ведь из одной кровной линии. — И если они будут представлены ко двору, я должна позаботиться, чтобы они не опозорили нашу семью, — сказала Мален. Принц Арафион тихо рассмеялся: — Я так и думал. — Почему мы должны быть представлены ко двору, отец?! — воскликнул Тирион, не в силах сдержать своё любопытство. Отец посмотрел на него так, словно впервые заметил, что он здесь. — Оставь нас, Тирион, нам с твоей тётей нужно многое обсудить. Я скажу вам то, что вам нужно знать, позже. Голос отца звучал сурово, и то, что он говорил, было несправедливо, но, когда он заговорил, в его глазах была такая боль, что у Тириона не хватило духу спорить с ним или задавать вопросы. Он подошел к двери и закрыл ее за собой, сопротивляясь желанию захлопнуть ее, хотя искушение было очень велико. — Подумай, — сказал Теклис. Его голос звучал еще более хрипло и резко, чем обычно. Кашель усилился, но теперь в его глазах появился лихорадочный интерес. Он сидел прямо на кровати, одеяло накинуто на плечи, как плащ. — Постарайся вспомнить, что еще они говорили? Тирион покачал головой. — Я уже всё тебе рассказал. Он затянул свой плащ потуже вокруг себя. После тёплой гостиной внизу комната Теклиса казалась ещё холоднее, чем прежде. Возможно, ему следует отнести Теклиса вниз и дать ему немного посидеть у огня. Но он знал, что лучше этого не предлагать. Его брат никогда бы не согласился. Он не любил, когда его слабость выставляли напоказ перед посторонними. — Ты уверен, что она сказала, что мы должны быть представлены Королю-Фениксу? — Да. — Я предполагаю, что это имеет смысл. В конце концов, мы — потенциальные наследники проклятия. Тирион рассмеялся: — Проклятие? Проклятие Аэнариона? Будь серьёзнее! — Верховный Маг Каледор утверждал, что все те, в ком течет кровь Аэнариона, могут унаследовать его проклятие и быть затронуты Каином, Богом Убийства. — Конечно, это относится только к таким, как Малекит, рожденным после того, как Аэнарион вынул Убийцу Богов и был запятнан его силой. — Так ты думаешь, да? Но Каледор говорил совсем другое. И если ты подумаешь, то эта мысль не будет иметь никакого смысла: Малекит стал бесплоден с тех пор, как прошёл через пламя. У него никогда не было детей. — Но почему же? Я не верю, что ты проклят. Ни Каином, ни мной, если уж на то пошло. Теклис жестом указал на свое изможденное тело и приподнял одну бровь: — Я думаю, что это возможно. — Я не считаю, что ты проклят. — Сколько эльфов вообще болеют, Тирион? Сколько ещё таких слабых, как я? Тирион попытался отшутиться от этого вопроса: — Я не думаю, что это квалифицирует тебя как угрозу для королевства. — Не имеет значения, что мы думаем, Тирион. Важно, что думают Король-Феникс и его придворные. — Нас представят там, чтобы они могли проверить нас на наличие заразы Каина? — Предполагаю, что так. — Это кажется мне несправедливым. — Возможно, они и правы. — Ты не можешь так говорить, брат! — Аэнарион был уникален. Он делал то, что ни один эльф никогда не делал раньше, и очень немногие даже пытались сделать потом что-то похожее. Он прошел через пламя Aзуриана невооруженным и незащищенным. Он вытащил Убийцу Богов из алтаря Каина. Было в нем что-то особенное, что-то такое, что позволяло ему владеть силой богов и действовать через него. Кто скажет, что это различие не передается через его кровь? Каледор Повелитель Драконов определенно так думал, и он был величайшим магом, которого когда-либо знал этот мир. — Откуда ты всё это знаешь? — спросил Тирион. Он уже знал ответ, но, как обычно, объём знаний брата поражал его. — Потому что пока ты бродишь по стране, мне нечего делать, кроме как читать, когда у меняесть силы. — Да, но то, что ты читаешь, ты всегда запоминаешь. Жаль, что я не могу этого сделать. У меня оно всегда проскальзывает в одно ухо и вылезает из другого. — Если только это не связано с войной или героями, — сказал Теклис. — Как бы то ни было, тебе не кажется странным, что леди Мален и лорд Корхиен приехали к нам именно таким образом? — Что ты имеешь в в виду? Теклис бросил на брата предостерегающий взгляд. Дуновение воздуха, ударившее ему в спину, подсказало, что кто-то только что открыл дверь в комнату Теклиса. Тирион обернулся и увидел стоящую там леди Мален. Она не выглядела смущенной из-за своего вторжения. Она ответила на их пристальные взгляды и прошла прямо в комнату, не дожидаясь приглашения. — Вы, должно быть, Теклис, — сказала она. — Калека. — А ты будешь Мален, грубиянкой, — ответил Теклис. Она рассмеялась: — Хорошо сказано, мальчик. — Вы можете обращаться ко мне как к принцу. Это мой титул. — Это ещё предстоит выяснить. Я буду знать, как называть тебя после того, как ты предстанешь перед троном Феникса. — Почему бы вам не начать практиковаться прямо сейчас? — сказал Теклис. — Мы можем притвориться, что мы все вместе хорошо воспитанные эльфийские дворяне. Мален долго смотрела на него, очевидно, понимая разницу между его надменными манерами и измождённой фигурой, и была вынуждена пересмотреть ситуацию. — В самом деле, принц Теклис, почему бы нам этого не сделать? — спросила она наконец. — Очень хорошо, леди Мален. А теперь давайте договоримся, что я не войду в вашу комнату без стука, если вы не войдёте в мою. Тирион подумал, что его брат, возможно, заходит слишком далеко, но Мален рассмеялась и кивнула в знак согласия. По какой-то причине она казалась довольной беззаботностью Теклиса. — Я была рада познакомиться с вами и желаю вам доброго дня, принц Тирион, принц Теклис. Когда дверь за женщиной закрылась, Теклис жестом велел Тириону наклониться поближе. — Она пришла сюда, чтобы убить нас, — прошептал он. — Убить нас? — спросил Тирион. — Или нас убьет грозный Корхиен. — Нет, — Тирион был совершенно убеждён, что это не так. — Будь уверен в этом. Если она думает, что мы можем оказаться запятнанными Каином, то с нами случится несчастный случай по дороге в Лотерн. А зачем ещё им приходить? — Ты слишком драматизируешь, — сказал Тирион. Он просто не хотел верить тому, что говорил Теклис. — Зачем им это нужно? — Возможно, потому что у Дома Изумрудов есть амбиции посадить своего собственного кандидата на трон Феникса, и им не нужна помеха в виде двух порченных принцев. — Мы ещё не принцы, — сказал Тирион. — Ты же слышал, что сказала леди Мален. Теклис саркастически рассмеялся и смеялся до тех пор, пока его веселье не перешло в приступ кашля, от которого на глаза эльфа навернулись слёзы. — А теперь я должен поспать, — сказал он. — Спокойной ночи тебе, брат. — Пусть Иша улыбнётся тебе, Теклис, — сказал Тирион, ненавидя иронию этих слов, даже когда произносил традиционное прощание. Его брат был одним из тех, кому богиня определенно не улыбалась. — Да проживёшь ты тысячу лет. Встревоженный подозрениями Теклиса, Тирион прошелся по дому. Он добрался до верхней ступеньки лестницы. Со своего наблюдательного пункта он увидел отца и Корхиена, сидящих у костра, а между ними — шахматную доску. Глядя на огромного воина, Тирион не мог представить себе, что он может быть вовлечен в тайное убийство, в какое-то бесчестное дело. Тирион был уверен, что Корхиен так не поступит. Если бы нужно было убивать, он сделал бы это лицом к лицу, оружием к оружию. Корхиен наклонился вперёд и передвинул серебряного грифона. Отец погладил себя по подбородку и задумался над ответом. Тирион поднялся по лестнице, наслаждаясь непривычным теплом гостиной, и тихо подошел к доске, чтобы не нарушить сосредоточенность игроков. Он с первого взгляда оценил положение на ней. Его отец играл золотыми со своим обычным осторожным, рассудительным подходом. Он уже был в обороне, несмотря на преимущество первого хода. Играя серебряными, Корхиен выстроил лучников на правом фланге и начал мощную атаку на отцовскую Вечную Королеву с её драконом, которого поддерживали всадники-грифоны и Хранитель Знаний, атакующий по длинной диагонали. Рука его отца зависла над Королевским Грифоном, что было бы ошибкой. — Твой привратник не одобряет твою стратегию! — сказал Корхиен с громким смехом, заметив выражение лица Тириона. — Тогда мне лучше быть внимательнее, — сказал отец принца. — Тирион — лучший игрок в этом доме. Корхиен поднял бровь: — Это так? Лучше, чем ты? Лучше, чем этот блестящий, но болезненный брат, которого мне еще предстоит встретить? — Лучше, чем ты, — сказал Тирион, задетый тем, что слова Корхиена, казалось, оскорбили Теклиса. — Ты бросаешь мне вызов, привратник? — спросил Корхиен. — Я мог бы побить тебя с позиции моего отца. — О-хо-хо, какой же ты самоуверенный! Я бы сказал, что уже хорошо избил твоего отца. — Возможно, сейчас это выглядит именно так, но в вашей тактике есть некоторые вопиющие недостатки. — Я их не вижу, — сказал Корхиен. — Тирион, прошу, — его отец поднялся со своего места и жестом пригласил Тириона сесть. — Если ты собираешься делать такие возмутительные заявления, то ты должен предоставить нам доказательства, — но Арафион всё равно улыбался. Тирион догадался, что ему совсем не нравится, когда его бьют даже друзья. Мало кто из эльфов наслаждался поражением в чём бы то ни было. Тирион сел и уверенно двинул лучника на два квадрата вперед, на фланг своего Короля-Феникса. — Что? — сказал Корхиен, явно забавляясь. Он поднял своего грифона и перескочил через лучника Тириона в такое положение, когда тот угрожал Хранителю Знаний. Тирион внимательно посмотрел на доску. Как всегда, он играл быстро, инстинктивно, казалось, чувствуя сильные и слабые стороны фигур и сложную паутину сил, сплетённых их расположением и взаимодействием. Он двинул вперед еще одного лучника, расчищая пространство, чтобы ввести в игру своего собственного Хранителя Знаний и Короля-Феникса, создавая свою фланговую позицию. Запланированный Корхиеном обмен фигурами состоялся, и к концу его он уже получил лучника, но теперь же он задумчиво смотрел на доску. Белый Лев ясно чувствовал, что баланс сил меняется. Он был достаточно хорошим игроком, чтобы понять, что делает Тирион, но он еще не совсем понял план молодого принца. Корхиен продолжал свою собственную атаку, но Тирион блокировал ее, используя хитрую комбинацию Хранителя Знаний и лучников, чтобы блокировать длинную диагональ, которая была главной линией атаки Корхиена. Несколькими движениями позже Тирион начал свою собственную атаку. К концу этого разговора Корхьен уже положил свою «Вечную Королеву» набок, чтобы показать, что сдаётся. Он громко рассмеялся, явно восхищённый. — Ты всегда так хорош, привратник? — Да, определённо, — сказал отец с гордостью, которая удивила Тириона. — Вообще-то даже лучше, потому что он не допустил бы тех ошибок, которые я допустил на открытии. — Я должен проверить, не случайность ли это, — сказал Корхиен. Он взял одного золотого лучника и одного Серебряного Лучника в свои огромные руки, положил их за спину и попросил Тириона выбрать одного. На этот раз Тирион выбрал серебро, и игра началась. Он выиграл эту партию за сорок два хода, а третью, в которой начинал как золото, — за тридцать. Он видел, что Корхиен был впечатлен. — Твой отец превосходный шахматист, а я считаюсь одним из лучших при дворе, и всё же ты без особого труда победил нас. Ты совсем не такой, как я ожидал, привратник. — А чего ты ожидал? — Только не такого, — сказал Корхиен, явно не желая больше ничего говорить. — Ещё одна игра? — предложил Тирион. — Нет, на сегодня с меня довольно поражений, — он сказал это с улыбкой. В Корхиене не было никакой ядовитости. Тириону он понравился. Тирион пожал плечами и, очень довольный, вышел на улицу. Он с удивлением обнаружил, что дневной свет еще не погас. Это был первый раз, когда он мог вспомнить, что огонь в камине горел до наступления темноты, независимо от того, насколько холодно было в горах. Он закутался в плащ и задумался о своих шахматных партиях против старого воина. Корхиен был лучшим игроком, чем его отец и Теклис, чего он никак не ожидал. Он почувствовал, что разгорячён своей маленькой победой и полон неугомонной энергии, поэтому он вышел через маленькую заднюю дверь в главные ворота и побежал, сначала медленно, просто чтобы согреться, а затем все быстрее и быстрее, перепрыгивая через камни и прыгая вниз по предательской тропе с небрежным пренебрежением к жизни и конечностям. Когда он вернулся, уже стемнело, а он все еще не чувствовал усталости и даже не дышал тяжело. В небе висела огромная большая луна. Меньшая Луна была маленькой зеленой искоркой в другом квадранте. Это показалось ему хорошим предзнаменованием. Еще больше он удивился, увидев Теклиса, греющегося у камина в гостиной и разговаривающего с Корхиеном. Перед ними была шахматная доска. Тирион окинул доску быстрым взглядом: Кoрхиен выигрывал. Теклис понял, что он это заметил, и скорчил кислую гримасу. Он не любил, когда у него выигрывали, и поэтому ему нечасто выпадала возможность поиграть с братом. Теклис ядовито взглянул на вошедшего Тириона. — А где же отец? — спросил Тирион. — Он заперся с леди Мален, — сказал Теклис. — Очевидно, им есть что обсудить. В его голосе было какое-то предупреждение. Теклис подозревал, что здесь что-то происходит, и хотел, чтобы Тирион тоже знал об этом. — Я слышал, что ты снова выиграл в шахматы, брат, — сказал Теклис, меняя тему разговора. Он, по крайней мере, не был нисколько удивлён, когда сказал это. — Не думаю, что могу здесь что-то сделать против лорда Корхиена. Как ты это делаешь? Я имею в виду победу. Тирион внимательно изучил доску: — С этой позиции ты можешь выиграть. — Прошу, объясни мне, как это сделать? Тирион посмотрел на Корхиена: — Можно я? Воин рассмеялся: — Я не уверен, что мне это понравится, но продолжайте. — Привыкай к тому, что мой брат тебя бьёт, он не любит проигрывать, — сказал Теклис. — Это очень полезная черта для воина, — сказал Корхиен. Тирион продолжал демонстрировать, как Теклис может победить. — И как же ты это делаешь? — снова спросил Теклис. — Как же ты не можешь? Просто мне это кажется очень очевидным, — это тоже было правдой. Тирион действительно не мог понять, почему его более умный брат не видит того, что было ему так ясно. — В каком смысле? — спросил Корхиен. В его голосе прозвучала резкость, которую Тирион не совсем понял. Он задумался над своим ответом больше, чем обычно. — Некоторые квадраты являются более важными, чем другие большую часть времени. Определенные комбинации ходов подходят друг другу. В каждой позиции всегда есть слабые стороны и всегда есть сильные стороны. Вы играете, чтобы свести к минимуму слабые стороны и максимизировать сильные стороны. — Это здравые общие принципы, — сказал Корхиен, — но они ничего толком не объясняют. Тирион почувствовал разочарование. Он понимал, что должен был чувствовать Теклис, когда его близнец пытался объяснить ему принципы работы магии. — Я как будто вижу, как эти узоры будут работать. Я вижу, как все части потенциально сцепляются. Это похоже на то, как я смотрю на карты полей сражений в старых книгах… — Что именно? — ещё резче спросил Корхиен. — На каждом поле боя есть определенные очевидные линии атаки. Места, где должны быть размещены войска. Места, где их быть не должно. Холмы с чистыми полями огня для лучников над остальной частью поля. Ровные участки, где кавалерия может быстро наступать. Леса и болота, которые могут охранять фланги. Вы можете видеть эти вещи, когда смотрите на карты. — ТЫ можешь, — сказал Теклис, подавляя зевок. — Кровь Аэнариона, — пробормотал Корхиен. Теперь настала очередь Тириона пристально посмотреть на него. — Что вы хотите этим сказать? — спросил он. — Говорят, что Аэнарион мог делать то же самое. Видеть узоры на поле боя. — Это может сделать любой, если возьмет на себя труд подумать о таких вещах, — сказал Тирион. Теклис снова рассмеялся. — Я не часто слышу, как мой брат хвалит добродетели мышления, — сказал он в качестве объяснения. — Вам бы следовало поаплодировать. — Любой может посмотреть на карту и что-нибудь сказать. Весь фокус в том, чтобы быть правильным, — сказал Корхиен. Тирион пожал плечами. Он подошел к книжной полке и взял экземпляр «Кампаний Каледора Завоевателя». Он открыл её на очень замусоленной странице и подошел к тому месту, где сидел воин. — Смотрите, — сказал он. — Вот пример того, что я имею в виду. Вот диспозиции Каледора против дручийского генерала Изодара. Посмотрите, как он разместил свои боевые машины, чтобы прикрыть подходы к Драконьему Холму. Обратите также внимание на то, что основные силы его кавалерии находятся вне поля зрения здесь, за этой грядой холмов, но с легким доступом к ущелью, что позволит им выйти на поле битвы по его сигналу. — Да, но об этом все знают. Это была прекрасная ловушка, одна из величайших побед Каледора. — Да, — сказал Тирион. — Но и он совершал ошибки. — О-хо-хо, ты ведь не испытываешь недостатка в самоуверенности, привратник? Завоеватель был величайшим полководцем своего времени. Его рекорд — это одна из более или менее непрерывных побед. Вы смотрите на карту одного из его величайших триумфов и утверждаете, что он ошибся. — Нет. Я не это имел в виду. Он победил. Здесь сомнений нет. Я сказал, что он делал ошибки. — Важное различие, — признал Корхиен. — Так что, пожалуйста, объясни мне, какие ошибки он совершил, привратник. — Посмотрите, где он разместил основную часть своей кавалерии. На виду у всех, близко к противнику, и когда началась битва, они столкнулись слишком быстро с правым флангом дручей. Это легко могло испортить ловушку. Корхиен улыбнулся: — Твой анализ безупречен, но ты не учёл одну вещь. Тирион не обиделся, услышав, что его теория так небрежно отвергнута. Он чувствовал, что у него есть шанс узнать что-то о предмете, который заинтриговал его, от эльфа, обладающего некоторым опытом в этой области. — Что же я упустил? — спросил он. — Я сомневаюсь, что Каледор хотел разместить там свою кавалерию или что он отдал приказ об этой ранней атаке. — Тогда почему это случилось? — Потому что принц Морадрим и принц Лелик были соперниками, и оба они жаждали славы, чтобы разбить врага. Они настаивали на том, чтобы быть там, где они были. Затем один из них бросился в атаку, а другой, не в силах вынести возможности того, что его соперник захватит всю славу, последовал его примеру. — Но почему Каледор это допустил? Он был Королём-Фениксом, он был главным. С чего бы им ослушиваться его? Могучий смех Корхиена разнёсся по гостиной. — Когда ты проведешь некоторое время среди нашей славной аристократии, тебе не придётся спрашивать меня об этом, привратник! — Удовлетворите моё любопытство и ответьте мне сейчас. — Потому что наши принцы сами себе закон, и их воины клянутся служить этим принцам, а не напрямую Королю-Фениксу. Они следуют за вождями со своей родины, а не за каким-то далеким королём. — Наши законы говорят совсем другое, — возразил Теклис. — Я уверен, что вы достаточно читали, принц Теклис, чтобы понять: то, что говорится в законах, должно произойти, а то, что происходит на самом деле, не всегда одно и то же. В пылу битвы, когда меч звенит о меч, а боевой клич эхом разносится по полю, воины следуют своей обычной верности и инстинктам, а не закону. А князья часто жаждут славы больше, чем общего блага. Для них вполне естественно думать, что они знают лучше, чем их командующий генерал. Иногда это даже так, ибо воин на месте часто видит вещи, невидимые для генерала на холме. Тирион кивнул. Он видел смысл в том, что говорил Корхиен. Именно это он и сам подозревал, читая описания этих старых сражений. Приятно было получить подтверждение от того, кто знал, о чём он говорит. — А почему наши историки об этом не упоминают? — спросил Теклис. — Потому что они живут при дворах принцев, а их перо и бумага оплачиваются из казны этих принцев. Вы когда-нибудь читали хронику, в которой один историк обвиняет одного правителя в поражении и хвалит другого за то, что он почти вырвал победу из пасти поражения? А затем вы переходите к другому свитку, а другой историк говорит прямо противоположное? Это случалось со мной так часто, когда я был молод, что у меня болела голова. — У меня уже был такой опыт, — сказал Тирион. — У моего брата часто болит голова, когда он пытается читать, — сказал Теклис. — Я имел в виду, что прочитал две противоречивые точки зрения, — сказал Тирион. Это было серьезно, и он был не в настроении выслушивать издёвки Теклиса. — Я предлагаю вам, когда это произойдет в следующий раз, проверить, где жили историки, когда они писали свои тома, или кто был их покровителем. Бронзовый браслет даст вам золотой обруч, что у них есть какая-то связь со двором принца, которого они восхваляют, и есть некоторая вражда между ними и правителем, которым они пренебрегают. — Вы очень циничный эльф, лорд Корхиен, — сказал Теклис. — В его голосе было больше восхищения, чем осуждения. Он и сам был очень циничным эльфом. — Есть и честные историки, — сказал Тирион. — Да, — сказал Корхиен. — И те, кто считает себя честными, и те, кто не получает жалованья от принца, потому что их спонсирует Белая Башня или они живут при дворе Вечной Королевы, и те, у кого есть собственные поместья. Но странно, как часто те, кто живет в Авелорне, восхваляют мудрость Вечных Королев, а те, кто живёт в Хоэте, восхищаются мастерством Хранителей Знаний — за исключением тех, с кем они лично враждуют, конечно. А те, кто независимы и богаты, склонны находить ранее не подозреваемые добродетели среди своих предков и родственников. — Я вижу, ты развращаешь моих сыновей своим цинизмом, Корхиен, и подрываешь их простую веру в науку, — отец близнецов вошел в комнату незамеченным, пока братья слушали Белого Льва. — Я просто хочу сказать, что все учёные привносят в свою работу свои собственные предубеждения. Это неизбежно, это часть эльфийской природы. Ты знаешь это лучше меня, мой друг. — По своему опыту, — сказал Арафион с некоторой горечью. — А как вообще продвигается великая работа? — спросил Корхиен. — Медленно, как всегда, но я делаю успехи. — А можно мне посмотреть? — Можно, — отец принцев жестом пригласил Корхиена следовать за ним. Тирион помог Теклису подняться и, поддерживая брата на плече, они направились в покои отца. К тому времени, как они поднялись по лестнице, Теклис дышал тяжелее, чем Тирион после многочасового бега. Корхиен тактично притворился, что не замечает его походку, словно как у угря, так как его Теклиса изгибалось сначала в одну сторону, а потом в другую, когда он двигался. — А где же леди Мален? — спросил Корхиен. — На данный момент она удалилась в свою комнату. Ей нужно написать много писем. — Вы уже закончили то дело, которое она пришла обсудить с вами? — Я сказал ей, что подумаю об этом, — ответил отец. В этих словах было скрытое напряжение, которое Тирион уловил, но не понял. — Я предлагаю тебе это сделать, — сказал Корхиен. И снова в его голосе прозвучало предостережение.Глава 3
— Я вижу, что ты продвинулся вперёд, — сказал Корхиен. Он обошел вокруг доспехов, осматривая их, но не прикасаясь к ним. Металлический костюм каким-то образом делал его карликом, но в то же время создавал впечатление, что он был сделан для кого-то примерно его размера. — Не так далеко, как мне бы хотелось, — ответил Арафион. Он смотрел на доспехи так, как смотрел бы на личного врага, с которым ему предстояло сразиться на дуэли. Тирион никогда раньше не видел, чтобы он так смотрел на них. Возможно, присутствие Корхиена напомнило ему о чем-то. Теклис, как обычно, смотрел на доспехи с благоговейным трепетом. Его магическое зрение было намного лучше, чем у Тириона, и он часто помогал их отцу прослеживать руны на доспехах и потоки магии, которые они должны были содержать. Он даже утверждал, что иногда замечал в них едва заметные проблески силы, что поначалу заинтриговало отца, но сам он никогда не видел этого. Глядя на них троих сейчас, Тирион чувствовал себя исключенным, слепым, слушающим трех художников, обсуждающих живопись, или глухим, читающим о музыкальной композиции. Корхиен ещё раз взглянул на доспех: — Как ты думаешь, когда ты с этим закончишь? — Кто знает, — ответил отец близнецов. — Я уже перестал пытаться предсказать это. Здесь было так много ложных рассветов и нарушенных обещаний. — Очень жаль. Он прекрасно смотрится и будет вселять страх в сердца врагов Ултуана, независимо от того, носил его Аэнарион или нет. Отец сердито посмотрел на своего друга: — Его носил Аэнарион. Я в этом уверен. Корхиен успокаивающе кивнул, очевидно сознавая, что своими тихими размышлениями задел за живое больное место, хотя и не собирался этого делать. — Заклинания, сотканные вокруг этой брони, действительно очень стары, — сказал Теклис. Корхиен бросил на него веселый взгляд. — Я уверен, что Совет Хранителей Знаний поверит вам на слово, Принц Теклис. — Так и должно быть, если они не дураки, — ответил тот. Корхиен откровенно рассмеялся. — Один сын критикует планы сражений величайшего из наших полководцев, другой готов отмахнуться от наших самых ученых чародеев как от дураков, если они не согласятся с его оценкой артефакта. Твои дети не испытывают недостатка в самоуверенности, Арафион. В его тоне не было злобы, но все же в нем слышалось предупреждение, которое Тирион не совсем понимал, как истолковать. — Их воспитали так, чтобы они говорили то, что думают, — сказал отец. — Значит, вы создали их по своему образу и подобию, чего, как я полагаю, и следовало ожидать. Я не уверен, что это сослужит им хорошую службу в Лотерне. Тирион задержал дыхание. Отец еще ничего не говорил о том, что их отправят в великие морской порт. Неужели отец уже согласился на их отъезд? Тирион предположил, что у него не было особого выбора в этом вопросе. Если закон требует, чтобы они были представлены, потому что они были из крови Аэнариона, они будут представлены. — И когда же? — спросил Тирион. Его отец бросил еще один ядовитый взгляд на Корхиена, а затем на Тириона. — Очень скоро, — ответил отец. — Если я решу это разрешить. Есть еще детали, которые нужно проработать. Тирион посмотрел на Теклиса и улыбнулся. Он чувствовал, что его брат был так же взволнован, как и он сам, перспективой снова увидеть один из величайших городов высших эльфов, место, где они не были с тех пор, как оба были маленькими детьми. Там будут библиотеки, в которых можно будет консультироваться, и они будут смотреть на чудеса. Они увидят Морские Врата, Маяк и Дворы. Там будут солдаты, корабли и турниры. Там будут дворцы семьи их матери и их собственный старый дом. Перед его глазами плясала целая необъятная головокружительная перспектива. Корхиен тоже почувствовал их возбуждение и засмеялся вместе с ними, а не над ними. — Нам еще многое предстоит обсудить, — сказал Арафион. — Прежде чем ты уйдешь. Если ты уйдешь. Он казался опечаленным этими словами, даже когда произносил их. — Прежде чем мы уйдем, — сказал Тирион. — Так ты не пойдешь с нами? — Меня представили ко двору, — сказал отец. — Я не чувствую особой необходимости снова встречаться с Королём-Фениксом и его придворными. И у меня здесь есть работа. Ты очень скоро вернешься. Говоря это, он не смотрел на них, но в его голосе послышались слабые нотки. Он повернулся к доспехам и начал возиться с чешуей на левом предплечье. — Прошу меня извинить, — сказал он. — Мне нужно будет заняться этим делом. — Конечно, — тихо сказал Корхиен. — Пойдемте, ребята, оставим вашего отца в покое. Теклис с трудом поднялся со стула и, прихрамывая, подошел к отцу, корчась всем телом. Он положил руку на плечо отца и что-то прошептал ему на ухо. Тирион хотел бы заставить себя сделать то же самое, но он был уверен, что отец не принял бы этого от него. Вместо этого он подождал Теклиса и помог ему пройти по коридору в свою комнату.* * *
Тирион лежал в постели, уставившись в потолок, усталый и возбужденный. Со всех сторон он ощущал присутствие незнакомцев в доме. Некоторые из них еще не спали, разговаривая вполголоса, чтобы не потревожить остальных. Тирион, который знал каждый ночной шум их очень тихого дома, был потревожен этим звуком. Он читал о корабельных мастерах, которые знали, что с их кораблями что-то не так из-за слабого, незнакомого скрипа. Он вдруг понял, как такое может быть. Он заставил себя расслабиться. Его дыхание стало глубже и медленнее, и он закрыл глаза. Он вдруг почувствовал, что на него навалилась огромная тяжесть. Он чувствовал себя так, словно все дыхание вышибло из его легких. Ему пришлось вдавливать в них воздух. Он попытался сесть, но его тело было слабым и не слушалось его. Он горел, как в страшной лихорадке, и болел всем телом, как говорят о человеческих жертвах чумы. Он открыл глаза, но комната была ему незнакома. На столе стоял колокольчик для вызова помощи и фляжка с сердечным напитком, приготовленным отцом для облегчения его болезни. Эльф потянулся за ним, но его конечности были истощены и онемели. Они отказывались повиноваться ему со своей обычной живостью. Он набрал побольше воздуха в легкие, но это была настоящая борьба. Он открыл рот, чтобы позвать на помощь, но не смог выдавить из себя ни слова. Он знал, что умирает, и ничего не мог с этим поделать. Внезапно его глаза распахнулись, и он снова оказался в своей комнате, в своем собственном теле. Это был сон, но не просто сон. Он вскочил с постели и помчался через весь дом туда, где лежал Теклис, сгорая от лихорадки, с трудом дыша и отчаянно пытаясь дотянуться до своего лекарства. Тирион подошел к кровати, налил немного теплого напитка и помог брату выпить. Теклис проглотил лекарство, как утопающий, и на его лице появилось выражение странного отвращения, которое Тирион понял. Каково это — чувствовать, что ты тонешь, и заставлять себя пить? — Спасибо, — наконец сказал Теклис. Его дыхание стало более ровным. Хриплый звук, вырывавшийся из его груди, затих. Его глаза больше не светились паникой. — Может, мне стоит позвать отца? — спросил Тирион. — Нет необходимости. Теперь со мной все в порядке. Я думаю, что буду спать. Тирион кивнул. Его брат выглядел ужасно хрупким и изможденным в лучах лунного света, проникающего через щель в ставнях. — Я немного посижу, — сказал он. Теклис кивнул и закрыл глаза. Тирион молча наблюдал за происходящим и гадал, не снится ли его близнец ему самому. Он очень на это надеялся. Это был бы единственный опыт хорошего здоровья, который Теклис когда-либо имел.* * *
Тирион бесшумно двигался по дому, не в силах снова заснуть теперь, когда он проснулся. Ночные звуки, казалось, были полны решимости не дать ему уснуть. Внизу он слышал, как отец и Корхиен тихо беседуют о старых временах, сидя у догорающего костра. Леди Мален была заперта в своей комнате. Теклис наконец погрузился в беспокойный сон. Тириона неотвратимо тянуло в рабочую комнату отца, он был полон любопытства, как это иногда бывало, и наполовину потерян в мечтах о приключениях, славе и вещах, которые еще могли прийти. Видения мрачных рыцарей, шелковых принцесс и могучих королей заполняли его сознание вместе с огромными кораблями, огромными драконами, гордыми боевыми конями. Он видел себя во дворцах и на полях сражений. Он представлял себе рыцарские поединки, поединки на мечах и всевозможные приключения с самим собой в роли героя. Иногда с ним был Теклис, гордый маг из сказок. Лучи лунного света проникали сквозь хрустальное окно, освещая огромный бронированный костюм, который был делом всей жизни его отца. Уже не в первый раз Тирион подумал, как странно, что в этой комнате есть окна из драгоценного хрусталя, а в комнате Теклиса нет. Когда он был младшн, такие мысли никогда не тревожили его. Мир был таким, каков он есть, и он не требовал и не ждал от него никаких объяснений. Теперь же он поймал себя на том, что все больше и больше сомневается в происходящем. В лунном свете доспехи казались живым воином, высоким, гибким и смертоносным. Он приблизился к ним, как к большой кошке, за которой охотился, бесшумно ступая, пока не остановился перед ней, глядя на массивный шлем, оценивая себя по сравнению с титанической фигурой эльфа, который когда-то занимал его, и обнаружил, что он ничтожен, а все его мечты о славе — крошечные, бессмысленные насекомые. В этот момент Тирион без труда поверил теориям своего отца. Казалось вполне возможным, что Аэнарион когда-то носил эту поврежденную броню. Даже без магии, которая могла бы дать ему жизнь, в этом существе была какая-то сила. Его простое присутствие говорило о более ранней, более примитивной эпохе, когда смертные боги ходили по земле и воевали с врагами, подобных которым больше не существовало в современном мире. Металлическая конструкция была прекрасна, но ей недоставало утонченности и красоты гораздо более поздних эльфийских доспехов. Он был выкован мастерами в эпоху войны. У эльфов, создавших его, на уме были совсем другие вещи, кроме создания прекрасного предмета. Они делали оружие для одинокого существа, которое стояло между их миром и полным уничтожением. — Каково это было? — спросил он себя, пытаясь представить себе Аэнариона, представить, каково это было — бродить по миру в те древние времена крови и тьмы. Невозможно было представить себе существо из плоти, заключенное в эти доспехи. Гораздо легче было представить себе существо из живого металла, каким, как утверждали некоторые, был теперь Король-Чародей. И все же Аэнарион жил, дышал и был отцом детей, от одного из которых происходил Тирион. Между ним и тем, кто когда-то носил эти доспехи, было связующее звено из крови, костей и плоти. Он протянул руку и дотронулся до доспеха, как будто таким образом мог дотянуться сквозь века и коснуться своего далекого предка. Металл под его рукой был холодным, и в нем не было никакой жизни, никакого ощущения присутствия, кроме того, что было в самой броне. Эльф почувствовал смутное разочарование. От аватара божества, спасшего свой народ, на протяжении веков не было слышно никакого эха. И он почувствовал смутное облегчение оттого, что не потревожил ни одного древнего призрака, не ощутил никакой древней силы. Возможно, это было правдой, поскольку некоторые ученые теперь утверждали, что Великая Магия ушла из мира и что Высшие Эльфы были лишь бледными тенями того, чем они были когда-то. Он долго стоял там, наслаждаясь холодом и странным ощущением связи с древней славой и ужасами, которые не могли коснуться его жизни. Было захватывающе представить себе время Аэнариона, но он также был счастлив, что ему не придется столкнуться с ужасами, с которыми был призван столкнуться первый Король-Феникс. Он был в безопасности в стенах отцовского дома, и ничто не могло коснуться его. Где-то далеко в ночи что-то кричало, возможно, охотящаяся кошка, которая нашла добычу, а может быть, один из монстров, которые иногда спускались с Аннулии. Игра лунного света заставила его подумать, что насмешливая улыбка исказила лицо шлема доспеха, и на мгновение Тирион подумал о призраках и смертельных судьбах. Затем он покачал головой, отбросил все свои страхи и тихо подошел к своей кровати.* * *
Н'Кари видел сон. Он вновь переживал древние славные дни, когда возглавлял Орду Хаоса, которая была так близка к завоеванию Ултуана. Он увидел себя, развалившегося на троне, сделанном из расплавленных тел все еще живых эльфийских женщин, и отдающего приказы принести в жертву тысячу эльфийских детей. Он видел себя штурмующим древние города из резного дерева и поджигающим их. Он снова и снова вдыхал аромат горящих лесов, словно это был фимиам, пожирая души умирающих. Он снова увидел свою первую битву с Аэнарионом в выжженных развалинах древнего города и снова оказался лицом к лицу с этим ужасным клинком. Что-то в этом образе заставило его, содрогнувшись, вернуться в настоящее. Ткань вихря текла вокруг него таким образом, который был бы непонятен любому, кроме демона, мага или призрака. Это было похоже на ловушку в бесконечном лабиринте света. Ему нужно было бежать. Ему нужно было вырваться из этого места. Он заставил себя думать, сосредоточиться на своих планах. В этом месте было слишком легко потерять счет времени, потеряться в своих слишком ярких снах. Он постепенно снова становился самим собой. На протяжении долгих тысячелетий он набирал силу. Он обнаружил дыры в ткани вихря. Он знал, где это ухудшается. Он знал, где сможет вырваться, когда придет время. Время было почти подходящее. Звёзды находились в правильном положении. Сила была в пределах его досягаемости. Скоро он сбежит из этого бесплодного, скучного, призрачного места и напишет свое имя кровью на страницах истории. Он отомстит всему роду Аэнариона.Глава 4
— Что ты знаешь об Искусстве? — спросила леди Мален. На этот раз она постучала, прежде чем войти в комнату Теклиса. Она все еще с отвращением оглядывалась вокруг, затем подошла к окну и распахнула ставни, впуская свежий воздух и непривычный солнечный свет. «Значит, уже утро», — подумал Теклис. Он пережил еще одну ночь. — Только то, что я прочел в теоретических книгах моего отца и что узнал из разговоров с ним. Он пока не дает мне читать свои книги заклинаний. Теклис звкашлял и никак не мог остановиться. Его легкие были полны чего-то и издавали ужасный хрипящий звук. Малена посмотрела на него с отвращением. Она не привыкла находиться рядом с больными. Немногие эльфы были такими. От этого ему захотелось захромать прочь и спрятаться. — Одна из вещей, о которых мы с твоим отцом говорили — это твое образование, — сказала она наконец. — Он считает, что тебе лучше быть учеником у такой, как я, чем у него. Он говорит, что твои способности больше подходят для активной школы магии. Сегодня тебе исполнилось шестнадцать. Ты уже в том возрасте, когда можно начать полноценное изучение этого искусства. Если ты хочешь, чтобы тебя учили. Теклис удивленно посмотрел на нее. Он попытался выпрямиться. От этого усилия у него заболело плечо, и он почувствовал себя совершенно разбитым. Но даже это не могло ослабить его возбуждения. Возможно ли, чтобы Мален действительно научила его колдовать? Он заставил себя посмотреть ей в глаза и сказать: — Я хочу узнать все, чему вы можете меня научить. — Это может занять очень много времени, — сказала она. — Мы эльфы. У нас есть время. — Я не уверена, что оно есть у тебя. — Вы не хотите тратить свое время на обучение того, кто может не дожить до того, чтобы поблагодарить вас за это, не так ли? — Теклис не мог сдержать своей горечи. Он чувствовал себя так, словно кто-то показал ему сокровище, о котором он мечтал всю свою жизнь, а потом вырвал его. Леди Мален покачала головой: — Нет. Я научу тебя всему, что смогу, в любое время, как только видящие объявят тебя пригодным для обучения. — Значит, я должен ждать их разрешения? — он не смог сдержать кислого тона в своем голосе. Еще один барьер между ним и желанием его сердца. — Это несправедливо. Он так сильно хотел стать магом. Он знал, что никогда не сможет быть таким же, как Тирион, быстрым, сильным и уверенным, но чувствовал, что он должен быть магом, как и его отец. Он мог прекрасно видеть ветры магии, когда они дули, и ощущал притяжение силы всякий раз, когда его отец использовал малейшую из них. — Есть определенные тайные общества и культы, которые верят, что кто-то из твоей крови вытащит меч Каина и принесет конец света, — сказала она так, словно сообщала великую тайну. — Это буду не я. Я хочу стать магом. Какая мне польза от меча? Она улыбнулась, и на мгновение ее лицо стало прекрасным, но потом снова стало серьезным. — Искусство может быть ужасным оружием, а маг, находящийся под проклятием Аэнариона, может быть ужасным врагом. Теклис склонил голову набок: — Значит, такие были? — Конечно. — Как же я тогда никогда о них не читал? Улыбка леди Мален показала, что ее позабавило его высокомерие. — Значит, за свои шестнадцать лет ты познакомился со всем, что написано За семь тысячелетий истории азур? Ты настоящий ученый. Теклис почувствовал, что его лицо покраснело, и снова закашлялся. Судорога болезненно сотрясала его тело. Он понимал, как глупо и самонадеянно он должен казаться леди Мален, когда на самом деле он был просто расстроен. — Нет, не ознакомился, но я этого хочу. Где я могу найти эти книги? Она протянула руку и взъерошила его длинные волосы. Это был жест любви, который удивил и тронул его, а также смутил. Он не привык к таким вещам и отвёл взгляд. — Ты не найдешь их ни здесь, ни в какой другой библиотеке за пределами башни Хоэта. Это своего рода знание, которое Хранители Знаний держат при себе. — Вы были в Хоэте? Она кивнула. — Вы видели библиотеку? — Я видела те её части, которые мне было позволено увидеть. — Позволено? — Библиотека — огромное, странное место, как и сама башня. Есть разделы, которые некоторые эльфы никогда не видят, а другие могут посещать каждый день. Иногда маг находит комнату, полную книг, только один раз в своей жизни и никогда не сможет найти обратную дорогу. Библиотека — это часть башни, а у башни есть свой собственный разум. — Это звучит чудесно и ужасно одновременно, — сказал Теклис. — Я не думаю, что маги, построившие башню, полностью понимали, что именно они создавали. Я думаю, что заклинания, которые они наложили, имели непредвиденные последствия. Так часто бывает с магией, — в её голосе прозвучала легкая грусть, как будто она лично сталкивалась с подобными вещами. — Тысяча лет в этом здании, тысячелетие работы сотен величайших магов эльфийского народа. Паутина геомантической силы вращалась внутри паутины геомантической силы, чудовищно мощные заклинания накладывались на чудовищно мощные заклинания, построенные в месте, которое уже было священным для бога мудрости и купели устрашающей силы. Это величайшая работа эльфов, и я думаю, что она, скорее всего, сохранится и после того, как мы уйдем. Я иногда думаю, что она выдержит крушение мира и что она была предназначена для этого. — Что вы имеете в виду? — Я считаю, что башня — это не только и не сколько как хранилище знаний. Когда эльфы уйдут, она все еще будет там, сохраняя наши знания, все, что мы есть, все, чем мы были, все, чем мы будем. Никогда прежде не было такого места, как это, и никогда больше не будет. Бел-Корхадрис, его архитектор, был величайшим геомантом со времен Каледора Повелителя Драконов, и я сомневаюсь, что сейчас найдется хоть один эльф, способный полностью понять его замысел или намерение. От её слов в сердце Теклиса вспыхнуло огромное пламя. Желание взглянуть на это место, пройтись по его библиотеке и проникнуть в её тайны, насколько это было возможно, переполняло его. Он никогда не слышал ни о чем столь привлекательном. Он гадал, не возьмут ли его туда даже в самом низменном качестве — уборщиком, писцом или надзирателем. Он чувствовал, что сделает все необходимое, чтобы взглянуть на это место и стать его частью. — Мой отец никогда не говорил о башне так, как ты, — сказал он. Он никогда не слышал, чтобы кто-то говорил о каком-то месте с такой страстью. Она говорила совсем как его отец, когда он говорил о драконьих доспехах Аэнариона, или Тирион, когда он говорил о войне. — Все эльфы, которые видят это место, видят его немного по-другому. Все эльфы, которые ходят туда, испытывают это немного по-другому. Я не уверен, что опыт твоего отца был таким же приятным, как мой. А может быть, он не любит говорить об этом так, как я. Некоторые так скрытны. Вообще, я мало говорю о своем пребывании там. Странно, я чувствую себя обязанной обсуждать это с вами, принц Теклис. Интересно, почему это так? Теклис не мог ответить, потому что ничего не знал. Принц действительно чувствовал, что в леди Мален он нашел родственную душу. Возможно, она чувствовала то же самое. — Почему вы спросили меня, знаю ли я об Искусстве? — Потому, что в тебе есть очень большая сила. Я это чувствую, твой отец тоже это почувствовал, любой маг со Зрением может это почувствовать. Если ты жив и не проклят, то однажды можешь стать очень великим волшебником. — А я смогу увидеть башню Хоэта? — Совершенно верно. — Я был бы очень счастлив, — сказал Теклис и снова закашлялся, пока не почувствовал, что почти не может дышать. — Бедное дитя, — сказала леди Мален. — Не так уж много счастья тебе было дано, да? — Мне не нужно ваше сочувствие, — наконец сказал Теклис. Только ваши знания. — Возможно, я смогу дать тебе больше, чем это. — Неужели? — Возможно, я смогу помочь тебе справиться с тем, что тебя беспокоит. Теклис недоверчиво посмотрел на нее: — Это был бы бесценный подарок, — сказал он. — Ну, я… в конце концов, это твой день рождения. — Да, это так, — сказал он удивленно. Он не ожидал, что доживет до шестнадцати лет. — Я ничего не обещаю, — сказала она. — Я посмотрю, что можно сделать. Она вышла из комнаты. Впервые за очень долгое время Теклису захотелось плакать. Это было очень странно. Он думал, что в нем больше не осталось слез.* * *
— У меня есть для тебя подарок на день рождения, привратник, — сказал Корхиен. Тирион посмотрел на гигантского воина, не уверенный, что над ним издеваются. Он оглядел двор, но все солдаты, пришедшие с леди Маленой, были заняты своими делами. Если это была шутка, то никто не мог видеть, что он был ее жертвой. Корхиен расстегнул пояс и ножны на поясе, аккуратно сложил кожаный ремень и передал экипаж Тириону. — И что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? — спросил Тирион. — Он твой, — сказал Корхиен. — Вынь клинок из ножен. Сердце Тириона подпрыгнуло, когда он повиновался Белому Льву. Он вытащил длинный меч из ножен. Это был настоящий эльфийский клинок, длинный, прямой, с острым лезвием, которое сверкало в лучах горного солнца. На металле были выгравированы руны. На эфесе поблескивалголубой солнечный камень с изображением дракона. Он легко держал меч в руке, хотя он был тяжелее, чем юный эльф себе представлял. — Я не могу взять его, — сказал Тирион, хотя ему очень хотелось оставить его себе. Он был слишком горд, чтобы принять такую дорогую и красивую вещь от незнакомца. Это была благотворительность, в которой он не нуждался. Он мог быть беден, но происходил из очень древнего рода. Его отец нашел время, чтобы привить ему это знание. Он вложил клинок обратно в ножны и протянул его Корхиену, рукоятью вперед, в ножнах, которые держал над левым предплечьем. Тирион почувствовал неправильность своих слов, даже когда произносил их. Он знал, что каким-то образом оскорбляет Корхиена, но в то же время не хотел быть обязанным какому-то эльфу за столь важное дело, как его первый меч. Корхиен, казалось, все понял. — Оставь его себе на время, а если он тебе не нужен, верни мне в Лотерне. Теперь он тебе понадобится, ибо как иначе я смогу преподать тебе урок с его помощью? Это будет мой подарок тебе на день рождения, если твоя гордость не позволит тебе принять больше, чем одолженный меч. Тирион улыбнулся в ответ. Это был компромисс, на который его гордость была готова пойти, и его отец тоже. И он очень, очень хотел получить этот меч. Он прекрасно вписывался в его образ самого себя и в его невысказанные мечты о славе. — Очень хорошо. Я благодарю вас за вашу ссуду. — Не спеши благодарить меня, привратник. Я хочу отплатить тебе за твои уроки игры в шахматы, — добавил Корхиен. — Твой отец говорил мне, что тебя не учили владеть мечом. Тирион пожал плечами. Он не хотел говорить, что в доме нет мечей. Казалось постыдным признавать, что его отец продал их за деньги, необходимые для продолжения исследований. — Я достаточно хорошо умею обращаться с луком и копьем, — сказал Тирион. — Я в этом не сомневаюсь, — серьезно сказал Корхиен. — Но меч — это то оружие, которое тебе придется использовать в Лотерне, если у тебя вообще будут причины использовать его там. Тириону не нужно было спрашивать почему. Поединки между аристократами азур не проводились с копьем или луком, если только ситуация не была очень необычной. — Так, когда же мы начнем? — спросил Тирион. — Почему бы и не сейчас. Тирион пожал плечами, выхватил меч из ножен и встал в позу, которую всегда представлял себе, держа его в руках. Корхиен озадаченно посмотрел на него. — Мне казалось, ты говорил, что не умеешь обращаться с мечом. — Мой отец никогда не давал мне ни одного. Мечи не были его оружием, когда он служил в армии. Он говорит, что скорее всего порежет им самого себя, чем врага. Корхиен обошел его кругом, изучая его позу. — Это ничто иное, как правда. Твой отец был самым ужасным меченосцем, которого я когда-либо видел. Лучше вообще не иметь никакой подготовки, чем быть обученным неправильно. Тем не менее, кто же тебя учил? — Никто, — сказал Тирион. — Почему ты выбрал именно эту позу, эту хватку? — Просто мне она показалась правильной. — Совершенно верно, он идеально подходит для боя одной рукой с этим клинком и без щита. Большой воин задумчиво посмотрел на него. — Одну минуту, пожалуйста. Он отошел и вернулся обратно со своим огромным топором. — Обычно я не позволяю другому носить это оружие, но покажи мне, как ты держишь этот топор. Тирион пожал плечами и взял оружие, держа его двумя руками поперек своего тела, поставив левую ногу перед правой. — Как будто ты тренировался с ним много лет, — пробормотал Корхиен. Он казался озадаченным. — Ты говоришь, что умеешь пользоваться луком. Покажи мне! — Я думал, ты собираешься научить меня владеть мечом, — сказал Тирион. — Ещё достаточно времени для твоего первого урока, — сказал Корхиен. На данный момент, побалуй меня. Тирион взял лук, натянул тетиву, пристегнул колчан и прицелился в мишень, которую установил на западной стене виллы. Он облегченно вздохнул и выпустил одну за другой три стрелы, легко поместив их в сделанное им центральное кольцо. Это были несложные выстрелы, и все же Корхиен казался впечатленным. Вокруг них начала собираться небольшая толпа воинов. Они начали тихо переговариваться между собой. — Техника игры с луком… — отлично, — сказал он, как будто у него в голове был список, и он что-то сверял с ним. — Теперь копье, — он протянул Тириону одно из них со стойки. — Брось его в мишень. Тирион улыбнулся и повернулся, бросив копье в ту же сторону, откуда взял оружие. Теперь он просто бахвалился и знал это. Копье приземлилось в центральном кольце мишени и зарылось там, среди стрел. Глаза Корхиена сузились. — Я думаю, что видел достаточно, — сказал он. — Достаточно для чего? Воин долго обдумывал свой ответ, словно не зная, что же ему сказать на самом деле. — Достаточно для того, чтобы я понял, что учить тебя будет не так трудно, как твоего отца. — Я очень рад это слышать. Ну что, начнем? — Неужели тебе так не терпится научиться убивать? — спросил Корхиен. Это был серьезный вопрос, и Тирион почувствовал, что от его ответа зависит гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Он решил, как и всегда, что честность — лучшая политика. — Я уже знаю, как убивать, — сказал он. — Мне не терпится научиться владеть мечом. — Кого же ты убил? — Я убил оленя’ — ответил Тирион, теперь уже немного смущенный. — Убить другого эльфа или даже орка или человека — это не одно и то же, — сказал Корхиен. — В каком смысле? — спросил Тирион с неподдельным любопытством. Он ни на секунду не усомнился в том, что Корхиен лично знаком с этим предметом. — Во-первых, это разумные существа, которые умеют сражаться. Они будут пытаться убить тебя в свою очередь. — Я убивал горных львов и чудовищ, спускавшихся с Аннулии. — Чудовищ? — Мутировавшие существа со смешанными формами животных, по крайней мере так уверяли меня другие охотники. — Ты застал меня врасплох, привратник. Я приехал сюда, ожидая увидеть защищенных и образованных принцев, какими когда-то были их отцы, а не тех, кто так небрежно говорит об убийстве. — А разве это плохо? — спросил Тирион, прекрасно понимая, что отец находит его грубым, жестоким и непослушным и часто смущается его поведением. — Только не в том мире, в котором мы живем, — сказал Корхиен. Тирион почувствовал облегчение. Он уже понял, что доброе мнение Корхиена было важно для него, и он чувствовал, что великий воин способен научить его тому, что было важно для него, а не только для отца и Теклиса. Он уже давно превзошел местных охотников в умении владеть луком и копьем. — Ты сказал, что собираешься научить меня владеть мечом. — А я привык держать своё слово, — сказал Корхиен. — Я думал, что мне придется начать с того, чтобы рассказать сыну вашего отца, какой конец меча какой и какие части для чего нужны, но я подозреваю, что в твоём случае это может оказаться излишним. Так что давай перейдём к тренировочным мечам. — Деревянные мечи, — разочарованно сказал Тирион. — Каждый должен с чего-то начать, даже ты, привратник. Есть у вас что-нибудь? — В конюшне, на стойке. — Типично… я имею в виду для твоего отца… держать их там. Тирион рассмеялся над очевидной правдой того, что говорил Корхиен, и пошел за ними. Деревянные мечи были гораздо больше похожи на дубинки, чем на настоящие клинки. У них были обработанные крестообразные эфесы, но там, где должны были бы быть лезвия, были округлые деревянные шесты. Корхиен критически взвесил их в руках и сказал: — Во всяком случае, для начала сойдет и это. Он протянул один из них Тириону, а затем отдал честь; бессознательно Тирион повторил этот момент. Теперь настала очередь Корхиена рассмеяться. — Я что-то сделал не так? — спросил Тирион, покраснев. — Нет, привратник, это не так. — Тогда почему же ты смеялся? — Потому что, как и все, что связано с борьбой, ты делаешь это очень хорошо. Он принял защитную стойку, и Тирион тоже повторил его жест. — Попробуй ударить меня, — сказал Корхиен. Без дальнейших подсказок Тирион прыгнул вперед. Корхиен парировал его удар, но не ответил на него. Тирион продолжал атаковать, делая выпады и замахиваясь. Поначалу он не слишком старался, не желая рисковать и случайно ранить Корхиена, как это было с Теклисом и местными охотниками, когда он сам пытался использовать деревянные мечи. Вскоре он понял, что Корхиен без труда парирует его удары, и ускорил свою атаку, нанося удары с большей силой и точностью. — Конечно, ты можешь сделать кое-что получше, привратник, — усмехнулся Корхиен. — Действительно, — пробормотал Тирион, но не позволил себе поддаться на провокацию. Он продолжал атаковать, выискивая слабые места в обороне Корхиена, те места, где его защита наступала слишком медленно, где его ответы были на шаг позади. К своему удивлению, он так ничего и не нашел. Он продолжал атаковать, а Корхиен продолжал парировать, и вдруг меч был выбит из его рук. Когда он мысленно прокрутил это действие, то увидел трюк, который использовал Корхиен, и был удивлен, что сам до этого не додумался. — Это было очень неловко, — сказал Тирион. — В каком смысле? — В том, что ты так легко обезоружил меня после того, как я не смог нанести тебе ни одного удара. — Поверь мне, привратник, ты поступил не так уж плохо. Есть эльфы с вековой практикой, которые были хуже, чем ты в свою первую попытку. — Например, мой отец, — кисло сказал Тирион. — Нет. Эльфы, которые убьют твоего отца при первом же прохождении клинков. Тирион находил эти разговоры о том, что кто-то может убить его отца, тревожащими. Ему стало не по себе, и это, должно быть, отразилось на его лице. — Это то, что ты должен знать, привратник. Любой, с кем вы будете сражаться, будет чьим-то отцом или матерью, чьим-то сыном, дочерью или братом. Вот почему это так трудно. Вот почему некоторые эльфы, как твой отец, к его чести, никогда по-настоящему не учатся. — А почему вы говорите, что это его заслуга? — спросил Тирион. — Потому что потеря любой эльфийской жизни — это то, что нужно оплакивать. — Даже жизни тёмного эльфа? Корхиен кивнул, хотя и не смог заставить себя произнести эти слова. — В мире осталось не так уж много эльфов, привратник. Потеря любого из нас — это тяжелая утрата для нашего народа. — Жаль, что подданные Малекита не чувствуют того же самого. — А кто сказал, что они этого не делают? — сказал Корхиен. — В конце концов, мы все еще родственники, даже после стольких веков разлуки. — Возможно, кто-то должен сказать им об этом, — сказал Тирион. — Возможно, ты и прав, — сказал Корхиен. — А может быть, они уже знают. — Это не помешало им напасть на нас. — И нам на них тоже, привратник. Стоит помнить, что для ведения войны нужны две стороны. — Ты говоришь совсем не так, как я ожидал услышать от воина, — сказал Тирион. Корхиен рассмеялся. — Мне очень жаль тебя разочаровывать. — Это не то, что я имел в виду. — Тогда что же? — Ты говоришь меньше о славе и больше о причинах. — Я слышал слишком много разговоров о славе, привратник, и обычно они имели в виду свою собственную. Обычно, когда вы слышите, как эльфы говорят о славе и пролитии крови, они имеют в виду свою славу и вашу кровь. — Ты опять это делаешь. — Я говорю тебе это, привратник, потому что подозреваю, что ты станешь таким же, как я, — голос Корхиена стал мягче и печальнее. — Я подозреваю, что в конечном итоге ты прольешь много своей крови и крови других людей по причинам, которые не являются твоими собственными, в тех местах, где ты предпочел бы не быть. — Но почему же? — перебил его Тирион, теперь уже искренне заинтересованный и весьма взволнованный. Он не думал, что стать таким, как Корхиен, будет так ужасно. — Потому, что ты уже очень хорошо владеешь оружием и станешь намного лучше, если я не ошибаюсь. А наши правители нуждаются в воинах, потому что наш мир таков, каков он есть. И снова Тирион заподозрил, что ему чего-то не хватает. Мысль о том, что есть место, где такой эльф, как он, может быть нужен, не казалась ему столь печальной, как казалось Корхиену. Он нашел это обнадеживающим. Это означало, что, возможно, еще есть что-то, что он может сделать со своей жизнью, и найдутся люди, которые не будут разочарованы им. — Ты действительно думаешь, что я могу стать Белым Львом, как ты? — спросил Тирион. Он осознал, что сам продвигает себя в своем воображении, и ему показалось, что он переступает черту. — Ты будешь тем, кем захочешь стать, привратник. В тебе это есть. Я подозреваю, что это твоя судьба — быть чем-то большим, чем я. В конце концов, в тебе течет кровь Аэнариона. — Так вот почему вы здесь на самом деле? Корхиен очень тщательно обдумал свой ответ и, казалось, пришел к какому-то решению. — Да, — сказал он. Он обнял Тириона за плечи и отвел его в сторону, подальше от ушей остальных солдат. Это выглядело как случайный необдуманный поступок, но Тирион знал, что это не так. — Мой брат думает, что они убьют нас, если мы окажемся проклятыми, — Тирион чувствовал, что на этот раз он действительно переступил черту, особенно учитывая то, что подозревал Теклис. Глаза Корхиена расширились. Тирион догадался, что он никогда не ожидал услышать это. — Возможно, он и прав. Или же вы можете оказаться в какой-нибудь изолированной башне или подземелье. — Неужели ты убьешь нас? — спросил Тирион, чувствуя тяжесть меча в своей руке и не зная, что он собирается делать, если получит неверный ответ. Он знал, что если бы захотел, Корхиен мог бы легко убить его, несмотря на то что они были одного роста и силы. Корхиен очень долго молчал. — Нет, — наконец сказал он. Тирион с тревогой осознал, что Корхиен воспринял этот вопрос очень серьезно и дал правдивый ответ. — Я бы не стал. Но они найдут других, кто попытается это сделать. — Почему ты так говоришь? — Потому, что я уверен, что тебя не так-то легко убить, привратник. — Они могут быть правы, убив нас, если мы действительно прокляты, как Малекит. — Может быть, и так. Если бы это было так. Но я так не думаю, — Корхьен снова улыбнулся, и в его улыбке был неподдельный юмор. — Это очень болезненный разговор, и я уверен, что ваша тётя будет очень расстроена, узнав, что мы с тобой побеседовали. — Она не услышит об этом от меня, — сказал Тирион. — И от меня тоже, — сказал Корхиен. Это было похоже на то, как если бы они были партнерами в заговоре, и Тирион знал, что в этот момент он нашел ещё одного эльфа в мире, которому мог доверять. — Мы должны вернуться к нашим урокам. Тебе еще предстоит пройти долгий путь, прежде чем ты станешь мастером клинка, — сказал Корхиен. Казалось, он ни на секунду не сомневался, что Тирион станет одним из них. И в этот момент Тирион тоже так подумал. Он взял деревянный меч с внезапной серьезностью мальчика, который только что нашел свое призвание.Глава 5
В комнату вошла леди Мален. В руках она держала стеклянный стакан с прозрачной сапфировой жидкостью. Она шла осторожно, словно не желая рисковать пролить ни капли. Teклис в это время попытался принять вертикальное положение. От этого усилия у него закружилась голова. Казалось, что комната на мгновение накренилась набок, прежде чем он сумел выпрямиться. Дойдя до постели, Мален передала стакан Теклису. — Пей, — сказала она. — А что это такое? — хотя Теклис уже начал доверять ей, он все еще не желал пить то, что она приготовила, не задавая лишних вопросов. — Это смесь aqua vitae и солнечного корня. Я вплела в неё несколько заклинаний. Теклис с сомнением посмотрел на жидкость. — Что оно делает? — Поможет твоему телу противостоять инфекции, которая сейчас бушует в нем. — Зелье моего отца уже делает то же. — Зелье твоего отца не то же самое. Оно успокаивает нервную систему и повышает сопротивляемость организма некоторым болезням. Это позволяет тебе дышать легче и, снимая напряжение с твоих лёгких, облегчает твоему телу борьбу с болезнью в нем. Оно не делает ничего другого, чтобы помочь тебе. — Вы утверждаете, что знаете об этих вещах больше, чем мой отец? — Теклис знал, что он просто оттягивает момент, когда ему придется выпить это зелье. Он понял, что это было не потому, что он боялся, что оно может отравить его, а просто потому, что боялся разочарования. А что, если это сработает не так хорошо, как он надеялся? — Мне очень не хочется разрушать твои детские иллюзии, но твой отец — ремесленник, а не алхимик. Он много знает о производстве и ремонте оружия и доспехов, но сравнительно мало о лекарственных травах. — А ты, конечно, знаешь, — сказал Теклис со всем сарказмом, на который был способен. — Вообще-то да. По крайней мере, лучше твоего отца и намного лучше тебя. Я не заметила в вашей библиотеке ни одного тома по травоведению или продвинутой алхимии. — Мне придется поверить вам на слово. — Я бы посоветовала тебе это сделать, если ты хочешь поправить свое здоровье. Теклис скорчил гримасу. Он не любил, когда ему говорили, что он должен что-то делать. Он был противником таких вещей. — В чем дело, принц Теклис? Ты боишься, что я тебя отравлю? Теклис пристально посмотрел на нее. — А разве мне это нужно? — Что именно ты имеешь в виду? — Что именно вы делаете здесь со своими солдатами и своим чересчур мускулистым любовником? Леди Мален склонила голову набок и пристально посмотрела на него. Он встретился с ней взглядом, и долгое время они оба не отводили глаз. Медленная улыбка, почти понимающая, скользнула по ее лицу. — Ты что, ревнуешь? Теклис был раздосадован, потому что не понимал этого отчасти, пока она не спросила его. Он знал, как нелепо это должно было выглядеть для нее, и больше всего на свете ему не нравилось, когда его выставляли на посмешище. — Ответьте на мой вопрос, пожалуйста, — это прозвучало более умоляюще, чем ему хотелось бы. Обычно он лучше контролировал свое выражение лица, чем сейчас. — Я пришла, чтобы отвезти тебя в Лотерн. — Зачем? — Чтобы тебя представили Королю-Фениксу, а затем, скорее всего, жрецам Азуриана. — Зачем? — Так можно посудить, не являешься ли ты запятнанным Проклятием Аэнариона. — А что, если обо мне не так посудят? — Ты беспокоишься, что тебя могут счесть проклятым? — она села на кровать рядом с ним, все еще держа в руках свою фляжку с лекарством. — А вы бы на моем месте не боялись? — Думаю, что да, принц Теклис, но я не в том положении, чтобы это знать. Я не потомок Аэнариона. — Бывают моменты, когда я жалею об этом. Временами мне кажется, что я проклят, что я должен быть проклят, чтобы все вышло так, как вышло. — Если твоя болезнь — единственное проявление проклятия, тебе нечего бояться. — Я боюсь своей болезни, — сказал он. — Я имела в виду нас, Совета Магов, личных магов Короля-Феникса, жрецов. — Что, если вы увидите причину для страха, какое-то эхо рока Аэнариона, отзывающееся через долгие столетия? Что случится тогда? — Я не знаю наверняка. — Не постесняйтесь догадаться. — Вы очень странный юноша, принц Теклис. — Этого я не знаю. Мне не так уж и много есть с кем себя сравнить. Только мой брат, Тирион, а сравнение с ним неуместно. — Но почему же? Потому что тебе не хватает его здоровья, его обаяния, его красоты? На его взгляд, все это было слишком близко к истине. — Пожалуйста, не сдерживайтесь и не щадите моих чувств, — сказал Теклис. Мален рассмеялась. — У тебя есть своё собственное обаяние, остроумие и даже больше того — огромный потенциал в Искусстве. А еще ты гораздо умнее. — Не совершайте ошибку, недооценивая моего брата. — Я и не недооцениваю. Тот факт, что ты гениален, не делает его дураком. — Я думаю, вы увидите, что он по-своему очень талантлив. — И в чём же? — Покажите ему хоть что-нибудь, связанное с войной, и он сразу все поймет, инстинктивно. Играйте с ним в любую игру, любую, и вы будете побеждены. — Корхиен говорит, что так оно и есть… одаренный выше любого молодого воина, которого он когда-либо встречал. Я подозреваю, что ты окажешься таким же, когда дело дойдет до магии. Я не уверена, что это так уж хорошо. — Почему? — Потому, что те, кто исключителен — это те, кого боятся. Аэнарион был исключительной персоной. И Малекит тоже. Но были и другие. Принц Саралион, Носитель Чумы, демонолог Эразофания. Они — те, кто несёт погибель. — Есть и другие представители рода Аэнариона, которые тоже были исключительными, и они сделали большое добро, — сказал Теклис, чувствуя, как отчаянно звучит его голос. — Целительница Ксенофея. Лорд Абрасис из Котика, который нашел способ стабилизировать разбитые Путевые Камни. Я мог бы назвать еще дюжину. — Тогда будем надеяться, что ты один из них, — она снова улыбнулась, и Теклису пришло в голову, что леди Мален, кем бы она ни была, не является его врагом. Она не хотела причинить ему никакого вреда из-за того, кем был он, или кем была она. Конечно, это не означало, что она не отвернется от него, если он окажется проклятым. — Как вы думаете, я могу таким быть? — Да. А теперь ты выпьешь это лекарство? Или мне следует его вылить? — Вы ведь не отравите меня, правда? — А если бы я собиралась, разве я сказала бы тебе? — Я склоняюсь перед логикой ваших аргументов, — Теклис выпил лекарство и поморщился. — Отвратительный вкус, — сказал он. — В следующий раз я добавлю немного мяты. — Сомневаюсь, что это улучшит вкус. — Нет, но тебе бы действительно было бы на что жаловаться. — Сколько времени пройдет, прежде чем я почувствую эффект? — Дай ему час, чтобы начать работать, а потом еще пару часов, чтобы оно начало действовать. К тому времени ты уже будешь мертв. Теклис бросил на нее мрачный взгляд. — Вы не единственный обладатель мрачного чувства юмора, принц Теклис, — сказала она. Теклис рассмеялся. Он уже начинал чувствовать себя лучше.* * *
В гостиной было тихо, и огонь в камине все еще горел. Тирион был удивлён. Он горел все то время, пока здесь были гости. Такая экстравагантность была неслыханной в его жизни. Его отец стоял как можно дальше от огня, в углу комнаты, как будто чувствовал себя слишком виноватым, чтобы наслаждаться жаром. Тирион почувствовал приятную усталость. Его мышцы болели. Он провел весь день, сражаясь деревянными мечами, сначала с Корхиеном, а затем с воинами из свиты леди Мален. Ему это очень нравилось. Он чувствовал, что наконец — то добился того, чего хотел. Теклис сидел у огня, завернувшись в одеяло. Он выглядел более бодрым, чем когда-либо за последнее время. Казалось, что он прошел кризис своей последней болезни и будет жить. Лекарство, которое приготовила для него леди Мален, казалось, сделало свое дело. Тирион был рад этому. Он подошел и встал рядом с братом, протянув руки навстречу теплу. Тлеющие угольки горели оранжевым среди пепла, и маленькие голубые огоньки плясали над ними. То тут, то там они приобретали алхимический зеленый оттенок, когда внутри них вспыхивало что-то странное, возможно, какая-то захваченная магия. — Вы поедете в Лотерн со своей тетей, — сказал Арафион. — Мы оба? — спросил Тирион. — Вы оба. — Почему? — спросил Теклис. Он всегда хотел знать почему. — Потому, что вы должны предстать перед Королем-Фениксом. Это честь, которую те, кто принадлежит к нашему роду, уже давно вынуждены терпеть. — И ты тоже? — спросил Теклис. — Совершенно верно. — А что будет дальше? — спросил Тирион. — Вы увидите его Прославленное Высочество, и он будет очень милостив к вам и скажет, как много Ултуан должен тем, в ком течет наша кровь. Тогда, скорее всего, вас отведут в сторону и отправят на обследование к целой клике колдунов, жрецов и провидцев, чтобы выяснить, не погубило ли вас проклятие. Затем вас отправят в святилище Азуриана. — Они сделали это с тобой? — спросил Тирион. — Да. Они делают это с каждым потомком великого Аэнариона. Существуют всевозможные пророчества относительно тех, кто принадлежит к нашей крови, некоторые из них хорошие, некоторые плохие. Иногда присутствующие провидцы имеют видения относительно будущего тех, кто был до них, и говорят, когда на них находит побуждение пророчествовать. Тириону это не очень понравилось. Он представлял себе что-то смутно постыдное и зловещее, и ему не нравилось, что его выделяют таким образом из-за того, кем он был и от кого происходил. Teклис, с другой стороны, был очарован. Конечно, он немногое знал об этом процессе из своего чтения, но его отец никогда не говорил об этом. — Они произносят заклинания? — спросил он. — Всякие гадания, — сказал отец. — От самого простого до самого сложного. Тогда я их не понял, но позже узнал, что это такое. — Было ли какое-нибудь пророчество о тебе? — спросил Тирион. — Они говорили, что я был отмечен судьбой за величие, — кисло сказал их отец. — Он обвел жестом пустую гостиную в холодном и полуразрушенном особняке. Выражение его лица было ироничным. — Они сказали, что мои дети причинят мне сильную боль. Лицо Тириона вытянулось. Теклис принял непроницаемое выражение лица, которое, как ему всегда казалось, скрывало его чувства. Их отец рассмеялся. — Так и было. Ваша мать умерла в ту ночь, когда вы родились, и это было самой большой болью в моей жизни. Но вы никогда не причиняли мне никакой другой боли, ни один из вас, только бессонные ночи. Вы оба были хорошими мальчиками, насколько это возможно. Это было не совсем громкое признание в любви или гордости. Их отец не мог заставить себя смотреть на них, пока говорил. Вместо этого он продолжал смотреть на портрет их матери над камином. — Я не сожалею, — сказал он очень тихо и почти извиняющимся тоном, и Тириону потребовалось много времени, чтобы понять, что он говорит ей об их рождении. Ему пришла в голову любопытная мысль, что принц Арафион мог бы избежать большой боли если бы никогда не стал их отцом. Он был волшебником. Он знал способы предотвратить зачатие, если бы захотел. А может быть, судьба приложила бы руку и зрение, и они все равно бы родились. В конце концов, какой смысл в пророчестве, если оно не сбудется? Возможно, дело было просто в том, что их отец не знал, какую форму примет боль, которую они собираются причинить. Интересно, подумал он, принял бы принц Арафион такое же решение, если бы знал, что это будет стоить ему жены? Он задумался, каково это — жить с такой мыслью, и только в конце концов ему пришло в голову, что его родители все равно зачали их обоих, даже зная, что это будет иметь ужасные последствия. Как мало он знал об этой тихой, не от мира сего эльфийке, с которой делил дом всю свою жизнь. Отец покачал головой и перевел взгляд с Теклиса на Тириона и обратно. — Вы оба уезжаете, а я мало что могу вам дать, кроме своего благословения. Я бы хотел дать больше. — Ты дал нам достаточно, — сказал Тирион. — Я так не думаю, сын мой. И вы не можете этого знать, потому что никогда не видели Лотерн таким, каков он есть на самом деле, только глазами детей. Это прекрасное место, но оно также может быть ужасным для таких, как вы. Это место зависти и злобы, а также чудес и величия. Леди Мален обещала мне, что будет заботиться о вас, но я не уверен, насколько она способна на это. — А что будет с нами, если они решат, что мы прокляты? — спросил Теклис. Он всегда лучше, чем Тирион, угадывал ход мыслей их отца. — Вы вовсе не прокляты, — сказал отец. — А что будет, если они подумают, что мы такие? Их отец улыбнулся тонкими губами: — Ты всегда очень быстро соображал, Теклис. Это меня всегда радовало. Тирион почувствовал укол ревности. — Конечно, есть вероятность, что они скажут, что ты такой, даже если это неправда. Среди эльфов политика может быть очень неприятным делом. Я рад, что ты это понимаешь. — И ты все еще не ответил на мой вопрос, — мягко сказал Теклис. — Я не знаю ответа, сын мой. Мне бы хотелось верить в лучшее. — Но… — Но я боюсь, что может произойти что-то ужасное. — Мы не прокляты, — сказал Тирион. Он тоже так считал, и ему не нравилось, как развивался этот разговор. Возможно, это была последняя ночь, которую они проводили с отцом за всё время, и он предпочел бы, чтобы она была более счастливым воспоминанием. — Конечно, нет, и я уверен, что вы оба заставите меня очень гордиться вами. — Мы сделаем все, что в наших силах, — сказал Тирион. — Мы пройдем их испытания, — сказал Теклис. — Как только ты это сделаешь, Теклис, леди Мален начнёт обучать тебя основам магии. Я бы сделал это сам, но у меня есть великая работа, которую нужно продолжать. Тирион посмотрел на своего отца и подумал, насколько же он на самом деле не от мира сего. Он определенно выбрал самый лучший способ отвлечь Теклиса от своих расспросов. Лицо его близнеца сияло от удовольствия. Он очень давно хотел начать свои занятия Искусством, и теперь, похоже, они должны были начаться. — И еще, Тирион, Корхиен Айронглайв предложил проследить, чтобы ты изучил обычаи воина. Он говорит, что у тебя есть большой дар к этому, и мало кто из эльфов знает так много об этих вещах, как он. Обратите внимание на то, что он вам говорит. Я слышал, что он, возможно, самый великий воин в Ултуане. Я не специалист в таких вещах, но слышал это из уст тех, чье дело — знать. Сердце Тириона подпрыгнуло. Он не мог придумать ничего, чего бы ему хотелось больше, чем научиться быть воином под опекой Корхиена. Принц Арафион улыбнулся, увидев счастье, написанное на лицах его сыновей. — Я буду скучать по вам обоим, — сказал он. — То, что вы оба здесь, было светом всей моей жизни. Близнецы были слишком взволнованы, чтобы заметить печаль в его голосе, хотя Тирион должен был хорошо запомнить ее в последующие годы. — Мы тоже будем скучать по тебе, — сказал он со всей искренностью шестнадцатилетнего юноши, который видит впереди только радость и удачу. — Желаю вам обоим спокойной ночи, — сказал отец и вернулся в свою мастерскую. Свет горел там до глубокой ночи.* * *
— Лотерн, — сказал Теклис так, словно не мог до конца поверить в это слово. — Это не Хоэт, но это только начало. Там находится одна из самых больших библиотек во всем Эатейне. А у Инглориона Звездного Ткача и Халадриса там есть особняки. — Там Морская Стража, — сказал Тирион. — Возможно, мне удастся найти место в одном из полков. Кто знает, может быть, когда-нибудь я даже стану одним из Белых Львов, если представится возможность завоевать славу. Теклис выглядел таким счастливым, каким Тирион никогда его не помнил. — Наконец-то у меня будет шанс увидеть мир немного раньше… Он не закончил свою фразу. Да ему и не нужно было этого делать. Тирион знал, что он думает о своих болезнях и возможной смерти. Это всегда лежало на его брате, как тень, даже когда он был в самом хорошем настроении. — Может быть, нам удастся сесть на корабль, — сказал Тирион, подыгрывая фантазиям брата, — и отправиться в Старый Свет, в Царство Людей. — Катай и Башни Рассвета, — сказал Теклис, называя место, которое, как они оба знали, он никогда не увидит. Теклис рассмеялся. Он был счастлив, и это было заразительно. Тирион уже не помнил, когда в последний раз слышал от брата искреннее веселье. Смех прекратился так же внезапно, как и возник. — По правде говоря, я буду счастлив снова увидеть Лотерн, — сказал он. — Просто посмотреть… бывали времена, когда это желание казалось неосуществимым. — Как ты думаешь, что с нами будет? — спросил Тирион, также внезапно посерьезнев. Он чувствовал себя так, словно их жизнь только что подошла к какому-то огромному темному перекрестку. Это было все равно, что быть путешественником, заблудившимся в темноте в горах, который внезапно осознает, что стоит на краю пропасти, не имея ни малейшего представления о ее глубине. Скоро они покинут единственный дом, который они когда-либо знали, и отправятся в страну чужаков. — Не знаю, — ответил Теклис. — Но мы встретим это вместе. Тут до него дошло, что его брат вовсе не так уверен в себе, как кажется, что он ищет успокоения, делая сильные заявления. — Да, конечно, — улыбнулся Тирион. С уверенностью юности он не мог представить себе ничего, что могло бы разлучить их. — Ты станешь великим волшебником. — И ты станешь великим воином, — Теклис говорил так уверенно, словно видел все своими глазами. Тирион надеялся, что он доживет до этого момента.* * *
Время уже почти настало, Н'Кари чувствовал это. Древние заклинания ослабевали. Страшные призраки были утомлены. Что-то происходило. Где-то далеко, на самом краю этой огромной магической сети, что-то начало распутываться. Мир снова менялся. В последние столетия потоки темной силы становились все сильнее. Что-то происходило там, в мирах за пределами миров, что-то, что снова притягивало силы хаоса к этой грязной планете. Возможно, древние дремлющие врата на Крайнем Севере уже пробудились. Возможно, это был просто каприз Могуществ, что они вернутся в это место и некоторое время будут развлекаться. Для Н'Кари не имело значения, что это было. Для него важны были только результаты. Он принюхивался ноздрями, которые не были ноздрями, и втягивал испорченную магию в легкие, которые не были легкими. Он ждал в центре этой паутины силы тысячи лет, оставаясь неподвижным, не привлекая к себе никакого внимания, накапливая крошечное количество магии всякий раз, когда мог и знал, что она не привлечет внимания к его присутствию. Он уже был знаком со странными линиями заклинания и еще более странными путями, оставленными древней расой, которая лежала под ними. Было очевидно, что главные волшебники среди эльфов знали о существовании древних путей под тканью времени и пространства, созданных первоначальными хозяевами этого мира. Они включили некоторые из них в свой грандиозный замысел. Это была одновременно и сила, и слабость. Сила заключалась в том, что они могли подключаться к энергетическим колодцам Древних, использовать их древние решетки для усиления своей собственной магии. Слабость заключалась в том, что Пути Древних были испорчены и медленно распадались, позволяя элементам Царств Хаоса и Царств Демонов, в которых был рожден Н'Кари, просачиваться в них. Н'Кари питался этой испорченной энергией и восстановил небольшую часть своей первоначальной силы. В каком-то смысле он оказал эльфам услугу, на которую никогда не рассчитывал. Он помогал поддерживать их конструкцию, поглощая большую часть хаотической магической энергии, просачивающейся в нее. Он помог уменьшить порчу древнего заклинания, хотя и был уверен, что призрачные волшебники не будут смотреть на вещи таким образом. Он проецировал свое сознание в различные точки вдоль промежутков вихря, где стояли Путевые Камни. Он нанес на карту всю огромную систему. Он знал её так же хорошо, а может быть, и лучше, чем любой из эльфийских волшебников. Он знал, где она была сильна и где хорошо держались защитные заклинания. Он знал, где она была слаба, а древние оборонительные сооружения разрушались. Теперь он переместил часть своего сознания в выбранную им область. Это был Путевой Камень, который смотрел с вершины горы вниз, в скрытую долину. Это было далеко от любого другого места, где жили обитатели Ултуана, и никто не приходил сюда в течение многих столетий, чтобы совершить обряды, которые укрепили бы его. Сам Путевой Камень рушился. Лишайник рос в каналах резных рун, несмотря на заклинания, которые должны были предотвратить его рост и сжечь. Сам узор камня был разрушен ветром и непогодой, и это было важно, потому что форма камня была такой же частью заклинания, как и потоки магической энергии вокруг него или руны, высеченные на нем. Каждый аспект был частью его конструкции, каждый элемент вносил свой вклад в то, что он делал. Теперь он был похож на ржавый гвоздь, с которого свисала тяжелая картина. Он медленно изгибался и соскальзывал со своего первоначального положения, и долго ему не продержаться. Все, что потребуется, — это чтобы что-то подтолкнуло его, приложило немного дополнительного давления, и эта часть заклинания рухнет. Барьеры, которые содержали огромные энергии вихря, будут пробиты. Что-то могло попасть в него, и, что более важно с точки зрения Н'Кари, что-то могло выйти из него. Он знал, что должен быть осторожен. Призраки по-прежнему следили за своей работой и чинили ее там, где могли. Они заметят коллапс любой маленькой его части, и если они подумают, что за ним стоит какая-то разумная сущность, особенно та, что попала в ловушку в их царстве, они уничтожат ее. Великий Демон знал, что есть только один шанс сделать то, что нужно сделать. В лучшем случае, если он потерпит неудачу, это будет означать, что придется потратить еще много веков, чтобы накопить энергию для новой попытки побега. В худшем случае это означало бы полное и абсолютное уничтожение. Н'Кари знал, что если разрушить энергетические структуры, из которых состояло его сознание в вихре, то он будет уничтожен навсегда. У него не было физической формы, чтобы закрепить его, и его связь с Царствами Хаоса все еще была заблокирована сложными защитными кругами вихря. У него был только один шанс. Лучше бы он все сделал правильно. Он сместил фокус своего сознания как можно дальше, куда-то вглубь океана земель, которые когда-то были частью Ултуана, но теперь утонули под волнами. Наверху он почувствовал, как рождается буря. Он измерил огромные завихрения воздуха, огромный узор ветра, влаги и энергии, который ждал, чтобы быть выпущенным на волю, и он потянулся так тонко, как только мог из этого вихря, питая его темной энергией, создавая потоки и системы, которые будут вести его в определенном направлении. Шторм начал двигаться вглубь страны, набирая по ходу движения энергию, подгоняемый изнутри стихиями темной магии, которые направляли его к далекой вершине горы. Скоро, подумал Н'Kaри. Скоро.Глава 6
Восточный Ултуан, 10-й год правления ФинубараТирион чувствовал запах моря. Воздух казался совсем другим — более соленым и свежим. Ветер был прохладнее и влажнее. Над головой летали чайки. Один только этот звук и вид белых птиц вызывали у него улыбку. Он чувствовал себя счастливее, чем когда-либо в своей жизни. Он сидел верхом на лошади. Он спускался с гор и через несколько часов должен был сесть на корабль, идущий в величайший город в Эльвендоме. Он чувствовал себя так, словно его жизнь наконец-то началась. Как только эта мысль пришла ему в голову, он почувствовал себя виноватым перед отцом и братом. Он поехал назад вдоль небольшой колонны к тому месту, где Теклис лежал, растянувшись на подушке в задней части фургона. Брезентовая крыша фургона была откинута назад, и его близнец лежал, глядя в небо. Они наняли фургон у одного из деревенских жителей, живших рядом с виллой его отца и использовавших повозку для перевозки продуктов в город на рынок. Один эльф придет в город через несколько дней и заберёт её. — Разве это не чудесно? — сказал Тирион, не в силах сдержать свой энтузиазм. — Если ты можешь назвать чудесным то, что твои кости сотрясаются на этом деревянном орудии пыток, то, думаю, так оно и есть, — сказал Теклис. Однако он улыбался и выглядел лучше, чем когда-либо за последние месяцы. Тирион беспокоился, что тяготы путешествия могут прикончить его брата, но зелья, которые варила леди Мален, похоже, действительно улучшили его здоровье. Более того, перспектива путешествовать и изучать магию, казалось, облегчила его беспокойный дух и сделала жизнь более сносной для него. Тирион подозревал, что это дало Теклису повод жить дальше. По крайней мере, за это он был благодарен леди Мален. Он посмотрел вперед. Колдунья ехала бок о бок с Корхиеном Айронглайвом. Они обменялись тайными улыбками, но в них не было ничего зловещего. Они выглядели как любовники, каковыми, по мнению Тириона, и являлись. Трудно было представить себе, что же такое увидели друг в друге открытый и добродушный воин и женщина-маг с каменным лицом, но они явно что-то видели. Тирион гадал, как поживает отец. Он не беспокоился за его благополучие. Принц Арафион вполне мог позаботиться о себе сам, не прибегая к помощи сыновей, и работа не давала ему чувствовать себя одиноким. Просто странно было думать, что он бродит по пустой вилле в компании одной только Торнберри. От этого Тириону стало не по себе. Иногда с гор спускались монстры. Может быть, один из них сумеет перелезть через стену. Он приказал себе не быть глупым. Его отец был магом. Он был способен справиться с любым чудовищем, которое могло бы найти дорогу к их дому. Теклис приподнялся на локте и посмотрел вдаль через борт фургона. — Кажется, я вижу море, — сказал он. Тирион проследил за его указующим пальцем. Они только что поднялись на вершину холма, и под ними действительно была широкая полоса мерцающей синевы, начинающаяся там, где кончалась зеленая земля. Земля вокруг них начала меняться. Она выглядела гораздо более хорошо возделанной, они миновали поля, обрабатываемые фермерами, и множество оранжерей, где в магически контролируемой среде выращивались зачарованные фрукты. Это было самое богатое и плодородное место из всех известных Тириону, хотя он первым признал бы, что его опыт в таких местах был весьма ограничен. Там и сям на возвышенных землях стояли особняки такого масштаба, что дом их отца легко поместился бы в одном крыле. Действительно, он казался немногим лучше, чем некоторые из домов йоменов, мимо которых они проезжали. Тирион привык к тому, что его отец был самым богатым владельцем недвижимости в той местности, где он вырос. Теперь он снова понял, что по сравнению с эльфами даже в этом маленьком городке его отец был очень беден. Странно и очень волнующе было сознавать, как мала была его жизнь и как велик был мир. На многих зданиях снаружи окон или на верандах висели зеленые бумажные фонарики. Люди начали готовиться к Празднику Избавления, великому празднику, который отмечал возвращение весны и спасение детей Аэнариона от сил Хаоса энтом Сердцедубом. Вдоль улиц стояли маленькие резные модели древовидного человека, существа, которое выглядело как дружественная помесь эльфа и массивного дуба. У всех эльфов были причины быть ему благодарными. Без его вмешательства, не было бы Вечной Королевы. С тех пор каждый духовный лидер эльфов происходил от дочери Аэнариона, Иврейны. У Тириона была более личная причина быть благодарным: он происходил от сына Аэнариона, Морелиона. Онвернулся к тому месту, где лежал Теклис. Его брат поморщился. Он устал, и напряжение долгого дня езды отразилось на его лице. — Мы скоро будем в городе, а потом уже на корабле. — Я жду этого с нетерпением, — сказал Теклис. — Я не могу себе представить ничего хуже этого. Несколько рыбацких лодок стояли на якоре в гавани вместе с судном, которое делало их карликами, как кит рядом с дельфинами. Это был эльфийский клипер: наполовину торговое судно, наполовину военный корабль, длинный, гладкий и трехмачтовый. На его носу была вырезана огромная орлиная голова. На кормовой палубе и рядом с носом стояла массивная баллиста. Матросы сновали по снастям и целеустремленно двигались по палубе. От середины корабля до пирса был проложен ряд досок, достаточно широких для того, чтобы на них можно было вывести лошадей. Птица-посыльный, которую отправила леди Мален, должно быть, уже принесла сообщение, потому что их ждали. Хозяйка корабля ждала их в доках, чтобы поприветствовать. К большому удивлению Тириона, она доложила об этом леди Мален, а не Корхиену; похоже, она считала чародейку гораздо более важной фигурой, чем Белый Лев. На флагах, развевающихся на мачтах корабля, было изображено то же устройство, что и на плащах телохранителей. Дом Изумрудов владел этим кораблем, а леди была самым высокопоставленным представителем этого Дома среди присутствующих. — Мы готовы к отплытию, капитан Джойель? — спросила Мален. Она склонила голову набок и втянула ноздрями воздух. — Я чувствую приближение бури, и в ее ветрах есть магия. Хозяйка корабля кивнула. Она была даже выше леди Мален и выглядела еще более суровой. Тирион уже начал сомневаться, что у всех женщин Лотерна такие суровые лица, когда заметил, что некоторые женщины-моряки пристально смотрят на него. Они были моложе и гораздо красивее. По привычке, он улыбнулся в ответ. Некоторые из них смело встретили его взгляд. Другие застенчиво отвернулись. Казалось, что женщины-моряки не так уж сильно отличались от девушек-охотниц с холмов, с которыми у него был опыт общения. — «Орёл Лотерна» готов к отплытию, леди Мален. Мы можем успеть к приливу, если капитан Корхиен и его люди быстро погрузят на борт своих лошадей. Лошади выглядели беспокойными. Очевидно, они уже бывали на борту корабля и не очень-то наслаждались этим зрелищем, но это были эльфийские кони, и они повиновались своим всадникам. Один за другим они позволили поднять себя по сходням и с помощью маленькой лебедки спустить в трюм. Казалось, что для ни уже все было готово, потому что ясли были полны корма, и сам акт еды, казалось, успокоил животных. Тирион заметил, что капитан тоже смотрит на него, помогая Теклису подняться по трапу. Сначала он подумал, что совершил какую-то оплошность, не спросив разрешения подняться на борт. Больше их никто не видел, но, по-видимому, они уже были известны хозяйке корабля. Затем ему пришла в голову мысль, что, возможно, вид Теклиса выбил ее из колеи. Немощь его брата часто оказывала такое же воздействие на его собратьев-эльфов. Они не привыкли к виду болезни. Когда он оглянулся, капитан уже не смотрела на него и что-то тихо сказала леди Мален. Волшебница согласно кивнула и подошла к ним. — Капитан приказала выделить вам каюты. — А что еще она говорила? — Ничего, что имело бы сколько-нибудь серьёзное значение, — сказала леди Мален слишком буднично. Тирион вспомнил подозрения Теклиса на ее счет. Он думал о предстоящем путешествии. Сколько людей заметят что-нибудь или скажут, если они исчезнут за бортом во время путешествия на юг, в Лотерн? Он приказал себе не быть таким подозрительным. Почти наверняка существовало невинное объяснение такому поведению колдуньи. Тем не менее, он решил держать глаза открытыми, а дверь запереть на засов. Несмотря на все свои страхи, он не мог сдержать восторга, когда корабль поднял якорь и через пару часов вышел из порта. Солнце уже садилось за горы, и он больше не мог не подумать о своём отце ещё раз. Ему было интересно, принадлежит ли хоть один из этих крошечных огоньков на склоне горы их дому, и сколько времени пройдет, прежде чем он снова увидит его.
* * *
— Здесь уютно, — сказал Теклис. Он задумчиво оглядел каюту. Она была крошечной, как и все подобные помещения на кораблях. Там было достаточно места только для пары узких двухъярусных кроватей и пары морских сундуков. Но близнецы едва ли могли заполнить даже один. Был ещё крошечный иллюминатор, который пропускал немного лунного света. — Двое младших офицеров отказались от комнаты, чтобы нам было где спать, по крайней мере, так мне сказал Корхиен, — сказал Тирион. — Похоже, мы здесь почетные гости. Законные владельцы спят на палубе. — Я не уверен, что мне самому не хотелось бы там оказаться, — сказал Теклис. Голос его звучал не слишком хорошо. — С тобой все в порядке? — спросил Тирион, присмотревшись поближе. Его брат снова выглядел больным. Он приобрел отвратительный оттенок зеленого. — Я плохо себя чувствую с тех пор, как попал на борт этого проклятого судна. Есть что-то в том, как оно раскачивается, что заставляет меня чувствовать себя очень неуютно. — Морская болезнь, — сказал Тирион. — Я слышал, что некоторые ей болеют. — И я один из них, а ты — нет. Вот это сюрприз! Обычно я такой здоровый, а ты такой слабый! — Если тебе здесь не нравится, я могу попросить, чтобы нам разрешили спать на палубе. Однако это более защищенное место, если придет бурная погода. — Благословение Иши — не говори мне о плохой погоде. Этого всего уже достаточно. — Путешествие продлится всего несколько дней, если ветер будет попутным, а у нас нет никаких причин его прерывать. Очевидно, в это время года ветра дуют южнее. — Ты становишься настоящим моряком, брат. — Я слушал разговоры матросов. В этом путешествии я намерен узнать все, что смогу. Никогда не знаешь, когда это может пригодиться. — Мой план состоит в том, чтобы лежать здесь на спине и надеяться, что мой желудок успокоится и комната перестанет кружиться. — По-моему, они называют это каютой. — Они могут называть её как угодно, лишь бы она перестала двигаться! Тирион запрыгнул на верхнюю койку. Потолок, казалось, был совсем близко над его головой. Он чувствовал себя странно, просто лежа там, мягко покачиваясь вверх и вниз по движению корабля. Если не считать ночных походов с охотниками, он никогда раньше не проводил ночь вдали от виллы их отца. Это был первый раз, когда он спал в настоящей кровати, которая не была его собственной. Самой странной мыслью было то, что, лежа здесь, он все дальше и дальше удалялся от дома и все ближе и ближе приближался к Лотерну, городу, который они с братом не видели с тех пор, как были совсем маленькими. Тогда ему пришло в голову, что именно это и делает корабли столь быстрым способом передвижения. На самом деле лодка двигалась не быстрее лошади. Она могла бы просто продолжать двигаться сквозь ночь, если бы это было необходимо, пока есть кто-то на страже. Корабли никогда не уставали и неуклонно двигались к своей цели. Он думал о том, что где-то должен быть извлечен из этого урок, когда задремал. Тириона разбудили лучи солнца, проникающие в окно каюты, и звук того, как Теклиса с шумом вытошнило в ведро рядом с его койкой. В этой крошечной каюте запах был невыносимым. Он спустился с верхней койки, стараясь не наступить ногой в ведро. Он подождал, пока Теклис закончит, а затем выбросил содержимое в иллюминатор. Ему потребовалось довольно много времени, чтобы отвинтить поручни, которые удерживали его на месте, и он решил оставить его открытым, чтобы выпустить вонь. — Я подумал, что, может быть, мне стоит попробовать полетать в следующий раз, — сказал Теклис. — Моя голова, наверное, отвалится. Каждый вид транспорта, который я пробовал до сих пор, был хуже предыдущего. — Ты скоро привыкнешь к этому. Это может занять несколько дней, но твоё тело справится. — Я искренне на это надеюсь. — Не хочешь прогуляться по палубе и посмотреть, не найдется ли у нас чего-нибудь на завтрак? — Прогулка по палубе — да. Завтрак? Какой демон вселился в тебя, чтобы предложить такую адскую пытку? — Ну, я голоден. — И без сомнения, как всегда, ты съешь достаточно за нас обоих. — Я постараюсь, если смогу найти какую-нибудь еду. Он помог Теклису подняться на палубу. Многие члены экипажа уже были на ногах. Они усердно трудились, скребя и шлифуя доски и наматывая веревки. Они перелезли через такелаж, поправляя паруса по приказу корабельных офицеров. Один из них сидел в «вороньем гнезде», другой стоял на страже у огромной фигуры на носу корабля. Казалось, что море вокруг корабля требует очень пристального наблюдения. Когда они вышли из лестничного колодца, Тирион почувствовал, что на них снова смотрят. И не только Теклис привлекал их взгляды, но и он сам. Это заставляло его чувствовать себя неловко, хотя он всегда улыбался всем, когда ловил их взгляд. Он привык к тому, что на него смотрят женщины, но мужчины тоже бросали на него странные взгляды. Он огляделся в поисках Корхиена или Мален, но ни того, ни другой не было видно. Один или два солдата стояли на палубе, точили свое оружие и непринужденно болтали, изо всех сил стараясь не выглядеть совершенно праздными среди этого шумного и деятельного улья. — А где мы можем перекусить? — спросил Тирион. Один из солдат ткнул большим пальцем в сторону небольшой комнаты позади него. Тирион увидел очаг и котел, бурлящий внутри. — Я мог бы догадаться, что вы будете рядом с тем местом, где будет еда, — сказал Тирион. — Ты говоришь как старый воин, — сказал эльф. — Мы еще сделаем из тебя солдата. — Надеюсь, что так, — сказал Тирион. Тирион вошел в корабельную кухню. — А можно нам что-нибудь поесть? — спросил он. — Пожалуйста. Повар улыбнулся и бросил ему две миски и пакет с корабельным печеньем, завернутый в большой лист. Тирион протянул миски, и повар налил в них немного пряного рыбного рагу. Тирион передал одну чашу Теклису, а другую взял себе, и они вернулись на палубу. Тирион с удивлением обнаружил, что тушеное мясо оказалось вкусным, а печенье — сытным и питательным. — В этом есть какое-то волшебство, — сказал Теклис. — Как в случае с дорожным хлебом. — Полагаю, им нужно поддерживать экипаж в хорошей форме, — сказал Тирион. — А ты будешь своё? — Мне совсем не хочется есть. — Возьми хотя бы суп. Я бы не хотел, чтобы ты умер от голода до того, как мы доберемся до Лотерна. — Это было бы милосердно, — сказал Теклис. — Даже не смей шутить на эту тему. Одна из девушек-матросов внимательно наблюдала за ними. Тирион улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ и смущенно отвернулась. Она была самой красивой девушкой на корабле. — Я вижу, ты опять собираешься разбивать сердца, — сказал Теклис. Тирион поделился с братом некоторыми подробностями своего опыта общения с девушками-охотницами. — Это никогда не входило в мои намерения, — ответил Тирион. — Разрыв между намерением и следствием так же велик, как разрыв между раем и адом, — сказал Теклис. — Кого ты сейчас цитируешь? — Никого. Я только что это придумал. — Значит, подумываешь о карьере философа? — Было бы полезно иметь что-то, на что можно опереться, если я потерплю неудачу как маг. — Я сомневаюсь, что это произойдет. — Никогда не знаешь наверняка. До сих пор моя жизнь не отличалась заметными успехами. Близнецы долго стояли на палубе, наблюдая за жизнью корабля вокруг них. Тирион находил все это бесконечно увлекательным. Теклис, казалось, находил это просто утомительным.Глава 7
Тирион стоял на носу огромного корабля, глядя поверх вырезанной там головы хищной птицы. Стая летучих рыб вырвалась из воды неподалеку. Вид их мерцающих серебряных плавников в солнечном свете, прежде чем они снова скрылись под волнами, заставил его улыбнуться. Ветер наполнял паруса, и судно, казалось, почти скользило над морем. Зеленые флаги с эмблемой Дома Изумрудов развевались на ветру. Матросы перепрыгивали с мачты на мачту и карабкались по снастям, подчиняясь приказам хозяйки корабля. Для Тириона все это было непостижимо и очень волнующе. До сих пор он наслаждался каждым мгновением этой жизни. Ему нравилось ощущать под босыми ногами твердую деревянную палубу. Ему нравился соленый запах моря. Смеясь, он подпрыгнул, ухватился за трос и подтянулся к перекладине. Когда он только начал это делать, корабельные офицеры обеспокоились, что он может упасть и сломать себе шею, но вскоре стало очевидно, что он гораздо лучше разбирается в снастях, чем большинство матросов, и гораздо проворнее любого из них. Никто из матросов не возражал, пока он не встал у них на пути. Он вскарабкался на самую верхушку второй мачты — в «воронье гнездо». Фигуры на палубе под ним казались совсем крошечными. Он чувствовал себя гораздо более незащищенным, чем на вершине холма такой же высоты, так как холмы не раскачивались в такт движению корабля. Ветер трепал его льняную рубашку. Чайки сидели как раз вне досягаемости. Он вскочил на лонжерон и побежал вдоль него туда, где сидели чайки. Увидев его приближение, они улетели прочь, кружа над кораблем и насмешливо каркая. Ему бы тоже хотелось уметь летать, чтобы следовать за ними. Он прикрыл ладонью глаза и посмотрел вдаль. Огромные фигуры двигались под прозрачной водой, возможно — киты, возможно — некоторые из легендарных монстров, которые, как говорили, обитают в этой части моря. До сих пор никто из них не обращал внимания на корабль, за что Тирион был им благодарен. На расстоянии нескольких лиг ему показалось, что он видит острова. Иногда они там бывали. А иногда и нет. Насколько он мог видеть, волны были покрыты слабым мерцанием. Это напоминало тепловую дымку, но это было не так. В его глазах она казалась окрашенной магией, больше он ничего не мог сказать. Далеко внизу Теклис махал рукой. Тирион прыгнул, схватил болтающуюся веревку и соскользнул вниз с головокружительной скоростью, громко смеясь, пока его ноги не коснулись палубы. Он радостно рванулся вперед, сделал выпад рукой и приземлился прямо рядом с братом. — Что ты там искал? — спросил Теклис. Он развалился в плетеном шезлонге, выглядя еще более больным, чем обычно. Несмотря на все то, что сделали ему зелья доброй леди Мален, путешествие было ему не по душе. Он все еще страдал от морской болезни хуже любого гнома. — Не знаю, — ответил Тирион. — Но что бы это ни было, думаю, мне будет трудно его найти. На этих водах есть какое-то волшебство, более сильное, чем чары, которые покрывают Аннулии. Теклис рассмеялся ему в лицо. — Проницателен, как всегда, брат. Ты наблдаешь последствия одного из самых мощных и далеко идущих заклинаний, сплетённых когда-либо. Бел-Хатор и его маги соткали здесь магию, чтобы скрыть Ултуан от людей. Поверь мне, любое замешательство, которое ты чувствуешь, было бы увеличено в тысячу раз, если бы ты был одним из них. Когда они входят в плетение этого заклинания, они теряются и разворачиваются в лабиринте заклинаний, и в конце концов, если они не голодают или не садятся на мель, они снова оказываются в открытом океане. — Я тебе верю. — Хорошо. Так и должно быть, — он скорчил гримасу, и на мгновение мне показалось, что его снова стошнит. Каким-то образом он сдержал свой порыв. — Клянусь всеми богами, Я ненавижу это. — Тебе не нравится это путешествие? — они были в море уже два дня, и Тирион все больше беспокоился о здоровье своего близнеца. Его морская болезнь не прошла за долгие дни их плавания. Над их каютой постоянно висел запах несвежей рвоты. Они проводили много времени на палубе, как и сейчас. — Скажем так, я не могу дождаться начала моих магических занятий, чтобы научиться заклинанию против морской болезни, — ответил Теклис. — Я поражён твоим непомерным честолюбием. Приятно знать, что у меня есть брат, который так высоко ставит свои цели в жизни. Семь тысяч лет эльфийской магии, чтобы учиться, и самое главное, что заставляет тебя овладеть этим древним и ужасным знанием — это твоё желание избежать морской болезни. — Если бы ты был так же болен, как я, ты бы понял, почему я так себя чувствую. Зелья леди Мален только-только помогли мне справиться с моей последней болезнью. Тирион тут же почувствовал себя виноватым из-за своей шутливого поведения. За всю свою жизнь он не перенес ни одной болезни. Морская болезнь нисколько его не беспокоила, да он и не ожидал, что такое случится. Для Теклиса все было по-другому. Возможно, так будет всегда. Сам он провел большую часть пути, изучая морские обычаи у моряков, которые смотрели на него так, словно он был юным богом, бросая на него суеверные взгляды. Днём Теклис спал на палубе, стараясь не блевать, и все, кто проходил мимо него, смотрели на него сверху вниз, за исключением немногих всадников Корхиена, которые тоже страдали от той же болезни. — Ты всегда хотел попасть на корабль, — наконец сказал Тирион. — Я и сейчас так думаю, — ответил Теклис. — Но только после того, как я добьюсь иммунитета к этой мерзкой чуме. В те немногие короткие мгновения, когда я не вываливал то, что съел, за борт, я очень наслаждался этим путешествием. — Как ты думаешь, мы увидим пиратов? — Я только начал чувствовать себя лучше. Зачем ты это сказал? — Потому что я слышал истории о том, что это опасные воды, полные норсийских налётчиков, людей-пиратов и морских мародёров темных эльфов, несмотря на все заклинания, которые, как предполагается, удерживают их снаружи. Возможно, мы встретим кого-то из тех, кто заблудился. — Тебе это может показаться приключением, Тирион, но что я должен делать, если на нас нападут пираты? Болеть на них всем телом? — Это может оказаться очень эффективной оборонительной стратегией. — Иногда я сомневаюсь, что ты разбираешься в военном деле так же хорошо, как ты это показываешь. — Не волнуйся. Если на нас нападут, я буду защищать тебя. — А кто же будет тебя защищать? — Думаю, что смогу защитить себя, брат. Никогда не сомневайся в этом. — Посмотри туда, — Тирион проследил за жестом брата. Корхиен и леди Мален рука об руку направлялись к ним по палубе. Похоже, Тирион был не единственным, кто наслаждался этим морским путешествием. — Приветствую вас, юные принцы, — произнес Корхиен более дружелюбно, чем обычно. — Добрый день вам обоим, — сказал Теклис. — Так оно и есть, — сказала леди Мален. — Мне всегда кажется, что о свежем морском воздухе есть что сказать, — она посмотрела на Корхиена так, словно делилась с ним какой-то тайной шуткой. Корхиен улыбнулся. — Он очень бодрит, — сказал он. — Я тоже так считаю, — сказал Тирион, удивляясь, почему у них обоих такой вид, будто они хотят посмеяться над ним. Они только что провели много времени в своей каюте внизу. Они не слишком наслаждались свежим морским воздухом. Внезапно он понял, что они задумали, и отвернулся. — Это замечательный корабль, — сказал Теклис. — Очень быстрый. — Он один из многих, которыми владеет Дом Изумрудного Моря, — сказала леди Мален. — А сколько их вообще? — спросил Теклис. Ему всегда нравилось все точно фиксировать. — Тридцать или около того. Они плавают, торгуют и исследуют мир. Иногда мы используем их для набегов на побережье Наггарота. — Тридцать кораблей — это много? — спросил Тирион. — Да, — ответил Корхиен. — Значительный вклад в развитие нашего флота в военное время. В Лотерне очень мало Домов, которые могут сравниться с этим числом кораблей, и только Дом Финубара превосходит его. — Ну, он же Король-Феникс, — сказал Теклис. — Мы только что говорили о пиратах, — сказал Тирион. — Как вы думаете, мы увидим? — Мой брат очень хочет попробовать свои силы в борьбе с ними, — сардонически заметил Теклис. — Не стоит беспокоиться, мой юный друг, — сказал Корхиен. — Если на нас нападут, леди Мален защитит нас. — А она сможет? — сказал Тирион. — О да, как и многие маги Лотерна, она начала свою карьеру волшебника на борту корабля. — Это правда? — спросил Теклис. Как всегда, упоминание любого аспекта магии мгновенно привлекало его внимание. Леди Мален кивнула: — Большинство магов Лотерна проводят половину своей жизни на борту корабля. — Зачем? — спросил Теклис. — Призывая ветра, защищая от монстров, взрывая вражеские корабли заклинаниями, когда возникнет необходимость, и не позволяя вражеским волшебникам делать то же самое с нашими кораблями. Для Тириона это звучало как самое захватывающее применение магии, которое он когда-либо слышал. Это почти заставило его захотеть изучить её самому, несмотря на полное отсутствие какого-либо дара к Искусству. — Вы можете вызвать ветер? — спросил он. — Да. — А почему бы не сделать этого сейчас? — Потому, что в этом нет необходимости, — ответила Мален. — У нас есть попутный ветер, который гонит нас так быстро, как мы можем плыть естественно, и я не вижу необходимости утомлять себя, чтобы заставить нас идти быстрее. Если появятся какие-нибудь пираты, мне понадобится моя сила. — Конечно, — сказал Тирион, сразу всё поняв. — «Конечно» что? — спросил Теклис. — Лучше связать ветры, чем просто перемещаться. С магом на борту, способным сделать это, мы могли бы плыть против ветра или увеличить скорость маневра, — пояснил его брат. Корхиен просиял, как учитель, гордящийся своим лучшим учеником: — Я же говорил вам, что он быстро соображает, — сказал он леди Мален. — Покажи моему брату военную перспективу чего бы то ни было, и он мгновенно поймет её, — сказал Теклис. — К сожалению, он не так быстро схватывает все остальное. — Он быстро делает все, что ему нужно, — сказал Корхиен. — Больше от него ничего не требуется. — На твоём месте я бы не торопилась делать такие заявления, — сказала леди Мален. — Кто знает, что потребует судьба от принца Тириона? Тирион рассмеялся: — Я сомневаюсь, что это будет что-то очень уж высокое. Остальные смотрели на него так, словно не верили в это. Он заметил, что хорошенькая молодая девушка-моряк слушала все это совсем рядом. Увидев, что он ее заметил, она отвернулась. Он задумался, действительно ли она была такой же застенчивой, как и он. Она притворялась, или это был просто способ привлечь его внимание? Он решил, что еще до того, как этот день станет намного старше, он все узнает.* * *
— А как это называется? — спросил Тирион, указывая на большой парус над ним. Девушка-моряк улыбнулась. Они стояли одни высоко на центральной мачте корабля, идеально уравновешенные, как и положено эльфам. Они слегка покачивались в такт движению корабля, но оба чувствовали себя совершенно свободно, как будто стояли на сухой земле, а не над обрывом, который мог бы разбить их тела, если бы они случайно упали на палубу в шестидесяти футах ниже. — Это марсель, верхний парус, — сказала она. — А как тебя зовут? — Карайя. — Я — Тирион. — Ты — Принц Тирион, — сказала она. — Ты племянник леди Мален. Нас послали сюда, чтобы забрать тебя. Ты, должно быть, очень важная персона. — Неужели? — Торговый Орел обычно не отправляется в маленький рыбацкий порт в Котике по пустяковым делам. Мы должны были бы плыть в Старый Свет или в Катай. Вместо этого мы находимся у берегов Ултуана, перевозя груз воинов и лошадей. — Я и не подозревал, что представляю такую ценность, — сказал Тирион. Девушка улыбнулась ему: — Дом Изумрудного Моря тоже так считает. — У тебя очень красивая улыбка, — сказал он. — А у тебя странные и прекрасные глаза, — сказала она. Он нашел напряженность ее взгляда несколько тревожной. Это напомнило ему о вопросе, который он уже давно хотел задать. — Почему все так странно на меня смотрят? — спросил он. Похоже, девушка испугалась. Это было явно не то, что она ожидала услышать от него. Настроение этого момента было испорчено. — Ты действительно не знаешь? Тирион покачал головой. — Мне очень неприятно наносить такой удар твоему тщеславию, но это не только потому, что они поражены твоей чистой физической красотой. — Мне действительно трудно в это поверить, — сказал Тирион. Карайя улыбнулась. — Это потому, что ты похож на статую. — Мы говорим о моей точёной привлекательности? — Нет. Мы говорим о том, что ты похож на статую Аэнариона в Лотернской Гавани. Вот почему весь экипаж проводит так много времени, глазея на тебя. — Нет! — Да. Сходство просто поразительное. — Ты имеешь в виду, помимо того, что статуя имеет шестьсот футов в высоту, а я нет? — Скоро у тебя будет возможность судить самому. Мы прибудем в Лотерн в ближайшие дни, если ветер будет попутным. Тирион заметил, что вдалеке собираются темные тучи. Он подумал, не надвигается ли буря. Снизу офицер прокричал приказ. и Карайя вскочила, чтобы повиноваться. — Возможно, мы продолжим этот разговор позже, — сказал Тирион. — Возможно, — ответила морячка. — Есть и другие вещи, которые я также хотела бы обсудить.* * *
Н'Кари почувствовал, как рождается его буря. Он чувствовал, с каким ликованием она завывает. Первая часть его плана уже шла полным ходом. Погода была создана по его воле. Теперь ему нужно было убедиться, что все остальные элементы на месте. Осторожно, с бесконечным терпением, он протягивал сквозь Путевые Камни крошечные нити самого себя. Он еще не был достаточно силен, чтобы вырваться физически, но он мог послать сообщение каждому эльфу, обладающему хотя бы малейшей чувствительностью к таким вещам, и смешать их сны со своими собственными. Он подготовит весь мир к своему приходу и позаботится о том, чтобы первые новобранцы были готовы для его армии. Маги всего мира должны были что-то почувствовать, потому что их дар делал их чувствительными к его магии. Это было бы не так уж плохо. Некоторые из них обеспечат его превосходными рекрутами. Он воззвал к имени Слаанеш и отослал во тьму обломки сна в виде чертополоха с дорожных камней. Несомые ветрами магии, они плыли над Ултуаном и касались снов тех, к кому их тянуло. В Южном Котике группа оргиастических культистов была затронута магией. Когда они лежали обнаженные и изнемогали от своих ритуальных любовных ласк, они чувствовали странное желание войти в их сознание, пойти в определенное место в определенное время и подготовиться к появлению нового пророка, который вот-вот должен был войти в их мир. В Тенеземелье группа лазутчиков темных эльфов узнала, что если они направятся на восток, то найдут что-то очень полезное для своего хозяина. Им казалось, что сама Морати явилась в их снах обнаженной с этими инструкциями и обещала им высшую награду своей персоны, если они будут повиноваться. В Сафери один архимаг, который долгое время баловался путями Тёмного Принца Наслаждений, увидел во сне, что узнает великую тайну, если отважится добраться до западного Путевого Камня королевства. В Лотерне величайший убийца в мире мечтал о восстании против своего господина и роскошной жизни среди врагов, которых он был воспитан ненавидеть. Он проснулся рядом со спящей женой друга и прикрыл украденные глаза рукой, покрытой содранной кожей эльфов. По всему Ултуану тревожились сны волшебников и чувствительных эльфов, и в их сознание проникали видения, несущие в себе обещание и угрозу могущества величайшего последователя Слаанеша.* * *
Теклис с трудом поднялся на палубу, одно его плечо поднималось, а другое опускалось с каждым шагом. Было темно, ночное небо было полно звезд, и лунные лучи падали ему на лицо. Звук волн, бьющихся о борта корабля, странно успокаивал. Ветер холодил его кожу. По ночам он чувствовал себя сильнее и меньше страдал от морской болезни. Он чувствовал себя более способным хромать и менее смущенным из-за своей немощи с большей частью команды, за исключением ночного дозора и дежурного офицера, спящего. Его сны были темными, тревожными, полными образов смыкающихся стен и четырехруких демонов, преследующих невинных эльфов и сдирающих с них кожу заживо, в то время как они кричали в том, что могло быть агонией или экстазом, или какой-то комбинацией того и другого. Во всяком случае, эта картина была достаточно тревожной, чтобы ему захотелось покинуть маленькую каюту и выйти на свежий воздух. Раздался всплеск и шлепок, и он увидел, как что-то серебряное извивается на палубе перед ним. Сначала он был поражен и немного испуган, но потом понял, что это летучая рыба. Она выпрыгнула из воды и теперь дёргалась на палубе, словно тонула в воздухе. Он почувствовал укол сочувствия. Он знал, на что это похоже. Он поднял рыбу, не обращая внимания на слизь, текущую между его пальцев, доковылял до края палубы и бросил ее обратно в океан. Эльф посмотрел на черные воды и увидел в них отражение луны. Он увидел свое собственное отражение — смутный, ломаный контур в колышущихся волнах. Это придавало ему еще более неприглядный вид, чем обычно. Он услышал, как кто-то двигается позади него, и обернулся, увидев девушку, которая всегда следовала за Тирионом. Он улыбнулся ей. Она как-то странно посмотрела на него, и он подумал, что она собирается что-то сказать, но она ушла, не желая встречаться с ним взглядом, скрывшись в ночи. Он отвернулся, чтобы не показать своей обиды. Теклис приучил свое лицо к холодному спокойствию и сказал себе, что ему все равно. Трудно быть уродом и калекой среди эльфов. Они не любили смотреть на вещи менее прекрасные и менее совершенные, чем они сами. На вилле своего отца, где были только его семья и Торнберри, он был защищен от этого, но он начинал понимать, насколько изолированной будет его жизнь среди тех, кто предположительно был его собственным народом. На мгновение он задумался, не поэтому ли его отец ушел оттуда. Теперь Тириону будет гораздо легче. Он был хорош собой даже среди эльфов, добродушен, легок на подъем и очарователен. Его жизнерадостный нрав всегда завоевывал ему друзей и поклонников. «Что же с нами будет? — спросил он богиню луны. — Что же теперь будет со мной?». Но ответа не последовало. Волны катились дальше. Море было пусто — огромное темное зеркало неба. Прошло много времени, прежде чем он заснул, и снова сны его были темны.Глава 8
Ветер становился все сильнее, взъерошивая волосы Тириона невидимыми пальцами и заставляя паруса трещать, когда они трепетали. Море становилось все более неспокойным, белые шапки пены появлялись на волнах, которые становились все больше и больше. Корабль поднимался и опускался все сильнее, врезаясь в них. С востока по небу неслись пурпурные облака, закрывая солнце и с удивительной быстротой перестраивая корабль. Тирион с интересом наблюдал за происходящим. Матросы действовали с отработанной дисциплиной, связывая вещи, проверяя, все ли на месте. В трюме одна из лошадей испуганно заржала, поймав что-то в воздухе. Остальные кони забеспокоились. Тирион слышал, как они беспокойно двигаются. Один за другим солдаты спускались в трюм и начинали тихо шептать своим животным, успокаивая их. Постепенно до Тириона дошло, что здесь действительно есть что-то тревожное. Ветер дул все сильнее и сильнее. Чайки, сидевшие на мачтах, поднялись в воздух. «Орел Лотерна» слегка повернулся, прокладывая новый курс к побережью. Тирион не был моряком, но сомневался в мудрости этого решения. Шторм может загнать их на скалы, посадить на мель, разбить корабль. — Что тут происходит? — спросил он у Корхиена. Белый Лев стоял рядом с ним на носу корабля, наблюдая за надвигающимися облаками. Он повернулся лицом к Тириону, демонстративно потянувшись, как эльф, которому нет дела ни до чего на свете. Он выглядел так, словно собирался изобразить зевок. — Надвигается большая буря. Капитан ищет безопасную гавань, хотя я сомневаюсь, что она найдет ее на этом участке побережья. — Разве это разумно? Разве мы не можем сесть на мель? — Твоя догадка ничуть не хуже моей. Я просто следую тому, что сказала мне Мален. Я думаю, это потому, что ты здесь. Обычно они не убегают от бури, но они не хотят рисковать, когда на борту находится кровь Аэнариона. Тирион не был уверен, имел ли Корхиен в виду, что они не рискуют, потому что ценят жизнь его и Теклиса, или же они боятся проклятия. Возможно, это было немного другое. — Что же нам теперь делать? — спросил Тирион. Корхиен рассмеялся. — Мы мало что можем сделать, привратник. Ни один из нас не моряк. Мы можем вознести молитву морским богам и верить в то, что капитан знает, что делает. Тирион улыбнулся. — Ты не выглядишь слишком обеспокоенным, привратник. — Я хотел найти приключения. Похоже, что меня настигло приключение. — У тебя хорошее отношение. Будем надеяться, что ваше первое приключение не будет последним. — Я спущусь вниз, чтобы проверить, как там мой брат, — сказал Тирион.* * *
— Пожалуй, мне лучше закрыть окно, — сказал Тирион. Огромные волны уже бились о борт судна, и вода капала на пол. Он очень остро ощущал свист моря, бьющегося о корпус корабля. — Я думаю, ты помнишь, что моряки называют его иллюминатором, — сказал Теклис. — Они могут очень сильно расстроиться, если ты назовешь это окном, — он передразнил тон, с которым Тирион ранее объяснял ему обычаи моряков со сверхъестественной точностью. Это был его настоящий дар. — Окно, иллюминатор, большая круглая штука со стеклянными стеклами, как бы это ни называлось, я лучше закрою ее, — Тирион повозился с ручками. От сырости они стали скользкими, а усиленное движение корабля затрудняло установку иллюминатора. В конце концов ему это удалось. Обернувшись, он заметил Караю, стоявшую в дверях. — Меня просто послали вниз, чтобы убедиться, что иллюминатор закрыт, — сказала она. — Рада видеть, что так оно и есть. Тирион кивнул, и она снова побежала вверх по лестнице. Теклис лежал на своей кровати. Его лицо выглядело напряженным, и Тирион понял, что он изо всех сил старается не стонать. — Выкладывай, — сказал он. — Я знаю, что ты хочешь высказаться. — Я подозреваю, что боги нашли новый способ мучить меня. Это хуже, чем обычная морская болезнь — что является настоящим подвигом. — Ты совсем не зеленый. И тебя не тошнит. — Это потому, что я слишком напуган. — Неужели? — Не все так глупы, чтобы не чувствовать страха. — Ты боишься? — В ужасе. Тирион удивлялся, почему он почти никогда не чувствовал эмоций своего брата, когда был достаточно близко, чтобы видеть его. Может быть, потому что в этом случае ему не нужно было их знать? — Чего ты боишься, брат? Что промокнешь? — С чего мне начать? Быть утонувшим? Быть пораженным молнией? Мель? Быть атакованным обезумевшим морским чудовищем? — А почему не всё сразу? — Почему мне кажется, что ты не принимаешь мои страдания всерьез? — Мы в безопасности, брат. Экипаж уже тысячу раз проходил через эти штормы. Этот корабль был построен, чтобы выдержать все это. — Корабли все еще тонут, брат, несмотря на лучшие намерения их строителей. Экипажи совершают ошибки. Монстры становятся голодными. Тирион пожал плечами: — Я ничего не могу с этим поделать. — Ты умеешь плавать. Тирион хотел сказать ему, что в данных обстоятельствах это не имеет большого значения. Он сомневался, что кто-нибудь сможет выжить в море, если корабль пойдет ко дну. Однако эти слова не улучшили бы настроения его брата. — Не волнуйся, если корабль пойдет ко дну, я спасу тебя. — Как же? Мы оба застрянем в этой каюте. Корабль станет гробом для нас обоих. Теперь Тирион почувствовал страх Теклиса. Он становился таким сильным, что его собственное сердце начинало бешено колотиться. Он чувствовал себя немного неуютно. Обычно его ничто особенно не пугало. Это не было частью его характера: не позволять страху управлять собой. Он никогда по-настоящему не испытывал ничего похожего на те ужасы, о которых читал в книгах, кроме как отголосок страхов Теклиса. — А тебе было бы лучше на палубе? — Думаю, что да. — В этом случае, нам будет легче оказаться выброшенными за борт. — Мы можем привязать себя к парапетам, как полагается настоящим морякам. — Ты уверен? — Я бы предпочел оказаться наверху, чем здесь, в ловушке. Тирион все понял. Провести последние несколько минут, наблюдая, как маленькая каюта наполняется водой, было бы не лучшим способом покинуть этот мир. Он помог брату подняться по лестнице. Он не был уверен, что это была очень умная идея, но не сомневался, что достаточно твердо стоит на ногах, чтобы его не унесло течением. Он не был так уверен насчет своего близнеца: Теклис и в лучшие времена едва мог ходить. Тем не менее, похоже, решение было принято. Дождь забрызгивал палубу, огромные капли падали на деревянное покрытие и подпрыгивали с мерцанием, которое напомнило Тириону миниатюрные молнии. Белая пена поднялась над носом «Орла Лотерна» и добавилась к скользкой сырости под ногами. Он оставил Теклиса возле кормовой палубы и пошел искать веревки. Матросы выглядели напряженными и готовыми к действию, как солдаты, готовящиеся к битве. Их врагами были море и буря. Офицеры прокричали последние инструкции. Внизу в панике заржали лошади, и Тирион понял, каким жестоким испытанием это должно быть для них. Как неестественно для выросших существ мчаться по бесконечной равнине, чтобы быть заключенными в качающийся деревянный ящик, когда его со всех сторон бьют могучие волны. Корабль поднимался и опускался сквозь длинные волны. Тирион покачнулся, чтобы сохранить равновесие по ходу движения. Он был удивлен, увидев, что леди Мален вышла на палубу и попросила разрешения присоединиться к капитану на кормовой палубе. Он еще больше удивился, когда офицер жестом пригласил его и Теклиса присоединиться к ним. Мален кивнула, чтобы подчеркнуть это, и близнецы направились к офицерам. Ветер теперь поднялся до глухого рёва. Волны бились о борт корабля, скрипели палубы, паруса гудели и трещали. — Если ты собираешься остаться на палубе, то привяжись к чему-нибудь, — сказала леди Мален. Тирион видел, что она уже привязана к перилам. — Особенно нужно позаботиться о Теклисе. Мы не хотим потерять вас за бортом. Тирион привязал брата к перилам, убедившись, что узлы затянуты туго и в той манере, которую он наблюдал у матросов, а затем уверенно зашагал по палубе, как большая кошка. Казалось, никто не хотел расспрашивать их о том, почему они не остались внизу. Никто не возражал, что они находились на кормовой палубе, священном месте, предназначенном для офицеров и магов. Казалось, что на этом корабле, по крайней мере, к ним относились как к важным персонам. Вдалеке сверкнула молния, и за ней последовал угрюмый раскат грома. Где-то внизу в ужасе заржала лошадь и попыталась пинком вырваться из стойла. Какой-то всадник выкрикнул слова, которые должны были ободрить её, но прозвучали они просто панически. Внезапно дождь усилился. Через несколько мгновений Тирион промок до нитки и смотрел на все вокруг, словно сквозь густой серый туман. Корабль накренился вправо, столкнувшись с волной под неправильным углом. Крен был тревожным, как будто какое-то огромное чудовище поднялось из моря под кораблем и пыталось столкнуть его вниз. Это был не тот образ, который он хотел бы видеть в своей голове. Капитан что-то крикнул рулевому, и тот крутанул огромное колесо, направлявшее корабль. В ответ на проревевшие инструкции матросы наверху что-то сделали с парусами, Тирион не был уверен, что именно. Судно само собой выровнялось. Нос корабля поднялся, как взбрыкивающая лошадь. Тирион почувствовал, что начинает сползать вниз по палубе. Он огляделся, чтобы убедиться, что Теклис все еще крепко держится. Его близнец стоял у перил, вцепившись в них, как будто это было единственное, что стояло между ним и водянистой смертью, и все же, несмотря на это, его взгляд был прикован к леди Мален. Тирион проследил за его взглядом и понял почему. Аура силы играла вокруг колдуньи, чьё сияние было видно даже Тириону. Тирион не был уверен, что она может сделать против вырвавшейся наружу ярости бури, но он чувствовал огромную силу, собирающуюся в женщине. Дождь хлестал его по лицу, и глаза щипало от соленых слез. Трудно было сказать, где кончался дождь и начинались морские брызги. Было трудно вспомнить, что всего несколько минут назад вода казалась относительно спокойной, и он мог видеть все до самого горизонта. Бревна корабля теперь скрипели и стонали, и он понял, что что-то где-то подвергает корпус чудовищному напряжению. Ветер и волны ревели, как разъяренные демоны. Хуже всего было то, что он понятия не имел, насколько вероятно, что все пойдет не так. Ему казалось вполне возможным, что весь корабль в любой момент может расколоться надвое или что мощь волн может захлестнуть судно, наполнить трюм водой, отправить его в море и опустить их на дно как камни. Он взглянул на капитана, на леди Мален, а затем на остальных офицеров. Они выглядели напряженными, но не встревоженными, и он решил, что лучше всего последовать их примеру. Отчасти он понимал, что они находятся в том же положении, что и он. Даже если бы они знали, что судно вот-вот разобьется, паниковать им было бы бесполезно. Им помогало то, что они оставались спокойными. Чувство власти, исходящее от них, подействовало на экипаж, который с готовностью приступил к выполнению своих обязанностей. Если бы офицеры казались испуганными, команда тоже могла бы запаниковать, и в этой панике мог погибнуть весь корабль. Это был урок командования, который не ускользнул от внимания Тириона. Он отложил его в память на будущее, поклявшись, что будет помнить поведение капитана и мага, если когда-нибудь окажется в подобной ситуации. В море перед ними вспыхнула молния, такая яркая, что она ослепляла. Кто-то где-то закричал, и Тирион подумал, не попала ли молния в корабль. Мгновение спустя над головой, словно разгневанный бог, прогремел гром. Огромный порыв ветра и гигантская волна обрушились на корабль одновременно. Вода с грохотом обрушилась на палубу и устремилась к Тириону, как движущаяся стена. Несмотря на бушующее море, несмотря на раскачивающуюся палубу, несмотря на вспышки молний и грохот грома, только одно привлекало внимание Теклиса — леди Мален. Она начала творить магию почти сразу же после начала бури — медленное, тонкое плетение, которое большинство эльфов никогда бы не заметили, но которое было очевидно Теклису с его особой чувствительностью кпотокам силы. Он зачарованно наблюдал за происходящим. Он никогда раньше не видел, чтобы кто-то так колдовал. Конечно, его отец был волшебником, но его ремесло заключалось в медленном, тонком соединении рун и потоков силы, которые шли на создание и формование вещей. Он редко видел, чтобы его отец делал что-то, что не было непосредственно связано с доспехами Аэнариона, и даже это обычно было мелким, тривиальным делом, вроде создания света или огня. Это было нечто совершенно иного порядка. Он не знал наверняка, что собирается делать леди Мален, но был уверен, что это будет нечто гораздо большее, чем все, что он когда-либо видел у принца Арафиона. Мален призывала к себе все новые и новые ветры магии. Она черпала силу из самого окружающего ее воздуха и формировала ее нежными, маленькими движениями рук и тела. Теклис наблюдал, инстинктивно понимая, что происходит. Он испытывал искушение скопировать заклинание так, как ребенок копирует действия родителя, но он был достаточно хорошо осведомлен о происходящем, чтобы понимать, что любое вмешательство с его стороны может обернуться катастрофой. Вместо этого он заставил себя наблюдать и запоминать, надеясь, что когда-нибудь в будущем сможет воссоздать то, что она делала. Когда буря усилилась, леди Мален сплела свои заклинания. Теклис придвинулся так близко, как только позволяли веревки, привязывающие его к поручням корабля, чтобы он мог слышать то, что она говорила сквозь завывание ветра. В ее словах и голосе была какая-то магия. Они были пронизаны силой, и его настроенные на магию чувства улавливали то, что она говорила, так, как никогда не смог бы уловить только его слух, если бы она просто произносила слова. Он видел связь между ее словами, жестами и потоком магических ветров. Она была неподвижным центром и делала что-то, что управляло силами вокруг нее. Что-то в ее сознании и ее духе закрепляло всю структуру магической работы, которую она создавала. Пока он смотрел, она сделала жест, как рыбачка, забрасывающая сеть, и решетка силы, сложная и плотная, вылетела из ее рук. Она опутывала «Орла Лотерна», укрепляя его бревна и защищая их от бури, помогая ему рассекать воду. Корабль, накренившийся под напором ветра, выпрямился. Бревна заскрипели, но выдержали. Теклис чувствовал, что леди Мален каким-то образом общается с кораблем. Он был привязан к ней так же, как и она к нему. Огромная стена воды обрушилась на нос корабля и устремилась к ним. Теклис видел, как Тирион приготовился к удару. Леди Мален махнула рукой, и вода расступилась перед ней, захлестнув кормовую палубу, оставив Тириона стоять немного ошеломленным тем, что в него попали только брызги. Как только она закончила плести это заклинание, она начала другое, вызывая разумные вихри, формируя ветер в воздушных элементалей, успокаивая их гнев и направляя их вокруг корабля, как будто они были вторым экипажем. Паруса вздымались наружу, но не рвали, не рвали и не гнали корабль вниз. Некоторые из элементалей бежали перед кораблем, защищая его от самых сильных ударов шторма; другие собирали ярость ветра и обуздывали его, заставляя судно мчаться вперед подобно облаку над разгневанным морем. Теклис больше не испытывал страха. Он больше не боялся, что корабль пойдет ко дну. Он понимал, что Мален была полной хозяйкой положения, и пока она оставалась таковой, «Орел Лотерна» был в безопасности. Здесь было что-то, что он понимал и мог сделать. Эта женщина была способна научить его этому. Случай или судьба, как бы это ни называлось, поставили ее на его пути, и он был полон решимости использовать эту возможность по максимуму. Долгие часы он зачарованно наблюдал, как она, а также капитан и команда проводили корабль через самый сильный шторм. Шторм прошел так же внезапно, как и настиг их, и море успокоилось, устремившись в глубь страны, к горам, где оно могло продолжать сеять хаос. Корабль продолжал плыть своим курсом, неуклонно приближаясь к своей цели, и единственным признаком того, что он когда-либо попадал в объятия шторма, были лужи воды, оставленные на палубе. Леди Мален выглядела немного усталой, но в то же время торжествующей. Возможно, самым странным и, безусловно, самым сильным впечатлением для Теклиса в этот момент было то, что, хотя все вокруг нее промокли до нитки, она была абсолютно сухой. Ни море, ни шторм, казалось, не коснулись ее. — Это был самый страшный шторм, который я видела за долгое-долгое время, — сказала капитан Джойель. — Да, — ответила Мален. — И в нём была какая-то темная магия. Я боюсь, что он служил для какой-то другой цели. Капитан кивнула и замолчала, не желая больше обсуждать этот вопрос. Леди Мален повернулась и понимающе посмотрела на Теклиса. — Вы ведь все это видели, не так ли? Он кивнул: — Это было очень впечатляюще, — эти слова были преуменьшением, но это было все, что он мог сказать. — Я читал о таких вещах, но никогда не думал, что стану их свидетелем. — Прежде, чем всё закончится, ты станешь свидетелем гораздо более впечатляющих событий, если только я не ошибаюсь, — сказала она. — Работай и с ними тоже. — Надеюсь, что так, — сказал он. Она снова улыбнулась ему, сошла с палубы и спустилась вниз по лестнице. По выражению лица капитана он понял, что теперь, когда она ушла, он и Тирион больше не желанные гости на командной палубе. На самом деле ему было все равно. Он сам спустился вниз и впервые за долгое время не почувствовал тошноты.* * *
С востока налетел шторм. Он опрокидывал деревья, срывал крыши и швырял море вокруг Ултуана вперед огромными бурлящими волнами. Огромные ветры гнали перед ним жестокие черные грозовые тучи. Жестокие дожди хлынули вниз, словно намереваясь потопить весь мир. Буря ревела в горах Ултуана, пролетая над резным камнем, таким древним, что он начал крошиться. Руны на его поверхности, несмотря на их магическую защиту, были почти полностью скрыты тысячелетней эрозией стихий. Словно брошенная рукой злого бога, молния устремилась вниз и ударила в древний Путевой Камень. Полетели искры, и воздух наполнился запахом озона и чего-то еще. Гром взревел, а затем затих, и на мгновение воцарилась жуткая тишина. Затем показалось, что грохот грома отозвался из глубины земли. Вершина горы содрогнулась. древний камень затанцевал, а затем опрокинулся. Когда он падал, древние заклинания разрушались, и что-то вспыхивало на вершине горы, крылатые существа, которые победоносно смеялись и гоготали в эту бурную ночь. Мгновение спустя появился массивный коготь, затем рука, затем деформированная звериная голова и, наконец, чудовищное андрогинное тело. Еще две руки оторвали его от Земли. Н'Кари долго смотрел вниз с вершины горы. Он дышал воздухом так, как еще не дышал за шесть тысяч лет. Он посмотрел вниз на склоны огромной горы, освещенной адским мерцанием молний. Над головой парили и смеялись на штормовом ветру крылатые существа. Он поднял сжатый кулак в жесте торжества и вызова. Когда он вырвался из Вихря, на него обрушилось полное осознание того, кем он был раньше. В Вихре он был бледным призрачным существом, его разум и воспоминания были тусклыми, его страсти туманными, его желания слабыми и подавленными. Теперь, когда он снова обрел физическую форму, его эмоции были сильнее, как будто они нуждались в железах, сердцах, крови, костях и органах, чтобы дать им полную силу. Он вспомнил многое из того, что забыл, и вновь ощутил титанические возвышающиеся страсти, принадлежавшие ему по праву рождения. Демон улыбнулся, показав клыки, а затем усилием воли изменил свой облик, превратившись в нечто более похожее на эльфа, хотя и рогатого и клыкастого, чьи длинные ногти были когтями, а глаза горели кровавым огнем. В этом мире его воля была ограничена глупыми правилами, и волшебство, которое он творил, должно было совершаться в соответствии с ними. Да будет так. Знание того, что было необходимо, было для него инстинктивным. Он мог чувствовать ограничения, которые сковывали его, как человек чувствует стены, окружающие его, или притяжение гравитации на своем теле. Ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы сообразить, что ему нужно, а затем он начертил когтем круг на земле. «Теперь, — подумал он, — я отомщу. Пришло время найти свою жертву». Он мысленно протянул руку и сформировал видение Аэнариона, каким тот был на вершине своего могущества. Он мог вспомнить малейшую деталь своего врага и вспомнить его в масштабах, невообразимых для слабых умов смертных. Он помнил точную структуру духа Аэнариона и генетические маркеры, которые текли в его крови и которые будут течь в крови всех тех, кто произошел от него. Когда молния ударила в землю вокруг него, он уколол плоть своей руки одним из своих когтей. Из него вытекла капля его волшебной крови. Он подбросил её в воздух и зажег одним словом. Она превратилась в пылинку энергии, пульс магии, который он мог формировать по своей воле. Он запечатлел на ней генетическую руну, которую помнил, а затем призвал еще больше магической энергии. При этом первоначальная пылинка делилась и размножалась, как амеба, снова и снова, по мере того как в нее вливалось все больше силы. Вскоре Н'Кари окружили облака крошечных светлячков, роящихся вокруг него, как светлячки. Еще одним жестом он отослал их прочь, чтобы они нашли тех, кого он искал. Пылинки летели по Ултуану быстро, как солнечные лучи, ища тех немногих оставшихся обладателей знаков, которые искал Н'Кари. Они невидимо мелькали вокруг них, а затем неслись обратно через огромные расстояния к своему хозяину. Вернувшись, они снова закружились вокруг него, каждый из них нес в себе образ существа, которое они нашли. Видения лиц и мест танцевали в его голове. Он видел молодых женщин, ожидающих замужества, волшебников в их лабораториях, принцев в их дворцах, пару близнецов, почти детей, плывшущих на борту корабля. Все они несли на себе безошибочный отпечаток крови Аэнариона. Теперь Н'Кари знал, где находится его добыча, и его крошечные питомцы, следуя за невидимым магическим запахом, всегда смогут найти их снова. Он улыбнулся про себя, обнажив очень острые клыки. Один из тех, кого он искал, жил неподалеку отсюда. Ему не потребуется много времени, чтобы начать свою месть. Он поклялся, что в течение одной луны сотрет с лица Ултуана всю родословную Аэнариона. Он заставит этот мир заплатить за все долгие тысячелетия своего заточения. Он взревел в экстазе от этого зрелища. Он начал работать над другим заклинанием, которое должно было охватить всех тех, чьих снов он касался и кто был уязвим для его влияния. Это привлечет к нему тех, кто ему нужен, и позволит ощутить их присутствие. Ему понадобятся последователи, целая армия, если он хочет достичь своей цели, и ему понадобятся другие вещи, демоны, чтобы следовать за ним и убивать его врагов по его команде. Ему понадобится поклонение, чтобы питать его, и души, которыми он будет питаться. Его громкий рев эхом разнесся на десятки лиг, и те, кто слышал его голос сквозь раскаты грома, содрогнулись.Глава 9
Лотерн, 10-й год правления ФинубараСначала это был такой же день, как и любой другой. Они следовали вдоль береговой линии Ултуана, которая постепенно становилась все более изрезанной. Дул сильный бриз, погода была теплее, чем та, какую обычно привык чувствовать Тирион в родных землях. По мере того, как они продвигались на юг, становилось все жарче. В горах Котика все еще царила зима, но здесь, на юге, она ощущалась как весна. Тирион сидел на самой высокой перекладине корабля и смотрел, как солнце поднимается над горизонтом, а день становится все теплее. Море и небо были почти одинакового синего цвета. Вдалеке он видел все больше и больше кораблей, сходящихся в одну и ту же точку на горизонте — все они направлялись к одной и той же цели. Там были мощные эльфийские военные корабли и большие, более медленные, но более элегантные грузовые клиперы. Там были и неуклюжие на вид корабли, которые, как он догадался, должны были принадлежать людям. Были и маленькие рыбацкие лодки и огромные галеоны, а между ними — всевозможные морские суда. Ему казалось, что «Орел Лотерна» становится частью огромной толпы паломников, направляющихся к одному и тому же святому месту. Он не спускал глаз с пиратов, но это интересовало его ничуть не меньше. Он никогда бы не подумал, что в мире так много кораблей. Все эти суда, какие только он мог сосчитать и увидеть, вероятно, содержали в себе вместе взято столько же народу, сколько население самого Котика. Прошло совсем немного времени, прежде чем он увидел то, чего ждал. На горизонте, вздымаясь подобно мачтам вздымающегося корабля, он увидел сначала одну огромную башню, а затем другую. Они были высокими и стройными, увенчанными продолговатыми минаретами и крутящимися шпилями. На их кончиках развевались флаги. Он посмотрел на моряка, сидевшего в «вороньем гнезде». Это была Карайя, та самая красавица, которую он уже много раз видел раньше. У него не было возможности поговорить с ней после шторма. — Лотерн? — спросил он. — У тебя очень хорошее зрение, — сказала Карайя, опустив подзорную трубу. — Да, это башни Лотерна. Сегодня вечером мы пройдем через морские ворота — ветер, погода и милость богов позволят нам это сделать. Тирион улыбнулся ей: — В последний раз, когда я был здесь, я был маленьким ребенком. Я почти ничего не помню об этом месте. — Я удивлена, что ты смог забыть, — сказала она с дразнящей улыбкой. — Лотерн — величайший морской порт в мире, а также величайший город эльфов. И я говорю это не только потому, что это мой дом. Я видела много городов, и там, что люди называют Старым Светом, и в Наггароте тоже, хотя я ходила туда только для того, чтобы жечь города дручии. — Ты видела страну Короля-Чародея? — спросил Тирион, завидуя её опыту. Он встал и пошел вдоль перекладины, пока не добрался до «вороньего гнезда», а затем опустился рядом с ней. Их тела были очень близко. Она не стала возражать. — А на что это было похоже? — Холодные, мрачные и суровые земли, и полные народа, которому мы не очень нравимся. Их гостеприимство было отвратительным, и мы не задержались надолго. Тирион рассмеялся. — Я уже слышал об этом. — Это не что иное, как правда. Мы окажем Малекиту и его людям более теплый прием, если они решат посетить нас. — Я не думаю, что это очень вероятно. — И я тоже, их земля была пуста. Темных эльфов там было немного. Я думаю, что дручии вымирают даже быстрее, чем наш народ. — Я слышал, что Лотерн — очень оживленное место. — Вот именно, — сказала она, в ее голосе послышалась печаль. — Но даже Лотерн уже не так густонаселен, как раньше, и это самый густонаселенный город в Эльвендоме. — Я с нетерпением жду этого момента. — Там вам будут очень рады, — она протянула руку и коснулась его плеча. Между ними словно пронесся внезапный электрический разряд. — Неважно, какие у вас там дела. — Я должен быть представлен Королю-Фениксу, — он наклонился вперед, приблизив свою голову к ее голове. Их дыхание, казалось, смешалось в воздухе перед ними. — Тогда тебе нечего бояться. Никогда еще не было более честного и открытого правителя, чем Финубар. Он ведь из Лотерна, ты же знаешь. Первый Король-Феникс, когда-либо пришедший из нашего города и нашей земли. Это знамение времени. — Что ты имеешь в виду? — он посмотрел ей прямо в глаза. — У тебя очень странные глаза, — сказала она. — В них есть золотые крапинки, цвета солнца. — А у тебя очень красивые глаза, — сказал он. — Как море. Она слегка отстранилась, словно внезапно осознав их близость. — Ты спрашивал меня о «времени». — Да, это так, — сказал он, зная, что задержка перед получением удовольствия была частью этой игры. — Наша земля растет в силе, богатстве и влиянии пропорционально росту нашей торговли с людьми. Я не сомневаюсь, что это самый богатый город в Ултуане. — Конечно, богатство — это еще не все, — сказал Тирион. Это было то, что сказал бы его отец, и это казалось ему правильным. — Нет, — согласилась морячка. — Но это имеет большое значение. Чтобы оплатить наши флоты, построить корабли и вооружить армию нужны огромные деньги. Это не то, что можно презирать. Ее голос звучал почти оборонительно, и Тирион мог догадаться почему. Жители других эльфийских земель часто смотрели на эльфов Лотерна свысока. Их считали жадными до денег купцами, а не гордыми воинами или благородными волшебниками. Однако сейчас было не самое подходящее время, чтобы говорить об этом. — Чтобы вести войну нужна целая гора золота, — сказал Тирион. — Так сказал Каледор Завоеватель, а он был одним из величайших полководцев на свете за всё время. — И он был прав. Хотя для этого также нужны мечи и заклинания. — Я собираюсь стать воином, — сказал Тирион. — Я в этом не сомневаюсь. — У тебя такой вид, — сказала она. — По крайней мере, ты станешь Белым Львом, если господин Корхиен добьется своего. Он очень гордится тобой. Тирион рассмеялся. Ему было приятно и лестно, чтобы быть сказанным это. — Это было бы для меня большой честью. — Так бы и было, но если ты хочешь сражаться, то должен вступить в морскую стражу Лотерна. Мой брат — один из них, и он сражался во многих сражениях. — Я буду счастлив присоединиться к любой компании воинов, — сказал Тирион. — Это то, что я всегда хотел сделать. — Иша вознаграждает тех, кто следует своим мечтам, по крайней мере, я так слышала. — Искренне надеюсь на это, — сказал Тирион. Он пристально посмотрел вдаль. Ему не терпелось поскорее добраться до города. В этот момент ему казалось, что стоит только протянуть руку, и все, что он захочет, упадет в нее. Он потянулся к девушке и притянул к себе. Их губы соприкоснулись. Они быстро сбросили одежду. Вскоре их обнаженные тела двигались в такт движению корабля, и чайки были не единственными, кто кричал в тот час.
* * *
— Ты только посмотри, — сказал Тирион, едва сдерживая удивление в голосе. Слева от них из моря вырисовывалась титаническая башня Лотернского Маяка. Его огни уже сверкали, когда солнце начало опускаться за горизонт. Перед ними были огромные морские ворота города, открытые в этот момент, чтобы пропустить корабли в гавань за ними. Это были громадные сооружения, вырезанные из огромных морских стен города, достаточно большие для того, чтобы корабль с высокой мачтой мог проплыть сквозь них, оставляя свободное место. — Похоже, ты счастлив, — сказал Теклис. — И это стало лучше видно с тех пор, как ты спустился с «Вороньего Гнезда». — Я всегда счастлив, — сказал Тирион. — Тогда ты говоришь еще счастливее, чем обычно. Тирион не сомневался, что Теклис знает, что произошло между ним и девушкой-морячкой. Иногда он мог чувствовать такие вещи. — Я рад видеть Лотерн, — сказал Тирион. — Конечно, — кисло ответил Теклис. — Должно быть, так оно и есть. Все корабли вокруг них величественно двигались к воротам. Там были и человеческие корабли с эльфийскими рулевыми на борту, которые направляли их по правильным каналам и подавали сигналы, которые помешали бы могучим осадным машинам на стенах открыть огонь. Со всех концов Ултуана и за его пределами возвращались эльфийские торговые суда. Свежевыкрашенные, сверкающие клиперы, которые торговали вдоль побережья, двигались рядом с потрепанными на вид судами, совершавшими дальние рейсы из Старого Света, Аравии, Катая и других стран. Корабли с Лотерна вели торговлю со всеми частями планеты. Не было ни одного моря, куда бы они не отважились войти, ни одной земли, которую они побоялись бы посетить. Когда они вышли из лабиринта каналов, лежащих за воротами, Тирион увидел огромную гавань. Она была достаточно велика, чтобы вместить все флоты всех наций. Даже без морских стен она обеспечила бы безопасное убежище и глубокую якорную стоянку для посещающих её судов. Стены защищали её от самой плохой погоды, а также от любых мародеров. В центре гавани, на постаменте величиной с небольшой остров, сияла в последних лучах заходящего солнца гигантская статуя Аэнариона. Тирион посмотрел на него, словно увидел впервые. Это была титаническая фигура, в сто раз выше обычного эльфа и вырезанная так блестяще, что казалась почти живой. Для него это было очень волнующее зрелище. Он услышал, как Теклис ахнул, глянув на статую предка. Смотря на статую первого Короля-Феникса, Теклис испытывал только изумление. Это было удивительное произведение искусства. Она в полной мере отражала величие Аэнариона, его благородство и трагическое одиночество. Огромный каменный воин опирался на огромный меч, вокруг которого, казалось, извивалось пламя. Он смотрел наружу, линия его зрения проходила далеко над головами зрителей, как будто он смотрел вдаль и видел вещи дальше и выше, чем мог бы видеть любой простой смертный. — Как ты думаешь, он действительно так выглядел? — спросил Тирион, — в его голосе звучало неподдельное любопытство. — Говорят, эта статуя была сделана по образцу из рисунков и картин, сохранившихся до его падения. Те, кто знал его, говорят, что это было точно. Даже Морати заметила, что он имеет сходство с жизнью, по крайней мере так утверждает историк Эргеон. — Я не вижу предполагаемого сходства, — сказал Тирион, — он казался задетым. Теклису потребовалось мгновение, чтобы понять, что сказал брат. Он перевел взгляд со статуи на Тириона, а затем снова на статую. — Ты действительно похож на него, — наконец сказал Теклис. — Очень похож. — Я этого не вижу, — Тирион выразительно покачал головой. — Значит, ты единственный такой. — Его подбородок совсем не похож на мой, а уши совсем другой формы. Теклис рассмеялся: — Это очень маленькие различия. — Не для меня. Они ясны, как день. — У тебя есть великая привилегия смотреть на себя в зеркало часами каждый день — таково твоё тщеславие, конечно, — ты можешь заметить небольшие различия, которые могут быть невидимы для глаз меньших и менее красивых смертных, таких как я. — Это не маленькие различия, — сказал Тирион. — Теперь он казался искренне обеспокоенным. Теклис гадал, что же на самом деле его тревожит. Конечно же, это не могло быть чем-то настолько простым, как тот факт, что между ним и первым Королём-Фениксом было физическое сходство? Это было то, что могло бы понравиться большинству эльфов, и даже должно было бы понравиться ему. Именно он всегда мечтал стать легендарным героем, как Аэнарион. Возможно, так оно и было. Возможно, он столкнулся с реальностью того, что на самом деле означало высеченное в камне в сто раз больше человеческого роста. Аэнарион не был похож на обычное представление о герое. Его лоб был задумчиво нахмурен, а в глазах застыло затравленное выражение, которое скульпторы каким-то образом уловили. Он не выглядел просто смелым или самодовольно самоуверенным или просто храбрым. Он выглядел одиноким, немного потерянным и обремененным тяжестью страшной ответственности. Глядя на это гордое красивое лицо, Теклис сразу все понял. Это был эльф, который нес бремя, слишком тяжкое для любого смертного, чтобы нести его дольше, чем кто-либо мог ожидать, который столкнулся с демонами внутри себя, а также снаружи, который продолжал жить, когда все казалось потерянным, и который, в конце концов, отдал свою жизнь, чтобы спасти мир и свой народ. Возможно, Тирион впервые столкнулся лицом к лицу с реальностью того, что значит быть героем, и обнаружил, что это не совсем то, чего он ожидал. — Это и есть Меч Каина? — спросил Тирион. «А может быть, Тирион и не чувствовал ничего подобного», — мрачно подумал Теклис. Теперь он казался просто любопытствующим по поводу меча. Взглянув на брата, он понял, что тот все еще пребывал в задумчивом настроении и решил сменить тему разговора, чтобы отвлечься. — Нет. Этот клинок никогда и нигде не был представлен, — сказал Теклис. — Этот меч — Сунфанг, Солнечный Клык. — Первый клинок? Тот самый, что Каледор выковал для него в огне Наковальни Ваула? Тот, что полыхал огнем и мог стрелять струями пламени, как дракон? — Тот самый. — Как ты думаешь, это точное изображение? — И снова историки говорят «да». В те дни эльфы заботились о таких вещах. — А что с ним случилось? — Этого никто не знает. Говорят, Аэнарион отдал его Фуриону, одному из своих любимых командиров. Он оставался в его семье на протяжении многих поколений. Говорят, что Малекит жаждал его и много раз строил козни, чтобы его заполучить. Говорят, что его унес Натанис, последний из рода Фуриона, на своем огромном корабле «Дальний ветер», и больше никто его не видел, потому что корабль так и не вернулся. Они думают, что он был потерян где-то на берегах Старого Света, но никаких следов его так и не нашли. — Ты думаешь, что клинок все еще существует? — Вполне возможно. — Его сделал Каледор. Конечно же, заклинания, которые он соткал, будут существовать так же долго, как и Вихрь, по крайней мере. — Может быть, он лежит на дне моря. Или в каком-нибудь драконьем кладе. Или в сокровищницах Малекита, насколько нам известно. — Но ведь было бы неплохо его найти, не так ли? — голос Тириона звучал возбужденно, и мрачное настроение, охватившее его, когда он смотрел на статую Аэнариона, постепенно рассеивалось. — Так и есть. Если он все еще существует, то это будет один из немногих полностью функционирующих артефактов, созданных Каледором в мире. Это была бы вещь, достойная изучения. — Я больше думал о том, чтобы использовать его как оружие. — Естественно! Какая может быть польза от изучения творений величайшего из когда-либо живших магов? Лучше уж бить им людей по голове вместо этого. — Такова его цель. Он был создан для этого. — Абсолютная буквальность твоего ответа неопровержима. — Во всяком случае, я больше думал о том, чтобы взорвать их своим пламенем. Это была бы полезная сила на поле боя. — Возможно, в этом есть что-то такое, что позволит нашему отцу завершить свою работу. Если заклинания на мече все еще действуют, они могут дать какой-то ключ к тому, как переделать доспехи. Оба они были сделаны одним и тем же эльфом. Они оба будут обладать одним и тем же типом магии. Теклис видел, что эта мысль действительно захватила воображение Тириона. С этим задумчивым выражением лица он больше, чем когда-либо, походил на Аэнариона, хотя и был более ярким, более жизнерадостным Аэнарионом, далеко не таким мрачным. Возможно, подумал Теклис, именно так выглядел Аэнарион в молодости. Они продолжали смотреть на статую молча и с удивлением, пока не вошли в воды за ней. В какой-то момент девушка-морячка Карая спустилась вниз и присоединилась к ним. Казалось, она тоже не была вынуждена ничего говорить. По краям гавани стояло еще много гигантских статуй, все в том же масштабе, что и у Аэнариона, и все они разделяли что-то от силы, гордости и достоинства его статуи. На западном краю дока возвышалась новая массивная статуя. Его по-прежнему окружали строительные леса. Каменщики трудились не покладая рук. В данный момент оно было безликим и несколько бесформенным, но Тирион знал, что в течение следующих нескольких десятилетий оно примет облик Финубара. Статуя только начала подниматься в начале его правления, всего десять лет назад. Пройдет еще некоторое время, прежде чем она будет завершена. «Но какое это имеет значение?», — подумал Тирион. Если и было что-то, в чем эльфы не испытывали недостатка, так это время. Суда, стоявшие на якоре, переполняли гавань. Многие из них были привязаны у длинных пирсов, принадлежащих крупным торговым домам. Флаги их владельцев развевались как над кораблем, так и над складом. На западе, на окруженном стеной комплексе островов, отгороженном от остальной части города и доступном только через ряд мостов, стен и небольших фортов, находился квартал иностранцев, единственная часть города, где людям разрешалось жить и свободно бродить без специального разрешения Короля-Феникса или его представителей. — Я помню времена, когда это место было размером всего лишь с рыбацкую деревню, — сказала Карайя. — Теперь, говорят, что там живет почти столько же людей, сколько эльфов в городе. Пройдет совсем немного времени, и мы окажемся в меньшинстве на нашей собственной земле. — Люди быстро размножаются. — Дело не только в этом. С каждым годом сюда приезжает все больше и больше людей, желающих торговать. Они приносят нам свои товары. Они покупают наши товары и товары, которые наши корабли привозят из самых дальних уголков мира. — А что они могут нам продать такого, что нам может понадобиться? — спросил Тирион. — Они привозят гномьи часовые механизмы с гор Края Мира. Гномы все еще отказываются напрямую торговать с нами. Они привозят золото, серебро и драгоценные камни, которые нельзя найти здесь, на Ултуане. Они привозят руду, шерсть и табак. Они привозят консервированное мясо, зерно и книги знаний, — казалось, что она зачитывает длинный список. Тирион рассмеялся. — Я тебе верю. Я и не думал, что у них есть так много вещей, которые мы могли бы хотеть. — Я могу сказать, что ты пришел из старых королевств Ултуана, принц Тирион. Никто из жителей Лотерна так бы не подумал. В ранних сумерках корабль скользил к огромному складу, над которым развевался Изумрудный флаг, подгоняемый легким волшебным ветерком, вызванным леди Мален. Команда бросила якорь. Стражники в цветах их Дома махали прибывшим морякам. Сбоку были спущены сходни, и грузчики с крючковатыми палками и крючковатыми ножами, получив разрешение, забегали на борт. Капитан корабля поклонилась леди Мален. Лошади гвардейцев Корхиена были подняты из трюма с помощью рычажных кранов, а затем брыкающиеся животные были опущены на пирс. Их всадники стояли неподалеку, ожидая, чтобы обласкать их словами и мягко произносимыми чарами. Корхиен с удовлетворением наблюдал за всей этой операцией. Тирион заметил, что другие наблюдают за ним с близкого расстояния, а когда он посмотрел на них, то они убежали. — И что же это было? — спросил он. — Все Дома шпионят друг за другом. Наблюдатели увидели леди Мален и вас и побежали доложить своим хозяевам. — Какие последствия может иметь наше появление здесь? — спросил Тирион. — Близнецы крови Аэнариона? Это может иметь непредсказуемые последствия. Кто знает, какими дарами вы можете обладать или какое значение вы можете иметь в будущем? — Похоже, он разговаривал сам с собой, как и Тирион, и выглядел очень задумчивым. — Кроме того, леди Мален и я — оба важные персоны в городе, Хотите верьте, хотите нет. Тирион улыбнулся великому воину: — В это я могу поверить. Он обернулся в поисках Карайи, чтобы попрощаться, но она уже ушла, не попрощавшись, как это делают эльфийские служанки и незнакомцы, которых они встречают в пути. Эльфы выехали из доков и влились в вечернее движение, направлявшееся в большой город. Они ехали рядом с повозками, полными тюков шелка, рыбы на льду и высоких груд фруктов. Они прошли мимо торговцев, продающих все — от закусок до украшений. Эскорт шутил с проходящими мимо торговцами, покупая кусочки фруктов, чтобы поесть. Миленькая эльфийская служанка предложила Тириону персик, заставив воинов понимающе присвистнуть. Тирион принял приглашение со всей любезностью, на которую был способен, и принялся шарить в поисках кошелька. — Подарок, — сказала девушка, нежно касаясь его руки. Тирион был рад этому, потому что у него все равно не было денег, чтобы предложить ей. Впереди лежали внутренние ворота города. Солдаты в плащах морской стражи Лотерна смотрели, как они входят. По их поведению было ясно, что они знают большинство эльфов, входящих сюда, и те, в свою очередь, знают их. Их непринужденные манеры заметно изменились, когда группа подъехала, и стал виден белый плащ Корхьена из львиной шкуры. Они вытянулись по струне, стали выглядеть более суровыми и энергично отсалютовали, отдавая честь. Белый Лев ответил тем же. И тут Тириону пришло в голову, что все они знают друг друга. Стражники знали, кто такой Корхиен, но это было совсем не похоже на то дружелюбие, с которым они приветствовали местных торговцев. Белый Лев, очевидно, был каким-то важным эльфом. Это было вполне естественно, предположил он; Корхиен был одним из элитных гвардейцев Короля-Феникса. Но дело было не только в этом — люди смотрели на него с благоговением, и его имя шепотом произносили незнакомые люди, когда они проходили мимо. Ему никогда не приходило в голову, что Корхиен был знаменит. Он подумал, что Мален или кто-то другой тоже так думает, но не уловил ни малейшего намека на это в поведении окружающих их людей. Он заметил, что тоже привлекает к себе много внимания, но потом понял, что причиной этого внимания было его сходство с той статуей в гавани. Он задавался вопросом, будут ли когда-нибудь судить его самого здесь. Они выехали за пределы внутренних стен. Сразу же возникло ощущение возраста и красоты. Фонарные столбы, освещенные раскаленной магией, удерживали ночь на расстоянии. Длинные улицы вились вверх по усаженным деревьями холмам. По крутым склонам тянулось множество лестничных пролетов. Там были дворцы с башнями и остроконечными минаретами. Повсюду были фонтаны. Казалось, что легион скульпторов был занят в течение многих веков мира, украшая город. Там были статуи магов, воинов и королей, а также людей, которых он не узнавал, но догадывался, что это законодатели, ораторы и поэты. Он указал на эти чудеса своему брату; камень работал, чтобы выглядеть похожим на жизнь, ауры очарования и древних защитных заклинаний защищали работу от разрушительного воздействия времени и погоды. — Это удивительно, — сказал он Теклису, когда они проходили мимо ряда высоких воинов, одетых, как Корхиен. — Ты только подумай, сколько труда ушло на это дело. — Подумай о своем эго и гордыне, — сказал его близнец. — Что ты имеешь в виду? — Ты же не думаешь, что они были выставлены только для того, чтобы украсить улицы? — А какая у них может быть другая цель? — Твой брат прав, привратник, — сказал Корхиен, подъезжая к ним. — Все эти статуи и фонтаны были воздвигнуты по политическим мотивам. Они олицетворяют власть и богатство людей, которые заплатили за их создание. Они восхваляют предков этих людей, а во многих случаях и самих живых эльфов. Тирион рассмеялся. — Я серьезно говорю, привратник. Политика — это серьезное дело в Лотерне, хотя вы и правы, что смеетесь над ней. Каждая из статуй на пьедесталах на крыше этого дворца олицетворяет славного предка его обитателей. Она напоминает массе граждан о могуществе и величии семьи, просто на тот случай, если ее члены в последнее время не совершали никаких достойных поступков. Теклис покосился на Корхиена с чем-то вроде уважения. Он явно не ожидал услышать такие слова от Белого Льва. — Не все, кто владеет клинком, безмозглые, принц Теклис, — сказал Корхиен с изысканной вежливостью, с которой он всегда обращался к Теклису и которая, как подозревал Тирион, скрывала добродушное презрение. — Ты скоро это поймешь тут. Вам придется это сделать, если вы хотите жить и процветать здесь. — Я бы предпочел просто жить, в данный момент, — сказал Теклис. — Этот отвратительный зверь чуть не убил меня во время поездки. — Еще немного, принц, — сказал Корхиен. — Скоро у тебя будет постель на всю ночь. В лоне твоей любящей семьи. В его голосе прозвучала едва уловимая ирония, и Тирион понял, что Теклис оценил ее по достоинству. — Откуда вы пришли, лорд Корхиен? — спросил Теклис. В его голосе слышалось раздражение, но ему тоже было любопытно. — Я родился в амбаре в горах. Мой отец был свободным землевладельцем. Моя мать была местной чемпионкой по стрельбе из лука. Боюсь, что во мне нет древней высокой крови. Ну, не больше, чем в любом другом эльфе. — Но ведь вы состоите в союзе с Изумрудами, не так ли? — Я состою в союзе с леди Мален, — подмигнув, сказал Корхиен. — Она — моя единственная связь с Домом Изумрудов. Я верен Королю-Фениксу. Как и подобает эльфу моего положения. «Интересно, — подумал Тирион, — почему между ними возникла такая напряженность?». Возможно, его близнец почуял в нём соперника за преданность. Тирион никогда раньше не рассматривал этот вопрос в таком свете. Возможно, Теклис боялся оказаться брошенным в этом огромном городе с его пальмами, садами на крышах и бесконечными улицами, полными гулких полупустых дворцов. Теперь, когда они отошли от ворот, толпа поредела, и улицы казались гораздо более пустынными. У некоторых домов, расположенных неподалеку от главной улицы, были залатанные и осыпающиеся крыши. Некоторые из людей, смотревших на них из полузакрытых ставнями окон, выглядели худыми и голодными, хотя, насколько Тирион знал, в Ултуане не было ни голода, ни голодной смерти. Кем же тогда они могут быть? Были ли они больны? Правда ли, что некоторые из человеческих болезней могут перейти к эльфам? Он слышал, как некоторые жители горных деревень утверждали, что людей никогда не должны были пускать в Лотерн и что их следует отправить обратно на родину. Самому Тириону было любопытно увидеть одного из полулегендарных дикарей. Он знал, что скоро найдет такую возможность. В основном они были связаны с темными эльфами, которые держали их в рабстве и иногда вступали в союз с их поклоняющимися демонам жрецами. Как он уже успел заметить, многие из них скрывались в гавани, живя на отведенном для них участке земли, изолированном от остальной части города. Он поймал себя на нездоровом любопытстве к ним. Они свернули за угол и оказались на огромной площади. На одной стороне площади стоял огромный особняк из зеленого камня, увенчанный изумрудными башнями. Над входом развевались флаги с эмблемой могучего эльфийского военного корабля. Гигантские фонари, установленные на угловых башнях, освещали всю улицу зеленоватым светом. — Вы уже дома, — сказал Корхьен. — Это Изумрудный Дворец. Тириона охватил благоговейный трепет. Здание было именно такого масштаба, как он себе представлял, когда строился город. Оно выглядело достаточно большим, чтобы вместить население эльфийского города, и в отличие от многих окружающих зданий не казалось заброшенным. Маленькие армии людей, казалось, приходили и уходили оттуда. Корхиен поймал его взгляд. Он потер большой и указательный пальцы вместе: — Лотерн построен на богатстве своих купцов. Дом Изумрудов — один из самых богатых среди купеческих Домов. Он подъехал ближе и заговорил так тихо, что Тирион не был уверен, что правильно расслышал его слова: «и самый ненавистный». Тирион знал, что лучше не спрашивать об этом сейчас. Он решил, что позже у него будет несколько вопросов к Корхиену.Глава 10
Пройдя через большие ворота дома, они попали в другой мир. Повсюду висели зеленые бумажные фонарики, освещая внутренний двор с бассейном размером с небольшое озеро. В этом бассейне были фонтаны, вырезанные в форме дельфинов, морских драконов и других легендарных созданий океана. Вокруг внутреннего двора особняк возвышался на целых пять этажей. Слуги в ливреях этого дома занимались своими делами. Богато одетые эльфы расхаживали вокруг, обсуждая тоннажи, процентные ставки и рыночные цены. Несмотря на то, что час был поздний, они вели дела с интенсивностью фермеров, торгующихся за овец на утреннем рынке. Тирион понятия не имел, что это значит. Насколько он знал, эти серьезные на вид эльфы могли обсуждать магические заклинания. Некоторые из них обращали на него внимание, особенно женщины. Они смотрели совершенно открыто. Он улыбнулся, и ему улыбнулись в ответ. Эльфы-мужчины, заметив это, иногда свирепо смотрели, иногда понимающе улыбались. — Я вижу, ты скоро станешь популярным, — сказала леди Мален, подъезжая к нему вплотную. — Почему вы так думаете? — спросил он, хотя уже знал ответ. — Я думаю, ты сам скоро это поймешь, — сказала она. — А пока позволь мне насладиться твоей деревенской невинностью. Я уверен, что здешние дамы так и сделают. Он сознавал, что эльфийские девушки в Котике считали его красивым, но ему было не с чем сравнивать: с отцом, Теклисом и неотесанными деревенскими жителями. Но ему не хватало утонченности и лоска этих городских эльфов. Он был далеко не так хорошо одет и ухожен. Ему никогда не приходило в голову, что сам факт того, что он выглядит иначе, может считаться точкой притяжения, а не ударом против него. Это было что-то, что нужно было иметь в виду. Живи и учись, сказал он себе. Если он хочет выжить и процветать здесь, ему придется это сделать, и он не видел причин не наслаждаться этим одновременно. Слуги помогли всадникам спешиться и отвели их лошадей в конюшню. Воины, сопровождавшие их, заметили вокруг знакомых, закричали приветствия и разошлись в разные стороны. Вскоре остались только Тирион и Теклис, а также леди Мален и Корхиен, стоявшие небольшой группой у одного из фонтанов. Корхиен оглянулся на братьев н широко улыбнулся. — Мне скоро надо идти и представиться Финубару. Он наверняка захочет узнать, что я вернулся, — он наклонился вперед и поцеловал Мален. Он протянул руку и сжал руку Тириона чуть ниже локтя. Тирион ответил тем же жестом. Он был удивлен. Это была та самая хватка, которую воины использовали для своих товарищей и друзей. Корхиен поклонился Теклису, а затем повернулся и зашагал прочь. Тирион на мгновение замолчал, обдумывая только что сказанное. Он знал, что Корхиен был Белым Львом, но одно дело знать это, и совсем другое слышать как он так небрежно говорит о своем подчинении Финубару. Тирион гадал, что же он скажет Королю-Фениксу о себе и Теклисе. Из-под сводчатого прохода в западном конце дворца Тирион заметил небольшую группу чрезвычайно хорошо одетых молодых эльфов, изучающих его. Они были одеты в длинные свободные одеяния, которые в свободное время предпочитали представители высшего класса. Одеяния были отделанны шелком и золотом. Эльфы старались выглядеть беззаботными, но он чувствовал, что они больше интересуются им и его братом, чем хотели бы признать. Он легко улыбнулся и помахал им рукой. Они даже не помахали в ответ. Он рассмеялся, честно говоря, не обращая на это внимания, и заметил, что леди Мален наблюдает за ним краем глаза. К ним подошла молодая эльфийская девушка в тунике слуги. Девушка посмотрела на Тириона так, словно увидела перед собой бога. — Да, конечно, — сказала Мален. — Здесь вам будет очень хорошо. Девушка что-то прошептала ей на ухо. Леди вдругстала гораздо серьезнее. — Ваш дедушка сейчас примет вас, — сказала она. — Вам не мешало бы следить за своими манерами в его присутствии. Он не так терпим, как я.* * *
— Добро пожаловать в мой дом, — сказал лорд Эмеральдси. Он выглядел не слишком приветливо, подумал Тирион. Он выглядел так, словно осматривал пару весьма сомнительных грузов, в которые собирался вложить деньги. — Спасибо, что пригласили нас сюда, — сказал Тирион со всей возможной вежливостью. Теклис пробормотал что-то невнятное. Лорд Эмеральдси сидел за огромным письменным столом, заваленным бумагами, ожидающими его осмотра и подписи. Его кабинет находился на самом верхнем этаже дома. Из его окна открывался прекрасный вид на гавань внизу. На балконе стоял бронзовый телескоп на металлической треноге. Тирион догадался, что дед проявляет собственнический интерес к кораблям, прибывающим в гавань. Лорд Эмеральдси был высоким и худым и самым старым эльфом, которого Тирион когда-либо видел. На древних руках, игравших с небольшим набором чешуек, виднелись синие вены. Волосы его отливали серебром, а глаза были холодными и серыми, как северное море перед бурей. Тириону потребовалось некоторое время, чтобы принять тот факт, что это был его дед. В поведении эльфа не было ни малейшего намека на родственные отношения. Здесь была дистанция, намек на враждебность, возможно, намек на презрение или неприязнь. Лорд Эмеральдси поднялся со своего жесткого деревянного стула, обошел стол и встал перед ними. Он шел с очень прямой спиной и тем же командным видом, который Тирион заметил у капитана Джойели. В поведении лорда Эмеральдси было что-то такое, что наводило на мысль о море. Он был очень высок, даже выше Тириона. Впервые за очень долгое время Тирион почувствовал, что на него смотрят сверху вниз. Холодные глаза смерили его взглядом, оценили по достоинству и положили на весы в глубине дедушкиного сознания. — Ты действительно похож на него, — сказал он, и Тирион не сомневался, кого он имеет в виду. — Ты также немного похож на мою бедную дочь. Мне приятно видеть, что ты вырос в такого прекрасного эльфа. Он подошел к Теклису и навис над ним. — Хотел бы я сказать то же самое о тебе. — Почему бы тебе не попробовать, из вежливости, — ядовито-сладко сказал Теклис. Лорд Эмеральдси выглядел ошеломленным. Тирион понял, что он не привык к насмешкам. Его улыбка была холодной и не лишенной юмора. Как и многие люди до него он как будто он был вынужден пересмотреть свое мнение о болезненном молодом эльфе, стоящем перед ним. Они встретились взглядами, и воздух между ними буквально потрескивал. Здесь были два эльфа очень разных возрастов и невероятно сильной воли. — Ты похож на мою дочь, — сказал лорд Эмеральдси. — И на твоего отца. Но у тебя, кажется… более твёрдый характер. Тирион задумался, что же имел в виду его дед. Во всяком случае, лорд Эмеральдси, похоже, ничуть не огорчился, обнаружив, что Теклис вовсе не слабоумный недоумок. — Мне это нравится, парень, но не слишком дави на мою добрую волю. — Я принц, — сказал Теклис. Взгляд лорда Эмеральдси был холоден, как у капитана, смотрящего на непочтительного юнгу. — Это еще предстоит выяснить. Мы скоро узнаем, благословенна ли или проклята кровь Аэнариона в вас. В его голосе прозвучало сильное волнение, которое Тирион сначала не понял. Он проследил за взглядом старого эльфа и увидел, что тот смотрит на портрет их матери. Он снова взглянул на морщинистое лицо лорда Эмеральдси и понял, что это чувство — скорбь. Лорд Эмеральдси поймал взгляд Тириона, и на мгновение между ними промелькнули искренние эмоции. — Плохо, когда родители переживают ребенка, — сказал лорд Эмеральдси. Тирион видел, что это застало Теклиса врасплох. Его рот закрылся как раз в тот момент, когда он снова собирался сказать что-то сардоническое. Возможно, он понимал, что их появление здесь должно было быть трудным для их деда. — Моя вторая дочь сказала мне, что у тебя есть дар к колдовству. Будем надеяться, что ты проживёшь достаточно долго, чтобы наслаждаться его использованием. Тирион подумал, не таится ли в словах деда скрытая угроза. Возможно, это было всего лишь предупреждение. Теперь они находились в месте, населенном эльфами, которые убьют тебя, если ты их спровоцируешь. Тирион был благодарен ему только за одно. Никто никогда не вызовет его брата на дуэль из-за грубости. В этом не было бы никакой чести. Возможно, старый эльф просто намекал на болезненность Теклиса. Лорд Эмеральдси вернулся к своему столу и сел. Он поднял перо, заострил его кончик маленьким ножом, обмакнул в чернильницу и сделал надпись на одном из своих свитков, как бы подтверждая получение груза квитанцией. — Для вас приготовлены комнаты, — сказал он. — Идти к ним. Было ясно, что их отпустили. Откуда-то появился слуга, чтобы проводить их. Тирион понятия не имел, как ее вызвали.* * *
— Это очень мило, — сказал Тирион, оглядывая комнату. Очень мило — это еще мягко сказано; апартаменты, в которых они поселились, казались такими же большими, как вилла их отца, и значительно более роскошными. Здесь были окна из полированного хрусталя, стены приемной украшали фрески с изображением морских пейзажей, а в альковах на колоннах стояли многочисленные бюсты горделивых эльфов. Там была небольшая библиотека с книгами, в основном о море и древних землях. Мебель была прекрасной и любовно обработанной. В центре приемной стоял небольшой столик из саферианского драконьего дерева. Вокруг него стояло несколько резных стульев. Они были хорошо обиты и удобны так, как никогда не было дома. Тирион занял спальню, которая выходила окнами на улицу. В ней стояла большая кровать, еще несколько книг, зеркало и картины с изображением кораблей и морских сражений, выполненные художником с даром к деталям. Кровать была массивной и задрапированной марлевым занавесом, чтобы уберечься от ночных кусачих насекомых. Балкон с прекрасным видом на улицу двумя этажами находился ниже. Когда он стоял на нём, ему было интересно, так ли чувствовал себя Король-Феникс, когда смотрел на своих подданных сверху вниз. Теклис разместился в спальне, выходившей окнами во внутренний двор. Там было тише, прохладнее и меньше. Там была картина, изображающая морского волшебника, призывающего ветер, чтобы он погнал корабль через океан. Именно присутствие этой картины больше всего повлияло на выбор его брата. Теклис в изнеможении лежал на кровати, но его взгляд был ясным, и Тирион мог сказать, что он впитал в себя все, что их окружало, и будет помнить это. — А ты как думаешь? — спросил Тирион. Он был очень взволнован. В апартаменте были комнаты, на которые он лишь мельком взглянул. У Теклиса даже была своя гостиная, которую Тирион еще не видел. Очевидно, в ней было зеркало. Это действительно была роскошь. — Я думаю, что наши родственники очень богаты, — ответил Теклис. — Как всегда, брат, твоя наблюдательность поражает меня. — Я удивляюсь, почему они теперь так охотно проявляют к нам интерес. Почти шестнадцать лет они не обращали на это никакого внимания. — Я предполагаю, что тот факт, что нас вызвали ко двору Короля-Феникса, может иметь к этому какое-то отношение. — Конечно, Тирион, но зачем лорд Эмеральдси послал леди Мален с ее всадниками и Белым Львом? Зачем таким образом привлекать внимание к нашему присутствию? — Похоже, он обдумывал этот вопрос с тех пор, как они ехали через город. — А почему бы и нет? — послышался от двери девичий голос. Оба близнеца огляделись по сторонам. Там стояла молодая эльфийская девушка, одетая в простое, но дорогое платье из зеленоватого шелка, отделанное золотой тканью. Ее волосы были тщательно уложены. Черты ее лица были необычайно красивы. — О вас все равно все знают или скоро узнают. Вы же наши родственники. Что бы мы ни делали и как бы ни относились к вам, об этом будут говорить. — Привет, — сказал Тирион, улыбаясь. — Я думал, что стучать вежливо, — сказал Теклис. — Я думала, что невежливо быть неблагодарной к вашим хозяевам, — сказала девушка, казалось, ничуть не смущенная его тоном. — Значит, мы должны быть вам благодарны? — сказал Теклис, как всегда язвительно. — Меня зовут Тирион, — сказал Тирион. — Этот грубый и неблагодарный — мой близнец Теклис. А вы, наша невежливая хозяйка? Он сказал это без злобы, и Теклис с девушкой рассмеялись. — Я Лизель, ваша кузина. Я подошла поприветствовать вас, но дверь была открыта, и я услышала, как вы разговаривали. Мне было интересно, что вы собой представляете, и я прислушалась. — Боюсь, у нас не так уж много опыта общения с Великими Домами, — сказал Тирион. Он не чувствовал себя из-за этого в невыгодном положении. Он научится обходить это стороной. Но он чувствовал необходимость объяснить ситуацию, чтобы не было никаких недоразумений. — Я так и поняла, — сказала Лизелль. Она подошла и посмотрела на него снизу вверх. У нее были очень красивые зеленые глаза. Ее кожа была очень бледной, а красота — гибкой. Тирион протянул руку и убрал выбившуюся прядь ее волос, как будто это была самая естественная вещь в мире. Она не стала возражать. Теклис вытаращил глаза. — Ваше любопытство удовлетворено? — спросил он. — Пока нет. Я никогда раньше не встречала близнецов. Вы совсем не такие, как я ожидала. Я думал, что вы должны быть идентичны. — Не все близнецы одинаковы. Такое довольно редко встречается. — В истории эльфов было зарегистрировано всего двадцать пять пар однояйцевых близнецов, — сказал Теклис. — Из трехсот пятнадцати зарегистрированных рождений близнецов. Это было как раз то, что он должен был знать. Его знание малоизвестных фактов генеалогии было невероятным, и он ничего не забывал. Лизелль выглядела менее чем впечатленной. Она продолжала смотреть в глаза Тириона. Хлопок ладони возвестил о появлении еще одного посетителя. Тирион видел, как леди Малена встала в дверях. — Лизелль, пожалуйста, дай нашим гостям немного времени, чтобы освоиться, прежде чем беспокоить их своим любопытством. — Она нам не мешала, — сказал Тирион. — Да, но она хотела, — сказала леди Мален. — Лизель, будь так добра, оставь нас на минутку одних. Есть вещи, о которых мне нужно поговорить с твоими кузенами. — Да, мама, — ответила Лизелль и грациозно удалилась.* * *
— Чего вы желаете, госпожа? — спросил главный культист. Это был высокий, статный эльф с большим достоинством. Он вышел из группы примерно из двадцати голых эльфов, собравшихся в роще наслаждений. Н'Кари носил форму прекрасной эльфийской девы с копытами вместо ног и маленькими вьющимися рожками, выходящими из ее головы. Ее внешний вид и чувственная аура вызывали похоть и желание повиноваться у преданных последователей Повелителя Наслаждений. И это были, конечно же, все эльфы, которые следовали путем всех удовольствий. Он издалека ощутил их разложение, почувствовал их упадок, как запах богатой и развращенной ночной орхидеи. Она удивила их и наполнила изумлением и ужасом, материализовавшись на их оргиастических ритуалах, чтобы отпраздновать их преданность Слаанеш. Это были некоторые из тех, кто был вызван изначальным заклинанием сна Н'Кари, кто пробрался в горы, чтобы ответить на его зов. Н'Кари почувствовал на них запах чар, словно последние остатки каких-то старых духов. Их ритуал уже обеспечил им немного пищи, и прежде, чем закончится эта ночь, они дадут гораздо больше. В свете лун н'Кари внимательно изучал их предводителя. — Я требую от вас повиновения, — сказала он. Он почувствовал их замешательство. Эти эльфы играли в опасную игру, совершая ритуалы удовольствия для собственного удовольствия, думая, что нет никакой цены, которую нужно заплатить, что ничто не придет в ответ на их призыв. Они обнаружили, что были неправы, и были одновременно восхищены и напуганы тем, что сделали. — Мы твои рабы, госпожа. Мы живем только для того, чтобы унижаться у твоих ног и отдавать свою жизнь за малейшее твое удовольствие, — в тот момент эльф верил в это. Под воздействием присутствия Н'Кари у него не было выбора. Кивки голов, облизывание губ и сияние ярких глаз остальных культистов говорили об их согласии. Н'Кари посмотрел на них и нашёл все, что ему нравилось. Ему нужна была армия, чтобы осуществить свою месть, и вот он здесь, в самом центре ее. Конечно, это было небольшое начало, но она могла бы построить его, и она заставит эльфов Ултуана задрожать, когда они услышат ее имя, прежде чем все закончится. — А как тебя зовут? — спросил Н'Кари. — Элрион, великая госпожа. — А какова ваша цель? — Я существую только для того, чтобы повиноваться тебе, великая госпожа, — сказал Элрион. — Я знаю, — ответил Н'Кари. — Идём сейчас же. У нас есть дела, которыми нужно заняться поблизости. Есть те, с кем у меня есть незаконченное дело.Глава 11
— Теперь вы в другом мире, — сказала Мален. Она огляделась вокруг, чтобы убедиться, что дверь закрыта, и произнесла Слово Силы. Тирион почувствовал себя так, словно над ним пронесся легчайший ветерок. Теклис склонил голову набок, внезапно почувствовав сильное любопытство. — Есть некоторые вещи, которые вам нужно знать, и слова, которые должно говорить открыто. — И вы собираетесь нам всё выложить, — сказал Теклис. — Да, и я буду благодарна вам, принц Теклис, если вы не станете говорить со мной таким высокомерным тоном. Вы мне нравитесь, но я ожидаю, что вы будете относиться ко мне с тем же уважением, что и я к вам. Мы больше не на корабле, не в путешествии. Здесь все более формально, — она говорила так, словно сожалела об этом факте. Теклис выглядел удивленным, но не столько ее манерами, сколько признанием, что он ей нравится. Он к этому не привык. Он улыбнулся, внезапно став очень юным и очень уязвимым. — Вы — гости в этом доме. Я бы попросила тебя, Тирион, запомнить это. Некоторые из твоих кузин находятся в опасном возрасте, а ты очень красивый юноша. Я уверен, что ты найдёшь множество возможностей для любовных приключений вне пределов твоих ближайших родственников. — Я постараюсь запомнить это, — сказал он. — Ты поступишь правильно, если сделаешь это. Твой дедушка не любит, когда нарушается гармония в его доме. — Мы не напрашивались сюда, — сказал Теклис. Теперь он вернулся к своему обычному угрюмому виду. — Нет, но Король-Феникс пожелал получить удовольствие от вашего общества, и вот вы здесь. Теперь мы должны позаботиться о том, чтобы вы были должным образом подготовлены к вступлению в королевское присутствие. — Что вы имеете в виду? — Мы должны позаботиться о том, чтобы ты не опозорил нас в его присутствии. — Вы хотите научить нас хорошим манерам? — в голосе Теклиса послышалось раздражение. Его голос звучал так, словно он снова собирался дать волю своему гневу. — Я хочу, чтобы вы изучили правила приличия. — Я уже знаком с тем, как обращаются к Королю-Фениксу, — сказал Теклис с превосходнейшим высокомерием. — Есть разница между знанием того, что сказать, и знанием того, когда и как это сказать. — На официальных мероприятиях к нему обращаются как к Благословению Aзуриана. При некоторых обстоятельствах, особенно когда требуется спешка, его следует называть Единоизбранным или просто Избранным. В священные дни он известен как Огнерожденный. Последняя фраза любого обращения в такие дни всегда звучит так: «Берегите нас, Сосуд Священного Огня». Простое «сир» подойдет, если к вам обращаются в разговоре. Леди Мален выглядела впечатленной: — А сколько существует различных форм обращения? — Двадцать одна. Может, мне их зачитать? — Нет. Я уверена, что ты поразишь меня своей феноменальной памятью. Тирион, ты можешь сравниться с учёностью своего брата? Тирион был уверен, что она уже знает ответ на этот вопрос, и она была права. — Боюсь, что нет. — У меня никогда не было к этому особого дара, — сказал он. — Тебе придется их выучить. Вам нужно будет знать титулы всех чиновников при дворе. Вам нужно будет знать, как почтительно обращаться к его Священному Величеству при любых обстоятельствах, которые могут возникнуть. Вам нужно будет узнать те же самые вещи, касающиеся Вечной Королевы, если уж на то пошло. Тирион застонал. — Когда я когда-либо смогу встретить Вечную Королеву? — Не волнуйся, брат, я помогу тебе, — сказал Теклис. — Именно это меня и беспокоит, — сказал Тирион. — Это будет так же весело для нас обоих, как и то, что я научу тебя владеть мечом. — Бывают времена, когда правильные слова и правильные манеры так же полезны, как умение владеть клинком, — сказала леди Мален. — И при определенных обстоятельствах они могут оказаться столь же смертоносными. Она говорила очень серьезно. Тирион выглядел смущенным. Она рассмеялась. — Будь благодарен, что ты не вырос в окружении этих вещей, принц Тирион. У вас, по крайней мере, было некоторое время, чтобы быть свободными от них, — она говорила так, словно завидовала ему, и это удивило Тириона. — В шкафах есть кое-какая одежда, — помолчав, сказала она. — Они будут плохо подходить, но наденьте их на данный момент. Через несколько минут портные дома посетят вас и увидят, что вы более подходяще одеты. Ваш дедушка желает, чтобы вы были одеты так, как подобает вашему положению. И я тоже, если уж на то пошло. Когда она ушла, Тирион заглянул в гардероб. Там висела самая красивая одежда, которую он когда-либо видел. Надевая её, он чувствовал себя почти неловко. Смотреть на себя в зеркало было все равно что смотреть на незнакомца. В дверь снова постучали. Прибыли портные. Женщина пристально посмотрела на Тириона, а затем обошла его, изучая с напряженным, более чем профессиональным интересом. Она подошла к тому месту, где сидел Теклис, и жестом велела ему встать. Она дважды кивнула сама себе, сделала стилусом какие-то пометки в восковой табличке, а затем достала шелковый шнур, на котором были завязаны правильные узлы. Она использовала его, чтобы измерить размер груди Тириона, его талию и длину его ноги. Она одобрительно кивнула, затем подошла к Теклису и сделала то же самое, хотя, казалось, была менее довольна результатом. Сделав все это, она вышла из комнаты. Следующим вошел эльф-мужчина, положил кусок пергамента под ноги Тириону и провел вокруг них углем линию. Он тоже измерил обхват бедер и лодыжек Тириона, сделал то же самое для Теклиса и ушел. Прибыл ювелир и использовал маленькие медные кольца, чтобы измерить их пальцы, медные обручи, чтобы измерить их шеи, и медные наручи, чтобы измерить их запястья. Он тоже сделал пометки в восковой табличке и удалился. Подошла девушка, усадила их, а потом начала стричь им волосы длинной бритвой и какими-то ножницами. Когда она закончила, Тирион внимательно посмотрел на себя в зеркало. Его волосы уже не были длинными и нечесаными. Они были причесаны, густы и выглядели гораздо лучше. Темные волосы Теклиса были коротко подстрижены, открывая тонкие заостренные уши и подчеркивая худые, болезненные черты лица. Он выглядел почти красавцем, или стал бы им, если бы на нем было больше веса. Луна светила в окно, и в ее свете было что-то скелетообразное, что-то зловещее. Ее блеск отразился в его глазах, и они, казалось, на мгновение вспыхнули внутренним огнем. Только на мгновение его брат показался ему чужим. «Все дело в прическе, незнакомой одежде и обстановке», — сказал себе Тирион, но сам не мог в это поверить. Теперь Теклис был совсем другим. Путешествие, город, встречи с незнакомцами, обещание обучиться магии — все это постепенно меняло его. Тириону было легко представить, что в один прекрасный день все эти крошечные изменения превратят его брата в совершенно чужого человека. Ему также пришло в голову, что то же самое может происходить и с ним, в глазах Теклиса, хотя сам он не чувствовал никакой разницы. — У тебя какое-то странное выражение лица, брат, — сказал Теклис. — Я как раз думал о тебе то же самое, — сказал Тирион, делая из этого шутку. — Я подумал, что в один прекрасный день все эти небольшие изменения, которые мы претерпеваем, могут превратить нас в совершенно незнакомых людей. Тириону не нужно было объяснять ему, что он думал точно так же. Тогда он понял, что его близнец уже понял это. Теклис всегда был более проницателен в таких вещах, чем он. — Для этого потребуется нечто большее, чем смена одежды и прическа, — сказал Тирион. — Это только начало, — ответил Теклис. — Они уже начали учить нас хорошим манерам, как себя вести, что мы должны делать. Они хотят переделать нас для своих собственных целей. — Весь фокус в том, чтобы выяснить, каковы эти цели на самом деле, — сказал Тирион. — Я уверен, что они расскажут нам об этом в свое время. Тирион вовсе не был в этом уверен. И все же, по крайней мере, сейчас они были в безопасности. Не похоже было, чтобы их жизни угрожала непосредственная опасность.* * *
Выглянув в окно, леди Файель подумала, что сегодня чудесная ночь. Луна была яркой. Сияли звезды. Не в силах усидеть на месте, она принялась мерить шагами комнату. Она была очень взволнована. Вскоре она должна была выйти замуж. Скоро она навсегда покинет отчий дом. Она была опечалена перспективой оставить своего престарелого родителя одного в его мрачном старом дворце. Она попросила его приехать и жить с ее новым мужем в Лотерне. Он отказался, сказав, что слишком стар и сейчас слишком зациклен на своих привычках, чтобы двигаться. И он действительно любил это старое место. Она это прекрасно понимала. Он провел здесь большую часть своей долгой жизни, вырастил детей и похоронил жену на его территории. И это было все, что ему оставалось, это и его гордость за свое древнее происхождение. Иногда ей казалось, что он чересчур горд. Он считал, что ее новый муж ниже ее достоинства. Его родственники были купцами из Лотерна, и его семья была всего лишь фригольдерами, в то время как ее предки правили королевством и женились на кровниках самого Аэнариона. Ее отец был горд, но нельзя было ни питаться гордыней, ни ремонтировать ею древние здания, ни платить требуемое количество слуг, если только они не были такими же старыми, как ты, и им больше некуда было идти. Она знала, что ее отец понимает эти вещи, но он был слишком твердо настроен на перемены. Ей выпало на долю улучшить благосостояние своего дома, удачно выйдя замуж, и, по правде говоря, она не испытывала никаких трудностей. Она достала свой медальон, открыла его и уставилась на его фотографию. Моралис, ее будущий муж, был самым хорошим и добрым эльфом, какого только можно было встретить, и к тому же очень красивым. Более того, он привез с собой частичку бесшабашного авантюриста, поскольку был морским капитаном и побывал во многих дальних странах, помогая своей семье сколотить состояние. Она любила его, и он любил ее, и там была любовь, которую она никогда не думала найти, когда росла в этом отдаленном месте, вдали от центров цивилизации. Она считала благословением Иши то, что он купил землю рядом с их поместьем. Это оказалось еще большим благословением, которое он принес ей, когда впервые увидел ее. Ей показалось, что она услышала какой-то шум где-то в темноте. Она подошла к окну и снова посмотрела в ночь. Она вообще ничего не видела. Но она не испугалась. В этой части Ултуана не было ничего по-настоящему угрожающего. Здесь не рыскали волки. Никакие чудовища не спускались с гор. Ни один мародер не забирался так далеко вглубь страны за последние два столетия. Самое худшее, о чем она когда-либо слышала, были слухи о распространении старых культов роскоши в этом районе, и это, скорее всего, были просто Элрион и его друзья, играющие в декадентство и пугающие себя мыслью о старой темной магии. Она услышала, как камень ударился о ставни ее окна. Она знала, кто это был, даже не глядя. Только один эльф когда-либо делал это. Она открыла ставень. Словно вызванный мыслью о нем, Элрион вышел из мрака. В его внешности было что-то дикое. Он выглядел по-другому, хотя она не могла точно сказать, как именно, и она знала его с детства. — В чем дело, Элрион? Что не так? — спросила она. Ей показалось, что она услышала какое-то большое животное, рычащее в темноте позади него. Возможно, какая-то дикая тварь все-таки забрела сюда, и он бежал раньше нее. Это могло бы объяснить дикость его внешности. — Во имя Иши беги вниз и открой дверь, она идет за мной, — сказал он, но сказал это тихо, как будто не хотел, чтобы кто-нибудь услышал. Возможно, он боялся привлечь внимание этого существа. Она подумала, не позвонить ли в колокольчик, чтобы позвать слуг, но поняла, что будет быстрее, если она сама спустится вниз и откроет калитку, как делала, когда они были моложе. Она сбежала вниз по лестнице, задвинула засовы на воротах и открыла их. — Быстро входи, — сказала она, заглядывая ему за плечо, чтобы убедиться, что он все еще там. Ей показалось, что она заметила светящиеся глаза, сверкающие в темноте. В них было что-то пугающее. Он шагнул прошел мимо нее во двор. Как только он это сделал, из дома вышел старый Петеор. В старой руке с синими прожилками он держал лук, а стрела была уже заряжена и приготовлена. — Мне показалось, что я слышал, как кто-то задвигал засовы, — сказал он. — А что это такое? Кто бы мог прийти сюда в такое позднее время? — Это всего лишь Элрион, — сказала Файель. — Какой-то ночной зверь преследовал его здесь. — Это странное время для ночных визитов, — сказал Петеор. Он никогда не любил Элриона, и его симпатия стала еще меньше по мере того, как рассказы о распутном образе жизни Элриона и его диких вечеринках становились общеизвестными в округе. — У меня срочные новости для принца Фалдора, — сказал Элрион. Он подошел к Петеору с протянутыми руками. — Это касается свадьбы. Её не будет. — Произошел несчастный случай? Что-то случилось с Моралисом? — спросила Файель. — Что еще могло привести его сюда в такое позднее время? — спросил Петеор. — Новости, принесенные после наступления темноты, обычно плохие. — Боюсь, что Петеор прав, — сказал Элрион. Он хлопнул Петеора по спине. Старый эльф закашлялся и наклонился вперед. Из носа и губ у него потекла красная жидкость, а в груди что-то забулькало, отчего ему стало трудно дышать. — Ты заболел, Петеор? — спросила Файель. Петеор попытался что-то сказать. Он потянулся и попытался схватить Элриона, который прислонился к нему и снова пошевелил рукой. Петеор согнулся пополам, и из его груди вырвалось еще больше красного. Файель подбежала к нему: — Что случилось? — спросила она, протягивая руку, чтобы дотронуться до него. Она была потрясена тем, насколько он был мокрым и как покраснела ее рука, но вдруг в спешке поняла, что происходит. — У тебя кровь идет, — сказала она. Когда Петеор попытался заговорить, изо рта его вырвались пенистые красные пузыри. Его глаза широко раскрылись, и он резко наклонился вперед. — Он мертв, — сказал Элрион. Файель почувствовала тошноту и панику, она не совсем понимала, что происходит, даже когда увидела красный нож в руке Элриона. — И я боюсь, что скоро здесь будут все остальные. Пойдем, я должен кое с кем вас познакомить, — он больно заломил ей руку за спину и подтолкнул к воротам, по-видимому, уже не заботясь о том, что ее крики будят весь дом. Повсюду горел свет, и она слышала, как внутри двигались слуги. Из тени появилась массивная и зловеще красивая гуманоидная фигура. Это был самый красивый эльф, которого она когда-либо видела, за исключением того, что его ноги заканчивались копытами, одна рука заканчивалась похожей на краба клешней, а из лба торчали маленькие изогнутые козлиные рожки. Она открыла рот, чтобы закричать, и набрала полную грудь странно успокаивающего мускусного аромата. Ей вдруг захотелось протянуть руку и погладить голую плоть эльфа с козьими рогами. Он, казалось, понял это и улыбнулся в ответ. Это была самая обаятельная улыбка. — Приветствую тебя, Кровь Аэнариона, — произнес он самым волнующим голосом, какой только можно себе представить. — Ты должна быть рада. Ты будешь первой, кто узнает о моей мести. И ты будешь первой, чью душу я принесу в жертву моему Богу.* * *
На следующее утро, проснувшись, Тирион обнаружил на столе в своей комнате груду новой одежды. Под столом лежал полный комплект новой обуви. В шкатулке из сандалового дерева лежали ожерелье, корона и пара колец с солнечными камнями. Он надел все свое одеяние, включая очень красивый зеленый плащ, отделанный золотой тканью, и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Он был похож на принца азур с головы до ног, но сам на себя не походил. Пока он изучал себя, в комнату без стука вошел слуга. — Корхиен Айронглайв просит вашего присутствия во дворе, принц Тирион. Похоже, он хочет преподать вам урок фехтования. — Пожалуйста, передай Корхиену, что я сейчас спущусь, — он начал переодеваться из новой одежды в старую, которую носил во время путешествия. Он не хотел, чтобы такие прекрасные вещи были испорчены во время занятий с оружием. Слуга несколько мгновений непонимающе смотрел на него, потом поднял рубашку и пару штанов и сказал: — Я думаю, вы обнаружите, что они были предназначены для вас, чтобы носить их на тренировке. Мне сказали забрать всю вашу старую одежду и сжечь ее. Тирион рассмеялся. — Я надену то, что вы предлагаете, но не сжигайте мою старую одежду. Пусть её вымоют, починят и принесут обратно ко мне. Возможно, она мне еще пригодится. — Как вам будет угодно, сир, — слуга выглядел смущенным. Он не мог себе представить, зачем Тириону понадобились эти лохмотья. Тирион решил, что так будет лучше. У него была идея сделать что-то, для чего они могли бы быть полезны. Он еще не был уверен, что хочет, чтобы об этом узнали его родственники.Глава 12
— Хорошо, что ты присоединилcя к нам, — сказал Корхиен Айронглайв. Большой эльф был раздет до туники и выглядел так, словно только что закончил тяжелый спарринг с деревянными мечами. Неподалеку стояла группа эльфов помоложе, держа оружие наготове. Корхиен бросил ему деревянный тренировочный клинок. Тирион легко поймал его за рукоять, когда он кувыркался в воздухе. — Будь добр, продемонстрируй свою технику на тренировочном круге. Тирион увидел, что в центре двора был нарисован меловой круг. Он шагнул в него, держа меч наготове. Корхиен кашлянул. Остальные ученики засмеялись. Тирион посмотрел на Корхиена. — У тебя нет недостатка в сердце, парень, — сказал Корхиен. — Я не очень уверен в твоей мудрости, но твое мужество впечатляет, — он указал на подставку, на которой стоял такой же мягкий доспех, как и на остальных. Тирион улыбнулся своей ошибке, подошел и зашнуровал его. Ему не нужно было показывать, как это делается. Это было так, как будто он родился, зная, как правильно завязать шнурки. Когда все это было закончено, он вернулся в круг. Корхиен сказал: — Атарис! Ты будешь сражаться с принцем Тирионом. — Как пожелаете, сир, — сказал светловолосый симпатичный эльф, входя в тренировочный круг. Он был не так высок, как Тирион, но мускулист и гибок. Нос у него был сломан и не так уж плохо сидел, а рот жестоко искривился. Он выглядел так, словно воспринимал все это очень серьезно. — Я постараюсь не причинить тебе вреда, — сказал он очень тихо. Его тон подразумевал, что он намеревался сделать прямо противоположное тому, что сказал. — Это очень любезно с твоей стороны, — сказал Тирион. Он двигался медленнее и неуклюже, чем обычно. Он увидел усмешку Атариса, когда Тирион намеренно неправильно держал тренировочный клинок. — Я постараюсь сделать то же самое. — Начинайте, — сказал Корхиен. За три удара Тирион уложил Атариса на спину. Другой ученик показался Тириону очень медлительным, и его движения были вполне предсказуемы. Корхиен взглянул на него краем глаза. — Как видите, принц Тирион не так прост, как хочет казаться, — сказал он. Корхиен шагнул вперед в круг и обратился к наблюдающей группе студентов: — На случай, если вы сомневаетесь, принц Тирион обладает исключительными способностями. Вам не следует недооценивать его, как это сделал Атарис. Вот вам и урок о боевых действиях вообще. Не суди о своем враге по тому, что тебе говорят о нем. Не судите его по внешнему виду. Не судите его по тому, что он говорит о себе. Судите о нем по тому, как он сражается против вас. Если вы это сделаете, то проживёте дольше. Он жестом велел Тириону покинуть круг и присоединиться к остальным ученикам. Тирион так и сделал, помогая Атарису подняться. Другой эльф печально улыбнулся ему. — Вы все здесь для того, чтобы научиться сражаться, — сказал Корхиен. — Мне нужно время, чтобы научить вас. Здесь не так много эльфов, чтобы мы могли позволить себе потерять хоть одного. Имейте это в виду. Каждая потерянная азурианская жизнь — это страшный удар для нашего народа, и мы не можем позволить себе такие потери. Ваш долг — следить за тем, чтобы вы выжили. Это ваша обязанность — следить за тем, чтобы вы были в форме и чтобы вы были способны. Это ваш долг — учиться на своих ошибках и владеть своим оружием. Всем вам, а я в том числе и одаренному принцу Тириону, есть чему поучиться, но у вас есть время, чтобы научиться этому, и вы это узнаете. Я намерен позаботиться об этом. — Все еще произносишь ту же старую речь, Корхиен, — произнес насмешливый голос из-под колоннадных арок. — А почему бы и нет, принц Илфарис? Она хороша и в ней есть истина, — Корхиен, похоже, не возражал против этой насмешки. Тирион внимательно посмотрел на принца Илфариса, когда тот появился в поле зрения. Это был высокий, стройный эльф, темноволосый и светлокожий, с пронзительными серыми глазами и томными манерами. Он был одет очень изысканно, по-ученому. Он небрежно держал под мышкой связку свитков. Он неторопливо подошел, чтобы осмотреть учеников, улыбнулся и поклонился Корхиену. — Так оно и есть, и кто может не согласиться с этим мнением? — Я чувствую, что это так. — Ни в малейшей степени, мой дорогой друг, я просто хотел бы, чтобы вы выражали свои мысли менее напыщенно и немного оригинальнее. — Я вижу, ты решил подорвать мой авторитет среди моих учеников, Илфарис. — Ты и без моей помощи неплохо справлялся с этим, Корхиен. Я удивлен, что они смогли удержаться от смеха над тобой. Тирион был удивлен тем, что такой свирепый эльф, как Корхиен, мог мириться с этим подшучиванием, но он видел, что Белый Лев ничуть не смутился, а даже, казалось, наслаждался этим. — Может быть, вместо этого ты захочешь проинструктировать их? — Я ни в малейшей степени не гожусь в учителя оружия, — сказал Илфарис. — Поэзия или история — это моя сильная сторона. Во всяком случае, когда речь заходит об обучении. — В этом мы оба можем согласиться, мой друг. Может быть, тогда ты оставишь меня наедине с уроками? — Действительно. Возможно, я останусь и буду наблюдать. Я мог бы взять несколько подсказок. Корхиен рассмеялся. — Я почему-то сомневаюсь в этом, принц Илфарис, но вы можете остаться. — Ну, во всяком случае, меня интересует ваш последний ученик. Я пишу еще одну монографию о крови Аэнариона. Следующие несколько часов Тирион провел в спарринге, погружаясь в физическую активность, изучая все, что мог сказать Корхиен. Он все время чувствовал, что принц Илфарис внимательно наблюдает за ним. Он обнаружил, что немного устал от того, что его все время так пристально осматривают. — Твой новый ученик совершенно исключителен, Корхиен, — наконец сказал принц Илфарис. — Действительно, — сказал Белый Лев. Тирион был раздосадован тем, что этот щеголь выносит ему приговор. — Может быть, ты захочешь попробовать перейти к клинкам? — сказал Тирион. Илфарис посмотрел на него и насмешливо улыбнулся. — Обычно я так не поступаю, но в твоём случае сделаю исключение. Он неторопливо подошел к стойке с мечами, осмотрел деревянные клинки, словно знаток, выбирающий бутылку вина, и взял ту, что ему больше всего понравилась. Мгновение спустя он уже пристегивал тренировочную броню. Тирион не мог не заметить, что, несмотря на все его вялые манеры, у него были мускулы. Илфарис потянулся, как большая кошка, чтобы избавиться от боли в мышцах, отдал честь Корхиену и повернулся лицом к Тириону. — Когда ты будешь готов, юный принц? — сказал он. Остальные ученики с интересом наблюдали за происходящим. Некоторые из них улыбались. Один или два рассмеялись. Тирион задумался, во что же он ввязался. Он приблизился к принцу Илфарису, держа меч наготове. Они обменялись двумя ударами, и меч у него уже не был в руке. Тирион прокрутил в голове то, что произошло. Илфарис использовал тот же трюк, что и Корхиен, когда они впервые встретились на дуэли, но сделал это гораздо быстрее. Скорость рефлексов была просто сверхъестественной. Тирион подозревал, что впервые в своей жизни он столкнулся с кем-то еще более быстрым, чем он сам. — Это был прекрасный трюк, которым ты меня обезоружил. Держу пари, что ты не сможешь сделать это снова. Илфарис поднял бровь. — А что ты поставишь? Тирион почувствовал, что его смущение усиливается. У него не было ничего, даже одежды, которую он носил. — Это была фигура речи, — неуверенно произнес он. — Принц Илфарис очень богат, — сказал Корхиен. — Или же его семья, а это одно и то же. — Твои плебейские корни уже видны, Корхиен. Можно подумать, что ты почти ревнуешь. — Единственное, чему я завидую, принц, — это твоему мастерству владения клинком. — Ну, всегда приятно, когда тебе в чем-то завидуют. Но я тут разговаривал с твоим юным другом об условиях пари. — Мне нечего предложить, — сказал Тирион, как всегда думая, что честность — это к лучшему. — Как я уже сказал, это была фигура речи. — Я одолжу ему золотой, — сказал Корхиен. — Вы уверены, мой друг? Я знаю, что это большая сумма денег для вас. — Я не хочу этого, — сказал Тирион. — Может быть, ты и не обладаешь богатством Аэнариона, но у тебя есть часть его гордости, — сказал Илфарис. — Я могу установить срок для пари, который, как мне кажется, будет приемлемым. — Продолжай, — сказал Тирион. — Если я выиграю, ты окажешь мне одну услугу, когда я попрошу тебя об этом. Если ты победишь, я сделаю то же самое. — Вполне справедливо, — сказал Тирион. — Я бы не стал так быстро соглашаться, привратник, — сказал Корхиен. — Ты не знаешь, в чем может заключаться это одолжение. — Ничего бесчестного или оскорбительного для твоей древней гордости, — сказал Илфарис. — Будь в этом уверен. — Очень хорошо, — сказал Тирион. Они снова встали в боевую стойку. На этот раз атака Тириона была менее безрассудной, и он ждал, что Илфарис попытается применить тот же самый обезоруживающий прием. Когда это произошло, он был готов к этому. Его ответ был быстрым, уверенным и почти успешным. Вместо того чтобы разоружиться самому, он почти обезоружил Илфариса. Того спасла только кошачья быстрота реакции. Он отскочил назад, нацелился ударом в колено Тириона, парализовав его, а затем сбил его с ног мощным ударом в грудь. Тирион с сожалением поднялся на ноги. Его нога онемела от удара по нерву. — Кажется, я проиграл пари, — сказал он. Илфарис покачал головой. — Нет. Ты его выиграл. Я не смог бы снова обезоружить тебя той же техникой. Вы были совершенно правы, — он поднял деревянный клинок в замысловатом салюте, а затем вернул его в стойку. — Поздравляю тебя, Корхиен. Твой ученик — это все, что ты утверждал, и даже больше. Тирион взглянул на Белого Льва. Похоже, они с Илфарисом говорили о нем наедине, и появление Илфариса было не просто случайностью. — Очень мило с твоей стороны так сказать. — Нет, Корхиен, это честно с моей стороны. А теперь я должен поблагодарить вас за интересное утреннее развлечение и попрощаться, — с этими словами принц Илфарис поклонился и зашагал прочь через двор. Остальные ученики теперь смотрели на Тириона с чем-то вроде благоговения. Оказалось, что принц Илтарис был хорошо известен и уважаем среди молодых воинов Изумрудного Дворца. — А кто это был? — спросил Тирион Атариса, когда Илфарис скрылся из виду. — Принц Илфарис — один из самых смертоносных мечей во всем Ултуане. Он убил на дуэлях больше эльфов, чем кто-либо на его памяти. Некоторые шепчутся, что он ассасин на службе своего Дома. — Наемный убийца? — Иногда дуэли происходят не только из-за вопросов чести. Иногда так решаются политические проблемы или происходят политические манёвры. Тирион долго смотрел на Атариса, а потом улыбнулся. — Я начинаю понимать, почему вы все так серьезно относитесь к этой практике. — Это, как сказал Корхиен, вопрос жизни и смерти. Иногда это имеет более серьезные последствия для нашего дома и наших семей. Хотя я сомневаюсь, что тебе есть о чем беспокоиться. — Да, если принц Илфарис придет за мной. Или кто-нибудь почти такой же хороший. — В Ултуане очень мало таких добрых людей, а его Дом находится в союзе с нашим. — Союзы всегда можно разрушить, — сказал Тирион. — Я вижу, ты быстро разбираешься в политике и умеешь обращаться с клинком, — сказал Атарис. — Мы могли бы быть полезными друзьями друг для друга. Тирион протянул руку и пожал ее остальным. — Мне всегда нужны друзья, — сказал он.* * *
Проснувшись, Теклис увидел, что Малена сидит у его кровати. Она выглядела немного обеспокоенной. — Что случилось? — спросил он. Последнее, что он помнил, это как Тирион уходил на урок фехтования. Он подошел к столу и наклонился, чтобы что-то поднять. А потом у него закружилась голова… У него упало сердце. Казалось, что его болезнь вернулась. — Ты заболел, — сказала она. Вид у нее был печальный. — Мне кажется, что в последнее время ты слишком много работаешь. Ты еще не оправился так сильно, как тебе казалось. Похоже, я не настолько хороший алхимик. — Да, это так. Я никогда в жизни не чувствовал себя лучше, чем в последние дни, — сказал Теклис. — Тем не менее ты должен быть осторожен и не давить на себя слишком сильно. Ты все еще далеко не здоров. — Мне кажется, я в состоянии это понять, — сказал Теклис, указывая на свое распростертое тело. Мален улыбнулась. Раздался стук в дверь, странный двойной стук, не похожий ни на один стук, который Теклис слышал раньше. Мален, казалось, узнала его. Она скорчила гримасу. — Войдите, — сказала она. Вошел высокий, гибкий на вид эльф. У него были темные волосы и пронзительно-серыеглаза. Его кожа была бледной по сравнению с эльфами Лотерна. Его манеры были весьма изысканны. Его одежда была элегантна, словно у щёголя. От него исходил слабый затхлый аромат. — А, восхитительная леди Мален. Мне сказали, что я найду вас здесь, — сказал он. — Это будет ваш новый ученик? Будем надеяться, что он так же хорошо будет изучать магию, как его брат — искусство клинка. — Принц Илфарис, — спокойно произнесла леди Мален. — Как всегда, я рада вас видеть, — судя по ее голосу, ей было не очень приятно. Выражение ее лица было сдержанным, как обычно. — Я принц Илфарис, — сказал эльф, официально кланяясь и улыбаясь. Это была очень очаровательная улыбка, открытая и дружелюбная. — Поскольку леди Мален не сочла нужным представить нас друг другу, Возможно, вы окажете мне любезность и назовете свое имя. — Я принц Теклис. — Отлично. Как я и предполагал, вы — брат того великолепного экземпляра, что стоит во дворе. — Я слышала, что вы преподали ему урок владения мечом, — сказала леди Мален. — Новости здесь распространяются быстро. Ему не нужно слишком много уроков ни от меня, ни от кого-то другого, если уж на то пошло. Он прирожденный мастер обращения с клинком. Принц Илфарис придвинул стул поближе к кровати. Он сделал это одной рукой, хотя стул был сделан из тяжелого резного дерева. «Он сильнее, чем кажется», — подумал Теклис. — В ваших устах это комплимент, — сказала Мален. В ее голосе не было убежденности. Она повернулась к Teклису. — Корхиен говорит, что принц Илфарис — лучший эльф в обращении с клинком в Лотерне, а может быть, и во всём Ултуане. Теклис запомнил информацию. Илфарис совсем не походил на воина. Он был похож на ученого. В этом эльфе было много обманчивого, решил он. — Корхиен делает мне слишком много чести, — сказал Илфарис. — Вы сегодня в необычайно скромном настроении, — заметила леди Мален. — Возможно, меня пугает великолепие моего окружения, — насмешливо сказал Илфарис. — Изумрудный Дворец выглядит особенно внушительно. Вы тратите много денег, чтобы отпраздновать этот Праздник Освобождения. Есть ли какая-то особая причина для этого? — он многозначительно посмотрел на Теклиса. «Конечно, — подумал Теклис, — если Дом Изумрудов хочет подчеркнуть свою связь с кровью Аэнариона, то сейчас самое подходящее время года, чтобы напомнить о себе народу». — Это был хороший торговый сезон, — сказала Мален. — Все наши суда вернулись домой, нагруженные драгоценными грузами. Часть золота используется для развлечения семей. — Значит, это неправда, и вы ничего не утверждаете. — И что же это за заявление, принц Илфарис? — Обычное дело, которое эльфы Лотерна всегда считают своим долгом сделать. Что они богаче всех нас и что у них есть поддержка Короля-Феникса. И, конечно же, они напрямую связаны с самым знаменитым эльфом из всех. — Я сомневаюсь, что мы богаче вашей семьи, принц Илфарис. Дом Сильвермаунт сказочно богат. — И к тому же невероятно древний, — добавил Теклис. — Его члены завоевали славу на службе у многих королей-фениксов, и эта линия произвела на свет многих великих магов. Илфарис склонил голову набок и снова улыбнулся. — Я вижу, вы настоящий ученый принц Теклис. Вы относите генеалогию к числу своих интересов? Мален улыбнулась, но ничего не сказала. Теперь Теклис начал узнавать стиль Илфариса. Ему нравилось провоцировать людей, заставлять их говорить больше, чем они намеревались, раскрывать себя. И он тоже не боялся, что ему бросят вызов. Несмотря на все свои вялые манеры, он, казалось, обладал совершенной уравновешенностью и уверенностью в себе. Теклис поймал себя на том, что разрывается между восхищением и неприязнью. — У меня много интересов, — мягко сказал Теклис. — Ходят слухи, что один из них — волшебство, и что леди Мален учит тебя. — Почему ты здесь, Принц Илфарис? — спросила Мален. Она говорила почти грубо. — Принц Теклис болен. — Я слышал, что он ученый, поэтому принес ему кое-какие материалы для чтения, — он вынул свитки из-под мышки и протянул их Теклису. Несмотря на свою неловкость, Теклис взял их и стал изучать, все больше и больше возбуждаясь по мере чтения. — Это оригинал истории магов Сафери, — сказал он, не в силах сдержать свой энтузиазм в голосе. — Написано самим Бел-Хатором. Илтарис кивнул. — Это из моей библиотеки, — сказал он. — Вы можете вернуть его, когда закончите. — Спасибо, — сказал Теклис, искренне довольный и не на шутку встревоженный. — Но почему вы мне его даёте? Вы меня совсем не знаете. — Я знал твоего отца и твою мать. Они оба были моими особыми друзьями. Я подумал, что было бы приятно познакомиться с их сыновьями. И я признаюсь в своем личном интересе. Я пишу монографию о крови Аэнариона, и мне показалось хорошей идеей познакомиться с последними представителями этой линии, чтобы представить их Королю-Фениксу. Кто знает, какие великие дела вы с братом в конце концов совершите? Теперь Малена внимательно изучала принца. Ее лицо было холоднее, чем когда-либо. — Я уверена, что принц Теклис благодарен вам за ваши подарки, принц. Но будет лучше, если мы уйдем прямо сейчас. Ему нужен отдых, если он хочет восстановить свои силы. — Я не так силен, как мой брат, — сказал Теклис, беспокойно кашляя. Приступ становился все сильнее, пока он почти не согнулся пополам. Леди Мален достала маленькую бутылочку с цветным ликёрным напитком и протянула ему. Он выпил его, и приступ прошел, оставив его с красными глазами и хрипом. Теклис привык к тому, что эльфы отворачиваются от него в такие моменты, но Илфарис не стал. Теклис с удивлением заметил в его глазах нечто похожее на сочувствие. Он, казалось, собирался что-то сказать, но в этот момент в соседнюю арку вошел Корхиен Айронглайв. Он улыбнулся леди Мален и поцеловал ей руку, а затем поклонился принцу Илфарису в своей обычной жизнерадостной манере. Он кивнул Teклису. — Я вижу, вы все веселитесь, — сказал он. — Я подозреваю, что принц Теклис развлекается меньше, чем все остальные, — сказал Илфарис. — Возможно, нам следует отправиться куда-нибудь еще. — Может быть, и стоит, — кивнула леди Мален. Уходя, принц Илфарис поклонился Теклису. — Я с нетерпением жду возможности обсудить эти свитки с вами в будущем. Хорошо бы иметь здесь кого-нибудь цивилизованного, с кем можно было бы поговорить. Теклис развернул свитки. Несмотря на всю свою слабость, он не мог удержаться, чтобы не прочитать их.Глава 13
Вернувшись домой, принц Илфарис отправился в свои покои. Они находились в старой части дворца Сильвермаунт, на первом этаже. Здание было чрезвычайно древним, и эта часть выглядела так, как будто она не подвергалась очень большой реконструкции за последние несколько столетий. На стене висели два тысячелетних гобелена, сохраненные магией, вплетенной в них. Вдоль коридоров стояли бюсты, изображающие лица эльфов, умерших тысячелетия назад, но все еще вспоминаемых и почитаемых своими потомками. Илфарис с нежной улыбкой огляделся по сторонам и запер дверь. Он задернул шторы, чтобы свет не проникал внутрь, а затем отступил вглубь своих покоев, заперев за собой двери. Добравшись до самой глубокой комнаты в своих апартаментах, он отпер стеклянный шкафчик, достав кальян и несколько ароматических палочек. Он достал из мешочка какой-то сомнительный, не говоря уже о том, что он был очень дорогим, наркотик и положил его в кальян, поджигая так, чтобы запах был слабо заметен во всех его покоях и таким образом давал подходящее объяснение любому, кто задавался вопросом, почему он запер так много дверей. Он повернул ключ в последнем замке. Он был очень прочным, как и дверь, в которую он был вставлен. Дверь была сделана в беспокойные времена и предназначалась для защиты жильцов от наемных убийц. Группе сильных эльфов потребуется много времени, чтобы выломать её. Покончив с приготовлениями, он отодвинул в сторону гобелены и с легкостью, приобретенной долгой практикой, вдавил в стену прижимную пластину. Часть стены повернулась, открывая потайной ход. Он был задуман строителями как путь к отступлению для обитателей комнаты, защищенной вышеупомянутой очень прочной дверью. Илфарис закрыл за собой секретную панель и пошел по пандусу, который уходил очень далеко под город. Воздух становился все более застоявшимся и затхлым. Дорога становилась все темнее. Принц Илфарис двигался по коридору с поразительной легкостью, учитывая отсутствие света. В конце концов его шаги привели его в тупик. Здесь он протянул руку и нашел еще одну нажимную пластину в месте, которое было бы слишком высоко, чтобы кто-то мог найти его случайно. Открылась еще одна потайная дверь. Илфарис прошел через нее и закрыл за собой дверь, а затем протянул руку, нашел висящий там фонарь и зажег его. Здесь, глубоко под землей, защищенный множеством заклинаний и множеством тонн твердого камня, он увидел мощный магический артефакт. В центре комнаты стояло огромное серебряное зеркало. Какое-то время он изучал свое отражение в зеркале, потом улыбнулся и проглотил волнение. Он уколол большой палец, размазал кровь по поверхности зеркала и сотворил заклинание. По мере того как он пел заклятье, становилось все холоднее. Сначала зеркало казалось мутным, как будто дыхание какого-то великана затуманило стекло, затем в его глубине появился холодный голубой свет, и изображение в зеркале стало более четким, хотя оно больше не отражало окружение принца Илфариса. Теперь он смотрел в огромный зал, где возвышался могучий железный трон, на котором восседала огромная фигура в доспехах. Фигура казалась несоразмерной окружающему, словно взрослый сидел в детском домике для игр. Доспехи фигуры светились ужасными рунами, но сияние этой роковой магии было не более страшным, чем сияние в ее глазах. Илфарис посмотрел на них и, как всегда, был потрясен силой воли их владельца. Илфарис подавил дрожь и заставил себя встретиться взглядом со своим господином, Малекитом, Королём-Чародеем Наггарота. — Ну, Юриан, что ты можешь сообщить? — голос был холоден, суров и прекрасен в своей странной манере, точно так же, как были прекрасны застывшие пейзажи покрытого льдом Северного Наггарота. — Приветствую Вас, Ваше Величество, я видел последнюю Кровь Аэнариона, которая должна явиться ко двору ложного короля. — И что же? — Они… необычны. — В каком смысле? — Они близнецы. Один из них явный воин, а другой будет магом какой-то значительной силы, если я не ошибаюсь. — Есть ли на них какие-нибудь признаки проклятия? — Теклис, тот, кто станет магом, физически очень слаб. Я не знаю, долго ли он проживет. — Тогда он вряд ли может представлять для нас большую заботу, хорошо это или плохо, не так ли? А как насчет того, другого? — Похоже, что Тирион действительно принадлежит к роду Аэнариона, сир. Он высокий, хорошо сложенный, очень быстрый и сильный. Если он выживет, то станет самым грозным воином. — Так же хорош, как и ты, Юриан? — Я сомневаюсь, что он проживет так долго, сир. Ходят слухи, что Культ Запретного Клинка уже планирует его смерть, — культ замышлял смерть любого, кто, по их мнению, мог бы обнажить Меч Каина и таким образом покончить с миром. Они были идиотами, но опасными идиотами, и в их древнем заговоре числилось несколько очень смертоносных дуэлянтов. — Но если он выживет, Юриан? — Тогда да, сир. Вполне возможно, что он будет мне ровней. — Должно быть, он и впрямь грозен. — Так оно и есть, сир. И судя по всему, у него быстрый ум и талант к тактике. — У него есть какие-нибудь признаки проклятия, Юриан? — Пока нет, сир, но он очень молод. Что вы хотите, чтобы я с ним сделал? — Не спускай с него глаз, Юриан. Если он проявит хоть малейшие признаки проклятия, мы оставим его в живых. А если нет… — Как вам будет угодно, сир. А тот, другой, болезненный? — Не похоже, чтобы он был проблемой, не так ли? — Да, сир, это так. — Они тебе нравятся, не так ли, Юриан? Как всегда, Илфарис был удивлен проницательностью своего учителя. Он не знал, почему так должно быть. Невозможно было долго править таким королевством, как Наггарот, не обладая глубоким знанием эльфийского сердца. — Да, сир, — ответил Илфарис. Он всегда чувствовал, что честность, насколько он был способен управлять ею, была лучшей политикой, когда он имел дело со своим хозяином. Он знал, что слишком многих эльфов постигла ужасная участь из-за лжи Малекиту. — Я очень надеюсь, что ты не становишься мягкотелым там, среди наших дегенеративных родственников, Юриан. — Я сделаю все, что потребуется, сир. Как я всегда это делаю. — Я знаю, Юриан. Вот почему ты мой самый верный слуга. Он сделал жест рукой, и огромное зеркало потемнело. Илфарис снова оказался лицом к лицу со своим собственным отражением. Он громко рассмеялся, услышав последние слова своего учителя. Малекит никому не доверял. Илфарис начал подозревать, что и сам он может быть приговорен к смерти. — Никто не живет вечно, — пробормотал он себе под нос. — Даже ты, Малекит, — подумал он, но эту мысль оставил при себе. Даже здесь, внизу, никогда не знаешь, кто может подслушивать. У Короля-Чародея повсюду были глаза и уши. Юриан посмотрел на себя в теперь уже дремлющее зеркало. Он уже не был уверен, что узнал себя. Он дотронулся до длинных темных волос, которые ниспадали ему на плечи. В самом начале, еще до того, как он стал тем, кем стал сегодня, его волосы были белыми. Он был совершенно уверен в этом. У него была бледная кожа и несколько веснушек. У него были простые зеленые глаза. Его нос был слишком курносым для эльфа. А может быть, его волосы были цвета меди. Он действительно не мог вспомнить. Его воспоминания были искажены, и были времена, когда он был не совсем в своем уме. Он был уверен в этом. Уже столько раз с него снимали кожу и заменяли ее ободранной плотью других людей. Кости на его лице были перестроены. Его глаза были заменены сферами, украденными из чужих глазниц и хранившимися в банках с алхимическим рассолом. Теперь он прикоснулся к своим векам, гадая, кому эти глаза когда-то принадлежали; эльфу, конечно, но Высокому или Темному, он не мог сказать. В конце концов, между ними не было никакой реальной разницы. Кто знает это лучше него? Сколько часов он провел прикованным к алтарям в Наггаронде, пока колдуны-хирурги обрабатывали его окровавленными скальпелями, сдирая кожу, магически прививая новую плоть? Сколько дней он провел с магически измененным мозгом, чтобы воспринимать удовольствие как боль, а боль — как удовольствие, за исключением тех моментов, когда хирурги ради собственного развлечения решили позволить заклинаниям ослабнуть? Сколько недель он однажды потратит на то, чтобы отомстить тем же самым магам? Он поднял свой бокал и поднял тост за себя. Вино было бледным и безвкусным, но он держал его здесь, чтобы немного успокоить нервы после небольшой беседы с хозяином. Он скучал по галлюциногенным винам Наггарота, так же как по гладиаторским играм и легкой доступности рабынь. Он держал их целый гарем в своем дворце в Наггаронде. Они принадлежали ему, и он мог делать с ними все, что хотел, и распоряжаться ими так, как ему заблагорассудится. Это было в другой жизни, которая теперь казалась сном. Возможно, так оно и было. Возможно, он всегда был принцем Илфарисом и был сумасшедшим, а жизнь Юриана Ядовитого Клинка, защитника Малекита, была какой-то безумной фантазией. А может быть, он просто хотел этого. Он насмешливо улыбнулся, и его отражение улыбнулось в ответ. Он носил так много других лиц, жил так много других жизней, что иногда терял счет этим вещам. Были времена, когда он действительно считал себя принцем Илфарисом и верным другом Короля-Феникса и Корхиена Айронглайва. «Это не так уж плохо», — подумал он и тут же усмехнулся собственной слабости. Он становился все мягче. Он провел слишком много времени среди этих бесхребетных созданий, называвших себя Высшими Эльфами, и слишком далеко от суровой уверенности Наггарота. Он уже привык к тому, что ему не приходится носить с собой дюжину спрятанного оружия и искать предательства в лицах тех, кто называет себя его ближайшими друзьями. Теперь единственным лицом, на которое он смотрел, скрывая предательство, было его собственное. Оно подмигнуло ему в ответ из зеркала и кисло улыбнулось. Это было совсем не то, чего он ожидал, нет. Он обнаружил, что ему очень нравится жить такой жизнью. Ему нравилось, когда его уважали, а не просто боялись за его талант владения клинком. Ему нравилось жить среди людей, которые иногда думали о чем-то другом, кроме своих собственных интересов. Когда-то, как и все остальные дручии, он насмехался над азур и их лицемерием, над тем, как они чувствуют себя лучше, нравственнее. Он уже начал понимать, что в некотором смысле так оно и есть. Даже если они были лицемерами, само их лицемерие делало их лучше, чем темные эльфы. Тот факт, что они хотели казаться хорошими, даже по неправильным причинам, заставлял их вести себя лучше. Не имело значения, что они помогали друг другу, потому что хотели, чтобы их видели живущими в соответствии с каким-то древним идеалом. Дело в том, что по каким-то причинам они так и поступили. И некоторые из них действительно верили в свои идеалы, например Корхиен и юный принц Тирион, если только он не сильно ошибался. Они, конечно, были дураками, но это была глупость, которую можно было уважать. И они не были слабыми — их глупость придавала им силу и мужество. Он сделал еще один глоток вина и пожалел, что оно не было приправлено экстатическими ядами, приготовленными из толченого лотоса. В такие моменты он скучал по ним. Прежде чем он прибыл в Ултуан, чтобы принять на себя роль принца Илфариса, которую долго готовили для него тайные последователи Малекита в Ултуане, он был вынужден воздерживаться в течение нескольких месяцев. Это было тяжелое время. Он вспотел из-за абстинентных симптомов, которые могли бы убить других дручии. Он потерял ту яркую, безумную ясность, которая никогда, никогда не освобождала его кровоток от наркотиков. В каком-то смысле он понял, что действительно превратился в Высокого Эльфа. Он был вынужден жить так же, как и они. Это было не совсем неприятно. Он больше не поддавался безумной ярости и не затевал ссор с незнакомыми людьми по причинам, которые никак не мог вспомнить на следующий день. Теперь он жил в таком месте, где это было бы неприемлемо. Здесь эльфам нужны были веские причины, чтобы убивать друг друга, и они делали это не просто ради удовлетворения сиюминутной прихоти. Конечно, иногда ему не хватало такой возможности. А кто бы не хотел? Но в эти дни он обнаружил, что сожалеет гораздо меньше. Он сам это признавал. Иногда ему хотелось просто забыть, кто он такой, и стать принцем Илфарисом. Он отбросил бы свою разделенную преданность и раздробленную личность и стал бы полностью единым целым. На мгновение, и только на мгновение, он позволил себе представить, каково это будет на самом деле. Затем он отбросил эту фантазию. Были и такие, кто знал, кто он такой, но не позволял ему этого сделать. И даже если он убьет их, будут и другие, тайные наблюдатели, которых он никогда не заподозрит. Они принесут весть о его предательстве Королю-Чародею. А Малекит не был великодушным хозяином для тех, кто предавал его. Он протянет свою холодную металлическую руку, и свершится достойная месть. В этой жизни не было ничего более определенного. Нет, даже если бы он захотел расстаться с этой жизнью, то не смог бы. Бежать было некуда. Ничего не оставалось делать, кроме как извлечь из этого максимум пользы.Глава 14
Принц Сардриан поднял голову. Лицо, которое он увидел, было красивым и успокаивающим. Это был голос прекрасной эльфийской женщины, его матери. Он был удивлен, но не мог вспомнить почему. Он чувствовал себя так, словно очнулся от глубокого, томного сна и еще не совсем проснулся. Он попытался сесть, но не смог. Он попытался пошевелить руками, но не смог. Казалось, что-то удерживало его руки и ноги, а когда он попытался поднять голову, что-то впилось ему в горло. — Что тут происходит? — спросил он. — Тише, — сказала его мать. — Тебе не о чем беспокоиться. Почему она была голой? Почему она ласкает его так сладострастно? В ее голосе было что-то странное. Это было похоже на голос матери, или, скорее, он звучал так, как если бы она говорила, испытывая сильную боль. Похоже, что-то было не так с ее головой. Два маленьких изогнутых рожка росли сбоку у нее на лбу. Ее рот тоже выглядел немного искаженным, как и лицо. Сардриан втянул ноздрями воздух. В воздухе стоял отвратительный запах горелого мяса, смешанный с запахом обуглившегося дерева. Он повернул голову в сторону, насколько позволяло то, что его удерживало, и увидел, что находится в своем доме или в том, что от него осталось. Крыша обрушилась, и стены казались прожженными насквозь. Несколько более замысловатых резных фигур, которыми так гордился его покойный отец, все еще оставались нетронутыми, но в некоторых местах они были почерневшими от сажи, а в других — цвета пепла. В воздухе витало что-то еще, странный тошнотворный аромат, приторный и в то же время волнующий. Она пахла мускусом и гнилью и намекала на другие вещи, о которых он не хотел думать. — Я помню, — сказал он, потому что внезапно вспомнил. Он вспомнил падение Тора Аннана, то, как воющая демоническая орда мчалась к стенам, некоторые падали от эльфийских стрел, демоны игнорировали стрелы, которые не были зачарованы магом. Крылатые существа спустились с неба и атаковали сначала осадные машины, а затем лучников. Смерть так близко подошла к нему в первые минуты битвы. Крылатые фурии поразили эльфов по обе стороны от него. Демоны прорвались через ворота и вскарабкались на стены, убивая всех, кто попадался им на пути. Один из них навис над ним, собираясь нанести удар, но в последнюю секунду, по громкому приказу того, кто мог бы быть лидером, вместо этого ударил Альфрика. Безумные культисты толпами врывались в разбитые ворота, завывая и восторженно распевая заклинания, когда они убивали. Поначалу эльфы Тор Аннана сражались храбро. Лучники умирали там, где стояли, все еще пуская свои стрелы в мишени, которые их игнорировали. Воины пытались остановить чудовищных краснокожих демонов. Но по мере того, как шел бой, становилось ясно, что они не смогут одолеть своих врагов. Некоторые из них бежали. Некоторые пытались сдаться. А некоторые, увидев демонического вождя своих врагов, были охвачены странным безумием и начали бросаться к его ногам и пресмыкаться в экстатическом общении. Сардриан был одним из тех, кто сбежал. Он мчался по улицам к родовому дому, который делил с матерью и несколькими престарелыми слугами. Он велел им запереть дверь и приготовиться выдержать осаду. Некоторые из них, чувствуя, что смерть предпочтительнее, чем попасть в руки врага, лишили себя жизни, используя яды, сохраненные для этой цели. Сардриан уговаривал свою мать сделать это, потому что боялся того, что может случиться, если она попадет в когтистые лапы осаждающих. Она отказалась, сказав, что пока он жив, она будет жить. Она была так же горда, как и он. В конце концов, она тоже была из рода Аэнариона. Какое-то время они сидели, съежившись, в своих покоях, пока город горел вокруг них и крики эхом разносились по улицам. Это звучало так, словно снаружи происходил какой-то отвратительный карнавал пыток и зла. Он молился, чтобы, если они будут ждать достаточно долго, их враги не заметят и они спасут свои жизни. Он ненавидел себя за свою трусость. Он ненавидел себя за то, что бежал. Это казалось недостойным его гордого происхождения. Единственной защитой, которую он мог предложить, было то, что он был молод и не хотел умирать. Наконец крики прекратились, и он осмелился выглянуть в щель между закрытыми ставнями окнами. Он видел линии безмолвных лиц, наблюдающих за зданием. Некоторые из них принадлежали меднорогим, краснокожим демонам. Некоторые из них принадлежали сектантам. Некоторые из них принадлежали эльфам, которые когда-то были его соседями и которые теперь смотрели на его дом с ошеломленными, онемевшими и слегка изменившимися чертами лица. Как будто его взгляд разрушил какое-то злое заклятие, они все закричали и бросились вперед, врываясь в двери и беснуясь в залах дома Сардриана, ломая древнюю мебель, сжигая древние гобелены, калеча и убивая слуг, завывая от ненасытной жажды крови и чего-то еще, примитивного глубокого удовольствия, которое было еще более отвратительным, чем их желание причинить вред. Они одолели Сардриана и его мать и отнесли их к своему предводителю, странному существу, чьи очертания постоянно мерцали и менялись, иногда напоминая неуклюжую демоническую тварь с клешнями как у краба, иногда самую красивую женщину, которую он когда-либо представлял, иногда самого благородного короля. Он бросился к чудовищу, пытаясь ударить его кинжалом, который выхватил из ножен одного из своих мучителей, и потерял сознание от удара по голове. Это было последнее, что он помнил до того момента мрачного сознания, когда он пришел в себя и столкнулся с этой злой пародией на свою мать. Он жалел, что не проснулся сейчас. Ему хотелось, чтобы он вообще ничего не видел. Ему хотелось, чтобы все это было лишь кошмарным сном. Он знал, что это не так. За последние несколько часов он видел, как умирает больше эльфов, чем ожидал увидеть за всю свою жизнь. Он был свидетелем того, как был уничтожен целый маленький город, и даже не был уверен, почему. Явная злонамеренность происходящего была практически непостижима. Он снова закрыл глаза и пожелал, чтобы все это исчезло. — Ты проснулся, маленький эльфлинг. Не притворяйся, что это не так, — голос был невероятно сладким и невероятно злым, и все же он имел странное сходство с голосом его матери. — Иди к черту, — сказал он. У него пересохло во рту, и потребовалось огромное усилие, чтобы выдавить из себя эти слова, но теперь он чувствовал необходимость компенсировать свою прежнюю трусость демонстрацией неповиновения, даже если это не принесет ему никакой пользы. — Рано или поздно я это сделаю, — ответило существо, похожее на его мать. — И я с величайшей благодарностью покину это скучное место. Но есть несколько вещей, которые мне нужно исправить, прежде чем я уйду. Ты мне поможешь. — Никогда. — О, но ты же сделаешь это. Ты поможешь мне своей смертью. В конце концов. Сардриан судорожно сглотнул. Ему совсем не понравилось, как это прозвучало. Он слышал рассказы о том, на что способны культисты Хаоса, и эта тварь была хозяйкой такого культа. Судя по более ранней резне, рассказы об их жестокости не были преувеличены. — Ты собираешься убить меня… так сделай это. — Я сделаю это в конце, но сначала ты будешь умолять меня не делать этого, а потом, когда я сломлю твою волю и твой рассудок и заставлю тебя поклоняться МНЕ и любить меня, я убью тебя. Может быть, я даже скажу тебе, почему. — Мне все равно. — Это просто извращение, которым я восхищаюсь. Только не говори мне, что тебе нисколько не любопытно, почему я вырезал твой маленький городок, убил всю твою семью и все же оставил тебя в живых. — У меня были другие мысли. Смех демона был мягким и насмешливым. Он протянул свою мягкую руку и погладил его по щеке. Трепет развратного наслаждения исходил от соприкосновения, магическая искра прыгала от одного к другому. Мгновение спустя кончик когтя большого пальца вырвал ему глаз. Он не чувствовал особой боли, только странное рвущее ощущение, а затем ощущение сырости, когда пустая глазница наполнилась кровью. Демон что-то пробормотал, поднял руку и изогнулся. Мозг Сардриана конвульсировал от того, как он пытался справиться с последствиями того, что происходило. Один глаз парил в воздухе над ним. Он смотрел на него снизу вверх, не отрывая глаз от глазницы. Казалось, что тонкая натянутая веревка из нервных волокон соединяла его с головой. Другим глазом он смотрел на себя сверху вниз и плакал кровавыми слезами. Демон протянул руку и выколол его здоровый глаз, так что теперь он, казалось, смотрел только на свое тело. Его зрение успокоилось, и он увидел, что лежит на груде ободранных трупов, удерживаемых на месте веревками из внутренностей. — Да, — ответил голос, теперь уже просто злобный. — Это то, что ждет тебя в конце, хотя, признаюсь, я испытываю искушение оживить трупы и вновь разыграть Маскарад Бесплотных. Возможно, позже… Он протянул руку и коснулся лба Сардриана. Пока эльф смотрел, он увидел, как его собственная кожа треснула и начала раздвигаться, а демон очистил его тело, как виноградину. Он попытался проглотить собственный язык, но этого ожидали, и демон помешал ему. — Нет, Кровь Аэнариона, — сказал он. — У этой игры еще есть время, чтобы начаться. Сардриан умирал долго. Все, что обещал демон, сбылось. В этот вечер Н'Кари носил форму могучего, мускулистого человеческого воина с головой быка и нижней частью тела лошади. Это позволяло ему двигаться быстро, и он наслаждался ощущением себя четвероногим. Было в этом что-то такое, что он всегда находил возбуждающим. Теперь было легче удерживать форму дольше. Он постепенно привык к этой реальности и ее ограничениям. Он учился использовать потоки ее магии почти по своему желанию. Позади него его армия ждала дальнейших указаний. Это была не такая впечатляющая сила, как ему хотелось бы, но она росла. Теперь она состояла из нескольких десятков связанных демонов и нескольких сотен культистов. Некоторые из них были набраны из крестьян и мелких землевладельцев, встреченных по пути в Тор Аннан. Многие другие присоединились к нему после разрушения их города. Души тех, кто отказывался подчиняться экстатическим дисциплинам культа наслаждения, быстро отправлялись в преисподнюю — приманку и пищу для демонов, которых Н'Кари использовал для их призыва. Как правило, в этом не было необходимости более чем в половине случаев. У большинства эльфов была сильная тяга к удовольствиям, и, учитывая выбор между смертью и жизнью, наполненной наркотиками, эзотерическими удовольствиями, значительное число их сделали правильный выбор. Все остальное представляло собой интересное развлечение. Иногда преданность семей разделялась, и Н'Кари требовал, чтобы новобранцы доказывали свою преданность, принося в жертву тех, кто отказывался присоединиться. Иногда это вызывало сомнения у новобранцев, иногда — у непокорных новообращенных. Во всяком случае, это принесло ему некоторое облегчение от скуки. Он наслаждался вкусом любой сильной эмоции, и эти эльфы были хороши, по крайней мере, для этого. — У вас есть приказ для нас, Великая Госпожа? — спросил Элрион. Он уже начинал выглядеть изможденным, когда на него обрушилось бремя ночей наслаждения и дней ужаса. Он дергался, вспенивался и иногда разражался слезами. Иногда он разглагольствовал о других культистах, произнося устрашающие, хотя и несколько лишенные воображения проповеди о природе Хаоса и целях их господина. Н'Кари наслаждался рассказыванием историй и приукрашиванием фактов, и до сих пор не видел причин ему противоречить. Если уж на то пошло, некоторые из самых дальновидных высказываний Элриона сделали остальных его культистов еще более набожными. Эльф обзавелся собственным маленьким гаремом среди впечатлительных почитателей, но, похоже, не получал от этого особого удовольствия. Действительно, типичный смертный. Так трудно угодить. Дайте им то, что они утверждают, что хотят, и они неизбежно обнаружат, что это не то, чего они ожидали или желали. Даже слуге Повелителя Извращений это иногда казалось слишком извращенным. Он думал о тех, кого убил в Тор Аннане. Н'Кари почувствовал, как в нем нарастает жажда мести. Его желание к ней росло с каждой смертью. Питаясь душами Крови Аэнариона, он жаждал большего. В этих духах было что-то такое, что давало ему больше пищи и силы, чем все остальные, которые он когда-либо употреблял. Он нуждался в этом, потому что его план приближался к самой трудной стадии. Ему потребовалось больше времени, чем он хотел бы, чтобы найти это место из-за ограничений, которые эта реальность накладывала на его способность путешествовать. Даже странные пути Вихря позволяли ему двигаться быстрее, когда он был пойман в их ловушку, и он привык к свободе, которую они предлагали. Именно этот факт послужил зародышем его первоначального плана и причиной, по которой он выбрал место для своего бегства, куда теперь вернулся. Рядом был Путевой Камень и вход в странный подземный мир, который первые так называемые правители этого мира создали, чтобы позволить себе быстро перемещаться из одной точки в другую. Он мог призвать его силу и заставить служить своим целям. — Скажи моим лучшим возлюбленным, чтобы они приготовились. Они станут свидетелями чуда, — сказал демон. Лицо Элриона озарилось любопытством. Он знал, что его хозяин не дает таких обещаний легко и что следует ожидать чего-то зловещего и устрашающего. Н'Кари улыбнулся, обнажив свои огромные клыки. Он протянул свою когтистую руку и погладил Элриона по щеке. — Да, маленький смертный, ты станешь свидетелем могущественного колдовства. Н'Кари приблизился к Камню Пути. В его демоническом взоре он светился, открывая слабую утечку энергии из Вихря. Его улыбка стала шире, клыки блеснули в лунном свете. Он знал все об этом виде магической силы и о том, как владеть ей и использовать в своих целях. Он собирался совершить здесь магический подвиг, который эльфы будут помнить до тех пор, пока будут влачить своё существование, которое, по воле Слаанеш, не будет очень долгим, даже по меркам измерения времени смертными. Он собирался сделать здесь то, что никогда не предпринималось раньше в этом мире и, вероятно, никогда не будет предпринято снова, потому что не было никого, кто мог бы сравниться с его знаниями, магической силой или умением, когда дело доходило до этого. Кроме него, не было никого, кто заплатил бы за то, что он был заключен в Вихре на протяжении пяти тысячелетий. Это позволяло ему сохранять здесь свою форму так, как немногие другие демоны могли обойтись без сильных ветров магии. Это позволит ему сделать и кое-что еще. Демон решил, что прежде, чем начать, ему придется принести несколько жертв. Дело было не в том, что магия требовала их — просто ему нравилось начинать новое предприятие с подношения своему божественному покровителю, чтобы выслужиться и принести удачу. Это не могло причинить никакого вреда, но могло принести какую-то пользу, и, по крайней мере, это доставило бы ему некоторое удовольствие, что было главным. Н’Кари использовал дорожный камень в качестве алтаря и принес в жертву Слаанеш шесть отборных душ. Если в силу привычки он украл большую часть их сущности для себя, то это было только уместно, потому что ему понадобится часть силы, которую они давали, чтобы сотворить заклинание, которое он намеревался сделать. Он нарисовал шестиконечную звезду, используя кровь своих жертв, и поместил отрубленную голову в каждую точку. Как только это было сделано, демон начал петь, как для того, чтобы сфокусировать свой ум, так и для того, чтобы произвести впечатление на своих последователей. Произнося заклинание, он начертил еще несколько линий в мощном извилистом иероглифе, который представлял собой путь между этим камнем и другим, в пределах дневного перехода от того места, где жила его следующая жертва. Мысленно он представил себе туннель света между этими двумя точками и, задействовав магические силы, заставил свой взгляд на мир обратиться к самому миру. То, что он создавал в своем сознании силой своей магии, также возникало в податливых субстратах реальности, к которым прикасался Камень Пути. К тому времени, как он закончил свой ритуал, мерцающая арка парила в воздухе перед ним, ее поверхность мерцала, как маслянистая вода, отражающая свет костра. Жестом когтя он показал, что его последователи должны пройти через нее. Не без некоторой неохоты первый из них сделал это, исчезнув за радужной аркой, как будто они нырнули в странно окрашенную воду. Только когда он стал свидетелем того, как последний из них прошел сквозь него, демон присоединился к ним и сделал то же самое, нырнув в пропасть реальности и рискуя пройти через странный туннель, в котором калейдоскопические ощущения атаковали его чувства.* * *
Рейнджер Такален понюхала воздух. Было в нем что-то странное, запах гниющей плоти, которой здесь не должно было быть. Лорд, которому принадлежал этот особняк, был стар, но место не должно было выглядеть таким заброшенным, и этот зловещий запах не должен был висеть в воздухе. У Такалены мелькнуло дурное предчувствие, и она вздрогнула. Над головой пронзительно закричал ее спутник, и она поняла, что большой орел тоже встревожен. Он висел высоко в воздухе, и его глаза были намного острее, чем у нее, так что, возможно, он уже видел, что вызвало этот запах. Такален осторожно двинулась к двери старого особняка. Ей совсем не понравился его вид. Она иногда навещала принца Фалдора и его дочь Файель, когда проходила этим путем раньше, и никогда не видела их беспечными. То, что этот район был сравнительно безопасен по сравнению с остальной частью Ултуана, вовсе не означало, что старый аристократ ослабил свою бдительность. В прошлом дверь всегда была закрыта, и это было вполне разумно, потому что в эти темные времена кто знает, какие странные вещи могут появиться, чтобы угрожать спокойствию этой местности. Теперь дверь была открыта, и на глазах у Такален из нее появилась лиса с чем-то в зубах, что при ближайшем рассмотрении оказалось остатками руки эльфа. Taкален вынула свой меч и прошла через дверной проем. Она не ожидала ничего опасного — лиса не была бы там, если бы нападавшие все еще были внутри. Просто в этой атмосфере было что-то такое, что заставило эльфийку сжать зубы и насторожиться. За стенами виллы находился внутренний двор. Она увидела первый из трупов, и, хотя она не была слабой горожанкой, это заставило ее вздрогнуть. Тела были содраны и изуродованы, а расчлененные части разложены в каком-то странном порядке. Контур был нарушен животными-падальщиками, но тот факт, что кто-то намеренно разложил части в упорядоченном порядке, был очевиден. Брызги крови и высохшие полоски кишечника делали это абсолютно ясным. В воздухе стоял сильный запах магии. Такален не была магом, но, как и все эльфы, она была чувствительна к потокам магии. Она могла сказать, что здесь произошло что-то темное и ужасное. Она вошла в главное здание, уже зная, что там ее ждет нечто ужасное. Воздух был спертый и зловонный. Мухи жужжали повсюду, задевая ее лицо, забираясь в длинные пепельно-светлые волосы, скользя по обнаженной коже. Их было слишком много, чтобы это было вполне естественно. Зловоние темной магии здесь было еще сильнее. Старая мебель была сломана. Как будто толпа маньяков ворвалась сюда, ломая все самое ценное, что только можно было найти. Повсюду валялась брошенная одежда, пропитанная кровью. На стенах были отпечатаны странные очертания эльфийских фигур. Тренированному следопыту потребовалось несколько долгих минут, чтобы понять, что произошло, просто потому, что ее разум не хотел принимать это. Это выглядело так, как будто обезумевшие от похоти эльфы и другие существа катались в крови и занимались диким сексом у стен. Что же, во имя Иши, здесь произошло? До Такален доходили слухи, что некоторые местные жители баловались старыми обрядами Культа Удовольствий. Похоже, здесь они уже не только баловались. Похоже, они привыкли вызывать вещи, используя старую темную магию. Слаанеш! Она расшифровала еще одно слово, грубо написанное на стенах, испачканное кровью и экскрементами. Она скривила губы и наморщила нос. Слаанеш. Это слово повторилось снова, смешавшись с другими именами, проклятиями и проклятиями. «Н'Кари» было одним из этих имен, почти таким же ужасным, как имя повелителя демонов запретных удовольствий. Он принадлежал Хранителю Тайн, ответственному за изнасилование Ултуана в Эпоху Рассвета, существу, дважды уничтоженному могущественным Аэнарионом и считавшемуся исчезнувшим навсегда.«Н'Кари вернулся».Это предложение иногда было написано грубыми блочными буквами, а иногда изящным закольцованным почерком современного эльфийского языка. Это повторялось снова и снова, как монотонное повторение сумасшедшего.
«Н'Кари будет мстить».В Большом зале она обнаружила остатки того, что могло быть демонической оргией или людоедским пиршеством, или какой-то ужасной комбинацией того и другого. В центре странного ритуального круга лежало обнаженное тело Файель или, по крайней мере, что-то похожее на нее, если бы ее тело было высушено и состарилось на тысячу лет. Прошло много времени, прежде чем Такален смогла ясно мыслить и сделать то, что должна была сделать.
Последние комментарии
5 часов 18 минут назад
14 часов 10 минут назад
14 часов 13 минут назад
2 дней 20 часов назад
3 дней 56 минут назад
3 дней 2 часов назад