Равноценный обмен (СИ) [Сын Дракона] (fb2) читать онлайн

========== Глава 1 ==========

Лань Сичэнь очень аккуратно разлил чай по трем чашкам.

Вообще-то это А-Яо всегда ухаживал за ним, но в нынешней ситуации у Лань Сичэня меньше всех дрожали руки, и он единственный хоть иногда смотрел, что и куда льет.

Хотя не то чтобы ему не было неловко.

Для начала Лань Сичэнь испытывал ужасающий стыд. Он не узнал А-Яо! Вернее, не узнал, что в его теле притаился незнакомец. Сейчас, глядя, как этот чужой человек говорит, пьет, двигается, Лань Сичэнь отчетливо видел, насколько все по-другому. Но тогда, в тот момент, когда тело А-Яо оказалось так близко, практически в его объятиях, когда в его глаза посмотрели таким обреченным и одновременно доверчивым взглядом, — он не сумел устоять.

А ведь Лань Сичэнь должен, просто обязан был догадаться, что настоящий А-Яо так никогда бы не поступил! И неважно, что там рисовала испорченная фантазия Лань Сичэня. Прошло так много лет с тех пор, как А-Яо занял подобающее ему место в мире заклинателей, но Лань Сичэнь знал: напоминания о прошлом матери до сих пор задевают его. И на своего развратного отца он тоже отчаянно не желал походить. А-Яо был чистым и добродетельным человеком, а еще — верным мужем. И наверняка был бы прекрасным отцом, если бы злая судьба не лишила его этого счастья. Для Лань Сичэня, если он не хотел унизить своего названого брата постыдным предложением, рядом с ним имелось лишь одно место: место друга.

Много лет Лань Сичэнь заставлял себя довольствоваться этим. Возможно, если бы он не молчал так долго, если бы решился признаться в своей любви раньше, до того, как А-Яо связал себя узами брака, у него еще имелся бы шанс. Но тогда он не посмел. А-Яо был таким ранимым, таким растерянным в чужом, совершенно не знакомом ему мире заклинателей. Он очень мало видел от людей добра, и, хотя сам готов был помогать бескорыстно, он с трудом верил в то, что кто-то и по отношению к нему может испытывать благородные чувства. Меньше всего Лань Сичэнь хотел, чтобы А-Яо уступил ему, постеснявшись или, хуже того, побоявшись отказать.

А-Яо с Цинь Су были красивой парой. Лань Сичэнь помнил, как смотрел на их свадьбу через пелену в глазах, в которой далеко не сразу распознал слезы. Он пытался убедить самого себя, что они льются от радости, но в душе не сомневался: это были слезы по навечно утраченным мечтам.

Лань Сичэнь и сегодня держался до последнего. Он как мантру твердил про себя, что А-Яо устал, болен и оттого, возможно, несколько не в себе. Лань Сичэнь помнил это чувство из детства, когда очень хотелось чьих-то теплых объятий. Но с матерью они виделись только раз в месяц, а дядя и даже брат были совершенно не тактильными людьми. Лань Сичэню пришлось воспитать в себе сдержанность и научиться держать в руках самого себя, не пытаясь обнять кого-то другого. Однако помнил Лань Сичэнь и то, что, когда Ванцзи, исполосованный дисциплинарным кнутом, лежал в своем доме, он с отчаянной готовностью хватался за руку старшего брата.

Возможно, допустил Лань Сичэнь, А-Яо было настолько тяжело, что он все же потянулся к чужому теплу, пусть и не желая его по-настоящему? Лань Сичэнь поддался этой такой соблазнительной мысли, и потому совершенно пропустил момент, когда А-Яо повел себя совсем уж вызывающе непривычным образом.

А потом Лань Сичэню стало и вовсе не до размышлений.

Чужака в знакомом теле ему распознать не удалось, но вот настоящего А-Яо даже в ином облике Лань Сичэнь узнал сразу. Что-то настолько знакомое и родное светилось в этих глазах, пусть даже другого цвета, что не узнать было невозможно. Лань Сичэнь обратился к названому брату по имени — и лишь в следующий момент с ужасом задался вопросом, а кто же тогда сейчас находится позади него.

Незнакомец осознал присутствие третьего лица, лишь когда кончил. Он так содрогнулся в теле Лань Сичэня, задевая самую сокровенную точку, что тот, несмотря на паническое состояние разума, умудрился кончить почти одновременно с ним. Только после этого сдвоенного оргазма, разъединив их тела, подменыш посмотрел в ту же сторону, что и Лань Сичэнь… После чего издал нечеловеческий вопль и стремительно скатился с другого края кровати.

Он едва не выскочил из спальни, причем как был, совершенно обнаженным, однако замерший до этого в неподвижности А-Яо тут же кинулся ему наперерез.

— Стоять! — крикнул А-Яо незнакомым голосом, сшибая чужака с ног и падая вместе с ним на пол.

Лань Сичэнь, позабыв о собственном растерзанном виде, так и остался сидеть на кровати, зачарованно глядя на два сцепившихся тела. Он хотел вмешаться, но не представлял, как это сделать, не навредив в процессе А-Яо. Тело названого брата было миниатюрным и изящным, а тело, в котором тот пребывал сейчас, хоть и было несколько повыше, но отличалось хрупкой худобой. Лань Сичэнь, без сомнений, был сильнее их вместе взятых — но именно поэтому и опасался что-нибудь непоправимо сломать в одном, а то и обоих телах.

Наконец настоящему А-Яо удалось совладать с самозванцем. Он каким-то безобразно уличным приемом прижал того к полу и заломил за спину руку.

— Старейшина Илина, пощадите! — заверещал самозванец, изо всех сил прогибаясь в спине, чтобы уменьшить скрутившую ему руку боль.

Этот изгиб показался Лань Сичэню настолько соблазнительным, что он тут же ощутил вновь набухающую эрекцию. От осознания, насколько это неуместно, уши Лань Сичэня отчаянно заполыхали, а сам он поспешно натянул на себя скомканное ранее покрывало.

— Какой я тебе Старейшина Илина? — возмутился А-Яо, продолжая сидеть на сопернике верхом и по-прежнему крепко заламывая ему руку. — Я твой брат, идиот!

Самозванец долго отказывался верить в это несколько странное утверждение, и вообще начал производить такое жалкое впечатление, что в душу к Лань Сичэню начало прокрадываться сочувствие. Наконец осознав, что эти двое еще долго могут препираться, лежа на полу в неприличной позе, Лань Сичэнь поднялся, привел себя в порядок и, старательно игнорируя дискомфорт чуть пониже спины, принялся заваривать чай.

Когда все было готово, он как можно мягче вмешался в перебранку, приглашая всех к столу.

Небольшой столик в спальне А-Яо был предназначен для одного человека, поэтому втроем они оказались в опасной близости. Однако благодаря этому Лань Сичэнь получил возможность наконец-то всех хорошо рассмотреть.

У тела А-Яо ярко горела ссадина на скуле. Сейчас Лань Сичэнь ни за что бы не спутал этого человека со своим названым братом: тот сидел, чуть сутулясь, глядя исподлобья. Чужой, незнакомый.

У А-Яо в новом теле лицо тоже оказалось красивым, хотя и совершенно по-иному. В его родном облике все было плавным и гармоничным, без единой резкой линии. Это же лицо было худощавым и нервным, тонким почти до прозрачности. Если бы не относительно высокий рост и совершенно плоская худоба, Лань Сичэнь вполне мог бы заподозрить, что это лицо принадлежит переодетой девушке.

— Итак… — поняв, что разбить воцарившуюся тишину придется ему, и призывая на помощь все свои дипломатические навыки, начал Лань Сичэнь. — Боюсь, не все присутствующие представлены друг другу…

— Извини, эргэ, — с тяжелым вздохом произнес А-Яо.

Он отпил из своей чашки и устало прикрыл глаза. Сейчас особенно отчетливо стало видно, каким измученным было его лицо и насколько глубокие тени залегли под нижними веками. От осознания этого у Лань Сичэня защемило в груди.

Однако уже в следующий момент А-Яо подобрался, открыл глаза и светским тоном произнес:

— Эргэ, это — Мо Сюаньюй, — изящно указал он на самозванца. — Мой единокровный брат. А-Юй, это…

— Я знаю главу Лань! — огрызнулся тот, почти уткнувшись носом в свою чашку. — Трудно не заметить прибытия его нефритового великолепшества!

— А-Юй, такого слова не существует, — мягко возразил А-Яо, однако Лань Сичэнь заметил, как глаза его сверкнули.

— Ну слова, может, и не существует, — по-прежнему сварливо пробормотал Мо Сюаньюй. — А он вот — существует! И он тебе нравится, нравится, нравится!

К ужасу Лань Сичэня, из красивых янтарных глаз на лице А-Яо опять потекли слезы. Сам А-Яо только раздраженно фыркнул и сунул брату платок. Когда в тонкую ткань звучно высморкались, А-Яо закрыл лицо руками и застонал на грани слышимости.

Лань Сичэнь подумал и снова разлил чай по чашкам.

— Значит, вы друг друга знаете, — попытался он продолжать как ни в чем не бывало. — И знали до того, как обменялись телами. У кого-нибудь есть предположение, как это получилось?

А-Яо наконец убрал ладони от лица, все еще горевшего румянцем стыда. Бросив в сторону Мо Сюаньюя укоризненный взгляд, он постарался взять себя в руки.

— Насколько я понял, эргэ, А-Юй хотел провести ритуал пожертвования тела, — произнес он, аккуратно подбирая слова. — Я только так и не сумел выяснить, почему он решил пожертвовать его мне, в то время как у меня есть — было — мое собственное.

Мо Сюаньюй что-то сдавленно пробормотал.

— Что-что? — уточнил у него А-Яо, и тому пришлось повторить чуть громче и внятнее:

— Старейшина Илина! Я пытался призвать Старейшину Илина!

Лань Сичэнь переглянулся с А-Яо. Теперь по крайней мере было ясно, с чего Мо Сюаньюй попытался сбежать со столь похвальной скоростью и почему так отчаянно сопротивлялся. У Вэй Усяня и при жизни-то был взрывоопасный характер, а уж что с ним могло произойти за тринадцать лет, возможно, не самого светлого посмертия, даже представить себе было страшно.

— А… зачем вы хотели призвать Старейшину Илина? — Лань Сичэнь рискнул задать вопрос.

Мо Сюаньюй неопределенно пожал плечами.

— Я хотел, чтобы они все сдохли, — выразился он туманно. — Чтобы все эти гребаные твари сдохли!

А затем, вдруг подняв на А-Яо огромные, все еще со стоящими в них слезами глаза, прошептал горестно:

— Яо-гэ, я не хочу к ним возвращаться! Не хочу! Там… там плохо! Меня там…

А-Яо тяжело вздохнул, а затем с трудом, будто преодолевая толщу воды, протянул руку и мягко погладил Мо Сюаньюя по голове.

— Я знаю, А-Юй, — произнес он плавно. Голос Мо Сюаньюя был выше и пронзительней, чем собственный голос А-Яо, однако он даже ему сумел придать ласковое звучание. — Я их видел. Если бы я знал раньше, я ни за что не отправил бы тебя к ним. Но теперь их больше нет.

— Они сдохли?! — в глазах Мо Сюаньюя зажглась такая чистая, по-детски невинная радость, что Лань Сичэнь не нашел в себе сил в очередной раз ужаснуться формулировке.

— Да, — снова вздохнул А-Яо. — Они умерли. Очень страшной смертью. Тебе больше никто не угрожает.

Мо Сюаньюй, мгновенно перешедший от состояния горя к состоянию счастья, издал радостный вопль, и рука А-Яо, не успев покинуть его голову, тут же зажала ему рот.

— Не шуми, пожалуйста, — попросил он очень вежливо, однако Лань Сичэнь поймал себя на том, что не решился бы отказать просьбе, озвученной с подобными интонациями. — Я уже боюсь представлять, о чем думают люди, слыша, как из моей спальни доносятся все эти звуки.

Лань Сичэнь вспомнил про звуки, которые издавал он сам, и его уши в очередной раз за сегодняшний день заалели. Однако Мо Сюаньюй поцеловал ладонь А-Яо, отчего тот ее тут же отдернул, и проказливо улыбнулся.

— Яо-гэ, у тебя на спальне всегда заглушающие талисманы стоят, — произнес он лукаво. — И на кабинете тоже. Ты же очень, очень, очень осторожный и предусмотрительный!

— А ты что же, шпионил за мною? — нахмурился А-Яо.

Мо Сюаньюй застенчиво потупил взор.

— Я наблюдал, — заявил он. — На Яо-гэ так приятно смотреть! Яо-гэ очень-очень красивый!

А-Яо вновь закрыл лицо руками, а Лань Сичэнь, завороженно глядя на него, поймал себя на мысли, что в данном случае совершенно согласен с Мо Сюаньюем.

Лань Сичэню пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить себя собраться и сосредоточиться на разговоре. Что-то все равно не сходилось.

— Я слышал о подобном ритуале, — озвучил он свои размышления. — Описания конкретных действий мне не попадались, однако общую концепцию я встречал в некоторых документах. Однако там речь шла о призыве в свое тело злого духа, не имеющего материального воплощения.

— Ну, оно все как-то так и есть, — Мо Сюаньюй неопределенно взмахнул рукой, едва не сбив рукавом со стола хрупкую чашку. А-Яо едва успел ее перехватить и отодвинуть подальше от края.

— Однако А-Яо — не дух, и уж тем более не злой, — возразил Лань Сичэнь. — Да и речь шла о пожертвовании, а не об обмене. Как же так получилось…

— Эргэ, — А-Яо явно держался до последнего, но в конце концов все же позволил себе перебить старшего названого брата. — Мне это тоже интересно, но, во-первых, подозреваю, что А-Юй сам не знает ответа на данный вопрос… А во-вторых, боюсь, мы с тобой не хотим услышать, что он предположит.

Лань Сичэнь не успел толком обдумать это заявление, как Мо Сюаньюй подкинулся и, чуть задыхаясь от волнения, выпалил:

— Я хотел твое тело, Яо-гэ! — заявил он с убийственной прямотой. — Я мечтал о нем! Грезил! Оно мне снилось! Но я… Я никогда не хотел отнимать его у тебя! Обладать — да, но не быть в нем! То есть быть, но не душой, а своим собственным телом!

Лань Сичэнь открыл было рот, чтобы что-то сказать, однако тут же передумал и закрыл его обратно. Судя по тому, как шевельнулись губы А-Яо, тот испытывал схожие чувства. А Мо Сюаньюй тем временем распалялся все сильнее:

— Я сперва порадовался: я так хотел увидеть тебя без всех этих одежд! Но когда я понял, что тебя — настоящего тебя — нет и, возможно, уже никогда не будет, то мне стало так плохо! — Мо Сюаньюй говорил все быстрее и быстрее, уже начиная глотать окончания слов и запинаясь. А под конец вдруг выдал: — А тут еще Мымра!.. И глава Лань! И все хотят моего Яо-гэ!

И он опять разрыдался.

Лань Сичэнь, окончательно запутавшийся в этом несвязном рассказе, хотел было уточнить хотя бы, кто такая Мымра, как вдруг мешочек цянькунь, висевший на поясе у А-Яо, резко дернулся и, растянув завязки, выпустил свое содержимое наружу.

========== Глава 2 ==========

Цзинь Гуанъяо, оглушенный и сбитый с толку таким количеством неожиданных событий, совершенно позабыл о руке дагэ. А та не преминула воспользоваться тем, что на нее никто не обращал внимания. В какой-то момент не самые мощные талисманы больше не смогли ее сдерживать, и рука вырвалась из мешочка цянькунь.

От нелепой смерти из-за собственной рассеянности Цзинь Гуанъяо спасло, как ни странно, то, что его душа и его тело сейчас оказались разделены. Рука, зависнув на мгновение в воздухе, затем принялась бешено метаться, не в силах определить, с кого же ей начать. По всей видимости, она одинаково хорошо ощущала и дух, и кровь, и потому не могла однозначно выбрать первую жертву.

Мо Сюаньюй, взвизгнув, прытко отскочил от стола и не остановился, пока не вмазался спиной в стену. Цзинь Гуанъяо, не отдавая себе отчета, почти зеркально повторил его движения — правда, молча. Только Лань Сичэнь остался сидеть на месте. Его тело незыблемо сохраняло идеальную позу, лишь руки выхватили из-за пояса сяо. Успокаивающая мелодия полилась серебристым перезвоном, и Цзинь Гуанъяо с трудом перевел дыхание, только сейчас осознав, что некоторое время не дышал вовсе.

Когда-то Лань Сичэнь объяснял Цзинь Гуанъяо, что в деле борьбы с нежитью гуцинь куда более удобен. Его струны способны создавать ударные волны, что является не только хорошим подспорьем в бою, но само по себе может служить оружием. Духовые инструменты в этом плане были куда мягче, уступая в эффективности струнным. Именно поэтому Лань Сичэнь, как и все прочие адепты его ордена, в совершенстве владел игрой на гуцине. Однако по этой же причине, как ни странно, все же больше любил нежное звучание своей сяо. На ночных охотах Лань Сичэнь предпочитал полагаться на меч, сохраняя для музыкального инструмента целительство, утешение и упокоение.

Цзинь Гуанъяо помнил, что Лань Ванцзи игрой на гуцине укротил руку дагэ гораздо быстрее. Однако духовные силы Лань Сичэня были столь велики, что, даже не заставив подчиниться темную тварь сразу, он все же сумел удержать ее от нападения. Рука колебалась в воздухе, все еще продолжая поворачиваться от Мо Сюаньюя к Цзинь Гуанъяо и обратно, но больше уже не пыталась атаковать.

И в конце концов уступила нежной мелодии и, словно вновь отрубленная, плюхнулась на стол, сметя собой чайник. Чайник Лань Сичэнь, опустивший сяо, умудрился спасти, подхватив и аккуратно переставив себе за спину. Мо Сюаньюй, осознав, что опасность ему больше не грозит, с любопытством вытянул шею, не решаясь все же вернуться обратно на свое место.

Цзинь Гуанъяо прикрыл глаза и начал медленно считать. Гораздо медленнее, чем колотилось его сердце. В комнате воцарилась такая тишина, что только этот бешеный перестук Цзинь Гуанъяо сейчас и слышал.

— А-Яо, я знаю эту руку, — обычно столь ласковый голос Лань Сичэня на этот раз прозвучал встревоженно и напряженно. — Я очень бы хотел ошибиться, однако…

Открывать глаза Цзинь Гуанъяо отчаянно не хотелось. Шли последние мгновения того благословенного периода, в котором Лань Сичэнь по-прежнему считал его братом. Еще можно было — совсем ненадолго — продолжать верить, что между ними все хорошо. Однако как только Цзинь Гуанъяо поднимет веки и встретится с ужасом и отвращением, наверняка отразившимися уже на лице Лань Сичэня, он уже больше никогда в своей жизни не увидит его такой светлой и доброй улыбки. То, чего Цзинь Гуанъяо боялся едва ли не больше всего на свете, произошло.

Мир практически разбился на «до» и «после». Цзинь Гуанъяо с отчаянием утопающего хватался за стремительно утекающие сквозь пальцы мгновения. На него с новой силой накатила усталость от всего пережитого ранее, и он даже был почти не против свалиться сейчас без памяти, а может, и вовсе без дыхания. Возможно, если он успеет умереть за миг до того, как Лань Сичэнь все осознает, тот не сумеет слишком уж сильно его возненавидеть. Ведь Лань Сичэнь не должен никого ненавидеть: это грязное и подлое чувство просто противопоказано его чистой душе.

— Он заслужил!

Собственный голос звучал с непривычными интонациями.

Даже став главой великого ордена и получив звание Верховного Заклинателя, Цзинь Гуанъяо никогда не позволял себе разговаривать в подобном тоне. Он даже не подозревал, что может говорить с такой злостью, с отчетливо обвиняющими нотами в голосе.

Цзинь Гуанъяо рискнул приоткрыть глаза и, не решаясь посмотреть на Лань Сичэня, сосредоточил свое внимание на Мо Сюаньюе. Тот отлепился от противоположной стены и шел теперь к столу, разъяренно тыча в Лань Сичэня пальцем.

— Он заслужил! — повторил Мо Сюаньюй решительно. — Он вел себя по-скотски со всеми! Унижал, оскорблял, пинал — и при том умудрялся считать самого себя образом добродетели! Конечно, хорошо быть пафосным и не видеть проблем, когда ты урожденный глава великого ордена, да к тому же обладаешь ростом и силой великана!

— Не Минцзюэ никогда… — чуть придя в себя от изумления, вызванного столь внезапным отпором, сдавленно начал было возражать Лань Сичэнь, однако Мо Сюаньюй не дал ему закончить.

— Конечно, «никогда»! — фыркнул он. На какое-то мгновение Цзинь Гуанъяо даже залюбовался выражением праведного гнева на своем лице: сам он крайне редко позволял себе подобное и уж тем более никак не мог раньше увидеть его со стороны. — Потому что вы такой же! Такой же старший сын уважаемой и знатной семьи! Родились с серебряной ложкой во рту! Получили наилучшее образование! Вас тренировали лучшие мастера! Да вы и по силе всегда были ровней покойному главе Не: хоть на мечах, хоть в рукопашной! Разумеется, вас он никогда не трогал! Он поднимал руку только на тех, кто слабее, кто не мог ничего ему противопоставить! И это тупое животное еще смело заикаться о чести и праведности?

Когда Цзинь Гуанъяо рискнул покоситься на Лань Сичэня, то оказалось, что на того страшно смотреть. Его красивое лицо превратилось в маску, выражающую одновременно отчаянье и растерянность. Несомненно, слова, которые ему в лицо выкрикнул Мо Сюаньюй, нанесли крайне болезненный удар. Сам Цзинь Гуанъяо много лет сдерживался от подобных обвинений в адрес старшего названого брата именно из-за этого. О, ему было что сказать! Однако у Цзинь Гуанъяо не имелось в душе никаких сил, чтобы поставить Лань Сичэня перед выбором. Из той ситуации между ними троими просто не могло быть никаких нормальных, цивилизованных, устраивающих все стороны выходов. Кто-то должен был чем-то поступиться, но Не Минцзюэ не желал уступать даже в малостях, а Цзинь Гуанъяо просто не способен был выполнить все, что тот требовал. Лань Сичэнь же в принципе не мог разрешить эти противоречия, ибо его разум — Цзинь Гуанъяо в этом не сомневался — оказался бы на стороне Не Минцзюэ, а его доброе, слишком нежное сердце — на стороне младшего побратима. Заставлять Лань Сичэня выбирать было бы слишком жестоко, и Цзинь Гуанъяо предпочел уберечь своего эргэ от этого тяжкого груза.

Однако перед Мо Сюаньюем подобной нравственной дилеммы не стояло. Цзинь Гуанъяо уже понял, что его младший единокровный брат оказался редкостным исключением, не попав под обаяние Лань Сичэня. До сих пор Цзинь Гуанъяо не встречались люди, которые умудрились бы сохранить равнодушие при встрече с главой ордена Лань. Тот располагал к себе всех, независимо от пола, возраста, социального положения и умственных способностей. Цзинь Гуанъяо мог бы поклясться, что Лань Сичэня обожала даже живность, начиная с благородных коней и заканчивая кроликами Лань Ванцзи. Трудно было представить, что кто-то не поддастся чарам его ласковой улыбки, — однако Мо Сюаньюй пошел еще дальше. Он Лань Сичэня, казалось, и вовсе ненавидел.

— Когда этот урод столкнул Яо-гэ с лестницы, — Мо Сюаньюй подошел уже вплотную и, не стесняясь, тыкал своим пальцем Лань Сичэню прямо в грудь, — что ты сказал? Что ты сделал? Там тысяча ступеней! Да упади я с такой высоты — я бы костей не собрал! А вам, двум таким великим и могущественным, конечно, все нипочем!

Лицо Лань Сичэня, и без того от природы очень светлое, теперь побледнело до какой-то голубоватой белизны. Губы его чуть приоткрылись, однако с них, казалось, не слетало ни единого вздоха. Цзинь Гуанъяо на мгновение ощутил иррациональный страх, что его названый брат сейчас может умереть, просто позабыв, как дышать. Поспешив отойти от стены, в которую до этого вжимался спиной, он сделал несколько торопливых шагов по направлению к застывшей композиции.

— А-Юй, довольно!.. — попросил он хрипло. — Эргэ, не слушай его! Это… это была трагическая случайность! Все… все, что произошло, было трагической случайностью!

— Случайностью?! — взвился Мо Сюаньюй. — Яо-гэ, ты слишком добрый! Особенно к вот этому чистоплюю! Слушай, а давай его тоже убьем?

Цзинь Гуанъяо запнулся на последнем шаге. Мо Сюаньюй всегда отличался резкими перепадами настроения, однако возвращение в родную деревню, видимо, стоило ему остатков душевного здоровья. Он действительно говорил все, что думал, — и при этом его мысли могли стремительно менять направление.

Оступившись у самого стола, Цзинь Гуанъяо едва не упал, однако сильные руки Лань Сичэня успели ухватить его прежде, чем он успел чем-либо удариться об узорную столешницу.

В объятиях Лань Сичэня было хорошо и приятно. Его руки были сильными, а от крепкого тела веяло приятным теплом. Вот только сердце в груди, к которой оказался прижат Цзинь Гуанъяо, билось заполошенно, словно птица, пойманная в силки.

— Эргэ, не слушай его! — повторил Цзинь Гуанъяо. Он осторожно поднял голову и заставил себя посмотреть в потемневшие, совершенно больные глаза. — Ты-то уж точно ни в чем не виноват! Что ты мог сделать? Тоже поссориться с дагэ? А смысл?

Губы — уже не нежно-розовые, как когда-то, а такие же посеревшие, как и все остальное лицо, — дрогнули, но с них сперва не смогло слететь ни звука. Только спустя некоторое время, за которое Цзинь Гуанъяо успел перепугаться окончательно, Лань Сичэнь наконец сумел заговорить:

— Твой брат прав, А-Яо… — голос его звучал очень тихо и сломленно. — Если бы я заступился за тебя тогда… Нет, раньше, гораздо раньше! Если бы я с самого начала не закрывал глаза на все происходящее, я бы сумел тебя защитить. И тогда бы все не дошло до… до этого.

Лань Сичэнь широко распахнутыми глазами уставился на руку дагэ, продолжавшую лежать, занимая собой практически весь стол. При этом Лань Сичэнь, то ли пребывая в растерянности, то ли вовсе забыв обо всем на свете, по-прежнему мягко сжимал в своих объятиях Цзинь Гуанъяо.

— Ой, ну вот о чем точно не стоит переживать! — фыркнул Мо Сюаньюй, пристраиваясь рядом и окидывая сплетение двух тел перед собой ревнивым взглядом. — Ну сдох и сдох! Кому хуже-то стало? Его собственный орден, небось, вздохнул с облегчением. Его родной брат перестал веера под кроватью прятать и сам в углы забиваться. И Яо-гэ теперь точно никто не обидит!

— Н-но… — не меняя позы и по-прежнему не размыкая объятий, с сомнением пробормотал Лань Сичэнь. — Рука?

— Я не виноват, — торопливо выпалил Цзинь Гуанъяо. — Эргэ, пожалуйста, поверь мне!

Он собрался с духом, сделал глубокий вдох и очень медленный выдох, после чего начал свой рассказ, аккуратно обходя самые напряженные моменты.

— Дагэ был уже не в себе, — мягко объяснял Цзинь Гуанъяо. — А я, пожалуй, слишком самонадеян. Мне не сравниться в игре на гуцине ни с тобой, ни с твоим братом, ни с кем-либо еще из твоего ордена. И духовных сил мне тоже не хватало. Я старался, правда! Но я никак не мог помочь дагэ, и он злился и злился все сильнее. Во всем виновато мое самомнение! Мне надо было сразу сказать тебе, что я не справляюсь, что толку от моих визитов к дагэ никакого, но… Но ты так радовался, обучая меня, так гордился моими якобы успехами… Мне было стыдно разочаровывать тебя, и я рискнул здоровьем дагэ. Я не сумел удержать его, а может, и вовсе что-то ужасно напутал! Дагэ умер такой страшной смертью — и затаил на меня лютую злобу. Он не упокоился с миром, а пришел мстить мне. А ты ведь знаешь, какой слабый из меня заклинатель…

— Яо-гэ не слабый! — возмутился Мо Сюаньюй, и Лань Сичэнь, как ни странно, покачал головой в унисон с его словами.

— Ты не слабый, — вздохнул он, все еще выглядя разбитым, но уже не столь мертвенно-бледный. — Ты организатор, А-Яо, ты всего себя посвятил администрированию. Я знаю, о чем говорю — ибо только мне известно, настолько я сам нынче уступаю Ванцзи, которого когда-то превосходил.

Цзинь Гуанъяо потупился, одновременно позволив себе чуть поерзать, плотнее прижимаясь к его теплой груди. Лань Сичэнь по-прежнему будто бы не замечал, что продолжает держать своего названого брата в объятиях.

— Однако… — встрепенувшись, начал было Лань Сичэнь, но Цзинь Гуанъяо торопливо перебил его:

— Однако как-то защищаться мне было нужно. Я попытался упокоить дагэ! Я пытался, хотя в процессе он едва не выбил из меня дух.

— Ты мог бы позвать на помощь меня, — мягко предположил Лань Сичэнь.

Цзинь Гуанъяо лишь чуть съежился в кольце его рук.

— Как? — вопросил он устало. — Убегая от лютого мертвеца? Когда мне каким-то чудом удалось его обездвижить, я мог думать лишь о том, как бы поскорее насовсем избавиться от опасности. Только подумай, эргэ, а если бы он выбрался? Кто в Башне Золотого Карпа оказался бы достойным соперником дагэ?

На это Лань Сичэнь лишь тяжко вздохнул. Цзинь Гуанъяо уже хотел было для верности добавить еще несколько покаянно-оправдательных слов, когда Мо Сюаньюй, которому надоело сидеть в стороне и любоваться на чужие объятия, вдруг заявил:

— Слушайте, ну отстаньте уже этой руки! Помер и помер! Это когда было? Сто лет назад. Здесь все живые, давайте лучше о живых думать!

— Что вы имеете в виду? — вздрогнув, будто только сейчас вспомнив о его присутствии, чуть растерянно уточнил Лань Сичэнь.

Цзинь Гуанъяо нутром почуял подвох, когда глаза Мо Сюаньюя заблистали подобно звездам, однако он не успел вмешаться, и его младший брат радостно выпалил:

— Я тут подумал: а давайте попробуем секс втроем!

========== Глава 3 ==========

Мо Сюаньюй часто говорил умные вещи. Еще его матушка всегда говорила, что он очень наблюдательный, смышленый и сообразительный мальчик. Однако в Башне Золотого Карпа этих его способностей отчего-то не оценили. Мо Сюаньюя часто называли идиотом, а его слова — глупостями. Если бы Мо Сюаньюй не был столь незлобивым и необидчивым, ему наверняка досадно было бы видеть, как очень часто спустя совсем небольшое время люди делают то, что он предлагал раньше — и за что его уже успели высмеять. Однако характер ему от природы достался легкий, и он не таил на сердце горечи. Мо Сюаньюй, конечно, не отказался бы от того, чтобы пользоваться симпатией всех окружающих, но на самом деле ему всегда хватало, что к нему добр Яо-гэ.

Впрочем, сейчас и тот уставился на своего младшего брата так, словно заявить о том, что им озвучена совершеннейшая глупость, ему не позволяло только воспитание. Глаза и рот главы Лань и вовсе округлились в немом изумлении. Мо Сюаньюю только и оставалось, что терпеливо вздохнуть и приступить к объяснению.

— Вообще-то я за то, чтобы все всегда было по любви, — заявил он с достоинством. — Яо-гэ, ну ты же знаешь, что те, кто обвиняли меня в разврате, просто клеветали. Я всегда любил тебя и только тебя! Никто другой мне вовсе был не нужен, а если я за кем и подгля… то есть смотрел, так это только чтобы получше изучить человеческое тело. Я же, между прочим, тоже очень неплохо рисую, а…

— А-Юй… — сдавленно пробормотал Яо-гэ, в чьем взгляде плескалось странное чувство, подозрительно похожее на отчаянье.

— Ах, да, я отвлекся, извини, — не дав ему договорить, продолжал щебетать Мо Сюаньюй. — В общем, это я к тому, что ни о чем неприличном я и сейчас не думаю! Просто смотри как у нас получилось: я очень-очень люблю тебя, Яо-гэ, но мое тело — то есть, конечно же, твое тело, просто сейчас в нем я! — очень хочет главу Лань. А твое тело, которое на самом деле мое, наверняка хочет меня, то есть тебя…

Яо-гэ прикрыл лицо обеими руками и чуть слышно застонал. Глава Лань машинально покачал его в своих объятиях, и Мо Сюаньюй поторопился закончить свои измышления:

— Ну так вот, а глава Лань любит тебя, в смысле, твою душу, но хочет при этом меня, то есть твое тело, в котором я. Ну, в общем, вы меня поняли…

Губы главы Лань дрогнули, словно он собирался что-то сказать, но в последний момент передумал. Лицо его выглядело несколько обалдевшим. Судя по всему, он всерьез взялся за обдумывание изложенной ему теории, чем заслужил от Мо Сюаньюя еще одну маленькую порцию уважения.

— Короче, к чему я веду! — радостно резюмировал Мо Сюаньюй. — Мы тут все друг друга так или иначе любим или хотим. Так чего время зря терять?

— А-Юй, это же просто неприлично… — прошептал из-под все еще прячущих его лицо ладоней Яо-гэ. — Как у тебя язык поворачивается такое говорить?

Мо Сюаньюй пожал плечами.

— А что такого? — переспросил он. — Когда по любви и все согласны — это же хорошо. В этом нет ничего дурного. Или ты о самом процессе? Но мы тут все взрослые люди, так чего стесняться? Все уже давно не девственники…

Мо Сюаньюй запнулся на середине фразы, случайно заметив, как уши главы Лань вдруг начали стремительно розоветь, а затем и вовсе полыхать. Это было по-своему завораживающее зрелище, и Мо Сюаньюй против воли залюбовался им.

— Погодите… — вдруг дошло до него. — Вы хотите сказать, что… Что, правда?

— Н-ну… — как-то не очень уверенно произнес глава Лань. — Насколько я понимаю, уже нет. Однако…

Он потупил взор, почти уткнувшись носом в макушку Яо-гэ, и Мо Сюаньюй ревниво вздохнул. Впрочем, он был человеком справедливым и тонко чувствующим. Его собственный первый раз тоже достался далеко не тому, кого он любил, но Мо Сюаньюй хотя бы участвовал тогда во всем добровольно, прекрасно зная, на что соглашается. А глава Лань, получается, думал, что отдает свой первый раз любимому человеку — а вышло, что не совсем ему.

— Однако тело все-таки принадлежит Яо-гэ, — в порыве сочувствия поспешил утешить главу Лань Мо Сюаньюй. — Так что вам не стоит так уж расстраиваться! Мне-то, например, вообще ничего не досталось…

Он выразительно посмотрел на Яо-гэ, который как раз неосторожно убрал руки от лица. Встретившись с ним взглядом, Яо-гэ тоже как-то смущенно покраснел и неловко заерзал в чужих объятиях. Мо Сюаньюй в душе восторжествовал: его тело действительно не подвело и все еще отлично реагировало на чувственный взгляд янтарных глаз Яо-гэ!

— А-Юй, имей совесть! — вместо согласия все же почти жалобно попросил тот. — Это решительно невозможно!

— Еще как возможно! — решительно возразил Мо Сюаньюй, как бы невзначай перебираясь поближе. — Мне глава Не такие весенние картинки про троих мужчин показывал — страсть какие здоровские! Я все-все запомнил, так что можем повторить!..

Глава Лань, вместо того, чтобы возбудиться от подобных посулов, с ужасом уставился на мощную руку. Мо Сюаньюй, признаться, о ней уже несколько позабыл в своем пылу, а та тем временем продолжала лежать перед ними на чайном столике и даже уже начала вновь как-то нехорошо перебирать пальцами. Глава Лань переместил агрессивную конечность обратно в мешочек цянькунь и спрятал тот к себе в рукав, после чего поднял на Мо Сюаньюя настороженный взгляд.

— Да не этот! — с досадой отмахнулся Мо Сюаньюй. — Солдафон! Не сомневаюсь, что он никакого представления о возвышенных чувствах и изящных способах доставления друг другу удовольствия не имел. Не то что его брат.

— Не Хуайсан показывал тебе весенние картинки? — озадаченно уточнил Яо-гэ. Даже о главу Лань тереться перестал.

— Ну да, — Мо Сюаньюй улыбнулся, припоминая славные времена. Его улыбка стала шире, когда он осознал, что глава Лань уставился на его лицо, точнее — наверняка — на очаровательные ямочки на его щеках. — Нынешний глава Не очень приятный и утонченный господин.

— Когда Не Хуайсан показывал их тебе? — отчего-то нахмурился старший брат, и Мо Сюаньюй почувствовал, как в груди у него потеплело.

— Не ревнуй, Яо-гэ! — попросил он искренне. — Лучше тебя нет никого на всем свете! Господин Не прекрасный собеседник, к тому же он всегда не против был поговорить о тебе. Он мне советы разные хорошие давал… Правда, с последним ошибся: мне действительно не стоило на тебя тогда вешаться… Но в остальном все было неплохо! И, поверь мне, совершенно целомудренно! Между нами ничего такого не было!

— Не Хуайсан предложил тебе… гхм… признаться мне в своих чувствах? — удивился Яо-гэ. — Он же не мог не знать, что я их ни за что не приму! Впрочем, о чем это я — что Не Хуайсан хоть когда-либо знал…

— Ну, с ритуалом вот он мне тоже очень помог! — не мог не заступиться за приятеля Мо Сюаньюй.

— С каким ритуалом? — уточнил на сей раз глава Лань. В глазах его, доселе словно затянутых некоей поволокой, вдруг что-то блеснуло.

— Ну этот, который про пожертвование тела, — Мо Сюаньюю скрывать было нечего.

— Когда вы его обсуждали? — нахмурился и Яо-гэ. — Шесть лет назад, что ли?

— Эм… — всерьез задумался Мо Сюаньюй. — Пожалуй, еще раньше. Я…

Он немного смутился и зачастил:

— Извини, Яо-гэ, мне как-то удалось попасть в твой кабинет! Совершенно случайно и только один раз! Там столько всего интересного было, особенно записи Старейшины Илина! То есть я понимаю, что это нехорошо, он на то и тайный кабинет, чтобы там никто посторонний не ходил, но… Но ведь я не посторонний! Я твой братик, верно? Но заклинателя, сам знаешь, из меня не получилось. Я вот и подумал: самостоятельно по Темному пути я никогда бы не рискнул пойти, а если хоть одним глазочком глянуть на чужие наработки — то почему бы и нет? Ты за меня всегда так заступался, так защищал! Я и хотел попробовать сделать что-нибудь, чтобы все подумали, что я тоже на что-нибудь способен. Чтобы ты мною гордился. А другие знали бы, что ты недаром обо мне заботишься!

Ему пришлось сделать паузу, чтобы вдохнуть еще воздуха, — и кажется, сделал он это вовремя. И Яо-гэ, и глава Лань вид имели почти одинаковый в своей озадаченности.

— Но, короче, у меня все равно ничего не получилось, — покаянно признался Мо Сюаньюй. — Там почти все с мертвецами было связано, а мне их даже видеть не хотелось, не то что повелевать таким. Да и вообще все было таким мрачным и страшным, что я решил: не для меня все это. Вот только ритуал с пожертвованием чем-то в душу запал.

Мо Сюаньюй потупился. Он не нашел в себе сил рассказать, что все произошло гораздо, гораздо раньше. Что все, пожалуй, началось с гибели А-Суна. Мальчик нравился Мо Сюаньюю, несмотря на то, что его родила Мымра: ведь малыш был сыном Яо-гэ. А-Сун и похож был на отца: унаследовал черты его лица, его большие круглые глаза, густые брови вразлет… Вот разве что ни разу на памяти Мо Сюаньюя не улыбался, так что невозможно было сказать, достались ли ему чудесные ямочки на щеках.

А-Сун погиб, и в Яо-гэ словно что-то сломалось. На людях он еще держался, но Мо Сюаньюй, который наблюдал за братом тайком, мог видеть, насколько тяжело тот переносил свое горе. С Мымрой они друг друга утешить не могли: та, стоило ей завидеть мужа, вновь заходилась в рыданиях, вновь и вновь оглаживая его лицо дрожащими пальцами и качая головой. Никого другого Яо-гэ к себе не подпускал. Мо Сюаньюй, понадеявшись на положение родственника, попытался было утешить его сам, но наткнулся на непробиваемую стену из безукоризненной вежливости и неизменной улыбки. От этой улыбки у Мо Сюаньюя буквально скручивалось все внутри, ведь он догадывался, какая боль за нею скрывается, однако он совершенно не представлял, как ему преодолеть подобную преграду.

Единственным, кому тогда хоть немного удалось восстановить душевное равновесие Яо-гэ, оказался глава Лань. Пожалуй, еще ни разу до этого Мо Сюаньюй не испытывал к нему настолько сложных противоречивых чувств. С одной стороны, он испытывал благодарность к человеку, сумевшему принести облегчение Яо-гэ, а с другой — впервые по-настоящему взревновал к тому, кого доселе считал лишь его чересчур блистательным старшим братом.

Мо Сюаньюй раньше никогда не испытывал ревности. Нет, он досадовал на Мымру — но все же он допускал, что главе ордена нужна жена, чтобы та родила ему наследника. Он частенько злился на множество дел и докучливых заклинателей, постоянно чего-то хотевших от Яо-гэ. Он завидовал посиделкам между Яо-гэ и его назваными братьями, которые были ему ближе родного. Но все же раньше Мо Сюаньюй никогда не допускал, что в сердце Яо-гэ может поселиться кто-то иной, нежели он сам.

Осознание, что место, которое Мо Сюаньюй видел своим собственным, может быть занято кем-то другим, ударило его как обухом по голове. К тому же соперник был в совсем уж неприлично иной весовой категории: глава другого великого ордена, признанный красавец, первый в списке господ, утонченный и изысканный…

От тоски, но главное — от мысли, что он даже в горе не может стать своему возлюбленному опорой, — Мо Сюаньюй едва не повесился. Правда, даже это он сделал плохо, и, придя в себя на полу среди бардака, устроенного его падением, Мо Сюаньюй решил, что если он и уйдет когда-нибудь из жизни, то сделает это достойно. И — обязательно с пользой.

Вот тогда-то, в период этой мучительной душевной смуты, Мо Сюаньюю и довелось угодить в потайной кабинет Яо-гэ. Попавшийся ему на глаза ритуал о пожертвовании тела показался ему полезным. Ведь теперь, если Мо Сюаньюй опять надумает покончить с собой, он сможет хотя бы продать свою жизнь подороже.

Яо-гэ, не подозревавший о столь глубокой подоплеке, продолжал хмуриться.

— Ладно, за кабинет я тебя прощаю, — вздохнул он наконец. — Прошлого все равно не исправишь… Но все-таки, при чем тут Не Хуайсан?

Мо Сюаньюй в задумчивости сморщил нос. Он, признаться, уже и сам не помнил, при чем тут Не Хуайсан. Не помнил даже, с чего у них вообще зашел разговор на столь мрачную тему — обычно-то они говорили о куда более приятных и вполне невинных вещах вроде поэзии или росписи вееров.

О чем Мо Сюаньюй искренне и сообщил озадаченным собеседникам.

— Я помню только, — сообщил он напоследок, — что глава Не упомянул как-то, что они со Старейшиной Илина учились вместе в Облачных Глубинах. Ну, я и удивился, как тамошние снобы пустили к себе темного заклинателя, а господин Не рассмеялся и сказал, что Старейшина Илина в те времена таким еще вовсе не был. Мол, был просто шебутным парнем, который вечно всякие проказы изобретал. Правда, о Темном пути он уже тогда задумывался, даже болтал об этом, ничуть не скрываясь. И, вроде как по молодости, его никто всерьез не воспринимал, а он знай себе все придумывал и придумывал. Я не очень-то в это поверил: мол, ну как так можно? А господин Не возьми да и припомни один из ритуалов, что Старейшина Илина еще тогда придумал.

— Не Хуайсан? Вспомнил? — брови Яо-гэ приподнялись в изумлении.

— Он сам удивился, — улыбнулся ему в ответ Мо Сюаньюй. — Так и сказал: видимо, с досады что-то такое из глубин памяти всплыло. А я как раз именно этот ритуал и запомнил из записей, ну, мы и поболтали о немнемного, сверяя детали. И вот уж затем я результат наших обсуждений и записал. Получилось довольно связно, но мне оно пока было без надобности. Вот дома — там да, там уже… пригодилось.

Мо Сюаньюй опустил взгляд на свои руки. Ему очень хотелось обнять ими себя покрепче, свернувшись в маленький комочек. В деревне Мо пришлось настолько несладко, что отдать свое тело злобному духу казалось пустяком в сравнении с тем, чего он лишился ранее. Да и нужно ли ему было тело, когда не осталось ни малейшей надежды получить в жизни хоть крохотный кусочек счастья?

Мо Сюаньюй опять не заметил, как по его щекам потекли горькие слезы.

========== Глава 4 ==========

А-Яо дернулся в объятиях Лань Сичэня, и тот встревоженно опустил взгляд, чтобы тут же встретиться глазами со своим побратимом. А-Яо чуть заметно кивнул в сторону Мо Сюаньюя, и Лань Сичэнь, понятливо вздохнув, разомкнул руки. Аккуратно покинув его колени, А-Яо сдвинулся в сторону своего родного брата.

— А-Юй, — произнес он ласково. — Прости меня, пожалуйста. Поверь, если бы я знал, как все сложится, то ни за что не отправил бы тебя домой. Не могу сказать, что оставил бы в Башне Золотого Карпа, — но обязательно придумал бы что-нибудь куда более безопасное.

Мо Сюаньюй лишь тихонько всхлипнул и сжался еще сильнее. У Лань Сичэня снова кольнуло в груди. Тело Цзинь Гуанъяо, и без того весьма небольшое, в такой позе казалось и вовсе крохотным, а лишенное привычной мягкой улыбки лицо — трагическим. Лань Сичэнь только сейчас осознал, что за все время их знакомства он почти никогда не видел своего А-Яо не с благодушным выражением на лице. Что бы ни происходило в мире вообще и в Башне Золотого Карпа в частности, А-Яо всегда улыбался. Весь его вид неизменно сообщал, что в жизни все идет своим чередом, а если что-то вдруг и не так, как хотелось бы, то и это, вне всяких сомнений, в ближайшее время наладится. И Лань Сичэнь, которому столь сильно хотелось верить в хорошее, раз за разом убежал себя, что так оно все и есть.

Сейчас неприглядная правда вылезала из разорванного мешка. Можно отлично держать маску на лице, но язык тела скрывать сложнее. А-Яо умел прятать свои эмоции, а вот Мо Сюаньюй — нет. То, что у А-Яо было едва видимым, почти незаметным, у Мо Сюаньюя выставлялось напоказ. Все легчайшие жесты, мелкие знаки, скованные движения становились куда более отчетливыми и совершенно ясно читаемыми. Сейчас Лань Сичэнь с ужасом осознавал, что видел нечто подобное и ранее — видел, однако не желал замечать. Не осознанно отметал даже, просто не давал себе труда задуматься над тем, что подмечал внимательный глаз, но что, увы, не доходило до недостаточно чуткого сердца.

А-Яо тем временем осторожно погладил Мо Сюаньюя по плечу. По тому, как тот подался ближе под этой простой лаской, было видно, насколько ему не хватало тепла. На мгновение душу кольнула ревность, кольнула — и отступила. Разве сам Лань Сичэнь не сделал бы подобного для Ванцзи? Разве он не делал этого? Не держал брата за руку, утешая и желая взять на себя хотя бы часть его боли?

И все же смирять свою душу, неожиданно такую ревнивую, оказалось нелегко. Если они с Ванцзи были похожи настолько, что посторонние люди принимали их за близнецов, то А-Яо с Мо Сюаньюем не походили друг на друга совершенно. Никто, глядя на них, не сказал бы даже, что они просто родственники, не то что братья. Видимо, оба они целиком и полностью пошли в своих матерей, ибо ни у одного из них в облике не находилось ни единой черты Цзинь Гуаншаня.

И оба были безумно хороши собой.

Лань Сичэнь тряхнул головой, отгоняя смущающий разум морок, и потупился. Он не собирался вслушиваться в то, что А-Яо шептал своему тихонько всхлипывающему брату. Вместо этого Лань Сичэнь заставил себя собрать разбегающиеся мысли и постарался сосредоточиться на самом важном в данный момент.

Когда и всхлипы, и шепот смолкли, Лань Сичэнь произнес, все еще глядя чуть в сторону:

— Перед нами стоит много задач, но я уверен, что если мы будем решать их последовательно, то сумеем со всем разобраться.

Ответом ему была тишина. Лань Сичэнь, по-прежнему ни на кого не глядя, продолжал спокойно ждать. Когда пауза совсем уж неприлично затянулась, А-Яо очень осторожно уточнил:

— Перед нами, эргэ?

Только сейчас Лань Сичэнь взглянул на своего побратима. А-Яо с Мо Сюаньюем сидели близко, но не вплотную. Вполне допустимо для братьев — даже более чем. А-Яо больше не касался Мо Сюаньюя, а тот чуть рассеянно комкал в руках очередной — или все тот же? — платок.

— Да, перед нами, А-Яо, — вздохнул Лань Сичэнь, скорее, с облегчением, нежели с сожалением. — Твой брат прав: я действительно сильно виноват. И перед тобой, и перед дагэ. Я не помог тебе в свое время предотвратить беду, поэтому хочу хотя бы сейчас помочь ее преодолеть. К тому же раз молодой господин Мо твой брат, то и мой тоже, а значит, все, что касается вас, касается и меня. Это наше общее семейное дело.

— Самое семейное дело — это инцест, — невпопад ляпнул Мо Сюаньюй, и А-Яо странно дернулся от его слов, а затем уставился на брата с глубокой укоризной. Во взгляде же Мо Сюаньюя зажглась надежда, когда он вновь предложил: — Поэтому, может, мы все-таки…

— Нет! — хором выпалили Лань Сичэнь и А-Яо.

Лань Сичэнь посмотрел на побратима с благодарностью и увидел в его взгляде ответную признательность.

— Нет, А-Юй, — мягко, но с какими-то почти на подсознательном уровне ощутимыми стальными нотами произнес А-Яо. — Никто сексом сейчас заниматься не будет. И потом — тоже. И вообще, это не главное!

— А что главное? — вполне искренне удивился Мо Сюаньюй.

А-Яо немного замешкался с ответом, и Лань Сичэнь поспешил озвучить свое мнение:

— Главное сейчас — это упокоить дагэ.

На него с недоумением уставились две пары глаз, и Лань Сичэнь снова вздохнул, теперь уж точно с сожалением. Он понимал, что для этих двоих первостепенным вопросом являлось их возвращение в родные тела, однако сам Лань Сичэнь не мог преступить свой долг.

— Дагэ умер более десяти лет назад, — пояснил он печально. — И все это время, как я понимаю, пребывает вот в таком плачевном состоянии. Я боюсь себе представить, сколько затаенной злобы и обиды надо, чтобы поднять лютым мертвецом заклинателя, над которым с детства проводились обряды очищения.

— Да, я тоже об этом думал, — чуть сморщив нос, согласился А-Яо. — Я сам их не проходил: в детстве некому было их провести, а после…

Он запнулся, но продолжать не было нужды. Разумеется, попросить провести подобные обряды во взрослые годы — это означало признаться, что не проходил их в детские. Еще один повод для насмешки и зубоскальства за спиной. Опять А-Яо пожертвовал чем-то внутри себя для сохранения внешне благостного положения.

— Однако дагэ, — плавно вырулил из паузы А-Яо, — несомненно, должен был их проходить. Тем более учитывая ситуацию в его ордене. Там должны были учитывать все риски и позаботиться о грядущем посмертии со всей тщательностью.

— Все так, — согласно кивнул Лань Сичэнь. — Я не знаю подробностей, ибо подобное — личное дело каждого ордена, но сам факт неоспорим. Ритуалы были, однако дагэ как-то умудрился перешагнуть через них.

— Или ему помогли, — А-Яо пробормотал это себе под нос, чуть слышно, но Лань Сичэнь разобрал его слова и нахмурился.

— Что ты хочешь этим сказать? — поинтересовался он.

А-Яо неопределенно пожал плечами.

— Я не знаю, эргэ, — произнес он задумчиво. — Однако я над этим думаю с тех пор, как впервые увидел руку. Я, как уже говорил, не сумел совладать с дагэ, когда он пришел за мною. Мне не удавалось удержать его надолго в покое игрой на гуцине — ты знаешь, мне далеко до музыкальных талантов твоей семьи. И сдерживающие талисманы помогали лишь на совсем короткое время. Дагэ был так силен и огромен — еще при жизни, а уж после смерти его сила и вовсе возросла многократно…

А-Яо помялся немного, на мгновение вскинув, а затем вновь потупив потемневший от волнения взгляд, но Лань Сичэнь и не думал его торопить.

— Эргэ, прости, но я… — с трудом заставил говорить себя вновь А-Яо, и вдруг зачастил: — Но я вынужден был его расчленить! По частям талисманы работали лучше, и мне удалось утихомирить дагэ… Однако в результате оказалось, что теперь я уже совершенно точно не мог обратиться к тебе! Только представь, что бы ты подумал, если бы я пригласил тебя к себе — а у меня в покоях расчлененный труп дагэ!

Лань Сичэнь прикрыл глаза. Он даже не пытался представить себе, что бы он подумал в подобном случае — не хотел представлять. Однако от одной лишь мысли, что пришлось в то время пережить А-Яо, становилось почти физически больно. Младший побратим и перед живым-то дагэ часто оказывался беззащитным, но тогда имелся хотя бы небольшой шанс воззвать к душе и разуму Не Минцзюэ. Представлять же ситуацию, когда А-Яо, будучи отнюдь не самым сильным заклинателем, оказался перед мертвым Не Минцзюэ, было откровенно страшно. Как ему вообще хватило духу совладать с подобной силой — а потом еще заботиться, как бы не потревожить среднего брата?

— Короче, — ворвался в благословенную тишину третий голос: Мо Сюаньюй передохнул и вновь сменил одно настроение на другое, — Яо-гэ распилил этого мудака, а части попрятал в разные места. Правильно я говорю?

— Не совсем правильно, — поморщился А-Яо, — но в целом верно. Эргэ, я знаю, что это ужасно, но мне пришлось… Даже отдельные части мне все никак не удавалось упокоить, вот и пришлось их развезти как можно дальше друг от друга и схоронить в таких местах, где чужая темная энергия их бы подавляла…

Лань Сичэнь вздохнул в очередной раз.

— А-Яо, — произнес он очень мягко, — тело по частям невозможно упокоить. Можно лишь, как ты и сделал, временно лишить возможности эти части функционировать. Часть можно упокоить, если она была отсечена при жизни. Но того, кто умер и восстал целым, так же целым и надо упокаивать.

— О… — вид у А-Яо сделался таким виноватым, словно ошибка в теории огорчила его едва ли не больше, чем само действие по расчленению дагэ. — Я… не знал этого. Увы, пробелы в моем образовании иногда всплывают в самых неожиданных местах.

— Ничего страшного, — Лань Сичэнь не удержался и, протянув руку, успокаивающим жестом коснулся ладони А-Яо. — Главное, что теперь знаешь.

— Однако это означает, — нахмурился тем временем Мо Сюаньюй, — что нам придется собирать мудака обратно?

— Молодой господин Мо, — строго посмотрел на него Лань Сичэнь. — Я настойчиво прошу вас не употреблять подобных грубых слов, особенно в адрес нашего старшего брата.

Мо Сюаньюй явно хотел было сказать что-то по этому поводу, однако А-Яо успел заговорить первым:

— Что значит нам? — встревоженно произнес он. — А-Юй, ты-то тут при чем?

— А вы что же, — надулся Мо Сюаньюй обиженно, — решили сбежать вдвоем, а меня оставить здесь одного?

В спальне вновь повисла напряженная тишина. И сам Лань Сичэнь, и, судя по растерянному взгляду, А-Яо, только сейчас осознали, что дальнейший план их действий подразумевает активные действия за пределами Башни Золотого Карпа.

— Куда ты запрятал остальное? — с обреченностью в голосе поинтересовался Лань Сичэнь.

А-Яо смущенно потупился, а затем с неохотой признался:

— В округ Юэян, в город И… — он замялся, но в конце концов добавил: — В некрополь для сабель Цинхэ Не.

Лань Сичэнь подавил удивление. На первый взгляд идея спрятать часть главы ордена Не в некрополе для их же сабель казалась едва ли не кощунственной, однако по здравому размышлению она выглядела логичной. Подавить столь темную энергию могла лишь не меньшая агрессия, а уж этого у осиротевших сабель ордена Не было предостаточно. Поэтому Лань Сичэнь спросил другое:

— Три места? Итого, вместе с рукой, получается четыре части?

А-Яо приоткрыл рот и даже, казалось, что-то тихонько шепнул. Однако Лань Сичэнь не разобрал слов и потому переспросил:

— Четыре, да?

— Пять… — вновь почти беззвучно пробормотал А-Яо, но на сей раз Лань Сичэнь его все-таки расслышал. — Еще голова…

— А голова здесь! — радостно возвестил тем временем Мо Сюаньюй. — За ней ходить никуда не надо!

Лань Сичэнь ощутил, как горло ему стиснула ледяная рука. Причем он не знал точно, почему: из-за того, что А-Яо все эти годы хранил у себя голову их так страшно умершего и еще более страшно восставшего брата, или из-за того, что вид у А-Яо сейчас был такой, как будто весь его мир летит в бездонную пропасть.

Лань Сичэнь крепче сжал его ладонь, которой все еще касался. Он еще не решил для себя, что думать по поводу истории с Не Минцзюэ и как оценивать в ней свою собственную роль в свете того, на что раскрыл ему глаза Мо Сюаньюй. Однако Лань Сичэнь знал твердо: никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах он не желал, чтобы его А-Яо вновь оказался в одиночестве лицом к лицу с остальным миром. Это было слишком опасно для самого А-Яо… и, возможно, для мира тоже. Лучшее, что Лань Сичэнь мог сделать, — это позаботиться о своем названом брате.

— Север, запад и юго-запад, — заставляя себя сосредоточиться на главной сейчас проблеме, произнес он вслух. — Да, А-Яо, ты постарался. За один день никак не управиться, даже если точно знать, где искать. Да и за два, пожалуй, тоже не успеем.

— Я с вами! — поспешно выпалил Мо Сюаньюй, придвигаясь еще ближе, хотя, казалось бы, уже больше некуда. — Вы не можете оставить меня тут одного! Ко мне Мымра пристает!

Лань Сичэнь недоуменно сморгнул. Он так и не выяснил, кого Мо Сюаньюй имел в виду, а теперь и вовсе оказался сбит с толку, раздумывая о совершенно иных вещах.

— Это вы о ком? — уточнил он осторожно.

— О моей жене, — вдохнул А-Яо и укоризненно посмотрел на своего брата. — А-Юй, я тебя много раз просил не называть ее так!

— Мымра! — вновь обиженно надулся Мо Сюаньюй. — Глупая Мымра!

— А-Юй! — голос А-Яо стал строже. — Не смей! Ты должен почитать ее, как сестру!

— Она приставучая! — пожаловался Мо Сюаньюй и, не долго думая, положив голову на плечо А-Яо, признался доверительным тоном: — Она целоваться лезла! И руками гладила!

— А-Юй! — А-Яо подскочил на своем месте, и голова Мо Сюаньюя подпрыгнула. — Ты же ей не ответил, верно? Скажи мне, что вы с нею ничего не делали!

— Ну конечно, не делали! — вновь надул губы Мо Сюаньюй. — Яо-гэ, как ты мог такое подумать! Она же женщина! Я ей не давался!

Он осторожно и очень ласково погладил А-Яо по второй руке и с искренним сочувствием в голосе добавил:

— А вот как ты с нею живешь — не представляю! Бедный Яо-гэ, она же как репейник. Словно и не видит, что ее не любят, и цепляется, цепляется…

Лань Сичэнь в этот момент смотрел прямо в лицо А-Яо, и только поэтому успел уловить мелькнувшее и тут же исчезнувшее выражение болезненного отчаянья. Могло показаться, что Мо Сюаньюй, сам того не зная, нанес какой-то страшный удар, который попал в цель.

— А еще все ждут, когда я, ну, то есть ты, к делам вернешься, — продолжал болтать тем временем Мо Сюаньюй.

— Дела! — вновь встрепенулся А-Яо, окончательно заталкивая прежнее чувство обратно в глубины своей души. — А-Юй, ради всего святого, скажи, что ты ничего не трогал!

— Не трогал! — хихикнул Мо Сюаньюй. — Яо-гэ, не переживай ты так! Я не трогал ни-че-го! Ни твою жену, ни твою работу. Только твоего любовника и тронул — но он сам первый начал!

Лань Сичэнь ощутил, как к его ушам вновь подступает краска. А А-Яо посмотрел на него совершенно несчастным взглядом и произнес:

— Эргэ, его нельзя тут оставлять.

Лань Сичэнь прекрасно его понимал. Если Мо Сюаньюя оставить в Башне Золотого Карпа, то тот прикончит либо репутацию А-Яо, либо его орден. Либо госпожа Цзинь прикончит уже его самого. Лань Сичэню не очень хотелось совершать путешествие втроем, тем более в такой непредсказуемой компании, однако судьба А-Яо была важнее его желаний. Поэтому вслух Лань Сичэнь произнес:

— У меня есть одна идея…

— Ночная охота? — воскликнула госпожа Цзинь.

Ее красивые глаза широко распахнулись, и в них ощутимо сверкнул гнев. Лань Сичэнь даже не ожидал от этой всегда такой тихой и скромной женщины подобных ярких эмоций.

— И главу Лань совершенно не беспокоит, что всего несколько дней назад мой супруг не мог подняться с постели? — тоном, не предвещающим ничего хорошего, вопросила госпожа Цзинь.

Лань Сичэнь слегка поклонился, испытывая в это мгновение уважение к столь маленькой, но столь стойкой женщине.

— Я говорил с главным целителем Башни Золотого Карпа, — произнес он как можно мягче. — Он подтвердил, что главу Цзинь в постель уложила не болезнь, а усталость от ежедневной рутины. Его тело отдохнуло, и теперь осталось привести в порядок лишь дух. Восстановиться, будучи запертым в четырех стенах, всего в шаге от множества важных дел, очень тяжело. На ночной же охоте, где мобилизуются физические силы, голова очищается от всех тяжелых мыслей.

— Я согласен с главой Лань, — подтвердил главный целитель, которого Лань Сичэнь действительно притащил с собой на буксире в качестве поддержки. И не зря: Цинь Су оказалась грозным противником, защищая здоровье своего мужа. — Главе ордена надо развеяться.

Цинь Су недовольно хмурилась, и Лань Сичэнь поспешил добавить:

— Поверьте, госпожа Цзинь, я знаю, о чем говорю. Я сам иногда не замечаю, как буквально зарываюсь в бумажную работу, и тогда дяде или брату приходится практически выталкивать меня за пределы Облачных Глубин. Я понимаю вашу тревогу — и даже отчасти разделяю. Именно поэтому я хочу пойти на ночную охоту с главой Цзинь лично. Мы с вами знаем, что он никому не доверится, если вдруг почувствует себя нехорошо, но я как названый брат всегда смогу оказать ему помощь.

На изящном лице Цинь Су читалась мучительная борьба. Было видно, что ей отчаянно не хотелось отпускать мужа, за которого она беспокоилась, — однако не оставалось и сомнений, что Цинь Су хотела сделать то, что будет наилучшим для А-Яо.

— Вы правда будете его беречь? — после долгих раздумий спросила она почти жалобно, и Лань Сичэнь смог наконец ободряюще улыбнуться ей.

— Разумеется! — произнес он с готовностью. — Обещаю, госпожа Цзинь, что я верну вам вашего мужа в целости и сохранности!

========== Глава 5 ==========

Лань Сичэнь обладал превосходными манерами и крайне редко демонстрировал публично что-либо, помимо мягкой доброжелательности. Однако Цзинь Гуанъяо не только отлично знал своего названого брата, но и прекрасно разбирался в людях вообще. От него не укрылось, что Лань Сичэнь вовсе не в восторге от перспективы взять с собой Мо Сюаньюя и, улучив момент, Цзинь Гуанъяо счел необходимым сказать:

— Я весьма признателен тебе за доброту, эргэ, — произнес он мягко, ловя взгляд теплых темных глаз. Цзинь Гуанъяо и в теле более высокого Мо Сюаньюя по-прежнему сильно уступал Лань Сичэню в росте.

Лань Сичэнь покачал головой и хотел было произнести очередную вежливую фразу, но Цзинь Гуанъяо успел продолжить:

— Я понимаю, что А-Юй должен быть не самой приятной для тебя компанией. Он шумный, легкомысленный и почти никогда не думает о том, что говорит. Для тебя тяжело видеть рядом с собой столь… неподходящего человека.

«Особенно в моем теле», — додумал про себя Цзинь Гуанъяо. Ему и самому ужасно не хотелось, чтобы Лань Сичэнь видел, как его тело совсем по-детски запрыгивает на кровать с ногами, или облизывает пальцы после сладостей. После этого взгляд Лань Сичэня как-то странно мутнел и терялся в пространстве, а Цзинь Гуанъяо испытывал смущение и ужасающую неловкость.

— Тебе не стоит извиняться, А-Яо, — все же сумел вставить свои возражения Лань Сичэнь. — Твои тревоги не удивительны. Наверное, первое зерно сомнений в мою душу упало в тот момент, когда я увидел твой рабочий стол: никогда доселе мне не приходилось видеть на нем подобного беспорядка. Я тогда списал все на недомогание и связанную с ним рассеянность, а ведь будь я хоть немного внимательнее…

Цзинь Гуанъяо усилием воли подавил в себе паническую дрожь. Ему действительно не хотелось думать о том, что Мо Сюаньюй мог сотворить с его кабинетом за самое короткое время. И то, что братец А-Юй ни в коем случае не желал зла своему «Яо-гэ», тут ничем не успокаивало: он вполне мог быть разрушительным, даже желая исключительно добра.

— Нет, не поэтому, — заставил себя улыбнуться Цзинь Гуанъяо. — То есть и поэтому тоже: все в Башне Золотого Карпа будут ждать, что я займусь делами немедленно, а А-Юй…

Он чуть замялся, переводя дыхание. Не то чтобы Цзинь Гуанъяо так хотелось это говорить, однако они с Лань Сичэнем собирались тащить Мо Сюаньюя с собой по самым опасным местам Поднебесной, и эргэ следовало иметь представление о своем попутчике. В конце концов, напомнил себе Цзинь Гуанъяо, Мо Сюаньюй сейчас находится в его собственном теле, и, если он погибнет, возможность совершить обратный обмен улетучится, как дым.

— А-Юй, — найдя в себе силы, продолжил Цзинь Гуанъяо, — не просто невоспитанный. То есть, конечно, и это тоже — его просто некому было воспитывать. Но… Дело еще в и другом.

Цзинь Гуанъяо отвернулся от своего названого брата и скользнул рассеянным взглядом по виду за окном. Он чувствовал себя усталым: слишком много было недавних событий, а бессонная ночь, проведенная в пешем пути, не добавляла ему энергии.

— Мне иногда кажется, что с нашим родом что-то не так, — с трудом подбирая слова, Цзинь Гуанъяо подошел наконец к сути. — Отец всем казался крайне жизнелюбивым человеком, однако, узнав его поближе, я понял, что это не так. Он частенько впадал в меланхолию, которую разгонял вином и… женщинами. Но при этом, стоило чему-либо пойти не так, как он хотел, быстро впадал в ярость. Цзинь Цзысюань тоже был замкнутым, даже слова подбирал с трудом. И тоже легко выходил из себя. Цзинь Лин во многом повторил характер отца, лишь ухудшившийся с сиротством и влиянием Цзян Ваньиня, который сам достаточно вспыльчивый человек. А-Юй в этом деле пошел дальше всех: он плохо сходится с людьми, зато эмоции бьют из него фонтаном. Я думаю, он не всегда адекватно воспринимает реальность, живя в каком-то собственном мире.

— А-Яо, но не хочешь же ты сказать… — озадаченно нахмурился Лань Сичэнь и запнулся на полуслове.

Цзинь Гуанъяо кривовато улыбнулся.

— Это ужасно, говорить такое про собственную семью, — произнес он виноватым тоном. — Но шила в мешке не утаишь. А-Юй всегда был немного… не от мира сего, а годы лишений и вовсе почти лишили его рассудка. Я знаю, он может ужасно раздражать — признаться, меня он выводил из себя не раз, — но, по сути, сердиться на него еще хуже, чем на А-Лина. А-Юй застрял в своем развитии. Физические потребности у него взрослые, а вот понимание системы прав и обязанностей — хуже, чем у ребенка.

— Однако… — продолжал хмуриться Лань Сичэнь. — А-Яо, с тобой-то ведь все в порядке, верно?

Цзинь Гуанъяо невольно почувствовал, как на душе у него потеплело. Даже в такой ситуации его названый брат думает в первую очередь о нем.

Разумеется, Цзинь Гуанъяо мог бы сказать, что с ним самим отнюдь не все в порядке. Ему знакомы были и апатия, и эмоциональные взрывы. Вот только воспитание его матери, женщины умной и утонченной, а также жизнь, нелегкая и требующая максимальной собранности, научили Цзинь Гуанъяо держать свой характер в приемлемых рамках. У него не имелось ни времени, ни возможности потакать своим слабостям. Если он хотел есть и жить, приходилось работать, если он хотел удержаться на достигнутых рубежах и преодолеть новые — приходилось укрощать свой нрав.

И, разумеется, Цзинь Гуанъяо совершенно не мог сказать этого Лань Сичэню. Поэтому он в очередной раз улыбнулся и сказал просто:

— Мне повезло, эргэ. Меня семейный недуг обошел стороной.

Наградой за эту маленькую ложь ему стала радость, просиявшая в глазах Лань Сичэня.

Первым местом назначения в их своеобразном паломничестве стал некрополь Цинхэ Не. Тот располагался ближе всего, а они так еще и не разобрались, как именно им предстоит странствовать.

Загвоздка состояла в том, что слишком слабое ядро в теле Мо Сюаньюя не давало Цзинь Гуанъяо удержаться на мече. Тело самого Цзинь Гуанъяо было вполне способно поднять меч в воздух, однако оба старших заклинателя опасались того, что может выкинуть в воздухе Мо Сюаньюй. Тот доселе не летал на мече ни разу и даже не знал, боится ли высоты.

— Верхом? — не очень уверенно предложил Лань Сичэнь.

Он знал, что А-Яо не очень-то любит лошадей, однако помнил, что в седле тот держался вполне неплохо. И Цзинь Гуанъяо был почти готов пожертвовать своей спиной и сесть на коня, когда Мо Сюаньюй отчаянно замотал головой:

— Я не умею ездить верхом! — заявил он. — Максимум на осле!

Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь переглянулись и дружно вздохнули. Первый с облегчением, второй с сожалением. Идти пешком было совсем плохим вариантом: три достаточно удаленные точки подразумевали не одну неделю пешего пути. Главы великих орденов не имели возможности позволить себе столь длительное отсутствие.

Повозка двигалась бы быстрее путников, но медленнее всего прочего, к тому же не везде имелись для нее подходящие дороги.

— Я могу, — наконец чуть смущенно предложил Лань Сичэнь, — сам всех довезти на мече.

— Всех троих? — даже растерялся Цзинь Гуанъяо. — Эргэ, три взрослых человека…

— Ну… — Лань Сичэнь потупился, а кончики его ушей слегка порозовели. — Мне немного стыдно в этом признаваться, однако и моя юность не прошла без шалостей. Помнится, когда дагэ проходил обучение в Облачных Глубинах, мы катали друг друга на мечах. Он-то меня, понятно, поднимал без проблем, однако и мне вполне удавалось возить его. А мне тогда было всего тринадцать, да и вы вдвоем весите ненамного больше, чем он один…

— Эргэ очень сильный заклинатель, — совершенно искренне улыбнулся Цзинь Гуанъяо. — Но все же юношеские забавы на час и длительный путь по делу — это несколько разные вещи.

— А я хочу покататься! — встрял Мо Сюаньюй. — Я никогда не летал на мече!

— А-Юй, нельзя так напрашиваться, — попытался мягко осадить его Цзинь Гуанъяо, но Мо Сюаньюй уже завелся:

— Глава Лань сам предложил! — заявил он. — Хочу! Хочу!! Хочу!!!

Цзинь Гуанъяо беспомощно посмотрел на своего побратима, но тот лишь улыбнулся.

— Я и правда сам предложил, А-Яо, — произнес он безмятежно. — А если устану, то мы всегда сможем приземлиться и передохнуть.

Под двойным напором пришлось сдаться, тем более что Цзинь Гуанъяо действительно не видел больше никаких приемлемых вариантов.

Как бы ни хотелось Цзинь Гуанъяо вновь оказаться в объятиях Лань Сичэня, он понимал, что из них двоих держать надо Мо Сюаньюя. С того вполне сталось бы разжать руки в самый неподходящий момент, а спикировать за ним, имея на мече еще одного пассажира, не сможет даже Лань Сичэнь при всей его силе и ловкости. Поэтому честь стоять впереди и оказаться в тесном кольце рук Лань Сичэня выпала именно Мо Сюаньюю. Цзинь Гуанъяо встал позади своего названого брата и, обняв его за талию, почти уткнулся носом в спину. Вовсе не потому, что ему очень этого хотелось, а из-за того, что даже длинный Шоюэ не был рассчитан на то, что на него взгромоздятся трое взрослых мужчин. По крайней мере, именно так сказал себе Цзинь Гуанъяо.

Несмотря на свое обещание, за все время пути Лань Сичэнь так ни разу и не приземлился. Летели они не столь быстро, как он мог бы это сделать один, но все же с приличной скоростью. Под конец, когда на горизонте показался тот городок, около которого располагался тайный некрополь, Цзинь Гуанъяо всерьез обеспокоился. Однако Лань Сичэнь стоял прямо, и его сердце, чье биение ощущал прижимавшийся всем своим телом к спине побратима Цзинь Гуанъяо, стучало по-прежнему размеренно. Лишь только когда они наконец спустились вниз и ступили на склоны холма, стало заметно, что точеное белое лицо слегка посерело, а возле глаз залегли голубоватые тени.

Цзинь Гуанъяо хотел было мягко укорить своего названого брата за чересчур рьяное усердие, однако тот опередил его:

— Не удалось подлететь ближе, — заявил Лань Сичэнь. — На холме нет прямого барьера, однако меч так и норовил отклониться. Кто-то поставил очень аккуратную защиту, отваживая заклинателей. Если бы я не летел прямо сюда по твоему указанию, я бы обогнул холм и даже не заметил этого.

— Да, здесь была проведена тонкая работа, — Цзинь Гуанъяо вздохнул, понимая, что любые упреки в адрес своей излишней самонадеянности Лань Сичэнь проигнорирует. — Обычных людей отпугивают мрачные слухи, распущенные в городке, а заклинателям здесь делать нечего. Разве что действительно будут пролетать мимо — ну так мимо и пролетят, не обращая ни на что внимания.

— Но пешком добраться можно? — уточнил Лань Сичэнь, и Цзинь Гуанъяо согласно кивнул:

— Пешком — можно. Собственно, это единственный способ. Когда я был здесь в первый раз… А-Юй!

Мо Сюаньюй, которому были совершенно не интересны их разговоры, ушел куда-то вперед, и его макушка уже почти скрылась за высокими травами. Едва они покинули Башню Золотого Карпа, Цзинь Гуанъяо заставил сводного брата снять золотистые одеяния и ушамао, а затем собственноручно стер киноварную точку с его лица. Мо Сюаньюй не сопротивлялся, с готовностью подставляя лоб под прикосновение. Он любил красивые наряды, но был равнодушен к их цене, и с пониманием отнесся к тому, что Цзинь Гуанъяо не хотел нигде светить своим присутствием.

Без золотого облачения и характерной шапочки, которая давно всем примелькалась, тело Цзинь Гуанъяо становилось практически неузнаваемым. К тому же с непосредственным Мо Сюаньюем внутри оно стало выглядеть еще более молодым, и его легко было принять за совсем юного адепта.

Осознание, что это невысокое тонкое чудо в неприметных темных одеждах легко может затеряться в незнакомой местности, пришло в головы Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэня одновременно и, прекратив разговор, они поспешили догнать своего спутника.

Как оказалось, вовремя, ибо навстречу Мо Сюаньюю из-за деревьев уже выступали ходячие мертвецы, а тот, склонившись над каким-то приглянувшимся ему цветком, даже не заметил их появления.

— Какая-то хлипкая защита, — спустя краткое время растерянно произнес Лань Сичэнь, вкладывая меч обратно в ножны.

Ходячие, а точнее, едва переставляющие ноги мертвецы оказались настолько слабой преградой, что хватило всего пары взмахов.

— Были бы они более активными, люди из городка позвали бы заклинателей, — пояснил Цзинь Гуанъяо. У него уже была возможность обдумать этот вопрос. — А эти тут только как пугала и бродят. От них любой, даже самый обычный ребенок имеет возможность убежать…

Он уставился на Мо Сюаньюя, который, казалось, и вовсе пропустил краткий момент битвы. В его руках было уже несколько цветов: ярко-желтых и небесно-голубых.

— Ну, почти любой, — поправился Цзинь Гуанъяо. — Пойдемте, нам выше.

Высоко над головами шумели сосны. Тишина стояла редкостная: даже насекомых не было слышно. Лишь цветы колыхали своими нарядными головками, и в конце концов Цзинь Гуанъяо пришлось взять Мо Сюаньюя за руку, чтобы тот не останавливался. Мо Сюаньюй лишь обезоруживающе улыбнулся и показал свой букет.

— Хочу сплести вам венки, — пояснил он бесхитростно. — Вот думаю только: сделать их однотонными, каждому свой, или обоим двуцветные?

Краем глаза Цзинь Гуанъяо отметил, как уши Лань Сичэня вновь слегка порозовели. На мгновение он даже позволил себе представить эргэ в венке из нежно-голубых цветов поверх его ленты… или лучше в золотом? Однако вслух он сказал лишь:

— Вот и прекрасно, А-Юй. Ты пока подумай, а за то время, что мы будем в некрополе, сможешь сплести свои венки. Только, главное, никуда не уходи до нашего возвращения!

— Конечно, не уйду! — удивленно округлил глаза Мо Сюаньюй. — Иначе как же я примерю на вас венки?

От необходимости отвечать на этот, безусловно, логичный вопрос Цзинь Гуанъяо избавил вдруг донесшийся до них вой.

— Ой, волки! — дернулся Мо Сюаньюй.

К счастью, Цзинь Гуанъяо держал его крепко.

— Какие здесь волки? — нахмурился он. — Да и, судя по тону, это собака…

Возможность встретить в столь уединенном месте собаку была еще ниже, чем возможность встретить волка, однако этот звук показался Цзинь Гуанъяо знакомым. Он совершенно точно знал хозяйку этого заунывного, берущего за душу воя.

— Это Фея! — встрепенулся Цзинь Гуанъяо и с трудом удержался от того, чтобы добавить несколько отборнейших ругательств.

Он же оставил А-Лина на границе Юньмэна и Гусу! Каким ветром того занесло в Цинхэ?

— Цзинь Лин? — уточнил на бегу Лань Сичэнь. — Что он здесь делает?

А Цзинь Гуанъяо даже не заметил, как сорвался с места и побежал, таща за собой на буксире Мо Сюаньюя.

— Я бы тоже очень хотел это знать! — сквозь зубы процедил Цзинь Гуанъяо. — И даже готов, по примеру его второго дяди, переломать юному оболтусу ноги!

Они пролетели насаженный лабиринт, почти не заметив его. У Цзинь Гуанъяо была идеальная память, и, раз пройдя по этому пути, он уже не мог его забыть. Им не пришлось плутать и упираться в тупики, поэтому очень скоро они выбежали к форту из серовато-белых камней, поросших зелеными вьюнками и покрытых прошлогодними листьями.

Навстречу им выскочила крупная собака. Звонко пролаяв пару раз, она вдруг замерла, принюхалась и завиляла хвостом. Сунулась было к Мо Сюаньюю, но затем, чуть сморщив нос, озадаченно вздыбила на загривке шерсть.

— Фея! Девочка моя! — Цзинь Гуанъяо присел на корточки и похлопал ладонью по колену.

Настоящая собака-оборотень обязана слушаться только хозяина, но Фея была довольно избалованной псиной. Совсем чужого человека она к себе, разумеется, не подпустила бы, как и тех, кто не нравился Цзинь Лину, однако обоих его дядьев она отлично знала и к обоим питала расположение.

Фея смотрела все еще недоверчиво, однако Цзинь Гуанъяо уже осторожно выпустил в ее сторону духовные силы. У них с Мо Сюаньюем родственная кровь, и ци немного сходна. Но главное — духовная собака должна была почувствовать душу. По крайней мере, Цзинь Гуанъяо надеялся, что Фее хватит на это способностей.

Сорвавшись вдруг с места, Фея подскочила к нему и вновь завиляла хвостом.

— Хорошая девочка, хорошая! — похвалил ее Цзинь Гуанъяо, почесывая за ушами. — Извини, угостить тебя нечем… да и некогда. Где А-Лин?

Фея уставилась на него немного обиженно, и Цзинь Гуанъяо повторил уже строже:

— Где А-Лин, Фея? Почему ты не с ним?

Собака схватила его за полу ханьфу и потянула за собой так стремительно, что Цзинь Гуанъяо, не успевший встать в полный рост, едва не опрокинулся носом в траву. К счастью, Лань Сичэнь успел его подхватить и помог выпрямиться. Их бег возобновился, только теперь во главе колонны неслась Фея. Они обогнули форт и финишировали у его тыльной стороны. Кусок стены там зиял темным провалом, а рядом на земле лежали осколки камней.

Фея попыталась сунуться в этот проем, явно появившийся совсем недавно, но словно уперлась в какой-то барьер. Жалобно заскулив, она посмотрела на Цзинь Гуанъяо и ткнулась носом в стену рядом.

— А-Лин там, — вздохнул Цзинь Гуанъяо и, посмотрев на Лань Сичэня, добавил: — Впрочем, нам по-любому надо именно туда.

Лань Сичэнь сосредоточенно кивнул. Не надо было даже гадать, о чем он сейчас думал: если часть дагэ, хранящаяся внутри некрополя, хоть немного похожа силой и злобой на его левую руку, юный наследник ордена Цзинь находится в нешуточной опасности. И это даже если не принимать во внимание то, что некрополь для сабель ордена Цинхэ Не сам по себе являлся крайне неподходящим местом для незваного гостя.

— Фея, — обернулся Цзинь Гуанъяо к собаке. — Видишь этого человека?

Он указал на Мо Сюаньюя, который печально смотрел на свои растрепавшиеся цветы. Беготня не пошла им на пользу, и, утратив свою изначальную красоту, они теперь выглядели довольно жалко. Фея взглянула на хорошо знакомую, привычно пахнущую, но при этом какую-то чужую фигуру с подозрением, однако хвостом коротко вильнула.

— Вы сейчас отходите от этой дыры подальше и прячетесь, — велел Цзинь Гуанъяо. — Не давай ему уйти. Не дай его обидеть. И не высовывайтесь!

Фея перевела свой вопросительный взгляд на него. Цзинь Гуанъяо вздохнул. Ну разумеется, одно дело ластится и получать лакомства, и совсем другое — исполнять распоряжения не своего хозяина.

— А мы вернемся с А-Лином, — напомнил он Фее. — И поменяемся. Мы вернем тебе А-Лина, а ты нам — А-Юя. И чего-нибудь вкусного дадим — когда доберемся до города. Договорились?

Фея, казалось, задумалась ненадолго, а потом вновь завиляла хвостом и сама подпихнула Цзинь Гуанъяо под пятую точку в сторону провала. Затем схватила уже Мо Сюаньюя за полу ханьфу и потянула в сторону густых кустов.

Цзинь Гуанъяо поднял взгляд на Лань Сичэня, завороженно наблюдавшего эту сцену, и чуть смущенно развел руками, умещая в этот жест все, что не мог облечь в слова.

А в следующее мгновение они уже шагнули в темноту некрополя.

========== Глава 6 ==========

А-Яо шел по мрачному коридору быстро, но Лань Сичэнь поспевал за ним без труда. Лицо А-Яо в неверных отблесках огненных талисманов выглядело очень бледным и необычайно сосредоточенным.

Не удивительно, что он волновался, вздохнул Лань Сичэнь. Из А-Яо мог бы получиться прекрасный отец. Судьба и злые люди лишили его этой возможности, однако хотя бы о своем племяннике он старался заботиться изо всех сил. С Цзинь Лином А-Яо не претендовал на роль отца — с этим, казалось, успешно справлялся Цзян Ваньинь, — оставаясь в рамках двоюродного родства. Это Лань Сичэню было отлично знакомо: их с Ванцзи дядя тоже никогда не позволил бы себе посягнуть на место своего брата. Вот только А-Яо, в отличие от Лань Цижэня, не обладал природной отстраненностью, и в его заботе о племяннике было куда больше ласки, нежели строгости.

Семейными неурядицами А-Яо никогда со своим названым братом не делился, разве что как-то раз, не сдержавшись, посетовал, что из Юньмэна Цзинь Лин возвращается все более и более неуправляемым, да однажды шутливо спросил, проклянут ли его Лань Сичэнь вместе с почтенным учителем Лань, если он все же пришлет им племянника на обучение.

— С Цзинь Лином все будет хорошо, — наконец рискнул нарушить тишину Лань Сичэнь, не в силах больше выносить напряженного молчания.

— Это не то место, где все может быть хорошо, — как-то очень тихо, почти неохотно отозвался А-Яо. — Эргэ, я не зря его выбрал. Дело не только в его удаленности от людских глаз и потаенности. Орден Цинхэ Не организовал сложную систему для упокоения гневливого духа своих сабель, здесь опаснее, чем почти в любом ином месте Поднебесной. Разве что на горе Луаньцзан еще хуже, но там даже я не рискнул ничего прятать. Кто знает, что там осталось после Вэй Усяня…

А-Яо помолчал немного. Лань Сичэнь уже решил, что продолжения не последует, когда А-Яо все же добавил:

— Я уже говорил тебе, что встретился с А-Лином и Цзян Ваньинем на ночной охоте на границе с Юньмэном, а потом на горе Дафань неподалеку от тех мест. И вот, спустя всего несколько дней, он в Цинхэ! Это всегда может быть всего лишь случайность, А-Лин — юноша непостоянный и легкомысленный, к тому же одержимый желанием отличиться… Но все-таки мне очень не нравится столь стремительное передвижение. Я…

Он не договорил, ибо они добрались до помещений. Относительно небольшие клети содержали гробы, и стены между ними были толстенными. Лань Сичэнь невольно сглотнул. Не Минцзюэ как-то, будучи не совсем трезвым, поведал ему о традициях своей семьи обеспечивать своим саблям захоронения, но главное — страшную посмертную защиту. Лань Сичэнь тогда пришел в ужас от подобного рассказа, однако, придерживаясь правила не осуждать, не стал озвучивать свое мнение. Если сабли Цинхэ Не и правда были столь опасны после гибели своих хозяев, то обеспечить их сохранность — действительно долг ордена. А способ, которым они это делали… Что ж, это было их внутренним делом.

— Где-то здесь… — А-Яо заозирался по сторонам. — Он должен быть где-то здесь…

Он, несомненно, сожалел, что Фея не смогла пройти внутрь. С собакой их поиски стали бы гораздо легче, однако сейчас приходилось разбираться самим.

— Эргэ, — А-Яо бросил на своего названого брата быстрый взгляд. — Простишь ли ты, если я воспользуюсь кое-чем… не совсем дозволенным?

— Не совсем дозволенным? — растерянно нахмурился Лань Сичэнь. — О чем ты?

— Как ты знаешь, — отведя от него глаза и вновь начав оглядываться по сторонам, произнес А-Яо, — в Башне Золотого Карпа хранятся дневники и записи Старейшины Илина. Почти все они повествуют о возможностях Темного пути, и я прекрасно знаю, что достойным заклинателям не след с этим связываться… Однако среди наработок Вэй Усяня были и достаточно… безобидные изобретения.Теми же компасами зла или флагами для привлечения духов нынче пользуются поголовно все, включая даже твой орден. В желании найти что-нибудь еще полезное, я в свое время внимательно изучил прочие заметки. К сожалению, подавляющее их большинство непригодно для использования, однако есть несколько и, скажем так, спорных вещей.

— А-Яо, — нетерпеливо прервал его Лань Сичэнь. — Сейчас речь идет о жизни невинного юноши. Поверь, я одобрю все, что поможет тебе его обнаружить!

Его побратим несколько вымученно улыбнулся и достал чистый талисман и небольшой, но остро заточенный нож.

— На самом деле, ничего страшного не будет, эргэ, — пообещал А-Яо, прокалывая себе руку и собственной кровью рисуя что-то на талисмане. — Просто небольшое заклинание поиска. У нас с А-Лином не прямое родство, но, к счастью, оно все же по мужской линии. На дальнем расстоянии поиск, скорее всего, не сработает, но в столь замкнутом пространстве…

Он сдул талисман с ладони, и тот, на мгновение зависнув в воздухе, с внезапной резвостью устремился к одной из клетей. Уткнувшись в стену, талисман несколько раз трепыхнулся и прилип окончательно.

А-Яо резко изменился в лице.

— Что?.. — озадаченно пробормотал он. — Уже там?

— Отойди! — воскликнул Лань Сичэнь и, обнажив меч, принялся крушить стену.

А-Яо действительно пришлось отпрыгнуть, чтобы не попасть под брызнувшие во все стороны каменные осколки. Когда кладка отлетела, за нею показался слой земли, и мужчины принялись разгребать его уже вдвоем. Наконец их старания увенчались успехом, и под черным слоем мелькнула белая человеческая кожа.

— А-Лин! — почти всхлипнул А-Яо, уже осторожнее счищая с мальчишеского лица комки грязи.

Стоило ему освободить от земли рот и нос Цзинь Лина, как тот судорожно вдохнул и зашелся в кашле. Лань Сичэнь поторопился откопать все остальное, и вскоре юноша вывалился из стены им на руки.

Вслед за Цзинь Лином из стены потянулись еще тела: руки скелетов и тех, чьи трупы еще не совсем истлели. Лань Сичэня передернуло от подобного зрелища. На войне с орденом Цишань Вэнь ему приходилось убивать неоднократно, однако он до сих пор считал эту страницу своего прошлого самой страшной. Сама мысль о том, чтобы отнимать жизни других людей, казалась ему уродливой. Пойти на подобное он смог, лишь защищая другие жизни — и то, спустя годы, иногда задумывался над тем, не было ли тогда какого-нибудь иного пути? Во время Аннигиляции Солнца Сичэню исполнилось лишь немногим более двадцати, и он невольно уступал тем, кто был старше и опытнее. Ему казалось, что он понимает и гнев Не Минцзюэ, и жажду мести Цзян Ваньиня, однако сам, несмотря на собственные потери, чужой крови не хотел. Безопасности в будущем — да. Но не мести.

Рассказывая про тела в некрополе, Не Минцзюэ утверждал, что к их смерти орден Не отношения не имеет. Кроме, разве что, тех трупов, что принадлежали расхитителям гробниц, заявившимся в некрополь и пытавшимся отыскать там хоть что-то ценное. У Лань Сичэня не было причин не верить старшему названому брату, однако это слабо примиряло его с таким положением вещей. Тела должны были быть похоронены по всем правилам, а освободившиеся души — получить возможность уйти на новое перерождение. Такое насилие, почти надругательство над трупами было ужасным.

Пока Лань Сичэнь предавался подобным размышлениям, Цзинь Лин, не открывая глаз, вдруг пошевелился в объятиях своего дяди, извернулся, дерганым движением поднялся на ноги и устремился к стене. А-Яо перехватил его по дороге и прижал плотнее к себе, что-то нашептывая в ухо, однако Цзин Лин, казалось, по-прежнему пребывал в некоем трансе.

А-Яо поднял на Лань Сичэня встревоженный взгляд.

— Эргэ, я боюсь, некрополь уже успел пометить его… — произнес он несчастным тоном.

— Пометить? — разум Лань Сичэня заметался в попытке припомнить что-нибудь на эту тему.

— Я не знаю точно, — лицо А-Яо болезненно исказилось, и Лань Сичэнь почувствовал себя виноватым за неуместный вопрос. А-Яо ненавидел признаваться в некомпетентности. — Мне известно лишь, что нельзя уничтожить труп и не угодить на его место. Видимо, А-Лин тут что-то повредил, и некрополь попытался втянуть его в себя на замену.

Лань Сичэнь тяжело вздохнул. Адепты ордена Цинхэ Не никогда не блистали во время обучения в Облачных Глубинах, но собственной фантазии и умений, граничащих с темными, им, оказывается, было не занимать.

— Эту метку можно хоть как-нибудь обнаружить? — обреченно спросил Лань Сичэнь, и тут же после этого осознал, что А-Яо уже деловито разоблачает Цзинь Лина. — А-Яо, ты уверен, что…

— Уверен! — отмахнулся тот. И, не отвлекаясь от своего занятия, кривовато усмехнулся: — Эргэ, это мой племянник. Я его и совсем голым видел. В детстве, правда, но он и сейчас не слишком-то взрослый. Может, нам повезет, и не придется… О, вот оно!

На ноге у Цзин Лина действительно обнаружилась черная метка.

— Эргэ, ты сможешь помочь ему? — с надеждой спросил А-Яо.

Метка выглядела устрашающе, постепенно расползаясь, и не было ничего удивительного в том, что А-Яо не рассчитывал на собственные силы. Кивнув, Лань Сичэнь достал Лебин из-за пояса и уже собрался проиграть нужную мелодию, как нечто в метке его насторожило.

Опустившись на колени и старательно не думая о том, как они с А-Яо выглядят, склонившись в столь жутком месте над полуобнаженным юношей, он внимательно осмотрел метку.

— По-моему, это оставил не некрополь, — заявил наконец Лань Сичэнь. — По темным эманациям очень похоже на ту энергию, что излучала рука дагэ. Боюсь, не имея возможности выйти наружу, какая-то другая часть начала свою собственную охоту на людей.

А-Яо побледнел так сильно, что Лань Сичэнь на мгновение подумал, будто тот потеряет сейчас сознание.

— Я не знал… — еле шевеля побелевшими губами пробормотал А-Яо. — Я думал, тут он надежно запечатан… Эргэ, я и представить не мог, что все зайдет настолько далеко!

— Не думаю, что сила дагэ простирается слишком уж далеко, — поспешил утешить встревоженного побратима Лань Сичэнь. — Это фатальное стечение обстоятельств: Цзинь Лин оказался там, где не должен был, и подошел слишком близко к тому, что могло нанести ему непоправимый вред.

А-Яо попытался было благодарно улыбнуться, однако получилось у него из рук вон плохо. Улыбка вышла кривой и болезненной. Не желая причинять ему еще больше страданий, Лань Сичэнь поднес сяо к губам и заиграл. Метка под звуки нежной, но настойчивой мелодии сходила медленно, словно неохотно, однако неотвратимо.

В конце концов она совсем исчезла, оставив ногу Цзинь Лина вновь белой и гладкой. Сам юноша, по-прежнему не открывая глаз, облегченно вздохнул и тихонько засопел.

— Надо поскорее изъять вторую часть, — очень тихо, чтобы не разбудить его, произнес Лань Сичэнь.

А-Яо кивнул и указал на выход. Лань Сичэнь без труда поднял Цзинь Лина на руки и пошел за указывающим ему дорогу побратимом.

— Вот здесь, — остановился А-Яо недалеко от выхода. — Боюсь, придется опять ковырять стену…

На сей раз они работали аккуратнее. Тот, кого они искали теперь, был давно мертв, и время для него не шло на мгновения. Наконец из-под слоя земли показался очередной труп.

— А-Яо… — глядя на него, чуть растерянно произнес Лань Сичэнь. — Ты же говорил, что… эм… разделил тело?

— Да, но не мог же я закапывать здесь одни ноги, — смущенно отозвался А-Яо. — Вытаскивай это тело, эргэ, и я покажу тебе.

Без подобного зрелища Лань Сичэнь вполне бы обошелся, но отступать было поздно. Он аккуратно извлек труп из стены, и А-Яо, деловито распоров остатки штанов, — Лань Сичэнь попытался стыдливо отвести взгляд, — принялся разрезать и стежки, крепящие длинные мускулистые ноги к тазу. При этом ему пришлось применить немалую ловкость, ибо ноги лежать спокойно отказывались и норовили пнуть тощее тело, находящееся столь близко. Лань Сичэнь, спохватившись, снова достал Лебин и принялся играть успокаивающую мелодию.

В конце концов совместными усилиями им удалось отделить ноги от остального тела, и Лань Сичэнь поспешил спрятать и эти конечности дагэ в мешочки цянькунь. Покалеченный труп они запихнули обратно в стену и, как смогли, восстановили каменную кладку. Облегченно переводя дыхание, Лань Сичэнь невольно подумал, что никогда еще в своей жизни, даже учитывая период восстановления Облачных Глубин, он не делал столько грязной работы руками. Подумал — и устыдился этой мысли. Сейчас они с А-Яо хотя бы были вдвоем, могли помочь друг другу и поддержать. Но стоило представить, что когда-то А-Яо побывал в таком жутком месте в одиночестве, как сердце сжималось от запоздалого страха за названого брата.

— Так, здесь все, — с облегчением выдохнул тем временем А-Яо.

Выглядел он неважно: пошатывающийся от усталости и бледный от волнения. А-Яо то и дело встревоженно посматривал на, к счастью, все еще спящего Цзинь Лина, и Лань Сичэнь укорил себя за бесчувственность. Он вновь бережно поднял юношу и понес его к выходу.

Им предстояла дорога до города: вечерело, и им всем нужен был отдых. А-Яо прошлую ночь провел на ногах, Цзинь Лин пострадал в некрополе, сам Лань Сичэнь несколько часов вез на мече тройной груз… А ведь были еще Мо Сюаньюй, наверняка не привыкший к странствиям, и…

Услышав донесшийся снаружи лай, быстро сменившийся грозным рычанием, Лань Сичэнь обреченно вздохнул. Еще и собака!

Обеспокоенно переглянувшись с А-Яо, они поспешили к выходу. Лань Сичэня подгоняла робкая трусливая надежда, что там обнаружится Цзян Ваньинь, которому можно будет сплавить хотя бы Цзинь Лина, однако вскоре он осознал, что А-Яо весь подобрался и держится чересчур напряженно.

— Будь осторожен, эргэ, — у самого выхода почти беззвучно прошептал А-Яо. — Помни: слишком много совпадений! Кто бы ни оказался снаружи, наверняка он пришел сюда не случайно…

Лань Сичэнь кивнул, признавая обоснованность такого предположения. Из некрополя он вышел, будучи готовым увидеть кого угодно, но все же замер от неожиданности.

Прямо перед проломом, прижимаясь спиной к дереву и привстав на цыпочки в попытке отодвинуться как можно дальше от рычащей собаки, стоял Не Хуайсан. Из зубастой пасти Феи свисал порядочный кусок серовато-зеленого ханьфу.

В следующий момент Не Хуайсан случайно поднял взгляд и, широко распахнув глаза, с удивлением пробормотал:

— Эргэ?

========== Глава 7 ==========

Цзинь Гуанъяо тоже никак не ожидал увидеть подле некрополя Не Хуайсана. Тот, казалось, боялся всего, что так или иначе связано с их проклятыми саблями. Он по широкой дуге обходил сабли живых людей, к своей собственной не прикасаясь годами, а тут вдруг сунулся к саблям мертвецов, да еще и один? Цзинь Гуанъяо как можно незаметнее огляделся и лишний раз убедился, что никого из ордена Не больше поблизости не наблюдалось: даже звонкий лай Феи не притянул возможных телохранителей.

Однако особо размышлять на эту тему времени не было. У Лань Сичэня могли быть какие угодно благие намерения, однако лгать он не умел совершенно. Да и, скорее всего, не сочтет нужным хотя бы попытаться соврать такому как Не Хуайсан.

Пришлось вызывать огонь на себя.

— Привет! — высунул Цзинь Гуанъяо нос из-за спины Лань Сичэня. — Глава Не, добрый вечер! Вы тут тоже гуляете?

Взгляд Не Хуайсана тут же уткнулся в него, и глаза его стали еще круглее.

— Эм… да, — заявил он осторожно. — В смысле, не то чтобы гуляю… Я тут по необходимости…

— Прости, что мы проникли в некрополь твоей семьи, — все же не смолчал Лань Сичэнь. — Мы не специально, и, конечно же…

Не Хуайсан замахал на него обеими руками.

— Ох, эргэ, ну что ты такое говоришь! — запричитал он. — Тут самое важное, что вы все остались целы и невредимы! То есть, ой, не совсем все…

Он снова привстал на цыпочки, теперь чтобы лучше рассмотреть человека в золотистом ханьфу, свисающего со спины Лань Сичэня. На мгновение, на какой-то невообразимо короткий миг Цзинь Гуанъяо показалось, что во взгляде этих наивных глуповатых глаз мелькнуло непривычное, не совсем понятное выражение. То ли жадность, то ли почти безумная надежда. Цзинь Гуанъяо не сумел разобрать и вообще не был уверен, что ему не показалось, однако он особенно порадовался, что Мо Сюаньюю хватило ума не высовываться из кустов, в которые его уволокла Фея.

— Эргэ, я надеюсь, это же не… — пролепетал растерянно Не Хуайсан, и до Цзинь Гуанъяо дошло, что это его пытались высмотреть за спиной Лань Сичэня.

Действительно, роста и телосложения они с А-Лином были почти одинакового. Цзинь Гуанъяо осознал это примерно пару месяцев назад, когда услышал, как кто-то из учеников Ланьлин Цзинь насмешливо выкрикнул: «Хватит прятаться за дядю, Цзинь Лин! Ты за ним уже не помещаешься!» Осознавать, что тринадцатилетний мальчишка тебя перерос, было немного обидно, но, помня о том, какого роста были все остальные Цзини, Гуанъяо оставалось только смириться с этим фактом.

А если к внешности прибавить то, что вышивка на золотом ханьфу А-Лина выдавала в нем принадлежность к основной ветви, и то, что бесчувственное тело нес на себе сам Лань Сичэнь, вывод, сделанный Не Хуайсаном, выглядел вполне логичным.

Догадался ли сам Лань Сичэнь о подобных подозрениях, было не понятно, однако вслух тот произнес:

— К сожалению, это юный Цзинь Лин. Боюсь, он нанес некоторый ущерб вашему некрополю…

Не Хуайсан всплеснул руками.

— Ох, да что ты такое говоришь! — запричитал он. — Это некрополь нанес ему ущерб! Даже не представляю, как я буду объясняться с саньгэ! А с Цзян-сюном и вовсе лучше не встречаться!

Цзинь Гуанъяо с трудом удержался от кривой усмешки. Разумеется, Цзян Ваньиня боялись куда больше. Хотя Не Хуайсан, пугливый, как самая робкая из его певчих птичек, вполне мог опасаться и своего третьего брата. Цзинь Гуанъяо никогда не давал повода бояться себя, напротив, к Не Хуайсану он всегда был добр и внимателен, но даже простой отказ в помощи с решением очередных вопросов мог показаться тому ужасающей перспективой.

— С ним все будет в порядке, — мягко прервал намечающуюся истерику Лань Сичэнь. — Я уже осмотрел его: потребуются лишь сон и отдых, чтобы он полностью поправился. А вот в некрополе, увы, придется… восстановить нарушенный им баланс.

— Это ладно, это ладно! — казалось бы, с облегчением выдохнул Не Хуайсан. — Главное, что Цзинь Лин серьезно не пострадал. Я верю тебе, эргэ, ты такой опытный целитель! Но…

Он еще раз окинул растерянным взглядом трех человек перед собой. Его наивные, широко распахнутые глаза недоуменно моргали, словно какая-то мысль пыталась пристроиться в непривычном к тяжким раздумьям разуме Не Хуайсана, да никак не находила себе места.

И, положа руку на сердце, Цзинь Гуанъяо на сей раз вполне мог его понять. Более странной компании, чем глава ордена Лань, обрезанный рукав, изгнанный из клана, и юный наследник ордена Цзинь, выходящие из потаенного некрополя ордена Не, вообразить себе было сложно. Нелепыми казались и версия, что все трое встретились в столь неподходящем месте, и предположение, что они заявились сюда все вместе.

Цзинь Гуанъяо предполагал, что только врожденная деликатность, изрядно приправленная робостью, не дает Не Хуайсану задать вопрос, какого гуя они тут делают, да еще в таком составе. Не то чтобы Цзинь Гуанъяо горел желанием распинаться перед их Незнайкой, однако он твердо знал две вещи. Во-первых, всегда лучше рассказать свою версию истории добровольно, нежели дожидаться вопросов. Вопросы могут быть неловкими, даже если задающий их не имел ничего плохого в виду заранее, а гладко поведанная история все сразу расставляет по своим местам. А во-вторых, лучше не давать рассказывать что бы то ни было Лань Сичэню.

— Тут такая история, глава Не, такая история! — снова вылез вперед Цзинь Гуанъяо и не хуже Не Хуайсана округлил глаза. В родном теле у него это получалось лучше, однако и повадки Мо Сюаньюя Цзинь Гуанъяо знал неплохо. — Вы просто не поверите!..

— А ты попробуй рассказать так, чтобы я поверил! — прервал его вдохновенно начавшийся монолог резкий голос.

Цзинь Гуанъяо едва не прикусил себе язык и уставился исподлобья на выходящего из-за деревьев Цзян Ваньиня. Предательница-Фея, радостно завиляв хвостом, бросилась к нему, но тот смотрел лишь прямо вперед, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.

— Что с моим племянником? — вопросил Цзян Ваньинь, и Цзыдянь на его руке ощутимо заискрился фиолетовыми молниями.

— Он просто спит! — повторил уже в который раз Лань Сичэнь и наконец-то осторожно сгрузил юношу со своей спины.

Цзян Ваньинь подошел ближе и, склонившись, пощупал пульс племянника. Видимо, удовлетворившись, он выпрямился и вновь смерил всех присутствующих подозрительным взглядом, задержав его на Цзинь Гуанъяо.

— А главе Лань, — скривив губы, презрительно протянул Цзян Ваньинь, — известно, в чьей компании он находится?

— Да… да, конечно, — Лань Сичэнь выглядел сбитым с толку. Он посмотрел на Цзинь Гуанъяо, а затем вернул взгляд Цзян Ваньиню. — Это молодой господин Мо.

— А главе Лань известно, — все тем же нехорошим тоном поинтересовался тот, — что этот молодой господин Мо ограбил его брата?

— Как… — начал было Лань Сичэнь, но Цзинь Гуанъяо поспешил вмешаться:

— Глава Цзян все не так понял! — выпалил он, вновь ужом проскальзывая вперед и оказываясь между собеседниками. Впрочем, переглядываться через его макушку это им не помешало. — Все было совсем не так, как выглядело!

Цзян Ваньинь издал насмешливое хмыканье и сложил руки на груди, всем своим видом давая понять, что заранее не верит словам, которым только предстояло прозвучать. Не Хуайсан, ничего не понимавший и осведомленный о событиях прошлых дней меньше всех остальных, казалось, всей своей душой ощутил скопившееся в воздухе напряжение и, неловко потоптавшись на месте, смущенно предложил:

— Быть может, нам лучше уйти отсюда? Не самое подходящее место, право… Да и молодого господина Цзинь стоило бы унести… да хотя бы в город!

Цзинь Гуанъяо прикусил изнутри щеку. Это было вполне разумное предложение, однако оно не устраивало его ни в коем случае. Они с Лань Сичэнем не могли уйти, бросив тут Мо Сюаньюя. С того вполне сталось бы выскочить из кустов с воплем: «Меня забыли!», произведя тем самым неизгладимое впечатление на всех остальных. Или же, если братец успел отойти куда-то подальше, они рискуют его и вовсе потерять. Что станется с этим чудом, а главное — с его, Цзинь Гуанъяо, телом — ночью в лесу возле некрополя, не хотелось даже думать.

К счастью, Цзян Ваньинь, убедившись, что непосредственная опасность А-Лину не грозит, потерял к племяннику всякий интерес.

— Ничего с ним не случится, не барышня, — скривил он снова губы в презрительной усмешке. — Раз мозгов нет, пусть валяется. Я слушаю, молодой господин Мо.

— А… ну… вот, значит… — замялся больше для вида Цзинь Гуанъяо. У него самого язык был подвешен отлично, однако никто ведь не ожидал, что перед лицом трех глав великих орденов деревенский дурачок не оробеет? — Понимаете, все началось в моей родной деревне…

Цзинь Гуанъяо не готовил свой рассказ заранее. Единственное, в чем он был уверен, так это что лжи там должно быть как можно меньше. Он не знал, кто стоял за произошедшим, но в том, что это была вовсе не случайность, убеждался все сильнее. Цзинь Гуанъяо не мог предположить, в какой стороне искать таинственного «доброжелателя», не подозревал даже, что тот видел, что слышал и что ему известно. Поэтому, считал он, лучше всего исходить из предположения, что у его истории имелись наблюдатели, и потому, рассказывая ее другим, лучше не допускать заметных расхождений.

— Нашу деревню беспокоили ходячие мертвецы, — начал Цзинь Гуанъяо свое повествование. — Моя тетка пригласила адептов великого ордена, чтобы те от них избавились. Однако потом появилось ОНО!

Он сделал большие глаза и даже немного попятился. Уткнулся спиной в Лань Сичэня, ойкнул, посмотрел на него в смущении и отошел чуть в сторону. Цзян Ваньинь продолжал слушать его, скептически хмурясь, а Не Хуайсан чуть приоткрыл рот, будто ребенок, слушающий страшную сказку.

— Ужасное чудовище! — тем временем продолжал Цзинь Гуанъяо. — Оно убило сперва моего двоюродного брата, потом дядю, потом тетку! А, ну и А-Туна еще… В общем, всех убило! Один я остался…

Он пустил слезу и хлюпнул носом. Не Хуайсан, немного нервно улыбнувшись, протянул ему платок. Цзинь Гуанъяо, мысленно попросив прощения у стоящего за спиной Лань Сичэня, проделал с платком то же, что и настоящий Мо Сюаньюй: оглушительно в него высморкался. Цзян Ваньинь скривился еще сильнее, хотя это и казалось невозможным.

— Что, такое огромное чудовище? — спросил он недоверчиво.

— Н-ну… — Цзинь Гуанъяо смущенно потупился. — Не то чтобы огромное… Но ужасное, глава Цзян, правда, ужасное! Оно выглядело как человеческая рука, но такая… большая, мощная! Словно не от человека даже, а от великана какого!.. И вы представляете, она родную руку пожирала, затем приставлялась на ее место, а потом выпивала жертву буквально досуха! Жуть кошмарная!

— И что же, адепты справились с этой напастью? — поторопил рассказ Цзян Ваньинь.

Цзинь Гуанъяо прекрасно знал, как тот нетерпелив, но не упустил случая посмотреть на него с осуждением.

— Мальчики, конечно, не справились! — ответил он с достоинством. — Хотя они очень старались и были очень, ну прямо очень хорошенькими!

Он старательно похлопал глазами, за что получил нервный смешок от Не Хуайсана и брезгливое выражение на лице Цзян Ваньиня. На Лань Сичэня Цзинь Гуанъяо предпочел не оборачиваться.

— Но вот Ханьгуан-цзюнь, которого мальчики позвали на помощь, справился! — продолжал он свою историю. — Он успокоил монстра и спрятал его в мешочек цянькунь.

— Это в тот, который ты у него потом спер? — уточнил и так очевидное Цзян Ваньинь.

Цзинь Гуанъяо подходил к кульминационному моменту. Пока речь шла только о событиях, и рассказывать их было несложно. Теперь же предстояло объяснить свои поступки, и сделать это надо было так, чтобы ему поверили. Цзинь Гуанъяо съежил плечи и сморщил лицо, словно собираясь разрыдаться. Вид у него стал невероятно жалким, к тому же так он окончательно перестал выглядеть на свой возраст.

— А что мне было дела-а-ать! — вновь хлюпнул он носом. — Куда мне было идти? Вся семья убита, дом сгорел, ничегошеньки не осталось и никому-то я не был ну-у-ужен! Что мне оставалось, кроме как попытаться вымолить прощения у Яо-гэ?

— Так, стоп! — Цзян Ваньинь нахмурился так, словно у него резко заболела голова. Впрочем, возможно, так оно и было: при желании высокий голос Мо Сюаньюя мог звучать на редкость пронзительно и противно. — Мы остановились на украденном тобой мешочке! Не меняй тему!

— Я не меня-а-аю! — уже совершенно натурально проныл окончательно вошедший в роль Цзинь Гуанъяо. — Я не мог просто так вернуться в Башню Золотого Карпа! Я так обидел Яо-гэ, так обидел! Он бы ни за что меня не простил, ни за что! Но все-таки… все-таки он добрый, и если бы я смог принести ему такую занятную штуку, то, возможно, он бы и позволил мне остаться…

Цзинь Гуанъяо вдохновенно ревел, пользуясь тем, что плакать у Мо Сюаньюя получалось очень и очень громко, а Цзян Ваньинь в отчаянии схватился за голову.

— Ты что, решил принести монстра в качестве взятки? — простонал он.

— Подарка! — сквозь слезы поправил его Цзинь Гуанъяо. — Все равно у меня больше ничего не было! А этот монстр лишил меня дома! Яо-гэ обязательно бы вошел в положение и дал бы мне какой-нибудь другой! Не обязательно в Башне Золотого Карпа, но хотя бы просто крышу над головой!

— Так, с меня хватит! — простонал Цзян Ваньинь. — Довольно трясти соплями! Глава Лань тут что забыл?

— А, ну так это… — Цзинь Гуанъяо чуть не подавился слезами и захлопал мокрыми ресницами. — Так Яо-гэ болен, я его не видел… Зато встретил главу Лань. Он монстром очень заинтересовался и…

Цзинь Гуанъяо сделал смущенное лицо и, вновь подкравшись бочком к Лань Сичэню, осторожно потерся о край его одежд. Подняв вверх чуть затуманенный взгляд, он пробормотал:

— Глава Лань, оказывается, такой добрый! И ужасно красивый! Ханьгуан-цзюнь, конечно, тоже красивый, но уж больно холодный… А у главы Лань такая улыбка!..

По виду Цзян Ваньиня можно было сказать, что того сейчас стошнит. А по лицу Не Хуайсана скользнула растерянность.

— А-Юй, — пробормотал он, — ты же вроде… не очень хорошо относился к эргэ…

— Это было давно! — состроил капризную гримасу Цзинь Гуанъяо и, схватив Лань Сичэня за руку, прижался к ней. — И вообще, Яо-гэ меня не любит, так что ж мне, всю жизнь одиноким быть? Меня глава Лань любить будет!

Цзинь Гуанъяо затаил дыхание. Он от всей души надеялся, что Лань Сичэнь простит ему эту выходку. Он ни за что не позволил бы себе сказать даже близко подобное, будь он в своем собственном теле, но сумасшествие Мо Сюаньюя все же давало кое-какие преференции. К тому же никаких других объяснений, зачем бездарный заклинатель потащился на охоту за столь лютым монстром, Цзинь Гуанъяо сходу придумать не смог, ухватившись за самое очевидное.

Цзинь Гуанъяо молился о том, чтобы Лань Сичэнь не влез с опровержением. Однако тот превзошел ожидания, когда свободной рукой осторожно погладил его по голове. Наблюдать за буквально отвисшими челюстями Цзян Ваньиня и Не Хуайсана в этот момент было сплошным удовольствием.

— Так, — первым опомнился Цзян Ваньинь, с отвращением отводя взгляд. — Глаза б мои этого не видели.

Он подхватил с земли племянника и закинул его себе на плечо, будто тюк. Уже развернувшись, Цзян Ваньинь бросил на прощание:

— Цзинь Лин не вернется в Башню Золотого Карпа, пока там будут ошиваться подобные люди. Можете так и передать Цзинь Гуанъяо!

С этими словами он ушел, а Не Хуайсан с трудом улыбнулся дрожащими губами.

— А что с саньгэ? — поинтересовался он неловко.

— Переутомление, — ответил Лань Сичэнь, и Цзинь Гуанъяо отметил, что тревога в его голосе была неподдельная.

— Печально, — брови Не Хуайсана сошлись домиком. — Бедный саньгэ, он и правда так много работает… Однако я ничегошеньки не слышал о его болезни.

— А-Яо не хотел шумихи, — пояснил Лань Сичэнь. — Думаю, даже в Башне Золотого Карпа не все знают. Однако госпожа Цзинь была встревожена, и я не мог не приехать раньше оговоренного срока.

— Ох, да, ведь Совет кланов на носу! — всплеснул руками Не Хуайсан. — Как же мы без Верховного Заклинателя?

— Я надеюсь, что к тому времени А-Яо поправится, — не очень уверенно ответил ему Лань Сичэнь. — Ему надо лишь хорошенько отдохнуть.

На это Не Хуайсан вдруг хихикнул и покачал головой.

— Боюсь, саньгэ отдохнет, только если его привязать к кровати веревками, — прощебетал он, лукаво сверкнув глазами, но затем вдруг посерьезнел и спросил:

— Эргэ, но все-таки, я никак не пойму, в некрополе-то вы что делали?

— О… — Лань Сичэнь слегка замялся, и Цзинь Гуанъяо напрягся.

Он не мог сейчас перехватить нить разговора. Цзян Ваньинь ушел, а Не Хуайсан был не слишком внимательным собеседником, но любой дерзости есть границы. Не дело перебивать Лань Сичэня всякий раз, как тому зададут неловкий вопрос. Оставалось лишь надеяться, что не будет произнесено ничего лишнего.

— Извини, но сюда нас привела та самая рука, — произнес Лань Сичэнь в конце концов. Не Хуайсан недоуменно нахмурился, и он пояснил: — Если тело лютого мертвеца разрублено на части, то с помощью одной можно найти и все остальные. Процесс непростой и требующий определенных навыков от заклинателя, но техники Гусу Лань помогают с этим справиться. Судя по темным эманациям этой руки, все тело в целом должно обладать невиданной мощью. Я не мог допустить, чтобы все прочие детали находились неизвестно где.

— Это… благородно, — спустя совсем небольшую паузу выдохнул Не Хуайсан. Выглядел он словно бы несколько дезориентированным. — Главе ордена тратить свое время на поиски частей лютого мертвеца…

— Глава ордена — такой же заклинатель, как и все прочие, — мягко возразил Лань Сичэнь. — У нас больше бумажной работы, но призвание у нас такое же. Тем более, мы с А-Яо все равно собирались перед Советом кланов сходить на ночную охоту. Он, к сожалению, не смог присоединиться, но я буду рад выполнить свой долг.

— Эргэ, ты такой замечательный! — глаза Не Хуайсана подозрительно заблестели. — Как жаль, что я сам такой бесполезный и ничем не могу тебе помочь!

— Ну что ты! — поспешил успокоить его Лань Сичэнь. — Если ты простишь нас за некрополь — это уже будет чудесно.

— А вы… — Не Хуайсан на мгновение прикусил губу от любопытства. — Нашли здесь что-нибудь?

— Да, — не стал скрывать Лань Сичэнь. — Мы нашли обе ноги. Так что мы на верном пути.

— О… — с уважением протянул Не Хуайсан. — И что, все и правда такое большое?

— Огромное! — вклинившись все же в разговор, подтвердил Цзинь Гуанъяо. — Вот такущее! Точно великан был!

Не Хуайсан растерянно похлопал глазами, переводя взгляд с него на Лань Сичэня и обратно.

— Кто бы это мог быть? — робко произнес он наконец. — Эргэ, у тебя есть предположения?

Цзинь Гуанъяо, заранее мысленно попросив прощения за белоснежный сапог, незаметно наступил Лань Сичэню на ногу. Тот либо понял намек, либо и сам не желал раньше времени распространяться на неприятную тему.

— Нет, — покачал он головой, опуская взгляд. — Среди заклинателей много высоких людей, особенно в ордене Не… и в бывшем ордене Вэнь. Во время Аннигиляции Солнца погибло множество людей, немалая часть из них умерла крайне дурной смертью.

— Да, да! — торопливо закивал головой Не Хуайсан. — Ужасное было время! Надеюсь, ваш лютый мертвец не окажется Вэнь Жоханем?

Он издал нервный смешок и прикрылся веером. Лань Сичэнь ответил ему кривоватой усмешкой, а Цзинь Гуанъяо просто устало прикрыл глаза.

— Ох, ну что же это я! — спохватился Не Хуайсан. — Поздравляю вас с вашей добычей и советую отдохнуть. Наш некрополь может высасывать силы, даже не вступая в контакт напрямую, так что возвращайтесь в город и выспитесь хорошенько! А я, пожалуй, пойду позову наших: пусть опечатают тут все до утра, а завтра уже будем думать, как восстанавливать защиту…

Он поклонился напоследок и ушел, что-то бормоча себе под нос и качая головой. На Цзинь Гуанъяо нахлынуло такое облегчение, что он с трудом устоял на ногах.

========== Глава 8 ==========

А-Яо покачнулся и едва не упал. Лань Сичэнь поспешно подхватил его, помогая удержаться в вертикальном положении. Однако тот почти тут же встряхнулся и вывернулся из объятий.

— Прости! — выпалил А-Яо, сгибаясь в низком поклоне, как в старые недобрые времена.

Лань Сичэнь вцепился в его руки и заставил выпрямиться. На не успевших просохнуть ресницах вновь скапливались слезы.

— Прости, эргэ, пожалуйста, прости! — все повторял и повторял А-Яо почти шепотом. — Я так тебя опозорил!

— А-Яо, успокойся, — Лань Сичэнь перехватил его руки поудобнее и притянул тело, которое била крупная дрожь, поближе к себе. — Ты не сказал ничего, что могло бы меня опозорить.

— Но я так вел себя… — вздохнул А-Яо, но все же покорно прижался к его груди. — То есть, конечно, я вел себя в точности как А-Юй, но тебе-то от этого не легче… Цзян Ваньинь теперь и вовсе шарахаться от тебя будет!..

— Ну и пусть шарахается, — легкомысленно отозвался Лань Сичэнь. — У нас с главой Цзян никогда не было особо близких отношений. Он вообще, как мне кажется, наш орден недолюбливает, так что после сегодняшнего дня вряд ли что-то резко поменяется.

— Но тебя будут считать обрезанным рукавом, и все из-за меня, — покаянно пробормотал А-Яо.

Лань Сичэнь смущенно хмыкнул.

— Что может быть дурного в правде? — произнес он после небольшой паузы. — Я, по всей видимости, обрезанный рукав и есть.

А-Яо вновь дернулся, но на этот раз Лань Сичэнь не дал ему извернуться. Лишь прикоснулся губами к взъерошенному затылку и легонько поцеловал. А-Яо замер окончательно, даже, казалось, дышать перестал.

Они постояли так еще немного, а потом А-Яо все же рискнул заметить:

— И еще из-за меня ты был вынужден солгать Не Хуайсану… Я дурно на тебя влияю, эргэ.

— Солгать? — рассеянно переспросил Лань Сичэнь. — Когда это?

А-Яо удалось немного отстраниться, чтобы недоверчиво заглянуть ему в глаза.

— Когда? — спросил он недоверчиво. — Когда Не Хуайсан поинтересовался, есть ли у тебя предположения по поводу того, кому принадлежит эта проклятая рука!

— Но я не лгал! — Лань Сичэнь ответил А-Яо прямым и безмятежным взглядом. — У меня и правда не было никаких предположений на этот счет. Я знал, что это рука дагэ, я узнал ее с первого взгляда. Зачем же мне было предполагать что-либо?

А-Яо посмотрел на него с таким восхищением, что Лань Сичэнь в который раз за этот слишком долгий день ощутил, как горят его уши.

— Эргэ… — наконец одними губами прошептал А-Яо, легонько качая головой. — Ты просто чудо…

— Кстати, о чуде… — против воли встряхнулся Лань Сичэнь. — Мы, случайно, не потеряли твоего брата?

— А-Юй! — встрепенулся А-Яо и с неохотой отстранился окончательно. — Я каждое мгновение боялся, что он вот-вот вылезет из кустов и вмешается в разговор… Цзян Чэна бы удар хватил, если бы он увидел «меня» здесь в таком образе… А потом, боюсь, хватил бы Цзыдянем мое тело. Однако теперь я, пожалуй, куда больше боюсь, что А-Юй и вовсе куда-то ушел!

Они, не сговариваясь, устремились в сторону кустов. За ними никого не оказалось, и названые братья с тревогой в сердце продолжили свой путь. Фея не должна была позволить Мо Сюаньюю уйти, но Фею отвлек Не Хуайсан, и за время разговора с ним и Цзян Чэном у легкомысленного молодого человека было полно времени, чтобы совершить что-нибудь безответственное.

Лань Сичэнь начал всерьез волноваться. Особенно его беспокойство усилилось, когда он осознал, что А-Яо, идущий рядом, и вовсе близок к панике. Для Лань Сичэня это было внове: столь хорошо считывать его эмоции. В родном теле А-Яо давно приноровился держать все чувства глубоко внутри и под строжайшим контролем, однако у тела Мо Сюаньюя плохо получалось скрывать то, что лежало на душе: и лицо, и даже жесты с легкостью выдавали волнение и страх.

К счастью, прежде, чем этот страх успел выплеснуться наружу, они вылетели на небольшую полянку, где посреди травы и цветов безмятежно спал Мо Сюаньюй.

Лань Сичэнь на мгновение залюбовался этим зрелищем. Ему нечасто доводилось увидеть А-Яо спящим, и он даже не был уверен, что тот не умудряется и во сне держать себя в руках. Сейчас же лицо А-Яо выглядело спокойным и умиротворенным, отчего казалось почти неприлично юным. Венок из желтых и нежно-голубых цветов делал его облик почти сказочным. Лань Сичэнь с ужасом поймал себя на том, что отчаянно прикусывает нижнюю губу, словно давя желание наклониться и поцеловать это совершенное создание.

Однако первым успел склониться над спящим сам А-Яо. Осторожно тряхнув брата за плечо, тот произнес:

— А-Юй, просыпайся немедленно!

Однако Мо Сюаньюй лишь слегка повозился, подтягивая колени к груди и почти сжимаясь в аккуратный комочек.

— Отстань! Еще немного!.. — пробормотал он, пряча лицо в сгиб локтя.

— А-Юй! — строже, но при этом с какими-то отчаянными нотками в голосе повторил А-Яо. — Вставай сейчас же! Имей совесть!

Мо Сюаньюй захныкал и попытался отпихнуть будящего его человека ногой, однако А-Яо оказался ловчее, и за эту самую ногу его дернул. Голова Мо Сюаньюя соскочила с руки на землю, и он едва не пропахал полянку носом.

— Что? Где я? — встрепенулся он и попытался сесть. — О-о-ой!..

— А нечего было с моей спиной спать на земле! — мстительно отозвался А-Яо, но все же протянул ему руку. — Вставай! Только аккуратно!

Мо Сюаньюй с трудом поднялся на ноги и, скривившись, повел плечами. А-Яо зашел ему за спину и нажал там на несколько точек, после чего Мо Сюаньюй смог поворачиваться уже гораздо свободнее.

— Не делай так больше! — велел А-Яо. — Мне с этой спиной еще потом жить дальше.

— Извини, — тут же покаялся Мо Сюаньюй. — Просто эта глупая собака убежала, а ведь я сплел для нее такой красивый венок! Я и для вас сплел, но она, убегая, все растоптала! Я пошел за новыми цветами… А потом меня разморило.

Он зевнул и огляделся по сторонам. Сумерки уже сгущались, и цветы закрылись, спрятав свою дневную красоту.

— Ну вот… — разочарованно протянул Мо Сюаньюй. — Вы бы еще дольше гуляли по своим подвалам!

А-Яо устало прикрыл глаза и едва заметно покачнулся. Однако прежде, чем Лань Сичэнь успел шагнуть к нему, вновь посмотрел на брата и очень тихо произнес:

— А-Юй, пойдем уже обратно в город!..

Дорога назад заняла больше времени. Выспавшийся Мо Сюаньюй шел зигзагами, наивно надеясь найти какие-нибудь еще не уснувшие цветы, а А-Яо, то и дело пошатывавшийся, просто не мог идти быстрее. В конце концов Лань Сичэню надоело каждую минуту опасаться, что его побратима снесет с дороги, и он деликатно взял его под руку. А-Яо будто бы попытался сказать что-то на это, но потом передумал и лишь легонько прижался к его боку. Лань Сичэнь и сам ощущал свинцовую тяжесть во всем теле: видимо, Не Хуайсан ничего не напутал, говоря, что некрополь высасывает из неосторожно забредших в него заклинателей силы. А учитывая, сколько энергии потратил Лань Сичэнь до этого, удерживая на своем мече в течение нескольких часов двух пассажиров, можно было считать, что его резервы были почти полностью исчерпаны. Держался он сейчас, пожалуй, исключительно за счет физической силы, которой А-Яо в хрупком и совершенно не тренированном теле Мо Сюаньюя отчаянно не хватало.

До города они дотащились на одном упрямстве. Даже Мо Сюаньюй присмирел, наконец-то заметив, что его спутники находятся не в лучшей форме. Он пристроился с другого бока А-Яо в трогательной попытке подпереть его собой, и в гостиницу им так и пришлось протиснуться втроем.

Внутри их ожидало разочарование: трактирщик заявил, что у него остались только две свободные комнаты. Городок был маленький, находился вдалеке от торговых путей, и имел лишь одну-единственную гостиницу. Та обычно по большей части простаивала, живя в основном за счет едальни на первом этаже, однако сегодня здесь было не протолкнуться. Еще утром пожаловали господа из ордена Цзян и заняли почти весь второй этаж.

Лань Сичэнь тревожно переглянулся с А-Яо. Снова попадаться на глаза Цзян Ваньиню не хотелось обоим. Еще меньше хотелось, чтобы Мо Сюаньюй столкнулся с Цзинь Лином — тот без труда признал бы младшего дядю даже в скромном ханьфу и без головного убора. Если бы у них имелась хоть какая-нибудь возможность переночевать в другом месте, они бы ушли, но иных вариантов не было.

К тому же, снова покосился Лань Сичэнь на бледного, едва стоящего на ногах А-Яо, даже будь в городе еще одна гостиница, вполне возможно, что они бы до нее просто не дошли.

Оставалось только решить — и, желательно, как можно скорее, — как же быть с комнатами. Лань Сичэнь иррационально опасался оставлять А-Яо одного, да и немного боялся реакции собственного тела на ночлег в одной комнате с Мо Сюаньюем. Однако отправлять единокровных братьев спать вместе ему тоже отчаянно не хотелось. Он на собственном опыте уже знал, каким настойчивым может быть Мо Сюаньюй, и не был уверен, что А-Яо в своем нынешнем полуобморочном состоянии сумеет отбиться от посягательств на свою персону.

Последним вариантом было разделить ночлег с А-Яо, а Мо Сюаньюю предоставить отдельную комнату. Однако что-то подсказывало Лань Сичэню, что долго тот в одиночестве не останется. Его либо потянет на подвиги, после чего они с А-Яо собьются с ног, разыскивая Мо Сюаньюя по всему городу, либо он все равно придет к ним же.

— Давайте нам тогда одну комнату на всех, — вздохнул Лань Сичэнь, отдавая трактирщику деньги. — И ужин принесите, пожалуйста, наверх.

Оплата была более чем щедрой, и трактирщик низко поклонился, рассыпаясь в заверениях, что ужин будет готов, как только господа поднимутся к себе. Разумеется, он приврал, однако еду и правда подали достаточно быстро. Мо Сюаньюй набросился на нее так, словно за все те несколько дней, что он пребывал в Башне Золотого Карпа, его ни разу не покормили. А-Яо, почти уснувшего сидя, Лань Сичэню пришлось разбудить, буквально впихнув ему в руки плошку с рисом. А-Яо рассеянно поковырял в нем палочками, успел что-то сунуть себе в рот, а потом все же окончательно заснул, так толком ничего и не проглотив.

Лань Сичэнь готов был последовать его примеру, но он все же заставил себя немного перекусить. Силы требовалось восстанавливать, тем более что завтра они ему понадобятся больше всех. Однако, прикончив порцию риса, Лань Сичэнь обнаружил, что МоСюаньюй успел смести со стола все остальное и сейчас заинтересованно погладывал на плошку, оставшуюся стоять возле А-Яо.

Перехватив его взгляд, Мо Сюаньюй надулся, и Лань Сичэнь против воли залюбовался его лицом. Такое капризное и одновременно невинное выражение он у А-Яо еще никогда в жизни не видел.

— Что? — огрызнулся Мо Сюаньюй. — Жалко стало? Тетка меня тоже вечно каждым куском попрекала! Все боялась, что я сыночку ее ненаглядного объем!

— А… — растерялся Лань Сичэнь. — Да ешьте, пожалуйста, сколько хотите! Просто уже почти ночь, тяжело спать с набитым желудком.

— Как спать? — нахмурился Мо Сюаньюй. — В такую рань?

— Уже почти девять, — не согласился с ним Лань Сичэнь.

— Я и говорю: рань, — пожали плечами ему в ответ. — Кто ложится в такое детское время?

— В моем ордене это время отхода ко сну, — Лань Сичэнь постарался говорить мягко. — Да и А-Яо уже спит. Ложитесь, молодой господин Мо, а завтра мы закажем на завтрак все, что вы захотите.

Мо Сюаньюй мрачно пробормотал что-то себе под нос, вид при этом имея крайне возмущенный. Лань Сичэнь уже начал было опасаться, что тот сейчас встанет и уйдет куда-нибудь, однако Мо Сюаньюй, видя, как названый брат А-Яо пристраивает того на кровати, уходить передумал. Он моментально пристроился с левого бока А-Яо, собственнически обхватив его одной рукой и прижав к себе. Лань Сичэнь на это только вздохнул и, аккуратно сняв верхнее одеяние, покорно лег по правую сторону от А-Яо. Безумно хотелось повторить позу Мо Сюаньюя, тоже обняв названого брата, однако вбитые годами правила взяли верх: заснул Лань Сичэнь, лежа строго на спине.

Проснулся, правда, он все же на боку, правой рукой обхватив обоих: и А-Яо, и Мо Сюаньюя.

Полюбовавшись ими немного, Лань Сичэнь заставил себя подняться. Он не сомневался, что сейчас ровно пять часов утра, как не сомневался и в том, что все люди в гостинице еще спят. Поэтому Лань Сичэнь, отдохнувший за ночь физически, решил посвятить утро медитации, чтобы максимально восстановить уровень своей ментальной силы.

Следующим завозился А-Яо. Лань Сичэнь, выйдя из медитации, но почти не открывая глаз, из-под ресниц наблюдал за тем, как А-Яо попытался скинуть с себя руку Мо Сюаньюя, а затем, не преуспев, с трудом, двигаясь бочком, практически выполз с другой стороны. Мо Сюаньюй, лишившись тепла под боком, заворочался, захныкал, и наконец тоже распахнул глаза.

— Вы — два невозможных извращенца! — заявил он убежденно. — Мало того, что мы провели ночь в одной постели, в которой мы просто тупо спали, вы еще и вскочили в несусветную рань! За окном еще темно!

— Там уже светает, — зевнув, парировал А-Яо, после чего потянулся с явным удовольствием.

— А еще, Яо-гэ, ты во сне ужасно ворочаешься! — продолжал ныть Мо Сюаньюй. — Ты меня несколько раз чуть с кровати не спихнул!

— Я не ворочаюсь! — возмутился А-Яо и обратился за поддержкой к Лань Сичэню: — Эргэ, ведь правда же, не ворочаюсь?

Лань Сичэнь покачал головой. Еще так и не забылись ночи, которые он, скрывавшийся от Вэней, провел в бедном домике тогда еще Мэн Яо. В то время они были вынуждены спать на одной кровати неделями, и Лань Сичэнь твердо помнил, что его А-Яо спит спокойно, свернувшись аккуратным клубочком.

— Ну конечно, такую нефритовую глыбу нихрена не столкнешь! — фыркнул Мо Сюаньюй, даже не пытаясь подняться с кровати. Наоборот, пользуясь тем, что она осталась в его полном распоряжении, он растянулся на ней по диагонали и совершенно бессовестным образом потянулся, прогибаясь в пояснице. — Разумеется, ты пихался в мою сторону!

— Это гнусная клевета! — вновь не согласился А-Яо, тщательно умываясь. — Ты сам сдавил меня так, что если бы не эргэ, мы бы навернулись с другого края кровати.

В этот момент Лань Сичэнь осознал не только то, что медитировать далее бесполезно, но и то, что он больше не в силах выносить эту практически семейную сцену. Мо Сюаньюй хоть и бросил реплику походя, наверняка совершенно не задумываясь об этом, все же был прав: они все трое провели ночь в одной постели. И пусть между ними ничего не было, он, Лань Сичэнь, действительно обнимал их обоих…

И проснулся таким счастливым, как никогда ранее в своей жизни.

Торопливо поднявшись на ноги, он пробормотал, что спустится заказать им завтрак, и позорнейшим образом дезертировал из комнаты.

По нормам Облачных Глубин утро должно было быть в самом разгаре, однако для всех остальных людей час стоял еще достаточно ранний. На кухне уже трудились, но в обеденной зале было пусто, и ни один адепт ордена Юньмэн Цзян Лань Сичэню не встретился. Впрочем, он все равно не решился испытывать судьбу, и завтрак также попросил принести им наверх.

Вернувшись, он застал пасторальную картинку: А-Яо сидел на кровати, а сползший на пол Мо Сюаньюй сидел у его ног, позволяя расчесывать свои волосы. Лань Сичэнь вошел как раз в тот момент, когда А-Яо, закончив разбирать прядки и выгладив темные, с легким каштановым отливом волосы до зеркальной гладкости, принялся скручивать их в скромный пучок.

— Давай лучше в хвост, Яо-гэ? — капризно хныкнул Мо Сюаньюй, чуть поерзав на своем месте. — У тебя такие волосы красивые! Жалко прятать!

— Мы должны выглядеть как можно неприметнее, А-Юй, — строго, хотя и не жестко парировал А-Яо, повязывая пучок темной лентой. — А ты — в особенности.

— Давай тогда и главе Лань пучок соберем! — Мо Сюаньюй сверкнул на Лань Сичэня ревнивым взглядом.

— Да эргэ все равно не спрячешь, — вздохнул А-Яо и тоже поднял на Лань Сичэня глаза, в которых сиял мягкий свет. — К тому же его уже видели.

Дальнейший спор прервало появление слуги, принесшего поднос, ломящийся от еды. Мо Сюаньюй, тут же забывший про прическу, моментально подсел к столу и приступил к завтраку, не дожидаясь других. А-Яо вздохнул и, бросив на Лань Сичэня извиняющийся взгляд, аккуратно пристроился рядом и взял себе чая.

Они завтракали спокойно ровно до тех пор, пока Мо Сюаньюй не потянулся за очередной булочкой. Слуга принес их полное блюдо, однако Лань Сичэнь с А-Яо успели взять лишь по одной, в то время как Мо Сюаньюй прикончил почти все остальные. А-Яо нахмурился и, смерив брата внимательным взглядом, произнес странным тоном:

— А-Юй, это пятая булочка!

— Ошень вкушная! — отозвался тот, салютуя булочкой.

Лань Сичэнь плавно отодвинул от него блюдо, на котором осталась всего одна булочка и предложил:

— А-Яо, забери себе эту…

— Не в этом дело! — перебил его А-Яо и, поднявшись на ноги, обошел Мо Сюаньюя со спины.

Прежде, чем Лань Сичэнь успел осознать происходящее, А-Яо наклонился и схватил своего брата за бока. Тот подскочил, хихикнул и почти вывернулся, но А-Яо держал крепко, что-то старательно нащупывая. С каждым мгновением его лицо мрачнело все сильнее и сильнее, пока он не вынес свой вердикт.

— Ты потолстел! — гневно припечатал он и решительно отобрал у Мо Сюаньюя надкусанную булочку.

— Нет! — заскулил тот, потянувшись за отнятой едой. — Отдай! Я худенький!

— Это твое тело тощее! — сморщил нос А-Яо, проведя руками вдоль своих худых боков. — А мое тело нельзя так закармливать! Отойди от стола!

Мо Сюаньюй смотрел на остатки, которые вернувшийся на свое место А-Яо сгреб к себе, глазами ребенка, лишившегося единственной в жизни конфеты. Лань Сичэнь ощутил, как в груди разливается острая жалость.

— А-Яо… — рискнул он вмешаться в семейные отношения. — Ты и правда очень стройный, отчего бы тебе не позволить…

— Эргэ, ты не знаешь, чего мне стоит эта стройность! — отозвался А-Яо. — Я трижды попадался в эту ловушку по собственной глупости, и разгребать проблемы еще и за А-Юем не собираюсь!

— Трижды? — удивился Лань Сичэнь. Он совершенно не мог припомнить своего побратима хоть сколько-то плотным, не то что толстым.

— Трижды, — упрямо повторил А-Яо и начал методично перечислять: — Первый раз был в ордене Не. Там у адептов огромные порции, кормят, как на убой. Я с непривычки радостно пытался есть все, что дают, и меня едва не разнесло. Благо, тренировки у них тоже зверские, так что со временем удалось найти баланс.

Лань Сичэнь в задумчивости кивнул. Он помнил, как мучительно не хватало Не Минцзюэ «нормальной еды», как тот выражался, во время обучения в Облачных Глубинах. В ордене Не привыкли к обилию мяса, да и положенных трех порций риса Не Минцзюэ с его богатырским ростом было совершенно не достаточно. Ничего удивительно, что для такого миниатюрного человека как А-Яо усиленное питание Цинхэ Не стало в тягость.

— Второй раз — в ордене Вэнь, — продолжал тем временем А-Яо. — У них весьма мучная кухня, и Вэнь Жохань с подозрением относился к тем, кто плохо ест. Говорят, что те, кто вынашивает дурные мысли и часто лжет, много есть не могут: пересыхает во рту. Поэтому в ордене Вэнь приходилось есть как не в себя, и я опять набрал вес. Хорошо хоть ментальные тренировки сжигают не меньше, чем физические, так что усиленная учеба помогла не растолстеть окончательно.

Воспоминания о том, какую жертву ради них всех принес А-Яо, отправившись шпионить в орден Вэнь, Лань Сичэню до сих пор, даже спустя столько лет, причиняли боль. Поэтому и сейчас он сумел лишь виновато потупить взгляд.

— Ну и третий раз — в ордене Цзинь, — припечатал А-Яо. — При моем отце у нас постоянно подавали сладости, и по первости он, прилюдно демонстрируя свое расположение, при каждом удобном случае запихивал мне их в рот. Однако обязанностей у меня было много, по-нормальному я есть не успевал, поэтому то и дело перехватывал то пирожки, то еще что-то, что можно было есть на ходу. Опомнился, только когда на мне пояс перестал сходиться.

Лань Сичэнь ощутил, как в глазах у него начали скапливаться слезы. Он ведь видел эту показную ласку и даже умилялся ей! Воспитанный в строгости, Лань Сичэнь находил по-своему очаровательным то, как Цзинь Гуаншань просит только что признанного сына открыть рот и вкладывает туда очередную сладость. О том, что эта конфета да пара пирожков, перехваченных на кухне, вся еда А-Яо за целый день, Лань Сичэнь даже не подозревал.

— Поэтому хватит издеваться над моим телом! — тем временем продолжал строго отчитывать Мо Сюаньюя А-Яо. — Никто не морит тебя голодом, А-Юй, но имей, в конце концов, совесть! Когда мы поменяемся обратно, я хочу весить столько же, сколько весил до начала всей этой истории!

— Хорошо, Яо-гэ, — покорно кивнул Мо Сюаньюй, не сводя взгляда со своей надкусанной булочки в руке брата. — А можно я хотя бы это доем?

А-Яо, полуприкрыв глаза, тихонько застонал, однако булочку все-таки вернул.

Лань Сичэнь постарался как можно незаметнее перевести дыхание и потянулся за своей чашкой чая, как внезапно в воздухе заискрилась золотистая бабочка ордена Цзинь. Зависнув перед самым носом А-Яо, она ярко вспыхнула, и в воцарившейся было тишине отчетливо раздался голос Цинь Су:

— Цзинь Гуанъяо! Немедленно возвращайся!

========== Глава 9 ==========

В воздухе еще поблескивали последние искорки рассыпавшейся бабочки, а мысли Цзинь Гуанъяо уже неслись бешеным галопом.

Цинь Су никогда не разговаривала с ним подобным тоном. Она и полным именем-то никогда его не называла, предпочитая говорить «муж мой» и «дорогой». Еще по первости пыталась игриво звать его «гэгэ», но Цзинь Гуанъяо, изо всех сил стараясь не показать, как коробит его подобное обращение, просил ее так не делать.

— Раскомандовалась! — фыркнул Мо Сюаньюй, выводя из пучины размышлений. — Я же говорил: Мымра!

— А-Юй, моя просьба в силе, — сухо напомнил ему Цзинь Гуанъяо и, на мгновение прикрыв веки, добавил: — Эргэ, боюсь, вместо города И нам придется отправиться в Башню Золотого Карпа.

Лань Сичэнь понимающе кивнул, однако вид при этом имел достаточно растерянный. Поколебавшись немного, он все же решился заметить:

— Я так понимаю, произошло нечто… из ряда вон выходящее? — произнес он осторожно. — Госпожа Цзинь обычно такая тихая и спокойная дама…

— Это ты ее беременной не видел, — хмыкнул Цзинь Гуанъяо, невольно ежась.

Он тоже считал Цинь Су нежным и ласковым цветком, но ее беременность открыла ему глаза. Цинь Су выходила из себя по малейшему поводу и с легкостью повышала голос. Иногда она даже кидалась предметами — правда, не в него, а просто в стену. Последовать примеру своей свекрови, умудрившейся расшибить Цзинь Гуанъяо голову чашкой, Цинь Су не смогла даже в самом дурном расположении духа.

Но и тогда, почти в худшее для нее время, ее голос не звучал столь холодно и откровенно зло.

Однако выбора у них все равно не было. Лань Сичэню вновь пришлось взять всю компанию к себе на меч, и они взяли курс обратно на юг. По настоянию Цзинь Гуанъяо на сей раз они все же останавливались передохнуть, и потому до Ланьлина добрались уже ближе к вечеру. Цзинь Гуанъяо лично облачил Мо Сюаньюя в золотистые одеяния главы ордена, надел и тщательно закрепил на голове ушамао, а на лбу проставил киноварную точку. Закончив, он от всей души понадеялся, что результат будет похож на отражение в зеркале, однако почти сразу осознал всю тщетность этой надежды.

Мо Сюаньюй не был на него похож.

Рассеянный взгляд младшего единокровного брата скользил по деталям интерьера, не задерживаясь на лицах людей. Мо Сюаньюй мог начать разглядывать какую-нибудь картину и абсолютно выпасть при этом из реальности. По его губам то и дело скользила улыбка, но не вежливая и мягкая, как та, что давно и старательно отрепетировал сам Цзинь Гуанъяо, а какая-то легкомысленная. Вообще, мимика лица Цзинь Гуанъяо с появлением нового хозяина стала гораздо живее. Теперь оно хмурилось, надувало губы, улыбалось от уха до уха, а то и вовсе напускало на себя совершенно равнодушный вид. Цзинь Гуанъяо хотелось выть от отчаянья, осознавая, что вот это можно было принять за него самого только в действительно крайне нездоровом состоянии.

— А-Юй, — изо всех сил стараясь сдерживаться, произнес Цзинь Гуанъяо. — Тебе придется встретиться с Цинь Су.

— Не хочу! — тут же отозвался Мо Сюаньюй. — Она приставучая!

— Она на что-то сердится, — мягко внушал ему Цзинь Гуанъяо. — В таком состоянии она уж точно не будет… посягать на тебя. Просто выслушай все, что она тебе скажет. Не спорь. Не убеждай. И уж тем более не вздумай ее запугивать! Лучше вообще молчи. В самом крайнем случае говори, что ты все обдумаешь и обязательно все решишь в наилучшем виде.

Мо Сюаньюй, вдоволь накапризничавшись, в конце концов согласился. Цзинь Гуанъяо просил настойчиво, надеясь, что братец не сможет долго отвечать ему отказом, и на сей раз все же оказался прав. Неохотно, но Мо Сюаньюй пообещал встретиться с Цинь Су и вести себя при этом как можно приличнее.

— А может, она развестись с тобой хочет? — напоследок вдруг мечтательно предположил он. — Ты же согласишься, Яо-гэ, правда? Ну зачем тебе жена, тем более такая?

Цзинь Гуанъяо чуть слышно вздохнул. Если бы он только мог! Его брак с первого своего мгновения был для него тяжким грузом, но скинуть его было никак нельзя. Тем более, что Цинь Су, стойко перенеся как их чересчур целомудренное супружество, так и потерю сына, ни разу не выказывала желания расторгнуть эти узы. Она даже не давала понять, что те тяготят ее, лишь подтверждая свою привязанность к мужу.

— Особо на это не рассчитывай, — посоветовал Цзинь Гуанъяо брату вслух. — Мы с Цинь Су пережили столь многое вместе, вряд ли она именно сейчас загорелась желанием развестись.

Мо Сюаньюй разочарованно сморщил нос, и Цзинь Гуанъяо пришлось пальцем потереть образовавшуюся вследствие этого капризную морщинку.

— Не делай так! — велел он строго. — Ты становишься похож на плохо воспитанного мальчишку.

В отместку Мо Сюаньюй показал ему язык и поспешил удалиться, не давая прочитать себе очередную нотацию. Цзинь Гуанъяо обернулся к Лань Сичэню, безмолвно наблюдавшему за ними, и пробормотал:

— Эргэ, это позор…

— Молодому господину Мо удавалось вводить госпожу Цзинь в заблуждение на протяжении нескольких дней, — не слишком уверенно откликнулся тот. — Возможно, у него получится и на этот раз…

Цзинь Гуанъяо покачал головой. Он не мог себе позволить рассчитывать на подобную удачу и надеялся лишь на то, что Цинь Су действительно достаточно зла, чтобы не обращать особого внимание на выражение лица «мужа».

Изначально они с Лань Сичэнем собирались переждать грозу в спальне главы ордена Цзинь, однако Цзинь Гуанъяо, убедившись, что актер из Мо Сюаньюя получился слабоватый, не выдержал.

— Я должен услышать их разговор! — заявил он, решительно поднимаясь на ноги. — Ни на секунду не верю, что А-Юй сможет пересказать его, не переврав как минимум половины!

— А-Яо, мы не можем сидеть под окнами, — смущенно возразил ему Лань Сичэнь. — еще слишком светло, нас увидят.

— Нам не нужно сидеть под окнами, — вымученно улыбнулся ему Цзинь Гуанъяо. — Между нашими с Цинь Су спальнями есть переход. Не то чтобы потайной, но за годы нашего брака он практически не использовался. Не думаю даже, что она сама все еще помнит о нем.

Он уже направился было к выходу, когда, задержавшись, посмотрел на Лань Сичэня виноватым взглядом.

— Я помню, что подслушивать запрещено, — произнес он с неловкостью в голосе. — Ты, эргэ, конечно же, можешь подождать меня здесь.

На лице Лань Сичэня отразилась короткая борьба, после которой он задумчиво поинтересовался:

— Скажи, А-Яо, ты не против, чтобы я услышал то, что скажет госпожа Цзинь?

Цзинь Гуанъяо устало покачал головой.

— Нет, не думаю, — заявил он. — Ты знаешь уже так много грязных вещей обо мне — и все еще не отвернулся от меня… Помогаешь даже. Какие у меня могут быть от тебя секреты?

— Ну тогда это не будет подслушиванием, — безмятежно улыбнулся Лань Сичэнь. — Ведь сказанное госпожой Цзинь будет предназначаться именно тебе.

— О… — Цзинь Гуанъяо, растерявшись лишь на мгновение, затем быстро оценил тонкость подобного суждения. — Что ж, эргэ, ты прав!

Они беззвучно проскользнули по неиспользуемому переходу и остановились у выхода в покои Цинь Су. Красиво расписанная ширма заслоняла их, и даже высокому Лань Сичэню не было нужды пригибаться. Вошли они как раз вовремя: мгновение спустя порог комнаты переступил Мо Сюаньюй, вынужденный идти сюда кружным путем.

Он не успел ничего сказать, ибо Цинь Су, поднявшаяся ему навстречу, произнесла тоном, не предвещающим ничего хорошего.

— А! Вот и ты!

Мо Сюаньюй на это промолчал. Даже улыбнуться не попытался, и у Цзинь Гуанъяо при взгляде на его мрачную физиономию от дурных предчувствий сжалось все внутри.

— Пришел все-таки, — продолжала Цинь Су, словно не замечая ни его молчания, ни выражения лица с непривычно поджатыми губами. — Скажи, тебе не стыдно смотреть мне в глаза?

Мо Сюаньюй продолжал хранить молчание, и Цзинь Гуанъяо уже начал беспокоиться, как вдруг вспомнил, что сам велел брату ничего не говорить. Видимо, тот воспринял это указание буквально, и потому теперь изо всех сил старался выполнить полученное указание.

— Скажи честно, ты знал? — Цинь Су, подойдя совсем близко к Мо Сюаньюю, замерла напротив.

Лицо ее было совершенно белым, губы дрожали и кривились, и казалось, что она находится на грани нервного срыва.

Нет, с запозданием сообразил Цзинь Гуанъяо, срыв уже был. Глаза Цинь Су выглядели покрасневшими, а на бледных щеках тускло поблескивали не до конца высохшие дорожки от слез. Сердце Цзинь Гуанъяо сжалось от ощущения, что его жизнь вот-вот будет разрушена.

Мо Сюаньюй ничего не ответил, и Цинь Су, вскинув свою маленькую ладошку, внезапно со всей силы залепила ему пощечину. Это был не беспомощный дамский шлепок, а самая настоящая оплеуха, от которой голова Мо Сюаньюя дернулась, а сам он вынужден был попятится на несколько шагов назад. Лань Сичэнь, замерший чуть позади Цзинь Гуанъяо, пораженно выдохнул.

— Отвечай! — крикнула Цинь Су. — Отвечай! Ты знал?

— Я даже не знаю, что я должен знать, — потирая поврежденную скулу, хмуро проворчал Мо Сюаньюй. — Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу?! — Цинь Су всплеснула руками. — А впрочем, да, хочу! Хочу честного ответа! Ты можешь хоть раз в жизни быть со мною честным?

Ужас оплетал сердце Цзинь Гуанъяо ледяными щупальцами, а горло словно сдавило чьей-то безжалостной рукой. Он еще ничего толком не услышал, однако уже понял, что такую реакцию у его жены могли вызвать только два события. И ни об одном из них Лань Сичэню было бы лучше не знать… Как легкомысленно было со стороны Цзинь Гуанъяо позволить названому брату услышать предстоящий разговор! Но ведь Цзинь Гуанъяо так был уверен, что концы обеих историй, тесно переплетенных между собой, надежно спрятаны в воду, и что никто никогда не сумеет их обнаружить.

— Женщина, да спрашивай уже! — Мо Сюаньюй не отличался долготерпением, а пощечина и вовсе вывела его из себя. Судя по всему, он больше не желал быть безропотной куклой.

— Ах вот как ты заговорил! — Цинь Су уже больше не кричала, ее голос понизился и в нем зазвучали угрожающие нотки. — Ну давай, покажи свое истинное лицо! Отбрось наконец эту лицемерную маску!

Она схватила со стола какую-то бумагу и швырнула ее в Мо Сюаньюя. Тот неловко, едва не уронив, перехватил послание и, покосившись на Цинь Су, принялся читать.

Цзинь Гуанъяо следил за ним, затаив дыхание. В какой-то момент он осознал, что большие и сильные ладони легли ему на плечи, и правого уха коснулся теплый шепот:

— Дыши, А-Яо, дыши!

Он чуть расслабился, спиной прижимаясь к Лань Сичэню. Тот еще не знал, никак не мог предположить, что вот-вот произойдет, и продолжал дарить свою заботу. Уберет ли он руки, отряхнет ли их с брезгливостью на лице, когда узнает?

Эти размышления прервал странный, совершенно не уместный в царящей обстановке звук.

Мо Сюаньюй смеялся.

Сперва он просто тихонько хихикал, потом, качая головой, откровенно посмеивался, а под конец, запрокинув голову, расхохотался.

— Ты… смеешься? — ошарашенно переспросила Цинь Су, отшатнувшись от «мужа». — Цзинь Гуанъяо, ты сумасшедший, да?

Мо Сюаньюй, несомненно, сумасшедшим был. Ибо из всего, что он мог сделать дальше, он выбрал самое ужасное.

— Интересно, — произнес он, широко улыбаясь, — с матушкой главы Лань отец тоже согрешил? Если да, то из нас выйдет преотличнейшая компания!

Лань Сичэнь за спиной Цзинь Гуанъяо окаменел, а его самого охватил ужас. Цзинь Гуанъяо прекрасно знал, что тема матери для Лань Сичэня была едва ли не более болезненной, чем для него. Мо Сюаньюй, сам того не подозревая, поднес запал к пороховому складу.

А значит, выбора больше не оставалось. Тучи настолько сгустились, и атмосфера в комнате стала такой давящей, что Цзинь Гуанъяо не видел ни единой возможности хоть как-то сохранить лицо. Выскользнув из замерших рук Лань Сичэня, он решительно вышел из-за ширмы.

— А-Юй, прекрати смеяться, — велел он брату. — А-Су, я все могу объяснить.

— Мо… Сюаньюй? — Цинь Су растерянно нахмурилась. Видимо, тяжело было сердиться, когда всегда такой спокойный и уравновешенный муж ведет себя как псих, а развязный дурачок говорит таким суровым и командным тоном. — Да что тут вообще происходит?

— Я бы тоже очень хотел это знать, — согласился с ней Цзинь Гуанъяо. — А-Юй, сядь, пожалуйста.

Мо Сюаньюй, все еще продолжая время от времени хихикать, опустился в сторонке на циновку и уставился на них так, словно ожидал начала спектакля. Цзинь Гуанъяо прикрыл на мгновение глаза, подбирая подходящие слова, но Цинь Су его опередила.

— Ты мой муж! — выпалила она недоверчиво. — Но… как такое возможно?

— Не знаю, — честно ответил ей Цзинь Гуанъяо. — Никто не знает, А-Су. Так получилось. Мы с А-Юем случайно поменялись местами и искали возможность вернуть все как было. Извини, что ничего не сказал, но я не хотел тебя беспокоить.

— Беспокоить! — Цинь Су издала нервный смешок. — Кажется, ты очень многим не хотел меня беспокоить! О чем еще ты умолчал?

— А-Юй, дай мне, пожалуйста, письмо, — попросил Цзинь Гуанъяо, протягивая руку.

— Если еще и ты начнешь смеяться как идиот, я прибью вас обоих, — пообещала Цинь Су.

Однако Цзинь Гуанъяо было не до смеха. Он уже догадывался, что там написано, но все же увидеть это оказалось неожиданно больно. Текст был изложен такими словами, что ситуация казалась особенно грязной, а сам он выглядел совершенно беспринципным.

— Это правда, А-Су, — дочитав, устало произнес Цзинь Гуанъяо. — И в то же время тут нет ни единого истинного слова.

— Я тебе не верю, — холодно ответила Цинь Су, обнимая себя руками, словно внезапно озябнув.

Цзинь Гуанъяо подавил в себе желание подойти ближе и обнять ее.

— А я верю, — вышедший из-за ширмы Лань Сичэнь заставил его вздрогнуть и едва не подскочить на месте. — Но я тоже хочу услышать все. А-Яо, пожалуйста, давай больше без тайн.

Лицо Лань Сичэня было строгим и печальным. У Цзинь Гуанъяо мучительно заныло в груди от одного его вида. Если бы это хоть немного спасло ситуацию, Цзинь Гуанъяо с готовностью запихнул бы проклятое письмо себе в рот и сжевал бы в мгновение ока.

— Слушайте, ну было бы из-за чего огород городить! — Мо Сюаньюй, как всегда, не сумел долго держать при себе свое мнение. — Глава Лань, вы представляете, Мымра нам тоже сестра!

— Что? — глаза Лань Сичэня превратились в два темных омута на побелевшем лице.

— Папаша реально не умел держать своего маленького дружка в штанах, — тем временем без всякого стеснения продолжал Мо Сюаньюй. — Яо-гэ, ты-то про это знал?

— Знал! — вмешалась Цинь Су, словно позабыв, что совсем недавно лишь спрашивала об этом. — Знал! Потому что ни разу со дня нашей свадьбы так и не прикоснулся ко мне!

— А-Яо… — растерянно произнес Лань Сичэнь. — Если ты и правда знал, то тогда зачем же женился?

Цзинь Гуанъяо, окруженный с трех сторон, не выдержал.

— Да потому что твоя мать соизволила рассказать мне все только накануне нашей свадьбы! — выпалил он, обращаясь к Цинь Су. — Ты же понимаешь, что отменить ее было уже невозможно?

Цинь Су прижала руки к губам, ее глаза ошарашенно округлились.

— Но почему? — все еще не понимал Лань Сичэнь. — Да, вышло бы неловко… Но можно же было придумать хоть что-нибудь, чтобы не доводить все до такого!

— Нельзя… — чуть слышно прошептала Цинь Су. — Нельзя…

— Нельзя, — вздохнув, подтвердил Цзинь Гуанъяо. — Извини, эргэ, для тебя это прозвучит ужасно, однако мы с Цинь Су до брака проявили… некоторое легкомыслие.

Лань Сичэнь непонимающе нахмурился. Мо Сюаньюй уступал ему в уме, однако был лишен его наивности и деликатности, к тому же посчитать до девяти был вполне способен.

— Так А-Сун родился не раньше срока! — выпалил он, ухмыляясь, и обвиняющее потыкал пальцем сперва в Цзинь Гуанъяо, а затем и в Цинь Су. — Ай-яй-яй, Яо-гэ, как же вам не стыдно!

— Это я настояла, — вдруг обреченно призналась Цинь Су. — Моя мать была против нашего брака, и я хотела заполучить весомый аргумент на крайний случай. Почему, ну почему она не сказала прямо, отчего не желала, чтобы мы поженились?!

Она вдруг разрыдалась, и Цзинь Гуанъяо подался вперед, обнимая ее. На мгновение Цинь Су обмякла в его объятиях, уткнувшись лбом в плечо, но потом резко отстранилась.

— А дальше? — сощурив глаза, спросила она тихим, но крайне напряженным голосом. — Там, где написано про А-Суна?

— А-Су… — пробормотал Цзинь Гуанъяо, ощущая себя так, словно ему снова крепко врезали под дых. — Ты же знаешь, что произошло!

— Я знаю то, что ты соизволил мне сказать, — произнесла Цинь Су с горечью. — Но ты врешь как дышишь, и я уже не знаю, чему в твоих словах можно верить! Ты правда убил А-Суна?

Цзинь Гуанъяо, не оборачиваясь, краем глаза заметил, как неловко замер Лань Сичэнь. Даже Мо Сюаньюй застыл на своей циновке, недоуменно хлопая глазами. В тот момент, когда Цзинь Гуанъяо решил, что уже достиг дна ужаса и отчаянья, его пинком погрузили еще ниже.

— А-Су… — хрипло прошептал он пересохшими губами. — Ну зачем? Зачем ты спрашиваешь?

— Ты убил А-Суна?

Цинь Су шагнула к нему и, привстав на цыпочки, взяла за грудки. Со стороны они, несомненно, смотрелись весьма нелепо, но всем в этой комнате было не до смеха.

— Кровосмешение карается законом, — сглотнув колючий комок в горле, выдавил из себя Цзинь Гуанъяо. — Смертная казнь положена как… участникам этого преступного союза, так и… его плодам. А-Су, если бы о нас узнали, нас не уберегло бы даже наше положение!

— Почему о нас должны были узнать? — она еще раз тряхнула его за ханьфу, и он покачнулся в ее руках, словно тряпичная кукла. — Ты молчал столько лет, и я бы молчала тоже! А приди подобное письмо, я своими руками разорвала бы того, кто угрожал бы моему мальчику!

— Да А-Сун бы нас и выдал! — прошептал ей в лицо Цзинь Гуанъяо. — А-Су, разве ты не замечала, что он… не совсем нормален? Что он не такой, как все остальные дети? Рано или поздно на это обратили бы внимание другие — и то, что виной всему кровосмешение, больше не удалось бы скрывать!

— Он просто поздний! — рявкнула на него Цинь Су. — Так бывает! А-Сун бы подрос, и все исправилось! А ты — ты не дал ему даже шанса!

— Не исправилось бы! — неожиданно для самого себя закричал в ответ Цзинь Гуанъяо. Его уже трясло от всего, что пришлось сегодня услышать и сказать. — За восемь лет — ничего не исправилось!

Он осекся, слишком поздно сообразив, что во время мгновенного помрачения выпалил лишнее. Однако глаза Цинь Су уже горели почти безумным огнем.

— Не исправилось? — произнесла она очень медленно и очень тихо. — Цзинь Гуанъяо, чего я еще не знаю?

========== Глава 10 ==========

Лань Сичэнь почти жалел, что напросился присутствовать при семейном разговоре, а осознав, о чем идет речь, не ушел в тот же момент. Однако увидев, как под конец помертвело лицо А-Яо, он не мог уже убеждать себя, что следовало проявить сдержанность. Что бы ни произошло в прошлом, сейчас А-Яо требовалась хоть какая-то опора.

Лань Сичэнь шагнул к застывшей семейной паре и аккуратно отцепил пальцы Цинь Су от ворота А-Яо. Тот пошатнулся, словно только тонкие женские руки и поддерживали его в вертикальном положении, и Лань Сичэню пришлось подхватить его под руку. Подумав, он помог названому брату сесть, после чего обратился к Цинь Су:

— Госпожа Цзинь, пожалуй, нам всем следует немного успокоиться. Давайте вы тоже присядете, а я позабочусь о чае.

— Вы считаете, что чай тут поможет? — скривила губы в горькой усмешке Цинь Су, но все же обессиленно рухнула на циновку.

Лань Сичэнь, уже приступивший к завариванию чая, бросил на нее быстрый взгляд из-под ресниц. Цинь Су была очень красивой и изящной женщиной, и Лань Сичэнь, несмотря на собственную тоску, никогда не удивлялся, что А-Яо ее полюбил. Сейчас же он лишний раз поразился, как Цзинь Гуаншаню раз за разом удавалось плодить столь отличающихся друг от друга детей. Цинь Су ни капли не походила ни на своего похотливого отца, ни на внезапно обнаружившихся братьев. Даже зная о родстве, разглядеть его на этих лицах было невозможно.

Безмятежно за чай взялся только Мо Сюаньюй, которого, казалось, искренне забавляла сложившаяся ситуация. А-Яо вынужден был поднести чашку к губам обеими руками, которые едва заметно дрожали. Цинь Су чашку взяла, однако отпить даже не попыталась. Она сверлила своего мужа пронзительным взглядом.

— Что с А-Суном? — повторила она наконец свой вопрос, и Лань Сичэнь против воли неуютно повел плечами. Если бы подобным тоном спрашивали его, он не сумел бы не ответить.

— А-Су… — измученно вздохнул А-Яо. — Поверь мне, ты не хочешь этого знать. Ты отплакала свое, успокойся, пожалуйста.

— Я сама решу, чего я хочу знать, а чего нет, — низко, с угрожающими нотами в голосе произнесла А-Су. — Хватит решать все за моей спиной! Я допускаю, что все эти годы ты продолжал видеть во мне ту беззащитную девочку, которую спас когда-то, однако не смей становиться между мною и моим сыном!

А-Яо прикрыл на мгновение глаза. Он колебался, и Цинь Су поторопила его:

— Хватит подбирать слова! Я знаю, что ты мастер играть ими. Скажи как есть!

— А-Сун… не должен был жить, — с трудом выдавил из себя А-Яо и тут же вскинул руку, не давая жене гневно возразить. — Он рос, и с каждым месяцем становилось все заметнее, что он сильно отстает от своих сверстников. А-Лин в его возрасте уже вовсю бегал и говорил связными фразами, а А-Сун даже не пошел и едва мог произнести слово-другое…

— О да, А-Лин, золотой мальчик! — обиженно фыркнула Цинь Су. — Главное достояние ордена Цзинь! Он всегда был тебе дороже собственного сына!

— Ты знаешь, что это не так! — возмутился А-Яо. — А-Лин лишился родителей… А орден он все равно когда-нибудь унаследует по праву.

— А у А-Суна были только мы… — глаза Цинь Су наполнились слезами, и губы ее задрожали. — Мы должны были его защищать!

— Я защитил, — А-Яо вновь закрыл глаза, то ли окончательно растеряв все свои силы, то ли не желая видеть ее слез. — Так, как мог. А-Суну не было бы жизни в Башне Золотого Карпа. Даже если бы — если бы! — никто не заподозрил в нем плод кровосмешения, его ждали бы ежедневные насмешки и унижения. Того же А-Лина никто не щадит, хотя он вполне способен дать сдачи, а что было бы с А-Суном? Ты не могла бы держать его вечно подле своей юбки, и он бы познал всю силу людской злобы!

— Ты его не убил? — тихонько спросила Цинь Су, не отводя от него пристального, почти зачарованного взгляда.

А-Яо поколебался немного, собираясь с духом.

— Я не смог, — признался он. — Хотел — да. Потому что не верил, что у А-Суна может быть нормальное будущее. Думал, что так будет милосерднее…

Цинь Су издала протестующий вопль, и А-Яо вскинул на нее больной взгляд.

— Но я не смог! — повторил он. — Это и мой сын тоже. Я просто хотел, чтобы его жизнь, какой бы она ни была, прошла спокойно и беспечально.

— Где он? — Цинь Су наклонилась к нему, ее глаза сияли почти безумным блеском. — Куда ты спрятал моего ребенка?

— Он в безопасном месте, — продолжал удерживать последние бастионы А-Яо. — В тихом и безмятежном. Таком, где его никто не побеспокоит.

Лань Сичэнь внезапно обнаружил, что взгляд Цинь Су уперся в него. Он недоуменно сморгнул, не сразу поняв, отчего она смотрит на него с такой укоризной. Однако А-Яо, проследив за взглядом жены, покачал головой.

— Нет, А-Сун не в Облачных Глубинах, — заявил он. — А-Су, ты же понимаешь, что я не мог попросить эргэ о подобном… Кроме того Облачные Глубины отнюдь не являются таким уж уединенным местом. Там много учеников, и своих, и приглашенных, и время от времени собираются конференции. К тому же…

Он слегка замялся, но потом все же закончил с едва заметной горечью в голосе:

— К тому же у ордена Гусу Лань жесткие требования к адептам. У них не должно быть ни физических, ни умственных недостатков.

Лань Сичэнь потупил взор. Все, что сказал А-Яо, было правдой, однако от осознания, что тот не доверил бы ему своего сына — не счел бы даже возможным попытаться доверить — стало неожиданно больно. А-Яо с отчаянностью укрывал от своего названого брата все, что могло бросить на него тень, так боялся малейшего пятна на себе, что не мог поделиться даже своим горем.

— Где бы он ни был, я хочу видеть моего сына! — отрезала Цинь Су, которой не было никакого дела до душевных метаний Лань Сичэня. — И ты немедленно отведешь меня к нему!

Цинь Су недаром вот уже почти десять лет была хозяйкой в Башне Золотого Карпа. С тех пор, как она взяла заботу о внутренних делах на себя, А-Яо смог полностью сосредоточиться на работе и с орденом, и со всеобщими вопросами. В управленческих талантах Цинь Су не уступала мужу… точнее, брату.

Именно она занялась организацией предстоящего путешествия. Ее совершенно не волновало, какие еще у них могут быть дела: с тех пор, как Цинь Су узнала о сыне, ее не интересовало даже то, что мужа у нее теперь получилось как бы два, и оба — не совсем настоящие. Про восстановление тела Не Минцзюэ не рискнул заикнуться даже Лань Сичэнь, не то что А-Яо. Им обоим, а с ними заодно и Мо Сюаньюю, пришлось просто принять как данность, что все их планы откладываются до лучших времен.

Правда, А-Яо все же попытался предложить подождать хотя бы до Совета кланов, чтобы потом полностью сосредоточиться на поездке, однако Цинь Су наградила его таким взглядом, что А-Яо счел за лучшее умолкнуть и больше никогда не произносить при ней вслух ничего подобного.

Если бы у Цинь Су была такая возможность, она бы просто заставила А-Яо отвезти ее к сыну. Однако ситуация осложнялась тем, что в нынешних условиях А-Яо держаться на мече не мог. Сама Цинь Су достигла приличных результатов в самосовершенствовании и летала неплохо, но все же она никогда не путешествовала на дальние расстояния и уж тем более никогда не брала пассажиров.

— Мы возьмем паланкин, — заявила Цинь Су, когда А-Яо, смирившись с ее настойчивостью, осторожно указал ей на предстоящие сложности. — И долетим до Облачных Глубин.

У Лань Сичэня никто не спрашивал, согласен ли он принять у себя ланьлинскую «делегацию». Впрочем, протестовать он тоже не видел никаких резонов. Цинь Су была права: для всех визит Цзинь Гуанъяо в Облачные Глубины не станет ничем удивительным, а те, кто был в курсе «нездоровья», поймут как желание старшего названого брата помочь младшему, так и желание самой Цинь Су сопровождать мужа. Адепты, которым предстояло нести паланкин, наверняка не задержатся в Облачных Глубинах: Цзини неизменно там отчаянно скучали. Если А-Яо и приезжал в чьем-то сопровождении, то отпускал своих адептов развлекаться в Цайи.

Расчет был верным, и план разыгрался как по нотам. Единственной проблемой, как позже узнал Лань Сичэнь, стал Мо Сюаньюй, который всю дорогу норовил выглянуть из паланкина наружу, и А-Яо пришлось удерживать его силой.

В самих Облачных Глубинах все тоже сложилось как нельзя лучше: Ванцзи еще не вернулся, занятый курированием юных адептов, а все внимание дяди поглощал очередной поток приглашенных учеников. Сичэнь любил такие ситуации, когда объясняться надо было постфактум. Во-первых, до объяснения дело вообще могло не дойти — и это был наилучший вариант. Во-вторых, Сичэнь не сомневался в силе своей обезоруживающей улыбки, которая на подавляющее большинство людей действовала успокаивающе. И в-третьих, Лань Сичэнь с детства знал, что аргументированно доказать, что сделал что-то правильно, гораздо проще, чем заранее выпросить на это разрешение.

Например, дядя совершенно точно был бы не рад, если бы увидел, кто встречает их возле самых стен Облачных Глубин. Сам Лань Сичэнь достаточно спокойно отнесся к тому, что один из бывших учеников Гусу Лань организовал свой собственный орден. Ему было не слишком приятно, что многое в этом «новом ордене» было скопировано у Гусу Лань настолько, что доходило почти до нелепой пародии, но все же это не шло ни в какой сравнение с возмущением Лань Цижэня. Впрочем, дядю Лань Сичэнь тоже понимал: тот каждого неидеального ученика считал своим личным провалом, а Су Миншань по меркам Лань Цижэня идеальным считаться никак не мог.

Су Миншань радостно просиял при виде Мо Сюаньюя и поклонился ему так низко, словно не был главой пусть нового, но все же собственного ордена. Перед госпожой Цзинь он тоже склонился почтительно, выглядя при этом слегка растерянным. А-Яо достался удивленный взгляд, а Лань Сичэню — строго выверенный этикетом поклон.

Лань Сичэнь и сам не смог бы объяснить, откуда в его сердце взялась эта мелочная, недостойная благородного мужа радость, когда он отметил, что Су Миншань перепутал. Тот не догадался о подмене и был ошарашен, когда со знакомыми интонациями заговорил с ним «Мо Сюаньюй».

— Н-но… глава ордена Цзинь… — растерянно пробормотал Су Миншань, недоверчиво переводя взгляд с А-Яо на Мо Сюаньюя и обратно. — Как… как такое возможно?

— Мы и сами бьемся над разгадкой этого вопроса, — устало улыбнулся ему А-Яо. — Однако сейчас у нас возникла другая, более насущная проблема.

— Если я могу чем-то помочь… — тут же с готовностью кивнул Су Миншань, однако Цинь Су, не желая больше ждать, вмешалась в разговор:

— Мой муж сказал, что у вас наш ребенок. Это так?

Су Миншань встревоженно взглянул на А-Яо, и Лань Сичэнь ощутил, как сердце кольнуло некое неведомое ему ранее чувство. Столько в этом взгляде было доверия и неприкрытой готовности действовать во благо.

Однако А-Яо лишь легонько качнул головой.

— Скажи ей, Миншань, — велел он. — Она и так уже все знает…

— Да, госпожа Цзинь, — вновь почтительно поклонившись, подтвердил Су Миншань. — Он у нас в Молин Су.

Цинь Су шагнула к нему, и в ее взгляде полыхнула такая ярость, что Су Миншань невольнопопятился от нее, глядя на ее гневное лицо широко распахнутыми глазами.

— А-Су! — поспешил вмешаться А-Яо. — Миншань действовал по моей просьбе! Он все эти годы заботился об А-Суне и желал ему только добра!

— Я хочу видеть моего сына! — решительно отчеканила Цинь Су, но все же остановилась.

Су Миншань вновь посмотрел на А-Яо, словно спрашивал у него совета. Тот лишь кивнул, и Су Миншань принял его выбор.

Орден Молин Су располагался совсем недалеко от Гусу Лань, и добраться туда не составляло труда. Лань Сичэнь ранее никогда не был здесь: орден был слишком маленьким, и ему не доводилось стать местом встречи заклинателей. Однако сейчас, поглядывая по сторонам, Лань Сичэнь мог убедиться, что даже в обстановке были почти полностью скопированы Облачные Глубины. Не хватало легкой туманной дымки, окутывающей горизонт — Молин Су находился не в горах, — да площадь была значительно меньше, но в архитектуре и в системе планировки все очень напоминало Лань Сичэню родной орден.

Из достоинств следовало отметить, что здесь было столь же тихо и спокойно, как и в Облачных Глубинах. Тренировочные площадки, несомненно, располагались в отдалении от большинства общих мест, и потому, идя по дорожкам, можно было слышать разве что пение птиц, но никак не крики и лязг мечей.

— Сюда, пожалуйста, — Су Миншань почтительно указал госпоже Цзинь путь. — Вот только…

Он в очередной раз покосился на А-Яо, словно прося у него совета или разрешения. Тот вздохнул и пояснил лично:

— А-Сун не любит посторонних…

— Я не посторонняя! — перебила его Цинь Су. — Я его мать!

— Да, но он не помнит этого, — терпеливо пояснил А-Яо. — Он не помнит также, что я — его отец, хотя меня он время от времени все же видит. А-Сун… вообще не очень хорошо запоминает людей.

— К сожалению, это так, — подтвердил Су Миншань и тут же торопливо добавил. — Это я к тому говорю, чтобы вы… не бросались к нему сразу. Он может… испугаться.

Госпожа Цзинь презрительно фыркнула, а Лань Сичэнь посмотрел на своего бывшего адепта с удивлением. Как могла маленькая хрупкая женщина напугать кого-либо?

По дороге они чуть не потеряли Мо Сюаньюя, который, заскучав и отстав от остальной компании, едва не свернул на другую дорожку, однако в конце концов достигли цели своего пути.

Это место выглядело как один из самых потаенных уголков Молин Су. Здесь царила поистине звенящая тишина, а цвета было всего три: зелень травы и кустарников, голубизна неба да белизна песчаных дорожек и небольшого аккуратного домика. На крыльце сидел маленький мальчик, а чуть поодаль пристроилась женщина средних лет, не сводившая с него глаз. Мальчик так сосредоточенно выкладывал на светлом, почти белесом дереве разноцветные камушки, что совершенно не заметил появления новых взрослых. Женщина привстала было им навстречу, однако Су Миншань махнул ей рукой, и она осталась на месте.

Они подошли ближе и остановились. Цинь Су попыталась сделать еще несколько шагов, однако А-Яо мягко перехватил ее за руку и что-то шепнул на ухо. Лань Сичэнь, почти против воли, внимательно присмотрелся к мальчику.

Лань Сичэнь знал, что А-Суну сейчас должен был идти одиннадцатый год, но ребенок на крыльце выглядел младше. Пожалуй, Лань Сичэнь не дал бы ему и восьми. Однако, тем не менее, сразу же бросалось в глаза, что это ребенок А-Яо. Черты лица имели поразительное сходство, такое, что у Лань Сичэня защемило в груди. Так вот, значит, как выглядел А-Яо в детстве? Такой маленький, такой невозможно хрупкий…

— А-Сун… — прошептала рядом госпожа Цзинь, прижимая свободную руку к губам. По щекам у нее потекли слезы. — А-Сун!..

Второй раз она пусть несколько приглушенно, но все же выкрикнула имя, и ребенок на крыльце вдруг бросил свое занятие и сжался, прикрывая уши. Су Миншань белой тенью скользнул к нему и, присев рядом, тихонько заговорил:

— Все в порядке, А-Сун, все хорошо. Никто не шумит. Все спокойно.

Мальчик посидел еще немного, прижимая ладони к голове, но потом все же неохотно опустил их. Он вновь потянулся к камушкам, однако Су Миншань, улучив момент, подхватил его на руки и поднял вверх. Он повернулся к остальным, но сделал по направлению к ним лишь пару шагов, оставаясь на расстоянии. Сейчас появилась возможность хорошенько рассмотреть лицо ребенка, столь однозначно выдающее родство.

Вот только, осознал Лань Сичэнь с ужасом, если большие круглые глаза А-Яо сияли умом, то точно такие же глаза А-Суна выглядели тусклыми и пустыми. Казалось, ребенка совершенно не заинтересовали новые лица, он словно бы даже не видел их. Его взгляд рассеянно скользил по деталям пейзажа, пока не уткнулся в одну точку.

— Попробуйте подойти, — почти беззвучно, едва ли не одними губами предложил Су Миншань госпоже Цзинь.

Та послушалась и сделала несколько шагов по направлению к ним. Мальчик вздрогнул и уставился на нее. Цинь Су вспыхнула от радости, однако Лань Сичэнь почти одновременно с этим осознал, что А-Сун смотрит не на ее лицо, а на то, как солнечные лучи играют на драгоценных камнях изящной шпильки, скрепляющей ее прическу.

Госпожа Цзинь остановилась совсем рядом с ними. Су Миншань сильно уступал в росте Лань Сичэню, однако был значительно выше А-Яо и уж тем более Цинь Су. Когда он держал А-Суна на руках, лицо мальчика находилось примерно на уровне ее головы. А-Сун протянул руку и ткнул пальцем в замысловатую подвеску на шпильке. Та покачалась, снова засверкав. Он толкнул ее еще раз, затем еще, казалось, полностью сосредоточившись на своем занятии.

Цинь Су не удержалась и, перехватив тонкую детскую ручку, поднесла ее к своим губам и поцеловала. Лицо А-Суна сморщилось, и он тут же постарался вырвать свою руку. Освободившись, он вновь потянулся к шпильке.

— Красиво! — произнес он вдруг. — Хочу! Дай!

Цинь Су, недолго думая, собралась было вынуть шпильку из прически, но Су Миншань с тревогой на лице воспротивился.

— Госпожа Цзинь, не надо! — взволнованно попросил он, все же не повышая голоса. — Не давайте ему ничего острого!

— Дай! — повторил А-Сун тем временем настойчивее. — Хочу! Дай!

— Пока вы делите шпильку, можно я поиграю в камушки? — вдруг раздался голос Мо Сюаньюя.

Опомнившись от завораживающего в своем безумии зрелища, Лань Сичэнь перевел взгляд на крыльцо, где уже расположился Мо Сюаньюй. Он успел разрушить созданное А-Суном построение, и теперь подбрасывал каждой рукой по камушку.

А-Сун издал воинственный вопль и, извернувшись в руках Су Миншаня, умудрился соскользнуть вниз. Бросившись к своим сокровищам, он с неожиданной силой оттолкнул Мо Сюаньюя подальше от них, а затем вцепился в его руки, пытаясь забрать зажатые в них камушки.

Окажись Лань Сичэнь на месте Мо Сюаньюя, он, несомненно, тут же отдал бы ребенку его игрушки. Однако Мо Сюаньюй, как Лань Сичэнь успел уже осознать, и сам недалеко ушел в своем развитии. Он вцепился в свою добычу, и верещали они с А-Суном вскоре на пару.

Су Миншань тяжело вздохнул и достал гуцинь. Его игра даже столько лет спустя не стала столь же искусной, как у адептов Гусу Лань, однако успокоительную мелодию он все же сыграл достаточно чисто. Ее вполне хватило для того, чтобы женщина, все время так и просидевшая в отдалении, забрала у притихшего Мо Сюаньюя камушки и вручила их обратно А-Суну. Тот тоже унялся, на лицо его вернулось спокойное и равнодушное выражение, и он вновь принялся складывать одному ему понятную картинку, словно бы моментально позабыв о надоедливых взрослых.

Су Миншань увел всех обратно и предложил гостям обед. Впрочем, должное ему сумел воздать только Мо Сюаньюй, с готовностью набрасывавшийся на любую еду. Лань Сичэню кусок не лез в горло, как и А-Яо, который сидел бледный и молчаливый. Су Миншань, то и дело краснея и заикаясь, рассказывал засыпавшей его вопросами Цинь Су о ее сыне. Глаза у госпожи Цзинь покраснели от то и дело проливающихся слез, однако слушала она внимательно.

Лань Сичэнь едва не упустил момент, когда А-Яо тихонько выскользнул из-за стола. Последовав за ним, Лань Сичэнь вскоре вышел на крытую галерею, огибающую дом. А-Яо стоял к нему спиной, судорожно сжимая руками перила.

— Ты думаешь, что я совсем дурной человек, эргэ? — спросил, не оборачиваясь, А-Яо. Походка Лань Сичэня была легкой и почти беззвучной, однако А-Яо слишком хорошо ее знал. — Я не могу любить своего сына… Я такой же, как и мой собственный отец!

— Нет! — Лань Сичэнь подался к нему и, не думая, положил руки на плечи. — А-Яо, как ты можешь сравнивать?

— Я избавился от него… убрал с глаз долой, — плечи А-Яо сжались под его ладонями. — Отдал чужим людям…

— Ты позаботился о нем, — уверенно произнес Лань Сичэнь. — Ты был прав: А-Суну не было бы жизни в Башне Золотого Карпа. Ты поступил так, как лучше для него. Ты не бросал его!

А-Яо покачал головой.

— Я так ненавижу… — прошептал вдруг он. — Я так ненавижу этого урода, который по прихоти судьбы стал моим отцом! Он наплодил больных ублюдков по всей стране, и мы буквально обречены наталкиваться друг на друга!

Лань Сичэнь коснулся губами макушки А-Яо, сдвигая ладони с плеч на грудь и прижимая худощавое, вздрагивающее от рваного дыхания тело поближе к себе.

— Если бы я мог, я бы с радостью убил бы его еще раз! — выпалил А-Яо, продолжая задыхаться. — Слышишь, эргэ? Я убил своего отца! Убил эту похотливую тварь, этого негодяя, который ни в грош не ставил мою мать, который признал меня только для того, чтобы унижать и поносить, который изнасиловал жену своего верного вассала, который самой жизнью своей допустил, чтобы я вступил в брак с единокровной сестрой и породил на свет ребенка, которому отказано даже в разуме!

Лань Сичэнь прижимал его к себе все сильнее и сильнее. Сердце А-Яо отчаянно колотилось об его руку, заходясь в немыслимом ритме. То, что говорил А-Яо, было невыносимо, но еще более невыносимым казалось то, что произошло.

— Я чудовище, эргэ, — на грани слышимости прошептал А-Яо. — Но я ни о чем не жалею, слышишь? Ни о чем! Только о том, что нельзя было убивать его снова и снова!

Умом Лань Сичэнь понимал, что ему следовало бы ужаснуться. Сыновняя почтительность — одна из высочайших добродетелей, и жалок тот человек, кто не питает уважения к предкам. Однако Цзинь Гуаншаня и правда было нелегко уважать, поэтому, если Лань Сичэнь чему и ужасался в данный момент, то только тому, сколько боли пришлось пережить, а затем скрывать в глубине души А-Яо.

========== Глава 11 ==========

В своей жизни Цзинь Гуанъяо больше всего ценил две вещи: свой разум и свою выдержку. Он мог любить или желать многое, но лишь на разум, данный ему от природы, и на выдержку, воспитанную в себе годами, он мог положиться однозначно, лишь они помогали ему продвигаться по жизни, то и дело норовящей вставить палки в колеса.

Цзинь Гуанъяо помнил, как однажды разум едва не изменил ему. В далеком детстве, когда он был еще совсем маленьким мальчиком, и не успел еще научиться ловко уходить от столкновений со сверстниками, его сильно поколотили. Не так страшны были многочисленные синяки и даже сломанная рука, сколько ушибленная голова. В память Цзинь Гуанъяо навечно врезался тот ужас, когда он осознал, что не может разобрать ни одного иероглифа. К тому времени он уже хорошо умел читать, однако после того удара долго еще не мог осознать содержание даже знакомых текстов. Мама не могла тогда сидеть с ним: ее ждала работа, даже более утомительная, чем обычно, ведь приходилось платить лекарю, — и маленький Мэн Яо лежал в одиночестве, дрожа от мысли, что он навечно останется идиотом, который совершенно точно не будет нужен отцу.

Голова зажила, способность читать вернулась, и даже феноменальная память никуда не делась. Однако остался и страх однажды их лишиться.

Выдержку же Цзинь Гуанъяо приходилось взращивать в себе тщательно. Повзрослев и познакомившись со своей семьей, он в полной мере осознал, что вполне мог бы вырасти похожим на надменного и вздорного Цзинь Цзысюаня. Суровая жизнь, вынуждавшая приспосабливаться ко всем, молчать, терпеть и выжидать, научила Цзинь Гуанъяо другому.

Однако сейчас, под влиянием навалившихся на него несчастий, сдерживаться не осталось уже никаких сил. Цзинь Гуанъяо было отнюдь не все равно, что подумает о нем Лань Сичэнь, однако Цзинь Гуанъяо в данный момент не управлял этим телом. В нем остался лишь тот, кто не отдавал себе отчета в своих действиях и готов был плакать, бежать или бить в зависимости от обстоятельств.

Краем сознания — тем, что еще хоть как-то воспринимал реальность, — Цзинь Гуанъяо понимал, что Лань Сичэнь должен был в нем окончательно разочароваться. Этим же краем он поражался, что тот по-прежнему продолжает сжимать его в объятиях, чуть потираясь носом о макушку.

— Он знал? — тихонько спросил Лань Сичэнь, и его теплое дыхание коснулось волос Цзинь Гуанъяо. — Твой отец знал о Цинь Су?

— Нет, — покачал головой Цзинь Гуанъяо. — Пожалуй, все-таки не знал. Возможно, он даже не помнил, что переспал с госпожой Цинь: как я понял с ее слов, это было лишь однажды. Эргэ, мне страшно подумать, сколько его сыновей и дочерей ходят по Поднебесной, даже не подозревая о своем родстве!

— У А-Суна… — Лань Сичэнь чуть запнулся, но все же рискнул задать вопрос. — Совсем нет никаких шансов?

Цзинь Гуанъяо устало вздохнул. Он сам думал об этом слишком часто.

— Вряд ли, — ответил он честно. — Мне удалось выяснить, что хорошо развитое золоте ядро смогло бы помочь в какой-то мере, но, к сожалению, А-Сун не способен сосредоточиться на медитациях. Какое-то подобие золотого ядра у него сформировалось, однако оно слабее, чем даже у А-Юя — так, одно название.

Он помедлил немного, а потом все же добавил:

— Миншань утверждает, что А-Суну нравятся звуки гуциня. Любой другой шум выводит его из себя, но такую музыку он слушает с удовольствием. Миншань пытается научить А-Суна играть, надеясь, что он сумеет хоть немного продвинуться в самосовершенствовании таким образом… Что-то у них даже получается.

Они помолчали немного вдвоем, погрузившись в звенящую тишину этого места, однако вскоре их уединение оказалось прервано.

— Вот вы где! — вылетел на галерею Мо Сюаньюй. — Я вас уже обыскался!

— Что, еда закончилась? — немного рассеянно спросил Цзинь Гуанъяо, и Мо Сюаньюй возмущенно фыркнул.

— И еда закончилась, и Мымра все там своими слезами залила! — выпалил он, поглядывая на чужие объятия с обидой. — И этот твой Су Миншань заикается как последний придурок! У него такой вид, словно он вот-вот в обморок хлопнется!

— Ему Цинь Су нравится, — равнодушно произнес Цзинь Гуанъяо. — Вот и переживает.

Лань Сичэнь замер за его спиной, а Мо Сюаньюй, ужом проскочив вперед, удивленно посмотрел в глаза.

— Серьезно? — переспросил он. — Мымра… нравится? Она же женщина!

Цзинь Гуанъяо не смог удержаться от короткого смешка.

— Видишь ли, А-Юй, — сказал он мягко, — большинству мужчин как раз женщины и нравятся. А Цинь Су еще и очень красивая, умная и вообще замечательная женщина.

Мо Сюаньюй выразительно скривился.

— Ну ты еще скажи, что она и тебе нравится! — фыркнул он.

— Нравится, — не стал спорить Цзинь Гуанъяо. — Иначе зачем бы я на ней женился?

Руки Лань Сичэня совершенно окаменели, и Цзинь Гуанъяо легонько качнул головой.

— Но тогда я был слишком юным, — признался он. — Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что полюбил Цинь Су как друга. Как человека, увидевшего во мне такого же человека, а не мальчика для битья или орудие. Как приятного собеседника и надежного товарища. Как… сестру.

Помолчав еще немного, он добавил:

— А вот несчастный Миншань, судя по всему, любит ее совсем по-другому. Однако он верный друг и питает ко мне глубокое уважение. Бедняга всегда опасался даже лишний раз увидеться с Цинь Су, лишь бы не нанести мне оскорбления.

— Так давай ему ее подарим! — Мо Сюаньюй, оживившись, даже подпрыгнул на месте.

На это Цзинь Гуанъяо даже отвечать не стал.

На ночь они остались в Молин Су.

Цинь Су удалось еще увидеться с А-Суном. Она посидела с ним за ужином и помогла уложить его спать. Снова плакала, но уже не горько, а как-то тихо и словно бы примирившись с чем-то.

— Тебе стоит вернуться домой, — мягко обратился к ней Цзинь Гуанъяо, перехватив ее перед отходом ко сну. — Ты же видишь, с ним все в порядке… насколько это возможно.

— Скажи, — не глядя на него, спросила Цинь Су, — ты ведь бываешь здесь?

Цзинь Гуанъяо поколебался немного, но все же ответил честно:

— Да. Каждый раз, когда я приезжаю в Облачные Глубины, я перед отлетом домой захожу сюда. Я…

Он хотел сказать, что ему раз за разом требовалось подтверждение, что он не ошибся, не допустил ужасной несправедливости по отношению к своему сыну — и не смог произнести этих слов.

— А я не видела, как он рос, — тихонько прошептала Цинь Су. — Его детство прошло без меня…

— Оно так и так прошло бы без тебя… — начал было утешать ее Цзинь Гуанъяо, но Цинь Су резко оборвала его.

— Нет! — выпалила она. — Я же видела! Он привязан к своей няньке и к главе Су! Я видела, как тот учит моего мальчика играть, видела их рядом! Почему рядом с ним чужой человек, а не я и не ты?

— Потому что тебя я обманул, а во мне слишком мало доброты, — сомкнув веки, произнес Цзинь Гуанъяо. — Такой ответ тебя устроит?

Его щеки коснулась теплая ладонь: как ни странно, не ударяя, а нежно поглаживая. Цзинь Гуанъяо распахнул глаза как раз вовремя, чтобы увидеть горькую усмешку, скользнувшую по губам жены.

Она ушла, а он еще долго смотрел ей вслед, пока на него не налетел Мо Сюаньюй, жалуясь, что им всем отвели разные комнаты, и этой ночью у них опять не выйдет попробовать заняться сексом на троих. Цзинь Гуанъяо поспешил заткнуть ему рот и уволочь в сторону предоставленных им покоев, пока столь специфическим времяпрепровождением не заинтересовались посторонние люди.

Практически оттащив Мо Сюаньюя в его комнату, Цзинь Гуанъяо взял с него обещание, что тот не будет лазить по чужим кроватям. В понятие «чужие» — это он уточнил отдельно — входили кровати Лань Сичэня и самого Цзинь Гуанъяо. Мо Сюаньюй обиженно надулся, так что пришлось постараться донести до него мысль, что они в гостях у приличных людей, а Цзинь Гуанъяо для всех прочих тут еще и с женой. На братца это особого впечатления не произвело, однако обещание он, пусть и крайне неохотно, все же дал.

В своих покоях Цзинь Гуанъяо обнаружил успокаивающий чай, а в воздухе уже витали любимые ароматы. Су Миншань действительно хорошо его знал и старался всячески угодить. Цзинь Гуанъяо редко оставался ночевать в Молин Су, стараясь не привлекать к этому месту лишнего внимания, однако сам Миншань, казалось, всегда радовался этим нечастым оказиям.

Несмотря на все пережитое сегодня днем напряжение, Цзинь Гуанъяо, налив себе чашечку чая, осознал, что с его души словно упала часть груза. Цинь Су восприняла все лучше, чем он мог надеяться, и Лань Сичэнь не отвернулся от него, узнав об еще одной грязной тайне.

Цзинь Гуанъяо запретил себе думать о том, что, возможно, в его жизни все не так уж и плохо, ибо после таких мыслей обычно и начиналось все самое худшее, однако спать он лег не в самом дурном расположении духа.

А проснулся, неожиданно для себя, посреди двора с Мо Сюаньюем, сидящем у него на груди и рыдающим в три ручья.

На востоке розовела тоненькая полоска, намекая на приближение утра, однако пока вокруг царила глухая ночь. Земля под спиной была твердой, и в легких спальных одеяниях лежать на ней было достаточно прохладно.

— А-Юй, — попросил Цзинь Гуанъяо, постаравшись придать своему голосу как можно больше спокойствия. — Слезь с меня, пожалуйста.

— Ты меня узнаешь? — похлопал Мо Сюаньюй ресницами. — Наконец-то узнаешь?

— Ну конечно, я тебя узнаю! — удивился Цзинь Гуанъяо. — Если ты только не успел еще с кем-нибудь телами поменяться…

— Не успел! — просиял Мо Сюаньюй и, подпрыгнув на нем, прижался уже всем телом. — Яо-гэ, миленький, я так перепугался!

Он не успел объяснить, что именно его испугало, ибо из ближайшего окна вдруг высунулся Лань Сичэнь и встревоженно спросил:

— А-Яо, у тебя все в порядке?

— Нет, — честно ответил Цзинь Гуанъяо. — Я почему-то лежу на земле вместо своей кровати, и на мне сидит А-Юй. Определенно, со мною не все в порядке.

Он запоздало подумал, что не стоило вот так сходу выдавать свои ощущения, однако его не отпускала мысль, что все происходящее — лишь сон. Ибо только во сне может приключиться подобная околесица.

Цзинь Гуанъяо убедился в своих предположениях, когда Лань Сичэнь, глава праведного ордена Гусу Лань, Первый Нефрит и просто преисполненный всяческих достоинств муж, по-мальчишески вылез во двор через окно. Подойдя, Лань Сичэнь немного поколебался, но все же сперва снял Мо Сюаньюя с груди Цзинь Гуанъяо и лишь после этого поинтересовался:

— Что у вас тут произошло?

Слушать пришлось Мо Сюаньюя, ибо сам Цзинь Гуанъяо помнил лишь, как лег в постель и провалился в сон.

Мо Сюаньюй рассказал, что он тоже заснул, а потом проснулся среди ночи в тревоге. Он с чего-то решил, что Яо-гэ без него очень одиноко, что он сидит в тоске и печали, не спит и очень страдает. Помня обещание «не лезть в чужие кровати», Мо Сюаньюй решил сперва заглянуть в окно. Может, Яо-гэ и не на кровати сидит, тогда к нему вполне можно будет присоединиться. Увиденное превзошло ожидания: Яо-гэ некоторое время бродил по комнате, после чего, случайно наткнувшись на дверь, вышел наружу.

Мо Сюаньюй забеспокоился. Он почти не сомневался, что справедливость взяла свое, и тело ведет Яо-гэ в его, Мо Сюаньюя, объятия. И поэтому следовало как можно скорее вернуться в свою комнату, чтобы не разочаровать любимого старшего брата. Еще, правда, оставалась небольшая возможность, что Яо-гэ направился к главе Лань — но тогда требовалось спешить еще сильнее, чтобы не позволить случиться страшной измене.

Однако Яо-гэ никуда не пошел, а просто вывалился наружу. Вывалился в буквальном смысле: с трудом вписавшись в дверной проем и едва не полетев с невысокого крыльца. В стремительном броске Мо Сюаньюй успел его перехватить, но вместе благодарности заполучил лишь рассеянный взгляд. Мо Сюаньюй звал брата, умолял ответить, но тот лишь смотрел куда-то сквозь него и, казалось, вовсе ничего не слышал.

Последние слова Мо Сюаньюй договаривал, уже вновь хлюпая носом и заливаясь слезами.

— Я так обрадовался, когда ты на меня по-нормальному посмотрел! — всхлипнул под конец Мо Сюаньюй. — Когда заговорил со мною!..

Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь встревоженно переглянулись. Цзинь Гуанъяо отродясь не ходил во сне — по крайней мере, никто никогда не рассказывал ему о подобном. Мо Сюаньюй, насколько он знал, тоже всегда спал как убитый, так что дело не могло быть в его теле.

— Вы еще что-нибудь помните, молодой господин Мо? — поинтересовался тем временем Лань Сичэнь.

Тот ответил ему мрачным взглядом.

— Я за Яо-гэ бежал! — заявил он воинственно. — И старался уберечь! Вы в это время вообще спали как бревно!

— А-Юй, тебя никто ни в чем не упрекает, — мягко вмешался Цзинь Гуанъяо. — И поверь, я очень тебе благодарен! Однако эргэ просто хочет узнать, не заметил ли ты в моем поведении еще хоть что-нибудь необычное?

Мо Сюаньюй задумчиво потер лоб.

— Не знаю… — протянул он растеряно. — Я так волновался, так беспокоился… Вот, походка у тебя была странной! Было такое впечатление, словно ты очень долго сидел, и теперь никак не можешь размять ноги. А еще…

Мо Сюаньюй помолчал немного, припоминая, а потом неуверенно добавил:

— Ты, когда на улицу вышел, руками вот так возле головы помахал. Потом замер, вроде как прислушался, а затем дальше пошел. Ну, а дальше там уже крыльцо было.

— Еще раз: как помахал руками? — переспросил Лань Сичэнь, вздрогнув всем телом и побледнев.

Мо Сюаньюй послушно изобразил, и Цзинь Гуанъяо почувствовал, как во рту у него пересохло.

— Это флейта… — потрясенно пробормотал он.

— Флейта? — нахмурился Мо Сюаньюй и кивнул в сторону Лань Сичэня. — Как у него?

— Дицзы… — покачав головой, непослушными губами произнес Лань Сичэнь. — А-Яо, ты не умеешь играть на дицзы.

Казалось, он отчаянно надеялся услышать опровержение, но Цзинь Гуанъяо порадовать его было нечем. Он действительно не умел играть ни на каких духовых инструментах.

Но был кое-кто, кто умел, и вполне виртуозно.

— Да причем тут флейта? — не выдержал их тяжелого молчания Мо Сюаньюй. — Что случилось с Яо-гэ?

— Это с нами со всеми случилось, — поежился уже совсем не от холода Цзинь Гуанъяо, а Лань Сичэнь, нахмурившись, добавил:

— Боюсь, молодой господин Мо, вы все же умудрились каким-то чудом призвать в свое тело одновременно с А-Яо еще и Старейшину Илина.

========== Глава 12 ==========

Догадки одна страшнее другой мелькали в голове Лань Сичэня. Со сном на сегодня совершенно точно было покончено, хотя до пяти еще оставалось время — а вот их собственное время, вполне возможно, уже поджимало.

Однако прежде, чем продолжить разговор, взгляд Лань Сичэня уткнулся в А-Яо. Мо Сюаньюй, отправляясь следить за братом, оделся и обулся. Сам Лань Сичэнь, перед тем как вылезти в окно, тоже натянул сапоги и накинул верхнее ханьфу. А-Яо же, вышедший из своей комнаты, не просыпаясь, стоял на земле босой и в одном исподнем. Сам он, похоже, не замечал этого, хотя по его худощавому телу то и дело пробегала дрожь.

— Давайте вернемся в дом и там все обсудим, — предложил Лань Сичэнь, скидывая с себя ханьфу и набрасывая его на плечи А-Яо.

Он взял названого брата под руку и повел обратно. Мо Сюаньюй тут же пристроился с другого бока, вцепившись во вторую руку А-Яо.

В комнате Лань Сичэнь усадил А-Яо на кровать и опустился рядом на колени. Усилием воли он прогнал из головы воспоминания, что совсем недавно он сидел в точно такой же позе — и чем это закончилось. Однако сейчас их было трое, а значит, все просто обязано было остаться в рамках благопристойности. Поэтому Лань Сичэнь ограничился тем, что взял оледеневшие ступни в свои ладони.

— Эргэ, зачем?.. — смутился А-Яо, попытавшись вырваться. Безуспешно: Лань Сичэнь держал его мягко, но крепко. — Они же грязные!

— Они замороженные, — возразил Лань Сичэнь. — Не хватало еще, чтобы ты простудился.

А-Яо явно собирался поспорить с этим заявлением, но тут вмешался Мо Сюаньюй, попытавшийся выдернуть одну ногу А-Яо из рук Лань Сичэня.

— Я тоже хочу заботиться о Яо-гэ! — заявил он в ответ на его удивленный взгляд. — Он мой братик! Настоящий, родной! В отличие от некоторых!..

Лань Сичэнь выразительно опустил взгляд на его ладони… и судорожно сглотнул. Он только сейчас осознал, что если бы он решился проделать все то же самое, когда А-Яо был в собственном теле, его ступни как раз бы поместились в ладонях Лань Сичэня. У тела Мо Сюаньюя ступни были длиннее. Узкие и изящные, с аккуратными пальцами, они выглядели утонченными и по-своему красивыми — но все же значительно превышали размером ступни А-Яо.

И, разумеется, они совершенно не помещались в ладонях его тела. Руки у А-Яо тоже были небольшими — даже, пожалуй, чуть меньше, чем у обычного мужчины его роста. Лань Сичэнь помнил каждый раз, когда касался этих тонких, обманчиво хрупких рук: кончики пальцев А-Яо едва достигали первой фаланги пальцев Лань Сичэня. Он знал, как сильны и умелы эти руки, но все равно его сердце каждый раз замирало, стоило им оказаться рядом.

— Молодой господин Мо… — начал было Лань Сичэнь, однако, встретившись с воинственным взглядом, вздохнул и произнес не то, что собирался изначально: — Давайте вы возьмете ноги А-Яо в свои ладони, а я уже ваши руки — в свои?

Мо Сюаньюй покосился на него с подозрением, однако с готовностью ухватился за ступни А-Яо. Тот сидел с порозовевшими щеками и, казалось, очень хотел подтянуть ноги под себя. Лань Сичэнь улыбнулся ему ободряюще и накрыл ладони Мо Сюаньюя своими, одновременно добавляя небольшой поток ци. Теплее сразу стало всем.

— Итак, Старейшина Илина, — явно изо все сил стараясь побороть смущение, первым вернулся к оставленной теме А-Яо.

— Вэй Усянь… — тут же нахмурился Лань Сичэнь. — Я бы очень хотел ошибиться, но опасаюсь, что ритуал все же был проведен правильно.

— Ну как же правильно, если мы с Яо-гэ поменялись местами? — возмутился Мо Сюаньюй. — Куда там Старейшина Илина мог поместиться?

Лань Сичэнь не знал ответа. А-Яо, скорее всего, тоже, поэтому оба они промолчали, что не помешало Мо Сюаньюю погрузиться в собственные размышления.

— Ну уж нетушки, я так не согласен! — бормотал он сердито. — Я же не просто так ему тело отдавал, а в оплату! Но этих ублюдков убила дурацкая рука, а ей я точно ничего дарить не собираюсь! Обойдется! У него свое тело есть!

— Еще и дагэ… — почти беззвучно простонал А-Яо. — И А-Су… Что ж все так одновременно-то?

Лань Сичэнь осторожно погладил его щиколотки — там, куда не доходили руки Мо Сюаньюя, — кончиками своих пальцев, и А-Яо судорожно вздохнул, уставившись на него широко распахнутыми глазами.

— Старейшина Илина, — повторил Лань Сичэнь с небольшим нажимом. — Давайте решать вопросы постепенно.

Он попросил Мо Сюаньюя еще раз максимально подробно поведать о проведенном ритуале. А-Яо, чья память была совершенной, начертил на листе бумаги магическое поле, в котором он очнулся. Лань Сичэнь, слушая рассказ и изучая чертеж, тревожно хмурился. Он помнил, как неохотно в свое время дядя давал ему доступ к запретным знаниям их семьи. Тогда еще совсем юный Сичэнь наивно спросил, зачем хранить всю эту мерзость, столь противоречащую и правилам, и самому духу их ордена. Лань Цижэнь на это ответил, что хуже знакомого зла может быть только зло, которое не удается распознать. Очень немногие способны ознакомиться с тьмой и не запятнать себя соблазнами, однако глава ордена просто обязан, невзирая на риски, быть готовым к встрече с подобным. Такую тяжесть следует брать на себя, не подвергая опасности рядовых адептов — и именно поэтому глава ордена должен особенно тщательно следить за своей собственной праведностью.

Праведность Лань Сичэню давалась без труда. Ни темные ритуалы, ни запретные мелодии не возбудили в нем ни малейшего интереса. Он ознакомился с ними, принял к сведению — и с радостью затолкал воспоминания о них в самый отдаленный уголок своего разума. Было ли дело в наследственности или в дядином воспитании, однако Лань Сичэнь ни разу за всю свою жизнь не испытал желания применить на практике хоть что-то из того, что узнал из собраний Запретной секции.

Но это не мешало ему помнить. Лань Сичэнь не обладал феноменальной памятью А-Яо, который запоминал, казалось, все, что видел и слышал хоть когда-либо, однако раз выученное им однажды уже не забывалось.

В Запретной секции не имелось описания конкретно этого ритуала пожертвования тела, и тем не менее по косвенным признакам Лань Сичэнь мог сделать вывод. По всему выходило, что Мо Сюаньюй провел ритуал правильно. Все ключевые требования были соблюдены, все мало-мальски важные детали оговорены. Магическое поле тоже было расчерчено верно, в строгом соответствии с ритуальными канонами.

Именно это в результате Лань Сичэнь и озвучил для А-Яо и Мо Сюаньюя. А-Яо слушал внимательно, впитывая новые для себя сведения как губка. Мо Сюаньюй нетерпеливо хмурился, при этом поглядывая на брата с гордостью.

— Вот видишь, Яо-гэ! — не выдержал он наконец. — Я способный!

— Да, А-Юй, ты очень способный, — обреченно подтвердил А-Яо и добавил совсем тихо: — К сожалению…

Помолчав немного, он спросил:

— Эргэ, но как тогда получился обмен? Раз ритуал был проведен правильно и сработал, как планировалось?

Лань Сичэнь покачал головой.

— Я не могу утверждать ничего однозначно, А-Яо, — произнес он медленно. — Я знаком с темой темных ритуалов лишь в теории. Однако могу сделать предположение.

Две пары глаз уставились на него с напряженным ожиданием, и Лань Сичэнь, старательно подбирая слова, продолжил:

— Когда речь идет о Светлом пути, то на первый план выходит сила заклинателя. Уровень развития его золотого ядра, уровень самосовершенствования… Но не сама личность заклинателя. Все, что может сделать один, другой, обладающий такой же силой, способен повторить.

— Что же касается Темного пути, — развивал свою мысль Лань Сичэнь, — здесь все становится гораздо запутаннее. Насколько я сумел понять данный вопрос, Темный путь вообще сложно назвать единым путем. Он, скорее, похож на множество узеньких тропинок, каждая из которых предназначена только для одного. При темных ритуалах не задействуется сила ядра, вся их суть завязана исключительно на личности самого заклинателя.

— То есть ты хочешь сказать, — подхватил его мысль А-Яо, — что один и тот же ритуал у разных темных заклинателей может получиться по-разному?

— И это тоже, — с готовностью кивнул Лань Сичэнь. — Но еще и то, что у темных заклинателей очень большую роль играют их характер, мысли и чувства. Пожалуй, Светлый путь можно сравнить с крепким мастерством, а Темный — с интуитивным искусством…

Едва сказав это, Лань Сичэнь смутился и опустил голову, уткнувшись лбом в колени А-Яо.

— Слышал бы меня сейчас дядя! — выпалил он со стоном…

И замер, осознав, что на его голову легли мягкие ладони.

— Я тебя понял, эргэ, — ласково произнес А-Яо. — К тому же ничто, произнесенное в этой комнате, не выйдет за ее пределы.

— Так что с обменом? — вмешался Мо Сюаньюй, стараясь придвинуться поближе. — Пока вы все только языками чешете, а ничего толком не понятно!

— О, но это… очевидно, — усилием воли заставляя себя вернуться к изначальной теме, сказал Лань Сичэнь. — Вы, молодой господин Мо, по всей видимости, отвлекались во время проведения ритуала. Это в принципе очень опасно, а уж при проведении ритуала подобной сложности…

— Ты имеешь в виду, — вновь продолжил за него А-Яо, — что А-Юй, призывая Старейшину Илина, думал обо мне, и тем самым подкорректировал ритуал?

— Да, — кивнул Лань Сичэнь. — Я так понимаю, ненависть, из-за которой все и было затеяно, у молодого господина Мо была достаточно сильна — иначе темные ритуалы просто не срабатывают… Однако не менее сильна была и его любовь к тебе. Два желания, мести и… эм… обладания, были равновелики, и потому осуществились оба. Но при этом оба — криво, ибо они вступили в противоречие друг с другом.

А-Яо в задумчивости прикусил губу, а затем едва заметно покачал головой.

— Я — живой, при живом теле и живой ци, — произнес он медленно, старательно подбирая слова. — Я — на данный момент — сильнее Вэй Усяня, лишенного даже малейшей связи с его телом, которое было разорвано на мельчайшие части, и более тринадцати лет проведшего в небытии. Поэтому сознание и управление достались мне.

— Скорее всего, это именно так, — согласился Лань Сичэнь. — Однако…

Он сглотнул и невольно придвинулся ближе. Ему ужасно не хотелось произносить этих слов, но замалчиванием проблему было не решить.

— Однако А-Юй пожертвовал тело именно Вэй Усяню, — А-Яо оказался более решительным. — И даже условие контракта было соблюдено. Ритуал был проведен по всем правилам и завершился успешно.

— Нет! — подскочил на своем месте Мо Сюаньюй. — Я не согласен!

Лань Сичэнь переглянулся с А-Яо.

— Я не знаю, есть ли возможность обернуть все вспять, — признался он. — Я никогда не слышал, чтобы у темных ритуалов предусматривался такой шанс. Темный путь — кровавый и жестокий, на нем не бывает не смертельных ошибок…

Лань Сичэнь пожалел о своих словах в тот же миг, когда Мо Сюаньюй нервно сглотнул, а пульс А-Яо словно бы замер под его рукой. Лань Сичэнь уже начал в панике искать, чем бы смягчить высказанное, когда дверь распахнулась и в комнату влетела госпожа Цзинь.

— Я решила… — начала было она, однако замерла, успев сделать всего пару шагов, и уставилась на них в задумчивости. Покачав головой, госпожа Цзинь произнесла: — Нет, я всегда подозревала что-то в этом роде, но чтобы втроем…

Лань Сичэнь только сейчас осознал, что они с Мо Сюаньюем по-прежнему сидят на полу и обнимают ноги А-Яо. Кончики его ушей стремительно заполыхали, однако Мо Сюаньюй, не испытавший, казалось, ни малейшего смущения, заявил насмешливо:

— А тебе что же, завидно?

— Было бы чему завидовать, — фыркнула госпожа Цзинь и сложила руки на груди.

— За-а-авидно! — довольно протянул Мо Сюаньюй. — Пусть ты теперь и наша сестренка, но у нас все занято, мест больше нет!

— А-Юй, пожалуйста!.. — осадил его А-Яо, поспешно выдергивая свои ноги из ослабевших объятий отвлекшихся поклонников. — А-Су, ты что-то хотела?

— Я хотела… — госпожа Цзинь чуть нахмурилась, словно увиденная сцена сбила ее с толку. — Я хотела сказать о своем решении. Я остаюсь с А-Суном.

— Но, А-Су… — растерянно произнес А-Яо. — Это невозможно!

— Ты опять хочешь разлучить меня с сыном, которого я только-только обрела? — обманчиво мягким голосом поинтересовалась госпожа Цзинь.

— Я не хочу вас разлучать, — возразил А-Яо, сумев наконец сползти с кровати, обогнув при этом своих замерших на полу братьев, и накинув на плечи верхнюю одежду. — Но ты все еще моя жена.

— Я, как выяснилось, твоя сестра, — фыркнула госпожа Цзинь.

Теперь они стояли друг напротив друга, и Лань Сичэня посетила мысль, что, несмотря на несходство черт, вот так очень явственно становилось заметно их родство. Пожалуй, в отличие от Мо Сюаньюя и Цзинь Цзысюаня, Цинь Су имела с А-Яо немало общего. Внешне маленькая и изящная, безукоризненно вежливая и утонченная, обманчиво хрупкая — она обладала стальной волей, даром умело управлять ситуацией и несгибаемым упрямством.

— Да, — А-Яо чуть склонил голову. — Однако для всех окружающих — моя жена. Что будут говорить люди, когда ты просто пропадешь из Башни Золотого Карпа? Как я должен объяснять всем, куда делась моя супруга? Что я скажу твоему отцу?

— Моему… — начала было госпожа Цзинь, но А-Яо решительно перебил ее.

— А-Су, Цинь Цанье — твой отец, — заявил он твердо. — Он растил тебя как родную дочь, он любил и любит тебя. Ты — его единственное дитя, тебе он отдал всю свою сердечную привязанность. Неужели это стоит меньше брошенного однажды семени?

Глаза госпожи Цзинь повлажнели, однако в них сверкнула ярость.

— Цзинь Гуанъяо, не вздумай играть со мною словами! — выпалила она, делая шаг навстречу ему. — Я получше тебя знаю, что было сделано для меня и моей матери, но как можно доверять мужчинам после всего, что вы вытворяете за нашими спинами?

— Не переноси свой гнев на невиновного, — не шелохнувшись, посоветовал А-Яо. — Твой отец не сделал ничего, что принесло бы тебе боль.

— Хорошо, — госпожа Цзинь прикрыла глаза, но стояла при этом твердо. — Однако мое решение неизменно. В Башне Золотого Карпа, здесь или где угодно еще — но я буду с моим сыном. Выбирай: либо мы забираем его с собой, либо я остаюсь здесь.

— Его нельзя забирать отсюда! — А-Яо даже вздрогнул, словно представив все последствия такого шага. — Ты же сама видела, как он реагирует на незнакомых людей, на шум, на все непривычное!

— Значит, я остаюсь здесь, — повторила госпожа Цзинь.

— И как прикажешь мне объяснять такой поступок с твоей стороны? — сузив глаза, поинтересовался А-Яо.

Однако госпожа Цзинь лишь пожала плечами.

— Придумай сам, — посоветовала она. — Ты умный, я верю, что ты справишься.

С этими словами она развернулась и вышла, а А-Яо остался стоять посреди комнаты, растерянно глядя ей вслед.

========== Глава 13 ==========

Цзинь Гуанъяо было не привыкать к ударам судьбы. Жизнь то и дело подкладывала ему свинью и подставляла подножку, а Цзинь Гуанъяо раз за разом преодолевал все преграды. Обходил, перелезал, подползал. Он любил жизнь, и даже если бы ему оторвали руки, он сумел бы зубами выгрызть себе право жить. И за место под солнцем он также всегда готов был бороться.

И все же последние годы заставили его расслабиться. Давно остались позади и борьба за внимание отца, и откровенное противостояние за право оставаться главой ордена. И уж тем более канули в далекое небытие военные годы и постоянная угроза для жизни. В последние несколько лет бытие Цзинь Гуанъяо было спокойным и размеренным, лишенным серьезных потрясений. Рядом с ним не осталось врагов, лишь несколько близких друзей и небольшая семья, а все, кто имел что-то против него, не обладали клыками, чтобы кусаться по-настоящему.

Так думал Цзинь Гуанъяо, рассчитывая провести еще несколько лет в блаженном спокойствии. Он не опасался даже, что Цзинь Лин вот-вот заявит о своих правах на постглавы ордена: непоседливый, мечтающий о подвигах и жадный до славы мальчик еще ох как не скоро должен был захотеть занять место в кабинете над стопками бесконечных документов. По прикидкам Цзинь Гуанъяо, лет десять-пятнадцать, а то и — почему бы и нет? — все двадцать у него в запасе имелось.

Однако по всему выходило, что где-то он ошибся. Какого-то врага он проглядел. Врага умного, изобретательного, неизменно оказывающегося на шаг впереди. Если раньше Цзинь Гуанъяо считал, что у него впереди еще много времени, то сейчас отчетливо понимал, что оно практически иссякает.

Несчастия, одно за другим обрушивающиеся на его голову, едва не вывели Цзинь Гуанъяо из привычного состояния равновесия. Он всегда гордился тем, что умеет держать лицо в самых невообразимых ситуациях, однако ему было уже не двадцать лет, а проблемы сыпались со всех сторон. Настолько разные, что казалось немыслимым связывать их друг с другом, они пришли одновременно, а Цзинь Гуанъяо не верил в подобные совпадения. Он едва не заработал нервный срыв, удержавшись на краю лишь чудом…

И имя у этого чуда было — Лань Сичэнь.

Лань Сичэнь, которому Цзинь Гуанъяо всегда опасался показать хотя бы краешек неидеального себя, лишь бы не отпугнуть, лишь бы не увидеть разочарования в этих добрых и ласковых глазах, — этот Лань Сичэнь раскрыл ему свое сердце, раз за разом принимая Цзинь Гуанъяо таким, каким тот был. Лань Сичэнь оказался еще лучше, чем Цзинь Гуанъяо о нем думал. Он умудрялся продолжать испытывать теплые чувства к человеку, который, казалось, нарушил все возможные правила его ордена — но при этом не потерял своей собственной чистоты. Для кого другого это стало бы невозможным, но только не для Лань Сичэня. Возможно, это был его природный дар: делать светлее и чище все, к чему он прикасался.

У Цзинь Гуанъяо тоже имелся природный дар. Это было умение думать, анализировать и управлять. Именно поэтому, усилием воли взяв себя в руки, он организовал небольшой совет в своих покоях.

Лань Сичэнь удивился, узнав, что Цзинь Гуанъяо хочет видеть на этом совещании Су Миншаня, и пришлось признаться:

— Эргэ, Миншань многое знает обо мне. Пожалуй, слишком многое. Если бы он захотел, то мог бы меня погубить, однако он по-своему честен и предан.

— Ты не думаешь… — тут же нахмурился Лань Сичэнь. — Что это он…

Он запнулся, едва заметно порозовев.

— Прости, — выпалил он смущенно. — Я не имею права высказывать подозрения. Ты доверяешь этому человеку…

— Доверяю, — задумчиво кивнул Цзинь Гуанъяо.

Слова Лань Сичэня взволновали его. Су Шэ действительно знал немало темных секретов Верховного Заклинателя. С того момента, как от Сюэ Яна пришлось избавиться, Цзинь Гуанъяо не раз прибегал к помощи Су Шэ. В последние годы, правда, от того ничего особенного не требовалось, напротив, это Цзинь Гуанъяо раз за разом оказывал поддержку ордену Молин Су, но знаний о старых грехах хватало.

Мог ли Су Шэ повернуться против своего благодетеля?

Конечно же, мог. Цзинь Гуанъяо воткнул меч в спину Вэнь Жоханя и довел до смерти собственного отца. Он не верил, что существуют неприкосновенные люди.

Кроме, разумеется, Лань Сичэня. Лань Сичэнь был неприкосновенен.

Скорее, вопрос следовало поставить по-другому: надо ли это было Су Шэ?

Цзинь Гуанъяо склонялся к мысли, что не надо. Орден Молин Су был небольшим и откровенно слабым. Цзинь Гуанъяо немало поддерживал как орден, так и его главу, выводя его на более выгодные позиции, нежели тот мог достичь самостоятельно. Никто, помимо Цзинь Гуанъяо, не будет продолжать помогать, и орден Молин Су скатится до позиции самого мелкого местечкового клана.

Правда, оставалась еще Цинь Су. Если она овдовеет, у Су Шэ появится шанс. Не то чтобы он выглядел человеком, который рискнет этот шанс использовать — но как знать? Быть может, не имея в соперниках Верховного Заклинателя, он и осмелеет.

Однако против подобного предположения имелся один весомый довод. Цзинь Гуанъяо считал, что неплохо разбирается в людях, и Су Шэ разглядел давно. Тот был человеком своих привязанностей, которые определял раз и навсегда. Если Су Шэ считал, что кто-то его обидел, — то обидчик заслуживал ненависти на всю оставшуюся жизнь. Если Су Шэ отдавал кому-то свою симпатию, то проявлял ее, несмотря ни на что. Су Шэ с благодарностью принимал помощь от Цзинь Гуанъяо, однако никогда не пытался переступить определенную черту. Он словно определил для себя их взаимное расположение и не собирался ничего менять. Верховный Заклинатель был для него примерно как Лань Сичэнь для самого Цзинь Гуанъяо — кроме разве что влюбленности.

— Доверяю, — уже тверже повторил Цзинь Гуанъяо. — Однако считаю, что наш разговор, помимо всего прочего, поможет убедиться. Если у Миншаня есть что-то против меня, он себя выдаст, даже если у него имеются задатки гениального актера. Но все же не думаю, что он играл какую-то роль во всей этой истории.

О том, что Су Шэ, возможно, придется в ней все-таки участвовать, Цзинь Гуанъяо пока умолчал.

Су Миншань несколько тушевался в присутствии Лань Сичэня, и Цзинь Гуанъяо первым делом постарался максимально разрядить обстановку. Впрочем, куда больше его стараний в этом деле помогло поведение Мо Сюаньюя: его непосредственность моментально сводила к нулю любой возможный пафос.

Цзинь Гуанъяо кратко ввел Су Миншаня в курс дела, а заодно еще раз проговорил для всех присутствующих, в том числе для себя самого, все детали. Картина вырисовывалась следующая:

Мо Сюаньюй решился провести ритуал и пожертвовать свое тело Старейшине Илина. Практически добившись успеха, он в последний момент умудрился обменяться телами с Цзинь Гуанъяо, чем спас жизнь себе, но поставил всех троих в сложное положение. С какой бы стороны ни поглядеть на это событие, по всему выходило, что решение Мо Сюаньюем было принято самостоятельно. Цзинь Гуанъяо еще раз, в присутствии Лань Сичэня и Су Миншаня попытался аккуратно расспросить своего брата, но тот продолжал стоять на своем.

Отложив пока этот вопрос, перешли к следующему: к телу покойного Не Минцзюэ. Су Шэ даже глазом не моргнул, узнав, что от того Цзинь Гуанъяо избавился лично, напротив, бросил уважительный взгляд. Впрочем, иного от него Цзинь Гуанъяо и не ожидал. Су Шэ приговорил Цзинь Цзысюня к пытке и последующей смерти от страшного проклятия и, пожалуй, проклял бы и Лань Ванцзи, если бы Цзинь Гуанъяо прямым текстом не попросил этого не делать. Жизнь и смерть Второго Нефрита Гусу Лань его совершенно не беспокоили, однако он не сомневался, что они весьма беспокоят Первого Нефрита. За спокойствие Лань Сичэня Цзинь Гуанъяо был способен удавить кого угодно, но с Су Миншанем он предпочел действовать подарками, благоволением и лестью. Смерть слишком быстра, а унизить Лань Ванцзи будет куда проще, став главой сильного и процветающего клана. Второй господин Лань так и останется «запасным», в то время как Су Миншань имеет все шансы возвыситься. Играя на этих честолюбивых планах, Цзинь Гуанъяо сумел выиграть жизнь и здоровье для брата Лань Сичэня.

А вот тому, что Не Минцзюэ умудрился восстать лютым мертвецом, Су Шэ удивился.

— Он точно поднялся сам? — спросил он, встревоженно хмурясь. — Потому что если это так… то всем заклинателям надо что-то делать с успокаивающими ритуалами.

Лань Сичэнь задумчиво кивнул.

— Глава Су прав, — произнес он медленно. — Я, признаться, об этом не подумал. Если дагэ поднялся сам, невзирая на ритуалы, то это значит, что они не имеют достаточной силы. Следовательно, каждый заклинатель рискует повторить его путь. А ведь чем сильнее заклинатель, тем сильнее будет лютый мертвец…

— Он просто был злой и вредный, — авторитетно заявил Мо Сюаньюй. — И очень хотел продолжать обижать Яо-гэ!

— Нет, молодой господин Мо, это не так работает, — возразил ему Су Шэ, хотя видно было, что ему неловко спорить с человеком, обладающим лицом Цзинь Гуанъяо. — Эти ритуалы проводятся в детстве, родителями. Никто не пожелает своему ребенку такого, и потому все соблюдается до мельчайших деталей. Могу предположить, что в ордене Не и вовсе должны с особым вниманием относиться к ритуалам, ведь дух их сабель сам по себе уже является огромным риском. Поэтому я все же предположу, что причина не может быть ни в силе заклинателя, ни в неправильном ритуале. Кто-то поднял тело Не Минцзюэ.

— Кто-то поднял… — эхом отозвался Цзинь Гуанъяо, тихонько постукивая пальцами по столу. — Кто-то, кто имеет доступ в семейный склеп. Кто-то достаточно талантливый, чтобы помочь подняться заклинателю. Кто-то настолько умный и ловкий, что сумел не стать его первой жертвой…

— Почему ты думаешь, что он не стал? — удивился Мо Сюаньюй. — Может, его бренные останки до сих пор валяются в склепе.

Он хихикнул, но Цзинь Гуанъяо было не до смеха.

— Не Хуайсан очень любил своего брата, — покачал он головой. — Он любит его и скорбит по нему до сих пор. Он часто навещает его могилу и совершенно точно заметил бы, если бы на ней лежали останки чьего-то тела.

— Ну так может, это он его и поднял? — легкомысленно хмыкнул Мо Сюаньюй, и Цзинь Гуанъяо устало вздохнул.

— А-Юй, пожалуйста, это не смешно, — произнес он, постаравшись придать голосу строгость. — Во-первых, Хуайсан слишком слабый заклинатель и… не самый умный человек. Во-вторых, даже если бы он умудрился поднять дагэ, тот разорвал бы его в тот же момент…

— Но они же братья! — возмущенно перебил его Мо Сюаньюй. — Вот я бы, если бы вдруг стал лютым мертвецом, ни за что бы на тебя не напал! На кого другого — пожалуйста, но только не на тебя!

— А в-третьих, — с мягкой настойчивостью продолжил Цзинь Гуанъяо, — все упирается именно в то, что они братья. Душа не может уйти на перерождение, пока ее тело бродит лютым мертвецом. Только злейшему врагу можно пожелать подобного посмертия, но не родному любимому брату!

— Значит, тот, кто поднял Не Минцзюэ, был его врагом? — задумчиво протянул Су Шэ. — Обречь на страдания того, кто уже умер, — это надо очень сильно ненавидеть…

О ненависти Су Миншань знал многое и, как Цзинь Гуанъяо считал, способен был оценить такой поступок. Однако…

— Не представляю, кто мог его настолько ненавидеть, — признался он, подумав. На него уставились три пары глаз, и Цзинь Гуанъяо, невольно поерзав на своем месте, воскликнул: — Даже я! Я вообще его не ненавидел! Он часто выводил меня из себя, пугал, держал в напряжении… Я был обижен тем, как он со мною обращался! Но… но ведь было и хорошее. Дагэ когда-то был добр ко мне, и я не забыл этого. Быть может, если бы не ярость, сжигающая его, и не мой отец, так желавший нашей ссоры, у нас рано или поздно бы все наладилось! И я… я хотел обезопасить себя, защитить — но не обречь дагэ на вечные муки! Напротив, я надеялся, что хотя бы в следующий раз он возродится кем-нибудь более спокойным и проживет новую жизнь счастливо…

Цзинь Гуанъяо почти не лукавил, и слезы на его глаза навернулись настоящие. Иногда — иногда — ему действительно не хватало того Не Минцзюэ, которого он узнал когда-то. Цзинь Гуанъяо было шестнадцать, когда в его жизни появился суровый великан, который одним движением руки открыл ему путь наверх, одним взглядом заткнул чужие грязные рты… ну, или хотя бы заставил их притихнуть. Цзинь Гуанъяо помнил и презрение, которым окатил его Не Минцзюэ, осознав, как сильно отличается от него юный протеже, и горькие слова, брошенные ему в лицо, и унизительный пинок, отправивший в очередной полет с лестницы… Но помнил он и человека — второго человека в своей жизни, — которому было не все равно. Таких людей у Цзинь Гуанъяо было очень немного, он мог пересчитать их по пальцам одной руки. Лишиться каждого из них было… больно.

— Да при чем тут враги этого урода? — разбивая повисшую было неловкую паузу, встрял Мо Сюаньюй. — По-моему, во всем замешаны враги Яо-гэ! Ведь именно к нему пришел лютый мертвец, а потом эта мертвецовая рука напала на мою деревню!

— Вот, кстати, тоже вопрос, — доселе молчавший Лань Сичэнь, казалось, обрадовался возможности хоть немного сменить тему. — Откуда взялась рука?

— Руку прятал я… — все еще хрипловатым голосом произнес Цзинь Гуанъяо. — Поэтому я бы лучше спросил, кто ее нашел, освободил и доставил к деревне Мо.

— Доставил? — переспросил Лань Сичэнь, и Цзинь Гуанъяо кивнул.

— Да, — подтвердил он. — Место упокоения было далековато от деревни Мо. Если бы рука дагэ каким-то образом освободилась сама и передвигалась в произвольном порядке, то мы бы наверняка услышали о ней раньше. Монстр подобной силы — о нем очень скоро прознали многие ордена и кланы.

— Тогда я склонен согласиться с молодым господином Мо, — в задумчивости кивнул Су Шэ. — Пусть он и настаивает, что провел ритуал по доброй воле, но появление столь темной и однозначно враждебной сущности одновременно с возвращением Старейшины Илина не может не быть подозрительным.

— Дополнительная жертва? — неуверенно пробормотал Мо Сюаньюй, почесав переносицу. — Но зачем? Ритуала было вполне достаточно… Яо-гэ, ты же сам видел, я все правильно сделал!

— Да, А-Юй, — машинально кивнул Цзинь Гуанъяо, сосредоточенно обдумывая возможные варианты. — Я бы подумал на остатки ордена Вэнь, если бы не знал точно, что он уничтожен под корень.

— Извините… — вдруг замялся Су Шэ. — Я просто хотел уточнить…

Получив одобрительный кивок от Цзинь Гуанъяо, он спросил чуть бодрее:

— А почему вы так уверены, что Старейшина Илина все же вернулся? — и торопливо добавил: — Да, я помню, что вы рассказывали о ночных событиях… Но ведь это же было всего один раз? Быть может, это просто совпадение?

Лань Сичэнь посмотрел на Цзинь Гуанъяо с такой надеждой, что тому очень захотелось его приободрить, однако привычки врать самому себе за ним не водилось.

— Первый раз я поспал немного в деревне Мо, — начал он разбирать свое прошлое в чужом теле по дням. — Однако я был заперт в доме А-Юя, поэтому, даже если Старейшина Илина пробудился вместе со мною, он никуда не мог оттуда деться. Ночью я не спал, потому что вместе с юными адептами Гусу Лань бегал то за рукой дагэ, то от нее.

— Затем, — продолжал он, — я два дня провел в пути. Ночевал в придорожных трактирах и всегда запирал свою комнату. Судя по наблюдению А-Юя, Вэй Усянь не пришел толком в сознание, поэтому его действия в основном чисто механические. Он не всегда может просто найти сразу дверь, не говоря уж про то, чтобы отпереть ее.

Мо Сюаньюй согласно кивнул, и Цзинь Гуанъяо загнул следующий палец:

— Четвертую ночь я провел без сна. Мешочек цянькунь с рукой дагэ подгонял меня обратно к Башне Золотого Карпа, и я не мог позволить себе остановиться. А пятую…

Цзинь Гуанъяо почувствовал, как к его щекам приливает краска. Пятую ночь они провели втроем в одной постели, но вспоминать про это при Су Миншане было несколько неловко. Зато Мо Сюаньюя вопросы стыда никогда не беспокоили.

— Я же говорил, что ты ворочаешься и пихаешься со сне! — радостно возопил он. — Наверное, ты, то есть Старейшина Илина, пытался встать и уйти, но мы с главой Лань не дали ему этого сделать!

Цзинь Гуанъяо с трудом подавил желание спрятаться в ладонях. Лицо Су Миншаня выражало крайнюю степень растерянности, он переводил ошарашенный взгляд с него на Лань Сичэня, а затем — на Мо Сюаньюя и, казалось, никак не мог поверить услышанному.

— В гостинице была свободна только одна комната, — попытался оправдаться Цзинь Гуанъяо и сам тут же понял, насколько беспомощно это прозвучало. — Мы просто спали…

— А Старейшина Илина не спал! — поежился Мо Сюаньюй. — Яо-гэ, давай его как-нибудь выгоним из тебя… из меня… из нас!

— Если честно, я не знаю, за что хвататься прежде, — медленно произнес Лань Сичэнь. — Присутствие второй личности в одном теле с А-Яо несет в себе угрозу… Но и человек, поступивший так с дагэ и с деревней Мо, тоже представляет собой нешуточную опасность.

— А ведь кто-то еще написал письмо А-Су! — припомнил Цзинь Гуанъяо. — Это не имеет отношения ни к Вэй Усяню, ни к дагэ, но почему-то письмо пришло именно сейчас.

— Именно сейчас… — взгляд Лань Сичэня стал настолько задумчивым, что казалось, будто он вовсе отрешился от реальности. — Когда возникло впечатление, что ты болен, причем достаточно тяжело.

Цзинь Гуанъяо вздохнул.

— Итак, у нас есть человек, — произнес он напряженно, — который может проникнуть в семейный склеп ордена Не, который способен поднять лютого мертвеца и остаться при этом в живых, который в курсе происходящего в Башне Золотого Карпа, который знает про тайну рождения А-Су и который, ко всему прочему, как-то умудрился на расстоянии воздействовать на А-Юя.

Они все четверо переглянулись, и Су Шэ пожал плечами.

— Проще предположить, что это несколько разных людей, — заявил он.

— Но всего этого слишком много для совпадения, — возразил Лань Сичэнь. — Даже если это разные люди, они должны быть связаны между собой. Что-то свело их вместе: какая-то общая причина.

— Они хотят обидеть Яо-гэ! — Мо Сюаньюй даже поднялся на ноги, пылая возмущением. — Все, что они делали, было направлено ему во вред!

Цзинь Гуанъяо не обольщался: любить его особо было не за что. Ему так и не забыли — и не простили — того, чьим сыном он являлся, и в заклинательском мире многих он устраивал только потому, что умел находить нужный баланс между различными фракциями. Он был удобен, практичен и функционален. Он с готовностью выполнял ту работу, за которую ленились или не желали браться остальные. Он организовывал аморфные массы и добивался того, что все чувствовали себя пусть в небольшом, но выигрыше.

Но любить — нет, его не любили.

Однако кто же нашелся умный и деятельный настолько, что сумел свою нелюбовь превратить в жестокое преследование?

— Нам обязательно надо это выяснить, — твердо заявил Лань Сичэнь. — Нельзя оставлять подобного врага за спиной. Однако…

Он слегка замялся, а потом посмотрел на Цзинь Гуанъяо немного виноватым взглядом.

— Однако, А-Яо, — произнес он мягко, — мы не можем бросить начатое на полпути.

— Не извиняйся, эргэ, — Цзинь Гуанъяо покачал головой. — Вычислять нашего противника мы можем очень долго: он слишком хорошо прячется. Поэтому единственное, что нам остается, это бить его фигуры по одной. Одна из его ставок — это дагэ. Поэтому только логично, что нам надо его упокоить.

— Глава ордена Цзинь… — осторожно вмешался Су Шэ. — Скоро Совет кланов…

Цзинь Гуанъяо ответил ему усталым взглядом. Су Миншань слегка смешался, но все же произнес:

— Госпожа Цзинь… Она не желает покидать Молин Су.

Если бы ситуация не была столь драматичной, Цзинь Гуанъяо рассмеялся бы, глядя как Су Миншань втягивает голову в плечи, выглядя при этом как провинившийся мальчишка. Однако сейчас было совершенно не до смеха.

— Да, я знаю, — все же заставив себя ободряюще улыбнуться, произнес Цзинь Гуанъяо. — Она говорила со мною. Мне неловко вешать на тебя еще и это, Миншань, однако я вынужден попросить тебя об этом одолжении.

— Д-да… Да, конечно, — поспешно закивал Су Шэ. — Госпоже Цзинь будет оказано все возможное уважение… Но разве на Совете кланов не станут ожидать появления супруги Верховного Заклинателя?

Цзинь Гуанъяо тяжело вздохнул.

— На Совете кланов, — сказал он, — будут ждать появления и самого Верховного Заклинателя. Однако А-Юй туда пойдет только через мой труп.

— Значит, нам надо поменяться обратно до Совета? — наивно поинтересовался Мо Сюаньюй.

— До Совета, боюсь, мы даже дагэ не соберем, — вздохнул Лань Сичэнь. — Нам осталось еще две части.

— Быть может, — робко предложил Су Шэ, — я мог бы вам помочь с одной из них?

========== Глава 14 ==========

Лань Сичэнь вопросительно посмотрел на А-Яо. Тот, казалось, всерьез задумался над предложением Су Миншаня.

— Это довольно опасное дело, — наконец произнес А-Яо, продолжая сосредоточенно хмуриться. — В теле Не Минцзюэ скопилось очень много темной энергии, противостоять которой непросто…

— Я владею… — Су Миншань покосился на Лань Сичэня и имел совесть слегка покраснеть, — музыкальной техникой успокоения. Не хуже, чем господа из Гусу Лань. Думаю, с одной-то уж частью лютого трупа я сумею управиться.

В Облачных Глубинах были невысокого мнения о музыкальных навыках ордена Молин Су, однако открыто обсуждать и не одобрять запрещалось, поэтому свое мнение адепты Гусу Лань держали при себе. К тому же Лань Сичэнь слышал, как играл Су Миншань: суховато, по-ученически — но при этом чисто и технически верно. Пожалуй, для любого, чей слух не был избалован мастерством Облачных Глубин, его игра могла показаться вполне хорошей.

— Тогда… — заговорил тем временем А-Яо, — я бы попросил тебя отправиться в округ Юэян. В поместье бывшего клана Чан захоронены убитые Сюэ Яном адепты… Среди них находится и торс Не Минцзюэ. Я начерчу тебе схему, где искать, чтобы не потревожить чужие тела. Пожалуй, с торсом будет меньше всего проблем: он практически лишен подвижности…

— А как же член? — ухмыльнулся Мо Сюаньюй лукаво. — Он тоже не проявляет подвижности? О, Яо-гэ, надеюсь, эта часть не будет нападать?

А-Яо только возвел глаза к потолку и почти беззвучно прошептал что-то о ниспослании терпения.

— Мы же отправимся в город И, — немного успокоившись, произнес он уже громче для всех. — А потом, пожалуй, мы все встретимся уже в Башне Золотого Карпа. Тебе, эргэ, и тебе, Миншань, придется участвовать в Совете кланов. Обряд упокоения лучше провести после него, когда все разъедутся: боюсь, следы подобной мощи скрыть будет непросто.

— Совет кланов без Верховного Заклинателя… и без хозяина места встречи — это как-то… непривычно, — нахмурился Лань Сичэнь. — Ты уверен, что мы не можем…

— Не можем, — твердо заявил А-Яо, указав глазами на Мо Сюаньюя, который, устав за время разговора сидеть ровно, уже практически распластался по столу. — Даже если каким-то чудом моему недоброжелателю не удастся меня сокрушить, А-Юй развеет мою репутацию по ветру.

Вне всяких сомнений, А-Яо был прав. Лань Сичэнь не хотел даже представлять себе лица почтенных глав, увидевших, как утонченный Цзинь Гуанъяо, в развязной позе развалившийся на троне, поедает несметное количество сладостей.

— Кстати, А-Юй, — тем временем обратился А-Яо к брату вкрадчивым голосом, — почему бы тебе не подождать нашего возвращения здесь?

— Здесь? — обижено насупился Мо Сюаньюй. — Почему это я должен ждать здесь, когда вы все будете там?

— Потому что сейчас очень дорого время, — пояснил А-Яо. — И силы тоже. Город И находится достаточно далеко от Молин Су, и эргэ слишком тяжело будет везти с собой двух пассажиров.

— Полетели опять в паланкине! — просиял Мо Сюаньюй. — Только Мымру мы с собой не возьмем, будем там только вдвоем: ты и я!

Он придвинулся ближе, радостно улыбаясь, но А-Яо слегка отстранился, сохраняя дистанцию.

— Мы не можем взять паланкин, — объяснил он терпеливо. — Его надо кому-то нести, а наша цель — секрет для всех, кто не находится сейчас в этой комнате.

— Не останусь! — надулся Мо Сюаньюй. — Вы там без меня трахаться будете!

Со стороны Су Миншаня донесся приглушенный звук, и Лань Сичэнь почувствовал, как кончики его ушей начинают гореть.

— Не будем, обещаю тебе, — каким-то чудом умудряясь сохранять мягкость в голосе, продолжал настаивать А-Яо. — А-Юй, у нас правда очень мало времени! Нам будет просто некогда.

— Да-а-а, но ведь вы-то отправитесь вместе! — заныл Мо Сюаньюй капризно. — А я останусь тут совсем один-одинешенек!..

— Ну почему же один, — вдруг вмешался Су Миншань. — Молодой господин Мо, я ведь как раз хотел просить вас об одолжении!

— О каком? — мрачно покосился на него Мо Сюаньюй.

— Госпожа Цзинь, — почтительно произнес Су Миншань, — выразила желание на некоторое время остаться у нас в гостях. Однако с собой у нее почти ничего нет. Молин сильно уступает Ланьлину, однако и у нас есть неплохие торговые лавки. Я все ломал голову, кому бы поручить ответственное задание сопровождать госпожу Цзинь, — и никак не находил ответа. Благородная дама, супруга Верховного Заклинателя… Конечно, она здесь инкогнито, но вдруг кто-нибудь увидит? Это же будет невообразимый скандал!

Глаза А-Яо загорелись понимающим огнем.

— Вот именно, А-Юй! — подхватил он. — Пожалуйста, позаботься об А-Су. Если вас кто-нибудь увидит — вы для всех муж и жена.

— Но я не… — возмутился было Мо Сюаньюй, но А-Яо уже продолжал:

— Зато сами вы знаете, что вы брат и сестра. Ну же, А-Юй, ты еще мог не любить мою жену, но сестру-то за что ненавидеть? К тому же себе ты тоже сможешь купить все, что пожелаешь.

— Все-все? — заинтересовался Мо Сюаньюй.

— Все, — с торжественным видом подтвердил А-Яо. — И ткани на новые наряды, и кисти для рисования и каллиграфии, и украшения…

— И косметику? — подпрыгнув на месте, воодушевился Мо Сюаньюй.

А-Яо скривился, словно от зубной боли, но все же кивнул:

— И косметику, — обреченно подтвердил он. — Вы с А-Су купите себе все, что вам будет надо, и все, что вам приглянется. А потом ты сопроводишь ее обратно, хорошо, А-Юй?

Тот помолчал, явно разрываясь между противоречивыми желаниями.

— А я смогу поиграть с А-Суном? — спросил он неожиданно.

А-Яо растерянно посмотрел на Су Миншаня. Тот слегка нахмурился, а затем произнес:

— Молодой господин Мо, это А-Сун сам решит. Мы не можем давать обещания за него. Но если он согласится, не вижу причин мешать.

— Ага… — кивнул Мо Сюаньюй. — У него камушки здоровские, мне понравились…

— Только не отнимайте их у него! — поспешил предупредить Су Миншань. — Он знает их наперечет и ни за что не успокоится, если лишится хоть одного.

— Ла-а-адно… — протянул Мо Сюаньюй. — А тогда я хочу еще пирожков, пельменей и конфет каждый день!

До Лань Сичэня донесся почти беззвучный стон А-Яо: «Даже сумасшедший Цзинь — все равно Цзинь».

Но в конце концов Мо Сюаньюй выторговал себе все желаемое. Измученный А-Яо выдал ему денег, Су Миншаню — подробную карту для поиска торса, а сам наконец повернулся к Лань Сичэню и почти с облегчением сказал:

— Нас ждет город И.

Вылетели тем же утром. Теперь А-Яо получил возможность встать спереди, и Лань Сичэнь с готовностью обнял его. А-Яо не было нужды держать столь же крепко, как и Мо Сюаньюя, однако это доставляло Лань Сичэню удовольствие.

Одного пассажира везти было гораздо легче, чем двух, и Лань Сичэнь настоял на том, чтобы не останавливаться лишний раз. Они приземлились всего единожды, чтобы пообедать, а затем торопливо продолжили свой путь.

И все же ночь застала их в дороге.

— До города И недалеко, — замялся А-Яо. — Но, эргэ… Я бы ужасно не хотел оказаться там ночью. У этого города отвратительный фэншуй, я вообще не представляю, как люди умудряются там жить. Давай все же переночуем где-нибудь, а свои поиски продолжим утром?

Лань Сичэнь не видел причин возражать. Если А-Яо вымотали бесконечные напасти, сыпавшиеся на него со всех сторон, то сам Лань Сичэнь устал чисто физически. Ему отчаянно хотелось спать и, пожалуй, он не отказался бы от достаточно плотного ужина.

Комнату они, не сговариваясь, сняли одну на двоих. Лань Сичэнь видел, что А-Яо опасается оказаться беззащитным во сне перед Старейшиной Илина, да и сам он не собирался оставлять побратима встречаться с этой бедой в одиночестве. Поужинав — А-Яо опять кусок не лез в горло, и он в основном лишь ковырялся в своей тарелке, — они улеглись на кровать как можно ближе друг к другу.

— Как в старые времена, не так ли? — немного нервно пошутил А-Яо, подкатываясь к самому боку Лань Сичэня.

Кровать в гостинице оказалась достаточно широкой, но Лань Сичэню тоже вспомнилась узенькая постель в бедном домике Мэн Яо пятнадцать лет назад. Там едва хватало пространства для такого высокого и широкоплечего человека как он, но лишать хозяина его собственной кровати Лань Сичэню казалось недопустимым. К тому же А-Яо занимал очень мало места, прижимаясь всегда к самому краю. И пусть они все равно оказывались почти неприлично близко друг к другу, целомудренный зазор между ними оставался.

— Лучше, — шепнул Лань Сичэнь и, внезапно осмелев, обеими руками подтянул А-Яо поближе к себе. — Теперь я точно знаю, чего хочу…

— Эргэ… — выдохнул ему в шею А-Яо. — Ты уверен?

— Да, — твердо сказал Лань Сичэнь, но потом добавил: — Только я хочу тебя в твоем теле, А-Яо. Не должно больше быть никаких ошибок.

— Согласен, — А-Яо потерся носом о мягкую впадинку между шеей и плечом. — Я тоже хочу тебя в своем собственном теле… И без невольного свидетеля в лице Вэй Усяня!

— Ты думаешь, он видит и слышит все, что происходит? — Лань Сичэнь встревоженно нахмурился.

— Ох, не хотелось бы… — поежился А-Яо. — Будем надеяться, что нет.

Лань Сичэнь обнял его еще крепче. Он немного опасался, что А-Яо станет неуютно в столь цепкой хватке, однако тот, напротив, словно только так и почувствовал себя в безопасности. Лань Сичэнь всегда засыпал очень быстро, но сегодня А-Яо его опередил. Лишь невесомо коснувшись губами лба, на котором почти собралась сосредоточенная морщинка, Лань Сичэнь присоединился к своему побратиму в царстве сновидений.

Проснулся он от того, что А-Яо завозился в его объятиях. Лань Сичэнь машинально разжал руки, и А-Яо сел. Его глаза были широко распахнуты, однако взгляд растерянно скользил по комнате, ни на чем не задерживаясь и, возможно, ничего толком не отмечая. А-Яо — точнее, Вэй Усянь — поерзав немного на одном месте, попытался спустить ноги с кровати, однако Лань Сичэнь успел перехватить его и вновь притянуть в объятия. Он чуть встряхнул тело, кажущееся тряпичным, и вдруг встретился с Вэй Усянем взглядом.

— О! — произнес тот несколько сонно. — Учитель Лань, а вы, оказывается, такой красивый без бородки! На Лань Чжаня похожи…

Лань Сичэнь озадаченно сморгнул. Лишь спустя какое-то время он сообразил, что для Вэй Усяня эти тринадцать лет прошли незаметно. Когда будущий Старейшина Илина в последний раз видел его дядю, тот как раз был в возрасте Лань Сичэня.

Лгать нехорошо, но можно же просто не развеивать уже имеющееся заблуждение.

— Спи, Вэй Усянь, — Лань Сичэнь не сумел сказать это достаточно строго, однако ему удалось придать своему голосу настойчивости.

Вэй Усянь занятно сморщил нос и пробормотал:

— Ну почему в посмертии снится такая чушь? Лань Чжань, почему я вижу твоего дядю, а не тебя?

Он поерзал еще на своем месте, тоскливо глядя куда-то вперед опять опустевшим взглядом. Лань Сичэнь надавил на его плечи сильнее, вынуждая лечь. Телу А-Яо следовало выспаться: при его чересчур низком уровне самосовершенствования для него не имелось иной возможности восстановить силы. И если придется держать его так всю ночь, Лань Сичэнь был на это готов.

Однако Вэй Усянь, обиженно посопев и пробормотав себе под нос еще несколько слов о дурацком посмертии, в конце концов все же угомонился и, казалось, тоже задремал.

Лань Сичэнь вздохнул с облегчением.

К завтраку А-Яо проявил больше аппетита, нежели к ужину, и Лань Сичэнь, немного поборовшись с собой, решил ничего не рассказывать ему о ночном разговоре. На вопрос А-Яо, доставил ли он какое-нибудь неудобство, Лань Сичэнь честно ответил отрицательно. Никаких неудобств он не испытал, а о том, что Вэй Усянь пробудился настолько, чтобы говорить, слышать и понимать услышанное, А-Яо лучше было пока не знать. Ему и без того хватало поводов для беспокойства.

К тому же Лань Сичэня мучил другой вопрос. Он не был уверен, что сейчас подходящее время расспрашивать А-Яо, однако это жгло его с момента визита в Молин Су. Возможно, стоило подождать до решения всех прочих проблем, но неизвестно было, когда еще представится возможность остаться наедине. При посторонних спрашивать о подобном точно не хотелось.

И наконец Лань Сичэнь решился.

— А-Яо, — спросил он, слегка снижая скорость, чтобы полностью сосредоточиться на разговоре, — если А-Сун жив, то за что был уничтожен клан Тиншань Хэ?

А-Яо замер в его руках, и Лань Сичэнь порадовался, что держит его так крепко.

— А, — произнес А-Яо неестественно равнодушным тоном. — Я все ждал, когда же ты спросишь…

— Если хочешь, я спущусь, — Лань Сичэнь внезапно сообразил, что при подобном разговоре А-Яо может чувствовать себя неуютно в воздухе, находясь в полной зависимости от своего названого брата.

— Не надо, — даже не видя лица, Лань Сичэнь услышал усмешку в голосе А-Яо. — Я верю, что ты не скинешь меня с меча, каким бы ни был мой ответ.

— Я просто хочу понять, — виновато пояснил Лань Сичэнь, утыкаясь носом во взлохмаченную ветром макушку. — Я гнал эту мысль, но она все возвращалась и возвращалась…

— Я могу объяснить, — мягко произнес А-Яо, по-прежнему стоя не шевелясь и словно почти не дыша. — Но ты не поймешь, эргэ. Не поймешь потому, что ты очень добрый, очень честный… и совершенно невинный.

— Я постараюсь, — вздохнул Лань Сичэнь. — Я же понял, когда это узнал об этом… возмездии. Умом понимал, что главу клана Тиншань Хэ надо было отдать под суд, но родительское горе было весомым аргументом.

— Я не уверен, что хочу, чтобы ты понял, — подумав, выдал неожиданную мысль А-Яо. — Дело в том, эргэ, что когда понимаешь подобные вещи, то осознаешь, что оказался по уши в грязи. Нормальные люди не должны понимать такого.

И все же он, тщательно подбирая слова, продолжил:

— Когда я предложил проект сторожевых башен, другие заклинатели сразу вспомнили о наблюдательных пунктах Вэнь Жоханя. Они совершенно не желали замечать, что наши планы имели разные цели. Вэнь Жохань хотел держать под контролем заклинателей, я же — отслеживать появление темных тварей в местах, не обласканных нашим вниманием. Вэнь Жохань собирался расставлять свои пункты по ключевым местам, вторгаясь на территорию орденов, я же планировал разместить сторожевые башни в отдаленных уголках, неподвластных ни одному клану. В крайнем случае, по окраинам и границам.

— В какой-то степени, — поколебавшись, добавил А-Яо, — я сам виноват в таком ошибочном восприятии моего проекта. Сперва я пытался продвинуть его через отца, а тому были чужды любые альтруистические замыслы. Мне пришлось придумать для него выгоду от использования сторожевых башен — и, скорее всего, именно эта информация просочилась потом в широкий доступ. Если бы я знал, как все обернется, я не стал бы даже пробовать, а просто бы подождал, когда у меня у самого появится возможность управляться с делами. Возможно, тогда идею восприняли бы получше…

Лань Сичэнь терпеливо ждал во время этого чересчур длинного вступления. Огорчения А-Яо по поводу сторожевых башен он понимал и даже в какой-то мере разделял. Проект был разумным и полезным. Лань Сичэню самому не раз приходилось принимать просителей из отдаленных уголков: из тех мест, где не имелось собственных кланов, или же тех, где никто не брался за такую работу. Орден Гусу Лань мог позволить себе принимать подобные жалобы, в то время как маленькие кланы часто интересовала оплата за их труды.

— Как бы то ни было, а сделанного не воротишь, — продолжал тем временем А-Яо. — Дурные слухи уже распространились, к тому же малым кланам очень не хотелось терять деньги. Ведь зачастую выходило так, что деревенские, наскребя со всех дворов оплату, все же несли ее местным заклинателям. Вот только пока собирали, пока несли, пока те решались — количество жертв росло.

— Клан Тиншань Хэ, — А-Яо заговорил медленнее, — был одним из самых рьяных моих противников. Да, эргэ, они не убили моего сына, но если бы они и их сторонники не дали мне осуществить проект со сторожевыми башнями, умирали бы другие дети. И женщины. И мужчины. Вдалеке от наших глаз, незаметно. Просто потому, что у кого-то слишком много гонора и слишком большая жажда наживы.

— Ты уничтожил их… превентивно? — чувствуя, как горлу подступает колючий комок, спросил Лань Сичэнь.

— Да, — просто ответил А-Яо.

— Но это… неправильно, — вопреки своим словам, Лань Сичэнь покрепче вцепился в хрупкое тело, прижимая его поближе к себе. — Нельзя наказывать за то, что еще не случилось.

— Нельзя, — не стал спорить А-Яо. — Потому-то я и говорю, что ты и не должен меня понимать.

Он помолчал немного, а потом негромко произнес:

— Знаешь, однажды в тот публичный дом, где мы жили, пришла одна девушка. Совсем молоденькая, почти еще девочка. Очень молчаливая, тихая. Я тогда был достаточно маленьким, и со мною она однажды поделилась своей историей. Ее мать вышла замуж во второй раз, от первого брака у нее было две дочери. Новый муж оказался очень жестоким: бил ее, поднимал руку на девочек. Делал непристойные намеки в их адрес. Женщина, первый брак которой был счастливым, не привыкла к такому обращению и жаловалась всем, кому могла. Но ее никто не слушал: мужчина ведь не делал ничего такого, чего запрещал бы ему закон. А за слова и за пару тумаков не накажешь.

Он сделал небольшую паузу, а потом закончил совсем тихо:

— Однажды он пришел домой пьяным. Изнасиловал обеих падчериц, а когда жена попыталась вступиться, убил ее. Старшая сестра неловко упала и тоже умерла. В драке не уследили за огнем, и дом выгорел дотла, подпалив и соседские. Был суд, и мужчину осудили. Но ни две жизни, ни невинность той девочки это не вернуло.

— А-Яо… — начал было Лань Сичэнь, но тот, внезапно повысив голос, перебил его:

— Я не знаю! Слышишь, эргэ, я не знаю! Я понимаю, что закон должен стоять на первом месте, но как быть, когда закон не защищает? Когда нельзя ждать, чтобы случилось несчастье?

— Но иначе получается самосуд! — не слишком уверенно возразил Лань Сичэнь. Услышанная история произвела на него впечатление, и все же старательно взращенное мировоззрение было слишком крепким.

— Да, — не стал спорить А-Яо. — Кто-то где-то по-любому переступает черту. Можешь не рассказывать мне об этом: я видел Вэнь Жоханя. Я служил ему два года и лучше всех прочих знаю, что делают с человеком безнаказанность и чувство собственного превосходства. Потому и говорю, что я не знаю, как правильно поступать в подобных случаях. Знаю лишь, что я не искал власти, не желал чьего-либо унижения. Я хотел лишь, чтобы мне не мешали делать благое дело. Да, я уничтожил клан Тиншань Хэ. И больше ни от кого не слышал весомых возражений по поводу сторожевых башен. Я возвел их немалое количество и продолжаю возводить до сих пор. У меня в Башне Золотого Карпа есть отдельный архив с отчетами по ним. Знаешь, с какой дрянью они то и дело сталкиваются?

— Знаю, — сглотнул Лань Сичэнь. — Я сам неоднократно направлял адептов по тревоге со сторожевых башен.

— А теперь представь, что их бы не было, и ты никого бы не отправил, — вздохнул А-Яо. — Для мира заклинателей ничего бы не изменилось: тварью больше, тварью меньше… Но вот те простые люди, которых удалось спасти — их бы никто не спас.

Лань Сичэнь умолк, не в силах подобрать слова. Он понимал, что пытается объяснить ему А-Яо, — и одновременно с тем не понимал. В Гусу Лань была строгая, но справедливая система наказания. Все, от самого младшего адепта до главы ордена, твердо знали, как и за что они могут быть наказаны. Однако никому даже в голову не пришло, что можно наказать в качестве устрашения.

— Я и не хочу, чтобы ты меня понимал, — словно в ответ на его мысли устало вздохнул А-Яо. — Тебе и не надо. Правда, эргэ. В твоем мире все так светло и справедливо… Логично, правильно, упорядочено. В твоем мире люди являются людьми, а не скотами, и даже наказанием можно исправить, а не озлобить.

От этих слов стало невыносимо больно. Лань Сичэнь даже как-то отстраненно осознал, что Шоюэ под их ногами завибрировал, чувствуя душевные метания своего хозяина. А-Яо опять сделал все, чтобы уберечь его, Лань Сичэня, просунув в петлю свою собственную шею. А-Яо шел по очень скользкой дороге, одним лишь чудом умудряясь не падать на ней — и при этом заботился о своем побратиме.

— Ты прав, А-Яо, я не могу тебя понять, — выдавил из себя с трудом Лань Сичэнь. Он тут же ощутил, как обреченно опустились плечи под его руками, и обнял крепче, прижимаясь губами к затылку. — Но я могу тебя принять. Не скрывай от меня свое сердце: ему всегда будет место в моем.

========== Глава 15 ==========

Лань Сичэнь сказал лучшее из того, на что можно было надеяться.

Впрочем, Цзинь Гуанъяо не тешил себя иллюзиями: на подобное он и не рассчитывал. Он сказал правду, говоря, что Лань Сичэнь не должен его понимать. Природный характер и система воспитания сделали Лань Сичэня человеком из иного, словно бы параллельного мира. Когда-то, только постигая закулисную кухню мира заклинателей, Цзинь Гуанъяо неоднократно задавался вопросом, как в ордене Гусу Лань умудряются обходиться без грязных подковерных игр.

Ибо они, эти игры, имелисьвезде. В большей или меньшей степени они управляли жизнью всех орденов и большинства кланов. Даже самый маленький из них, состоящий буквально из членов одной небольшой семьи, все равно имел свои собственные нерешаемые противоречия. Как ни странно, чуть лучше обстояли дела как раз в великих орденах: в Цинхэ Не многие умирали молодыми, просто не доживая до того времени, когда политические игры становятся выгоднее удара саблей, а Юньмэн Цзян в войне с Цишань Вэнь лишился почти всей элиты. Цзян Ваньинь собирал свой орден по крупицам, и пока тот, обновленный, восставший из пепла, во многом походил на своего главу, будучи таким же прямым, открытым и нетерпимым.

Орден Гусу Лань и здесь стоял на особицу. На данный момент его можно было считать едва ли не старейшим орденом из всех, и управляли им умные люди, скопившие множество самых разнообразных знаний. Цзинь Гуанъяо очень долго не мог поверить, что внешняя чистота действительно соответствует внутренней: даже зная Лань Сичэня как самого светлого и праведного человека в своей жизни, Цзинь Гуанъяо не сомневался, что старшее поколение в его ордене просто лучше всех прочих умеет заметать следы.

Однако время шло, Цзинь Гуанъяо получил исключительную возможность узнать об ордене Гусу Лань изнутри, ознакомиться с его самыми глубинными тайнами, — но нашел лишь…

Отстраненность.

Орден Гусу Лань мог позволить себе отстраниться от политической жизни, не теряя при этом своего положения. Накопленные веками знания, тщательно выпестованные адепты, поразительная гармония силы ума и мощи тела — все это возносило орден на поистине заоблачную высоту. Если бы в Гусу Лань желали, они могли бы на равных схлестнуться с Цишань Вэнь, но — это и было самым удивительным — они не желали. Свою духовную чистоту в Гусу Лань ценили дороже политических амбиций.

И Лань Сичэнь был воистину достойным наследником своих предков и самым подходящим главой для своего ордена. Он не участвовал в мирских распрях, но при этом всегда готов был протянуть руку нуждающемуся. Он никогда не нападал и не обвинял — но всегда готов был встать на защиту. В душе Лань Сичэня не было места ни ненависти, ни зависти, ни обиде. Он видел в людях хорошее и готов был помогать увидеть это хорошее всем остальным.

Лань Сичэнь действительно не способен был понять, каково это: ударить прежде, чтобы не ударили тебя. В его видении мира такого просто не могло быть. Лань Сичэнь свято верил, что если улыбаться — тебе улыбнутся в ответ.

И все же…

И все же он готов был принимать своего названого брата таким, каким тот был. Цзинь Гуанъяо чувствовал себя уличным псом, которого неожиданно подобрали и пригрели. Такой пес никогда не пожалеет, что крал еду, отвоевывал свое место в стае и кусал тех, кто хотел его пнуть… Однако он также никогда не забудет обращенной к нему доброты и руку, что не побрезговала его погладить.

К воротам города И названые братья спустились в состоянии неожиданного покоя. По крайней мере, Цзинь Гуанъяо очень хотелось верить, что Лань Сичэнь его тоже ощущает. Сам Цзинь Гуанъяо, столько лет скрывавший ото всех одну тайну за другой и больше всего опасавшийся, что о них узнает Лань Сичэнь, сейчас почувствовал облегчение. Это походило на вскрытие гнойной раны: сперва отчаянно больно, но потом становилось все лучше. Лань Сичэнь не просто верил ему — он верил в него, и это заставляло душу Цзинь Гуанъяо воспарять к вершинам.

Он не был уверен, что не совершит сейчас какое-нибудь безумство, однако царящая вокруг атмосфера отнюдь не располагала к романтике. Цзинь Гуанъяо помнил город И как мрачное безрадостное место, но казалось, что за десять лет обстановка здесь только ухудшилась. Даже сам воздух чувствовался каким-то плотным, тяжелым и удушающим.

— Здесь живут люди? — растерянно спросил Лань Сичэнь, оглядываясь по сторонам. Рука его плотно сжимала меч, только-только убранный в ножны.

— Раньше — точно жили, — ответил Цзинь Гуанъяо. — Я был здесь десять лет назад и еще тогда удивился, как они умудряются существовать в столь неподходящем месте. Здесь скудно и безрадостно, люди жили плохо и умирали рано, но все равно не пытались перебраться куда-то еще. Было бы только логично, если бы они одумались… Но люди, увы, не самые логичные создания.

— Здесь все пропитано тьмой, — покачал головой Лань Сичэнь. — Это не просто плохой фэншуй. Такое впечатление, что тут вообще нет никого живого.

— Как бы то ни было, нам надо вовнутрь, — вздохнул Цзинь Гуанъяо. — Куда бы люди отсюда ни делись, они вряд ли прихватили с собой покойников…

Город И встретил их густым туманом. Не той легкой безмятежной дымкой, окутывающей Облачные Глубины, а плотной липкой завесой, буквально забивающейся в нос и в рот, застилающей взгляд и скрадывающей звуки. Цзинь Гуанъяо невольно придвинулся к Лань Сичэню. Тот не только не возражал, но даже сам первым взял его за руку. Цзинь Гуанъяо на мгновение стало неловко: его ладонь была ледяной, а пальцы Лань Сичэня — очень теплыми. Однако Лань Сичэнь лишь ободряюще пожал ему руку и прошептал:

— Я не хочу тебя потерять, А-Яо.

Он продолжили путь бок о бок. Ничто в городе не подавало признаков жизни. Цзинь Гуанъяо помнил свой визит сюда: на улицах не стояла толчея, и даже бедный городской рынок не выглядел бойким, но все же необычным город И назвать было сложно. Люди работали, дети играли, собаки путались под ногами — и не громкий, но привычный для любого города гомон стоял над домами.

Сейчас же тишина стояла… мертвая. Осознав это, Цзинь Гуанъяо сглотнул и придвинулся еще ближе к Лань Сичэню, коснувшись плечом его плеча.

— Эргэ… — произнес он внезапно заледеневшими губами. — Это ведь не может быть дагэ, верно?

Лань Сичэнь запнулся на мгновение, так, что если бы они не держались столь близко, Цзинь Гуанъяо и не заметил бы этого.

— Н-нет, — не очень уверенно произнес Лань Сичэнь. — Не думаю…

— Левая рука уничтожила семью Мо и могла бы продолжать, если бы твой брат не остановил ее, — все же не сумел сдержать дрожи Цзинь Гуанъяо. — Возможно ли, что правая рука пошла еще дальше — ведь ее остановить было некому?

От мысли, что по его вине был вытравлен целый город — пусть бедный, малолюдный, никому толком не нужный, но все же город, полный людей, — к горлу Цзинь Гуанъяо подступила тошнота. Он никогда не был жестоким, и причинение вреда никогда не было для него самоцелью. Цзинь Гуанъяо скрупулезно взвешивал свои планы и цену на них и принимал решение сообразно практическим выводам. Он не жалел о жертвах, принесенных во имя цели, однако бессмысленные смерти не могли не ужасать.

— Ты слышишь? — замер вдруг Лань Сичэнь, и его родной голос вывел Цзинь Гуанъяо из водоворота самобичевания.

Из тумана до них отчетливо донесся перестук бамбукового посоха. Вслед ему добавился и быстрый топоток чьих-то легких ног. Цзинь Гуанъяо облегченно выдохнул.

— У руки не может быть ног, — констатировал он очевидное.

Он только сейчас осознал, с какой силой до сих пор сжимал ладонь Лань Сичэня, и, смущенно пробормотав извинение, постарался отцепиться, но ему не позволили. Они пошли дальше, приободренные первым человеческим звуком, услышанном в этом гиблом месте, однако почти тут же остановились вновь. До них опять донесся шум шагов, только теперь шло несколько человек, да еще и переговариваясь на ходу.

Туман искажал звуки, однако был среди них один голос, который Цзинь Гуанъяо узнал бы где угодно. По-крайней мере, эту высокомерную интонацию, казавшуюся не столько надменной, сколько капризной.

— А-Лин! — шепнул Цзинь Гуанъяо Лань Сичэню на ухо, привстав на цыпочки. — Честное слово, я когда-нибудь убью Цзян Ваньиня!

Он запоздало сообразил, что с его «послужным списком» угроза должна была выглядеть чересчур буквальной, однако в следующее мгновение из тумана вынырнула группа юношей, и необходимость в объяснении отпала сама собой.

Гусуланькие снежные ханьфу неудачно сливались с белесой дымкой, зато золотистые одеяния А-Лина даже здесь сверкали, подобно солнцу, пытающемуся прорваться сквозь пелену облаков. Племянник, только что о чем-то раздраженно пререкавшийся со своими спутниками, запнулся, стоило ему увидеть новых людей, — и его лицо тут же покраснело от возмущения.

Однако прежде, чем он успел набрать в грудь воздуха, юноши из Гусу Лань дружно согнулись в почтительном поклоне.

— Приветствуем главу ордена! — произнесли они слаженным хором.

— Здравствуйте, — улыбнулся им Лань Сичэнь, однако Цзинь Гуанъяо видел, как в глазах его мелькнула тревога. — Что привело вас сюда?

Мальчики замялись, растерянно переглянувшись. Потом один шагнул вперед. Цзинь Гуанъяо узнал его: это был тот самый серьезный юноша, от чьего гуциня он отрезал струну. Машинально Цзинь Гуанъяо попятился, и его движение привлекло внимание А-Лина.

— Ты! — тут же вспыхнул племянник. — Опять ты!

Глаза юноши из Гусу Лань тоже удивленно округлились.

— О, молодой господин Мо… — произнес он, и Цзинь Гуанъяо невольно почувствовал к нему уважение. Он на его месте сказал бы кое-что иное. — Вы…

— Он со мною, Сычжуй, — чуть поспешнее, чем стоило бы, вмешался Лань Сичэнь.

— Но, Цзэу-цзюнь, — мальчик поднял на своего главу растерянный взгляд. — Этот молодой господин укр… эм… забрал мешочек цянькунь с монстром, которого победил Ханьгуан-цзюнь.

— Я знаю, Сычжуй, — Лань Сичэнь обезоруживающе улыбнулся, и Цзинь Гуанъяо буквально увидел, как расслабляются юные адепты. — Я поговорю об этом с братом.

— Да о чем тут говорить! — вспылил А-Лин. — Мало того, что он придурок и извращенец, так еще и вор!

Цзинь Гуанъяо поймал себя на том, что привычно стратегически отступает за спину Лань Сичэня. Он испытывал огромный соблазн еще раз отыграть тот спектакль, который А-Лин пропустил, валяясь в обмороке возле некрополя ордена Не, однако чувствовал себя не вправе так подставлять Лань Сичэня перед лицом его собственных адептов. Одно дело подшутить над Цзян Ваньинем и Не Хуайсаном — все, в конце концов, были взрослыми людьми, знавшими друг друга с юности и находящимися в равном положении. И совсем другое — наносить такую моральную травму юным умам, наверняка питавшим глубочайшее уважение к своему главе.

Однако Лань Сичэнь и тут сумел его удивить. Он, так и не отпустивший ладонь Цзинь Гуанъяо, притянул его поближе к себе, почти прижав к своей груди, и снова улыбнулся молодым людям.

— Ничего не было украдено, — произнес он очень мягко. — Монстр, пойманный Ванцзи, находится у меня. Брат, вернувшись в Облачные Глубины, все равно передал бы его мне, а молодой господин Мо просто ускорил этот процесс.

— Ускорил? — глаза А-Лина сузились, когда он вперил взгляд в своего дядю.

— Да-да! — с готовностью закивал Цзинь Гуанъяо. — Я вовсе ничего не крал! Я так и сказал главе Лань, что это Ханьгуан-цзюнь поймал монстра! Разве я мог посягнуть на славу, честь и достоинство такого великого человека?

— На честь и достоинство другого великого человека ты уже посягнул! — фыркнул А-Лин, скорчив презрительную физиономию. — Такому как ты не может быть никакого доверия!

Цзинь Гуанъяо недоуменно сморгнул, пытаясь сообразить, кого А-Лин имеет в виду — и не сразу сообразил, что тот говорил про него самого. Неужели племянник и правда считал его «великим человеком»? Или сказал это, просто чтобы посильнее унизить Мо Сюаньюя?

— Так что же, Сычжуй, — тем временем вернулся к первоначальной теме Лань Сичэнь. — Как вы оказались здесь? Разве вы не должны были вернуться в Облачные Глубины еще несколько дней назад?

— Мы должны были, — имел совесть виновато потупиться тот. — Но, видите ли, Цзэу-цзюнь, мы…

Ему опять не дали возможности договорить. Перестук бамбукового шеста вернулся, заставив юношей вздрогнуть и сбиться поплотнее. Цзинь Гуанъяо они сейчас отчего-то напоминали стайку встревоженных воробьев, хотя он и себя поймал на том, что теснее прижимается спиной к груди Лань Сичэня.

— Нет, ну оно опять! — возмущенно воскликнул Лань Цзинъи. — Сколько можно нас преследовать?

— Это звук вас преследует? — нахмурился Лань Сичэнь.

— От самых городских ворот, — кивнул Лань Сычжуй. — Мы так и не смогли разглядеть, кто это: видели только небольшую худенькую тень, все время ускользавшую от нас…

У Цзинь Гуанъяо на языке вертелся вопрос, почему А-Лин не послал Фею разузнать побольше о загадочном попутчике, и где Фея вообще находится, но ему пришлось промолчать. Мо Сюаньюй был не тем человеком, который мог спрашивать подобное.

Внезапно перестук стих, и его сменил тяжелый шорох множества ног. Юноши притихли, настороженно озираясь, что, впрочем, в столь густом тумане было бесполезно.

— Это ходячие мертвецы! — по мере приближения первым разглядел смутные фигуры А-Лин. — Я же говорил вам, придурки, что в этом городе нет никого живого!

Он первым выхватил свой меч, на мгновение опередив Лань Сичэня. Тот, вынимая из ножен Шоюэ, плавным движением переместил Цзинь Гуанъяо себе за спину, так, что тот оказался в самой гуще толпы юношей. Последовало краткое, но весьма бурное сражение, во время которого сердце Цзинь Гуанъяо отчаянно колотилось. Он не боялся боя и умел сражаться, но ни он, ни Лань Сичэнь не подумали о том, чтобы взять с собой для него оружие. Предполагалось, что с каждой частью дагэ Лань Сичэнь будет управляться сам, а задачей Цзинь Гуанъяо было лишь указать их местоположение.

Сейчас этот просчет мог оказаться роковым. Цзинь Гуанъяо только и оставалось, что надеяться на чужую защиту.

Однако молодые люди показали себя с хорошей стороны. Адепты Гусу Лань работали слаженно, атакуя синхронно и прикрывая друг друга. А-Лин сражался неистово, не замечая никого вокруг. В азарте боя он едва не вырвался вперед, но Лань Сичэнь перехватил его и подпихнул обратно к остальным. А-Лин не успел возмутиться, ибо для него тут же нашелся новый противник.

— Отступаем к домам! — скомандовал тем временем Лань Сичэнь. — Не расходитесь, держитесь друг друга!

Цзинь Гуанъяо ощутил, как по его телу пробежала легкая дрожь, в которой он с некоторой неловкостью признал возбуждение. Он давно, очень давно не слышал у Лань Сичэня подобного повелительного голоса. Им и на поле боя-то довелось побывать плечом к плечу всего лишь пару раз, но Цзинь Гуанъяо навсегда запомнил, как преображался мягкий и улыбчивый Лань Сичэнь, командуя своими людьми.

Юноши из Гусу Лань послушались приказа, отступив слаженно. Остальные тоже повиновались, но вразнобой. Замешкался один А-Лин, которого не отпускала горячка боя. Не желая, чтобы племянник застрял тут один на один с ходячими мертвецами, Цзинь Гуанъяо, не долго думая, схватил его за ханьфу и потянул вслед за всеми. Благо, сейчас он снова оказался выше и мог воспользоваться этим преимуществом.

Цзинь Гуанъяо втащил племянника в дом вслед за остальными и обнаружил, что Лань Сичэнь сосредоточенно осматривает некоторых юношей.

— Ты! — взорвался тем временем А-Лин. — Как ты посмел ко мне прикоснуться, грязный извращенец!

— А-Лин, мы родственники! Я не имел в виду ничего дурного! — покачал головой Цзинь Гуанъяо, но тут же понял, что это был ошибочный ход.

— Ах, родственники?! — А-Лин буквально подскочил на месте — Это не помешало тебе приставать к сяошу!

— Тише, тише! — попытался успокоить его Цзинь Гуанъяо. — Это было давно и неправда… То есть, не совсем правда. Я никогда не действовал силой…

— Пф! — фыркнул А-Лин. — Кому другому рассказывай эти байки! Для тебя же нет ничего святого!

— Это не так… — нахмурился его дядя.

Пусть А-Лин говорил, имея в виду Мо Сюаньюя, его слова все равно больно били по душе Цзинь Гуанъяо.

— А что ты тогда прицепился к Цзэу-цзюню? — подавшись ближе, прошипел вдруг А-Лин. — Цзюцзю мне все рассказал про вас!

Цзинь Гуанъяо в который раз ощутил раздражение в адрес Цзян Ваньиня. Их племянник вполне бы обошелся без подобной информации! А-Лин, однако же, тем временем продолжал:

— У тебя совсем нет никакого стыда! Не получилось примазаться к одному главе ордена, так переметнулся к другому? А о сяошу ты подумал? Или твои слова о любви были сплошной ложью, и тебе наплевать на его чувства?

— К-какие чувства? — вдруг начав заикаться, пробормотал Цзинь Гуанъяо. Неужели А-Лин, этот взбалмошный и невнимательный мальчик, сумел что-то разглядеть?

— Братские, разумеется! — с достоинством выпрямился А-Лин, вынуждая дядю облегченно перевести дыхание. — Сяошу всегда относился к Цзэу-цзюню с безмерным уважением, а ты так мараешь его репутацию! Он будет в ужасе, когда узнает, как ты его опозорил!

— Чувствами нельзя опозорить, молодой господин Цзинь, — вдруг отозвался Лань Сичэнь.

Он как раз закончил раздавать некоторым адептам порошки, припасенные в рукавах. Лань Сичэнь, будучи целителем, никогда не покидал Облачные Глубины без стратегического лечебного запаса, даже если собирался вовсе не на ночную охоту.

— С вами-то все в порядке? — спросил он, подходя к Цзинь Гуанъяо и его племяннику. — Вы трупного яда не наглотались?

А-Лин надулся и обиженно промолчал, лишь глазами сверкнул. Цзинь Гуанъяо пришлось ответить за обоих:

— По-моему, нет, — покачал он головой. — Мы ничего похожего не видели.

Это Лань Сичэня не успокоило. Сделав еще пару шагов, он оказался прямо напротив Цзинь Гуанъяо и, чуть склонившись к нему, попросил:

— Открой… те рот, молодой господин Мо. И покажите язык. Я хочу убедиться.

Цзинь Гуанъяо, чувствуя, как к его щекам стремительно приливает краска, приоткрыл рот и высунул кончик языка. Лань Сичэнь с облегчением вздохнул и лучезарно улыбнулся.

— Теперь вы, молодой господин Цзинь, — обратился он к А-Лину, но тот лишь отступил от него и сложил руки на груди.

— Не капризничайте, молодая госпожа! — донесся из-за спины Лань Сичэня веселый голос Лань Цзинъи. — Лекарство, если что, совсем не горькое!

— Я не такой придурок, чтобы глотать всякую дрянь! — возмутился А-Лин. — И не настолько маленький, чтобы за мною ходили няньки.

— Молодой господин Цзинь… — Лань Сичэнь посмотрел на него с укоризной. — В подобной грубости нет нужды.

А-Лин, казалось, хотел продолжить спор, однако внезапно передумал.

— Хотите мой язык, Цзэу-цзюнь? — произнес он насмешливо, и у Цзинь Гуанъяо похолодело в животе от нехорошего предчувствия. — Да пожалуйста!

И А-Лин, его единственный и любимый племянник, наследник ордена Ланьлин Цзинь, с самым что ни на есть хулиганским видом показал Лань Сичэню язык.

========== Глава 16 ==========

Воспитание юного Цзинь Лина приводило в ужас. Лань Сичэню всегда казалось, что А-Яо немного преувеличивает, когда упоминает о племяннике, и шутит, говоря, что опасается отправлять того на обучение в Облачные Глубины. Теперь же Лань Сичэнь имел возможность убедиться, что А-Яо был весьма скромен в своих замечаниях. Если Цзинь Лин когда-нибудь попадет в дядюшкин класс, тот, несомненно, с тоской вспомнит времена Вэй Усяня. Тот был хотя бы дружелюбным и необидчивым, а вот Цзинь Лин куда больше походил на сердитого и капризного ежика.

И все же то, с какой горячностью мальчик защищал своего младшего дядю, согрело сердце Лань Сичэня. Он знал, что А-Яо любит своего племянника, — и рад был видеть, что тот отвечает ему взаимностью, пусть и в своей грубоватой манере.

Поэтому Лань Сичэнь, сделав вид, что не замечает ужаса в глазах А-Яо, внимательно осмотрел демонстративно высунутый язык юноши и с улыбкой констатировал:

— Действительно, вы в полном порядке, молодой господин Цзинь. Поздравляю.

— А я от поздравлений воздержусь! — дерзко ответил тот. — Этот придурок — сомнительное приобретение как для ордена Гусу Лань, так и для его главы.

Лань Сичэнь поджал губы, сдерживая ответ. Мальчик откровенно хамил, а он даже не мог защитить А-Яо так, чтобы не выдать его.

— Что ты себе позволяешь? — Лань Цзинъи, как всегда, вылез на передовую. — Сам ведешь себя, как юная госпожа, а еще к другим придираешься!

А Лань Сычжуй, тоже как всегда, бросился разнимать намечающуюся свару.

— Не ссорьтесь! — встал он между Цзинъи и Цзинь Лином, который собирался возмутиться по поводу обращения. — Мы сейчас не в том положении, чтобы цапаться друг с другом. А слабым и беззащитным надо оказывать помощь.

Это он добавил уже непосредственно Цзинь Лину, глядя прямо и строго. Лань Сичэнь в который раз мимоходом поразился, насколько Ланем может быть ребенок, не имевший с ними ни капли общей крови, в то время как тот же Лань Цзинъи, приходившийся им троюродным кузеном, казалось, являлся полной противоположностью всему, что проповедовал их орден.

— О, вы уже оказали! — ехидно парировал Цзинь Лин. — Помогли, позаботились, защитили! А он в благодарность испортил твой гуцинь и обокрал самого Ханьгуан-цзюня. Я бы трижды подумал, прежде чем повернуться к такому спиной.

Лань Сичэнь бросил быстрый взгляд в сторону А-Яо и только благодаря этому успел заметить, как в его глазах мелькнула горечь. А-Яо не двинулся с места, и губы его продолжали улыбаться, однако тоски это скрыть не могло. Цзинь Лин, сам того не замечая, ударил по больному.

— Молодые люди, — почти не повысив голос, но придав ему весомость, привлек к себе внимание Лань Сичэнь. — Я все еще хочу услышать, как вы все здесь оказались! Сычжуй, я точно помню, что не выдавал вам подобного распоряжения. У вас было разрешение заглянуть на гору Дафань, если вы быстро управитесь в деревне Мо, но затем вы должны были вернуться в Облачные Глубины.

«И где Ванцзи?» — с тревогой уже про себя додумал Лань Сичэнь. Его брат нечасто занимался курированием молодежи, в основном предпочитая одиночные ночные охоты. Однако за командами, в который участвовал Сычжуй, он приглядывать соглашался, и Лань Сичэнь в таких случаях всегда был особенно спокоен. На Ванцзи можно было положиться как на себя самого — более, чем на себя самого. И оттого вопрос, почему Ванцзи нет рядом с мальчиками сейчас, беспокоил его едва ли не больше того, каким ветром их вообще сюда занесло.

Выслушать пришлось в высшей степени загадочную историю.

Юные адепты уже возвращались домой, когда, остановившись на ночлег в одной из гостиниц, они в своем супе обнаружили кошачью голову. Затем тела кошек находились подвешенными над дверями их комнат. Мальчики сперва сочли это чьей-то глупой жестокой шуткой, и решили найти «шутника». Сперва они думали, что это не займет много времени, а затем увлеклись. Кровавый след вел их за собой, пока они не столкнулись с учениками других орденов, а под конец — и с Цзинь Лином.

Цзинь Лин молчал до упора, но в конце концов сдался и тоже присоединился к разговору. С ним, как оказалось, произошло все то же самое. Только шел он не с юга, а с севера — от самого Цинхэ. То есть по всему выходило, что он опять умудрился ускользнуть от Цзян Ваньиня и вновь пустился на поиски подвигов. Цзинь Лина также вели за собой кошачьи трупы, которые подкидывали так искусно, что даже Фея не могла застать злоумышленника. Лань Сичэнь обменялся встревоженными взглядами с А-Яо. Чтобы обмануть собаку-оборотня, просто злого шутника мало. Кто-то должен был подготовиться к подобной операции заранее, точно зная, против кого он будет действовать.

— Что это вообще за место? — первым не выдержал Лань Цзинъи. — Зачем нас вели сюда?

— Может, нам не сюда было надо? — с сомнением возразил ему кто-то из посторонних юношей.

— Вам вообще никуда не было надо, — вздохнул Лань Сичэнь. — Убийство кошек — это либо жесткая, но бессмысленная забава — и тогда это дело городских властей; либо это подготовка к темному ритуалу — и тогда самостоятельно вы бы все равно не справились. Разве мы не учим вас трезво оценивать свои возможности и грамотно распределять свои силы?

Мальчики стыдливо потупились, и Лань Сичэнь на мгновение почувствовал укол совести. Вот поэтому, собственно, он никогда и не преподавал. В нем не было ни дядиной твердости, ни строгости Ванцзи. Его легко было разжалобить виноватой позой и умоляющими глазами. Он хорошо управлялся со взрослыми адептами, которые знали все о субординации, но дети неизменно рождали в нем умиление и желание побаловать.

— Но кошки… — робко, почти несмело произнес Сычжуй, чьи всегда такие серьезные глаза сейчас слегка повлажнели. — Если не видеть головы, то они так похожи на кроликов… особенно те, у кого хвосты были отрезаны…

Последние слова он произнес совсем тихо, окончательно опустив голову. Рядом надменно фыркнул Цзинь Лин.

— Кролики! — произнес он, кривя губы. — Как это по-девчачьи!

И тут же получил подзатыльник от Цзинъи. Лань Сичэнь уже приготовился разнимать намечающуюся драку, как А-Яо вдруг влез с вопросом:

— Цзинь Лин! — произнес он застенчиво. — У тебя такая красивая собака!

— Да! — тут же задрал нос тот. — Настоящая собака-оборотень, не то что кролики какие-то!

От нового тумака он ловко увернулся.

— Я помню, — улыбнулся А-Яо. — Фея была очень милым щенком, но ты так и не дал мне с нею поиграть.

— Ну конечно! — фыркнул Цзинь Лин. — Сяошу ее мне подарил, а вовсе не тебе!

— Но я тоже люблю собак, — копируя Мо Сюаньюя, надул губы А-Яо. — Где она теперь? Почему не с вами?

— Фея отказалась заходить в город И, — Цзинь Лин насупился с возмущением.

— Она и тебя не пускала, — хохотнул Лань Цзинъи. — Я помню, как она схватила тебя за ханьфу и тащила прочь от ворот.

Лань Сичэнь снова встретился взглядом с А-Яо. В глазах у того отчетливо читалась тоскливая мысль: «Хорошо, что хоть у кого-то из этих двоих есть разум… Плохо, что сила пока не на стороне Феи…»

— У вас действительно очень умная собака, молодой господин Цзинь, — вслух признал Лань Сичэнь. — Нас в город И привело важное и опасное дело, но даже мы не ожидали застать это место в подобном состоянии. Вымерший город, заполненный ходячими трупами, — это позор для всех заклинателей, так запустивших ситуацию.

— То есть вы хотите сказать, что это не нашего уровня дело? — упрямо вскинул подбородок Цзинь Лин. — В ордене Гусу Лань все ходят по линеечке и делают только то, что велит им глава?

— Да как ты смеешь так хамить Цзэу-цзюню?! — вновь вспыхнул Цзинъи, и Сычжую вместе с парой других адептов пришлось подхватить его под руки, чтобы тот не бросился в драку. — Да тебя самого бы сюда никто не отпустил, если бы ты не сбежал от дяди!

— Цзинъи! — изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал строго, а не устало, произнес Лань Сичэнь. — Сейчас не время для ссор. И да, молодой господин Цзинь, в любом ордене на первом месте всегда субординация. Подчеркиваю: в любом. Не верите мне, спросите у своего дяди. У любого из своих дядьев. Они оба — главы орденов и разбираются в таких вопросах.

— Юной госпоже просто все сходит с рук, — проворчал неумный Цзинъи. — Золотой мальчик привык, что все его капризы исполняются. Вот только, говорят, не просто так даже дяди перекидывают его с места на место: дольше полугода ни один его не выдерживает!

— Цзинъи! — Лань Сичэнь сейчас как никогда понимал Лань Цижэня. — Сплетни запрещены! Оскорбления — запрещены! Ссор следует избегать, а не провоцировать их!

Видимо, вышедший из себя глава ордена произвел на юных адептов неизгладимое впечатление. Они замерли, едва заметно приоткрыв рты, и зачаровано уставились на него. Адепты других орденов тоже притихли, наблюдая за чужим скандалом со стороны. Только Цзинь Лин вскочил со своего места и бросился прочь — к счастью, не наружу, где все еще бродили ходячие мертвецы, а куда-то внутрь дома. Лань Сичэнь не успел даже подумать о выборе того, что ему сейчас лучше сделать: пойти вернуть вздорного мальчишку или не упускать из виду всех остальных, когда обратил внимание, что А-Яо незаметно поднялся со своего места и выскользнул вслед за племянником. Лань Сичэнь облегченно перевел дыхание: уму и такту А-Яо вполне можно было довериться — и сосредоточился на оставшихся.

— Извините, Цзэу-цзюнь, — виновато потупившись, пробормотал Цзинъи. Правда, Лань Сичэню отчего-то казалось, что прощения тот просит не за Цзин Лина, а за то, что довел до вспышки гнева собственного главу. — Я говорил, не подумав.

— Мы определимся с твоим наказанием, Цзинъи, когда вернемся в Облачные Глубины, — снизив тон, вздохнул Лань Сичэнь. — И я обязательно поговорю с дядей о твоем поведении.

Обещание разговора с Лань Цижэнем, казалось, напугало юношу больше, чем предстоящее наказание. Он опустил голову еще ниже и окончательно притих.

— Итак, — усилием воли отгоняя непрошенно нахлынувшее сочувствие, произнес Лань Сичэнь. — Нашей первоочередной задачей будет вывести вас из города. Кто-нибудь из вас может внятно объяснить, почему вы не ушли отсюда сами? Или вы не поняли, что вам здесь делать нечего?

— Мы… пытались уйти, Цзэу-цзюнь, — после небольшой паузы, за время которой юноши лишь переглядывались, не рискуя заговорить, произнес Сычжуй. — До вашего появления мы бродили здесь уже несколько часов. Нам казалось, что этот город невелик, однако мы никак не могли найти выход. Сперва мы шли по прямой, рассчитывая выйти с другой стороны, потом попробовали повернуть назад и выйти там, где вошли… Но складывалось такое впечатления, что как бы прямо мы ни шли, мы все равно ходили лишь кругами.

— Скорее всего, город зачарован на искривление пространства, — кивнул Лань Сичэнь. — Так бывает в местах с большой концентрацией темной энергии. Это помогает удерживать угодивших в сети монстра путников.

— Но вы-то ведь же можете отсюда выйти, правда? — с надеждой спросил юноша из чужого клана. Судя по ханьфу — Оуян.

— Кто скажет, как выходить из подобных зачарованных мест? — обращаясь к своим адептам, произнес Лань Сичэнь.

Сычжуй с готовностью ответил:

— Любые чары, наложенные на местность, рассеиваются сами собой при уничтожении того, кто их наложил. В противном случае преодолеть их практически невозможно.

— Отсюда вывод? — подбодрил его Лань Сичэнь, и Сычжуй виновато вздохнул:

— В такие места нельзя соваться, не будучи достаточно хорошо подготовленным. Если при встрече с прочими монстрами, даже очень сильными, есть шанс уйти, то в зачарованном месте останешься навсегда, если не сумеешь найти и победить его создателя.

— Я очень надеюсь, что вы запомните об этом навсегда, — мягко улыбнулся встревоженным юношам Лань Сичэнь. — Всегда трезво оценивайте свои силы. Задача заклинателя — не погибнуть героически на ночной охоте, а избавить простых людей от опасности. Вы никому не поможете, если сгинете в чьей-нибудь ловушке.

— Что же касается выхода из этого конкретного места, — продолжил он, убедившись, что все его внимательно слушают, — то, разумеется, мы решим этот вопрос. Я просто хочу быть уверенным, что, когда я выйду отсюда его решать, мне не придется беспокоиться о том, что я потом тут кого-то из вас не досчитаюсь.

Юные адепты, как свои, так и чужие, имели совесть смущенно потупиться. Лань Сичэнь окинул их удовлетворенным взглядом и закончил:

— Я не могу указывать ученикам других орденов, однако попрошу вас так же, как своих: не покидайте укрытия, пока я не скажу, что это можно сделать. И я также прошу вас не вступить в конфликты между собой.

— Но не поубиваем же мы тут друг друга, — тихонько, почти себе под нос проворчал Цзинъи.

— Нет, — все же услышал его Лань Сичэнь. — Очень надеюсь, что нет. Однако многие из вас тут чересчур импульсивны. Сейчас после вашей ссоры Цзинь Лин ушел во внутренние комнаты — а мог ведь выскочить и на улицу. Скажи, Цзинъи, ты смог бы спокойно жить дальше, если бы знал, что из-за небольшой перебранки твой ровесник погиб?

Цзинъи прикусил губу и покачал головой.

— Поэтому и прошу вас не ссориться, — заключил Лань Сичэнь, удовлетворенный хотя бы уже тем, что ученик пусть и вспыльчив, но отходчив. — Я…

Внезапно с улицы раздался звук, совсем не похожий на тяжелую поступь ходячих мертвецов. Это лязгнул меч, вынимаемый из ножен, а затем снаружи донесся приглушенный шум боя.

Лань Сичэнь встрепенулся. Его сердце забилось радостной надеждой, что это может быть Ванцзи. Немногим хуже был вариант, что это Цзян Ваньинь наконец-то настиг своего блудного племянника. С главой Цзян сотрудничать было сложнее, чем с братом, особенно после того спектакля, что они с А-Яо разыграли возле некрополя ордена Не, но бойцом тот являлся отличным, а главное — был кровно заинтересован в спасении молодых людей.

Лань Сичэнь сделал юношам знак оставаться на месте, а сам выглянул в щель в окне. Какой-то человек в черном отчаянно сражался с обступившими его ходячими мертвецами. Стиль его боя завораживал: легкий и стремительный, человек, скорее всего еще очень молодой, двигался так, словно мог взлететь и без меча под ногами, а скорости его реакции можно было только позавидовать.

В первый момент Лань Сичэнь испытал разочарование. Не Ванцзи и даже не Цзян Ваньинь. Однако он быстро устыдился этой мысли. Там снаружи белкой в колесе крутился человек, отчаянно нуждающийся в помощи. К тому же вскоре в воздухе вновь замелькал багровый порошок трупного яда, которым отравились юные адепты, а это означало, что очень скоро никакое мастерство не спасет отчаянного бойца.

Не долго думая, Лань Сичэнь закинул себе в рот противоядие, а затем вдобавок намотал на лицо платок. Для быстрой вылазки этого долго было хватить, а задерживаться снаружи надолго он все равно не собирался. Обнажив Шоюэ, Лань Сичэнь бросил юношам:

— Не вздумайте следовать за мной! — и выскочил за дверь.

Сейчас, когда за его спиной не было юных адептов, за которыми Лань Сичэнь и в бою приглядывал краем глаза, он получил возможность сражаться в полную силу. Лань Сичэнь продвигался к своей цели стремительно, сметая все ходячие трупы на своем пути. При этом он старался дышать как можно реже: противоядие было достаточно сильным, но при слишком большом количестве поглощенного трупного яда даже оно могло помочь не в полной мере, а Лань Сичэню отчаянно нужны были все его силы.

Он пробился к одинокому бойцу, уже заметно пошатывающемуся. Встав с ним спиной к спине, Лань Сичэнь принялся теснить его в сторону дома, где укрылись его адепты, а затем и вовсе подхватил его под руку, почти закинув на себя.

Мальчики, к счастью, послушавшиеся приказа, все же следили за ними из окон, а потом сообразили открыть дверь при их приближении и тут же захлопнуть ее, едва Лань Сичэнь со своим грузом ввалился внутрь. Едва спасенный откашлялся, Лань Сичэнь протянул ему противоядие.

Тот не взял, и Лань Сичэнь посмотрел на него внимательнее. На глазах незнакомца была повязана тонкая тряпица, подчеркивающая бледность красивого лица.

— Возьмите, — произнес Лань Сичэнь, вкладывая пузырек в безвольно опущенную руку спасенного. Второй тот судорожно сжимал свой меч. Красивый меч с ажурной резьбой, напоминающей морозные узоры. Пока незнакомец, пробормотав слова благодарности, подносил ко рту противоядие, Лань Сичэнь вместе с юными адептами получил возможность хорошенько рассмотреть это удивительно изысканное оружие.

Лань Сичэнь знал о хозяине этого меча. Они не встречались лично, ибо Лань Сичэнь во время истории с истреблением клана Чан был куда больше занят конфликтом между своими назваными братьями, нежели судебным заседанием. Однако меч Шуанхуа был знаменит не меньше того, чья рука его держала.

Сейчас представилась возможность рассмотреть этого человека внимательно. Тот действительно был очень хорош собой, хотя до классической красоты ему чего-то не хватало. Пожалуй, именно такие лица казались наиболее привлекательными. Еще он был молод: не юноша, но и, казалось, еще не совсем зрелый мужчина. Он казался хрупким и одновременно несгибаемым, и это придавало ему особое очарование.

Хозяин Шуанхуа принял противоядие, но то действовало медленно. В отличие от юных адептов, которым досталось совсем немного трупного яда, и о которых Лань Сичэнь успел позаботиться почти сразу, тут отравление было куда более обширным. Лань Сичэнь помог спасенному отлепиться от стены и устроиться подальше от двери.

— Благодарю, — тихонько прошелестел приятный голос, и изящная голова склонилась в почтительном поклоне.

— Заклинателям всегда следует оказывать друг другу поддержку, — не отводя взгляда от его лица, произнес Лань Сичэнь. — Тем более оказавшись в столь тяжелой ситуации.

Легкая улыбка коснулась губ его собеседника.

— Вы правы, — произнес он, вновь наклоняя голову. — Однако мне жаль, что я сумел сделать столь немного.

— У нас еще будет возможность сделать больше, — утешил его Лань Сичэнь. — А пока позвольте мне извиниться и представиться. Я — Лань Сичэнь, глава ордена Лань. Со мною юные адепты моего и других орденов.

— Приятно оказаться в столь блестящем обществе, — незнакомец попытался отдать вежливый поклон всем присутствующим, однако пошатнулся, и Лань Сичэню пришлось подхватить его под руки.

Удерживая чужое худощавое тело на весу, он уточнил:

— А мы, как я понимаю, имеем честь встретиться с Сяо Синчэнем?

========== Глава 17 ==========

Цзинь Гуанъяо встал и последовал за Цзинь Лином прежде, чем успел обдумать этот поступок. Даже будучи в своем собственном облике, он обычно предпочитал дать мальчику спустить пар. Пытаться успокоить истерящего племянника — все равно что подливать масла в огонь. Куда проще было дождаться, пока Цзинь Лин выдохнется, желание скандалить и топать ногами пропадет, — и только после этого уже вести беседы. В более спокойном состоянии Цзинь Лин обычно хорошо поддавался на уговоры своего младшего дяди, и потому они практически не конфликтовали.

Однако сейчас Цзинь Гуанъяо не сомневался, что у его племянника вовсе не истерика.

Это действительно было больной темой: жизнь А-Лина на два дома. И Цзинь Гуанъяо лучше всех прочих знал, что дело вовсе не в их с Цзян Ваньинем выдержке. Они оба были бы рады оставить племянника жить в одном месте. Цзинь Гуанъяо считал, что эти бесконечные переезды мешают воспитанию. А-Лин был Цзинем, его место — в Башне Золотого Карпа. Рано или поздно он возглавит орден, и ему следовало приучаться жить именно в нем. Привыкать общаться с прочими Цзинями, какими бы неприятными они ему ни казались. Цзинь Гуанъяо сам не любил почти всех своих родичей и домочадцев — но это же не мешало ему с ними сотрудничать. Родственников не выбирают, с ними уживаются и, по возможности, используют их.

Возможно, иногда думал Цзинь Гуанъяо, надо было проявить твердость изначально. Однако вожжи из рук выпустил еще Цзинь Гуаншань, позволив Цзян Ваньиню забирать маленького А-Лина в Пристань Лотоса. Цзинь Гуанъяо не знал, чем руководствовался отец, принимая такое решение. Возможно, сперва он хотел удержать главу ордена Цзян от поддержки Вэй Усяня, а затем это вошло в традицию. Когда Цзинь Гуанъяо сам стал главой ордена Цзинь, ему поначалу было не до племянника. Его положение было слишком шатким, приходилось вертеться, как уж на сковородке, лавируя между интересами разных групп своих родичей. Цзинь Гуанъяо не обманывался: главой он стал не в последнюю очередь потому, что остальные не сумели вовремя договориться. Пусть здоровье отца и пошатнулось в последнее время, но все же никто не рассчитывал, что заклинатель его уровня умрет в таком отнюдь не преклонном возрасте. Цзинь Гуанъяо застал их врасплох, будучи подготовленным и обладая всей необходимой информацией. При этом он сумел убедить всех, что будет максимально удобен и полезен на этом посту — и лишь со временем с ним смирились окончательно. В конце концов, Цзинь Гуанъяо действительно был прекрасным администратором и умел управлять делами так, чтобы результат был неизменно превосходным.

У Цзян Ваньиня свободного времени было больше. В его ордене не осталось жадных до власти стариков, не было в нем и враждующих фракций, за которыми нужен был глаз да глаз. Цзян Ваньинь не тратил сил на внутреннюю грызню. Цзян Ваньинь мог доверять своему управляющему — Цзинь Гуанъяо пришлось избавиться от четверых за первый же год! — ибо его власть не ставилась под сомнение. У Цзян Ваньиня, в конце концов, не было молодой красивой жены, которая жаждала его внимания, как не было и собственного больного сына, которого требовалось оберегать от посторонних глаз.

И, разумеется, Цзян Ваньинь желал видеть племянника у себя. Была бы его воля — А-Лин получил бы фамилию «Цзян» и переселился в Пристань Лотоса навечно. Возвращал он племянника всегда с огромной неохотой, а забирал с таким видом, словно, реши Цзинь Гуанъяо ему возразить, Цзян Ваньинь не оставит своим Цзыдянем от Башни Золотого Карпа камня на камне.

Вот только, запоздало сообразил Цзинь Гуанъяо, ни один из дядьев самому А-Лину так ничего и не объяснил. Он не мог даже вспомнить, говорил ли вообще племяннику о том, что любит его. Их общение всегда было достаточно мягким, но самой ласковой фразой, пожалуй, была «Мы же одна семья!» Цзинь Гуанъяо умелдемонстрировать любые эмоции, но так уж получалось, что самые искренние из них всегда оставались где-то в глубине него. Только матушка понимала его без всяких слов, да Цинь Су когда-то чудом сумела разглядеть его чувства и разделить их.

Цзян Ваньинь, насколько Цзинь Гуанъяо знал, по этой части был еще хуже него. Неудивительно, что А-Лин имеет о привязанности к нему дядьев весьма смутное представление.

Цзинь Лин обнаружился в дальней комнате, тонущей во мраке. Цзинь Гуанъяо не налетел на племянника только потому, что ханьфу того все-таки чуточку золотилось в темноте. Поколебавшись совсем немного, Цзинь Гуанъяо пересек комнату и осторожно присел рядом. Передвигался он почти бесшумно, и А-Лин, явно погруженный в свои невеселые мысли, заметил его присутствие, только когда они оказались совсем рядом.

— Что, тоже поржать пришел? — обернувшись и увидев белеющее среди теней лицо Мо Сюаньюя, огрызнулся он.

На его щеках едва заметно серебрились две тонкие дорожки. Цзинь Гуанъяо вздохнул.

— Я когда-нибудь ржал над тобой? — задал он риторический вопрос.

А-Лин фыркнул и отвернулся. Разумеется, нет. Мо Сюаньюй во время своего пребывания в Башне Золотого Карпа со всеми пытался лишь подружиться. И с братьями, и с адептами, и с А-Лином… даже с маленьким А-Суном. Вот разве что Цинь Су невзлюбил, но и той никогда не высказывал ничего в лицо.

— Они тебя любят, — вздохнул в напряженную спину племянника Цзинь Гуанъяо. — Яо-гэ так точно, ну и глава Цзян тоже. Видел бы ты, как он за тебя беспокоится!

— Он думает, что я его позорю, — шмыгнул носом А-Лин. — И сяошу наверняка тоже так думает… Просто он более вежливый и не говорит это вслух. А так я его тоже позорю.

— Ну, не сильнее меня, — философски заявил Цзинь Гуанъяо. — Наверное, это неплохо, когда в семье есть паршивая овца, ниже которой падать некуда — остальным это должно придавать чувство уверенности в себе.

— Ты просто… псих, — поморщился А-Лин. — Что с тебя взять, раз у тебя в голове чего-то не хватает? А я… Сяошу наверняка хотел бы, чтобы я был таким, как эти зазнайки из Гусу Лань: таким же чистеньким, вежливым и успешным. А цзюцзю хочет, чтобы я походил на маму — но я…

— Но ты похож на него, — тихонько фыркнул Цзинь Гуанъяо . — Нет, серьезно, вы же на одно лицо! И характер у вас схожий. Можно подумать, что мой брат так, пробегал мимо, ибо ты — вылитый Цзян!

— Все равно я ему не нравлюсь, — А-Лин насупился, видимо, уже жалея, что вступил в разговор с Мо Сюаньюем, но уже не способный прерваться.

— С чего ты взял? — округлил глаза Цзинь Гуанъяо. — Он души в тебе не чает. Если бы Цзини тебя отпустили, он бы с радостью забрал тебя к себе. Но ты же наследник ордена, кто тебя отпустит?

— Наследник… — А-Лин скорчился в своем углу еще сильнее, сжимаясь почти в комочек. — Я, наверное, ужасно раздражаю сяошу, пусть он этого и не показывает.

— Ну это-то с какой стати? — теперь совсем искреннее удивился Цзинь Гуанъяо. — По-моему, он очень даже тебя любит.

— Я… — А-Лин сперва осекся, словно не решаясь сказать, а потом вдруг выпалил: — У меня нет родителей, и горевать обо мне, если что, некому. А сяошу и тетя потеряли А-Суна. Как считаешь, неужели они не думали, что лучше бы тогда убили меня, а не его?

— А-Лин! — пораженно выдохнул Цзинь Гуанъяо.

Ему никогда и в голову не приходило, что его племянник мог додуматься до подобного. Цинь Су и правда на некоторое время после потери родного сына отстранилась от племянника — но тогда она отстранилась ото всех, включая мужа. Впоследствии, насколько Цзинь Гуанъяо знал, их отношения вновь вернулись в весьма теплое русло.

— Что, не так, что ли? — огрызнулся А-Лин. — А-Сун был им родным, а я… так — наследник.

— А-Лин, — очень осторожно спросил Цзинь Гуанъяо, на первый взгляд будто бы меняя тему, — ты кого из своих дядьев любишь больше?

— А? — племянник даже не сразу понял, чего от него хотят, сперва недовольно нахмурившись, а потом посмотрев на собеседника с подозрением.

— Ну, — развил свою мысль Цзинь Гуанъяо, — Яо-гэ с тобою ласков, дарит подарки, обращается с тобой как с маленьким принцем. Но ты считаешь, что он неискренен. А глава Цзян вроде как таскает тебя на ночные охоты, вы купаетесь и по ночам, вместо того, чтобы спать, катаетесь на лодке по озеру. Правда, он грозится переломать тебе ноги и бранит по поводу и без. Короче, с одним приятно, но непонятно, а со вторым весело, но страшновато. Кого любишь больше?

А-Лин открыл рот, закрыл его, зыркнул возмущенным взглядом, а потом выпалил:

— Да что ты понимаешь! Почему я должен выбирать? Я их обоих люблю!

— И они оба помещаются в твоем сердце? — старательно изобразив на лице изумление, спросил Цзинь Гуанъяо.

— Ну конечно! — фыркнул А-Лин. — Почему там должен быть кто-то один?

— Тогда почему ты думаешь, что в сердце Яо-гэ нет места для тебя? — Цзинь Гуанъяо деловито почесал переносицу. — Ну, то есть для меня-то, понятно, там места нет… Впрочем, я все-таки верю, что хотя бы как братика он меня любит. Но почему он не может любить тебя?

— Ты придурок, — вздохнул А-Лин, явно не сумев подобрать достойного аргумента.

Цзинь Гуанъяо не стал сдерживать лукавой улыбки.

— Возможно, это у нас семейное, а, племянник? — поинтересовался он и вовремя ловко увернулся он тычка под ребра. Вроде, не очень сильного.

— А еще ты шут, — констатировал А-Лин. — Как тебя только глава Лань рядом с собою терпит? Он ведь казался таким изысканным и утонченным господином, а тут ты со своими глупыми шуточками.

— Глава Лань, — посерьезнев, сказал Цзинь Гуанъяо, — помимо всего прочего еще и очень добрый человек. Он умеет видеть хорошее даже в тех, кто этого не заслуживает. И, знаешь, от этого иногда даже хочется самому стать получше. Как думаешь, у меня получится?

— Зачем? — хмыкнул А-Лин и ехидно добавил: — Ты ведь вроде как ему и так вполне нравишься.

— Хочу ему приятное сделать, — спокойно ответил Цзинь Гуанъяо. — Понимаешь, одно дело — знать, что тебя любят и не разлюбят, несмотря ни на что. И другое — знать, что твои поступки причиняют боль, и не желать эту боль усиливать.

А-Лин промолчал, лишь недовольно посопел носом, а Цзинь Гуанъяо задумчиво продолжил:

— Я не говорю, что своих врагов надо прощать, — произнес он. — Но разве твои дядья тебе враги?

— Н-нет, — покачал головой А-Лин.

— Значит, не стоит так переживать из-за чужих слов, — заключил Цзинь Гуанъяо. — По-настоящему становится обидно, когда языками треплют правду. А когда по незнанию болтают ерунду — это пустяк.

— Тебе легко говорить… — начал было возмущаться А-Лин и осекся.

— Конечно, легко, — с наигранной серьезностью покивал Цзинь Гуанъяо. — Ведь я же идеал.

— Ты — придурок! — взвыл А-Лин и уткнулся носом в свои колени. Оттуда донеслось подозрительное похрюкивание.

— Молодой господин там плачет или смеется? — поинтересовался Цзинь Гуанъяо, впрочем, догадываясь об ответе.

— Плачу, — противореча своим словам, хихикнул А-Лин. — Если цзюцзю узнает, что я сижу на задворках какого-то домишки, на полу, в темноте и веду философские беседы с сумасшедшим обрезанным рукавом, он скажет, что мне пора переломать ноги, чтобы не маялся дурью.

— А Яо-гэ что скажет? — полюбопытничал Цзинь Гуанъяо.

— Сяошу улыбнется и скажет, что я хороший терпеливый мальчик, — ни на секунду не задумался А-Лин.

— Вот! — Цзинь Гуанъяо улыбнулся торжествующе. — Именно в этом и состоит вся прелесть наличия нескольких родственников. Всегда можно выбрать тот вариант, что больше по душе.

Он не был уверен в том, что разговор с А-Лином удался в полной мере, однако из позы племянника пропало напряжение, а слезы высохли, больше не пытаясь навернуться на глаза. Наоборот, взгляд А-Лина вновь сиял, и казалось, что эту битву с самим собой он выиграл без потерь.

— Зачем ты вообще за мною поперся? — немного оправившись от переживаний, наконец обратил внимание на абсурдность ситуации А-Лин. — Сидел бы дальше со своими Ланями!

— Глава Лань сейчас занят, — серьезно ответил Цзинь Гуанъяо. — Он своих учеников отчитывает. А я по тебе соскучился.

Произнес это — и осознал, что сказал правду. А-Лин стремительно рос, из мальчика став почти юношей. Еще всего несколько лет, и вот уже молодой человек отдалится от него окончательно. А у Цзинь Гуанъяо имелось не так много близких людей, чтобы ему было не жаль их терять.

— А ты упорный, — хмыкнул А-Лин, посмотрев на него каким-то странным взглядом.

— Ну, я тоже Цзинь, — лукаво улыбнулся ему в ответ Цзинь Гуанъяо. — Пусть отец и не удосужился это озвучить.

— Почему все мои родственники такие сдвинутые? — сморщил нос А-Лин. — Честное слово, один сяошу нормальный!

Не успел Цзинь Гуанъяо порадоваться этому высказыванию, как А-Лин задумчиво добавил:

— А может, и он ненормальный. Нельзя жить со всеми нами — и не свихнуться. Просто он лучше всех притворяется.

— Яо-гэ — лучший! — с особым удовольствием в голосе выдал Цзинь Гуанъяо. — Учись у него, А-Лин. Вот кто точно не будет реветь от чужого нелицеприятного мнения.

Это оказалось неожиданной мыслью для Цзинь Лина. Он поколебался немного, а затем задумчиво кивнул.

— Пойдем, что ли, обратно? — осторожно спросил Цзинь Гуанъяо. — Головомойка наверняка окончена, так что самое время решать, как будем выбираться отсюда.

Удивительно, но А-Лин не стал возражать. Он поднялся, небрежно отряхнул свои одежды и прошествовал к выходу. Цзинь Гуанъяо усмехнулся и последовал за ним.

Как оказалось, пока они отсутствовали, их компания пополнилась еще одним человеком. Сердце Цзинь Гуанъяо ревниво пропустило удар, когда он увидел Лань Сичэня, бережно поддерживающего какого-то чужака — а уже в следующее мгновение оно забилось быстрее, когда Цзинь Гуанъяо осознал, что знает этого человека.

Отношения с Сюэ Яном всегда были непростыми.

Если Мо Сюаньюй являлся сумасшедшим, но при этом достаточно безобидным, то Сюэ Ян сумасшедшим не был. Сюэ Ян был маньяком, весьма одаренным как умом, так и талантами. Чего он был начисто лишен — так это хоть малейших социальных навыков. Сюэ Ян вел себя как наглый помойный кот, угодивший в богатую усадьбу: то есть совершенно не собирался одомашниваться.

Цзинь Гуаншаня, подобравшего этого, с позволения сказать, кота, подобные детали не интересовали. Сюэ Ян нужен был ему как один из самых перспективных последователей Старейшины Илина. Паршивец каким-то звериным чутьем разбирал кривые и разрозненные записи Вэй Усяня, а то, чего в них не имелось, успешно додумывал сам.

Самого Цзинь Гуанъяо Сюэ Ян, скорее, забавлял. В те времена, когда Цзинь Гуанъяо в Башне Золотого Карпа совмещал в себе обязанности мальчика на побегушках, администратора и цели для насмешек и битья, Сюэ Ян казался едва ли не отдушиной, позволяющей не спятить. Он все называл своими именами, ржал над всеми, невзирая на положение, и не стеснялся вообще ничего. Он мог красть еду с лотка прямо на глазах у продавца, мог преспокойно спустить штаны прямо перед девицей, чтобы отлить где-нибудь. Умом Цзинь Гуанъяо ужасался, но что-то внутри него отчаянно завидовало подобной беспардонности. Сюэ Яна абсолютно не беспокоило, кто и что о нем думает. Он не ценил ни людей, ни даже вещи. Если бы его вышвырнули из Башни Золотого Карпа, он бы просто пошел дальше, ни о чем не сожаления. Цзинь Гуанъяо — он знал это точно — отчаянно бы сожалел, и потому вынужден был терпеть унизительное обращение. Сюэ Ян терпеть не умел.

Отношения Цзинь Гуанъяо с Сюэ Яном сложно было назвать приятельскими, однако иного слова не подбиралось вовсе. Сюэ Ян прекрасно знал, что Цзинь Гуанъяо тоже способен переступить через любые социальные нормы — и смеялся лишь над тем, что его «приятелю» для этого требовались весомые причины. Он считал, что Цзинь Гуанъяо мог бы добиться большего, если бы плюнул на всех и поступал так, как удобнее ему. Цзинь Гуанъяо тоже так считал, но становиться таким же маньяком не желал. Маньяки, в этом он был убежден твердо, всегда плохо кончают.

Когда Цзинь Гуаншань умер, в Сюэ Яне отпала острая нужда. Собственно, к тому времени Цзинь Гуанъяо уже убедился, что ничто из записей Старейшины Илина ему особо не требовалось. Самое безобидное уже растащили многие ордена, а с самым опасным он не желал иметь дела. Темный путь заклинательства не интересовал Цзинь Гуанъяо. Он достиг вершин и обладал достаточным уровнем власти, чтобы не рисковать ради эфемерных возможностей. Зачем повелевать трупами, когда Цзинь Гуанъяо вполне успешно повелевает живыми? Как оказалось, для этого не требовалось даже по-настоящему высокого уровня самосовершенствования или какого-то особо сильного золотого ядра: управленческих талантов вполне хватало. К тому же эманации темной энергии ни за что бы не удалось скрыть от Лань Сичэня, а меньше всего Цзинь Гуанъяо хотел бы увидеть отвращение на его лице…

Так или иначе, а с Сюэ Яном им было больше не по пути. Цзинь Гуанъяо не возражал, чтобы тот продолжал свои безумные эксперименты — однако не желал, чтобы те продолжались внутри Башни Золотого Карпа. Подвалы — не самое людное место, но однажды, перехватив в темных коридорах четырехлетнего А-Лина, сунувшего туда свой любопытный нос, Цзинь Гуанъяо окончательно решил, что с него довольно. Сюэ Яну было предоставлено небольшое поместье недалеко от Ланьлина с условием, что тот будет сидеть там тихо и не появляться в Башне Золотого Карпа. Сюэ Ян, как всегда, не стал ничего обещать, а через некоторое время усадьба оказалась сожженной дотла. Сюэ Ян пропал без вести — по крайней мере, Цзинь Гуанъяо был убежден, что тот ушел, а не сгорел, вне зависимости от того, был пожар устроен им или же произошел случайно.

В первое время Цзинь Гуанъяо Сюэ Яна искал. Ему не слишком хотелось, чтобы подобный человек разгуливал неизвестно где. Слишком многое он знал о Цзинях вообще и о самом Цзинь Гуанъяо в частности. Если он угодит в руки к заинтересованным людям и откроет свой рот, Цзинь Гуанъяо придется отбрехиваться от очень и очень многого.

Однако Сюэ Ян как в воду канул. Агенты Цзинь Гуанъяо в других орденах только руками разводили: новых подозрительных адептов там не появлялось. Кровавых вспышек тоже нигде не наблюдалось. Казалось, Сюэ Ян просто исчез с лица земли.

Что ж, с горечью подумал Цзинь Гуанъяо, по всему выходило, что не исчез. Если ему удастся вернуться в Ланьлин и, главное, в собственное тело, он разберется с теми, кто умудрился проглядеть город И. Ибо теперь у Цзинь Гуанъяо не осталось сомнений, кто стал причиной уничтожения этого места.

От одной мысли, что сбежавший маньяк сделал своим испытательным полигоном целый город, по спине бежали мурашки. Это говорило о том, что Сюэ Ян вышел на какой-то новый уровень в своих извращенных исследованиях.

Но куда больше, до ледяной дрожи и удушья в легких, пугало то, что именно этого человека сейчас почти в своих объятиях держал Лань Сичэнь.

— Привет, привет! — усилием воли взяв себя в руки и нацепив на лицо глуповатую улыбку, протиснулся сквозь толпу молодежи Цзинь Гуанъяо. — А кто это у нас новый такой хорошенький?

Он плюхнулся рядом, потеревшись о Лань Сичэня и как бы ненароком оттеснив его от Сюэ Яна. Цепкий взгляд Цзинь Гуанъяо моментально выхватил и повязку на глазах, и красивый узорный меч, совершенно точно принадлежавший не этому маньяку. Сюэ Ян любил играть со своими жертвами и сейчас, как понял Цзинь Гуанъяо, он затеял новую, смертельно опасную для всех участников игру. Он даже не поленился нацепить на себя маску своего врага.

— Молодой господин Мо, — четко произнося его имя, обратился к нему Лань Сичэнь. — Познакомьтесь с даочжаном Сяо Синчэнем.

— Ой, я о вас слышал! — затараторил Цзинь Гуанъяо. К счастью, Мо Сюаньюй с Сюэ Яном никогда не общался, хотя тот, разумеется, видел этого «забавного психа», как он тогда выразился. — Только глава Лань занят, понимаете? У него есть я!

Он подвинул Лань Сичэня еще немного, практически заняв его место перед Сюэ Яном.

— Я… — смущенно пробормотал тот, и Цзинь Гуанъяо поразился, каким, оказывается, тот был прекрасным актером. Видимо, Сюэ Ян повзрослел и обучился кое-каким новым трюкам: он действительно выглядел хрупким и ранимым, а голос его звучал нежно и ласково. — Я вовсе не собирался…

— О, ну конечно, нет! — просиял Цзинь Гуанъяо и, схватив Сюэ Яна за обе руки, торжественно их потряс. — Вы такой хороший человек! Говорят, даже святой! Вы пришли помочь этому городу, да?

Сюэ Ян, чуть нервно улыбаясь, выдернул свои руки из его хватки. Хоть на них и были перчатки, поврежденный мизинец на левой руке отлично прощупывался. Не то чтобы Цзинь Гуанъяо нужны были доказательства — он просто почувствовал небольшое удовлетворение, поставив Сюэ Яна в неловкое положение.

Цзинь Гуанъяо было очень интересно послушать, что Сюэ Ян соврет о своем присутствии в этом городе, но не успел тот открыть рот для рассказа, как крыша дома вдруг проломилась, и на них вместе с обломками обрушилась чья-то монументальная фигура. В первый момент Цзинь Гуанъяо иррационально показалось, что его настиг дагэ: столь высок и могуч был нападавший. Однако тот факт, что половина частей дагэ находилась при них с Лань Сичэнем, противоречил этой теории.

Это не помешало мертвецу — а нападавший, несомненно, был мертвецом — занести над ними свой меч. А-Лин, неугомонный мальчишка, бросился под удар, парируя его своим оружием, и только то, что Суйхуа обладал огромной духовной силой, спасло его от участи быть разрубленным пополам. А-Лин пошатнулся и рухнул на колени, левой рукой зажимая правую, явно онемевшую. Цзинь Гуанъяо, не долго думая, подхватил племянника в охапку и укатился вместе с ним из-под следующего удара, который, впрочем, почти парировал Сюэ Ян. Почти — потому что тот тут же, едва не-его серебристый меч схлестнулся с мечом нападавшего, повалился на пол, делая вид, что лишился сознания.

Повелительные трели сяо, разлившиеся над импровизированным полем боя, прозвучали как бальзам для души. Лютый мертвец сделал еще шаг и замахнулся было в очередном выпаде, но потом замер и опустил руки.

========== Глава 18 ==========

Первым порывом Лань Сичэня тоже было выхватить меч, и он даже почти достал Шоюэ из ножен. Однако осознание того, что их в относительно небольшом помещении набилось свыше дюжины, удержало его от столь необдуманного поступка. Поэтому вместо Шоюэ в руках Лань Сичэня появилась Лебин. Потекли звуки мелодии, удерживающие мертвеца от нападения, и они все получили передышку, чтобы иметь возможность подумать.

В идеале Лань Сичэнь предпочел бы, чтобы юношам хватило ума покинуть комнату, перейдя в другие помещения. Тогда он сумеет поменять сяо на меч и расправиться с напавшим на них лютым мертвецом. Однако молодые адепты и не думали уходить, топчась на месте и разглядывая застывшую мощную фигуру. При жизни нежданный гость наверняка обладал выдающейся силой, а после смерти и вовсе приумножил ее.

Лань Сичэнь, не прекращая играть, покосился в сторону А-Яо. Он не сомневался, что тот успел уйти из-под удара сам и племянника сумел уберечь, и потому почти не волновался. Куда больше Лань Сичэнь рассчитывал, что А-Яо, встретившись с ним взглядом, прочитает там его желание и уведет молодежь за собой.

Однако увиденное едва не заставило Лань Сичэня сбиться с такта. А-Яо, пользуясь тем, что Сяо Синчэнь лежал к нему спиной, да еще и, кажется, вовсе без сознания, подхватил с пола обломок балки и со всей силы заехал ему по голове.

— Молодой господин Мо, что вы делаете?! — ошарашенно воскликнул Сычжуй, как и Лань Сичэнь заметивший это действие. — Зачем вы ударили даочжана Сяо?

— О… — А-Яо вскинул на Сычжуя невиннейший взгляд и даже похлопал ресницами. — Я никогда бы не посмел, но… Понимаете, это не даочжан Сяо.

— Что? — обернулся к нему Цзинъи. — Ты, опасный придурок с криминальными наклонностями, что ты такое несешь?

А-Яо отскочил от него, спрятал руки за спиной и быстро-быстро замотал головой.

— Нет! Нет-нет-нет! — протараторил он в точности как Мо Сюаньюй. — Я знаю даочжана Сяо! Я много раз видел его в Башне Золотого Карпа, когда они с даочжаном Суном приходили туда на судебные заседания. Это — не он, совсем не он!

Лань Цзинъи уже не так уверенно оглянулся на остальных своих товарищей, и взгляд его, скользя по лицам, уткнулся наконец в Цзинь Лина.

— Он же у вас сумасшедший, верно? — зачем-то уточнил Цзинъи у Цзинь Лина. — На голову стукнутый или что-то вроде того?

Лань Сичэнь не знал, о чем А-Яо разговаривал со своим племянником, однако тот сейчас выглядел задумчиво.

— Н-ну… сумасшедший, да, — протянул Цзинь Лин не очень уверенно. — Но память-то ему, вроде, не отбивало…

— Но у него Шуанхуа, — вставил свое замечание кто-то из задних рядов. — Это же меч Сяо Синчэня!

— И повязка на глазах… — добавили с другой стороны. — Ну, то есть там, где должны быть глаза…

— Вот именно! — фыркнул А-Яо. — Должны быть! Я уверен, что у этого пройдохи они есть! Снимите повязку и проверьте!

Юноши смущенно переглянулись. Касаться чужого человека и так было верхом неприличия, а уж так бессовестно унижать того, кто и так тяжело пострадал…

— Почему сразу «пройдохи»? — недовольно пробормотал Цзинъи.

— Потому что честному человеку без надобности выдавать себя за другого! — с достоинством парировал А-Яо. — Ну, давайте я сам сниму эту повязку! Если вдруг — вдруг! — я ошибаюсь, я потом извинюсь. Но говорю вам: это не Сяо Синчэнь!

Однако, несмотря на свои слова, близко к лежащему на полу человеку он все же не подошел.

— А, чтоб тебя! — выпалил вдруг Лань Цзинъи и, решившись, сорвал повязку с лица объекта спора.

Веки были опущены, однако они вовсе не выглядели ввалившимися. Осмелевший Цзинъи вновь протянул руку и осторожно приподнял одно веко.

Глаз был на месте.

Все пораженно выдохнули, уставившись на человека, вновь ставшего безымянным незнакомцем, с удивлением. Без повязки тот выглядел еще моложе — их самих он был старше от силы на несколько лет.

— Если это не даочжан Сяо, — чуть растерянно произнес Лань Сычжуй, — то кто же это? И почему у него этот меч?

— И где сам даочжан Сяо? — мрачно добавил Лань Цзинъи, роняя повязку на пол и поднимаясь.

А-Яо словно хотел что-то сказать, но осекся. Лань Сичэнь понимал его: тот и так сильно рисковал, говоря и действуя чересчур рационально для взбалмошного Мо Сюаньюя. Делать еще и логические выводы было опасно для маскировки А-Яо. Однако Лань Сичэню все же хотелось услышать, про что тот подумал. В конце концов, надо было что-то решать, в том числе и с лютым мертвецом, торчащим посреди толпы молодежи, как мощное дерево среди юной поросли: почти над каждым из них он возвышался на целую голову. Лань Сичэнь, конечно, мог играть достаточно долго, но все же и его силы были не безграничны.

Тем временем А-Яо что-то шепнул на ухо своему племяннику, стоящему совсем рядом. Лань Сичэнь заметил это только благодаря тому, что не сводил с А-Яо глаз, в то время как остальные с любопытством рассматривали ложного даочжана. Цзинь Лин же выглядел мрачным и надувшимся — надо полагать, из-за того, что отчаянности в разоблачении самозванца хватило не ему. Услышав слова дяди, он нахмурился еще сильнее и ответил ему подозрительным взглядом. Однако А-Яо ободряюще кивнул ему, и Цзинь Лин угрем скользнул за спину лютому трупу.

Дальше Лань Сичэнь не мог видеть четко, ибо монументальная стать мертвеца загораживала ему обзор, но, казалось, Цзинь Лин привстал на цыпочки и, помедлив мгновение, что-то вытянул из затылка застывшей фигуры.

Отойдя от лютого трупа, Цзинь Лин победно показал всем два длинных черных гвоздя — и одновременно с этим А-Яо кивнул уже Лань Сичэню. Тот, поколебавшись, рискнул отодвинуть Лебин от губ и вдохнуть воздуха полной грудью.

Юные адепты, едва стихла мелодия сяо, дружно отхлынули назад, однако мертвец больше не пытался нападать. Еще несколько мгновений он стоял неподвижно, а потом — поразительное дело! — вдруг склонился перед всеми в уважительном поклоне.

Лань Сичэню никогда не доводилось видеть, чтобы мертвецы, тем более лютые, вели себя подобным образом. Если бы не серая безжизненная кожа, не застывшее выражение на лице и не аура чего-то неживого, плотно окутавшая это тело, его вполне можно было принять за человека. Более того, чтобы почувствовать эту ауру, требовался определенный уровень самосовершенствования, и Лань Сичэнь не сомневался, что, скрывая лицо в тени шляпы, этот загадочный мертвец вполне мог бы пройти по улицам города, не привлекая к себе внимания.

— Н-но… как такое возможно? — первым не выдержал паузы Цзинъи. — Что это вообще такое?

— Наверное, все же не «что», а «кто», — вмешался А-Яо, выходя вперед и почтительно кланяясь мертвецу в ответ. — Возможно, даочжан Сун сумеет ответить на все наши вопросы?

Удивительно — но мертвец действительно ответил. Он слегка покачал головой и указал рукой на свой рот.

— Даочжан Сун Цзычэнь? — осознав, что обращение А-Яо не было опровергнуто, выступил вперед Лань Сичэнь. — Вы не можете говорить?

Сун Лань кивнул и перевел тяжелый взгляд в сторону лежащего человека.

— О! — встрепенулся А-Яо. — Нам, пожалуй, следует его связать!

Он заозирался в поисках веревок или чего-нибудь, что могло их заменить.

— Что? — спросил он, наткнувшись взглядом на Цзинъи, смотрящего на него с подозрением. — Это человек украл меч даочжана Сяо и лишил возможности говорить даочжана Суна! Я не хочу, чтобы он пришел в себя в самый неподходящий момент и навредил еще и всем нам!

Лютый мертвец шагнул вперед, одновременно снимая с себя и разрывая на полосы свое верхнее ханьфу. В мгновение ока самозванец был спеленут так, что не смог бы даже пошевелиться, если бы был в сознании.

— Ну прекрасно, — проворчал себе под нос Лань Цзинъи. — Один валяется в отключке, второй немой. И как нам узнать, что же тут произошло?

— Сычжуй, — Лань Сичэнь уже дал себе мысленно зарок провести воспитательную беседу с Цзинъи по возвращении в Облачные Глубины. — У тебя же есть с собой гуцинь?

— Есть, — ответил Лань Сычжуй и слегка покраснел. — Только он… слегка поврежден.

Он продемонстрировал свой гуцинь, у которого не хватало одной струны. А-Яо виновато отвел взгляд. А потом покопался за пазухой и со вздохом достал оттуда недостающую струну.

— Варвар! — набросился на него Лань Цзинъи. — Хорошую новую вещь испортил!

— Глава Лань! — вновь копируя Мо Сюаньюя, заныл А-Яо, кинувшись к Лань Сичэню под защиту. — Ну почему ваши ученики на меня вечно нападают? Я же вернул!

— Успокойтесь все, — устало попросил Лань Сичэнь. — Цзинъи, не упрекай других. Сычжуй, сейчас мы все починим. Молодой господин Мо… с вами мы поговорим после.

Лань Сичэнь помог Сычжую натянуть струну обратно. Это потребовало некоторых усилий, однако А-Яо обошелся с похищенной струной достаточно бережно, и она почти не повредилась. Сун Лань все это время покорно дожидался, стоя в безлюдном пятачке, который машинально освободили для него юные адепты.

Наконец инструмент оказался более-менее готов к работе. Лань Сичэнь помедлил немного, ибо ситуация была крайне нестандартной, а потом произнес, глядя прямо в глаза Сун Ланю:

— Даочжан Сун, я думаю, нет нужды задавать вам вопросы с помощью циня: меня вы и так слышите и понимаете.

Сун Лань склонил голову в знак согласия.

— Поэтому, — продолжил Лань Сичэнь, — пожалуйста, поведайте нам свою историю сами. Я буду переводить ее тем, кто язык циня не понимает. Наш инструмент, как видите, не идеально исправен, поэтому если я что-то истолкую неверно, не стесняйтесь меня поправлять.

Сун Лань вновь кивнул и начал свой рассказ.

Язык циня не был предназначен для длительных повествований. Обычно целью являлся краткий диалог между заклинателем и мертвым духом, сводящийся к выяснению самой необходимой информации. Впрочем, насколько было известно Лань Сичэню, даочжан Сун Цзычэнь при жизни был не слишком разговорчив, поэтому и сейчас без труда выражался кратко и по существу.

Но даже в таком сухом изложении история вырисовывалась мрачной и ужасающей.

Сюэ Ян — а тот, кого они пленили, оказался никем иным как Сюэ Яном, и Лань Сичэнь не удержался от того, чтобы бросить на А-Яо внимательный взгляд, под которым тот виновато сжался, — воспользовался слепотой и добротой Сяо Синчэня и обманул его. Он напросился в попутчики незрячему даочжану и втерся в доверие. В то время как Сяо Синчэнь продолжал ходить на ночные охоты, с помощью Шуанхуа ориентируясь на всплески темной энергии, Сюэ Ян следовал за ним по пятам, отравляя сперва жителей окрестных деревень, а затем и обитателей города И трупным ядом. Уже зараженные тьмой, но еще живые, без языков, которые отрезал им Сюэ Ян, люди умирали один за другим от руки коварно обманутого Сяо Синчэня. Таким же образом погиб и сам Сун Лань, так долго искавший друга — и нашедший его на беду им обоим. Ибо в тот момент, когда Шуанхуа пронзил грудь Сун Ланя, Сюэ Ян, хохоча, рассказал наконец Сяо Синчэню о том, сколько грехов пало на его ранее столь светлую душу. Не в силах пережить подобной тяжести, Сяо Синчэнь покончил с собой.

Сюэ Ян пытался поднять их обоих: лютыми мертвецами по подобию Призрачного генерала Старейшины Илина. С Сун Ланем ему это удалось, но душа Сяо Синчэня пострадала столь сильно, что ее никакими, даже самыми темными ритуалами не удалось привязать к телу.

Струны циня давно смолкли, но все продолжали сидеть в тишине, пытаясь осмыслить эту страшную историю. Лань Сичэнь поднял взгляд на А-Яо: тот выглядел бледным и даже слегка зеленоватым; казалось, что его вот-вот стошнит. Ах, если бы тогда, более десяти лет назад, Цзини уступили требованию Не Минцзюэ и казнили Сюэ Яна! Сколько жизней оказалось бы спасено!

Лань Сичэнь размышлял так — и едва не подавился воздухом, осознав, что подумал сейчас примерно о том же, о чем они с А-Яо говорили не далее как сегодня утром.

Нельзя наказывать за то, что еще не случилось.

От подобных мыслей у Лань Сичэня затрещало в голове, и он стиснул виски похолодевшими пальцами. Там что-то отчаянно стучало, словно кто-то колотил по земле…

Бамбуковым шестом?

Комната тонула в молчании, никто даже не шевелился, однако снаружи доносился отчетливый перестук. Он все приближался и приближался, пока не замер у самых дверей. Лань Сичэнь вскинул голову и обернулся к двери, которую лично плотно прикрыл, вернувшись с улицы.

Сейчас же она распахнулась, и в дом вошел Ванцзи.

========== Глава 19 ==========

— Ханьгуан-цзюнь!

— Ванцзи!

Кажется, все в этой комнате были рады видеть вошедшего. Кроме Цзинь Гуанъяо: он даже чуть попятился, окончательно уходя за спину Лань Сичэня. Впрочем, это не уберегло его от мрачного, прожигающего насквозь взгляда Лань Ванцзи. Цзинь Гуанъяо в который раз в своей жизни поразился, как братья Лань умудряются быть столь схожими чертами — и столь различными по характеру и поведению. Пожалуй, если бы двадцать лет назад не Сичэнь, а Ванцзи спасал из Облачных Глубин их драгоценную библиотеку, Мэн Яо и не подумал бы ему помочь: такое холодное и отстраненное выражение красовалось на его лице.

И вообще, с досадой подумал Цзинь Гуанъяо, просто удивительно, как город И, совершенно никому не нужный на протяжении всего своего существования, вдруг стал таким популярным местом. Если сюда заявится Цзян Ваньинь и — а почему бы уже и нет? — Не Хуайсан, то Совет кланов можно будет проводить прямо здесь.

— Сюнчжан, — Лань Ванцзи почтительно поклонился брату. — Я не ожидал встречи.

— А я надеялся на нее, — чуть натянуто улыбнулся Лань Сичэнь. — Нам тебя не хватало.

Лань Ванцзи окинул взглядом юных адептов своего ордена, и те, хоть и без того стояли ровно, и вовсе вытянулись по струнке, одновременно виновато потупившись.

— Простите, Ханьгуан-цзюнь, — решившись, сделал маленький шажок вперед Лань Сычжуй. — Когда мы сказали, что возвращаемся в Облачные Глубины, — мы и правда намеревались поступить именно так. Но мы… сбились с дороги.

Он покаянно опустил голову, и остальные последовали его примеру. Цзинь Гуанъяо не рассчитывал, что Лань Ванцзи начнет их отчитывать — тот не открывал рот без необходимости, а ругань, судя по всему, в его понятие необходимого не укладывалась, — и все же он удивился, когда тот, посмотрев брату прямо в глаза, заявил:

— Мне указали путь.

Лань Сичэнь перевел взгляд на Цзинь Гуанъяо, и тот невольно поежился от задумчивости в таких обычно теплых глазах. Поколебавшись немного, он вновь призвал на помощь все свое актерское мастерство и бухнулся на колени перед Лань Ванцзи.

— Простите меня, Ханьгуан-цзюнь! — взвыл он. — Я не хотел нанести вам оскорбление, но мне очень-очень нужен был этот мешочек!

— Зачем тебе демоническая рука? — голосом Лань Ванцзи, казалось, можно было заморозить пол-Поднебесной. Или, возможно, даже всю.

— П-подарок… — Цзинь Гуанъяо почти не пришлось изображать заикание и страх в глазах. Холодное давление Лань Ванцзи вблизи пугало едва ли не сильнее, чем огненная ярость Не Минцзюэ когда-то.

— Это правда, — в отличие от юношей из Гусу Лань, А-Лин пиетета к Ханьгуан-цзюнью не испытывал. Цзинь Гуанъяо вообще подозревал, что после Цзян Ваньиня А-Лин разучился бояться кого бы то ни было из людей. — Этот придурок собирался подарить демоническую руку моему младшему дяде.

— А в результате преподнес ее мне, — вмешался Лань Сичэнь, с мягкой улыбкой на лице заступая между Цзинь Гуанъяо и братом. — Не сердись, Ванцзи.

— Она у тебя? — вскинул тот свой неестественно-светлый взгляд.

— Да, — Лань Сичэнь продолжал улыбаться, на взгляд Цзинь Гуанъяо — теперь уже чуточку нервно. — Весьма… необычный экземпляр.

— Я думал над тем, чтобы собрать все тело, — соизволил выразиться полной фразой Лань Ванцзи. — И нашел вторую.

Цзинь Гуанъяо поперхнулся воздухом. Ну вот только еще одного собирателя им для компании как раз и не хватало! Лань Сичэнь мгновение выглядел сбитым с толку, однако сумел быстро взять себя в руки.

— О, я тоже, — произнес он, по-прежнему улыбаясь. — А еще у меня есть ноги.

Цзинь Гуанъяо зачарованно наблюдал за этой сценой, когда вдруг почувствовал дыхание на своем ухе и тихий шепот А-Лина:

— Они… делят части лютого трупа?

Сцена со стороны и правда выглядела несколько неловко. Цзинь Гуанъяо от души надеялся, что Лань Сичэнь не станет информировать брата о том, чьи именно части тела они тут совместно собирают. Тем более ему не хотелось, чтобы об этом услышала толпа недорослей. Если за Ланей еще можно было не слишком беспокоиться, то все остальные разнесут вести по своим орденам — и тогда с репутацией точно можно распрощаться.

— Сюнчжан, — только очень опытное ухо сумело бы расслышать в голосе Лань Ванцзи укоризну.

— Извини, — Лань Сичэнь позволил своему лицу приобрести виноватое выражение, однако голос его прозвучал твердо. — Но ночную охоту с главой ордена Цзинь пришлось отложить, поэтому я решил использовать освободившееся время с толком.

— Скоро Совет кланов, — и опять же надо было проявить немалую сноровку, чтобы угадать легкое ехидство. — У сюнчжана не хватит времени.

— Хватит, — обезоруживающе улыбнулся Лань Сичэнь. — Я знаю, где находится все остальное. Я как раз успею до Совета.

«Если ты будешь столь любезен и отдашь мне вторую руку», — буквально прочитал его взгляде Цзинь Гуанъяо. Однако пауза затягивалась, и ситуация становилась все более неловкой. Молчаливый лютый труп Сун Ланя и связанный Сюэ Ян за спиной разряжению обстановки не способствовали.

— Ханьгуан-цзюнь! — рискнул вылезти вперед Цзинь Гуанъяо. — А как вы нас вообще нашли?

Лань Ванцзи вновь припечатал его своим тяжелым взглядом, и Цзинь Гуанъяо, почти не притворяясь, пискнул и спрятался за спину Лань Сичэня. Взгляд Лань Ванцзи с подозрением сузился, когда он увидел, как чужие пальцы цепляются за белоснежную ткань ханьфу его брата.

— Помимо второй демонической руки, — последовал внешне равнодушный, но для внимательных людей вполне выразительный взгляд в сторону Лань Сичэня, — я также нашел тело даочжана Сяо Синчэня…

Сун Лань сделал шаг вперед из полумрака, и Лань Ванцзи почти выхватил Бичэнь из ножен. Лань Сичэнь перехватил руку брата и покачал головой.

— Даочжан Сун не опасен, — пояснил Лань Сичэнь. — Он в сознании и полностью воспринимает реальность.

— Тело сохранено, — медленно, не отводя взгляда от лютого мертвеца, продолжил Лань Ванцзи. — Однако лишено души. При этом я почувствовал, что душа не ушла на перерождение. Я встретил призрак девушки с бамбуковым шестом — и она привела меня сюда.

— Душа даочжана Сяо? — задумчиво нахмурился Лань Сичэнь. — Даочжан Сун, она у вас?

Тот покачал головой и обратил свой взгляд на связанного Сюэ Яна. Цзинь Гуанъяо подскочил к нему и, ловко обшарив, сумел обнаружить небольшой мешочек-ловушку для духов. Он очень осторожно достал его и показал братьям Лань.

— Какой легкий!.. — пораженно выдохнул Лань Сичэнь, бережно взяв мешочек в руки. — Кажется, здесь лишь часть души…

Он покачал головой, а потом с горечью добавил:

— Сяо Синчэнь покончил с собой, а перед смертью пережил много боли и отчаянья… Неудивительно, что его душа раскололась…

— Сюэ Ян поэтому не сумел его поднять? — поинтересовался Лань Цзинъи, не обращая внимание на то, что остальные юноши из Гусу Лань тихонько на него шикнули. — Что? Я спрашиваю! Я учусь!

— Поэтому, — бросив виноватый взгляд в сторону Сун Цзычэня, все же ответил ему Лань Сичэнь. — Столь поврежденный дух не может вернуться в тело, даже хорошо сохранившееся. Наоборот, тело только мешает душе хоть сколько-то успокоиться и уйти на новое перерождение.

Сун Лань шагнул к нему, протягивая руки, сложенные лодочкой.

— Вы… — замялся Лань Сичэнь. — Хотите забрать душу даочжана Сяо?

Сун Лань кивнул. Он провел рукой сперва вдоль своих глаз, ярких и чистых, потом коснулся груди и покаянно опустил голову. А затем вновь протянул сложенные вместе ладони.

Цзинь Гуанъяо понял, что тот хотел этим сказать. Принявший от Сяо Синчэня сперва его глаза, а затем и собственную смерть, Сун Лань считал себя навечно связанным с памятью о друге. Правда, по мнению Цзинь Гуанъяо, им куда лучше было бы не разлучаться вовсе — однако не ему, столь неловкому в личностных отношениях, судить поступки других. Сам он, возможно, в подобной ситуации налажал бы еще больше.

Впрочем, нет. Одно Цзинь Гуанъяо знал точно: от Лань Сичэня он не ушел бы ни за что.

Тем временем Лань Сичэнь принял решение и аккуратно вложил мешочек-ловушку для духов в поставленные ладони. Сун Лань несколько мгновений смотрел на мешочек словно на величайшую святыню, а затем склонил голову и осторожно спрятал его за пазуху.

— Ванцзи, — обратился к брату Лань Сичэнь, — я думаю, тебе стоит показать дорогу даочжану Суну к… телу Сяо Синчэня.

Лань Ванцзи лишь молчаливо кивнул и направился к выходу. Все остальные последовали за ним. Сун Лань, поколебавшись немного, подхватил пока все еще бессознательное тело Сюэ Яна и прихватил с собой.

На улице, опустевшей и притихшей, их поджидал призрак девушки. Невысокая и худенькая, она сжимала в руках бамбуковый шест, отчаянно к чему-то прислушиваясь. С их появлением девушка сперва отшатнулась, но потом, будто почувствовав что-то, подпрыгнула на месте. На ее усталом измученном личике мелькнуло торжество. Она устремилась к Сун Ланю и, счастливо улыбаясь, положила свою ладошку ему на грудь.

Даочжан Сун почти отстранился от нее, однако в последний момент замер, поняв, что она поглаживает то место, где был спрятан мешочек с душой Сяо Синчэня.

— Дитя, — обратился к ней Лань Сичэнь. — Ты этого хотела? Чтобы душа даочжана Сяо больше не была в руках Сюэ Яна?

Девушка обернулась к нему и энергично закивала. Потом покосилась в сторону спеленатого кулька и выразительно плюнула в его сторону.

— Он и тебя убил, верно? — с печалью в голосе уточнил Лань Сичэнь.

Девушка снова кивнула. Затем вновь погладила ханьфу на груди Сун Ланя, себя по голове, а потом ткнула пальцем в Сюэ Яна.

— Ты хочешь сказать, что вы были вместе? — уточнил Лань Сичэнь. — И ты не оставила даочжана Сяо даже после смерти…

Девушка кивнула несколько раз, и по ее щекам потекли кровавые слезы. Она в последний раз погладила мешочек с душой Сяо Синчэня, а затем, замерцав, начала растворяться в воздухе.

— Она достигла своей цели… — благоговейно прошептал Лань Сычжуй, и остальные юноши в унисон вздохнули.

Хотя первым в списке «Правила трех У» шло «Упокоение», юным адептам редко приходилось с ним сталкиваться. Восновном желания покойных были невыполнимы: отомстить обидчику, заполучить любовь желанного юноши или вернуть ушедших родственников. Может, бродячим заклинателям и попадались случаи, когда с духом можно было просто договориться, но учеников великих орденов обычно ожидали более острые ситуации. Девушка же, которая даже после своей смерти несколько лет боролась за того, кого считала другом, вызвала у молодых людей искреннее восхищение.

В торжественном молчании они дошли до похоронного дома, в котором Лань Ванцзи обнаружил тело Сяо Синчэня. Они вместе с Сун Ланем отдали ему почести, а потом помогли захоронить бренные останки, чтобы лишить дух земной привязки. Затем даочжан Сун поклонился всем и пошел прочь из города И.

Только после этого некоторое оцепенение, напавшее на молодых людей, начало сходить. Первыми опомнились А-Лин и Лань Цзинъи, уже опять что-то успевшие не поделить. Остальные юноши переговаривались, то обсуждая ужасную историю, конец которой им довелось застать, то обмениваясь впечатлениями об отважной девушке, чье имя осталось для них тайной.

Один Лань Сычжуй смотрел на Ханьгуан-цзюня страдающим взглядом. Первым не выдержал Лань Сичэнь.

— Прости их, Ванцзи, — мягко попросил он брата. — Молодые люди совершили множество ошибок, однако это станет им хорошим уроком на будущее.

— Мгм, — мрачно ответил Лань Ванцзи, одаряя бледного смущенного юношу тяжелым взглядом.

— Вас прощают, — с улыбкой перевел на человеческий язык Лань Сичэнь. — Сычжуй, забирай остальных и возвращайтесь в Облачные Глубины.

Перехватив умоляющий взгляд Цзинь Гуанъяо, он с некоторой неловкостью добавил:

— И, пожалуйста, просьба лично от меня: прихватите с собою молодого господина Цзинь.

— Да, но он… — Сычжуй растерянно обернулся к своим товарищам, как раз вовремя, чтобы увидеть, как А-Лин и Цзинъи почти вцепились друг в друга.

— Он, как я вижу, уже сдружился с вами, — улыбка Лань Сичэня, смотрящего на то же самое, стала чуть шире.

Цзинь Гуанъяо взглянул на своего названого брата с недоверием, вслух предпочел сказать:

— Да просто отдайте А-Лина его дяде.

— К-которому? — осторожно уточнил у него Лань Сычжуй.

— Тому, — безмятежно улыбнулся ему Цзинь Гуанъяо, — которого приведет Фея.

Фея предсказуемо притащила Цзян Ваньиня, и даже раньше, чем Цзинь Гуанъяо рассчитывал. И все же Цзян Ваньинь, на свое счастье, опоздал и не познакомился с мертвым даочжаном, однако братья Лань с облегчением вручили ему связанного Сюэ Яна. Страстная нелюбовь главы ордена Цзян к темным заклинателям была широко известна, более того, от него еще никому не удавалось уйти. Доверяя ему охрану Сюэ Яна, можно было вздохнуть спокойно.

А-Лину же дышать спокойно не светило. Если бы Цзинь Гуанъяо не знал столь хорошо, как сильно Цзян Ваньинь обожает их племянника, он сам бы не усомнился, что непослушному мальчишке вот-вот придет конец. От главы Цзян едва ли молнии не летали, а каждое слово, произнесенное нарочито негромким голосом, сочилось ядом.

Цзян Ваньинь так жаждал поговорить с племянником по душам, что и не подумал задержаться. Он не стал тратить времени на политесы с братьями Лань, а Цзинь Гуанъяо не удостоил даже презрительного взгляда. Прихватив с собой А-Лина, Фею, Сюэ Яна и своих людей, Цзян Ваньинь стремительно исчез, будто и не собираясь останавливаться на ночлег.

Все остальные добрались до ближайшего поселения и заняли там почти всю гостиницу. Это наутро им предстояло разбрестись по разным сторонам, а пока всем требовались нормальная еда и полноценный сон.

Лань Сичэню пришлось снять для Цзинь Гуанъяо отдельную комнату, однако тот не решился заснуть в одиночестве. То, что он не представлял, насколько сильно Вэй Усянь овладевает его — их — телом, когда он спит, буквально сводило его с ума. Поэтому Цзинь Гуанъяо твердо вознамерился подождать, пока братья Лань улягутся, а потом прокрасться в комнату к Лань Сичэню.

Минуло девять часов, и Цзинь Гуанъяо тенью выскользнул в коридор. Он почти добрался до комнаты Лань Сичэня, когда из предыдущей до него донеслись приглушенные голоса:

— Почему ты не хочешь отдать мне вторую руку, Ванцзи? — голос Лань Сичэня звучал мягко, но настойчиво.

Ответ Цзинь Гуанъяо не разобрал — да и не был он уверен, что внятный ответ вообще прозвучал.

— Ты не веришь, что я справлюсь? — с легким удивлением спросил Лань Сичэнь, а затем продолжил: — Нет? Но тогда почему?

— Почему сам, Ванцзи?

Лань Ванцзи если и говорил что-то, то очень тихо. Цзинь Гуанъяо прижался ухом к двери, но даже хороший слух не позволял разобрать связных слов. Если, конечно, Лань Ванцзи вообще их использовал.

— Ванцзи, ты же знаешь, что можешь мне довериться, — вздохнул Лань Сичэнь. — Почему эта рука так важна для тебя?

— Почему она важна для сюнчжана? — на этот раз ответ Лань Ванцзи был произнесен столь отчетливо, что Цзинь Гуанъяо едва не подскочил на месте.

— Я… — Лань Сичэнь немного поколебался, а потом ответил, тщательно подбирая слова: — Я знаю этого человека, Ванцзи. Я не смог помочь ему при жизни — но хочу помочь хотя бы после смерти.

Голос Лань Ванцзи опять стал тише, и Цзинь Гуанъяо едва не застонал от отчаянья.

— Знаки? — удивленно переспросил Лань Сичэнь. — Какие знаки?

Тихий низкий гул, похожий на рокот прибоя: голос Лань Ванцзи звучал так же притягательно и так же неразборчиво.

— Интересно… — протянул Лань Сичэнь. — То есть ты подозревал молодого господина Мо?

Цзинь Гуанъяо затаил дыхание от напряжения и желания расслышать все поподробнее, но безуспешно.

— Почему ты так решил? — Лань Сичэнь, казалось, хмурился. — Ты сам говоришь, что никаких конкретных сведений не получал. Ни писем. Ни посланий. Никакой отчетливой информации, переданной словами. Знаки. Почему ты решил, что истолковал их верно?

— Ванцзи, — теперь голос Лань Сичэня звучал мягко и уговаривающе. Голос ответственного и знающего старшего брата. — Ванцзи, я не знаю, кто стоит за всем этим — но очень хочу узнать. Я понимаю, что он ввел в игру тебя — но я не хочу играть по его правилам. Он поставил на одни фигуры — и решил, что получил преимущество. Однако, действуя вопреки ему, преимущество получаем мы.

Пауза, последовавшая за этими словами, затянулась. Потом Лань Ванцзи сказал что-то: так тихо, что Цзинь Гуанъяо едва расслышал даже просто звуки его голоса.

— Я все решу, Ванцзи, — последовал на это твердый ответ Лань Сичэня. — Я обещаю. Ты веришь мне, брат?

========== Глава 20 ==========

Лань Сичэнь покинул комнату брата, чувствуя себя усталым и опустошенным. Всего неделю назад его жизнь была спокойной и размеренной. Лань Сичэнь никогда не гнался за яркими страстями, ему чужды были и упоение боем, и даже азарт ночной охоты. Ему нравилось помогать людям, нравилось чувствовать рядом дружеское плечо, нравилось раз за разом испытывать свою силу… Но, в отличие от того же Не Минцзюэ, Лань Сичэнь не получал удовольствия от собственно процесса уничтожения темных тварей.

Пожалуй, он не сумел бы, подобно Ванцзи, из года в год странствовать по Поднебесной, посвящая всего себя охоте. Лань Сичэнь не любил, когда обстановка вокруг него менялась слишком часто, а изменяющиеся условия действовали на него угнетающе. За последние пятнадцать лет его быт изрядно устаканился, что полностью удовлетворяло Лань Сичэня. Жизнь в Облачных Глубинах текла размеренно, даже главу располагая к созерцательности. Все возникающие вопросы укладывались в более-менее стандартную классификацию, и Лань Сичэнь обладал достаточными умом и опытом, чтобы справляться с ними. А-Яо, с его шумным и весьма вольнодумным орденом, да еще и с грузом ответственности Верховного Заклинателя, приходилось гораздо сложнее, и Лань Сичэнь не уставал поражаться трудолюбию и гибкости ума своего побратима. Они рождали в нем чувство глубочайшего уважения, однако Лань Сичэнь знал твердо, что себе бы он подобной нервотрепки не пожелал ни за что.

И вот теперь оно все рухнуло скопом.

Сперва казалось, что не на него самого, но Лань Сичэнь не мог остаться в стороне, не попытавшись помочь А-Яо. Однако теперь по всему выходило, что и их семья каким-то краем была втянута в чью-то грязную игру.

Лань Сичэнь шагнул за порог — и едва не налетел на А-Яо. Тот даже не попытался сделать вид, что не подслушивал под дверью. Его бледное лицо тоже выглядело усталым, а еще — каким-то обреченным. Не став ничего говорить — Ванцзи обладал тонким слухом, — Лань Сичэнь придержал А-Яо за плечо и направил его обратно в комнату, сам последовав за ним.

Войдя, он старательно закрыл за собой дверь, краем глаза наблюдая, как А-Яо неловко останавливается у кровати. Наконец тот все-таки решился и сел, и тогда Лань Сичэнь подошел к нему и опустился рядом.

Было так тихо, что Лань Сичэнь без труда мог расслышать участившееся дыхание А-Яо. Названый брат вскинул на него взгляд, но быстро потупился и отвел глаза. Лань Сичэнь провел руками по лицу вымученным жестом.

— А-Яо… — начал было он, но тот уже выпалил почти одновременно с ним:

— Эргэ, вот здесь я точно не при чем!

— Что? — растерянно сморгнул Лань Сичэнь. Голова была чугунной, ее так и хотелось преклонить на подушку.

— Сюэ Ян, — покаянно произнес А-Яо. — Эргэ, это правда не я!

Лань Сичэнь вновь спрятал лицо в ладонях и усилием воли подавил стон. Точно! Еще и Сюэ Ян… Ванцзи со своими знаками и секретным путем сбил его с толку, а ведь совершенное Сюэ Яном в городе И — это настолько кошмарное преступление, что оно никак не могло уложиться в разуме Лань Сичэня.

— … я не знал, что с ним делать, понимаешь? — оказалось, в своих страданиях Лань Сичэнь умудрился пропустить начало сбивчивого рассказа А-Яо. — Сюэ Яна защищал отец. После… после смерти дагэ отец и вовсе выпустил Сюэ Яна из темницы и официально принял в орден Цзинь. Я, признаться, даже какое-то время подозревал, что он — очередной мой братец, но вроде как по всему выходило, что нет…

— А-Яо… — устало пробормотал Лань Сичэнь. В его висках тяжело стучало, и он очень хотел попросить названого брата прекратить свой рассказ, но, посмотрев в отчаянное лицо А-Яо, лишь шепнул: — Продолжай…

— Отец… умер, — А-Яо все равно предпочел обтекаемую формулировку. — А Сюэ Ян остался. Клан Чан отозвал свои обвинения, и я не мог отдать его под суд на законном основании. Если бы был жив дагэ, я бы нашел способ передать Сюэ Яна ему — хотя бы ради восстановления наших добрых отношений! Но дагэ тоже уже не было, а официально — понимаешь, официально! — Сюэ Яну предъявить было нечего. Да, он занимался темным заклинательством. Но — с санкции отца. Да, он использовал записи Старейшины Илина. Но — выдавал их ему орден Цзинь, опять-таки по воле отца. К тому же Темный путь, хоть грязь и дрянь, но все же не преступление само по себе. Преступлением он становится, когда уничтожает жизни и души, а тут все доказать достаточно сложно. Да и в любом случае, самостоятельно инициировать процесс против Сюэ Яна — это все равно что инициировать процесс против собственного ордена.

А-Яо тяжело вздохнул и помолчал немного.

— Я его отселил в отдельное поместье, — признался он наконец. — Не хотел, чтобы он мелькал в Башне Золотого Карпа. Он был по-своему обаятельным, а Темный путь всегда хоть в ком-нибудь, да возбуждал интерес. Я решил, что будет лучше, если он перестанет мозолить всем нам глаза и будет жить на отшибе.

— Продолжая свои эксперименты? — обреченно поинтересовался Лань Сичэнь.

— Я не знаю, — отвел глаза А-Яо, а потом, покачав головой, добавил: — Не знаю точно. Я могу предположить, что он действительно продолжал, но, эргэ, даю тебе честное слово: не с моей санкции. И не для меня. Мне… правда не нужен был Темный путь. Ты знаешь, я всегда мечтал о высоком положении, всегда хотел власти и почета… Но, эргэ, я получил их! Как раз после смерти отца я все и получил! Я построил свою политику на управлении, дипломатии и экономике. Мне не нужны были армии мертвецов, чтобы управлять миром заклинателей!

Лань Сичэнь вздрогнул. Все это действительно было именно так. А-Яо был куда более деятельным человеком, нежели он сам, но все же и он немало ценил размеренную жизнь. Они оба навоевались в юности, оба достаточно хлебнули грязи и боли. И пусть «размеренность» А-Яо приобретала более обширный размах, нежели у Лань Сичэня, он тоже прикладывал множество усилий, чтобы закрепить имеющийся результат. А-Яо и правда оказался на вершине этой жизни, обогнав всех, кто когда-то смотрел на него сверху вниз, и если у него не было тайного желания стать сумасшедшим диктатором и тираном, опирающимся на орды мертвецов, то на этом вполне можно было и успокоиться.

— Так как же Сюэ Ян оказался в городе И? — тяжело, будто продираясь сквозь толщу воды, спросил Лань Сичэнь.

А-Яо тихонько покачал головой.

— Извини, что в который раз уподобляюсь Не Хуайсану, — скривил он губы в горькой усмешке, — но я и этого не знаю. Однажды выяснилось, что поместье сожжено, и на развалинах никого не осталось. Мои люди искали Сюэ Яна, но то ли делали это плохо, то ли в ту пору ему хватило ума залечь на дно. Моя вина в том, что со временем я прекратил поиски. Все было тихо, и я, каюсь, даже позволил себе надеяться, что, быть может, Сюэ Ян и сам сгорел в том пожаре. Или сгинул после. Или нашел себе кого-нибудь и зажил мирной жизнью… хотя последнее — вряд ли. А у меня было полно других дел, и, так или иначе, я поверил, что больше никогда о нем не услышу.

Лань Сичэнь устало вздохнул и помассировал пальцами виски. Острая боль, вроде, поутихла, однако тяжелый гул остался. Сейчас пустить бы ци по меридианам и избавиться от него, но у Лань Сичэня после сегодняшних событий почти совсем не осталось сил. Да и не после сегодняшних тоже: минувшие дни, нанизываясь друг на друга, словно высасывали из него внутреннюю энергию. Доселе Лань Сичэнь, будучи открытым и общительным, плохо понимал людей, желающих спрятаться от мира и посвятить себя уединенным медитациям, однако сейчас, пожалуй, хотел для себя именно этого.

А-Яо под его боком совсем притих. Его лицо, пусть с чужими чертами, но за эти несколько дней тоже ставшее почти совсем родным, вдруг начало выглядеть спокойным и чуточку отрешенным. Взгляд, устремленный куда-то вперед, казался не то чтобы равнодушным, но каким-то отстраненным. И в тот момент, когда Лань Сичэнь осознал, что подсознательно ожидает, что на этих губах вот-вот заиграет вежливая, но ничего не значащая улыбка, его сердце кольнуло болью.

Ему — и только ему! — А-Яо никогда не улыбался так, как остальным. Никогда перед Лань Сичэнем на его лице не появлялось выражения «Я знаю, что вы все меня ненавидите, но я милый и полезный, так давайте же побудем цивилизованными людьми, и вы сделаете вид, что можете меня терпеть?» Лань Сичэнь всегда немного гордился этим: рядом с ним его А-Яо имел возможность не играть никаких ролей и быть самим собой.

И пусть А-Яо, оказывается, никогда не переставал играть роли. Пусть для спокойствия Лань Сичэня, как он утверждал, но все же и от него А-Яо скрывал столь многое в своей жизни. Однако вот это выражение — оно даже не было маской. Оно являлось доспехом, в который А-Яо облачался, выходя навстречу тем, кто мог его ранить. В этой броне застревали и пренебрежение, и презрительные взгляды, и грязные слова, и даже физические удары.

Лань Сичэнь никогда бы не подумал, что эти доспехи А-Яо придется надеть перед ним.

— А-Яо… — прошептал он на грани слышимости и, прежде чем успел обдумать свои действия, притянул хрупкое тело в свои объятия. — Я тебе верю.

Названый брат коротко дернулся в его руках, а затем замер. Только тихое, теплое, чуть рваное дыхание, согревающее шею Лань Сичэня, и отчаянно колотящееся сердце, которое, казалось, пыталось перепрыгнуть из одной груди в другую, свидетельствовали, что Лань Сичэнь держит в руках живого человека, а не тень и не видение из сна.

— А если я тебя обманываю, эргэ? — вдруг очень тихо спросил А-Яо, не поднимая головы и не шевелясь.

— Да ты меня всю жизнь обманываешь, — Лань Сичэнь удивился бы, как легко далось ему это заключение, если бы он не был уже вымотан и выжат досуха. — Разом больше или разом меньше… А-Яо, ты ведь врешь как дышишь.

— Я же оскорбляю тебя этим… — пробормотал А-Яо, по-прежнему неподвижный. — Позорю…

— Чувствами нельзя опозорить, — устало повторил Лань Сичэнь слова, сказанные буквально этим утром Цзинь Лину. — А-Яо, я тебя люблю. Не за что-то, не вопреки — просто люблю. Что бы ты ни сделал, что бы ни сказали все остальные — это никак не повлияет на мои чувства. Но, конечно же, тебе и только тебе решать, что тебе делать с моей любовью. Если тебе и правда врать нужно так же, как и дышать — то ври, пожалуйста, себе на здоровье. Только никогда, слышишь, никогда не считай меня своим врагом!

А-Яо отстранился и уставился на него широко распахнутыми глазами. Это были не его глаза, и не его губы сейчас чуть округлились от изумления. Но за этим чужим лицом Лань Сичэнь видел родную душу, и потому смотрел словно бы сквозь него. Всего мгновение — и облик Мо Сюаньюя будто растворился в царящем в комнате сумраке, и из смазавшихся было черт сложился новый, куда более привычный образ. Лань Сичэнь огладил лицо А-Яо и, потянувшись, невесомо коснулся влажных и соленых ресниц.

Он сцеловывал слезы, не осознавая толком, что плачет и сам, а А-Яо все смотрел и смотрел на него, словно Лань Сичэнь только что разбил имеющуюся у него картину мира и подарил взамен новую — а А-Яо, его умный, практичный и талантливый А-Яо никак не мог сообразить, что с нею делать.

Этой ночью они так и не уснули. Лань Сичэнь искренне хотел дать А-Яо возможность передохнуть, не опасаясь, что Вэй Усянь уйдет куда-то с их пока еще общим телом, однако А-Яо будто бы вместе со словами Лань Сичэня получил мощную дозу тонизирующего, и теперь его глаза отказывались закрываться.

Они легли, не обманываясь больше ни дружбой, ни побратимством, и А-Яо накрепко вцепился в белые одежды. Он что-то напряженно обдумывал, и Лань Сичэню казалось, что он буквально видит, как в этой голове строятся, рушатся и вновь строятся схемы и планы. А-Яо словно сносил все имеющиеся старые постройки и возводил на их месте новые.

Лань Сичэнь был не против. Разум Яо восхищал его не меньше, а, пожалуй, даже и больше, чем его внешность. Пусть размышляет — это всегда придавало ему очарования. Сам Лань Сичэнь то проваливался в усталую дрему, то встряхивался, вновь впиваясь взглядом в задумчивое лицо А-Яо. Ему безумно хотелось продлить эти тихие ночные часы, доставшиеся только им двоим.

И, разумеется, наутро вид у обоих был достаточно помятый. Они умылись, окончательно стирая остатки слез, и привели в порядок свои одежды, однако отпечаток на их лицах остался. К счастью, Лань Сичэню не было нужды выходить к своим юным адептам. Еще накануне он взял с Ванцзи обещание, что тот проследит за возвращением молодых людей в Облачные Глубины. Брат не был доволен — Сичэнь подозревал, что, даже отдав вторую руку, Ванцзи все же надеялся не устраниться от поисков окончательно, — однако обещание все же дал.

К тому часу, как они спустились вниз, из гостиницы исчезли даже адепты других орденов, и никто не мешал им посвятить немного времени завтраку. Впрочем, А-Яо опять в задумчивости лишь ковырялся в своей чашке с рисом, пока Лань Сичэнь не сказал ему с улыбкой, за которой прятал тревогу:

— Насколько я могу понять, ты так мстишь молодому господину Мо, — произнес он, одновременно пододвигая к А-Яо блюдо с пирожками. — Он твое тело перекармливает, а ты его — моришь голодом.

А-Яо фыркнул, но все же взял пирожок.

— Не могу думать и есть одновременно, — пожаловался он, держа пирожок в руке, однако не откусывая от него. — Тем более не могу есть, когда не могу найти решения.

Лань Сичэнь подлил ему чая, и А-Яо пришлось наконец приступить к пирожку.

— Что за знаки получал Лань Ванцзи? — демонстративно расправившись с последним кусочком, продолжил А-Яо. — Да, я знаю, подслушивать нехорошо… Но, по сути, я ничего толком и не услышал…

— Это потому, — вздохнул Лань Сичэнь, — что слышать особо было нечего. Ванцзи так и не смог мне ничего внятно объяснить. Он понял — и все тут.

Он помолчал немного, а потом с сожалением добавил:

— Мне всегда казалось, что я хорошо знаю Ванцзи. Однако правильно все же говорят, что чужая душа — потемки. Я знаю, что он любил Вэй Усяня долгие годы, как до его смерти, так после нее. Знаю, что он на многое готов, чтобы его вернуть. Вчера вечером… Я ужаснулся, когда понял: Ванцзи допускает мысль, что Вэй Усянь мог вернуться в чужом теле. Допускает… и согласен на это. Даже приветствует.

Лань Сичэнь вцепился в чашку с чаем, так, словно ему требовалась хоть такая ненадежная опора, и закончил совсем тихо:

— А вчера ночью я осознал… что понимаю его, — Лань Сичэнь поднял свои потемневшие вдруг глаза и встретился с настороженным взглядом А-Яо. — Я поступил бы так же.

А-Яо вздохнул и сомкнул веки.

— Я догадываюсь, что ты хочешь сказать, — произнес он медленно. — У нас два тела и три души.

— Твое тело принадлежит тебе и только тебе, — быстро вставил Лань Сичэнь, на что А-Яо вдруг усмехнулся.

— Ну, не только мне, — заявил он насмешливо. — Могу предположить, эргэ, что ты тоже положил на него глаз.

Лань Сичэнь почувствовал, что кончики его ушей полыхают, однако взгляда он не отвел.

— Знаешь, — произнес он чуть хрипловато, — после экспериментов твоего брата я бы со словами «хочу обладать чьим-то телом» обращался поосторожнее.

На это А-Яо негромко рассмеялся, покачав головой.

— Не забегай вперед, эргэ, — сказал он мягко. — Ты сам предлагал решать проблемы по мере их поступления. Сейчас нам предстоит вернуться в Башню Золотого Карпа и забрать у Миншаня торс дагэ. А потом, если нам суждено каким-то чудом пережить Совет кланов, ты сможешь провести обряд упокоения.

========== Глава 21 ==========

В Башню Золотого Карпа они пробирались тайком. Когда-то Цзинь Гуанъяо уже приходилось вести к своему дому слишком высокого, невозможно белого и, как следствие, чересчур приметного Лань Сичэня, и сейчас он мысленно благодарил высшие силы, что на этот раз хотя бы не приходится тащить его на себе. Они ограничились тем, что купили темный плащ в одном из небольших городков на подлете к Ланьлину, а уже внутри него самого прошли по маленьким улочкам и запутанным переулкам. Лань Сичэнь, судя по тому, как он растерянно крутил головой, даже не ожидал, что в огромном, богатом и процветающем Ланьлине есть такие невзрачные закутки, однако Цзинь Гуанъяо вел его вперед уверенно, не останавливаясь ни на миг.

— Поторопись, эргэ, — вынужден был он позвать однажды, когда Лань Сичэнь неосторожно засмотрелся в одну сторону. — И постарайся глядеть прямо перед собой. Здесь не любят ни праздных зевак, ни непрошенных наблюдателей.

«Зато очень любят богатых и легкомысленных чужаков, но совсем не в том смысле, в каком ты мог бы ожидать», — закончил Цзинь Гуанъяо про себя и вновь потянул Лань Сичэня за собой.

Попетляв по тылам, они сумели выбраться к торговым рядам никем не замеченными. По крайней мере, Цзинь Гуанъяо не перехватил ничьего заинтересованного взгляда. Все-таки он действительно хорошо изучил не самую приглядную часть Ланьлина и знал, как там пройти, миновав совсем уж опасные задворки.

Секретному ходу вновь предстояло послужить им, и Цзинь Гуанъяо ничуть не жалел, что вынужден будет раскрыть его названому брату. В конце концов, Лань Сичэнь знал про него уже столько, что одна безобидная тайна не играла никакой роли.

— Куда мы выйдем? — поинтересовался Лань Сичэнь, когда они миновали уже больше половины дороги.

Еще чуть-чуть — и ему бы пришлось пригнуться, проходя здесь. Большинство Цзиней было достаточно высокими, но Ланям и, в особенности, Двум Нефритам все же уступали в росте.

— В потайной кабинет, — чуть напряженным голосом ответил Цзинь Гуанъяо. — Не беспокойся, эргэ, о нашем возвращении никто не узнает.

Лань Сичэнь улыбнулся ему немного нервной улыбкой.

— Я не беспокоюсь… — ответил он мягко. — Просто под землей мне… не слишком уютно, оказывается.

Через короткое время они действительно добрались до потайного кабинета Цзинь Гуанъяо, и Лань Сичэнь с искренним удовольствием перевел дыхание и огляделся. Пыточные инструменты, свисающие с потолка, заставили его слегка побледнеть, однако вслух он ничего не сказал.

— Почти все они — мои изобретения, — негромко, но твердо произнес Цзинь Гуанъяо. — Это то, что я делал для Вэнь Жоханя.

— Они здесь, — сглотнув, все же нашел в силы улыбнуться Лань Сичэнь. — А не в подземельях Башни Золотого Карпа. Одно это уже радует.

Он сделал несколько шагов вперед, и Цзинь Гуанъяо уже поднял руку, чтобы указать ему выход в обычный коридор, когда Лань Сичэнь замер, прижав руку к хранилищу с мешочками цянькунь.

— А-Яо… — пробормотал он. — Голова дагэ… Она ведь здесь, верно?

— Да, — поколебавшись, ответил Цзинь Гуанъяо. — Это остальные части тела реагируют на нее?

Лань Сичэнь кивнул и неуютно повел плечами. Он сделал еще один небольшой шаг, а потом вновь остановился и вздохнул.

— Могу я… — начал он и запнулся. Переведя дыхание, он решился попробовать еще раз: — А-Яо, могу я увидеть ее… его?

Цзинь Гуанъяо не был уверен, что готов согласиться на это. Вернее, он был уверен, что он не готов это сделать. Однако он лишь кивнул и указал на высокий стеллаж, укрытый занавесью.

— Только будь осторожен, эргэ, — попросил он все же напоследок. — Концентрация энергии дагэ сейчас слишком возросла, не упусти, пожалуйста, мешочки.

«Или тебе придется собирать по частям еще и меня», — додумал про себя Цзинь Гуанъяо, но вслух произнести это не решился.

— Я буду, — искренне пообещал Лань Сичэнь и раздвинул занавески.

В первые несколько мгновений он растерянно смотрел чуть вверх, как привык при общении с Не Минцзюэ. Однако самая верхняя полка на стеллаже была абсолютно пуста. Только спустя некоторое время Лань Сичэнь осознал, что ему следует опустить взгляд. Голова Не Минцзюэ находилась полкой ниже, так, чтобы Цзинь Гуанъяо в его собственном теле было удобно смотреть на него немного свысока. Помедлив немного, Лань Сичэнь обернулся и сказал чуть укоризненно:

— А-Яо, это…

— Что? Мелочно? — тут же ощетинился Цзинь Гуанъяо. — Мне просто было неудобно держать его на верхней полке! Иногда я, знаешь ли, любил с ним поговорить, так не тащить же каждый раз сюда подставку!

На него и правда иногда накатывало желание поговорить. Не обязательно именно с Не Минцзюэ, хотя бывало, что хотелось обратиться именно к нему. Цзинь Гуанъяо никому из живых не доверял настолько, чтобы раскрывать им свою душу. Голове же Не Минцзюэ можно было высказать все. Она никому ничего не могла рассказать, а если бы вдруг и сумела, то самого ее наличия хватило бы для смертного приговора.

Чтобы бросить несколько прочувственных фраз, Цзинь Гуанъяо подходил к стеллажу и, раздвинув занавески, просто выговаривал своему дагэ все, что думал. О соклановцах, о заклинателях других орденов, о работе и о быте. Выпустив пар, он задергивал занавески и уходил.

Однако случались в его жизни ночи, когда Цзинь Гуанъяо очень аккуратно, со всеми предосторожностями снимал голову Не Минцзюэ с полки, ставил ее перед собой на стол и разливал вино в две чашки. Цзинь Гуанъяо осознавал, что это — не слишком здоровое поведение, но и к подобному средству он прибегал нечасто. Лишь тогда, когда его душа и без того рвалась на части, а голова и вовсе грозила взорваться. Лучше уж пить с мертвецом, чем сходить с ума в своих покоях.

Последний такой раз был очень и очень давно, и сейчас Цзинь Гуанъяо испытал покалывание в кончиках пальцев от иррационального желания взять голову дагэ в свои руки. К счастью, Лань Сичэнь, насмотревшись на изуродованное смертью и наклеенными талисманами лицо Не Минцзюэ, задернул занавески.

— Пойдем, — попросил Лань Сичэнь глухо. — Пойдем дальше.

Это прозвучало до странности многогранно, и Цзинь Гуанъяо позволил себе перевести дыхание.

Они покинули потайной кабинет через бронзовое зеркало, и Цзинь Гуанъяо увлек Лань Сичэня за собой к гостевым покоям.

— Гости начнут съезжаться завтра, — на ходу негромко заговорил Цзинь Гуанъяо, петляя по коридорам так, чтобы не наткнуться ни на кого из слуг. — Поэтому тут должно быть еще достаточно тихо. Однако, если Миншань закончил, он будет в отведенных ему покоях.

Лань Сичэнь приоткрыл рот, явно собираясь что-то спросить, однако, преодолев себя, промолчал. Цзинь Гуанъяо слегка позабавила эта пантомима: он не сомневался, что спросить Лань Сичэнь хотел о том, имеются ли у главы Су — так же, как и у главы Лань — постоянные, закрепленные за ним одним покои в Башне Золотого Карпа. Ревнующий Лань Сичэнь был для Цзинь Гуанъяо внове, и потому весьма умилял.

— Миншань — друг и сообщник, — все же смилостивился он над встревоженным названым братом. — Однако как мужчина я его абсолютно не интересую. Он влюблен — и, как тебе уже известно, отнюдь не в меня.

Они скользили по коридорам тенью. Голоса слуг до них доносились: еще не все покои были готовы к приему гостей, и в Башне Золотого Карпа царила суета; однако глава Су частенько приезжал заранее, и потому в его крыле уже было достаточно спокойно.

Цзинь Гуанъяо тихонько поскребся в дверь, и Су Шэ лично открыл ее, в первый момент замерев на пороге, будто готовый не пропустить дальше.

— Это вы! — выдохнул он с облегчением и посторонился.

Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь шагнули в комнату, и Су Шэ торопливо запер за ними дверь. Цзинь Гуанъяо хотел было спросить, чем объясняется подобная таинственность, когда в него взрезалось чье-то тело и радостный голос возопил над ухом:

— Привет-привет! Яо-гэ, я так по тебе соскучился! Я даже по главе Лань соскучился немного, а по тебе особенно!

— А-Юй, — устало вздохнул Цзинь Гуанъяо. — Нас не было меньше трех дней.

— Все равно соскучился, — надулся Мо Сюаньюй и снова крепко его обнял. — А ты похудел! Глава Лань, вы его что, совсем-совсем не кормили? Вы злой и жестокий!

— Эргэ кормил меня, как мог, — встал на защиту Лань Сичэня Цзинь Гуанъяо. — Лично запихивал пирожки мне в рот. Но я почти не могу есть, когда думаю или волнуюсь.

Мо Сюаньюй возмущенно фыркнул.

— Когда я волнуюсь, я всегда хочу есть! — заявил он. — Вы просто плохо старались!

Последние слова он обратил к Лань Сичэню. Разжав объятия, он повернулся к нему и, тыча пальцем в грудь (на самом деле почти в живот) Лань Сичэню, начал выговаривать за ненадлежащий уход за «Яо-гэ».

Цзинь Гуанъяо тем временем вопросительно посмотрел на Су Шэ. Тот покаянно развел руками.

— Простите, пожалуйста, глава ордена Цзинь, — произнес Су Шэ виноватым тоном. — Молодого господина Мо совершенно невозможно было оставить в Молине. Он утверждал, что придумал что-то, что вам нужно, и я не решился ему препятствовать.

— Придумал? — вскинул брови Цзинь Гуанъяо. — Миншань, ты, возможно, не знаешь, но мой брат — сумасшедший…

— Нет, — к его удивлению, Су Шэ слегка покачал головой. — Глава ордена Цзинь, прошу меня простить, но это не совсем так.

Он продолжил торопливо, словно опасаясь, что его перебьют.

— Молодой господин Мо — совсем не сумасшедший, — утверждал Су Шэ. — У него, скорее, имеется душевное расстройство. У него очень сильно рассеянное внимание. Он с трудом концентрируется на вещах, которые его не интересуют — однако он способен очень вдумчиво и старательно заниматься тем, что ему нравится. В этом он…

Су Шэ запнулся, но Цзинь Гуанъяо ему ободряюще кивнул, и он продолжил:

— В этом молодой господин Мо очень похож на А-Суна, — произнес Су Шэ немного застенчиво. — Он более открытый и легче идет на контакт, но во многом их… расстройство похоже. А-Сун — тоже по-своему умный мальчик, просто с ним нельзя работать так же, как со всеми. Но, найдя правильный подход, его можно обучить многому. Молодым господином Мо никто никогда не занимался, он так и остался ребенком в большинстве вопросов… Но в том, что его интересовало, он достиг немалых высот! Он, к примеру, замечательно рисует, и у него просто потрясающее чувство цвета. А еще он…

Су Шэ замялся немного и покосился в сторону Лань Сичэня, которого Мо Сюаньюй уже оттащил чуть в сторону и, уронив на циновку, выговаривал что-то, нависая сверху.

— Еще он, — голос Су Шэ понизился почти до шепота, — кажется, действительно талантливый темный заклинатель. Светлому пути нужно учиться, шаг за шагом вкладывая в это обучение множество сил, — а молодой господин Мо, как я уже сказал, страдает рассеянным вниманием. Он не способен сконцентрироваться в достаточной степени, чтобы толком развить свое золотое ядро. Однако Темный путь требует творческого подхода, а этого у молодого господина Мо в избытке. Он словно интуитивно чувствует этот путь.

Цзинь Гуанъяо понимающе кивнул. Лань Сичэнь тоже уже говорил ему, что Темный путь схож с искусством — и, похоже, Мо Сюаньюй, не способный заклинать разумом и мечом, заклинает фантазией и кистью.

— А-Юй! — окликнул Цзинь Гуанъяо брата, заодно спасая Лань Сичэня от гневной отповеди. — Что ты там придумал?

— О! — лицо Мо Сюаньюя мгновенно просветлело.

Подскочив обратно к двери, он повис на руке Цзинь Гуанъяо и потянул его к циновкам. Усадив, а точнее, почти уронив на них брата, Мо Сюаньюй плюхнулся рядом и заявил, сияя как начищенная монета:

— Я разобрался в ритуале!

— Вы поняли, что сделали неправильно? — уточнил Лань Сичэнь, но Мо Сюаньюй лишь отмахнулся от него.

— Ай, все я сделал правильно! — убежденно произнес он. — Там просто так забавно сделано, что ритуал — он как бы двойной. Отсюда — туда, и оттуда — сюда. Понимаете?

Судя по лицам Лань Сичэня и Су Шэ, они ничего не понимали. А вот до Цзинь Гуанъяо постепенно начало доходить. И дальнейшие слова Мо Сюаньюя его догадку подтвердили:

— Магическое поле, кровь — это все для оттуда — сюда, — с энтузиазмом продолжал Мо Сюаньюй. — Чтобы призвать чужой дух в свое тело. И, кстати, действительно не важно, какой: живой или мертвый. Однако нужно очень большое желание, чтобы свое тело покинуть самому. Если его не будет, то так и останетесь жить в одном.

— То есть пожертвование происходит потому, — медленно произнес Цзинь Гуанъяо, — что человек хочет умереть? Он сперва отдает тело — а сам покидает его, ибо смерть — и есть его желание?

— Ну да, — энергично закивал Мо Сюаньюй. — Он представляет себя исчезнувшим, растворившимся, ушедшим в небытие…

Лицо его вдруг стало очень печальным, а плечи неуютно сжались.

— Собственно… — пробормотал он уже совершенно иным тоном, — это-то я и собирался сделать. Ну, чтобы меня больше совсем-совсем не было…

Цзинь Гуанъяо вздохнул и взял его за руку. Глядя на то, как по-детски доверчиво прильнул к его ладони Мо Сюаньюй, даже Лань Сичэнь поборол свою ревность.

— Но ты в последний момент подумал обо мне, — мягко напомнил он, и Мо Сюаньюй встрепенулся, вновь мгновенно меняя настроение.

— Да! — вскинулся он радостно. — Яо-гэ меня спас! Я очень-очень хотел его тело, и вместо того, чтобы рассеяться, я попал в него, одновременно затянув душу Яо-гэ в себя.

— И… как нам это поможет? — осторожно уточнил Лань Сичэнь.

Мо Сюаньюй надулся, выпятив нижнюю губу.

— Ну так как же! — заявил он с достоинством. — Все как раз отлично складывается! Я тут даже схему нарисовал!

И Мо Сюаньюй горделиво достал из-за пазухи слегка помятый, но расчерченный на удивление четкими линиями лист бумаги. Остальные трое внимательно склонились над схемой.

— Вот, — палец Мо Сюаньюя заскользил по магическому полю с пометками. — Оно работало так: дух призывался в тело, а собственная душа из тела уходила. Душа с живым телом сильнее души без тела. А заклинатель сильнее не-заклинателя. Ну, и чем золотое ядро мощнее, тем опять-таки сила души больше.

— Поэтому Старейшина Илина на призыв откликнулся, — кивнул Цзинь Гуанъяо. — Не мог не откликнуться: у него нет тела, и золотого ядра тоже нет. Но я его подавил, потому что у меня есть и то, и другое, пусть и… гхм… в данный момент отдельно от меня.

— Да, да! — поспешно закивал Мо Сюаньюй. — Яо-гэ точно-точно не может потеряться! У него есть свое тело, есть свое золотое ядро! И он — не участник контракта.

Мо Сюаньюй беспомощно огляделся, словно не зная, как пояснить свои слова, но остальные понимающе кивнули. В отличие от Мо Сюаньюя Цзинь Гуанъяо ничего не требовал, и, в отличие от Вэй Усяня, ничего сверх имеющегося у него не получал.

— Я не могу выпихнуть Старейшину Илина из своего тела, — с сожалением вздохнул Мо Сюаньюй. — Он получил его по контракту. Мое желание было выполнено, пусть и не им, и я не могу требовать свое тело обратно.

Он бесстыже задрал рукав на левой руке Цзинь Гуанъяо и погладил его абсолютно гладкую кожу, на которой не виднелось уже и следов шрамов.

— Однако! — оживился Мо Сюаньюй, тыча в свою схему. — Я могу попытаться немного поменять очередность.

Цзинь Гуанъяо просматривал записи Вэй Усяня, и, хоть он не собирался их использовать, этого хватило, чтобы они отложились у него в голове. Выкладки Мо Сюаньюя являлись творческим переосмыслением наработок Вэй Усяня.

— Ты хочешь вынудить кого-то совершить обмен, — заключил Цзинь Гуанъяо.

— Вынудить? — нахмурился Лань Сичэнь. — Но он в твоем теле!

— В том-то и дело! — Мо Сюаньюй от нетерпения едва не подпрыгивал на месте. — В ритуале пожертвования я сперва отдавал свое тело, а потом уходил. А тут я обещаю свое тело, но сперва перемещаюсь туда, куда надо мне.

— Но тогда тело А-Яо займет кто-то еще! — возмутился Лань Сичэнь.

— Нет, не должен… — задумчиво произнес Цзинь Гуанъяо в то время как Мо Сюаньюй едва не задохнулся от возмущения, что кто-то мог подумать, будто он мог хотеть нанести вред своему «Яо-гэ». — Как я понимаю, Вэй Усянь потихоньку пытается выпихнуть меня из тела А-Юя — но не может, потому что я живой и золотое ядро у моего тела сильнее. Однако как только освободится мое собственное тело, моя душа, которая, как верно сказал А-Юй, не связана никаким контрактом, устремится обратно. И Вэй Усянь завладеет телом А-Юя окончательно.

— А что будет с душой того человека, чье тело захватит молодой господин Мо? — напряженно поинтересовался Лань Сичэнь.

Цзинь Гуанъяо и Мо Сюаньюй переглянулись.

— А гуй его знает, — легкомысленно пожал плечами Мо Сюаньюй. — Тела ему не достанется, так что либо уйдет на перерождение, либо останется злобным духом, который придется упокоить.

— Да, но для этого надо, чтобы его золотое ядро было слабее моего, — сосредоточенно разглядывая схему, добавил Цзинь Гуанъяо. — Что сильно сужает круг: мое ядро, увы, не особо сильное… Или же этот человек вовсе не должен быть заклинателем. Это проще, хотя и не так интересно.

Лань Сичэнь поджал губы, и Цзинь Гуанъяо спохватился:

— Эргэ, я понимаю, что это звучит ужасно! Но… я не вижу других вариантов.

Лань Сичэнь покачал головой.

— Речь идет о живом человеке, А-Яо. О ком-то, кто ни в чем ни перед кем из вас не провинился. Как можно обсуждать даже саму возможность отнять у кого-то его тело?

— Но еще я должен испытывать к нему сильные чувства, — словно не слыша его слов, заметно погрустнел Мо Сюаньюй. — Что-нибудь яркое! Любовь, понятно, не подходит, потому что люблю я только Яо-гэ… Ненависть была бы кстати! Но все, кого я ненавидел, сдохли…

Он вскинул растерянный взгляд и жалобно оглядел всех троих людей, смотрящих на него с разными выражениями на лицах.

— Кого бы возненавидеть? — искренне спросил у них Мо Сюаньюй.

========== Глава 22 ==========

Мо Сюаньюя хотелось взять за шкирку и хорошенько тряхнуть, чтобы тот понял: к людям нельзя так относиться. Однако что-то подсказывало Лань Сичэню, что это бесполезно. На Мо Сюаньюя невозможно было сердиться: он смотрел таким чистым, по-детски невинным и незамутненным взглядом, что становилось ясно: он абсолютно не понимает, что говорит и творит нечто дурное. А если ему про это рассказать и попытаться объяснить — просто не поверит.

— А-Яо… — тихонько шепнул Лань Сичэнь, взывая к разуму своего побратима. — Этот способ…

— Единственно возможный, — так же негромко ответил А-Яо. — Эргэ, ты же понимаешь, что А-Юй уже раздумал умирать и в никуда не уйдет. А значит, не освободит моего тела — и мы с Вэй Усянем застрянем в его теле навечно.

Лань Сичэнь содрогнулся. Ситуация была не слишком приятной сама по себе — а ведь это А-Яо еще не знал, что с каждой ночью Вэй Усянь пробуждается все сильнее и сильнее. Если сперва тот просто шевелился, а затем решил куда-то уйти, в их последнюю встречу Вэй Усянь говорил вполне связно и понималслова, обращенные к нему. Этой ночью у Лань Сичэня не было возможности вновь увидеться с Вэй Усянем, но что-то ему подсказывало, что, возможно, оно и к лучшему. Как знать, быть может, его сознание вот-вот пробудится окончательно, и он начнет задавать неудобные вопросы. Однако А-Яо не может обходиться без сна, и рано или поздно наступит период, когда Вэй Усянь получит безграничную власть над этим телом. Что он будет с ним делать? Хорошо, если у них с Ванцзи что-то получится, и несчастное тело с двумя душами хотя бы останется в безопасности в Облачных Глубинах, а если Вэй Усянь, вовсе не любя его брата, решит отправиться куда глаза глядят?

Впрочем, с тоской признался самому себе Лань Сичэнь, вариант с Ванцзи его тоже не слишком-то радовал. Тело, в котором находилась душа А-Яо, не должно было принадлежать никому, даже брату, которого Лань Сичэнь любил и ради которого был готов на многое.

— …эргэ! Эргэ!

Лань Сичэнь со смущением осознал, что А-Яо зовет его не в первый раз, глядя с тревогой.

— Извини, — покаянно произнес он. — Я задумался…

— Я понимаю, — с готовностью кивнул А-Яо. — Это действительно сложно и весьма неприятно. Однако, эргэ, тебе совершенно не в чем будет себя упрекнуть. Мы все втянули тебя в эту историю, и…

— А-Яо, — бледно улыбнулся Лань Сичэнь. — Не утешай меня. Я уже признался, что ради тебя я согласен на многое… Даже, пожалуй, на все. Просто пообещай мне, что если найдется какой-нибудь другой вариант, вы с молодым господином Мо им воспользуетесь.

— Да! Да, конечно, — торопливо кивнул А-Яо. — Я попрошу А-Юя, чтобы он поискал еще — все-таки он, оказывается, и правда неплохо разбирается в темном заклинательстве…

В глазах А-Яо мелькнула неуверенность, и Лань Сичэнь на мгновение прикрыл глаза. Он и сам понимал, как жалко прозвучали его слова. Он словно просил дать ему шанс продолжать делать вид, будто он сделал все возможное — хотя на деле, по сути, он не сделал вообще ничего. Кроме разве что…

— Глава Су, — обратился Лань Сичэнь к Су Шэ. — Вам удалось найти торс?

Тот первым делом посмотрел на А-Яо. Лишь получив от него согласный кивок, он вынул мешочек цянькунь и передал его Лань Сичэню.

— Вот и все… — прошептал Лань Сичэнь. У него теперь имелось пять мешочков, и голова дожидалась их содержимого в потайном кабинете. — Осталось только собрать вместе и провести обряд упокоения…

— После Совета кланов! — встревоженно напомнил А-Яо.

— Конечно, после, — ободряюще улыбнулся ему Лань Сичэнь. — Неизвестно, сколько времени это займет и сколько сил потребуется. Лучше иметь достаточно простора для маневров.

— Кстати, про Совет кланов… — замялся А-Яо, чуть потупившись. — Я тут подумал: а можно, я пойду с тобой?

— Куда это ты с ним пойдешь? — тут же встрепенулся Мо Сюаньюй, до этого любовно разглядывавший свою тщательно вычерченную схему обновленного магического поля. — А я?

— А тебе нельзя, — строго сказал А-Яо. — Ты же ничего не понимаешь в клановых делах!

— Да там половина ничего не понимает! — жалобно заскулил Мо Сюаньюй. — Даже больше! Почти никто ничего не понимает! Все только пожрать приезжают в первый день, а потом — чтобы поспать на Совете. Яо-гэ, я тоже хочу!

— Поесть тебе принесут, — как можно терпеливее принялся убеждать его А-Яо. — И спать тоже можешь… хоть в моих покоях — их все равно считают пустыми. Но на Совете, А-Юй, тебе делать нечего.

— Хочу! Хочу! — надулся Мо Сюаньюй, кидая на Лань Сичэня ревнивые взгляды. — Почему тебе можно, а мне нельзя?

— А ты вообще болен, — с легкой мстительностью в голосе напомнил А-Яо. — И даже находишься сейчас не здесь, а в Облачных Глубинах.

— Я с главой Лань вернулся! — взвыл Мо Сюаньюй. — Почему бы и нет?

— Потому что это интересный вариант, — вдруг заговорил Су Шэ.

Лань Сичэнь посмотрел на него с удивлением. Глава Су редко при нем высказывал свое мнение, лишь смотрел чуть исподлобья, будто каждый миг ожидая подвоха. Однако А-Яо на слова своего приятеля тонко усмехнулся.

— Хорошая мысль, Миншань, — одобрил он. — Пока мы все старательно скрывали, однако есть большая вероятность, что наш таинственный игрок приедет на Совет кланов. Очень интересно будет взглянуть, кто как отреагирует на известие о моей болезни.

— Думаешь, он обрадуется? — произнес Мо Сюаньюй таким укоризненным тоном, будто это было самым страшным преступлением.

— Не все столь ярко выражают свои эмоции, как ты, А-Юй, — мягко улыбнулся ему А-Яо. — Однако что-то может его и выдать. А еще — возможно — переиграть что-нибудь в его планах. Опыт показывает, что планы, измененные на ходу, куда больше подвержены провалам.

Су Шэ задумчиво кивнул, и Лань Сичэнь запретил себе думать, что именно эти двое знают о планах, изменениях и провалах. Тем временем А-Яо продолжил развивать мысль с энтузиазмом:

— Эргэ, завтра тебе стоит появиться в Башне Золотого Карпа официально. Слухи можно пустить и заранее, а твое появление окончательно подкрепит их. Сделай как можно более встревоженное лицо, но никому ничего толком не говори. Ты уважаешь мою личную жизнь, но не можешь скрыть беспокойства — это вполне нормальная реакция друга и брата. А мы с Миншанем будем внимательно приглядываться ко всем. Я — к тем, с кем ты встретишься, а он — к тем, кто останется в тени.

— Но тебе нельзя сюда! — вмешался Мо Сюаньюй, разыгрывая свою последнюю карту. — Тебя, то есть меня, конечно, — неважно, мое тело! — отсюда прогнали.

— Я приеду с эргэ, — объяснил А-Яо. — Извини, А-Юй, но, боюсь, уже многие в курсе об изменении объекта твоей любви.

— Что?!.

Мо Сюаньюй впервые на памяти Лань Сичэня потерял дар речи. Он открывал и закрывал рот, подобно выброшенной на берег рыбе, а глаза его стали совершенно круглыми и такими огромными, словно в них вот-вот провалится весь мир. Однако постепенно ошарашенное выражение на его лице сменилось жгучей обидой.

— Как вы могли! — выпалил он со слезами на глазах. — Я не какая-то там вертихвостка! Я не бегаю по мужикам! Я люблю только Яо-гэ и верен ему одному!

Лань Сичэнь испытал неловкость, слыша столь искренние слова. Мо Сюаньюй, при всей изменчивости своей натуры, в этом и правда держался на удивление стойких позиций. А-Яо тем временем опустился перед братом на колени и взял его ладони в свои руки.

— А-Юй, — произнес он мягко. — Пожалуйста, послушай меня. Ты же сам вычислил, что у тебя нет возможности вернуться в свое тело, поэтому… просто признай, что пришла пора перестать считать его своим. Если — когда — у нас все получится, оно будет принадлежать Вэй Усяню. А Вэй Усянь меня не любит.

— Это как это он тебя не любит? — насупился Мо Сюаньюй, словно сама мысль, что кто-то может не любить его старшего брата, казалась ему крамольной.

— Ну, он не любит Цзиней вообще, — дипломатично ответил А-Яо. — С братом Цзысюанем они в свое время немало конфликтовали, да и отец сделал все, чтобы сжить Вэй Усяня со свету. А со мною он почти не знаком… Да и не надо нам знакомиться.

Мо Сюаньюй продолжал хмуриться и смотреть исподлобья, и А-Яо устало покачал головой.

— А-Юй, — сказал он ласково. — Лань Ванцзи любит Вэй Усяня. Любит вот уже долгие годы, в том числе последние тринадцать лет, ожидая его возвращения из мертвых. Если у них все получится, твое — уже бывшее твое — тело все равно окажется в ордене Лань. А мы с эргэ выполнили обещание, которое дали тебе: у нас ничего не было, пока я в твоем теле. Так что считай, что я буду сопровождать его на правах будущего родственника.

— Все равно все будут думать, что я чересчур ветреный, — хлюпнул носом Мо Сюаньюй.

— Ну нет, — покачал головой А-Яо. — Отнесись к этому, как… Скажем, ты перерос свою юношескую влюбленность — и обрел свое настоящее счастье. По-моему, очень красиво и романтично звучит, как считаешь?

Мо Сюаньюй посопел еще немного, но в конце концов согласился.

Так они все и разыграли. Оставив Мо Сюаньюя на попечении главы Су — тот, казалось, смирился со своей ролью и управлялся со взбалмошным подопечным на удивление умело, — А-Яо вывел Лань Сичэня из Ланьлина все тем же потайным ходом. Переночевали они в одном из небольших поместий, разбросанных по округе — Лань Сичэнь не хотел даже знать, кем и для чего они были там понастроены. К сожалению, его предположения оправдались: когда А-Яо, измученный долгим днем и предыдущей бессонной ночью заснул, Вэй Усянь открыл глаза совершенно осознанно. Он мыслил уже настолько связно, что даже сумел распознать, что разговаривает именно с Лань Сичэнем, и тот вкратце обрисовал ему обстановку. Чего Лань Сичэнь не ожидал точно, так это того, что Вэй Усянь почти тут же выразит готовность освободить это тело. По словам некогда грозного и неукротимого Старейшины Илина, он повторной жизни не просил и не претендует на нее. Другое дело, что он совершенно не представлял, как его можно изгнать из тела, которое ему пожертвовали добровольно.

Они просидели вместе всю ночь, ломая над этим головы, но так ничего и не придумали. Зато, кажется, Вэй Усяня удалось убедить, что орден Лань не имеет к нему никаких претензий и всегда будет рад оказать помощь и поддержку. Лань Сичэнь очень надеялся, что в будущем это поможет его брату, который по части любовных признаний отставал даже от него самого.

Наутро выяснилось, что А-Яо выспался не очень-то хорошо. Он старался держаться бодро, однако постоянно зевал и клевал носом, а завтрак опять остался почти нетронутым. Лань Сичэня это встревожило: по всему выходило, что чем больше сил получал Вэй Усянь, тем меньше энергии в теле оставалось на долю А-Яо. Или, возможно, сказывалось то, что тело, живущее на два разума и толком не спящее, не имело возможности отдохнуть полноценно. В любом случае, осознал Лань Сичэнь, перспектива отдать Мо Сюаньюю чье-то невинное тело взамен того, чтобы А-Яо смог вернуться в свое собственное, уже не казалась ему столь отвратительной.

Они договорились, что не будут выставлять отношений напоказ, как в случае с Цзян Ваньинем у некрополя, однако и скрывать ничего особо не станут. Если у Ванцзи с Вэй Усянем что-то сложится, то не следует создавать ему репутацию ветреной особы, перебирающей Нефритов из Гусу Лань. Но, чтобы оправдать появление Мо Сюаньюя в Башне Золотого Карпа, ему требовалось придать статус спутника главы Лань.

Как оказалось, планировали и тщательно выверяли они зря, ибо в Ланьлине им встретился Лань Ванцзи. Тот посмотрел на брата выразительным взглядом, в котором Лань Сичэнь прочел все: от отчета о благополучном возвращении юных адептов в Облачные Глубины до почти откровенного вызова: «Я здесь, и ты не посмеешь вновь отправить меня обратно». Лань Сичэнь, собственно, и не собирался ему возражать: с ними двумя А-Яо будет в больше безопасности, — однако Ванцзи, словно окончательно подкрепляя свое право находиться здесь, протянул А-Яо конверт.

— Что это? — удивился тот, но конверт, поколебавшись, все же взял.

— Пришло вчера, — сухо ответил Ванцзи. Потом, едва заметно поколебавшись, добавил: — Поздно вечером. На имя Цзинь Гуанъяо. Дядя был удивлен.

Лань Сичэнь имел совесть потупиться. Естественно, дядя был удивлен — он ведь даже не знал, что А-Яо вообще якобы находится в Облачных Глубинах. Кажется, кого-то по возвращении ожидал непростой разговор, но Лань Сичэнь не собирался возвращаться, пока вся эта история не закончится, — а когда закончится, то он переживет любые упреки и любое наказание.

— Кто его доставил? — осторожно разглядывая конверт и все еще не вскрывая его, поинтересовался А-Яо.

— Посланника не было, — отчеканил Ванцзи. — Дядя хотел вернуть, но не нашел, кому. Я сказал, что лечу в Башню Золотого Карпа и завезу письмо.

— А-Яо, дай, я проверю! — смотреть на то, как названый брат держит в руках этот подозрительный конверт, не было никаких сил. — Я не буду читать, но дай мне проверить на проклятья!

— Эргэ, не волнуйся так, — кривовато улыбнулся ему А-Яо. — У меня от тебя уже не осталось никаких тайн. Возьми, пожалуйста.

Он протянул ему письмо, и Ванцзи чуть отвернулся в сторону, окончательно превращаясь в статую, равнодушную к происходящему, лишь бросив напоследок:

— Лучше сядьте где-нибудь.

— Да, на улице мы привлекаем внимание! — спохватился А-Яо и увлек братьев Лань за собой в неприметную, но довольно уютную чайную.

Они сели за стол и даже для вида сделали заказ. Пока А-Яо распоряжался о чае, а Ванцзи медитативно смотрел в окно, Лань Сичэнь со всей возможной тщательностью проверил письмо. Оно оказалось чистым: ни проклятий, ни даже следящих или других достаточно невинных заклинаний на нем не обнаружилось. Аккуратно вскрыв конверт, Лань Сичэнь проверил так же и бумагу самого послания, но там не было ничего, помимо самого текста. Передав письмо А-Яо, Лань Сичэнь вцепился в чашку принесенного чая, ощущая смутную, но все нарастающую тревогу.

— Это угроза, — наконец неестественно спокойным тоном произнес А-Яо и изящным движением поднес чашку чая к губам. Лань Сичэнь зачарованно проследил за тем, как он сделал глоток, и кадык на лилейно-белой шее дернулся в такт. — Мне предлагают скончаться.

— Что?! — дернулся Лань Сичэнь и прежде, чем успел обдумать это движение, потянулся за посланием.

А-Яо, однако же, успел отдернуть руку.

— Не надо, эргэ, — произнес он мягко. — Мне нечего стыдиться сверх того, что я уже рассказал тебе, но это письмо… Оно слишком грязное для тебя.

— А-Яо, — Лань Сичэнь поднял на него потемневший взгляд. — Насчет того, что ты мне рассказал, мы уже говорили. Однако я хочу знать, чем тебе угрожают!

— Советом кланов, — А-Яо скупо улыбнулся самыми кончиками губ. — Если я не соизволю умереть сегодня или хотя бы завтра на рассвете, то Совет кланов получит неопровержимые доказательства моих преступлений.

Ванцзи демонстративно встал и отошел в сторону, делая вид, что сосредоточенно изучает варианты предлагаемого чая. Лань Сичэнь оценил этот жест и понял его как желание брата компенсировать свою настойчивость. Они сейчас и правда находились в одной лодке, решая сложное уравнение со множеством неизвестных. Одно Лань Сичэнь знал точно: одной из переменных в этом уравнении неминуемо должна была стать чья-то смерть. Лань Ванцзи, скорее всего, это тоже понимал.

— А-Яо, — вновь попросил Лань Сичэнь. — Пожалуйста, я должен увидеть!

Он мог бы выхватить письмо из рук А-Яо: они сидели в углу, Лань Сичэнь был сильнее и быстрее. Однако ему не хотелось действовать силой. Если А-Яо так и не начнет ему доверять, то о каких отношениях между ними вообще могла идти речь?

Поколебавшись немного, А-Яо тяжело вздохнул, но все же протянул ему послание. Лицо его было мрачным и сосредоточенным.

— Прости, эргэ, — прошептал он, опуская взгляд.

Письмо действительно было… грязным — иначе не скажешь. Написавший его не стеснялся, используя самые грубые обороты и самые жесткие слова. Все, для чего существовали более мягкие эвфемизмы, называлось своими именами. Но напрягало совсем не это, а то, какой злобой дышал каждый иероглиф. Не оставалось сомнений, что человек, писавший их, буквально кипел ненавистью и желал причинить боль.

Дочитав, Лань Сичэнь почувствовал себя словно бы вывалявшимся в грязи. Он теперь прекрасно понимал, почему А-Яо так не хотел показывать ему письмо, — но все же рад был, что тот не стал упорствовать. Заставив себя отрешиться от грязи, Лань Сичэнь попытался сосредоточиться на анализе.

Иероглифы были очень ровными, классически ученическими. Это не был чей-то почерк — по крайней мере, он не принадлежал никому, кого бы Лань Сичэнь знал. При этом их выписывала твердая и уверенная рука, умеющая обращаться с кистью и часто это делающая. Несмотря на грубость выражений, сам текст был составлен безупречно грамотно и идеально четко. Несомненно, это писал человек весьма образованный. Даже свои аргументы он излагал хоть и ядовито, но с убийственной точностью — он явно был наделен отменным логическим мышлением.

— Он пишет, что дает тебе шанс… — произнес Лань Сичэнь очень медленно. — Шанс сохранить лицо.

— Да, — криво усмехнулся А-Яо. — Прохаживается по поводу моей болезни и того, что такая шваль как я не может толком восстановиться даже с помощью целителей из Гусу Лань.

— Значит, слух сработал, — Лань Сичэнь положил послание на стол: держать его в руках стало совсем уж неприятно.

— Однако нас лишают времени, — А-Яо нахмурился. — Тут не написано, какие именно из моих грехов собираются раскрыть, но там, собственно, почти любого будет достаточно, чтобы навсегда погубить если не мою жизнь, то мою репутацию.

— Сколько злости… — Лань Сичэнь кинул взгляд на письмо перед собой. — Сколько яда и ненависти…

— Ну, это логично, — А-Яо вновь попытался усмехнуться, но на этот раз получилось плохо. — Из-за простой неприязни лютых мертвецов не поднимают и не насылают. Этому кому-то я крупно насолил.

Лань Сичэнь поднял голову и встретился взглядом с А-Яо. Тот смотрел устало и лишь самую малость настороженно. Боль за дорогого человека в сердце Лань Сичэня смешалась с облегчением от того, что А-Яо, кажется, уже больше не ожидал, что названый брат встанет на сторону его противников. Даже если те вдруг окажутся в своем праве. Лань Сичэнь просто не мог оказаться на их стороне, ибо они не были А-Яо.

— Он почти загнал нас в тупик, — негромко произнес А-Яо. — Мы не знаем, кто он и какие фигуры припрятал. Мы не сможем ему помешать сделать оповещение, а значит, он выигрывает при любом раскладе. Умру я или окажусь опозоренным — он по-любому оказывается в плюсе.

— Мы посмотрим им всем в глаза, — твердо произнес Лань Сичэнь. — Такую ненависть невозможно скрыть — особенно если наш игрок считает, что он уже в шаге от победы.

Протянув через стол руку, он сжал в ладони тонкие пальцы А-Яо и прошептал одними губами:

— Я никому не позволю причинить тебе вред.

========== Глава 23 ==========

То, что он оказался между Двух Нефритов из Гусу Лань, Цзинь Гуанъяо считал немного неловким и, мягко говоря, не соответствующим этикету. Все-таки положение Мо Сюаньюя было не таким, чтобы на официальном приеме идти вровень с подобными господами. Однако Лань Сичэнь опасался оставлять его за свой спиной, словно каждое мгновение ожидая, что кто-то навредит Цзинь Гуанъяо, пока он не видит. Лань Ванцзи тоже не горел желанием упускать его скромную персону из виду. Цзинь Гуанъяо так и не понял, знает ли Лань Ванцзи еще и о Вэй Усяне в этом теле, подозревает, надеется ли — или же просто считает Цзинь Гуанъяо ключом к поиску возлюбленного. Кажется, этого не знал точно даже Лань Сичэнь, который всегда прекрасно распознавал мысли и чувства брата. В любом случае, как Цзинь Гуанъяо ни пытался пропустить братьев Лань вперед и следовать за ними на приличествующем расстоянии, они синхронно сдерживали шаг до тех пор, пока он не оказывался между ними.

Так они и поднялись в Башню Золотого Карпа: изгнанный когда-то отсюда Мо Сюаньюй с двумя статными фигурами самых выдающихся заклинателей их поколения по бокам от себя. Возможно, чуть рассеянно подумал Цзинь Гуанъяо, краем глаза замечая изумленные взгляды своих соклановцев, это в какой-то степени можно было считать воздаянием.

Управляющий Ланьлин Цзинь не ударил в грязь лицом. Цзинь Гуанъяо пришлось сменить очень и очень многих на этом посту, пока наконец он не сумел подобрать человека, способного работать вдумчиво и продуктивно, но при этом не пытающегося подсидеть самого главу ордена. То, что управляющий брал взятки, являлось злом наименьшим, тем более, что он не слишком злоупотреблял этим делом.

Вот и сейчас, в отсутствии главы ордена Цзинь, первый день Совета кланов проходил своим чередом. Всех гостей встречали, великим орденам было оказано должное уважение, и даже самые маленькие кланы не были позабыты. Ни разу в процессе приема гостей не было допущено сбоев, и делегации входили одна за другой, не устраивая столпотворений и не суетясь. Кажется, подумалось вдруг Цзинь Гуанъяо, если бы он умер прямо сейчас, Цзинь Лину досталось бы хорошо отлаженное наследство…

Этот тоскливый настрой решительно разрушил Не Хуайсан, влетевший в их маленькую группу подобно урагану. Подойдя к Лань Сичэню на почти неприлично близкое расстояние, он запрокинул голову и жалобно запричитал:

— Ох, эргэ, неужели это правда?

Он хлопал веером и глазами и выглядел как маленький котенок, выброшенный злыми людьми на улицу.

— Здравствуй, Хуайсан, — мягко поприветствовал его Лань Сичэнь. — О чем ты?

— О саньгэ! — почти взвыл тот. — Я так надеялся его увидеть! Он мне так нужен, так нужен!..

— Боюсь, в ближайшее время он не сможет тебе помочь, — как можно дипломатичнее выразился Лань Сичэнь, но Цзинь Гуанъяо с удовлетворением отметил, что голос его дрогнул весьма удачно.

— Все настолько плохо, да? — Хуайсан даже слегка округлил рот, но тут же прикрыл его веером, на виду остались только широко распахнутые глаза с по-девичьи длинными ресницами. — Саньгэ еще никогда не пропускал Советов кланов… Он вообще никогда ничего не пропускал!

— Боюсь, я не могу ничего рассказывать, — Сичэнь попытался улыбнуться, однако губы его предательски дрогнули. — Извини, ты же сам понимаешь, что ему это не понравится.

— Д-да… Да! — торопливо закивал Не Хуайсан. — Но эргэ, как же мне быть? Я так надеялся, так рассчитывал на помощь саньгэ!..

Он вдруг смутился и почти весь спрятался за своим веером.

— Ой, ты, наверное, сейчас думаешь о том, какой я эгоист! — всхлипнул он из-за изящно расписанного шелка. — Мне правда стыдно, эргэ, что я такой бесполезный и никчемный! Но я так нуждаюсь в его помощи…

— К сожалению, сейчас он действительно не может тебе помочь, — печально склонил голову Лань Сичэнь. — Однако, возможно, это получится у меня?

— Ты… О!.. — Не Хуайсан скользнул взглядом по Лань Ванцзи, словно только сейчас увидев его, а потом несколько мгновений разглядывал Цзинь Гуанъяо, постаравшегося за время разговора скромно отойти в сторонку. Однако Лань Ванцзи стоял надежным заграждением, через которое не удалось просочиться. — Но эргэ, ты сейчас так занят…

— Я всегда буду рад помочь тебе, Хуайсан, — улыбка Лань Сичэня стала более уверенной. На Не Хуайсана просто невозможно было сердиться, его неизменно хотелось защитить. — После Совета кланов ты расскажешь мне обо всем, что тебя беспокоит, хорошо? А я попробую заменить А-Яо…

Опять погрустнев, Лань Сичэнь добавил с сожалением:

— Хотя, боюсь, в практических вопросах мне никогда с ним не сравниться.

— Ох, а уж мне тем более! — поспешно закивал Не Хуайсан. — Сам я вообще ни с чем не справляюсь! Я буду очень рад твоей помощи, эргэ! И буду надеяться, что саньгэ вскоре к нам вернется!

Не Хуайсан на прощание поклонился по всем правилам, вспомнив наконец о приличиях, а затем упорхнул дальше. Лань Сичэнь с облегчением перевел дыхание.

— Словно ребенка обманывать, — пробормотал он себе под нос.

— Да ладно тебе… вам, глава Лань, — покачал головой Цзинь Гуанъяо. — Вы ему поможете, и он успокоится… до следующего раза. А там, глядишь, и глава Цзинь вернется в строй.

Лань Сичэнь покачал головой, и они продолжили свой путь.

Появления Лань Ванцзи на приеме никто не ожидал, однако Цзинь Гуанъяо хорошо выдрессировал своего управляющего на тему любых форс-мажоров. И если в первое время у Цзинь Гуанъяо буквально чесались руки от желания вмешаться в процесс рассадки гостей, то вскоре он понял, что и этот вопрос разрулили легко и изящно.

«Хоть и правда уже на покой уходи… — с внезапной тоской подумал Цзинь Гуанъяо. — Вот так помру — и никто даже ничего не заметит…»

Это, разумеется, было не так. Отсутствие Верховного Заклинателя незамеченным не осталось. Прибывающие отмечали, что между ними не скользит так хорошо всем знакомая миниатюрная фигура в привлекающем внимание ушамао: у Цзинь Гуанъяо, в отличие от его отца, имелась привычка встречать гостей лично, а не дожидаться их появления в пиршественном зале. Все привыкли к тому, что Цзинь Гуанъяо с готовностью общается с представителями даже самых небольших орденов и кланов, что к нему всегда можно подойти прямо во дворе и завести разговор. Цзинь Гуанъяо обычно не отмахивался от подобных собеседников, а если и правда вынужден был идти дальше, то прощался всегда столь вежливо и учтиво, что оставлял о себе лишь приятное впечатление.

Слухи разлетались быстро. Конечно, рядом с Лань Сичэнем не велось откровенных разговоров, но Цзинь Гуанъяо был хорошим физиономистом, и его острый взгляд с легкостью распознавал выражения лиц людей, стоящих даже в отдалении. Были среди них и те, кого сложившаяся ситуация забавляла, однако на большинстве лиц все же проступала тревога. Цзинь Гуанъяо как Верховный Заклинатель действительно устраивал многих, и за десять лет все привыкли жить при его управлении. Цзинь Гуанъяо, расправившись в самом начале с самыми ярыми своими оппонентами, впоследствии действовал мягко, без резкого нажима, выгодно контрастируя и с собственным отцом и, тем более, с Вэнь Жоханем. С таким Верховным Заклинателям большинству было спокойно и, главное, удобно.

В пиршественном зале Цзинь Гуанъяо скромно расположился за спиной Лань Сичэня. Он не оделся демонстративно в белое, хоть и подобрал себе наряд покрасивее и побогаче, чтобы не слишком выделяться в блистательной толпе гостящих в Башне Золотого Карпа, и теперь удачно почти растворился в полутени второго ряда. За высокими и статными фигурами Двух Нефритов в сияюще-белых одеяниях Цзинь Гуанъяо стал почти незаметен, зато ему самому открывался неплохой обзор на зал.

Главы орденов и кланов, сперва несколько скованные и напряженные, по мере продолжения банкета все больше и больше расслаблялись. Скорее всего, они пришли к разумному выводу, что пировать вполне можно и без хозяина Башни Золотого Карпа: ни еда, ни вино, ни прекрасные девушки в обслуге от этого ничуть не стали хуже. Вскоре уже голоса зазвучали в полную мощь, разговоры и смех полились привычной рекой.

Цзинь Гуанъяо рассеянно ковырялся в своей тарелке, одновременно приглядываясь и прислушиваясь, однако пока не мог заметить ничего настораживающего. Лица присутствующих постепенно краснели от вина, лишь братья Лань сохраняли белизну кожи и молчаливую сдержанность. Цзинь Гуанъяо, вынужденный вместе с ними пить исключительно чай, впервые в жизни подумал, как, должно быть, им невыносимо скучно на подобных мероприятиях. Сам Цзинь Гуанъяо не был таким уж особым поклонником вина — напротив, большую часть времени он предпочитал сохранять максимально чистый и трезвый разум. Однако чарка-другая неплохо расслабляла, не доводя до опьянения. Жизнь через призму винного дурмана казалась более приятной, а время неслось быстро и незаметно. Пиршество пролетало в один миг, сливаясь в череду улыбок и разговоров.

Для человека абсолютно трезвого, как оказалось, время застолья тянулось невозможно медленно. Желудок уже насытился, а подвыпившие люди отнюдь не казались ни милыми, ни остроумными. Цзинь Гуанъяо, вооружившись осознанием, что до завтрашнего дня они, скорее всего, не увидят и не услышат ничего хоть сколько-то интересного, уже смирился и призвал на помощь все свое терпение, когда двери в пиршественный зал вновь распахнулись, впуская еще нескольких человек.

Цзинь Гуанъяо воззрился на небольшую группу в ужасе, краем сознания отмечая, как потихоньку смолкают разговоры. Спина Лань Сичэня перед ним, и без того идеально прямая, закаменела вовсе.

По центру шел он, Цзинь Гуанъяо, глава ордена Цзинь и Верховный Заклинатель. Хотя, пожалуй, признать его можно было разве что только по роскошному золотому одеянию и ушамао, потому что никогда еще у Цзинь Гуанъяо не было такой медленной, нетвердой походки. Казалось, он и вовсе не сумел бы ступить ни шагу, если бы его не поддерживал Су Миншань. По другую сторону шла Цинь Су, тоже касаясь руки мужа: не опираясь на нее, как обычно, а словно помогая сохранить шаткое равновесие.

Несколько ступеней, ведущих к трону ордена Цзинь, несомненно, стали тяжким испытанием, ибо когда Су Миншань помог «Цзинь Гуанъяо» опуститься на главенствующее место, и всем хорошо стало видно его лицо, по залу пронесся изумленный вздох.

У Цзинь Гуанъяо имелся повод гордиться своей кожей: от природы белая, она не была столь холодного оттенка, как у братьев Лань, а отличалась нежным, очень теплым персиковым тоном. Если образ Двух Нефритов напоминал строгую зиму, то образ Цзинь Гуанъяо шептал о цветущей весне.

Однако сейчас ни о какой весне не могло быть и речи. Лицо человека, сидящего на троне, было лишено любых ярких красок. Пепельно-серое, оно выглядело еще бледнее из-за почти неестественно яркой киноварной точки во лбу. Щеки резко запали, заставляя выглядеть острее скулы, а под глазами залегли такие тени, что глаза казались ввалившимися. Даже губы, посеревшие и обметавшиеся, словно вовсе потерявшие способность улыбаться, превратились в тонкую хрупкую линию.

Цинь Су, в не менее драгоценном одеянии, которое, как Цзинь Гуанъяо знал, она заранее готовила к этому Совету кланов, опустилась рядом. Ее лицо тоже было бледно, хотя выдавало, скорее, не нездоровье, а печаль. Во взглядах, которые она то и дело бросала на «мужа», отчетливо читалась тревога.

Су Шэ, поклонившись супружеской паре, плавно скользнул вниз, к столам, и занял свое место, словно находился там с самого начала. Никто не заметил его движений, ибо все взгляды были прикованы к «Цзинь Гуанъяо».

Тот вскинул взгляд, непривычно мутный и рассеянный, и обвел им притихший зал. Приоткрыл рот, чтобы сказать что-то, однако почти тут же положил руку на грудь и с трудом перевел дыхание. Потом едва заметно улыбнулся — это была лишь бледная тень тени его прежней обаятельной улыбки, даже ямочки не смогли проступить на ввалившихся щеках — и едва заметно махнул свободной рукой.

— В Башне Золотого Карпа всегда рады гостям, — обычно звонкий голос Цинь Су прозвучал непривычно глухо. — Пожалуйста, продолжайте праздновать!

Она подняла чарку вина и, чуть нервно улыбаясь, поднесла к губам.

Медленно, словно просыпаясь ото сна, гости вернулись к еде, однако веселье так и не вернулось. Все нет-нет да бросали взгляд на возвышение, где полуприкрывший глаза «Цзинь Гуанъяо», казалось, вот-вот потеряет сознание.

— Это что за китайская народная самодеятельность?!

Цзинь Гуанъяо помнил про заглушающие талисманы на своей спальне, но все равно не кричал, а шипел. Спокойно смотреть на то, как Мо Сюаньюй, чье лицо по-прежнему больше походило на физиономию пару дней назад почившего мертвеца, откровенно ухмыляется, не было никаких сил. Разговаривать с ним было бесполезно, и Цзинь Гуанъяо обернулся к Су Шэ.

— Миншань! — воззвал он с укоризной. — Как тебя-то умудрились подбить на такую авантюру?

Су Шэ неловко переступил с ноги на ногу, но ответил достаточно твердо:

— Молодой господин Мо предположил, что слухи могут не возыметь достаточного эффекта, — объяснил он. — Я, признаться, и сам об этом подумывал. Тем более, что нездоровье — это обычная отговорка при нежелании участвовать в чем-либо. И пусть господин Верховный Заклинатель всегда более чем ответственно относится к своей работе, подобное объяснение вряд ли многие воспримут всерьез. А наш игрок в особенности: он может решить, что глава ордена Цзинь хочет освободить себе время для маневра. Требовалось визуальное доказательство — и мы его предоставили.

Наверное, лицо Цзинь Гуанъяо в этот момент выглядело по-настоящему страшно, ибо Су Шэ торопливо добавил:

— Молодой господин Мо клятвенно пообещал, что не скажет ни слова! На обеде этого и не требовалось, а завтра к Совету можно будет уже и не выходить: все и так видели достаточно. Можно объявить, что состояние ухудшилось…

— Да куда уж хуже-то! — вздохнул Цзинь Гуанъяо, покосившись на лицо брата и в который раз невольно вздрогнув. — У него такой вид, будто он умер несколько дней назад, а вы его все никак не похороните.

— Здорово, правда? — не выдержав, вмешался в разговор Мо Сюаньюй. — Вообще-то мне больше нравится быть красивым, но все так смотрели, так смотрели! Короче, это было вот прямо здоровски! Су-цзе прямо волшебница!

— А-Су! — Цзинь Гуанъяо в отчаянии схватился за голову и обратился к третьей участнице этого балагана. — А ты-то тут что делаешь? Ты же клялась, что не покинешь Молин!

Цинь Су пожала своими точеными плечиками.

— Ради обманщика-мужа я бы не вернулась, — заявила она с достоинством. А потом вдруг вздохнула. — Но когда на меня свалилось вот это чудо, рыдая, что надо спасать братика, я не устояла.

— Вы узнали о письме? — недоуменно сморгнул Цзинь Гуанъяо. — Как? Когда успели?

— Письме? — переглянулись трое заговорщиков. — Каком письме?

Цзинь Гуанъяо устало обернулся к Лань Сичэню, во время семейной сцены стоявшего чуть поодаль, особенно стараясь не смотреть на Мо Сюаньюя.

— Эргэ, и это они еще, оказывается, не знали о письме! — патетически заявил Цзинь Гуанъяо. — Представляешь, что бы они учинили, если бы знали?

— О каком письме? — нахмурилась Цинь Су. — Перестань говорить загадками!

Цзинь Гуанъяо, поколебавшись, все же решил ответить:

— Лань Ванцзи привез из Облачных Глубин письмо. Кто-то, считая, что я нахожусь там на излечении, написал мне туда.

— И… что было в этом письме? — осторожно поинтересовался Су Шэ.

Цзинь Гуанъяо прикрыл глаза, просчитывая, стоит ли говорить всю правду, но тут раздался негромкий голос Лань Сичэня:

— А-Яо предложили выбор: покончить с собой, притворившись, что болезнь его доконала, или же завтра на Совете кланов ждать разоблачения.

— Разоблачения в чем? — уточнил Су Шэ, а Цинь Су насмешливо фыркнула:

— А что, так много вариантов?

— Н-ну… — смущенно протянул Цзинь Гуанъяо. — Вообще-то немало.

Все помолчали, осознав неловкость ситуации. Только Мо Сюаньюй продолжал восхищенно разглядывать себя в зеркало, любуясь своим совершенно жутко выглядящим лицом.

— Так! — решительно заявила Цинь Су. — Меня это все не касается! Цзинь Гуанъяо, я подумала и решила: как брат все эти годы ты был вполне неплох. И как брата я тебя люблю… и, пожалуй, даже прощаю. Но как с мужем жить с тобою я больше не могу.

— Я думал об этом! — торопливо произнес Цзинь Гуанъяо и почти не соврал. Сейчас у него не было времени думать о своем браке с Цинь Су, но за предыдущие десять лет он немало размышлял о нем. Все возможные решения упирались в незнание Цинь Су об их случайном инцесте, а Цзинь Гуанъяо отчаянно не хотелось быть тем, кто расскажет его жене об этом кошмаре. — Я не мог заговорить о разводе раньше, потому что это обидело бы и ранило тебя. Но сейчас, когда ты сама его желаешь, мы можем объявить о нем.

— И под каким предлогом? — сузила глаза Цинь Су.

Цзинь Гуанъяо ни на мгновение не задумался:

— Мы можем сказать, что ты наконец-то решила вновь испытать радость материнства, — но моя болезнь лишила меня возможности помочь тебе в этом. Я, чувствуя за собой вину в том, что не сумел уберечь нашего сына, а затем не смог подарить тебе других детей, не считаю себя в праве и дальше держать тебя в плену брачных уз.

— Но тогда… — Цинь Су слегка замялась. — Тогда мне придется выйти замуж за кого-нибудь другого?

— А почему бы и нет? — Цзинь Гуанъяо ободряюще улыбнулся ей. — А-Су, ты еще молода! Ты потратила свою юность на меня, но впереди у тебя еще много времени. Почему бы не обратить внимание на другого человека? Кого-нибудь верного, надежного, отзывчивого?

Он бросил взгляд на Су Шэ, который во время их диалога то бледнел, то краснел, а то и вовсе пытался слиться с драпировкой спальни главы Цзинь.

— Тебе нет нужды торопиться, — вкрадчиво продолжил Цзинь Гуанъяо. — Вернись к А-Суну, если ты так этого хочешь. Успокойся, приведи мысли в порядок. Твоему отцу мы скажем, что ты отправилась в паломничество. У тебя будет время оглядеться и присмотреться к другим людям. Оценить. Выбрать.

— Хорошо, — вздохнула Цинь Су. — Пожалуй, так я и поступлю. Но сперва…

Она снова прищурилась, обводя взглядом четверых мужчин, собравшихся в спальне ее мужа.

— Сперва мне, наконец, кто-нибудь объяснит, что у вас тут происходит?

========== Глава 24 ==========

Мо Сюаньюй поерзал на кровати, с трудом приноравливаясь к ее жесткости. Даже в гостиницах постели были мягче, думал он с досадой, пока ему наконец не удалось найти более-менее удобное положение. Яо-гэ, несомненно, стремится вознестись на небеса, спя на досках и питаясь одним лишь чаем.

Однако очень скоро губы Мо Сюаньюя растянула довольная улыбка. О, он был полностью удовлетворен произведенным эффектом! Впервые попав в Ланьлин в возрасте четырнадцати лет, Мо Сюаньюй однажды попал на спектакль — и был очарован представлением. Там, на сцене, развернулась какая-то другая жизнь, и сотни глаз следили за нею. Мо Сюаньюй тогда чуть было не увязался за актерами, однако его отловили слуги Башни Золотого Карпа и водворили обратно. С годами старый интерес поистерся, вытесненный другими желаниями и тревогами, но сейчас пришелся как нельзя более кстати.

К тому же, следовало признать, Мымра тоже оказалась не столь плоха. Когда они вместе отправились в Молин за покупками, то оба сперва держались настороженно, не зная, чего ожидать друг от друга. Мо Сюаньюй подсознательно ожидал нападок и злых слов в адрес Яо-гэ, но Мымра была тиха и как-то странно задумчива. Оживилась она внезапно лишь тогда, когда Мо Сюаньюй, остановившись возле лотка с косметикой, начал хватать румяна. Понаблюдав за ним немного, Мымра вдруг предложила свою помощь.

А потом, уже по возвращении в резиденцию Молин Су, она с интересом наблюдала, как Мо Сюаньюй наводит красоту на своем лице. А затем присоединилась. Ее собственное лицо, от природы довольно красивое, хотя, на вкус Мо Сюаньюя, чересчур слащавое, требовало более мягких красок, но это не помешало Мымре сделать из себя прехорошенькую куколку. Была бы она юношей, ею вполне можно было бы увлечься.

Заметив его заинтересованный взгляд, Мымра вдруг предложила:

— А хочешь, я накрашу тебя?

— Я сам умею! — тут же нахмурился Мо Сюаньюй, но Мымра лишь покачала головой.

— У твоего собственного лица достаточно резкие черты, — убежденно произнесла она. — Им идут вот такие четкие, сильные и уверенные мазки, яркие краски и контрасты. — Но у Цзинь Гуанъяо лицо более нежное, ему подойдет совсем иное.

Мо Сюаньюй недоверчиво посмотрел на себя в зеркало и нахмурился. Он действительно увлекся, привычно накладывая косметику чересчур плотно и ярко. Ему самому это когда-то — по его собственному убеждению — весьма шло, однако Яо-гэ в таком макияже начал подозрительно напоминать девицу легкого поведения.

— Попробуй, — мрачно буркнул наконец Мо Сюаньюй, отворачиваясь от зеркала.

Мымра очень бережно смыла с его лица все, что он на нем намалевал, и принялась за работу. Ее прикосновения были мягкими и ласковыми, но совсем не чувственными, и со временем Мо Сюаньюй расслабился под ее руками. Наконец Мымра провозгласила: «Готово!» и подпихнула его к зеркалу.

Мо Сюаньюй посмотрел — и пропал.

Таким старшего брата он не видел никогда в жизни и, подозревал он, не увидит больше никогда. Яо-гэ выглядел будто нежный весенний цветок, только-только распустившийся навстречу теплому солнцу. Он и так-то был невыносимо хорош собой, а Мымра и вовсе сотворила из него почти что божество. Неужели и она в душе видела его таким?

Даже язык больше не поворачивался называть ее после этого «Мымра».

— Всегда мечтала сотворить с ним это, — довольный голос Цинь Су заставил Мо Сюаньюя подскочить на месте. — Но он бы ни за что не согласился…

— Су… цзе, — медленно произнес Мо Сюаньюй, оборачиваясь к ней. — Я могу тебя так называть?

Та забавно сморщила носик.

— А я тебя точно старше? — уточнила она.

— Конечно, старше! — с готовностью закивал Мо Сюаньюй. — Ты вообще жутко старая! Почему Яо-гэ до сих пор с тобой не развелся?

— Ах ты! — замахнулась на него Цинь Су коробочкой с румянами… а затем вдруг рассмеялась.

Как оказалось, Су-цзе знала о косметике если не все, то очень и очень многое. В прошлые годы, желая вновь разбудить в муже желание, она старательно экспериментировала со своей внешностью. Она научилась делать из себя и невинную девочку, и страстную соблазнительницу, и грозную госпожу… Смущенный румянец, томная бледность, горящий взгляд — казалось, с помощью небольшой горки косметики Су-цзе могла сотворить из человеческого лица любую маску.

Именно об этом вспомнил Мо Сюаньюй, подбивая Су Шэ показать собравшимся на Совет заклинателям «Цзинь Гуанъяо». Тот опасался, что Мо Сюаньюй не сумеет сыграть достоверно. К тому же, следовало признать, тело Яо-гэ и правда слегка набрало в весе. И если ширину талии вполне успешно скрыло бы пышное церемониальное облачение, то чуть округлившиеся щеки сжизнелюбивым румянцем спрятать было трудновато.

Однако Мо Сюаньюю удалось убедить Су Шэ слетать за Су-цзе. Этот растяпа краснел и заикался как последний дурак, поэтому Мо Сюаньюю пришлось все объяснять самому. Су-цзе поломалась для вида, но когда Мо Сюаньюй сумел внушить ей, что Яо-гэ угрожают нехорошие люди, сдалась и согласилась помочь.

Они забрали ее с собой в Башню Золотого Карпа, и уже здесь Су-цзе сотворила с Мо Сюаньюем чудо. Она писала по его лицу так же искусно, как глава Лань по бумаге красками. Прошло совсем немного времени, и вот уже пышущее здоровьем лицо смертельно побледнело, скулы резко выступили над щеками, глаза воспалились, а под ними залегли синяки. В первый момент Мо Сюаньюй, увидев себя в зеркале, даже испугался: ни за что на свете он не хотел бы увидеть Яо-гэ таким.

— Как ты это сделала? — восхитился он затем, разглядывая свое новое лицо в деталях. — Куда ты дела щеки? Они словно вообще пропали!

— А-а-а! — довольно протянула Су-цзе. — Это уметь надо, А-Юй. Тренироваться долго и упорно. Если постараешься, то тоже научишься.

— Научусь! Обязательно научусь! — радостно пообещал Мо Сюаньюй. — У меня должно получиться!

Он даже хотел попросить научить его прямо сейчас, однако вмешался Су Шэ и напомнил, для чего, собственно, было все затеяно. Сейчас предстояло появиться на банкете в честь начала Совета кланов и показать заклинателям «Цзинь Гуанъяо».

Су-цзе сидела рядом с ним на возвышении, и ее прямо-таки распирало от гордости. Их появление заставило всех распахнуть рты и надолго умолкнуть. Никогда еще Мо Сюаньюй не ощущал, чтобы на него было направлено столько внимания — и ему это определенно нравилось. Он играл свою роль с упоением, и даже присутствие Мымры… Су-цзе ему уже ничуть не мешало.

Правда, сам Яо-гэ отчего-то не пожелал разделить радость их триумфа. Он почти отчитал их за разыгранный спектакль и, казалось, только присутствие главы Лань не дает ему подобрать слова пожестче. Однако Мо Сюаньюй не сердился на брата. Вполне понятно, что тот испугался: Мо Сюаньюй и сам перепугался бы, увидев самого себя с таким мертвенным лицом. Ему ведь даже улыбаться было неловко и немного больно: большое количество косметики стягивало кожу, и вместо привычной ласковой улыбки Яо-гэ на нем получалось лишь искривленное нечто. К счастью, Су-цзе отвлекла внимание Яо-гэ на себя, и тот, пока придумывал, как бы выкрутиться, успел немного успокоиться.

Закончив свой крайне урезанный рассказ, Яо-гэ осмотрел всю компанию заговорщиков обреченным взглядом и уже совсем тихо произнес:

— Вы хоть понимаете, как рисковали?

Су Миншань первым покачал головой.

— Мы ничем не рисковали, глава ордена Цзинь, — осмелился возразить он. — Наш игрок не захочет лично… эм… ускорять вашу кончину. Он желает, чтобы вы мучились, — и не прервет эти мучения сам.

— Мда, пожалуй, — вынужден был согласиться Яо-гэ. — Он рассчитывает, что я покончу с собой… Или же я не решусь этого сделать — и тогда либо сдохну от позора, либо меня разорвут на части другие заклинатели. Свои руки он пачкать не собирается.

— Умный. Изобретательный. Образованный. Подкованный в заклинательстве. Брезгливый, — старательно перечислил глава Лань. — Портрет вырисовывается достаточно четкий, но… Я не знаю заклинателей с таким набором черт.

— Это точно должен быть мужчина? — нахмурилась вдруг Су-цзе. Когда остальные посмотрели на нее с удивлением, она пояснила: — Все, что вы соизволили мне рассказать, очень напоминает женскую месть. Такое впечатление, что за всем стоит не мужская фигура. Мужчины любят мстить сами, а женщины предпочитают роли кукловодов.

— Не скажи… — задумчиво протянул Яо-гэ. — Дело не в мужском и женском, а в расстановке сил. Обычно да, мужчины сильнее — и предпочитают давить этой силой.

Он вздрогнул и повел плечами. Даже Мо Сюаньюй сообразил, о ком Яо-гэ сейчас вспомнил, а уж глава Лань, смущенно потупившийся, и подавно.

— Женщин закулисную игру часто заставляют вести слабость и невыгодное положение, — продолжал тем временем Яо-гэ. — Однако и мужчина может оказаться в ситуации, когда прямое решение проблемы ему не по зубам. Тогда действительно приходится искать обходные пути. Увы, считается, что для мужчины это недостойный путь — но часто складывается так, что иных вариантов просто нет.

— То есть к описанию следует добавить, что наш игрок — слабый мужчина? — сосредоточенно нахмурился Су Миншань. — Однако это как-то плохо вяжется с тем, что он сильный заклинатель.

— Сведущий, — поправила его Су-цзе. — Цзэу-цзюнь сказал: «подкованный в заклинательстве». Т.е. разбирающийся в нем. Про сильного практикующегося никто из вас ничего не сказал!

Все снова переглянулись.

— А госпожа Цзинь права, — медленно произнес глава Лань. — А если к этому добавить, что наш игрок поднимал тело Не Минцзюэ отнюдь не светлым ритуалом, то выходит, что все самое мощное, сотворенное им, было сделано с помощью темного заклинательства — и в таком случае силы не требовало вовсе.

— То есть он умный, ловкий, талантливый — но слабый? — внес корректировки в описание Яо-гэ. — Гхм… Мне неловко это произносить вслух, но как-то подозрительно похоже на меня самого.

— Яо-гэ — не слабый! — возмутился Мо Сюаньюй, но его брат лишь покачал головой.

— Я не самый лучший заклинатель, А-Юй, — произнес он мягко. — У меня достаточно неплохой уровень, но с по-настоящему сильными мне никогда не сравниться. И я действительно в своей жизни привык действовать не напрямую.

Он прошелся по спальне, неосознанно обхватив себя руками, и от этого неуютного жеста у Мо Сюаньюя внутри все сжалось от сочувствия.

— Кто-то бьет меня моим же собственным оружием, — продолжал рассуждать вслух Яо-гэ. — Кто-то словно зеркалит меня, обращая все мои приемы против меня. Даже темное заклинательство, хоть я его никогда и не использовал, служит словно бы отражением всех моих грехов.

— Значит, этот кто-то тебя хорошо знает, — закусив на мгновение губу, заявила Су-цзе. — Потому что для большинства окружающих ты сильный и уверенный в себе заклинатель. Уже одно то, что ты время от времени ходишь на ночные охоты с Цзэу-цзюнем, кое-что говорит о твоем уровне самосовершенствования. Добавить к этому то, с каким апломбом ты неизменно держишься — и пожалуйста, Верховный Заклинатель во всей красе. Для всех посторонних тебя всегда окутывает аура величия и мощи, ты прекрасно играешь эту роль.

— Роль… — задумчиво пробормотал Яо-гэ. — Ты права А-Су, я довольно долго играю эту роль — настолько долго, что она уже въелась мне под кожу. Но тогда…

Он поднял взгляд и встретился им с главой Лань. Тот понимающе кивнул.

— Тогда наш игрок тоже может играть роль, — заключил он. — Поэтому мы и не можем вычислить его: мы не знаем его таким, каков он на самом деле.

— Мы — не знаем, а он главу орден Цзинь — знает, — вмешался Су Шэ. — Это кто-то из очень близких, из тех, кто знаком с ним очень хорошо… или очень долго.

— Все мои хорошие знакомые собрались сейчас здесь, — немного нервно улыбнулся Яо-гэ. — За пределами этой спальни не осталось ни одного человека, кто был бы ко мне достаточно близок.

Мо Сюаньюй встревоженно огляделся. Кто-то хотел навредить Яо-гэ — и этот кто-то, возможно, находился сейчас прямо здесь. Однако… Однако Мо Сюаньюй не знал, на кого подумать. Глава Лань обожал Яо-гэ: так сильно, что с готовностью возлег с ним, стоило его лишь подтолкнуть. Су-цзе, стоило ей испытать хоть легкое недовольство мужем, тут же устроила ему скандал, а не взялась плести интриги. Су Миншань подходил больше, тем более, что он растил сына Яо-гэ и заглядывался на его жену… Но все упиралось в тело Не Минцзюэ, до которого Су Миншань вряд ли имел возможность добраться.

Впрочем, это наводило на новую мысль.

— Кажется, я начинаю думать на главу Не, — хихикнул в неловкой тишине Мо Сюаньюй. — А что? Идеально же подходит: давно знает Яо-гэ, ведет себя как баба, — и его точно никто никогда ни в чем не заподозрит! И это его брата мы тут собираем по всей Поднебесной!

От него, разумеется, отмахнулись. Разговор затих, присутствующие лишь обменивались тяжелыми взглядами чуть искоса, а затем и вовсе разошлись. Яо-гэ напоследок дал Мо Сюаньюю строгий наказ из спальни никуда не уходить, а Су-цзе напомнила ему не спать на животе, чтобы не стереть с лица макияж.

— Он что, не будет умываться перед сном? — искренне удивился глава Лань, но Яо-гэ покачал головой.

— Нет уж, — заявил он. — Раз А-Юй взялся играть эту роль, то пусть играет до конца. Если утром кто-то из слуг войдет сюда раньше, чем А-Су, они не должны увидеть А-Юя в цветущем облике. Мы ведь так и не знаем, работает ли кто-нибудь в Башне Золотого Карпа на нашего игрока или нет. Не будем рисковать.

Подумав, он даже добавил:

— Я ему, пожалуй, еще и меридианы бы запечатал, — перехватив удивленный взгляд главы Лань, Яо-гэ неохотно пояснил: — А-Юй все равно не пользуется моим золотым ядром, а если с утра пораньше кто-нибудь додумается притащить целителя, то пусть тот диагностирует хотя бы полное выгорание ци в теле. Все лучше, чем идеальное состояние.

Вот так они все ушли, а Мо Сюаньюй остался один в роскошной спальне главы Цзинь. Следовало поспать, но радостное возбуждение в кои-то веки не давало ему уснуть. Сердце билось часто в некоем предвкушении.

Внезапно в дверь постучали. Так тихо, что, если бы Мо Сюаньюй спал, это звук его бы не потревожил: это был не стук даже, а так, будто бы кошачье царапанье. Мо Сюаньюй заколебался, не зная, что делать: ему некуда было деваться из спальни, в которой, как теперь знала вся Башня Золотого Карпа, он находился. Как знать, кто пришел к нему с визитом? Час, в сущности, стоял еще отнюдь не поздний: на покой удалились лишь «больной глава ордена Цзинь» с супругой и делегация ордена Лань, верная своему правилу раннего отхода ко сну. Остальные, как подозревал Мо Сюаньюй, продолжали праздновать, напиваться и развлекаться.

Поскребывание повторилось, а потом дверь слегка приоткрылась. В образовавшийся проем просунулась чья-то голова, и жалобный голос тихонько проныл:

— Саньгэ? Саньгэ, ты спишь?

Глава Не!

Совсем недавно Мо Сюаньюй помянул его в шутку, ничего всерьез не имея в виду, однако сейчас отчего-то почувствовал холодок в груди и странное покалывание в кончиках пальцев. Кажется, в таких случаях говорят: «Будто кто-то прошел по моей могиле»?

Легче всего было притвориться спящим: в спальне царил полумрак, рассеиваемый лишь наружными фонарями. Но вместо этого Мо Сюаньюй, сам не зная зачем, приоткрыл глаза и чуть слышно шепнул:

— Нет…

Глава Не бочком протиснулся в спальню и аккуратно прикрыл за собой дверь. Он скользящим движением устремился к постели, на которой лежал Мо Сюаньюй, но по пути налетел на столик и уронил несколько безделушек. Мо Сюаньюй поморщился, когда одна из чашечек красивого чайного набора все-таки разбилась, и глава Не расстроенно запричитал:

— Прости! Прости, саньгэ, пожалуйста! Я случайно, я совершенно случайно!

— Тише… тише, — попросил его Мо Сюаньюй, медленно поднимая руку и прижимая пальцы к виску, словно не в силах выносить шум. Очень осторожно прижимая: Су-цзе настоятельно предостерегала от размазывания макияжа.

— Прости! — еще раз, но уже гораздо тише выдохнул глава Не, продолжив путь к кровати аккуратнее. — Тебе совсем плохо, да?

Вместо ответа Мо Сюаньюй предпочел прикрыть глаза. Глава Не всегда очень много болтал, и когда-то одинокому, никому толком не нужному мальчишке из Башни Золотого Карпа очень нравилось его слушать. Трещал он обычно о всяких пустяках или же безобидных сплетнях, умолкая только, когда слушал своих старших братьев. Однако Мо Сюаньюй сильно сомневался, что сумеет говорить так же по-умному, как Яо-гэ, а глава Не и правда был с ним слишком уж давно знаком. Оставался единственный выход: продолжать притворяться, что даже разговоры чересчур тяжелы для его нынешнего состояния.

Глава Не скромно пристроился рядом с кроватью и уставился на Мо Сюаньюя по-совиному широко распахнутыми глазами.

— Что с тобой, саньгэ? — позвал он теперь совсем тихонько, но при этом с жалобными, словно у ребенка, интонациями. — Я думал, в Облачных Глубинах тебе помогут… Эргэ — и сам прекрасный целитель, и вообще у Ланей целители хороши…

— У них… не получилось, — медленно выдохнул Мо Сюаньюй. От волнения его сердце зашлось в неровном стуке, а на лбу выступили капельки пота. «Только бы не потекли!» — в панике подумал он, опасаясь, что пот может размыть наложенный макияж. Хорош он будет с расплывшейся физиономией! От этого беспокойства сердце заколотилось еще сильнее, и как раз в этот момент глава Не робко коснулся его руки.

— У тебя совсем нет сил, — произнес он расстроенно. — Саньгэ, как же так случилось?

========== Глава 25 ==========

Лань Сичэню было страшно.

То, каким он увидел лицо А-Яо, потрясло его до глубины души — и то, что Лань Сичэнь знал, что сейчас в этом теле находится другой, ничуть его не успокаивало. Госпожа Цзинь была права, говоря, что люди привыкли видеть Верховного Заклинателя другим: А-Яо действительно умел выглядеть величественным, несмотря на свой невысокий рост и изящное телосложение. Он всегда держался прямо и с таким достоинством, что легко можно было поверить: он родился среди роскоши Башни Золотого Карпа.

Однако сам Лань Сичэнь прекрасно помнил и тоненького шестнадцатилетнего мальчика, который его спас. Помнил юношу, отшатывающегося от гнева Не Минцзюэ. Помнил совсем еще молодого человека, старательно держащего лицо, однако не способного скрыть глубоких теней под глазами от усталости — столько ему приходилось работать на отца, чтобы в результате не получить ни единого доброго слова. Лань Сичэнь годами приучал себя к тому, что его А-Яо давно вырос, сформировавшись как человек и как заклинатель, однако в его сердце по-прежнему жили эти хрупкие и трогательные образы.

За последние дни Лань Сичэнь узнал многое — даже слишком многое, на его взгляд — о прошлом А-Яо. Возможно, далеко не все из этого он хотел бы знать. Лань Сичэнь признавал, что это довольно малодушная мысль, однако… Он ведь уже решил для себя, что А-Яо ему дорог любым, так стоит ли копаться в болезненных воспоминаниях? По крайней мере, одно Лань Сичэнь знал точно: его А-Яо не был ни злым, ни жестоким. Ничто из сделанного им не было сотворено по прихоти. И — на этой мысли Лань Сичэню становилось особенно горько — вполне возможно, часть из этого могла бы не быть сотворена вовсе, если бы Второй брат не закрывал глаза на творящееся с Третьим. В поступках А-Яо была вина и его, Лань Сичэня, — но не потому, что он не видел деяний брата, а потому, что не видел того, что подтолкнуло его к этим деяниям.

И вот когда Лань Сичэнь пусть и с огромным трудом, но все же сумел привести свою душу в равновесие, твердо пообещав себе, что сделает все, чтобы защитить А-Яо, он увидел его тело в подобном ужасающем виде. Самой первой мыслью Лань Сичэня при виде «Цзинь Гуанъяо», буквально повисшего на руке Су Миншаня, было: «Не уберег!» И позже, вблизи глядя на его мертвенное лицо, Лань Сичэнь отчетливо ощущал, как холодеет его собственное сердце. Ему все казалось, что это тело вот-вот упадет, и он, рухнув на колени рядом с ним, поймает его последний вздох.

Подобные образы не исчезли из головы Лань Сичэня даже после того, как они все покинули спальню главы Цзинь и разошлись по комнатам. А-Яо, прикрывая рот рукавом, отчаянно зевал. Однако, глядя на него, Лань Сичэнь осознал, что отчаянно не желает, чтобы на месте А-Яо сейчас появился Вэй Усянь. Кто знает, что тот выкинет, находясь в Башне Золотого Карпа, с которой у него связано столько неприятных воспоминаний. Пусть в прошлую ночь им и удалось поговорить мирно и даже конструктивно, сейчас Лань Сичэнь не чувствовал себя в силах вести хоть какие-нибудь беседы. Старейшина Илина мог и заскучать с таким тоскливым собеседником, а что может выкинуть скучающий Вэй Усянь — от воспоминаний об этом у дяди до сих пор появлялся нервный тик.

Поэтому, перехватив А-Яо, который уже почти рухнул в кровать, Лань Сичэнь торопливо предложил попробовать парную медитацию. Она отличалась от сна тем, что тело все же оставалось подконтрольным разуму, а силы восстанавливала едва ли не лучше.

— Я бы с радостью, — смущенно улыбнулся ему А-Яо, — но, боюсь, у тела А-Юя недостаточно навыков для полноценной медитации…

— Поэтому я и предлагаю парную, — мягко ответил ему Лань Сичэнь. — Я помогу тебе.

Для парной медитации требовалось полное доверие между участниками. И предложить ее, и согласиться на нее означало признать определенную близость между собой.

— Если эргэ предлагает… — улыбка А-Яо стала чуть шире. — То я согласен.

Они сели друг напротив друга, и Лань Сичэнь очень осторожно взял его ладони в свои. Он предпочел бы, чтобы это были собственные руки А-Яо: те были такими маленькими, что тонули в крупных ладонях Лань Сичэня, и это его неизменно восхищало. Однако главным все-таки оставалась душа, и Лань Сичэнь был счастлив, когда, начав медитацию, он ощутил соприкосновение с такой родной и близкой душой А-Яо.

Это был не сон, однако, промедитировав всю ночь, Лань Сичэнь очнулся ровно в пять утра. И первая мысль, несмотря ни на что, была панической.

А-Яо выглядел куда более отдохнувшим, нежели вчера. Медитация действительно оказалась безопаснее сна: похоже, этой ночью Вэй Усянь не получил возможности для пробуждения. Именно поэтому Лань Сичэнь осмелился окликнуть А-Яо, приводя в чувство.

— Эргэ? — А-Яо, едва очнувшись, тут же впился взглядом в его встревоженное лицо. — Что случилось?

— Мы кое о чем забыли! — выдохнул Лань Сичэнь. — Есть вопрос к главе Су!

Они быстро собрались и выскользнули из отведенных им покоев. В пять утра в Башне Золотого Карпа не спали только слуги, ведающие кухней, а в гостевых покоях и вовсе царила тишина. Господа заклинатели разошлись по комнатам далеко за полночь, благо, Совет кланов предусмотрительно начинался после полудня, и гостей никто не собирался тревожить.

Только у самых комнат, отведенных главе Су, Лань Сичэнь сообразил, что не очень-то вежливо в подобное время врываться к посторонним людям, однако А-Яо явно не считал себя посторонним. Он не стал даже стучать: тихим стуком спящего человека не разбудишь, а громким можно потревожить и соседей. А-Яо просто шепнул что-то охранным талисманам и открыл дверь. Подавив зародившуюся было в душе неуместную ревность, Лань Сичэнь последовал за ним внутрь.

Глава Су еще спал: видимо, правило о столь раннем подъеме не было перенято его орденом. Однако А-Яо, не смущаясь, потряс его за плечо. Глава Су выглядел сонным и растерянным буквально несколько мгновений, а затем его взгляд стал осмысленным — и обеспокоенным.

— Глава ордена Цзинь? — приглушенно воскликнул он, сперва подкинувшись встать с постели, а потом, вспомнив, что на нем лишь спальное белье, вновь натянул на себя одеяло. — Что случилось?

— Эргэ? — обернулся А-Яо к Лань Сичэню, и тот торопливо задал свой вопрос:

— Глава Су, как вы с госпожой Цзинь прибыли в Башню Золотого Карпа?

— Как? — нахмурился тот. — На мечах. Молодого господина Мо вез я, а госпожа Цзинь прекрасно держится сама…

— Вас видели? — тревожно нахмурился Лань Сичэнь.

— Н-нет… не знаю. Не думаю, — Су Миншань чуть растерянно покачал головой. Все-таки он еще не окончательно проснулся. — Простите, глава Лань, я не совсем понимаю. Мне казалось, в Башне Золотого Карпа знают, что глава ордена Цзинь с супругой были в гостях в Облачных Глубинах. Мы, конечно, старались не слишком попадаться людям на глаза, но совсем уж не скрывались. Возможно, кто-то нас и видел. А что?

Лань Сичэнь уже открыл было рот для ответа, но в этот момент он встретился взглядом с А-Яо, и догадку они произнесли уже хором:

— Паланкин!

— Что? — стараясь прогнать остатки сна, похлопал глазами глава Су. — Какой паланкин?

— Мы прилетели в Облачные Глубины в паланкине! — выпалил А-Яо. — Там он и остался!

— Однако, если у нашего игрока есть соглядатай в Башне Золотого Карпа, — похолодевшими губами произнес Лань Сичэнь, — то он неминуемо задастся вопросом: почему глава Цзинь, которому стало еще хуже, чем до отлета, вернулся на мече, а не в паланкине?

— Простите… — пробормотал глава Су, переводя взгляд с А-Яо на Лань Сичэня и обратно. — Я не знал…

Конечно, он не знал. Су Миншаню об этом никто не сказал: с ним они встретились уже за пешими, за границей Облачных Глубин. От Мо Сюаньюя было бы нелепо требовать внимания к мелочам, а госпожа Цзинь, которую эти двое буквально сдернули с места в последний момент, просто не успела об этом подумать. Виноватых в этой ошибке не было — а вот пострадавшие вполне могли быть!

— А-Юй! — одновременно с этой мыслью вскинулся А-Яо. — Он всю ночь был один!

Из покоев главы Су они выбежали, нарушая все правила приличия. К счастью, коридоры оставались по-прежнему пустыми, и то, как глава Лань несется по ним, срезая повороты, никто не видел. А-Яо даже отстал где-то по дороге: тело Мо Сюаньюя было недостаточно тренированным, чтобы угнаться за Лань Сичэнем.

Лань Сичэнь влетел в спальню главы ордена Цзинь — и едва не упал у порога, увидев лежащее возле кровати тело. Усилием воли заставив себя встряхнуться, Лань Сичэнь поспешил дальше и рухнул на колени. Лицо «Цзинь Гуанъяо» по-прежнему оставалось жутким, и Лань Сичэнь, стараясь не отвлекаться на него, потянулся к пульсу. Немного неровный и не слишком сильный, он все же был, и Лань Сичэнь не сумел сдержать облегченного стона.

— Эргэ? — А-Яо появился со стороны гардеробной и замер на пороге. Судя по испугу, отразившемуся на его лице, Лань Сичэнь, склонившийся над его собственным телом, представлял ужасную картину.

— Живой, — выдохнул одними губами Лань Сичэнь, но А-Яо его понял и тоже чуть расслабился.

Подойдя ближе, А-Яо тоже опустился на колени и вгляделся с собственное лицо. Из-за грима сложно было понять, настоящая это бледность или нет, поэтому А-Яо, достав из рукава платок, принялся оттирать вчерашнюю косметику с кожи.

Мо Сюаньюй действительно был очень бледен, но все же не смертельной бледностью. И дыхание его, как отметил Лань Сичэнь, было достаточно ровным.

— А-Юй? — тихонько позвал А-Яо. — А-Юй, очнись!

Он хотел было потрясти брата за плечо, но в последний момент все же не решился и лишь легонько покачал его в своих объятиях. Мо Сюаньюй простонал что-то, а потом вдруг захныкал.

— За что? — прошептал он. — За что?..

— А-Юй! — чуть громче окликнул А-Яо. — Просыпайся! Ну же, А-Юй! Просыпайся, я дам тебе чего-нибудь вкусного!

К удивлению Лань Сичэня, уже запомнившего, как молодой господин Мо обожает всяческие сладости, тело в объятиях А-Яо дернулось, и тот едва успел отстраниться, чтобы на него не попало то, что вылилось изо рта Мо Сюаньюя. Это была даже не рвота, а капли желудочного сока, словно желудок попытался изгнать то, чего в нем давно уже не было.

— Эргэ! — А-Яо вскинул на Лань Сичэня испуганный взгляд, но тот уже и сам, осторожно проколов Мо Сюаньюю палец, выжал несколько капель его крови в небольшой пузырек.

Жидкость, находившаяся в пузырьке, никак не отреагировала, и Лань Сичэнь нахмурился.

— Это не яд… — произнес он чуть растерянно. — По крайней мере, ни один из ядов, знакомых моему ордену.

А-Яо понимающе кивнул. Он знал, что у ордена Лань имелось зелье, способное определять яд, попавший в кровь человека: первый флакон Лань Сичэнь подарил ему во время работы в Безночном Городе. Тогда зелье не пригодилось, а вот в Башне Золотого Карпа однажды пришлось кстати.

— Яо-гэ… — тем временем всхлипнул Мо Сюаньюй. — Мне плохо… За что?

— Шшш… тихо, тихо, — прошептал А-Яо, доставая новый платок и вытирая его губы. — А-Юй, давай мы поднимем тебя на кровать и ты все нам расскажешь?

— И пить, — кивнув, жалобно добавил Мо Сюаньюй.

— Да, конечно же, и пить! — тут же согласился А-Яо. — Эргэ, ты уложишь его? А я пока сбегаю за водой.

Перед тем, как укладывать Мо Сюаньюя в кровать, Лань Сичэню пришлось его раздеть и хорошенько обтереть: все его тело было влажным от липкого пота. Затем он помог Мо Сюаньюю облачиться в сменную одежду и устроил его в постели, укутав поплотнее.

А-Яо принес на подносе кувшин и тазик. Налив брату воды в чашку и придержав ее у его губ, ибо пальцы на руках Мо Сюаньюя почти не гнулись и не могли ни за что ухватиться, он помог ему напиться, а затем принялся обтирать лицо уже влажным платком, окончательно стирая художества госпожи Цзинь. Лань Сичэнь, пристально вглядываясь в очищающееся лицо, с облегчением подмечал, что все почти в норме. Да, Мо Сюаньюй был бледен, но не наблюдалось ни синевы, ни покраснений, ни каких-либо еще признаков отравления.

Лань Сичэнь опасался, что воды желудок Мо Сюаньюя тоже не выдержит, поэтому держал опустевший вскоре тазик наготове, однако обошлось. Напившись, тот начал свой рассказ. Сквозь всхлипы, причитания и жалобы Лань Сичэню и А-Яо удалось разобрать следующее.

Этой ночью, а точнее, еще вечером, вскоре после их ухода, в спальню главы Цзинь пришел Не Хуайсан. Мо Сюаньюй ему не удивился: тот постоянно бегал к его старшему брату за советом. Сам он тоже был не против побеседовать со старым другом. Ему даже показалось немного забавным разыграть главу Не, который сейчас видел в нем совершенно другого человека. Мо Сюаньюй надеялся, что Не Хуайсан расскажет что-нибудь забавное или интересное: прежде в их беседах обычно так и бывало. Однако реальность оказалось неимоверно скучной: Не Хуайсан без всяких переходов то жаловался на свою сложную судьбу, то вздыхал над нездоровьем саньгэ. Он утомил Мо Сюаньюя, которой, не получив приятного разговора, захотел спать. Он уже почти так и сказал об этом главе Не, когда тот сам засобирался. Перед уходом он втиснул Мо Сюаньюю какой-то пузырек и попросил выпить. Дескать, это лекарство, придающее сил. Новое, такое, что целители ордена Лань о нем, вероятно, еще не знают, а оно может помочь. Мо Сюаньюй, не долго думая, с готовностью выпил: он был свято убежден, что лекарства несут исключительно добро. О том, что здоровому человеку лекарства могут быть и во вред, он, к ужасу Лань Сичэня, до этого дня даже и не догадывался.

Ночью же его куда больше взволновало, что «лекарство» оказалось ужасающе горьким. К счастью, глава Не, убедившись, что пузырек осушен до капли, тут же удалился, и никто не помешал Мо Сюаньюю влезть в тайничок, который он себе соорудил. Готовясь разыгрывать «смертельно больного главу ордена Цзинь», Мо Сюаньюй припас для себя множество сладостей. Он собирался есть их потихоньку весь завтрашний день, пока будет длиться Совет кланов, однако сейчас, желая прогнать горечь изо рта, он закидывал в себя одно лакомство за другим. Через какое-то время он даже почувствовал, что его желудок уже переполнен, однако мерзкий вкус все не уходил, и Мо Сюаньюй с упорством, достойным лучшего применения, продолжал есть. И вот наступил момент, когда все поглощенное отчаянно запросилось наружу. Мо Сюаньюй едва успел добраться до ночного горшка, когда его вывернуло наизнанку.

Рвало его долго и сильно, так, что он почти поверил, что вот-вот умрет прямо здесь, один и столь ужасно. Однако спустя какое-то время его отпустило, и Мо Сюаньюй, шатаясь от слабости и какого-то странного онемения в конечностях, направился к кровати, надеясь лечь. Ноги слушались плохо: они не то что заплетались, а словно бы не чувствовались, став совершенно деревянными, — и вот Мо Сюаньюй рухнул на пол, так и не дойдя до своей цели. После этого он уже ничего не помнил.

— За что? — всхлипывая и шмыгая носом, в который раз вопросил Мо Сюаньюй. Длиннющие ресницы его намокли и казались сосновыми иголками. — Что я ему плохого сделал? Зачем он меня отравил?

— Вы говорите, у вас онемели ноги? — переспросил у него Лань Сичэнь. — А все остальное?

— И остальное! — плаксиво отозвался Мо Сюаньюй. Он с трудом поднял руку и повертел ею. Пальцы по-прежнему гнулись плохо. — У меня даже язык с трудом ворочается!

Насчет языка Лань Сичэнь мог бы поспорить: все же причитал и жаловался Мо Сюаньюй весьма успешно. Однако для того, кто всегда был весьма подвижен, Мо Сюаньюй действительно держался чересчур скованно.

— Я могу предположить, что это все же не яд, — задумчиво произнес Лань Сичэнь, и тревожный взгляд А-Яо тут же устремился к нему. — Кажется, я догадываюсь, что это было… хотя и не понимаю, зачем.

— Когда лечат ранения тела, — продолжил Лань Сичэнь, — то пациента обычно погружают в сон. Никто не желает причинять лишней боли человеку, и без того пострадавшему. Однако когда речь идет о лечении духовных каналов…

Он прервался и судорожно вздохнул. За время войны с Цишань Вэнь ему пришлось насмотреться на подобные случаи более чем достаточно, но привыкнуть к ним оказалось еще сложнее, чем к физическим травмам.

— Порванные меридианы и поврежденные золотые ядра невозможно исцелять, когда пациент находится в бессознательном состоянии, — тщательно подбирая слова, выдавил из себя Лань Сичэнь. — Заклинатель должен контролировать свою силу и свою ци, иначе подобная операция не только не поможет, но даже и навредит ему. Однако находиться в сознании во время такого вмешательство в организм — это ужаснейшая боль, во много раз превосходящая боль физическую. А целителям при этом важно, чтобы пациенты не дергались и не мешали им работать.

— Ты хочешь сказать, — нахмурился А-Яо, — что то, что дали А-Юю было…

— Парализатор, — кивнул Лань Сичэнь. — Он обездвиживает тело на сутки или более — меньше операция на меридианы не длится, это очень трудоемкий процесс, — однако позволяет разуму оставаться в сознании.

— Но разве такое средство должно вызывать рвотный рефлекс? — удивился А-Яо.

— Нет, — Лань Сичэнь против воли слегка улыбнулся. — Просто, во-первых, с парализатором в принципе не рекомендуется принимать пищу: все силы тела заклинателя в момент операции должны уходить на поддержку золотого ядра и течения ци, не отвлекаясь на физиологические процессы. А во-вторых, подозреваю, от количества сладкого, съеденного молодым господином Мо за один раз, плохо стало бы любому без всякого парализатора.

— Вы злой и жестокий, — простонал Мо Сюаньюй. — Мне плохо!

Лань Сичэнь, убедившись, что дело не в яде, выбрал среди припасенных лекарств нужное и вручил ему пилюлю, успокаивающую желудок.

— Однако нет худа без добра, — заявил он, глядя, как Мо Сюаньюй снова жадно глотает воду. — Вы очистили свой желудок почти сразу после приема парализатора, и лишь небольшая его часть успела всосаться в кровь. Если бы не это, вы бы сейчас лежали абсолютно неподвижным бревном, будучи не в силах пошевелить даже пальцем.

— Но зачем? — вновь хлюпнув носом, спросил Мо Сюаньюй. — Я что, кому-то мешал?

— Мешал я, — заявил А-Яо. — Но я тоже не совсем понимаю, при чем тут парализатор. Разве яд не был бы более уместен? Вчера все видели, насколько «я» в плохом состоянии — а сегодня уже умер. Вряд ли бы кто-нибудь удивился. Если только не…

Он вскинул взгляд на Лань Сичэня.

— Паланкин, — негромко сказал А-Яо. — Он навел нашего игрока на мысль, что с моей «болезнью» все не так однозначно.

Лань Сичэнь согласно кивнул: он тоже подумал именно об этом. Помолчав немного, А-Яо добавил:

— Пока он верил, что я болен, он еще мог предлагать мне выбор. В конце концов, если смерть все равно грозит из-за угла, то почему бы и не умереть, сохраняя хотя бы свое доброе имя и хорошую память о себе? Но я бы все равно мучился, выбирая… Однако стоило ему заподозрить, что тут дело нечисто, как он вспомнил, что я никогда и ни за что не расстанусь с жизнью добровольно. Я буду бороться за нее до последнего вздоха.

— Тебя хотели лишить возможности предпринять что-либо в последний момент, — согласно кивнул Лань Сичэнь, внутренне содрогаясь. Разум их противника и правда был изощрен и по-темному гениален.

— Я должен был просто лежать и наблюдать за тем, как мир вокруг меня рушится, — поджал губы А-Яо. — Не в силах ни сделать что-либо, ни даже сказать. Кукла, ожидающая своего неминуемого конца.

— Но… — опомнился вдруг от подступающего к горлу ужаса Лань Сичэнь. — Не Хуайсан? Не Хуайсан — тот, кто дал молодому господину Мо это зелье?

— А я говорил, что это он, — проворчал Мо Сюаньюй. — А вы все только посмеялись!

Лань Сичэнь снова переглянулся с А-Яо. Предположение все еще казалось ему невероятным, однако А-Яо выглядел задумчивым.

— А знаешь, эргэ, А-Юй вполне может оказаться прав, — произнес он наконец очень медленно, тщательно подбирая слова. — Не Хуайсан действительно знает меня очень… очень хорошо. Когда я был всего лишь помощником дагэ, мы с Хуайсаном общались часто и много. Мы ровесники, и оба в Нечистой Юдоли выглядели несколько… чужеродно. У нас было так много общих интересов, что разговоры текли сами собой. Пожалуй, по молодости я выболтал ему о себе больше, чем кому бы то ни было — но никогда не беспокоился об этом, ибо кто слушает Хуайсана? Уж точно не его брат и не суровые воины Цинхэ Не. Но те его хотя бы любили, а все прочие заклинатели еще и презирали. Хуайсан всегда был милым и безопасным…

А-Яо вскинул встревоженный взгляд на Лань Сичэня.

— Видимо, именно так думал и обо мне Вэнь Жохань, поворачиваясь ко мне спиной.

По позвоночнику Лань Сичэнь прошелся холодок, который лишь усилился, когда все еще слабый, но ставший вдруг ниже и словно бы темнее голос Мо Сюаньюя произнес:

— Ненавижу! Ненавижу его!

========== Глава 26 ==========

Это открытие не укладывалось у Цзинь Гуанъяо в голове.

Хуайсан! Не Хуайсан! Незнайка! Позор всех заклинателей, утомительный балабол, вечно несчастный и растерянный — но такой по-своему родной. Не то чтобы глупый, но до крайности рассеянный и ленивый, увлекающийся и по-своему тонко чувствующий — Не Хуайсан был безобидным младшим братом. Впрочем, «младшим» он являлся чисто номинально: разница между Цзинь Гуанъяо и Не Хуайсаном составляла всего три месяца. Однако стоило им оказаться рядом, как Цзинь Гуанъяо неизменно ощущал себя так, будто под его опеку вручили трогательное и беззащитное маленькое существо.

Когда-то Цзинь Гуанъяо казалось, что с убийством дагэ он оказал Не Хуайсану своеобразную услугу. От его наблюдательности не ускользнуло, что братья, несмотря на все свои различия, крайне привязаны друг к другу, однако привязанность Не Минцзюэ подчас пугала не меньше, чем его же ненависть. Считая, что он действует во благо младшего брата, Не Минцзюэ отчаянно пытался переломить его восприятие, а вместе с этим — переломать все, что ему дорого. Сколько дней и сколько ночей Хуайсан рыдал в объятиях Цзинь Гуанъяо, жалуясь на сожженные книги, на сломанные веера и порванные чересчур изысканные на взгляд дагэ шелковые наряды? Сколько жалоб на саблю и на изматывающие тренировки было выслушано? Сколько страхов по поводу слишком буйного поведения дагэ успокоено?

Цзинь Гуанъяо не обольщался: Не Хуайсан оплакивал своего родного брата вполне искренне. В конце концов, тот вырастил его, худо-бедно заменив отца, и, несмотря на личное мнение по поводу самосовершенствования с саблями, Хуайсан неизменно восхищался Не Минцзюэ. Однако потом, когда первое горе отболело и утрата потеряла свою остроту, Не Хуайсан должен был вздохнуть свободнее. Над ним перестала висеть вечная угроза, больше некого было бояться и не от кого прятаться. Цзинь Гуанъяо знал, что в Цинхэ Не любили своего нового главу: пусть немного снисходительно, свысока — но все же любили. В Нечистой Юдоли у Хуайсана не было недоброжелателей, орден Не служил ему с готовностью, не плетя ни интриг, ни заговоров. А за советами и помощью Хуайсан всегда мог обратиться к нему или к Лань Сичэню.

Наверное, он все же ошибался.

Когда-то Цзинь Гуанъяо был уверен, что невозможно бояться и любить одного и того же человека, однако годы показали, что и он иногда немного тоскует по Не Минцзюэ. Конечно, не по тому, каким тот был перед смертью, и уж тем более не тому, кто скинул его с лестницы… Однако тот Не Минцзюэ, который когда-то протянул ему руку и первым проявил свою несколько грубоватую, но все же искреннюю заботу, вспоминался с теплом. У Не Хуайсана, разумеется, подобных светлых воспоминаний о брате должно было быть несравнимо больше…

— …А-Яо, но это же невозможно! — встревоженный голос Лань Сичэня выдернул Цзинь Гуанъяо из потока размышлений. — Хуайсан не способен!..

— Откуда нам знать, — медленно произнес Цзинь Гуанъяо, — кто и на что способен? Люди бывают непредсказуемы, эргэ.

— Но Хуайсан!.. — Лань Сичэнь почти схватился за голову. — Он учился у нас два года — и ни разу так и не сдал дяде итоговый экзамен! Если Вэй Усяня изгнали за поведение, то с Хуайсаном дядя вынужден был признать, что его в принципе нереально научить чему-либо! У него и золотое ядро еле-еле сформировалось, он на сабле даже в воздухе не держится!

— Зачем ему сабля, если есть темное заклинательство? — проворчал с кровати Мо Сюаньюй. — Я вот тоже на мече не держусь, у меня его и нет вовсе. Но ритуал-то у меня получился!

У Цзинь Гуанъяо все внутри похолодело. В его голове стремительно начала складываться картина: словно мельчайшие детали мозаики под руководством умелой руки вдруг сами собой начали собираться в единый образ.

— Вэнь Цюнлинь! — прошептал он. — Как же я сразу не догадался!..

— Вэнь Цюнлинь? — нахмурился Лань Сичэнь. — Призрачный Генерал? При чем тут он?

Цзинь Гуанъяо покачал головой. Он уже все видел и все понимал, но пребывал в ужасе от того, какую аферу за своей спиной он пропустил.

— Вэй Усянь поднял Вэнь Цюнлиня из мертвых, — прошептал он непослушными губами. — Сумел вернуть ему разум и осознание самого себя. Самый сильный и опасный лютый мертвец все же во многом сохранил в себе прежние человеческие черты.

Цзинь Гуанъяо помедлил немного, машинально облизнув враз пересохшие губы. Мо Сюаньюй пододвинул к нему кувшин с остатками воды, и Цзинь Гуанъяо залпом выпил последние капли. Лань Сичэнь молчал и смотрел выжидающе.

— Когда отец велел брату и сестре Вэнь прийти в Башню Золотого Карпа, — тщательно подбирая слова, продолжил Цзинь Гуанъяо, — он казнил только Вэнь Цин. Вэнь Цюнлиня он отдал Сюэ Яну для опытов. Отец хотел заполучить армию лютых мертвецов, таких же, как Призрачный Генерал: отличающихся от обычных людей лишь неуязвимостью и бесстрашием. И — безграничной преданностью.

— Однако, — вздохнул Цзинь Гуанъяо, — у Сюэ Яна ничего не вышло. Он даже верность Вэнь Цюнлиня не сумел перевести на себя. Чтобы укротить его, понадобились зачарованные гвозди, вбитые в голову — только так удалось удержать Призрачного Генерала от того, чтобы разнести нам все подземелья… а может, и всю Башню.

— Зачарованные гвозди… — машинально повторил Лань Сичэнь. — Это не те, что Цзинь Лин вынул из головы даочжана Суна?

— Да, — кривовато усмехнулся Цзинь Гуанъяо. — Увидев управляемого лютого мертвеца, я первым делом вспомнил о Призрачном Генерале. У Сюэ Яна не получалось повторить достижение Вэй Усяня, и даже мертвецы, созданные им самим, подчинялись ему только посредством таких гвоздей. Предоставленные самим себе, они становились бесконтрольными. Я посоветовал А-Лину пошарить у даочжана в голове — и угадал.

— И все-таки… — нахмурился Лань Сичэнь. — При чем здесь Хуайсан?

— Так он что же, своего брата поднять хотел? — до Мо Сюаньюя, как ни странно, дошло быстрее. Возможно, потому, что тот был начисто лишен моральных предрассудков.

— Вполне вероятно, — кивнул Цзинь Гуанъяо. — Эргэ, получается, Хуайсан любил дагэ больше, чем мы могли предположить. Он любил его так сильно и так желал его возвращения, что рискнул использовать темный ритуал в попытке поднять его. Однако Вэй Усянь совершенно кошмарно вел свои записи: часть там записана крайне неразборчиво, а часть — не описана вовсе. Потому-то отцу и понадобился в свое время Сюэ Ян: тот уступал Вэй Усяню, но тоже был умным и весьма изобретательным. Многое из того, что из записей узнать не удалось, он доработал самостоятельно.

Подумав, он добавил:

— Сюэ Ян, по крайней мере, хотя бы додумался до гвоздей. Хуайсан же, судя по всему, либо не дошел до этой мысли, либо не успел воплотить ее в жизнь, либо просто хотел, чтобы дагэ оставался самим собой, без всякого управления. Однако ему не хватило ни знаний, ни навыков, чтобы поднять столь же совершенного мертвеца, как Вэнь Цюнлинь. И вместо пусть и не живого, но вполне осознающего себя дагэ на волю вырвался жаждущий моей крови лютый мертвец.

Лань Сичэнь обессиленно опустился на циновку. Судя по всему, обрушившаяся на него информация оказалась чересчур шокирующей. Цзинь Гуанъяо понимал его и сочувствовал ему: если уж он сам проникся симпатией к Не Хуайсану, увидев его в шестнадцать лет, то что должен был чувствовать Лань Сичэнь, наверняка хорошо помнивший совсем еще маленького мальчика, младшего братишку своего лучшего друга?

Цзинь Гуанъяо не знал, какутешить своего названого брата — и будут ли сейчас уместны хоть какие-нибудь слова утешения. Однако повисшую в воздухе неловкую тишину прервал Мо Сюаньюй, начавший сползать с кровати. Тело все еще слушалось его не слишком хорошо, он чуть не навернулся с приступки, и Цзинь Гуанъяо пришлось его подхватить.

— Куда тебя несет? — проворчал он, с неудовольствием отмечая, что бока его тела округлились.

— Как куда? — искренне удивился Мо Сюаньюй. — Ритуал проводить.

— Какой ри… — начал было Цзинь Гуанъяо и осекся. В его животе все сжалось в тревожный комок: неужели их задача наконец-то сошлась с ответом?

— Нет! — вскинулся со своего места Лань Сичэнь, до которого, несмотря на ошарашенное состояние, тоже дошел смысл действий Мо Сюаньюя. — Как можно?!.

— Эргэ… — повернулся к нему Цзинь Гуанъяо, все еще машинально придерживая Мо Сюаньюя за плечи. — Вспомни город И! Вспомни дюжину мальчишек, которых привели в гости к Сюэ Яну! Который, возможно, покинул отведенное ему поместье тоже не по своей собственной воле…

— Там был наш А-Лин! — встрепенулся Мо Сюаньюй, подскочив на кровати. — Яо-гэ, эта тварь хотела убить нашего А-Лина?

— И других мальчиков тоже, — кивнул Цзинь Гуанъяо и посмотрел Лань Сичэню прямо в глаза. — Эргэ, там были и ваши ученики! Больше половины юных адептов были из Гусу Лань!

Лань Сичэнь прикрыл глаза. Мо Сюаньюй притих в объятиях Цзинь Гуанъяо, лишь бормотал что-то невнятное о том, что он обязательно отомстит.

— Эргэ, — негромко позвал Цзинь Гуанъяо, — я могу понять то, что Хуайсан хочет уничтожить меня. Месть за близкого человека — это естественно. Я даже могу понять то, что он хотел уничтожить А-Лина, хотя мой племянник тут совершенно ни при чем: когда умер дагэ, ему и двух лет еще не исполнилось! Но отдать дюжину учеников самых разных орденов на растерзание маньяку — и для чего? Для того, чтобы показать миру, что орден Цзинь, отказавшись когда-то казнить этого маньяка, якобы потакает ему и по сей день?

— Эргэ! — видя, что Лань Сичэнь не открывает глаз, уже громче воззвал к нему Цзинь Гуанъяо. — Ты чистый и светлый, ты не понимаешь… Но я — понимаю. И даже А-Юй понимает… Когда у тебя что-то получается провернуть, это безумно воодушевляет. Одно-единственное удавшееся убийство вселяет в душу уверенность: я могу. Мне доступно. Я безнаказан. Это страшно, эргэ, правда! Надо иметь огромную силу воли, чтобы вовремя остановиться…

— Эргэ… — Цзинь Гуанъяо выпустил Мо Сюаньюя из кольца своих рук и опустился на пол рядом с Лань Сичэнем. — Меня когда-то остановил ты. Перед тем, как сделать что-то, я каждый раз думал: действительно ли это необходимо? Действительно ли это необходимо настолько, что я готов в случае разоблачения рискнуть тем, что твоя улыбка, обращенная ко мне, померкнет? И это держало меня. От скольких соблазнов я ушел, понимая, что не хочу превращаться в человека, которого ты не сможешь любить. Я совершил только то, что было совершенно необходимо, то, без чего я не выжил бы, не выдержал, не справился…

— Но, эргэ, — продолжал Цзинь Гуанъяо умоляюще, — у Не Хуайсана, кажется, нет подобного маяка. Он считает себя обиженным — и верит, что может обижать весь мир в ответ. Неважно, какие фигуры стоят у него на пути — он сметет их, даже не заметив.

Лань Сичэнь наконец открыл глаза, и они, с полопавшимися капиллярами, покрасневшие, сейчас выглядели совершенно больными.

— Боль порождает боль, эргэ, — уже совсем тихо добавил Цзинь Гуанъяо. — Я убил брата Хуайсана… Нет, не отворачивайся! Я убил его, и ты это знаешь. По всем законам Хуайсан имеет право мстить мне. И он мстит. Сегодня на Совете кланов он объявит всему миру о том, кто я и что сделал. Он расскажет о дагэ. Возможно, расскажет о Цинь Су и нашем сыне. Не знаю, что ему еще известно, — но не сомневаюсь, что если он что-то знает, то расскажет и об этом.

— Эргэ, — Цзинь Гуанъяо поймал взгляд Лань Сичэня и закончил, глядя ему прямо в глаза. — Эргэ, вопрос в том, кого ты выберешь. Ты сейчас единственный, кто стоит между мною и моим крушением, возможно, моей смертью. Не Хуайсан подвел меня к пропасти, и ему достаточно лишь легонько толкнуть меня, чтобы я свалился в нее. Но, эргэ, он сделает это не сам. Тебе придется подтвердить его показания — или же лгать перед лицом всех заклинателей. Он уничтожит меня твоими руками, ибо врать ты не умеешь и не сможешь. Эргэ… Он наказывает нас обоих! Меня — за то, что я сделал. Тебя — за то, что ты не сделал.

— Тебя, — почти беззвучно, одними губами прошептал Лань Сичэнь.

— Что? — растерянно взмахнул ресницами Цзинь Гуанъяо. — Меня?..

— Я выбираю тебя, — устало вздохнул Лань Сичэнь и вдруг, притянув Цзинь Гуанъяо к себе, сжал его так крепко, что из легких вышел весь воздух, а ребра подозрительно затрещали.

Но Цзинь Гуанъяо был не против.

Цзинь Гуанъяо уже достаточно давно не бывал в этой отдаленной части подземелий Башни Золотого Карпа, однако нервничал он не поэтому. Лань Сичэнь настоял на том, чтобы сопровождать их с Мо Сюаньюем, хотя в его присутствии не было никакой необходимости. Собственно, необходимости не было и в присутствии Цзинь Гуанъяо, однако он хотел успокоить самого себя видимостью, что хоть как-то контролирует непредсказуемого безумного братца.

Сейчас Мо Сюаньюй ползал по полу, попутно ворча что-то про непослушные ноги, и, что хуже, руки. Магическое поле, вычерченное его кровью, выходило кривоватым, но, к счастью, все же технически верным. Цзинь Гуанъяо пристально следил за ним, каждое мгновение напоминая себе не вмешиваться, и едва не подскочил на месте, когда его сзади обвили чьи-то руки.

Лань Сичэнь встал за его спиной и приобнял, мягко прижимая к своей груди. Цзинь Гуанъяо вздохнул поглубже — и почти сумел расслабиться. В конце концов, чертеж у Мо Сюаньюя выходил достаточно правильным, сам Цзинь Гуанъяо по-любому должен был вернуться в собственное тело… А дальше можно уже будет потягаться с Не Хуайсаном на равных. Хотя, конечно, предпочтительнее окажется, если тягаться ни с кем не придется.

— Нужно желание, — вскинул вдруг голову Мо Сюаньюй. — Чтобы закрепить обмен, этому телу надо что-то сделать.

Цзинь Гуанъяо на мгновение даже растерялся. Он понимал, что подойдет любой пустяк, однако пребывал в таком душевном раздрае, что ничего толком на ум не шло.

— Загадайте поцеловать меня, — попросил Лань Сичэнь, не выпуская Цзинь Гуанъяо из объятий, и Мо Сюаньюй скривился.

— Ладно, — вздохнул он все же. — Я вам должен за первый раз… Так что, Яо-гэ, тело закрепится за тобой окончательно, когда переспишь с главой Лань!

И, прежде, чем они успели сказать ему что-либо, он хихикнул и настолько быстро, насколько мог, завершил ритуальное магическое поле. Это было последнее, что увидел Цзинь Гуанъяо прежде, чем в глазах у него потемнело, а сам он обвис в руках Лань Сичэня.

Сознание возвращалось медленно и как-то неохотно. Все тело было тяжелым и ощущалось едва ли не чужеродным. Ноги лежали непослушными колодами, а пальцы, касающиеся пола, казались негнущимися палочками. Пол, кстати, был ужасающе холодным, да еще и сыроватым.

— … Я бы вот здесь сделал по-другому, — ворвался внезапно в разум Цзинь Гуанъяо подозрительно знакомый пронзительный голос. — Но, впрочем, и так тоже можно. Только неудобно как-то. Но ладно, вам виднее… Эй, Цзэу-цзюнь, ты меня вообще слушаешь?

Цзинь Гуанъяо понял, что Лань Сичэнь никого не слушает, в тот момент, когда сильные руки очень бережно приподняли его от пола и переложили на теплые колени. От удовольствия ощущать это человеческое тепло, Цзинь Гуанъяо счастливо вздохнул, и в следующий момент почувствовал, как его лицо усыпают легкие, почти невесомые поцелуи.

— А-Яо! — срываясь, шептал голос Лань Сичэня. — А-Яо! Ты очнулся? Пожалуйста, скажи, что с тобою все хорошо?

— Эр…гэ… — пробормотал Цзинь Гуанъяо не слишком хорошо ворочающимся языком. Потом открыл глаза и осознал, что смотрит прямо во встревоженное и даже почти испуганное лицо Лань Сичэня. — Я… Скажи, это же правда снова я?

— Правда, — тот улыбнулся предательски дрогнувшими губами и тут же снова наклонился, чтобы поцеловать его в кончик носа. — А-Яо, с возвращением!

— Эм… Ну, я, пожалуй, пойду? — голос за спиной Лань Сичэня, подрастеряв свою пронзительность, стал несколько смущенным.

— Нет… Нет, стой! — Цзинь Гуанъяо подкинулся в руках Лань Сичэня, и тот понятливо помог ему принять сидячее положение. — Вэй Усянь, верно?

— Ну… да, — бросив на Лань Сичэня короткий взгляд, настороженно ответил человек, занявший место Цзинь Гуанъяо в теле Мо Сюаньюя. — Но я, в общем, просто хочу уйти… Честное слово, я не собираюсь делать ничего плохого!

— Нет… — Цзинь Гуанъяо потер непослушной рукой висок. — В смысле — нет, не уходи! Я не буду ничего предпринимать против тебя.

— Но ты же Цзинь? — нахмурился Вэй Усянь. — Цзинь Гуанъяо, не так ли? Это твоего брата Вэнь Нин… то есть я убил на тропе Цюнци?

— Это была… случайность, — устало вздохнул Цзинь Гуанъяо. Голова болела, так же, как и желудок, и в сочетании с тяжестью во всем теле ощущения были пренеприятнейшими. — Сейчас не время и не место выяснять детали, но я — не мой отец. Орден Ланьлин Цзинь в моем лице не имеет к тебе никаких претензий.

«А с А-Лином я как-нибудь договорюсь» — мысленно пообещал себе Цзинь Гуанъяо. Вэй Усянь тем временем сделал небольшой шажок в сторону.

— Ну так, — уточнил он настороженно, — тогда я тем более могу уйти?

— Подождите, молодой господин Вэй, — окликнул его Лань Сичэнь, с трудом оторвавшись от созерцания лица Цзинь Гуанъяо. — Мой брат вот уже тринадцать лет как мечтает с вами поговорить.

— Оу, — опешил Вэй Усянь. — Он настолько сильно хочет меня отчитать?

Его вид был настолько растерянным, что Цзинь Гуанъяо, несмотря на свое состояние, не смог сдержать короткого смешка. Вэй Усянь покосился на него с подозрением, и Цзинь Гуанъяо, из последних сил пряча улыбку, сказал ему:

— Я сильно сомневаюсь, что Лань Ванцзи тринадцать лет своим Расспросом не давал спать всем Облачным Глубинам только для того, чтобы отчитать тебя.

— Он тринадцать лет играл Расспрос? — глаза Вэй Усяня изумленно распахнулись. — Что ему от меня было настолько нужно?

— Поговорите с ним, — вкрадчиво предложил Цзинь Гуанъяо. — Просто поговорите… и послушайте. Может, узнаете друг о друге что-нибудь интересное.

Вэй Усянь выглядел всерьез озадаченным, но тем не менее кивнул.

— Но в Облачные Глубины я не отправлюсь! — заявил он все же. — У них там слишком скучно.

— И не надо, — пряча улыбку в волосах Цзинь Гуанъяо, ответил ему Лань Сичэнь. — Мой брат сейчас здесь, и у вас достаточно времени, чтобы пообщаться. В конце концов, Ванцзи нет нужды присутствовать на Совете кланов.

— Поэтому все пионовые сады в вашем полном распоряжении, — подхватил Цзинь Гуанъяо. — Например, на южной стороне есть чудесная беседка возле лотосового пруда. Очень спокойное и уединенное место. Вам обоим должно там понравиться.

Он зашевелился, пытаясь подняться, и с помощью Лань Сичэня ему это удалось. В теле ощущалась слабость от потери крови, и ноги плохо сгибались в коленях, однако падать обратно на пол Цзинь Гуанъяо, вроде, не собирался. Опираясь на руку Лань Сичэня, он сумел подняться наверх, хотя на последних ступенях его дыхание и сбилось. На встревоженный взгляд Лань Сичэня он отшутился:

— А-Юй чересчур баловался пирожками… Придется постараться, чтобы вернуть этому телу форму.

Лань Сичэнь явно был не слишком успокоен этими словами, однако спорить не стал. Они втроем вернулись в покои главы ордена, и Цзинь Гуанъяо с облегчением опустился на кровать.

— До Совета кланов еще несколько часов, — прикинул он, вытягиваясь на постели. — Эргэ, пожалуйста, когда проводишь молодого господина Вэй к Лань Ванцзи, найди… Не Хуайсана. Ему вчера так требовалась моя помощь — думаю, сейчас у меня как раз есть время, чтобы разобраться с его проблемами.

Лицо Лань Сичэня самую малость побледнело, однако он с готовностью кивнул. Они с Вэй Усянем покинули спальню, оставив Цзинь Гуанъяо одного, и тот устало прикрыл глаза. «Лишь на мгновение» — пообещал он сам себе, помня о том, что следует подготовиться к разговору с Мо Сюаньюем.

Но через мгновение он уже спал.

========== Глава 27 ==========

Лань Сичэнь напрасно беспокоился о том, что Ванцзи станет задавать неудобные вопросы. Возможно, позже, когда они окажутся наедине в Облачных Глубинах, его чересчур правильный младший брат и спросит о том, как получилось то, что получилось, однако сейчас, впившись глазами в растерянно хлопающее глазами лицо Мо Сюаньюя, Ванцзи замер, весь превратившись во взгляд. Казалось, он и вовсе тут же позабыл о присутствии старшего брата, и Лань Сичэнь немного задержался с ними, лишь пресекая неловкие попытки Вэй Усяня куда-нибудь деться от столь пристального внимания. Посоветовав напоследок Ванцзи быть помягче и вести себя полюбезнее, Лань Сичэнь с облегчением сбежал на поиски настоящего Мо Сюаньюя.

Возле покоев, отведенных главе Цинхэ Не, пришлось подождать: рослые заклинатели из числа охраны не пропускали никого без дозволения своего господина. Тот обычно вставал достаточно поздно, и его покой оберегали. Только когда оповестили, что глава Не пробудился, Лань Сичэнь получил возможность проникнуть внутрь.

Не Хуайсана он застал крутящимся перед зеркалом. На столике рядом были разложены бесчисленные коробочки с различными безделушками, а также с полдюжины вееров на выбор. Не Хуайсан сосредоточенно прикладывал к себе то одно украшение, то другое, хватаясь затем за веера и отвергая одну комбинацию за другой.

Это забавное, но мирное и по-своему медитативное зрелище оказалось столь привычным, что на мгновение Лань Сичэнь ощутил в груди пустоту. Неужели Мо Сюаньюй ошибся в своих выкладках? А-Яо, к счастью, вернулся в свое родное тело, и Вэй Усянь получил шанс на вторую жизнь, но могло ли выйти так, что финальная часть их задумки не удалась?

— Эргэ, как думаешь, вот так? — Не Хуайсан приложил к себе две подвески и выбрал один из вееров. — Или все-таки вот так?

Он поменял подвески на другие и добавил к ним новый веер.

— Второй вариант изящнее, — с трудом сглотнув колючий комок, вставший в горле, произнес Лань Сичэнь. — Но первый — строже и лучше подойдет к Совету кланов. Ты же к нему готовишься?

— Да… Да, ты прав! — отбросив второй набор, Не Хуайсан схватился вновь за первый. — У тебя безупречный вкус, эргэ! Ты прав, так уместнее… Да, конечно же, для Совета! Как думаешь, саньгэ там будет? Или ему лучше отдохнуть?

С Мо Сюаньюем Лань Сичэня связывало меньше недели знакомства… и случайный секс в чужом теле. Но почему-то этого хватило, чтобы Лань Сичэнь привязался к взбалмошному, немного бестолковому, но очень искреннему и умеющему по-настоящему любить брату А-Яо. От мысли, что он, обманутый чужой хитростью, вот так просто отдал свою еще совсем молодую жизнь кому-то другому, стало неимоверно грустно.

— Ой, ну вы тут поплачьте еще! — хихикнул вдруг Не Хуайсан. — Глава Лань, вы бы себя сейчас видели!

— Ты?! — задохнувшись, выпалил Лань Сичэнь. Даже сейчас он не рисковал назвать Мо Сюаньюя по имени, однако тот продолжал хихикать, прикрывая лицо веером.

— Вы такой забавный, — смеясь, заявил Мо Сюаньюй. — Вы поверили, правда?

— Вы меня в гроб загоните, — искренне вздохнул Лань Сичэнь, чувствуя, как с его души упал тяжеленный камень. — В вас умер гениальный лицедей.

— Не-а, — покачал головой Мо Сюаньюй. — Он живее всех живых. А вы, кстати, знали, что покойный глава Не тоже пользовался косметикой? Только легонечко совсем, блекленько так, без огонька…

От задумчивости в его взгляде Лань Сичэню стало не по себе, и он торопливо попросил:

— Только, пожалуйста, не экспериментируйте с внешностью Хуайсана прямо здесь! И вообще не вздумайте менять его облик чересчур радикально! Вы же не хотите, чтобы вас раскусили?

— Ну вот… — капризно надул губы Мо Сюаньюй. — Я так и знал, что вы придете портить мне все удовольствие…

Он покачался с носка на пятку и обратно — в точности как это делал Хуайсан, обдумывая что-либо или не решаясь заговорить. И наконец признал:

— Ладно, — согласился Мо Сюаньюй. — Я пока с этим погожу. Хочу сперва изучить его коллекцию: лишь подумайте, он только сюда притащил с собой десяток вееров! Представляю, сколько их у него дома!

Он прошелся по комнате, постукивая сложенным веером по ладони. Глаза его заволокла мечтательная пелена.

— А еще у него есть шикарная коллекция весенних картинок: он так хвастался ею и даже показывал мне кое-какие экземпляры! До нее я тоже доберусь, хочу изучить все в подробностях…

Лань Сичэнь слегка смутился при упоминании весенних картинок, однако усилием воли взял себя в руки. Не в его возрасте краснеть от подобной ерунды, тем более что лукавый взгляд Мо, брошенный на Лань Сичэня искоса, выдавал намеренный розыгрыш.

— И птички! — поняв, что его маневр не возымел действия, как ни в чем не бывало продолжил Мо Сюаньюй. — Я люблю птичек! А их в Нечистой Юдоли тоже замечательная коллекция. Целая галерея певчих птичек! Глава Не хвалился, что научил их насвистывать даже заклинательские мелодии. Как думаете, где он их натырил?

Лань Сичэнь вздохнул и прикрыл глаза. Мо Сюаньюй щебетал безмятежно, перескакивая с одного на другое. Однако щебетал он голосом Не Хуайсана, и если не знать, кто на самом деле скрывается за этим обликом, можно было поверить, что это Не Хуайсан и есть. У них была схожая манера говорить и даже двигаться. Они действительно любили одно и то же и имели во многом одинаковые интересы.

Кажется, на сей раз обмен получился поистине равноценным.

— Хуайсан, — мягко произнес Лань Сичэнь. — А-Яо хотел тебя видеть.

— А? — запнулся на полушаге Мо Сюаньюй. — Глава Лань, это же я!

— Я понимаю, — кивнул Лань Сичэнь. — Однако с этого дня и на всю оставшуюся жизнь ты — Не Хуайсан. Глава ордена Цинхэ Не. И других имен у тебя не будет.

— Эм… да, пожалуй, что и так, — подумав, вздохнул Мо Сюаньюй. — Ну, собственно, оно и неплохо. Все лучше, чем раньше.

— Все лучше, чем раньше… — эхом повторил за ним Лань Сичэнь, в то время как Мо Сюаньюй заторопился, заканчивая сборы.

— Вот, все, я готов! — заявил он, закрепив на поясе украшения и выпрямляясь, помахивая веером. — Пойдем скорее к Я… к саньгэ!

К этому часу проснулось большинство заклинателей, кроме разве что самых запойных гуляк. Лань Сичэню и Мо Сюаньюю то и дело приходилось раскланиваться с кем-нибудь по дороге, пока они не покинули гостевые павильоны и не вернулись в Благоуханный Дворец, который, по сравнению с ними, был тих и почти пуст. Однако у покоев главы ордена они едва не столкнулись с Цинь Су, которая тревожными шагами мерила коридор.

— О чем он думает?! — кинулась та к Лань Сичэню, однако осеклась, увидев рядом с тем «Не Хуайсана». — Простите, глава Лань, глава Не… Я беспокоюсь за мужа. Кажется, вчера ему не следовало выходить к гостям…

— Я думаю, нам стоит навестить его, — с легкой настойчивостью в голосе произнес Лань Сичэнь, увлекая всю компанию к дверям спальни. — Мы поговорим обо всем внутри.

— Нет! — Цинь Су бросилась им наперерез, загородив собой дорогу. — В смысле, он отдыхает, и я не думаю, что нужно его беспокоить!

Лань Сичэню потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, отчего их так старательно не пускают внутрь. А-Яо же умыл Мо Сюаньюя сегодня утром, и потому его лицо, пусть бледное и измотанное, сейчас не выглядело той жуткой предсмертной маской. О ритуале Цинь Су тоже не знала, поэтому старалась, как могла, укрыть мужа от глаз «Не Хуайсана».

— Госпожа Цзинь, — на грани слышимости прошептал Лань Сичэнь, — у нас все получилось! Это — молодой господин Мо.

— Привет, Су-цзе! — стрельнул глазами из-за веера Мо Сюаньюй. — Как я тебе?

— Вы? Глава Не… Но… — Цинь Су перевела растерянный взгляд с одного на другого, а затем обратно, после чего обреченно вздохнула: — Вы меня с ума сведете этой чехардой…

Однако с пути она отошла, и они все вместе смогли войти в спальню.

А-Яо спал, свернувшись калачиком. Мо Сюаньюй издал восторженный писк из-под веера и трусцой устремился к нему. Упав на колени возле кровати, он уставился на А-Яо влюбленным взглядом и, казалось, даже дыхание затаил.

— Он такой чудесный, правда? — налюбовавшись, выпалил Мо Сюаньюй. — Я так по нему соскучился!

Пожалуй, он сказал это несколько громче, чем следовало, и А-Яо дернулся, просыпаясь. Видимо, лицо Не Хуайсана, склонившееся над ним с умиленным видом, было совершенно не тем, что он мог ожидать по пробуждении, и А-Яо в ужасе отшатнулся, едва не свалившись с противоположной стороны кровати.

— Яо-гэ, не бойся, это я! — выронив веер, протянул к нему обе руки Мо Сюаньюй.

— А-Юй? — осторожно переспросил тот, не торопясь возвращаться на прежнее место. — Это ты?

— Ага! — радостно закивал Мо Сюаньюй. — А глава Лань меня сперва не узнал! То есть эргэ! Он ведь теперь и мой эргэ, верно? Я тоже могу звать его на «ты»! У меня теперь так много хороших братиков, и даже сестренка есть!

А-Яо устало вытянулся на кровати.

— Да, А-Юй, это чудесно, — пробормотал он. — Я очень рад за тебя.

— А мое тело? — спохватился вдруг Мо Сюаньюй. — Вы знаете, что с ним?

Он вскинул взгляд на Лань Сичэня, и тому пришлось смущенно ответить:

— Думаю, молодой господин Вэй сейчас с моим братом. Надеюсь на это. Ванцзи ждал этого момента тринадцать лет.

— Ой, ну и пусть его, — отмахнулся Мо Сюаньюй. — Мне Ханьгуан-цзюнь никогда не нравился: он слишком сухой и холодный… Но того, что он красавчик, у него не отнимешь. Может, ему все-таки повезет, и Старейшине Илина он приглянется.

От этого достаточно вульгарного, но все же бесхитростного комментария у Лань Сичэня слегка покраснели уши, а по губам А-Яо — он это точно успел заметить! — скользнула легкая насмешливая улыбка.

— Так, — вмешалась Цинь Су, — потом обсудите родных и знакомых. Яо-гэ, мне тебя красить или нет?

— А-Су, я же просил… — начал было тот, но потом запнулся. — А, да. Естественно. Только при посторонних так не называй.

— Хорошо, дорогой, — елейным тоном повторила Цинь Су. — Ну так как, мне тебя красить?

А-Яо замялся, бросив на Лань Сичэня вопросительный взгляд.

— Пожалуй, — вынужден был признать тот. — А-Яо, выглядишь ты сейчас сам по себе не слишком хорошо, однако…

— Однако щеки надо прятать, — решительно подхватила Цинь Су. — Если ты, конечно, собираешься сегодня видеться с кем-нибудь из посторонних.

А-Яо метнул на Мо Сюаньюя укоризненный взгляд. В том, что его щеки вдруг пришлось прятать, была его и только его вина. Однако Мо Сюаньюй то ли правда не понял, в чем его обвиняют, то ли, вживаясь в роль Не Хуайсана, напустил на себя безмятежный вид.

— Не вижу причин не присутствовать на Совете, — заключил наконец А-Яо. — Моим лицом мы вчера всех попугали, так что хуже не будет. Наоборот, можно уже изображать, что я иду на поправку… Но да, А-Су, поколдовать надо мною тебе придется.

Следующие полчаса Лань Сичэнь получил возможность полюбоваться, как творится волшебство. Под чуткими и умелыми руками Цинь Су лицо А-Яо превращалось во вчерашнюю маску. Впрочем, госпожа Цзинь все же сделала небольшое послабление: теперь казалось, что труп не пролежал пару-тройку дней, а преставился вот буквально только что.

— Я бы тебя в таком виде к гостям не выпускал, — с удовлетворением заключил Мо Сюаньюй, наблюдавший за процессом с еще большим интересом. — Они вчера боялись, что ты вот-вот рухнешь со своего трона, а сегодня продолжат переживать.

— Ничего, — скривился А-Яо, за что тут же получил хлопок от Цинь Су: та еще не закончила. — Может, хоть на этот раз заседание не затянется. Конечно, ожидать, что они меня пожалеют, наивно — но, возможно, им самим надоест смотреть на мое лицо…

Наконец последний штрих был наложен, и Цинь Су немного отстранилась, любуясь своей работой. И лишь после этого слегка нахмурилась.

— Сегодня мне пришлось изображать меньше, — заявила она. — Что ты успел сотворить с собой за ночь?

— Да вот… — уклончиво произнес А-Яо. — Когда в моем теле был еще А-Юй, он выпил парализатор, а затем умудрился успеть объесться сладостями… А потом он провел темный ритуал, на что потратил едва ли не половину моей крови. Словом, пустяки.

— Пустяки? — вскинула свои тонкие брови Цинь Су.

— Ну, меня же не проткнули мечом, — пошутил А-Яо. — И шею не свернули. Не беспокойся, А-Су, самое страшное уже позади.

Помолчав немного, он добавил:

— После Совета я поговорю с твоим отцом. Скажу, что ты хочешь поехать вместе с ним в паломничество.

— Но я хочу вернуться к А-Суну! — вскинулась Цинь Су.

— Я понимаю, — мягко возразил ей А-Яо. — Но если мы желаем, чтобы все прошло спокойно и максимально безболезненно для всех, надо все обставить так, чтобы комар носа не подточил. Ты съездишь с отцом в паломничество. При общении дашь ему понять, что они с твоей матерью были правы — родители это любят. Скажешь, что у нас с тобой неплохие отношения, но прежняя страсть давно угасла. Что ты мечтаешь о доме и семье, а я — законченный карьерист и трудоголик. Да еще и, по намекам врачей, больше не способный дать тебе нового ребенка. Не вываливай на отца все сразу, подводи постепенно к мысли о разводе. Будет даже лучше, если он сам подаст тебе эту идею. Если получится — поломайся для виду, скажи, что трудно взять и перечеркнуть столько лет брака, полного если не любви, то дружбы и уважения. Но потом все же согласись, и по возвращении твой отец уже сам поговорит со мною.

А-Яо взял свою пока еще жену за руки и ободряюще улыбнулся ей.

— Все получится, А-Су, — произнес он уверенно. — Это займет какое-то время, зато ты сможешь быть спокойна и уверена в том, что не оставила за собой подозрительных следов. Наш развод получится не скандальным и даже не выйдет за рамки самых обычных сплетен.

— Хорошо, — помедлив, вздохнула Цинь Су. — Ты всегда отлично плел интриги, дорогой. Думаю, я могу довериться тебе и теперь…

Затем ее глаза сузились, а голос стал тише, но гораздо тверже:

— Но только попробуй попытаться провести меня, Цзинь Гуанъяо! — заявила она. — Ты пожалеешь.

А-Яо покачал головой.

— Я боялся нашего брака с той ночи, как твоя мать рассказала мне все, — признался он. — Боялся его еще до того, как он совершился. Я искал выход из сложившейся ситуации — и не мог его найти. Но теперь, когда у меня есть все возможности исправить ошибки, причем, заметь, сделанные далеко не мною, как я могу ими не воспользоваться? Не беспокойся, А-Су. Я сделаю все, чтобы защитить тебя и А-Суна.

Цинь Су прикусила губу и кивнула.

— Ты… — начала было она и прервалась, чтобы сглотнуть комок, вставший в горле. — Ты всегда был добр со мною. Пожалуй, я все-таки люблю тебя. Люблю как хорошего старшего брата.

— Я тоже люблю тебя, — улыбнулся ей А-Яо. — Ты — давно моя любимая младшая сестренка.

— И вам обоим следует любить меня, — подлез к ним под руки Мо Сюаньюй. — Потому что я тоже люблю вас. А еще мы с Яо-гэ будем любить эргэ, но тебе, Су-цзе, его любить нельзя! Он слишком красивый, тебе его любить опасно!

— О, я бы никогда не посмела! — закатила глаза Цинь Су. — Как будто я не знала, чем Цзэу-цзюнь занимается с моим мужем по ночам!

Лицо А-Яо скрывал грим, а вот лицо Лань Сичэня предательски зарозовело. Кончики ушей и вовсе заполыхали.

— Работой! — покатился со смеху Мо Сюаньюй. — Су-цзе, ты не поверишь, но они и правда по ночам занимались только работой!

— Ты следил, да? — уточнил А-Яо обреченно, и Мо Сюаньюй радостно закивал.

— Я ревновал, — признался он. — Но, как оказалось, напрасно. Вы двое оказались чересчур порядочными.

— Что, серьезно? — Цинь Су изумленно посмотрела на своего мужа, а потом подняла взгляд на Лань Сичэня. Смутившись, она потупилась и вновь взглянула на А-Яо. — Я всегда была уверена, что между вами что-то есть! Что-то больше дружбы или братства… Другую женщину рядом с тобой я бы не потерпела, однако…

— Я не изменял тебе, — перебив ее, твердо заявил А-Яо, глядя ей прямо в глаза. — Ни разу за время нашего брака я не был с кем-либо другим: ни с женщиной, ни с мужчиной.

— Ладно, — расслабившись, заявила Цинь Су. — Раз у нас на горизонте маячит развод, то даю тебе разрешение: теперь можешь изменять. Но не вздумай меня позорить!

— Разумеется, — улыбнулся ей А-Яо. — Ты же знаешь, я умею быть осторожным. О нас с эргэ никто ничего не узнает…

— Помимо того, что, как они думают, и без того знают все, — хихикнул Мо Сюаньюй, вновь вгоняя Лань Сичэня в краску.

К счастью, неловкий разговор прервал надвигающийся Совет кланов. А-Яо наотрез отказался завтракать: одна мысль о еде вызывала на его лице мученическое выражение.

— И вообще, — заявил он мрачно, не глядя на то, как ест Лань Сичэнь, — у меня такое чувство, что А-Юй набил мое тело едой на ближайшие несколько лет.

— Ты быстро придешь в форму, А-Яо, — попытался приободрить его Лань Сичэнь. — Возвращение к ежедневным тренировкам и пара ночных охот вернут все как было.

— Вернуться придется сперва к делам ордена, — нахмурился А-Яо. — Они уже две недели валяются без моего внимания. Страшно даже подумать, какие завалы мне придется разгребать…

Лань Сичэнь вздохнул. Его в Облачных Глубинах тоже ждали накопившиеся дела, а еще, без сомнения, сложный и крайне неловкий разговор с дядей. Еще и за братом с Вэй Усянем следовало присмотреть хотя бы одним глазом, чтобы они вновь нигде не напортачили. Еще раз любоваться на затяжное горе Ванцзи Лань Сичэнь не собирался.

По всему выходило, что выкроить время друг для друга они с А-Яо сумеют еще очень и очень нескоро. Это вгоняло в тоску, и Лань Сичэню пришлось взять себя в руки, чтобы встряхнуться.

Облачение А-Яо для Совета кланов выглядело строже, чем наряд для банкета, однако когда речь идет о золотых цветах ордена Цзинь, говорить о скромности было сложно. Тем отчетливее на фоне солнечного сияния выделялось землисто-бледное лицо А-Яо. Пошатывало его при ходьбе непритворно: остаточное действие парализатора все еще не прошло, и объем крови в теле еще не полностью восстановился. И все же А-Яо старался держаться прямо, даже опираясь на руку Лань Сичэня.

В зал для совещаний они вошли последними, когда все собравшиеся уже расселись по своим местам и встревоженно переговаривались. О чем — можно было даже не гадать. Лань Сичэнь не сомневался, что все обсуждают, увидят они сегодня на Совете Верховного Заклинателя или нет.

А-Яо прошествовал к своему месту и с помощью Лань Сичэня опустился на него. Покидая помост, Лань Сичэнь окинул быстрым взглядом зал. Мо Сюаньюй в облике Не Хуайсана сидел на месте главы ордена Не, рассеянно играя веером. Цзян Ваньинь, проигнорировавший банкет и прибывший лишь этим утром, взирал на мир еще более хмуро, нежели обычно. В глазах Су Миншаня отчетливо читался вопрос, и Лань Сичэнь едва заметно кивнул ему.

Лань Сичэнь занял свое место и посмотрел на А-Яо. Тот, убедившись, что все в сборе, поднял руку, чтобы подать знак начинать Совет, когда вдруг к нему протиснулся чуть растерянный управляющий и доложил:

— Глава ордена Цзинь, в коридоре ожидают приема двое посетителей.

— Все аудиенции после Совета, — ответ А-Яо прошелестел столь тихо, что пришлось напрягать слух, чтобы разобрать слова.

— Они, — запнулся управляющий, — настаивают, что они должны предстать именно перед Советом кланов в полном составе.

У Лань Сичэня в груди все похолодело.

Неужели Не Хуайсан напоследок переиграл их? Они, так стремясь избавиться от угрозы с его стороны, кажется, упустили из виду, что почти всю игру Хуайсан вел чужими руками. Возможно ли, что даже его гибель не оградила А-Яо от последнего ядовитого выпада?

Лань Сичэнь посмотрел на помост, не скрываясь: сейчас все взгляды были устремлены на Верховного Заклинателя. А-Яо оказался в безвыходном положении: он не мог отказать просителям, у которых имелось дело к Совету, однако, догадываясь, кем они были направлены, тоже осознавал надвигающуюся угрозу.

Поджав губы и выпрямившись на своем троне, А-Яо все так же негромко, но очень четко произнес:

— Пусть войдут.

========== Глава 28 ==========

Когда порог зала перешагнули две женщины, Цзинь Гуанъяо ощутил в груди предательский холод. Он узнал их обеих в тот же миг, как увидел, и понял, что его ожидает после их слов. Видимо, имя брата Не Хуайсан трепать все же не желал, и потому перед Советом кланов решил продемонстрировать другие позорные дела Верховного Заклинателя. На мгновение Цзинь Гуанъяо даже стало интересно, что именно покажется почтенным заклинателям более постыдным: женитьба на сестре или убийство отца?

Совет встретил появление двух женщин недоуменным перешептыванием. Те не выглядели заклинательницами, не казались знатными или состоятельными. Они даже не были молоды и не обладали красотой. И пусть Цзинь Гуанъяо знал, что когда-то Сы-Сы была ослепительно хороша собой, но многочисленные шрамы на ее лице не оставили и следа от прежней красоты.

Сердце пропустило удар.

Цзинь Гуанъяо признался Лань Сичэню, что убил отца, — и тот закрыл на это глаза, проявив понимание. И позже Лань Сичэнь тоже неоднократно повторял, что способен принять в своем названом брате… нет, пожалуй уже точно возлюбленном, все его темные стороны. Однако убийства бывают разными, а в случае с отцом Цзинь Гуанъяо дал волю копившимся годами горю, обиде и ненависти. В нем всегда жила некая артистичность, присущая еще его матери. Вот только Мэн Ши свою творческую натуру выражала в музыке или в изобразительном искусстве, а Цзинь Гуанъяо направил ее в более практичное русло. Приговаривая в своей голове кого-либо к смерти, он выбирал воздаяние зеркально преступлению против себя. Не Минцзюэ за гнев был наказан гневом, а Цзинь Гуаншань за похоть — похотью. Цзинь Гуанъяо считал это только справедливым и ничуть не раскаивался в вынесенном им приговоре, однако осознавал, что Лань Сичэнь, скорее всего, воспримет это по-иному.

Женщины вышли на середину зала и растерянно встали. По всему было видно, что столь блистательное общество им непривычно, и они ощущают себя неловко под выжидающими взглядами глав орденов и кланов.

Цзинь Гуанъяо понимал, что совершил ошибку. Если бы он пребывал в нормальном своем состоянии, он, несомненно, велел бы своим людям тщательно проверить Башню Золотого Карпа, вплоть до обыска покоев главы Не и внимательного осмотра всех, кто прибыл с ним на Совет. Однако Цзинь Гуанъяо был выбит из колеи повторным обменом, к тому же тело к нему вернулось в достаточно плачевном состоянии. Усталый, измученный и не совсем здоровый, чересчур ослепленный радостью, что все вернулось на круги своя, и облегчением от раскрытия имени таинственного игрока, он упустил из виду эту разумную предосторожность.

Теперь ему оставалось только одно: отчаянно все отрицать. По опыту Цзинь Гуанъяо отлично знал, что разыгрывать из себя жертву ему всегда удавалось из рук вон плохо. Тот же Не Хуайсан неизменно делал это куда более успешно. У Цзинь Гуанъяо подобный прием срабатывал только с Лань Сичэнем. Впрочем, по здравом размышлении, это не выглядело удивительным. Дело было не в том, что у Цзинь Гуанъяо не получалось изобразить жертву — а в том, что мало кто склонен был его жалеть. В людском сознании сын шлюхи не достоин сочувствия, и все плохое, что с ним случается, он заслуживает самим фактом своего существования.

И потому Цзинь Гуанъяо не обольщался. Показаниям этих женщин поверят и надолго сохранят в своей памяти. Однако, если у них не окажется каких-нибудь совсем уж весомых доказательств, то, при условии, что Цзинь Гуанъяо будет упорно держать оборону, его положение хоть и пошатнется, но устоит. С репутацией можно будет распрощаться, но жизнь — возможно — останется в безопасности.

Вот только сколько еще испытаний выдержит чистая любовь Лань Сичэня?

Не было ничего удивительно в том, что голос Цзинь Гуанъяо прозвучал бесконечно устало, когда он обратился к «просительницам»:

— Добрый день, дамы. У вас есть что сказать Совету кланов?

— Да! — осмелев, вышла вперед Бицао. — У меня есть что сказать, Цзинь Гуанъяо!

Он удержался от того, чтобы бросить взгляд в сторону своего тестя. Тот, несомненно, тоже узнал бывшую служанку своей жены и теперь задавался вопросом, что ей потребовалось от Совета. Цинь Цанъе безумно обожал свою дочь — но переживет ли эта любовь испытание, которое ее ожидало? К зятю, в отличие от покойной жены, Цинь Цанъе тоже относился неплохо. Он не был обрадован сватовством Цзинь Гуанъяо, но со временем сумел принять выбор дочери. К тому же Цинь Цанъе оказался среди тех, кто оценил и полностью разделил политику Верховного Заклинателя. Цзинь Гуанъяо было искренне жаль, что его тестю вот-вот предстоит узнать неприглядную правду о любимой жене и том, кого он когда-то уважал как сюзерена и друга.

Бицао тем временем окончила свой рассказ. По нему, разумеется, выходило, что ее бедная госпожа никому не могла довериться: ни мужу, которого любила и боялась расстроить, ни Цзинь Гуаншаню, которого опасалась, ни, тем более, дочери, которую не желала смутить и напугать. Она нашла в себе силы рассказать все лишь Цзинь Гуанъяо, переложив тем самым решение на его плечи — и, конечно же, подлец Цзинь Гуанъяо не соизволил ничего предпринять, чтобы уберечь сестру от позора, а себя — от противоестественной связи. Это не было удивительно: Цзинь Гуанъяо как никто привык, что в любых конфликтах он неизменно оказывается крайним. То, что он действительно умел находить выход из многих трудных ситуаций, отнюдь не означало, что он небожитель и может совершать чудеса одним мановением пальца, — но до этого никому не было дела. Цзинь Гуанъяо, с точки зрения большинства людей, был рожден для того, чтобы решать чужие проблемы, а если он этого не делал, то, разумеется, исключительно в силу своей мерзкой натуры.

— Что вы на это скажете?! — прозвучал голос из глубины зала.

Цзинь Гуанъяо позволил себе на мгновение прикрыть глаза. Всегда находится шавка, которая первой смело тявкнет из толпы, — и вот уже за ней последует лавина.

— А что на это можно сказать? — фразу настолько сняли у него с языка, что Цзинь Гуанъяо искренне удивился тому, что произнес эти слова не он сам.

Поспешно открыв глаза, он увидел, как в зал величественно вплывает Цинь Су. Та прошла по центру и остановилась возле застывших обвинительниц. Будучи ниже каждой из них по росту, Цинь Су выглядела настолько царственно, что никому бы и в голову не пришло смотреть на нее свысока.

— Тебе не стыдно, Бицао? — Цинь Су посмотрела прямо в лицо бывшей служанке своей матери. — Ты уже приходила ко мне с этой грязной сплетней, а теперь трясешь ею перед Советом кланов?

— Н-но… — растерянно пробормотала Бицао. — Молодая госпожа, это правда! И вы ведь тогда поверили мне!

— Ты сбила меня с толку! — резко, хотя и не повышая голоса, парировала Цинь Су. — Я была обеспокоена болезнью мужа, а ты напомнила мне про мать и про сына. Я доверяла тебе, Бицао, помня, как тебя любила моя мать! А ты…

Ее голос понизился еще сильнее, и заклинатели, сидевшие вдалеке, даже начали привставать на своих местах, чтобы ничего не пропустить.

— А, ты, оказывается, — продолжился Цинь Су таким ледяным тоном, что казалось странным, что стены зала еще не покрылись инеем, — продала ее любовь и память о ней.

— Молодая госпожа, я бы никогда не посмела! — Бицао упала перед нею на колени, умоляюще заламывая руки.

— Красивый браслет, Бицао, — Цинь Су сделала шаг в сторону, чтобы запястье бывшей служанки стало лучше видно всем. Бицао попыталась одернуть рукав, но было уже поздно. — И дорогой. Даже мне не зазорно было бы надеть такой. Я знаю, моя мать оставила тебе кое-какие средства за верную службу, но даже их всех не хватило бы на покупку такого.

— Это… это мне подарили… — смутилась Бицао, все еще продолжая бессмысленно натягивать рукав на запястье. — Просто на память…

— Чтобы сохранить память? — любезно поинтересовалась Цинь Су. — Или чтобы подменить ее?

По залу прокатился вздох. Госпожа Цзинь очень редко показывала свой характер. Многие уже даже забыли, что когда-то она была неплохой, подающей большие надежды заклинательницей. Однако семейная жизнь пришлась ей по вкусу больше и, положа руку на сердце, ни у кого не повернулся бы язык упрекать ее. Цзинь Гуанъяо знал, что их считают едва ли не лучшей парой Поднебесной, а Цинь Су завидовали многие заклинательницы. Не то чтобы кто-то из них так уж мечтал стать его женой, но положение его жены им очень нравилось.

Однако характер у Цинь Су, несомненно, был. Цзинь Гуанъяо наконец рискнул бросить взгляд искоса на своего тестя и увидел, как Цинь Цанъевыпрямился и, приосанившись, расправил плечи. Несомненно, сейчас он гордился своей девочкой.

— За какую-то побрякушку, — продолжала тем временем Цинь Су, — ты взялась ввести всех в заблуждение. Я помню, мой муж никогда тебе не нравился — в этом ты поддерживала мою мать. Но неужели твоя неприязнь сильна настолько, что ты так легко готова очернить матушкино имя и саму память о ней?

— Но госпожа Цинь была ни в чем не виновата! — не желала сдаваться Бицао. — Разве есть вина беззащитной женщины в том, что мужчина взял ее силой?

Но Цинь Су лишь покачала головой.

— Ты рассуждаешь как служанка, Бицао. Разумеется, у покойного главы Цзинь имелось множество интрижек. Однако моя мать не была ни слабой женщиной, ни слабой заклинательницей. Дамы! — обратилась Цинь Су к заклинательницам, собравшимся на Совете. — Кто-нибудь из вас считает себя слабее мужчин?

По залу пронеслись легкие смешки. Женщины-заклинательницы ни в чем не уступали мужчинам. И талисманами, и мечами они владели на высшем уровне, и физическому совершенству своего тела времени уделяли ничуть не меньше. Сравнить заклинательницу с какой-нибудь забитой и зашуганной крестьянкой — это значило ее унизить.

— Мы можем быть нежными, можем быть мягкими, — продолжила Цинь Су. — Можем выбрать посвятить жизнь тем, кого любим. Но это лишь увеличивает наши силы, а не уменьшает их. Моя мать была хорошей заклинательницей. Моя мать любила моего отца. Моя мать гордилась мною. И тем не менее ты утверждаешь, что я — дитя ее величайшего позора?

Цзинь Гуанъяо готов был аплодировать своей супруге стоя. Он сам не сказал бы лучше. Впрочем, Цинь Су изрядно помогало то, что многие ей симпатизировали, а ее отца — уважали.

— Но это правда, молодая госпожа! — Бицао уже не могла сдерживать слез. Она затравленно огляделась, а потом потянулась к подолу Цинь Су, но та сделала шаг в сторону.

— Что правда? — вкрадчиво спросила Цинь Су. — Что моя мать столько лет скрывала постыдную тайну, не рассказала о ней даже мне, ее дочери, — но перед самой смертью решила вдруг раскрыться тебе? Чтобы потом, десять лет спустя, ты пришла трясти перед Советом кланов сказкой, купленной за блестящую побрякушку?

— И какой момент ты выбрала! — презрительно скривив губы, Цинь Су не дала Бицао вставить ни слова. — Когда мой муж, превозмогая тяжкую болезнь, продолжает исполнять свой долг перед своим орденом и всеми заклинателями! Ведь, конечно же, только смуты и взаимных подозрений нам всем как раз и не хватает! А может, кто-то узнал, насколько вредно ему сейчас волноваться, и тебя послали, чтобы довести его до смерти?

Здесь, на взгляд Цзинь Гуанъяо, Цинь Су несколько переигрывала. Кажется, артистичность досталась по наследству им всем. Скользящий взгляд в сторону делегации Цинхэ Не подтвердил, что Мо Сюаньюй от души наслаждается спектаклем, устроенным сестрицей. Цзинь Гуанъяо возблагодарил всех известных ему богов за то, что Мо Сюаньюй больше не находится в его теле. Какой фарс они с Цинь Су сейчас могли бы разыграть на пару, страшно было даже представить.

Впрочем, как оказалось, Цинь Су интуитивно сделала верную ставку. Заговор против Верховного Заклинателя — это ничуть не менее интересно, чем чужие семейные тайны. Судя по шепотку, вновь пронесшемуся над залом, заклинателей весьма заинтриговала личность человека, отправившего бывшую служанку выступать перед Советом кланов со столь драматической историей.

— Я не знаю, — покачала головой Бицао в ответ на посыпавшиеся на нее вопросы. — Я никогда его не видела… Меня просто попросили рассказать все, что я знаю!

— Рассказать? Сейчас? — Цинь Су покачала головой. — Ты хоть понимаешь, насколько беспомощно это звучит? Моя мать умерла более десяти лет назад! Мы с Цзинь Гуанъяо женаты вот уже одиннадцать лет! Если, как ты говоришь, все это время я была замужем за родным братом, то почему ты молчала? Почему позволяла длиться такому страшному греху?

— Но госпожа рассказала все ему!.. — пискнула была Бицао, но Цинь Су ее перебила:

— Мне! — воскликнула она. — Если бы это было правдой, рассказывать надо было мне! Отец! Отец, скажите: разве я была когда-либо слабой? Разве вы или матушка ставили меня так низко, чтобы скрывать от меня правду? Отец… неужели и вы поверите этому наглому навету?

В глазах Цинь Су не было слез, и голос ее не дрожал. Цзинь Гуанъяо не мог не восхищаться тем, каким сейчас было ее лицо: торжественным, строгим и лишь самую малость печальным. О, он тоже умел делать такое лицо и очень любил это использовать. Сейчас он имел возможность полюбоваться на воплощение оскорбленного достоинства со стороны.

Цинь Цанъе покачал головой.

— Разумеется, нет, милая, — произнес он убежденно. — Ты была, есть и всегда будешь моей дочерью, кто бы какую сплетню ни пытался придумать.

— А ты? — Цинь Су обернулась к Сы-Сы. — Ты тоже принесла сюда какую-нибудь грязную байку?

Цзинь Гуанъяо мысленно поморщился, внешне сохраняя нейтральное выражение на лице с налетом усталости. С его точки зрения А-Су совершенно зря привлекла внимание ко второй свидетельнице, о которой — возможно — все уже успели позабыть. У Сы-Сы информация имелась, возможно, пострашнее, чем у Бицао.

— Нет, — вдруг усмехнувшись, произнесла та, разглядывая Цинь Су с бесстыдным любопытством. — Мне пытались заплатить, но я не взяла денег. Я никому и ничего не должна.

— И за что же тебе хотели заплатить?! — выкрикнул кто-то из зала.

— За рассказ об А-Яо, разумеется, — Сы-Сы усмехнулась шире, отчего шрамы и вовсе окончательно исказили ее лицо. — Должна была напомнить всем, кто он и откуда. Но, думаю, он и без того это отлично помнит. Верно, А-Яо? У тебя всегда была прекрасная память.

Пока она говорила, Цзинь Гуанъяо пребывал в растерянности. Сы-Сы, без сомнения, должна была сейчас рассказать, как именно умер его отец. А вместо этого она несет какую-то чушь…

Нет, понял он в следующий момент. Не чушь.

Сы-Сы не могла знать, какого именно мужчину ее с подругами пригласили затрахать до смерти. Она никогда не видела Цзинь Гуаншаня — не видела она и Цзинь Гуанъяо, прятавшегося за занавеской. Он едва успел шмыгнуть туда, случайно разглядев в толпе приведенных Сюэ Яном проституток Сы-Сы. Уже тогда он понял, что ее он казнить не сможет — и при этом она была единственной, способной его узнать. Спрятав от Сы-Сы свое лицо, он решил, что она никогда не сумеет провести параллели между сыном своей лучшей подруги и заказчиком странного и страшного убийства.

Но сейчас даже идиоту было ясно, что рассказ Бицао, изложенный перед Советом кланов, был направлен против Цзинь Гуанъяо. А Сы-Сы, несмотря на недостаток образования, дурой не являлась. Если от нее тоже нужна была история, то не оставалось сомнений, что целью и этого выпада окажется именно он.

И Сы-Сы, прежде готовая обвинять своего пленителя и убийцу своих подруг, в последний момент предпочла промолчать. Она даже сделала больше: выдав за причину своего присутствия перемывание старых, всем давно известных костей, она обесценила рассказ Бицао чуть ли не больше, чем это сделала Цинь Су. От осознания этого Цзинь Гуанъяо резко выдохнул и едва не сполз со своего трона.

— Глава ордена? — встревоженно склонился к нему управляющий. Беспокойство этого человека было вполне понятно: возвышенный Цзинь Гуанъяо, при смене власти он почти наверняка потеряет свое почетное положение.

Цзинь Гуанъяо едва заметно качнул головой и заставил себя выпрямиться.

— Я помню тебя, Сы-Сы, — произнес он негромко и очень мягко. В зале воцарилась тишина. — И я рад тебя видеть.

— Я тоже на тебя посмотреть хотела, — хмыкнула Сы-Сы. — Вот только гляжу, ничего хорошего тебе заклинательство не принесло. Выглядишь препаршиво, да и гадюшник у вас тут, судя по всему, еще хуже, чем у нас в борделе.

Кто-то в зале издал нервный смешок, после чего с места вдруг поднялся Лань Сичэнь. Лицо его было бледным и строгим, и вновь начавшиеся было переговоры тут же смолкли. Гусу Лань безмерно уважали, и, несомненно, многие заклинатели смутились, осознав, что именно сейчас пришлось выслушивать главе самого благочестивого ордена.

— Предлагаю перенести Совет кланов на завтра, — сухо произнес Лань Сичэнь. — Сегодняшнее заседание, не успев начаться, превратилось в балаган. К тому же глава ордена Цзинь нездоров, ему следует отдохнуть. Как и госпоже Цзинь после всех перенесенных ею потрясений.

Обычно мягкий голос Лань Сичэня прозвучал сейчас жестко и настойчиво. После его заявления заклинатели дружно склонились к мысли, что сегодня им продолжать действительно не стоит, и лучше уж начать Совет завтра заново.

========== Глава 29 ==========

Несмотря на то, что больше всего ему хотелось оказаться сейчас подле А-Яо, Лань Сичэнь вынужден был покинуть зал вместе с остальными заклинателями. В коридорах ему пришлось раскланиваться и обмениваться вежливыми фразами с теми, кто жаждал пообщаться с ним, и, хоть Лань Сичэнь старался не задерживаться нигде надолго, эти короткие, но многочисленные остановки изрядно затруднили его передвижение.

Лишь спустя некоторое время ему удалось прорваться к Благоуханному Дворцу. Туда посторонних не пускали, но глава ордена Лань, разумеется, не считался посторонним с тех пор, как место главы ордена Цзинь занял А-Яо. Лань Сичэнь, как всегда, прошел сквозь внешние двери беспрепятственно, а последовать за ним никто не смог.

Внутри царила привычная тишина. В быту А-Яо не любил суеты, и даже слуг здесь бывало ровно столько, сколько необходимо для поддержания помещений в достойном виде. А в такое время коридоры и вовсе оказались пусты.

Лань Сичэнь почти дошел до дверей в спальню А-Яо, когда неприметная дверца гардеробной приоткрылась, и чья-то рука почти втянула его внутрь. Это было настолько неожиданно, что Лань Сичэнь даже и не подумал сопротивляться. Он лишь открыл рот, чтобы спросить, что они тут делают, когда Су Миншань, скрывавшийся в гардеробной, приложил палец к губам и кивнул на чуть сдвинутую панель, ведущую в спальню. Судя по доносившимся оттуда голосам, разговор, в котором участвовало несколько человек, шел полным ходом.

— Подслушивать запрещено, — склонившись к уху Су Миншаня, прошелестел Лань Сичэнь.

— Ну тогда подождите снаружи! — парировал тот едва ли не еще тише. — Только не вздумайте заходить туда, при вас они разговор тут же оборвут!

Лань Сичэнь беззвучно вздохнул и остался на месте. Он убеждал себя, что не то чтобы так уж хочет услышать эту беседу… Просто ему казалось неправильным, что Су Миншань будет в курсе, а он, Лань Сичэнь, — нет.

— И все же, как вас угораздило-то? — голос госпожи Сы-Сы, резкий и громкий, звучал более чем отчетливо.

— Не понимаю, о чем ты, — А-Яо говорил устало, и это встревожило Лань Сичэня.

— Ой, все ты понимаешь, — хмыкнула госпожа Сы-Сы. — А ты, хозяйка, отлично его защищала, да только сдается мне, что Бицао эта все же права оказалась?

— С чего вы взяли? — голос Цинь Су прозвучал холодно. Несомненно, она готова была выдержать еще одну битву.

— Да вы только посмотрите на себя! — госпожа Сы-Сы рассмеялась. — Два боевых птенчика! Я этого негодника давно и очень хорошо знаю, и вот ты, моя хорошая, на него сегодня была похожа точь-в-точь!

А-Яо попытался что-то сказать, но госпожа Сы-Сы перебила его:

— Да не бледнейте вы так! Не внешне похожи, — успокоила она их. — По лицам-то у вас как раз ничего общего и нет. А-Яо — так и вовсе вылитая матушка.

А потом, вдруг посерьезнев, добавила:

— Да понимаю я все, — сказала она уже тише. — Про вашего папашу я наслушалась довольно. Если тут чему и удивляться, так только тому, что все его отпрыски как-то умудрились не пережениться друг на друге. И тут ты, хозяйка, права: надо было либо всем все сразу говорить, либо уж молчать до гробовой доски. А вот так грязное белье перед всеми вытаскивать — не дело.

— Спасибо, — голос А-Яо прозвучал на редкость искренне. — За все спасибо, Сы-Сы.

— Подлизываешься, засранец? — фыркнула та. — Думаешь, раз я тебя пожалела в последний момент, то тебе все так легко сойдет с рук?

— О чем вы? — явно нахмурилась Цинь Су.

— Эм… А-Су, возможно, тебе лучше выйти… — начал было А-Яо, но его сестра решительно возразила:

— Даже не думай меня отсюда выпихнуть! С меня довольно твоих тайн! Ты обещал быть честным.

— Да не умеет он, — проворчала госпожа Сы-Сы. — Не приучен. У нас в борделе разговор короткий был: либо ты льстишь, врешь и выкручиваешься, либо тумаки отгребаешь.

От этих прямых слов, брошенных без малейшей попытки их смягчить, у Лань Сичэня защемило сердце. Он действительно никогда всерьез не задумывался над тем, отчего А-Яо всегда выбирает окольные пути. Списывал это на натуру, на небольшие заклинательские возможности, на то, что такой подход кажется А-Яо более простым… Однако Лань Сичэню даже в голову не приходило, что проблема может иметь настолько глубокие корни.

Цинь Су тем временем вздохнула.

— Ладно, — произнесла она уже мягче. — Я понимаю. Но он все равно обещал, и я надеюсь, что он соизволит сдержать свое слово. Так о чем речь?

— О смерти его — вашего — отца, — вместо А-Яо ответила госпожа Сы-Сы. — Я же верно понимаю, что это был Цзинь Гуаншань?

А-Яо, скорее всего, просто кивнул, ибо госпожа Сы-Сы продолжила:

— Ну и зачем?

А-Яо ответил что-то очень тихо — настолько, что слов не разобрали даже его собеседницы.

— Я не мог больше позволять ему жить и развратничать! — вынужден был повторить он громче. — Я делал за него всю работу, я вытаскивал его пьяного из борделей, за каждую его выходку я терпел унижения и побои от его жены!.. Если кто-то вынуждал его вспомнить про мою мать, он лишь брезгливо кривился. Он стал причиной того, что мы с А-Су оказались братом и сестрой — и того, что наш ребенок родился больным. Он являлся пиявкой, раздувшейся на чужом горе, а пользы от него не было даже его собственному ордену!

— То есть ты его убил, — Цинь Су произнесла это так спокойно, что у Лань Сичэня по спине пробежали мурашки.

Кажется, А-Яо был прав, говоря, что это у них семейное: он сам подходил к убийствам с практической стороны, Мо Сюаньюй в этом вопросе был крайне подвержен эмоциям, а Цинь Су просто поинтересовалась. Пожалуй, если Цзинь Лин однажды приедет в Облачные Глубины, надо будет приглядывать за ним повнимательнее.

— Да, — поколебавшись мгновение, все же достаточно твердо ответил А-Яо. — Я его убил.

— Он убил! — насмешливо фыркнула госпожа Сы-Сы. — Ты не забыл, что сидел за занавеской, сложа руки, и просто наблюдал?

— Я все организовал, — немного обиженно отозвался А-Яо. — Ты думаешь, так легко было проработать план?

— Дурацкий у тебя был план! — решительно отрезала госпожа Сы-Сы. — А концовка и вовсе бессовестная!

— Он заслужил, — А-Яо упрямо стоял на своем, но госпожа Сы-Сы оборвала его на полуслове:

— Разве я что-то сказала о твоем папаше? — бросила она презрительно. — Собаке — собачья смерть! Надеюсь, душа Мэн Ши изрядно повеселилась, глядя на кончину этого кобеля. Но, А-Яо, посмотри мне в глаза и ответь: сестричек-то за что?

Ответа не последовало, и пауза затянулась надолго. Лань Сичэнь стоял, боясь шелохнуться в этой тишине, а Су Миншань, замерший рядом, казалось, и вовсе перестал дышать.

— Молчишь, — констатировала очевидное госпожа Сы-Сы. — Нечего сказать, да?

— Они бы все равно умерли, — вдруг глухо отозвался А-Яо. — Через год, через два, через три максимум.

— О да, — усмехнулась госпожа Сы-Сы, но от интонаций в ее голосе стало жутко. — Разумеется. Отжившие свое проститутки, вынужденные ютиться под одной прохудившейся крышей. Старые, изуродованные, беззащитные перед пьяницами, неспособные отбиться от насильников, вечно боящиеся, что не получат даже жалкой монетки за свои услуги. Которых берут не чистенькие господа, а такая шваль, что подхватить от них можно все что угодно: от вшей и лишая до срамной болезни. Сколько нам всем таким оставалось?

Цинь Су судорожно вздохнула, и голос госпожи Сы-Сы стал еще резче:

— Вот только жить любая тварь хочет. Сколько бы нам ни осталось — а все было наше. Пока живем — надеемся. Разве ты не твердил себе то же самое, выгрызая путь к этой вершине? Почему же ты так жестоко отнесся к своим сестрам?

— Они мне не сестры, — глухо ответил А-Яо. — Сы-Сы, ты не помнишь, сколько пришлось перенести матушке от таких «сестричек»? Порванные платья и даже испорченная косметика, от которой дурнело лицо — это лишь самая малая часть. Если мы и правда все были в одной лодке, так и держаться следовало всем вместе. А они только и думали, как бы выпихнуть ее или хотя бы меня. Ты забыла, как они меня ненавидели?

— Они ненавидели не тебя… — возразила госпожа Сы-Сы, но А-Яо перебил ее:

— Я понял это, когда стал взрослее. Матушке зачал ребенка заклинатель, глава великого ордена. Ее хозяйка побоялась связываться со столь влиятельным человеком и позволила мне родиться. Но другие делали аборт за абортом, а потом закапывали свои кровавые комочки на заднем дворе. Но, Сы-Сы, я-то ведь не был в этом виноват! Я не был виноват, а на меня шипели, кричали, поколачивали даже, когда матушка не видела. Только ты и была добра к нам — а больше никто. И когда матушка лишилась места, была выкинута хозяйкой на улицу — разве хоть кто-нибудь помогал нам?

— Это были другие, — хмуро отозвалась госпожа Сы-Сы. — На тех сучек и я бы с готовностью плюнула.

— Ну извини, те мне не подвернулись, — в тон ей отозвался А-Яо.

Лань Сичэню непривычно было слышать его таким. Изменился не только голос А-Яо, но и сама манера речи, и даже словно бы прорезался специфический южный говор. Даже во время их первой встречи шестнадцатилетний А-Яо говорил как образованный молодой господин, а теперь Лань Сичэню казалось, что он слышит юньмэнского уличного мальчишку.

— Глупый ты, А-Яо, — вдруг с какой-то странной грустью вздохнула госпожа Сы-Сы. — Вроде, умный, но все равно — такой глупый… Зачем было губить столько жизней? Позвал бы только меня — неужто я б одна старого жеребца не укатала? Да ради тебя и Мэн Ши — за милую душу и совершенно бесплатно.

— Я думал, ты замужем, — с искренним сожалением в голосе признался А-Яо. — Когда мы с матерью уходили, у тебя намечалась выгодная партия. Не мог же я беспокоить почтенную замужнюю даму?

— Замужем… — усмехнулась госпожа Сы-Сы и продолжила, видимо, указав на свое лицо: — Вот что мне досталось вместо замужества! Первая жена моего ухажера уж слишком ревнивой была и сделала так, чтобы на меня больше ни один мужчина без содрогания не взглянул.

— Почему ты не написала мне? — нахмурился А-Яо. — Тебе бы я помог…

— Ай, да кто из господ помнит старое добро? — отмахнулась госпожа Сы-Сы. — Уж извини, но я в тебя не верила. Порадовалась, конечно, когда узнала, что ты все-таки добился своего, но соваться даже и не думала. Разве тебе нужна была тетушка-проститутка в знакомых?

— Он бы правда помог, — вмешалась вдруг Цинь Су. — Вы сами сказали, что у него прекрасная память: так вот, добро он тоже отлично помнит.

— Да я потом поняла, — вновь хмыкнула госпожа Сы-Сы. — Когда всех сестричек порешили, а меня в живых оставили. А потом еще и поселили пусть и под замком, но во вполне милом домике, где у меня была чистая постель и еда каждый день. Не слишком-то веселое бытье, конечно, и я была счастлива вырваться на свободу… Но по сравнению с жизнью на улице — не такой уж и плохой вариант.

— Прости, — покаянно произнес А-Яо еще более усталым голосом. — Наверное, мне стоило тебя отпустить. Но я так боялся, что кто-то что-то узнает, что не посмел рискнуть.

— Да понимаю я, — неохотно ответила госпожа Сы-Сы. — Хоть это и не отменяет того, что ты засранец.

— Какой есть, — не стал отрицать А-Яо, а затем вдруг приглушенно вскрикнул.

Лань Сичэнь, ранее державшийся в отдалении, подался вперед и оттеснил Су Миншаня от щели между панелями.

А-Яо во время разговора сидел на кровати, облокотившись спиной на подставленные подушки. Сейчас он почти утонул в объятиях госпожи Сы-Сы, которая крепко стиснула его и прижала к своей весьма пышной груди. Стоящая рядом Цинь Су, пряча рот за рукавом, тщетно пыталась подавить веселый смех.

— Вот что странно, — заявила вдруг госпожа Сы-Сы, не спеша разомкнуть объятия. — На лицо ты — чистый покойник, щеки аж вваливаются. Но чересчур истощавшим я бы тебя не назвала.

Цинь Су бросила свои заранее проигрышные старания и рассмеялась уже в голос.

— Это… чересчур длинная история, — выдавил наконец из себя А-Яо, дыша с трудом из-за стиснутых ребер. — Я ее тебе обязательно как-нибудь потом расскажу…

— После того, как вновь запрешь меня где-нибудь? — с подозрением отозвалась госпожа Сы-Сы. — Ты знай, сил больше у меня нет под замком сидеть! Не выдам я тебя, подлеца такого, только дай вольным воздухом подышать и с нормальными людьми пообщаться!

А-Яо замялся. Видимо, именно так он и собирался поступить, но теперь у него язык не поворачивался признаться в этом. Однако в разговор вмешалась Цинь Су.

— Госпожа Сы-Сы, а ко мне вы пойти не хотите? — произнесла она мягко.

— К тебе? — та наконец разжала объятия и повернулась к ней всем телом. — Это в служанки, что ли?

— В наперсницы, — улыбнулась Цинь Су. — Вы не представляете, как мне в этом гадюшнике не хватало человека, с которым можно поболтать по душам, поговорить о своем, о женском… перемыть косточки моему супругу.

А-Яо ощутимо содрогнулся, покосившись на нее с укоризной. А Цинь Су как ни в чем не бывало продолжала:

— Вы расскажете, каким он был маленьким: сам-то он весьма ловко обходил все вопросы о своем детстве, а мне всегда было интересно!..

— А-Су! — взмолился А-Яо, глядя на свою уже почти бывшую жену с ужасом.

— Да рассказать-то можно, — хитро прищурилась на него госпожа Сы-Сы. — Это я, хозяйка, с радостью… Только вот житья вам тут не будет: никто ж упустит случай плюнуть в бывшую шлюху.

— А мы тут не задержимся, — успокоила ее Цинь Су. — Вскоре после окончания Совета кланов я с отцом уеду в паломничество, а затем мы с Яо-гэ разведемся, и я вернусь к нашему сыну.

— Так он жив?! — искренне обрадовалась госпожа Сы-Сы. — Я даже в своем заточении слышала, что его убили… А-Яо, ты и тут оказался бессовестным вруном!

— Если бы я тогда не соврал, его ждала бы участь похуже, — отвел взгляд А-Яо. — Не слишком веселись, Сы-Сы, А-Сун не похож на меня в детстве.

— Только внешнее сходство и есть, — вздохнула Цинь Су. — Но он славный мальчик.

— Уже хорошо, — кивнула госпожа Сы-Сы. — А то вот этот вот чересчур умным оказался, на свою беду и на беду многих. Такое количество ума в одной голове — оно к добру не приводит.

— Счастье умных не любит — так? — печально усмехнулся А-Яо, и госпожа Сы-Сы с готовностью закивала:

— Вот-вот, то-то и оно! — подтвердила она. — Тут что-либо одно. Так что не беспокойся, хозяйка, будет твой мальчик счастливым… в отличие от своего папаши. А я, если что, с радостью понянчусь с внуком Мэн Ши.

— Ждите гостей, глава Су, — не удержавшись, шепнул Лань Сичэнь на ухо Су Миншаню, который пристроился к нему почти вплотную, чтобы по-прежнему ничего не упускать.

— Да пожалуйста, — отозвался тот. — Места хватит. А людей мы эталонами не меряем.

Это был весомый камень в огород ордена Гусу Лань, и Лань Сичэнь вынужден был признать, что он заслужен. В Облачных Глубинах не принимали в адепты тех, кто не дотягивал до определенного уровня самосовершенствования — и это было еще хоть как-то оправдано. Однако не менее строгие требования имелись и к внешности кандидатов: та должна была быть ощутимо выше средней.

— Да он тоже не такой уж несчастный, — тем временем не удержалась от шпильки Цинь Су. — Вы бы видели, на кого он меня променял!

То, как А-Яо покраснел, стало видно даже под толстым слоем грима. А госпожа Сы-Сы вдруг раскатисто расхохоталась.

— А я и видела! — заявила она. — Красавчик такой в первых рядах, весь в бело-голубом. Остальные господа только на нас и пялились, а он все больше на А-Яо косился, словно боялся, что его сомнительное сокровище кто-то обидит.

А-Яо спрятал лицо в ладонях, и Лань Сичэнь испытал огромное желание проделать то же самое. Неужели он действительно был настолько несдержан и так выдал себя?

— Я всегда знала, что тебе мужик надежный нужен, — категорично припечатала тем временем госпожа Сы-Сы. — Чтобы кто-то стоял за твоей спиной и оберегал твою задницу, когда ты в очередную авантюру с головой окунешься. Хозяйка, конечно, тебя сегодня тоже шикарно защищала, да только такая, уж извините оба, тебя не удержит. Кто-то помощнее нужен.

— Сы-Сы, — А-Яо усилием воли отвел руки от лица и заставил себя посмотреть ей в лицо. — Прохаживайся на мой счет как тебе угодно…

— Ну спасибо, разрешил! — фыркнула госпожа Сы-Сы, однако А-Яо перебил ее, закончив твердо:

— …но главу Лань никогда не трогай. Ради этого человека я искренне хочу стать лучше, чем я есть. Не могу утверждать, что у меня получится, но я все же обязательно попытаюсь.

«Мы вместе попытаемся, А-Яо» — подумал Лань Сичэнь, и на душе его потеплело.

========== Глава 30 ==========

— Вот еще что, — перед самым уходом нахмурилась Сы-Сы. — А-Яо, будь осторожен! Я правда не знаю того, кто направил нас с этой Бицао сюда, так что он может попробовать напасть на тебя снова.

— Спасибо за беспокойство, — от души улыбнулся ей Цзинь Гуанъяо, — но, думаю, мне больше ничего не грозит. Мне известно, кто вас послал, и я уже разобрался с ним… К сожалению, этот капкан он приготовил заранее — и я его упустил из виду. Но сомневаюсь, что он успел наделать много ловушек. Конечно, я буду сохранять бдительность, но опасность, скорее всего, миновала.

— Пойдемте, — позвала Сы-Сы Цинь Су. — Я подберу вам платье и помогу обустроиться в моих покоях.

Дамы ушли, и Цзинь Гуанъяо облегченно перевел дыхание. Все прошло лучше, чем он мог надеяться. В Сы-Сы всегда была это странная для женщины ее положения тяга к справедливости. Она защищала их с матерью, она вставала на сторону молоденьких девчонок, которых старшие проститутки отчаянно шпыняли, она не боялась вступать в перепалку с клиентами, поднимающими руку на девиц… Другую давно бы прогнали за столь вздорный характер, однако Сы-Сы была на редкость хороша собой. Ее красота была не утонченной, как у Мэн Ши, а яркой и пышной. Мало кто мог сравниться с нею, к тому же Сы-Сы умела быть искренне веселой, и от клиентов у нее не было отбоя.

Сы-Сы была невысокого мнения о мужчинах и не слишком-то их жаловала, и потому Цзинь Гуанъяо ничуть бы не удивился, если бы она его не простила. Однако, судя по всему, Сы-Сы сохранила в своем сердце любовь к маленькому мальчику, чьи слезы она когда-то утирала и у чьей матери она брала свои первые уроки в игривой науке.

Она была добрее к нему, чем он к ней.

Цзинь Гуанъяо тряхнул головой, прогоняя невеселые мысли.

— Миншань, выходи, — позвал он негромко.

В гардеробной, разумеется, кто-то был. Еще в самом начале разговора Цзинь Гуанъяо заметил, как панель между гардеробной и спальной чуть сдвинулась, и в полумраке мелькнул белый подол. Запустив в ту сторону тонкий лучик ци, Цзинь Гуанъяо ощутил знакомую ауру и успокоился: Су Шэ знал о нем предостаточно и никогда ни в чем не обвинял. К тому же его собственная мстительность превышала любые пределы, так что уж кто-кто, а Миншань не мог не понять действий Цзинь Гуанъяо.

А вот того, что следом за Су Шэ из гардеробной выйдет Лань Сичэнь, он никак не ожидал. Цзинь Гуанъяо ощутил дурацкое, совершенно детское желание залезть на кровать с ногами, откатиться к дальнему краю и, завернувшись в одеяло, сделать вид, что его тут нет вовсе.

— Эргэ… — вместо этого пробормотал он, смущенно отводя взгляд. — Ты тоже слышал?..

— Слышал, — задумчиво кивнул Лань Сичэнь. — Правда, боюсь, не все понял.

Цзинь Гуанъяо не сдержался и посмотрел на него с удивлением. Лань Сичэнь выглядел искренне озадаченным.

— Сплетни запрещены… — не очень уверенно начал Лань Сичэнь. — Однако о том, что Цзинь Гуаншань умер, не выдержав… чрезмерной нагрузки в постели, говорили все. Никто не сомневался, что он сделал это по собственному желанию. Но если нет — как это возможно?

— Что возможно? — недоуменно сморгнул Цзинь Гуанъяо.

Лань Сичэнь выглядел так, словно ему было до крайности неловко, и кончики его ушей очаровательно порозовели.

— Если мужчина не желает, — произнес он, с трудом подбирая слова, — то как возможен процесс?

Су Шэ рядом выразительно хмыкнул и отвернулся, скрывая усмешку, которую он не сумел сдержать. Цзинь Гуанъяо тоже почувствовал, как невольно улыбается.

— Возможен, эргэ, — произнес он очень мягко. — Умелый партнер может вызвать эрекцию даже у почти полного импотента, а мой отец, несмотря на ухудшение здоровья, все же сохранил высокое либидо до самой своей смерти.

— Мужчину тоже можно… изнасиловать? — глаза Лань Сичэня округлились в таком изумлении, что Цзинь Гуанъяо с трудом удержался от нервного смеха.

— Можно, — произнес он, изо всех прикусывая щеку изнутри, чтобы не рассмеяться. — Если знать, что делать.

— И те женщины, о которых говорила госпожа Сы-Сы, разумеется, знали, — эти слова Лань Сичэня, произнесенные задумчиво, мгновенно отбили желание смеяться.

— Эргэ… — вновь начал было Цзинь Гуанъяо, но Лань Сичэнь лишь покачал головой.

— Я выбрал тебя, помнишь? — произнес он серьезно. — А-Яо, тебя бесполезно стыдить. Я как никто знаю, насколько тщательно ты подходишь к решению любых вопросов, насколько практичные способы ты выбираешь. А если вдруг тебе случается совершить ошибку, ты коришь себя больше всех. И если эта женщина, госпожа Сы-Сы, простила тебя, то точно не мне в это вмешиваться.

Цзинь Гуанъяо благодарно склонил голову. Большую часть жизни ему казалось, что он расплачивается за какую-то крупную лажу, совершенную в прошлой жизни — столько шишек на него сыпалось отовсюду. Даже его успехи неизменно оборачивались новыми испытаниями, а проблемы и вовсе в любой момент грозили заставить опустить руки.

Однако теперь судьба словно опомнилась и вручала ему один подарок за другим. Цзинь Гуанъяо даже представить себе не мог, что столько людей в мире не просто не желают ему смерти или бед, но искренне заинтересованы в его благополучии. О Лань Сичэне и Цинь Су Цзинь Гуанъяо заботился, не ожидая взамен даже благодарности, просто радуясь, что у близких и родных ему людей все хорошо, — и уж тем более он никак не рассчитывал, что они сами встанут на его защиту.

Даже перед ним самим.

— Прошу прощения, что вмешиваюсь, — Су Шэ очень кстати разбил не напряженную, но все же несколько неловкую тишину, — однако слова госпожи Сы-Сы заслуживают внимания. Глава ордена Цзинь, мы можем быть уверены, что на завтрашнем Совете нас не ждут еще какие-нибудь сюрпризы?

Лань Сичэнь тоже посмотрел на него вопросительно, и Цзинь Гуанъяо задумался всерьез.

О Не Хуайсане можно было больше не беспокоиться. От него не осталось даже духа, и все свои тайны он унес с собой в небытие. А в историю Не Минцзюэ, пожалуй, больше никто посвящен не был. Впрочем, даже если бы и был, то почти все части дагэ неизменно находятся при Лань Сичэне, а голова — в потайном кабинете, куда никому, кроме хозяина, нет хода. Любые обвинения, даже если они вдруг всплывут, обречены оставаться голословными.

Вопрос с инцестом, пожалуй, можно было считать закрытым. Цзинь Гуанъяо догадывался, что им с Цинь Су, возможно, предстоит еще перенести разговор с Цинь Цанъе. Тот был достаточно умным человеком и, возможно, и раньше задумывался, как так вышло, что у них с любимой женой имелась всего одна-единственная дочь. Цзинь Гуанъяо вполне допускал, что Цинь Цанъе, если и не знал наверняка, то всегда подозревал, что дело здесь нечисто, однако огромная привязанность к дочери — неважно, родной или приемной — удерживала его от выяснения подробностей. Цинь Цанъе, несомненно, не станет поднимать шума, но разговор с ним может оказаться не самым приятным. Однако, не сомневался Цзинь Гуанъяо, это вполне возможно будет пережить достаточно безболезненно.

Вопрос с отцом закрылся навсегда. Сы-Сы, узнав, что целью был Цзинь Гуаншань, с готовностью будет молчать и дальше. Для нее куда более важной была казнь ее товарок — однако она не могла не понимать, насколько безразлична будет миру заклинателей смерть проституток, тем более столь старых и потасканных. К тому же в результате пострадавшим окажется он, Цзинь Гуанъяо, а ему неприятностей Сы-Сы не желала.

Еще оставался Сюэ Ян, и это выглядело самым слабым местом. Сюэ Ян мог рассказать об ордене Ланьлин Цзинь и о деятельности обоих его глав много интересного. Однако здесь Цзинь Гуанъяо делал ставку на любовь Цзян Ваньиня к их общему племяннику. Опорочить орден Цзинь — это значило опорочить наследие Цзинь Лина. Вряд ли и без того дерганому, неуравновешенному и плохо сходящемуся с людьми подростку пойдет на пользу предание огласке темных дел его деда и младшего дяди. К тому же Цзян Ваньиню никогда не было дела до большой политики: его всегда интересовали лишь то, что касалось исключительно Юньмэна. Свою семью Цзян Ваньинь будет защищать до последнего вздоха, а все прочие волновали его крайне мало.

— Нет, не думаю, — покачал головой Цзинь Гуанъяо. И, неловко улыбнувшись, добавил: — Не настолько уж я пропащий человек, чтобы у меня в каждом чулане было по скелету. Кажется, мои тайны наконец-то закончились.

От него не укрылось, с каким облегчением вздохнул Лань Сичэнь.

— Тогда… — с поклоном произнес Су Шэ, — у вас для меня не будет никаких указаний?

— Не будет, — подтвердил Цзинь Гуанъяо. — Я разве что попрошу тебя приглядываться краем глаза к делегации Цинхэ Не: А-Юй у нас человек непредсказуемый… Однако сам ни во что не вмешивайся.

— Смею заметить, — с почтительной улыбкой, а еще — с какой-то странной теплотой в голосе ответил Су Шэ, — молодой господин Мо — поистине замечательный лицедей. Возможно, он склонен переигрывать — но при этом все же оставаясь в рамках роли. К тому же…

Он слегка замялся, но под ободряющей улыбкой Цзинь Гуанъяо закончил:

— К тому же поведение главы Не тоже всегда было чуточку театральным. Я убежден, что молодой господин Мо сыграет его роль без всякого труда.

— Согласен, — кивнул Лань Сичэнь. — Признаться, молодой господин Мо куда больше похож на брата Хуайсана, нежели на твоего, А-Яо.

— Братья не всегда бывают похожи, — задумчиво кивнул Цзинь Гуанъяо. — Видимо, именно поэтому нам даровано право выбирать себе друзей.

Су Шэ бросил понимающий взгляд на них с Лань Сичэнем и почтительно поклонился.

— Тогда я пойду, глава ордена Цзинь? — произнес он, сохраняя на лице постное выражение, однако глаза его лукаво блеснули.

Ко всеобщему разочарованию, Совет, все-таки проведенный на следующий день, завершился без новых сенсаций. Тем не менее, обсуждать дела мало кто был настроен всерьез: заклинателям еще не надоело смаковать подробности вчерашнего спектакля. Цзинь Гуанъяо, воспользовавшись всеобщей расхлябанностью, без всяких проблем протолкнул пару нужных ему решений, а затем и вовсе свернул заседание. Цинь Су опять немного смягчила нанесенный на его лицо грим, однако выглядел Цзинь Гуанъяо по-прежнему далеко не самым лучшим образом, поэтому заклинатели, которых продолжали ожидать ломившиеся от еды и вина столы в Башне Золотого Карпа, предпочли изобразить понимание. За трапезой и выпивкой перемывать кости Верховному Заклинателю было сподручнее, чем шепотом во время Совета.

Цзинь Гуанъяо, пользуясь тем, что его присутствие в кои-то веки даже не ожидается, бросил все силы на восстановление формы. Распечатанные меридианы позволили ци течь правильно, сглаживая все нанесенные повреждения и изгоняя все лишнее. Остаточное действие парализатора сошло на нет само, а порекомендованное Лань Сичэнем питание помогло достаточно быстро восстановить объем крови. По-прежнему не нравилось Цзинь Гуанъяо то, в какой форме пребывало его тело – но, к сожалению, это был вопрос уже более длительного времени. И, разумеется, на его левой руке все еще оставался порез: им с Лань Сичэнем отчаянно не хотелось проводить их настоящий первый раз впопыхах.

Когда гости наконец разъехались, Цзинь Гуанъяо смог вздохнуть спокойно. Правда, до этого ему пришлось пережить непростой разговор с тестем. Цинь Цанъе, не скрываясь, выразил свое неудовольствие, однако под конец все же признал план, разработанный зятем, достаточно годным. Весь его вид говорил о том, что если бы на то была исключительно его воля, с его дочерью Цзинь Гуанъяо не увиделся бы больше никогда, однако Цинь Су имела на этот счет собственное мнение.

Также Цзинь Гуанъяо довелось выдержать горькие слезы Мо Сюаньюя, повисшего у него на шее и отчаянно не желавшего покидать «любимого братика». Только напоминаниям о птичках, веерах и, главное, полнейшем собрании весенних картинок удалось хоть как-то примирить беднягу с суровой реальностью. В конце концов Мо Сюаньюй согласился уехать и даже честно заучил имена самых приближенных своих адептов, пообещав хотя бы в первое время ничего не менять в жизни Цинхэ Не совсем уж радикально. Впрочем, и Цзинь Гуанъяо, и Лань Сичэнь прекрасно знали, что управление Нечистой Юдолью носит чисто номинальный характер: раз отлаженный механизм работал еще со времен прапрадедов Не Минцзюэ и Хуайсана, и от адептов ордена Не требовалось лишь продолжать самосовершенствоваться. А поскольку Не Хуайсан всю свою жизнь этим пренебрегал, то помимо тех вопросов, которые он неизменно спихивал на старших братьев, у него и не было никаких серьезных обязанностей.

В Башне Золотого Карпа остались лишь делегации Гусу Лань и Молин Су. За Су Шэ и его людей Цзинь Гуанъяо не волновался совершенно, а что касается Лань Ванцзи и возродившегося Вэй Усяня, Лань Сичэнь уверял, что эти двое заняты друг другом. Ну как заняты, смущенно признавался Лань Сичэнь: Ванцзи пытается донести свои чувства, ничего о них не говоря, а Вэй Усянь проявляет чудеса наивности, не понимая никаких намеков.

— Может, он его просто совсем не любит? — однажды почти с досадой, что было для него крайне непривычно, произнес Лань Сичэнь. — Все-таки не каждая любовь бывает взаимной… Как бы мне ни было жаль брата, держать подле себя кого-то против воли — это ужасно…

Цзинь Гуанъяо тогда взял его за руку и понимающе пожал ее. Лань Сичэнь давно уже рассказал ему историю своих родителей, и не оставалось сомнений, что старший брат не желал, чтобы младший пошел по стопам отца. Их мать когда-то не смогла жить в клетке — и, исходя из того, что Цзинь Гуанъяо слышал о Вэй Усяне, тот тоже не сможет.

И все же видеть Ванцзи вновь опустошенным и погруженным в черную тоску Лань Сичэню отчаянно не хотелось.

— Им просто нужно испытание, — пытаясь его утешить, предположил Цзинь Гуанъяо. — Не все могут разглядеть свою любовь с первого взгляда. Некоторым необходимо преодолевать трудности, чтобы осознать, какое сокровище им досталось.

Помолчав немного, он признался:

— Если бы не А-Юй, я бы никогда не осмелился признаться тебе в своих чувствах. Я видел твою доброту, я даже знал, что дорог тебе… Но никогда, даже в самых смелых своих фантазиях, я и предположить не мог, что в этом есть нечто большее, чем обычная дружба или даже братство. Мне казалось, что я просто не могу удостоиться такого счастья, как быть любимым тобой.

Лань Сичэнь прижал его к себе и зарылся носом в макушку, благо, оставаясь с ним наедине, Цзинь Гуанъяо не носил головного убора.

— Ты прав, — признал Лань Сичэнь. — Я бы тоже никогда не посмел сделать первый шаг. Ты всегда был готов исполнить малейшее мое желание, и я боялся, что если я только заикнусь о том, чего хочу, ты просто уступишь мне, надавив на горло собственным чувствам. А я ни за что не хотел бы оскорбить тебя своими мечтами…

Цзинь Гуанъяо тихонько рассмеялся и потерся щекой о грудь, затянутую в небесно-голубой шелк.

— Спасибо А-Юю? — шепнул он, прикрывая глаза и от всей души вдыхая такой родной запах.

— Спасибо молодому господину Мо, — согласился Лань Сичэнь, осторожно приподнимая его голову за подбородок и ласково касаясь приоткрывшихся навстречу ему губ нежным поцелуем.

========== Глава 31 ==========

Глядя на подземелья Башни Золотого Карпа, легко можно было поверить, что по размерам они ничуть не уступают надземной части. Создавалось впечатление, что первый из Цзиней задался целью поселиться в глубинах недр — и лишь потом опомнился и занялся постройками на поверхности.

Лань Сичэню под землей было тесно. Не то чтобы он совсем не переносил замкнутых пространств, однако осознание, что над ним находится не небо и даже не потолок, а плотная толща земли, его угнетало. И все же Лань Сичэнь понимал, что чувствует себя лучше, чем А-Яо. Тому больше не было нужды прятать лицопод гримом, и состояние его значительно улучшилось за последние дни, однако сейчас он был неестественно бледен, а дыхание с его губ слетало прерывисто.

— Мы могли бы подождать еще немного, — предложил Лань Сичэнь ласково, однако от звуков его голоса задумавшийся А-Яо едва не подскочил на месте.

— Н-нет… Нет, не стоит! — нервно улыбнувшись, отказался он. — Тебе скоро уезжать, эргэ, а я не смогу спать спокойно, помня, что дагэ… Что дагэ имел возможность упокоиться — но не получил ее из-за моего малодушия.

— К тому же, — тут его улыбка стала более уверенной, — если вдруг Лань Ванцзи на мгновение отвлечется от Вэй Усяня и спросит, что там с «этими загадочными руками», ты сможешь честно ответить, что вопрос уже полностью решен и ему не о чем беспокоиться.

— Это точно, — согласился Лань Сичэнь, думая про себя, что от молодого господина Вэя Ванцзи отвлечется еще не скоро.

Однако А-Яо все же был прав. Лань Сичэнь и сам понимал, что его долг как брата — помочь дагэ упокоиться с миром. Что бы ни происходило в прошлом, какие бы обиды ни пролегли между ними тремя когда-то — не дело лишать человека посмертия и возможности переродиться вновь.

А-Яо отвел его в самые дальние закутки подземелий, по ощущениям Лань Сичэня — примерно туда же, где молодой господин Мо проводил финальный ритуал обмена телами. Возможно, это даже был тот же зал, но следов крови тут нигде не наблюдалось.

Глава ордена Су ожидал их, проверяя струны на гуцине. Лань Сичэнь бросил на А-Яо вопросительный взгляд, и получил взамен робкую улыбку.

— Дагэ очень силен, — смущенно пояснил А-Яо. — Ты сильный заклинатель, эргэ, но кто-то обязательно должен быть на подстраховке. Увы, я не сумею оказать тебе поддержку, а Миншань отлично управляется с гуцинем.

Насчет «отлично» Лань Сичэнь мог бы высказать свои соображения, однако сдержался. Для того, кто не являлся урожденным Ланем, Су Миншань и правда был достаточно неплох. Конечно, Лань Сичэнь предпочел бы, чтобы его страховал Ванцзи, однако ему и в голову не пришло бы позвать брата в эти подземелья.

А страховка, пожалуй, действительно была нужна. А-Яо, стесняясь, объяснил, что именно к нему Не Минцзюэ испытывает особую неприязнь, поэтому при восстановлении будет вести себя не как абстрактный лютый мертвец, а как взявшая след охотничья собака. Одному Лань Сичэню пришлось бы умудриться одновременно проводить обряд упокоения и уберегать одного названого брата от посягательств другого. Однако, если Су Миншань сможет взять на себя защиту, то Лань Сичэнь получит возможность сосредоточиться на обряде полностью.

Лань Сичэнь выложил из рукава пять мешочков цянькунь, А-Яо, с огромными предосторожностями, извлек шестой.

— Их надо… собрать воедино, — глядя на еще пока не развязанные, но уже ведущие себя достаточно беспокойно мешочки, сказал Лань Сичэнь.

— Надо, — эхом повторил А-Яо. На физическом уровне ощущалось, насколько ему хочется держаться от собранной коллекции как можно дальше. — Миншань, ты умеешь шить?

Про то, что Лань Сичэнь шьет ничуть не лучше, чем стирает, А-Яо знал без всяких вопросов. При попытке хоть как-то заштопать порванный им же самим при стирке рукав, Лань Сичэнь едва не загубил его окончательно.

— Я могу попробовать, — не очень уверенно отозвался глава Су. — В смысле, я представляю, как это делается…

— Не надо, — обреченно вздохнул А-Яо. — Боюсь, это не самый подходящий случай для… эм… первого опыта.

Он достал заранее припасенные иглу и нить и выжидательно посмотрел на Лань Сичэня.

— Эргэ, пожалуйста, начинай играть, — попросил он. — Миншань, будь добр, достань сначала торс и одну из конечностей, а затем присоединяйся. Когда я закончу, прервись ненадолго и достань следующую. Голову — последней.

Это были, несомненно, самые странные два часа в жизни Лань Сичэня. Он вынужден был играть, не останавливаясь ни на мгновение — и все равно дагэ, постепенно собираемый воедино, вел себя достаточно беспокойно. Более-менее мирным он становился, лишь когда к нежной мелодии сяо присоединялось решительное звучание гуциня. И все равно Лань Сичэню было отчаянно больно видеть, как тряслись руки А-Яо, одну за другой пришивавшего конечности дагэ к его торсу. Несколько раз ноги едва не пнули его, а руки даже потянулись к горлу в попытке придушить, но каждый раз сяо с гуцинем усиливали свой напор, и А-Яо удалось избегнуть настоящих повреждений.

Постепенно на полу вытянулось такое знакомое Лань Сичэню тело: Не Минцзюэ он видел обнаженным не раз, ибо в Цинхэ имелась привычка мыться всем вместе. Однако Лань Сичэнь уже почти забыл, каким маленьким выглядел А-Яо на фоне старшего брата. Сейчас, когда А-Яо склонился над мощной фигурой, старательно накладывая швы на шею, соединяя тем самым с торсом голову, отчетливо была видна разница.

А-Яо закончил и поспешно отскочил в сторону. Сделал он это очень вовремя, ибо тело Не Минцзюэ содрогнулось и так стремительно подскочило, что, останься А-Яо на месте, его вмазало бы в стену взмахом руки. Гуцинь загремел настойчивее, и Лань Сичэнь вынужден был признать, что музыкальные практики даются главе Су достаточно хорошо. Если его мелодия и звучала чересчур технично, то духовные силы на нее были наложены вполне верно, и результат выходил таким, каким надо.

Сам Лань Сичэнь, оставив защиту Су Миншаню, заиграл на сяо другую мелодию. Дагэ следовало очистить от ненависти и злости, привести его умершее, но все еще полыхающее гневом сердце в умиротворение, способствующее переходу к упокоению.

Не Минцзюэ застыл на месте, возвышаясь среди подземного зала подобно колонне. Его мощное, мускулистое тело выглядело вызывающе нагим между двух людей, облаченных в закрытые белые одеяния. Казалось, будто древнее божество явилось в мир из времен столь давних, что люди в ту пору еще не знакомы были со стыдом.

«Божество» развернулось всем торсом и уставилось прямо в глаза Лань Сичэню. Дыхание сбилось, и сяо вместо чистого звука выдала какой-то жалкий всхлип. Лань Сичэнь не мог разобрать точно, что говорил старший брат одними глазами: упрекал, проклинал, напутствовал или благодарил — однако от этого взгляда его охватил могильный холод.

Пользуясь тем, что сяо на несколько мгновений смолкла, Не Минцзюэ сделал несколько молниеносных шагов в сторону А-Яо, в панике попятившегося от него. Лань Сичэнь, позабыв про инструмент, бросился ему наперерез. Звуки продолжавшего играть гуциня не давали Не Минцзюэ наброситься по-настоящему, однако, когда Лань Сичэнь достиг их, А-Яо уже был почти вдавлен в стену.

— Дагэ… Дагэ, тебе надо уйти! — пытаясь воззвать к поврежденному разуму, взмолился Лань Сичэнь. — Так будет лучше для всех!

Не Минцзюэ, не разжимая рук, вновь посмотрел на него. Его глаза, потемневшие и мутные, сперва, казалось, ничего не выражали. Однако спустя мгновение Лань Сичэнь к своему ужасу почти прочитал в них то, что хотел сказать старший брат:

«Отдай его мне. Я уйду сам. Но отпусти его со мной!»

— Нет!.. — побелевшими губами прошептал Лань Сичэнь. — Не отдам!

Он вновь поднял сяо, не отводя взгляда от глаз Не Минцзюэ. Первые ноты прозвучали хрипло и жалобно: Лань Сичэнь задыхался, и пальцы его дрожали. Но затем мелодия выровнялась, наполняясь духовной силой.

Отпусти. Уходи. Отпусти! Уходи!

Лютого мертвеца проще сперва обезвредить мечом, и лишь потом провести упокоительный обряд. Однако на теле дагэ и без того имелось достаточно ран, а Лань Сичэнь к тому же еще и отчаянно не хотел поднимать меч на того, кто был его другом и братом. И потому он играл, вкладывая в обычно нежные, а теперь столь повелительные звуки сяо все свое желание. Желание покоя для одного брата и счастья для другого.

И руки Не Минцзюэ разжались.

А-Яо съехал спиной по стене, и, достигнув пола, кувырком откатился в сторону. В тот же миг из глаз Не Минцзюэ исчезла последняя искра псевдожизни, и он рухнул, словно статуя с пьедестала.

Дышать стало легче, и Лань Сичэнь только сейчас осознал, насколько вязким и густым был воздух до этого мгновения. Тяжелая темная аура угасла, и тело Не Минцзюэ, лежащее совершенно неподвижно, наконец-то стало просто телом, а не вместилищем мстительной злости.

— Все… — выдохнул, не вставая с пола А-Яо. — Неужели действительно все?

Он поднялся, немного неловко, цепляясь скользящими пальцами за стену — и не отпустил ее, ибо его колени ощутимо подгибались. Лань Сичэнь бросился к нему, подхватывая под руку, прижимая себе. В такой близости отчетливо ощущалось, что сердце А-Яо колотится, словно у загнанного кролика.

В подземном зале вдруг воцарилась звенящая тишина: гуцинь стих. Су Миншань, придерживая руками струны, замер, словно прислушиваясь.

— Действительно все, — подтвердил он через некоторое время. — Покойный глава Не теперь… по-настоящему покойный.

— Его надо будет вернуть обратно в склеп главной семьи Не, — все еще не слишком послушными губами произнес А-Яо. — Миншань, могу ли я попросить тебя?..

Глава Су спокойно кивнул. Он достал мешочек цянькунь и аккуратно упаковал туда огромное неподвижное тело.

— Не беспокойтесь, глава ордена Цзинь, — произнес он таким умиротворяющим тоном, что Лань Сичэнь и сам невольно расслабился. — Если у меня вдруг что-либо не получится, я договорюсь с главой Не. Но, скорее всего, его помощь даже не потребуется.

Он поклонился и вышел, оставив Лань Сичэня с А-Яо наедине. Те посмотрели друг на друга.

— Спасибо, — шепнул А-Яо. — Эргэ, я…

— Ш-ш-ш!.. Не надо, — мягко попросил Лань Сичэнь. — Я виноват перед дагэ ничуть не меньше. И перед тобой тоже! Все, что я сделал сейчас, — я сделал слишком поздно.

Они покинули подземелья вместе, и снаружи Лань Сичэнь наконец-то смог вдохнуть полной грудью. Он от души наслаждался теплым солнцем, с безоблачного неба поливающим своими лучами безбрежное море пионов, когда в него внезапно врезалось чье-то тело.

Первым движением Лань Сичэня было задвинуть А-Яо себе за спину — и лишь потом он сообразил, насколько неприлично это смотрелось со стороны. У А-Яо имелась своя репутация, и не следовало обходиться с ним как с трепетной барышней.

Однако оказалось, что думать о них плохо было некому: в Лань Сичэня на полной скорости впечатался Вэй Усянь. Лань Сичэню было нелегко привыкнуть, что в этом теле теперь находится больше не А-Яо и даже не Мо Сюаньюй, но из Вэй Усяня получился настолько плохой актер, что его собственные черты с легкостью затмевали всех предыдущих владельцев.

— Молодой господин Вэй, вы куда-то торопитесь? — вежливо поинтересовался Лань Сичэнь, помогая Вэй Усяню восстановить равновесие.

— А… Да не так чтобы очень… — кривовато улыбнувшись, отозвался тот и несколько нервно оглянулся назад, словно ожидая преследования. — Просто, знаете ли, ваш брат временами бывает так настойчив…

Лань Сичэнь с трудом подавил грозящее вырваться наружу разочарование.

— Уверен, Ванцзи не пытается принудить вас ни к чему… недостойному, — тщательно подбирая слова, осторожно предположил он.

— О, вовсе нет! — хохотнул Вэй Усянь. — Просто беспрестанно зазывает меня в Облачные Глубины… А что я там буду делать? Я столько раз переписывал ваши правила, что до сих пор помню их все, несмотря на свою дырявую память!

— Там новые появились, — невинно оповестил его из-за спины Лань Сичэня А-Яо. — Вы могли бы пополнить коллекцию своих знаний.

Вэй Усянь поперхнулся воздухом, а Лань Сичэнь не знал, восхищаться ему ироничностью А-Яо или возмутиться ехидному намеку.

— Нет уж, благодарю покорно! — сумел наконец выдавить из себя Вэй Усянь. — Мне и трех тысяч хватило!..

— Тогда… — А-Яо наконец выступил из-за спины Лань Сичэня и обезоруживающе улыбнулся. — Возможно, вы позволите мне… вернуть вам кое-что?

— Вернуть? — нахмурился Вэй Усянь и вдруг оживился: — Мою флейту, да? Она у вас?

— Нет, — с искренним сожалением покачал головой А-Яо. — Ваша флейта, к сожалению, у Цзян Ваньиня. Вам придется как-то наладить отношения с братом, если желаете заполучить ее обратно.

— То есть я не получу ее никогда, — поникнув, пробормотал себе под нос Вэй Усянь, а потом добавил чуть громче: — Ну а записи меня не интересуют. Можете оставить их себе, если они так вам нужны.

— Нет, не записи, — А-Яо позволил себе тонкую улыбку. — Я вынужден заранее попросить вас поверить, молодой господин Вэй, что в сложившейся ситуации нет моей вины. Все произошло до того, как я получил хоть какое-то влияние в ордене Цзинь — а после просто не знал, что делать с доставшимся мне… гхм… наследием.

— Выражайтесь яснее, — нахмурился Вэй Усянь. — Ваши цзиньские церемонии только запутывают все еще больше.

А-Яо едва заметно пожал плечами и произнес прямо:

— Вэнь Цюнлинь.

— Вэнь Цюнлинь… Вэнь Нин? — глаза Вэй Усяня сперва удивленно округлились, а потом гневно сузились. — Которого вы убили… дважды?

А-Яо вскинул руки, а Лань Сичэнь, незаметно для самого себя придвинулся поближе к нему, чтобы в случае чего загородить собой.

— Первый раз это была случайность, — мягко произнес А-Яо и тут же поспешно добавил: — Роковая случайность, я согласен! Но все же моей вины в этом нет… Что же касается второго раза — отец сперва не захотел упокоить Призрачного Генерала, а после, когда выяснилось, что командовать он им все равно не сможет, и не сумел.

— То есть вы хотите сказать, что Вэнь Нин… — начал Вэй Усянь, и глаза его загорелись надеждой.

— У нас в подземельях, — признался ему А-Яо. — Нам пришлось сковать его и запереть, потому что управиться со столь мощным лютым мертвецом никто не мог… Но если вы, молодой господин Вэй, подтвердите, что он никому не принесет вреда, я отпущу его с вами.

Лань Сичэнь посмотрел на А-Яо в тревоге, и тот, словно почувствовав это беспокойство, нащупал его ладонь и ободряюще пожал ее.

— То есть — мы сможем просто уйти? — оживившись, подскочил на месте Вэй Усянь. — Вот просто так взять и уйти?

— Да, — невинно улыбнулся ему А-Яо. — При одном условии.

— Каком? — Вэй Усянь тут же насупился с подозрением.

— Хотя бы на первых порах возьмите себе в попутчики Ханьгуан-цзюня, — безмятежно попросил А-Яо. — Я доверяю вам, но все же Вэнь Цюнлинь провел в заточении тринадцать лет, а золотое ядро в этом теле довольно слабое. Если вдруг — вдруг — что-то пойдет не так, вы сами, скорее всего, не сумеете его остановить. Ханьгуан-цзюнь — искусный заклинатель, к тому же в игре на гуцине ему нет равных. Он сможет помочь вам и Вэнь Цюнлиню, не нанося при этом физического вреда, — и одновременно защитит окружающих от опасности.

— Вэнь Нин не опасен, — продолжал хмуриться Вэй Усянь, лицо его приобрело упрямое выражение.

— Я понимаю, что вы в это верите, — мягко согласился А-Яо. — И даже допускаю, что вы правы. Но вспомните, как вы думали, что с Тигриной печатью тоже можете управиться, — и каков был итог?

Это был жестокий удар, и Вэй Усянь содрогнулся всем телом. Он поджал губы, с тоской глядя куда-то вдаль, и даже плечи его устало опустились.

— Мы не всегда можем трезво оценить свои силы, — голос Яо прозвучал сочувственно. — Я ни в коем случае не хотел вас упрекнуть… хотя жертвы тогда и правда были колоссальные. Я верю, что с Призрачным Генералом вас связывают достаточно тесные узы, но… Но все же буду спать спокойнее, зная, что по моей вине точно никто не погибнет. Ведь, согласитесь, если я отпущу вас вместе с ним на все четыре стороны, то возможная вина за его деяния будет лежать и на мне?

— Что ж… — вздохнул Вэй Усянь. — В этом есть своя правда. Но… Разве Лань Чжань захочет странствовать со мною?

— Захочет! — поспешно выпалил Лань Сичэнь. — То есть… Мой брат и так большую часть времени путешествует по миру, помогая всем нуждающимся.

— Но обрадуется ли он компании? — продолжал сомневаться Вэй Усянь. — Тем более такой как мы с Вэнь Нином. Лань Чжань ведь всегда был таким… самодостаточным?

Лань Сичэнь готов был взвыть от отчаянья, и, судя по тому, как напряглась рука А-Яо, все еще сжимавшая его ладонь, он был не одинок в своих эмоциях.

Именно этот момент выбрал Ванцзи, чтобы появиться из-за ближайших кустов. Походку Лань Ванцзи нельзя было назвать чересчур поспешной, однако шел он достаточно быстро. Лишь увидев Вэй Усяня, Ванцзи снизил скорость и конец пути проделал более степенным шагом.

— Ванцзи! — с надеждой вскинулся Лань Сичэнь. — Молодой господин Вэй собирается отправиться в странствие. Ты же составишь ему компанию?

— Да, — моментально отозвался брат, ни на мгновение не задумываясь. Впрочем, Лань Сичэнь не сомневался, что тот согласился бы отправиться хоть на край света, лишь бы со своим возлюбленным.

— Эм, Лань Чжань… — неловко начал Вэй Усянь. — Тут такое дело… Со мною Вэнь Нин будет!

Лань Сичэнь мог бы поклясться, что глаза его брата сверкнули молниями не хуже, чем Цзыдянь Цзян Ваньиня. Однако для всех прочих лицо Ванцзи осталось все таким же спокойным и равнодушным.

— Я пойду с Вэй Ином, — твердо произнес Лань Ванцзи, и Лань Сичэню в его голосе почувствовалась скрытая угроза. Пожалуй, окажись Лань Сичэнь на месте Призрачного Генерала, он постарался бы убраться с дороги брата как можно скорее.

— Ну, тогда я согласен! — заявил ничего не подозревающий Вэй Усянь, оборачиваясь к А-Яо.

Лань Сичэнь с облегчением перевел дыхание — и не сомневался, что А-Яо вздохнул с ним в унисон.

========== Эпилог ==========

Шесть лет спустя

Путем хитрых манипуляций Цзинь Гуанъяо год за годом удавалось сделать так, чтобы Советы кланов не проводились в Цинхэ Не. Однако на этот раз звезды не сложились, и именно Нечистой Юдоли выпала честь принимать гостей.

Впрочем, следовало признать, что Мо Сюаньюй обжился в роли Не Хуайсана достаточно хорошо. По крайней мере, за прошедшие шесть лет никакого шума с той стороны не доносилось, а сам Мо Сюаньюй жаловался только на одно.

Цзинь Гуанъяо до сих пор помнил этот момент во всех красках, но так и не решил, смех он вызывает у него или слезы.

Буквально через месяц после того, как Не Минцзюэ упокоился, а Лань Ванцзи с его Вэй Усянем и освобожденным Призрачным Генералом удалось спровадить в странствия, в Башню Золотого Карпа вернулся Мо Сюаньюй и тут же первым делом бросился в объятия старшего брата. Для сторонних наблюдателей в этом не было ничего необычного, и все же Цзинь Гуанъяо поспешил увести рыдающего «Не Хуайсана» подальше от любопытных глаз.

— Не встает! — заливал слезами его ханьфу уже в кабинете Мо Сюаньюй. — Не встает!

Зная, что волнует его братца в первую очередь — это, к сожалению, Мо Сюаньюй в полной мере унаследовал от отца, — Цзинь Гуанъяо обреченно уточнил:

— Что, Хуайсан был импотентом?

Мо Сюаньюй замер в его объятиях. Глаза его ошарашенно округлились, что сделало лицо Не Хуайсана похожим на совенка, а затем он растерянно произнес:

— Н-нет… Пожалуй, что нет…

— Значит, все не так плохо, — подбодрил его Цзинь Гуанъяо и погладил по голове.

Мо Сюаньюй только всхлипнул и прижался поплотнее, однако, на удивление, не пытался, как раньше, неприлично ерзать в братских объятиях.

— Тогда в чем же проблема? — мягко подтолкнул его к продолжению Цзинь Гуанъяо.

И выяснил то, без чего вполне мог бы обойтись.

Оказалось, что у Не Хуайсана совершенно не вставало на мужиков. Все весенние картинки с обрезанными рукавами, что у него хранились, он завел либо из чисто научного интереса, либо для коллекции, либо специально для Мо Сюаньюя. Его самого они абсолютно не возбуждали.

Как не возбуждали и обнаженные воины Цинхэ Не в купальнях. Поначалу Мо Сюаньюй решил, что это из-за их размеров. Он сам не любил чересчур высоких и накачанных мужчин, предпочитая более изящные фигуры. Но даже когда ему удалось отыскать в Нечистой Юдоли симпатичных юношей приемлемых габаритов, это все равно не привело ни к чему хорошему. Глазу было приятно, и в голове фантазии расцветали — но нефритовый жезл оставался равнодушным.

— Как жить, Яо-гэ? — рыдал Мо Сюаньюй. — Как жить?! Я так хотел быть с тобой… и, ладно, с эргэ — но ведь не получится же!

Цзинь Гуанъяо незаметно вздохнул с облегчением. Неуемная тяга его братца испробовать «секс на троих» пугала в первую очередь из-за того, что Мо Сюаньюй умел быть весьма настойчивым, а они с Лань Сичэнем чувствовали себя в долгу перед ним. Однако теперь по всему выходило, что бояться им больше нечего.

— Может, тебе стоит обратить свое внимание на девушек? — дипломатично предложил Цзинь Гуанъяо.

На самом деле это был бы отличный вариант. Каким бы идеальным актером ни являлся Мо Сюаньюй, он не общался с Не Хуайсаном по-настоящему близко и не знал, каким тот был у себя дома. Конечно, Хуайсан был немного взбалмошным, но рано или поздно отличия в поведении могут броситься окружающим в глаза. А вот если он влюбится в кого-нибудь, то все изменения можно будет списать на романтическую привязанность.

А если у главы Не вдобавок ко всему еще и дети появятся, то тут заткнутся даже самые подозрительные рты.

— Двужопые чудовища, — проворчал Мо Сюаньюй, пряча нос на его груди. — Неинтересно!

— Ты уверен? — вкрадчиво поинтересовался Цзинь Гуанъяо. — Ты проверял?

Мо Сюаньюй покачал головой. Разумеется, не проверял. Весенние картинки с разнополыми парами он даже и не трогал, а живых женщин в Нечистой Юдоли всегда было немного. По крайней мере, таких, которые не раскатали бы хлипкого главу за непристойное предложение — заклинательницы Цинхэ Не обычно тоже отличались крепким телосложением и крутым нравом.

Цзинь Гуанъяо вздохнул и, с некоторым трудом выпутавшись из братских объятий, достал несколько сборников. Их он припас для А-Лина после того, как Цзян Ваньинь в достаточно грубой форме выразил пожелание, чтобы его племянника не смели таскать по борделям. Не то чтобы Цзинь Гуанъяо собирался с А-Лином в бордель — у него имелась к ним стойкая неприязнь — однако как-то образовывать мальчика было надо. До недавнего времени у Цзинь Гуанъяо еще оставалась робкая надежда, что А-Лин все-таки найдет себе приятелей и просветится в чисто юношеском коллективе, однако после того, как А-Лин неожиданно сдружился с адептами ордена Лань, и эта надежда пошла прахом. У Ланей глава почти до сорока лет проходил девственником, что же говорить о юной поросли?

Пришлось запастись подходящей литературой: не слишком замысловатой, а такой, чтобы даже неискушенный подросток понял, что там к чему, как и зачем. Правда, помня о чересчур вспыльчивом главе Цзян, Цзинь Гуанъяо собирался подкинуть племяннику весенние картинки незаметно. Руки до этого пока не дошли, поэтому первым их увидел Мо Сюаньюй.

Тот начал листать страницы достаточно равнодушно, однако вскоре его взгляд стал гораздо более заинтересованным. Через некоторое время он даже заерзал на своем месте и пару раз сменил положение, словно ему стало не слишком удобно сидеть.

— Ну как? — поинтересовался наконец Цзинь Гуанъяо, когда Мо Сюаньюй добрался до финала и задержал какой-то особенно задумчивый взгляд на одной из последних картинок.

— А знаешь… — протянул Мо Сюаньюй в растерянности. — Оно, в общем-то, ничего так…

— Попробуй, — настойчиво посоветовал ему Цзинь Гуанъяо. — В конце концов, у женщин тоже есть задние врата, поэтому, возможно, стоит начать с этой стороны?

Мо Сюаньюй рассеянно кивнул, и на этом их разговор в тот день закончился.

А спустя полгода Мо Сюаньюй вновь появился в Башне Золотого Карпа, представляя Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэню миловидную девушку.

— Женюсь! — гордо заявил Мо Сюаньюй, а потом, не сдержавшись, заговорщицким шепотом добавил: — Вообще-то для всех — уже женился. А то некрасиво получается…

Это было правдой: «девушка» пребывала уже далеко не на первом месяце. Ее саму, впрочем, это совершенно не беспокоило. Она улыбалась безмятежно, и очаровательные ямочки на щеках делали эту улыбку невинной и обаятельной. Цзинь Гуанъяо, к своему смущению, подметил и другие схожие с собой черты: портретного сходства, разумеется, не имелось, однако типаж у них с будущей женой «главы Не», несомненно, был одним и тем же.

Самым ярким отличием являлась грудь. Она у достаточно высокой — для девушки — невесты была весьма пышной, и Мо Сюаньюй нет-нет да поглядывал на нее с вожделением.

— Понимаешь, — пожаловался он Цзинь Гуанъяо вечером в кабинете за кувшином вина, — ему вот такие нравятся. Чтобы с шариками! Чтобы зарыться в них сперва лицом, а потом и…

Цзинь Гуанъяо поспешно впихнул ему новую чарку, и Мо Сюаньюй выпил залпом, мечтательно причмокнув.

А еще через несколько месяцев выяснилось, что он взял себе наложницу. Пока его супруга дохаживала свой срок, Мо Сюаньюй обратил свою пылкость на другую девушку — и неожиданно сделал ребенка и ей. Идти по стопам своего отца Мо Сюаньюй решительно не желал и собирался взять на себя ответственность за всех своих детей.

И все же пожаловаться старшему брату он не преминул:

— С женщинами так тяжело! — вздыхал он при очередной встрече. — Ну вот какому мужику придет в голову забеременеть? Никакому! А эти залетают и залетают…

Первая жена подарила Мо Сюаньюю сына, вторая — девочек-близняшек. А затем они умудрились понести обе сразу, и их семья как-то неожиданно пополнилась третьей девушкой. Жили они все вместе достаточно мирно, ибо сам Мо Сюаньюй и в новом облике сохранил свои добродушие и незлобивость, да и жены у него подобрались под стать ему. Тихой, правда, их жизнь назвать было трудно, ибо в доме, где пребывают уже шестеро детей, о тишине мечтать не приходится.

— Если дело и дальше пойдет так, — поделился Цзинь Гуанъяо соображениями с Лань Сичэнем, то в Поднебесной останутся только потомки Цзиней и потомки Не.

— Однако молодой господин Мо — тоже Цзинь… — начал было возражать Лань Сичэнь и осекся.

— Вот-вот, — покачал головой Цзинь Гуанъяо. — По наследственности-то он сейчас Не.

Они приехали на день раньше всех остальных глав орденов и кланов, и этот вечер стал по-своему семейным. Семейство Не встречало названых братьев со всем радушием, и лишь самый старший из сыновей Мо Сюаньюя взирал на Цзинь Гуанъяо с какой-то мрачной подозрительностью.

— По-моему, я ему не нравлюсь, — заключил Цзинь Гуанъяо растерянно.

Обычно у детей он вызывал симпатию. На самом деле Цзинь Гуанъяо вообще обладал способностью нравиться людям, просто взрослые, помня о том, кто он и какого происхождения, были хоть как-то защищены от его обаяния, но детей он равнодушными не оставлял. Те же младшие Не повисли на нем буквально сразу.

— Он просто застенчивый, — попытался оправдать угрюмого мальчика Лань Сичэнь, но Мо Сюаньюй тут же легкомысленно выпалил:

— Да он никого не стесняется! Наверное, просто не в духе. Не обращай внимания! Они сейчас поедят и играть убегут.

Девочки так и поступили, а младших унесли укладывать спать. Однако наследник Не продолжал сидеть, обгладывая слишком большую для него кость, и сверлил Цзинь Гуанъяо сердитым взглядом.

— Эргэ… — тихонько шепнул Цзинь Гуанъяо на ухо Лань Сичэню. — Мне кажется, или он очень похож на…

Лань Сичэнь присмотрелся к пятилетнему мальчику и вздрогнул. Конечно, в таком возрасте трудно было сказать наверняка, однако острый взгляд художника не мог не отметить когда-то такие родные черты. В насупленной детской мордашке отчетливо читался знакомый облик.

— Почему бы и нет, — одними губами произнес Лань Сичэнь. — В конце концов, по крови это его племянник…

— А если он в нем переродился? — встревоженно спросил Цзинь Гуанъяо.

Его охватила дрожь, и он поднялся с места. Ему вдруг отчаянно стало не хватать свежего воздуха. Лань Сичэнь встал вслед за ним и подошел ближе, поддерживая морально и оберегая.

Вечер уже подходил к концу, и наследник Не, закончив трапезу, которой отдал должное, тоже поднялся. Он хотел уже уйти, но тут Мо Сюаньюй окликнул его:

— Сынок, а почему ты так и не обнял наших гостей? Нехорошо быть таким букой!

Цзинь Гуанъяо уже подбирал слова, в которых он со всей изысканностью бы выразил, что совершенно спокойно обойдется без объятий, когда наследник Не обернулся и, смерив суровым взглядом, вдруг со всех ног бросился к нему. Еще маленькое, но крепко сбитое тело неслось с такой скоростью, что Цзинь Гуанъяо едва устоял на ногах, а врезавшаяся ему прямо в живот голова заставила задохнуться.

Лань Сичэня обняли гораздо береженее, а затем наследник Не, сохраняя достоинство, утопал по своим делам.

— Он помнит, — потирая живот, пробормотал Цзинь Гуанъяо. — Эргэ, я тебе точно говорю: он помнит!..