Мужик и море [Владимир Хмелевский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

I

Середина 80-x… Колян обошел здание и остановился, открыв рот, перед ним, у причала, плавно покачивался океанский теплоход, на котором ему предстояло провести ближайшие полгода практики. Теплоход был огромный, не смущало даже то, что он был не белый и местами ржавый. Наконец, он нашел в себе силы сдвинуться с места и подошел к трапу. Возле трапа стоял молодой бритый мужчина с повязкой на рукаве – дежурный. Колян поздоровался и показал направление. Дежурный так долго его изучал, что Колян стал переживать, что там ошибка. Он робко спросил:

– Что-то не так?

Дежурный поднял глаза:

– Да понимаешь, у меня это тоже первый рейс. На прошлом дежурстве пришел представительный мужчина, в фуражке, и попросил позвать старшего механика, я думал начальник какой-то приехал, так и сказал. Старший механик прибежал, доложил по форме, а оказалось, что это новый моторист, теперь стармех на меня обиделся, а с меня все смеются.

– Кем ты здесь?

– Матрос второго класса, фигня, лишь бы выехать, хоть чучелом.

Теплоход должен был уходить в рейс на следующий день, Коляну показали каюту, где он может сегодня переночевать. Предоставленный сам себе, он слонялся по теплоходу думая, чем себя занять и наткнулся на группу выпивающих людей. Сидящий во главе стола мужчина кивнул Коляну, жестом приглашая присоединиться. Колян повиновался, и сев у входа, огляделся и прислушался к разговору. Рядом сидящий мужчина, с явно кавказским профилем, Зурик, громко рассуждал, об антиалкогольной кампании в стране:

– Они решили запретить принимать вино. Когда пьешь вино, с каждым стаканом, ты все больше становишься добрее, и любишь этот мир. У нас, на Кавказе, люди без вина даже разговаривать не станут.

Петрович хмыкнул:

–Так ты поэтому тут, а не там, с тобой там не разговаривают.

– Я тут, потому что я еврей, батумский.

Петрович расхохотался:

– Вот парадокс – евреев никто не любит, но все хотят ими быть, я слышал о польских евреях, немецких, а ты значит кавказский?

– Горный.

– Молодец, значит армяне у нас все – французы, грузины – итальянцы, а прибалты – немцы, – и завершил тему:

– Молодцы, сосут концы, баран ты горный…

Спортивный мужчина, сидящий напротив, предложил:

– А давайте из сока бражку сделаем?

Все согласно закивали.

Петрович, вдруг, обратил внимание на Коляна:

– Жаль, что ты поздно приехал, была для тебя работа. В прошлом рейсе Люба была поварихой…

– И, что за работа?

– Спать с ней надо было кому-то, потому что готовила плохо, как бы намекая нам…

– А теперь?

– Теперь у нас новый кок, мужик, а Люба буфетчицей будет, новый капитан с ней теперь дружит.

Старший моторист Федор вдруг недобро посмотрел на Коляна:

– А ты кем вообще сюда?

– Никем, на практику.

– Так ты еще молодой совсем. Где служил?

– Не служил еще.

Старший моторист брезгливо сплюнул.

Колян понял, что на сегодня с него достаточно новых знакомых и не прощаясь ушел к себе в каюту.

II

Колян вырос в колхозе, возле небольшого приморского города. Его отец, который занимал большой пост в деревне – был ключником, у него были ключи от всех дверей в колхозе, которые можно было открыть, хотел, чтобы сын работал в колхозном гараже механиком, на этом же настаивал и большой плакат в центре села, на котором крупно был выведен лозунг: «Живешь в селе – будь механизатором». Мать скромно отмалчивалась, ей бы хватило бы того, чтобы он был здоров и сыт. Улучив момент, когда отец уехал куда-то по делам колхоза, Колян поехал и подал документы в мореходное училище. Оставаться в колхозе не хотелось совсем, поэтому за пару летних месяцев он вызубрил наизусть весь учебник математики. Экзамен принимал инвалид в морской форме приятного песочного цвета, Колян отвечал еще до того, как преподаватель успевал задать вопрос, поэтому вопрос с поступлением был решен положительно. Когда его отец узнал об этом, то сначала очень расстроился, но потом, наверно представив его в капитанской фуражке, смирился. Колян получил вызов на учебу и поехал в город, совершенно не представляя, что его там ждет. Колян поехал на учебу на поезде, тот был забит пассажирами до отказа, люди стояли во всех проходах, на полках для вещей среди чемоданов лежали зареванные дети. Окна были заколочены наглухо, воды в туалете не было. Все это напоминало сцену эвакуации, из фильмов про революцию. Колян воспользовался общей суматохой и занял место в проходе между вагонами, там было не так жарко и, так как сцепка все время дергалась, то конкурентов на это место было немного. Он проехал так несколько часов и понял, что очень устал, «отплясывая чечетку», чтобы вагонная сцепка, не отдавила ему ноги, к тому же поезд прибыл на станцию рано утром. В незнакомом городе, ночью, идти ему, было некуда, и он присел под лестницей, на вокзале, больше места нигде не было, наблюдая оттуда, как из укрытия, как по залу ожидания ходят небольшие группы молодых людей в форме, несколько похожей на морскую. Они выискивали в толпе приезжающих, таких же одиноких абитуриентов, и забирали у них деньги и продукты. Дождавшись рассвета, когда группы странно одетых людей покинули вокзал, он пошел в училище и получил направление в общежитие. Здание общежития он нашел по приметам, на высоких тополях, которые росли вокруг пятиэтажного дома, висели выцветшие под дождем и солнцем различные предметы одежды и обуви, из открытых окон слышался громкий смех и мат. Несколько домов, входящих в архитектурный ансамбль общежития мореходного училища, расположенные по периметру и соединенные высоким забором, образовывали крепостную стену, вся эта конструкция носила броское, но малопонятное название – Экипаж. Утром сонных и голодных абитуриентов пересчитали, затем выстроили на плацу, в центре этой импровизированной крепости, и сообщили, что через полчаса они едут в колхоз, помогать подшефному колхозу убирать урожай. Из колхоза, в училище, они вернулись только через два месяца, в конце октября, только тогда их переодели в форму, и стали называть курсантами. На очередном построении, их ждал еще один сюрприз, по постановлению партии и правительства вышел приказ, что в училище аннулирована военная кафедра и теперь все пойдут служить в ряды вооруженных сил. По рядам курсантов прокатился вздох разочарования, несколько человек сразу отчислились. На последней странице журнала личного состава, где кто-то стал записывать фамилии тех, кого отчислили за это время, появились новые фамилии «мертвых душ», и их там было уже намного больше чем «живых». В колхозе, к Коляну, за его крестьянский вид и происхождение, приклеилась кличка – «Мужик». За время, проведенное на уборке овощей, Колян уже все знал об курсантской жизни, но все эти знания были чисто теоретические, поэтому, когда Колян, с новыми друзьями шел по парку, обсуждая новость, то они совсем не обратили внимания на группу молодых людей в похожей морской форме. В городе было два мореходных училища, и они враждовали, никто не помнил причины, но неприязнь была обоюдная. «Очнулись» они только тогда, когда получили «по голове» остро наточенной бляхой с брючного ремня. Дальше он действовали «по инструкции», забежали на проходную, КПП своего общежития и закричали: «Наших бьют». На крик откликнулось, на удивление много народа, полураздетые, с накрученными на руки ремнями, курсанты стали бегать по парку и с криками: «Больше трех не собираться», бить всех, кто попадался под руку. Курсанты «прогладили», как утюгом, весь парк, но обидчиков так и не нашли. Как потом Колян узнал, курсанты дрались еще и с местными, между факультетами, а их было четыре, дрались курсами и ротами, и в роте – между собой, ситуация напоминала эпоху раннего средневековья – все против всех.

III

Утром, Паша разбудил Коляна, и сдружившиеся новобранцы вместе пошли на завтрак в кают-компанию. Они вошли в просторное помещение и дружно пожелали всем приятного аппетита, подошли к небольшому, почти свободному столику. За столом, в одиночестве, сидел красавец Петрович, в новом костюме. Аккуратно подстриженные, немодные уже, бакенбарды, придавали его лицу аристократическое выражение. Петрович уже поел, но не уходил, размышляя, что ему еще съесть. Колян поздоровался с ним, протиснулся к иллюминатору, и сел возле небольшого стеклянного шкафа с фотографией крестной матери теплохода, которая разбивала бутылку шампанского об его борт – швеей-орденоносцем из далекой Сибири, рядом висел красиво оформленный, в деревянной раме, «Кодекс строителя коммунизма». Между столов порхала, очень полная пятидесятилетняя женщина, в коротком, не по возрасту, платье ядовито-лимонного цвета. Огромная грудь и пышные бедра стремились на свободу, оставалось только удивляться как легкая ткань держит их, это была буфетчица Люба. Колян выдохнул:

– И меня заставили бы с ней спать?

Петрович пробасил:

– А что делать? Хрен ровесника не ищет, в постели все равны. Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

Громкий, с красивым оттенком голос, заставлял слушать его, не перебивая. Люба резко развернулась на замечание и подбежала к столу, улыбаясь голливудской улыбкой:

– Какие мальчики у нас новые.

Петрович промычал:

– Так будет добавка?

Люба часто заморгала:

– Еще не все поели, ждите.

Петрович глубоко и разочарованно вздохнул. Еда была уже на столе, Колян посмотрел в стоящую перед ним большую тарелку. На ней лежала столовая ложка болгарского зеленого горошка, из банки, и небольшой аккуратный язык, по размеру и внешнему виду очень похожий на человеческий. Колян брезгливо отвернулся. Петрович перехватил его взгляд:

– Хочешь, я съем? – и не дожидаясь ответа, ловко поддел вилкой чужой деликатес. Колян позавтракал чаем и хлебом с маслом и пошел к старпому, тот, через дежурного матроса, вызвал его к себе в каюту, для знакомства. Старпом Марк Лазаревич Тишман сидел, раздраженно склонившись над бумагами, его опять не назначили капитаном, прислав, на теплоход, человека со стороны. Капитаном его не назначали потому, что он был не член партии. В партию не брали, потому, что он был еврей. В дверь громко постучали, и не дожидаясь, его ответа в каюту вошел Колян, он промычал под нос себе приветствие и плюхнулся в кресло, осматриваясь. Марк Лазаревич, отложил бумаги в сторону и внимательно осмотрев входящего, подумал: «Вот они, будущие командиры флота, колхоз на выезде». Но врожденная интеллигентность взяла верх, и он, представившись, и узнав имя вошедшего, начал рассказывать о жизни и трудовых буднях вверенного ему коллектива. Когда он начал говорить о спортивных успехах и досуге команды, то Колян сначала начал криво улыбаться и смотреть в сторону, а услышав о трезвом образе жизни моряков, коротко, но неприлично хохотнул. Марк Лазаревич больше не смог сдерживать свои эмоции:

–Ты своим дурацким смехом, сейчас, кого-то сдал, все иди отсюда, знакомство окончено.

Колян понял, что поступил глупо, извинился, и вышел из каюты старпома. Что дальше делать он не знал, в каюте сидеть было неохота, и он пошел бесцельно слоняться по теплоходу. Колян пошел по проходу, в дверях полуоткрытой каюты стоял сонный, пожилой человек в пижаме, он выглядел довольно жалко – красное, мятое лицо и воспаленные глаза, когда Колян поравнялся с ним и дежурно поздоровался, тот, не ответил и жалобно произнес:

– Поговорите со мной.

Колян не знал кто это, но на всякий случай обошел его, и сославшись на занятость, пошел дальше, ускоряя шаг. Все были заняты какими-то своими делали, Колян, чтобы не мешать, пошел на палубу, и почти на корме нашел большое углубление по форме и размеру напоминающее небольшой бассейн. Пока он размышлял, о своем неожиданном открытии, к нему, плавной походкой, подошел благообразный мужчина лет шестидесяти. Колян повернулся к нему и восхищенно спросил:

– Как вы думаете, это бассейн? Надо, чтобы его наполнили и можно было купаться.

Мужчина внимательно посмотрел на него, и ничего не сказав, молча удалился. Через несколько минут, Коляна нашел Федор и, ехидно смеясь, сказал:

– Меня назначили твоим наставником, только не надо больше советовать капитану, что ему делать.

Теплоход отплыл ночью, сквозь сон Колян слышал какой-то шум, но впечатлений за день было так много, что он все проспал. Антипатия усилилась еще больше, Федора отругали, что он не научил Коляна бегать, по тревоге, на носовой фалинь, как того требовала инструкция. Колян не знал где это и, что надо там быть, даже если бы не спал. На очередном стихийном собрании, Федор отказался быть наставником у Коляна, и эту «почетную» обязанность передали Петровичу.

IV

На следующий день, когда все эмоции улеглись, и Колян пришел в курилку, чтобы получить наряд на работу от наставника, то застал Петровича в скверном настроении. Тот стоял, и кричал, изрыгая проклятия на боцмана, которого в курилке не было, и тряс огромными волосатыми кулачищами, жалуясь мотористам – двум одинаковым, маленьким, небритым мужчинам, похожих на гномов, которые всегда ходили вместе, те участливо кивали и поддакивали ему. Петрович, стоящий, разительно отличался от Петровича, сидящего – непропорциональная фигура, женские, полные бедра, грязный платок на голове, рубашка, завязанная узлом на огромном животе, в стоптанных сандалиях, без задников, его громкий, приятный баритон срывался в фальцет. Накричавшись вволю, он обратил внимание на подошедшего, своего нового подчиненного:

– Пойдем, уже, сколько можно курить.

Они пошли на корму и зашли в небольшое помещение. Петрович кинул взгляд на трубу и опять затрясся от гнева:

– Это не боцман, это какой –то дурак, я тоже знаю, что на флоте вся грязь закрашивается, но краской по резьбе…

Он накинул разбитый гаечный ключ на гайку и уперся всем своим большим телом, постоял так несколько секунд в огромном напряжении, пока не покраснело лицо, и на лбу не проступила пульсирующая вена, затем громко выдохнул, отдал ключ Коляну и побежал за длинной трубой, которая по идее должна была стать рычагом, в этой конструкции. Теперь они уперлись уже вдвоем, но гайка не поддавалась. Проклиная боцмана, Петрович бросил ржавый, гаечный ключ себе под ноги, матерясь, побежал к себе в каюту и принес новый блестящий, они повторили попытку. С каким-то ужасным стоном, гайка чуть провернулась. Петрович улыбнулся:

– Беги, брось ключ в мне каюту.

Колян понес ключ, положив его на плечо. Когда он проходил мимо большой железной двери, то зацепил ключом защелку, на которой она держалась, дверь качнулась, в такт крену судна, и закрываясь, сильно придавила Коляну ногу. Он сел на пол и слегка заскулил, потирая ушибленную ногу. Через несколько минут его нашел Петрович, он спрятал ключ в каюте и отвел Коляна к доктору. Доктором оказался мужчина спортивного телосложения. От отсутствия пострадавших и большого количества свободного времени, он целыми днями занимался культуризмом и боевыми искусствами. Коляну было больно, и он промямлил:

– Нет перелома? Вылечите доктор?

Доктор, которого отвлекли от сидения в продольном шпагате, был строг:

– Я не лечу, а оказываю медицинские услуги.

Колян попробовал пошутить:

– Жить-то я буду?

Лицо доктора заострилось:

– Не знаю, я не Бог.

Доктор, медленно, обматывал ногу бинтом и стал чуть добрее:

– Первый раз за бугор, зачем едем знаешь? Нет? Система простая, на стене у входа висит список того, что можно вывозить и ввозить. Берем, например, вывоз, можно вывозить десять кассет, значит, берешь с собой в рейс десять старых, убитых, декларируешь, затем выбрасываешь и покупаешь двадцать фирменных дешево, по червонцу дома можно сразу продать. Подъем в десятки раз.

Колян ахнул, про такое он даже не думал:

– А еще, что можно?

– Можно все, покупаешь джинсы, любых размеров, варенки, у тебя их сразу в порту заберут по 100 рублей. Косметички по доллару, продать можно сразу по 50 рублей.

– А доллары где я возьму?

– Пятую часть зарплаты выплачивают в иностранном порту, в валюте страны захода, а вообще курс, доллар – пятьдесят копеек.

После такой арифметики у Коляна закружилась голова, и по телу пробежала мелкая дрожь.

– Есть еще ништяки, если нога не заживет, можно симулировать за бугром обострение, и если повезет, тебя оставят там и будут лечить. Так Петровичу аппендицит вырезали в Италии, а Федору язву залечили в Японии.

Колян похромал еще какое-то время и поправился, а через несколько дней теплоход прибыл в небольшой порт в Югославии. Перед своим первым выходом на берег Коляна с Пашей вызвал к себе на собеседование замполит. Замполитом оказался странный мужчина в пижаме, он завел друзей к себе в каюту и долго разглагольствовал о преимуществах социалистической модели жизни над капитализмом, а Колян смотрел в иллюминатор и думал, зачем местные выложили слово ТИТО на большой горе за городом? Наконец замполит стал уставать, паузы стали длиннее, а предложения короче и бессвязнее. Колян прислушался к монологу, свою речь замполит закончил словами:

– И колбаса у них невкусная.

Ребята поблагодарили его, сказали, что все понятно, и в под руководством Петровича пошли в город. Городок оказался совсем небольшой. Ребята прошлись по набережной, постоянно встречая кого-нибудь из команды, и уже хотели пойти обратно, делать там было совсем нечего, но пошли другой дорогой и зашли в чей- то огород, увидели, несколько ящиков с апельсинами, вокруг никого не было. Они подошли к ним и стали распихивать апельсины по карманам. Вдруг, ниоткуда, появился местный дед, но, когда узнал, что они из Союза, позвал соседей и весь вечер друзья пили с местными вино из больших бутылей, обвязанных прутьями.

V

Когда курсанты вернулись после первого учебного дня в общежитие – комнату на десять человек, то Колян обнаружил лежащего на своей кровати незнакомого прыщавого парня, возле того стоял огнетушитель. Колян подошел и остановился. Прыщавый – курсант старшего курса, громко, но несколько смущаясь произнес:

– Купи огнетушитель.

Колян спросил:

– А ты кто?

Старшекурсник пафосно заметил:

– Я Зорро, заступаюсь за униженных и оскорбленных.

Колян промолчал, придумывая ответ. Старшекурсник увидел, что его заявление не произвело никакого впечатления, и страшным голосом произнес:

– Теперь ты мне должен, вечером приду за деньгами.

И ушел, Колян подождал, когда тот выйдет из помещения роты, и вынес огнетушитель в коридор, сегодня он заступал в первый наряд. На разводе дежурного офицера не было очень долго, затем он появился – пьяный. Он встал лицом, к заступающим в наряд, и долго выкрикивал угрозы в их адрес, делая пассы правой рукой, как будь-то, бьет кого-то рукой в живот. Все молча выслушали этот бред и разошлись. Как дневальный, Колян пошел в столовую накрывать ужин. На каждом столе, а их было шесть, должна была стоять кастрюля. Он побежал в мойку за ними, и нашел только две, с отбитыми ручками, он бы не смог донести ее полную, до стола, но взял их, на всякий случай. Затем увидел, что кастрюли соседней роты остались без присмотра, и не раздумывая схватил и их. Ужин прошел в принципе неплохо, если не считать, что в соседней роте на дне кастрюли оказалась земля и кастрюлю швырнули обратно в кухню, где чуть не убили старушку-повариху. У Коляна сложилось впечатление, что училище живет в какое-то послевоенное время. Дежурный по училищу пришел в роту, где Колян стоял «на тумбочке» за десять минут до отбоя. Колян, как положено, скомандовал и доложил по форме. Дежурному что-то не понравилось, он обозвал Коляна дебилом и пошел по комнатам проверяя порядок, откуда-то доносился еле слышный, тихий гитарный перебор. Дежурный пошел сразу туда. Через несколько секунд послышался громкий мат, и грохот гитарной фанеры, разбиваемой обо что-то твердое, как потом оказалось об голову гитариста. Прозвучала команда «Отбой», Колян стоял «на тумбочке» и смотрел как по коридору ходит ничего не понимающий прыщавый старшекурсник – огнетушителя не было, койка Коляна была заправлена, а лицо жертвы он не помнил.

VI

После вечернего чая, часть команды собралась перед телевизором, чтобы посмотреть иностранную программу. Шел фильм на английском языке, никто из присутствующих кроме, двух человек, такого языка не знал, поэтому все сидели тихо, пытаясь понять сюжет экранизации. Только начальник радиостанции картинно переглядывался с четвертым помощником, и они громко переговаривались:

– Ну ты представляешь, как закрутили…

Петрович, наконец не выдержал:

– Ну вы хоть переводите, что ли, или заткнитесь.

Было раннее утро субботы, Колян проснулся от сильного, равномерного стука у себя над головой. Над его каютой оказался камбуз, и кок готовил отбивные на завтрак. Колян встал и потянулся, выглянул в небольшой иллюминатор – теплоход заходил в порт Венеции. Быстро позавтракав, Колян побежал к трапу, чтобы под руководством наставника пойти в город. Петрович задерживался, и Колян стоял у трапа, вспоминая училище.

***

В училище, их классный руководитель, мужчина предпенсионного возраста, русский, был большим поклонником Сталина. Он одевался как вождь, курил трубку и говорил с кавказским акцентом, на конкурсе двойников, он наверняка занял бы призовое место, но сейчас, с завистью, смотрел на своих учеников, которым предстояла заграничная поездка. Чтобы как-то помочь им, он решил поделиться опытом, много лет назад он работал кочегаром на пароходе, который заходил в порт Италии, поэтому он решил преподать им урок итальянского языка:

– Значит так, – сказал он, хитро улыбаясь, – Итальянский язык несложный, главное вам запомнить такие выражения:

Неро – черная,

Бланка – белая,

Квента коста – сколько стоит,

Донна де виа – уличная девка…

***

Прибежал Паша, который должен был идти с ними, в увольнение ходили по три человека. Подошел Петрович и выдохнул в лицо перегаром:

– Бражку пробовали, не готова еще. Есть у вас конфета, долгоиграющая?

Ребята отрицательно замотали головами.

– Ну ладно, идем так.

Как раз в это время, в Венеции, шел карнавал. Коляна восхитило увиденное, потому, что кроме демонстрации по телевизору он ничего не видел. Блуждая по узким улочкам в поисках пива – Петрович хотел перебить чем–то вкус незрелой бражки, они наткнулись на старшего моториста Федора, тот стоял на небольшом мосту, предлагая проходящим, в карнавальных костюмах людям, купить у него одеколон «Тройной». Радостные люди, в недоумении, останавливались, и обходили его стороной. Наконец Петрович нашел пиво, и выпил несколько банок, купив по банке его сопровождающим. Потом они долго торговались на рынке, Паша, который был большим модником, слушал «Аквариум» и мечтал жить в Ленинграде, хотел купить желтые кеды, но 20000 лир – все что у него было, отдавать было жалко. Затем на рынке появились люди с теплохода, после обмена последними, короткими новостями, фурор произвело сообщение о найденном ими месте, где-то в пригороде Местре, где магазин остался на какое-то время без продавца, и они откуда успели вынести пару вещей, не заплатив. Напившись дешевого пива, ребята поехали туда на автобусе, и билеты, из экономии, решили не брать. Водитель, увидев это, заблокировал двери и вызвал полицию. Колян понял, что пока они будут ждать полицию, он совершит еще один акт вандализма, мочевой пузырь уже хотел взорваться. На его счастье, под ужасный вой сирен, карабинеры приехали через минуту, вытолкали их из автобуса, но разобравшись, что они иностранцы, отпустили. Колян отбежал в туалет, поэт не врал – надписи на русском языке, в общественном туалете, присутствовали. Вернувшись на рынок, Паша купил очки, на дужке которых мелко было написано PUNKY, а Колян, пусер с неизвестной надписью «I'm cheap but diligent», тот был странного розового цвета, но других, его размера, в тот день, почему-то не было. На обратном пути они зашли в подъезд какого-то дома и сняли со стены несколько плакатов с изображением музыкальных групп, Паша сказал, что такие можно продать по пять рублей. Замполит встретил их у трапа, и был в ужасе. На стихийной собрании, он предложил развести костер, на корме, и сжечь такие покупки, но делать ничего не стали, ограничились тем, что ребят заставили писать отчет, о том, как они беседовали с итальянскими докерами и те, жаловались им на свою несчастную капиталистическую жизнь.

VII

Пришла радиограмма, что теплоход идет на Кубу. Утром, в курилке, Петрович радостно сообщил, что бражка, сделанная из сока, положенного морякам, в тропиках, готова. Вечером в каюте Коляна собрались все, кто отдал свой сок на переработку. Колян с Пашей торжественно внесли большой молочный бидон. Доктор открыл крышку, из бидона крепко запахло дрожжами. По вкусу бражка напоминала уксус, но к третьему тосту организм адаптировался. После пятого тоста, собравшиеся, начали играть в карты, проигравший должен был ползать по каюте на четвереньках и говорить, что он луноход. Коляну уже было нехорошо, его подташнивало, прямо перед ним, проползал маленький моторист, монотонно повторяя:

– Я луноход-1,

в углу, ему вторил его товарищ:

– Я луноход -2.

К шестому тосту за столом стало тихо. Неразлучные мотористы уселись у двери. Один вдруг повернулся к своему товарищу, который был похож на него, как родной брат, и громко произнес:

– Я, Малиновский, мы польские дворяне, а ты Фещенко, быдло, – и, через секунду, мирно задремал на плече друга. Товарищ встал и привычно перебросил, себе через плечо, его небольшое тельце. Колян предложил:

– Давай, я помогу донести его до каюты.

– Не, я на палубу. Пойду его утоплю, – спокойно ответил маленький мужичок, нисколько не поменявшись в лице. Присутствующие, с трудом, уговорили его не делать этого. Кто-то обратился к доктору, который ради бесплатного алкоголя временно пренебрег здоровым образом жизни:

– А в шпагат ты можешь сесть?

Тот радостно кивнул, как будь-то ждал этот вопрос, вышел в центр каюты, и, скрестив руки на груди, стал разъезжаться ногами в разные стороны, именно в этот момент, теплоход стало сильно трясти, он попал в шторм. Внутри доктора что-то хрустнуло, и он поменялся в лице. Коляну стало совсем нехорошо, он с трудом дошел до кровати и рухнул на нее, мгновенно уснув. Шторм был довольно сильный, Коляна мутило, и он, проснувшись ночью, открыл иллюминатор, чтобы продышаться. Было слышно как гремит, плавно перекатываясь инструмент в рундуке, в каюте Петровича. Утром, не дождавшись его в курилке, Федор пришел за ним сам, и заревел:

– Ты утопить нас хочешь? – через открытый иллюминатор в каюту летела вода. Коляна разбудили, и он трудом пошел на работу, а Федор опять побежал жаловаться.

Теплоход, уверенно идущий на запад, стремительно менял часовые пояса, поэтому Коляна временно отправили в помощь судоводителям. Второй помощник долго объяснял, как используя два секундомера, нужно определить точное время и выставить его на всех корабельных часах, а в голове Коляна звучал звук набата, попеременное щелканье секундных стрелок секундомеров еще больше усиливало какофонию звуков и доставляя физическую боль, мешало сосредоточится. Что делать с секундомерами Колян так и не понял, и поплелся на поиски своего товарища Павла. Тот, уставший от бесконечной борьбы за чистоту длинного прохода рядом c каютами, который ночью заблевал экипаж, нехотя согласился. А Колян пошел на палубу и стал всматриваться в даль, где на горизонте с одной стороны была видна Европа, а с другой Африка – теплоход проходил Гибралтар. Рядом с теплоходом появилась большая группа дельфинов, они прыгали, кувыркались и что-то кричали, приветствуя Коляна. Он радостно смотрел на них, но думал о том, что его опять будут ругать. Эти мысли прервала небольшая рыбешка с длинными, как крылья плавниками, выпрыгнувшая из воды и упавшая на палубу. Колян подобрал ее и бросил в воду, твердо решив в следующей жизни родиться дельфином.

VIII

Между тем, команда опять оказалась перед лицом опасности, так как Люба встречалась с капитаном, то считала себя выше по положению, в незримой пищевой цепи, чем недавний выпускник кулинарного техникума – новый кок. Кок был с ней категорически не согласен, в этом вопросе, их хрупкое перемирие не могло быть долгим. В то воскресное утро, Люба пришла и сказала, что на обед капитан хочет что-то диетическое, кок уставший, от постоянных взаимоисключающих желаний странной пары, пробурчал под нос, что надо было вчера меньше пить. Люба поменялась в лице и сказала коку, что он здесь всего лишь обслуживающий персонал. В ответ кок стал громко петь:

– Люба, Любонька, целую тебя в губоньки…

Люба поджала вышеупомянутую губу и молча удалилась. Через час на камбуз пришла группа людей во главе с Любой, группа называлась комиссией, которая пришла проверять чистоту помещения. Лениво поднимая кастрюли, доктор не скрывал неприязни к этой роли. Так продолжалось несколько минут, помещение было чистым. Люба была не готова так просто сдаться, и полезла под большой разделочный стол, несколько секунд присутствующие смотрели как она пытается залезть под металлическую конструкцию, как Винни-Пух в кроличью нору, наконец она вынырнула оттуда с сияющим лицом, в руках у нее была какая-то субстанция. Она торжествующе произнесла:

– Вот. Остатки творога валяются на полу.

Как раз в ту же секунду, в большом иллюминаторе, появилось лицо Петровича, который пришел клянчить еду. Люба протянула ему, на ладони, кусок чего-то грязно-белого, похожего на известь, с предложением попробовать, и определить качество продукта. Петрович отказался, но аргументировал это, не тем, что субстанция валялась на полу, а недостаточным ее объемом для его насыщения. Больше желающих пробовать не нашлось. Люба скривила лицо и осторожно лизнула то, что нашла под столом. Массовка напряглась, ожидая ее реакцию. Кок долго сдерживающий смех, начал хохотать и согнулся пополам, под столом были рассыпаны большие куски хлорки. Любовь сплюнула и убежала, проверка закончилась так же неожиданно, как и началась.

IX

Теплоход пришвартовался в Гаване, свободных от вахты, построили, и повезли на автобусе, показать столицу, было очень красиво, но бедненько. Все смеялись, и горячо обсуждали увиденное. На знаменитой крепостной стене, все выстроились в линию, чтобы сделать памятное фото, было очень высоко и все постоянно оглядывались назад. Федор зачем-то решил пошутить и сделал вид, что толкает Коляна к краю обрыва, Колян дернулся и схватил за руку рядом стоящего, тот дернулся тоже и уперся в соседа , линию фотографирующихся, как будь-то, пронзил электроток, и по ней пробежала волна, все по очереди дернулись, но словили равновесие, и устояли. Старший механик, стоящий последний, замахал руками, хватая воздух, но в конце концов его успел подхватить Петрович. Обратно ехали молча. Федор глядел в пол, и старался не поднимать глаза. Чтобы скрасить недоразумение, руководство приняло решение заехать на пляж. Замполит вкратце рассказал, что на территории острова Свободы нет ничего хищного или ядовитого, зато все это живет в прибрежных водах. Вот почему местные не купаются – вся зараза, какая только есть в мировом океане, плавает в нескольких метрах от берега, поэтому в воду, дальше метра, заходить категорически запрещается. Все послушно закивали. По приезду на пляж, большая часть моряков пошла прогуляться, их прогулка закончилась у пляжного бара. Кроме двух маленьких мотористов, они стали ходить за грудастой негритянкой и быстро бормотать:

–Фоги-фоги.

Та, в недоумении смотрела на них. Доктор захохотал:

– Любовь придумали советские граждане, чтобы не платить. Идите сюда, ничего у вас не выйдет.

Все заказали ром. Черный, до синевы, бармен рукой лез в ведро со льдом, а затем шипцами брал кубики льда из своей розовой ладони и бросал их в высокие стаканы . Выпив несколько коктейлей, моряки полезли в воду и заплыли очень далеко, по берегу бегал замполит, махал руками и кудахтал как курица. Колян тоже пошел в воду, но сразу наступил на морского ежа, иголки впились глубоко в пятку, и тут же обломились, он вышел из воды и пытался их вынуть, ничего не получалось .

– Все, помрешь теперь ,– сказал довольный Федор,– даже не думай. А у меня смотри что есть, в непонятно откуда взявшейся трехлитровой банке, плавала небольшая мурена, будет у меня вместо кошки.

Наконец, замполиту, угрозами и лестью, удалось выманить на берег всех участников заплыва. На следующий день команду повели в зоопарк. Нога у Коляна распухла, поэтому его оставили на теплоходе. Из зоопарка все вернулись раньше, чем планировали, был слышен громкий мат и сдавленный смех. Оказалось, что сразу у входа команда решила сделать фото, у клетки с огромной гориллой. Пока выстраивались и пытались дружно улыбнуться, обезьяна внезапно вынула из-за спины огромную ладонь полную дерьма и размахнувшись, бросила его в толпу зевак.

Колян пошел на поиски Петровича, того нигде не было, и он зашел в каюту Федора. Тот сидел за столом, он соединил два лезвия, соорудив небольшой кипятильник, и включая его сеть, пытал небольшую мурену в банке электротоком.

Боцман и несколько добровольных помощников пошли на рядом стоящий теплоход с целой сумкой больших металлических бабин, чтобы поменяться фильмами, за ними увязался Зурик. Боцман с помощниками вернулся через десять минут, Зурика среди них не было. Поднявшись, по трапу, боцман пошел к большой лебедке и начал прилаживать большую сеть к крюкам. Закончив приготовления, лебедка уложила сеть на крышку трюма рядом стоящего теплохода. Соседи вынесли "бездыханное" тело Зурика и положили его в сеть, лебедка вернула тело моряка на родной теплоход. Вдруг Зурик вскочил и побежал в сторону машинного отделения, это было довольно неожиданно для окружающих. Боцман закричал:

– Ловите его, быстрее,– но было поздно, Зурик скрылся в недрах теплохода. Присутствующие матросы побежали за ним, прошло несколько минут. В гордом одиночестве, на корму, торжественно вышел Зурик, влез на борт, вытянулся стрункой, и подняв правую руку громко крикнул:

– Советский Союз ,– после чего прыгнул с кормы в воду. Пока все ждали его появления на поверхности воды возле кормы, он вынырнул у борта сбоку, залез на теплоход по канату и побежал вдоль надстройки. Все опять побежали за ним. Зурика ловили всем теплоходом, в конце концов нашли его в каюте, он лежал на спине, на ослепипельно белой простыне, весь грязный, в масляных подтеках и отработке, с прилипшей к плечу газетой и остатками ветоши, в неестественной позе, с широкого открытыми глазами и часто дышал. Боцман подитожил:

– Все охота закончена – тихо попросил всех выйти, и аккуратно прикрыл дверь в каюту.

Колян сидел на пирсе у теплохода, мыл по приказу боцмана какое-то огромное количество непонятно зачем путешествующих грязных бутылок и смотрел на местных подростков, которые пытались играть в волейбол неподалеку. Мяч отлетел к нему и он подавая им его обратно спросил:

– А с вами можно сыграть потом?

Подростки закивали:

– Один придете?

– Нет почему, может кто-то еще захочет, из команды.

Подростки, еще плохо говорящие по-русски, как-то напряглись на слове команда, повторив его несколько раз, и показав рукой направление убежали. Еще сонные, после вчерашнего перепоя, моряки подходили к спортзалу по указанному адресу. Как сказал Петрович «надо попинать мячик, не все ж время пить – не алкаши все-таки», первое, что их смутило, это глухой рев трибун. Паша спросил:

– Мы не ошиблись адресом?

Доктор ответил:

– Прорвемся, благодарный болельщик ждет, – гномы-мотористы как всегда дружно закивали, надежда, что там несколько залов, еще была. Куда прорываться стало не очень понятно когда они вошли внутрь помещения. Маленький спортзал был забит до отказа, все трибуны были заняты подростками. На площадке разминались двухметровые негры, они были одеты в форму сборной страны, каждый их удар по мячу сопровождался овациями зала, несколько трибун пытались сделать «волну». Какой-то плотный мужчина с голосом тамады-любителя комментировал происходящее на площадке в микрофон. Моряки вошли в зал, и остановились, увиденное ими меньше всего напоминало « просто попинать мячик». Игра продолжалась недолго. Моряки не смогли взять ни одной подачи. Пришла новая радиограмма – теплоход направлялся в Южную Америку.


X


Команда, затарившись алкоголем, всю ночь пила ром, поэтому Панамский канал Колян помнил плохо – что запомнилось, это неестественный, изумрудно-зеленый цвет буйной растительности на берегу и боцман, который не говорил по английски, но пытался общаться с иностранным лоцманом, поэтому говорил по-русски, с каким-то кавказским акцентом, надеясь, что так его легче понять. Утром, Паша разбудил Коляна раньше, чем обычно и они пошли смотреть на экватор, надеясь , что тот как-то отмечен. Так прошло полчаса, был слышен только рев морских котиков, качающихся на волнах. Доктор вышел на утреннюю зарядку и увидев друзей поинтересовался, что они делают на палубе. Те ответили, что хотят увидеть экватор, доктор рассмеялся и предложил им уйти, пока их никто не видел.

В Перу, на берег, Колян пошел с Петровичем и Федором, Паша был на вахте. Петрович, по традиции, пошел в ближайший ресторан, чтобы попробовать национальное блюдо. Ему принесли какое-то страшное месиво, Федор был недоволен внешним видом блюда и заказал только местной водки, остаток вечера они выясняли чьи блатные знакомые блатнее. Потом, уже напившись, ехали обратно, на машине, такой разбитой, что у нее на поворотах открывались двери. Числившийся потенциальным питерским стилягой Паша пошел на берег с замполитом и был опозорен, покупками, которые он совершил под его руководством. Двухлитровая бутылка кока-колы и дешевый магнитофон полностью развенчали его имидж. Зато замполит показал наконец, что он тоже человек. Он, два месяца твердивший о кодексе строителя коммунизма, залез в дешевом супермаркете в небольшой контейнер, с женскими трусами, и пытался выбрать модель подороже, супруге, за небольшие деньги, прикладывая их к себе, громко призывая Пашу помочь ему с покупкой.

Проснувшись утром, Колян понял, что случилось, что-то нехорошее, по внезапно установившейся тишине, были слышны крики и суетливая беготня где-то на палубе, он обулся и побежал по трапу наверх. Старший механик готов был расплакаться – сломался главный двигатель. Это, как сказал Петрович, в курилке – все из-за Любы и кок был с ним полностью согласен. Стармех, чтобы загладить свою вину, и впредь не допустить чего –то подобного, предложил найти добровольцев, залезть в двигатель и почистить его изнутри. Найти добровольцев было поручено старшему мотористу Федору. Когда эту новость объявили, Колян уже знал, кто будет этими добровольцами, он нашел ножницы, бритву и пошел к Паше, чтобы постричься наголо. Им надо было залезть в двигатель через какой-то лючок, и стоя в цилиндре протереть его тряпкой изнутри. Колян стоял на полусогнутых ногах внутри большого цилиндра, в полной темноте, и ждал когда случится что-то нехорошее. От монотонной, бестолковой работы очень болело правое плечо. Вдруг вспомнилось как его, чтобы выпустить в этот загранрейс принимали в комсомол.

***

Комсорг роты подошел и громко спросил: – Ты что заграницу не собираешься?

Колян быстро ответил: – Почему?

Комсорг продолжил: – А в комсомол, за тебя, кто будет вступать? На, бланк заполни, и завтра на собрании, мы тебя примем.

– Так там же, надо что-то выучить.

– Значит так, я спрошу тебя какими орденами награжден комсомол. Ты повернешь голову налево, там на большом плакате все написано. Прочитать сумеешь?

***

После такой работы, ребята безуспешно пытались вымыть тело несколько дней, одежду пришлось сразу выкинуть. Двигатель починили и загрузившись рыбной мукой взял курс на Вьетнам.

XI

Долгий переход по Тихому океану остался в памяти только стремительно ухудшившимся состоянием здоровья Старшего механика, рыбная мука могла самовоспламениться, и стармех, как ответственный за груз и слабо доверяющий своим подчиненным, по ночам ходил в трюм с большим градусником, его лицо приобрело землистый оттенок и в свете ночных фонарей он был похож на вурдалака, и попыткой Федора найти канистру. У боцмана их было несколько, из под краски, Федор предложил, что их можно выжечь изнутри и использовать. Технология была простая, бросаешь внутрь все, что горит, поливаешь бензином-керосином, поджигаешь, и все, готово. Так все и сделали, Паша собрал ненужный хлам, Колян бросил горящий факел внутрь канистры – прошло несколько секунд, ничего не происходило. Федор подошел со словами, что ребятам ничего доверить нельзя и осторожно заглянул внутрь. Внезапно прозвучал короткий хлопок, и из канистры вылетел мощный язык пламени, прямо в лицо Федору, тот закричал нечеловеческим голосом. Когда свидетели проишествия пришли ему на помощь, то стало ясно, что у него полностью сгорели брови, ресницы и чубчик. Доктор обильно обмазал обожженное место облепиховым маслом. Так он и ходил с лицом ярко-оранжевого цвета целый месяц перехода через океан. Но так как он считал виновными в этом проишествии Коляна с Пашей, то стал постоянно следить за их работой и жаловаться стармеху. Обычно Колян прятался за кран, с кувалдой, а Паша следил за передвижением оранжевого Федора. Когда Федор шел в их сторону, Паша подавал Коляну знак и, тот со всей силы лупил кувалдой по крышке трюма, создавая ощущение занятости. К подчиненным, вооруженным кувалдой, старший моторист подходить близко не спешил. Тогда Федор, что-то подозревая, предложил, в целях будущей безопасности главногодвигателя, уменьшить диаметр гребного вала, причем оригинальным способом. Стармех, полностью занятый сохранностью доверенного ему страной ценного груза, согласился, но был как-то замечен в том, что пытался окрыть свою каюту гаечным ключом. Колян с Пашей проводили теперь все рабочие дни в румпельной, раз за разом прикладывая напильники на гребной вал. Напильники стирались быстро, на валу стерлась, похоже, только краска, Федору было приятно, остальной команде все равно. Наконец показался берег дружественного Вьетнама. Колян сидел на корме и любовался кроваво-красной водой Меконга вдруг, опять послышались чьи-то крики и суетливая беготня, Петрович был, как всегда был красноречив:

– Мы якорь потеряли, недобрый знак, это Любовь виновата.

Теплоход остановился недалеко от берега, бросив другой якорь, Стармех, у которого появились черные круги под глазами, настаивал, что якорь украли пираты, и призывал действовать осторожно, затем взял в библиотеке самую толстую книгу и по вечерам стал переписывать ее в тетрадь. Петрович взял Коляна и пошел осматривать якорную цепь. Когда они пришли на бак и держась за леер, выглянули вниз , то увидели, утлую лодочку, которая быстро подплыла к цепи. Один туземец схватился двумя руками за цепь, два других с необычайной скоростью полезли по ней наверх. Петрович посмотрел секунду и оценив ситуацию, закряхтел, нагнулся, медленно поднял, валявшуюся без дела, огромную ржавую гайку и прищурив один глаз бросил ее вниз. Гайка пробила большую дыру в лодке пиратов, и та, стала быстро тонуть. Туземец в лодке начал что-то кричать, и пираты, вплавь, ретировались. После такого вопиющего случая было принято решение выставить постового у носового брашпиля. Небольшого роста моторист, сидел в импровизированном укрытии пережидая тропический дождь. Вдруг из большой уключины вылезло несколько невысоких туземцев, моторист вскочил и побежал к надстройке, громко крича и размахивая руками. Команда высыпала на палубу. Увидев, что пиратов только трое, доктор – мужчина спортивного телосложения побежал им навстречу, и остановившись в паре метров от них, принял боевую позицию, приглашая сразиться в рукопашной схватке. Щуплого сложения, туземец, достал, из-за спины длинную, кривую саблю, параллельно, легко откручивая пальцами правой ноги, десятки раз закрашенную боцманом, большую бронзовую гайку от какой-то горловины. Мужчина спортивного телосложения развернулся, и также быстро убежал обратно. Пираты, под пристальным вниманием команды, по-хозяйски походили по баку, переворачивая мусор и забрав гайку, удалились. После этого вопиющего случая, на теплоход прибыл полицейский патруль. Полицейские осмотрелись, и один военный, вооруженный пистолетом, остался на судне. После ужина, Петрович взял три бутылки местной водки, имевшей странное название, в рядах советских граждан – «Ломойка», и пошел к, оставшемуся на судне, полицейскому, чтобы познакомиться и обсудить ряд острых политических вопросов. Мужик с Пашей перебирали банки, из под сока, и иногда поглядывали за этой странной дискуссией. Сначала Петрович что-то долго объяснял, потом учил туземца шагать на месте, и отдавать ему честь. Затем отжиматься от пола. Закончилось это тем, что они, окончательно напившись, решили застрелить Федора. Остановить их никто не решился, а узнавший об этом виновник торжества спрятался и забаррикадировался в трюме. Петрович пытался выкурить того углекислотным огнетушителем, но через какое –то время сдался, и они, с полицейским, стреляли, с кормы по растущей недалеко, на берегу, пальме, пока не кончились патроны. Полицейский пост сняли на следующий день. Ни пиратов, ни полицейских больше не было, но к судну стали приплывать местные, несовершеннолетние девицы и предлагать себя. Терпение замполита лопнуло, он с жаром потребовал, на экстренном собрании, не вступать в половые контакты с местным населением, все согласились, поэтому, на бартерный обмен судового хозяйственного мыла на местные экзотические фрукты, руководство стало смотреть сквозь пальцы. Наконец, погрузив стадо буйволов теплоход взял курс на Китай.

XII

Переход был недолгий, но совпал с каким-то праздником по китайскому календарю. В недрах машинного отделения было решено его отметить, сделав шашлык из буйвола. В трюм, за добычей, отправились Петрович с доктором, как самые сильные и Колян с Пашей, как самые бесправные. Огромная корова смотрела безразличным взглядом на Петровича, который размахнулся кувалдой, пытаясь ударить животное в лоб, между рогов. Удар прошел вскольз, буйвол наконец понял зачем пришли люди и дернулся так, что, бросив кувалду, все убежали.

На китайском рынке было многолюдно, столкнувшись с кем-то в толпе доктор, громко выругался и показал кулак, молодой человек, кивнул, снял очки и встал в боксерскую стойку, доктор мгновенно оценил свои свои шансы на успех, вспомнив, что он находится на родине нескольких боевых искусств, затем политические последствия этого инциндента и расплылся в улыбке:

– Русский с китайцем братья навек.

"Брат" кивнув, одел очки и пошел дальше. Паша пытался торговаться за джинсовую куртку из варенки, только входившую в моду в стране, на подкладке куртки был нарисован Ленин, и маршруты автобусов культурной столицы, что наверняка увеличивало ее стоимость, торговец согласился. Паша радостный, от столь прекрасного приобретения, обернулся, половина китайцев, что были на рынке в тот день, стояла за его спиной, с интересом наблюдая за происходящим. Расталкивая их, к Паше подошел довольный Петрович и показал свою покупку, бутыку водки с вставленным в нее кривым, желтым корнем:

– Пойдем пробовать, это жень-шень. Водку выпьем, корнем заедим, жить будем вечно.

В курилке стоял легкий треск небольших металлических шаров, которые накупили моряки в китайском магазине сувениров и теперь медленно крутили в ладонях, Петрович грустно заметил:

– В Сингапур захода не будет. Любимый город может спать спокойно. Надо было мне на пассажирском оставаться. Там прачки меня на работу в корзине для белья носили. А сейчас весь рейс "под хвост". Идем в Бангладеш. Кто знает, что брать в этом Бангладеше?

Все молчали, там еще никто не был.

XIII

На улицах Дакки было знойно, стояла жуткая вонь – вместо туалета местными использовалась неглубокая канава, вырытая вдоль самодеятельного тротуара. Вокруг сновали инвалиды и попрошайки, корова лягла поперек проезжей части перекрыв движение, чем спровоцировала пробку из небольших мопедов и велосипедистов. Петрович, как ледокол, пробивал себе путь в людском море, за ним семенили, стараясь не отствавать его подшефные. Невзирая на наказ замполита, который выступил перед командой и вкратце обрисовал ситуацию в стране – здесь шла какая-то вялотекущая реводюция и днем местные могли побить иностранцев, в зависимости от политической коньюктуры. Один день могли бить американцев , на следующий день советских граждан. Когда солнце садилось, революция временно прекращалась. Кого должны были бить сегодня никто не знал, но Петровичу было все равно, решительной поступью он пошел на рынок. Ходить по рынку было еще более неприятней, чем по улицам. Посмотреть на больших белых людей сбежалось полрынка . Нищие и калеки тянули к нему руки, чумазые беспризорные хватали его за брюки. Но Петрович не обращал на них внимания, с серьезным видом он пошел по рядам уличных торговцев, выбирая себе одеколон. Товар лежал на земле, на обрывках газет или небольших коробках. Петрович брал флакон определенной марки смотрел сквозь него на солнце и осторожно нюхал содержимое. Все одинаковые флаконы, у различных торговцев, имели разный цвет содержимого и запах. Ребята старались не отставать от старшего группы. Паша брезгливо смотрел себе под ноги, стараясь не наступить на предлагаемый товар и совершенно не заметил разносчика пищи. Подросток с огромным металлическим тазом, на голове, доверху наполненным рисом, шел ему навстречу, оглядываясь по сторонам, выискивая потенциальных едоков. Паша столкнулся с ним в самом центре рынка. Тяжелый таз мгновенно упал в грязь. К месту происшествия стали подходить торговцы и смотреть на испорченный обед, когда их стало очень много, и ситуация стала напряженной. Петрович громко чихнул и скомандовал:

– Покричи на него.

Паша сделал большие глаза и начал что-то кричать , через секунду туземцы тоже начали кричать на подростка, он присел на корточки и начал рыдать и пока все отвлеклись, ребята ретировались. На выходе с рынка, Петрович нашел навес с едой и пошел туда, ребята безропотно пошли за ним , спорить было бесполезно. Он заказал каких-то пирожков, больше ничего не было, ребята переглянулись, и осторожно надкусили их. Перца в них было столько, что перехватило дыхание, чтобы как-то погасить пожар в горле, они схватили грязные стаканы и зачерпнули воды из какого-то таза с водой, стоящего на столе. Петрович спокойно доел все, расплатился и на выходе поблагодарил продавца. Всезнающий интеллигент Паша сказал:

– Перец, это чтобы не заболеть, для пользы.

Сытому Петровичу хотелось праздника, поэтому он предложил:

– А идемте в кино.

Зрители с опаской оглядывались на внезапных посетителей кинотеатра. В углу было выстроено небольшое ограждение и висели бумажные цветы и гирлянды, местные подходили к ограждению, снимали обувь, и ползли на коленях, постоянно отбивая поклоны. По сложившейся традиции, моряки решили закурить, заметив невысокий заборчик, решили что это место для курения. Посмотреть как иностранцы курят в священном месте сбежался весь кинотеатр. Местные зло переговаривались , но не решались что-то сказать гостям. Моряки докурили, побросали бычки под ноги и пошли в зал. Наконец погас свет, на экране появился какой-то флаг и заиграл гимн, весь зал встал. Петрович поднялся с места:

– Уважим папуасов.

Гимн ребята прослушали стоя. Затем начался какой-то индийский фильм, зрители повскакивали со своих мест, стали подпевать, героям на экране, и танцевать в проходах. Петровичу быстро надоел этот цирк:

– Все, знакомство с традициями закончено, будем отдыхать по старой схеме.

Они вышли из кинотеатра, и направились в дорогущий магазин алкоголя. Петрович купил бутылку водки, и они выпили ее прямо там:

– Водку, тоже, люди пьют для пользы.

Из магазина моряки пошли через дорогу в видеосалон, там тоже шел индийский фильм и зрители пели и танцевали. Петрович потребовал прекратить просмотр и стал просить поставить "жирную" кассету. Колян с Пашей, которых разморило жаркое солнце, молча наблюдали за всем происходящим. Наконец Петрович вытащил несколько долларов и передал их владельцу видеомагнитофона, после получения денег, тот сразу понял, о чем речь, и поставил порнокассету, местные зрители выкатив глаза и открыв рты, застыв, смотрели в экран, Петрович, пьяно усмехнулся:

– Что ж вы танцевать перестали? Ладно, поехали домой.

По жаре ходить не хотелось, Петрович сел в одну карету рикши, ребята, вдвоем, сели в другую, и подгоняя окриками бегущих рикш, наперегонки поехали на теплоход.

На выходе с рынка, стоял капитан с строгом полувоенном френче, на голове у него был головной прибор похожий на колониальный шлем, времен индийской кампании. Рядом стояла Люба в псевдо-восточном кимоно в руке у нее был широкий деревянный зонт, защищающий ее от солнца. Рядом с ней лежала большая сумка с покупками. Капитан растерянно спрашивал у прохожих:

– Где мой бой ?

Его носильщик пропал вместе с частью покупок.

Теплоход торжественно вошел в порт приписки. На пирсе их встречали семьи и таможня. Ребята заполнили декларации на въезд, меняясь товаром, чтобы не нарушать правила. Таможенник вошел в каюту Коляна и посмотрев в этот небольшой листок, строго спросил:

– Что привез?

Колян растерянно показал рукой на небольшую горку вещей, лежащую на столе. Таможенник усмехнулся:

– Что ты мне привез?

В соседней каюте мотористы – бородатые, нечесаные мужики с сизыми носами и лицами бледно-зеленого цвета вызвали недоумение таможни в полном отсутствии заграничных покупок – все деньги они пропили.

На теплоходе во всю шла проверка, Петрович купил себе небольшой мотороллер , но кто-то рассказал об этом офицеру. Таможня облазила весь теплоход, но так и не нашла его в лебедке, которая была обернута в брезентовый чехол. В конце концов офицер за взятку, снял оцепление, и на теплоход пустили семьи. Коляна с Пашей никто не встречал, и они медленно обходили теплоход, на котором провели полгода своей жизни, спустились в машинное отделение и застыли от ужаса, старший механик стоял, и звонко лаял на главный двигатель…

***

Из молодого пышащего здоровьем крестьянского парня, Колян превратился в худого, просоленного всеми морями и ветрами настоящего морского волка. Теперь он чувствовал себя настоящим моряком. В приподнятом настроении и большой сумкой, он смело прошел КПП родного училища в гражданской одежде, но тут же ему сделал замечание дежурный офицер, который не разделял его триумфа. Сумку пришлось отнести на склад и оставить до утра . Утром, дверь склада была взломана неизвестными, и сумка с покупками пропала. Стало понятно, что время остановилось в этом месте и тут, ничего никогда не изменится.