Изнанка капли [Саша Ангел] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Предисловие

Все, что было вчера,– то, как сон поутру,

Как хотел я б его поглядеть наяву.

Мой папа

Мир цвета

1

Белое пространство, столь белое, что больше ничего нет. Но это пока. Этот цвет растворяет сам себя, превращаясь в ничто, и таким образом снова и снова возрождается в себе самом. Чем больше он растворяется, тем больше самого себя он образует и густеет.

Это колыбель цветов. Место, где мы рождаемся в текущем и плещущемся белом цвете.

Появляется небольшая капля, несущая в себе новый оттенок, и вторгается в идеальный белый.

Лежащие в капле частицы объединены в небольшую массу. Громада белого проникает и по кусочкам растворяет содержимое капли, роняя в себя тот или иной элемент,– так появляются новые цвета.

Эти чуждые белому цвета просачиваются сквозь белый и попадают в мир разнообразных цветов.

2

Всполохи трещин, меняющих оттенки. Волны темно-зеленого цвета смывают эти трещины, заполняя их.

Каждая трещина ударяет в воронку.

Воронки закручиваются с такой скоростью, что брызги цвета летят далеко в сторону.

Поодаль от них граница между зеленым и синим. Эти цвета, наступая друг на друга, пытаются поглотить всполохи трещин тут и там.

Каждый цвет перекатывается из одного оттенка в другой, меняя свое место.

Прямой линией проведен красный. Расширяясь, он постепенно тускнеет, пока не исчезает полностью в темно-коричневом, и редкими кусочками виднеется в воронках.

У основания синего копошатся желтый, фиолетовый, перламутровый…

Шарики белого беспорядочно парят, избегая всего, что может смешаться с ними.

3

Выпуклость растет, пульсируя и истончая поверхность фиолетового. Сквозь его тонкую пленку уже проглядывает оранжевое зарево, подавляющее его до бесцветного состояния. Это самое тонкое место в нем.

Бесцветный присутствует везде. Идеальные границы владений цветов, впившиеся друг в друга,– он обволакивает все. Этого нельзя увидеть, но можно быть частью этого потока.

Поток вынесет к пределу пространства синего, зеленого и желтого.

Фиолетовая пленка лопается, и из нее вырывается громада красного. Она растет все выше и выше и наконец останавливается.

От верхней точки идет напряжение в виде черных спиралей, закручивающихся обратно к фиолетовому. Из нее появляется росток белого, девственно-первородного состояния.

Проносящиеся мимо белые капли меняются и устремляются к новому дереву.

Перед этим они словно зависли на месте, но только на миг.

Точки медленно и мягко присоединяются к выросшим ветвям этого деревца.

Белый мутнеет, вбирая в себя окружающее. Плоды избавились от своей сущности и под собственной тяжестью падают, катятся вниз. Каждый из них, не успев достигнуть окончания склона, разбивается кляксой – розового, коричневого, пурпурного…

Часть цвета стекает все же на фиолетовое плато, окрашивая его.

Из этих клякс вырастают новые фигуры. С определенной периодичностью вспышка бесцветного заставляет одну из этих фигур выворачиваться наизнанку и вминаться обратно в другую сторону. Где-то образуется сейчас новая реальность. Переливание мира.

Зыбкая гладь, по которой перетекают формы. В пути они меняются, лишаясь отваливающихся тут и там частей. Но к ним прибиваются частицы других, заменяя выбывшие.

Под едва проницаемой кромкой голубого – серебристый, багровый и розовый смешиваются в новые цвета. Но они остаются за завесой голубого.

Синий темнеет и густеет, проявляя на поверхности сгустки черного, медленно сползающие к кромке темно-желтого и фиолетового.

Каждый цвет выделяет такие сгустки, вместе они образуют разноцветный полип, к которому присоединяются новые оттенки. После себя он оставляет смазанную прозрачность.

Река, несущая себя во все стороны.

Фигуры, небольших размеров, что размашисто поворачиваются и растекаются на десятки потоков, которые в свою очередь распадаются на еще более тонкие ворсинки, образуя сеть, словно ловя что-то.

Но в эту сеть попал только бесцветный.

Вобрав бесцветное внутри, разбавляя им себя и переворачивая все вокруг, внешне прозрачная сфера летит в самый эпицентр.

Белый цвет.

Формы

Волна. Волна. Волна. Волна. Волна. Волна.

Разбивка на точки. Бессистемное движение.

Волна. Волна. Волна. Волна.

Квадрат. Куб. Углы – волноразделы. Столкновения.

Повторение простейших форм. Углы притупляются. Волна. Волна. Волна.

Снова волна.

Линии округляются, плавно переходя в новое качество.

Круг. Сфера.

Волны. Круг. Волны. Круг.

Точки разлетаются и попадают на окружность.

Линии гнутся и пересекаются, свиваясь в клубок. Вплетаются все новые и новые линии, разной толщины. Объем.

Набирается. Растет.

Раскалываются фигуры, образуя новые углы, неровные поверхности, по которым скользят летящие в разные направления искривленные плоскости.

Углы балансируют друг на друге, кренясь от одной сферы к другой.

Капля

Позиции распределены.

Но небольшого толчка достаточно, чтобы капля сдвинулась со своего места. Гонка началась.

Резкий рывок вниз, и в ее орбиту попадают другие капли, поглощаемые ею. С каждым таким столкновением она становится больше. Ее масса несет ее вперед со все возрастающей скоростью.

Двигаясь по замысловатой траектории, она неизбежно теряет частички себя, что в отрыве от основной части не способны двигаться. Они остаются на месте – их еще подхватят.

А может, и со стороны будут привнесены дополнительные частицы, что позволят им сдвинуться с места и проследовать дальше…

Большая капля на полной скорости влетает в скопление крошечных статичных частиц и в своем ускорении сливается с потоком, несущимся прочь.

Вероятность гибели

Несущаяся вниз гибель. Вдребезги разломанная прямоугольная фигура. Падение продолжается кривой лестницей – кромсающей мягкие ткани.

Далее плато, по которому и пролегает мой путь. Каждый шаг приводит к тому, что я меняю свое положение в пространстве и погружаюсь в рыхлый слой колючего снега. Вслед за мной летят обломки зданий, обваливающихся вокруг. Машины, не успевая затормозить, норовят превратить меня в смесь, не содержащую уже ничего живого.

По прямой осталось совсем немного. Сопровождает мое продвижение падение стоящих по обе стороны от дороги деревьев. Перекатываюсь среди них.

Впереди дорога сходится, и в этой точке я буду зажат в тиски этой реальности – нужно проскочить этот участок. Быстрее.

Вхожу и сажусь, буквально оседая в кресле. Обессилен.

Здесь тепло, и я чувствую, что, как сосулька, тает мой позвоночник.

Под яблочной кожурой

Мы сидим в соке, движущемся в мякоти яблока. Вокруг мир, существующий в форме столбцов, окружностей и линий, в которые и ведет яблочный сок, и питает их.

Мне хотелось бы попасть в одну из косточек, испытать, каково это.

Чувствуется давление: сок ускоряет свое движение по внутреннему пространству яблока. Меня сжимает и пригибает все ниже и ниже. Я сползаю и отделяюсь от основного потока. Теперь я оказываюсь возле наполненных жизнью клеток и тканей.

Двигаюсь к ближайшей из них, чтобы после отправиться к сердцевине.

Но я не успеваю. Светло-зеленый купол сверху срывается с места, унося вместе с собой часть окружающего меня ландшафта.

Как же плохо… Клетки окисляются, превращаясь в жалкое подобие самих себя, на которых равномерным слоем выступает темно-коричневый налет. С его появлением гибну и я, так и не успевший к косточке…

Комок червей

Вокруг темнота.

Я остался один, в ожидании сна. Но чтобы уснуть, мне нужно провести ритуал.

Клубок червей, что копошится за прикрытыми веками, расползается в беспорядке, словно пытаясь пробраться мне за глазные яблоки.

Мысленно цепляю одного из них и тяну, стараясь не разорвать его. Он медленно, но все же поддается мне, меняя раскраску. Цвет теперь другой.

Вытянув его полностью, я избавляюсь от него.

Мне становится полегче, хоть и чувствуется усталость. Также медленно, как и вытаскиваю червя, постепенно засыпаю.

Но с ними не покончено. Каждую ночь я вытягиваю по одному, но их число не меняется.

Иллюминация

С большого расстояния это сооружение выглядит как очень высокая, ярко освещенная башня. Она образует единый силуэт.

Но стоит подойти поближе, как станут видны отдельные элементы, из которых она состоит.

А состоит она из прозрачных капсул, в которых без сознания лежат больные люди. Если подойти вплотную, то можно разглядеть их изможденные лица и сделать вывод, что больны они очень серьезно.

Медицинское оборудование, то есть сами капсулы, светится различными датчиками, что отражают работу оборудования, поддерживающего в людях жизнь.

Но энергия затрачивается на них, и потому капсулы объединили, и теперь это сооружение выполняет роль иллюминации.

Время от времени лампочки в ней перегорают, но это быстро и оперативно исправляется специальными работниками.

А ведь действительно выглядит красиво?

Мертвый дом

1

Давно опустевший дом. В нем нет мебели, одни лишь бесформенные завалы, что срослись с пылью и между собой, да так, что непонятно, из чего они состоят.

Стены черны и покрыты различными надписями и рисунками. Чаще всего попадается рисунок, на котором схематично изображена девочка.

Надпись: «14 дней без тебя».

Все стены покрыты этими рисунками, и на каждом из них девочка немного, но разная, чем-то да отличается от других.

«Где ты?», а под этой надписью стерто изображение.

2

Небольшая комната. Мне не видно откуда, но на стены льется солнечный свет. Запах горелого. Стены черны, кое-где проглядывает потрескавшееся от жара дерево.

Прислушиваюсь к скрипам, звук такой, словно деревянные части соприкасаются между собой. Но это тут же все затихает. Тишина.

«400 дней без тебя».

Рисунок видно плохо из-за копоти и сажи, однако деталей на нем больше, чем на предыдущем: у изображения девочки прибавилось волос, у нее словно заплетены косички.

3

Вокруг суета. Люди снуют туда-сюда по коридорам, передавая друг другу какие-то указания, и все это сливается в неразличимый гул и топот ног.

Я беру ее за руки, и мы бежим прочь, ища места потише.

Совсем не помню ее лица и так тороплюсь, что не успеваю посмотреть на нее прямо и вспомнить. Только сжимаю ее ручку и краем глаза вижу, что рядом со мной бежит маленькая девочка.

Нас останавливает красиво одетая женщина и с улыбкой говорит:

– Будет шумно. Но вы можете посидеть в той маленькой комнате, с зеленой дверью.

И только показала пальцем, куда нам следовало пойти.

– Это в конце коридора, последняя дверь налево. Там рядом стоит небольшое кресло, в котором сидит мальчик и читает книги.

Сказав это, она ушла.

Мы прошли по коридору, и действительно – зеленая дверь оказалась здесь и была чуть приоткрыта, но что внутри комнаты, видно не было.

В кресле сидел мальчик и читал. Рядом еще стоял небольшой столик, на котором аккуратной стопкой возвышались книги.

Мальчик имел недовольный, несколько надменный вид. Мы прошмыгнули мимо него в тесную комнату и прикрыли за собой дверь.

4

В темноте мне вновь не удалось улучить момент и посмотреть на свою спутницу. Несмотря на закрытую дверь, комната была наполнена звуками со всего дома, словно собранными здесь. Каждый раз, как я заговаривал с ней, она только смеялась.

На секунду сквозь шум я услышал, как в темноте мне на ухо прошептали «Где ты?».

Снова пустая комната. У рисунка девочки на стене красным была искренняя улыбка.

5

Это ведь ты на стенах. Верно? Ответь мне!

Но в темноте слышно только, как она подходит ко мне и ведет к еле заметному источнику света.

Какая же большая эта комната, ведь мы уже идем очень долго к нему.

С каждым нашим шагом шум утихает, и около самого источника света – отверстия, по форме напоминающего замочную скважину, все стихло окончательно.

Я посмотрел в нее.

Было видно полукруглый зал, в середине которого женщина, что посоветовала нам пройти сюда, в эту комнату, танцевала с человеческими манекенами.

Она вела. Ее властные и резкие движения ускоряли танец, и она каждый раз отрывала различные части несчастных манекенов. Отбросив очередную руку или ногу в сторону, она обращалась за советом к сидящему в стороне мальчику с книгой. Он учтиво отвечал ей, что нужно сначала научиться танцевать без партнера, порепетировать с самой собой. На это она только хватала следующий манекен, и все повторялось вновь.

6

Солнечный свет на стенах комнаты меркнет. Углы сразу стали объемнее, темнее.

«1347 дней без тебя».

Мне не видно деталей рисунка. Нужно больше света. Нужно подсветить.

7

Дорога обратно к двери заняла столько же много времени. Мы шли в полной темноте, думая каждый о своем. Я доверился девочке, и она вела меня. Шум не возвращался. Дверь открылась, и мы вышли в коридор.

Как все изменилось.

Кресло прогнило, покрылось толстым слоем пыли и превратилось в настоящую рухлядь, а стопка с книжками и вовсе исчезла, и на ее месте была горстка трухи.

А в кресле также сидел мальчик, но сам уже как-то внешне усохший и грязный.

– В этом углу пыльно, знаете ли, и сидеть тут неприятно. Еще хочется чихнуть, но это вас бы потревожило.

Я хотел уже помочь ему, но он очень нетерпеливо завозился, подняв все эти частицы в воздух, убежал неизвестно куда.

А облако пыли поглотило нас, полностью накрыв.

8

«Ты не пришел».

Внизу рисунок все той же девочки, но длинные волосы на нем перечеркивают силуэт, а остальные мелкие детали скрывают его.

Замешательство

1

Я не понимаю. Совсем недавно все было хорошо, я чувствовал себя отлично и не подавал даже признаков приближающейся болезни. И вот…

Началось это около недели назад. Кожа на теле стала чесаться и зудеть. Так бывало и раньше, но чтобы настолько сильно – никогда.

Мне не спалось, и только под утро провалился в сон.

Проснулся я от того, что кто-то мягко трогал мое лицо, руки, все тело. Я открыл глаза, точнее, распахнул, испуганно вскочил, озираясь и ища того, кто меня разбудил таким образом.

В комнате никого не было. Только я попытался протереть глаза спросонья, как нервно вскрикнул, уставившись на свою руку: на коже выросли маленькие, совсем крошечные ручки и активно шевелились.

Они трогали мою кожу, откуда и росли, дергали волоски и в целом вели самостоятельную жизнь. Так непривычно было двигать руками, ведь эти ручки оттягивали кожу на них в разные стороны с поразительной для их размера силой, доставляя значительный дискомфорт.

Но мое внимание переключилось с рук, когда я почувствовал те же ощущения во всем теле. Стал ощупывать свое лицо. Да, ручки были и на нем. Некоторые из них держались за волосы, другие пытались сцепиться с ручками на моих руках. Все время лезли в глаза, дергали за ресницы и оттягивали веки.

После долгих поисков я нашел щипцы и попробовал избавиться от этих надоедливых наростов. Но когда я после нескольких попыток схватил ими один и почувствовал боль, то понял, что это часть моего тела, как и настоящие руки.

Мне теперь ведь никуда не выйти, пока я не решу эту проблему.

Оторвать нельзя, другие механические способы также не подойдут.

Хочется спать, но нельзя, вдруг во время сна вырастут новые.

2

Нет, придется выйти, мне нужен врач.

Надеваю максимально закрытую одежду и иду в больницу – хотя сам не знаю, решусь ли до этого врача дойти и обратиться к нему.

Скорее, пока не передумал.

Натянув капюшон на шапку и подняв шарф, опускаю голову и скорым шагом иду по улице.

Шапка все время сползает на глаза, цепляемая ручками. Под одеждой они стали еще активнее.

Вот я перед кабинетом врача. Моя очередь заходить.

Забываю поздороваться. Сажусь сбоку от него и отдергиваю капюшон от лица.

Врач спрашивает о том, что беспокоит меня, на что я жалуюсь и когда это началось.

Рассказываю ему, что у меня некоторые проблемы с кожей. Он внимательно изучает меня, торс, лицо и руки, смотрит со спины. Ручки во время этого больно щипали меня, и я невольно жмурился.

– Одевайтесь.

Спешно оделся и вернулся на свое место, чтобы узнать, что мне скажет доктор и что посоветует. Может, и пропишет средство.

– У вас все в порядке, единственное – есть небольшое раздражение на коже, но пока не стоит принимать никаких лекарств. Скорее всего, это нервное. Вам нужно отдохнуть.

Что? Неужели он не заметил? Это просто невозможно. Или показалось мне?

В полном замешательстве я вышел из кабинета, расплываясь в улыбке.

Внутри хотелось рыдать и биться о стену от отчаяния.

А ручки на лице заставляли меня изображать широкую улыбку.

Они стали еще сильнее. А я наоборот.

Строительство

Небольшой район выстраивается на моей голове. Звуки, образы – все наслаивается, смешиваясь с волосами, и спутывается на фундаменте.

Здесь не предполагается стандартная планировка, высотность тоже не регламентируется. Что до жильцов – их список еще не утвержден.

Треугольные дома – для мечтаний, в форме спиралей – для гостей, что задержатся ненадолго.

Сверлят, идет внутренняя отделка – голову пронизывают с помощью стержней боли во всех направлениях. Но так и строятся спиральные дома для гостей – нужны полости для этого.

Этим активно и занимаются мои строители. Гости смогут выходить поговорить со мной в любой момент из своих спиралей.

Правда, весь этот стук и грохот мешают мне сосредоточиться – несколько треугольных домов практически закончены, а собственно жильцов еще нет и в помине.

Зато как много гостей. Может, заселить их в треугольники?

Смотритель

Дверь незаметно открылась. Повеяло сквозняком – пыль с пола немного поднялась, крупица за крупицей высыпалась пустыней. Здесь совсем никого нет, только ветер рисует на барханах свои послания, прочесть которые никто не в силах.

Смотритель осторожно закрывает дверь – эта комната еще пригодится, но не сейчас. Он идет по коридору, представляющему собой прямую с бесчисленным количеством ответвлений, проверяя каждую из дверей, оканчивающуюся точкой.

1

Жирная, маслянистая земля, поросшая зеленой травой, из которой тянутся едва заметные нити, движущиеся вверх и сталкивающиеся в одной точке. Немного погодя из этих частиц образуется человек, слой за слоем, начиная от нервов, костей и внутренних органов и заканчивая кожей и волосами.

Только что созданный человек невидимой силой подхватывается и взлетает вверх, словно брошенный как безжизненная кукла. Он также смешно и неестественно дергается во время своего недолгого полета.

В воздухе парит небольшая платформа, на которой ничего нет и поверхность которой перпендикулярна земле, с которой оторвался человек. Он на полной скорости влетает в платформу и разбивается о поверхность.

Его плоть, все сложнейшее переплетение органических тканей разрушается, превращаясь в такой же поток частиц, летящий вниз, на землю, пышущую зеленью.

Все пространство здесь наполнено только этим – взлетающими потоками человеческих тел и дождем из их останков.

2

Плато, основание которого состоит из ногтевой пластины. Лезвия ходят где-то вдали и разрезают со скрежещущим звуком.

Звук приближается, непонятно, куда бежать, ведь скрежет раздается со всех сторон и лезвие, судя по всему, все больше сужает пространство свободы.

Впечатываюсь белым пятнышком в пластину, в надежде, что меня не заденет.

Звук оглушает, становится невыносимым.

Лезвия сходятся в одной точке.

3

Ванная, наполненная до краев.

Человеческое существо, которое я когда-то любил, выплескивается через край на пол.

Сижу там же, весь промокший, все еще не знающий, что предпринять.

Нужно либо уйти, либо броситься в пенящийся ужас в метре от меня.

Пузырьки глаз лопаются, не отводя от меня взгляда.

Я принял решение.

Переход

Тонкая, прозрачная как воздух пленка. Идеальная во всех отношениях, кроме одного – точки на ней. Совсем маленькой, но яркой – такого густого черного цвета, что она не может быть незамеченной.

За пленкой люди, предметы, природа – целый мир, движущийся в разных направлениях, несущийся то прочь от этой преграды, то прямо на нее, но так и не способный сделать ни того, ни другого.

Часть мира, пытающаяся нагнать пленку, хочет проникнуть за ее с виду хрупкую грань и взглянуть на себя со стороны. Другая же половина страшится этого и в своем побеге отчаянно отрицает само ее существование.

Но все это не имеет значения перед тем фактом, что от черной точки не уйти никому и ничему.

Под действием ее силы предметы расплываются, искажаясь в ней, и в итоге распадаются на едва заметные частички. С людьми происходит тоже самое, что и с природой: в отношении всего эта точка действует одинаково.

Исключений нет.

Старые глаза

Глазные яблоки. Неподвижные. Размер зрачков не увеличивается, не уменьшается.

Глаза смотрят в одну точку. Не отрываясь. Влажная поверхность глаза незаметно для наблюдателя испаряется. Чувствуется напряжение, начинают лопаться первые капиллярные сосуды, придавая глазам все более уставшее и изможденное выражение. Вокруг глаз все темнеет, все, что было для них фоном, тускнеет и исчезает, превратившись в темный занавес, на котором одинокие и раньше времени постаревшие глаза остаются единственными точками, отличающимися от однотонного окружения.

Новые и новые капилляры лопаются, наполняя глаза кровью. Зрачки также изменяются, чернеют.

Цвет фона и цвет зрачков теперь одинаков, как будто зрачки – это и есть часть темного фона, что прорвалась внутрь глаз. Кровь уже заслонила белки, полностью скрыв их.

Радужка, прежде нетронутая, сужается до тонкой полоски, опоясывающей резко увеличившиеся зрачки. Темнота сгустилась еще сильнее, скрыв красные, отсмотревшие свое глаза.

Подсчет

Пять с этой стороны, шесть с другой, сделаю еще пару раз, а потом сравняю.

Сейчас глубокая ночь, и я подвожу итог дня.

Не помню ничего особенно интересного из того, что случилось сегодня. Сидел взаперти и смотрел в окно. Было еще что-то, но это мелочи.

Я стучу пальцами одной руки друг по другу. Большими по указательным. Весь мой день сопровождается этим ритуалом. Не могу найти себе места, если долго не уравниваю количество таких щелчков на одной руке с другой.

Какая же все это чушь – все, что я делаю. Эти встречи, разговоры – только щелчки, попытка привести все к одному знаменателю.

Руки едва заметно дрожат.

Встряхиваю их немного, а затем и хорошенько – никаких изменений. Тру пальцами глаза. Нужно поспать.

Указательным пальцем провожу по глазу три раза, а большим – всего лишь дважды, значит, сейчас сделаю…

Кофейная гуща

Котлован, на дне которого находится мой участок. Плодородная почва позволяет мне выращивать все, что я хочу. Мягкая, немного сырая земля – кофейная гуща, от которой идет едва заметный пар.

Стенки котлована вмещают все новые и новые объемы грунта, материала для меня. Его так много, что я построил здесь город.

Когда мне хочется отдохнуть, я зачерпываю руками немного гущи и с приятным ощущением размалываю маленькие частицы в ее составе. Это и отдых, и улучшение свойств земли одновременно.

По стенкам сползает ко мне белая лавина, сметающая все на своем пути и взбивающая все в смесь кремового цвета, в которой во взвешенном состоянии плывут частички кофе, я и огромная металлическая ложка, движущаяся по кругу и уничтожающая плоды моих трудов вместе со спокойным существованием.

Урожай зданий, построенных из кофейной гущи, погиб.

Струя воды смывает остатки, но я вернусь сюда, чтобы снова начать свое дело.

Стрелки на лице

Смотрю на собственное лицо. Металлические, серебряного цвета стрелки движутся по нему. Они наталкиваются на препятствия, но не останавливаются, а упорно движутся дальше, сминая все на своем пути.

Стрелки натолкнулись на мой нос и сдвинули его, переместив на другой участок лица. С каждым оборотом от моего прежнего вида остается все меньше и меньше. Глаза, смешанные стрелками в одну небольшую кляксу, продолжают смотреть. Они не могут прекратить делать это.

Волосы наступают сверху, медленно разрастаясь, и попадают в это месиво, цепляясь за стрелки, обламываясь и сминаясь. Они смешиваются с чертами моего лица, привнося свой оттенок в получающуюся смесь.

От кляксы раздавленных глаз тянется слеза.

Этой капельке удается не попасть в жернова стрелок, и она впадает в каналы на моей шее и движется по ним, разделяемая на многие, еще более мелкие капельки.

Они в свою очередь питают меня. Одна из частей достигает спиралей в ладонях и впитывается там. Механизм приведен в действие, и пальцы задвигались, с емкостями на их кончиках. Они рыщут в воздухе, собирая влагу, чтобы по тем же каналам направить ее уже в другие части тела.

Так каждая из многочисленных спиралей на моем теле приводит в действие части механизма.

Организм разогрет, он движется, активно что-то делает. Из едва заметных пор выделяется пот. Эти микрочастицы сбиваются в капли, что волной проходят по моему телу, стирая все изменения.

Прошли и по лицу, восстановив его прежние очертания.

Теперь я узнаю себя.

До завтра.

Синий свет

1

Необходимо двигаться как можно быстрее. Только скорость может обеспечить безопасность.

Какой бы участок цветового спектра ни оказался перед тобой, все может измениться мгновенно. Ты можешь случайно оказаться на участке синего цвета и не успеть вернуться оттуда или проскочить его. Это смертельно опасно.

2

Совсем короткие, сжатые до миллиметров промежутки – на них я позволяю себе притормозить и ощутить, как меняюсь под влиянием определенного цвета, в котором сейчас нахожусь. Это совсем легкое ощущение, и длится оно недолго. Гораздо удивительнее тогда, когда из одного цвета погружаешься в совершенно другой, но без плавного перехода. Можно обнаружить себя оттенком, которым в своем нормальном состоянии попросту не можешь стать.

Это были мои первые исследования, которые я проводил осторожно.

3

По прямой двигаться безопаснее, так как все смешано вокруг и часть цветов отсеиваются в ходе движения.

Снижая скорость и просчитывая заранее траекторию своего пути, увеличивал продолжительность нахождения в разных цветах.

Освоившись с этим, можно было продолжать.

4

Теперь движение стало более хаотичным, и не в одной плоскости, а в нескольких. Это сильно все усложнило, но результаты впечатляли. Несколько цветов смешивались в новые и давали особые оттенки, а затем попадали под действие новых цветов. И все это происходило во мне. Я усложнялся.

Скорость возрастала, а вместе с ней возросло и количество вопросов и загадок.

5

На высокой скорости мне стал попадаться все чаще синий цвет. Пусть и совсем небольшие промежутки, но я ощущал их действие на себе. Также, как и с другими цветами, я изменялся сам, но синий цвет заменял меня самого в себе. Ввиду того, что теперь я чаще стал проходить через синий, то постепенно смог накопить некоторые сведения об этом.

Остатки других цветов, что на совсем крохотный промежуток времени остаются на мне, составляют некоторое препятствие для синего, который сначала поглощает эти следы, а затем проникает в меня…

Значит, нужно двигаться быстрее и еще хаотичнее.

6

Мне страшно. Нужно на время приостановить свои исследования. Буду двигаться в русле одного и того же цвета. Эти пути устоялись уже давно. Здесь я не один. Но мне, несмотря на страх синего цвета, не хватает этого ощущения свободы, когда ты проносишься сквозь все цвета и оттенки, каждую секунду сбрасывая с себя остатки ярких красок.

Но еще мне хочется узнать одну вещь: если, пролетая через пространство, я все время нахожусь под влиянием других цветов, могу ли утверждать, что мой собственный цвет принадлежит мне самому или это только иллюзия?

Одним словом, я хочу узнать, есть ли первоначальный цвет.

7

Мне надоело двигаться в этом бесконечном потоке зеленого, желтого и других цветов. Одноцветный поток словно туннель, замкнутый сам в себе. Мне это не нравится. Будь что будет. Стоит отправиться через синий цвет и попытаться пройти через него.

8

Разгонюсь как можно сильнее среди обычных цветов и на полной скорости ринусь в сторону синего спектра. Цвета, оставаясь на мне, накапливаются, скорость не позволяет им сойти окончательно – я начинаю сливаться с ними, сохраняя в сердцевине немного себя. Совсем недолго вижу белый, который исчезает, но перед этим успевает пару раз мигнуть мне.

Пора, я развил достаточную скорость. Резко меняю направление движения, спиралью пролетая вперед.

9

Цвета все быстрее перемешиваются. Между ними вкрапляется синий.

Моя защита из других цветов еще сдерживает его, хоть и ослабевает с каждым разом.

Я должен преодолеть синий и вырваться туда, где раньше никто не бывал. Может, первоначальный цвет, влияющий на все и искажающий и меня, находится там?

Еще быстрее. Последние цвета сошли, оставив меня беззащитным. Я меняюсь, поглощенный внешне успокаивающим синим цветом.

Это конец, широкая полоса синего расстилается передо мной и ее окончания не видно. Но я не жалею. Еще одно усилие…

Надежда

1

Меня распяли на старой, продавленной и скрипучей больничной койке.

Эта койка для меня – все то, чем ограничивается пространство, в котором я могу действовать, за остальным я только наблюдаю.

Вдоль стен стоят такие же кровати, как и у меня, на которых сидят или лежат такие же в точности пациенты. Я здесь совсем недавно, а потому лежу и не двигаюсь. Не способен уснуть, даже глаза закрыть, так сильно болят руки и ноги, пронзенные гвоздями. Врач сказал, что через неделю и я смогу двигаться. Я ему не верю.

2

В окна ничего не видно, только яркий свет, заливающий все пространство палаты. От всех этих мучений так сильно болит голова, что хочется скорее провалиться в то бредовое состояние, которое только жалкое подобие настоящего сна.

Глазеть по сторонам не тянет, но делать все равно нечего.

Часть кроватей пуста. Они аккуратно заправлены, так что даже нет и следа от прошлых их владельцев. На других кроватях пациенты, которые могут двигаться, сидят, и время от времени они уходят или помогают уйти, а после они возвращаются. И так до следующего приема пищи. Оставшееся время большинство из них ничего не делает, просто переговариваются между собой. Обычная больничная суета.

3

Меня освободили, отцепив от кровати. Теперь я могу двигаться. Доктор не соврал.

Боль в руках и ногах ушла, и я даже смог нормально поспать. Обратил внимание на многие мелочи, которые раньше не замечал.

Мне приносят еду сюда, потому что я еще слишком слаб, чтобы пойти вместе с остальными. День расписан по часам, трехразовое питание, свободное время, процедуры, прием лекарств. Я все это узнал от доктора, что каждый день приходит к нам.

4

Встал с кровати, опираясь на костыли. Прошелся до двери палаты и выглянул за нее, в коридор. Там было темно и ничего не разобрать. Немного закружилась голова. Вернулся к своему месту. Всего каких-то несколько метров, а я так устал.

5

Чувствую себя гораздо лучше. Познакомился со своими соседями по палате. Они все замечательные люди, хоть и немного странные. Но вообще, жизнь в больнице такова, что у тебя мало личного пространства – ты словно не принадлежишь себе. Зато очень много времени. Большинство начинает нервничать от долгого пребывания здесь.

6

Чем же себя занять? Поговорить не о чем, пойти куда-нибудь нельзя. Стучу по металлической спинке кровати, отбивая ритм. Чувствую, как этот ритм отдается эхом в моей голове. Пульсирует все сильнее.

7

Еще не открыл глаза, а уже зажмурился от головной боли. Приподнимаюсь и щурясь оглядываюсь вокруг. Каждое движение отдается болью. На соседней койке полусидит человек, которого я раньше здесь не видел.

С трудом приподнялся еще и оглядел его внимательнее. Это был человек средних лет, сильно обросший, да так, что я не видел его глаз, и болезненно худой. Ниже коленей у него ничего не было.

Этот человек держал в руке зажженную сигарету и время от времени затягивался ею.

У меня не было сил позвать кого-нибудь. Я только продолжал всматриваться сквозь небольшую дымку дыма на своего соседа. Его обрубленные конечности ничем не были прикрыты. Сросшаяся неровно кожа, неестественного цвета, с областями открытых участков, пораженных разрушительным процессом, вроде гниения.

Но эта ужасная картина внешне никак не волновала его. Он затянулся и медленным движением руки поднес сигарету к ноге, и потушил ее о свое тело.

Мое воображение даже дорисовало неприятный звук тушения кончика сигареты о его тело, но все это происходило в полной тишине.

После этого он достал из лежащей тут же на кровати пачки следующую сигарету и закурил снова. Сигаретный дым сгустился. Меня начинало подташнивать. Я закрыл глаза, чтобы справиться со своим состоянием и попробовать уснуть, но не смог – а только примерно через каждые пять минут слышал чирканье спички и звуки тушения. Я ведь их придумал или нет?

8

Время остановилось. Только темнота и это чирканье. Нервы начинают сдавать.

Слышу, как к этим монотонным звукам примешивается еще один – мелкая, едва слышная металлическая дробь. Это моя кровать дребезжит?

Уйдите от меня.

Я прошу, включите уже дезинфицирующее светило в палате. Откройте окна, я хочу посмотреть в них и увидеть что-то кроме белого, слепящего света. Выпустите меня отсюда. Умоляю вас. Вышвырните микробов, заразу, этого моего соседа, убивающего себя, всех, всех, всех…

9

Я перемещаюсь. Плавно и не спеша, а надо мной полосы света, сопровождающие меня.

Голоса, прекрасные голоса, смешиваются с грязными ругательствами. Я всех их слышу. Кто все портит?

Остановились.

Схватили меня за руки и ноги. Не дамся им. Верните меня в мой прекрасный мир. Пустите…

Меня снова приколачивают к кровати, лишая сил…

Я молю дезинфицирующее светило освободить меня.

Кварц в палате отключили. Пациенты возвращаются с завтрака.

Разговор с емкостью

Проснулся. Ничего не видно вокруг и хочется пить.

Теперь глаза привыкли, и в темной комнате обозначились силуэты предметов. Самым ярким и отчетливым является окно. С моего места в него не видно ни зданий, ничего, только кусок ночного неба, лишенный светом города звезд.

Подоконник завален различным хламом, образующим свой силуэт загадочного города с неровными и накрененными в разные стороны зданиями.

– Здравствуй, емкость!

– Здравствуй.

– Ты позволишь мне испить из тебя?

– Да.

Я утоляю жажду водой, в которой разбавлены редкие отсветы города. Во мне они разливаются по всему телу и прогоняют сон прочь.

– Мне не с кем поговорить. Только ты, сформованная по единому образцу с налитой внутрь тебя водой,– мой единственный собеседник этой ночью. Ты когда-нибудь думала о том, почему внутри тебя остаются отблески света?

– Мне этого не дано понять, потому я и не думаю об этом. Достаточно того, чтобы ты утолил жажду из меня. Это мое предназначение.

– Как глупо, ведь завтра или послезавтра я выброшу тебя, как только в тебе закончится содержимое. Ты всего лишь пластиковая форма, и даже тот свет, что задерживается в тебе, не делает тебя сколь-либо лучше. Что есть внутри тебя что-то, что нет – по сути, ничего не меняется, ты пуста. Просто пустая бутылка, почти допитая до конца.

– Пусть так, я ничего на это не отвечу.

Я допил воду до конца и поставил бутылку обратно уже действительно по-настоящему пустой.

Больше ты не заговоришь со мной.

Наступало утро, и солнце, первые его лучи, отразились в маленьких каплях на стенках пустой формы и наполнили ее, пусть и на короткий миг, светом.

Прости меня, я был несправедлив к тебе. Я ничем не лучше тебя, также заполнен ограниченным содержанием, которое однажды также закончится, а мою пустую оболочку просто отбросят прочь, как и я поступил с тобой. Я долью в тебя воды, ты сможешь продолжить стоять на подоконнике, на случай, когда мне в следующий раз захочется пить или нужен будет друг.

Дом в цветке

1

Нарождался, зрея по спирали внутри своего дома. Хватал тьму и поглощал ее, все добавляя в себя новые оттенки черного. Сжимался до размеров небольшого семечка, черной точки.

Пора выходить. Один из лепестков нераскрывшегося еще цветка отпал сам собой, выпустив меня наружу.

Пористая земля надвинулась, но это я на самом деле упал на нее.

Щупальца, стелящиеся по земле, встрепенулись, отреагировав на движение, и попытались схватить меня. Но им не уцепиться и ничего мне не сделать. Пошарив так, они успокоились и приняли прежний свой вид.

Не успел осмотреться, после того как выпал из цветка.

Передо мной зеленая штриховка, неровная, настолько густая, что сливается в одно пятно. Но можно различить, как каждый слой был прорисован привычным движением. Нужно найти открытое место. Заступаю за самый первый слой штриховки и углубляюсь дальше.

2

Щелк. Щелк. Щелк.

Слышу потрескивание и приближаюсь к источнику этих звуков. Здесь очень душно и сыро. Синие капли неба попадают сюда через мельчайшие прорехи в зеленых штрихах. В тех местах, которые я задевал, остаются мои следы, по ним придут и другие.

Теперь я вижу тех, кто издавал эти звуки. Шестиногие коричневые создания, многосоставными челюстями разрезающие края штриховки.

На меня они не обратили особого внимания, только оглядели своими глазами, похожими на копии меня, заключенные в их большие головы.

На земле видно вмятины, образовавшиеся от их передвижений. Это не подходит.

Продолжил продвигаться в противоположную от этих следов сторону.

3

Звуки стихли. Выскользнул из очередной серии штрихов на открытое пространство. Здесь земля несколько отличается от той, по которой я до этого передвигался.

Это более рыхлая субстанция, все время меняющаяся, размешиваемая невидимыми мне существами. Все происходит в тишине, чувствуется только вибрация, исходящая от этого места.

Мне не пройти здесь напрямую, слишком опасно, можно увязнуть в этих частицах.

Двигаюсь в обход, по краю этой круглой поляны. Мои движения осторожны, чтобы не упасть в самую гущу перемешиваний. Слежу за этим процессом не отрываясь. Ощущение движения и перекаты почвы синхронизировались во мне. Каждый отрезок пройденного пути вызывает определенный ответ от этого места. Два штриха преодолены, и земля полностью размешивается от внешней границы к центру по спирали. Еще два, и то же самое происходит, но в обратную сторону. Еще несколько, и центр земли, пульсируя, вздымается все выше, и частички земли скатываются к краям. Этот цикл повторяется.

Внешне не затронутый, затягиваюсь в центр этого бурления, двигаясь уже, кажется, несколько кругов подряд и не останавливаясь, не способный оторваться от этого и свернуть в сторону.

Как часть механизма, от которой зависит продолжение этой работы.

Кромка недалеко от меня обрушилась вниз, не задев. Это вернуло меня из этого странного состояния. Нужно оторваться скорее от хождения по кругу и уйти, пока меня не увело за край.

Но у меня не получается, я частично не принадлежу себе самому. Эта вибрация проникла внутрь и стала передавать смысл этого движения.

Еще один уступ неподалеку обрушился, а вместе с ним я упал туда.

Мягкая, совсем рыхлая земля смягчила падение. Вибрация чувствуется здесь сильнее.

Заметил, что характер движения почвы изменился. Вся масса устремилась к центру, увлекая меня за собой.

По мере приближения к нему вибрация становилась сильнее, и теперь в ней не осталось промежутков, когда она прекращалась. Постоянный, монотонный взрыв.

В середине образовался провал, в который, как в колодец, падаю я.

Синее небо, влажно нависавшее надо мной все это время, сужается и сужается в окружность и по мере моего падения превращается в едва заметную синюю точку.

Вибрация затихла на миг.

Падение прекратилось. Затем едва слышимый звук, после которого меня с невероятной скоростью вытолкнуло обратно наверх. Еще быстрее, чем небо сузилось в точку при падении, оно приняло меня и обволокло.

Оказался далеко от поверхности.

4

Густой и яркий голубой цвет. Здесь движение мне не подвластно. Все кружится вокруг меня и происходит независимо от чьей-либо воли.

Объектов крупнее меня нет, только чистые цвета и прозрачные и полупрозрачные структуры.

Невидимая сила подхватывает меня и швыряет из стороны в сторону. Голубой цвет, в котором я нахожусь, разделяется на отчетливые оттенки белыми линиями, которые все время распадаются, а оттого кажутся движущимися.

Границы оттенков то утолщаются, то истлевают до едва заметных черточек, но не исчезают полностью.

Также пролетают прозрачные, с видимыми только оболочками, изогнутые палочки и кружки. Все это движется и существует по своим собственным, отличным от земных законам.

Пролетая через прозрачные фигуры, ощущаешь, что в этот самый миг все меняется вокруг. Становится видна дополнительная плоскость. Хаос приоткрывает свои секреты. Но это длится, только пока вы с прозрачностью составляете единое целое. После кажется, что ничего не было и это только привиделось.

Когда эти прозрачные формы сталкиваются между собой, происходит их объединение в более замысловатую, непохожую ни на одну из прежних фигуру.

5

Сеть линий, отделяющих разные оттенки голубого, находится в постоянном движении, меняясь в очертаниях, но оставаясь неизменной одновременно.

Они пребывают в равновесии с голубым, заключенным в них, изменяя свои очертания в зависимости от насыщенности цвета и количества прозрачных форм, содержащихся там. Фигуры способны проходить сквозь линии и путешествовать между оттенками.

Последствия моего взаимодействия с белыми пористыми линиями таковы, что, пройдя сквозь них, я запачкал их черным.

Это загрязнение, как инородный элемент, распространилось по всей длине, исказив первоначальную белизну, и привело линию в еще более активное движение, которое передалось всем остальным, всей сети.

Это возбуждение привело к тому, что все полупрозрачные и прозрачные фигуры стали сливаться в одну большую, а когда это произошло, столкнулись со мной.

Удар был настолько сильный, что вынес меня за пределы неба.

6

Это место напоминает мне то, откуда появился я. Темнота.

Все же есть отличия, это небольшие, далекие и едва заметные источники света.

Попытка приблизиться к ним ни к чему не привела, так как здесь нет движения, как и нет моего тела.

Если таким образом не выбраться, то стоит попробовать, как и до моего рождения, втянуть в себя всю тьму.

Попытка. Чем больше черного цвета оттягиваю, тем ярче становится источник света. Еще и еще, и вот уже он стал настолько ярким, что невозможно его воспринимать.

Темнота схлынула под напором этого света, и я обнаружил себя падающим на землю.

7

Приземление уменьшило меня, увеличившегося от впитываниятемноты, до обычного размера.

Выйдя из зарослей зеленых штрихов, оказался у кромки синего, где с шипением тонул вдалеке оранжевый шар, на который еще и сверху лился поток другого оттенка синего цвета.

От шара с шипящим звуком во все стороны исходили полупрозрачные линии и тут же исчезали.

8

Это не то место.

Позади лес ощетинившихся зеленых штрихов. Туда не имеет смысла возвращаться. Лучше двинусь вперед.

По мере продвижения погружался в синий цвет, но уже отличный от того, который я видел.

Цвет густел, в зависимости от расстояния, преодоленного мной. Синий не переходил в черный, но становился похожим на него.

Погрузившись полностью в этот цвет, стал опускаться на землю, существующую здесь. Но тут она мягче и податливей.

Чем дальше, тем интереснее, ведь тут также есть зеленые штрихи, более размашистые и движущиеся из стороны в сторону.

Должно быть, уже близко к оранжевому шару.

Я вижу, что половина оранжевого, погруженная в этот оттенок, теперь надо мной.

Благодаря оранжевому синий оттенок здесь чист и скорее напоминает голубой, а зелень, присутствующая тут, вкупе с мягкой землей создают мир, точь-в-точь напоминающий тот, куда я стремлюсь.

Это то, что нужно. Идеальное место. Останавливаюсь и укутываюсь в мягкую землю. Скрыт ею и оказываюсь в привычной темноте.

Только теперь вместо того, чтобы вбирать в себя черный цвет, отдаю его сам.

Почти все готово – я выполню свое предназначение. На этом месте вырастет цветок, на котором со временем сформируется, а затем развернется бутон, и все повторится вновь.

Осадок в стакане

Прозрачный стакан, в который из чайника наливается напиток.

От него идет пар, консистенция его содержимого неоднородна, и только заканчивается небольшая буря в стакане. Но чай не просеян, и в мой стакан попали маленькие человечки. Они машут руками, беспомощно пытаясь остаться на поверхности, цепляются друг за друга и тянут вниз.

После того, как они тонут до середины стакана, перестают двигаться и отцепляются от других. На дне уже братская могила, забитая их бездыханными телами.

Подношу глаза к обратной стороне прозрачного дна и смотрю. Стоит немного наклонить стакан, и они сваливаются в одну кучу, в другую сторону— они перемещаются туда.

Мне не нравится этот напиток, но я делаю раз за разом глоток, стараясь не выпить случайно вместе с чаем пару мертвых людей.

Ужасный вкус, терпкий, отдающий с каждым глотком все больше мертвечиной и землей. Но это все, что у меня есть, а поэтому я допью этот стакан до конца.

А потом налью себе и еще и буду заново смотреть на минутную трагедию жизни в моем стакане.

Этих маленьких людей не спасти, это только предсмертные судороги, и все они погибают, будучи заваренными, а в стакан попадают только еле живые, состоящие из агонии будущие мертвецы.

Делаю последний глоток.

Равнина в переулке

Бесцельная прогулка по городу как превращение себя в единственную частичку хаоса среди продуманного и точного движения.

Лучше свернуть с многолюдных улиц туда, где никого нет. Во дворы.

Уже темно, и свет фонарей выхватывает свой определенный участок местности, и половину пути ты идешь сквозь сумрак, а вторую – через освещенные сегменты.

Освещенные, светлые участки позволяют разглядеть все вокруг, но мне всегда больше нравилось идти по неосвещенным, скрытым темнотой местам.

Мне так спокойнее, несмотря ни на что, хотя все же сегодняшняя прогулка не приносит того облегчения, которое я обычно испытываю во время нее.

Тогда я пойду в свое любимое место. Ускоряю шаг и все быстрее приближаюсь к началу разветвленной системы переулков и дворов. Ныряю туда и иду по ставшей привычной дороге. Звуки городской жизни отступают от меня. Еще один поворот, и я на месте – ничем не примечательная арка в переулке.

Пройдя сквозь нее, я выхожу на равнину, поросшую зеленым сочным вереском и травой. Здесь тоже ночь, но небо полно звезд, так что мне все прекрасно видно. Ветер слегка колышет траву, и каждый мелкий шорох объединяется с другими, образуя мягкое шуршание, что отдается в каждой клеточке моего тела. Это меня успокаивает.

Несмотря на этот шум, здесь очень тихо. Все звуки словно не касаются моего слуха. Ложусь на траву и закрываю глаза. Не чувствую движения времени. Никого, кроме меня, нет. Я скрыт темнотой, но и с закрытыми глазами мне все видно.

Равнина дышит и поет, создает музыку вместе с существами, живущими здесь. Сегодня я привношу в эти бесконечные мелодии стук своего сердца.

Рамки

На меня из прямоугольной рамки смотрит человек. Затем, не выдержав, отводит глаза и уходит. А я продолжаю пристально следить за ним.

Он со всех сторон окружен большими рамками и точно не знает, куда ему направиться. Поколебавшись, он решается и протискивается сквозь одну из них. По дороге доходит до движущейся коробки, внутри которой грудой свалены рамочки поменьше, в одну из которых он вписывается, заплатив за это.

У него есть цель, по его сосредоточенному, несколько замкнутому выражению лица это чувствуется. Коробка, бренча своим содержимым, сползает вниз по путям. Проходит сквозь несколько больших рамок и останавливается внутри одной из таких.

Мой друг выходит и по узким подземным коридорам идет до пункта назначения. Несколько раз он преодолевает рамки, светящиеся красным. После одной из них он вместе с множеством других людей оказывается на поверхности. Людским потоком его выносит к большому зданию.

Он заходит туда, поднимается по многочисленным и запутанным лестницам на самый верх. Новая рамка принимает его.

Здесь его место. Он заметно успокаивается в тишине этого места. Садится и приступает к своей работе. Берет в руки белые рамки и заполняет их, а затем откладывает в сторону. Так проходит целый день. Из одной стопки в другую. Заполненные – к заполненным, а бракованные или неправильные – на выброс. Вот и вся его работа.

Да, все это ерунда. Прости меня, друг. Это я, я, заполняющий рамки белых листов бумаги раз за разом. Это и есть моя работа.

Роды

Мой левый глаз начали сотрясать первые схватки. Роды начались. Хватаюсь за глаз, чувствую, что боль больше, все больше и больше охватывает меня.

Я еще дома, нужно скорее добраться до места, пока все не закончилось. Выбегаю из дома и со всей доступной мне скоростью несусь в сторону набережной. Должен, должен успеть.

Веко над левым глазом начинает трескаться. Боль становится просто невыносимой. У меня осталось совсем немного времени. Сумерки начинают затуманивать все вокруг. Левый глаз закрыт, а правым я вижу все очень размыто и мечусь из стороны в сторону, пробегаю одни и те же дворы по нескольку раз – словно бегаю кругами.

К боли от растрескивающегося века прибавилась пульсация внутри самого глаза. Это означает, что осталось совсем немного, считанные минуты. Рискнув, бросаюсь в один из проходов, надеясь на то, что это выведет меня напрямую к набережной.

Я вижу, вижу едва заметную вдалеке кромку воды, сдерживаемую бетонными сооружениями.

Бегу что есть мочи, каждое касание моих ног поверхности отдается во мне болью. Пульсирующая боль в глазу и боль во всем теле при беге сливаются воедино. Через эту боль я выбежал прямиком к воде. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом.

Пальцами трясущейся руки оттягиваю с силой распухшее веко. Последние солнечные лучи ударяют в мой невидящий глаз и пробуждают то, что нарождалось в нем все это время.

Оранжевый шарик, испускающий все цвета радуги, вышел из меня и плавно покатился в воду. В момент, когда он скрылся под водой, последний луч солнца упал на измученного человека на берегу, плачущего и задыхающегося от горя.

Вода еще долго после этого светилась изнутри, отбрасывая слабые отсветы на человека, понуро свесившего голову и сидящего на берегу.

Ребенка уже не вернуть.

Открытая форточка

Открывается форточка, скрип, хрысь.

Ногам становится прохладно от сквозняка. Мне очень душно, совсем не хватает кислорода. Буквально погружаюсь лицом в небольшой воздушный поток, идущий от нее. На раме трепыхаются маленькие ворсинки, машут мне и кричат на своем наречии. Мне непонятно, но настроения они не портят.

Форточка закрылась. Сразу навалилась головная боль и духота. Ворсинки, придавленные рамой, уже не говорят, а только шепчут мне свои послания.

Открыл обратно. Сквозняк отделил по частицам мою голову от тела и понес ее осматривать дом, пока остальное тело прохлаждалось у окна.

Но ничего не понятно, все слишком быстро мелькает, как в калейдоскопе, и перемешивается вместе с теперь обнаруженными мной слоями пыли в моих глазах, обваленных в ней.

Так полетала моя голова, вернувшись уже изрядно испачканной и пыльной. Не хватает все же свежести воздуху, дующему мне в лицо.

Чуть сухим языком облизываю потрескавшиеся губы. Боюсь выйти на улицу, но в то же время нуждаюсь в этом, в мире – иначе бы я здесь сейчас не стоял в неудобной позе и не всматривался в эту щелочку.

Закрою ее сейчас и немедленно выйду. Нет, нет, нет…

Оставлю открытой, лучше так, так не страшно.

Закрою, нужно обязательно это сделать, не трусь.

Открою, это безопаснее, есть к тому же…

Закрою, все, собираюсь, выхожу.

Выходи, выходи – отчетливо кричат на понятном мне языке ворсинки.

Выйду, закрыв окно…

Стоит сначала привыкнуть с открытым, а только после этого можно попробовать.

Замолчите… Хватит.

Выйди – открой и выйди, закрой – закрой, выйди и закрой.

Захлопни и на улицу, выйди и закрой за собой…

Открой…

Рука тянется к ручке, но решение еще не принято мной.

Захлебываюсь в кровати

1

В превращении моей уютной кровати в опасное для меня же самого место виноват только я. Она была суха, и я мирно отдыхал в ней каждую ночь.

Но сны влекли меня, и я слишком сильно погрузился в них. Спал с открытым ртом, спал сладко, затапливая постель своими слюнями. Когда же их стало так много, что они подступили ко мне, почти скрыв под собой, я проснулся.

Один, посреди бушующего океана, промокший до нитки, я не мог уснуть, нет, даже сомкнуть глаз, чтобы прогнать это наваждение.

Волны накатывают, накрывая с головой. Но под водой можно дышать, хоть и с трудом. Ворочая меня таким образом из стороны в сторону, волны лишают остатков сил.

Я уже теряю способность здраво мыслить.

2

Большая волна с головой накрыла меня и закружила с такой силой, что я был отброшен куда-то с огромной скоростью.

Оказался в кипящей среде, когда сориентировался, где нахожусь. Вокруг только пузыри пены, лопаются и возникают так быстро, что пены становится только больше.

Я слышу ее голос.

– Останься со мной, валяйся сколько хочешь, мы проведем целую вечность вместе. Это самое настоящее блаженство, о котором только и можно мечтать. Бульк, бульк…

Протягиваю в нее руки и обнимаю. Пена шипит у меня на губах, слепит глаза, разъедает и раздражает кожу…

Это вовсе не блаженство…

Уйди от меня.

Каждый мой удар схлопывает бесчисленное множество пузырьков, превращая их в небольшое количество жидкости, что остается на моих руках и далее обволакивает меня.

Этой жидкости становится так много, что она смывает все оставшиеся пузыри рядом со мной. Я снова под водой.

3

Глазам больше не больно. Вода необыкновенно прозрачна, и я вижу то, что находится на глубине. Но теперь я чувствую, что не могу дышать под водой.

Сотни рыб-лезвий замерло подо мной. Их головы направлены в мою сторону, а черные точки вместо глаз следят за мной. Воздух заканчивается, и я всплываю на поверхность.

Теперь понятно, почему так все хорошо видно,– над водой стоит луна. Яркая громадина так близко расположена ко мне, что можно протянуть руку и дотронуться до нее.

Свет, исходящий от этого ночного светила, возможно, и не дает этим рыбам на меня напасть. Ночное небо над океаном ясно. Пока еще светло, нужно скорее плыть из этого места.

Плыву изо всех сил, размашисто загребая руками и ногами. Временами, делая небольшие перерывы, я ложусь на спину и отдыхаю. Вниз, в толщу воды, не смотрю. Мне не нужно знать, есть подо мной что-то или нет. Только бы плыть дальше, как можно реже останавливаясь.

Погода становится хуже, поднимаются волны, и плыть становится все труднее, а на небе появились облака. Пока они не достигли луны и не закрыли ее. Отдаю всего себя движению вперед, прорываясь сквозь захлестывающие меня волны.

Облака почти достигли луны. Я уже точно не знаю, плыву ли я в прежнем направлении или сбился и случайно повернул обратно.

На поверхности воды появляется пена. Облака полностью закрыли луну.

Стало так темно, что я различал только белую пену, с шипением окружавшую меня.

Острая боль, меня разрезают…

Мелкие, мельчайшие порезы, и я меняю свое состояние с живого на мертвое, твердого тела на жидкость, смешивающуюся с увеличившимся, в связи с этой бурной реакцией, объемом белой пены, шепчущей мне обещания.

Остаюсь с ней навсегда.

А утром проснусь в своей влажной постели.

Последний бой моих солдатиков

К этому сражению нас вела долгая, затянувшаяся на годы война. Перед этим решающим моментом необходимо вспомнить все то, через что мы прошли.

1

Этап битв на открытых равнинах. На этих, всегда практически одинаковых по ландшафту полях мы выстраиваем свое войско прямо напротив вражеского. С задних рядов наши лучники залпами обстреливали противника, а мы, в первых рядах, смыкали щиты и, выставив вперед копья, сдерживали атаки противника. Потери и с той, и с другой стороны были огромны, ведь наш враг всегда использовал такую же, как и у нас, тактику. Стороны по нескольку раз сходились в центре долины и отступали на прежние позиции, оставляя после себя несчетное количество погибших, окрашивая белый лист равнины в багровые и черные цвета.

Вооружение было самое простое – копье или лук, а из защитной экипировки только щиты.

Битвы заканчивались с переменным успехом, не принося ни одной из сторон решающего преимущества в войне.

Это сильно изматывало и нас, и нашего полководца, который в таких схватках не имел существенного влияния на исход.

Нужно было менять что-то, что он и сделал.

2

Вооружение и броня – это ключевое теперь.

Изменив это, мы получим преимущество перед другой стороной. Все части тела воинов должны быть защищены, чтобы сократить число потерь ранеными и погибшими.

Щиты, кольчуги и панцири сверху, щитки на голени и предплечья – все это значительно утяжелило воинов, но теперь их очень трудно ранить или убить.

Щиты стали прочнее и удобнее, строй солдат, закрывшихся ими, уже больше напоминает неприступную стену, о которую даже волны кавалерии разобьются вдребезги.

Из вооружения наш командующий предложил более компактные и прочные мечи, удобные в ближнем бою. Было образовано специальное подразделение метателей дротиков. Эти небольшие копья способны при правильном попадании насквозь пробить даже щит.

Лучники также получили улучшенные стрелы и луки, благодаря которым дальность стрельбы значительно увеличилась.

Пускай это кажется вполне очевидными улучшениями, но тогда это было невообразимо. Мы так воодушевились нашей увеличившейся боевой мощью и рассчитывали сломить сопротивление противника и завершить войну.

3

Вот мы снова выходим на равнину, где наши позиции располагаются на виду у противника. Но и позиции противника нам видны отчетливо. Все решит вооружение.

Их черно-зеленые отряды так далеко от нас, что отдельные подразделения и воины смешиваются в огромное пятно. В нем тысячи воинов, что приближаются к нам. Сейчас мы сразим их.

Поле содрогается от поступи тысячи ног. Каждый из воинов внутренне сжался, готовый через минуту обрушиться на врага, резать, рубить и кромсать на пределе своих сил.

На расстоянии, когда стали различимы отдельные группы противников, я увидел, что у них такое же вооружение. Вместе с этим открытием на нас посыпался град из стрел и дротиков. Мы ответили им тем же.

В голове у меня пронеслась мысль, что легкой победы сегодня не будет. А затем пустота.

Видимо, я делал все правильно, раз остался в живых к моменту, когда обе армии отступили к краям равнины. У меня дрожали руки, и я совсем не чувствовал усталости. Усталость пришла позже.

Но мы не победили. Силы вновь оказались равны.

4

Рисунок этой битвы обрывается и сминается. Вновь ничья. Вооружение, которое должно было вывести одно из войск к победе, только сделало битвы еще упорнее и кровавей.

Весь лист в красных чернилах, под которыми покоятся когда-то еще живые солдатики. Но раз так, то нужен новый план.

Мы изменим место, на котором будем давать бой, на более выгодных позициях обрушимся на противника. В таком случае, при неожиданном ударе, равенство вооружений не сыграет значимой роли, и мы победим.

Командующий и все войско за ним берется за синюю линию горизонта, одиноко изображающую на листе бумаги равнину, и начинаем ее менять и изгибать.

Создается возвышенность, на которой нам очень удобно будет обороняться и с вершиной, с которой можно наблюдать за всеми передвижениями противника. А за холмом можно спрятать от глаз противника подкрепление и неожиданно его использовать в решающий момент битвы.

Здесь также можно будет построить крепость, и тогда нас никто не остановит.

Но, манипулируя линией горизонта и ландшафтом, замечаем, что эти простые линии меняются не только на контролируемой нами стороне. Противник также решил изменить окружающее пространство себе под стать.

5

Теперь мы практически не сражаемся с врагом, а только ведем лихорадочные приготовления к решающему этапу конфликта.

На воинах уже было столько доспехов, что в их силуэтах не угадывались прежние простенькие черты. Каждый из них отточил свое мастерство до безупречного состояния. Лучники были уже готовы разить противника прямо в узкие глазницы шлемов, а также в небольшие незащищенные стыки между доспехами.

Кавалерия, больше походящая на металлические валуны, была готова снести строй противника и убить всех одной своей массой и силой столкновения.

Командующий казался отстранённым и незаинтересованным, несмотря на то что он все это активно подготавливал. Он знал, что это ни к чему не приведет.

6

Вот и настал этот момент.

Войска, увеличившиеся в разы не только за счет вооружения и брони, но также и численно, выстроились на вершинах своих холмов.

Град стрел обрушился на противника с обеих сторон. Это лучники начали свою работу. Потерь практически не было, ведь расстояние еще достаточно большое и не позволяло прицеливаться. Залпы носили скорее проверочный характер, и были попыткой просто запугать.

Очевидно, что все решится в низине, куда обе армии уже начали спуск, поневоле набирая скорость.

Столкновение конниц, и сразу же красные чернила затапливают центр листа. Пехота, чуть отставшая от конницы, обрушивается на оставшихся в живых и потерянных конников. Фаланга против фаланги. Копья ломаются о щиты, сверху летят стрелы и дротики в обоих направлениях и уже чаще попадают в цель, а красные чернила уже занимают треть листа. Черные и зеленые солдатики падают замертво, растворяются в красном либо закрашиваются прибывшими подкреплениями.

Лучники с обеих сторон истратили весь запас стрел, взялись за легкие мечи и ринулись в последнюю атаку. Силы обеих армий напряжены до предела.

Нарисованные воины начинают тонуть в пролитых чернилах, что уже заполонили весь лист и закрыли синюю линию горизонта.

Я пал одним из последних.

7

Так завершилась эта безымянная война на сорока восьми листах общей тетради.

Морские сражения, разведки и засады в лесах, битвы самых сильных и искусных воинов один на один – многое события не попали в эту скромную летопись.

Последняя битва, превратившаяся в черную страницу, на которой ничего не разобрать, стала последним эпизодом войны.

Какофония звуков

Улавливаю звуки. Кроме них, больше ничего нет. Совсем не мелодичные, они сплетаются в назойливый гул, забивающий голову и не дающий мне сосредоточиться. Не могу ни пошевелиться, ни издать собственного звука, чтобы заглушить все это. Остается только по возможности успокоиться и слушать.

Зу-зу-зу, равномерно перемещается звук совсем близко, словно автострада проходит в метре от меня. Шоркают ботинки, невидимые мне ботинки, стирая себя до основания.

Кр-бр – кашляет такой же назойливый прохожий, сплевывая мокроту с этим нутряным хрипением.

– Не желаете купить…

Дальше не слышно, сливается в болтовню нескольких человек.

– Конечно, бросим, не знаю, да…

Шелест, шелест упаковки, сминаемого пластика.

Все это раздражает, нельзя собраться, вы ведь не прекратите никогда?

В ответ мне сигналит автомобиль, по-видимому, воображаемый, скрежет колес от резкой его остановки.

Нет, это не то, мне нужна тишина, тишина, только она, я молчу, а эти звуки по-прежнему преследуют меня.

Щелканье шариковой ручки – щелк, щелк, щелк, щелк, но…

Час за часом, а может, днем за днем темнота и эти звуки, я не думал в тот момент ни о чем, все глубже увязая в море звуков.

Слова людей, обрывки разговоров, которые я слышал, не имели смысла, просто отрывки целого, город и природа – это все следовало одно за другим.

– Согласно, брр, что, ха, сон и бронза…

Вот, почти отчаявшись, я ощутил, что звуки стали стихать.

Плавно, по полтона, но это было различимо. Приближалась тишина.

Крак, спроси о разговоре меня, что…

Почти достигнув этой нижней точки, я ожидал наступления тишины, всеобъемлющей и полной. Но один звук остался, едва различимый и слышимый, но четкий. Касание пальца о стол, совсем тихое, оно отбивало ритм. Теперь я жадно ловил каждое из этих прикосновений. Это то, что нужно зафиксировать в себе, изначальный темп. Он становится громче так же неспешно, как стихали остальные звуки. Ритм оставался таким же, но стали появляться новые звуки, присоединяясь к нему и усложняя звучание.

Журчание воды, осыпающиеся породы камней заметно стали перебивать самый первый звук, но я, напрягая все силы, следил за ним. Стало еще больше звуков, крики людей и их плач, механизмы и музыка, уже человеческая музыка, симфонии вместе с трескотней цикад. А в основе всего этого тот звук и ритм.

Уже не могу различать его, последний удар и… Осталась только какофония звуков, сплетение всей человеческой и природной жизни, звуков ходьбы, ветра и перекатывающихся песчинок…

Но теперь это не мучение, а самая продуманная, невероятная по сложности мелодия, созданная на основе совсем простого звука и ритма, на которые, как на каркас, крепились и продолжают присоединяться новые элементы.

Тревога ушла, наступило наслаждение. Этот мир так прекрасно звучит.

А теперь я попробую открыть глаза.

Шелест реки светлячков

1

Лежу на земле. Она мягкая и покрыта травой, слегка щекочущей меня.

Я закрылся от всего и вся. Сжатое всегда в напряжении тело расслабилось и возвращает свою естественную форму.

Земля подо мной едва заметно шевелится. Травинки растут и колют меня во всех новых местах. Улыбаюсь от этих приятных ощущений. Для меня все это в новинку.

Но вот эти пощипывания стали активнее, а частички земли подо мной стали двигаться, после чего до меня дошли звуки маленьких лапок, бегущих куда-то. Открыв глаза, попытался посмотреть, на чем я лежу на самом деле, но не смог повернуть голову. Синее небо надо мной – вот все, что я видел. Ощущал, как кто-то хватает и оттягивает волосы на голове. Немного погодя это ощущение прошло, и я смог оглянуться по сторонам.

2

Мои волосы удлинились до невероятной длины за это время, и их концы уходили в жесткий, темно-коричневый панцирь маленького жучка, ползущего по своим делам в составе группы таких же, как и он, жуков.

Это открытие несколько обескуражило меня. Попытка спрыгнуть с него ничего не дала – волосы, как поводок, удерживали меня на его разбитой на сегменты спинке. Оставалось только крепче держаться за эту бугристую поверхность и осматриваться.

Мы двигались по полю, среди травы, обходя каждую из травинок. На секунду мне показалось, что мы движемся по непроходимым лесным чащам, но время от времени мой жучок содрогался всем телом и из-под его хитиновых чешуек показывались прозрачные крылья, и после пары взмахов мы возносились над травой. Тогда я мог опять увидеть по-настоящему небо и наблюдать это травяное поле сверху.

Однако дальше мы снова опускались в густую зелень под нами, а потому я понятия не имел, куда мы двигались.

3

Шуршание ножек жуков становится громче. Мне не видно всех, только нескольких из них, что ползут рядом с моим. Но трава вокруг нас вся шевелится из стороны в сторону. Значит, их здесь очень много.

Растительный покров над моей головой тускнеет – судя по всему, солнце скоро уйдет за горизонт. Мы начали замедляться. Когда в гуще травы стало значительно темнее, мой жучок вспорхнул вверх и неловко примостился на большой лист неизвестного мне растения.

Увидел, что солнце было уже близко к заходу. Рядом с небольшим жужжанием выныривали из зелени новые жуки, что также устраивались на стеблях и листьях растений.

Все вокруг замерло, наблюдая за закатом.

Свет еще немного сопротивлялся неизбежному, дав несколько отсветов после захода солнца, но вскоре наступила ночь.

4

Сразу большими скоплениями зажглись первые звезды на небе, а после и вовсе все небо озарилось светом тысяч звезд.

Тихо колыхалась листва под тяжестью жуков.

Запрокинув голову вверх, не обращая внимания на дискомфорт, я смотрел на небесный купол.

Но вот я почувствовал, что подо мной разливается свет. Опустив голову, увидел, что мой жук светится изнутри. Свет был еще недостаточно ярким, словно дребезжал, меняя свою интенсивность, но я вполне различал его.

Нежный зеленый свет исходит от него. Становилось все холоднее, но я не обращал на это внимания, а продолжал смотреть.

Оглядевшись вокруг, поразился тому, что все эти маленькие жучки, что прицепились к стебелькам, стали также излучать свет.

Красные, желтые, фиолетовые, синие – глаза просто разбегались от их количества вокруг и от того, насколько много цветов и их оттенков несли они в себе.

5

Мне не удалось запомнить тот момент, когда они начали взлетать, но не успел я оглянуться, как сотни светящихся жуков были уже в воздухе, объединялись в громадный поток.

Мой жучок ждал чего-то, не торопясь взлетать. Может, это мне только кажется, или он ждет меня.

Встаю на колени, подползаю ближе к источнику света. Волосы ограничивают меня в движении, но вот я на месте. Протягиваю руку и прикасаюсь к зеленому свету.

Светлячок срывается с места и взмывает вверх. Мы кружимся с другими цветами и встраиваемся в поток.

Мы летим, мы летим, это мы…

«Я лечу домой»,– пронеслось в моей голове.

Песок

1

Попав в песчаную бурю, ты оказываешься лишен частично зрения также, как и части слуха, ведь только свист порывов ветра будет сопровождать тебя. Неважно, открыты твои глаза или закрыты, вокруг сочный желтый цвет, в котором нельзя определить ни направления движения, ни вообще ничего, что находится дальше метра от тебя. А даже если попытаться открыть глаза, песок забьет их через секунду.

Что толку здесь высматривать что-либо, нужно закрыть глаза и двигаться вперед в желтом цвете.

2

Я не знаю, сколько нахожусь здесь.

Спать не хочется, есть или пить тоже. Я законсервирован в этом цвете.

Песчинки бесчисленное число раз сталкиваются со мной, с каждым моим движением чувствую кожей это. Неприятно, но терпимо.

Стараюсь держаться одного направления, но мне неизвестно, так ли это на самом деле и не блуждаю ли я кругами.

Проверить этого нельзя, у меня ничего с собой нет, а под моими ногами твердая, иссушенная поверхность. Надеюсь, что хоть куда-то я приду. Пусть и случайно.

Глаза открываю как можно реже, сложив руки перед ними так, чтобы как можно меньше песка попало в них.

Но каждый раз я не видел ничего, кроме желтого цвета, окружающего меня.

Как направление ветра, так и сила, с которой песчинки сталкиваются со мной, постоянно меняются, отсюда следовал вывод, что тут нет постоянных потоков воздуха, все хаотично и надеяться практически не на что.

3

Когда надежда на спасение почти оставила меня, несмотря на то, что я физически нисколько не устал и не хотел ни пить, ни есть, я в очередной раз ненадолго открыл глаза – увидел темные объекты, сокрытые бурей впереди.

Замер на месте: вдруг это люди, но даже если и так, то какие у них намерения возникнут по отношению ко мне?

Глаза настолько забились песком, так что нужно было подождать, прежде чем я снова смогу их открыть.

Я опустился на землю и сел, в надежде на то, что они не тронут меня.

Услышать их приближение я, конечно же, и не предполагал. Теперь остается только ждать.

4

Когда я снова открыл глаза, то увидел, что эти фигуры, смутно напоминающие человеческие силуэты, были неподвижны.

Закрыл.

Может, мне показалось, и это что-то вроде соляных столбов или каменных глыб. Они прямо передо мной, я подползу к ним. Это рискованно, но нужно действовать именно сейчас. Докричаться до них в такой буре также не представляется возможным.

Я приближался к ним на четвереньках, полу ползком, с самым, как мне казалось, мирным видом, который я мог изобразить в своих плавных и неспешных движениях, чтобы они не приняли меня за угрозу для себя.

Они должны быть уже совсем рядом.

Осторожно протянул руку и тут же нащупал гладкий и обточенный ветром большой камень. Прислонившись к камню, ощупал его ладонями и осмотрел глазами в несколько попыток.

5

Камень имел человеческие очертания, видимо, это священный или ритуальный предмет. На нем не было ничего, никаких следов красок или символов, только черное изваяние, до идеального состояния отшлифованное песчинками.

Рядом с тем, который осмотрел я, стояло еще несколько похожих изваяний.

Ощупал и осмотрел их, как и первое. Ничего интересного не обнаружил.

Раз они здесь, то, возможно, им могли когда-то поклоняться. Нужно двигаться вперед, я уверен, что найду живых людей.

Но до чего же неприятно покалывание песчинок.

6

Несколько раз мне еще попадались по пути эти фигуры. При их осмотре мне показалось, что они уже не такие гладкие, как предыдущие. Возможно, это более новые, относительно недавно созданные изваяния.

Решил, что иду в правильном направлении.

Теперь эти силуэты появлялись с завидной частотой, да так часто, что уже далеко не все из них я осматривал, так что продолжал двигаться вперед вслепую и только ощупывал их руками, и спешил дальше.

7

Очистив глаза от очередной порции песка, а затем открыв их, увидел очередной силуэт, с той лишь разницей, что это точно был живой человек, махавший руками.

Игнорируя боль в глазах, я чуть дольше смотрел на этого человека, его размытый силуэт. Затем уже, хоть и вслепую, бросился в его сторону. Еще шаг, еще…

На месте. Протянул руку и притронулся к теплому… Нет, это тоже камень, рассыпчатый прессованный песок. Мираж?

Стал ощупывать его и почувствовал, как под действием моих ладоней часть песка отшелушивается от фигуры. В следующее мгновение меня словно ударила молния, ведь под слоем песка я нащупал мягкую кожу.

Открыв с трудом раньше времени глаза, увидел, что у этого песчаного изваяния человеческое лицо на том месте, где я счищал ладонями песок.

Это была девушка.

Часть ее лица была теплой, но она уже мертва и заметно остывала в моих руках.

Она махала руками, может быть, искала помощи, а я не успел. Слишком долго бежал к ней.

Еще раз с нежностью провел по ее коже пальцами… Стоп, мне ведь не показалось. Немного песка оторвалось от моих пальцев, как будто содрал немного кожи.

Спрятавшись на время от ветра за фигурой девушки, осмотрел свои пальцы.

8

То тут, то там в них, да и во всей руке, были въевшиеся песчинки, да так много к тому же.

Это очень сильно испугало меня. Песок проникает в меня, подменяя частички моего тела во мне.

Как защититься от песка, ведь на мне практически нет одежды и достать ее неоткуда.

Идея: я сниму хоть что-то с фигуры, возле которой сижу, ведь ей все равно уже не помочь.

Отшелушиваю от нее ладонями песок, торопясь и ощущая, как частички песка выпадают из меня, а затем вновь восстанавливаются, но уже в большем количестве.

Когда отшелушил все, девушка, пошатнувшись, стала падать. Выставив руки, приготовился ловить ее.

Но как только мои руки приняли ее, она превратилась в груду песка и растворилась в воздухе.

Она сама была сделана из песка, только внешняя оболочка оставалась некоторое время похожей собственно на нее, а все внутренности подчистую были заменены песком, не говоря уже об одежде.

Бросился бежать от этого места, не глядя, чувствуя, что удары песчинок уже не вызывают у меня неприятных ощущений.

Я долго еще кружил так по окрестностям в бледно-желтом цвете.

Остановившись и открыв глаза, обнаружил, что передо мной были десятки фигур, от которых отрывались части тела и превращались в песок, подхватываемый ветром. Кажется, это конец моего путешествия в желтом. Ощупываю лицо, оно грубое и шершавое, почти полностью состоит из песка…

Частички этих изваяний, бывших когда-то живыми людьми, все быстрее встраиваются в меня. Скоро я совсем потеряю себя самого и останусь здесь стоять песчаным столпом, пока не развалюсь и не отравлю других своими песчинками. Не хочу всего этого…

Сажусь на землю поудобнее и своими руками стираю со своего лица глаза, нос, уши, вообще все, что на нем есть…

Тишина.

Только она и темнота.

Я выбрался из желтого…

За мной гонится человек

Человек в круглом окне. Каждый раз, как только я смотрю в него, он за долю секунды скрывается от меня. Все спокойно, но, отойдя от него, я понимаю, что он вернулся на свое место и ждет меня. Стоит там днями и ночами как верный пес, никогда не прекращая своего дежурства.

1

Началось это достаточно давно, пару месяцев назад. Прогуливаясь по городу ранним утром, я впервые почувствовал, что кто-то следит за мной. Зайдя за угол очередного здания, я ускорил шаг и как бы ненароком оглянулся, делая вид, что неудачно поставил ногу. Заметил лишь темную фигуру. Нас было только двое, да и кто будет гулять в такую рань. Даже на работу идти было слишком рано. Еще ускорив шаг, я успокаивал себя размышлениями о том, что это совпадение, и не более того.

Выйдя на более широкую улицу и оглянувшись, с облегчением убедился, что никто за мной не идет.

2

Возвращался домой по совершенно другой дороге, чем обычно. Часто оглядывался, но видел только обыкновенных, уставших и не выспавшихся прохожих. Забежав в подъезд, поскорее поднялся к себе и закрылся на все замки.

Несколько дней нужно будет сохранять осторожность и проверить, чтобы сегодняшнего инцидента не повторилось.

Ночь прошла беспокойно, все время мерещились тихие постукивания и шепот, отчего я, видимо, разволновался еще сильнее, испортил сон и просто переворачивался с боку на бок до самого утра. Только когда начало светать, я уснул.

Сегодня никуда не нужно было идти, а потому я решил провести день дома и только вечером выйти на прогулку.

День быстро прошел в суете домашних дел, которые я сам себе и выдумывал, пока не наступил вечер. Собрался и выглянул из подъезда, после чего пошел вперед, не избирая для себя заранее маршрута.

Не оглядывался, не смотрел по сторонам, а уткнувшись взглядом вниз, шел по скользким улицам, покрытым ледяной коркой, и ждал. Свой город я знаю очень хорошо, а потому мне не нужно было поднимать голову и осматриваться, чтобы выйти на центральную улицу. По ней я шел теперь, поспешно обгоняемый прохожими. Еще не время. Я только начал усыплять осторожность предполагаемого преследователя. На центральной улице всегда безопасно, а значит, я могу не опасаться за себя. Постоянно переходя улицу то в одном месте, то в другом, я ждал момента, когда стемнеет еще сильнее и улица начнет пустеть. Затем я планировал неожиданно свернуть на узкую улочку, ведущую к моему дому, а уже там резко обернуться. Если за мной следят, то я должен поймать преследователя на этом или убедиться в обратном.

Ускоряю шаг и сворачиваю по направлению дома. Моих шагов почти не слышно. Делаю глубокий вдох и оборачиваюсь…

Мир перевернулся с ног на голову, когда я, поскользнувшись, падал, смотря, как темная фигура мгновенно сошла с дороги и исчезла за стволами деревьев, растущей параллельно улице аллеи.

Быстро встал, машинально отряхнулся, непрестанно оглядываясь по сторонам и ожидая возвращения этой фигуры. Ударился немного головой. Отдышавшись, медленно побежал, стараясь лишний раз не поскользнуться. Когда за мной закрылась дверь квартиры на все замки, я осознал, что сердце вырывается из моей груди. Так страшно мне не было никогда.

Сидел на полу и плакал, а после смеялся над тем, что веду себя подобным образом.

Когда стало полегче, задернул все шторы в доме, отключил свет и сидел в кресле, ожидая.

Часы на столе громко тикали.

3

После этого я не выходил из дома несколько дней и все выглядывал в маленькое круглое окно – там не было никого. Но я все еще не решался выйти из дому. Днем я ходил по квартире, пытался читать, спал и пил кофе, а ночью сидел и прислушивался к тишине, прерываемой только ходом часов да доходящими до меня возгласами соседей. Режим совсем сбился, но внутренне я был уже собран и готов ко всему, как мне тогда казалось.

Кто бы ни следил за мной, ему должно это рано или поздно надоесть. Хотя не исключалось и то, что у меня сдали нервы и это заблуждение. В любом случае провести несколько дней в тишине и одиночестве – хорошая идея.

4

Несколько позиций для наблюдения в моем доме – все окна, и я перехожу от одного к другому весь день, а ночью сижу и прислушиваюсь, прислушиваюсь и прислушиваюсь ко всем шорохам. Запас еды позволяет мне еще несколько дней не выходить никуда, но скоро я буду вынужден сделать это.

Три часа ночи – меня начинает клонить в сон. Встаю с кресла и смотрю в окно. Почти во всех окнах, за редким исключением, выключен свет. Прохожих нет, ни одного…

Ручка. Тр… Трр… Тррр…

Кто-то изо всех сил, словно желая сломать, дергал за дверную ручку. Я держал в руке нож, непонятно откуда взявшийся, но не сходил со своего места. Давай же, трус.

Когда дергать перестали, подошел, стараясь не издавать никаких звуков, к двери и в темноте нащупал глазок, и стал по чуть-чуть отодвигать пластинку. Литой диск откатывался, едва не касаясь краев. Из-за двери исходит свет, значит, если там кто-то еще стоит, я смогу его увидеть. Еще осторожнее заглядываю в глазок, немного поодаль, чтобы никто не ударил ничем по нему и не выколол глаза – меня так легко не обманешь.

Вот я смотрю в этот глазок и вижу в последнюю секунду закрывающуюся дверь и человека со спины.

Кто это?

В голове пронеслась утешительная мысль, что, может, это сосед, электрик, да хоть кто. Нет, отбросило это предположение сознание, это тот преследователь. Он знает, где я живу, все было напрасно. Вырваться, как же вырваться?

Сейчас ночь, и он ушел только что. Нужно бежать. Иду собирать вещи, сгребая их в сумку и почти ничего не видя в темноте.

Наспех собравшись, я рванулся к двери и уже чуть смелее посмотрел в глазок – и почти закричал от отчаяния. Ничего не видно. Темнота. Тело начало дрожать, но, еще сохраняя рассудок, я приложил ухо к двери и стал прислушиваться. Ничего. Но идти нельзя – это может быть ловушкой. Я остаюсь.

5

Запасы закончились несколько дней назад. Я много пью, разбавляя пустоту голодного желудка водой, и сплю, вернее, пытаюсь уснуть, время от времени вырываемый из полудремы стуком в дверь и дерганьем ручки. Двери ничего не сделается, а вот я, кажется, близок к тому, чтобы совсем раскиснуть и обессилеть. Звонить некому, да и вряд ли мне помогут. Несколько дней назад я крикнул из окна нескольким прохожим о том, что мне нужна помощь, но они рассмеялись только и ушли. Они все заодно…

Вместо снов мне мерещится человек, бегущий по кругу моего маленького окна. Не добегая до конца круга, он поворачивает обратно и бежит в противоположную сторону, и так – пока я не встаю и не иду к окну.

Рассвет. Тело все ломит, но голова на удивление хорошо соображает. Больше здесь оставаться нельзя. Пока еще есть силы, нужно бежать, без подготовки, одежды, денег – все это не пригодится мне. Если не получится ускользнуть, буду пробиваться с боем.

Это состояние нужно сохранить и скорее выходить, пока я не струсил. Из оружия у меня только кухонный нож. Беру его со стола и иду к выходу. Я выберусь, обязательно выберусь.

Слышу за дверью чьи-то голоса, но отступать уже поздно. Крепче сжимаю рукоятку ножа и резко открываю дверь и тут же, вдогонку за ней скрываюсь в кричащем коридоре…

Стук по стеклу

Стук пальцев по стеклу – дробь, предваряющая основные произведения.

Вот сейчас должны вступить все остальные инструменты, но я не решаюсь прервать свое исполнение. Меня ждут, а я стучу.

Светло за окном или нет – неважно. Под действием моих пальцев на поверхности стекла появляется рябь – все уже собрались, мне приходится справляться с этой рябью. Добавляю удары не только подушечками пальцев, но и ногтевыми пластинками. А для кого я так стараюсь?

Нет никого. Фокусирую свое зрение и смотрю через стекло. Полупрозрачный человек читает и выписывает что-то из книг. А вот еще – пушистая собака и ее хозяин. Девушка с воздушным шариком. Но все эти люди не слышат и не видят меня. Может, им и понравилось бы мое исполнение, но они не знают обо мне. Чуть не сбился с ритма, но вовремя опомнился и с какой-то внутренней злостью вжимал пальцы в стекло.

Рябь на стекле стала еще сильнее, но я уже не пытаюсь остановить это. Пусть распространяется, я буду играть еще сильнее. Громче и упорнее.

Ну же… Услышьте меня.

Все это представление, все те, кто заворожено приготовились играть за моей спиной,– все это ради внимания, вашего снисходительного поворота головы, хоть чего-нибудь. Это попытка бегства, попытка, результат которой станет известным, как только в дело вступят все остальные.

Рябь от стекла перешла на стены, потолок и пол. Я не вижу полной картины, так как исполнение требует всего моего внимания, но меня начинает качать из стороны в сторону этими мягкими волнами.

Что-то негромко падает у меня за спиной, на что я только громче отбиваю свой ритм.

Еле стоя на ногах, концентрируюсь только на движениях своих пальцев – теперь я понял. Точно, совсем не важны все они, меня слышно в любом случае. Я готов.

Отрываю насовсем пальцы от стекла, и оглушительное вступление оркестра подхватывает меня.

Волны уносят меня…

Влюбленность

– Я дома!

– Привет, как прошел твой день?

Только разувшись, пошел на кухню и обнял свое растение. Плотное, полное жизни, оно прохладное на ощупь. Всю усталость тут же сняло.

Вечер прошел в приподнятом настроении – я стер с него пыль и полил самой лучшейводой.

1

Посреди ночи почувствовал, как что-то карябает меня по лицу. Вскочил и, отмахиваясь, сбил что-то.

Когда включил свет – ужаснулся. Растение лежало на полу, горшок разбился на маленькие кусочки, и корни сгребали вокруг себя землю.

– Зачем, зачем? Прости меня, я сейчас тебе помогу, обязательно помогу…

Я собрал всю землю, досыпал новой в запасной горшок. Оно пришло в себя.

Утром после бессонной ночи я решился спросить о том, что же это было.

– Как ты оказалось на тумбочке возле моей кровати?

– Ты поставил.

– Нет, неправда.

– Так и было.

– Хорошо, позже мы еще поговорим об этом, но это не главное – зачем ты трогало мое лицо?

Ответа не прозвучало. Я был озадачен, но дальше расспрашивать не стал, только дополнительно полил и ушел по своим делам. Мне нужно было подумать обо всем этом.

Вечером разберемся.

2

Но и по возвращении растение молчало и не подавало никаких признаков заинтересованности в обсуждении чего-либо.

Молчал, ходил по квартире, якобы занятый различными бытовыми мелочами,– в то время как на самом деле тайком наблюдал за ним. Оно не двигалось. Горшок стоял на своем месте.

Первым начинать разговор не хотелось – можно и помолчать. Не будет больше меня пугать. Перед тем, как лечь спать, плотно закрыл дверь в спальню.

Утром будет видно. От усталости и пережитых волнений тотчас уснул и проспал до позднего утра.

3

Проснувшись, утром вспомнил, что сегодня выходной. Можно валяться, есть что хочешь – никаких забот.

Повернувшись и устроившись на боку, смотрел, как облака плывут по небу. Ничего, никаких мыслей в голову не было – только желание выпить стакан холодной воды. Но можно и потерпеть, так лень вставать.

Некоторое время спустя встал и открыл дверь спальни, прошел на кухню и выпил воды. Холодная, аж зубы сводит. Хорошо.

Ладно, сегодня такой день, не буду слишком гордым. Подумав так, взял стакан и, набрав в него воды, подошел к растению. Его стебли легонько коснулись моей руки.

– Мир?

– Прости меня…

– Ничего, проехали.

После этого полил его.

Мне стало еще лучше. Целый день отдыха ждал меня впереди, а тут еще и помирился с растением. Ничто не помешает мне насладиться этим днем, даже погода – в окно стало заметно, что начался снегопад. Вот и отлично, на улице, значит, не слишком холодно. Выйду.

Прогулка освежила меня и прояснила голову. Вернувшись, занялся домашними делами, которые до этого откладывал. Стирал отовсюду пыль, но в отличие от других уборок, сегодня эта работа мне даже нравилась. Играя и пританцовывая, я носился по дому и пару раз даже брал горшок и вместе с растением танцевал подобие вальса.

Все, на сегодня все сделал,– дома так чисто и прибрано, на месяц вперед.

– Пора уже спать, сегодня я дверь не буду закрывать, а ты меня, пожалуйста, так больше не пугай, хорошо?

– Хорошо, такое больше не повторится.

Выключил свет.

4

Посреди ночи я снова проснулся, но на этот раз никто не трогал моего лица. Я прислушался – шорохи, даже скорее скребущиеся звуки. Словно ногтями по полу. Они в коридоре. Приближаются. Не знаю, что делать.

Глаза привыкли к темноте, и хоть немного, но я вижу очертания кровати, дверного проема, ведущего в коридор, крупных предметов.

Смотрю на дверной проем и приглядываюсь все сильнее, ожидая появления источника этих звуков.

Щупальца, что-то вроде них, вползают в мою комнату. Не мог пошевелиться. Толстые, массивные, они вползли в комнату, а я не мог сдвинуться с места. Единственное, на что меня хватило, это судорожным движением руки включить прикроватную лампу. Свет, пусть и не яркий, изменил все – никаких щупалец не было. Они исчезли.

Когда я смог встать, первым делом выглянул в коридор.

Там стояло мое растение.

5

Бешенство.

– Как ты посмело так поступить? Отвечай сейчас же.

Молчание.

Хорошо, будет по-плохому, раз ты не хочешь сознаваться.

Ножницы сами оказались у меня в руках.

– Буду срезать листья, пока не скажешь, что все это значит.

Тишина.

Один, второй, третий…

– Заставлю ведь. Говори же.

– Нет, не скажу…

Это только раззадорило меня, стал кромсать уже не только листья, но и ствол, даже втыкал ножницы глубоко в землю, чтобы повредить корни.

На этом я не остановился.

Ты будешь страдать до тех пор, пока я не узнаю всей правды.

Изрезанное растение, с развороченной землей, хранило молчание. Сменю тактику.

– Больше не получишь ни солнечного света, ни воды.

Взял горшок и расположил его в углу квартиры, в то место, которое солнце никогда не освещало, и дополнительно накрыл его пледом, на края которого поставил несколько стопок книг, чтобы растение не смогло сбежать.

6

Несколько дней я пребывал в озлобленном состоянии, не вполне владея собой.

Несмотря на это, я постепенно остывал, но воспоминание об этих монструозных, как мне кажется сейчас, стеблях раз за разом возбуждало во мне ярость.

Из-под пледа не было слышно ни звука.

Ладно, нужно проверить, надеюсь, оно даст нужные мне ответы.

7

Отдернув плед, увидел, что мое растение практически засохло. Оно шептало мне. Склонив к нему голову, услышал:

– Воды…

– Если ты хочешь воды, скажи мне то, что я хочу знать.

– Я люблю тебя, до сих пор.

– Что? Что?

– Той ночью я хотело объединиться с тобой…

Растение слабело у меня на глазах.

Немногие оставшиеся листья отпадали от него сами собой. Оно умирало на моих руках.

Мы сидели вместе на подоконнике. Солнце ярко освещало полуистлевшее растение.

Прости меня, но я уже ничего не могу сделать для тебя.

Последний раз меня легонько коснулось растение.

Я его тоже любил…

Спасение

Мой путь пролегает через топь.

Это густой зеленый лес, давно затопленный водой. Здесь миры воды и суши органично соединены и ничто не нарушает этого создавшегося равновесия. Мне нужно двигаться вперед, пока это еще возможно.

1

Уйдя от всех людей и пройдя за границу, за которую никто не заходил, смог вздохнуть спокойно. Теперь никто не сможет мне помочь, некому прийти на помощь, остается положиться только на себя.

Затопленный лес проходим, но чувствуется, что путешествие несколько затянется.

С собой у меня небольшой запас провизии, вода и немного медикаментов на случай, если со мной что-нибудь произойдет.

Приходится много работать руками, ведь я не взял ничего, чтобы расчищать путь перед собой. Этот лес не заслужил этого, такой жестокости. Мне хочется пройти как можно дальше, не изменив в нем по возможности ничего.

Ветви деревьев не царапают моих рук. Застенчивость крон многочисленных деревьев дает небольшому количеству света проникать сюда.

Под моими ногами хлюпающая при каждом шаге масса, которая, однако, не проваливается подо мной и не становится глубже. Тем не менее, пусть и по щиколотку в воде, продвигаюсь со скоростью черепахи.

Хоть здесь и сумрак, стоит ужасная духота. Пот струйками стекает с меня, только пополняя воду вокруг солью. Раз от раза я делаю глоток воды и продолжаю идти вперед.

Все уровни этого леса наполнены жизнью. Мои ноги ощущают, как в мягкой земле под водой шевелятся невидимые моему глазу существа.

На ветвях растений, что я постоянно отстраняю руками, сидят бабочки, муравьи, жучки, самые различные виды насекомых, соседствующие с птицами.

В верхнем ракурсе летают птицы побольше, с ветви на ветку прыгают обезьяны, некоторые ветви, необычно извивающиеся, оказываются притаившимися змеями.

Но я здесь совсем недавно и многих еще не заметил. Света становится все меньше. Скоро наступит ночь.

Необходимо найти место для ночлега.

Здесь нет открытых пространств, сплошняком растительность. Вот одно из деревьев, массивное, окруженное со всех сторон кустарниками. Его ствол раздваивается, словно рогаткой, и вот в этой ложбинке можно устроиться на ночь. Большая змея медленно плюхнулась в воду и уплыла прочь, как только завидела меня, словно уступая место.

Огонь разводить и использовать нельзя, я себе запретил. Поем немного и обсохну. Уже почти стемнело…

2

Устроился и дал ногам отдохнуть.

Они немного гудели, мне казалось, что стерлись чуть-чуть, всего на несколько миллиметров.

Звезд практически не видно, как и неба, из-за густых крон надо мной. Только в промежутках между отдельными деревьями проглядывало небо, усеянное звездами. Это больше походит на узких змеек, состоящих из звезд.

Теперь, когда я практически не двигаюсь и не издаю звуков, мне отчетливо слышно, как этот живой лес двигается, словно дыша.

Жучки, карябая своими лапками, ползут недалеко от меня.

Глаза давно закрыты, и я чувствую, как проваливаюсь в сон. Расположился я удобно и не должен упасть.

До завтра, лес.

3

Проснулся, по ощущениям, очень рано.

Солнце уже встало, но из-за густоты леса все вокруг было еще недостаточно различимо. Продолжил идти.

Листья постепенно наливаются цветом, оживая.

Мои руки также легко раздвигали листву, прокладывая путь вперед.

Стало светлее. Вода под моими ногами начала испаряться, становилось очень жарко и душно. Пот стекал и стекал с меня. Не беспокойся, лес, я отдам больше, чем заберу.

Животные тоже проснулись и занимались своими делами. Я видел, как караваны муравьев двигались по стволам деревьев. Хотелось влиться в их строй и пожить с ними, но я не мог. Лианы обвивали деревья, а некоторые так плотно сжимали свои объятья, что деформировали своих пленников.

Но кроме таких случаев, я не видел воочию, чтобы здесь кто-то убивал кого-либо. Может, потому что я был гостем здесь.

Притрагиваясь к деревьям, ощущал движение соков внутри них. Мягкая вибрация, успокаивающая меня. Стоя так некоторое время, чувствовал уверенность, что мои ноги впитывают воду и через тело, сквозь ладонь, она передается дереву. На ветвях дерева, у которого я задержался, жили мудрые обезьяны. Они сидели или лежали, смотря на узкие полоски неба над их головами. Завидовал им, они нашли то, что искали.

Теперь на деревьях и кустарниках стали попадаться плоды. Округлые, самых разных цветов и размеров, они насыщали мои глаза. Не притронусь к ним, пока не получу на это разрешения.

Отпиваю еще глоток воды.

Судя по всему, солнце находится в зените.

От водной глади, по которой я иду, исходит видимый мне пар. Дышать трудно. Мне нужно сделать перерыв и переждать.

Под одним из деревьев обнаружил большой, плоский камень, как будто отполированный.

Он сухой, и я удобно уселся на нем.

Дерево стояло так, что я мог откинуться на него спиной.

Сидел и смотрел, как вода испарялась. Чем дольше я это делал, тем дальше я видел.

Пар размывал заросли передо мной и раскрывал то, чего я не замечал. Прожилки листьев избавлялись от остальных частей листа и принялись извиваться в своем танце. Теперь маленькие рыбки, которые днем плавали вокруг моих ног, вместе с паром поднялись и двигались в воздухе, словно в своей привычной среде обитания. Они кружили вокруг извивающихся прожилок. Изображение ускоряется, мне едва удается следить за тем, что происходит. Свет становится то ярче, то совсем исчезает, как если бы я быстро моргал.

4

Изображения все быстрее и быстрее сменялись другими, и наконец наступила темнота.

А потом я услышал в ней голос этого леса, состоящий из всех маленьких шорохов его обитателей. Соединяясь, это образовывало короткое послание для меня, и его можно было выразить, перевести на человеческий язык как звук падающего листка.

Когда я это осознал, понял, что от меня требуется, открыл глаза.

Вода уже не испарялась так активно.

Чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Как бы мне хотелось просидеть под этим деревом всю жизнь. Но я снова не могу позволить себе остаться. Нужно идти.

Совсем скоро стемнеет, необходимо как можно дальше продвинуться вглубь и найти место для ночлега.

Несмотря на то, что лес все такой же непроходимо густой, мне очевидно, что я вышел на тропу. Кустарники стали попадаться реже, а глубина воды увеличилась, так что я неожиданно начал проваливаться по колено, а то и еще глубже. Постойте, я ведь, кажется, вышел к реке. Неглубокая внутренняя река в лесу. Здесь это меня не удивляет.

Отошел чуть в сторону от нее и устроился на ее берегу. Спать не хотелось, ведь днем я отдыхал.

Сидел в воде на берегу еще более глубокой воды. Смотрел на ее гладь. Солнце зашло, и я наблюдал за звездами.

Они мигали всеми известными мне цветами, а после стали приближаться. Цвета летели цельным потоком, звездная река стремилась влиться в водную.

Вот первая звездочка-светлячок слилась с рекой, а за ней и многие тысячи других. Нескончаемый поток.

До самого утра разноцветная река изгибалась всполохами. С первыми лучами солнца вода стала самой собой, и река вернулась к своему обычному состоянию.

Как я мог спать прошлой ночью?

5

Теперь я шел по лесу практически без остановок, лишь изредка ложась отдохнуть там, где меня заставала такая необходимость.

По ночам я вливался в поток звезд и кружил по темным пространствам. А утром, возвращаясь, слушал музыку. Один день следовал за другим – новые грани открывались мне.

С аппетитных плодов падали на землю разноцветные капли. Но не успевая долететь до земли, каждая из них превращалась в бабочку и упархивала к кронам.

Впервые ко мне навстречу выползла ящерка. Ее глаза вращались независимо друг от друга. Треснувшие капилляры ее глаз погружали в ходе этого движения в состояние, которое я испытал, сидя на плоском камне.

Видел путешествия маленькой пылинки, появившейся здесь, но сбежавшей из этого леса. Слушал, как комар летал вокруг и рассказывал свою историю, а потом маленькие ручки хватали меня и я обнаруживал себя на мягком ложе из мха.

Только теперь я ощутил, как мало сил в запасе у меня.

Сегодня я останусь здесь и буду спать.

Маленькие и добрые гусеницы с деревьев несли свои плоды мне.

Подкрепившись, уснул.

6

Сон был вязкий и неприятный.

Все время о чем-то думал и составлял план. Мне хотелось соединить звуки и изображения, свести все воедино. Это все, что я вспомнил после пробуждения.

Сил не прибавилось, а вместо этого появилась еще ломота во всем теле. Ничего не осталось из еды, придется попробовать ярко-синий плод с красными пятнышками, что свисает с ветвей ближайшего дерева.

Протягивая к нему руку, ощутил исходящую от него прохладу ладонью руки. Впившись в него зубами, незаметно для себя съел его. После того, как последний кусочек был съеден, синяя вспышка перед глазами, вспыхнув, повалила меня на затопленную и мягкую землю. А дальше я почувствовал изменения…

7

Тело изменилось, его поверхность затвердевала у меня на глазах и становилась к тому же и очень хрупкой.

Попытавшись встать, понял, что больше никогда не попробую такое повторить из-за боли и ощущения, что с хрустом надломлюсь при малейшем неосторожном движении.

Плюхнувшись в воду, переваривал окончание этой метаморфозы.

Отплевываясь от воды, попавшей в рот и залившей лицо, думал о своем положении. Внутри все бурлило и немного вибрировало, органы словно срывались со своих мест и перемещались по организму. Это наверняка кошмар, видение, мне нужно оставаться на месте и просто переждать это.

Попытался закрыть глаза, но хрупкие, остекленевшие веки лишь больно врезались в глазные яблоки. Слезы наполнили глаза, и вода, лес – все размылось и расплылось.

«Уснуть, уснуть – забыться сном»,– твердил я себе, призывая сознание покориться моей воле. Но все было без толку.

Звуки вернулись во всей своей полноте и резонировали с моим отвердевшим телом. Я бубнил себе под нос, коверкая слова не подчиняющимся ртом и языком, зовя на помощь.

Он придет за мной, обязательно придет…

Отражение в воде по кругу ввинчивалось в мои глаза, проникая до мягкого, уже перемешанного внутренними метаниями, перерождающегося нутра, замешивая в нем бесконечно далекий для меня завтрашний день.

8

Утро.

Лежу в воде.

Дыхание ровное, и от него по поверхности воды идет тихая рябь. Боюсь пошевелиться и распасться на маленькие кусочки. Совсем медленно, с величайшей осторожностью шевелю кончиками пальцев. Они с трудом, но поддаются мне. Затем руки и ноги. Их гибкость и сила совсем не те, по сравнению с прежним состоянием. На сгибах образовались трещины, и, когда вода попадала туда, я чувствовал жар. Сильнее ими двигать нельзя, иначе трещины пойдут дальше.

Встать не получилось. Робкая попытка окончилась болью.

Теперь я могу двигаться только ползком.

Продираться под кустарниками, огибая все препятствия, было трудно. Ветки уже не расступались передо мной сами собой, и я искал признаки тропы.

Солнце поднялось над лесом, и теперь пар застилал мне глаза. Я сам испарялся под действием его лучей. Хочется пить, но с собой ничего нет, да даже если бы и было, в таком состоянии мне не поднести емкость с водой ко рту. Придется сделать то, что раньше не пробовал,– выпить воды, сквозь которую я ползу. Сжал зубы, чтобы отсеять как можно больше примесей, и приложился к воде.

Ощущения были как в тот раз с деревом – объекты вокруг меня стали мне видны, рыбешки, плавающие в воде, каждый их всплеск были мне известны.

Бульк… Бульк…

Сильные всплески приближаются ко мне, но я не могу определить их источник. Кто бы или что бы это ни было, нужно искать тропу. Сильнее загреб руками и ногами, ощущая, что двигаюсь на пределе и трещины вот-вот двинутся дальше по моему телу.

Вот она, впереди, быстрее к ней. Совсем узкая – по ней, словно по желобу, я смогу без препятствий продвигаться вперед.

Отпиваю еще, всплески идут по моему следу.

9

Так я продолжал ползти, встречая в этом узком естественном туннеле рыб, пристально смотрящих в мои глаза. Они останавливались и смотрели, глазели на меня. Но мне было не до них. До темноты продвигался вперед, а с ее наступлением отклонился несколько в сторону, в заросли и затаился под кустом. Когда стало так темно, что ничего не различить, рядом со мной прозвучали шаги…

Торопливые, они были совсем рядом со мной, но вскоре удалились.

Ночь проведу здесь.

10

Это была единственная темная ночь, которую я здесь застал. Ни звезд, ни их земного отражения, ни светлячков – ничего. Ночной ветерок лениво перебирал ветви деревьев. Они шелестели, а обитатели леса спали. Спокойная ночь.

Я не думал о том, что завтра, с восходом солнца мне предстоит бороться и ползти вперед, опасаясь распасться на части, без воды и еды, и сухого крова, нет, только шелест, убаюкивающий лес…

Утром я выполз из своего убежища и по тропе двинулся ползком вперед.

Рыбы также останавливались, но уже не просто наблюдали, а плыли за мной по пятам. Мудрые обезьяны, прервав свое созерцание, свесились вниз и последовали примеру рыб, и смотрели на меня. Муравьиные караваны остановились. Весь лес затих. Он впереди, возвращается мне навстречу – понял это после первого же за день глотка воды.

Пускай вчера я испугался, но, может, это мое спасение.

Вертеть головой больно, но я, облокотившись на горячие руки, как можно прямее смотрел вперед и ждал.

День уже в самом разгаре, и даже здесь, на нижнем ярусе, достаточно светло и все хорошо видно.

Вот он появился. По форме это напомнило мне человеческую фигуру. Но ни лица, ни человеческой кожи видно не было. От человека только форма.

Листики, зеленые листики составляли его, покрывали так густо, что больше ничего не было видно.

Чувство спокойствия разлилось по моему телу. Неловко двинулся вперед. Человек-листик медленно шагал ко мне. Ни одно из существ, наблюдающих за нами, не издало ни звука.

Мы почти достигли друг друга. Несколько метров, и вот уже он на расстоянии вытянутой руки.

– Прошу тебя…

Протянул ему руку, что немедленно начала покрываться новыми трещинами. Фигура в листьях протянула свою в ответ…

Дом ветра

Этот дом мне чужой, и я закован в нем. Выхода нет, и мне остается только лежать внутри него. Иногда я поворачиваю голову вбок и смотрю в окно. Нет сил встать.

1

За окном буря. Серое небо плотно затянуто такими же облаками. В моей комнате слышен свист. По телу пробегают мурашки, а мне лень даже поднять руку и прибить их. Ежусь, не производя никаких движений.

Все время хочется спать. Серое покрывало, небесного цвета, накрывает меня.

2

Свист ритмичен и подчиняется порывам ветра. Каждый раз это вызывает у меня мурашки и озноб.

Озноб, не прихлопнутый мной и свободный делать все, что ему вздумается.

Целыми днями слушаю ветер. Слух приспосабливается и начинает различать и неосновные, более тихие ноты. Здесь столько маленьких трещин и отверстий, через которые проникает воздух.

Это открытие не вызывает во мне ни удивления, ни любопытства – я все также бессмысленно глазею в серый потолок, а по временам поворачиваю голову вбок и смотрю на такое же серое небо, что начнет темнеть, когда настанет ночь, а после серым, довольно грубым на ощупь одеялом накроют меня.

А потом снова наступит серый день.

3

Раз уж нечем заняться и кроме всего того, что меня окружает, ничего не дано, то можно послушать ветер.

Но он очень плохо играет, дует с неодинаковой силой в отверстия и щели, не выдерживая долго одной ноты. Безалаберный и своевольный.

Мне, конечно, все равно, но, кажется, только таким музыкантом и нужно быть.

А мастерство можно отточить. На это у ветра целая вечность.

Я застану только маленькую частичку его «разыгрывания».

Если бы я захотел и смог встать, то сыграл бы вместе с ветром, зажимая ладонями зияющие трещины и отверстия в стенах. Но мне не хочется, да и я не могу.

Мне не то чтобы не оторваться от своего места, мне не сдвинуть на миллиметр кровати, единственного предмета здесь.

4

Ветер стих, и выводимую им мелодию еле слышно. Мне становится легче, как я понял. Теперь мне доступны самые тонкие и тихие ноты, которые ветер ненамеренно воспроизводит в своей игре.

Вот эти игольчатые звуки получаются хорошо, вот образ будущего исполнителя. Ветер, до чего же ты талантлив.

Жаль, что мне не дожить до того дня, когда ты сможешь все время играть так.

Но все равно спасибо тебе.

Мне снова хочется встать, и, наверное, я смогу это сделать.

По синему небу плывут облака.

Зеркальные таблетки

1

Карман куртки приятно оттягивает коробочка с моими зеркальными таблетками.

Отпускаются они совсем немногим. Показания к применению – каждый раз, как мир начинает неконтролируемо кружиться, срывая с места предметы и людей, разбивая одно об другое, тогда мне необходимо достать маленькую таблетку, в отражении которой я перевернут, и проглотить ее не жуя.

Она должна поставить все в мире по своим местам.

Таблетка вертится сама, во всех направлениях одновременно, и проскальзывает в кишечник – стягивает мир ко мне. Люди приземляются по местам, еще пару секунд назад летя навстречу своей погибели.

Все продолжается, как и прежде, жизнь идет своим чередом, возвращаясь в прежнее состояние.

Впервые я использовал эту таблетку, когда гулял в небольшом, огороженном сетчатым забором парке. Пространство ни с того ни с сего завибрировало и клетки сетки остро впились в меня. Какой-то неизвестный мне человек подбежал и схватил за плечи – но его тут же отнесло в сторону и раздавило скамейкой.

Я побежал, закрыв глаза, но отчетливо слыша крики людей и удары тупых предметов по ним.

Вжавшись в стену, на ощупь достал из куртки коробочку с таблетками. Все это сопровождалось чувством, что меня все еще держат за плечи.

Первая таблетка проскользнула в меня. Почувствовал, как в своем движении в противовес миру с его вибрацией она наматывала на себя мои внутренности, да так плотно, что я открыл глаза.

Вокруг все было спокойно, а сам я сидел на земле, откинувшись на стену. Чувство, что меня держат, прошло.

Мне было хорошо. Хорошо и прохладно в теньке.

2

После первого опыта использования я понял, что зеркальная таблетка далеко не безвредна.

Во рту оставался сладковатый привкус, а ночью, когда я лежал в своей кровати, меня стошнило зеркальными осколками, смешанными со сгустками запекшейся крови.

Я обеспокоенно склонился над этой плохо пахнущей лужей и пальцем попробовал, в ожидании следующего приступа рвоты, восстановить таблетку обратно. Но, конечно, ничего не получилось.

Ничего не получилось. Больше не стоит…

3

Но вибрация никуда не делась, и таблетка лишь на время отсрочила ее появление.

Чувствовал, что это должно произойти, и был весь на нервах. Как только все начнется, постараюсь выдержать самостоятельно, и только в случае крайней необходимости воспользуюсь лежащим в кармане средством.

В этот раз я находился в комнате, слушая музыку.

Она сразу же оборвалась, только треск стен и стекло, выпавшее из оконной рамы и полетевшее в сторону облаков. Руки также схватили меня, но теперь мне некуда было бежать и их не отрывало от меня вибрацией. Они плавились, впитываясь в мою одежду, но из этой пластилиновой массы вырастали новые и тянули меня из стороны в сторону. Шлепали по телу, обшаривая меня.

Рукам нужны мои таблетки, но им не найти их. Нельзя этого им позволить.

Моя собственная рука плотно сжимает таблетку. Пластилиновые тянутся к носу и рту, закрывая их. Нечем дышать, я задыхаюсь.

Продержался столько, сколько смог. Резким движением, оторвав несколько липких и цепких рук, закинул таблетку внутрь.

Руки как по приказу отлипли от меня и, сбившись в кучу, уползли из моей пустой комнаты. Стекло бумерангом вернулось из-за облаков в оконную раму.

Рухнул на кровать и уставился в окно, чтобы убедиться в том, что больше оно никуда не улетит.

Позже не рвало, только вместе с потом выходили осколки и тело изнемогало от чесотки.

4

Приступы повторялись, и теперь я осознал, что хоть таблетка проглатывается мной – действует она исключительно на окружающее пространство. А меня продолжало швырять из стороны в сторону. Пролетая во время одного из таких припадков вверх по стволу дерева, ломая все ветки на своем пути, посчитал в уме и пришел к выводу, что таблетки заканчиваются.

Липкие руки теперь следовали за мной даже в спокойном состоянии.

Росли за спиной и хватали уже не вибрации. Им нужны они. Хранить таблетки в кармане уже было нельзя.

Поместил их за глазом, чувствовал днем и ночью, что они на месте. Теперь мои глаза были постоянно в движении, а во время приступов я смотрел ими так быстро, так хаотично двигался сам, что удавалось незаметно от сдерживающих меня рук достать заветную таблетку и проглотить ее.

Мир приглушался ненадолго.

5

Мои маленькие зеркальные таблетки почти перестали действовать.

Вертикальные и горизонтальные порезы покрывают мое тело, а липкие руки держат так плотно, что я уже и пошевелиться не могу. Только мои глаза еще свободны, но даже они пропитаны усталостью и уже не так быстро крутятся.

Человек, раздавленный скамейкой, выжил и говорил со мной. А я смотрел на листок в воздухе. Он парил, его края вытягивались и возвращались к прежним границам.

Мог бы при желании поджечь этот лист. И этого болтуна. Но мне хочется сейчас вместо этого посмотреть на то, как этот же лист будет разорван на мельчайшие кусочки движением воздуха.

Человек приблизился ко мне и стал тянуть руки к моему лицу.

Неужели он догадался?

Плевать. Сил, чтобы сопротивляться, не осталось уже давно.

Грязные руки нырнули в пространство за глазом и достали оттуда последнюю зеркальную таблетку, что у меня была.

Все слезится, он ведь в глаз залез руками.

Еще одна рука похлопала меня по плечу…

Питомец

Грязные улицы города по весне. Вся масса снега постепенно тает и обнажает то, что копилось всю зиму.

Ходить неприятно, но необходимо. Я обязан выходить раз в день на прогулку.

Ботинки после нескольких сот метров, пройденных в такое время года, вместе с брюками покрываются брызгами грязи, и кажется, что этот тоскливый день не может принести ничего хорошего.

Но это не так. Сегодня у меня появился друг. Мой питомец.

1

На безлюдной улице я как обычно бродил без всякой цели, смотрел себе под ноги и думал.

Мои размышления прервал звук, издаваемый неизвестным и невидимым пока для меня существом. Это было неожиданно, и я остановился, осматриваясь вокруг себя, предварительно подняв голову из грязи.

Из-за кустов и кучи мусора, сваленного здесь, появился мой будущий домашний питомец. Однако тогда я не обратил на него особого внимания и прошел мимо, убедившись, что мне ничего не угрожает.

Вернуться к своим мыслям не удалось, так как звуки продолжили преследовать меня. Судя по всему, мой новый знакомец также двигался за мной. Переживать из-за этого не стоит, ведь он такой тщедушный на вид и вряд ли может мне навредить.

Шуршащие звуки, крадущиеся сзади, приближались. Понял, что иду не туда, заблудился. А мне ведь пора домой.

Как только я остановился, чтобы передохнуть и сориентироваться, в какую сторону мне идти, чтобы вернуться домой, к моей ноге припал пакет. Он льстился, прилепляясь, весь грязный и немного надорванный.

Что мне с тобой делать?

Ладно, раз такое дело, можешь шелестеть за мной.

Домой я возвращался уже в компании.

2

Забрал его с собой. Стоя на пороге, решил, что нужно моего гостя помыть.

Когда стал обмывать его в душе, его прежний цвет изменился. До помывки он был серого, грязного цвета, после же стало видно, что он белый, а от серого у него только несколько горизонтальных серых полосок.

Он совсем обмяк в ходе этой процедуры, не издавал никаких звуков. Чувствовалось, что он был на грани. Протер его полотенцем и расположил на кровати сохнуть.

Сам же я думал о нескольких надрывах, что я видел. Можно ли это исправить? Как помочь в такой ситуации?

Иголки с нитками не подойдут, да и как его зашивать. А может, использовать зажигалку или спички, огнем от которых можно раскалить немного края его ран и соединить их. Тут есть над чем подумать. Стоит спросить его мнения. Так и поступлю, а пока открою окно, чтобы он скорее обсох.

Ушел в другую комнату и лег. Думал о моем новом питомце.

Как его назвать?

3

Шуршание в соседней комнате привлекло мое внимание. Подскочил и побежал туда, но в коридоре едва не столкнулся с ним. Буду называть тебя Шуршиком.

Он был добр и весел, активно крутился вокруг меня – и все стало очень хорошо. Проводил его на кухню, где скотчем стянул разрывы. Он сам попросил меня об этом.

– Чем будем заниматься теперь?

– Играть.

– Во что?

– Игра называется удержание. Суть такова – я взлетаю к потолку и полностью расслабляюсь. Когда начну падать, ты должен дуть снизу и удерживать меня от падения. Вот и вся игра, но она сложная на самом деле. И веселая. Как ты меня назвал?

– Шуршик. Хочешь узнать мое имя?

– Оно мне известно.

– Правда, откуда?

– Стоптанные пятки твоих ботинок.

– Что-то мне не верится, все-таки скажи, как же меня зовут?

–Образ незнакомца за зеленым холмом, который еще не показался.

– Идем играть!

4

Полные легкие воздуха, набранные мной, не помогали удержать моего друга от падения. Подхватывал его на руки и подкидывал вверх, повторяя попытку. Все без толку. Кажется, я запыхался и покраснел. Но как же весело играть так.

После я лежал и отдыхал, а пакет летал по комнате, шелестел на полу, убаюкивая меня.

Сон. Давно я не спал так спокойно.

5

Утром, еще не открыв глаза, я знал, что буду запускать своего друга в воздух, как воздушного змея. У меня такого никогда не было, но думаю, что это не трудно.

Встал и увидел его, лежащего на полу возле кровати. Легонько провел по нему рукой. Шорох – он проснулся.

– Пойдем играть в воздушного змея?

– Конечно!

Ветер на крыше моего дома был слабым, но моего друга Шуршика поднимало легко. Страховал и удерживал его с помощью простой нитки, привязанной к его ручкам.

Ловил с его помощью ветер и балансировал. Все мое внимание было сконцентрировано на этом.

Где-то через час ветер стал усиливаться. Моего друга могло унести в случае, если нитка оборвется, поэтому я вернул его и начал сворачивать ее в моток.

– Поменяемся?

– Что?

– Я был воздушным змеем, не хочешь сам попробовать?

– Но как ты сможешь меня удержать?

– Мы привяжем тебя к антенне, а вернуть обратно я смогу.

– Хорошо, но хоть ветер и силен, я не думаю, что взлечу.

– Давай попробуем.

Привязав себя с помощью двойной нитки, подошел к самому краю крыши. От падения меня будет удерживать хлипкая антенна и пластиковый Шуршик. От этой мысли мне стало смешно. Другой конец нитки обмотан вокруг моего глаза. Так меня точно не унесет ветром.

Шаг и ветер подхватывает меня, раздув куртку, да всю одежду и легкие, расправив их.

Парю, я парю – немного проваливаясь при попытках изменить свое положение и вновь поднимаясь на максимальную высоту.

Было очень весело, хохотал как никогда в жизни, хоть и проглотил вместе с ветром несколько мошек.

Позже Шуршик вернул меня на крышу.

– Здорово, я счастлив! Останемся здесь ненадолго и посмотрим на людей внизу?

– С удовольствием!

В итоге просидели на крыше до захода солнца.

6

На следующий день был дождь, который шел безостановочно.

Мы не могли никуда пойти, сидели дома и наслаждались счастьем и этим барабанящим дождем.

– Что будем делать?

– Мы уже делаем все то, что стоит делать. Но можно и сыграть во что-нибудь.

– Как насчет пряток, ты-то наверняка сможешь хорошо спрятаться.

– Хорошо. Считай до 1084.

– Начинаю. Один, два, три…

Открыл глаза и пошел по квартире, тщательно осматривая все щели, закоулки и проверяя под диваном и столами. Как же хорошо, должно быть, Шуршик спрятался.

В зале нет, в моей спальне тоже, значит, наверняка он на кухне.

Когда я вошел туда, то сразу понял, что произошло что-то ужасное.

Ящики были выдвинуты, кухонная утварь разбросана, один стул лежал на боку, и среди всего этого я не сразу нашел своего друга – он наполовину высунулся из ящичка, в котором лежали пакеты для мусора.

Нежно взял его в руки, и меня пронзила мысль, что он не издает никаких звуков, даже после моего прикосновения.

Нет, этого не может быть – Шуршик, друг, не оставляй меня.

Мял его, подкидывал в воздух, все без толку, он не шуршал, не взлетал, а сразу падал плашмя вниз. Его уже нет. Теперь мой друг, ставший за эти дни лучшим, превратился в пакет, только и всего.

Больше между ним и пакетами, лежавшими в отдельном ящичке на кухне, нет разницы.

Не хочу никого видеть. Мне нужно идти…

Крем в офисе

Строгий офис, разбитый на кабинки.

Кратчайший путь от одного конца офиса до другого составляет двенадцать секунд размеренного шага.

Работники снуют от своих кабинок к коллегам. Середина дня и работа в самом разгаре. Все здесь очень продумано, никто друг другу не мешает. Очень комфортно.

Перегородки, отгораживающие собой рабочее место каждого отдельного сотрудника, сделаны из белого крема. Пол, стены, часы на стене – все сделано из белого крема. Новенький работник, заполняющий квартальный отчет,– белый крем, пахнущий миндалем. У всего здесь своя форма.

Часы на стене, с мягкими стрелками, размазывающими время, показывают без пяти минут два. Скоро обед.

Все в офисе знают, что скоро произойдет, но для новичка это будет впервые.

Два часа.

Отчеты убираются в сторону.

Офис сжимается, стены сужаются, искривляясь, а потолок сливается с полом, сначала деформируя все, что в нем находится, а затем прессует в единую массу новых и старых работников, отчеты, домашние туфли, подогретые обеды в кремовых контейнерах…

Мысли, счета, транзакции, служебные романы – все сводится к порциям крема из тюбика, в котором почти ничего не осталось.

Новенький, слившись со стенкой соседней кабинки и цифрами, отправляется с порцией крема в новое место.

Там его ждет нечто другое.

А в чуть опустевшем тюбике офис продолжит работать, даже после того, как его самого выбросят в урну.

Прогулка глаз по городу

Сегодня я чувствую небольшое недомогание. Останусь дома, а погулять отправлю только один глаз.

1

Улицы неубранны, а снег, нападавший за долгую зиму, начав таять, развез такую грязь, что в некоторых местах гулять стало просто невозможно. Значит, остаются только центральные улицы, по которым еще можно передвигаться.

Небо и сосны, стремящиеся навстречу друг другу, закружились в паре с серым асфальтом, по которому мой глаз покатился. Сейчас день, но из-за пыли, что попадает в глаз, он слезится, и все несколько размыто для меня. Закатываясь в лужи, получаю некоторое облегчение, но вода грязная и примешивает к слизистой оболочке дополнительные частички.

Но прогулка ведь будет недолгой, можно и потерпеть эти неудобства.

2

Люди идут по своим делам, и мой глаз прокатывается между ними. Никто не обращает на это внимания, кроме собак. Они подходят к глазу и обнюхивают его, виляя хвостами, а после исчезают, смещаемые небом и верхушками деревьев. Наверняка они лают на глаз.

Мне хотелось бы услышать, о чем говорят прохожие, обрывки их разговоров. Я смог бы из них сшить себе теплое одеяло или плед. Но только покрасневший, слезящийся глаз катится по моему родному городу.

3

Остановился, чтобы посмотреть, куда меня занесло. Узнаю это место, это начало длинного спуска к реке.

Местность, где нет человеческих построек, кроме безжизненного, залитого бетоном берега реки.

Вода еще далеко.

Захотелось увидеть воду и окунуться в ее прохладу.

Это спуск, и мой глаз просто начал катиться по нему, постепенно набирая скорость и собирая на себе все больше пылинок и соринок.

Вид размыт, и уже хочется скорее достичь воды и очиститься, а после вернуться домой.

4

Скатываясь по ступенькам к воде, чувствовал, как каждая частичка надрезает мой глаз, раздражает его сильнее и сильнее…

Вода, наконец-то…

Обволакивающая своим течением, мягко удаляющая все с поверхности слизистой глаза. А еще она прозрачна и чиста, в ней я вижу только воду. Может, это оттого, что столько грязных луж преодолел по пути сюда.

Глаз вынырнул из воды, всплыв на поверхность. Теперь видно синее небо.

Знаю, куда течет эта река, глаз прибьет к берегу недалеко от моего дома. Очень удобный маршрут, нужно его попробовать еще, только уже полностью, всем телом.

Услышать плеск воды, вдохнуть запах леса, может, впитать холод воды – было бы замечательно.

5

Возвращаюсь другим путем.

От берега, к которому меня прибило течением, по немощеным улочкам частного сектора качусь к своему дому, стоящему на стыке между городской этажной застройкой и одноэтажными деревянными домами. Граница между новым и старым домом.

Вновь прыгает небо и земля, как и новые соринки попадают в промытый водой реки глаз.

Прогулка затянулась и уже не доставляет мне удовольствия.

6

Вернулся.

Глаз покраснел и сильно чешется. Главное, чтобы я не занес в него ничего опасного.

Нужно попросить глазные капли.

Топчем снег

1

Совсем скоро закончится зима. Вернее, она давно должна была это сделать.

Возле моего дома вышло несколько людей к огромной куче снега – прогонять зиму и вызывать весну. Каждый год это повторяется, и нынешний год не стал исключением.

Эти люди лезут в сугробы и начинают разваливать и разбивать огромные кучи слежавшегося снега на небольшие кусочки. Затем уже другие люди на тротуаре, где нет снега вообще, давят эти комки еще на меньшие части и так, пока совсем не извратят их в талые следы на асфальте, которые, смешавшись с пылью, превращаются в грязь.

2

Никогда не принимал участия в этом празднестве, но всегда пристально наблюдал, так как все это касается и меня.

Поэтому я точно знаю, что произойдет дальше.

Люди продолжат колоть и дробить массы снега и льда, образовавшиеся здесь, и станут только ускоряться. Это своего рода танец, в котором его участники доходят до исступления.

Грязи под ногами становится больше, и новые порции снега, попадающие в нее, сразу пропитываются ее цветом и быстрее становятся частью этого месива.

Удары ног людей поднимают в воздух множество брызг, но участникам ритуала рождения этого только и нужно. Все ускоряется и ускоряется.

3

Разрозненные несколько до этого, люди образуют сейчас круг и плотнее обступают место, где больше всего грязи.

Начинается приготовление напитка. Это одна из самых важных частей ритуала посвящения и рождения.

Для этого они и встали плотнее. Удары ног, наносимые со всего размаха, выплескивают грязь из центра круга на людей, и без того уже наполовину пропитанных ею. Мне теперь не удается различать их лиц. Только белки глаз и ряды зубов в бесформенно открытых ртах, ловящих воздух, выделяются на их фоне их грязных лиц. Но грязи словно и не становится меньше.

Затем, как по сигналу, которого я никогда не мог уловить, они прекращают этот танец, падая на колени и начиная зачерпывать в ладони слегка вспененную мутную грязь и поднимать ее над головами.

Еще немного погодя, прочитав себе под нос что-то, выпивают это.

Мне даже противно на это смотреть.

Это первая часть, половина посвящения и рождения. Дальше они будут кричать и делать свои орудия.

4

Сгребают грязь в кучки возле себя, но уже не пьют их, а только накапливают материал, из которого сделают свои несуразные, но эффективные инструменты.

Когда у одного из людей, участвующего в празднике и уже отпившего этой массы, накапливается достаточное, по его мнению, количество сырья, он расстегивает верхнюю одежду, которая есть на нем, и сбрасывает ее в сторону.

Мне из окна не очень хорошо, но видно их кровеносные рисунки, эти готовые формы, в которые они через отверстия по всему телу вливают пластичную грязь.

Делается все это в парах. Тот, в кого заливают массу, станет в итоге инструментом в руках второго.

Собственно второй и вливает в лежащего на земле товарища порции сырья.

Этот процесс занимает несколько часов, ведь важно полностью залить форму, не оставив незаполненным ни один из сосудов.

Живые формы лежат неподвижно и смотрят над собой, как будто и не особо интересуясь тем, что с ними происходит. Мне рассказывали, что на их губах в это время всегда улыбка.

Последняя порция грязи влита через артерию на шее, и остается немного подождать.

Все почти готово.

5

Раствор твердеет внутри лежащих людей и принимает их форму, копируя кровеносные рисунки.

Второй человек в каждой из пар ждет и через некоторое время начинает освобождать свое орудие от лишней плоти. Лежачий же уже не является для него человеком, а только орудием в форме кровеносной системы. Плоть его теперь отпадает сама собой, и второй с легкостью отрывает куски и отбрасывает прочь в изрядно уменьшившиеся сугробы поблизости.

После этого уже несколько проглядывающее темно-коричневое орудие берется каждым из людей и относится к чистому снегу, куда и помещается.

Там эти орудия водятся из стороны в сторону в толще снега, чтобы очистить инструменты от того, что недавно было человеком.

Хоть мне и не видно выражений их лиц во время этой работы, но очень хочется верить, что им грустно в этот момент, ведь они во время танца, несколько часов назад, составляли единое целое.

Наконец, из сугробов, превратившихся из белых в красные, извлекаютсякрепкие ветвящиеся орудия. Это одновременно и бур, вилка и ложка, нож, в общем, все в одном.

Это орудие тех, кто скоро придет ко мне.

Каждый год они преследуют меня. Я даже немного привык к ним.

Посвящение завершено, и родились отличные мозгоеды.

Но сегодня они не придут, может, завтра.

Я буду ждать.

Пыль в квартире

Дома стало совсем грязно оттого, что я давно не слежу за чистотой. На всех предметах лежит толстый слой пыли. А мне страшно стирать эту пыль. Не хочется видеть вещи такими, какие они есть.

Протоптал себе небольшую сеть дорожек по дому, по которым я добираюсь до всего, что мне нужно, чтобы удовлетворить мои скромные потребности.

Больше никуда не сворачиваю. В целом, меня всем обеспечивают, и выходить не нужно.

1

Помимо того, что я мало двигаюсь в этом тесном пространстве, мне приходится практически сводить к минимуму дыхание.

Дышу через плотно сжатые губы, тонкой-претонкой струйкой втягиваю воздух, чтобы ни одна из пылинок не пробралась внутрь меня. Это разрушает все мои планы, а, несмотря ни на что, я все еще имею некоторые планы. Просто для этого необходима подготовка – и она почти завершена.

2

Все это время я готовился к путешествию по своему дому.

У меня нет карты, поэтому придется ориентироваться только по серым силуэтам предметов, и, не зная их цвета, не могу о них сказать ничего. Но когда-то я помнил цвета – а затем забыл некоторые из них.

Цель моего путешествия также неопределенна, как и забытые цвета. Но скоро все встанет на свои места. Я верю в это.

Подготовка заключалась в следующем – примерном определении самых больших объектов в квартире, которыми оказались стул, книжный шкаф, кровать, плита для приготовления пищи. Все это было покрыто слоем пыли, который я опасался трогать до начала своего путешествия. Нельзя это ворошить, ведь можно доскрести до сути вещей слишком рано и неподготовленным.

Спал я очень плохо, медленно ложась на слой пыли. Это приносило боль и зуд, не давало спокойно двигаться, забивало поры, глаза, забивало все движение во мне…

Терпел это каждый день, специально не мылся, спал, окруженный ночными кошмарами. Эта добровольная пытка преследовала только одну цель – стать похожим на пыль, пусть и частично, привыкнуть к тому, как оседать на пол, полочках, в углах – чтобы смочь путешествовать в этом месте беспрепятственно.

Маршрут продуман не полностью из-за незнания предметов. Думаю, что лучше всего будет идти по проторенному пути, дополнительно свыкаясь с пылью, а только затем свернуть вглубь территорий, где я не был.

3

Собрал все свои походные принадлежности. Пора выдвигаться, нужно до захода солнца разбить лагерь в пыли.

Первый переход по линолеуму, относительно чистому из-за того, что я часто здесь проходил.

На этом отрезке могут встречаться большие крупицы грязи и песка, которые я обхожу стороной. Из-за этого теряю много времени. Но оно еще есть.

Вот я подошел к границе, за которой ранее не бывал, будучи наполовину пылинкой,– кухня, чьи серые силуэты нервируют меня.

Но поздно отступать. Погружаюсь в слой пыли и иду к ближайшему предмету…

Муравьиный джаз

Летом приятно прогуляться, и вместо того чтобы возвращаться в душную квартиру, раскалившуюся за день, остаться где-нибудь посидеть в тени до самого вечера, чтобы насладиться прохладой.

Нет лучше места, чтобы так отдохнуть, чем парк, в котором играют муравьиный джаз.

1

Мой любимый муравьиный джаз-банд играет в заброшенном на вид городском парке.

В стороне от фонтана, игровых аттракционов прошлого столетия и павильонов с мороженым, в самой непопулярной и безлюдной части парка находится старая, бледная и давно не крашенная лавочка. Рядом с ней и располагается сцена обожаемых мною музыкантов.

Есть время усесться там и спокойно настроиться на концерт.

В отдалении еще слышны звуки с оживленной части парка. Но скоро 8 часов и все закроется. Тогда, после того как большинство посетителей уйдет из парка, муравьи приступят к музыке.

2

Сегодняшний концерт, судя по всему, я буду слушать в одиночестве. Музыканты начали собираться, выползая из своих норок. Несколько десятков муравьев замерло совсем недалеко от меня. Все на своих местах. Остается только дождаться дирижера.

Вот еще один муравей присоединился к группе. Началось.

Большая часть муравьев-музыкантов забегала вокруг, через определенные промежутки, ритмично меняя направление своих движений.

Их лапки, ворошащие землю, задали темп остальным. Несколько солистов приступили к своим партиям, исполняемым челюстями. Соло на челюстях от нескольких муравьев, хлесткое, в противовес шажкам остальных, закручивает мелодию в воронку.

Эта часть самая продолжительная.

Муравьиная музыка отражает характер и суть этих маленьких созданий – такая же упорная и последовательная.

Музыканты не стоят на одном месте, и вся группа постоянно находится в движении. Новые музыканты выходят из крошечных туннелей, пронизывающих землю. Таким образом состав все время изменяется, и даже мне, постоянному слушателю и зрителю, не удается отследить музыканта, которого я мог бы без сомнений назвать дирижером. Но в этом и проявляется часть моего интереса к этому исполнению.

Солисты, окончательно вымотавшись, исчезают в группе исполнителей ритма, а на их место приходят другие. Ритм, несмотря на кажущуюся хаотичность движений, строго выдерживается.

Все это подготавливает слушателя к самой тихой части выступления, что является ее кульминацией.

3

Все прочие музыканты резко останавливаются и замирают. Не делая паузы, сразу начинают двигать самым тонким и сложным для игры инструментом – антеннами на своих головах.

Они ударяют ими о предметы – о землю, и даже по воздуху, что практически не слышно, но в этом и заключается наслаждение, в подчеркивании тишины. Это тот самый момент, когда тишина исчезает и переходит в состояние звука, что обычно длится мгновение, и никто не замечает этого, не обращая никакого внимания на переход.

Искусство музыкантов – в растягивании этого перехода и виртуозном удержании его для слушателя. Самая красивая музыка, едва слышимая с лавочки в городском парке после закрытия.

Тишина, переходящая, но еще не достигшая звука, дребезжащая еще секунду, балансирует на этой грани и обрывается.

Концерт завершен.

Достаю из кармана несколько кубиков сахара и отдаю моим маленьким любимцам, подарившим мне эту необычную музыку, ведь они так сильно устали.

Не могу просить их выступить на бис, но могу прийти к ним завтра.

Так я и сделаю.

Долина раскаленных конфорок

Преодолев подъем, вышел на затерянную долину конфорок. Они от меня совсем далеко, до них около дня пути.

На самом краю пропасти разобью лагерь и переночую.

1

Утром путь продолжился.

Буквально через час ходьбы оказалось, что преодолеть это расстояние до первой конфорки будет труднее, чем предполагалось.

Толстый слой жира покрывал плиту, и двигаться было нелегко из-за постоянно вязнущих в нем ног. Запах стоял соответствующий.

Несколько раз я едва не проваливался в него и начинал затягиваться внутрь, и только изрядная доля везения вкупе со сноровкой помогали мне выбраться.

За день я приблизился только к середине пути, который до этого на глаз себе запланировал пройти.

Вскоре, перед тем как остановиться на ночлег, по пути стал встречать громадные валуны гречи, полупрозрачные бревнышки риса – твердые как камень. Приходилось обходить одиночные из них и перелазить через большие скопления.

Когда начало темнеть, обустроил ночлег возле одной из гречневых громадин.

Как только лег и сомкнул глаза, уснул от усталости.

2

Утром чувствовал себя бодрым и отдохнувшим.

Двинулся в путь, замечая, что слой жира под ногами становится только толще. Гладкие рисовые преграды участились, и, петляя среди них, ощущал себя словно в лабиринте. Напрягал все свои силы, постоянно подгоняя себя идти быстрее.

Все же удалось преодолеть оставшийся путь до наступления темноты и оказаться у склона первой конфорки.

Температура была здесь такая же, как и везде. Видимо, она дремлет.

Теперь необходимо было ее обогнуть и выйти в центральную часть, где предположительно и должно быть то, к чему я иду. Завтра начну искать туда проход.

Склон конфорки настолько крутой, что забираться на него сейчас будет непосильной для меня задачей, легче будет обойти конфорку.

3

Обходить было, с одной стороны, легче по самому началу склона выключенной конфорки, а с другой – нет.

Легче, потому что препятствий хоть и больше, но располагались они таким образом, что на определенных участках склона, до которых я мог добраться, были участки, полностью свободные от них, и именно по ним я шел. Я двигался хоть и с разной скоростью, временами медленнее, чем обычно, но зато не делал остановок, постоянно продвигаясь вперед.

Трудность заключалась в том, что внутри меня родилось и не покидало чувство опасности на этих склонах. Если она начнет раскаляться, я не успеть сойти вниз и спастись.

Я надеялся на то, что этого не произойдет, проверял температуру и старался двигаться еще быстрее.

4

Вынужден был разбить привал на ночь в этом небезопасном месте, так как ночью двигаться просто невозможно. Стояла кромешная тьма, без единого источника света.

Не знаю, сколько я простоял в жире, не входя в палатку, надеясь увидеть хоть что-нибудь, кроме темноты, но все зря, и в итоге на ощупь вернулся в палатку спать.

5

На следующее утро, только пройдя несколько часов по жировой поверхности, обнаружил конфорку поменьше, притаившуюся за первой, по склону которой я шел, и которая была на глаз раза в два массивнее.

Еще не приблизившись к ней, почувствовал, что от нее идет тепло, настоящий жар, и потому, обнаружив между ними широкий проход, продолжил путь по привычному склону первой конфорки, на которой была приемлемая температура. Если продолжу так двигаться, смогу по этому склону пробраться и в центральную долину.

Но здесь путь стал в разы сложнее. Жир оказался менее вязким, и, хоть теперь я не застревал в нем, падал несколько раз. Осторожно ступал, но не из-за вязнущих ног, как это было ранее, а из-за уходящих куда-то в сторону стоп, плотно облепленных и пропитанных жиром.

За день продвинулся настолько незначительно, что еще не увидел толком скрытой долины, хоть и понял, что дальше может быть только она.

Разбил лагерь.

6

Спать не хотелось, и, пока еще было светло, озирался по сторонам, глядя в скрытую дымкой долину. Завтра я достигну этой границы и войду туда.

Когда я уже подготовил себе на ночь походную постель, вышел из палатки наружу, чтобы поискать свет, и оказался прав: маленькая конфорка светилась красным.

Свет, что она выделяла, пусть и слабо, но освещал переход между двумя такими разными конфорками. Поверхность долины там двигалась, закручивалась вихрями жировой прослойки. Только валуны окаменевших уже круп оставались на своих местах, обтекаемые потоками жира. Не хотел бы я сейчас оказаться там.

7

Достигнув границы, за которой, как полагал, было едва ли видно дальше протянутой руки, и пройдя за нее, обнаружил, что все не так плохо, и увидел, что в высоте, над уровнем дымки, виднеются четыре вершины конфорок.

Весь дым шел от одной из них. Я оказался в самом центре долины с активной конфорочной активностью. Необходимо выбирать дальнейший маршрут. Из-за того, что мне видно только четыре ориентира, имеет смысл двигаться к одному из них.

Конфорка, на которую я прошлой ночью любовался, была отметена в сторону первой. Большая конфорка, по склонам которой я столько шел и которую я первой и увидел, была уже достаточно изучена и также не подходила. На ее вершину подниматься было бы проблемно из-за крутого склона.

Третья, которая и создавала все это задымление, также очевидно не годилась в качестве пункта назначения.

Оставался только четвертый вариант. Двинулся к нему, стараясь по возможности поменьше вдыхать окружающего меня дыма.

8

Четвертая конфорка, оставшаяся единственным выбором, была самой небольшой, как мне показалось, из всех остальных.

Начиная от ног, все мое тело покрыто коркой застывшего жира. Силы подходили к концу, но нужно было в любом случае штурмовать эту вершину. По температуре я определил, что она выключена.

Склоны достаточно круты, а на них тут и там лежали остатки еды, иссушенные до такой степени, что невозможно точно определить, чем это было.

Следуя от одного такого въевшегося пятна до другого, двигался, карабкался к вершине, что представляла собой плато, на котором я надеялся найти ответ.

Еще чуть-чуть.

Ближе к вершине дышать стало легче, от запаха дыма осталось совсем немного. Вот и круглая площадка. Оглянулся вниз на пройденный склон и двинулся вперед на твердеющих ногах к центральной части, в которой находится небольшое углубление.

Здесь очень тихо.

Ноги, покрытые жиром, не издавали при ходьбе ни единого звука. Лег в этом углублении, завалившись в него.

Надо мной пустота. Тишина. В голове нет идей о том, зачем я сюда так долго тащился.

9

Щелк. Щелк. Щелк.

Кисти рук

Жилы, выступающие под кожей каждый раз, как я двигаю ей.

Для меня руки всегда жили своей собственной жизнью, отличной от моей в некоторых моментах.

1

Мои руки всегда имели три состояния.

Первым была рука из крови и плоти.

Именно из-за того, что она состояла из плоти, хоть и с трудом, поддавалась изменениям, которые я в нее вносил.

Так, в дождливую погоду я вздувал жилы на руках, складывая пальцы особым образом и напрягая всю руку вплоть до плеча. Вздыбившаяся жила образовывала пещеру, в которой хоть и было совсем немного места, но достаточно, чтобы там спрятались мои друзья.

В той пещере до сих пор можно найти потускневшие от времени и постоянного мытья с мылом предметы, что мы брали с собой, как например, палки, непонятные сейчас инструменты и бутылки…

2

Вторая ипостась моих рук – теневая.

Тень от рук никогда не повторяла у меня саму руку в ее органическом состоянии.

Иногда теневые руки расплывчатые и даже с растопыренными пальцами похожи на сжатый кулак. Физическую руку я способен изменить, теневую нет, и это остается за светом. Он может истончить ее до линии или заставить распухнуть в разы, удлинив пальцы, едва не оторвав их от руки.

На мои теневые руки два года назад случайно наступил прохожий, и с тех пор я всегда прячу руки от других людей в карманах.

Если люди видят твои теневые руки, а тем более наступают на них – то это приносит боль.

3

Третьим их состоянием является прозрачность, едва видимые глазу руки.

Когда они появлялись, то часто практически точно повторяли все, что делали физические руки, но не отбрасывали тени.

Но одно отличие все же было.

Это постоянно ускользающее от меня нечто. Я не мог ничего сделать с прозрачной рукой и даже заставить исчезнуть, убрав физическую в карман. Прозрачные руки, сквозь которые было видно все, появлялись и исчезали по своему усмотрению и повторяли действия естественных рук с одним отличием, что выполняли то, что совершали первые руки очень и очень давно.

Я мог идти по улице, как всегда, спрятав руки в карманах пальто, и увидеть, как прозрачные руки ребенка, которым я когда-то был, бросают невидимые камешки или нанизывают невидимого дождевого червя на крючок…

Чаще всего же они расслаблены и ничего не делают, медленно растворяясь перед моим взором до следующего появления…

Дочь

Снова она разбудила меня своими криками. Сегодня ведь выходной, можно было поспать подольше. И ничего, что весь вечер до этого провели на детской площадке. Она сама должна была спать крепким сном до обеда, по моим расчетам, но нет, она не устала. Сколько же у маленьких детей энергии?

1

Она побежала по коридору из своей комнаты ко мне.

Еще не совсем проснулся, но слышу характерное шарканье. Дверь закрыта, и моя дочь скребется в дверь коготками.

– Надевай варежки, иначе ты будешь наказана!

За дверью еще пару секунд слышалось недовольное копошение, а затем царапающие звуки удалились.

– И не обижаться, ты ведь знаешь правила. А я пока приготовлю завтрак.

Что же приготовить? Этим вопросом я задался после того, как встал. Себе приготовлю жареные яйца, а для нее открою консервы.

Пока яичница готовилась, открыл банку с противно, на мой вкус, пахнущим и немного склизким на вид кормом. Неужели ей он так сильно нравится? Это действительно трудно назвать едой.

– Готово, иди!

Вот теперь я ее почти не слышу, только легкие, незаметные шажки моей любимой дочурки.

– Твоя миска на полу, приступай.

Ух, какая же она сегодня голодная, прямо набросилась на угощение.

Растяпа, застыл над миской, разглядывая ее, и только упустил момент, когда нужно снимать сковородку с раскаленной конфорки.

Балда!

2

После завтрака нужно было заняться своими делами, помыть посуду, убраться и только потом прогуляться с дочерью.

Пока я все это делал, она лезла под ноги, терлась об меня, всячески ластилась, что было уже привычно.

– Хочешь поваляться? А ну иди к папе.

Обхватил ее руками и в порыве веселости завалился на только что собранный диван. Обнимал и почесывал ее. Она мурлыкала и незаметно как-то лизнула мое лицо.

Так много хочется сказать о дочери, но все получается сухо, словно я описываю чужое существо. Видимо, у меня нет к этому способностей.

Она похожа на большой пушистый комок, килограммов 8—10 весом, внутри которого прячутся четыре миниатюрных лапки, мордочка с усиками и зубастой пастью. Когда она проходит по дому, собирает своей шерстью всю пыль, какую только можно.

Ее матери я не знаю. В мяуканье моей дочери иногда есть грустный оттенок, но я окружил ее заботой и не даю времени на то, чтобы грустить.

Лапы очень странные, обычно спрятаны внутри шерсти, но иногда выдвигаются из комка. На них когти, острые и твердые. Чтобы она не драла мебель и не царапалась, надевал на нее варежки, а затем она сама приучилась неловко их на себя надевать. Но иногда, конечно, упрямилась, как сегодня утром.

А глаза, я их так и не видел ни разу, хотя, когда прочесывал ее руками вместо расчески, нащупывал их. Мне кажется, они у нее никогда не открывались или не видят ничего. У нее ненастоящие глаза, а символические.

Теперь она снова ластится, ожидая, что я пойду ее выгуливать. Все так и есть.

3

Прогулка всегда означала, что она соберет всю грязь, всю прошлогоднюю листву, всех жучков и травинки на себя – после мне это долго вычищать из ее плотного меха.

Но домой ее просто так не загнать и каждый раз приходится по часу сидеть с ней на руках, катаясь на качели или отдыхать на лавочке.

Понятное дело, что к нам никто не подходит, а дети озираются на нас. Но Крошечка мне дорога, и я никогда не отказываю ей в этой радости. Это прозвище, заменяющее редко используемое имя, придумал ей я.

Она лежит у меня на коленях и, видимо, слушает смех и крики.

4

Мы вернулись домой.

Время купаться, но предварительно, еще в прихожей, нужно убрать часть сора, застрявшего в тебе. Как много ты всегда приносишь домой с улицы всякой всячины.

Кроме обычных находок, вроде листьев, я иногда вытаскиваю жевательную резинку или свернутые в плотные шарики записки. Их я убираю в ящик стола.

Бульк, и ты в воде.

Сейчас наведем пены и после будем отдыхать. Купил на обед тебе кусочек рыбки.

Ах да, у нее такой мягкий, плавный голос, который она редко использует, и кроме мяуканья, из всех слов, что она слышала и могла запомнить, она использует только одно —кость, кость, кость.

Хотя, может, мне только кажется или я убедил себя в этом.

5

Дни, проведенные с ней, были наполнены нежностью, без которой мне нельзя существовать.

Да, она иногда забывала надевать варежки или я не доглядывал, и тогда на мне появлялись длинные, ровные царапины. Но с ней я разговаривал, заботился, составлял последовательно из записок, вытаскиваемых из ее шерсти, стихотворение…

Этой весной через открытое окно она сбежала, оставив на пыльном подоконнике свой след.

Без нее все не так, а стих остался без окончания.

Остается собраться и самому завершить все.

Будь счастлива и пусть тебе повезет, мятущиеся под веками глаза…

Ночевка

Путь пролегал вертикально вверх по отвесной стене, на которой было очень мало точек опоры. Именно из-за этого движение было столь медленным, что я застрял здесь надолго и нарушил собственный график.

Наверху меня ждала неизвестность, вернее, я видел много раз это место, даже помещал туда разного рода предметы, например, комнатные цветы. Но забирался я туда впервые.

1

Если взбираться одному по такому сложному маршруту, приходится отмерять каждое движение и не надеяться на счастливое стечение обстоятельств. Если не выдержат веревки моей страховки вместе со скобами, то я упаду.

Можно использовать трещины в скале, в которые удобно вставить ногу или надежно закрепить страховочное кольцо. Я так и делал, пока разговоры из трещин не стали выводить меня из себя и пришлось меньше к ним обращаться.

– Теплее или холоднее, что, что-нибудь известно…

Мне не видно обитателей этих трещин, и я успокаиваю себя тем, что это ветер так шумит или небольшой недостаток кислорода сказывается так на мне.

Пока рано говорить об этом, но трещины придется обходить и карабкаться по голым скалам.

2

Теплее или холоднее…?

А ведь действительно, скала, если к ней притронуться, в разных местах неодинакова по температуре. Пару раз я отдергивал руку от жара. Были участки, где, наоборот, холод обжигал меня, но в обоих случаях приходилось, извиваясь, ускоряться и двигаться по направлению к умеренным по температуре участкам.

Вбив в скалу несколько скобок, сооружал себе парящую кровать из прочной ткани. Лежал в этом гамаке и думал о том, выдержит ли страховка мой вес. Конечно, я знал, что выдержит и способна выдержать куда больше, но думать об этом не переставал.

Первая ночевка была возле одной из трещин, и звуки из нее мешали мне уснуть. Слышался писк. Больше у трещин я не останавливался на долгое время.

С собой у меня совсем немного вещей – но это не проблема. Когда я достигну окончания подъема, все пойдет гораздо лучше.

3

Лежа ночью в состоянии невесомости, смотрел на самый верх, туда, где уже показался край скалы, практически идеально ровный.

Потоки воздуха, видные только из-за того, что несли пыль в своем составе, двигались навстречу скале и пропадали за этой линией.

Вниз смотреть не было никакого желания. Там я был и больше туда не вернусь.

4

Там, там, там…

Ответы ждут меня. Осилить еще только один переход, но после которого придется продолжать – вот мысли, что были у меня в течение подъема. И чем ближе я подбирался к границе, окончанию скалы, тем чаще они всплывали во мне.

Во время передышек, смотря по сторонам, видел расплывчатые силуэты, даже скорее массивные пятна разного цвета – оранжевого, голубого, зеленого…

Хотелось оказаться там и выяснить, что же это.

Когда глаза уставали смотреть на всю эту расплывчатость, стучал по скале, которая, судя по звукам, раздающимся в ответ, была полой. Когда забивал скобы в ее поверхность, поднимался ужасно громкий звон, и издалека, прямо из глубины скалы, доносились ответные удары.

Мне кажется, что они принадлежат голосам в трещинах, которые я слышал.

Когда буду лезть рядом с очередной трещиной, проверю это предположение.

5

Вот небольшая трещинка, возле которой я одолевал особенно трудный участок.

Несколько раз постучал по ее краю, вызвав знакомый звук. Из ее глубины откликнулись другим звуком.

– Меня кто-нибудь слышит, если да, то стукните еще раз.

В ответ послышался слабенький, едва слышимый одиночный стук.

– Мне столько хочется спросить у вас, скажите, кто вы?

Ответа не последовало.

Несколько раз переспросил. В ответ тишина. Никаких звуков вообще.

Решил вопреки обыкновению устроить ночевку возле этой притихшей трещины. По моим расчетам, до верхнего края скалы остался один переход, и перед этим хоть и нужно набраться сил и отдохнуть, но, даже если трещина и отвлечет меня, сил у меня хватит на подъем.

А еще мне хотелось попробовать получить ответ из глубины скалы, если, конечно, там есть кто-то или что-то и мне не показалось.

Несколько попыток установить контакт ни к чему не привели. Ни стук, ни крики и шептания в трещину. Ответ – тишина.

Оставил эти попытки и смотрел на оранжевое пятно вдалеке. Оно словно в метре от меня, и можно его потрогать, стерев эту расплывчатость, как испарину со лба.

Слышу звук, это воздух, что мимо меня с легким свистом выходит из трещины.

Подставил осторожно под него руку.

Теплый.

В трещине ничего не видно, но я не чувствовал опасности. Легонько, совсем медленно просунул туда ладонь и замер.

Маленькие, чуть влажные пальчики схватили меня за пальцы…

Через несколько часов я достиг края скалы и перевалился на плоскогорье…

Квартиранты

Снова одеяло посреди ночи стало шевелиться и не давать мне нормально поспать. Пуховое одеяло, совсем еще новое, а уже червивое.

Встал, ушел на кухню, да так и сидел у черного окна, дожидаясь рассвета.

Все выясню.

1

– Чего вам нужно?

Пол, мебель, вообще все в квартире было покрыто маленькими червячками. Если не приглядываться, то казалось, что все предметы ненастоящие и эта рябящая поверхность нереальна.

– Нас выселили!

– Конечно, я этими самыми руками вытаскивал вас по одному и правильно делал. Но куда вы девались после того, как я выдергивал вас, меня не интересует. Не ко мне же домой приходить!

– Ты выбрасывал нас подальше от себя, думая, что избавился от нас, но на самом деле мы никогда тебя не покидали.

– То есть как это?

2

Мне они никогда не нравились, особенно их постоянное, хаотичное движение во мне. Оно раздражало, и от этого некуда было деться. Чувствуешь, а сделать ничего не можешь.

Но позже я нашел способ от них избавиться, но он потребовал очень много времени.

А сейчас оказалось, с их слов, что я от них и не избавлялся вовсе.

3

– Где же вы тогда были?

– Известно где, в твоей голове. Ты смог убрать нас из глаз и успокоился, а мы жили внутри твоей черепной коробки.

– Почему я не заметил этого?

– Мы же сказали. Ты не видел нас и успокоился.

4

Машинально поднес пальцы к глазам и потрогал их. Они были на месте и двигались так, как я и хотел. Чистые, незамутненные глаза.

– Чем вы занимались в вашем новом жилище?

Черви падали с обеденного стола и копошились на ковре. Мне ничего не пришло в голову, кроме этого вопроса – ничего делать не хотелось. Да и как можно от такого их количества избавиться? А поговорить с ними было на удивление приятно.

– Мы процветали, и нас становилось больше. Сеть туннелей и спиралевидных домов в твоей голове очень пригодились нам, всем хватало места, и жилищный вопрос для нас вообще не стоял.

– Питание,– чуть помедлив, синхронно объявили они,– тоже было не проблемой. Мы вели беседы и выползали из спиралей на прогулки. Пока нас не прогнали.

5

Прогулка внутри головы – мероприятие случайное. Можно набрести на милый, пахнущий молоком сон, который еще и окажется цветным. А можно наткнуться на настоящий кошмар, что поглотит тебя словно буря.

Однако черви не боялись гулять. Может, это из-за их количества?

Заблудится один, никто и не заметит.

Спираль выбрасывала охочих до сновидений червячков.

6

– Кто же выселил вас?

– Не делай такой лукавый вид, ты отлично знаешь. Мы жили в спиральных домах и не совались туда, куда не следовало. О мозгоедах, сменивших нас, ты уже в курсе.

– С чего вы это взяли?

И я как бы ненароком придавил одного из них.

7

«Прожив целую жизнь в чужих глазах, узнаешь все, что они могут выразить»,– одновременно подумали все черви.

Но не сказали ничего вслух, а стали мелодично разгрызать мебель и все, что можно было съесть.

Еда на столе давно уже была поглощена.

8

– Мы можем попросить тебя об одном одолжении?

– Что?

– Мы были хорошими квартирантами, не мешали и вели себя тихо. Не мог бы ты разобраться с мозгоедами? Мы бы тогда вернулись на прежнее место.

9

Знал, что они попросят меня об этом.

Квартира уже вся опустела, и я по щиколотку сидел в толще маленьких существ, что не трогали меня и мой единственный оставшийся стул, хотя думаю, это им давалось нелегко. И на том спасибо.

Что же, оставлять их здесь нельзя.

Придется попытаться…

Мозгоеды

Мозгоеды проникли через поры в мой организм и вместе с потоками крови пробрались в голову.

Спиральные дома, в которых, как оказалось, уже были квартиранты, попрощались с безмятежностью. Мозгоеды в своих одеяниях явились и витиеватыми орудиями начали ломать все вокруг себя, пытаясь снести спирали.

Попадавшихся под руку жильцов они убивали и шли к следующим, стараясь никому не дать возможности сбежать.

В тот вечер у меня раскалывалась голова от боли, да так сильно, что никакая таблетка в этот раз не помогла.

1

Выгнав всех червей, а часть из них убив, мозгоеды прошлись по вертикали, осматриваясь.

Не сговариваясь, начали разрушать эти здания окончательно, которые столь тщательно возводились.

Под ударами их орудий здания пали, и затем обломки были растасканы друг от друга подальше.

В висках стучало так, что я закрыл глаза. Темнота закрытых глаз рябила.

2

Но разрушение спиралей и убийство их жильцов было только началом для незваных гостей.

Подойдя к делу основательно, они стали выкорчевывать целые участки мозга, разрыхляя их, словно мотыгами, своими орудиями, а затем начали яростно бить по уже поврежденным тканям. Удар за ударом разрушая все связи между клетками, превращая мой мозг в кашицу.

Утомившись, мозгоеды садились кружком и, отложив орудия в сторону, черпали ладонями это месиво, и ели.

Мне не было до этого особого дела, так как после разрушения спиральных домов я лежал без сил. Желания, мечты, чувства – все ушло. Даже боль, что до этого сокрушала мое существо, исчезла без следа.

Они немного чавкают во время своего приема пищи.

Слушаю это чавканье в своей голове и не знаю, что делать. И не хочу знать.

3

После того, как они насытились и удобнее улеглись, укрывшись остатками мозга, начали вести свои разговоры.

– Может, пошлем кого-нибудь разобраться с инструментами?

– Вот ты и иди, а мы обсудим вкус нашей сегодняшней еды. Мне кажется, это было…

– Желтая лазурь,– крикнул один.

– Такой не бывает, я слышал, что небо теперь округлилось…

– Коснулся крови или что там у червей…

– Наши враги, зря мы не пришли раньше.

– Мне кажется, курица, точно, или птица какая-нибудь…

– Раз вы тут разболтались, пойду и расставлю орудия.

– Спасибо,– подхватили все сразу и продолжили говорить, не слушая друг друга.

4

Отойдя от остальных мозгоедов, он стал собирать их инструменты, как хворост в лесу.

Обязательно нужно позаботиться о них, чтобы они были установлены и ни одно из них не потерялось.

Идя, он проверял ногой ткани, оценивая. Если место казалось ему подходящим, он проверял рукой, дополнительно обшаривая его и мягко погружая вглубь пальцы.

По цвету пальцев, извлекаемых из ткани, он определял окончательно, стоит ли размещать здесь одно из ветвистых орудий.

Откладывал кучу в сторону, а одно из орудий со всего размаха втыкал в это место. Чаще всего коричневое орудие через некоторое время начинало светиться определенным цветом. Идет дальше.

Редко, но бывало, что витиеватый инструмент вставал неправильно в тканях и начинал двигаться само по себе, вгрызаясь в плоть и отправляясь в свое путешествие.

Беспокоиться не о чем, вернется.

5

– Видели бы вы узоры, которыми я нервировал одного моего приятеля. Жаль его, конечно, немного, он ведь был мне симпатичен.

– Ну и слизняк же ты, прошелся прямой бороздой до самого центра, и дело с концом. Быстро и надежно.

– В этом нет никакой красоты, и потом, мы ведь вместе все делаем, закончишь раньше остальных и будешь слоняться без дела.

– Можно хоть просто полежать в складочках, отдохнуть…

– О, так скучно…

– Нисколько…

– Чудный, прекрасный вкус остается на языке долго, а насыщает как хорошо…

– Зануда, только о еде, самому не надоело?

– Может, поспорим, что такой траектории, как у меня, тебе не повторить.

– Это вы такие, со своими бреднями…

6.

Прикрыл глаза и думал.

От меня ждали ответа.

Говорить ничего не хотелось. Самому мне ни за что не справиться с мозгоедами. Понадобится помощь.

Вставай. Вставай. Вставай.

Осталось собраться с силами и попросить о ней. Не ради червяков, а только ради себя.

Но я еще медлю.

Чайник

Этот чайник у меня уже очень давно и, несмотря на то что эксплуатируется он постоянно, еще не сломался.

Мне иногда кажется, что вода, закипающая в нем, обладает особым вкусом.

1

Сегодня еще не включал его.

Беру чайник за мягкие, чуть ломаные уши и несу заливать в него воду.

Какие у него длинные волосы отросли, нужно обязательно состричь их и соскоблить щетину с поверхности. У него есть подсветка, и при включении уставшие глаза загораются красным светом.

Обычную воду в него наливать без толку, получится только взвесь из накипи, которую невозможно пить.

2

У меня есть отдельная тара с водой для этого чайника.

Приходится часто за ней ходить и пополнять, но вкус напитка, что получается в итоге, того стоит.

Вода на вид не очень чистая, с радужными пятнами на поверхности… На сегодня еще есть.

Беру его за недавно укороченные волосы и сдираю с места скальп, под которым кость спилена так, что нужно только немного повернуть ее против часовой стрелки и крышка открывается. Внутрь заливается вода.

Теперь можно ставить его закипать на подставку. Это подгнивший кусок мяса, в середине которого проглядывает большая белая кость. На нее и попадает, как в паз, чайник.

Глаза стали красными. Есть пара свободных минут.

3

С обычной водой накипь ужасно все портит. В случае же с моей особой водой она тоже попадает в чашку, но измененной и вкусной.

Накипь сплавляется воедино в небольшие шарики и окрашивается в цвета пятен на поверхности залитой в чайник воды.

Когда я допиваю свой чай или кофе, эти «конфетки» забираю себе, выуживая их чайной ложечкой. Когда такая карамелька обсыхает, кладу ее себе в карманы или прячу где-нибудь, но всегда в разные места.

На вкус они как маленькие строчки, написанные неумело и впопыхах, за что мне и нравятся. Недавняя была такой: «Птица вспорхнула с ветки, капли сорвались с нее».

Конечно, не самая вкусная радужная карамелька, но в дороге или когда совсем ничего нет, сойдет.

4

Да, его иногда нужно чистить. Мне кажется, что он и так прослужит еще лет сто, но лучше хоть изредка это делать.

Я беру из небольшой коробочки, хранимой отдельно от всего съедобного, несколько ложек белого порошка и засыпаю в него, наполненного обычной водой. А затем включаю.

Глаза как обычно краснеют, но у них несколько другое выражение. Чуть более грустное.

Звуки закипающей воды переходят в утробный, механический голос, пробивающийся через кипение.

– Мягкое нутро, которое не обглодать и океаном воспоминаний, оплескивается и уносится воронками смерчей прочь, прочь, прочь…

Так он бубнит разную несуразицу до закипания, после которого его глаза-индикаторы гаснут, а вода поспешно остывает и перестает шуметь.

Ее нужно слить, а затем желательно повторить это несколько раз.

Теперь, на втором вскипании, он также твердит, но чуть тише:

– Сточенные карандаши открывают тайны графитового стержня. Если добавить этого немного на небо, получится красивое облако, но оно улетит, обязательно улетит…

Иногда интересно послушать, что там он булькает, но толку мало, смысла нет.

Сливаю содержимое второй раз. Еще раз сделаю так, и хватит на сегодня. Будет блестеть изнутри как новенький.

Теперь бульканье едва слышно. Значит, чистка подходит к завершению.

– Синий колпачок… пропасть в срок от десяти… страниц, страниц, пожелтевших страниц.

Все, теперь можно пользоваться головой-чайником еще год без чистки.

Талая вода

Солнце ярко освещает нестройные ряды заброшенного кладбища.

Дорожки между могилами совсем узенькие, снег практически не убирают. Раз в неделю это делает сторож да редкие родственники, после того как найдут нужную им могилу.

1

Утро будничного дня.

Никого здесь и в помине нет. Щебечут птички.

Иду по тропинкам этого кладбища по направлению в самую старую его часть. Здесь все покинуто. Оградки, ржавые в основном, в лучшем случае покосились, в худшем же лежат под слоем уже начавшего таять снега.

Надгробия, все сделанные по одному образцу, умудряются отличаться друг от друга – то привязанной лентой истрепавшейся на ветру материи, то оставленным в стороне граненым стаканом с мутной жижицей на дне. И таких отличительных черточек великое множество.

Мне всегда нравилось наблюдать за едва видимыми, стертыми временем, ветром и дождями лицами.

Эта размытость одинакова и компенсирует разный по убогости вид могил, внося нечто общее в эти разбросанные как попало последние пристанища человеческих тел.

2

Для того, чтобы собрать достаточно воды, нужно, по моим наблюдениям, идти в самую глубь, в сторону от протоптанных дорожек, туда, куда уже давно не ходят скорбящие родственники по причине их отсутствия в живых.

Плиты здесь сами перекошены, а на них уже даже не стертые изображения, а намеки на силуэты. Я отлично знаю, что здесь погребен в сотнях и тысячах могил один и тот же человек.

Надписи не сохранились вообще.

Птицы закончили свое утреннее пение и разлетелись по своим делам.

Прислонившись к пусть и ржавой, но с виду крепкой оградке, стал дожидаться наступления полудня.

Пустую канистру пристроил внизу на видном месте. Из-за деревьев здесь тенисто и даже летом прохладно. Отогреюсь позже. Дома.

3

Когда наконец наступает полдень и солнце стоит в зените, снег начинает активнее всего таять и впитываться в землю. Мне нужно приготовиться к сбору воды, когда она вернется обратно.

Необходимо точно выбрать место, с которого видно как можно большее количество могильных плит. Так будет больше шансов.

Под землей уже давно ничего нет, кроме некоторых костей да зубов, и вода, стаяв, проникает в толщу земли и омывает ее изнутри. Мне приятно думать, что мертвецы в это время утоляют жажду ледяными каплями, что хоть как-то напоминают им о временах, когда они были живы. Но это только фантазия, и там действительно ничего нет.

После середины дня, когда выбрал себе точку для обзора, можно побродить немного, главное, не потеряться и не уйти на более современную часть кладбища.

Нужно ждать, когда немного стемнеет – пусть вода под землей настоится. Так даже лучше.

Можно еще посмотреть на надписи на надгробиях. Кто-то ведь придумывает эти краткие эпитафии.

Честно говоря, это либо формулировал человек, который не знал покойного, кто-нибудь из похоронной конторы или родственник, в своей скорби не утративший способности к такому редкому и лаконичному творчеству.

– Любящему мужу…

– Сестре, чьи глаза сверкали добротой…

Плохо, конечно, видно.

Вернусь к своей канистре. Совсем скоро нужно будет набирать.

Из-за леса сумерки быстрее наступают тут. Когда становится уже значительно темнее и даже силуэты на каменных плитах практически не видны, необходимо следить, не отрываясь и не мигая, и ждать свечения.

Обычно на одной из плит или, если повезет, на нескольких проступают бледные, но светящиеся пятнышки. Иногда они принимают форму цифры или сливаются в имя, иногда же это не более чем пятно.

Сегодня что-то неясное выступило на одном только надгробии.

Не могу различить, на что это похоже, но одно пятно прямое, как палочка, а второе больше, но более спутанное.

Скорее, нужно спешить. Пробираясь через вязкий и липучий снег, под которым такая же вязкая грязь, перелезаю через несколько оградок с канистрой в руках.

Теперь необходимо только приложить аккуратно горлышко пониже пятен и ждать, когда жидкость исчезнет в емкости.

У жидкости землистый запах, но вкус всегда разный. Потрогал пальцем горлышко и попробовал – на вкус как долгий летний день на лугах, покрытых ромашками.

Жидкости набралось совсем немного, а свечение пропало. Пока не наступила ночь, нужно возвращаться домой.

Перед этим осталось только набрать обычного снега и поместить его в канистру, чтобы он, растаяв, смешался и разбавил светящуюся воду.

Все.

По-моему, мне туда, в сторону большого и очень старого памятника, у которого не хватает некоторых частей.

Коктейль

Есть у меня совершенно дурацкая привычка дуть в трубочку, когда на дне сосуда остается совсем немного напитка. Эта привычка осталась у меня до сих пор.

Густые напитки, что медленно, едва заметно втягиваются по трубочке, мне не нравятся. Слишком медленно. Всегда хочется, чтобы мои представления о том, сколько я уже должен выпить и сколько в действительности выпиваю, совпадали.

1

Сегодня у меня выходной.

Не по календарю, конечно, просто по моей прихоти. Настроение несколько праздничное, из-за чего я прошлую ночь плохо спал и не выспался, хоть пока этого и не вполне ощущаю. Знаю, что все утро принадлежит мне и можно остаться в кровати, думать о своем, рассматривать себя или предметы в комнате. Чуть позже немного почитаю, когда станет посветлее.

За окном поют птицы. Приятно.

2

В доме все проснулись.

Шаги, топанье по коридорам, шарканье тапочек. Но ко мне пока не заходили.

Читал книгу народных сказок, но мысленно был в другом месте.

Стало жарко под одеялом, настолько, что появилось то чувство злобы, когда тянет что-нибудь разбить, раскидать одеяло. Это пройдет, скоро комнату проветрят, и все станет как прежде.

«Нет, не станет»,– подумал тут же я, отвечая себе.

3

Как по мне, молочный коктейль должен быть именно с трубочкой, а без нее пить совсем не то.

Есть в этом странное наваждение, когда втягиваешь напиток с характерным звуком. Совсем простое наслаждение.

4

Через несколько минут по расписанию должны прийти ко мне и увезти на процедуры.

Ехать не далеко, но хоть какое-то разнообразие.

Позавтракаю и буду ждать своего десерта – коктейля. Интересно, с каким вкусом он будет. В прошлый раз он был малиновый.

Завтрак – каша с бутербродами – словно и не имел вкуса, проглотил его в один присест и даже не заметил. Скорее.

5

Как всегда, разместили в удобном кресле, среди подушек.

От волнения совсем сбилось дыхание.

Наконец-то моя трубочка погружается на полную в сосуд. Немного верчу ею из стороны в сторону, чтобы размешать коктейль и в нем не оказалось комочков.

Начинаю втягивать в себя. Вкус пока не могу определить, но цвет – ярко-красный – наводит на предположение об экзотических фруктах, которые я никогда не пробовал и о существовании которых даже не знаю. А может, просто красителей добавили. Приятнее думать о хорошем.

Так себянастроил, что улавливаю цитрусовые нотки…

В легких начинается тихое бурление, стоит мне выдохнуть.

Дышать становится трудно, но это мой любимый момент в церемонии питья коктейля.

Процедура скоро закончится, а кто-то должен нарушить все правила этикета и на все кафе начать шумно булькать.

Это я, я, я, я…

Смотрите и слушайте, булькает у меня не в стакане, а в легких…

Отдых закончился, впереди еще много работы. Кафе-мороженое закрывается.

Убежище

Ужасно холодный ветер. Не стоит больше терпеть этого, иначе совсем околею и не смогу продолжить идти вперед.

В зоне видимости ничего нет из того, что может послужить укрытием в такую погоду. Пройду еще немного и, если ничего не обнаружу, сам построю убежище из подручных материалов, и передохну.

Пережду ветер и двинусь дальше.

1

Ничего нет на горизонте. Стоп.

Что у меня есть с собой? Немного провизии и несколько мотков веревки. Отлично, ею можно будет закрепить все что угодно.

Под ногами темная, жирноватая земля, на которой встречаются временами рыбные косточки и прочие отходы.

Ничего не остается, буду использовать их. Непослушными руками поднимаю косточку, прозрачную, но с остатками нежно-розового мяса рыбы на ней. С трудом расталкиваю землю ногой и закрепляю в углублении кость. Теперь я это место не потеряю и могу оставить вещи возле нее, а сам отправлюсь собирать материал. Для постройки крепкой хижины из рыбных косточек их понадобится около трех десятков как минимум.

Очень долго собирал нужное количество костей. Относил их две-три за раз и складывал в кучу возле центральной кости.

Работа пошла мне на пользу, я согрелся и чувствовал себя отлично. Но я знал, что это временно и без убежища мне не продержаться ночью. Времени оставалось еще достаточно, и я сразу приступил к возведению.

Углубил яму, в которую установил поглубже центральную, самую толстую с виду кость. Это будет опора всей хижины. На обратном ее конце оставалось немного рыбного мяса, к которому я начал подставлять одну за другой легкие рыбные косточки. Их раз за разом срывало ветром, и я выкапывал небольшие углубления в земле, куда их основания ставил для придания им стойкости.

Когда установил с десяток косточек, дело пошло лучше, и конструкция стала устойчивее. Дальше все шло гораздо быстрее, и, несмотря на холодный ветер, руки выполняли свою работу ловчее, чем до этого.

Вот последняя косточка установлена на свое место. У меня с собой есть немного материи, достаточной, чтобы прикрыть редкие просветы между ними.

Зашел внутрь – довольно просторно. Вход я закрою верхней одеждой. Свежо, хорошо будет здесь ночевать без ветра.

Усталость начала сказываться на мне, и я поспешил закрыть материей прорехи, а также закрепил ее понадежнее веревкой, чтобы ветер не сорвал и не унес ее.

Совсем стемнело, и даже земля под ногами стала заметно тверже – пора воспользоваться убежищем.

2

Завесив небольшой проход, обустроился внутри и улегся спать. Как только я немного отогрелся, сон свалил меня за секунду.

Проснулся я в отвратительной духоте, с раскалывающейся головой и чуть не вывернулся наизнанку от запаха гнилой рыбы в хижине. Этого можно было ожидать, но, когда я ее сооружал, мне это в голову не пришло.

Пришлось до самого рассвета проветривать.

Ветер очищал воздух в моем убежище, но становилось очень холодно, а если закрыть вход, запах очень быстро возвращался и будил меня.

Так я и промучился всю ночь.

3

Раннее утро.

Материя закрывала прорехи в нижней части созданного мною сооружения. Наверху же косточки с подгнившим мясом на них смыкались так плотно, что ничто не могло втиснуться между ними.

Когда совсем рассвело, эти прозрачные косточки стали пропускать сквозь себя свет, а остатки розового мяса, просвеченные солнечными лучами, дополнительно осветили мое убежище нежным розовым светом.

От духоты и недосыпа проваливался в себя и также быстро просыпался.

В голове крутилась только одна мысль: «Беги, нужно только отдернуть вход и бежать подальше».

Но я, мое тело, розовое мясо, гниющее наверху,– все это манило меня.

Подпрыгнул и схватил небольшой кусочек. Не только запах, но и вкус рыбы стоял у меня во рту еще до того, как я попробовал его.

4

Косточки изогнулись внутрь хижины, став гибкими, и вонзились в меня. Боли я не чувствовал, а только смотрел на солнце из рыбного розового над моей головой.

Пора уходить…

Жужжание

Сегодня он очень долго, полчаса точно, летал возле окна, тыкаясь в стекло. Я открыл ему окно, и он залетел в комнату.

Нам нужно поговорить.

1

Дал ему время освоиться, после того как он влетел в квартиру. Он проследовал по коридору в другую комнату, пока я спокойно пил чай. От окна веяло прохладой.

«После разговора нужно обязательно прогуляться»,– подумал я.

Наконец, он вернулся и начал жужжать возле моего уха. Что же, начнем беседу.

Взял и сложил руки таким образом, что ладони, сцепившись, образовали своего рода клетку, в которой комару не нужно было заботиться о сохранении равновесия, а я, поднеся сложенные ладони к уху, мог лучше слышать жужжание и разобрать его.

2

Я хотел рассказать тебе историю, если ты согласен на мои обычные условия. Знаю, что я совсем недавно уже был у тебя, но такова моя природа.

Так вот, история такова.

Летал в темноте, среди потоков сладких выделений большого существа.

Чувствовал, как в нем перемещаются громадные объемы крови.

Начал свой стандартный подлет. Кружил вокруг него, изредка приближаясь к уху, и говорил с этим гигантом.

В воздухе недалеко от меня раз за разом проносилась часть его тела, сотрясая все вокруг, и волны относили меня на небольшое расстояние от него. Но я возвращался и продолжал.

Ты ведь отлично знаешь, что я могу так делать всю ночь, пока предметы не станут видимыми. После этого я улетаю, иначе меня убьют, размажут, как и многих из нас.

Но мало кто способен продержаться до самого утра.

3

Да, да, да – ты мне уже рассказывал такую историю. Каждый раз человек выдыхается, обессилев, засыпает тяжелым сном, а ты пьешь его кровь.

Только знаешь, мне ничего не стоит взять и сжать руки и раздавить тебя.

Пусть я стану убийцей, убийцей комара, рассказывающего одну и ту же историю.

4

Ты слушаешь меня, потому что хочешь. А моя история совсем другая.

В этот раз я довел существо до исступления. Оно металось, махалось, куталось в материю, но слышало, самое главное, слышало меня.

Однако каждый раз они воспринимают только жужжание, не знаю, как вы это называете, писк, может. Они не строят клеток, сцен из ладоней и не сидят на кухнях по ночам, выслушивая наши истории в обмен на совсем небольшую порцию крови.

Мне всегда казалось это странным. Просто потерпи, и я улечу, раз ты не слышишь того, что я хочу донести. А если вы не способны избавиться от нас, вы слепы, без обоняния – зачем мучиться, если урон для вас столь незначителен.

Ответь мне?

5

Мы против этого боремся всегда. Ничто не должно нас стеснять.

Если и есть сила, чье влияние на нас абсолютно, то мы уже стерли ее из своей памяти.

Мы можем все, а потому давим вас, травим газом, чтобы это доказать.

Но мне до этого нет дела, поэтому продолжай и поскорее со всем этим закончим.

6

Хорошо иногда притаиться, усевшись на какой-нибудь листик или потолок, и ждать.

Существо знает, что я здесь, что затаилось и вовсе не улетело, думает о том, что я в свою очередь что-то задумал, и это только помогает мне. Волны выделений становятся отчетливее вокруг меня.

А после все кончается именно так, как ты говорил. Существо сникает и остается в открытом положении. И я получаю то, зачем прилетел.

Но есть одно «но»… Ты.

Ты понимаешь, что все так должно быть. Именно ты построил клетку из пальцев, в которой мы всегда рассказываем свои истории, а ты платишь за это своей собственной кровью.

А ведь ты все-таки прав, каждая новая история похожа на предыдущую.

Зачем это все?

7

Потому что у меня есть выбор, я могу все изменить.

8

Сегодня я не укушу тебя, а завтра прилечу вновь с моим ответом. Отпирай клетку.

Кровеносный паук

Паутина, разветвленная и обширная.

Она питает меня, дает мне возможность жить. Но, как и многое, она таит в себе угрозу – кровеносного паука.

1

Уплотнение на руке. Оно твердое и на ощупь наполнено чем-то упругим. Думаю, что это яйца этого паука, которые он постоянно откладывает в моем теле. Одни чуть больше, другие меньше – с ними ничего нельзя поделать, а только надеяться на то, что из них не вылупятся новые кровеносные пауки.

Эти коконы неразрывно связаны с моей кровеносной системой, а потому механически их не отделить без ущерба для меня.

2

Сам же кровеносный паук неуловим для меня.

Он постоянно передвигается по моему телу. Если он это делает по артериям и другим крупным сосудам, то я практически не чувствую этого.

Но иногда он доставляет мне неудобства и даже боль, когда проползает в более мелкие сосуды, еле втискиваясь в них. Это место тут же взбухает и становится иссиня фиолетовым. Притронуться к этому месту никак не удается, потому что паук тут же, чувствуя мое приближение, скрывается в привычных ему артериях. Да и заползает он в несвойственные ему уголки моего тела обычно ночью, когда я сплю.

В таких случаях я просыпаюсь, ощущая, как задыхаюсь от ужаса. К этому нельзя привыкнуть, сколько бы раз это ни повторилось.

3

Мне неизвестно, может ли он перейти на другого человека или животное. Да и, может, он изначально перешел на меня таким путем, не знаю. Я всегда, сколько помню себя, жил с этим.

Но в качестве меры предосторожности я ни с кем не контактирую, а если и приходится касаться кого-либо из крайней необходимости, то делаю это в плотных перчатках.

Конечно, это не оставляет мне шансов на нормальное общение с другими людьми, но ничего, я уже привык.

4

Известно, что кровеносные пауки не могут устоять перед тем, чтобы не прикоснуться к сердечной мышце человека, а затем там обосноваться. Я это прочел в одной странной книге и запомнил.

А так как я не могу ничего сделать, то, если он захочет, ему ничего не помешает. Может, его сдерживает только природная осторожность.

Уже много раз он легонько касался моего сердца одной из своих лапок и тут же отступал.

Я же в такие моменты весь синел или, наоборот, становился бледнее обычного – вплоть до обморока.

Знаю, что в один из таких дней паук обхватит мое сердце и завершит мою жизнь. Это непреложный, пусть и очень печальный, факт.

Но интересно и то, что кровеносный паук, достигнув желаемого, погубит и себя. Его паутина станет ломкой и распадется, а потомство никогда не увидит света.

Мне кажется, что он чувствует это, но не способен противостоять заманчивому биению сердца, что зовет его.

5

Несколько раз он почти был в моих руках, только стечение обстоятельств выручало его.

Самым ярким таким случаем был эпизод в моей старшей школе.

Из-за постоянной боли, которая чаще всего сковывала во время уроков или перемен, меня начали избегать.

Тогда я хоть и терпел, но скрыть толком ничего не мог и стал совершенно отдельным существом. В общем, надо мной просто издевались.

Так, однажды на перемене кровеносный паук залез мне на лицо…

Его я, конечно, не увидел, как, впрочем, и не увидел выражения глаз тех, кто был рядом в тот момент.

Но я слышал. Вздох отвращения, а затем призыв держать меня, потому что я весь извивался от боли и пытался прикоснуться к лицу, чтобы вырвать паука, пусть и ценой потери этого самого лица.

Паук скоро уполз, а припухлости спали, но больше я в том учебном заведении не появлялся.

6

Привык ждать его.

Кровеносный паук путешествует по моему телу, по своей паутине, которую ему же и суждено уничтожить.

Аттракционы

Март, наконец-то он наступил, и парк аттракционов открывается.

Он работает весной и летом, вплоть до ранней осени, когда некоторые аттракционы начинают сворачивать.

Но самое лучшее время для его посещения – это весна.

1

Можно зайти в парк через несколько входов, и, выбирая вход, ты настраиваешь определенную последовательность аттракционов, которые посетишь. Но мы планируем посетить все, а потому неважно. Выберем наугад.

Зайдем через корневую систему.

Прокатимся здесь в темном водном туннеле, на лодочке. Ничего вокруг не видно, кроме чуть светящихся частиц фосфора, но зато скорость, ох, скорость заставляет внутренне сжиматься и задерживать дыхание.

Но ведь это только наша первая остановка. Выходим, нас ждут более светлые, чистые ткани.

2

Присаживайся поудобнее, вот так. Не укачало, ну и отлично.

Здесь скорости уже не такие. Да не дергайся ты, нам тут можно очень долго находиться. Здесь немного подрастем, посидим кружочком, помолчим и продолжим осмотр. Без того, чтобы подрасти, нас не пустят дальше. Такие правила.

По кругу уселись на медленные, убаюкивающие кольца. Пару дней придется здесь просидеть. Все наши соседи молчат, набираясь сил для новых впечатлений.

3

Все, я подрос, как и ты,– можно двигаться дальше. Идем тянуться.

Прокатиться в смоле непросто, потому что иногда этот аттракцион закрыт. Но нам повезло, сегодня как раз собралась средней величины капля. Тут дело не в скорости, не в том, что ты ничего не видишь и боишься, нет, тут дело в изменении окружающего. Когда смотришь из смолы, все меняется —преобразовывается в ускоренные, едва заметные образы либо же линии, что движутся по своим цветным траекториям.

Я знал некоторых, кто застревал в смоле на десятилетия, а были и те, кто так и не выбрался.

Когда выходишь из смолы, обнаруживаешь, что никак не изменился, безотносительно того, сколько времени ты там провел.

Нам с тобой хорошо, мы каждый год можем посещать этот парк и кататься в смоле годами, а вот некоторым дано только разовое посещение.

Понравилось тебе в смоле?

Мне тоже никогда не надоедает. Может быть, зайдем куда-нибудь посидеть, тут как раз есть местечко неподалеку.

4

Неровная забегаловка, выеденная червячками.

Они, завсегдатаи этого места, расположились у стен и извиваются. Тихо, как раз отличное место, чтобы передохнуть. Единственное, что может заглянуть тот, кого полностью не видели. Он в действительности никогда не заходит сюда, но наводит здесь порядок, забирая в момент самых буйных и неспокойных посетителей. Куда их уводят, я догадываюсь, но не скажу тебе. Да и нам не из-за чего переживать. Не наше дело.

Вот, слышишь, стучит. А теперь смотри, как посетители затаились. Стук стал громче.

Один из червячков заерзал на месте, и вместе со стуком он пропал.

Ничего, скоро здесь все оживятся вновь. Так всегда происходит. Идем?

5

Часть парка мы уже посетили и, прежде чем подниматься на более высокий уровень, можем сходить к самому краю, к отверстиям с белым светом.

Это область, где нам гораздо труднее передвигаться, а потому с отдаления ознакомимся с этой достопримечательностью.

В целом, это тонкие спиральки, в которые можно смотреть и в которых всегда видно только белое.

Слышал, что один смельчак в капле смолы двинулся по этой узкой спирали, но это было очень давно и больше походит на выдумку.

Загадочно, и мне действительно интересно, что там.

Но нам пора – подъемник ждет.

6

Подъем будет быстрым, не как в корнях, конечно, но все же. Спуститься тоже можно будет.

Подъемник остановился на самой узкой части парка. Здесь, кроме того, располагается еще один вход.

Самые лучшие аттракционы, как мне кажется, именно тут.

Отдохни немного, обещаю, что, когда закончим, спустимся и посидим в тишине.

Идем в двухместную почку и покатаемся.

7

Нежное, мягкое и горьковатое место.

Этот аттракцион включается медленно, но оно того стоит, тем более что летом он работать не будет.

Не держись ни за что, когда начнется, просто потерпи и не сопротивляйся.

Наша кабинка наполнилась темно-зеленым светом. Началось.

Почка раскрывается несколькими листиками сразу, а нас также мягкая сила распределяет сразу во все листики. Тепло.

Во мне столько прожилок, по которым разносится радостное чувство.

Это еще один вход в парк, через который заходят многие из посетителей из числа тех, кто не может, как мы, зайти через любой из входов.

Что ты, что ты, мы соберемся воедино быстро и восстановимся.

Возвращайся и жди меня, я ненадолго задержусь.

8

Как тебе в целом?

Понравилось – отлично. Скоро ты привыкнешь к этому всему и не будешь уставать.

Еще есть одно место, в которое мы пойдем в этот раз, но только совсем ненадолго. Тебе еще рано и опасно там бывать, но увидеть это нужно.

Если все аттракционы в рабочем состоянии и исправны, то это даже не аттракцион, а нарост, образовавшийся возле одного из заведений нижнего яруса и медленно увеличивающийся. Идем посмотрим.

9

Твердый, внешне крепкий нарост.

Посмотрим на него изнутри. Внутри он пористый, полупустой и трухлявый.

Тут радость подернута и осквернена тлением, а смолы нет и в помине.

Я научу тебя, что и как нужно делать, чтобы остановить этот нарост.

Но пока следи за тем, что делаю я.

В луже

На улице настоящее пекло, от которого все живые существа прячутся.

Стих заперся в квартире, маясь от того, что не может никуда выйти.

Он что-то пытается сделать, успокоиться, но только больше горячится, ходя из угла в угол.

К ногам противно липнут домашние хлопоты.

Пьет воду и потеет.

Пьет воду и потеет.

После валится навзничь.

1

Вода пьется легко, но не оставляет чувства утоленной жажды. Внутри все также пусто горит и тлеет сухостью.

Заняться совсем нечем. Нет даже птиц в небе, на которых можно посмотреть или прокатиться. Небо само вознеслось подальше и так далеко в своей синеве, что при наблюдении за ним охватывает только одно чувство тоски.

Скрипи, пол, скрипи.

Замени мне стрекотню.

2

Пальцы ощупывают горло в поисках стягивающего воротничка, но его нет. Это все из-за солнца, жары, вызванной им.

Молю тебя, великий дождь.

Сойди на землю, хоть частично.

Все это отвратительно, ничего толкового, слова бултыхаются в сухом рту и выталкивают невпопад друг друга.

Бессвязное, бессвязное бормотание, без идеи, без ничего.

Скоро уже вечер, станет легче.

3

Вечер переходит в душную ночь.

В которой прячутся тихие птицы.

Немые и осторожные

Ждут утра, надеясь на новый день,

Пасмурный, готовый прорваться…

Я их понимаю и жду вместе с ними, прилипнув к стеклу.

Сквозняк тянет запах гари, но окно никто не закроет все равно.

Сон.

4

Действительно, облака заполонили небо и плывут совсем низко.

Чувствуется, как много воды в недрах этих облаков, как все это готово обрушиться на город, иссушенный и жалкий.

Все замерло в округе.

Мы ждем.

Облака, как намокшая ткань, в самом узком месте прогнувшаяся, лопаются, положив начало ливню.

Тут через секунду все живое оказывается на улице.

Мы обнимались, целовали друг другу глаза, рыдали и смеялись одновременно.

А стих плескался в только что образовавшейся грязной луже и не представлял себе большего счастья…

Обивка

Для меня день ограничился обивкой моего дивана, лицом к спинке которого я лежал.

За все это время можно было его изучить до мельчайших подробностей, наконец, встать и заняться чем-нибудь стоящим.

Но нет – узоры обивки интереснее.

1

Небольшие ворсинки.

Длина их составляет не более нескольких миллиметров. Приятные на ощупь. Когда проводишь ладонью по поверхности, они немного темнеют, загибаясь в одну сторону. Если провести ладонью обратно, все примет прежний вид.

На этих полях ворсинок можно рисовать пальцами особые узоры, что будут ложиться поверх постоянных узоров самого дивана.

2

Узоры представляют собой красные и черные участки, переплетающиеся с белой прослойкой таким образом, что черные и красные участки не соприкасаются друг с другом.

В некоторых местах красные или черные ворсинки так глубоко врезаются в белую полосу, что, кажется, уже точно дошли насквозь и соединились с другим цветом, но нет – считанные белые ворсинки не дают этому произойти.

Веду ногтем по этой белой линии, высматривая прореху, как будто это имеет какое-то значение для меня. Но нет, не могу найти – а что, если производитель намеренно взял, да и нарушил раз всю систему в этом диване и соединил красное и черное.

Это шутка. Но кто будет над ней смеяться, никому в голову не придет проверять подобные предположения, а тем более считать это смешным и преднамеренно созданным, а не заводским браком.

Может, в этом-то и дело, что это настолько нелогично, вероятность того, что кто-то обнаружит такую прореху,– все это смешно.

Если подумать, то сколько таких смешных шуток ожидает нас в тетрадях, полотенцах и карандашах, да во всем, в общем-то.

Возможно, никто не замечал их никогда.

3

Надоело лежать на одном боку.

Тело все уже затекло, да и я прошелся ногтем по всем узорам, которые видел со своего места, и не нашел шутки.

Нужно перелечь.

Секунду. Мне не хочется даже на мгновение оборачиваться к остальной комнате. Пусть на некоторое время ее не существует, а я парю в воздухе на своем диване.

Перелег. Найду обязательно эту спрятанную шутку.

Она должна быть.

4

Из воздушного пространства за моей спиной мне на плечо легла мягкая и теплая рука.

Мне пора…

Чаепитие с оранжевым

Какая все-таки большая эта кухня – здесь хватает места тебе и мне, нашей беседе и тишине.

1

– Как тебе чай, не слишком горячий?

–Он давно остыл, столько сидеть здесь – любой чай, даже самый горячий, остынет.

– А мне кажется, что горячий. Лампочка над нами дает такой мягкий, желтый свет, немного тусклый, но он ложится на мою кожу, и я чувствую, что я сам становлюсь спокойнее. Понимаешь, такая связь с лампочкой.

– Ты отлично знаешь, что я не чувствую подобного, но понимаю тебя.

– Скажи мне, ведь ты, оранжевый, влияешь на окружающие тебя предметы, и если так, то почему на этой кухне все остается по-прежнему и я сам не чувствую на себе твоего света?

– Это потому, что мне здесь хорошо. Я действительно влияю на все, что встречаю, и эффект всегда различен. Тебя менять не хочется, ты мне интересен. Подлей, пожалуйста, чаю.

2

Во время наших бесед мы с оранжевым пили чай и кофе, в зависимости от настроения.

Пили много, начиная разговор с обсуждения вкуса, цвета и аромата, а затем переходили к обоюдным вопросам.

Чашки скапливались, посуда заполоняла стол, и время от времени все это приходилось убирать, и делать перерыв.

Мыть посуду и заваривать новую порцию напитка – это целый ритуал, именно во время него понимаешь, как хорошо сидеть вот тут на кухне и разговаривать.

Во время самой беседы думаешь совершенно о другом.

3

– Ты знаешь, откуда ты родом, что-нибудь о родных, если это не тайна?

– Конечно, нет. Я родом из места, которое еще только предстоит придумать. Сложно сказать почему, но там я был счастливее всего. А родные, если тебе так удобнее называть, то да, они у меня есть. Но если честно, то это один из тех случаев, когда мне сложно тебе объяснить.

– Только намекни, я постараюсь понять, но, если не хочешь – не говори.

– Они и я – части одного, пусть и обладающие определенной самостоятельностью.

– Мне нужно будет подумать над твоим ответом.

4

– Воды?

– Спасибо, не откажусь.

– Когда выпиваешь залпом, смотрю на тебя через прозрачное стеклянное дно и ты наполняешь его прозрачность своим цветом. Как будто я пил тебя в виде кофе, и гуща осталась на дне чашки.

– А когда я выпиваю воду, становлюсь светлее, что-то разбавляется во мне. Чтобы снова сгуститься, мне нужно время. А его у нас достаточно.

– Еще бы, ты посмотри – нам тут хватит места, так еще и останется свободное. И времени здесь помещается прорва.

– Скажи, ты придумывал свои собственные цвета?

– Да.

– Получилось?

– Не знаю. Я записываю в тетради об этом, все свои попытки описываю, но хоть убей сейчас не могу вспомнить, что я там написал. В следующий раз, когда ты будешь здесь, я буду держать в руках эту тетрадь, чтобы не забыть тебе прочитать.

– Хорошо, мне очень интересно.

– Да и мне самому любопытно теперь.

5

– Как бы мне хотелось говорить, как ты. Вернее, не говорить, а… Сам себя запутал.

– Не переживай.

– Ты говоришь со мной, понимаешь, с помощью слов, но ведь это чуждо тебе, это не твой язык.

– Ты прав. Но я не могу общаться с тобой иначе, хотя несколько раз ты понял нас, иначе я бы здесь не был.

– Мне от этого всего немного дурно, хочу выпить кофе. А ты?

– А мне воды, пожалуйста.

6

– У тебя задумчивый вид, что случилось?

– Я увидел птицу, которая сидела на ограде и просовывала свою маленькую головку сквозь клеточку сетки.

– Тебе показалось, что…

– Что это символ? Что свободное существо, птица, которая у людей символизирует, даже смешно, прости за то, что смеюсь, саму свободу, лезет в клетку, символическую, как и мы сами, все понимающая, читающая символы и легко их создающая – также лезет в оковы… Нет, я не об этом – я поразился самой птице, ее отношениям с этой металлической клеточкой, их связи, без образов, без всего этого напускного. И это было так мимолетно.

– Ты устал. Мы вот не способны на образы, на все то, что вы выдумываете,– язык, и тот трудно дается нам. Но ты ведь не можешь стать таким, как мы, не можешь полностью избавиться от образов. Попробуй, может, получится, но не надейся, что сможешь, будучи человеком, достичь этого. Это несовместимо одно с другим.

– Думаю, ты прав. Но я попробую, сейчас думаю о том, как этого достичь.

– А ты не боишься?

– Боюсь, потому что не знаю, что такое перестать быть человеком.

– Если достигнешь этого, поймешь. Иначе никак невозможно это объяснить.

– Тогда сегодня закончим пораньше, мне нужно кое-что записать в ту тонкую тетрадочку, в которой я пишу о новом цвете.

– Почему нарушил обещание и не прочитал мне ничего из нее?

–Потому что в ней нет ни слова о новом цвете. Все, что там пишется, только подводит меня к той границе, за которой ответ. Когда я придумаю новый цвет, ничего писать не потребуется. Даже говорить.

– Я буду здесь, когда это произойдет. Надеюсь, у тебя получится.

7

– Расскажи мне о том, когда не бывает цвета.

– Ты об этом много размышлял, раз спросил. Объяснение, что это похоже на сочетание всех цветов в одном, тебе не подойдет, поэтому я приведу тебе пример.

– Секунду. Все, я готов.

– Ты ведь часто наблюдаешь за водой, что ты можешь про нее рассказать? Что заметил?

– Она прозрачна, и через нее я могу смотреть и видеть совсем другое, как если бы я бродил по мелководью, а мир – песок под моими ногами.

– Да, все верно, это очень просто. А бездна, какая она?

– Темнота, черный цвет, дальше которого ничего не разглядеть. Все что угодно может там быть, что многих пугает.

– А тебя?

– Немного.

– Так вот, тебе нужно понять, какая вода сама по себе, вне того, что она скрывает или окружает. Подумай над этим, и, может, это наведет тебя на некоторые мысли. Когда в следующий раз пойдешь прогуляться, окунись в воду и поразмышляй, но не напрягайся.

– Хорошо, сейчас принесу что-нибудь нам к чаю.

– Подожди. Я хочу сказать, что тебе предстоит очень сложная задача, то, что ты задумал. Мне приятно поговорить с человеком, но это не то, что нужно тебе сейчас. А потому я буду рядом, но это последняя наша встреча до того момента, пока ты не создашь нового цвета. Мне жаль уходить, но ничего не поделать – это для твоей же пользы. Думаю, ты сможешь это сделать.

– Спасибо тебе. Увидимся.

– Хорошо.

8

Его нет. Оранжевый, ты ведь рядом со мной.

Я дал обещание тебе и себе. Без понятия, с чего начать.

После этого я пошел мыть чашки.

Прозрачная струя воды лилась на них…

Веко

Ходил по улицам этого города тысячи раз. Люди шли мимо меня, сгущалась темнота, и зажигались огни ночного освещения, не давая ему исчезнуть. Город располагается в продуваемой всеми ветрами местности, и соринка легко может попасть в глаз. Это не случайность.

1

Если такая соринка попадает в глаз, то начинаешь чувствовать дискомфорт, пока не уберешь ее.

Моя соринка в глазу колет мое же веко шпилями и крышами зданий, копошащимися людьми и проезжающими автомобилями. Это не невыносимо, но постоянно отвлекает, особенно по ночам.

Хочется спать, и хотя жители выключают свет в своих окнах, но на улицах горят фонари, да и поток машин, хоть и меньше, чем днем, но существует, и у каждой машины включены фары. А я не могу спать с включенным светом в одном глазу.

2

Промывал глаз водой.

Затопил улицы и всех загнал по домам, только испортив людям хороший денек.

Под кожей люди пили чай на своих кухнях и смотрели в окна, думая о том, как хорошо в теплом и сухом помещении. Только несколько человек ходило под ливнем, а один даже танцевал.

Толку мало от воды. Ничего не получилось.

3

Лезть пальцем в глаз не буду. Только больше натру, и он еще может воспалиться.

Придется ждать и ходить с этим, пускай незаметно для меня самого, город выскользнет из-под моего века. Это может произойти.

А пока стоит самому под ним прогуляться.

4

Вода впиталась в землю, а на асфальте только в некоторых углублениях остались лужи, в которых плавают листья деревьев. Пахнет свежестью.

Хочется вдохнуть в себя весь воздух до самого предела, но не получается, и, несмотря на свежесть, чувствуешь, что задыхаешься, и не можешь выполнить то, что тебе положено, что-то, тебе самому еще не известное.

Пойду в парк и погуляю там.

Небо застилают облака, скоро может пойти дождь.

Все равно, если промокну, ничего страшного не произойдет.

5

Вода все-таки помогла, нужно было подольше промывать.

Теперь буду знать.

Сон №31

Мои сны могут меня понять.

Я появляюсь в них и вношу разлад в их устоявшийся мир. Сам я помню каждый из них, не в подробностях, но в отголосках, которые я после пробуждения замечаю вокруг себя.

Мой мир разбился на маленькие кусочки, каждый из которых оказался на своем месте в реальности.

1

Круг, по которому я бегу с необыкновенной легкостью, даже не замечая, как за одним идет следующий.

Пчелы исполняют свои танцы на моем пути, не жаля. А под ногами я слышу хруст. Знаю, что если опущу вниз взгляд, то проснусь.

Вместо этого смотрю по сторонам, на деревья, растущие вокруг, листья которых шевелятся на ветру и готовы сорваться в полет. Листья-бабочки, которых я так люблю. Хруст под ногами немного меня отвлекает.

2

Соревнования совсем скоро, меньше через минуту начнется заплыв.

Металлическая стружка в бассейне уже вся колышется, ожидая участников. Среди них и я.

Писк. Старт дан. Бросаюсь в них и чувствую, что живот и руки расцарапаны в кровь, а я не сдвинулся и на метр.

«Греби, греби, греби!»– кричит мне уродливый кусок железа на трибуне, со стесанным, неровным боком.

Плачу, хоть и знаю, что этого нет.

3

Мое имя скомкано, лежит передо мной на столе. Нужно использовать его, оторвать маленький кусочек, скатать в комок и запустить в моего соседа с зачеркнутым лицом.

Не очень хочется это делать, еще не готов, мне жалко его, даже несмотря на то, что синие каракули ничего не выражают.

Тянусь к нему, чтобы поздороваться, но не дотягиваюсь, мое имя, ожив, бросается на протянутую руку и вгрызается до крови. У меня синяя кровь и низкий болевой порог.

4

– Будешь точить карандаши?

– Конечно, мне не нужно помогать.

Прокручиваю первый попавшийся карандаш в точилке и уже ожидаю, что сейчас наточу его до приятной остроты на кончике пальцев, но щелкающий звук дает мне понять, что я перестарался и слишком сильно давил.

Грифельный стержень вместе с деревянной стружкой срезается в специальную коробочку.

Я все только порчу и после пяти или шести карандашей чувствую, как становится жарко, и это еще сильнее злит меня.

Беру точилку и осматриваю ее. Может, лезвие затупилось. Всовываю свой мягкий и пластичный мизинец в отверстие и прокручиваю. С обратной стороны высыпается пальцевая стружка. Пишущего стержня не видно. Все в порядке, точилка работает как надо.

5

Прости меня. Но я тебя всегда ненавидел. Всегда.

Бил все, что попадалось под руку, травил маленьких животных, шевелящихся в темноте моих снов, чьи горящие глаза вызывали во мне неприятные воспоминания о тебе.

Я никогда не прощу того, что ты сделал с зеленым мотыльком.

Сон скоро закончится.

Беги.

6

Ключ уже в замочной скважине. Осталось повернуть его и оставить в покое свое прошлое, но мне страшно уходить. Здесь было неуютно, плохо, несправедливо, но были моменты, когда я чувствовал, что здесь мое место.

Ключ стал совсем теплым от моей руки. Во рту металлический вкус.

7

Круг подходит к концу, листья-бабочки улетели, и ветви остались стоять голыми на ветру.

Стало скучно. Хруст под ногами убаюкивает меня, и значит, я скоро проснусь.

Можно взглянуть под ноги.

Это хрустели желтые сосновые хвоинки.

Утро.

Любовь

Мне скоро пора уходить. Осталось только попрощаться, отчего мне очень грустно.

1

Моя любовь к тебе росла, а не была статичной. Еще когда ты было маленькой косточкой, я проникся к тебе привязанностью. Но тогда это не было ничем большим, чем симпатия к сердцевине плода. Ты, помещенное в таком состоянии в землю и будучи закрыто ею, должно было начать свою жизнь. В один прекрасный день и я буду помещен в землю таким же образом, но это будет по человеческим представлениям конец, а не начало.

Я тогда долго ждал, что произойдет. Но, честно говоря, через неделю я о тебе забыл и занимался своими обычными делами. Для меня твое первое появление в виде ростка было неожиданностью.

Ты высвободило себя из плена земли, медленно отбросив кусочки грунта в сторону.

Такого нежно-зеленого цвета я никогда не видел. Смотря на него, я отдыхал, и одновременно внутри меня возникало радостное чувство появления новой жизни.

Сейчас мне кажется, что моя любовь стала такой сильной и чувство не угасало потому, что росло вместе с тобой день ото дня. Хотя нет, мне точно это не кажется, я точно это знаю. Этот зеленый, нежный цвет заполнил меня, что даже удивительно, как я сам еще не излучаю его кожей.

После появления я окружил тебя заботой, ежечасно проверяя, чтобы никакой вредитель не потревожил стебля, чтобы ты было вовремя полито и солнечного света было достаточно. Ты росло.

2

Стебель тянулся вверх и из зеленого постепенно изменился на более темный, став коричневым. Но зеленого, которому так рады были мои глаза, стало гораздо больше.

На нескольких веточках стебля уже миниатюрного деревца нежные листочки слегка подрагивали при малейшем движении воздуха.

Ты стало больше пить, и в конце концов я пересадил тебя в более подходящее и просторное место.

Листики, овальной формы с остренькими окончаниями, были так приятны на ощупь. Внутри них жилки расходились от центральной к краям. Такие тонкие, но столько в вас внутри происходит. Столько раз я об этом думал, но каждый раз, когда я вспоминаю это, удивляюсь. Спасибо тебе, твоя зелень всегда отгоняет от меня дурные мысли.

Мы стали проводить время вместе. Ты стояло и наслаждалось солнцем, а я несколько в стороне от тебя, часто в тени, сидел и читал, ежечасно отвлекаясь от книги на то, чтобы взглянуть на тебя. Но не подумай, ведь я научился ценить и прохладу тени, но также и солнечное тепло, все вокруг меня изменилось после твоего появления. Нет, все было также, как и раньше,– изменился я.

С заходом солнца я начинал чувствовать грусть. Твой силуэт, лишенный цвета, виднелся на фоне угасающего неба, а я думал о скоротечности наших с тобой дней. Счастье не может длиться вечно. Я знал это. А ты все сильнее тянулось к солнцу.

Мне еще не хватало решимости сесть рядом с тобой на солнышке и высказать тебе все. Я чувствовал, что время уходит и что оно не знает пощады. Да, но всегда оставался страх, который я был не в силах преодолеть.

3

Как все иногда легко происходит, и внутреннее напряжение, скапливавшееся долгое время, прорывается, но после мгновения, тяжелейшего в своей полноте, исчезает полностью. После этого ты внутренне усмехаешься и удивляешься тому, что так страшился этого.

Так было и тогда, когда я поливал тебя и стирал с твоих прекрасных листиков пылинки. Краем ладони я задел несколько листьев. Этот момент, такой внешне незначительный, изменил все. В момент, когда моя рука и твои листья соприкоснулись, я почувствовал внутреннее движение, поток, скорее маленькую его часть, который бурлил в тебе. Я и представить себе не мог, что такое сильное движение происходит внутри тебя.

Сила, что раньше тянула к тебе, захлестнула страх, скрыв его от меня. Мне захотелось почувствовать этот поток, стать его частью. Притронулся руками, прижался лицом, и в густой листве не было места ничему, кроме зелени и радости, которая потоком неслась внутри нас. Закрыл глаза и тут остатки напряжения, вся эта ставшая физической усталость схлынула с меня в виде слез, которые катились прямиком в землю, из которой ты росло. Я этого не видел, а прижавшись к тебе, так и стоял, пока не закончился этот счастливый день.

В таком хрупком создании оказалась такая внутренняя сила. Сложность и простота. Теперь я тянулся к тебе. Помимо несколько легкомысленного восхищения внешним видом, во мне проснулась любовь к твоей полноте, завершенности, которая, однако, была, как ни странно, немного не доведена до конца. В тебе ощущалось то, что еще должно пробудиться.

Мое отношение к тебе стало еще более заботливым, но уже не столь навязчивым – ты стало сильным, гораздо сильнее меня. Но поливать тебя все еще нужно.

4

Все, что раньше омрачало мое счастье, а именно понимание того, что все не вечно, отступило на время, когда ты зацвело.

Как-то очень давно мне приснился цветок, соцветия которого были ярко-голубого цвета. Это настолько врезалось мне в память, что я искал в других цветах после пробуждения такой оттенок. Но не находил.

А ты зацвело именно таким.

Тончайшие, более тонкие, чем листья, лепестки цветов были на ощупь теплыми порывами ветерка, мягко ощутимыми.

Запах был слабым, и я очень много времени провел с тобой, впитывая его. Это был аромат наступающего дня, который будет безмятежен и наполнен счастьем.

Золотые частички пыльцы разлетались от тебя.

О том, что мы когда-нибудь распрощаемся, я не думал.

А моя любовь цвела в этот момент такими яркими цветами, которых я не мог себе представить в реальности.

5

Все это время я ощущал в тебе бурное движение, за которым и следовали все те метаморфозы, происходившие с тобой. Был приобщен к этому движению, чувствовал его, но не знал, любишь ли ты меня.

Все изменилось в тот день, когда этот поток стал мне полностью понятен. Обладать тобой было оскорблением той силе, что сокрыта в тебе. Но я мог сказать, что любил тебя. Без того, чтобы выяснять твое отношение ко мне, было ли оно любовью, я наслаждается тем, что ты существуешь, и той радостью, что могу потрогать твои листья, ухаживать и поливать, и все это во сто крат усилилось, когда ты зацвело. Желать большего я и не мог.

А в это время ты готовилось к следующему изменению.

6

Жизненные токи в тебе изменились. Их движение стало односторонним. Не сразу, но я догадался, что нарождался плод.

Плод, который я уже заранее полюбил и к которому готовился.

Он формировался быстро, чему я не был удивлен. Ты было на это способно, и я не сомневался.

Он был такого же нежно-зеленого цвета, как и ты в самом начале, еще будучи ростком.

Веточка, на которой он висел, стала несколько опускаться.

Держа тебя за листья, почувствовал, что движение внутри тебя пытается вырваться именно на том участке зеленой пластинки, к которой я осторожно притронулся. В тот момент я понял, что и ты любишь меня. Осознание этого пришло мгновенно, а после мыслей не было в голове, кроме одной – «Оно любит меня». Эти слова звучали, пока я немного не пришел в себя.

Плод, который уже начинал немного набирать другой цвет и наливался красным, стал для меня выражением нашей любви. Во мне самом нарождалось новое, незнакомое мне чувство, идущее дальше. Я ждал, боясь сделать хоть малейшее неверное движение.

7

Перед тем, как попрощаюсь в своем сердце с тобой, признаюсь и скажу все честно.

Я тебя люблю, и это останется нетронутым во мне. Мой рассказ сбивчив, и многие его части стоят перед моими глазами так, словно я только сейчас пережил их.

Заботиться о тебе, ждать плод – все это было самыми важными событиями в моей жизни, но ты ведь само знаешь. Плод так и не стал ростком и глухо упал в землю недоразвитым. А ты, измотанное тем, что отдавало ему всего себя, засохло. На тебе осталось несколько листочков, которые можно сорвать, слегка дунув на них. Но я еще говорю с тобой.

Для меня ничего не изменилось, но пора прощаться. Мир иллюзий, в котором я прятался после того, как жизнь перестала в тебе бурлить и клокотать, не приносит мне больше облегчения. Я ухожу. В отличие от тебя, вышедшего из земли, я в ней закончу свой путь. Но до этого еще далеко. Спасибо тебе.

Твой нежно-зеленый цвет и тонкая голубизна лепестков останутся со мной.

Прощай…

Хрустальные птицы

Странные птицы, слишком свободные. Они вовсе не созданы для того, чтобы охотиться или клевать семечки где-нибудь.

1

Мгновение перед тем, как хрустальные птицы сорвутся с насиженных мест.

Этот немилый и неприветливый, суровый край в момент, когда нужно прощаться, становится им по-настоящему родным. Но они знают, что если поддадутся порыву остаться, то позднее отчаяние поглотит их и заставит возненавидеть это место уже окончательно. Небо пасмурно и погода в целом совсем не подходящая для начала отлета. Но каждая из птиц знает, что именно сегодня она отправится в полет.

Солнце не видно из-за облаков. Это даже к лучшему.

Хрустальное оперение не наполнено солнечным светом, распадающимся в нем на составные части. Нет, сегодня птицы не блестят, они не яркие – но форма каждой из них особенно отчетливо видна именно сегодня. Мягкие формы, созданные для того, чтобы парить и рассекать воздух, бледновато-прозрачны. Все они готовы.

2

Мне ни разу не приходилось видеть, чтобы такие птицы отказывались взлететь и оставались на своих местах. Тем не менее, каждый раз, когда наступал день их отлета, я страшился того, что одна из них откажется взлететь. Что будет в таком случае?

В этот раз все происходит без изменений. Птицы, устроившись на самом краю пропасти, достаточно высокой для того, чтобы после пике они набрали скорость и улетели, ждали первую из них.

Должен сказать, что, несмотря на их красоту и воздушность, летать они не умеют. Еще не одна из них не взлетела. Бросившись вниз, первая птица всегда затягивает пике и пропускает момент, когда необходимо расправить крылья и, приложив огромное усилие, взлететь, и избежать падения. Все же она не успевает и разбивается со звонким грохотом, в котором не слышно крика этого замечательного создания.

Птица разбивается на сотни мелких осколков, каждый из которых настолько острый, что никто даже не подходит к ним.

Падение происходит быстро,после чего наступает тишина, которую не смеют нарушить.

Хрустальные птицы по одной срываются вниз с тем же результатом, что и первая из них, и вскоре слышится звук разбивающихся о землю птиц и она усеивается осколками, которые делают этот участок абсолютно непригодным для любой деятельности.

Последняя птица, а вместе с ней и последняя надежда на то, что хоть что-то изменится в этот раз, срывается вниз в тот момент, когда из-за облаков пробилось солнце. Птица вся изменилась, наполнилась светом, распадающимся на цвета, а осколки на земле, сделавшие то же самое, были столь ярки, что на это невозможно было продолжать смотреть без боли. А я смотрел, чувствуя, как мои глаза слепнут, но я не мог остановиться…

В момент, когда птица должна была разбиться, мне стало так больно от того, что свет от осколков и самой птицы, почти достигшей земли, слились, что больше я ничего не воспринимал, как и не услышал звука падения…

Прихожая

Пора уходить.

Все проверил. Все, что нужно было отключить, я отключил, а что нужно было взять с собой, оставил. Теперь только обуться и можно выходить.

Еще только день, и за окном ярко светит солнце. Его лучи проникают через кухонное окно в коридор, освещая все так, что мне видно каждую пылинку в воздухе.

На кухне осталось несколько немытых кружек с вечера, но это теперь неважно.

1

Сажусь в коридоре прихожей, чтобы понадежнее зашнуровать ботинки. Шнурки туго врезаются в мою обувь и ногу, и такая же сила давит мне на горло.

Мне грустно покидать свой дом. Каждая вещь в нем вросла в кожу, и взять и оборвать все это нелегко.

С минуту я сижу, понуро опустив голову, и смотрю на пыльный коврик для обуви, на котором стоят несколько пар стоптанных ботинок.

Прощайте.

2

Как-то здесь пыльно. Но убираться не буду, задержусь тут, это ни к чему.

Поднимаю глаза и вижу пылинки, носящиеся в спертом воздухе прихожей. Эти пылинки отбрасываются в сторону потоками воздуха, созданными падением.

Здесь, в моей прихожей, начался метеоритный дождь.

Я сидел без движения, боясь пропустить этот поток, сгорающий в атмосфере.

Каждый из метеоритов, представляющих собой небольшой по размерам булыжник, сгорал, не успевая достигнуть коврика и стоящей на нем обуви.

Яркие вспышки были скорее похожи на созданный человеком салют, чем на редкое природное явление.

Как только закончится метеоритный дождь, я встану, возьму ключи и выйду.

3

Дверь захлопнулась за мной.

Мандариновые облака

Ветер слегка касается моего лица.

Тяжесть спала, и я иду вперед, особо не рассчитывая, куда попаду. Все отброшено прочь, я сейчас другой.

Желания смотреть по сторонам нет, все эти дома, в которых я уже успел побывать, лавочки и парки сейчас не кажутся мне настоящими.

Мои глаза теперь видят лучше, чем когда-либо. Эти глаза, которыми я и был всегда, тянутся вверх, к небу и облакам. Это то, что мне интересно, на что я хочу смотреть и где я хотел бы остаться – в мире форм и цветов, не ограниченном моими представлениями, где я был бы по-настоящему свободен.

Глаза и небо. Я остановился или все еще иду?

Не знаю, может быть, двигаются только облака надо мной. Их мандариновая поверхность радует меня, такая спелая, кажется, внутри них столько спрятано. Мне хочется сейчас на секунду стать обратно человеком, не одними глазами, и прикоснуться к облакам рукой, чтобы почувствовать плотную кожуру, под которой меня ждут.

Облака продолжают парить надо мной нескончаемым потоком. Я смотрю, смотрю, смотрю не отрываясь. Конечно, мне нужно будет опустить глаза и стать обратно слабым человеком, и продолжить идти. Но пока мои глаза не застелила мгла или слезы, хочу провести с мандариновыми облаками еще немного времени. Слишком долго мои глаза были мне не подвластны. Это мой шанс и, быть может, последний за очень долгое время.

Одно из облаков дольше обычного зависло надо мной. Оно было намного более насыщенного оранжевого цвета, чем остальные. Даже с земли мне было очевидно, что оно едва ли не разрывается от текущего в нем сока. В этот момент мои глаза приблизились к странному облаку совсем близко. Не знаю, был ли это обман зрения или мои глаза опять решили попутешествовать без меня, но я погрузился в этот цвет.

Когда это произошло, не успел я ничего заметить, как кожица мандаринового облака надорвалась и прыснула мне в глаза…

Было больно, но я не отводил взгляда и не закрыл глаза. Все просто резко, а затем уже постепенно размывалось, пока я не обнаружил, что все-таки закрыл глаза и протираю их рукой.

Когда я утер все слезы, то, уставившись в асфальт под своими ногами, решил, что мне стоит сделать все, чтобы попасть к облакам. Любые усилия будут вознаграждены.

Это должно быть самым главным моим путешествием.

С этой улицы, совсем недалеко от дома, я и начну его.

А пока лучше не смотреть на небо и облака, к которым так отчаянно стремлюсь.

Но я вернусь к ним.

Чирк

Куда теперь идти и с чего стоит начать?

Нужно уйти куда-нибудь в тихое место и все обдумать.

Сворачиваю во дворы и иду по направлению туда, где я еще никогда не бывал.

У меня ничего нет с собой, а нужна подготовка, хотя бы небольшая.

Все равно, нигде нет покоя, люди и в таких заброшенных местах ходят. А что, если они следят за мной?

Нет. Точно нет.

Это лишь тревога, внутреннее состояние, что преследует меня всегда и везде, но к которому нельзя привыкнуть.

Попробуй оторваться от этих прохожих, быстрее, на другую улицу, выходи из дворов.

За мной идет человек с сигаретой в руках, я увидел его, когда случайно обернулся. На секунду я встретился с ним взглядом. Вот зачем он здесь…

Он приставлен ко мне. Затем, чтобы охранять, сопровождать или еще что-нибудь такое.

Может, сбежать от него?

Но куда бы я ни нырнул, в метро, автобус или троллейбус, он везде последует за мной или его напарники, неотличимые от него самого. Мне нигде не спрятаться.

Что же, тогда я сделаю по-другому. Неспеша пойду, словно я и не сопротивляюсь той участи, что мне уготована, а сам в это время присмотрюсь к нему.

Чтобы выждать момент для побега.

Вдруг он вооружен. У него в руке только незажженная сигарета, а значит, он попытается в случае чего исполнить приговор или остановить меня выстрелом сигаретного дыма. Но насколько я заметил, она не зажжена, а значит, у меня есть шанс. Вдруг у него нечем ее прикурить.

Мы с ним на одной улочке вдвоем.

Если мы дойдем до многолюдной улицы или встретим редкого прохожего, он может попросить прикурить. Значит, сейчас идеальный момент. Если, конечно, у него нет зажигалки в кармане или спичек.

Пора решиться. А я не могу ждать, когда моя судьба определится по чьей-то прихоти.

Я срываюсь с места и бегу в сторону от дорожки к деревьям.

Чирк…

Послесловие

С благодарностью

Моим родителям

Девочке с синим бантиком и лесным голосам,

Прошлым и будущим пустым страницам.

От автора

Для подготовки обложки издания использована художественная работа автора.


Оглавление

  • Предисловие
  • Мир цвета
  • Формы
  • Капля
  • Вероятность гибели
  • Под яблочной кожурой
  • Комок червей
  • Иллюминация
  • Мертвый дом
  • Замешательство
  • Строительство
  • Смотритель
  • Переход
  • Старые глаза
  • Подсчет
  • Кофейная гуща
  • Стрелки на лице
  • Синий свет
  • Надежда
  • Разговор с емкостью
  • Дом в цветке
  • Осадок в стакане
  • Равнина в переулке
  • Рамки
  • Роды
  • Открытая форточка
  • Захлебываюсь в кровати
  • Последний бой моих солдатиков
  • Какофония звуков
  • Шелест реки светлячков
  • Песок
  • За мной гонится человек
  • Стук по стеклу
  • Влюбленность
  • Спасение
  • Дом ветра
  • Зеркальные таблетки
  • Питомец
  • Крем в офисе
  • Прогулка глаз по городу
  • Топчем снег
  • Пыль в квартире
  • Муравьиный джаз
  • Долина раскаленных конфорок
  • Кисти рук
  • Дочь
  • Ночевка
  • Квартиранты
  • Мозгоеды
  • Чайник
  • Талая вода
  • Коктейль
  • Убежище
  • Жужжание
  • Кровеносный паук
  • Аттракционы
  • В луже
  • Обивка
  • Чаепитие с оранжевым
  • Веко
  • Сон №31
  • Любовь
  • Хрустальные птицы
  • Прихожая
  • Мандариновые облака
  • Чирк
  • Послесловие