Поцелуй аспида [Джулия Рокко] (fb2) читать онлайн

Поцелуй аспида

I глава: Выпускница

Раз в триста лет, в ночь, когда плачет черным соком священная Бузина,

владычица теней — королева Фреймстета, отменяет свой запрет и

хранящие ее покой верные Аспиды, покидают Двор, дабы насытиться…

На рубеже второго тысячелетия, в год, который человечество громко нарекло Миллениум, я заканчивала школу. Данное событие, вполне обыденное и совершенно незаметное в масштабах мировой истории, для меня, тем не менее, имело большое значение, так что к предстоящему выпускному я готовилась с немалым трепетом. Собственно, в этом я не слишком отличалась от большинства своих сверстниц, вплотную подступивших к совершеннолетию и активно планирующих встретить грядущие перемены роскошным нарядом, пьянкой и первым сексом.

Секс в мои планы не входил, хотя я и успела обзавестись парнем из параллельного класса, вполне симпатичным и явно рассчитывающим на нечто большее, чем просто прогулки за ручку и поцелуи украдкой. Однако, я сама, изрядно утомленная многолетней повинностью под названием «школа», предвкушала вовсе не игру во взрослые отношения, а настоящую свободу, которая, как мне казалось, поджидала меня сразу за школьным порогом, разве что не перевязанная подарочным бантом.

Дюны, город в котором я родилась и прожила первые восемнадцать лет, в середине шестидесятых представлял собой небольшой рабочий поселок, где практически каждый житель был задействован в стройке крупнейшего в области оборонного предприятия. К концу девяностых поселок превратился в современный процветающий город, своим обликом напоминающий провинциальные города северной Европы. Живописный административный центр, обширный частный сектор — здесь было красиво, дождливо и спокойно. Иногда это тягучее, монотонное спокойствие пробуждало во мне какую-то странную тревогу, предчувствие роковых перемен, непонятно с чем связанное и неизвестно что предрекающее.

И вот однажды, под утро, накануне долгожданного выпускного, я увидела сон. Древний валун, по рассказам наших краеведов лежащий на берегу местного реликтового озера Талое еще со времен какого-то там неолита, раскололся, и из камня под звуки печальной, пронзительно-прекрасной мелодии, выползли три лоснящихся, черных змея. Едва аспиды коснулись бледного золота чистейшего прибрежного песка, их окутало лёгкое мерцающее марево. Вдруг на месте извивающихся тварей возникли мужчины, все, как один, облаченные в богатую, старомодную одежду. Один из них — будто это был вовсе и не сон, и я на самом деле находилась неподалеку — обернулся и посмотрел на меня. Я невольно задержала дыхание, настолько он был красив.

Обычно во снах детали расплывчаты, и ты скорее просто чувствуешь сущность сотканных неявью образов, нежели на самом деле различаешь их, но в этот раз все выглядело столь реально и ярко, что я без малейшего труда могла рассмотреть каждую морщинку, если бы они, конечно, присутствовали на безупречном лице мужчины. Волосы его, собранные в слегка растрепанный хвост, казались сияющими перламутровыми нитями, брови, резко взмывающие к вискам — хищными дикими птицами, губы… при взгляде на его губы, у меня пересохло во рту, а в висках запульсировала мысль, что я умру, если немедленно не почувствую их прикосновения.

Безумная мысль напугала меня, и я поспешила избавиться от оков губительного наваждения. И все же, мужчина, как и те что стояли за его спиной, вызывал желание, столь сильное, что это даже пугало. И тем глубже становилась моя тревога, чем яснее я понимала — они первые, кто пробудили во мне подобные чувства.

Я зажмурилась, благоразумно сопротивляясь этой невиданной разновидности гипноза, но даже в темноте передо мной все еще стояли его невероятные глаза, и я снова смотрела, упорно пытаясь разгадать их странный цвет. Таких глаз не бывает у людей, а уж у змей тем более. Темно-синие, словно черника, вокруг зрачка и насыщенно-фиолетовые с редкими вкраплениями серебра по краю, они, на первый взгляд, казались просто чернильными кляксами и лишь когда я присмотрелась, стало очевидным, что все три цвета его радужки словно движутся, непрерывно перетекают друг в друга. От удивления, я проснулась.

— Юля, вставай! — прокричала, практически пропела, с кухни мама.

Я натянула повыше одеяло, не желая расставаться с фантастическими картинками сна. Теперь, когда в нос бил сдобный аромат пекущихся на кухне блинов, а уютное дыхание дремоты безжалостно развеивали звуки громыхающей в мойке посуды, чувство досадной потери захлестнуло меня.

— Приди, приди, приди… — зарывшись носом в подушку, прошептала я.

Не то чтобы я верила в действенность своего «заклинания», но произнести его сейчас казалось вполне логичным поступком.

— Уже полдень. Сколько можно спать?! — возмутилась возникшая в комнате мама и потянула за одеяло. — Иди поешь, да начинай собираться. Я пошла в парикмахерскую, потом зайду к тете Маше, а оттуда сразу в школу. Встретимся там. Во сколько девочки обещались зайти за тобой?

— В половину шестого, — свесив ноги с кровати, ответила я и, позевывая, поплелась в кухню.

— Хорошо, главное не опаздывайте. — Вполне довольная услышанным, мама подхватила лежащую в коридоре сумку, повесила ее на плечо и стала отпирать входную дверь. — Может, все же пойдешь со мной? Марина сделает тебе какую-нибудь красивую прическу.

— Вот уж нет уж, — запихивая в рот сдобренный сгущенным молоком блин, отказалась я от предложения.

Марина, являвшаяся на протяжении последних лет пяти бессменным маминым парикмахером, была известна большим пристрастием к начесам. А мне как-то не улыбалось щеголять на собственном выпускном тяжеловесной конструкцией на голове. К тому же учитывая, какой лихорадочный ажиотаж сие событие вызвало в рядах будущих выпускниц, не только моих непосредственных одноклассниц, но и девочек из параллельных классов, я уже заранее предвкушала безумный винегрет из нелепых ультрасовременных нарядов и неудобных вечерних платьев в пол.

Традиционно, торжественная линейка и следующий за нею праздничный ужин, заканчивались небольшой дискотекой и ночными гуляньями вдоль берега соленого озера, того самого, приснившегося мне в это утро. О данной традиции почему-то наши школьные модницы неизменно забывали, вынужденные в итоге, по окончании официальной части, бежать сломя голову домой, дабы переодеться. Парням в этом смысле было гораздо проще — пиджаки и галстуки легко снимались, а рубашки и брюки мало чем отличались по части удобства от более привычных джинсов и футболок.

По этой причине, выбирая себе наряд для выпускного, я решила обойтись простым коротким платьем бледно-голубого цвета, удачно оттеняющим мои глаза, скорее серые, чем голубые, причудливо меняющие оттенок в зависимости от цвета одежды. Волосы я решила оставить распущенными, тем более, что они живописно вились от природы и отличались богатым каштановым цветом, унаследованным мною от бабушки. Женщины в нашем роду всегда славились если не красотой, то миловидностью. И хотя я пошла скорее в отца, с его высоким ростом и тонкими чертами лица, внешность моя также могла считаться вполне приятной.

Выпускной начинался вечером ровно в шесть часов. Как всегда, я долго провозилась, наводя лоск, отчего звонок в дверь и приглушенное хихиканье подружек застали меня врасплох.

— Юлька! — сказала блондинистая Светка Голубева, обряженная в похожее на балетную пачку платье благородного цвета шампань с кошмарными розочками и искусственными жемчужинами на юбке. — Ритка Моргунова и Томка Брынза привели с собой такого парня, закачаешься! Мы только что их видели у школы!

— Пошли скорее, мы хотим его разглядеть! — подхватила восторженный шквал Инка Костомарова в модном льняном комбинезоне, не слишком деликатно вваливаясь в квартиру и сканируя полку с обувью на предмет моих праздничных туфель. — Надеюсь, ты уже готова?

Честно говоря, я не слишком-то рвалась шпионить за своими одноклассницами, имея в наличии собственного ухажера, спортсмена и отличника Женьку Орлова из одиннадцатого Б, который на протяжении минувшего года любезно решал все мои контрольные по математике. Женька был парнем видным, высоченным и сильным, точно былинный богатырь, ну, по крайней мере, мне так казалось, когда я в порыве девичьей влюбленности разглядывала его здоровенные кулаки. Однако по характеру Женька оказался мягким и покладистым. На зависть своим одноклассницам я вертела им как хотела.

Сейчас Женька терпеливо дожидался меня в школе, в компании одноклассников, ибо я планировала своим эффектным появлением разжечь в его сердце еще большее обожание. Чужие поклонники меня интересовали мало, поэтому, игнорируя понукания, я неспешно накрасила губы, собрала сумочку, прихватив на случай ночной прогулки к озеру удобные балетки, и в полном согласии с собой покинула квартиру.

— Вот он! — громким шепотом воскликнула Светка и кивнула в сторону прогуливающейся вокруг школы парочки.

Ритка вышагивала под ручку с неизвестным красавцем, высоко задрав нос. Она вообще была докой по всевозможным способам задирания этой курносой части своей физиономии. В детстве с нее можно было писать портреты глазастых смугленьких ангелочков — такой прехорошенькой она была. Эта детская красота сыграла с ней злую шутку. Уже к средней школе черты ее нежного лица вдруг укрупнились, вытянулись и подурнели: нос выделялся слишком выразительными ноздрями, смуглость — не красила, а лицо по форме относилось к тому самому, которое в народе нелестно назвали бы «лошадиным». Лишь глаза, все такие же яркие, жгуче черные, продолжали приковывать к себе внимание. От былого ангелочка осталась лишь тень, да умильные детские фотографии. Однако Ритка, единственная дочь обеспеченных родителей, как и прежде, продолжала считать себя совершенным пупом земли, отказываясь осознавать произошедшие метаморфозы.

Зато шедший подле нее парень и вправду стоил всяческих охов и ахов. Такой же смуглый и черноволосый, как и сама Ритка, он мог похвастаться лепными чертами породистого лица, высоким ростом, широкими плечами и такой улыбкой, что захваченная её сиянием Моргунова, разве что слюни не пускала.

Таких красавцев я раньше видела разве что в голливудских мелодрамах. Может при других обстоятельствах я бы и не отказала себе в удовольствии поглазеть на сей выдающийся мужской экземпляр — все же подобные «небожители» не часто заглядывали в стены нашей затрапезной альма-матер — но всеобщее безумие в рядах моих одноклассниц вызывало у меня отторжение. Посему практически весь вечер я старательно игнорировала незнакомца.

Торжественная прощальная линейка в актовом зале прошла под шум нестройных аплодисментов и тихое шмыганье носов «королев бала», решивших всплакнуть перед расставанием с родными пенатами. Я же, напротив, не могла скрыть внутренного ликования.

Обведя сияющим взглядом всхлипывающих девиц, изрядно перемудрившими с обилием лака для волос, косметики и дешёвой бижутерии в своем стремлении быть красивыми, я в очередной раз порадовалась верной простоте своего выбора. Как никогда полно ощущая прелесть собственной молодости, которая при грамотном обрамлении, по сути, не нуждалась в дополнительных украшениях.

Именно в это мгновение, когда радость и предвкушение, как пузырьки шампанского, окончательно опьянили меня, я встретилась взглядом с Риткиным «трофеем». Хотя, вернее было бы сказать, что трофеем оказалась сама Моргунова в комплекте с Томкой, намертво вцепившиеся в парня. Глядя на это трио, нетрудно было представить, что к концу вечера закадычные подружки передерутся, словно ревнивые кошки. Интересно, как все-таки его зовут?

Я склонила голову набок и задумалась. Красавчик все еще разглядывал меня. Самое удивительное, что его пристальное внимание нисколько не смущало, проносясь по позвоночнику приятной дрожью предвкушения. Мы смотрели друг на друга словно давние заговорщики, связанные общей тайной, и улыбались друг другу. Парень интриговал и чем-то неуловимо напоминал мужчин из моего сна. «Глазами», — вдруг решила я, пытаясь угадать их цвет. Кажется, зеленые, хотя из-за разделявшего нас расстояния определить точно было трудно.

За спиной, приобняв меня за талию, стоял Женька и сокрушался по части дурацкого решения их класса отправиться на турбазу, где планировалось продолжить начатый в школе банкет в уже более расслабленной обстановке. Он даже попытался уговорить меня поехать вмести с ним, но быстро сдулся, понимая, что мама ни за что не одобрит подобный сценарий.

— Что это Риткин мажор пялится на тебя? — пробурчал он мне на ухо и по-хозяйски придвинулся ближе.

Я разулыбалась еще больше. Его ревность была приятна и добавляла пикантности нашим с «мажором» переглядываниям. Впрочем, не следовало баловать красавчика вниманием. «Легкий трофей — дешевый трофей», — как любила повторять моя бабушка. Мудрая, между прочим, женщина. Она пять раз была замужем и каждый раз по любви. Баба Шура учила меня доверять своим инстинктам, не стремиться сливаться с толпой, никогда не унывать и, не мешкая, давать сдачи обидчикам. Я свято чтила все её заповеди и очень сожалела, что по причине слабого здоровья она не смогла приехать на торжество.

Меж тем, официальная часть с праздничным ужином остались позади. Женька, украв у меня парочку жарких, но довольно неловких поцелуев, отбыл на турбазу, а родители разошлись по домам. Наступило время танцев.

Я знала, что он пригласит меня. Оставит вцепившихся в него на манер клещей Моргунову и Брынзу и подойдет, улыбаясь своими красивыми глазами.

— Пойдем? — сказал приятным бархатным голосом парень и протянул мне руку.

Я сделала вид, что раздумываю над его предложением, хотя на самом деле уже изнывала от желания нарушить затянувшуюся дистанцию.

— Пойдем, — ответила я и вложила свою ладонь.

Его кожа, сухая и горячая, произвела на меня какой-то магнетический эффект.

Мы вышли в центр затемненного зала с россыпью светящихся звездочек светомузыки на полу и встали друг к другу так близко, как это только было возможно.

— Юля, — представилась я, врубая все свое очарование на полную мощность.

— Артур, — обжигая взглядом, назвался он и неожиданно закружил меня словно в вальсе.

Казалось, я лечу! Восторженный смех заполнил мои легкие и я запрокинула голову, наслаждаясь игрой воздушного потока в распущенных волосах.

— Ты диво как хороша. Я весь вечер не могу отвести от тебя глаз.

Его комплимент, несмотря на некоторую нелепость, прозвучал галантно и даже изысканно. Я внимательно посмотрела на Артура.

— Сколько тебе лет? — спросила я.

Странное дело — чем дольше я пребывала в его руках, тем глубже во мне коренилось ощущение, что разговариваю не со своим ровесником, или тем, кто года на два-три старше, а с человеком несравнимо более взрослым, если не сказать древним.

В ответ на мой, казалось бы, самый обычный вопрос, что-то между нами изменилось.

— В августе исполнится двадцать, — несмотря на возникшее напряжение, всячески демонстрируя расслабленность, сообщил он. — А почему ты вдруг об этом спросила?

Я задумалась, одновременно испытывая и опасение, и настойчивое желание сказать правду и посмотреть на реакцию.

— Просто твои глаза… их выражение… они не кажутся глазами молодого человека, — рискуя прослыть девушкой с чудинкой, все-таки призналась я.

Артур ничем не выказал своего удивления. Его выдала не реакция на мои слова, а ее полное отсутствие. Он столь совершенно владел собой, что я сразу поняла: несмотря на всю фантастичность данного предположения, мои впечатления верны.

— Еще никто не заглядывал под мою личину так быстро, — на полном серьезе сказал он, поглаживая мою поясницу в задумчивости.

На некоторое время нашего медленного покачивания, мы оба замолчали, а затем его плечи под моими ладонями словно закаменели и все изменилось…

— Жаль, что ты так проницательна, — прошептал Артур, и густая зелень его глаз вдруг обернулась непроглядным мраком.

Я отшатнулась. Вернее, мне показалось, что я отшатнулась, на самом же деле, он лишь сильнее прижал меня к своему напряженному телу, и я снова поразилась несоответствию возникающих ощущений. Он словно был не только старше, но и значительно крупнее. Будто зеленые глаза и юношеская худощавость служили завесой опасному и крайне коварному созданию с куда более могучим телосложением, нежели являла видимость.

— Кто ты? — испуганно выдохнула я, впервые в жизни ощутив всепоглощающую иррациональную панику.

— Кто я? — задумчиво переспросил он. А затем склонился к самому уху и прошептал: — Ты была права, Колокольчик, я так стар, что почти безумен. Я так голоден, что жажда в моих венах подобна кислоте. Прости, Колокольчик, но ценой данной откровенности будет смерть. Твоя смерть.

Я тяжело сглотнула, испытывая две взаимоисключающие потребности — посмотреть ему в глаза и не смотреть ни в коем случае, словно этот обыденный поступок навсегда отрежет мне путь к спасению.

Я сделала неправильный выбор. Я посмотрела на него. Скользнула взглядом по смуглой шее, резким скулам, вдоль изогнутых в легкой улыбке губ и, наконец, достигла своей цели… Аквамарин и янтарь, точно захваченные слиянием небесные светила, смотрели на меня из-под его тяжелых век. Вновь я ощутила уже знакомое головокружение. В такие глаза было просто невозможно смотреть, не испытывая трепета или дискомфорта.

— Иногда, — сказал Артур, впрочем, я уже сомневалась в том, что его звали так на самом деле, — нас можно увидеть, если смотреть не прямо, а словно вскользь…

Я последовала подсказке, и юношеская личина стала сползать с него, подобно коже на обожженной плоти. Он словно стал выше и шире в плечах. Гораздо старше обозначенных двадцати лет. Волосы безупречно гладкие, смолянистые, длинной по плечи. Виски выбриты. Кожа еще более темная, напоминающая по цвету модный оттенок мокко. Одежда странная и явно нездешняя, вызывающая ассоциации с фильмами про средневековье или фэнтезийными мирами с их охотниками на драконов. Ее кожаные и тканевые элементы перемежались с тонкого плетения кольчугой, а темно-красные полоски перевязи вокруг груди и бедер, держали ножны с клинками. От банальных светлых брюк и бледно-голубой рубашки не осталось и следа. Исчезли легкомысленность и мальчишеская смазливость, стоящий передо мной мужчина являлся красочным образчиком крайне опасного создания.

Сказать, что я удивилась, это значит не сказать ничего. Даже паника, побуждающая к немедленному бегству, притупилась под натиском поразительного открытия. Происходящее в стенах моей собственной старой непритязательной общеобразовательной средней школы номер десять, казалось совершенно невозможным, нереальным бредом! Да и как подобное могло быть правдой?!

Мы стояли друг напротив друга практически в полной тишине. Музыка и другие звуки зала, где по-прежнему шла праздничная дискотека, словно по волшебству обтекали нас, лишь едва ощутимым гулом вторгаясь в тот незримый кокон, в котором мы вели свою более чем странную беседу.

— Это какая-то магия? — оглядываясь по сторонам в надежде, что кто-нибудь из одноклассников заметит происходящее со мной, спросила я мужчину.

— Глэмор, — кратко пояснил он, и вновь притянул к себе.

— Что это за хрень такая? — решив хотя бы попытаться сопротивляться, потребовала я пояснений и уперлась руками в его грудь.

В конце концов, если сегодняшняя ночь станет для меня последней, я имею право знать правду.

— Первая заповедь моего мира гласит: «Любопытство наказуемо», — усмехаясь сказал он, будто и не замечая моих потуг дать ему отпор.

— В таком случае твой мир обречен, — зло выпалила я, имея в виду общеизвестную аксиому, что двигателем прогресса являются лень и любопытство. А без прогресса любая цивилизация обречена на медленное угасание.

Странное дело, но эти слова неожиданно поколебали окружавший мужчину ореол насмешливой невозмутимости. Он нахмурился и с силой сжал мои предплечья.

— Довольно разговоров. Нам пора…

— Куда это нам пора? — запаниковала я и раскрыла рот в намерении заорать на манер пожарной сирены, но, к своему ужасу, не смогла выдавить из себя ни звука!

— Оставь сопротивление. Теперь, когда ты способна видеть нас…

— Нас — это кого?! — в отчаянии воскликнула я, растерянная и испуганная до икоты.

— Сидов, — увлекая меня из зала, ответил Артур, и я, конечно же, снова ничего не поняла.

Он вел меня сквозь веселящуюся толпу мимо знавших меня с первого класса учителей; мимо бессменной вахтерши бабы Любы, изредка подкармливающей своих любимчиков слоеными пирожками с маком; мимо глядящей с завистливой ненавистью Ритки Моргуновой… Мимо всех тех, кто мог бы остановить это безумие, если бы только видел то, что могла видеть я. По щекам покатились слезы.

— Не надо, — взмолилась я, пытаясь освободить из его хватки свою руку. — Пожалуйста, отпусти меня.

Перед глазами стояли лица мамы и бабушки. Что станет с ними, если под утро я не вернусь домой?

— Мне очень жаль, Колокольчик, но ты нарушила слишком много правил, дабы я мог отпустить тебя, просто затуманив разум. Ты открыла свое истинное имя, ты разоблачила свою способность видеть. Более того, от тебя пахнет страхом. Запомни: нас нельзя бояться, страх делает тебя еще притягательней. Поэтому законы Инмира вынуждают меня либо забрать тебя с собой, либо убить. И поверь, смерть в данном случае куда предпочтительнее. Обещаю, она будет приятной.

Я даже плакать перестала, настолько абсурдным и возмутительным было его обещание.

— Приятной? Ты, должно быть, шутишь?! Или предполагается, что я умру от многократного оргазма?! — Последнее я брякнула не подумав, но, встретившись взглядом с мужчиной, потрясенно замерла. — Так ты еще и изнасиловать меня собираешься?

— Только если ты предпочитаешь грубость.

— Я вообще ничего не предпочитаю! Что-бы что-то предпочитать, нужно для начала хоть что-нибудь попробовать, — намекая на свою невинность, заявила я.

В душе трепыхалась слабая надежда, что моя девственность может показаться ему слишком обременительной.

В этот момент мы как раз достигли парадной двери, за порогом которой начиналось просторное школьное крыльцо. Мужчина распахнул ее и вывел меня в сгустившиеся сумерки.

Вот только за порогом оказался вовсе не привычный пейзаж с подпирающими навес простенькими колоннами, да чередой убегающих вниз бетонных ступенек. Мы очутились посреди смешанного леса. Легкий ветерок приятно шумел в древесных кронах. Ощутимо пахло морем. Нетрудно было догадаться, что где-то поблизости находится наше соленое озеро Талое.

— Как ты это сделал?

— Для той, кому осталось жить так не долго, ты задаешь слишком много вопросов.

— Почему у меня сейчас такое ощущение, что все далеко не так как ты рассказываешь?

Я цепко следила за его реакцией.

— Потому, что так оно и есть, — внезапно ответил незнакомый мужской голос.

Я даже подпрыгнула от неожиданности.

— Аспиды… — прошипел Артур, наполняясь, как воздушный шар гелием — агрессией и явственной угрозой. Он медленно отодвинул меня в сторону жестом, очень похожим на защитный, и с напускной ленцой полюбопытствовал: — Зачем пожаловали?

Я узнала его мгновенно, мужчину из моего сна. Он стоял окутанный тенями, отбрасываемыми на землю раскидистой елью. Такой же высокий и ослепительно прекрасный, как и мой похититель.

— Ты посмел посягнуть на Предназначенную нам. Мы пришли за ней, ведомые Чарами.

— Найдите себе другую, — явно издеваясь, ответил ему Артур. — Ночь только началась.

— Ты, верно, оглох, Безымянный.

От резкости внезапного прозвучавшего из тьмы уже принадлежавшего кому-то другому голоса, я вздрогнула. Из плотной тени леса, под скупой свет луны, выступил еще один мужчина, такой же светловолосый, как и первый, лишь с той разницей, что его волосы, схваченные витым обручем, отливали не холодом, а теплым цветом пшеничных полей.

— Предназначенная видела наше явление, а значит, только она сможет утолить терзающий нас голод.

— Боже, и эти туда же… — всплеснув свободной рукой, застонала я, попутно похоронив мечту на чудесное спасение.

— Если вы собираетесь меня сожрать, то я выбираю смерть от оргазма.

Терять мне уже было нечего, к тому же змей я с детства недолюбливала.

— Никто не собирается тебя есть, — подал голос последний из привидевшейся мне во сне троицы.

Он отличался более коренастой фигурой, не такой рослой и изящной, как у первых двух. Свои темные волосы неразличимого в густых сумерках цвета, мужчина убрал в тугую косу. В ушах незнакомца тускло мерцали светлые кристаллы, а над левым плечом торчало зловещее лезвие. Кажется, боевого топора.

— Умереть же от оргазма, если на самом деле таково твое желание, ты можешь и с нами.

По всей видимости, этот Аспид был настроен пошутить, что в сочетании с внушительной мышечной массой и здоровенным тесаком за плечами, вызывало у меня стремление забиться в какую-нибудь нору поглубже.

— Теперь понятно, почему она так легко проникла под завесу морока, — игнорируя очевидную угрозу со стороны превосходящего его численностью и мощью противника, изрек Артур. — Что ж, Колокольчик, скажи этим павлинам «спасибо» за наше драматическое знакомство.

— Что значит «Предназначенная»? — спросила я его.

Безымянный откинул голову и засмеялся.

— Вы уверены, что хотите получить ее? Вот увидите, она замучает вас вопросами.

Послышался лязг обнажаемого оружия.

— Уверены. Мы не так свободны в своих желаниях, как ты, Грач, а времени у нас еще меньше чем свободы, так что или сражайся, или ступай прочь.

Артур, он же Грач, он же Безымянный — что-то многовато имен для того, у кого его нет, — окинул меня печальным взглядом.

— Очень жаль, Колокольчик, но придется откланяться. Мой король будет недоволен, если Темный двор не досчитается своего капитана и парочки гвардейцев.

— Что… что они намерены сделать со мной? — неожиданно для самой себя я вцепилась в его руку, четко понимая, что злу неизвестному, я предпочту то, с которым уже слегка знакома.

— Если ты переживешь их страсть? — Артур сделал вид, что задумался. — Ты превратишься в раболепную, жаждущую ласк сидов подстилку. Ты будешь сгорать в огне своей похоти, утратив всякий стыд, а каждый низший фейри будет считать тебя своею законной добычей. Они станут являться к тебе… Самые ужасные из них… До тех пор, пока желание окончательно не иссушит твои тело и разум. Я не лгал тебе, девочка, когда сказал, что смерть предпочтительнее. Мир фейри беспощаден даже по отношению к самым могущественным из нас, а для смертной человечки, он сравни аду.

Фейри… Наконец-то мой ум нашел за что зацепиться в этом водовороте бесконечных, лишенных всякого смысла слов. Теперь, я, кажется, стала кое-что понимать. Однако радоваться пришлось недолго. Нарисованная перспектива пугала не меньше, чем жестокая расправа.

— Я предупреждал тебя, Колокольчик. — В словах Безымянного звучало искреннее сожаление. — Жаль, что Предназначение настигло тебя раньше… Прощай, уверен, я буду тебя помнить, — склонившись ко мне, зашептал он и что-то вложил в ладонь.

Это «что-то» пронзило кожу, точно смазанная солью игла, но боль длилась так недолго, что я даже не успела вскрикнуть.

— Позови меня, если обманешь смерть и тебе понадобиться помощь, — сбивая с толку противоречивыми речами, напоследок сказал мужчина.

А затем ночь наполнили странные шорохи, и Безымянный исчез. 

II глава: Отравленные

Там, где черная вода стоит недвижима. Где каменные вороны

охраняют покой священного древа, не лей слез на зеркало мглы.

Вместе с ними ты оставишь на том берегу своё сердце.

Итак, я осталась одна в компании решительно настроенных мужчин загадочного происхождения, вполне прозрачно демонстрирующих свои возмутительные намеренья. С исчезновением Безымянного на лес опустилась оглушительная тишина, в которой отчетливо звучало мое тяжелое дыхание. Впору было сравнивать себя с дичью, загнанной волчьей стаей, вот только у моих преследователей вместо когтей и клыков оказалась хищная, дурманящая разум красота.

Чтобы ни означало пресловутое «Предназначение», оно явно работало, протягивая между мной и мужчинами из сна странные, наполненные неодолимым притяжением и пронзающей сердце тоской, невидимые, но почти осязаемые нити. Я помотала головой, удивляясь разгорающемуся влечению, ведь по здравому рассуждению мне следовало их бояться, а не желать. Я и боялась, но то было несколько мгновений назад, а сейчас страх отступал, побуждая к опрометчивым поступкам. Борясь с собой, я попятилась.

Мужчины молча разглядывали меня, и их невыразимо прекрасные лица выражали довольство, а еще темную, смертоносную потребность. Этот нечеловеческий больной взгляд немного отрезвил меня.

Шажок, еще один. Не то чтобы я всерьез рассчитывала от них убежать, просто ноги сами несли меня прочь. Возможно, перспектива разнузданной оргии в качестве первого сексуального опыта не так уж сильно и испугала бы меня, тем более, что альтернативой была смерть, но обещанное вслед за ней превращение в окончательно спятившую нимфоманку, мягко говоря, нервировало.

В воображении рисовались картины одна кошмарнее другой: вот мама с посеревшим от тревог лицом; вот меня везут в психушку, пытаясь излечить от последствий группового изнасилования; вот я лежу на продавленной кровати в смирительной рубашке, и мой огромный живот до предела натягивает грязно-серую ткань. Ужас! Ведь я и в самом деле могу залететь!

— А презервативы у вас есть? — испытывая жуткое смущение, выпалила я.

В ответ мужчина, тот который был с топором, засмеялся.

— Они нам ни к чему, — ответил весельчак.

— Как это ни к чему? — возмутилась я. — От подобных "упражнений", между прочим, бывают дети!

— Не сегодня, — ответил мужчина, бывший, если судить по каким-то незначительным жестам его спутников, главным. Отчего-то, к нему меня тянуло особенно сильно. Стоило упомянутому заговорить, как в кончиках моих пальцев возникало приятное покалывание, а тело охватывал жар.

— Сегодня, разумеется, нет, а вот месяцев через девять, очень может быть, — чувствуя, каким ватным становится язык, сообщила я.

— Ты очень забавная, — сказал любитель посмеяться и, сняв с себя топор, положил на землю. — Но мы ждали этой ночи триста лет, так что предлагаю приступить к делу.

Последнее он произнес, обращаясь к предводителю. «Капитан», — всплыл в голове обозначенный Артуром статус.

— Постойте, в каком смысле — триста лет? Вы не занимались любовь с женщиной триста лет? — поразилась я, не забывая при этом пятиться.

— Мы не трахались с женщиной триста лет, — поправил меня капитан сидов.

— А любовью мы не занимались еще дольше, — добавил мужчина с витым обручем на голове, который по всякому должен был придавать ему глупый вид, но отчего-то лишь украшал, ни на грамм не лишая природной мужественности.

— Иди к нам. Мы постараемся не причинить тебе вреда.

Капитан протянул мне руку, и я в очередной раз почувствовала себя канцелярской скрепкой, над которой повесили огромный магнит.

— Нет-нет, спасибо, обойдусь — прошептала я. — Не хочу, чтобы со мной случилось то, о чем говорил Безымянный.

— Такова твоя участь. Ты отмечена Чарами, — заявил рвущийся в бой владелец топора.

Было очевидно, что к более решительным действиям мужчина не переходит только по причине непонятной медлительности его командира.

Мысли заметались в лихорадке в попытке найти хоть сколь-нибудь приемлемый выход.

— Ладно! — понимая, что время играет против меня и терпение сидов на исходе, решилась я на отчаянный шаг. — Предлагаю заключить сделку. Вы максимально честно и полно отвечаете на мои вопросы, причем так, чтобы ответы были мне понятны, а я не оказываю сопротивления и делаю все от себя возможное, дабы доставить вам удовольствие. Идет? В противном случае, я, конечно же, не смогу вам помешать сделать свое черное дело, но зато смогу притвориться дрожащим и рыдающим бревном.

Усилием воли я подавила в себе малодушное желание зажмуриться и скрестить на удачу пальцы. Потекли секунды напряженного ожидания. Грач сказал, что сидов нельзя бояться, что страх лишь распаляет их, а значит, делает меня уязвимей. Приходилось проявлять хладнокровие. Что ж, если и существовал способ пережить эту ночь с минимальными потерями, то для этого требовалась информация. Получить же ее я могла только из уст своих «поклонников». Не оставалось ничего другого, кроме как попробовать договориться.

— Никогда не заключай сделки с фейри, — качая головой словно добрый дедушка, предостерег златовласый.

Было такое чувство, что они на пару со своим нетерпеливым приятелем играют в старую набившую оскомину игру «Злой и добрый полицейский».

— Проклятие Манадос! К чему этот балаган? — выругался хозяин топора, который видимо и исполнял роль «злого». — Мы просто теряем время.

— При одном условии: ты не станешь спрашивать наших имен, — подняв руку в окорачивающем жесте, внезапно согласился на мое предложение капитан.

- Договорились, — едва не подпрыгнув от радости, поспешала я скрепить договоренность. — А как мне тогда к вам обращаться?

Я с трудом верила в свою удачу. Если, конечно, её можно было так назвать.

— Зови мен Эфаир, — ответил он.

— Я Крайт, — сделав несколько шагов вперед и поравнявшись с предводителем, сказал еще один «добрый» полицейский.

— Хэм, — также выдвинувшись вперед, подхватил последний из моих потенциальных любовников.

Я, было, открыла рот, по привычке собираясь произнести: «А я Юля», но осеклась.

— Нам известно твое имя, — уничтожив всякую дилемму, сообщил Эфаир. — Мы наблюдали за тобой. Смертные уже очень давно пренебрегают запретом раскрывать свое истинное имя. Однако не бойся. Фейри обретают власть имени только если смертный самолично поведает им его.

— Зачем ты ей это рассказываешь? — на свой привычный манер встрял Хэм.

— Ты разве еще не понял? — вместо капитана ответил ему Крайт. — Девочка несколько необычна. Мы выпустили столько чар, а она…

— Примитивная смертная уже давно бы валялась в наших ногах, срывая с себя одежду. Или ты думаешь, что она держится на голом упрямстве?

Хэм оглядел меня с ног до головы, словно увидел впервые. Пожалуй, из них троих он был самым темпераментным и явно находился в взвинченном состоянии. Его притягательность подпитывалась не столько совершенством черт — хотя и оно присутствовало в избытке, — а какой-то звериной харизмой, дикой и непредсказуемой точно горный обвал.

— Считаю что у девочки есть шанс пережить нашу встречу и сохранить рассудок.

Пока что из всей троицы Эфаир внушал наибольшее доверие. Чувствовалась в мужчине и глубина, и надежность. А после его слов, дарующих мне пускай призрачную, но все-таки надежду, я и вовсе испытала чувство сравни благодарности.

— Ты считаешь мы наткнулись на полукровку? — Во взгляде Хэма проступило что-то похожее на симпатию.

— Нет не на полукровку. Очевидных признаков нет, кроме неожиданно высокой сопротивляемости чарам. Предположу, что её кровь содержит наследие кого-то из Высших.

— Это что получается, я пра-пра-правнучка кого-то из вашей знати? — вклинилась я в мужской разговор.

— Навряд ли вообще возможно установить родство, — ответил мне Эфаир. — Твоя кровь так разбавлена, что неслышно даже отголоска нашей магии, и все же, другого объяснения этой устойчивости нет. Кто-то из твоих далеких предков был одним из нас.

Я словно слушала волшебную сказку, довольно мрачную, но захватывающую. Ту самую, где безродная бродяжка оказывается наследницей престола, а первый принц соседнего королевства без памяти влюбляется в нее. Правда, в этой сказке несколько иначе были расставлены акценты. От реального сюжета прослезился бы в приступе острого счастья не один порно-режиссер.

Боже, во что я вляпалась?! Понимая, что мысли уносят меня куда-то не туда, я постаралась сосредоточиться на главном.

— Тот, первый, кто привел меня сюда, вы назвали его Грач, кто он?

— Безымянный, — практически выплюнул Крайт, и я поняла, что данное определение носит для фейри крайне оскорбительный характер. — Тот, кто утратил имя. Проклятый, нарушивший Основы.

— А что такое Основы?

— Законы нашего мира. Такие древние, что нарушить их, все равно, что нанести самому себе смертельную рану. Но есть ренегаты, которые не заслужили даже смерти. Клятвопреступники, чье Имя было стерто, а силы выпиты Верховным судьями и палачами нашего мира. Мы называем их Манадос.

— Понятно, а почему Грач?

— По нашим преданиям, Грач — символ бесчестия. Он сеет предательство и несет бесславную смерть тем, кто имел неосторожность ему довериться.

«Надо же, — подумала я, — какие говорящие у сидов прозвища».

— А что означают ваши имена?

Учитывая последнее, было бы совсем не лишним получить краткую характеристику о каждом из Аспидов, которые, к слову сказать, несмотря на нашу увлекательную беседу, продолжали методично разоблачаться. Правда, пока это касалось в основном оружия. Его оказалось так много, что сложи все вместе, получилась бы увесистая такая кучка.

— Ты задаешь правильные вопросы, — с усмешкой похвалил капитан гвардейцев. — Эфаир означает неотвратимость. Хэм — одержимость. Крайт — забвение.

Стараясь особо не пялиться, я посмотрела на последнего. Из присутствующих, он пугал меня меньше всего. Возможно, в том была повинна окружающая его аура покоя и некоторой отсраненности. И если бы не сон, я бы даже и не подумала, что этот образец чинного благородства, наделенный мужественным вкрадчивым голосом, обращается в здоровенного черного змея.

— А мое имя, если верить грекам, означает кудрявая, — так, словно мы вели ни к чему не обязывающий разговор за чашкой чая, сообщила я и тихо ойкнула.

Мужчины покончили с оружием и принялись стягивать с себя одежду.

— «Долгожданная» — среди сидов твое имя переводилось бы так. — Крайт буквально ласкал голосом.

— Снимай платье, — неожиданно хлестко приказал Хэм.

Обнаженный по пояс, под скудным светом ночных небес, он был подобен мраморной статуе Самсона. Без одежды отличающее его превосходство в массе и рельефности мышц, бросалось в глаза. Лунное сияние буквально ластилось к литым мускулам, скользя по бледной коже невесомыми, благоговейными касаниями.

Во рту пересохло. Я, как под гипнозом, не могла престать смотреть на это великолепное зрелище.

— Но вы еще не ответили и на половину моих вопросов, — звуки царапали гортань точно наждачная бумага.

— Мы не уточняли, когда именно состоится наш разговор, — усмехнулся Хэм. — Заключая договор с фейри, следует очень внимательно относиться к деталям. Продолжишь разговор после того, как я с тобой закончу.

Мужчина так быстро оказался подле меня, что я даже испугаться не успела. Он потянул вниз горловину моего платья, достаточно эластичную, дабы открыть грудь в чашечках кружевного бюстгальтера, при этом ничего не порвав.

В ночной темноте раздался его отрывистый, судорожный вздох.

Это мыслилось невозможным, но буквально за мгновение запредельное напряжение, все время владеющее мужчиной, словно уплотнилось, превратившись в головокружительный чувственный кисель, в котором мы все вместе утонули. Сид будто едва мог дышать, захваченный жаждой действовать, и в то же самое время им скованный.

— Как долго… — хрипло прошептал Хэм и провел кончиками пальцев по моим ключицам и ниже к полушариям, покрывшимся мурашками от его прикосновения.

— Хэм, остановись, — осторожно, точно опасаясь внезапного взрыва, вдруг скомандовал Эфаир. И уже гораздо мягче, словно пытаясь уговорить: — Не надо тебе быть первым…

Я, кажется, перестала дышать, увидев, как подобные вулканической лаве желто-оранжевые глаза Хэма затопило алым. Он медленно повернулся к своему капитану, прожигая его взглядом. Словно едва удерживая себя от падения в бездну безумия.

Странно, но почему-то из всей троицы, именно того, кто пугал меня больше всего, я чувствовала наиболее полно. Сейчас я знала: мужчину терзает беспощадная, лютая потребность, и нет его вины в том, что усмирить её ему дозволено только сегодня и только со мной.

Все эти разрушительные, уже не поддающиеся железному контролю чувства и желания, огненными протуберанцами опаляли спутанное сознание сида. Вдруг, захваченная глубоким сочувствием к нему, я решилась и отпустила свой страх.

— Ты знаешь лучше других, — меж тем прохрипел сид, обращаясь к своему капитану, — как долго она держала меня на тугом поводке. Ночь, подобная этой — милость. Целую вечность мне отказывали в ней.

— Мы все выполняли её приказы, совершая ужасное, лишь ради шанса заслужить право быть сегодня здесь. Мы вершили зло — не оценивая и не колеблясь. И ты, Хэм, заслужил это право больше, чем кто-либо из нас, но посмотри на нее… Она почти ребенок, а твои аппетиты и в лучшие времена с трудом могли удовлетворить даже самые распутные из бессмертных, не то, что смертная девственница.

— Ты ведь невинна? — спросил меня капитан Аспидов.

— Д-да, — то ли краснея то ли бледнея, ответила я.

— Сок черной бузины мог бы решить эту проблему, — подсказал Крайт.

— Сок поможет ей продержаться, но не защитит от увечий, — покачал головой капитан.

— Мне плевать, — почти прорычал Хэм. — Я не брал девственницу, должно быть, тысячу лет. Она — моя законная награда.

— Послушай, Эфаир, — тронув предводителя за плечо, вмешался в спор Крайт.

Его голос звучал уверенно и даже как-то расслабленно. Как пропитанное ядом тонкое жало, расчетливо ожидающее своего часа в коконе из нежного пуха. В этом гипнотическом голосе, вдруг поняла я, воплощалось само коварство.

— Я знаю, как нам поступить. Мой яд в малых дозах… он способен исцелять. Мы подготовим ее, насколько это возможно. Пускай Хэм будет первым. Ты же понимаешь, его природа такова, что ноша целибата равносильна безумию. Умбрия… она… всегда знает, какое наказание будет для нас самым мучительным.

Внезапно Крайт осекся, а затем медленно склонил голову, будто повинился.

— Прости меня, я позволил себе забыть. Для той, кто повелевает тенями, нет секретов, произнесенных в темноте. На рассвете она спросит с нас за каждое слово.

— Можешь говорить открыто, — успокоил его капитан. В его голосе смешались решительность и горечь: — Я спрятал нас на эту ночь от королевского ока… Нам давно пора перестать искать справедливость в её жестокости. Она накажет нас в любом случае, просто потому, что мы посмели воспользоваться своим правом, даже если она сама и даровала его нам.

Эти загадочные «она» и «её» порядком напугали меня. Стоящая на лесной поляне троица сама по себе являлась угрозой, с которой любому пришлось бы считаться. Так кем же должна быть та, которая сумела вызвать у них такие осязаемые ненависть и смирение?

— Выпей! — достав откуда-то стеклянный пузырек, по размерам едва превосходящий коробок спичек, вновь сосредоточил на мне своё внимание Эфаир.

Я насторожено посмотрела на емкость, до половины заполненную чем-то черным и искрящимся.

— Что это?

— Благо для тебя. Пей!

Что-то в голосе капитана заставило меня подчиниться. Подрагивающими руками, я сняла печать и понюхала содержимое пузырька. В нос ударил резкий, но пряный запах чего-то травянистого.

— Это тот самый яд, который исцеляет? — на всякий случай уточнила я.

— Нет.

Эфаир смотрел на мои губы, возле которых я опасливо задержала склянку, с таким неприкрытым вожделением, что мной снова овладело инстинктивное желание пуститься в бегство.

Я ни на секунду не забывала, в каком виде находится моя одежда, преодолевая инстинктивное желание прикрыться. Вот уж действительно выпуск во взрослую жизнь. Пронизанные горькой иронией мысли метались в тяжелой голове.

— Пей же! — теперь уже торопил Крайт, оказывается, пребывающий в нетерпении ничуть не меньше Хэма.

Деваться мне было некуда. Заставляя себя верить в лучшее, я сделала глоток, а затем и вовсе осушила пузырек до дна.

На вкус зелье оказалось кисловато-терпким, ничего из ряда вон, вполне терпимое и, к сожалению, не на спирту. Легкий хмель, пожалуй, пришелся бы сейчас кстати. Тело болезненно ныло от нервного напряжения, но перевести дух по известным причинам не получалось. Все самое страшное по-прежнему поджидало меня впереди. С другой стороны, я страшилась потерять контроль над собственным сознанием. Хотелось верить, что покуда нахожусь в трезвом уме, ничего непоправимого со мной не случится.

Наконец зелье подействовало. Умиротворение, совершенно неуместное, игнорируя всякий здравый смысл, разлилось по телу. Стало легко и спокойно. Я привалилась к растущему за спиной дереву и с наслаждением вдохнула упоительный аромат ночного леса. Почему я раньше не замечала, как здесь красиво? Теплая летняя ночь преобразилась и заиграла новыми оттенками. Однообразная палитра цветов вдруг наполнились глубиной и непередаваемой прелестью. Черный обратился блестящим обсидианом. Синий и темно-фиолетовый переливались точно маслянистые озера краски на новенькой палитре. Серый плыл загадочной дымкой над землей, газовой шалью кутая многочисленные деревья, укрывая голубоватые травы.

— Потрясающе, — запрокинув голову, протянула я, всматриваясь в хитрый узор раскидистой древесной кроны.

Кажется, это была ива.

— Вы могли бы озолотиться, продавая эту штуку по сходной цене.

Я понимала, что болтаю глупости, но вместе с напряжением рассеялась и настороженность. Невыразимая безмятежность вытеснила страх, настолько окрылив меня, что я закрыла глаза и про себя запела:

«Ромашки спрятались, поникли лютики…»

Кто-то тихо засмеялся. Этот смех прошелся невесомой лаской по моей коже. В ответ я практически замурлыкала.

— Так-то лучше, — касаясь теплыми губами моего уха, прошептал божественно-прекрасный мужской голос.

— Крайт, — прошептала я и повернулась навстречу бархатному звуку.

Наши губы встретились, и от внезапного головокружения я крепко обхватила его за плечи. Теперь меня уже заботили не красоты сумеречного леса, а то, что тело мое оказалось постыдно податливым и буквально молило о прикосновениях.

— А что, — подставив шею под жаркие поцелуи высокородного сида, спросила я, — мы будем это делать прямо тут, на голой земле?

И снова в воздухе зазвучал приглушенный мужской смех. Только теперь смеялся не Крайт, а Эфаир, который каким-то образом оказался позади меня, и теперь я уже упиралась спиной не в ствол ивы, а в его широкую твердую грудь.

Губы капитана легкими поцелуями покрывали мое плечо. Руки заскользили по бедрам и, достигнув паха, с силой прижали к себе. Я почувствовала, как в ягодицы уперся его напряженный член, и вместо того, чтобы отпрянуть, бесстыдно потерлась о него.

Ноги меня едва держали. Если бы не кокон из сильных тел, служивших своеобразной опорой, я бы давно распласталась на колком ковре соснового подлеска. Не скажу, что страх окончательно растаял в тумане нарастающего угара, но происходящее со мной было так ошеломляюще ново, так непереносимо остро, что неизбежно рождало опасение сгореть, превратиться в невесомый пепел.

Я застонала. Громко. Призывно. Нетерпеливо.

Кто-то снял с меня платье, и я осталась в одном нижнем белье. Вполне целомудренном, совсем не созданном для соблазнения. Теплый ночной ветерок оказался прохладнее разгоряченной кожи, и я зябко поежилась. Вдруг, лишившись своей живой опоры, я оказалась одна посреди круглой поляны, прямо на глазах зарастающей густой курчавой зеленью. Она казалась мягкой даже на взгляд.

— Это мой подарок тебе, — появившись точно сотканный из воздуха, сказал Хэм и медленно опустил меня в душистые травы.

Я не отрываясь глядела в его многоцветные глаза, манящие губительной, нездешней красотой, и отстраненно размышляла. Несмотря на дурман, несмотря на свою безоговорочную капитуляцию, я все еще помнила — он опасен для меня. Однако сейчас, всматриваясь в его лицо, словно обнаженное страстью, я никак не могла в это поверить.

Он лежал сверху, удерживая вес своего массивного тела на руках. От усилий мышцы на предплечьях Аспида напряглись, и я, не сдержав порыва, провела по ним руками. В ответ на мои прикосновения его тело, покрытое легкой испариной, засияло. Этот мягкий чарующий свет коснулся и меня. С недоверием ощущая, как легкий приятный гул нарастает под кожей, я вдруг осознала, что этим мистическим сиянием охвачены мы оба.

— Невероятно, — потрясенно, прошептал Хэм. — Твоя кровь поет для меня. Возможно, Эфаир ошибся, и в тебе гораздо больше от нас, чем он мог предположить.

— Я боюсь, — невпопад призналась ему я. — Пожалуйста, не делай мне больно.

Одно тягучее жаркое мгновение аспид всматривался в меня словно что-то искал, затем медленно закрыл глаза и тяжело сглотнул.

— Не буду, — едва слышно, так, чтобы этот момент мы разделили на двоих, переворачивая с ног на голову прежнее представление о себе, вдруг пообещал он.

— Спасибо, — выдохнула я ему в ухо и, вцепившись в широченные плечи, задрожала.

Чем сильнее становилось мое возбуждение, тем больше я терялась в шквале незнакомых чувств, не зная как вместить в себя все те эмоции и ощущения, которые они порождали. Дикий, парализующий страх сплетался с потребностью, глубокой и яростной. Я практически теряла рассудок от желания то ли отбиваться от насильников, то ли умолять их скорее покончить с той пустотой, которая так безжалостно терзала меня.

По телу прошла болезненная судорога, и я инстинктивно раздвинула ноги шире. Восхитительная тяжесть сильного мужского тела в том самом месте, где я была ужасно влажная, а потребность особенно сильной, дарила мне вожделенное облегчение. Я захныкала и, запрокинув голову, задвигалась под ним.

Хэм с силой вдавил меня в землю и задышал так, словно ему не хватало воздуха. Я беззвучно заплакала. Кожа была так чувствительна, а жажда так велика, что я буквально сходила с ума, медленно угасая в плену странного изнеможения.

— Скорее, — простонала я, пока аспид избавлял меня от остатков одежды. Я с ужасом начинала понимать, о чем предупреждал Безымянный.

Если необходимость в близости уже сейчас, в самом начале нашей любовной игры, была столь чудовищна, то что же последует дальше, когда рядом не будет никого способного хотя бы отчасти погасить это безумие?

Теперь я уже даже помыслить не могла о каких-то предварительных ласках. Любое промедление казалось пыткой, и даже боль не выглядела чем-то пугающим, лишь бы вслед за ней наступило спасительное освобождение.

Он погрузился в меня, как осколок ледяной глыбы погружается в бескрайние воды Атлантики. Это ошеломляло. Я замерла, боясь пошевелиться. Весь мир вокруг завращался подобно прожорливой воронке, все слилось в сизо-сером калейдоскопе ночи.

Хэм просунул руку мне под спину, сгреб в кулак волосы и потянул. Я изогнулась и закричала. Его зубы оставляли на моей шее и груди раскаленные отметины. Внутри все сладко саднило. Он был беспощаден. Удары, размеренные и глубокие, сотрясали наши тела, спаивая их в едином изначальном ритме. Стоны вырывались из меня в такт его движениям, и невозможно было понять, чего в них больше — наслаждения или муки.

Вскоре я почти свыклась с новыми ощущениями, стыд превратился во что-то глупое и эфемерное. Тело мое все еще не понимало, к какой вершине ведет его дорога страсти, и потому обреченно сопротивлялось неизбежной кульминации. И хотя мой первый раз оказался далек от деликатных и нежных ласк. И никто бы не назвал те вещи, которые я вытворяла, послушная воле аспида, первым сексом неумелой девственницы. Все же Хэм сдержал свое обещание и не превратил жесткость, с которой он посвящал меня в мир плотских удовольствий, в жестокость. Впрочем, в ту ночь я узнала, что близость бывает разной.

На пике, когда я утратила окончательную связь с реальностью и остались лишь глубокие толчки, пятно звездного неба над головой, да одуряющий запах смятой травы, я наконец стала погружаться в омут обещанной невозвратимости. Словно почувствовав момент, в котором сияющая смертная максимально полно доверилась воле древнего, Хэм опрокинул меня на себя, все еще твердый и, пожалуй, слишком большой, дабы плывущее в крови удовольствие перестало окрашиваться пульсирующими вспышками боли. Я приподнялась над ним, ловя приоткрытыми губами освежающую прохладу солоноватого бриза. Но даже мое дыхание в эту ночь принадлежало Аспидам.

Рот тут же заполнила пульсирующая тяжесть мужской плоти. Если бы не золото струящихся по обнаженному торсу волос, я бы даже не поняла, кто из сидов предпочел овладеть мною подобным способом. Практически синхронно на поясницу легли горячие ладони, тяжелые и властные. Надавили, слегка прогнули… Словно существо, которому они принадлежали, привыкло подчинять и владеть.

Капитан обхватил мою талию и потянул назад. Я уже ни черта не соображала и лишь безропотно подчинялась малейшему велению своих неумолимых любовников. Как будто вдруг превратилась в старательную ученицу, которой на самом деле никогда не была. Я уже не стонала, даже дышать удавалось с трудом. Чувство предельной наполненности выжигало всякое противление каленым железом. Оргазм, подобно булавке коллекционера-энтомолога, пронзил мой разум, и тот поверженно забился в агонии словно редкое, беспомощное насекомое.

Все, что происходило дальше, я помнила как череду ослепляющих вспышек, образы сияющих сплетенных тел, хриплое дыхание и громкие крики освобождения. Это было прекрасно. Это почти уничтожило меня.

В себя, я пришла от укуса.

Ойкнув, неграциозно дернулась, тут же повернувшись на прозвучавшие за моей спиной смешки. Кусал Крайт, и кусал, как бы нелепо это ни прозвучало, за мой зад. Скулы его покрывал румянец, взгляд выражал удовлетворение. Он уже был частично одет, в отличие от Эфаира и Хэма, которые успели одеться полностью. Все смотрели на меня весело и шало, со смесью откровенного торжества и нежности.

Я смущенно отвернулась и спрятала лицо в ладонях. Укус, еще один, в дополнению к тем, которые оставил на память Хэм, горел, будто посыпанный перцем. Однако, несмотря на это, я вдруг почувствовала, как изматывающая ломота во всем теле пошла на убыль, туман перед глазами исчез, а мысли перестали путаться. Следовало подняться, найти одежду и привести себя в порядок. Но душевно я была раздавлена и не находила в себе сил принять факт свершившегося. Хотелось уткнуться лицом в колдовскую траву да так и лежать, призвав в мысли спасительную пустоту.

— Вставай, — приказал Эфаир. — Мы проводим тебя до границы леса.

От звуков его повелевающего голоса меня сотрясла мелкая дрожь, и я тут же распознала в ней неодолимый зов вожделения. Я почти заскулила и от осознания собственной никчемности, неспособности противиться, выворачивающей все мое нутро похотливой податливости, ужасно, просто чудовищно разозлилась. Одним рывком, стоившим титанических усилий, я все же поднялась и прошипела.

— Ненавижу!

— И ты имеешь на это полное право, — согласился Хэм.

Секс сказался на нём сильнее остальных. Его желто-оранжевые глаза горели точно два раскаленных солнца. Истаяло окружавшее его плотное марево агрессии, обретенный покой сгладил резкие черты, изгнал свойственную ему в обычные дни воинственность.

— Но такова наша природа и наша кара. Будь у нас выбор, ты осталась бы нетронутой.

Он взял меня за руку. О, как я упивалась этим прикосновением! Все меркло по сравнению с блаженством, которое разливалось по венам от того места, где соприкасалась наша кожа.

— Ты должна призвать силу своей крови, — властно, буквально пропитанный древнем могуществом, приказал Хэм. — Она поможет тебе.

— Когда мы уйдем и впечатления померкнут, ты сможешь избавиться от гнета чар, — развил его мысль Эфаир, делая ударение на слове «ты».

Сиды всячески подчеркивали мое происхождение и вытекающие из него возможности. Я глубоко вдохнула и шумно выдохнула, пытаясь взять себя в руки. После их слов у меня появилась слабая надежда пережить наше знакомство, избежав губительных последствий. Впрочем, то, что следом произнёс Крайт, вернуло отступившую было панику.

— Когда к тебе придут… — вступил в разговор златовласый, — покажи им укусы. Через пару месяцев они сойдут, но до тех пор будут тебе вместо охранной печати.

— Кто придет? — зная, что не стоит ждать ничего утешительного, испуганно уточнила я.

— Низшие. Падальщики. Кто захочет вкусить сладкой плоти той, кто в нарушение наших законов узнала о существование иного мира. Но не бойся, они не тронут тебя, если ты обуздаешь свой страх и предъявишь им доказательство нашей опеки.

Эфаир усмехнулся и усмешка его была печальна.

— Жаль, что ты скоро забудешь эту ночь, Юля.

Он в первый раз назвал меня по имени, и я буквально костями ощутила, сколько скрытой энергии заложено в столь обыденном признаке личности как имя.

Я не разделяла сожалений капитана аспидов. Забвение виделось мне желанной целью. Какое облегчение я бы испытала, стерев из памяти все, что произошло вслед за официальной частью выпускного! Однако в подобный исход верилось с трудом. Какая девушка может забыть свой первый раз, да еще если в роли ее первого мужчины выступало сразу трое? Причем никого из них нельзя было назвать человеком.

— Не думаю, что когда-либо, забуду вас, — честно призналась я, впрочем, то был совсем не комплимент.

— И все же смертная часть сделает свое дело. Постепенно в твоей голове возникнут новые подробности, более подходящие под устоявшееся представление о реальности. Со временем ты найдешь заурядные прочины для произошедшего. Останутся лишь сны, в которых ты будешь видеть неясные образы и испытывать непонятные желания.

— Мы хотим, чтобы ты знала…

Капитан, снял со своей шеи, какой-то невзрачный амулет и задумчиво разглядывая его, продолжил:

— Мы даже не рассчитывали на такое чудо, как Слияние. Подобное в лучшие времена могло случиться лишь в близости равных. Это ни с чем несравнимое, древнее волшебство — когда кровь возлюбленного поет для тебя. Я не могу найти объяснение случившемуся. Остается лишь благодарить за это почивших Богов и хранителей их заветов Манадос. Следующие триста лет для меня будут наполнены тобой.

Он протянул мне амулет, и я не посмела отвергнуть этот прощальный дар.

Прошло много времени, прежде чем я смогла в полной мере оценить значение его подарка. 

III глава: Зловещие гости

В сердце каждого сида живет Зло.

Оно сияет холодным светом неодолимого совершенства

и взимает свою непомерную дань.

Неделя, последовавшая за событиями в лесу, обернулась бесконечной наркотической агонией.

Первые сутки почти стерлись из моей памяти, превратившись в темное мутное пятно, пропитанное кошмарами. Оставалось лишь благодарить невидимого Бога, устроившего так, что на следующий день после выпускного мама была вынуждена уехать в командировку, и мне хватило сил что-то буркнуть из-под одеяла, когда она с чемоданом в руках покидала квартиру. После уже ничто не мешало мне прочувствовать до самой последней ноты мелодию просочившегося под кожу ужаса.

Желание, неуемное и чудовищное, непереносимое для всякого человеческого существа, яростно сжигало разум. Оно заставляло корчиться на влажных простынях, зажав между ног одеяло, собственноручно терзать свое тело без разрядки и облегчения.

В ту проклятую неделю мною владела единственная мысль, одна затмевающая всё потребность — я жаждала, отчаянно нуждалась в близости с Высшими.

Но сколько бы ладони ни скользили по истекающей влагой плоти, жажда лишь разрасталась, множилась, словно смертоносный вирус, от которого не существовало исцеления.

Иногда я впадала в забытье, в котором властвовали видения: цветущие сады с деревьями, увитыми терниями, сверкающими на солнце словно алмазы; подземные лабиринты с живыми каменными птицами; тронный зал с колоннами из гигантских костей; тонкостволое дерево с черными ягодами, растущее посреди зеркально гладкого озера.

Картины, стремительно сменяющие друг друга, яркими всполохами возникали в голове, рождая ощущение, что какая-то невесомая часть меня отделилась от тела и попала в неведомый, зачарованный злой ворожбой мир. Он был столь прекрасен, столь манящ, что я сгибалась под его беспощадной дланью и с криком возвращалась в реальность за секунду до того, как он бы превратил меня в сломанную куклу.

Но случались благословенные передышки, когда липкая мга, затопившая мои глаза и легкие, на краткий миг, необходимый чтобы сделать спасительный вдох, вдруг отступала прочь.

В те мгновения я сжимала в кулак руку, стремясь умерить возникающие назойливое жжение в ладони, вздрагивала всем телом и судорожно делала вдох. Тогда измученное сердце вновь наполнялось кровью и болезненно сжималось, разгоняя ее по венам.

Не раз и не два в те дни я замирала в шаге от невозвратимости…

Все прекратилось внезапно. Я словно отыскала последнюю полынью и вынырнула из-под вековечного льда, запиравшего меня в океане бурлящей лавы.

Неделю я практически не пила и ничего не ела, и, как следствие, исхудала и ужасно ослабла. В квартире у нас не было телефона, поэтому мы с мамой созванивались редко, для чего я наведывалась к соседям. По счастью, в день, условленный для контрольного звонка, я пришла в себя и смогла доковылять до соседки, объяснив удивленной моим состоянием женщине, что просто переболела кишечным гриппом. Мне поверили и не стали поднимать паники.

Силы возвращались медленно. Жажда близости все еще плавила кости, просто теперь вожделение не терзало меня непрестанно, а подкрадывалось ненадолго, как правило, по ночам, вгрызаясь в тело голодным зверем, заставляя кусать губы и плакать от бессилия.

Но к концу второй недели и эти приступы прекратились. Пришло время снов, где я лежала нагая на берегу соленого озера, а три лоснящихся черных змея обвивали меня кольцами и скользили по телу, будто лаская. Эти сны, стоило преодолеть первый страх и вполне естественное отвращение, приносили покой и облегчение. После них я просыпалась отдохнувшая в плену сладкого томления.

Постепенно жизнь входила в привычную колею.

Спустя месяц, когда я беспечно все же позволила себе забыть о пережитом, зло снова напомнило о себе.

***

К возвращению мамы я практически восстановила свой обычный вес и к тому же, кажется, даже похорошела. Сильнее всего изменились глаза. Они стали как будто ярче и явственно меняли цвет в зависимости от освещения. Кожа поражала совершенством, ни один подростковый прыщ не смел нарушить ее безупречность. Тело приобрело утонченную хрупкость, как если бы я много лет занималась балетом или художественной гимнастикой, хотя по конституции оно и так всегда было стройным и гибким.

Но перемены не радовали меня. Я никогда не отличалась женским тщеславием и в глубине души отчетливо понимала, что пробуждается та скрытая непредсказуемая часть меня, которая была вовсе не от человека.

Вскоре я вновь осталась в одиночестве. Каждое лето, с тех пор как мне исполнилось пятнадцать и каникулы стало интереснее проводить не в деревне на грядках необъятного огорода, а на городских дискотеках с друзьями, мама, которую с возрастом все больше тянуло к земле, уезжала на отпуск в деревню, к бабушке. Ей не слишком нравилось оставлять меня без присмотра, но по характеру я всегда отличалась здравомыслием, в крайности не впадала и по праву пользовалась маминым доверием.

***

Погода в наших краях капризная и привычно удивляет контрастами. Самая большая проблема — студеные ветра. Иногда из-за них даже короткое лето, и без того скупое на тепло, оборачивается сплошным разочарованием. Но в этом году пришедший вслед за выпускным зной превратил песчаные пляжи Талого и многочисленные берега разбросанных меж песчаных дюн карьеров в землю Обетованную.

Вот уже который день курчавые макушки деревьев тревожил едва ощутимый бриз. Природа вокруг буйствовала в каком-то зеленом безумии. Упоительно благоухал жасмин, и в квартире стало совершено невозможно спать с закрытыми окнами.

Казалось, пара дней, проведенных на золотом песке в компании озабоченных решением своих девичьих проблем подружек, начисто излечила все мои душевные травмы. Я научилась жить текущим моментом, не прислушиваясь к несущим угрозу ощущениям, которые навязчиво и монотонно твердили о том, что наступившая идиллия — лишь иллюзия.

По счастью, реальность, целительно-обыденная чередой бытовых проблем и маленьких радостей, поглотила меня, как поток неспешной реки, все дальше унося от событий выпускной ночи.

Однако очень скоро я столкнулась с неожиданным побочным эффектом своего недавнего общения с фейри.

Мужчины, юные и зрелые, стали осаждать меня вниманием, и зачастую я была вынуждена довольно грубо охлаждать их интерес. Неудивительно, что для подружек я очень быстро стала нежеланной компанией. Некоторые из них в открытую винили меня в намеренных попытках разрушить их отношения с парнями. И даже те, кто первое время противостоял подобным обвинениям, в конце концов признали очевидное. Хищная магия фейри, все еще циркулирующая в крови вне зависимости от моих желаний и воспитанных с детства представлений о «плохом» и «хорошем», все дальше и дальше уводила меня от того человека, которым я была ещё недавно.

Наша небольшая двухкомнатная квартира превратилась в унылое убежище. Я вдруг почувствовала удушливую, опустошающую усталость и впала в какое-то сонливое равнодушие. На улицу выходила редко, а все больше просиживала на балконе, свернувшись калачиком в старом ротанговом кресле в бесплодных попытках найти выход из вероятно безвыходного положения.

Временами в голове мелькала пропитанная горечью и бессильной злобой мысль, что своим появлением сиды украли не только мою невинность, но и ту жизнь, которой я принадлежала, которую считала для себя желанной.

***

Они пришли из зазеркалья. Ночью.

Сквозь тяжелый болезненный сон ужас колол позвоночник, и потребовалось собрать все свое мужество дабы просто открыть глаза. Сначала я ничего не увидела. В окно минорно лил раздражающий свет уличного фонаря, за каким-то чертом приделанный к соседствующей с окном моей спальни стене, отчего в комнате по ночам всегда было довольно светло. Но свет оказался бессильным перед липким маревом кошмара, порожденным чьим-то потусторонним присутствием.

Я села в постели и сразу же наткнулась на собственный размытый силуэт в большом напольном зеркале. Оно стояло в противоположном углу комнаты и отражало край разложенного дивана. Минуту, боясь шелохнуться, я всматривалась в него. А затем закричала.

Из зеркала, разверзнув рот в злорадном оскале, выползала белокожая тварь. Червевидное, влажно поблескивающее тело венчала человекоподобная голова с пышным коконом старомодной прически, усеянной драгоценными камнями и затянутой вуалью паутины.

Я рефлекторно отпрянула, но в то же мгновение кто-то крохотный с холодными влажными пальцами вцепился в мои волосы и с силой потянул на себя. Я снова закричала. Ужас рвал пересохшее горло, но весь мир словно оглох. Несмотря на распахнутую форточку, тонкие стены и пронырливую соседку с верхнего этажа, никто так и не услышал моих криков о помощи. В отчаянии я стала вырываться, стараясь избавиться от зловещей хватки, но крохотные ручки невидимого чудовища оказались невероятно сильны. Они тянули меня вниз, вынуждая откинуться навзничь. Мышцы одеревенели и беззвучно стонали от напряжения. Сердце билось так неистово, что в ушах шумело, а к горлу подкатил ком ядовитой желчи.

Наконец я уже не могла больше сопротивляться и со стоном рухнула на спину, умудрившись придавить какую-то мерзость головой. Из-под уха засочилась пропахшая тухлятиной жижа. На какое-то мгновение чувство брезгливости возобладало над страхом, и я снова яростно дернулась, неожиданно легко вырвавшись из леденящей хватки. Взгляд метнулся к двери, и ноги сами понесли меня к спасительному выходу.

Однако едва пальцы касались ручки, дверь исчезала и появлялась вновь, но на несколько заметных сантиметров левее. Я потянулась к ней опять и снова потерпела неудачу. Зато зеркало, теперь уже ничего не отражающее, мрачно мерцало бездонной черной воронкой и влекло к себе точно высота канатоходца.

— Как сладок твой страх, — прошелестел за спиной почти приятный женский голос.

Я обернулась, вжавшись спиной в угол, и едва не зажмурилась в детском порыве укрыться за стеной мысленного отрицания. Но сколько бы я ни твердила себе, что чудовищ не существует, мои собственные глаза уверяли в обратном.

Пытаясь обуздать лишающий разума страх, я заставила себя внимательно разглядеть пожаловавших тварей.

- Потроха, ха-ха-ха. Потроха, ха-ха-ха, — скрипучими писклявыми голосками злорадно галдели маленькие горбатые уродцы, размером не дотягивающие даже до болонки.

Пружиня, они подпрыгивали на диване. В том месте, где совсем недавно была моя голова, теперь копошилась какая-то шипящая слизь, постепенно стягиваясь в тугой комок с четырьмя отростками. Что-то подсказывало: эта слизь ни что иное, как недавно раздавленный уродец.

— Кто вы? — не оставляя попыток нащупать дверную ручку, спросила я «гостей».

Взгляд метался по комнате в поисках возможных средств самозащиты.

— Кто вы! Кто вы! Кто вы! — истошно хохоча подхватили горбатые коротышки, подпрыгивая все выше.

Сверкая желтыми щелками крошечных глаз, еще пара горбунов неотрывно следила за мной с раскачивающейся люстры. И с верхушки шкафа… И из-под письменного стола… Да сколько же их тут?!

Что-то острое полоснуло по ноге, и, пронзительно взвизгнув, я яростно пнула подкравшуюся тварь. Смердящий комок, беспорядочно трясущий крохотными конечностями, вереща, пролетел по комнате и с мерзким «чвак» врезался в батарею. Эта неуклюжая схватка привела в восторженное неистовство остальных набившихся в комнату уродцев.

Желая слиться со стеной, я схватилась за ногу. Крови оказалось неожиданно много, и у меня закружилась голова, когда я нащупала рану.

Внезапно гам в комнате стих. Уродцы замерли и стали шумно принюхиваться.

— Сладко.

— Сладко… — наперебой зашептали они, слаженно двигаясь в мою сторону.

— Сначала я-я-я… — зашипела «голова», выползая из-под дивана, и на манер кобры зависла в полушаге.

— Вы не можете!

Понимая, что ни сбежать от чудовищ, ни умолить их шансов нет, я предприняла последнюю попытку спастись.

— Высшие отметили меня! Я под их защитой, вы не можете ко мне прикасаться!

— Я вырву твои глаза и съем. Они, как спелые ягоды, лопнут на моих клыках. Я буду глотать их сладкий сок… — в ответ мечтательно, словно декламируя любовную поэму, протянула «голова». Хвост ее, тошнотворно белый и морщинистый, непрестанно изгибался кольцами, будто бы танцуя под беззвучную музыку мистических флейт.

— Челолюдка врет.

— Врет… врет..

— Наказать…

— Нанизать… — переговаривались уродцы, явно питающие слабость к рифме.

Перебирая кривыми ножками, они целеустремленно подкрадывались все ближе и ближе.

— Нет! Не вру!

Все внутри похолодело от ужаса, и успевшие было стать туманными воспоминания неожиданно ярко пробудились во мне. В несколько секунд все пережитое той роковой ночью в лесу встало перед глазами.

— Я ношу их метку. Укус.

Запоздало вспомнив, что страх лишь распаляет сидхов, я попыталась успокоиться.

Укус и в самом деле держался на мне дольше остальных примет разрушительной близости с Высшими, но два месяца большой срок. Теперь метка Крайта была едва заметна. Более того, я вовсе не желала поворачиваться к кровожадным уродцам спиной, без чего было не обойтись, случись предъявить доказательства. К тому же существовала большая вероятность, что от укуса уже не осталось и следа. Что же делать? Мысли лихорадочно метались в поисках спасительного решения.

Женщина-червь разъяренно зашипела, выпуская изо рта узкий разтроенный язык. Она метнулась ко мне атакующей змеей и зависла возле самого лица, обдавая горячим едким дыханием.

— Эфаир, Хэм и Крайт, — отвернув голову запинаясь назвала я имена своих бессмертных любовников.

На что «Голова» лишь восторженно засмеялась.

— Ааа, так это ты-ы, пос-с-сеяла с-смуту с-с-среди первых гвардейце-ф-ф вы-с-сокой гос-спож-и-и. Королева вознаградит меня за твою с-смерть, Преднач-ч-чертанная. Я буду тебя му-у-чить…

— Грызть…

— Кромсать…

— Кусать… — радостно подхватили горбуны.

Слезы бессилия хлынули из глаз, когда едкий, точно вымоченный в щелоке, язык наподобие петли обмотался вокруг моей шеи и стал медленно затягиваться. Я вцепилась в него руками, остервенело пытаясь отодрать от себя, будучи при этом совершенно беззащитной перед полчищем горбатых уродцев, облепивших мои ноги. Что-то острое, похожее на укусы гигантских ос вонзалось в обнаженные участки тела. Вместе с этими укусами приходили холод и апатия. Лишь нарастающее жжение в центре правой ладони не позволяло окончательно сдаться подступающей со всех сторон темноте.

***

Не знаю, по какому счастливому наитию именно в эту ночь я надела на шею подарок Эфаира, хотя прежде всеми силами старалась стереть из своей памяти, все, что касалось Высших, и амулет коротал свои дни в дальнем ящике письменного стола. Сделкой с собственной совестью уже был тот факт, что иногда я не могла совладать с искушением и клала амулет под подушку, так как быстро установила взаимосвязь между эротическими снами о змеях и наступающим вслед за ними сексуальным освобождением, стоило этому странному серебристому диску на простом кожаном шнурке оказаться поблизости. Именно сегодня я малодушно повесила амулет на шею и именно данное обстоятельство, как оказалось, спасло мою жизнь. Но спасло лишь для того, чтобы подвергнуть еще большим испытаниям.

Отчаянно отбиваясь от навалившихся смердящей кучей тварей из самых жутких кошмаров, я нечаянно оттянула ворот своей пижамы, и свет засиявшего в густом сумраке комнаты амулета соприкоснулся с языком червеподобной твари. Тварь завизжала так пронзительно и жалобно, словно ее облили серной кислотой. Испуганно заскулили горбуны, рванувшие с ловкостью матерых тараканов по щелям и углам комнаты. Не теряя времени на удивление, я наконец нащупала за спиной ручку двери и повернув ее, выскочила в коридор.

В коридоре стоял Эфаир. Он был хмур и до боли прекрасен. Серебро рассыпанных по плечам волос тускло мерцало, словно облитое холодным светом далеких звезд, хотя никаких источников освещения в коридоре не было. Глаза его также светились недобрым бледно-голубым огнем, а в правой руке застыло зловещего вида обоюдоострое копье. По инерции я впечаталась в его грудь и замерла, судорожно втягивая в легкие воздух. Капитан осторожно обнял меня свободной рукой, и я буквально повисла на нем, уже пребывая в полуобморочном состоянии. Кровь из ран теплыми ручейками стекала по ногам, делая пол под ними скользким.

— Я предупреждал тебя, Живалла, сидеть в своей норе и не переходить мне дорогу, — сказал Эфаир, и мечтавшая сожрать мои глаза гадина возмущенно зашипела.

— Королева накажет тебя. Ты будешь с-страдать. Долго с-с-страдать. А я… я в награду буду пить твою кровь. Грызть твои киш-ш-шки.

— Кишки!

— Кишки-потрошки, — словно по команде возбужденно зашептались горбуны.

— Я зря тратил на тебя слова, Живалла, — ни капли не впечатленный ни угрозами, ни пугающими меня до остановки сердца шепотками плотоядных карликов, скорее самому себе, нежели «Голове», сказал Высший и вонзил острие копья в пол.

По воздуху, как по водной глади, побежала рябь.

— Не-е-ет!!! — на разные голоса на одной пронзительной ноте провыли мои зловещие гости и неожиданно все смолкло.

— Что случилось? — прислушиваясь к наступившей вслед за этим тишине и боясь надеяться, спросила я у капитана.

— Их больше нет. Ты в безопасности.

Еще один глухой удар копья об пол (наверняка в паркете останется уродливый след), и старинное оружие исчезло.

Не без труда я отстранилась от мужчины.

— Спасибо тебе, — понимая, что если бы не знакомство с ним и его дружками, то подобного никогда бы не случилось, я все же не сдержала слов горячей благодарности.

Да, он отразил опасность, которую сам же и создал, но самым главным было то, что никто не заставлял капитана исполнять роль благородного спасителя. К тому же, приходилось признать: с момента нашего рокового знакомства он уже не единожды облегчал тяжесть моего изнурительного возвращения к нормальной жизни. Эф дарил мне спасительное утешение во снах и пришел на помощь, когда сбылось его предсказание и низшие явились справить свой кровавый пир.

Наверное, на следующие несколько секунд я все-таки потеряла сознание, так как перед глазами все помутнело и завращалось в бешеной круговерти. Кружение внезапно прекратилось, словно кто-то щелкнул невидимым переключателем. Я вдруг обнаружила себя на нашей кухне. Вокруг горел свет, а Эфаир осторожно укладывал меня на небольшой мягкий диванчик, который стоял у нас возле невысокого обеденного стола. Закинув мои ноги на подлокотник, мужчина хмуро посмотрел на многочисленные колотые и резаные раны. Одна из них выглядела совсем уж паршиво.

— Черт, — борясь с подступившей к горлу тошнотой, ужаснулась я. — Наверное, придется вызывать скорую. Не знаю, что будет с ногой, если ее не заштопать.

— Позволь мне помочь, — донеслось из прихожей.

Я удивленно приподнялась на локтях, и мы с капитаном синхронно повернули головы на голос нового гостя.

В дверном проеме стоял Крайт.

В дверном проеме стоял Крайт. Одетый в причудливый микс парадного мужского платья и военных доспехов, он своим видом наводил на мысли о торжественной церемонии, с которой был вырван волей непредвиденных обстоятельств. Отливающий пеплом графитовый металл нагрудных пластин. Темно фиолетовый плащ, скрепленный на плечах коваными брошами, которые сами по себе являлись настоящим произведением ювелирного искусства. Здоровенный меч в красивой перевязи на бедре… Ни дать ни взять сказочный рыцарь. Как они там вообще живут? Они что, не в курсе, что во всем современном мире уже давно победно шествуют космические технологии?

— Ты все-таки пришел, — не скрыл удивления Эф.

— Да. Пришел.

С насмешливым выражением на породистом лице капитан отступил в сторону, и Крайт, не мешкая, подошел к дивану. Он взял мою руку и поднес к губам. Деликатно поцеловал пальцы. Я и не думала сопротивляться, примерно понимая, чего ожидать.

— Здравствуй, Юля.

Наши взгляды встретились, и я поразилась отразившейся в мужских глазах тоске.

— Привет.

Губы тронула легкая улыбка, и в сознании неожиданно вспыхнуло понимание, или даже скорее ощущение. Осязание глубокой согревающей связи, которая протянулась между нами. Чувство, до этого сравнимое лишь с той теплотой и щемящей сердце нежностью, которое я испытывала к маме и бабушке.

Наверное, на фоне случившихся потрясений у меня просто поехала крыша.

— Будет немного больно, — предупредил Кайрт, разворачивая руку так, чтобы оголить запястье.

Я горько улыбнулась.

— Когда это нас останавливало?

Укус, который последовал следом, я почти не почувствовала из-за разлитого в крови адреналина. Жар и холод, попеременно обнявшие тело, быстро отступили и уже знакомое легкое сияние окутало нас подобно кокону. Угаснув, оно унесло с собой и все следы недавнего нападения. На теле не осталось ни единой царапины, разве что след от зубов Крайта свежим клеймом алел на бледной коже.

— Чудеса. — Я едва на запрыгала от облегчения, в очередной раз гадая, что принесёт новая встреча с фейри. — Хотите, я угощу вас чаем?

Может это было и глупо, но пребывание на кухне побуждало к элементарному, я бы сказала русскому гостеприимству. К тому же, заняв руки, я пыталась справиться с отголосками едва-едва пережитого ужаса.

— Чаем? — удивленно переспросил Эфаир.

— Ну да.

Я поднялась с дивана и усадила несколько опешивших мужчин на свое место.

— С земляничным вареньем. Бутербродов с колбасой не предлагаю, наверняка вы такую гадость не едите.

Господи, не знаю, что за стимулятор содержался в слюне Крайта, но я давно уже не ощущала такой бодрости и эмоционального подъема. Не дав мужчинам опомниться, поставила на плиту чайник, насыпала в пресс заварки и полезла в холодильник в поисках обещанного варенья. Сказать честно, хозяйка из меня была так себе. Не то чтобы я плохо готовила, или же не была обучена всяким хозяйственным премудростям — все же меня растили две женщины, а у них все спорилось в руках. Однако возню по дому я не любила и отлынивала от нее под любым предлогом. Провести половину своей жизни с тряпкой и половником в руках желанием не горела. Поэтому, а может от банального смущения, действия мои были несколько неловкими.

Накрыв на стол, я старалась не слишком краснеть, наблюдая, как мужчины отпивают чай из разномастных керамических чашек. У нас даже не оказалось двух одинаковых чайных пар. Спасибо неуклюжей мне, ибо я регулярно колотила посуду, уничтожая кружки словно по расписанию.

«Нужно меньше витать в облаках», — всегда приговаривала мама, вздыхая над очередной жертвой вводящей в убыток рассеянности.

Впрочем Высших, кажется, вовсе не напрягала столь простецкая обстановка. Мужчины молча пили чай, не спеша снимать пробу с варенья.

— Покорми нас, — встретившись с Крайтом напряженным взглядом, вдруг попросил Эфаир и посмотрел на меня.

Я удивленно замерла. Довольна странная просьба, учитывая, что донести ложку до рта они в состоянии и сами. Видимо, в игру вступали очередные неведомые простым смертным законы их хищного мира. Самым разумным было отказаться, но мужчина так жадно и открыто всматривался в мое лицо, словно был готов ждать моего согласия вечность.

Я побеждённо вздохнула. Необходимость прикасаться к ним, угождать, покоряться хоть и сделалась терпимой, но никуда не ушла. Влечение, все такое же сильное и требовательное, ныло внизу живота, наполняло жаром грудь, сбивало дыхание.

Зачерпнув десертной ложечкой варенье, я поднесла ее к губам капитана. Он принял мое угощение, блаженно прикрыв глаза и сделав длинный тяжелый глоток. Крайт, как прикованный, следил за нами. Развернувшись к нему, я повторила свои нехитрые действия. Не отрывая от меня завороженного взгляда, он проглотил благоухающую земляникой сладкую субстанцию, и я могла поклясться, что в глубине его ирреальных глаз неповторимого сплава пудрового золота и голубого горного хрусталя мягким светом засияла нежность.

Еще секунда и я бы забралась им на колени, вымаливая ласки. Лишь только память о пережитой агонии помешала плюнуть на гордость и не сдаться на милость Высших. А еще мысль, что в доме, в котором я выросла, на кухне моей матери никогда не должно случиться такого явления, как групповой секс. Как бы сильно я этого ни жаждала. Как бы сильно ни желали этого до крайности возбужденные Аспиды.

Мужчины почти синхронно поднялись с дивана.

— Мы уходим, — хрипло сообщил Эф. — Его внушительная тяжелая длина явственно проступила сквозь ткань облегающих брюк.

— А Хэм? — вдруг заволновавшись, что я так и не узнаю ответ на мучающий меня вопрос, торопливо спросила я. — Где он?

В груди крепло гнетущее ощущение, что с Хэмом случилась беда. Считайте меня ненормальной, но я никак не могла избавиться от чувства ответственности перед ним. Словно спасла и приручила обреченного на смерть раненого зверя, и теперь без меня он был обречен на еще более чудовищный финал.

— Там, где скоро будем все мы, — с какой-то обреченной злобой ответил Крайт.

Меня прошила дрожь ужаса. Вспомнились угрозы Живаллы, ее уверенность в том, что Высокая Госпожа наградит ее за расправу. Хвастливые обещания твари пировать на останках Эфаира. Разговор мужчин в ночь выпускного о том, как долго они ждали возможности покинуть Инмир, какие низкие поступки совершали, исполняя приказы своей хозяйки, лишь бы заслужить ее милость.

— Вы нарушили приказ? — догадалась я. — И вас за это серьезно накажут.

— Квартиру нужно защитить. Уверен, они придут снова, — явно не желая отвечать, перевел тему Крайт.

Он обращался к капитану.

Эфаир кивнул, соглашаясь.

— Пойдем.

Мужчина сжал мое предплечье, побуждая двигаться следом за ним.

Втроем мы вернулись в спальню и подошли к зеркалу, к тому самому, которое так предательски послужило парадным входом для жадных до человечинки чудовищ. Теперь оно выглядело вполне себе заурядно. Зеркало как зеркало. Большое, в светлой деревянной раме, отражающее двух неправдоподобно красивыхмужчин и растерянную да бледную меня.

— Приложи ладонь к центру и позови Безымянного.

— С чего ты взял, что он явится? — пока я переваривала услышанное, выразил сомнения Крайт.

— С того, что не только я оставил ей маяк.

— Грач что-то дарил тебе? — обратился ко мне сид, не скрывая что неприятно удивлен.

— Нет. — Я покачала головой. А потом замерла от догадки. — Разве что, он что-то сделал с моей…

Протянув правую руку Высшему, я предъявила ему едва различимое голубоватое углубление на ладони.

— Иногда это место покалывает.

— «Зерно силы», — без затруднений опознал загадочное нечто, Крайт. — Тогда все ясно. Должно сработать. Действуй.

Он осторожно подтолкнул меня ближе к зеркалу, и я послушно прикоснулась к его прохладной глади, чувствуя себя при этом то ли ведьмой, то ли сумасшедшей.

— Повторяй, — сухо приказал Эфаир. — Плоть к плоти, да откроется дверь. Приди тот, к кому я взываю.

Я повторила и, ойкнув от неприятных ощущений, отдернула руку и отступила назад под защиту тут же обнявшего меня за плечи гвардейца.

Вновь в обрамлении деревянной рамы зазиял чернотой провал. Щупальца сизоватого тумана зазмеились по полу, и в одно слитное мгновение из-за зеркальной грани в комнату шагнул Безымянный. 

IV Глава: Безымянный

Не отворяй дверь ему, и не садись с ним за стол.

Не наполняй его кубка вином, и не верь его речам.

А если ранен он, не врачуй его ран.

Утративший свое Имя сеет лишь скверну

И лишь бесчестие его удел.

Едва Безымянный переступил «порог» деревянной рамы, как проход за его спиной помутнел и застыл. Зеркало, служившее порталом для кошмарных тварей, подобно хамелеону замаскировалось под банальный предмет мебели.

Не знаю, смогу ли я в дальнейшем пользоваться им по прямому назначению.

Появившийся из прохода мужчина выглядел и был одет так, словно давно находился в пути. Черная одежда из кожи какой-то рептилии выглядела плохо и явно знавала лучшие времена. Длинный тяжелый плащ сплошь украшали грязь да влажные разводы. Лицо покрывала щетина, а под глазами залегли глубокие тени.

Крупная, очень смуглая ладонь с длинными пальцами предостерегающе легла на эфес внушительного, лишенного каких-либо изысков клинка.

— Колокольчик… — сказал Безымянный, едва наши взгляды столкнулись и в глубине причудливо золотисто-аквамариновых глаз проступило узнавание. — Вот уж не думал, что ты сможешь призвать меня из Туманов.

— Туманы «Пустых земель» не отпускают. Это известно каждому, — усомнился в сказанном Эфаир.

— Мне ли не знать.

Оценив обстановку, Безымянный окинул насмешливым взглядом былых конкурентов, а затем сосредоточил все свое внимание на мне.

— Я блуждаю более недели и уже не надеялся вырваться из это смертельной ловушки. Твой голос стал для меня маяком. Если бы не это, так и блуждать мне в плену Пустых земель целую вечность.

Сид опустился на колено, чем поверг в глубокое смятение всех присутствующих…

— Отныне я твой должник, маленькая смертная.

Не ожидая подобного поворота, я откровенно растерялась. Если когда-то и мечтала о мускулистом красавце, стоящем передо мной на коленях, то, столкнувшись с этим в реальности, испытала только неловкость. Мужчина ждал от меня какого-то ответа? Может, мне нужно было вежливо сказать: «Пожалуйста. Не за что»?

— Довольно притворства, Грач. — Прозвучавший в ночных сумерках голос Крайта отвлек меня от собственных метаний. — Будь у нас выбор, тебя бы никогда не было здесь. Кто доверится лишенному чести? Не знаю, с какой целью ты подарил девочке «зерно силы», но в итоге ты сделал доброе дело. Но этот цирк… Похоже, гнилое нутро берет своё. Ты просто не можешь не замарать все вокруг ложью.

Слова Аспида обжигали льдом презрения. Стало не по себе от столь сильной и непонятной ненависти. Несмотря на то, что именно с Безымянного начались все мои злоключения, я вдруг испытала настоящий приступ сострадания. За что они его так?

Как и следовало ожидать, после подобных оскорблений благодушие и усталость слетели с Безымянного, как семена одуванчика под напором урагана. Затрещала, хаотично мигая, электрическая лампа в ночном бра, воздух в комнате остыл и стал жалить словно зимний холод. Вверх, под самый потолок взметнулись белесые тени, и за плечами мрачного поднявшегося с колен сида заколыхался на невидимом ветру сотканный из самой первородной мглы плащ.

— Смердящий лжец, — зло прошипел Крайт, оттесняя меня от угрозы под опеку отчего-то бездействующего Эфаира.

— Я Рыцарь Тлена и я не лгу, — пугая меня до трясущихся поджилок, пророкотал Грач.

С характерным звуком запел, извлеченный Аспидом из ножен, клинок. На острой грани сверкнул тусклый блик искусственного света.

Красивое смуглое лицо расколола уродливая в своей кровожадности белозубая улыбка. Мужчина без имени равнодушно рассматривал наставленное на него остриё.

— Правильно, Златовласка, давно пора избавиться от этой ржавой железки.

В ту же секунду мглистая тень плаща взметнулась перед лицом Аспида туманной кляксой и вороненая сталь благородного клинка обратилась в серую пыль.

Подобное проявление силы добавляло некоторые детали к понятию «Рыцарь Тлена». Однако Крайт, по-видимому, впечатлился не слишком.

Отбросив испорченное оружие в сторону, он без лишних прелюдий материализовал копье.

Не сказать, что за свою восемнадцатилетнюю жизнь я перевидала много копий, но то, что появилось сейчас в руках Аспида, вибрировало силой точно атомный реактор.

— Стойте!

Я была решительно против полномасштабных военных действий в своей комнате. Мы и так жили небогато, а пребывающий в постоянном движении плащ Безымянного, то и дело «обкусывающий» стенку платяного шкафа, наводил на мысль, что еще пара неудачных колыханий и я попросту лишусь всего своего гардероба.

— Не понимаю, что здесь происходит? Артур, — не решаясь называть мужчину унизительной кличкой, я обратилась к Безымянному так, как он представился мне при нашем первом знакомстве. — Прости, не знаю как правильно к тебе обращаться… Я верю тебе, убери, пожалуйста, всю это жуть, которая тут вьется и вот-вот сожрет мой шкаф. Крайт…

Уже зная, как мои прикосновения действуют на Аспида, я дотронулась до его предплечья с целью отвлечь и успокоить, но с удивлением для себя осознала, что в голове откуда-то появилось четкое понимание причины столь внезапной злости. Недаром с первых минут нашего общения я воспринимала Карайта как самого спокойного и, пожалуй, даже эмоционально холодного, неспособного пылать сильными страстями и срываться в страсть или ярость, как к тому, например, был склонен темпераментный Хэм.

Крайт и в самом деле был несколько замороженным. Истинным Высшим во всем своем великолепии и бесчувствии. Но случилось в истории его долгой жизни кое-что, что исказило прежнее холодное совершенство. Что-то глубоко личное связывало Аспида и Грача. И это «что-то», старательно подавленное и сокрытое, внезапно для всех действующих лиц вырвалось на свободу и жаждало крови.

По счастью, вторым событием, пробившим брешь в стене привычного бесчувствия Крайта, оказалась, кто бы мог подумать — я. Наивная, хрупкая человечка, с которой ему было так хорошо, что он до сих пор ощущал то согревающее, вдыхающее жизнь тепло, что разливается по венам, стоит мне только посмотреть на него или же слегка прикоснуться.

Все эти откровения стремительными путаными образами возникали в моей голове и, что самое удивительное, я всем своим нутром ощущала их правдивость. Не знаю, как подобное оказалось возможным, но время для размышлений было неподходящим, и потому я просто доверилась происходящему, решив попытаться вернуть себе контроль над ситуацией.

— Знаю, вам нужно немедленно возвращаться, вы и так сделали для меня больше, чем могли себе позволить.

Я полуобернулась к стоящему за моей спиной Эфу.

В стремлении защитить, он обвил мою талию рукой, на всякий случай удерживая около себя и, кажется, увлекся. Погрузился в ощущения.

Изо всех сил я старалась не угодить в ту же ловушку. Жар от близости Высших уже на полном ходу туманил мне голову.

— Я так понимаю, Артур может мне помочь? — спросила я у Крайта. — Если, конечно, ты пожелаешь. — Я посмотрела на Безымянного, как бы спрашивая его мнение на сей счет.

Понятное дело, что во всем этом любопытном раскладе я по-прежнему мало на что влияла и по сути полностью зависела от милости фейцев.

— Если я принесу клятву Основам, мы сможем перейти к нормальному разговору? — игнорируя Крайта, обратился Безымянный с вопросом к его капитану, попутно убирая призрачный плащ и мечущиеся вокруг нас тени.

— В этом нет смысла, — ответил ему Эф, в отличие от Крайта просто констатируя факт, а не выказывая желание побольнее ранить. — Или это для тебя новость? Лишившись имени, ты утратил то единственное, что Хранители согласны взять в залог как гарант нерушимости твоего слова. Однако, в сложившихся обстоятельствах, я готов считать твою клятву демонстрацией честных намерений. В противном случае — и мы все это понимаем — Юля окажется совершенно беззащитна. Дверь распахнута, «пожиратели ужаса» встали на след, а ты единственный, кто на данный момент имеет возможность ей помочь.

Всем своим видом Крайт выражал несогласие. В честность намерений Грача он явно верить отказывался.

Всем своим видом Крайт выражал несогласие. В честность намерений Грача он явно верить отказывался.

Я же безотрывно, переполненная страхом и надеждой, смотрела на хмурого Безымянного, от доброй воли которого сейчас зависело так много.

Эфаир все так же приобнимал меня за талию. Рядом с ним, как ни с кем другим, я ощущала себя в безопасности. Он словно олицетворял само понятие благородной, направленной силы. Всегда собранный, уверенный, мудрый. Я теснее прижалась к нему спиной, наслаждаясь последними секундами покоя и защищенности.

Что скрывать, мне была совершенно непонятна эта их зацикленность на именах и убежденность в том, что слову безымянных сидов никакого доверия быть не может. Врожденная осторожность и здравый смысл говорили, что к словам Аспидов следует прислушаться, и все же какая-то глубинная, внутрення часть меня побуждала верить не чужому мнению, а собственным глазам. А видела я изможденного, опустошенного жестокой судьбой мужчину, безмерно одинокого и лишенного всякой цели.

К слову, подобная характеристика более чем точно подходила каждому из моих нечаянных гостей.

— Взываю к Манадос свидетелям моего нерушимого слова. Я признаю за смертной дочерью право долга, — зазвучали слова древней клятвы, вырывая меня из невеселых мыслей, — и клянусь сделать все возможное, дабы уберечь Юлию от любых угроз до тех пор, пока она не сочтет долг исполненным.

Словно чего-то ожидая, мужчины застыли в безмолвии. Я переступила с ноги на ногу, заражаясь тревожным ожиданием. Довольно долго ничего не происходило, а затем в воздухе медленно, будто нехотя, разлилось грозовое напряжение. Сначала едва ощутимо прострелило ладонь с отметиной, затем покалывание усилилось, перейдя на запястье.

— Что это? — испугалась я, не рассчитывая получить от фейских чар ничего хорошего.

На запястье, сопровождая процесс возрастающим жжением, проявились завитки темно-красной татуировки. Слово кто-то изнутри рисовал замысловатый узор, но не кистью, а скальпелем. Извиваясь, живые линии ползли по кругу, оплетая руку на манер тонкого браслета, и в момент, когда орнамент замкнулся, я не совсем цензурно вскрикнула, попутно заметив, как Безымянный с шумом втягивает воздух сквозь стиснутые зубы.

— Черт! — затрясла рукой, отгоняя неприятные ощущения. — И почему у вас всегда всё так больно!?

Я сморгнула выступившие слезы и присмотрелась к Грачу.

Изменения, можно сказать, бросались в глаза. На ранее безупречно гладкой, по мужски красивой шее сида явственно проступила такая же как у меня круговая татуировка.

Только если я оказалась владелицей довольно изящного браслета, то Безымянный обзавелся чем-то вроде чокера. Причем боли на его долю очевидно пришлось гораздо больше, ведь для меня все прошло хоть и малоприятно, зато бескровно. В отличии от сида, по шее которого в изобилии стекали тоненькие дорожки характерного алого цвета.

Я рванула к столу, за которым в прежние спокойные времена делала уроки, и схватив бумажную салфетку, не слишком-то задумываясь о том, что делаю, подошла к Грачу и стала промокать сочащиеся кровью ранки.

Аспиды молча наблюдали в звенящей, несколько потрясенной тишине. Я же начинала закипать от испуга, от усталости, от злости, от вечного непонимания «Почему я?» и «Что происходит?». Очередные, далекие от нормальности события, порождали все больше и больше новых вопросов, но ответы, если и звучали, то были скупы и расплывчаты.

Закончив свою «врачевательную» миссию, я убрала в карман испачканную бумажку. К счастью, сумасшедшая регенерация Высших залечивала мелкие повреждения практически на глазах.

— Что это за парные узоры? — спросила я у Эфаира, отворачиваясь от «раненого», но была остановлена им.

Мужчина перехватил меня за руки и поднес их к губам, поочередно целую то одну, то другую в обозначившиеся костяшки пальцев.

От прикосновения к коже упругих полных губ сида привычно закружилась голова. Интересно, эта отнимающая волю реакция на Высших когда-нибудь прекратится?

— Очередное чудо, — меж тем, все-таки пояснил капитан. — То, чего не могло случиться с Грачом ни при каких обстоятельствах, но все же случилось. Хранители признали его долг и выступили как поручители.

— Твой браслет — правильнее называть его узса — и парный ему клемм, — дополнил Крайт, — то, что связывает вас в вечности, пока долг не будет исполнен. Также клемм ограничивает магию Грача, если вдруг его действия, или же, напротив, бездействия смогут как-то тебе навредить.

— Но это еще не всё, — решил внести свою лепту в общий рассказ Безымянный.

Я смотрела на него с любопытством, силясь понять, отчего таким теплым ласкающим светом вдруг наполнились его глаза.

— На время, пока действует клятва, тому, кому она была дана, в некоторой степени передаются магические способности другой стороны.

— Вряд ли так произойдет, — не согласился Крайт. — Юля — человек. Подобный эффект прежде касался только бессмертных, причем весьма могущественных. Иначе позаимствованные способности просто не проявятся.

— А я бы не стал сбрасывать со счетов такую возможность, — рассмеялся Безымянный. Он даже не пытался скрыть, насколько доволен открывающимися перспективами. — С нашей маленькой смертной с самого начала все шло не по плану. Например, ты, капитан, и ты, Златовласка, — обратил он свое внимание на Аспидов за моей спиной. — Что вы забыли в эту ночь в доме за Завесой? Неужели ваша хозяйка вдруг сделалась не чужда великодушия и снова ослабила свой удушающий поводок?

Я оглянулась, с возрастающим интересом следя за реакцией Аспидов на слова Высшего. Ни один, ни другой почти ничем не выдали себя, лишь хватка на оружии стала крепче, словно мысленно мужчины то ли противились соблазну настучать Безымянному по башке, то ли готовились дать отпор незримому, но куда более грозному противнику.

— Вижу, что вы и сами не до конца понимаете, зачем рискуя всем сейчас стоите здесь. Хотя должны старательно пресмыкаться при дворе своей немилосердной королевы, позволяя всем поверить будто Умбрии удалось вас сломать. Признаться, я и сам был уверен, что от некогда легендарных, наводящих ужас на своих врагов Рыцарей Рока и Забвения осталась лишь тень, да и та носит в зубах тапочки госпожи.

Безымянный снова играл с огнем, явно причесывая Аспидов против чешуи. То, что речь его столь же проницательна, сколь и беспощадна, не вызывало никаких сомнений.

Не видя другого способа, как упредить вновь назревающее столкновение, я осторожно высвободила свои руку из мужской хватки и сделала шаг вперед.

— Пожалуйста, только не нужно снова бросаться друг на друга.

Вправду расчет был совсем на другой эффект…

Три пары мужских глаз, как по команде, скрестились на моих голых ногах и заскользили вверх. Тут же давление фейского флера рухнуло на меня подобно многотонной бетонной плите. Соски предательски затвердели и дерзко обозначились под легкомысленной пижамой с танцующими скелетиками, в которой я имела привычку спать, если становилось слишком жарко.

И без того накаленную обстановку во взрывоопасную превращал тот факт, что мужчины знали — стоит им проявить немного настойчивости, как я, влажная и на все согласная, упаду прямо в их руки.

Самое печальное, что похоже на сегодня я достигла предела своей сопротивляемости любовным чарам фейри. Уже едва владея собой, я с силой зажмурилась в надежде спрятаться от невыносимо прекрасных и просто убийственно желанных фейцев. Но от этого стало только хуже. Сознание атаковал рой чувственных воспоминаний. Низ живота скрутило от вышибающей дух потребности, и я прикусила изнутри щеку лишь бы не застонать в голос. Стыд и желание во мне схлестнулись в ожесточенной битве.

Но видимо, несмотря на все мои отчаянные попытки сохранить осколки целомудрия, остаток ночи таки превратился бы в разнузданную оргию, если бы Безымянный не сжалился надо мной. Буквально в секунду, послушные его воли тени так выстудили комнату, что от холода на ресницах возник иней. Сид сдернул с себя запыленный, но зато такой теплый плащ и укрыл им меня, превратив в маленький вигвам. Не сказать, что желание сорвать с себя одежду и отдаться сию секунду во всех известных миру позах покинуло меня окончательно, однако напряжение спало и я с облегчением вздохнула.

— Думаю есть смысл вам поспешить вернуться во Фреймстет до рассвета. — Голос Безымянного звучал восхитительно хрипло. — Я останусь здесь, зачарую квартиру и присмотрю за девушкой. Ступайте. Вы же видите, что нас троих для её растущей сопротивляемости пока многовато…

— Хорошо, — согласился Эф и кинул на Крайта предостерегающий взгляд. Сиды едва ли лучше моего справлялись с опутавших нас на манер дьявольской паутины влечением. — Мы уходим. Если потребуется помощь…

— Не потребуется, — перебил капитана Аспидов, Грач.

От возмущения мускулы на предплечьях Эфаира буквально вздулись, он словно стал выше и раздался вширь. Из-под верхней губы показались кончики удлинившихся двойных клыков, а глаза, вытянувшись к вискам, выцвели и засверкали полированной сталью.

— Если. Потребуется. Помощь, — чеканя слова, повторил капитан стражей не своим голосом, так, что сразу становилось ясным: решись Безымянный его прервать, тот оторвет ему голову. — Ты найдешь способ сообщить нам об этом. Юля, — внезапно сосредоточил на мне все свое внимание Эф, — мы старались держаться от тебя подальше, но все оказалось гораздо сложнее, чем кто-либо мог предположить. Теперь все зависит от тебя. Что бы ни случилось, не снимай с Грача долг и ни при каких обстоятельствах не переступай границу Инмира.

Взяв себя в руки под конец столь странной речи, Эф отрывисто скомандовал Крайту:

— Открывай Промежуток.

Крайт, не проронив ни слова и даже не взглянув на меня на прощание, (отчего в груди болезненно заныло) молча подошел к дверному проему и проведя светящимся навершием копья по его периметру, шагнул в пустоту. За ним последовал его капитан.

Так в квартире нас осталось двое. Я и тот, у кого отняли даже имя.

***

— Ты в курсе, что у тебя талант доводить всех до бешенства? — риторически вопросила я, втаскивая неподъемную мужскую тушу на свой старенький, жалобно поскрипывающий диван.

Едва Аспиды покинули квартиру, как Безымянный кулем свалился на пол. Совершенно без чувств. У моих трясущихся от пережитого стресса ног. Сначала я испугалась, что мужчина умер. Потом вспомнила, что фейри вроде как бессмертны, и скорее всего отправить кого-то из Высших на тот свет задача не из лёгких.

Видимо, его блуждания по каким-то там Пустым землям в колдовском Тумане сказались на самочувствии. И теперь, пожалуйста, — могучий и несокрушимый Грач банально валяется в обмороке.

Я в раздражении вздохнула и, собравшись с остатками сил, таки разместила Высшего со всеми удобствами.

— Ну и кто здесь кого обещал защищать? — пробухтела я, стаскивая с мужика покрытые красноватой пылью сапоги. — Учти, если твои носки воняют тухлятиной, я заставлю тебя посмотреть все серии Санты-Барбары без перерыва на сон и пописать.

Сапоги с трудом, но поддавались. К моему счастью, или к счастью Высшего, обошлось без газовой атаки. Видимо, сиды просто не потели, а если и потели, то, похоже, пахли при этом фиалками.

— Хотелось бы знать — что мне теперь с тобой делать? Ты сам придешь в себя, или нужно сплясать вокруг с бубном?

От усталости мысли путались, но я с упорством чистокровного барана перебирала в голове все известные способы приведения человека в сознание. За первое место сражались два всем известных средства — «Поцелуй любви» и «Нашатырный спирт». Победил спирт. Видит Бог, специфической любовью фейри я была сыта по горло. А Грач ну никак не тянул на звание «Спящей красавицы», да и я, принцем совсем себя на ощущала. В аптечке нашатыря не отыскалось, зато обнаружился спирт камфорный, тоже весьма вонючий, а потому вполне подходящий для моей спасательной миссии.

— Что… что это за зловонное дерьмо? — все еще находясь в полубессознательном состоянии, не очень внятно прохрипел сид и весь скривился.

— Это камфора. Ты упал в обморок. Я испугалась. Вот, пытаюсь тебя откачать. Вполне себе успешно, между прочим.

— Не успешно, — не открывая глаз и тревожа восковой бледностью, не согласился мужчина. — Так я не восстановлюсь, а задохнусь.

— А как ты восстановишься?

— Я очень давно ничего не пил и еще дольше ничего не ел.

— Принести тебе воды? Бутерброд с сыром?

— Лучше льда.

— Льда? — удивилась я.

— Ваша вода, она вся мертвая. Лед… — Безымянный еле ворочал языком и, похоже, собирался вот-вот снова потерять сознание.

Решив не вдаваться в подробности, я побежала на кухню к холодильнику. В морозилке, как раз в ожидании своего звездного часа, стояли формочки со льдом.

— Вот, держи.

Полные губы обхватили влажный кубик замороженной воды, вскользь прикоснувшись к моим пальцам. Я не удержалась и погладила Высшего по смуглой щеке. Затем немного выждала.

— Еще?

— Да…

Сид медленно открыл глаза. Все еще мутные, но по-прежнему настороженные и цепкие.

Так, потихоньку, я поила Безымянного кусочками замороженной воды довольно долго. Лед действовал лучше самого современного лекарства. Да что там говорить, он буквально творил чудеса! Если после первой порции сид смог вернуть себе ровное дыхание и ясный взгляд, то после последней уверенно поднялся с дивана и отправился на подвиги. А именно, обошел всю нашу с мамой скромную двушку, попутно чертя на стенах какие-то мудреные символы, которые прежде чем исчезнуть наливались красивым теплым светом. Чудеса как они есть.

Безымянный аппетитно похрустывал зеленым яблоком, прислонившись мощным бедром к столешнице кухонного гарнитура. Видимо, во всех мирах мужчины похожи, и все дороги приводят их туда, где можно пожрать. Отчего-то все мои сегодняшние визитеры в конце концов оказывались на кухне. Одних я угощала чаем, второй изволил съесть единственный в доме фрукт.

— А теперь нам с тобой нужно как следует выспаться, — закончив жевать оповестил сид.

Я напряглась. Спать хотелось чрезвычайно. И не только спать… Под кожей гудело навязчивое распутное как первородный грех желание.

— Трахаться я с тобой не буду.

Сопротивляться собственной настоятельной потребности было по-прежнему неимоверно трудно. Но я старалась и пока как-то держалась.

— Не сегодня, — согласился Безымянный.

Я едва не задохнулась от возмущения. Что это у них — в самом деле любимая шутка?!

— Никогда!

Сид засмеялся, буквально убивая своей искрящейся неземной красотой.

— Ты сама в это не веришь, моя маленькая сладкая смертная. — Взгляд Безымянного одновременно и укутывал лаской и раздевал откровенными обещаниями. — Нас тянет друг к другу так, что я едва держу при себе руки.

— Это всего лишь проклятый фейский флёр, — вместо гневного заявления получился какой-то жалкий девчачий писк. Признания сида лишь усиливали проклятую потребность.

Сид покачал темноволосой головой.

— Смею тебя заверить, флёр здесь не причем. Я его полностью блокирую.

После подобного откровения мы оба ненадолго замолчали, гипнотизируя друг друга напряженными взглядами.

— Хорошо, — не имея сил разбираться со всем этим «океаном страстей бушующих», я предпочла перевести тему. — Ты можешь лечь в маленькой комнате, а я постелю себе в зале.

— У тебя есть зал? — удивился сид так искренне и безыскусно, что я не сдержала смеха.

— Залом у нас называют самую большую в квартире комнату.

— В этом нет никакого смысла, — выдав порцию своего фирменного высокомерия, сид озадаченно нахмурился.

Я пожала плечами.

— В данном случае, зал — это мамина территория, а в маленькой комнате обитаю я. Но сегодня я там больше не лягу, боюсь мне все время будет мерещиться какая-нибудь мерзкая рожа, выползающая из зеркала или еще откуда.

— Такой опасности уже нет, — попытался развеять мои страхи Грач. — На квартире плотные защитные чары.

— Скажи это моему подсознанию. — Я постучала по виску указательным пальцем. — Ладно, разбегаемся по кроватям.

— Если станет страшно, или одиноко… — Намек в голосе Безымянного не услышал бы разве что глухой.

Уже под утро, засыпая, я все пыталась для себя решить, как именно в случае опасности буду звать Высшего. Все многочисленные варианты обращения к нему казались унизительными, безликими и в общем-то совсем неподходящими. В душе, никем не увиденный и не распознанный, все ярче разгорался маленький, но бесконечно теплый огонек благодарности.

Безымянный пришел, когда я его позвала, не отвернулся, столкнувшись с осуждением, признал свой долг, хотя никто бы никогда не предъявил ему по этому долгу счет. И более того, связал себя добровольной клятвой, утратив свободу и возможно, часть своей силы.

Нет, я не пребывала в иллюзиях в вопросе того, кем является для высших смертный человек. Игрушка, пища, источник ярких, но мимолетных удовольствий. Такой я для них и была в момент, когда наши пути пересеклись. Вовсе не жалость или милосердие бессмертных спасло мне тогда жизнь. В ту теплую летнюю ночь мы все попали в невидимые жернова судьбы. Каждый мыслил и действовал исходя из того, что он пережил, в чем нуждался или от чего бежал.

Никто не мог знать, что в роду избранной слепым жребием жертвы есть кто-то, кто подарит ей те заветные крупицы силы, благодаря которым у неё и появится шанс на спасение. Это тайное наследие сохранило меня. Теперь же меня оберегали те, кто еще совсем недавно должны были сыграть неприглядную роль палачей.

Вот под такие мысли я и засыпала, погружаясь в вязкий омут тяжелого сна, едва не упустив тот момент, когда приняла твердое решение дать Безымянному новое, подходящее ему имя. 

V глава: Кое-что из жизни фейри

Проснувшись ближе к полудню, я обнаружила, что в квартире одна. Послонявшись по комнатам в одной пижаме и наконец обретя некое подобие цели, поплелась в ванную приводить себя в порядок. При свете дня произошедшее ночью казалось какой-то дикой галлюцинацией, но узса — браслет-татуировка на запястье — утверждал обратное. Значит, рано или поздно Безымянный снова появится. На повестке дня обозначилась острая необходимость совершить вылазку в ближайший продуктовый магазин. Наверняка мужчину придется чем-то кормить, а в доме ничего кроме воды из-под крана и «Дошираков» с майонезом не завалялось. Да и зубную щетку ему наверное нужно прикупить.

Нацепив на голову бейсболку и солнечные очки на пол-лица, я выскочила под палящее солнце и бодро зашагала по тротуару. Знойный летний ветерок совсем не приносил прохлады, а лишь лениво заигрывал с воланами короткого сарафана. По счастью, в магазине, особенно в отделах с холодильными установками, царила спасительная прохлада.

— Что за лето?! — жаловалась дородная женщина в возрасте, по-видимому, своему мужу. — Словно мы не на севере России, а в какой-нибудь Бразилии.

— Где много-много диких обезьян, — не удержался от цитирования бессмертной классики мужчина и хохотнул.

— Где много-много старых дураков, — возразила женщина, сильно страдавшая по причине лишнего веса от высоких температур и потому не разделяющая мужниного веселья.

Стянув бесболку и сдвинув солнечные очки на лоб, я стояла неподалёку и обмахивалась кепкой словно опахалом. Наконец, перестав мучиться от жары, я расслабилась, беззаботно курсируя из отдела в отдел и совсем не смотря по сторонам.

Я поняла, что что-то не так, только войдя в подъезд и сопя от напряжения, поднявшись на второй этаж. Множество забитых доверху пакетов разве что не свисали с ушей, заставляя сосредоточить все силы на том, чтобы поскорее добраться до квартиры. Потому резкий толчок в спину, который практически прибил меня к стене лестничной клетки, оказался полной неожиданностью. Я только ахнула, придавленная кем-то сверху, и хаотично задергалась, пытаясь увернуться от нагло зашаривших по телу рук.

— Сука, как же я тебя хочу, — забормотал срывающимся от нетерпения голосом кто-то за спиной, лихорадочно задирая подол сарафана.

Я в панике задергалась ещё более отчаянно, но неопознанный урод так навалился на меня, что я лишь оцарапала щеку о шероховатый выступ неровно покрашенной стены.

— Ну? Чего ты там возишься?! У меня уже яйца посинели. Давай быстрее, а то кто-нибудь пойдет. Я тоже хочу успеть засадить.

Поняв, что нападавших как минимум двое, я оцепенела от ужаса, а затем в голове словно что-то щелкнуло, и я почувствовала внезапный прилив сил. Уперевшись руками в стену, оттолкнула спиной насильника и, извернувшись, попыталась броситься вниз по лестнице, спотыкаясь о рассыпавшиеся под ноги продукты. Меня как кипятком ошпарило, едва я наткнулась на растерянный взгляд одного из нападавших, выскочившего наперерез. Им оказался худой и долговязый с выпирающим кадыком и водянистым цветом каких-то шальных глаз парень. Он меньше всего походил на того, кто бы мог отважиться на столь мерзкое и жестокое деяние. Самое ужасное, что я узнала его. Парень учился в местном колледже и жил в соседнем высотном доме. Он стоял, перегородив мне путь и, кажется, не знал, что ему делать. Я резко обернулась, столкнувшись взглядом с еще одним своим знакомым. Очередной недоботаник среднего роста, но куда более крепкий и плечистый, явно склонный к полноте и прыщам. Парня, кажется, звали Гриша, и все, кто его знал, утверждали, что кроме компьютера и фастфуда Гришу ничего не интересовало.

Мы таращились друг на друга в тупом недоумении, тяжело дыша и боясь шелохнуться.

— Вы что, с ума сошли? — тихо, почти шепотом, выдавила я из себя в надежде, что у парней прояснится в мозгах и они оставят меня в покое.

Но с моим голосом явно было что-то не так. Едва я заговорила, как взгляд их ещё больше остекленел, а затем вдруг вспыхнул таким яростным животным вожделением, какое, должно быть, встречается только у больных бешенством зверей. Их затрясло крупной дрожью, а в уголках губ проступила пена. Больше всего они напоминали сейчас зомби, одержимых единственной целью — утолить терзающий их плотский голод.

Понимая, что спастись едва ли есть возможность, я снова было метнулась вниз, но едва насильники поспешили наперехват, резко изменила направление и побежала вверх, по крутым ступеням, попутно давя в себе инстинкт позвать кого-нибудь на помощь. За спиной слышались мат и неслаженный топот быстро приближающихся преследователей. Было так страшно, что в какой-то момент горло сдавил спазм, и я смогла только с хрипом втягивать в легкие воздух, заставляя себя не сдаваться и бежать еще быстрее.

Наш девятиэтажный дом заканчивался техническим полуэтажом с закрытой на навесной замок дверью, которая вела на чердак, а затем и на крышу. Здесь всегда было темно и пахло застоявшейся водой. Вцепившись руками в перила, я в ужасе таращилась в темноту, понимая, что бежать дальше некуда. Болезненно заныло плечо, когда холодная, словно кусок льда, рука сдавила его, попутно захватив тонкую бретель сарафана и начав остервенело дергать, в конечном итоге порвав. Я рефлекторно попыталась удержать начавшую сползать с груди ткань, но от толчка в спину упала на ступени, сильно ударившись. Попыталась подняться, но уроды снова толкнули меня и, схватив за ноги, слаженно потащили вниз, прямо по обшарпанной лестнице.

Неожиданно все прекратилось. Игнорируя боль, я встала, попутно удивляясь, почему на лестничной клетке вдруг наступили сумерки? Липкий серый дым, как туман или дыхание пожара, поднимался от пола и мягко обволакивал пространство. Он оказался довольно плотным и сильно снижал видимость. Впереди я различила лишь три силуэта. Один — двухметровый и широкоплечий, с развевающимся будто на ветру плащом, и двое разного роста, но одинаково сутулых, застывших в испуганном напряжении.

— Нет! — только и успела я выдохнуть, на долю секунды опоздав с осознанием.

На пол бесшумно осыпались две кучки пепла. Липкий серый дым стал таять, унося с собой даже эти скудные следы чужой оборванной жизни. Безымянный обернулся и внимательно посмотрел на меня.

— Нет, не может быть, — снова прошептала я, пытаясь осмыслить произошедшее и все еще надеясь на обратимость случившегося. — Что… что ты с ними сделал?

— Ты знаешь, — в полном спокойствии, ничем не проявляя и малейшего душевного волнения, ответил сид.

— Ты что, в самом деле их убил?

— Обернул тленом. Тлен к тлену, пепел к пеплу — как любят говорить ваши жрецы.

— Но зачем?! — поразилась я бессмысленной жестокости. — Разве ты не мог их на время вырубить? Или просто прогнать?!

— Пойдем, — не спеша с ответом, Безымянный взял меня за руку и повел наверх, в самую тьму последнего технического полуэтажа.

Едва я хотела возмутиться этому абсурдному действию, как мы словно нырнули в какую-то черную дыру, заполненную невидимой ватой. А в следующее мгновение впереди открылась дверь и мы оказались в прихожей нашей с мамой скромной квартирки.

Облегчение затопило меня. Простая уютная обстановка и знакомые ароматы дома на мгновение обняли теплым коконом. Жаль, привычная безопасность родных стен была всего лишь иллюзией. Ужас свершившегося снова застучал в висках, когда, ринувшись на кухню за стаканом воды, я увидела аккуратно сложенные на столе продукты. Те самые, что рассыпались в пылу борьбы по парадной…

— Ты что, успел подобрать и сложить покупки, пока меня там наверху пытались изнасиловать?! — Я не верила собственным глазам.

«А как же все эти громкие клятвы и узы долга, которые якобы связали нас?» Мне хотелось швырнуть этот упрек в лицо невозмутимого сида, но я сдержалась, с надеждой ожидая хоть какого-то внятного пояснения.

— Страх — лучший способ заставить проявиться скрытый резерв, — внося еще большую сумятицу, ответил высший.

— Что за чушь? — вскричала я, чувствуя что еще немного и скачусь в уродливую истерику.

Руки мои тряслись и я сжала их в кулаки, пытаясь остановить беспрестанную внутреннюю дрожь.

— Сядь, — приказал сид и я, к своему удивлению, послушно уселась на табуретку. — Если ты до сих пор не заметила, то ты меняешься. Слишком быстро для мира людей, но слишком медленно для мира фейри.

— Но ведь это не навсегда. Эфаир сказал, что со временем кровь уснет, я все забуду, а следы исчезнут.

— Так должно было случиться, но не случилось. Обычное дело для пронизанного чарами Инмира. С сидами никогда нельзя быть уверенным, что все пойдет так, как ожидается, однако ты даже не полукровка. Шансов у избранной жертвы Инмира пережить встречу с обезумевшими от плотского голода Высшими не было никаких. И все же, каким-то образом ты осталась жива и даже сохранила разум. Никто не объяснил тебе, но та ночь, когда гвардейцы Умбрии пришли забрать твою невинность, была Ночью священной жертвы. На заре времен, завеса между миром смертных и миром Высоких холмов была условна. Все сиды — и Высшие, и простокровные фейри — свободно путешествовали через грань и всюду утверждали свои главенство и силу. Если бы так и продолжалось, человеческая цивилизация никогда бы не достигла своего расцвета. Мы бы просто не позволили людям вылезти из своих пещер. В самой сути каждого фейца лежит ненасытность к власти, магии и наслаждениям. Любая умеренность противоестественна для нас. По этой причине, едва баланс меж мирами был окончательно нарушен, Колыбель Инмира явила всеединый закон «Основы» и его божественных хранителей — Манадос, беспристрастных судей и вершителей. Завеса между Землей и Инмиром на долгие столетия стала практически непроницаема, подарив человечеству столь необходимый шанс на развитие. Затем, сильнейшие из нас нашли способы вскрывать прорехи и бродить неузнанными меж смертных, за давностью лет почти утративших знания о фейцах. И вновь вмешались хранители. Дабы вернуть завесе исчезающую прочность, они отмерили промежуток в триста лет и выбрали ночь, когда всякий, в достаточной мере сильный сид, невзирая на свое происхождение, может беспрепятственно покинуть Инмир и, ведомый Чарами, собрать с человечества дань по праву сильного.

— Это что получается? Раз в триста лет каждый сид, возникни у него такое желание, может прийти на Землю и надругаться над любым подвернувшимся ему под руку человеком? — Я буквально задыхалась от возмущения.

— Нет, не над любим. Чары отмечают только того смертного, кто может быть взят в качестве оплаты за свободу и безопасность всех остальных.

— И я? Я тоже была отмечена Чарами?

— Да. Ты и есть «священная жертва».

— Отчего же тогда ты уступил меня Аспидам? Получается, ты имел на меня такие же права, как и они, если не больше, учитывая что познакомились мы с тобой на несколько часов раньше.

— Не совсем так. Будучи Безымянным изгнанником, проклятым и сеющим скверну, рядом с не запятнавшими себя Высшими я не имею никаких прав. Впрочем, мне давно уже плевать, что об этом думают высокомерные задницы дворцовых прислужников. Я не собирался отступать. Но в тебе было столько жизни, столько радости и света. Со мной ты не дожила бы до утра. Эфаир же всегда отличался неуместной гуманностью. С ним ты прожила бы на день или два больше. Впрочем, это была бы не жизнь, а агония.

Я смотрела на Безымянного округлившимися глазами, ловя себя на мысли, что начинаю понимать его извращенную логику. Не день и не два меня корежило и сводило с ума желание, удовлетворить которое могли только ласки прекрасных и недоступных Высших. Это действительно была агония, сравнимая с самой лютой физической болью, но в тоже время не имеющая с ней ничего общего.

— Так ты собирался меня убить не для того, чтобы получить удовольствие, или же соблюсти вашу дурацкую традицию, а из милосердия?

Вместо ответа мужчина взял меня за руку и, развернув её ладонью вверх, разжал согнутые пальцы, оставляя обжигающий поцелуй в самом центре. Тут же, откликаясь на прикосновение его губ, в ладони запульсировало знакомое покалывание. Зерно силы — вспомнила я слова капитана Аспидов, странный подарок от Безымянного.

— Я подарил тебе «зернышко», частичку своей изначальной магии. Если бы каким-то чудом ты смогла пережить ночь и разум твой оказался бы достаточно силен, оно бы поддерживало тебя. В противном случае, стало бы маяком, и я бы пришел, дабы навсегда избавить тебя от страданий.

Высвободив руку, я обхватила себя за плечи. Адреналиновый жар сменили озноб и тошнота. Перед глазами снова встали серый сумрак и две фигуры, обратившиеся в пепел.

— Ладно, со мной все более менее ясно, — сказала я, хотя чувствовала, что за скобки рассказа опущено множество важных деталей.

Сейчас меня волновало совсем другое. Как пережить смерть двух сошедших с ума мальчишек и что делать, если ко мне пожалует полиция?

— Никак не могу понять, зачем ты убил парней? Ты же такой сильный! Они бы отстали от меня, стоило тебе только хорошенько их припугнуть.

— Увы, нет. Все не так просто, моя добрая наивная девочка. Я должен был стереть их в порошок уже только оттого, что они посмели отнестись к тебе неуважительно. За прямое же нападение, смерть — всё, что они заслужили. Вот только в том, что похоть затмила их разум, на самом деле, мало их вины. Дело в том, что ты, Юля, стала источать флёр не хуже любого древнего сида.

Я вскочила с дивана, но пережитый стресс окончательно одолел измученное тело. Ноги мои подогнулись и я бы кулем свалилась на пол, если бы сид не подхватил меня, крепко прижав к себе. Я приникла лицом к его груди, слыша ровный стук сильного сердца и вдыхая умиротворяющий аромат лиственного леса и моря.

— С ними случилось то же самое, что и со мной? — Я не поднимала головы, замирая про себя от ужаса и вины.

— Да. Но у них не оказалось твоей сопротивляемости. Флёр Высших подобен сладкому яду. Вот только противоядия от него нет.

— Значит я их отравила, а затем убила. С той лишь разницей, что сделала это не сама, а твоими руками.

Внезапная догадка осенила меня и, вырвавшись из мужских объятий, я отошла в другой конец кухни, к окну. Прислонившись бедром к широкому подоконнику, спросила.

— Когда ты почувствовал мой флёр?

— Я не уверен…

— Когда? — перебила я Безымянного.

— Вчера ночью.

Высший смотрел на меня взглядом кристально честного человека, с глубоким осознанием собственной правоты и безгрешности.

— Твой флёр нестабилен и словно мерцает. Было непонятно, проявляется ли он от контакта с сидами, или же просто только начинает входить в силу.

— Все равно, ты обязан был предупредить меня! — Я почти кричала.

Феец лишь выгнул угольно черную бровь, явственно давая понять, что у него совсем иные представления о своих обязанностях.

— Единственное, что меня заботит — это твоя безопасность. Очевидно, что жить как раньше ты не сможешь. Или же ты всерьез собираешься провести всю свою оставшуюся жизнь — а она, я подозреваю, теперь может оказаться очень долгой — не выходя из квартиры?

Мужчина медленно приближался ко мне, не скрывая злости в потемневших до багряного цвета радужках.

— Умбрия — ревнивая садистка. Она найдет способ докопаться доистины и узнать, кто же так околдовал её могущественных, но таких поломанных Аспидов. Двое даже посмели сбежать к тебе на помощь, нарушив строжайший запрет своей мстительной и невиданно жестокой, даже по фейским меркам, королевы. Мастер Боли, Пьющий Бессмертие и Рыцарь Забвения. — Высший подошел вплотную, резко усадил меня на подоконник и, вклинившись между коленей, склонился надо мной. — Интересная компания для одной маленькой смертной, избранной стать их жертвой. Вот только жертвы не получилось. Твоя пробуждающаяся магия спасла тебя, выкупила у Чар священной жатвы. Но кто-то все-равно должен был погибнуть, и я сделал так, чтобы это была не ты.

Пытая пронзительным взглядом, он зарылся пальцами в мои растрепанные волосы и, сжав их в кулак на затылке, осторожно потянул вниз. Я невольно прогнулась, подставляя оголенную шею жаркому мужскому рту.

— Твой запах, — хрипло прошептал сид, делая глубокий вдох, словно задыхаясь. — Я никак не могу им надышаться. То ты пахнешь как самое изысканное и запретное удовольствие. То как что-то родное, потерянное…

Он прикусил нежную кожу, тут же погладив языком, и снова прикусил. Я безвольно застонала, прикрыв в изнеможении отяжелевшие веки.

— Перестань. Пожалуйста. — Мой голос стал таким жалобным и хриплым, что в первое мгновение я его даже не узнала.

Градус взлетел до небес, по мощному напряженному телу сида прошла чувственная дрожь. Нас стремительно захватывал водоворот порабощающей страсти. 

VI глава: Дядюшка Мунк

От входной двери раздался звонок. Он выдернул меня из любовного угара словно «дед репку». Я забарахталась в напряженных руках Безымянного, уклоняясь от выпивающих душу ласк. Должно быть, я совсем сбрендила, раз решила позволить себя трахнуть прямо на подоконнике.

— Не вздумай открывать, — наконец прекратив свои поползновения и отступив на шаг, приглушенно скомандовал сид.

Выглядел он шалым. Челюсть напряжена, широкая грудь часто вздымается. Кулаки сжаты до белеющих костяшек. Все сигнализировало о том, что он на грани и прикладывает колоссальные усилия дабы сдержаться.

— А вдруг это полиция? — Меня мучил навязчивый страх быть пойманной.

— Через пол часа после нападения, при отсутствии мотива, тел и свидетелей?

— Надеюсь, ты прав.

Я перевела дыхание и на цыпочках подошла к двери, осторожно подглядывая в глазок. Через секунду опасения окончательно развеялись. Оказалось, газовщики местной коммунальной компании совершали очередную проверку оборудования. Не желая стать причиной ещё чьей-то смерти, я предпочла сделать вид, что никого нет дома.

— Может, ты проголодался? — безо всякого скрытого смысла, постояв немного в полной тишине, совершенно искренне поинтересовалась у Высшего.

В ответ он обжег таким взглядом, что я покраснела.

— Не нужно так на меня смотреть! Думаю, самое разумное сейчас — отвлечься, заняться простыми вещами, например, пообедать, а после мы решим, что делать дальше.

На словах «заняться простыми вещами» сид вышел из кухни, и остаток фразы прозвучал брошенный в пустоту. Момент, когда квартира вновь оказалась в моем единоличном пользовании, я почувствовала очень остро. Не знаю, что тому было причиной — наша с Безымянным связь, или же навязанное флером желание, — но едва сид необъяснимым образом исчез, как пустота и тревога обрушились на меня многотонной плитой.

Следуя собственному совету «отвлечься», я занялась обыденными домашними делами. Приготовила плов, испекла пирог с яблоками, по мелочи прибралась, вздыхая над дырявым паркетом в прихожей, перебрала вещи из ранее пострадавшего шкаф. По счастью, повредилась только его боковая стенка, разрушение не затронуло самой одежды и я придирчиво собрала несколько комплектов, безжалостно отбрасывая в сторону всё, что могло бы распалить фантазию моего бессмертного телохранителя и побудить к активным действиям. Я не желала обманываться, прекрасно понимая, что в следующий раз Безымянного не остановит даже «вся королевская конница, вся королевская рать», а также ОМОН, вздумай они в полном составе заявиться к моему порогу.

Оставшаяся часть дня ушла на довольно странное занятие. Вооружившись справочником, блокнотом и ручкой, я пыталась изобрести сиду новое имя. Взять что-то готовое не позволяла интуиция, откуда-то я точно знала, что должна придумать его сама.

Муки творчества надолго вырвали меня из реальности. Я то пыталась соединить между собой более распространенные имена, и тогда получалось что-то вроде «Максилья», то меня уносило куда-то в историю древней Руси, и тогда уж вовсе получалась какая то белиберда. Но самое обидное, что даже когда, казалось бы, удавалось отыскать что-то красивое и неизбитое, что-то внутри говорило твердое «нет» и приходилось всё начинать по новой.

В какой-то момент я зашвырнула блокнот в другой конец комнаты и в изнеможении рухнула на диван. «Может мне подремать? Вдруг я, как Менделеев, найду решение во сне?»

Спрятавшись от мира под любимым старым пледом, я попыталась уснуть, но сон не шел. В конце концов, я впала в какое-то хрупкое состояние, зависнув на границе легкой дремоты. Я всё ещё продолжала ощущать себя лежащей на диване. Чувствовала, как холодит щеку приятная гладкость подушки… И в то же время, всё словно размылось и стало медленно уплывать. Загудел на кухне охлаждающий компрессор холодильника. Его монотонное звучание окончательно убаюкало меня.

Сначала мне показалось, что это гудение усилилось и будто бы распалось на разные лады, то поднимаясь до нежного минора, то резко ныряя в тревожный мажор. Затем я начала различать голоса, столь гармонично вплетенные в мелодию, что стали почти неотделимы он неё. Я долго вслушивалась в них, прежде чем пришло понимание отдельных слов.

Он всё отдал…

…. и светлый день.

Набат души…

… он только тень.

Знание, что я слышу что-то очень важное, возникло далеко не сразу. Оно толкнуло меня как бы изнутри, я вздрогнула всем телом и закономерно проснулась.

Надо мной стоял хмурый Безымянный.

Я испуганно вскрикнула, схватившись за сердце.

— Что ты сейчас делала? — без «здрасьте» и «как дела?», спросил он.

— Спала, — пытаясь унять трепыхание в груди, ответила я.

— Я ощущал слабые потоки магии. Ты взывала к Чарам?

— Чего? — Моему удивлению не было предела. — Я просто спала и мне снилась какая-то заунывная песня.

— Ты помнишь её слова?

— Что-то там про день или тлен. Не могу точно сказать, я едва начала что-то различать, как вдруг проснулась.

— Это был не просто сон, — «обрадовал» сид.

Шумно выдохнув, я откинулась на подушку, раскинув в стороны руки. Ну, конечно, чему я удивляюсь? Теперь и сны у меня будут «не просто сны».

— А это что?

Безымянный подошел к письменному столу, на котором лежали исписанные листы бумаги.

— Да так, — попыталась я сделать вид, что перед ним обычные каракули. Но, наткнувшись на взгляд, не советующий юлить, призналась: — Ну не могу я называть тебя Грач или Безымянный! Артур — тоже идет тебе, как корове седло. — Я поднялась с дивана. — При этом, сам посуди, я же должна как-то обращаться к тебе. Вот и решила придумать что-то своё, раз ты отказываешься мне в этом помочь и носишь свое проклятие, как какую-нибудь корону. С той лишь разницей, что приколочена она к тебе гвоздями.

Я думала, что к завершению моего дерзкого монолога сид разозлится и потребует не лезть не в свое дело, но он снова удивил меня.

Мы стояли рядом, и Безымянный осторожно взял меня за руку, прижав к своей щеке.

— Прошла, должно быть, вечность, Колокольчик, с тех пор, как кто-то в последний раз заботился обо мне. Быть может, этой заботой ты всех нас и приручила. — Он печально улыбнулся. — Пусть я проклят и лишен Имени, и об этом бесчестии в Инмире знает каждый.

Его большой палец медленно поглаживал жилку на моем запястье. В том самом месте, где ветвился узор магического браслета.

— Да, я раб своего проклятия, но его, в конце концов, я выбрал для себя сам. Твои же Аспиды хоть и прикрываются статусом благородных, но прокляты они не меньше моего. Мы все — и я, и они — носим эту приколоченную корону. И только ты сияешь для нас искренне, не делая различий.

И в самом деле, в месте, где соприкасались наши тела, появилось мягкое теплое свечение. Настоящее чудо, особенно для человека, прожившего всю свою сознательную жизнь в самой что ни на есть обыденной реальности. Я смотрела на это очевидное свидетельство могущества фейских чар, и душу наполняла тихая, даже какая-то детская радость.

— Для высокородного сида твои слова как-то слишком похожи на благодарность. — Я хитро на него посмотрела.

Безымянный растянул губы в кривой улыбке, принимая мое приглашение к флирту.

— Что взять с глупого фейца? — Он наиграно пожал плечами.

— Может, поцелуй?

Я широко улыбнулась и, поддавшись порыву, привстала на цыпочки, прижавшись губами к его губам. Но едва сид потянулся за продолжением, отпрянула. Погрозила пальцем и отправилась на кухню. Там, чувствуя себя игривым подростком, гремя тарелками и дверцами навесных шкафов, прокричала:

— Я испекла пирог и тебе придется его съесть.

После ужина, когда от пирога остались только крошки, посуда была помыта и убрана, а молчаливо наблюдающий за мной мужчина доволен и задумчив, от него прилетела очередная новость.

— Если ты освободилась, то собирайся, нам нужно кое-куда сходить.

Мне это сообщение не понравилось. На часах уже набежала половина одиннадцатого. Я едва пришла в себя после утренних событий и старательно подавляла жесточайшее чувство вины, прячась за привычными домашними делами. Но едва отвлеклась на подобие нормальной жизни, как Безымянный снова напомнил мне о том, что ни на какую нормальную жизнь мне теперь лучше и не надеяться.

— Куда именно? Уже поздно.

— Самое время. Было не просто отыскать его, но я справился. Провидец согласился принять нас сегодня ночью.

— Провидец?

Признаться, ему удалось меня заинтриговать.

— Да, такой же Безымянный, как и я. Только он предпочел покинуть земли фейри и поселиться среди смертных. По слухам, он все ещё способен время от времени видеть предначертанное.

— Это, конечно, любопытно, но я не совсем понимаю, зачем к провидцу идти нам?

— Вокруг тебя, Колокольчик, происходит много такого, чего никак не может происходить. И нам нужно как можно скорее попытаться разобраться в этом, а самое главное — решить, что делать дальше.

Было видно, что Высший в очередной раз хочет напомнить мне о том, что жить, не покидая квартиры, мне вряд ли удастся, но не желая меня лишний раз волновать, промолчал.

— И провидец поможет?

— Если нам повезет, да. В любом случае, это хороший шанс и мы должны попытаться.

— Хорошо, — приняла я его правоту. — Есть что-то, что я должна знать заранее? Какие-то очередные правила фейцев?

— Нет. Он маскируется под простого старика и живет в обычной многоэтажке. Кажется, вы их называете панельными. Об оплате я уже позаботился.

Провидец оказался чрезвычайно худ и долговяз. Он напомнил мне шнурок с узлами, завязанными то тут, то там. С лица с острым подбородком и частыми росчерками глубоких морщин внимательно смотрели хищные зеленые глаза. Над высоким бугристым лбом в разные стороны топорщились кое-как остриженные, словно драные, волосы неожиданного темно-синего цвета.

Из одежды провидец носил латаный фиолетовый пиджак из вельвета, зеленую рубашку и мятые узкие штаны невнятного сизого оттенка.

Он встретил нас без приветствий. Молча велел следовать за ним и, развернувшись, сгорбленно зашаркал по полу стоптанными солнечно-желтыми тапочками без задников.

В темной захламленной квартире, обычной двушке, пахло старостью и какой-то тухлятиной. И хотя пахло несильно, но этот душный, сладковатый аромат буквально ввинчивался в мозг, пробуждая тревогу и дурные предчувствия.

Мы прошли в одну из комнат — грязную и голубую. Голубым здесь было всё: обои, шторы, ковер, продавленный диван и кресло, стоящие друг против друга. Покрытая слоем вековечной пыли люстра флегматично покачивала многочисленными подвесками из голубого стекла. Они приятно позвякивали от дуновений теплого ветерка, что влетал в комнату из распахнутой настежь балконной двери.

Похоже, провидец, так же, как и простые смертные, страдал от жары, неослабевающей даже ночью.

Он усадил нас на диван, а сам сел в кресло, вальяжно откинувшись на засаленную спинку.

— Иди на юго-восток, — сказал он неожиданно высоким и мелодичным, как не у всякой оперной певицы, голосом.

Я непонимающе заморгала.

— Что?

— Зови меня дядюшка Мунк, Рассветная.

Он, было, потянулся ко мне, словно намереваясь по-отечески пожать лежащие на коленях руки, но резко отпрянул, едва Безымянный отрицательно покачал головой.

Недоумение моё росло.

— Что ты хочешь знать, дитя?

Древний фейри улыбнулся, обнажив настоящий частокол белоснежных, острых, точно пики, зубов.

Запретив себе бояться, я только теснее прижалась к своему бессмертному телохранителю. Наверное, если бы не его присутствие, уже неслась бы отсюда на всех парах.

Прозвучавший вопрос застал меня врасплох. Верно говорила наша учительница по истории: «Иногда самое главное в жизни — знать, о чем спросить». Я растерянно посмотрела на Безымянного.

— Не заигрывай с нами, старик. Если хочешь получить свою плату, то говори честно, что видишь. А если же твоя магия покинула тебя окончательно, лучше признайся. Ты же помнишь — я плохо выношу, когда мышка воображает себя кошкой…

— Нет, нет, — торопливо проворковал прорицатель. — Я всего лишь проявляю гостеприимство. Девочка так сочна… Я хотел сказать, так юна, а все юные горячие человеческие сердца… — старик практически облизнулся, — особенно девичьи… желают предсказаний о любви.

Уместив локти на подлокотниках, он чинно сложил перед собой руки и стал как две капли воды похож на карикатурного вампира.

— Ведь так, деточка? Ты наверняка хотела бы спросить у дядюшки Мунка о том, какая любовь тебя ожидает? Кто твоя… как это вы люди говорите? Судьба?

— Совсем нет, — не согласилось я.

Вот уж совершенно точно ничего ни о какой любви знать я сейчас не хотела. Конечно, на самом деле, еще какой-то месяц назад я бы с большим интересом послушала предсказание на сей счет, но не теперь. Всё, что меня волновало сегодня, было выживание. Что надлежит предпринять, дабы моя прежняя жизнь вновь стала моей?

Об этом я и спросила. В ответ провидец заливисто рассмеялся. Он хохотал, сотрясаясь всем телом, и поэтому мы даже не сразу сообразили, что у фейца начался припадок. Я кинулась ему на помощь, но не успела даже прикоснуться.

Ломаным движением, словно марионетка на ниточках, дядюшка Мунк выпрямился в кресле и резко открыл глаза. Я имею в виду те дополнительные шесть глаз, что, оказывается, незаметно прятались, маскируясь под глубокие бугристые морщины на лбу и щеках. Каждый глаз прорицателя отличался размером, формой и, по всей видимости, цветом. О последнем было сложно судить наверняка, так как четыре из них оказались затянуты плотной пленкой бельма. Пятый, желто-серый, был поражен наполовину, и лишь последний, ярко-красный, смотрел ясно и отливал здоровым блеском.

А затем дядюшка Мунк заговорил:

Казалось, весь мир вокруг застыл подобно кадру в фотоаппарате. Даже ночной ветерок исчез. Не покачнулась ни одна стекляшка на люстре. Занавески висели унылыми складками, а я старалась даже не дышать, захваченная важностью момента. Была готова поклясться, что чувствую, как чары переливаются вокруг нас невидимой радугой. Предсказание отпечаталось в моей памяти так, словно кто-то обвел его через копирку. Хорошо бы ещё понимать о чём оно.

Едва дядюшка Мунк замолчал и все его дополнительные глаза плавно закрылись, вновь став лишь черточками от морщин, как старик вышел из транса.

— Ну, теперь «кошка» довольна? — ехидно спросил он у Безымянного, явно очень гордясь собой.

— Довольна.

Сид одним слитным движением поднялся с дивана и подал мне руку, дабы я тоже встала.

— Пошли, — уже совсем другим тоном обратился он ко мне.

— А как же оплата? — вскинулся провидец, одновременно и заискивающе, и возмущенно.

— В прихожей, — Безымянный цедил слова скупо, даже с каким-то отвращением.

Меня посетило подозрение, что более-менее разговорчивым и оттаявшим Высший бывает исключительно со мной. Для остальных — это холодная каменная глыба, об острые края которой запросто можно порезаться до смерти.

Мы проделали обратный путь до коридора, в котором, к своей немалой радости, прорицатель обнаружил простой брезентовый мешок. Внутри него явно что-то шевелилось.

— Кто там? — не ожидая ничего хорошего, прошептала я в спину сида, так и не отпустившего моей руки.

— Цып-цып-цып, — проворковал дядюшка Мунк, крадущейся походкой приближаясь к нашей «оплате».

Словно почувствовав присутствие хищника, томящееся в мешке существо отчаянно задергалось, издавая характерные жалобные звуки.

Провидец гаденько рассмеялся и, не мешкая, вцепился в хрупкое, беззащитное тельце.

У меня волосы на затылке встали дыбом. Вдруг широкая мужская спина перекрыла мне весь обзор.

— Не надо! — закричала я, но все, что услышала — сначала громкий отчаянный звук то ли писка, то ли шипения, а затем пугающую тишину, нарушаемую ритмичным причмокиванием.

По квартире поплыл запах свежепролитой крови.

— Отойди от двери, Мунк, мы уходим, — приказал старику Безымянный.

Я попыталась выглянуть из-за его спины, но сид умело всё загораживал, умудряясь параллельно вести меня к выходу из этого мерзкого места. Краем глаза, я все же увидела, как провидец деловито вытирает длинные узловатые кисти о замызганное полотенце, послушно отступая вглубь коридора.

Безымянный отворил дверь, и мы вышли на лестничную площадку. Никто из нас не ожидал, что Мунк решится в последний момент выскочить вслед за нами и схватить меня за руку.

— Постой, дитя, я ещё не всё тебе сказал, — только и успел пробормотать он, как тут же был отброшен мощным ударом.

— Слушай песню, — стекая на пол, словно кисель, невнятно сообщил он и постучал по виску.

Я смотрела на него глазами полными шока, страстно желая развидеть его два передних зуба, удлинившиеся сантиметра на три, и растянутый в безумной улыбке широкий окровавленный рот.

***

— Кто он? Что это, черт возьми, за существо? — первое, что спросила я у фейца, едва мы вышли на улицу и направились домой.

Я дрожала.

— Ваурлок.

— Это ни о чем мне не говорит!

Я чувствовала, что если не отвлекусь, то расплачусь.

Мы медленно шли по ночному городу. Пора белых ночей подошла к концу, но подступающая со всех сторон тьма ещё не вступила окончательно в свои права.

Безымянный внимательно посмотрел на меня, вздохнул, словно призвал себя к терпению, и начал объяснять.

— Мунк — странная помесь никса — духа воды, гульса — плотоядного низшего вампира и, что самое удивительное, цепнирида — духа времени.

— Любовь к голубому, я так понимаю, у него от первого?

Сид утвердительно кивнул.

— От кого у него самые отвратительные привычки, я думаю ты тоже поняла. Зато дар прорицателя — от духа времени. Цепнириды — легенда уже даже в мире фейцев. В рассвете своей силы, Мунк был очень обласкан почитанием и дарами. Он — сильнейший Прорицатель за последние лет пятьсот. Был таким, пока не утратил всякую меру и Основы не отторгли его. Мунк стал безымянным, таким же как я. Способность прорицать почти иссякла. Ты наверняка заметила бельма на его глазах. Как только они поразят оставшиеся, Мунк окончательно утратит свой дар. На самом деле, сегодня нам очень повезло. Я бы даже сказал, что ваурлок был в ударе.

— Ты про тот стихотворный бред, что он нёс? — Я не собиралась скрывать своего скепсиса.

— Именно. Тебе удалось запомнить предсказание?

Я легко, без малейшей запинки, повторила стихотворение Мунка.

— Значит, так и есть. Чары откликнулись. Ты действительно получила предсказание сильнейшего, — убежденно заявил сид.

За разговором мы подошли к небольшому парку, буквально на десяток деревьев и пару скамеек. Почувствовав острую необходимость присесть, я потянула за собой Безымянного.

— Послушай, но ведь из этого стихотворения ничего не ясно. Не понимаю, как что-то столь расплывчатое может нам помочь.

На самом деле, я лукавила. Учитывая мой вопрос прорицателю, две первых строки явственно намекали, что прежнюю свою жизнь я не верну никогда. Но признать подобное я, конечно же, пока была совсем не готова.

— Нам нужно уходить, — прервал мои размышления Высший.

— Погоди, давай еще посидим немного. Так хорошо на улице. Наконец-то хотя бы немного посвежело.

— Я не это имел ввиду. — Сид снова посмотрел на меня с тем самым сосредоточенным выражением лица, с которым, как я уже знала, он сообщал неприятные вещи. — Нам нужно уходить в Инмир. Твоя сила растет, ей нужно дать подпитку, чтобы она могла полноценно проявиться. А затем настанет пора учиться управлять ею. Тренировать контроль.

— Что за чушь?! — Тревога затопила мои лёгкие. — Никакой истории попаданки с моим участием не будет! У меня тут мама, бабушка, я не могу просто взять и исчезнуть. А учиться контролю можно и здесь. И с чего ты взял, что правильно интерпретируешь пророчество? Почему я вообще должна доверять бреду чудовища, требующего плату жизнями бедных животных?!

Сид поднялся и, нависнув надо мной, уперся руками в спинку скамейки. Он выглядел очень разозленным. Желваки на скулах напряглись, резче обозначились углы и впадины.

— Когда ты уже наконец поймешь? Чары всегда взимают плату! И чем серьезней ворожба, тем дороже приходится платить. За что, как ты считаешь, наказали Мунка? Думаешь, что если бы он брал за свои предсказания кроликами, то стал бы отверженным? Почти четыре века Мунк пророчествовал в Инмире, и никто из посетителей Провидца за ценой не стоял. В конце концов, ваурлок стал настолько нагл и ненасытен, что и его настиг Суд Спящих. В ваш мир он ушел уже по собственному желанию. После столетий власти и почитания Провидец не смог выносить всеобщее презрение. Знаешь ли, в Инмире к дерьму относятся лучше, чем к Безымянным. К тому же, за его спиной осталось множество врагов, желающих поквитаться за причиненные страдания.

— Тогда зачем ты повел меня к нему?

— Я уже тебе говорил. Мунк безусловно совсем не тот, что прежде, но на кое-что он всё еще способен. А по поводу твоего возмущения… Находясь здесь, вдали от Высоких Холмов, где сама земля пропитана древними Чарами, он почти полностью утратил свой дар. Питать же свои силы через кровь смертных Мунку также запрещено. Поэтому он и довольствуется мелкими животными.

— Вот и принёс бы ему крысу.

Высший в раздражении вздохнул. Он явно устал втолковывать мне прописные истины. Я и сама понимала, что веду себя как ребенок, но отчего-то не могла себя остановить. В ушах всё стоял тот душераздирающий «крик».

— За крысу он даже на порог бы нас не пустил.

Безымянный снова сел рядом, прижавшись ко мне мускулистым бедром. Он сидел неестественно прямо, напряженно смотря куда-то вперед невидящим взглядом.

— Юля, ты должна мне доверять. Я связал себя самой страшной клятвой. Отдал себя в твои руки. Не только для того, чтобы вернуть долг жизни, но и чтобы защитить тебя. Я стараюсь, как умею, щадить твои чувства, но пойми — та мораль и правила, к которым ты привыкла, теперь лишь прошлое. Ты такой же инородный элемент для этого мира, как и я, хотя и была здесь рождена. Ничего уже не вернуть и не исправить. Возможно лишь двигаться дальше.

Широкие теплые ладони бережно обхватили моё лицо. Я прикрыла глаза, упиваясь этой простой лаской.

— На том вашем нелепом празднике я смотрел только на тебя. Смотрел и никак не мог понять, отчего не могу отвести взгляд. Я и сейчас не могу…

Его губы осторожно и властно накрыли мой рот. Я потянулась к нему всем своим существом, пылко целуя в ответ.

Теплый сумрак обволакивал нас, утративших всякую связь с реальностью. Где-то вдалеке заливалась трелями ночная птица.

— Юля?

Кто-то с обидой и недоумением в голосе окликнул меня.

Плен ревущего как голодный дракон желания отступал тяжело и неохотно, до последнего путая мысли.

Что кто-то окликнул меня, я поняла с запозданием.

— А ведь парни на сборах предупреждали, что ты не одна ушла с выпускного. Я, дурак, думал они просто завидуют. Эй ты, быстро убрал грабли от моей девушки!

Сид медленно отстранился и встал, уже привычно заслоняя меня от любой возможной угрозы.

— Женя… — прошептала я в ужасе, осознав, кому довелось увидеть наш с Высшим поцелуй.

Сказать, что я почувствовала себя гнусной предательницей, значит не сказать ничего. Но сильнее чувства вины пылал страх отравить моего первого и теперь, несомненно, бывшего парня флером. Бог с ним, с тем, что он подумает обо мне, главное, чтобы добряк и здоровяк Женька не повторил участь тех, других… Не зная, что намерен предпринять сид, я подлетела к нему и на всякий случай изо всех сил вцепилась в плечо.

— Женя, уходи. Прости меня, но мы больше не вместе. Не трогай его, прошу тебя, — тут же, умоляюще зашептала я сиду.

— Скажи мне это в лицо, — потребовал Женька незнакомым угрожающим тоном, — а не стоя за чужой спиной. И прекрати шептаться. Что, закончилась школа? С институтом давно все на мази. Видимо, я был нужен только для того, чтобы решать за тебя математику.

Внутренне я вся сжалась от несправедливого упрека, но для Жени всё выглядело именно так. Раскрыть же правду я ему никак не могла.

— Прости меня, — еще раз выкрикнула я, самую малость выглядывая из-за спины Безымянного.

Мужчина терпеливо ждал, видимо, решив пока прислушаться к моей просьбе. Но я не обманывалась на его счет. Терпение Высшего могло закончиться в любой момент.

— Это неправда. Ты всегда мне нравился, — меж тем, я не сдержалась и глупо попыталась реабилитироваться.

Женя стоял метрах в трех от нас под уличным фонарем в пятне холодного электрического света. На его плече висела объемная спортивная сумка. Он давно и серьезно занимался хоккеем и, видимо, как раз сегодня вернулся из ежегодного тренировочного лагеря.

Мы же с фейцем под поток уличного освещения не попадали. Нас окружали плотные тени летней ночи, и мне казалось, что я теперь так далека от Женьки и всего, что нас с ним связывало, как далеки друг от друга Свет и Тьма.

— Черт! — в сердцах выругался парень. — Я час прождал тебя под дверями твоей квартиры. Даже дома ещё не был. Всё переживал что что-то случилось.

«Случилось! Еще как случилось!» — хотелось мне ему сказать, но я не могла, не имела права. Я представляла для парня чудовищную угрозу и было бы правильным позволить ему считать меня обыкновенной недалекой вертихвосткой. Начинающей шлюшкой, которая везде ищет свою выгоду.

«Уходи. Скорее», — заклинала я его про себя, понимая что каждая минута рядом со мной может необратимо повлиять на его разум.

— Да что ты вцепилась в этого урода?! — наконец не выдержал парень и стремительно пошел на нас, явно намереваясь потеснить соперника.

Я в ужасе выскочила навстречу, готовая во что бы ни стало не допустить столкновения древнего смертоносного фейца и простого русского мальчишки. Но, конечно же, опоздала. Куда мне тягаться со скоростью и реакцией Высшего?

Женя внезапно упал и вяло заворочался на земле. Встать он не мог и, видимо, терял сознание. Я бросилась к нему, на ходу пытаясь понять, что такого сделал с ним сид. Безымянный не стал останавливать меня.

— Женечка, ты как?

Я убрала растрепавшиеся волосы с его лба. Парень медленно приоткрыл глаза и посмотрел на меня то ли в шоке, то ли с мольбой.

— Я же тебя люблю, — едва слышно признался он и с неожиданной силой сжал мои пальцы.

Я испуганно вскрикнула и потянула на себя плененную руку.

Безымянный беззвучно подошел к нам, что-то шепнул, и Женю вырубило, словно феец нажал на кнопку «выкл».

— Скажи мне, что он просто в отключке! — поднявшись с колен, потребовала я от мужчины. — Если ты причинил ему вред, то я сейчас же освобождаю тебя от клятвы и мы расходимся в разные стороны.

Наши взгляды схлестнулись — его испытующий с моим решительным. И в это мгновение я очень четко поняла одну простую истину: если мне придется принять законы и мораль другого мира, то и Безымянному придется научиться искать разные решения для возникающих проблем. А не использовать одно универсальное — убийство. Должно быть, сид очень понравился бы товарищу Сталину, ведь похоже, они оба исповедовали один и тот же постулат: «Нет человека — нет проблемы».

Для меня же подобное не годилось. Поэтому я упрямо смотрела на фейца, пока его лицо не прорезала короткая вспышка белозубой хищной ухмылки. Верная примета, что сид что-то для себя решил.

— Всё с ним будет в порядке, — наконец сообщил он. — По крайней мере, физически. За разум не поручусь, ты же так мило ворковала над ним.

Его голос сочился показным сарказмом. Мне вдруг почудилось, что он просто неприкрыто ревнует. На фоне происходящего промелькнула мысль, что мечты многих девочек о популярности и толпах поклонников вовсе и не мечты, а скорее сценарий к фильму ужасов.

Сид уложил Женю на парковую скамейку, под мое недовольное сопение сгрузив его небрежно, даже как-то брезгливо. Я, было, заволновалась, что его кто-то обнаружит и, например, ограбит, но сид заверил меня, что накинул на парня отводящие чары.

Скрепя сердце, я позволила увести себя домой. Утром забежала к соседке и позвонила. Когда Женя поднял трубку и хриплым ото сна голосом сказала «Да?», у меня наконец-то получилось успокоиться. 

VII глава: Железный орёл

Мой утренний визит к соседке Безымянный воспринял с неудовольствием. Он был против моего контакта, как он изволил выразиться, с «хилыми смертными», заметив, что воздействие флёра сказывается на всех. Просто по-разному. Последнее зависит от сексуальных предпочтений его хозяина. Для тех, кого флёр считает потенциально привлекательным, он словно сильнейший приворот. У остальных может вызывать беспричинную неприязнь или же агрессию. В самом общем смысле, все зависит от пола. В моем случае, мужчины сходили с ума от вожделения, а женщины… Про женщин всё становилось понятно, стоило вспомнить, как стремительно я растеряла всех подруг.

— Что же получается, у меня никогда больше не будет подружки?

Казалось бы, не такая уж и большая потеря, но я расстроилась.

— Нет, отчего же? В Инмире ты вполне сможешь с кем-то подружиться. Впрочем, я бы тебя от этого предостерег. Настоящая дружба в мире Высоких Холмов большая редкость.

Наконец-то сид нарушил свое молчание. С самого утра и почти до вечера он не проронил ни слова, лишь осуждающе смотрел, как надменный сфинкс на туриста.

— А с человеческой девушкой?

— Только после того, как твои изменения закончатся и ты научишься самоконтролю.

— И что не так с моим самоконтролем?

Мы оба понимали, что незаметно разговор о моем «неуправляемом флёре» коснулся совсем другой проблемы.

Мужчина секунду молчал, словно решал для себя, быть откровенным или снова замкнуться. А затем все же сказал:

— Вчера ночью ты кинулась мне наперерез. Я на многие столетия старше тебя и на бесконечность сильнее и быстрее. Ты не пострадала только потому, что я ожидал чего-то подобного и просто замедлился. Никогда больше так не делай.

Безымянный сжал мои плечи и по телу будто заструился невидимый ток. Сид не пытался причинить боль или испугать, он словно открылся мне, убрал все заслоны и сила его потекла в меня, как река в море. Высший просто хотел чтобы я поняла, как глупо вставать на пути этой первобытной мощи.

Я повела плечами, давая понять, чтобы он отпустил меня. То, что собралась сказать ему, было важным, а столь близкий контакт делал серьезный разговор невозможным. Нас по-прежнему притягивало друг к другу, как две разно заряженные частицы.

Он с неохотой разжал руки, скрестив их на широкой груди. Крупные рельефные мышцы красиво напряглись, и я чуть не растеряла все свои мысли. Пришлось отойти подальше, к окну и уставиться на редких, куда-то спешащих прохожих.

— Если ты знал, что я наверняка вмешаюсь, так отчего не предупредил о своих намерениях? Разве это сложно — разговаривать? Почему всё нужно обязательно решать силой? Женя не посторонний мне человек, мы знакомы много лет. Он отличный парень и я испугалась, что ты убьёшь его. А по-твоему выходит, что я просто должна была стоять в сторонке и не мешать?! Мне всё-равно, насколько ты сильный и крутой. Мы связаны, а значит чинимое тобой зло напрямую касается и меня.

Я перевела дыхание и, отвернувшись от окна, посмотрела на сида. Его лицо напоминало безупречно вылепленную маску, по которой было совершенно невозможно понять, как он относится к услышанному.

— Ты просил доверять тебе. Но доверие — это не то, что можно положить в коробочку, завязать бантом и подарить. Я так мало знаю о тебе, о том как ты рассуждаешь, о том как привык поступать. Даже мне в свои восемнадцать лет понятно: для доверия нужно время. И тебе оно, кстати, тоже нужно. Ведь доверие должно быть взаимным.

В какой-то момент я ощутила спокойную уверенность, что всё делаю правильно. Сид стоял в центре большой комнаты, как всегда прекрасный и обманчиво равнодушный, но я откуда-то знала, что он впитывает каждое мое слово с какой-то ненасытной потребностью.

— А пока давай просто договоримся, — попросила я фейца, — избегать радикальных действий. По крайней мере, не обсудив их друг с другом.

В ответ Безымянный долго молчал. Он вновь сверлил меня взглядом, словно проверяя на прочность. А в итоге снова удивил. Проведя рукой по голове, вдруг засмеялся и, сократив разделявшие нас пару метров, опять опустился на колено. Взявшись за подол моего домашнего платья, он поднес его к губам и со словами: «Как прикажет моя госпожа» шутливо поцеловал.

Почти сверкая трусами, я кое-как вывернулась и устремилась к дивану.

— Извращенец! — фыркнула себе под нос и прошла мимо. Уселась, взяла пульт и с внезапным интересом спросила: — Ты когда ни будь смотрел кино?

Кино Безымянный никогда не смотрел. Полная невзгод и опасностей жизнь сделала его вечно настороженным и готовым в любой момент сорваться в движение. Он или отвык, или же никогда не знал, что такое расслабленная праздность, когда можно подолгу валяться в постели, читать интересную книжку или же бесцельно пялиться в телевизор.

Я долго щелкала по каналам прежде чем наткнулась на фильм, заинтересовавший его. «Знакомьтесь, Джо Блэк» — значилось в программе телепередач на месте названия. Мы не попали на начало, но общий смысл улавливался легко. Смерть, решивший познать, что же такое любовь и вселившийся для этого в тело недавно погибшего мужчины. Я уже смотрела этот фильм прежде. Он нравился мне, но несмотря на как бы счастливый финал, концовка всегда вызывала у меня чувство глубокого разочарования.

С гораздо большим интересом я наблюдала за Безымянным. Мы сидели в разных концах дивана и я хорошо видела его лицо, в какой-то момент утратившее привычную невозмутимость. Теперь на нем легко читались чувства. Когда сид сопереживал героям, он замирал, немного подавшись вперед. Когда происходящее на экране казалось ему притянутым за уши, он ехидно хмыкал или же даже откровенно веселился. А в момент близости героев так посмотрел на меня, что я почувствовала как внизу живота все скручивается в узел сладостного томления.

Фильм шел долго, в комнате горел только напольный торшер и, видимо, полумрак комнаты меня убаюкал. Проснулась я от дикого нестерпимого возбуждения.

Моя голова, как на подушке, удобно лежала на теплой мужской груди. Под ухом тяжело и быстро билось сердце коварного сида. Вероятно, он специально пересел ближе, когда я начала дремать. Теперь же он обнимал меня левой рукой, собрав в кулак платье, а правой медленно поглаживал по шее, все время проделывая один и тоже путь: от уха, вниз по ключице и в ложбинку между полушариями… Я практически полулежала на нём. И совершенно ничего не соображала.

Очень быстро мы оказались без одежды. Он потянул меня вверх и я вынужденно раздвинула ноги, почти оседлав его. Не мелькнуло даже мысли остановить Безымянного или же остановиться самой. Все исчезло, утратило значение. Все заботы, страхи, миры. Осталась только жажда, беспощадная нужда в прикосновениях.

Жадно огладив потрясающий торс, я прижалась и заскользила влажным лоном по покрытому испариной мужскому телу. Ягодицы то и дело упирались в угрожающе крупный ствол, отчего челюсть фейца напряглась, будто он сильнее сжимал зубы, уговаривая себя не спешить.

Голова кружилась от потрясающих, упоительных ощущений.

Долгое противостояние постоянно нарастающему меж нами желанию вознесло нас на самую вершину вожделения. Теперь мы наконец-то уступили влечению и нас охватила неистовая чувственная дрожь. Пронзительное, незнакомое прежде удовольствие буквально от каждого, даже самого легкого прикосновения друг к другу.

Широкими грубоватыми ладонями сид обхватил меня за талию, рождая поразительный контраст силы и хрупкости. Я чувствовала себя в его руках приятно уязвимой, до невозможности изящной и желанной.

Глаза его, как набегающая волна прилива, заполнял голодный мрак. Он словно тоже хотел увидеть меня, прикоснуться, познать. Я не испытывала страха. Лишь встречное предвкушение.

— Иди сюда, — низким охрипшим голосом приказал мужчина.

Он подтянул меня еще выше, и едва остался доволен новым положением, втянул в рот сначала один мой сосок, уделив ему самое тщательное внимание, а затем повторил то же самое со вторым. Он терзал нежную плоть долго, исступленно, чередуя глубокие поцелуи с легкими укусами. А затем я, вновь послушная его рукам, переместилась, оказавшись центром своего желания над его сложившимся в порочную улыбку ртом.

Едва зашкаливающая непристойность нового положения дошла до меня, как я, сгорая от смущения, порывисто дернулась в тщетной пытке отдалиться. Но сид властно удержал меня. Надавил на поясницу, побуждая прогнуться и стать ближе.

Первое же прикосновение к набухшему клитору извлекло из меня громкий протяжный стон. Забыв про всякий стыд, я прижалась к нему еще теснее, инстинктивно двигая бедрами, словно объезжая его лицо. Мужская хватка на моей заднице стала жестче.

Лишив меня возможности двигаться, Безымянный усилил чувственный натиск своего рта. Всепоглощающее предчувствие оргазма затопило разум.

В какой-то момент рот сменили пальцы. Они проникли в меня, поглаживая и растягивая…

— Кончай.

Приказ ракетой ввинтился в мой мозг, и я в ту же секунду так бурно кончила, что под закрытыми веками замелькали световые пятна.

Задыхаясь, я в изнеможении сползла с фейца куда-то вбок, совсем забыв, что на узком неразложенном диване мало места. Испуганно взвизгнув, я стала падать. Безымянный ловко перехватил меня, и мы вместе свалились на пол, по счастью, покрытый толстым шерстяным ковром.

Мужчина осторожно уложил меня на спину, нависнув сверху. Мы оба смеялись, неожиданно счастливые и свободные. Постепенно смех стих и возбуждение сново накрыло нас.

Легкие приглашающие поцелуи сменились исступленными. Я обхватила его бедра ногами, потираясь влажными складочками о внушительный член. На самом деле, я не до конца понимала насколько он большой, пока сид не сдался жестокой потребности и не начал осторожно толкаться в меня.

После первой и единственной в моей жизни близости уже прошло довольно много времени. Одурманенная ударной дозой фейских Чар, я помнила те события нечетко. Сам момент проникновения запечатлелся ощущениями распирающей наполненности, потребностью большего и болью, густо замешанной на удовольствии.

Сейчас все было иначе. Я знала, что навсегда, в мельчайших подробностях запомню этот момент. Как играют блики теплого света на смуглых плечах сида, как перекатываются при движениях крупные мышцы, как Безымянный смотрит на меня, больше не скрывая своей яростной, неудержимой потребности владеть. Как не таит своей уязвимости, порожденной данной нуждой. Словно мы соединялись не только телами, но и каким-то иными, гораздо более тонкими оболочками.

— Подожди, — выдохнула я, когда медленными толчками он вошел лишь наполовину.

Голова туманилась от ощущений. В груди не хватало воздуха и я делала отрывистые длинные вдохи, сжимаясь вокруг мужской плоти тугим влажным коконом. Мне вторило хриплое дыхание сида. Я разомкнула отяжелевшие веки и посмотрела на своего любовника. Мелкие капельки пота покрывала его виски, а знакомое колдовское сияние повторяло контуры наших сплетенных тел.

— Наверное, ты… Слишком большой для меня… — сказала я, опасаясь его размера и при этом испытывая иррациональную потребность получить всё до самого последнего сантиметра.

Безымянный замер и тяжело сглотнул. Было видно, с каким трудом он удерживает себя от решительного рывка.

Вместо ответа феец взял мою руку и положил её так, чтобы ощущалось место нашего соединения. Я приподнялась, чтобы это увидеть, и замерла, потрясенная открывшейся картиной. Поощряя мой интерес, сид полностью вышел из меня, и я облизала вмиг пересохшие губы, впервые имея возможность разглядеть его так близко.

Крупная, потемневшая от притока крови головка переходила в более светлый, увитый венами массивный ствол, который, к тому же, немного расширялся у самого основания. Я не очень понимала, как этот монстр мог бы поместиться в меня, но само по себе зрелище оказалось столь великолепным, что я не удержалась и, обхватив член пальцами, направила его в себя, в самый центр убивающей меня пустоты.

Выдержка Безымянного закончилась. Его хватило лишь на пару-тройку осторожных поступательных движений, а затем он, то ли со стоном, то ли с рыком, навалился на меня и одним резким толчком вошел на всю впечатляющую длину.

Я закричала, цепляясь за его плечи, оставляя на них глубокие лунки от ногтей. Сердце моё билось где-то в горле, а тело все больше захватывал незнакомый лихорадочный жар.

Когда мужчина задвигался, я снова громко застонала, принимаяего на пределе своих возможностей. Теперь в моем арсенале не было ни дурманящих, ни обезболивающих средств. Никто не поил меня соком черной бузины, никто не кусал, впрыскивая в кровь исцеляющий, как по волшебству, яд. Остались лишь только я и он, такие, как мы есть, и опаляющая обнаженная истина между нами.

Встав на колени и подхватив меня под ягодицы, Безымянный взял мощный размеренный ритм. Я упиралась плечами в пол, а бедра словно парили, встречая глубокие толчки на полпути. Затем я снова оказалась сверху, только теперь уже в положении сидя, крепко обнимая сида за шею и целуясь как ненормальная. В порыве страсти, я укусила его за губу, захватила её в плен и жадно пососала. Это завело Безымянного так, что он сжал мою талию почти до синяков и с силой насадил на себя. Я выгнулась дугой, словно прошитая током.

В предверии кульминации, напряженное древко мужской плоти внутри меня словно увеличилось в размерах. Я практически заскулила от едва переносимых ощущений, и чуть сид стал изливаться в меня в обильном и продолжительном освобождении, как я беспомощно забилась в беспощадном экстазе, накрывшем меня многотонной лавиной удовольствия.

Мы лежали, крепко сплетясь телами, потные, обновленные наслаждением. Внутри приятно тянуло, тело приходило в себя после любовного марафона. Сильные шероховатые ладони сида ласково поглаживали мои плечи, а его нежные губы то и дело оставляли метки-поцелуи. И все бы было просто замечательно — эйфория и легкокрылое счастье уже парили над нами невидимыми ангелами — если бы только не одно существенное «но». Как и в случае с «Джо Блэком», несмотря на фееричную развязку, на губах оставило горький привкус разочарование.

— Знаешь, — изрядно осипшим от громких стонов голосом, обратилась я к Безымянному. — Нам нужно что-то с этим делать. Я не могу больше не иметь возможности позвать тебя по имени.

Сид попытался что-то возразить, но я приложила к его губам палец.

— Давай опустим за скобки все ваши фейские заморочки. Пойдем простым человеческим путём. Скажи, примешь ли ты от меня в подарок новое Имя? Правда, я его пока ещё не придумала, но…

— Я приму от тебя даже смерть, — оставив очередной поцелуй в центре моей ладони, без колебаний ответил сид.

— Не надо смерть. — Я покачала головой. — Честное слово, ты как мальчишка. Откуда такая любовь к крайностям? Слушай меня внимательно — я запрещаю смерть!

Мы улыбнулись друг другу, скрепив мой «приказ» поцелуем. 

***

На следующий день, ближе к полудню, я проснулась с адской головной болью и настойчивым заунывным гудением в ушах. Вспомнилось, что этот странный навязчивый звук неоднократно будил меня и ночью. Больше всего он напоминал сломанный дребезжащий дверной звонок. Только звонили не в дверь, а в мои мозги.

Я резко села на кровати и сжала виски. Из ванной доносился шум воды, и я решила, что феец принимает душ. Да уж, душ не повредил бы и мне. В комнате стоял характерный, не неприятный, но все же хорошо узнаваемый запах отменного секса.

Гул в ушах усилился. Я даже стала различать какие-то бормотания. Логичнее всего было решить, что звук доносится из-за стенки соседней квартиры, но теперь я четко понимала: звучит он только у меня в голове.

К горлу подкатила сильная тошнота и в памяти всплыли слова Мунка: «Слушай песню».

Я услышала, как дверь ванной с шумом распахнулась, и в комнату торопливо вошел Безымянный, прикрытый одним полотенцем.

— Что происходит?

Избегая лишних движений, я осторожна легла набок. Шум в голове нарастал.

— Не знаю. Мне плохо, и такое чувство, что кто-то проигрывает в моей голове старую исцарапанную пластинку.

Мужчина опустился на пол рядом с диваном и убрал от моего лица прядь спутанных волос. Боже, я должно быть жутко выгляжу.

— Вокруг тебя снова собираются Чары. Похоже, ты призываешь магию и сама же ей противишься.

— Прекрасно. Просто прекрасно. И что же мне теперь делать? Анальгин, я так понимаю, против Чар бессилен?

— Не знаю, что такое анальгин, но попробуй дышать глубже и попытайся не заглушать этот звук, а сделать его громче.

Открыв глаза, я осуждающе посмотрела на Безымянного.

— Ага, — сказала я и не удержалась от иронии: — «Дерни за веревочку — голова и отвалится».

Сомневаюсь, что феец был знаком с человеческими сказками, но думаю, общий смысл моего послания он понял. Вдруг боль в висках стала такой острой, что из глаз брызнули слезы.

— Просто попробуй сделать как я сказал, — проявил настойчивость сид, нежно отирая соленую влагу с моего лица.

— Хорошо.

Вновь опустив веки, я сделала глубокий вдох и на медленном выдохе попыталась расслабиться, одновременно сосредоточенно вслушиваясь в нарастающий гул. Потекли минуты, полные агонии. Гул раскрывался как веер, раскладываясь на составляющие, умножаясь и окрашиваясь мистическими переливами. А затем в моей бедной голове кто-то ударил в гонг и тут же, послушная этому невидимому дирижеру, вся вакханалия стихла. Вместо неё зазвучала красивая, щемящая сердце песня.

Постепенно песня становилась всё тише, все неразличимее. Мне привиделись темноволосые девушки в длинных и струящихся серых, как клочки грозовых туч, платьях. Они шли парами, взявшись за руки, а в распущенных волосах прятались соцветия полевых цветов. Это их чарующие голоса филигранно выводили каждую ноту, рождая и песню, и мелодию, услышать которые предначертано было лишь мне.

Открыв глаза, я убедилась, что голова больше не болит. В воздухе легкой дымкой прямо надо мной извивались какие-то радужные завихрения. Оказывается, так для всех Высших фейцев выглядят активные Чары, но я-то, упрямая, ещё долго считала подобное мистическое явление чем-то вроде галлюцинаций. Проморгавшись и убедившись, что непонятные переливы исчезли, я села на постели, тут же обнаружив сторожащего мой покой Безымянного.

Повинуясь какой-то неизвестной могущественной силе, властно толкающей меня изнутри, я крепко обняла мужчину. Потянулась к его уху и не своим голосом прошептала:

— Нарекаю тебя Лаэрн Фериус Аккилиас — Железный орел нового дня!

От этих слов мужские руки, бережно обнявшие меня в ответ, внезапно напряглись, сжали сильнее. Я настороженно отстранилась, насколько это позволяли тесные объятия, пытливо заглядывая фейцу в лицо. Увиденное сбивало с толку и безмерно удивляло.

Из-под плотно сомкнутых век сида голубыми молниями разбегались световые линии. Они закручивались в причудливые узоры, постепенно захватывая все большее и большее пространство на коже.

Феец осторожно, словно боясь споткнуться, поднялся с пола и отошел от меня на несколько шагов. Остановившись, наконец распахнула глаза, и я увидела, как уже хорошо знакомый мрак вытесняет яркое бирюзовые пламя. Мужчина сжал кулаки, и все мелкие предметы в комнате затряслись, то падая, то подпрыгивая на разнообразных поверхностях. Звук, похожий на едва различимый хлопок, пронесся по квартире, и я с изумлением увидела, как за спиной Высшего расправляются могучие световые крылья.

— Всплеск Чар слишком сильный, — выталкивая слова сквозь стиснутые зубы, сообщил сид. — Я должен ненадолго уйти. Иначе этот дом может развалиться на кирпичи.

Почти снеся плохо слушающимся крыльями дверной косяк, сид куда-то удалился. А я, обескураженная, снова осталась одна, лихорадочно соображая, как буду объяснять очередную потерю в интерьере. Наша, всегда такая аккуратная и чистая квартирка, стремительно превращалась в развалины.

— Мама меня убьет! — простонала я, при этом мыслями то и дело возвращаясь к потрясающей фигуре Лаэрна, прикрытой одним коротким полотенцем.

Меня навязчиво мучили два вопроса. Куда это он в таком виде отправился? И почему полотенце так и не упало?

Что-то прилетело в окно.

Я сидела в своей комнате, забравшись в любимое кресло с ногами, и сочиняла стихи. Подобная потребность просыпалась во мне не так чтобы часто, да и результат вряд ли мог считаться высокой поэзией, но в минуты сильного душевного волнения рифмы сами складывались в голове и просились на бумагу. Причем, написав очередной стишок, я особенно любила попытаться его пропеть, и иногда оказывалось, что в подобранных словах скрывается чудесная мелодия.

Когда что-то ударилось о стекло вновь, я вздрогнула и повернулась на звук. Часы показывали семь вечера и я снова провела целый день в четырех стенах, ожидая возвращения Лаэрна. Его отсутствие затягивалось и тревога моя нарастала.

— Лаэрн, — я перекатывала на языке его новое имя, наслаждаясь красотой звучания.

Перед глазами тут же вставала картина высокого крылатого воина в темной броне, чьи крылья в свете утренней зари отливали холодным стальным блеском.

Переодически на меня накатывал страх, что имянаречение прошло как-то не так, и теперь, возможно, сид нуждался в помощи.

От беспокойства я в который уже раз за сегодня потерла связывающую нас браслет-татуировку. Вот только разлившееся вослед по запястью успокаивающее тепло стало для меня полной неожиданностью. Ничего подобного раньше не происходило. Может, если доверять моим ощущениям, данное поведение узсы говорит о том, что с Лаэрном всё в порядке?

Тук. И я опять вздрогнула. Да что там такое?!

Подходить к окну не хотелось. Вдруг это очередной монстр решил устроить себе бизнес-ланч? После недавних событий, я боялась лишний раз показываться на люди. Но кто-то с улицы настойчиво продолжал выманивать меня, бросая в окно… сосновые шишки. Наконец-то мне удалось разглядеть эти «снаряды». Я сдалась и выглянула, в душе надеясь, что с такого расстояния флёр не сумеет причинить никому серьезного вреда.

Под окнами стоял Женька, а чуть поодаль — несколько парней из его команды со своими девушками. Моё появление вызвало оживление. Парни смотрели с интересом, а девчонки с раздражением. Я удрученно вздохнула и открыла окно.

— Юля, пойдем гулять, — как-то неестественно бодро позвал Женя, едва убедился, что я могу его слышать.

Выглядел он неважно. Сам бледный, в глазах лихорадочный блеск, на щеках румянец, точно от высокой температуры. Обычно такой спокойный и даже вальяжный, сейчас Женька дергано переступал с ноги на ногу и будто бы не знал, куда деть руки.

— Женя, ну ты что, забыл? Я не могу… — избегая обидных слов, максимально завуалированно для посторонних ушей ответила ему я.

— Да, я забыл, — с готовностью подхватил парень. — И забыл, и простил. И никогда тебе не вспомню. Просто, пожалуйста, выходи. Погуляем. Я так соскучился.

Сердце сдавило как под раскаленным прессом. Острая жалость пронзила грудь и я даже не сразу поняла, что заплакала. Никогда бы, — никогда! — гордый смелый Женька не сказал бы таких слов. Я знала его достаточно, чтобы понимать: измена для него — поступок, через который он бы просто не смог переступить. А значит флёр сделал свое черное дело.

Добрыми карими глазами Жени мне в лицо смотрела фатальная истина — я погубила ещё одного человека.

Ничего ему не ответив, я лишь покачала головой, закрыла окно и, пятясь, отошла вглубь комнаты.

Женя что-то еще кричал, звал меня, кидал шишки, но я запретила себе откликаться.

На живот приятной тяжестью легла широкая мужская ладонь, и к спине прижалась знакомая каждой впадинкой сильная грудь. Лаэрн развернул меня к себе и большими пальцами вытер соленые дорожки со щек. Похоже, для нас это уже превращалось в маленький интимный ритуал.

— Не плачь.

Не знаю, как такое возможно, но голос его звучал одновременно и мягко, и твердо. Он словно и сожалел о случившемся, и в то же время приказывал собраться и отбросить в сторону всякие сантименты. Но я не могла. Всю жизнь я стремилась быть честным, разумным, преданным человеком. Никогда не зарилась на чужое и всегда отдавала ровно столько, сколько брала. Жизнь моя была упорядоченной и счастливой. А теперь? Что же теперь? Не по своей воле я столкнулась с чудовищами, и в какой-то момент сама стала одной из них.

Уткнувшись носом в кожаные доспехи, я зарыдала.

— Неужели, — чередуя слова всхлипами, спрашивала я Лаэрна, — неужели, нет никакого способа как-то ему помочь? Заклинание или, может быть, отворот?

Я подняла лицо и впилась заплаканным взглядом в спокойного, как сытая анаконда, фейца.

— Ему, конечно, нехорошо, но, по-моему, не так чтобы слишком. Возможно, процесс ещё обратим. Я прошу тебя, мы должны найти выход!

Едва прозвучала просьба, как Лаэрн нахмурился и потер шею, словно ему стало труднее дышать.

— Что с тобой? — всполошилась я, на мгновение забыв обо всем на свете.

— Скажем так, клемм напоминает о моем долге.

— И почему вдруг именно сейчас? Он тебя что — душит?

— Душит, — с поразительным легкомыслием подтвердил сид. — Ты просишь за этого мальчишку так, словно это твоя собственная жизнь стоит на кону. Чары реагируют соответственно и наказывают меня за бездействие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Так, — сказала я, громко шмыгая носом. В висках обезумевший птицей билась в окошко разума то ли обреченность, то ли злость. — Мне срочно нужно напиться и во всем разобраться. Я отказываюсь сидеть, смирно свесив лапки. Ты вообще как, выпиваешь?

В доме, с прошлого Восьмого марта хранились бутылка дешевого шампанского и хорошего коньяка.

— Я падшая женщина. — В ход пошел третий бокал игристого.

Предыдущие два вполне исправно послужили моим целям. Учитывая крайнюю степень нервного напряжения, в котором я пребывала после визита Жени, пара бокалов шипучки подействовали не хуже какого-нибудь галоперидола.

В сумраке комнаты белозубая улыбка Лаэрна практически ослепляла. Я прикрыла глаза рукой.

— Прекрати. Кто научил тебя так улыбаться? Это же просто сексуальное преступление. А у нас, между прочим, серьезное совещание.

Феец продолжал улыбаться и посмеиваться.

— Да-да, и не надо смеяться. Лучше скажи, у тебя есть идеи, как избавить Женю от воздействия флёра?

— Вообще-то есть. — Сид сделал глоток благородного напитка пятилетней выдержки.

Лаэрн пил коньяк, точно в бокале была обыкновенна вода. То ли на фейцев спиртное действовало как-то иначе, то ли у этого конкретного Высшего был богатый опыт употребления горячительного.

Услышав намек на хорошие новости, я вся подобралась.

— Думаю, ты уже сопоставила кое-какие факты и заметила, что сид, утративший свое изначальное имя, со временем неизбежно теряет и способность творить чары. У наиболее древних и могущественных это угасание происходит медленно, но все равно неотвратимо. Сегодня, благодаря тебе, я вновь обрел Имя. Вместе с ним ко мне вернулась и моя сила. Теперь, если состояние твоего поклонника небезнадежно, я могу попробовать погрузить его в «паучий сон». Это древние сложные чары, и в Инмире не так много Высших, сохранивших способность их накладывать.

— И по счастливому совпадению, ты как раз из тех, кто это делать умеет? — окрыленная надеждой, спросила я.

— Умел когда-то.

— А сейчас?

— А сейчас попытаюсь снова. — Лаэрн опустошил свой бокал и поставил его на журнальный столик.

— И что этот «паучий сон» нам даст? — План требовал деталей и я с пристрастием выпытывала их у Высшего.

— Он успокоит его разум, изменит воспоминания. Физически парень уснет недели на две. Но есть одно непременное условие, без которого даже такие сложные чары не сработают.

Я сделала глоток и, мысленно готовясь к худшему, вопросительно посмотрела на мужчину.

— Тебе нужно будет покинуть свой дом и отправиться со мной в Инмир.

Пол под моими ногами закачался, и виной тому был вовсе не алкоголь. Как-то резко закружилась голова и я на ощупь отставила фужер в сторону, едва не расплескав все его содержимое по пути.

— Как я уйду? — На глаза снова набежали слезы. — Мама с бабушкой этого просто не переживут. И я… Я тоже не переживу. Они моя семья!

— Колокольчик, разве ты еще не поняла? Всякий сид для человека — зло. Вне зависимости от наших чувств или намерений. Мы несовместимы с людьми. Дружба, любовь с фейцем для человека фатальны. И хотя ты даже не полукровка, вне всяких сомнений — также угроза для своей семьи. И если редкие визиты, при условии стабильности твоих пока до конца не известных способностей, ещё возможны, то длительный контакт погубит всех.

Каждое честное слово Лаэрна для меня звучало как удары молотка, которым он приколачивал крышку гроба, где лежали все мои наивные, отчасти детские, надежды. Я цеплялась за них до последнего как за источник внутренней силы, как за тайную опору, благодаря которой все ещё стояла на ногах, а не разрушилась под гнётом навалившихся злоключений.

— Ты хочешь сказать, что впоследствии я смогу навещать родных?

Чтобы пережить неизбежное, должно было быть хоть что-то, за что я смогла бы зацепиться и найти причину двигаться дальше.

— Да. Но далеко не сразу. А пока чары сделают так, что все будут думать, будто ты уехала учиться, или же к кому-то погостить. Возможно, тебя утешит то, что никто не будет страдать.

Но меня данное обстоятельство только пугало. Это же так противоестественно — потерять любимого человека, или же оказаться с ним в долгой разлуке и даже не помнить о нём. Нет, я не хотела знать никакого Инмира, и уж тем более, стать его частью. Мир Высоких Холмов виделся мне опасным жестоким местом, лишенным доброты и милосердия. К тому же, я отчетливо помнила предостережение капитана Аспидов.

— А как же предупреждение Эфаира? Он сказал ни под каким предлогом не пересекать границы ваших земель.

— Когда Аспид это говорил, он считал, что чем дальше ты находишься от нашего мира, тем для тебя безопаснее. С тех пор многое изменилось. Если бы я думал, что единственная издержка твоего пребывания здесь — это гибель смертных, то не стал бы настаивать на уходе.

Высший сделал паузу, пережидая пока я перестану возмущено фыркать в ответ на его циничное признание.

— Визит к Провидцу заставил посмотреть на происходящее вокруг тебя более масштабно. А тот факт, что каким-то непостижимым образом ты смогла избавить меня от клейма Безымянного, окончательно развеял всякие сомнения. Чары избрали тебя…

— Это я уже слышала, — перебила я Лаэрна. — Чары избрали меня священной овцой.

— Нет. — Сид снисходительно улыбнулся. — Чары избрали тебя как орудие их скрытой воли. Нам ещё только предстоит понять, какой путь они проложили для тебя.

— Даже если это и так, почему я должна безропотно на этот путь соглашаться?

В моей забитой идеалами современной эмансипации голове никак не укладывалась мысль о необходимости покориться обстоятельствам.

Как я узнала гораздо позже, весь Инмир, в силу его чрезвычайной и губительной для самого себя мощи, существовал по принципу жесткой иерархии. Все его территории делились на Дворы. Дворами правили сильнейшие среди сильных — короли и королевы. Над монархами же стоял Закон. Но существовала и другая невидимая власть. Ею были Чары. Древняя, живая, разумная и очень непредсказуемая стихия. Она время от времени, по только ей известной причине, вмешивалась в неизменный уклад фейцев, то создавая страшные катаклизмы, то даруя миру Высокие Холмов нечто невиданное и прекрасное. Фейри поклонялись Чарам. Прислушивались к ним и никогда не противились. Только Чары были их единственной религией.

Поэтому моё сопротивление, как и вопрос, вызвало у Лаэрна конкретное зависание. Такое бывает у компьютеров, когда перегревается процессор. Я понимала его замешательство. Как объяснить очень юному, строптивому и свободолюбивому существу, рожденному и выросшему в мире с совсем иными догмами, правила, по которым многие тысячелетия живут все разумные создания Инмира?

Сид какое-то время гипнотизировал меня задумчивым взглядом, словно пытался проникнуть внутрь взбаламученного шампанским сознания.

— Ты должна знать, Колокольчик, что до сего дня никто из тех, кому не повезло стать изгоем, нарушить клятвы или как-то иначе осквернить Основы, не смел и надеятся получить прощение. За всю историю Высоких Холмов не рождалось существа, способного отменить это страшнейшее из наказаний. Едва обреченные на позор и угасание узнают о твоей невероятной способности, как город захлебнется в потоке желающих уговорить, а скорее принудить тебя избавить их от заслуженной кары.

В тот вечер в моё затуманенное шампанским сознание вряд ли могла пробиться мысль, что слова Высокородного сида, по меркам его древнего мира, превращают меня практически в божество. Лаэрн так и смотрел на меня, а я всё никак не могла разгадать этот взгляд, думая что феец просто пьян.

— Здесь, в одиночку, защитить тебя мне будет непросто, — сообщил он. — Риск на провал слишком велик. А ты совсем не та, кем я готов рисковать. К тому же…

Я вдруг с удивлением почувствовала, как лечу куда-то вверх. Оказалось, начала клевать носом прямо в кресле, и мой мрачный ангел, решил отнести свою подопечную в постель.

— К тому же, — укрывая меня одеялом, продолжил он свою речь, — в магическом плане ваш мир истощен, велика вероятность, что в Инмире твое могущество возрастет многократно. Что само по себе сможет стать неплохой защитой. Я же обеспечу тебя грозным союзником. Это подарит нам драгоценное время.

Глаза мои слипались, но слух всё ещё цепко ухватывал самое важное.

— Хорошо, — прошептала я, не размыкая век. — Когда мы уходим?

— Завтра на рассвете.

— А Женя?

— Я позабочусь о нём…

Теплое дыхание коснулось моих губ, а следом я почувствовала легкий, как пух с тополей, поцелуй. Через секунду мной завладел крепкий сон без сновидений. 

VIII глава: Тропа в Инмир

День начался с перепалки. Похоже, это превращалась у нас с Лаэрном в досадную традицию. Он разбудил меня за час до рассвета, хмурый и неприветливый. Велел скорее собираться и едва не превратил в пепел чемоданчик, который я вознамерилась с собой прихватить.

— Ты что, всерьез хочешь, чтобы я ушла из дома, не прихватив с собой даже трусов? — взвилась я, чудом отвоевав у прожорливой тени свой багаж.

— Он слишком тяжелый для тебя, — набычился сид. — А я не смогу его нести. Это замедлит меня в случае нападения.

Я закатила глаза и демонстративно дернула за телескопическую ручку, ставя чемодан так, чтобы до фейца наконец дошло — он на колесиках!

— Покатишь его по лесным кочкам?

Сложив ручку, я потянула за «молнию» на задней стенке чемоданчика, вызволяя усиленные лямки, которые обычно пришивают к рюкзакам. Пристроив поклажу себе на спину, я с победным видом уставилась на мужчину.

***

В лесу стояла противоестественная тишина. Мне подумалось, что мир замер, настороженно следя, как одна глупая доверчивая девчонка совершает очередной опрометчивый шаг.

Уже на протяжении минут сорока мы в быстром темпе двигались к реликтовому озеру с той стороны, где густой лиственный лес практически вплотную подходил к воде. Достигнув цели, Лаэрн вышел на узкую кромку светлого прибрежного песка и, пройдя немного в сторону, остановился возле крупного валуна. Это был тот самый камень, приснившийся мне в ночь перед выпускным.

Я сразу узнала его. В центре камня отчетливо виднелась трещина, а внизу, возле самой земли, проступали поросшие мхом символы. В том, что я в конце концов оказалась здесь, как никогда ранее ощущался перст судьбы. Или же, быть может, злого рока. Но так или иначе, круг замкнулся. Мне вдруг страстно, до боли в груди захотелось вернуться домой, но я не позволила себе даже оглянуться.

Вокруг немой стеной возвышался лес, в зеркальной глади озерных вод отражалось розовеющее небо. Лаэрн протянул мне руку, и я послушно её приняла. Над деревьями медленно поднималось солнце.

О том, что переход дастся фэйцу с таким трудом, мужчина меня, конечно же, не предупредил. Со стороны, если не брать в расчет магическую подоплеку происходящего, всё выглядело довольно тривиально. Случись мне смотреть такой фильм, я бы сказала, что на спецэффектах сэкономили.

Крепко сжав мою ладонь, Лаэрн придал своему телу наиболее устойчивое положение и, не произнося ни единого слова, замер. Так мы стояли минут десять, не меньше. И поначалу мне казалось что вокруг вообще ничего не происходит. А потом я стала замечать, как все скованнее выглядит мужская фигура, как бугрятся и каменеют его мышцы, как тяжелее становится дыхание, а смуглое лицо все больше теряет природные краски и бледнеет. Когда невидимое напряжение достигло апогея, Высший покачнулся. Я крепче вцепилась в его ладонь, готовая в случае чего стать пусть хлипкой, но опорой.

Воздух перед нами сгустился и затанцевал уже знакомыми завихрениями. Он быстро становился все плотнее и плотнее, пока не превратился в объемный диск, больше всего напоминающий линзу. Лаэрн потянул меня вперед, и мы в один шаг преодолели этот странный барьер, сразу оказавшись посреди цветущего луга.

Нас укрывала тень двух высоких ясеней, стволы которых тесно сплетались где-то в вышине, образуя стрельчатую природную арку. В Инмире стояло благодатное лето. Осмотревшись, я поняла что на лугу мы одни.

Мой проводник едва заметно пошатывался, как бывает, когда слишком долго кружишься, стоя на одном месте.

— Что с тобой? — не стала я игнорировать очевидное, хотя сид старательно делал вид, что всё в полном порядке.

— Переход забрал много сил, — нехотя пояснил он свое состояние. — Важнее другое — как себя чувствуешь ты?

— Нормально, — ответила я и пожала плечами.

Перемещение из одного мира в другой прошло для меня гладко. Легкое ощущение, словно идешь навстречу воздушной тепловой завесе, длилось всего мгновение и не вызывало никаких неприятных реакций.

Ещё раз окинув взглядом расстилающийся перед нами луг, я сочла его подходящим для триумфального «проезда» моего чемоданчика. Поставив свою ношу на колеса, успела сделать буквально пару шагов, как внезапно упала, пронзенная мириадами электрических игл. По крайне мере, такое сравнение пришло мне на ум, прежде чем все связные мысли покинули его и осталась лишь всё затмевающая агония.

Я не видела, но, оказывается, та же участь постигла и Лаэрна. Он только успел протянуть ко мне руку, как мы оба упали на землю прямо в благоухающее разнотравье, сотрясаемые разрядами болезненных конвульсий.

Мне казалось, что в мое тело под бешеным давлением вторгается жидкий огонь. Я будто чувствовала каждую вену, каждый самый крохотный сосуд, раскалившийся от разлитого по ним ревущего пламени. Невыносимо жгло и болело в районе солнечного сплетения, затем жар охватил и голову, затрещал, как искры костра, в ушах, жалящими стрелами вонзился в глаза и завращался там алыми воронками.

Было так больно, что я не могла даже кричать. Я и дышала-то с трудом. А через вечность, не иначе, жар наконец-то стал отступать. Мышцы сведенного судорогой тела расслабились, и я смогла сделать первый глубокий вдох. На контрасте с терзающей меня высокой температурой, он показался пронзительно леденящим. Медленно возвращалась способность осязать. Сначала я почувствовала частички почвы под ногтями. Я так сильно вцепилась в траву, что практически вырвала её из земли. Затем пришло ощущение влаги, пропитавшей одежду на бедрах и спине. Она осталась от утренней росы, осевшей на стеблях растений.

Озираясь в поисках источника внезапной боли, я сначала села, а затем осторожно поднялась. На лугу по-прежнему царила пасторальная идиллия. Вот только оказалось, что Лаэрн куда-то исчез. Беспокойство моё по данному поводу оказалось таким сильным, что поначалу я даже не заметила ни своего в крайней степени бодрого состояния, ни существенных перемен, затронувших мою внешность.

Где-то высоко над головой раздался громкий крик хищной птицы. Я запрокинула голову, всматриваясь в небосвод с темной точкой в вышине. Крылатый силуэт, сначала едва различимый на лазурном фоне, стремительно снижался, и я все отчетливее понимала, до каких невероятных исполинских размеров вымахала эта птичка. Не меньше здоровенного внедорожника. Однако страха данный факт у меня отчего-то не вызывал. Я тверда знала: пернатый, — а по виду это был орёл — мне не навредит.

Подняв могучими крыльями ураган локального значения, он приземлился и словно позволяя себя внимательнее разглядеть, замер. В потоке льющегося с небес солнечного света его странное, как будто собранное из тонких металических пластин оперение, отливало черненым серебром. Голова и часть шеи, а также ряд перьев на крыльях и хвосте оказались седовато-белыми, остальное же туловище темно-серым, с переходами в черное. Клюв и когти на лапах сверкали сталью и выглядели как серьезное холодное оружие. Глаза… А вот глаза были мне очень хорошо знакомы. И едва я поражено вскрикнула, как орла окутало радужное марево, и птица обратилась Лаэрном.

Сид стоял в полном боевом облачении (в том же самом, в котором он и начинал наше путешествие в другой мир), остриженные по плечи темные волосы шевелил легкий ветерок. Должно быть, это очень удобно — менять свое обличие, не теряя при этом ни оружия (рукояти мечей угрожающе возвышались за его плечами), ни одежды.

— Так ты что — оборотень? — удивилась я, попутно отмечая про себя, насколько более сильным, буквально пышущим здоровьем и энергией стал выглядеть феец.

Только сейчас я поняла, на каком скудном энергетическом пайке он, по всей видимости, находился всё то время, что мы были с ним знакомы.

— В какой-то мере. Способностью к обороту в Инмире обладают многие высокородные, но оборотнями мы называем как правило только тех, кто превращается в псовых.

— А Аспиды? — стало мне интересно.

— Превращаются в гигантских змей. Также у большинства из нас есть промежуточная боевая форма.

Лаэрн тут же продемонстрировал её, эффектно распахнув за спиной широкие крылья. Он взмахнул ими, и нижний край вдруг характерно блеснул на солнце. Создавалось впечатление, что вместо привычных перьев крылья оканчиваются широким тонким лезвиями. Что ни говори, а обновленному Рыцарю Тлена лучше дорогу не переходить.

— Впечатляет, — почти прошептала я.

Крылатый сид вызывал у меня трепет. Если раньше он выглядел как мрачное божество, то теперь я даже не могла подобрать слов, настолько прекрасным он мне казался. Словно откликаясь на мои мысли, узса на запястье потеплела и стала наливаться цветом. Я машинально посмотрела на неё и снова не сдержала возгласа удивления.

На ладони, в самом её центре, там, куда по словам Лаэрна он «посадил» зерно силы, появилась новая татуировка. Тонкий росток то ли вьюна, то ли лозы оплетал символ, более всего походящий на солнце.

— Что это? — предъявила я мужчине своё новое «украшение».

Надеюсь, такими темпами я не стану похожа на разукрашенного чернилами зека. Я снова с хмурым видом уставилась на росток и буквально подпрыгнула на месте, когда он взял и зашевелился.

В мгновение ока я оказалась на руках не ожидавшего такой прыти фейца. Вот только от себя не убежишь, и вредное растение, вызывая щекотку под кожей, как любопытный мышонок, выглянуло на внешнюю часть ладони и, шевеля кружевными усиками, оплело мой большой палец.

— Почему оно шевелится? — пропищала я Лаэрну куда-то в шею.

Сид, вовсе не разделяющий моего ужаса, раскатисто захохотал. Он смеялся так беззаботно и заразительно, что я даже немного успокоилась и тоже начала подхихикивать.

— Вероятнее всего, это мерцэл. Под воздействием напитавших тебя Чар, зерно моей силы переродилось и превратилось в магического стража, живущего на твоем теле и реагирующего на сильные эмоции и желания. В случае опасности он будет яростно защищать тебя.

Я посмотрела на непрошеного жильца с благосклонным любопытством. Откликаясь на внимание, растение приветливо зашевелило листочками.

— Только, пожалуйста, на разрастайся по всему телу, — помня про зачатки разума, попросила я стража.

В ответ он разве что не кивнул и послушно вернулся на прежнее место. Думается мне, у этой малявки разума больше, чем у некоторых людей.

Лаэрн поставил меня на землю и я немного отошла от него, возвращая ясность мыслям. На самом деле, с момента моего странного приступа я ни разу не ощутила губительного давления его флёра. Зато само тело так хорошо помнило то сокрушительное удовольствие, которое мы разделили в момент нашей близости, что и безо всякого колдовского принуждения тянулось к нему так же, как океан тянется к луне.

Но на магическом страже сюрпризы не закончились.

Имея привычку в момент задумчивости или же растерянности перебирать собственные волосы, я перекинула через плечо собранные в высокий хвост пряди и обнаружила очередные изменения. Сразу стало понятно, отчего вдруг голове стало значительно тяжелее носить, казалось бы привычный, груз. Моя обычная длина никогда не опускалась ниже середины спины, а тут вдруг увеличилась раза в два, при этом став значительно гуще и довольно кардинально изменив цвет.

— Почему они, мать вашу, розовые?! — плохо представляя себя в этой масти, предъявила я претензию в общем-то ни в чем невиноватому фейцу.

— Не целиком, — совсем не утешил меня мужчина.

— В каком смысле? Я что, пятнистая?!

Не надеясь на достоверное описание своей новой внешности и опасаясь, что Чары Инмира припасли для меня еще какой-нибудь подвох, я полезла в чемодан за косметичкой, в которой, разумеется, имелось зеркало.

По счастью, всё оказалось лучше, чем я могла бы предположить. А если говорить откровенно — магии Высоких Холмов, как стилисту, можно было ставить твердое «отлично». У корней я по-прежнему была темноволосой, с той лишь разницей, что теперь общий тон уходил в мягкий пепел. Затем волосы плавно светлели, ближе к концам становясь жемчужно-розового цвета. На щеках цвел нежный румянец, глаза мягко сияли всеми оттенками голубого. Мое превращение в фейскую полукровку, похоже, стало окончательным. Я перевела вопросительный взгляд на Лаэрна.

— Твоя красота поразит даже самых взыскательных, — ответил сид на не произнесенный вслух вопрос.

Он говорил убежденно, ни секунды не сомневаясь в своей правоте. Ещё никогда я не чувствовала себя такой красивой и желанной. Может, это светилось в его глазах, хотя с виду, он ни чем не выдавал своих чувств, по-прежнему олицетворяя образ идеального, лишенного сантиментов воина. А может, я просто это знала, угадывая его эмоции и мысли, словно далекое эхо.

Луг оказался очень большим. Я успела устать, пока мы шли вперед, удаляясь от места прибытия с целью выйти на дорожную развилку. Она находилась сразу за лугом и очень напоминала сказочное перепутье, которое так часто встречается в русских былинах. И даже камень имелся, вот только вместо знаменитого «Прямо пойдешь…» наличествовали непонятные знаки. Как пояснил Лаэрн, Меч, пронзающий щит — означал Железный Двор и вела к нему дорога, что поворачивала направо. Прямая грунтовая лента вела в Темный двор и обозначался он клубком змей, выползающих из сосуда. Налево лежал путь ко двору Света и Соли и там же, но чуть южнее, находился Двор Ветра и Грома. Их ещё называли Светлый и Сумеречный. Светлый Двор изображался короной и глазом, источающим слезы, а Сумеречный — трехрогой горной вершиной с опрокинутым полумесяцем и восьмиконечной звездой в его колыбели.

Мы свернули направо. Верный чемоданчик бодро катился по утрамбованной дороге. Однако уйти нам удалось совсем недалеко. Вдруг, по непонятной причине, всё внутри меня стянулось в тугой узел и закаменело. Я резко затормозила, прижав руку к горлу.

— В чем дело?

Шедший немного впереди Лаэрн тут же остановился и посмотрел на меня.

— Я не знаю, — просипела в ответ.

Голосовые связки, как и мышцы шеи, словно одеревенели от ужаса. Очень глубокого и первобытного, вдвойне непереносимого, так как было совершенно неясно, что именно его порождало.

Осмотревшись вокруг, я не обнаружила ни единой причины для столь бурной реакции. По бокам от дороги шли голые степи. Где-то на горизонте виднелся лес и по-прежнему повсюду царило полнейшее безлюдье. Если так, конечно, можно сказать о фейри.

Но в груди всё отчетливее крепло чувство, что идти мне следует совсем в другом направлении. Я оглянулась назад, где все еще были хорошо видны и камень, и разбегающиеся от него пути. Зафиксирован свой взгляд поочередно на каждом и прислушавшись к себе, я вдруг поняла.

— Мне обязательно нужно попасть в Темный Двор!

— Это верная смерть. Темный Двор — последнее место в обоих мирах, где тебе нужно оказаться.

— Нет, — впадая в подобие легкого транса, упрямо повторила я, — мне нужно туда! Иначе случится нечто непоправимое. Он не скажет. А она не перестанет спрашивать.

Я не до конца понимала, что несу. Знала лишь, что каждое слово — правда. И боль и ужас, что сейчас заполняли сознание до краев, были не мои, но отчего-то эти страдания я переживала как свои собственные. На автопилоте я развернулась и зашагала обратно. К камню.

Жесткая мужская ладонь осторожно, но решительно обхватила моё предплечье, и я остановилась.

— Отпусти меня!

— Нет. Поверь, ты не готова столкнуться с Умбрией и её пристрастием к извращенным играм.

— Но я должна. — Слезы градом покатились из глаз.

От мысли, что могу не откликнулся на отчаянную беззвучную мольбу, волосы вставали дыбом. Решимость следовать туда, куда меня зовет кто-то невидимый, наверное, отразилась на лице. Лаэрн в раздражении поджал губы, а затем резко распахнул крылья и, схватив меня в охапку, взмыл в небо. Подобный маневр получше звонкой пощечины развеял оковы колдовского транса, и я обиженно заверещала, осознав, что мой чудесный и такой необходимый чемоданчик, остался валяться внизу, в дорожной пыли.

Ни Высший, ни я, не заметили, как в том месте, куда упали капли моих слез, проросли бурые побеги. Из них вышли скороспелые бутоны, которые тут же пышно расцвели, переливаясь всеми оттенками золотого и малинового.

Впервые за тысячу лет в Инмире распустилась аврория — ценнейший и, казалось, навсегда утраченный «цветок зари». 

IX глава: Пустые земли

Чем дальше мы удалялись от перепутья, тем слабее я ощущала парализующий всякое критическое мышление призыв. Злость и обида на Лаэрна за то, что он игнорировал моё мнение, и за потерянное по его вине имущество росли и крепли, превращаясь в молчаливую отстраненность. Кричать и ругаться все равно не было смысла. Феец стоически не реагировал на любые провокации. Даже окончательно покоривший девичье сердце вьюн, который довольно болезненно жалил твердолобого сида в ответ на сильные эмоции своей хозяйки, оказался не способен заставить этого чуждого компромиссов мужика повернуть обратно.

Летели мы долго. В какой-то момент висеть у фейца на руках наподобие мешка с картошкой стало так неудобно, что я таки нарушила свой обет молчания и сообщила сиду об этом. Тогда Лаэрн просто обернулся гигантской птицей и я, замирая от страха, оседлала его, крепко вцепившись в покрытый упругими перьями загривок.

Путешествовать таким способом стало в разы удобнее. Особенно когда я убедилась, что свалиться вряд ли получится. Высота была впечатляющая, открывшиеся взору виды потрясающих пейзажей зачаровывали. Правда, бивший в лицо холодный ветер несколько притуплял восторг от этой прелюбопытнейшей экскурсии.

Полет наш длился долго. Я не переставала в душе поражаться той неимоверной силе и выносливости, с которой обернувшийся орлом Высший преодолевал столь неблизкий путь. Мы летели почти сутки, пару раз останавливаясь исключительно по нужде, чтобы я смогла «припудрить носик» в ближайших, подходящих для подобных целей кустах. Гораздо позже, когда стало известно о возрождении аврории, я нередко гадала, не выросло ли на тех памятных местах еще чего-нибудь примечательного?

Грань, за которой начинались печально известные Пустые земли, была хорошо различима издалека. Она начиналась с широкой полосы каменисто-песчаных столбов, то поодиночке, то целыми группами сторожащими покой блекло-бурой пустыни. С высоты нашего движения я видела, что пески тянутся километра полтора, а затем начинается туманная каменная пустошь. Неприветливая бесплодная земля, накрытая крышкой тяжелого мутно-серого неба. Поселиться там мне совсем не хотелось. Однако Лаэрн вовсе не спешил делиться своими планами и не оставалось ничего другого, как гадать, мысленно задаваясь вопросом, куда же с таким неистовым упорством он держит свой путь?

Мы приземлились, едва пески остались за спиной, уступая место, казалось, бесконечной каменной равнине. Вернув себе человеческий облик, мужчина извлек из заплечных ножен меч и выверенными росчерками острого клинка нарисовал какую-то закорючку. Она проступила прямо в воздухе и напомнила мне рыболовный крючок, более длинный хвостик которого трижды пересекали короткие параллельные линии. Как только изображение истаяло, сквозь многочисленные трещины в здешней породе тонкими струйками стал просачиваться, собираясь в длинную нестабильную фигуру, черный дым.

Изможденная долгим перелетом, озябшая и голодная, я не нашла в себе сил даже испугаться. Прижавшись в мужской спине, обхватила фейца за талию и просто терпеливо ждала, что же случится дальше.

— Я обережник Пустых Земель, — раздался гулкий инфернальный голос, принадлежащий существу непонятного пола.

Голос и хрипел, и шипел, и рычал, и звучал будто бы отовсюду сразу.

— Зачем ты, Высокородный, потревожил мой покой? Что ты забыл там, где место лишь изгнанным и отчаянным?

Черный дым, пребывая в беспрестанном движении, наконец чуть замедлился, и я смогла разглядеть массивный силуэт, полностью скрытый плащом.

— Я пришел как союзник. Проведи нас к королю и я заплачу тебе.

Обережник ломаным движением склонил голову набок. Так резко, что даже послышалось, как щелкнули сочленения его шейных позвонков.

— Может, если ты отдашь мне смертную девчонку, то я, так и быть, проведу тебя ко Двору.

На мгновение промелькнула трусливая мысль, что феец и в самом деле сочтет названную цену приемлемой. Я тут же разозлилась на себя. Похоже, у меня уже сформироваласьпривычка всего бояться, постоянно ощущая растерянность и бессилие. И это было очень несправедливо по отношению к Лаэрну. Кроме склонности решать глобальные проблемы радикально, он уже не единожды доказал свою надежность и ещё ни разу не оставил меня в беде.

Решив перестать прятаться за чужую сильную спину, я расправила плечи и вышла немного вперед.

— Смертная девчонка не согласна! — чуть опередив сида, которого, похоже, предложение дымной твари привела в тихую ярость, громко заявила я.

Словно вторя моей пробудившейся смелости, до этого притихший вьюн на руке растревоженно шевельнулся, а следом, резко дернувшись, к моему несказанному удивлению легко отделился от кожи. Он угрожающе завис в воздухе прямо напротив застывшей фигуры обережника, демонстративно выпуская длинные острые шипы. Мне же оставалось только удивляться его преданности и стремительному росту.

Магическое растение, несомненно, обладало собственным характером и волей. Довольно быстро привыкнув к такому соседству, я почти перестала ощущать его передвижения. Исключения составляли лишь те случаи, когда вьюн сам хотел обратить на себя внимание или что-то показать.

— А девчонка-то полна сюрпризов, — задумчиво протянуло чудовище, сплетая перед собой в замок костяные, точно покрытые копотью, пальцы.

Причем оказалось их гораздо больше десяти.

— О которых ты тут же забудешь, как только исполнишь то, для чего здесь и поставлен. — Голос Лаэрна звучал низко и угрожающе. — Не забывай, кому служишь.

— Без моей помощи до Железного Двора семь дней пути по безводной и необитаемой пустоши. Смертная вряд ли дотянет до аудиенции у Высокого Господина. Зачем брать на себя такой труд и тащить будущий труп так далеко? — вкрадчивым дьявольским голосом убеждал обережник.

— Я сторожу эту границу не первую сотню лет. Мне велено беспрепятственно пропускать или оказывать за некоторую плату кое-какие услуги лишь проклятым изгоям, скитальцам, лишенным Имени. Зато все остальные… — чудовище многозначительно помолчало, — моя законная добыча.

Обеспокоенная, я незаметно покосилась на своего спутника, пытаясь угадать, насколько серьезна нависшая над нами угроза.

— Ты имеешь наглость покушаться на мою собственность и намекать на моё бессилие? — уточнил Лаэрн обманчиво ровным тоном.

И в противовес своему спокойствию, уже знакомым жестом распахнул возникшие за его спиной крылья, которые тут же окутало слепяще-яркое бирюзовое пламя. Он двинулся на согнувшуюся в защитном жесте фигуру из дыма, явно больше не пытаясь скрыть своего бешенства.

— Верно ты все же запамятовал, кому обязан жизнью и властью стража…

— Вы?! — вдруг воскликнул обережник и, как подкошенный, свалился под ноги фейца, униженно скуля.

— Прости меня арканум. Ты так изменился. Я тебя совсем не узнал.

— Неужели? — без тени жалости, наигранно уточнил сид. — Может, как раз наоборот, ты узнал меня?

По правой руке Высшего побежали короткими вспышками многочисленные разряды голубоватых молний. Вслед за ними, прямо поверх его облачения, стали появляться многогранные металические пластины, стремительно складываясь в своеобразную высокую перчатку.

— Сейчас я помогу тебе вспомнить всё окончательно. А заодно ты расскажешь, как давно стал шпионить на Двор Теней.

Пытаясь улизнуть от гнева сида, обережник перестал удерживать себя в неком подобии формы и, распластавшись вдоль земли здоровенной черной кляксой, стал утекать в расщелины. Вот только ничего у него не вышло.

С самого начала Лаэрн призывал это странное и опасное создание с определенной целью и, видимо не получив желаемого, отпускать его просто так не собирался. Я почувствовала, как воздух пустыни вокруг сгустился и задрожал от быстро нарастающего напряжения. Согнув в локте руку в бронированной перчатке, одним слитным движением, мужчина присел на корточки и с нечеловеческой силой кулаком нанёс удар в саму земную твердь.

Раздавшийся в то же мгновение крик, наверное, был слышен на многие километры вокруг. Я закачалась от пронесшейся по поверхности дрожи и прикрыла уши, несколько контуженная столь громоподобным ревом. Словно подчиненный чьей-то чужой воле, обережник вновь предстал перед нами.

Теперь сквозь черный дым проступала его лицо. Уродливый голый череп с кусками серой плоти и красными провалами вместо глаз.

Словно за край скользкого полотна, Лаэрн ухватил одну из дымных лент, что как змеи вились вокруг нас, и методично стал наматывать её на кулак.

Обережник снова взвыл, затрубил, как выпь на болоте, а затем поднялся в воздух и завис воздушным шаром на веревочке. Сейчас более всего он походил на злобного джинна.

— Пощади! — взмолилось чудовище.

— Твою участь решит суд короля, — ответил ему Лаэрн, так что всем стало понятно: пощада фейцу неведома.

— А сейчас доставь-ка нас ко Двору. 

X глава: Железный Двор

По понятным причинам ни в каких дворцах бывать мне никогда не доводилось. Разве что в парочке крупных музеев и театров, которые, как правило, располагались в исторических зданиях. Конечно, их роскошь и убранство вполне справедливо считались королевскими, но оказавшись при Дворе в мире Высоких Холмов, я быстро поняла, как нелепо сравнивать между собой приметы магического и техногенного миров.

Обережник перенес нас «по адресу» в считанные минуты. Видимо, ему был доступен какой-то особый вид чар. И признаться, такой способ путешествовать нравился мне гораздо больше, чем семидневный полет без воды и продовольствия.

Как и в случае с предыдущим переходом в Инмир, наше второе перемещение прошло довольно гладко. Никакой дурноты, тошноты или укачиваний. Мы как будто оказались в затопленном водой туннеле. Однако дышалось в нем совершенно свободно, стоило лишь преодолеть первый испуг и сделать вдох. Я плохо видела своих спутников, но крепкая хватка Лаэрна на моей руке очень успокаивала. Какая-то неведомая сила, словно эскалатор, быстро двигала нас вперед. Пространство вокруг переливалось самыми неожиданными цветами, температура обволакивающей нас жидкости то резко подскакивала вверх, то так же резко понижалась, что могло бы быть опасным, если бы не длилось так недолго. Закончилось всё легкой встряской. Словно плотную туго-натянутую мембрану проткнули чем-то острым, отчего она вся задрожала и с громким треском разошлась на части. В пространственную прореху хлынул свет. Увлекаемая сидом вперед, я сделала вслед за ним шаг и обнаружила, что мы достигли цели.

Местом нашего прибытия оказалось небольшое помещение с гранитными серыми стенами и странной конструкцией под потолком, которая, по-видимому, исполняла роль люстры. Выглядело это как скопление разноразмерных сильно вытянутых осколков. Свет от них имел специфический лиловый оттенок и немного действовал на нервы.

Окон в комнате не было. У дальней стены находился стол и бюро из темного дерева. Кресло с высокой спинкой, располагающееся неподалёку, пустовало.

В комнате мы оказались не одни. У самой двери, которая оказалась как раз за нашими спинами, стоял облаченный в парадную военную форму незнакомый феец.

— Цель визита? — едва мы его обнаружили, ровным, лишенным эмоций голосом потребовал ответа он.

Я с любопытством разглядывала новое действующее лицо, честно стараясь не слишком пялиться. Рыжеволосый и коротко остриженный, феец выглядел очень молодо, уступал Лаэрну в росте, да и сложен был гораздо изящнее. Мужественную красоту его стройного тела подчеркивала матово-черная броня, повторяющая каждый безупречный изгиб, как неопреновый гидрокостюм аквалангиста. Она делилась на сегменты, очерченные линиями медного цвета. Ярким акцентом серебра грудь воина крест на крест пересекали ремни заплечных ножен. Из-за спины ожидаемо выглядывали эфесы парных клинков. У бедра крепилась примечательная, сплошь покрытая какими-то письменами, плеть. Её рукоять незнакомец предупреждающе сжимал ладонью. Длинный плащ припыленного ржавого цвета явно преследовал цель сделать «часового» понаряднее. Он крепился у левого плеча круглым чеканным медальоном. На нем я разглядела уже ранее виденный символ меча пронзающего щит.

Дворцовая гвардия, догадалась я. Мужчина смотрел на нас равнодушно, словно в королевскую резиденцию каждый день заявляются визитеры подобные нашей странной троице, и терпеливо ждал ответа.

Не издающий ни звука обережник вновь расплылся мерзкой кляксой у наших ног и я брезгливо отступила подальше. Гвардеец будто бы не удержался и в упор посмотрел на меня. Интерес его был понятен. Думаю, что встретить смертную здесь, в самом сердце земли изгоев — последнее, чего он ожидал, заступая на свой пост.

— Неужели, Триан, и ты не узнаешь меня? — Голос Лаэрна сочился иронией.

Услышав обращенные к нему слова, гвардеец недоверчиво перевел взгляд. Глаза его, желто-фиалкового цвета, на мгновение расширились, словно мужчина никак не мог поверить увиденному.

— Прости, Арканум, — он склонился в низком поклоне. — От тебя давно не было вестей.

Но ответ часового фейца Лаэрна вовсе не смягчил. С того момента, как мы покинули Землю, он все больше открывался для меня с новой стороны. Этого властного, статусного Высшего я совсем не знала. Конечно, он всегда был нагл и самоуверен, но это воспринималось как неотъемлемая часть его дерзкого и обаятельного характера. Оказалось, что дерзость может превращаться в бритвенной остроты надменность, а обаяние — в убийственную циничность. Возможно, так на Лаэрна действовали чары, колоссальный поток которых напитал его, едва мне удалось вернуть сиду легальное положение. Но что-то подсказывало: чары здесь совсем ни причем.

— Известно, где сейчас Его Величество Замфир?

— Да. Король на тренировке. Близится «Турнир Чудовищ».

Лаэрн, словно что-то прикидывая про себя, коротко кивнул.

— Доложи ему о моем возвращении и передай просьбу об аудиенции. Как можно более скорой. Дело срочное.

Высший перевел взгляд на дымную кляксу на полу. Теперь уже кивнул гвардеец, даже не пытавшийся скрыть отвращения от созерцания обережника и, не мешкая, покинул помещение.

— Присядь, — обратился ко мне Лаэрн. — Мы подождем короля здесь. Это не займет много времени.

Я поспешила воспользоваться возможностью и дать отдых гудящим от усталости ногам.

— А если ожидание затянется? Почему ты думаешь, что ради нас король бросит всё и примчится?

Вместо ответа Лаэрн рассмеялся. Я искренне не понимала, как он может веселиться, когда рядом по полу ползает кровожадный монстр и словно только и ждет удобного момента, чтобы напасть. Мимикрирующий под безобидную тучку обережник напрягал, мягко говоря, сильно.

Ожидание и в самом деле не затянулось. Прошло не больше четверти часа, как послышались быстрые легкие шаги. Такой стремительный невесомый шаг вполне подошел бы и женщине, если бы не шквал колоссальной агрессивной энергии, которую почувствовали все присутствующие в комнате. И все же, поначалу мне представился кто-то такого же утонченного телосложения, как и встретивший нас гвардеец.

Все крошечные волоски на моём теле встали дыбом, когда дверь решительно распахнули и в помещение вошел потрясающей красоты гигант. За ним следовал Триан. То ли случайно, то ли преднамеренно, Лаэрн шагнул навстречу мужчине, одновременно заслонив собой кресло, на котором сидела я.

— Мой король. — Высший учтиво склонил голову в приветствии.

— Но как такое возможно? — услышала я низкий рокочущий голос.

Из-за массивной фигуры Лаэрна почти ничего не было видно. Лишь верхнюю часть головы незнакомца с зачесанными назад прядями графитово-платиновых волос, которые венчала лаконичная железная корона, да демонические непроглядно-черные глаза. Мужчина, не скрывая потрясения, жадно всматривался в лицо Лаэрна.

— Я все расскажу тебе, мой король, но сначала необходимо разобраться с одним делом.

Высший демонстративно перевел взгляд себе под ноги.

— Обережник? — опознал притаившееся чудище король. — Кажется, это была твоя идея поставить его на границу Пустых Земель. Признаться, его природная способность транзировать не только себя, но и сопровождающих, оказалась очень полезной. Так для чего он здесь и почему в такой форме?

Услышав разговор о себе, обережник поспешил принять более привычное глазу состояние. Едва громоздкий скрюченный силуэт, закутанный с ног до головы в исходящий дымом плащ, предстал перед правителем, как тут же подобострастно залебезил, расточая лесть и поклоны.

— Благодарю, Высокий Господин. Рад служить, мудрый Господин.

Ни Лаэрн, ни король, ни стоящий на шаг позади своего монарха гвардеец даже бровью не повели, совершенно равнодушные к лести.

— Он шпион Темного Двора.

— Вот как? — задумчиво протянул правитель.

— Нет! Это нет так! — истерично взвизгнул обережник. — Арканум ошибается. Я предан Железному Двору.

— Не знаю, за какие посулы он продался Умбрии, — в голосе Лаэрна проскользнула кровожадная нотка, — но проход в Пустые Земли теперь остался без стража. Более того, имея в рукаве шпиона с такими талантами, у темных появилась возможность проникать на территорию дворца самым коротким путем…

— Я верю тебе, мой друг. — В глубине непроницаемо темных глаз короля мелькнула алая вспышка. — Однако, скажи, что привело тебя к таким выводам?

— Обережник нарушил ритуал договора и не явился в положенный момент. Я забрался гораздо дальше, чем рассчитывал, но и тогда этот предатель не показал себя, пока мне не пришлось призвать его связующей руной. Не буду отнимать твоё время подробностями, скажу лишь, что по всем признакам этот перебежчик намеренно заманивал нас вглубь каменной пустоши. Видимо, он рассчитывал, что она высосет из меня достаточно чар, дабы его нападение прошло без осложнений.

— Нас?

Похоже, больше всего из услышанного короля заинтересовало именно загадочное «нас».

Лаэрн напряженно помолчал, а затем сделал шаг в сторону. В то же мгновение я поняла, что заслоняя королю обзор, он преследовал цель не просто до поры до времени спрятать меня от внимания, но и пытался смягчить убойное воздействие королевского флёра.

Я медленно встала из кресла, до крови закусив нижнюю губу и судорожно сжав кулаки. В голове проигрывалась единственная мысль: «Только бы устоять, только бы устоять».

Фигура правителя Железного Двора одновременно и подавляла, и притягивала. Он оказался даже выше Лаэрна, с густой ухоженной бородой и телосложением, как у фанатично увлеченного бодибилдингом тяжеловеса. Однако, гармонии пропорций, несмотря на выдающуюся мускулатуру, не утратил и производил какой-то совершенно ошеломительный эффект. Одежда короля, даже по сравнению с гвардейской, выглядела откровенно невзрачно. Все черное — и узкие брюки, и рубаха с воротником стойкой. А сапоги так и вовсе казались изрядно поношенными. На руках ни колец, ни перстней. Лишь линии татуировок, слегка выглядывающие из-за манжет. И все же, даже этот непритязательный наряд бесконечно льстил мужчине. Плотная аура окружающих короля силы и власти была почти осязаема и свидетельствовала о его превосходстве даже больше, чем корона.

Правитель смотрел на меня сначала весьма отстраненно. В его взгляде явственно читались ленивый интерес и некоторая пресыщенность. Что впоследствии послужило причиной резких перемен — оставалось только гадать. Внезапно ноздри его крупного породистого носа хищно раздулись, а глаза буквально запылали, вспыхивая яркими звездами в чернильной мгле. Всякое безразличие исчезло, сменившись острой жаждой обладания. Этот взгляд парализовал мою волю. Я совершенно утратила чувство реальности и слепо задвигалась ему навстречу.

Шаг. Другой. Словно невидимая лебедка притягивала меня все ближе и ближе. Интересно, отчего я решила, что теперь совершенно иммунна к воздействию флёра Высших? Сейчас эта теория трещала по швам, а точнее сказать, рушилась, как пирамидка из спичек.

Кто-то схватил меня за плечо, и на разум как будто плеснули ледяной колодезной водой. Я вздрогнула и замерла, возвращая себе способность мыслить ясно. Рядом стоял Лаэрн. Его рука твердо удерживала меня на месте, не давая раствориться в чужой порабощающей воле.

— Кто эта смертная и по какому праву ты мешаешь мне, твоему королю, испытать её?

Гигант злился. Он с легкостью отставил в сторону дружеское расположение, парализовав присутствующих едва переносимым давлением своей огромной разрушительной силы.

— Сначала обережник. — По виску Лаэрна скатилась капля пота. — А затем я все тебе расскажу.

Король перевел сверкающий яростью взгляд на притихшее чудище и обережник тоненько завыл. Его объяло нечто, похожее на огромный мыльный пузырь, и стало стремительно сжимать. Пара секунд, и в воздухе осталась лишь красная точка, да какой-то гладкий овальный предмет на полу. Точка стремительным росчерком, как маленькая комета, метнулась к правителю Железного Двора и впилась тому в висок. Ярким огоньком она заметалась под кожей, а затем бесследно впиталась, оставляя после себя небольшой ожог. Правитель даже не поморщился. Он продолжал буравить взглядом Лаэрна, который так и не убрал руки с моего плеча.

Гвардеец вышел вперед и, нагнувшись, поднял с пола то, что осталось от обережника.

— Слушающий камень, — сжав находку в кулаке, мрачным голосом сообщил Триан. Небольшое усилие со стороны фейца и твердая порода посыпалась на пол мелкой крошкой.

Эта новость проняла мужчин и они наконец-то перестали сверлить друг друга грозными взглядами. Спало и давление королевского флёра. Я в облегчении перевела дыхание.

— Эта тварь совсем потеряла страх! — Было не совсем понятно, кого именно имеет в виду правитель. То ли умерщвленного им обережника, то ли ту, для кого последний шпионил. — Ты уверен, что здесь замешан именно Темный Двор?

— Уверен. — Ответ Лаэрна был сух.

Вновь каким-то мистическим образом пришло четкое понимание: сиду категорически не нравится интерес короля ко мне. Он осознанно искал его союзнической поддержки, и, в общем-то, не исключал подобного развития событий. Но столкнувшись с тем, с чем, как он думал, давно примирился, вдруг обнаружил, что совсем к подобному не готов.

Мысленно я потянулась к нему и утешая, и ища защиты. Привлекательность короля была неоспорима, но та легкость, с которой он подчинил меня себе, отвращала. Приходилось лишь надеяться, что узы, связующие Лаэрна и правителя, окажутся крепки и избавят меня от участи стать королевской грелкой.

— Итак, я всё ещё жду объяснений, — напомнил правитель.

Какие-то особые нотки в его голосе побуждали немедленно исполнить любую его прихоть.

— И ты их получишь. — Голос Лаэрна прозвучал, полный холодного достоинства. — Но я прошу о приватности. Пускай Юлию разместят на отдых, а мы спокойно поговорим.

— Что ж, я успел забыть о том, какой наглой задницей ты умеешь быть. Хотя бы представь меня девушке и я, так и быть, оставлю её на время в покое.

Слова «на время» он выделил особо. Значит, расслабляться надолго мне явно не стоило.

— Король Пустых Земель, его величество Замфир — вечный воин, — торжественно, не без сарказма, отрапортовал Лаэрн.

Чувствуя себя крайне глупо, я низко поклонилась. В идеале следовало бы сделать книксен, но обычное приседание могло оскорбить монарха, а глубокий реверанс мои трясущиеся ноги сейчас просто бы не осилили. К тому же, я плохо себе представляла его правильное исполнение.

— Приятно познакомиться, — выдавила я из себя дежурную фразу и подавила порыв спрятаться за широким плечом своего фейца, когда король и гвардеец уставились на меня нечитаемыми тяжелыми взглядами.

— Добро пожаловать в Железный Двор. — Замфир решил подыграть и изобразил радушного хозяина. — Триан проводит тебя до гостевых покоев, выбери себе любые, какие больше понравятся.

Расставаться с Лаэрном ужасно не хотелось. Я никого здесь не знала и никому не доверяла. Поэтому, не удержавшись, попросила:

— А можно меня поселить в те, которые ближе к Аркануму?

Король запрокинул голову и захохотал. Только смех этот был какой-то недобрый и не предвещал ничего хорошего.

— Нет, нельзя. Зато можно в те, которые поближе ко мне.

Я не рискнула возразить, понимая, что моё сопротивление скорее всего распалит Замфира ещё сильнее.

— Сочту за честь, — видя, что от меня ждут реакции, выдавила я из себя.

«Ты знаешь, она отвратительно врёт», — услышала я, покидая помещение, когда дверь почти захлопнулась за нашими с гвардейцем спинами.

Стены длинного узкого коридора, по которому мы шли, отличались своеобразием. Неровные, с выступающими объемными деталями, они вызывали ассоциации с гигантскими драгоценными агатами ограненными и вмурованными во все вертикальные поверхности. По краю высокого потолка шла дорожка из источающих теплое сияние стеклянных сфер. Свет от них играл на полированных гранях, мягкими переливами расцвечивая всё пространство. Темный потолок над головой не производил давящего эффекта, вероятно оттого, что был зеркальным, и любой блик отражался в нем, точно где-то вдалеке загоралась звезда. Пол выстилали плиты полированного черного мрамора с серебристо-белыми прожилками.

Коридор сменился просторным холлом, в котором по-прежнему не было окон. Несмотря на массивную подошву окованных металлом высоких сапог, передвигался гвардеец практически бесшумно. Лишь ржавого цвета плащ приятно шуршал, когда мужчина делал резкий поворот, если мы вдруг заворачивали за угол. Я же особой грацией сидов похвастаться не могла, ощущая себя порой этаким неуклюжим медвежонком. Очевидное и бесспорное превосходство Высших подавляло.

Когда я вслед за своим провожатым миновала несколько лестничных пролетов, стало понятно, что комната переноса располагалась глубоко под землей. По конструкции, здание Железного Двора представляло собой круглую башню, лишь часть которой находилась на поверхности. Венчала её искусно выточенная каменная корона. В пространстве меж её зубцов крепились звенья здоровенных цепей. Они тянулись над окружающей дворец пропастью к ощетинившемуся острыми камнями берегу.

Картина с изображением Железного дворца обнаружилась в одном из коридоров, и я минут пять разглядывала её, тщетно пытаясь понять, где же у строения вход. В конце-концов сдалась и спросила Триана, который все это время терпеливо ждал чуть в стороне.

— Цепи — это и есть вход.

Я удивленно уставилась на гвардейца.

— Железный Двор принимает лишь сильных. Для таких попасть ко двору не составляет труда.

— Но все Безымянные со временем теряют способность творить чары и неизбежно слабеют.

— Откуда тебе это известно, смертная? — гвардеец не скрыл своего недовольства моей осведомленностью.

— Скажем так, я люблю пытать всех вокруг вопросами, — лучезарно улыбнулась. — При таком хобби неизбежно узнаешь много чего интересного.

Подобный ответ Триана ожидаемо не удовлетворил. Однако что-то прикинув про себя, он неожиданно выдал:

— Раз король принял тебя и велел разместить на верхнем ярусе, я поясню кое-что. Это жестокое, но справедливое правило. Когда кто-то из Безымянных слабеет, он покидает двор навсегда. Такова необходимость. Сильные питают короля, а он бьётся за нас на «Турнире Чудовищ» и каждый раз побеждает. Без могущественного правителя Железный двор падет. А вместе с ним и наше единственное прибежище.

— Турнир Чудовищ?

— Вероятнее всего, тебе доведется на нем побывать. Турнир состоится через несколько дней. Замфир сейчас на пике своей силы и с ним может быть очень непросто. Постарайся не дерзить и ничем не провоцировать его.

— Дай-ка угадаю, например, не говорить королю «Нет»?

— Твои вопросы и вправду не кончаются.

Гвардеец развернулся на каблуках и продолжил прерванный путь.

— Мы задержались, следуй за мной.

Когда началась череда помещений с окнами, я едва не запела от радости. Все-таки осознание того, что над тобой на десятки метров тонны камня и гранита, а ты даже не можешь высунуть голову в окно, изрядно давило на психику.

Жаль только, что на верхних ярусах оказалось весьма оживленно. Нам постоянно встречались фейцы разной наружности, размеров и настроений. В основном это были Высшие, но попадались и простокровные фейри, некоторые из них очень уродливые и пугающие. Большинство Высших смотрело на меня с очевидным сексуальным интересом. Что самое омерзительное, некоторые уродцы тоже. Но у последних я все чаще читала на лицах ненависть непонятной природы. Кто знал, что могло питать её, ведь ничего дурного я никому из них не сделала. А кое-кто и вовсе плотоядно облизывался, явно мечтая отведать сладкой человечинки.

Но напомнив себе, что бояться фейцев ни в коем случае нельзя, я гордо расправила плечи и, задрав нос, с видом властительницы мира нарочито неспешно зашагала рядом с гвардейцем. В какой-то момент сопротивляться своей человеческой природе, которую до судорог пугали эти кровожадные создания, стало неимоверно трудно. Тогда на помощь пришел мой верный вьюн. Он юркой ящеркой скользнул по руке вверх, щекоча листочками заскользил по шее и наподобие венка обвил мой лоб.

Казалось Высших подобная демонстрация силы заинтриговала еще больше. С той лишь разницей, что теперь обозначивший свое присутствие магический страж побуждал их смотреть на меня с некоторой настороженностью, а не только как на занятный, но бесправный объект их будущих сомнительных игр. Простокровные же фейри и вовсе шарахнулись в сторону, старательно делая вид, что гвардеец спешит куда-то один.

— Почему я вызываю у всех такой пристальный интерес? — когда мы вновь оказались без свидетелей, громким шепотом спросила я у Триана.

— В тебе есть что-то очень необычное. А все сиды без исключения обожают всё оригинальное и загадочное.

Мы вошли в очередной пустой зал, которым оканчивался предпоследний этаж. В центре, на полу, тонкими линиями светилась то ли мандала, то ли сложная пентаграмма. Гвардеец взял меня за руку и мы вместе встали в её сердцевину. Обдумывая его предыдущие заявления, я просто стояла рядом и молчала.

— Если ты вдруг не заметила, женщин у нас тут гораздо меньше чем мужчин. А смертных красавиц и вовсе нет ни одной.

В воздухе разлилось радужное марево. Гвардеец активировал чары. В глазах на пару ударов сердца всё помутнело. А затем — раз! — и мы оказались в совсем другом помещении. По виду, это была просторная гостиная сложной шестиугольной формы. Обжитая и уютная.

Одну стену занимало панорамное арочное окно до самого пола. Открывающийся вид хоть и не радовал живостью цветущего пейзажа, но по-своему был грандиозен и монументален. Что самое замечательное, где-то вдалеке шумело море! Оно производило на меня странно сильный эффект, притягивало и воодушевляло. Взбудораженная своим открытием, я порывисто обернулась к гвардейцу, чтобы расспросить о близости побережья подробнее, и неожиданно обнаружила, что пока я разглядывала море, мужчина увлеченно разглядывал меня.

Смущение пожаром опалило щеки, а Триан неожиданно растеряно заморгал. Впрочем, это длилось секунду, прежде чем его лицо вновь превратилось в спокойную непроницаемую маску.

— Так где же я буду жить? — поспешила решить главный вопрос и наконец остаться в одиночестве.

В гостиной имелось пять дверей, одна из которых выделялась размером и материалом. Если остальные четыре производили впечатление вполне себе заурядных, изготовленных из древесины, то пятая, казалось, была отлита из металла, и даже на расстоянии обжигала арктическим льдом.

— Здесь королевские покои, — указал на неё гвардеец. — Дверь в них зачарована, поэтому пока не получишь дозволение Замфира посещать его, даже не прикасайся к ней. Остальные комнаты пусты. Правитель разрешил тебе выбрать любые, можешь приступать.

— А где располагаются комнаты Арканума? — попыталась я сдержать рвущееся с губ возмущение. — Кстати, Арканум — что это означает? Кто-то вроде советника?

— Примерно так, — подтвердил Триан. — Первый у трона. Хранитель королевских тайн. В его распоряжении целый ярус в подземной части дворца.

Ничего себе нас расселили! Наверное, для прежнего Рыцаря Тлена обитать под землей в окружении теней и мрака и было логичным решением, но теперь, получив от нового имени крылья и способность летать, Лаэрну гораздо больше подходило соседство с небом, а не с земными глубинами.

Однако требовать поселить нас рядышком я не стала. Слово короля здесь ценилось превыше всего и, очевидно, скандал ни к чему бы не привел. Действовать следовало тоньше, да и Лаэрн явно не просто так доверял Замфиру.

— Выбираю вот эту. — Я указала рукой, в сторону самой дальней от королевских апартаментов двери.

— Ты даже не посмотришь? Вдруг другие комнаты лучше?

Гвардеец явно удивился скорости принятого вслепую решения.

— Единственное, что меня волнует — это насколько крепкие тут замки.

Маска надменной суровости треснула на лице Триана, как яичная скорлупка. Он тихо рассмеялся и с внезапным дружелюбием сообщил:

— От короля тебя никакой замок не спасет.

— Главное, чтобы он понял моё послание. — Мне почему-то тоже стало весело и я очень глупо хихикнула.

Расстались мы вполне довольные друг другом. 

XI глава: Послание Тени

Доставшиеся мне покои представляли собой анфиладу смежных комнат. Всего их было пять. Самой дальней оказалась ванная, очень похожая на турецкие парные с небольшим, высеченным прямо в полу бассейном. Он явно не предназначался для плавания, и я предположила, что это своеобразное джакузи по-фейски.

В ванной я обнаружила ещё одну неприметную дверь, которая, к моему облегчению, вела в «кабинет задумчивости». Унитаз выглядел крайне по-спартански, но зато был вытесан из цельного куска гранита и, в случае осады, вполне мог быть использован как снаряд для катапульт.

Цветовое решение не отличалось разнообразием. Всё те же спокойные черные, серые и жемчужные оттенки, разбавленные декоративными элементами из меди, серебра и неяркого золота.

В ванную можно было попасть двумя способами: из спальни и гардеробной. Я сделала почетный круг, поочередно заглянув в каждую из комнат, и пришла к мнению, что с временным пристанищем мне повезло.

Спальня радовала мягким песочного цвета ковром под ногами, просторной и удобной кроватью на резных столбах. В качестве полога использовались воздушные белые кисеи, живописно обрамляющие деревянную раму над матрасом. У изножья стоял длинный сундук, в который можно было бы положить что-то, что приятно иметь под рукой. Вот только все мои вещи остались валяться где-то далеко на пыльной дороге.

Оставшиеся помещения служили приватной гостиной и столовой. Последняя также исполняла роль кабинета.

Но больше всего мне пришлась по сердцу гардеробная. Она могла похвастаться еще одним панорамным окном, которое, кстати, открывалось на манер двустворчатой двери. Возле окна располагалось огромное ростовое зеркало, вписанное в широкую тяжелую раму с резьбой потрясающей красоты. Рядом с зеркалом скромно примостилась изящная пара — кресло и туалетный столик. Всё пространство вдоль стен занимали пустующие вешалки довольно непривычной конфигурации. А почти в центре, чуть левее, стояла золоченая, обитая парчой оттоманка.

С потолка свисала внушительная кованая люстра, вся искрящаяся роскошью и блеском. Освещение здесь было прекрасное и, впервые увидев себя после произошедших изменений, я надолго зависла перед зеркалом, изучая свое отражение.

Прежде, при помощи карманного зеркальца было невозможно оценить весь масштаб случившихся метаморфоз. Только теперь, стоя в полный рост перед отражающей поверхностью, я окончательно осознала, что больше не человек. Гладкая кожа стала еще светлее и словно светилась изнутри, даже разрез глаз несильно, но изменился, став немного вытянутым к вискам и, в целом, гораздо выразительнее. Сами глаза гипнотизировали ярким влажным блеском, и я несколько раз усиленно моргнула, удивляясь богатству собственных ресниц. Они всегда были у меня самые обычные, не так чтобы длинные и далеко не густые. Зато теперь вдруг выросшими опахалами можно было смело рекламировать любую тушь.

Абрис лица обрел скульптурную четкость, но скулы хранили прежнюю миловидную округлость. На щеках играл нежный румянец, который тон в тон совпадал с цветом волос.

Волосы вызывали опасения сильнее прочего. Все-таки розовый цвет — это что-то слишком радикальное. Я и так чувствовала себя ребенком рядом с бессмертными сидами, а несерьезная прическа могла не просто в худшую сторону повлиять на внешность, но и усилить этот «детский» эффект. Даже небольшое путешествие по Железному Двору позволило сделать заключение — Высшие чрезвычайно щепетильно относятся к тому, что выставлено на «витрину». И крайне высоко ценят регалии. Так что, иной раз дорогое статусное платье может защитить не хуже личной охраны.

Кстати, об одежде. Я придирчиво осмотрела свой дорожный наряд и удрученно вздохнула. Без потерь не обошлось. Светлые летние брюки (надевать в дорогу юбку я посчитала глупостью), хотя и сидели идеально по фигуре, но сильно испачкались. Короткий кружевной топ, закрывающий шею, но открывающий полоску загорелой кожи над брюками, единственный не пострадал совсем, а вот тонкую синюю ветровку я и вовсе умудрилась порвать.

Как ни странно, положение спасала моя новая шевелюра. Я стянула с хвоста резинку. Густые длинные пряди пепельно-розового цвета пышным облаком обрамили лицо и плечи. Распущенные, они ниспадали аж до самых бедер, отчего я самой себе казалась немного взъерошенной, сильно пришибленной, но при этом бесспорно хорошенькой русалкой.

Однако ходить, все время прикрываясь волосами, вряд ли хорошая идея. Следовало как можно скорее решить вопрос со сменной одеждой. Но кого бы этим озадачить? Впервые за долгое время я оказалась без привычной опеки Лаэрна и не знала, когда нам представится возможность увидеться снова.

Стараясь подавить беспокойство, присела на оттоманку и в задумчивости посмотрела на тонкий стебелек на своей ладони. Осторожно погладила редкие листочки и не сдержала улыбки, когда те затрепетали, довольные внезапной лаской.

— Ну точно котенок, — засмеялась я. — Как думаешь, есть способ сделать так, чтобы Лаэрн нас с тобой навестил поскорее?

Проявляя незаурядную сообразительность, вьюн пришел в движение и, заскользив по внутренней стороне запястья, обвил выросшим усиком магическую вязь.

— Попробовать позвать его через браслет?

Вьюн согласно качнулся.

— В общем-то идея неплоха, — задумалась я. — Вот только хорошо бы понимать, как это работает.

Повторяя пальцем красный узор татуировки, я пыталась нащупать ту внутреннюю связь, которая, как я точно знала, существует между мной и Лаэрном. Но жадный до внимания магический страж так и норовил поднырнуть под мой палец, чем и веселил, и отвлекал одновременно.

— Перестань, маленький шалун, мне и так сложно сосредоточиться.

Вьюн тут же послушно унялся и я вернулась к прерванному занятию. Обхватив запястье большим и указательным пальцами, я прилегла на изогнутый подлокотник оттоманки и беззвучно позвала. Минуты текли. Я продолжала посылать мысленный призыв и в конце концов почти задремала. Встрепенулась от стука. Громкого стука по стеклу. Открыла глаза, поднялась и тут же с радостным возгласом бросилась к панорамному окну. Разгоняя пустынный воздух крыльям, по ту сторону гардеробной завис Лаэрн. Я распахнула створки, и сид шагнул в комнату, точно у него под ногами была не пропасть, а твердая земля.

Не сговариваясь, мы обнялись. Я повисла у него на шее, с наслаждением вдыхая родной запах. Высший зарылся пальцами в рассыпавшиеся по плечам волосы, делая наши объятия ещё теснее.

— У меня получилось? Ты пришел потому, что я позвала?

Лаэрн улыбнулся. Уголки совершенных полных губ чуть приподнялись. Не совладав с искушением, я встала на цыпочки и поцеловала в один из них.

— Да. — Голос его прозвучал хрипло. — У тебя получилось. Чары с охотой откликаются тебе.

К моему неудовольствию, Лаэрн отстранился, а затем и вовсе создал между нами расстояние, отступив на полшага.

— Для чего ты звала меня?

Я нахмурилась. Он явно стремился сохранить дистанцию.

— Нас поселили так далеко друг от друга… — решила зайти издалека.

— Тебе нечего опасаться, коронный этаж — самое безопасное место дворца.

В груди, царапая, тяжело заворочались гнев и обида.

— То есть, тебе все равно, что я нахожусь под боком у здоровенного сексуально активного мужика, который не принимает отказов?

Лицо сида помрачнело, но что тому было причиной — красочное описание вероятных перспектив, или же моя строптивость — я не понимала.

— Король не имеет привычки брать женщин силой. Если ты сама не захочешь, настаивать он не станет.

Вдруг сердцу в груди стало так больно, что я обхватила себя руками, пытаясь хоть как-то эту боль унять.

— Тебе самому-то не смешно? — голос дрожал от горькой иронии. — Я почти ничего не могу противопоставить его флёру. Ты неправильно ставишь вопрос. Если король захочет, то я захочу без вариантов. Да, я буду так хотеть, что позволю ему всё, что он пожелает, а затем, ненормально счастливая, ещё и добавки попрошу. Видимо, у вас, фейцев, так принято — делить своих женщин.

Электрошоком прошила внезапная догадка.

— Или есть исключения? Вы не делите только тех, кого любите?

Хотелось плакать, но слёзы не приходили. Глаза ломило от напряжения, а в горле першило, словно в нем целую вечность не было ни капли влаги. Я понимала, что практически призналась Лаэрну в своих едва зародившихся, ещё хрупких, но таких сильных чувствах, и теперь буквально требовала он него ответа, что испытывает он сам.

— Сиды вообще умеют любить?

Лаэрн молчал. Только руки сжались в кулаки, а плечи напряглись, точно он удерживал себя от каких-то действий.

На языке осела едкая горечь поражения, и я в какой-то момент поняла, что она донеслась до меня словно эхо от фейца.

— Тебе нужен серьезный союзник. Без него шансы выжить ничтожны. Замфир — лучший из вариантов. Он по-настоящему благороден и не бросает своих. Король уже очарован. Несколько дней в твоем обществе и он…

— Замолчи! — почти прошипела я. — Скажи, я должна буду спать со всеми потенциальными покровителями, или так повезло только одному?

Высший вздрогнул как от пощечины.

— Если бы я мог… смел… оставить тебя только для себя… — Взгляд его пылал.

Он словно снял внутренний заслон, и я увидела, какой мукой и жаждой обладания горит всё его нутро. Так хотелось шагнуть навстречу этой боли, прогнать её, утешить. Но слова Лаэрна, как и поступки, ранили, отравляли, вонзаясь под кожу, точно ржавые гвозди.

— Оставить себе?! — не верилось собственным ушам. — Я не вещь! Меня нельзя оставить или подарить. Можно лишь сделать выбор и быть со мной!

— Я с тобой.

— Разве?

Он метнулся смазанным движением и, приподняв меня за подмышки, прижал к стене. Вклинился коленом, вынуждая обхватить его ногами. Неистовый поцелуй, безвозвратный как выстрел, вынул всю душу. На мгновение я поддалась его напору, губы дрогнули и ответили. Лаэрн застонал мне в рот как истекающий кровью зверь. Это почему-то отрезвило. Я отвернула голову, избегая его прикосновений.

— Нет. Уходи.

Мощное тело Высшего окаменело.

— Уходи, — сказала более твёрдо.

Пытаясь обуздать свое хриплое дыхание, он отпустил меня и, развернувшись, какой-то механической походкой двинулся к окну.

— Постой, — внезапно вспомнилось, для чего звала изначально.

Лаэрн тут же откликнулся, ловя мой потерянный взгляд.

— Я хотела принять ванну. Но тут нет никакой сменной одежды. К тому же я…

— Голодна? — сразу догадался он.

— Да, голодна.

Феец указал рукой в сторону спальни.

— Там, возле кровати, стоит небольшая стела с круглым навершием. Проведи над ней рукой и к тебе придет кто-то из слуг. Просто скажи им, что тебе нужно. Не стесняйся и не вздумай никого благодарить.

— Хорошо, — ответила я, делая вид, что всё поняла.

На самом деле, в голове плавала вязкая каша такого глубокого разочарования, что все его слова доходили до меня, словно летели через тоннель, наполненный ватой.

Лаэрн постоял немного, будто чего-то ожидая, но, так и не дождавшись, бесшумно удалился. Даже створки окна за его спиной сами собой захлопнулись и закрылись на замок. 

***

С вызовом слуг я разобралась легко. Следуя полученной инструкции, провела рукой над шаром, попутно желая увидеть перед собой обслуживающий персонал дворца. Круглое навершие крепилось к каменной стеле, и, по виду, один в один походило на хрустальный шар гадалки. Правда к тому, что слуги не постучатся в дверь, а сразу появятся посреди спальни, я оказалась совершенно неготова. И, взвизгнув от неожиданности, практически запрыгнула на кровать.

Слугами оказались три кобольда. Так они сами любезно назвали себя, видя моё замешательство. Выглядели они как очень маленькие, не более полуметра ростом, мужички. Их носатые, морщинистые лица с большими кошачьими глазами напоминали помятые жизнью физиономии заядлых пропоиц. Кобольды сильно сутулились и при движениях громко цокали изящными копытцами. У каждого они отличались цветом, причем, видимо, это не являлось врожденной особенностью, а скорее делалось собственноручно, с целью подчеркнуть свою индивидуальность. Самый упитанный из этой троицы выбрал себе красный, самый худой — голубой, ну а самый модный и разговорчивый красил свои козьи ножки в золотистый.

Про себя я окрестила их Вим, Биль и Дан. Кожа их была бледная и желтоватая, совершенно лишенная какой-либо растительности. Из одежды кобольды предпочитали темно-зеленые шаровары и закрывающие грудь кожаные фартуки. Все трое носили шапочки оттенка спелых апельсинов, отчего сразу вызвали у меня ассоциации с терпким цитрусовым соком. Видимо, по этой причине я и вспомнила название известной компании производителя различных напитков с забавным логотипом и прилипчивым названием Вим-Биль-Дан. к ни го ед .нет

— Что желаешь, прекрасная человечка? — спросил Дан с поклоном, манерно выставив вперед ногу, блеснувшую драгоценным металлом.

— Да, скажи нам, мы теперь твои слуги, — подхватил краснокопытный Вим.

— Скажи, — засуетился Биль. — Мы всё сделаем.

Несмотря на подавленное настроение, я не могла не улыбнуться.

— Я желаюполучить одежду, которая бы не оскорбила вкус Высших сидов. Книжку, лучше с картинками, об Инмире и его обитателях. А также вкусную и безопасную для меня еду. И ещё, — видя, как кобольды собираются исчезнуть, спеша выполнить поручение, вдогонку добавила я. — Не надо называть меня «человечка».

— А как нам тебя называть? — кажется, последнее требование очень озадачило кобольдов.

Я пожала плечами. Самой назваться Юлей было опасно. Я до сих пор не до конца разобралась как работает этот фокус с истинным именем, а учитывая чрезвычайную важность данного вопроса, сначала следовало всё как следует разведать и уж только потом знакомиться по старинке. Не хотелось бы попасть в вечную зависимость от кого бы то ни было. Тем более от троих совсем незнакомых слуг-фейри.

— Госпожа сойдет, — ответила после недолгих колебаний, хотя так и подмывало подшутить и сообщить, что обращаться ко мне следует «товарищ».

Представляю, как бы это выглядело и звучало со стороны.

«Изволь отведать рябчиков, Товарищ»

«Товарищ, карета подана».

Хихикнув своим мыслям, я изобразила благосклонный кивок, отпуская кобольдов по своим — точнее, по моим — делам.

***

Cмыв с себя дорожную пыль и приняв ванну, я, завернувшись в большое льняное полотенце, прошла в гардеробную. На вешалках уже красовались комплекты фейской одежды, и я принялась с интересом рассматривать их, всеми силами подавляя в себе чувство острого одиночества и разочарования. Отмокание в горячей воде немного отвлекло от тягостных мыслей, но едва я теряла бдительность, как они стаей голодных стервятников вновь принимались кружить надо мной.

Подробное изучение одежды было новым хорошим планом под заголовком «Пережить ночь и не сойти с ума». Но сначала всё же следовало поесть. Разжигающие аппетит ароматы призывно доносились из передних комнат, на что измученный затянувшейся голодовкой желудок тут же отозвался жалобным урчанием.

Забыв про наряды, я рванула в столовую и на первые минут десять пропала для всех и всего. Кормили при дворе очень недурно, но несколько удивляли сочетаниями. Например, к жареному кролику на гарнир шел круглый, заостренный с одного конца фрукт, по виду напоминающий инжир, а на вкус — смесь клубники с манго. Сама подача была очень проста, если не сказать конкретна. Большие порции, в основном состоящие из всевозможных мясных продуктов. Сразу видно, меню настоящих хищников. Из общего ассортимента выбивалась лишь заправленная маслом каша и какой-то напиток в фарфоровом кувшине. Сняв с последнего пробу, к своей радости обнаружила легкое сладкое вино, благоухающее цветами.

Осилить и съесть все, что принесли, я даже не пыталась. Зато кувшин с цветочным вином приговорила, отчего в голове зашумело и она сделалась легкой-легкой. Решив отложить осмотр с примеркой образовавшегося стараниями кобольдов гардероба на завтра, я без сил рухнула в мягкие объятия новой постели. Сон настиг меня почти мгновенно.

Тягучая, как горячая карамель, нега всё больше охватывала тело. Сквозь липкую, но уютную, словно старая пуховая шаль, дремоту, я чувствовала осторожные любовные прикосновения. В висках то вспыхивала, то угасала настоятельная потребность проснуться. Однако вырваться из этого вязкого, обещающего покой и удовольствие состояния я отчего-то никак не могла.

Сильные руки путешествовали по моему влажному от испарины телу как-то очень основательно, словно не желая упустить ни одной детали. Они начали свое движение с живота, затем перешли к бокам и бедрам. Скользнули на их внутреннюю часть, долго поглаживали там, постепенно усиливая давление, отчего моя испарина сменялась откровенной влагой. Чужие редкие тяжелые вздохи набатным звоном врывались в мое угасающее сознание, я вздрагивала, но по-прежнему не просыпалась. Прикосновение к центру уже пылающей потребности заставило меня оцепенеть то ли от ужаса, то ли от облегчения.

— Великие Спящие, какая же ты манкая, — донеслось до меня, как если бы кто-то очень низким мужским голосом прошептал это в длинный-длинный тунель.

Горячая ладонь, мучая слишком легкими касаниями, осторожно погладила там, где я была уже раскрытая и ждущая. Оказалось, на мне нет и клочка одежды. Ничто не мешает этим жадным умелым рукам трогать, изучать, пробуждать желание.

Но, не подарив и капли облегчения, прикосновения вдруг медленно переместились выше. Я почувствовала, как мои груди обхватили жесткие ладони, осторожно сжали, приподняли, словно потворствуя собственному порыву насладиться их полнотой и тяжестью. Большие пальцы потёрли соски, такие чувствительные и твердые. Прямо от напряженных вершин меня пронизала короткая вспышка острого удовольствия, и я вдруг смогла открыть глаза.

— Тш-ш, — прошептал кто-то надо мной. — Это только сон. Спи сладко, смертная девочка, я не стану тебя принуждать. Просто позволь мне посмотреть на тебя, прикоснуться.

Лишь долю секунды в тумане непрояснившегося зрения я видела золотистую кожу очень массивной, буквально подавляющей своими размерами, голой мужской груди. И лицо, прекрасное, кажется даже, смутно знакомое. Но узнавание не успело оформиться в моей голове. Веки налились свинцовой тяжестью, и я снова упала в какой-то омут, тут же безвольно закачавшись на волнах неодолимого сна. Из услышанного в памяти странным метрономом задержалось и стало отстукивать одно единственное слово:

«Сладко… Сладко… Сладко…»

— Держите крепче. Может так мой жертвенный принц научится наконец-то не вздрагивать.

Молодой, беззаботно звонкий голос наполнил арочные своды просторной светлой комнаты. Такой белой, что стены её блестели глянцем, неприятно бьющим по глазам. В этой жестокой белизне пронзительно алый потолок смотрелся как обагренный кровью грешников купол. С него низко свисала черная позолоченная люстра примечательно искусной ковки. В её держателях горели красные магические свечи, а все основные элементы декора имели форму оскаленных клыками черепов. У некоторых из пасти торчали то крошечные ножки, то ажурные стрекозиные крылья. Казалось, что каждый имевший неосторожность обратить на люстру своё внимание станет невольным свидетелем этого отвратительного пира каннибалов.

Едва я удивилась поразительной детальности своего нового сновидения, как моё внимание переместилось на стоящую в этой же комнате кровать. Огромную, должно быть, человек на десять, и такую же отталкивающую, как и единственный здесь источник света. Ложе стояло, небрежно застеленное матово-черными простынями. Вмятины на подушках намекали на то, что ещё совсем недавно кто-то на них лежал. Массивное резное оголовье венчала стилизованная корона, от которой, словно фата тяжелыми складками до самого пола, спадали фалды декоративного балдахина. Но внимание притягивало не это. На высокой спинке изголовья в качестве украшения имелась резьба. Связанный и распятый пленник, с обнаженного тела которого из многочисленных длинных порезов крупными каплями сочилась кровь. Некоторые капли, срываясь, падали на застывший в боевой готовности крупный фаллос, а склонившаяся над ним по-царски разодетая женщина с наслаждением слизывала эту кровь раздвоенным языком.

— Ну вот, — кто-то жалостливо протянул за моей спиной, и я обернулась.

— Ты снова вздрогнул, мой ядовитый. И совсем-совсем-совсем… — раздался притворный вздох — не хочешь меня. В чем дело? Раньше ты никогда меня не разочаровывал. Разве будет несправедливо, если сначала я возьму немного твоей крови, прежде чем ты возьмешь немного моей?

Высокая молодая женщина стояла перед тремя мужчинами и с укором обращалась к одному из них. Он находился в центре и был так же обнажен, как и мученик на резном изголовье. От природы смуглая кожа почти посинела и легкая тень судорог едва различимо для глаза пробегала по ней. В небольших темных сосках тускло блестели колечки пирсинга. На одном из них виднелись следы засохшей крови, да и сама плоть вокруг выглядела воспалённой.

По сторонам от него, несмотря на то, что и сам мужчина выглядел как атлет, и мог похвастаться могучим телосложением, возвышались два нага. Они стояли по стойке смирно, совершенно неподвижные, обвив своими очень длинными черными хвостами и руки, и ноги пленника. Это положение явно имитировало распятие, но только вместо иксообразного креста в качестве опор использовались живые создания.

Оттягивая неизбежное, я долго разглядывала мягкое сияние ромбовидной чешуи. У одного нага она отливала радужным серебром, у другого зеленоватым золотом. Я внимательно обежала взглядом каждый рельеф напряженных от частичной трансформации мышц, зависнув на том месте, где мощный ствол змеиного тела плавно переходил в человеческий торс. Я была готова сделать что угодно, лишь бы не всматриваться в их лица. Ведь уже в самое первое мгновение, когда взгляд ещё лишь только скользнул по застывшей в гротескной композиции чистейшего страдания троице, я точно знала, кто стоит передо мной.

Казалось, в Аспидах не осталось ничего живого. Они как статуи замерли на холодной поверхности безупречно белого пола. Из них словно вынули мятущиеся пламенные души, оставив лишь пустоту и мёртвое безразличие. Они механически и без колебаний подчинялись малейшему приказу своей Высокой Госпожи. А в самом центре, меж ними, с головой, обернутой шёлковым черным мешком, из последних сил пытался не повиснуть на живых путах Хэм.

Я знала это наверняка. Чувствовала, наконец осознав, чьи пронзающие пространство боль и отчаяние слышала тогда на перепутье.

Меж тем, королева отошла немного в сторону к небольшому овальному столику, где на светлом бархате лежала целая коллекция украшенных драгоценными камнями пыточных инструментов. Постукивая изящным пальчиком по пухлым, брусничного цвета губам, она с лукавой улыбкой рассматривала свои, без сомнения страстно любимые, игрушки.

— Так-так, интересно, кто же в этот раз полакомится сладкой плотью непослушного Рыцаря Боли? — вопрошала она инструменты, и я видела как аура чистейшего зла, окружающая их, становится всё плотнее, всё прожорливей. В какой-то момент свет словно преломился на полированной грани рукояти одного изогнутого, точно коготь, ножа, как-то по-особому. Будто подмигнул красавице.

Умбрия, бесспорно, была самой восхитительной, с точки зрения внешнего совершенства, женщиной, которую мне только доводилось когда-либо видеть или встречать. Высокая, безупречно сложенная, с гладкой, точно сливочной, кожей, на фоне которой густые фиолетово-черные волосы смотрелись неожиданно ярко, почти вызывающе. Её профиль с женственным подбородком, мягкой линией челюсти, чувственным изгибом выразительного рта и аккуратного прямого носика имел явственно угадываемый налёт наивного, даже какого-то детского очарования.

Все ещё принимая решение, на чем же остановить свой выбор, она медленно повернула голову и посмотрела на меня в упор. Я замерла, как это ни банально, точно кролик перед удавом. Темные, традиционно для Высших, многоцветные радужки переливались рубиновым и васильковым. Такие же изумительные, как и вся она сама, глаза, внимательно осмотрели всё помещение, из углов которого вдруг вынырнула целая армия бесплотных уродливых теней и заметалась, обшаривая комнату. Я боялась сделать вдох или шелохнуться, свято уверенная, что ещё секунда и буду обнаружена. Но, по странности, ни Умбрия, ни её смертоносные чары увидеть меня так и не смогли.

Королева пожала обнаженными плечами, откинула за спину шелковистую прядь прямых, как лезвие меча, волос и, схватив изогнутый нож, поспешила вернуться к прерванному занятию. Острые каблуки на вид хрустальных туфелек издавали задорный радостный «тук-тук-тук». Словно взволнованная девушка бежала навстречу возлюбленному. Стройная ножка с неожиданно маленькой для такого роста ступней игриво выглядывала из разреза распашного темно-синего нарядного платья.

Умбрия прижалась к обнаженной груди Хэма, ласкаясь, как доверчивое дитя. Нежно погладила узкой ладонью. Длинные тонкие пальцы, словно случайно, задели ноготком и потянули вниз колечко… Они тянули его до тех пор, пока сосок, в который оно было вставлено, не налился бордово-синим цветом, так напоминающим оттенки, сияющие в королевском взоре.

Хэм ничем не выдал своей боли, не застонал, не вздохнул, не вздрогнул.

Довольная результатом, Умбрия лизнула многострадальный комочек плоти и, схватив колечко зубами, резко мотнула головой. На мускулистый торс брызнуло алым…

Умбрия прервалась, с выражением неприкрытого наслаждения перекатывая на языке вырванное украшение. Она смаковала его словно ягоду черешни, а потом с победным видом извлекла изо рта, как бывает извлекают обычную косточку.

Отступив на шаг, королева окинула взглядом Аспидов: пустые «манекены» Эфаира и Крайта, безропотно терпящего муки неподвижного Хэма.

Отвращение, ярость, ненависть — всё самое сокрушительное и беспощадное к этой спятившей садистке переполнили меня. Я открыла рот, чтобы хотя бы криком прервать этот кровавый театр, но тут же с чувством сокрушительного бессилия постигла всю тщетность физических усилий. Я осознала себя всего лишь бесплотным, ни на что неспособным повлиять слепком реальной души. Несмотря на расстояние и стоящие меж мной и Аспидами магические заслоны древних охранных чар каждого из дворцов, я пришла сюда, на зов тех, с кем, как оказалось, была давно и крепко связана. Но помочь им совсем ничем не могла.

Действо продолжалось. Слизав и в самом деле оказавшимся раздвоенным языком свежую кровь, королева показательно скривилась.

— Фу! Ты испортился. Слишком мало силы и воли к жизни. А всё отчего? Отчего? — с нажимом повторила она.

И тогда Эфаир вдруг отмер и механически шевеля губами ответил:

— Он слишком долго не питался.

— Да-да. Именно так, — согласилась Умбрия. — Но кто же в этом виноват? Я бы давно покормила его. Но он сам отказывается принимать мой щедрый дар. Отчего? Отчего, — вдруг зашипела она, — тебя больше не возбуждают наши милые шалости?! Ты перестал чувствовать сладость боли? Ты её творец и господин! Или, быть может, тебе перестала нравиться я?

В последнем вопросе прозвучало столько одержимости и безумия, что никаких сомнений в изломанности её разума не осталось.

— Давай же! — Она подняла вверх, на уровень скрытого черной материей лица, свой изогнутый нож. — Один маленький надрез и ты, как прежде, восстанешь для меня.

Свободной рукой Умбрия погладила внушительный даже в спокойном состоянии член Хэма.

— А затем я даже разрешу тебе взять меня. Так, как ты любишь больше всего. Без прелюдий. Сзади. Словно мы грязные животные. — И вновь её искушающее воркование без каких-либо пауз переродилось в низкое истеричное шипение.

— Или, быть может, все эти годы ты трахал меня как псину, просто чтобы представить кого-то другого?

Королева поднесла нож к его глазу. Легким круговым движением обрисовала острием глазницу и с силой надавила, поднырнув снизу, будто стремясь выковырнуть глазное яблоко словно застрявший орех из скорлупы.

— Может, если моему неблагодарному Рыцарю Плоти* так противно смотреть на свою королеву, просто вырезать глаза? Что скажешь? — обратила свое внимание на Крайта.

Быть может оттого, что Аспид обладал уникальным для темных даром целительства.

— Как пожелаешь, моя Высокая Госпожа, — ответил он так холодно и меланхолично, как умел сказать только этот закрытый на сто замков Высший. — Но подобная операция в конец обессилит его, что вряд ли приведет вас к желанному результату.

Королева отняла нож и, сложив руки на груди, задумалась.

— Что ж, попробуем тогда иначе.

Подобрав платье, она грациозно опустилась перед Хэмом на колени и, сделав длинный разрез над самым пахом, пустила Аспиду кровь. Затем отложила в сторону нож и, заглотив вялый член до самого основания, принялась с упоением его сосать. Она обхватила мужские ягодицы и стала ритмично подталкивать их навстречу своим поступательным движениям, отчего края раны становились шире и все больше крови попадало на её безупречное лицо.

Но сколько королева ни старалась, никто из мужчин так и не нарушил эту оглушающую могильную тишину. Лишь крепче стала хватка змеиных хвостов, когда обессилев от потери крови, Рыцарь Боли и Плоти стал медленно повисать, неотвратимо погружаясь в полное муки беспамятство.

*Полное звание Хэма звучит как Рыцарь Боли и Плоти. Что на прямую характеризует особенность его Чар и некоторых иных талантов. Здесь королева называет его то так, то так, исключительно по своей прихоти.

Я очнулась от собственного припадка дикой истерики. Задыхающаяся, в сумраке новой спальни, которая, с перепугу, казалась чужой и таящей угрозу. Чьи-то сильные, покрытые черными татуировками руки крепко держали меня за плечи, пока я с остервенением пыталась вырваться из этой железной хватки.

— Ты проснулась! Все закончилось! — властно, обдав потоком подчиняющих чар и хорошенько встряхнув, рявкнул кто-то надо мной.

Благодаря столь решительным мерам, в сознании тотчас прояснилось, и я смогла взглянуть на происходящее осмыслено.

Большое льняное полотенце, в которое я завернулась после банных процедур и в котором же и завалилась спать после плотного ужина, размоталось. Теперь оно, скомканное и измятое, собралось где-то в районе талии. Помнится, отрубилась я мгновенно, даже не потрудившись залезть под одеяло. В общем, благодарить следовало только собственную глупость за то, что Его Величество король Замфир имел удовольствие разглядеть и, подозреваю, облапать меня во всех неприкрытых подробностях. На его удачу, я была так опустошена увиденным, что не отвесила ему даже пощечины.

— Отпусти. Теперь я успокоилась.

Мужчина тут же исполнил просьбу и, получив свободу, я отодвинулась на другой конец кровати, попутно обматываясь все тем же полотенцем. Больше прикрыться все равно было нечем, не вытягивать же мне из-под этого великана одеяло.

Несмотря на то, что из одежды на короле были лишь просторные, низко сидящие на бедрах штаны, и находился он в одной со мной постели — возбужденным и желающим интимных развлечений Замфир не выглядел. Напротив, выражение его лица говорило о какой-то терзающей его ум проблеме. А учитывая, как хмуро и пристально он всё это время изучал мою скромную персону, похоже, ключевым элементом этой самой проблемы я сама и являлась.

— Что так тебя напугало? — усевшись по-турецки и несколько смягчившись взглядом, наконец нарушил он наше обоюдное молчание.

Едва я вернулась мыслями к событиям в белой комнате, как горло сдавил спазм и похожая на многоголовую гидру паника заворочалась в груди, с ревом вгрызаясь в ребра. Каким-то невероятным усилием воли я кое-как совладала с ней и, набрав в легкие побольше воздуха, рассказала всё, вплоть до самой незначительной детали.

— Я ведь права? Это совсем не сон? То, что случилось — реальность?

— Да, не сон. Твоя власть над Чарами растет, она удивительна. Лишь сильнейшие из нас могут путешествовать вне тела. И я не знаю ни одного, кого бы не обнаружили Тени Умбрии.

— Умбрия, — с ненавистью процедила сквозь зубы, — клянусь…

Широкая мозолистая ладонь накрыла мой рот быстрее, чем я смогла договорить.

— Никогда не клянись в запале, — мгновенно выйдя из себя, приказал Замфир. — Теперь ты часть Инмира и любое неосторожное слово, а особенно клятва, может стать твоей надгробной плитой. Оглянись, ты в главной цитадели Железного Двора. Здесь каждый второй — клятвопреступник. И каждый первый — благородный глупец, не сумевший исполнить какой-либо священный обет.

В душе я была благодарна королю за науку, но посмотрела на него все равно разгневанно и упрямо. Чем больше я думала о своих Аспидах, тем сильнее крепла уверенность, что в лапах этой психопатки я их и минуты лишней не оставлю. Оставалось лишь найти способ вывести Эфаира, Крайта и Хэма из-под разрушительной и абсолютной власти Умбрии.

— Хорошо. Поняла. Не нужно больше на меня рычать.

Я с глубоким облегчением наконец заметила, что тот убийственный флёр, которым ещё так недавно, точно из брандспойта, Замфир щедро поливал всё вокруг, волшебным образом куда-то испарился. А может я просто к нему привыкла.

Какой бы ни оказалась истина, разговаривать теперь с королем стало неожиданно легко и комфортно. Больше он не пугал. И даже начинал мне казаться «своим парнем».

— Так вот, если ты расскажешь чем же так страшна магия Умбрии, и отчего Аспиды не могут ослушаться её и, скажем, уйти на службу в другой Двор, то я, так и быть, не стану требовать у тебя ответа на вопрос: что ты забыл ночью в моей спальне?

Замфир насмешливо поиграл выдающимися грудными мышцами и тихо, как-то слишком уж интимно, засмеялся. По коже тут же бархатными прикосновениями заскользил пленительный флёр короля. Выходит, я рано расслабилась. Флёр никуда не делся. Замфир всего лишь придерживал его, как когда-то это делал для меня Лаэрн.

Видимо, король счел достаточным легкую демонстрацию своего влияния, в одно мгновение его прервав.

— С радостью отвечу на все твои вопросы. — Слово «все» он выделил особо.

— Отлично! — взбила подушку за спиной и устроилась поудобнее. — Я вся сплошное внимание Твоё Величество.

— Твоё Величество? — засмеялся король. — Почему Твоё?

— Потому что, как мне мимоходом сообщили, правильно говорить Ваше, но отчего-то у вас, сидов, существует странный пунктик насчет «Вы». У нас, у людей, это всего лишь способ проявления вежливого обращения и признания высокого статуса.

— А у сидов за подобное ты рискуешь мгновенно заслужить дурную репутацию, — возразил Замфир. — Обращаясь к фейцу на «ты», как бы показываешь, что не считаешь себя выше. Что и является проявлением уважения. Наш народ, знаешь ли, очень не любит надменных гордецов.

Я пожала плечами.

— Как по мне, это странно. Ведь у вас все равно существует крайне жесткая иерархия. Право сильного здесь решает всё. И гордецов среди первых, я думаю, хватает.

— Так и есть, — неожиданно легко согласился Замфир.

Он привалился набок, подперев голову рукой.

— Но традиции для нас все равно, что вторая кожа.

— Что ж, приму к сведению. Но ты, помнится, как раз собирался рассказать, чем так страшна Умбрия…

Замфир снисходительно усмехнулся. От уголков выразительных, глубоко посаженных глаз разбежались лучики улыбчивых морщинок. Королю явно пришлись по душе эти наши ночные посиделки. Трудно было не заметить, что в моей постели он чувствовал себя весьма вольготно.

— Темные издревле славятся своими губительными для всего живого талантами, — в сумраке спальни зазвучал его голос. — Они черпают свои Чары из предначальной Тьмы. Что не равно злу. Но не в случае с Умбрией. Она довольно молода для королевы по меркам правящих Дворов. Молода и пугающе одарена. Однако могущество, подвластное ей от рождения, оказалось столь велико и пагубно, что, я подозреваю, в конечном итоге просто сломило её. Такое иногда случается. Чары калечат разум носителя, если он оказывается недостаточно крепок. По моим прикидкам, прошло веков пять как королева Тёмных переродилась.

— Так и знала, что по ней психушка плачет!

— Психушка? — не понял Замфир.

— Я потом объясню, — махнула рукой. — Продолжай, прошу тебя.

— Умбрию не просто так называют «Всезнающая Тень». На пике своей силы королева способна повелевать всеми тенями дня и ночи. Проникать в любой темный уголок, слышать и видеть всё, что соприкасается с темнотой. Ей также доступно направлять свой голос в ту мрачную, сокрытую часть живого, которая есть в каждом из нас. Королеве доставляет особое удовольствие умерщвлять все светлые, благородные или просто добрые порывы. Взамен она виртуозно пробуждает и взращивает всё самое отвратительное и мерзкое, что только может обитать на темном дне фейского существа.

— В общем, жуткая тварь, — подвела я итог. — Но если ты говоришь, что она такой виртуозный шпион, то получается, даже сейчас её тени могут подслушивать нас?

Признаться, данный факт вызывал у меня сильное беспокойство.

— Есть кое-какие ограничения. Можешь расслабиться, на территории дворца, а особенно в коронных покоях, без моего ведома никто не услышит ничего лишнего.

Замфир ленивым движением почесал себя в районе пупка, чем мгновенно вогнал меня в краску. Так как не проследить за этим действом оказалось решительно невозможно. А оторваться от созерцания потрясающего пресса — тем более. Как-то сразу вернулось ощущение неловкости от столь близкого контакта с незнакомым по сути мужчиной.

— А как же «слушающий камень»? — вспомнила находку, так неприятно всех поразившую в комнате для переносов.

— Слушающий камень — мощный артефакт. Необнаруженный, он мог бы хорошо послужить своей хозяйке даже во дворце. Но принцип его работы не имеет ничего общего с Чарами Умбрии. А пронести сюда нечто подобное разве что только обережник и мог…

При упоминании о жутком монстре из дыма, я передернула плечами. Наверное, нехорошо радоваться чьей-то бесславной кончине, но тот факт, что в мире на одно чудовище стало меньше, лично на меня действовал умиротворяюще.

— А теперь самый главный вопрос.

Устав лежать на спине, я повернулась набок, подложив ладонь под щеку, старательно пытаясь не смотреть на уставившегося в упор короля.

— Почему Аспиды не могут покинуть Темный Двор? Чем она так держит их? — спросила закрыв глаза.

— Чем? — Голос Замфира вдруг сделался до мурашек мрачным. — Умбрия их королева. Каждый, кто однажды присягнул Темному трону, повинуется тому, кто на нем восседает. Но власть Умбрии над своей гвардией гораздо глубже и страшнее. Каждый из двух тысяч её отборных воинов когда-то пришел к ней сам, добровольно, чтобы молить о милости.

— Что это значит? — распахнула я глаза и взволнованно села.

— Только то, что в рабство Аспиды пошли добровольно.

— Может им не оставили выбора?

— Отчего же? Зная Умбрию, уверен, что выбор был. Просто у каждой свободы есть своя цена.

— Но покупая этот входной билет, найти выход ты уже никогда не сможешь, — удивив саму себя, вдруг поделилась я своим озарением.

Замфир с интересом посмотрел на меня и коротко кивнул, подтверждая.

— Умбрия не чурается самой грязной магии. Кровь, боль и секс. В самой их крайней, отвратительной форме. Но прежде, каждый из гвардейцев принес ей в жертву кого-то невинного. Затем… — Он внезапно прервался. — Не нужно тебе это знать.

— Мне несложно представить. — Я обхватила себя за горло, пытаясь обуздать вновь подступающий ужас. — Так что же, ты хочешь сказать, Умбрия переспала с двумя тысячами мужчин?

Эта поразительная мысль захватила меня, успешно вытесняя страх.

— Гораздо интереснее, сколько мужчин будет у тебя?

Не ожидая столь провокационного вопроса, я застыла едва ли не с открытым ртом. К ещё большему шоку, король, похоже, говорил совершенно серьезно и мне не стоило даже пытаться как-то съехать с неудобной темы.

— В каком смысле? У меня нет дара предвидения. К тому же, по-моему, это совсем не твоё дело.

То, что последняя фраза, была лишней, я поняла сразу. Замфир не на шутку оскорбился и в мгновение ока подмял меня под себя. Я даже пискнуть не успела.

— Ты же не думаешь, моя наивная дерзкая девочка, что я откажусь от столь неосторожно брошенного вызова? Ты же знаешь, как меня называют?

— Вечный Воин, — изо всех сил сопротивляясь ползущему по телу и обжигающему тяжелой темной страстью флеру, прошептала я.

— Верно. А ты только что мне предложила самую желанную из войн.

— Это нечестно. — От давления гудящего под кожей желания становилось нечем дышать. — Ты возбуждаешь меня магией. Так вскоре ты убьешь во мне уважение к тебе.

— Я не нуждаюсь в твоем уважении, смертная. Но я отчаянно нуждаюсь в близости с тобой. Великие Спящие, ты так желанна, что я перестаю соображать.

Замфир схватил меня за бедро и резко отвел его в сторону. К промежности сквозь мягкую ткань штанов прижался крупный твердый член. Этого оказалось почти достаточно, чтобы мысли о сопротивлении бесследно покинули меня. Только на голом упрямстве, буквально в последний момент перед окончательной капитуляцией, я исхитрилась немного оттолкнуть напирающего короля и посмотреть прямо в его душу.

— А по-моему, ты врешь нам обоим, Замфир. От меня ты хочешь гораздо большего.

Король потрясенно замер. Откатился в сторону, надсадно дыша. Сжимая кулаки. Меня же просто трясло. Флёр исчез, оставляя после себя холодную испарину и зовущую пустоту.

— Где Арканум только откопал тебя? — спустя какое-то время, не меняя положения, спросил он.

— Ты пойдешь к себе? Я ужасно устала и хочу спать.

Упоминание Лаэрна окончательно выбило из колеи, не оставив никаких сил на любезности и реверансы.

— Позволь мне остаться.

Наши взгляды в очередной раз встретились. К своему ужасу, я обнаружила, что однажды заглянув Замфиру в душу, отчего-то продолжаю смотреть в неё и читать словно открытую книгу.

Мысль остаться сейчас одному казалась ему невыносимой.

— Обещай, больше никаких фейских ловушек. Мы будем просто спать, — потребовала строго.

— Слово короля Железного Двора.

Вздохнув, я удовлетворенно кивнула.

— Вставай, — скомандовала ему.

— Что? Зачем? — Зафмир словно испугался, что его все же выставят за дверь.

— Нужно лечь под одеяло, — терпеливо пояснила я.

Наконец, мы устроились. Кровать отличалась внушительными размерами, поэтому наши тела никак не соприкасались. По сути, между нами с легкостью могли поместиться еще парочка человек. Повинуясь королевской воле, тени сгустились сильнее, и спальня погрузилась в уютную темноту.

— Спой мне, — вдруг попросил король.

— А спинку не почесать?

Мне стало смешно и я засмеялась.

— У тебя очень приятный голос. Я сразу заметил. Хочу слушать его пока засыпаю.

Было в этой просьбе что-то трогательное, что-то очень важное, что-то, чему я не захотела говорить «Нет».

— А вдруг я квакаю, как охрипшая лягушка?

— Уверен, что это не так.

— Какие песни тебе нравятся?

— Те, которые поешь ты.

Я невольно улыбнулась. Это был правильный ответ. Слова старой любимой рок-баллады сами самой всплыли из памяти. И сейчас, как никогда, ощущалось, что написаны они были именно для нас…

Наш совместный невинный сон был долгим и безмятежным. А поздним утром я проснулась от того, что кто-то осторожно потряс меня за плечо. Открыла сонные глаза, чтобы тут же встретиться взглядом с тем, кто разбил моё сердце.

XII глава: В отражении

Лаэрн смотрел потерянно и одновременно как-то упрямо. Словно сознательно причинял себе боль и намерен был продолжать. Я повернула голову в поисках Замфира, ну и конечно же, с легкостью обнаружила того, без задних ног сопящего посередине моей кровати практически в позе звезды.

Я тут же выбралась из-под одеяла прикрываясь подушкой. Многострадальное полотенце, похоже, окончательно затерялось где-то в недрах постели.

— Ничего не было, — сочла нужным заметить я.

— Хорошо, — не сводя с меня потемневшего взора, глухо ответил Высший.

— Ничего хорошего. Ты ранил меня.

— Это последнее, чего бы я хотел.

Он приблизился, осторожно обнимая. Не выпуская подушки, доверчиво прижалась к нему. Прошла всего лишь ночь, а я так невыносимо соскучилась.

— Я видела их.

— Кого?

— Аспидов.

Рука сида на моей голой пояснице ощутимо напряглась.

— Умбрия так жесткого пытает их.

— Вокруг тебе слишком много мужчин. — Вздохнув он поцеловал меня куда-то в макушку.

— Я, должно быть, какая-то порченая.

— Что?! — громко возмутились за моей спиной. — Да ты просто святая!

От неожиданности я буквально подпрыгнула и, было, дернулась к гардеробной, чтобы надеть на себя хоть что-то приличное, но Лаэрн оказался быстрее. Он просто заслонил мой голый тыл крылом, на что Замфир лишь закатал глаза.

— Я уже всё видел, — ни капли не смущаясь ни наших с Лаэрном нежностей, ни своего впечатляющего стояка, бодро заявил он.

— И как тебе спалось, мой король? — не скрывая недовольства от присутствия того в моей постели, поинтересовался сид.

— Спалось всем на зависть, — сложив руки на груди, с вызовом ответил Замфир. — Который теперь час?

— Почти полдень. — Высший так и метал молнии в своего друга и соперника.

— Что-то давненько не видел тебя на тренировках. — Король явно забавлялся происходящим.

— Надо это сегодня же исправить. — В голосе Лаэрна проскользнула угроза.

— Согласен, — король одобрительно качнул головой. — Интересно посмотреть, на что ты теперь стал способен.

Полные, четко очерченные губы больше не безымянного сида растянулись в кровожадной ухмылке.

***

Первый день пребывания при Железном Дворе оказался щедр на шокирующие открытия. И лидером в списке стал один весьма неприятный факт. Невзирая на то, что я свободно понимала фейский язык, а также легко изъяснялась на нём, выяснилось, что читать письменность сидов у меня не получалось от слова совсем. Обнаружилось это вскорости после того, как Лаэрн с Замфиром, не переставая ни на минуту обмениваться словесными ударами, спешно удалились, якобы для совместного решения вопросов «государственной» важности. Подозреваю, что на самом деле они просто отправились без лишних свидетелей помахать кулаками.

Едва за мужчинами с характерным глухим хлопком затворилась дверь передней гостиной, я наконец смогла успокоиться и одеться. В процессе облачения в красивый полупрозрачный костюм, состоящий из длинной туники с высоким боковыми разрезами и широкими штанами, обнаружилась вторая примечательная деталь. С моего тела пропала вся привычная растительность. Причем, если ещё накануне вечером аккуратная темная полоска в зоне бикини находилась на положенном ей месте, то теперь она бесследно исчезла, и я вдруг стала такая же гладкая, как покрытая полиролем лакированная советская стенка. Даже закралась пугающая мысль о радиации и облысении. Кто его знает, этот Инмир? Вдруг здесь высокий уровень природного излучения, а все фэйцы просто мутанты?

В порыве легкой паники я схватилась за голову, проверяя не исчезла ли, ко всему прочему, и моя новая пышная шевелюра, а также брови с ресницами. Убедившись, что хотя бы тут всё в порядке, я истерично захихикала и, как угорелая, помчалась к кровати. Откинув пышное одеяло, стала придирчиво изучать белую простынь на предмет потерянных волосков, но, к своему облегчению, ни одного так и не нашла. Ночной «похититель» исчез, не оставив никаких следов. Видимо, теперь об одной из извечных проблем земных девушек можно было позабыть. Определенно, это просто отличная новость!

А следом, немного отойдя от потрясения, я столкнула с тем, что совсем не умею читать фейскую письменность. Принесенная кобольдами книга — солидная, увесистая в бархатном переплете и с золотом буквенным тиснением — хоть и выглядела очень завлекательно, но раскрывать свои тайны не спешила. Маясь от безделия, я устроилась в одном из массивных кресел кабинета-столовой и уже предвкушала погружение в увлекательное занятие, но не срослось… По итогу, доступным для меня максимумом оказалось банальное разглядывание картинок. Вим, Биль и Дан и тут оказались на высоте, исполнив указание в точности, как я просила.

Судя по изображениям, книга представляла из себя что-то вроде справочника обитателей Высоких Холмов. Том делился на четыре больших раздела. В одном, судя по всему, речь шла о высокородных Сидах и тех Дворах, которым они служат.

Я с жадным любопытством, должно быть, целый час пялилась на гравюру с черным Аспидом и детальным рисунком свирепого воина в облике получеловека-полузмея. Потребность узнать, что же содержит глава, посвященная этому потрясающему созданию, почти довела до нервного истощения. С трудом я заставила себя перевернуть страницу.

Второй раздел касался простокровных фейри (во всём их невероятном многообразии), к коим относились и старательные слуги-кобольды. Затем шла часть о «монстрах и чудовищах». По крайней мере, изображения данного раздела выглядели столь уродливыми и отталкивающими, что подобный вывод напрашивался сам собой. В заключении располагались описания Богов, полубожественных существ и их примечательной свиты.

Каким-то чудом мне в руки попал настоящий кладезь полезной информации! Вот только воспользоваться этой удачей, похоже, получится не скоро. С другой стороны…

Я вскочила на ноги и, обдумывая внезапно пришедшую на ум мысль, заметалась по комнате.

— А что мне мешает начать учиться читать прямо сейчас?! — спросила саму себя.

По всему выходило, что кроме собственной лени помех никаких нет. В одиночестве, подспудно сопровождаемом тревогой за судьбу Аспидов, время тянулось невыносимо медленно. Раздражение на то, что все оставили меня одну, сменялось беспокойством из-за напирающей со всех сторон неопределенности. Но злиться на Лаэрна, и уж тем более на короля, по-настоящему не получалось. Наивно было ожидать, что два первых лица Двора резко забросят все свои дела, чтобы развеять моё безделье.

Значит, следовало попытаться взять ситуацию в свои руки. Сидеть дни напролет в башне, глядеть печально в окно и ждать, когда же наконец прискачет прекрасный рыцарь, я отказывалась. Да и вообще, принцессы, которые сами всё решат и всех спасут, с некоторых пор нравились мне гораздо больше.

Прикинув, кто бы во дворце смог исполнить роль «первого» учителя, я решила приспособить к этому делу своих новых знакомых. Если вдруг оказалось бы, что простокровные фейри грамотой не владели, оставался ещё Триан. Вдруг королевский гвардеец мечтал подработать репетитором на полставки?

Оказалось, из троих определенных ко мне во служение кобольдов только самый франтоватый, тот кто покрывал свои копыта золотой краской, умел бегло и читать, и писать. К перспективе стать наставником фаворитки самого Высокого Господина (как оказалось, при дворе уже вовсю судачили о новом экзотическом увлечении короля), он отнесся с нескрываемым восторгом. Лица же его наперсников, напротив, стали кислыми и надутыми, как перебродившее тесто. Видимо, кобольдов одолела зависть к более удачливому коллеге. Ведь сделать рывок от простого служки до того, кто оказывает особые услуги персоне, приближенной к трону, считалось невиданным везением.

Это обстоятельство внесло раздор в ранее сплоченные ряды забавной троицы, и я некоторое время с улыбкой наблюдала, как один задирает нос, а двое других старательно его игнорируют.

— Друзья, — собрав всю троицу, решила я их примирить, — не нужно ссориться, для каждого найдется ответственное задание. И даже награда.

— Награда?! — оживились кобольды.

— Да. Но сначала скажите, как принято к вам обращаться или, возможно, как вы называете друг друга сами? Вы очень помогаете мне и я хотела бы знать, кого при случае похвалить перед королём.

Услышав вопрос, кобольды как-то сразу приуныли. Даже кончики их больших заостренных ушей печально поникли.

— Обычно высокородные сиды называют нас «Эй, ты, грязь…», а чаще вообще никак не называют. Для Высшего, утратившего имя, обратиться по имени к какому-то низшему фейцу, значит признать за собой положение ещё более низкое, — пряча от стыда глаза, пояснил мой будущий учитель.

— А сами мы друг друга кличем по цвету копыт. Я — Голубой! — не без гордости заявил кобольд, и я чуть не оконфузилась, едва сдержав порыв засмеяться.

Откуда маленькому фейцу было знать, что у современных людей «голубой» уже давно не просто цвет?

— Толстый — Красный, — указал он на завопившего от возмущения напарника. — А этот — задавака, — кивнул в сторону самого модного. — Где-то раздобыл золотой краски и теперь очень важничает. Требует, чтобы все называли его Золотой.

Слово «золотой» было произнесено с таким ехидством и кривлянием, что униженный кобольд едва не кинулся на обидчика с кулаками.

— А вы сами, — поспешила я привлечь внимание, — тоже их Безымянных?

— Нет. Мы не клятвопреступники! — не без гордости заявил самый упитанный. — Мы обычная челядь. Служим за еду и защиту. Здесь таких, как мы, простых фейри много. Но зато мы самые симпатичные.

— Остальные — брр, — подхватил рассказ «Золотой». — Страшнючие и грязнули к тому же. К Железному Двору стягиваются те, кому не нашлось места при других Дворах. Высокий Господин принимает всех. Главное, чтобы у пришедших хватило силы перебраться через Пустые Земли и пропасть. Ну и трудиться нужно на совесть. Бездельников здесь скидывают на камни или скармливают чудовищам пустоши.

Да уж… нравы почище, чем в древней Спарте.

— Хорошо, — сказала я, отгоняя мрачные картины, всплывающие в воображении. — Тогда вы не будете возражать, если я стану называть вас: Вим — указала на красного, — Биль — на голубого, — и Дан — на дефицитного золотого.

Отчего-то мое предложение вызвало эффект глупого ступора. У кобольдов даже рты открылись от изумления, и они пару затянувшихся мгновений молча таращились сначала на меня, потом друг на друга. То ли возмущенные, то ли до полуобморока обрадованные.

— Вай! Вай! — закричали они, вероятно, местный аналог русского «Ура!» и вдруг сорвались в дикий пляс, рискуя наделать копытами дыр в устилающем пол ковре.

Я громко рассмеялась, таким заразительным оказался их восторг.

— Если хотите, можем распределить и должности. Ты, Дан, как самый образованный, будешь моим секретарем. Тебе, Биль, предлагаю заведовать хозяйственными вопросами и, самое главное, гардеробом. На Земле в старину человека таких занятий называли камердинером. А ты, Вим, как самый сильный и быстрый, — я сразу заметила за толстячком выдающуюся ловкость, — будешь пажом. Особым доверенным лицом по всевозможным личным поручениям. Моими глазами и ушами при дворе. Что скажете? Согласны?

— Да! Согласны! — практически хором выдали кобольды, с такой пылкой преданностью заглядывая вглаза, что мне даже сделалось немного не по себе.

— Вот и договорились. — Я подошла к письменному столу и, приставив к его боковой части второе кресло, приглашающе повела над ним рукой. — Тогда, уважаемый наставник, предлагаю первый урок начать прямо сейчас.

Дан выпятил грудь колесом, приосанился и неспешно, точно знатный вельможа, прошествовал к предложенному месту.

— Тогда я принесу свежие полотенца и что-нибудь перекусить, — тут же придумал себе занятие Биль.

— А я пойду разузнаю последние новости и тут же вернусь, — не отстал от друга Вим и, не мешкая, исчез.

Биль предпочел удалиться по своим делам более традиционным способом — через дверь. Мы же с Даном, обложившись писчими принадлежностями, с рвением принялись грызть гранит фейской науки.

Исторически в мире Высоких Холмов существовало два алфавита. Тот, на котором строился единый для всех территорий Инмира повседневный язык и обычная письменность назывался орт. Орт являлся упрощенной и урезанной версией гораздо более древнего магического алфавита — Ортанга, на котором были написаны все гримуары и книги заклинаний. На ортанге творились самые могущественные Чары, скреплялись клятвы, рождались великие пророчества.

Орт я освоила на удивление легко. Помогла обретенная при переходе способность свободно изъясняться на родном языке сидов. А вот с письмом не обошлось без трудностей. Большинство букв фейского алфавита отличалось причудливостью форм, при этом начертать их полагалось слитно, не отрывая кончика магического стилоса от бумаги. Также большое значение отводилось углу наклона букв. «Завали» какую-нибудь коварную закорючку чуть сильнее вправо или влево и смысл слова может измениться на самый неожиданный.

Справиться с этой адской йогой для пальцев было очень непросто, но я не сдавалась. В конце концов, всё упиралось в практику и изрядную долю упрямства. И если первое — дело наживное, то второго у меня, в силу характера, было и так в избытке.

Учителем кобольд оказался хорошим. Он очень старался оправдать возложенное на него доверие, отчего проявлял чудеса терпения и был щедр на похвалы. При таком отношении наше образовательное мероприятие оказалось просто обречено на успех. В результате, уже к концу первого дня я весьма сносно читала и даже могла написать небольшую записку. Жаль только, что в основном выглядело это как жуткие каракули, за право читать которые вся троица кобольдов устраивала мелкие потасовки, а потом дружно хохотала, картинно падая на пол и дрыгая в изнеможении ногами. Настолько нелепыми казались им глупости, которые у меня получались из-за несовершенства в каллиграфии. Впрочем, отсмеявшись, маленькие фейри тут же принимались дружно меня утешать, уверяя что при большом желании смысл таких посланий всё же вполне можно угадать.

Я же на них не обижалась, а напротив, радовалась возможности отвлечься. К тому же, несмотря на все огрехи в новоприобретенных умениях, следовало признать — достижения мои были очевидны. А уж возможность подарить этим простым, неизбалованным вниманием и добротой созданиям немного безопасности, улыбок и принятия, воспринималась как нечто очень правильное и важное.

***

Наступившая ночь стала первой, которую я провела в одиночестве. В угнетающей тишине, подкравшейся с наступлением темноты к пологу кровати, мне всё чудились смертоносные тени-шпионы жестокой королевы Фреймстета, бесшумно скользящие во мраке, рыщущие в поисках чужых тайн и крови.

Вытащив из под подушки медальон Эфаира, с которым не расставалась уже давно, я надела его на себя и, прижав рукой к груди, унеслась в воспоминания. Мне всё хотелось понять, как так вышло, что завязавший наши судьбы в тугой общий узел злой рок, вдруг принес каждому из нас не только боль и потери, но и чувство глубокой согревающей связи. Губительная для хрупкого человеческого разума страсть Аспидов должна была отставить от меня лишь оболочку, а вместо этого пробудила, наполнила силой и новым смыслом. В чем кроется последний, честно говоря, я едва ли до конца понимала, но с некоторых пор твердо знала каждым своим атомом, каждым ударом сердца и движением мысли, что оказалась здесь не напрасно.

Забыться поверхностным тревожным сном удалось лишь под утро. Я до последнего ждала Лаэрна или хотя бы сообщение от него, до ужаса устав теряться в догадках о происходящем вокруг. Что самое удивительное, не явился даже король, хотя были все основания подозревать, что Замфир не откажется так просто от своих намерений и устроит мне настоящую чувственную осаду.

Вместо этого я вдруг осталась в изоляции и полном одиночестве. Лишь по счастливому стечению обстоятельств забавная троица слуг-кобольдов стала для меня полноценной компанией, скрасившей долгие часы томительного ожидания. Если бы я ещё понимала, чего именно жду.

В какой-то момент, устав от неопределенности, я не выдержала и позвала моего нового пажа. Вим явился, отчаянно зевая, но при полном параде и готовности услужить. Выслушав просьбу, кобольд хитро прищурился и, как всегда не прощаясь, бесшумно исчез. Меньше чем через полчаса, благодаря стараниям этого маленького проныры, я уже была в курсе, отчего все поклонники враз забыли дорогу к моим покоям.

Виной тому оказался банальный мужской спор. Сойдясь под благовидным предлогом «тренировочного боя», Лаэрн и Замфир яростно рубились много часов подряд, изрядно потрепав и друг друга и малую арену, которую король традиционно использовал при подготовке к турниру. Ставкой в поединке, разумеется, была «ночь со смертной». Причем спрашивать, что по этому поводу думает сама «смертная», разумеется, никто не собирался.

— Ох! — то ли ужаснулся, то ли восхитился Вим. — Видела бы ты короля и Арканума! Такие распухшие рожи, что и не узнать. Ежели без лекарей, то дня два будут восстанавливаться. Слуги, из тех кто при арене «принеси-подай», шепчутся, что Высокие Господа бились так, словно не на спор, а на смерть. Час за часом. И никто не желал уступить. В конце концов, король что-то сказал Аркануму и бой остановился. Но что именно, никто не знает. Глушащие чары… — кобольд, словно извиняясь, пожал плечами. — Одно выведал, что Замфир с советником договорились оставить выбор за тобой, но с тем условием, что ночевать каждый из них сегодня будет у себя.

Кобольд в задумчивости почесал голый бок, не прикрытый штанами и фартуком, а затем, понизив голос до громкого шепота, продолжил.

— А ещё… кое-кому из Высших удалось застать часть боя. И пошел слух, что Арканум изменился. Он всегда слыл одним из лучших воинов Железного Двора, и если однажды Замфир падет, то именно он станет первым претендентом на корону. Вот только раньше победить Вечного Воина Аркануму все равно никогда не удавалось. Особенно в преддверии «Тура Чудовищ», когда король так напитан силой своих подданных, что почти пьян от могущества. Но похоже, сегодня что-то изменилось. Говорят, бились они на равных и Арканум вполне мог победить. Что невозможно, если только он…

Кобольд прикрыл рот ладонью, словно сам не верил в то, что собирался сказать.

— Если только он каким-то образом не вернул себе Имя.

Мы с Вимом уставились друг на друга одинаково взволнованные. Правда, причины у нашего волнения были разные. Кобольд, как наиболее приближенный к «предмету» королевского спора, видимо, начинал подозревать, что изменения Арканума как-то связаны со мной. А я, в свою очередь, точно знала, что это именно так и есть, но не могла допустить раскрытия данной тайны, не понимая, чем подобное может для всех нас обернуться в дальнейшем.

— Хорошо, Вим. Ты молодец, — стараясь отвлечь от скользкой темы, сказала я. — Больше мне ничего не нужно. Можешь идти отдыхать.

— Да-да, добрая госпожа. Конечно. — Кобольд неуклюже, но зато очень низко поклонился.

Раньше такие низкие поклоны мне от него видеть не доводилось, что теперь настораживало. Видимо, хитрец всё же пришел к каким-то своим выводам, что тут же отразилось на его поведении.

— У меня осталась последняя новость, — поспешил сообщить Вим. — Завтра первый день Высоких визитов. Время, когда во дворец начинают прибывать представители других Дворов. Правда, пока самые незначительные сиды, любопытствующие или странствующие фейри. По этому поводу вечером состоится небольшой прием, будут танцы и представления. Наверняка король пригласит и тебя.

Сама я такой уверенности не испытывала. Сомнения стали главной приправой к моим затянувшимся ожиданиям. И всё-таки, решила я, как бы наутро ни сложились обстоятельства, больше прятаться и бездействовать я не собиралась.

— Вносите! — послышался знакомый, удивительно низкий для столь маленького тела голос Биля-камердинера.

Я как раз закончила обедать и уже начинала теряться в догадках, чем бы занять себя в оставшуюся часть дня. Лаэрн так и не объявился, чем вызвал недоумение и болезненную злость. В порыве острой тоски я, было, потянулась мыслями к узсе, страстно желая прервать эту мучительную тишину и попробовать ещё раз позвать его при помощи зачарованной татуировки, но тут же одернула себя. Хватит навязываться. Я не оттолкнула его наутро после совместной ночевки с королем, хотя имела все основания так поступить. Лаэрн проложил между нами странную дистанцию, отдалившись и физически, и ментально. Он словно закрылся от меня, и лишь в редкие мгновения я вдруг улавливала скупые искры его чувств, которые теперь скорее жалили, нежели вносили ясность или утешали.

Двустворчатые двери распахнулись, и две некрасивые, очень грузные и коренастые женщины с серой бугристой, как у земляной жабы, кожей внесли в комнату роскошное вечернее платье. Сразу следом за фейками неизвестного мне вида гордо вышагивал Биль собственной персоной. Он лихо раздавал указания, нисколько не смущаясь разницы в размерах, которая явно была не в его пользу. Фейки слушались беспрекословно, но поглядывали на кобольда недобро. Видимо, рост по карьерной лестнице маленького слуги застал их врасплох и совсем не радовал.

— А теперь возвращайтесь и мигом несите туфли, белье, украшения… Да! И не позабудьте протирки и снадобья. Да поживее там!

Служанок как ветром сдуло. А я уставилась на застывшего в картинной позе кобольда, забавно позирующего возле разложенного на пустующем кресле платья так, словно он всю ночь собственноручного его и шил.

— Что это? — кивнула я на наряд.

— Это, моя прекрасная госпожа, подарок короля. — Не касаясь ткани, он с благоговением провел рукой над благородно мерцающей серебристыми каплями материей. — Дозволение носить королевские цвета — знак высшего расположения.

— Серебряный с черным — цвета Замфира?

— Черный и все оттенки природных металлов, — уточнил Биль.

— Так что же, получается король приглашает меня на сегодняшний прием?

— Именно так! — воскликнул кобольд так громко, что я даже вздрогнула от неожиданности.

— Весть о том, что загадочная смертная, из-за которой схлестнулись два первых лица Двора, посетит сегодняшний прием, да еще и как особая гостья короля, с самого утра гуляет по коридорам Иундурина.

— А что Арканум? — не удержалась и всё-таки спросила.

— Арканум отбыл в ту часть границы Пустых земель, которая после казни обережника осталась без охраны.

Вим выскочил, как черт из табакерки, и тут же отрапортовал, словно только и ждал, пока у меня появятся вопросы по его части.

— Я тебе уже сколько раз говорил, чтобы ты перестал выпрыгивать из воздуха и научился пользоваться дверьми! — удерживая в руках стопку скрепленной шнуром бумаги и самопишущего пера — более дешевого аналога зачарованного стилоса, которым в основном пользовалась знать — возмутился Дан, ну точно чопорная гувернантка.

Он поднялся из-за стола, за которым проверял утреннюю порцию моей тренировочной писанины.

— Ты пугаешь госпожу, — поддакнул ему Биль.

Вим озадачено почесал затылок и посмотрел на меня глазами кота, которому злые люди прищемили любимый хвост.

— Если ситуация требует срочности, то я не возражаю против такого появления, — поспешила утешить проныру, чем заслужила неудовольствие остальных кобольдов. — В другое время всё же лучше прислушаться к совету Дана.

Маленький секретарь благосклонно кивнул, всем своим видом выражая одобрение. Вим, похоже, тоже остался доволен, так как озвученное решение было из разряда «и вашим, и нашим».

— А теперь скорее мыться, госпожа. Времени совсем мало! Оставшихся четырёх часов нам ни на что не хватит.

Биль взмахнул рукой, в которой каким-то невероятным образом тут же появилась стопка свежих полотенец.

Вообще, способность некоторых простокровных фейри перемещать в пространстве себя и некоторые предметы, поражала. Насколько я успела понять из прочитанного, несмотря на очевидное превосходство высокородных сидов по части магии, были такие области Чар, которые давались Высшим с трудом, или же не давались вовсе. Например, транзирование — так в Инмире называли телепортацию — как раз относилась к таким редким талантам. Зато кобольды, в силу особенностей своей фейской природы, делали это почти играючи. Видимо, таким образом высшие силы Инмира сохраняли баланс, даруя куда более слабым и уязвимым шанс на выживание.

— Не хватит четырех часов? — отвлекаясь от своих мыслей, поразилась я.

— Ну конечно! — точно ведя разговор с малым дитя, подтвердил мои худшие опасения кобольд. — Все благородные сиды уже давно приступили к сборам.

— Но что можно делать так долго? Тем более, те Высшие, которых довелось увидеть мне, и так нечеловечески красивы.

— Пф! — фыркнул Биль. — Красивы-некрасивы, а улучшающими чарами никто не брезгует.

Верилось с трудом. Я искренне не понимала, что там можно улучшать, если фейцы, как на подбор, отличались совершенством черт и пропорций. А вот о чем я вдруг действительно забеспокоилась, так это о том, как я буду реагировать на присутствующих сидов, учитывая, какое количество флёра может за раз на меня обрушиться.

Пожалев приплясывающего от волнения маленького камердинера, я поднялась из кресла и направилась в ванную комнату.

— Кстати, случайно никто не знает, когда я увижусь с королем?

— Он зайдет за тобой, едва ты будешь готова, — тут же сообщил Дан, который, как я начинала подозревать, знал всё и обо всех. Вот только выдавал информацию порциями и только если его об этом просили.

— В таком случае, обязательно предупредите меня за несколько минут до его появления. И на будущее… — Я остановилась и, развернувшись, посмотрела на своим помощников: — Если вдруг кто-нибудь из вас узнает что-то, что может быть важным или даже просто интересным, сообщайте сразу, не дожидаясь, пока я спрошу.

— Да, госпожа.

— Как пожелает наша госпожа.

— С радостью!

Вразнобой зачастили кобольды.

На этом соглашении и начались мои приготовления к первому в жизни светскому приёму. Событие ужасно волнительное, даже случись оно в обычной жизни. Что уж говорить о дебютном официальном выходе в свет в ином, пропитанном магией мире. Да ещё ни где нибудь, а в самом сердце овеянных зловещими легендами Пустых земель, при дворе короля Замфира.

***

Отражение льстило и пугало одновременно. Застыв перед зеркалом в немом изумлении, я пристального изучала завершенный образ и едва узнавала в нем себя. Обнаженные плечи и часть груди обнимали искусно вышитые на сетке цветы и стебли, все искрящиеся от множества мелких серебристых кристаллов. Хрупкость изящной формы рук подчеркивали длинные узкие рукава, также обильно украшенные вышивкой. Многослойная летящая юбка из шелка и фатина при движении расходилась разрезами, демонстрируя стройные ноги в тончайших черных чулках и крайне провокационные туфли на высоких шпильках из полированного металла. Вырез на спине открывал тело до самой талии, усиливая общий эффект обнаженности.

В целом, присланное королем платье, хотя и прикрывало всё, что полагается, при этом так сильно подчеркивало мою природную сексуальность, что я даже испытывала некоторую неловкость при взгляде на себя в зеркало. С другой стороны, сердце наполняло предвкушение и некоторое мрачное удовлетворение при мысли, как остолбенеет Лаэрн, увидев меня такой. В голове зрел план наказать сида встречным равнодушием. Поразмыслив за сборами над происходящим, я поняла, что он вполне осознанно отступал в сторону, давая Замфиру шанс на сближение. Железный орел не раз говорил о том, что я нуждаюсь в могущественном союзнике и, видимо, и сейчас, был твёрд в своем намерении его мне обеспечить. Даже ценой наших едва оперившихся чувств.

Что ж, посмотрим, как Лаэрну понравится вкушать «блюдо», которое он же сам и приготовил. Вторя своим мыслям, я тряхнула волосами, которые на испанский манер крупными завитками ниспадали на одно плечо.

Из украшений на выбор было доставлено несколько пар тяжелых длинных серёг, многоярусное ожерелье из бледно-розового хрусталя, а также множество самых разных колец и браслетов. Я не взяла ничего. Черно-серебряное платье в сочетании с пепельно-розовыми волосами и так смотрелось броско и самодостаточно. Ни к чему было его перегружать.

Поддавшись внутреннему порыву, я прошла в спальню и, достав из-под подушки медальон Эфаира, намотала его на запястье, после спрятала под рукав. Затем вернулась в гардеробную к зеркалу, дабы ещё раз убедиться, что полностью готова предстать перед королем.

Я вглядывалась в отражение, невольно вспоминая как точно так же смотрела на себя дома за несколько минут до того, как отправилась на выпускной, в преддверии ночи, которая всё изменила. Задумавшись, я погрузилась в картинки мелькающего как калейдоскоп недавнего прошлого, отчего-то всё время возвращаясь к Эфаиру. К тому, как он смотрел на меня. Как обнимал. Как обещал помнить.

Момент, когда Аспид появился в отражении, прошел как в тумане. Я далеко не сразу осознала, что больше не вижу себя в роскошном вечернем платье, а гляжу в красивые, бесконечно уставшие глаза чернично-фиалкового цвета с искрами серебристых вкраплений у края яркой радужки. Беззвучно ахнув, я прижала пальцы к губам, а затем протянула руку к холодной гладкой поверхности. Эфаир не видел меня и не почувствовал прикосновения. Он, похоже, тоже куда-то собирался, медленно застегивая перед зеркалом рубашку насыщенного винного цвета.

Его сильные стройные ноги обтягивали штаны из темно-коричневой кожи. Высокие сапоги с толстой грубой подошвой, узорным тиснением и нашлепками из металла выглядели одновременно и роскошно, и угрожающе. Такими сапогами в самый раз втаптывать поверженных противников в грязь. Не желая пропустить ни единой детали, боясь даже моргать, я следила, как исчезает полоска обнаженной кожи, по мере того, как каждая пуговица встает на предназначенное ей место. Покончив с этим нехитрым процессом, Эфаир взял простой черный шнур и собрал свои светлые, пшеничного оттенка волосы в небрежный низкий хвост.

На кресле за его спиной лежали облегченная версия уже ранее мною виденной брони и длинный пурпурно-черный плащ. Едва Эф потянулся к ним, как дверь в его покои отворилась и в комнату вошел Крайт.

Я вцепилась в края резной рамы, обрамлявшей зеркало, которое каким-то непонятным чудом вдруг на манер телевизора решило показать мне тех, о ком так сильно болела душа.

Выглядел Крайт неважно. Взъерошенный, с запавшими глазами и глубокими скорбными тенями под ними. Напряженный, утративший всякий покой. Казалось, что былая холодная невозмутимость истончилась и пошла трещинами, как озерный лед по весне. Он прошел вглубь помещения и, усевшись на стоящую у противоположной стены кровать, замер, неотрывно глядя в пол.

— Как он? — спросил Эф, и я порадовалась, что у моего «фильма» есть звук.

— Плохо.

Сильнейшая тошнота подкатила к горлу. Нетрудно было догадаться о ком идёт речь.

— Мы можем… — уточнил Крайт, намеренно не договаривая, намекая на страшную способность Умбрии слышать всё, с чем соприкасаются тени. А теней в этой комнате было предостаточно.

Эф едва заметно кивнул и тут же спросил:

— Думаешь, Умбрия догадалась?

— Почти наверняка. Она, наконец, напоила Хэма своей кровью.

Разговаривая с Аспидом, Эф повернулся к зеркалу спиной, и я могла видеть лишь как вздрогнули его плечи от подобной новости.

— Помогло? — Голос капитана не скрывал прозвучавшей в нём надежды.

Я же от отвращения вся скривилась, искренне не понимая, как кровь этой блистательной маньячки может помочь моему бедному Хэму.

Крайт покачал головой.

— Почти сразу его стало нещадно рвать.

— Значит, всё-таки это случилось. Он встретил свою геммат.

Очередной незнакомый термин, озвученный Эфаиром, явно был чем-то очень важным, по крайней мере, взгляды, которыми при этом обменялись Аспиды, свидетельствовали именно об этом.

— Да, — согласился с выводами капитана Крайт. — Хотя я с трудом могу в это поверить. Ты думал когда-нибудь о том, что именно Хэму, с его разрушительной и жестокой природой, повезет обрести эту наивысочайшую ценность?

Постояв немного в раздумье, Эфаир взял в руки усиленный защитными пластинами жилет и продолжил облачаться.

— Чары безжалостны, но мудры, — не прерывая своего занятия сказал он. — На самом деле, нет ничего удивительного в том, что именно Хэм оказался запечатан. Именно его сила, самая стихийная и плохо поддающаяся контролю, всегда так нуждалась в неком мощном ограничителе. Просто мы никогда не думали, что этим ограничителям может оказаться геммат. Мы все фатально ошиблись, когда пошли за ним под присягу к Умбрии.

— Тогда Хэм был ею сильно увлечен… — Крайт словно погрузился в воспоминания.

— Верно, увлечен. И мы решили, что после проигрыша в финальном испытании «Битвы за Трон», его стремление послужить Двору хотя бы так — это не такой уж и плохой вариант. Принц крови, единственный выживший потомок прежнего короля Фреймстета, фаворит молодой королевы, способной разделить с ним его предпочтения, выдержать страсть и хотя бы немного усмирить.

— И первые лет сто примерно так оно и было.

Крайт перестал гипнотизировать пол и поднял больные глаза на Эфаира, который уже крепил на плечи парадный плащ. Куда бы он ни собирался, визит явно носил официальный характер.

— Сто лет пролетели быстро. Но Умбрия всегда плохо влияла на Хэма. Когда Чары сломили её и она переродилась, я думал, то же самое случится и с ним. Видят Спящие, к тому моменту, она приложила массу усилий, чтобы извратить его разум.

— А осознав, что оказалась слабее принца, Умбрия сочла его и всех, кто с ним связан, предателями. И посадила нас на короткую цепь, лишив практически всего.

— Теперь стало гораздо хуже. Раньше Хэм реагировал на неё и она насыщалась, пусть ненадолго, но достаточно, чтобы все мы успели восстановиться. Теперь же истязаниям нет конца, а я должен каким-то чудом исцелять его снова и снова. Но я не гребаный целитель!

Крайт вдруг впал в лихорадочное возбуждение и, сжимая до побеления кулаки, вскочил и заметался перед кроватью.

— Думаю, Хэм уже зависим от моего яда. Каждый раз дозу приходится увеличивать. Это меняет его. А ещё…

Аспид остановился и вперил в Эфаира затравленный взгляд.

— Принц начал бредить.

— Что он говорит? — Эф замер, как кобра перед броском.

— Юля…

В ушах у меня зашумело. Сердце билось где-то в горле. Потребность оказаться рядом с моими мужчинами, вырвать их из этого бесконечного кошмара стала вдруг такой чудовищно острой, что я прижалась к прохладной глади зеркала так, точно надеялась сломать её. Мне отчаянно сильно хотелось прорваться через тонкую но прочную мембрану, что разделяла сейчас нас.

— Значит Умбрия начнет искать… — Капитан прикрепил к бедру ножны с мечом.

Крайт горько рассмеялся.

— Она доведет его до безумия, а потом медленно убьёт из-за того, что теперь единственная, на кого у него встанет — его геммат. А если Умбрия отыщет девочку и расправится с ней, Хэм также соединится с Холмами от того, что просто не захочет без неё жить.

— В мире людей, под защитой Безымянного, Юля в наибольшей безопасности, — озвучил то, что они оба и так знали, Эфаир.

— Я не сказал тебе, — признался Крайт. — Что-то не давало мне покоя и я нашел способ заглянуть туда.

— Их там нет, — догадался капитан.

— Да. Нет.

— Несколько дней назад, на какое-то время, у меня возникло ощущение, будто девочка стала ближе.

Эф подошел к низкому столику, на котором стояли графин причудливой формы и пара медных кубков. Наполнив один из них жидкостью рубинового цвета, он сделал длинный глоток.

— Но я решил, что это моя глупая надежда дурачит меня.

— Я тоже это почувствовал. И потом, в комнате для удовольствий… когда она заставила нас держать его…

— Безымянный не дурак. Не просто так Замфир назначил его своим Арканумом. Рисковать понапрасну не в его характере. Если Юля в Инмире, значит ты должен будешь отыскать её и помочь надежно спрятать.

— Один? — удивился Крайт. — А где будешь ты?

— В течение часа я отбываю сопровождать Мирду на «Турнир Чудовищ».

— Это мне известно. Но турнир со всеми его увеселениями и ритуалом «Признания» продлится не более пяти дней. Ты же едешь как официальный представитель Темного Двора для подтверждения права победителя считаться правителем Иундурина на ближайший год? Роль смертника досталась Мирду, ведь так?

— Так, — наполнив до краев второй кубов и протянув его насторожившемуся Крайту, скупо ответил Эфаир.

— Тогда к чему ты даешь мне распоряжение, которое звучит как твоя последняя воля?

Но узнать ответ на столь важный вопрос я уже не успела. Внезапно изображение помутнело, звук пропал, а затем и вовсе я обнаружила себя бледную и потрясенную, невидяще смотрящую на собственное отражение.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Примечания

1

Героиня поет знаменитую рок-балладу группы «Ария» «Потерянный рай».

(обратно)

Оглавление

Поцелуй аспида

  I глава: Выпускница

  II глава: Отравленные

  III глава: Зловещие гости

  IV Глава: Безымянный

  V глава: Кое-что из жизни фейри

  VI глава: Дядюшка Мунк

  VII глава: Железный орёл

  VIII глава: Тропа в Инмир

  IX глава: Пустые земли

  X глава: Железный Двор

  XI глава: Послание Тени

  XII глава: В отражении

*** Примечания ***