В чем сила, брат? [Петр Ингвин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Петр Ингвин, Светлана Макарова В чем сила, брат?

С оружием к вождю нельзя. Лук с тесаком пришлось оставить, и Энт ощущал себя голым, когда запирал лачугу. Людской поток подхватил его, толпа стягивалась к княжескому замку — облезлому вагону с решетками вместо стекол.

Полинялый ковер, что заменял двери, сдвинулся, страж посторонился. Из тьмы появился князь. Калаш — символ власти — покачивался на груди, из-под бровей сверлил настороженный взгляд. Заполненная площадка перед вагоном притихла. Так стая волков присмирела бы, почуяв вожака. Ловец по кличке Рыжий, главный конкурент Энта, заговорил:

— Добрый князь, вылазка удалась. — Он резко поднял на ноги молодую женщину в обносках. — Взял шатунов на границе с Лесными Землями.

Энту шатунья понравилась. Высокая, ладная. Приодеть, отмыть и причесать — взбесила бы местных девок. Бросились в глаза пухлые губы и родинка на виске. На скуле бурела кровавая корка — Рыжий постарался при поимке или по дороге. Женщина прижимала к себе ребенка лет пяти в капюшоне.

— Мелкого покажи, — распорядился князь.

Шатунья замешкалась, затравленный взгляд метнулся с вождя на окружающих. Капюшон с ребенка резким движением сорвал ловец. Передние ряды отшатнулись, тесня остальных, кто-то грязно выругался.

— И не сожрешь. — Князь плюнул под ноги. — Рыжий, сожги эту тварь, пока не заразились.

Толпа расступилась, и Энт наконец разглядел ребенка. Он поморщился — в далеком детстве видел таких. Проснулось забытое чувство омерзения — плечи передернулись, по спине словно протащили колючку.

Переносица вдавлена, вокруг маленьких косящих глаз толстые складки, низкий лоб под странным углом переходит в затылок, а в уголках рта, открытого в идиотской улыбке, пузырится слюна…

Как простуду, такое не подхватить. В прежнем мире это знал каждый, но за двадцать лет укоренилось: непохожее на тебя — опасно. Это суеверие спасло много жизней, губя не меньше, но гибли чужие, а выживали свои. Итог всех устраивал.

— Добрый князь, мой сын не заразен, я не стала такой же! — Шатунья, как могла, закрыла ребенка собой. — Пощадите!

Ее глаза не косили, нос был с едва заметной горбинкой, тонкие пальцы гладили сальные патлы уродца. Князь не шелохнулся.

— Нельзя оставлять! — крикнули из толпы. — Сожги обоих!

«Даун», — всплыло у Энта нужное слово. Так их звали — непохожих на прочих, с пустым взглядом и вечной улыбкой младенца. Надежды шатуньи не оправдаются. Могут оправдаться, но ненадолго — однажды ночью кто-то не вытерпит и восстановит порядок.

Женщина всхлипнула, грязь на ее щеках прочертили светлые дорожки. Энт не выдержал.

— Я встречал таких, — бросил он в повисшую тишину. — Может, и меня сжечь? Рыжий тоже знает, что к чему, вот и подумайте — привел бы он домой смерть?

То, что об этом знает и князь, лучше не упоминать, но кому надо, тот услышал. Их осталось трое из стариков, умеющих выживать — Энт, Рыжий и князь.

Стариков? Слегка за тридцать. В новом мире редко доживали до сорока. Естественный отбор.

Энт поймал взгляд шатуньи — благодарный и умоляющий. Она видела в нем защитника. Энт отвернулся. Женщина ошиблась. Он за справедливость, но не против князя.

По-звериному втягивая воздух, князь молчал. Избавляться от выродка бессмысленно, рабыня превратится в лютого врага или в безжизненную аморфную массу, это понятно любому.

— Он не будет обузой, — тихо начала женщина. — Нам хватит самой малости. Я отработаю. Он добрый, ласковый, терпеливый. Подрастет — тоже будет работать, а пока может развлекать. Он поет и танцует…

Энт покачал головой: зря она. Пока уродца не видят, есть хоть какая-то надежда. Если же вывести перед всеми…

— Я решил, — заговорил князь.

Лицо женщины побелело, руки опустились.

— Первую неделю шатунья живет у меня, затем по жребию. Днем будет готовить для стражи, первой пробовать и разносить на посты.

В другой ситуации Энт непременно кивнул бы. Хороший ход. Там, где завистливый ближний подложит свинью, зависимый сделает на совесть. Князь со своей сворой выиграют. А женщина? Для нее это не милость, не уступка, это каторга — жуткая, изнурительная, бесконечная. На постах скучно, чужаки незаметно не подберутся, им неоткуда взяться — племена сидят на источниках воды, а до ближайшего, в Лесных Землях, трое суток пути. Только если одиночки-шатуны забредут — из тех, что совсем жизнью не дорожат.

— Выродка поселим в одной из клеток, ключи у ловцов. — Князь опустил взор на шатунью. — После работы можешь навещать, убирать и кормить.

«После работы!» Ни Энт, ни прочие ловцы не поднимут задницы, чтобы переться к расположенным на окраине клеткам со скотом и добычей бесплатно. Отработка станет постоянной, кошмар — нескончаемым.

А шатунья… улыбалась. Энт вздрогнул и протер глаза. Не привиделось. Спятила? Не понимает?!

Женщина понимала все. Она смотрела на ребенка, на умиротворенном лице сияла счастливая неземная улыбка.

Энт не понял, почему задрожали руки, защипало в носу, а в горле возник странный ком.


Уснуть не получалось. Мысли наглыми насекомыми лезли в голову и покусывали изнутри. Главный вопрос в любом деле — «Поможет ли это выжить?» Утвердительный ответ снимал ответственность и устранял угрызения совести. Шатунья в систему не вписывалась. И не давала покоя улыбка на лице, обращенном к сыну-уроду. Стоило прикрыть веки, и выражение мадонны, со вселенской любовью глядящей на божье дитя, как наваждение вспыхивало перед глазами.

В мире после катастрофы желания просты: выжить и, если повезет, продолжить род. «Женщина — вещь, слабак — еда, больной — беда», — главный закон выживания. Каким-то чудом шатунья с ребенком оставили естественный отбор в дураках. Опыт ловца говорил: сила не в том, что выглядит силой, сила — то, что побеждает. Энт ворочался на постели из тряпья, глядел сквозь сгущенный сумрак на стены из фанеры и вновь задавал себе один и тот же вопрос из прошлой жизни, когда его звали Антон, а люди не ели людей: «В чем сила, брат?»

Ответ лежал на поверхности. Энт поднялся, собрал все ценное и выскользнул из лачуги.

Перед вагоном дремал стражник. Энт потряс его за плечо. Нельзя убивать спящего, он обязательно вскрикнет.

Нож привычно и легко вошел в сердце. Труп остался приваленным к стенке — для окружающих страж продолжал нести службу. За сдвинутой завесой ковра слышались два дыхания. Оба ровные. Перешагнув растяжки и простенькую для опытного ловца западню, заголенищным тесаком Энт полоснул князя по шее.

От хрипа и бульканья лежавшая рядом шатунья проснулась. Энт зажал ей рот.

— Ты шла в Лесные Земли? — тихо спросил он.

Испуганные глаза над ладонью медленно моргнули.

* * *
Новый день они встретили в степи. В сиянии рассветных лучей Энт любовался сильной поджарой фигурой спутницы. Губами. Родинкой на виске. Суровым взглядом. А перед глазами стояла улыбка — полная любви в момент, когда другие кричали бы от ужаса.

Женщину звали Мия.

— Папа? — ударил по ушам чуть хрипловатый детский голос.

Энт вздрогнул, взгляд метнулся к источнику звука, но сбился, будто подстреленный. Пересилить себя не удалось. Ребенок внушал отвращение на уровне инстинктов.

— Помолчи, милый. — Мия опустила глаза. — Этот хороший дядя отведет нас в Лесные Земли.

Хороший дядя?!

«В чем сила, брат?» — вновь всплыло в мозгу.

Голова повернулась чуть не со скрежетом — Энт все же заставил себя посмотреть на ковылявшего коротконогого уродца.

Маленькие глазки в мерзких складках. Открытый рот. Жуткая плоская переносица. Энта передернуло.

И вновь: пухлые губы. Родинка. Но главное — улыбка, о которой не забыть. До вчерашнего дня Энт представить не мог, насколько самоотверженной бывает любовь. Просто не знал любви — настоящей. Если все получится, и эта женщина будет так же сильно любить пусть не его самого, но хотя бы их будущих детей… Этого достаточно для счастья. И тогда…

Тогда, возможно, и он научится любить.

Энт остановился. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло.

Мия с сыном повернулись к нему. На этот раз взгляд Энта не отскочил, а протянутая рука приняла в себя маленькую ладошку.

И ничего страшного. Просто рука ребенка — теплая, почти невесомая, беззащитная.

Просто. Рука. Ребенка.

«В чем сила, брат?»

Он крепче сжал руку мальчишки.

— Мама не права. — Энт помедлил и твердо завершил: — Папа.