Новая летопись Камышина [Владимир Георгиевич Брюков] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Предисловие


История славного города Камышина до сих пор полна многочисленных мифов, которые, на первый взгляд, достаточно легко опровергнуть, опираясь на уже опубликованные исторические документы. Тем не менее этими мифами до сих пор заполнена местная пресса и даже серьезная краеведческая литература, что не может ни искажать реальную историю города.

Например, миф № 1, до недавнего времени прочного укоренившийся в местном краеведении, хотя в последние годы ряд историков его оспаривают, заключается в том, что город Камышенка, разрушенный в 1670 году разинцами, дескать вскоре был восстановлен. Хотя на самом деле второе основание города произошло почти через тридцать лет после разрушения Камышенки.

А вот еще один миф – условно назовем его миф № 2, источником которого стала изобилующая многочисленными ошибками камышинская летопись, сегодня разделяется практически всеми краеведами. Согласно этому мифу, город Дмитриевск (Камышин) во второй раз был основан в 1697 году, хотя имеющиеся документы датируют это событие годом позже.

Ну а к сотворению мифа № 3 о том, что перешедшие на сторону восставших казаков жители Дмитриевска в наказание за измену царю были переселены князем Петром Хованским с высокого левого берега реки Камышинки на ее правый болотистый нездоровый берег, причастны не только местные краеведы, без должной критики поверившие камышинской летописи, но и крупные отечественные историки.

Например, этот миф, правда, в несколько ином его изложении, разделял даже такой маститый российский историк XIX века, как Сергей Михайлович Соловьев (1820 – 1879). При этом он полагал, что сдавшихся царским войскам камышан астраханский губернатор Петр Апраксин в 1708 г. велел всех забрать в Астрахань, кроме стариков, женщин и детей: «Те и сами исчезнут!» – писал он царю». [См. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. СПб. 1851-1879. Книга третья. Том XV, с. 1469].

Миф № 4 о существовании на правом берегу реки Камышинки на рубеже XVII-XVIII вв. некого легендарного Петр города или Петровска оказался, пожалуй, самым живучим, поскольку его правомерность пока вообще не оспаривается ни одним из местных краеведов. Правда, виноваты в этом недоразумении не камышинские историки, а редакторы «Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографической коммиссией», которые в одном из своих примечаний говорят о существовании Петровска, который будто бы был «основан, с целью способствованию проведению канала от Камышинки до р. Иловли …». [См. Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографической коммиссией: СПб., 1872, Т. 12, с. 423].

В целом же, по мнению автора этих строк, ученые в большом долгу перед славным городом Камышином, история которого изучена гораздо хуже, чем история его более крупных соседей – Саратова и Волгограда.

Причина этого отставания, во-первых, в том, что история более крупных городов, как правило, привлекает большее внимание со стороны более широкого круга специалистов.

Во-вторых, соседние областные центры в отличие от Камышина обладают довольно многочисленными кадрами профессиональных историков, поскольку там уже многие десятилетия работают вузы, в которых история изучают как основной профильный предмет. Соответственно, обучением студентов-историков занимаются профессиональные ученые – кандидаты и доктора исторических наук, которых, в первую очередь, интересует история тех городов, где они работают, в то время как история Камышина и прочих более мелких населенных пунктов находится на периферии их профессиональных интересов.

В-третьих, именно по этой причине камышинским краеведением по большей части занимаются местные энтузиасты. Причем, многие из них вынуждены заниматься историей родного города урывками, то есть в свободное от основной работы время.

Тем не менее даже при таких явно недостаточных творческих силах камышинским краеведам удалось многое сделать для раскрытия многих тайн и загадок местной истории. Свой вклад в это дело решил внести и автор этих строк. В 1985 году я закончил истфак Волгоградского пединститута и начал интересоваться историей Камышина, работая в 90-ых годах журналистом в местных СМИ: «Диалоге», «Камышинских ведомостях», «Волжском просторе», «Демократе Камышина» и областной «Новой газете». Увы, времени для подробного анализа многочисленных проблем местной истории у меня тогда не было. Среди наиболее важных моих публикаций сегодня хочу отметить только один материал (хотя в целом их было немало) – «Сколько лет Камышину?», опубликованный в газете «Диалог» 10 сентября 1997 г.

Как известно, работа журналиста связана с тем, что приходится постоянно и в очень сжатые сроки готовить материалы по самой разнообразной тематике, а потому времени обстоятельно заняться историей родного города у автора этих строк тогда не было. Потом обстоятельства сложились так, что в 2000 году мне пришлось уехать из Камышина. С тех пор прошло 19 лет. Но вот, наконец, в моей жизни наступил период, когда мне удалось выкроить время для обстоятельного изучения документов по истории Камышина. Насколько удачной получилась «Новая летопись Камышина», подготовленная на основе доступных для автора документов, судить не мне, а читателю.

Что же касается названия книги, то я ее так назвал, противопоставив свой труд камышинской летописи, написанной по устным преданиям жителей города, причем, написанной спустя многие и многие десятилетия после описываемых событий, а потому в ней содержится много фактических ошибок. Тем не менее критический анализ этой летописи позволяет установить новые факты, которые по дошедшим до нас документам не прослеживаются. Надеюсь, что «Новая летопись Камышина» поможет краеведам в их дальнейшем изучении местной истории, даже если многие из них не согласятся с некоторыми, а может и со всеми моими выводами …

Откуда есть-пошла речка Камышинка

Как Камышинку называли «золотоордынцы»


Недавно отпраздновавший свое 350 -летие город Камышин, привольно раскинувшийся на правом берегу Волги, получил свое имя от протекающей рядом небольшой речки Камышинки, которая делит его на две части. Такой вывод вполне очевиден, поскольку сама эта речка упоминается в исторических источниках по меньшей мере лет за 60-70 до первого основания самого города.

Судя по названию, имя этой некогда густо заросшей камышом речки произошло от тюркского слова «камыш». Определение этому слову дается еще в русском словаре первой половины XVIII века – «Рукописном лексиконе», в котором камыш называется «татарским тростником» [П. Я. Черных. Историко-этимологический словарь современного языка. 3-е изд., М., 1999, с. 372]. В то время как у тюрко-язычных народов, в том числе и у кочевавших в XI-XIV вв. в поволжских степях половцев (так их звали русские, европейцы дали им имя куманы, а сами себя они называли кипчаками) это слово появилось гораздо раньше.

В качестве доказательства можно привести тот факт, что слово «камыш» упоминается в Кодексе Куманикус (лат. Codex Cumanicus) – уникальной рукописи, датированной 11 июля 1303 г. Этот документ хранится в соборе Святого Марка в Венеции и представляет собой словарь и учебное пособие по половецкому (куманскому) языку для католического миссионера. Так вот, в этом кодексе дается такая вот загадка на смекалку: «Молодая невеста на лугу на тюке своего приданого [сидит]». И тут же приводится ответ на эту загадку, что это «метелка камыша» [См. Codex Cumanicus: Половецкие молитвы, гимны и загадки XIII-XIV вв. М. Лигалорбис. 2005. Раздел VI. Загадки. Лист 60 – 60 об.]

Как известно, в XIII–XIV вв. в результате сложных этнических процессов, происходивших в Золотой орде, численно преобладавшие половцы ассимилировали немногочисленных монгольских завоевателей, но при этом усвоили их этноним «татары». Когда после завоевания Иваном Грозным Казанского и Астраханского ханств в 1552 и 1556 годах в Нижнем Поволжье появились первые русские переселенцы, то здесь они застали: во-первых, относительно редкое преимущественно кочевое (хотя кое-где и оседлое) тюрко-язычное население; а, во-вторых, уже давным-давно сложившуюся региональную топонимику, часть которой была тюркской, а другая часть была унаследована от прежних жителей этого региона.

Спрашивается, от кого эти тюрко-язычные названия могли узнать русские переселенцы? Как известно, недалеко от современного Камышина в своем время были найдены такие золотоордынские городища, как Шишкин Бугор, расположенный на правом берегу Волги [См. Баллод Ф. В. Приволжские Помпеи. М.; Пг., 1923, с. 48-57], Терновское ‑ на правом берегу Волги, 17 км выше Камышина [Синицын И. В. Древние памятники в низовьях Еруслана (По раскопкам 1954-1955 гг.). – МИА, 1960, № 78, с. 107-110] и Бережковское (на левом берегу Волги, в устье р. Еруслан, напротив Терновского городища) [Баллод Ф. В. Указ. соч., с. 47].

Правда, все эти татарские селения были небольшими и пришли в упадок после того как во время завоевательного похода Тамерлана 1395-1396 гг. в Нижнем Поволжье были разрушены многие городские центры Золотой орды, включая и ее столицу – Новый Сарай (Сарай Ал-Джедид или Сарай-Берке, находившийся на левом берегу Ахтубы, близ современного села Царев Ленинского р-на Волгоградской обл.).

Как считают многие исследователи, в Нижнем Поволжье жил и творил выдающийся татарский поэт Саифа Сараи (1321–1396 гг.), который уже при жизни был признанным, известным поэтом, его произведения считают кульминацией тюрко-татарской литературы периода Золотой орды. Родился он в татарском селении Камышлы на Нижнем Поволжье, учился и занимался литературной деятельностью в столице Золотой орды в городе Новый Сарай, а в 80-е годы эмигрировал в мамлюкский Египет.

Творческое наследие Саифа Сараи пока известно по двум дошедшим до нас рукописям: «Китабе Гулистан бит-тюрки» и «Ядгярнаме». Первая из них была составлена в Мамлюкском Египте в конце XIV в., а затем через Крым и Турцию попала в Голландию и в настоящее время хранится в библиотеке Лейденского университета (№ 1553). Другой список произведений Саифа Сараи – «Ядгярнаме» – составлен также в Мамлюкском Египте. Рукопись была привезена в Среднюю Азию в XVIII в. одним из паломников. Это произведение известно науке с 1965 года, в настоящее время хранится в Институте рукописей им. X. Сулеймана АН Узбекистана (№ 311). В сборнике помещены поэма «Сухайль и Гульдурсун» и несколько стихотворений Саифа Сараи, а также лирические произведения Ахмеда Ургенджи, Мавляна Исхака и Туглы Ходжы. [См. Золотая орда в мировой истории. Коллективная монография. – Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АН РТ, 2016., с. 517-518]

Где конкретно находилось на Нижней Волге татарское селение Камышлы, точно неизвестно. По этому поводу историками выдвигаются самые различные версии. В том числе есть и предположение, основанное на определенном сходстве названий, что это селение могло быть татарским предшественником современного Камышина. Но эта версия никак не подкреплена фактами, поскольку на территории Камышина пока не обнаружено остатков какого-либо золотоордынского поселения, хотя в исторической литературе сообщалось о том, что здесь неоднократно находились предметы, относящиеся к этой эпохи.

Так, известный саратовский краевед и историк конца XIX-XX вв. Александр Минх (1833—1912) написал об этом следующее: «По сообщению священника Троицкой церкви г. Камышина Позднева, 1888 года, в части города, называемой «Старый город», до сих после дождей находить кое-где у дорог мелкие серебряные монеты с татарскими надписями. Старым городом называется северная часть Камышина, окруженная насыпным валом: этот вал начинается от р. Камышинки, с крутым обрывом, и идет параллельно с берегом Волги, саженях в 200 от нее, потом, поворачивая к Волге, соединяется с глубоким оврагом … С западной стороны имеются два входа или въезда. На севере от вала, саженях в 60-70 находится другая насыпь, представляющая 4-х сторонний окоп. – В местности окруженной валом находят кое-где серебряные мелкие монеты с татарскими надписями». [См. Историко-географический словарь Саратовской губернии./Сост. Минх А. Н., том 1: Южные уезды: Камышинский и Царицынский. Вып. 2: Лит. Д – К: Саратов, 1900, с. 457].

После распада в 20-х гг. XV века Золотой орды территория Нижнего Поволжья (за исключением значительной части современной Астраханской области) вошла в состав Большой орды, правитель которой считал себя преемником золотоордынских ханов. Но в 1502 г. Крымское ханство разгромило Большую орду, в результате распада которой ее земли поделили между собой Крымское и Астраханское ханства, а также Ногайская орда. При этом граница между Крымским ханством и Ногайской ордой стала проходить по Волге, правый берег которой долгое время называли «крымской стороной», а левый – «ногайской».

После завоевания Иваном IV Грозным (1530– 1584) Казанского и Астраханских ханств Нижнее Поволжье вошло в состав Московского царства, однако в этом регионе еще долгое время жили кочевники, которые не только мирно торговали с русскими переселенцами, но и часто с ними враждовали. В 1557 году бей Ногайской орды признал Ивана Грозного своим старшим братом, пообещав стать его младшим союзником. В связи с этим Ногайская орда разделилась на Большую Ногайскую орду (большие ногаи), оставшуюся в Степном Заволжье, и Малую Ногайскую орду (малые ногаи, Казыев улус, или Кубанская орда), откочевавшую в Приазовье и на Кубань, где они попали в вассальную зависимость от Крымского ханства.

Тем не менее малые ногаи, которых также называли кубанскими татарами, продолжали летом кочевать по правобережью Волги вплоть до 1634 г., когда их оттуда вытеснили пришедшие с востока калмыки. При этом малые нагаи регулярно посещали территорию современных Волгоградской, Саратовской и Астраханской областей. По мнению известного саратовского историка и краеведа Александра Гераклитова (1867 – 1933 гг.), значительная часть позднейших золотоордынских курганов на территории Нижнего Поволжья насыпана именно ногайцами Кызыева улуса и весьма вероятно, что значительная часть урочищ этого края, носящих тюрко-язычные имена, была названа ими. [Гераклитов А. А. История Саратовского края в XVI-XVIII вв. Саратов: Изд-во «Друкарь», 1923, с. 104].

На карте Московии и Татарии Сигизмунда фон Герберштейна, напечатанной где-то после 1556 г., легко увидеть, что между Астраханью и Казанью в середине XVI века не было других городов, а по обеим сторонам Волги кочевали ногайские татары – см. рис. 1.



Рис. 1. Карта Московии и Татарии Сигизмунда фон Герберштейна сер. XVI в.

По мере освоения русскими колонистами Нижнего Поволжья здесь стали появляться как чисто русские, так и измененные на русский лад тюрко-язычные топонимы (названия географических объектов, местностей, гор, рек, городов и т. д.). Например, имя основанного в 1589 году Царицына (современный Волгоград) произошло от тюркского словосочетания – «Сары-чин», что означает «желтый остров», на котором первоначально построили этот город. С учетом фонетики русского языка топоним «Сары-чин» стал произноситься как Царицын, что позволило переосмыслить это название как город Царицы. При этом протекающая рядом с городом река Царица получила свое название от тюркского гидронима «Сары-су», что в переводе означает «желтая вода». В свою очередь, построенный в 1590 году город Саратов, как полагает большинство историков, получил свое имя от тюркского словосочетания «Сары-тау» – «жёлтая гора», которое русскими стало произноситься как Саратов.

При это возникает вполне законный вопрос: как по-тюркски до прихода сюда русских могла называться речка Камышинка? Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно посмотреть, как обычно меняется топонимика региона в случае прихода туда иноязычных переселенцев, которые начинают использовать в своей речи названия местных географических объектов.

Как правило, заимствование местного топонима в чужой язык происходит по трем адаптационным моделям: во-первых, пришельцы могут просто позаимствовать уже имеющееся название, приспособив его к фонетическим особенностям своего языка; во-вторых, сохранив в удобной для себя фонетической форме основную часть местного названия, они могут его несколько видоизменить, снабдив исходное слово суффиксом, окончанием и прочими морфологическими частицами, характерными для языка пришельцев; в-третьих, иноязычные переселенцы могут просто перевести топоним на свой язык, то есть полностью избавиться от прежней его фонетической формы.

К сожалению, не сохранилось исторических источников, из которых можно было бы узнать, как называлась речка Камышинка в те далекие времена, когда Нижнее Поволжье принадлежало Золотой, а затем Большой орде, то есть тогда, когда здесь еще не появились первые русские поселенцы. Но весьма сходный процесс и сегодня можно наблюдать в топонимике Татарстана, где почти пять веков живут две национальные общины (татарская – более 50% и русская – чуть менее 40% от всего населения республики). Благодаря такому национальному составу многие географические объекты в Татарстане имеют двуязычное название.

Так, в 1730-х гг. в Заинской волости Казанского уезда было основано поселение отставных солдат, получившее сначала название Ново-Камышенская слобода. (Весьма вероятно, что такое название слободе могли дать отставные солдаты, успевшие послужить в городе Дмитровске на Камышенке, поскольку прибывший туда Дмитриевский стрелецкий полк комплектовался в основном из уроженцев Казани, Казанского уезда и других близлежащих местностей, которые, уйдя в отставку, вернулись на свою малую родину). Впоследствии Ново-Камышенская слобода стала назваться селом Камышинкой, где и сейчас проживают преимущественно русские. Поэтому и сегодня жители этого села по-прежнему называют его Камышинкой, а вот в «Каталоге топонимов Республики Татарстан» [См. http://toponym.antat.ru/ru/oykonim] этот населенный пункт дается с двойным названием: русским – Камышинка и татарским – Камышлы.

Еще один во многом аналогичный случай произошел с переименованием расположенного в Свердловской области города Камышлова и протекающей рядом с ним речки Камышловки. Вот как об этом рассказывается в одном из авторитетных топонимических словарей: «КАМЫШЛОВ, город, р. ц., Свердловская обл. На р. Камышловка (левый приток Пышмы) из татар, камышлы «камышовая», которая русск. некоторое время называлась Камышенка, в 1667 г. возникла слобода, получившая сначала по русск. варианту гидронима название Камышовская. Но поскольку в широком употреблении гидроним сохранился в форме Камышловка, то и название слободы закрепилось как Камышловская. С 1781 г. у. г. Камышлов». [См. Е. М. Поспелов. Географические названия мира: Топонимический словарь: Свыше 5 000 единиц. Отв. Ред. Р. А. Агеева. – М.: «Русские словари», 1998, с. 185].

С учетом вышесказанного можно с достаточно высокой степенью вероятности предполагать, что речку Камышинку, на которой впоследствии появился город Камышин, некогда жившие здесь тюрко-язычные обитатели могли называть Камышлы. А появившиеся здесь во второй половине XVI века первые русские поселенцы, услышав от местных жителей это татарское название, с помощью уменьшительно-ласкательного русского суффикса «ен» дали этой заросшей камышом небольшой речушке имя «Камышенка».

Первые русские переселенцы на речке Камышинке


Кто же первым назвал речку Камышинку Камышинкой, а точнее сказать КамышЕнкой (сначала в ее названии вместе буквы «и» писалось «е» – подробнее об этом читайте ниже)? Очевидно, что первыми русскими, появившимися на берегах Камышенки, были вольные люди – казаки, которые и дали ей имя. Об этом, например, говорится в старой казачьей песне о Ермаке, в которой упоминаются события, относящиеся к концу 70-х и началу 80-х годов XVI века:

«КАК НА ВОЛГЕ, ДА НА КАМЫШИНКЕ


Как на Волге,

Да на Камышинке,

Казаки живут, люди вольные,

У казаков

Был атаманушка,

Ермаком звали Тимофеевичем.

Не злата труба

Вострубила,

Да она звонко возговорила.

Возговорил

Речь Ермак Тимофеевич:

„Ой вы гой еси, братцы, атаманы казацкие!

Вы послушайте,

Да мне думушку пораздумайте:

Не корыстна у нас шутка зашучена,

И как нам на то

Будет ответствовать?

[Да] во Астрахани нам жить нельзя,

А на Волге жить -

Все ворами слыть,

На Яик идти – переход велик,

На Москву идти -

Перехватанным быть,

Под Казань идти – грозен царь стоит,

Грозен царь Иван

Сын Васильевич;

Он послал на нас рать великую,

Рать великую

В сорок тысячей…

Так пойдемте ж мы в Усолье к Строгановым»

[См. Песни сибирских казаков, вып. I, Пгр., 1916, стр. 5, № 1.]

Записали: текст В. Ф. Бедрин, музыку Я. Ф. Бурков в 1900-х годах, в районах Восточной Сибири.

Вполне очевидно, что эта старая казачья песня в своем окончательном виде сложилась позже описываемых в ней событий. Об этом, например, говорит тот факт, что вместо первоначального и более старого варианта названии речки ‑ «КамышЕнка», в песне используются ее современный аналог «КамышИнка» (заметим, что существует много вариантов этой казачьей песни и в ряде из них встречается старое название речки).

Вместе с тем, несомненно, что эту песню сочинили на основе древнего устного предания, рассказывающего о реальных фактах, связанных с пребыванием Ермака Тимофеевича на Волге, Дону и Камышенке. Об этом свидетельствует, например, так называемый «Новый летописец», описывающий события с конца царствования Ивана IV Грозного и до 1630 года. Вот как в нем рассказывается об уходе с Волги Ермака Тимофеевича с отрядом казаков в Сибирь: «Есть на полуденной стороне река, называемая Дон, на ней же жили казаки; от Дона неподалеку река, называемая Волга, на ней же жили казаки и разбойничали много по Волге и по иным рекам, когда суда государевы громили, когда послов кизылбашских и бухарцев и многих других громили и убивали. Царь Иван, видя их воровство и злое непокорство, послал на них воевод своих и повелел их там хватать и вешать; многих же схватили и казнили, а иные же, яко волки, разбежались. По Волге же вверх от них побежали шестьсот человек по призыву Максима Строганова, у них же старейшина атаман по имени Ермак и иные многие атаманы. Дойдя до реки Камы, пошли они вверх по Каме до Чусовой, до вотчины Строгановых …» [См. Хроники смутного времени. М. Фонд Сергея Дубова. 1998, стр. 265].

Следовательно, летопись подтверждает факты, излагаемые в старой казачьей песне: Ермак Тимофеевич, действительно, долгое время промышлял с казаками воровством на Волге, чем и навлек на себя опалу со стороны Ивана Грозного. После чего волжские казаки во главе с Ермаком по призыву купцов Строгановых сначала пошли к ним на Урал, а затем двинулись завоевывать Сибирь.

Впервые речка Камышенка появилась на русских картах, по всей видимости, еще в конце XVI века. В предисловии к «Книге Большому чертежу», подготовленной в московском Разрядном приказе в 1627 г., говорится о том, что она написана по «старому чертежу всему Московскому государству», составленном еще «при прежних государях». Тогда же на основе старого «Большого чертежа» был составлен и «новый чертеж». Судя по перечню построенных в конце XVI в. сибирских городов, упоминаемых в «Книге Большому чертежу», ученые пришли к выводу, что этот «старый чертеж» был составлен не позднее 1598 г., то есть ко времени начала царствования царя Бориса Годунова.

К сожалению, ни старый, ни новый чертежи не сохранились, но то, что на них была изображена речка Камышенка достоверно известно из описания волжского пути, которое дается в «Книге Большому чертежу»: «А ниже Иловки (т.е. Иловли – прим. В.Б.) 50 верст пала в Волгу река Камышенка. А ниже Камышенки 40 верст пала речка Балклея. А с луговой стороны выше Камышенки реки пала в Волгу река Уруслан (т.е. Еруслан – прим. В.Б.), а в Уруслан пала река Узень» [Сербина К.Н. (ред). Книга Большому чертежу. Изд. АН СССР. М.-Л., 1950, с. 143].

В этой книге Камышенка упоминается в двух местах – при описании пути по Волге и по Дону. Так вот, писец при описании донского пути, которое также делалось им по «чертежу» ошибся с названием неизвестной ему речки: «А ниже 90 верст с Ногайской стороны (то есть с восточной – прим. В. Б.) пала в Дон речка Иловка, а вытекла речка Иловка за 100 верст, от реки от Волги, от верху речки Кармышенки, протоку Иловки 100 верст; а речка Кармышенка пала в Волгу, ниже речки Иловки на 50 верст» [Ук. соч., с. 85]. Ошибка вполне объяснимая, поскольку для ускорения процесса над «Книгой Большому чертежу» работало сразу несколько писцов, а потому волжский и донской пути описывали разные люди, которые, к тому же, впервые столкнулись с названиями многих небольших речек, расположенных за тысячу верст от Москвы.

Как КамышЕнка стала КамышИнкой


Хочу подробнее остановиться на уже упомянутом факте, что сначала эту речку в письменных источниках называли не ее сегодняшним именем – «КамышИнка», а теперь уже устаревшим названием «КамышЕнка», то есть вместо буквы «И» писалась буква «Е». В этом легко убедиться, если заглянуть в русские рукописи XVII в. и большей части XVIII в. (до 80-х годов), в которых упоминается речка Камышенка. (Правда, в текстах иностранных авторов того времени встречается название «Камышинка», но это во многом объясняется тем фактом, что эти тексты переводились в XIX-XX вв. и поэтому переводчики предпочитали давать речке более привычное им современное название).

Как мы уже говорили, в «Книге Большому чертежу», датируемой 1628 г. (ее первоисточник, можно отнести к 1598 г.), Камышенка была написана через букву «е». В «Географическом лексиконе Российского государства» Ф. А. Полунина, изданном в 1773 г., о городе и речке дается следующая информация: «Дмитриевск, или Камышенка, укрепленный город Астраханской губернии при устье реки Камышенке, впадающей в реку Волгу …» [См. Указ. соч., с. 82].

И только после того, как 7 (18) ноября 1780 г. город Дмитриевск на Камышенке указом Екатерины II был переименован в Камышин, старое название речки Камышенка стало постепенно вытесняться ее новым именем – Камышинка. Это можно объяснить тем обстоятельством, что в появившемся после этого указа новом названии города – «Камышин» исчез уменьшительный суффикс «енк», в результате чего вместо буквы «е» стала писаться «и». Этого оказалось вполне достаточно, чтобы через несколько лет под новое название города начало подстраиваться и имя речки, в котором вместо «е» стали также писать букву «и». Так что речка, сначала давшая свое имя городу, затем сама слегка скорректировала свое название под его изменившееся имя.

Причем, уже в «Географическом словаре Российского государства» Л. М. Максимовича, опубликованном в 1788 г., не только город, но и речка называются по-новому: «Камышинка, речка в Саратовской губернии, впадающая при уездном городе Камышине в правую сторону Волги …» [См. Указ. Соч., часть 2, с. 279]. Таким образом уже через восемь лет после переименования Дмитриевска в Камышин речка КамышЕнка стала называться КамышИнкой, хотя указ о переименовании города ее никак не касался. Тем не менее в следующем издании этого же словаря, опубликованном в 1804 г., речке почему-то посчитали нужным (возможно, запротестовали читатели) дать не только ее новое, но и старое имя: «Камышинка, или Камышенка, речка в Саратовской губернии, впадающая при уездном городе Камышине в правую сторону Волги …» [См. Указ. Соч., т. 3, с. 279].

Во втором томе «Географическо-статистическом словаре Российской Империи», подготовленном П. П. Семёновым-Тян-Шанским и вышедшем в 1865 г., речке также дается двойное название: «Камышинка, или Камышенка, р., Саратов. г., пр. пр. Волги». Правда, ниже при описании местоположения самого города Камышина речка в этом словаре упоминается еще три раза и каждый раз как Камышинка. [Указ. соч., т. II, с. 472-473]. Следовательно, к этому времени название «Камышенка» считалось уже устаревшим, хотя оно еще и давалось в качестве дополнительного справочного имени.

И только в XIV томе «Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона», напечатанном в 1895 г., речке Камышинке уже не дается ее старое название, а первоначальная Камышенка называется Камышинкой, то есть так как она никогда не называлась: «Камышин – уездный гор. Саратовской губ., на прав. берегу Волги. Полагают, что К., под именем Камышинки, основан в 1668 г. на лев. берегу р. Камышинки для прекращения существовавших в этой местности разбоев …» [См. Указ. Соч., т. XIV, с. 230]

Очевидно, к концу XIX века прежнее наименование речки окончательно было вытеснено новым. В этой книге при написаниии названия Камышинки будет использоваться хронологический принцип, то есть до 1780 года будет использоваться ее старое имя (за исключением цитируемых текстов, в т. ч. и переводов иностранных авторов), а после 1780 г. – новое.

Бои на Камышенке в эпоху смутного времени

Лжецаревич Петр и первое упоминание Камышенки


Первое письменное упоминание речки Камышенки встречается в документе «смутного времени», датированном 19 октябрем (здесь и ниже, если особо не оговорено, даты даются по старому стилю) 1607 года, в котором записаны показания Илейки Муромца («царевича Петра»), взятого в плен царскими войсками вместе с Иваном Болотниковым после сдачи восставшими Тулы. Как известно, крестьянское восстание под руководством Ивана Болотникова вспыхнуло летом 1606 г. в Путивле – на Юго-Западе Московского государства, в Северской земле. Откуда восставшие после ряда успешных сражений с войсками царя Василия Шуйского двинулись на Москву, которую и осадили 27 сентября (7 октября) 1606 года. Но из-за последовавших затем неудач повстанцы сначала отступили в Калугу, а потом в Тулу, которая после многомесячной осады 10 октября 1607 г. была взята царскими войсками.

Попавший в плен Илейка Муромец «сказал про себя сам, перед государевы бояре и передо всею землею» о том, как он вместе с донскими, волжскими и терскими казаками сначала весной 1606 г. пошел верх по Волге на помощь сидевшему тогда на московском троне самозванцу Лжедмитрию I (Григорию Отрепьеву), по пути грабя отдельные торговые суда и целые караваны. Казаки дошли до Свияжска, но там узнали, что Лжедмитрия I в Москве уже свергли и убили «всем миром». К тому же с Нижнего Новгорода на Астрахань в мае 1606 г. двинулась судовая рать боярина Федора Шереметева, вскоре присягнувшая на верность царю Василию Шуйскому, встреча с которой воровским казакам не сулила ничего хорошего.

Поэтому казаки решили повернуть назад и через Камышенку и Иловлю перетащить свои суда на Дон, а затем через Путивль и Тулу идти на соединение с отрядами Ивана Болотникова, шедшими тогда на Москву. Вот показания Илейки Муромца, записанные в ходе его допроса: « … их де в Асторохань не пустили для грабежу; а из-под Асторохани пошли в верх Волгою, к Гришке к Ростриге двору, и дошли до Самары, и тут де их встретили от Ростриги, под Самарою, с грамотою, и Третьяк Юрлов велел им итти к Москве наспех; и они де дошли выше Свиязского города десять верст, до Вязовых гор, и приехал козак с Москвы внове, и сказал козаку брату своему Гребенкину, что на Москве Гришку Ростригу убили миром всем, и для той вести все козаки … поворотились назад на Волгу, на реку на Камышенку, и стояли с козаками со всем войском на Камышенке, а с Камышенки переволокли на речку на Иловлю, а Иловлю перегребли на Дон … а Донцом вверх погребли верст со сто, и тут де приехал к ним с грамотою из Путимлю Горяйном зовут, сидел на Туле ныне, а грамота писана от князя Григорья Шаховского да от путимцов ото всех, чтобы итти Илейке наспех в Путимль, а царь Дмитрей жив, идет из Литвы со многими людьми в Путимль; и они по той грамоте пришли с Донца на Украину, во Царев город, а из Царева города пришли в Путимль, а из Путимля пришли на Тулу». [См. Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографической экспедицией Академии наук. Т. II. СПб., 1836, № 81, с. 175].

Возникает вопрос, почему, Илейка Муромец вместе с «воровскими» казаками в 1606 г. долго находился на Камышенке, вместо того, чтобы как можно быстрее идти на соединение с войсками Ивана Болотникова. Поскольку Лжедмитрия I убили на Москве 17 мая 1606 г., то можно предположить, что новость об этом они – при тогдашнем уровне коммуникаций – могли получить только через 7-10 дней. Примерно еще месяц у казаков заняла дорога от Свияжска до Камышенки, тем более что по пути они продолжали заниматься разбоем и грабежом торговых судов и прибрежных населенных пунктов. По свидетельству «Карамзинского Хронографа», казаки, «едучи Волгою, на встрече всяких служивых людей, и торговых, и на ватагах промышленных людей побивали до смерти и грабили» [А. Попов. Изборник славянских и русских сочинений и статей. М., 1869, с. 331].

Следовательно, вряд ли они могли прийти на Камышенку ранее начала июля, в связи с чем у казаков могли возникнуть проблемы с переволокой, так как речка к этому времени года обычно превращалась в ручей. По всей видимости, казаки Илейки Муромца из-за низкого уровня воды в Камышенке вынуждены были там остановиться в ожидании осенних дождей, чтобы переволочь свои лодки через в Ивловлю в Дон.

После завершения в 1961 г. строительства Волжской ГЭС уровень Камышинки резко поднялся и сегодня здесь нет таких резких сезонных колебаний, но в прошлом эти сезонные перепады были очень велики. В 1771 г. побывавший в Дмитриевске астроном П. Б. Иноходцев с 11 апреля по 13 ноября проводил специальные замеры уровня волжской воды в устье речки Камышенки. Так вот, по его данным, с 11 апреля вода прибывала до 24 мая, а затем по 15 августа убывала, превратив многоводную речку в маленький ручеек. После чего с 15 (26 – по новому стилю) августа по 14 (25) сентября, ученый вновь наблюдал вторичную прибыль воды в Камышенке [См. Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под редакцией М. М. Загорулько и И. О. Тюменцева. – Волгоград, 2010, с. 42], объяснявшуюся, очевидно, некоторым спадом жары и началом дождей.

Бой 1608 г. царских войск с самозванцами под Камышенкой


Убийство в Москве Лжедмитрия I и восшествие на престол Василия Шуйского не принесли спокойствия Русскому государству. Не признала нового царя и Астрахань, усмирять которую двинулась из Нижнего Новгорода судовая рать боярина Федора Шереметева, по пути наводя порядок в низовых волжских городах. При этом шереметевское войско, встречи с которым боялись воровские казаки, уже 25 июня 1606 г. было в Самаре, в начале июля сделало остановку в Саратове, а в начале августа находилось вблизи Астрахани [См. Я. Н. Рабинович. САРАТОВ В СМУТНОЕ ВРЕМЯ (1606–1614)// Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. История. Международные отношения. 2017. Т. 17, вып. 2, с. 231].

Ратники Ф. Шереметева остановились на острове Балчике, в 18 верстах от Астрахани, и попытались взять город штурмом, но не смогли. При этом астраханцы не только отразили приступ верных Шуйскому войск, но потом даже их осадили на Балчике, на котором верные царю воины построили острог. Противостояние длилось до мая 1607 г., когда Ф. Шереметев получил царский указ идти на Царицын, где вспыхнуло восстание против Шуйского. После нескольких приступов Царицын был взят царскими войсками 24 октября 1607 г. [См. Рыбалко Н. В. УПРАВЛЕНИЕ «ПОНИЗОВЫМИ ГОРОДАМИ» В ПЕРИОД МЕЖДУЦАРСТВИЯ (1610–1613 ГГ.) // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: История. Международные отношения. 2013. Т. 13, вып. 4., с. 6.].

С ноября 1607 г. по август 1608 г. основной базой Шереметева оставался Царицын, а вот низовье Волги после Царицына и до Астрахани было под контролем мятежников. В августе 1608 г. Шереметев получил указ царя Василия Шуйского – идти со своей ратью на защиту Москвы. В это время Москва была осаждена войсками нового самозванца Лжедмитрия II, устроившего свой лагерь в Тушино. В сентябре – октябре 1608 г. войско Шереметева начинает поход из Царицына через Саратов, Самару, Тетюши к Казани. [См. Я. Н. Рабинович. САРАТОВ В СМУТНОЕ ВРЕМЯ (1606–1614)// Изв. Сарат. ун-та. Нов. сер. Сер. История. Международные отношения. 2017. Т. 17, вып. 2, с. 232].

Но сначала его войско двинулось на Саратов, осаждавшийся отрядами, во главе которых стояли сразу три астраханских самозванца, один из которых называл себя сыном Ивана Грозного, а двое других объявили себя внуками этого царя. Сохранился документ, который позволяет говорить о том, что по пути из Царицына в Саратов ратникам Шереметева пришлось выдержать жестокий бой на реке Камышенке с воровскими казаками. Предположительно, это могло произойти в сентябре – октябре 1608 г. Вот «сказка» одного из участников этого похода нижегородского дворянина Василия Федорова сына Приклонского, составленная в 1628 г. о службе в 1606-10 гг.: «Служили мы з братом своим с Осипом с Приклонским царю Василью Ивановичю (то есть царю Василию Шуйском – прим. В. Б.) з боярином и с воеводами с Федором Ивановичем Шереметевым с товарыщи на Балчике (осаждали Астрахань – прим. В. Б.). И как боярин по государеву указу пошол вверх под Царицын, и Царицын взятьем взяли и на Царицыне были год. И как боярин пошол с Царицына и будет на Камышенке, и тут на Камышенке с воровскими казаки был бой, и мы на том бою государю служили и с ними билися. И с того бою пришли в Казань, и ис Казани посланы мы от боярина в Нижней в осаду. И на дороге у нас с воровскими людми были бои многие, за тритцеть верст, без престани до Нижнева, и в Нижней прошли с воеводою со князем Олександром Ондреевичем Репниным». [См. РГАДА. Ф. 1209. Столбцы по Нижнему Новгороду, № 866/21135. Л. 476].

Еще один участник боя Павел Арбузов в своей «сказке» написал: «И как боярин пошел с Царицына, и будет на Камышонке, тут был бой с воровскими людми с казаки, и я на том бою служил и с воры бился». [См. РГАДА. Ф. 1209. Столбцы по Нижнему Новгороду, № 866/21135. Л. 504].

Еще один участник боя Григорий Жедринский в своей «сказке» указал направление откуда напали на войско Шереметева воровские казаки: «И по государеву указу боярин с Царицына пошел вверх, и сверху шли в встречю боярина воровские казаки, и боярину был бой с воровскими казаки, я на том бою з боярином был, государю служил». [См. РГАДА. Ф. 1209. Столбцы по Нижнему Новгороду, № 866/21135. Л. 491]. Отсюда можно сделать вывод, что воровские казаки шли вниз по Волге из-под Саратова, который они безуспешно осаждали уже несколько месяцев.

Другой нижегородский дворянин Мясоед Рокотов уточнил место боя близ р. Камышенки, в котором участвовал его родственник Иван Хохлов: «А как боярин пошел с Царицына вверх в Казань, и на Волге приходили на боярина воровские казаки на Осиновке, и с ними был бой, и он, Иван, на том бою с варами бился и языки имал». [См. РГАДА. Ф. 1209. Столбцы по Нижнему Новгороду, № 866/21135. Л. 417].

Из последней фразы можно сделать вывод, что воровские казаки напали на судовую рать Шереметева во время ее остановки на острове Осиновский, который находился немного выше бухты р. Камышенки. Этот остров, а также рядом расположенный с ним остров Дубовский, можно увидеть, например, на американской карте 1950 г. – см. рис. 2. Все эти острова исчезли после постройки Волжской ГЭС и заполнения Волгоградского водохранилища, что привело к значительному повышению уровня Волги.



Рис. 2. Волжские острова Осиновский и Дубовский вблизи г. Камышина.

Сражение 1614 г. с воровскими казаками


Сохранился документ, из которого следует, что 17 мая 1614 г. в районе р. Камышенки произошел бой между ногайскими татарами и отрядом донских казаков, шедшими к Астрахани. Дело в том, что там с конца 1613 г. находился атаман Иван Заруцкий, отказавшийся присягать новому царю и поддерживавший в качестве претендента на престол малолетнего сына Марины Мнишек от Лжедмитрия II (по иной версии от Ивана Заруцкого).

В «Актах исторических, собранных и изданных Археографическою комиссией» опубликована «сказка» от 23 мая 1614 г. стрелецкого десятника Никифора Проводникова, который, ссылаясь на своих осведомителей, сообщает о приходе в начале апреля к Заруцкому под Астрахань пяти сотен волжских казаков, уже взявших у атамана жалование. В этой «сказке» также говорится о том, что в районе Царицына им встретился донской казак Ермачко Молодой «со товарищи» 11 человек, который сказывал, что донские казаки собирались у себя на Дону и хотят идти на государеву службу под Астрахань, «а Ермачко Молодой со товарыщи поехал в Астарахань, да тот же Ермачко сказывал про Нагайских людей, что Нагайские люди громили на Камышенке его Ермачка с товарыщи, идучи из Руси … майя (в названии месяца сохранились только две последние буквы – прим. В. Б.) в 17 день». [См. Ук. соч., т. III, с. 440-441]. Из этого сообщения можно сделать вывод, что ногайские татары, шедшие с верховьев Волги («из Руси»), напали на донских казаков во время их переволоки в районе р. Камышенки, но тем не менее последним удалось от них отбиться и добраться до Царицына.

Несмотря на то, что Ермачко Молодой со товарищи заявлял о том, что он шел под Астрахань на государеву службу, его поход показался царским ратникам подозрительным, по всей видимости, посчитавших, что служить туда они шли другому «государю» – малолетнему сыну Марины Мнишек от Лжедмитрия II. В отписке стрелецких «голов» от 27 мая 1614 г. говорится об их приходе с ратными людьми в Астрахань, разгроме воровских казацких шаек под Астраханью и о бегстве оттуда атамана Заруцкого вместе с Мариною Мнишек. А вдобавок сообщается, что 22 мая стрельцы поймали на Кабаньем острове за 70 верст от Астрахани группу донских казаков – Ермачка Молодого со товарищи 11 человек и посадили их в Астрахани в тюрьму до рассмотрения их дела воеводами – князьями Иваном Одоевским и Семеном Головиным.

По свидетельству Александра Гераклитова, долгие годы работавшего хранителем исторического архива Саратовской ученой архивной комиссии, сохранился документ, в котором говорится о том, что казанскому жильцу Анучину в 1614 году была пожалована государева придача к окладу «за Камышенский бой». По всей вероятности, за бой с казаками, пытавшимися у Камышенки пробраться с Дона на Волrу или обратно. [Гераклитов А. А. История Саратовского края в XVI-XVIII вв. Саратов: Изд-во «Друкарь», 1923, с. 202]. Однако какие-то подробности этого боя нам неизвестны.

Таким образом исторические факты свидетельствуют о том, что после постройки в 1589 г. города Царицына, закрывшего для воровских казаков царицынскую переволоку между Доном и Волгой, они вынуждены были чаще пользоваться переволокой в районе р. Камышенки и р. Иловли. Вот что о предпочтительности камышенской переволоки писал Александр Гераклитов: «Если не принимать в расчет того, что для достижения Kaмышинской переволоки приходилось пройти rреблей или лямкой лишних 150-200 верст вверх по Иловле, то эта переволока в сущности и гораздо удобнее Царицынской, так как тут сухим путем приходилось перетаскивать лодки только на 20 верст, а, не на 40-50, как под Царицыном» [Гераклитов А. А. История Саратовского края в XVI-XVIII вв. Саратов: Изд-во «Друкарь», 1923, с. 202].

Стоялый острожек Камышенка

Купец Котов острельцах на Камышенке


Для того, чтобы помешать воровским казакам пользоваться камышенской переволокой в районе бухты реки Камышенки стрельцы стали ставить весной временный острожек. Точная дата появления этого укрепленного поста неизвестна, но не исключено, что впервые его могли поставить в 1615 г., то есть на следующий год после «камышенского боя» 1614 г., за который казанскому жильцу Анучину была пожалована государева придача к окладу.

В 1623 году по указу государя и великого князя всея Руси Михаила Федоровича и великого государя святейшего патриарха московского и всея Руси Филарета Никитича московский купец Федот Афанасьевич Котов с восемью товарищами был послан с царскими товарами за море в Персию. Очевидно, перед отъездом Котов получил из Посольского приказа специальное задание – описать путь и пройденные им города, обычаи жителей, а также представить «статейный список».

Во время своего путешествия вниз по Волге купец видел временный камышенский острожек: «От Саратова двести верст до Камышенки. В Камышенке протекает речка Камышенка, берущая начало в степи, расположенной на горней стороне. Над речкою, высоко на горе, стоит острожек, и тут с весны и до осени стоят пятьсот-семьсот казанских и пригородных стрельцов, а осенью, уезжая с осенним астраханским товаром, сжигают острожек. Рекой Камышенкой ходят на Дон – три версты плывут водой, а потом двадцать верст казаки волочат струги до реки Иловли, которая течет по степи и впадает в Дон. Оттуда казаки ходят на Волгу. В степи стоят заставы стрельцов. Они ловят воровских казаков и некоторых из них убивают. От Камышенки до Царицына 150 верст. [См. Хожение купца Федота Котова в Персию. Публикация Н. А. Кузнецовой. М. Изд. вост. литературы. 1958, с. 64-65].

Из описания Федора Котова можно сделать следующие выводы: Во-первых, поскольку острожек стоит «над речкою, высоко на горе», то, следовательно, он стоял на высоком левом берегу Камышенке при ее впадении в Волгу, где впоследствии впервые был основан город. Во-вторых, временное укрепление, по всей видимости, было легкого типа в виде стоялого острожка, возвести который было легче, чем рубленый город. В-третьих, Камышенский острожек осенью стрельцами сжигался с той целью, чтобы им не воспользовались воровские казаки, которые могли превратить его в свой укрепленный пункт. В-четвертых, несмотря на относительно большой гарнизон (от 500 до 700 стрельцов), укрепление стояло лишь с весны до осени, то есть носило временный характер. Для справки заметим, что в таких городах, как Саратов и Царицын в 1630 г. постоянный гарнизон насчитывал, соответственно, 327 чел. и 425 чел. (включая 50 стрельцов-годовальщиков, которые несли там службу на временной основе), то есть был меньше гарнизона Камышенского временного стоялого острожка. [См. Гераклитов А. А. История Саратовского края в XVI-XVIII вв. Саратов: Изд-во «Друкарь», 1923, с. 215].

По всей видимости, относительно большая численность гарнизона стоялого Камышенского острожка объяснялась тем обстоятельством, что присланные сюда из различных волжских городов стрельцы с весны до осени несли не только гарнизонную службу, но и нередко сопровождали купеческие караваны, защищая их от разбойных нападений. Так, 14 ноября 1623 г. царь Михаил Федорович Романов пожаловал стрелецкому сотнику Андрею Катышевскому из Свияжска четыре аршина сукна за его службу и раны, полученные от воровских казаков, во время сопровождения каравана. Сотник вместе со своими стрельцами был послан с Камышенки сопровождать караван судов до Астрахани. И, уже возвращаясь из Астрахани, отряд сотника Андрея Катышевского на обратном пути подвергся нападению со стороны воровских казаков. В результате многих воровских казаков стрельцы побили, но и Андрей Катышевский получил раны из двух пищалей: «Ноября въ 14 день по Государеву … указу, по памяти за приписью дияка Ивана Грязева, Государева жалованья Свияжскому сотнику стрелецкому Ондрею Катышевскому 4 арш. сукна настрафилю лазоревого, цена 2 рубли; а пожаловал Государь его за его службу, и за раны, что он в прошлом 133 году (1625 г. – прим. В.Б.) посылан был с стрельцы, с Камышенки, провожати в Астрахань караван, и идучи в верх из Астрахани, в Насонове Волошке, многих воровских казаков побили, а его Ондрея на том бою воровские казаки ранили из двух пищалей» [См. Дополнения к Дворцовым разрядам по поручению графа Дмитрия Николаевича Блудова, собранныя из книг и столбцов преждебывших дворцовых приказов архива Оружейной палаты Иваном Забелиным,ч.1. М, 1882, с. 428].

Согласно 10-летним наблюдениям, проведенным Министерством путей сообщения во второй половине 80-х – первой половине 90-х гг XIX в., весенний ледоход на Волге обычно наступал в середине или конце апреля, а осенний ледоход – в конце октября или в начале ноября. [См. О значении реки Волги в торгово-промышленном отношении, в связи с мерами, необходимыми для приведения этой реки в положение, отвечающее нуждам торговли и промышленности России / К.Э. Ласский; Всерос. торг.-пром. съезд 1896 г. в Н.-Новгороде. – Нижний Новгород: тип. Губ. правл., 1896., с. XIX]. По подсчетам исследователей, плавание от Казани до Астрахани в среднем занимало от 3 недель до месяца, обратный путь – до полутора месяцев, а в целом на путь туда и обратно нужно было затратить как минимум два – два с половиной месяца. [Э. Л. Дубман. АНГЛИЙСКИЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ НА ВОЛЖСКОМ ПУТИ (ВТОРАЯ ПОЛОВИНА XVI в.// Вестник СамГУ. 2007. №5/3 (55)), с. 98-99].

Взяв за основу вышеуказанные цифры (среднюю скорость движения судов вниз по Волге от Казани до Астрахани в пределах от 21 до 30 дней), нетрудно подсчитать, что стрельцам из разных городов для того, чтобы добраться до Камышенки после весеннего ледохода обычно требовалось примерно от 2 до 3 дней, если они ехали из Саратова, от 6 до 9 дней –Сызрани, от 8 до 11 дней – Самары, от 10 до 15 дней – Симбирска и от 13 до 18 дней – из Казани. При этом опасность проникновения в Волгу воровских казаков по камышенской переволоке была особенно серьезной во второй половине апреля и первой половине мая. Следовательно, чтобы ее предотвратить нужно было ставить временный стоялый острожек на Камышенке уже в первой половине апреля. Поэтому первому отряду стрельцов из-за весеннего ледохода, по всей видимости, приходилось добираться до Камышенки не по Волге, а по суше. С учетом того, что путь вверх по Волге из Астрахани до Казани обычно был в полтора раза дольше, можно предположить, что, уезжая с осенним астраханским товаром, стрельцы, обычно сжигали Камышенский стоялый острожек в конце сентября или в начале октября.

Адам Олеарий о Камышенке 1636 г.


Судя по дошедшим до нас историческим свидетельствам, Камышенский острожек стрельцами ставился не каждый год. Во всяком случае Адам Олеарий, который в 1636 г. качестве секретаря голштинского посольства отправился вниз по Волге на корабле «Фредерик», об этом острожке ничего не пишет, хотя довольно подробно описывает речку Камышенку: «3 сентября мы с левой стороны увидели реку [Е]руслан (в подлиннике: Ruslane), а направо напротив круглую гору Ураков [бугор] (в подлиннике Urakoffskaru), которую считают в расстоянии 150 в. от Саратова. Эта гора, как говорят, получила свое название от татарского государя Урака, который здесь бился с казаками, остался на поле битвы и лежит погребенный здесь. Дальше с правой стороны находится гора и река Камышинка. Эта река вытекает из реки Иловли, которая в свою очередь впадает в большую реку Дон, текущую в сторону Понта и представляющую пограничную реку между Азией и Европой. По этой реке, как говорят, донские казаки со своими мелкими лодками направляются к Волге. Поэтому это место и считается крайне опасным в отношении разбойников. Здесь мы на высоком берегу направо увидели много водруженных деревянных крестов. Много лет тому назад русский полк бился здесь с казаками, которые хотели укрепить это место и закрыть свободный проход по Волге. В этой стычке, как говорят, пали с обеих сторон 1000 человек, и русские были здесь погребены. [См. Олеарий, Адам. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно / Введ., пер., примеч. и указ. А.М. Ловягина. СПб, 1906, с. 387-388].

Иоганн де Родес о нападении калмыков на Камышенский острожек


Еще одно упоминание о Камышенском временном острожке можно встретить в донесении от 16 ноября 1652 г. из Москвы шведской королеве Христине от ее торгового представителя Иоганна де Родеса (год рождения неизвестен, умер 31.12.1655 г.). В этом документе говорится следующее: «20 прошлого месяца по глубокообязаннейшему смирению было (послано) мое последнее (письмо) Вашему Кор. В-ству, на которое я подданнейше ссылаюсь. С тех пор сюда пришло несомненное известие, что калмыцкие татары напали на эту страну и вторглись (в Россию), осадили на Волге между Казанью (Casan) и Астраханью (Astrakan) 3 города, а именно Самару (Samara), Саратов (Saratof) и Камышин 199 (Camirzin). Нельзя еще узнать, как они сильны, но предполагают, что они, так как осадили эти города, в совокупности составляют довольно большую силу и что-то особенное замышляют. Говорят, что они имеют среди себя несколько иностранных офицеров, которых они приблизительно 7 лет тому назад взяли в плен у здешних (т.е. русских), и которые теперь должны им служить полковниками и предводителями. Как я извещен, если бы они завладели этими 3 названными местами, в особенности, если бы они хорошо укрепились, то проход (Pass) от Астрахани и от тех (мест) и, следовательно, из Персии они могут загородить и держать Волгу запертой, что (для русских) было бы большим убытком, если бы им (калмыкам) это удалось. … Вследствие этого было обнародовано по всей стране генеральное воззвание, чтобы весь военный народ был готов выступить в поход по первому приказанию. Между тем отсюда отправляются туда 2 "приказа" (Praecasen) "стрельцов", и отсюда послано приказание в Нижний (Новгород) и в Казань, так как находящиеся там солдаты ближе под рукой, чтобы они приступили к сопротивлению. При теперешней снова наступившей здесь сильной оттепели и дожде долго будет длиться, пока отправленное отсюда войско прибудет туда, вследствие чего выручка легко может прибыть слишком поздно. [См. Состояние России в 1650-1655 гг. по донесениям Родеса, Пер. Курца Б. Г. М., Императорское общество истории и древностей Российских. 1914, с. 126-127].

В другом донесении королеве из Москвы от 25 ноября 1652 г. Иоганн де Родес уточняет некоторые подробности, связанные с калмыцким набегом: «В моем последнем (письме) я подданнейше отметил, что калмыцкие татары еще осаждают Самару, Саратов и Камышин (Cammirzin), однако теперь это не подтверждается, но объявляется, что они сделали туда только набег и, говорят, увели с собой более 2.000 людей». [См. Ук. соч., с. 130].

В оригинале письма торговый представитель Швеции в Москве под названием Cammirzin (в первом случае он называет его Camirzin), по всей видимости, имел в виду Камышин. Во всяком случае именно так данное название перевел переводчик этого письма историк Борис Курц (1885 – 1938), который отождествлял Камышин с временным острожком, о котором в 1623 г. писал купец Федор Котов.

Грабежи 1659 г. воровских казаков на Камышенке


В середине XVII века шайки воровских казаков во время большой прибыли воды в конце апреля-начале мая очень часто использовали камышенскую переволоку, чтобы из Дона переволочь свои суда на Волгу. По всей видимости, чаще всего это происходило в те годы, когда стоялый острожек на Камышенке не ставился.

О том, насколько опасно было плавать в районе бухты реки Камышенки и прилегающих к ней островах, свидетельствуют, например, такие факты, которые на основе архивных документов приводит в своей книге А. А Гераклитов. В данном случае говорится о грабежах воровских казаков, которые они совершали около Дубовского острова, то есть недалеко от речки Камышенки (см. карту на рис. 2.): «В 1659 г. царицынский воевода отписывал в Москву: «в нынешнем государь, во 167 году, апреля в 30 день приехал на Царицын с Москвы с твоими великий государь грамоты Царицына города сын боярский Герасим Иванов сын Быков. И на Царицыне, государь, мне, холопу твоему, в съезжей избе он, Герасим, сказывал: как де он ехал Волгою рекою и как буде он об урочище о Дубовом острове и о том урочище видел он Герасим воровских казаков; и хотели де, государь, ево Герасима те воровские казаки разгромить и он де Герасим говорил тем воровским казакам, что едет на Царицын и Астрахань с твоими великого государя грамотами наскоро и ево де Герасима для того и не громили, пропустили мимо того урочища мая, государь, в 1 день приехали на Царицын сверху Волгою же рекою в стружку саратовские посадские люди Гараско Петров да Спиридонко Федотов … и в распросе сказали: ехали де они государь с Саратова Волгою рекою и как де они будут о том же урочище о Дубовом острове и их де погромили воровские казаки и одного де боярина Бориса Ивановича Морозова крестьянина Максима Лысковца на том стружку убили до смерти, а их де Тараска и Спиридонка с товарищами и с работными людьми те воровские казаки взяли со стругов и со всем животом на тот остров к себе на стан; а живота де взяли у них те воровские казаки полторы тысячи денег да мелкие рухляди на 200 рублев. И держали тех саратовских посадских людей те воровские казаки у себя на стану на острову день до вечера. И того же дни ввечеру отпустили и велели им ехать на Царицын, а на Саратов ехать им не велели для, государь, того, чтоб на Саратов про них воровских казаков вести не было. И они приехали в том стружку на Царицын и того убитого человека привезли. А на том стружке были у них в работе с Саратова саратовские стрельцы 8 человек и из тех стрельцов с того стружка трое человек саратовских стрельцов пристали к тем же воровским казакам. А по смете тех же воровских казаков, опричь саратовских стрельцов, чаят человек 50 и больше. И по тем вестям того ж числа послал я с Царицына для поиска тех воровских казаков до того урочища Царицына города сына боярского Петра Угримова да сотника стрелецкого Ив. Карево да с ними полтораста человек конных и пеших стрельцов и велел им где будут съедут они тех воровских казаков и им, смотря по людям и прося у Господа Бога милости и у Пречистые Богородицы помощи велел я поиск чинить над теми воровскими казаками сколько милосердный Господь Бог милости подаст». [См. Гераклитов А. А. История Саратовского края в XVI-XVIII вв. Саратов: Изд-во «Друкарь», 1923, с. 204]. К сожалению, в документах не сохранилось указаний, насколько удачно действовали на этот раз царицынские стрельцы и преуспели ли они в своем поиске над ворами.

Восстание разинцев, первое основание и гибель города на Камышенке

Поход Стеньки Разина за зипунами 1667 г.


Начавшаяся в 1667 г. с похода «за зипунами» крестьянская война на Нижней Волге и Дону под предводительством Степана Разина еще больше обострила криминальную ситуацию в этом и так неспокойном регионе. В «Сказании летописи о граде Астрахани» о том, как весной 1667 г. Стенька Разин со своим войском переволокся с Дона на Волгу, говорится следующее: «В лето от создания мира 7175-го, Мая месяца в 7 день, с Дону пришед к Волге реке, на Камышенке переволокся вор и изменник Стенка Разин с донскими казаками, и которые суды плыли в Астрахань Волгою рекою, все пограбил, насады, лодьи и павоски, и всякия корованы, остановил против урочища Шишкина бугра.

В то же время приплыл насад великого Господина Святейшего Иоасафа Патриарха Московского и всея России, и иныя насады. Он же злый лукавый вор, пограбя той патриарший насад и дворян его Алексея Золотарева с товарищи, велел повесити на шолге. Да с ними же повесил гостя Василия Шорина, приказщика его Феодора Черемисинова, и насады все велел пограбити, снасти, струги, завезки и лотки пограбить, чтобы впредь его на низ и в верх утеклецов не было.

Последи же того, как пограбя весь корован, поехал он на низ Волгою рекою напред, и к Царицыну приехал, и стал на Сарпинском Острове, всякия пожитки делить. Воевода же в то время был в Царицыне граде Андреи Унковского, и ничто же ему успевшу, токмо в городе Царицине отсиделся. Бе бо их воров многолюдно было». [См. Материалы для истории возмущения Стеньки Разина / [Предисл.: А. Попов]. – М., 1857, с. 241-242].

Переправившись с Дона на Волгу через Иловлю и Камышенку, разинцы начали поход за «зипунами». После чего отряд Разина блокировал Волгу ниже р. Камышенки, тем самым перекрыв важнейшую транспортную артерию России и начав захват груженых различными товарами купеческих кораблей. Получив колоссальную добычу и взяв хитростью в августе 1667 года Нижний Яицкий городок (до 1991 г. город Гурьев, ныне – Атырау), разинцы в марте 1668 года пошли в Персидский поход.

Энгельберт Кемпфер (1651 – 1716), побывавший в Персии с марта 1684 по 1685 г. в качестве секретаря шведского посольства, написал записки о персидском походе С. Разина 1668 – 1669 гг. В этих записках он со ссылкой на взятого в персидский плен казака, участвовавшего в этом походе, сообщает о том, что разинцы прежде чем отправиться с Дона в персидский поход, переволокли свои суда по камышенской переволоке: «Они (казаки – прим. В. Б.) оборудовали свои струги на глубоких местах Каспийского моря и несомненно везли с собой материалы по Волге, так как они избрали … обычный разбойничий путь через реку Камышинку, мимо Царицы[на] и Астрахани, где по пути они грабили самым вражеским образом. Эти бусы (суда – прим. В.Б.) были в человеческий рост высотой, один русский элл (Элл – мера около аршина) осадкой, 8 фатомов (Фатом – шестифутовая сажень) длиной и 1 фатом шириной». [См. Иностранные известия о восстании Степана Разина. М. Наука. 1975, с. 170– 171]

В феврале 1669 г. приказ Казанского дворца составил своего рода сводку разбойных нападений восставших за последние два года. В том числе много «воровства» было зафиксировано и в районе р. Камышенки: «1669 г. февраля. – Выпись (часть текста утрачена – прим. В. Б.) в приказе Казанского дворца по отпискам городовых воевод о действиях отрядов С. Разина на Волге и Каспийском море.

… Во 175-м году июня в 23 день (23 июня 1667 г.) писал к великому государю из Синбирска ст[ольник] князь Иван Дашков. – Во 175-м году июня в 14 день (14 июня 1667 г.) в роспросех сказали ему саратовские стрельцы и иные приезжие грабленые люди. – Объявились де на Волге реке донские и за[порожские] казаки многие люди близ … тысяч человек и государевых всяких чинов людей побивают до смерти и вешают, и всякое воровство и надругательство чинят, и патриарших, и гостей, и гостиные сотни, и всяких промышленных торговых людей насады и лодьи и всякие стр[уги] большие и малые остана[вливают], и ниже Камышенки … Волги реки никого не … пропустят для в[едома] перед себя Волгою Царицын … [за]плывать никаким судом. А в которых урочищах те воры на…стоят и какое воровство кому учинили, и от кого именем про них, воров, ведомость учинилась, и тому прислал роспросные речи. …

Во 175-м году июля в 29 день (29 июля 1667 г.) писал к великому государю из Синбирска стольник князь Иван Дашков и прислал роспросные речи о воровских казаках, а в роспросных речах написано. – Сказывал в Синбирску с синбирского насаду работник Федька Шеленок и иных чинов люди. – Донские де казаки, атаман Стенька Разин да ясаул Ивашко Черноярец, а с ними с 1000 человек, да к ним. же де пристают по их подговору волские ярышки, караван астараханской остановили выше Царицына. А как они, воры, мимо Царицына Волгою плыли, и с Царицына де стреляли по них из пушек, и пушка де ни одна не выстрелила, запалом весь порох выходил.

А стояли от города в 4-х верстах и присылали они на Царицын ясаула, чтоб им дать Льва Плещеева да купчину кизылбашского, и взяли на Царицыне у воеводы наковальню и мехи и кузнечную снасть. А дал им он, убоясь тех воров, что того атамана и ясаула пищаль ни сабля, ништо не возьмет, и все де войско они берегут. А грабили де кораван, и Васильеву лодью Шорина просекли и затопили в воду с государским хлебом ниже речки Камышенки, и насады и всякие суды торговых людей переграбили. А иных де до смерти побили, синбиренина Степана Федосьева изрубили и в воду бросили, да дву человек целовальников синбирских, которые с недовозным государевым саратовским хлебом посланы, били и мучили, жгли огнем из денег.

И знамя с патриарша насаду взял Стенька Разин, и старца патриарша насадного промыслу били и руку ему переломили, да трех человек патриарших насадных промышлеников повесили на шоглу за ноги, а иных за голову. Да Васильева приказщика Шорина повесили ж, да работных людей срубили дву человек, и знамяна и барабаны поймали. И пристали к нему, Стеньке, ярыжных по ево подговору с Васильева насаду Шорина 60 человек, с патриарша 100 человек да патриарш сын боярской Лазунко Жидовин. И подъезжая на Саратов, взяв на луговой стороне неведомо у каких людей 4 лошеди, и послали в Яицкой городок х казакам, чтобы казаки яицкие шли к ним на помочь». [См. Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Сборник документов. Том I, М., 1954, с. 134-137].

Воевода Михаил Прозоровский и англичанин Томас Бейль – основатели Камышенки


Рост «воровства» побудил князя Ивана Семеновича Прозоровского, посланного в 1667 г. в Астрахань воеводой, заняться постройкой крепости в районе р. Камышенки, чтобы закрыть камышенскую переволоку для воровских казаков. С этой целью он послал на Камышенку своего брата – полкового воеводу Михаила Прозоровского. Сохранилась его «отписка» о его возвращении с Камышенки в Астрахань: «1668 г. июля не ранее 9. – Отписка полкового воеводы М. Прозоровского астраханскому воеводе И. Прозоровскому о своем скором прибытии в Астрахань (часть текста утрачена – прим. В. Б.).

Господам князю Ивану Семеновичи, князю Семену Ивановичи, Роману Мартыновичи, Евстрату Антипьевичю Михайла Прозоровской челом бьет.

В нынешнем, господа, во 176-м году (1668 г. – прим. В.Б.) по указу великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича… пошол я с ратными людьми с Камышенки к вам, господам, в Астрахань июля в… день. И астраханского, господа, сотника стрелецкого Ивана Логвинова, которого вы, господа, прислали из Астрахани на Камышенку з городовыми стрельцы, отпустил я к вам, господа, в Астрахань июля в 9 день, отшед от Камышенки верст с 30, а иду я в Астрахань наспех. И вам бы, господа, по указу великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича… о высылке навстречу ко мне астраханских служилых людей, против прежних воевод, учинить по указу великого государя. А самарские, господа, служилые люди 200 человек с Самары на службу великого государя в Астрахань высланы, и на Камышенку они приехали июля в 8 день. И я их к вам, господа, не отпустил и велел им итить с собою.

Отметка о подаче: 176-го июля в 14 день (14 июля 1668 г. прим. В.Б.) подал сотник стрелецкой Иван Логвинов». [См. ОР и ДА Института истории АН, ф. Астраханская приказная палата, картон № 105, д. № 10, на 1 листе. Опубликовано в «Актах исторических», т. IV, № 202/XI.]

Таким образом 8 июля 1668 г., то есть день, когда в только что построенную Камышенку прибыли самарские стрельцы, можно считать датой первого основания города Камышина, поскольку он впервые упоминается в дошедшем до нас документе. По новому стилю эта дата приходится на 18 июля, так что предлагаю камышанам подумать над тем, чтобы перенести празднование Дня города на эту дату.

Правда, в письме Михаила Прозоровского говорится о присылке городовых (т. е. не московских, а астраханских) стрельцов не «в Камышенку, а на Камышенку». С точки зрения современного русского языка, как известно, правильно было бы сказать «о присылке стрельцов в Камышенку», а «не на Камышенку», поскольку в первом случае подразумевается город, а во втором случае – речка. Но, судя по сохранившимся историческим документам, в XVI-XVII вв. и в начале XVIII в., когда имелись в виду небольшие низовые города, было принято писать «быть на Царицыне или на Саратове, идти на Самару, на Симбирск или на Камышенку и т.д.». А вот когда речь шла об Астрахани, тогда самом крупном городе Нижнего Поволжья, то в этом случае применялся предлог «в».

Из сообщения М. Прозоровского следует, что городовых (астраханских) стрельцов на Камышенку прислали временно, то есть на так называемую годовую службу. Очевидно, их сюда перевели на период завершения строительства нового городка. В том же Саратове в 1630 г. кроме 327 чел. постоянного гарнизона было 100 стрельцев-годовальщиков и на время «покамест острог сделают» 57 боярских детей, 114 чел. «новокрещенов» и «бусурман», присланных из городов, находящихся по Волге выше Казани, и 50 плотников. [См. Гераклитов А. А. История Саратовского края в XVI-XVIII вв. Саратов: Изд-во «Друкарь», 1923, с. 215].

Как уже ранее отмечалось, побывавший в Дмитриевске в 1771 г. астроном П. Б. Иноходцева по итогам замеров уровня волжской воды в устье речки Камышенки установил, что вода здесь прибывала, начиная с 11 апреля по 24 мая. Вполне естественно, что в зависимости от погодных условий график повышения уровня воды мог несколько сдвигаться, но в целом был примерно таким. Поэтому можно предположить, что с целью не допустить переволоки воровских казаков перед астраханскими стрельцами весной 1668 г. была поставлена задача прибыть к речке Камышенке примерно к середине апреля. И по всей видимости, не будет большой ошибкой предположить, что в апреле-мае 1668 г. могли начаться первоначальные работы по строительству города Камышенки.

Сохранилась опись дел, относящихся к периоду правления царя Алексея Михайловича (1645-76 гг.), которые Приказ тайных дел должен был по указу царя Федора Алексеевича (1676 – 82 гг.) от 6 октября 1676 г. вернуть в соответствующие приказы. Но поскольку этот указ в отношении приказа Казанского дворца, в ведомственном подчинении которого находились Астрахань, Саратов, Царицын, Симбирск, Самара, Камышенка и другие низовые волжские города, не был выполнен, то 27 августа 1683 г. аналогичный указ повторно был издан от имени совместно правивших царей Иоанна (1682 – 96 гг.) и Петра (1682 – 1725 гг.) Алексеевичей. К сожалению, последний указ чиновниками на сей раз был выполнен: дела в приказ Казанского дворца были переданы, где они во время пожара в 1701 г. сгорели вместе со всем архивом этого приказа. Именно поэтому у историков сегодня очень мало источников по истории низовых волжских городов за период XVI-XVII вв.

Так вот, согласно составленной описи передаваемых дел, среди них была и «Роспись на листу, сколько на Царицыне, и на Камышенке, на Саратове и на Самаре ружья, и зелья и пушечных запасов». [См. Русская историческая библиотека, издаваемая Археографической комиссией. СПб. 1907, том 21, с. 609-610]. Эта роспись о запасах дается в росписи дел без даты, но ее можно приблизительно датировать второй половиной 1668– первой половиной 1670 г., то есть двухлетним существованием Камышенки до ее разрушения разинцами.

Видел недавно построенную Камышенку и голландец Ян Стрейс (1630—1694), сбежавший в юности от строгого отца, который все же успел обучить его «хорошему ремеслу, парусному делу». В 1668 г., узнав, что уполномоченный московского царя набирает людей для плавания по Каспийскому морю, Стрейс нанялся парусным мастером и отправился со шкипером из Амстердама Давидом Бутлером, назвавшим себя капитаном, в далекую и неизвестную ему Московию. На казенном корабле «Орел» Ян Стрейс вместе со своими соотечественниками совершил путешествие вниз по Волге до Астрахани.

В 1676 г. Ян Стрейс издал книгу о своих путешествиях, в которой, в том числе описал и еще не разрушенную разинцами Камышенку: «16-го (августа 1669 г. по старому стилю – прим. В.Б.) миновали мы протекающую по левую сторону реку Еруслан (Ruslan) и напротив нее круглую гору Ураков Каруль (Urakofskarul), по имени погребенного там татарского князя Урака (Urak). Река эта впадает в Дон, или Танаис (Tanais), где живут донские казаки и где родина и местопребывание Стеньки Разина (Stenko Radzin). При устье Еруслана (Стрейс перепутал реку Еруслан с Камышенкой – прим. В.Б.) русскими построен в 1668 г. новый город, названный Камышинкой (Kamuschinka), чтобы пересечь дорогу донским казакам, которые на своих судах переправлялись из Еруслана в Волгу и занимались крупным разбоем. Но это мало помешало хищникам; они нашли другие пути к Волге, провозя свои суда, которые весьма легки, на колесах семь миль сушей по хорошей ровной дороге». [См. Ян Стрейс. Три путешествия. Пер. Э. Бородиной). М. ОГИЗ-Соцэкгиз. 1935, с. 191]

В «копии с письма, писанного на корабле его царского величества под названием «opел», стоявшем на якоре под городом Астраханью, 24 сентября по старому стилю 1669 г»., Ян Стрейс сообщает еще некоторые детали о Камышенке: «16-го (августа 1669 г. – прим. В.Б.) мы простились с Казанью и прошли мимо городка, называемого Камышинка (Camuschinka), выстроенного за год перед тем по приказу и повелению его царского величества и обнесенного валом и шанцами по указаниям английского полковника Томаса Бейля. Этот городок расположен на реке Камышинке и построен для отражения донских разбойных казаков, которые по этой реке пробираются к Дону». [См. Ян Стрейс. Три путешествия. Пер. Э. Бородиной). М. ОГИЗ-Соцэкгиз. 1935, с. 350]».

Взятие и сожжение разинцами Камышенки


Вернувшись с персидского похода, отряд Степана Разина 22 августа 1669 г. появился вблизи Астрахани. Местный воевода, взяв со Степана Разина «крестное целование», что тот сложит оружие и вернется на службу к царю, пропускает отряд вверх по Волге. В начале октября 1669 года Разин со своим отрядом вернулся по царицынской переволоке на Дон, где воровские казаки остановились у Кагальницкого городка.

15 мая 1670 г. Степан Разин с отрядом в 7 тысяч человек осадил Царицын, вскоре сдавшийся ему без боя. После чего Разин оставляет в Царицыне 1 тысячу человек и идет к Астрахани, по пути осадив Черный Яр. Под стенами этого небольшого укрепленного городка Степан Разин готовился к битве с царскими войсками под командованием воеводы С. И. Львова, но они от битвы уклонились, в полном составе перейдя к атаману. Вместе с войском С. И. Львова на сторону восставших перешел и весь гарнизон Черного Яра. В ночь на 22 июня 1670 г. после трехдневной осады разинцам сдалась и Астрахань, где вспыхнуло восстание. А еще раньше: утром 22 июня 1670 г. прибывший из Царицына отряд разинцев захватил без боя и крепость Камышенку.

В своей книге Ян Стрейс рассказывает о том, как разинцы захватили крепость Камышенку: «Теперь он ждал к себе еще больше народа и лодок и, чтобы избавиться от трудов и усилий при перетаскивании их по суше, задумал взять врасплох город Камышинку, лежащий при устье реки Еруслана, откуда он без всякого труда мог переправиться с Дона на Волгу. Но так как тот город был хорошо укреплен и мог с легкостью защищаться, то он решил взять его хитростью и обманом. Он снарядил самых видных перешедших к нему русских солдат, отправил их туда как бы по приказу царя для того, чтобы охранять Камышинку от Стеньки. Среди них не было ни одного казака, чтобы все дело казалось правдоподобней. Таким образом отряд этот с радостью впустили в город. Войдя туда, они ночью валяли все ворота, входы и сторожевые посты и склонили гарнизон на свою сторону. Затем они схватили наместника, высшее начальство, зарубили их саблями и бросили в Волгу. После того выстрелом из пушки подали знак, что все сделано, на что Стенька тотчас же отправил туда несколько тысяч казаков, которые сменили русских. [См. Ян Стрейс. Три путешествия. Пер. Э. Бородиной). М. ОГИЗ-Соцэкгиз. 1935, с. 205-206]

На наш взгляд, этот основанный на слухах рассказ Яна Стрейса вряд ли заслуживает доверия. В своей книге Стрейс сам указывает на источник этой информации: «Когда узнали в Астрахани, что бунтующие Москвитяне предали Камышин Разину, то считали себя безнадежно погибшими». [См. Ян Стрейс. Три путешествия. Пер. Э. Бородиной). М. ОГИЗ-Соцэкгиз. 1935, с. 99]. Но, находясь в Астрахани, узнать правдивую новость о взятии Камышенки, Ян Стрейс не мог, поскольку сам он бежал из Астрахани накануне ее взятия разинцами в ночь на 22 июня. [См. Ян Стрейс. Три путешествия. Пер. Э. Бородиной). М. ОГИЗ-Соцэкгиз. 1935, с. 210], а Камышенка была захвачена отрядом разинцев утром 22 июня 1670 г. При том уровне коммуникаций новость о взятии Камышенки в Астрахань могла прийти лишь через 3-4 дня, то есть уже после взятия последней. Поэтому можно предположить, что еще до взятия разинцами Астрахани, среди жителей этого города могли циркулировать ложные (т.к. город еще не был сдан) слухи о сдаче Камышенки изменившими московскими стрельцами, о которых и написал Ян Стрейс.

Тем не менее версия Яна Стрейса о предательстве московских стрельцов, хитростью сдавших Камышенку, в исторической литературе получила широкое распространение, поскольку иных источников по этому вопросу долгое время не было опубликовано. Гораздо большее доверие у автора этих строк вызывает «отписка» Василия Ловчина, головы московских стрельцов в Саратове: «1670 г. июля между 2 и 19. – Отписка головы московских стрельцов В. Лаговчина в приказ Тайных дел о взятии восставшими казаками Камышенки и о посылке разведчиков для собирания сведений об осаде казаками Астрахани. Государю царю и великому князю Алексею Михайловичю … холоп твой Васька Лаговчин челом бьет.

В нынешнем, государь, во 178-м году июня в 25 день (25 июня 1670 г. – прим. В. Б.) писал я, холоп твой, с Саратова к тебе, великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю … к Москве с стадным конюхом с Ваською Жюравлевым. – Вор Стенька Разин, проведав про астараханских ратных людей, которые твои великого государя ратные люди для промыслу шли из Астарахани на него, вора, и он, Стенька, с воровскими казаками в стругах и берегом коньми навстречю тех астараханских ратных людей пошел. Июня ж, государь, в 30 день прибежал снизу по нагорной стороне от Камышенки на Саратов московской стрелец Дмитреева приказу Полуехтова Ивашка Михеев сын Недозор, а мне, холопу твоему, в роспросе сказал. – Июня де, государь, в 22-м числе на первом часу дни (в переводе на современные часы – с 3 ч. 48 мин. и до 4 час. 48 мин. утра – прим. В. Б.), пригребли от Царицына воровские казаки человек с 300 в ясаульных стругах и в лотках х Камышенке. И воевода де Еуфим Панов, отворя городовые ворота, тех воровских казаков пустил в город, а бою де, государь, с ними никакова не учинил. И они де, воровские казаки, были в Камышенке 2 дни и из церкви иконы и твою великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича … всякую казну да 4 пушки полковых да 2 огненные пушки медные и воеводу Еуфима Панова и камышенских служилых людей взяли с собою. И побрав торговых людей струги, которые за ними, воровскими казаками, стояли на Камышенке, пошли со всем к Царицыну. И того ж де, государь, числа Камышенской город сажгли, а оставили де на камышенском городище 4 пушки чюдинные, железные. Да он жа де, Ивашка, будучи у тех воровских казаков на Камышенке, слышел в переговоре у воровского казака: как де он, вор Стенька Разин, с казаками пошел на низ и Черной Яр взял, а воеводу Ивана Сергиевского посадил в воду. А что де, государь, с астараханскими ратными людьми учинил, того де он, Ивашка, у того воровского казака не слыхал. Да он же, Ивашка, мне, холопу твоему, в роспросе сказал. – Слышал де он Ивашка, у того ж воровского казака в переговоре: вор Стенька Разин от Черного Яру пошел к Астарахани и стоит де подлинно под Астараханью, и всякое де, государь, дурно он, вор Стенька, над Астараханью хочет учинить. А про твоих великого государя астараханских ратных людей, которые посланы из Астарахани для промыслу на него, вора, и про Астарахань, – над Астараханью от него, вора, какова дурна не учинилось ли, – подлинных, государь, вестей мне, холопу твоему, нет, и на Саратов ведомости о том ни от кого не бывало. [См. Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Сборник документов. Том I, М., 1954, с. 184-185]

Из «отписки» Василия Ловчина мы узнаем: Во-первых, что город Камышенку сдал сам воевода Еуфим Панов, по всей видимости, по той же причине, по которой сдались Царицын, Черный Яр и Астрахань – из-за нежелания гарнизона, который сочувствовал разинцам, защищать город. Во-вторых, что в Камышенском гарнизоне, действительно, были московские стрельцы (в Саратов из захваченной разинцами Камышенки прибежал московский стрелец Ивашка Михеев сын Недозор), но сценарий сдачи города был не таким, каким его описал Ян Стрейс. В-третьих, что в Камышенской крепости в общей сложности имелось 10 пушек, то есть ее гарнизон был достаточно большим, чтобы попытаться дать отпор воровским казакам. В-четвертых, что в недавно построенной Камышенке была лишь одна церковь, поскольку иначе в «отписке» было бы тогда указано название храма, из которого воровские казаки вынесли государеву казну.

О сдаче Камышенки и ряда других низовых городов сообщил и пензенский воевода Елисей Лачинов: «1670 г., июля 5. – Отписка пензенского воеводы Е. Лачинова тамбовскому воеводе Я. Хитрово о взятии С. Разиным Царицына, Камышенки и Черного Яра и о сдаче ему войска воеводы С. Львова.

Списак з грамотки слово в слово.

Милостивому государю моему Якову Тимофеевичю Елисейка Лачинов челом бьет.

Буди, государь мой, здоров на многия лета со всем своим благодатным домом, а я желаю твое государя своего здоровье ежечастно слышать. Челом бью тебе, государю своему, что жалуешь, ко мне пишешь о своем здоровье. И я, слыша твое государя своего здоровье, тем и пользуюсь. А естли, государь мой, изволишь про меня воспомянуть, и я на службе великого государя на Пензе июля по 5 число в кручине своей насило жив. Да ведомо тебе буди, благодателю моему, про низовые вести. Июня в 27 день гнали из Саратова к Москве конюхи, а сказывали мне про вора Стеньку Разина, что де Царицын и Камышенку и Черной Яр взял и воевод побил. И высылка из Астарахани от боярина от князя Ивана Семеновича Прозоровского с князь Семеном Львовым за ним, вором, была, и он де тех посылыциков побил и князь Семена Львова в воду посадил. Да те ж конюхи сказывали мне, что де на Соратове четыре конюхи для прямых вестей покинуты. По сем тебе, благодателю своему, преклонше колени, рабски много челом бью». [См. Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Сборник документов. Том I, М., 1954, с. 186]

Судя по документам, московские стрельцы в Камышенке несли годовую службу, то есть находились временно. Причем, как следует из другой «отписки» тамбовского воеводы Яна Хитрово, многие из московских стрельцов не захотели присоединяться к разинцам, фактически оказавшись относительно более благонадежной частью Камышенского гарнизона: «1670 г. июля между 17 и 21, – Отписка тамбовского воеводы Я. Хитрово в Разрядный приказ о сожжении отрядом казаков Камышенки и продвижении казаков вверх по Волге. Государю царю и великому князю Алексею Михайловичи) … холоп твой Янка Хитрово челом бьет.

В нынешнем, государь, во 178-м году июля в 8 день посылал я, холоп твой, ис Тонбова на Пензу для проведыванья вестей про воинских людей станичников, вожа Стеньку Лопосова с товарищи.

И июля ж, государь, в 17 день те станичники приехали в Танбов и подали мне, холопу твоему, отписку Нижнева города Ломова стольника и воеводы Кирила Хлопова, а в отписке, государь, ево написано. – Июля де в 5 день писал к нему в Нижней город Ломов с Ынзары воевода Петр Скорняков-Писарев по отписке с Саранска стольника и воеводы князя Никиты Приимкова-Ростовского. – Июня де в 29 день прибежал в Саранск жильца Михайлов человек Панова Гришка Яковлев с Саратова в 5-ой день, а в роспросе де перед ним, князь Никитою, скозал. – Был де он в Соратове с Яковлевым человеком Панова для лошединой покупки. И как де он с Саратова поехал, и переехал Волгу от Саратова на нагорную сторону. И к монастырю де // приплыли снизу Волгою рекою саратовские рыбаловы 6 человек в лотках и сказавали де им, Гришке. – Плыли де они с Саратова Волгою на низ для рыбные ловли, и от Соратова де в 20-ти верстах встретились с ними московские стрельцы в лотках же, которые были на твоей великого государя службе на Камышенке. И воротили де их те московские стрельцы назад, а сказали де им, что де вор Стенька Разин с воровскими казаки город Комышенку выжех, а воеводу камышенского Еуфима Панова повесели. И они де, стрельцы, из города Камышенки ушли. А идет де он, вор Стенька, Волгою к Саратову, да и конница де с ним берегом идет же да Саратова за 60 верст об Охматове острове. [См. Крестьянская война под предводительством Степана Разина. Сборник документов. Том I, М., 1954, с. 219].

О том, что московские стрельцы были ненадежными попутчиками Степана Разина можно также сделать вывод из другого письма пензенского воеводы Елисея Лачинова тамбовскому воеводе Якову Хитрово, написанного 23 сентября 1670 г. Помимо прочих событий в этом письме рассказывается об обстоятельствах гибели камышенского воеводы Ефима Панова, взятого в плен разинцами, которого они сделали гребцом. Во время осады Симбирска Ефим Панов подговорил 30 московских стрельцов убежать из разинского войска, что они и сделали. Однако Разин послал за ними погоню, которая в 100 км западнее Симбирска в городе Карсуне (сегодня это райцентр и посёлок в Ульяновской области – прим. В.Б.) настигла беглецов, где их всех и порубили. В письме, в частности, сообщается следующее: «Господину Якову Тимофеевичю Елисей Лачинов челом бьет. В нынешнемъ во 179-м году сентября в 17 день писал с Саранска воевода Матвей Вельяминов ко мне на Пензу с посылщики моими с татарином Тепкайкою Кучаковым с товарыщи, а в отписке ево написано: в нынешнем во 179-м году сентября в 11 день посылал де он, Матвей, с Саранска в Синбирск к околничему и воеводе к Ивану Богдановичю Милославскому проезжею станицу, служилых татар Алтыбайку Баксутина с товарищи, для проведыванья вора и изменника Стенки Разина, и сего ж де месяца в 14-м числе те татаровя, Алтыбайка с товарищи, прибежав в Саранск, перед ним, Матвеем, вроспросе сказали: доезжали де они за реку Суру до татарские деревни, и той де деревни татарин, а как де ево зовут, и он того не ведает, сказал ему, Алтыбайку, что де он из Синбирска ушол из осады, а Синбирск де рубленой город цел, околничий и воевода Иван Богданович Милославской сидит в осаде, ожидает себе на выручку в. г. (великого государя – прим. В. Б.) ратных людей и подле городовых стен укрепил крепости, уклал де мешками з землею, и с солью, и с мукою, и укрепя, сказал: «хотя де помереть, а вору не здатца».

А город де Карсун взят, и воевода з женою и з детми и подьячих, и затинщиков, и пушкарей тритцать человекъ побиты и перерублены на смерть, и атаманы де в Карсуни построены, и карсунские де жилецкие и уездные всяких чинов люди крест целовали. Да тот жа де вор Стенка привез с собою в гребцах камышенского воеводу Юфима Панова, и он де, Юфим, в Синбирску подговорил с собою тритцать человекъ московских стрелцов и с ними из Синбирска побежал, и ево де, Юфима, и стрелцов, догнав в Карсуни, Стенкины посылщики порубили всех на смерть. …». (Разряд, Белгородский стол, № 692, лл. 348 – 350., копия отписки Е. Лачинова к Я. Т. Хитрово (23 сентября), посланная им в Разряд»). [См. Крестьянство и националы в революционном движении. М.-Л., 1931, с. 15].

Сколько лет не восстанавливали Камышенку


После сожженияКамышенки она почти 30 лет перестает упоминаться в исторических документах. В 1670 г. известный голландский картограф и гравер Ян Виллем Блау (1596 – 1673) выпустил «Новое точное описание течения Волги, ранее Ра называемой» (Nova & Accurata Wolgae Fluminis, olim Rha dicti, delineation), на которой нет города Камышенки, но зато обозначена речка Камышинка (Kamushinski fluv.) и Камышинские горы (Kamusinski mons) – см. рис. 3. Надо сказать, что это была, пожалуй, первая иностранная карта, на которой появилась речка Камышинка, как впрочем, впервые появились на карте и названные Камышинскими горы, которые тянутся вдоль правого берега Волги, являясь частью Приволжской возвышенности.



Рис. 3. Карта Волги 1670 г. известного голландского картографа и гравера Яна Виллемв Блау

О том, что разрушенную разинцами Камышенку не стали восстанавливать, свидетельствует, например, тот факт, что ее не упоминают в перечне городов Астраханской епархии, в которых имеются церкви. В 1683 г. астраханский митрополит Савватий в своем челобитье на имя государей Иоанна и Петра Алексеевичей, говоря о бедности своей епархии, писал следующее: «а епархии Астраханской и Терской всех церквей – в Астрахани, и на Терек, и на Яике, и на Красном и на Черном Ярах, и на Царицыне, и на Саратове – соборных, приходских и ружных (живущие на выдаваемом им казенном жаловании – прим. В.Б.) всего 39, а в уездах, кроме чужеземцев и басурман, нет никого» [Дополнения к Актам Историческим. СПб. X том, № 83, с. 397].

В ту религиозную эпоху сам факт отсутствия Камышенки в списке городов, имеющих свою церковь, фактически означал, что этого населенного пункта вообще не существовало, поскольку тогда при постройке любого города храм обязательно строился. Как мы уже знаем, в построенной в 1668 г. Камышенке, которую разинцы сожгли в 1670 г., также имелся один свой храм.

Сожженная разинцами Камышенка не была восстановлена и к лету 1695 г., о чем говорит запись в журнале поденной записи первого Азовского похода. 5 июня 1695 г. мимо устья реки Камышенки проследовала флотилия под командованием адмирала Лефорта. На ее флагманском корабле находился царь Петр Первый. При этом сам факт прохождения мимо р. Камышенки был записан в журнале таким образом: «… в седьмом часу проплыли реку Камышенку и место, где бывал город Камышенок, который разорил Стенка Разин, а та речка впала с правой стороны; против той речки остров Камышенский …» [Походные и путевые журналы императора Петра I 1695,1696,1697,1698,1699,1700,1701,1702 … Изданные по современному списку. Походный журнал 1695 года. СПб., 1853, с. 12.]

Таким образом из записи в журнале поденной записи первого Азовского похода напрашивается вполне очевидный вывод, что по прошествии 25 лет после своего разрушения город Камышенка так и не был восстановлен. Кроме того, можно также предположить, что остатки разрушенного города были хорошо видны для тех, кто плыл по Волге. Поскольку город был сожжен, то, по всей видимости, наиболее сохранившейся и видимой с Волги его частью был земляной вал.

Вместе с тем, до нашего времени дошел исторический документ, свидетельствующий о том, что временные воинские караулы в некоторые годы появлялись на месте разрушенной Камышенки и после 1670 г. В составленной в феврале 1722 г. «сказке» 87-летнего казанского дворянина И. Г. Нагирина, в котором он рассказывает о своей государевой службе, в частности, говорится следующее: «И был в крымском походе на службе в полку боярина и воеводы, князь Володимера Дмитреевича Долгорукова. А в другом крымском походе был в полку боярина и воеводы Бориса Петровича Шереметева. А после был на службе на Камышенке во 196-м году (1688 г. от Р. Х. – прим. В.Б.) в полку князь Андрея Федоровича Шеховского. И был на службе на Сызране в полку стольника Степана Афонасьевича Сабакина во 197-м. А во 198-м году (1690 г. от Р. Х. – прим. В.Б.) был на Камышенке ж в полку стольника, князь Петра Ивановича Дашкова. И по розбору в Казани Александра Сергеева от полковы службы отставлен. [Архив рода Нагириных // Эхо веков, № 3/4. 2002, c. 61].

По всей видимости, размещаемые на Камышенке воинские гарнизоны могли там находиться с целью защиты торговых караванов от воровских казаков с апреля по ноябрь, то есть на весь период судоходства по Волге. При этом в качестве своего укрепленного пункта временный камышенский гарнизон мог использовать оставшийся от сожженной разинцами Камышенки земляной вал и прочие укрепления.

Попытка Петра I соединить Волгу с Доном у Камышенки

Строительство канала между Камышенкой и Иловлей


Второй Азовский поход 1696 года, по итогам которого русские войска под командованием Петра I 19 июля взяли турецкую крепость Азов, сыграл важнейшую роль во втором основании города Камышина, восставшего из пепла под именем Дмитриевска. Обрадованный викторией над Турцией царь утвердил план по перестройки Азовской крепости, приказал начать строительство Таганрога в качестве базы военно-морского флота, а также утвердил программу строительства новых военных судов на воронежских верфях. Тогда же к Петру I пришла идея построить канал, который должен был соединить Волгу с Доном, что позволило бы доставлять на воронежские верфи корабельный лес с верховьев Волги, а также обеспечило бы проход волжских судов к Азову и далее в Азовское и Черное море. В конечном итоге решено было построить этот канал в том месте, где Волга и Дон максимально сближаются с друг другом через свои притоки –Камышенку и Иловлю.

Весьма любопытно, что соединение Волги с Доном активно обсуждалось в беседах с иностранцами (в т. ч. и с учеными) во время поездки Петра I с «великим посольством» в Западную Европу в 1697-98 гг. В неопубликованных бумагах известного немецкого математика и философа Лейбница (1646–1716), хранящихся в Ганноверской библиотеке, было найдено следующее письмо: «Мелле (маленький город близ Оснабрюкке – прим. В. Герье), 27 ноября 1697 г.

Я имел честь видеть в Ларе (также близ Оснабрюкке– прим. В. Герье) посланника фон Штейнберга и находившегося при нем барона фон Гагена, который состоял на службе шести саксонских герцогов. Они чрезвычайно хвалили здравый ум великого князя Московского (Петра I – прим. В.Б.) и его искусство в кораблестроении; он сделал в нем такие успехи, что числится вторым по достоинству и по жалованью между корабельными мастерами (maîtres charpentiers). Он надеется извлечь большую пользу из этого искусства и дал понять, что намерен соединить Волгу с Азовским морем (avec la mer de Zabache, appelée autrement Palus Maeotis), чтобы напасть на турок с этой стороны». [См. Владимир Герье. Лейбниц и его век. Отношения Лейбница к России и Петру Великому. СПб, 2008, с 599].

В своей книге, два тома которой впервые были изданы в 1868 г. и 1871 г., известный русский историк Владимир Герье (1837–1919) также сообщает, что нашел в неопубликованных бумагах Лейбница начерченный его рукой проект Волго-Донского канала, скопированный им с плана, набросанного Федором Головиным (1650–1706), то есть одним из трех полномочных послов петровского «великого посольства». У Лейбница этот проект озаглавлен таким образом: «Locus canalis Tanain Volgae conjuncturi, designatus manu domini Golovini legati Moschici 1697» («Проект канала, соединяющего Дон с Волгой, подписанный рукой г-на Головина, московского посла» – прим. перев.). На этом проекте изображено течение Дона и Волги с их притоками Иловлей и Камышенкой, причем последние две реки соединены каналом. [См. Владимир Герье. Лейбниц и его век. Отношения Лейбница к России и Петру Великому. СПб, 2008, с 599].

В донесении резидента Плейера своему цесарю (австрийскому императору) Леопольду I от 28 марта 1697 г. сообщается об укреплении русскими недавно захваченного у турок Азова, а также о намерении Петра I соединить каналом Волгу и Дон в том месте, где эти реки наиболее близко сходятся. В этом случае появился бы водный путь из Москвы по Волге и Дону до Азова. По словам Плейера, для этих целей весной 1697 г. было собрано 20 000 человек, работой которых руководил иностранец Брекель. [См. Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Том третий. СПб, 1858, с. 633].

Если строительством Волго-Донского канала Петр I сначала поручил заниматься немецкому инженеру Брекелю, то за посылку людей и материалов на Камышенку отвечал глава приказа Казанского дворца князя Бориса Голицына (1651/1654 – 1714). В своих записках российский дипломат и московский служилый дворянин Иван Желябужский (1638 – умер после 1709) об одном из событий 1697 года написал следующее: «А боярин князь Борис Алексеевич Голицын ходил водою и был в поднизовых городах, и на Царицыне, хотели перекапывать реку, а посошных людей всех городов было 35000; и ничего они не сделали, все простояли напрасно, и боярин Борис Алексеевич был у Аюки». [См. Записки Ивана Желябужского //Записки русских людей. События времен Петра Великого. Сост и изд. И. П. Сахаров. СПб., 1841, с. 52-53].

Аюка (1642–1724) – хан астраханских калмыков, с которым глава приказа Казанского дворца князь Борис Голицын заключил договор, впоследствии включенный в Полное собрание законов Российской империи: «1591. – Июля 17. Договорныя статьи, учиненныя на река Камышенке, между калмыцким ханом Аюкою и боярином князем Борисом Голицыным. – О пособии ему с Российской стороны огнестрельными орудиями в случае похода его против Бухарцов, Каракалпаков и Киргизцев, о свободном ему при всех Российских селениях кочевании, о вспоможении ему в случаях нападения на него Крымцов, о штрафе за крещение Калмыков без особеннаго указа и о защищении Хана от Донцов и Башкирцов.

В нынешнем в 7205 году Июля в 15 (15 июля 1697 г.) по указу Великаго Государя Царя и Великаго Князя Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца Боярин Князь Борис Алексеевич Голицын был для осмотрения низовых городов и строения новыя черты и шлюзнаго дела на реке Камышенке.

И по многим пересылкам, Калмыцкой Аюка пришел к той же реке Камышенке со многими своими ближними и лучшими улусными людьми, а не доходя, наперед себя прислал ближних своих людей Чнитея и Эджу в обоз к Боярину ко Князю Борису Алексеевичу на устье реки Камышенку говорить об месте, где ему стать, и по обсылке стал от устья реки Камышенки в 5 верстах.

И Июля в 15 день прислал он Аюка ближних своих людей, где б с Боярином со Князем Борисом Алексеевичем свидеться; и Князь Борис Алексеевич к нему против того посылал и положился в том на его разсуждения, где ему удобнее видеться; и по многим пересылкам , приказал он Аюка поставить себе ставку близко обоза Князя Бориса Алексеевича и от себя с стану поехал со всеми своими ближними людьми; а перед собою о том послал весть: и Князь Борис Алексеевич выехал к нему на половину дороги и с ним , по обыкновению, поздравлялись на лошадях, и поехали до палаток вместе, и были в палатках , и звал его Князь Борис Алексеевич к себе обедать, и он говоря, с своею старшиною сказал, что ехать ему за рогатками и за пушками и за многолюдством в обоз невозможно, и Князь Борис Алексеевич приказал рогатки все откинуть и людей свесть, а оставляет малое число на караулах, и он Аюка, о том по свидетельствовав, поехал в обоз со всеми своими владельцы и ближними людьми, во многолюдстве, и обедал, и после обеда сидя довольно, поехали в свои таборы …». [Полное собрание законов Российской империи. Первое собрание (1649 – 1825). Том III. 1689 – 1699 гг. Под ред. М. М. Сперанского. СПб., 1830, с. 329-330]

Договор между ханом Аюкой и главой приказа Казанского дворца был заключен 16 июля 1697 г., то есть на следующий день после их первой встречи. Но здесь нам важно то обстоятельство, что встреча произошла на реке Камышенке. При этом калмыцкую делегацию во главе с ханом позвали обедать в палатках, а обоз князя Бориса Голицына стоял, огражденный «рогатками и за пушками». Следовательно, города здесь еще не было, но так как глава приказа Казанского дворца приехал сюда, в том числе и для шлюзнаго дела на Камышенке, то можно сделать вывод, что начавшиеся весной 1697 г. работы по строительству канала летом уже были в полном разгаре.

Сохранилась записка Петра I к главе Адмиралтейского приказа (будущему адмиралу и одному из создателей российского флота) Федору Матвеевичу Апраксину (1661-1728), датируемая 1697 годом, в котором есть такие строки: «Есть ли время будет, осмотреть и слюзов на Камышенке» [См. Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России. М., 1788, ч. X, с. 19]. К сожалению, точная дата написания этой записки неизвестна, но судя по ее характеру можно предположить, что она была написана в конце лета или в начале осени 1697 г., когда пришло время проконтролировать итоги первого сезона работы по строительству канала.

Нам неизвестно, нашел ли тогда Федор Апраксин время побывать на Камышенке, но зато хорошо известно, что в целом ход этих работ очень сильно не понравился курирующему немецкого инженера начальству. А ожидавший больших неприятностей немецкий инженер Брекель предпочел через несколько месяцев бросить строительство канала и тайно покинуть страну. О его тайном отъезде Петру I, находившемуся тогда с «великим посольством» в Детфорде (юго-восточный район Лондона), сообщил в своем письме от 16 февраля 1698 г. его ближний окольничий (второй после боярина чин в Боярской думе) и будущий астраханский губернатор Петр Матвеевич Апраксин (1659 – 1728), брат адмирала Федора Апраксина. В своем ответе П. М. Апраксину от 26 марта 1698 г. Петр I так прокомментировал это неприятное для него событие: «Тут же пишешь, что полковник Брекель проехал тайно за границу, и то зело худо, что таково оплошно у вас; можно было покрепче смотреть в том. А здесь не токмо иной кто, но и сами короли каждому проезжую подписывают своею рукою …» [См. Письма и бумаги императора Петра Великого. СПб, 1887, том I (1688 – 1701), с. 242]

А вот что пишет о начале строительства этого канала заменивший сбежавшего Брекеля английский капитан Джон Перри, известный в то время строитель кораблей, доков и каналов: «Работы начаты были Брекелем, Немецким инженером, бывшим полковником царской службы. Он славился в Московии своими познаниями в крепостной фортификации и других работах сего рода, но, кажется, имел весьма недостаточные сведения в том, за что взялся, ибо предположил канал самым нелепым образом. Первый сделанный им шлюз был построен на воздухе, так сказать, ибо он оставил под ним пустоту, сквозь которую вода потекла, только что заперли ворота шлюзные. Такая неудача была причиною, что, приехавши зимою в Москву, Брекель выпросил паспорт одному из своих служителей, которого будто бы посылает за чем-то необходимым для его занятий за границу, и сам со взятым паспортом тайно убрался из Московии». [Записки капитана Перри о бытности его в России с 1698-го по 1713 год // Русский вестник, № 5-6. 1842, с. 228-229]

Узнав о бегстве Брекеля, царь Петр Первый решил пригласить опытного в этом деле англичанина Джона Перри, который об этом написал следующее: «Когда Его Царское Величество находился в Англии в 1698 году и изучал нашу систему строить и вооружать корабли, между многими особами, имевшими познание о делах сего рода и удостоенными чести его знакомства, был и я, рекомендованный маркизом Кармартеном, что ныне герцог Лидс, в г-м Думмером, бывшим тогда морским инспектором, а также и некоторыми другими, как человек, который может быть ему полезен в разных отношениях, при намерении его устроить в России флот, учредить внутреннее судоходство, и проч. – Переговоривши со мною, особенно о средствах сделать сообщение между реками Волгою и Доном, принял он меня в свою службу через посла своего, графа Головина, который условился со мною, чтобы мне получать по 300 ф. ст. ежегодно жалованья; кроме того платить мне издержки на путешествия, какие обязан я буду делать, и в добавок давать содержание, когда буду при должности, при достаточной награде особо за каждую оконченную мною работу.

Вскоре после нашего договора, Е. Ц. В. уехал в Голландию, и я находился при его свите. В Голландии собрал я, какие успел, замечания, после чего был отправлен прямо в Москву, с повелением поспешить в Астраханскую область, удаленную от Москвы на тысячу верст (верста, или миля Русская, 3,504 Англ. футов, около двух третей Английской мили, а миля Английская, как известно, около трети часа езды). Мне поручили работу, проектированную Царем, которою занимался уже инженер, и целью коей было соединение Волги с Доном, так, чтобы купеческие и военные корабли могли ходить в Черное и Каспийское море …

Две упомянутые мною, великие реки удалены одна от другой на 140 верст, но сие расстояние весьма уменьшается двумя небольшими реками, из коих одна, Иловля, впадает в Дон, а другая, Камышинка, сливается в Волгу. На сих-то двух реках надлежало сделать шлюзы, дабы устроить по оным судоходство, после чего оставалось только прорыть канал, в том месте, где сии реки сближаются наиболее одна с другою, на расстоянии не более 4-х верст. Если бы сии работы приведены были в исполнение, выгоды для России оказались бы весьма значительны, особливо на случай воины с Турками, Крымскими Татарами и Персиянами, а также с народами, живущими окрест Каспийского моря». [См. Записки капитана Перри о бытности его в России с 1698-го по 1713 год // Русский вестник, № 5-6. 1842, с. 227-228].

С 1698 по 1701 год строительством канала между Камышенкой и Иловлей руководил Джон Перри, который об этом в своих мемуарах пишет следующее: «Прибывши на место по царскому повелению, я осмотрел все в тот же год, когда вступил в царскую службу, всему составя план и образцы, что и имел честь немедленно представить Царю в Москве, по возвращении его из путешествия. Я доказал, что работа, начатая Брекелем, была вовсе бестолкова. Е. Ц. В. все очень хорошо вразумел, приказал мне заняться работою, начиная канал в другом направлении, мною предложением, более удобном, и где было менее труда, а особливо менее копанья земли, когда между тем устройство шлюзов было легче». [Записки капитана Перри о бытности его в России с 1698-го по 1713 год // Русский вестник, № 5-6. 1842, с. 249].

Но когда Джон Перри весной 1699 года приступил непосредственно к работам, то у него возникли непредвиденные трудности: «Но приехавши на место, нашел я дело в неожиданном положении, что меня весьма изумило и могло совершенно отвратить от всякаго занятия. Во-первых, не собрали требованных мною работников и материялов. Во-вторых, я и помощник мой, Лука Кеннеди, так грубо встречены были князем Голицыным, что он указал нам на виселицу, когда мы начали рыть не в прежнем направлении, где рыл Брекель, хотя мы поступали именно в силу точного повеления Е. Ц. В. Узнав о том, князь Голицын приказал мерять снова в обоих направлениях, на что я согласился, зная свою справедливость, и по измерению вышло, что надобно бы вынимать 20,000 кубических брассов Московских (Московский брасс 7 ф. и одна десятая часть Английского дюйма. Прим. Ред. Соч.) лишнего, кроме неудобства для шлюзов, если следовать прежнему Брекелевскому плану. Но и после сего неудовольствия и препятствия продолжались, не смотря на мои жалобы и требования в Приказ, (Приказ (Precause), бюро или канцелярия, где следуются и решаются всякие дела, касательно какой-либо области или места. Прим. Ред. Соч.) что и вынудило меня представить прошение Е. Ц. В. удостоить меня аудиенции и рассмотреть лично дело, без чего не вижу я возможности окончить возложенную на меня обязанность.

После подачи моей просьбы князь Голицын велел мне представить новое прошение в Приказ, говоря, что меня снабдят всем что нужно. Обрадованный тем, надеялся я, что дело впредь пойдет лучше, но и второе лето протекло по-прежнему; мне не давали ни людей, ни материялов; различные части работы оставались неоконченными и, следственно, могли разрушиться, что отчасти и произошло от недостатка материялов. Видя, что нет никакой надежды добиться чего-нибудь представлениями в Приказ и просьбами князю Голицыну, долгом почел я, 23-го Января 1701 г., вторично представить просьбу Е. Ц. В., где расчетом доказал, что если бы 12 человек рыли по одной брассе кубической в день, то все что вырыли мы в два лета, могло быть вырыто в 15 дней, при назначенном мною числе рабочих. Я представлял сверх того, что у меня всегда недоставало материялов, орудий, лесу, без чего строить шлюзы невозможно. Я заключил тем, что если бы число людей и материялов дали мне вполне, несмотря ни на какие препятствия, работу кончил бы я в три, или по большей мере, в четыре года.

После сего даны были, как я узнал, более строгие приказания доставлять мне все исправно, и Е Ц. В. приказал мне сочинить новые рисунки постройкам, что и вручил я Е. Ц. В. во дворце его, в Преображенском. Однакожь в конце третьего лета, князь Петр Иванович Дашков (knez Peter Ewanvich Dashcoff) (он начальствовал над воинским прикрытием работ и над работниками – Прим. Ред. Соч.) письменно известил меня, что правители городов по берегам Волги, коим послали копии моего рисунка, представили письменные сказки (scascoes), или свидетельства жителей, о том, что леса, потребного для построек, какой я назначил, нигде по берегам Волги нет.

Принужден я был после сего потребовать отряд драгунов для охранения от Татар, и отправился в лес, находившийся в двух днях езды от места наших работ. Менее, нежели в две недели, нашел я там достаточное количество леса, способного для устройства шлюзов. Я донес о том адмиралу Апраксину, присланному обозреть производство дела, представя притом всегдашний недостаток работников, не смотря на все мои требования. Удостоверившись во всем лично, он обещал мне представить о том Царю, обещая быть моим покровителем и засвидетельствовать усердие мое к службе». [Записки капитана Перри о бытности его в России с 1698-го по 1713 год // Русский вестник, № 5-6. 1842, с. 246-248].

Таким образом земляные работы по прокладке канала между Иловлей и Камышенкой велись в двух различных направлениях. При этом трасса канала Брекеля была проложена севернее трассы канала Перри. В журнале «Техника-Молодежи» (№1, 1938 год) будущий главный геолог «Волгодонстроя» В.Д. Галактионов, опубликовал статью «Волга-Дон» вместе с картой, на которой обозначены каналы Брекеля и Перри – см. рис. 4.



Рис. 4. Карта с каналами Брекеля и Перри

Тот факт, что канал копался в двух направлениях, ввел в заблуждение известного саратовского краеведа Александра Минха, который ошибочно считал: «Собственно прорыто два канала (см. канал Селима) от р. Иловли к Камышенке (от запада к востоку), идущих параллельно. Их можно видеть, подъезжая к селу Барановке (на р. Иловле) в 18 верстах от г. Камышина … Канал Селима Камышинского уезда … По другим данным, султан Селим, желая провести в Каспийское море свой флот против персиян, а может быть и против Астрахани, взятой уже русскими, приказал татарскому хану Девлет-Гирею рыть канал в 20 верстах от Камышина, на возвышенностях между речками Иловлей и Камышинкой, но работа была брошена» [Историко-географический словарь Саратовской губернии. /Сост. Минх А. Н., том 1: Южные уезды: Камышинский и Царицынский. Вып. 2: Лит. Д – К: Саратов, 1900, с. 460-461].

На самом деле канал Селима капался в 1569 г. не в районе камышенской переволоки, а в районе царицынской. [См. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга вторая. Том VI, с. 220]. Надо сказать, что эта ошибка Александра Минха получила широкое распространение и в камышинской краеведческой литературе. [См. «Люби и знай свой край». Учебное пособие. Камышин, 1993, с. 8].

В «Новой чертежной книге, содержащей великую реку Дон или Танаис по ее истинному положению…», изданной в 1703 г. или 1704 г. в Амстердаме голландским вице-адмиралом Корнелием Крейсом, находившемся на русской службе, есть весьма любопытная карта строительства канала между Камышенкой и Иловлей – см. рис. 5. На ней обозначены: на левом берегу реки Камышенки – город Камышенка, а на правом – Петр город. Забегая вперед, скажу, что Петр город здесь так и не был построен, как не был построен и обозначенный на этой карте город Иловля, который планировали основать при впадении Иловли в Дон (см. рис. 7). В то время как новопостроенный город Камышенка вскоре после прибытия сюда служивых людей из Казани стал называться Дмитриевском (о подробностях расскажем далее).

Проекты этих городов были сделаны по приказу Петра I. Об этом говорится в донесении кн. Б. А. Голицына, отправленном в августе 1708 г. царю Петру Алексеевичу о сожжении князем Петром Хованским Паншина и Иловлинского городков: «Да смею тебе государь доложить, хотя и мое дело, наперед сего изволил мне приказывать, чтоб зделать у Илавлы или где пристойно быть городу, чертежи, которые и были зделаны и поднесены тебе государю. А ныне по отписке князь Петра Хаванского Паншин и Илавлинской выжжены. И о том господин, что укажешь. …». [См. ГАФКЭ. Кабинет Петра I, отд. II, кн. № 7, лд. 632—633.]



Рис. 5. Город Камышенка и Петр город на карте строительства Волго-Донского канала между Камышенкой и Иловлей

Судя по карте Корнелия Крейса, которая на рис. 5 приводится не полностью (здесь можно увидеть только два проектируемых города – Камышенка и Петр город и два шлюза), в общей сложности строители канала собирались построить шесть шлюзов, двое из которых – в районе современного Петров Вала, а самая последняя – в бухте реки Камышенки, то есть в районе островка, ушедшего под воду после ввода в эксплуатацию в начале 60-х годов XX века Волжской ГЭС.

Набеги татар и прочие трудности строителей канала


Говоря о строивших канал работниках, Джон Перри писал: «Когда я занимался устройством водного сообщения в Камышенке, почти половина присланных ко мне работников для рытья канала была из числа этих Татар, и большая часть всадников, присланных для прикрытия рабочих, состояла из Дворян или высшего сословия того же народа». [Перри Д. Другое и более подробное повествование о России // Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. №. 2. М. 1871, с. 146]. Эти меры безопасности были вовсе нелишними, поскольку рядом кочевали воинственные калмыки, которые хотя и признавали власть русского царя, но среди них было много так называемых воровских калмыков, которые, как и воровские казаки, частенько занимались грабежами.

Впрочем, в целом отношения между калмыками и строителями канала, по словам Перри, были вполне мирными: «В то время, когда я занимался на Камышенке устройством сообщения между Волгой и Доном в течение целого лета, небольшие орды этих Татар (калмыков – прим. В. Б.) раскидывали палатки свои на противоположном берегу Волги. Для торговых сношений они часто переправлялись через реку, а также и Pyccкие переезжали на их берег для той же цели. Многие из них посещали мои работы и с любопытством осматривали снаряды и способ употребления их. Таким образом я имел случай оказывать им вежливость, и они приглашали меня и помощников моих в свой стан, где в разговоре предлагали нам весьма основательные вопросы касательно нашей родины и места нашего происхождения; они всегда принимали нас очень радушно». [Перри Д. Другое и более подробное повествование о России // Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. №. 2. М. 1871, с. 57].

Гораздо большую опасность для строителей канала представляли кубанские татары («малые ногаи»), находившиеся в подданстве крымского хана: «Теперь буду я говорить о другом народе, Кабанских Татарах (Caban Tartars) (Кубанские? О. Б.). Они сильного сложения, весьма пропорциональны. Волосы у них черные, цвет лица смуглый, как и у всех прочих Татар; они обитают на запад от реки Волги по северо-восточному берегу Черного моря, в области, находящейся между этим морем и Каспийским. Из этой местности они делают постоянные набеги на пограничные Pyccкие земли, грабят и жгут селения и нередко уводят с собою рогатый скот, овец, лошадей и даже людей. По этой причинe широкая полоса земли на западной стороне Волги, между городом Саратовом и Каспийским морем, почти вовсе не населена, за исключением островов около Астрахани. В городах Камышенке, Царице, Ишорнике (Черный Яр? О. Б.) и Терки (Camishinka, Czaritza, Ischornico and Terki), отстоящих друг от друга на 150, 160 и 200 миль, содержится сильная охранная стража, всегда готовая взяться за оружие в случай тревоги. По причине этих набегов со стороны вышеназванных Татар, Русские в этом крае не пашут и не сеют (хотя почва чрезвычайно плодородна); рожь для продовольствия привозится вниз по реке Волге, и те же суда возвращаются вверх по течению, нагруженные рыбою, солью и проч. Предметы эти вывозятся в таком количестве, что большая часть России пользуется запасами, вывезенными из местечка, отстоящего миль за тридцать от Камышенки. Из Астрахани суда на возвратном пути ежегодно привозят богатые Персидские и Армянские товары, шелковые, бумажные и льняные ткани.

Татары обыкновенно делают свои набеги в летнее время, когда луга покрыты обильною травою, чтоб лошади могли пользоваться подножным кормом. Отправляясь в подобного рода походы, каждый всадник запасается двумя лошадьми, и на походе, он попеременно едет на одной, а другую ведет на поводу. Направляясь по пустынной стране, которую Pyccкие называют степью, они обыкновенно выступают большими отрядами, и чтобы их приближение не было замечено, во все стороны рассыпаются отдельные всадники для обозрения местности. Они подвигаются вперед с такою быстротою и предосторожностью, что появление их не может быть заранее замечено, и бросаются на всякую добычу, которая попадается им на пути. Опустошив страну, на сколько это для них окажется возможным, они с подобной же поспешностью возвращаются назад, прежде чем Русские успеют опередить их и отрезать им отступление. С теми, которые попадутся в плен, с обеих сторон обращаются варварским образом, и этим несчастным весьма редко удается освободиться из неволи. Одно из главных преимуществ, представляемых устройством сообщения между Волгою и Доном, заключалось в том, что это полагало преграду дальнейшим вторжениям этих Татар в пределы Poccии. Во все время, пока я занимался устройством работ на Камышенке, там находилось войско из 2000 благородных всадников (большая часть из них Мордва и Морзейские Татары (Mordwa and Morzee Tartars) (Ерзенские? О. Б.), состоящие в непосредственном подданстве Царя (об них я буду иметь случай говорить позже).

Вместе с конницей был также и отряд пехоты в 4000 человек и 12 полевых орудий, предназначавшихся для предохранения работников от набегов вышеназванных Кабанцев, а на расстоянии нескольких миль на вершинах гор и прочих удобных местах расставлены были пикеты, во избежание внезапных нападений; но, не смотря на все эти предосторожности, однажды на рассвете дня, прежде чем мы могли быть предуведомлены, отряд в 3000, или 4000, этих Татар подошел к самому нашему стану; однако, как только ударили тревогу и с наших линий начали стрелять из пушек в них, они с поспешностью удалились, прежде чем наши люди успели сесть на лошадей и построиться в должном порядке, чтоб напасть на них. Во время этого набега многие из лошадей наших находились в некотором расстоянии от стана и были захвачены и уведены неприятелем; всего уведено было около 1400 лошадей; некоторые из них принадлежали войску, другие рабочим. Захвачены были также в плен несколько человек, которые стерегли лошадей, пока они паслись на лугах, так как в этой стране нет обыкновения огораживать пастбища изгородями». [Перри Д. Другое и более подробное повествование о России // Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. №. 2. М. 1871, с. 57-59].

Изучив карту Корнелия Крейса, автор этих строк выяснил, что сначала работники канала разбивали свои шалаши в старом лагере, который на карте обозначен как «Старые шалаши работников» и находился на берегу р. Камышенки, то есть в самом начале трассы канала со стороны этой речки. С помощью сервиса на сайте http://www.etomesto.ru/map удалось приблизительно определить (более точная идентификация затруднена из-за неточности старой карты), что он находился недалеко от того места, где сегодня находится хутор Грязнуха.

По всей видимости, после упомянутого выше набега кубанских татар руководители строительства решили разбить для рабочих новый лагерь. Судя по карте Корнелия Крейса (см. рис. 6), новый лагерь, в который переместились шалаши строивших канал рабочих, был разбит на левом берегу Иловли, то есть находился в начале трассы канала со стороны этой впадающей в Дон речки. Причем, новый лагерь с трех сторон (за исключением береговой полосы) был окружен частоколом, то есть представлял собою острожек. С помощью сервиса на сайте http://www.etomesto.ru/map автору этих строк удалось определить, что новый лагерь находился вблизи современного Петров Вала.



Рис. 6. Старый и новый укрепленный лагерь для строителей канала между Камышенкой и Иловлей

Заметим, что отрядом войск, обеспечивавшим безопасность строительства канала, командовал князь Петр Иванович Дашков, ранее уже упомянутый Джоном Перри как knez Peter Ewanvich Dashcoff. Причем, получил он эту должность, можно сказать, пройдя конкурсный отбор. В описании документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции, есть датированный февралем 7207 г. (1699 г. от Рождения И. Х.) список стольников, составленный в Разряде (Разрядный приказ – ведомство, ведавшее служилыми людьми, военным управлением, а также южными и восточными «окраинными» городами – прим. В.Б.) «на пример» по требованию приказа Казанского Дворца «прислать из стольников знатнаго человека, быть ему на великаго государя службе на Камышенке у слюзнаго дела, полковым воеводою» [См. Россия. М-во юстиции. Московский архив. Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. СПб, 1888, Кн. 5, с. 158-159].

По всей видимости, из всех стольников, включенных в этот список, Петра Ивановича Дашкова выбрали по той причине, что он уже нес службу на Камышенке в 1690 г. Выше мы уже писали, что в «сказке», составленной в феврале 1722 г., 87-летний казанский дворянин И. Г. Нагирин указал, что «во 198-м году (1690 г. от Р. Х. – прим. В.Б.) был на Камышенке ж в полку стольника, князь Петра Ивановича Дашкова».

Об одном из боевых эпизодов, связанных с этим воеводой, известный историк Соловьев Сергей Михайлович (1820-1879) на основе архивных источников написал следующее: «В том же году (1700 г. – прим. В.Б.) стольник и воевода князь Петр Дашков дал знать с Камышенки, что, собравшись, воровские козаки пришли под табуны и отогнали у ратных людей много лошадей. Воевода послал за ворами отряд войска, который отбил лошадей и захватил четырех воров; в расспросе и с пыток воры сказали: пошли они в прошлых годах из дворцовых сел, а в нынешнем 1700 году зимою с Медведицы городка Чернагая козак Нестерко Зиновьев прибрал к себе воров из разных козачьих городков и стал с ними станом на реке Медведице в луке, откуда посылал отгонять лошадей из полку князя Дашкова; на этих лошадях хотел атаман Нестерко ехать по городкам, по Медведице и Дону, звать вольницу и ехать на Аграхань через степь к козаку Костке Иванову, который прежде был в Паншине атаманом: присылал Костка товарища своего Губана с Аграхани на Дон для подговору в разные козачьи городки; в совете были и хотели идти на Аграхань поп Максимка Григорьев, Филка Архипов, прозвище Кисельная Борода, и множество других козаков из разных мест; умышляли – пришед на Аграхань, выходить на море и на Волгу-реку под Царицын для воровства и разоренья всяких людей и стругов» [См. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. СПб. 1851-1879. Книга третья. Том XV, с. 1392-1393].

В своих мемуарах Джон Перри также написал о трудностях, связанных с оплатой строительных работ, о чем свидетельствует и челобитная одного из голландских мастеров, приглашенных на строительство канала. Судя по тексту, челобитную иностранцу помог написать русский переводчик, хорошо знакомый с тогдашним канцелярским стилем: «Великому государю царю и великому князю Петру Алексеевичу … бьет челом иноземец Галанской земли кузнец Шарлко Терий: делаю я иноземец к часовым делам всякую железную работу которые часы велено делать из Оружейной Палаты твои великого государя часовнику Ивану Якимову, а кормовых денег по твоему … указу мне иноземцу велено давать на день по 5 ал. (алтын, 1 алтын=3 коп. – прим. В. Б.)., и тех кормовых денег мне иноземцу декабря с 23 числа прошлого 207 году (23 декабря 1698 г. от Р Х – прим. В.Б.) декабря ж по 23 число нынешнего 208 году (23 декабря 1699 г. – прим. В.Б.), итого на год ничего не дано; милосердый великий государь … Петр Алексеевич, … пожалуй меня иноземца, вели государь из Оружейные Палаты те мои кормовые деньги выдать, чтоб было чем мне с женишкою прокормится, великий государь, смилуйся».

И против сей челобитной выписано: в прошлом 206 году (1697/98 гг.) прислан из Суднаго Володимирского Приказу в Приказ Казанскаго Дворца по докладному письму слюзнаго мастера Елеозара Крафорта иноземец кузнец Шарла, и был у слюзного дела на Камышенке, а в прошлом де в 207 году, декабря в 7-й день (7 декабря 1698 г. – прим В. Б.) по имянному его великого государя указу тот кузнец взят к Москве, и велено ему быть у корабельнаго дела, а к Москве приехал он февраля во 2-м числе, а великого государя жалованья дано ему Шарлу в Приказе Казанскаго Дворца июля с 16 числа 206 году (16 июля 1698 г. – прим В. Б.) ноября по 16 число 207 году (16 ноября 1699 г. – прим В. Б.), всего на 4 месяца, по 24 ефимка на месяц, итого за 96 ефимков, 52 р. 26 ал. 4 д. (96 талеров, 52 руб. 26 алтын. 4 деньги – прим. В.Б.). А в списку де с договорных статей, каков подал он о жалованье в Приказе Казанскаго Дворца написано: по уговору в Амстрадаме давать ему Шарлу месячного жалованья по 24 ефимка на месяц, да ему ж Шарлу давать поденный корм и питье и дрова и свечи, а буде ему того давать не учнут и ему вместо того корм давать деньгами. И 1700 г. генваря в 13 день, боярин Федор Алексеевич Головин с товарищи, слушав вышеписанной выписки, приказал иноземцу кузнецу Шарлу выдать великого государя жалованья кормовых денег, марта с 26 числа 207 году (26 марта 1699 г. – прим В. Б.), октября по 16 число 208 году (16 октября 1699 г. – прим В. Б.), всего на 6 месяцев на 21 день, по 2 ал. по 4 д. на день, итого 16 руб. 9 ал. 2 д.» [Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом. М., 1872, том 1, с. 191].

А вот что Джон Перри написал в своих воспоминаниях об обеспечении работниками и материалами, необходимыми для строительства канала: «Три года сряду был я занят сею работою. Я требовал для нее по 30,000 человек в год, но никогда не давали мне и половины, а в последний год было у меня рабочих не более 10,000. Недоставало также и материалов. Каждую зиму, возвращаясь в Москву, подавал я записки самому Царю о необходимости быть лучше подкрепленным в моих работах, особливо при постройке шлюзов. Но Царь потерял тогда битву под Нарвою, и с Швециею продолжалась война, требовавшая множества войск и денег. Царю было не до меня, и в конце 1701 г. получил я повеление прекратить мои работы на некоторое время, оставя для надзора за ними одного из бывших при мне офицеров, дабы наблюдать за тем, что уже сделано; с остальными офицерами велено мне явиться в Москву, хотя шлюзы канала были почти кончены и самый канал наполовину выкопан. Меня отправили в Воронеж для другого дела. Царь сменил правителя Астраханского царства, князя Бориса Алексеевича Голицына (на самом деле, как полагают историки, этого вельможу сняли за то, что он не сумел предотвратить восстание в Астрахани 1705-06 гг. – прим. В. Б.), ибо соединение Волги и Дона происходило в его Астраханской области, и изъявил ему гнев свой за явное пренебрежение дела и недоставление мне людей и материялов». [Записки капитана Перри о бытности его в России с 1698-го по 1713 год // Русский вестник, № 5-6. 1842, с. 249-250].

Хотя Северная война со Швецией (1700-1721) действительно создала серьезные финансовые трудности для реализации многих петровских проектов, тем не менее главной причиной отказа от дальнейшей прокладки канала между Камышенкой и Иловлей стал тот факт, что с 1702 г. царь решил бросить все силы на строительство Ивановского канала, который активно строился в период с 1702 г. по 1709 г. на территории современной Тульской области. Там работы по соединению Волги с верховьями Дона велись в направлении Волга – Ока – Упа – Шать – Ивановское озеро – Дон.

Впрочем, как и канал в районе реки Камышенки, так и Ивановский канал, в конечном счете оказались недостроенными и заброшенными. Тем не менее в литературе XVIII-XIX вв. сохранилось упоминание, что в 1707 г. по Ивановскому каналу прошло около 300 судов, к чему многие исследователи относятся весьма скептически, полагая, что на самом деле там только в виде опыта было проведено несколько судов. [См. Ивановский канал, начатый Петром Великим для соединения Волги с Доном //Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1892 год. Книга первая, с.18] …

Второе основание Камышенки

Когда полк Буша прибыл на Камышенку


Когда 2 сентября 1701 г. Джон Перри получил высочайшее повеление оставить Камышинку, так и не успев завершить работ по строительству Волго-Донского канала, на левом берегу этой небольшой речки уже возвышался недавно построенный город Дмитриевск (а точнее сказать, вначале его чаще называли Новодемитревской, Дмитровской или Дмитриев). Вот что по поводу основания города говорится в камышинской летописи (впервые опубликована в «Саратовских губернских ведомостях» в № 14, 15, 17 за 1857 г.), составленной на основе устных преданий его первых жителей: «1692 года от Государей Иоанна и Петра Алексеевичев Казанскому губернатору болярину и воеводе князю Михайле Алексеевичу Черкасскому дан был указ: со всей Казанской губернии, из городов и уездов собрать из стрелецких полков и черносотенных тысячу семей. По которому указу собрано с рек Волги, Камы, Вятки и Ветлуги, в уездах Уржумском, Малмыжском и других стрелецких и черносотенных погостов, из жителей от семей тысячу душ, кроме жен и детей, и часть из города Казани; а по сборе жили в Казани четыре года; и в то время приехал из Москвы от Государей в Казань в губернаторы ближний болярин Петр Самойлович Салтыков и с ним много московских бояр и стольников, которой губернатор осматривал новобранной полк, которой из стрелецкого назван конным солдатским Дмитриевским полком, потому что все служилые люди просили Казанского Митрополита Тихона и архимандрита Геннадия, также губернатора и бояр, чтоб прежнее полковое их название осталося во имя Святого Великомученика Димитрия Селунского, коего икона предпочтительно была уважаема и по взятии Казани оставлена с хоругвою на оборону Московским людям от набегов татарских. После сего осмотру, перезимовав в Казани и по другим селам и деревням, и весною собравшись оный полк в Казань, получил денежное жалованье, пищу и платье Государево, а свое позволено было оному лишнюю рухлядь повольно продавать, а паче всего лошадей и всякой скот. В то время пожалован в оный полк полковником и воеводою из Московских бояр Яков Буш, с тем чтобы ехал он с ним на стругах вниз по Волге, в новопостроенный город Дмитриевск, который тогда так назван был: потому дано оному пушек, ручнаго ружья, шпаг, копьев,пороху, свинцу, ядер и всякаго запасу довольно, а воеводе и болярам даны от губернатора кортики и пожалованы в чины. Митрополит же Казанский благословил в путь с нами попа Тимофея Никифорова с причетом; причем дано им три казенные колокола добраго звону, церковный книги, святыя иконы и денежное жалованье и кормом; а по слитьи большой на Волге воды сказано им собираться на струги со всеми семействами и животы, и кому где угодно будет складываться в общину по сотням. И в 1697 году, на Ильин день (20 июля по старому стилю – прим. В.Б.), полковник и воевода Буш просил с хорошими людьми, из коих были жители Казанские, Терентием Калашниковым, Петром Остаховым с товарищами, из Вятчан Афанасием Тоньковым, Федором Мешимиковым, Яковом Костаревым и прочими, протопопы с священниками отслужить на стругах со святыми иконами и честными крестами молебен Спасителю, Божией Матери и Великомученику Димитрию, с водосвятием и благословением в путь, равно чтобы облекшись притом в лутчие ризы, взяли б с мощами честный крест и чудотворный Казанския Божия Матери образ, коего однако ж архимандрит из церкви выносить возбранил, а вместо онаго позволил взять местную, со онаго списанную икону, которая и ныне в здешнем соборе хранится. По отпении же молебна духовный особы позваны были в судно под шатер выпить винограднаго вина и отобедать. По обеде же почали их поить: между тем дали знать на все струги, – когда выпалят из пушки, чтоб все были готовы к отплытию; другой раз выстрела – чтобы всех родных сродников спущали на берег; а как в третий раз выстрелят из пушки, то бы подняли якорья и вскорости плыли. Потом все начали под шатром большим жалованным воеводе бокалом пить вино за здравие Великаго Государя, губернатора, воеводы и протчих; а как далеко уже уплыли, то духовенство, которое о сей их хитрости не знало, отвезено на берег, оставя всю церковную утварь на судах, говоря притом им: «Что мы де не знаем и сами, куда едем, а вы остаетесь дома, и у вас в церквах ризницы богатыя».

По прибытии ж к городу Дмитриевску, которой якобы начально по речке Камышинке был также наименован Камышином, говорят, якобы обрыт уже валом, в сие время, когда были слюзы вверху Камышинки рыты для соединения Илавлы с Волгою, а при Императоре I Петре только были возобновлены, и по неудобности оставлен и выстроен с каким-то именуемым Посохою с служилыми людьми 1697 года, сентября, 26-го дня, отслужа молебен, выбрались из стругов в новостроенной город; а потом поставили церковь. Город же обрыт уже был валом и вокруг обнесен полисадом, а для выезда устроено было четверо ворот. После приезда, на третий год заложена во имя Казанския Божией Матери каменная церковь, выстроена пониже окошек, коей знаки и по сие время на том месте видны». [См. Пополнительные сведения, к истории города Камышина // Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под ред. М. Загорулько и О. Тюменцева. Волгоград, 2010, с. 54-55].

К сожалению, камышинская летопись содержит массу фактических ошибок. Например, «пожалованного в оный полк полковником и воеводою из Московских бояр Якова Буша» на самом деле звали Юрием Ивановичем Бушем, и был он не московским боярином, а иноземным офицером. В частности, во время второго азовского похода 1696 г. Юрий Иванов сын Буш был полковником 7-го Низового полка [См. В. Г. Рубан. Поход боярина и большаго полку воеводы Алексея Семеновича Шеина к Азову … СПб, 1773 г., с. 34, 36].

Вместе с тем, сведения летописи о том, что полк Юрия Буша состоял из жителей Казани и близлежащих населенных пунктов, можно считать вполне достоверными. Согласно публикации известного историка Михаила Рабиновича, основанной на архивных данных [См. Ф 1209, Поместный приказ, Книги приказных дел, д. 5123/89/, л. 7-10 и Ф 1210, Генеральный двор в Преображенском, Столбцы, д. 18670, л. 369-379], жилой солдатский полк Юрия Буша, впоследствии направленный на службу в Дмитриевск, был создан в 1697/98 гг. на основе расформированных казанских жилых стрелецких полков Старицкого и Тимофея Ивановича Ржевского. При этом полк Ржевского полностью вошел в состав будущего Дмитриевского полка Юрия Буша, а вот из полка Старицкого лишь часть людей стала дмитриевцами, а остальная часть влилась в состав жилого солдатского полка Андрея Вилимовича Шарфа, впоследствии направленного на службу в Царицын. [См. М. Д. Рабинович. Полки петровской армии 1698-1725. КРАТКИЙ СПРАВОЧНИК. Под ред. Л. Г. Бескровного, М., 1977, с 13-14]

Следует особо подчеркнуть, что исторические документы не подтверждают 1697 год, как год прибытия на Камышенку полка Юрия Буша, о которой говорится в летописи. В частности, основанная на архивных данных публикация М. Д. Рабинович позволяет сделать вывод о том, что до конца мая 1698 г. жилые стрелецкие полки Ржевского и Старицкого, на базе которых сформирован был полк Юрия Буша, еще находились в Казани.

Такой вывод можно сделать, во-первых, исходя из того, что: «К лету 1698 г. в Русском государстве было 49 стрелецких полков, в том числе 20 полков московских стрельцов. … Дислокация городовых стрелецких полков рисуется следующим образом: в Казанском разряде ([См. ЦГАДА. Поместный приказ, Книги приказных дел, д. 5123/89/, л. 369-379]) – девять («семисотенный», «красный», Добычина, Банковского, Ржевского, Старицкого и еще два полка неустановленного наименования. [См. М. Д. Рабинович. Стрельцы в первой четверти XVIII в.// Исторические записки. М., 1956. Т. 58. c. 275]

А во-вторых (и это самое главное), согласно данным М. Д. Рабиновича, казанские стрелецкие полки были реорганизованы в солдатские полки сразу же после подавления 18 июня 1698 года в Москве стрелецкого бунта. В публикации данного автора [См. М. Д. Рабинович. Стрельцы в первой четверти XVIII в.// Исторические записки. М., 1956. Т. 58. c. 280] об этом говорится следующее: «Сразу же после мятежа 1698 г. определилась судьба девяти стрелецких полков Казанского разряда. Все они были расформированы и на их базе было создано пять жилых солдатских полков полковников Александра Шарфа, Тимофея Бордовика, Андрея Шарфа, Юрия Буша и Дениса Сербина. ([См. ЦГАДА. Поместный приказ, Книги приказных дел, д. 5123/89/, л. 7-10]).

Документы о «новопостроенном» Дмитриевске на Камышенке


Таким образом в 1697 году полк Юрия Буша еще не мог прибыть на Камышенку. Вместе с тем исторические документы указывают на то, что это произошло в 1698 году. Автор книги «К родословию 34-х пехотных полков Петра I» Н. Зезюлинский, вышедшей в 1915 г. в Петрограде, на основе выписок, сделанных в московских и петроградских архивах, приводит любопытную информацию, связанную с передислокацией в Дмитриевск и Царицын, соответственно, полков Юрия Буша и Андрея Шарфа.

13 марта 1707 г. к Петру I обратились с просьбой четверо старших офицеров-иноземцев, которым весной того года предстояло ехать на государеву службу в Астрахань. Подавшие челобитную два полковника и два подполковника просили у царя дать им «в Казани до Астрахани струги со всякими струговыми припасы и кормщиков, и гребцов против прежнего, справясь с Приказом Казанского Дворца». По приказу царя чиновники подготовили подробную справку, в которой помимо всего прочего сообщается следующее: «Да в прошлом в 206 году (1697/1698 гг. – прим. В.Б.) дано иноземцам полковникам: Андрею Вестову для Казанской, Юрью Бушу для Камышенской, Андрею Шарфу для Царицынской на струги по 15 рублев человеку для того, что они посланы были в те городы к Низовым солдатским полкам, да им же даваны прогонные деньги на кормщиков и на гребцов по подорожным из Ямского приказа, а подполковникам по 7 рублев с полтиною на струг». [См. Н. Зезюлинский. К родословию 34-х пехотных полков Петра I. Пг., 1915, с. 95-96»].

Заметим, что упоминаемый в этой справке 7206 год от Сотворения Мира в переводе на современное летоисчисление означает год, начавшийся 1 сентября 1697 г. и закончившийся 31 августа 1698 г. Тем не менее можно утверждать, что передислокация полков Юрия Буша и Андрея Шарфа произошла именно в 1698 году, поскольку ранее приведенные нами архивные данные, о которых сообщает М. Д. Рабинович, говорят о том, что весной 1698 г. девять жилых стрелецких полков еще не были расформированы и находились в Казани. Об этом также пишет и Н. Зезюлинский, указывая на время прибытия в Царицын полковника А. Шарфа, посланного туда в один год с полковником Юрием Бушем: «В конце 17 века был «учинен и построен на Царицыне из Казани старых полков переведенцами» низовый полк, «и у того полка был полковник Андрей Шарф», присланный к полку на Царицын в 1698 году …» [См. Н. Зезюлинский. К родословию 34-х пехотных полков Петра I. Пг., 1915, с. 69»].

Первое документальное упоминание о Дмитриевске можно найти в следующем церковном документе: «1699, апреля 29. Грамота Патриарха Адриана к Астраханскому митрополиту Самсонию относительно причисления к Астраханской епархии, согласно с указом царским, новопостроенных городов Петровска и Дмитриева (Камышина) и вообще всех мест по черте от устья Камышенки до Дона.

… В нынешнем 207 году, апреля в 25 (1699 г. – прим. В. Б.), писал ты к нам святейшему патриарху, а в отписке твоем написано: в нынешнем 207 году, ноября в 19 (1698 г. – прим. В. Б.), по указу великого государя и по грамоте, какова к тебе прислана из Приказу Казанского Дворца, велено в новопостроенных городах Дмитриеве и Петровском духовному чину быть под паствою у тебя, сыну, и ты де без нашего указу в те городы священников и диаконов посылать не смеешь; а в Дмитриеве городе, по прошению того города воеводы и служилых людей, послал на время, до нашего святейшаго патриарха указу, протопопа, и чтоб тех городов о владении духовного чину тебе указ учинить. – И как к тебе ся наша святейшаго патриарха грамота придет, и ты б новопостроенные городы, которые построены у Волги реки на усть реки Камышенки, да по той черте к Дону реке, и в тех городах церкви великомученик Георгия и Димитрия, и впредь в тех городах о церковном строении благословенныя грамоты давал, и к церквам в попы и в диаконы посвящал, и во всяком церковном управлении освященнаго и мирского всякого чину в духовных делах ведал ты, сыне». [См. Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографической коммиссией: СПб., 1872, Т. 12, с. 402].

Из этой грамоты патриарха Адриана можно сделать вывод, что 19 ноября 1698 г. город Дмитриев (Дмитриевск) на Камышенке уже был основан. В связи чем там появился церковный приход, а потому астраханский митрополит Самсоний послал туда по просьбе воеводы и служилых людей протопопа или протоиерея, который обычно является настоятелем храм. Из чего можно сделать вывод, что в Дмитриевске уже появилась первая церковь.

В грамоте упоминается также построенный в 1698 г. на берегах Медведицы город Петровск (расположен в границах современной Саратовской области), который ряд историков считают городом Петра, основанным на правом берегу Камышенки (см. на рис. 5). Во многом виноваты в этом недоразумении редакторы 12-го тома «Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографической коммиссией», которые в примечании к этому документу, написали следующее: «Города Петровск и Дмитриев, упоминаемые в этом акте, находились близ устья речки Камышинки, впадающей в р. Волга. Петровск был основан, с целью способствованию проведению канала от Камышинки до р. Иловли. Против Петровска на той же рч. Камышинки, находился город Дмитриевск, первоначально называвшийся Камышинкою; перенесенный впоследствии на правый берег Камышинки …» [См. Дополнения к актам историческим, собранные и изданные археографической коммиссией: СПб., 1872, Т. 12, с. 423].

Но в грамоте Адриана говорится о причислении к Астраханской епархии «новопостроенных городов Петровска и Дмитриева (Камышина) и вообще всех мест по черте от устья Камышенки до Дона». Поскольку построенный также в 1698 г. город Петровск находится на реке Медведице, являющейся притоком Дона, то речь идет именно об этом населенном пункте. Тем более, если учесть тот факт, что обозначенный на карте Корнелия Крейса на правом берегу Камышинке город назывался не Петровском, а Петр городом.

Таким образом, судя по имеющимся историческим документам, прибытие из Казани полка Юрия Буша в недавно основанный город Дмитриевск (Камышенку), построенный на левом высоком берегу Камышенки, могло произойти в период между подавлением в Москве стрелецкого мятежа в конце июня 1698 г. и первым официальным упоминанием новопостроенного Дмитриевска в указе Петра I от 19 ноября 1698 г. С учетом этого можно выдвинуть гипотезу, что составители камышинской летописи на год ошиблись с датой передислокации полка Юрия Буша, но в остальном их датировка вполне согласуется с дошедшими до нас историческими документами.

Поэтому можно предположить, что полк Юрия Буша действительно мог отправиться из Казани 20 июля, но не 1697, а 1698 года (примерно через месяц после подавления в Москве стрелецкого мятежа, после которого царем было принято решение о реорганизации стрелецкого войска) и прибыть в район р. Камышенки 26 сентября 1698 года (почти за два месяца до указа Петра I, в котором упоминается о новопостроенных городах Дмитриевске и Петровске). В связи с тем, что дата прибытия полка Юрия Буша на Камышенку по старому летоисчислению означает 26 сентября 7207 года от Сотворения Мира, то вполне вероятно, что при переводе этой даты на новое летоисчисление составители летописи, написавшие этот документ через много десятков лет после описываемых событий, могли ошибиться и 7207 год у них стал 1697, а не 1698 годом.

Когда началось строительство Дмитриевска?


Поскольку полк Буша прибыл в район р. Камышенки только в конце сентября 1698 г., то времени для постройки города до наступления зимних холодов у прибывших солдат оставалось мало. В камышинской летописи сообщается, что ко дню прибытия полка Юрия Буша, город «же обрыт уже был валом и вокруг обнесен полисадом, а для выезда устроено было четверо ворот». По всей видимости, земляной вал мог остаться еще от сожженной разинцами Камышенки, но его также могли слегка обновить. А вот палисад и ворота, вероятно, были построены строителями Волго-Донского канала и охранявшими их войсками, которые могли использовать земляные укрепления Камышенки в качестве своего укрепленного пункта.

Поэтому начало строительства г. Дмитриевска можно отнести к весне 1698 года, то есть, по нашим подсчетам, оно началось примерно за полгода до прибытия в город полка Юрия Буша. Тем более что весной 1698 г. строители канала оказались фактически без руководителя работ, так как немецкий инженер Брекель к тому времени уже тайно выехал за границу, а прибывший летом 1698 г. английский капитан Джон Перри, как он сам писал: «в тот же год, когда вступил в царскую службу» (1698 г. –прим. В.Б.) занимался составлением планов и образцов «и имел честь немедленно представить Царю в Москве, по возвращении его из путешествия. Я доказал, что работа, начатая Брекелем, была вовсе бестолкова» [См. Записки капитана Перри о бытности его в России с 1698-го по 1713 год // Русский вестник, № 5-6. 1842, с. 249].

Как известно, Петр I из заграничной поездки с «великим посольством» прибыл в Москву 25 августа 1698 г., то, следовательно, Джон Перри закончил разработку нового плана строительства канала между Камышенкой и Иловлей лишь к концу лета 1698 г., который царь тогда же и утвердил. А между тем отправка людей и материалов на Камышенку к «слюзному делу» весной 1698 г. шла полным ходом. В сохранившихся документах Ядринской приказной избы (сегодня город Ядрин – один из райцентров Чувашии) рассказывается следующее: «Лета 7206 [1698]-го февраля … по указу великого государя, царя и великого князя Петра Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца и по наказной памяти стольника и воеводы Якова Григорьевича Новосильцова … А городовым д[ворянам] и детям боярским, а велено им быть на службе великого государя на Камышенке. А отставным дворянам велено бы[ть] у слюзного дела, у лесных припасов. [См. Документы Ядринской приказной избы о трудовых и податных повинностях и службах населения Чувашии в конце XVII начале XVIII веков // Марийский археографический вестник, № 14. 2004, с. 114]

А вот датированная 21 марта 1698 г. «отписка» М. И. Писемского ядринскому воеводе Я. Г. Новосильцеву с требованием прислать в Васильсурск (сегодня это посёлок городского типа в Воротынском муниципальном районе Нижегородской области) – прим. В. Б.) стрельцов и посадских людей для сплавки лесных припасов: «Господину Якову Григорьевичю Михайло Писемской челом бьет.

В нынешнем 206 [1697/98]-м году велено мне василегородцкими стрельцами и посацкими людьми, также и иных городов, которые поблиску, служилыми и градцкими посадцкими людьми лесные припасы, которые готовлены к слюзному делу в прошлом 205 [1697/98]-м году в плотах смотрить; а которые на берегу, и те стаскать на пристанище и плотить в плоты ж. А дубовые припасы – брусья и доски, будет на плоты положить невозможно. и те дубовые припасы покласть в лодьи и приготовить припасов, чем гнать до Камышенки за первым льдом». [См. Документы Ядринской приказной избы о трудовых и податных повинностях и службах населения Чувашии в конце XVII начале XVIII веков // Марийский археографический вестник, № 14. 2004, с. 114].

В еще одной, датированной 30 марта 1698 г. «сказке» ядринских посадских людей, говорится о том, что в Ядрине остался 41 посадский человек: « 206-го марта в 30 день в Ядрине в приказной избе перед стольником и воеводою, перед Яковом Григорьевичем Новосильцовым ядринские посадцкие люди: земской староста Ивашка Коротов с товарищи и все посацкие люди сказали: «В нынешнем в 206-м году марта … по отписке Михайла Иванова сына Писемского от слюзного дела, велено нас, посадцких людей, выслать на плоты. И нас, посадцких людей, окроме тех. которые у служеб и которые высланы к Москве, а иные высланы на Камышенку и на линовальную мельницу. А иные взяты во крестьянства, а иные розбрелись и померли, а в остатке осталось всех посадцких людей только сорок один человек. То наша и скаска». [См. Документы Ядринской приказной избы о трудовых и податных повинностях и службах населения Чувашии в конце XVII начале XVIII веков // Марийский археографический вестник, № 14. 2004, с. 116].

Таким образом весной 1698 г. на Камышенку по указу Петра I были присланы работные и воинские люди, а также необходимые для строительства шлюзов лесоматериалы. Но поскольку Брекель к тому времени уже тайно покинул страну, а Джон Перри в год своего приезда в Россию занимался разработкой новой трассы канала, то, следовательно, перед прибывшими сюда людьми могла быть поставлена иная задача, не связанная со строительством канала.

Поэтому можно предположить, что собранные на Камышенки работные люди и лесные материалы могли быть с весны 1698 г. задействованы на строительстве города, который по прибытии полка Юрия Буша из Казани будет назван Дмитриевском. Во всяком случае потомки первых переселенцев через 69 лет после этого события говорили об этом переезде именно как о переводе из Казани «служилых людей» в новопостроенный (то есть в уже построенный – прим. В.Б.) город Дмитриевск [См. Сборник русского исторического общества. СПб, 1911, том 134, с. 248].

На карте Корнелия Крейса город, построенный на высоком левом берегу Камышенки, назван Камышенкой. К тому же в 1698 г. полковнику Юрию Бушу дали денег «на струги по 15 рублев человеку» «для Камышенской». [См. Н. Зезюлинский. К родословию 34-х пехотных полков Петра I. Пг., 1915, с. 95-96»]. Поэтому вполне вероятно, что в первые месяцы своего существования город назывался своим старым именем Камышенка. В пользу этой версии говорит и следующее упоминание в камышинской летописи: «По прибытии ж к городу Дмитриевску, которой якобы начально по речке Камышинке был также наименован Камышином». [См. Пополнительные сведения, к истории города Камышина // Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под ред. М. Загорулько и О. Тюменцева. Волгоград, 2010, с. 55]

По всей видимости, новопостроенный город Камышенка был переименован во имя Святого Димитрия Селунского по просьбе солдат прибывшего из Казани полка. Об их особом отношении к этому святому в камышинской летописи сказано следующее: «все служилые люди просили Казанского Митрополита Тихона и архимандрита Геннадия, также губернатора и бояр, чтоб прежнее полковое их название осталося во имя Святого Великомученика Димитрия Селунского, коего икона предпочтительно была уважаема и по взятии Казани оставлена с хоругвою на оборону Московским людям от набегов татарских». [См. Пополнительные сведения, к истории города Камышина // Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под ред. М. Загорулько и О. Тюменцева. Волгоград, 2010, с. 54]

В наказе купечества города Дмитриевска своему депутату бургомистру Егору Горбунову, выбранному в Уложенную комиссию, созванную Екатериной II в 1767 г., о земельных правах города говорится следующее; «К городу Дмитриевску в удовольствие градским обывателям по жалованной в 7207 году блаженной и вечной славы достойныя памяти Его И. В. Государя Императора Петра Великаго грамоте по переведении в новопостроенный тогда оный город Дмитриевск из Казани служилых людей отведена округа по нагорной стороне от Еруслана на низ до Шишкина буерака и по луговой стороне против того ж». [См. Сборник русского исторического общества. СПб, 1911, том 134, с. 248].

Поскольку 7207 год от Сотворения Мира в переводе на современное летоисчисление начался с 1 сентября 1698 г. и длился до 31 августа 1699 г., то, следовательно, жалованная грамота Петра I об отведении земель для недавно построенного города была издана в этот период времени. Правительство в то время охотно жаловало земли в Нижнем Поволжье, поскольку этот край тогда был практически незаселенным. Из-за набегов кочевых народов и воровства разного рода разбойников земля здесь в то время почти не обрабатывалась, а потому почти все сельскохозяйственные продукты на Низ Волги завозились с ее верховьев. В результате цены на хлеб и другие продукты в нижневолжских городах были тогда гораздо выше, чем в Москве, Нижнем Новгороде и прочих городах Центра России. К тому же жалование государевым людям в низовых городах часто и подолгу задерживали, что и приводило к многочисленным бунтам …

Одним из первых иностранных гостей недавно построенного города Дмитриевска стал царь Имеретии (Западной Грузии) Арчил II, который в результате заговора своих вельмож был изгнан из страны в 1698 году по приказу турецкого султана. Весной 1699 г. он решил эмигрировать в Россию.

О его визите в недавно построенный Дмитриевск рассказал в своих мемуарах Джон Перри: «В 1699 году Царь Грузии, одной из самых благодатных стран и более населенных, находящихся на берегах Каспийского моря, отделенной от Персии Араратскими горами … изгнанный подданными из владений своих, явился в Россию, с просьбой о покровительстве Царя. Во время первого лета, когда я занимался работами для сообщения между Волгой и Доном Царь Грузинский, проезжая мимо, остановился и зашел посмотреть на мои работы. Это был высокий, красивый, мужчина; не знаю, из любезности ли к Русским, или по другой какой причине, но он, как все Русские, носил бороду. Я имел честь обедать вместе с ним в доме Камышенского Губернатора, который был предуведомлен об его приезде и получил приказание принять его со всеми почестями, свойственными званию владетельного Государя. По приезде в Москву он был милостиво принят Царем, назначившим на содержание его и окружающих его доходы с нескольких деревень. [См. Перри Д. Другое и более подробное повествование о России // Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. №. 2. М. 1871, с. 63-64].

Как мы уже говорили, в 1698 г. Джон Перри после заключения контракта с российским правительством занимался осмотром и подготовкой нового проекта Волго-Донского канала, а вот непосредственно работы под его руководством по строительству канала начались лишь с весны 1699 г. Именно этот год Джон Перри и называет первым годом своей практической работы над строительством канала. Поскольку Арчил II решил эмигрировать в Россию весной 1699 года, то его прием у воеводы города Дмитриевска (Перри называет его Камышенским Губернатором), по всей видимости, мог состояться в начале лета 1699 года. Заметим, что летом 1699 г. воевода Дмитриевска принимал имеретинского царя в своем доме, в то время как 15 июля 1697 г. глава Приказа Казанского дворца князь Борис Голицын встречал калмыцкого хана в шатре, а находившееся на реке Камышенки царское войско стояло «за рогатками и за пушками», то есть за полевыми, а не за городскими укреплениями.

В 1701 г. Приказ Казанского дворца подготовил перечень низовых городов, в котором упоминается и новопостроенный город Дмитриевск: «Перечень низовых городов, в которых до отсылки в Ратушу таможенные и кружечные дворы ведомы были в Приказе Казанскаго Дворца:

Казань, Астрахань, Терек, Царицын, Саратов, Уфа, Самара, Новодемитревской, Петровской, Павловской, Свияжск, Синбнрск, Чебоксар, Козмодемьянск, Цивильск, Уржум, Инсарск, Курмыш, Царев-Кокшанск, Яренск, Кокшанск, Ядрин, Алатырь, Саранск, Царев-Санчюрск, Пенза, Мокшанск, Темников, Керенск.

О строении низовых городов.

Низовые городы построены: в Казани каменной город меньшой, да другой большой город деревянной; в Астарахани, каменные два города да третей деревянной. На Терке, да на Саратове, да на Камышенке, новопостроенной город Дмитриев, земляные; а иные все низовые городы построены деревянные, а каковы в тех вышеписанных городех каменные и земляные и деревянные городы строением и мерою и что в тех городех ныне на лицо пушек, и зелья, и свинцу, и ружья и всяких воинских припасов, того в Приказе Казанского Дворца выписать не из чего, потому что в нынешнем 1701 году июня в 19 числе, в пожар, в Приказе Казанского Дворца низовых городов чертежи, и росписи и росписные списки сгорели …» [ См. Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом, М., 1972, том 2, с. 283].

Из этого перечня можно сделать следующие выводы:

Во-первых, имя у второй раз основанного города на Камышенке к 1701 году еще не устоялось, поскольку в одном абзаце его называют Новодемитревской, а в другом – «новопостроенным городом Дмитриевом на Камышенке».

Во-вторых, городов, обозначенных на карте Корнелия Крейса – Иловли и Петр города – в списке Приказа Казанского Дворца нет, то есть они так и не были построены, а город, недавно построенный на месте разрушенной разинцами Камышенки, был назван городом Дмитриевом на Камышенке (Новодемитревской).

В-третьих, построенный в 1698 г. на реке Медведице (приток Дона) город Петровск в этом списке назван крепостью Петровской, но его не стоит путать с так и не появившемся на правом берегу Камышенки Петр городом (через 12 лет туда переселились жители левобережного Дмитриевска, но название у переселенного города осталось прежним). Хотя, конечно, если бы проект по строительству Волго-Донского канала между р. Камышенкой и р. Иловлей завершился успешно, то тогда бы, возможно, встал бы вопрос и об основании на правом берегу Камышенки Петр города, а также и о постройке города Иловли, который планировали основать при впадении Иловли в Дон.

Голландец де Бруин об изменившей течение Камышенке 1703 г.


Голландский художник де Бруин (1652 – 1727), трижды посещавший Россию, во время своего первого визита совершил путешествие вниз по Волги до Астрахани, откуда он затем отправился в Персию. Вот как он пишет о своих впечатлениях о новопостроенном Дмитриевске: «16-го числа (май 1703 г. – прим. В.Б.) нам представились опять скалистые горы, во многих местах обвалившиеся и усеянные гнездами ласточек, которые ежеминутно вылетали из гнезд и снова прятались в них. Река в этом месте также полна была островами, и мы увидали издалека еще Золотую гору, а в 3 часа – другие горы, которые больше покрыты были зеленью и деревьями; между же двумя горами протекала небольшая речка Дубовка, которая направляется к северо-западу, в двадцати пяти верстах от Камышина. Тут пошел дождь, но ненадолго, и солнце опять показалось. Затем мы увидали, спустя несколько часов, лес впереди гор, стоявший отчасти в воде, куда занесены были бурею два струга, в то время еще, когда была полая вода в реке; струги эти были совершенно целы еще. Мы видели здесь также рыбачьи шалаши, а до захождения солнца проплыли мимо города Камышина, начатого постройкой всего четыре года тому назад и уже значительно обстроенного. Город этот довольно обширен, окружен земляным валом, над которым и тогда беспрестанно работали. На житье сюда прибыли уже из Москвы до четырех тысяч семей. Гора, на которой построен город, особенно возвышена к стороне реки, обрывиста и чрезвычайно скалиста. Поблизости города, слева (по всей видимости, слева если смотреть на город с судна, плывущего вниз по Волге ¬ прим. В.Б.), бежит река Камышинка, текущая к западу. Говорят, что она берет начало свое из родника у Иловли, которая впадает в реку Дон, изливающуюся в Понт и отделяющую Европу от Азии. Казаки, живущие на берегу Дона, переплывали, как рассказывали нам, на лодках из этой реки в Волгу и делали в этих местностях много беспорядков, несмотря на то что сюда часто присылались войска для обуздания их. Так как меры эти оказались недостаточны для достижения сказанной цели, то и решено было выстроить здесь город, чтобы держать казаков в страхе. На другой стороне Камышинки сооружали и крепость, окруженную земляным валом, над коим и теперь работали, но сооружение это плохо продвигалось вперед, потому что рабочие не выносили тягости работ по причине дурного здешнего климата. Если б не это обстоятельство, то его величество приказал бы прорыть тут канал для проезда в Черное море. Я выходил на берег взглянуть на сказанное сооружение, и мне сказали там, что хотели было построить и город на том месте, где начата была эта крепость, но что не сделали этого потому, что воздух в этом месте был очень нездоров. Намеревались также устроить здесь плотину между двумя горами, чтобы задержать течение Камышинки и не давать ей выхода в Волгу; но оказалось, что это предприятие также надо было оставить, потому что затворы шлюзов не в состоянии были выдерживать напора воды, которая иногда стекает в Камышинку с соседних гор. Кроме того, грунт земли, находящийся тут под верхним слоем, такой каменистый и скалистый во многих местах, что не было возможности ломать его и сладить с ним. Все это вместе заставило подрядчика отказаться от его намерения во избежание тех неудач и убытков, которые он мог бы при этом понести». [См. Россия XVIII в. глазами иностранцев. Пер. П. П. Барсова. Л. 1989, с. 156-157]

Читая этот отрывок из книги де Бруина о его путешествиях «через Московию в Персию и Индию», изданной в 1711 г., создается впечатление, что он перепутал направления течения рек. Так, речка Дубовка у него течет к северо-западу, а Камышенка – на запад, хотя и берет свое начало из родника у Иловли. По всей видимости, о последнем факте художнику сообщили сопровождавшие его россияне, а вот такое достаточно редкое явление, как сезонную бифуркацию (разделение) рек он наблюдал сам лично. Как известно, сезонная бифуркация возникает на многих реках во время половодий или паводков. В частности, можно предположить, что в середине мая 1703 г. в результате сильного паводка в верховьях Волги течение рек Дубовка и Камышенка могло временно измениться, из-за которого уровень Волги сильно поднялся и «затопил» ее притоки.

По словам де Бруина, город был начат постройкой всего четыре года тому назад и к 1703 г. был уже значительно обстроен. Если понимать это утверждение буквально, то строительство Дмитриевска, по версии де Бруина, следует отнести к весне 1699 г., в то время как в указе Петра I от 19 ноября 1698 г. этот город уже упоминается как новопостроенный. Таким образом этот петровский указ однозначно отвергает версию де Бруина, но вполне подтверждает наш вывод о том, что строительство города, по всей видимости, началось весной 1698 г. То есть, по нашему мнению, де Бруин примерно на год ошибся с датой начала строительства Дмитриевска.

Судя по описанию де Бруина, довольно обширный и окруженный земляным валом город все еще находился на высоком левом берегу Камышенки, где он и был первоначально основан. В пользу такого вывода говорит фраза: «Гора, на которой построен город, особенно возвышена к стороне реки, обрывиста и чрезвычайно скалиста». [См. Россия XVIII в. глазами иностранцев. Пер. П. П. Барсова. Л. 1989, с. 157].

Впрочем, работы велись также и на противоположном, то есть на низком правом берегу реки Камышенки, где сооружали крепость, окруженную земляным валом, но эти работы плохо продвигались по причине дурного здешнего климата. Рядом с крепостью – очевидно еще во время строительства Волго-Донского канала – намеревались также устроить плотину, но этот проект оказался неудачным». [См. Россия XVIII в. глазами иностранцев. Пер. П. П. Барсова. Л. 1989, с. 157].

Таким образом, из рассказа де Бруина, можно сделать вывод, что в мае 1703 г. уже начались работы по строительству крепости на островке, расположенном в бухте р. Камышенки. Именно эта крепость через семь лет должна стать кремлем, в котором будут размещены органы управления города Дмитриевска, перенесенного на низкий правый берег Камышенки. Причем, уже тогда были планы и по строительству на этом месте города, о чем свидетельствует следующая фраза из рассказа де Бруина: «Я выходил на берег взглянуть на сказанное сооружение, и мне сказали там, что хотели было построить и город на том месте, где начата была эта крепость, но что не сделали этого потому, что воздух в этом месте был очень нездоров». [См. Россия XVIII в. глазами иностранцев. Пер. П. П. Барсова. Л. 1989, с. 157]. В пользу этой версии говорит и обозначенный на карте Корнелия Крейса (см. рис. 5) Петр город.

Кстати, на этой же карте хорошо видно, что сам этот островок образовался в результате прокопа, сделанного в бухте реки Камышенки недалеко от ее правого берега, поскольку здесь строители канала собирались сделать ворота шлюза, а, с другой стороны от островка до левого берега планировали соорудить плотину, перекрывающую р. Камышенку при ее впадении в Волгу. Об этом, кстати, пишет и побывавший в Дмитриевске в 1771 г. астроном П. Б. Иноходцев. [См. Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под редакцией М. М. Загорулько и И. О. Тюменцева. – Волгоград, 2010, с. 40].

Булавинский бунт и переселение Дмитриевска на левый берег Камышенки

Как первые камышане относились к петровскому брадобритию


Через десять лет после своего второго основания город Дмитриевск (Камышин) оказался в эпицентре кровавых событий, связанных с булавинским восстанием 1707-08 гг. Вот что об этом пишет камышинская летопись, называя это бунтом казаков против запрета бород и введения немецкого платья: «После приезда, на третий год заложена во имя Казанския Божией Матери каменная церковь, выстроена по ниже окошек, коей знаки и по сие время на том месте видны. – Потом весною приехал из Москвы болярин какой-то, генерал, а как его звали, не упомнят, – от государя с указом, чтоб воевода и набольшие служилые люди при нем обрили бороды и надели немецкое платье, что и сделали. По отбытии ж сего генерала приступили к городу с трех станиц, Бурлуцкой, Неврюевской и Черногаевской, казаки, осадив оной за бритье бород и новые обряды, принятые воеводою Бушем и другими чиновниками, хотели в конец разорить, строение пожечь, и людей с собою побрать …»». [См. Пополнительные сведения, к истории города Камышина // Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под ред. М. Загорулько и О. Тюменцева. Волгоград, 2010, с. 55]

Хотя имя атамана и вождя восставших Кондратия Афанасьевича Булавина (около 1660–1708) в камышинской летописи не называется, но излагаемые ею события говорят именно о булавинском восстании. В то время как тот факт, что восставшие казаки якобы попытались взять Дмитриевск через три-четыре года после его постройки, историческими документами не подтверждается. Причем, в ближайшем к этой дате астраханском бунте, который часто называют «бунтом за старину», дмитриевцы не участвовали. К тому же этот бунт произошел в 1705-06 гг., то есть не через 3-4 года, а через 7-8 лет после основания Дмитриевска.

Тем не менее дмитриевцы действительно не одобряли бритья бород и многих других петровских нововведений. Вот что об этом написал в своих мемуарах Джон Перри: «Pyccкие положительно питали некоторого рода религиозное уважение к своим бородам, тем более, что это ставило различие между ними и иностранцами; а Священники поддерживали их в этом обычае, приводя в пример то, что все благочестивые мужи в древности носили бороду, согласно тому, как на иконах изображают Святых. Ни что не может заставить Русских расстаться с своими бородами, кроме самовластия Царя …

Около этого времени Царь приехал в Воронеж, где я тогда находился на службе и многие из моих работников, носившие всю свою жизнь бороды, были обязаны расстаться с ними; в том числе один из первых, которого я встретил возвращающимся от цирюльника, был старый Русский плотник, бывший со мною в Камышенке, отлично работавший топором и которого я всегда особенно любил. Я слегка пошутил над ним по этому случаю, уверяя его, что он стал молодым человеком, и спрашивал его, что он сделал с своей бородой? На это он сунул руку за пазуху и, вытащив бороду, показал мне ее и сказал, что когда придет домой, то спрячет ее, чтобы впоследствии положили ее с ним в гроб и похоронили вместе с ним, для того, чтобы явившись на тот свет, он мог дать отчет о ней Св. Николаю. Он прибавил, что все его братья (подразумевая под этим товарищей работников), которых в этот день тоже выбрили, как его, также об этом позаботились. [Перри Д. Другое и более подробное повествование о России // Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. №. 2. М. 1871, с. 126-127].

Вместе с тем тот же Перри пишет, что гарнизон Дмитриевска успешно отбил атаку астраханских мятежников: «… во время случившегося мятежа в 1703 г. (ошибка, на самом деле в 1705 г. – прим. В. Б.) в Астрахани все чужестранцы, находившиеся в этом городе, сделались жертвою мести и были изрублены, не исключая женщин и детей … Мятеж продолжался в течение двух лет: начальник города был вероломно захвачен в плен и изрублен, равно как и главные начальники стражи и все иностранцы, находившиеся в это время в Астрахани. После этого мятежники направились к Камышенке, но тамошняя стража была готова к обороне и заставила их отступить. Тогда они осадили Царицын, но также не имели успеха, и наконец вернулись опять в Астрахань, где Петр Матвеевич Апраксин (Peter Matfeaich Apraxin), брат Адмирала, посланный в Астрахань с войском, овладел городом и перебил всех мятежников, за исключением некоторым начальников, которые и были живые отправлены в Москву, где их предали пытке и потом казнили». [Перри Д. Другое и более подробное повествование о России // Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. №. 2. М. 1871, с. 63]

Впрочем, отбил атаку астраханских мятежников не полк Юрия Буша, который, судя по документам, нес гарнизонную службу в Дмитриевске только до 1704 г. За год до астраханского мятежа этот полк был отправлен на северо-запад страны в воюющую против шведов армию. В 1705 г. полк Ю. Буша находился уже на острове Котлин. В 1707 г. он был пополнен людьми из полка И. Микешина, в 1708 г. находился в районе С.– Петербурга, а к 1712 г. был расформирован. [См. М. Д. Рабинович. Полки петровской армии 1698-1725. КРАТКИЙ СПРАВОЧНИК. Под ред. Л. Г. Бескровного, М., 1977, с. 28].

Так что говоря о том, что во время осады Дмитриевска воровскими казаками городским воеводой был Буш, камышинская летопись ошибается, противореча документам, которые сообщают нам, что на этой должности был тогда майор Данила Иванович Титов. Именно он и командовал полком, с 1705 г. несшим гарнизонную службу в Дмитриевске. Из чего следует, что именно полк Титова отбил атаку астраханских мятежников на город, несмотря на то, что среди самих дмитриевцев было немало противников нововведений Петра I. Тем не менее в 1708 г. полк перешел на сторону булавинцев, поэтому после подавления восстания он был расформирован, а часть людей была влита во вновь сформированный одноименный (т.е. Дмитриевский – прим. В. Б.) полк [См. М. Д. Рабинович. Полки петровской армии 1698-1725. КРАТКИЙ СПРАВОЧНИК. Под ред. Л. Г. Бескровного, М., 1977, с. 56].

Взятие булавинцами Дмитриевска


Отряды булавинцев начали активно действовать на Нижней Волге в мае 1708 г., когда часть восставших, преимущественно «голытьба», настояла на отправке их туда Булавиным. На Волге булавинские отряды возглавляли три атамана: Игнатий Некрасов, Лукьян Хохлач и Иван Павлов. 13 мая 1708 г. Лукьян Хохлач во главе отряда, состоявшего из казаков, беглых солдат и стрельцов, с помощью восставших горожан, в подавляющем большинстве являвшихся солдатами полка Д. И. Титова, взял без боя город Дмитриевский на Камышенке.

Вот что о взятии булавинцами 13 мая 1708 г. Дмитриевска написал комендант Казани Никита Кудрявцев: «1708 г. мая 28. – Доношение Казанского коменданта Н. Кудрявцева царю Петру Алексеевичу о взятии булавинцами города Дмитриевского … Сего 708 году майя 26-то дня явился нам в Казани из Дмитреевского, что на Камышенке, солдацкого полку -порутчик Иван Муханов, а сказал: сего де майя против 13 дня, в ночи часа за 3 до дни (в переводе на наше время в 1 час. 32 мин. ночи – прим. В. Б.), спал де он Иван в доме своем и– услышал, в городе в Дмитреевску пушечную стрельбу. И, прибежав де он к той стрельбе, увидел в городе воровских казаков, конных и пеших, и стреляют ис пушек воевоцкого двора по воротам, для того, что де от них воевода Данила Титов заперся в том дворе, а дмитреевские салдаты тут же в городе по улицам ходят с ружьем. И он де Муханов стал им говорить, чтоб они с теми воровскими казаками учинили бой. И они де ему сказали, чтоб он шел от них прочь, до коих мест сам жив. А воры ездят на лошедях по улицам и им салдатом говорят, чтоб их не боялись: им де ворам дело не до вас, надобны де им воевода да начальные люди. И у воевоцкого двора они воры ворота выбили и пошли на двор, а другие, отделясь пошли в пороховой погреб, и у того порохового погреба поставили свой воровской караул. И он де Муханов, видя дмитреевских салдат с теми ворами согласие, побежал из города тайно в степь к Саратову, чтоб ему о том ведомость учинить в Казани, и шел до Саратова 7 дней один. А как де они воры в город вошли и, что после ево на воеводцком дворе над воеводою учинили, того он не ведает. А по присмотру ево Муханова тех воров в то время з Дмитреевску было с 400 человек, а до приходу де их воровского воевода дмитреевской Титов для проведывания про них воров в казачьи городки посылал дмитреевских салдат почасту. И они де дмитреевские салдаты приезжали к нему Данилу в доездах, писали и на словах сказывали, что у них никакова воровства и вымыслу на твои государевы городы нет. И то де явно, что они посыльщики такой их воровской вымысел ведали и нарочно ему воеводе не сказывали. А х князь Петру Ивановичу Хованскому еще государь по первымцарицынским и дмитреевским ведомостям писал, чтоб он послал на Саратов и в Дмитреевской, а будет мочно пройти и на Царицын, салдацкой полк. Ничего нам нималые отповеди о том не учинил и людей не послал. А ныне государь и по сим ведомостям писали ж, чтоб определил от себя кого ис товарыщех своих на Саратов, и конных бы и пеших с ним послал тысечи с полторы, чтоб также не пришли и воровством своим над Саратовым чего не учинили». [См. ИАИ Акад. Наук СССР. Архив Меншикова, карт. № 8, папка № 87 на 2-х лл.]

Сравним теперь рассказ офицера Дмитриевского гарнизона поручика Ивана Муханова с тем, как в камышинской летописи излагается взятие Дмитриевска воровскими казаками: «… но как в город попасть им было невозможно, то стояли у оного больше недели, и в то время подговорили городских воротников, которые стояли на карауле у ворот, (чтобы) их пустили в город. Оных же двенадцать человек, именно: Костарев и Поваров с товарищи, – коих обещались казаки взять с собою; почему те и пустили в город в ночное время. Тут казаки начали бунтовать, палить из ружьев, бить людей до смерти; испугавшиеся же люди, все жители притаились, где кто мог; а воевода уехал на остров. Поутру оные казаки, собрав всех жителей, спрашивали о воеводе; но как его не могли найти, то воеводшу посадили под караул на три дни, бритым людям головы рубили, а другим насыпали в пазухи камни и бросали с яру в воду, иных привязывали к деревьям, пускали по воде и палили по них из ружьев. Таковые буйственные поступки производили более шести недель, с тем намерением, покудова живущие не приведут к ним воеводу, и не выдут из города; когда же воевода был сыскан и привезен с острова, обросши уже бородою, то хотели его казнить, но от того упросили казаков все жители». [См. См. Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под редакцией М. М. Загорулько и И. О. Тюменцева. – Волгоград, 2010, с. 55].

В общем можно сделать вывод, что камышинская летопись, ошибаясь в датировке булавинского бунт и неверно называя имя тогдашнего городского воеводы, достаточно правдоподобно описывает взятие города булавинскими казаками с помощью изменников. Правда нетрудно заметить, что летопись, рассказывая об участии дмитриевцев в булавинском восстании 1707-08 гг., сильно преуменьшает число мятежных горожан и их вину. Тем не менее многие подробности, изложенные в летописи, подтверждаются историческими документами …

До нашего времени дошло, например, письмо коменданта Казани Н. Кудрявцева князю Александру Даниловичу Меншикову (1673 – 1729) от 15 июня 1708 г., в котором содержатся дополнительные сведения о действиях булавинских казаков, захвативших город: «… А майя ж 27 дня писали мы до вашей светлости, что воровские казаки в Дмитреевской город, что на Камышенке, вошли и к воеводцкому двору приступали. А ныне по подлинным ведомостям те воры в Дмитриевску пушки и порох и свинец побрали и из салдацких афицеров поймав побили, а воевода укрылся, а где ныне не ведомо. Только дом ево весь с пожитки, также таможенную и кабацкую и соляной продажи казну, всю побрали, и бурмистра прошлого 707-го году да 2 человека целовальников посадили в воду и выбрали 2-х человек, атамана да старшину, из дмитреевских салдат и велели им чинить право казачье, а соль велели продавать по 8 д. пуд (по 8 денег за пуд =16 кг, деньга – полкопейки – прим. В.Б.). И из Дмитриевского те воры пришли под Саратов и к Саратову приступали жестокими приступы. И саратовцы к их воровству не пристали и с теми ворами храбро и мужественно бились, и многих побили, и от города отбили, и те воры видя великой упадок и безсилие побежали вниз по Волге, знатно, что к Дмитриевскому. Да мы ж писали к Аюке и к Манкотемирю и к Чеметю калмыцким владельцем, чтоб они великому государю послужили и воровских казаков воровство искоренили, также как служили и усердие показали над астраханскими бунтовщики. И с теми письмами послали саратовского воеводу Никифора Беклемишева. И Аюка тайша и другие калмыцкие владельцы прислали на тех воров калмык 4000 человек, а с ними владельцы Манкотемир да Ямая, и к Саратову пришли, и ныне намерялись итить за теми ворами по Волге на низ … Из Казани. Июня дня 15. 1708». ИАИ Акад. Наук СССР. Архив кн. Меншикова, карт. № 8, папка № 161 на 2-х лл.

Участие камышан в булавинском восстании


Захватив город, булавинцы ввели там казацкое правление: «выбрали из дмитреевских салдат атамана да старшину и велели им чинить право казачье, а соль велели продавать по 8 д. пуд», то есть снизили цены, которые выросли после введения в 1705 г. государственной монополии на продажу соли. В результате Дмитриевск стал для булавинцев базой для наступления на ближайшие города, остававшиеся верными царю. Причем, из изложенного выше письма коменданта Казани от 15 июня 1708 г. следует, что в первую очередь атаке захвативших Дмитриевск булавинцев подвергся Саратов. Об этом царю в донесении от 5 июня 1708 г. также сообщает и князь Петр Хованский, руководивший русско-калмыцким отрядом, участвовавшим в подавлении булавинского восстания: «… А майя в 31 день писал ко мне казанской комендант Никита Кудрявцов с товарыщи, что воры и изменники креста христова казаки учинили в Дмитреевску, что на Камышенке, разорение и из того города они, казаки, да с ними сообщники того города, салдаты, пошли конницею сухим путем, а пехота в стругах Волгою рекою, вверх к Саратову. И мы прося у господа бога милости с твоими государевыми ратными людьми пошли на отпор против тех воровских казаков, а что станет у нас чинитца и о том впредь писать стану». [См. ГАФКЭ. Кабинет Петра I, отд. II, кн. № 8, лл. 52—52 об.]

Судя по дошедшим до нашего времени документам, первый приступ к Саратову под руководством Л. Хохлача, окончился неудачей, а второй приступ, в котором собирался участвовать атаман И. Некрасов, не состоялся из-за внезапного нападения калмыков, изменивших Кондратию Булавину. Калмыки, неожиданно напав на отряды Хохлача и Некрасова, разбили их и заставили отступить к Дмитриевскому.

Между тем находившиеся в Дмитриевске булавинцы и местные их сторонники совершают нападение на волжские караваны. При этом разрешение на эти нападения дмитриевцам дал сам Кондратий Булавин: «15-е (июня 1708 г. – прим. В.Б.). Тот же казак сказал. Маия ж де 31 числа приезжали в Черкаской с Камышенки к Булавину с письмами 2 человека того города от жителей. А что де в тех письмах писано, того он не слыхал. Только де слышал он от тех приезжих, что на Камышенке того города жители забунтовали; воеводу и начальных людей 10 человек убили до смерти, и к нему де, Булавину, их прислали говорить, чтоб им жить в согласии с ними, ворами. А которые суды Волгою проходят на низ, и чтоб де он, Булавин, велел те суды им, камышенцом, одерживая у Камышенки, грабить. И он де, Булавин, то все чинить им велел. [См. ЦГАДА, Разряд IX. «Кабинет Петра I», отд. I, кн. 18, ч. 1, лл. 530-539. – Копия.]

В частности, камышенскими ворами были разграблены ехавшие в Астрахань государевы, патриарший и другие насады с разными «припасами». Подвергая разграблению торговых людей, «воры» вместе с тем мобилизовали и ехавших на этих насадах «работных людей многое число». Во время отступления от Саратова ими были также сняты с работ и волжские «ловцы» – рабочие рыбных промыслов; частично это было сделано из соображений, чтобы они «вести никакой вверх не подавали».

Потерпев неудачу под Саратовом, отряды атаманов И. Некрасов и И. Павлов в количестве 3 000 чел. 7 июня 1708 г. подступили к Царицыну. При этом действовали они, судя по документам, по предварительному согласованию с Булавиным. После неудачи первого штурма, сорванного появлением из Астрахани полка солдат, булавинцы, разбив этот полк и увеличив свои силы упомянутыми выше рабочими, а также снабдившись с помощью камышенских жителей, техническими инструментами вроде «кирок и мотыг и лопаток и заступов» (по всей видимости, эти инструменты, оставшиеся после строительства Волго-Донского канала, были в городе в избытке– прим. В. Б.), снова приступают к осаде города. «К Царицыну днем и ночью землю валили и ров засыпали, – читаем об этом в доношении астраханского воеводы Апраксина, – и наметав дров и всякого смоленого лесу и берест, зажгли и великою силою приступом и тем огнем тот осадной городок взяли». После захвата булавинцами города, царицынский воевода, подьячий и еще несколько человек были казнены; офицеры же и солдаты, по отобрании оружий, оставлены на свободе. В результате Царицын на некоторое время делается казацким. [См. Чаев Н. С. и К. М. Бибикова. Булавинское восстание 1707—1708 гг. Сборник документов // Труды Историко-Археографического института АН СССР, том XII, М., 1935, с. 55-56].

Расправа над камышанами-участниками булавинского восстания


Однако булавинцев вскоре из Царицына изгнали, а попавших в плен их сторонников, среди которых было немало жителей Дмитриевска, ждала жестокая расправа. Вот что об этом в своем донесении от 3 августа 1708 г. написал царю астраханский губернатор П. М. Апраксин, рапортуя о победе правительственных войск над булавинцами под Царицыном: «… От последних чисел майя не имели на Волге свободного проезду от детей вселукавого диявола воровских казаков. Как те воры Боловина (Булавина – прим. В.Б.), злодейственного сонмища, пришед з Дону, Сиротинской станицы и других городков, с ними ж беглые стрельцы и салдаты, собрався человек с 1000, майя 13 пришли на Волгу и город Дмитровской на Камышенке взяли без бою, те камышенские своровали, не противились, сложились за одно. И в первой день, взяв город, те воровские казаки и камышенские афицера одного да полкового писаря и бурмистров соляной продажи, умуча, побросали в воду. А полковник Данила Титов, которой город ведал, ушол и после сыскан и посажен за караул. И двинского полку маеора Друкорта, которой ехал к нам в Астрахань, переняв, муча, убили до смерти. И моего человека, которой ехал с Москвы з домовными припасы, муча ж, бросили в воду. И все разграбили, и торговые и троецкие и рыбных промыслов суды, переимая, грабили и людей мучили. И стояв в Дмитровском 2 недели приходили к Саратову и приступали, в которой день незапно на них под Саратов пришли з Дону от Черкаского с 1000 калмык, шли к Аюке от Боловина, и тех воров довольно побили. И саратовцы служили тебе государю верно и прелести их не послушали. Потом июня 7 с Паншина и из ыных городков того ж злодейственного Боловина сонмища с 3000 человек пришли под Царицын, и в город старой, которой был для малолюдства оставлен, вошли. И царицынской камендант Афонасей Турченин с царицынцами, которых имел 500 человек всяких, да от нас присланных рота салдат, сели в малой крепости в осаду. И жестоко к ним воры приступали и валили землю на тот малой осадной городок. Однакож наши служили верно и тех злодеев довольно побивали, о чем я уведав тотчас на тех воров под Царицын послал полк салдат с полковником Бернером. И как оной полк пришол к Царицыну и, не допустя города за 5 верст, на урочище Сарпинском острову воры великим многолюдством наших встретили во многих лотках. И был с нашими великой бой от 3-го часа пополудни до самые ночи, на котором побито воров с 800, а наших солдат 46, да ранено наших салдат 135 и 7 человек афицеров, в них же и полковник ранены ж. И за наступлением ночи принуждены отступитъ. И на завтрея, осмотри их воровского многова людства, отступили к Черному Яру. И получа я о том бою известие тотчас послал еще 1000 салдат с полковником Левистоном, мало не всех кроме больных, и есть ли б возможно желал за монаршескую честь вашего величествия премилостивейшего нашего государя сам там быть и душу мою положить, не терпя от таких скверных такова досадительства. … И после первого бою с полковником з Бернером воры, забрав к себе с судов, которых в Астрахань не пропустили, работных людей многое число к Царицыну днем и ночью землю валили и ров засыпали и, наметав дров, и всякого смоленого лесу и берест зажгли, и великою силою приступом и тем огнем тот осадной городок взяли, и Афанасья Турченина убили, великою злобою у муча, отсекли голову, и с ним подьячего и пушкаря и дву стрельцов; а других, кои были в осаде, афицеров и салдат, присланных от нас и царицынских, разобрав за караулы, и обрав ружье и платье, ругаяся много в воровских своих кругах, оставили быть на свободе. По оном же государь от тех воров злодейственном озлоблении сего июля 20 посланные мои полки, помощью божию и твоими премилостивейшаго нашего государя молитвами, город Царицын взяли и тех злодеев воровских казаков побили многое число и живых побрали, и завотчиков пущих велел привесть к себе в Астарахань. А других всех казаков и других, кои с ними были и камышенские, которые в помощь к ним под Царицын приходили, велел на Царицыне и по Донской дороге вешать, достойную месть ехиднино порождение восприимут: и камышенских жителей велел всех забрать, кроме самых престарелых и баб и малых ребят, те и сами исчезнут; и пушки и всякие припасы велел теми ж полками побрать на Царицын. Не долга та их сатанинская власть была, и достальные скоро все исчезнут. Всемогущий бог вас премилостивейшаго нашего государя молитв ради и правды и непрестанного ради труда о людех своих не оставит. И ныне, государь, на Волге путь и проезд от тех воров начал быть свободной. … Из Астарахани. Августа 3. 1708.» [См. ГАФКЭ. Кабинет Петра I, отд. II, кн. № 7, лл. 154-155 об.]

Хочу обратить внимание читателей на следующую фразу из письма этого царского карателя: «А других всех казаков и других, кои с ними были и камышенские, которые в помощь к ним под Царицын приходили, велел на Царицыне и по Донской дороге вешать, достойную месть ехиднино порождение восприимут: и камышенских жителей велел всех забрать, кроме самых престарелых и баб и малых ребят, те и сами исчезнут …»

Именно эта фраза и ввела в заблуждение даже такого маститого российского историка XIX века, как Сергей Михайлович Соловьев (1820 – 1879), который по этому поводу написал следующее: «Для очищения Волги от воров шел из Казани князь Петр Иванович Хованский. Когда узнали о его походе в Камышине, то козаки и многие из камышенских жителей стали собираться бежать на Дон; остальные, вместе с бурлаками, начали говорить им: «Для чего забунтовали? А теперь бежите на Дон!» – взяли атамана Кондратия Носова в круг, спросили, куда дел порох и свинец? Пошли к нему в дом, вынули бочку пороху и принесли в круг. Тогда другой атаман из камышенских жителей, Иван Земин, видя, что дело плохо, хотят их засадить, стал уговаривать бурлаков идти с ними вместе на Дон, причем посулил бочку вина да по полтине денег; бурлаки не преодолели искушения, передались на сторону Козаков и побежали с ними вместе на Дон, побравши порох и пушки. Не хотевшие бежать камышенцы были прибиты и ограблены, а потом должны были испытать беду от Апраксина, который велел всех их забрать в Астрахань, кроме стариков, женщин и детей. «Те и сами исчезнут!» – писал он царю». [См. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. СПб. 1851-1879. Книга третья. Том XV, с. 1469].

Ошибка историка заключается в том, что карательные меры астраханским губернатором Апраксиным на самом деле были применены не против всех жителей Дмитриевска (письмо написано губернатором 3 августа 1708 г., когда дмитриевцы еще были под властью булавинцев), остававшихся дома, а только против тех, кто участвовал в булавинской осаде Царицына. Правда, пострадавших от этих репрессий было также очень много, поскольку мятежный Дмитриевск прислал на помощь булавинским казакам, осаждавшим Царицын, тысячи полторы кирок и мотыг и лопаток и заступов вместе с камышенскими жителями. По весьма грубой оценке, на помощь булавинцам под Царицын могло прибыть около полуторы тысячи жителей Дмитриевска и плюс еще их семьи, то есть приблизительно около 40% от всего населения новопостроенного города, в который, как мы уже знаем, прибыли на житье до четырех тысяч семей.

Впрочем, в еще большее заблуждение вводит историков камышинская летопись, рассказывающая о карательном переселении князем Петром Ивановичем Хованским (его составители камышинской летописи почему-то назвали Дмитрием Ивановичем) всех жителей Дмитриевска с высокого левого берега р. Камышенки на нездоровый болотистый правый берег, которое на самом деле не было карательным и произошло через два года после изгнания булавинцев из города. Не совсем верно в летописи описывается и причина бегства булавинских казаков из Дмитриевска: «Таким образом, поступив с нами, поселенцами (см. отрывок летописи выше – прим. В.Б.), казаки сказали: чтоб впредь мы бород не брили, платья немецкого не носили, старой веры не переменяли и в том государя не слушали, а были б с ними казаками за одно, в чем и присягой нас обязали всех; впрочем, велели быть готовым к походу на Кубань. За сим вышли из города, а с ними и те изменники ушли. Как же скоро оные казаки вышли вон, то граждане, заперши все ворота, зарядили все пушки и идти с ним отказались. Таковое укрепление Донские казаки видя, и что уже обманом города взять невозможно, отошли от онаго прочь. – После того Саратовцы и Царицынцы узнали о сем произшествии; почему и писали государю, что – «новопостроенного города Дмитриевскаго служивые люди все от тебя, государь, отложились и согласились с Донскими казаками бежать на Кубань и тебя, государь, ни в чем не слушать». По которому доносу из Астрахани судном приехал князь Дмитрий Иванович Хованский с командою, и с ним было три тысячи калмык. По приезде же к берегу города Дмитриевска дал о приезде своем знать: что он прислан по указу государеву, которым велено за измену весь город сжечь, вырубить и уничтожить, а имение их отдать в добычу калмыкам. В сие время воевода со всеми людьми, взяв святые образа со крестами и сошед на берег, просили князя от них выслушать вину; на что князь Хованский и согласился. Тогда все пали на колени, а воевода начал вину рассказывать следующим образом: «Что мы от государя не отказывались ни в чем и измены не делали, а когда Донские казаки забунтовали и пришли к городу, то подговорили караульных воротников, кои отперли им ворота и тихонько в город впустили в ночное время, о чем из нас никто не мог знать; ворвавшися же в город, они нас рубили, грабили и прочие неистовства над нами чинили; от сего страха будучи в несостоянии, принужденными нашлися дать поневоле им присягу, чтоб государя ни в чем не слушать» и прочее. Тогда князь приказал всем встать, и пошел в город осматривать крепость и казенный вещи. Калмыки же, со степи подошед к городу в множественном количестве, просили князя, чтоб он велел им взойти в город; но князь им в том отказал. На третий день после сего князь объявил воеводе и всем служилым людям милость, почему и простил их от истребления. Но поелику калмыки кричали, чтоб город за измену государя отдать им в добычу, упрекая князя якобы полученными от граждан взятками, то и начали в город стрелять стрелами и уязвлять народ. Ко усмирению коих приказал князь палить по них из пушек из города, чем и отогнав их прочь; затем, чтобы не нарушено было повеление государя о истреблении онаго города, приказал князь Хованский поселиться гражданам на другой стороне речки Камышинки, где и теперя оной находится.

В сем месте сначала было место болотное, с камышом и густым лесом обросшее, в котором месте над берегом реки Волги неизвестно кем сделана была деревянная часовня, и в ней троекратно из стараго города из церкви, перед бунтом, являлся полковой образ Димитрия святаго Великомученика, которой с молебствием обратно приносим был в церковь. В старом же городе жительства имелося семь лет (как мы дальше увидим, на смом деле переселение состоялось через 12 лет после основания города – прим. В.Б.). [См. См. Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под редакцией М. М. Загорулько и И. О. Тюменцева. – Волгоград, 2010, с. 55-56].

В летописи говорится, что войска Петра Хованского пришли к Дмитриевску со стороны Астрахани, хотя на самом деле на самом деле – из Саратова. Некоторые подробности о пребывании булавинцев в городе и об их изгнании, сообщаются в письме от 16 августа 1708 г. главы Разрядного приказа Тихона Стрешнева князю Александру Меншикову с приложением выписки из ведомостей князя Петра Хованского, в которых содержатся расспросные речи булавинцев, взятых в плен под городом Дмитриевским: «… В нынешнем 1708-м году августа в 15-м числе к в. г. писал ис полку из Саратова боярин и воевода князь Петр Иванович Хованской, а в отписке ево написано: по указу де в. г. с ратными людьми пошли он, боярин и воеводы, против вора Булавина и пришли на Саратов, а до приходу их на Саратов они воры Дмитреевской, что на Камышенке, так ж и Царицын, взяли на малое время, и по 3-х днех Царицын, милостию божиею, по прежнему возвратили присланные государевы ратные люди из Астрахани от господина Опраксина к довольно их воров побили. И ныне на Царицыне государевы ратные люди. А с Камышенки, послыша они воры ево боярина и воевод с ратными людьми поход, все побежали, а которые их единомышленники на Камышенке остались, и их воевода Данило Титов и грацкие жители, переловя, прислали к ним в полк. А что те присланые воры в распросе и с пыток говорили, и с тех рашросных речей послал он боярин и воевода под отпискою список. А они, боярин и воеводы, с Саратова пошли с ратными людьми на Камышенку, а с Камышенки, не занимая Царицына, пойдут прямо на Паншин, и станут над ними ворами чинить поиск и промысл. А что будет впредь чинитца, о том он боярин и воеводы писать будет по часту …». [См. МАИ Акад. Наук СССР. Архив кн. Меншикова, карт. № 9, папка М№ 61 и 64, на 24 лл.]

Таким образом Дмитриевск, добровольно перейдя на сторону булавинцев, находился под их властью с 13 мая по 8 августа 1708 года, то есть в течение 87 дней или почти три месяца. Смена власти ознаменовалась началом в городе репрессий против местных «прибыльщиков и солдацких офицеров», хотя, поймав успевшего сбежать от булавинцев воеводу Данилу Титова, восставшие по просьбе местных жителей не стали его казнить, а посадили под арест. При этом булавинцами в городе было введено казацкое управление, проводился круг, ставший органом местного самоуправления, а также были выбраны местный атаман и старшина. Жители мятежного Дмитриевска вместе с казаками организовали вокруг города дозоры с целью защиты его от царских войск, а также активно участвовали в наступлении булавинцев на Саратов и, особенно на Царицын, куда для осады было отправлено до полторы тысячи жителей с кирками, мотыгами и лопатами. После победы царских войск под Царицыном многие находившиеся там жители Дмитриевска из числа признанных зачинщиками были казнены, а остальных – за исключением престарелых, женщин и малых ребят – астраханский губернатор Петр Апраксин приказал забрать с собой в Астрахань, очевидно, для дальнейшего допроса и расправы.

Судя по документам, наиболее верными сторонниками булавинцев были дмитриевские бурлаки, арестовавшие атамана Кондратья Носова, когда он с казаками собирался бежать на Дон. После взятия Дмитриевска 8 августа 1708 г. русско-калмыцким войском во главе с князем Петром Хованским наиболее активные булавинцы из города бежали, оставшиеся в городе жители во главе с освобожденным ими из застенка воеводой Данилой Титовым принесли повинную, а те «камышенские жители, которые обще воровали с казаками и после побегу остались на Камышенке» были пойманы и посажены в тюрьму. Вместе с тем, исторические документы не подтверждают рассказ камышенской летописи о карательном переселении Петром Хованским жителей Дмитриевска с высокого левого берега р. Камышинки на низкий болотистый правый берег.

За что жителей Дмитриевска переселили на болотистый правый берег Камышенки


Заметим, что в ведомости от 25 августа 1708 г., полученной в Разряде от ген. П. И. Хованского, говорится о количестве пушек, пушечных припасов и солдат, находившихся в городе Дмитриевском, после взятия его правительственными войсками, но о переселении дмитриевцев на болотистый правый берег Камышенки ничего не сообщается: «В нынешнем 1708 году августа в 25 числе писал ис полку господин Хаванской. А в отписке ево написано: на Камышенку де он с ратными людьми пришол августа в 8 числе, а до приходу де ево воры казаки, уведая ево поход, с Камышенки побежали, и камышенские де жители, к воровству пущие заводчики, ушли с ними ж казаками в их казачьи городки. А достальные камышенские жители пришли с повинною. А от воровских казаков город Камышенка и грацкие жители: разорены все до основания. А до приходу де ево на Камышенке сколько явилось, в городе настоящих городовых пушек и пушечных ядер и дроби и пороху и свинцу и салдат налицо и сколько после воровских казаков в городе осталось их воровских пушек, и тому и прислал он под тою отпискою роспись. А которые камышенские жители обще воровали с казаками и после побегу остались на Камышенке, пойманы и посажены в тюрьму. А под воровские казачьи городки под Качалин и под Сиротин и под другие вверх по Дону послал он калмыцких владельцев Чеметя да ханова внука Докду Гомбу да с ними ж послал Алексея Шахматова с саратовцы. И сего ж де августа в 8 числе прислали они Чеметь тайша к нему в полк казака, и тот де казак распрашиван, а что в роспросе говорил и с того во роспросу, так ж и з допросов камышенских жителей, которые сообщество имели в казачье воровстве, списки и их самих за караулом пришлет впредь вскоре. А он де с ратными людьми пошел с Камышенки под Паншин и под другие воровские казачьи городки сего ж августа в 14 числе, и станет над ними зорами чинить поиск и промысл, а что станет чинитца, о том будет писать впредь.

Роспись сколько в городе Дмитреевску, что на Камышенке пушек и всяких пушечных припасов и салдат налицо. На большом раскате: пищаль чугунная, мерою пол 3 арш. з двемя вершки, по кружалу ядро полфунтовое. В Московских воротех дробовик медной, мерою , аршин 6 верш., в дуле ширины пол 3 верш. В Ылавлинских воротех пушка чюгунная, мерою длина 2 арш. без четверти, по кружалу ядро 2 фунтов. На государевом дворе пушка чюгунная, мерою длинны 2 арш. без трети вершка, по кружалу ядро 3 фунтов. У тюрьмы пушка чюгунная, мерою длинны 2 арш., по кружалу ядро 4 фунтов. В осадном городке в роскате 2 пушки чютунные, «мерою длины по 2 арш. без 3-х верш., по кружалу одно ядро первой пушке 2 фунтов, а другой пушке 3 фунтов. Да после воровских казаков осталось пушек: в Казанских воротех пушка чюгунная, мерою длины аршин, по кружалу ядро иолуфунтовое; от Казанских ж ворот на другом раскате пушка чюгунна, мерою длины пол 2 арш. без полувершка, по кружалу ядро фунтовое; от большова роскату на Лубянке пушка чюгунная, мерою аршин, по кружалу ядро полуфунтовое; от Московских ворот на роскате пушка чюгунная, мерою длины аршин, по кружалу ядро полуфунтовое. Да в Дмитреевску ж у приказной избы дробовик чюгунной без картуза. Да в Дмитриевском ж пушечных припасов налицо: ядер: 4 фунтов – 50, 3 фунтов – 246, 2 фунтов – 30, фунтовых – 35, полуфунтовых – 26. Всего больших и малых 387 ядер. Да пушечной дроби 3 пуда. Пол 3 пуда пороху пушечного. Свинцу 2 пуда 7 фунтов. Да чиненых 64 ядра, весом ядро в 3 фунта. Дмитреевскаго полку салдат по отписку 232, синбирян 87». [См. ГАФКЭ. Кабинет Петра I, отд. II, кн. № 7, лл. 1156—1161].

Вот что о переселении дмитриевцев на правый берег Камышенки говорит Иоанн Саввинский (1856-1918), ссылаясь на архивные источники Астраханской епархии (Арх. Дел. №№ 8 и 124): «Затем по указу Великаго Государя от 20 июня 1710 года велено было город Дмитриевск также и соборную церковь перенести, а протопопа, священников и церковных причетников и служилых всяких чинов людей перевести на прежнее место, на другую сторону реки Камышенки. А 24 августа того же года по сему указу преосвященный Сампсон сделал распоряжение о переносе престола, чтобы оный «опеленовав холстом и обвязав вервми иоднять с половыми досками, на которых основан, и перенесть не разрушая его». [См. Иоанн Саввинский Исторические записки об Астраханской епархии за 300 лет ея существования. (С 1602 по 1902 год). Астрахань, 1903, с. 122]

Таким образом переселение жителей Дмитриевска на низкий болотистый правый берег Камышенки произошло почти через два года после того как в город вошли войска Петра Хованского, а потому эту акцию никак нельзя считать карательной. Вот что об этом переселении написал побывавший в 1771 г. в Дмитриевске астроном П. Б. Иноходцев: «Город Камышенка и Дмитриевск значат попросту одно; но в самом деле суть два разныя места. Оба они лежат на правом берегу реки Волги или на нагорной стороне, но оной выше устья впадающей в Волгу речки Камышенки (П. Б. Иноходцев называет первоначальный Дмитриевск Камышенкой – прим. В.Б.), а сей ниже оного (П. Б. Иноходцев имеет в виду переселенный на правый берег Камышенки Дмитриевск– прим. В.Б.). Первый стоял на высоком сухом и преизрядном месте, окружен земляным валом и рвом с частыми бастионами с двух сторон; от Волги же и Камышенки для крутых каменистых и высоких берегов и без валу довольно крепок, окружение сего города 4 версты и 220 сажен. Хотя ныне помянутой вал несколько и осыпался, а ров занесен песком, однако еще в твердости и недальнего требует поновления. Сверх объявленного укрепления прикрываем был сей город правильной пятиугольной небольшой крепостцею, на высоком месте устроенною. Такое изрядное место от разорения воровских казаков и от набегов кубанских татар за малоимением регулярных людей в 1710 г. оставлено; но я не понимаю, чем нынешнее местоположение безопаснее, оно еще напротив того гораздо больше отверсто (т.е. открыто для неприятеля – прим. В.Б). В сем городе (первоначальном Дмитриевске – прим. В.Б. на место прежней деревянной церкви во имя святых Апостолов Петра и Павла застроена была казенным поштом каменная, а теперь один только ея признак; так же видно, где стояли домы и погреба». [См. Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под редакцией М. М. Загорулько и И. О. Тюменцева. – Волгоград, 2010, с. 40]

Таким образом переселение связано с тем что после восстания Булавина и последующих карательных действий царских властей в Дмитриевске осталось слишком мало войск, чтобы одновременно охранять построенную на рукотворном острове у правого берега Камышенки крепость и нести гарнизонную службу в левобережном Дмитриевске.

К сожалению, не сохранилось документов, рассказывающих о том, как жители переселялись на правый берег Камышенки. Но благодаря рассказу Джона Перри, описывающему переселения работников Воронежской верфи, мы в общих чертах можем представить, каким образом происходило это переселение: «Место для постройки Царских кораблей, которое находилось первоначально около самого города Воронежа, перенесено было за 7 Русских миль (верст – прим. В.Б.) вниз по течению реки; и по этому случаю также пришлось перенести туда дом, предназначенный для приезда Царя и некоторых из его Лордов (дома эти, по Русскому обычаю, были деревянные и устроены таким образом, что могли по желанию быть перенесены с одного места на другое); также перенесены были дома строительных мастеров, художников, и работников. [См. Перри Д. Состояние России при нынешнем царе. В отношении многих великих и замечательных дел его по части приготовлении к устройству флота, установления нового порядка в армии, преобразования народа и разных улучшений края (пер. О. М. Дондуковой-Корсаковой)// Чтения императорского Общества Истории и Древностей Российских. №. 1. М. 1871, с. 10].

Вполне очевидно, что дома у жителей первоначального Дмитриевска «по русскому обычаю были деревянные и устроены таким образом, что могли по желанию быть перенесены с одного места на другое». Поскольку указ Петра I о переселении Дмитриевска был издан 20 июня 1710 года, то в июле и августе, когда речка Камышенка обычно становилась ручьем, перевезти жилье на другой берег было возможно.

Современным исследователям до сих пор не совсем понятно, почему Петр I сделал выбор в пользу переноса города на низкий болотистый правый берег р. Камышенки. Тем более что в литературе встречается упоминание, что Петр I, побывавший в 1722 г. во время Персидского похода в Дмитриевске, якобы оказался недоволен этим переносом. Правда, в походном журнале Петра I можно найти лишь краткий рассказ о его визите в Дмитриевск (Камышенку), а не оценку царя по поводу переноса города: «13-го (июня 1722 г.). По утру на разсвете прибыли к Камышенкам, где с города стреляли из 15-ти, ответствовано из 3-х пушек, где Его ВЕЛИЧЕСТВО ПОЗВОЛИЛ осматривать города; и тут быв часа с два, пошли в путь; и шли во весь день на парусах и пришли к Царицыну в вечеру, и тут ночевали и, за великою погодою, стояли тут до полудня 16-го числа. От Самары до Камышенки 180-т, от Камышенки до Царицына 180-т. [См. ПОХОДНЫЙ ЖУРНАЛ 1722 ГОДА. СПб, 1855, с. 45]».

В камышинской летописи об отрицательном отношении Петра I к переносу города говорится следующее: «В 1722 году ехал Государь Петр Алексеевич в Персию и взял с собою из полку сорок человек в гребцы своей шлюпки, из коих возвратилось только двое, прозываемые Тонков и Кока, а прочие все в Персии померли. В сие самое время Государь Петр Первый изъявил свой гнев на онаго князя Хованского, спрашивая с ним бывших: для чего он перевел с прежняго на сие место город? – и как ему все граждане во оправдание сказали вышепомянутую причину, то он спросил: «жив ли оный князь?» А как донесли, что он помер, то изволил сказать: «Если б он был жив, то я велел бы его на том месте повесить». [См. Пополнительные сведения, к истории города Камышина // Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под ред. М. Загорулько и О. Тюменцева. Волгоград, 2010, с. 56]

Версия камышинской летописи косвенно подтверждается одним из эпизодов, описанным в дневнике члена-корреспондента Петербургской Академии наук Николая Яковлевича Озерецковского (1750 – 1827): «На другой день к вечеру приехали в город Камышев (так в оригинале – прим. В. Б.), где и стали у лутчаго купца сего города. Ноября 20, воскресенье (1782 г. – прим. В.Б. ). Сей день употребили мы на осмотрение, начатаго еще Петром I канала для соединения Илавлы с Камышенкой, а чрез то зделать водяное сообщение между Донам и Волгою. Но как другия важнейшия дела отвлекли его от сего предприятия, то он и оставлен его еще недокончанным, хотя уже на 7 верст и был вырыт. Сие соединение Илавлы с Камышенкой составляют два канала, которыя оба на вышеуказанное разстояние уже и вырыты. Один из них служил бы единствено для поднятия судов из Волги на ту вышину, в какой находилась бы воду в другом канале, по которому надлежало б им ходить. Сие предприятие имел, как по истории оказывается, еще Ахмет II император турецкий (Султан Оттоманской Порты Ахмед II правил с 1691 по 1695 гг. В этот период Порта лишается почти всех своих владений на левом берегу Дуная), который в то время, воюя с Персиею, хотел из Чернаго моря послать флот в Каспийское. Но Петр I, котораго высокий ум ничего не опускал которое б могло быть его Отечеству полезным, начал производить его в действие и верно бы его досовершил, если бы наступившая тогда война с Швецией ему в том не воспрепятствовала.

В нынешняя времена не раз уже посылали, дабы осмотреть если возможность сие исполнить и хотя тут особенно больших затрутнений, выключая великость работы и кошта, и нету, однако по сие время остается в том же положении. Хотя при устье Камышенки и были зделаны шлюзы, но оне обратно совсем истреблены так, что не видать ни малейшаго теперь оных и остатка. Худо ли оне были зделаны и другая какая причина, что оне разрушены, сие мне неизвестно. Немало также способствовал нам к приобретению надлежащаго о сем канале сведения один находящейся в Камышенке старик, которому государыня по минований смутных произшествий, за оказанныя им в то время услуги, пожаловала ему в вечное потомство благородство. Он был еще 12-ти лет, как император был в сих местах. Он же уведомил нас, что государь весьма сожалел, осматривая сие место, что город был перенесен, ибо он стоял на другой стороне реки Камышенки, которая повыше другой и выгоднее как для крепости, так и для самаго города. [См. Озерецковский Н. Я. Путешествие по России. 1782-1783. СПб. Лики России. 1996, с.106-108]

Быть может, переселение Дмитриевска на правый берег Камышенки можно объяснить тем, что в июне 1710 г. Петр I еще не оставил попыток построить Волго-Донской канал, соединив р. Камышенку с Иловлей? На первый взгляд, в пользу этого говорит следующее свидетельство, оставленное шотландским врачом Джон Беллом (1691—1780 гг.), побывавшим в России с целью удовлетворения своей страсти к путешествиям. В своих дневниковых записках, впоследствии опубликованных в Лондоне под заглавием “Travels from St. Petersbourgh to diverse parts of Asia”, он написал следующее: «Из Саратова выехали мы 1 июля 1716 г., и проехали 2, 7 и 9 чисел города Камышинку (Kamoshinka) или Дмитриевск (название добавлено переводчиком – прим. В.Б.), Царицын и Черный Яр; все три лежат на западном береге, и также укреплены, как Саратов. В первом нашли мы капитана Перри, родом англичанина, со множеством работников, прокапывающих ров между Волгою и Доном, чрез что учинилося бы сообщение с Черным морем; но как земля была очень жестка и неровна, то оставили сию работу, хотя расстояние не более как на пятьдесят верст простиралось». [См. Исторические путешествия. Извлечения из мемуаров и записок иностранных и русских путешественников по Волге в XV-XVIII вв. Сталинград. Краевое книгоиздательство. 1936, с. 152].

Однако утверждение Джона Белла о том, что в июле 1716 г. на р. Камышенке якобы работал Джон Перри, большинство историков считают ошибочным, поскольку точно известно, что этот инженер с помощью английского посланника еще в 1712 г. покинул Россию. Чтобы разобраться в причинах этого недоразумения автор этих строк посмотрел оригинал, в котором о Джоне Перри на самом деле сказано следующее: “At the first of these places captain Perry, an ENGLISHMAN, with many workmen, was employed in cutting a canal between the VOLGA and the DON, which would have opened a passage to the EUXINE sea; but the ground being very hard, and rising in some places considerably above the level, the enterprise was laid aside, though the distance was not above fifty verst”. [См. Bell, John. Travels from St. Petersburg in Russia to diverse parts of Asia. 1763, Vol. 1, pp.34-35.]

Так, вот этот отрывок правильно было бы перевести таким образом: «В первом из этих мест англичанин капитан Перри со многими работниками занимался постройкой канала между Волгой и Доном, что открыло бы проход к Черному морю; но так как земля оказалась слишком жестка и неровна, то от этого предприятия отказались, хотя расстояние было не больше 50 верст». Таким образом Джон Белл в этом отрывке на самом деле говорит не о встрече с Джоном Перри (тем более что судно не заходило в Дмитриевск, а потому этой встречи не могло быть), а лишь о том, что английский капитан со многими работниками в Камышенке ранее занимался постройкой Волго-Донского канала, но по объективным причинам от этой затеи пришлось отказаться.

Дмитриевск в первые годы после подавления булавинского восстания


О том, насколько обезлюдел и захирел Дмитриевск после булавинского восстания и переноса города на правый берег Камышенки, говорят следующие документы, сообщавшие о том, что городе не хватало подвод и лошадей для знатных иностранных путешественников. Вот, например, какие трудности возникли у римского посланника: «Лета 1713 июля в 21 день по указу великого государя память Посольского приказу подъячему Алексею Протопопову ехать ему на Камышенку в Дмитровской и в Казань для того в нынешнем 1713-м году посылан он Алексей да Минаса вартапеда человек армянин Богдан Христофоров в Казань для взятья папы римского посланного Израиля Ория оставленных ево в Казани и в Астрахани пожитков и будучи там на Комышенке в Дмитровском у каменданта Федора Хрущова за недостатком подвод оставили Израилевых вещей 130 лож чинаровых и ареховых пистолетних 41 ложа чинаровых ж и ареховых фузейных, 12 досок чинаровых больших, 6 досок ореховых больших.

И подъячему Алексею приехав на Комышенку в Дмитревской говорить каменданту Григорью Жеребцову, чтоб те он ложи и доски ему отдали как он то все отдает и ему подъячему взяв те ложи и доски привесть к Москве и объявить в государственном Посольском приказе государственному канцлеру и кавалеру, графу Гаврилу Ивановичу Головкину да государственному подканцлеру, барону Петру Павловичу Шафирову, а ежели он, камендант те вещи не отдаст и ему Алексею ехать в Казань, приехав в Казань, подать великого государя грамоту ближнему боярину и губернатору Петру Самойловичу Салтыкову, какова писана об отдаче тех ложей и досок. И как то все ему отдано будет и ему Алексею приняв то все ехать к Москве и объявить в Посольском же приказе». [См. ЦГАДА, ф. 100, 1713 г., д. 2, лл. 1-19 об. Подлинник.]

Подвод и лошадей не хватило и богатому персидскому купцу, возвращавшемуся домой вместе с послом шаха: «29 ноября 1713 года из Казани Петр Салтыков в доношении Прав. Сенату пишет: в нынешнем 713 году 16 августа в грамоте великаго государя из государственнаго Посольскаго приказа в Казань писано: отпущен из С. Петербурга Шахова величества Персидскаго посол Фезли Алибек да купчина Маметь Усейн– бек с Шаховымп дворянами и с людьми их; и ежели ему послу случится в дороге в низовых городах зимний путь, чтоб давать подводы; а как он посол в Астрахань прибудет, дав ему послу под скарб и под шаховых дворян суды, а ему послу от 40 до 50 подвод до Терка, придав за ними в провожатых табуннаго голову с мурзами, отпустить в Персидкую землю с подобающею честию. Да по указам же из Канцелярии Прав. Сената велено оному послу и купчине давать на 14 стругов кормщиков и гребцов 236 человек от города до города, и тем гребцам давать прогонныя деньги против подвод на 10 верст по 3 деньги человеку, да в провожатых при офицере капральство солдат или и с прибавкою, как бы проехать безопасно. И оный посол и купчина со всеми при них будущими людьми прибыли в Казань 16 октября, и октября ж 20 из Казани отправлены и кормщики и гребцы и провожатые даны указное число; а 21 ноября писал в Казань из Дмитриевска, что на Камышенке, комендант Иван Немков: Шахова величества Персидскаго посол приехал в Дмитриеск 1 ноября и поехал того ж числа, и дано ему и князю Михаилу Азаманову на струга кормщиков и гребцов 180 человек да провожатых при офицере 20 человек; а купчина с 5 стругами зазимовал в Дмитриевском хочет ехать до Астрахани сухим путем, и просит под всякия свои вещи 250 подвод, и для охранения провожатых; а в Дмитриевске всяких чинов людей только 42 лошади, а уездных людей никого нет; а от других городов Казанской губернии оный город в дальнем разстояние, и толикаго числа подвод взять негде; и ежели для того его купчине отпуска лошадей и сани, и на них припасов купить – лошадей против подъемных по 5 руб. лошадь, сани и хомуты и веревки и лошадям на корм и провожатым на жалованье по 3 рубля на подводу, и то отправление оному купчине учинится 2.000 рублей; и таких денег в Казанской губернии взять не где для того, что на посольские отпуски в Казанской губернии денежной казны по табелю ничего не положено, и сверх табеля никаких сборов с двороваго числа собирать и на дворовое число накладывать не велено, а в отсылку из доходов Казанскойгубернии определено по табелю в Посольский приказ по 32.937 рублей на год; и те деньги по окладу отсылаются в тот приказ все; и ежели он купчина за вышеписанным удержится в Дмитриевске до весны, чтоб то на Казанской губернии не взыскавано; о том Прав. Сенат что укажет?

ПРИГОВОР. 1713 г. декабря 17, Прав. Сенат, слушав сего доношения, приговорили: Шахова величества Персицкого купчине Мамет– Усейн-беку и при нем людем ево до весны стоять в Дмитровску для того, что от Дмитровска до Астрахани нынешним зимним путем за оскудением подвод отправить ево невозможно; а в бытность ево купчинову в Дмитровску ево купчину с людми доволствовать ис прибылых Казанской губернии доходов, бес чего ему по крайней нужде пробыть будет не мочно; а как вешнее время приспеет и водяному ходу будет удобное время, и ево купчину, дав ему стругов и других судов сколко пристойно и провожатых и кормщиков и гребцов, отправить до Астрахани, а от Астрахани в Персицкую землю отпустить против грамоты великого государя, которая послана в Казанскую губернию ис Посолского приказу об отправлении Персицкого посла и ево купчины; а что в бытность того купчины на удоволство ему издержано будет, о том в Канцелярию Прав. Сената прислать доношение; и о том в Казанскую губернию к губернатору послать его великого государя указ. По сему приговору в Казанскую губернию к губернатору указ послан 18 декабря. [См. Доклады и приговоры, состоявшиеся в правительствующем Cенате в царствование Петра Великаго, изданные Императорскою академиею наук / под ред. Н. В. Калачова. СПб, 1880-1901, с. 1382-1383].

Старогородская площадь и заброшенные храмы первоначального Дмитриевска

Опись первоначального левобережного Дмитриевска 1703 г.


Если сравнить рис. 5, на котором изображены проектируемые города Камышенка и Петр город, с городом Иловлей, также нанесенным на карте Корнелия Крейса, то легко заметить, что последний город обозначен весьма схематично (см. рис. 7). В то время как Камышенка и Петр город изображены на этой карте весьма подробно с обозначением проектируемых кварталов и крепостных сооружений.



Рис. 7. Проектируемый город Иловля на карте Корнелия Крейса.

Но если сравнить проектируемые город Камышенка и Петр город (см. рис.5) с первоначальным левобережным, а затем с перенесенным на правый берег Камышенки Дмитриевском (Камышином) в том виде, в котором он существовал к 1826 г. (см. рис. 9), то легко заметить серьезные отличия.

Во-первых, проектируемые города на карте окружены земляным валом и рвом в виде полуокружностей, в то время как оба реально построенных города с двух сторон были окружены валом и рвом (с двух других сторон – окружены Волгой и Камышенкой), соединявшимися с друг другом почти под прямым углом. Во-вторых, расположение кварталов у проектируемых городов не совпадает с их расположением в реально построенных городах. В-третьих, на карте Корнелия Крейса в проектируемом Петр городе не обозначена крепость на островке, расположенная рядом с правым берегом Камышенки, которая появилась там в 1703 г. Кстати, этот факт говорит также о том, что карта Корнелия Крейса хотя и опубликована в 1703 г., но составлена она гораздо раньше, по нашим оценкам, где-то в 1699-1700 гг.

Познакомимся теперь с описью 1703 г. города Дмитриевска, которая весьма любопытна тем, что это первое довольно подробное описание недавно построенного города: «По описи воеводы Алексея Беклемишева 703 году.

Город Дмитровской земляной вал от Волги реки до проезжих ворот, длина 164 сажени, у тех ворот караулная изба. От тех ворот до роскату (уголнова по той же стене длина 368 сажен, у того роскату караулная изба. А от того роскату, в поворот к Камышенке реке, длина валу до ворот, что словут Московские, 365 сажен, а у тех ворот караулная да белая избушка началничья. А от тех ворот до ворот же, что словут Илавлинские 393 сажени, у тех ворот караулная изба. От Илавлинских ворот до Камышинского яру 184 сажени.

И всего городового валу обоих стен мерою длина 1474 сажени, в пошве поперег валу 6 сажен с аршином, (в) верху поперег валу – 3 сажени. А вышина валу, где щита нет, 4 аршина.

А того валу в одделке с щитом от Илавлинских ворот к Камышенке реке 164 сажени, а тот щит толщина одна сажень, а вышины 2 сажени и пол-аршина, а тот вес(ь) вал с одной стороны, с степи, ото рва, выкладено дерном.

А вышеписанные трои ворота в том валу построены дубовые, бревенные, подвестны в воротах; а в тех стенах ворота створные, дубовые, брусяные, а у них запоры – засовы железные с пробои и з замками. Против тех ворот построены через ров мосты подъемные, на железных чепях и на брусьях деревянных, длина через ров мостам по полу 7 сажени, ширина мосту 6 аршин без четверти. А на том валу и на воротах и на роскатах никакова древяного строения и башен к боевому делу ничего нет; а около того валу, с степи, выкопан ров, глубины 3 сажени один аршин, поперег рва вверху 6 сажен с полусаженью.

А от того валу, от Камышенского яру к Волге реке, по горе, до взвозу (улица, дорога в гору – прим. В.Б,), что к устью реке Камышенке, длина 365 сажен; а от того взвозу вверх по Волге реке, по горе ж, до валу 500 сажен, а в том числе зделаны к Волге реке 3 взвоза. У одного взвозу, что против блони (городская площадь, ровное место – прим. В. Б.) поставлена часовня. И в тех обоих стенах мерою длины от Камышенки и от Волги по горе 865 сажен. А строение и крепости земляного и древянного, и надолоб от воинских людей ничего нет. Итого всего вышеписанного городовой мере всех четырех стран валу и что без валу 2339 сажен.

В городе всякого военного снаряду:

пушка, длина 4 аршина, весом 33 пуда 30 фунтов, к ней ядро в 3 фунта;

пушка, длина 4 аршина, весом 32 пуда (последняя цифра неясно прописана) 32 фунта, ядро к ней в три фунта;

пушка, длина 3 аршина 7 вершков, весом 20 пудов 20 фунтов, ядро к ней 2 фунта;

пушка, длина 3 аршина 5 вершков, весом 27 пудов 20 фунтов, ядро к ней 3 фунта;

пушка, длина 3 аршина без полутора вершка, весом 18 пуд 20 фунтов, ядро к ней в 2 фунта без четверти;

пушка, длины 2 аршина с четвертью, весом 15 пуд 20 фунтов, ядро к ней 2 фунта;

пушка, длины 2 аршина с вершком, весом 15 пуд 20 фунтов, ядро к ней 2 фунта;

пушка, длины 2 аршина, весом 18 пуд 20 фунтов, ядро к ней в 3 фунта без четверти;

пушка, длина 2 аршина, весом 15 пуд, ядро к ней в 3 фунта с четвертью;

пушка, длины в 2 аршина 2 вершка, весом 18 пуд, ядро к ней в 2 фунта;

пушка, длины 2 аршина полчетверта вершка, весом 15 пуд 30 фунтов, ядро к ней 2 фунта;

пушка, длины 2 аршина, весом 15 пуд 20 фунтов, ядро к ней 2 фунта;

пушка, длины 2 аршина, весом 11 пуд 10 фунтов, ядро к ней 2 фунта без четверти;

пушка, длины 2 аршина без вершка, весом 9 пуд, ядро к ней 2 фунта;

пушка, длины 1 аршин 11 вершков, весом 9 пуд 20 фунтов, ядро к ней 2 фунта;

пушка, длины 1 аршин 11 вершков, весом в 3 пуда 30 фунтов, ядро в полфунта;

пушка, длины 2 аршина без трех вершков, весом 8 пуд 20 фунтов, ядро в полтора фунта;

пушки дробовики, длиною по аршину и по шти вершков:

1-я пушка весом 7 пуд 20 фунтов,

2-я пушка весом 7 пуд 12 фунтов,

3-я пушка весом 7 пуд 30 фунтов,

4-я пушка весом 7 пуд 20 фунтов.

А те вышеписанные пушки и дробовики все медные, а принеты ис полку столника князя Петра Дашкова с товарыщи – 14 пушек да 4 дробовика, а 3 пушки – дмитровские.

Пищали чюдинные, затинные, мерою и весом пищаль длины два аршина 3 четверти, весом 2 пуда 30 фунтов.

Восемь пищалей – длина по два аршина по три вершка,

весом в них 6 пуд 6 фунтов.

2 пищали длины по 2 аршина, весом 3 пуда 20 фунтов.

14 пищалей, длина им по 2 аршина без дву вершков, весом они 12 пуд 36 фунтов.

9 пищалей длиною пол-2 аршина, весом в них 6 пуд 14 фунтов.

Одна пищаль – длиною аршин, весу 30 фунтов.

Итого 35 пищалей, а те пищали без лож.

Мелкого ружья, которые годны к стрелбе:

147 фузей,

159 самапалов,

156 замошных мушкетов,

62 турки,

8 гранушек,

166 фетилных мушкетов худые,

мушкетных и самополных стволин без лож и без замков худых – 55,

360 фузей, которые присланы ис Синбирска, горелые, в ложах и з замками,

4 бочки ручного пороху, весом в них 31 пуд,

5 бочек пороху пушечного, а в них весу 31 пуд 8 фунтов,

свинцу пол-2 свиньи, в них весу 13 пуд 4 фунта,

дробоваго свинцу пулек 33 пуда 7 фунтов,

16 пуд фитилю.

Пушечных, которые годятца по кружалам, по весу по три фунта и с четвертью, а иные и без четверти – 380 ядер.

600 ядер весом ядро по 2 фунта без четверти.

Да не годятца к пушкам по кружалом 9 ядер.

17 сум гранатных.

8 сум пороховых.

3 сумы медные фузейные, весом 19 фунтов.

6 – уши пушечные железные, в том числе двои уши изломаны.

Пороху в 7 бочках, весом 58 под (пуд) 15 фунтов, и з веревом, что принято ис полку князь Петра Дашкова.

Свинцу одна свинья весом 8 пуд.

15 барабанов.

15 палников пушечных.

11 затравов.

6 пыжевников.

5 картузов.

14 гнезд шор ременных». [См. «Труды Саратовской ученой архивной комиссии», том II, вып. 1. – Саратов, 1889, с. 135-140. (Извлечено из Московского архива Министерства юстиции. Дела Герольдмейстерской конторы, книга №376, лл. 245-255).]

Как видим, воеводой Дмитриевска в 1703 году был Алексей Беклемишев. При этом город в 1703 г. в официальной переписке назывался Дмитровской. Город был окружен земляным валом, что в то время считалось более надежным укреплением по сравнению с деревянными крепостями, которые легче было разрушить артиллерийским огнем. Заметим, что Алексей Беклемишев в 1703 г. писал о том, что периметр правобережного Дмитриевска равнялся 2339 саженям, что практически совпадается оценкой П. Б. Иноходцева, данной в 1771 г., согласно которой периметр оставленного в 1710 г. дмитриевцами города равнялась 4 верстам и 220 сажен или в 2220 саженям (1 путевая верста =500 саженям). С учетом того, что путевая верста равна 1066,8 м, в переводе на современные меры длины периметр первоначального Дмитриевска равнялся, соответственно, по данным Алексея Беклемишева – 4990 м, а по оценке П. Б. Иноходцева – 4737 м.

Из «описи» также становится известным, что стольника и полкового воеводы при слюзном деле князя Петра Дашкова в 1703 г. на Камышенке уже не было: «А те вышеписанные пушки и дробовики все медные, а принеты ис полку столника князя Петра Дашкова с товарыщи – 14 пушек да 4 дробовика, а 3 пушки – дмитровские». Все это говорит о том, что Петр I к этому времени окончательно отказался от попытки соединить Влогу с Доном в районе Камышенки, а потому должность полкового воеводы при слюзном деле на Камышенке стала излишней.

С помощью «Информационно-поисковой полнотекстовой системы «Боярские списки XVIII века» нам также удалось выяснить, что князь Петр княж Иванов сын Дашков находился на Камышенке до 1702 г., после чего его – в связи с прекращением строительства канала – перевели из приказа Казанского дворца с занимаемой им должности полкового воеводы у слюзного дела в Правиантский приказ, который занимался снабжением регулярной армии продовольствием.

Согласно описи, в городе было построено трое ворот: Проезжие (с северной стороны городского вала), Московские (в середине западной стороны вала) и Иловлинские (с западной стороны вала, недалеко от р. Камышенки). Таким образом опись опровергает утверждение камышинской летописи о том, что в городе «для выезда устроено было четверо ворот» на самом деле их было три. Заметим также, что к 1708 г. северные Проезжие ворота переименовали в Казанские, поскольку так они названы в «росписи» Петра Хованского (см. ее текст выше), составленной вскоре после изганания из Дмитриевска булавинцев, то есть 25 августа 1708 г.

Любопытно также заметить, что недалеко от Казанских ворот, согласно «росписи» Хованского, в городе имелся район, называемый Лубянкой – «однофамилицей» московской Лубянки: «от Казанских ж ворот на другом раскате пушка чюгунна, мерою длины пол 2 арш. без полувершка, по кружалу ядро фунтовое; от большова роскату (земляная площадка на валу для пушки – прим. В.Б.) на Лубянке пушка чюгунная, мерою аршин, по кружалу ядро полуфунтовое …»

Почему камышенскую Лубянку назвали Лубянкой, сказать довольно трудно. Быть может, среди первых переселенцев были бывшие московские стрельцы, назвавшие один из районов первоначального Дмитриевска в честь московской Лубянки, где в XVII в. находились слободы, в которых жили стрельцы. Еще одна версия: возможно в этом районе шла торговля лесными материалами, в том числе изделиями из луба (внутренней волокнистой части коры деревьев), привозимыми с верховьев Волги.

Был ли левобережный Дмитриевск полностью заброшен


П. Б. Иноходцев, побывавший в Дмитриевске через 61 год после переселения его жителей на правый берег Камышенки, пишет о том, что видел, «где стояли домы и погреба», то есть видел признаки прежнего жилья [См. Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под редакцией М. М. Загорулько и И. О. Тюменцева. – Волгоград, 2010, с. 40]. Но был ли после переселения горожан на правый берег Камышенки первоначальный Дмитриевск всеми его жителями заброшен? Увы, ответ на этот вопрос далеко не однозначный. Во всяком случае на плане (в масштабе 1 верста в дюйме) генерального межевания Саратовской губернии 1790 года (см. рис. 8), в той части где дается нагорная часть Камышинского уезда, можно увидеть не только левобережный, но и правобережный Камышин.



Рис. 8. Камышин на плане генерального межевания 1790 г. Саратовской губернии

Как известно, задачей Генерального межевания являлось точное установление границ земельных владений как отдельных лиц, так и крестьянских общин, городов, церквей и прочих возможных собственников земли. При этом легко увидеть, что на карте ген. межевания обозначены городские кварталы, расположенные как в левобережном, так и в правобережном Камышине. По всей видимости, это может означать, что к 1790 году левобережный Камышин уже был вновь заселен.

Если сравнить план ген. межевания 1790 г. с планом Камышина, утвержденным 12 января 1826 г. царем Николаем I (см. рис. 9), то на первом плане почему-то нет островка и расположенного на нем камышинского кремля с важнейшими административными, торговыми и прочими зданиями и учреждениями. Хотя этот район города, несомненно, тогда существовал, поскольку в 1771 г. П. Б. Иноходцев об островке написал следующее: «Строения в кремле казенные: комендантский дом и выход для поставки вина каменный, канцелярия, гауптвахта, духовное правление и три дома тамошних священников; прочие ж бывшие обывательские домы перенесены 1771 года в предместье, в котором каменного строения четыре, в том числе жилых три и одна кладовая, да сверх сего пять каменных лавок». [См. Царицынский и Камышинский уезды в описаниях краеведов (1727 – 1928). Под редакцией М. М. Загорулько и И. О. Тюменцева. – Волгоград, 2010, с. 40]. В предместье расположенного на островке камышинского кремля находилась и Старобазарная площадь, которую легче увидеть на плане 1894 г., на котором она обозначена буквой C (см. рис. 10).

Что касается заброшенного левобережного Дмитриевска, то на его плане 1826 года вместо пяти ближайших к речке Камышинке жилых кварталов (их можно увидеть на плане 1790 г.) осталось лишь три квартала, находившихся дальше от Волги. Следовательно, можно предположить, что в левобережном Камышине за период с 1790 г. по 1826 г. исчезли два соседствовавших с Волгой жилых кварталов, находившихся рядом с бухтой реки Камышинки. Связано ли это исчезновение построек с весенними разливами, обрушением берега, либо с еще какими-то катастрофическими событиями, автору этих строк неизвестно.

Среди жилых кварталов левобережного Дмитриевска на плане 1790 г. можно увидеть (почти в центре, но ближе к Волге) незастроенное пространство – Старогородскую площадь, которая автором этих строк обозначена буквой П. В связи этим хочу также обратить внимание читателей на следующий отрывок из описи 1703 года: «У одного взвозу, что против блони (городская площадь, ровное место – прим. В. Б.) поставлена часовня». Поскольку устаревшее слово «блонь» означает площадь или ровное место, автор этих строк предполагает, что в описи 1703 г. речь идет о первой городской площади левобережного Дмитриевска, которую после переселения жителей города на правый берег реки Камышенки стали называть Старогородской площадью.

На плане Камышина 1826 г. (см. рис. 9), эту площадь можно также найти в левобережной части города. Согласно этому документу, в центре Старогородской площади планировали построить церковь (на плане обозначена цифрой 1), а также верхние и нижние торговые ряды (на плане обозначены цифрой 2). Заметим, что эти торговые ряды видны и на плане 1790 г., но, по всей видимости, к 1826 г. они стали ветхими, а потому их здесь снова хотели построить.

Были ли эти одобренные царем проекты претворены в жизнь, автору этих строк неизвестно, но, скорее всего нет, поскольку о построенной в левобережном Камышине церкви нет никаких упоминаний в довольно многочисленных публикациях о городе XIX века. Нет проектируемой церкви и на составленном по земской карте плане Камышина 1894 г. (см. рис. 10), а все пять церквей находились в правобережной части города.

На плане 1826 г. бросается в глаза, что на островке, на котором тогда находился камышинский кремль и ряд важных административных учреждений, не обозначен (по всей видимости, это ошибка составителей плана) Свято-Троицкий собор, построенный здесь еще в 1751 г. Внутри кремля, согласно плану 1826 г., собирались построить ряд присутственных мест. Известно также, что в 1830-1831 годах (то есть во времена Николая I) на островке была выстроена вместо старой обветшавшей высокая каменная колокольня Троицкого собора.

Из плана 1826 г. также следует, что ни одна из существовавших тогда церквей (обозначены на плане крестом) не была размещена в левобережном Камышине. Тоже самое можно сказать и об административных учреждениях. Судя по плану 1826 г., городская Дума (обозначена на плане буквой A) и Ратуша (буквой B) находились в правобережной части Камышина рядом с островком. В то время как мясные ряды (на плане 1826 г. обозначены буквой C) были на Никольской скотопрогонной площади (рядом с современным Никольским кафедральным собором), соляные магазины (обозначены буквой D) – на южной окраине города рядом с Волгой, а торговые лавки (обозначены буквой E) – на Базарной площади, которая сегодня называется площадью Павших борцов.



Рис. 9. План города Камышина Саратовской губернии, утвержденный 12 января 1826 г.

Если сравнить план 1826 г. с планом 1894 г., то можно сделать вывод, что город рос в основном только в своей правобережной части – на юг, юго-запад и запад. Вместе с тем расположенная в левобережной части Старогородская площадь, на которой при Николае I планировали построить церковь, а также верхние и нижние торговые ряды, через 78 лет оказалась застроена обычными домами. Тем не менее место, где ранее находилась эта площадь, на плане 1894 г. все-таки было обозначено, очевидно, как важное для Камышина историческое место.



Рис. 10. План города Камышина по земской карте 1894 г.


Александр Минх в свое время дал такое объяснение появлению в его книге земского плана города Камышина 1894 г.: «Камышинским уездным исправником г. Дьяконовым доставлен нам, от 30 сентября 1897 года, подробный план города Камышина, масштабом 100 сажен в английском дюйме. Улицы города расположены следующем образом: – Набережная – от Висельнаго оврага мимо городскаго сада, по берету Волги; параллельно с ней: Гороховская, Астраханская, Успенская (от церкви Успения) и Никольская (от Никольской кладбищенской церкви, у Висельнаго оврага) идут от Сенной (Никольской) площади по направлению к крепости и к реке Камышинке; по тому же направлению параллельно с ними идут: Немецкая, Аптекарская, Васильевская, Базарная, Камышинская, Красная, Зеленая и Безимянная. Улицы эти пересекаются, по направлению к Волге, следующими: Шемякинская (близ старой крепости и р. Камышинки), Сычевская, Дмитриевская (от церкви св. Дмитрия), Грязная, Саратовская и Царицынская, обе последние от Волги и Набережной улицы проходят по обеим сторонам Базарной площади, за которой, между этими улицами находятся, параллельные с ними, небольшие улицы – Мало-Саратовская, Мало-Царицынская и Острожная (названной от здания тюрьмы). Далее, к окраине города, параллельно с Царицынской, идут улицы—Песчаная и Степная, за последней находится Лесная пристань.

В этой части города имеются площади: от НИКОЛЬСКОЙ кладбищенской церкви и кладбища при ней (с левой стороны Висельного оврага) расположена до Царицынской улицы—Сенная площадь; между Царицынской и Саратовской улицами– Базарная плошадь с Вознесенским собором: Успенская площадь—с церковью Успения Божией Матери и Старобазарная (лит. с.) площадь у Шемякинской улицы, недалеко от старой крепости (в которой стоит Троицкий старый собор). Земская больница находится за Висельным оврагом. Против Васильевской улицы построен мост через р. Камышинку, ведущий в старый город (на левой стороне Камышинки); в этом левобережном старом городе, бывшем в старину городке Дмитриевске, окруженном до сих пор остатками земляных укреплений, идут от Волги улицы: Красная в конце которой, у бывшаго крепостнаго вала, помещен теперь вокзал Тамбовско-Камышинской железной дороги, Черкасская и Безымянная, у последней расположена на берегу Волги—Старогородская площадь. Эти три улицы пересекают, начиная от вала, Саратовской дороги и железно-дорожнаго вокзала, улицы, идущия от р. Камышинки: Зеленую, Часовенную, Краснобаевскую, Старогородскую, Петровскую и Вольскую (ближайшую к р. Волге). От вокзала и Зеленой улицы, пересекая часть Старогородской площади, идет к Волге рельсовый путь к пристаням, за полотном котораго местность, в черте стараго вала, отчуждена под сооружения Тамбовско-Камышинской железной дороги». [См. Историко-географический словарь Саратовской губернии. /Сост. Минх А. Н., том 1: Южные уезды: Камышинский и Царицынский. Вып. 2: Лит. Д – К: Саратов, 1900, с. 458-459].

Весьма любопытно, что даже план 1894 г. содержит следы переселения города 1710 г., поскольку улицы Красная, Зеленая и Безимянные есть как в правобережном, так и левобережном Камышине, то есть эти названия жителями использовались как бы в двух экземплярах. По всей видимости, часть дмитриевцев, переселившись на правый берег Камышинки, решили сохранить название своих улиц, на которых они жили в левобережном Дмитриевске. А вот то, что аналогичные названия сохранились и в старом городе, вероятно, свидетельствует, что далеко не все дмитриевцы переселились на новое место жительство, либо вскоре опять вернулись на старое место, когда память о названиях этих заброшенных улиц еще сохранилась. Тем более что указ Петра I о переселении города касался только «служилых всяких чинов людей» [См. Иоанн Саввинский Исторические записки об Астраханской епархии за 300 лет ея существования. (С 1602 по 1902 год). Астрахань, 1903, с. 122], а потому неслуживые люди (правда, их в недавно построенном городе, по всей видимости, было очень мало) в принципе могли бы остаться на месте, хотя в этом случае они остались бы без охраны гарнизона, который стал нести службу только в правобережном Камышине. Впрочем, осталась ли какая-то часть дмитриевцев на старом месте, неизвестно, поскольку каких-либо упоминаний на этот счет в литературе XVIII в. не встречается.

Только у Александра Минха, выпустившего Историко-географический словарь Саратовской губернии на рубеже XIX-XX вв., об обитателях «старого Дмитриевска» говорится следующее: «Недавно еще, так называемый «Старый город», на левом берегу р. Камышинки, был заброшенною окраиною, где ютилась пришлая и и городская беднота. С проведением железной дороги к этой местности, фонды «Старого города» сильно поднялись; он находится на высоком берегу Волги (откуда перенес его Хованский), у ног его, на правом берегу Камышинки, расположился новый Камышин. Теперь здесь, в бывшем старом Дмитриевске, из ряда мазанок, выделяются железнодорожные здания, депо, мастерские, водокачка, дома для служащего персонала; стоят вагоны, раздаются свистки паровозов». [См. Историко-географический словарь Саратовской губернии. /Сост. Минх А. Н., том 1: Южные уезды: Камышинский и Царицынский. Вып. 2: Лит. Д – К: Саратов, 1900, с. 452-453].

Где искать Старогородскую площадь и как выглядели храмы первоначального Дмитриевска


Судя по плану 1894 г. (рис. 10), Старогородская площадь начиналась у Волги, разделяя Вольскую и Петровскую улицы примерно посередине и поднимаясь выше, захватывала часть современного 6 микрорайона. Справа от Старогородской площади (если смотреть со стороны Волги) в 1894 г. находилось полоса отчуждения под ж-д. дорогу, которая, по всей видимости, территориально соответствует современной ул. Полоса Отчуждения. Сверху эта площадь ограничивалась Старогородской улицей.

После постройки 6 микрорайона от Старогородской улицы сегодня остался только дом под №1, а вот участок под дом № 3 снесен, но место не застроено. Старогородская улица шла приблизительно параллельно Волги, поэтому если провести прямую линию от дома, расположенного по ул. Старогородская, 1 и участка, оставшегося от дома, находившегося по ул. Старогородская, 3 до ул. Полоса Отчуждения, то мы получим примерную верхнюю границу Старогородской площади.

П. Б. Иноходцев также пишет, что в Дмитриевске на место прежней деревянной церкви во имя святых Апостолов Петра и Павла была построена каменная, от которой теперь остался только «признак». Так, вот через 32 года после визита в город Иноходцева церкви, оставшиеся от первоначального левобережного Дмитриевска, видел также и известный русский живописец Емельян Михайлович Корнеев (1782-1839). Причем, он не только их видел, но и изобразил на своей картине.

В 1802 году он отправился в трехлетнюю экспедицию, которую возглавлял перешедший на русскую службу шведский генерал Георг Магнус Спренгтпортен (1740-1819). За три года экспедиция успела объехать многие европейские и азиатские окраины Российской империи – от расположенной рядом с Китаем Кяхты и вплоть до греческого острова Корфу, находившегося тогда под совместным протекторатом России и Турции. В 1803 году Емельян Корнеев побывал в Камышине, где и написал картину «Вид Камышина с Саратовской дороги» (см. рис. 11). Об этой картине совсем забыли. И только через полтора века после смерти художника ее вместе с другими произведениями Емельяна Корнеева опубликовала Надежда Николаевна Гончарова в своей книге «Е. М. Корнеев. Из истории русской графики начала 19 века», вышедшей в 1987 году в издательстве «Искусство».



Рис. 11. Е. М. Корнеев. Вид Камышина с саратовской дороги. 1803.

Как видим, художник рисовал Камышин, глядя на него с западной стороны, при этом тень на картине падает к востоку, что говорит о том, что рисовал он во второй половине дня, но не вечером, поскольку солнце еще светит достаточно ярко. При этом на картине справа налево направо хорошо видны Никольская и Дмитриевская церкви и расположенный на крепости-островке Свято-Троицкий собор. Но что самое интересное, так это то, что на этой картине видны еще две церкви, расположенные на левом берегу Камышинки, то есть там, где до 1710 г. находился первоначальный Дмитриевск.



Рис. 12. Е. М. Корнеев. Вид Камышина с саратовской дороги. Картина с измененным ракурсом.

Немного лучше эти церкви видны на рис. 12, где ракурс картины автором этих строк несколько изменен. Какие же это церкви? Ключ к разгадке, по нашему мнению, можно найти вот в этих строках из книги Иоанна Саввинского: «В г. Дмитриевске (Камышине) уже на 3-й год после основания города заложена была каменная церковь во имя Казанской Богородицы и построена в 1703 году, а затем в 1704 году возник пятиглавый деревянный собор во имя великомученика Димитрия Солунскаго, в пределах котораго находилась еще другая деревянная церковь во имя того же святаго, вероятно, переделанная из часовни, которая была приписною к соборной церкви». [См. Иоанн Саввинский. Исторические записки об Астраханской епархии за 300 лет ея существования. (С 1602 по 1902 год). Астрахань, 1903, с. 97-98].

Поскольку о часовне, находившейся напротив блони речь идет в описи 1703 г. (о ней мы уже рассказали выше), то можно предположить, что пятиглавый деревянный собор Димитрия Солунского, в пределах которого находилась церковь во имя того же святого, переделанная из часовни, по всей видимости находился напротив Старогородской площади. Весьма вероятно, этот храм был расположен на ул. Часовенной напротив Старгородской площади. На плане Камышина 1826 г. (см. рис 9) автор этих строк большим крестиком обозначил место, где мог находиться пятиглавый деревянный собор Димитрия Солунского. Что же касается картины Е. М. Корнеева, то, по нашему мнению, на левом берегу Камышинки ближе к Волге предположительно мы видим церковь во имя Казанской Богородицы, а дальше от Волги виднеется собор Димитрия Солунского.

Лесная пристань – предшественница Камышинского питомника


В завершении остановлюсь на вопросе, который прямо не касается темы основания города Камышина, но зато тесно связан с историей создания Камышинского питомника древесных насаждений. Возникает вопрос: почему на земском плане 1894 г. (см. рис. 10) улица «Лесная пристань» находится не на берегу Волги, а на юго-западной окраине города, то есть примерно в том месте, где сегодня находится питомник, в котором посадкой и уходом за деревьями занимается Нижневолжская станция по селекции древесных пород-филиал ФНЦ агроэкологии РАН.

Согласно толковому словарю Д.Н.Ушакова, у слова пристань может быть три значения: 1. Специально устроенное на берегу место, к которому пристают суда.

2. То же, что пристанище (устар.). «Постоялый двор… очень походил на разбойничью пристань.» Пушкин.

3. перен., чаще со словами «тихая», «мирная». Состояние успокоенности, умиротворенности вследствие достижения цели, желаний (поэт.). Быть у пристани. «И бури надо мной свирепость утомили: я в мирной пристани.» Пушкин.

По нашему мнению, расположенная на юго-западной окраине горда улица «Лесная пристань» в данном случае означала «пристанище для леса», то есть имела сегодня уже устаревшее значение. По всей видимости, эту улицу так назвали благодаря близости к ней недавно недавно высаженных лесных насаждений. Как известно, инициатором закрепления движущихся на город песков выступил в 1892 году земский врач Яков Андреевич Ломоносов. В Камышинском уезде такие работы были начаты после пыльных бурь 1892-1893 гг. Основным средством борьбы с подвижными песками стало их облесение. При этом высаживалась в основном сосна обыкновенная. Сначала проводили шелюгование песков, а затем камышане коллективно выходили на посадку сосны …

Заключение


Ну вот мы и закончили наш небольшой экскурс в историю славного города Камышина. Увы, в силу обширности данной темы автору этих строк удалось осветить лишь очень небольшую часть истории города. При этом акцент в «Новой летописи Камышина» был сделан на проблеме точной датировки первого и второго основания города, а также на выяснении причин и даты его до сих пор все еще довольно загадочного переселения с левого на правый берег Камышинки. Надеюсь, что этот наш мини-экскурс в историю не показался читателю скучным.

Итак, опираясь на сохранившиеся исторические документы нам удалось выяснить, следующее:

Во-первых, в первый раз город был упомянут в письме полкового воеводы Михаила Прозоровского. При этом первая дата, которая упоминается в его письме –8 июля 1668 г. по старому стилю, когда в недавно построенную Камышенку прибыло 200 самарских служилых людей. Следовательно, в переводе на новый стиль 18 июля 1668 года можно считать датой первого основания города Камышина.

Во-вторых, через два года после первого своего основания Камышенка была сожжена разинцами, после чего лишь через 28 лет на этом месте появился новый город.

В-третьих, исторические документы опровергают утверждение камышинской летописи о том, что город во второй раз был основан в 1697 году. На самом деле сохранившиеся документы позволяют прийти к выводу, что во второй раз город Дмитриевск на Камышенке был основан в 1698 году.

В-четвертых, документы также не подтверждают рассказ камышинской летописи о том, что перешедшие на сторону булавинцев жители Дмитриевска в наказание за измену царю были переселены князем Петром Хованским с высокого левого берега реки Камышинки на ее правый болотистый нездоровый берег.

В-пятых, на самом деле переселение дмитриевцев с левого берега на правый берег реки Камышинки произошло в 1710 году в связи с «малоимением регулярных людей», то есть из-за нехватки гарнизона, необходимого для одновременной защиты как левобережного, так и правобережного Дмитриевска от набега кочевников и воровских казаков.

Хотя все эти выводы автора основаны на конкретных исторических документах, вполне вероятно, что найдутся читатели, которые будут не готовы с ними согласиться. И даже, возможно, захотят оспорить выводы, к которым пришел автор этой книги. Хочу сказать сразу, что такого рода дискуссия можно только приветствовать, поскольку без этого невозможно развитие любой науки. Хочется надеяться, что это обсуждение поможет дальнейшей разгадке тайн, которых до сих пор еще очень много в истории славного города Камышина.

Об авторе





Круг интересов у автора этой книги – Брюкова Владимира Георгиевича – весьма разнообразный. У него уже опубликовано ряд произведений, как публицистического, так и исторического характера. Есть также книги, посвященные прогнозированию на валютном рынке.

Автором в электронном виде опубликованы следующие произведения, которые можно приобрести в интернет-магазинах ЛИТРЕС и его партнеров:

«ЧУДЕСА ВЕТХОГО ЗАВЕТА И ИХ НАУЧНОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ»

«КАК ДЛЯ ПЕТРА ПОРОШЕНКО СФАЛЬСИФИЦИРОВАЛИ ВЫБОРЫ 2014»

«ДИАНЕТИКА И КРОВОЖАДНЫЕ ДРАКОНЫ РУССКОЙ РАВНИНЫ»

«ТАЙНА ВИСЕЛЬНОГО ОВРАГА»

«КАК ПРЕДСКАЗАТЬ КУРС ДОЛЛАРА. РАСЧЕТЫ В EXCEL ДЛЯ СНИЖЕНИЯ РИСКА ПРОИГРЫША»

«КАК ПРЕДСКАЗАТЬ КУРС ДОЛЛАРА. ПОИСК ДОХОДНОЙ СТРАТЕГИИ С ЯЗЫКОМ R»

«КАК ПРЕДСКАЗАТЬ КУРС ДОЛЛАРА. ПОИСК ДОХОДНОЙ СТРАТЕГИИ С ЯЗЫКОМ R»

«КАК ПРЕДСКАЗАТЬ КУРС ДОЛЛАРА. ЭФФЕКТИВНЫЕ МЕТОДЫ ПРОГНОЗИРОВАНИЯ С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ EXCEL И EVIEWS». ВТОРОЕ ДОПОЛНЕННОЕ ИЗДАНИЕ

ПЕРВОЕ ИЗДАНИЕ КНИГИ «КАК ПРЕДСКАЗАТЬ КУРС ДОЛЛАРА. ЭФФЕКТИВНЫЕ МЕТОДЫ ПРОГНОЗИРОВАНИЯ С ИСПОЛЬЗОВАНИЕМ EXCEL И EVIEWS» было опубликовано в 2011 году в печатном виде.

***

БРЮКОВ ВЛАДИМИР ГЕОРГИЕВИЧ, год издания – 2019 г. Все вопросы по поводу содержания книги можно задать автору по электронной почте: bryukov@bk.ru

***

На обложке книги изображен камышинский старый Свято-Троицкий собор и мост, соединяющий островок с остальным городом. Фото неизвестного автора конца XIX в. – начала XX в.


Оглавление

  • Предисловие
  • Откуда есть-пошла речка Камышинка
  •   Как Камышинку называли «золотоордынцы»
  •   Первые русские переселенцы на речке Камышинке
  •   Как КамышЕнка стала КамышИнкой
  • Бои на Камышенке в эпоху смутного времени
  •   Лжецаревич Петр и первое упоминание Камышенки
  •   Бой 1608 г. царских войск с самозванцами под Камышенкой
  •   Сражение 1614 г. с воровскими казаками
  • Стоялый острожек Камышенка
  •   Купец Котов о стрельцах на Камышенке
  •   Адам Олеарий о Камышенке 1636 г.
  •   Иоганн де Родес о нападении калмыков на Камышенский острожек
  •   Грабежи 1659 г. воровских казаков на Камышенке
  • Восстание разинцев, первое основание и гибель города на Камышенке
  •   Поход Стеньки Разина за зипунами 1667 г.
  •   Воевода Михаил Прозоровский и англичанин Томас Бейль – основатели Камышенки
  •   Взятие и сожжение разинцами Камышенки
  •   Сколько лет не восстанавливали Камышенку
  • Попытка Петра I соединить Волгу с Доном у Камышенки
  •   Строительство канала между Камышенкой и Иловлей
  •   Набеги татар и прочие трудности строителей канала
  • Второе основание Камышенки
  •   Когда полк Буша прибыл на Камышенку
  •   Документы о «новопостроенном» Дмитриевске на Камышенке
  •   Когда началось строительство Дмитриевска?
  •   Голландец де Бруин об изменившей течение Камышенке 1703 г.
  • Булавинский бунт и переселение Дмитриевска на левый берег Камышенки
  •   Как первые камышане относились к петровскому брадобритию
  •   Взятие булавинцами Дмитриевска
  •   Участие камышан в булавинском восстании
  •   Расправа над камышанами-участниками булавинского восстания
  •   За что жителей Дмитриевска переселили на болотистый правый берег Камышенки
  •   Дмитриевск в первые годы после подавления булавинского восстания
  • Старогородская площадь и заброшенные храмы первоначального Дмитриевска
  •   Опись первоначального левобережного Дмитриевска 1703 г.
  •   Был ли левобережный Дмитриевск полностью заброшен
  •   Где искать Старогородскую площадь и как выглядели храмы первоначального Дмитриевска
  •   Лесная пристань – предшественница Камышинского питомника
  • Заключение
  • Об авторе