Поезд идет на восток [Анатолий Степанович Шанин] (fb2) читать онлайн

Предисловие

У нас говорят, что вся жизнь состоит из черно-белых полос, перемежающихся между собой, но китайцы давно считают, что все в жизни подвержено воздействию ЯН (положительного начала) и ИНЬ (отрицательного начала), взаимодействующих между собой. Это вполне соответствует одному из законов диалектики европейской философии: единство и борьба противоположностей.

Примерно так можно охарактеризовать события, происходившие в этих записках в течение одного года жизни русского человека в Китае. Автор этих записок, некогда изучивший в СССР китайский язык еще в те далекие годы советско-китайских разногласий, впервые получил возможность побывать в стране изучаемого языка. К сожалению, это произошло не в благополучные годы развития своей страны, а в годы постперестроечной разрухи и развала великого Советского Союза. Эти события не только влияют на желание человека выжить в данной ситуации и помочь своей семье, но и невольно заставляют сравнивать обстановку в этих двух странах.

Автор этих записок имел возможность познакомиться с особенностями жизни китайского народа, узнать кое-что и о жизни приезжающих в Китай своих соотечественников. Ему приходилось напрямую общаться с представителями разных слоев китайского общества от юных студентов до профессоров, от простых рыночных торговцев до представителей китайского чиновничества. Конечно, большую роль играло знание китайского языка, что помогало значительно глубже, чем другим соотечественникам, проникнуть в увиденное и услышанное. Некоторые явления становились для него неожиданными открытиями. Кое-что откровенно шокировало, кое-что вызывало уважение.

За этот год ему удалось не только познакомиться с достопримечательностями Пекина и его окрестностей, но и побывать в некоторых других местах Китая, сравнивая особенности жизни жителей этих районов между собой.

Поезд «Москва – Пекин»

Вот, наконец, и поезд «Москва – Пекин». Поезд идет на восток. Но как долго я шел к этому поезду. Почти на склоне лет моих поезд идет едва ли ни к началу жизни, во всяком случае, к ее юности. Многое предстоит вспомнить, обдумать, что-то подтвердить, в чем-то убедиться, а что-то узнать заново.

Так уж получилось, что даже годом своего рождения я оказался связан с Китаем: умудрился родиться за четыре месяца до провозглашения Китайской Народной Республики. Время моего не всегда сытого детства в 50-е годы проходило под бравурные песни, марши и лозунги, типа «Русский с китайцем – братья навек!» и «Хинди-русси пхай-пхай!». В то время во всех городах моей страны было много желтолицых молодых людей, одетых в одинаковые темные костюмы и черные пальто. Это были китайцы, приехавшие учиться в страну «великого старшего брата», как тогда в Китае называли Советский Союз. В то время шел активный научный и культурный обмен и сотрудничество во всех сферах.

Наша семья жила в небольшом провинциальном городке на северо-западе России. Когда наш отец – простой рабочий, но большой любитель русской народной музыки и песни, в нашем только что построенном доме включал, купленный почти на всю зарплату, небольшой радиоприемник «Рекорд», чтобы послушать последние известия, через некоторое время, матерясь, вынужден был выключать его с таким присловьем: «Растакую мать, опять эти друзья!» Это означало, что после новостей обязательно звучала непонятная, часто заунывная, народная китайская или индийская музыка.

upornyj_jun_su_kitajskie_skazki_1955_g_il_kochergina

А одной из моих самых первых детских книг, которую я сам, как упорный Юн Су, прочитал (Юн Су – маленький герой китайского народного эпоса, который по ночам учился, читая при свете светлячков, которых он собирал для этого. – А.Ш.), была маленькая книжечка назидательного характера о трудолюбивом мальчике Сяо Лине и его десяти маленьких друзьях, то есть десяти пальцах, способных на небольших грядках вырастить хорошие овощи. Вот так своеобразно я познакомился с этим трудолюбивым народом и очень глубоко воспринял эту сказку, тем более что самому в детстве тоже приходилось заниматься хоть и не очень интересной, но нужной работой: копать, рыхлить, сажать, поливать, окучивать, а потом и убирать урожай, такой необходимый для нашей большой семьи. Позднее мне уже очень нравились китайские народные сказки о не совсем понятных чудесах и героях со странными именами. Жаль, тогда до более серьезных произведений дело, к сожалению, не дошло – после 1958 года советско-китайская дружба начала давать сбои.

Потом был пионерский лагерь и маленький мальчик, ставший там на время председателем совета отряда. И когда этот мальчик на утренней или вечерней линейке шел с рапортом к председателю Совета дружины, нужно было проходить мимо отряда старших ребят, и они совершенно непонятно почему вдруг посмеивались: «Глянь, «китайчонок» идет докладывать». Видимо, было в моей внешности что-то схожее с моими китайскими сверстниками, которых наши ребята могли видеть разве что только в киножурналах «Новости дня»: стриженная наголо голова с небольшой прямой челкой, а может быть и очень уж ответственный вид и искренне горящие святой верой в «наше правое дело» глаза.

Прошло еще несколько лет, после окончания школы пришло время выбирать дальнейшую судьбу. И когда я решил ехать в Москву пытать счастья в инязе, один из моих друзей, узнав об этом, неожиданно вдруг предсказал, что мне предстоит изучать китайский язык. Как в воду глядел. И когда мне на приемной комиссии предложили изучать китайский, я уже не удивился – морально был почти готов к этому. Официальной версией такого предложения был хороший результат на экзамене по русскому языку, ведь преподаватели этого вуза любили повторять: «Нам нужны люди с хорошим знанием родного языка, а иностранному мы вас сами научим». Лишь позднее я понял, что в этом выборе тоже была своя закономерность: не мог простой парень из рабочей семьи рассчитывать на изучение престижных западных языков. К тому же и фамилия моя оказалась созвучной с фамилией одного из ведущих советских китаистов профессора Ошанина, но об этом я узнал уже позже, когда стал пользоваться словарем этого профессора. Это уже были совсем другие времена: от былой «дружбы навек» не осталось и следа. Два «вечных друга» с середины 60-х годов не только поливали друг друга словесно на страницах идеологических изданий, но и, случалось, свинцовым дождем на некоторых участках границы.

Много воды утекло с тех пор, много часов отстучал своими колесами поезд жизни. И за окном того поезда, как когда-то пелось в одной молодежной песне, «мелькали города и страны, параллели и меридианы». Во всяком случае мелькали те республики, которые теперь стали вдруг чужими странами. Были и пески, и степи, и горы, и тундра, и реки, и моря, и леса, и болота, и мороз, и зной. Но больше всего было дорог, по которым пришлось пройти, проехать, пролететь, проплыть, и людей, с которыми приходилось общаться: служить и работать, учиться и учить, ссориться и мириться.

Пока я раздумывал да вспоминал прошлое, наш поезд тоже уже давно стучал колесами, а пассажиры в нашем вагоне постепенно успокаивались после посадочной суеты, начинали знакомиться и готовиться к ужину.

Большую часть пассажиров составляли новоявленные коммерсанты, в основном китайские, которые пытались быстро разбогатеть на дефиците в России, но было и несколько русских «челноков». Этих, с позволения сказать, коммерсантов объединяло только одно: и те, и другие не отличались хорошим воспитанием. Китайцы устроили шумную толкучку во время посадки, а из соседнего купе, где ехали русские, уже раздавался звон стаканов и неслась крутая матерщина.

Но мне повезло: со мной в купе ехали только две женщины-китаянки, мать и дочь. Одной было уже под восемьдесят, другой, как выяснилось, под шестьдесят, но на вид ей нельзя было дать и больше сорока – возраст китайцев по виду определить довольно трудно, тем более, как выяснилось потом, она не была замужем. С самого начала после некоторого удивления моих соседок разговор пошел на китайском, поскольку они совершенно не знали русского языка. Разговаривали они охотно, но понимать их китайскую речь мне было довольно трудно, особенно быстрый разговор старшей женщины, поскольку она говорила только на сычуанском диалекте. Удивительным было то, что мой явно плохой китайский язык они все же понимали, да и другого выхода не было. Часто приходилось пользоваться предусмотрительно захваченным карманным словариком, но за каждым словом в него не полезешь, да и во многих случаях он тоже был не в состоянии помочь.

Через некоторое время почти все китайцы вагона уже были оповещены, что в одном купе едет русский профессор – стажер Пекинского университета, знающий китайский язык. Все китайцы резко меня зауважали, стали улыбаться и здороваться при встречах.

Когда мы немного разговорились, выяснилось, что мои попутчицы – китайские интеллигенты: мать – врач, дочь – учительница. Живут в Чэнду (столица провинции Сычуань. – А.Ш.), а в Москве были в гостях. Там работают два сына и младшая дочь этой женщины. Они врачи традиционной китайской медицины, занимаются иглоукалыванием и работают в одной из московских платных клиник. Судя по рассказам этих женщин, их родные в Москве работой и жизнью довольны, коллеги их ценят, зарплата хорошая. Женщин хорошо принимали в семьях родственников, но они с удовольствием также вспоминали и о встречах с гостеприимными и веселыми русскими людьми, друзьями или соседями их родственников. Негативных оценок, видимо, в силу своего воспитания женщины не давали.

Когда проехали Ярославль, уже в районе Кирова (в то время компания по переименованию городов еще не набрала оборотов) наш поезд слегка осыпало снежком. Заканчивалась проверка билетов и паспортов, во время которой проводники установили, что у одной из моих соседок по имени Гань Дэмин сегодня день рождения. Они попросили меня передать, что они поздравляют свою пассажирку и желают ей счастливого пути. Я немного не понял, почему виновница торжества удивилась факту своего дня рождения больше, чем самому поздравлению. И только потом я вспомнил, что в Китае до сих пор пользуются лунным календарем, и поэтому большинство дней рождения, особенно пожилые люди, отмечают по лунному календарю, а в документе, естественно, была дата рождения по официальному солнечному. Оказалось, что я в качестве сувениров весьма кстати прихватил с собой украинские узорчатые платки, один из которых тут же нашел себе применение. Подарок был принят очень благосклонно, и мое предложение отпраздновать это событие также было поддержано, тем более что время приближалось к ужину.

С этого ужина как-то сразу повелось, что есть мы стали вместе, а китаянки как бы взяли надо мной шефство. Соседки активно угощали меня своими дорожными припасами: едва ли не целая сумка с пакетами китайской лапши быстрого приготовления (в то время это было что-то экзотическое), жареные куры, сухое мясо, яйца, сваренные в чайном листе, соленые овощи и фрукты, большая часть которых была явно заготовлена еще в Китае. От предложенных мной продуктов, тоже предусмотрительно прихваченных с собой, они почему-то деликатно отказывались.

После нескольких приемов «блюд» сычуаньской кухни с большим обилием перца в горле запершило, что обеспокоило моих покровительниц. На ночь они заставили меня выпить какое-то китайское же лекарство. Зная о том, что рядом врач, я отказываться не стал, и на следующее утро боли прошли, синева под глазами, появившаяся из-за предотъездных хлопот, пропала.

В Кирове у вагона возник стихийный базарчик: китайцы старались избавиться от русских денег, покупая разные поделки, большей частью блестящие детские игрушки. Местные жители, по-видимому, уже освоили этот бизнес на международной трассе.

В Пермь приехали в 20.30 по московскому времени. И хотя здесь была уже глубокая ночь, поезд местные жители также встречали с маслом, молоком, жареными курами, колбасой, хлебом и яйцами. И так продолжалось на протяжении всей дороги по матушке России, как будто вся страна поднялась и пыталась в торговле обрести свое счастье. Наиболее предприимчивые даже проезжали в поезде одну-две остановки, чтобы иметь возможность спокойно без суеты делать свой маленький бизнес. Отлично прошла посуда и разные кухонные принадлежности из нержавейки. Как объяснили соседки, в Китае ценится советская сталь. Вскоре я действительно убедился, что китайская сталь в большинстве случаев ни к черту не годится. Механические часы китайцы брали охотно, но торговались. А вот подзорная труба осталась невостребованной, хотя бытовало расхожее мнение, что на оптику в Китае есть спрос.

Вдоль дороги картина была однообразная – смешанные леса, уже слегка припорошенные снегом. Снег за окном лениво сыпался мелкой крошкой, было холодно, темно и серо. После суеты этих стихийных базарчиков сама собой подкрадывалась мысль: «Неужели Россия, как в начале века, во время очередного раздрая опять во мгле?..» Книгу с таким названием «Россия во мгле» когда-то в начале века написал американский писатель Герберт Уэльс.

В соседнем купе весело гуляли наши «челноки», четверо мужиков средне-непонятного возраста. В выражениях не стеснялись, да и вольно им было, ведь остальные пассажиры их не понимали. Надо признать, что и китайцы тоже в большинстве своем вели себя довольно развязно, хотя в отличие от русских, как истинные ребята-демократы, пили только чай.

Мои соседки, по-моему, были очень довольны мною как попутчиком: когда ко мне подошел один из китайцев с предложением поменяться местами, мои китаянки из-за его спины стали тихонько, но очень испуганно сигналить, чтобы я отказался, что я и сделал, надо признать, не без удовольствия, потому что понимал, как бы тяжко мне пришлось, окажись я в любом другом купе.

Мое присутствие как мужчины, как оказалось, для моих спутниц не имело почти никакого значения. В этом я убедился, когда пришло время укладываться спать. Поначалу обе женщины были в брюках и курточках китайского покроя из хорошего светлого материала. По некоторым туалетным процедурам я понял, что они готовятся ко сну, и попытался объяснить, что я на время выйду из купе, чтобы дать им возможность переодеться и лечь в постель, но они дружно возразили, показывая, что спать не собираются. Гань Дэмин вынула какие-то таблетки и дала матери выпить, затем достала крошечную бутылочку, вероятно, с экстрактом женьшеня, которую ее мать тоже выпила. После этого мать совершенно спокойно сняла верхнюю одежду и осталась в нижнем белье – нательной рубашке и …кальсончиках. Моя новая попытка скромно удалиться вновь была пресечена на корню, потому что спать, по ее словам, она пока не собиралась.

Началась сложная, но довольно интересная для меня процедура массажа. Сначала массаж рук, затем ног, после этого массаж головы от затылка ко лбу, массаж лица и ушей. Все это старая женщина делала сама. Медленно, спокойно, как-то одухотворенно, как сотворяют молитву. Ее дочь только помогла ей делать массаж шеи и плеч. Потом и она точно также спокойно сняла верхнюю одежду, и, тоже оставшись в таком же опрятном нижнем белье, немного посуетилась в проходе и улеглась на свою полку спать. Надо ли говорить, что такой простотой я был сильно шокирован. Но совершенно напрасно, потому что уже через день, проходя по коридору вагона, напротив некоторых купе, где ехали молодые женщины, увидел развевающиеся на оконной перекладине, чисто выстиранные предметы женского белья. Да и что собственно особенного, путь-то предстоял не близкий.

По утрам мои попутчицы поднимались довольно рано, но, проявляя трогательную заботу, терпеливо дожидались, когда я поднимусь, чтобы вместе позавтракать. За это время старая женщина опять успевала сделать необходимый ритуальный массаж, а затем еще и небольшую, но весьма эффективную зарядку у стены в коридоре, воспользовавшись вагонным поручнем.

В первые дни знакомства мы много разговаривали о жизни, подробно обсудили ситуацию в только что растерзанном Советском Союзе. Ситуацию в Китае обсуждали немного скромнее, но в одном сошлись: мои собеседницы тоже жаловались на низкую зарплату. При этом на руках у старшей было золотое кольцо, а на шее золотая цепочка. Возможно, это было результатом плодотворной работы сыновей в России.

Практика общения на китайском языке для меня была чрезвычайно богатая, но больше всего трудностей возникало при обсуждении какой-либо специальной темы.

Гань Дэмин живо интересовалась историей России и историческими личностями, и даже что-то пыталась записывать в записную книжечку. Я попытался оперировать именами ученых-историков, таких как Карамзин, Соловьев и Ключевский. Но все оказалось гораздо проще: ей очень хотелось узнать что-нибудь о школе, где учились Зоя и Шура Космодемьянские. Очевидно, в детстве она читала о них книгу. А ведь наши о Китае и таких вещей, пожалуй, не знают, разве что только некоторых политических лидеров. Более того, она побывала на могилах Космодемьянских на Новодевичьем кладбище и положила цветы. Поинтересовалась, почему молодожены возлагают цветы на могилу Неизвестного солдата. Она при этом искренне считала, что в этом и заключается весь свадебный обряд: приехали, положили цветы и стали мужем и женой. Пришлось подробно рассказать о русских свадьбах.

Свердловск проскочили ночью. Успел заметить, что город значительно больше всех предыдущих. Точно также следующей ночью проехали и Новосибирск. Обратил лишь внимание на красивый вокзал и широкую Обь.

А утром начались осенние пейзажи неописуемой красоты. Красноярский край после однообразных западносибирских болот ослепил богатой палитрой своей природы. Огромные холмы, усыпанные березовыми рощами, с небольшими деревеньками, как бы прилепившимися на их могучих спинах. Ну как тут не вспомнить «чудо-юдо рыбу кит» выходца из этих мест писателя Ершова.

Затем начались евтушенковские «ягодные» места и его знаменитая станция Зима. Вот уж действительно здесь нельзя не быть поэтом. Эти и без того по-видимому красивые места в это время года обладают поразительным осенним очарованием. Необыкновенно тихий, ярко-золотистый закат придавал этим березовым рощам еще более красочный колорит. И среди этого янтарного моря золота и огня кленовых и березовых листьев вдруг появляется очаровательно изумрудное поле озимых. Чуть дальше в лощине белым молоком разливается туман.

Зашло солнце, но спать не хотелось, ведь по европейским нормам время было еще детское. Однако все китайцы ложились спать очень рано, пришлось и мне привыкать к новому распорядку. Ночью проснулся – прямо перед глазами во весь проем окна сияет Большая Медведица. В селах на Украине звезды тоже бывают очень яркими, но где-то высоко-высоко, а здесь… протяни руку и свободно ухватишься за ее ковш. Рядом висит огромный диск Луны. Чудеса, да и только!

http://image.baidu.com/search/detail?ct=503316480&z=0&ipn=d&word=月饼图片大全大图step_word=&hs=2&pn=2&spn=0&di=90310&pi=0&rn=1&tn=baiduimagedetail&is=0%2C0&istype=0&ie=utf-8&oe=utf-8&in=&cl=2&lm=-

Но никаких чудес, все в соответствии с природой. Ведь мои соседи предупредили, что через день будет китайский Праздник середины Осени. В этот день луна особенно близко находится к Земле и поэтому выглядит очень большой. Все китайцы, где бы они ни находились, в этот день выходят любоваться луной, дарят друг другу и едят «юэбин» – своеобразный круглый или квадратный китайский пряник с разной сладкой начинкой и желтком яйца, символизирующим луну, а также рассказывают детям легенду о красавице Чанъэ, которая, выпив эликсир бессмертия, вознеслась на Луну, и именно в эту ночь один раз в году ее тоскующий муж, оставшийся на Земле, имеет возможность увидеть ее. Красавица Чанъэ стала образом художественного выражения не только в китайском эпосе, но и в картинах, и в скульптурах.

http://www.nipic.com/zhuanti/12726.html

Эту легенду я знал уже давно, но никак не ожидал, что придется именно в этот праздник въехать в Китай. Мои соседки были очень удивлены, когда я кратко пересказал содержание этой легенды, более того, процитировал на китайском стихотворение древнего китайского поэта Ли Бо, связанное с этим праздником, – знай наших!

Действительно, наших надо знать. После трехсуточной беспробудной пьянки, очухались, наконец, русские «коммерсанты», которые при ближайшем рассмотрении оказались почти нормальными русскими отставными офицерами. Они собирались ехать только до Хайлара, на большее, по их собственному признанию, денег не хватало. Но мне показалось, что они за эти дни пропили и потом пропьют больше, чем смогут заработать, хотя в этом, судя во всему, и заключалась их сермяжная правда: делать вид, что чем-то заняты. Когда, наконец, они сочли нужным познакомиться, их особенно удивило, как это я понимаю «по-ихнему». В связи с этим они пригласили меня в свое купе, чтобы помочь в разговоре с китайскими дельцами. Надо признать, что обе стороны усиленно старались заморочить друг другу головы какими-то совершенно несбыточными проектами. Непринужденный разговор «за круглым столом» шел в весьма «теплой» обстановке, поэтому чисто по-русски мне тоже предложили выпить. И хотя мне как-то не очень хотелось это делать, отказываться было неудобно.

Мои соседки во время нашей беседы неоднократно проходили мимо купе, в котором мы сидели, и даже прислушивались к разговору. Было видно, что их что-то явно беспокоит. И когда через пару часов я вернулся в свое купе, Гань Дэмин прочитала мне целую лекцию в духе проработки провинившегося члена партии. Из весьма богатой и довольно эмоциональной речи я, к сожалению, а может быть, и к счастью, понял очень немного, иначе мне пришлось бы испить чашу своего падения до дна. Но самым неожиданным был вывод, что она, как член партии и как старшая сестра обвиняла меня не в том, что я выпивал, а в том, что уронил свое достоинство тем, что как человек с высоким званием профессора, опустился до базарных разговоров низкого уровня, поскольку профессор находится на государственной службе. И уж если профессор будет привлекаться к переводческой работе, то специалист высокой квалификации, а именно таковым я выглядел в их глазах, должен сразу же оговорить условия договора и оплаты труда. Вот так мне впервые в жизни был преподан урок не только этики, принятой в других государствах, где социальные различия сохранились, но и рыночной экономики.

Между тем поезд приближался к Байкалу, встречи с которым ожидали, кажется, все. Сначала, где-то в районе Ангарска, мы немного проехали мимо единственной непокорной дочери Байкала, которая по легенде, ослушавшись отца, по-прежнему несет свои воды красавцу Енисею. Пришлось рассказать своим спутникам легенду о сыновьях, которые несут воду Байкалу, и о дочери, которая у него эту воду забирает. Все китайцы опять стали старательно записывать. А после того как наш поезд проехал Иркутск, прогремел сквозь длинный тоннель, прорубленный в скалах, и, наконец, вырвался на свет божий, нас ослепили не только по-осеннему не очень яркое солнце, но и великолепный вид на Байкал.

Действительно, не зря молва твердила миру, что Байкал – это одно из чудес света, созданных самой природой. Все пассажиры прильнули к окнам с левой стороны вагона, любуясь красивым пейзажем. Поезд еще около двух часов двигался по уступу вдоль скалистых гор, закрывающих Байкал с запада, и мы могли время от времени наслаждаться его величественной красотой.

Затем поезд спокойно выкатился на ровную поверхность прибрежной долины к югу от озера. На станции Слюдянка нам удалось купить и отведать знаменитого байкальского омуля в соленом и копченом виде. Это оказалось чем-то наподобие селедки, но мягче и жирнее. Копченый омуль показался вкуснее, но это, впрочем, и неудивительно. Омулем торговали браконьеры из-под полы, а ленивая милиция делала вид, что запрещает, хотя и дураку было понятно, что местным милиционерам все это хорошо знакомо и совершенно безразлично.

После двадцатиминутной остановки поезд отправился дальше вдоль юго-восточного побережья озера, пересекая большое количество сыновей седого Байкала, которых, согласно той же легенде, всего насчитывается 336. Все они неутомимо изо дня в день и из года в год снабжают Байкал водой.

Поезд шел уже который час. С одной стороны, по-прежнему расстилалось море, с другой – поднимались, кажущиеся снизу очень высокими, горы с заснеженными вершинами. И все это в сочетании с золотом листьев берез, зеленью елей и сосен, изредка красными кустами рябин создавало редкостную по красоте картину. Противоположный берег, по которому мы еще несколько часов назад проезжали, едва-едва просматривался в дымке, а в сторону севера ничего не было видно – простиралось бескрайнее море. Действительно, «славное море – священный Байкал». Вода такого же голубовато-зеленого цвета, как в обычных морях, но значительно чище, чем в прибрежной полосе обычных морей. И такие же мощные, как морские, волны с шумом разбивались о прибрежные валуны, пеной и брызгами рассыпаясь вокруг. Таким образом, слегка перефразируя слова известной песни, бродяга Байкал весь объехал.

2. Российско-китайская граница.

К Улан-Удэ мы подъезжали по широкой долине замечательной красоты, которую ей придавала протекающая посередине река Селенга с живописными берегами. Ее вода, казалось, вообще не движется, а как будто величаво стоит на месте. Кое-где она разветвлялась на рукава, а где-то собиралась в единый

поток и уже становилось видно, что ее медлительность и величавость только кажущаяся – река стремительно мчится вперед.

Река Селенга

Фото из личного архива автора

Город Улан-Удэ из окна вагона выглядел небольшим и совсем невзрачным. Уже через несколько минут промелькнули привокзальные постройки, и поезд остановился у вокзала. На небольшой станции было столпотворение языков и народов: монголы, буряты, русские, китайцы и даже американцы из нашего же поезда, которые вышли фотографироваться на фоне экзотики и фотографировали бегающих по перрону грязных цыганят из Средней Азии. Взрослые цыгане толпились тут же у стены вокзала. Барон их табора в живописном азиатском халате, распахнутом на огромном животе и в тюбетейке прохаживался неподалеку, внимательно наблюдая за происходящим. Но, надо отдать им должное, никто из цыган не приставал к пассажирам, а их дети не клянчили у иностранцев деньги. Трудно объяснимая ситуация в современной России: то ли это не совсем цыгане, то ли московская «цивилизация» до них еще не дошла.

Петровский завод – место ссылки декабристов – из окна вагона современного экспресса в конце ХХ века оказался совсем даже и не страшным, хотя и далековато, но зато природа здесь все же уникальная, во всяком случае в это время года. Вообще мне показалось странным, что снег и холод остались в Европе, а в Сибири, от одного названия которой уже пробивает жуткий озноб, на протяжении всего пути светит солнце, погода чудная, довольно тепло. Меня заинтересовало, неужели здесь нет никаких упоминаний о сосланных сюда декабристах, поэтому я вышел из вагона посмотреть. Нет, все в порядке, у небольшого вокзала установлена слегка заросшая от времени, заброшенная каменная плита с портретами и именами нескольких из них. Интересно, а где же остальные?

После Читы, которую проскочили ночью, и которая не оставила никаких впечатлений, начались голые сопки и степи. Вот здесь места действительно унылые. Поезд медленно полз в сторону границы. От Улан-Удэ в нашем купе уже ехал молодой китаец из Харбина, который, по его словам, имеет в Улан-Удэ какое-то дело.

Когда проводник раздал таможенные декларации, все засуетились, и мне пришлось активно помогать китайцам ее заполнять, хотя и сам-то видел декларацию впервые в жизни, но ведь ни русским, ни английским языком, на которых была составлена декларация, большая часть пассажиров нашего вагона, естественно, не владела. Закончив с этим хлопотным делом, китайцы притихли и насторожились: не то везут что-то недозволенное, не то просто традиционно боятся всякого контакта с представителями власти. Действительно, кто их знает, с какой ноги сегодня встал пограничник или таможенник, который придет для контроля.

Один из русских постарше, товарищи его звали Михалыч, узнав, что своей валюты у меня совершенно нет, попросил задекларировать и провезти часть его долларов, потому что в то время можно было провезти не более 500 долларов. Не увидев в этом ничего плохого, я согласился взять его 400 долларов. Еще одна китаянка попросила меня провезти пару блоков сигарет.

Как только поезд остановился в Забайкальске, в каждый вагон вошли пограничники и собрали паспорта. Затем сразу же прошли таможенники, которые сделали отметки в таможенных декларациях. Надо признать, меня немного удивила простота этой процедуры, поскольку сейчас даже на украинской таможне контроль гораздо строже. Видимо, здесь хорошо знают, что вывезти из нашего государства уже нечего. После этого проводники попросили всех выйти из вагона на несколько часов: предстояла замена колес, поскольку в большинстве стран мира ширина железнодорожной колеи уже, чем в России.

Мне нужно было позвонить домой, чтобы узнать, как обстоят дела с получением кредита на эту поездку, который мне выделили в фонде Сороса. Ведь этой командировке предшествовала довольно странная и запутанная история. После многих лет воинской службы и работы в вузах с китайским языком у меня впервые появилась реальная возможность съездить в Китай, где уже до этого успели побывать некоторые из моих коллег. Когда декан факультета, наконец, решил, что сможет один год обойтись без меня, я стал оформлять документы.

Сначала пришлось заполнить прибывшие из Китая заявление и анкету, затем предстояло пройти медицинскую комиссию в особо определенной для этой миссии, а потому особо коррумпированной платной поликлинике. Будучи военным от младых ногтей, я хорошо знал, что «нормальные герои всегда идут в обход», поэтому не стал испытывать судьбу в этой платной поликлинике, а спокойно получил необходимые для анкеты штампики в своей районной поликлинике, ведь для китайцев это совершенно не имеет значения. Затем сдал анализы на СПИД, хотя результаты этих анализов, как потом выяснилось, действительны всего несколько дней. Завершением дел, как мне наивно тогда казалось, стало оформление служебного загранпаспорта. Когда все формальные вопросы были закончены, и предстояло лишь решить у ректора университета вопрос финансирования, то есть выделения всего 300 долларов для покупки отнюдь не авиабилета, который в то время был намного дороже железнодорожного, а билетов для шестидневного путешествия в поезде туда и такого же долгого обратно, ректор согласился подписать приказ о моей командировке, но заявил, что средств на покупку билетов у университета нет.

Трехсот долларов на билеты, несмотря на то, что я 26 лет прослужил в армии, а потом еще немного поработал в системе образования, у меня тоже не было. По тем временам такие деньги, тем более в зарубежной валюте, были явлением весьма редким – челночный бизнес только-только разворачивался, а частное предпринимательство находилось еще в более зачаточном состоянии. Что же касается таких профессий, как преподаватели, то такое исключалось в принципе. Положение создавалось безвыходное, и я уже было решил отказаться от этой поездки, перестал готовиться и поехал в Крым, чтобы отвезти дочку в Евпаторию, где находился детский санаторий на берегу Черного моря. В пути разговорились с попутчицей, которая уже имела опыт поездок в Китай за товаром. Узнав о том, что я знаю китайский язык и имею возможность выехать в Китай, но не имею средств на билет и поэтому отказываюсь, она сильно удивилась:

– Ни в коем случае не отказывайтесь! «Челноки» платят огромные деньги за то, чтобы сделать паспорт, чтобы получить визу, не зная языка, едут куда глаза глядят, платят за дорогу, за гостиницу, а вам все документы сделали, язык знаете, проживание и питание обеспечивают, осталось только на дорогу денег найти. Да разве ж это проблема? Займите, потом вернете сторицей.

Ее слова крепко запали мне в душу, ведь эта поездка, по сути, была мечтой всей моей жизни после учебы в институте. И дай Бог здоровья этой женщине, ставшей своеобразным ангелом, специально посланным мне Богом.

Вернувшись назад, я опять пошел в институт, забрал загранпаспорт и дал согласие на поездку. В это время мне посоветовали обратиться в какой-то таинственный Фонд Сороса, якобы оказывающий поддержку развитию науки в странах бывшего Советского Союза.

Шустро-развеселые молодые люди, пригревшиеся в помещении, снятом специально для офиса этого фонда, по неизвестной причине сначала было приняли меня в штыки:

– Денег нет! – услышал я, как только заикнулся о командировке.

Но один из них все-таки поинтересовался, сколько же мне надо. Услышав о сумме, которую я назвал, они дружно откровенно рассмеялись:

– Такую сумму мы Вам конечно же найдем.

Вполне вероятно, что моя просьба показалась им своеобразной формой атавизма, поскольку другие просили у них суммы на порядок или два выше. После этого они попросили меня заполнить анкету и принести гарантийные письма, подтверждающие мои искренние намерения в соответствующей поездке. Но поскольку в тот месяц деньги ими были уже растранжирены, то мне предложили подождать до следующего месяца, клятвенно заверив меня, что моя просьба будет удовлетворена.

Ждать получения денег я не мог, поскольку время командировки уже было просрочено почти на месяц, и пришлось деньги на билеты пока взять взаймы. Вот почему сейчас мне хотелось еще до пересечения границы убедиться, что деньги женой все-таки получены и мой долг возвращен хозяевам.

На грязной, безлюдной, захолустной станции Забайкальск было какое-то сонное царство, не видно было никакой власти: все было закрыто, нигде ничего не работало, изредка с совершенно безразличным видом проходили пограничники. На мой вопрос кто-то посоветовал сходить на городскую почту, где, возможно, мог быть междугородний телефон. Хоть и было страшновато, поскольку я не представлял себе, сколько времени потребуется на замену колес, – никто об этом не сказал – я все-таки отправился на поиски. Мои опасения оказались напрасными: весь городок можно было пройти вдоль и поперек за полчаса. Но, как можно было и предположить, на почте телефона не оказалось, надо было искать телеграф, а линия единственного телефона на телеграфе была занята. Все как положено!

Пришлось вернуться на вокзал, где выяснилось, что мои поиски вообще были напрасными, потому что тетя Соня, работавшая в почтовом киоске и бывшая едва ли не единственной живой душой на этой Богом и властью позабытой станции, по совместительству занималась и заказами на телефонные переговоры. И хотя заказов у нее было довольно много, а телефонная будка всего одна, я уговорил добрую тетю Соню помочь мне связаться с домом.

В 13.30 по московскому или 19.30 по местному времени состав тихо и медленно подкрался к станции, хотя никаких объявлений по радио не было. Я подошел к уже открытому вагону и вошел в свое купе. Но оказалось, что я уже не первый: на верхних полках стоял наш молодой китаец и старательно отворачивал верхний вентиляционный люк в потолке. Увидев меня, он какое-то время испуганно смотрел на меня, а затем широко улыбнулся своей раскосой улыбкой и, ничего не говоря, продолжил свое дело. Открыв люк железнодорожным ключом, он быстро достал из своей сумки несколько фонарей для автомобилей, запихнул их под потолок и также быстро закрепил люк на прежнем месте. Все произошло в какие-то считанные секунды. Другие пассажиры еще даже не успели войти в вагон. Судя по всему, он уже не первый раз проделывал такую работу, поэтому так хорошо рассчитал время. Закончив эту процедуру, он спрыгнул с верхней полки и, по-прежнему мило улыбаясь, сел рядом со мной. Я понимал, что ему уже ничего не оставалось делать, кроме как положиться на мою порядочность. Естественно, и у меня хоть и было дурацкое положение, но заниматься розысками «честных контрабандистов» в духе лермонтовского Печорина на Тамани не было никакого желания. Отношение же к предательству в любой форме было воспитано еще с детства. Мой-то сосед моих мыслей, конечно, прочитать не мог и обреченно ждал своей судьбы: «Выдаст или не выдаст?» Можно было только догадываться, что творилось у него в душе.

Вскоре в купе вернулись наши соседки, потом опять вошли пограничники, и, придравшись к документам русских горе-коммерсантов, стали высаживать их из поезда. А ведь у меня были деньги одного из них, и надо было как-то их вернуть. Все пассажиры чинно сидели в своих купе, боясь шелохнуться, тем более что между нашими купе стоял пограничник. Ребята какое-то время пытались качать права, но на границе, как я понял, это совершенно бесполезное дело, поэтому они все же стали собираться на выход. Что же делать? Я вышел из купе, а мой горемыка Михалыч из-за спины пограничника стал подавать мне сигналы, мол, отдай деньги, но я не представлял себе, как это сделать так незаметно, чтобы погранцы не заметили. Затем Михалыч подскочил ко мне как бы попрощаться, и я быстро сунул ему его капиталы.

Одна заморочка на этом закончилась, но пограничники начинали проверять вагон. У нашего купе, загородив собою всю дверь, остановился мощный прапорщик, бывший, как мне показалось, немного навеселе, а солдаты, не решившись его побеспокоить, прошли мимо нашего купе. Из вагона вывели еще двоих китайцев, у которых оказались просроченными паспорта, и забрали двух контрабандных щенков в соседнем вагоне. Они, оказывается, очень дороги в Китае и представляют собой одну из статей бизнеса, но перевозке без документов не подлежат.

Наконец, уже в густых сумерках, поезд медленно и как-то обреченно тронулся дальше, и я, по выражению проводника, остался в вагоне, если не во всем поезде, единственным «советским гражданином». Надо признать, было некоторое тревожное чувство при пересечении границы первый раз в жизни, все-таки совсем чужая страна, да и некоторая настороженность, сохранившаяся еще с тех незапамятных времен обоюдоострой вражды, давала себя знать, не зря же я когда-то рассматривал территорию Китая в прицел мощного бинокуляра и не только через него.

Минут через десять-двадцать наш поезд, освещаемый прожекторами, сначала пройдя мимо пограничной вышки на советской стороне, а затем, проехав под аркой с надписью «Китайская Народная Республика», уже подходил к ярко освещенной станции Маньчжурия. Я, как будто специально, 1 октября 1993 года въезжал в Китай сразу в два праздника: Праздник середины осени и День провозглашения КНР. Надо ж было так подгадать! К счастью, к несчастью ли?..

Вдоль всей платформы, вытянувшись в струнку и держа руку у головного убора в знак приветствия, стояли железнодорожники, пограничники и таможенники этой станции, которых поначалу даже различить было довольно трудно, потому что все были в форме и при погонах.

Как только поезд остановился, в каждый вагон сразу же вошли пограничники. Молодая девушка в военной форме с золотыми погонами офицера вошла в купе, поздоровавшись и представившись, с непроницаемым лицом стала собирать паспорта. Я попытался поздравить ее с праздником, но она упорно делала вид, что ничего не слышит: она при исполнении и слушать всяких болтунов не желает. Зато стоящий за ее спиной молодой солдат-пограничник широко улыбнулся.

Вслед за ними вошли таможенники и процедура проверки повторилась. Мои соседи стали дружно рассказывать им почти всю мою биографию-легенду, с которой они уже за время дороги успели познакомиться. Таможенник, спросив, какие вещи мои, больше к ним не прикасался, зато стал серьезно знакомиться с содержимым багажа моих соседок, но особенно тщательно стал проверять нашего молодого соседа. Похоже, тот здесь частый гость, и именно поэтому ему уделяли такое пристальное внимание. Но, как и следовало ожидать, ничего незаконного обнаружено не было. После этого нам разрешили выйти на перрон и немного погулять по вокзалу.

Китайцы дружною толпой моментально ринулись к выходу. Мне торопиться было некуда, денег было в обрез, да и страшновато было гулять по чужой территории, поэтому я собрался было пересидеть в вагоне, но Гань Дэмин настойчиво приглашала меня к выходу, поэтому по чисто вылизанной платформе мы отправились на вокзал.

Не знаю, какой шок испытывают наши люди, когда впервые приезжают в Европу, в какую-либо капстрану, но я был серьезно потрясен, попав даже в «социалистический» Китай, хотя уже был немного наслышан об этом. Понимаю, что это не вся страна, а только видимость, показуха, но для тех американцев, немцев и голландцев, которые ехали в нашем поезде, это был резкий контраст по сравнению с нашими российскими делами, беспорядками и расхлябанностью, которые они видели вдоль всей дороги на каждой станции. Здесь же их взорам предстал магазин с полками, ломящимися от чистых, аккуратно упакованных, разложенных, в прямом смысле, по полочкам, товаров. Приветливые молодые продавщицы, смотрящие тебе в рот и готовые услужить всем и сразу, независимо от количества наседавших пассажиров.

ВСЕ СЛУЖБЫ（!!!）– телефон, почта, обменный пункт, полицейский, внимательно наблюдающий за всеми, – несмотря на поздний час, были на месте и были готовы выполнить свои обязанности в лучшем виде. И в этом не было ничего удивительного, ведь международный поезд бывает один раз в неделю, поэтому его специально ждут и серьезно готовятся к встрече. Меня удивило, что на вокзале и на платформе не было посторонних, только пассажиры нашего поезда и служащие, принимающие этот поезд. В небольшом, но уютном зале ожидания был установлен хороший японский телевизор, что было редким явлением по тем временам, перед которым расположился главный полицейский чин и еще какие-то крепкого вида ребята, явно неслучайно попавшие сюда. Как только с одного краю перрона неизвестно откуда появился какой-то случайный тип родной им китайской национальности, его тут же выпроводили за пределы вокзала.

Полюбовавшись на разные диковины на полках и наметив, что можно будет купить на обратном пути, я возвратился в вагон. Все мои попутчики, словно обрадовавшись возвращению на родину, значительно оживились, и, возможно, соскучившись по китайской пище, на вокзале активно закупали разные продукты: несли свою лапшу, соки, много пива и даже китайскую водку. Уже перед купе меня встретили соседи из другого купе и, поздравив с праздником, предложили рюмку китайской водки. Мои соседки, закупившие по случаю праздника Середины Осени пряники «юэбин», тоже стали меня ими угощать.

src="/i/14/527314/_5.jpg">http://image.baidu.com/search/detail?ct=503316480&z=0&ipn=d&word=松花蛋图片&step_word=&hs=2&pn=49&spn=0&di=128260&pi=0&rn=1&tn=baiduimagedetail&is=0%2C0&istype=0&ie=utf-8&oe=utf-8&in=&cl=2&lm=-

Но больше всех удивила та молодая китаянка, которой я помог «контрабандно» провести два блока сигарет, провоз которых тоже ограничен. Она прибежала в наше купе с «суньхуадань» – яйца по-маньчжурски – и предложила мне откушать, заявив при этом, что это очень вкусно. До этого мне как китаисту приходилось слышать о съедобности этих яиц, но никогда не приходилось их видеть, а так как все в России считают, что это тухлые яйца, поэтому, естественно, я не мог разделить ее восторга. Моя нерешительность ее нисколько не смутила, она быстро стала очищать сразу несколько яиц и настойчиво продолжила свои предложения отведать столь необычный деликатес. Я с некоторым ужасом взглянул на одно из них, и мне стало совсем плохо, когда я увидел, что вместо белка там абсолютно черная желеобразная масса, а вместо желтка что-то зеленовато-белесое. Но все женщины настолько искренне недоумевали, почему я не разделяю их восторга, и так искренне расхваливали и яйца и меня, что мне пришлось забыть о том, что профессиональная болезнь дипломатов – это болезнь желудка, и решиться на героический поступок. Решив, что двум смертям не бывать, и.… где наша ни пропадала, мысленно перекрестившись и тяжело вздохнув, я взял в рот эту страсть… Каково же было мое удивление, когда я почувствовал, довольно приятный вяжущий привкус и немного своеобразный запах, но отнюдь не запах тухлого яйца. С их легкой руки такие яйца стали в Китае моим излюбленным деликатесом.

Через некоторое время прибежал наш молодой сосед с целым ящиком пива и тут же принялся меня угощать, стараясь таким образом отблагодарить за невольно оказанное содействие в контрабанде. При этом он с воодушевлением рассказывал всю эту историю ничего не знавшим и не подозревавшим соседкам, которые после этого прониклись ко мне еще большим доверием.

Так закончился этот очень хлопотный и поэтому очень длинный день. Мы перевели стрелки часов на пекинское время, потому что в Китае не учитывают никаких часовых поясов, и вся страна с востока до запада живет по Пекинскому времени, и заснули, как убитые. Но все же я успел заметить, что поезд всю ночь шел, не останавливаясь, и так промахнул всю часть пути, относящуюся к Внутренней Монголии. Ничем особенным от наших степей, как я успел заметить, она в принципе не отличалась.

3. Вдоль сопок Маньчжурии.

Затем началась Маньчжурия. Но знаменитых гор Большого или даже Малого Хингана, о которых нам говорили в институте на занятиях по страноведению, или хотя бы сопок, воспетых в песнях, там, где мы проезжали, было незаметно. Видимо, наши предки для строительства этой железной дороги, которая раньше называлась КВЖД, специально выбирали участки с равнинным рельефом. Горы, похоже, располагаются где-то южнее. Вдоль дороги все те же степи, болота, но иногда около деревень уже встречались и поля. Поля разбиты на участки, но межей не видно. В это время года крестьяне убирали кукурузу, но кое-кто уже и пахал на лошадках или на ослах, иногда были видны и маленькие тракторочки индивидуального пользования. Больших тракторов и комбайнов уже и не видно – пресловутых маоцзэдуновских «коммун» больше нет. «Как они умудряются не задевать соседних участков и не враждовать по этому поводу?» – подумал я, глядя на очень ровные участки, между которыми не было таких характерных для наших полей межей, хотя поля явно принадлежали разным хозяевам.

Дома в деревнях больше глинобитные, как в Средней Азии, но иногда попадаются и кирпичные. С кирпичом в Китае нет проблем, но для простых крестьян все же дорого. Планировка усадьбы довольно своеобразна: дома лепятся друг к другу, но выход из дома имеют, как правило, в свой, хоть и очень маленький дворик, окруженный со всех сторон глухими глиняными или кирпичными стенами, по принципу «Мой дом – моя крепость». Туда же, во двор, выходит и единственное во всем доме окно или два по сторонам двери. Другие стены дома, выходящие наружу, такие же глухие. Все дома покрыты черепицей. У старых домов крыши еще имеют характерный немного изогнутый вид, а у новых – крыши уже прямые. Во дворе в лучшем случае только одно-два дерева, но никаких других растений незаметно. Хозяйственные постройки у деревенских хозяев чуть в стороне, могут быть даже вне дворика.

Одна из таких хозяйственных построек неожиданно привлекла мое внимание, потому что недалеко от железнодорожного полотна, по которому шел наш поезд, была очередная деревенька. Перед домом было сооружено что-то похожее на небольшой свинарник с низкими стеночками и выходом, но без крыши, поэтому прямо за этой стеночкой стояла женщина, и можно было бы подумать, что она просто занимается хозяйственными делами, если бы она вдруг не произвела некоторых действий руками, расстегивая ремень на брюках, стеночка сооружения была ей как раз по пояс, поэтому заметить ее действия было нетрудно, затем резко присела, и над стеночкой осталась видна только ее голова, вращающаяся почти на 360 градусов и настороженно оглядывающая подступы к ее укрытию.

В городах, которые мы проезжали, стояли такие же блочные дома, как и у нас. Наши, правда, все же не всегда выглядят такими серыми и грязными, какие я увидел здесь. Чаще всего в городах эти дома объединены в общие блоки по нескольку домов, окруженные глухой кирпичной стеной или реже металлической оградой-решеткой, ограничивающими определенную территорию только этого двора или квартала. Вход через ворота на территорию такого двора-квартала иногда охраняют наемные охранники. Но кроме этого во время торжеств и бед народных существуют еще и добровольные дружинники из пенсионеров с красными повязками, которые по своей подозрительности, особенно по отношению к иностранцам, легко отличающихся от китайцев по внешнему виду, будут посерьезнее любых охранников.

В городах очень много самостроя по типу «шанхайчиков»: строения, которые вполне можно назвать шалашами, лепятся к любой стене в любом месте, но все-таки имеют, хоть и маленький, в два-три квадратных метра, но дворик, окруженный хоть и плохонькой, но стеночкой. Такие самостроенные фанзы чем-то очень напоминают известный нам по детским книгам «домик кума Тыквы» из «Приключений Чиполино», с таким же упорством и трудом воздвигаемый только для того, чтобы спрятаться под крышу, и такой же социально незащищенный, поскольку возводится без всяких прав, а потому может быть снесен в любое время по приказу любого «сеньора Помидора», а надуваться таковыми, как я понял позже, здесь умеют.

Фактически китайским домом является вся огороженная стеной-забором территория, потому что большая часть времени, как я понял, у жителей проходит, если не на работе вне дома, то именно на улице во дворике, который становится своеобразной гостиной. Внутри дома только спят и иногда едят в плохую погоду. А вот во дворике отдыхают, общаются и занимаются различными хозяйственными делами: моют и готовят овощи, готовят обед, стирают, чинят вещи, даже моют голову. Так, довольно молодая девушка или женщина вынесла прямо на улицу табурет, поставила на него небольшой тазик, налила из термоса горячей воды, взяла шампунь, слегка оголила шею, наклонилась и принялась спокойно мыть голову, нисколько не обращая внимания на проходящих мимо людей и проезжающие машины. В другом городе аналогичное купание в тазике было осуществлено с малышом лет пяти-шести. Действительно, что естественно, то не позорно.

Фото из личного архива автора

Вечером, как только становится похолоднее, начинают топить печи, но не углем, а углеконцентратами. Это специально изготовленные из каких-то углеотходов цилиндрики диаметром 10 см со сквозными отверстиями для огня. Эти цилиндрики специальным крючком укладывают в топку такого же диаметра, а после прогорания вытаскивают тот же цилиндрик, только уже шлаковый. В это время над поселком или над городом поднимается сизоватый дымок, запах которого ощущается даже в закрытом вагоне поезда. Копоть исходила также и от паровозов, встреча с которыми состоялась сразу же на первых китайских станциях, как встреча с детством и юностью. Когда-то наша семья жила в своем доме с печным отоплением недалеко от железнодорожной станции, поэтому запахи дыма от топящихся печек, запахи железной дороги от паровозной копоти, гудки паровозов и металлические голоса станционных диспетчеров по селектору были знакомы мне с детства.

Но наш международный поезд на протяжении всего пути тянул все-таки тепловоз. Проехали город Дацин с его нефтедобывающими качающимися «гусями» справа и слева от железнодорожного полотна.

На станционных платформах, на которых останавливался наш поезд, по-прежнему было абсолютно пусто: если бы не вытягивающиеся в приветствии при прохождении поезда через станции железнодорожники и полицейские, то, казалось бы, что они совершенно безжизненны. Сначала я подумал, что такая честь оказывается только международному поезду, но в дальнейшем убедился, что так вообще принято в Китае на железной дороге, где сохраняются военные порядки, более жесткие, чем в других государственных организациях. Пассажиры, готовящиеся к посадке, обычно толпятся за решетками вокзалов вне железнодорожных платформ, а затем минут за десять до отправления поезда их начинают пропускать через контрольные турникеты, проверяя при этом проездные билеты. Все, естественно, торопятся, толкаются, бегут, боясь опоздать и торопясь захватить места в общих вагонах. Для выхода на платформу без проездного билета, например, чтобы проводить или встретить кого-то, необходимо покупать перронный билет, чего китайцы обычно не делают, поэтому прощаются с отъезжающими здесь же у турникетов.

Во время остановки в Харбине, где выходил наш молодой попутчик, мы вышли его проводить и немного прогулялись по платформе. В одном из подземных переходов показался мужчина, желающий выйти на платформу, где стоял наш поезд, но его попытка была тут же пресечена подбежавшим полицейским. Наш сосед так и не дождался тех, кто должен был его встречать. Не знаю, что было у него на душе, но мне было немного обидно за него. Потом только я узнал, что все встречающие обычно тоже стоят за решеткой у выхода с вокзала у турникетов, только выходных, где у выходящих пассажиров опять проверяют их проездные билеты.

Поезд повернул на юг, и пейзаж за окном понемногу стал меняться: стало больше поселков и деревень, больше обработанных полей с гаоляном и кукурузой, поделенных на длинные ленты, и кажется, сам бог не поймет, где и как нужно косить, чтобы не задеть соседский урожай. Чуть южнее стали попадаться и рисовые поля. Вблизи городов вообще был занят почти каждый участочек земли, даже вдоль железной дороги. На этих участочках в основном сажают овощи.

Вскоре у деревень я стал различать отдельные могилы и целые кладбища, которые представляли собой бесхозные и неухоженные участки земли. Могилы в виде небольших курганчиков земли, не выше метра, располагаются обычно в беспорядке. Никаких сооружений религиозно-культового плана, типа наших церквей, рядом заметно не было. На некоторых могилах есть небольшие, чуть меньше, чем на наших кладбищах, каменные или бетонные стелы полуметровой или метровой высоты. На свежих могилах лежат венки и цветы. Но еще очень часто, несмотря на официальный запрет хоронить на полях, могилы по традиции располагаются прямо у поля или даже на самом поле, занимая частицу такой дорогой посевной площади.

И хотя в тот день был праздник, праздничного настроения в нашем понимании у жителей городов и тем более деревень было совершенно незаметно. Сразу вспомнил торжественно-оживленную обстановку в наших городах и деревнях, которые были в праздничные дни 7 ноября или 1 мая. Я попытался было разобраться в лозунгах и многочисленных вывесках, считая их праздничными транспарантами, стараясь найти там хотя бы знакомые слова, но тщетно. Получалось, что это просто какой-то набор иероглифов. Проанализировать такие вывески не представлялось возможным, потому что они пролетали мимо со скоростью поезда. Позже я понял, что это всего лишь разновидность рекламы различных компаний, большей частью вообще с транскрипцией иностранных названий, которая висит постоянно и к празднику не имеет никакого отношения.

Через какое-то время мы проехали город Чанчунь. Было заметно, что это тоже крупный промышленный центр. Мои соседи рассказали мне, что центральный проспект этого города по-прежнему носит имя Сталина, а на площади Победы есть памятник советским воинам, которые погибли при освобождении Северо-востока Китая, то есть этой самой Маньчжурии, от японских захватчиков. Позднее, когда мне приходилось бывать здесь, я заметил, что доброе отношение к Советскому Союзу, к России у простых жителей этих северо- восточных провинций Китая сохранилось в большинстве своем лучше, чем у жителей других районов страны. При общем падении интереса к русскому языку в стране в этих провинциях изучение русского языка сохранилось во многих школах и университетах. Люди любят не только слушать, но и петь русские песни, знают советские кинофильмы. Многие стараются отправить своих детей учиться именно в Россию, надеясь, видимо, на большую возможность общения именно с Россией. Здесь вышла одна из девушек, ехавшая в нашем вагоне. Она пробыла в России больше года и была очень взволнована предстоящей встречей с родными. На платформе ее встретил старший брат, который не только не поцеловал, но даже не обнял сестру, а просто назвал ее по имени вместо приветствия и взял у нее из рук одну из тяжелых сумок. По нашим понятиям встреча более чем холодная, а в Китае так принято.

Шеньян – центр провинции Ляонин и фактически промышленный центр всей Маньчжурии мы проехали ночью. А после Тяньцзиня нас уже стали будить проводники – нужно было готовиться к выходу. Через час мы должны были прибыть в Пекин.

4. Пекин нас встречает прохладой

                                                Система коридорная –

                                                На всех одна уборная,

                                                Два раза в день горячая вода.

                                                      Вот это да!

                                                Со всех шести сторон –

                                                            Бетон!

                                                Хотел прилечь я на кровать, баран, –

                                                            Топчан!

                                                И под решеткою окно –

                                                            Такое вот кино!..

К Пекину мы подъезжали ранним утром, поэтому едва-едва успели подняться и немного привести себя в порядок. Но на пекинских улицах и во дворах, мимо которых мы проезжали, жизнь уже кипела вовсю: кто-то ехал на велосипеде на работу; торговцы на велосипедных грузорикшах везли к рынку огромные возы разных овощей и фруктов; хозяева ресторанчиков распахивали двери своих заведений, топили печи, мыли мясо и чистили овощи, собираясь готовить пищу; во всех дворах было много людей почтенного возраста, которые, приткнувшись к любому дереву или оккупировав любую крошечную площадочку двора или скверика, степенно занимались утренней зарядкой.

Фото из личного архива автора

На станции нас встретила такая же безлюдная платформа, как и на протяжении всего пути по Китаю, но здесь она вызвала у меня более тревожное чувство: я лишался покровительства своих китаянок и русских проводников. Более того, должен был отправиться в полную неизвестность. Утренняя прохлада еще больше усиливала это чувство, вызывая неприятную дрожь.

Моих попутчиц пришли встретить их пекинские родственники, и они тут же отправили одного мужчину проводить меня до маршрутного такси, что было очень кстати, потому что мне самому пришлось бы потратить на эти поиски значительно больше времени, а главное, сил, и меня наверняка бы водитель обманул. Но в сопровождении китайца стоимость моего билета до университета выросла всего на один юань, а если учесть, что я был с вещами, то это вообще выглядело сущим пустяком.

В том состоянии почти анабиоза, в котором я находился от длительного пути и раннего подъема, да еще в окошко маленького маршрутного такси рассматривать город было очень сложно, поэтому я этого и не старался делать, понимая, что все равно ничего не запомню и не пойму.

Маршрутка, тесный, низкий раздолбанный микроавтобус с рядом двойных кресел с одной стороны и одинарных с другой, человек на 10-15, подвезла меня к главным Западным воротам университета. Там, как на многих других территориях в Китае, есть еще и Восточные и Южные ворота. Это была широкая, но невысокая арка в традиционном китайском стиле с тремя проходами: боковые стойки и верхнее перекрытие с крышей были разрисованы узорами, внутренние деревянные столбы были выкрашены в красный цвет. У ворот с двух сторон на мощных приземистых постаментах стояли каменные изображения фантастических животных весьма отдаленно напоминавших львов, но по традиции это были именно львы, как символ могущества и императорской власти. По львам можно было понять, что именно этот университет считает себя «императорским», то есть главным государственным университетом страны. Позже мои предположения подтвердились, поскольку ни у одного из других университетов Пекина таких львов нет. Этот университет был первым в Китае, и основал его, как оказалось, иностранец. Правда, об этом китайцы как-то умалчивают.

Здесь пришлось немного задержаться для объяснения с охранниками в форме, которых я тогда по неведению принял за полицейских. А им надо было показать свою полезность, поэтому они принялись старательно разглядывать мои документы, что, как я потом понял, в их компетенцию вообще не входило. Такие, казалось бы, бесполезные охранники стоят возле ворот каждого государственного учреждения, университета, компании, даже отдельных жилых комплексов и патрулируют территорию охраняемого объекта вечером и ночью. Это в основном молодые парни, не попавшие, к их великому сожалению, на действительную воинскую службу, но с большим удовольствием несущие службу во внутриведомственной охране, которая сильно отличается от нашей не только возрастом, но и тем, что эти ребята живут на полном содержании ведомства в казарме и фактически постоянно несут службу со всеми вытекающими последствиями, занимаясь и строевой, и физической, и военной подготовкой, поддерживая связь с соседним полицейским управлением. Хотя реально в большинстве своем вся их служба заключается лишь в том, чтобы, стоя вытянувшись у ворот, следить за тем, чтобы все едущие на велосипедах перед воротами слезали с него и проходили через ворота, ведя велосипеды в руках. Как ни странно, на водителей мотоциклов, а тем более автомобилей это правило не распространяется, хотя они едут на четырех колесах, а бедные велосипедисты только на двух. Но, может быть, как раз поэтому принципу и получается – бедные и должны выполнять дурацкие правила, установленные еще при царе Горохе, на богатых же, а тем более на чиновников, едущих в машинах, эти правила не распространяются. Такие воины внутриведомственной охраны наряду с полицейскими вполне могут считаться живым символом не только Пекина, но и всего Китая.

Во дворе «Шаоюань» – общежития для иностранных студентов

Фото из личного архива автора

Наконец, я попал в Шаоюань («Двор в виде ложки») – место специального проживания иностранных студентов и преподавателей в Пекинском университете, знакомое многим поколениям китаистов, получавшим знания в Пекине. Там я добрался до какого-то клерка, маленького молодого человека с ужасным произношением, который объяснил мне, что прибыл я очень поздно, отдельных комнат, положенных стажерам моего уровня, в общежитии уже не осталось, а поэтому мне предлагается то, что осталось на выбор: комната на двоих с русским студентом или с африканским. Расизмом я не страдал, нельзя сказать, что и патриотизм победил, просто, пребывая в течение нескольких дней в китайской экзотике, я был явно не готов к новой, поэтому уже через несколько минут мы стучали в дверь комнаты на первом этаже.

Дверь долго не открывали, а потом показалась заспанное лицо русского парня с пышной шевелюрой – не стригся явно больше двух месяцев. Выяснилось, что меня тут не ждали, и в комнате он не один: на кровати, судя по всему, предназначавшейся мне, по-семейному расположились еще один парень и девушка, поэтому мне пришлось выйти, чтобы дать им возможность привести себя в порядок. Так я познакомился со студентами, приехавшими из Дальневосточного университета Владивостока. Как оказалось, друзья моего соседа приехали еще вчера из Института языков, хорошо погуляли и решили заночевать. Живописный беспорядок в комнате, некоторое количество пустых бутылок и общее безобразие ярко подтверждали правильность их слов, и повергли в полное расстройство мое и без того удрученное состояние. Я уже начинал жалеть, что побоялся африканской экзотики – российская экзотика явно превосходила всякую другую.

Немного придя в себя, я стал осматриваться. Обстановка в комнате была, можно сказать, нормальная. Две кровати, больше похожие на нары, во всяком случае настил деревянный без всяких там буржуазных сеток, ватный матрас тоже жесткий, ватное одеяло, малюсенькая подушечка, длинная, но неширокая, набита, как я понял, какой-то рисовой шелухой, во всяком случае жесткая, но наволочка есть. Под кроватью небольшой эмалированный тазик, в назначении которого я поначалу ошибся, приняв его за ночную вазу. Только потом узнал, что это в Китае один из очень важных элементов обихода в разного рода общежитиях и не только в них, поскольку имеет весьма широкое применение: в нем не только стирают, но и умываются по утрам, моют ноги и подмываются по вечерам. Справа и слева два небольших столика для занятий с настольными лампами, два стула времен покорения Крыма, примерно того же возраста и две этажерки для книг, два встроенных шкафа для одежды и два великолепных китайских термоса литра на два.

Бетонный пол, бетонные стены и потолок, металлическая решетка за окном, окно с тоненькими рамами со сквозными щелями наружу и разбитая фанерная дверь (почти с глазком). Все это больше смахивало на камеру. Кстати, как выяснилось позже, я был недалек от истины в своих предположениях, потому что как раз напротив моей комнаты была комната вахтера-охранника, а чуть дальше по коридору и целая казарма для этих парней из внутриведомственной охраны. Но во всем этом я разобрался уже позже.

Днем я сделал еще одну попытку восстановить справедливость и получить отдельную комнату, но все было тщетно. Мне на пальцах популярно показали, что на мужских этажах свободных мест нет, есть только на женских, а туда меня поместить не имеют права. Все мои доводы на несостоятельность их опасений за девственность и безопасность женской половины этого общежития для них не имели никакого значения. Конечно, их объяснение выглядело смешным, потому что между этажами не было никаких разделений и вахтеров, да и, как потом выяснилось, там жили и некоторые семейные пары. Но в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят, поэтому пришлось подчиниться.

Самочувствие мое было отвратительным: почему-то качало из стороны в сторону, голова кружилась даже тогда, когда я пытался лежать. Сказывалось напряжение и усталость последних дней, да и к разнице во времени в шесть часов еще не привык. Это состояние продолжалось несколько дней.

Еще раз оценил, насколько осмотрительно я поступил перед поездкой, предварительно поговорив со своим коллегой, годом раньше побывавшим здесь, поскольку это стало своего рода соломкой, которую я постелил перед первыми впечатлениями от приема в Пекинском университете. Так как многие вопросы я уже знал раньше, а уж страсти-мордасти, которые живописал мой коллега, вообще сделали мои первые впечатления не такими жесткими – я был готов к худшему. Оставалось только тихо радоваться жизни, ведь горячая вода в душе два раза в день по утрам и вечерам в нашем общежитии для иностранцев (в студенческих общежитиях и во всех жилых домах горячей воды нет вообще) и кипяток из общего титана для чая. Что еще нужно для холостяцкой жизни?

Оказалось, что что-то еще нужно. На следующий день, превозмогая легкое недомогание, выбрался погулять по территории университета. Вокруг были в основном старые здания, но оригинальной китайской архитектуры. При этом тяжелый характер строений из сизо-серого кирпича скрашивался по-китайски изогнутыми крышами, покрытыми черепицей, и разрисованные стилизованными орнаментами фронтоны под самой крышей. Бросилось в глаза обилие спортивных площадок и теннисных кортов, и большое количество играющих на них, естественно, за плату.

При университете есть большой красивый парк с большим озером. Красивы и пруды в разных местах территории университета, даже в октябре еще заросшие большущими листами лотосов. В центре университета разместилась большая библиотека. Как потом выяснилось, одна из крупнейших библиотек в Китае. Затем дошел до почты, где получил еще один урок экономики: купил на почте несколько конвертов и марок, а потом тут же у дверей почты увидел, что можно было купить такие же точно конверты и марки на лотке, но уже дешевле (в тот момент катастрофического безденежья это было важно). Хорошо, что в пути поменял немного денег, но 50 юаней сразу же ушли в залог за ключ. Университетский магазин особого впечатления не произвел. Пытаясь возместить отсутствие хлеба, купил буханку белого хлеба, которая у нас когда-то называлась французской булкой, так как другого здесь не бывает, но когда взял ее в руку, то вся буханка оказалась такой воздушной, что уместилась у меня в кулаке.

Зашел в книжный магазин. Там было очень много интересного, были даже весьма полезные книги, ведь всю жизнь я мечтал о возможности найти необходимые материалы на китайском языке, но цены выглядели высокими, если судить по моим капиталам. Другим и более сдерживающим фактором являлся вес багажа для обратной поездки: ведь и при посадке в самолет и даже при посадке в поезд вес багажа ограничен, а книги так тяжелы. И все же я не выдержал и купил словарь и два учебника, понравившихся мне. Прости, Господи, мою слабость!

Во время ужина познакомился со столовой Шаоюаня, которая находилась в нашем корпусе и была предназначена для иностранцев. Вид у столовой самообслуживания был достаточно приличный. Самое главное, там было довольно чисто по сравнению с другими местами общественного и частного питания. Выбор блюд специфический, но поужинал неплохо, всего за 4 юаня, хотя это все же дороже, чем в студенческой столовой для китайских студентов.

С этого времени каждое утро я заряжал двухлитровый термос и по совету китайцев пил зеленый несладкий чай. Первое время было очень непривычно, но постепенно начал понимать прелесть утоления жажды таким образом. Для всех китайцев это просто священная традиция: куда бы ты ни пришел, все начинается со стакана чая или даже просто кипятка; студенты и преподаватели ходят на занятия с маленькой баночкой воды или зеленого чая; у всех рабочих и служащих на рабочем месте тоже стоит баночка с чаем, куда в течение дня только лишь доливают горячий кипяток.

На следующее утро при костюме и галстуке, пытаясь всем своим видом показать, что уже вышел из студенческого возраста, я отправился в отдел по работе с иностранцами для регистрации. Однако мои робкие попытки говорить о предоставлении отдельной комнаты, положенной мне по статусу стажера высшей категории, так и остались гласом вопиющего в пустыне. У меня забрали приглашение на стажировку, 9 штук фотографий (опять спасибо коллеге, заранее предупредившему меня о необходимости запастись внушительным количеством фотографий для всех и всяческих ведомств), выдали новую анкету, выделили 100 юаней подъемных и 410 юаней стипендии за месяц, так что я резко разбогател, хотя радоваться было рановато. Мне тут же рекомендовали самостоятельно с 200 юанями поехать утром для медосмотра, пообещав потом возместить затраты. Я так и не понял, за что же я боролся, так старательно избегая медицинского осмотра в платной поликлинике своего города.

На такси денег у меня не было, поэтому пришлось самостоятельно добираться на автобусах. Но через некоторое время от обилия народа на улицах стало рябить в глазах, от шума, криков, гудков автомобилей, звонков бесконечной вереницы велосипедистов звенеть в ушах, от грязного, пыльного воздуха першить в горле. Удивительно, но на медицинской комиссии меня признали вполне дееспособным, хотя назад я вернулся еле живым.

Улица центральной части Пекина в 90-е годы

Фото из личного архива автора

Какое-то время я привыкал к китайскому городу. Но каждый раз после двух-трех часов таких прогулок голова обычно начинала гудеть и раскалываться на части. Попытки ходить пешком и знакомиться с обстановкой приводили к страшной усталости, поэтому очень скоро пришел к выводу, что без велосипеда не обойтись, ведь это средство передвижения, принятое буквально всеми без исключения китайцами, не только очень демократично, но и достаточно удобно. Для велосипедов вдоль большинства дорог имеются специальные велосипедные дорожки, велосипедные стоянки находятся при всех жилых домах, учреждениях, магазинах, рынках, станциях метро, парках и просто там, где человеку нужно остановиться для каких-либо целей.

Фото из личного архива автора

Вскоре я приобрел весьма потрепанного, но крепкого «Росинанта» по очень выгодной цене. Некоторые друзья, увидев мой велосипед, начинали смеяться, но я спокойно объяснял, что этот велосипед обладает рядом преимуществ перед красивыми новыми: во-первых, он сделан давно, поэтому обладает высокой надежностью; во-вторых, он мне нужен лишь на определенный период времени, поэтому его можно эксплуатировать, не жалея; в-третьих, и это самое главное его преимущество, он сам себя охраняет, то есть при довольно частых кражах велосипедов в Пекине вряд ли кто на него позарится. Дальнейшая жизнь на сто процентов подтвердила правильность моего выбора.

Рабочий день здесь, по нашим понятиям, начинается очень рано: уже с 6 часов начинается активное движение масс не только по улицам города, но, что особенно печально, и в университетских городках, и в общежитиях. Когда бы ты ни лег спать и какие бы у тебя ни были планы на предстоящий день, спать утром тебе все равно не дадут. В общежитии начинаются хождения, топот, стук дверей и оголтелые крики как внутри, так и вне помещения. К этому еще добавляются звонки велосипедов, гудки машин и гул моторов за окном.

Фото из личного архива автора

В 7.30 у студентов уже начинаются занятия. Но после двух пар наступает время полуденного перерыва, которое длится до 14.00. Это для китайцев святое время отдыха. Жизнь во всей стране на какое-то время затихает: все предприятия и учреждения, особенно государственные, свято соблюдают эту традицию, но и даже там, где люди, якобы, продолжают работать, можно заметить какую-то вялость, полусонное состояние торговцев на рынках, у продавцов в магазинах, где перерывов на обед не бывает, на улицах тоже меньше людей, меньше машин и велосипедов. Воспользовавшись этой особенностью, в дальнейшем большинство своих вылазок в город я стал планировать именно на это время.

Через несколько дней я получил ученический билет, прилагающийся к нему значок принадлежности к этому университету, библиотечный билет и направление на исторический факультет. Меня, конечно, больше интересовал язык, но меня почему-то, даже не спросив, распределили по специальности моей ученой степени. Прибыв на факультет, очень скоро понял, что я здесь совершенно никому не нужен. Секретарша дала мне расписание, чтобы я мог сам выбрать необходимые мне лекции по истории, которые я намерен посещать.

Встреча с научным руководителем, которого мне назначил факультет, состоялась несколько позже уже в моей комнате. Пришедший старик, назвавшийся профессором, рассыпался в комплиментах России и Украине, восхищаясь гостеприимством ее жителей, а особенно гостеприимством проректора киевского института, с которым, как выяснилось, он встречался во время поездки в Киев для чтения лекций по истории древнего Китая. Во время беседы по сути вопроса было сказано очень мало. Он выслушал мои сентенции и планы, порекомендовал посетить некоторые лекции опять же по истории. Сказал, что по языку ничем помочь не сможет, поэтому лучше этим заниматься в повседневной жизни, а вопросы методики преподавания китайского языка, с которыми я надеялся познакомиться, вообще оставить на второй семестр, когда будет побольше практики разговорного языка. Я признал это логичным, и разговор закончился приглашением в гости, которое было с благодарностью принято. После чего мы, с широчайшими улыбками церемонно раскланиваясь, разошлись, как в море корабли, чтобы потом больше никогда не встречаться. Это устраивало обе стороны: он получал полагающуюся ему оплату за руководство, а я получал почти полную свободу действий.

Две недели ушло на некоторое обустройство, знакомство и привыкание. Очень отрадно с одной стороны, что нахожусь здесь абсолютно обособленно: никому не нужен, никто не пристает. Выбрал себе два курса и иногда посещаю лекции по истории Китая. Больше для повышения языкового уровня, чем для самой истории, которую знаю лучше, чем этот профессор. Вскоре я приступил к занятиям. Было очень странно, что китайские профессора умудряются рассказывать об истории, совершенно не прибегая ни к картам, ни к схемам, ни к прочим учебным материалам. Более того, понимая, что без этого не обойтись, все-таки пытаются мелом рисовать на доске что-то наподобие карты, чтобы указать положение воюющих сторон и направления наступления. Профессор Чэнь лекции читал очень старательно, подробно и упрощенно, объяснив при этом китайским студентам, что ему дано указание сделать так, потому что на занятии присутствуют иностранные слушатели.

Действительно, на этой лекции было более понятно, чем на других, тем более что и тема оказалась достаточно знакомой: «Агрессия западных держав и Японии в 19 веке». Тема опиумных войн очень больная для Китая и очень часто муссируется и в литературе, и особенно в таком важнейшем народном виде искусства, каким является кино. Естественно, китайцы не были бы китайцами, если бы не представили ситуацию так, чтобы выставить себя героями. Рассказ профессора выглядел не серьезной лекцией с глубоким анализом и выводами, а простой передачей событий, на грани сказочно-мифических. Профессор долго рассказывал, как китайцы мужественно защищались, какие хитрые маневры придумывали против захватчиков. Короче, из лекции вообще было непонятно, кто же кого победил, и как это враги, состоявшие из простого экспедиционного корпуса, доставленного на кораблях за тридевять земель, смогли так быстро захватить все порты Китая и войти в Пекин, а «доблестная» же многочисленная китайская армия при этом просто разбежалась, и императорской семье пришлось позорно бежать вглубь Китая. И ни слова о том, в чем же причины развязывания войны и причины поражения, ни слова о поражении дипломатии Цинского правительства. Спасибо и на том, что в адрес русских войск было сказано, что они были более лояльны к китайскому населению и не творили жестокостей. Это был реверанс в мою сторону, потому что во всех кинофильмах, пытающихся представить события той поры, русские матросы в немыслимо дурацкой форме точно так же поддевают штыками младенцев, как и захватившие Пекин английские солдаты, но это уже тема другого разговора о китайском кинематографе. Хотя русские войска, входившие в Пекин уже на последнем этапе первой опиумной войны, когда уже не было сопротивления, были довольно быстро выведены оттуда. И лишь в период второй опиумной войны после печальных, если не сказать трагических событий восстания ихэтуаней, когда восставшие беспощадно уничтожали не только всех без исключения иностранцев, но и тех китайцев, кто принял христианскую веру, большая тяжесть ведения войны легла именно на русскую армию, находившуюся все же ближе к Китаю.

5. За нашу победу!

В один из дней, как и договорились, я позвонил своим попутчицам по оставленному ими телефону. Они после долгой дороги перед тем, как отправиться в свою провинцию, на некоторое время остановились отдохнуть в Пекине. Женщины стали живо интересоваться моими условиями проживания, расстроились моим неудачам при получении места в общежитии, особенно трогательно расспрашивали, сыт ли я. Потом я понял, что это элемент вежливости в Китае всегда при общении со всеми. Еда – это основа жизни в Китае. Посоветовали на следующий день найти подругу старой китаянки, покойный муж которой был ранее профессором, деканом одного из факультетов этого университета, а сама она и сейчас должна была работать в Пекинском университете. Они объяснили, что в Китае почти все вопросы решаются по знакомству и очень трудно добиться чего-либо без протекции. После этого я почти без проблем нашел нужного мне человека, и очень обрадовал старушку посланием от подруги ее шанхайской юности. Она рассказала, что два ее сына уже работают в Америке, а один пока с ней и тоже работает в этом университете. Тут же состоялся телефонный разговор между этими женщинами, во время которого они договорились о встрече, и меня пригласили там присутствовать.

Прием проходил «по высшему разряду» китайского гостеприимства. Сначала старушка зашла по пути с работы за мной, а уж потом мы пришли домой к бывшему декану факультета, семья которого продолжала жить в обычном панельном доме, принадлежавшем университету. Сначала загрохотала железная защитная дверь-решетка, которыми, как я успел заметить, здесь закрыты буквально все квартиры, а потом уже обычная деревянная дверь. Войдя в квартиру, мы сразу же очутились в большом холле, который в Китае обычно одновременно служит и гостиной, а уж такие буржуазные мелочи, как прихожая, вообще просто ни к чему. Три другие комнаты служат спальнями. Небольшой санузел и крохотная, именно крохотная, кухонька, в которой едва поместилась маленькая газовая плита, небольшая мойка и с большим трудом может стоять один человек. Мрак! Но отсюда выходит дверь на небольшой балкончик-подсобку, раньше служивший холодильником. Сейчас же большой холодильник занимал достойное место едва ли не посреди зала-гостиной.

Пока сын (!) управлялся на кухне, хозяйка предложила нам фрукты (груши, дыню, виноград), беседовала с нами, вернее со своими друзьями, потому что понять, что они говорят, для меня было совершенно безнадежным делом, поэтому мое участие в разговоре было весьма условным: Гань Дэмин переводила для меня с китайского на китайский. Я был весьма удивлен, когда мне предложили большую чайную чашку крепкого кофе. Уже потом я понял, что в данном случае соединилась китайская традиция встречать гостей предложением выпить чаю с одной стороны и с другой стороны – желание использовать традицию всех иностранцев, по их понятиям, пить кофе. Сами китайцы кофе в то время еще почти не пили.

Раскладной круглый стол сын быстро поставил посреди этого зала-прихожей-гостиной и стал также быстро метать на стол тарелки с едой: мелко порубленная говядина с овощами, жареная капуста, жареный арахис. Русский, по их понятиям, салат, который даже называется не собственно китайским, а заимствованным словом «сала», был приготовлен специально для русского гостя, только вместо яблок в нем были кусочки дыни. На столе стояла тарелка с кусочками какого-то душистого нежно-зеленого растения, которого я вообще никогда не видывал, а оказалось, что это сельдерей. После этого последовали горячие блюда. Специально для гостя была открыта бутылка пива, больше к пиву никто не притронулся, пили только воду. Ну, а в конце обеда, как положено, чашка вареного риса совсем без ничего. Принесенный мною торт остался по совершенно непонятным причинам невостребованным. Более того, Гань Дэмин укоряла меня в том, что я бесполезно трачу деньги. Но тем не менее встреча прошла в очень теплой дружеской обстановке. Не знаю, чем мне могла помочь эта встреча, но по словам все той же рассудительной Гань Дэмин, мне полезно знакомиться с жизнью китайцев разного социального положения вживую. Трудно что-либо возразить против такого разумного совета.

Только потом я узнал, насколько необычным был этот прием. В Китае редко приглашают гостей к себе в дом, разве что только близких родственников и то не всегда. Чаще всего гости, даже родственники останавливаются в гостиницах, а прием гостей происходит в ресторане или какой-либо харчевне, дороговизна блюд которого зависит от состоятельности принимающей стороны.

Еще один китайский прием уже в другом месте и уже по правильной схеме состоялся где-то через месяц, когда я немного освоился и собирался найти хоть какую-либо временную работу. Я позвонил по телефону, который получил в России при весьма странных обстоятельствах в вагоне поезда еще тогда, когда я только замыслил поездку в Китай. Однажды во время зимних каникул я ехал с сыновьями на мою малую родину. Стоя вечером у окна вагона в коридоре, я случайно услышал китайскую речь. Говорили в соседнем купе. Вскоре оттуда вышел мужчина-китаец и проследовал в конец вагона. Меня как китаиста, естественно, распирало любопытство и желание познакомиться. Когда я попытался заговорить с этим мужчиной по-китайски, реакция была поразительная: он сначала опешил от неожиданности и едва не уронил туалетные принадлежности, которые держал в руках, и лишь через некоторое время смог заговорить. Вероятнее всего он решил, что это работа вездесущего КГБ и за ними установлена слежка. Он сразу же сообщил о нашем знакомстве своим попутчикам, и через некоторое время они уже пригласили меня в свое купе. Это были профессора из Пекинского технологического института, которые приезжали в Ленинград, а после окончания переговоров отправились в путешествие по стране. Мне как раз были необходимы знакомства и связи в Пекине, поэтому в конце беседы мы обменялись телефонами, и я пообещал по прибытии в Пекин позвонить им.

Профессор Юн вспомнил меня довольно быстро и после небольшого разговора мы договорились встретиться. Спустя несколько дней ябыл уже у него в институте, и он представил меня чуть ли не всему составу института, включая уже знакомых мне бывших попутчиков. Как я потом понял, это нужно было ему, для того чтобы самому не засветиться в связях с иностранцами. После этого мы побывали в его лаборатории, где процедура знакомства продолжилась. Затем пришла его жена. Хозяева опять предложили гостю кофе, а затем повели в местный ресторанчик. Мы сидели в отдельном кабинете и постигали разнообразие китайских блюд, которые мне по ходу дела представляли. Профессор Юн исписал всю салфетку какими-то таинственными и в то время не всегда мне понятными иероглифами (какие-то блюда с креветками и кальмарами, с медузами и т.д.), а также яичница, пельмени, салат, мясо. Хозяева сели с двух сторон и усиленно пытались все это впихнуть в меня под единственную бутылку пива. В общем, как я ни сопротивлялся, гостеприимство было продемонстрировано на высшем уровне, но по чеку, который он выписал, отойдя к стойке кассира, я понял, что за это гостеприимство будет расплачиваться их институт по статье «Прием иностранных гостей».

Разговаривали, как всегда, обо всем и ни о чем: о семьях, о развале Советского Союза (китайцев особенно интересует, кто виноват), о событиях в России (эти темы не перестают оставаться главными в разговорах с русскими, особенно если разговор ведется лицами старшего поколения).

Говорили и о том, как живут люди в России и в Китае в это непростое время перемен. При этом мои собеседники употребили до сих пор незнакомое мне слово «байсин» (сто фамилий), которое оказалось незнакомым мне ранее разговорным синонимом слова «народ». Сам перевод звучал как «сотня фамилий», то есть в Китае действительно ограниченное количество фамильных иероглифов. Правда, для выказывания некоторого уважения к этому самому народу с сотней фамилий добавляют еще уважительный иероглиф, и получается «лаобайсин». Уяснив это понятие, я с жаром стал рассказывать о том, как живут люди в России, старательно подчеркивая тот факт, что мы с вами, дескать, тоже являемся этим самым народом. Мои собеседники почему-то меня в этом не поддержали. И только через несколько лет я понял, что «лаобайсин» в их понимании был лишь синонимом слова «простолюдин», а они в профессорском звании таковыми себя никак не считали. В то время мне казалось, что «мы с ними одной крови», выходцы из «социалистической шинели», но для китайцев высокие идеи «равенства и братства», как оказалось, оставались пустыми фразами, а свой родной китайский менталитет, взращиваемый тысячелетиями, был все-таки значительно сильнее. А по этому менталитету получалось, что любой ученый, в смысле образованный человек, а тем более профессор уже выходил далеко за рамки этих «ста фамилий» простолюдинов, даже если у него по-прежнему фамилия была одной из этих ста.

В конце разговора удалось перевести беседу на интересующую меня тему поиска подработки в свободное время. Я понимал, что без дополнительной подработки, без дополнительно заработанных средств, мне будет трудно и прожить этот год, и привезти подарки родным, и попытаться привезти с собой хоть что-нибудь из того, что так было мило сердцу китаиста. Но, по их словам, стало ясно, что больше всего в Китае интересуются естествоведами, технарями, а не языковедами. У комитета по образованию лимит на лириков уже исчерпан.

Прошел уже месяц моего пребывания в Пекине, а работы все так и не было. «Ведь какой хороший для Китая специалист пропадает. Вот одумаются, а уже поздно будет», – с безнадежным высокомерием думал я.

7 ноября, в очередную годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, я проснулся необычно рано, как всегда в этот день. Но если раньше не обращал на это внимания, то сегодня было как-то горько по чему-то утраченному и очень дорогому. Нет, я уже не думал о таких высоких категориях, как коммунизм или социализм, как великая советская держава. Я просто вспоминал, как проходил этот праздник в течение всей моей жизни. Вспомнилось приподнятое праздничное настроение с самого раннего утра, где бы я ни находился. Конечно, это было немного другое настроение, чем в новогодние дни. Конечно, на настроение влияла общая обстановка в стране, старательно создаваемая средствами массовой агитации и пропаганды, всеми подготовительными мероприятиями в учреждениях и на предприятиях, но все-таки был и особый настрой, подъем настроения у самих людей, независимо от политических или других мероприятий, которые часто действительно носили подневольный характер. И все же это был праздник. Осенний праздник. В первые морозы, а случалось, даже и в метель. Покрытые первым ледком лужи, иней на земле. Холодный свежий воздух приятно бодрил. Приятным было ожидание прихода гостей, когда маленьким мальчиком я старался первым встретить их на улице. Чуть позже это был ранний подъем в суворовском училище в Ленинграде, сосредоточенная суета подготовки к построению на парад, когда даже не нужны были окрики командиров, каждый твердо знал, куда идти и что делать. И пьянящая расслабуха после парада.

Потом были праздничные загулы во время учебы в Москве, когда использовался каждый свободный день для активного молодежного отдыха. Не менее интересно проходили праздничные вечера и позже, уже в других городах, в которых приходилось служить. Теперь же все было в прошлом, как на известной картине художника Максимова.

– Неужели же действительно так, как у этих старух? – вопрошал я сам себя. И сам же отвечал себе:

– А чем ты собственно лучше?

Да ладно, Бог с ним, со своим прошлым. Но ведь и событие Великой Русской революции в истории не только России, но и всего мира довольно значительное, без которого не могло быть настоящего. Это событие изменило ход истории не только нашей страны, но и всего мира, изменило характер отношений как между странами, так и между народами, между нациями, способствовало развитию экономической жизни всего мира, способствовало освобождению одних, улучшению жизни других. Конечно, что-то можно было сделать иначе, но история не любит сослагательного наклонения. Как было, так уж было, и ничего уже не изменишь, но надо бы помнить и об этом, ведь без прошлого не бывает будущего, а тем более настоящего, как можно этого не понимать.

В якобы «социалистическом» Китае, к сожалению, тоже ничто не напоминало об этом событии, которое в истории Китая сыграло немаловажную роль, но об этом сейчас предпочитают молчать. Скорее всего, чтобы не раздражать тех, которые заставили замолчать саму Россию. Стоило ли удивляться этому, если даже по "Радио России", которое я попытался поймать, в это время передавали какую-то чушь, как в обычный будничный день. Все же китайское радио в этом отношении оказалось чуточку честнее, ведь шла передача о Чайковском, день рождения которого отмечался в эти дни. Послушал знакомые мелодии. Но на душе не стало лучше.

Положение дел с поисками подработки не улучшалось, а ведь я приехал в Китай не только для стажировки. Приволок с собой кучу разных бумаг, разных писем к разным людям, визитных карточек и благих намерений, но сколько ни стараюсь, все прожекты постепенно отметаются, получатели писем уходят, мило улыбаясь и обещая подумать, но воз и ныне там – никакой работы не найти.

Подумал-подумал, потом вспомнил, как проводил мифический Максим Максимыч Исаев этот знаменательный день на чужбине… Достал привезенную с собой бутылку водки, нарезал хохляцкого сала, подаренного мне в дорогу моим соседом по дому в селе, с которым мы в бытность выпили немало горилки, и …За нашу победу!

6. Достопримечательности Пекина.

Пекин в 90-е годы даже в центре выглядел средним европейским городом – были широко распространены многоэтажки еще советского образа и подобия, такие как гостиница «Пекин» или великолепной красоты «Центр культуры народов Китая». Большая же часть территории города представляла собой одноэтажные густозаселенные районы с бесчисленным «хутунами», то есть узкими улочками, по которым можно было проехать разве что только рикшам. Но открытая экономическая политика уже привела к тому, что постепенно с помощью иностранного капитала стали строить высотные дома из стекла и бетона. Это в основном были богатые гостиницы и богатые же магазины, выделявшиеся среди одноэтажных трущоб. В эти магазины можно было ходить, как на экскурсии, потому что там было много интересных вещей, импортной одежды и обуви, но все это великолепие было явно не по карману большинству простых граждан Китая. Я любовался традиционными китайскими изделиями из шелка, кожи, фарфора, керамики, нефрита, жемчуга, с интересом смотрел на лаковые миниатюры, изделия из черного дерева. Мебель инкрустированная – глаз не оторвать. Шелк переливается всеми цветами радуги. Очень много хорошей литературы, о которой я мог только мечтать.

Время от времени университет устраивал для иностранных студентов экскурсии по достопримечательным местам города. Тогда же я понял, как непросто ощущать себя в шкуре иностранного туриста, на которого с интересом смотрел в своих городах, но не подозревал, что буду выглядеть таким же в глазах представителей другого народа.

Так уж получилось, что первой такой экскурсией была поездка в парк Храма Неба. Нас доставили туда на автобусах, вручили билеты и попросили вернуться к автобусам вовремя. Храм Неба, судя по всему, не имеет никакого отношения к небу, поэтому сам перевод мне представляется неверным. Нет смысла выяснять, чья это ошибка, китайского ли переводчика или русского, но заметно, что это название стоит парой к другому храму, Храму Земли, находившемуся раньше в северной части Пекина. Существовала раньше также и еще одна пара храмов: Храм Солнца на востоке Пекина и Храм Луны на западе города. Этот же храм вполне можно было бы назвать Храмом Бога (в китайском языке иероглиф «небо» имеет оба значения), поскольку именно этот храм являлся местом поклонения Богам в фактически языческом Китае.

Вообще-то считается, что Китай относится к странам, где преобладающей религией является буддизм, который был заимствован Китаем менее тысячелетия назад из Индии, но при ближайшем рассмотрении все не так просто. В Китае вообще нет индуизма, который распространен в Индии, а ламаизм распространен лишь в отдельных западных районах или кое-где по основной территории Китая. Те изображения Будд, которые находятся в китайских храмах, не очень похожи на таковые в Тибете, а тем более в Индии. Более того, монахи тоже имеют существенные отличия, тем более, что наряду с буддистскими монахами, прекрасно уживаются монахи-даосы и конфуцианцы со своими храмами, со своими святыми и со своими теориями.

В храме неба со своими студентами      

 На Великой китайской стене

Фото из личного архива автора

Следует также знать о широком распространении христианства во многих местах страны, так духовником одной из первых императриц Цинской династии Китая и ее сына, а значит императора, был христианин. Как и когда удалось католическому миссионеру убедить этих людей в правоте христианства, история умалчивает, но даже это не заставило этих людей рубить головы своим монахам, выбрасывать из храмов изображения будд. Скорее всего, их собственные храмы оставались даже в императорском дворце, что не мешало императрице молиться двум, если не трем богам. Кто-то из императоров посещал ламаистский храм, кто-то строил даосский храм, а кто-то ездил в христианскую церковь. А все вместе почитали конфуцианское учение и по сути оставались приверженцами своих языческих представлений.

Так и Храм Неба выглядит скорее средневековым языческим капищем, чем божественным храмом, поскольку именно сюда приезжал властитель страны со своей многочисленной свитой, чтобы помолиться всем богам о хорошем урожае, о хорошей погоде и совершить в связи с этим жертвоприношение, то есть на специально установленном месте принести в жертву тельца, который по индийским религиозным традициям является священным животным и не подлежит насилию. О языческом характере китайских императоров, а, следовательно, и всего народа, говорят и таблички Богов Солнца и Луны, богов Туч, Дождя, Ветра и Грозы, находящиеся при этом Храме.

Храм был только что замечательно отреставрирован и сверкал глазурованной синевой своего купола. А на всей территории окружающего храм парка поддерживалась необычная чистота и порядок. Это выглядело очень контрастно по сравнению с другими местами города. Но это неудивительно, ведь вход в парки города, причем не только в музейные, платный, поэтому есть возможность содержать штат работников парков для ухода за ними.

Тяньаньмэнь, то есть «Ворота небесного спокойствия», куда нас привезли в другой раз, производит грандиозное впечатление огромной площадью, раскинувшейся перед воротами, ведь она является самой большой площадью в мире, а также размахом трибун и особенно высотой главных ворот, где собственно во время торжеств находятся руководители Китая. Можно сказать, парят над толпами масс трудящихся. Наш Мавзолей, выполнявший до недавнего времени такую же роль, все же выглядит намного проще и демократичнее, да и кремлевские стены с башнями и звездами все же смотрятся красивее, но о вкусах не спорят.

Здесь императорского дворца совсем не видно, он находится далеко за воротами Небесного спокойствия (Тяньаньмэнь). В центре стены по-прежнему красуется большой портрет «великого кормчего», ошибки которого старательно забываются, а в заслуги которому возводится ни много ни мало как создание КНР. Активно бытует песня, слова которой меня очень раздражают: «Если бы не компартия, то не было бы нового Китая». В свою очередь я переделываю ее так: «Если бы не было СССР, то не было бы и нового Китая». По обе стороны ворот огромными иероглифами красуются лозунги «Да здравствует Китайская Народная Республика» и «Да здравствует солидарность народов мира». Никакого тебе привычного для всех коммунистов мира «Пролетарии всех стран соединяйтесь!», что уже сразу поколебало мои ожидания увидеть социализм в Китае, в дальнейшем же я убедился окончательно, что никакого социализма здесь даже и не ночевало ни-ког-да. Были лишь некоторые совершенно дичайшие деяния одной партии с авантюристом во главе, которая по недоразумению называлась «коммунистической», с целью укрепить свою власть, имея могучую поддержку со стороны Советского Союза.

Людей на площади в субботний день было довольно много. Хотя, когда и где в Китае бывает мало народа? Как и на Красной площади в Москве, большинство, похоже, приезжие. Много детей, но приводят под руки даже совсем дряхлых стариков (как в Мекку). Люди, как муравьи, мельтешат туда-сюда без всякой цели, потому что в принципе любоваться почти нечем, и чувствуешь себя на этой огромной площади совершенно маленьким, потерянным и очень никчемным. Именно этого эффекта и добивались архитекторы этого комплекса, чтобы прибывающие на аудиенцию к императору люди оказывались песчинками на этом огромном пустом пространстве.

Прямо перед центральными трибунами установлена высокая мачта, на которой каждое утро с восходом солнца, взвод роты почетного караула водружает государственный флаг. Своеобразный «Пост номер 1». Чуть дальше, в центре площади Памятник народным героям, погибшим в годы гражданской войны против Гоминьдана. Памятник этот условный, потому что при взятии Пекина войсками КПК никакого сражения не было, город прежние власти сдали без боя. Поэтому никаких жертв не было и хоронить, как это сделали в Москве на Красной площади, тоже было некого. Но на памятнике посредственного качества горельефы героического пафоса в духе «рабочих с молотками, крестьян со снопами и пионеров с поднятыми для салюта руками», которыми были украшены наши парки культуры и дома пионеров в 50-60-е годы. У посещающих площадь людей такого пафоса в отношении этого памятника, как например, у вечного огня Могилы Неизвестного солдата в Александровском парке в Москве, совсем незаметно, хотя живые «пионеры», как и положено, в праздничные дни стоят в почетном карауле вместе с солдатами. Следует объяснить, почему слово пионеры взяты в кавычки. Дело в том, что китайские «пионеры» не имеют ничего общего с той детской пионерской организацией, которая некогда бытовала в Советском Союзе. Да у детей начальной школы с 1 по 6 класс на шее есть красный галстук по образу и подобию советского, но никаких других пионерских атрибутов и ритуалов у китайской «пионерии» нет. Просто, как только ребенок приходит в первый класс, ему повязывают пионерский галстук, скорее лишь как признак того, что он стал школьником. Сам факт наличия красного галстука был привезен из Советского Союза, где воспитывались дети вождей китайских революционеров всех мастей от Чан Кайши до Мао Цзэдуна, поэтому такие галстуки носят даже школьники на капиталистическом Тайване. Но ни те, ни другие не заморачиваются на идеологическую сущность этого явления.

Еще одной из особенностей площади и всех ее строений является большое количество военизированной охраны, как вытянувшейся на отдельных постах, так и свободно патрулирующей по разным направлениям, заметны и сотрудники в штатском. Блюдут порядок. В отличие от других мест Пекина здесь очень чисто, и даже есть урны.

С южной стороны площади сверкает мраморной белизной, великолепно построенный Дворец памяти Мао Цзэдуна, предусмотрительно обнесенный металлической оградой на достаточном расстоянии, видимо, для того чтобы нельзя было ничем добросить. Это уже не скромная усыпальница, каковой является Мавзолей на Красной площади в Москве, а настоящий Дворец.

      Фото из открытого интернета

Очередной экскурсией, организованной университетом, была поездка в Гугун – древний императорский дворец Минской и Цинской династий, двух последних императорских династий, основную часть которого, похоже, отреставрировали совсем недавно. И хотя день был явно не экскурсионный, моросил даже мелкий дождик, впечатления остались хорошие. Дворец, как и предваряющая его площадь Тяньаньмэнь, дублированная затем перед воротами Умэнь, поражает своей обширностью. Сам дворец полностью изолирован, поэтому одно из его названий Запретный город, ведь на территории этого города целые кварталы разных дворцовых строений. Есть входы с четырех сторон, но сейчас открыты для посетителей только южный (главный) и северный входы.

Здания дворца богато отделаны все в том же национальном стиле: красные столбы и стены, поэтому, видимо, еще одно название дворца – Пурпурный город. Изогнутые четырехскатные крыши покрыты черепицей оранжево-золотистого цвета. Других строений с таким оттенком черепицы в Китае быть не должно, поскольку это привилегия только императорских зданий. И стилем, и оформлением этот дворец кардинально отличается от императорских дворцов не только западных стран, но и России. Фактически же, он ни в какое сравнение не идет не только с Зимним дворцом, но и с собственно царскими палатами Московского Кремля, которые были построены примерно в то же время, но все же выполнены в стиле архитектуры европейской ориентации значительно красивее и богаче. О чем говорить, если во всех помещениях этого так называемого дворца каменно-бетонные полы, а стеклянные окна сделаны только с приходом иностранцев, до этого все дворцовые помещения обходились без стекол, окошки заклеивали бумагой. Большая часть дворцовых помещений, по мнению многих иностранцев, производит впечатление огромных полупустых сараев. Но в этом собственно и заключается разница культур, обычаев и условий жизни в разных странах. Императорский запретный город фактически дублирует обычный китайский жилой дом, только увеличенный в огромном масштабе.

Всем туристам особенно нравится внутренний дворик, расположенный в самой северной, отдаленной от деловых зданий, части территории дворца. Здесь на небольшой площади много экзотических деревьев, кустарников, красивые беседки, искусственные водоемы, камни причудливой формы, привезенные из разных концов страны, а также искусственные горки с многочисленными ходами, гротами и беседкой на самом верху. Очень живо представляешь себе, как здесь резвились дети императоров.

В западной части восстановлены жилые помещения последних императоров, их многочисленных жен и наложниц. Нельзя сказать, что они блещут особой красотой, скорее просто отличаются более богатым убранством по сравнению с другими домами жителей китайской столицы. Но становится немного не по себе, когда остаешься в каком-то дворике или коридоре в одиночестве. Сразу же представляешь себе, какие страсти кипели здесь еще относительно не так давно. Такого чувства мне не приходилось испытывать, бывая в Зимнем дворце, возможно, потому что фактически тот дворец давно превращен в Эрмитаж и воспринимается просто как картинная галерея, а здесь действительно жилые дома, комнаты с нехитрой мебелью, кровати с пологами, которые невозможно даже назвать альковами, хотя они и принадлежат к таковым по своему назначению. Но еще страшнее становится в абсолютно пустых молчаливых проходах-колодцах, ограниченных со всех сторон высокими мрачными стенами. Так и кажется, что сейчас откуда-нибудь выскочит подосланный убийца и воткнет тебе в спину нож или распластает мечом, подобным тем бутафорным, которые продаются здесь в каждом сувенирном киоске.

Фото из личного архива автора

Особой популярностью среди посетителей Запретного города пользуется колодец, в котором Цыси приказала утопить свою невестку перед входом в Пекин английской армии. Формальным поводом для этого стало опасение, что она может попасть в руки вражеских солдат, но ведь ее можно было прихватить с собой туда же, куда убегал весь императорский двор.

Реальной же причиной этой жестокой трагедии стало то, что молодая женщина, ставшая женой императора-марионетки, неосторожно проронила где-то слова о своем величии императрицы, что не понравилось Цыси, которая, обладая реальной императорской властью, формально в сан императрицы все-таки введена не была, а, оставаясь императорской наложницей, была лишь опекуншей при малолетнем императоре.

Великая китайская стена, куда нас привезли на очередную экскурсию, является местом поклонения всех без исключения иностранных туристов.

Фото из личного архива автора

Это, конечно, грандиозное свидетельство величайшего китайского упорства, величайшего трудолюбия, но и …величайшей глупости. Потому как считается почему-то сооружением оборонительного типа, но даже невооруженным взглядом видно, что в военном отношении она была совершенно бесполезна даже в те времена. Какому военачальнику понадобилось бы строить оборонительные сооружения на склонах труднопроходимых гор? Достаточно было построить таковые по ущельям, где противник мог реально пройти и где войска хоть какое-то время могли задержать его продвижение. Когда я попытался высказать свои сомнения экскурсоводу, тот был в некотором затруднении, поскольку твердо уверовал в неоспоримость указанных ему истин. Но через некоторое время стал объяснять, что постоянных войск вдоль китайской стены действительно не было, а были сторожевые посты, которые вели наблюдение, и в случае появления противника обязаны были оповестить императора о нападении, чтобы тот смог подготовиться к отражению. Такой вот «золотой петушок» в китайском исполнении на тысячи верст. То есть фактически пограничная служба на границе государства, а стена в виде лестниц специально для удобства немощных пограничников.

Один из императоров (Хуанди), который объединил несколько княжеств в одно единое государство, решил обозначить границы своего государства с севера, где жили другие, причем, весьма воинственные народы, время от времени совершавшие набеги на китайские города, поскольку в те времена никто никаких границ не соблюдал. Но сейчас признавать истину такой границы государства китайцы не хотят, потому что границы уже расширились до немыслимых пределов, более того, существуют претензии на более обширные территории.

Фото из открытого интернета

По сути дела, китайская стена – это известные казацкие курганы, которые справлялись с такой задачей гораздо проще без нагромождения таких жутких сооружений, строившихся веками и потребовавших миллионы жизней людей, легших здесь костьми и замурованных, по преданию, в эту же стену. Таким образом, это еще и памятник этим строителям, а фактически всему народу.

Но зато это сооружение красоты неописуемой, особенно в хорошую погоду и во время весенней зелени или осеннего разноцветья в природе. Если забраться на одну из наиболее высоких башен этой стены, на что может уйти несколько часов, то можно видеть, что она действительно, как дракон, извивается вдоль гор, местами опускаясь в долины, местами возносясь к заоблачным вершинам. Возможно, создатель или проектировщик этой стены, если таковой вообще был, даже не подозревал, что он создает величайшее произведение искусства, а не обороны. Это дало мне основание утверждать, что он явно, в душе по крайней мере, был поэтом.

Раньше мне уже приходилось слышать, что Пекинский зоопарк является одним из лучших в мире. Естественно, как можно с этим согласиться, если не проверил сам. Поэтому, как только выдался хороший осенний денек, я сел на попутный автобус, благо таковой как раз ходит от университета до зоопарка, и двинулся на поиски свидетельств этого заявления. Действительность превзошла все мои ожидания. Это поразительно: при такой пыли и грязи на улицах города вдруг неожиданная чистота в зоопарке. Интересно даже не то, что чисто на дорожках и аллеях самого парка, к этому я уже начинаю привыкать в Китае, но что даже в павильонах и около вольеров нет присущего таким местам запаха. Чудеса парковой архитектуры, оказывается, распространяются и на зоопарки. Каждые вольер – это произведение искусства с горами, бассейнами с довольно чистой водой, струящимися водопадами, деревьями, укрытыми от когтей и зубов животных бетонными колодцами: и дерево свободно живет, и животному тень и свежий воздух.

Но некоторые павильоны можно посетить только за отдельную плату, то есть туда надо покупать билет в дополнение к входному билету на территорию зоопарка. Вероятно, в этом тоже есть своя логика, за такую красоту и такое обилие представителей разнообразной фауны можно и заплатить. Ничего не поделаешь, хочешь посмотреть экзотику – пожалуйста, плати. В такие павильоны упрятана почитаемая в Китае панда – одно из драгоценностей государства и статья доходов пекинского зоопарка, поскольку много желающих в других странах приобрести это экзотическое животное за очень большие деньги.

Фото из личного архива автора

Закрытыми являются и павильоны с рыбами и рептилиями. Но зато как они там вольготно себя чувствуют, хоть и за толстыми стеклами, но в очень приличных просторных условиях. Одних крокодилов десятка два разных сортов и видов. И не полузамученных и полусонных, а вполне приличных, иногда даже разевающих огромную пасть с жуткой пилой зубов. Об остальных змеях, удавах, свисающих с настоящих деревьев, и ящерицах уж и говорить не приходится. Они живут там в свое удовольствие, порой получше, чем некоторые из жителей этой страны.

Фото из личного архива автора

Разные орлы не в униженных условиях тесной клетки, а на вполне приличном месте, составляющем кусок искусственной горы, где можно при желании не только расправить крылья, но и взлететь, насколько позволит натянутая сверху сеть. Водоплавающая птица не в протухшем болоте, а на самостоятельных островах довольно просторного искусственного озера тоже с хоть и не стерильно чистой, но все же относительно свежей водой.

Носороги, бегемоты, слоны чистенькие, как только что из бани, а в их павильонах чуть слышно р а – б о – т а – ю т (!) вентиляторы. Прямо чудеса какие-то, а не зоопарк. Невольно вспоминаешь и сравниваешь с нашими, и становится даже не стыдно, а как-то грустно. Можно себе представить, что же может быть с зоопарками в Германии или другой подобной стране.

Фото из личного архива автора

Здесь же, в одном из углов парка, целый городок парковых аттракционов (по типу Диснейленда). Это конечно маленькая пародия, но сюда приходят даже влюбленные пары, чтобы посидеть на берегах прудов, погулять по аллеям парка, тем более что после закрытия вольеров и павильонов с животными в конце рабочего дня, зоопарк еще какое-то время продолжает работать как простой парк отдыха. Для того чтобы его осмотреть более-менее нормально, необходимо посвятить этому как минимум целый день.

В одну из суббот октября с раннего утра нас, как всегда, чтобы успеть заранее проскочить по узким улицам Пекина, вывезли любоваться «красными листьями горы Сяншань». Есть такое мероприятие в Пекине каждую осень. Что-то типа неофициального праздника. Подхваченные общей толпой мы с группой студентов разных народов рванули в гору, забыв весьма правильные слова о том, что умный в гору не пойдет. Нам пришлось проделать довольно мучительный путь, поскольку очень скоро асфальтовые дорожки, по которым мы сначала двигались, закончились, и мы стали подниматься по дорожке, кое-где условно выложенной камнями, а кое-где просто утоптанной с годами миллионами людей. Все люди вокруг нас двигались с поразительным, чисто китайским упорством, поэтому мы тоже не могли уступить. Прямо-таки паломничество японцев на «святую» Фудзияму.

Дорожка становилась все круче, подъем все тяжелее, погода все жарче, несмотря на конец октября. Но нас уже разбирало любопытство: куда это люди с таким упорством стремятся? Надо было видеть наши лица, на которых было изображено нескрываемое разочарование, когда мы, наконец, достигли цели. Наверху не было абсолютно ничего примечательного и даже панорама гор, если таковыми можно назвать окружавшие Сяншань холмы, не впечатляла. Говорят, в особо ясную погоду отсюда можно видеть панораму Пекина, но город остался очень уж далеко, поэтому все растворялось в дымке. Говорят, что в Японии есть выражение: «Кто ни разу в жизни не поднимался на вершину Фудзи, тот дурак. Но кто вздумал сделать это дважды, тот дважды дурак…» После нашего восхождения на гору Сяншань, мы могли бы сказать то же самое.

Разочаровавшись в этой горе, мы отправились искать те самые «красные листья», ради которых нас сюда привезли. Но самые красивые места, как и надо было ожидать, мы обнаружили только внизу.

Постепенно погода в Пекине становилась все холоднее. А вот дохнула и Сибирь, влияние которой очень велико: холодные массы воздуха через Западную Сибирь почти беспрепятственно сначала проходят через пустыню Гоби в северные и западные, а затем в центральные и даже в северо-восточные районы Китая.

Сначала весь день дул жуткий, резкий, холодный северный ветер, который напрочь сдул предшествующую этому слякотную осеннюю погоду, небо даже прояснилось, но было уже несколько градусов ниже нуля. Прямо как у Пушкина: «Вот север, тучи нагоняя, дохнул, завыл, и вот сама идет волшебница-зима». И ведь, действительно, не только пришла, но и «рассыпалась, клоками повисла на суках дубов». Правда, все не так как у нас: дубов не было, а снег шел и таял, переставал и опять шел.

Пекинский народ буквально обалдевал от первого снега: молодежь пыталась играть в снежки, подчистую соскабливая тонкий слой с грязного асфальта, ребятишки-школьники даже умудрились вылепить крохотную снежную бабу, все активно выползали фотографироваться, потому что многие приезжают из южных районов Китая, где снега вообще не видывали в глаза.

Но на улицах никто ничего не убирал, ничем не посыпал, надеясь на таяние, и к вечеру все это замерзло и превратилось в нехорошую, очень опасную для велосипедов ледовую корку. Такой холод продолжался около недели, а потом, немного перефразируя известное изречение Мао, ветер с юга одолел ветер с севера, и опять потеплело, но уже не так как раньше: если днем под солнцем было еще нормально, то все равно к вечеру становилось значительно холоднее.

Чуть позже мы побывали в летнем дворце императоров парке Ихэюань, который сейчас превращен в парк-музей и пользуется огромной популярностью. Было приятной неожиданностью, что «во дни торжеств народных» двери парков распахнуты настежь, то есть по праздникам вход был бесплатным. Это дворец, на который императрица Цыси потратила, по словам китайцев, все средства, необходимые для создания современного по тем временам флота Китая, и тем самым лишила государство возможности защитить свою независимость во время второй опиумной войны. Но оставим китайцам самим судить вопросы своей далеко не бесспорной истории и отдадим должное тому, что парк действительно получился красивым. Всё такие же, как и в Гугуне, только приземленные дворцовые постройки раскинулись у подножия горы. На склоне горы разместился придворный Храм благовоний. А дворцовые постройки с храмом соединяет удивительная по красоте длинная галерея, состоящая из 273 секций. Каждый пролет крыши галереи украшают жанровые сцены на темы китайских преданий и литературных произведений. После посещения Ихэюаня одна студентка выразила свои чувства так: «Как в сказке побывала». Вот как об этом писал китайский поэт Фэн Мэнлун:

                               Прекрасны очертанья галерей.

                              Стоят, как стражи, сосны у дверей.

                              Высоко к небу тянется бамбук.

                              И колокольцев так приятен звук.

                              Лучи, играя, льются с высоты

                              На яркие, на свежие цветы.

                              Своим чудесным запахом сандал

                              Страницы книг и струны пропитал.

                              И тени гор ложатся у окна,

                                    А тонкая циновка холодна…

Действительно, сказочного тут много, хотя вместе со сказочным такая жуткая проза жизни, к сожалению, в виде дремучей невоспитанности, обилия грязи на земле и в воздухе. Да и люди, как и везде, бывают разные.

Перед горой создано огромное искусственное озеро Куньминьху с островом, с великолепными ажурными горбатыми мостиками через проливы. Один мост соединяет остров с восточным берегом озера. Мост стоит на 16 опорах и имеет 17 пролетов. По обеим сторонам моста вдоль перил установлены мраморные столбики с 500 небольшими мраморными изображениями львиц с львятами, причем, ни одна из композиций не повторяет другую. На острове множество разных построек, беседок и двориков, куда члены императорской семьи приплывали на лодке и отдыхали, прятались от дождя и даже имели возможность помолиться в небольшом храме духа-дракона этого озера.

У моста семнадцати пролетов (с разницей в 20 лет)

Фото из личного архива автора

Зимой же на льду этого озера тоже бывает масса резвящегося народа – катаются даже на коньках, что очень непривычно для этих мест. В это время года я постоянно удивлялся издевательствам китайских мамаш над своими малолетними детишками, которые по жуткой традиции даже зимой носят штанишки-кайданки с прорехой между ног. Ребенок может быть укутан в кучу одежек, но остается с неприкрытой головой и голой попой, а иногда даже садится на мерзлую землю. Жуткая картина!

Однажды вечером нас отвезли на спектакль Пекинской оперы, который проходил почему-то в специальном зале при гостинице Цяньмэнь. Видимо, чтобы быть поближе к иностранцам, которым, по общекитайскому признанию, этот самобытный вид искусства нравится больше, чем самим китайцам. Хотя многие, особенно пожилые китайцы знают и содержание наиболее известных спектаклей, а иногда даже могут исполнить отдельные фрагменты из этих, так называемых, опер. Но эти спектакли, к сожалению, абсолютно не пользуются популярностью среди молодежи скорее всего по той причине, что молодые люди слышали и видели эти спектакли только по телевизору и совершенно не имеют представления, что такое настоящий спектакль, идущий вживую.

Пекинская опера далеко ушла от своей «бродячей прабабки» и превратилась в дорогостоящий вид элитного искусства с целью выкачивания денег в основном из богатеньких иностранцев, идущих на эти спектакли чаще всего из-за экзотики. Это у нас театр начинается с вешалки, в Китае театр начинается с экзотики уже в фойе, где находится большое количество разных лотков с безделушками, сувенирами, открытками, видеопленками и видеодисками, в основном посвященными именно этому виду искусства Китая. Естественно, втридорога, ведь все это можно приобрести в другом месте гораздо дешевле. Вешалок же вообще не существует, и зрители сидят в верхней одежде. Хорошо, если кто догадается хоть шапку снять.

Зрительный зал поделен на две части: для «белых» отдельные столики с напитками и легкими закусками и для «черных» с обычными рядами не очень удобных кресел. В этот день и та, и другая часть были заполнены только иностранцами. Спектакль, который был разделен на две небольших интермедии, в общей сложности длился около полутора часов. Раньше я уже читал о сложности игры актеров этой так называемой оперы, о развитии мыслей через своеобразные костюмы, маски, грим и другие театральные атрибуты. Но здесь все было гораздо проще: почти все было понятно и без особых тайн грима и костюмов. Конечно, в значительной мере этому способствовали два экрана, установленных по обеим сторонам сцены, на которых почти синхронно высвечивались на китайском и английском языках речь и слова исполняемых арий, если можно так назвать некую смесь речитативов нараспев и пения в отдельных эпизодах необычно высокими голосами. Два необыкновенно простых сюжета на тему любви были понятны и так. Возможно, был некоторый расчет на неприхотливого туриста, а может быть, на необразованного китайца.

«Пекинскую оперу» лишь условно называют оперой, на самом деле к опере в общемировом понимании этого вида искусства она никакого отношения не имеет. Но само искусство Пекинской оперы действительно можно назвать искусством, причем очень своеобразным. Действие захватывает не столько сюжетом, сколько именно пантомимой актеров в замечательном, очень гармоничном сочетании с музыкой, исполняемой на национальных инструментах: ударные – литавры и барабаны, а также струнных – пипа. Замечательна пластичность движений актеров. Красива ритуальная национальная окраска танцев. Но больше всего, конечно, привлекает внимание яркость и разноцветье одежды, масок актеров и густо наложенного грима. Маски и грим играют определенную роль в показе характера каждого героя. Так, например, у честного героя лицо окрашено в красный цвет, у обманщика – в белый, у храброго в желтый, золотая раскраска применялась для обозначения Богов, духов и т.д.

К сожалению, заметна некоторая перегруженность цирковой акробатикой: бесконечные сальто-мортале и работа жонглера с палками для изображения боя. Отсутствует чистота исполнения, нет отточенности в выполнении отдельных элементов, что не красит спектакль. Не ясно, то ли это попытка изобразить раскованность, то ли халатность самих артистов, понимающих, что и так сойдет.

7. Русские, не совсем русские и совсем не русские учащиеся в Пекине.

Постепенно познакомился с некоторыми студентами и стажерами из стран бывшего Советского Союза. Больше всего, конечно, представителей России, но есть много и из Украины, Белоруссии, Армении, Азербайджана, Грузии, среднеазиатских республик, встречал даже представителей фрондирующей Прибалтики. В то время большинство из них приезжали по направлению своих Министерств образования, но в дальнейшем все чаще стали встречаться и молодые люди, приезжающие по собственной инициативе. Мотивы нахождения в Китае бывают разными: чаще всего это языковая стажировка, некоторые приезжают изучать язык с нуля, есть энтузиасты-любители китайской гимнастики «цигун» или боевого искусства «ушу», есть, но значительно меньше, поклонников китайской медицины, в основном иглоукалывания, а есть просто любители приключений, хотя таковые попадаются и среди вышеперечисленных категорий людей.

Так после первого знакомства с моим соседом и его друзьями меня трудно было удивить их дальнейшими проделками. Большая часть из них вообще оказалась здесь совершенно случайно, во всяком случае, не затем, чтобы учить китайский язык. Некоторые ни с какими языками никогда и рядом не стояли, а уж китайского языка в глаза не видели и не имели никакого желания с ним даже знакомиться, а не то что упорно изо дня в день корпеть над ним. Часть из них, особенно некоторые дети работников посольства и других представительств, вообще днями не появлялись на занятиях, зато некоторые появлялись в общежитии, койко-место в общежитии предоставляется в обязательном порядке, в сильном подпитии со всеми вытекающими последствиями.

Большинство ребят учились весьма условно, поэтому иногда китайские преподаватели, которые обычно лояльно, если не безразлично настроены к учебе иностранцев, вынуждены были даже обращать их внимание на значительные пропуски занятий и высказывать некоторые сомнения в возможности сдачи ими экзаменов. Кого-то, возможно, это заставляло обратить внимание на учебу, а кого-то совершенно не беспокоило. Оказавшись на чужбине, вдали от родительского контроля, они и отрывались по полной: ходили по кабакам, посещали дискотеки, иногда дрались между собой или с китайцами. Так, мой сосед однажды пришел домой весь залитый кровью и с пробитой головой в драке с китайцами на рынке, которую, как я понял из его рассказа, они затеяли сами. Слава Богу, остался жив, а ведь могло быть и хуже. Одна наша студентка была отправлена домой калекой после столкновения с автомашиной в то время, когда она после хорошо проведенного вечера возвращалась по… проезжей части дороги. Другая украинка, вышедшая замуж за китайца, умерла при невыясненных обстоятельствах прямо у него дома. Парень-белорус по непонятным причинам упал с –надцатого этажа высотного дома, где находился офис, в котором он работал.

О страшных событиях осенью 1993 года в Москве студенты хоть иразговаривали между собой, но как-то несерьезно, как будто и не о своей Родине. Правда, и сведения, которые поступали, были очень скудны и малопонятны. Практически никаких источников информации не было, даже на китайском языке. Будучи в гостях, случайно посмотрел по телевизору страшную картину пальбы вокруг Белого дома в Москве и после этого ночь не мог заснуть. Жуткие действия бескомпромиссного нового «вождя народов» очень настораживали, хотя этого от него и следовало ожидать. Харакири, которую сделала себе могучая советская держава, еще будет вспоминаться не одним поколением людей с большим сожалением. Насколько еще у народа хватит терпения выносить эти издевательства? Россия, которая спасала Европу, не жалея жизней своих солдат, стоит на коленях. Да и времена, когда результат войны решался простым мордобоем, канули в вечность, а в «теории звездных войн», то бишь современных, любой американский мальчишка на голову выше не только наших тупых генералов, но и молодых офицеров.

Я привез бывшим студенткам своего университета, которые учились в Пекине письма от их матерей и сразу же сообщил им об этом, надеясь, что они постараются в выходной день приехать за этими письмами. Вспомнил свое детство и молодость. За любыми посланиями с родины я тогда летел, сломя голову. Но, видимо, другие времена, другие нравы. Девчонки так и не приехали, хотя знали о доставленных письмах. Пришлось мне самому через пару недель отвезти эти письма к ним в общежитие другого университета, а заодно и помочь в некоторых хозяйственных вопросах: отремонтировать велосипеды, отремонтировать электроплиты. Стиральную машину отремонтировать не удалось – «гранаты оказались не той системы». Через некоторое время узнал, что раньше нашим студентам, как и студентам других стран, помимо китайской стипендии еще приплачивали стипендию в посольстве долларами, но после развала Союза, это делать перестали, и девчонки, оказавшись в затруднительном положении из-за финансов, вынуждены были находить разные подработки.

Познакомился с представителями Украины в других университетах, есть два стажера из Мариуполя. Один в университете Цинхуа, а другой Политехническом. Часто встречался с ними, потому что они жили довольно близко от моего университета, и поэтому иногда мы доставляли друг другу письма, пришедшие через посольство. В отличие от меня каждый из них жил в отдельном номере, а в университете Цинхуа вообще был номер с санузлом, чего еще нужно, но все равно они были чем-то недовольны, постоянно возмущались приемом и отношением со стороны принимающей стороны. Интересно, а чтобы они хотели? Неплохо бы вспомнить, как живут китайские студенты, приезжающие к нам. Конечно, лучше, чем китайские студенты здесь, но и замечательными те условия тоже не назовешь. Потом выяснилось, что основная проблема в том, что эти технари китайского языка не знают, общаются с китайцами на дурной англо-русской смеси.

Они привезли с собой кое-какие технологические разработки, но к серьезным работам их, как иностранцев, не допускали, их разработками интересовались, но денег платить за них не хотели, а наши, естественно, за просто так не отдавали. Ребята остались очень недовольны этой стажировкой и готовы были уехать в ближайшее же время. Живя в столь экзотической стране, почти ничем не интересовались, разве что закупленными по дешевке тряпками. У них не было плановых занятий, поэтому они имели больше времени ездить по всякого рода рыночкам и распродажам. Во время наших встреч разговоры чаще всего сводились к тому, кто, что и за сколько купил. Ничего не имею против того, что ребята, попав в Китай, хотят привезти своим родным какие-то хорошие и не очень дорогие вещи, в силу своих финансовых возможностей, однако было как-то неприятно слушать их бесконечные очень уж «бабские разговоры».

Где-то в середине октября получил телеграмму от Оксаны Ивановны, доцента Киевского университета, которая тоже решилась прокатиться в Китай, хотя по специальности биолог и, конечно же, ни языка, ни страны не знает. А поскольку мы с ней познакомились еще во время подготовки к поездке, поэтому она попросила меня помочь ей в чужом городе и в чужой обстановке.

Увидев меня на вокзале, куда я приехал ее встречать, молодая женщина едва не прыгала от радости. Вскоре мне стало понятно ее волнение и радость. Путь у нее в вагоне поезда был схож с моим, только у нее в купе были китайцы-мужчины. Если меня порой в дороге шокировали некоторые действия вполне культурных китайских женщин, то представляю, каково было Оксане Ивановне с китайскими мужчинами, которые особой культурой не отличаются, к тому же без знания ею китайского языка. Видимо, поэтому она была так рада наконец покинуть поезд и рада тому, что не осталась в чужом городе в одиночестве.

Но оказалось, что не только я пришел ее встречать. Встречать ее приехал и профессор из университета в Ченду, куда она направлялась дальше. Раньше он был в Киеве и даже встречался с ее отцом, каким-то светилом в области химии. Профессор Чэнь увез Оксану Ивановну на такси в Институт языка, где он заказал для нее комнату. Что ж такая забота даже по отношению к другому человеку всегда радует. Но чуть позже я с ужасом увидел ободранные стены гостинки, куда он ее поместил. Как выяснилось, он делал это по своей инициативе, а университет оплатил ей только дорогу. Я срочно отвез ее в посольство, где она встала на консульский учет, а потом немного показал Пекин. Нельзя же было оставлять мрачное впечатление о Пекине, тем более неизвестно было, что ждало ее в далекой провинции Сычуань.

Как потом выяснилось, ее ждало весьма серьезное испытание почти полного трехмесячного одиночества без языка, без знания особенностей культуры этой страны, особенностей жизни людей и всего, что с этим связано. Обычно это производит на неподготовленных людей очень сильное впечатление, вплоть до шокового состояния. Именно в состоянии полного нервного истощения я и встретил ее через три месяца, для того чтобы переправить назад домой.

Напрашивается вполне законный вывод: зачем посылать сюда этих специалистов? На какую стажировку? В смысле технологий нам пока еще ума не занимать, а китайцы сами заимствуют в основном западную. Не лучше ли эти места предоставить студентам- лингвистам, медикам, интересующимся традиционной китайской медициной, торговцам, экономистам, международникам и т.д., то есть тем, кто действительно может и хочет что-то полезное извлечь из контактов с Китаем, а не просто прокатиться на халяву. Ведь экскурсии на столь длительный срок для людей, не знающих страну, не знающих язык, могут закончиться весьма плачевно. Знал я и таких, которым после такой командировки требовалось серьезное лечение в психиатрической лечебнице. Преподавательницу одного из университетов отправили с психическим расстройством еще до окончания срока командировки.

Отношения между представителями бывших республик Советского Союза были разными. Пока нас объединяет русский язык. Заметно, что парни и девушки из других республик бывшего Союза тянутся к русским, но русские, особенно там, где уже есть небольшой коллектив из России, ведут себя не очень корректно, к другим вообще относятся пренебрежительно. Как ни старалась очень добрая маленькая киргизка Дея войти в дружбу с моим соседом и его компанией, они ее так и не приняли. Пришлось ей ориентироваться на своих соотечественниц-киргизок из других вузов и даже однокурсников из других стран. Надо было видеть, как тепло в конце года ее провожал «интернационал» ее учебной группы и соседей по общежитию, так что еще неизвестно, кто в ком больше нуждался: Дейя в этих заносчивых русских ребятах или они в ее доброй отзывчивой душе. Хотя на плов, приготовленный стажером из Узбекистана, все с удовольствием сходили и убедились в подлинном гостеприимстве хозяина.

И наоборот, в Пекинском педагогическом университете, где я работал немного позднее, сложился вполне интернациональный русскоязычный коллектив, в котором были студенты из России, Украины, Белоруссии, Литвы, Армении, Таджикистана. Мы часто вместе ужинали, вместе очень активно отмечали все праздники и дни рождения, дарили подарки, помогали друг другу в разных вопросах от простого участия до оказания денежной помощи. Этот коллектив притягивал к себе даже представителей других стран, так к нам часто присоединялись то чех, то словак, то немцы, то японки или девушки из Южной Кореи. Но душой этого коллектива рожденных в СССР был все-таки не русский парень, а веселый, шустрый армянский юноша.

А уж как активно мы отмечали там праздники почти в русском стиле! Сначала вскладчину ходили в ресторанчик, а потом в кафе для иностранцев при общежитии, где стояло пианино, устраивали концерты с песнями и плясками. При этом игра на пианино русского парня, закончившего Гнесинское училище в Москве, прекрасно сочеталась с игрой на бубне парня-таджика. К нашим танцам присоединялись совсем незнакомые студенты и студентки разных народов, заглянувшие в этот момент в студенческое кафе. Хозяин этого кафе, который был благодарен нам за привлечение посетителей, по большим русским праздникам даже дарил нашей компании бутылку водки, разрешал бесплатно играть в биллиард или отпускал закуски со скидкой.

Фото из личного архива автора

На первом этапе в конце девяностых годов с «советскими» студентами активно общались студенты из бывших стран так называемой «народной демократии».

Мы очень часто общались и с немцем, и с венгром, и со словаком, и с поляками, которые раньше в школе изучали русский, но уже позднее таких ребят не стало. Вот такой разговор состоялся уже позднее с одним венгром:

– Do you speak Russian? (Ты говоришь на русском?)

– No, I don’t. (Не-ет).

– Why? There were many people in Hungary studying Russian before.

(Почему, ведь раньше многие в Венгрии изучали русский язык)

– But not now, all of them have forgotten Russian now.

(Но не сейчас. Сейчас они уже позабыли русский)

– O-o?! Still quickly? And they don’t afraid, that all of them will study Chinese in future?

(Так быстро? А они не боятся, что в таком случае им всем вскоре придется изучать китайский?)

Фото из личного архива автора

Интересно отметить поведение нашей немецкой попутчицы во время одной экскурсии. Девушка была весьма общительная, насколько ей это позволяли скромные, одного года, знания китайского языка, без комплексов, но и без излишеств. Было время обеда. По ходу движения нам попадались небольшие лавки, и я несколько раз предлагал ей остановиться и вместе перекусить, но всякий раз она твердо заявляла: «Нет, не хочу!» А буквально через несколько минут вдруг достает из своего рюкзачка булку и как ни в чем ни бывало принимается есть, совершенно не обращая на нас внимания. Для нас это было несколько необычно, ведь у нас как-то не принято в компании единоличествовать – или предложить другим, или совсем не доставать.

Общение с японцами всегда доставляет истинное наслаждение. Они ко всем относятся очень вежливо и доброжелательно. Покоряет их вежливость, привитая с детства: обязательная улыбка, обязательный поклон при встрече и участливое отношение при разговоре, независимо от того, интересует их эта тема или нет.

Очень много в Китае учится студентов из Южной Кореи. Они в основном общаются между собой в своей диаспоре. Но народ этот, в отличие от других, довольно шумный, а парни даже через чур. Во всяком случае, пьяных дебошей в общежитии у корейцев было даже больше, чем у русских. Они пьянеют, наступив на пробку, и заводятся с полуоборота по любому поводу, но чаще всего разбираются между собой.

Одна группа весьма приветливых негров из Африки вообще оказалась сверх дисциплинированными мусульманами. Никаких загулов, спиртного ни в рот, но всегда рады вежливо пообщаться и даже помочь при необходимости.

Представителей западных стран немного, они побогаче, поэтому часто не живут в таких дешевых общежитиях. Так студенты из Англии размещались в здании, которое было предназначено для преподавателей-специалистов. Англия специально снимает для них эти хорошие номера и создает отдельные учебные группы только для небольшого числа англичан по особому договору и за соответствующую плату, поэтому и знания у них были на порядок лучше. Американцы и канадцы были разными, так на нашем этаже жила одна девушка-американка, которая без всяких комплексов питалась даже не в нашей столовой Шаоюаня, а в простой студенческой столовой для китайцев, где все было значительно дешевле.

8. Любовь-морковь и прочие страдания.

Имея порой весьма приличные карманные деньги, присланные родителями, молодые русские ребята и девушки наслаждались экзотикой и самостоятельностью. Экзотика заключалась в закупках всякого рода безделушек от красивых китайских сувениров до бутафорских мечей. Самостоятельность в связи с возрастом в основном проявлялась в любви. Буквально через пару месяцев после прибытия уже наметилась свадьба: молодые познакомились только в августе в поезде во время следования в Китай. Это путешествие, по словам моего соседа, проходило очень бурно, поскольку ехала большая группа студентов из разных мест и учебных заведений России. Так, например, мой сосед Виктор вынужден был сначала из Владивостока проехать через всю страну, чтобы попасть в Москву на инструктаж в духе прежних времен, а затем уж общим стадом, распугивая честных граждан, как своих, так и чужих, развеселая компания в течение недели двигалась в Пекин. Естественно, молодые люди в дороге знакомились, тем более что им предстояла совместная учеба и жизнь. Некоторые, как Виктор и Дмитрий, уже к тому времени успели познакомиться с китайским языком в России, хотя уровень их знаний явно оставлял желать лучшего. Другие, как Надежда, попали сюда по какому-то недоразумению или тайному умыслу родителей и языка не знали.

Представительный, упитанный Дима отрекомендовался сыном работника МИДа, а Надя – дочерью не летавшего, но работавшего в Монино космонавта. Знакомство с этими местами, которое они показывали в разговорах, не оставляло сомнений в подлинности их происхождения, да и было заметно, что в средствах они не нуждаются. Надя до этого училась в Московском химическом институте и была направлена, а может быть и сослана, только с большого бодуна родителям может прийти в голову мысль отправить такого ребенка, который уже поступил в институт и начал изучать какую-то профессию, за тридевять земель в Китай на пять лет познавать китайский язык, но история, а вместе с ней и Надежда подробности об этом умалчивали.

Трудно сказать, что произошло между ними еще в поезде, но крепкий и активный Дмитрий, похожий на молодого бизона, через некоторое время уже стал опекать маленькую и с виду очень хрупкую Надежду, которая в свои двадцать с хвостиком лет внешне представляла собой необычайно нежное создание и, хотя совсем не была похожа на куклу, все же смотрелась по типу «жена-ребенок».

Через неделю после прибытия в Пекин они уже подали заявление на регистрацию брака в российское посольство. Такая прыть была вызвана совсем не беременностью – оба были современными молодыми людьми, и случайность им не грозила. Причина скорее была в другом: Димку неожиданно для них распределили в Шанхай, а Надя оставалась в Пекинском университете, что явно не устраивало эту пару. И они попытались таким образом подействовать на китайские власти, но… не на тех нарвались. По китайским понятиям студентам вообще нельзя жениться или выходить замуж, а магистрантам нельзя заводить детей. И хотя эти запреты не распространяются на иностранных студентов, этим ребятам уже ничего не светило, поскольку принцип «орднунг ист орднунг» действует не только в Германии. Решение уже было принято, их уже распределили, поэтому никто не собирался возвращаться к этому вопросу, не взирая ни на какие браки и заявления о женитьбе. Но ребята выросли в Советском Союзе, и поэтому еще питали какую-то надежду на справедливость, как им казалось. Родителям о своих делах и планах сообщать не решались, несмотря на все мои уговоры.

Весь месяц ребята ежедневно перезванивались, иногда даже ездили друг к другу. Для Димы это в принципе было легкой прогулкой, чего нельзя сказать о Надежде, отваживавшейся на такие путешествия, фактически не зная языка. Но любовь заставляет совершать еще и не такие подвиги. Бывало, что и ссорились по телефону по пустякам, когда кому-то вдруг не понравится тон голоса во время телефонного разговора. Тогда Надежда со слезами прибегала к нам в комнату, иногда рыдая, иногда ругаясь, забиралась на Витькину кровать с ногами, утыкалась лицом в колени, как пятилетний ребенок, демонстрируя нам свою попу в трусиках, а мы с ним вынуждены были ее успокаивать, делая вид, что не замечаем ее такой непосредственности.

Однажды поздно вечером я уже укладывался спать. Вдруг раздается знакомый нетерпеливый стук в дверь. Напяливаю брюки, открываю дверь. Как и следовало ожидать, Надя опять в слезах.

– Наденька, что случилось?

– Телефон-автомат не работает, и я не могу дозвониться.

– Ну, так что ж, – не понимаю я, – можно завтра утром найти другой и позвонить.

– Но ведь он ждет моего звонка именно сегодня, а если я не позвоню, то он рассердится.

– Что же ты предлагаешь?

– Я сама не знаю. Вы не знаете, откуда еще можно позвонить? – Надя уже готова опять разреветься.

– Но я вообще никогда не пользовался здесь телефоном.

Это дитя, собирающееся стать женой, откровенно не может сдержать слез, которые ручьями бегут по ее щекам, рискуя затопить нашу комнату.

– Ладно, не плачь, – пытаюсь я как-то ее успокоить, – попробуем что-нибудь придумать. Должен же быть в этом университете какой-нибудь коммутатор.

– Да-да, коммутатор, – оживляется моя подопечная, хватаясь, как всякий утопающий, за соломинку надежды.

– Тогда пошли искать.

Мы вышли из комнаты в темную ночь и отправились на поиски таинственного коммутатора, который, по нашим понятиям, где-то обязательно должен был быть, только потому, что нам это было очень нужно.

На ее, а может быть, и на мое счастье, нам очень быстро повезло, потому что уже первый китайский студент указал нам телефонную станцию на территории университета. Мы успели ворваться туда еще до закрытия дверей, поэтому удалось заказать переговор, и счастливая и довольная Надюша о чем-то, надо полагать, совершенно бесполезном, долго беседовала со своим возлюбленным. А чуть позже мы, уже спокойно беседуя, возвратились в общежитие. Надя даже забыла поблагодарить за помощь – счастливые часов (как, впрочем, и другие мелочи) не замечают.

Но на импровизированную свадьбу меня все-таки пригласили, не пропал наш скорбный труд. Виктор чуть раньше приехал из Шанхая, а накануне дня регистрации они оба пришли к нам в комнату, не имея других близких людей, и устроили мальчишник и девичник одновременно. В этот вечер мне удалось-таки убедить их, что родителям все-таки следует позвонить, иначе они будут совершенно незаслуженно обижены. На этот раз мои слова, кажется, дошли до сердец эгоистичных влюбленных. На следующее утро перед тем, как ехать в посольство на регистрацию брака, они позвонили в Москву, а потом пришли рассказать о переговорах, поскольку были очень удивлены реакцией родителей на это "пре…приятнейшее" известие.

Я думал, что после их звонка в трубке раздастся звук падающего в обморок тела матери или грозный рык отца, но оказалось, что это не так:

Родители Дмитрия: "Она что, китаянка?"

Родители Надежды: "Он что, еврей?"

В посольство отправились на двух машинах при свидетелях: Надежда в коротеньком платьице выше колен, Дмитрий в рубашке без галстука. Зато оба сияли, как новые медные пятаки. За отсутствием родителей мне пришлось благословить и проводить их.

А вечером все отправились в китайский ресторанчик недалеко от центральных ворот университета. Сидели в уютном отдельном кабинетике, поскольку гостей было немного: кроме самих молодоженов и «посаженного отца» в моем лице, было еще три парня и три девушки. Посидели очень неплохо, потому что они уже все были знакомы со времени известного путешествия, положившего начало этому роману. Блюда и вина были в достатке, сказывалось лишь отсутствие музыки, которой в китайских ресторанах не бывает, что так непривычно для русских людей, тем более на свадьбе. После десяти часов, основательно нагрузившись, отправили гостей ночевать в общежитие Института языков, а сами вернулись домой, продолжая вспоминать все подробности регистрации, включая волнения консула, которому, судя по всему, не так часто приходится проводить подобные церемонии.

На этот раз вспомнили и родителей, потому что не знали, как они пережили этот день. Но после звонка домой окончательно успокоились: родители уже успели пообщаться между собой и поэтому дружно поздравили своих непутяшек.

Однако перевестись ни Надежде в Шанхай, ни Дмитрию в Пекин после регистрации так и не удалось, поэтому до конца года молодожены так и ездили друг к другу в гости. Нужно ли говорить, что обоим было не до учебы, хотя Надежда по-прежнему иногда забегала к нам, держа в руках учебник, чтобы выяснить ту или иную трудность китайской грамматики.

– Я уже не могу ездить с китайцами в поездах, – заметила как-то Надя.

– Почему? – удивился я. – Вполне нормальные люди.

– Что вы, Анатолий Степанович, – возмутилась девушка, – вам просто еще не приходилось ездить в их поездах.

– Чем же отличаются их поезда?

– Однажды мне сделали замечание за то, что я сняла в купе носки.

– Так может твои ноги их не устроили или носки, – попытался было я найти причину.

– Да нет же, с моими ногами как раз все было в порядке. Просто, по их обычаям девушке неприлично, видите ли, обнажать ноги.

– Как, то есть???

– … а сами даже пердят в купе, – уже совсем возмущенно продолжила Надежда.

– Что ты такое говоришь? – ужаснулся я.

– Правда, правда! – стала божиться моя собеседница, на которую я в этот момент смотрел с сильно выраженным недоверием.

Но через некоторое время, когда самому довольно часто приходилось передвигаться и городском общественном транспорте, и в магазинах или на рынках, и в поездах дальнего следования, мне не раз пришлось быть свидетелем подобных «газовых атак» со стороны незадачливого китайского населения, выросшего в крестьянской среде на крестьянской же культуре, которая требует освобождать свой организм от всякой скверны по мере необходимости.

Но и на этом дело не кончилось. Вскоре я заметил, что после этой свадьбы, когда из Шанхая приезжали девушки – подруги Нади и Дмитрия, мой сосед тоже стал частым гостем Шанхая, а Вера – девушка из Москвы – стала все чаще приезжать в Пекин. Первое время она останавливалась у знакомых девушек в Институте языков, но однажды совсем не пошла туда. Сходила выкупалась в душе на нашем этаже и… осталась ночевать у нас в комнате. Пришлось предложить Виктору лечь со мной. Он с первого раза не решился возразить мне. Но в последующие Верины приезды все встало на свои места, вернее, все легли на свои места. Правда, при этом их культурная программа где-нибудь за пределами университета всегда продолжалась до позднего вечера, чтобы приходить тогда, когда я уже сплю. Вскоре на нашей «пограничной веревке» уже появились «флаги расцвечивания» в виде девичьего нижнего белья, потому что ее визиты порой продолжались около недели. Поднимаясь по утрам с постели в тоненькой пижамке, Вера спокойно произносила: «Доброе утро, Анатолий Степанович!»

Но, несмотря на эти игры молодых ребят и их свадьбы, у меня, так сказать, была своя невеселая «свадьба», своя забота, своя печаль. Поиски работы не приносили результатов. Порой даже наступало полное отчаяние, особенно тогда, когда я получал очередной отлуп.

Сколько еще будет таких моментов отчаяния? Я бьюсь как рыба об лед, и вдруг в один прекрасный день вкатывается в нашу комнату этакая светская особа неопределенного возраста от 50 до 70, ну очень томного вида, и пытается узнать, кто такой Виктор. Ей, видите ли, срочно понадобился человек, знающий китайский язык. Но моего соседа, как водится, дома не оказалось, поэтому она стала выяснять, кто я такой. Пришлось представиться. Разговорились. Она оказалась профессором Казанского университета, но разговаривала только через губу с каким-то очень недовольным видом. Обменялись впечатлениями, и выяснилось, что она здесь уже не в первый раз, и ее, видите ли, чуть ли не из постели вытащили персональным приглашением преподавать на факультет русского языка и литературы. Но самое обидное, что ее стали искать только 3 октября, когда я уже был здесь и метался в поисках работы. Ну как тут не расстроиться?

Живет она, не чета нам, в отдельных апартаментах о двух комнатах с ванной, со всей необходимой мебелью, телевизором и холодильником в корпусе для иностранных специалистов. Так в Китае называют людей, приезжающих из других стран для оказания помощи по различным делам, но больше всего в области преподавания. Вскоре стала понятно и ее недовольство. Раньше, в советское время, она приезжала по направлению нашего государства, поэтому и оплата за ее работу была другой. На этот же раз государство этими делами уже не занималось, и она прибыла сюда уже просто по личному приглашению университета, а значит платить ей тоже будет только университет, который предложил ей высшую ставку, как имеющей ученую степень и научное звание, но это ее, как я понял, все равно не очень устраивало. С моей точки зрения ничего ущербного в ее зарплате не было, ведь названная ею сумма в несколько раз превосходила зарплату преподавателей в наших советских университетах, которую к тому же там в «антисоветское» время уже выплачивали нерегулярно. Но женщина с обидой стала жаловаться, что ее нещадно загрузили – 14 часов в неделю. «Конечно, это довольно много, но за те деньги, которые она получает, можно и поработать», – подумал я про себя, а вслух произнес:

– Так передайте часть нагрузки мне.

– Хорошо, я буду иметь в виду, – проворковала она в ответ. – А вы не могли бы оказать мне некоторую помощь, ведь вы же знаете китайский язык. Мне, правда, неудобно обременять вас, но может быть, вы не будете против.

Далее последовала просьба сходить с ней в отдел по работе с иностранцами, для того чтобы решить некоторые пикантные вопросы оплаты ее труда и кое-что другое.

После оказания помощи этой матроне, у нас с ней наладились некоторые деловые отношения. Поделился я и с ней своими проблемами в поисках работы. Через некоторое время она вдруг спросила:

– А вы не хотели бы сами поработать здесь в качестве специалиста, ведь у вас есть и ученая степень, и научное звание?

– Конечно, хотел бы, но вот никак не удается найти что-то подходящее.

– Нет, я имею ввиду на следующий год. Я здесь долго работать не собираюсь, и вы могли бы на следующий год занять мое место. Ведь вы знаете китайский язык, что будет значительно удобнее для учеников. Условия вас устраивают, и вам, как я вижу, нравится общение с китайцами.

За это время я уже знал, с какой неприязнью относится Нелли Абдуллаевна к жизни в Китае, как она ходит, никого не замечая, по территории университета, как вешает на лицо улыбку, если кто-либо из ее учеников заговорит с ней на улице, с каким трудом дается ей выдерживать дипломатическое выражение лица во время разговоров со своими коллегами, и как она плюется после встреч и с ними, и со своими магистрантами. Знал я и о том, что ее очень раздражает, когда во время частых совместных обедов с китайскими коллегами, ей приходится пользоваться палочками. Научиться есть палочками в принципе не так уж и трудно, поэтому она тоже быстро с этим освоилась. Раздражало эту обрусевшую татарку, которая благодаря своему русскому уже покойному мужу, бывшему старше ее на двадцать лет и фактически сделавшему ей и ученое звание, и положение в их университете, совсем другое: нужно было есть из общих блюд, как принято в Китае. Действительно, первое время европейцам бывает непривычно и даже неприятно чувствовать, что во время еды все лазают в общие блюда своими палочками, но потом я понял, что свои палочки, никто из китайцев во время еды в рот не берет, а просто забрасывают очередную порцию съестного, которую взяли палочками, в рот, как в топку паровоза. В этом отношении, как я потом узнал, китайцы бывают даже более брезгливы, чем некоторые европейцы. Но объяснять это нашей даме я не стал, потому что это было бесполезно. У нее уже сложились определенные предубеждения, которые она менять не собиралась. Поэтому я просто сказал:

– Да, у меня нет никаких сильных предубеждений по отношению к ним. Можно было бы и поработать, но согласятся ли на факультете.

– Хорошо. Я попробую что-нибудь придумать.

9. Рынок Ябаолу.

Но у меня не было времени ждать, когда она что-нибудь придумает. Работа была нужна мне сейчас и сразу, поэтому во время очередной встречи со своими киевскими ученицами, которые за год так обвыклись в Пекине, что даже успевали подработать между занятиями, пришлось поплакаться даже им. Те студенты, кто учился здесь уже несколько лет, как правило, уже на следующий год находили различные подработки: участие в киномассовках, участие в съемках рекламы, работа в качестве переводчиков на рынке, а чуть позже и в каких-то более серьезных офисах.

Наташа, одна из моих бывших студенток как-то робко, несколько стесняясь того, что она открывает свой секрет, спросила:

– Анатолий Степанович, а не хотите ли вы поработать переводчиком на рынке, хотя бы на тот период, пока не найдете преподавательскую работу.

Как выяснилось, она сама работала по выходным на рынке переводчицей, куда приезжали торгаши из всех без исключения бывших советских республик. Выхода не было. Как пел когда-то Высоцкий, «обложили меня, обложили, гонят весело на номера», поэтому мне пришлось принять предложение Наташи съездить на рынок Ябаолу, хотя бы познакомиться. В успех этого предприятия мне тогда слабо верилось. Ябаолу (Улица изящных драгоценностей), так называется в Пекине улица, где находится рынок, раньше имевший название «Польский», потому что находится рядом с посольством Польши, а поляки начали свой челночный бизнес немного раньше, чем русские. Теперь же этот рынок называют «Русским», потому что количество «челноков» из России и других бывших советских республик значительно превосходит польских. Договорились встретиться на следующий день утром у станции метро, чтобы к началу рабочего дня быть на месте.

Я приехал чуть раньше. Наташи еще не было, и я стал на самом видном перекрестке, чтобы не пропустить ее, и чтобы она могла сразу же меня увидеть среди мельтешащих вокруг китайцев. Несмотря на выходной день, мимо протекали толпы людей, спешащих в метро.

Но вот среди общего медленно-спокойного потока китайских велосипедистов я вдруг заметил некоторое взвихрение. Его трудно было не заметить, поэтому не только я, но и многие другие обратили внимание на раскрасневшуюся русскую девушку с развевающейся гривой светло-рыжих волос, лихо лавирующую между китайскими велосипедистами. Наши ребята, как я успел заметить, не могут выдержать тот равномерно-монотонный ритм движения, с которым ездят неторопливые китайцы. Поэтому они постоянно вынуждены кого-то обгонять, объезжать, выезжать на проезжую часть улицы, чтобы хоть как-то ускорить свое движение вперед к назначенной цели и сократить время пути.

Наташа еще издали заметила меня, приветливо заулыбалась и помахала рукой. Затем, резко тормознув, соскочила с велосипеда рядом со мной:

– Извините, я немного проспала, но ничего, мы успеваем.

Она поставила велосипед среди многих, стоявших у обочины, замкнула колеса двумя замками и энергично указала мне рукой на станцию метро:

– Вперед!

Метро в то время было относительно дорогим и еще не успело овладеть большими массами китайских трудящихся. Поэтому уже через полчаса мы были на противоположной стороне центра Пекина и вскоре дошли до рынка. Он представлял собой в то время не совсем среднеазиатский базар: верблюдов и ослов там уже не было, во всяком случае, четвероногих, но зато пестрел и шумел он разнообразием людей и голосов по полной программе настоящего азиатского рынка. Вдоль единственной, не очень широкой улицы по обе стороны располагались торговые ряды, составленные в свою очередь из поперечных рядов с отдельными ячейками для каждого торгующего.

Перед тем, как отправиться в лавку, где она сама работала, Наташа подвела меня к молодому китайцу, выглядевшему совсем мальчишкой, хотя и напускавшего на себя кучу серьезности. Понятно, для солидности. Признаться честно, вся эта затея мне лично казалась несерьезной. Наташа предупредила, что хозяин – гуандунец, то есть южанин, поэтому говорить будет трудно. Но ничего, парень старался говорить медленно и четко, потому что и для него пекинский диалект тоже был почти иностранным языком. Представив меня, Наташа побежала к себе, а мы остались договариваться о некоторых условиях предстоящей работы. Ведь я не мог приходить на работу каждый день, поскольку был все-таки занят в университете, но китаец и не настаивал.

– Приходите в любое удобное для вас время, хоть на день, хоть на полдня.

В его лавке работали еще три молодых парня, один главный и двое рабочих, которые продавали женские кофты из «ангорской» шерсти, как они называли. Но ангорская шерсть должна быть козьей, а на их фабрике использовали более дешевый кроличий пух. Тем не менее, их товар в зимнее время уходил очень хорошо. Преимуществом было то обстоятельство, что товар им поставляли напрямую с одной из фабрик, где руководителями были их же родственники, то есть можно было продавать по более низкой цене, чем такой же товар могли продавать перекупщики. Хозяева непременно хотели иметь русского переводчика, не без основания подозревая, что доверия к русскому со стороны наших «челноков» будет больше. Но потом я понял, что была и другая причина: они не хотели, чтобы переводчики-китайцы, знающие русский язык, приезжающие преимущественно с северо-востока, узнали секреты их успеха. Так я впервые столкнулся с действием конкуренции не на бумаге, а в реальной жизни. Но мне еще предстояло узнать много нового в сфере рыночного бизнеса.

Начал я работать в воскресенье и, надо сказать, довольно успешно: было продано около трех тысяч кофт. Ребята-китайцы вели себя очень скромно и сдержанно, оживляясь только при конкретной работе, очень боялись конкуренции: по одной вещи продавали очень редко, чаще всего только по моей личной просьбе; пустые коробки, в которых был упакован их товар, обязательно надрывали, чтобы другие не смогли воспользоваться торговой маркой их фабрики. Мне это показалось смешным, поскольку эти пустые коробки можно было подобрать в любом месте, на любом складе, куда увозили товар покупатели, потому что они обязательно вытаскивали кофты из коробок, чтобы упаковать в свои мешки, избегая лишнего веса. При продаже своего товара китайцам, которые просили продать им кофты, хозяева назначали более высокую цену. Это тоже своеобразная сторона торговой жизни как китайцев, так и наших.

Наш товар брали по-разному: от 1-2 коробок, проверяя чуть ли ни каждую кофту, и до 1,5 – 2 тыс. оптом, порой, не заглядывая в коробки. Вскоре стало понятно: кто-то берет товар у моих мальчишек уже не в первый раз, а кто-то уже имеет опыт быть обманутым, но сюда пришел впервые, поэтому осторожничает. Мои китайцы работали довольно честно. Брака, действительно было мало, а если уж и попадался, не без этого, то без всяких разговоров заменяли на новую – дорожили авторитетом фирмы. Это радовало.

Работа на рынке Ябаолу

Фото из личного архива автора

В тот день я получил 100 юаней, и это меня пока вполне устраивало. Не устраивало другое – ущемленная гордость, через которую, сжав зубы, приходилось перешагивать. Очень стыдно было представителю великого Советского Союза, офицеру, интеллигенту, преподавателю высшей школы, показывать себя таким бедным, что приходилось соглашаться на поденную работу у полуграмотных китайцев. В душе я себя успокаивал тем, что уже нет моего Советского Союза; что мой университет даже не смог оплатить мне дорогу в эту командировку, да и зарплата там оставляет желать лучшего; что кругом давно пышным цветом колосится какая-то «рыночная экономика» и каждый торгует тем, чем может. Кто-то тряпками, кто-то совестью. У меня же кроме знаний ничего не было, поэтому и приходилось торговать знаниями. Говорят, от сумы да от тюрьмы не зарекайся, в моем же случае я не разворовывал и не разбазаривал государственные богатства, не грабил своих же граждан и никого не обманывал, а зарабатывал свои деньги честным трудом, пускай даже и не очень престижным внешне. В конце концов, пусть и моему государству будет стыдно за то, что ему оказались не нужны ни мои знания, ни мой опыт. Главное при этом, как я понял, не потерять своего достоинства, не опуститься, чтобы всегда иметь возможность вернуться на круги своя. Ведь когда-то русским офицерам даже с дворянскими корнями приходилось работать таксистами в Париже… Но то в Париже, а здесь-то был Китай.

В первые дни мы со своими южанами активно общались по обычным в таких случаях вопросам общего знакомства. Конечно, их очень интересовал этот пожилой иностранец, да еще и знающий китайский язык. Особенно непонятны были причины, побудившие русского профессора, звание которого по китайским нормам котируется очень высоко, пойти работать простым переводчиком. Что я мог им ответить? Делать хорошую мину при явно плохой игре было совсем несуразно, поэтому говорил так, как есть на самом деле. Говорил о ситуации в стране, о сумасшедшем решении кучки негодяев разорвать страну в клочья, о тяжелом экономическом кризисе, в который бросили страну эти горе-правители, о трудностях жизни, с которыми вдруг встретились жители некогда могучей процветающей державы, привыкшие совсем к другой жизни и поэтому совсем не понимающие, кто и зачем творит эти преступления. Я был твердо уверен, что вскоре народ, наконец, поймет, что его здорово надурили с так называемой «демократией» и продолжают обманывать в настоящее время, а значит, на следующих выборах амбициозный авантюрист и алкоголик Ельцин полетит с треском. Время показало, что я ошибался: захватившим власть подлецам удалось обмануть народ еще раз или, что, скорее всего, фальсифицировать итоги выборов.

Разговаривал я и с окружавшими нашу палатку другими китайскими торговцами. Их, помимо всего прочего, интересовала зарплата, которую я получал в своей стране, сколько я получаю здесь в университете в качестве стажера высшей категории, и сколько платит мне хозяин этой лавки. Приходилось отшучиваться, потому что с самого начала заметил некоторое напряжение между моими гуандунцами и другими китайцами, особенно пекинцами, которые явно завидовали их успехам в торговле. Я же в свою очередь интересовался их жизнью, но мой хозяин был недоволен, если я долго разговаривал с другими. Видимо, опасался, что кто-то меня может переманить к себе.

Фото из личного архива автора

Рядом торговала молодая девушка, почти девочка по имени Сяо Дин, которую отправили из деревни на заработки в Пекин к своему дяде. Дома остались еще два брата и сестра. Сяо Дин не закончила даже начальную школу, во всяком случае я убедился в том, что иероглифов она не знает, писать не умеет. Положение у нее было абсолютно безвыходное. Ее дядька покупал у частников плюшевые юбки, а она сидела на холоде и продавала. Как она живет, представить было трудно, но судя по тому, что у нее постоянно болела голова, был очень бледный вид, было понятно, что у нее низкое давление. Явно от недоедания. Однажды она пришла с выбитыми зубами, объяснив это тем, что потеряла сознание, упала, разбила подбородок, но что самое страшное выбила несколько зубов. Зная простые нравы в китайских семьях, можно было в этом усомниться, но не будешь же расспрашивать девочку. Я посоветовал ей сходить в поликлинику и сделать зубы. Через несколько дней она прибежала очень довольная и стала показывать мне, что она теперь снова красивая.

Да и у двоих моих ребят, которые являются наемными рабочими, тоже перспектива не сладкая. Хотя они здесь работают по знакомству и зарплатой довольны. А-лун, высокий, красивый и хорошо воспитанный парень был сыном педагогов, но учиться после средней школы дальше не стал. Его сестра удачно вышла замуж, поэтому зять пристроил парня для работы в Пекине. Но дальше у него не было никаких перспектив: для того чтобы начать свой бизнес, надо чтобы кто-то помогал, как молодым хозяевам нашей лавки.

Мои же личные финансовые дела резко пошли в гору, и я наконец-то перестал ощущать дискомфорт, связанный с хроническим безденежьем.

Наши «челноки» вели себя на рынке по-разному, но большей частью очень некрасиво, иногда, можно сказать, по-хамски вызывающе. Чаще всего выказывали недоверчивость, поскольку из-за незнания языка и неумения объясниться не могли понять продавцов. Часто раздражались и вовсю матерились, хотя и знали, что их никто не понимает, но поскольку это делается очень эмоционально и в определенной ситуации, то китайцы догадывались, и вскоре многие, особенно рабочие на складах, уже стали активно повторять и применять соответствующие бранные выражения на русском языке.

«Челноки» бывали несколько удивлены присутствием белого человека в китайской лавке. Иногда принимали меня за одного из себе подобных, что поначалу приводило к недоразумениям. Не скажу, что и мне такое общение доставляло массу удовольствия, но среди них были и вполне порядочные люди, часто с высшим образованием, которых «недостройка» тоже толкнула в рынок. Эти люди бывали рады, что хоть кто-то может как-то свести их с китайцами, что хоть кому-то можно объяснить, что им надо, иногда даже рассыпались в благодарностях, спрашивали, не нужно ли чего привести из России в следующий свой приезд. Но что можно привезти? Разве что буханку черного хлеба или хохляцкий наркотик – шматок копченого сала, поэтому в то время чаще всего просил российские конверты, а потом просил отправить письма – получалось намного быстрее и надежнее, ведь посланные из Китая официальным путем письма шли по месяцу, а иногда вообще не доходили.

Правда, и при такой отправке бывали срывы. Осуществив несколько раз такую удачную отправку писем, решил испытать судьбу, посылая домой даже небольшие посылочки с мелкими подарками. Но однажды отправил такую бандерольку, а… она ушла куда-то не туда, и шустрая дамочка, которая взялась выполнить эту передачу, после этого у нашей лавки не появлялась. Что поделать – рынок, а соответственно, и люди рыночные. Бывали случаи, когда кто-то оговаривал при покупкеодну сумму, забирал товар, но, не дождавшись окончательного расчета, бросал деньги продавцам и убегал, а потом выяснялось, что денег недостаточно. Мелочи, конечно, но очень уж дикие. «Челноки» иногда даже воровали товар друг у друга во время упаковки: присваивали уже упакованные и подготовленные к отправке мешки. Просто ставили в суматохе на чужой баул свой индекс и… поминай, как звали.

Было много случаев жульничества и среди китайцев: принимали заказ, брали залог, иногда довольно приличную сумму, а когда человек приходил за товаром, лавка оказывалась закрытой, и никто из соседей ничего не знал. Психологический расчет у такого рода мошенников был очень верный: «челноки» приезжают на короткий срок, китайцы для них на одно лицо, поэтому в следующий раз они даже признать виновного не смогут. После этого обиженные прибегали ко мне за помощью. Мы шли к дежурному, который был на каждом участке-кооперативе, но и тот, как правило, мало чем мог помочь. Бывали случаи, когда рикша, погрузив товар какого-либо незадачливого русского торговца, быстро увозил его в неизвестном направлении, естественно, безвозвратно.

На рынке активно работали мелкие воришки-карманники, иногда разрезали женские сумки, а иногда просто выхватывали сумки из рук ошарашенных людей и быстро скрывались. Нечестные рабочие-грузчики ловили момент у зазевавшихся во время упаковки.

В качестве чистильщиков обуви в этой толпе сновали грязные мальчишки лет по восемь-десять, выглядевшие беспризорниками, которые, как мне сказали, были неучтенными детьми, то есть родившиеся сверх допустимой нормы, а значит не зарегистрированные, не имеющие никаких документов и отправленные родителями на самовыживание. Дальнейшая перспектива этих изгоев общества была понятна: воровство – тюрьма – наркота – смерть.

Были случаи вооруженных ограблений в узких хутунах (переулках) или даже в женских туалетах. Народ постепенно становился осторожнее, с собой стали брать меньше денег, чтобы сначала заказать товар, а затем расплатиться уже на складе, куда продавец доставлял товар. Официальные власти знали о творящихся безобразиях, но до поры до времени никак не реагировали, резонно считая это личным делом каждого. Один китайский профессор-русист, вышедший на пенсию, который, как и многие подобные ему, тоже подрабатывал здесь переводами, переживая за авторитет своего государства, как-то чистосердечно признался мне, что здесь много беспорядка:

– Вы знаете, я уже написал докладную записку своему начальству обо всем, что здесь происходит, чтобы были приняты меры.

У меня чуть челюсть не отвисла от такого чистосердечного признания. Просто пошел и настучал. Но, как оказалось, я напрасно удивлялся, это здесь в порядке вещей повсеместно.

10. Неделя в «(Х)алтурсе».

Где-то через месяц моей работы на рынке, Наташа вдруг предложила мне совсем другой, более выгодный вариант работы в одной российской компании, имеющей название «Алтурс», занимающейся перевозкой и растаможиванием грузов, которые отправляли «челноки». В 90-е годы сплошного беспредела такие компании расцвели пышным цветом. Наташа дала мне телефон, я созвонился с их руководителем и договорился встретиться в полдень следующего дня.

Володя (так он отрекомендовался при разговоре по телефону), мужчина неопределенного возраста, открыл дверь, имея вид заспанного, измученного тяжелым похмельем человека. Но поскольку встреча была заранее назначена, жестом пригласил пройти в номер. Входить было тяжело, потому что топор можно было вешать не столько от чуть рассеявшегося дыма, сколько от стойкого запаха перегара и прочих миазмов, оставшихся от прошедшей ночи. Двухместный номер также представлял собой весьма неопрятное зрелище в виде не застланных постелей, беспорядочной кучи каких-то бумаг на столе, обилия бутылок разных мастей и достоинств по всей комнате, полных пепельниц окурков.

Извиняться за беспорядок хозяин не стал, то ли потому что это было обычным явлением, к которому мне предстояло привыкнуть, то ли не счел нужным извиняться перед человеком, которого он нанимает в работники, не обращая внимания на возраст и образование. Приглядевшись, я увидел высокого мужчину лет тридцати пяти с начинающей лысеть головой, с глазами, запавшими от явных излишеств. Немного придя в себя, Володя, сразу же перейдя на «ты», предложил:

– Будешь кофе, чай?

– Спасибо, можно, конечно, выпить что-нибудь.

– Может что-нибудь покрепче?

– Немного можно, но насколько я понимаю, нам предстоит сегодня работать, – сказал я, понимая, что у моего собеседника «колосники горят» со вчерашнего дня.

– Тогда давай поговорим о работе. Работа у тебя будет не сложная, помочь принять и отправить наших туристов, а также разбираться с их проблемами во время проживания в гостинице.

Володя сполоснул белые стандартные гостиничные кружки, поставил небольшую баночку хорошего импортного кофе, на столе стояла уже начатая коробка с пакетиками хорошего одноразового чая и коробка с русскими конфетами.

Плеснул в такие же стандартные гостиничные стаканы по пятьдесят граммов коньяка.

– Ну, за успешную работу!

– За успех!

Мы выпили.

– Вообще-то у нас есть хорошие переводчики: один китаец, выросший в России, и Саша из Москвы, но они заняты другими делами с туристами: с оформлением груза на складе карго. А тебе, если можно, лучше жить здесь в гостинице, чтобы в любое время помочь туристам в разных проблемах, постоянно возникающих в гостинице с администрацией или еще с кем-либо. А днем, когда здесь никого нет, надо будет помочь Сашке на складе. Пока условимся 100 долларов в неделю. Устраивает?

– Устраивает.

Выбора у меня фактически не было, да и трудностей больших в этой работе я поначалу не увидел, а уж когда перебрался из своей камеры Шаоюаня в номер четырехзвездочной гостиницы, который показался мне раем, то растаял совсем. Наличие нормальной кровати, чистой постели, телефона, телевизора, холодильника, ванной комнаты с комплектом необходимых принадлежностей, сменяемых ежедневно, повергло меня в некоторый трепет. Трудно было после двух месяцев аскетичной жизни поверить в возможность такого рая.

Только потом я задумался над вопросом, а какой же работой придется расплачиваться за все это великолепие.

Вечером в номере появился мой сосед и, как я понял, коллега. Молодой человек весьма приятной наружности, русоволосый поклонник индийской и китайской культуры, приехал сюда из Москвы, где в свое время окончил Бауманское училище, но больше заинтересовался именно этими делами. В общем-то неудивительно, в последнее время общего сумасшествия многие молодые люди бросились искать выход в чем угодно, а тем более в таких интересных вещах, каким является буддизм. Саша, как оказалось, на этом деле окончательно не «съехал», но, тем не менее, самостоятельно и в общем-то прилично изучил китайский язык. С иероглифами, правда, был знаком плохо, но разговаривал довольно бегло. Секрет этого вскоре стал понятен. Как всегда, правы французы с извечным «шерше ля фам».

За несколько вечеров, которые мы провели вместе, Саша рассказал, что все началось с его матери, которая еще в далекие 50-е годы во время Московского фестиваля молодежи и студентов совершенно случайно в обстановке общей эйфории имела неосторожность познакомиться с молодым человеком из Китая. Парень был не совсем простой, учился музыке и, по всему было видно, обладал определенным талантом. Во всяком случае, отличался от других людей и понравился молодой москвичке. Когда фестиваль закончился и молодой человек вернулся в Китай, они некоторое время продолжали переписываться. Тем временем обстановка в мире менялась, не обращая внимания ни на личные отношения, ни на судьбы людей. Граница закрылась, в Китае началась «культурная революция», отношения между нашими странами испортились, всякие переписки прекратились, молодые люди потеряли друг друга. Но память женщины сохранила лучшие чувства о своем любимом, более того перенесла эти чувства на далекую, не очень понятную, а от того еще более таинственную и привлекательную страну.

Неудивительно, что как только после долгих лет в Москве вновь появились первые китайские студенты, давно уже ставшая матерью женщина встретила молодую девушку, приехавшую из Китая учиться, и разрешила ей поселиться у себя в квартире. С ее ли легкой руки или само по себе, но очень скоро ее сын, на генном уровне унаследовавший привязанность матери к Китаю и китайскому языку, и молодая китайская студентка-квартирантка нашли общий язык и взаимопонимание, тем более что и Сяо Лю пыталась выучить русский язык.

По окончании учебы Лю возвратилась в Пекин, а Саша приехал за ней, нашел здесь работу с китайским языком, и оба были счастливы этим. Иногда он даже оставался в ее комнате у них дома, считая ее своей невестой, хотя само по себе это было весьма необычно и сильно порицаемо в Китае. Трудно было не оценить по достоинству такой довольно мужественный поступок как парня, так еще в большей степени китайской девушки. Судя по всему, отношения к этому со стороны ее семьи были весьма прохладными, но Лю выдерживала эти испытания, тем более что зарабатывали ребята на рынке Ябаолу достаточно много, а не сидели на шее родителей.

На следующий день рано утром гостиница зашевелилась, русские «туристы» стали готовиться к отъезду. Мы сходили вниз на завтрак, который тоже входил в стоимость номера. Затем меня познакомили с еще одним переводчиком. Леон – сын китайца и немки, вместе со своей женой Дорой воспитывались в 50-е годы в Советском Союзе в интернате для детей интернационалистов. В настоящее время им было уже годиков за шестьдесят, но выглядели они довольно неплохо. Работали они, а как потом выяснилось, подрабатывали, зная китайский и русский языки, по их словам, на какой-то киностудии переводами, а попутно занимались своего рода бизнесом с русскими «челноками», которых в Китае называют, по словам Леона, «пылесосами». Надо признать очень меткое название для собирателей грязи всего мира от бракованного китайского ширпотреба до захоронения ядерных отходов.

После непродолжительных волнений, связанных с отъездом, которые чаще всего возникали в связи с неуплатой туристами за международные телефонные переговоры, группа была посажена на прибывшие автобусы и направилась в Тяньцзиньский аэропорт. Там, пока туристы тратили последние китайские деньги на импровизированном местном базарчике, руководители «Алтурса» обедали в ресторанчике. Обед был весьма обильным и даже с возлияниями, хотя впереди, как выяснилось, еще предстояли «великие» дела.

Привезли багаж, который должен был лететь вместе с туристами, и после посадки самолета с новой партией туристов, началась процедура оформления багажа и личных вещей для отправки этой партии. Все вещи пропускали через камеры досмотра, пару раз останавливая и заставляя все распаковывать и показывать содержимое. Затем взвесили багаж каждого пассажира, и пассажиров увели на «границу», а мне предложили уехать в гостиницу с вновь прибывшей группой.

Сначала пришел только один автобус, на котором я с частью группы отправился в гостиницу. Как оказалось, затерявшийся где-то автобус был моим спасением, иначе меня точно растерзали бы озлобленные усталостью и голодом, только что прибывшие «турысты». Дело в том, что их надо было быстро разместить по комнатам, а опыта у меня не было, заранее не было установлено количество людей и количество комнат. Люди требовали поселить их в соответствии с их желаниями и по их усмотрению, не взирая на пол и семейное положение, и уж отнюдь не по разумению руководства компании о размещении в двухместных номерах по принципу мужчину с мужчиной, а женщину с женщиной. В конечном итоге выяснилось, что заказанных номеров не хватает, а народ наседал на меня, видя во мне одного из представителей этой компании.

Никто из руководителей так и не появился, а у меня не было полномочий заказывать еще один номер. Поэтому пришлось перетряхивать всех еще раз, переселяя из номера в номер и вызывая тем самым еще большее недовольство. И все-таки, в конце концов, пришлось упрашивать одну симпатичную молодую женщину временно поселиться с незнакомым ей молодым человеком. Самое интересное, что она даже и не сильно возражала, резонно посчитав его самым спокойным из всех и надеясь, по-видимому, таким образом избежать домогательств со стороны других представителей сильного пола. Во всяком случае в дальнейшем я видел, что эта пара весьма трогательно работала вместе, помогая друг другу, в течение всего времени пребывания в Пекине.

Только поздно вечером приехали наши ребята с аэродрома и, довольные успешно завершенной операцией по приему-отправке «турыстов», уселись толпой ужинать под большое обилие привезенной русской водки. Было видно, что это не только хорошо споенный коллектив, но и люди, имеющие между собой совсем иные отношения. Во всяком случае, сразу стало понятно, что смазливая Нина, исполняющая функции бухгалтера, сегодня будет спать в номере Володи. Но для меня впечатлений дня было уже более чем достаточно, а завтра опять надо было работать, поэтому пришлось оставить эту уже теплую компанию, для того чтобы идти спать.

Через пару дней бестолковой работы на складе, куда «челноки» доставляли свой товар, упаковывали в огромные тюки, затем эти тюки взвешивали и сдавали на склад для отправки самолетами в пункт назначения, голова уже гудела от шума, криков и сутолоки. Вечером Саша сказал, что китайские хозяева склада, которые тоже варят на русских туристах деньги, пригласили представителей компании на ужин в «Лидо», пятизвездочный отель на северо-востоке Пекина. Вечером Володя объявил общий сбор, и мы выехали к месту встречи, которое изменить было нельзя.

Когда мы приехали, Леон и Саша со своими половинами были уже здесь. Саша познакомил меня со своей Лю, маленькой, невзрачной китаянкой, и она широко улыбнулась мне, наверно, показывая мне, что я неправ в своих оценках. Дело в том, что за время пребывания в Китае мне уже приходилось встречать более обаятельных особей женского пола этой национальности. От Саши, по-видимому, тоже не скрылось мое разочарование, поэтому чуть позже он спросил:

– Что, очень некрасивая?

Я улыбнулся ему и, как всегда в таких случаях, произнес банальное:

– Ну, что ты, она очень мила. Ведь подлинная красота не в лице, а в сердце.

Китайцы, в качестве хозяев пригласившие нас, чувствовали себя в этом ресторане явно не в своей тарелке, чего нельзя было сказать о нашей компании, которая, похоже, здесь уже бывала. Банкет по принципу самообслуживания прошел весьма оживленно. Каждый мог выбрать то, что его душеньке было угодно. Официанты следили только за наполнением бокалов и чистотой стола. Кстати, делали это весьма профессионально.

Володю понесло, и тот край стола, где они сидели, взялся вплотную за дегустацию разных вин в явно не дегустационных нормах. После этого русским, естественно, захотелось потанцевать, но здесь такой возможности не было, в китайских ресторанах не танцуют. Поэтому Володя широким жестом пригласил присутствующих на дискотеку самой шикарной на то время в Пекине гостиницы «Куньлунь». Хозяева, пригласившие нас сюда, вынуждены были отказаться, к явному неудовольствию своих же молодых работников. Правда, потанцевать нам тоже не удалось, поскольку на дискотеке невозможно было протолкнуться от большого количества молодежи всех времен и народов. Количество дискотек в Пекине в то время еще не могло удовлетворить число желающей покутить «золотой молодежи» Пекина и гостивших в Китае иностранцев. «Дегустация», которую Володя продолжил и в баре Куньлуня, в конечном итоге обошлась в весьма кругленькую сумму. Но ведь и руководитель, и бухгалтер были за одним столом. (Забегая вперед хочу сообщить, что через десять лет я сыграл роль директора этого самого престижного на то время отеля в одном из лучших фильмов, в которых мне приходилось играть, и часть съемок проходила именно в этом отеле, хозяином которого, как оказалось, был сам автор романа, по которому был снят этот фильм).

В этой работе многое поначалу мне было непонятно, хотя, будучи среди них совершенно «белой вороной», я старался этого не показывать. Для меня главным было то, что можно было спокойно выполнять свои обязанности и спокойно потом отдыхать вечером в нормальной обстановке. Общение с телевизором помогало получать дополнительные знания в языке, а также помогало расширять страноведческие познания. Желание вникнуть в суть происходящих не экране событий заставляло максимально концентрировать внимание и слух. Как раз то, чего мне явно не хватало для улучшения восприятия на слух и правильности произношения, что было быстро замечено одной из китайских инвесторов этой компании, которая представилась киноактрисой. Женщина, лишенная какой бы то ни было политкорректности, откровенно смеялась над моими ошибками в китайском языке. (Как же хотелось мне встретить ее потом, через несколько лет, но в тех кинематографических кругах, в которых мне потом пришлось работать, ни среди звезд китайского кино, ни даже среди простых китайских артистов ее почему-то не оказалось. Думаю, что фильмы с моим участием она все-таки видела, а вот фильмов с ее участием мне увидеть так и не удалось).

В номере был холодильник, поэтому вечером можно было взять чего-нибудь перекусить или заранее купить и положить туда пиво, которое могло очень пригодиться на следующей день. В мою задачу входило улаживание конфликтов между администрацией и туристами, но конфликтов особых не было, поэтому все шло нормально. Нормально, но только до тех пор, пока не поползли слухи, что новой группы русских туристов для приезда в Китай наша компания уже набрать не может. Руководители ссылались на новый таможенный закон с большим налогообложением, хотя на самом деле, похоже, причины были в другом: в непорядочности фирмы по отношению к своим клиентам. Случались невыполнения обязательств по срокам доставки грузов, по объемам багажа, а также большими сложностями с китайскими партнерами. В пятницу прилетел пустой самолет только для того, чтобы забрать моих туристов и здешнюю администрацию во главе с Володей. Вечером пришел Володя и произнес сакраментальную фразу:

– Извините, фирма в ваших услугах больше не нуждается, поскольку фирма приостанавливает свои действия.

Не знаю, что после такой фразы чувствуют работники в буржуазных странах, может быть, уже с понятием относятся к таким возможным вариантам, но мне было довольно погано, несмотря на то, что расчет был произведен честно. Спасибо, по телевизору в этот вечер показывали фильм «Москва слезам не верит» на китайском языке. Очень кстати, а главное, в тему.

Вечером, очень поздно пришел Саша, принес свои вещи и кучу разных сувениров. Он тоже готовился к отлету, ведь с закрытием фирмы он лишался работы, а значит, и оставаться здесь не имел возможности.

– Как дела, Саша? – спросил я его.

– Да уж какие тут дела! – безнадежно махнул он рукой. – Весь вечер выясняли с Лю, лететь или не лететь мне с последним самолетом.

– Ну, и что Лю? – на всякий случай спросил я, хотя прекрасно понимал, что с ней происходит, а тем более как к этому отнесутся ее родители.

– Плачет, – ответил через некоторое время Саша.

– Неужели, ты оставишь ее одну? Ты ведь знаешь, что ей в Китае теперь только в петлю.

– А что мне делать?! Я не могу остаться, у меня нет здесь работы, а значит, нет и визы.

– Мне трудно судить о ваших отношениях, но если ты действительно любишь ее, то забирай ее с собой.

– Сейчас у меня нет выхода, надо лететь, а потом посмотрим, как быть.

Саша стал сосредоточенно собирать свои вещи. Утром мы распрощались, и они улетели в Россию. Через некоторое время я узнал, что Лю тоже уехала в Москву, где они с Сашей поженились, но жить вернулись в Китай. Еще через несколько лет однажды в аэропорту Шереметьево я встретил Сашу уже с маленькой Леночкой, бойко разговаривавшей на двух языках сразу.

11. Хождение по мукам.

После той работы в «Алтурсе» мне пришлось вернуться к своему разбитому корыту, то есть продолжить работу на рынке у прежних хозяев, с которыми, к счастью, не успел разорвать отношения. Сидеть зимой в большие морозы и сильные ветры на вольном воздухе, когда создавалась обстановка нетерпимости ко всем проявлениям «буржуазного» воспитания, было не очень приятно. Китайцы-южане, не привыкшие к таким холодам, натягивали на себя из одежды все, что только можно, и сидели хмурые. Ситуация чуть менялась, когда прибывал очередной поток покупателей.

Однажды у нашей лавки нечаянно споткнулась русская девушка. Маявшись целый день от безделья, я уже научился не очень-то обращать внимание на проходящих, но тут не удержался:

– Осторожнее, девушка! Но раз уж вы здесь споткнулись, то не проходите мимо!

Девушка остановилась и стала оглядывать наш товар.

– Очень красивая! – заметил по-китайски сидящий рядом со мной Алун.

Я молча кивнул головой. Это было действительно так: небольшого роста, стройная, лет двадцати с небольшим, с очень правильными чертами лица, живыми глазами, она привлекала внимание не только китайцев. Даже русские, проходившие мимо, останавливали на ней взгляд, поскольку девушка отличалась от общей массы даже наших соотечественников.

Я перевел ей слова Алуна. Она сначала не обратила на мои слова никакого внимания, явно принимая их за очередное приставание, к которым она, наверно, привыкла, но потом вдруг улыбнулась:

– А вы понимаете их язык?

– Да что-то вроде этого, – попытался кокетничать я.

– Вы что здесь живете?

Пришлось коротко объяснить, что к чему и почему. Ребенок искренне заинтересовался и удивился, что мне безвыездно приходится жить здесь, среди китайцев, без семьи целый год. В ее голосе явно чувствовалось некоторое потрясение. Во время нашего разговора подошел ее спутник, высокий молодой человек, крепкого телосложения в голубой десантной тельняшке, выглядывающей из разреза куртки. Он тоже вступил в наш разговор и как бы вскользь заметил:

– А я ведь тоже когда-то начинал изучать китайский язык, – потом внимательно посмотрел на меня и продолжил: – Вы случайно не были в Н-ске?

– Случайно бывал, – улыбнулся я. – А когда ты там учился?

– В 1981 – 82 годах.

– Тогда мы с тобой, вероятно, встречались, – подтвердил я.

– Извините, а как ваша фамилия?

И когда услышал ответ, расплылся в улыбке:

– Как же, как же, ведь мы занимались по вашему учебнику. Учебник, кстати, был нарасхват среди наших ребят.

У Оксаны, так звали девушку, от услышанного глаза уже были по пятаку, если не больше. Познакомились. Из дальнейшего разговора выяснилось, что они бортпроводники самолета Минск – Пекин.

Поговорив еще немного, они тепло распрощались со мной и отправились дальше по своим делам. После таких моментов у многих русских людей, обладающих какими-либо талантами, которые по каким-то причинам так и остались невостребованными обществом, начинается депрессия или длительный запой.

Но этим дело не кончилось, поскольку на следующий день сияющая Оксана опять влетела в нашу лавку. И довольная тем, что застала меня на месте, уселась на коробку с товаром и заявила, что нуждается в моей помощи.

– Здравствуйте! Как хорошо, что я вас застала! Вы знаете, я вчера купила лекарство, но понять ничего не могу и не знаю, насколько оно реально может помочь.

– Давай посмотрим твое лекарство.

– Ой, а я не взяла с собой ни лекарство, ни коробки.

– Милая моя, а как же мы сможем разобраться в том, чего нет?

Мы начали выяснять, что это за лекарство, привлекли к нашему разговору моих мальчишек, и кое-как удалось что-то выяснить и помочь. Подошедший Володя был уже в новом, явно только что купленном пуховике. Уходя, Оксана высказала мысль, которая еще раньше пришла мне в голову, да неудобно было спросить.

– Давайте мы возьмем с собой, а потом отправим вам домой какую-нибудь посылочку.

– Что ж, это было бы очень кстати, поскольку скоро день рождения дочки.

– Ну, так мы завтра зайдем.

– Договорились.

Утром она забежала за посылкой и заторопилась, их самолет улетал днем. Расставались мы со слезами на глазах.

Факт, конечно, примечательный, хотя уже и до этого были прецеденты. Однажды в великолепном посольстве одной незалежной державы за мной вдруг увязался 3-й советник посольства. Сережа в его цветущем – лет 25-26 – возрасте явно неслучайно оказался в Пекине в этом звании. И после короткого разговора выяснилось, что он тоже выпускник именно этого военного вуза и тоже знает меня по написанному мной в те годы учебнику, хотя он учился там позднее, когда меня там уже не было. Когда я в 1983 году уезжал оттуда, курсанты моей группы, от кого-то узнавшие о времени моего отъезда, в тот вечер пришли прямо на вокзал проводить меня и подарили на память книгу. Тогда я был слегка растроган таким проявлением чуткости со стороны совсем не сентиментальных парней, но лишь через несколько лет обратил внимание на весьма серьезное название книги, предвосхитившей мою дальнейшую жизнь. Это была книга А.Толстого «Хождение по мукам». Кто ж мог тогда предположить, что многомиллионное население по воле нерадивого руководства страны вновь будет подвергнуто очередному хождению по мукам?..

Через некоторое время мне удалось таким же чудесным образом пристроить еще одну посылочку, которую я собрал уже давно, и которая не давала мне покоя уже целый месяц.

С отправкой еще одного письма получилось значительно смешнее. Две молодые женщины, приехавшие из Новосибирска, узнав о том, что я уже давно не получаю писем из дома и даже не знаю, получают ли там мои письма, выказали согласие отправить мое письмо. А одна даже предложила:

– А у вас дома есть телефон? Давайте я позвоню вам домой. А потом мы через две недели приедем, я вам расскажу.

– Это, действительно, хорошая мысль, – обрадовался было и я.

– Хорошее дельце, – ехидно заметила ее подруга, – звонит незнакомая женщина из Новосибирска и выясняет, почему одинокому мужчине в Пекине не пишут письма. Вы вообще что-нибудь соображаете?

И мы дружно рассмеялись, уяснив комичность этой ситуации.

– Ничего, я объясню нормально, так что не беспокойтесь.

– Ну, хорошо, – и я дал ей номер своего домашнего телефона.

Позднее я узнал, что она действительно позвонила и выяснила, что все дома нормально. С ними я постоянно передавал письма в Россию, которые дома получали регулярно и довольно скоро. А вот от матери письма по международной почте идут чуть не по месяцу. Да, что-то не все ладно в нашем королевстве. Опять в России прошли какие-то выборы. Больше всех голосов получила партия Жириновского. Любит пошутить русский народ. Господи, что же будет с этой Россией?

К концу декабря русских на рынке значительно поубавилось, что сильно напугало торгующих там китайцев. Один за другим стали подходить ко мне за разъяснениями, пытаясь связывать это с Рождеством 25 декабря. Мне пришлось объяснить им, что наше православное Рождество будет еще позже, поэтому вряд ли этот спад вызван праздником, скорее наоборот, к новогодним праздникам должны покупать больше, и что, видимо, есть какие-то другие причины. У моих хозяев залежалось большое количество товара, и они понемногу стали его спихивать, даже сбрасывая цену.

Уже почти очистили склад. И вдруг наших «челноков» как прорвало: москвичи, новосибирцы, украинцы, белорусы, литовцы, поляки, жители других стран и городов стали буквально из рук вырывать последнее и требовать все больше, тем более что срок их туристических путевок ограничен по времени. Как оказалось, наши кофты с похолоданием пошли в русских городах на «Ура!». «Челноки» уже с раннего утра или прямо с самолета приезжали к нашей торговой точке, требуя товар:

– Давай! Давай! Давай! Давай больше!

Ребята заметались, но доставить с фабрики сразу большую партию было почти невозможно даже самолетом. Я пытался уговаривать одних, убеждать других, доказывать третьим и упрашивать четвертых. Но все было бесполезно, потому что, как оказалось, такого количества не было даже на фабрике. Цены полезли вверх. Но и это не останавливало желающих. Авторитет моих дунгуанцев на рынке резко возрос. К ребятам, видимо, удивленный такой прытью с количеством заказов, сначала вынужден был прилететь заместитель директора фабрики, а затем и сам директор. Потом прислали в помощь еще двоих рабочих. Кое-кто стал напрямую связывать популярность этого товара с моей работой. И хозяева теперь держались за меня двумя руками.

Стали отпускать товар прямо со склада, не завозя в лавку. А через некоторое время даже прямо с машин, которые приходили с товаром только рано утром, потому что въезд грузовому транспорту в город разрешен только ночью.

Почувствовав прибыль, стали прибегать китайцы-перекупщики, которые, естественно, цены на товар повышали. Узнав об этом, «челноки», покупавшие товар у нас, к такому делу отнеслись с еще большим возмущением, ведь таким образом товар попадал к их конкурентам и даже быстрее, чем к ним. Пришлось разъяснять ситуацию своим хозяевам, что так поступать небезопасно, можно вызвать очень неприятные скандалы. Но трудно убедить людей, когда дело касается возможности получить легкую прибыль.

Дело у машин дошло до мордобоя, ведь русские иначе не могут. Мои маленькие худенькие мальчишки-китайцы были страшно напуганы такими грозными потасовками. Они стали платить мне больше и стали умолять меня приезжать в это время нездорового ажиотажа каждый день ни свет, ни заря прямо к приезду машин, чтобы как-то уладить конфликты между покупателями из разных мест не только России, но и всего СНГ, которые, казалось, совсем с ума посходили. Странно, но утверждение, что «ученье свет, а не ученье – чуть свет и на рaботу» стало действовать и в отношении меня, хотя я исправно учился всю жизнь. Приходилось выезжать на своем велосипеде с рассветом, или же вообще оставаться ночевать вместе со своими ребятами в той квартире, которую они снимали в Пекине и где спали на двухъярусных кроватях почти без постелей с одними одеялами.

Мне с большим трудом все-таки удавалось установить очередь по предварительной записи и заставить горячих парней и не менее горячих дамочек слушаться. Угрожать я им мог очень просто:

– Не будете выполнять мои требования – не получите ничего!

Некоторым приходилось уезжать домой, так и не дождавшись выполнения заказа, поэтому они просили меня отправить им товар позже. Но я не мог брать чужие деньги в таком огромном количестве, ведь за один приезд они привозили сотни тысяч долларов. И это было только у одного продавца и одного покупателя. Какие же деньги приезжали сюда из нашей обдираемой страны?

Китайский самовар для приготовления не чая, а мяса с овощами

Фото из личного архива автора

Вскоре это стало видно. Потому что именно китайское правительство тоже заинтересовалось, наконец, всеми этими делами и стало использовать получаемые деньги по назначению, то есть для строительства новых зданий во всем этом районе, для перепланировки рынка, ликвидации стихийного рынка и перевода его на более-менее цивилизованную основу оптового. Но это все пришло позднее…

В наши страны этот товар шел, не учтенный никакими таможнями, по так называемым «серым» или даже «черным» каналам, поскольку весь навар за доставку и растаможивание уходил мафиозным структурам государственных чиновников, которые в отличие от известного героя Ф.Луспекаева «мзду брали» и немалую, а государству шли жалкие гроши.

Я опасался, понимая, что этот всплеск интереса вызван лишь Новым годом, и скоро может пройти совсем. Но мои опасения оказались напрасными, для бизнеса и праздники не помеха, после Нового года торговля возобновилась с еще большей активностью. Наиболее продвинутые поняли, что твердый заказ, который можно сделать через меня, пусть даже чуть дороже, будет им выгодней, чтобы не приезжать к пустому прилавку.

Первыми это сделали литовцы, заказавшие огромную партию. Это уже была более серьезная работа, потому что, приняв заказ, надо было его выполнить, а вот обязательность для китайцев оказалась совсем не обязательной. Единственным человеком, который мог гарантировать им выполнение заказа, оказался именно я, и крайним за все неудачи любой стороны становился тоже я.

Вот, наконец, приезжает Болеслава из Литвы, я радостно улыбаюсь ей, зная, что обо всем было договорено заранее и что товар по ее заказу исправно поступал к нам на склад, а мне рабочие вдруг отвечают, что заказанный ею товар уже продан. Им ведь без разницы, кому продавать, лишь бы получить прибыль. Болеслава, которая раньше приезжала с партнером, зная о предварительном заказе, на этот раз специально приехала одна. Явно не ожидая такой подлости, она была совершенно убита, ведь ей таким образом сорвали отнюдь не копеечную поездку. Вот тут я рассвирепел. Я высказал хозяину все, что я думаю о нем и о его бизнесе. Сказал, что если они будут так делать, то я вообще с ними работать не буду. Ребята, притихнув, молча, слушали мою гневную отповедь, весь наш торговый закуток был шокирован таким поведением наемного переводчика, но меня прорвало. Я пытался объяснить бестолковым китайцам, которые свою сиюминутную выгоду, конечно, получили, но явно теряли крупного клиента. Хозяин Лян пытался извиняться и старался набрать за несколько дней хоть какое-то количество необходимых кофт, но всего заказа набрать уже было невозможно. Мальчишки-рабочие потом еще долго со смехом вспоминали о моем возмущении, но мне было совсем не до смеха, ведь люди верили моим словам, а я бросать слова на ветер не привык. Мой, русский, менталитет сильно отличался от китайского.

После этого разговора некоторое время китайцы четко выполняли полученные мною по телефону заказы. Перед своим приездом в Пекин торговцы из Москвы тоже стали звонить мне в общежитие, чтобы заказать определенную партию. В этом было значительное усовершенствование работы, поскольку в этом случае они могли не покупать все подряд, а заказать определенные модели по своему усмотрению, в зависимости от конъюнктуры своего рынка. Их заказы я передавал хозяевам, но те никак не могли понять обязательности исполнения таких заказов: то не обеспечат нужный цвет, то не обеспечат нужные модели. Попытки объяснить им ситуацию стали вызывать негативную ответную реакцию. Хозяин Лян даже вспылил, после моего очередного возмущения:

– Наш товар, что хотим, то и делаем, кому хотим, тому и продаем. А если ваши клиенты не приедут, что мы будем делать?

Трудно было что-либо ответить на это, тем более, что такие примеры тоже были, но, как правило, с заказами небольших клиентов, а китайцы боялись, что такое затоваривание может произойти и с большей партией. А вот наши конкуренты из Тяньцзиня этого не испугались и в дальнейшем вышли на весьма высокий уровень продаж такого же товара, открыли сеть магазинов и стали основными поставщиками на рынке, отобрав часть покупателей и у нас.

12. Встреча Нового года.

В настоящее время в Китае получается такое растянутое празднование Нового года, который начинается от католического Рождества, проходит через всемирный Новый год и православное Рождество аж до праздника Весны, который является китайским Новым годом. То есть фактически праздники перманентно длятся чуть ли не два месяца. Это, конечно, не означает, что никто не работает, выходных, суть праздничных дней, совсем немного, только один день на Новый год и неделя на Праздник Весны, но все равно в воздухе в течение двух месяцев царит праздничная атмосфера: кто-то уже празднует, кто-то только начинает, кто-то готовится к отъезду на родину, кто-то уже уезжает, кто-то уже приезжает.

Было очень неожиданным для меня такое трогательное внимание к католическому Рождеству в, якобы, коммунистическом Китае. Задолго до этого праздника все улицы, деревья, магазины украсились наряженными елками, Санта-Клаусами всех видов и сортов, рождественской атрибутикой и активной общественной деятельностью с явным подражанием Западу. На 25 декабря даже в нашем Шаоюане был организован праздничный обед, на который всем иностранным учащимся были выданы билеты по 6 юаней (чуть меньше доллара по курсу того времени – А.Ш.) для получения бесплатного питания. Посреди зала стоял украшенный под елку кипарис в кадке и огромный торт. Художественная программа была подготовлена группой студентов из католических стран (в основном, как ни странно, южные корейцы и негры из Африки), которые исполнили несколько рождественских песен на английском языке, а публика в это время усиленно поглощала овсяно-гороховую похлебку как символ всеобщего христианского единения людей всех стран, всех конфессий и всех сословий. Правда, после этого всем на наш билет выдали приличную куриную ногу с жареным картофелем и другие деликатесы. В конце ужина все получили по куску торта.

Во все время этого действа между столами бегал улыбающийся секретарь парткома университета и стрекотала телекамера. Но как только камера перестала снимать, все успокоились, и вечер закончился – задача выполнена, можно было представить где-нибудь на телевидении, как радостно иностранцы празднуют Рождество в Китае. Никому из них даже в голову не пришло, что у довольно значительной части обитателей Шаоюаня могут быть другие новогодние праздники, как у мусульман, например, и даже сам день Рождества Христова совсем в другое время, как, скажем, у православных. Все в Китае сейчас зациклены на англизированный Гонконг, который празднует именно такое Рождество. А про разницу в датах китайцам не ведомо. У них даже часовых поясов никто не соблюдает.

На следующий день в этом же зале работники Шаоюаня праздновали странно круглую дату: 12-летие этого заведения, то есть отдела по работе с иностранными студентами. Видимо, средств, отпущенных на Рождество, хватило и на эту «примечательную» дату.

А 26 декабря без особой помпезности было отмечено столетие со дня рождения Мао. Надо признать, я ожидал от них большей активности в отношении своего любимого Председателя. Конечно, разговоры в средствах массовой информации велись в течение последнего месяца постоянно, но достаточно умеренно – в каждом выпуске новостей рассказывалось о двух-трех коллективах, где проводились торжественные собрания, а апогеем стало Всекитайское торжественное заседание, на котором выступили Генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь и Премьер Госсовета КНР Ли Пэн. Речь первого показали по первой программе телевидения. Примечательно, что в его речи Дэн Сяопину уделялось места больше, чем самому юбиляру. Да и понятно, этот-то еще живой, а тому уже все равно.

Очень интересно было наблюдать за публикой в зале: отдельными рядами сидят военные, отдельными – представители национальных меньшинств обязательно в национальных одеждах (неприятное название, используемое для обозначения людей других национальностей в Китае, очень режет ухо, хотя в Советском Союзе национальностей было значительно больше, но никогда не употреблялся такой унизительный термин как «нацменьшинство»), отдельно, рядов пять-шесть, юные пионеры лет по 10-12, ничего не понимающие, но сидевшие смирно, не шелохнувшись. Позднее по телевизору показали три традиционных поклона руководителей у высочайшего хрустального гроба. Похоже, что, оглядываясь на бардак в России, наверху понимают, чем этим все может закончиться и здесь. А в это время простые люди обо всем этом как-то и не ведали, все были заняты своими будничными делами.

Но вот дело подошло к нашему Новому году. Чуть раньше Нелли Абдуллаевна спросила меня о моих планах на праздник и попросила помочь ей в подготовке новогоднего капустника с приглашением преподавателей факультета русского языка, где она работала, который, по ее словам, она просто обязана была провести в ответ на их доброе отношение к ней. Преподаватели их факультета поочередно, то ли по указке свыше, то ли по личной инициативе постоянно приглашали ее в ресторан пообедать или поужинать, выказывая таким образом свое уважение. Позднее я понял, что главное уважение по-китайски как раз и заключается в приглашении покушать.

Я понимал, что Нелли Абдуллаевна тоже отнюдь не из альтруистических побуждений пригласила меня быть участником встречи с ее китайскими коллегами. Но на этот раз такая встреча меня тоже интересовала, поскольку я всерьез стал задумываться над перспективой поработать в Китае после окончания своей и ее командировки.

Приглашать всех своих гостей в ресторан, даже в китайский, что значительно проще, чем российские, профессорша не собиралась, такой ужин все равно обошелся бы в кругленькую сумму, поэтому чисто по-нашему решила пригласить их к себе в номер гостиницы, где она жила на территории университета, поэтому уже с середины дня мне пришлось доставать у горничной их гостиницы столы и стулья, ходить за пивом и хлебом, все остальное у хозяйки было приготовлено заранее, тем более что кормить гостей она как раз и не собиралась. Прием, по ее представлению, должен был носить характер полуофициального банкета, поэтому на столе были фрукты, пиво и безалкогольные напитки, большой торт, который специально по этому поводу заказывала ее магистрантка, и холодные закуски в виде бутербродов с икрой, мясом и сыром. Стол выглядел по-русски красиво, но по-китайски, я бы сказал, бедновато, поскольку китайцы не любят ни сыр, ни икру, и вообще не любят бутербродов, а вот как раз хорошо поесть любят.

К пяти часам стали подходить гости. Первой пришла махонькая сухонькая старушка, как потом выяснилось, специалист в области фонетики. Она заочно уже была знакома со мной, поскольку была руководителем магистрантки Ли Лин, которой я за это время успел помочь с написанием диссертации. Как оказалось, она уже была хорошо осведомлена об этом и сразу же принялась благодарить меня за помощь ее подопечной.

Затем пришли профессора Пань Хун и Чэнь Мэй, самые активные среди этой академической публики, как выяснилось, еще со времен «культурной революции», когда молодая Чэнь Мэй громила старшее поколение этих же русистов на факультете, а такая же молодая Пань Хун в то же самое время успешно выступала в ансамбле песни и пляски НОАК. Но сейчас они выглядели довольно приятными, веселыми, доброжелательными миниатюрными старушками. Они сразу же захлопотали около стола, поскольку по просьбе хозяйки принесли из дома тарелочки и рюмочки.

Наконец, стали появляться и мужчины: весьма представительный высокого роста декан факультета вместе с круглолицым, но безликим секретарем парткома факультета, не изменившим своему порядку быть всегда одетым в маоцзедуновский мундир, который в Китае почему-то называют «суньятсеновским». Этот человек русского языка не знал, но егоприсутствие было обязательным, потому что он служил своеобразным «громоотводом» при контакте работников факультета с иностранцами.

Почти сразу за ними появился и завкафедрой литературы профессор Жэнь Гуаньсюань, который сразу же после знакомства завладел мной и после небольшого разговора пригласил к себе на кафедру побеседовать. За это время как-то вскользь незамеченным проскочил бывший декан этого факультета Ли Миньбин, наверно потому что был уже со мной знаком и его не пришлось знакомить вновь. Но зато, наконец-то, я имел возможность познакомиться с профессором Ли Цзышенем, о котором был много наслышан уже давно. Им оказался человек небольшого роста, довольно подвижный и активно говорящий на русском языке. Надо признать, говорящий лучше всех остальных, поэтому, видимо, и не занимающий никаких высоких должностей.

Были и другие женщины, с которыми мне уже не удалось поговорить, поскольку хозяйка стала приглашать к столу, пытаясь усадить декана на председательское место, но тот стал отказываться, и после короткого препирательства во главе стола вполне резонно усадили саму Нелли Абдуллаевну, разместив по сторонам обоих деканов, прошлого и нынешнего. Жэнь Гуаньсюань пытался забрать меня с собой, но хозяйка распорядилась оставить меня на другом конце стола вместе с женской половиной, поскольку стол явно разделился по половому признаку, что по нашим понятиям считается неприличным, а в Китае бывает именно так, кое-где еще по старинке женщин вообще не сажают за стол вместе с мужчинами.

Открывая вечер, хозяйка представила единственного гостя, который ранее не бывал в их компании, то есть меня, объяснив, что я тоже преподаватель вуза, тем более китаист. Все были настроены благодушно и меня не отвергли. Сами же они, по выражению одного из них, встречают уже едва ли не 45-й Новый год в этом составе, коллектив еще тех лет, времен китайско-советской дружбы, прошедший уже и «культурную» революцию, правда, в разном качестве, то есть по разные стороны баррикад, и вот опять дружно и активно общающийся с русскими специалистами. Смотрелись они, за исключением человека во френче, довольно неплохо и даже интересно, разговаривая на довольно приличном русском языке, лишь иногда в сложных ситуациях переходя на родной язык в разговорах между собой или подкалывая меня. Я в долгу старался не оставаться. Несмотря на то, что на всю эту компанию была только одна бутылка вина да две бутылки пива, было шумно, весело, звучали тосты на русском языке и… никто не пил. Над каждым высказыванием все дружно смеялись, одни, наверно, от радости, что фраза на русском языке получилась, а другие от таковой же, что эту фразу поняли. Праздничное застолье почему-то начали с торта, потом дружно уговорили бутерброды и принялись за фрукты.

Но знания языка, которые они демонстрировали, выглядели все же несколько примитивно, потому что, говоря по-русски, они вдруг стали пренебрегать нормами приличия. Одна дама заявила, что надеялась на девичник, а тут сплошное начальство, высказав тем самым свое «Фэ». Бывшая «хунвэйбинка» Чэнь Мэй зачем-то объявила, что Жэнь Гуаньсюань боится своей жены, что жена дает ему деньги на обеды, и что у Ли Миньбина длинный язык. Все такие высказывания по нашим нормам в официальной компании считались бы верхом неприличия, а они, довольные, смеялись и наслаждались умением говорить и понимать некоторые фразы на русском языке.

Постепенно дело дошло до того, что стали вспоминать русские песни военных и послевоенных лет и продемонстрировали скрытые таланты. У Жэнь Гуаньсюаня оказался неплохой баритон, тенором пел разошедшийся прямо по-русски Ли Цзышэн, который дошел даже до исполнения сложной песни на стихи Н.Рубцова «В горнице моей светло…», почему-то решив, что это песня народная. Разубеждать его в этом было бесполезно. Чэнь Мэй, трещавшая не умолкая, пела «Синенький платочек» и «Уральскую фабричную». Вспомнили вдруг, что когда-то их факультет занял 2 место на каком-то большом музыкальном конкурсе. Огромными глазами смотрела на своих профессоров магистрантка Ксения, специально приставленная к русскому профессору для помощи и сегодня сидевшая рядом со мной. Она, конечно же, никогда не видела их в таком настроении и такими раскованными, но сама иногда тоже старалась подпевать им. Спросили и меня, знаю ли я какие-то китайские песни. К моему стыду, во время моей учебы нам было не до песен, тем более, не до китайских песен, но объяснять им это я не стал.

Но вот декан встал, и все дисциплинированно засобирались на выход. Вся встреча продолжалась чуть более двух часов. Как я потом узнал, это норма времени китайских празднеств вплоть до свадеб.

А на следующий день 31 декабря с самого утра я поехал к российскому посольству за джином, почти как в кинофильме «За спичками» на другой конец города: не пить же вонючую китайскую водку в такой красивый русский праздник. К тому же, мне понравился этот продукт явно скандинавского происхождения с привкусом хвои, что вполне подходило к данному празднику.

И вот тут произошло одно событие, освятившее мне весь этот праздник. Когда я шел в сторону российского посольства, навстречу мне на небольшом велосипеде ехал русский мальчонка, который, поравнявшись со мной, вдруг на чистом русском языке сказал: «Здравствуйте!» И среди всего этого китайского гомона его голос прозвучал, ей Богу, как ангельский глас с небес, как вознаграждение за все мои былые дед-морозовские старания, когда я в новогодние праздники бывал дедом Морозом в детском саду, когда в наряде деда Мороза ходил по улицам Москвы, поздравляя людей, когда люди, встречая меня на улице, радостно шептали у меня за спиной: «Это счастливый знак!» Вот и сейчас это стало для меня «счастливым знаком». После этого на душе стало как-то особенно тепло и по-новогоднему празднично.

Оставалось решить лишь одну проблему – проблему елки. Не было у меня еще ни одного Нового года без елки. Не хотелось нарушать эту традицию и теперь. Я давно уже приглядел елочку, которая росла в кадке у магазина цветов, поэтому и отправился туда. Конечно, вырубать ее в духе дурных русских традиций я не собирался, но предстояло уговорить хозяина лавки презентовать мне хотя бы веточку. Трудно было объяснить китайцам, а там оказался не только хозяин, ситуацию, почему мне так нужна веточка от этой елки, но за пятерку он все же разрешил мне отрезать нижнюю ветку.

На льду озера Куньминьху в парке Ихэюань в Новый год

Фото из личного архива автора

Дома я отмыл ее от городской пыли и грязи, так что и у меня «елка плакала сначала…», нарядил ее конфетами и даже нашел маленького Деда Мороза. Вместе с гирляндой, закупленной для дочки, из еловой ветки получилась замечательная «елка Степаныча», по аналогии с «Елкой Митрича» Н.Д.Телешова, при чтении которой я когда-то в детстве даже плакал.

13. Поездка на чудесный остров Хайнань.

После успешной встречи Нового года Нелли Абдуллаевна стала вынашивать идею поездки на юг во время продолжительных зимних каникул. Но поскольку сама была ни бельмеса ни в чем, да и, судя по всему, привыкла по жизни, чтобы все для нее делали другие, то попросила выяснить все обстоятельства. Мало того, готова даже нанять меня в качестве переводчика, а за это оплатить стоимость моей дороги. Это, конечно, немного смешно, но… Предложение прокатиться на остров Хайнань, который находится уже в субтропиках, выглядело заманчиво, тем более, что и деньги в моем кармане к этому времени уже стали водиться. Кто знает, будет ли еще когда-нибудь такая возможность? Сразу же вспомнил своего сокурсника Аркадия и его мысль о необходимости поехать именно на Хайнань, где «тепло и… не только яблоки, но и «бананы колосятся». Неоднократно слышал от наших студентов, что многие из них во время зимних каникул ездят отдыхать именно туда.

Началась тщательная проработка вопроса. Сначала поинтересовался у студентов об их поездках. Оказалось, что это не такое уж и невозможное дело. Некоторые умудрялись прокатиться туда на неделю, затратив не более 200-300 долларов. Но для этого надо знать, как ехать, как плыть и где жить. Вскоре узнал, что вместе со Наташей в это время живет девушка из Голландии, у которой есть замечательная книга-путеводитель по Китаю на английском языке. В книге по всему Китаю было подробно и точно описано все вплоть до маршрутов автобусов и стоимости проезда в них, стоимость проезда на такси, стоимость номеров в гостиницах и условия проживания в них. Надо отдать должное предприимчивым американцам, которые, в отличие от наших людей, здесь времени даром не теряют.

После этого побеседовал с хозяевами своей лавки, у которых коммерческие дела шли в это время прекрасно, поэтому они, видимо, считали себя обязанными мне. Отношение ко мне по-прежнему оставалось более чем замечательным. Они тоже собирались на праздник Весны ехать домой, и пообещали содействовать мне во всех вопросах встречи и отправки в Гуанчжоу, центре их провинции, где мне предстояло делать пересадку.

Сначала я взялся за билеты. Три дня ездил на вокзал, простоял в трех очередях, разглядывая бесстрастные, каменные лица билетёрш, но билеты в купейный вагон до Гуанчжоу все же купил. Сам бы я мог поехать и в плацкартном, но в другом вагоне моя дама ехать отказалась, хотя до этого клялась, что очень неприхотлива и к путешествиям привыкла. Ехать вместе с ней большого желания не было, но других попутчиков все равно не предвиделось, поэтому решил, что вместе все-таки лучше, чем одному. К тому же, если бы уехал один, то сильно бы обидел женщину, что в мои планы никак не входило, потому что это была пока единственная ниточка к возможности сохранить за собой ее место специалиста на факультете русского языка.

Вот, наконец, вечером в один из последних дней января мы прибыли на вокзал. Небольшая проверка иностранцев до входа в вагон, обеспокоенный взгляд проводницы, которой, судя по всему, мы добавили хлопот, ведь в таких вагонах обычно ездят государственные чиновники и высший командный состав военных. Но в последнее время, правда, стали ездить и богатенькие «новые китайцы». Нам достались достаточно вежливые, молчаливые попутчики, но, возможно, как раз из тех, которым не рекомендуется общение с иностранцами, поэтому один из них сразу же вышел, поговорил с начальником поезда и через некоторое время их быстренько перевели в другое купе, что для нас стало хорошим подарком. Вагон был уже старым, но в купе было относительно чисто, на столике, покрытом белой салфеткой, стояла вазочка с цветочками, а под столиком – корзина для мусора и термос с кипятком. Проводница на протяжение всего пути была очень предупредительной, почти как хорошая стюардесса самолета.

С удивлением мы отметили просто огромное количество полицейских, постоянно курсирующих вдоль вагона, проявляющих к нам неприкрытое любопытство, чуть ли не влезающих к нам в открытую дверь купе и обшаривающих взглядом все и вся. Возможно, искали радиопередатчик, как у Зорге. Так или нет, но на протяжении всего пути полиция дежурила в нашем вагоне постоянно. Может быть, совсем и не из-за нас, а охраняя наших бывших соседей, а может быть, просто совпадение, и им определено быть именно в этом вагоне, но такая забота даже радовала.

В первую ночь было еще прохладно, потому что в вагоне не топили. Но мы ехали на юг, поэтому надеялись, что потом будет теплее. И не ошиблись. Первое утро встретило густым туманом. Солнце в этом молочном небе выглядело лишь невнятным светлым пятном. Въехали в провинцию Хэнань, которая была колыбелью китайской нации. Пересекли Хуанхэ. Мутный, хоть и достаточно широкий поток, но до наших сибирских рек далеко. Течение в это время года было спокойным. Поезд некоторое время шел над поймой реки. Кое-где пойма тоже была перепахана, ведь крестьяне пользуются моментом получить урожай даже между разливами этой строптивой реки, постоянно меняющей свое русло.

Неугодий на китайских равнинах мало, почти все распахано. Народ уже в это время года активно работал на полях, но в основном мотыгами. Дома в деревнях из красного кирпича с черепичными или бетонными крышами. Повсюду заметно большое количество парников, но и открытые поля в этой части Китая уже начинали зеленеть.

Часто встречались могильные курганчики по всем полям, иногда скученно, как семейное кладбище, иногда одинокой могилой посреди распаханного поля. По-видимому, сохраняются еще старые могилы предков, потому что сейчас правительственными указами уже запрещено хоронить умерших на обрабатываемых землях.

В районе Синьянчжань начались горы, по склонам которых были видны террасы клочков обработанной земли. Наконец-то, выехали из туманов провинции Хэнань, а в провинции Хубэй даже выглянуло солнце, и открылся замечательный полу горный рельеф. Поезд неоднократно пронизывал горы по сплошным многокилометровым туннелям. Бросалась в глаза непривычная для нас в это время года зелень огородов разных оттенков. Повсеместно были видны буйволы, по колено стоящие в воде; свиньи, свободно гуляющие по дворам, улицам, вдоль дорог, копающиеся в помойках; и женщины, стирающие белье в любых водоемах, будь то реки, ручейки, озера или пруды. Как флаги, везде развевалось выстиранное к Празднику Весны белье в деревнях и, вывешенное на шестах с балконов домов, в городах. Люди здесь были одеты по-весеннему, без верхней одежды, хотя внутри, я уверен, у них, как обычно у всех китайцев, было несколько слоев белья, надеваемых слоями по принципу капусты.

На третий день утром опять в сплошном молоке тумана мы прибыли в Гуанчжоу. Пахнуло влажным морским воздухом. Но было очень тепло, поэтому пришлось срочно скидывать наши хоть и не зимние, но все же плотные пекинские одежды.

Первым, что мы услышали, выйдя из вагона, было пение петухов, что несколько удивило нас, но потом мы поняли, что это их уже не петушиная, а скорее лебединая песня, так как вскоре мы прошли мимо сетчатых контейнеров с курами, стоявшим на платформе и приготовленным, судя по всему, на заклание. Это как-то неприятно поразило нас, не привыкших к таким сценам на наших вокзалах.

Попытки увидеть на платформе встречающего нас хозяина моей лавки, который божился, что обязательно встретит меня у поезда, сначала не увенчались успехом. Зная необязательность китайцев, я внутренне начал готовиться к тому, чтобы приняться за дальнейшие хлопоты. Но пока готовился, мы вышли из вокзала, и уже издали я увидел сияющего Ху (их все по тем же нормам китайского гостеприимства просто не пустили на платформу). Через некоторое время он объявил нам, что нет никакого смысла даже пытаться купить билеты на пароходик, которым я собирался плыть до конечного пункта назначения, да и глупо болтаться в море целые сутки, когда можно за два часа спокойно долететь до города Санья, самой южной точки острова Хайнань, на самолете. На мои возражения по поводу дороговизны билетов, неподъемных для профессорско-преподавательского состава, он заявил, что их фирма в порядке «спонсорской помощи» берет эти расходы на себя.

Мы подошли к стоящей на стоянке «тойоте», где нас ждали другие ребята, работавшие в нашей лавке, и все вместе отправились покупать билеты, хотя наши действия при этом были минимальными. Ребята все сделали сами, попросив привезти билеты на обратном пути для отчета на фабрике. После этого сразу же повезли нас в аэропорт, остановившись по дороге у какого-то экзотического ресторана с морепродуктами, где мы шикарно пообедали.

Фото из свободного доступа в интернете

На столе появилась рыба в кисло-сладком соусе, жареные креветки, крабы, устрицы, которых я здесь попробовал впервые, но не ощутил такой радости, которую испытывают французы при потреблении этого вида молюсков. Нелли Абдуллаевна смотрела на все это широко раскрытыми глазами. Она не знала о моей дополнительной работе и никак не ожидала, что я пользуюсь у китайцев таким авторитетом.

После небольшого оформления билетов и проверки на безопасность, мы тепло распрощались с моими друзьями и пошли на посадку в самолет. Через два часа замечательного во всех отношениях полета мы уже приземлились в аэропорту города Санья, который находится уже в субтропической зоне. Но после приятного кондиционированного воздуха самолета мы неожиданно оказались в жутко душной полуденной жаре.

Пассажиры самолета, будучи местными жителями, как-то очень быстро куда-то растворились, а мы остались торчать посреди этой жары, утопая по щиколотку в придорожной пыли. Ну, совсем как в фильмах про Африку: летное поле, два каких-то немыслимых бунгало для аэропорта и больше ни-че-го. Никаких такси, одни аборигены с предложениями довезти на раздолбанных машинах до города аж за 100 долларов. Понятно, что пытаются дурить иностранцев, но выхода практически не было. Ни автобусов, ни каких-то намеков на автобусную остановку поблизости не наблюдалось. Попытался найти защиты у расхристанного блюстителя порядка, прячущегося в тени навеса. Но тот на мои мольбы не особенно реагировал – это не входило в его обязанности. Зато после обращения к представителю власти цены за такси стали резко снижаться.

Наконец, мне удалось договориться с каким-то водилой за сотню юаней, и мы забросили свои вещи в грязный багажник полуразваливающейся машины, которую и назвать-то таковой можно было только условно. Тем не менее, это дребезжащее сооружение завелось, и мы отправились в каком-то направлении по жутко ухабистой, почти грунтовой дороге. А ведь раньше я считал, что плохие дороги бывают только в России. Оказывается, не только. Дорога была разбита до невозможности, в щели дверей летела пыль, покрывая нас плотным слоем с головы до ног.

На полдороге водитель вдруг остановился и побежал с ведром на заправку, которую представляла собой одиноко стоявшая у дороги женщина и три канистры, стоявшие возле ее ног. Но что это? У меня глаза на лоб полезли. Эта женщина достала безмен и стала взвешивать несколько литров бензина, которые налила в резиновое ведро водителя. Мы с моей соседкой переглянулись и дружно расхохотались.

Через некоторое время мы продолжили путь, похоже, по единственной улице этого странного городишки.

Водитель всячески пытался отвезти нас в гостиницу, находившуюся значительно ближе, делая вид, что не слышит о том, что я прошу его везти нас в гостиницу Лухуйтоу, о которой я уже заранее прочитал все в том же известном справочнике. Но я тоже проявил твердость, и после некоторого препирательства мы все же начали подниматься в горы. И сразу стало понятным его нежелание: движок едва-едва тянул нас в гору. Пока мы ехали по извилистой горной дороге, нашему взору время от времени открывался вид на весь этот небольшой городишко.

Несколько ошарашенные девушки-дежурные на ресепшене тоже долго пытались нам объяснять, что это гостиница не для иностранцев, что на берегу есть другие, более комфортабельные, но меня убедить уже было трудно: я знал, что здесь должно быть хорошо. Девушки какое-то время куда-то звонили, кого-то спрашивали, и, наконец, «таможня дала добро», и одна из них, вооружившись ключами, повела нас куда-то в глубину тропического леса. Мы прошли мимо нескольких домов, типа бараков, то есть одноэтажных, но довольно длинных отдельных коттеджей, имевших по нескольку комнат с обеих сторон. У одного из них мы остановились, и девушка сдала нас по этапу дежурной по этому зданию. Та в свою очередь привела нас дальше к нашим номерам, по пути поведав нам, что здесь отдыхал и «великий кормчий», а недавно даже был Председатель Цзян Цзэминь.

Номера небольшие, но хорошо затененные. В каждом есть кровать, маленький холодильник и даже телевизор. Но самое главное, есть туалет с душем – мечта отдыхающих на море в любом месте мира. Вода, правда, по выдаче по определенным часам утром и вечером, но нас это более чем устраивало, тем более что и цена за номер оказалось вполне приемлемой. Справочник девушки-голандки не врал. По ходу выяснил у наших благодетельниц, где, собственно, море и пляж. После этого мы вышли на обследование окрестностей.

Фото из личного архива автора

В первый день мы даже не поняли, что попали в райское место отдыха партийно-правительственной элиты или что-то вроде того. Очень уж смахивали эти коттеджи на аналогичные у нас. Но самым удивительным для нас была окружавшая нас природа. Высоченные диковинные деревья, кокосовые пальмы с настоящими кокосами, висящими где-то в вышине, перемешивались с развесистыми, но невысокими банановыми пальмами. Все это создавало в этом районе чудесный микроклимат, находясь в котором не страшна даже жара, пекущая вокруг этого оазиса. В вершинах деревьев с рассвета на все лады заливались птицы – явление для Китая довольно редкое. Чистейший воздух, особенно по утрам и вечерам, был напоен такими ароматами, что его, казалось, можно пить в качестве кислородного коктейля. В нем можно просто купаться, и совсем не нужны никакие другие воздушные ванны. Не знаю, каким может быть рай, но по нашим понятиям это было что-то очень похожее. Правда, по вечерам, когда жара спадала, по внешним стенкам домов очень быстро бегали ящерицы-гекончики, но совершенно безобидные, более того, как оказалось, помогающие уничтожать разных насекомых.

Название этого места Лухуйтоу в переводе означает «Лань повернула голову». Это название одной красивой местной легенды. В некие древние времена местный князь охотился в этих краях и, заметив неожиданно выскочившую из кустов лань, погнался за ней. Когда же он уже почти настиг ее, то лань повернула голову и … превратилась в красивую девушку. В соответствии с этой легендой на территории этой гостиницы была сделана небольшая скульптура.

Лань повернула голову и … превратилась в прекрасную девушку

Фото из личного архива автора

Единственным неудобством было то, что море на побережье этого небольшого полуострова было непригодным для купания: не было пляжей, сплошные камни. Да и неподалеку был вход в порт, что тоже мало способствовало чистоте воды в этом заливе. Нам пришлось искать возможность добираться до пляжей с другой стороны полуострова, где был хороший песочек. Но и в этом у предприимчивых китайцев все было схвачено: весь день с утра до вечера по этому маршруту курсировали моторикши всего за 4 юаня. Местные жители использовали любые возможности подзаработать. Позднее я убедился, что такие услуги распространены не только в Санья, но и по всему Китаю в тех местах, где не ходит общественный транспорт.

Фото из личного архива автора

На участке побережья, примыкающего к пляжам, активно велось строительство, а кое-где уже стояли благоустроенные отели. Было заметно, что в скором времени Санья превратится в крупное место индустрии отдыха и будет качать большие деньги. Все условия для этого здесь есть. Конечно, по благоустроенности эти современные отели были выше тех коттеджей, в которых мы остановились, но ведь несравненно выше была и плата, как мы вскоре выяснили. Да и стояли они на открытом солнце, совсем рядом, и их окна друг на друга смотрели вечером и днем. Нет, мы все же поступили мудрее.

Вход на приличный, но закрытый пляж одного из отелей в то время тоже стоил четыре юаня на весь день. Пляж был достаточно чистым, да и людей еще было не очень много. В основном на всем пляже было лишь несколько иностранцев, неизвестно откуда появившихся здесь. У китайцев праздник еще не наступил, да и не расположены они были к раздеванию и купанию, только пялились на полуобнаженных иностранных женщин из-за ограды.

Позднее приехала большая группа японцев, много было богатых китайцев не то с Тайваня, не то из Гонконга, которые поселились в фешенебельном отеле прямо у моря. Но эти купальщики, выходившие из отеля в гостиничных белах махровых халатах, точно также после купания удалялись в свои апартаменты.

Необыкновенно синее издали и зеленоватое вблизи, море почти всегда было довольно чистым, особенно по утрам. Вода была чудесной, и это в феврале (!), что нас особенно забавляло. Но это единственное, что нас спасало и от жуткой жары, ведь днем солнце палило нещадно, а зонтов и укрытий не было предусмотрено. Мы старались занять место под какой-нибудь пальмой, чтобы хоть как-то укрыться от беспощадных лучей.

На песчаном пляже Санья в феврале-месяце

Фото из личного архива автора

В один из первых дней я познакомился с бродячим китайским поэтом, который за неимением средств со всем своим скарбом размещался прямо на пляже, благо для жизни здесь не нужны укрытия даже ночью. На питание он подрабатывал тут же уборкой пляжа по утрам. Как выяснилось, он приехал из провинции Хунань, но никаких печатных работ не имеет, так как нет возможности напечатать свои труды. Показал целую тетрадь стихов, но почему-то под грифом «Вооруженные Силы Китая. Совершенно секретно». Заметив недоумение на моем лице, пояснил, что это для того чтобы отпугнуть любопытных. В достоинствах сих опусов мне, конечно, разобраться не удалось, но одну интересную особенность подметил. Очень трудно было найти в этих стихах рифму, потому что написаны они, как большинство современных стишей, без всякой рифмы. К тому же большая часть стихов посвящены КПК, армии, и лично товарищу Мао Цзэдуну, урожденному в той же провинции Хунань, откуда приехал этот бродячий поэт. Возможно, только форма, чтобы преподнести себя, но вполне допускаю, что этот не совсем нормальный именно так и мыслит, и «дело Мао в сердце твоем и моем». Долго выдержать его китайскую бесцеремонность, с которой он постоянно подходил к нам, было невозможно, и нам пришлось поменять место.

Были на пляже и иностранные студенты из разных вузов Китая. Вскоре сюда на свой «медовый» месяц приехали и наши «молодожены» Надежда с Дмитрием, которые держались несколько обособленно, поэтому мы вскоре стали общаться не с ними, а с парой молодых людей, работающих в Шаньдуне по закупкам арахиса, и их очаровательным голубоглазым Ванечкой. Миша был родом из Москвы, а Катя – из Свердловска. Оба из советских «аристократических» семей. Между собой они очень хорошо сочетались: очень собранный и корректный Миша дополнялся жизнерадостным характером, общительностью и непосредственностью Кати. А уж рассудительность и серьезность суждений маленького «одинокого мужчины», каким выглядел их сынок, просто поражала. Даже Нелли Абдуллаевна, несмотря на свой снобизм, не смогла противостоять их обаянию. Ребята тоже были рады общению с соотечественниками. Позднее к нашей группе примкнули русские и украинские студентки из Пекинского института языков.

Поначалу мы пытались обедать в китайских ресторанчиках, но вскоре поняли свою ошибку. Во-первых, замысловатость названий экзотических китайских блюд и южный диалект работающих там девушек не позволяли выяснить характер пищи. Во-вторых, обслуживающий персонал при всей своей широкой улыбке все же проявлял редкое равнодушие к иностранцам и никоим образом не старался помочь – эффект наемного работника, не очень заинтересованного в посетителе. Но мы все же успели насладиться «Супом морской свежести», в котором чего только не было: и рыба, и креветки, и моллюски, но больше всего обычных морских ракушек, которых дети обычно собирают на берегу.

Харчевня на берегу моря

Фото из личного архива автора

Но вскоре наши друзья подсказали нам, что гораздо удобнее питаться у одного китайца, который устраивает европейскую кухню прямо на улице, недалеко от пляжа. Вскоре мы действительно убедились в этом. Наши опасения насчет цены оказались напрасными, они были значительно ниже, чем в стационарных ресторанчиках, видимо, как раз потому, что хозяин этого импровизированного кафе, расставлявшего столики прямо на тротуаре, никому не платил арендной платы. Пищу они готовили во временном балаганчике, слепленном из каких-то немыслимых щитов не то гофрированной жести, не то шифера. Большим преимуществом было то, что меню у него было на китайском и английском языках. Это привлекало людей, вообще не владеющих китайским. Блюда были приготовлены достаточно профессионально, но без больших претензий, рассчитанные на быстрое питание, хотя по вечерам клиенты даже засиживались здесь за несколькими бутылками пива. Плохо было лишь то, что желающих вскоре оказалось довольно много, на что его времянка была не рассчитана, столов не всегда хватало, поэтому иногда приходилось ждать, но это тоже не было утомительным, потому что чаще всего мы приходили под вечер, когда никто никуда не торопился.

В один из дней мы побывали на местном экзотическом рынке, который на этот раз был действительно восточным. Местного колорита хоть отбавляй: люди буквально сидят друг на друге. Создается впечатление, что количество торгующих превышает количество покупателей. Торгуют всем!!! Нас поразило обилие рыбы и скромность фруктового выбора. Как ни странно, но некоторые привычные для нас фрукты оказались здесь дороже, чем в Пекине, а вот местные манго разных размеров были в полном достатке и в два раза дешевле, чем в Пекине.

И жемчуг на пляже, куда приходили китайские женщины сделать свой маленький бизнес, можно было купить почти за бесценок, что по понятным причинам не могло не заинтересовать отдыхающих здесь женщин.

Связка жемчужных ожерелий в руках у китаянки

Фото из личного архива автора

Как-то попробовали настоящий кокос, прямо не выходя от своего райского сада. Раньше мне как-то не приходилось ни видеть настоящих кокосов, ни пробовать знаменитое кокосовое молоко. Оболочка этого ореха довольно толстая и очень плотная, как каменная.

Китаец сначала очень острым кривым ножом, как кубинский мачете, отрубил верхнюю часть ровно настолько, чтобы обнажился находящийся внутри орех. Затем аккуратно вскрыл его и дал возможность через соломинку выпить кокосовое молоко, которое на поверку оказалось просто соком, поскольку к молоку не имело ни малейшего отношения. Мутноватая, горьковато-кислая жидкость пьется легко, неплохо утоляет жажду. После того как мы выпили содержимое, хозяин разрубил весь орех пополам и начал выковыривать белую оболочку ореха примерно 8-10 мм толщиной. Со вкусом этого ореха я уже был знаком, поэтому с большим удовольствием весь вечер хрустел им, потому что моя компаньонка от этого блюда отказалась.

14. Праздник Весны

Праздник Весны – самый большой праздник в Китае, который считается Новым годом по лунному календарю. Обычно он приходится на один из дней периода с конца января до середины февраля по солнечному календарю. Высчитывать его точную дату довольно трудно, и сами китайцы в большинстве своем не знают, например, когда будет этот праздник даже в следующем году, поэтому полагаются только на календари, которые для них специально разрабатывают в монастырях. Но уверяют, что этот календарь очень точный и помогает крестьянам в полевых работах. Это представляется довольно сомнительным, поскольку время получается плавающим и не соответствует календарной смене времен года. Более того, через каждые несколько лет приходится регулировать последовательность месяцев, добавляя целый месяц к очередному году.

Нам предстояло увидеть празднование на острове Хайнань. Накануне праздника вся эта довольно неопрятная местная китайская публика сильно преобразилась, нарядившись в свои праздничные наряды. Наряды были хоть и не глаженные, но в основном новые. У мужчин это выражалось в чистой белой рубашке, ну а женщины, конечно, разукрасились, кто во что горазд. Особенно много было красного праздничного цвета.

Вечно чумазые, обычно кое-как одетые китайские ребятишки в праздничные дни были одеты в новые яркие наряды: невзирая на жуткую жару, мальчики в темные костюмчики под взрослых, а девочки в яркие раскрашенные платья, чаще розового или красного цвета. Это и понятно, ведь это в Китае цвет невест. Но дети есть дети: одна из таких юных красавиц, продемонстрировав перед нами свое чудесное платье, тут же стала кататься в нем по грязному песку пляжа.

Китайские девочки в праздничных нарядах

Фото из личного архива автора

Напоминание о празднике началось задолго до него самого, потому что по вечерам «постреливали» довольно активно, ведь в Китае существует старый обычай: в темную новогоднюю ночь новолуния принято отпугивать злых духов грохотом большого количества пиротехники от простых хлопушек до огромных светящихся ракет. Запасы этой пиротехники в каждой семье закупают заранее.

Все улицы города Санья перед праздником были буквально завалены этими боеприпасами, которые продавалась едва ли не в каждой лавке. Не дай бог в эти дни случиться какому-нибудь незначительному пожару: фейерверк будет грандиозным – все взлетит на воздух. Много во время праздников бывает и жертв, особенно среди детей. Может быть, поэтому, а может быть, прикрываясь этим, в крупных городах Китая с этого года было запрещено пользоваться такой пиротехникой.

Ванечка инспектирует лавки с пиротехническими средствами

Фото из личного архива автора

Совершенно случайно еще осенью я оказался невольным свидетелем выполнения этого постановления о запрещении. Однажды я возвращался на велосипеде в свой университет и не мог понять, по какому поводу по всем улицам над всеми домами гремели взрывы и взлетали ракеты, хотя никакого праздника не было. Потом уже выяснил, что таким образом жители Пекина избавлялись от «боезапасов», которые могли вызвать большие неприятности, ведь было заявлено об уголовной ответственности не только за использование, но и за хранение таких взрывчатых веществ. А что такое уголовная ответственность в Китае, жители этой страны знают очень хорошо.

В канун встречи Нового года китайским женщинам вообще не рекомендуют выходить на улицу, чтобы не навлечь на себя злодеяния духов, поэтому они занимаются дома подготовкой к празднику: убирают и украшают дом, вечером приступают к приготовлению пищи. Главное – не пользоваться в новогодние дни ножами, ножницами и даже иголками. Правильное решение, ведь неизвестно, что может прийти в голову горячим китайским мужчинам после одного шкалика «Эрготоу» (название дешевой гаоляновой китайской водки – А.Ш.) за праздничным столом, поэтому еду в канун праздника заготавливают впрок.

В этот вечер вся семья собирается вместе: все сыновья вместе со своими женами и детьми, а также незамужние дочери стараются в этот вечер приехать в дом родителей. Семьи замужних дочерей бывают здесь в канун праздника крайне редко, поскольку они в это время должны быть в семье родителей мужа. По традиции в новогоднюю ночь китайцы на севере кушают пельмени с разными начинками (на южан такое правило не распространяется). Запивают пельмени водкой, которую они считают душистой. Чем крепче запах, тем водка считается лучше. Сразу оговорюсь, что эти запахи не имеют ничего общего с запахами сивушных масел русской самогонки.

В первый день праздника наносят визиты родственникам мужа, и лишь на второй день праздника мужья приводят своих жен и детей в семью тестя, то есть ее родителей. В этот день нередко можно наблюдать такую картинку, когда молодая женщина с ребенком в одной руке, да еще и с подарками в другой едва не бежит впереди, всем своим видом выражая нетерпение предстоящей встречи со своими родителями, а чуть сзади, как бы нехотя, неторопливо движется ее нарядный муж.

В последующие дни ходят поздравлять всех родственников и прочих уважаемых людей. По традиции, входя в дом, положено кланяться хозяину, потом алтарю, потом старшим в доме, что сейчас уже почти не делают, а просто желают: а) хорошего Нового года; б) чтобы было побольше сыновей и богатства; в) просто счастья. Среди подарков обычно бывают фрукты, вино (водка) в красивых коробках, какие-либо коробки со сладостями.

Конвертики с деньгами

Фото из открытых источников интернета

Детям, а таковыми считаются все неженатые члены семьи, родители по давней традиции дарят новую одежду, а другие взрослые родственники дарят красные конвертики с деньгами, в зависимости от состоятельности дарителя и его отношения к одариваемому и его семье.

Мы же накануне праздника сначала посидели в небольшом ресторанчике. Ребята, прожившие в Китае уже несколько лет, вспоминали о прошлых праздниках и рассказывали об этих традициях, окончательно заинтриговав меня. Конечно, вскоре решили, что лучше всего было бы наблюдать картину праздника с высокой горы Лухуйтоу нашего полуострова, откуда открывается прекрасный вид на город, порт и залив. И через некоторое время мы всей компанией уже дружно усаживались в коляску с трудом обнаруженного, видимо, последнего моторикши. Решили, что сначала поднимутся женщины с Ванечкой, а затем он вернется за мужчинами.

Сначала мы зашли в наш коттедж, выпили кофе. Миша с Надей удивились тому, в каком прекрасном месте мы остановились, даже загорелись желанием сюда переехать, но это уже не имело смысла, так как до их отъезда оставалось всего несколько дней.

После небольшого знакомства с экзотикой нашей гостиницы, мы пешком отправились в парк и стали подниматься на гору. Это оказалось не очень простым делом, поскольку гора, казавшаяся такой невзрачной снаружи, оказалась довольно высокой, а тем более идти пришлось по серпантину, что значительно увеличивало путь к вершине.

Между тем сумерки сгущались, а канонада соответственно усиливалась. Около полуночи грохот стал почти сплошным, а город расцветился огнями ракет, беспрестанно и беспорядочно взлетавших в ночное небо. Они перечеркивали небо в разных направлениях, образуя картину, совсем не схожую с официальными салютами. Над множеством джонок были подняты красные флаги. Все кругом трещало, свистело, стреляло и грохотало. От такой канонады мерзкие духи, надо полагать, разбегались в разные стороны, кто как мог. Судя по всему, никаких надежд на спасение у них не было.

Такое «безобразие» продолжалось около получаса, а затем постепенно пошло на убыль, и через час наступила вполне нормальная мирная ночь. Всех духов разогнали и пошли спать. Никаких тебе песен, плясок и гуляний до утра не бывает. Это особенность китайских праздников, которые более часа-двух не продолжаются. Даже такое кратковременное и в целом простое действо уже считается верхом нарушения спокойствия.

Дома китайцев были прибранными, если можно так выразиться, к празднику: наведена относительная чистота (несколько дней хозяйки наводят чистоту, судя по всему, один раз в год). На входах домов по обе стороны на стойках дверной обсады приклеивают «дуйляни» (парные надписи) с каким-либо таинственным не то заклинанием, не то пожеланием, написанными на красной бумаге. При этом надпись на одной стороне должна как бы перекликаться с надписью на противоположной стороне, иногда даже имея синонимичные или антонимичные значения. Иногда эти надписи рифмуются. На двери, в центре может быть приклеено изображение какого-либо святого или бога богатства. На входной двери у некоторых бывают изображения фигур мужчины и женщины в национальных костюмах в традиционном полупоклоне гостеприимства. На стеклах домов приклеивают вырезанные из красной бумаги изображения цветов, рыб, бабочек, птичек и другие узоры.

На юге в учреждениях, в гостиницах иногда ставят небольшие настоящие зеленые мандариновые деревца в кадках с маленькими мандаринчиками на ветках. Это мандариновое дерево символизирует «денежное дерево», мандаринчики являются символами золотых монет. Но это только украшения по типу наших новогодних елок, никто этих мандаринчиков не трогает.

На следующий день мы отправились в гости к Мише и Кате. Серьезный Ванечка, как всегда, встретил нас у входа в гостиницу, где он помогал дежурной тете. Горничные гостиницы очень любили общаться с маленьким «лаоваем» (иностранцем). Мы поднялись в номер по лестнице, на каждой площадке которой стояли такие кадки с мандариновыми деревьями.

Мы еще некоторое время болтали, пока Катя собиралась. Затем вышли из комнаты и услышали шум, доносившийся с нижнего этажа. Отчетливо слышались только возгласы: «Этот маленький лаовай!.. Этот маленький лаовай!..» Мы начали спускаться по лестнице, и перед нами открылась поразительная картина, от которой мы не знали, что делать, то ли смеяться, то ли плакать. На лестничной площадке сидел Ванечка и с деловым видом очищал очередной мандаринчик, вся площадка вокруг него была обильно усыпана оранжевыми мандариновыми корками, а рядом стояла возмущенная горничная, которая всплескивала руками и причитала:

– Этот маленький лаовай съел все мандарины.

Новогоднее мандариновое деревце, еще не тронутое Ванечкой

Фото из личного архива автора

Трогать этого варвара она не решалась. Ванечка смотрел на нее совершенно невинными голубыми глазами, не понимая, чем рассержена эта тетя, с которой у него всегда были такие добрые отношения. С двух деревцев из четырех урожай им был снят уже полностью. Увидев, что мы спускаемся по лестнице, горничная замолчала и быстро скрылась. А Катя бросилась улаживать этот «международный» скандал.

В городе толпы расфуфыренных, но совершенно трезвых китайцев бесцельно бродили по улицам, а поскольку в этом маленьком городишке других мест отдыха, видимо, не было, то большинство из них выходило к берегу моря и к цивилизованным гостиницам на берегу. При этом женщины в своих лакированных туфлях на каблуках мужественно двигались по песку пляжа, но никто так и не разделся, и не выкупался. Но все относительно.

Пустынный пляж Санья в 90-е годы

Фото из личного архива автора

Что-то для нас в их жизни было удивительным, а все китайцы – и женщины и мужчины – пялились на сумасшедших, по их понятиям, иностранцев, которые были непристойно обнажены и в этот праздничный день, не боясь злых духов, лезли в море совсем не для того, чтобы вымыться. Вид обнаженных тел, особенно женских, вызывал у китайцев особую эйфорию. Когда я, вдоволь наплававшись, подплывал к берегу, то увидел огромную толпу наряженных китайцев-мужчин, столпившихся на пляже в одном месте. Сначала я удивился и даже насторожился, не случилось ли чего. Но потом, увидев причину этого импровизированного митинга, расхохотался.

style='spacing 9px;' src="/i/14/527314/_50.jpg">Празднично настроенные китайцы наблюдают за купанием русской Венеры

Фото из личного архива автора

Толпа стояла полукругом на почтительном расстоянии от линии моря, на отмели которого плескалась наша Катерина с ее весьма выразительными формами. Судя по всему, это зрелище было особенно необычным для худосочных китайцев-южан, которые такого роскошного тела вообще, наверняка, в жизнь не видели. Я сразу же схватился за фотоаппарат.

Надо отдать должное и самообладанию русской Венеры, которая на все это, казалось, не обращала никакого внимания. Более того, когда ей надоело плескаться, поднялась во весь свой богатырский рост, «коня на ходу остановит, в горящую избу войдет», и стала медленно, как бы растягивая удовольствие себе и доставляя удовольствие бесцеремонным зрителям, входить в воду. Пока она минут десять продвигалась вперед по мелководью, вся очарованная толпа без единого звука наблюдала за ней. Когда же эта русалка, наконец, полностью насладившись их благоговейным вниманием, бросилась в волны и красиво поплыла брассом далеко-далеко в море, они еще некоторое время любовались, как ее неслабые телеса вздымались над волнами. Но спектакль закончился, и зрители стали постепенно расходиться. Жаль, я не догадался пройтись с шапкой по кругу. За такое зрелище надо платить!

Праздник у китайцев продолжался еще довольно долго, и каждый день примерно одинаково. Хороший обед и променад вдоль моря.

Нам это надоело, и по настоянию Кати мы дружной толпой отправились в залив Ялунвань (залив зубастого дракона). Это место оказалось не так близко от Санья, поэтому пришлось сначала ехать на микроавтобусе, а затем на грузовичке, который также, как и моторикши, был приспособлен к таким экскурсионным поездкам. В глубине острова простирались огромные пространства почти дикой природы, люди попадались редко. Ехать пришлось довольно долго, поэтому мы обратили внимание на желтую воду в реках и зеленую в прудах, на таких же, как и везде, мальчишек, ловящих рыбу при помощи самодельных удочек, на убогие низкие лачуги местных жителей в небольших селениях у подножия гор, черномазых свиней непонятного цвета и черно-сизых буйволов, бродящих в свободном поиске пищи. Спокойная, неторопливая жизнь, которая течет сама собой по сложившимся тысячелетиями привычкам и законам, далекая от вмешательства какой-либо цивилизации. Большая часть домов аборигенов слеплена из глины и тростника или пальмовых листьев, как в фильмах о туземцах, но кое-где были уже заметны и богатенькие дома из камня.

В садах мы видели много кокосовых и банановых пальм, но бананов в это время года было не видно. Зелени действительно было много, но еще больше было грязи. Неподалеку от селений разноразмерные латки полей и много заболоченных участков из-за обилия воды. Здесь властвуют волы, иногда со своим потомством. По полям ползают в грязи утки, важно ходят жирные гуси. Иногда среди полей лежат огромные, безликие, гладкие камни диаметром до 5-7 метров, убрать которые, судя по всему, не представляется возможным. Кое-где на полях так же, как и на континенте, видны круглые курганчики могил, но чаще могилы располагаются на склонах гор, где есть уже небольшие белые стелы-надгробья, которые хорошо выделяются на фоне зелени.

Один крестьянин, несмотря на праздник, работавший в поле в такую жару, видимо, устал и решил искупаться. Он скинул одежду и, в чем мать родила, спокойно, совершенно не обращая внимания ни на кого и ни на что, отправился в местный водоем с какой-то мутной водой. Этому явно было не до моря, не до праздников и не до любопытных туристов.

Иногда проезжали мимо ворот воинских частей. Очень странно видеть в эти дни часовых в касках и с автоматами у ворот части, то есть по-нашему всего лишь обычная служба на КПП, где наши солдаты даже и штык-нож не всегда носят. А здесь царит порядок, тем более на праздник, наверняка, устанавливается повышенная боеготовность.

А в это время на прекрасном пляже с мелким песочком, куда мы прибыли через некоторое время, оказалось довольно много людей. Эти китайские граждане уже вели себя совсем иначе. Они были в купальниках, активно загорали и купались, ничем не отличаясь от европейцев. Видимо, воспользовавшись праздником, прибыли из каких-то городов или других цивилизованных мест.

На пляже залива Ялунвань

Фото из личного архива автора

Больше всего меня поразил красивейший залив, в море и на берегу которого отсутствует какая-либо цивилизация, поэтому и выглядит он чище и значительно натуральнее, чем в пределах прибрежного города. В глубине залива красивый остров, за которым чередой следуют другие «зубы» морского дракона, что собственно и дало название заливу. Поэтому вполне понятна стела с надписью: «Самый лучший залив Поднебесной».

Немного позагорав и выкупавшись в гостях у «Дракона», мы отведали какие-то экзотически-тропические сочные фрукты, названия которых даже трудно запомнить, потому что я за свою жизнь никогда не видел их даже на картинках. А когда решили отправиться назад, поняли, что мы не учли местные особенности. Большинство китайцев, отдыхавших здесь, прибыло сюда на своем транспорте, на личных машинах или микроавтобусах, а те, кто так же, как и мы, прибыли дикарями, активно штурмовали последние грузовички. Нам ничего не оставалось делать, как последовать их примеру. Выбора не было, поэтому мы с боем взяли один грузовичок. Мотор у него был, но капота не было. Нашу мадам, правда, удалось посадить в кабину. В небольшом самодельном кузове были две узких скамейки вдоль бортов. На них уже сидели китайцы, успевшие прийти до нас, часть людей стояли в кузове, наклонив головы из-за низкого тента. Но и здесь места всем не хватило, поэтому часть людей торчало наружу, а Миша и одна из наших студенток вынуждены были повиснуть сзади за бортом, стоя одной ногой на заднем бампере, чем сильно потешали, проезжавших мимо на личных или персональных авто, китайцев.

Не знаю, возможно, им нравились приветственные возгласы раздухарившегося Миши, активно размахивавшего свободной рукой, поскольку другой рукой надо было держаться за стойку своей машины, но скорее всего их внимание все же больше привлекала обтянутая лосинами попка нашей Оли. Но в любом случае проезжавшие мимо и обгонявшие нас водители весело улыбались и громко сигналили. Народ, сидевший в кузове нашей машины, тоже развеселился. Вот такое празднование, чисто по-нашему, оставило хорошее впечатление не только у нас. Как говорится, усталые, но довольные туристы вернулись домой.

15. Поездка в Дунгуан в Праздник красных фонарей.

Празднование Нового года по китайскому календарю всегда занимает пятнадцать дней – от новолуния до полнолуния. Конечно, такая градация в настоящее время возможна только в сельской местности, потому что все остальные дождаться полнолуния в гостях уже не могут – к этому времени начинают работать. Третья пятидневка завершается Праздником красных фонарей, который на деле совершенно не то, о чем вы подумали, а просто этакий фестиваль света – все вывешивают на улицу фонари, как символ полной Луны, и под эту праздничную иллюминацию теряют последние остатки рассудка, расстреливая оставшийся неиспользованным боезапас пиротехнических средств.

Фото из открытого доступа интернета

Мы тоже уже не могли дожидаться окончания праздника здесь, потому что надо было возвращаться в Пекин. Но сначала надо было добраться до Гуанчжоу, откуда мы собирались выехать в обратный путь тем же маршрутом. Билетов же до Гуанчжоу уже не было ни на какие виды транспорта, в праздничные дни проблема с билетами в Китае приобретает характер вселенской катастрофы, потому что весь Китай в эти дни поднимается с места и куда-нибудь едет.

Праздник Весны – это головная боль и одновременно триумф транспортников страны, поскольку они попадают в центр внимания всего общества: и людей, и властей, и средств массовой информации. Дело в том, что традиция празднования именно праздника Весны у китайцев является одним из инстинктов, пожалуй, третьим после насыщения и секса, поэтому из поколения в поколение передается жесткое правило встречать Новый год (праздник Весны) только дома и только в кругу своей семьи. Но если раньше круг интересов большинства семей был ограничен пределами одного села, или в лучшем случае одного уезда, может быть провинции, когда можно было чуть ли не пешком, верхом, на велосипеде, в крайнем случае, чуть позже на местном транспорте вернуться домой из какой-либо отлучки, прийти пешком из соседней деревни, то с приходом «мерзкой цивилизации», когда границы интересов населения расширились до безобразия: понадобилось учить подросших детей в университетах (а это только в других городах); понадобилось после учебы находить работу там, где лучше, где больше платят; понадобилось отправлять некоторое количество не пришедшихся ко двору крестьянских сыновей в качестве миньгун (сезонных рабочих), а дочерей в качестве разнообразной прислуги на заработки в большие города. Но традиция-то на уровне инстинкта сохранилась, поэтому вся эта масса людей в предпраздничные дни снимается с мест и начинает перемещаться. И перемещаются не сотни, не тысячи, а миллионы людей в один относительно короткий срок туда, а потом обратно.

Транспортные проблемы Китая во время праздника Весны

Фото из открытых сайтов интернета

Казалось бы, уже большая масса людей даже в Китае довольно цивилизованная, (какое там тысячелетие на дворе?), пора бы уж отказаться от этого инстинкта. Ан нет! Не выйдет, потому что вся жизнь построена так, что только в этот двух-трех недельный срок в году работающий китаец может получить короткий отпуск, в другое время (если он не в государственном учреждении или иностранной фирме) не у каждого бывают даже выходные дни. Казалось бы, чего проще, «им бы понедельники взять и отменить», то есть правительственным решением разобраться с этим проклятым прошлым, ну не отменить, конечно, праздник Весны, но сделать, как в цивилизованных странах для работников всех предприятий, компаний и учреждений плавающий график отпусков, а для праздника сохранить стабильные один-два дня. Нет, почему-то не решаются. Национальные традиции-с!

После некоторых проблем нам удалось купить билеты на самолет до Шэньчжэня, тем более что раньше хозяин Ху говорил о том, что они производят свои кофты именно в этом районе. Я позвонил ему и сообщил, что мы прилетаем не в Гуанчжоу, а прямо в Шэньчжэнь, и попросил нас там встретить, потому что заранее мы уже договорились побывать в гостях у моих друзей-хозяев.

Перелет до аэропорта в Шэньчжэне длился около полутора часов, но после хайнаньского тепла материк встретил нас непривычным туманом и мелким дождиком. А вот больше… никто не встретил. Ребят не было даже в пустынном для этого времени суток аэропорту. Темнело, и надо было что-то делать. Попробовал позвонить на фабрику и даже успешно дозвонился, но на другом конце провода сказали, что парни уже давно выехали встречать. Это немного обнадежило, но не сильно обрадовало, так как никого по-прежнему не было. «Не случилось ли чего в дороге? – беспокоила меня и такая мысль. Но, судя по всему, вскоре до них из дома уже дозвонились по мобильнику, потому что через некоторое время сначала появился заспанный Лян Хуэйвэнь, а за ним и Ху Юпэн – почти правительственная делегация на «тойоте». Они, оказывается, заснули в машине, пока ждали самолет.

Нас тут же усадили в машину, и мы поехали по ночному сырому Шэньчжэню. В роскошной машине, которая принадлежала фабрике, звучала приятная музыка и песни из Гонконга. До недавнего времени слушать подобное запрещалось, но сейчас уже наступили другие времена и можно слушать даже другие песни. Я пытался в окно разглядывать этот знаменитый район, ставший первым открытым экономическим районом Китая, и который, по задумкам руководства Китая, призван был затмить в экономическом отношении даже Гонконг. Ночью, конечно, многого не увидишь, но отличие от северных городов было все-таки заметным. В то время там почти повсеместно была сплошная строительная площадка – в основном строились предприятия и компании, судя по всему, совместного с тем же Гонконгом капитала, а в самом городе, несмотря на довольно поздний час, было обилие иллюминации.

Запоздалыми посетителями мы на скорую руку поужинали в «Макдональдсе», неожиданно для нас почему-то забитом китайцами, для которых праздничные ужины еще успешно продолжались. Весь город тоже был в праздничном убранстве: каждая лавка, магазин, фирма, фабрика, компания из кожи друг перед другом лезли за привлечение покупателя или клиента. У одного из магазинов стояла девушка и время от времени бросала под ноги прохожим петарды. И было непонятно, то ли она завлекает тем самым прохожих в свой магазин, то ли наоборот отпугивает. Почти у каждой торговой точки была иллюминация от простых лампочек, развешанных несколько причудливым образом, до специально приготовленной рекламы с поздравлениями.

Нас между тем повезли дальше, и вскоре мы через пропускной пункт выехали из открыто-закрытой экономической зоны Шэньчжэнь и въехали в Дунгуан, один из уездов провинции Гуандун, где по-настоящему и размещалась фабрика, но и здесь картина не сильно изменилась. Проехав город Дунгуан, мы выехали на уездную дорогу, с которой свернули уже в какую-то глушь, в поселок городского типа под названием Хунмэйчжэн. Тут уже картина сменилась кардинально. Темные улицы, небольшие одно- и двухэтажные частные домики.

Мы все разместились в местной гостинице. Как я понял, фабрика имеет там свои постоянные номера или вообще владеет этой гостиницей. Но гостиница скорее походила на какой-то вертеп, где мне до поздней ночи не давали уснуть какие-то «злые духи»: где-то кто-то стучал, кто-то хохотал, телефон в моем номере звонил беспрестанно. Правда, интим-услуг не предлагали.

Куриные лапки в кисло-сладком соусе

Фото из открытых сайтов интернета

Но утром в девять часов уже примчался Чэнь с каким-то представителем фабрики. Пошли завтракать. Впервые я здесь попробовал знаменитый чай «Улун». Вкус приятный, но нельзя сказать, что это что-то необыкновенное, за что нужно платить большие деньги. Во всяком случае, мне индийский чай нравится больше. Нас упорно потчевали… куриными лапками, зажаренными в кисло-сладком соусе, и яичницей… со сгущенным молоком. Здесь сказалась традиция южан есть сладкие блюда, в отличие от северян, где упор делается на кисло-соленые. От куриных лапок мы в то время вежливо отказались, но, признаюсь, уже позже я оценил это, казалось бы, очень экстравагантное блюдо, и сейчас, когда жена при приготовлении холодца пользуется куриными лапками, я не без удовольствия лакомлюсь этими деликатесами.

После чего всей толпой отправились на прогулку по окрестностям. Встречающие нас на улицах китайцы, независимо от возраста, останавливались, словно пораженные столбняком: вытаращенные глаза и широко открытый рот. Ребята смеялись над этим и объясняли, что почти все жители этих мест впервые в жизни видят иностранцев. Да это и так было понятно без всяких объяснений. Видно было, что внутри наши хозяева испытывали чувство гордости, потому что именно к ним приехали эти «заморские черти», как за глаза продолжают называть иностранцев в Китае. Мы прошлись по берегу известной реки Чжуцзян (Жемчужная река), которая на деле оказалась мутным, но довольно полноводным потоком. Можно было понять это и по наличию различного рода плывучих средств: лодки, баржи, плывучие подъемные краны. Река оказалась судоходной и рабочей, хотя никакой набережной здесь не было.

Городишко в эти праздничные дни был, по китайским меркам, относительно чистым. У каждого входа висели парные надписи «дуйлянь» с пожеланиями на новый год.

У здания Правительства поселка Хунмэй Китайские ряженые во время праздника Весны

Фото из личного архива автора

На одной из улиц нам повстречались мальчишки-ряженые: у одного из них на голове была огромная маска головы льва; другой прыгал почему-то не в желтом, а в красном костюме обезьянки Сунь Укун, любимейшего в Китае героя древнекитайского романа «Путешествие на Запад», с которым китайцы часто себя даже ассоциируют, считая его своим прародителем; у третьего был барабан, являющийся главным музыкальным инструментом в Китае, под грохот которого мальчишки обходили лавки, зарабатывая себе на сладости.

Ху Юпэн пригласил нас к себе домой. Пройдя через какие-то немыслимые хутуны (узкие проулки), неожиданно для себя попали в довольно приличный, судя по всему, недавно выстроенный двухэтажный дом с небольшим аккуратным двориком и кухонькой снаружи. Ху признал, что этот дом он построил для всей своей семьи как раз на деньги, вырученные в прошлом году на продаже кофт.

Во дворике дома

Бабушка с "ножками-лотосами"

Фото из личного архива автора

Не следует считать этот домик таким же двухэтажным особняком, которые мы можем увидеть в нашей стране. Площадь земли, купленная под строительство дома вместе с крошечным двориком, который заменял ему балкон, а цены на землю на юго-востоке очень высокие, не превышала 50 кв. метров, но зато, как водится в здешних местах, дом развивался не в стороны, а вверх. Мы вошли в приличную гостиную с хорошей мебелью и огромным зеркалом, что является редкостью для китайских квартир, но самое главное, здесь был полный набор японской электроники: стереосистема, видеосистема, что является показателем состоятельности семьи. Отсюда же неширокая лестница вела на второй этаж, где были спальни.

Ху представил своих родственниц. На коляске вывезли бабушку, очень старую женщину, сухую, как мумия, у которой я тогда впервые увидел изуродованные ножки-лотосы (в императорском Китае девочкам бинтовали ножки, не давая им расти), затем представили маму, тетю (жену директора фабрики), старшую сестру и очень засмущавшуюся при виде иностранцев младшую сестру, девочку лет 14-15.

Ну и, конечно же, представил свою молодую жену, которая вышла к нам с ребенком на руках. Потом ребенок постоянно был в руках у матери Ху. Наличие сына в семье, а значит и внука, наследника фамилии, – это предмет особый гордости в Китае. Его жене оказалось только 19 лет, хотя по закону, как я слышал, девушкам разрешается выходить замуж только после 23 лет. Молодая женщина с короткой, под мальчика, стрижкой была очень мила. Она ничего не говорила, в течение всей встречи держалась в тени, но и забитой не выглядела. Положение матери сына-наследника фамилии становится высоким в семье. Оглядывая гостей со стороны, она таинственно, даже чуть скептически, улыбалась над тем, как ее родственники обхаживают иностранцев.

Мы откушали предложенные фрукты, сфотографировались на память со всеми родственниками и после обмена любезностями удалились. После этого прошли на фабрику, которая по случаю праздника не работала, но в общежитии при фабрике были работницы, которые с любопытством поглядывали на странную процессию, двигавшуюся по двору их предприятия. Посмотрели образцы продукции, даже выбрали подарки для себя и своих родственников.

Банановая пальма, на которой колосятся бананы

Фото из личного архива автора

Именно здесь, остановившись у одной из плантаций, мы смогли посмотреть на связку еще только начинающих «колоситься» бананов.

Торжественный обед в полдень в честь почетных гостей был дан директором фабрики, который на путунхуа (государственном языке) почти не разговаривал, поэтому трудно было с ним общаться. Тем не менее через хозяина лавки Ху Юпэна он попытался уяснить ситуацию с такой торговлей, которая была непривычна и для только что отказавшегося от социалистической экономики Китая.

– Что вы думаете по поводу дальнейших возможностей торговли нашим товаром?

– В настоящее время никаких проблем не будет, тем более с шерстяными кофтами, поскольку это очень важный вид одежды для людей, живущих в холодной России.

– А в перспективе? – не унимался дотошный директор.

– О перспективе сейчас говорить трудно, – попытался я уйти от ответа. – Если говорить о весенне-летнем сезоне, то возможен небольшой спад, однако такие кофты в России могут носить даже летом.

Мои собеседники были сильно удивлены сказанному и какое-то время обсуждали этот вопрос на своем диалекте. Потом Ху Юпэн опять от лица директора фабрики спросил:

– А как можно расширить объемы продаж? И на какое количество?

– Поддерживайте то количество, которое мы имеем сейчас, ни в коем случае не снижая качества, поскольку это сразу же ударит по объемам продаж. Но, судя по всему, можно даже увеличивать, стараясь находить новые варианты моделей, опираясь на те модели, которые особо приветствуются нашими покупателями.

– Как долго это может развиваться?

– На этот вопрос трудно ответить. Вся торговля на Ябаолу носит стихийный характер, потому что такой же стихийный характер существует и на рынках в странах СНГ. Но этот хаос не может продолжаться бесконечно. Найдутся люди, которые будут выбирать большие партии прямо с фабрик, минуя посредническую деятельность Ябаолу, будут привлекать к определению качества товаров специалистов, что в значительной степени устранит безобразия и различные варианты контрафактного товара. В случае упорядочивания торговли, будет много плюсов как для честного производителя, так и для покупателя. Но сказать точно, когда это произойдет, сейчас очень трудно. Судя по обстановке в России, к сожалению, это время придет еще не скоро.

Директор надолго задумался над моими словами, имея на этот счет какие-то свои планы и варианты развития событий.

В дальнейшем я узнал, что они намерены открыть свой магазин уже в Москве.

Фото из личного архива автора

После ужина нам предложили поехать посмотреть Праздник фонарей в одном из парков уездного города Дунгуан. На подходе к парку и по всем аллеям были развешаны целые гирлянды совсем даже не маленьких красных фонарей. В парке и на прилегающем к нему стадионе была развернута настоящая феерия: из различных материалов на земле и на воде были выполнены сцены по разным сюжетам китайских художественных произведений, сказок, легенд, исторических событий. Драконы и фениксы, все и всяческие божества и богини, герои китайских эпосов и произведений, неподвижные и в движении, с замечательной разноцветной подсветкой поражали своей красотой и изяществом изображения. Один дракон даже время от времени появлялся из воды, так же, как и «Фея цветов». Этим парком мы были сильно очарованы и любовались весь вечер. Единственным сожалением стало то, что качественных фотографий этого мероприятия не получилось из-за ночных съемок.

– Анатолий Степанович, – обратилась ко мне моя спутница, смотревшая на все это с большим удивлением, – чем это вы их так приворожили?

Поскольку мне не хотелось раскрывать своих секретов, то пришлось уклониться от ответа:

– Не знаю. Просто я с ними работаю.

– Наверно, хорошо работаете… И, кажется, приносите им хорошую прибыль.

– Я вообще-то так не считаю. Во всяком случае, по моей зарплате этого не видно.

– А вы посчитайте. Мне еще не приходилось видеть, чтобы китайцы к кому-то так были расположены и на кого бы тратили столько денег.

– Это и понятно. Я уже заметил, что, когда это им нужно, они для тебя разобьются в лепешку и будут очень любезны, а вот когда нет, тогда все любезности заканчиваются и дружба прекращается, могут при встрече даже не узнать.

На следующий день, прождав пять часов отправления самолета, который был задержан в аэропорту Гуанчжоу по метеоусловиям (в Пекине, видите ли, в это время шел снег), мы через три часа были уже в холодной «северной столице», как по-настоящему переводится название города Пекина.

16. Мои первые ученики в Китае.

Встреча на высшем уровне перед Новым годом не осталась незамеченной. Сразу же после окончания всех праздников мне позвонила профессор Цзян и предложила работу: выполнить русскую часть четырехъязычного разговорника (китайский, английский, русский и японский языки). Работа довольно хлопотная, но копеечная. Чувствуется, что кто-то, имея выход на издательство, пытается немного подзаработать, хотя совершенно непонятно, кому может быть нужен такой несуразный разговорник. Но человек сделал шаг мне навстречу, и пренебрегать таким доверием было нельзя, поэтому я согласился.

Через некоторое время магистрантка Ли Лина, встретив меня случайно на улице, сообщила мне, что слышала на факультете, что я буду там преподавать. Профессор Цзян, забирая первую часть выполненной мною работы, тоже подтвердила, что уже видела мою фамилию в расписании на весенний семестр. И только потом меня официально пригласил замдекана Ли Юйчжэнь и предложил три пары в неделю, то есть по одному занятию в трех группах у студентов трехгодичного курса специального обучения. Оплата совершенно смешная: 15 юаней за час, таким образом, в месяц получалось 360 юаней. Это совершенно мизерная зарплата, тем более по сравнению с тем, что я получаю, работая переводчиком на рынке. Но опять же отказываться нельзя. Может быть, удастся убедить, что умею работать не хуже высокомерной профессорши из Казани, и появится возможность получить у них приглашение поработать в качестве специалиста в следующем году.

В конечном итоге оказалось, что все это делается стараниями профессора Пань Хун, которая организовала такие платные курсы для ребят, не сумевших поступить в вузы после окончания школы. Выпускники китайских школ, желающие учиться дальше, могут принять участие в едином экзамене по всем предметам, который проводится одновременно по всей стране без учета специальностей. Только после анализа результатов этого экзамена абитуриентов распределяют по вузам или техникумам, в зависимости от полученных баллов и тех направлений, которые он сам указал в своем заявлении. Таким образом, получается, что человек, имеющий способности, например, к гуманитарным наукам, и показавший по этим предметам хороший результат, но заваливший вопросы и задачи по точным предметам, автоматически считается неудачником, поскольку не набрал необходимого количество баллов. То же самое, только в обратную сторону, происходит и с любителями точных наук. Таким образом, я задолго до введения подобного экзамена в России познакомился со скандальным у нас ЕГЭ.

Через некоторое время улыбающаяся Пань Хун ввела меня в курс дела, дала списки групп и уточнила расписание. Мне предстояло вести курс письменной речи, что в Китае называется «сочинением». Понятно, что никто из китайских преподавателей этот курс не потянет, а русская «профессорша» до него снизойти не могла, да еще за такие деньги. Она даже письменные работы своих магистрантов проверяла довольно странно. Однажды я случайно заглянул в тетради, лежащие на ее письменном столе, желая познакомиться со знаниями ее учащихся, но к своему ужасу увидел, что в уже проверенных работах были оставлены незамеченными некоторые довольно очевидные ошибки. На мой недоуменный взгляд, она, не моргнув глазом, ответила: «Я этот бред всерьез не воспринимаю». Вот тебе и профессор из России!

Мне же предстояло не только воспринимать еще больший бред, но и пытаться доказать, как надо научиться не писать бред. Тем более что часов явно было мало, каждой группе отводилось лишь 17 занятий на семестр, а потом они должны были написать экзаменационную работу. Я оказался в весьма затруднительном положении, поскольку вынужден был работать с людьми, которые русского языка почти не знают, и за короткий срок продемонстрировать на кафедре свои педагогические способности, по которым, возможно, будут судить при приглашении меня на факультет в качестве специалиста. Задача, прямо скажем, не из легких. Но выхода не было, и я в очередной раз решил: «Где наша не пропадала».

И вот, наконец, в который раз сбылась мечта идиота! Я опять вхожу в студенческую аудиторию, только студенты уже не русские, а китайские. Пятнадцать пар уставившихся на меня глаз.

– Здравствуйте! Я туда попал или не туда? Это вы изучаете русский язык?

– Да-а!.. – послышалось в ответ.

Фото из личного архива автора

И вновь я почувствовал себя окрыленным, все-таки это действительно была моя стихия. Конечно, это только первый, можно сказать, праздничный день, а потом будут будни и, судя по началу, нелегкие. Мои студенты русский язык понимали слабо, причем, это группа, большей частью девушек, которые изучали русский язык в школе, а что же будет там, где русский язык начали изучать только полгода назад. Никаких программ и учебников у нас не было, все надо было готовить самому методом проб и ошибок. План на первое занятие уже оказался чрезвычайно завышенным, поэтому пришлось перестраиваться по ходу занятия. Но какой-то интерес у моих учеников был, и это вселяло в меня некоторую надежду.

Многие из них очень боялись разговаривать, в классе царила жуткая стеснительность. Было видно, что разговаривают на иностранном языке очень мало, даже на тех занятиях, которые отведены для практики устной речи. Как правило, на все вопросы отвечали одна-две наиболее сильные студентки, а этого допускать было нельзя, потому что другие в это время отключают свое внимание и постепенно привыкают к тому, что их это почти не касается. Необходимо было как-то поломать эту привычку. Первые же вопросы, обращенные к другим, вызывали в ответ лишь испуг и очень милую улыбку, а иногда и полное смятение вплоть до готовности сгореть от стыда или расплакаться.

Фото из личного архива автора

Мои опасения в адрес третьей группы оказались напрасными – начинающие были, пожалуй, даже поинтересней, чем другие, одно только наличие в группе Максима и Даши (имена моих собственных детей) уже многого стоило. Узнав об этом, ребята тоже очень обрадовались. Активность у них была послабее, но вопросы задавали более грамотно, тщательно их проверяя, поэтому ошибок было меньше. Радовало общее доброжелательное отношение, а уж милые улыбки, как солнышки, согревали душу. Я в них уже почти влюблен – соскучился по аудитории, по глазам, направленным на тебя, по нормальной цивилизованной обстановке, так контрастно отличающейся от рыночной, где для поддержания штанов по-прежнему приходилось работать в свободное от этих занятий время.

Фото из личного архива автора

Трудно описать свои первые знакомства с группами, поскольку «восток – дело тонкое». В это время часто приходилось вспоминать красноармейца Сухова и его сентенции, одна из которых гласит: «Народ подобрался все более душевный…». Большая часть студентов – девушки, по-китайски любопытные, по-азиатски пугливые, как дикие серны, по-восточному миниатюрны и хрупки, как хрустальные вазы. При малейшем общении краснеют, как майские розы. Попытался погладить по голове одну маленькую девушку, у которой русское имя (русские имена им дают в самом начале изучения иностранного языка. – А.Ш.) было такое же, как у моей дочери, так она вздрогнула и спрятала голову в плечи. А уж стоит только похвалить, то есть таким образом выделить из других, как по ее реакции сразу вспоминаешь фразу знаменитой Гюльчатай: «Господин назвал меня любимой женой!»

При первом знакомстве задавали много вопросов, хотя порядок и употребление слов часто совершенно не русское, иногда двусмысленное, поэтому порой вызывало недоумение, улыбку и, как следствие, шутку в их сторону. Запомнились такие вопросы: «Вы пьете?» (это в смысле «Вы выпиваете?») или «Почему русские женщины ходят раздетыми?» (в смысле «ходят в платьях, а не носят брюк, как в Китае»), «Как вы познакомились со своей женой?» (это уже вопрос возраста). Обязательными были вопросы о положении дел в России, о Ельцине, и, конечно же, была масса вопросов о семье, о детях, старались сравнить жизнь русских и китайских студентов. Отвечать приходилось осторожно, поскольку была опасность непонимания ими ответа. Мой ответ должен был выглядеть предельно лаконичным и простым лексически и грамматически. Всегда приходилось быть внимательным и тщательно продумывать фразу, прежде чем ответить. Иногда приходилось повторять ответ несколько раз. На китайский язык переходить было нельзя, хотя в этом случае они заметно оживлялись, потому что становилось понятно даже тем, кто до этого вообще ничего не понимал.

Через некоторое время работа со студентами превратилась для меня в праздники. Похоже, я обрушил на них всю свою нерастраченную за полгода энергию, любовь и заботу. Большинство из них то ли чувствовали это, то ли тоже сказывалась оторванность от дома, но искренне тянулись ко мне. Не знаю, возможно, чувствовалось и влияние приближающейся весны, приметы которой были все заметнее и заметнее, но иногда я ловил себя на мысли, что чувствую себя здесь как-то спокойнее, довольно свободным человеком, свободным от всей той политики и всего того, что творится в моей стране, свободным от всех дурных забот. Есть только дела, которые необходимо делать, чтобы заработать, интересная работа, которая доставляет удовольствие, и есть условия для жизни, необходимые для поддержания своего существования.

В последнем вопросе об условиях жизни в общежитии вдруг появились какие-то сдвиги. Стоило только подсуетиться преподавателям факультета, на котором я стал работать, походатайствовать за меня, как сразу же меня пригласили в то же самое управление нашего Шаоюаня, где перед этим отказывали под разными предлогами, и предложили написать заявление на отдельную комнату. Можно подумать, раньше об этом никто не знал. И через некоторое время я уже покинул свою камеру на первом этаже к некоторому разочарованию моего соседа, которому теперь светила перспектива получения нового соседа неизвестного происхождения, что его в период активных встреч с Верой, все чаще приезжавшей из Шанхая, явно не устраивало.

Поместили меня все-таки, как я раньше и предлагал, на пятом, то есть женском, этаже, видимо, решив, что я к этому времени уже успешно прошел проверку на надежность и в евнухи гожусь. Жительницам этого этажа действительно опасаться было нечего, а вот мне пришлось приспосабливаться, поскольку таблички «Мужской» на душевой и туалете в одном конце коридора для обитателей данного этажа не имели ровным счетом никакого значения, потому что идти в другой конец коридора в «Женский» им было неохота. Поэтому мне часто приходилось стоять под душем одновременно с какими-нибудь негритянками за соседней, весьма условной стеночкой или утром в туалете натыкаться на полураздетую киргизку Дейю, выскочившую из кабинки, в которую я только что собирался войти, и бросавшую на ходу: «Доброе утро, Анатолий Степанович!»

После уборки и некоторого прибранства, моя новая «камера», но уже без решетки, приобрела более-менее уютный вид. Несомненно, так жить удобнее, но пришлось кое-что прикупить для домашнего хозяйства. Испорченную электроплитку нашел у себя на этаже, сделал переходник, и через несколько минут она уже работала. Можно было самому сварить хоть чашку риса, теперь в студенческую столовую ходил только за пампушками, заменявшими мне хлеб.

Время полетело со скоростью если не ракеты, то хорошего экспресса точно. Едва успевал крутиться, стараясь везде успеть. Почти каждый день с утра до вечера продолжал работать на рынке. В конце марта в Пекин пришла весна, начал цвести кустарник, распустились сережки на деревьях, почки набухли, вот-вот все зазеленеет. Днем уже было довольно тепло, пришлось сменить пуховик на куртку, но ветры здесь были еще по-прежнему сильные и противные, поэтому возвращался в общежитие замученным и грязным, а вечером еще предстояла подготовка к занятиям. Два дня в неделю в первую половину дня были занятия, как праздники. Хотя после занятий опять садился на велосипед и мчался на рынок, но настроение было уже значительно лучше.

Поскольку я вел у студентов занятия по письменной речи, то нашел хорошую форму письменных бесед с ними: они писали мне письма, почти на каждом занятии сдавали мне письменные работы. Темы, которые я предложил им были самыми простейшими, которые они уже изучили на практике речи: Знакомство. Семья. Мой друг (описание человека) (давал много слов по внешности и характеру). Мой рабочий день. Мой дом (квартира). Выходной день. Магазин и товары в нем. Любимый кинофильм. Рекламное объявление.

В своих письмах они понемногу раскрывались. Много интересного и веселого встречалось в этих письмах-признаниях, хотя было довольно странное явление массового признания в любви, приглашений в гости в их родной город и т.д. Многие из них действительно заслуживали внимания – были среди этих детей умненькие и довольно способные экземпляры. Как ни печально, но Даша с Максимом в это число не вписывались.

Практически ни одной фразы не звучали без ошибок, но все же старались хоть как-то выразить свою мысль. Очень много было китаизмов, доходить до смысла которых мне помогало знание китайского языка. Но это же давало и мне понять, что я в разговарах на китайском языке, вероятно, тоже грешу русизмами.

Кроме обычных стандартных фраз, которые мои ученики брали из учебников, иногда попадались весьма интересные откровения и рассуждения. Во всяком случае, когда было задание по описанию человека, то я узнал о себе, а большинство студентов выбрало для описания именно меня, много интересного, чего даже сам не знал. Очень часто в работах встречались признания в любви и дружбе. Вот как они писали о нашей первой встрече, видимо, обменявшись впечатлениями в общежитии (орфография и грамматика подправлены).

«В Хэйлунцзян (провинция на северо-востоке Китая – А.Ш.) не хватает переводчиков с русским языком, поэтому правительство провинции отправило нас изучать русский язык… Мы очень рады, что у нас, наконец-то, будет преподавать русский профессор. Мы мечтали об этом уже давно. Я верю, что вы поймете нас, ведь вы тоже изучали иностранный язык. Очень надеюсь, что мы станем большими друзьями».

«Слово «Здравствуйте!» сразу же сняло напряжение между нами. По разговору мы заметили, что это очень ласковый человек».

Лю Циньбэй как мальчик был более лаконичен: «Это пожилой русский человек в очках. Уверен, что он сразу станет нашим любимым преподавателем и хорошим другом».

«Я уже раньше слышала, что у нас будет работать иностранный преподаватель, и мысленно нарисовала его образ в своей голове. Он обязательно должен быть очень старым ученым и характерным иностранцем. Но когда я первый раз увидела его, я поняла, что ошиблась. Он оказался моложе своих лет, с хорошим чувством юмора, и я совсем не почувствовала, что он – иностранец». Тут требуется небольшое пояснение в том, почему же «она не почувствовала, что я иностранец», да потому что иностранцами китайцев запугивают с детских лет и почти во всех фильмах иностранцы самые жуткие и гадкие люди, почти звери.

«Мы первый раз разговаривали с русским человеком, поэтому все мы чуть-чуть стеснялись. Он высокого роста. У него светло-каштановые волосы. Думаю, что это интересный человек. Я уже почти полюбила его».

«Мы первый раз встретились, а уже полюбили его и с нетерпением ждем, когда наступит следующий урок».

А вот и критическая нотка: «Наш иностранный преподаватель интересный и разговорчивый человек, но на занятии мы не все понимаем, что он говорит. Когда он говорит по-китайски, хоть и неважно, но мы хорошо понимаем, что он хотел сказать».

Вот и девичьи восторги: «Он очень красивый! По-китайски говорит тоже очень хорошо. Мы ждем, когда наступит следующий урок».

«На первой встрече вы показались нам строгим и серьезным, но когда мы познакомились лучше, то оказалось, что вы интересный и сердечный человек. Особенно удивило нас то, что вы можете говорить по-китайски и даже знаете иероглифы». В одной из других работ она добавила: «Вы еще раз удивили меня, когда сказали, что немного понимаете и даже любите Пекинскую оперу».

А вот такое описание не всегда в состоянии сделать даже русский ученик: «Раньше нам стало известно только его китайское имя (моя фамилия в китайской транскрипции означает «Горный орел»), а это имя порождало чувство храбрости и вселяло бодрость и уверенность… Он не худой и не полный. Его темно-русые волосы чуть вьются, что говорит о покладистом характере. Черты лица правильные, на лице часто светится улыбка. Карие глаза большие и живые. Больше десяти пар глаз смотрели на него, но в его глазах даже совсем не было напряжения. После занятия у всех осталось очень хорошее впечатление. Верю, что после этого мы будем с ним дружить».

А вот какой комментарий дала дочка судьи: «Он преподает серьезно. Но нам нравится он, потому что он – юморист. И хотя он иностранный человек, он нам нравится, и мы уважаем его».

«Я мечтаю в будущем стать хорошей преподавательницей, как вы».

А вот письмо, которое я получил на последнем занятии от красавицы Тэн Хуа, высокой, стройной и красивой девушки с длинными каштановыми волосами. До этого она ни разу не писала обо мне. А вот при расставании вне всякого задания написала в тетради после письменной работы: «Я очень волнуюсь, когда пишу это письмо, потому что вы возвращаетесь домой, и нам придется расстаться. Может быть, это письмо будет последним, хотя я очень надеюсь, что мы сможем и дальше писать друг другу, рассказывать о себе, о своей жизни, об учебе. Мы вместе работали, гуляли по городу, любовались прекрасными пейзажами Пекина. Мы получили у Вас много знаний. Мы почувствовали, что вы очень серьезный человек в работе, а в жизни вы человек с юмором…».

Можно ли было после этого не любить их ?..

17. Любовь по-китайски.

Однажды еще в марте в разговоре с Тэн Хуа я упомянул о том, что неплохо бы поехать на экскурсию в Гугун (Императорский дворец). Ну, народ и загорелся, поскольку сами они там тоже еще не были. Пришлось попросить их преподавательницу Пан Хун отпустить с занятий ребят других групп, чтобы мы могли поехать все вместе одновременно.

      Фото из личного архива автора

Собрались в 7.30 и вышли на автобусную остановку. Я сразу же заметил, что одеты почти все довольно нарядно, а Дун Айминь вообще даже в платье,что для китайских студенток того времени было явлением довольно редким. Все автобусы оказались переполненными, но за дело взялся Ван Дун с замашками миллионера, который подрядил для нас отдельную маршрутку. Это было верным решением в данной ситуации, но нельзя забывать, что это Китай. Часть девочек в маршрутку не села, возможно, кого-то смутил денежный вопрос (платить пришлось бы немного больше), а кто-то просто испугался укачивания. Но мои волнения оказались напрасными, потому что таким образом все стали свободными, поодиночке смогли влезть даже в переполненные автобусы, и вскоре уже собрались у северного входа в музей. Одна девушка за это время даже успела доехать туда на велосипеде.

Пока мы ждали всех опаздывающих, девочки разговаривали со мной, а ребята почему-то держались чуть поодаль. Но вот дело дошло до фотографирования, и все объединились. После коллективной съемки ко мне неожиданно подошла Дун Айминь и попросила сфотографироваться с ней персонально. Ее друг стал фотографировать нас, но тут уже образовалась целая очередь желающих. Пришлось объяснить, что музей большой и у нас еще будет много таких возможностей.

Фото из открытых сайтов интернете

Первая часть экскурсии по покоям женской половины дворца прошла довольно живо и интересно. Особенно удивило их то, что экскурсию по сути проводил их преподаватель, иностранец, а они о дворце своих императоров знали очень мало. Разговор велся сразу на двух языках. Но ходить такой большой группой более 40 человек было неудобно, поэтому через некоторое время группа рассыпалась, иногда сближаясь, иногда расходясь, но со мной постоянно шел парень, имя которого я перевел на русский как Великий Чжао. Ему это так понравилось, что он стал чуть ли не моим телохранителем, готовым за меня и в огонь, и в воду. Тут же был и староста одной из групп серьезный Лю Сюэчжэн, постоянно подбегала вездесущая Чжан Лихун, довольно бойко говорившая на русском, а маленькая смуглая Шэнь Гуанвэй, которая просто откровенно смотрела мне в рот и, выказывая свою преданность, едва удерживалась от того, чтобы схватить меня за руку, как обычно делают маленькие дети, пытаясь ухватиться за руку кого-то из родителей.

Фото из личного архива автора

У Даши неожиданно обнаружился кавалер, которого на занятии заметить было трудно, поэтому эта дочка китайского таможенника ходила только с ним, лишь издали одаривая меня своей кареглазой улыбкой. Они даже не подошли фотографироваться со мной, а на следующий день я получил ее сочинение, где в конце была сделана приписка: «Извините, Анатолий Степанович, что мы с вами не сфотографировались. Мне с вами очень хорошо, потому что я чувствую себя, как ваша дочь. Извините меня, пожалуйста». Вот такие строгие нравы.

Мы шли медленно, время от времени останавливаясь для фотографирования. Но к концу первой половины пути дошли не все. Многие уже искали любую возможность присесть. Было видно, что большинство, особенно девочки, очень слабенькие. Трудно объяснить это явление, то ли недоедание, то ли недосыпание у особо старательных, а может и то и другое вместе.

Во второй половине дня мы осмотрели восточную часть музея, где был павильон колоколов, часов, нефрита, фарфора и керамики. Затем вошли в отделение, где расположена знаменитая «Стена девяти драконов». Драконы, изображенные на стене действительно разные, но краски уже не очень яркие.

Такие стены, установленные сразу за входом во двор, являются защитой от злых духов

Фото из личного архива автора

Время между тем подошло к обеду и «священному» дневному сну. Пришлось остановиться в одном из внутренних двориков, чтобы немного подкрепиться, но ели каждый свое, при этом каждый старался угостить меня. Мне это показалось странным, и я предложил, что в следующий раз надо все делать коллективно, а то кто-то может остаться голодным.

– А что мы еще куда-нибудь поедем?

– Ну, это будет зависеть от вас. Если вы захотите, то мы можем поехать куда-нибудь еще, но теперь только в выходные дни, а то на факультете подумают, что мы отлыниваем от учебы.

– Конечно, можно в выходные дни.

После фотографирования здесь перешли к осмотру музея драгоценностей. Оказалось, что там есть очень даже интересные экспозиции украшений, одежды и прочих богатств императорского дворца. Конечно, здесь нет ничего очень драгоценного как золото или драгоценные камни, но в Китае драгоценностью считались и нефритовые изделия хорошего качества. В любом случае это вещи дорогие, музейные, хотя охрана оказалась чисто символическая – полусонные бабушки. Но здесь мой народ опять оживился: девочки с большим интересом рассматривали различные броши и ожерелья, заколки и серьги императриц и наложниц. У некоторых витрин устраивали целые обсуждения, выясняли, как на русском языке называются эти вещи. Китаянки – китаянки, а все же женщины.

В конце экскурсии интересы разделились: идейная Хо Сюся, бывшая комсомольским секретарем, с частью ребят и девочек отправилась через Тяньаньмэнь к мавзолею Мао Цзэдуна, а остальные вместе со мной поехали в университет. Потом я узнал, что эта поездка была официально оформлена как комсомольская экскурсия в Дом памяти Мао Цзэдуна, а уж попутно императорский дворец. Как это знакомо!

На мой вопрос, довольны ли они поездкой, был слышен весьма одобрительный шум, хотя все признали, что за день очень устали. Чем-то они взяли меня за душу: то ли своей почти детской непосредственностью, то ли какой-то особой послушностью, то ли своей любовью и заботой, а вообще, наверно, всем вместе.

Часть эмоций о поездке появилась и в некоторых сочинениях-письмах, которые последовали вслед за этой экскурсией на следующей неделе. Были советы продолжить такие прогулки, чтобы вместе посетить и другие места. Я стал ждать развития событий.

Однажды дежурный передал мне записку от Чжан Лихун, которая сообщала, что в субботу в праздник Поминовения (праздник, похожий на нашу Родительскую субботу. А.Ш.) группа собирается выехать на велосипедах в Храм неба. Это, по-моему, было сумасшествие, так как парк находится совсем на другом конце города, но отказаться было выше моих сил.

На следующий день я проснулся в 5.30, потому что выезд был назначен на 6.30. В назначенное время я на своем «Росинанте» подъехал к зданию факультета русского языка и был встречен шумными возгласами одобрения собравшихся. Там уже были Максим, который был намного старше других, молодая преподавательница-куратор этой группы, уже знакомая магистрантка Ли Лина, Чжан Лихун, Ван Мяо, Ван Телин, Пэй Вэй, Ли Юэфань, Яо Чжиган, Ван Сяндун и другие.

Ехали по двое, по трое довольно медленно, потому что боялись потерять кого-нибудь по дороге, переговариваясь в ходе движения. Только через час мы, наконец, доехали до парка Таожаньтин. Был апрель, цвели деревья. Мы гуляли по парку, фотографировались, ребята вытащили и меня кататься на горке. Как маленькие, катались на детских электромобилях и на каруселях. Везде выказывали такую заразительную детскую непосредственность, что порой заражали и меня. Не было никакой возможности напускать на себя серьезность почтенного профессора.

Потом катались на лодках, пытаясь устраивать соревнования. Но перед тем как садиться в лодку, девочки выяснили:

– А плавать вы умеете?

– Умею.

Развлечения во время поездок в парки Пекина

Фото из личного архива автора

Только тогда сели в мою лодку, потому что сами плавать не умели и надеялись только на преподавателя. Потом Максим взялся петь русские песни – голос у него оказался хорошим, лодки объединились, и вскоре мы уже пели на всю ширь озера посреди Пекина. Народ с берега и других лодок посматривал на нас с улыбками и весьма одобрительно. Я подумал тогда, что в России в такой ситуации наверняка подумали бы, что ребята хорошо приняли на грудь, оттого и распелись.

Между тем время подошло к обеду. Магистрантка Ли Лина с девочками еще накануне сделали овощи, купили пампушки, но почему-то застеснялись есть на природе, как я предлагал, а пошушукавшись, отправились в небольшую харчевню по пути к Храму неба.

Заставили хозяина сдвинуть столики в один длинный стол, выставили свои салаты, заказали мяса, овощей, а потом еще и лапши. Девочки взялись пить спрайт и колу, а ребята вдруг заказали бутылку китайской водки и пива. Я пытался отказываться, понимая, что как преподаватель не имею права пить вместе со студентами, тем более что завтра все будет известно на факультете. Но, в конце концов, здесь присутствовали еще два представителя факультета, так что пришлось уступить. Водку налили в крохотные китайские чашечки, поэтому я естественно одним глотком выпил эту чашечку, а они с удивлением посмотрели на это действо. Сами ребята в китайской манере по капельке лизали, наслаждаясь ароматом, как они считают. Мне тут же налили вновь. Как говорится, обед прошел в теплой дружественной обстановке, с пожеланиями дружбы, счастья и хорошего настроения. Девочки, большинство которых были северянками, тоже отпробовали пива, поэтому вскоре мы вновь запели, но теперь уже совсем по-русски.

Совместный обед в одной из пекинских харчевен

Фото из личного архива автора

Однако танцевать было негде, да и не очень принято у них. Надо было еще отнести поклоны и жертвенные деньги в Храм неба, ведь все-таки был день Поминовения, поэтому отправились дальше. Половина группы, заявив, что уже были там, остались в парке запускать воздушных змеев, а другая половина отправилась осматривать достопримечательности.

Воздушные змеи – это еще одна достопримечательность Пекина, особенно в это время года, когда есть ветры. И, как ни странно, увлекаются этим отнюдь не дети – детям трудно справиться с этой сложной процедурой, поэтому чаще всего змеями занимаются дедушки или папы, иногда, правда, вместе с детьми или внуками, которые только мешаются под ногами и дестабилизируют этот очень ответственный процесс. Воздушные змеи разных форм и видов, орлы и бабочки, рыбки и птички, электрические скаты и причудливые змеи полощутся на ветру, рвутся и мечутся в околоземном пространстве и лишь потом величаво планируют уже тогда, когда поднимаются на безумную высоту, где разглядеть их можно только с помощью биноклей, иначе они виднеются высоко в небе лишь маленькими точками. Удерживать их на такой высоте удается с трудом, потому что за собой они вытягивают до нескольких сотен метров тонкой, но прочной лески. Самое большое внимание привлекает обычно огромный дракон, созданный из отдельных чешуек, общей длинной около 30-40 метров. Поднять его в небо необыкновенно трудно, но тем не менее он поднимается ко всеобщему ажиотажу зрителей, которые в этом случае бурно приветствуют его полет. Особо хорошо он смотрится на высоте нескольких десятков метров, а уже выше выглядит простой вытянутой ниточкой.

Когда мы уже возвращались домой, почти каждый, подъехав ко мне и выказывая заботу, задал один и тот же вопрос:

– Вы устали?

Но я отвечал:

– Устать можно только с теми людьми, которые не нравятся, а как можно было устать с вами!

Естественно, и после этой прогулки обсуждений хватило еще на неделю.

Белая пагода в парке Бэйхай Парк Цзиншань

Фото из открытых источников интернета

Следующая прогулка – поездка в парк Бэйхай – состоялась ближе к маю и прошла в том же духе детской непосредственности с катаниями на каруселях (самолетиках). Название парку дало название искусственного озера, которое переводится ни много ни мало как «Северное море». Это «море» чуть севернее императорского дворца было создано специально для развлечения императорской семьи и когда-то входило в состав Запретного города.

В монастыре Биюньсы

Фото из личного архива автора

Здесь кроме озера есть также и искусственный остров, на котором возвышается на горке небольшой храм, венчающийся Белой пагодой (Байта) индийского стиля, есть копия стены девяти драконов, как и в Гугун, есть еще насколько разных строений разного назначения. Здесь мы также катались на лодках по озеру и активно фотографировались.

Пообедали на этот раз на природе уже в парке Цзиншань, находящемся рядом. А потом с высокой горы этого парка из красивейшей беседки, отделанной китайским орнаментом, мы еще успели полюбоваться открывшейся панорамой всего императорского дворца.

Потом были поездки в парк Сяншань и в Ботанический сад с посещением дома-музея писателя Цао Сюэцяня, автора романа «Сон в красном тереме»; в монастырь Лежащего Будды и монастырь Биюнсы, где находится зал, в котором расположены 360 фигур различных буддистских святых, но объяснить мне, кто это такие, мои ученики так и не смогли.

Но ни на одной из этих прогулок, как я заметил, не было одной странной пары. Северянка Цю Минъянь – высокая, довольно приятная, умная девушка с хорошим знанием русского языка и пекинец Су Хао – толстый, изнеженный, страшно ленивый, если не сказать, вообще очень неприятный парень. На всех занятиях они сидели вместе, при этом Су Хао постоянно, как маньяк, не способный сдержать свои чувства, держал девушку за руку, гладил ее руки, плечи, иногда даже бедра, чуть не обнимал, прилипая к ней, чем не только мешал мне, но и больше всего мешал своей подруге. Она чувствовала себя очень неудобно, умоляюще посматривала на меня, понимая, что я все вижу, время от времени тихонько отстраняясь от него. Мне было совсем непонятно, что может их объединять, но, тем не менее, они постоянно были вместе.

Однажды после занятия Цю Минъянь подошла ко мне и под предлогом того, что она из-за болезни не может ездить вместе со всеми на наши экскурсии, от имени Су Хао пригласила меня к нему домой в гости. Мне очень не хотелось идти к этому человеку, потому что трудно нормально чувствовать себя с человеком, который тебе неприятен, поэтому я сначала отказался, сказав, что подумаю. По-моему, Цю Минъянь поняла причину моего отказа, но все-таки подошла еще раз и сказала, что она очень хочет, чтобы я пошел, и так умоляюще смотрела на меня, что я, скрепя сердце, согласился. Когда же она услышала это, то даже подпрыгнула и всплеснула руками. При этом она вся как бы светилась изнутри. Трудно было поверить, что уговорила она меня только из-за Су Хао. Скорее всего, она сама предложила ему эту идею.

Моя догадка подтвердилась, когда мы приехали к нему домой, где ее хорошо знали, и она чувствовала себя довольно свободно. Домик семьи Су Хао хоть и находился среди хутунов (переулков) старого района одноэтажного Пекина, который раньше был окраиной, выглядел весьма добротно, потому что был недавно построен, и состоял из пяти комнат. По словам Су Хао этот дом был предоставлен компанией, в которой работал его отец. Выяснить, кем там работает его отец, не удалось, но было ясно, что не только не рабочим, но и не инженером. Старший брат занимался продажей японских машин в Шэньчжэне. Старшая сестра училась в финансовом институте. По направлениям интересов членов семьи ситуация была понятна. Несколько странно в этой ситуации выглядел инертный, ленивый Су Хао, хотя его тоже, судя по всему, не просто так пристроили изучать русский язык, надеясь на то, что, учитывая укрепление связей между Китаем и Россией, и его знания когда-нибудь смогут пригодится в коммерческих делах.

Мы разместились в гостиной, которая мало чем отличалась от тех гостиных, которые я уже видел в подобных квартирах: несколько несуразная мебель, раздвижной стол, и основу мебели составляет стандартный набор радио-, теле- и видеоаппаратуры. В это время его мама была в основном на кухне, где готовила завтрак вместе с двоюродной сестрой Су Хао, как мне была представлена молодая простенькая девушка очень невыразительной наружности и незаметного поведения. Это интересный феномен Китая, когда в богатые семья приезжают дети, чаще всего девушки, из семей бедных родственников в качестве работниц. При этом они редко имеют зарплату, как наемные работницы, а просто живут в этой семье и кормятся с ними. Действительно, за столом эта девушка сидела вместе с нами.

Угощение, как всегда, началось с чая с засахаренными фруктами, при этом сами хозяева пили чай без этих сладостей, ссылаясь на заботу о зубах. Потом была масса разных вкусных вещей: соленые и сладкие ароматные маленькие колбаски, разные сорта тонко нарезанной колбасы и ветчины, блюдечко с уже знакомыми нарезанными яйцами по-манчжурски, жареные ростки бамбука с мелко нарезанными кусочками мяса, жаренная голландская фасоль с мясом и другие деликатесы. Хозяева беспрестанно угощали гостя, подкладывая всего понемногу. А в конце завтрака, который с успехом мог поспорить с обедом, принесли по чашке простого отварного риса. Ничего не поделаешь, такова традиция. Меня всегда удивляло, как они после столь обильной еды могут есть простой рис. В течение долгого времени я так и не научился его есть, сухой рис встает поперек горла. Цю Минъянь, заметив это, быстро набросала мне в чашку мяса, и дело пошло лучше.

Во время небольшого отдыха, когда Су Хао поставил на видик кассету с каким-то глупым американским боевиком о войне в Афганистане, где «трусливые русские» летят в разные стороны от ударов доблестных моджахедов, действующих при поддержке американских бравых вояк. Парень еще раз продемонстрировал свою глупость, но, возможно, хоть таким образом он пытался унизить меня в глазах своей возлюбленной, которая в течение всего времени очень уж активно ухаживала за мной, и было заметно, что ему это не нравится.

Затем мы втроем поехали дальше, ведь основной целью нашей поездки был парк Ихэюань, или Летний императорский дворец. Я уже неоднократно бывал там, но все-таки в каждом посещении была своя прелесть. Например, на этот раз мы сразу же отправились на Ваньшоушань (гору Долголетия), где находится буддийский храм. Мы прошли мимо Жэньшоудянь (Дворец гуманности и долголетия), где раньше были апартаменты императрицы Цы Си. После этого прошли по красивой длинной галерее, украшенной сценами из произведений китайских романов, потом от главной арки на берегу озера прошли мимо Дворца Пайюньдянь (Дворец заоблачных высей), храма Дэхуэйдянь (Храм сияния добродетели) поднялись к храму Фосянгэ (Будды) и Чжэнхуйхай. В храме Фосянгэ, как во всех крупных храмах, есть статуя Будды и его учеников-алоханей. Со стороны северного входа в этот монастырь в помещении входной арки находятся две фигуры страшных дэвов с огромными дубинами, охраняющие вход.

Улица в парке Ихэюань, стилизованная под улицу Сучжоу

Фото из личного архива автора

Когда мы спустились с обратной стороны горы, то увидели, ставшую тогда известной в Пекине, стилизованную улицу на воде (Сучжоуцзе), наподобие улиц в городе Сучжоу.

– Вы хотите погулять по этой улице? – спросила Цю Минъянь. – Вы уже были там?

– Нет, я там еще не был, – честно признался я.

– Тогда мы пойдем туда, – решила она же и обратилась к Су Хао: – Иди купи билеты.

Вдоль извилистой специально приготовленной речки с обеих сторон были построены дома в традиционном китайском стиле города Сучжоу, где размещались в основном сувенирные и художественные лавки и чайные, весь обслуживающий персонал которых также был одет в китайские национальные одежды. По импровизированному каналу плавали такие же лодки в китайском стиле, управляемые лодочниками в черных китайских халатах. И хотя была понятна вся лубочность этих действий, выглядело это очень красиво.

Но нам пора было возвращаться. Несмотря на усталость, Цю Минъянь буквально светилась от удовольствия. Она откровенно взяла меня под руку и шла со мной, в то время как Су Хао шел с другой стороны. Разговаривали мы в основном по-русски, поэтому ему понимать было трудно. Я поинтересовался их отношениями, но девушка сказала, что отношения очень даже обычные. Когда она болела, он часто навещал ее, поэтому потом она решила помогать ему в учебе. Какова была эта помощь, я видел на занятиях: русский язык ему совершенно был не интересен. На мой экзамен в конце года он очень разумно даже не пришел.

После моего отъезда из Пекина я ничего не знал об их отношениях, но потом мне сказали, что после выпуска Цю Минъянь уехала домой на Северо-восток и больше с ним не встречалась.

А вот скромную Дашу и ее избранника из числа моих же учеников мне удалось повидать и даже подержать на руках их дочку. Это произошло через 13 лет после их выпуска, когда я случайно проезжал через город Хэйхэ, в котором они живут. Ради встречи со мной неугомонная Чжан Лихун, которая сейчас активно занимается с русскими «челноками» из Благовещенска, собрала всех наших учеников, которые в настоящее время проживают в их городе. В Китае есть пословица: «Кто один день был учителем, тот на всю жизнь останется отцом».

Встреча с выпускниками, живущими в Хэйхэ, через 13 лет

Фото из личного архива автора

18. Праздник Первомая.

В конце апреля после очередного занятия один из моих далеко не лучших в учебе студентов Ван Сяндун, крупный добродушный парень, который раньше как-то не очень активно участвовал в наших совместных поездках, потому что почти всегда в выходные уезжал домой, подошел ко мне и спросил:

– Анатолий Степанович, что вы собираетесь делать в майские праздники?

– Пока определенных планов нет, но ведь и выходных не очень много, далеко не поедешь, – ответил я, хотя мне уже предлагали съездить в Шанхай. – Возможно, опять будем путешествовать по Пекину.

– А вы не хотите поехать ко мне на родину (таким образом китайцы обычно называют свой родной город или деревню – А.Ш)? Родители приглашают вас к нам домой, – он внимательно смотрел мне в глаза.

– А где живет твоя семья?

– В городе Баодин.

– Где это?

– Не бойтесь, это недалеко, в провинции Хэбэй.

– Я не против, но как мы поедем? – засомневался я, пытаясь обдумать ситуацию.

– Не волнуйтесь, мы купим билеты сами, – заторопился он закрепить успех переговоров, зная о том, что покупка билетов в Китае, особенно в праздники, очень затруднительна.

– А что, кто-то еще едет?

– Да, я пригласил некоторых ребят и девочек.

– Ладно, потом сообщи мне результаты подготовки, и я решу окончательно.

Вечером по селектору меня вызвали к дежурному вахтеру. Там меня уже ждал Ван Сяндун в сопровождении Пэй Вэй, девушки, которая более активно познавала трудности русского языка и уже имела некоторые успехи в разговорной практике. Они пришли сообщить, что с покупкой билетов на поезд возникли какие-то проблемы, то есть им не удалось купить билеты в предварительной кассе, так как народу очень много.

– Не расстраивайтесь, ребята, мы можем хорошо отдохнуть и в Пекине, – попытался я успокоить их. Мне как-то не хотелось ехать неизвестно куда и неизвестно зачем. Но у них были свои планы и отступать от них они явно не хотели.

– Можно, конечно, поехать на пригородном поезде, но там придется сидеть, – вдруг сделал осторожное откровение Ван Сяндун.

Только теперь до меня дошло, что они пытались купить билеты на рейсовые поезда, идущие на юг Китая, которые проходили через Баодин, стараясь обеспечить какие-то удобства, положенные, в их понимании, по статусу для преподавателя-иностранца. Почему-то все в Китае считают, что иностранцы могут ездить только в комфортабельных условиях, не подозревая о разных условиях жизни в разных странах и разных обстоятельствах, в которые иногда попадают эти самые иностранцы у себя на родине.

– В чем проблема, ребята? Сколько ехать?

– Около четырех часов.

– Разве это время для хорошего путешествия, да еще в хорошей компании? – пошутил я, а мои собеседники облегченно заулыбались.

На следующее утро парень с утра отправился на южный вокзал Пекина, выстоял очередь, но все-таки взял билеты нам на 1 мая, а себе на день раньше. Сам он решил отправиться заранее, чтобы подготовиться к встрече. Вечером он уже уехал, а Пэй Вэй пошла закупать продукты на дорогу.

– Зачем продукты на такой короткий срок? – я был искренне удивлен.

– А как же, ведь мы поедем днем. Уже будет время обеда, да и нужно купить воды на дорогу и семечек для развлечения в вагоне (китайцы традиционно берут с собой в поездку много семечек или арахиса, чтобы щелкать в дороге. – А.Ш.).

Разговоров о том, что это праздник Первомая ни у кого, ни у моих студентов, ни у преподавателей, ни у работников отдела работы с иностранцами даже не возникало. Уже изначально мне, выросшему в атмосфере интернационального отношения к празднику Первомая, выраженного в Советском Союзе даже в названии «День международной солидарности трудящихся», было трудно воспринимать название этого праздника на китайском языке, в переводе звучащего как просто «Праздник труда», почти как наш субботник.

Поэтому и пришедшим ко мне накануне журналистам с Пекинского телевидения на их вопросы о праздновании Первомая в России я подробно расписал, как радостно проходили праздничные дни в Советском Союзе, когда люди с утра иногда целыми семьями выходили на праздничные демонстрации, брали с собой детей, несли цветы, неохотно, но все же брали у организаторов праздничные плакаты и транспаранты – нужно же было кому-то их нести. Как шумно разговаривали, весело смеялись, пели и под музыку духовых оркестров, и под аккомпанемент собственных баянов, аккордеонов и гитар. Людям, которые привыкли видеть друг друга только в рабочее время и в рабочем же состоянии, было даже приятно увидеть друг друга нарядными, свободно пообщаться в состоянии праздничного приподнятого настроения, которое хоть и искусственно создавалось, но через некоторое время было искренним даже у тех, которые приходили на эти демонстрации без особого желания.

Конечно, иногда позволяли себе поднять настроение и чисто традиционным для русских людей способом, то есть «принять для сугреву» души и тела. Не без этого. Но в меру и с соблюдением соответствующих осторожностей, поскольку начальством такие вещи официально не поощрялись. Для людей было в принципе параллельно, что некоторых своих руководителей они до этого частенько поругивали, что к руководителям и иностранным гостям, которые стояли на высоких и далеких трибунах относились просто никак. Был май, был мир, был труд. Труд, получить который имел возможность каждый, и за который получал зарплату, на которую можно было вполне нормально содержать семью. И этого было вполне достаточно для хорошего настроения.

Рассказал я корреспонденту и о том, как люди, не обращая внимания на политическую подоплеку праздника, после демонстрации пользовались случаем расслабиться, встретиться за праздничным столом, отдохнуть, потанцевать, попеть, поговорить. В городских парках играли оркестры, выступали музыкальные ансамбли. А вечером все выходили смотреть на праздничный фейерверк.

В Китае же, при всей политической трескотне о приверженности к социализму, привычного социалистического наполнения, за исключением разве что развешанных чуть ли ни у каждой двери огромных красных флагов, своей безвкусицей указывающих скорее на обязательность этого, чем на подлинное желание, никаких мероприятий не проводится. Кто-то идет в замечательные китайские парки, пользуясь возможностью прогулять жену (мужа) или детей, которых не каждый в течение рабочей недели и видит, так как работа у большинства ненормированная, как скажет хозяин. Да и дети ежедневно обязаны заниматься в школах с утра и до пяти часов вечера. Может быть поэтому и нет ни праздничного настроения, ни желания пообщаться. Так, обычные выходные, хотя в парках и на площадях в последнее время стали устраивать ярмарки и небольшие концерты, большей частью самодеятельного характера.

Ну что ж, это, как говорится, дело вкуса. Но ведь все-таки праздник. А значит, есть возможность отдохнуть. Не тут-то было! С раннего утра всем обитателям нашей обители для иностранцев вдруг устроили подъем особой хунвэйбиновской изощренности грохотом по водопроводным трубам, по-видимому, решив показать гнусным иностранцам, что это действительно праздник труда. Объявление об отключении на 1 мая горячей воды висело заранее. Но такое бывает довольно часто, так что мы уже привыкли, но, чтобы ремонт устраивать в 8.00 в праздничный день, – это уже особо изощренная пытка. Как иначе это можно расценить, если этот, условно скажем, ремонт закончился через каких-либо полчаса, да и провести его можно было в рабочий день до или после праздников. Пришлось вставать, тем более что мне нужно было готовиться к поездке. Но желание умыться тоже оказалось тщетным, поскольку не было не только горячей, но и холодной воды. Видимо, так понимается международная солидарность в Китае.

У ворот мы встретились с Пэй Вэй и Ван Юйбо, одетым в европейский костюм и белую рубашку, которые висели на нем несколько мешковато. На мой вопрос:

– Почему ты так нарядно оделся?

Я получил достойный ответ:

– Я же еду в гости к своему другу в первый раз.

Я оглядел себя и слегка скривился, поскольку был одет по-походному в джинсовый костюм и кроссовки, поскольку ехал не в гости, а просто в очередное путешествие. Получилось, что я не уловил оттенка приглашения именно «в гости», а не просто на очередную прогулку, но исправить ничего уже было нельзя. Да и отправляться в дорогу, вырядившись, как на парад, тоже не очень-то и хотелось. Во время движения мне удалось заглянуть в своеобразный «отпускной билет студента» и выяснить, что моим студентам разрешен отпуск для посещения родственников, в котором стоял специальный штамп для покупки билетов. Такие вот студенты в Китае, ситуация построже, чем в нашей армии. Мы успешно добрались до Южного вокзала, о существовании которого я даже раньше не подозревал. Вокзальчик оказался совсем зачуханным, но какие-то поезда все же принимает и отправляет.

После четырех часов вполне нормального пути в грязном, прокуренном сидячем вагоне нас на станции своего города встретил Ван Сяндун тоже в шикарном европейском костюме. Он активно изображал радушного хозяина, поэтому в соответствии с правилами китайского этикета сразу же повел нас в небольшой ресторанчик обедать. А после обеда мы отправились на экскурсию по городу. Прошли три новых только что построенных универсама, которые недавно стали достопримечательностями города. Я, может быть, что-нибудь бы там и присмотрел, пользуясь тем, что в провинциальных городах цены были пониже, чем в Пекине, но, судя по всему, покупки не были предусмотрены «экскурсионной программой», поскольку Ван Сяндун нас постоянно подгонял, стараясь выполнить намеченную им программу. А указанные новые универсамы в его программе значились лишь показателем возросшего благосостояния китайцев вообще и их города в частности.

Вскоре мы зашли во дворец бывшего императорского наместника, который фактически в миниатюре копировал уже знакомые дворцы всей китайской знати. Но была и одна примечательная особенность: в одном из павильонов были в натуре (восковыми фигурами) продемонстрированы виды китайских пыток. Дробление пальцев рук, ломание костей ног, вытягивание конечностей и выдергивание косы вместе со скальпом, гильотина в действии, тут же лежала восковая отрубленная голова. Вид этих «красот» был ужасен. Они, конечно, должны были демонстрировать жестокость прежних императорских наместников, живших в роскошном дворце и угнетавших простых людей. Но было заметно, что это было и напоминанием сейчас живущим о бренности жизни вообще. Мол, помни, власть она всегда власть, и тебя тоже может постичь такая же участь. Такая демонстрация скорее походит на сохранение диких традиций, а не на их устранение. Для меня же это ассоциировалось, в частности, с жестоким безумием этого народа. В цивилизованных странах подобным не хвалятся, и если уж и демонстрируют орудия пыток, как было когда-то в музее инквизиции Казанского собора Петербурга, то без подобного смакования.

Затем мы побывали в центральном парке, который, как оказалось, когда-то посетила Цыси. На каменных стенах парка сохранились какие-то уникальные образцы китайской каллиграфии, которые берегут, как особые сокровища.

В ходе этой длительной экскурсии Ван Сяндун, отдохнувший дома, был неутомим, мы с Пэй Вэй тоже, а вот Ван Юйбо заметно устал и его уже ничего не интересовало, ведь он ехал только в гости к другу. Мне было интересно, почему же с мальчиками приехала и Пэй Вэй, поэтому я спросил ее:

– Почему ты согласилась поехать?

Пэй Вэй откровенно ответила:

– Потому что узнала, что поедете вы. Да и Ван Сяндун просил меня поехать, так как сам плохо говорит по-русски.

Уже после 6 часов мы по каким-то хутунам, известным только самому местному жителю, добрались-таки до Сельскохозяйственного института, в кампусе которого жили родители Ван Сяндуна. У входа в квартиру они нас и встретили. Отец был когда-то деканом одного из факультетов института, а сейчас возглавлял профсоюзную организацию университета. Мать работала в сахаро-винной компании.

Начались знакомые китайские церемонии с улыбками, поклонами и церемонными приглашениями. Сначала меня хотели отправить в какую-то институтскую гостиницу, но поскольку нам надо было очень рано вставать, чтобы отправиться на экскурсию куда-то за город, отец вынужден был оставить иностранца даже у себя дома. Правда, для этого ему пришлось звонить в полицейский участок и сообщать о том, что у него находится иностранец, сообщив им мои паспортные данные и время нахождения в Баодин. Меня удивила такая процедура, поскольку для меня она выглядела несколько странно. Было заметно, что им самим было очень неудобно совершать подобные действия в отношении своего гостя, но ничего не поделаешь: «Орднунг ист орднунг». Я их понимал. Несколькими годами раньше, а родители этого парня хорошо помнили, за связь с иностранцем вообще свободно могли посадить или даже расстрелять.

Сейчас же пригласили за стол, накрытый довольно хорошо. Но сначала по традиции чай и фрукты за журнальным столиком, который в Китае называется «чайным». Сами хозяева почему-то за стол садиться не стали, и только после некоторых уговоров и подтверждения, что это как-то не по-русски, они присели за стол вместе с молодежью. После этого отец принес бутылку, схожую с «Маотаем», и налил себе и гостю в малюсенькие наперстки, стараясь поддержать русскую традицию. Ребятам он предложил выпить лишь для проформы, зная заранее, что они должны отказаться.

Разговор за столом не клеился, потому что гости ели, а старшие хозяева сидели, как просватанные. И только после того, как ребята отскочили от стола, и я сказал, что сыт, родители принялись за еду, при этом продемонстрировали удивительные способности. Культура принятия пищи, несмотря на профессорский титул, оставалась все-таки китайской.

Квартира была выделена декану институтом после рождения сына, и складывалось такое впечатление, что с тех пор ни разу и не ремонтировалась. То, что на хороший ремонт, наняв бригаду, денег жалеют, вполне можно понять, не буржуи ведь, но то, что сами не желают приложить руки, для того чтобы хоть как-то освежить и облагородить жилье, было удивительно. Удивительно для советских людей, а в Китае представитель интеллигенции, работник, так сказать, умственного труда, не должен опускаться до действий простого работяги. Нанять же работника для ремонта жалко денег, вот и стоит квартира в зачуханном состоянии. Правда, сами жители, привыкшие к такой простоте, этого даже не замечают. Вот так вот.

В гостях в семье моего студента

Фото из личного архива автора

Три комнаты и кухня через коммунальный коридор. Все удобства, правда, не во дворе, а на этаже, но для всех обитателей этажа с буквами «М» и «Ж» и с водопроводными кранами там же. Есть газовая плита и по одной электророзетке на комнату. Мебели почти никакой: диванчик, кровати и столы. Все времен 50-х годов. На стене свиток, подаренный соседом, с каллиграфически переписанным им же стихотворением Мао Цзэдуна. Телевизор отечественный, цветной, но небольшой. Два магнитофона, но это уже дань сыну. Более чем скромно для председателя профсоюза, но видно, что председатель не ворует и не берет взяток. От винной компании, где работает мать, тоже ничего не заметно.

Группа студенток во время войсковой стажировки

Фото из личного архива автора

Вечером мы погуляли по университету, прошли мимо студенческих общежитий. Из разговора выяснилось, что проживание всех студентов в студенческом общежитии обязательное, даже если родители живут рядом в этом же городе. Военно-казарменная система. И это не шутка. Все студенты в Китае, поступившие в вуз официально, что у нас называется бюджетниками, хотя в Китае все обучение платное, перед началом занятий на первом курсе обязаны пройти курс военной подготовки в войсках в течение одного-двух месяцев под командой настоящих военнослужащих по полной программе как для мальчиков, так и для девочек.

Своеобразный «курс молодого бойца», как это называется в нашей армии с новобранцами. После такого курса молодые люди возвращаются в учебное заведение уже шелковыми, также по отделениям-группам расселяются в комнаты общежития с двухъярусными кроватями. В каждой комнате есть командир отделения. Общий подъем производится включением света во всех комнатах с вахты в 6 часов утра (в комнатах выключателей нет), а отбой – выключением света в 22.00.

Случайно коснулись отношения к великим мира сего, и мои молодые собеседники были поражены, узнав, что я имею несколько отличное мнение об их великих вождях, погубивших миллионы людей. Я высказал мнение о том, что каждый человек – это мир, и лишать человека жизни, значит уничтожать этот мир. Не знаю, все ли поняли мои собеседники, но задумались, а разговор пришлось срочно замять. Глубже вдаваться в эту проблему не имело смысла.

Спать нас уложили на жесткие постели без каких-либо признаков постельного белья. Его не предложили даже девушке. Одеялами накрывались ватными, но опять же без пододеяльника. Подушки были наполнены рисовой шелухой, а сверху вместо наволочки хозяйка положила маленькие новые полотенца. Это вполне нормальное положение дел в китайских семьях, где частенько спят вообще одетыми.

Утром мы проснулись, как и запланировали в 4 часа утра. Звоночком выступила Пэй Вэй, спавшая в отдельной комнате. Мы позавтракали вареной кашей из чумизы на воде, которую ребята ели с большим апетитом. У них привычка к чумизе, как у нас к гречке, но мы едим кашу с маслом, приговаривая, что кашу маслом не испортишь, а здесь все на воде и лишь прикрывают подобную безвкусицу солененькими овощами.

Очень интересно было идти по улицам городка в это раннее утро, когда просыпаются хозяева харчевен и их работники, бегут в туалет, тут же на улице умываются, чистят зубы, колют дрова, растапливают печи, на осликах везут разные продукты. Около машины, специально оборудованной для перевозки живой рыбы, стояла целая толпа людей. Они расхватывали рыбу для своих ресторанчиков.

На автовокзале, куда мы пришли, еще убирали раскладушки, которые выдавали пассажирам, ночующим прямо в зале ожидания, без постелей за три юаня.

Посадку на автобус осуществляют также, как и на вокзалах, через специальные проходы, на которых одна проверяет билеты, другая отмечает в ведомости, третья считает по головам. В автобусе билеты еще раз проверяет кондуктор и водитель. Если добавить к ним еще кассира, продавшего билеты, то получается компашка из шести-семи человек. У нас с этим успешно справляются один-два человека. «Похоже массовая безработица Китаю пока не грозит», – сделал я после этого для себя такой вывод. При этом реально работать никто не хочет, в автобусе и в пригородном поезде, в котором мы ехали, было настолько грязно, что было видно, что мыть и наводить порядок в салоне некому и уже довольно давно.

А вот за окном, несмотря на праздник, народ продолжал активно работать и на стройках, и в поле. Очень понравилась конвейерная система на стройке, заменяющая подъемник. На каждой площадке строительных лесов стоит человек с лопатой и перекидывает раствор другому, стоящему на площадке выше, и так до самого четвертого-пятого-шестого этажа. Или в качестве грузчика-кули переносят раствор или кирпичи наверх в плетеных корзинах. Прямо чудеса в решете в конце ХХ века!

Как только автобус прибыл на конечную станцию, нас тут же засекла местная лодочная «мафия». Появился иностранец, значит, будет пожива. Моих явно неопытных ребят, пытавшихся держаться очень солидно, сразу же окружили несколько женщин и потащили вперед, не давая никому другому приблизиться. Они отвели нас к своему лодочнику. Мужик оказался неплохим, но мне казалось, что можно было сторговаться и подешевле. Оказалось, что мы выехали, вернее сказать, выплыли, как Стенька Разин, на огромное экзотическое озеро, состоящее из большого количества островов и рукавов, в которых можно было даже запутаться.

Это озеро по названию места Бояндянь оказалось знаменитым тем, что во время антияпонской войны, здесь, якобы, прятались партизаны. Поверить в это было очень трудно, хотя существует легенда, что прятавшиеся в камышах партизаны осуществили даже какую-то операцию, то есть из камышей напали на японский пост. Это преподносится, естественно, как великая победа над «японскими чертями». Из таких вот легенд, на мой взгляд, в большинстве своем состоит вся, якобы, многотысячелетняя история Китая. Все бы ничего, если бы из этого не делали такого ажиотажа. Сюда специально привозят толпы солдат и курсантов военных училищ, чтобы воспитывать патриотизм. Ничего в целом не имею против патриотизма, но делать это надо как-то более адекватно обстановке. Здесь же на одном из островов устроен музей, посвященный этой самой «великой победе». Там опять же восковые фигуры садистов-японцев, которые мучают мирных жителей (опять же с натуралистическими подробностями и «кровью»), затем доблестные партизаны нападают на глупых японцев, которые, естественно, летят во все стороны и разбегаются куда попало, и, наконец, народ встречает освободителей. Весь этот гротескный материал выглядит, если не комично, то грустно из-за безвкусицы и в пропаганде, и в качестве исполнения. После этого на какое-то время даже настроение испортилось.

Народ, правда, туда едет просто отдохнуть на природе, поскольку туда,кроме как на лодках или на катерах, не попадешь. Местные шабашники уже успели подсуетиться на туристическом интересе – построили на одном острове что-то наподобие храма с ужасно выполненными буддами-чучелами. Их даже фотографировать не хотелось, и было обидно, что ребятам нравилась эта безвкусица, за посещение которой еще берут немалые деньги.

К сожалению, накануне я не расслышал, что наша экскурсия будет водной, поэтому утром, побаиваясь жары, специально снял даже майку и надел рубашку потоньше. Пока мы туда добрались, стало ясно, что в такой холодрыге нам не выжить. Одеты мы все были явно не по погоде, был хоть и ясный день, но начала мая, а не конца, и на воде к тому же сильно продувало ветерком. Я чувствовал себя не очень хорошо, но особенно было жалко нашу спутницу. Надо было хоть как-то двигаться. Поэтому, как только я дождался спокойной большой воды, то отправил лодочника, стоявшего на корме лодки, вниз, а сам стал на весла. Именно стал, а не сел, как это бывает в наших лодках и шлюпках. В китайских лодках лодочник стоит на корме и орудует двумя огромным веслами или даже одним веслом, пристроенным сзади.

Управлять китайской лодкой не просто

Фото из личного архива автора

Ребята обалдели. Потом стали смеяться. Моя работа вызывала бурный восторг и у проплывавших мимо отдыхающих на других лодках. Но мне было не до смеха, пришлось основательно попотеть, чтобы как-то освоиться с китайскими огромными веслами, которыми гребут не к себе, как у нас, а наоборот от себя, но у нас гребцы сидят спиной к направлению движения, а здесь ты сам видишь, куда гребешь. Особенно трудно было грести против течения, когда весла вообще цеплялись друг за друга, при этом надо было соблюдать направление. Но зато быстро согрелся. Парни вскоре последовали моему примеру, а мне пришлось спуститься в лодку отогревать Пэй Вэй, для которой лодочник нашел старый дождевик, спрятавшись под который, она сразу же прижалась ко мне, стараясь согреться. После этой прогулки лодочник пригласил нас к себе домой, где мы фотографировались с его домочадцами. Было видно, что ему было приятно провести время с этой странно-иностранной компанией.

Во второй половине дня мы уже вернулись домой к Вану. Нас угостили чаем и клубникой, а потом все пошли готовить пельмени по-китайски, когда в мясной фарш добавляют рубленную черемшу или капусту. Приходится признать, что пельмени получаются мягче и душистее, чем русские.

После обеда Ван Сяндун стал отпрашиваться у нас на свадьбу к своему другу. Дело, конечно, святое, но зачем было приглашать нас, если знал, что у друга будет свадьба? Но возражать мы не стали. Перед уходом он произвел калькуляцию расходов. Дружба дружбой, а табачок врозь, от уплаты за «гостевание» не ушел никто: ни его друг, ни девушка, ни преподаватель, то есть я.

Мы с Сяо Вэй разбираем слова русских и китайских песен

Фото из личного архива автора

Но после его ухода мы провели вечер еще лучше, слушая с помощью кассетного магнитофона русские и китайские песни, и даже пытаясь совместными усилиями переводить их.

Следующим утром мы в том же составе уехали в Пекин, испытывая двойственное чувство: с одной стороны, возвращались к своей привычной жизни, с другой – не очень хотелось расставаться с этой теплой компанией.

19. Китайское гостеприимство

Перед Днем Победы Виктор, мой бывший сосед по комнате, передал мне, что профессор Ли Цзышэн искал меня, чтобы пригласить к себе в гости. У этого пожилого, но веселого профессора всегда было теплое отношение к русским. Он охотно и без всякого предубеждения общался как с русскими специалистами, так и с русскими студентами, чего другие преподаватели обычно не делали, в лучшем случае ограничиваясь общением с русским специалистом и то только по необходимости. Этот же очень подвижный китаец невысокого роста, раньше учился в России, неплохо знал русские обычаи, поэтому старался держаться просто, без присущих китайцам особых церемоний, на русском языке разговаривал едва ли не лучше всех на факультете. Но, как часто бывает в таких случаях, особых должностей не занимал. Судя по всему, ему там не особо доверяли. Он же делал вид, что на это не обращает внимания. Зато многих русских студентов знал лично, и каждый год приглашал к себе в гости.

На этот раз он устраивал общую встречу тех, с кем он познакомился в этом году. Нелли Абдуллаевну он ходил приглашать персонально. Та для приличия поломалась немного, не очень желая находиться в одной компании со студентами, даже русскими, но потом милостиво дала согласие. Виктора Ли Цзышэн пригласил вместе с его Верой, которая в это время опять была в Пекине и в момент приглашения как раз находилась в комнате Виктора. К этому времени они уже решили после окончания языковой стажировки пожениться.

Мы своим коллективом собрались в субботу в четыре часа дня и, по пути закупив фруктов, отправились искать квартиру этого профессора, которая фактически ничем не отличалась от тех, в которых я уже успел побывать раньше. Поначалу все чувствовали себя несколько скованно. Жены профессора дома почему-то не было, но хозяйничала одна молодая женщина. Он представил ее как свою ученицу, которая пришла ему помочь. Мне это показалось странным, потому что ученица профессора, преподававшего русский язык, почему-то совершенно не знала русского языка, зато очень свободно ориентировалась в его квартире, но… что же скажешь, такое в Китае тоже бывает.

Стол был яств. Я уже давно перестал удивляться обилию китайского стола, приготовленного для приема гостей, но здесь это было особенно заметно, тем более что были даже европейские блюда. Гостям были предложены целых три бутылки пива, которые пришедшие с жары гости уговорили как-то очень уж быстро еще до начала трапезы. И только тут Ли, по-видимому, понял свою ошибку и предложил воды, но в воде уже не было необходимости.

За столом он вежливо поинтересовался только у меня, как у русского мужчины, не хочу ли я вина. Видимо, решив, что женщинам вино не положено по штату, а Виктору по молодости. Да, пяти лет учебы в России все-таки недостаточно для полного знания страноведения и национального менталитета. Я, зная отношение китайцев к вину и искаженное понимание всеобщего пьянства русских и понимая, что это лишь визит вежливости, решил было уже отказаться. Но в этот момент вдруг раздался бесцеремонный голос русско-татарской профессорши, которая увидела мое смущение:

– Уважаемый профессор Ли, вот с этого надо было и начинать! Будет он пить вино, конечно, будет! И я тоже буду.

Ли быстро сориентировался, пошептался о чем-то со своей подругой, и та побежала в магазин. Благо в Китае не нужно за этим бегать далеко, все есть в каждой лавке, находящейся прямо во дворе. Но она принесла не виноградное вино, которое в Китае редко кто употребляет, и не просто китайскую водку, а необычный глиняный горшочек с названием «Вино семьи Конфуция», которое китайский профессор почему-то назвал ликером, хотя никаким параметрам ликера это зелье, по нашим понятиям, не соответствовало. Скорее его можно было назвать настойкой, потому что по вкусу было понятно, что при его приготовлении не обошлось без участия каких-то добавок. К тому же оно сильно разогревало, что говорило о присутствии хорошего количества градусов, хотя пилось довольно мягко, не обжигая ни рта, ни горла. Сам горшочек хоть и был пузатеньким, но не превышал и пол-литра, поэтому легко умещался на ладони.

«Вино семьи Конфуция»

Фото из личного архива автора

К удивлению Ли Цзышэна, от «Конфуция» не отказались не только Нелли Абдуллаевна и Виктор, но даже и Вера. Надо было видеть с какой осторожностью Ли наливал это вино в рюмки величиной с наперсток, при этом приговаривая, что после этой рюмки хочет увидеть Виктора под столом. Эта сентенция профессора вызвала взрыв неподдельного веселья у русской части застолья, потому что каждый представил, когда же можно увидеть под столом этого русского парня ростом под два метра, да и статью, надо признать, отличавшегося даже среди русских.

– Виктор, сколько тебе таких горшочков надо, чтобы оказаться под столом? – тихо, чтобы не расслышал Ли, спросил я Виктора.

Мои слова вызвали очередной взрыв хохота гостей. Ли Цзышен же подумал, что этот смех относится к его шутке и тоже расплылся в улыбке. Но его лицо вытянулось тогда, когда он увидел, как Виктор после витиеватого тоста хозяина одним глотком махнул этот наперсток в рот, чтобы не принюхиваться к очень специфичному запаху этого зелья, нарушив при этом китайскую традицию смаковать эту жидкость, которую они называют душистой. Глядя на искренне недоуменное лицо китайского профессора, мы опять переглянулись и рассмеялись, а Виктор даже вздрогнул и виновато посмотрел по сторонам, испугавшись, что совершил какой-то страшно бестактный поступок.

Профессор Ли тут же наполнил пустые рюмки по новой – нельзя ведь оставлять рюмки пустыми. Наш народ окончательно разошелся, так как удержаться в рамках первоначального этикета уже не было никаких сил. Мы поняли, что наше веселье полностью зависит от нас самих, к тому же после пива и этого зелья церемонное напряжение сразу исчезло. Это почувствовали даже китайцы. Мы пытались уговорить их тоже хотя бы пригубить немножко вина, но безрезультатно. Тогда мы вообще перестали обращать на это внимание. Пища пошла активнее. Разговор стал более общим и раскованным. Мы услышали воспоминания профессора Ли о поездке в Москву, и рассказ Нелли Абдуллаевны о прошлом ее приезде в Пекин в 1989 году, когда она во время известных трагических событий удержала своих учеников от участия в том безобразии, которое происходило на Тяньаньмэнь, и тем самым фактически спасла им не только жизнь, но и карьеру. Но в этот день мы не стали углубляться в эту скользкую тему, поскольку в Китае она находится под запретом, а навлекать опасность на наших хозяев не хотелось.

Быстро перевели разговор на другую тему и особенно развеселились тогда, когда профессор Ли стал вспоминать о некоторых особенностях русского разговорного языка. Но подал он это в виде оригинальной шутки:

– Когда я первый раз вышел на улицы русского города, – рассказывал профессор Ли, – то не мог понять, почему русские так часто употребляют фразу, на китайском языке имеющую значение «Шаг за шагом…»

А я закончил за него:

– …двигаться к цели.

Молодые китаисты в лице Виктора и Веры тут же поняли, что речь идет о китайском словосочетании, которое звучит «Ибу ибу ди дадао муди», и опять прыснули от смеха.

Я вспомнил, что мы в молодости, когда только начинали изучать китайский язык, тоже поначалу обратили внимание именно на эту фразу. Но потом выяснилось, что слов, имеющих в русском языке весьма пикантный, если не сказать скабрезный смысл, в китайском так много, что это дало мне тогда повод шутить, что когда-нибудь я напишу диссертацию на тему: «Русский мат и его китайское происхождение». После этих шуток уже китайцы были готовы оказаться под столом без всякого вина, потому что Ли Цзышен на ушко перевел своей «ученице» русский смысл этой звучавшей по-китайски фразы. Женщина моментально покраснела и закрыла лицо руками.

Горшочек «Конфуция» таким образом под общий шумок был быстро опустошен. Хозяин, видя веселое настроение гостей, тоже заразился общим весельем, стал исполнять на русском и китайском языках русские песни. Его ученице или подруге, которая, видимо, впервые встретилась с русскими в неформальной обстановке, наша непосредственность явно приглянулась, и она смотрела на нас уже не с любопытством, а с нескрываемым восхищением.

От предложенного хозяином чая все отказались, но поняли, что пора прощаться. Хозяева по традиции пошли нас провожать. А по дороге домой все совсем расхулиганились. Нелли Абдуллаевна вдруг захотела розу, увиденную в одном из палисадников. Китайский профессор, гримасничая и оглядываясь на окна, вынужден был исполнить просьбу гостьи под общий хохот окружающих.

Наверняка, после этого на факультете появились новые легенды о русских и их пьянстве, а может быть, и о веселом характере. Смотря как преподнести.

Таким образом, под общие встречи и поездки, под ласковые речи своих учеников, я расслабился совсем как Плейшнер, попавший из нацистской Германии в нейтральную Швейцарию, считая, что раз на факультете мне что-то пообещали и даже выделили какую-то работу, то беспокоиться и не стоит. Значит, место иностранного специалиста в следующем учебном году мне обеспечено. Пусть все идет своим чередом.

Прошли майские праздники, но руководство факультета по-прежнему отмалчивалось по поводу моего приглашения в качестве специалиста на следующий год. И вот в какой-то момент до меня дошло, что в мае надо бы уже начинать оформлять документы, тем более, что я собирался привезти сюда жену с дочкой, как это делали специалисты из других стран, а значит, нужно было провести подготовку и дома в смысле получения заграничных паспортов. Я стал делать более активные попытки встретиться с руководством факультета, но эти попытки все время были почему-то безуспешными, они явно уклонялись от разговора. И я, наконец, понял, что это тоже чисто китайская манера избегать отрицательного ответа на вопросы, а значит затягивать узел еще туже, что со мной и произошло.

У китайцев есть понятие «Гэй мяньцзы» «сохранить твое лицо», то есть «не дать тебе потерять лицо», что на нормальном человеческом языке означает «не дать тебе ударить в грязь лицом». Такая забота о твоем лице внешне выглядит очень благородно. Но на самом деле это означает «не сказать правду», то есть фактически уйти от ответа или даже обмануть. Такой «подарок», в конечном счете, обижает еще больше, поскольку он дает собеседнику надежду, которой не суждено осуществиться. А помогает лишь этому обманщику, хорошо знающему людей своего менталитета, которые при прямом отказе могут не только возмутиться, нагрубить или еще того хуже обидеть вплоть до рукоприкладства. Китайцы же при таком «гэй мяньцзы», которым «позволили сохранить лицо», будучи носителями того же менталитета, смогут понять, что им ничего не светит и вскоре забудут об этих пустых обещаниях и уйдут со своим незапятнанным «лицом». С иностранцами, особенно с русскими людьми с их березовым простодушием, которые чаще всего все понимают прямо и готовы верить обещанию другого человека, дело обстоит значительно хуже.

В один из дней я все-таки поймал замдекана, который фактически и руководил факультетом, в канцелярии факультета, но он начал разводить турусы на колесах, объясняя, что им нужен именно «русист» по специальности, а у меня в дипломе стоит «китаист». Все доводы о том, что для студентов и магистрантов факультета гораздо лучше иметь в качестве преподавателя человека, имеющего опыт преподавания не русского, а именно иностранных языков, ведь для этого нужна совсем другая методика, тем более знающего китайский язык, что в затруднительной ситуации было бы большой помощью для обеих сторон, для твердолобого начальства были неубедительными. В дальнейшем же я узнал, что он просто решил пригласить супружескую пару русистов по чьей-то рекомендации за меньшие деньги. О том, что, не выполнив своего же обещания, они меня просто обманули и поставили в жуткие условия, когда найти что-то другое уже не представлялось возможным, речь вообще не шла. Понятие чести для китайцев не существует. А я попал в жуткий цейтнот.

Пришлось срочно делать новые попытки обратиться за помощью к разным своим знакомым, но все было безрезультатно. Без особой личной заинтересованности китайцы ничего делать для тебя не будут. Я попытался съездить в некоторые университеты, где еще изучался русский язык, но тоже бесполезно. Потом мне объяснили, что в Китае можно найти работу только по рекомендации других людей, то бишь по протекции. Пришлось обратиться к профессорам этого же университета, с которыми уже был знаком. Профессор Ли Цзышен съездил со мной в институт языков, но там место уже было занято, а заведующая кафедрой объяснила, что надо было обращаться как минимум в апреле, когда все учебные заведения планируют свою работу на следующий учебный год.

Профессор Ли Миньбин отвез меня в Народный университет Китая, где деканом факультета был его старый друг. Нас приняли очень хорошо, и декан действительно заинтересовался мною, но также, как и в других местах, они уже успели подписать договор с другим человеком. Единственно, что он смог пообещать, так это рассмотреть мою кандидатуру на следующий год, если я сам этого захочу.

Круг, похоже, замкнулся. А время отъезда неминуемо приближалось.

20. Китайский порядок и русский менталитет.

Подходили к концу занятия в моих группах, но расставаться просто так не хотелось, нужен был общий праздник прощания. В это время как раз приближался мой день рождения, никаких других друзей лучше, чем мои ученики, на это время у меня не было, поэтому захотелось сделать так, чтобы этот день рождения они отпраздновали вместе со мной. Пригласить пятьдесят человек в ресторан я, конечно, не мог, в свою комнату в лучшем случае мог пригласить лишь несколько наиболее верных мне друзей… А как быть с остальными?

Поначалу я решил, не афишируя подлинной причины сабантуя, а под предлогом предстоящего расставания, что тоже было одной из причин, организовать небольшую вечеринку в одном из наших классов на факультете русского языка, притащив туда магнитофон с кассетами. И уже было договорился на факультете, но неожиданно пришла беда, откуда не ждали. Поначалу согласившееся было предоставить нам такую возможность, начальство, узнав о времени проведения мероприятия, вдруг резко отказало в предоставлении класса и вообще предупредило без объяснения каких-либо причин, что в эти дни начала июня «больше трех лучше не собираться».

Но я и сам уже понял причину, потому что в конце мая наших полусонных бойцов внутриведомственной охраны у всех ворот университета вдруг заменили на настоящих солдат внутренних войск, которые наглухо перекрыли все входы и выходы из университетов, жестко пропуская всех только по ученическим билетам и служебным удостоверениям. Приближалась очередная годовщина печально известного выступления студентов на площади Тяньаньмэнь 1989 года, которая втайне, полушопотом стала называться «Движение четвертого июня», подобно другому официальному названию «Движение четвертого мая», что считается в Китае Днем молодежи, а напуганные теми событиями власти очень боялись проявления каких-либо подобных выступлений, пускай, даже самых малых. Глупость такого опасения была очевидна, ведь я уже понял, что китайские студенты, фактически живущие на казарменном положении, разбитые по армейскому принципу на комнаты/отделения с командиром отделения/группы во главе, с хорошо отработанной системой официального стукачества, никогда без команды не поднимутся ни на какие мероприятия. Судя по всему, и в тот злополучный год их подняли и бросили под танки для решения собственных разногласий совсем другие силы либо извне, либо вообще внутри страны, как это было на протяжение всей истории Китая. Поэтому я решил не отказываться от своего намерения, а только перенести нашу вечеринку за пределы университета. Надо было лишь выбрать место.

Массовые танцы на площадях

Фото из открытых сайтов интернета

И тут подсказка пришла сама собой. В течение всего времени, пока я по утрам ездил на работу по улицам города, на протяжении всего пути я видел, как в парках, скверах, на тротуарах или просто под каким-либо мостом или эстакадой, где было свободное место, группы китайцев-энтузиастов устраивали танцы. Причем танцевали не только традиционный для всей страны национальный танец «Янгэ» в три притопа, два прихлопа, а даже пытались танцевать европейские бальные танцы, такие как вальс, танго и фокстрот, правда, переделывая их на свой «пуританский» манер. По их понятиям нельзя, чтобы ноги танцующих пересекались, то есть кавалер не имеет права ставить свою ногу между ног дамы, а для этого кто-то в Китае придумал такую манеру танца, когда партнеры стоят не друг напротив друга, а хоть и лицом друг к другу, но почти рядом, поэтому их ноги тоже двигаются параллельно движению партнера и.. никакой тебе сексуальности. Потому как и танцы-то приказано рассматривать только лишь как лечебную физкультуру. Меня эта манера долгое время очень веселила.

Я распросил у ребят, есть ли поблизости закрытая танцплощадка, где танцуют не утром в качестве лечебной физкультуры, а нормально, то есть вечером. Оказалось, что есть.

Тогда, после очередного занятия я пригласил всех отправиться в субботу туда вместе со мной танцевать, тем более что еще раньше многие из них, особенно девочки, указывали в своих сочинениях на то, что они любят танцевать. Предложение было с восторгом принято. Поэтому в субботу вечером, мы, сохраняя строгую конспирацию, разными путями небольшими группами собрались в назначенном месте. Опасаться того, что мне припишут контрреволюционную деятельность, мне уже не было необходимости, ведь факультет отказал мне в работе.

Я купил билеты на всю свою гвардию, а то кое-кто мог бы не прийти, экономя деньги, и мы заняли небольшую танцплощадку, которая была отгорожена от улицы глухой стеной забора, что тоже помогало нам в нашей конспирации. Если в разные туристические поездки по достопримечательностям города ездили всегда чуть более десятка человек, то на танцы пришли все, и весь вечер, насколько нам позволяло отпущенное время, мы активно отдыхали, танцуя и беседуя между собой. Таким образом, на моем дне рождения, когда мне исполнилось 45 лет, было 62 гостя, все мои студенты. Они здесь были для меня всем: и учениками, и друзьями, и моей семьей, поэтому им доставалась вся моя любовь безраздельно.

В перерывах между танцами

Фото из личного архива автора

Как оказалось, я уловил важный момент в их жизни, потому что как бы там ни пытались устраниться от сексуальности создатели танца по-китайски, к этому времени среди моих учеников уже стали складываться вполне заинтересованные друг в друге парочки. Естественно, мне пришлось танцевать со всеми девочками по очереди, чтобы кого-то не обидеть, даже с теми, кто танцевать не умел, но в этом случае мы просто топтались под определенную музыку. Все чувствовали предстоящую разлуку с любимым иностранным преподавателем, поэтому часто высказывали мне свою благодарность, все также звали в гости к себе на родину, желали счастливого пути, хотя до отъезда оставался еще почти месяц.

На дворе уже был июнь, а с ним в Пекин пришла невыносимая жара. По признанию пекинцев в этот год температура воздуха была особенно высокой. В моей комнате, которая находилась на самом высоком пятом этаже, было невозможно дышать не только днем, но даже и ночью. Бетонная крыша нашего общежития за день так накалялась, что эффект сауны сохранялся всю ночь. Вот тут мне даже пришлось пожалеть о том, что я удрал с прохладного первого этажа. К счастью, большую часть дней я дома почти не бывал, поскольку с рассветом уезжал на рынок на работу и возвращался только на закате. Есть на жаре почти не хотелось. Ночью спать тоже было невозможно. Я наливал в тазик холодной воды, окунал туда полотенце и клал себе на тело, чтобы хоть как-то уснуть, но полотенце очень быстро нагревалось, высыхало и приходилось все повторять неоднократно в течение всей ночи.

Обитательницы моего этажа совсем распустились как в своей одежде, так в поведении: мало того, что ходили по коридору совсем расхристанными, то есть едва прикрытыми, так окна и двери комнат были теперь распахнуты настежь, а сами девушки разных цветов и оттенков кожи перебрались спать с кроватей на более прохладный пол, почти ничем не укрываясь.

В один из таких дней вдруг откуда ни возьмись, налетела туча, и хлынул тропический ливень, но и от этого дождя не стало прохладнее. Дождь падал на раскаленную землю, и вода поднималась вверх уже в виде пара, поэтому кругом стоял такой горячий туман, что в двух шагах ничего не было видно. Почище, чем в русской парной. Такого явления мне никогда не приходилось видеть ни раньше, ни потом.

Однажды после очередного занятия, которые тоже проходили в неимоверной духоте, одна из моих студенток предложила подругам пойти после обеда в только что построенный университетский бассейн. Идея была с энтузиазмом подхвачена и другими.

– Пойдемте с нами в бассейн, – обратились ко мне почему-то именно девочки.

– Вы знаете, это как-то неудобно, потому что там только китайские студенты, – попытался отказываться я, хотя в душе готов был в это время выкупаться в любой более-менее приличной луже с холодной водой.

– Да ничего страшного, мы будем с вами, – настаивали мои поклонницы.

– Ну, что ж, давайте пойдем вместе.

После обеда мы, как и договорились, встретились у кассы, где продавались билеты в университетский открытый бассейн. Девочки уже купили билеты, один из них выдали мне, предупредив, что я должен пойти переодеваться в мужскую раздевалку. Можно подумать, я этого не знал. Мы подошли к входу, где проверяют билеты, я галантно пропустил своих барышень вперед, а когда попытался двинуться вслед за ними, невозмутимая контролерша, взглянув на меня, деловито отвела меня рукой в сторону:

– Не положено.

– Как так, вот у меня билет.

– Иностранцам нельзя! – по-прежнему жестко отрезала контролерша.

Девочки выскочили назад, пытаясь хоть как-то спасти ситуацию:

– Это наш преподаватель. Мы его сами пригласили.

– Не положено, – как автомат, повторяла суровая женщина.

За год уже хорошо усвоивший систему жестких правил во всех учреждениях Китая и еще более жесткое, иногда без всякой логики, их соблюдение, я сразу понял, что поплавать мне сегодня не удастся, поэтому стал успокаивать своих защитниц:

– Ладно, девочки, нельзя, значит нельзя. Идите, купайтесь, а я уж как-нибудь обойдусь.

Было видно, насколько обидно и стыдно было моим ученицам за явную несправедливость тех правил, которые установили какие-то непонятные начальники их государства. Иностранцам можно было посещать только плавательный бассейн в комплексе зданий гостиницы «Дружба» за весьма приличную сумму, что мало кто из студентов мог себе позволить. Надо сразу заметить, что это правило держалось довольно долго, потому что и другие мои попытки попасть в плавательные бассейны китайских университетов в то время также были безуспешными. И только когда стали создаваться частные фитнесс-клубы во время подготовки к Олимпиаде-80, стало возможным посещать бассейны, которые иногда были при них, независимо от гражданства.

Но выкупаться тем летом мне вскоре все-таки удалось. Правда, не в бассейне, а в парковом пруду, когда на этот раз уже мальчишки пригласили меня в парк Юаньминьюань. Девочек они почему-то не пригласили. Но я догадался почему. Вполне понятно, что парни элементарно ревновали, видя, как их девушки оказывают все большее внимание этому иностранцу. А в Китае с детства всеми средствами массовой информации прививается если не явно враждебное отношение к «иностранным чертям», то во всяком случае явно настороженное. Это считается патриотизмом. Поэтому-то они и предложили мне пойти именно в парк Юаньминюань.

Этот большой по территории парк раньше тоже был летней императорской резиденцией, там даже был построен дворец европейского типа, который англо-французские войска, вошедшие в Пекин, разрушили после бегства на запад императорской семьи во главе с Цыси. Теперь же эти руины специально держат в таком разобранном виде, постоянно демонстрируя таким образом варварство агрессоров. Спрашивается, почему же до сих пор этот дворец не реставрирован, как это делается во всех государствах после разных еще более жестоких войн? Да потому, что постройки дворца Юаньминьюань по сути не являются никакими историческими ценностями, поскольку были возведены в девятнадцатом веке иностранными строителями-халтурщиками, как бы их назвали сейчас, по какому-то очень дешевому проекту. Достаточно взглянуть на восстановленные макеты этих зданий, чтобы понять, что они выглядят на уровне дешевых помещичьих построек в России XVIII -XIX столетий, что тогда говорить о европейских замках более ранних времен, тем более императорских дворцах. Кажется, это понимают сами китайские архитекторы, поэтому собственно и не поднимают вопроса о реставрации, как обычно делают в цивилизованных странах по отношению к разрушенным по разным причинам постройкам, действительно имеющим историческую ценность. Китайцам выгоднее держать их разрушенными, для того чтобы устрашать своих же людей варварскими действиями «иностранных чертей». А вот о разрушениях исторических ценностей во время так называемой «культурной революции», как-то стыдливо умалчивают.

Но мы с ребятами так и не успели дойти в тот день до этих развалин, потому что зацепились за относительно неплохое озеро, по которому решили в этот знойный день покататься на лодках. Мы взяли напрокат две лодки и уплыли далеко на середину озера. Потом решили высадиться на остров, расположенный в центре. Получилось так, что причалили мы уже с обратной, то есть невидимой с лодочной станции стороны острова. Солнце пекло нещадно, поэтому мы разделись до плавок. А потом я не выдержал:

– А почему бы нам не выкупаться?

– Здесь нельзя купаться.

– А почему? Есть вода, погода жаркая…

– Но там, на берегу, есть таблички, на которых написано, что купание в озере запрещено.

– Ну, вы как хотите, а я пошел купаться. А если будут ругаться, то я скажу, что я иностранец и этих табличек не видел и не понял, что там написано.

Заплывы в одном из озер парка Юаньминюань

Фото из личного архива автора

Ребята засмеялись. А я действительно, тихонько опустившись из одной лодки в воду, стал плавать неподалеку, стараясь не высовываться из-за своего острова. Мальчишки немного подождали, а потом один за другим последовали за мной. Никто и ничего не мешало нам наслаждаться.

Более того, вскоре показались и другие лодки, в которых сидели незнакомые девушки в купальниках. Увидев нас, они решили устранить такую несправедливость и тоже попрыгали в воду. Так мы развлекались больше часа. Потом я залез в лодку и почувствовал, что у меня почему-то остро чешется нога в области колена. Я сунулся туда и увидел жирную пиявку, присосавшуюся у меня под коленкой. В детстве мне приходилось иметь дело с этими, в общем-то безобидными тварями, поэтому и тут я не сильно испугался. Попросил у курящих ребят спички, и слегка подогрел мою невольную любовницу. Это ей не понравилось, она быстро отцепилась, и я выбросил ее за борт. Ранка осталась, но я про нее тут же забыл.

Зато она напомнила мне о себе уже на следующий день, когда у меня поднялась температура, а область ранки воспалилась. Стало понятно, что в ранку внесена инфекция. Я срочно поехал в институт языков к Наташе, которая раньше, еще до поступления в институт, какое-то время работала медсестрой, и у которой с собой был полный набор разных лекарств. Она сделала мне укол, и после этого моя нога постепенно вылечилась. Оказывается, правы были таблички, предупреждавшие о невозможности купаться в открытых китайских водоемах. А я со своим русским менталитетом: «Если нельзя, но очень хочется, то можно» – сам пал жертвой этого менталитета. Хорошо хоть ничего не случилось с моими студентами, а то пришлось бы отвечать и за них.

21. Взаимонепонимание

И совсем иначе складывались отношения со своими учениками у Нелли Абдуллаевны, хотя их уровень был выше, потому что они были магистрантами. Они никогда не приходили к ней в гости, и она сама не очень жаждала встреч с ними помимо официальных занятий, на которых она прочитывала полагавшийся им по плану курс русской литературы. Как-то получилось так, что с какого-то времени кое-кто из ее учеников, познакомившись со мной через Ксению, помощницу Нелли Абдуллаевны, по некоторым непонятным вопросам стали обращаться даже ко мне.

В большинстве своем русские преподаватели и специалисты, приезжающие в Китай на работу, китайским языком не владеют, поэтому с техническими специалистами работают специально приставленные к ним переводчики, а на факультетах иностранных языков в учебных заведениях, куда приезжают преподаватели русского языка, которых здесь даже при обращении тоже называют устаревшим словом времен социалистического строительства «иностранный специалист», выделяют неофициального «куратора» из числа молодых преподавателей или магистрантов. Но и в том, и в другом случае у русского специалиста амбиции остаются русскими, поэтому он, как правило, считает, что все, что он говорит, всем окружающим понятно так же, как если бы он разговаривал с русскими. До многих из них не доходит, что это все-таки иностранцы, которые хоть и могут немного пользоваться русским языком, но чужой язык для них все равно «вещь в себе», и очень часто приставленные к ним китайцы ухватывают лишь общий смысл, не вникая в тонкости. Иногда это происходит по недостатку знаний, иногда просто по нежеланию разбираться. Но чаще всего при этом китайцы, не желая «потерять лицо», обязательно кивают головой. Это нужно знать, соответственно настраиваться и делать поправку.

Но Нелли Абдуллаевна не вдавалась в такие тонкости. К концу года русский профессор вообще стала понемногу готовиться к отъезду, ездить на рынки, чтобы приобрести понравившиеся ей вещи. Потом стала складывать их в коробки, поскольку затребовала в университете и оплату багажа, который она собиралась взять с собой, помимо своих чемоданов. Все это время Ксюша активно помогала ей. Умная девушка неплохо знала русский язык, потому что до этого уже окончила курс обучения на факультете русского языка и литературы в Народном университете Китая, а потом поступила в магистратуру престижного Пекинского университета. Тут следует отметить, что Народный университет Китая является третьим по значению государственным университетом общего профиля в Китае, и совсем не означает, что это какой-то народный по сути, то есть типа наших вечерних школ или курсов по разным специальностям для населения.

Однажды Нелле Абдуллаевне понадобилось отвезти какие-то документы в российское посольство. Самой ехать, видимо, было лень, ведь посольство находится на другом конце города, да и трудно ехать на общественном транспорте без переводчика, поэтому она решила отправить с поручением свою магистрантку, которая была приставлена к ней факультетом для оказания помощи в бытовых вопросах или в качестве переводчика, когда это бывало необходимо, но уж во всяком случае не в качестве слуги или девочки на побегушках. Но для нашей матроны такие вещи были непостижимы, поэтому она обращалась к ее помощи чуть ли не каждый день, потому что жизненные вопросы возникают постоянно. Надо сказать, что девушка всячески старалась помочь, не взирая на свое собственное время, да и не только по служебной обязанности: иногда это было полезно ей самой для развития навыков устной разговорной речи.

Перед тем как отправить ее в этот злополучный раз, Нелли Абдуллаевна долго объясняла девушке, куда надо поехать, кто и где ее будет ждать и что нужно передать. Эти вопросы не составили большого труда для добросовестной, смышленой ученицы. И хотя время для нее всегда было очень дорого, занятий у них было много, она, улыбаясь, кивала головой.

Преподавательница была тронута такой готовностью и решила как-то сгладить свой не совсем благовидный поступок. Она сказала своей ученице, что та может воспользоваться для поездки маршрутным такси, расходы на которое она потом оплатит. Еще более довольная Ксения опять улыбнулась и кивнула головой, забрала пакет и быстренько убежала, надеясь еще успеть по возвращении заняться домашним заданием.

Действительно, она чрезвычайно быстро выполнила поручение и довольная, и счастливая возвратилась к русской преподавательнице доложить о выполнении и, предъявив к оплате счета, которые выдаются при поездке на такси, ожидала возмещения потраченных денег. Нелли Абдуллаевна с удивлением посмотрела на счета и побагровела:

– Ты ездила на такси?

– Да. Вы же сказали мне, что можно воспользоваться такси, – девушка с удовольствием повторила новое для нее слово «воспользоваться», довольная тем, что она сама поняла его значение, потому что в такой форме она раньше еще не встречала глагол «пользоваться». Она ясными глазами смотрела на свою преподавательницу.

– Но я говорила «на маршрутном такси».. – Нелли Абдуллаевна поджала губы и, резко повернувшись, пошла в комнату. Она принесла кошелек, молча отсчитала деньги, молча протянула их растерявшейся девушке.

Ксения уже поняла, что она сделала какую-то ошибку, но не могла понять какую. Ее улыбка, на какое-то время державшаяся на лице, постепенно погасла. Она взяла деньги и, быстро попрощавшись, ушла.

Но негодованию Нелли Абдуллаевны не было предела.

«Негодяйка! – мысленно ругала она девушку, – если не хотела ехать, так уже лучше бы отказалась. Ничего нельзя попросить… Какие они все хитрые! А какое впечатление кроткой послушности демонстрировала?!… Ну, подожди ж ты!..»

И она бросилась к телефону. Рассерженная женщина позвонила бывшему декану факультета, с которым была хорошо знакома, по личному приглашению которого она и приехала в Китай. Она долго с возмущением рассказывала ему об этом происшествии, обвинив магистрантку во всех смертных грехах. Ее друг, хоть и был когда-то деканом факультета русского языка, а сейчас возглавлял Ассоциацию русского языка в Китае, русский язык знал все-таки еще хуже этой магистрантки, поэтому он понял только то, что магистрантка сильно обидела русского специалиста, и пообещал, что он возместит понесенные убытки, что действительно и сделал, проведя чеки такси через финансовую часть факультета. Убытки скаредной русско-татарской матроны в размере трех десятков юаней были возмещены.

Но ведь это Китай, поэтому события так просто не закончились. На факультете на «развратившуюся, обуржуазившуюся» магистрантку спустили всех собак. Разразился серьезный скандал, ведь появилась возможность использовать этот случай, как воспитательный момент. После того, как я объяснил Нелли Абдуллаевне весь парадокс этой ситуации, она сама уже была не рада тому, что сгоряча натворила. Она даже попыталась опять поговорить со своим китайским другом, но все уже было бесполезно. Делу уже был дан ход…

К несчастью, девушка оказалась к тому времени еще и кандидатом в члены партии. Ее поведение стало предметом разбора на партийном собрании, на котором бедного ребенка обвинили в попытках вести буржуазный образ жизни. Декан факультета в качестве аргумента привел пример того, что он каждый день приезжает на работу на велосипеде. Было бы неплохо, если бы он при этом еще и подчеркнул, что он приезжает на работу в «буржуазном» «западном костюме», как до сих пор называют в Китае костюмы европейского покроя, и … в кроссовках, как доказательство своей демократичности, а не отсутствие элементарного вкуса и порядочности. В конечном итоге девушке отказали в приеме в партию, а мы прекрасно понимаем, что это означает для карьеры начинающего работника, и заставили извиниться перед русским специалистом.

Рассказывая об этом мне, Ксения рыдала. Мне было очень жаль ее. Я понимал, что она искренне старалась лучше выполнить поручение, что ее вина заключалась лишь в языковой ошибке и в некоторой самонадеянности, что старшие товарищи, знавшие русский язык лучше, чем она, должны были понять и простить.

Дело всего лишь было в том, что словосочетание «маршрутное такси», которое используется в России, в Китае называется не такси, а «микроавтобус».

Сколько же вообще ошибок делается во время общения русских с китайцами не только из-за непонимания культурных особенностей каждой страны, но и из-за ошибок горе-переводчиков. И эти ошибки могут привести не только к такому вот недопониманию на низком уровне общения. Ведь если ошибки делаются на переговорах более высокого уровня, то это может привести к еще более серьезным последствиям.

Чуть позднее Ксения рассказала обо мне, моей работе и моих отношениях с обучаемыми руководителям факультета русского языка Народного университета, который она до этого окончила, что имело большое значение для приглашения работать в этот университет, но в этом году такой возможности у них уже не было. Декан факультета согласился рассмотреть мою кандидатуру только на следующий год.

22. Долгожданный успех.

Однажды уже в конце июня я должен был встретить одного своего клиента, который ехал на поезде. На вокзал на этот раз я приехал чуть раньше, стараясь не обидеть человека, но торопился напрасно, потому что поезд, шедший через Монголию, опаздывал на неопределенное количество времени, о котором невозможно было узнать даже в дурной, совершенно беспорядочной справочной службе китайского вокзала, где не было ни табло убытия и прибытия, ни даже расписания.

Когда я толкался у справочной, то заметил здоровенного мужичину явно русской наружности, который тоже что-то пытался выяснить, но поскольку, видимо, не знал языка, то оказался в затруднительном положении. Он несколько раз подходил к дежурной, что-то спрашивал, но его не понимали, поэтому он сердился, отходил, обращался к кому-то другому с тем же результатом. Пришлось прийти к нему на помощь:

– Добрый день! Вам помочь? Вы что-то хотите узнать?

Он какой-то момент ошалело смотрел на меня, а потом высказал сначала то, что было у него в этот момент на уме:

– Да вот, зараза, ни русского, ни английского не понимают!

– «Действительно, какие негодяи! В своей стране почему-то разговаривают на родном языке», – с иронией подумал я про себя.

Но мой собеседник уже обратился ко мне более спокойно:

– А вы знаете китайский?

– Знаю. Что вы хотели выяснить?

– Мои друзья должны приехать из Шанхая, поезд уже должен быть, но их почему-то нет.

– Хорошо, я сейчас узнаю. Давайте номер вашего поезда.

Я подошел к той же дежурной и стал выяснять, куда подевался этот поезд. Оказалось, что его поезд тоже еще не пришел. Время еще оставалось, и мы познакомились. Владимир Степанович оказался представителем российского «Текстильмаша» при российском торгпредстве. Это был до нельзя русский мужик, простым характером и манерами сильно похожий на моего зятя. Было очень жарко, пот с него катил градом, поэтому он тут же купил в ларьке по бутылке холодного пива.

За то время, пока мы, стоя в сторонке, ожидали свои поезда, уговорили с ним по два «огнетушителя» пива на глазах уизумленной китайской толпы, и он, узнав, что я преподаватель вуза, успел мне поведать о всех делах своей фирмы, своей семьи, живущей где-то на Урале, своей учебы в Свердловске и т. д. Короче говоря, человек нашел в трудную минуту хорошего слушателя-собеседника. Узнав немного и обо мне, он искренне удивился, что я со знанием китайского языка не могу найти здесь работу, и пообещал что-нибудь выяснить. И хоть к этому времени я уже был сыт разными обещаниями по самое горло, мне почему-то было приятно услышать от него такое обещание. Записав телефоны, мы вскоре разошлись по своим платформам.

Для меня совершенно неожиданным стало то, что Владимир Степанович не только не забыл о нашей встрече, но и очень скоро нарисовался вновь.

– Анатолий Степанович, я рассказал о ваших проблемах своему знакомому, господину Чжану. Он должен на днях позвонить вам и помочь вам в решении ваших вопросов.

– Спасибо, Владимир Степаныч, буду ждать.

Действительно, очень скоро до меня дозвонился некий Женя Чжан, немного говоривший на русском языке, который назначил мне встречу. Мы встретились, и я в очередной раз поведал человеку о желании найти преподавательскую работу в Китае, но рассказал и обо всех неудачах, связанных с этими делами. Судя по всему, этот Чжан имел какие-то серьезные дела с моим Степанычем, потому что взялся за дело очень активно. После первой встречи, уже в начале июля, совсем в критическое для меня время мы вместе с ним посетили один из отделов Комитета по делам иностранных специалистов в Китае, который специально занимается подбором за рубежом специалистов нужных профилей для страны. Но места для преподавателя русского языка, как и следовало ожидать, не обнаружили, потому что время уже прошло. Хотя работница, которую Чжан попросил помочь мне, пообещала посодействовать в этом вопросе. Но я уже никому не верил, потому что обещаний слышал уже очень много.

Я, что называется, уже собирал чемоданы, с тоской разглядывая некоторые места Пекина, к которым очень привык и которых мне, судя по всему, уже больше не предстояло увидеть. Не знаю почему, но мне просто жутко не хотелось уезжать отсюда, причем в этой страсти было не только желание продолжить знакомство со страной, не только желание лучше познать язык, не только желание добиться цели, к которой страстно стремился, не только желание получать более достойную зарплату, не только ощущение свободы, которую чувствовал почти весь период пребывания, а что-то еще более существенное, что было даже трудно объяснить. Я просто физически ощущал, что должен остаться здесь еще на какое-то время. А время шло, и мои надежды убывали вместе с этим временем.

На месте посвящения в монахи в одном из монастырей

Фото из личного архива автора

Приобретя билет на обратный путь, я успел уже сдать багаж, и вдруг за три дня до отъезда, когда никаких надежд, казалось, уже не оставалось, меня позвали к телефону, и работница Комитета по делам иностранных специалистов пригласила меня к себе. Можно себе представить на какой скорости, которую можно было только выжать из моего двухколесного транспортного средства, я мчался на эту встречу, сметая на своем пути всех нерасторопных китайцев, мешавших мне торопиться.

Во время встречи женщина сообщила мне, что есть два варианта работы преподавателя: один на севере, другой в провинции Шаньдун. В принципе на любой из них я бы согласился, но она настаивала именно на Нефтяном университете, который находится Шаньдуне, потому что там была выше зарплата. Времени на раздумья у меня уже не оставалось, советоваться тоже было не с кем, поэтому я согласился с ее предложением. Мы с ней сразу же отправили мои данные в этот университет, поскольку мне еще до отъезда необходимо было получить официальное приглашение для оформления рабочей визы в Киеве. Такое приглашение, а вернее, только факсовую копию его и копию договора я получил уже в последний день перед самым отъездом.

Что называется, наконец-то сбылась мечта идиота! Я возвращался назад не только с некоторым количеством заработанных денег, с большим количеством необходимых вещей и подарков, но и с перспективами на дальнейшую хорошую работу. Как тут было не радоваться? Это было неплохой наградой за все тяготы и лишения, за всю жару и другие мучения, за все предательства и издевательства, а главное, было хорошей базой для самоутверждения в той непростой обстановке, которая по-прежнему царила в своей стране.

В конце месяца мои студенты написали экзаменационную работу, оценить которую мне было очень трудно. Мы с их руководителем профессором Пань Хун решили оценивать ее просто методом зачета, который за старание получили почти все, во всяком случае, все те, кто хоть что-то написал, а не сдал чистый лист.

Подводя итоги, я сказал:

– Мне было очень интересно с вами работать, но за эти 17 занятий мы только-только успели немного познакомиться. Научиться же за это короткое время русскому языку, тем более научиться писать какие-то работы невозможно, поэтому я даже немного не удовлетворен своей работой. Вижу, что и некоторые из вас тоже немного разочарованы, надеялись на большее. Кое-кто даже указывал, что методика китайских преподавателей им нравится больше. Я понимаю, что вам трудно понять мою речь на русском языке, а речь китайских преподавателей на китайском для вас является родной. Своей целью я ставил исправление ошибок в русском языке, которые вы делаете, несмотря на работу даже своих китайских преподавателей. Наша задача состояла в том, чтобы не говорить О (!) русском языке, а пытаться им пользоваться.

Руководство факультета на прощание устроило посиделки явно по инициативе профессора Пань Хун, но хорошего разговора не получилось: все понимали, что я обижен на них за то, что они отказались приглашать меня в свой университет. Перед отъездом у меня побывали все знакомые мне люди: профессора Ли Миньбин и Ли Цзышен, магистрантка Ксения, ее подруга Вера. Приходили попрощаться.

Но приятнее всех удивил один из дежурных в нашем общежитии для иностранцев, с которым мы даже не были знакомы. Этот пожилой человек, как правило здесь работают вышедшие на пенсию преподаватели, вдруг стал выяснять, когда я еду, приеду ли еще и пожелал мне возвратиться, высказываясь весьма тепло в мой адрес. Это меня немного растрогало. Все-таки люди видят многое со стороны, чего мы сами порой не замечаем. Ведь дежурные не могли не видеть, что я не дебоширил и не пьянствовал, что ко мне постоянно приходили и разыскивали меня китайцы разных возрастов, и молодые, и старые, которым я был зачем-то нужен, и что я общался с ними по-доброму.

Наступило время прощания и в нашей лавке на рынке. Мои молодые друзья были очень расстроены, во-первых, потому что за эти полгода они очень привязались ко мне, а во-вторых, они оставались без нужного им переводчика, которого еще предстояло где-то найти. Они пригласили меня на прощальный ужин и даже хотели прийти проводить меня на вокзал.

Глядя на то, как наши «челноки» активно закупают их кофты, я тоже решил приобрести такие кофты в качестве подарков для своих родственниц. Эти кофты обладали большими преимуществами перед другими подарками, поскольку их размеры подходили на любой рост и объем как груди, так и всего прочего. Они вполне отвечали вкусам любой самой прихотливой модницы. В их неплохом качестве за это время я успел убедиться даже сам, поскольку всю зиму носил на работу для сугрева мужской вариант кофты из такого же материала, и главное, весили они совсем немного, а именно вес был для меня большой проблемой. Собираясь уходить, я обратился к господину Ляну, который в это время остался старшим:

– Я хочу купить у вас несколько кофт в качестве подарков для своих родственниц.

– Конечно, выбирайте любые.

Я отобрал из коробок разные кофты, которые по моему разумению подходили разным женщинам моей семьи, и достал кошелек для того, чтобы рассчитаться.

– Что вы, что вы? – возмутился Лян, отталкивая мои деньги. – Это наш подарок вашим родным.

– Нет, нет! Я хочу купить, – пытался возражать я.

– Берите, берите, не стесняйтесь. У нас есть обычай, отправлять подарки родным того друга, который уезжает.

Молодой рабочий Алун, с которым у меня сложились особенно хорошие отношения, молча складывая отобранные мною кофты, в этот момент стал незаметно оттирать меня от хозяина, тем самым как бы стараясь прекратить наш ненужный спор и не дать мне расплатиться. Немного поломавшись, я все-таки вынужден был взять эти кофты в качестве подарка. Надо признать, что особенно уязвленным при этом я себя совсем не чувствовал, потому что понимал, что какой-то дополнительный доход я им все-таки приносил.

Приезжать с пустыми руками без подарков для многочисленных родственников и друзей я, естественно, не мог, а взять все, что я закупил, с собой в вагон тоже не мог, вес явно превышал установленные пределы. Естественно, в первую очередь надо было подобрать подарки для своей семьи и близких родственников, но нельзя было оставить без подарков и ректорат, отдел кадров, работников отдела по иностранным делам, моих киевских студентов, соседей, учительниц моих детей. Вот только небольшой перечень вещей, которые я закупал: джинсы, кожаные куртки, вазы, жемчуг, перчатки, обувь, халаты шелковые, чай, свитера, кофты, пуховик, ночнушки, белье, ремни. Среди них выделялись сувениры: вазы деревянные, покрытые лаком, фигурки из нефрита, двусторонняя вышивка, шары с внутренней вырезкой, колокольчики, зажигалки, табакерки.

На Пекинском вокзале перед посадкой единственного международного поезда Пекин-Москва, у пассажиров не только проверяют билеты при выходе на платформу, но у дверей стоят большие весы-ваги, на которых скрупулезно проверяют, как при регистрации в аэропорту, вес всего багажа пассажира, вес которого показался явно превышенным. Я уже не раз отправлял на Родину своих друзей и знакомых, поэтому хорошо знал эту мерзкую процедуру, во время которой китайские чиновницы стояли насмерть, как сибиряки под Москвой: «Ни шагу назад!». Плата за килограмм перевеса была значительной, как штраф. Но и я был не лыком шит, и предыдущие провожания тоже принесли мне некоторый опыт. Совсем наглеть я не собирался, поэтому, сначала собрав наиболее тяжелые вещи, такие как книги, небьющиеся подарки и часть своей одежды, чуть раньше упаковал их и отправил багажом, следующим с этим же поездом. Все остальное уложил таким образом, чтобы в чемодане и в сумке оказались наиболее легкие вещи, которые, увы, тоже потянули за разрешенные тридцать килограммов, а вещи потяжелее, а тем более бьющиеся хрупкие китайские вазочки из тончайшего фарфора сложил в два рюкзачка, свой и тот, который купил для дочки.

Провожать меня на вокзал поехала группа студенток, с которыми мы чаще других ездили на разные экскурсии и с которыми у меня сложились лучшие отношения. Мы приехали на вокзал чуть раньше посадки. Я купил им перронные билеты, чтобы они тоже могли пройти к поезду. На наиболее крепких из них я надел свои вещмешки, в их студенческие вещмешки сложил продукты, которые тоже входили бы в вес, и отправился на посадку уже тогда, когда до отправления поезда оставалось минут десять, что по китайским меркам было очень напряженно, и мои провожающие за это время совсем изволновались.

Подбежав в ускоренном аллюре к выше обозначенным весам, я успел только взвесить чемодан и сумку, которые держал в руках, а потом мои подопечные, закричав на проверяющих женщин, что их любимый учитель может опоздать на поезд, бросились всей толпой к моему вагону, где и оставили весь дополнительный груз из своих рюкзаков. Мы успели еще выйти на платформу. Девочки откровенно плакали, но я успокаивал их тем, что все-таки вернусь в Китай, пусть даже не к ним в университет, но мы обязательно встретимся.

Выпускная фотография моих студентов Пекинского университета

Фото из личного архива автора

И мы действительно встретились уже в следующем году, когда ребята к удивлению, а может быть и к недовольству своего начальства пригласили меня, уже работавшего в другом университете, на общее фотографирование по случаю их выпуска.

23. Возвращение в «свободную», «демократическую» Россию.

На этом можно было бы и закончить свои «Китайские записки», но как обойтись хоть без короткого описания обратного пути.

В последние дни я спал не более трех часов в сутки, поэтому, казалось, высплюсь во время пути. Однако уже первой же ночью проснулся от того, что что-то мешает. На сердце было очень тяжело! Накатила жуткая тоска, как будто оставил что-то очень близкое. Даже комок подступал к горлу. Помню с каким настороженным интересом я ехал по этой же дороге 10 месяцев назад, и какими близкими мне стали за этот неполный год и эти чумазые лица, и эти пейзажи, и селения со всеми их особенностями.

Девочки снабдили меня пропитанием на всю дорогу. Особенно я был благодарен Пэй Вэй, с которой сдружились в последнее время, и которая помогала мне дозвониться до университета, куда мне предстоит поехать работать, организовала ребят, для того чтобы помогли мне отправить багаж, потом именно по ее просьбе, как я понимаю, все девочки ее комнаты поехали меня провожать и помогали нести тяжелые вещи. Как мужественно она терпела прощание и лишь в конце не выдержала и заплакала. Она, кажется, поняла, что мы уже никогда не будем почти постоянно рядом, как это было в последние два с половиной месяца.

Никаких особых отношений с этой девушкой не было, но, возможно, в силу своего и моего одиночества, она всякий свободный час или несколько часов, старалась найти меня и в силу своей привычки китайской женщины проявить заботу о понравившемся ей человеку старалась всячески помочь. Причем делала она это совершенно бескорыстно, не только не требуя ничего взамен, но даже искренне отказываясь от моих скромных предложений угостить ее чем-то: конфетами, мороженым или фруктами.

Всплывали разные воспоминания и не давала покоя мысль о том, что, к сожалению, «нельзя дважды войти в одну и ту же реку». Эти десять месяцев были настолько интенсивными и насыщенными, оставили так много впечатлений, что, казалось, я прожил еще одну жизнь. Я понимал, что даже возвращение сюда через месяц не даст мне всего того, что я уже пережил за этот год. А наличие жены и дочки может повернуть эту жизнь совсем в иную плоскость. Я опасался, что им будет мало интересно, они начнут скучать, будут переживать за оставленных дома еще не таких уж и взрослых сыновей. С трудом поймут китайское окружение, если вообще захотят понять и принять его. И тогда из хорошего дела может получиться «пшик».

Во время пути еще по Китаю отметил для себя еще одно уникальное явление. Рядом с каким-то поселком неожиданно открылся небольшой пруд. Погода была по-летнему жаркой. И в этом пруду десяток-полтора русалок разных возрастов в натуральном виде прародительницы Евы принимали водные процедуры. При приближении поезда некоторые из них присели в воду, некоторые так и остались сверкать белизной незагорелых мест. Похоже на банные процедуры. Опять же, что естественно, то не позорно.

На пограничную станцию Маньчжурия поезд из Пекина приходит рано утром. В купе вошла китайская таможенница и поинтересовалась, нет ли наркотиков. Интересно, на какой ответ она рассчитывала от тех, кто действительно вез бы наркотики. Очень удивилась тому, что я стал разговаривать на китайском языке. Попросила снять чемодан, взяла удостоверение об окончании стажировки. Спросила, что в чемодане, и сама же ответила, что там одежда, которую увидела сверху. На том и удалилась.

Затем вошла симпатичная пограничница, попросила предъявить паспорт и цзюйлючжэн (документ, дающий право на временное проживание в Китае). Поскольку на выезде цзюйлючжэн забирают, то передавая ей документы, я заметил, что намерен через месяц приехать назад.

– У меня есть приглашение на работу. Нужно ли будет продлевать цзюйлючжэн?

– Хорошо, я узнаю у начальника, – ответила мне пограничница и вышла из купе.

Разрешение на временное проживание в КНР в 90-е годы

Фото из личного архива автора

Немного позже она же вернула мне паспорт вместе с цзюйлючжэном.

Все пассажиры отправились сметать товары с полок китайского магазина. После этого поезд медленно двинулся к большой арке, на которой все еще красовалась надпись «СССР». Рядом с поездом летела птица-нарушительница. «Хорошо птице – не знает границы!» – подумал я. – «Она может совершенно свободно, беспошлинно и беспаш-шпортно летать и туда, и сюда».

В Забайкальске включил приемник и.. услышал: «Две странницы вечных – любовь и разлука – проходят сквозь сердце мое…» Фраза, которая уже несколько дней вертелась в моем мозгу и не давала мне покоя. Странно, но я совершенно не испытывал радости от возвращения на Родину.

На каждой остановке проводницы, две гнусные толстые бабы, иначе их называть было трудно, вели торговлю прямо из тамбура. При этом даже выражали недовольство своими пассажирами, перед станцией активно выгоняя пассажиров: «Быстрее выходите, не мешайте работать!» Похоже на то, что именно торговля была их основной работой и основным заработком. Поезд из-за этой торговли с трудом отходил от станций, иногда они даже срывали стоп-краны, потому что не успевали рассчитаться со своими покупателями или пассажиры не успевали забежать в вагон.

Транспортная милиция, проходя по вагонам, останавливалась около купе, где ехали китайцы, с одним вопросом: «Что везете, что есть?» Подразумевалось, покажите и подарите, иначе мы будем долго проверять и обязательно найдем какие-то мифические нарушения. С такими же вопросами проходили и ревизоры. Цирк! Но наблюдать этот цирк было очень стыдно.

Лица нетрезвой наружности, от вида которых уже достаточно отвык за этот год, вскоре стали появляться не только на перронах первых российских станций, но и в самом поезде, ведь в России этот поезд не считается международным, и в него сажают любых пассажиров, как в обычный проходящий состав.

Другим знаковым событием стало то, что при проезде последних перед Москвой станций поезд неожиданно для всех вдруг подвергся санитарной обработке. Проводники стали поспешно наводить порядок в вагонах, протирать пыль, протирать стекла, мыть туалеты. На одной из станций весь поезд сверху быстро облили водой и стали старательно мыть щетками не только проводницы, но и специально присланные для этого рабочие станции. Пассажирам трудно было понять столь трогательную заботу об этом составе.

И только по прибытии в Москву, когда мы увидели огромные толпы встречающих и целый митинг, срочно организованный на перроне Ярославского вокзала, мы узнали причины всей этой суеты. Оказалось, что к этому поезду в Чите был прицеплен спецвагон, в котором по-буржуйски отдельно от всех следовал «великий русский писатель современности», «совесть России», как долго величали А.Солженицына. А встречать его лично приезжал другой «гигант мысли и великих разрушающих дел», Президент России, гарант, так и оставшийся в душе простым пьяницей-прорабом с рядовой свердловской стройки.

Меня же встречал мой родной брат, оставшийся в результате «великих» капиталистических преобразований в стране безработным, которого я перед отправлением из Пекина успел предупредить о своем возвращении и просил помочь мне перебраться с вещами на другой вокзал для пересадки. Но мы оба наверняка были намного более счастливы от нашей встречи, чем те двое «великих», никогда не знавшие и вряд ли всерьез уважавшие друг друга.

Забрав мои вещи, мы с братом отправились к знакомым переночевать, поскольку мой багаж, пришедший с этим же поездом, как мне объяснили, можно было получить только на следующий день. Вечером, за ужином мы с братом приняли на грудь энную толику граммов настоящей русской водки, и я еще долго рассказывал ему о своих приключениях в Поднебесной.

На следующее утро мы отправились в таможенное отделение того же вокзала, чтобы получить свой багаж. Но не тут-то было. Толстомордый таможенник, скрывавшийся за большим стеклом своего дежурного отделения, едва глянув на накладную, которую я передал ему в крошечное окошко, заявил:

– Ваш багаж еще не поступил.

– А когда он поступит, ведь мне еще нужно ехать дальше.

Это было моей большой ошибкой. Я дал понять этому чиновнику, что тороплюсь, и теперь был у них на крючке. Но понял это я слишком поздно, потому что по-прежнему пребывал в состоянии эйфории от возвращения. Сильная нервотрепка до отъезда, жара, долгая дорога, ночи недосыпания, похмелье от вчерашней встречи не позволяли мне разумно проанализировать обстановку. Поэтому я спокойно отошел от окошка и стал ждать, продолжая рассказывать брату о наиболее выдающихся событиях своей китайской жизни.

Время от времени я подходил к окошку, для того чтобы услышать в очередной раз все одну и ту же фразу. Мне бы, дураку, сразу же спросить, сколько вам надо за то, чтобы я мог получить свой багаж, не превышающий таможенных норм и не содержащий запрещенных предметов. Но я все еще был советским человеком, который приехал на Родину, был среди своих, разговаривал на родном русском языке, поэтому мне даже и в голову не могла прийти мысль, что все это делается нарочно.

Первую половину дня мы даже и не заметили, считая все обычным русским головотяпством с доставкой грузов из одного склада на другой. «На-ив-ны-е!», – как охарактеризовал бы наши действия сатирик Задорнов.

В обед мы перекусили в «капиталистической» России какими-то драными бутербродами из станционного буфета по бешенным ценам и.. стали продолжать ждать. Только через некоторое время я начал нервничать, вспомнив вдруг, что сегодня пятница, и если мой багаж не придет сегодня, то я смогу его получить только в понедельник, что в мои расчёты ни коим образом не входило. Я стал раз за разом теребить таможенника, переходя уже на раздраженный тон, но над ним не висел дамоклов меч отправления другого поезда совсем с другого вокзала, сидел он, надежно укрытый за толстым стеклом, как крокодил в пекинском зоопарке, поэтому никак на мои раздражения не реагировал.

И только около пяти часов вечера, когда я уже весь изнервничался, а таможенник понял, что с этого придурка ничего не возьмешь, он позволил мне пройти на склад, для того чтобы найти свой багаж.

Мой багаж стоял буквально у двери склада, поэтому искать его не пришлось, но был он каким-то потрепанным, а мешок, в который он был тщательно упакован в Пекине, был разорван по шву. Выяснять все эти явные нарушения доставки багажа, ведь даже проверку вещей таможенники обязаны были делать в моем присутствии, у меня уже не было ни времени, ни желания. А расчёт таможенников как раз к этому и сводился. Быстро расписавшись за получение, я схватил свой мешок и выбежал искать такси, чтобы добраться до Киевского вокзала.

Это в «свободной, демократической» России тоже оказалось непростым делом, так как советских такси со счетчиком давно уже не было. А с шабашниками договариваться было почти невозможно, особенно в пределах привокзального района. С трудом удалось договориться по цене, устроившей обе стороны. Но это было намного дороже, чем та колымага, которая везла нас на китайском острове Хайнань.

Приехав на Киевский вокзал, я стал, наконец, разбираться со своим многострадальным багажом и, конечно же, не досчитался многих предметов, с таким трудом найденных и закупленных в Китае. Все было понятно: каждый из таможенников, а может быть и рабочих, взяли оттуда по сувенирчику. Просто так. На память. Но и мне в памяти сделали зарубку на всю оставшуюся жизнь. Хотя кто знает, сколько той жизни у тебя остается.

Отделив брату часть тех подарков, которые предназначались моим российским родственникам, я переложил вещи, отправлявшиеся со мной в Киев. Брат посадил меня на поезд и уехал на свой вокзал, чтобы тоже ехать домой.

Ночью в вагоне мне стало плохо. Скорый поезд, на котором я ехал, делал остановку только в Брянске, где новоявленного «доктора Живаго» и высадили подоспевшие к поезду врачи, которые в станционном медпункте сразу же сделали мне укол. До состояния, в котором оказался известный «Господин из Сан-Франциско», дело, к счастью, на этот раз не дошло…

                              (Москва – Пекин – Москва. 1993-1994 гг)

Вместо послесловия

«Не понимаю, почему тот веселый, полный

надежд профессор вдруг готов разрыдаться…»

Из отзывов читателей

Уважаемый читатель, в этой книге описан лишь один год из жизни бывшего советского человека, попавшего в неприятные 90-е годы после развала Советского Союза, когда каждому надо было элементарно выжить. Здесь уже с самого начала нет оптимиста с радужными надеждами, каким мог быть этот человек, если бы он поехал в качестве представителя великой страны или богатого туриста. Тот юмор, который иногда звучит в некоторых местах, отнюдь не «веселые картинки», это в большей степени ирония, порой горькая, и над собой, и над другими, и над разными государствами. Смех сквозь слезы, если хотите.

Автор воздает всем сестрам по серьгам, именно то, что они заслужили, как на правое ухо за что-то положительное, так и на левое ухо за что-то не очень потребное в поведении представителей разных народов и государств. Это хоть и «Китайские записки», но не всегда о Китае, что вы, возможно, ожидали увидеть. Китай здесь является лишь фоном. Это описание реальных событий года жизни одного человека, разве что немного обработанное, некоторые события и факты отредактированы, некоторые убраны, некоторые добавлены, реальная жизнь выглядела бы немного страшнее и грязнее.

Этот человек, во-первых, только что перенес разгром своей горячо любимой страны, которой он отдал всю свою жизнь и все свои силы, но которая в этот момент стонала от издевательских экспериментов над ней, и которая в лице новоявленных правителей сначала бросила его за пределами своей Родины, а потом заставила унижаться за границей. Жителям России, иногда трудно понять большую трагедию миллионов русских людей, брошенных на произвол судьбы, которые в образовавшихся «банановых республиках» стали вдруг людьми второго сорта. Живут они там тоже по-разному даже в силу разных условий жизни, например, в Латвии и в Таджикистане или Киргизии, но рана в сердце осталась у всех. Это ведь тема уже совсем другой повести, но ее осколки все-таки разлетаются и в эти «Записки».

Во-вторых, этот человек хорошо знал, в какую страну он едет, и поэтому не питал каких-то радужных надежд даже в пути. Ему просто хотелось посмотреть воочию на народ, язык которого он не только учил, но и пытался учить других, познакомиться с их жизнью, чтобы понять, где же правда в описании этой страны и ее народа, которую дают СМИ и прочие источники, познакомиться вживую с нравами и обычаями, бытующими среди этих людей. Но помимо этого, ему надо было выжить в таких неожиданно создавшихся условиях и во вновь открывшихся обстоятельствах увидеть возможности поддержать свою семью.

Это записки одного из наших современников, живущего в эпоху перемен. Китайцы, когда хотят пожелать чего-то плохого, то как раз желают своему недругу: «Чтоб ты жил в эпоху перемен». Это записки человека, который за короткое время вынужден был многое испытать, претерпеть, переступить через какие-то принципы, научиться чему-то новому, но не предать главных идеалов, не сломаться, не спиться, не умереть, а добиться, хоть частично, своей цели.

Улица центральной части Пекина в 2000-е годы       

Учебники для китайских вузов, в создании которых автор принимал участие

Фото из личного архива автора

Описываемое время давно кануло в Лету. Автор этих записок, который считал, что за этот год прожил еще одну жизнь, немного ошибся, новая жизнь для него этим годом только-только начиналась. Потому что он остался в Китае на долгие 20 с лишним лет. Преподавал русский язык в разных университетах Китая. Большая часть времени работы пришлась на Нефтяной университет, на Народный университет Китая, на Пекинский педагогический университет и на Пекинский университет иностранных языков, за возможность работать в которых он весьма благодарен руководителям этих вузов и факультетов. За это время даже написал и издал несколько учебников.

Один из спортивных городков, построенных на средства подготовки к Олимпиаде

Фото из личного архива автора

Воочию видел все те грандиозные преобразования, которые происходили в этой стране в течение 20 лет. Вместе с китайским народом пережил смену четырех руководителей этой страны, похоронил двух из них, громогласно под бой барабанов и блеск фейерверков присоединил Гонконг и Макао, находившихся под арендной зависимостью от других государств; вместе с китайским народом торжественно отметил 50-летнюю и 60-летнюю годовщины КНР; помпезно вступил в новое тысячелетие; успешно провел Олимпиаду-2008; провел несколько съездов КПК и десятки сессий ВСНП; вместе с китайским правительством боролся с опасным для власти движением «фалуньгун», инспирированного заокеанскими «друзьями»; вместе с китайским народом мужественно победил «атипичную пневмонию» и многие другие напасти в виде почти ежегодных землетрясений, наводнений, обледенений и песчаных бурь; построил мощную ГЭС в районе Санься («Трех ущелий»); запустил в космос первого китайского тайконавта в национальном космическом корабле, а затем отправил туда и других тайконавтов в определенной последовательности, один раз даже вместе с женщиной, поэтому, конечно, видел активные преобразования в стране и в жизни людей. Эти изменения большей частью касаются экономики, а в быту, особенно в сознании китайского общества, эти изменения идут весьма спокойно, если не сказать, очень медленно, кое в чем китайцы вообще консервативны до безобразия, но власть не торопится гнать их в светлое будущее ни кнутом, ни пряником. Каждый на своем месте спокойно без митингов и лишней суеты занимается своим делом. Иногда «взбулькивают», но власти в этих ситуациях разумно принимают сторону народа, наказывая своих «буржуев» или чиновников, преступивших закон.

Университетский городок, где жил автор в первый год, претерпел большие изменения, само место далекой окраины университетских городков приблизилось к центру города за счет постоянно растущего города, а рынок Чжунгуаньцунь (деревня Чжунгуань), находившийся рядом с университетом стал главным центром торговли электроникой, известным во всем мире. В настоящее время уже даже разработана программа переноса некоторых университетов за город в новые университетские городки.

За это время был полностью перестроен и стал более-менее цивилизованным Пекинский вокзал, на который много лет назад приехал автор этих строк. Нигде не стало видно паровозов, так удививших его когда-то.

Внешний вид Пекинского вокзала       

Внутренний вид Южного вокзала Пекина

Фото из личного архива автора

На месте бывшего зачуханного Южного вокзала вырос новейший вокзал, от которого по всему Китаю в разных направлениях стали ходить высокоскоростные поезда повышенной комфортности. По всей стране были проложены скоростные платные автобаны, с разветвленными развязками, поскольку большинство обладателей велосипедов постепенно обзавелись автомобилями. Пользоваться микроавтобусами в виде маршрутных такси, которые представляли большую опасность для дорожного движения, правительство запретило, по льготным ценам предложив этим же хозяевам всех маршрутов полногабаритные автобусы, иногда даже с кондиционерами.

Город Пекин, готовясь к Олимпиаде, стал образцом чистоты и относительного культурного поведения китайского, конечно, масштаба. Русский рынок Ябаолу активно преуспевает и сейчас, но только от его бывших лавок, в которых когда-то работал автор этих строк, уже не осталось и следа, все торговцы, если их бизнес процветает, арендуют площади в больших современных зданиях. Русским коммерсантам уже нет необходимости приезжать за товаром лично, давно идут более-менее цивилизованные прямые поставки товаров по заказу непосредственно с фабрик.

Остров Хайнань получил статус провинции и особой экономической зоны, куда стали вкладывать деньги даже иностранные предприниматели, большей частью китайского происхождения. Южное побережье острова быстро обросло богатыми гостиничными комплексами рекреационного назначения. Город Санья превратился в центр международного туризма и отдыха китайских и, …в большинстве своем, российских трудящихся. Сюда приезжают не только жители российского Дальнего Востока и Сибири, но, бывает, и из европейской части страны.

Почти у всех русских, которые приезжают сейчас в Китай, поначалу бывает шок, потому что реальность сильно отличается от того представления, который годами создавался о Китае средствами массовой информации в нашей стране, а сейчас новые власти России просто боятся говорить правду, потому что сравнения явно не в нашу пользу. А уж разница с нашей страной в некоторых вопросах просто разительна. Проблем, конечно, в Китае хватает, уровень культуры большей части населения не высок, а потому и уровень жизни в среднем остается пока ниже, чем у нас, но спокойный и активный характер жизни в стране, где существует порядок, где каждый занимается своим делом, вызывает уважение.

Встречи со своими первыми студентами 2001 год             2008 год

2009 год                         2013 год

Фото из личного архива автора

Большинство моих учеников Пекинского университета не только переженились, обзавелись квартирами, машинами, но и заимели детей. С некоторыми из них удается поддерживать хорошие отношения. Время от времени они приглашают меня на свои встречи, с гордостью восхищаясь тем, что их русский преподаватель надолго задержался в их родном Китае и даже стал одним из ведущих иностранных артистов, работающих в китайском кинематографе, но об этом в последующих произведениях автора.

Богатеньких людей, которые постепенно растут из малого и среднего бизнеса, много, поэтому реального капитализма в якобы социалистическом Китае больше, чем в России с ее грабительским капитализмом, а вот о миллиардерах ничего не слышно, во всяком случае, они не высовываются. Ни в газетах, ни по телевидению о жителях их «Рублевок» никаких упоминаний почти нет. Может быть, как раз в этом собака и зарыта? Ведь награбленный капитал грабительски и используется. А государство, которому бизнесмены налоги платят, бдит за тем, чтобы его чиновники от этих налогов и получали, а не смотрели в карман предпринимателя. И это все при том, что нефтью и газом не богаты, но «делают ракеты, и перекрывают Ени…, тьфу ты, Янцзы, и даже в области балета…» скоро нам нос точно утрут (во всяком случае здесь найти стройненьких девочек для балета становится легче, чем у нас).

О чем, бишь, я? Об успехах Китая? Да нет же, о своей Родине душа болит.

Оглавление

Предисловие

  2. Российско-китайская граница.

  3. Вдоль сопок Маньчжурии.

  4. Пекин нас встречает прохладой

  5. За нашу победу!

  6. Достопримечательности Пекина.

  7. Русские, не совсем русские и совсем не русские учащиеся в Пекине.

  8. Любовь-морковь и прочие страдания.

  9. Рынок Ябаолу.

  10. Неделя в «(Х)алтурсе».

  11. Хождение по мукам.

  12. Встреча Нового года.

  13. Поездка на чудесный остров Хайнань.

  14. Праздник Весны

  15. Поездка в Дунгуан в Праздник красных фонарей.

  17. Любовь по-китайски.

  18. Праздник Первомая.

  19. Китайское гостеприимство

  20. Китайский порядок и русский менталитет.

  22. Долгожданный успех.

  23. Возвращение в «свободную», «демократическую» Россию.