Красная комната [Алексей Николаевич Шутеев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава

I

«Прибытие»


Стюардесса – для советских девушек эта профессия была одной из самых желанных: красивая строгая форма, ослепительная улыбка и постоянное внимание мужской части пассажиров, среди которых находился тридцатисемилетний оперсотрудник «Особого резерва» КГБ СССР Николай Алексеевич Волков. Пятилетнее пребывание под прикрытием в Германии изменило его некоторые повадки, присущие обычному советскому мужчине. Граждане великой державы, в силу своего укоренившегося недоверия к «забугорным» людям, искоса посматривали на него, предполагая откуда же этот иностранный агент возвращается. Одни путали его с поляком, другие с французом, а некоторые всё же попали в точку, приметив у незнакомца немецкий чёрный кожаный плащ. Все эти предположения упирались в потолок неизвестности, за которым была информация, предназначенная не для ума граждан социалистической республики.

К Волкову подошла одна из молоденьких стюардесс, в след которой смотрели мужчины, разинув пасти как хищники. Бежевые колготки в сочетании с коротковатой, по меркам стареющей моды, юбочкой, создавали достаточно притягательный образ, особенно если дама молода и стройна. Также обязательными атрибутами формы были белая блузка и синий жакет, подчеркивающие достоинства девушки.

– Вы что-то хотели, господин… – затянула стюардесса, не знавшая как обращаться к человеку.

– Волков.

– Господин Волков.

– Мне, пожалуйста, сто грамм вермута, и…

Женщина недоумённо посмотрела на пассажира, ожидая окончания просьбы.

– И бутербродик с колбаской, а лучше два. Спасибо.

Сидевшие рядом усмехнулись, думая о том, кем же себя возомнил этот иностранный выскочка, так хорошо говорящий на русском. Стюардесса поправила свой головной убор и ответила по форме:

– Господин Волков, распитие алкогольных напитков на борту самолёта запрещено. Если у вас есть какие-то претензии и вопросы, я могу позвать командира экипажа, он к вам подойдёт.

В голосе девушки слышалась неуверенность. Видимо, этот рейс в её карьере был один из первых. Мужчина поправил воротник кожаного плаща и, очень по-европейски, улыбнулся. Он молча полез во внутренний карман и достал из него красное удостоверение, которое Волков мигом развернул и показал стюардессе. На её лице застыл страх, голос и телодвижения сковались, но, взяв волю в кулак, бедняжка отрывисто сказала:

– Прошу прощения, Николай Алексеевич, ожидайте…

Упругая попка быстро растворилась в салоне авиалайнера. Волков улыбнулся сам себе и уставился в окошко иллюминатора. Женщина, сидящая с ним по соседству, боялась на него посмотреть. Она еле заметно тряслась, вспоминая свои противозаконные делишки за последний месяц.

– Хороша погода на родине, не так ли, гражданочка? – спросил у соседки Волков.

– Да, погода что надо, – замялась женщина.

На вид ей было около сорока пяти лет, лицо не скрывало следы пристрастия к горячительному, а голенища ног судорожно зажимали дорожную сумку. Она ни разу так и не посмотрела в глаза Волкову, приметив у него на груди еле торчащий значок сотрудника КГБ.

– Чего это вы сумочку то наверх не положили? Там хорошие полки.

– А мне так спокойнее, товарищ Вол…

– Волков, а вас как звать?

– Нина Фёдоровна. Так вот. Мне спокойнее, когда своё рядом.

– А откуда вы, Нина Фёдоровна, летите? Тоже из Берлина?

– Да. Была у двоюродной сестры в гостях, гостинцев мне передала.

– Гостинцы в этой сумке, верно? – улыбнулся мужчина.

– Да, там много банок с соленьями, импортными. Вот и держу у ног, чтобы на голову никому не упало. А то так возьмешь ещё грех на душу, – захихикала женщина, вытирающая пот шёлковым платочком.

– Чего это вы вспотели то?

– Душновато, товарищ особист.

– А вы внимательны, – с улыбкой сказал Волков. – Только вот подачу воздуха не отключали, никто не потеет, а у вас уже капли на лбу собираются.

– Да бросьте вы, – смеялась женщина, – болею я. Потливость. Бывает.

Хихикающая дама крепче сжала дорожную сумку. Она попыталась успокоиться и не вызывать никаких подозрений у стража закона.

Волков уронил свою стальную ручку на пол и специально попытался придвинуть её ногой к себе. Он несколько раз задел сумку незнакомки и, после череды извинений, он с улыбкой вернул ручку во внутренний карман плаща. В момент не самых слабых касаний ногой никакого лязга стеклянных банок не послышалось, что было весьма странно.

– Соленья, значит, – продолжил особист. – Помидорчики, огурчики, да?

– Обижаете, товарищ, этого добра у меня и на даче много. Я вот везу персики, арбузы, в общем всё то, что у нас редкость нынче.

– А давайте я подержу? Вы уже устали изрядно, потеете.

Как только Волков приподнял сумку за ручки, женщина нечаянно ударила ладонью по его руке и сразу же извинилась.

– Чего это вы, в самом деле? Я, как и прилично любому мужчине, хотел облегчить вашу ношу, а вы сразу избиваете.

– Ох, что вы, что вы, я сама справлюсь! – хихикая ответила женщина, пот которой уже капал с волос на шею.

– А знаете, ваша двоюродная сестра достаточно жадная. Сумочка то даже не тяжёлая.

Незнакомка замялась, не зная, что сказать. Со стороны это была всего лишь беседа с улыбкой, а на деле в эту минуту охотник догнал рыжую лисицу, которая упёрлась в обрыв.

– Ну так что, сами расскажите, или мне досмотр произвести?

– При свидетелях?

– Конечно при свидетелях. Возьмём двух пассажиров, напишем протокольчик, а там и посмотрим, чего это вы из Берлина везёте.

– Не н-н-надо, я вам лучше так п-п-покажу, хорошо?

– Договорились, но учтите, если вы везёте что-то запрещённое, тем самым подрывая стабильность и нравственность Советского Союза, я буду вынужден действовать самыми грубыми методами, – грозно, без прежней улыбки, сказала Волков.

В этот момент в разговор вмешалась стюардесса, которая подвезла столик на колёсиках. На нем стоял графин с водой, стограммовый стакан с вермутом, несколько бутербродов на белой тарелке и тройка малосольных огурчиков.

– Вот, товарищ Волков, как вы просили, – сказала девушка и учтиво улыбнулась.

– Благодарю вас, очень приятно.

– Я могу идти?

– Да, конечно! Спасибо!

Соседка подумала, что ей очень повезло. Она прикрыла глаза, сделав вид, что спит.

– Так на чём это мы остановились? – сказал особист, выпив залпом вермута и закусив огурцом.

Мужчина, который усмехался над ним, широко разинул рот и уставился на шикарный стол. «Кто же это такой, что перед ним так бегают?» – подумал тот.

– Ах да, сумка, точно!

– Показывайте, показывайте…

Когда женщина достала содержимое, у Волкова чуть не вылетел от смеха бутерброд изо рта. Он сдержался, прожевал колбасу и сказал:

– Значит, Нина Фёдоровна, летите спекулировать? Чего это трусы такие странные? Узковатые. Кто такие носить то будет?

– А это мода у них там такая, товарищ Волков. Говорят, мужчины безума. Может быть и у нас полюбят.

Женщина положила огромную стопку нижнего белья обратно, начала застёгивать молнию, но её остановил внимательный оперсотрудник.

– А вон там, в углу? Что там было? Сами всё покажите, или мне смотреть?

Спекулянтка нехотя достала связки упаковок с чулками разных цветов: бежевых, чёрных и белых. Волков усмехнулся, доел последний бутерброд и сказал:

– У вас, я погляжу, весь набор! Что будем делать то? Везёте бельё для перепродажи, нехорошо… Считаете, что советский социализм не даёт трудолюбивому гражданину носить хорошее отечественное бельё?

– Так вы ж сами…

– Что я? Спекулянт?

– Плащ то у вас не наш. Немецкий. Социализм не дал хорошего плаща?

– Ещё и спорите. К вашему сведению, в Германии я находился долго, и ходить в старой одежде мне было не к статусу. Кстати, по прибытию в аэропорт, вы будете переданы в руки милиции, пусть они с вами разбираются. Я уже устал от вашего скользкого характера. Могли бы поблагодарить. Для оперсотрудника КГБ я с вами слишком учтив.

– Спасибо вам, – грустно ответила женщина, поняв, что дело запахло жареным.

Диспетчер объявил о прибытии в Москву и постепенном снижении. В окошках красовалась столица с птичьего полёта. Везде мелькали вечерние огни, коих было немалое количество. Вдалеке виднелся Кремль, местами торчали красивые и монументальные сталинские высотки, и всю эту красоту разбавляли панельные хрущёвки – гордость советского домостроения.

Волков, вынужденный пригнуться из-за своего высокого роста, подошёл к выходу, осмотрел аэропорт и сказал:

– Эх, года идут, а ничего не меняется.

– И правда, – поддержала стюардесса.

Пока наряд милиции догонял проворливую спекулянтку, которая бросилась в сторону взлётной полосы, оперсотрудник с коричневым чемоданом в руке направился к пропускному пункту в Домодедово. Пройдя осмотр багажа, он вышел к парковке, где любили толпиться таксисты, перебивая друг у друга цену на копейки.

– Давай ко мне, довезу, глазом моргнуть не успеешь! – сказал один из таксистов с сигаретой в зубах.

– До Кузнецкого моста к зданию КГБ за сколько довезёшь?

– Три рубля и по рукам!

– Поехали, только багажник открой, чемодан брошу.

Старенькая Волга первого выпуска грузно тронулась с места и растворилась в общем потоке машин. Таксист постоянно смотрел в зеркало заднего вида, рассматривая своего необычного пассажира.

– Что вы так на меня смотрите, товарищ таксист? – спросил Волков.

– Да не знаю, тянет меня к интересным личностям! – ответил водитель, перестраиваясь на левую полосу.

– Так, а что же во мне интересного? Обычный русский мужик, приехавший из-за границы.

– Так сразу и не скажешь, кожаный плащ… импортный. Чемодан – импортный… Борода как у иностранца. Они там за собой не ухаживают, погрязли в растлении и жажде денег. А у нас идеалы другие, социалистические, мы то не дадим просочиться этой скверне.

– Ну уж очень вы категоричны, товарищ таксист, не так уж всё там плохо, но это не важно. Везде хорошо, а у нас – намного лучше!

– И правда! Слава советскому народу! Меня Миха зовут, а вас как?

– Колька, – улыбнулся Волков.

– А по батюшке?

– Алексеич.

– Ну так вот, Николай Алексеевич, подвозил я вчера, значится, двух дам из Праги. Скажу я вам, разврат, да и только…

Миха, он же Михаил, продолжил рассказывать о двух подвыпивших дамах, склоняющих его, женатого и добросовестного советского гражданина, ко всякой похабщине, от которой он, конечно же, безоговорочно отказался. На последнем слове он дополнительно сделал ударение, а затем снова повторил, что отказался. Глаза его задёргались, и он плюнул через окошко в двери. Далее он еле заметно нервничал, посматривая то на дорогу, то на пассажира, то на свое обручальное кольцо, которое лежало возле коробки передач под пачкой сигарет и игральных карт.

– Приехали! – гордо сказал таксист.

– Уже? Славно, славно. Я даже успел вздремнуть. Вот, держите, – сказал Волков и дал таксисту пятирублёвую банкноту.

– Тут такая проблема, сдачи у меня нет…

– А не беда, оставьте себе. До свидания.

Пока пассажир вытаскивал чемодан, Мишка-таксист быстро бросил деньги в бардачок, где скопилось множество рублёвых монет.

– Ох эти особисты, пугают нас, но наш народ не глупый, всегда выживет!

Он помахал рукой Волкову и быстро уехал. Оперсотрудник КГБ осмотрел родное здание «Госбезопасности», как его любили называть служивые, достал подсигар и запалил немецкую сигару, дым которой обволакивал густую бороду и усы.

– Года идут, а ничего не меняется… – сказал Волков, потушил подошвой недокуренную сигарету, и пошёл ко входу в здание.

Глава

II

«Новый коллектив»


Волков подошёл к дежурному, будка которого стояла справа от главного входа. Тот не заметил гостя и продолжал что-то тщательно писать. Оперсотрудник тихо подошёл к окошку и посмотрел, чем же так увлечённо занимается молодой сержант. У последнего на столе лежал свежий номер «Комсомольской правды», журнал с кроссвордами и вчерашний выпуск газеты, служивший подложкой под бутерброды и гранёный стакан с чаем. Рядом тихо играл приёмник с какой-то едва различимой музыкой в эфире.

– Здравия желаю, сержант! – громко сказал гость.

Дежурный резко встал. С его головы упала фуражка, а стол покрылся лужей сладкого остывшего напитка.

– Здравствуйте! Кто вы?

– Майор «Особого резерва» КГБ Волков Николай Алексеевич. Начальник на месте ещё?

– Товарищ майор, уже почти десять вечера, комитет не работает. Начальник вообще днём ещё уехал. Вы лучше завтра приезжайте, будет с утра на месте.

– Да что ж ты стоишь то? Стол хоть вытри…

– Спасибо, товарищ майор!

– А пока вытираешь, вспомни, кабинет №169 занят?

Молодой сержант быстро стёр всё со стола и посмотрел в толстый журнал с множеством колонок, каких-то подписей и прочего.

– Ну, что там? – поторопил Волков.

– Приказом заместителя председателя этот кабинет был опечатан на пять лет как раз до завтрашнего числа. Вот так совпадение.

– Ай Георгий Кузмич, ай молодец! Сохранил мой кабинет от всяких выскочек-новичков. Ключ есть?

– Я не могу вам выдать ключ. Во-первых, вы так и не показали удостоверение, а во-вторых, нужно распоряжение заместителя, чтобы печать вскрыть на двери.

Волков достал из плаща удостоверение и предъявил его дежурному. Тот подставил документ под увеличительное стекло и начал выискивать признаки подделки. Подняв фуражку с пола, он, не отрывая взгляда от документа, надел её на голову.

– Документ чист, всё в порядке. Майор, я уже полгода тут дежурю и ни разу вас не видел, вы с другого города?

– Нет, я москвич. Мои ноги уже семнадцать лет топчут этот каменный пол. Пять лет был «нелегалом» в Германии, собирал важные сведения.

– Ничего себе… Разведка… Мечтаю туда попасть! – не сдержался сержант и горящими глазами осматривал майора.

– Скажу тебе так. В твои годы я тоже мечтал об этом, а как получил… Сложная эта работёнка, товарищ сержант! Тяжело многие годы скрываться, шифроваться, внедряться, и постоянно опасаться того, что тебя раскроют.

– Ну а что там в Германии то? Помнят ещё подвиг наших отцов?

– Помнят и чтут. Сам понимаешь, не могу тебе ничего сказать, но в целом, всё стабильно и хорошо. Что с кабинетом то?

– Хоть документы в порядке, но всё же я не могу вам дать ключ. Нужно распоряжение заместителя председателя…

– Ну так позвони Кузмичу, доложи, что Волков вернулся.

– А вдруг спит? Или важные дела? Так он же меня, товарищ майор…

– Набери номер, я сам поговорю.

Сержант осторожно набирал каждую цифру на телефоне, затем услышал гудки и быстро передал зелёную трубку майору, сняв с себя всю ответственность.

Волков взял трубку и уставился в окно. Через несколько гудков майор улыбнулся и сказал:

– Георгий Кузмич, здарова! Да-да, это я, Колька Волков! Ага, да.

Сержант смотрел на гостя как на героя, видя в нём персонажей из свежих советских героических фильмов. Волков и в самом деле был неповторим. Статный, высокий, густые волнистые волосы и серые глаза. А бледноватая кожа? Признак «голубых кровей»! А как дополнял этот образ строгий чёрный кожаный плащ?

– Да переночевать негде, Кузмич! Можно мне сержант ключики то даст, а? Утром потом обговорим о результатах командировки. Да. Да. Я понял. Передаю.

Волков вернул трубку дежурному, тот с максимальным вниманием выслушал все слова заместителя председателя и громко сказал:

– Есть, товарищ генерал!

Сержант положил трубку и потянулся к ключам от кабинета, висевшим на большом стеллаже.

– Товарищ сержант, а что, Кузмич теперь генерал стало быть?

– Так с декабря семьдесят восьмого уже генерал! Вы не застали?

– Нет же, меня же пять лет не было.

– Прошу прощения, товарищ майор!

– Вольно, вольно, ты мне лучше ключ дай.

Дежурный отдал колечко, на котором был ключ и металлический жетон с номером 169. Волков поднялся по широкой лестнице на второй этаж, повернул в правое крыло и сразу же нашёл свой кабинет, да ещё и моментально попав нужной стороной ключа в замочную скважину, словно делал это вчера и десять лет до этого. Печать с бумажкой оторвалась, а из двери в нос ударил запах старины.

– Ну хоть бы иногда проветривали! – недовольничал Волков.

Он машинально поднял правую руку, нащупал выключатель и включил свет. Лампа на потолке не загорелась.

– Да что б тебя! – выругался майор.

Подойдя к родному шкафу, он выдвинул центральную полку и вытащил длинный советский фонарик. Нажав на красную кнопку, он убедился, что прибор рабочий.

– Ну вот есть же что-то вечное в этом мире! Наш фонарик!

Особист порылся по шкафам и нашел несколько лампочек, обёрнутых в картон. Через десять минут кабинет щедро освещался светом, который не горел здесь уже пять лет. На столе в том же положении что и раньше стояла настольная лампа, перевязанные стопки уголовных дел, стаканы с канцелярскими принадлежностями и домашний кактус, который, к удивлению, до сих пор не засох.

– Года идут, а ничего не меняется… – сказал майор и повесил свой плащ на вешалку.

В его кабинете был не только стол и один стул, как во множестве других. Его место было добротно обжито. Любой сотрудник, войдя сюда, сразу бы приметил, что кабинет офицерский. Напротив входной двери стоял вышеупомянутый стол, за ним широкое окно с красивым видом на Москву. Справа от двери на всю стену разложился комплекс из шкафов и полок. Некоторые из них были стеклянные, а за ними под слоем пыли стояли хрустальные стаканы, японские тарелки. Две трети полок занимали картонные папки с делами, которые когда-то вёл Волков. Слева же, находилось просторное кресло, а стена была усыпана множеством фотографий и государственных благодарностей. Конечно же, как и у любого уважающего себя советского человека, в центре располагалась фотография Брежнева.

Волков открыл дверцу своего сейфа, где лежали его личные документы и вещи. Он вытащил железный футляр и положил его на стол. Закрыв за собой дверь и выключив свет, особист включил настольную лампу и сел на свой удобный стул. Открыв футляр, он достал свой любимый АПС (автоматический пистолет Стечкина), обойму к нему и принадлежности для ухода.

За окном полил дождь. Полуночная Москва в сопровождении кристально чистых капель, ударяющих по стеклам и железным подоконникам, сводила Волкова с ума. В тусклом свете лампы, он уставился в мокрое окно, вдыхая аромат свежего воздуха и мокрого асфальта.

– И всё же хорошо, когда есть что-то неизменное… – сказал майор, наслаждаясь любимой погодой.

Почистив свой АПС, он положил его в кобуру, а её в свою очередь, закрепил на ремне. Под звуки дождя майор уснул в своём пыльном кресле, на котором он частенько ночевал в молодые годы.

Наутро Волков проснулся от настойчивых стуков в дверь.

– А ну открывай, герой! – доносился жёсткий железистый голос.

Отворив дверь, особист увидел своего старого приятеля – генерала Цинёва Георгия Кузмича, заместителя председателя КГБ СССР. Это был полноватый рослый мужчина, с пролысиной на голове, давний друг погибшего отца Волкова. По его лицу было тяжело сказать, что этот человек координировал отдел контрразведки, но за него говорила россыпь медалей и орденов на мундире.

– Ну, что ты встал, пройти то можно? – поинтересовался Георгий Кузмич.

– Да, конечно, только я тут убраться не успел, уснул вчера.

– Это понятно, с дороги, да ещё и ночью. Ну что, докладывай! – сказал начальник, закрыв на ключ дверь и все окна.

Доклад Волкова занял не меньше двух часов. Всё началось с внедрения, приспособления, обыденной берлинской жизни. Потом майор рассказал о информаторах, действующих в городе, и о информации, которую ему удалось добыть за последние пять лет. Иногда мужчины прерывались, чтобы пропустить по сто грамм, закусывая свежей краковской колбасой, нынче дефицитной.

– Н-да, Алексеич. Поработал ты на славу. Выпишу тебе билет в санаторий на две недели, а потом будешь трудиться дальше, на благо Советского Союза.

– Да не надо мне санатория. Ты лучше переведи меня в следственный отдел. Молодость вспомню. Я ж с этого и начинал, обычный следак. Вернусь к истокам. Хочется уж мне размять косточки. Думаю, интересных дел щас много всяких, скучно не будет.

– Это да, преступность не дремлет. Убийства, разбои, гос измены…

– Отлично. Ну так что, переведёшь? Без всяких санаториев и прочих условностей.

– Запросто. Там как раз мне нужен свой человек, которому доверять можно. Сам понимаешь…

– Да. Конечно.

– Тогда по рукам. Сейчас напишу распоряжение, отошлю его в Следственный отдел. Они ж в другом месте, как ты помнишь. Завтра утвердим тебя на посту начальника следственного.

Через два дня, по счастливой случайности, Волков ехал к зданию следственного управления на том же такси, что и недавно с аэропорта. За рулём был всё тот же Миша, в салоне всё так же стоял запах сигарет, и водитель всё так же ругался на других автомобилистов.

– Да что б у тебя колёса оторвались! Приоритет мой был! – крикнул таксист и засигналил.

– Да тише ты, чего орать то, всё равно делу не поможешь, – спокойно сказал майор.

– Вот Алексеич, иногда так хочется прибавить газу, и как засадить ему в бочину! Да машину жалко, хороша ласточка, столько лет вместе!

– Правильно, чего пробки создавать? Что там у тебя, никакие иностранки больше не соблазняли?

– Алексеич, чесслово, я тогда отказался. Вот выдры, охотятся на мужиков. Рассадник!

– Ты бы хоть кольцо своё обручальное надел, авось меньше будут приставать.

– Верно, гражданин майор! Очень верно подмечено!

Таксист нащупал под пачкой сигарет пыльное кольцо и надел его на палец. Наступила тишина. Волков смотрел в окно, рассматривая Москву, по которой он так сильно соскучился. По улицам по-прежнему толпился народ, который как обычно собирался в кучки либо возле спекулянта, либо возле аппарата газированной воды, либо у входа в метро. В глаза бросилась группа хиппи из семи человек. Они были странно одеты, все с длинными волосами, разноцветной одеждой и гитарами за спиной. Машина проехала возле недавно открытой станции «Авиамоторная».

– Вот метро, а! Каков механизм! Всё разрастается и разрастается. Боюсь, как бы не открыли ещё больше станций, люди так совсем такси пользоваться перестанут.

– Не перестанут, не всем же нравится толпиться и ждать. Вдруг нужно куда-то быстро и комфортно доехать, вот как мне, например.

– Вы как всегда правы, товарищ майор. Светлая голова!

Как только Волков удалился от машины, таксист сплюнул в окно и снял кольцо, положив его на прежнее место. Он мелочно собирал деньги и тихо бормотал под нос различные проклятия в сторону «кгбшников».

Подойдя к нужному кабинету, Волков поправил волосы и постучался в дверь. Он сразу же услышал призыв войти и открыл дверь.

– Я так понимаю, Волков? – сказал лысый мужчина в очках.

– Да, товарищ майор. Он самый.

– Значит, вместо меня будешь. Меня тут резко захотели перевести в другой отдел. Не буду разбираться, почему так вышло, там сам чёрт голову сломит.

– Мне сказали, что тут есть место, – сказал особист.

– Теперь есть, но оно сразу же занимается вами. Поздравляю, – сухо сказал майор, спешно складывающий личные вещи в чемодан. Затем он добавил:

– Вроде бы всё. Заступайте на должность. Успехов вам и всего самого…

– Подождите-ка, уже?!

– Да, приказ подписан. Вот вам ключики, всё лишнее можете выбросить. Ну, я побежал.

– Подождите! Вы забыли… Тьфу!

След майора простыл, словно его и не было. Интересные эти люди – следаки. Волков бросил на небольшой кожаный диванчик чемодан и принялся рассматривать помещение. Патрульным было приказано перевезти всё добро из прошлого кабинета в новый. Около недели потребовалось новому начальнику следственного отдела для «обживания» нового места. В целом, ребята-следаки попались ему толковые, исполнительные и лыком не шитые. Майор вспоминал молодые годы, когда его, совсем ещё зелёного, перевели в этот отдел. Много чего произошло за то время, пока его карьера шла вверх, но он ещё не знал, что произойдёт дальше, наверное, к счастью…

Глава

III

«Первое дело»


– «Гражданин Степанов утверждает, что некий товарищ Добров чудным образом вернул его ногам возможность уверенно ходить. По его же словам, более десяти лет он передвигался на инвалидной коляске, что подтверждается не только справками лечащего врача, но и выписками из больницы, к которой данный гражданин приписан» – прочитал вслух из рапорта выездного сотрудника Волков.

– Что за бред здесь творится… За идиота меня держишь, Друзь?!

– Записал всё так, как было, товарищ майор, – нервно ответил подчинённый.

– А это что?! «По словам Степанова выяснилось, что перед тем, как он почувствовал силу в ногах, тот самый Добров снял с шеи золотою цепь с каким-то камнем, приложил к нему свои руки, а затем и руки допрашиваемого Степанова». Очередной целитель?! Таких сажать надо лет на пятнадцать, чтобы народ наш не дурачили!

– Товарищ Волков, но ведь до этого он проходил интенсивное лечение и ничего не помогало, а тут сразу же на следующий день после визита…

– «В кабинет безвозмездной помощи»! – с долей недовольства процитировал майор.

– Так точно! Я опросил соседей, они так же подтверждают, что Степанов постоянно был в коляске, даже не мог выйти на улицу. Они его всем этажом периодически вывозили на прогулки.

– И что, как к нам это дело попало?

– Так гражданин Степанов – рецидивист! Как только смог бегать, сразу же ограбил некую гражданку Петракову, она продавала лисьи воротники у соседнего дома.

– Десять лет прошло, а ничего не изменилось… Как только на ноги встал, так сразу за старое. И что теперь с ним?

– Сидит в отделении милиции, ожидает следствия.

– Всё было бы весьма очевидно, если бы не тот факт, что такой больной резко стал ходить и бегать. Видимо, тот Добров, первоклассный шарлатан. Ещё что-нибудь узнал?

– Нет, товарищ майор. Дело передал вам. Вы просили докладывать о странных и интересных делах.

– Хорошо, Друзь. И это, извиняй за крики, самочувствие сегодня скверное…

– Рад служить, товарищ майор! – сказал подчинённый и отдал честь.

– Вольно. Свободен. И еще, Друзь, про это дело ни-ко-му. Знаю я, щас побегут в этот чёртов кабинет, бессмертие да баб выпрашивать!

– Есть никому не говорить, товарищ майор!

– Вот так-то, молодец, генералом будешь.

Волков сел за свой стол и заново начал пролистывать дело. Он частенько ухмылялся, не веря в то, что написано на листах. Следователь тщательно изучил описание целителя Доброва, походившего на обычного преподавателя, а может и заведующего кафедры, какой-нибудь философско-пустотрёпской науки. Открыв свой новенький дипломат, он бросил в него расследуемое дело, свою толстую записную книжку, купленную на днях в канцелярском, пачку сигарет и стопку сторублёвых купюр, стянутых резинкой. Таких стопок в его железном сейфе было немало. Будучи в Германии, Волков зря время не терял. Он открыл на небольшой улочке свой магазин по продаже алкоголя и табака, что было весьма прибыльно и удобно для отвода глаз.

Как назло, рядом со зданием следственного не было ни единого таксиста. Прождав пятнадцать минут и выкурив одну сигарету, Волков перешёл дорогу и спустился в метро. Добравшись по эскалатору до платформы, майор сразу же забежал в вагон и сел на свободное место. Благо, людей было мало, в обеденное время многие работали, что значительно сокращало загруженность метрополитена.

– «Станция Павелецкая. Переход на станции кольцевой линии» – сказал диспетчер вагона пассажирам. Многие вышли из поезда, в том числе и майор. Последний сразу направился на кольцевую и быстро доехал до Добрынинской, а после вышел в город. Кругом стояли однотипные дома с достаточно красивыми фасадами, гуляли родители с детьми, пока октябрь радовал погодой, а улицы патрулировали милиционеры. Подойдя к ним, Волков обратился к старшему по званию:

– Товарищ, подскажите, где тут находится главное отделение милиции, ну где у вас подозреваемые сидят? Не бывал здесь, плохо ориентируюсь.

– С какой целью интересуетесь?

– Мне нужно найти одного человека, на днях он женщину ограбил.

– А, этот старик, как там его…

– Степанов.

– Да, он самый. Ну, вам нужно перейти через вон ту дорогу, свернуть налево, потом прямо до конца сквера и сразу же упрётесь в отделение. А вы кем приходитесь этому Степанову, я могу узнать?

– Слишком ты много вопросов задаёшь, товарищ милиционер, – с ноткой недовольства сказал майор.

– Предъявите свой паспорт, вы кажитесь мне подозрительным! – в повелительной форме сказал старший патрульный.

Волков ослабил верхнюю пуговицу плаща, вытащил красное удостоверение с семью заветными золотыми буквами «КГБ СССР» и развернул перед назойливым человеком.

Патрульные мигом выпрямились, отдали честь, а старший сразу же сказал:

– Прошу прощения, товарищ майор, не знал!

– Не знание что…?

– Не освобождает от ответственности!

– Ничего, прощаю. Хвалю за бдительность.

Особист развернулся и пошёл к переходу через оживлённую улицу. Через полчаса медленного размеренного темпа, следователь подошёл к отделению милиции. Пройдя через пост дежурного и несколько коридоров, Волков подошёл к комнате допросов и попросил сотрудника привести к нему Степанова. Пока тот вёл к нему чудным образом вставшего инвалида, майор достал из дипломата свою записную книжку, затем стальную немецкую ручку и маленький пузырёк коньяка. Ожидать пришлось не долго. В комнату завели испуганного мужчину, на вид шестидесяти лет, седовласого и щетинистого. Лицо его было достаточно сухое и исхудалое, а глаза то и дело бегали в разные стороны. На подозреваемом была старая рубашка с несколькими оторванными пуговицами, заправленная выше пупка в старые спортивные синие штаны. На шее красовались подвешенные на нитку очки с толстыми линзами и заушниками с намотанной на них изолентой.

– Гражданин Степанов? – сухо спросил следователь.

– Я! Меня чего, расстреляют?! Ах вы, нелюди, из-за лисьего воротника готовы старика прибить. Я, между прочим, этими вот руками Берлин брал в сорок пятом!

– Надо же, я как раз оттуда приехал, – усмехнулся особист.

– Так меня еще и немец будет расстреливать?! Не бывать такому! Дайте мне пистолет, я прошу честную дуэль!

– Успокойтесь, гражданин Степанов. Безусловно, ваши руки сделали множество великих подвигов, например, кражу воротников у беззащитной женщины. Я пришёл не за этим, тут ваша вина уже доказана. Расстреливать вас никто не станет, посидите в колонии честные лет пять, там ваши руки и не на такое сгодятся.

– Вы для начала представьтесь! – продолжал заведённый старик.

– Вот, это уже правильный вопрос. Меня зовут Волков, Николай Алексеевич. Я начальник следственного отдела КГБ. А вас как зовут?

– Спиридон Михайлович. Степанов. Чем это я так заинтересовал «кгбшников»?

– Меня интересуете не вы, а некий гражданин Добров. Знакомы с ним?

– Да. Замечательный человек! Он меня на ноги мигом поднял, не то что мой терапевт. Ходит как собака сутулая, сделать ничего не может! – с вылетающими слюнями затараторил собеседник.

– Вы, Спиридон, успокойтесь. Лучше расскажите мне о Доброве.

– Не хочу я вам, немцам, что-то говорить!

– Я не немец. Моя фамилия Волков. Ни о чём не говорит?

– Всё равно ничего не скажу. Так и так на зоне пятак сидеть.

Волков пристально вгляделся в места, где через порванные пуговицы торчали фрагменты тощего тела. Внимание привлекла часть татуировки, на которой был изображён Ленин, а под его профилем виднелись буквы «О» и «Р».

– Давайте отвлечёмся, – предложил следователь. – Я так понимаю, вы уже привлекались по похожей статье, верно?

– С чего бы это?

– У вас татуировка с товарищем Лениным, а внизу написано «ВОР». Как там это у вас переводится? «Вождь октябрьской революции»?

– Да, и что?

– В вашем досье не сказано ни о каких ходках с 1945 года. До этого времени о вас почти нет никакой информации. Если бы не татуировка, то я бы и не подумал, что вы уже сидели.

– Было дело, заскочил по малолетке. С ребятами грабанули булочную, жрать нечего было. Мне за это не стыдно, товарищ майор. Я свою жизнь как смог, так отжил.

– Следствие может пойти к вам на встречу, я могу накатать записку, сядешь не на пять лет, а на четыре. Будешь давать показания?

– Классические уловки следаков. Я такие ещё в детстве в книжках читал.

– Неправильные вы книжки читали, Спиридон Михайлович. Вам повезло, я не совсем классический, как вы выразились, «следак».

Волков кивнул подчинённому, указал на бутылочку коньяка, показал два пальца на руке и подмигнул. Молодой сержантик сразу сообразил и через несколько минут на столе стояли два гранённых стакана.

– Ну так что, давай что-ль по-человечески, по-нашему? Но коньяк немецкий. Импортный.

– А вот немецкий коньяк я уважаю, товарищ майор, ой как уважаю! – сказал старик, облизываясь и поглядывая на красивую бутылку с яркой этикеткой.

– Нет-нет, никакого коньяка, если мы не договоримся на разговор. Будем говорить не как оступившийся и следователь, а как мужик с мужиком, ну, ты сам понимаешь, да? – с улыбкой сказал Волков, подмигнув заядлому алкоголику.

– По рукам, товарищ Волков, ну что…

– Для вас я не следователь Волков, а Коля. Просто Коля. Договор?

– Базару нет, Колян. А я, стало быть, Спиря!

– Хорошо, Спиря, начнём…

Волков налил собеседнику в три раза больше коньяка, а свой напиток между делом разбавил водой. На это не обращал внимания счастливый Спиридон, сжигая в своем желудке горячительное, как печка дрова в холодную зиму. Трясущейся рукой Спиря наливал себе очередной стакан, осушив пузырёк больше, чем наполовину.

– Ты смотри не переусердствуй, – сказал майор. – Лучше скажи, как познакомился с Добровым, при каких обстоятельствах?

– Ох, Коленька, Колян… Увидел я как-то в газетке одной, совсем не популярной, интересное объявление. Что-то по типу: «Рядом с вами открылся кабинет безвозмездной помощи! Каждый желающий может поговорить со специалистом и решить разного рода проблемы!».

– Вот так объявление. И что дальше?

– Попросил я своего кореша, Серёгу, привезти меня к этому специалисту. В очереди сидел часа два, не меньше. Это даже с учётом того, что большинство выходило из кабинета, не пробыв в нём и минуты.

– Странно, почему?

– Я это понял только на приёме. Серёжку то моего попросили выйти, чтобы со мной с глазу на глаз поговорить.

– Так и знал, чтобы мозги запудрить… Продолжайте, – сказал майор и запалил сигарету.

– Специалист этот сразу же спросил у меня, какая мне нужна помощь и почему я её достоин. Так он, видимо, отсеивал желающих.

– Что же вы ему ответили?

– Сказал я ему, что десять лет у бедного старика прикованы ноги к инвалидной коляске. Мне себя обслуживать сложно, вплоть до справления своих нужд. Ну, короче, поссать. Сам понимаешь, да, Колян?

– Понимаю, Спиря, ты говори, говори…

– В общем гнал я ему душещипательные речи минут так пятнадцать, а он меня слушал молча и в глаза смотрел. Спрашивал у меня о моём прошлом, естественно, я ему про ходки в тюрягу то не сказал, а то подумает ещё, что я плохой гражданин. Эм…

– Что ещё спрашивал?

– А, да. Про семью, значится, спрашивал. Получаю ли я льготы, что бы я сделал, если бы снова смог ходить, как в молодости.

– И конечно же вы ему сказали, что сразу сопрёте воротнички?

– Ну что ты, начальник, я ж не могу так сказать. Да и мне тогда не хотелось. Я просто мечтал вновь пройтись по вечерней Москве, с красивой барышней под ручку, без той проклятой коляски. Побегать утром. По порожкам походить.

– Расскажите, как он вас вылечил? По щелчку пальца?

– Нет, товарищ особист, он снял с себя какую-то безделушку, похожую на кристалл, положил её мне на руку и что-то прошептал, не отрывая от меня глаз, потом поводил по ногам. Жутковато было, если честно.

– Больше ничего не делал?

– Нет. Сказал, что сеанс окончен. Ещё добавил, что на следующее утро я почувствую изменения. Также настоятельно просил не возвращаться, не присылать ему что-то в знак благодарности, и никому не говорить о существовании кабинета.

– Не понимаю, он сказал никому не говорить, а сам поместил объявление в газету. Что-то не сходится… – прищурившись, сказал следователь.

– Так вот. Я ему этот вопрос и задал, на что он мне сказал, что его сами найдут те, которым на самом деле нужна помощь. Загадочно это всё как-то…

– Хорошо. Что-нибудь странное вы заметили, когда были в его кабинете?

– Ничего. Выглядел он прилично, заумно, доверительно. Ему, наверное, как и мне, лет шестьдесят. Везде висели какие-то грамоты, благодарности, медали. Фотографии были, да. Даже с Брежневым!

– Вот оно как… Дело обретает серьёзный поворот… – задумчиво сказал Волков, затягивая сигару.

Наступило молчание. Спиридон до последней капли налил коньяка, выдохнул, и залпом выдул всё содержимое стакана. Следователь, видя, что допрашиваемый скоро достигнет кондиции, в которой даже с крысой было бы разговаривать куда результативнее, задал несколько последних вопросов:

– Вы у него ничего не пили? Ничего он вам не подсыпал, не давал? Гипноза не было?

– Э-э-э… Нет, гражданин начальник, ничего не было, – ответил Степанов, частенько икая что есть мочи. – Хороший у вас коньяк, мы у немцев тоже его со складов захваченных тырили.

Спиридон даже сидя на стуле начал пошатываться. Волков кивнул дежурному, тот поднял подозреваемого и потащил к выходу.

– Спиря, ты точно ничего странного не помнишь? – в надежде спросил особист.

– Начальник, одно только помню, в его комнате всегда горел красный свет. Не обычный, а красный, аж в глазах резало, – невнятно ответил герой-освободитель и уснул, оперевшись на сержанта.

– Красный свет… Это уже интересно, – вслух сказал Волков, собрав все свои вещи в дипломат. – Очень интересно.

Глава

IV

«Стальная подружка»


Очередной раз не дождавшись такси, Волков решил прогуляться по столице. В голове он раз за разом прокручивал допрос, вспоминал странности поведения, материалы дела. Казалось, что картинка складывалась, но на самом деле он постоянно приходил к выводу, что она не складывается вовсе. «Красный свет» – думал он. Майор решил отвлечься от этого смутного дела и зашёл в таксофон, чтобы связаться с Кузмичом. Николай бросил жетон в телефонный аппарат и набрал номер своего приятеля.

– Алло, кто звонит?

– Здравствуй, Георгий, это я, Волков.

– Давно не разговаривали, Алексеич! Что там у тебя, освоился?

– Помаленьку. Дельце одно расследую.

– Молоток! И как, движется? Может помочь чем?

– Не, Кузмич, не нужно. Я вот что звоню, устал я в кабинете своём жить, может с квартирой как-то получится?

– Ё моё, что ж ты сразу то не сказал?! У меня вся голова забита, с этой генеральской должностью дел прибавилось в разы. Так, записывай адрес, выезжай туда. Постучишь в дверь, скажешь женщине, что ты от Цинёва. Обязательно скажи слово в слово: «Одинокому кораблю нужно причалить».

– Прям так и сказать? – недоумённо спросил особист.

– Конечно же нет, твою ж за ногу! Просто скажи, что ты от меня и тебе нужна служебная квартира. Предъявишь удостоверение. А дальше по обстоятельствам.

– Спасибо большое, Кузмич. Я у тебя в долгу.

– Это я у твоего отца в долгу. Жаль погиб. Думаю, он не против, что я отдаю долг его сыну.

– Да…

– Деньги-то есть? Зарплата через две недели?

– О деньгах не беспокойся, у меня достаточно, а вот с квартирой спасибо.

– Обращайся, Алексеич. Я побежал. Жена зовет, до скорого!

– До ско…

Звонок был сброшен с той противоположной стороны. Волков значительно повеселел от мысли, что теперь он сможет спать на хорошей постели, и будет заниматься своими личными делами без лишних глаз и внимания. Пройдя дальше по улице, он увидел забегаловку, а сверху белую таблицу со словом «Пельменная». Как много было в этом слове. Живот, почувствовав ментальную связь с этим шедевром кулинарного искусства, протяжно заурчал. Майор прибавил шаг и уже через пять минут стоял в очереди.

– Добрый день, что вам? – быстро спросила женщина за кассой на раздаче.

– Мне порцию останкинских пельменей с ложкой сметаны, два ломтика бородинского хлеба и… Какие у вас компоты есть?

– Яблочный, апельсиновый и смородиновый.

– И стаканчик апельсинового.

– С вас восемьдесят копеек.

Волков порылся в кармане плаща, нашёл рублёвую монету и положил её на тарелку у кассы. Вторая женщина в колпаке и фартуке накладывала горячие пельмени в глубокую тарелку. Видок у этой раздатчицы был неважный: хмурое лицо, ненавистные глаза и большая родинка на щеке под глазом, из которой торчали волосы. Аппетит, глядя на это, собирал вещи и уматывал куда-нибудь на другой материк.

– Бульон нужен? – спросила вышеупомянутая дама таким голосом, будто вот-вот она сейчас достанет какой-нибудь «Маузер» и выпустит обойму во всех посетителей.

– Да, пожалуйста, – холодно ответил следователь, не отрывая серых глаз от бросившей ему вызов дамочки.

Она, глядя на него, но никак не смотря под руки, нарезала ножом ломтики хлеба, да так сильно, будто перерубает хрящики при разделке свиньи.

– Дружелюбный у вас коллектив, – подметил оперсотрудник, забирая поднос с линии раздачи. Продавщица, принимающая заказ, мило улыбнулась и еле заметно покраснела.

Зал был забит почти полностью. Пятничный вечер, все выбирались на прогулку. Хорошим жестом было пригласить возлюбленную не только в кафе, но и в пельменную. За круглыми столиками сидели разного рода люди: от заводских алкоголиков до хорошо одетых спекулянтов и высокодолжностных людей. Естественно, рядом такие люди не сидели, а старались столпиться в кучки, соответствующие статусу. «Коммунизм. Равноправие. Всем поровну. Эх, как заметна эффективность этой модели» – говорил сам себе Волков, вспоминая немецкий общественный уклад. Найдя единственный свободный столик вдалеке, особист ускорился и занял место. Как же он скучал по этим пельменям. В Германии подобного попробовать было нельзя, даже в ресторанах русской кухни. Там только пародия, а здесь – неповторимый оригинал. С каждым укусом бульон расходился по ротовой полости, одновременно перенося гурмана в счастливое детство. Вечер. Зима. За окном вьюга, а кухня нагрета батареями. Матушка сдвинула два стола. На одном- алюминиевый тазик с фаршем, а на втором рассыпанная мука со скалкой и свежим крутым тестом. За столом вся семья: от самых маленьких до родителей. Все друг другу улыбаются. Одни раскатывают тесто, вторые гранённым стаканом формируют круглые кусочки, третьи кладут строго по чайной ложке фарша с луком, ну а четвёртые, что постарше, красиво заворачивают пельмень, помещая его на очередной присыпанный мукой противень. Какая же всё-таки романтика в этом всём действии. За душевными разговорами семья превращалась в единый механизм, который производил по нескольку сотен этих прекрасных изделий. Обязательный атрибут такого события –радиоприёмник, вещающий какие-то важные новости, между которыми играла замечательная советская музыка.

– Э-э-э, мужик. К тебе можно, а? – оборвал чудесные воспоминания столичный алкаш, от которого знатно разило разными жидкостями, а не только водкой.

– Слушай, иди-ка ты отсюда и дай мне нормально поесть, – раздражённо ответил особист.

– Какие мы злые! Эй, товарищи, посмотрите какой серьёзный молодой человек! – смеясь на всю пельменную говорил мужик.

Некоторые и впрямь смотрели на следователя, а кто-то не отрывал взгляда от нежданного мерзопакостного гостя. Мало ли, пришибёт ещё? Были и те, кто не обращал внимания и спокойно принимали трапезу. Скорее всего, постоянные гости этой забегаловки. Николай вытащил краюшек удостоверения, чтобы местный алкоголик смог понять, с кем имеет дело. Тот икнул, посмотрел в глаза Волкова, затем ещё раз икнул и протяжно, как бы рыча, отрывисто сказал:

– Понял. Я понял. Удаляюсь за пределы сего чудесного… Как там его… А! Чудесного заведения!

Шатающаяся фигура вышла из пельменной, затем повалилась у входа, где её тут же подобрал наряд патрулирующей милиции. «Вот гад, весь аппетит перебил» – подумал оперсотрудник и наспех доел остатки еды.

По дороге к другой станции метро, следователю приглянулся мото-салон «Два колеса», который занимал достаточно много места. В ряд стояло множество отполированных до блеска мотоциклов разных моделей. В основном стояли отечественные аппараты, но среди них ярко выделялся мотоцикл, бывший мечтой каждого мальчишки и очень многих взрослых мужчин. Николай Алексеевич смотрел на изящество этого чуда техники, рассматривая каждую деталь. К нему сразу же подошёл продавец. Это был низкий мужчина, в дорогом костюме и шляпе. Сразу видно – при деньгах.

– Приглянулась? Каждый день эта красотка ловит на себе тысячи мечтающих взглядов! Только посмотрите на этот блеск, товарищ! Какой цвет, какие формы, какой шик! Многие женщины не могут доставить такого удовольствия, как этот мотоцикл!

Оперсотрудник молчал и дальше разглядывал представленный образец. Времени не терял и продавец.

– «Ява»! Триста пятидесятая! Какая красотка, не правда ли?! Сто двадцать километров в час! Чехословакия! Вам ни откажет ни одна дама, – талантливо сделал акцент на последней фразе торгаш.

– Так ещё и красный цвет. Вызывающий, эффектный, пылающий! Есть у меня на эту красотку несколько клиентов, завтра будут приезжать, торговаться. Желающих много, а покупатель один. Цена уже превышает восемьсот рублей, товарищ, и вам нужно немедленно поспешить, ведь…

– Может быть ты уже заткнёшься и дашь мне подумать? Тараторишь и тараторишь, – серьёзным грозным голосом прервал Волков.

Продавец сглотнул и начал вытирать выступающий пот на лбу. Следователь подошёл к мотоциклу и провёл по блестящему бензобаку ладонью. Затем он оседлал эту стальную лошадку и примерил под себя руль. Коротышка всё пытался что-то сказать, но страх останавливал его неимоверное желание продолжить свой замечательный монолог.

– Сколько?

– Восемьсот пятьдесят.

– А без люльки?

– Без неё не продаю. Куда ж я её по-вашему дену потом?

– Залей бензина полный бак, да люльку отцепи. Себе её оставишь, может быть соорудишь завтра ракету, да так же бодро продашь её.

Мужичок свистнул работникам, осматривающим товар на наличие недочётов. Они сразу же прибежали и принялись выполнять нужную просьбу. Волков открыл свой дипломат, вытащил из пачки денег девять купюр и передал их продавцу.

– Так, добавим сюда работу моих людей, несколько литров бензина… Хм…

У следователя выступили вены на виске. Ещё немного и чаша его терпения могла не только быть перелитой, но и упасть на бок к чёртовой матери. Он скрипел зубами, ожидая подсчёты счастливого перекупщика.

– Дай мне вон тот чёрный шлем за тридцатку и сдачи не надо, – не выдержал Николай.

– По рукам!

Волков прицепил к маленькому багажнику сзади свой дипломат, завёл иностранный механизм и поддал газу. Новенький мотор издавал безупречные хищные звуки, а из бликующего на солнце глушителя вылетал дым от сгорающего бензина. Она так и просила тронуться с места и показать на что способна. Особист накинул на голову новенький шлем, опустил стекло, выкрутил обе ручки на руле и прытко рванул на оживлённую дорогу. Обгоняя автомобили, он улыбался как мальчишка. «Девочка», как сразу же прозвал её новый хозяин, податливо слушалась каждому движению водителя. Он проскакивал между рядами машин, которые периодически сигналили ему либо в знак зависти, либо от раздражённости. «Перекрашу тебя в чёрный, тогда совсем с ума станешь сводить» – мысленно обратился к новой подружке мотоциклист. Ночная Москва стала играть совсем иными красками под сопровождение рёва мотора.

До места, где находилась служебная квартира оставалось несколько сотен метров. За спиной Волкова послышалась сирена, а зеркала отражали синие мигалки. Сотрудники ГАИ, севшие на хвост, всячески старались остановить нарушителя, но руки последнего были достаточно опытны. В Берлине у него был хороший мотоцикл, который, к сожалению, пришлось продать перед вылетом в Советский Союз. Свернув в узкие дворы, мотоциклист юрко растворился в узких улочках между дворами.

– Ушёл, гад! И без номеров! – сказал толстый запыхавшийся гаишник за рулём новенькой жёлтой «Копейки».

– Расстрелял бы, как дедушка Сталин завещал! – добавил напарник, сидящий по соседству.

– Ничего, Родина гада не забудет, всем отплатит, – продолжил напыщенный толстячок.

Волков не спеша подъехал к нужному дому. В пятиэтажке всюду горел свет из квартир. Он поставил мотоцикл возле подъезда, взял с собой шлем и дипломат. В подъезде был небольшой коридор, где сидела немолодая женщина в очках с серой шалью на плечах, читающая свежий выпуск «Комсомольской правды». Она постоянно смазывала слюной пальцы перед перелистыванием страницы, что смотрелось весьма отвратно.

– Добрый вечер, я от…

– Вы, товарищ, на часы посмотрите!

– Одиннадцать.

– Вот именно! Одиннадцать! Где ж вы все шляетесь? Молодняк совсем с ума посходил! В мои-то годы уже все давно по кроватям лежали, да третий сон досматривали после хозяйственных работ. Кто ты такой?

– Что ж мне сегодня так не везёт, а.. – вырвалось у особиста.

– Чего-чего? – грозно, прищурившись спросила комендантша.

Волков, дабы не тянуть сие происходящее недовольство, молча достал удостоверение и показал его назойливой старухе. Та перестала жевать пряник, опустила очки и посмотрела на лицо гостя.

– Я от Цинёва. Мне нужна квартира. Немедленно. Если вы и дальше будете показывать тут свой авторитет, то завтра это место займет более покладистая работница! – не выдержал под конец дня обычно уравновешенный начальник следственного отдела.

Комендантша схватилась за сердце и начала охать, посматривая на Волкова.

– Ох, сердечко-то моё, Господи, прихватило то как! – корчась пропищала старуха.

– Сердце слева находится. Вы моё терпение испытываете?

Бабка мигом спохватилась, осознав срыв наступательной операции «Обман», глупо хихикнула и передала ключ от служебной квартиры новому хозяину.

– Не хорошо как-то вышло, товарищ майор.

– С вас пряник и инцидент исчерпан, – с серьёзным лицом не моргая надавил оперсотрудник.

Женщина просунула в окошко пакет с шоколадными пряниками. Волков достал из него один пряник, улыбнулся, и пошёл к лестнице. Прожёвывая довольно вкусный свежий продукт, он поймал себя на мысли, что тело его изрядно устало. Он открыл дверь квартиры, запер её изнутри, скинул с себя плащ и, даже не осмотрев помещение, уснул на мягкой чистой кровати.

Глава

V

«Три встречи»


Майор, сидя в своём кабинете, подшивал новую информацию по делу с названием «Шарлатан». Уже неделю в папку добавлялись новые листы с печатными буквами. Шесть дней за домом, где находился целитель, была установлена оперативная слежка, которая дала весьма странный результат. За всё время гражданин Добров вышел из дома один раз в магазин, предположительно за продуктами. Это было весьма странно для советского человека, который априори должен трудиться и отдыхать на свежем воздухе.

Волков подключил к розетке радиоприёмник и настроил волну, что была почище. Как раз он попал под выпуск «Последних известий».

– «А теперь перейдём к самой важной новости к этому часу. Сегодня, двадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят второго года, после футбольного матча между командами «Спартак» и «Хаарлем» на Большой спортивной арене Центрального стадиона имени Владимира Ильича Ленина произошёл несчастный случай в результате нарушения порядка движения людей. Есть несколько пострадавших. Дело передано в следственные органы для расследования и поиска виновных» – монотонно зачитал диктор.

– Время идёт, а ничего не меняется… Даже не упомянули о шестидесяти шести трупах… Наверное, оно и к лучшему, нечего панику наводить, – сказал вслух следователь, запалив очередную сигарету.

После началась программа, где ставили безвкусную, режущую уши музыку. Майор сразу же выключил приёмник и посмотрел на циферблат наручных часов. Время близилось к десяти, поэтому, собрав все нужные вещи в дипломат, следователь вышел из своего кабинета и направился домой. Выяснилось, что ездить на мотоцикле впредь нужно медленнее, так как первый снег и изморозь делали «девочку» не совсем послушной на дороге.

Наведя большую кружку чая, Волков достал из дипломата три книги по психиатрии и принялся поочерёдно искать информацию о влиянии цвета на психику человека. Он по привычке насвистывал множество различных мелодий, кстати, весьма виртуозно. За три часа нарыть какие-то полезные сведения всё же удалось, хоть и немного.

Часовая стрелка приближалась к двум ночи. Выключив свет, уставший следователь лёг в свою кровать. В планах на наступивший день появилась отметка «Наведаться к Доброву». Хоть тело и устало, особист никак не мог уснуть. И это не из-за того, что в окно светила яркая полная луна, а потому что в голову лезли всякие мысли, касающиеся предстоящей встречи. Этот самый Добров был слишком подозрителен, а Волков ой как не любил людей, на которых было мало дельной информации, к тому же таких скрытых и в какой-то степени загадочных. Выяснилось, что шарлатан уже успел помочь нескольким людям с тяжёлыми жизненными обстоятельствами, а что ещё более интересно, четыре из пяти стали участниками правонарушений. «Зомбирует он их что-ли?» – спросил себя Волков. «Надо быть на шаг впереди» – добавил тот и сразу же встал с постели, вновь включив свет за столом.

За время штудирования книг, никаких сведений касательно гипноза не нашлось. Николай озадаченно почесал голову, думая, что же можно предпринять. Хоть он и не верил во все эти бредни, но привычка быть готовым ко всему выработалась с молодости. Майор взял ключи, нацепил пистолет, накинул на плечи плащ и спустился вниз. Комендантша спала крепким социалистическим восьмичасовым сном.

Мотоцикл нёс своего хозяина по пустой дороге прямиком в психиатрическую больницу на окраине Москвы. Знали о ней не многие, только посвящённые. Да и попадали туда не совсем психи, хотя и их там было предостаточно. Волков очень жалел, что не надел тёплый свитер. Зубы уже бились друг об друга, а тело продрагивало от резких порывов холодного ветра. Наконец, он подъехал к совсем непримечательному двухэтажному зданию с потрескавшейся зеленоватой краской. Оно было огорожено кирпичным забором, но без колючей проволоки. Пройдя через охранников, которые также были сотрудниками КГБ, Николай Алексеевич вошёл через запасной вход. Главврач «психиатрички», как её любили называть следаки, находился на ночном дежурстве, что было очень на руку Волкову. Последний постучался в кабинет, а затем с разрешения отворил дверь.

– Какие люди! Я что, сплю?

– Владимир Петрович!

Оба крепко похлопали друг друга по спине и присели напротив друг друга. Лицо главврача заметно похорошело, на лице появилась улыбка, что также было замечено и с Волковым.

– Николай, вот уж не думал, что ты когда-то заглянешь к старику!

– Я и сам не думал, это было спонтанным решением.

– Я ж тебя не видел со времён, как ты выпустился с института. Когда ж это было то…

– Лет так пятнадцать назад, Владимир Петрович, – с улыбкой ответил майор.

– Смотрю ты похорошел. За границей что-ли был?

– Да, пять лет в Берлине. Нелегалом. Ну, вы понимаете…

– Конечно понимаю. Сложно тебе было, дорогой. Давно вернулся то?

– Недавно совсем, недели две назад.

– Ладно, мы ещё успеем поговорить как-нибудь, давай по теме. Не просто же так ты ко мне в три часа ночи примчал?

– Вы как обычно правы, товарищ профессор.

– Давай просто Владимир Петрович, и без всяких этих официальностей?

– Хорошо. Так вот, я по деликатному вопросу…

– Слушаю.

– Сегодня мне предстоит поговорить с человеком, который, вполне возможно, владеет гипнозом. Есть какие-то методы не поддаться его внушению?

– Какой интересный вопрос! – засмеялся главврач. – Как известно, есть люди податливые влиянию и нет. В твоём случае беспокоиться не нужно, поверь мне, но несколько рекомендаций я всё же тебе дам. Во-первых, будь постоянно в напряжении. Думай о чём-нибудь, не зацикливайся на одном предмете, в глаза не смотри. Во-вторых, если он начнет либо приказывать, либо убеждать что-то сделать, например, расслабиться, закрыть глаза – ничего не делай. Всё наоборот. И в-третьих, очень помогает делать в голове какие-то вычислительные операции, либо вспоминать стих, или, если ты верующий человек, читать в уме молитвы.

– Этого хватит?

– Определённо точно! Больше нет вопросов?

– Есть, Владимир Петрович. Этот человек сидит в помещении, где горит красный свет. О чём это может говорить?

– Касательно этого человека или почему он это делает?

– И то, и другое.

– Ну, на первый вопрос можно ответить очень по-разному, может быть ему так комфортнее, может быть он любит этот цвет, либо у него в очках стоят стёкла, окрашенные в другой, чтобы цвета смешались, и эта атмосфера на него так не давила. А что касается вопроса «зачем он это делает?», тут уже проще… Какой сферой деятельности он занимается?

– Людям помогает. Целитель и шарлатан.

– Тогда всё ясно. Видишь ли, Коля… Недавно, моими коллегами, было проведено некоторое исследование. Результаты оказались очень любопытными. Они изучали воздействие цветов на психику человека. Собрали, значит, пятьдесят добровольцев, без психических отклонений, конечно же. Так, постой, почему у нас с тобой пустые стаканы?

– Я и не знаю, Владимир Петрович, – улыбнулся бывший ученик.

Главврач налил в две кружки хорошего крепкого чая из китайского термоса, предложил гостю и продолжил:

– На чём это я там… А, да! Пятьдесят добровольцев. Темпераменты у них были совершенно разные. Их заводили в помещения разного цвета и задавали ряд совершенно обычных вопросов. Сейчас, минуточку!

Психиатр достал из шкафа магнитофон, выбрал из стопки записи в коробочках, достал одну из них и вставил в проигрывающее устройство. Нажатием нескольких клавиш он привел ленту в движение и после потрескивающих звуков зазвучал голос. Главврач постоянно перематывал дальше, пока не остановился на нужном моменте.

– Вот, слушай!

Оба притихли.

– «Результаты касательно красного цветового диапазона. Каждый испытуемый был помещен в комнату ровно на тридцать минут, а далее подвержен допросу и замерам лично, всё так же в среде красного цвета. Мы с коллегами заметили, что красный цвет возбуждает психику, вызывает учащение пульса и увеличивает активность мышц. Крайне любопытный факт. Раздражительные люди и лица, страдающие избыточной массой тела, очень быстро уставали и слишком часто нервничали, вплоть до неприятных инцидентов. Конец первой части кассеты, чтобы…» – прозвучало из магнитофона.

– Вот, слышал? Новые сведения.

– А я читал в старых учебниках, что красный цвет наоборот оказывает положительное влияние…

– Это старая информация, её дополниили. Поэтому, будь осторожен. Ожирением и вспыльчивостью ты не страдаешь, но среда будет определённо враждебная, друг мой, – серьёзно предостерёг учитель.

Разговор между старыми знакомыми продолжался до утра. Вспоминали тяжелые годы учёбы, политические события, о том, как Волков от обычного сержанта дослужился до майора и начальника следственного отдела КГБ. Особист узнал, что его учитель после преподавательской деятельности был переведён в психиатрическую лечебницу на короткое время помощником главврача, а затем и сам занял эту должность. Вот как уже десять лет он хранил в себе тайны места, куда ссылали всех «неудобных» людей. На самом деле, Владимир Петрович был отличным мужчиной и врачом, при его главенстве перестали случаться побеги, бунты, и случаи убийства санитарок, а почему – ни знает никто.

В коридоре перед квартирой Доброва скопилась очередь из десяти нуждающихся в помощи людей. На удивление, калек и инвалидов не было, были лишь только какие-то угрюмые, задумчивые и забитые жизнью граждане. Друг с другом никто не разговаривал. Каждый стоял в разных углах и частях стены. Самые пожилые из посетителей уселись на небольшой лавочке, которую добрые люди поставили перед «Кабинетом безвозмездной помощи». В числе десяти ожидающих сидели две бабки, которые перешёптывались между собой. Сначала разговор пошёл о летнем урожае картошки и былых временах, а кончилось все передачей сплетен о Доброве. Майор, не выдавая себя, спокойно стоял возле лестницы и слушал, что говорят простые люди о том загадочном персонаже.

– Райка-буфетчица, с Рижской, поговаривала, что этот врач ей диабет вылечил. Как сходила к нему, так сахар в крови в норму пришёл, – прошептала одна из бабулек.

– Чудеса… Так и в Бога поверить можно. Вдруг он, как там их звали то… Апостол.

– Не знаю, не знаю. Но что есть- то есть, – с умным выражением лица сказала всё так же старушка.

– Хорошо ты сказала, Сергеевна. Мудро.

Дверь кабинета открылась. Из неё вышел какой-то грустный мужичок, который не мог поднять голову вверх. Он только лишь сказал «следующий» и молча спустился по лестнице вниз.

– Куда это ты пошёл, невежа! – крикнула бабка, преграждая путь костылём. – Щас моя очередь. Я сюда заранее пришла не для того, чтобы тут всякие проходимцы вперёд лезли!

– Гражданка, успокойтесь пожалуйста, я из следственного комитета, мне нужно к этому человеку.

– Да что ты говоришь! – грозно прищурившись, сказала бабка. – А я герцогиня Елизавета, вот видишь, туфельки золотые да карета с тройкой лошадей на улице ожидает!

Волков посмотрел на её валенки, которые были всунуты в калоши, протяжно выдохнул и достал удостоверение, после чего ворчания бабки не остановились.

– Ну и что ты мне сейчас показал? Картонку из-под пачки пельменей? Да я тебе в матери гожусь, бородатый. Имел бы хоть совесть, да пропустил бы старую бабушку вперёд!

– Сейчас подъедет наряд милиции и вас всех отсюда вытащат. Либо вы меня пропускаете, либо я зову патруль!

– Да зови кого хочешь! Я по молодости, когда немец у меня корову в деревне отбирал, как вмазала ему кочергой по горбу! Фашистов не испугалась, а своих то что бояться? Да они скорее тебя увезут!

Бабка неумолимо продолжала тараторить предложение за предложением, делая выражение лица, будто у неё на самом деле, вот прямо сейчас, из-под носа уводят корову.

– Поколение то какое пошло, ох-ох-ох, видела бы тебя твоя мать, а! Стыдно должно быть, стыдно, молодой человек! – пригрожая костылём, кряхтела старуха.

В этот момент дверь кабинета отворилась и из неё показался тот самый Добров. Спиридон не врал, на лет этому целителю и впрямь было не меньше шестидесяти. Он носил шляпу и старенький потертый костюмчик с широким галстуком. И впрямь, этот мягкий образ вселял доверие. На его руках были белые, скорее даже белоснежные перчатки, а на глазах красовались круглые черные очки. За спиной у него горел приглушённый красный свет и тихо-тихо играла какая-то странная однообразная мелодия.

– Почему никто не заходит, кто следующий? – с улыбкой и как-то по-доброму спросил шарлатан.

– Я следующая! А вот этот самый молодой невоспитанный юноша хочет пройти, говорит, что позовёт милицейский патруль! – указывая на Волкова костылём, прокряхтела старуха.

– Раз всё так срочно и важно, пропустите его. Зачем нам тут милиция и лишняя трата времени, не правда ли? К вам, достопочтенная, я буду крайне внимателен, – мягко сказал Добров и позвал к себе следователя.

– Эх, какой специалист, как разговаривает то хорошо, как бальзам на уши, – умилённо сказала бабушка, словно забыв о недавней баталии.

В своей однокомнатной квартирке под кабинет у него был оборудован зал. Справа всю стену занимали книжные полки. По центру располагался рабочий стол со всякими врачебными приблудами, стопками бумаг и прочим. Слева от входа стояла кушетка со светильником. Она была простенькой, только с одной подушкой для удобства. Сзади рабочего места, в углу, росло большое растение, с широкими листьями и изредка появляющимися бутончиками цветов. Однако, одним из любопытнейших предметов был шкаф, стоящий далеко в левом углу. На нём висела табличка «Архив». Что же было в тех самых папках? Сведения Спиридона касательно фотографии с Брежневым опроверглись. На стенах висело несколько грамот, да и только.

– Прошу, садитесь, – указывая на удобный стул, сказал целитель.

– Благодарю. Вы Добров, тот самый специалист и безвозмездный помощник?

Мужчина легонько посмеялся и ответил:

– Всё верно. Я не прошу ни у кого денег, благодарностей, почестей. Я только лишь хочу, чтобы нуждающиеся люди были счастливы, товарищ оперсотрудник.

– Как вы поняли, что я особист?

– Когда вы подъехали на своей новенькой чёрной «Яве», в этот момент я обратил на вас внимание, смотря в окно. Дорогой мотоцикл, к тому же не родной цвет. Все «Явы» выпускаются красные. Немецкий плащ, кожаный, ни с чем не спутаешь. От вас разит запахом немецкого табака, нынче крайне дефицитного. Тут его достать нельзя, значит, вы были в Германии. Я бы мог сказать, что где-то ещё, но запах табака, плащ и излюбленный чёрный цвет мотоциклов указывает именно на Германию. Ваш московский акцент всё же претерпел еле заметную деформацию, следовательно, вы продолжительное время были не на родине. А как сейчас обычному советскому человеку можно вот так вот без проблем взять, надолго уехать в ранее враждебную страну, а после без затруднений вернуться? Ещё ваш дипломат. Такие нынче носят только кгбшники, для вас делают отдельные, для удобного ношения оружия и других важных «инструментов», если можно так сказать. Добавим к этому ваши угрозы вызвать милицию, что было бы вам крайне невыгодно, будь вы обычным посетителем моего кабинета.

Волков опешил, не ожидая такой поразительной наблюдательности и точности. На несколько секунд он замолк, не зная, что сказать.

– Расслабьтесь, – посмеялся Добров. – На самом деле вы просто не застегнули верхние пуговицы плаща, а из него торчит значок КГБ. Я вас напугал?

И в самом деле, Николай забыл, что в душном коридоре решил расстегнуться. На секунду он и впрямь расслабился, списав всё на то, что он увидел значок и всё понял, но через несколько мгновений его разум вернулся в боевую готовность. «А ведь всё остальное назвал правильно. Этот значок и наполовину не намекает на то, что он подметил» – подумал Волков.

– Может быть вы выключите красную лампу и включите обычный свет? Я знаю, зачем вы всё это делаете, не нужно проверять стабильность моей психики и прочее.

Добров улыбнулся и переключил лампы, вернув кабинету привычное нормальное освещение.

– А вы тоже наблюдательны, господин…

– Волков. Волков Николай Алексеевич.

– Очень приятно, Николай Алексеевич. А я товарищ Добров. Можете по фамилии, – улыбчиво сказал целитель, севший за свой рабочий стол. – Так по какому вопросу вы решили прийти? КГБ не разбирается с делами о введении людей в заблуждение, вы же считаете, что я какой-то очередной целитель и шарлатан?

– С чего это вы взяли? Нет. Просто хотел с вами пообщаться и выяснить, чем вы занимаетесь.

– Скажите по факту, я где-то нарушил закон СССР?

– Нет. Пока что нет.

– Так зачем мы тратим время на разговор, если я не нарушил никакого закона, а вам не нужна помощь?

– Ваша помощь приводит к тому, что люди совершают преступления. Если бы вы её не оказали, этих преступлений и не произошло бы.

– Разве вы можете меня в этом обвинить? Я никого не обманываю, не гипнотизирую, я лишь исполняю желания людей. Каждому я говорю, что исполняю желания только тех, в ком я вижу реальную нужду, – спокойно парировал Добров.

– Невозможно исполнять вот такие желания, которые не под силу науке и медицине. Вы сами понимаете, что со стороны это кажется нечистым делом?

– Тогда кто я по-вашему? Белый маг? Целитель? Пророк?

– Не знаю, вы обычный человек со стороны.

– Вот! Я всего лишь человек, товарищ Волков. И я всего лишь помогаю людям, потерявшим надежду, обрести утешение.

– Как вы это делаете? Я могу поприсутствовать на вашем сеансе?

– Ни в коем случае. Этот сеанс только между мной и пациентом. В вас я не вижу никакую нужду.

– Вы понимаете или нет, что после ваших сеансов почти все идут и делают то, чего не могли?! Красть, убивать, подрывать стабильность государства, инакомыслить!

– Разве я могу предвидеть то, что произойдёт? Я же не могу повелевать человеку. Я только лишь выполняю его желание и всё.

– Так ведь это до добра не доведёт! Вы же взрослый человек, умный, образованный. Не всем желаниям человеческим лучше исполняться. Порой мы думаем, что именно то, чего мы хотим нам очень нужно, а когда мы это желаемое получаем- всё идет наперекосяк, да ещё и в худшую сторону, а вернуть всё обратно невозможно.

– Вы хорошо мыслите, только вы нервничаете и говорите со мной в таком тоне, будто я преступник. Когда я нарушу закон, тогда вы можете в чём-то меня упрекнуть, а пока я перед вами чист – оставьте меня в покое, пожалуйста. Мне нужно работать. Я трачу по двенадцать часов на людей и не получаю за это ни копейки.

– Вы же понимаете, что я могу вас прикрыть и без нарушений вами законов?

– Вы сейчас признаёте, что советский аппарат исполнения и наказания настолько несовершенен и несправедлив? Я правильно понимаю?

Волков снова замялся. Этот Добров был слишком скользким типом. «В самом деле, он не принуждает и не убеждает людей совершать проступки, они сами это выбирают. Чёрт, что ж делать…» – подумал следователь.

– Я ничего не признаю. И ваших методов тоже. Вы используете какое-то колдовство или иную неведомую мне силу. Уже за это я могу поставить вашу деятельность под серьёзную проверку.

– Никакого колдовства. Посмотрите на мои заслуги, грамоты и благодарности. Я всего лишь врач, поймите. Да, я необычный врач, но ничего плохого я не сделал. До меня не доходили слухи, что кто-то из моих пациентов совершает преступления. Спасибо, что доложили. Я подумаю над этим, а теперь оставьте меня, я же не под официальным следствием?

– Нет…

– На «нет» и суда нет. Позовите ко мне ту бедную бабушку, пожалуйста. До встречи.

До своей квартиры Волков ехал задумчиво и весьма подавлено. Не сказать, что он ожидал чего-то большего при первом разговоре, но всё же осадок от чувства поражения мешал успокоиться. «Нужно продолжать слежку. Двоих поставлю наблюдать в машине, и срочно надо узнать, как проходит сеанс. Есть одна идейка…» – думал он. Мотоцикл проезжал мимо кинотеатра и кафе, куда решил заехать майор в самый последний момент. Кафешка была солидная и весьма известная в кругах интеллигенции. Как только он вошёл в помещение, нос сразу же учуял запах кофе. Последний раз особист пил его в Берлине. Заказав кружечку бодрящего напитка, он сел напротив столика с тремя красотками, одна из которых была ему очень знакома. По крайней мере ему так казалось. Он потихоньку смаковал эспрессо и вглядывался в ту самую брюнетку. Она несколько раз ловила его взгляд, отводила глаза, а потом всё чаще стала так же к нему присматриваться. Потом девушку осенило. Она оставила компанию своих подруг и подсела в оперсотруднику.

– Могу я узнать, как вас зовут? Вы так пристально на меня смотрите.

– Честно сказать, со мной никогда первой не знакомилась женщина! – улыбаясь своей коронной улыбкой, подшутил следователь.

– Ну, а если серьёзно, как ваше имя?

– Николай.

– А фамилия?

– Ну, Волков, и что?

– Николай Волков, – повторила девушка и улыбнулась. – Вы, случайно, в Высшей школе КГБ не учились?

– Учился, – удивлённо ответил майор.

– Колька, это же я, Юля. Колесникова. Вспомнил? – спросила счастливая девушка.

– Да ладно, ё моё, Юля? Глазам своим не верю, у меня сегодня прям день встреч!

– А я сижу и думаю, вроде лицо знакомое, а понять кто это – ну никак не могу! Ты так похорошел!

– А ты то как похорошела с последней встречи! И правда говорят, женщины годам к тридцати самый сок!

– Ой, ну не льсти мне. Тридцать шесть не тридцать. Давай мы сейчас ещё по одной чашечке кофе выпьем, поговорим?

– Да хоть три, Юль! Угощаю! Как же я рад тебя встретить!

Юлия Колесникова училась вместе с Волковым в старшей школе, где у них позже завязался довольно серьёзный роман. По окончании последнего класса они решились пойти учиться в одно место, чтобы не расставаться друг с другом, но родители девочки были против того, чтобы она пошла учиться в школу КГБ, куда девочек почти никогда не брали. Отсюда пошли семейные ссоры, потом ссоры и между влюблёнными, что в итоге привело к краху. Расставаться им было горько, но порой судьба складывается так, что при любом желании ничего не получается, вопреки известной фразе.

Девичья компания, видя горящие глаза и светящееся лицо Юли, сразу всё поняла и тихо ушла домой. Их подруга этого даже не заметила, потому что в этой небольшой кафешке у Арбатской встретились две тяжёлые судьбы после долгой разлуки. Каждый со своим грузом и не малой прожитой жизнью. Если бы люди чувствовали тепло, которое вмиг вспыхнуло между двумя давно не видевшимися людьми, они б сразу получили долю случайного счастья, которое так редко нынче попадалось на пути.

Старые приятели цедили кружку за кружкой до самого закрытия заведения. Истории с обеих сторон не прекращались. Многие, проходящие мимо столика, раздражённо поглядывали на них, и даже не хотели признавать, что это всего лишь зависть.

Пара вышла из кафе, и их обдал сильный ветер вперемешку со снегом.

– Ничего себе, как похолодало то… – сказала девушка в юбочке чуть выше колена, тонком свитере и осенней куртке.

– Чего же это ты так оделась? Совсем не по погоде. И без шапки ещё! Катастрофа…

– Это что, забота, или мне кажется? – засмеялась девушка.

Сердце Волкова вспоминало те самые юношеские яркие эмоции, которые он переживал вместе с ней. Он молча смотрел на неё и так сильно улыбался, что было даже как-то неприлично.

– Чего это ты? – продолжала смеяться Юля. – Застыл либо?

– Нет. Просто вспомнил… Не важно. Так, а ну держи мой плащ!

Следователь снял свой плащ и накинул его на плечи даме. Та сначала отказывалась, но потом признала, что без этого прикрытия она превратится в сосульку.

– Давай, говори где живёшь, довезу.

– У тебя есть машина? Я хотела на метро, тут не далеко.

– И слушать ничего не хочу, за мной.

Подойдя к чёрному роскошному мотоциклу, Юля, словно девчонка, издавала удивлённые звуки.

– Это твой?

– Моя. Я её «девочкой» зову.

– До чего только не докатывается одинокий мужчина… – подшутила приятельница.

– Так, Колесникова, это кто из КГБ, я или ты? Вот с чего ты взяла, что я не женат? – спросил следователь, выезжая на дорогу.

– Кольца нет, я посмотрела, – честно ответила девушка, прижавшись к его телу покрепче.

– А может быть я его снял!

– Нет, ты никогда не был подлецом.

– Признаюсь, на твоей руке я также не нашёл обручального кольца.

– На мне его уже год нету…

– Вот как… – сказал Волков, почувствовав ранение в сердце.

– Расскажу потом как-нибудь.

Они быстро доехали до её дома. Она бережно передала нагретый плащ и мило улыбнулась.

– Сильно замёрз?

– Да нет, ни капельки. Я, вообще-то, закаляюсь. Я бы и без свитера мог проехаться.

– Это хорошо. Ну что, я, наверное, пошла?

– Погоди-ка, погоди. Может быть встретимся ещё?

Юля почувствовала отчётливый прилив радости. Именно эти слова она мягко вынуждала его сказать.

– А ты хочешь? – тактично добила собеседника девушка.

– Ты ещё спрашиваешь? Нам о многом нужно поговорить. Ты, когда свободна?

– Ну раз уж ты так настаиваешь, то я согласна. Может быть в субботу? Послезавтра.

– Отлично, я как раз свободен. Во сколько за тобой заехать?

– Ты за мной заедешь? – словно девчонка, волнительно промямлила тридцатишестилетняя дама.

– Конечно. А что, в метро лучше?

– Нет, что ты. С тобой…

– Что со мной? – тактично попробовал вынудить свою собеседницу Волков.

– Ничего, – улыбнулась Юля. – Подъезжай к семи вечера, я буду готова, договорились?

– Хорошо! Очень буду ждать!

– Ну, я побежала? А то я щас окоченею!

– Конечно, беги, до встречи!

Девушка быстро открыла входную дверь в подъезд и пропала из виду. Промёрзший насквозь романтик с чувством полного блаженства замуровался в свой плащ. «Закаляюсь, вот ляпнул, а» – подумал он.

«Ява» благородным звуком выхлопа разбудила спящий пятачок домов и мигом растворилась в московских улицах. «Как же хорошо, когда сначала всё не меняется, не меняется, не меняется, а потом бац, и всё резко поворачивает вспять какое-то прекрасное мгновение!» – подумал улыбающийся Волков и прибавил газу, несясь по красивым столичным дорогам.

Глава

VI

«Контрасты»


– Друзь, давай ещё раз прогоним с тобой твой план действий. Повтори, – попросил майор своего подчинённого.

– Одеваюсь в гражданское, без всяких намёков на мою профессию. Веду себя вальяжно, использую жаргон и максимально себя не выдаю. Почаще заикаюсь.

– Совершенно верно. Какая у тебя история?

– Зовут меня Алёша. С детства у меня дефект речи, из-за которого я не могу стать чтецом. Многие логопеды ничего не смогли со мной сделать. Очень хочу ездить в интернаты и читать детям рассказы.

– Молодец. За душу берёт. Самое главное не забыл?

– Позвонить вам из ближайшей телефонной будки в кабинет. Тут вы будете до шести вечера.

– Друзь, как ты ещё генералом не стал? Схватываешь на лету!

– Не зн-н-наю, т-т-товарищ м-ма-айор, – поправив очки, сыграл оперсотрудник.

Волков засмеялся и похвалил своего подчинённого за отличную актёрскую игру. Пока младший лейтенант Друзь ехал на такси в «кабинет безвозмездной помощи», Николай Алексеевич прихорашивался перед свиданием у своего зеркала в кабинете. Он причёсывал свои густые чёрные волосы, подравнял ножницами бороду и померил несколько рубашек. Выбор остановился на классической белой.

Вдруг раздался телефонный звонок. Волков мигом взял трубку.

– Коля, это ты?

– Да. Жора?

– Так точно. Ты куда Друзя отправил?

– На задание. Есть там у нас шарлатан один, нужно проверить.

– Хорошо, я понял, а ты его видел что-ли?

– Ну, как тебе сказать. Да. Ладно, как ты там поживаешь то?

– Хорошо. Встретил свою давнюю подружку, вечером будет свидание, – с улыбкой рассказал Волков.

– Вот это молодец! Орёл! Красавица?

– Ещё какая, Кузмич! Как сирена у греков!

– Ты там смотри, осторожнее, помнится мне, от тех сирен ничего хорошего не было.

– Всё будет отлично. Подскажи какое-нибудь хорошее место. Деньги не проблема.

– Ну, если ты хочешь сразить её наповал, то отведи в «Националь». Только ты туда скорее всего не попадёшь, помимо того, что дорого, так ещё и столики обычно бронируют. В «Националь» ходят люди очень непростые, поэтому скажи швейцару на входе, что ты мой хороший друг. Может поможет.

– Спасибо, Кузмич!

– Бывай, у меня дела, до связи.

– До связи.

Время близилось к пяти. Волков каждые пять минут поглядывал на часы и ожидал звонка от Друзя. Становилось уже волнительно, вдруг этот целитель всё-таки некоторых гипнотизирует? Майор легонько бил по столу своей импортной ручкой. Посматривая в окно. От волнения он выкурил почти пачку сигарет. «Если через полчаса не позвонит – поеду туда сам, выручать парня» – решил для себя следователь.

Раздался звонок. Рука резко схватила трубку.

– Алло!

– Друзь, это ты?

– Да, товарищ майор!

– У меня уже сердце в пятки ушло. С тобой всё в порядке?

– Да, всё хорошо. Докладывать?

– Докладывай. Только не спеши, я буду записывать.

– Значит так, он мне поверил, товарищ майор! Сеанс проходит так. Сначала он кладёт на кушетку и ждёт, когда сердцебиение придёт в норму. После этого он снял с себя какой-то камень на цепи и начал проводить им надо мной, в районе рта и гортани. Всё это время он не моргал и смотрел прямо мне в глаза.

– С меня бутылка водки и трехдневный отдых для тебя. Что было дальше?

– После процедуры он сказал встать, и мы продолжили разговор. Спрашивал, как я себя чувствую, что ощущаю. Я ему там складно по ушам проехался! В итоге он мне сказал, что завтра мой недуг оставит меня. И, собственно всё, я ушел.

– Так просто? Ничего странного не заметил?

– Кроме этого пронзительного взгляда ничего. Честно сказать, тяжело было выдержать эту атмосферу, не знаю, как люди там столько терпят, да и он сам.

– Выходит, почти всегда он занимается не исполнением желаний, как он говорил, а лечением.

– Не правда, товарищ майор. Перед сеансом я поговорил с одним из тех, кому он согласился помочь.       Тот мне сказал, что Добров вернёт ему жену, которая ушла от него два месяца назад. Видимо, страдал мужик сильно. Так что, скорее он исполняет желания, а не исцеляет.

– Я понял. Так, Друзь, а ты мне можешь описать тот камень? Как он выглядел?

– Цвет камня и цепочки я сказать не могу, там же всё красное.

– В самом деле…

– Цепочка тонкая, скорее всего золотая. Камень кристаллической формы. Продолговатый, много в нём граней. Размером он был с половину кулака. Ах да, и ещё, камень находился в раме из какого-то металла.

– Постой, постой, в какой раме?

– Ну как вам описать, ну как коробочка, только без стенок. Одни грани. Либо это как элемент украшения, либо для того, чтобы камень не повредился при падении.

– Значит, мы можем предполагать, что этот камень хрупкий… Хм…

– Всё верно, товарищ майор. У меня всё.

– Молодец, лейтенант! Точно говорю, генералом станешь! Значит так, сейчас едь домой, выпишу тебе три дня отгула, с сохранением зарплаты.

– Служу Советскому Союзу!

«Молодец парнишка» – подумал Волков. Он сделал несколько пометок в свой дневник и задумался. Ему нужно было сделать один важный звонок. Набрав несколько цифр, он приложил трубку к уху.

– Я вас слушаю, – ответил человек.

– Владимир Петрович, это снова я.

– О, Коля, ну чего там, не загипнотизировали тебя?

– Нет, ваши рекомендации помогли.

– Ну, давай, спрашивай.

– Вы бы не могли дать мне телефон человека, хорошо разбирающегося в мифологиях, колдовстве и прочем? Может быть есть какая-то светлая голова, которая много об этом всём знает?

– Есть у меня такой знакомый. Изучает подобного рода вещи. Это ректор института геологии и геофизики, Эдуард Ильич. Запомнил?

– Эдуард Ильич, записал. А номер? Ага, спасибо, тоже записал. Спасибо вам большое!

– Если что – звони.

– Обязательно. До свидания!

Дело приобрело такую стадию, когда многое решалось через телефон. От того самого ректора Волков получил очень много информации, но она не была тесно связана с его случаем. Оказывается, многие практиковали лечение различных болезней и проблем камнями. Только какого-то одного, помогающего от всего, ему не было известно. Для каждого недуга подбирался свой камень: сапфир, малахит, лазурит, рубин и ещё несколько десятков других. «Ох, как бы чего с Друзём не приключилось после этого камня… Вдруг этот Добров умеет распознавать ложь. Хотя… Он не работал в КГБ, его этому не учили» – подумал следователь.

Оперсотрудник мельком посмотрел на циферблат часов, на котором уже было двадцать минут седьмого.

– Какой же я идиот! – вслух сказал Николай.

Он как можно быстрее собрался и вылетел из здания комитета государственной безопасности. Мотоцикл был разогнан до максимума, что было слишком опасно в октябрьскую погоду. Когда дорога с прямой сменилась на извилистую, скорость сбавилась, но её продолжало хватать для обгона зевак за автомобилями.

На часах было ровно без пяти минут семь. «Фух, успел, надо же!» – похвалил себя майор. На улицу вышла Юля. На ней была серая дублёнка с лисьим воротником, из которой торчали длинные стройные ножки в тёмных колготках. Красивые кудри из чёрных волос производили впечатление ухоженности и аккуратности. На губах виднелась розовая помадка, щечки были покрыты румянами.

– Ты уже здесь? Долго ждёшь?

– Подъехал вот пораньше, вдруг ты вышла бы заранее, ждала меня.

– Ого, какой ты внимательный.

– Я ещё вижу, что ты без шапки и варежек.

– Только не начинай, если я надену шапку, то кудрям конец. Ну а варежки, не нравятся они мне!

– Не наденешь шапку – никуда не поедем. К тебе щас пойдём в гости.

– Там же моя мама!

– Вот для неё будет сюрпризом меня увидеть. Ты ей не говорила?

– Нет. Ну что, поехали? – сказала девушка, севшая сзади водителя.

– Шапку.

Дама виртуозно закатила глаза, фыркнула, но всё же пошла домой за столь важным атрибутом. Из-под шапки с оленями торчали те же самые кудри, которые развивались на ветру. На поворотах, когда мотоцикл немного заносило, девушка визжала, со всей силы держась за майора.

– Ты меня так придушишь, милочка!

– Ой, прости, страшно же!

– Ладно, ладно, давай помедленнее.

– Нет!

– Чего нет?

– Едь как ехал, мне нравится!

– Узнаю женщин…

– Чего-о-о? – протяжно прицепилась Юля. – Сейчас сумкой огрею!

– Огреешь сумкой, и мы с тобой оба окажемся размазанными по дороге.

– Фу!

Мотоцикл подъехал к дому, напротив которого был ресторан «Националь». Парочка слезла с сидения, а Волков поставил поудобнее свою стальную лошадку.

– А куда мы, Коль? Ты так и не сказал.

– Ты через дорогу посмотри.

– Ты шутишь?!

– Нет. Надеюсь, ты перед выходом не поела?

– Коля! Я даже не в платье! Оделась как мачеха на похоронах, а ты меня в самый дорогой ресторан ведёшь!

– По мне, у тебя довольно милая шапка.

– Чего?! Нет, я не пойду туда в таком виде! Нет, и точка.

Волков нахмурился и молча посмотрел на свою подружку. Та надула щеки и начала смотреть на дорогу. Прошло десять минут. По ногам упёртой модницы проходила дрожь, но она усердно продолжала стоять на месте.

– Ну вот что ты портишь такой красивый вечер, мм?

– Чего? Порчу? Вот щас домой поеду и будешь один есть свою стерлядь и икру!

– Узнаю тебя, – засмеялся Волков.

– Коля, я не пойду, ты меня никак, вот никак не заставишь!

Светскиедамы в роскошных дорогих нарядах недоумённо посматривали на Юлю, шедшую в сопровождении своего галантного кавалера. У некоторых отвисали челюсти, ну а мужчины с ухмылкой посматривали на своих жён и дам, в ожидании благодарности за то, что они одеты не так, как эта простушка.

– Как их сюда вообще пропустили? – спросила одна из дамочек у своего мужа, тактично прикрывая лицо рукой.

– Ума не приложу, – ответил толстый мужчина, поедая куски слабосолёной севрюги.

Волков крепче взял неуверенную в себе девушку и прошептал ей на ухо:

– Твой свитерок с пингвинами очень подходит к тем дорогим шторам из золотой нити.

Та оскалилась и с улыбкой ответила:

– Как выйдем отсюда- ты труп.

К столику с необычными гостями подошёл безупречно одетый официант. Он учтиво поклонился и задал стандартный вопрос:

– Что вы желаете, господа?

Юля вчитывалась названия блюд, которых она даже не знала.

– Могу вам подсказать? – спросил официант.

– Нет, она сама. Примите пока мой заказ. Значит, мне пожалуйста, украинский борщ со сметаной и чесночными булочками, картофельное пюре с пожарской котлетой, ассорти из колбас и слабосолёных рыб. Пока что всё.

У Юли отвисла челюсть. Официант с ухмылкой посмотрел на неё и жестом намекнул на то, что в ресторанах нужно озвучивать те блюда, которые хочешь попробовать.

– А у вас есть, – краснея говорила гостья, – овощи какие-нибудь, яблочко…

– Хочу уточнить, вы имеете в виду салаты?

– Да, салаты.

– Так, позвольте вмешаться, – не выдержал майор. – Ей тоже порцию борща, мясо по-французски, только овощной гарнир вместо пюре, и салат ей какой-нибудь свеженький, на ваше усмотрение.

– Пить что-то будете?

– Ах да, точно, бутылочку игристого.

– Коля, – тихо позвала девушка.

– Чего ты?

– Я не пью, совсем, – прошептала спутница.

– Хм, простите, нам тогда графин с соком.

– С яблочным, – прошептала Юля.

– Хорошо, с яблочным, – записал официант, намекнув, что её всё равно слышно.

Молодой парнишка в рубашке удалился к кухне для передачи заказа.

– Ты чего, в ресторанах никогда не была? Мямлишь как рыбка в аквариуме, – подшутил Волков.

– Откуда ж мне, на зарплату швеи по ресторанам ходить, тем более в этот!

– Ты швеёй работаешь?

– Да, с мамой. Отца то нет у нас.

– А что с ним стряслось?

– Как мы с тобой расстались, через год он маму бросил и к другой сбежал…

– Вот козёл. С мужем, небось, тоже не свезло?

Юля замолчала и выдержала паузу.

– Он погиб, Коль, в Афганистане…

– Прости, не знал. Соболезную, – грустно сказал особист.

– Ничего страшного, я уже переболела. Если честно, ты прав. Не свезло. Пил он много, бил меня. С тех пор я со спиртным завязала на корню.

– Ужасно. Давай не будем? Смотри какой вечер хороший!

– Ты прав. Никогда не думала, что побываю тут. Спасибо тебе, – застенчиво сказала девушка.

– А несколько минут назад готова была меня убить!

– Так я же не сказала, что передумала.

Оба посмеялись. Окружающие искоса посмотрели на них, не понимая, откуда в таком светском организме взялись эти инородные тела. Внутренний этикет не предполагал такой формы одежды, тем более такого поведения. Именно на это было всё равно двум влюблённым людям, которые сидели за столиком у окна, ожидая своего заказа. Они ещё не знали, что чувствует партнёр, но их личные ощущения внутри были определённо понятны.

Официант первым делом принёс супы с плошками сметаны и несколькими чесночными пампушками.

– Второе принесу вам через пятнадцать минут, чтобы ничего не остывало.

– Благодарю, – сказал Волков.

– Ой, борщ как борщ, красоты тут навели. Рэстора-а-ан, – с псевдо-французским акцентом, спародировала девушка.

– Ты сначала попробуй, а потом критикуй, – ответил майор, пробуя первую ложку.

Юля размешала сметану, зачерпнула кусочек мяса с овощами и ярко-красным, но уже розовым бульоном, и попробовала суп. Когда она ощутила всю палитру вкусов, её глаза вылезли на лоб. Она засучила рукава свитера и с аппетитом целой роты мужиков налегла на борщ. Дамочки, смакуя суп с оттопыренными мизинчиками, чуть не повыроняли ложки из рук. Но и на это было совершенно всё равно тем двоим. Волков даже отвлёкся от трапезы, чтобы посмотреть на это милое создание. Вмиг со стола улетели пампушки, причём все, а последняя ложечка супа была выпита прямо из тарелки.

– Ох, вот это борщец! – не сдержалась девушка.

Глаза светских львиц перешли в стадию истерического тиканья. Чуткий официант, увидев прекрасный аппетит, принёс вторые блюда, нарезки и салаты. Всё было настолько вкусно, что, Юля стала скупа на общение. Еда потрясла качеством своих продуктов и их вкусовой гармонией. Парочка неприлично громко смеялась, обращая на себя внимание остальных.

– Не могли бы вы быть потише, товарищи? – попросил мужчина у соседнего столика.

– Простите нас, давно не виделись просто, – извинился майор.

– Давно? – тихо переспросила девушка.

– Очень, – таким же тоном ответил Волков.

Чудесный вечер подходил к концу. Следователь помог даме надеть дублёнку, и они вышли на улицу. Время пролетело незаметно. Волков не спеша довёз свою спутницу до дома, из окна которого выглядывала её мама, ожидая возвращение дочери. Девушка осторожно слезла с мотоцикла и встала перед мужчиной.

– Спасибо тебе за такой шикарный день! Я даже словами описать не могу, как мне понравилось!

Она и впрямь светилась от радости, словно солнце. Ещё тогда, при первой встрече, в её лице прослеживалась какая-то забитость, безжизненность, пресыщение однообразной жизнью, а теперь… Иногда женщине нужно так мало, чтобы стать счастливой, хотя бы на время.

– Я рад, что тебе понравилось, Юль. Ты даже меня не убьёшь?

– Точно, я же обещала тебя убить!

Девушка вплотную подошла к своему ухажёру, посмотрела прямо в его серые глаза и приблизила свои аккуратные влажные губы к его губам. Он было уже сделал то самое небольшое движение, которого так не хватало для поцелуя, но девушка резко отодвинула голову и положила свой указательный палец на его губы. Она нежно улыбнулась, попрощалась и отошла ко входу в подъезд. Девушка поцеловала свою ладонь, поставила её перед собой и дуновением губ отправила влюблённому абсолютно понятное безмолвное послание.

– Оставь мне свой номер! – успел крикнуть Волков.

– Посмотри в плаще, внутренней левый карман!

Красотка улыбнулась и как обычно исчезла за дверью. «И впрямь убила» – подумал следователь. Подсознательно он ожидал поцелуя, но, победа любит терпение.

Придя в квартиру, он быстро вытащил из кармашка заветную бумажку с номером, которую она подготовила ещё заранее, когда готовилась к встрече. Сев за свой рабочий стол, он вытащил бутылочку немецкого коньяка.

– Ну что, последний раз и всё? – спросил вслух у самого себя оперсотрудник.

– И всё… – ответит тот сам себе.

Он выбил глоток горячительного, пододвинул мусорное ведро и выбросил почти полную бутылку очень дефицитного напитка. Взгляд упал на сигары. «Ну уж нет, хотя бы одно надо оставить. Уступать женщине хорошо, но и про себя забывать не нужно». В темноте чиркнула спичка и комната наполнилась серым дымом.

Особист за очень долгое время впервые искренно улыбнулся. Он, тридцатисемилетний майор КГБ СССР, следователь, сидел и радовался, словно мальчишка. И всё-таки, наверное, любовь – это самое сильное чувство на земле. Чувство, которое никто не в силах и не в праве у кого-то отнять. Чувство, доступное не всем. Чувство, имеющее так много подделок, обесценивающих самих себя спустя время. И, наконец, чувство, способное менять всё вокруг, даже безнадёжное и непоправимое.

Раздался неожиданный звонок.

– Да, слушаю, – сонно ответил особист.

– Волков?

– Да.

– Собирай манатки и пулей в совещательный кабинет! – громко вылетело из трубки.

«Чего же людям не спится… а я только начал думать о чём-то высоком» – подумал волков, накидывая на себя плащ поверх тёплого свитера.

Глава

VII

«Демон во плоти»


– За две недели четыре девочки! – покраснев от злости, кричал Цинёв. – Почему министр внутренних дел молчит?! Что, стыдно попросить помощи у нас?!

Глава МВД СССР Шолохов молча смотрел в свою папку, подбирая нужные слова для ответа. Наконец он встал, поправил форму и сказал:

– Мы рассчитывали, что сил МВД хватит для обнаружения и изобличения преступника.

– И когда же вы его найдёте?! Когда десятое тело будете упаковывать?! – ударив по столу, крикнул председатель государственной безопасности. – Я сейчас же звоню товарищу Андропову, и мы берём дело маньяка под свой контроль! Позор!

Цинёв схватил трубку, быстро набрал цифры, которые знали только посвящённые. Он выдохнул, успокоился, но всё так же твёрдо начал докладывать о бессилии сотрудников внутренних дел, о появлении на улицах Москвы неуловимого маньяка, о чём особенно стыдно было докладывать, и о дальнейших действиях со стороны КГБ.

– Есть найти за две недели! Так точно! Хорошо, Юрий Владимирович.

Генерал положил трубку и обратился к собранию из двадцати человек, среди которых были только люди с вышестоящими должностями. Он посмотрел на Волкова и сказал:

– Дело мы забираем себе. Волков, в штате следственного комитета достаточно людей?

– Так точно! Но без товарища Шолохова и сил МВД мы гораздо дольше будем ловить гада. Нам нужно много патрульных. Не могу дать конкретных рекомендаций, я не видел материалов дела.

Цинёв попросил передать папку со всей информацией начальнику Следственного управления. Николай Алексеевич достал свою немецкую ручку, дневник, и открыл первую страницу.

– Думать некогда, Коля, некогда! Может быть сейчас он убивает пятую, пока мы здесь пятые точки просиживаем! Предложи что-то сейчас, остальное прочтёшь позже.

– Хорошо. Товарищ Шолохов, вы поднимали дела всех насильников и убийц, которые вышли на свободу и сейчас в столице?

– Поднимали. Круг сужался до десятерых, но у всех есть алиби, и они не подходят под психологический портрет убийцы.

– Проверяли особенно тех, кто был в разводе, у кого психические отклонения?

– Их проверяли особенно тщательно, товарищ следователь.

– Значит, новенький. Угу…

– Что ещё, Коля, думай! – подгонял Цинёв.

– Убивает только девушек и девочек. Все жертвы от шестнадцати до двадцати пяти лет. У него нет особенного почерка, разные формы убийств. Разные места. Тут сразу не к чему прикопаться. Три жертвы на севере Москвы, последняя на западе. Вероятно, следующее нападение возможно именно там. Нужно усилить патрули, посадить сотрудников и патрульных милиционеров по улицам в штатском. Парки, скверы, дворы. Везде. Особое внимание обращать на одиноких дам и девушек. Увидите что-то подозрительное – сразу преследуете. Как бы нам не хотелось, но придётся оповестить жителей о маньяке. Слухи ходят ещё не по всей Москве, но рано или поздно узнают…

– Не стоило бы наводить панику, – вмешался Шолохов.

– А вы уже молча четырёх девчонок упаковали! – обрезал Цинёв.

– Повторюсь, как бы нам не хотелось, но нужно оповестить жителей о маньяке. Все родители должны провожать детей в школу и из неё, либо со старшими родственниками. Мужья должны встречать своих жён. Если все будут ходить кучками, то мы обрежем руки преступнику. Также сформировать отряды дружинников из местных, пускай ходят по графику и схеме патрулирования, лишним не будет. Пока что всё, остальное могу только завтра сказать. Нужно ознакомиться лучше с делом.

– Молодец, Коля. Шолохов, ты всё слышал?

– Да, будет сделано. Сейчас же всех подниму, с завтрашнего дня уже будет всё организованно.

– Раньше нужно было поднимать, Серёжа, раньше…

Совещание окончилось. Главы и начальники разъехались по местам, а Волков с новым делом в дипломате поехал на мотоцикле в свой рабочий кабинет. Через полчаса он был уже там. Майор бросил плащ на диван, включил настольную лампу и сразу же взялся за папку. «Свидетелей нет. Ага. Первое убийство пятого октября. Семёнова Галина Петровна, шестнадцать лет, семья… Так. Тело найдено за гаражным кооперативом на свалке. Причина смерти – асфиксия. Удушил… Ранения и порезы отсутствуют. На ногах, спине и голове множественные гематомы. Следов насилий нет, половые органы без повреждений. Смерть наступила в районе двенадцати-тринадцати часов. Обнаружена в семнадцать тридцать пять гражданином Васюковым, который обходил задние стороны гаражей вдоль свалки. Васюков рядом с телом никого не видел, свидетелей произошедшего не найдено» – прочитал майор. На следующей странице были фото раздетой девочки, замёрзшее, лежащее в горе мусора и покрышек, подметённое снегом.

Огонёк от спички осветил кабинет. Без сигареты читать такое было сложно. Когда убивают мужика – это одно, а когда ты смотришь фото маленькой девочки, у которой есть мать, которая даже не успела пожить…

«Так, гаражи находятся в противоположной стороне от дома. Что-то побудило её пойти из школы не домой, а туда. Видимо, он уже ждал её на территории школы. Одноклассники и подруги дельных показаний не дали, значит вряд ли она пошла с ними, хотя… Ладно, подождёт». Следователь перелистнул очередную страницу. На фото была девушка, лежащая в углу лифта, снова раздетая, но в этот раз стенки и пол были залиты кровью. Рядом лежал пакет с продуктами и рассыпанные апельсины, окрашенные в красный цвет. «Баринова Надежда Константиновна. Двадцать два года. Замужем, детей нет. Убита в лифте собственного дома. Причина смерти – множественные колото-резанные раны в области шеи, области груди и живота. В общей сложности обнаружено десять проникающий ранений. Характер ран говорит о том, что предметом убийства был нож, длинна клинка 12-13 см, толщина в районе 3.5-4.5 мм. По общим признаком специалист предположил, что нож является финкой образца 1934 года, состоящая на вооружении НКВД. Следов насилия нет, половые органы без повреждений. Дата убийства двенадцатое октября, смерть наступила в промежуток с двадцати одного сорока – двадцати одного сорока пяти вечера. Обнаружена мужем, который вышел встретить её. По показаниям гражданина Баринова, она отправилась за продуктами в магазин перед завершением его времени работы. Увидев тело, он побежал во двор, но никого обнаружено не было. Свидетелей нет. Баринов пребывает в палате психиатрии под наблюдением врача». Волков запалил вторую сигарету.

– Везучая тварь… Почему же им так везёт? – досадно сказал следователь и перешёл к третьему убийству. «Царёва Вероника Александровна, двадцать пять лет, не замужем. Причина смерти – колото-резанные раны в область… Угу. Свидетелей как обычно нет, никто ничего не видел, чёрт возьми! Так, так, так, а вот это уже интересно. Обнаружены следы неоднократного насилия. Значит, всё-таки потянуло. Хотя, её нашли в лесу, а прошлые две жертвы были убиты в относительно людных местах, у него не было времени для сношения. Значит, он хочет не только убивать, но и получить сексуальное удовлетворение. Дьявол… Так, и последнее». Увидев фото последней жертвы, Волков поднёс ладонь ко рту и на секунду отвёл взгляд. На фотографиях места преступления была женщина, с множеством колотых ран в спине, всё также голая, но избита, изуродована. Самыми ужасными были фото, где тело повернули на спину. У женщины была отрезана грудь и в придачу волосы на голове. «Была обнаружена в лесополосе двадцать второго октября. До места обнаружения тела найдено множество следов ног и крови. Экспертиза показала, что половые органы жертвы очень повреждены, характер повреждений однозначно указывает на то, что женщина была неоднократно изнасилована с особой жестокостью. На месте была обнаружена записка, дословно: «Наконец-то меня заметят». Передана для почерковедческой экспертизы».

Дочитав информацию о последнем убийстве, он попытался представить, как происходило убийство. «Значит ты, бедненькая, от него бежала. Он нанёс тебе несколько ударов в спину, но ты смогла вырваться и побежала в кусты. Отсюда следы крови и обуви. Ты долго бежала, но споткнулась. Он догнал тебя, да? Да, этот зверь тебя догнал, и нанёс ещё семь ударов в спину. И тут тебе уже ничего нельзя было сделать, бедняжка. Почему меня не было рядом…». Без скупых слёз подобные вещи не обходились. Находясь в долгой командировке, он отвык от подобных дел. Майор на минуту дал слабину своим чувствам.

– Я тебя поймаю, тварь. Я тебя разорву и как собаку пристрелю, – пообещал тому неведомому зверю следователь.

Осталась последняя страница в папке. Выкурив очередную сигарету, Николай прочитал следующее: «Предполагаемый психологический портрет убийцы. Мужчина, предположительно перенесший развод, либо неудачную любовь, либо имеет психологическую травму, связанную с женщинами. Имеет извращённые наклонности, сопровождающиеся особой жестокостью. Исходя из сокращения дней между убийствами, имеет ненасытное желание к насилию и убийству. С каждым новым случаем замечено развитие и увеличение его сексуально-извращённых потребностях. Убийца достаточно сообразителен, быстр, скрытен. Вероятно, хорошо физически подготовлен и обладает навыками убеждения. По прогнозам специалистов, возможно он ещё сократит время между эпизодами, не так мала вероятность убийства с ещё более жестокими методами, судя по прогрессии характера повреждений и почерка убийств. Оставленная записка свидетельствует о нехватке внимания, возможных унижениях в прошлом и мании величия».

Говорить о сне не приходилось. До семи утра Волков вновь и вновь перечитывал информацию, пытаясь найти подсказки. На западе Москвы во всю кипела работа органов МВД и КГБ. Патрульные в штатском не спеша прогуливались по улицам, иногда встречались отряды дружинников-добровольцев, а граждане, оповещённые об угрозе, старались держаться сообща, провожая детей группами до школ.

У Волкова родилась идея. Он вызвал к себе в кабинет одну из молодых сотрудниц. Она явилась спустя несколько минут, красивая, ухоженная, в форме.

– Вызывали, товарищ майор? – нежно сказала девушка.

– Вызывал, Таня. У меня к тебе есть серьёзное предложение. Ты можешь хорошо помочь нам в поимке маньяка.

– Я вас слушаю.

– Мне нужна приманка.

Девушка замялась, но не выдала свой страх.

– Понимаю, это достаточно рискованно, но я лично буду с тобой, не говоря уже о наших сотрудниках, – продолжил Волков.

– Николай Алексеевич, а где вы хотите, чтобы я находилась? Нужно бродить по улицам?

– Не совсем. В том районе есть два леса. В первом нашли тело. Попробуем в другом, где есть выход в парк и жилую зону. Я рассредоточу по секторам наших, пусть наденут белые маскировочные костюмы, все будут при оружии. И ты тоже. В сапожки нож, в карман пистолет. У тебя будет круг. Идёшь от станции метро Юго-Западная, проходишь шестьсот метров и оказываешься в лесопарке. Идешь по основной дороге, никуда не сворачиваешь и направляешься в сторону перекрёстка улицы Лобачевского и Ленинского проспекта.

– Разве днём наши смогут спрятаться?

– Ты пойдёшь вечером, в районе девяти. Он убивает в позднее время.

Татьяна изменилась в лице и о чём-то задумалась. Волков выдержал паузу, а потом сказал:

– Ладно, не буду тебя заставлять. В такое дело нужно идти только добровольно. Позовёшь Светку ко мне?

– Я готова.

– Готова стать приманкой?

– Не знаю, – вновь засомневалась девушка. – Он же не остановится, как вы думаете?

– Хотелось бы мне тебе сказать, что он больше никого не убьёт, но все факты указывают на то, что скоро произойдёт следующий эпизод.

– Тогда я готова, товарищ майор!

– Ты точно уверена? В этом деле лучше хотеть, а не идти из-за безысходности.

– Я хочу помочь вам в поимке, моя родина в опасности.

– Ох, Танечка, многим мужикам бы твою отвагу. Тогда проведём инструктаж, я тебе расскажу некоторые тонкости, а сегодня вечером выходим.

От здания Следственного управления КГБ СССР поочерёдно отъехало более десяти машин. Все они направлялись к Юго-Западному лесопарку. Оперсотрудники в повседневной одежде проверяли по пути работоспособность оружия. Некоторым из них выдали комплекты зимней маскировки. Особая группа из пятидесяти человек возглавлялась лично Волковым. Все они были из следственного, поэтому грех было поставить руководителем кого-то кроме Николая Алексеевича, который сыскал уважение среди служащих. По рации он распределил всех по парам на сектора, а сам, переодевшись в костюм местного бродяги с бутылкой в руках, планировал прогуливаться по параллельной дороге с Татьяной.

Настало заветное время. Часы пробили девять. Несколько из сотрудников проверили работоспособность рации и оружия девушки-приманки. Одета она была весьма вызывающе: зимние сапожки на каблуке, черные тонкие колготки, короткая юбка и такая же короткая шубка. Яркая помада и особенный макияж добавляли желание у мужчин.

– Ты сегодня особенно красивая, – сказал один из кгбшников, который пытался ухаживать за ней.

– Да пошёл ты, – коротко сказала Таня.

– Ну вот, как обычно…

– «Таня, начинаем» – послышалось из рации у помощников.

Девушка медленно вышла из метро по лестнице, перешла дорогу и направилась через дворы к лесопарку. На улице уже было очень темно. Как назло, в этом районе отсутствовало хорошее освещение. Редкие фонари, попадающиеся по пути, дарили свет небольшому пространству вокруг себя, а остальные места наполнялись темнотой. Сердце девушки стучало как бешеное. Страх переполнял её, но в отличии от остальных жертв, она знала о возможном нападении и была физически подготовлена. «А что если он просто подойдёт сзади и меня зарежет? Я даже ничего не успею сделать, да и Волков тоже не успеет помочь» – подумала девушка, мельком оглядываясь по сторонам. Майор иногда пропадал из виду, а потом снова появлялся. Он артистично пошатывался, держа в руках литровую банку водки, периодически нёс вслух всякую чепуху прокуренным пьяным голосом. Таня прошла заветные шестьсот шагов. Начинался лесопарк. Сегодня он был настолько жутким, как никогда раньше. Никто ведь и не думал, что тебя могут убить и изнасиловать. Приманка шла по основной дорожке, которая начала потихоньку заметаться из-за отсутствия людей. Сотрудники уже были на местах, высматривая в полумраке незнакомцев и следя за своей подопечной. Зимний ветер создавал небольшие завихрения и в милое личико сыпался снег. Почти половина фонарей не работала, а те, что ещё служили на благо советских граждан, то мигали, то давали недостаточно света. Волков шёл по параллельной узкой дорожке и внимательно наблюдал за Татьяной. Вдруг у последней из кармана выпал пистолет. Она выругалась, быстро наклонилась и положила оружие на прежнее место. Многие бы уже что-то сказали в рацию, если бы не приказ начальника говорить только в случае обнаружения или нападения преступника. Девушка продолжала свой путь. Постоянно ей слышались какие-то фантомные шаги, которых и не было. Она боязливо оглядывалась, ожидая нападения каждую секунду. Одинокий пьяница в лице майора продолжал шататься, но дорога уводила его чуть правее от приманки, чего они не просчитали. Он постепенно отдалялся от неё, совсем на чуть-чуть, но всё же в подобных ситуациях каждый метр играет существенную роль. Если бы особист сошёл с тропы и пошёл между деревьев параллельно Тане, то это могло бы спугнуть маньяка, вызвав у него подозрение.

Напряжение росло с каждой минутой. Время близилось к десяти, приманка прошла уже более половины маршрута. А вдруг его вообще тут нет, и весь этот цирк был совершенно бесполезен? Вдруг этот самый выродок уже насиловал очередную девушку не на западе Москвы, как предположил главный следователь, а где-нибудь на востоке? Неужели он мог ошибиться?

Резко в темноте блеснула финка. Чёткий удар в правую почку. Волков опешил от неожиданной боли и выронил бутылку. Палец потянулся к рации, но второй удар выше угодил чуть ниже сердца слева от позвоночника. Боль была жуткая. Она пронзала так сильно, что в ушах слышался писк, а всё тело сводило от беспомощности. Тропа увела майора так далеко, что он выпал из зоны видимости. Удары были так быстры. После первого, через три секунды произошёл второй. Следователь упал на белоснежный снег, который окроплялся горячими каплями крови. Он щурился, стонал, но медлить было нельзя. Ещё несколько секунд и он труп. Собрав все силы в последний рывок, он перевернулся на спину. Перед ним стоял убийца в чёрной накидке. Лица его не было видно, только лишь занесённый вверх клинок снова блеснул перед глазами майора.

Таня шла дальше. Уже около пяти минут она не видела своего напарника, если можно было так сказать. Она чувствовала что-то неладное. В темноте ничего не было видно, а фонари по параллельной тропе, где шёл майор, уже закончились. По всем рациям прошёл сигнал с коротким фрагментом стонов, и обрывком какого-то невнятного слова. Сотрудники все как один сделали перекличку. На связь не вышел только Волков.

Третий удар финкой пришёлся в руку. Мужчина пытался его парировать, но с теми ранениями, что он уже получил, сделать это было крайне непросто. Из-под чёрного капюшона виднелся животный оскал. Третий удар направлялся в лицо, но следователь успел вытянуть вперед руку и пожертвовать ей. Пока он превозмогал ноюще-режущую боль, от которой скрипели зубы, его правая рука пыталась расстегнуть кобуру пистолета. Он чувствовал, как кровь начинает стыть, а спина, от попадающего в раны холодного снега, просто кричала от раздирающих ощущений. Сердце билось из последних сил. Билось очень быстро. Маньяку было важно убить свою жертву как можно быстрее и скрыться. Из-за того, что Волков цеплялся за жизнь и сопротивлялся, убийца ни на шутку обозлился. Он навалился всем телом на следователя, бил его по печени и в лицо. Некоторые удары Коля смог избежать, но предательский кулак врага угораздил прямо в нос, из которого мигом хлынула кровь.

Убийца сделал четвёртый, последний замах. Бритвенно-острая боевая финка, созданная для уничтожения человека, взмылась над шеей ежесекундно теряющего силы следователя. В его глазах мутнело, он стонал и пытался кричать, но вместо громкого голоса вырывался только хрип, сопровождающий кровотечением. Сознание покидало разум, а тело сковывалось в погребальном холоде. «Убийца в черном плаще с капюшоном. Иронично. Словно смерть» – в последний раз подумал Волков и сдался от бессилия…

Вместо четвёртого фатального удара, тишину московского лесопарка прервала череда выстрелов. Кричащая от испуга Таня выпустила несколько пуль, угораздивших убийце в руку, в щиколотку и область бедра. Тот протяжно завопил, выбросил нож и пополз к оврагу. Тут же подоспели сотрудники КГБ, налетевшие толпой на этого демона в человеческой шкуре.

– Врача! Господи, врача! – со всей силы кричала девушка.

Волков из последних сил глотал холодный октябрьский воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Таня держала его за щёки, била по ним, но его взгляд смотрел куда-то в небо. Туда, где его уже ждал отец, также погибший, выполняя долг перед людьми. Его тело стало таким невесомым. Его душа чувствовала какую-то притягательную силу. Отец, которого никто не видел, склонился над умирающим сыном и молча улыбнулся. Таня только видела, как глаза главного следователя смотрели куда-то вбок, по её мнению, но они смотрели на того, с кого он брал пример, будучи ещё счастливым малышом.

– Отец… – прохрипел майор, испуская дух.

– Не сегодня, сынок, ещё не сегодня, – сказал тот и исчез. Исчезла и та невесомость, лёгкость и притяжение к небу.

В больничный коридор вбежала Юля, вся покрасневшая и в слезах. Она мигом нашла дверь операционной, хотела туда вломиться, но её остановил Цинёв. Девушка наконец заметила, что рядом стоит та самая приманка, генерал и заместитель председателя КГБ, и вся бригада из пятидесяти человек, участвующая в поимке убийцы.

– Где он?! Что с ним?! – истерично кричала возлюбленная.

Генерал посадил ей на стул, сел рядом с ней и рассказал о произошедшем. Пока она слушала, её чувства усиливались, а когда Юля узнала, какие ранения получил Волков, из её рта вырвался горестный вопль.

– Я вызвал самого Петровского, он руководит операцией. И не таких спасал с того света. Ну же, тише, тише, – хлопал по плечу генерал.

Операция длилась восемь часов. Её бы и не было, будь убийца точнее и попал бы чуть выше, пронзив сердце, но так как этого не произошло, Волков цеплялся за жизнь всеми силами, а в этом ему помогали лучшие советские хирурги. После окончания операции, из кабинета вышел Петровский, одежда которого вся была в майорской крови. Он снял перчатки, свой колпак, вытер пот и сказал:

– Жить будет. Сильный оказался. Таких прибить сложно.

– Как его состояние? – спросил генерал.

– Тяжёлое, но стабильное. Месяц точно проваляется. Мне пора, товарищ Цинёв, дела не ждут.

– Спасибо вам. Большое, – сказал тот.

– Спасибо! – добавила Юля.

Как все и ожидали, месяц Волков ожидать не стал. Во время того, как он лежал в палате, до него дошла крайне плохая новость. Друзь, который должен был стать генералом, так и не вышел на работу после трёхдневного отпуска. Его подгнивающее тело нашли дома. Он захлебнулся от внутреннего кровотечения, вызванного поражением органов. Судебная медицинская экспертиза так и не нашла настоящую причину смерти. Каждый специалист называл свою версию и записывал её в протокол осмотра. Один только Волков вспомнил, как умерший по телефону говорил, что шарлатан Добров водил ему кристаллом по горлу и рту. Неужели опасения сбылись? Майор пообещал взяться за это дело, как только выйдет из палаты, но его ожидало еще более важное расследование. Преступник, получивший раны не угрожающие жизни, сидел за решёткой, ожидая допрос. Цинёв по просьбе Волкова никого не допускал к маньяку, оставив его на закуску главному следователю.

Проторчав две недели на койке, несмотря на все предостережения и уговоры врачей, особист накинул свой чёрный плащ, который, к счастью, он не надел в тот злополучный день, и на такси направился в следственный изолятор, где находился зверь.

Попросив выйти двух охранников из комнаты допроса, Николай Алексеевич сел перед связанным выродком, запалил сигарету и проникновенно посмотрел в хищные больные чёрные глаза.

– Ну здравствуй, дружок, – ненавистно сказал следователь, сдерживая желание разорвать на куски демона, живущего в столь безобразном теле.

Глава

VIII

«Допрос»


– Как ваши раны, товарищ майор? – глядя на торчащие погоны из-под плаща, спросил маньяк.

– Зажили. Женщин то ты резать научился, а мужиков нет. Ну что ж, давай начнём.

– Ваша воля, начальничек.

Волков достал из дипломата толстую папку с делом и свой дневник. Он делал всё это не спеша, смакуя свой триумф над смертью и выродком напротив себя. Стальная ручка сделала несколько записей на чистом листе.

– Ловко вы меня поймали. Хотя тут не ваша заслуга, это я вам отдался. Если б не я, вы бы так и продолжали находить тела, – улыбаясь продолжил преступник.

– Чего ж это ты тогда сделал такой широкий жест? Надоело?

– Напротив, в убийстве есть своя романтика. Просто я получил то, чего хотел. Взял столько, сколько мне было нужно.

– С чего ты решил, что имеешь право распоряжаться чужими жизнями?

– Ну, права у меня нет, зато есть возможность! Я вершитель судеб! – улыбнулся пойманный.

– Насчёт мании величия не ошиблись… – сказал майор и достал карточку убийцы. – Гробовский Леонид Александрович. Фамилию вы выбрали интересную, прежняя же не такая красивая, да? Пуговкин. В школе, наверное, над тобой изрядно подшучивали.

– Какая разница, что было в школе? – с едва заметной злобой спросил убийца.

– Как же? Нужно же разбираться, почему ты начал убивать всех направо и налево?

– Ничего уже не нужно. Стреляйте и дело с концом. Я своё уже получил.

– Что же ты получил?

– Известность. Обо мне заговорили, меня боялись, это было приятно, товарищ следователь, – надменно улыбнулся Гробовский.

– Разве нельзя было выбрать другой путь к известности? Музыка, поэзия, наука…

– А не было у меня другого выбора! Дети вроде меня редко прорываются в эти сферы!

– Ну, некоторые же пробились, не так ли?

– У них был незаурядный талант, а что же до меня, я никогда ничем не отличался от остальных.

– Остальные не вытворяют такое со слабыми. Подобное вытворяют только нелюди, силёнок которых хватает только на убийство тех, кто гораздо слабее.

Убийца начал ёрзать и смотреть в разные стороны. Связанные за стулом руки тряслись, а пальцы на них вели себя так, будто они играют на фортепиано.

– Родился ты без отца. Мама одна воспитывала. Угу… – принялся читать личное дело следователь. – Ах вот оно что, олигофрения средней тяжести. Значит, появился на свет ты у нас «особенным». Гражданка Пуговкина призналась в чрезмерном употреблении алкогольных напитков во время внутриутробного развития плода.

– Хватит! – задёргался на стуле обвиняемый.

– Значит, судьба у тебя была нелёгкая. Рос ты со слабоумием, но мама тебя выходила. Потом ты у нас попал в спец класс для детей со слабым развитием. Что ж, там ты демонстрировал неплохие показатели среди остальных, судя по выпискам врача. В твоём случае поставили утешительные прогнозы, надо же…

– А чего это вы удивляетесь, а, товарищ майор?! Я выгляжу каким-то уродом?

– Почему же, у тебя почти нет каких-то следов болезни. Наверное, в младенчестве и дошкольном возрасте они стали пропадать. Что же с тобой было дальше, Пуговкин? – продолжил читать следователь, перелистнув страницу.

– Она меня унижала и била! И в школе тоже! – признался допрашиваемый.

Гробовский вызывал только жалость. Его потерянные глаза набирались слезами на фоне краснеющих белков. Его память воспроизводила неведомые никому отрывки, вспоминая которые он зажмуривал глаза.

– Такое происходит часто, в школе дети слишком жестоки, но почему тебя била мать?

– Она считала меня проклятием! Как только она меня видела, она вспоминала об отце, который от неё ушёл, как только она забеременела мной! Видимо, мама думала, что, избивая меня, она наносит удары и ему.

– Если бы я не знал, кто ты, то я бы даже тебе посочувствовал, – сказал Волков.

– Не надо мне сочувствовать! Я не хочу больше давать показания, лучше расстреляйте!

– В итоге ты успешно закончил спецшколу. Попытался поступить в институт, но показал очень слабые знания. Хотя, всё-таки ты смог отучиться на слесаря. Значит, моторика у тебя тоже восстановилась?

Убийца молчал и ненавистно смотрел своими чёрными глазами на Николая Алексеевича. Ему казалось, что следователь вместо допроса занимается сплошным унижением и надсмехается над его бедной судьбой.

– По-прежнему ты жил с матерью. Не был женат, подрабатывал на заводе. Теперь я знаю, что ты вырос с неизлечимой психической болезнью, которую смог частично победить. Многие в твоей ситуации так не выкарабкиваются. Если бы ты ценил хотя бы это, то может быть и не думал о своей «ничтожности», как ты говорил.

– Я и был ничтожен! Я хотел, чтобы меня узнавали, не считали меня отсталым, чтобы моя мать не косилась на меня всю жизнь, а начала бы мною гордиться!

– Так убийствами ты не только загубил свои мечты, но и свою жизнь. Ты ведь это понимал?

– Это был мой последний шанс!

– Тогда чего ты не залёг на дно? Вот убил ты четверых девушек. О тебе заговорили, причём очень активно. Разве это не поощрило твоё эго?

– Пять!

– Чего пять? Мы не нашли один труп?

– Нет, я хотел убить пять… пятерых!

– Не уж то ты хотел погубить ту красотку, которая шла две недели назад по Юго-Западному лесопарку?

– Да, она мне понравилась, я хотел её…

– Изнасиловать, да? Последние жертвы были тобой жестоко изувечены. Ты над ними надругался. Понравилось?

Убийца облизнулся, понервничал и выкрикнул:

– Да! И я в этом готов признаться! Мне понравилось! Всю свою жизнь я мечтал о любви, поглядывал на девочек, потом с возрастом на женщин, но они все от меня отворачивались. Я видел в их глазах отвращение и жалость!

– С чего ты решил, что так бы смотрела на тебя каждая? Выходит, так ты оправдываешь свои изнасилования?

– Я ничего не оправдываю. Я сделал плохие поступки. Убивал я только ради славы, а насиловал, потому что… – преступник замялся и вновь оборвал предложение.

– Потому что тебе очень понравилось, – дополнил ответ Пуговкина майор. Тогда чего же ты не напал на неё тогда?

– Она выронила пистолет, а я боюсь пистолетов! Она же меня могла убить!

– Ах вот оно что. Я так и думал, что тебя это спугнёт, но я совершенно не понимаю, почему ты тогда решил убить меня? Я не похож на красотку.

– Видишь ли, начальник, когда начинаешь убивать и тебе это нравится, желание продолжать растёт с каждым днём. Это желание перебарывает даже страх быть пойманным. Каждый день в твоей голове возрастает желание увидеть смерть ещё одной женщины. Сначала ты боишься, думаешь о том, что тебя поймают, просыпаешься каждую ночь в холодном поту от кошмара, в котором тебя приговаривают к расстрелу, но в итоге желание убийства и насилия берёт верх и ты идёшь…

– Так жаль, что при рождении нельзя увидеть то, что сделает младенец, когда вырастет, – посмотрев ему в глаза, сказал Волков.

– А то что? У тебя появилось бы уже не возможность, а право убивать новорождённого? Не тяжёлую ли кровь ты бы брал на свои руки?

– Это не так важно, ведь мы говорим о тебе. Я всё же не пойму, почему ты на меня напал? Я понимаю, что тебе тяжело не перескакивать с одной темы на другую, из-за твоей олигофрении, но уж постарайся, дружок.

– Я увидел, как вдалеке от женщины шатается какой-то беззащитный алкоголик. А у меня огромное отвращение к алкоголикам. И я захотел попробовать убить мужчину. Желание уже было не остановить, не зря же я подготавливался к новому «эпизоду», как вы любите говорить.

– Я общался с многими убийцами на допросах. Они убивали по разным причинам. Были ещё более больные люди, чем ты, с ещё более серьёзными психическими отклонениями, но ты, Пуговкин, на секунду даже вызвал сочувствие. Надеюсь, хотя бы меня ты не хотел изнасиловать в извращённой форме?

– А там как бы пошло, товарищ майор, – вновь облизнулся убийца.

– Почему первые две жертвы ты не изнасиловал?

– Первая была девочкой. Она была похожа на мою первую безответную любовь. Она почти не отличалась от Светы, – ответил обвиняемый, всё больше потея. – У меня была возможность её изнасиловать, я видел её голое тело, но у меня не вышло.

– Какая досада. А вторая жертва? В лифте было неудобно и рискованно?

– Всё верно, вы правы. Зато последние две дали мне волю разгуляться, – ответил Пуговкин и прерывисто посмеялся.

– Почему и когда ты решил убивать? – задал крайний вопрос следователь, закрывая папку с делом.

– Тогда, в кабинете, я умолял его, чтобы он сделал меня известным! – ответил убийца и заплакал.

– В каком ещё кабинете? – спросил опешивший Волков.

– Кабинет безвозмездной помощи. Доктор Добров. Сначала он не хотел мне помогать, но я смог его уговорить!

Следователь взял минутную паузу, которая срочно потребовалась ему по причине услышанных сведений.

– Значит, ты был на сеансе в кабинете безвозмездной помощи? Назови адрес этого места.

Преступник с особым усилием вспоминал адрес, но в итоге смог назвать его безошибочно.

– Опиши мне доктора Доброва, – потребовал майор.

– Да что его описывать. Приличный костюм, галстук, шляпа. Очки у него были смешные, круглые, – вновь засмеялся преступник, вспоминая те самые очки.

– А место сеанса. Что тебе больше всего запомнилось?

– Был у него какой-то красивый кристалл, а ещё меня очень раздражала красная лампа. Первый раз я видел человека, который может исполнять желания.

– Допрос окончен, – резко отрезал Волков, который очень быстро собрал вещи и поправил свой плащ.

– И это всё, начальник? – с улыбкой сказал убийца. – Я думал меня будут бить по морде и часами с пытками допрашивать!

– Так ты и не упирался, я получил от тебя нужную информацию. Встретимся на расстреле.

Следователь быстро вышел из комнаты допроса и побежал к дежурному. Последний сидел на посту и прожёвывал бутерброд с маслом. К нему подбежал майор и громко сказал:

– Телефон! Бегом!

Взяв трубку, он набрал номер Цинёва Григория Кузмича. Тот долго не отвечал. Оперсотрудник в четвёртый раз позвонил на номер. К счастью, на проводе был генерал.

– Слушаю.

– Гриша, я допросил Гробовского.

– Так, молодец, что-то узнал?

– Мне нужно, чтобы ты направил наших ребят на захват. Много не надо, две машины хватит.

– Так, подожди, дело должно быть крайне важное. Сегодня же седьмое, выходной, ребят поднимать надо. Тебе нужны мужики из группы «Чистки» или просто из отдела?

– Да, желательно, чтобы об этой операции никто не узнал. Нужны ребята из «Чистки».

– Дело очень важно? Ты ж сам понимаешь…

– Вызывай, Гриша, времени мало, нужно действовать быстро.

– Потом расскажешь. Диктуй адрес.

– Улица Зорге дом шестнадцать, второй подъезд, квартира пятьдесят.

– Вызываю.

Цинёв положил трубку. Волков, застегнув плащ, быстро направился к дороге. Заприметив такси, он подбежал к знакомой желтой старенькой «Волге», залез в салон и сказал:

– Улица Зорге шестнадцать, быстро!

– Вот так встреча, товарищ особист! Давно вас не видел! – удивлённо сказал уже знакомый таксист.

– Я сказал, быстро!

– Понял, понял, – обиженно протянул водитель и мигом тронулся, свистя резиной.

На этот раз в Москва стояла в пробках, которые появлялись не часто. Майор нервничал, посматривая на свои часы. Кричать на бедолагу за рулём было бесполезно. Спустя очень долгое время, колёса привезли особиста к нужному адресу.

– Два рубля, вам сегодня скидка, – сказал таксист.

Волков кинул на переднее сидение пятирублёвую купюру и вышел из автомобиля. Возле второго подъезда стояли две чёрные «Волги» без номеров. Подойдя к одной из них, следователь приставил к окну в двери своё удостоверение. Из машины вышел мужчина в похожем чёрном плаще и шляпе. Это был командир группы захвата.

– Товарищ майор, мы готовы, – коротко сказал он.

Волков мельком посмотрел в окно, принадлежащее квартире пятьдесят. Оно было закрыто шторой. Увидев, что Добров как обычно не наблюдает за происходящим, следователь тихо скомандовал:

– За мной.

Командир нагнул голову в машину, что-то сказал и из неё вышли четыре человека. Сразу же, без команды, из второй «Волги» вылезли ещё пятеро, и все поспешно направились к открытому подъезду. Проходящие мимо люди со страхом посматривали на незнакомцев. Никто не знал, кто это такие, но это не мешало рождению нескольких глупых теорий в умах сидящих во дворе бабушек, находящихся на страже Родины. Разве могут из новых блестящих чёрных «Волг» выходить простые рабочие люди, да ещё так дорого одинаково одетые?

У двери сидело двое бабулек на лавке. Они со страхом посмотрели на прибывшую группу захвата во главе с Волковым. Последний задал вопрос:

– Доктор Добровна месте?

– Не знаю, сынок, уже три часа сидим и ждём. Это мы ещё не рано утром пришли, думали, что тут очередь будет, а никого не было.

– Он не выходил? Дверь закрыта?

– Нет, внучек, не выходил и не заходил, – ответила вторая бабка. – В дверь то мы ломиться не будем, мы – женщины приличные. Вот и ждём, как позовёт.

Волков кивнул командиру, а тот в свою очередь жестами приказал двоим встать возле двери. Все как один достали пистолеты, после чего обе бабки чуть не схватились за свои сердца. Двое сотрудников мигом подошли к ним, прикрыв их рты, которые уже хотели закричать. Майор, дабы не создавать лишних шумов, показал бдительным гражданкам своё удостоверение и тихо сказал:

– Мы вас отпустим, а вы тихо и молча отсюда уходите. Всё понятно?

Бабки кивнули, сотрудники убрали от их ртов ладони и те, оставив свои костыли, довольно бодро исчезли по лестничным клеткам. Николай Алексеевич достал свой АПС, снял его с предохранителя, и взялся за ручку входной двери в квартиру. Дверь была открыта.

– Поехали, – шепнул следователь, и первым вошёл и жилище.

Глава

IX

«Откровение»


В квартире Доброва витал тяжёлый дурнопахнущий воздух, будто помещение не проветривалось несколько дней. Помимо кухни была лишь только прихожая и зал, где как раз исполнитель желаний проводил свои сеансы. Всюду витала осязаемая пыль, от которой хотелось чихать. Как ни странно, в «кабинете безвозмездной помощи» не горел тусклый красный свет, стояла только гробовая тишина. Трое сотрудников отряда «Чистки» отделились, чтобы осмотреть небольшую кухоньку справа, а основная группа продвинулась прямо, до конца отворив приоткрытую дверь. Волков быстро зашёл в комнату и опешил. Случилось то, что он не предполагал. За своим рабочим столом, на мягком удобном стуле, сидел Добров с откинутой за спинку головой.

– Добров! – крикнул следователь.

Тот не подавал никаких признаков жизни. Несколько сотрудников хотели пройти вперёд, но майор остановил их и сказал:

– Не надо тут ничего топтать. Он мёртв. Нужны два эксперта-криминалиста с моего отдела. Оставим здесь всё в первоначальном виде.

Особая группа «Чистка» в составе десяти человек разбрелась по коридору и кухне. Николай Алексеевич взял стул, поставил его у двери в кабинет и приказал двоим:

– Идите к рации в машине, свяжитесь по нужной волне с моим следственным, пусть сюда приедет Гриша Потапов и Дима Соколов, скажите, что мой приказ.

– Есть!

Эксперты в белых халатах, прибывшие на место, поставили свои рабочие чемоданчики, надели медицинские перчатки и шагнули в комнату. Первым делом оба специалиста приступили к осмотру тела и пространства вокруг него. Один из мужчин проверил пульс и констатировал смерть Доброва, а второй, достав планшет с большим листом, принялся рисовать схему комнаты и расположение тела покойного.

– Вы, хотя бы вслух говорите, что там, – попросил Волков.

Эксперт, рисующий схему, достал большую линейку и отмерил расстояние трупа от ближайших предметов.

– Так, убитый находится в тридцати сантиметрах от рабочего стола.

– Тело найдено сидящим, правая рука опирается на левое бедро, а вторая рука свисает, – добавил эксперт, занимающийся непосредственно Добровым. – Ноги в свободной форме, соприкасаются ступни. Одежда в порядке, небольшие следы крови замечены только на воротнике рубашки и задней стороне пиджака.

– Куда его ранили то? – не выдержал следователь.

– Подождите, товарищ майор, подождите. Он от вас не убежит, а нам нужно составить записи по форме. Продолжим.

Мужчина поправил очки и нагнулся. Из-под стола прозвучало:

– При проверке кварцевой лампой замечено, что иных выделений на теле и следов крови на полу нет. Так и запишем…

Его помощник, окончивший полное описание и месторасположение тела сказал:

– Ну что, Иваныч, теперь надо его доставать, я всё записал.

– Ох, ну давай.

Мужчины осторожно взяли труп и положили его на пол. Во лбу убитого виднелся небольшой кровавый след, как от выстрела, но гораздо меньше привычного в несколько раз. Экспертиза продолжилась. Гриша, как его звал майор, специальным инструментом раздвинул веки покойного и сказал:

– Иваныч, записывай. При анализе роговиц глаза замечены пятна Лярше, свидетельствующие о том, что смерть наступила более пяти-шести часов назад. Кхм…

Тело повернули набок, достав два необычных термометра. Тот же эксперт продолжил:

– Температура в помещении двадцать четыре градуса.

Аркадич поместил второй градусник в нужное по правилам место и выждал пять минут, что-то обсуждая со своим напарником.

– Получается, он убит шесть часов назад? – спросил следователь.

– Сейчас узнаем точнее, – ответил специалист, вытаскивая градусник. – Иваныч, пиши. Ректальная термометрия подтвердила предположение, время смерти гражданина Доброва наступило шесть часов назад, точнее в четыре утра по московскому времени. Это же подтверждает мышечное окоченение и время появления трупных пятен.

Судмедэксперты снова повернули тело на спину. Иваныч, достав другой бланк, принялся заполнять под диктовку сведения, которые начал перечислять коллега.

– Мужчина, предположительно шестидесяти лет, рост сто восемьдесят сантиметров, нормального телосложения, голова средняя, волосы короткие, жёсткие, седые.

Далее сотрудники занялись осмотром целостности кожного покрова, костей и выписали вердикт, что никаких иных повреждений кроме как черепно-мозговых не обнаружено. На последнем они остановились особенно подробно:

– Выстрел пришёлся в лобную кость черепа, пуля прошла навылет через затылочную кость. Диаметр ранения четыре миллиметра…

Оба сняли очки и посмотрели на Волкова, который и сам ничего не понял.

– Товарищ майор, из чего это его так шмальнули, что такой мизерный след остался?

– Сам ума не приложу. Никогда не видел ничего подобного…

– Так и мы не видели. След похож на пулевой, но это невозможно…

– Сделайте пока что всю работу, потом разберёмся.

Оперсотрудники закончили работу с телом и занялись осмотром окружения, выискивая улики. Продолжалось это долго, так как кроме одной зацепки ничего более найти не удалось, что было почти ничтожно для раскрытия и поиска убийцы.

– Николай Алексеевич, кроме следов ничего нет. Они принадлежат мужчине, сорок пятый размер обуви. Шаг широкий, не хромает, подошва обуви без деформации, скорее всего новая. Похоже, всё…

– Скажите хоть откуда стреляли.

Иваныч подошёл к правой книжной стенке перед рабочим столом и показал место, где обрывались следы.

– Вот тут он выстрелил, пуля, или что-то ещё, прошла навылет, пробила комнатное и балконное стекло. Мы поищем, чем его могли убить, но скажу сразу- скорее всего ничего не найдём.

– Понимаю. Пакуйте тело. Аркадич, вскрытие когда начнёшь?

– Думаю завтра утром. Основное мы зафиксировали, а дальше никаких значительных изменений в трупе не будет до завтрашнего утра. Начну я часов в семь, подъедете?

– Обязательно. И ещё. Никого не пускать, кроме генерала Цинёва. Скажи, что дело особо секретное, сегодня поставлю на дело печать.

– Слушаюсь!

– А мне что делать? – спросил Иваныч.

– А ты, Гриша, забудь это дело как страшный сон. Сегодня ты провёл весь день с женой и детьми, ходили на природу. Я ясно выразился?

– Да, ясно, товарищ Волков.

К вечеру в служебную квартиру раздался звонок. Особист, отойдя от стола с кучей новых бумаг и копиями осмотра места преступления, побрёл к своей двери. Посмотрев в глазок, он наспех пригладил волосы и открыл дверь.

– Вижу, встречаешь меня при параде! – усмехнулась Юля, смотря на полосатые трусы майора.

– Ё моё, минутку, – ответил мужчина и побежал к креслу, на котором висели спортивные штаны. – Ты заходи, заходи, замерзла?

– Нет, ты подослал ко мне хорошего таксиста. Вовремя приехал, хорошо довёз, правда глаз с меня не сводил.

– Ну, ему это характерно. Завтра придушу, – улыбнулся особист.

Он натянул на свои, не обделённые мышцами ноги штаны, сменил майку и подошёл к возлюбленной. Они очень ждали эту встречу. Волков крепко обнял женщину и грубо прижал к себе.

– Коленька, погоди, я же тортик принесла.

– Да, точно, пошли положим его на кухне.

Как только Юля положила на нужное место свежий киевский торт, майор развернул её и посадил на стол. Из-под задравшейся юбки оголились красивые ноги, обтянутые чёрными чулками. Влюблённые бросились друг на друга, не жалея поцелуев. Майка особиста упала на стул. Туда же и полетела белая блузка, без которой женственное тело красотки стало ещё более сексуальным. Она крепко обняла Волкова ногами, плотно прижав его к себе. Когда он целовал её плечи, ногти партнёрши сильно вцепились в его широкую голую спину. Её дыхание сковалось смесью возбуждения и желания. Томные звуки, исходящие из женских уст, пробуждали волну чувств уже не одинокого мужчины. Только с ней он мог снять тяжёлый груз работы, забот и переживаний. С ней он мог вести себя не как майор, а как Колька – обычный влюблённый мужик, которому не нужно ни перед кем стесняться. С Юлей особист был другим. Настоящим. Для таких мужчин как он всегда нужна женщина, с которой можно душевно побыть вдвоём, сняв с себя маски официальности, жёсткости и советской дисциплины. Даже льву – царю зверей, прилично вести себя не по статусу со своей львицей. Поцелуи, начавшиеся на её плечах, плавно перетекли к оголившейся упругой и возбуждённой груди. Она задирала от удовольствия голову вверх, открывая свой ротик с ярко-красной помадой. После пяти минут разогревающих ласк, на ней остались только чулки, а на нём совершенно ничего. На фоне тихо играл радиоприёмник, и тонкие звуки Шопена пронзали не только кухню, но и пылающие сердца двоих родных людей. Его нежные и приятные движения вынуждали её оставлять на горячей спине кровавые следы, которые Волков даже не чувствовал. Женщина закинула на него правую ногу, а левую он грубо прижал к столу. Движения стали жёстче и быстрее. Соседи, живущие рядом, по привычке принялись бить металлическими ложками по трубам, прося шумную компанию быть чуточку тише. Они совсем не обращали на это внимание. В какой-то момент их звуки приглушили самого Шопена, а её приятная сковывающая дрожь заставляла звенеть кружку на столе, в которой была трясущаяся от вибраций ложка. Юля, достигнув пика наслаждения, с пугающей силой сковала ногами и руками тело мужчины, передавая ему хаотичную мощную дрожь, которая уничтожала остатки сил, делая ноги ватными и не совсем прямоходящими. Видя происходящее, майор так же крепко обнял её, завершив это чудесное взаимодействие страсти и блаженства.

Юля, поправляя свои растрёпанные черные волосы, взяла кухонный нож и сняла с торта белую картонную коробочку, стянутую жгутом. По кружкам разлился горячий свежий чай, вносящий новые ароматы к уже имеющимся. Девушка осторожно разрезала торт на восемь частей и положила себе самый тонкий на десертную тарелку.

– Как прошёл рабочий день, любимый?

– Сложно. Очень. А ещё больше непонятно.

– Как это, непонятно?

– Вот что бы ты делала, найдя труп загадочного человека, убитого ещё более загадочным и неведомым способом, без следов и улик?

– Наверное, я бы продолжала искать, – сказала девушка и пригубила кружку.

– Вот и мне надо как-то искать. И беда-то не в этом, это очень занятно, беда в том, что все звенья цепочки замкнулись на одном человеке, а его больше нет, – задумчиво сказал Волков, который даже не отпил чай и не попробовал кусочек торта.

– Думаю, ты точно справишься. Надеюсь это не опасно. Может быть поешь?

Майор отделил часть торта и положил её в рот.

– Не знаю, опасно это или нет, но я точно знаю, что я в чёртовом тупике. Завтра утром поеду на вскрытие.

– Того самого загадочного человека?

– Да.

– И как ты это всё выдерживаешь. Меня от таракана выворачивает, а ты спокойно смотришь на такие вещи…

– Излишки профессии, дорогая.

Будильник прозвонил ровно в шесть утра. Юля, закинув свою подушку на голову, попыталась продолжить спать. Волков наспех перекусил кусочком киевского торта, оставил дубликат ключа на тумбочке возле кровати и вышел во двор. Там стояла его «Ява», которой уже больше двух недель не представлялось возможности доставить удовольствия хозяину. Ножевое ранение в руку заживало долго, поэтому управлять мотоциклом было не только затруднительно, но и опасно. Выйдя через дворы к большой улице, он сел к таксисту и направился в свой следственный отдел.

Морг находился в подвале здания. Там было прохладно, одиноко и немного жутковато. Волков вошёл в кабинет судмедэксперта, который уже был во всём обмундировании и заполнял какие-то бумажки. Вокруг всё было сделано из двух видов квадратной плитки. Из той, что побольше, да попрочнее, выложили холодный пол, а стены украшала, если можно было так сказать, небольшая, белая, глянцевая, квадратная плитка. Помещение было небольшим и состояло из двух комнат. В первой лежали трупы, там было особенно прохладно, называли её «приёмкой». А вот вторая была куда интереснее. В ней располагался деревянный рабочий стол, у стены стояли стеллажи с сотнями папок, а в центре выделялся стальной стол с душевым краном. Рядом с ним соседничал столик с стерильными стальными ёмкостями, в которых лежали чистые инструменты, готовые к работе. Сверху над столом горела большая круглая лампа.

– А, товарищ Волков? Сейчас приступим. У меня уже есть для вас кое-какие сведения. Хочу узнать ваше объяснение…

– По поводу чего?

– Готовы результаты дактилоскопической экспертизы. Вот, посмотрите какие у него отпечатки пальцев!

– Что за чертовщина… Это не ошибка?

– Нет, проверял много раз, что скажите?

Оказалось, что отпечатки пальцев Доброва были не такие, как обычно. На них не было причудливых завитков и линий. Вместо них подушечки пальцев покрывались параллельными полосками различной толщины.

– Таких папиллярных узоров не существует, – удивлённо сказал Волков.

– Вот и я о том же! Вы просто обязаны оставить мне это тело для диссертации. Наконец-то я наткнулся на какую-то необычную аномалию!

– Аркадич, ты думаешь, что это какая-то мутация?

– Да, скорее всего. Жаль у нас нет о нём никакой информации, ни о его детстве, ни о родителях и родственниках. Могли бы и их проверить.

– Так, ладно, давай пока оставим вопрос отпечатков и приступим к вскрытию.

– Слушаюсь, сейчас, пару минут.

Судмедэксперт начал подготавливать нужные инструменты для вскрытия. Он натянул в два слоя хирургические перчатки, взял скальпель и начал разрезать всю одежду на убитом. Тело уже было остывшее, трупно-жёлтое с синевой. Оголив всё тело, двое тщательно осмотрели его. Каких-то необычных подробностей найдено не было.

– Приступаю к вскрытию, – сказал Аркадич и прикоснулся скальпелем к волосистой части головы.

Он сделал горизонтальный надрез, подковырнул часть кожи и натянул её вперед на лицо, оголив часть черепа. После манипуляций с оставшейся половиной, перед мужчинами предстали оголённые кости. Далее, судмедэксперт взял пилу, зафиксировал голову и принялся распиливать череп у височных костей. После того, как разрез обогнул в начальную точку через затылочную кость, Аркадич методично подцепил крюком отрезанный фрагмент и оторвал его, словно крышку. Начался осмотр полушарий мозга. По замечанию специалиста, извилины у этого экземпляра были значительно больше средних показателей. После чего, просунув руку под лицевые кости, врач оттопырил на себя мозг, а после нескольких чётких движений скальпелем, орган был извлечён из черепной коробки.

– Вот входное отверстие, так прошла пуля. Смерть была моментальная, – сказал Аркадич и закончил исследование мозга.

– Начинаем работу над органами брюшной полости и шеи, – коротко сказал тот и быстро сделал надрез от шеи до лобка, обходя пупок слева, дабы не задеть печень.

– Ну и мерзость, – сказал Волков, смотря на происходящее.

– А что поделать, потом верь людям, говорящим о богатом внутреннем мире, – пошутил приевшейся шуткой врач.

– Смешно, Аркадич, очень смешно. Особенно сейчас.

– Ладно, давай расскажу другую, – предложил тот, и углубил уже сделанный надрез в области брюшной полости, чтобы не задеть кишечник. – Профессор института принимает выпускной экзамен у студента и говорит: «Хорошо, а теперь, молодой человек, нарисуйте-ка нам окружность» и протягивает ему циркуль. «Спасибо, без циркуля справлюсь» – говорит тот. Нарисовал он, значит, от руки, идеальную окружность. Профессор очки поправляет и глазам своим не верит. Затем говорит: «Интересно, как это у вас так получилось, товарищ студент?». А он ему знаешь что, Николай Алексеевич?

– Что? – спросил противным голосом следователь, посматривая на выпирающие кишки Доброва.

– А студент отвечает: «Дык это ж я, ё моё, в армии два года ручку мясорубки крутил!» – ответил с предвкушением реакции Волкова судмедэксперт и засмеялся.

– Забавно, – сухо ответил майор. – Вы там поосторожнее.

– Эх, суровый вы человек, стальной! – сказал Аркадич и подрезал мышечную ткань грудной клетки с двух сторон от разреза, оголив рёбра необычного человека.

– Кто ещё стальной, – добавил Николай, искоса посмотрев на увлечённого коллегу.

– Ну, а что вот? Доброву уже всё равно, что там с его телом вытворяют два человека, один из которых мясник. А вот последнему совсем не всё равно. Ого, посмотрите-ка на рёбра…

Аркадич замер и срезал с костей больше ткани, дабы лучше осмотреть строение скелета покойного.

– Странно. У него рёбер меньше, и они шире обычных. И вот тут, посмотри, тело скелета грудины странное, чёрное, а остальные части нормального. Ничего не понимаю, но радуюсь! Это какое-то открытие. Кем был этот Добров? – спросил патологоанатом.

– Так, ты подожди, дай зафиксирую, – сказал майор и сфотографировал строение скелета на свой новенький фотоаппарат «Зенит». – Он исполнял желания людей.

– В самом деле?

– Да. Ты, случайно, кристалла при нём никакого не находил? – вспомнил особист.

– Находил, возьми на столе.

Оперсотрудник взял неизвестный камень и положил в карман своего плаща. Специалист по вскрытию схватил пилу и сделал распилы по рёберным хрящам, отделив центр грудины. Как только из скелета удалилась та самая странная чёрная часть, случилось непоправимое, чего за свой двадцатипятилетний стаж никогда не видел Аркадич. Вся кровеносная система, вены, артерии, капилляры, и всё то, где находилась кровь, окрасились в чёрный цвет. Из тела начали выходить непонятной природы газы, которые начали вызывать удушье. Оба сотрудника, почувствовав ярко-выраженное недомогание, бросились из морга и выбежали в коридор.

К трупу они смогли вернуться лишь через два часа, когда по вызову Волкова к моргу подошла группа в биохимических защитных костюмах, один из которых достался следователю. На столе, где ранее лежал труп, остались только гнилостные ошмётки. Ни костей, ни зубов, никаких других остатков, которые тяжело расщепляются.

– Спасибо, что отреагировали, товарищи. Можете быть свободны, – сказал майор, чтобы избавиться от лишних глаз. – По своей неопытности, я нечаянно разбил опасные реагенты. Вызову потом ребят, чтобы всё устранить. Ну, вы идите, идите. Это приказ.

Зеваки, которые приехали по вызову, так и ушли, абсолютно ничего не поняв. В морге остался только особист и пребывающий в состоянии шока Аркадич.

– Ты это как-то можешь объяснить? – спросил у коллеги следователь.

– Нет. Я, пожалуй, уволюсь…

– Постой, нам надо разобраться в этом.

– Чую я, что есть вещи, в которых лучше не разбираться, Николай Алексеевич…

– Ты мне нужен, ты очевидец, и можешь выдвинуть хоть какие-то научные гипотезы. Как же твоя диссертация?

– Диссертации конец. Нет тела, ничего нет. А фотографии странных отпечатков пальцев сошлют на подделку. Нет, Алексеич, я предпочту делать вид, что ничего не видел…

– Мне тоже страшно, но пойми, мы столкнулись с чем-то, чего не можем объяснить!

– Поэтому я предпочитаю это «что-то» не объяснять. Ты сам всё видел. Человеческое тело на такое не способно. И оно вообще не такое, чёрт побери! Двадцать пять лет я каждый день резал людей, но что бы такое!

Чудным образом, судмедэксперт гаснул на глазах. Он уже перешагнул ту грань нормальности и деформации разума. Сняв защитную маску, фартук, халат и перчатки, Аркадич бросил всё это дело перед собой на пол и истерично засмеялся.

– Ты это, прекращай, жутковато смотрится… – попросил Волков.

Тот не слушал. Его смех не прекращался. Картина была достаточно колоритная и до мурашек пробирающая жутью. Кафельный пол. Квадратная белая плитка. Валяется окровавленная после вскрытия одежда. На стуле в окружении трупов сидит вмиг обезумевший старик, который не прекращает смеяться.

Бригада психиатрической помощи прибыла быстро. Они осторожно забрали Аркадича, который практически не моргал, а только смеялся, вылупя глаза. «Надеюсь всё это сон, и я сейчас просто проснусь с Юлей в тёплой постели и поеду на вскрытие» – обнадёжил себя особист. Чуда не произошло. Это была реальность.

Волков сидел в своей квартире за рабочим столом. По окну бил сильный ночной ливень. Часы показывали полночь. Рядом с ним сидела Юля, которая до конца не могла поверить в то, что услышала от своего любимого, когда тот вернулся домой, совершенно безмолвный и опешивший. Он поцеловал её, сломав сигарету, которую хотел закурить.

– Больше не курю, Юль, – сказал майор, глядя в мокрое окно.

– Давно я хотела от тебя это услышать…

– А чего не сказала?

– Пыталась принять тебя таким, какой ты есть, не переделывать же тебя насильно.

– Знаешь, в какой-то степени иногда полезно корректировать друг друга. Разве не этим занимаются муж и жена на протяжении своей совместной жизни?

– Не только этим, – посмеялась девушка. – С каких это пор я твоя жена?

– Да это я так. Планы вслух…

– Ого! – радостно сказала Юля.

В час ночи, под звуки сильного непрекращающегося дождя, Волков достал свой отдельный чистый дневник, который хранился для особого случая. Перед ним предстала девственно чистая первая страница, которую всегда хочется заполнить чем-нибудь важным. Он вытащил стальную ручку, посмотрел на лежащий перед ним кристалл Доброва, и начал писать:

«7 ноября 1982 года

Меня зовут Волков Николай Алексеевич. Я начальник следственного управления КГБ СССР. Пишу всё ещё в здравом уме и рассудке. В ходе расследования дела под названием «Шарлатан», звенья загадки привели к личности, с которой всё и началось, что весьма логично, и даже правильно. Оказалось, что Добров (имя его было так и не установлено) не шарлатан, а самый настоящий уникум, происхождение которого я не могу объяснить. Помимо дара исполнять желания, который уже не поддаётся какой-то научной критике и здравомыслию, этот «человек» не оставил после себя никаких документов, кроме как уголовного дела в моём кабинете, под грифом секретности. В ходе расследования, тело Доброва было найдено мертвым. Причина смерти – умышленное убийство неизвестным оружием. Убийство без лишних следов и зацепок. Первое, кому нужно было его убивать? Кому он мешал? За что его вообще можно было убить? Недоброжелатель, конкурент или кто-то ещё? Вопросов слишком много, а ответа ни одного… Второе, можно ли назвать деятельность Доброва незаконной или морально-этически недопустимой? Вряд ли. Исполнение желания не закреплено в законодательстве СССР. Если он не знал, к чему приводит его деятельность, то он чист. Как добрый самарянин, он всего лишь хотел добра, не прося ничего взамен.

Наконец, третье. Вскрытие. Помимо нетипичного расположения папиллярных линий пальцев, Добров имел отличающийся от человеческого строения скелет. В ходе экспертизы, при повреждении грудины и грудной клетки, тело самоуничтожилось ядовитыми парами, смесями кислот и иными неизвестными веществами. Самый главный вопрос терзающий мою душу: «Так кем же был этот самый исполнитель желаний?». Ни ангел, ни демон, разве что какой-то представитель ранее неизвестной расы, живущей среди нас, но это сущий бред. Тогда как всё объяснить? И надо ли?

После посещения единственного свидетеля произошедшего – Аркадича, я понял, что этот самый человек уже не тот, кем был раньше. От его постоянных попыток суицида и редко прекращающегося хохота, мой знакомый, а в прошлом преподаватель, Владимир Петрович, был вынужден назначить Аркадичу ряд препаратов и терапий. Он меня не узнает, на все вопросы отвечает смехом или полным игнорированием.

Что же касается меня… Продолжу ли я свой путь? Начну ли я это расследование вновь? Не знаю… Что-то мне подсказывает, что лучше иногда оставаться в неведении. Как некогда говорил известный мудрец: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь». Может быть он прав?

Думая о Доброве, я поймал себя на одной мысли. Ведь в каждом из нас есть та самая красная комната, в которой мы как пациенты сидим и мечтаем о том, чтобы все наши желания сбылись. Просим об этом у кого угодно, кто во что верит. И этот кто-то сидит такой, смотрит на нас с улыбкой, как на детей, и спрашивает: «А оно тебе надо, Коля?». А ты ему в ответ: «Конечно же надо! Мне же лучше знать!». И никто ведь так и не признает, что ничего он не знает. Многие наши желания не должны исполниться, нам же во благо, чему пример история с Добровым. На миг в нашу жизнь проникла та самая красная комната, находящаяся в головах у каждого, где мы просим порой такие страшные вещи, о которых и сказать другим стыдно. А результат… Что уж там, далеко смотреть и не надо. Так что, пускай сбывается то, что должно сбыться».


В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0. https://pixabay.com/ru/photos/документ-бумага-бывший-военный-1665225/ Автор: Mypixhell.


Оглавление

  • «Прибытие»
  • «Новый коллектив»
  • «Первое дело»
  • «Стальная подружка»
  • «Три встречи»
  • «Контрасты»
  • «Демон во плоти»
  • «Допрос»
  • «Откровение»